Ваше благородие товарищ атаман Александр Евгеньевич Воронцов
        Корона Российской республики #1
        16-летние братья-близнецы в Днепропетровске отправляются искать клад батьки Махно, но в подземном коллекторе из 2019 года внезапно проваливаются в прошлое - в 1919 год. После ряда приключений они попадают в Первую повстанческую армию Нестора Махно, который в это самое время раздумывает, присоединиться ли ему к большевикам. Попаданцы из будущего помогают знаменитому анархисту сделать правильный выбор. История России получила возможность пойти совсем по другому сценарию.
        Йорген
        Корона Российской республики. Ваше благородие товарищ атаман
        
        Глава первая. Клад батьки Махно
        В подземелье было не просто сыро - там было отвратительно сыро. Нет, не так - там было мерзко и сыро. И дело даже не в сырости. (А как ещё должно быть в ливнёвом коллекторе?) Просто всё дело в запахах! Коллектор был старый, но, тем не менее, исправно работавший. В него встроили систему водоотвода дождевой и талой воды с дорожных покрытий, территорий и крыш промышленных и частных строений всего города. Понятное дело, в этот коллектор врезали не только ливнёвку, но и канализационные трубы. Так что запахи были соответствующие. Как говорится, «хорошо в краю родном, пахнет сеном и говном…» Хотя сеном как раз и не пахло. А к канализационной вони примешивались ещё какие-то оттенки, как будто совсем недавно в этом тоннеле полегло немало народу, а с ними погибли полчища крыс, котов, собак и ещё много всякой живности. И все они куда-то были спрятаны. Но вот запах после них спрятать не удалось…
        - Долго ещё мы будем здесь бродить? - прокричал зло Сергей, снова чуть не нырнув в какую-то очередную яму, которую в мутной воде, точнее, в мутных канализационных стоках, угадать было совершенно нереально.
        Александр в этот момент подсвечивал себе вторым фонариком карту и не ответил. Его налобный фонарик «Циклоп», казалось, задыхался от смрада, который окружал диггеров, и часто-часто моргал.
        - Саня, ну сколько можно? Мы тут уже три часа бродим. Пора и перекур сделать! - Сергей подошёл к брату и толкнул его в плечо.
        - Перекур? Тебе мало ароматов? Или ты запахом табака хочешь заглушить это амбрэ? - Александр посмотрел на Сергея и улыбнулся. - Ты, кстати, противогаз доставай, я уже понял, куда мы зашли, надо чуть назад и влево, а там грязи по пояс будет. Мы как раз от Короленко перейдём ближе к Днепру, прямо к Серова.
        - То есть когда дерьмо по колено, это ещё нормалёк, надо, чтобы по шею было? - Сергею улыбаться почему-то не хотелось.
        В отличие от своего брата-близнеца Сашки, он не был всегда таким серьёзным. Разве можно быть таким? Стоит, пялится на тебя, лицо каменное, а потом чего-то как скажет… Поэтому Сергей часто не понимал, когда брат шутит, а когда говорит по делу. Тем более если дело касалось каких-то очень важных вещей…
        Саша и Сергей Юрьевские, закончив школу, решили поступать в Днепропетровский государственный университет на исторический факультет. Только Саша решил стать историком и заниматься научными исследованиями, а вот его брата манила к себе археология. Сергей обожал возиться со всякими древностями, постоянно собирал разные коллекции, причём с военным уклоном - то ножи коллекционировал, то погоны и шевроны всех армий мира. При этом он связался с поисковиками и лазил с ними по раскопам, после чего приносил домой всякое эхо войны - от фляги или россыпи патронов до ржавого штыка или немецкой каски. А однажды притащил целый пулемёт Максима, правда, без лафета и бронещитка. Просто откопал - в буквальном смысле слова - ствол пулемета где-то и притащил домой. Хорошо ещё, что отец у братьев работал в милиции (сначала опером, но потом дорос до заместителя начальника городского управления), а то все те ножи, патроны и прочие «железяки», которые неугомонный Серёга притаскивал домой и которые в Уголовном кодексе трактовались как оружие, довели бы его до вполне реальной уголовной статьи.
        В общем, несмотря на поразительное внешнее сходство, братья были совершенно разными по характеру - спокойный и рассудительный Александр и взбалмошный непоседа Сергей. Даже удивительно, что их интересы сошлись на истории - просто оба любили читать. Причём в первую очередь братья читали книги о приключениях, а уже потом доросли до исторических романов. И вот от Мориса Дрюона, Проспера Мериме, Александра Дюма, Виктора Гюго, Генрика Сенкевича и Вальтера Скотта братья перешли к мемуарам и воспоминаниям тех исторических персон, которые не сочиняли, не придумывали, а писали о том, что пережили.
        Именно Саша, который был более усидчивым, нежели его брат, раскопал изданные в 1936 году в Париже мемуары Нестора Махно, в которых и наткнулся на одно очень интересное воспоминание знаменитого атамана. В потоке теоретических рассуждений Нестора Ивановича о революции, анархизме, войне, а также среди его живых и ярких описаний боевых действий и своих соратников Саша внезапно прочитал какие-то намеки о некой казне атамана Григорьева. Нестор Иванович писал, что после того, как части Красной армии выбили Григорьева из Екатеринослава, его хлопцам пришлось спрятать казну атамана в подземном тоннеле. Одним словом, Саша Юрьевский ухватился за это воспоминание Нестора Ивановича и стал дальше копать в данном направлении. Естественно, своими мыслями он поделился с братом. Тот также заинтересовался кладом.
        Но поскольку Сергей был и так одержим кладоискательством - оттого вечно пропадал на различных раскопках, - его больше интересовала практическая сторона дела. Вначале он усомнился в достоверности полученной Александром информации. Раскладывая у себя дома на столе карты и архивные записи, которые ушлый Саня притащил из городской библиотеки, где рылся в архивах, братья отчаянно спорили.
        - Да я тоже что-то помню. Просто сам Махно в своих воспоминаниях упоминал про казну атамана Григорьева как-то вскользь. Ведь никто нигде не писал, что Махно приказал спрятать казну атамана в подземном тоннеле, - Сергей вопросительно посмотрел на брата.
        - Ещё бы! Кто ж про такое напишет? - Саша рассмеялся. - Ты чего опять начинаешь? Я же тебе всё рассказал.
        - Да вот в том-то и дело, что только рассказал! - с досадой ответил Сергей. - Где гарантия того, что вообще этот клад существует? Какой смысл было прятать эту григорьевскую казну, да ещё в коллекторе? За столько лет там столько воды утекло в прямом и переносном смысле. И не только воды! Там дерьма по колено, а коллектор тот заброшен давно.
        Саша пожал плечами.
        - Вот именно! На то и расчёт был, что не полезет в коллектор никто. А смысл какой был спрятать эту казну? Да самый прямой! Видимо, Махно не хотел делиться с большевиками григорьевским золотом. А может, не хотел открыто присваивать его себе. Ведь Григорьев со своими бандитами постоянно устраивал еврейские погромы. Ты же помнишь, как Батька протестовал против этих выходок атамана. В Гуляй-Поле евреи как раз входили в первые отряды самообороны. Да и среди его соратников полно было евреев, тот же Лёва Задов…
        - Саня, какой Лёва Задов? Что ты байки повторяешь? А ещё будущий историк. Лёва Зиньковский! Точнее, Лев Николаевич Юдкович, он же Лейб бен Иехуда Зодов. Был бы у Махно начальником контрразведки человек с фамилией Задов, щас! - Сергей от возмущения даже повысил на брата голос.
        - Ладно, не кипятись, я по привычке. Недавно фильм посмотрел. Толстой вот увековечил соратника Махно… Кстати, он не контрразведку возглавлял, а разведку. Наврали и Толстой, и режиссёры.
        - А ты какой фильм смотрел? Рошаля? Или этот дурацкий современный сериал, который россияне сняли? - Сергей саркастически улыбнулся.
        - Нет, я эти новоделы не смотрю, я как глянул первую серию этого, так сказать, сериала, так и выключил сразу. Я советский фильм семьдесят седьмого года посмотрел, режиссера Ордынского, с Ножкиным и Соломиным в главных ролях. Вот там всё более-менее по правде. Кроме Махно и его заместителя, конечно. Вот там наврали!
        Тут Саша прервал сам себя и стукнул кулаком по столу.
        - Блин, снова ты меня отвлёк. Мы о чем с тобой говорим? Об исторической правде! Так вот, евреев у Махно полно было. Кроме Зиньковского главный идеолог анархизма у него был Всеволод Волин, он же Эйхенбаум, председатель Гуляйпольского совета Павел Коган. Так что присваивать себе золото с еврейских погромов Махно было явно не комильфо. - Саша снова развернул на столе карту и стал листать документы.
        - Короче, вот карта, я там пометки сделал. Вот воспоминания соратника Махно Петра Аршинова «История махновского движения». А вот книга члена махновского культпросветотдела Михаила Топера, где он упоминает о взятии Екатеринослава Красной армией. И там Топер как раз пишет об исчезновении казны атамана Григорьева. Так что давай собирать факты и наносить все упоминания о кладе на карту.
        …Саша ещё раз подсветил карту, на этот раз для Сергея.
        - Серый, смотри. От улицы Воскресенской дальше стоки выходят на угол улицы Короленко и поворачивают на Московскую. Мы уже это место прошли. Конечная точка - набережная Днепра. Туда и впадает ливнёвка. То есть нам надо пройти до Серова. И там должно быть небольшое ответвление. Ты помнишь, в своих воспоминаниях Махно точно место не указывает, а только вскользь упоминает, что поручил это дело своему соратнику Семёну Каретникову.
        - Да помню я, помню. И Топер писал, что Каретников исполнял наиболее деликатные поручения Махно. Кстати, именно он в июле 1919 года застрелил атамана Григорьева. Наверное, не просто так. Ладно, чего лясы точить, пошли. - Сергей взял фонарик у брата, и пока тот сворачивал и прятал карту, пошёл назад.
        Пройдя метров пятьдесят, братья свернули в одно из ответвлений старого коллектора, на которое они раньше не обратили внимание. Ещё бы, центральный коллектор был огромным тоннелем, и хотя кладоискателям пришлось брести по колено, а иногда и по пояс в воде, фонарики хорошо освещали путь. К тому же не нависал потолок, ибо до него было метров пять - предки всё строили на совесть, с размахом. А вот небольшой тоннель, уходящий влево, был довольно узким и в высоту достигал едва ли двух метров.
        - Блин, мы там еле протиснемся, забито все мусором, - ругнулся Сергей. - Надо было лопаты с собой брать.
        - Ничего, сейчас уже середина мая, основной мусор дожди смыли. Пролезем, - успокоил брата Саша.
        - Так это центральный подземный тоннель очистился от мусора. А мы сейчас свернули на ветку, которая идет к Серова. Сам смотри, здесь всякого говна полно ещё, - огрызнулся Сергей.
        Первый километр действительно был трудным. В коллекторе чего только не было - и мусор, и пластиковые бутылки, и даже ветки деревьев. Они-то как раз в основном и мешали проходу, и братьям приходилось буквально продираться сквозь эти импровизированные завалы.
        - Хорошо, что ОЗК надели. Хоть и парит, но зато без царапин и ссадин, - заметил Саша.
        - Ну, во-первых, не ОЗК, а защитный костюм Л-1. Боюсь, ОЗК пропускал бы… И ты прав: в этом говне не хватало только поцарапаться, инфекцию занести, - согласился с братом Сергей.
        Общевойсковой защитный комплект действительно не совсем подходил для такого путешествия. Поэтому защитный костюм Л-1, который Александр одолжил у знакомых диггеров, действительно выручил братьев. Они не промокли, когда опускались в ливнёвку, да и потом, когда брели, ориентируясь по карте в коллекторе, иногда проваливаясь по пояс, этот костюм прекрасно предохранял не только от сточных вод, но и от всей той грязи, которая десятилетиями накапливалась здесь. И хотя в мае уже было достаточно тепло, здесь, в подземелье, уже через три часа после начала своего путешествия кладоискатели ощутимо продрогли, потому что сначала вспотели, а потом, пребывая постоянно в холодной воде, стали замерзать. Но надо было идти - назад дороги не было…
        Глава вторая. Неожиданное нападение
        Через полчаса тоннель снова стал расширяться. Александр достал карту.
        - Так. Похоже, мы уже вот-вот должны вый ти к Днепру. Мы прошли пересечение Серова и Ленинградской, ну, то есть Стародворянской. Как там раньше Серова называлась? Ага, Клубная. Вот здесь пересечение коллектора и стоков с кирпичного завода, которые выходят через Рыбаковскую балку в ливнёвку и идут прямо в Днепр. Именно здесь надо искать. На месте нынешнего оперного театра раньше была церковь. Вернее, раньше был Яковлевский сквер, а уже за ним церковь. Так вот, именно за церковью и был вход в коллектор. Нам надо пройти сто метров вперед, и слева будет небольшой проход, который вел прямо под эту церковь. Всё, пошли.
        Сергей молча взял у брата фонарик и пошёл вперед. Тоннель заметно расширился, и стало вроде бы даже как-то светлее. Уровень сточных вод понизился и доходил до колен. Идти стало легче.
        - Самое интересное, - Саша не мог долго молчать, - когда я наводил справки у строителей, то они мне сказали, что о безопасности старого коллектора не стоит беспокоиться. В Историческом музее об этом подземном тоннеле знают. Говорят, что построили его 125 лет назад ещё во времена губернатора Андрея Фабра, и его общая длина составляла десять километров.
        - Мы с тобой уже километров двадцать намотали, - огрызнулся Сергей. - Давай, Саня, поменьше болтать, и так дышать нечем. Я уже жалею, что противогазы не надели.
        - Ой-ой, какая ты неженка. Что? Задыхаешься? - подколол Саша брата.
        - Да нет, в противогазе ты бы не болтал, а то у меня от твоих рассуждений уже уши опухли, - улыбнулся Сергей.
        Александр рассмеялся.
        - Всё, молчу-молчу.
        Через десять минут Саша нарушил своё обещание:
        - Так, стоп. Судя по карте, здесь где-то должен быть проход. Слева надо смотреть.
        Сергей стал светить фонариком, однако в темноте сложно было что-то разглядеть. Братья начали медленно продвигаться по левой стенке тоннеля, пытаясь если не разглядеть, то хотя бы нащупать проход.
        - Есть! - внезапно вскрикнул Саша. - Вот проход, только здесь почему-то какие-то доски.
        Сергей подошел к брату. Действительно, слева в стене было ответвление. Но оно было буквально забито старыми досками, ветками деревьев и разным мусором.
        - У меня такое впечатление, что этот ход был когда-то заделан, а потом уже забился мусором… - Сергей устало оперся на какое-то бревно, выступавшее из завала.
        - Ну, наверное, этот ход забросили тогда, когда на месте сквера построили оперный театр. В ливнёвку скинули весь строительный мусор, короче, забили коллектор напрочь. А потом новую систему стоков проложили, и старый коллектор стал ненужным.
        - Так мы в жизни тут не пройдём. Этот завал строительная бригада неделю будет разбирать. И техника нужна. Мы здесь с тобой вдвоём ничего не сможем сделать. - Сергей огорчённо сплюнул. - Стоило по коллектору столько брести. Могли бы просто пройти на место бывшей церкви - результат был бы тот же.
        - Нет, братик, не тот же. Где находилась бывшая церковь, мы знаем плюс-минус лапоть. Зато точно знаем, что под церковью проходил коллектор, и именно туда спускались люди Семёна Каретникова. То есть место указано точно - коллектор под церковью. И мы как раз в этом самом месте - нам осталось пройти метров пятьдесят.
        - И что там?
        - А там как раз и будет схрон. Ну, под церковью. Сверху мы его никогда бы не нашли, скорее всего, там даже нет входа в старую ливнёвку. А снизу мы точно выйдем к тому месту.
        - Как мы выйдем? - Сергей устало посмотрел на брата, направив ему луч фонарика прямо в лицо. - Ты видел, какой тут завал? Как мы его разгребём?
        Саша мягко взял брата за руку и перевёл свет его фонаря на его же рюкзак.
        - Эх, ты, практик. По раскопам он лазил. А гранаты я для чего попросил тебя взять?
        Сергей удивлённо хмыкнул.
        - Вот оно что. Я-то думал, ты гранаты сказал взять для того, чтобы схрон подорвать, если махновцы замуровали клад.
        Саша засмеялся.
        - Ну, для этого тоже. Как там в мультике про кругосветное путешествие было? «Мудрым пользуйся девизом: “Будь готов к любым сюрпризам!”». Вот как раз такой сюрприз. Так, доставай гранаты, только лимонки не трогай, бери эргэшки и немецкие колотушки. Как, «эхо войны» не подведёт? А то как в фильме «Брат», через раз?
        Сергей, доставая из рюкзака гранаты и складывая их на выступ в бетонной стене, переложил фонарик в другую руку и посветил себе на лицо.
        - Не боись, братан, лично всё проверял. Ну, не эти, конечно, а ту партию. На полигон даже специально ездил в Войсковое, заодно и пострелял.
        - Тебе бы только пострелять. Фанатик, - засмеялся Саша.
        - Кто бы говорил. Вон ты свои ножи тоже кидаешь постоянно, а зачем? Нож против пистолета не пляшет, а в ближнем бою и времени не будет его бросить.
        - Ты давай закладку делай, стрелок! - Саша взял фонарик у брата и стал обоими светить на место подготовки взрыва. - Пистолет не всегда под рукой. Опять же, а если патроны кончились. А пара ножей всегда при мне, и спрятать легко, и воспользоваться можно быстро.
        - Ладно-ладно, не буду я снова с тобой спорить. Надоело. Так, всё, давай подумаем, как подрывать будем. Здесь тоннель, во-первых, нас взрывной волной может запросто достать, во-вторых, наверху услышат.
        - Не услышат, я специально подобрал день выхода. Там сейчас наверху как раз идёт ремонт улицы: и асфальт старый снимают, и деревья пилят, короче, шумят - мама не горюй. Гранаты - это тебе не аммонит. А для этих деревяшек, - Саша пренебрежительно махнул рукой в сторону завала, - нашей карманной артиллерии хватит с головой. И как раз хорошо, что есть зазор - мы гранаты положим вглубь завала, а сами пройдем дальше. Так что все осколки и взрывная волна пойдут по прямой в противоположную стену. Гранаты располагай ручками назад, так что основная волна пойдёт именно вперёд. Ну, и в стороны, конечно. Но мусор раскидает, а дальше мы уж сами.
        - В принципе, грамотно… - Сергей бережно укладывал гранаты вглубь завала из досок. - Тогда давай так: я репшнуром кольца вот с этой связки двух эргэшек дёрну, а колотушки сдетонируют. Разлёт осколков примерно метров двадцать пять, так что отойдём метров на сорок, как раз я взял сороковку шнура. Звук будет несильным, так, хлопок - это же старая граната, РГ-42. РГД-5 шумит больше, но их сложнее достать. Эти консервные банки я у прапора одного выменял.
        - А немецкие у кого дёрнул? - спросил Саша.
        - Не дёрнул, а честно выиграл в карты, - хохотнул Сергей. - У копателей выиграл, у кого же ещё? Так что всё нормально. Ладно, давай, отходим. Не забудь в уши вставить беруши.
        Саша вставил ватные тампоны себе в уши, помог это сделать Сергею, затем взял свой рюкзак и рюкзак брата и пошёл вперёд по направлению к Днепру, освещая одним фонариком себе путь, а другим подсвечивая дорогу своему брату. За ним, пятясь и разматывая репшнур, шёл Сергей. Когда шнур закончился, он скомандовал:
        - Стоп! Нормальная дистанция. Подрываем!
        Он резко дёрнул шнур и присел. То же самое сделал и Саша.
        Взрыв прозвучал довольно громко - всё же это был тоннель, замкнутое пространство. Непонятно откуда вдруг вместе с дымом из бокового тоннеля взметнулась туча пыли. На месте взрыва моментально выросло дымное облако.
        - Бл… забыл, что в тоннеле звук громче… по ушам врезало… - выругался Сергей.
        - Да, на полигоне намного тише было, - тут же отозвался Саша. - Кстати, ты не почувствовал? Мне показалось, что детонация какая-то странная была. Не один взрыв, а как бы три - один за другим. Вначале тюкнуло негромко, такой как бы щелчок, как кнутом, а потом уже были второй и третий.
        - Да, я обратил внимание, но думал, что от эргэшек немецкие колотушки бахнули. Ладно, пошли, посмотрим, что там… - Сергей хотел было пойти обратно, но брат его остановил.
        - Нет, давай постоим, облако это уйдёт, тогда пойдём. Вдруг там не все рванули… - Саша всегда отличался рассудительностью и никогда не спешил.
        Братья постояли ещё минут пять, дым постепенно рассеялся, и они вернулись к месту завала. Однако, когда они подошли ближе, их глазам открылась странная картина: никакого завала не было. Перед ними был открытый тоннель, в который легко и свободно мог зайти человек, даже не наклоняясь. Высота прохода была около двух метров.
        - Ну, дела! Я знал, что эргэшки наши мощные, но чтобы вот так… - Сергей в недоумении опустил капюшон ОЗК и почесал рукой лоб. - Смотри, Саня, никаких следов не осталось. Ни от гранат, ни от завала… Не может такого быть!
        - Ты прав, что-то ведь должно было остаться… - Саша прошёл немного вперёд, осмотрелся.
        Тоннель был пуст. Мало того, куда-то ушла вода, которая ещё пять минут назад доходила братьям до колен. Сейчас высота подземных стоков еле покрывала ступни ног. Всё это было в высшей степени странно.
        - Ладно, потом подумаем про все эти странности, а пока пошли по тоннелю. Через пятьдесят метров как раз должно быть то место, о котором я тебе говорил… - Саша протянул один рюкзак брату и зашагал вперёд по боковому проходу.
        Действительно, вскоре впереди забрезжил какой-то свет. Но удивительное дело: с каждым шагом в тоннеле было всё светлее, и он как бы становился более наклонным. В то же время откуда-то сверху доносился какой-то шум. Это был не шум строительных работ, не шум проезжающего транспорта, нет, это был совсем другой шум. Какие-то сухие щелчки и отдалённый грохот, напоминавший гром.
        - Странно, синоптики не обещали дождь, а как по мне, так гроза наверху начинается, - пробормотал Саша, ускоряя шаг.
        И вдруг впереди они заметили несколько человек, которые копошились в тоннеле. Один из них поднял голову и увидел приближающихся Сергея и Сашу. Он вскочил и внезапно протянул руку в их направлении, что-то выкрикивая. Группа людей вмиг разлетелась в стороны, как стая ворон. А рука незнакомца дёрнулась, и рядом с Сашей что-то щёлкнуло.
        - Назад! Они стреляют! - скорее понял Саша слова своего брата, который, оттолкнув его в сторону, что-то бросил в направлении незнакомцев.
        Сергей, сделав бросок, упал, увлекая брата за собой, прямо в воду. Их защитные костюмы не позволили им промокнуть, но всё же было неприятно - грязная жижа плюхнула братьям в лицо. В этот момент впереди мелькнула вспышка и раздался взрыв.
        «Серёга кинул гранату», - запоздало подумал Саша.
        По тоннелю пронесся вихрь, брызнули осколки. Сергей резко подорвался, таща брата за собой, однако Саша уже справился с ситуацией и самостоятельно рванулся вперёд. Какие-то тридцать метров братья одолели буквально за 10 секунд. Их глазам предстала печальная картина: на камнях, которыми было вымощено дно тоннеля, валялись три человека. Один явно был мёртв, его поза с неестественно вывернутой рукой и развороченным животом говорила сама за себя. Двое других были живы, но получили свою порцию осколков: один лежал без движения и только тихонько стонал, второй пытался подняться, однако у него не получалось - правая нога, похоже, была раздроблена.
        - Серега, ты что? Это же криминал! Нас посадят, и отец не спасёт! Ты же в них гранату бросил! - заорал Саша.
        Только теперь он понял, почему так плохо слышит и стоны, и до этого взрыв - в ушах у него до сих пор стояли ватные беруши. Саша трясущимися руками стал выковыривать затычки из ушей. И вдруг он понял, что Сергей уже несколько секунд ему что-то орёт прямо в ухо.
        - …стреляли! Понимаешь, они стреляли в тебя! Какой на хрен криминал, ты на их одежду посмотри! - Сергей бросился переворачивать тело убитого гражданина.
        Только сейчас Саша заметил, что одеты были незнакомцы более чем странно - гимнастёрки, шинели, какие-то кожушки. А самое главное, на одном красовалась совершенно нелепая казацкая папаха. И ещё рядом с ними лежало настоящее оружие - винтовки, сабли, револьвер. Видимо, именно из этого револьвера стрелял в него один из этих граждан.
        - Саня, очнись. Тебя что, контузило? Я как увидел, что этот, - он махнул рукой в сторону мертвеца, - в тебя целится, сразу схватил «эфку», кольцо дёрнул и бросил. И, видимо, прямо в него и попал. Вот он и дёрнулся, промазал. Он бы тебя тут запросто положил, понимаешь? - Сергей продолжал орать, видимо, все ещё не переключившись после короткого боя.
        Саша жестом показал брату замолчать, потом вытащил из его ушей беруши, выбросил их в сторону и спокойно сказал:
        - Серёга, спасибо тебе, конечно. Спас! Но при чём тут их одежда? Ты думаешь, в суде можно будет списать на это как на смягчающее обстоятельство? Типа меня взбесила их одежда, и я бросил в них гранату? Кстати, за незаконное хранение ещё срок впаяют.
        Сергей недоумённо посмотрел на Сашу. Потом вдруг засмеялся.
        - Да, братан, остроумно. Только не будет суда, как мне кажется. Если, конечно, это не какие-то там ролевики и реконструкторы. Хотя чего им здесь, в центре Днепропетровска, делать? Это, Саня, махновцы. Те самые, настоящие, понимаешь? Вот этот, - он показал на мёртвого, - и есть Семён Каретников. Я его хорошо запомнил по архивным фото. Так что каким-то образом мы с тобой попали в прошлое. В тот самый момент, когда они прятали казну атамана Григорьева. А вот, кстати, и она. - И Сергей указал ногой на какой-то небольшой сундучок. Крышка его была открыта, а вокруг на булыжниках валялись монеты, бусы и прочие безделушки.
        - Ни х… себе, - только и смог сказать Саша.
        Глава третья. Прыжок назад длиной в сто лет
        В городе шла пальба. Звуки, похожие на раскаты грома, на самом деле оказались артиллерийской канонадой.
        - Пархоменко город берёт. Судя по всему, мы попали в прошлое в тот же день, когда и вошли в тоннель. Значит, сегодня двенадцатое мая девятнадцатого года. - Саша посмотрел на карту. - Мы сейчас находимся рядом с выходом из коллектора на Серова, то есть на Клубной. Наверху, чуть дальше - церковь и Яковлевский сквер. Мы выйдем сейчас к церкви и в сквере отсидимся. А то шлёпнут нас запросто. Махновцев в городе мало: после того как атаман Григорьев поднял мятеж и выбил Красную армию из Екатеринослава, часть анархистов перешла на его сторону. Поэтому батька и вывел свои части.
        - Ничего, Махно, когда его позже, в июне, красные кинут, с Григорьевым снова подружится, - заметил Сергей, проверяя наличие патронов в нагане, из которого совсем недавно Семён Каретников чуть было не застрелил его брата.
        - Ну да, а потом сам же Махно застрелит Григорьева. Кстати, парадокс: в нашей истории этот Семён Каретников и стрелял в Григорьева. А ты его кокнул. Кто теперь убьёт атамана? - не к месту вдруг спросил Саша брата.
        - Какая на хрен разница! Лишь бы нас с тобой никто не кокнул сейчас.
        Сергей разложил в каменной нише два револьвера («Смит и Вессон» с наганом), винтовку системы Мосина, или трёхлинейку, и ещё одну винтовку системы Бердана.
        - Вот весь наш арсенал, но, я думаю, винтовки мы точно оставим здесь. Впрочем, револьверы, скорее всего, тоже бросим.
        Саша внимательно посмотрел на брата.
        - Слушай, сейчас город берут красные. Нас могут просто шлёпнуть на месте. Тем более мы же не пойдём в город в этих вот костюмчиках - нас моментально застрелят. Значит, придётся надеть шмотки махновцев. Только и в этом случае мы из города не выберемся, так как нас красноармейцы примут за григорьевцев.
        - Что ты предлагаешь? - Сергей улыбнулся. - Оружие мы точно оставим, потому что отстреливаться - не вариант. Армия в город входит, это не какие-то там шайки бандитские. Начнём стрелять, тут же подтянутся бойцы, и нас моментально сомнут. А без оружия есть шанс сойти за мирных граждан. Жаль, гранаты тоже нельзя будет взять. У меня остались эргэшка и две «лимонки». Спрячем здесь, в тоннеле. Если что, потом вернёмся, когда всё утихнет.
        - Согласен. Но у меня есть идея. - Саша встал с корточек и прошелся взад-вперёд по тоннелю. - Давай не будем шмотки махновцев надевать, а пройдем по коллектору до Днепра. Там вылезем и голышом будем. Ну, мол, купались или рыбку ловили, а нас типа ограбили, раздели и всё такое. Легче будет вписаться. Красные нас, конечно, арестуют, но пока суд да дело, пока в городе порядок будут наводить, мы аккуратно поспрашиваем, что да как, а потом легализуемся. С нас взятки гладки: кто да откуда, скажем, что приехали на заработки, а жрать нечего, вот и пошли рыбу ловить.
        - Хоп! Согласен. Только давай тогда пару «лимонок» возьмём, типа рыбу глушили. Ну, они же почти не отличаются от тех, что были сто лет назад. Почти такие же. Так что вопросов не будет. Типа шмотки забрали, а гранаты в воде лежали, их не заметили. Ну и если ситуация вдруг пойдёт не туда, можно будет и напугать, и отбиться… - Сергей, как всегда, повернул разговор в конкретную плоскость.
        …Вылезать из коллектора оказалось труднее, чем в него влезать, потому что выход был прямо в реку, причем ни поручней, ни лесенки не было, только какие-то вбитые прямо в гранитные камни набережной скобы. В общем, пришлось прямо из коллектора вплавь уходить вправо и там кое-как вылезать на берег. И хотя на улице было достаточно тепло, однако вода и в коллекторе, и тем более в Днепре была очень холодной.
        - Ддддаа, хоть и ммммай мммесяц, а ввводддичка бббоддриттт, - стуча зубами от холода, пожаловался брату Саша.
        Сергей не ответил, молча расстёгивая рюкзак и выкладывая две гранаты «Ф-1», в просторечии называемых «лимонками». Рюкзак он сразу же зашвырнул подальше в Днепр.
        - Ззззачччем?! - не утерпел Саша. - Пппригггодился бббы….
        - Хрен там! - неожиданно разозлился Сергей. - Сейчас начало двадцатого века. Нет ещё таких рюкзаков здесь и быть не может. Ты хочешь, чтобы нас в расход пустили как шпионов или буржуев? Хорошо, что свои шмотки и ОЗК оставили в коллекторе, надо было и рюкзак там бросить.
        В этот момент сверху раздались выстрелы и визг тормозов. Братья переглянулись.
        - Так, снимаем трусы - и в реку! - Сергей первым подал пример.
        Саша тоже снял свои модные шортики от «Кельвин Кляйн» и молча зашвырнул их подальше в Днепр.
        - Всё, теперь остаётся только надеяться, что нас не пристрелят… - Сергей в задумчивости подбросил на ладони «лимонку».
        - Гранннатты выбрасыввваем? - всё ещё дрожа от холода, поинтересовался Саша.
        - Да вот не знаю… Давай пойдём наверх, глянем, что там. Выбросить успеем всегда, а то мало ли… Может, эти «эфки» жизнь нам спасут.
        Братья осторожно, на корточках подобрались к проходу на набережную и выглянули из-за деревянной будки, которая стояла прямо над выходом коллектора в Днепр. Перед ними разворачивалась сцена, которая была бы больше уместна в голливудском боевике. На улице, которая шла параллельно набережной, стояли два автомобиля. Причём один перегородил движение второму. В одном из автомобилей находились двое красноармейцев, это было видно по будёновкам на их головах и по красным разводам на гимнастёрках. А ещё в авто стоял в полный рост красный командир в чёрной кожаной куртке, в кубанке, с маузером в руке. Рядом с ним за рулём сидел шофёр, тоже в чёрной кожанке, но на голове у него красовалась бескозырка. В другом автомобиле, который преградил дорогу красноармейцам, находилась какая-то совсем уж разношёрстная компания - казачки в папахах и свитках, перепоясанных пулемётными лентами, какой-то хлыщ в пальто и шляпе, но почему-то с саблей в одной руке и револьвером - в другой. Во главе всей этой шайки-лейки находился самый настоящий матрос - в бескозырке и расстёгнутом бушлате, как говорится, грудь нараспашку.
Естественно, морская душа в виде тельняшки тоже была опоясана пулемётной лентой. Ещё в машине сидела молодая барышня в пальто и кокетливой шляпке. А матрос стоял во весь рост и угрожал красноармейцам наганом.
        Тем временем, пока голые путешественники во времени укрывались за деревянной будкой, на улице Петроградская стремительно развивался конфликт между двумя группами вооружённых людей.
        - А ну стой, сдавайся! Хто такие? Красные? - заорал матрос, нацелив в красного командира свой револьвер.
        Но тут вместо ответа довольно рослый командир выпрыгнул из своего авто, выбил кулаком из рук матроса наган и тут же выстрелил в него из маузера. Морячок кулем свалился на землю, и пока его спутники находились в прострации, усатый командир красных заорал своим людям:
        - Берите их!
        И сам подскочил к людям матроса, выстрелив в личность в котелке, которая уже целилась в него из своего револьвера. Красноармейцы моментально вскинули свои винтовки и сделали несколько выстрелов. Казачки, не успев даже направить на красноармейцев оружие, рухнули замертво на сиденья авто. Девушка в ужасе выскочила из автомобиля и бросилась бежать. Один из красноармейцев поднял винтовку, но командир тут же заорал на него:
        - Не стрелять! Пусть себе бежит. Мы ж не бандиты, с бабами не воюем!
        Шофёр, сидевший за рулем машины Максюты, был ранен, но поднял руки вверх и встал на колени. Красноармейцы подняли его с колен и подтолкнули к своей машине. Один из них стал обыскивать шофера, второй осматривал тела убитых.
        - Товарищ Пархоменко, это, кажись, Максюта, из банды Григорьева. Видать, он ехал от вокзала к арестантским ротам. Там сейчас пленные григорьевцы сидят, - скороговоркой доложил командиру шофёр автомобиля красных, молодой парень в бескозырке.
        - Ты смотри, вот мы попали. Точно, это Александр Пархоменко, командующий частями Красной армии, которая брала Екатеринослав, - зашептал Саша. - А тот, кого он застрелил, - Максюта, правая рука атамана Григорьева. Максюта перебежал к Григорьеву от Махно, - зашептал Саша своему брату.
        Сергей только кивнул, внимательно следя за происходящим. Потом повернулся к брату:
        - Что делать будем? Выходим?
        - Ну, выйдем, бой уже закончился, не шлёпнут. Пошли. Только «лимонки» оставь тут, - ответил Александр и вышел из-за будки.
        Следом за ним, прикрывая интимное место, вышел и Сергей.
        - Товарищи, не стреляйте! Мы свои, - крикнул Саша на всякий случай.
        Красноармейцы, как по команде, вскинули винтовки, а Пархоменко, моментально развернувшись, направил на братьев свой маузер.
        - Какие такие свои? Свои ныне, паря, по городу голышом не бегають! Чего срамота такая, без порток тут мудями трясёте? - выкрикнул один из красноармейцев, стоявший ближе к командиру в папахе.
        Шофер Пархоменко подскочил к братьям, держа перед собой наган.
        - А ну-ка, ребятки, ручки покажите… Да не стыдитесь, не стыдитесь, стыдно тому, у кого не видно, а у вас, поди, от девок отбоя нет, - затараторил матросик, на бескозырке которого была надпись «Иоанн Златоуст».
        Братья нехотя подняли руки, к ним подошли один из красноармейцев и сам усатый командир. Он опустил свой маузер, но всё ещё недоверчиво осматривал неожиданных пленников. Красноармеец, повесив свою винтовку на плечо, скороговоркой доложил:
        - Товарищ Пархоменко, стало быть, у авто был найден портфель, в ём якись бумаги, чи то списки, чи то карты - хрен разберёшь, а ишо - фотографические карточки и деньга царская, целые кучи.
        - Товарищ Пархоменко, мы - простые студенты, приехали на каникулы к родным, а тут война, еды нет, пошли рыбу ловить, а тут бандюки какие-то нагрянули, одёжку всю забрали, с документами, со всем, - быстро стал пояснять командиру Сергей.
        - Тихо-тихо, господа студенты, - зашикал на него шофёр-матрос, обходя сзади. - Шо у вас всё забрали, мы видим и с пониманием внимаем. Но вот вопрос до вас есть: а какого лешего вы попёрлись рыбку ловить, когда стрельба по всему городу идёт?
        Обернувшись к командиру, он добавил:
        - Товарищ Пархоменко, надо бы тут осмотреться, а то вдруг эти молодчики решили просто от атамана дезертировать, как увидели, шо ему конец приходит?
        Командир неожиданно ответил густым басом:
        - Та не, товарищ Чубенко, не того это полёта птицы, пацанва - сам не видишь? Для бандитов слишком уж у них лица городские, интеллигенты, мать их за ногу.
        - Так, товарищ Пархоменко, не могли ж их до исподнего разоблачить, шо ж, отак всё сняли? Ну, портки, там, рубашку - енто да, сапоги - понимаю, а кальсоны сымать - это ж даже бандюки не стали б на такое иттить. Григорьевцы и так прибарахлились за эти дни, шо им та одёжка? Шлёпнуть - шлёпнули б, а пошто раздевать? - вмешался в спор красноармеец.
        Тем временем матросик спустился к воде и стал внимательно разглядывать то место, откуда появились Саша и Сергей.
        - Товарищ Пархоменко, мы только рыбу ловили, родные в село уехали, пропитание добывать, а у нас хоть шаром покати, только хлебца малость, - включился в разговор Саша.
        И тут появился товарищ Чубенко, как назвал своего шофёра в бескозырке сам Пархоменко.
        - Хлебушек, говорите, имеется? Вот этот? - Матросик держал на раскрытой ладони пару «лимонок», которые Сергей оставил на берегу. - Вот, товарищ Пархоменко, какие игрушки у этих вот мальчиков. На бережке мирно себе таки лежали, видать, рыбку собирались глушить, да? - проговорил сквозь зубы Чубенко, обращаясь в конце своей речи к братьям.
        Пархоменко прищурился.
        - Ну и как вы это поясните, хлопцы? - спросил он.
        - Так правильно сказал ваш товарищ, рыбу глушить хотели. А чем нам её словить? Мы ж не рыбаки, сетей нету. Раньше, вон, возле Амурского моста собирали, её там много было, когда пушки садили по вокзалу и пригородам. А потом там такая пошла жара, что как бы самим не попасть на сковородку. Вот сюда и пришли. Ну и тут нас прищучили, как говорится, - с улыбкой ответил Сергей.
        - Ты гляди, шкет, а ведь он, товарищ Пархоменко, нас не боится, - восхищённо цокнул языком Чубенко. - Не боишься, шо мы тут вас и шлёпнем? Григорьевцев вона десятками стреляли, под горячую революционную руку и вы сойдёте.
        - Погодь, товарищ Чубенко. Ну сам видишь, на бандитов они никак не выходят. Если бы мы белых выбили, то ещё могли бы быть юнкерами сопливыми, да откуда тут щас юнкера? Сынки буржуйские - это да, вона какие гладкие. Не похоже, щоб голодали. И руки у них белые та чистые, ремеслом не торкнутые. Ладно, везите их на бандитском автомобиле в тюрьму, - распорядился Пархоменко. - Только накиньте на них одёжку какую, вон, пусть с бандитов снимут портки и всё, что там надо. Чубенко, отвезешь, бери себе одного бойца, вот, Сидорчука, а мне надо срочно в штаб.
        - Слыхали, барчуки? - Красноармеец постарше толкнул Сергея в спину по направлению к бандитскому автомобилю. - Идите, прибарахлитесь, да потом убитых складайте на дно антамабиля. И поедем.
        - Куда? - все же спросил Саша.
        - Куды-куды! На Кудыкину гору. Вон туды, в арестантские роты, тама у нас тюрьма, григорьевцев туда всех посадили. Мож, увидите тама ваших обидчиков, шо одежонку у вас умыкнули, коли не брешете! - красноармеец развеселился.
        - А точно, Сидорчук! Глядите, ребятки, а вдруг увидать сведётся со своими обидчиками? Мы там бандюков много собрали, не заскучаете. А там ваши мутные личности проверим. Ежели вы то, что тут нам расписали наглядно, правда - так гуляйте морем, только голышом больше не бегайте по городу, - засмеялся матрос Чубенко.
        Братья стали стягивать с убитых одежду и, брезгливо морщась, напяливать на себя чужие штаны, рубахи и сапоги.
        До тюрьмы доехали быстро - арестантские роты находились недалеко, на том месте, где в будущем Днепропетровске располагались областной Совет и областная администрация. Так что проехались практически по улице вверх несколько кварталов. Во дворе братьям снова пришлось выгрузить трупы, которые подскочившие личности, видимо, из арестантов, сноровисто куда-то унесли.
        А Сергея и Сашу завели в старое двухэтажное здание и, записав их фамилии и имена в какую-то амбарную книгу, проводили по коридору в одну из многочисленных камер. Дверь за ними захлопнулась, и они, повернувшись, поняли: их первый день в прошлом начинается очень даже специфически.
        Глава четвертая. Тюрьма и воля
        Камера была, что называется, набита битком. На деревянных двухъярусных нарах и вокруг них, в том числе и на полу, угнездился какой-то рой из человеческой массы. Многие были полураздеты - в камере остро воняло портянками, немытым человеческим телом, махоркой и ещё бог весть чем. И если бы не специфический гардероб многих сидельцев, то картинка сильно напоминала бы Сергею и Саше суровые 90-е годы постсоветской действительности в визуализации бандитских сериалов и документальных фильмов о воровской жизни.
        Многие персонажи были весьма колоритны и как раз напоминали растиражированный в российском кинематографе так называемый блатной мир. Присутствовали и наколки, и картишки, и даже выделялась группа явного отрицалова, сидевшая, как и положено, на лучших местах в самом центре камеры, за столом. Точнее, за неким дощатым подобием стола. Именно из этой группы моментально вывернулся какой-то разбитной паренёк с приклеенной к губе папиросиной, в тельняшке и брючках клёш. И, конечно же, с бескозыркой, сдвинутой на самый затылок.
        Типчик вихляющей блатной походочкой подошел к братьям, внимательно, с некоторой долей презрения осмотрел их с ног до головы, а потом, бочком-бочком, чуть отодвинулся и, обернувшись к своим корешам, немного визгливо произнёс:
        - Братва, глянь, кого в нашу гавань занесло! Барчуки приплыли! Надоть их малёхо экспроприировать, вон, на одном сапоги какие справные! А ну-ка, ваше благородие, господин-товарищ-барин, скидывай свою обувку - у пролетариата ноги мёрзнут!
        К слову, по камере этот субъект почему-то передвигался босиком. И хотя было довольно душно, но каменный пол явно теплом не отдавал.
        Братья молчали. Сергей, посмотрев на Сашу, тихонько кивнул ему: мол, я начну, ты прикроешь спину. Но этот кивок тут же отметил разбитной матросик.
        - А чегой-то мы такие неразговорчивые? Чегой-то воротите морду лица от революционного элемента? Мы ради революции кровь проливали, жизней своих не щадили, а эти вот кровопивцы-баре нас гнобили. Скидывайте обувку, и чито там у вас есчо? Борцам за правое дело надо твёрдой поступью выходить на борьбу за мировую революцию!
        Матросик подошел к Сергею вплотную и как бы легонько взял его за отворот крестьянской свитки, которая была на нём.
        - Ты, матросик, на каком корыте и в какой луже плавал? Может, не наплавался ещё? Так я тебе помогу.
        С этими словами Сергей правой рукой аккуратно и даже как-то бережно взял левую руку моремана, обхватив его большой палец и внезапно вывернул ладонь, державшую его за отворот свитки, наружу. Не ожидавший сопротивления морячок запрокинулся назад и влево, а Сергей второй рукой продлил его траекторию. И незадачливый экспроприатор, прокрутив в воздухе что-то напоминающее арабское сальто, приземлился в угол, аккурат рядом с ведром, которое, судя по всему, выполняло функции туалета.
        На какое-то мгновение гул, стоявший в камере, прекратился. И только визг приземлившегося прямо на парашу подстрекателя будто бы включил сидельцев в режим повышенной активности. Камера загудела, как растревоженный улей, послышались отдельные угрозы. Но громче всех верещал морячок:
        - Ах ты ж… вы ж… буржуи недорезанные, сынки кадетские, мать вашу…. В Господа душу мать… я вас чичас распишу под орех… щас вас…
        Большинство слов короткого спича этой пародии на воровскую «шестёрку» было явно не из словаря Даля, некоторые слова братья даже не поняли, но матерное направление речи они уловили верно. И как только матросик подскочил к ним уже с непонятно откуда взявшимся ножом, Саша, стоявший за спиной брата чуть ближе к месту падения экспроприатора, коротким боковым ударом ноги отправил его обратно в плавание на парашу. Судя по всему, неожиданный и сильный удар в печень не только потушил напрочь всю агрессивность нападавшего, но и на какое-то время выключил у того звук, потому что экспроприатор, шипя и присвистывая, скорчился в углу, не имея возможности даже вздохнуть. А Саша, спокойно подобрав упавший ножик, снова встал за братом и спокойно произнёс:
        - Вы, господа-товарищи, нехорошо себя ведёте. Негоже так встречать сокамерников. Не хотите вначале поздороваться?
        - А чо нам с тобой, шкет, здороваться? Тебе твоё здоровье тута больше не понадобится, - прогудел рослый амбал, который по еле заметному кивку пожилого мужичка в котелке и фраке с манишкой поднялся из-за стола и пошёл на братьев.
        И снова Сергей остался стоять, где стоял. Только улыбнулся:
        - Не хочешь, значит, здороваться? Ну тогда давай сразу попрощаемся!
        Из-за его спины внезапно выпрыгнул Саша и в прыжке нанес детине сокрушительный удар коленом прямо в подбородок. Наверное, вся камера услышала, как у того лязгнули зубы, и не пожелавший здороваться с новоприбывшими со всего маху рухнул назад, как подрубленный могучий дуб. Падая, он проломил хлипкое подобие стола и стукнулся своей башкой о бетонный пол. А Саша, как ни в чем не бывало, произнёс:
        - Вы, дяденьки, зря на нас тут бочку катите. Маленьких обижать - грех! Вот видите, этих Боженька уже наказал. А если будут ещё какие желающие, то мы можем и осерчать. Пока что это были цветочки, но будут и ягодки.
        Саша по-прежнему улыбался, но это была улыбка удава Каа перед бандерлогами. Впрочем, вряд ли кто из обитателей камеры читал Киплинга, тем более они и не могли ничего знать о любимом детском мультике Александра.
        Видимо, до братвы второй урок также не дошёл, потому что сразу трое парнишек поздоровее молча бросились на наглецов. Однако эффект был столь же быстрым, а финал для нападавших оказался столь же плачевным. Первого казачка в кубанке и меховой безрукавке поверх традиционной здесь тельняшки Саша подпустил к себе вплотную и встретил сразу тремя ударами - локтем в лицо, ударом кулаком той же руки в висок и одновременно, перехватив левой рукой правую руку нападавшего, в которой тот держал нож, прямым ударом ноги в живот отправил казачка в полёт на нижний ярус нар. Нож почему-то остался в руках у юноши.
        Одновременно Сергей, резко ударив второго нападавшего расслабленными пальцами по лицу, как плёткой, хлестнув по глазам, заблокировал его правую руку с кастетом. И в этот же момент нанёс удар ногой в пах третьему бандиту, который собирался обрушить на его голову какую-то палку. И пока тот, квакая и хватая ртом воздух, оседал на пол, Сергей вывернул руку первого напавшего на него, проведя классический рычаг кисти наружу. В результате тот свалился на пол и там и остался лежать, потому что Сергей добавил ему в падении удар ногой в бедро, так что в ближайшие полчаса на ноги встать этот штрих не смог бы.
        Всё произошло настолько быстро, что обители камеры не успели даже оценить случившееся. Хотя не все были в ступоре. Тот самый высокий пожилой мужчина в котелке и фраке с манишкой сделал правильные выводы. По его кивку поднялись сразу человек десять с весьма уголовной наружностью. В руках у некоторых были ножи и кастеты.
        - Я так понял, что вы ничего не поняли. Тогда придётся ваши кишки намотать на ваши же ножички, граждане нехорошие, - спокойно произнес Сергей. И вдруг заорал, выхватив из кармана… «лимонку»: - А ну, падлы, на землю, мать вашу перемать… в богадушумать…
        И загнул такую сложную матерную конструкцию, что тот самый тип в котелке удивленно приподнял бровь и уже с уважением посмотрел на братьев! А поднявшиеся было с нар и лавок арестанты по его кивку снова уселись на свои места.
        - А вы, молодые люди, не робкого десятка. И за себя ответить в состоянии. Уважаю. - «Котелок» встал со своего места и шагнул навстречу братьям.
        - Позвольте отрекомендоваться. Арон Давидович Канторович, он же Барон. Здесь с апреля, арестован Екатеринославской ЧК за лекцию «Анархизм и советская власть». Анархист. Из мещан. Окончил три курса Народного университета имени Шанявского в Москве. Известен как один из участников экспроприации Московского общества взаимного кредита. Мы тогда взяли неплохие деньги, примерно восемьсот тысяч рублей ассигнациями. Вы, молодые люди, уж извините за столь неожиданный приём, надо же было удостовериться, кто вы есть. Здесь у нас в основном сидят люди, пострадавшие за революцию от большевиков, часть из армии батьки Махно. Наверное, слыхали о таком?
        С этими словами Барон протянул руку братьям. Сергей шагнул вперёд и пожал протянутую руку. То же самое сделал и Саша. Он первым начал разговор:
        - Про Нестора Ивановича мы слыхали. И про восстание атамана Григорьева - тоже. Если я не ошибаюсь, как раз сейчас красные захватывают город, а сюда свозят всех, кто был с Григорьевым. Насколько мы слышали, Махно как раз увёл свои части из Екатеринослава и Григорьева не поддержал.
        Канторович внимательно поглядел на ребят.
        - Сдается мне, для буржуйских сынков вы слишком осведомлены о происходящих событиях. На чекистов вы не похожи… Да и зачем ЧК засылать вас в этот клоповник? Может, вы из деникинского ОСВАГа?
        Сергей усмехнулся:
        - Что вы. Какие из нас разведчики, да ещё у Деникина. Про то, что Махно и Григорьев на ножах, мы же видели, когда Григорьев захватил Екатеринослав. И воззвание Нестора Ивановича читали. Нас самих вон большевики за григорьевцев приняли и сюда привезли. Мы видели, как они Максюту застрелили.
        Барон встрепенулся.
        - Шо? Максюту убили? Эх, какой хлопец был! Говорил ему, дураку: чего ты тянешься к этому петлюровцу? К этому царскому прапорщику… Сгубил себя и хлопцев! - И снова обратился к Сергею: - Ну, ладно, вижу я, шо вы таки ребята боевые, настоящие анархисты. Мы таким всегда рады.
        - Мы пока что не анархисты. Хотя идея нам симпатична, но мы сами по себе. Мы из Питера приехали к родителям, сейчас в Питере голодно, да и учиться негде, - ответил Саша.
        Барон хитро прищурился:
        - Вижу, уже научились. Вон, бомбы в карманах носите. Видать, хорошее учебное заведение, да, молодые люди? А охранники как были лопухами, так ими и остались. Так и пулемёт сюда кто пронесёт. Ну, вы проходите, садитесь, а бомбочку вашу, может, спрячете от греха?
        Братья сели на лавку, арестанты оттащили тела полегших в драке и ещё не пришедших в себя, кое-как собрали развалившийся стол, на который тотчас были выставлены чайник с теплым варевом, которое Канторович назвал чаем, а также хлеб, сало, лук и несколько варённых в мундире картофелин.
        - Угощайтесь, чем Бог послал, и ещё раз прошу простить меня за это небольшое недоразумение. Где это вы так лихо научились руками и ногами махать? Я такого и не видывал, хотя в Америке довелось пожить. Видел и бокс, и французский сават. Вы, наверное, за границей этих премудростей нахватались? - Барон лукаво посмотрел на Сергея.
        Сергей улыбнулся:
        - Нет, господин хороший. Или товарищ? Как к вам обращаться?
        - Можете называть меня Барон. Вроде и фамилия, и титул, и прозвище, - ответил Канторович.
        - Ну, ладно, Барон так Барон. Так вот, Барон, мы с братом за границей ещё не бывали. Наши родители хоть и дворяне, но обедневшие. Отец преподавал в Павловском военном училище, а мать давала уроки пения. Сейчас ради заработка она вынуждена петь в гостиных и на концертах, в общем, везде, где платят. Отец тоже пока без работы - хорошо ещё, что красные его не арестовали и не расстреляли, как многих офицеров. Варит гуталин и продает на рынках. Так что мы с братом на барчуковто особо и не похожи… - Сергей налил себе в кружку из чайника.
        «Чай», на удивление, оказался хорош: какие-то травы, заваренные и настоянные, судя по всему, со знанием дела. Впрочем, голод уже давал о себе знать, так что и Сергей, и Саша, не чинясь, стали уплетать и хлеб с салом, и картошку, запивая все это травяной настойкой. А предводитель арестантов продолжал их прощупывать.
        - Я вижу, шо хотя вы люди и образованные, но вот ваша одежонка как бы с чужого плеча. Как тут говорят некоторые наши товарищи, - Канторович повёл рукой вокруг себя, - не по масти клифт.
        - Так сами понимаете, время тревожное, - ответил Саша, жуя. - Пошли рыбку ловить, а тут какие-то вроде ваших «товарищей» наскочили.
        Он улыбнулся, скопировав жест Барона, махнул рукой вокруг себя. В камере сдержанно хохотнули.
        - Весёлый малый, - восхищённо воскликнул уже оправившийся от драки тот самый разбитной матросик, который первый затеял свару.
        - Этот малый тебя на нужник посадил. Как, поплавал там? - захохотал амбал, который сам недавно побывал в нокауте.
        - Тебе он тоже засветил не слабо, - огрызнулся мореман. - Я один, что ль, валялся тут?
        Камера уже откровенно заржала.
        - Так вот, - Саша переждал, пока шум стихнет. - Нас вежливо попросили поделиться одеждой.
        - А шо ж вы их не отбуцкали, вы ж мальчики не простые, - прищурился Канторович.
        - Когда на тебя револьверы и винтари направлены, сильно не потрепыхаешься. Одежду новую можно добыть, а жизнь - она одна. Новую не наденешь, - ответил Саша. - Вы, Арон Давидович, ежели в чём сомнение имеете, так спрашивайте. Одёжку вот эту мы сняли с убитых хлопцев вашего Максюты, когда они на красных наскочили. Не голышом же нам сюда являться?
        - Надо же, запомнил, как меня зовут. Молодец. А чего они вас прихватили? Вы каким боком к Максюте? - никак не мог угомониться Канторович.
        - Я ж говорю, рыбку пошли ловить, жрать-то что-то надо, - вмешался в разговор Сергей.
        - Ловили вот на эти ваши замечательные игрушки? - усмехнулся Канторович.
        - А как же ещё? Кинул в Днепр, бац - и ужин собирай, а то и обед на два дня, - ответил Сергей.
        - И где подобные игрушки надыбали? На кустах, небось, растут? - хохотнул амбал, стоявший за спиной у Барона.
        Тот обернулся назад и глянул на свою «шестёрку». Тот сразу перестал улыбаться и заткнулся.
        - Мирон хоть и дурной, но иногда вопросы правильные задает. Такие бомбы на улице не валяются.
        Саша допил «чай», вытер рукой рот и ответил:
        - Сейчас на базарах всё что хочешь можно найти, были бы гроши. А мы в январе видели, как петлюровцы с махновцами и красными бились. Потом, когда перестали стрелять, походили там, посмотрели. Кое-что нашли. И для рыбы, и не только для рыбы.
        - Да, вижу, что хлопцы вы не простые. Боевые, можно сказать. Таких бы к нам, в Повстанческую армию батьки Махно! - Канторович стукнул кулаком по столу.
        Стол подозрительно затрещал.
        - Будет день - будет песня… - Сергей многозначительно посмотрел на дверь. - Для начала отсюда надо выйти. Мы, когда ехали сюда, слыхали, как красные переговаривались, мол, надо всех григорьевских бандитов к стенке поставить.
        Канторович нахмурился.
        - Да уж, красные шутить не любят. Меня вон за агитацию упекли. А кого я агитировал? Я пояснял трудящимся текущий момент и наше место в этом моменте. Не любит советская власть нас, анархистов. Но тогда не шлёпнули, а теперь точно шлёпнут.
        - Так чего ж тут сидеть? У меня две гранаты, подорвем дверь - и на волю. Тем более что пока красные с Григорьевым схлестнулись, то на нас у них нет времени. А как выбьют атамана из Екатеринослава, всех точно в распыл пустят… - Сергей встал, и окончание его речи было обращено не только к Барону, но и ко всем обитателям камеры.
        В этот момент за окном, которое было заграждено решёткой, раздались крики, выстрелы и ржание лошадей. Парочка арестантов кинулась выглядывать в окно.
        - Барон, там, кажись, григорьевцы нагрянули. С красными зарубились, - заорал один из них.
        Канторович резко встал.
        - Так, братва, собираемся отсюда, красные нас по-любому живыми не выпустят и панькаться с нами не будут. Ну, шо, дорогие гости, поможете нам обрести свободу в этом царстве тирании?
        Сергей молча достал из карманов две «лимонки» и подбросил их на ладонях.
        - Отойдите все к дальней стенке, ложитесь лицом вниз, прикройте головы. И на нарах все тоже ложитесь. Прикройтесь кто чем может. А чайничек ваш придется экспроприировать.
        Сергей взял чайник, подошел к двери и внимательно её осмотрел. Она была массивной, обитой листовым железом. Однако её запоры были старыми, а главное - стена была не из камня, а из кирпича. Достаточно было взорвать кладку в месте, где находился сам запор, и дверь легко можно выбить.
        Сергей выдернул кольца обеих «эфок», опустил их в чайник, из которого он предварительно вылил всю жидкость, и повесил этот чайник прямо на крючок, который располагался слева у двери. Сам же отскочил в левый от дверей угол, в то самое место, где стояло помойное ведро. По идее осколки от гранат и чайника не должны были туда залететь.
        Раздался громкий взрыв. Камеру заволокло дымом и кирпичной пылью. Несколько человек вскрикнули - осколки всё же кого-то достали.
        - Братва! Выбиваем двери - и айда отсюда! - крикнул Канторович. - Свобода или смерть! Бей красных, выходи на волю!
        Несколько арестантов своими телами выбили остатки дверей, и вся камера рванула на двор. Там уже шла перестрелка.
        - Ну, хлопцы, не поминайте лихом. У каждого своя дорожка, но, так миркую себе, мы таки ещё встретимся! - Канторович кивнул братьям и скрылся в коридоре.
        Сергей и Саша остались одни в камере.
        - Ну, и что будем делать, братец? Занесло нас, как видишь, серьёзно. Читали про попаданцев, а теперь вот сами такими стали. Надо как-то здесь ассимилироваться, а то рано или поздно нас точно шлёпнут, хоть те, хоть эти… - Сергей вопросительно посмотрел на брата.
        Саша ответил не сразу.
        - Значит, так. Для начала надо просто, как ты говоришь, ассимилироваться. Пожить, посмотреть. Может, нас обратно вытолкнет. Кто его знает? А пока где-то осядем, посмотрим, что да как.
        - Ты давай думай, что да как… Нам ведь жрать чего-то надо. И жить где-то тоже. В городе опасно, Григорьева Красная армия дня через два выбьет, начнутся проверки разные. А в июне здесь уже будет Деникин. А потом снова то красные, то махновцы, то белые. В общем, здесь оставаться не вариант. Надо куда-то в село. И прокормиться там легче.
        Саша покачал головой.
        - Не факт. Повсюду махновцы и более мелкие банды. Придётся прибиваться к кому-то. Но в одном ты прав: надо что-то жрать и где-то жить. Давай пока сваливать из города, а там видно будет. Сидеть и ждать у моря погоды опасно: ещё раз попадём либо к тем, либо к этим - и всё, расстреляют или порубят. Я вижу, ребятки тут шустрые и особо не церемонятся. Так что пошли, там, по-моему, охрану уже перестреляли, насколько я помню, григорьевцы прискакали своих вызволять, сейчас в городе начнутся грабежи, мародерство, снова Григорьев войдёт в Екатеринослав и будет три дня бодаться с красными. Предлагаю раздобыть какой-то транспорт, потому что в этих чёртовых сапогах лично я пару километров только смогу пройти. Но для начала сходим на место нашего попадания, посмотрим, что там… Может, назад выкинет?
        Сергей молча показал большой палец, и братья побежали на двор.
        Глава пятая. Куда уехал цирк?
        По пыльной дороге ехал странный фургон. Обычно между сёлами Екатеринославской губернии курсировали крестьянские подводы, нагруженные всяким скарбом. Селяне или ехали торговать на базар в Екатеринослав, или переезжали к родственникам подальше от войны, или везли продукты своим родным в соседние сёла, по которым прокатилась волна грабежей и реквизиций. Что, впрочем, было одно и то же. Иногда проезжали верткие брички-тачанки, которые батька Махно приспособил под военные нужды, изобретя нечто вроде гибрида броневика и конницы.
        Нестор Иванович, по сути, создал новый род войск - эдакую конно-пулемётную единицу, прообраз будущей мотопехоты. Тачанка стала продолжением идеи боевой колесницы, когда лучники поражали живую силу противника стрелами, а сама колесница сокрушала пехоту своими колесами, в которые были вставлены лезвия мечей. Махновские тачанки тоже косили вражеские цепи очень эффективно: всего один станковый пулемёт системы Максима мог существенно проредить и пехотные цепи, и конную лаву. А если таких пулемётов, мобильно появляющихся на острие наступления, было с десяток, то любая атака кавалеристов в конном строю захлёбывалась. И махновцы не раз и не два демонстрировали это грозное оружие, отражая тачанками кавалерийские атаки - и конных корпусов Миронова и Думенко, и казачьих сотен генерала Шкуро. В конце концов и красные, и белые тоже ввели в своих частях тачанки как отдельные боевые подразделения.
        Но махновские тачанки редко шастали поодиночке. Чаще всего на них разъезжали так называемые атаманы Первой Повстанческой армии батьки Махно. И за такими тачанками всегда скакал небольшой отряд всадников. Махновцы никогда не передвигались поодиночке - очень неспокойно было в Екатеринославской губернии, и ни быстрые кони, ни пулемёт Максима не выручили бы в жаркой схватке.
        Иногда по сельским дорогам пылили автомобили, которые также сопровождали конные отряды. И совсем уж редко встречались люди, передвигавшиеся пешком: местные всегда ходили, как говорится, навпростэць, то есть напрямик, игнорируя дороги. По той же причине отдельные всадники предпочитали скакать не по дорогам, а по полям, по долам. Поэтому фургон, появившийся на дороге к селу Царичанка, был странным сам по себе - редко подобные средства передвижения появлялись в этой местности. А уж его внешний вид совершенно выбивался из привычной картины, унылой и серой, несмотря на вступившее в свои права лето. Зелень полей уже пожухла - жаркое солнце выжигало степи, а боевые действия сразу нескольких армий и различных отрядов местных атаманов всех мастей от батьки Махно до батьки Зелёного оставляли за собой дым пожарищ и пепелища. Голубое небо посерело от дыма, а поля то и дело горели - жара и пожары делали свое дело.
        Добровольческая армия генерала Деникина прорвала Южный фронт Красной армии и вела наступление на Харьков и Екатеринослав. Махновские повстанцы после разрыва с большевиками совместно с отрядами атамана Григорьева, отступая в херсонские степи, оказывали отчаянное сопротивление частям Кавказской дивизии генерала Шкуро. Махно поддерживали крестьяне - продуктами, оружием, людьми, поэтому добровольческие полки устраивали в сёлах частые экзекуции. Деникинцы пороли, вешали селян, жгли сёла, правда, не полностью, а только дома сочувствующих батьке Махно. Разбитые Красной армией остатки дивизии атамана Зелёного отступали на Левобережье и, получив сокрушительный удар со стороны Днепровской военной флотилии красных, отходили от Екатеринослава, продолжая ожесточённо сопротивляться и красным, и белым.
        Так что раскрашенный яркими красками цирковой фургон был как-то совершенно неуместен на фоне всех этих событий. Потому что цирк выглядит нелепо посреди дурдома. А именно так можно было назвать то, что происходило в конце июня 1919 года в районе Екатеринослава. Но жизнь есть жизнь, и каждый пытался заработать как мог. Поэтому отпочковавшиеся от харьковской цирковой труппы бродячие циркачи - борец Клаус Буш, его жена и дочка, выступавшие с акробатическими номерами, а также фокусник Яков Каплан - вот уже полгода колесили по Украине, давая представления в городах и сёлах.
        Сергей и Александр примкнули к цирковой труппе полтора месяца назад. Пешком передвигаться по губернии было не очень-то удобно. Ведь ни документов, ни нормальной одежды, ни средств к существованию, а главное - даже планов на будущее у братьев, так внезапно очутившихся в прошлом, не было. «Транспорт», раздобытый Сергеем, - смирная гнедая кобылка - оказался подходящим лишь для него самого, потому что Саша на лошадях ездить практически не умел. Сергей же занимался конным спортом пять лет и на любой лошади сидел как влитой. Поэтому из Екатеринослава Александру пришлось топать в пешем строю. Причем босиком: немилосердно натиравшие ноги сапоги он всё же снял. Однако босиком передвигаться тоже оказалось не очень-то и сподручно, точнее, сподножно - то камни на дорогах попадались, то какие-то колючки. Или просто солнце так нагревало дорожную пыль, что ступать босой ногой было совершенно невозможно. К тому же непривычный к передвижению пешком Александр очень быстро заработал на обеих стопах большущие волдыри. Он было попробовал взять у брата пару уроков верховой езды, но смог сидеть на лошадке, только если
она шла неспешным шагом. Любой другой аллюр был пока для Саши недостижим.
        - Ничего, вот устроимся здесь, я тебя выдрессирую, - посмеивался над братом Сергей.
        Увы, как раз с планами обустройства у братьев никак не складывалось. Они несколько раз заходили в сёла, однако смогли только кое-как добыть себе пропитание. Для этого им пришлось наниматься на подённую работу - чистили хлев, грузили муку на мельнице, а один раз даже копали колодец. И встреча с бродячим цирком стала для них счастливым билетом.
        В селе Сурско-Литовском, где давал своё представление цирк Клауса Буша, на площади собралось довольно большое количество народа - было воскресенье, базар был в самом разгаре, а братья как раз подрядились на ремонт местной церкви и таскали наверх деревянные балки и кирпичи. Поэтому с удовольствием приняли предложение своего нанимателя сделать перерыв и вместе с ним посмотреть выступление циркачей.
        Программа цирка Буша была довольно заурядная. Сам Клаус работал с железом - жонглировал двумя двухпудовыми гирями, гнул подковы, а также поднимал всех желающих, как штангу. Его дочка Марта показывала простенькие гимнастические этюды, жена Анна жонглировала мячиками и кольцами, а фокусник Яков Каплан демонстрировал карточные фокусы и доставал у зрителей из разных мест то цветные платки, то куриные яйца.
        А в финале Клаус Буш вызывал всех желающих с ним побороться. Как правило, не искушенные в французской борьбе местные силачи очень быстро проигрывали цирковому борцу, который, между прочим, принимал в свое время участие в различных чемпионатах по борьбе. И, как он сам рассказывал, встречался с самим Иваном Поддубным. Так что и в Сурско-Литовском не нашлось достойных соперников - здоровенные мужики очень быстро шлёпались на землю или попадались на двойной нельсон.
        И тут вдруг в центр площадки вышел паренёк. Площадь оживилась: пацан хоть и был довольно высок, но рядом с внушительным и мускулистым циркачом выглядел, как библейский Давид рядом с Голиафом.
        - Ты, хлопец, не боишься, шо я тебя поломаю? - Клаус усмехнулся, разглядывая своего соперника.
        - Вы, господин хороший, не волнуйтесь, - ответил ему второй паренек, стоявший рядом с вызвавшимся. - Мы, Юрьевские, крепкие и жилистые, нас поломать непросто.
        Оба паренька были похожи как две капли воды, несмотря на то что одеты были по-разному. Сергей был в простой крестьянской рубахе, солдатских суконных шароварах и в ботинках с обмотками. Александр щеголял в солдатской гимнастерке, казачьих шароварах с лампасами и новеньких юфтевых сапогах, которые он купил на базаре. Сапоги Саша снял, аккуратно разминая ноги перед схваткой.
        В толпе раздались крики:
        - Ну, давай, малец, покажи свою удаль!
        - Забори этого хранцуза, матери его ковинька!
        - Смотри, портки не потеряй фасонистые! Га-га-га!
        Циркач вышел на середину площадки. Она была засыпана песком, обычно здесь показывали коней: желающий мог проехаться на выбранном скакуне, опробовать, так сказать, ходовую часть. А сейчас это обстоятельство оказалось очень удобным для борьбы.
        Циркач встал в борцовскую стойку и пошёл на своего соперника. Саша стал понемногу передвигаться по площадке, соблюдая дистанцию. Но Клаус не собирался показывать какие-то чудеса борьбы, а просто решил закончить схватку классическим приёмом - захват за шею и двойной нельсон. И эффектно, и быстро. Но не тут-то было! Как только атлет с невообразимой для его комплекции быстротой рванулся к Саше, тот ужом проскользнул к нему за спину и тут же захватил его шею в плотный захват.
        - Не надо, ты его не задушишь! - крикнул брату Сергей. - Попробуй сделать висячку.
        И действительно, могучий Клаус моментально сбросил захват соперника - все-таки весил он явно больше ста килограммов, при том что Сергей не дотягивал и до восьмидесяти. Циркач оценил скорость парня, однако сделал свои выводы. Он уже не пёр на рожон, пытаясь задавить массой, но всё равно пытался сократить дистанцию и взять в захват. При такой разнице в весе, каким бы ни был его соперник мастером - а то, что тот умеет бороться, Клаус уже понял, - как только парень попадет в захват, схватка будет сразу закончена. Но Саша это тоже понимал, поэтому передвигался по кругу, стараясь уловить момент для проведения приёма. И этот момент настал очень быстро - циркачу удалось поймать его за левую руку. Но прежде, чем Клаус смог выдернуть Сашу к себе, чтобы провести плотный захват, тот не стал освобождать левую руку, а своей правой рукой «загрузил» шею соперника и, внезапно высоко подпрыгнув, забросил свои ноги на шею борца. Вернее, правая Сашина нога легла чуть выше левого бедра циркача, а вот его левая нога ушла к голове Клауса. Причем в момент своего прыжка паренёк прокрутился таким образом, что его голова
оказалась внизу, возле ног соперника. При этом правая рука борца оставалась в плотном захвате у Александра.
        Если вам на руку внезапно повесят семьдесят килограммов, что вы сделаете? Правильно, потеряете равновесие, и вас моментально унесёт вперёд и вниз. То же самое произошло и с цирковым борцом: на его правой руке повис соперник, который не только весил более семидесяти килограммов, но ещё и прокрутился в воздухе, придав телу соперника импульс и ускорение. А поскольку тот ничего подобного не ожидал, то, потеряв равновесие, грохнулся вперед и автоматически перекувырнулся через голову. Но рука его уже была зажата, как в тисках, в руках Александра. К тому же левой ногой тот придавил Клаусу ещё и шею, давя на неё и дополнительно совершая удушающий. Борец французского стиля, у которого в арсенале болевых приёмов кроме двойного нельсона практически ничего не было, такого коварства совершенно не ожидал. Однако, попытавшись дёрнуться и применить свою силу, Клаус моментально понял: ещё чуть-чуть, и его рука будет сломана в локте.
        - Сдаюссссь… - еле прохрипел циркач.
        На площади царило ликование. Люди такого никогда в жизни не видели. Нет, местные парубки часто боролись, иногда дрались, но вот такого никто и представить себе не мог.
        - Гыыыыы… Як хлопец хранцуза-то уделал!
        - Я думав, шо он счас циркачу тому башку оторвёт!
        - Та ни, вин йому руку мало нэ видирвав!
        - А ты бачыв, шо вин йому на шию заскочив?
        Клаус Буш медленно поднялся, отряхивая с лица песок и плюясь, подошел к своему сопернику и пожал ему руку.
        - Вы, молодой человек, показали очень необычную технику борьбы. Научите меня этому приёму?
        Так братья Юрьевские познакомились с цирковой семьёй Бушей. И оказалось, что кроме умения бороться Саша прекрасно метает ножи, а его брат Сергей - великолепный акробат. Он показал несколько формальных комплексов ушу - таолу - в стилях «пьяный мастер» и «длинный кулак», чем восхитил всех циркачей. В общем, бродячий цирк пополнился двумя членами труппы, а программа его - двумя новыми номерами. И вот уже целый месяц цирковая труппа колесила по Екатеринославской губернии, зарабатывая себе и на пропитание, и на жизнь. Ведь нужно было и одежду покупать, и реквизит в порядке содержать, да и кони тоже требовали ухода. К тому же в нынешнее неспокойное время, когда непонятно, что будет завтра, деньги уже совершенно обесценились.
        По губернии в 1919 году ходили и старые царские деньги - николаевские ассигнации, и деньги Временного правительства - керенки. Но наравне с ними имели хождение и какие-то украинские гривни, которые называли яичницей, потому что самая ходовая купюра в сто гривень была ярко-жёлтого цвета. Встречались также немецкие, австро-венгерские, румынские и польские деньги. Командующий Добровольческой армией Деникин тоже стал выпускать свои деньги - рубли, которые быстро окрестили «деникинками» и «добровольками».
        Кстати, украинских денег было больше всего, так как правительства там менялись каждый год, и каждое новое печатало свои деньги. Вначале Центральная Рада напечатала гривни, потом УНР напечатала карбованцы, а когда власть захватил гетман Скоропадский, то выпустил свою валюту - марки. Видимо, угождая оккупировавшим в то время Украину германским войскам. В народе даже ходила такая шутка: «Раньше были деньги, теперь же - марки, раньше были хорошие хлопцы, теперь - одни шмаркли». На обратной стороне этих марок почему-то было написано «шаги». То есть такие были деньги - 20 шагов, 50 шагов. Шутки про эти деньги и их хождение были совершенно нецензурные: их хозяев посылали очень далеко, и не на 20 шагов, а гораздо дальше.
        Но гетмана Скоропадского сверг Петлюра и учредил свою Директорию. Которая, конечно же, первым делом напечатала свои деньги. На этот раз они назывались карбованцами. Правда, наравне с карбованцами продолжали цениться, как это ни странно, и рубли, и керенки, и гривни. Последние в народе называли горпынками из-за портрета женщины, которая как бы олицетворяла «молодую независимую Украину». Хотя все эти украинские деньги были напечатаны в Берлине.
        Поэтому во всей этой кутерьме наибольшую ценность имели дореволюционные золотые и серебряные монеты - николаевские золотые червонцы и серебряные рубли. А в ходу были деньги той власти, которая в данный момент контролировала территорию. Так что летом 1919 года в Екатеринославской губернии наряду с керенками и карбованцами стали просить деникинские рубли. Эти деньги по мере приближения к Екатеринославу Добровольческой армии всё охотнее принимали торговцы любого калибра, от спекулянтов-мешочников и сельских дядек, торгующих то пшеницей, то мясом, до серьёзных иностранных фирм и крупных магазинов.
        А братьям нужно было накопить хоть какой-то стартовый капитал. Потому что у них возник план.
        Глава шестая. Переиграть гражданскую войну
        Цирковой фургон подъезжал к Царичанке. Клаус Буш планировал на несколько дней остановиться в этом селе. Надо было подковать лошадей, запастись провизией, да и прибарахлиться артистам не помешало бы - повседневная одежда быстро приходила в негодность, не говоря о цирковых костюмах. У Сергея и Саши кроме той одежды, что была на них, не было больше ничего. Как говорится, всё своё ношу с собой. Нет, были у них, конечно, кое-какие личные вещи - смена белья, полотенца, портянки. Но это и всё! По рубахе на брата да всего пара штанов: у Сергея - солдатские суконные брюки, которые позже стали называть галифе, а у Александра - казачьи шаровары. Ну и обувь нормальная была только у Саши - новенькие юфтевые сапоги. Сергей довольствовался ботинками с обмотками, потому что всё равно чаще передвигался на лошади: у циркачей две были запряжены в фургон, а одна являлась сменной, и Сергей частенько её выезжал.
        Но ходить постоянно в одной и той же одежде, особенно жарким летом, было совершенно невозможно. Нужна была смена, хотя бы по паре рубах и паре штанов. Опять же, вещи имели свойство рваться, изнашиваться, пачкаться. А если постирать, то бегать нагишом? В одних кальсонах? Кстати, эти кальсоны совершенно вывели братьев из равновесия. Трусы в этом времени ещё не прижились, а даже в хлопчатобумажном белье летом было слишком уж жарко. В общем, пыль и пот моментально превращали гардероб братьев в нечто совершенно не носибельное, и почти в каждом селе во время остановки им приходилось свою одежду полоскать в реке или просто в ведре с водой из колодца. Выручали ещё цирковые костюмы, которые братьям пришлось себе соорудить для выступлений.
        С костюмами вышла забавная история. Нет, понятно, что на них тоже пришлось потратиться. Но если Сашке достаточно было купить на одном из сельских базаров атласную рубаху ярко-красного цвета, очень похожую на прикид какого-нибудь цыганского барона, то Сергею надо было для его ушу нечто особенное. Александр для своего номера - метание ножей - просто переодевал рубаху, снимая свою повседневную гимнастёрку, а его казацкие шаровары и новенькие сапоги вполне подходили под образ. Сергей, конечно, тоже мог бы демонстрировать комплексы ушу в том, в чём был одет. Но, с одной стороны, где же эстетика, где зрелищность? А с другой, делать сальто и фляки в грубых ботинках с обмотками? Фи!
        И вот в одном из сёл Сергей познакомился с китайцами. В то время китайцев в России было довольно много, проживали они и на Украине. Кто его знает, каким ветром заносило их так далеко от родных кантонов и шанхаев, но китайцев было полно не только среди селян, они попадались и среди рабочих, и среди торговцев. Немало их воевало в рядах всех армий - и у белых, и у красных. И в бандах разных атаманов тоже были китайцы.
        Китайская семья, которая торговала на базаре, явно разорилась и продавала всё своё имущество, чтобы иметь возможность уехать в Екатеринослав. Как понял Сергей, который знал несколько десятков китайских слов, урожай семьи Цуй Вана пропал из-за ожесточённых боёв близ их села, а дом сгорел, так как в него попал снаряд. Хорошо ещё, что китайцы пересидели сражение в погребе, поэтому все остались живы. Рачительный Цуй Ван, зная о предстоящем бое, все ценные вещи, в том числе и одежду, из дома вынес и схоронил в укромном месте. Так что семья хоть и осталась без крова и пропитания, но, по крайней мере, никто не был раздет и разут. Вот и продавали одежду, чтобы не помереть с голоду.
        Сергею повезло купить вполне приличную традиционную китайскую рубашку танчжуан белого цвета, а к ней ещё и жакет, или пиджак-мандарин. Китайцы никогда не ходят в одной рубахе и даже в жару сверху надевают жакет, который, так же как и рубаха, имеет воротник-стоечку и завязывается на верёвочки, а не застёгивается на пуговицы. Это довольно практично, хотя и немного удлиняет время одевания. Жакет был праздничный, алого цвета, что для выступления Сергея было самое то. Ну и, понятное дело, он купил китайскую обувь - традиционные парусиновые туфли с плоской подошвой, а заодно и пару китайских штанов ку чёрного и белого цвета. Таким образом, он и костюм для выступлений себе заимел, и дополнительные брюки. Тем более что они были из хлопчатобумажной ткани, и на жаре в них было намного удобнее находиться, нежели в суконных солдатских галифе. Впрочем, в моменты переезда от села к селу Серега скакал на лошади в одних штанах с голым торсом.
        Но на этот раз он ехал не спеша вслед за фургоном, а его брат-близнец Саша шёл рядом, держась за луку седла. Братьям давно надо было серьёзно поговорить, однако этот разговор не должен был коснуться посторонних ушей.
        - Смотри, Серёга, мы же с тобой учили историю. Армия батьки Махно контролировала, точнее, сейчас, летом девятнадцатого года, контролирует огромную территорию, почти треть всей Украины. Это семьдесят две волости Екатеринославской и Таврической губерний с населением более двух миллионов человек! В январе он пошёл на союз с красными только потому, что петлюровцы продолжали оказывать на него давление, пытаясь переманить на свою сторону. С юго-востока и юга надвигалась Добровольческая армия, а с севера подходил Украинский фронт большевиков. Махно не смог бы воевать сразу со всеми, потому и пошёл на переговоры с Каменевым. И его армия подчинилась высшему красному командованию лишь в оперативном отношении, причём с противоденикинского фронта никуда не ушла. То есть махновцы боролись с деникинцами и фактически не позволили Добровольческой армии взять Москву.
        Александр, держась одной рукой за стремя, другой оживлённо жестикулировал. Сергей усмехнулся и, наклонившись с лошади вниз, к голове брата, подмигнул и ответил:
        - Всё это понятно, но сейчас Махно объявлен Троцким вне закона и мутит там что-то с атаманом Григорьевым. И летом девятнадцатого года повстанческая бригада махновцев, оставшаяся без руководителя, развёрнутая в стрелковую дивизию РККА, будет разгромлена деникинцами, после чего остатки повстанцев отойдут в Херсонскую губернию.
        Саша, глядя на брата снизу вверх, снова стал горячиться:
        - Тем не менее, в данный момент Махно не разругался с большевиками, он всего лишь направил телеграмму Ленину, а также Каменеву, Зиновьеву, Троцкому, Ворошилову, в которой сообщил о своей преданности революционному делу и объяснил принятие решения о разрыве с Красной армией постоянными нападками на него со стороны «представителей центральной власти» и «прессы коммунистов-большевиков». Одновременно в телеграмме Махно просил освободить его от командования дивизией. То есть он, как ты помнишь, окончательно не стал собачиться с большевиками.
        Сергей снова усмехнулся, в буквальном смысле слова поглядывая на брата свысока:
        - Ну да, в следующем году, осенью, Махно снова заключит союз с красными. И что из этого? Его использовали как таран для штурма Перекопа. Всё равно вскоре после взятия Крыма командование Красной армией издало приказ о передислокации махновцев на Южный Кавказ. Махно отказался подчиниться, считая этот приказ ловушкой. Соответственно, большевики начали операцию по «ликвидации партизанщины». То есть Махно всё равно не уживётся с ними.
        - А если уживётся?
        Эта фраза Саши вынудила Сергея остановиться. От неожиданности он даже на какое-то мгновение растерялся, не зная, что ответить брату. Потом всё же спросил:
        - То есть ты хочешь сказать, что…
        - Да, Серёга, если Махно договорится с белыми, с Деникиным, и одновременно не станет служить красным, не будет для них пушечным мясом, то Добровольческая армия сможет взять Москву. Или, по крайней мере, Деникин с юга, Юденич с северо-запада и Колчак с востока смогут создать для красных реальную угрозу.
        - Ты хочешь сказать, что предложение Врангеля летом двадцатого года Махно мог бы и принять?
        - Именно! И не только Врангеля. Ему и Шкуро в девятнадцатом предлагал нейтралитет. Смотри, в решающий момент наступления белых на Москву махновцы нанесли удар по тыловым частям и складам боеприпасов вооруженных сил Юга России. В своих воспоминаниях Деникин писал, что это восстание, принявшее такие широкие размеры, расстроило тыл и ослабило фронт белых. И помешало им взять Москву. А ведь белые были под Тулой! В то же время уже осенью тысяча девятьсот девятнадцатого года в условиях, когда белые стали отступать, на Екатеринославщине как раз и зародилась некая автономная анархическая квазиреспублика под управлением Нестора Махно. Причем наступающих красных повстанцы встречали дружелюбно и часто переходили на их сторону. Понимаешь?
        Сергей присвистнул.
        - То есть на севере - красные, на юге - белые, а посередине - эдакая анархистская республика Гуляй-Поле?
        - Ну, мне кажется, лучше махновское Гуляй-Поле, нежели украинское Дикое Поле, правда же?
        - И что ты, Саша, предлагаешь?
        Сергей вновь дёрнул уздечкой и тронул лошадь. Александр, продолжая идти рядом, задумался. Потом всё же ответил:
        - Я предлагаю, используя наши знания истории, ну, той, которая произошла в нашем времени (мы ведь так и не знаем, наше это время или параллельное)… Так вот, надо помочь батьке Махно пропетлять между красными и белыми. Я уверен, если бы он заключил союз с Деникиным и Врангелем, то «Остров Крым» Аксёнова стал бы реальностью. И раз мы здесь застряли, то почему бы не попробовать?
        Сергей остановился, спрыгнул с лошади и показал Александру, что место свободно.
        - Давай, лихой кавалерист, закрепляй навыки. Проедься немного. А я ноги разомну.
        Пока Саша залезал на лошадь, Сергей продолжил разговор:
        - Что касается твоего предложения, то я согласен: надо что-то делать. Ведь после тюрьмы мы с тобой весь коллектор обшарили, все ходы осмотрели - но не вернулись обратно… Понятно, что выкинуло нас сюда во время взрыва, но теперь взрывай там хоть ящик динамита, результата не будет. Мы же «лимонку» рванули, а толку? Так что назад нам пока хода нет. А что касается того, наша это реальность или нет, вот давай и проверим. Как идея - неплохо, надо только понять, как мы её сможем реализовать.
        Александр, уже сидя на коне, посмотрел на брата недоумевающе.
        - Что значит - как?
        - Мы с тобой пока что два брата-акробата в бродячем цирке. Где мы, а где Махно? Тем более Деникин и Врангель. А если мы и попадём к ним, что мы скажем? Здрасьте, мы из будущего, сейчас мы вам тут насоветуем?
        Сергей хлопнул брата по ноге ладонью и продолжил:
        - Тем более что мы с тобой немного расходимся в идеологическом плане. Ты считаешь, что Белое движение было не напрасным, а я считаю, что Добровольческая армия потому потерпела поражение, что не было у белых единой идеологии. Один генерал отстаивал восстановление самодержавия, другой был за Учредительное собрание, третий топил за либеральные идеи. Колчак вон вообще бредил диктатурой. А у большевиков была идеология - всеобщее равенство и братство.
        Саша возмутился.
        - У Махно тоже была идеология. Крестьяне за него горой стояли. Вспомни, как на одном из съездов, кажется, весной этого года, исполком Военно-революционного совета Гуляйпольского района ответил на претензии Дыбенко? «…Если большевистская идея будет иметь успех, то военно-революционный совет, с точки зрения большевиков, организация явно контрреволюционная, заменится другой, более революционной большевистской организацией. А покамест не мешайте нам, не насилуйте нас». Идея Махно об организации анархистской республики снизу доверху через выборность работала! И пока махновцы били то красных, то белых, хлеб крестьяне убирали исправно. Даже голодающему Питеру отсылали, если ты помнишь!
        Сергей примирительно махнул рукой:
        - Да помню я, помню. То есть ты считаешь, что белые в состоянии создать этакую Новороссию?
        - Не просто в состоянии - они вынуждены будут это сделать. Махно - это как раз та соломинка, которая сломала белым хребет. Деникин не сможет окончательно победить Красную армию, тем более имея в тылу Махно. И большевики не могут окончательно задавить белых, к тому же у них постоянно возникают различные восстания. Вспомни, то восстание рабочих в Ижевске, то мятеж левых эсеров, то Кронштадт, то Антонов на Тамбовщине, не говоря уже о нынешнем мятеже Григорьева. Так что, думаю, наш эксперимент по коррекции реальности приведет к созданию разных форм государственности… - Саша снял с себя рубаху и подставил солнцу спину.
        Сергей немного помолчал и потом внезапно спросил:
        - Слушай, брат, а может, нам с тобой разделиться?
        Саша опешил:
        - Как это - разделиться?
        - Да очень просто. Ты пойдёшь к белым, будешь с ними пытаться договориться, внедришься к ним, авось, попадёшь к Деникину. Там сейчас офицерские полки ещё есть, отношения пока ещё между офицерами дружеские, опять же - Ледяной поход, все дела. Зарекомендуешь себя, расскажешь им о будущем, о планах операций, которые Деникин только планирует, а потом продвинешься. С твоими-то знаниями. В общем, твоя задача - стать адъютантом у Деникина. Или позже - у Врангеля. Они, кстати, терпеть друг друга не могли, так что и это сработало в нашем времени против белых. Фанаберии генералов помогли, мать их… А я попробую с батькой Махно поговорить. Вспомни Толстого, «Хождение по мукам».
        - Ну, то книга, вымысел…
        - Но Толстой ведь почему-то именно этот случай с Рощиным описал, когда красные убеждали Махно воевать с ними против белых. А мы сейчас на махновской территории, так что всё может получиться. В общем, план в целом принимается, надо позже ещё раз обдумать все детали. Так, поехали к фургону, вон, Клаус нам машет…
        Глава седьмая. Плен
        Выступление цирка Буша в Царичанке произвело на селян необычайное впечатление. Вначале, конечно, публику разогрела жена Клауса Анна, которая жонглировала мячиками и кольцами. Потом Яков Каплан показывал карточные фокусы. Он просил кого-нибудь из зрителей запомнить карту, а когда тот говорил, что запомнил, то тасовал колоду и показывал карту, которую якобы запомнил вызванный им из толпы мужик. На самом деле это была классическая подсадка, и с этим мужиком хитрый Яша договаривался ещё до выступления. Но вот фокусы с предметами Каплан отрабатывал без шельмовства и исправно доставал у зрителей то цветные платки, то куриные яйца.
        А потом наступил звёздный час братьев Юрьевских. Поскольку они были близнецами, то и выступали в паре, как сказал Клаус, «для пущего антуражу». Вначале Сергей показал комплекс ушу в стиле «длинный кулак». Каскад высоких прыжков, акробатических элементов, ударов руками и ногами очень понравился зрителям. Кстати, именно поэтому дочка Клауса Марта, которая раньше показывала простенькие гимнастические этюды, не выступала со своим номером, а работала ассистенткой Сергея. В следующем номере тот принял из рук Марты якобы бутылку водки, выпил немного и сделал вид, что захмелел. И тут же начал показывать таолу в стиле «пьяный кулак».
        Якобы пьяный Сергей шаткой походкой, спотыкаясь, ходил зигзагами, казалось, он вот-вот упадёт. И, прогибаясь назад, почти становясь на мостик, всё же упал. Но, перевернувшись через голову назад, он встал, показав, что снова выпивает. Потом его как бы понесло в потере равновесия по какой-то кривой. И вдруг - раз - он, высоко выпрыгнув в воздух и провернувшись там на 360 градусов, нанёс удар ногой. Потом, снова высоко выпрыгнув, закрутившись, как веретено, рухнул на землю. Пытаясь встать, еле приподнялся и вдруг, сложившись пополам, резко вытолкнул себя ногами, и вот он уже встал в полный рост. И снова внезапно каскад трюков: фляк, потом сальто вперёд и назад, высокие прыжки с проворотами в воздухе, удары ногами и руками. Все прыжки, сальто и фляки, в которых Сергей продолжал изображать пьяного, были восторженно встречены публикой.
        После на арену вышел его брат Александр. Теперь уже Сергей являлся ассистентом, поскольку Саша показывал номер с метанием ножей. Один брат становился к дереву, а второй метал в него ножи. Вернее, не в него - ножи вонзались в дерево рядом с телом Сергея. Когда парень отошёл в сторону, на стволе дуба остался его силуэт.
        Но коронный номер заключался в том, что Сергей ставил себе на голову яблоко, а Александр метал в это яблоко нож. Причём нож не просто попадал в яблоко, а рассекал его пополам. Это было довольно сложно сделать, следовало так закрутить клинок, чтобы он не вонзался в яблоко, а срезал его. Именно этот эффект Александру пришлось долго и упорно тренировать, потому что метание ножа - это одно, там достаточно иметь глазомер, твёрдую руку и опыт. В случае с закручиванием клинка нужно было ещё и точно всё рассчитать. И, конечно же, важно было не задеть брата.
        Кульминацией стало выступление хозяина цирка Клауса Буша. Но когда борец вышел на арену, в которую превратилась сельская площадь, внезапно раздались топот лошадей, свист, прозвучали выстрелы, и на площадь выскочила группа всадников. Одеты они были кто во что горазд - свитки, рубахи, гимнастёрки, черкески, кавалерийские галифе, казацкие шаровары с лампасами. Во главе этой кавалькады скакал совершенно живописный кавалерист. Его конь был украшен лентами, цветами и жемчужными ожерельями на копытах. Сам он был в гусарском ментике, красных галифе, щёгольских хромовых сапогах под колено, а на голове его каким-то чудом держалась матросская бескозырка. Чудом - потому что у этого гусара-матроса была очень буйная шевелюра. На груди у кавалериста красовался богато отделанный кинжал.
        Всадники спешились, и их предводитель подошёл к толпе, которая собралась на цирковое представление. Впрочем, толпа расступилась перед ним и стала как-то быстро редеть. Прокатился ропот:
        - Щусь… Атаман Щусь… Махновцы…
        Несмотря на то что население Екатеринославской губернии очень хорошо относилось к махновцам и снабжало их продуктами, фуражом, лошадьми, а иногда селяне даже присоединялись к отрядам батьки Махно, тем не менее далеко не все жаждали встречи с удалыми казачками батьки. Один из его атаманов, Феодосий Щусь, лишь недавно присоединился к Нестору Махно и часто действовал самостоятельно. К тому же красавец и щёголь Щусь был очень падок на женский пол, и слава об этом давно уже обошла всю губернию. Так что часть женщин немедленно стала покидать площадь - как говорится, от греха подальше.
        Сергей и Александр стояли возле фургона, когда атаман Щусь подошёл к Клаусу Бушу.
        - С такой прической этот батька - вылитый хиппи, - вполголоса сказал Сергей своему брату.
        - Скорее, он на панка тянет, ты посмотри на его прикид, - также вполголоса ответил ему Александр.
        В это время Щусь с интересом разглядывал циркачей.
        - Ты кто таков? - спросил он у Клауса. - Что вы тут показываете? Что за цирк?
        - Я - Клаус Буш, цирковой борец, хозяин цирка, вот моя семья - жена и дочь.
        - А те два хлопца - тоже твоя семья? - атаман указал плетью в сторону братьев.
        - Нет, эти к нам прибились недавно, из Екатеринослава шли.
        - Что показываешь? Какие номера? Я желаю посмотреть. - Щусь кивнул одному из своих людей, тот метнулся куда-то и через минуту притащил для атамана табуретку. Тот сел на неё, опершись на свою саблю. - Давай, показывай!
        - Но, позвольте, мы уже закончили, остался только мой номер, я обычно вызываю из публики желающих побороться.
        Щусь тут же вскочил и заорал:
        - О, борьба! Французская? Давай со мной! - И стал расстёгивать свой гусарский мундир.
        Через минуту он был в одной рубахе и галифе. Свои щёгольские сапоги атаман тоже снял, оставшись босиком. Он сделал несколько разминочных движений, пару раз присел, покрутил головой. Было видно, что махновец разбирается в борьбе. Да и телосложением Щусь, пожалуй, не уступал Бушу - он был таким же высоким, крепко сбитым, а через рубаху были видны его мускулистый торс и массивные плечи.
        - Этот Щусь, когда на флоте служил, был чемпионом по боксу и по французской борьбе. Причём он хорошо знает джиу-джитсу. Опасный тип, - пробормотал Александр.
        - Да и вообще он один из самых неуравновешенных у Махно был. Батька, кажется, его лично застрелит через два года, - ответил ему Сергей.
        - Нет, это легенда, никто из современников Махно этого не подтвердил. Щусь погибнет в бою с красными, - возразил брату Александр.
        Тем временем толпа селян, которые остались досмотреть представление, стала подбадривать Клауса Буша. Но часть из них болела за атамана. Двое соперников стали в центре круга, образованного людьми, и приготовились к схватке. Внезапно Щусь молниеносно бросился вперёд и совершил классический проход в ноги. Клаус не ожидал такого приёма, ведь в арсенале французской борьбы нет техники захвата ног, борьба ведётся без подножек и подсечек, только выше пояса. Поэтому циркач свалился как подкошенный. А атаман тут же захватил ногу Буша и провёл болевой приём на ахилл. Клаус вскрикнул, и Щусь, отпустив ногу соперника, довольный вскочил и стал отряхиваться.
        - Добре, батьку!
        - Молодець!
        - Гарно посадив на сраку циркача, га-га-га!
        В основном ликовали махновцы, хотя и некоторые селяне гоготали, взявшись за бока. Другие просто стали расходиться, понимая, что представление окончено. На Анну, которая попыталась традиционно совершить обход публики со шляпой в руках, никто внимания не обращал. Зато обратил внимание сам атаман. Он уже успел снова надеть свой гусарский мундир, который снял на время схватки.
        - Постой, красавица, куда торопишься? - Щусь схватил женщину за руку.
        - Никуда я не тороплюсь. Вы нам представление сорвали, я хочу хоть какой-то гонорар собрать, а вы мешаете.
        Щусь усмехнулся:
        - Я тебе, барышня, такой гонорар сейчас выпишу - вам надолго хватит. А ну, хлопцы, шо у нас там есть? Скидывайте сюда!
        Махновцы все как один стали подходить к Анне и доставать из своих шароваров, из карманов френчей мятые купюры разного достоинства и разных номиналов. Здесь были и керенки, и царские рубли, и украинские гривни, марки, карбованцы, даже деникинские и австрийские деньги.
        - Вот, красавица, тебе гонорар. Щусь ценит искусство. Тем более я бы и сам, если бы не пошёл в революцию, не отказался бы стать циркачом… - Атаман подкрутил свои усики. - Отобедаешь со мной, барышня?
        Анна нахмурилась.
        - Я не барышня, я замужняя женщина, вот мой муж, Клаус.
        Щусь рассмеялся.
        - Так я ж не замуж зову, а только отобедать. К тому же мужа твоего я победил в честном бою.
        - Какой же это честный бой? Ты, атаман, джиу-джитсу владеешь и болевой сделал, а Клаус боролся по правилам французской борьбы.
        Эта реплика, которая прозвучала как бы из ниоткуда, взбесила атамана.
        - Кто это там голос подал? - Щусь обернулся вокруг.
        Сергей отошел от циркового фургона и вышел в центр площади, которая к этому времени уже почти опустела.
        - Если уж по-честному, то Клаус тебя, атаман, за минуты бы на лопатки положил. А ты в ноги прошёл. Это нарушение.
        - Ты кто таков? Китаец, что ли? По морде не скажешь, вроде наш. Откуда ты такой дерзкий взялся? - Щусь подошёл к Сергею и положил руку ему на плечо.
        - Я выступаю в этом цирке, а одежда - это мой цирковой костюм. Я показываю китайскую гимнастику, делаю акробатические трюки.
        - А ты знаешь, акробат, шо атаману Щусю перечить нельзя? Меня сам Махно слушает. Сказал Щусь - отобедает со мной, значит, отобедает!
        - А если женщина не хочет, ты её силком потащишь? - насмешливо спросил Сергей.
        - Шо значит «не хочет»? Да я вот пальцами щёлкну - полсела баб ко мне на коленях приползёт! - засмеялся атаман.
        Внезапно за спиной Щуся вырос мрачный Клаус Буш.
        - Ты, атаман, у себя вон своими казачками командуй. Мы - люди вольные, куда хотим - туда идем. А моя жена будет обедать со мной, - сказал циркач, развернув своей ручищей к себе Щуся.
        Тот, ни слова не говоря, выхватил кинжал, который висел у него на груди, и полоснул Клауса по руке. Анна от неожиданности вскрикнула и выпустила из рук шапку, доверху наполненную деньгами. Щусь вытер кинжал о свои красные галифе и вложил его в ножны. Потом не торопясь достал из деревянной кобуры маузер, но не успел им воспользоваться - Сергей, который всё это время стоял рядом, молниеносно провёл приём на кисть руки атамана, и тот присел, скорчившись от боли. Маузер оказался в руках Сергея.
        - Атаман, не надо безобразничать, - выкрикнул парень, наставив маузер на кинувшихся было к нему махновцев. - Вы же защитники трудового селянства, а не бандиты какие-то. Какая слава пойдёт о вас гулять по сёлам? Нестор Иванович будет недоволен.
        Щусь, кривясь поднялся, подошёл к Сергею и протянул к нему ладонь.
        - Ты, паря, отдай машинку, неча тут баловаться.
        Сергей пожал плечами и протянул маузер атаману. Тот взял оружие, вложил его в кобуру, а потом внезапно, схватив юношу за руку, провёл болевой приём, завернув руку Сергея ему за спину. Но тот не растерялся, тут же сделал сальто вперёд и резко присел. Щусь покачнулся, но равновесие не потерял.
        - Так, хлопцы, а ну вяжите этого акробата, - заорал атаман.
        Махновцы бросились на Сергея, но в этот момент рядом с ним оказался Александр, и через несколько секунд половина людей атамана Щуся уже валялись на земле, охая и постанывая - братья обрушили на нападавших град ударов руками и ногами. И тогда махновцы вытащили сабли.
        - Ежели щас сами не сдадитесь, порубаем к чёртовой матери, - процедил Щусь.
        Братья переглянулись.
        - Ладно, Серёга, против сабель никакое карате и ушу не помогут. Пусть вяжут, прорвёмся.
        Саша демонстративно сплюнул в сторону Щуся и протянул руки вперёд.
        - Ну что, атаман, ваша взяла. Только ты тут беспредел устроил. Нестор Иванович будет недоволен.
        Шусь хохотнул.
        - А шо мне Нестор? Я сам себе атаман. Он о тебе, хлопец, даже не услышит. Посидите пока в холодной у меня, охолоните. Так, братва, давайте этих акробатов на тачанку - и гайда ко мне в штаб.
        - А куда их, атаман? - спросил один из махновцев.
        - А до той калекции, шо у меня в погребе вжэ сыдыть. Хай и эти посидят.
        Щусь вскочил на своего щёгольского коня, связанных братьев кинули в тачанку, и махновцы умчались. На площади остались только цирковая повозка, Клаус Буш, которому Анна бинтовала порезанную руку, их дочь Марта и сиротливо валявшаяся на земле шляпа с мятыми деньгами, которые потихоньку разносил по площади ветер…
        Глава восьмая. Господа товарищи
        Дверь в погреб отворилась, и Сергея больно двинули в спину прикладом винтовки. Он полетел вниз и упал на чьи-то тела. Вернее, не упал - его как бы приняли на руки какие-то люди, смягчив удар падения. Следом на него свалился Сашка.
        - Кто здесь? - спросил Сергей.
        Темнота ему ответила:
        - Ротмистр Ростовцев.
        - Юнкер Нечволодов.
        - Подполковник Молчанов.
        Потом темнота помолчала и снова ответила:
        - Командир Красной армии Мамочкин.
        - Командир Красной армии Васильев.
        Александр ощупал карманы и вытащил из своих казацких шаровар выменянную им на рынке бензиновую зажигалку. Он щёлкнул колесиком, и в его руке загорелся слабый огонёк. В одном углу погреба лежали три белогвардейца - это было понятно по их гимнастёркам с погонами. В другом углу сидел на корточках молодой парень в солдатских галифе, босой, гимнастёрку свою он держал в руках. Возле него лежал другой красноармеец. На его голове был бинт, также у него были перевязаны кисть и предплечье левой руки. Видимо, его товарищ пытался разорвать свою гимнастёрку и сделать раненому перевязку.
        Саша погасил зажигалку.
        - Ну, а мы Александр и Сергей Юрьевские, цирковые артисты.
        Темнота спросила:
        - Вы из каких же будете? Из барчуков поди?
        Судя по вопросу, его задал один из тех, кто представился красным командиром. Сергей ответил:
        - Если говорить о происхождении нашем, то да, мы из дворян. Но сейчас это не имеет значения, потому что ваш вождь, товарищи, Владимир Ульянов-Ленин, тоже дворянин.
        Его невидимый собеседник закашлялся, потом с натугой ответил:
        - Дать бы тебе за Ленина по сопатке, барчук, да раны мешают. Ленин - вождь мирового пролетариата!
        Сергей рассмеялся.
        - Ну и что с того? Вон, вождь анархистов Кропоткин - так вообще князь. Среди большевиков есть и другие из дворянского сословия - Дзержинский, Куйбышев, Орджоникидзе. Так что дело не в происхождении, товарищ красный командир, дело в человеке.
        - Да что вы, право, молодой человек, с красными полемику ведёте, - отозвался из темноты другой мужской голос. - У них же диктатура пролетариата, они считают, что только они имеют право решать, кому в России жить. А дворян они под нож пускают…
        - И правильно пускаем, - возразил ему кашлявший. - Вы сколько из народа кровушки попили? И вместе со своим царём страну немцам продали.
        - Нет, милейший, это вы со своим Лениным Россию немцам продали. Кто позорный Брестский мир подписал? Кто объявил, что Россия должны проиграть немцам войну?
        Сергей понял, что сейчас полемика превратится в потасовку. Но тут подал голос его брат:
        - Так, стоп, брек! У каждого из нас своя точка зрения. Но сейчас мы - пленные, причём пленные у бандитов. Вы, господа офицеры, и вы, товарищи, мы здесь все равны. Вместе нас расстреляют. Так что давайте прекратим идиотский спор.
        Саша немного помолчал и потом продолжил:
        - Нас точно расстреляют. Вас, господа офицеры, потому что Махно с Деникиным воюет. А вас, товарищи красные командиры, за то, что Махно рассорился с красными. Ну а нас - просто так, за компанию. Тем более что этот атаман Щусь немного малахольный.
        - Или много, - поддакнул брату Сергей. - Что ты предлагаешь?
        Саша улыбнулся, хотя в темноте это не было заметно.
        - Когда нас вели, я заметил, что возле сарая, в котором наш погреб, стоит тачанка с пулемётом. Если мы здесь устроим пожар, нас по-любому вытащат. Мы шум поднимем, погреб точно откроют, а там мы караульных раскидаем - и во двор. На тачанке вырвемся из села, а с пулемётом нам никакая конница не страшна - уйдём. Тем более махновцам белые на пятки наступают, фронт совсем рядом. Не будут они за нами сильно гнаться, побоятся наскочить на разъезды Добровольческой армии.
        - Нам с вами не по пути, - раздался из темноты характерный хриплый голос. - Нас с Мамочкиным беляки враз к стенке поставят. К тому же я раненый, куда мне бежать?
        - Вася, я тебя не брошу, - это поддержал товарища Мамочкин.
        - Да ладно вам, товарищи краснопёрые. Слово офицера, вас никто не тронет. Отпустим. В одном погребе всё же сидели, - перебил его спокойный насмешливый голос.
        - Ротмистр Ростовцев, вы здесь не один. Пусть говорит старший по званию. Правильно, господин подполковник?
        Это, видимо, вклинился в беседу юнкер. Голосок у него был какой-то звонкий, совсем мальчишеский.
        - Ничего, юнкер, ничего, ротмистр прав. Мы всё же как-никак товарищи… Товарищи по несчастью то есть, - ответил подполковник Молчанов.
        - Вот уж не думал, не гадал, что товарищем стану, - пробурчал Ростовцев.
        Молчанов продолжил:
        - Бежать надо однозначно. Этот юноша прав - нас точно пустят в расход. Поэтому предлагаю распределить роли. Кто его знает, заправлен ли пулемёт, есть ли там ленты с патронами? То есть вы, ротмистр, отвечаете за боеприпасы. Я - сразу за пулемёт. Вы, юнкер, вторым номером, подаёте ленту. Вы, товарищи большевики, сможете самостоятельно влезть на тачанку?
        - Значит, вы будете воевать, а мы только прокатимся с ветерком? Так не пойдёт…
        Видимо, это Мамочкин откликнулся.
        - Вы, товарищ большевик, о своём товарище раненом позаботьтесь. Он сам не сможет даже идти.
        - Идти я смогу, господин беляк, за меня не беспокойтесь. Пусть Мамочкин прикроет вас, винтовку у конвоира заберёт, и пока вы с пулемётом разбираться станете, Петро нескольких бандитов запросто положит.
        - Мы с братом тоже стрелять умеем. Так что поддержим вас, - встрял Сергей. - Если бы пару гранат раздобыть, вообще было бы хорошо. Главное, со двора выехать, это крайняя хата, там сразу на дорогу вырвемся - и дальше в степь.
        Саша снова щёлкнул зажигалкой. Тусклый свет выхватил из темноты лица всех говоривших. Юнкер Нечволодов сидел рядом с ротмистром и что-то ему шептал. Ротмистр улыбнулся.
        - Юнкер дело говорит. Всем нам тесновато в тачанке будет.
        - Там рядом ещё осёдланные лошади стояли. Видимо, постояльцев этой хаты. Я видел, когда нас заводили, - ответил Саша.
        - Ты же, братец, на лошади с трудом сидишь, - хохотнул Сергей. - Я сяду на лошадь, а Сашку возьмите к себе, господа-товарищи.
        - Всё равно многовато. Кони быстро устанут, да и шестеро на этой бричке - перебор.
        - Я тоже буду на коне, - откликнулся ротмистр. - Да мне так и сподручнее.
        Подполковник Молчанов подвёл итог:
        - Итак, диспозиция ясна. Я и юнкер Нечволодов - на пулемёт. Ротмистр подносит патроны - и на лошадь вместе с вами, молодой человек, пока товарищ большевик нас прикрывает. Ну и вы тоже с нами на тачанку, - он взглянул на Александра. - Ваш брат с ротмистром выезжают со двора. Если всё спокойно, даёте нам отмашку. Мы выдвигаемся вслед за вами - и сразу в степь. Само собой, за это время вы, товарищ… Как вас?..
        - Васильев моя фамилия, Василий Васильев, - отозвался раненый.
        - Так вот, товарищ Васильев, у вас будет от силы пара минут. Успеете?
        - Да чего уж там, дошкандыбаю, - улыбнулся Васильев.
        - Ну, тогда надо подготовиться к пожару. Только вы, юноша, не усердствуйте сильно уж, а то вы нас живьём здесь сожжёте. Надо изобразить только видимость пожара, не более.
        Саша усмехнулся.
        - Я всё понимаю, господа-товарищи. Вы это, приготовьтесь. Перевяжите раненого, вы, юнкер, сапоги обуйте, а то мало ли… Когда будете готовы все, дайте знать. Я пока свет потушу. А потом станем понемногу жечь солому, она дым даст. Ну и начнём сабантуй.
        Он погасил зажигалку.
        - Что начнём? - переспросил кто-то в темноте.
        - Сабантуй. Это у татар праздник такой, - пояснил Саша.
        - Кстати, вы, молодой человек, сказали, что вы - из дворянского сословия. Где-то я слыхал вашу фамилию. Как вы сказали? Юрьевские?
        Судя по голосу, это был подполковник.
        - Да, а что? - вопросом на вопрос ответил Александр.
        - Да ничего. Просто это известная фамилия. Екатерина Александровна Юрьевская часом не ваша родственница?
        - Давайте сейчас обойдёмся без генеалогического древа, господин штабс-капитан. Не важно, тем более сейчас, какие у нас родственники. Если не выберемся отсюда, то мы все породнимся. В могиле, - мрачно пошутил Саша.
        - Да нет, я просто спросил. Юрьевские - известный дворянский род. И, насколько я знаю, у Екатерины Александровны двое сыновей как раз вашего возраста. Только она после большевистского переворота в Петрограде уехала за границу. Вот я и удивился, услышав вашу фамилию…
        - Ничего, если останемся живы, у нас ещё будет повод об этом поговорить, - вмешался Сергей. - Ну что, все готовы?
        - Да… да… готовы… - раздались из темноты голоса пленников.
        - Тогда будем начинать. Саня, жги!
        Александр щёлкнул зажигалкой и поджёг пучок сена. Каждый тоже взял себе по пучку, после чего подожгли их от Сашиного импровизированного факела. Подвал начал заполняться дымом, стало трудно дышать.
        - Стоп, так мы задохнёмся. Дайте мне ваши прометеевы факела, я их поднесу ближе к щелям погреба. - Саша вовремя спохватился и быстро отобрал у всех горящую солому, поднеся её прямо к крышке погреба. - Всё, создаём шум, кричим.
        - Пожар! Горим! Помогите! Ради бога, откройте нас! - наперебой закричали пленники.
        В первые минуты ничего не происходило. Казалось, их никто не слышит. Потом вдруг раздался топот ног, кто-то вбежал в сарай.
        - От, кляти охвицеры, сказав же - нэ палыты, так ни. Я ж цыгаркы видибрав!
        Раздался лязг открываемого запора, и кто-то поднял люк погреба. Все зажмурились от яркого солнечного света. Но Саша не растерялся. Он выбросил наверх пук горящей соломы и, схватив за шиворот заглядывавшего в погреб махновца, одним рывком сдёрнул его в погреб. Его тут же перехватил Сергей и одним ударом отправил незадачливого часового в глубокий нокаут. Саша прислушался - на дворе было тихо.
        - Вылезаем, быстро. Действуем по плану. Постарайтесь не стрелять - бандиты пока ни о чём не догадались, - полушёпотом бросил он своим товарищам по несчастью.
        Он перехватил винтовку конвоира, которую тот выронил при падении в погреб, и осторожно выглянул из сарая. Во дворе никого не было. Зато стояла тачанка с пулемётом, причём запряжённая парой лошадей. Рядом стояли ещё несколько, все осёдланные.
        «Так, видимо, хозяева только прискакали и сразу собираются назад, поэтому и не рассёдлывали своих коней. Значит, они сейчас в хате», - эти мысли молниеносно пронеслись в голове у Саши.
        Выглянул Сергей, за ним - ротмистр Ростовцев.
        - Ротмистр, гляньте, вон за хатой телега, там могут быть ящики с патронами. Серёга, махновцы в хате, от пяти человек, без шума не получится. А шуметь нельзя - полсела сразу сбежится на выстрелы, и нас отсюда не выпустят.
        Тут из дверей выскользнул юнкер Нечволодов. На вид он был совсем ещё мальчишка, правда, довольно упитанный, точнее, какой-то лощёный. Юнкер с ходу подал идею:
        - Вот, господа, у конвоира на поясе была граната прицеплена. Можно ворваться в хату и пригрозить гранатой. Бандиты лягут на пол, мы их просто свяжем, и всё.
        Юнкер протянул братьям гранату типа «бутылка».
        - РГ-14. Ручная осколочная граната Рдултовского, образца тысяча девятьсот четырнадцатого года, - профессионально заметил Сергей.
        - Так, Серёга, на тебе винтовку - ты ж у нас стрелок, я с гранатой. Врываемся в хату, положим всех на пол. Юнкер, ты с нами. Надо всех связать быстро, поможешь. Штабс-капитан сам с пулемётом разберётся.
        В этот момент как раз вышли из погреба Молчанов и Мамочкин, поддерживающий Васильева. Подполковник, услышав распоряжения Александра, молча кивнул и кинулся к пулемёту. Осмотрев его, засиял улыбкой.
        - Господа, полная лента. Давайте садитесь.
        Саша возразил:
        - Нет, господин подполковник, мы только тронемся с места, махновцы выскочат и поднимут пальбу. Нам тогда не вырваться. Надо по-тихому.
        Но тут вмешался случай. Дверь хаты отворилась, и на порог вышел… атаман Щусь. Саша, недолго думая, со всей дури врезал ему в челюсть зажатой в кулаке гранатой. Атаман рухнул как подкошенный.
        - Аут! - только и успел машинально сказать Сергей.
        Глава девятая. Побег
        Далее события развивались по нарастающей. Саша тут же заскочил в хату и увидел перед собой стол, за которым сидело пятеро махновцев во главе с каким-то очкастым типом в кожаной куртке. Остальные были одеты по махновской моде, то есть - кто во что горазд. И явление Александра с Сергеем, которые так и оставались в своих цирковых костюмах, произвело на них ошеломляющее впечатление. Ещё бы, Саша был в казацких синих шароварах с красными лампасами и алой атласной рубахе, а Сергей так и не снял свой китайский костюм с пиджаком-мандарином ярко-красного цвета.
        - Красные… - машинально пробормотал очкарик.
        - Лягайте все! Щас бомбу взорву! На клочки всех порвёт!!! - заорал Саша и поднял вверх гранату.
        Сергей в это время поднял винтовку и прицелился в одного их махновцев, который стоял у окна и явно намеревался в него выскочить.
        - Не балуй, хлопец, пуля догонит, - спокойно сказал Сергей.
        И его спокойный, даже деловой тон как раз и произвёл на всех нужное впечатление. Махновцы сразу, как один, бухнулись на пол и даже прикрыли головы руками. И тут братьев удивил юнкер, который проворно заскочил в хату и стал собирать у лежащих оружие - револьверы, маузеры, сабли. Сергей, поставив аккуратно винтовку у двери, стал связывать того, кто стоял у окна. Когда он успел прихватить со двора вожжи, Саша так и не заметил. Но времени удивляться не было, он взял у юнкера Нечволодова револьвер и направил его на лежащих. А юнкер стал быстро резать саблей вожжи, которыми Сергей быстро связывал руки и ноги лежавших махновцев.
        Через некоторое время юнкер вместе с братьями выскочили из хаты, причем юнкер успел прихватить со стола бутылку самогона, краюху хлеба и миску с варениками.
        - Хозяйственный ты пацан, Нечволодов, - похвалил юнкера Сергей.
        - Не понял, кто-кто? - удивился незнакомому слову юнкер.
        - Неважно. Рыцарское звание такое было у древних германцев, - нашёлся тут же Александр. И за спиной юнкера, повернувшись к брату, постучал себя кулаком по голове. Тот виновато кивнул, мол, вырвалось.
        На тачанке их уже ждали подполковник и оба красных командира. Причем и Васильев, и Мамочкин были вооружены винтовками. Ещё одна винтовка была у Сергея, а у юнкера Нечволодова за поясом находился целый арсенал - несколько револьверов системы Нагана, маузер и даже немецкий люгер-парабеллум. А ещё в правой руке у него было сразу две сабли.
        - Юнкер, сабли бросьте, они только место занимают, - крикнул Молчанов.
        Но тут вмешался ротмистр Ростовцев, появившийся из-за хаты с ящиком патронов.
        - Нет, юнкер, сабли оставьте, мне и юноше, - он кивнул в сторону Сергея, - пригодятся.
        - Господа, - продолжил ротмистр, - нам повезло. Эти вахлаки тут же, рядом с хатой, и боеприпасы свои хранили. Вот патроны, там снаряжённые ленты к пулемёту.
        - А здесь уже заправлена лента. Но, боюсь, не дадут перезарядиться. Так что будем вести огонь экономно. Нам бы из села вырваться. А там, в степи, уже ищи-свищи. Всё, господа, по коням, - скомандовал подполковник.
        Ростовцев поставил ящик в бричку, одним махом вскочил на осёдланного коня и принял из рук юнкера саблю и револьвер. Револьвер он заткнул за пояс, которым непонятно когда успел перепоясаться. Молчанов в суматохе об этом не подумал, зато подумал Нечволодов и протянул ему чей-то ремень. Сам юнкер тоже был при полном параде: не только подпоясан, но даже успел с кого-то снять кубанку. И теперь немного напоминал эдакого казачка. Подполковник же не успел проследить за своим внешним видом - у него не было ни ремня, ни сапог. Впрочем, ротмистр тоже был босым. Разутыми были и оба красных командира.
        На немой вопрос Александра ответил Нечволодов.
        - А бандиты всех разувают. С обувкой нынче туго, вот и снимают со всех сапоги. А у меня размер маленький, мои никому не подойдут. Померили и назад вернули.
        - Ладно, мы с ротмистром сейчас выедем со двора, если всё спокойно, махнём - и вы сразу выезжайте, - Сергей говорил эти слова уже на бегу. Вскочив на коня, он кивнул Ростовцеву, и они не спеша, шагом, выехали со двора. У Сергея в руках был только немецкий люгер. Ротмистр держал в руке шашку.
        Но тут везение кончилось. Не успели бывшие пленники выехать со двора, как им навстречу попалась целая ватага махновцев. Хорошо ещё, что они были не на конях. Но каждый был вооружен до зубов: в руках - винтовка, за поясом - пистолеты, гранаты, сабли, а двое ещё и перепоясанные крест-накрест пулемётными лентами по всем канонам тогдашней моды. Недолго думая, ротмистр тронул коня и поехал прямо на эту живописную толпу. Махновцы, не успев даже удивиться, машинально расступились. И тут Ростовцев показал мастер-класс: за несколько секунд он своей саблей резко сократил численность ватаги: взмах направо, взмах налево, разворот коня, ещё пара взмахов - и вот уже четыре окровавленных тела валяются в дорожной пыли.
        - Хлопцы, беляки!.. Золотопогонники!.. Стреляй их!.. Рубай!..
        Махновцы бросились врассыпную, попрыгали за тыны, некоторые повернули назад и побежали. Но двое остались на месте и моментально подняли свои винтовки. Несдобровать бы Ростовцеву, но тут прозвучали два сухих хлопка, и оба махновца как подкошенные свалились на дорогу.
        - Ходу, подполковник, ходу! - уже не скрываясь, заорал Сергей и, выстрелив ещё раз в сторону махновцев, пришпорил своего коня. То же самое сделал и ротмистр. Они вдвоем поскакали на окраину села. Со двора вылетела тачанка и понеслась за ними. Но было поздно. Вслед им раздались выстрелы опомнившихся махновцев, а некоторые лихие батькины хлопцы уже успели вскочить на коней и с гиканьем поскакали за беглецами.
        Небольшая заминка случилась на выезде из села - как на грех, там стоял дозор, причём у одного из дозорных в руках был пулемёт системы Льюиса.
        - Ротмистр, пулемёт! - крикнул на скаку Сергей.
        Ростовцев пришпорил коня и ринулся к дозору. Но он не успевал. Дюжий хлопец с ручным пулемётом ухмыльнулся и поднял свою самоварную трубу. Ещё немного - и он прошьёт обоих всадников. Но вдруг на месте, где только что стоял пулемётчик, взметнулось чёрное облако и сверкнул огонь. И тут же по ушам ударил звук взрыва. Сергей на всём скаку осадил коня и обернулся. Мимо него промчалась тачанка, в ней стоял его брат и весело скалил зубы.
        - Давай, Серёга, хватай самовар - и за нами. Два пулемёта нам не помешают, - проорал Сашка.
        Сергей подскочил к месту взрыва. Там валялся, зажимая окровавленный живот, тот самый молодой парень, который секунду назад хотел их застрелить. Рядом сидел скорчившись и стонал второй махновец. Чуть поодаль неподвижно лежал ещё один. Сергей хотел было поднять пулемёт, но ротмистр оказался проворнее - не слезая с коня, он свесился к земле, одним махом подобрал валявшийся «льюис», выпрямился и, подскакав к тачанке, которая немного притормозила, передал ручной пулемёт Мамочкину. Тот по-хозяйски установил его на переднее сиденье тачанки, и подполковник снова пришпорил коней.
        И вовремя. Из села уже вылетали с гиканьем и свистом хлопцы атамана Щуся. Сам атаман, вероятно, всё ещё валялся в отключке - гранатой он получил очень и очень неслабо. Но сейчас его людям не надо было ставить боевую задачу и отдавать какие-то приказы - уже было понятно, что пытаются бежать пленные, уже шла стрельба, причём махновцы почему-то орали во всё горло и стреляли просто в воздух. То ли сами себя подбадривали, то ли это у них такой ритуал был. Хотя, скорее всего, хлопцы просто показывали удаль молодецкую, так сказать, сами себя накручивали. Только что выпивали и закусывали, а тут тах-бах - снова война. И подогретые самогонкой хлопцы ринулись на врага.
        Но их было много. И если стреляли спьяну преследователи в белый свет как в копеечку, то уж если бы они догнали беглецов, саблями посекли бы их в капусту. Подполковник Молчанов понимал это как никто другой - с конницей Махно он сталкивался не раз. Поэтому немилосердно погонял коней. Однако, несмотря на то что тачанка неслась как птица, всадники постепенно стали обходить её справа и слева. И тут загрохотал пулемёт системы Максима.
        По ходу диспозиция, о которой накануне говорил Молчанов, изменилась - он стал кучером, а за пулемётом оказался раненый Васильев. Юнкер Нечволодов подавал ему ленту, а Мамочкин с ручным «льюисом» прикрывал фланги. И не зря - махновские конники стали обходить тачанку справа и слева. Некоторых успел сбить с сёдел Сергей, точно стреляя из своего люгера, но махновцев всё равно было очень много.
        Первую волну сбрил «максим» - он просто скосил сразу десяток всадников, которые уже почти настигали беглецов. Когда станковый пулемёт стреляет в упор, то тело человека становится похоже на фарш. Все-таки пули калибра 7,62 мм с небольшого расстояния просто прошивали махновцев и их коней насквозь. И пока задние резко притормозили, те, кто успел обойти беглецов справа и слева, пользуясь тем, что находятся в мёртвой для пулемёта зоне, с гиканьем стали резко сближаться с тачанкой. И тут заговорил второй пулемёт.
        «Льюис» не рокотал, как «максим», он, скорее, строчил, как швейная машинка. Или стрекотал. Или шелестел. Звук его выстрелов был негромким, и вначале махновцы даже ничего не поняли - как будто на них налетел рой пчёл. Но эти пчёлки разили насмерть. И вот ещё с десяток всадников свалились с коней, вот с одной стороны осталось всего трое. Мамочкин моментально развернулся влево и открыл огонь по махновцам практически в упор. При этом подполковник продолжал гнать лошадей, и через какое-то мгновение к Мамочкину присоединился и Васильев, открыв огонь по остаткам махновской конницы, которая вновь оказалась в секторе обстрела.
        Разгром был полный. Впереди виднелась кромка леса, а сзади оставались только мёртвые и раненые. Всего несколько всадников, повернув коней, улепётывали назад в село. Против двух пулемётов с одними саблями - это было чистое самоубийство, о котором спьяну махновцы не подумали. Если бы не был упущен момент, если бы тачанка не успела выскочить за пределы села, то тогда шансов уйти у беглецов почти не было. Но, как говорится, удача всегда на стороне смелых и отчаянных…
        …Тачанка медленно катилась по лесу, разгорячённые недавним боем бывшие пленники уплетали за обе щеки прихваченные хозяйственным юнкером вареники и запивали их крепчайшим самогоном. Впрочем, после пережитого крепость местной горилки даже не ощущалась. Зато вареники были просто бесподобными.
        - Юнкер, вам надо просто благодарность перед строем объявить, - рассмеялся подполковник Молчанов.
        - Да, я тоже удивлён смекалкой Нечволодова, - поддержал Молчанова Ростовцев. Он подъехал на своём коне ближе к тачанке и взял с протянутой ему юнкером миски вареник.
        - Был бы ты бабой, юнкер, цены б тебе не было, - вмешался в разговор Васильев, баюкая раненую руку.
        При этих словах Нечволодов почему-то вдруг покраснел и отвернулся.
        - Ну, юнкер, что вы как барышня. Вы же не только ратный подвиг совершили, вы ещё и нас от голодной смерти спасли. Кто знает, когда мы к своим выйдем? - добродушно заметил подполковник.
        Но тут после его слов повисла тревожная пауза. Молчанов не сразу понял, что он сказал, а когда понял, вдруг остановил лошадей. Поняли его и Мамочкин с Васильевым.
        - Ну, что ж, ваши благородия. Нам тоже надо к своим. Только свои-то у нас разные будут. Так что вы - к своим, и мы - к своим. Каждый останется при своих. Нет возражений? - Васильев улыбался, но глаза его смотрели настороженно. Мамочкин как бы невзначай придвинулся к своему «льюису», из которого он ещё недавно выкашивал махновскую конницу.
        - Собственно, вас, господа большевики, никто и не держит. Нам до своих ближе, чем вам. Понятно, что менять один плен на другой вы не захотите. Если, конечно, вдруг не передумаете, - спокойно сказал Молчанов.
        - Не понял вас, ваше благородие. Как так - передумаем? В плен к вам пойти? Чтобы вы нас к стенке поставили? - Мамочкин от удивления даже привстал.
        - Нет, господин… ах, да, товарищ Мамочкин… Надо отметить, у такого хорошего стрелка такая мирная фамилия. Так вот, я имел в виду, что у нас в Добровольческой армии служат многие из тех, кто раньше воевал против нас. Кто разочаровался в идеалах большевизма, особенно когда красные стали расстреливать заложников и реквизировать продовольствие.
        - Вы, господа хорошие, тоже и реквизируете, и расстреливаете. Так что не надо нас агитировать за веру, царя и отечество, наелись в империалистическую досыта. А в Красной армии никто не реквизирует и не расстреливает, это всякая примазавшаяся к большевикам контра недобитая, эсеры и анархисты. Вон, Махно недавно тоже был в Красной армии… - зло ответил Молчанову Васильев.
        - Нестор Махно не расстреливал никогда заложников. И продовольствие ему крестьяне сами отдавали, когда он просил, - внезапно вклинился в разговор подъехавший на коне Сергей.
        - О, надо же! А вы, юноша, откуда сие знаете, позвольте полюбопытствовать? - удивлённо спросил у Сергея Ростовцев.
        Он как раз собирался взять из миски ещё один вареник, но когда услышал, как человек, назвавшийся дворянином, защищает Махно, его рука, что называется, повисла в воздухе.
        - Ну, мы с братом поколесили по Екатеринославской губернии, с цирком выступали. И раньше тоже много где побывали. Везде селяне о Махно очень уважительно отзывались. А как он в прошлом году немцев и петлюровцев бил - любо-дорого было поглядеть. Да и Добровольческую армию изрядно потрепал. Не так ли, ротмистр? - улыбнулся Сергей.
        - А вы, Александр, вы тоже поддерживаете вашего брата? - спросил Ростовцев Сашу.
        - Теоретически Сергей прав - Махно хорошо воюет, и его проект анархистской республики очень интересен. Но только в теории. На практике я всё же отстаиваю идеи государственности, - ответил Саша.
        - Позвольте узнать, какое именно государство вы предпочитаете? Монархию? Диктатуру пролетариата? Республику? - внезапно заинтересовался подполковник.
        - У меня пока нет твёрдого представления на этот счёт. Пожалуй, для России наиболее приемлемой формой правления была бы конституционная монархия. Но Россия большая, и в данный момент здесь Украина… - начал было отвечать Александр.
        - И как раз Махно наиболее органичен в своем стремлении к анархизму. То есть выборность власти снизу доверху, - перебил брата Сергей.
        - Ладно, господа-товарищи-братья. Пока мы тут лясы точим, вы нас прямо к себе доставите, а нам потом назад пешком топать, - прекратил дебаты Васильев.
        Васильев и Мамочкин слезли, причём Пётр прихватил с собой «льюис», а Василий - винтовку и револьвер.
        - Прощевайте, господа хорошие. Дай Бог, не свидимся больше. Ни в плену, ни в бою, - Васильев шутливо поклонился и, взяв винтовку за ремень, кивнул напарнику. Мамочкин взвалил тяжелый ручной пулемёт на плечо, тоже повернулся, чтобы идти вслед за ним.
        - Ну, что ж, удачи вам, господа… то есть товарищи, - подполковник Молчанов улыбнулся. - Теперь уже мы с вами, так сказать, не товарищи. Хотя не скрою, мне было бы чертовски жаль встретиться с вами в бою. И жаль, что такие умелые солдаты воюют против меня, а не рядом со мной.
        Тачанка снова тронулась. И в этот момент внезапно заговорил Сергей.
        - Разрешите, господа, и мне откланяться. Я ухожу с ними.
        От удивления подполковник даже не смог вымолвить ни слова и снова остановил лошадей. Но тут внезапно раздался звонкий голос юнкера Нечволодова:
        - Как вы можете? Вы же дворянин! А как же ваш брат? Вы что, будете воевать за красных? А он?
        - А я остаюсь с вами, - улыбнулся Александр. - У нас с братом наблюдаются идеологические разногласия, хотя мы оба являемся патриотами России. Не красной, белой или какой-то там серо-буро-малиновой, а единой и неделимой. Просто есть разные пути достижения этой цели, и мы идём к этой цели разными дорогами.
        Молчанов очнулся, тряхнул головой и удивлённо произнёс:
        - Я, конечно, понимаю, что гражданская война - это когда идёт раскол внутри одного народа. Но когда брат на брата… Не понимаю.
        Сергей тоже улыбнулся.
        - Вы, господа, сейчас не поймёте. Трудно это сразу осознать. Одно вам скажу: не будет у нас брат на брата. И потому мы сейчас и разделяемся, чтобы не было этого в истории России. Потому что нет правды белых или правды красных. Правда - она одна. И, возможно, она где-то посередине. Вот мы и будем её искать. Каждый - со своей стороны. И где-то там мы встретимся. Честь имею, господа.
        Сергей отсалютовал саблей, которую успел где-то подобрать, и тронул коня. Через минуту он догнал шагавших красноармейцев и поехал рядом с ними, что-то им рассказывая.
        - Ну, что ж, господа, а теперь я могу удовлетворить немного ваше любопытство перед тем, как мы появимся в расположении армии генерала Деникина, - сказал Александр.
        Глава десятая. Юнкер Нечволодов
        Летом 1919 года центр вооружённой борьбы двух сил - большевиков и так называемого Белого движения - переместился на Южный фронт. Повсеместные крестьянско-казацкие восстания дезорганизовали тыл Рабоче-Крестьянской Красной армии. Особенно большой размах имело восстание атамана Григорьева и Вёшенское восстание на Дону. На их подавление были брошены крупные силы красных. Но солдаты-красноармейцы неохотно воевали с повстанцами, которые в основном были крестьянами и казаками. Красная армия терпела поражение за поражением и откатывалась все дальше на север. Все белогвардейские войска на юге были объединены в Вооружённые Силы Юга России под командованием Деникина, в состав которых вошли: Добровольческая, Донская, Кавказская армии, Туркестанская армия и часть Черноморского флота. В создавшихся благоприятных условиях Добровольческая армия разгромила противостоявшие ей силы большевиков и вышла на оперативный простор.
        …Стрелковые части деникинской армии были разбросаны по всему Екатеринославу. После дерзкого наскока кавалерии генерала Шкуро, который вышел в тыл 7-й Сводной дивизии РККА, оборонявшей город с востока, красные держались два дня, но были разбиты под Новомосковском, и части Добровольческой армии ворвались в Екатеринослав с двух сторон. Вернее, ворвалась только кавалерия, а вся Добровольческая армия входила в город медленно и настороженно.
        Вначале прошли передовые части пехоты, затем по камням мостовой загрохотала колёсами своих трёхдюймовок артиллерия. Стройными рядами шли кавалерийские полки. Сотни генерала Шкуро, обеспечившие взятие города, теперь устроили себе что-то вроде парада победителей, щеголяя черными черкесками и белыми папахами. Эти щёголи не снимали свои папахи даже несмотря на жару. Хотя красоваться было не перед кем - жители Екатеринослава на улицах почти не появлялись. Город ещё не отошёл от боёв, которые шли целых три дня, ещё кое-где на окраинах дымились халупы, пострадавшие от артиллерийского обстрела. То здесь, то там валялись тела погибших при взятии города - и белых, и красных.
        Штаб генерала Деникина расположился в районе железнодорожного вокзала. Там стоял бронепоезд, к которому было прицеплено несколько пассажирских вагонов класса «люкс», в которых Антон Иванович временно расположился с командирами некоторых частей. Сам генерал был равнодушен к комфорту, но положение командующего теперь уже не армией, а Вооружёнными Силами Юга России обязывало. И пока Деникин осматривал окрестности, подбирая подходящее здание под свой временный штаб, его порученцы понеслись на ближайший рынок закупить всё для торжественного обеда. Как ни странно, на рынке уже собирались местные торговки: как говорится, война войной, а обед - по распорядку.
        В то же время на окраинах Екатеринослава ещё постреливали, поэтому эскадроны и сотни, войдя в город, не останавливаясь, пронеслись дальше, выискивая красноармейцев, не успевших отойти. Артиллеристы устанавливали орудия на набережной и ждали целеуказаний, но корабли Днепровской флотилии еле виднелись вдали, и достать их не было никакой возможности.
        Тем временем в центре Екатеринослава у городской управы наблюдалось некое оживление. Рядом с крыльцом управы стояли белогвардейские офицеры. Все они были одеты как на парад, как будто не вышли из многочасового боя, а собрались на увеселительное мероприятие. Вот только форма на них была совершенно разная. И хотя погоны и трёхцветные шевроны указывали на принадлежность офицеров к Добровольческой армии, но создавалось впечатление, что этих армий было несколько.
        Для офицерского полка генерала Корнилова была установлена особая форма чёрного цвета и чёрно-красная фуражка, казаки генерала Шкуро и части Донской армии, состоявшей в основном из казаков, имели свою форму, а офицеры марковских частей чаще всего носили чёрную гимнастерку с белым кантом на грудном разрезе, обшлагах рукавов и иногда на нагрудных клапанах карманов. Но, в отличие от чёрной формы корниловского полка, марковцы носили чёрно-белые фуражки - белая тулья и чёрный околыш. То есть в Добровольческой армии в начале 1919 года ещё не было какой-то единообразной формы одежды. Что как раз наглядно демонстрировала группа офицеров, собравшихся на Екатерининском проспекте у здания городской управы.
        Двое были в обыкновенных, защитного цвета френчах, однако с корниловскими черными погонами и белым кантом. И ещё с чёрной нарукавной эмблемой ударного корниловского полка - череп с двумя скрещёнными мечами. Фуражки у них были с красной тульей и чёрными околышами. Один офицер носил форму Офицерского полка генерала Маркова - чёрную гимнастерку с белым кантом по нижнему шву воротника, чёрные бриджи с таким же кантом. Погоны были тоже чёрного цвета с белыми просветами. Фуражка этого офицера была с белой тульей, отороченной чёрным кантом, и чёрным бархатным околышем. Ещё двое офицеров были одеты в форму 2-го офицерского полка, названного именем генерала Дроздовского, - фуражку с красной тульей и белой выпушкой, белым околышем с двумя черными выпушками, малиновые погоны с белой и черной выпушками, черными просветами и жёлтой литерой «Д». Эту форму придумал, ещё будучи полковником, легендарный Михаил Дроздовский, хотя сам ходил в одном и том же поношенном френче, с потёртой Георгиевской лентой в петлице. И ещё один офицер был в белой гимнастерке и синих бриджах. Также на нём была надета офицерская
фуражка с белой тульей и голубым околышем. Погоны со знаками различия штабс-капитана тоже были голубого цвета. Судя по форме, он был алексеевцем.
        Но всех их перещеголял высокий генерал-майор в белой черкеске, красных галифе и чёрной кубанке. На груди у него красовался орден Святого Георгия, а в петлице алел орден Святого Владимира с мечами. Генерал заразительно смеялся и в этот момент напоминал мальчишку, который нарядился в форму своего отца.
        - Господин генерал, а ведь Антон Иванович взгреет генерала Шкуро. Он без приказа взял Екатеринослав, - сквозь смех говорил один из офицеров, сняв свою малиновую фуражку и картинно отведя в сторону руку с сигаретой.
        - Полно вам, штабс-капитан, победителей не судят. Если бы не Андрей Григорьевич, мы бы положили несколько сотен только на подступах. А тут - раз, и карты на стол, товарищи! - отозвался генерал.
        - Да уж, Яша, тут ты прав. Если бы не прорвались к Верхнеднепровску, то нас бы покрошили матросики из своих орудий. И мосты удачно взяли, красные опомниться не успели, - поддержал генерала другой офицер в корниловской форме. - Но для чего мы тут все собрались, ваше высокопревосходительство?
        Генерал-майор Слащёв, несколько дней назад выбивший из Крыма части Красной армии под командованием Дыбенко, прибыв в Екатеринослав, успел поучаствовать в боях за город. Но был контужен. К тому же он не залечил как следует полученное ранее тяжёлое ранение, поэтому, пока трое суток шли бои, он отлёживался в пригороде. Хотя отлёживался - это не про Слащёва. В его голове всегда кипели новые идеи. И, похоже, одну из них он намеревался реализовать прямо сейчас.
        - Ты, братец, свой мундир привёл в порядок? Привёл. Вот господа тоже при полном параде. Спасибо, что выполнили мою просьбу. Просто Антон Иванович поддержал мою идею о создании единообразной формы именных полков, теперь все офицерские полки будут шить себе форму единого строя. У марковцев - своя, у дроздовцев - своя, у корниловцев - тоже соответственно. Надо, чтобы наши части не только красиво брали города и били эту красную сволочь, но и красиво в эти города входили. Не так, как эти голодранцы, в лаптях и онучах. Хватит! Эпоха ледяных походов прошла. Мы, братцы, скоро в Москву входить будем. Надо соответствовать!
        В это время к управе подскакал всадник в чёрной черкеске и белой папахе. Заметив его издалека, полковник заметил:
        - Вот, кстати, ещё один образчик эстетики - казачков генерала Шкуро видно сразу.
        - Как говорят местные хохлы, видно пана по халяве, - ответил тут же другой офицер в чёрном френче. - Вы, господин Слащёв, сами эстет ещё тот.
        Но генерал не успел ответить, так как всадник осадил коня и, не слезая, отдал честь.
        - Ваш высокобродь, разрешите доложить. Там наши казачки пыймали каких-то офицеров, ехали на махновской тачанке, при них пулемёт. Гутарять, шо с плена сбёгли.
        - Ну и что, милейший, стоило меня по таким пустякам беспокоить? Отвели бы в комендатуру… Чёрт, нет же ещё комендатуры… Ну, отвели бы их в расположение любого полка, там пускай с ними контрразведка разбирается.
        - Так это, вашвысокобродь, там один юнкер упирается, грит: мне надоть полковника Слащёва срочно, я, мол, его личность знаю.
        - Кто таков? Что за юнкер?
        - Грит, хвамилиё моё Неча… Нечаволодин…
        Полковник внезапно побледнел.
        - Нечволодов? Где они?
        - Так это, вашвысокобродь, они ж недалёко от железки, аккурат перед станцией их хлопцы придержали.
        - Так, братец, дай-ка мне своего коня. Как твоя фамилия?
        - Нечипоренко, ваш высокобродь, я из первой сотни его высокоблагородия генерала Шкуро.
        - Будь здесь, казак, я пришлю тебе твоего коня с вестовым.
        Нечипоренко спешился, Слащёв птицей взлетел на коня и понёсся с места в карьер.
        Офицеры переглянулись.
        - Мда, господа, Яшу я давно таким не видел… - задумчиво сказал офицер в форме Дроздовского полка. - Видимо, это что-то серь ёзное…
        …Тачанка, на которой Сергей вместе с белогвардейскими офицерами вырвался из махновского плена, чуть было не стала причиной их гибели. Подъезжая к Екатеринославу, они услышали канонаду и шум пере стрелки.
        - Деникин город вот-вот возьмёт, надо переждать, а то нарвёмся либо на своих, либо на отступающих красных, - высказал своё мнение ротмистр Ростовцев.
        - Согласен с вами, ротмистр. Разумно переждать где-то на окраине. У нас, если случится стычка, патронов кот наплакал, всего одна пулемётная лента, да одна обойма в винтовке. Револьверы я в расчёт не беру, - ответил подполковник.
        Тут подал голос Александр:
        - Господа, а, может, кого-то послать на разведку? Я могу на коне быстро…
        - Вы, юноша, пока что при нас останетесь. К вам ещё будут вопросы. Несмотря на то что вы тут нам рассказали, несмотря на вашу громкую фамилию, ваши планы, и тем более то, что вы говорили о своём брате, всё это нуждается в осмыслении. И тщательной проверке, - сказал подполковник Молчанов, внимательно посмотрев Саше в глаза.
        - Проверять можно сколько угодно. Но где логика? Если бы я захотел уйти к красным, я бы пошёл вместе с братом. А если я с вами, то мои цели ясны. И то, что мой брат ушёл с красными, это только плюс. Я ведь вам обрисовал ситуацию с Махно. Оставлять в тылу у себя такого опасного противника - это подписать себе приговор. Ни о каком наступлении на Москву тогда и речи быть не может. Тем более вы, господин подполковник, с махновцами уже встречались, воевали… Вам ли не знать, как они дерутся?
        - Насчёт логики я с вами, Александр, согласен. Да и насчёт Махно вы меня убедили. Но я - это я, а командует армией Антон Иванович Деникин. И он принимает стратегические решения. Что касается разведки - да, вы рассуждаете здраво. Но тактически неверно. Один всадник, неминуемо встретив отступающие части красных, будет уничтожен. А мы здесь, на этой высотке, прекрасно будем обозревать окрестности. И когда увидим, что город взят добровольцами, сможем продолжить движение. Так что переждем здесь, на пригорке.
        Но всё оказалось проще. Из-за рощи внезапно выскочил конный отряд, который преследовал нескольких бежавших. Судя по всему, это были казаки, которые догоняли отступавших красных. Конники свистели и улюлюкали, гоняя пеших по степи. Причём казаки просто забавлялись, убрав шашки в ножны и стегая плетьми убегавших.
        Внезапно от конной группы отделились двое казаков и рысью помчались к пригорку, где находилась тачанка. Не доскакав, они покружились на месте, потом махнули остальным. Те, прекратив забаву и в момент зарубив красноармейцев, присоединились к своим разведчикам. И вот уже полусотня, рассыпавшись по степи, ринулась к тачанке.
        - Так, ротмистр, юнкер и вы, юноша. Поднимаем руки вверх и стоим, спешившись. Иначе казачки нас просто с ходу порубают. Судя по чёрным черкескам и белым папахам, это «волчья сотня» генерала Шкуро, они долго разбираться не будут, - быстро проговорил Молчанов.
        Подскакав ближе, первый казак заорал:
        - Кто такие, мать вашу перетак? Откуда вы тут нарисовались?
        - Мы бежали из плена, были у махновцев. Нас хотели пустить в расход, мы были против, - ответил Молчанов.
        И тут же продолжил:
        - Я - подполковник Молчанов, со мной ротмистр Ростовцев и юнкер Нечволодов. А этот, - он показал на Сашу, - с нами сидел за компанию.
        - Ты что, казак? Откуда одёжка такая? - удивился казак, глядя на парня.
        - Нет, это просто одежда такая, я в цирке выступал, показывал трюки с ножами, - ответил Саша.
        - От нам ещё цирка тут не хватало, - засмеялся казак.
        За его спиной загоготали остальные казаки. Они ещё были разгорячённые боем, ещё блестели у них глаза, и близость смерти будоражила им кровь. Но напряжение спадало, и было ясно, что опасность миновала.
        Так бывшие пленные оказались в Екатеринославе. И сейчас, ожидая своей дальнейшей судьбы, сидели в тени под деревом и уплетали из одного котелка наваристый кулеш, которым казаки поделились с голодными и оборванными офицерами. Правда, Александр на фоне остальных выглядел очень даже прилично, можно даже сказать, нарядно. Он уже успел продемонстрировать казакам своё умение метать ножи. Те приняли его как равного.
        - Могёт, казачок, ты явно наших кровёв будешь. Ты, часом, родичей в Усть-Хопёрской не имеешь? - спросил его есаул, командовавший сотней.
        - Нет, господин есаул, я не казачьего рода. Просто умение у меня такое. А вот на лошади я не мастак, не научился.
        - Ну, это дело наживное, останешься у нас - мы тебя мигом приучим. Зад отобьешь, но на лошади будешь как влитой, - рассмеялся есаул.
        В это время вдалеке показался всадник в белой черкеске и черной кубанке. Он стремительно приближался к лагерю казаков.
        - Кажись, Стёпкин конь, - сказал подошедший к есаулу хорунжий.
        Тот прищурился.
        - Конь-то Нечипоренкин, а хто на нём до нас намётом скачет?
        - Кажись, то Яшка Слащёв, он один такой фасон держит, - ответил хорунжий.
        - Ну, щас поглядим, чего это генералу надобно от нас! - пробормотал есаул.
        Подскакав, Слащёв соскочил с коня и бросился к юнкеру Нечволодову, который, завидев скачущего всадника, бросил трапезу и выбежал из-под дерева навстречу генералу. И тут все просто онемели - Слащёв обнял юнкера и крепко поцеловал его в губы.
        - Тудыть твою перетудыть, - только и смог вымолвить есаул.
        А Слащёв сказал только одно слово:
        - Нина!..
        Глава одиннадцатая. Доброволец поневоле
        - Всё просто, господа! Вы же понимаете, что сделали бы бандиты с Ниной, узнай, что она женщина. И не просто женщина, а моя жена! - Слащёв, сидя за столом, успевал и пить, и руководить застольем, и рассказывать.
        Стол был накрыт на балконе, который выходил в сад. Сад был запущен, но в этом была его прелесть. Дом, который Яков Слащёв выбрал себе для постоя, вероятно, принадлежал какому-то екатеринославскому богатею - два этажа, шикарная отделка, повсюду картины, изящная мебель, дорогие вазы, которые, правда, частично были разбиты. Впрочем, выбирал дом не он, а преданные ему пластуны из 1-й отдельной Кубанской пластунской бригады, которыми он командовал. Но Слащёв, любивший жить на широкую ногу, был доволен. Сюда он и привёз бывших пленных.
        - Так вот, мы с Ниной вместе с восемнадцатого года, вместе воевали на Кавказе у Шкуро, потом меня направили к генералу Улагаю, и Нина тоже была со мной. И когда я стал командиром Кубанской пластунской бригады, Нина осталась при мне ординарцем. Я был контужен, а Нина, как всегда, пока меня рядом не было, решила погеройствовать и вместе с казачками погналась за одним из махновских отрядов. Ну и попала в засаду. Дальше вы всё знаете, - продолжил свой рассказ генерал.
        - Да уж, были у меня некоторые подозрения, но я видел Нину (точнее, тогда ещё юнкера Нечволодова) в бою и даже не подумал бы, что так воевать может женщина, - улыбнулся Ростовцев.
        - Напрасно вы так думаете, ротмистр, - возразила Нина. - Вспомните хотя бы Ударный женский батальон Марии Бочкарёвой. Там было даже несколько Георгиевских кавалеров.
        - Ну, мон шер, Бочкарёва - это, скорее, исключение, - рассмеялся Слащёв. - Впрочем, я отнюдь не отрицаю твою отвагу. Но впредь прошу дожидаться меня.
        Нина не ответила, только молча кивнула. А Яков продолжил:
        - Кстати, господа, пока контрразведка будет вас проверять, вы вполне можете воевать под моим началом. Антон Иванович обещал мне дать дивизию, а пока добро пожаловать в мою бригаду, - Прошу прощения, Яков Александрович, но позвольте мне проходить службу во втором Офицерском генерала Дроздовского полку. Командир 1-го батальона этого полка Антон Васильевич Туркул - мой непосредственный начальник, - подполковник Молчанов встал из-за стола и попытался щелкнуть каблуками, склонив голову. Но поскольку он всё ещё был босым, попытка получилась слабой.
        - Да вы сидите, подполковник. Кстати, Степан! - Слащёв обернулся назад и подозвал одного из казаков, которые располагались внизу, на первом этаже.
        - Слушаю, вашсокбродь! - Степан тут же подбежал к своему командиру.
        - Степан, надо господам офицерам сапоги подобрать. И форму обновить. Глянь, что у нас там есть, может, они что подберут себе.
        - Так это, вашсокбродь, может, они со мной пройдут, всё им и подберём?
        Слащёв посмотрел на ротмистра и подполковника.
        - А что, Степан прав. Сходите, господа, вам там и сапоги подберут, и френчи новые. А то негоже в таком виде представляться начальству, я так считаю.
        - Благодарю вас, ваше превосходительство, - ответил Молчанов, именуя Слащёва согласно его званию генерал-майора. - Мы так и сделаем. Спасибо за тёплый дружеский приём, обед и помощь.
        Молчанов и Ростовцев встали из-за стола и пошли за казаком. Слащёв, Нечволодова и Александр остались.
        - Ну-с, а как быть с вами, молодой человек? - обратился Слащёв к Саше. - Нина отмечает вашу исключительную роль в организации побега от махновцев. Ваш трюк с пожаром - это, конечно, авантюра, но, чего греха таить, геройская авантюра.
        Саша улыбнулся.
        - Я всё просчитал. Там во дворе стояла тачанка, и лошади были не рассёдланы. Привлечь внимание часового можно было любым способом, но пожар был самым действенным - не стал бы он медлить и кого-то звать, сам вначале посмотрел. Что и произошло. Ну а дальше - главное было без шума всех повязать. И юнкер… простите, ваша жена Нина мне в этом очень помогла.
        Слащёв одобрительно посмотрел на Нечволодову. Потом снова обратился к Александру:
        - Ваши храбрость и рассудительность делают вам честь. Даже удивительно, как в таком юном возрасте вы действовали так хладнокровно и расчётливо. Но у вас, насколько я понимаю, был брат. И он почему-то ушёл с красными. Почему? Что между вами произошло? И вообще, расскажите о себе. Откуда вы? Штабс-капитан мне сказал, что вы - сыновья княгини Юрьевской. Юрьевские - известный дворянский род, а Екатерина Александровна - младшая дочь императора Александра II и княжны Екатерины Михайловны Долгорукой. Насколько я помню, Екатерина Александровна не так давно вышла замуж за князя Оболенского.
        Саша знал, что их фамилия обязательно привлечёт внимание. Они с братом тщательно разработали версию с внедрением Александра к белым. Сергею-то было несравненно проще прийти к большевикам, там не надо было рассказывать о своём происхождении. А вот в Добровольческой армии, где многие офицеры были из известных дворянских семей, происхождение имело огромное значение. И здесь сыграла роль фамилия братьев.
        Конечно же, в своё время Саша изучил множество документов, которые касались рода Юрьевских. С одной стороны, известная дворянская фамилия, родство с российским императором - основательница фамилии княжна Екатерина Михайловна Долгорукая была фавориткой, а затем морганатической супругой императора Александра II. С другой стороны, братья Юрьевские так и не нашли среди своих предков намёки на то, что они были в родстве с российской царской фамилией. Тем более что во время Гражданской войны Екатерина Александровна Юрьевская со своим мужем гвардейским офицером князем Сергеем Платоновичем Оболенским выехала в Англию, где и прожила всю жизнь. Правда, в 20-х годах князь Оболенский оставил свою супругу и уехал в Австралию, а в 1923 году они развелись.
        Юрьевская стала профессиональной певицей. В её репертуаре было около двухсот песен на английском, французском, русском и итальянском языках. Она пела везде, даже в мюзик-холлах, прибавив к своей фамилии «Оболенская» ещё и «Юрьевская». Но пение не приносило ей нормальный доход. На протяжении многих лет Екатерина Александровна жила на пособие от королевы Марии, вдовы короля Георга V. После её смерти осталась без средств и была вынуждена понемногу продавать своё имущество. Скончалась княгиня 22 декабря 1959 года в доме престарелых на острове Хэйлинг и была похоронена на местном кладбище святого Петра. На скромной церемонии её похорон присутствовали только два члена семьи: бывший муж - князь Оболенский и её племянник - князь Александр Юрьевский, сын её брата Георгия.
        Однако всего этого никто из современников Юрьевской сегодня знать не мог. И то, что она уехала в Англию, и то, что у неё было двое сыновей - эти факты и были положены в основу той легенды, которой братья Юрьевские решили воспользоваться, провалившись в прошлое и уяснив, что в этом прошлом необходимо как-то легализоваться. Родство с российской императорской фамилией могло оказаться очень даже подходящим для успешного претворения в жизнь плана, который братья разработали, путешествуя с бродячим цирком. Ведь раз у них не было никаких «роялей в кустах», которые обычно сопровождали попаданцев в различных книгах про провалы их современников в прошлое, то им нужно было воспользоваться единственным преимуществом, которое у них было, - знанием будущего. И знанием прошлого, то есть истории. А поскольку Саша и Сергей Юрьевские собирались поступать в университет на исторический факультет, то историю они знали очень хорошо. Ну и бонус - Саша в своё время очень внимательно изучил родословную княгини Юрьевской. И сейчас этот козырь нужно было использовать.
        - Я поражён вашей осведомлённостью, господин генерал, - наконец собрался с мыслями Саша. - Не думал я, что история нашего рода, по вполне понятным причинам не афишируемая, будет известна посторонним людям.
        Слащёв самодовольно улыбнулся.
        - Да будет вам известно, юноша, что я окончил Павловское военное училище в Санкт-Петербурге. А это, смею заметить, очень непростое, я бы даже сказал, особое военное учебное заведение. Шефами училища были императоры, начиная с Александра Второго и заканчивая Николаем Вторым. Четверть состава офицеров Генерального штаба русской армии перед войной состояла из бывших «павлунов». И я после окончания училища окончил Николаевскую академию Генерального штаба. А с двенадцатого года преподавал тактику в Пажеском корпусе. Так что поверьте, Александр, я очень много знаю, тем более о семейных перипетиях нашего славного императора Александра Второго, вашего дедушки.
        Саша внимательно посмотрел на Слащёва. Конечно, его знания поражают, но тем легче будет через него продвигать идеи стратегического масштаба. Тем более что сам Яков Слащёв не раз высказывал - и это было зафиксировано в исторических документах - идеи, которые шли вразрез с идеями того же Деникина, не говоря уже о Врангеле. К тому же именно Слащёв считал, что крестьянам на освобождённых от красных территориях следует оставить землю, которую они отобрали у помещиков. Опять же, и с Махно предлагал договориться тоже Слащёв. Так что опереться на него не просто необходимо, но и довольно перспективно.
        - Знаете, ваше превосходительство, вы правы - действительно, в октябре шестнадцатого года в Ялте моя мама, Екатерина Александровна Юрьевская, вышла замуж за князя Сергея Платоновича Оболенского. Наша семья потеряла всё после большевистского переворота в октябре семнадцатого. Год назад маме удалось выехать по подложным документам из Москвы в Киев, а оттуда она с супругом отправилась в Вену и далее в Англию. Что касается нас с братом, то мы оставались в имении нашего отца, князя Александра Владимировича Барятинского, под Киевом. Мама должна была нас забрать с собой, но мы с братом решили, что наша родина - здесь. Хватит, пожили мы в Баварии и во Франции, знаем, каково там, в Европе. И потом, мы очень хорошо осознаём, что происходит сегодня в России. Именно поэтому я здесь, а мой брат - у красных.
        Слащёв заинтересовано посмотрел на Александра.
        - Нина, ты посмотри, юноша, как мне кажется, имеет не только свой взгляд на происходящее, он готов представить свой план спасения России. Или я ошибаюсь?
        Всё это время молчавшая Нечволодова, которая, кстати, не стала переодеваться в женское платье, а продолжала щеголять в военной форме, кивнула:
        - Я ещё там, в плену, обратила внимание на слова Александра. Он тогда сказал, что Махно рассорился с красными. И я подумала: откуда этот юноша имеет информацию о таких важных событиях?
        Слащёв хлопнул себя по колену.
        - Ай да Нина, ай да молодец! Вот за что я тебя полюбил: ты не только красавица, ты мудрая женщина! Даже в плену не теряла головы! Вот и у меня тот же вопрос: откуда вы, юноша, имеете такие сведения?
        Саша улыбнулся.
        - Знаете, ваше превосходительство, мы с братом хотя и не окончили военное училище, но воспитание получили очень достойное. И готовили себя к военной карьере. Поэтому могли проанализировать состояние дел и в Добровольческой армии, и в армии красных. Махно ушёл из Екатеринослава потому, что не поладил с Красной армией. Вы же знаете, что несмотря на то что большевики декларируют передачу земли крестьянам, тем не менее, они постоянно реквизируют у них продовольствие, лошадей. А Махно был против этого. Так что конфликт обязательно должен был привести к разрыву с большевиками. И смотрите, что получается. На севере - красные, на юге и юго-востоке - белые, между ними - Махно. И тот, кто договорится с ним, тот и будет иметь стратегическое преимущество. Если Антон Иванович Деникин не заручится поддержкой этого анархиста, то при продвижении Добровольческой армии к Москве он оставит в своём тылу мощную группировку высокоманёвренной конной армии. И, соответственно, получит войну в своём тылу. А это срыв поставок продовольствия, диверсии, крестьянские выступления и так далее. Часть сил из наступающих частей
придётся перегруппировать и направить на противодействие Махно. В результате, сами понимаете, наступление на Москву будет сорвано.
        Слащёв смотрел на Александра уже другим, более заинтересованным взглядом.
        - И что же вы предлагаете, юноша? Помириться с этим бандитом?
        Саша выдержал пристальный взгляд генерала.
        - Я думаю, этот выход давно пришёл и в вашу голову, господин генерал. Не исключено, что вы уже предлагали Антону Ивановичу подобное решение.
        Слащёв поморщился.
        - Я-то предлагал, но Антон Иванович отверг мои предложения. Он сейчас на волне успеха, думает о походе на Москву. Восторг побед вскружил ему голову. И пока он лично не столкнётся с проблемами в нашем тылу, он меня и слушать не будет.
        Саша тут же возразил:
        - Почему же не будет? Я думаю, нужно просто грамотно выбрать момент. К тому же я смогу привести очень веские доводы в пользу именно такого решения. А мой брат Сергей, который якобы ушёл к красным, на самом деле собирается повидаться с этим самым Махно. И, со своей стороны, убедить его в том, что красные его только используют. А потом обманут. Именно сейчас, когда этот вождь крестьян почувствовал, что в любой момент большевики его могут… как бы это сказать… подставить, что ли… то есть сделать козлом отпущения… Вот именно сейчас нам стоит заручиться если не его поддержкой, то хотя бы нейтралитетом.
        Слащёв был ошеломлён.
        - Так вот оно что… Сказал бы мне кто, не поверил бы. Несовершеннолетний юноша мне, боевому генералу, будет преподавать стратегию и политику. Причём всё, что вы, Александр, говорите, всё это логично и в высшей степени разумно. Вот только как в этом убедить главнокомандующего?
        Александр немного помолчал и потом, подумав, всё же ответил:
        - Понимаете, господин генерал, в это трудно поверить, но я обладаю таким аргументом. Дело в том, что я могу предсказывать будущее.
        Глава двенадцатая. Свой среди чужих
        Пешком передвигаться тяжелее, нежели на транспорте. Даже если транспорт этот всего в одну лошадиную силу. Сергей - после неожиданного для всех участников побега решения остаться с красноармейцами - был конным, а не пешим. И поэтому мог бы поберечь силы. Но рядом с ним шел раненый, а значит, нельзя быть свиньёй и рассекать на коне, если твой товарищ, пусть и товарищ по несчастью, еле передвигается. Немудрено, что через несколько минут после того, как Сергей Юрьевский присоединился к двум командирам Красной армии, он спешился и кивнул Васильеву:
        - Давайте, товарищ Васильев, ком цу мир на коня. А то мы так с вами до мировой революции не дойдём.
        Красноармейцы переглянулись.
        - Ну ты, барчук, даёшь! А ещё из дворян. Чегой-то ты добренький такой? Я вот всё думал, как разговор начать, а тут ты коня своего предлагаешь. Не похож ты, паря, на тех беляков. Да и на брата своего тоже не шибко похож, хоча вы близняшки с ним. И на коне справно скачешь, и про Ленина в курсе, да и повадки у тебя не барские. Ладно, Вася, садись на коня, барчук прав: дорога долгая, и как бы не нарваться на контру какую.
        Мамочкин помог другу перейти из пехоты в кавалерию. Васильев взобрался на коня, и троица снова двинулась на север. И разговор, так неожиданно начатый, продолжился. Только на этот раз вопросы стал задавать Васильев.
        - Ты, как я понял, по-немецки могёшь гутарить?
        Сергей кивнул.
        - Не совсем чисто, но понимаю, могу перевести и простейшие фразы сказать. Ну, то есть изучал немецкий. А брат - французский.
        - Ишь ты, образованные. Видать, мамка с папкой денег потратили много на учите лейто?
        - Да нет, больше сам учился. А школа… ну, то есть гимназия… там не особо много денег надо, у нас не только дети дворян учились, но и обыкновенные. То есть дети мещан, рабочих. Мой папа был главой попечительского совета, а совет частично финансировал гимназию. И земство деньги давало. Кроме того, были ещё начальные народные училища в один или два класса, предназначенные для обучения лиц сословий с низким заработком, потому что обучение в них было бесплатным.
        - Понятно, родитель твой кинул косточку беднякам, нате, мол, поучитесь грамоте. А зачем? Вам же надо, чтобы народ тёмным был. Дурить ведь так легче нас, так же, ваше благородие?
        Сергей посмотрел на Васильева. Тот с невозмутимым видом восседал на коне, как какой-то полководец, и смотрел на него в упор.
        - Вы, товарищ Васильев, всё пытаетесь во мне что-то нехорошее найти. Но кроме того, что я - дворянин, нет во мне ничего такого плохого для советской власти. Наоборот, есть только желание помочь ей. Потому с вами и поехал.
        Васильев хмыкнул, а Мамочкин расхохотался.
        - Вот надо ж, мировая буржуазия на советскую власть, как солдат на вошь глядит, а наши буржуи ей помогать норовят! Сказка, да и только! Ты, паря, конешно, не робкого десятка, в бою себя показал хорошо, но ты бы ещё сказал, что Ленину помочь хочешь! Нам-то ты вон помог, не спорю, а вот советской власти как ты поможешь?
        Васильев перебил своего товарища:
        - Погоди, Петро, если парень нам помог, то и советской власти, выходит, помог. Мы кто есть? Мы представители Рабоче-Крестьянской Красной армии, то есть восстанавливаем в стране законную советскую власть. Так что парнишка прав.
        - Я не только вам помог. Пётр прав, я могу и Ленину помочь.
        Васильев теперь посмотрел на Сергея более внимательно.
        - Чудной ты парень. Тебя Серёгой кличут?
        Сергей кивнул.
        - Так вот, Серёга, ты мне глупости сболтнул - и забудь. Я не спорю, что ты нам помог, потому как сам был пленным. А вот шоб советской власти помогать - тут, извиняй, брат, не поверю я тебе. А может, ты шпион белых? Почём мы с Петром знаем, для чего ты за нами увязался?
        Сергей ожидал этого вопроса. Первые полчаса они ещё просто переговаривались, обсуждая подробности побега и боя с махновцами. Напряжение долго не отпускало - ведь они вполне могли и не вырваться. Да и побег был той ещё авантюрой. Поэтому просто болтали, смеялись, вспоминая, как юнкер не забыл прихватить миску с варениками и бутылку самогона из хаты, да как махновцев взяли на испуг. Но рано или поздно вопросы к нему должны были появиться. Так что надо отвечать.
        - Вы правы, товарищи командиры. Из плена, понятное дело, надо было освобождаться, иначе расстреляли бы нас как пить дать. А потом уже мы с братом решили разделиться…
        - Вы с братом? - переспросил Васильев.
        - Да, мы ещё раньше, до того, как к вам в подпол попали, всё обговорили. Я всё сейчас рассказать не могу, эти сведения надо вашему командованию передать, вы уж извините. Но если коротко, то дела обстоят так: Добровольческая армия идёт на Киев, и она его захватит. Сил у Деникина много. И сейчас Южный фронт отступает. Потеряны Харьков и вот теперь - Екатеринослав. Белые взяли Крым. Под угрозой - Царицын. А в тылу у Деникина - Махно, которого советская власть объявила вне закона. Причём это была инициатива Троцкого. А за что? Махно ведь не прекращал борьбу с белыми. Он всего лишь отказался воевать с атаманом Григорьевым, который, как и Махно, тоже раньше был в Красной армии. И если оставить армию Махно в тылу белых, то надо, чтобы он мог вести с ними войну. А его силы сейчас полностью разгромлены белыми под Гуляй-Полем и отброшены к Александровску. Если его вытеснят в Херсонские степи, то там его армия и поляжет. Из Крыма ударят и из Екатеринослава. Так что Махно надо не объявлять врагом, а, наоборот, привлекать к сотрудничеству. Оружия ему подкинуть, боеприпасов.
        Васильев недоверчиво смотрел на Сергея.
        - Паря, я всё понимаю - образование, науки. Но ты сейчас как генерал какой рассуждаешь. Прям карту боевых действий рисуешь на ходу. Откуда ты всё знаешь? И про Махно, и про Южный фронт?
        Сергей помолчал. Потом ответил:
        - Скажите, товарищ Васильев. Как вы думаете, зачем мне врать?
        Васильев аж крякнул.
        - Ну ты даёшь, парень! А я почём знаю? Может, ты этот, как его, вантюрист! Или того хуже, Богом обиженный. Сочиняешь тут про мировой заговор всех буржуев. У нас таких хватает, кстати. Наш комиссар кажный день нам про эти заговоры плетёт. И ты туда же, только калибром помельче: Махно и белые.
        Сергей усмехнулся.
        - Ну, про мировой заговор я бы тоже мог немного рассказать - вы же знаете, что Антанта белым помогает. Но это сейчас не так важно. А вот Махно - это важно. Не ударит он в тыл белым - будет очень плохо, Деникин к Москве подойдёт.
        Мамочкин зло сплюнул.
        - А вот это, ваше благородие, накося выкуси! - И он показал фигуру из трёх пальцев Сергею, будто он и был Деникиным.
        Сергей рассмеялся:
        - Да кукишами воевать - нехитрая наука. Да только что вы, товарищ Мамочкин, совать мне под нос будете, если через три месяца всё вот так и окажется? Я ведь не шучу, я говорю правду. И в штабе Красной армии смогу на карте показать приблизительные направления ударов. Откуда я это знаю? Во-первых, есть такая штука - анализ. Деникин сам объявил, что цель Добровольческой армии - взятие Москвы. И, если проанализировать направления её главных ударов (а это известно, потому что есть информация о взятии белыми городов), то станет примерно понятно, какими путями и откуда Деникин будет наступать дальше. Во-вторых, как вы думаете, для чего мой брат подался к белым? Не пытались понять?
        Васильев теперь уже совершенно обалделым взглядом посмотрел на Сергея:
        - Вот оно что… Выходит, ты брата шпионить послал к белякам?
        - Да не шпионить. Нет, конечно, будет полезно иметь в стане белых своего человека, какие-то сведения можно будет получить. Но он пошёл к белым по другим причинам, но вам я их называть не буду. И так уже много рассказал. Кстати, когда придём в расположение Красной армии, то вы лучше помолчите, хотя всё равно - кто вам поверит?
        Мамочкин не утерпел.
        - Ты лучше, Сергуня, думай про то, кто тебе поверит.
        Сергей вдруг остановился. Потом повернулся в Мамочкину и спросил:
        - Но вы же поверили?
        Мамочкин молчал. Потом нехотя выдавил:
        - Допустим, я поверил, что ты что-то знаешь. И у тебя есть какие-то свои соображения. Про Деникина ты грамотно разложил, как и про Махно. Идея-то понятна. Но про то, как белые будут наступать - откуда ты можешь знать про такое?
        Сергей снова дёрнул за поводья коня и пошёл вперёд. Затем, не оборачиваясь, ответил:
        - Я уже говорил: не всё могу вам сказать. Мои слова легко будет проверить: если всё будет происходить так, как я сказал, то очень быстро ваше командование убедится в том, что я не вру. И что я знаю, о чём говорю.
        В этот момент шедший чуть впереди Мамочкин насторожился и, обернувшись к Сергею и Васильеву, приложил палец к губам:
        - А ну ша! Впереди хто-то шумнул.
        Сергей прислушался. Действительно, откуда-то доносились голоса. Причём не только мужские, явно слышались и женские. Лес между тем редел и впереди показались небольшие просветы. Судя по всему, через сотню метров беглецы имели все шансы выйти на дорогу. И тут послышались выстрелы. Вначале сухие, явно пистолетные, потом пару раз бухнула винтовка. Послышались женские крики.
        - Так, я быстро на разведку, будьте пока тут, - быстро проговорил Мамочкин и осторожно быстрым шагом двинулся вперёд. Через минуту только качающиеся ветки кустов напоминали о том, что он только что стоял на том месте.
        Но Сергей не стал ждать. Повернувшись к Васильеву, юноша сказал:
        - Я тоже туда. Вероятно, там несколько человек всего, но ваш товарищ может нарваться, я прикрою. Если свистну - скачите к нам. - И тоже скрылся в кустах.
        Васильев снял с плеча винтовку, дослал патрон в патронник и стал ждать.
        Между тем Сергей, пробежав всего полсотни метров, внезапно наткнулся на лежащего в кустах Мамочкина. Тот, резко обернувшись, наставил на него винтовку.
        - Куда ты прёшь, барчук?! Я кому сказал быть на месте?
        - Ты один здесь ничего не сможешь.
        - А вдвоем что - смогём? Глянь!
        Мамочкин кивнул вперёд. За кустами была видна опушка леса. На ней стояла группа каких-то людей в разорванной форме, некоторые были без гимнастёрок, в одних нательных рубахах. Никаких знаков различия не было. Напротив них находились вооруженные мужики в поддёвках, рубахах-косоворотках, в общем, одетые по махновской моде. Они наставили на эту группу винтовки. Чуть поодаль стояли несколько тачанок с пулемётами. А ближе к лесу двое дюжих молодцов тащили в кусты упирающуюся женщину. Она была в форме сестры милосердия. Рядом лежали два тела, видимо, застреленных пленных. Судя по всему, махновцы или какие-то другие лихие хлопцы собирались расстреливать пленных, а с девушкой решили напоследок позабавиться.
        Сергей быстро просчитал ситуацию и обратился к Мамочкину:
        - Смотри, на тачанках нет никого. Я сейчас левее обойду, быстро на рывок мотнусь к тачанкам - и за пулемёт. Как только увидишь, что я там, стреляй по тем, которые девушку тащат. И сразу в сторону. По тебе начнут стрелять, а я всю эту шоблу из пулемёта срежу.
        Мамочкин тут же возразил:
        - Нет, парень, так не пойдёт. Ты из «максима» стрелял?
        Сергей покачал головой.
        - То-то. Держи винтарь, дай мне свой револьвер. Я - к пулемёту. Всё, я побёг.
        Мамочкин с Сергеем быстро обменялись оружием, и красноармеец нырнул в кусты. Всё это время на опушке продолжались попытки бандитов утащить девушку в кусты. Она кричала и бешено сопротивлялась. Наконец, один из насильников не выдержал, размахнулся и с размаху ударил кулаком её по лицу. Девушка вскрикнула и упала как подкошенная. Бандит довольно загоготал и наклонился к ней, чтобы поднять свою добычу и отнести в кусты. Но в этот момент Сергей увидел, как на одной из тачанок появился Мамочкин. Привычным движением повернул пулемёт чуть в сторону, направив его на толпу с винтовками, поправил ленту и передёрнул затворную рукоятку.
        Сергей прицелился из винтовки в бандита, который ударил пленницу, и выстрелил. Передернув затвор, тут же снял второго. И в этот момент загрохотал пулемёт. Первая же очередь скосила практически половину банды. Остальные, ещё не поняв, в чём дело, бросились врассыпную. Но тут пленные, стоявшие отрешённо и, видимо, уже готовившиеся к смерти, бросились на бывших своих палачей. А поскольку руки у них были не связаны, то началась рукопашная. Мамочкин перестал стрелять из пулемёта, достал револьвер и сам кинулся в гущу схватки, стреляя в упор. Сергей выскочил с винтовкой наперевес и с ходу прикладом врезал по башке набежавшего на него хлопца в поддёвке и кубанке. Тот мешком свалился ему под ноги.
        Как оказалось, это был последний из банды. Пленные, внезапно получившие шанс избежать смерти, так яростно накинулись на тех, кто должен был отправить их на тот свет, что во мгновение ока роли поменялись. В живых из расстрельной команды не осталось ни единого человека - они были буквально растерзаны.
        Сергей пошёл к улыбающемуся Мамочкину. Но тут вдруг раздался выстрел. Все вздрогнули, а из-за второй тачанки вдруг вывалился ещё один бандит. Из рук его выпал пулемёт «льюис». На опушку выехал конь с довольным Васильевым. В руках его была винтовка.
        - Шо, братцы, никак вы без меня не справляетесь! - весело прокричал он.
        - Благодарствую, Василий, шо спину прикрыл. Куды ж мы без тебя-то? - усмехнувшись, ответил Мамочкин.
        И тут же обратился к бывшим пленным:
        - Братцы, вы кто такие будете? И что это за банда вас хотела в расход пустить?
        Вперёд вышел один из пленных, мужчина средних лет в пенсне. На нем был надет френч, на рукаве которого красовалась звезда с четырьмя квадратами. Обратившись к Мамочкину, он чётко доложил:
        - Мы - красноармейцы. Отходили на соединение с частями Красной армии.
        Мамочкин усмехнулся:
        - Да я вижу, что вы не беляки. Свой свояка видит издалека. Часть какая?
        Красноармеец тоже улыбнулся:
        - Комполка Ивашутин. Мы из 14-й армии, которая обороняла Екатеринослав. А это, - он кивнул в сторону убитых, - из банды атамана Зелёного. Мы в село зашли, а они нас сразу и повязали. Окружили тачанками своими и…
        Тут в разговор вмешался Васильев:
        - Ну, ясно, с голыми руками на пулемёты не попрёшь. Но вот здесь они вас не под пулемёты поставили… Товарищи, чего ждали? Что они вас, как скот, перебьют? Ладно, дело прошлое… Девушка ваша? - он кивнул в сторону всё ещё лежавшей без сознания сестры милосердия.
        Ивашутин кивнул.
        - Да, санитарка наша. После артобстрела госпиталя она одна в живых осталась.
        - Ладно, давайте свою сестричку приведите в чувство, да и себя в порядок приведите, кто разут - сымайте обувку у бандитов. Вон, есть тачанки, лошади, раненых туда посадим, все, кто может нормально двигаться, в пешую колонну. Я - командир Особого бронедивизиона четырнадцатой армии Пётр Мамочкин, это, - он кивнул в сторону Васильева, - мой комиссар, Василий Васильев. В сложившейся ситуации беру командование на себя, товарищ Ивашутин. Возражения имеются?
        Ивашутин покачал головой:
        - Да какие там возражения, товарищ Мамочкин. Вы нам жизнь спасли, чего ж тут власть делить? Командуйте, вместе ведь к нашим выходить. А вы, как я посмотрю, тоже в плену побывали?
        - Верно, товарищ, мы тоже из плена бежали. Вон тот паренёк нам помог, - он указал на Сергея. - И здесь он вовремя сориентировался, так что его надо благодарить.
        Тем временем Васильев аккуратно слез с коня и подошел к Ивашутину.
        - Вот что, комполка, ты давай, своими людьми займись, кого надо перевязать или там переобуть. Надо быстрее выступать, банды здесь так и шастают. И эти, «зелёные», и махновцы, и кого тут только нет. Тачанки, спору нет, вещь хорошая, но если напоремся на сотню, вырубят нас, как траву.
        Ивашутин кивнул и, не говоря ни слова, пошёл к своим бойцам. А Васильев повернулся к Сергею:
        - Ну, парень, бандитов ты не жалеешь. Это я уже второй раз вижу. А случится своих встретить, рука не дрогнет? Сможешь в них стрелять?
        Сергей посмотрел на него и впервые не знал, что ответить…
        Глава тринадцатая. В ставке Деникина
        Расчёт на Слащёва был сделан верно. Саша ждал. Он понимал, что цена его словам невелика. Сейчас, в самый разгар Гражданской вой ны, когда любые выскочки и авантюристы из грязи возносились в князи, командовали армиями и становились государственными деятелями, слова имели разную цену. Слово могло вознести на самую вершину, а могло и убить. И финал зависел зачастую даже не от самого слова, не от того, кто его произнёс, а от сложившихся обстоятельств. Как говорится, от воли случая.
        Но не зря же философы считают, что случай - это второе имя Бога. И то, что что вместе с Сашей из плена бежала возлюбленная генерала Слащёва в облике юнкера Нечволодова, и то, что он оказался именно у Слащёва, который внезапно приехал в ставку Деникина из Крыма, и, наконец, то, что Слащёв после того, как выбил Красную армию из Крыма, окончательно уверовал в свою избранность, всё это должно было сыграть свою роль. А также ещё одно очень важное обстоятельство, о котором кроме Саши знали немногие.
        Из соседней комнаты вышла Нечволодова.
        - Простите, Александр, Яше… то есть господину генералу… нужно немного отдохнуть. У него полгода назад было тяжелое ранение в живот, часто приступы бывают… давайте, пока я проведу вас вниз, и мы вам подберём форму, а то в этом наряде вы напоминаете какого-то казачка, который пришёл свататься.
        Саша улыбнулся:
        - Если бы не ваши отношения с генералом, мадемуазель Нина, то я бы не прочь посвататься. Впрочем, простите мне эту вольность, просто хотелось сделать комплимент вашей красоте, ибо комплимент вашему мужеству и находчивости я уже сделал. Извольте, я готов принять ваше предложение, мне самому давно хотелось сменить свой гардероб.
        Спускаясь по лестнице на первый этаж, Саша размышлял: «Знаю я, почему Слащёву надо отдохнуть. Ранение - это понятно, беспокоит регулярно. Но также регулярно генерал колет себе морфий. Согласен, боли у него бывают просто дикие, ранение не залечил как следует. К тому же две контузии и последствия ранений на Первой мировой. И кокаином Яков балуется. Впрочем, тем легче мне будет внедрить в его мозги версию о моем ясновидении. Фактов у меня достаточно, так что поверит генерал, никуда не денется. Таким экзальтированным особам вся эта ботва про будущее зайдёт на ура…»
        Мундир Юрьевскому подобрали довольно быстро - несмотря на свои 16 лет, он всё же был довольно рослым и хорошо сложенным юношей. Опять же, регулярные занятия спортом тоже сказались на его фигуре. Поэтому офицерский френч с погонами вольноопределяющегося сидел на нём как влитой. Подошли и бриджи. Сапоги же он оставил свои - они были мягкими, удобными, совсем не такие, как хромовые или яловые. И, что немаловажно, сапоги были очень лёгкими. Похоже, ручной работы. Не зря же на рынке ему пришлось отдать за них почти всю свою наличность. Да ещё и приплатить продуктами.
        - Ну, вот! Совсем другое дело!
        Слащёв, выйдя из своей комнаты, был приятно поражён. Обойдя вокруг Александра, он даже зацокал языком от удовольствия:
        - Ц-ц-ц-ц-ц! Красавец! С таким не стыдно теперь и к главнокомандующему идти аудиенцию просить! Но вначале давайте, Саша, ещё раз расставим все точки над… над ё. Итак, краткую диспозицию от вас я услышал. И ваши доводы мне кажутся убедительными. Но, хотя я не верю ни в Бога, ни в чёрта, ваше появление и ваши, так сказать, удивительные способности попахивают какой-то чертовщиной. Допустим, я верю в них, верю, что вы говорите правду. Но как вы сможете убедить Деникина в том, что нам, то есть Вооружённым Силам Юга России, необходимо заручиться поддержкой этого бандита Махно? Я вот не смог убедить Антона Ивановича, хотя несколько раз пытался.
        - Простите, ваше высокопревосходительство, разрешите присесть?
        Слащёв кивнул головой. Саша сел в кресло, откинулся назад и, закинув ногу на ногу, произнёс:
        - Итак, как я понимаю, вы готовы поверить в то, что я могу предсказывать будущее. Но для начала я расскажу вам о прошлом. Точнее, о том, чего я знать, как вы понимаете, не могу хотя бы в силу своего возраста и удалённости от театра боевых действий. Поэтому, господин генерал, я расскажу вам о вашем прошлом.
        Слащёв усмехнулся:
        - Вот как. Извольте, юноша, я вас внимательно слушаю.
        Саша с интересом посмотрел на генерала и продолжил:
        - Руководство военными действиями в Крыму, Приазовье и Северной Таврии было поручено вам. Пятого июня при поддержке орудий английской эскадры части Третьего корпуса начали штурм Ак-Манайских позиций. Одиннадцатого ваши части высадились в районе Коктебеля, а затем была произведена ещё одна высадка у Евпатории. Десантные отряды перерезали железные дороги, соединяющие побережье с Симферополем и Джанкоем, после чего развернули наступление на центр полуострова по трём направлениям. Севернее Мелитополя ваши войска перерезали железную дорогу Крым - Александровск, но остаткам Крымской армии под командованием Дыбенко удалось вырваться и уйти в Северную Таврию, в район Каховки, Берислава и Херсона, где они присоединились к Двенадцатой армии как Крымская стрелковая дивизия. То есть Крым вы очистили от красных быстро и без больших потерь.
        Тем временем за месяц боев войска Южного фронта красных отошли почти на триста километров и начали закрепляться на второй линии укрепрайонов. Разрывы, образовавшиеся на правом фланге и в центре фронта, спешно затыкались перебрасываемыми туда подкреплениями. В результате успехов июньского наступления северный фронт Вооружённых Сил Юга России протянулся дугой от берега Каспийского моря западнее Астрахани, через Зимнюю ставку - Царицын берегом Волги до Камышина, оттуда - на Балашов - Борисоглебск, мимо Хотмыжска и Грайворона на Константиноград - Екатеринослав - Александровск, доходя до Азовского моря западнее Ногайска.
        Слащёв вскочил и, глядя на Сашу безумными глазами, прохрипел:
        - Но это… это невозможно. Откуда?..
        Саша махнул рукой.
        - Это ещё не всё, господин генерал. Это я вам рассказал о прошлом. А теперь послушайте про будущее. Третьего июля в Царицыне воодушевлённый успехами своей армии Антон Иванович Деникин огласит знаменитую Московскую директиву. Кстати, впоследствии её справедливо раскритикуют и сторонники Белого движения, и военные специалисты большевиков - за чрезмерный оптимизм и пренебрежение правилами стратегии. Так что вы, ваше высокопревосходительство, оказались правы, советуя главнокомандующему не торопиться и навести порядок в своем тылу. Кстати, и генерал Врангель, с которым вы спорили, в этом случае как раз больше склонялся к вашей точке зрения, предлагая наступать основными силами вдоль Волги. Его поддержал и командующий Донской армией генерал Сидорин, понимавший, что донские казаки на Москву не пойдут, и предлагавший для начала закрепиться в занятых районах. Поэтому их поддержкой вам… точнее, теперь уже нам с вами… обязательно необходимо заручиться. Кто я? Всего лишь неизвестно откуда взявшийся предсказатель, которому веры нет. А вот боевые генералы, которые одержали ряд блистательных побед, - это совсем
другое дело.
        Слащёв был ошеломлён. На его глазах какой-то юноша разложил перед ним практически все стратегические выкладки на уровне Генерального штаба, причём оперируя такими сведениями, которые могли знать только в ставке главнокомандующего. В это невозможно было поверить!
        - Нет, я решительно отказываюсь это понимать! Каким образом вам удалось узнать эти совершенно секретные сведения? Причём вы, юноша, очертили диспозицию не только наших сил, но и армии красных. Даже если вы каким-то дьявольским образом можете предсказывать будущее… но ведь для того, чтобы понимать произошедшее, вам надо было бы по меньшей мере… Чёрт побери, вы как будто вместе с нами всеми планировали все эти операции! И вот так, без карт, без донесений вскрыть все наши замыслы, все направления главных ударов и даже пути отступления красных?! Нет, это решительно невозможно!
        Саша встал с кресла, подошёл к генералу и, глядя ему в глаза, медленно произнёс:
        - Хорошо, ваше высокопревосходительство, может, тогда вы мне объясните, каким образом я смог узнать все эти сведения?
        Слащёв выдержал его взгляд, потом, резко повернувшись, отошёл к окну. Повисла пауза. Генерал долго смотрел в окно и молчал. Внезапно он повернулся, подошёл к столу, нервно налил себе в бокал вина, залпом выпил и тяжело опустился в кресло, стоявшее напротив Саши.
        - Я не знаю, как это возможно. Всё это может знать только Господь Бог, в которого я не верю. Или дьявол, в которого я тоже не верю. Просто такое впечатление, что вы - всевидящий и вездесущий, что вы всё это время незримо присутствовали где-то там, - генерал неопределённо махнул рукой куда-то вверх, как бы очерчивая вокруг себя какой-то круг, - парили над землёй, и всё то, о чём вы тут мне рассказываете, происходило на ваших глазах. Но этого просто не может быть! Чертовщина какая-то!
        Саша рассмеялся.
        - Простите меня, ваше высокопревосходительство. Вы не верите в дьявола и чертыхаетесь. Весьма забавно. Ну да ладно, вы ведь сами сказали, что неважно, какой ценой вам досталась победа, если это победа. Когда-то эту формулу вывели иезуиты в средневековой Франции - ля фан феля муатье! Или, если вспомнить латынь, то это прозвучит так: финис санктификат медиа, цель оправдывает средства. Неважно, как, откуда и каким образом, главное - я это знаю. И так же легко я могу предсказать последствия принятого генералом Деникиным решения. И вот этим я могу его удивить и попробовать переубедить.
        …Совещание в харьковской ставке главнокомандующего Вооружёнными Силами Юга России генерала Деникина подходило к концу. Екатеринославская операция была завершена, а 30 июня пришло донесение от командующего Кавказской армией генерала Врангеля о взятии Царицына. 2 июля сам генерал-лейтенант со своим начальником штаба прибыл в Харьков.
        - Итак, господа, Донская армия генерал-лейтенанта Сидорина к концу июня очистила область от красных, выйдя на линию Балашов - Поворино - Лиски - Новый Оскол, где начались упорные бои с противником, подтянувшим подкрепления с Восточного фронта. Глубоко вклинившись в расположение Южного фронта, войска Сидорина наносили удары по флангам Восьмой и Десятой армий, заставляя их отступать всё дальше. Но в итоге, нанеся тяжёлые поражения армиям Южного фронта, войска Вооруженных Сил Юга России вышли на оперативный простор.
        Начальник штаба ВСЮР генерал-лейтенант Романовский отошел от карты и сделал паузу. Точнее, он как бы передавал эстафету главнокомандующему. Деникин одарил своего заместителя благодарным взглядом - ему не терпелось примерить на себя лавры спасителя России. Тем более что в его голове давно созрел план генерального наступления на Москву, который Антону Ивановичу хотелось озвучить. Начальник штаба, вместе с которым он вчера написал свою Московскую директиву, всецело был на его стороне и одобрил данный план.
        Однако Деникин номинально был всего лишь заместителем Верховного правителя России адмирала Колчака, поэтому у него было два выхода. Первый - испросить разрешения Верховного главнокомандующего всей Русской армией, чью власть он, Деникин, признал совсем недавно. Второй - огласить план своим генералам, командовавшим разными частями Добровольческой армии, которые теперь объединились в единые Вооруженные Силы Юга России. Согласовывать свои действия с Колчаком было унизительно, тем более что подчинение ему было формальным - Восточный фронт под командованием адмирала был далеко, и в данный момент, отступив из Поволжья, он потерял стратегическую инициативу. А у Деникина как раз эта инициатива присутствовала. Поэтому главнокомандующий практически не колебался, принимая решение.
        - Ну что ж, Иван Павлович подробно ознакомил всех нас, господа, с положением дел на фронтах, я благодарю вас за грамотное руководство войсками и верность своему воинскому долгу. Отныне перед нами стоит задача освобождения всей России от большевистского ига. А поскольку нашим армиям предстоит выровнять линию фронта, то генерал Май-Маевский снова становится командующим Добровольческой армией и получает задачу взять Киев. Кавказская и Донская армии временно закрепляются на своих рубежах. Поэтому считаю целесообразным перенести ставку в Таганрог, и оттуда я буду руководить нашим наступлением на Москву.
        Деникин не скрывал своего удовлетворения, самодовольно окинув взором собравшихся генералов и офицеров. Со стороны это выглядело так, будто бы знаменитый оперный певец только что исполнил свою партию и ждёт от благодарной публики оваций. Хотя рядом стояли как раз те самые генералы, которые и обеспечили поражение Южному фронту Красной армии. Так что, если уж объективно оценивать успехи белогвардейских армий, то ещё непонятно было, кто кому должен хлопать.
        Командующий Донской армией генерал-лейтенант Сидорин прибыл в Харьков из Нового Оскола, где его армия соединилась с частями генерал-лейтенанта Май-Маевского. Вместо себя Сидорин оставил бывшего командующего армией генерал-лейтенанта Мамантова, который наконец-то получил разрешение Деникина создать сводный казачий корпус и в данный момент занимался его формированием в Балашове.
        Генерал-лейтенант Май-Маевский тоже присутствовал на совещании. В данный момент он всё ещё исполнял обязанности харьковского губернатора, но теперь ему предстояло вновь принять под свое начало части Добровольческой армии.
        Командующий Кавказской армией генерал Врангель и его начальник штаба генерал Юзефович прилетели на аэроплане из-под Царицына, который был захвачен частями Кавказской армии. Генерал-лейтенант Слащёв, в конце июня полностью очистивший Крым от частей Красной армии, прибыл из Екатеринослава.
        Немного поодаль за командующими армиями стоял белогвардейский офицер в чине генерал-майора. Он, в отличие от остальных, был в простой полевой форме, причём выгоревшей почти добела под жарким украинским солнцем. На его невзрачной гимнастёрке ярким пятном выделялись Георгиевский крест 4-й степени и Знак отличия 1-го Кубанского Ледяного похода, тоже на Георгиевской ленте. Эфес сабли офицера также украшал темляк из Георгиевской ленты. То есть он имел золотое Георгиевское оружие за личную храбрость, проявленную в бою.
        Генерал-майор стоял несколько особняком, и во время доклада начальника штаба армии Романовского на него не раз бросали удивлённые взгляды Врангель и Сидорин. Но знак отличия «первопроходника», который имелся только у ветеранов Белого движения, снимал все вопросы. К тому же Май-Маевский, знавший всех своих командиров, что-то шепнул генералам, и те уже более благосклонно взирали на этого офицера. В конце концов, Слащёв тоже командовал всего лишь корпусом, но без него совещания в ставке редко обходились.
        После слов Деникина о предстоящем походе армий ВСЮР на Москву Слащёв недовольно поморщился, но тут же овладел собой. А главнокомандующий продолжил свою речь:
        - Ну что ж, господа. Прежде чем я подведу итог и оглашу предварительный план действий на летнюю кампанию, позвольте мне поздравить одного из вас с наградой за боевые отличия при штурме Харькова. Моим приказом командующий Первым армейским корпусом генерал-майор Кутепов произведён в чин генерал-лейтенанта. Примите мои поздравления, Александр Павлович.
        Порученец внёс поднос, на котором стояли бокалы с шампанским. Адъютант командующего вручил Кутепову новенькие генеральские погоны с тремя звёздами на зигзагах. Все выпили, но, как оказалось, это было ещё не всё.
        - А теперь я хотел бы поднять тост за тех наших соратников, которым не довелось дожить до сегодняшнего дня. За тех верных сынов России и замечательных воинов, благодаря которым состоялись наши сегодняшние победы. Вспомним же славные имена генералов Михаила Васильевича Алексеева, Лавра Георгиевича Корнилова, Алексея Максимовича Каледина, Николая Николаевича Духонина, Михаила Гордеевича Дроздовского, Сергея Леонидовича Маркова…
        Деникин намеренно не упомянул имя генерала Краснова, с которым у него в феврале был конфликт, а генералы тактично этого не заметили.
        - Ну и, наконец, я хотел бы прочитать черновик директивы, которую я намерен издать после перенесения Ставки Главнокомандующего в Таганрог.
        Антон Иванович взял со стола лист бумаги, исписанный его убористым нервным почерком, и стал зачитывать:
        - Я планирую развивать наступление по трем направлениям. Первое - генералу Врангелю выйти на фронт Саратов - Ртищево - Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее - Нижний Новгород, Владимир, Москву.
        Второе. Генералу Сидорину, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин - Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях: Воронеж, Козлов, Рязань и Новый Оскол, Елец, Кашира.
        Третье. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлении Курска, Орла, Тулы. Для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав - Брянск. Вот примерные направления, господа. Я хотел бы услышать ваши мнения.
        Слащёв внутренне напрягся. Если Врангель и Сидорин не выступят против, то он, Слащёв, не сможет переубедить главнокомандующего. Его, несомненно, поддержит Романовский, а своему начальнику штаба Деникин доверял безгранично. Май-Маевский, этот алкоголик, тоже слепо ему повиновался, и на командующего Добровольческой армией нельзя было рассчитывать. И вот тогда, если чаша весов не склонится ни на ту, ни на другую сторону, он, Слащёв, и сможет выбросить последний козырь из рукава. И этот козырь уже ждал его сигнала.
        Глава четырнадцатая. Ход лошадью
        В руках у всех были бокалы с шампанским, поэтому совещание уже как бы носило неформальный характер. К тому же главнокомандующий не приказывал, а спрашивал совета. Первым начал свое выступление Пётр Врангель, который единственный из присутствующих генералов был не в парадном мундире и не в полевой форме, а в неизменной чёрной черкеске. Барон всё ещё находился в эйфории после взятия его армией Царицына, откуда он только что прилетел. Это было крупной военной победой Белого движения, тем более что до этого в течение всего 1918 года эта цитадель большевиков трижды безуспешно штурмовалась войсками атамана Краснова.
        Врангель с трудом скрывал свою неприязнь к решениям Деникина, и, конечно же, он не смог промолчать.
        - Прошу прощения, Антон Иванович, если вы спрашиваете моего совета, то, как командующий Кавказской армией, я решительно против распыления сил наших армий по трём направлениям. Ваш план при недостатке сил ставит успех предприятия в зависимость от счастливого случая. Давайте посмотрим на карту: наш чрезмерно растянутый фронт продолжит удлиняться, особенно если Добровольческая армия под командованием Владимира Зеноновича возьмёт Киев. А у меня за спиной - Астрахань, где генерал Эрдели не сможет обеспечить наступление в направлении Закавказья.
        Врангеля поддержал начальник его штаба генерал Юзефович:
        - Я согласен с мнением Петра Николаевича. Прошу заметить, Антон Иванович, что малый мобилизационный ресурс наших армий и небольшая численность Вооруженных Сил Юга России делают нас неспособными контролировать растянутые коммуникации и удерживать протяжённый фронт. К тому же ваш план, господин генерал, предполагает наступление по трём расходящимся направлениям. А это распыляет и без того малые силы трёх наших армий.
        - Разрешите и мне, как командующему Донской армией, высказаться, - подал свой голос и генерал-лейтенант Сидорин. - Лично я согласен с тем, что направление главного удара - это Москва. Но я бы предложил не распылять силы, а сконцентрировать их и нанести сокрушительный удар по большевикам. Во-первых, учитывая внутреннюю слабость большевистского режима и отсутствие у красных крупных кавалерийских соединений, нам нужно закрепиться на рубеже Екатеринослав - Харьков - Царицын. При этом разместить в районе Харькова ударную конную группу в составе двух-трёх казачьих корпусов и поставить казачкам задачу прорвать фронт, уйти в глубокий рейд по тылам красных, захватывая города, разрушая коммуникации, поднимая восстания, чтоб в завершение взять Москву. У меня как раз такой лихой генерал имеется, вы, Антон Иванович, его хорошо знаете - бывший командующий Донской армией генерал-лейтенант Мамантов. Вы разрешили ему создать сводный казачий корпус, он как раз сейчас занимается его формированием в Балашове.
        - Совершенно согласен с Владимиром Ильичом, - вклинился Врангель. - Я всегда выступал за то, чтобы собрать конницу в единый кулак и ударить в одном месте. А рейд по тылам красных - то, что нам сейчас и надо. Пока большевики будут пытаться преодолеть панику и наводить порядок в своих тылах, мы подготовимся к наступлению на Москву. К тому же там мужички, наверное, уже натерпелись от большевистского режима; реквизиции и мобилизации им головы прочистили, так что поддержат казачков.
        Поэтому я, как командующий Кавказской армией, считаю, что мы должны взять Астрахань, вступить во взаимодействие с Уральской армией Верховного правителя России адмирала Колчака на востоке, дать возможность Каспийской флотилии войти в Волгу и нанести удар по направлению Саратов - Самара. А это может привести к крушению всего южного фланга Восточного фронта красных. Армии Колчака сейчас, как я понимаю, не в состоянии перейти к активным боевым действиям, но Верховный сможет поддержать наше наступление.
        - Простите меня, господа, но позвольте мне сказать несколько слов в защиту плана Главнокомандующего.
        Все обернулись на эти слова, сказанные тихим, но твёрдым и решительным голосом. Генерал-майор Кутепов, поставив бокал с недопитым шампанским на стол, подошёл к карте и указал направление на Москву своими новенькими погонами генерал-лейтенанта.
        - На сегодняшний день после взятия нашей армией Харькова и Екатеринослава линия фронта с красными получила на левом фланге огромный выступ. При этом части Добровольческой армии вплотную подошли к Курску, а части Донской армии - к Воронежу и Тамбову… - Кутепов показал своими погонами на карте этот выступ.
        - И как только его высокопревосходительство генерал Май-Маевский возьмёт Киев, фронт выровняется, и наши армии смогут наступать единым фронтом на территории между Днепром и Волгой. Я думаю, это будет нетрудно, так как на Украине идут постоянные смены власти, там сейчас воцарился Петлюра, и наши войска при продвижении на запад не встречают сильного сопротивления. Поэтому план его высокопревосходительства Главнокомандующего Антона Ивановича Деникина кажется мне здравым и стратегически выверенным. Просто вначале нужно взять Киев и выровнять линию фронта до Житомира. К тому же его высокопревосходительство генерал Врангель совершенно прав: взяв Астрахань, части Кавказской армии смогут выйти к Гурьеву, соединившись с частями Уральской армии Верховного правителя России адмирала Колчака. И мы всем фронтом сомнём красных и возьмём Москву. Генерал-майор… прошу прощения, генерал-лейтенант Кутепов доклад закончил.
        Деникин изобразил аплодисменты.
        - Браво-браво, Александр Павлович. Вы не только прекрасный командир и смелый воин, вы ещё, оказывается, и стратег. Благодарю вас за поддержку.
        Деникин немного помолчал и снова обратился к своим генералам:
        - Кто ещё желает высказаться, господа?
        - Разрешите, господин главнокомандующий?
        Слащёв понял, что наступил его черёд. И если он сейчас не предоставит важные доказательства того, что наступать на Москву сейчас рано и губительно не только для армии, но и для всего белого движения, всё случится так, как предсказывал его таинственный гость.
        Деникин с интересом посмотрел на Слащёва. Смелые и неординарные решения этого молодого генерала не раз приводили руководимые им части к успеху. Главнокомандующий ещё в январе 1918 года, когда командовал только дивизией, отметил для себя полковника Слащёва, который был послан генералом Алексеевым на Северный Кавказ для создания офицерских организаций и пополнения кадрами Добровольческой армии. Затем в отряде полковника Шкуро Слащёв исполнял должность начальника его штаба. И все операции, которые он планировал, увенчались успехом, несмотря на исключительную их дерзость. Деникин знал, на что способен этот офицер, недаром он поручил именно Слащёву взятие Крыма. И он справился блестяще.
        - Слушаем вас, Яков Александрович, очень внимательно слушаем.
        Слащёв вышел вперёд и подошёл к карте.
        - Как говорил один мудрец, истина всегда посередине. В данном случае правы и неправы все. Антон Иванович прав в том, что надо наносить удар по Москве. Петр Николаевич и Владимир Ильич правы в том, что необходимо взять Астрахань, вступить во взаимодействие с Уральской армией Верховного правителя России адмирала Колчака на востоке. Александр Павлович, - Слащёв кивком головы изобразил поклон в сторону Кутепова, - прав в том, что надо выровнять линию фронта до Житомира. И всё же каждый из здесь присутствующих в чём-то не прав. И я сейчас объясню, в чём именно.
        Итак, первый минус, о котором здесь уже упоминал генерал Юзефович: малый мобилизационный ресурс наших армий и небольшая численность Вооруженных Сил Юга России. Мы, господа генералы, начинали создавать Добровольческую армию из офицерских частей. Это была наша основная ударная сила. Высокий дух офицерских полков - марковцев, корниловцев, алексеевцев, дроздовцев - позволял нам одерживать замечательные победы. А сейчас мы вынуждены будем объявить мобилизацию. Добровольцев нам явно не хватает. Мы действительно сегодня неспособны контролировать растянутые коммуникации и удерживать протяжённый фронт. Мобилизация означает снижение мотивации наступающих войск, а также падение уровня дисциплины. Второй наш минус: при наступлении на Москву мы оставляем у себя в тылу довольно большую армию некоего батьки Махно.
        - Простите меня, Яков Александрович, но разве можем мы беспокоиться о какой-то там банде, пусть и довольно многочисленной? Генерал Шкуро наголову разбил Махно и отбросил его банду в херсонские степи, - Деникин перебил Слащёва и подошёл к карте, указав, куда именно Шкуро отбросил махновцев.
        Слащёв улыбнулся.
        - Ваше высокопревосходительство, это не совсем так. Махновцы - это те же украинские крестьяне. Они ведут партизанскую войну с нашими войсками. Днём они с оружием в руках нападают на наши части, а вечером это уже мирные жители. Они мгновенно рассыпаются и так же быстро вновь собираются в свои отряды. Они нападают из засад, и всюду их поддерживает население. И когда мы пойдём на Москву, эти банды моментально начнут громить наши тылы, мешать подвозу продовольствия, фуража и боеприпасов, мы вынуждены будем отвлекать на противодействие Махно целые дивизии с фронта. Те самые дивизии, которых нам не хватит для окончательной победы над большевиками.
        Далее, на нашем левом фланге - украинские части Петлюры. Кстати, его мы почему-то атаманом не называем, хотя он такой же бандит, как и Махно. И Махно постоянно громил петлюровские части. Так вот, мы сейчас вроде бы заручились поддержкой Петлюры. Почему бы не заручиться точно такой же поддержкой Махно? Мне стало известно, что он поссорился с красными.
        - Вот как? - удивился Деникин. - Откуда такие сведения, голубчик?
        - Да, это крайне интересно, - подтвердил Сидорин. - Насколько мне известно, этот Махно доставил нашей армии много неприятностей, находясь в подчинении большевиков.
        Слащёв сделал жест рукой, как бы призывая всех успокоиться.
        - Господа, немного позже я вам представлю свои источники информации. Но вначале прошу дать мне договорить.
        Он сделал паузу и потом вновь продолжил:
        - Итак, я предлагаю столкнуть лбами Петлюру и Махно. Они ненавидят друг друга, вот пускай и бодаются у нас за спиной. Главное - чтобы Махно не воевал с нами. Петлюровские части и так называемая галицийская армия - это потенциальные предатели. Сколько бы мы с ними ни заключали союзы, они постоянно будут предавать нас. У них там, на Украине, сразу три государства, они сами между собой не могут поделить, кому царствовать. Вот и пускай они у себя колобродят. Позже мы наведем там порядок, а пока - лишь бы они нам не вредили.
        И, наконец, последнее. Мы ограничиваемся чисто военными решениями. А я, хотя и выступаю категорически против политики, на этот раз считаю, что необходимо политическое решение. Так вот, в тылу у большевиков регулярно вспыхивают крестьянские восстания. Или на Дону, где против красных выступили казаки. А почему? Да потому, что землю-то крестьянам большевики дали, но политика военного коммунизма, которую они теперь проводят у себя, породила массовое недовольство советской властью. Красные осуществляют военную блокаду сёл, применяют систему заложников, устанавливают денежные и материальные контрибуции. Исходя из этого, в противовес красным нам нужно оставить крестьянам на освобождённых от большевиков территориях землю, которую им отдали. Пусть пока пользуются. Иначе откуда мы возьмём продовольствие?
        - Позвольте, - смешался Врангель, - а как же право частной собственности? Как же поместья и поля? Многие наши офицеры нас не поймут - мы же как раз сражаемся с большевиками против их грабительской политики, которую эти голодранцы проповедуют?
        Слащёв усмехнулся.
        - Извините меня, Петр Николаевич, я же не говорю, что это - навсегда. Мы объявляем реквизиции у тех же помещиков и скотопромышленников. Забираем у них лошадей, продукты, фабрикантов амуницию заставляем покупать. И они очень недовольны действиями наших интендантов. А мы им векселя разные выписываем, долговые обязательства. Зато крестьяне нам сами всё будут поставлять, лишь бы землю у них не отобрали. Ну, выпишем те же векселя нашим дворянам, что после войны им всё вернём с процентами. Зато механизм поставок в войска будет намного проще. А главное - крестьяне перестанут поддерживать красных!
        И самое главное. Здесь уже говорилось о нашем наступлении сразу по трём расходящимся направлениям. Я также считаю, что это распыляет и без того малые силы трёх наших армий. После взятия Киева всё равно будет необходимо накопить силы для похода на Москву. А чтобы красные не подготовились к контрнаступлению, как раз и будет очень удачным рейд генерала Мамантова в тыл к красным. Заодно это будет проверка наших предположений, так сказать, разведка боем. Если правота Петра Николаевича, - Слащёв повернулся в сторону Врангеля, - подтвердится, то мы повторим подобный прорыв, но уже силами двух армий, Донской и Добровольческой. Только в одном направлении - на Москву. А тем временем Пётр Николаевич сможет взять Астрахань и с Божьей помощью соединится с армией адмирала Колчака. Так что, по большому счёту правы здесь все, просто нужно определить последовательность наших действий. Вот так примерно я мыслю, в общих чертах.
        Слащёв отошел от карты и наконец выпил шампанское, взяв свой бокал со стола, куда он его перед этим поставил.
        Деникин был поражён. Сегодня впервые Слащёв выдвинул идею не тактического, а стратегического масштаба. И он понимал, что генерал прав. Но отказаться сейчас от своей идеи и не идти немедленно на Москву - нет, на это главнокомандующий пойти не мог. В конце концов, он спросил только совета, а принимать решение - это его право, его прерогатива.
        Но тут Слащёв, как бы угадав настроение Деникина, внезапно повернулся к нему и негромко сказал:
        - Антон Иванович, я всё понимаю. Но я обещал вам открыть источники своей информированности. К сожалению, я не могу это сделать на совещании, позвольте переговорить с вами конфиденциально.
        И, обернувшись к остальным генералам, продолжил:
        - Прошу простить меня, господа офицеры, но в данном случае речь идёт не о недоверии к кому бы то ни было, речь идёт о вещах, которые я сам с трудом принял и до сих пор не могу до конца поверить, что такое возможно. Но факт остаётся фактом - отныне я могу получать любые, я подчёркиваю - любые сведения о действиях красных.
        Врангель удивлённо приподнял брови:
        - Вы, Яков Александрович, не с дьяволом часом заключили сделку?
        Слащёв рассмеялся:
        - Ради спасения Отечества я, Пётр Николаевич, конечно, продал бы и душу. Но всё гораздо сложнее. Нет, это не дьявол, это человек, но весьма… ммм… необычный. Вы же про господина Распутина слыхали? Так вот, этот самый Распутин - просто жалкий комедиант по сравнению с тем, кого мне довелось увидеть и кого мне посчастливилось узнать. Но повторяю, господа: сегодня я не могу вам всё рассказать. Скажу только одно: ещё лет двадцать назад мы не знали, что такое синематограф, десять лет назад только появились первые аэропланы, мы видели, как были изобретены телефон и радио, а пулемёт для нас сегодня - обычная вещь. Хотя полвека назад это была фантастика. Вот и сейчас я столкнулся с явлением того же порядка, явлением, которое, возможно, объяснят господа профессоры каких-либо академий. А я просто использую. Поэтому я прошу оставить меня наедине с главнокомандующим. И обещаю немного позже посвятить вас во все подробности. Поверьте, господа, во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Всему свой час, и время всякому делу под небесами: время молчать и время говорить.
        - Нет, мы, конечно, понимаем, что вы, Яков Александрович, вновь затеяли какую-то авантюру, но на этот раз ваша авантюра слишком глобальна, - начал было Романовский, но внезапно его перебил Деникин:
        - Позвольте, Иван Павлович, мне решать степень глобальности авантюры генерала Слащёва. Благодаря его авантюризму Крым был очищен от красных менее чем за месяц, почти без потерь. И будучи начальником штаба у Шкуро, именно Яков Александрович спланировал разгром этого бандита Махно. Никто ранее не мог с ним справиться. Так что, если такие авантюры позволят нам взять Москву, я только за. Прошу извинить меня, господа.
        Генералы кивком головы изобразили поклон и стали по одному выходить из залы. И лишь Врангель, задержавшись у двери, бросил на Слащёва долгий, оценивающий взгляд.
        Когда все вышли, Деникин спросил:
        - Вы, Яков Александрович, наверняка хотели сказать мне что-то очень важное, раз это «что-то» никто из присутствующих на совещании не должен был услышать, я правильно понял?
        Слащёв опёрся о стол - ему было всё ещё тяжело стоять, незажившая рана постоянно беспокоила его, снова начинался приступ боли.
        - Позвольте присесть, ваше высокопревосходительство, ещё не оправился от ран…
        Деникин подвинул ему кресло.
        - Да, конечно, садитесь, генерал. Садитесь и рассказывайте.
        Слащёв тяжело опустился в кресло, тыльной стороной ладони отёр со лба бисеринки пота и, опустив руки на колени, устало сказал:
        - Всё верно, Антон Иванович. Вы правильно поняли. И если вы не хотите, чтобы за вашей спиной случился заговор, то выслушайте меня со всем вниманием.
        Глава пятнадцатая. Предсказание
        Деникин был поражён. Он не ожидал от своего генерала, который и генералом-то стал всего месяц назад, такой изощрённой интриги. Нет, Яков Слащёв всегда отличался оригинальностью мышления, его идеи, его тактические приёмы постоянно ставили в тупик не только противника - они были откровением даже для его товарищей. Вначале, когда он преподавал тактику в Пажеском корпусе, потом, когда в составе лейб-гвардии Финляндского полка он принял активное участие в Первой мировой войне, пройдя путь от командира роты до командира батальона. А когда в январе 1918 года полковник Слащёв был послан генералом Алексеевым на Северный Кавказ для создания офицерских организаций и пополнения кадрами Добровольческой армии, он показал себя выдающимся организатором и лидером.
        Но в полной мере полководческий талант Якова Слащёва проявился год назад, когда он принимал участие в партизанских действиях отряда полковника, а затем генерал-майора Шкуро, исполняя должность начальника его штаба. Именно тогда казачьи отряды наголову разбили неуловимого Махно, отбросили войска большевиков и обеспечили первые успехи только что созданной Добровольческой армии. Шкуро за боевые отличия был произведён в генерал-лейтенанты. Хотя его победа в большей мере была заслугой полковника Слащёва.
        Потом, воюя в кубанских формированиях генерала Улагая, командуя дивизиями и 3-м сводным Армейским корпусом, Слащёв постоянно импровизировал. И наносил противнику такие неожиданные удары, что в кратчайшие сроки, несмотря на малочисленность своих войск, опрокидывал красных и обращал в бегство даже, казалось, самые стойкие полки Красной армии. Именно благодаря Слащёву генерал Улагай разгромил конный корпус Думенко. И вот сейчас - взятие Крыма.
        Деникину не нравились авантюризм и беспринципность молодого генерала, но он понимал, что именно такие командиры, как Слащёв, сегодня являются не просто востребованными временем - Слащёв был знаменем Добровольческой армии, её гордостью и славой. К тому же он пользовался заслуженной любовью солдат и офицеров, и даже те из высших командиров, кто терпеть не мог его острый язык и цинизм, отдавали дань уважения его полководческому таланту.
        Молодой генерал был бесстрашен и жесток, жесток по отношению к тем, кого он считал врагом. Причём враги для него были не только в стане красных - Слащёв безжалостно расправлялся и с теми, кто служил белым, но служил, по его мнению, плохо. Например, после взятия Добровольческими частями Крыма в Симферополе двое офицеров среди бела дня, войдя в ювелирный магазин в Симферополе, отобрали у ювелира перстни с очень дорогими бриллиантами. После чего засели играть в карты. Слащёв, собрав все необходимые справки, лично и, как всегда, один, на своём автомобиле неожиданно прибыл в игорный притон, арестовал офицеров-грабителей с украденными перстнями. Потом отвёз их на своём автомобиле в Джанкой и… приказал повесить их на столбах перед своим поездом. На чёрной доске над головами этих офицеров-грабителей была указана их вина - ограбление ювелира. Трупы висели три дня. Об этом Деникину поведал генерал Аверьянов, причём, рассказывая об этом, отзывался о Слащёве весьма уважительно.
        Деникин не раз убеждался, что Слащёв производил на офицеров и солдат Добровольческой армии чарующее обаяние, доходившее до обожания. Такое обожание и любовь можно было наблюдать разве только ещё в отношениях между генералом Марковым и подчинёнными ему войсками. И об этом свидетельствовали офицеры, которым посчастливилось служить и под начальством Маркова, и под начальством Слащёва.
        И вдруг - такая тонкая, изысканная интрига. Это было что-то новенькое, ранее Деникин не замечал за Слащёвым подобные таланты. Тактическое мышление, стратегическое чутьё, талант полководца - это да. А здесь… Одновременно и поддержать его план похода на Москву, и тут же оспорить его. Высказать своё мнение и тут же обосновать удаление всех командующих армий с совещания - ход весьма и весьма недурственный. Поэтому нужно было как минимум выслушать молодого генерала.
        - Слушаю вас, Яков Александрович. Как я понимаю, в целом вы одобряете мой план?
        - Не просто одобряю, Антон Иванович, а всей душою приветствую. Но, как вы уже изволили заметить, после тяжёлых боёв наши армии требуют пополнения, причём не только боеприпасами, амуницией, фуражом и лошадьми. Нам катастрофически не хватает людей. Я отдал распоряжение зачислять в наши части пленных красных, но убедился, что это не выход. Воюют бывшие пленные плохо, мотивации у них никакой, не обучены, низкий боевой дух и так далее. Наши офицерские полки - марковцы, дроздовцы, корниловцы, алексеевцы - намного сильнее во всех отношениях. Кстати, Антон Иванович, я хотел продемонстрировать вам мундиры марковского, алексеевского и дроздовского полков. Чёрная форма корниловцев введена давно, ещё с мировой, а наши офицерские полки до сих пор обмундированы как попало. Я решил с этим покончить. Но об этом - позже.
        Слащёв, видя нетерпение командующего, понял, что отвлёкся, и сразу перешёл к сути.
        - Так вот, ваше высокопревосходительство, для того, чтобы восполнить численность наших армий, но не за счёт мобилизованных, которые воюют то за нас, то против нас с красными, я и предложил провести на освобождённых территориях некоторые реформы. В том числе оставить крестьянам землю, которую они отобрали у помещиков. Да-да, иначе они за эту землю будут с нами воевать насмерть. Зачем нам это сейчас? Тот же Махно в нашем тылу создаёт реальную угрозу, набирая свои банды именно из крестьян, у которых мы отбираем землю. Но об этом мы подробнее можем поговорить позже. А сейчас - чисто военный аспект. Заняв Киев и выровняв линию фронта, мы сделаем передышку, восполним потери и подготовим удар на Москву. Но именно один удар, а не три. И сейчас я вас, Антон Иванович, познакомлю со своим источником информации. Прошу отнестись к нему со всем вниманием, тем более что этот юноша, по его словам, внук нашего императора Александра Второго.
        Деникин скептически хмыкнул.
        - Что, очередной Лжедмитрий?
        - Нет, ваше высокопревосходительство. Этот юноша знает такие подробности из жизни императорского семейства, которые ни один самозванец знать не может. Мало того, он знает то, что не может знать обыкновенный человек. Он рассказал мне обо всех планах ставки, обрисовал диспозицию наших армий и показал направления всех наших операций на Южном фронте. Причём не только прошедших, но и будущих.
        Деникин удивлённо посмотрел на Слащёва. Такого он не ожидал. Тот усмехнулся:
        - Да, Антон Иванович, я сам поначалу был шокирован. Но, знаете, на войне со мной разное случалось, так что я давно уже верю в подобного рода мистические истории. Впрочем, я его сейчас позову, и вы сами во всём убедитесь.
        Александр не произвёл на Антона Ивановича Деникина особого впечатления. Подумаешь, обыкновенный юноша-вольноопределяющийся, таких было полно в самом начале формирования Добровольческой армии - юнкера, студенты, юные прапорщики и те же вольноопределяющиеся. Ну, возможно, выглядел Саша немного старше своих 16 лет, но в целом - ничего выдающегося.
        И всё же было в нём что-то, что заставило старого генерала более пристально посмотреть на парня. Что-то в его взгляде задело Деникина, зацепило, приковало к себе внимание. Спустя минуту он понял, что именно ему показалось в этом юноше необычным. Его взгляд не содержал в себе того пиетета, той восторженной наивности, которая была у всех этих юных героев Гражданской войны, которые вызвались служить в Добровольческой армии и которые умирали за Отчизну. Скорее, взгляд у этого юноши был похож на взгляд тех мальчишек-добровольцев, которые побывали в бою и видели смерть, в том числе смерть своих товарищей. В этом взгляде были холодная расчётливость и свирепая безжалостность умудрённого опытом взрослого человека. Человека, который не будет колебаться, если ему придётся убить другого человека.
        - Ну-с, молодой человек, кто вы, представьтесь.
        - Александр Юрьевский, сын княгини Екатерины Александровны Юрьевской.
        - Вот как. То есть…
        - Да, вы совершенно правы, моя мама - младшая дочь императора Александра Второго и княжны Екатерины Михайловны Долгорукой. Но дело не в моей фамилии и не в моём родстве с императорской семьёй. Дело в том, что я обладаю знаниями, которые помогут победить вам, ваше высокопревосходительство. Точнее, не победить. Я помогу вам избежать поражения.
        - Даже так?
        Деникин скептически усмехнулся. Но Александр оставался серьёзен.
        - Именно так. На самом деле нынешней осенью все победы Вооружённых Сил Юга России сойдут на нет. Точнее, должны сойти. И вы, наверное, уже знаете, что на Восточном фронте у адмирала Колчака дела идут вовсе не так хорошо, как ещё месяц назад. Я это знал и раньше. Потому что у меня есть некоторые способности, позволяющие заглянуть в грядущее. А чтобы вы не подумали, что я - мошенник или проходимец, коих, увы, немало появилось в наше смутное время, я сразу расскажу вам о том, что вы пока не знаете. Но очень скоро вы убедитесь в том, что я говорю правду, и эти знания будут вам очень полезны.
        Саша помолчал, потом спросил:
        - Если не возражаете, ваше высокопревосходительство, давайте присядем. Вам будет легче меня выслушать, а мне - проще рассказывать.
        - Полноте, юноша, неужели вы думаете, что я, боевой генерал, упаду в обморок от ваших слов, как какая-то курсистка?
        Деникин улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой:
        - Располагайтесь, я сейчас распоряжусь, чтобы нам принесли кофе.
        Саша сел в кресло и покачал головой.
        - Спасибо, ваше высокопревосходительство, я кофе не пью. Впрочем, не будем отвлекаться. Итак, вы уже, наверное, знаете, что пятого июня девятнадцатого года Верховный правитель России адмирал Колчак известил генерала Юденича телеграммой о его назначении Главнокомандующим всеми русскими сухопутными, морскими вооружёнными силами против большевиков на Северо-Западном фронте. Юденич готовит поход на Петроград. Но он не смог добиться поддержки Финляндии. Возможно, причина в том, что в конце июня Колчак отклонил предложение регента Финляндии генерала Маннергейма двинуть стотысячную финскую армию на Петроград в обмен на признание независимости Финляндии. Александр Васильевич заявил, что не поступится никогда и ни за какие минутные выгоды идеей великой неделимой России. По его словам, образование самоопределяющихся республик в виде Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Украины и других ставит Россию в положение Московии после Столбовского трактата.
        Поэтому осенью девятнадцатого года Юденич потерпит поражение и будет вынужден перейти на эстонскую территорию, где его войска будут интернированы и разоружены. Точно так же неудачно будут складываться дела и у самого Верховного правителя - осенью начнётся отступление на Восточном фронте. В конечном счёте… Впрочем, я не буду забегать вперёд. Я думаю, уже того, что я вам сообщил, хватит для того, чтобы вы сделали определённые выводы.
        - Ваше высокопревосходительство, разрешите? - вмешался в разговор Слащёв. - Александр подробно рассказал мне о вашей Московской директиве, о которой вы только что сообщили на совещании, и даже процитировал некоторые положения. Он не мог этого знать, я вообще только позавчера встретил этого юношу.
        Деникин встал. Он не понимал, как и откуда этот юноша мог узнать про Юденича, про телеграмму Колчака, а главное - о том, что только будет происходить? Это было не похоже на бред, это не было ложью, по крайней мере, в той части его рассказа о том, что уже произошло. Но всё же это было непостижимо…
        Но тут в дверь постучали. Вошёл адъютант главнокомандующего капитан Дружинин.
        - Ваше высокопревосходительство, осмелюсь доложить: прибыл фельдъегерь аэропланом из ставки Верховного правителя адмирала Колчака. Срочный пакет вашему высокопревосходительству.
        Деникин жестом остановил вставшего было Сашу и той же рукой показал Слащёву на кресло. Тот, повинуясь, сел, а Деникин вышел из комнаты.
        - Ну что, Яков Александрович? Я смог произвести впечатление на главнокомандующего? - спросил Саша у Слащёва.
        Тот развёл руками.
        - Я не очень хорошо знаю Антона Ивановича. В одном уверен на сто процентов - он прагматик. И если он будет убеждён в том, что его решение ошибочное, он его отменит. Впрочем, вы ведь, Александр, не пытаетесь убедить главнокомандующего отменить поход на Москву?
        - Нет, конечно, - ответил Саша. - В данном случае я всего лишь предлагаю лучше к нему подготовиться.
        - Вот-вот. А раз так, то Московская директива всё равно будет обнародована, просто будут стоять другие сроки. Я тоже считаю, что Врангель и Сидорин правы, нужно взять Астрахань, соединиться с армиями Колчака и стабилизировать линию фронта. При этом навести порядок в своих тылах, в том числе разобраться, наконец с Украиной.
        В этот момент снова открылась дверь, и в залу вошёл Деникин. Он был бледен. В руках генерал держал распечатанный пакет и какой-то лист бумаги. Не говоря ни слова, главнокомандующий прошел к своему креслу, сел и только потом, ни на кого не глядя, не отрывая взгляд от текста, который был у него в руках, прочитал:
        «…Образование самоопределяющихся республик в виде Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Украины и других социалистических образований ставит Россию в положение Московии после Столбовского трактата. 300-летний исторический путь России даёт основание считать, что в дальнейшем будущем Россия не откажется от этого пути, определяемого государственными операционными направлениями на морские пути сообщения. Отказ от этих направлений и суверенных прав на территории, соприкасающейся с выходами на Балтийское, Чёрное и Средиземное моря и в Тихий океан, означал бы историческую гибель русского народа и одичание его в глубине равнин Европейской России и Сибири. Верховный правитель России, адмирал Колчак».
        Деникин поднял глаза и пристально посмотрел на Сашу.
        - Откуда? - только и смог он проговорить.
        Саша встал и подошёл к карте, на которой был обозначен театр военных действий Южного фронта ВСЮР.
        - Чтобы раз и навсегда вы, господин главнокомандующий, убедились в том, что я обладаю реальной информацией обо всём, что может произойти в будущем, а значит, есть возможность это будущее изменить, я вам сейчас укажу, где находится так называемый золотой запас Российской империи. Итак, сегодня он находится в Омске и составляет пятьсот пять тонн золота. Это примерно шестьсот пятьдесят семь миллионов рублей. Тридцать первого октября всё это золото будет погружено в сорок вагонов и впоследствии будет передано под контроль Чехословацкого корпуса, руководство которого почти весь золотой запас в январе двадцатого года передаст большевикам. Как и самого адмирала. Как только Колчак откажется передать золотой запас под контроль чехословаков, а точнее, под контроль командующего этим корпусом французского генерала Жанена, он тут же предаст Верховного правителя.
        Саша сделал паузу. Затем продолжил:
        - Поэтому сейчас вы сможете это предотвратить. Как вы думаете, господин главнокомандующий, сможете ли вы без финансирования обеспечить Вооружённые Силы Юга России всем необходимым? На какие средства вы закупите оружие, боеприпасы, амуницию? А если Восточный фронт адмирала Колчака будет разгромлен, сможете ли вы не то что пойти на Москву, а просто выстоять, если вам во фланг ударят дивизии Красной армии?
        Деникин молчал. Он не знал, что ответить. Всё, что сообщил этот мальчишка, всё это казалось какой-то фантасмагорией, страшным сном. Этого просто не могло быть! И всё же каким-то внутренним чутьём генерал понимал, что это - правда. Что всё так и будет. Точнее, всё так должно быть. Но сейчас он, Антон Деникин имеет возможность это исправить.
        - Скажите, юноша, вы верите в Бога? - внезапно спросил генерал у Саши. И неожиданно сам себе ответил: - Я, если признаться честно, до сегодняшнего дня не верил. Просто соблюдал обряды. Но искренне не верил. А вот сейчас - верю. Спасибо тебе, Господи!
        И главнокомандующий Вооружёнными Силами Юга России истово перекрестился прямо на стоящего перед ним Александра.
        Глава шестнадцатая. Стычка с казаками
        Село пылало. Сначала загорелись крайние хаты, потом постепенно задымили и вспыхнули остальные. Жаркий воздух июля, казалось, раскалился до предела. Картина напоминала ад. Впечатление усиливали крики, плач и выстрелы.
        - Что-то надо делать! - почти прокричал Сергей.
        Красноармейцы переглянулись.
        - Что ты тут сделаешь? С двумя винтовками и револьвером много не навоюешь. Ляжем там только - и всё! - зло процедил Мамочкин.
        - У нас же пулемёт есть, - не сдавался Сергей.
        - Эта труба самоварная ни на что не сгодится, и патронов там кот наплакал, - Васильев с сожалением посмотрел на «льюис», который держал Мамочкин на плече.
        - Нет, я не про этот пулемёт… - Сергей весь как-то подобрался. - У нас тачанка есть, на ней - «максим». Надо открыть огонь по лошадям. Не по казакам, а именно по лошадям, видите, они там стоят на краю села.
        - Почему по лошадям? Казаков надо в распыл пустить, - возразил Мамочкин.
        Сергей нетерпеливо махнул рукой, перебивая его:
        - Да погоди ты! Казаки, видать, собираются жителей деревни на расстрел повести, нам надо, чтобы у них начался бардак, лошади будут носиться по горящему селу, казаки не поймут, откуда и кто напал на них, короче, надо внести беспорядок и панику навести, понятно? А там, глядишь, пока они опомнятся, жители разбегутся.
        Тут в разговор вмешался Васильев:
        - Погоди, паря. Мыслишь ты верно, надо с «максима» жахнуть по казакам. Я за пулемёт. А Петро из «льюиса» меня поддержит. Ты же давай из винтаря стреляй. А вы, - Васильев обратился к Ивашутину и его бойцам, - тоже поддержите нас огнём. Только старайтесь экономить патроны, стреляйте наверняка.
        Сергей попытался было возразить, но Васильев оборвал парня:
        - Так, давай ша! Я тут сейчас командую, так что сполняй. Я сейчас на тачанке в село, ближе подъеду, чтобы наверняка. Вы, хлопцы, - он кивнул двоим красноармейцам, - со мной, полезайте на тачанку. Павло пойдет со своими с другой стороны.
        Ивашутин молча кивнул. Он с остальными бойцами пошёл в обход села через небольшую рощу. Сергей с винтовкой и Мамочкин с ручным пулемётом через крайнюю хату, которая примыкала почти к самому лесу, пробрались на огород и залегли. Им повезло, что эту хату казаки ещё не успели поджечь. Сергей прицелился в одного из казаков, который с факелом в руке повернулся в их сторону…
        Несмотря на то что 3-й Кубанский корпус отличился в боях под Харьковом и Екатеринославом, отдельные части подразделения под командованием генерала Шкуро больше напоминали не воинские подразделения, а некую партизанскую вольницу. И после того как Екатеринослав был взят, а Добровольческая и Донская армии переформировывались и готовились к новому наступлению, казаки рыскали по близлежащим сёлам, промышляя грабежами, при этом насилуя крестьянок и сжигая дома тех, кто был замечен в помощи махновцам. Повод находился всегда - многие сёла в Екатеринославской губернии помогали Нестору Махно, который успешно громил деникинские отряды.
        К тому же Вооружённые Силы Юга России только назывались так пафосно и претенциозно, на самом деле многие полки белогвардейских армий скорее напоминали бандитские шайки со своими атаманами и батьками. В 1919 году регулярные воинские части только создавались, как у большевиков, так и у сторонников Белого движения. Часто воевавшие за красных после того, как попадали в плен к белым, нацепляли на свои гимнастёрки погоны и воевали уже за «великую и неделимую Россию». И наоборот, солдаты из Добровольческой армии, насильно мобилизованные, попадая к красным, срывали погоны, цепляли на шапки и картузы красные ленточки и шли в атаку «за революцию». Поэтому при захвате города или села и среди красных, и среди белых находились те, кто после боя грабил и убивал местных жителей. И хотя и в Красной армии, и в подразделениях ВСЮР с этим беспощадно боролись, зверств пока ещё и с той, и с другой стороны хватало. Особенно зверствовали летом 1919 года казачьи отряды генерала Шкуро…
        …Сергей всё рассчитал точно. Пока казаки собирали жителей села на площади, а также гонялись за селянками, пока жгли село, опьянённые безнаказанностью и кровью своих жертв, они утратили осторожность и не были готовы к нападению. Поэтому, когда вдруг заговорил пулемёт, хлестнув вдоль улицы сначала по людям, а потом по стоящим в стороне лошадям, даже опытные и видавшие виды бойцы растерялись. Да и трудно было понять, что к чему, когда рядом с тобой пули рвут в клочья твоих товарищей, а по улице мечутся обезумевшие от страха и боли кони.
        Казаки попытались было атаковать, но в пешем строю воевать они явно не умели. Их сразу скосил залп красноармейцев Ивашутина, которые ударили им во фланг. К тому же по обеим сторонам улицы пылали хаты, и укрыться не было никакой возможности. А тут ещё с другой стороны, то есть в спину им, с окраины лупил короткими очередями «льюис». Зажатые с двух сторон, выкашиваемые пулемётами, белые окончательно потеряли голову и стали разбегаться кто куда. Кто-то успел поймать лошадей, а многие так и бежали сломя голову. Через несколько минут всё было кончено, а на улицах горящего села валялись только убитые и раненые.
        …Мамочкин подошёл к тачанке и скинул в неё «льюис».
        - Всё, патронов больше нет. Добил диск. Хорошо, что эти казачки стали разбегаться. А если бы опомнились, да на конях - посекли бы они нас в капусту…
        - И у меня патроны кончились. Надо пособирать оружие казаков, да пошарить в повозках, наверняка патроны найдутся. Но если ещё раз нарвёмся на какой-нибудь отряд, нас просто разнесут, - ответил Сергей.
        Мамочкин хлопнул парня по плечу:
        - Не боись, Серёга, раньше смерти не умрём. Ты ж правильно рассчитал: эти палачи только с безоружными крестьянами герои, а как пули зачикали, так сразу в штаны наложили! Грабить и сильничать - это они мастера. Надо посмотреть, куда они людей повели расстреливать, может, не успели…
        Жителей села они нашли в небольшом овраге. Их только начали расстреливать, поэтому убито было всего несколько человек. Когда Мамочкин открыл огонь из пулемёта, а потом его поддержали Васильев и Сергей, казаки, которые привели селян на расстрел, подумали, что их атакуют красные, и моментально исчезли. А люди покорно стояли в овраге и ждали своей участи.
        - Что ж вы, мужики, как телки пошли на заклание? Вона здоровые какие! Скрутили бы этих бандитов, ведь всё одно помирать, а так хоть не за здорово живёшь, хоть поквитались бы за своих-то! - упрекнул крестьян Васильев.
        - Оно-то може и так, - кивнул пожилой дядька в разорванной рубахе и окровавленной головой. - Так тых казакив багато дуже, посеклы б нас усих.
        - Так и так посекли бы, но неужто вот так сидеть и ждать, пока вас тут перестреляют? Вас же много, кинулись бы на душегубов, авось и вырвались бы. Кого-то положили бы, но не всех же! - не выдержал и Мамочкин.
        - Да оставь ты их, Петро! Рабская у них душонка! Вот так спервоначалу помещики их давили - не додавили, потом германцы пришли - грабили и убивали, потом банды всякие, петлюровцы, гетманцы. Всю жизнь кланяются да сапоги всем лижут. Тьфу! - сплюнул Васильев.
        - Ты, мил человек, не серчай. Ты вон сегодня пришел, а завтра нету тебя. А у нас тут кажный день власти меняются. То красные, то белые, то зелёные, а то и батька Махно, - сказал другой мужик, помоложе, но тоже весь в крови. - У нас семьи, дети, их кормить надо. Хлеб убирать, скот выпасать. Так шо нам воевать несподручно. Хлеб всем нужен - и красным, и белым, и всяким, - говоривший вытер кровь с лица и повернулся, чтобы идти.
        - Так вон ваши хаты сгорели, и хлеб ваш спалили бы, если б не мы. А вас кончили бы за милую душу. Так что хлеб растить надо, но и защищать его тоже надо. Его и себя. Свои дома, свои семьи. Вон, винтовки казаков соберите, создайте у себя отряды самообороны. И обороняйтесь, - Васильев решительно махнул рукой и, повернувшись, сказал Сергею: - Вот тебе и классовая сознательность. Как скот, на убой идут, а когда мы к ним приезжаем хлеба просить для голодающего Питера, так не выпросишь. Мы их от беляков защищаем, а они же нам в спину стреляют, махновцы все тут…
        Сергей нахмурился:
        - Они потому Махно поддерживают, что он за справедливость. Он хлеб не отнимает, скот не реквизирует, не вешает и не расстреливает. Он за крестьян воюет, и они ему потому и благодарны. А что красные, что белые - они в первую очередь отбирают всё.
        Васильев в сердцах хлопнул ладонями по бокам.
        - Едрить твою маму, а как же воевать-то? Где брать лошадей, фураж? Как снабжать города хлебом?
        Сергей улыбнулся.
        - Вообще-то, товарищ Васильев, политика - это наука. Что международная, что внутренняя. Реквизиции и контрибуции - это меры военного характера на захваченных у врага территориях. А большевики ведь декларируют освобождение трудового народа. Так на деле получается, что от помещиков они крестьян освобождают, а сами на их место и становятся. Сами у крестьян всё отбирают.
        Тут в разговор вмешался и Мамочкин:
        - У бедного нечего отобрать, у него нет ничего. Мы у мироедов отбираем, у зажиточных.
        - Вот-вот, и сами настраиваете их против себя. А потом в тылу у Красной армии восстания начинаются. И вместо того, чтобы организовать нормальное снабжение армии, приходится отрывать с фронта боеспособные части и посылать их в тыл на усмирение восстаний. А проявленная там жестокость порождает ответную жестокость. Это всё равно как на красный террор ответили белым террором… - Сергей даже стукнул кулаком по бричке.
        Васильев примирительно поднял руки:
        - Всё, давай оставим наши споры, парень, до лучших времён. Идёт война, здесь сопли распускать недосуг. Потом сочтёмся, как гидру контрреволюции по корень изведём. А сейчас надо к нашим пробираться, одно хорошо - теперь у нас кони есть. Вот на бричке этой и поедем, ежели чего - отобьёмся.
        Он обратился к Ивашутину, который в этот момент подошёл к нему.
        - Товарищ комполка, надо глянуть по селу, где-то у шкуровцев патроны должны быть, надо запас шоб был. И лошадей своим бойцам подбери. А сестричка ваша милосердная со мной на тачанке пускай остаётся. На конях всем сподручно будет? Думаю, теперь мы за сутки до наших доскачем. Но не ровен час, нарвёмся на казачий разъезд, так что идём, оружие пособираем…
        …Командующий 14-й армии Александр Егоров мучительно размышлял над тем, что ему делать в сложившейся ситуации. Армии на самом деле не было. Были отдельные части - полки, батальоны, остатки бригад и сотен, которые откатились по направлению к Киеву после взятия белыми Екатеринослава. И вся эта человеческая масса, которой его назначили командовать, только носила громкое название «армия», а на самом деле численность бойцов едва равнялась дивизии. Собственно, это и была раньше 1-я Заднепровская Украинская дивизия. Теперь она должна превратиться в армию. Вот только ей не повезло с командирами.
        Когда создавали дивизию, командиром в неё назначили известного всей Красной армии и всему большевистскому руководству бывшего матроса Павла Дыбенко. Талантами военачальника он отмечен не был - ещё в феврале 1917 года под Нарвой со своими матросами драпал от немцев. Его ещё тогда хотели за дезертирство расстрелять. Выкрутился!
        Егоров хмыкнул. Он всегда считал Дыбенко трусом. И кому пришло в голову назначать бывшего левого эсера командиром дивизии Красной армии? Да этому матросу даже хвосты заносить лошадям доверить нельзя. И вот результат!
        На посту комдива Дыбенко отличался пьянством, кутежами, а воевал в основном на постельном фронте, не пропуская ни одной юбки. И даже его жена Александра Коллонтай, известная большевичка, не могла сладить со своим молодым мужем. Она пыталась быть с ним рядом и даже поехала за ним на фронт, став комиссаром в его Заднепровской дивизии.
        Увы, полководцем матросу так и не суждено было стать - он даже не смог взять Екатеринослав. И если бы не помощь Нестора Махно, Паша город так и не взял бы. Впрочем, с Махно Дыбенко быстро разругался, а позже строчил на него доносы в Совнарком. Вероятно, именно эти доносы сыграли свою роль в том, что Троцкий объявил Махно врагом Советской власти.
        Но Махно, пожалуй, был единственным нормальным боевым командиром в этой новой так называемой Украинской советской армии. Именно его хлопцы действительно не на жизнь, а на смерть рубились и с казаками генерала Шкуро, и с остальными частями Добровольческой армии. И вот теперь его нет. А Дыбенко, этот идиот, вместо того чтобы прикрывать Донбасс, как приказывал главком, отправился завоёвывать Крым. Завоевал. Стал там царствовать. А потом генерал Слащёв за две недели его оттуда выбил. И вот этот аника-воин Дыбенко теперь сидит тут, пьянствует и орёт, что он здесь самый главный командир!
        Егоров скрипнул зубами, прошёлся по комнате. Нога после тяжелого ранения ещё не зажила, именно по этой причине он пока не мог вступить в командование и полноценно руководить войсками. Да и кем руководить? Жалкими остатками разгромленной армии, которая по численности чуть больше дивизии?
        А с кем руководить? С кем?! С Дыбенко всё понятно. В его частях - бардак и разложение. Ещё один командир, точнее, бывший командир Григорьев, поднял мятеж. Этот полковник армии УНР, который на самом деле был всего лишь штабс-капитаном в царской армии, разорвал отношения с петлюровским командованием и перешел на сторону Красной армии в начале февраля 1919 года. Тогда он заявил, что в его распоряжении находится двадцать партизанских отрядов, готовых вести борьбу с петлюровцами, белогвардейцами, немцами и интервентами. Конечно, Красной армии важен был каждый солдат, поэтому с Григорьевым переговорил по телефону сам командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко. И этот бывший полковник согласился подчиниться Красной армии.
        Но Григорьев, которого почему-то называли атаманом, командовал не регулярной армией, а по сути бандой. Ватагой, шайкой, сбродом - это можно было назвать как угодно. Его бойцы, конечно, воевать умели. Но ещё лучше они умели пьянствовать и бесчинствовать. Регулярные грабежи, еврейские погромы и даже убийства мирных жителей в «освобождённых» григорьевцами украинских городах были обычным явлением для его «армии». Итог закономерен: в мае 1919 года атаман Григорьев расстрелял в своей дивизии всех комиссаров и чекистов, поднял мятеж и поддержал атамана Зелёного, воевавшего против Советской власти. И 2-ю Украинскую армию, в которой воевал со своей дивизией Григорьев, срочно пришлось расформировывать.
        Теперь это 14-я армия РККА. С которой он, Александр Егоров должен сдержать наступление белых на Полтаву и Киев. Ворошилов не справился… Полководец хренов! Теперь ему, Егорову, надо из этого сброда, из разбитых полков создать армию. Но какая там армия? Григорьев свою дивизию, точнее, банду, равную по численности дивизии, увёл и поднял мятеж. Махно, выполняя приказ, всё же попытался прикрыть Донбасс, но, не получив боеприпасов (кстати, по вине этого дегенерата Дыбенко), понёс тяжёлые потери и тоже отвел своих людей в Херсонскую губернию. Туда же, кстати, откатился и Григорьев. После взятия им Екатеринослава пришлось часть сил бросить на подавление григорьевского мятежа. Дали ему по зубам. Но теперь если два атамана снюхаются, то хреново будет всему Южному фронту Красной армии.
        Агенты информационного отдела 14-й армии докладывали командарму, что в частях чувствуется идейная тяга к батьке Махно. На его сторону уже перешло несколько тысяч солдат из дивизии Дыбенко, а также экипажи двух бронепоездов. Даже Азовско-Черноморская флотилия, располагавшаяся по Днепру, находилась в ведении Махно. И хотя Троцкий призывал дать бой махновщине, Егоров не спешил выполнять этот приказ. Он видел, что сейчас у Красной армии слишком мало сил, чтобы удержать не только Полтаву и Киев, но и вообще избежать разгрома всего Южного фронта.
        Командарм поморщился. Он прекрасно понимал, что сейчас, когда Май-Маевский явно нацелился на Киев, Южный фронт удержать практически невозможно. Киев придётся оставить. А этот идиот Дыбенко после того, как Слащёв его выбил из Крыма, теперь здесь строит из себя Наполеона.
        «Нет, с такими командирами нечего и думать о нормальной организации обороны. Надо телеграфировать в Совнарком, надо что-то делать, причём срочно».
        Егоров позвал своего порученца.
        - Так, товарищ Уфимцев, запишите содержание моего сообщения в Реввоенсовет Сокольникову и в штаб командующему Южным фронтом Егорьеву.
        Порученец приготовился писать, и командарм начал диктовать:
        «Отступавшие к Херсону части Дыбенко сократились вдвое вследствие дезертирства. Оставшиеся настолько деморализованы, что бежали с поля боя перед одним казачьим полком, сдав белым Херсон. Дыбенко потерял всё - Крым и свою Крымскую стрелковую дивизию. Во вверенной мне 14-й армии катастрофическая нехватка людей. Идёт моральное разложение бойцов. Несмотря на то что приказом председателя РВС товарища Троцкого Махно был объявлен вне закона “за развал фронта и неподчинение командованию”, он продолжил вооружённое сопротивление войскам Деникина, одновременно принимая мелкие отряды повстанцев и крупные части, и соединения красноармейцев-окруженцев, формируя боеспособные части и соединения. Махно начал широкомасштабную партизанскую войну в тылу у белых и вновь призвал крестьянских повстанцев к союзу с Красной армией. Считаю, что на сегодняшний день отказываться от такого союзника преждевременно и даже глупо. Прошу разрешения провести переговоры с Махно. Командир 14-й армии Егоров».
        Глава семнадцатая. Снова плен
        Полтава готовилась встречать Добровольческую армию. Конечно, не хлебом-солью. На буржуазию и купечество Полтавы председатель губисполкома Дробнис наложил контрибуцию в 25 миллионов рублей. Заплатить приказано было в течение 5 дней. В местной газете «Изъвестия» напечатали список лиц, на которых наложена властями контрибуция. Особенно жителей Полтавы впечатлила фраза: «Никакие просьбы о сложении ее не будут рассматриваться. Не внесшие будут арестованы и имущество их конфисковано». Кроме того, власти грозили расстрелять тех, кто не внесет деньги.
        Расстрелы шли постоянно. Чрезвычайная комиссия отчитывалась о подавлении контрреволюции. 2 июля был опубликован список расстрелянных, 14 человек из 99. Это очень ускорило внесение денежных средств в счёт контрибуции. Тем более что невыполнение этого требования грозило увеличением суммы вдвое. Ну и, конечно, конфискацией имущества с расстрелом. Так что деньги быстро нашлись.
        По всему городу были расклеены воззвания, призывающие к защите не только Полтавы, но и всего Донецкого бассейна. Шла мобилизация рабочих для борьбы с контрреволюционерами, с отрядами Григорьева и других атаманов. Рядом с воззваниями висели также условия приёма добровольцев для организации конных отрядов Красной армии:
        1. Добровольцами могут быть исключительно лица мужского пола не моложе 18 лет и не старше 40 лет.
        2. Цель и задачи организации добровольческих отрядов - борьба с контрреволюцией.
        3. Доброволец при поступлении дает подписку с обязательством прослужить не менее одного года и подчиняется всем правилам, регулирующим строевую и внутреннюю службу конных отрядов Красной армии.
        4. Добровольцам, имеющим собственных лошадей, обмундирование, седло и снаряжение, будет выдано соответствующее денежное вознаграждение по определению комиссии из представителей конных красноармейцев отдела снабжения Красной армии.
        5. Добровольцам, не имеющим лошади, седла, обмундирования и снаряжения, таковые будут выданы за счет казны.
        6. Рядовому добровольцу ежемесячно выдаётся вознаграждение в сумме 70 руб.
        7. Командный состав назначается на общих основаниях со всеми другими отрядами Красной армии.
        Денежный вопрос был, кстати, далеко не праздный - находились ловкачи, которые служили то у белых, то у красных, причём и там, и там получая денежное и вещевое довольствие. Идеология, конечно, была важна - революционная сознательность, классовая солидарность, но деньги чаще всего были важнее. Недаром председатель Полтавского губисполкома Дробнис объявил премию в 100.000 руб. тому, кто доставит Григорьева живым или мёртвым, и 50.000 руб. за предводителей других атаманов - батьку Зелёного, батьку Ангела и даже за белого генерала Шкуро. Правда, охотников не нашлось, но объявления о премии висели по всей Полтаве.
        Кроме как из воззваний и объявлений новости узнавать было негде. Местные газеты, которых при большевиках стало намного меньше, публиковали противоречивые сообщения. Любую информацию в основном узнавали из ходивших по городу слухов. Жители города передавали новости, что называется, из уст в уста. На любом рынке можно было не только купить продукты или одежду, в первую очередь там можно было узнать последние новости.
        - Было нападение бандитов с целью грабежа на квартиру писателя Короленко, но их удалось прогнать…
        - Вчера арестован отставной генерал Николай Николаевич Четыркин, бывший начальник санаторной части Второй армии, профессор академии. Мне приходилось несколько лет лечить его семью… Пожилой человек, а арестовали…
        - Вчера чекисты арестовали купца Каретникова, арестов много, но неизвестно, кто ещё арестован…
        - Поезда железной дороги не идут ни на Харьков, ни на Лозовую. Вчера ночью из Харькова привезли в Полтавский государственный банк деньги и ценности Харьковского государственного банка - говорят, Харьков взяли белые…
        - По одним слухам, под Екатеринославом разбиты советские войска, по другим слухам - Екатеринослав взят большевиками, а разбиты добровольцы. Не знаешь, кому и чему верить!
        - Идет наступление Добровольческой армии на Полтаву со стороны Константинограда, около станции Селещина роют окопы, вчера моего соседа туда мобилизовали, а он уже в летах, да-с…
        - А ещё говорили, что на эти работы послали бывшего городского голову Черненко и того, кто был после него, - Семёнченко. Герценвица отправили из тюрьмы на принудительные работы в Красные казармы чистить дворы. А Гудыма-Левковича заставили месить навоз для выделки кирпича на топливо. Вот так вот, господа…
        - Власти большевистские забирают из сейфов взаимного кредита ценности. Описей не составляют, берут гуртом в мешки и увозят. Накануне было нападение на ЧК. Три вооружённых солдата пришли к зданию ЧК, потом напали на часового, обезоружили его, он успел дать свисток, выбежал караул, и этих троих тут же расстреляли. Как? Что? Почему? Никто ничего не знает.
        - Да бросьте вы! Это солдаты красного полка разгромили ЧК, которая арестовала нескольких их товарищей. Они пришли в ЧК с просьбой их выпустить, а когда им было отказано, собралась громадная толпа солдат и начала громить ЧК. Солдатня разбивала мебель, рвали дела и бумаги, ну и грабили все, что было можно взять. ЧК бежала и временно поместилась на вокзале, в вагоне, а затем вроде перебралась 15 июля на улицу Остроградского в дом Багреева, который напротив 1-й мужской гимназии. Кошмар!
        - Около Шведской Могилы приехавший в Полтаву Троцкий производил смотр войскам. А какие там войска? Раздеты, разуты. Многие солдаты продают свои сапоги на базаре, потому что голодные. А Троцкий посмотрел и говорит: «Разве это войско, это босая команда». Зато сам весь в коже, сапоги начищены…
        - На Киевском вокзале идет продажа приготовленных к вывозу кож, сахара и других продуктов. А в городе недостаток хлеба…
        - Большевистские власти забирают всё, что возможно, везут всё на вокзал - кожи, сахар, мануфактуру. В обществе взаимного кредита взяли денег и ценных бумаг более чем на полтора миллиона. А сахар выдается по 2 фунта на человека, по цене 10 рублей за фунт…
        - Что вы говорите? Цены сейчас совершенно бешеные. Пуд муки доходит до 100 рублей, масло коровье - 100 рублей фунт, сало - 60 рублей, мясо - 21 рубль…
        - Милейший, какое мясо? Кто сейчас ест мясо? Комиссары? Я вот вчера картофель покупал по два с полтиной за фунт. А спички? Один коробок - 7 рублей! Чая, кофе в городе совсем нет! А вы говорите - мясо!..
        - Вывозят всё, что возможно, до роялей включительно. У пожарной команды реквизированы лошади… Бардак!
        - На толкучке, на базаре много интеллигентных дам, по нужде продают разные ценные и другие вещи. Грустная картина!
        - На Южный вокзал с аэроплана были сброшены две бомбы, есть раненые. Войска добровольцев идут на Полтаву, находятся уже в Миновке. Около Полтавы роют окопы…
        - При обстреливании с аэроплана каким-то образом пуля попала в грудь преподавателю полтавского реального училища Антонину Филаретовичу Дучинскому, который проходил по Мало-Петровской улице. Пуля попала в левое легкое. Положение его очень тяжёлое, он в больнице…
        - Вечером были слышны орудийные выстрелы. Стреляла артиллерия, стоящая у Южного вокзала. На Киевский вокзал движутся подводы с награбленным добром. Идет на вокзал много солдат…
        - Со станции Скороходово привезено много раненых - вероятно, было боевое столкновение. Ночью были слышны орудийные выстрелы. Начальствующий войсками Егоров живет на Каменной улице в доме Капниста, как раз напротив нашей квартиры. Ежедневно видим его то уезжающим, то приезжающим на автомобиле. На днях меня приглашали к его больному отцу…
        - Советские власти эвакуируются временно в Лубны. Войска направлены на Кременчуг и на Харьков. Войска Деникина около станции Искровка - это 60 верст от Полтавы. Константиноград давно в руках добровольцев…
        - Два раза в неделю по вторникам и пятницам производятся по приговорам ЧК расстрелы. Поздно вечером постоянно в эти дни слышны выстрелы. Это просто кошмар! Говорят, те, кто там живут, не могут нормально спать по ночам. Рассказывают, что расстреливают в погребах, а также и на кладбищах, где приговоренных заставляют рыть себе могилы. Расстрелянных в самой ЧК нагружают на подводы или на грузовик и ночью отвозят на кладбища, где сваливают всех в одну общую яму. Особенно зверствует комендант ЧК Гуров, который собственноручно расстреливает…
        - Говорят, что Деникин дал знать советскому правительству: если оно при оставлении города возьмет заложников, то он предпримет со своей стороны репрессивные меры по отношению к рабочим, когда им будет занята Полтава. Узнав об этом, рабочие потребовали от советских властей немедленного освобождения арестованных, в противном случае они грозили не выпустить из Полтавы ни одного советского поезда…
        - Грабежи по городу не прекращаются. В городе появились казаки, пришёл с фронта казачий полк, ЧК куда-то выехало из Полтавы…
        Над Полтавой нависла угроза захвата Добровольческой армией Май-Маевского, который рвался к Киеву, но Южный фронт Красной армии продолжал каким-то чудом держаться. Около Искровки бронепоезд большевиков орудийно-пулемётным огнём остановил прорыв добровольцев. Войска Май-Маевского отступили к Коломаку. Добровольцами были заняты местечки Опошня и Зеньков, Добровольческая армия намеревалась отрезать путь советским войскам и помешать вывозу реквизированных вещей и продуктов из Полтавы. Но с середины июля начались попытки РККА перейти в контр наступление. Хотя эти попытки оказались безрезультатными, они всё же приостановили продвижение белых сил. На Южном фронте наступило временное затишье…
        …До Полтавы группа красноармейцев под командованием Мамочкина и Васильева дошла без столкновений с белыми. Отходить на юг было опасно - там были махновцы, а на запад откатились части атамана Зелёного, поэтому Сергей, знавший состояние фронта на июль 1919 года, убедил повернуть на север. Он точно знал, что Полтаву белые возьмут только 31 июля. А близость фронта поможет ему без проблем легализоваться - никто в этой неразберихе его особо проверять не будет. Тем более он показал себя в бою, значит, будет какое-то доверие. Вот только как ему попасть к командиру рангом повыше? Например, к Ворошилову. Он, правда, должен сдать управление 14-й армией Егорову, но пока он должен быть ещё здесь, на фронте. И Антонов-Овсеенко постоянно сюда мотается. В общем, надо кого-то из них встретить. Но как? Сергей пока не понимал…
        - Стой, кто такие? А ну стоять, оружие бросай!
        Внезапно из-за стогов сена, которые стояли недалеко от дороги, выскочили вооружённые люди. Сергей даже не понял, откуда они взялись, только что никого не было, поле как поле - и на тебе.
        - Это вы оружие бросайте! Щас с пулемёта жахнем. Кто такие? - Мамочкин угрожающе повёл дулом «льюиса», а красноармеец, который был кучером на тачанке, моментально стал разворачивать лошадей, чтобы дать Васильеву сектор обстрела из «максима».
        От группы, выскочившей навстречу маленькому отряду, отделился один человек. Он был одет, несмотря на июльскую жару, в кожаную куртку и такую же чёрную кожаную фуражку. На которой блеснула алая звёздочка.
        - Наши, товарищ Васильев, это наши! - крикнул Сергей Васильеву, который уже изготовил пулемёт для стрельбы.
        Мужичок в кожаной куртке скривился.
        - Вы оружие опустите, мы ещё поглядим, кто тут ваши. А ты, - махнул он Васильеву, - не балуй, вот туда погляди.
        И он показал куда-то себе за спину. Там, примерно в километре, на пригорке стояли артиллерийские орудия.
        - Щас дам сигнал, батарея по вашей банде вдарит, мокрого места от вас не останется, так шо руки в гору и не балуй!
        - Какая мы те банда? Мы бойцы и командиры Красной армии, товарищ. Сам кто таков будешь? - Васильев продолжал держать вооружённых людей на прицеле, хотя его бойцы уже опустили свои винтовки.
        «Кожаный» усмехнулся.
        - Знакомиться опосля будем. Ежели ты товарищ, конечно. А пока ты давай, руки в гору подыми, да глазами-то не сверкай, не сверкай, а пулемёты и у нас имеются.
        Он вдруг отскочил в сторону, за стог с сеном, а стог вдруг рассыпался, и на отряд Васильева уставился пулемёт. Слева от дороги точно так же один из стогов с сеном отвалился в сторону, и там тоже оказалась засада с пулемётом.
        - Ну, кому ещё непонятно? Стрельнуть по вам, что ли? - прокричал красноармеец в кожаной куртке.
        - Так, бойцы, оружие сложите на тачанку. Построиться вдоль дороги, - негромко скомандовал Васильев.
        Сам он слез с тачанки и направился к командиру заслона.
        - Я - комиссар Особого бронедивизиона Четырнадцатой армии Василий Васильев, это, - он кивнул в сторону товарища, - его командир, Пётр Мамочкин. С нами - комполка Ивашутин со своими бойцами. Вырвались из плена, мы с Мамочкиным - от махновцев, а бойцов этих мы отбили у банды атамана Зелёного. Идём на соединение с частями Красной армии.
        - А это что за китаец у вас? - спросил один из красноармейцев.
        Васильев обернулся на Сергея, который всё ещё был в том самом китайском традиционном костюме - рубашке танчжуан и штанах, пиджак он снял давно и сложил в тачанку.
        - А это, товарищ, тот, кто нас из плена вытащил. Циркач он, бандиты его вместе с братом захватили…
        - Понятно, а брат где?
        И тут Сергей понял, что попал…
        Глава восемнадцатая. Выбор атамана
        Поставленный большевиками вне закона, батька Махно со своим трёхтысячным отрядом продолжал сдерживать наступление белых на правом берегу Днепра, сначала у Екатеринослава, а потом дальше, у Николаева. С севера над его отрядами нависали части 14-й армии, еле сдерживающей наступление армии Май-Маевского, которая напирала с востока. А Махно оказался зажат между ними. У него был выход - прорываться на запад, к Умани. Но там он попадал в полное окружение - на западе были войска Петлюры, а на востоке - Добровольческая армия белых. Или можно было всё же повернуть на восток, прорваться в тылы беляков и пройтись по всему Приазовью, чтобы вновь вырваться к Гуляй-Полю. Но вначале надо было идти на Херсон.
        Махно раздумывал. Идти в Херсон к Григорьеву он не хотел - что ему там делать? Атаман был разбит на подступах к Киеву отрядами Пархоменко и конниками Думенко. Остатки его отряда не могли оказать серьёзного сопротивления ни Красной, ни Белой армии. А ведь он, Махно, изначально был против авантюры неуравновешенного и вечно пьяного атамана. К тому же Григорьев пытался связаться с Деникиным. Недавно два его связных с письмом были перехвачены махновцами. Батька приказал их повесить. С белыми он переговоров вести не будет!
        Махно видел, что находится между молотом и наковальней. Если Красная армия начнёт против него боевые действия, то всё же придётся уходить на запад, ибо с юго-востока поджимают белые. Или к большевикам - с ними можно договориться. Тем более что в Красной армии очень много бывших крестьян, которым махновщина была по душе.
        Батька понимал, что открыто выступать против Советской власти он не может. И также он понимал, что с большевиками у него меньше противоречий, всё-таки он воевал за крестьянскую власть, за землю. Деникин же декларировал возврат земли помещикам. А раз так, то к белым хода нет, потому и Григорьева он не поддержал. Одно дело - отстаивать свои взгляды на политическое устройство государства после войны, и совсем другое дело - воевать с Советской властью. Тем более когда белопогонники наседают.
        К тому же его отталкивала эта животная ненависть Григорьева к евреям. Нет, еврейские погромы постоянно устраивали и красные, и белые, о петлюровцах и говорить нечего. Так что григорьевские банды особо не отличались - как все грабили, убивали, насиловали, сжигали дома евреев. Но махновцы не позволяли себе что-либо подобное. Боялись своего батьку. И было за что!
        Как-то в мае в местечке Горькая Александровского уезда какие-то залётные хлопцы учинили еврейский погром. Эти гаврики не так давно пришли в армию батьки, ну, как водится, после того, как выбили из местечка белых, ограбили местных еврейских лавочников. И вроде бы даже никого не убили, так, прибарахлились. Но он, Махно приказал провести расследование и суд. Семерых главных виновников расстреляли. Тут же, на месте! Чуть раньше он собственноручно застрелил своего бойца за самовольное вывешивание на железнодорожной станции Гуляй-Поле плаката «Бей жидов!». Бить - бей, но зачем эта пропаганда? Чтобы потом каждая тварь на него, на Махно пальцем показывала? К тому же в Революционной повстанческой армии воюет отдельная еврейская пулемётная рота. Да и вообще среди махновцев евреев было довольно много… Так что еврейскую тему поднимать нельзя, махновцы - это вам не петлюровцы!..
        В дверь хаты кто-то постучал.
        - Кого там черти принесли? Сказали ж вам, бестолочам, батька думать будет! - заорал Махно.
        В открывшуюся дверь бочком-бочком протиснулся Арон Давидович Канторович, он же Барон.
        - Нестор Иванович, там Авраам тебя дожидается. Буданов. Ты ж ему дал поручение пробраться к красным. Он собрался, ты будешь с ним говорить?
        Махно встал из-за стола, поправил шашку.
        - Пусть зайдёт. Дам ему ценные указания, надо во всей широте и со всей ясностью обсудить создавшееся положение на Украине.
        Барон вышел. Тут же в хату зашел коренастый дядька. И хоть он был небольшого роста, но мышцы просто бугрились под его рубахой. Авраам Буданов с детства работал слесарем в паровозном депо Луганска, потом сделался подручным кузнеца, так что железа в своё время перетягал множество пудов. Состоял в боевой организации анархистов ещё с 1905 года, участвовал в первой русской революции. Потом продвигал анархические идеи на Украине, многие его знали как организатора шахтёрских анархических групп и профсоюзов на Донбассе. В конце 1918-го в составе анархической группы Васильева выехал в Юзовку для подпольной работы против власти гетмана Скоропадского. В мае 1919-го приехал в Гуляй-Поле, присоединился к махновцам. И вот сейчас батька собирался отправить его в Красную армию.
        - Слухай, Авраам, сидай, сам понимаешь, дело у тебя чрезвычайное и важное. С большевистскими вождями у меня разговор не получився. Я Ленину, конечно, телеграфировал и объяснил принятие решения о разрыве с Красной армией постоянными нападками на меня со стороны представителей центральной власти и прессы коммунистов-большевиков. И сообщил о своей преданности революционному делу. Но пока там верховодит всеми делами Троцкий, мени пока рано с ними замириться. А вот командарм Егоров - он толковый, я щэ весной восемнадцатого года с ним зустречался и говорил. Сейчас мне разведка доложила, что он в Полтаве, командует Четырнадцатой армией. Колы мы вместе с ним объединимся, то Деникина остановим. Или хотя бы затрымаем. Деникин на Киев прёт, если выровняет фронт, то пойдёт на Москву.
        - Так я понял, батьку, шо мне надо к красным, так мне надо напрямкы к тому Егорову?
        Буданов мял в руке картуз, не решаясь в присутствии Махно сесть, хоть он и предложил. А тот мерил широкими шагами комнату и, отмахивая рукой в такт своим мыслям, продолжал говорить как бы сам с собой, не глядя на собеседника. Было видно, что атаман пытается в последний раз убедить себя в том, что поступает правильно.
        - Нет, пока ни к кому идти не трэба. В общем и целом, ты пока просто запишись в Красную армию, осмотрись там. Погляди, какая обстановка, шо с командованием, какие приказы. Выясни, какое настроение промеж бойцами. Насколько они симпатизируют нашему анархистскому движению, и вообще какой у них революционный дух. Вот, я написал воззвание, как увидишь, шо настроения соответствуют, надо будет ознакомить бойцов с ним.
        Махно взял со стола листок и стал читать:
        - «Товарищи, после двух с половиной месяцев наших боёв в Украине я возвратился снова к вам, чтобы совместно заняться делом изгнания деникинских контрреволюционных армий из Украины, низвержением власти Петлюры и недопущением на его место никакой другой власти. Общими усилиями мы займёмся организацией этого великого дела. Займёмся разрушением рабского строя, чтобы вступить самим и ввести других наших братьев на путь нового строя. Организуем его на началах свободной общественности, содержание которой позволит всему не эксплуатирующему чужого труда населению жить свободно и независимо от государства и его чиновников, хотя бы и красных, и строить всю свою социально-общественную жизнь совершенно самостоятельно у себя на местах, в своей среде. Во имя этого великого дела я поспешил возвратиться в свой родной революционный район. И сейчас воюю за правое дело! Так будем же работать, товарищи, во имя возрождения на нашей земле, в нашей крестьянской и рабочей среде настоящей украинской революции, которая с первых своих дней взяла здоровое направление в сторону полного уничтожения буржуйской власти и её опоры
- помещиков и кулаков».
        Махно закончил читать и посмотрел на Буданова.
        - Силён ты, батьку, аж до косточек пробирает. Всё в точку. Но я думаю, сперва мне надо пообтереться там, повоевать малость, авторитет поднакопить. Ну и посмотреть, кто из бойцов что себе думает, какие там мнения будут. И ежели найдутся революционно сознательные, то не я как бы от тебя выступлю, а совместно с бойцами заявим ультиматум красным командирам: мол, замиритесь с батькой и вместе будем бить Деникина. Я правильно понимаю повестку насущного момента, батьку?
        Махно в полном восторге хлопнул Буданова по плечу. Со стороны это смотрелось комично: маленький низкорослый атаман с огромной шашкой и приземистый, но атлетически сложённый уже немолодой дядька.
        - Ай, молодца, всё верно понимаешь! Ты, Авраам, несмотря на то что рабочий класс, а вопрос верно ставишь. Давай, собирайся и выезжай. Хлопцы тебя подбросят ближе к Екатеринославу, а там уже пробуй добраться сам. Если поезда ходят, то по железнодорожному сообщению дуй. Главное - не попади к белым, они сейчас лютуют, враз могут к стенке поставить. Екатеринослав под ними сейчас, а ты пробирайся в Полтаву. Егоров там. Но торопись, потому шо белые вот-вот Полтаву возьмут. Связь будешь держать со мной через наших людей, про которых я тебе говорил. Ступай.
        - Понял, батьку, всё будет в ажуре.
        Буданов наконец надел свой картуз, пожал руку батьке и, повернувшись, вышел из хаты. Но не успела захлопнуться за ним дверь, как снова зашел Канторович.
        - Нестор Иванович, там местные евреи собрались. От атамана Григорьева терпят многие обиды. Выйди, поговори с людьми.
        Махно поморщился.
        - Арон, ну что ты, сам не можешь своим соплеменникам объяснить, что атаман Григорьев творит бесчинства, и мы к нему не имеем никакого отношения?
        - Так, Нестор Иванович, мы же с Григорьевым вместе воевали у красных, и про то люди знают. Надо, чтобы вы лично, так сказать, открыто отмежевались от этого поца. Таки надо с этим Григорьевым что-то решать, а то он нам ещё долго гадить будет.
        Махно натянул на свою буйную шевелюру папаху и вышел на крыльцо. За ним протиснулся и Канторович, став у него за спиной. Перед крыльцом стояла группа пожилых евреев, чьи унылые физиономии выражали одновременно скорбь и надежду. Атаман зачем-то снял папаху, пригладил волосы и заговорил.
        - Все вы знаете, что евреи никогда в Гуляй-Поле не были изолированы от общественной жизни нееврейского населения. В моей повстанческой армии никто никогда не становился на путь ненависти к евреям. Но мы не можем не видеть, что в Украине появился дух антисемитизма… И что сделаешь, мы бессильны теперь бороться с ним. Наши силы сейчас все в подполье, нас вынудили отступить войска Деникина, а с большевиками у нас временное недоверие. И в этом также виноват атаман Григорьев, который продолжает притеснять евреев.
        Махно привычно провозглашал речь. И не потому, что тема еврейства и беды этого народа его так волновали, нет. Он понимал, что вопрос этот - мелкий и на данном этапе он вовсе не является важным. Но люди пришли к нему, и он должен им что-то ответить. И даже если сейчас он не сможет ничего конкретного им сказать, он обязан показать людям, что он про них думает.
        - Я не думаю, что следует ожидать со стороны крестьян и рабочих крайне нежелательной для дела революции, недостойной ненависти к евреям вообще. Сознательные и бессознательные враги революции могут эту ненависть использовать как они захотят. И мы, так много потрудившиеся над тем, чтобы убедить тружеников-неевреев, что еврейские рабочие им братья, что их необходимо втянуть в дело общего социально-общественного строительства на равных и свободных началах, мы можем очутиться перед фактом еврейских погромов. Об этом мы должны тоже подумать, и подумать серьёзно…
        Атаман вспомнил, как долго он добивался от своих хлопцев железной дисциплины, как вешал и собственноручно расстреливал всех, кто был замечен в еврейских погромах, как его армию встречали в городах и сёлах, которые он захватывал, и как говорили, что пришёл Махно и навёл порядок. Это дорогого стоило.
        - Поэтому наша прямая обязанность - не дать антисемитизму осесть, укрепиться. Гуляй-Поле - сердце нашей борьбы против контрреволюции. Мы должны возвратиться в него, чего бы это нам, как революционерам-анархистам, ни стоило. Находясь в Гуляй-Поле, мы сможем, и это прямая наша обязанность, предупредить зло, нашедшее себе место в гуще крестьян и рабочих… А предупредить его мы сможем тем, что своевременно разъясним революционным труженикам, кто виноват в произведенных погромах… Поэтому прошу вас всячески помогать нашей революционной повстанческой армии и разъяснять еврейскому населению, что Махно не имеет ничего общего с атаманом Григорьевым!
        Махно закончил речь, надел папаху, повернулся и зашел в хату. Арон Канторович выдвинулся из глубины крыльца, печально посмотрел на группу евреев. Потом вздохнул и сказал:
        - Шо ж вы такие поцоватые, братья мои? Вас Григорьев обижает, а вы терпите? А надо этому Григорьеву давно надрать тухес! Кому вы сейчас пришли жаловаться? Батьке Махно? У него сейчас голова за то болит, как бы армию свою сохранить и где бы боеприпасы раздобыть. Я уже молчу о фураже и продовольствии. Вы где были, когда батька рубился с немцами? А когда мы беляков гнали, вы чем нам помогали? Батька кинул клич по всей Екатеринославской губернии: кто может, помогайте революции, а вы притворились, что немножечко глухие? А теперь, когда вас немножечко погромили, вы вспомнили про батьку Махно? Так вы же с немцами прекрасно ладили, вы белых готовитесь хлебом и солью встречать, а когда Деникин вас драть будет, вы снова к Махно побежите? - Канторович снова картинно вздохнул и продолжил: - Нет, мои немножечко обделённые разумом братья, долг - он платежом красен! Только в том смысле, что батька Махно вам ничего не должен. Поскольку надо было в своё время немножечко заплатить. Вот когда наша армия будет сильна, как прежде, когда у нас будут кони и что тем коням покушать, когда наши хлопцы не будут с шашками
скакать на пулемёты потому, что у них не будет патронов и снарядов - вот тогда придёте к батьке и спросите: батьку, а что тебе ещё надо, чтобы ты смог нас защитить от всяких шмоков? И тогда батьке таки будет вам что сказать. А теперь ступайте, и не будьте такими шлимазлами, братья мои…
        Махно между тем, провозгласив речь, вернувшись в хату, вновь погрузился в тяжёлые раздумья. Он сожалел, что пришлось разругаться с советской властью. А всё этот идиот Дыбенко… Батька, вспоминая об этом, даже застонал. Вот ведь гнида, вечно пьяная, вечно волочился за бабами. Даже Екатеринослав с ходу взять не мог, пришлось ему, атаману Махно, лично со своей сотней брать Синельниково и рубать беляков. Но как только красные вошли на станцию, так двадцать его хлопцев по приказу Дыбенко было расстреляно - якобы за расхищение поездов. А ведь хлопцы всего лишь попытались забрать свои военные трофеи. Эти расстрелы он, Махно, Дыбенко не простит никогда!
        «Но ладно, пока Буданов пошёл на разведку, а там посмотрим. Надо что-то решать с Григорьевым, надо его к ногтю! И тогда можно замириться с большевиками. Иначе сомнут, или белые, или красные. Надо поступить так, как делали всегда, если сила оказывалась не на нашей стороне: рассыпались и затаились».
        Махно усмехнулся своим мыслям. Да, только так, и точка! Требовать от своих людей проливать кровь за чуждые интересы батька не мог и не желал. Пока не будет ясности, надо дать людям отдохнуть. Фронт стабилизировался, пара недель у него есть. За это время решить вопрос с Григорьевым, определиться с направлением - на запад или на восток. Или, если всё же с большевиками, с Егоровым получится разговор, то…
        Атаман задумался. А что тогда? Ведь Троцкий засыпал его приказами: немедленно мобилизовать все наличные силы и держать фронт. Держать! Против беляков одному держать? А боеприпасы где? Чем держать? Голыми саблями? Так три сотни выкосил Шкуро, еле вырвались тогда! И он, Махно, на четвёртую по счету депешу от Троцкого ответил матерно. Вот тогда предреввоенсовета и объявил его изменником и мятежником. Ну да, может, он и мятежник, зато весь его штаб потешался, что Троцкий - х…
        Махно улыбнулся. Да уж, Лев Давидович тогда опешил. Давно, видать, по матушке командующего Красной армией никто не посылал. А посылал ли кто вообще? Впрочем, не суть. Надо послать фуражиров по окрестным сёлам, да и лошадей сменить не мешало. И тогда решим, куда и каким макаром скакать!
        Глава девятнадцатая. Неожиданная встреча
        Тюрьма была добротной. Своим внешним видом она напоминала какой-то рыцарский замок. Вообще-то так оно и было: построенная на Кобелякской улице ещё в 1808 году тюрьма так и называлась Тюремным замком. В этом замке находилась не только тюрьма - на втором этаже располагались тюремная церковь и казармы охраны. Всё это огромное здание было огорожено кирпичной стеной высотой выше четырёх метров со сторожевыми круглыми башнями по углам. В общем, такая неприступная крепость в самом центре Полтавы.
        Камеры в тюрьме напоминали Сергею бомбоубежище - он в детстве видел такое, когда отец однажды взял его и брата с собой и повёл в какой-то бункер. В этом бункере был расположен тир. В тот раз Сергей и Саша в первый раз стреляли из пистолета. И вот сейчас, сидя в камере, Сергей вдруг отчётливо понял, что он навсегда потерял свой мир, маму, отца, друзей, ту жизнь, к которой привык и которой у него теперь никогда не будет. И это не только все те удобства и комфорт, бывшие для человека XXI века чем-то само собой разумеющимся - все эти мобильные телефоны, интернет, телевидение, музыка, удобная и функциональная одежда, а ещё много всяких хороших и полезных вещей. Главное - он в этом новом мире был совершенно один. Если не считать, конечно, его брата Сашу. Но всё равно, они с братом были здесь чужими. Хотя и среди своих.
        Нет, конечно, в фантастических романах многие герои, попадая в прошлое или в другие миры, всё время ощущали связь со своим временем. Тот же герой романа Стругацких из «Обитаемого острова», он в конце концов и друзей себе нашёл в новом мире, да и под контролем был всё время. Его мир всегда был рядом. А «Трудно быть богом»? Там герой настолько проникся бедами мира, в которой попал, что начал помогать ему стать лучше. Прогрессировать. А его родной мир помогал ему в этом.
        Попробуй здесь исправь всё, не имея ничего - никакой волшебной палочки, никакой техники из будущего. Только то, что в голове, - знания, память. Но какой с этой головы толк, если в неё прилетит пуля? Такая простая, обычная, тупая пуля. Как там пелось в известной песне? «Девять граммов в сердце - постой, не зови»? А тут на каждом шагу того и гляди - прилетит. Вот и сейчас - сменил одну тюрьму на другую. И что дальше? Вот выведут его из ЧК и шлёпнут. «И подвиг свой не совершу».
        «А ведь, главное, не стремился ни к чему такому. Случайно всё вышло. Клад захотелось найти молодым кретинам! Но хрен с ним - попали в прошлое, так сидели бы себе, не рыпались. Но нет! Решили исправить прошлое, переписать будущее. Кому тут что-то доказывать? Вон, никто и слушать не захотел! Брат пошёл к белым? Значит, и тебе веры нет. Напрасно Васильев с Мамочкиным что-то доказывали начальнику местной ЧК. Этот Гуров какой-то чокнутый. Или, как говорили в нашем времени, отмороженный! Ему всюду враги революции мерещатся. Вот такие и перестреляли своих же в тридцать седьмом. А потом и сами в могилу улеглись. Но пока что этот Гуров тебя, Серёга, в могилу уложит! Как пить дать, уложит! Ещё и сверху притопчет…»
        Сергеем овладели мрачные мысли. Он поёжился - в камере было холодно и сыро. Хорошо, что прихватил с собой пиджак китайский, всё ж теплее. Не камера - холодильник какой-то!
        Он вспомнил, как не замечал в прошлой жизни такие милые и необходимые каждому человеку вещи - тёплая ванна, центральное отопление, шампунь, микроволновка, электрочайник. Да и продукты… Здесь вон постоянно приходилось жрать чёрствый хлеб, печёную картоху да варёную кукурузу. В сёлах, куда они заходили, их особо не жаловали. Часто сами крестьяне жили впроголодь. Не до жиру - быть бы живу. Но даже если удавалось нормально поесть, то разносолов не было. Можно было разве что утешать себя мыслями, что зато все продукты в этом времени экологически чистые. Молоко, например, прямо из-под коровы. Никаких тебе добавок.
        М-да, а пока что в тюрьме дали пайку - кусок хлеба да кружка воды. И на том спасибо. С голодухи и за такое питание поблагодаришь. А уж о тёплой ванне можно навсегда забыть. Не баре! Водой из колодца облился - и будь доволен. Но это летом, а каково зимой будет? Впрочем, дожить бы ещё до этой зимы…
        - Ты, парень, чего загрустил?
        Над Сергеем навис здоровый громила ростом под два метра. Парняга этот здорово напоминал ему натурального братка из 90-х годов его времени, только не хватало кожаной куртки, слаксов, кроссовок «Адидас» и золотой цепуры на могучей шее. Образ завершала бритая наголо башка. Сергей даже удивился, мол, как в старом еврейском анекдоте: «времена меняются, а люди всё те же»…
        - Я говорю, чего скис? Сидим в тепле, жратву дают, на расстрел не выводят, может, прогулку ещё дадут.
        - Дадут тебе прогулку - к стенке и на тот свет, - хохотнул кто-то из дальнего угла.
        Парняга мгновенно, неожиданно для его комплекции, обернулся и рявкнул:
        - Ша там, у стенки! Не каркай! Большевики зря стрелять не будут! Они своих, рабочих, не тронут. Я в шахте с детских лет вкалывал, все руки в мозолях. Нет такого закона, чтоб рабочий класс в распыл пускать!
        Кто-то невидимый Сергею не сдавался:
        - Большевики тебе, Лёва, скоро покажут и закон, и рабочий класс. Будет тебе и судья, и прокурор. Верёвка - судья, мыло - прокурор. Ты, ежели рабочий класс, должон власть свою совецку на фронте защищать. А ты что?
        - А я и защищал. Я в полку анархистов ротой командовал. И революцию встретил с огромным энтуазизмом.
        - Где ты её встретил, революцию-то? На каторге? Не трынди, Лёва, ты ж налётчик был известный, тебе восьмерик расписали, потому и радовался ты революции, что тебе амнистия вышла!
        Лёва кивнул своей лобастой головой:
        - Ну так я ж не спорю. Революция меня освободила, вот и воевать за неё пошёл. А налёты я на кого делал? На эксплуататоров трудового народа. Экспроприировал у экспроприаторов. Это вождь большевиков Ленин сказал: грабь награбленное. Так шо мы на революцию деньги добывали, оружие покупали.
        Он обернулся к Сергею:
        - А то, шо он там лепит, ты не слушай. Сенька-Жмот - известный побрякушник. Я в шахте успел уголька порубить. А потом каталем на заводе в Юзовке два года откатал.
        Сергей с интересом посмотрел на Лёву:
        - Каталь - это как? Извини, я не местный, не в курсе.
        Парняга засмеялся:
        - Так ото я и смотрю, шо ты не местный. Сразу видно, из благородных. Правда, слухи донесли, шо ты, хлопец, не из пугливых и с казаками да с бандой Зелёного дрался. Говорят, самого атамана Щуся приложил, верно?
        Сергей улыбнулся.
        - Ну, приложил ему не я, а брат мой Сашка, но я тоже помогал…
        Лёва прищурился:
        - Это тот брат, который к белякам ушёл?
        - Ну, не к белякам, а с беляками. На то была причина.
        Амбал улыбнулся:
        - Ну, то понятно, дела семейные. Счас такая мясорубка идёт, брат на брата, батя на сыновей, один за красных, другой за белых, а третий за Махно или за «зелёных». Неясно, шо кому тут надо? Ты вот к красным подался, а они тебя в кутузку.
        - Ничего, разберутся - отпустят. Так что такое каталь? Кстати, будем знакомы - Сергей.
        Сергей встал и протянул бугаю руку. Тот крепко, но аккуратно её пожал, хотя рука Сергея утонула в его лапище.
        - А я Лёвка Зиньковский, с Юзовки. Вообще-то родом я с этих мест, село Гупаловка, на Екатеринославщине. А в Юзовку от голодухи перебрался. Каталь - это тот, который «козу» катает. - Зиньковский выжидающе посмотрел на Сергея. Заметив изумление на его лице, рассмеялся: - «Коза» - это тачка с рудой, которую каталь доставляет с рудного двора к доменной печи. В тачку грузят пудиков так двадцать пять, нагрузишь, да потянешь по двору, а колея, зараза, разбита, не прошпект тебе… Вот эдак-то за смену тачек сорок потягаешь - и ни рук, ни ног не чуешь… А платили буржуи копейки - по копейке за «козу». Так вот за двенадцать часов работы на заводе заработаешь 70 - 80 копеек - и будь доволен, иди в кабак.
        - Зато, когда ты буржуев потом без штанов оставлял, небось, голодранцем не был! - снова откликнулся Сенька-Жмот.
        Лёвка поморщился:
        - Ты, Сенька, балабол. Не знаешь - так не трынди. Мы деньги товарищам по партии отдавали. Когда с казаками Каледина схлестнулись в семнадцатом, оружие нам здорово пригодилось.
        - Вот тебя твои товарищи в каталажку и определили. Ты за революцию воевал, а теперь за революцию помрёшь, - Сенька явно издевался, и Лёвка это уже понял.
        - Ты, Сенька, будешь гундеть - плюху словишь. Товарищи разберутся. Я за дело сюда попал - военспеца шлёпнул. Гад был и контра, явно к белякам хотел смыться. Так шо не боись - не шлёпнут.
        Зиньковский посмотрел на Сергея.
        - Но и киснуть нечего. Пойдём, хлопец, поговорим.
        Он отвёл Сергея в дальний угол камеры, рядом с дверью, где никого не было. Сергей уже понял, кого ему довелось встретить, - это был тот самый легендарный Лев Зиньковский, которого потом ошибочно Алексей Толстой в своей книге называл Лёвкой Задовым. Правая рука батьки Махно, начальник его разведки. Впрочем, пока что Зиньковский с Нестором Ивановичем ещё не встретился. Судя по тому, что Сергей помнил об этом типе, Лёвка прибился к Махно как раз летом девятнадцатого. Причём почти нигде в исторических документах не упоминалось, каким макаром он вообще попал к махновцам.
        - Ты, парень, слухай внимательно. То, шо Сенька трепался, - наплевать и забыть. Но я так думаю, шо он прав: сейчас Деникин нажимает, в ЧК не будут долго разбираться, кто здесь контра, а кто свой в доску. Потому вполне может так статься, шо поставят нас к стенке. А Лёва помирать ещё не собрался, есть ещё кое-какие дела на этом свете. Я про тебя слыхал, ты хлопец боевой, мне такой напарник нужен. Если нас поведут на расстрел, то ночью. И заставят могилы себе копать. Там будет человек десять, не больше. Эти, - он мотнул головой в сторону, - бараны, их резать будут, а они молитвы станут читать. Надо будет лопатами конвоиров приголубить, винтари забрать - и ходу. Я давно надумал к Махно податься, нет анархистам воли у большевиков. А батька - он наш, анархист, он всем давал прикурить, и красным, и белым. Он единственно правильный стоит за революцию, за свободу для всего трудового народа. Ну как, пойдёшь со мной?
        Сергей разом приободрился. Если Зиньковский прав - а судя по всему, верить ему можно - то действительно, сейчас, когда белые вот-вот возьмут Полтаву, никто не будет разбираться, кто тут в тюрьму за что попал. Кто такие Мамочкин и Васильев? Красные командиры, даже не комполка. Какой-то там бронедивизион. Сами только из плена, пока их будут проверять, что они смогут доказать и кому до какого-то паренька есть дело? Тем более брат Сашка ведь с белыми остался, а это уже подозрительно. И допрашивать его никто не будет - так и шлёпнут. А с этим авантюристом можно дела делать. Тем более он же сам хотел к Махно попасть. Поначалу надо батьку убедить не соглашаться на предложения Троцкого бить Деникина - белых-то он потреплет, но через год его самого Красная армия начнёт бить. Так что всё складывается удачно. Лёвка вон какой бугай, конвоиров они сомнут и убегут. А от него вообще никто не будет ожидать активных действий, значит - фактор внезапности. И, что немаловажно, сила!
        - Я согласен. Но план будет такой…
        Глава двадцатая. К батьке Махно!
        - А здоров ты, хлопец, ногами махать. Я такого и не видел никогда. Понимаю, душа ещё не зачерствела, не загрубела, убивать-то не доводилось ещё? Но как ты того солдатика ногой-то? Цирк! А другого? Как ты на него прыгнул. И кулаком ещё одного… Тебе и винтовки не надо, ногой бьёшь, как прикладом…
        Беглецы не спеша ехали через небольшую рощицу на лошадях, погони не было, и Лёва, удивительно ловко для его огромного двухметрового тела управлявшийся со своим скакуном и скакавший два часа без остановки, перевёл коня с галопа на рысь, а потом на шаг.
        - Всё, можно передохнуть, раз не передохли, - Лёва вытер пот с лица рукавом своей гимнастёрки и широко улыбнулся. Его лысая башка блестела на солнце.
        - Я думаю, нам всё же надо поторопиться. Белая армия Полтаву скоро займёт и на Киев попрёт, Махно в тылу у белых окажется, - заметил Сергей.
        - Так и шо? Батька по тылам сколько раз рейды делал, и у немцев, и у Петлюры, а раньше - у гетмана. Он, почитай, всё время в тылу и воюет.
        - Не в этом дело. Нестору Ивановичу сейчас нельзя воевать ни с белыми, ни с красными. Вообще нельзя. Надо не воевать, а договариваться. Выжидать. Пойдёт к красным - они его потом кончат. Пойдёт к белым - они начнут потом свои порядки устанавливать. И тоже с ним расправятся. А батьке Махно надо свою республику создавать, независимую. Гуляйпольскую.
        - Ты мыслишь, Сергуня, правильно, - Зиньковский поправил винтовку у себя за спиной. - Но надо лошадям дать передых тоже. Торопиться надо не спеша. Заодно пока с тобой охота поговорить. Я ж про себя всё обсказал обстоятельно, а про тебя только слышал от своих бойцов, шо какой-то хлопец-циркач помог из плена красным командирам сбежать да самого атамана махновского Щуся по кумполу приложил. Ну и рассказывали, как вы отряд Шкуро из села выбили. И больше я ничего не знаю. А вчерась ночью как увидел тебя в деле - так просто мама дорогая, во, думаю, цирк так цирк. Аж интересно стало, откуда ты такой взялся-то у нас? - И Лёва внимательно посмотрел на Сергея. Тот даже поёжился, будто холодным ветерком пробрало.
        «А не простой парень этот Лёва, ой не простой. Хоть и грубоватый, и на вид бандюган безмозглый, а мозги у него варят - будь здоров. Чует он в нём нездешнего, ой чует. Не про княгиню же ему рассказывать и родство с царской фамилией? Это Сашке такая легенда у белых пойдёт за милую душу. Здесь надо что попроще и правдоподобнее».
        Мысли Сергея скакали с одного на другое, и он вспомнил, как лихачил прошлой ночью…
        …Зиньковский оказался прав - никто не стал с ним разбираться. Впрочем, как и с остальными обитателями тюрьмы. Фронт был уже близко, и хотя если до Полтавы канонада ещё не долетала, но зато слухи доносились. И не самые утешительные. То казаки Шкуро прорвались и прошлись по тылам, то банда атамана Ангела подожгла неподалёку село и перевешала всех активистов и большевиков, то взбунтовался какой-то полк и перешёл к белым. Может, врали, а может, и правда. В общем, судя по шуму на улицах, город готовился к штурму. И в первую же ночь арестанты услышали выстрелы. На следующую ночь - тоже. А третья ночь стала последней уже для обитателей их камеры.
        Вызвали не всех, а примерно половину - человек двенадцать. Как и предполагал Лёва, расстрельная команда состояла из десяти стрелков. Но лопаты дали не всем арестантам, а только Лёве и ещё троим, поздоровее. Остальные стояли и ждали у свеженасыпанной могилы, видимо, похороненных в прошлую ночь. Лёва копал, и пообщаться с ним не было никакой возможности. Сергей даже не понял вначале, что произошло, услышал только, когда Зиньковский внезапно крикнул:
        - Братва, бей конвоиров, помирать - так с музыкой! - И он тут же рассёк своей лопатой голову ближайшего красноармейца.
        Но его призыву последовали не все. Ещё один арестант с лопатой, здоровый мужик с бородой, видать, бывший купец, тоже свалил одного солдата. А двое других просто присели и прикрыли головы руками, побросав лопаты. Зато сразу трое красноармейцев моментально наставили на приговорённых к расстрелу винтовки и лихорадочно передёргивали затворы. Остальные конвоиры замешкались по причине того, что их товарищи перекрывали им сектор обстрела. В следующий миг на них набросились приговорённые к смерти, которые понимали, что у них появился шанс выжить.
        Хорошо, что у расстрельщиков к винтовкам не были примкнуты штыки - шансов выжить в ближнем бою в этом случае не было бы совсем. Но винтовка - не пистолет, в упор стрелять неудобно, а если нападают сбоку или сзади - пока развернёшься, да пока прицелишься. В общем, «мосинки» превратились в дубины, и расстрельная команда вынуждена была не стрелять, а бить.
        Моментально выяснилось, что те, кто привык стрелять, тем более стрелять в безоружных, воевать не умели. Для того, чтобы расстреливать людей, нужны не меткость или хорошее владение оружием - для этого нужны совсем другие качества. В том числе и некоторая тупость. Сергей назвал бы это отмороженностью. Ведь эти люди каждую ночь убивали других людей, убивали хладнокровно, буднично, словно выполняя какую-то рутинную работу. И у них не было ни угрызений совести, ни жалости к тем, кого они лишали жизни, ни раскаяния, ни сострадания. Ну, как будто не людей они предавали смерти, а каких-то насекомых. Тараканов или мух. Прихлопнули десяток - и потом следующие.
        Так что арестантам повезло, что им противостояли обыкновенные палачи. Таких потом назовут вертухаями. Они умели только хорошо убивать. Но убивать, как мясник убивает на бойне свинью, когда жертва стоит неподвижно и ждёт смерти. А если жертва вдруг сама становится палачом и норовит принести бывшего палача в жертву, вот тут часто те, кто только что готов был убить, разом теряются. И неспособны даже себя толком защитить.
        Несколько человек из расстрельной команды успели выстрелить. И двое арестантов упали, раненые или убитые. Но остальные жертвы навалились на своих палачей, и пошла схватка не на жизнь, а на смерть.
        Сергей атаковал конвоира самым первым. Как только он увидел, что ближайший из красноармейцев целится в Зиньковского, он резко стартанул и в прыжке ударом ноги сбил того с ног. Винтовка брякнулась на землю, но поднимать её времени не было - Сергей тут же переключился на следующего стрелка. Тот выстрелил, но промахнулся. Лёва с лопатой наперевес прыгнул в его сторону, но не успел - Сергей ударом ноги в голову послал мазилу в нокаут. И тут же рукой отбил направленную в его сторону винтовку третьего конвоира, а потом кулаком в челюсть выключил свет и ему.
        А дальше уже некого было «выключать» - по кладбищу катались, рыча и матерясь, клубки тел. Ещё одного из расстрельной команды, который разбил прикладом голову тому самому Сеньке-Жмоту, что ругался с Лёвой в камере, Зиньковский буквально лишил головы. Он одним прыжком подскочил к палачу и лопатой рубанул того по шее. Потом кивнул Сергею:
        - Всё, хлопец, делаем аллюр три креста! Уносим ноги!
        …Всё это пронеслось в его голове стремительным калейдоскопом. Как будто фильм на убыстрёнке прокрутил, где в главной роли - он сам. Если бы кто сказал год назад Сергею, что он будет скакать на коне в далёком прошлом рядом с будущим легендарным помощником Махно Лёвой Задовым, который и не Задов вовсе, он счёл бы это шуткой, каким-то розыгрышем. Но вот который месяц он находится в этом самом далёком прошлом - и всё никак не может привыкнуть, что это всерьёз. Что вокруг реально гибнут люди, и что его точно так же могут убить.
        - Так шо, хлопец, расскажешь мне про себя или как?
        А Зиньковский продолжал сверлить его своими глазами-буравчиками, и было видно, что не просто так он спрашивал. И явно не отстанет, пока не получит ответ.
        - Я, Лёва, на самом деле из дворянского сословия. Но типа незаконнорождённый.
        - Байстрюк, что ли?
        - Ну, можно и так сказать. Отец мой - князь, а мамка - простая кухарка. Мы как с братом родились, отец отправил её за границу, там поселил в имении своём, и мы там росли. Там и воспитание получили.
        - А где то имение? Во Франции? Или где?
        - В Германии.
        - А ну скажи шо-нибудь по-ихнему. Язык-то знаешь?
        Сергей с удивлением посмотрел на Зиньковского. А ведь он его проверяет. Прощупывает. «Зачем? Какая разница, жил я за границей или нет? Мы же оба для Махно никто, а этот допрашивает меня прямо как шпиона. Ой, непростой этот Лёва человек, явно не простой».
        - Ну, знаю.
        Сергей помолчал, затем произнёс по-немецки фразу:
        - Ich habe in Deutschland gelebt, ich spreche gut Deutsch, aber ich habe trotzdem hauptsachlich auf Russisch kommuniziert, daher kann ich nicht sagen, dass mein Deutschniveau einwandfrei ist.
        Лёва хлопнул себя обеими руками по ляжкам и расхохотался:
        - Ай, молодца, чистый немец, твою в Бога душу мать! Чего сказал-то?
        - Чтобы ты, Лёва, пи…л поменьше! - огрызнулся Сергей.
        - Га-га-га, во даёт дворянчик, - Лёва аж поперхнулся смехом и закашлялся, утирая слёзы. - Ты прямо как наши юзовские босяки, за словом в карман не лезешь. Это тебя кто ж так научил лаяться?
        - Жизнь научила, Лёва. Ты чего меня допрашиваешь? Вот к Махно приедем, там нас обоих допросят.
        Лёва перестал смеяться и снова уставился на Сергея своими сверлильными глазами:
        - Я за то тебя тут пытаю, шоб я за тебя мог поручиться. Меня у батьки многие знают ещё по семнадцатому году. Да и до революции я много с кем дело имел, и все они сейчас у батьки. Так шо меня допрашивать не будут. Может, я буду допрашивать. Так чего время терять?
        Сергей задумался. А ведь прав Зиньковский, ой как прав. Лучше его рекомендации ничего и не предвидится. К Махно кто его подпустит? Придёт такой Сергей к атаману и начнёт ему про будущее рассказывать? Так Нестор Иванович его и послушает. А времени-то нет совсем…
        - Ладно, Лёва, прав ты на все сто. Ты, конечно, можешь мне не поверить, но у меня есть важные сведения для батьки. Я знаю, что Нестор Иванович заключил союз с большевиками и воевал против Деникина в составе Красной армии. Но с большевиками ему не по пути…
        Сергей немного помолчал, потом продолжил:
        - Мы с братом вернулись из Германии в Россию после революции. Это вышло случайно, наша мама работала кухаркой у одного большевика, его фамилия Антонов. И когда в феврале семнадцатого года свергли царя, этот большевик собрался назад, в Россию. А у мамы было письмо от нашего отца, что он заболел и хочет попрощаться с сыновьями, то есть с нами. Вот она и попросила этого Антонова взять нас с собой. Так мы вернулись в Россию.
        - А чего ж она работать пошла, ежели в имении вы жили?
        - Мама не могла вот так просто сидеть и ничего не делать. Опять же, там, в Германии, с кем общаться? Немецкого она не знала. А там много наших русских было, политические в основном. Вот она с ними как-то сдружилась, потом стала у них работать. Она привыкла быть самостоятельной. Может, скопить нам денег хотела…
        - Интересный поворот. Шо ж, всё в жизни может быть. Ты дальше-то говори, при чём здесь батька?
        - Я тебе всё, Лёва, рассказывать не буду. Я батьке всё расскажу.
        Зиньковский с интересом посмотрел на Сергея:
        - Да кто тебя, малой, до атамана допустит? Я-то личность известная, многие меня удостоверить могут - и то я не того уровня птица, шоб с батькой вась-вась. А тут ты такой нарисовался - щас тебя прямо к Нестору Ивановичу проведут под белы ручки. Ты мне расскажи обстоятельно, а я, если увижу в твоём рассказе интерес батькин, то сам лично доложу и постараюсь, шоб он тебя выслушал.
        Сергей понял, что ему не отвертеться - Лёва из него душу вымотает. Не зря, видать, Махно его в будущем поставит разведкой командовать.
        - Ладно, слушай. В общем, как приехали мы, то в имение отца не попали. После того, как царя скинули, такое началось… Жили у родственников мамы в Питере, а пробираться надо было на Украину… Имение-то отца под Киевом было.
        - А как фамилия папаши? - как бы между прочим спросил Зиньковский.
        - Князь Барятинский. Александр Владимирович.
        - Понятно. Не слыхал, но запомню. Ты рассказывай, я слушаю.
        «Этот запомнит. Надо будет потом аккуратно версию отредактировать. Но это потом, когда с Махно удастся переговорить. Если все мои прогнозы сбудутся, то и с Лёвой разберусь…» - Сергей мысленно поставил себе заметочку.
        И продолжил излагать свою версию:
        - Ну, в общем, снова помог мамин знакомый большевик - Владимир Антонов который. Мы потом узнали, что у него двойная фамилия - Антонов-Овсеенко. Он нас с собой взял, потому что был назначен главнокомандующим войсками Южного фронта. Мы при нём были. Ну, как бы помогали ему - записки относили командирам, приказы передавали… в общем, были при нём вестовыми.
        - А ничего, что вы - дворянские дети? Этот большевик, он знал про вашего папашу?
        - Так Антонов-Овсеенко сам из дворян. Ну а мы, в общем-то, кухаркины дети, Лёва. Папаша - да, барин, но мы кто для него? Мы ж не сказали, что к нему едем, и мама не сказала, сказала, что мы хотим вернуться на родину. Ну и мы наплели, мол, революция, хотим участвовать и всё такое. Он и поверил. А что нам в той Германии делать? Да и надежда была, что папа нас не просто так позвал, думали, что что-то нам оставить хочет…
        - Ясно, на наследство рассчитывали… Золотишко, барахло.
        Сергей взорвался и заорал:
        - Да хоть на что-то! Что такого-то?! И отца хотелось увидеть, не без этого. Мы ж его не знали совсем.
        Потом взял в себя в руки и продолжал:
        - Так и мотались с этим большевиком, командующим. Хотели в Киев попасть. И после того, как красные город взяли, отпросились и поехали. А когда туда попали, в Киев немцы вошли. Потом гетманщина была, потом - петлюровщина. По сёлам банды шастали мелкие и крупные, поезда сам знаешь, как ходили. В общем, когда добрались до имения, там одно пожарище, спалили селяне имение-то и разграбили. Папаша наш помер, стало быть, так что идти нам было некуда. Случайно так вышло, что оказались в Екатеринославе, устроили нас знакомые грузчиками на Озерный базар. Ты ж видишь, я парень крепкий, брат такой же. Работа была, и с едой нормально - базар ведь, всегда были сыты-одеты-обуты. Сначала ночевали прямо там же, на рынке, а как холода настали, сняли недалеко угол. Так и жили.
        - И что, вот так собирались прожить, мешки на горбу таская? Вон, руки-то у тебя вовсе не грузчика, нежные ручки-то.
        Зиньковский улыбнулся, но взгляд его был холодным и цепким. Сергей физически ощущал, как возросло напряжение в их разговоре. Но оставался спокойным.
        - Ну, то когда было? Год назад. Надо ж было жить - вот и таскал мешки. Физкультура.
        - Не понял, что? Какая культура?
        - Физическая. Ну, типа спорт. Гимнастика, борьба, бокс.
        - А-а-а, понятно. Ну, дело молодое. А жить-то как планировали дальше? Ну, годик-другой потаскали бы мешки, а потом? Я вон тоже два года каталем отбарабанил. Но всю жизнь, как каторжный, за гроши - нет, увольте. Я вот в революцию подался. А вы? Революция идёт, а вы - мешки таскаете?
        - Мы присматривались. Революция - она разная бывает. Вон, банды Зелёного или Ангела тоже типа за революцию. А только награбят, людей поубивают - и ходу. Сегодня одних грабят, завтра - других.
        - А батька Махно что же? Тоже грабил?
        Лёва внимательно посмотрел на Сергея. Тот на провокацию не поддался.
        - Нестор Иванович - другое дело. Он за крестьян, за справедливость. Он против богатых.
        - Так вы же, Серёга, тоже из богатых.
        - Я ж тебе, Лёва, сказал: мы - кухаркины дети. Мы того богатства и не видели.
        - Ну да, за кордоном росли на всём готовом, учили вас, сладко спали, вкусно ели. Не вкалывали, как я с малолетства.
        Зиньковский просто намеренно провоцировал Сергея, и тот это прекрасно понимал. Но он также понимал, что Лёва - ушлый тип. И ведёт какую-то свою игру. Непростую игру. И надо быть с ним предельно осторожным.
        - Да что ты всё попрекаешь? Да, на готовом, да, спали-ели. Учились хорошо. А что нам, надо было всё бросить и подаяние пойти просить? Нет теперь больше нашего отца, так что зарабатывали сами как могли.
        - Ладно, давай дальше рассказывай, пролетарий.
        - А что? И пролетарий. Не торгаш, не буржуй. Сейчас такие, как мы, кухаркины дети, должны иметь всё. Большевики говорят: кто был никем - тот станет всем. Вот и мы тоже думаем, что надо кем-то становиться…
        - Сначала надо понять, с кем. А потом уже кем. А вы, как я понял, не определились ещё, с кем вы и за что вы.
        - Определились уже… Раз я с тобой к батьке Махно еду.
        - Ну, хорошо. А с чем ты к нему едешь?
        - Опять за рыбу гроши… Так ты ж перебиваешь постоянно… В общем, уже в начале мая, когда Екатеринослав был занят Красной армией и бригадой батьки Махно, мы с братом случайно увидели в городе нашего знакомого - Владимира Антонова-Овсеенко. Он узнал нас, повёл с собой в ресторан обедать. Брат пошёл куда-то с ним, потом Владимир Александрович вернулся, сказал, что брату дал задание, а мне сказал, чтобы я к нему присоединился. Я сначала пошёл, а потом вспомнил, что Владимир Александрович обещал нам мандат выправить, чтобы нам везде можно было проходить без вопросов. Вернулся… А дело было в «Гранд-Отеле» на Екатерининском проспекте… Вернулся туда, начал искать Антонова этого…
        Сергей запнулся. Здесь было самое скользкое место в его истории. Лёва тут же отреагировал на заминку, повернулся к Сергею всем корпусом и остановил коня.
        - Ну, чего замолчал. Что было-то?
        Сергей молчал. Потом нехотя ответил:
        - Ну, шёл по коридору… а там… ну… в одном из номеров…
        - Ну что ты мямлишь, как красна девица? Что ты там увидел?..
        - Услышал…
        Лёва стукнул кулаком по луке седла.
        - Да бога душу мать, говори уже!
        - Ну там крики были… стоны… я в щель глянул, а там…
        - Убивали кого-то? Били?
        - Не… там женщина… голая…
        Лёва расхохотался.
        - Ну ты, малой, даёшь! Бабу голую никогда не видел? И что?
        Сергей смутился.
        - Да, не видел. Мы ж с мамой жили всё время, потом вот сюда приехали… Там, в номере, женщина не одна была, а с мужчиной…
        Зиньковский хлопнул Сергея по плечу.
        - Экий ты… барчук нежный. Ну, увидел и увидел. Что с того?
        - Так и она меня увидела. Заорала. Мужик тот голый с кровати соскочил - и за шашку схватился. Я - бежать. По коридору побежал, увидел дверь приоткрытую и в номер какой-то заскочил. В шкаф спрятался. Ну и сидел там, думал - пересижу, пока уляжется всё…
        Лёва усмехнулся.
        - Эх, ты, горе луковое. Ну, увидел бабу за амурным делом - и чего? Тот мужик что, голый бы побежал за тобой? Оно ему надо? Сбёг бы ты по лестнице вниз - и делов-то. Ладно, чем кончилось всё?
        Сергей посмотрел Зиньковскому в глаза:
        - Не кончилось. С этого всё и началось. Когда я уже хотел выходить, в комнату зашёл Владимир Александрович, а с ним какой-то мужик. Он называл его Лев Борисович. И я услышал их разговор. Этот Лев Борисович рассказывал Владимиру Александровичу о том, что надо использовать батьку Махно, стравить его с деникинскими армиями, а потом, когда он свою задачу выполнит, убрать его…
        Зиньковский присвистнул.
        - А вот это, браток, уже интересно. С этим можно и к батьке ехать. И ты прав, надо торопиться…
        Глава двадцать первая. «Долго будут помнить Нестора Махно!»
        Махно решил собрать всех своих командиров и устроить совет - как быть? Ситуация складывалась непростая. Южный фронт красных трещал по швам, Добровольческая армия Май-Маевского рвалась к Киеву, и, похоже, юго-западный участок Деникин выровняет и ликвидирует огромный выступ от Киева до Одессы. И как раз на Одессу белые пойдут через Николаев, то есть прямо через них. Сопротивляться им бесполезно - боеприпасов нет, потери большие, нужны новые лошади, провиант. Здесь он может ещё достать всё необходимое, а если придётся уходить на запад, в сторону Умани, то там - петлюровцы, которых он громил в прошлом году под Екатеринославом. Там придётся драться, и драться практически голыми руками.
        На Гуляй-Поле ему сейчас не пробиться - придётся ломиться через всю глубину обороны белых. А с Дона казаки ударят - и всё, нет у него армии, все полягут. Надо идти на запад. Или всё же замириться с большевиками? Но как? Троцкий не простит тот его ответ…
        На улице послышался шум. В хату постучали.
        - Кто там ломится? Я ж сказал - меня не тревожить!
        Дверь открылась, и в хату зашёл всё тот же Арон Канторович по кличке Барон. Он был у Махно кем-то вроде серого кардинала. К тому же Канторович отвечал за агитацию и идеологию - всего за три дня наладил в Екатеринославе выпуск анархистской газеты. И там же отпечатал целую телегу махновских листовок, которые до сих пор его хлопцы раздают по сёлам. Слово - оно даже посильнее пули будет, люди не только его дела видят - они хотят знать, что он хочет им предложить. А он, Нестор Махно предлагает им землю и волю, всё то, что всегда хотели дать народу анархисты. И никакой там диктатуры - ни пролетариата, ни помещиков-капиталистов, ни царя, ни генералов.
        - Батька, там прискакали твои хлопцы, что ты их за Щусём посылал, так вот, он сам к тебе едет, щас будет.
        Махно встал из-за стола, надел свою папаху.
        - Надо пойти встретить Щуся, он мне как раз сейчас нужен, совет хочу собрать. Ещё позови мне Белаша, Бондаря, Марусю и Якова. Скажи, что батька совет собирает.
        - Добре, батька.
        Махно вместе с Канторовичем вышел на крыльцо. Вдалеке показался большой конный отряд. Он ехал с развёрнутым чёрным знаменем. До батьки долетела песня, которую пел едущий впереди отряда колоритный всадник в красном гусарском ментике. Но при этом на его голове красовалась матросская бескозырка. Рядом с ним на конях ехали два гармониста, которые наяривали на гармошках, а командир отряда запевал:
        Лютая погодка, воля задарма,
        Вырвана решётка, взорвана тюрьма,
        Гулевань без меры, бей из «винтаря»
        Во христову веру, в батюшку-царя!
        Вольный ветер в поле с нами заодно -
        Долго будут помнить Нестора Махно!..
        Красная поддёвка, верная гармонь,
        Шашка, да винтовка, да братишка-конь!..
        Доигрался голубь, получай за всех!
        Головою в прорубь, сапогами в снег…
        И тут весь отряд подхватил припев и в сотню мощных глоток грянул:
        Вольный ветер в поле с нами заодно -
        Долго будут помнить Нестора Махно!..
        И снова запевала в матросской бескозырке на буйной шевелюре зычным голосом продолжил сольную партию:
        Чёрные знамена впереди полков,
        Берегись, Будённый, батькиных клинков!
        Утром спозаранку, полем, вдоль реки
        Пронеслись тачанки, прорвались братки.
        Вольный ветер в поле с нами заодно -
        Долго будут помнить Нестора Махно!..
        Припев пели разом все бойцы отряда, и оттого песня была слышна издалека. Из хат села, в котором остановилось махновское войско, выходили селяне и с улыбкой провожали едущих мимо них бравых кавалеристов. Надо отметить, что в отряде все всадники были одеты, что называется, по последней анархистской моде - в матросские бушлаты и тельняшки с пулемётными лентами крест-накрест, в офицерские френчи с алыми бантами на груди, в белые, чёрные и даже красные черкески, в казачьи атласные рубахи, ну и в гимнастёрки. На головах были фуражки, кубанки, папахи, бескозырки. А на одном всаднике была надета кожаная жилетка на голое тело. Зато на голове у него красовался самый настоящий котелок. Такой же, какой был на голове у Арона Канторовича.
        Запевала закончил петь как раз, когда подъехал к крыльцу, на котором стоял Махно. Гармонисты продолжали играть, но переключились на «Яблочко», и несколько матросиков, даже не расседлав коней, пустились в пляс. Командир отряда соскочил со своего скакуна, правда, и здесь сделал это с форсом - перенес правую ногу через голову коня влево и легко спрыгнул на землю. После чего подошёл к крыльцу и отрапортовал:
        - Честь имею доложить: отряд повстанческой армии под командованием Феодосия Щуся прибыл до места дисклокации у полное распоряжение батьки Махно. Жду дальнейших приказов, батька!
        Махно сошел с крыльца и пожал руку командиру. Со стороны это выглядело комично - здоровенный Щусь и рядом с ним низенький и щупленький Махно. Однако, хотя Щусь был на голову выше батьки, Махно выглядел рядом с ним вовсе даже не маленьким. Как-то так получалось, что, несмотря на весь свой вызывающе шикарный внешний вид, Феодосий Щусь выглядел немного потешно, как-то несерьёзно. А Махно был одет, как всегда, скромно, но, как сейчас принято говорить, стильно: чёрный строгий, английского покроя френч с воротником-стоечкой, красно-чёрные галифе с кожаными вставками, новенькая портупея, дорогая шашка на поясе, отличные хромовые сапоги. И на голове - белая барашковая папаха. Наверное, поэтому Нестор Иванович всегда выглядел среди своих хлопцев настоящим лидером и командиром. А может, его авторитет и молва о нём давно создали ему некую ауру, которая, как позолота у иконы, добавляла красок в его и так достаточно сильно приукрашенный образ.
        - Молодец, Щусь, шо людей не растерял, что вырвался. Слыхал я, с боем прорывался. Деникинцы уже близко?
        - Та не, батьку, под Каховкой где-то. Но дня через два будут здесь. Так шо надо поспешать.
        Махно повернулся и пошел в хату. Щусь пошёл следом. На мгновение обернувшись к своим бойцам, отдал приказ:
        - А ну ша, закончили песни и пляски. Давай, Семён, распределяй хлопцев на постой и смотри мне, шоб никакого самогона и никаких баб. Напоите лошадей, сводите их на речку. И проследи, чтобы все были накормлены. Я имею в виду лошадей, а не вас, сучье племя. Сами найдёте пропитание. Но! Смотрите мне - селян не грабить! Шо сами дадут - то берите. Узнаю, кто мародёрничать будет, зарубаю!
        После чего следом за Махно Щусь вошёл в хату. Через полчаса за столом уже сидели все самые видные командиры махновской армии - Виктор Белаш, Лука Бондарь, Маруся Никифорова, Феодосий Щусь, Яков Домашенко, а также Арон Давидович Канторович, он же Барон. Махно стоял, нависая над расстеленной на столе картой.
        - Ну шо, товарищи, примерное положение наше я обрисовал. Куда ни кинь, везде клин… Наше отчаянное положение мотивируется тем, шо большевики не предоставили нам боеприпасы, хотя и клятвенно обещали. Тогда нас сильно потрепал генерал Шкуро. Вы знаете, шо я ответил Троцкому на его телеграммы.
        - Да уж, батька, все в курсе, до сих пор хлопцы промеж себя смеются, когда вспоминают, - прогудел массивный Лука Бондарь.
        - Так вот, ответить-то я ответил, но патронов у нас нет, артиллерии тоже нет - вся осталась у Красной армии. А одними тачанками да пулемётами мы Деникина не удержим.
        - Зато легко будет по лесам рассыпаться, переждать, пока основные силы белых пройдут. А потом начнём их тылы громить, - звонкий голос Маруси Никифоровой, как всегда, содержал в себе массу оптимизма.
        Все заулыбались.
        - Ты, Маруся, погоди за тактику говорить, мы ещё стратегию не разобрали… - Махно рукой остановил готовое сорваться с уст девушки возражение. - Так вот, други мои, перед вами говорил я с Будановым и отправил его к большевикам. Тихо-тихо, погодите шуметь. Авраам будет пробираться в Полтаву, там запишется в Красную армию, будет нашими глазами и ушами. Ну и при случае, если карта ляжет, переговорит от моего имени с командармом Егоровым. Я с ним встречался, он толковый мужик, поддерживал меня, Дыбенко этого приструнил.
        Махно сделал паузу, видимо, неприятные воспоминания на минуту сбили его с мысли. Но, дернув щекой, батька вернулся к своей речи.
        - Нам надо с большевиками замириться, потому что на горизонте нашей подпольной жизни всплыли новые условия, снова прервавшие все наши начинания. Если мы сейчас начнём нашу анархистско-революционную работу в частях Красной армии, то многие солдаты, которые из крестьян и симпатизирующие нам, перейдут на нашу сторону, как это уже бывало не раз. А у нас сейчас сами знаете, какая нехватка бойцов. Нам надо идти к крестьянской молодёжи и вовлекать её в нашу революционную борьбу. Но эту молодёжь надо ещё обучать, а красноармейцы - это уже опытные солдаты, и такие нам очень нужны. Поэтому первым делом ты, товарищ Белаш, тоже перейдёшь на нелегальное положение и будешь внедряться в Красную армию. Твоя задача - подготовить восстание и убедить красноармейцев перейти на нашу сторону. Если Буданов будет под Полтавой, то ты сразу направляйся под Киев.
        - Добре, Нестор Иванович, я там свяжусь с анархистами из нашей организации, и они с тобой будут поддерживать контакт.
        Махно повернулся к Марусе.
        - А ты, Маруся, наоборот, отправляешься к белым, в Крым. Твоя задача - создавать полевые террористические группы, которые должны стать основной силой анархической борьбы. Я думаю, шо рано или поздно нам придётся действовать и там, но если здесь, на Украине, население в целом поддерживает наше движение, то в Крыму после того, как сначала чекисты, а теперь и белые офицеры уничтожили всех известных анархистов, надо начинать всё сначала. К тому же мы не можем опираться на большевистское подполье, а получается, должны быть вдвойне осторожны.
        - Сделаю, батька, - ответила девушка.
        Махно продолжил:
        - А теперь - самый главный вопрос. Вопрос с атаманом Григорьевым.
        Но в этот момент в дверь кто-то сильно постучал.
        - Какие черти там стукают? Я ж сказал - батька совет будет держать! - Барон встал из-за стола, сделав жест рукой, мол, я сейчас разберусь, вышел из хаты.
        Канторович, выйдя на крыльцо, стал отчитывать молодого махновца, который постучал в дверь.
        - Ты, Петро, шо, совсем уже, макитра твоя дырявая, не разбираешь, куда тебе можно лезть, а куда нельзя? Батька совет держит, думу думает, а ты тут со своим свинячьим вопросом лезешь. Шо, не можете без батьки решить, надо в штаб ломиться?
        - Так это, Арон Давидович, все ж командиры наши в штабе, спросить некого, а тут двое прискакали и говорят - до батьки есть срочное донесение.
        - Подождали бы, авось не протухло б их донесение! Срочное оно, гляди! Где те доносчики, показывай!
        И Канторович пошёл вслед за махновцев к воротам. Но как только он подошёл ближе и увидел двоих всадников на лошадях, которых под уздцы держали ещё двое махновцев, на его лице расплылась довольная улыбка.
        - Так-так, кого я вижу. Лёва, ты ли это? Какими судьбами в наших краях!
        Зиньковский легко соскочил со своего коня, подошёл к Канторовичу и обнял его.
        - Рад видеть тебя, Барон, в добром здравии. Помнишь меня, старый ты чёрт.
        - Ваш организм, Лёва, трудно забыть. Тем более после каторги. А шо вы творили после революции, так то отдельный разговор. С чем пожаловал к батьке? И кто тот юноша, шо с тобой пожаловал? О, да я вроде и его знаю…
        Канторович подошёл ближе и, глядя на Сергея снизу вверх, пробормотал:
        - И с вами, молодой человек, мне тоже довелось сидеть у в одной камере. Правда, недолго, но запомнил я вас тоже очень даже неплохо. Только тогда вас вроде было двое.
        Он обернулся к Зиньковскому и положил ему руку на плечо:
        - Можешь представить себе, Лёва, шо этот юный отрок вытворял в арестантских ротах Екатеринослава. Вернее, они вдвоём с братом вытворяли. Такого я до тех пор не видел и не думал, шо такое возможно. Этот мальчик таки очень и очень подвижный. Такой подвижный, шо Мирона Глыбу одним ударом отправил на пол отдохнуть.
        Зиньковский с недоверием посмотрел на Сергея.
        - Та ты шо! Не, я видел, как хлопец этот ногами и руками махать горазд, но чтобы Глыбу уронить - это надо сильно постараться…
        - Этот юноша старательный, поверь мине. Но об том мы поговорим потом. С чем пожаловал к батьке?
        Зиньковский показал пальцем на Сергея:
        - Скорее не я, скорее вот он пожаловал. Доложи батьке, Барон, дело срочное. Малой знает большевика, который командует у красных всем Южным фронтом. И услышал его разговор с другим начальником…
        - Я слышал разговор с Каменевым Львом Борисовичем. Это заместитель Троцкого. Так вот, этот разговор касался батьки Махно. Это очень важно, - вмешался в разговор Сергей и тоже слез с коня.
        Канторович покачал головой:
        - Ну, я батьке передам. Но захочет ли он слушать какого-то непонятного юношу… Ладно, идите во двор, я сейчас схожу в штаб, передам батьке.
        Он поднялся на крыльцо и зашел в хату. Сергей вслед за Зиньковским зашёл во двор. Лёва присел на крыльцо, а Сергей стал разминаться, потому что хотя он и занимался конным спортом, однако он никогда не скакал восемь часов подряд практически без передышки. Спину ломило, задница горела огнём, ноги затекли. Поэтому он стал выполнять простейший комплекс гимнастики ушу.
        - Я смотрю, ты циркач ещё тот. Интересно, если ты такие кренделя выделываешь, то что тогда умеет твой брательник…
        - А вот я сейчас покажу этому фрукту такие кренделя, что ему отрыгнётся!
        Лёва резко обернулся назад. На крыльце стоял Щусь и, недобро прищурясь, глядел на Сергея. Затем он внезапно спрыгнул с крыльца и моментально оказался рядом с Сергеем. Массивный и крепко сбитый атаман был его на голову выше и килограммов на пятнадцать тяжелее. И этот бугай мог вполне поспорить даже с массивным двухметровым Зиньковским. Потому что хотя ростом Феодосий Щусь не вышел, но ширина его плеч и мускулатура внушали уважение.
        Атаман резко взмахнул рукой и ударил Сергея в челюсть. Вернее, хотел ударить. Там, куда прилетел его кулак, Сергея уже не было. Он моментально сместился влево, под правую руку Щуся, и тут же, присев, кулаком ударил того в пах. Атаман крякнул, покраснел и согнулся пополам. Потом шумно выдохнул и просипел:
        - Ах ты, гадёныш, так вот ты как! По яйцам! Я тебя сейчас за это с говном смешаю, выкормыш!
        Сергей отскочил в сторону и приготовился защищаться. Щусь выпрямился, заревел и ринулся на него. Двигался он грамотно, было видно, что в боксе не новичок, к тому же Сергей читал, что атаман служил в Первую мировую на флоте и там был чемпионом по боксу и борьбе. Причем, по слухам, он также неплохо владел джиу-джитсу. Поэтому ни в коем случае нельзя было подпускать махновца на ближнюю дистанцию и тем более не вязаться с ним.
        Щусь грамотно провел двойку - прямой-боковой, не попал, но моментально добавил апперкот, и его кулак просвистел в миллиметре от головы Сергея. Тот увернулся, вскочил на забор и, оттолкнувшись от него в стиле Джеки Чана, прыгнул на крышу небольшого сарайчика. Щусь взревел и попытался было достать парня, подпрыгнув и махнув кулачищами раз и два. И тут Сергей сделал сальто вперёд и ногами приземлился прямо на голову атамана. Тот отлетел назад и растянулся посреди двора. Но тут же вскочил, тряся головой. Сергей, не теряя времени, подскочил к Щусю и щёлкнул ему растопыренными пальцами раскрытой ладони по глазам, после чего сразу же провёл подсечку. На мгновение ослеплённый атаман снова рухнул на траву. Но Сергей успел захватить его шею, завалить на себя и упасть вместе с ним. Щусь упал на живот, а его противник оказался сверху. Махновец попытался скинуть его с себя, только он уже ничего не мог сделать - Сергей взял захват, и шея атамана была на удушающем. К тому же Юрьевский плотно обхватил ногами его корпус, после чего изо всех сил стал душить. Лицо Щуся покраснело, глаза вылезли из орбит, он
дёргался, извивался, но через минуту «заснул».
        Послышались аплодисменты.
        - Браво-браво. Я ещё никогда не видел, чтобы хлопцы так дрались. И чтобы кто-то Щуся мог завалить в драке.
        Сергей встал, тяжело дыша, и повернулся. На крыльце стоял батька Махно и смеялся.
        Глава двадцать вторая. Адъютант его высокопревосходительства
        В течение июля 1919 года обстановка на Южном фронте Гражданской войны складывалась в пользу Вооружённых Сил Юга России. Генерал-лейтенанта Май-Маевский взял Харьков и Екатеринослав, и главнокомандующий ВСЮР генерал-лейтенант Деникин собирался ликвидировать броском Добровольческой армии на Киев огромный выступ от Полтавы до Николаева и дальше до Одессы и Винницы. После выравнивания линии фронта и взятия Киева можно было задуматься и о дальнейшем наступлении. Иначе за спиной у наступающих оставались значительные силы Красной армии и огромный кусок территории, где вообще творилось чёрт знает что.
        Полтава и Киев были под большевиками, Одессу оккупировали французы, в Жмеринке и Виннице хозяйничали петлюровцы, под Николаевом действовал Махно, а в Херсоне укрепился атаман Григорьев. Кроме того, весь этот украинский борщ был приправлен разными атаманами и атаманчиками - так называемыми «зелёными», то есть вооруженными местными жителями, которые были ни за белых, ни за красных, а грабили всех подряд. Кстати, сам атман Зелёный, он же Даниил Терпило, с остатками своего отряда отошел к Черкасам и снова собирал под свои знамёна бойцов. Только, несмотря на то что, как и атаман Григорьев, Зелёный разругался с большевиками, на поклон к Деникину он не пошёл, а постоянно вступал в стычки с частями Добровольческой армии. И со всем этим надо было что-то делать.
        5 июля в Харькове воодушевленный успехами белогвардейской армии Деникин огласил свою Московскую директиву, в которой предписывалось трём армиям белых - Добровольческой, Донской и Кавказской - обеспечить подготовку для наступления на Москву. Но прежде всего генерал поставил задачу не только укрепиться по всей линии фронта, но и навести порядок в тылу. Для этого 8 дивизий из 24 в составе Добровольческой армии, то есть примерно 44 тысячи штыков, 7 тысяч сабель, при 219 орудиях, предписывалось использовать не на фронте, а против Махно и других повстанцев. Конечно же это существенно ослабляло фронт против РККА, но Деникин ставил задачу к августу не только взять Киев и Одессу, ликвидировав так называемый Южный выступ, но и навести порядок на всей освобождённой от большевиков территории.
        Что же касается наступления на Москву, то было решено наступать не по трём направлениям, а сконцентрировать главный удар по направлению Курск - Орёл. В течение июля Донская армия накапливала силы для московского похода, а Добровольческая армия вела бои за Полтаву и рвалась к Киеву. Кавказская армия под командованием Врангеля, взяв Царицын, наступала на Астрахань.
        Между тем части 8-й и 9-й армий РККА не могли организовать достойный отпор Донской армии под командованием генерал-лейтенанта Сидорина. Немаловажную роль в этом сыграли антибольшевистские восстания - Вёшенское и григорьевское, которые стали ответом на грабежи и террор на подконтрольной большевикам территории. В результате советская власть в тылу Красной армии де-факто держалась только в городах и в местах сосредоточения войск, в то время как остальная территория контролировалась многочисленными повстанческими атаманами и местным самоуправлением.
        Именно по этой причине рейд четвёртого Донского конного корпуса Мамантова, начатый ограниченными силами с локальными задачами, привёл к фактическому распаду Южного фронта красных и блестяще подтвердил правоту решения командующего Вооружёнными Силами Юга России Деникина. Хотя это решение было принято им по настоятельному совету Александра Юрьевского, который 5 июля занял должность адьютанта командующего ВСЮР. Но только несколько человек в штабе Деникина знали, что на самом деле этот юноша был вовсе не адъютантом…
        …Антон Иванович Деникин в Бога не верил. Точнее, он не верил в душе. Внешне он как бы исполнял обязанности доброго христианина - посещал церковь, молился, исповедался, соблюдал пост и старался соблюдать все божьи заповеди. Но это было для него как исполнение служебных обязанностей - положено молиться, вот он и молился, положено верить в Бога - он и верил. Многие годы, проведённые Деникиным на войне, смерть, кровь, грязь - всё это как-то выхолащивало ту веру, которая была в нём когда-то давно, в детстве и в юности. Слишком часто Антон Иванович видел смерть товарищей и врагов, слишком часто генерал наблюдал ужасающие картины несправедливости и жестокости. И порой он удивлялся тому, что Господь допускает всё то, что творилось с его родиной, с его страной и с людьми вокруг.
        И вот внезапно генерал получил такое проявление Божьей милости, о котором он и мечтать не мог. Много раз Антон Иванович, даже скорее по привычке, нежели искренне веруя, молился Господу о даровании победы русскому оружию. А ещё - о том, чтобы, наконец, прекратилась смута в России, чтобы народ осознал, в какую пропасть толкнули его эти революционеры и куда катится страна. Молился - и не верил. И вот, оказалось, зря.
        Ведь ничем иным, как милостью Божьей, не мог генерал объяснить появление этого странного юноши, который обладает таким удивительным даром - предвидеть грядущее. Не может обыкновенный человек быть пророком, причём пророчества которого точно сбываются. И не мог этот гимназист так скрупулёзно описывать диспозиции войск, планы сражений, стратегию и тактику целых армий. И не просто армий - Александр описал его, Деникина, планы и решения. Причём те решения, которые только зрели в его голове, которыми он не решался поделиться даже с ближайшими соратниками. Вот, к примеру, барон Врангель выступил против его Московской директивы. Нет, не совсем так - он высказал своё мнение, мол, надо вначале с казаками донскими все вопросы решить, да в тылах порядок навести. А потом и на столицу идти.
        И что удивительно - Юрьевский, поддержав план похода на Москву, одобрительно высказался о выступлении Врангеля. И очень быстро убедил Деникина, что спешить действительно не следует. А потом рассказал ему о том, что и так давно было в его голове. Как будто мысли его прочитал. И прав этот юноша, тысячу раз прав. Лучше потерять пару месяцев, нежели потом потерять всё. На кону - судьба России!
        Нет, конечно, можно было бы отбросить всё то, о чём рассказал ему этот Юрьевский, просто вот взять - и забыть. Но от таких сообщений трудно отмахнуться. Как неизвестно откуда взявшийся юноша мог узнать о письме Колчака? О Юдениче? Наконец, о золотом запасе Российской империи? Если золото действительно попадёт к большевикам - это конец! И судьба адмирала Колчака - это просто в голове не укладывается! Конечно, сейчас у Верховного правителя дела идут не лучшим образом, красные наступают, но чтобы вот так…
        Но с адмиралом надо будет решать вопрос позже, Александр прав - время ещё есть. А вот с Южным фронтом надо разбираться сейчас. И поскольку барон Врангель прав, то пусть и берёт Астрахань, пусть идёт на соединение с Колчаком. Раз уж донские казачки не хотят никуда уходить, то надо предоставить им возможность восстанавливать нормальную власть на территории от Дона до Волги. А то распоясались что-то всякие там атаманы. И мужички озоровать начали.
        Кстати, с Махно вопрос далеко не второстепенный, его нужно решать срочно. Нельзя отрывать от наступления целых восемь дивизий, к сожалению, в добровольческих армиях всё меньше и меньше добровольцев. К этому бандиту охотно идут, а в Белое движение - как-то не очень… Надо объявлять мобилизацию на освобождённых территориях. Но крестьяне воевать не хотят, им что белые, что красные - всё едино. И поскольку мотивировать их очень сложно, то и воевать они будут так себе. А гнать их, как скот, на пулемёты - так кампанию не выиграть. Значит, надо сделать так, чтобы они дрались с красными не на жизнь, а на смерть. А за что? Вот и возникает тот самый пресловутый вопрос земли.
        Антон Иванович подошёл к столу и ещё раз стал читать написанный им текст…
        …Яков Слащёв страдал. Он лежал на диване и сквозь зубы шипел от невыносимой боли. Вчера он целый день провёл в седле, мотался по всему фронту от Коломака до Карловки: Деникин послал его с инспекцией на фронт и теперь ждал подробный отчёт. После всего того, что рассказал командующему этот Сашка Юрьевский, он, Яков Слащёв, полностью и безоговорочно ему поверил. Поверил, наконец, в то, что Белое движение может увенчаться успехом. В конце концов, ему, Слащёву, по большому счёту наплевать, белые или красные, большевизм или самодержавие - лишь бы была эта самая Держава. Негоже России превращаться в какого-то просителя и идти, как собачонка, на поводу у этих англичашек и французиков. За что проливали кровь русские солдаты в мировой войне? За кого воевал он, Яков Слащёв, за какие такие коврижки получил свои пять ранений и две контузии? За то, чтобы эти союзнички теперь пришли на русскую землю и указывали, как русским лучше истреблять русских?
        Чёрт, вот и допрыгался, доскакался… Снова старые раны. В феврале этого года пуля некстати прилетела, месяц провалялся в лазарете, а потом надо было воевать… Крым, опять же, брать. Теперь вот снова приступ… Чтобы уменьшить невыносимую боль от последнего ранения, которое не заживало более полугода, он и начал колоть себе обезболивающее - морфий, потом пристрастился к марафету… И вот теперь марафета нет, морфий кончился, сейчас и он кончится здесь…
        - Милый, вот, я уже вернулась, я достала, сейчас, милый, сейчас укол сделаю…
        В комнату влетела его Нина, его ангел-спаситель. Сейчас, сейчас будет лучше.
        - Ниночка, ангел мой… - только и смог прошептать Слащёв.
        После укола наступило облегчение. Яков лежал на спине и смаковал каждую минуту без боли. Как это хорошо - просто лежать и просто дышать.
        - Яша, тебе бы вылечиться надо окончательно. Отлежаться. Ну куда ты мотаешься всё время? Из Крыма примчался в Екатеринослав, потом - в Харьков, потом - на позиции… Не бережёшь ты себя. Ну хоть бы на автомобиле поехал… - Нина сидела рядом и гладила Слащёва по голове.
        - Нинок, не узнаю тебя. Ты прямо как мама моя, честное слово. Некогда отлёживаться, ты видишь, какая круговерть заворачивается? Где Юрьевский?
        - Был в ставке у Деникина, но обещал тебя навестить. Он всё знает про…
        Нина замолчала и красноречиво указала взглядом на шприц и ампулы. Слащёв недовольно поморщился.
        - Ладно тебе. Делу это не мешает, наоборот - помогает мне держаться. Да и в голове наступает полная ясность. Вот разобьём красных - обещаю, сразу лягу в клинику. Чтобы до конца, чтобы вылечиться.
        Нина вздохнула.
        - Я всё понимаю, Яша. Но смотри, как бы тебя не затянуло. Ты порой себя просто не контролируешь. Ты бы нашему полковому врачу показался, милый. Может, какие порошки надо попить… Я схожу, узнаю, когда он тебя примет…
        Нина пошла к двери. Слащёв не успел ответить - дверь открылась, и на пороге возник Саша Юрьевский. Он быстрым взглядом окинул комнату.
        - Как дела, ваше высокопревосходительство? Снова старые раны? Мужайтесь, генерал, заграница нам поможет! Я дам вам парабеллум… Шучу-шучу, надеяться пока нам нужно только на себя. А главнокомандующий очень надеется на нас.
        Саша стремительно ворвался в небольшую квартирку и, казалось, всю её заполнил собой. Он в волнении ходил туда-сюда по комнате и увлечённо говорил. Нина, постояв у двери немного и поняв, что нужно оставить мужчин, тихонько вышла за дверь.
        - Ну что, Яков Александрович, Антон Иванович со мной согласился. Ну, конечно, и мнение Врангеля с Сидориным сыграло свою роль. А так все остались при своих козырях - Врангель с Эрдели идут на Астрахань, после взятия которой будут двигаться на восток на соединение с уральскими казаками. Донские казачки на Москву не очень охотно пошли бы, а вот своим братьям-казакам запросто захотят помочь. Сверхзадача - ликвидировать восточный выступ точно так же, как и на юго-западе. То есть если мы возьмём Киев, то левое крыло Южного фронта выравняется. Хорошо бы то же самое сделать и на юго-востоке.
        - Александр, да не мельтеши ты по комнате, присядь… - Слащёв показал рукой на стул.
        Саша снял, наконец, свою щёгольскую офицерскую фуражку и уселся на стул, заложив ногу на ногу. Он преобразился - новенькая офицерская форма сидела на нём как влитая. На ней были красные погоны прапорщика Дроздовского полка. Красной была и тулья его фуражки. А ещё на правой стороне груди у Александра серебрился новенький аксельбант.
        - Ты теперь числишься адъютантом Деникина? - Слащёв кивнул на его форму.
        - В том-то и дело, что только числюсь. Сами понимаете, Яков Александрович, кто меня будет нормально воспринимать как советника или штабного офицера? Да и чин прапорщика мне присвоили только потому, что у генерала не может быть адъютантом вольноопределяющийся или нижний чин.
        Слащёв рассмеялся.
        - Курица - не птица, прапорщик - не офицер! И хватит мне выкать, Сашка, тебе сколько уже стукнуло?
        Саша смутился.
        - Ну, в ноябре семнадцать будет.
        - Ну, вот, мне тридцать четыре всего, то есть я на семнадцать лет тебя только старше.
        Юрьевский улыбнулся:
        - Ну, не скажу, что это много, и всё же разница ощутима. Хотя вы, Яков Александрович, выглядите довольно молодо.
        Слащёв поморщился:
        - Так, господин прапорщик, приказываю не выкать!
        Саша вскочил и шутливо щёлкнул каблуками.
        - Слушаюсь, господин генерал-майор.
        - Вот так. Присаживайся и дальше рассказывай.
        Саша снова присел на стул и продолжил рассказ:
        - В общем, я к тебе, Яков Александрович, почему спешил. План военной кампании на лето Деникиным утверждён. Пока генерал Май-Маевский не возьмёт Киев, смысла идти на Москву нет никакого. Ну и с Кавказской армией дело не закончено - даже если возьмут в августе Астрахань, то там ещё до Гурьева месяц боёв как минимум. А то и больше. И растягивать фронт нам ну никак нельзя, вы понимаете…
        Слащёв сердито посмотрел на Сашу. Тот сконфузился, сбился и тут же поправился:
        - Прости, Яков Александрович, ты понимаешь. И что у Вооружённых Сил Юга России с личным составом сейчас огромные проблемы - тоже ведь понятно. Поэтому как раз вовремя и подоспел план действий нашей армии в тылу. Антоном Ивановичем Деникиным была утверждена «Записка о программных действиях Добровольческой армии», в которой провозглашается задача объединения всех областей России, а государства, возникшие на её территории, разделены на не признавшие Брестский мир, то есть союзники в борьбе с большевиками, и признавшие Брестский мир, то есть враги. Я к этому позже вернусь, когда будем говорить о Махно.
        На освобождённых территориях пока что главной властью остаётся военная администрация - в городах её возглавляет градоначальник, а в сёлах и посёлках - начальник военной комендатуры. Пока, я думаю, этого достаточно. Чиновники городских управ тоже работают, но у них задачи по управлению предприятиями и городом. Важно, что разработана земельная реформа, в основу которой положено укрепление мелких и средних хозяйств за счёт казённых и помещичьих земель. Потому что, во-первых, нам не удалось полностью воспрепятствовать стихийному самозахвату помещичьих земель, а во-вторых, таким образом мы выбиваем из-под большевиков главный их аргумент: землю - крестьянам. Мы тоже даём землю крестьянам, и теперь они будут сражаться хоть с красными, хоть с самим чёртом за свою - да-да, уже за свою - землю.
        Слащёв расхохотался:
        - Ты, Сашка, явно в школе иезуитов учился, право слово! Эдак всё повернул! Я Антону Ивановичу то же самое говорил, только слов нужных не нашёл, чтобы его убедить! А ты вот нашёл! Поздравляю!
        Саша улыбнулся:
        - Никакого иезуитства, простой анализ и логика. Ведь ясно, что землю, которую крестьяне разобрали, они без боя не отдадут. А воевать на два фронта - с Красной армией и армией крестьян в тылу, - сам понимаешь… Да, вот ещё: для решения рабочего вопроса принято весьма прогрессивное рабочее законодательство с восьмичасовым рабочим днём и мерами по охране труда. Чтобы не допустить полного развала промышленного производства и недобросовестных действий собственников. Эти канальи пытаются использовать своё временное возвращение к власти на предприятиях как удобную возможность спасти своё имущество и перевести капиталы за границу, поэтому мы введём так называемый рабочий контроль. Хотели управлять заводами пролетарии - нате вам, управляйте. Хотели на себя работать - вперёд. Во-первых, рабочие убедятся, что власть теперь у них в руках, а во-вторых, поймут, что управлять заводом - это не семечки щёлкать. В любом случае против власти выступать они не будут. Некогда будет им бастовать и митинговать.
        - А если всё же большевики начнут их агитировать? - Слащев прищурился.
        - Начнут - получат. Потому что любые рабочие демонстрации и забастовки рассматриваются исключительно как политические. И, по законам военного времени, зачинщики будут расстреляны. Никаких там профсоюзов и прочих комитетов. Впрочем, думаю, до этого не дойдёт. Военные заказы будут, кроме того, вон союзнички присматриваются к нашим заводам - как бы чего себе оттяпать.
        Слащёв ругнулся.
        - Вот ведь суки, прости господи! Как стервятники слетелись на падаль. Только мы ещё не падаль, господа хорошие, мы вам ещё кузькину мать покажем, - он дёрнулся, ругнулся и застонал.
        Саша встревоженно посмотрел на генерала:
        - Что с тобой, Яков Александрович? Раны? Ты бы полечился…
        Слащёв свирепо глянул в ответ:
        - И ты туда же? Мне Нина вон тоже каждый день, как орёл Прометею, печень долбит - лечись, лечись… Когда мне лечиться? Ты вон ко мне ведь тоже не просто так приехал?
        Саша потупился.
        - Не буду скрывать, по твою душу явился. Антон Иванович посылает тебя со мной к Махно на переговоры. Тебя - поскольку ты с ним уже встречался, и не только в бою. Хотя это тоже важно - ты единственный, кто его в открытом сражении победил и наголову разбил. Силу Нестор Иванович уважает. И противника тоже уважает достойного. Ты был прав - нельзя Махно оставлять в нашем тылу. Иначе не только сорвётся наступление на Москву, но и вся летняя кампания коту под хвост. Да и вообще всё Белое движение…
        Слащёв сел на постели.
        - Когда ехать?
        Саша махнул рукой.
        - Лежи уже, генерал. Не ехать, а лететь. Полетим на аэроплане. Только сначала надо будет выяснить, куда именно. Генерал Шкуро послал своих казаков на разведку, по последним данным, Махно всё ещё сидит под Николаевом. Но я так думаю, что он будет решать вопрос с Григорьевым и отправится к нему в Херсон. Так что, как только получим данные разведки, так и полетим.
        Слащёв нахмурился:
        - А ты не думаешь, что Махно просто шлёпнет нас - и всё тут?
        Саша улыбнулся:
        - Не думаю. Есть у меня один козырь в рукаве, ваше высокопревосходительство…
        Глава двадцать третья. «С нашим атаманом не приходится тужить…»
        Совещание затянулось. Сначала всё шло по плану, Махно раздал всем задания и собирался перейти к последнему вопросу - что делать с Григорьевым, и тут на тебе! Такой вот сюрприз. Не, как этот хлопец уделал Щуся - любо-дорого было поглядеть, но потом оказалось, что циркач этот не только руками-ногами махать горазд. Язык у него работает тоже будь здоров! Но то, о чём рассказал ему этот странный гость, не укладывалось в голове атамана. Поэтому он сначала отослал всех своих командиров и решил переговорить с этим Сергеем Юрьевским самолично.
        Пока что Махно просто не знал, как отреагировать на неожиданно полученные сведения, что ответить. С одной стороны, он понимал - этот хлопец говорит правду. Он помнил, как 29 апреля к нему в Гуляй-Поле отправился сам командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко. Махно тогда встретил его почётным караулом, проводил к себе как дорогого гостя. Этот большевик, бывший дворянин, между прочим, просто ужом вертелся перед ним, простым крестьянским сыном. Орден Красного Знамени ему вручил, обещал всяческие блага. Мол, вы, Нестор Иванович, надежда революции и опора Советской власти, надо дать отпор Деникину, потому как завоевания революции в опасности, снова помещики возвернутся и будут угнетать трудовой народ. Ну и он тогда в ходе переговоров пошёл на уступки - осудил наиболее резкие положения резолюции Третьего районного съезда Советов Гуляйпольского района. И пообещал препятствовать выборности комсостава в частях Красной армии, которые были в его подчинении.
        Хотя на том съезде именно он, Махно, в своём выступлении говорил, что Советская власть изменила октябрьским принципам, а Коммунистическая партия узаконила свою власть и оградила себя чрезвычайками. Вместе с Щусем, Коганом и Мавродой Махно подписал резолюцию съезда, в которой выражалось неодобрение решений 3-го Всеукраинского съезда Советов в Харькове о национализации земли, протест против ЧК и политики большевиков. И они тогда требовали удаления всех назначенных большевиками лиц с военных и гражданских постов.
        Но потом он, Махно, выдвинул принципиально новую идею долгосрочного сосуществования различных политических течений в рамках одной системы власти. И этому Антонову-Овсеенко он тогда сказал, что для решительной победы над белыми должен быть установлен единый революционный фронт. Поэтому он, Махно, стремится не допускать междоусобиц между различными элементами этого фронта. Только ясно было одно - большевики не могут справиться с белыми без него.
        То же самое ему и сказал этот хлопец. Но тут же он рассказал, что будет дальше. Ведь не зря этот Каменев приехал в Екатерино слав. Причём он приехал на Украину отбирать хлеб у крестьян. Отбирать для Москвы! То есть вы, ребята, за нас тут воюйте с белыми, а мы пока вас тут грабить будем? Вот ведь гниды какие! И теперь, оказывается, этот чрезвычайный уполномоченный Совета обороны красных потребовал ликвидировать Военно-революционный совет в махновском районе. То есть его власть, власть Нестора Махно! И понятно, что как только он ослабнет в борьбе с деникинцами, большевики тут же его к ногтю!
        Махно снова обернулся к Сергею:
        - То есть ты этого Антонова-Овсеенко хорошо знаешь? Он у большевиков важная птица?
        Сергей, стоявший у окна то ли в роли пленного, то ли в роли гостя, скривился. Вот ведь батька недоверчивый какой - по три раза переспрашивает. Но, с другой стороны, это тактика допроса такая хитрая - если он, Сергей, врёт, то где-то на мелочах проколется, где-то что-то не состыкуется. Хитрый какой этот Нестор Иванович. Всего только тридцатник ему стукнул, а уже матёрый волчара.
        - Я не сказал бы, что хорошо его знаю - какое-то время мы с братом при нём состояли вестовыми, что ли… Знаю, что во время революции он Зимний дворец брал, Временное правительство арестовывал. Сейчас командует Южным Украинским фронтом. Вернее, командовал - как раз сейчас его вроде должны перевести на работу по заготовке хлеба. Вы, Нестор Иванович, знаете, что такое продразвёрстка?
        Махно хмыкнул.
        - Да уж знаю, сталкивались не раз, как комиссары хлебушек у народа отымали. Мы рабочему революционному классу и сами помогали, как могли. Хлеб голодающему Питеру отсылали. Но эти упыри большевистские - они же всё подчистую выметали.
        - Вот-вот. Оттого повсюду крестьянские восстания против Советской власти происходят. Вон, на Дону то же самое - начали большевики расказачивание, начали хлеб и скот у казаков отбирать, те и подняли бунт. И так повсюду, где, так сказать, внедряется Советская власть.
        Махно недоверчиво посмотрел на Сергея.
        - А ты-то откуда это знать можешь? Ты ж, насколько я понимаю, то с цирком катался по Екатеринославской губернии, то у Щуся в погребе сидел, то потом у красных в тюрьме.
        - В тюрьме, кстати, много крестьян сидит. Тех, которые хлеб не хотели продотрядам отдавать. Или которые против власти большевистской. Порассказали много чего. Да и видел кое-что в сёлах. С людьми разговаривал. А что касается того, что в тылу у белых происходит, так тоже, знаете ли, Нестор Иванович, слухами земля полнится. Опять же, вы вон свою газету выпускали, листовки распространяете. Так и другие газеты есть, и листовки тоже.
        Батька пренебрежительно махнул рукой.
        - Так то - агитация и пропаганда. Мало ли что там в тех газетах напишут.
        Сергей ухмыльнулся.
        - В каждой агитации есть доля правды. Как и в слухах. Есть такая наука - логика называется. Которая учит анализировать информацию. Вот я и анализирую все те сведения, которые у меня есть. Мало того, я могу делать выводы о том, что произойдёт в будущем. Поэтому, рассказав вам о том, что Каменев говорил Антонову-Овсеенко, не трудно спрогнозировать ваш, Нестор Иванович, извиняюсь, конец.
        Махно резко повернулся к Сергею и угрожающе прошипел:
        - Ты свои замашки, барчук, брось. Биттедритте, гнозировать-клистировать. Конец всем нам будет, и меня когда-то кончат, только пока шо руки у всех коротки батьку Махно срубать!
        Сергей рукой остановил рвущуюся из груди батьки злобу и быстро заговорил:
        - Нестор Иванович, успокойтесь. Если хотите знать, то никто вас не срубит. Потому как вам же цыганка нагадала, что проживёте вы до конца этой войны и дальше. А я про вас много чего знаю, потому что читал донесение Антонова-Овсеенко самому Ленину. Вы же с Лениным встречались, и с Троцким, и со Свердловым. И сами прекрасно понимаете, что они за люди и можно ли им доверять.
        Махно внимательно посмотрел на парня.
        - Я-то понимаю. А вот ты как-то слишком уж много знаешь. И про мои встречи с большевиками, и про то, что мне цыганка нагадала. Шо, и про это твой Антонов-Овсеенко Ленину докладывал?
        Сергей улыбнулся.
        - Ну, об этом по Екатеринославщине легенды ходят, так сказать, народное творчество. Люди про вас, Нестор Иванович, уже сказки слагают, былины. Но бог с ними, с легендами. Давайте вернёмся к анализу. Итак, на сегодняшний день вы очутились между молотом и наковальней. С одной стороны, вы в тылу у белых. С другой стороны, вы в немилости у красных. Но ни те, ни другие с вами воевать не хотят. Потому что и те, и другие понимают, что вы - серьёзная сила. А самое главное, и те, и другие вас хотят использовать. Но теми, кого используют, обычно не дорожат. Поэтому вывод напрашивается очевидный: вам нужно лавировать между ними, балансировать, не принимая ничью сторону. Белым будет достаточно, если вы не будете громить их тылы и не ударите в спину. А красным, конечно, нужно, чтобы ваше войско с белыми рубилось. Но вы, Нестор Иванович, можете предложить им компромисс - например, помочь справиться с Григорьевым.
        Махно, нервно ходивший по комнате взад-вперёд, остановился и, развернувшись к Сергею, внезапно спросил:
        - А ничего, шо атаман Григорьев - мой боевой товарищ? Мы вместе белых били в Красной армии!
        Сергей подошёл к батьке и пристально посмотрел в его глаза. Махно как-то даже стало немного не по себе - этот юноша как будто в душу ему глянул.
        - Нестор Иванович, бросьте вы! Какой Григорьев вам товарищ? Мародёрство, грабежи, постоянные еврейские погромы, причём его казачки убивали не только евреев, но всех подряд. Только в Екатеринославе и его предместьях было убито около ста евреев и вдвое больше - русских. А лозунг его «Долой жидов и кацапов, пусть живёт независимая Украина!»… То с петлюровцами крутил, то с Деникиным снюхался. Опять же, Григорьеву дела нет до крестьян, он за куркулей стоял всегда. Так что вам с ним, Нестор Иванович, не по пути. Путается под ногами, мешает. Но самое главное - он ведь вас, Нестор Иванович, предал. Вы же деникинских лазутчиков поймали?
        Махно переменился в лице.
        - А это ты откуда могёшь знать? Тоже цыганка нагадала? Или молва про то прошла промеж селян? Ты, может, сам деникинский лазутчик? И твоё задание - поссорить меня с Григорьевым?
        Сергей рассмеялся:
        - Нестор Иванович, ну какой прок ссорить вас с Григорьевым? Кому от того хуже или лучше? Красные его уже разбили, он им больше не угрожает. Белым вас ссорить с ним смысла нет - он вас не одолеет, а с ними воевать не хочет. Моя задача - сберечь вас. Поэтому и советую с Григорьевым покончить, а вот с красными и белыми пока не воевать. Пока. Если сами нападут - то понятное дело, надо будет обороняться. Но, думаю, и красные, и белые очень скоро сами к вам своих послов зашлют.
        Махно промолчал, немного походил по комнате, о чём-то раздумывая. Потом подошёл к Сергею и положил ему руку на плечо.
        - Ты, хлопец, вот чего. Сейчас всех командиров своих позову, ещё раз расскажешь уже всем, о чём те большевики говорили, а потом уже будем советоваться, что с Григорьевым решать…
        Глава двадцать четвёртая. Смерть атамана Григорьева
        Тачанка была добротной - лёгкая, не клёпанная из железа, а сделанная из дерева, на новых рессорах, запряжённая тремя лошадьми… Она быстро катила по дороге, почти не подскакивая на ухабах. Впереди скакали махновцы, а в тачанке ехал сам батька Махно. Сзади колесили ещё три тачанки, за ними скакал небольшой отряд - батька взял с собой свою личную сотню.
        Сергей хотя и был хорошим кавалеристом, с радостью принял приглашение батьки ехать к Григорьеву на его личной тачанке. Он сразу понял, что Нестор Иванович не все вопросы решил для себя и хочет ещё с ним поговорить. И примерно понимал, о чём именно он будет с ним разговаривать.
        - …Вот ты, Сергей, с малых лет жил на всём готовом, горя не знал. Это я к тому веду, шо ты не видел, как народ российский живёт.
        Сергей перебил батьку:
        - Так и вы, Нестор Иванович, не видели, как народ в России живёт. Вы ж в Украине жили, потом по каторгам да по тюрьмам…
        Махно поморщился:
        - Народ шо в России, шо в Украине жил одинаково. Народу шо надо? Ему власть нужна, крепкая, сильная. И не важно, царь это будет, или Ленин - людям плевать, красные или белые, помещики или там Дума, или ж хто ещё. Селянам дай землю, дай возможность её обрабатывать, хлеб растить и до хлеба. А рабочим - работу и возможность семьи свои кормить. Рабочий, опять же, получал 20 рубликов в месяц, один мог содержать свою семью. Не спорю - это не так и много, но на еду и на одёжу хватало. Образование можно было начальное получить бесплатное. Земские, церковно-приходские или заводские школы для селян и рабочих - добро пожаловать. Ну, ясно дело, в гимназии или дальше, в университеты какие уже тяжело было поступить, но можно было. Нихто не препятствовал, только больно уж надо было деньжат поднакопить. И не за учёбу, а в основном жильё снять да жрать что-то. Но за саму учёбу всего пятьдесят рублей в год надо было платить. А ежели отличник, то от платы освобождался и ещё именную стипендию студент мог получить. Вот и получается - было бы желание учиться. Далее, больных бесплатно лечили в муниципальных больницах.
Да и на заводах служили фельдшера, которые тоже принимали и рабочих, и их семьи.
        Сергей снова возразил:
        - Так царя ж почему-то свергли. И потом Временное правительство - тоже.
        Махно усмехнулся:
        - Революцию хто делал? Те, кому терять было нечего, кроме своей кабалы. А царя скинули сами генералы и помещики. Власти им захотелось. А потом уже их народ не захотел терпеть. Потому что грабили народ-то. Продразвёрстку ещё при Николашке ввели, хлеб начали у селян отбирать, да только не вышло ничего. Когда у народа последнее отымают, то кому такое понравится? Ежели при царе помещик нормальный был, то оброк у него был божеский, давал своим крестьянам возможность нормально работать на своей земле, они ему и отдавали часть урожая. Как бы аренда. Но всем хватало. Потому до того, как война эта мировая началась, не было бунтов. Только ежели помещик грабить своих крестьян начинал, ежели озоровать начинал - того и жгли. А тех, хто понимал насущный момент, - тех не трогали.
        Сергей удивился:
        - Не ожидал, что вы, Нестор Иванович, так разбираетесь в экономических вопросах.
        Махно внимательно посмотрел на Сергея, потом сдвинул свою папаху на затылок.
        - Я восемь лет по тюрьмам да по каторгам, как ты сам счас сказал, мотался. И в тюрьме с умными людьми повстречался. Они многому научили, книги давали читать. С Петром Аршиновым там как раз познакомился, я потом с ним тебя сведу. Петро меня и натаскал по всем наукам - по математике, словесности, истории. Я даже французским языком занимался.
        Батька улыбнулся и произнёс фразу на французском языке:
        - Un scientifique est une personne qui non seulement connait la science, mais sait egalement comment appliquer les realisations scientifiques dans la pratique.
        У Сергея от удивления глаза полезли на лоб.
        - Нестор Иванович, да вы полиглот. А что вы сказали?
        - Я сказал, шо ученый - это человек, который не только знает науки, но и умеет применять научные достижения на практике. Я, конечно, не совсем хорошо могу по-французски, но кое-шо понимаю и немного могу говорить. А хто это - полиглот?
        - Полиглот - тот, кто несколько языков иностранных знает.
        Махно махнул рукой.
        - Не, я тока французский немного знаю. Думал, как мировую революцию будем делать, так пригодится. А потом понял: кому у нас нужна эта мировая революция? Самим бы у себя разобраться, да жизнь сделать нормальной для всех, шоб по справедливости всё.
        Сергей покачал головой.
        - Не будет никогда так, чтобы справедливость для всех была одинаковой. Что для одних хорошо - то для других будет плохо. Вон, красные приходят - свою справедливость устанавливают, расстреливают дворян, зажиточных крестьян и казаков, тех, кто против них. Белые приходят - тоже справедливость по-своему понимают. И расстреливают уже тех, кто против них.
        Махно вздохнул:
        - То-то и оно, шо мне ни красные, ни белые не по нутру. Я ж говорю, простым людям всё равно, какая власть: красная, белая или серо-буро-малиновая. Народ хочет, шоб был порядок, шоб нормально каждый мог жить, работать, зарабатывать себе на хлеб, детей подымать, учить, опять же, лечить. Когда одни жируют, а другие вокруг от голода пухнут - это непорядок. Такую власть никто терпеть не будет. Нет, понятное дело, шо хто-то будет жить лучше. Но только тот, хто трудом своим или умом всего достиг. А не тот, кому с рождения хто дал право сидеть на шее у народа.
        - Так ведь неравенство - оно всегда будет. Вот, к примеру, коммунисты. Они провозглашают лозунг «От каждого - по способностям, каждому - по потребностям». Так потребности у каждого будут разные. Кому-то достаточно 20 рублей в месяц зарабатывать, и он счастлив. А кому-то и миллиона мало. И вот тот, кому мало, будет всё время хапать и хапать. Или воровать, или возьмёт винтовку и пойдёт грабить.
        Махно с интересом посмотрел на Сергея.
        - А ведь ты прав, хлопец. Ой как прав! Так ведь и будет! А главное, ведь у большевиков обязательно будут те, хто станет определять потребности каждого. И не только потребности - они же и способности станут мерять! По своим лекалам и своим аршином. Получается, снова неравенство.
        Сергей возразил:
        - Неравенство изначально обусловлено тем, что все люди - разные. Кто-то сильнее, кто-то умнее. И в жизни точно так же происходит: один выучится и станет, скажем, профессором или доктором, а другой так и останется пахать и сеять или на заводе у станка всю жизнь простоит. Но ведь не всем же быть профессорами или там артистами. Хлеб выращивать тоже кому-то надо.
        Махно взъерошил волосы у Сергея на голове.
        - Ты это верно сказал, хлопчик. Но за свой труд и рабочий, и крестьянин должны получать не менее того прохвессора. Потому как ещё неясно, чей труд важнее. И нужнее. А ежели тот же рабочий на свои 20 рублей с трудом семью может прокормить, работая по 10-11 часов шесть дней в неделю, когда говядина стоит 40 копеек за кило, курица - 80 копеек, а сапоги - аж 5 рубчиков, то прохвессор не может получать, к примеру, сотню целковых.
        Сергей возразил:
        - Для того, чтобы стать профессором, студент пять лет учится, а потом ещё пять лет - диссертацию надо написать, да научные труды, изобретать там что-то. То есть долгое время живет на копейки, стипендия ведь маленькая, да и заработки учёных не такие уже и большие.
        Махно кивнул головой:
        - Неважно сейчас, какие у кого заработки. Я о том говорю, шо возможности должны быть равные. И у рабочего человека, и у учёного. Шоб учились не для денег, а по желанию. Шоб выбиться из нищеты, достаточно просто хорошо работать. Кому пахать-сеять, кому учиться, а кому - шашкой рубать. Войны ж нихто не отменял. И вот эта война ещё долго будет.
        Сергей снова стал спорить.
        - Я так не думаю. Год-два - не больше. Просто сейчас идёт спор за то, каким должно быть государство. Большевики правильно взяли прицел на социальную справедливость. И вы, Нестор Иванович, сейчас идеи коммунистические мне высказывали: изначально должно быть общество равных возможностей. Бесплатное образование, бесплатная медицина, никаких там сословий, все равны, хочешь - иди на завод, хочешь - поступай в университет. Если ума хватает. А хочешь - выращивай хлеб или что ещё. Просто мотивация должна быть во всём.
        Махно нахмурился:
        - Вот счас не понял - какая такая мотивация? Цэ шо такое?
        - Ну, заинтересованность. Крестьянский труд, он тяжёлый, так вот надо, чтоб крестьянин мог нормально зарабатывать. И рабочий - тоже.
        Атаман похлопал Сергея по плечу.
        - Наивный ты, хлопец. Любой труд тяжёлый. Вон, шахтёры или там у доменной печи - там ад кромешный. Ясное дело, шо не от хорошей жизни люди туда идут. И в поле пахать - тоже не малина. Но дело ж не в том, где пахать, а в том, шо пахать не все хотят. Потому идея большевиков про то, как рабочий народ от кабалы избавить, в целом нормальная. Ежели рабочий или селянин будут сами на себя работать, то вот тебе и та, как её…
        - Мотивация?
        - Во-во, мотивация. Дай человеку возможность трудиться на себя, на свою семью - вот и всё. Не на дядю горб гнуть, не на царя с помещиками. А то народ пашет-сеет, а у него всё забирают. Вот большевики - они землю селянам дали, а всё, что селяне выращивают на той земле, отбирают. Какая же это народная власть? Такие же грабители, шо и помещики. А справедливость - когда мы собрали собрание и спросили селян: пошлём голодающим в Питер эшелон с хлебом? И каждый сам решал, сколько мешков муки сможет отдать.
        - Но ведь могли и не дать?
        Махно усмехнулся:
        - А тут, хлопец, как раз и заключается авторитет власти. Когда я попросил - то дали. Ежели власть уважают - то её слова слухают. А вот когда власти нет, когда заместо власти приходят и грабят - тогда война и начинается. Не знаю, как там в России, но, думаю, всё точно так же, как и у нас, на Украине. Ежели власти твёрдой нет, ежели власть думает только о том, как свой курдюк набить, как покрасивше народ объегорить да ограбить, ежели народу вздохнуть не дают, а плетью за то, что власть не хотят принимать, то такую власть народ терпеть не будет. Я вот народ защищаю, грабить не позволяю, и люди сами мне и лошадей дают, и хлеб, и всё. У меня всё войско - из народа, я никого силком к себе не тяну. Мы сперва немцев гнали, потому как немцы Украину грабили и в Германию свою всё вывозили. Потом Петлюра этот пришёл. А он шо? Да он всю Украину готов полякам отдать, лишь бы самому на троне усидеть. И поляки, как и немцы, будут страну грабить да в свою Польшу тянуть. Какая разница, немецкие, польские или российские паны? Или свои гетьманы? Все они одним миром мазаны! У них только и мыслей, шоб власть взять да
своровать побольше! А наша анархистская власть - снизу доверху. У нас в каждом селе на сходе выбирают старосту. Потом на районном съезде - выборных. И они уже дальше управляют обществом. И выбирают селяне не горлопанов, не забулдыг, вон как у большевиков, а тех, кто работать умеет и живёт достойно.
        Сергей снова возразил:
        - Так то, Нестор Иванович, в селе. В городе всё по-другому.
        Махно нетерпеливо его перебил:
        - Не важно, город или село. Люди везде одни и те же. Природа человеческая одинакова. Человек не терпит над собой насилия. Заметь, хлопец, не власти - насилия. Ежели власть поставлена - она должна управлять. Но без насилия. А большевики не могут без насилия, ибо авторитету у них нема. Как заработают авторитет, так тогда и народ к ним повернётся. В городе тоже надо уметь управлять, а не горло драть. Заводом управлять, дорогами, строить, всякие там механизмы выпускать, те же бороны или там какие другие детали для села. Вот тебе и взаимодействие: город делает машины, село кормит город. Всё просто. А управлять должны знающие и достойные. Каждый двор выбирает своего представителя. Или там район. И самые уважаемые становятся властью. Которую все уважают. И слухают.
        Батька внезапно замолчал. Потом усмехнулся:
        - Умеешь ты зубы заговаривать, хлопец. Давно я не спорил на такие темы, моито хлопцы - как пни, им только шашкой помахать да пострелять. Грабь награбленное. А ежели не награбленное, а потом и кровью заработанное? Многие никак в толк взять не могут, шо воевать они вечно не будут. Помяни моё слово, Сергей, безвластие - это не анархия. Анархия - это порядок. Это авторитет. А когда власти нет, когда нет авторитетов, народ быстро становится скотом. Такое вылазит из нутра… Вот тот же Григорьев. Геройский был мужик, трижды ранен на войне, до штабс-капитана дослужился, четыре ордена и три Георгиевских креста. Боевой офицер. Ему красные даже свой орден Красного Знамени дали. И на тебе - грабежи, убийства, еврейские погромы. Власть получил - и всё, пропал человек. Полезло гнильё из нутра. Потому што власть - она портит. Ежели человек к ней не готов, не достоин. Меня атаманом выбирали, я не лез никуда. Я просто людям сказал то, что они хотели услышать. И я их никогда не обманывал - я сам того хотел. Свободы для людей, нормальной жизни. Нормальной, а не скотской…
        Махно помолчал. Потом потёр лоб и уже другим, более резким тоном сказал:
        - Но ладно, счас будем с Григорьевым разговаривать. Только думаю я, разговора не получится. А вот потом, как с ним порешаем, я хочу с тобой уже не теорию обсуждать, а практику. Потому что из этого говна, в которое мы попали, надо как-то выбираться…
        …В штабе Григорьева их уже ждали. Атаман расположился под Херсоном в селе Сентово, его штаб находился в здании сельсовета. Махно вместе с Сергеем и двумя махновскими командирами - Лёхой Чубенко и Яшкой Домашенко - зашли в сельсовет. Чуть позже за ними зашёл и Феодосий Щусь в сопровождении личной охраны батьки Махно - шестерыми бойцами с ручными пулемётами «льюис». Двое пулемётчиков остались на крыльце, двое заняли места у противоположных окон, а ещё двое с самим Щусём прошли через коридор и встали у двух других окон.
        Щусь после того поединка с Сергеем долго ещё зыркал на него злобно, но видя, как батька Махно относится к парню, остыл и перестал на него коситься. Кто его знает, что думал гордый атаман, может, и переживал - ведь он всегда был любимцем батьки. А тут какой-то хлопчик, ещё молоко на губах не обсохло, а батька с ним постоянно разговоры разговаривает. Но Щусь хотя и часто буянил, всегда был скрытным, и даже напиваясь до чёртиков, язык не распускал никогда. Поэтому что он там себе думал, никто не знал. Просто как-то он сразу успокоился и даже как будто стал серьёзнее.
        - Здравствуй, Нестор, что ж ты такой недоверчивый ко мне? Прямо пулемётную роту с собой привёз.
        Атаман Григорьев, несмотря на то что ему было всего лишь тридцать пять лет, выглядел намного старше тридцатилетнего Нестора Махно. Возможно, Григорьева старили его длинные усы, может быть, его угрюмая сутуловатая фигура и рябое, то есть побитое оспой, лицо. Но, скорее всего, лет атаману добавило лет постоянное и беспробудное пьянство, перешедшее в стадию алкоголизма. Вот и сейчас Григорьев был, что называется, навеселе.
        Махно брезгливо отстранился от попытки обнять его соратником и недовольно пробурчал:
        - Ты, Никифор, даже на совещание явился в пьяном виде. Ну об чём тогда с тобой говорить?
        Григорьев не сдержался и зло бросил:
        - Со мной есть о чём поговорить. Например, о том, как вместе будем красных бить.
        Махно резко обернулся к атаману:
        - Хто тебе сказал, шо я буду красных бить? Да ещё вместе с тобой? Я тебе сколько раз говорил: перестань грабить народ, перестань учинять погромы, евреи на тебя ходят жаловаться постоянно. Шо ты творишь, Никифор? Твои бандиты и мерзавцы убивают всех подряд, мирных жителей убивают, женщин, детей! Как я могу потом людям говорить о революции, о том, што мы за справедливость, ежели ты такое творишь?
        Григорьев усмехнулся:
        - Это всё поклёпы, батьку. Где доказательства?
        Из-за спины Махно выступил Сашка Чубенко и достал какую-то бумагу.
        - Вот доказательства. Когда ты, Никифор, занял Екатеринослав, то за два дня было убито более ста человек еврейской нации и более ста пятидесяти человек русских. В Кременчуге было убито 150 евреев, в Умани - около 400, в Александрии - до тысячи. 15 мая в Елизаветграде твои бандиты произвели массовый погром, в котором было убито не менее трёх тысяч евреев. Нас из-за тебя бандитами кличут, потому что с тобой вместях воевали!
        Григорьев побледнел от бешенства. Глаза его округлились, атаман заорал, брызгая слюной:
        - Ты хто такой, морда твоя жидовская?! Я тебя сейчас в распыл пущу!
        На что Махно спокойно сказал ему прямо в лицо:
        - Чубенко - не еврей как раз, а украинец, а в распыл я тебя пущу за тех деникинских офицериков, которые тебе деньги от Деникина везли, да не довезли. С белыми снюхался, контра?
        Григорьев покачал головой:
        - Эх, батьку-батьку!..
        И рванул из кобуры свой маузер. В этот момент возле него внезапно оказался Сергей и ногой ударил Григорьева в лицо. Тот отлетел к двери, открыв её спиной, и влетел в комнату. Но тут же поднялся и рванул обратно. Но наткнулся на ещё один удар ноги, на этот раз в живот. Атаман скорчился и упал на колени.
        - Бей атамана! - крикнул Махно и выхватил свой маузер.
        Всё произошло так быстро, что два телохранителя Григорьева ничего не успели сделать. Точнее, они успели вытащить свои револьверы, но выстрелить им не дали - одного тут же застрелил сам Махно, второго - Лёшка Чубенко. Щусь, увидев, что происходит, дал команду своим пулемётчикам, выскочил на крыльцо и крикнул, обращаясь к своим хлопцам:
        - Полундра!
        Махновские тачанки тут же, словно ждали команды, мгновенно развернулись, взяв под прицел стоявший на сельской площади небольшой отряд григорьевцев. А Щусь обратился к ним с речью:
        - Братья! Ваш атаман оказался предателем - он предал революцию, снюхался с Деникиным. Он вёл вас на братоубийственную войну против собственного народа! Мы - революционная повстанческая армия батьки Махно! Мы против помещиков и угнетателей трудового народа и никогда не будем вместе с золотопогонниками. Хто с этим не согласный - может сдать оружие и выметаться отсель на все четыре стороны. Хто с нами согласный бить контру - хай скажет о том. Но предупреждаю: у батьки Махно порядок железный! Народ не грабить и не притеснять! Ежели хто будет замечен в мародёрстве - расстрел на месте! А тепереча хто согласный присоединиться к батьке Махно - шаг вперёд!
        Глава двадцать пятая. Белые начинают и выигрывают
        В конце июля - начале августа 1919 года армии Вооружённых Сил Юга России - Добровольческая, Донская и Кавказская, которые выросли из Добровольческой армии, созданной генералами Алексеевым и Корниловым, - готовились выполнять план Московской директивы генерала Деникина. Части Красной армии в середине июля попытались перейти в контрнаступление. В этот момент в стык 8-й и 9-й армий красных ударил 4-й Донской казачий корпус генерал-лейтенанта Мамантова. Это было для большевиков неожиданным сюрпризом. Но очень скоро выяснилось, что это - настоящая катастрофа!
        Корпус насчитывал всего 6 тысяч сабель и 3 тысячи штыков при 12 орудиях. Но казаки Мамантова как нож сквозь масло прошли через боевые порядки красноармейцев. Была наголову разбита 40-я дивизия, а остальные части были обращены в бегство. Казаки, прорвав фронт, ушли гулять по тылам Красной армии. Фактически рейд четвёртого Донского конного корпуса, начатый ограниченными силами с локальными задачами, привёл к распаду Южного фронта красных. К тому же по железной дороге на север рванули ещё и несколько бронепоездов белых. Красная армия в панике отступала.
        Этот рейд имел ещё и огромное пропагандистское значение. В ходе рейда войска Мамантова уничтожали гарнизоны и части противника, разрушали связь, громя пункты военного снабжения. Но главное - белогвардейцы распускали насильно мобилизованных большевиками солдат по домам. Ведь Деникин пока что мобилизацию не объявлял. Добровольческая армия потому и называлась добровольческой, что никого в ней не принуждали воевать. Впрочем, не все желали сидеть дома - обозлённые продразверстками и репрессиями красных, к Мамантову стекались добровольцы из местных крестьян. Из них и пленных красноармейцев, которые пожелали служить у белых, была создана Тульская добровольческая пехотная дивизия под командованием полковника Дьяконова.
        Рейд казачьего корпуса подтвердил правоту Деникина о том, что при должной концентрации сил армии ВСЮР в состоянии дойти до Москвы. Мамантов 18 августа взял город Тамбов, 23 августа - Козлов, 28 августа - Лебедянь, 31 августа - Елец и вплотную приблизился к Воронежу. Вместе с тем Кавказская армия генерала Врангеля разбила наступающие войска большевиков и отстояла Царицын. Одновременно донцы переправились через Дон и потеснили большевиков к Хопру. Разъезды отрядов генерала Драценко подходили к Астрахани. До города оставалось всего каких-то 10-15 километров.
        Тем временем были достигнуты успехи на западном и юго-западном направлениях. 31 июля войсками ВСЮР была взята Полтава. На юго-западе в Северной Таврии и западнее Екатеринослава силы красных потерпели очередное поражение, и войска Добровольческой армии вышли к концу июля на линию Верхнеднепровск - Никополь и продвигались дальше по Днепру. 11 августа они достигли линии Гадяч - Кременчуг - Знаменка - Елизаветград. Неожиданный фактический развал Южного фронта РККА потребовал от командующего ВСЮР скорректировать задачи Московской директивы.
        12 августа Деникин отдал новую директиву, предусматривавшую немедленный переход Добровольческой армии и 3-го отдельного корпуса в общее наступление на запад, независимо от ситуации на других участках фронта. Была создана Киевская группа войск генерала Бредова для наступления на Киев.
        18 августа фронт большевиков в Новороссии рухнул. 12-я армия красных оказалась окружена. 24 августа войска ВСЮР взяли Одессу, 31 августа Добровольческая армия под командованием генерал-лейтенанта Май-Маевского вошла в Киев.
        …Антон Иванович Деникин был в прекрасном настроении. Взят Киев, мать городов русских. Не Москва, конечно, но дайте срок! Блестящий рейд казаков Мамантова фактически развалил Южный фронт красных. А после взятия Киева и Одессы наконец-то ликвидирован этот огромный Южный выступ. Теперь надо навести порядок в тылах и перебросить освободившиеся резервы в помощь генералу Сидорину. Потому что если не поддержать Мамантова, который вот-вот возьмёт Воронеж, то его надо отзывать. Он и так со своими казаками сделал невозможное - не просто прорвал фронт, но и ликвидировал Советскую власть на огромной территории. Теперь красным неоткуда брать подкрепления, мобилизация провалена, а мужички повсюду устанавливают свои порядки, изгоняют комиссаров, а продотряды бьют смертным боем.
        Вошёл адъютант командующего капитан Дружинин.
        - Ваше высокопревосходительство, осмелюсь доложить, к вам прапорщик Юрьевский.
        - Пусть войдёт.
        Саша не вошёл, а стремительно влетел в распахнувшуюся дверь. Видно было, что он очень взволнован. Деникин подошёл к юноше и приобнял его.
        - Успокойтесь, голубчик, экий вы взвинченный. Что стряслось? Яков Александрович на вас повлиял? Как его здоровье? Он вчера был у меня с докладом, выглядел всё ещё неважно. А ведь ему и вам предстоит решить очень важную задачу…
        - Вот и я к вам по этому поводу, Антон Иванович. Вернее, поводов много, но этот - наиболее важный. И время не терпит, нужно действовать без промедления.
        Деникин встревожился. Этот мальчик если что-то говорит, то за его словами стоит сам Господь.
        - Присаживайтесь, голубчик, рассказывайте, что вызвало у вас такую тревогу?
        Саша сел, но затем снова вскочил и заходил по комнате.
        - Вы уже знаете, я вам докладывал, что Нестор Махно лично застрелил атамана Григорьева. Который, кстати, собирался присоединиться к нашим войскам. Впрочем, потеря невелика - у него осталось всего тысяча бойцов, да и те - банда. Но вот у меня есть сведения, что Махно собрался вести переговоры с Петлюрой и с красными. Вы понимаете, что это означает?
        Деникин нахмурился.
        - Я понимаю. Вы хотите сказать, что теперь Махно направит своих головорезов в наши тылы?
        - Именно. Он повторит то же самое, что сделал генерал Мамантов в тылу у войск Южного фронта красных. И направленные в тот район наши восемь дивизий просто не смогут его зажать - Махно пройдёт к Умани на соединение с Петлюрой. Поэтому у нас два варианта: или разбить Петлюру и не дать Махно соединиться с его частями, или же дать Махно карт-бланш и пообещать ему не мешать созданию его так называемой Гуляйпольской республики.
        Деникин покачал головой.
        - Нет, как так можно? В нашем тылу оставить эту бандитскую вольницу? Огромная территория от Екатеринослава и Александровска до Никополя и Херсона - это бомба замедленного действия. В самый неожиданный момент она рванет, и Махно ударит нам в спину. Нет, об этом не может быть и речи!
        Саша подошел к карте, висевшей на стене, и отдёрнул шторки, которые её закрывали.
        - Смотрите, ваше высокопревосходительство. Сейчас Махно столкнулся с частями Добровольческой армии у Елизаветграда. Восемнадцатого августа девятнадцатого года у красных этот город отбила пятая дивизия добровольцев. Двадцать первого августа махновцы на день отбили город у наших частей. По моему совету генерал-майор Слащёв приказал добровольцам оставить город. Я вам об этом докладывал.
        Деникин подошёл к карте поближе, внимательно посмотрел и кивнул:
        - Да, я помню. Вы мне сказали, Александр, что у вас есть план.
        - Так точно, ваше высокопревосходительство. Махно пока не решил, куда и с кем ему идти. Если он договорится с Петлюрой, то будет действовать против нас. И пойдёт к Умани. А потом - в своё Гуляй-Поле. Через наши тылы. Так должно случиться в будущем. Но мы, зная об этом, можем всё изменить. Махно в любом случае создаст свою так называемую анархистскую республику, и мы помешать ему никак не сможем. Так пусть создаёт. С ним можно договориться. Этот предводитель крестьян держит своё слово. И как раз сейчас мне и Якову Слащёву нужно лететь в Елизаветград. Но предварительно надо решить вопрос с Петлюрой, который, кстати, пообещает Махно полную автономию не только его армии, но и его республики.
        Деникин поморщился:
        - Петлюра неоднократно пытался вести со мной переговоры, я отказался категорически. Эти малороссийские гетманы между собой разобраться не могут. Петлюра сидит в Виннице со своей Директорией, на западе там некто Петрушевич царствует, направил под Киев какую-то Галицкую армию. А в Фастове находится делегация какой-то непонятной Украинской народной республики во главе с генералом Омельяновичем-Павленко. Якобы его Петлюра уполномочил вести со мной переговоры!
        Я пригрозил этому бывшему генералу российской императорской армии, что если он появится в расположении Добровольческой армии, то я повешу его как нарушившего присягу. Безобразие - в Белой Церкви передовые части под командованием барона фон Штакельберга ждали, пока какая-то там Запорожская группа из армии этого самого Петлюры отойдёт. На два дня задержали продвижение Добровольческой армии на Киев!
        Командующий нервно стал прохаживаться по комнате. Он никак не мог забыть события недавних дней.
        - А что эти украинцы творили в Киеве? Пока мы боролись с большевиками, они тихонько с запада вошли в Киев и тут же свои флаги везде развесили! Потом мосты взяли под охрану, и наши части начали переправляться на лодках. Хорошо, что эти галицкие аники-воины стали готовиться к параду и перепились все. Разгильдяи! И тогда передовые части генерал-майора барона фон Штакельберга захватили мосты и обеспечили взятие Киева частями генерал-лейтенанта Бредова. Который вынудил эту галицкую армию убраться из города. По данным разведки, их численность в пять раз превышала численность наших добровольческих частей. В пять раз! И эти вояки позорно бежали! Как они с большевиками могут воевать?
        Юрьевский посмотрел на карту. Потом повернулся к командующему.
        - Насчёт Петлюры вы абсолютно правы, ваше высокопревосходительство. Петлюра собирается натравить на добровольцев Май-Маевского атаманов Зелёного и Ангела. Как будто бы не он, Петлюра, с нами воюет, а эти бандиты. И будет гадить нам всё время. Кроме того, он готов сдать Украину полякам, и сдаст, если его не разгромить. Поэтому я считаю, что с Махно срочно надо провести переговоры. По данным нашей разведки, к концу августа его армия составляла около тридцати тысяч штыков. А ещё - семь тысяч сабель, к ним восемьдесят пушек и приблизительно восемьсот пулеметов. Армия его снабжалась за счет захвата тыловых запасов красных и трофеев, отобранных у наших частей. Но самое главное - Махно очень мобилен. Он сажает свою пехоту на тачанки, брички, телеги, и они, таким образом, могут стремительно передвигаться, проходя в день шестьдесят-восемьдесят километров. То есть это как от Екатеринослава до Александровска - за восемь часов! Поэтому необходимо срочно мне и Слащёву вылетать на Елизаветград. Надо предложить Махно союз и пообещать ему свободу действий. Не хочет воевать с красными - пусть не воюет, главное -
чтобы он не воевал с нашей армией. А что касается Петлюры, то я знаю, что предложить Махно и как его убедить в том, что Петлюра - враг.
        Деникин задумался.
        - Александр, я, конечно, понимаю - ваш дар, ваши способности… Но вы уверены в том, что, договорившись с Махно, мы не проиграем? Что он не ударит нам в спину?
        Саша улыбнулся:
        - К сожалению, я могу предвидеть лишь то будущее, которое уже предопределено. То, что мы сейчас меняем, я могу только анализировать и предполагать. В том будущем, которое мы уже изменили с вами, Антон Иванович, осенью все победы Вооружённых Сил Юга России должны были сойти на нет. С середины октября положение наших армий будет весьма печальным, если тылы будут разрушены рейдом повстанческой армии Махно. А ведь если мы сейчас под Елизаветградом ударим по его войску, то разобьём его и вынудим отступить к Умани. То есть мы сами толкнём его в объятия к Петлюре. К тому же против махновцев придётся снимать войска с фронта, а большевики смогут заключить перемирие с поляками, которые уже сейчас дошли до Березины…
        Деникин, слушая Александра, о чём-то думал, машинально кивая головой. Но когда Юрьевский вспомнил о поляках, командующий встрепенулся:
        - Вот как! Я знал, что руководство большевиков беспринципно, но чтобы настолько? Поляки пытались со мной вести переговоры, но я отказался признать независимость Польши точно так же, как отказался признавать независимость Украины. Нет никакой Украины - есть единая и неделимая Россия, в составе которой есть Малороссия, Новороссия и эта… Галиция. Которая всё время была то австро-венгерской, то польской окраиной. Окраиной! А не Украиной!
        Гневный спич генерала заставил Сашу немного изменить тон. Деникин всегда был державником и переживал от того, что Российская империя распадалась на куски. Понять его было можно, однако в условиях войны, где место было не только прямолинейным атакам, но и обходным манёврам, иногда нужно проявлять и дипломатическую хитрость. Об этом он ему и сказал, тщательно подбирая слова.
        - Поверьте мне, ваше высокопревосходительство, - примирительным тоном продолжил он после того, как Деникин немного успокоился. - Нынче, как говорил когда-то французский политик Талейран, принципы можно засунуть в карман и доставать время от времени, когда вам удобно! Допустим, сейчас Пилсудский был против нашей победы, но он далеко и нам не опасен. К тому же он обязательно столкнётся с большевиками. А Петлюра нависает над нами на западе, и нам нужна некая прослойка между нами и поляками с Петлюрой. Махно идеально подходит на роль эдакого независимого атамана, и если его правильно информировать, он согласится на эту роль.
        Деникин немного помолчал, затем прошёл к креслу, сел и глубоко задумался. Саша стоял у карты и ждал его ответа. Командующий размышлял. С одной стороны, он понимал, что Юрьевский прав, и Махно может серьёзно помешать продвижению армий ВСЮР на Москву. Прав он и в том, что Петлюра, хоть его так называемые армии и воевали против большевиков, не является серьёзной силой. А вот Махно - да, этот может установить порядок на данной малороссийской территории. Лучше уж иметь такого сильного союзника, чем такого сильного врага.
        «Возьмём Москву - там подумаем, как быть дальше», - решил Деникин.
        Командующий встал и подошёл к Юрьевскому.
        - Хорошо, Александр, вы меня убедили. Ваши сведения всегда были точны, а прогнозы блестяще подтверждались. Господь наградил вас изумительным, невероятным даром, и спорить с вами - всё равно что спорить с самим Господом. Нет, с Провидением спорить бесполезно, посему вверяю вам судьбу нашей кампании. Когда вы собираетесь лететь в Елизаветград?
        Саша облегчённо вздохнул. Он напряжённо ожидал, что же решит Деникин, и внутренне боялся, что тот ему откажет. Но, видимо, напрасно боялся…
        - Аэроплан готов, думаю лететь завтра утром. Только сегодня доставили последние сведения оттуда, диспозиция войск примерно ясна.
        Деникин положил руку на плечо юноши.
        - За вас я не переживаю. А как Слащёв? Он в состоянии лететь?
        Саша кивнул.
        - Яков Александрович - боец. Вот если на коне, тогда были бы проблемы. Он никак не может оправиться от последствий тяжёлого ранения. А на аэроплане два часа лёту, думаю, всё ж легче, нежели целый день на лошадях.
        Деникин усмехнулся:
        - Вы там, Саша, смотрите, чтобы генерал Слащёв поправлялся не слишком активно. Потому что раны - ранами, но сами понимаете, увлекаться лекарствами не стоит…
        Саша понимающе улыбнулся.
        - Так точно, ваше высокопревосходительство, я всё понимаю. Как только решим вопрос с Махно, я лично упрошу генерала на месяц лечь в госпиталь и никуда не выпущу оттуда. У меня есть чем его убедить.
        Деникин задумчиво произнёс то, что его больше всего мучило:
        - Главное, чтобы у вас было чем убедить этого Махно…
        Юрьевский посмотрел в глаза командующему и неожиданно тихо произнёс:
        - Не волнуйтесь, Антон Иванович, я не один буду убеждать его. Я вам не говорил раньше, но теперь скажу: я здесь не один. Есть ещё мой брат…
        Глава двадцать шестая. Небольшая стычка, которая изменила ход большой войны
        Летом 1919 года в деникинской Добровольческой армии числилось 106 боевых самолетов, но реально воевать могли только двадцать. Аэропланы в начале ХХ века строили на тяп-ляп. Фанерно-полотняные, с капризными двигателями, эти ещё совсем недавно герои произведений писателей-фантастов, воплотившись в реальные летательные аппараты, очень быстро приходили к летальному исходу. Срок их службы стремительно заканчивался, и они прямо на глазах становились непригодными. У аэропланов расклеивались швы, разбалтывались соединения, полотно растягивалось, ветшало. Да ещё гвозди каркаса и шарнирные соединения расшатывались так, что в конце концов аэроплан был готов развалиться в воздухе при любом маневре.
        Но двухмоторный самолет конструкции инженера-изобретателя Колпакова-Мирошниченко «Лебедь-Гранд», который с самого начала был задуман как дальний разведчик и средний бомбардировщик, был значительно более совершенной машиной, чем другие аналогичные аэропланы. Прочной, манёвренной. Стрелковое вооружение «Лебедя-Гранда» состояло из двух пулеметов, он обладал хорошей аэродинамикой, и в кабине помимо места лётчика были оборудованы места для переднего и заднего стрелков, а также для фотографа. Именно этот уникальный аэроплан, который был единственным в белой армии, и выбрал Александр Юрьевский для полёта в Елизаветград…
        «Под крылом самолёта о чём-то поёт…»
        Саша любовался с высоты открывающимися видами. Лететь на этом допотопном чуде ХХ века было прикольно. Скорость небольшая, конечно, по сравнению с самолётами его времени, мотор стрекочет негромко, высота тоже всего лишь метров шестьсот. Не полёт, а одно удовольствие. И никакой опасности: снизу, даже если кто стрелять начнёт, вряд ли попадёт. Авиация противника? Какая там авиация? Истребителей у Красной армии почти нет, да и у белых мало сейчас аэропланов, которые могли бы вступить в бой. Воздушный бой. Так, для разведки и доставки важных донесений, то есть сообщений между фронтами, скажем, между колчаковским и деникинским. Вот бы ещё с Юденичем связаться… Впрочем, это пока подождёт, сейчас самое главное - это Махно.
        Пилот обернулся и, показав кулак, четыре раза разжал и снова сжал его. Четыре по пять - это означало «через двадцать минут будем на месте». Саша посмотрел на Слащёва. Тот улыбнулся и показал большой палец. Мол, все хорошо. Однако получилось не очень хорошо…
        Как только аэроплан приземлился на поле неподалёку от Елизаветграда, откуда-то из-за лесочка внезапно выскочил конный отряд и помчался к месту приземления. Слащёв на всякий случай повернул в сторону скакавших во весь опор всадников пулемёт «Кольт», которым был оснащён аэроплан. Но Саша покачал головой.
        - Не надо, Яков Александрович. Провалим миссию. Это, скорее всего, махновцы. Если мы их сейчас перестреляем, то никаких переговоров с батькой Махно не будет.
        Слащёв зло сплюнул.
        - Александр, ты смотри, чтобы мы живыми до Махно добрались. А то эти его башибузуки нас сейчас нашинкуют за будь здоров!
        Саша выскочил из аэроплана и поправил свою форму. Он на всякий случай достал из кобуры свой револьвер, но спрятал его за спину.
        - Я не говорю, что надо спокойно подставлять свою голову, но ты, Яков Александрович, стреляй только в самом крайнем случае. Бросьте мне флаг, надо дать понять встречающим, что мы - парламентёры.
        Слащёв, что-то бормоча себе под нос насчёт доверчивого мальчишки, который собирается вести переговоры с этими бандитами, полез в свою кабину и, достав древко с белым флагом, бросил его Юрьевскому. И вовремя - махновцы были уже совсем близко. Саша развернул флаг и поднял его над своей головой.
        Первым подскакал к аэроплану колоритный махновец в матросской бескозырке, которая чудом держалась на его буйной шевелюре, но одетый в ярко-красный гусарский ментик, поверх которого была наброшена какая-то мужицкая свитка. Не сходя с коня, он, вращая перед собой обнажённой шашкой, заорал:
        - Сдавайтесь, сволочи белопузые. Не туды залетели, вашу мать…
        Дальше шло перечисление всех близких родственников парламентёров и точное указание места, куда они должны поместить свой белый флаг. Саша подошёл ближе к всаднику и демонстративно помахал флагом перед его носом.
        - Любезный, ты не ори, как будто тебя режут. Мы к батьке Махно прибыли, и он будет решать, как нас встречать и как провожать. А тебя я тоже могу послать по матушке в дальнюю дорогу на хорошо известный тебе орган. Только идти ты будешь недолго, потому что размер твоего дружка слишком мал.
        Саша понимал, что агрессию этого махновца он не остановит, поэтому надо вести себя максимально дерзко и уверенно - иначе не поймут. Но в данном конкретном случае он ошибся - предводитель махновцев его не понял. Вернее, наоборот - понял, но не так. Услышав, как с ним разговаривают, да ещё и при всей его компании, этот гусар в бескозырке просто осатанел. Он направил коня на Сашу и с ходу попытался рубануть его шашкой. Тот не растерялся, резко отшатнулся в сторону, а потом как бы притёрся к коню и, схватив всадника за одежду, продолжил движение его руки с шашкой. То есть послал махновца вслед за рукой. Шашка воткнулась в землю, а всадник, описав дугу, шлёпнулся на землю. Точнее даже не шлёпнулся, а воткнулся в землю, как и его шашка.
        Но, видимо, этот малый отличался недюжинной силой и отменным здоровьем. Любой другой на его месте валялся бы в отключке минимум полчаса. А этот сразу вскочил, тряся башкой. Рванув шашку из земли, он попытался было снова напасть на Юрьевского. Саша не стал испытывать судьбу, а направил на махновца свой револьвер. Тот ощерился:
        - Стрельнешь меня - мои хлопцы тебя в капусту нашинкуют. Шо, в штаны наложил, ваше благородие?
        - Слышишь ты, гнида подзаборная, я вижу, ты смелый с шашкой на безоружного. А на пулемёт тоже прыгнешь? - раздался с аэроплана голос Слащёва.
        Тут же простучала очередь из пулемёта, которую Яков дал поверх голов остальных всадников, которые остановили лошадей буквально в нескольких метрах. Махновец остановился. Но не для того, чтобы подумать - видимо, думать ему было нечем.
        «Он какой-то отмороженный», - проскочила мысль у Саши.
        Но гусар-морячок действительно о чём-то размышлял, всматриваясь в Юрьевского.
        - Погодь… - внезапно промолвил он. - То-то я гляжу… Так ты, сука, контра. Когда только успел… Я же тебя вчерась только видел с батькой. Ты, гад, к белым переметнулся. Вон уже и мундир с погонами напялил. Я говорил батьке, шо ты засланный к нам, он не верил. Или?.. Вас ведь двое было тогда, с циркачами. Ну, сволочь, молись. Я тебя тока немного попорчу, но так, шоб говорить мог.
        И махновец медленно стал приближаться к Саше, раскручивая свою шашку в руке. Саша, не говоря ни слова, просто выстрелил ему под ноги. Махновец остановился. Ситуация была патовой - он не мог достать своей шашкой неприятеля, а его казачки не рисковали помочь своему командиру, находясь под прицелом пулемёта. Саша, в свою очередь, понимал, что нельзя убивать людей батьки Махно, иначе переговоры могут сорваться, даже не начавшись.
        - Если ты так хочешь меня порубать, то давай один на один. Сможешь - твоя взяла, не сможешь - ведёшь нас к батьке Махно. У меня есть что ему сообщить. Попробуют твои хлопцы нас взять - поляжете тут. Ты ж, как я погляжу, смелый больно, так давай на саблях проверим, чего ты стоишь. Или кишка тонка?
        - Давай, Щусь, рубайся с беляком, только голову ему не срубай, шоб мог батьке рассказать, шо он хочет! - крикнул кто-то из махновцев.
        «Щусь - подручный батьки Махно? Вот я попал! Только чего он такой неадекватный?» - подумал Саша.
        Но думать было некогда - Щусь кивнул и сказал:
        - Твоя взяла, контра. Давай, доставай саблю, я тебе счас обрезание сделаю.
        Слащёв бросил Саше его шашку, которую тот оставил в самолёте, Саша на лету её поймал, вытащил из ножен, однако ножны не отбросил, а оставил в левой руке. Эту шашку Юрьевский подобрал под себя давно - выменял у одного казака. Она ему сразу приглянулась - была небольшой, довольно короткой, больше даже походила на изогнутый турецкий ятаган, и явно была персидского происхождения. Клинок идеально подходил под его рост, шашка хорошо легла ему в руку, была прекрасно отцентрована, а отсутствие гарды позволяло спокойно перебрасывать её из руки в руку и вращать шашкой в разных направлениях.
        Как он успел заметить, у его противника был драгунский вариант шашки, то есть там имелись гарда и крестовина. Такая шашка в основном была создана только для рубящих ударов, и ею сложно было нанести укол или режущий удар. Этим Юрьевский и решил воспользоваться.
        Саша занимался фехтованием четыре года. Вначале ему нравилось, но потом, достигнув уровня кандидата в мастера спорта, он охладел к спортивному фехтованию. Нанесение уколов, добыча очков и все эти стандартные передвижения вперёд-назад парню быстро приелись. И как раз в этот момент его брат Сергей показал ему работу цзян-шу - технику работы с узким мечом в китайском ушу. Саше, в принципе, понравилось, но спортивное ушу было слишком вычурным и показалось ему каким-то ненастоящим. Да и мечи, которые применялись для показательных выступлений - таолу - были не настоящими, а спортивными, легко гнулись, и рубиться ими было нельзя.
        Но однажды он познакомился с так называемыми ролевиками. Их ещё называли реконструкторами, постоянно путая, кто есть кто. Наверное, оттого что ролевики - они тоже применяют и рыцарские доспехи, и оружие типа мечей и арбалетов. Только ролевиков чаще всего привлекала рыцарская тематика, плюс создавали они себе игры по произведениям Толкиена - хоббиты, эльфы, гномы, рыцари всякие. А вот реконструкторы Саше понравились больше: во-первых, разнообразием эпох, во-вторых, более серьёзным отношением и к амуниции, и к самой эпохе. Если фехтовать - то не просто тупо лупить саблей или мечом, а уметь ими владеть, если шить форму - то в полном соответствии времени и эпохе. Вплоть до материала, тканей и знаков отличия. То же самое касалось стрельбы из лука, арбалета или, к примеру, винтовки Мосина.
        Так потихоньку своё фехтовальное искусство Саша стал оттачивать в компании реконструкторов, которые специализировались на историческом фехтовании. Он увлёкся, да так серьёзно, что даже начал участвовать в соревнованиях. И вскоре его стали называть не Сашка, а Шашка - за то, что ему понравилось это оружие. Саша-Шашка даже ездил на Кубань и учился работать шашкой у настоящих казаков, мастеров владения этим холодным оружием. А там учили на совесть. Так что и фехтовать, и рубить, и фланкировать Саша умел будь здоров. Но вначале он решил посмотреть, что умеет этот любимчик батьки Махно. Поэтому просто держал шашку обычным хватом, немного отведя её в сторону.
        Щусь не стал изобретать какие-то фехтовальные приёмы, по всей видимости, всякие там батманы или флэш-атаки ему были незнакомы. Он просто и без затей ринулся на противника, собираясь разрубить его пополам, тем более что его мощная комплекция вполне позволяла ему это сделать. Саша всего лишь сделал быстрый шаг в сторону, а поскольку махновец упустил из внимания его левую руку, в которой были зажаты ножны от шашки, Саша этими ножнами нанёс Щусю короткий, но весьма болезненный удар прямо в нос. И тут же, фланкируя шашкой, уже правой рукой снизу вверх вспорол махновцу сзади его свитку.
        Щусь замер. Из носа у него потекла кровь, но не это остановило махновца. Он вдруг отчётливо понял, что если бы его противник захотел, то вспорол бы ему не одежду, а живот. Атаман бывал в разных переделках, много раз отчаянно рубился и с белыми, и с красными, сходился в бою с казаками, которые владели шашкой виртуозно. Но ещё ни разу он не встречал противника, который мог с первых же секунд боя так легко, можно сказать, играючи, познакомить его со смертью, тень которой только что мелькнула у него перед глазами.
        Но Феодосий Щусь и в самом деле был, как подметил Саша, отмороженным. Он не боялся ни Бога, ни чёрта, и даже Махно понимал, что и он не является для Щуся авторитетом. Поэтому атаман долго не рефлексировал, а, взревев, моментально повернулся и снова кинулся на Юрьевского. На этот раз он не пытался его зарубить, а стал вертеть шашкой, словно мельница, нанося удары и сверху, и снизу, и сбоку. Причём он умело фланкировал своей шашкой, несмотря на то что она была драгунского образца, и её нельзя было перебрасывать из руки в руку.
        Но Саше, казалось, новая атака махновца не доставила никаких хлопот - он легко отбивал удары противника то шашкой, то ножнами, причём этими самыми ножнами то и дело тюкал Щуся то по голове, то по ногам, а то и по руке, в которой он держал шашку. Наконец Щусь, изловчившись, нанёс Саше удар в левую руку. Тот его отбил, однако удар был такой силы, что выбил у него из руки ножны.
        И тогда Юрьевский показал махновцу мастер-класс. Он моментально нанёс своей шашкой несколько быстрых ударов, выполнив обратную восьмёрку, после чего свитка Щуся окончательно превратилась в какие-то лохмотья. Потом он перекинул свою шашку в левую руку, причём взял её обратным хватом, резко сблизился с противником, схватив правой рукой того за рукав левой руки, приставил свою шашку к его горлу. Его лицо оказалось рядом с лицом атамана. Казалось, ещё одно движение - и Саша перережет махновцу горло.
        Однако это только так казалось. Щусь никогда не сдавался, и Саша напрасно думал, что всё закончилось. Махновец внезапно резко рванулся вперёд, прямо на противника, и, отбив своей шашкой шашку Юрьевского, сильно ударил своей головой его в лицо. Саша, не ожидая такого приёма, упал навзничь. Щусь кинулся к нему, собираясь пригвоздить того к земле, но внезапно напоролся на шашку - падая, Юрьевский всё же успел выставить её перед собой. Махновец немного постоял, затем качнулся и свалился на землю.
        - Твою мать! - только и смог сказать Слащёв.
        Это была катастрофа. Саша в отчаянии понял, что даже если махновцы, стоявшие под прицелом пулемёта, их сейчас не атакуют, то гибель махновского командира батька ему не простит.
        - Автомобиль!
        Слащёв показывал рукой в сторону города, откуда прямо по полю к ним мчался автомобиль. За ним скакала конная группа и колесили несколько тачанок.
        Улетать было поздно. Да и люди убитого Щуся им бы не дали этого сделать. Саша мог бы забраться в свою кабину и присоединить свой пулемёт к слащёвскому, но что бы это дало? На тачанках стояли «максимки», впрочем, аэроплану хватило бы одного залпа из винтовок. Им, кстати, с Яковом и пилотом - тоже. Значит, надо было что-то быстро придумать.
        Но когда автомобиль подъехал к аэроплану, Саша понял, что думать будет не он. И облегчённо вздохнул. Зато у Якова Слащёва лицо немного вытянулось. Он как-то по-детски заморгал и, обернувшись к Саше, произнёс только одну фразу:
        - Чёрт меня подери!
        А Саша Юрьевский подошёл к автомобилю и сказал:
        - Ну, здравствуй, брат!
        Глава двадцать седьмая. «Мы из будущего!»
        Нестор Махно никогда ничему не удивлялся. Слишком много ему довелось повидать в своей жизни. И даже гибель Феодосия Щуся он воспринял как нечто само собой разумеющееся. Щусь был слишком дерзок, неуправляем, и порой казалось, что и его, батьку Махно, Феодосий может послать куда подальше. Ещё когда в Гуляй-Поле был создан отряд анархистской «Чёрной гвардии», Щусь был самым активным бойцом этого отряда. А потом организовал свой собственный отряд. И когда он со своим отрядом в начале 1919 года присоединился к Махно, то всё равно постоянно действовал сам по себе. И отдавать ему приказы было затруднительно: во-первых, поди поищи его, а во-вторых, Щусь запросто мог приказ не выполнить, а сделать всё по-своему.
        А ещё Махно поражала жестокость соратника. Нет, в боях с немцами, петлюровцами или белыми нет пощады к врагам. Ну и когда с красными рубались - тоже всё понятно. Но Щусь не щадил пленных, а также куркулей - зажиточных крестьян. Ещё сильнее он ненавидел помещиков и вообще, как он любил говорить, «всех буржуев». И порой расстреливал их, не разбираясь в степени «буржуйства». Так, в Екатеринославе он однажды расстрелял известного в городе врача только потому, что тот вышел на улицу в дорогом пальто. В общем, Федос постоянно ходил по краю, и вот доигрался.
        Но когда Махно увидел сразу двоих братьев Юрьевских, он впервые за много лет был удивлён. Сергей сам по себе показался батьке очень странным малым. И не только оттого, что он в драке уложил Щуся, что вообще было делом практически невозможным. То, что потом рассказал этот хлопец батьке, было просто немыслимым. И про Григорьева, что, кстати, потом полностью подтвердилось, и про намерения красных. Что, опять же, потом подтвердили лазутчики Махно, которые в большом количестве оставались в Красной армии и снабжали его разведку информацией.
        Кстати, этот амбал Лёва Зиньковский, старый знакомый Канторовича, который прибыл в армию батьки вместе с этим хлопцем, Юрьевским, очень к месту пришёлся - лихо командует разведкой. Недаром Барон его посоветовал, у этого старого арестанта глаз намётан. Так что Лёва этот - ценный фрукт. А Буданову таки удалось поговорить с красным командармом Егоровым. Тяжко сейчас Красной армии, Киев потеряли, жмут их деникинцы. Авраам передал Егорову пожелания батьки, и тот сказал Буданову, что уже телеграфировал в Сов нарком и Реввоенсовет фронта о необходимости заключения с ним, Махно, временного союза.
        И Сергей этот говорил то же самое. Временный союз. И вот на тебе - теперь их, оказывается, двое. Только его брат служит у белых, у самого Деникина. Который тоже вдруг захотел замириться с Махно. Чудеса! А удивительнее всего то, что на переговоры командующий белых послал Яшку Слащёва. Того самого, от которого он, Нестор Махно, огрёб по самое не балуй, сотни которого разгромили его хлопцев, порубали и рассеяли. Никогда ещё батька не получал по соплям. Первый раз такое было. И, хотелось надеяться, последний. Но Яшка этот, по всему видать, серьёзный противник. Так что всё по-честному. Надо будет - ещё возвернёт ему батька должок. Но пока что он просится в союзники. И надо решать…
        - Нестор Иванович. Давайте вначале по существу. Я имею в виду не военную сторону вопроса, а, так сказать, идеологическую.
        Сергей решил всё-таки поставить все точки над ё. Саша сказал достаточно и привёл убедительные доводы, но всё же с Махно все эти дни был он, Сергей, так что ему и уговаривать батьку.
        За столом сидели Саша Юрьевский, его брат Сергей, а также Яков Слащёв. Махно по своему обыкновению стоял у окна и слушал всех, не возражая и не перебивая. Оттуда он потихоньку наблюдал за братьями и поражался - как они похожи. А Яшка вон как их слушает, хотя здесь он самый старший. Хотя нет, вон на табуретке Канторович сидит, он тут самый старый. И самый хитрый. Они условились с ним: Барон в переговоры не встревает, слушает внимательно, но в случае чего даст батьке знак.
        - Так вот, смотрите, сейчас многие пункты вашей программы совпадают с теми действиями, которые производит Деникин на своей, так сказать, территории. Землю мужикам он оставил, то есть сделал то, за что вы, Нестор Иванович, боролись. Все казённые и помещичьи земли теперь отданы крестьянам, проводится земельная реформа. На заводах созданы так называемые комитеты рабочего контроля. То есть представители рабочих совместно с администрацией управляют заводами. Принято весьма прогрессивное рабочее законодательство с восьмичасовым рабочим днём и мерами по охране труда. Так что власть теперь в руках у рабочих, а большевики пусть кусают себе локти.
        Тут Саша перебил своего брата:
        - Кстати, о большевиках. Антон Иванович Деникин не проводит принудительную мобилизацию в свои армии - они потому и добровольческие. А вот большевики насильно гонят в солдаты население с тех территорий, где они установили свою власть. Как вы помните, Нестор Иванович, их советская власть базируется на принципе диктатуры - диктатуры пролетариата. Насколько я помню, анархисты всегда выступали против любой диктатуры и стояли за выборную власть снизу доверху. И вы лично потому и поссорились с коммунистами, что на своём Гуляйпольском районном съезде именно такую власть у себя и хотели установить.
        Махно с интересом посмотрел на этого молодого прапорщика. А брательник-то у Серёги тоже крут - вон как фактами сыплет. И по идеологии подкован, надо будет с ним подискутировать по поводу большевизма и анархизма в России.
        - Допустим, всё это правда. И шо с того? Деникин Красную армию разобьёт, возьмёт, скажем, Москву, и шо дальше? Снова вернутся помещики и буржуи, снова отберут землю и заводы. Он же за царя, или как?
        Саша отрицательно покачал головой.
        - Вопрос о государственном устройстве в России пока на повестке дня не стоит. Задача - восстановить само государство. Ликвидировать власть большевиков. Дать людям передохнуть, прекратить эту войну. Сколько можно уже? Но даже после того, как закончится война… В рядах Белого движения нет единства: часть генералов хочет возвращения самодержавия, а часть - за созыв Учредительного собрания. Которое, кстати, в январе восемнадцатого разогнали как раз большевики. И знаете, почему? Да потому, что народ выбрал не их! За большевиков проголосовало только двадцать три процента! А за эсеров - почти в два раза больше, сорок процентов! А буржуи, как вы их называете, то есть партии, представляющие интересы крупных землевладельцев и фабрикантов, получили в совокупности те же результаты - около двадцати процентов. И кадеты - пять. Так что ещё неизвестно, кто должен управлять государством, которого пока нет. Что же касается земли, то мне удалось убедить Деникина, что столыпинская реформа, основными направлениями которой были передача надельных земель в собственность крестьян и постепенное упразднение сельской общины
как коллективного собственника земель, на сегодня наиболее выгодна России. И как только установится порядок, начнётся, как и хотел Столыпин, широкое кредитование крестьян, скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях.
        Махно недоверчиво посмотрел на Сашу:
        - Так все помещики и согласились? А откуда деньги на кредиты взять? И куда вообще деть помещиков и заводчиков? Они шо, вот так от своей собственности, от своего имущества откажутся?
        Саша улыбнулся:
        - Во-первых, имущество у них никто не отбирал, их имения им и вернутся. Но землю купит у них государство или же проведёт национализацию. Возможно, и так, и так будет. Кроме того, лучше получить хоть что-то, нежели потерять всё. Сейчас большевики отбирают у них всё, включая жизнь. Так что, думаю, власть Деникина им понравится больше. А во-вторых, деньги есть и ещё будут. Но не сразу.
        Махно иронично усмехнулся:
        - Антанта даст? Взамен земельку им? Пол Украины?
        Вмешался Сергей:
        - Нестор Иванович, как раз об этом и речи не может быть. Вот как раз ваш типа «союзник», - юноша специально выделил это слово, скорчив скорбную физиономию, - ваш Петлюра, к которому вы хотели податься, так вот, он отдал Украину полякам. А до этого гетман Скоропадский отдал всю Украину немцам. Вы же помните, как они старательно в восемнадцатом вывозили в Германию скот, хлеб, лес. Да и людей хотели к себе угонять, вот вы и другие атаманы помешали. И большевики готовы были немцам пол-Украины отдать, лишь бы те не воевали с ними.
        Саша тут же поддержал брата.
        - Вот-вот! А Колчак отказался от помощи армии финского барона Маннергейма, хотя тот обещал помочь генералу Юденичу взять Питер. А почему отказался? Да потому, что не стал обещать не только независимость Финляндии, но и присоединения к ней Олонецкой губернии и Карелии. Финны раскатали губёнки на российские земли, хотя сами пока что являются частью Российской империи. Кроме того, Деникин отказался удовлетворить претензии стран Антанты, которые уже сейчас хотят откусить от России кусок. Те же французы не прочь были воцариться в Одессе и в Крыму, вот Яков Александрович их оттуда и выгнал к чёртовой матери. Так что не большевики, а именно Деникин, Юденич и Колчак - истинные патриоты своей страны.
        - Да, Нестор Иванович, это правда. Пока мы с тобой рубались, поляки требовали у Деникина отдать им часть Украины. Антон Иванович их вежливо послал подальше, - вставил свои пять копеек Слащёв.
        - Именно. Кстати, Пилсудский предаст Деникина и заключит союз с большевиками, - добавил внезапно Саша Юрьевский.
        Махно повернулся к нему:
        - А откуда ты, хлопец, об этом можешь знать? Ты ж с поляками не встречался. Ты у Деникина ведь служишь?
        Саша хотел ответить, но его перебил Сергей:
        - А я вот у вас, Нестор Иванович, служу. И что? Зато знаю, что большевики предпримут, и знаю это совершенно точно. Вот, к примеру, вам картина на полгода вперёд. Допустим, мы не договоримся. Вам придется скакать на Умань и замириться с Петлюрой. Допустим, вы это сделаете. Хотя как раз Петлюра полякам Украину и отдаст. Но идём дальше. Вам, Нестор Иванович, надо будет пройти к Гуляй-Полю. А как? Только по тылам Добровольческой армии. То есть с боями. Под Перегоновкой вот Яков Александрович вас встретит, и вам, чтобы вырваться из кольца, придётся лично вести ваших хлопцев в атаку. Вы прорвётесь, но потеряете много своих бойцов. Но дальше начнётся самое отвратительное: вы помиритесь с большевиками, и они бросят вас в самое пекло - отвоёвывать у генерала Врангеля Крым. У вас снова будут большие потери, но белых вы разобьете. А потом всех вас, кто останется в живых, окружат части Красной армии и станут выкашивать пулемётами. Вырвется только около двух сотен ваших хлопцев. Красные будут вас преследовать, и в конце лета двадцатого года только семьдесят восемь человек во главе с вами, Нестор Иванович, и
вашей женой Галиной Кузьменко вынуждены будут уйти за границу к румынам. Вы будете жить в Румынии, потом в Польше, потом переедете во Францию и в тридцать четвертом умрёте от костного туберкулёза.
        Махно с каждым словом бледнел, но молчал. Но когда Сергей внезапно сказал о том, что он умрёт во Франции, батька не выдержал. Он отошёл от окна, подошёл к столу, опёрся на него руками и, глядя на братьев, процедил:
        - Да кто вы, чёрт вас возьми, такие? Откуда ты можешь знать, где и когда я умру и шо вообще завтра со мной будет?
        И тогда Сергей так же тихо ответил:
        - Мы, Нестор Иванович, из будущего!
        Глава двадцать седьмая. Точка бифуркации
        Братья сидели на завалинке и молчали. А что говорить? Уже рассказали друг другу свои истории, поспорили насчёт будущего и даже обсудили план действий в этом самом будущем. Но как-то неспокойно было на душе и у одного, и у второго.
        - Знаешь, Саня, я вот вспоминаю нашу жизнь там, в прошлом. Нет, понятно, что с точки зрения комфорта и прочего не сравнить… Но как-то слишком однообразно всё было. Рутина… Университет, потом работа… Карьера. Хотя какая, к чёрту, у нас карьера сейчас? Страна вымирает, экономика сдохла, нацики страну развалили… А кому у нас сейчас нужна история? Настоящая история? Вятрович придумал новую, перекроил, скотина, всю нашу историю. И таких вот национально свидомых идиотов полно… Но дело даже не в этом. У нас жизнь какая-то пресная была. Я ведь потому и в спорт подался, что там всё поживее. Поинтереснее. Адреналин и всё такое. И честнее в спорте всё. Потому что если ты что-то из себя представляешь, то доказывай в поединке. Соревнуйся. Борись. И сразу видно, кто есть кто. А в жизни часто человек - какое-то ничтожество, а благодаря папе-маме-дяде-тёте оно уже на авто дорогом разъезжает, деньгами сорит, и будущее у него на сто лет вперёд проплачено. Мерзко…
        Саша усмехнулся:
        - Так тебя что не устраивает - спокойная размеренная жизнь или те, кто тебя в ней окружает?
        Сергей вздохнул:
        - Да всё меня не устраивает. Конечно, страну загубили - это факт. Но и сама жизнь меня не устраивала. Интернет везде рулит, всё просто, жопу можно не отрывать от дивана, в интернете карьеру строить… Знания наши - кому они нужны? Зачем мы учились, вот лично я зачем в раскопах пропадал? Потом искал архивы… А наши солдаты, которые за Родину умирали, что с ними теперь сделали? Памятники героям Великой Отечественной разрушают, скоты! Вот как подумаю, что те, кто здесь сейчас с нами, за свою страну, за свои идеи, за народ погибают - а их потом оболгут, ошельмуют… Из того же Махно пугало сделали. Вот кому теперь докажешь, что все эти книги и фильмы, в которых батьку ублюдком психованным выставляют, полное враньё? Тошно делается…
        Саша положил руку брату на плечо и ответил:
        - Вот это и главное. То, что жизнь наша в целом спокойная и размеренная - это одно. Сам понимать должен: прогресс, наука и всё такое. Мне как раз всё это по душе было, возможностей больше. Ну и комфорт, конечно. Я ведь иногда тоскую по интернету, по музыке нашей… Ты же знаешь, какой я меломан. Джаза здесь и в помине нет, какие-то дурацкие вальсы да романсы. «На сопках Маньчжурии», блин! «Тихо вокруг, только не спит барсук…» - внезапно пропел он и рассмеялся. Потом продолжил: - В общем, с одной стороны, жизнь меня устраивала. Но вот то, что ты сказал по поводу перспектив и будущего - здесь, конечно, была полная жопа. И война Гражданская - это, конечно, ужасно. Когда мы внезапно сюда попали, я ещё удивился: вот, думаю, тебе настоящая Гражданская война. И снова на Украине. Снова брат на брата, а отец против сына. Классика. Только когда огляделся, когда понял, куда мы попали и что происходит, я даже обрадовался. Ведь мы с тобой можем сейчас поменять историю. И если всё получится, не будет у нас ни майданов, ни развала страны, ни воен. Да, может, и Советского Союза не будет. Мне лично он никогда не
нравился. Если бы тогда царя не скинули, если бы не было той вакханалии, когда внезапно всё рухнуло, неизвестно, какая бы была Россия. И Украина, кстати, тоже. И остальные союзные республики. Империя ведь была сильной! Не зря англичане так злобствовали. Это же они Германию всё время науськивали…
        Саша помолчал. Потом снова заговорил:
        - А самое главное, Серёга, ты посмотри, какие сейчас люди! Открытые, честные. Нет, говна хватает, конечно - Гражданская война подняла с самого дна всё… И выплеснула… Но вот я в белой армии посмотрел, сколько умных, толковых, а главное - искренне болеющих за свою родину людей. Образованных, культурных. А ведь их перебили во время гражданской - той, которая у нас была! Генофонд был выкошен.
        Сергей покачал головой:
        - Ты, Саня, не суди по белым только. Среди них тоже садистов было и мерзавцев много. Тот же атаман Анненков у Колчака, если помнишь такого. Негодяй был первостатейный.
        Саша тут же возразил:
        - Про Анненкова - да, читал, но там и барон Унгерн был, тоже садист и палач. Но вместе с тем человек чести. Просто убеждения у него такие были, не щадил большевиков. Да что мы сейчас о них? Ты же знаешь, как историю переписывали. И современники тоже своих недругов могли шельмовать. Вон, Слащёва вешателем прозвали, и Деникин, и Врангель о нём дурно отзывались, мол, наркоман и псих. А я вот с Яковом познакомился и скажу тебе: фигня все те отзывы и Деникина, и Врангеля. У Слащёва не было привычки жопу начальству лизать. А Крым он у красных за три недели отбил, а потом один с горсткой солдат удерживал полгода. И население его боготворило, потому что жил скромно и всегда был за справедливость. Вот тебе и разница между исторической правдой и воспоминаниями современников.
        Сергей не стал спорить. Сашке виднее - он сейчас у белых, и ему решать, кто там чего стоит. Но и ему тоже многое здесь видится по-другому. О чём Сергей не преминул сказать брату:
        - Ты, Саша, прав, конечно. Но не в том дело, кто за какую идею сражается. Ты говоришь, белые офицеры культурные, и, мол, на них потом пропаганда большевиков навешала ярлыки палачей и вешателей? Вполне могу поверить. Хотя, насколько я читал архивы, в этой Гражданской войне все были хороши. Все вешали и расстреливали. И подонков везде хватало. Вон, я смотрел на махновцев… Да, таких отморозков, как Щусь, было много. Особенно среди тех, кто посчитал, что революция дала им право убивать и грабить. Но много и нормальных парней, которые просто не имели возможности выбиться в люди. Беднота. А вот на войне они выдвинулись. Да тот же Махно! Он же, по сути, создавал целое государство - первую и единственную в мире анархистскую республику. И когда мы тут немного пообтёрлись, мне вот стало интересно: а почему бы действительно не создать это государство? Без диктатур и демократий! Ведь выборность - это здорово. В сёлах, которые контролировали махновцы, и власть была твёрдая, и самоуправление работало. И выбирал народ! Именно народ, не какие-то там депутаты, не партии. Сами люди себе выбирали свою власть!
        Саша внимательно слушал брата, одобрительно кивая, но на последней его фразе вскочил и восторженно хлопнул себя по ляжкам.
        - Вот! Вот и я о том же! Мы можем не просто повернуть историю вспять, мы можем сами проделать грандиозный эксперимент! Исторический эксперимент! Ни одному историку такое и не снилось! Мне вот тоже интересно, какая из форм государственной власти наиболее благоприятна будет для России. Я так думаю, у Деникина с Врангелем не хватит сил окончательно добить красных. Сил у них мало. Всё-таки Россия - огромная страна. Большевики народ агитировали долго, ещё с революции девятьсот пятого мозги народу промывали. За два года белые не переплюнут их пропаганду. А как государство рухнуло, началось безвластие - и полезло из людей такое… Сам ведь видел, что в сёлах творилось? Ну, отобрали землю, а грабить поместья зачем? Ну, ограбили, а зачем надо было имения сжигать? И помещиков убивать? Звериное полезло из людей, дикость, то, что ранее сдерживали закон и полиция. Бесконтрольность и безнаказанность - вот отчего народ с катушек съехал. Идеология здесь ни при чём. У нас в девяностые то же самое было. А потом в Украине, когда майданы начались…
        Сергей возразил брату:
        - Власть ведь, какая бы она ни была, она всегда плохая. И вот пример хорошей власти - у Махно. Хотя он тоже и расстреливал, и вешал - но за дело. За грабежи и погромы, между прочим, наказывал. И своих, и чужих.
        Саша его перебил:
        - Так вот и Яков Слащёв точно так же действовал. Однажды прямо у своего штабного вагона вздернул уличённого в воровстве ювелирных украшений одного из любимцев барона Врангеля, приговаривая при этом: «Погоны позорить нельзя никому». Видимо, потому барон его и невзлюбил. И гадости писал потом в своих воспоминаниях. В Крыму ведь Слащёв своих офицеров за грабежи вешал, а не потому, что был самодуром. А простой народ в Крыму Слащёва любил и уважал. За справедливость.
        Сергей улыбнулся:
        - Да ты, Саня, не кипятись. Я тебе верю и с тобой не спорю. Просто и твой Слащёв, и мой Махно - они себе не хапали, не обогащались. И воевали не за деньги там или за будущее своей семьи. Жили, как все, просто, не шиковали, жизнью рисковали ради своей страны и своего народа. У Махно ведь даже прозвище было, ещё с каторги - Скромный. Но я хотел бы и о большевиках слово замолвить. Да, там полно было приспособленцев, этих революционеров, мать их! Которые для себя светлое будущее строили. Евреев там, если помнишь, было немерено. Их в России угнетали, вот они все разом на Россию и навалились. Если помнишь, то все начальники управлений НКВД в три дцатые годы - все они были евреями. Потом уже Сталин почистил кадры…
        Саня хохотнул:
        - Ага, вместо них грузин поставил. Берию, к примеру!
        Сергей возразил:
        - Берия, кстати, очень даже неплохо руководил. Его ведь не зря Сталин из Закавказья выдернул. Но об этом как-нибудь в другой раз. Я о другом. Что, если образуются сразу три страны на территории России? Большевики будут Советскую Россию строить, белые - эдакую Новороссию, типа «Острова Крым» аксёновского, а между ними - махновская республика? И вот мы и увидим, какая форма государственного управления наиболее жизнеспособна. Это ведь тебе не какие-то там реконструкторские баталии на пару дней, это огромная реконструкция целого государства. Раз уж мы здесь оказались, то давай экспериментировать по полной! Как считаешь?
        Александр Юрьевский задумался. С одной стороны, он и предполагал нечто такое, когда они с братом раньше договаривались о том, что разойдутся в разные стороны: он пойдёт к белым, а Сергей - к Махно. Но так далеко, как сейчас предложил ему брат, он не заглядывал. Думал, конечно, но не предполагал, что попадёт к самому Деникину и сможет его убедить в чём-то. А вот вышло ведь. И теперь с этих позиций вполне можно попробовать изменить не только ход истории, но и реально попытаться провести эксперимент с коррекцией этой реальности. Вплоть до образования нового государства. Или новых государств?
        - Ты знаешь, когда мы с тобой, Серёга, только начинали этот разговор, я не думал, что всё получится. Для меня это действительно было чем-то вроде одной из реконструкций, ну как будто там, в нашем времени, когда я ездил на все эти слёты и фестивали. Тем более я не предполагал, что мы с тобой так удачно впишемся в это время. А теперь я - советник у Деникина, ты - у Махно. И если Деникина я убедил, то мы вдвоём сможем дожать и Нестора Ивановича. Хоть он и упрямый, чёрт. Только надо наше «попаданское» происхождение от остальных держать в тайне. Слащёва я беру на себя, он будет молчать, думаю, Махно тоже не станет об этом распространяться. Вот этот еврей Канторович меня беспокоит…
        Сергей нахмурился и сплюнул зло:
        - Да, дедушка тот ещё фрукт. Надо будет с ним отдельно поговорить. Но в любом случае батька был впечатлён…
        …Махно был не просто впечатлён - он был ошарашен. Нет, он, конечно, сидя в тюрьме, много читал. И не только идеологические труды Кропоткина, Бакунина и других анархистов. Читал он и труды Маркса с Энгельсом, где ознакомился с экономическими вопросами. Но попалась однажды ему книжка некоего Алексея Апухтина под названием «Между жизнью и смертью». И там автор рассказывал о переселении душ. Мол, когда человек умирает, то его душа может переселиться в другого человека. Собственно, именно об этом и было написано в книге. Там главный герой внезапно умер, но его душа оказалась в теле другого человека. И герою теперь предстоит прожить вторую жизнь в новом теле. А ещё Нестор читал книгу русского писателя Всеволода Соловьёва «Волхвы», в которой одиозный граф Калиостро, тайные ордена масонов и розенкрейцеров управляют страной. Люди, владеющие тайными знаниями, внедряются в высшее руководство государства, и начинается эпоха перемен.
        И вот на тебе! Люди из будущего! О таком даже в романах никто не писал. Разве что Герберт Уэллс в своей книге про машину времени что-то подобное рассказывал. Но эти-то - они ведь без всякой машины времени здесь оказались. Впрочем, какая разница, как они сюда попали. Здесь другое - верить им или нет? И насколько верить?
        - Ну, добре, допустим, шо вы пришли из будущего. Но вы тут сами сказали, шо будущее может меняться. Значит, ежели я сделаю так, как вы советуете, то поменяю своё будущее?
        Сергей кашлянул.
        - Не только своё, Нестор Иванович. Вы поменяете историю многих людей. Целой страны даже. Я же вам говорил - большевики не дадут вам создать Гуляйпольскую республику. И вас подставят. Без вас никто не сможет здесь это сделать. А белые благодаря тому, что вы поддержите большевиков, не смогут победить.
        В разговор вмешался Саша:
        - А вот как раз именно белые и смогут обеспечить вам полную свободу на этом поприще. Стройте себе какую угодно власть, главное, чтобы не распространять её на их территорию. А то, знаете ли, идеи мировой революции и всё такое…
        Махно нахмурился:
        - Я за идеи не ответчик. Мало ли кому и шо там в голову взбредёт? Я так полагаю, у себя мы сами разберёмся, но к нам не лезь! Вот такая у меня будет идея!
        Саша показал большой палец. Потом, вспомнив, что в этом времени его жест не поймут, поспешил объяснить:
        - Нестор Иванович, мы вообще-то так далеко в будущее не заглядываем. На сегодняшний день главный вопрос - сохранить вас. Не дать ввязаться в драку с Деникиным, вот потому и Яков Александрович Слащёв здесь. Он ведь вам уже один раз предлагал союз, не так ли, Яков Александрович?
        Слащёв зачем-то поднялся, машинально одёрнул свой мундир и по-военному ответил:
        - Так точно, предлагал. Я вообще сейчас не вижу смысла нам драться, потому что, по большому счёту у нас сейчас цели одинаковые. Ведь большевики разоряют народ российский, они отбирают хлеб у людей, те голодают. Восстания в тылу большевиков постоянно это подтверждают. Казаки ведь отчего к нам примкнули? Оттого, что расказачивание у них большевики начали. У тебя, Нестор Иванович, тоже должны понимать, каково это, когда приходят пришлые и традиции, что испокон веков были, ломают.
        Махно кивнул.
        - Про продотряды мы знаем. И про то, как ведут себя комиссары, тоже. И про ихнюю диктатуру пролетариата мы несогласные были. За то и поругался я с большевиками крепко. Ну и про то, шо подставляют, понимаю. Троцкий телеграфировал: «Держать фронт!» Чем держать? Патронов не дали, снарядов не подвезли. Оттого ты, Яков, тогда меня и разбил. С одними шашками мы против ваших не выстояли.
        Слащёв улыбнулся:
        - Я, Нестор Иванович, спорить не буду, твои люди храбро сражались, но у меня кроме патронов и снарядов тоже кое-что было. Но то дело прошлое. Мне лично, если честно, всё равно, какая власть. Для меня главное - какая страна будет! Большевики страну разрушили, и я не верю, что они смогут возродить Россию. Потому и воюю с ними. Антон Иванович Деникин реформы проводит, опять же, землю оставил крестьянам. И я ему про то говорил не раз. Так это тебе, Нестор Иванович, должно быть известно. А что касаемо воровства да грабежей, так у нас в Добровольческой армии это пресекается и строго карается. Я лично своих офицеров за такое вешал.
        Сергей поддержал Слащёва:
        - Да, Нестор Иванович, сейчас в частях Вооружённых Сил Юга России дисциплина на уровне. Так что слово за вами. Мне кажется, надо заключить временный союз и с красными, и с белыми. Деникину достаточно, если вы будете соблюдать нейтралитет. Взамен части Добровольческой армии оставят территорию, которую контролируют ваши силы. Так ведь, брат?
        Саша кивнул, но тут же решил ковать железо, пока горячо, поэтому обратился к Махно с конкретным предложением:
        - Вышлите своих представителей в штаб Деникина, чтобы обозначить демаркационную линию. Мы выведем наши части, оставив лишь небольшие представительства. В городах будут только наши комендатуры. Опять же, они будут заложниками в случае чего.
        Махно махнул рукой:
        - Это большевики берут заложников, я таким не балуюсь. Нарушите договор - пожалеете.
        Саша улыбнулся:
        - Нам, Нестор Иванович, смысла нет нарушать. Опять же, я вам рассказал всё, что будет в будущем…
        Он запнулся, потом поправился:
        - Точнее, что было. Теперь всё может измениться. И мы с братом, - он кивнул в сторону Сергея, - в этом заинтересованы больше всех, потому что видели, чем всё закончилось и как долго страна выбиралась из этой мясорубки. Вот потому, попав сюда, мы хотели бы поменять будущее. Точнее, изменив настоящее, не допустить ошибок в будущем. Так что нет смысла сейчас думать о том, что кто-то будет нарушать наш договор. Мы с братом за этим проследим.
        Махно усмехнулся:
        - Неужто вас так прямо все и послушают?
        И тут внезапно заговорил Канторович:
        - Я таки извиняюсь, батька, шо устряю в такой уважительный разговор, но я тут самый старый, тем более - я еврей, хотя и анархист, и революционер. А евреи выгоду всегда увидят. Так вот, Нестор Иванович, мине кажется, что эти юноши говорят дело. И не в том то дело, що их послушают или нет… Я вижу, шо целый генерал Деникин послушал нашего гостя и прислал к нам целого генерала Слащёва на переговоры. А шо касается вот этого юноши, - Барон показал на Сергея, - то ты, Нестор Иванович, уже его раз послушал. И в итоге Григорьев в земле, а ты - на коне. А могло бы статься, шо было бы наоборот. И таки лезть нам всем сейчас у петлю - воевать с Деникиным, щоб потом воевать с большевиками, - то в том приятностей мало. У нас скоро осень, надо будет хлеб убирать, а хлопцы рассказывают, шо будет голод в России, а потом и на Украине. И нужны рабочие руки, шоб урожай убрать, а где те рабочие руки? Воюют! По степям скачут и друг друга убивают. Оно нам надо? А так, батьку, хлопцы таки правы: надо немного остановиться и посмотреть вокруг. Хай белые воюют с красными, а мы поглядим, чья возьмёт. Заодно и проверим, чья
правда сильнее - красная или белая. А мы у себя нашу правду будем людям предлагать. Так шо всё будет в лучшем виде. Хай люди решают, с кем им по пути.
        Махно был удивлён: Канторович редко выступал на совещаниях, но его мнение батька выслушивал всегда. Поэтому то, что Барон внезапно решил высказаться, говорило о важности вопроса. К тому же этот старый чёрт говорил дело и простыми словами высказал те же мысли, которые высказывали эти пришельцы из будущего.
        - Ладно, господа-товарищи, вы пойдите, погуляйте, я зараз соберу всех своих командиров, шо ещё остались, посовещаемся, и я вам потом скажу про результат…
        И вот уже два часа прошло, а совещание никак не закончится. Слащёв плюнул и пошёл на речку купаться. А братья решили всё же подождать во дворе. Заодно и поговорить - ведь столько времени не виделись. Опять же, Сергею было интересно, как брату удалось попасть к Деникину и даже стать его адъютантом, а Саше тоже хотелось послушать про эпопею брата в махновской армии. Ну и, понятное дело, надо было обсудить планы на будущее.
        Вот только планы-то братья обсудили, но эти планы сейчас мог разрушить всего один человек - Нестор Иванович Махно. И точка бифуркации, которая может направить историю всей Гражданской войны, да что там войны - историю всей России по новому пути, - эта точка может сейчас превратиться в запятую.
        Но тут открылась дверь, и на крыльцо вышел Арон Канторович. Следом за ним - ещё двое. Один был здоровенным амбалом со зверской рожей, другой - совсем молодой парень, худощавый и нескладный. Арон подошёл к братьям и, показывая на своих спутников, представил их:
        - Знакомьтесь, это - наши командиры. Яков Домашенко, наш начальник штаба. Не глядите, шо он такой молодой, но башка у него варит, шо надо. А это - Лука Бондарь, - он показал на громилу, - командир полка. Героически сражался с германцами и гетьманцами, так сказать, со всем, что на букву «г». Не пугайтесь за его зверскую сущность, таки Лука на самом деле добрейшей души человек.
        Канторович улыбнулся, и здоровяк смущённо прогудел:
        - От ты, Барон, постоянно зубоскалишь. А вы, хлопцы, идите до батьки, он с вами хочет обсудить ещё какие-то акцепты.
        Братья переглянулись.
        - Ну, что, Арон Давидович, батька думу надумал?
        Канторович улыбнулся и ответил:
        - Не менжуйтесь, хлопчики, ежели б Нестор Иванович не надумал, то вас к себе б не приглашал. Лука и Яков уже получили указания на текущий момент, а вот вам, юноша, - он кивнул Саше, - надо думать, как скоординировать ваши и наши действия. Пойдёмте, надо обсудить сие без присутствия тех, хто не в курсе некоторых подробностей.
        И Барон подмигнул братьям.
        Глава двадцать восьмая. «В начале славных дел…»
        Деникин выслушал Сашу спокойно. В принципе, он был уверен, что Махно примет его предложение. Конечно, с одной стороны, ему, боевому генералу, было как-то не комильфо вести переговоры с каким-то сельским бандитом, разбойником с большой дороги. Говорят, этот Махно сидел на каторге за нападение на почтовую карету и убийство жандарма. А теперь - фу-ты-ну-ты, предводитель повстанцев. Но чёрт с ним, Александр прав: цель оправдывает средства. Ничего, можно, как сказал этот удивительно образованный и не по годам мудрый юноша, на время спрятать свои принципы в карман.
        «Как говорят, Париж стоит мессы. Так там французский король ради короны веру поменял. А здесь он, Деникин, всего лишь умерил свой гонор, тем более переговоры провели Слащёв и Юрьевский. Нет, пару дивизий, конечно, в резерве надо будет оставить, но две - это не восемь. И людей не потеряли, и наступление можно будет начинать, не опасаясь удара с тыла. А если Махно ещё и петлюровцам всыплет, вообще будет великолепно. Этот Петлюра обнаглел совсем, а его прихвостни, эти атаманы Ангел и Зелёный, вот кого бы он с удовольствием повесил на первом суку».
        Размышления Деникина прервал Александр Юрьевский, который продолжил свой доклад:
        - Таким образом, Антон Иванович, проблема Махно пока что снята с повестки дня. Конечно, ещё остаются вопросы по поводу мелких банд Ангела и Зелёного, но, думаю, они нам не опасны. К тому же, если Махно получил картбланш и будет строить на своей территории анархистскую республику, то он сам и наведёт там порядок. А мы ему поможем. Патронами, амуницией.
        - Вы считаете, Александр, что мы должны помогать этому бандиту?
        - Так точно, Антон Иванович, иначе нам придётся помогать своим раненым. В данном случае мы просто ставим на Махно как на скаковую лошадь на бегах. Придёт первой - отлично, придёт второй - тоже неплохо, главное - сделать правильную ставку. Нам надо думать теперь о наступлении на Москву. Но прежде, чем готовить удар в направлении Курска, надо понять, как использовать прорыв корпуса генерала Мамантова. Как он докладывал, под Тамбовом бывший начальник Кирсановской милиции эсер Александр Антонов создал «Боевую дружину» и стал заниматься «экспроприациями» советских учреждений. Кроме того, эта так называемая дружина осуществляла индивидуальный террор против местных большевиков. Сейчас отряд Антонова достигает ста пятидесяти человек, отобранных в основном из числа дезертиров. В районах действия антоновцев продотряды большевиков стараются не показываться, а местные крестьяне считают его своим заступником.
        Кроме того, при большевиках крестьян на Тамбовщине, а также и в других губерниях России, лишали всяких политических и экономических прав. Им запретили торговать хлебом и стали забирать его силой. Особенно свирепствовали продотряды на Тамбовщине, поскольку этому способствовала относительная близость Тамбовской губернии к центру и её удалённость от фронтов. И, конечно же, это вызывало у местного крестьянского населения сильное недовольство. В результате население Тамбовщины ответило коммунистам активным вооружённым сопротивлением.
        По данным нашей разведки, в восемнадцатом году в локальных восстаниях и партизанском движении против большевиков, продотрядов и комбедов приняло участие до сорока тысяч человек. Сейчас благодаря конному рейду генерала Мамантова в руках повстанцев оказалось большое количество оружия. Таким образом, даже если Четвёртый Донской корпус отозвать, в тылу у большевиков останутся целые районы, где советская власть отсутствует. Мало того, местное население оказывает большевикам вооружённое сопротивление. То есть задача наша облегчается, и мы не только в состоянии разбить красных, но и получаем огромные территории, где не нужны гарнизоны и карательные отряды - население нас поддерживает, а их самоуправление лояльно к юго-российским вооружённым силам. Опять же, тылы Красной армии постоянно подвергаются нападениям партизан, а за наш тыл можно будет не опасться. Кроме того, думаю, мы можем рассчитывать на пополнение наших частей не только офицерами, но и рядовыми. Необходимо только решить вопрос материального обеспечения армии.
        Деникин внимательно посмотрел на Александра:
        - Что вы имеете в виду? Денежное довольствие?
        Саша не стушевался:
        - Так точно, ваше высокопревосходительство. Наши офицеры, конечно же, во многом мотивированы идеей спасения России от большевиков, но одной идеи мало. Люди ведь не могут питаться святым духом, чего греха таить, у нас до сих пор есть перебои с продовольствием, фуражом и амуницией. К тому же у многих, кто нам служит, есть семьи. Я уже не говорю о рядовом составе. Время офицерских полков прошло, одной выучкой войну нам не выиграть. Сейчас под большевиками огромная территория, они насильно проводят мобилизации и поставили под ружьё огромную армию, поэтому они просто задавят нас массой. Так вот, чтобы не дразнить народ, насильно мобилизовать в нашу армию нельзя. Но если у нас будет налажено финансирование, если каждый солдат и офицер будет постоянно получать денежное и вещевое довольствие, то мы сможем пополнить наши ряды.
        Деникин поморщился:
        - Полноте, Александр, тогда у нас будет армия наёмников. Не для этого мы создавали нашу Добровольческую армию.
        Саша тут же возразил:
        - Никак нет, ваше высокопревосходительство, в российской императорской армии ведь тоже и офицерам, и нижним чинам выплачивали жалованье. Просто нам следует постепенно переходить к профессиональной армии. Офицерские полки, идейно мотивированные, останутся как костяк, как основа наших вооружённых сил. К тому же денежное довольствие не противоречит идее, она никуда не исчезнет. Но, как сказал один умный человек, есть такая профессия - Родину защищать! А профессия должна кормить. И профессионалов нужно ценить. В буквальном смысле этого слова.
        Деникин задумался. Он немного помолчал, затем прошёл к окну и долго куда-то смотрел. Потом повернулся к Юрьевскому и задал тот самый вопрос, которого Саша давно ждал:
        - Скажите, Александр, ведь вы понимаете, что сейчас нам неоткуда взять средства, кроме как просить займы у стран Антанты. Что накладывает на меня определённые обязательства, которые я потом обязан буду соблюдать. А французы и англичане уже сегодня требуют не только территориальные уступки, но и соблюдения некоторых договорённостей, которые были озвучены ещё нашим императором Николаем Вторым.
        Саша был готов к такому повороту разговора. Конечно же главнокомандующий Вооружёнными Силами Юга России не мог не понимать, что рано или поздно союзники России в Первой мировой войне потребуют от неё выполнения обещаний, которые давало царское правительство. Ведь признанный де-факто Верховным правителем России адмирал Колчак гарантировал выполнение обязательств царского правительства. А значит, Деникин должен подчиниться его распоряжениям. Однако на самом деле Колчак вовсе не является марионеткой теперь уже бывших союзников. Например, адмирал отверг кандидатуру Антанты - генерала Жанена - на пост главнокомандующего русско-союзными войсками. И, несмотря на помощь чехословацкого корпуса, самостоятельно руководил своими войсками.
        Саша понимал, что Деникину нужно предъявить веские доказательства того, что Россия вовсе не обязана выполнять хотелки английской и французской миссий, которые регулярно толкутся в штабе главнокомандующего и постоянно передают чуть ли не распоряжения от своего командования. Этим паяцам нужно дать понять, что они напрасно раскатали губу. И он знал, что сказать Деникину.
        - Антон Иванович, этот вопрос, конечно, сложный и деликатный. Но давайте исходить из фактов и реальной обстановки. Ведь Германия проиграла войну. Таким образом, Россия уже не является союзником Антанты - война окончена. Кстати, Россия не получила положенных ей репараций. Это к вопросу о финансах.
        Далее, во время войны страны Антанты потребовали от Российского правительства реальное золото за предоставление военных кредитов. Россия была вынуждена согласиться. И за все время войны в Англию было переправлено шестьсот пятьдесят миллионов золотых рублей под обеспечение наших займов для оплаты военных заказов. Эта сумма эквивалентна примерно пятистам тоннам фактического золота. А если сюда приплюсовать четыре тонны золота, которые успело отправить Временное правительство Керенского и личное «николаевское золото», которое российский император в начале семнадцатого года отправил в Лондон в количестве пяти с половиной тонн, то вырисовывается весьма значительная сумма. Ну и, наконец, как говорится, вишенка на торте - военная промышленность государств Антанты сумела использовать лишь четверть всех оплаченных золотом заказов России.
        Деникин был ошарашен и даже не мог скрыть своего изумления:
        - Голубчик мой, Александр… Как вас по батюшке?
        Саша улыбнулся:
        - Я Александр Александрович, ваше высокопревосходительство.
        Генерал достал из кармана кителя белоснежный платок, промокнул им свою лысину и лицо. Было видно, как он взволнован. У Деникина дрожали руки, хотя он всегда был выдержанным и хладнокровным. Но сейчас он потерял остатки самообладания.
        - Александр Александрович, но как сие возможно? Вам же только шестнадцать годков, а вы обладаете такими познаниями… И ведь это нельзя объяснить только вашим даром предвидеть грядущее. Вы не можете всего этого знать… Это невозможно. Нет, я не сомневаюсь в том, что вы сейчас рассказали, но я не понимаю, откуда у вас все эти сведения?
        Саша колебался. Сказать всю правду генералу - это означало поставить на карту всё. А если он не воспримет эту правду? Если подумает, что он - сумасшедший? Или того хуже - авантюрист? Шпион? Да что угодно может подумать человек из этой эпохи, если ему вдруг начать рассказывать про переходы во времени и прочие фантастические сюжеты, которые здесь пока выглядят как чудеса. Наверное, пока это возможно, надо всё же поддерживать именно версию чудесного происхождения всех этих его способностей. А там видно будет…
        Он подошёл к Деникину.
        - Антон Иванович, не волнуйтесь вы так. Давайте присядем.
        Он жестом указал командующему на кресло, дождался, когда тот сядет, и присел на другое кресло сам.
        - Я ведь вам уже говорил, что не знаю, откуда у меня появился этот дар. Просто я вижу, скажем так, сны, в которых мне какой-то голос говорит о том, что будет и что было. И всё это как будто бы отпечатывается в моей памяти. Мне теперь достаточно только пожелать - и у меня перед глазами возникает будто бы газета какая. Или просто отпечатанный текст типографским способом. Вот буквы возникают, слова - понимаете? Любая справка о количестве войск, потерях, любая карта на любом направлении. Мне достаточно только подумать о чём-то, как сразу я получаю всю нужную мне информацию. Я это заметил после того, как началась война. И долгое время изучал эти свои способности. Потому я и решил вернуться в Россию, чтобы свой дар использовать на благо Отечества. Поэтому вы, Антон Иванович, просто располагайте мной, ну, как в той сказке про Емелю, помните? «По щучьему велению, по моему хотению…»
        Деникин расхохотался:
        - Умеете вы, юноша, разрядить обстановку. Не перестаю вам удивляться. Я в 16 лет, поступив в Киевское пехотное юнкерское училище, был совершеннейшим лоботрясом. Хотя, не скрою, армия меня приучила к дисциплине и вооружила трезвым расчётом. Потому я сейчас все свои вопросы и всё своё удивление стараюсь обуздать. Раз уж у меня в руках появилась такая волшебная щука!
        Он вдруг подмигнул Саше и разгладил свои усы и бородку клинышком. Внезапно он напомнил Юрьевскому доктора Айболита. Причём Саша только сейчас заметил это поразительное сходство, поэтому и улыбнулся. Деникин заметил его улыбку.
        - Да-да, Александр Александрович, не улыбайтесь. Я, конечно, верю в милость Господа нашего, но ваше сравнение со сказкой писателя Афанасьева меня позабавило. Надеюсь только, что я не такой уж Емеля дурак, как в той сказке писано.
        Теперь расхохотался Саша:
        - Помилуйте, Антон Иванович, что вы такое говорите? Вы же не ждали милостей ни от Бога, ни от судьбы. Как там поют большевики? «Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и ни герой»? Вот и вы с Лавром Георгиевичем Корниловым и Михаилом Васильевичем Алексеевым, когда только создавали Добровольческую армию, когда совершали свой знаменитый Ледяной поход и водили в атаки своих офицеров, вы же не уповали только на милость Божью? Вы воевали за своё Отечество. Вот и сейчас вы просто исполняете свой долг. Не за чины и награды, не так ли? Эх, Антон Иванович, вы себе не представляете, как это ценно! И как жаль, что в будущем я вижу, что такие люди, как вы, останутся в меньшинстве…
        Саше стало немного грустно. Ему вспомнилось, что творилось с армией после распада Советского Союза и во что она превратилась на Украине.
        «Знал бы генерал, как в моё время военные легко предавали свою Родину и своих солдат, как воровали, как торговали оружием, причём даже с теми, с кем воевали… Понятие чести таким вот типа военным совершенно незнакомо! А уж про идею можно вообще забыть - в будущем там родина, где больше платят и сытнее кормят…»
        Деникин, увидев, как на мгновение изменился в лице его собеседник, позвонил в колокольчик. Открылась дверь, и появился адъ ютант главнокомандующего капитан Дружинин.
        - Господин капитан, прикажите принести нам чаю, да покрепче.
        Адъютант кивнул и вышел. Генерал продолжил, обращаясь к Саше:
        - Что-то у меня глаза слипаются, надо встряхнуться. Не высыпаюсь, думал, что только во время наступления так, а сейчас затишье, но столько дел навалилось по устройству тыла и административные вопросы… О чём это я? Ах да! Что это у вас, голубчик, за упаднические настроения? Вы иногда говорите о будущем совершенно в мрачных тонах. Вы же сами мне сказали, что будущее можно изменить. Так что выше голову, господин прапорщик!
        Саша грустно улыбнулся и кивнул:
        - Вы правы, ваше высокопревосходительство. Будущее можно и нужно менять. Но вернёмся к настоящему. Итак, в английских банках находится российское золото. А свои обязательства по обеспечению российской армии страны Антанты выполнили лишь на четверть этой суммы. Таким образом, правительства Франции и Англии, а также Соединённых Североамериканских Штатов обязаны на основании союзнического долга оказывать помощь Белому движению. Эту мысль, между прочим, им уже четко выразил Донской атаман генерал Краснов.
        Деникин недовольно поморщился - он не любил Краснова. И было за что! Ведь Краснов изначально ориентировался на командование германских войск, брал у него деньги на создание армии и немало внёс раздоров в момент создания и становления Добровольческой армии.
        - Если бы атаман Краснов был последовательным в своих заявлениях, то нам бы не пришлось выстраивать наши отношения с Доном заново, - резко заметил главнокомандующий.
        Саша примирительно поднял обе руки вверх:
        - Ваше высокопревосходительство, кто же спорит? Я просто упомянул о словах атамана только в том контексте, что военные представители стран Антанты уже получали ответ от одного из руководителей Белого движения. И очень хорошо, что это был Краснов, а не вы. Вам есть куда ткнуть носом и англичан, и французов. Мол, вам, ребята, было уже сказано, но вы не поняли.
        Деникин улыбнулся:
        - Да вы политик, Александр. Вам надо принимать участие в переговорах.
        Юрьевский махнул рукой и прикрыл глаза ладонью, сделав жест, что, мол, глаза б мои их не видели.
        - Нет уж, ваше высокопревосходительство, покорнейше благодарю. Моя б воля - я бы этих «союзничков», - это слово он произнёс с едким сарказмом, - без сожаления выкинул бы вон из России, потому что помощи от них на копейку, зато урвать они хотят на рубль. Так вот, пока что не мы им должны, а они нам. И пока не рассчитаются с долгами, то и мы можем точно так же считать себя свободными от любых обязательств. Кроме того, насколько я помню, третьего февраля восемнадцатого года Советским правительством был издан декрет об аннулировании всего внутреннего и внешнего государственного долга. То есть большевики отказались отдавать долги царской России. А значит, страны Антанты обязаны вести все дела с Верховным правителем России адмиралом Колчаком, коли они его дефакто признали. А знаете, почему они признали Александра Васильевича?
        Деникин с интересом посмотрел на Сашу, ожидая, чем же ещё он его сможет огорошить. Генерал уже был готов к любой новости. И если бы сейчас Юрьевский сказал, что это он уговорил английское и французское правительства сделать такое заявление, он бы уже не удивился. Но Сашин ответ был гораздо прозаичнее.
        - Золото. Царское золото - вот и весь ответ. Они захапали часть, но им хочется захапать всё российское золото. Ведь дореволюционная Россия являлась абсолютным лидером по золотым резервам. Это почти два миллиарда рублей, или полторы тысячи тонн золота! И сейчас у Александра Васильевича Колчака - половина золотого запаса России. К сожалению, вторая половина пока что у большевиков. И им есть откуда брать деньги на армию. А вот у нас их скоро не будет. И поэтому сейчас самый главный вопрос стоит так: как помешать большевикам отобрать золото у Колчака? Я даже скажу больше: именно это золото станет причиной гибели и адмирала, и его армии.
        Главнокомандующий Вооружённых Сил Юга России понимал, что его юный советник абсолютно прав. И сейчас подготовка к наступлению на Москву требует не только консолидации всех сил Белого движения, но и решения вопросов материального обеспечения армий. Поэтому с Александром Васильевичем нужно обязательно связаться. Но как же решить этот вопрос с финансами?
        - Я считаю, что мне надо лететь к Колчаку. Я смогу убедить его направить золотой запас России к нам. Если этого не сделать, то… Думаю, когда главы военных миссий Антанты потребовали передать им золотые резервы для более надежного хранения и Колчак резко отказался, он подписал себе смертный приговор. И, как я вам уже рассказывал, чехословаки просто его сдали. Сейчас самое время спасать Александра Васильевича, ведь большевики назначили за его голову награду в семь миллионов долларов. Кроме того, у Красной армии на Восточном фронте двойной перевес в живой силе.
        Деникин возразил:
        - Но Верховный правитель и главнокомандующий не может бросить свою армию. Тем более что сражения на Восточном фронте оттягивают значительные силы красных, что позволяет нам решить нашу задачу.
        Этот был самый важный вопрос, который Саша боялся поднимать. Но всё же это надо было сделать. Иначе… Ведь он помнил, как в его времени сначала разногласия между Красновым и Деникиным, а потом между Деникиным и Врангелем в конечном счёте привели к поражению Белого движения. Если сейчас не предотвратить это, то не помогут ни знание будущего, ни золото Колчака, ни реформы Деникина. Всё пойдёт прахом.
        - Антон Иванович, вы же понимаете, что адмирал Колчак сейчас, как это принято говорить, легитимный правитель Российского государства. Назовём это даже так - диктатор. И пока он возглавляет Россию, нас хотя бы де-факто признают во всем мире. Нас, а не большевиков. Если его не станет, Белое движение превратится в мятеж. Собственно, это так и выглядит, ведь большая часть территории Российской империи за большевиками. Весь центр - у них, большинство заводов и фабрик, промышленность - это всё у них. Многие учреждения продолжают работать, я вам больше скажу - многие офицеры и генералы остались в армии, а армию большевики просто переименовали в Красную. И как раз те офицеры, которые пришли в Добровольческую армию, по факту являются дезертирами. Не смотрите на меня так, ваше высокопревосходительство, именно так можно трактовать происходящие события.
        Деникин тяжело посмотрел на Юрьевского.
        - То есть вы предлагаете…
        - Я предлагаю всего лишь спасти Александра Васильевича и золото России. И сейчас очень удобный повод для адмирала Колчака - возглавить поход на Москву. Вы, Антон Иванович, не беспокойтесь: двух медведей в одной берлоге не будет. И трёх не будет, ведь барон Врангель также видит себя главнокомандующим. Я знаю, как сделать так, чтобы каждый смог удовлетворить свои амбиции и каждый нашёл себе свой путь. Но вначале нужно срочно вытаскивать адмирала из Сибири. Через полгода, в феврале тысяча девятьсот двадцатого, его расстреляют и спустят под лёд. - Саша помолчал и затем сказал главное: - И ещё. У Колчака имеются доказательства расстрела большевиками царской семьи. Именно из-за этого его хотят убить…
        Конец первой книги