Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Витман Денис : " И Мне Будет Тепло " - читать онлайн

Сохранить .
И мне будет тепло Денис Витман
        В изуродованном атомной Смертью мире Иеро, семь тысяч лет от Рождества Христова, продолжается неравное противостояние демона-Нечистого и кандианских священников-киллменов.
        Возможности сил Тьмы безграничны - но им противостоит отвага и вера людей, готовых пожертвовать самым для себя дорогим, чтобы остановить наступление слуг Зла.
        Денис Витман
        И мне будет тепло
        Глава 1
        В дорогу отряд вышел ночью. Темные фигуры, придерживая оружие, одна за другой исчезали в провале потайного хода. Из приоткрытого отверстия тянуло промозглой сыростью и холодом; оно казалось дверью в ад, где омерзительные лемуты и сам Нечистый мучают души грешников. Но это было лишь игрой воображения. На самом деле ход, начинавшийся неподалеку от церкви, шел под всем Мельтом и заканчивался не в аду, а за городским валом. По словам Куласа Демеро, главы Совета Аббатств, тайный подземный путь в Мельте прорыли еще в старые времена, потом все планы были уничтожены, а строителям, копавшим ход по частям и не знавшим ничего друг о друге, помогли забыть про их работу.
        Миновав тоннель и очутившись среди огромных деревьев, вдали от башен и надежных стен города, люди невольно замедлили шаг. Все они были опытными бойцами, и каждый знал, что бродить по Тайгу в темноте - дело небезопасное. Тайг был огромен, необозрим и за пять с половиной тысячелетий, что протекли после Смерти, заполонил все обитаемые земли, раздвинул свои границы до океанских берегов, до Внутреннего моря и гор, что вставали на Дальнем Западе. Тайг занимал северную половину мира, тогда как в южной простирались другие леса, еще более страшные и чудовищные, перемежавшиеся со степями, радиоактивными пустынями и развалинами древних городов. О тех местах в Республике Метс, да и во всей Канде, не знали почти ничего - как и о том, что было в тех краях до катаклизмов и глобального потепления, вызванного Смертью.
        Но в Тайге опасностей тоже хватало. В диком нехоженом лесу водилось не только хищное зверье, от которого умелый охотник мог отбиться, но попадались более жуткие, более враждебные твари, к тому же одаренные разумом, и был тот дар не от Бога, от дьявола. Бродили меж высоченных сосен и кленов Волосатые Ревуны - лемуты, издали напоминавшие человека, но вблизи поражавшие своей мерзостью и уродством; встречались гигантские крысы, ходившие на задних лапах и вооруженные топорами; рыскали Псы Скорби - собаки величиной с медведя; медведи же стали столь огромными, ловкими и хитрыми, что встреча с ними сулила смерть. Все эти чудища были опасны, но еще страшнее оказывались предатели. Никто ведь не может защититься от внезапного удара в спину… Даже самый умелый и быстрый из воинов-киллменов…

* * *
        Все началось несколькими неделями раньше.
        Мельт, один из старых северных городов необозримой лесистой Канды, спал настороженным чутким сном. За его валами, башнями и бревенчатыми частоколами царила тишина, лишь негромко перекрикивались стражники да поскрипывали и шелестели ветвями сосны. Тайг начинался всего в четверти мили от городка, окруженного поляной; сосны тут были срублены, пни - выкорчеваны и сожжены, а траву, которая летом поднималась в человеческий рост, регулярно косили, чтобы никто не мог подобраться незамеченным к городской стене. Здесь, на окраине Республики Метс, такая мера предосторожности была нелишней; да и в центральных районах страны, населенной редко и скудно, от Тайга старались отгородиться не одними стенами, рвами и частоколами, но еще и полосой раскорчеванной, пригодной под пашни и огороды земли.
        Далекий рев грокона внезапно разорвал тишину, и пер Струба, главный над стражами, невольно поежился, представив, как гигантский кабан топорщит щетину на загривке и мечется среди деревьев. Струба, священник и воин-киллмен, не был трусом, но в молодости, во время охоты, грокон разорвал ему связки на левой ноге, и теперь он недолюбливал свинину и слегка прихрамывал. Впрочем, последнее обстоятельство пошло ему на пользу, позволив больше времени проводить в библиотеке Мельта, и вскоре Струба получил достаточно знаний, чтобы стать священником-управителем второй степени. В Республике Метс, да и во всей Канде, народ больше уважал заклинателей и пастырей, владевших многими тайными искусствами, однако реальная власть все же была в руках управителей.
        Больше всего Струба не любил ночные дозоры. Если в светлое время он чувствовал себя спокойно в самых диких и опасных дебрях Тайга, то ночью казались угрожающими и чужими даже улицы родного городка. Но любой священник, получивший звание киллмена, обязан охранять границу, и никакой, даже самый высокий чин, не мог избавить от этой обязанности. Почетной обязанности, но опасной и сопряженной со многими трудами.
        Рев грокона раздался ближе. Пер Струба закрыл глаза, стиснул в руке серебряный медальон - меч и крест, слитые воедино - и вознес молитву Господу. Потом он шумно выдохнул, приводя мысли в порядок, заставил тело привычно расслабиться и вновь налиться тяжестью. «Только спокойный духом может постичь чужую мысль и узреть незримое. А постичь и узреть - значит, получить власть!» Так говорил его наставник, пер Магнус; поучал и заставлял юного послушника часами просиживать на деревянном полу кельи, сосредоточившись в ментальном трансе. Зато теперь пер Струба мог коснуться мыслью любой Господней твари - неважно, ходит ли она на двух ногах, бегает на четырех, плавает в озере или парит в поднебесье.
        - Господи, спаси и помилуй! - еле слышно пробормотал он.
        В мозг священника, распахнутый, словно открытая дверь, хлынул поток ментальных образов. Сначала он увидел своих солдат - вернее, не только увидел: ментальная картина была ярче, богаче обычного видения. Он ощущал, как стражники медленно двигаются вдоль стены, пристально следя за тьмой и тенями, что притаились внизу, у вкопанных в землю бревен; он слышал негромкий лязг оружия, чувствовал запах кожи и пота, вкус ветра, долетавшего с лесной опушки. Его люди шагали один за другим; каждый защищал спину товарища и мог поднять тревогу, если что-то случится. Руки воинов сжимали арбалеты, копья и мечи, разум каждого был насторожен и чуток.
        Мысленный взгляд священника скользнул в ночную темноту. Задержался на миг, встретившись с лисицей, отметил, что она сыта и торопится в логово, и помчался дальше - туда, где ревел и бился разъяренный грокон.
        Но, не добравшись до клыкастой твари, священник-управитель вдруг содрогнулся, ощутив присутствие человеческого разума. Беззащитного, нагого, без ментальных щитов, открытого как колодец, с которого сброшена крышка… Кто-то, сжавшись в страхе, замер в развилке огромного явора, и сейчас священник чувствовал боль чужака, его ужас, панику и страдание. Несомненно, страдание; этот несчастный был совершенно гол, голоден, беспомощен и покрыт ранами. Ужас заполнил весь его мозг, заставил дрожать тело, а руки - еще крепче вцепиться в покрытую бугристой корой ветвь. Под деревом, яростно взрыкивая и швыряя землю широченными, похожими на бивни клыками, бесился грокон. Но корни многолетнего явора были прочны и глубоки; пока что дерево не поддавалось.
        Прикоснувшись к сознанию кабана, пер Струба опять вздрогнул, будто обожженный звериной яростью.
        Огромные свиньи, появившиеся после того, как над Землей пронеслась Смерть, считались у метсов хорошей добычей. Отъевшиеся в летнюю пору животные давали много сала, мяса и добротную крепкую кожу. Из шкуры грокона, натянув ее в несколько слоев на деревянный круг, делали превосходные недорогие щиты, мясо коптили и солили, жир вытапливали - для светильников, для целебных снадобий, для смазки наконечников и клинков. По вкусу кабанье мясо почти не уступало зайчатине, оленине и птице, но только не сейчас, не ранней весной, в период гона. Сейчас мясо гигантских вепрей было отвратительным, и охотник, даже оскопив тушу, не мог избавиться от всепроникающего тошнотворного запаха.

«Что его так разгневало? - с удивлением подумал Струба. - Самки нет, и нет соперника… Не голоден, не ранен, а ярится так, точно не беспомощного человека встретил, а медведя! И этот-то, на дереве, откуда взялся? Ночью, в диком лесу?»
        Он неторопливо зашагал вдоль стены, касаясь пальцами мощных, гладко оструганных бревен частокола. Остановился, задумался, взвешивая все за и против. Не хотелось ему рисковать людьми, тащиться ночью в лес; и с разъяренным кабаном встречаться тоже не хотелось. Но еще больше он опасался, что потеряет возможность разузнать что-то важное. Аббатства за это не похвалят, а Бог не простит… И то не простит, что бросил он человека на растерзание чудищу, не спас, не защитил, хоть первая его обязанность, как воина и управителя - спасать и защищать…
        Значит, придется все-таки идти в лес и заколоть грокона. Его не испугаешь, не прогонишь - хитер, умен, да чересчур упрям и яростен… И силу свою сознает, ни огня не боится, ни криков, и ему наплевать на ментальный приказ. Говорят, эливенеры с юга способны повелевать любыми живыми тварями, хоть снаперами, хоть длиннорылами и кабанами, но он, пер Струба, мощи такой не имеет. И никому, ни в Республике Метс, ни в Союзе Атви, с делом таким не справиться, даже святым отцам из Совета Аббатств… Чего уж о нем говорить, о простом священнике-управителе?.. Ему без копья и стрел с гроконом не совладать - все одно, что грозовую тучу разгонять зажженным веником. И глупо, и бесполезно. Да и опасно.
        Пер Струба наморщил лоб, хмыкнул и, прихрамывая, быстрым шагом двинулся к окованным железными полосами воротам - поднимать вторую смену караульных, что дремали сейчас в надвратной башне.

* * *
        Около десятка охотников проскользнули сквозь маленькую калитку в воротах и растворились в темноте. Поймать грокона ночью - не так тяжело. Свинья плохо видит в темноте, в основном полагаясь на обоняние. Охотники тщательно вымазались корнями болотного чеснока, постаравшись отбить запах. Конечно, такая уловка не собьет зверюгу с толка, но возможно позволит подкрасться хоть немного ближе.
        Струба раскинул над охотниками телепатическую сеть, связав их воедино. Теперь каждый видел и слышал все, что чувствовал другой, знал, где он находится и главное, они могли действовать одновременно, не произнося ничего вслух.
        Грокон ощутил неладное ярдов за сорок. Тяжело всхрапнув, кабан поднял налитые кровью глаза. Широкие ноздри раздулись, втягивая новый, неуместный в сухом тайге запах. Последний раз копнув землю, грокон развернулся и подозрительно огляделся. Шерсть на жирном загривке встала дыбом, из приоткрытой пасти на землю капала грязная слюна. Негромко хрюкнув, кабан отбежал на несколько ярдов от дерева, а потом, затрубив как во время гона, кинулся в поросший кустарником лес.
        Первый охотник успел отскочить, метнув копье в покрытый грязью бок. Оружие пробило шкуру и засело в ране, покачиваясь из стороны в сторону. Грокон, который в холке был выше среднего человека и весил около тонны, даже не заметил ранения. Стоптав колючий куст розарии, кабан кинулся на второго охотника. На таком расстоянии даже подслеповатые глазки грокона видели человеческую фигуру.
        Охотник выставил вперед длинное копье, уперевшись древком в корень. Кабан, не успев остановиться, налетел на острие. Бронзовый наконечник пробил шкуру, раздвинул ребра, глубоко ушел в живое мясо. В последнем усилии грокон дотянулся до человека, поддел желтым клыком. Яростно трубя, вздернул голову вверх. Охотник, отлетел на несколько ярдов, ударившись о шершавый сосновый ствол, медленно сполз. Из распоротого живота потекла кровь. Раненый вепрь сделал несколько шагов, качнулся и упал. Жилистые ноги дернулись, затем вытянулись в судороге и безвольно опали. Грокон умер.
        Кто-то подбежал к раненому. Его подняли, завернув в плащ, понесли в поселок. Трое оставшихся снимали со свиньи шкуру. Еще трое стояли под явором, рассматривая голого человека.
        Незнакомец, скрючившийся в развилке, тем временем пришел в себя. Его желтоватое, слегка приплюснутое лицо с раскосыми глазами совсем не походило на лицо настоящего метса.
        - Спускайся! - произнес на батви один из охотников.
        Жаргоном торговцев пользовались во всем мире. Знали его в республике Метс и Атви, разговаривали на нем и в южных королевствах. Это был самый распространенный язык, и только отсталые племена в дебрях Тайга не могли связать на нем двух слов.
        В ответ на просьбу незнакомец вскочил и принялся карабкаться вверх. Вскоре его стало почти не видно в густой листве.
        - Мы тебя не тронем! - крикнул предводитель отряда. - Иначе, зачем нам было убивать грокона?
        Шум в листве замер, словно желтолицый прислушивается к словам. Наконец сверху раздался высокий, со странным акцентом голос.
        - Я вам не верю! Вы хотите сделать из меня раба.
        - Кого? - недоверчиво переспросил охотник. - Какие рабы в Метсе? Ты же в свободной республике, а не у пиратов. Слезай парень, мы дадим тебе одежду и отведем к нашему начальнику.
        Сверху раздался шорох, и стоявшие внизу разглядели спускавшуюся фигуру. Человек дополз до развилки, замер, недоверчиво поглядывая на охотников.
        - Да не бойся ты. Если надо будет, все равно снимем, - крикнул высокий охотник, одетый в кожаный кильт и сотканную из грубого полотна куртку. Ноги закрывали высокие поножи.
        Услышав последнюю фразу, человек вскочил на ноги и стремительно полез обратно наверх.
        - Не пугайте малыша, - тихий спокойный голос пера Струбы услышали все. И стоявшие рядом, и охотники, разделывавшие тушу. А вот то, как он подошел, не заметил никто.
        Священник шагнул к дереву, коснулся теплой, шероховатой коры. Поднял голову, всматриваясь в листву. Через какое-то время сверху донесся шум и появился желтолицый. Он лез осторожно, крепко хватаясь за выступы в коре и стараясь цепляться только за толстые ветки. Человек добрался до развилки, но не остановился, а спустился дальше на землю. Встал на землю, рядом со священником. Выпрямился.
        Незнакомец был маленький - он едва доставал невысокому Струбе до подбородка.
        Служитель взял желтолицего за руку. Накинул ему на плечи куртку. Длинная одежда доставала до коленок, скрывая бледные, худые ноги.
        - Пойдем, - священник легонько потянул незнакомца за руку. - Тебя там накормят и согреют, а оставаться ночью в лесу - очень опасно.

* * *
        В Метсе не было желтых людей. Да что там в Метсе, таких людей не было нигде. Это пер Струба знал точно. В Канде у людей преимущественно красноватый оттенок кожи, на юге, в Д'Алви, встречаются черные. По внутреннему морю плавали пиратские галеры с белыми рабами, сидящими за веслами. Но вот желтолицых не встречалось.
        Через час умытого и накормленного пленника привели в келью пера Струбы. Священник сидел на высоком деревянном стуле и читал книгу. Услышав стук, он обернулся и взглянул на вошедших.
        - Садись. - Струба показал на кровать, застеленную серым шерстяным одеялом. - Как тебя зовут?
        - Ятамо, - негромко ответил желтолицый.
        Священник прислушался к незнакомому акценту. Все буквы желтолицый произносил неожиданно мягко, гласные переливались, будто Ятамо пел негромко.
        - А меня Струба, - ответил священник. - Пер Струба, священник-управитель второй степени. Киллмен и страж границы.
        Ятамо сложил ладони на груди, склонил голову. Спутанные черные волосы безвольно обвисли, закрывая лицо и грудь.
        - Какой странный жест, - подумал Струба. - Он весь сжался, словно боится, что его ударят.
        - Расскажи, как ты оказался в Тайге, рядом с Мельтом? - как можно мягче попросил священник.
        Ятамо поднял голову, посмотрел Струбе в глаза.
        - Я не знаю.
        Струба расслабился, привычно входя в состояние ментального обзора. Мозг Ятамо был по-прежнему ничем не защищен. Священник медленно, стараясь не растревожить желтолицего, потянулся вглубь, туда, где за обычными мыслями хранилось знание. Сидевший напротив, действительно был Ятамо. Только это было не имя, а скорее название нации. Но когда Струба попытался переворошить воспоминания, на него хлынул такой поток образов, мыслей и эмоций, что священник отпрянул, вырвался из чужого мозга, чтобы не утонуть в воспоминаниях. Стараясь не ослаблять контроля, он продолжил допрос.
        - Ты давно в лесу? - мягко спросил Струба.
        - Около года, - ответил Ятамо. - А до этого я долго шел вдоль берега.
        - А как ты оказался на берегу? - Струба поднялся, подошел к Ятамо, опустил руку ему на плечо. Желтолицый вздрогнул, замер, боясь пошевелиться. Струба прикоснулся к разуму Ятамо, уменьшил напряженность, ослабил страх и подозрительность. Затем, немного подумав, прибавил доверия к себе. Управлять чужими чувствами - очень непростое искусство, и окажись Ятамо хоть немного сильнее, или знай азы телепатии, у священника ничего бы не получилась. Но мозг желтолицего был чист, а разум открыт и доверчив. Даже дети в Республике Метс защищали свои чувства лучше, чем этот странный человек.
        - Ты приплыл на чем-то? - спросил Струба. Плечо под его ладонью тем временем расслабилось, желтолицый, скорчившийся на кровати, подвинулся, ткнувшись священнику лицом в живот. Струба провел по жестким спутанным волосам Ятамо, мягко, но уверенно отодвинул его.
        - Ты мне ответишь?
        - Не знаю, - желтолицый опустил глаза, прикрыл рот кулаком. - Я ничего не знаю…
        Священник потянулся вглубь, к самым старым воспоминаниям Ятамо. Туда, где память теряла свои очертания, превращаясь в смутный набор полустертых образов. Неделя назад, месяц, полгода… Человек не может точно помнить, что с ним случилось два года назад. Остаются только самые яркие впечатления, какие-то мелкие детали и самые сильные чувства.
        И тут Струба наткнулся на стену. Ровно год назад, случилось что-то такое, что полностью обрезало память. Священник ударился в эту стену, надеясь прорваться сквозь непонятно как возникший заслон. Его откинуло легко, словно пробку выкинув на поверхность. Струба отдышался, успокоил рвущееся из груди сердце.
        - Что бы это могло быть? - ошарашено подумал служитель. - Откуда такой мощный и непроходимый барьер?
        Ментальный контакт требует от человека колоссального напряжения, а пытаясь прорваться сквозь стену, пер Струба потратил много сил. Так что осталась последняя попытка - он слишком ослаб, и его не хватит, чтобы нырнуть в чужой мозг третий раз.
        Теперь Струба пробирался осторожно, не задерживая внимания на новых воспоминаниях. Сейчас главное - узнать, что случилось год назад. Отчего Ятамо потерял память…
        Впереди показалась стена. Плотная, сплетенная из боли и отчаяния. Серо-зеленая громадина перерезала весь разум Ятамо, не оставив даже маленькой щелки. Струба прикоснулся к стене, ладонь мягко ушла вглубь, но уже через мгновение упругая сила вытолкнула ее наружу. Присмотревшись, священник заметил, что в нескольких местах стену поддерживают высоченные багровые столбы. Струба подошел поближе. От столба исходил жар, и на секунду померещилось, как струится над ними раскаленный воздух.
        - Больше всего это похоже на физическую травму, - подумал Струба. - Тогда, год назад, Ятамо очень сильно ударился головой, какие-то связи в его мозгу сместились, навсегда обрезав память…
        Священник ударил кулаком в стену, рука мягко, словно в дурном кошмаре, ткнулась в серо-зеленую поверхность, выплеснулась наружу. Оставаться в чужом разуме становилось все труднее. Струба почувствовал, как тянет назад свой собственный, нуждающийся в хозяине мозг.
        На этот раз успокаиваться пришлось гораздо дольше. Ятамо спал, повалившись на кровать. Маленький, скорчившийся в нелепой позе, он был похож на ребенка.
        Струба прошелся по комнате, приводя в норму сбившееся дыхание. Все то время, что он обследовал мозг Ятамо, его собственное тело сидело, окаменев, на стуле. Замерла на полувздохе грудь, застыли в судорожном напряжении мышцы. И только сердце, лишь отчасти подвластное мозгу, продолжало гнать по жилам синюю от недостатка кислорода кровь.
        - Видимо корабль Ятамо потерпел кораблекрушение, и желтолицый - единственный спасшийся матрос, - размышлял священник. - Действительно, первое воспоминание желтолицего, было то, как он очнулся на берегу то ли моря, то ли очень большого озера… И никаких остатков корабля… Наверное, он несколько дней плыл по морю, держась за деревянный обломок, потом, у берега, его ударило о скалу. Ятамо потерял память, а негативные эмоции, которые были до этого, только укрепили стену…
        - Да, именно так! - произнес священник вслух. - До тех пор, пока существует барьер, ничего более достоверного придумать нельзя. А пробиться сквозь такую стену… - Струба покачал головой, усмехнулся в усы. - Во всяком случае, здесь нужны не мои скромные возможности…
        Священник подошел к кровати, поправил шерстяное одеяло и сел рядом. Положил руку желтолицему на лоб, усиливая контакт.
        Ятамо снился сон. Он лежал на берегу, мелкие волны барашками набегали на ноги, холодили живот. Ярко светило полуденное солнце. В небе плавными кругами парили ястребы. После Смерти гордая птица стала много крупнее и опасней. Длинные изогнутые крылья позволяли ей часами выискивать добычу, а острый клюв и смертоносные когти легко пробивали шкуру грокона. Дул слабый бриз. Ятамо поднялся, ощущая боль во всем теле. Больше всего болела пораненная грудь. Ровно посередине расплылся огромный синяк. Кожа в нескольких местах была сорвана. Соленая вода разъела рану, и та сильно воспалилась. Ятамо огляделся, но вокруг был только мелкий белый песок и пожухлые кустики травы.
        Ятамо попытался понять, как он здесь оказался, но не смог вспомнить, даже как его зовут. Только в голове беспокойной юлой вертелось слово «Ятамо».
        - Наверное, это и есть имя, - решил он.
        Сначала Ятамо шел вдоль берега, собирая яйца и ракушки. Но потом путь преградило гнилое, заполненное грязной водой, болото. Тогда он свернул, и пошел вглубь материка. Плавно потекли долгие дни скитаний по лесу. Желтолицый выкапывал корни, ел насекомых и ягоды, а по ночам спал на деревьях. И все время шел. Почему-то ему не пришло в голову остановиться и сделать себе жилье. Он даже не попытался выломать какое-нибудь оружие.
        Ятамо уходил все дальше на север. Вместо невысоких берез и дубов потянулись грандиозные сосны. Начался Тайг. Всего этого путник не знал. Он шел сюда только потому, что в Тайге было довольно прохладно и не водились москиты.
        Одинокого странника давным-давно должен был загрызть случайный волк или рысь, но счастливый рок каждый раз спасал его. Пока этой ночью Ятамо не встретил грокона.
        У огромных свиней начался гон. В самой первой схватке самец проиграл, и ночью, почуяв чужой запах, подслеповатый грокон пришел в бешенство. Он ринулся в лес, сминая кусты багульника и невысокие деревья можжевельника.
        Услышав грохот, Ятамо спрыгнул с дерева, побежал, петляя, надеясь удрать от неизвестного хищника. Но, увидев вдалеке грокона и поняв, что тот не умеет лазать по деревьям, желтолицый забрался на разлапистый явор.
        Сон был такой отчетливый, что Струбе казалось, будто это он сам многие недели бродит по лесу, мелькали перед глазами хмурые громады кедров, шумели великанские папоротники, росшие вдоль Пайлуда. Может быть, вторжение священника в разум Ятамо вызвало этот сонный поток воспоминаний или же недавний стресс заставил мозг желтолицего заново прожить весь последний год - что бы это ни было, но за десять минут Струба узнал столько же, сколько смог бы выведать за месяц трудов.
        Ятамо широко зевнул, перевернулся на спину. Прикрытые бледными веками раскосые глаза укоризненно глядели в беленый потолок кельи. Желтолицый потер руками щеки, потянулся. Перевернулся на другой бок, собираясь снова заснуть. Струба потряс Ятамо за плечо, тот вскочил, отпрянул на другой конец кровати, но, увидев священника, расслабился и успокоился.
        - Погоди, я скоро отпущу тебя. Но ответь, неужели ты ни разу не встречал людей? Ни одного поселка или города? - удивленно спросил Струбе.
        - Один раз я видел город, - Ятамо широко зевнул, прикрыв рот ладонью. - Недалеко от того места, где меня выбросило на берег. Но там не было людей, только огромные, вдвое выше кедра, дома. Многие уже развалились, повсюду валялись камни.
        - Расскажи мне подробней, - произнес священник. - Что ты там видел. Не встречались ли там книги или машины?
        - А что такое машины? - заинтересованно спросил Ятамо.
        Священник задумался, как бы ему определить это понятие, но, так и не придумав, послал желтолицему мысленный образ. Тот вздрогнул, часто-часто заморгал раскосыми глазками.
        - Я, кажется, догадался… - неуверенно произнес Ятамо. - Я не встречал таких предметов. Я зашел в один дом, но там я видел только шкафы с прозрачной посудой внутри. Но хозяева этого дома тоже странные… - желтолицый усмехнулся, - у них посуда без горлышек. Одно сплошное стекло. Прозрачное, такое, с черной полосой.
        - С черной полосой говоришь? - Струба поднялся, стремительно вышел, хлопнув дверью, но уже через минуты вернулся, осторожно неся в руке химическую пробирку.
        - Такая посуда? - спросил священник, протягивая пробирку.
        Ятамо внимательно посмотрел, подышал на тонкий хрусталь, с еле заметной черной полосой, проступающей сквозь стенку.
        - Там разная была. И такая в том числе. Много, целые шкафы, забиты никому не нужным добром. Не зря их покарали…
        - Надо будет узнать, кто и кого покарал, - отметил про себя пер Струба.
        - Спасибо, - священник незаметно улыбнулся. Взглянул желтолицему пристально в глаза. - А теперь пора идти спать. Ты ведь очень хочешь спать.
        Ятамо кивнул, неловко поднялся и вышел из кельи.

* * *
        Готовилась экспедиция долго. Найти в маленьком городке тридцать человек, способных пройти Тайг насквозь - не так-то просто. Хорошо хоть, что в свободной республике Метс все киллмены серьезно занимались наукой - иначе пришлось бы добавлять к отряду еще несколько человек. Но самая большая трудность заключалась в том, чтобы провести сборы незаметно.
        Официально, отряд направлялся, вслед за кочующими баферами. Огромные стада каждую весну кочевали на север, спасаясь от немилосердной жары и москитов. А вслед за ними отправлялись охотники - запасать мясо и шкуры. Уходили целыми караванами - с телегами, запряженными безрогими лорсами, с мешками и солью. И возвращались только через месяц. Обычно накопленного мяса вполне хватало на все лето.
        Но никто не поверил бы, что с отрядом охотников уходит сразу столько священников-киллменов. И потому, за неделю до выхода каравана, около двух десятков стражей границы были разосланы с разными важными поручениями. Они должны были прочесать окрестные леса и встретиться около небольшого, рыбацкого поселка.
        Отряд возглавил пер Эдвард Малейн, священник-заклинатель второй степени. Это был человек огромного роста, острого ума, хорошего юмора и неимоверной физической силы.
        Кроме Малейна совет аббатств назначил командиров пятерок. Больше всего Эдварда удивило назначение Сагеная. Это был молоденький священник-заклинатель второй степени, уже имеющий звание киллмена.
        Они впервые встретились за день до отправления. Выходя вечером от пера Струбы, Эдвард столкнулся в дверях с безусым мальчишкой, на щеке у которого был нарисован тот же знак, что и у самого Малейна. Брови командира отряда удивленно полезли вверх, а когда Струба назвал парня по имени, так и вовсе забрались на лоб.
        - Эд, не уходи, - позвал Струба. - Ты должен познакомиться с одним из твоих помощников.
        Командир повернулся, шагнул в комнату. Увидев его лицо, Струба звонко рассмеялся.
        - Опусти их на место! - давясь смехом, произнес он. - У тебя такое лицо, будто ты поцеловал лягушку.
        Сагенай обернулся, взглянул на своего начальника. На лице у парня не отразилось ничего: не смеха, не обиды. И только в больших голубых глазах скользнуло презрительное понимание.
        - Добрый день, брат, - высокий чистый голос скользнул по келье, отразился от деревянных стен. Юноша протянул узкую ладонь, и Малейн подивился силе пожатия.
        - Садитесь. - Струба отсмеялся и теперь указывал на полированное сидение скамейки.
        - Это очень удачно, что вам удалось встретиться. Я думал, что брат Сагенай приедет только послезавтра и вам придется знакомиться уже в пути.
        - Я торопился. - Сагенай послушно склонил голову. На шее был виден бледный незагорелый след.
        - От меча, наверно… - подумал Эдвард. - Или скорее от веревки. Для меча слишком широко.
        Священник выпрямился. Заметил внимательный взгляд Малейна.
        - Это от веревки. - Сагенай усмехнулся, как показалось Эдварду, немного презрительно. - Меня хотели повесить.
        Командир присвистнул, почесал задумчиво затылок, покрытый длинными смоляными волосами. На его широкоскулом, смуглом лице застыла уважительная гримаса.
        - Это к делу не относится, - произнес Струба. - Если Сагенай захочет, он потом расскажет тебе подробности, а сейчас гораздо важнее наша экспедиция.
        Священник подошел к шкафу, вынул большую, сшитую из нескольких кусков пергамента карту. Развернул на столе. Остальные склонились, рассматривая испещренную маленькими значками кожу.
        - Вот здесь находимся мы. - Струба ткнул пальцем в небольшое пятно, окруженное крошечным частоколом. Наклонившись ниже, Эдвард различил буквы: Мельт.
        - А вот где-то здесь, - священник-управитель указал на дальний конец стола, далеко за краем карты, - где-то здесь находится цель нашего путешествия. Хотя вам уже известно, ради чего мы направляем эту экспедицию, во избежание недоразумений повторю заново.
        Струба откинулся на спинку стула, хрустнул затекшей шеей.
        - В первую очередь вас будет интересовать затерянный город. - Струба поднялся, взял в руки указку, прошелся, помахивая, по келье. Затем остановился и, приняв позу университетского лектора, продолжил:
        - Это, видимо, один из студенческих городков, сохранившийся со времен Смерти, - священник поднял взгляд к потолку, махнул в такт словам рукой. Указка со свистом рассекла воздух. - Назовем его для определенности Кенбри, к тому же по нашим источникам, когда-то город с подобным названием действительно существовал. Скорее всего, его не бомбили, и радиации там нет. Но мы все отлично знаем, во что превращается брошенное жилье за пять тысячелетий. Из относительно достоверных источников стало известно, что в Кенбри сохранилась старинная лаборатория. Или склад с химической посудой. Причем не стеклом, а хрусталем! Так называемая «черная полоса», самая лучшая и самая дорогая посуда. Последние исследования, которые проводятся в столице, требуют огромного количества разных пробирок и колб. Наши ученые говорят, что способны достигнуть настоящих чудес, но… Но отсутствие инструментов сильно затрудняет дальнейшие продвижение их исследований…
        Струба замолк, опустил взгляд. И увидел своих подчиненных, согнувшихся в порыве беззвучного смеха. Наконец Малейн отсмеялся, и с трудом выпрямившись, произнес:
        - Ты был чрезвычайно похож на господина старшего настоятеля. Я еще по школе помню его отвратительный голос…
        Струба хотел ответить что-то ехидное, но вдруг замер, словно сосредоточенно прислушиваясь к чему-то далекому. Затем, сбросив оцепенение, подошел к шкафу и вытащил на свет странную конструкцию - на маленькой полированной перекладине покачивалось несколько бронзовых дисков. Металлические пластинки все время дрожали, но по неведомой причине не прикасались друг к другу. Впервые за все время глаза Сагеная налились интересом. Он осторожно протянул руку, прикоснулся к темному дереву. Неожиданно раздался негромкий мелодичный звон. С каждой секундой он становился все сильнее. Пер Струба ухватил один из бронзовых дисков, зажал между пальцев. Звон стих, будто и не было.
        - Я был прав. - Сагенай широко улыбнулся, а Малейн с облегчением подумал, что видимо, ему все-таки достался хороший помощник.
        Струба укоризненно кашлянул, но ничего не сказал.
        - А что произошло? - Эдварду было неприятно, что он единственный, ничего не понимает.
        - Это устройство, - Сагенай ткнул пальцем в рамку с дисками, - улавливает ментальную энергию, направленную на комнату. Я сымитировал такое воздействие извне
        - и пластинки зазвенели. Это надежнее любого психического щита, поскольку заранее предупреждает о появление постороннего.
        На этот раз даже пер Струба взглянул на юношу удивленно.
        - Не думал, что ты додумаешься до этого.
        - Это довольно просто. Ты почувствовал чужое воздействие и вынул эту штуку, - Сагенай щелкнул ногтем по полированному дереву.
        - А может быть, ты знаешь, кто пытался дотянуться до нас? - немного язвительно спросил Струба.
        - Скорее всего аббат Демеро. К сожалению, он быстро отключился, и я не смог установить связь. В дальнем общении я пока слабоват, - юноша нахально улыбнулся.
        - Чтоб я был так «слабоват», - громыхнул Малейн.
        - Это еще мелочи. - Струба хлопнул Сагеная по плечу. - Этот младенчик вытаскивает до восьми символов зараз. Ты когда-нибудь слышал об этом? Я нет.
        Священник пожал плечами, словно говоря: «А что делать, встречаются и такое»…
        - Вот почему он включен в состав экспедиции. Хотя, по-моему, таким малышам надо сидеть за крепкими стенами столицы, - услышав последнюю фразу, молодой священник возмущенно двинул плечом. Струба положил на вздернутую ключицу тяжелую ладонь.
        - Демеро и аббатский совет решил иначе, - продолжил он. - Что ж пути Господни неисповедимы, и не мне судить решения наших досточтимых настоятелей. Но вернемся к разговору.
        Все трое снова склонились над картой.
        - Из Мельта отряд расходится группами по пять человек. Всего четыре группы. Еще десять человек выходит с караваном охотников. Разными путями группы добираются до Слаузы. Это небольшой рыбацкий поселок на берегу океана. Я надеюсь, что слуги Нечистого не дотянулись так далеко. Но даже если они успели добраться и туда, то вряд ли смогут вам помешать. В поселке вы забираете у охотников часть телег и снаряжение. Караван свернет на запад, за баферами, а вам надо будет продвигаться дальше. Слауза самый северный населенный пункт Метса, и больше вам не придется рассчитывать на помощь аббатств. Но я надеюсь, она вам и не потребуется.
        Эдвард громко хрустнул затекшей спиной, сосредоточенно почесал бритую щеку. Сагенай хмыкнул.
        - А вот знаки говорят, что помощь будет.
        - О гадании потом. Ладно? - Попросил Струба. - Сначала я полностью расскажу вам план.
        - Так вот, - продолжил священник, - от Слаузы вы двигаетесь вдоль берега, пока не дойдете до древнего города. Вы теперь знаете что искать, а перед выходом я расскажу, где. - Струба кивнул Эдварду. - Затем вы возвращаетесь в Слаузу. Туда к тому времени должен подойти четвертый северный полк, так что от поселка до столицы вы будете идти под большой охраной. Вот собственно и все. Ну, так что говорят твои символы? - Струба развернулся к Сагенаю.
        - Я вытащил только пять символов. Но и это довольно много. Первый - башмаки. Длинное путешествие. Все понятно. Второй - раскрытая рука. - Сагенай посмотрел на Малейна, широко улыбнулся. - Это - символ дружбы.
        Эдвард не выдержал и тоже улыбнулся. Сначала неловко, а затем все шире и доверчивей.
        - Третий был рыболовный крючок. Я думаю, что этот знак мы увидим во всех его значениях. Неужто мы не встретим в древнем городе загадок? Или не станем ловить рыбу, находясь на берегу океана? Да и скрытых опасностей будет с лихвой. Ну и, наконец, последние два, - Сагенай задумчиво пожевал губами, словно в очередной раз проверяя, все ли верно.
        - Четвертый символ - сломанный крест. Настоящее зло. Так что, скорее всего, нечисть все же прознала о нашей экспедиции. Или прознает потом.
        Молодой священник сел на лавку, глянул на маленькое, прикрытой ситцевой занавеской окно. В темноте шевелились громоздкие тени, шумели и жаловались деревья. Выглянула луна. Желтоватый свет высветил чьи-то круглые глаза. Но уже через мгновение накатила пухлая черная туча.
        - А какой был последний символ? - Сагенай обернулся, услышав вопрос.
        - Последним был якорь. Символ надежды и неожиданной помощи. У него правда есть и еще одно значение - оставаться надолго в новом месте. Или создавать поселок. Но интуиция подсказывает мне, что все не так. В нашем случае этот знак - надежда или помощь.
        - Тем лучше для вас. - Струба поднялся. - Будьте внимательны и соблюдайте секретность. А сейчас отправляйтесь спать. Уже поздно. А мне еще надо проверить посты. Сегодня дежурит пер Виктин, а он еще очень молод и может допустить оплошность.
        Священник посмотрел на Сагеная, иронически улыбнулся. Юноша даже не заметил колкости. Струба взял со стола рамку с дисками, убрал ее обратно в шкаф, запер на ключ. Натянул сапоги из мягкой кожи, накинул на плечи куртку и вышел из кельи. Сагенай и Эдвард переглянулись, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись каждый в свою комнату. И никто не слышал, как в шкафу негромко зазвенели бронзовые пластинки.
        Глава 2
        Возглавляемая Малейном группа шла прямиком на север. Она должна была разведать путь для каравана и заодно отнести важное сообщение в Тельму - крупный поселок, расположенный на одном из соленых озер.
        Первые три дня прошли совершенно спокойно. Отряд шел по обжитым местам. Часто среди леса встречались охотничьи заимки. Иногда попадались небольшие деревни. Населенные пункты отряд старательно обходил, один раз только задержавшись, чтобы помочь поселянам отбиться от стаи волков.
        Это была небольшая деревня, скорее даже хутор. Чуть меньше десятка домов, крытых дранкой, притулились за высоким частоколом. А рядом, на обширном огороженном выгоне паслось стадо кау. Пятнистые животные лениво пережевывали жвачку, лизали куски каменной соли и лишь изредка тоскливо мычали.
        Отряд подошел ближе, выслали вперед разведчика - он должен был проверить, все ли в порядке. И вот тогда из лесу показалась стая. Хищные твари неслышным наметом заскользили к выгону. Обычно волки нападали ночью, но этим тварям, видимо, было наплевать на солнечный свет. Вообще за последнее время волки сильно поменялись. После Смерти они изрядно подросли и стали более жестокими и умными. А в последние годы, к их качествам прибавилась странная изворотливость и телепатическая связь. Устраивая облавы на волков, охотникам приходилось брать с собой нескольких священников-заклинателей, иначе хитрые твари легко обходили загонщиков.
        Увидев животных, разведчик засвистел козодоем. А затем резко оборвал свист. Отступил в лес и побежал навстречу своим. Вскоре пятеро человек с копьями наперевес и короткими мечами за спинами осторожно вышли к выгону.
        Волков видно не было. Затем в тени, рядом с высоким частоколом, мелькнула большая серая голова. Блеснули зубы. Стремительная тень прыгнула вверх. Зацепилась лапами за верхушки столбов и тяжело сползла вниз. Хищник прыгнул снова и опять не достал.
        Наконец он остановился. Задумался, по-собачьи склонив голову на одно плечо. Затем тявкнул негромко. Из тени появился еще один зверь, немного поменьше. Наверное, волчица. Первый легонько толкнул подошедшего носом. Тот отступил на шаг, оказавшись рядом со стеной. И тогда волк прыгнул. Вскочил подруге на спину, и, оттолкнувшись, перенесся за ограду. Поджарый живот чиркнул по верхушкам столбов. Замычали испуганные кау.
        И Эдвард не удивился, когда распахнулись широкие ворота, и в проеме появилась оскаленная пасть.
        - Надо их убить, - произнес Малейн. - Иначе они вырежут все стадо. А то и весь хутор.
        Бесшумно ступая по теплой, покрытой осыпавшейся хвоей земле, отряд побежал к воротам. Двое скинули с плеч длинные, с человека ростом луки. Легли на тетиву тонкие стрелы. Еще двое расстегнули завязки на мечах, подвинули оружие так, чтоб было удобнее выхватить клинок. И только Малейн потянул из-за пояса грозную секиру. Старинный двуручный топор, которым почти никто в Метсе не пользовался. Для этого оружия требовалось изрядное умение и немалая физическая сила.
        Эдвард расправил широкие плечи, крутанул оружие, разминая затекшие руки. Металлический полукруг с шипением разрезал воздух. Тяжелая секира в руках священника казалась изящной, почти невесомой.
        Охотники подбежали к воротам. Первые двое, перехватив копья, шагнули вперед. В движениях появилась странная плавность и в тоже время настороженность. Словно человек ступал не по мягкой, покрытой плотным мхом земле, а по тонким хрустальным обломкам - и пораниться можно, и зазвенеть не к месту.
        Лучники скинули со спин котомки. Надели перчатки для стрельбы - из плотной кожи, с небольшим крючком около большого пальца. Длинные стрелы с боевыми наконечниками смотрели, не двигаясь, в распахнутый провал прохода. В этом месте загон делал небольшой извив, и остального выгула было не видно.
        А затем раздался визг, смешанный с длинными, певучими руладами. Малейн хрипло ругнулся и кинулся вперед. Занесенная секира задрожала, готовая в любой миг продолжить его бег. Командир пробежал между высокими стенами коридорчика и молнией вылетел на пастбище.
        Кау испуганной грудой столпились в углу. Низкие, лохматые лбы угрюмо склонились, ощетинившись острыми рогами. В центре, нервно дергая ушами, стоял вожак стада. Громадное лохматое животное сердито рыло землю. Из-под широкого, похожего на блюдце, копыта вырывались комья, корни пырея. Со свистом пролетали маленькие камни. Но волки не обращали на травоядных внимания. Посреди поля шел бой. Огромный, рыжий с белым, пес дрался с вожаком стаи. Собака грозно и хрипло рычала, из-под вздернутой верхней губы глядели желтоватые крупные клыки. Пес припадал к земле, осторожно обходя незнакомца. Волк стоял молча. И только поворачивалась вслед за овчаркой большая умная голова.
        Остальные волки сидели вокруг, поджав прямые хвосты. Присмотревшись, Малейн заметил несколько собак, лежащих около перепуганных кау. У двоих были разорвано горло. Черная густая кровь растекалась по плотной земле выгона.
        У третьего пса было распорото брюхо, и тот только тихо скулил. Около глаз застыла круглая соленая капля.
        Волк метнулся вперед. Клацнули, разрывая воздух длинные клыки. Собака легко уклонилась, прыгнула в сторону. Щелкнула, закрываясь, пасть. Волк отскочил, шкура на его боку намокла и потемнела. Вожак отступил на несколько шагов, сел, вытянув длинный розовый язык. Из его горла донеслись странные, похожие одновременно и на вой и на песню, звуки. Собака кружила вокруг, из приоткрытого рта капала слюна. Клочья серой шерсти прилипли к губе.
        Затем пес вдруг остановился, склонил голову, дурашливо поглядывая на волка. Прошуршал, подметая землю, пушистый хвост. Собака шагнула к вожаку, перевалилась на спину, сложив широкие лапы на груди и подставив белый теплый живот. И тогда стая кинулась. Пес не успел вскочить, не сумел даже перевернуться на спину.
        Но тут звонко тенькнули тетивы. Первые две стрелы нашли свою цель. И сразу же, прежде чем волки успели опомниться, лучники выстрелили еще раз.
        А затем луки стали бесполезны. Хищная свора, оставив собаку, понеслась навстречу людям. На Малейна кинулось сразу двое. Перехватив секиру поближе к лезвию, Эдвард шагнул навстречу. Ткнул лезвием первого зверя и, не оглядываясь, отмахнулся тяжелой рукояткой. Отшагнул, размахиваясь шире. Гудящее лезвие вспороло воздух, сбило вытянувшееся в прыжке тело. Перерубленный волк отлетел к стене загона, стукнулся и, развалившись пополам, упал. Из верхней половины на траву вывалилось опутанное прожилками сердце. Дернулось пару раз. Из перерезанной артерии фонтанчиком брызнула кровь.
        А Малейн уже снова раскручивал секиру, не подпуская разъяренных тварей. Сзади свистнула стрела. Бронзовый наконечник проломил переднему волку череп, скрылся по самое оперенье внутри. Эдвард рубанул следующего по ногам, добил обухом, выпрямился, принимая стойку. Но волков больше не было. А с другой стороны загона подходили мужики. Около двух десятков мужчин, вооруженных вилами и топорами.
        Священник поднял взгляд и увидел волка. Последнего. Вожак стаи стоял напротив пса. Шерсть на загривке вздыбилась, глаза - стальные, холодные. Тонкие губы растянуты в странной усмешке. На боку медленно расползалось темное пятно.
        Пес был цел, только сочилась кровь из множества мелких царапин. Черные собачьи глаза смотрели с пониманием и ненавистью. Пушистый хвост выпрямился. Пес тяжело, по-человечески вздохнул и бросился вперед. Разноцветный клубок покатился, сбивая молоденькие дудки. Сквозь рычание и визг доносился странный переливчатый вой. Потом он смолк. Клубок распался, из него вышел, покачиваясь, рыже-белый победитель. Шагнул, осторожно наступая на переднюю лапу. Отполз, лизнул кустик осоки и замер, положив голову прямо на землю.
        Эдвард убрал секиру, демонстративно застегнул кожаные застежки. Если придет беда - священник без труда порвет хлипкую кожу, но при встрече с незнакомым человеком лучше держать оружие на привязи.
        Когда до мужиков осталось половина пути, Эдвард остановился. Поднял руки, показывая пустые ладони. Хуторяне о чем-то шумно спорили. Наконец от группы отделился невысокий, но на редкость широкоплечий мужик. Отойдя на десяток ярдов, он положил на землю вилы и пошел дальше.
        - День добрый! - крикнул издалека Малейн.
        Мужик прокряхтел что-то неразборчиво, подошел поближе и только тогда, остановившись и стянув с лысины кожаную шляпу, ответил низким грудным басом.
        - Здравствуй, добрый человек. Я староста здешний. Риван.
        - А меня зовут Эдвард, - священник пожал протянутую руку. Пальцы у старосты были мягкие, толстые, похожие на лесного удава.
        - Я не знаю, кто вы, - певуче, не по-северному, произнес Риван. - Но это не важно. Вы спасли наше стадо. И Тугая.
        Староста погладил подошедшую собаку. Пес уже очухался и прихромал к хозяину. Черные влажные глаза смотрели преданно и немного укоризненно. Словно говорили: «Я за тебя, конечно, с радостью умру. Но может все-таки потом?».
        - Это долг любого священника. А значит и мой в том числе. - Знаки на лице Малейна говорили сами за себя, так что скрывать свою принадлежность к церкви смысла не имело.
        - Долг это одно, а поступок - совсем другое, - староста хмыкнул в черную курчавую бороду. Малейн почувствовал себя неловко, словно умного человека за дурака принял. Староста хитровато посмотрел на Эдварда, сунул руку в карман и вынул оттуда небольшой металлический предмет. Протянул священнику.
        - Вы, я думаю, в хутор не пойдете. Так что я тебе подарочек сейчас отдам. Вот на этот крючок нажмешь - раздастся грохот, и вылетит огненная стрела. Грокона с одного выстрела укладывает. Куда бы ни попала.
        - Спасибо. - Малейн сжал рукоятку неизвестного оружия. Ребристая поверхность приятно холодила ладонь.
        - Только там всего на два выстрела осталось. Я точно знаю.
        Эдвард попрощался со старостой, развернулся и быстро пошел к своим. Четверо киллменов облегченно вздохнули, когда командир вернулся живым и невредимым. Вовсе не везде священников любили. Водились в глухом Тайге бандитские ухоронки, встречались угрюмые мужики, не носившие крестов и не любившие слово «бог». Но эти люди скорее всего были беженцами с юга. Именно там разводят рогатых кау, которые хотя и уступают лорсам в силе и выносливости, и совершенно не используются на войне, но зато дают много жирного молока, и мясо у них на порядок нежнее. Беженцы не редкость в Канде, хотя и они не часто добираются так далеко на север. В Метсе много спокойней, чем в южных королевствах или в поселках на берегу великого моря. Аббатства пристально следят за порядком, и даже природа, казалось, немного утихомирила свою бурную фантазию. В диких лесах встречаются опасные животные, но почти не водится уродливых чудовищ, наполняющих тропические леса и болота Пайлуда.
        Уже около самых ворот Эдвард оглянулся. Хуторяне свежевали волков. И только Тугай, единственный выживший пес, провожал путников внимательным взглядом черных глаз.

* * *
        До Тельмы оставалось два дня пути. Не так много, когда позади уже сотни миль, но все же довольно далеко для отряда из пяти путников. Малейн не верил в дурную удачу. Не может маленькая группа три недели бродить по Тайгу и не встретить ни одного препятствия. Но лес словно вымер. Пропали куда-то хищники, и даже по ночам не слышался рев. Один раз вдали прогрохотал по кустам обезумевший порз. Порз, конечно, зверюга большая, но для людей практически неопасная. Если травоядную тварь специально не дразнить, она ради хилого человека с места не сдвинется. Будет себе перегрызать одну рябинку за другой. Чавкать зеленой, дурманно пахнущей листвой. Вот если ему в глаз стрелу пустить - это другое дело. Тогда он за обидчиком побегает. А носится многотонная скотина не хуже лорса.
        Эдвард долго думал, что могло спугнуть или разъярить лесного гиганта, но так ничего и не решив, побрел дальше. Сегодня отряд прошел уже тридцать миль, с небольшой остановкой на обед. Охотится не стали. Вчера Стайго, один из лучников, подстрелил огромного, с семилетнего ребенка ростом, тетерева. Птицу ощипали и хорошенько прожарили. И сейчас большие куски холодного жаркого покоились в котомках, завернутые в широкие листья лопуха.
        Жарко светило весеннее солнце. Безоблачная высь казалось бездонно-голубой. Можно было лечь на спину, скользнуть взглядом по стройным стволам и упасть в небо. Провалиться в синеву, падать бесконечно долго, всем своим существом ощущая радость полета.
        Малейн хмыкнул негромко, вскарабкался по скользкому склону наверх. Полчаса назад, оставив остальную группу на привале, священник пошел вперед, собираясь разведать дорогу и поискать грибов для супа. Конечно, лучше всего грибы ищут гигантские кабаны. В республике Метс даже профессия была такая - грибник. Грибники выращивали поросят грокона, специально тренируя их находить спрятанную под землей нежную мякоть. Неимоверно вкусный, и обладавший легким наркотическим эффектом, трюфель-мутант редко встречался в Тайге. Но вот если удавалось найти небольшой, фунтов на пятьсот, гриб, в селении устраивался праздник. Гриб выкапывали и торжественно приносили в поселок. Белая, влажная на ощупь, мякоть покоилась в круглых высоких корзинах, ароматными грудами лежала на носилках.
        Женщины, собирались в круг, и надев специальные кожаные фартуки, чистили великанский гриб. Затем его варили и отваренную, значительно уменьшившуюся мякоть солили, жарили или сушили. А некоторые просто ели сырой. Грокон, нашедший трюфель, целый день ходил именинником. Его кормили до отвала, чистили шкуру, а иногда даже отпускали погулять. Правда с прогулки свинья часто не возвращалась.
        Малейн не надеялся найти трюфель. На такую удачу можно было не рассчитывать, да и непонятно, что делать отряду из пяти человек с гигантским грибом. А вот найти несколько практически не изменившихся боровиков - вполне реально.
        Тем временем стало суше. Лес сменился на сосновый. Великанские деревья прямыми колоннами подпирали небо. Шумели ажурные кроны. Весь лес внизу был усыпан мягким слоем хвои, настолько плотным, что даже грибы не могли сквозь него пробиться. Зато суетились и мельтешили сотни насекомых. Ползали симпатичные радужные жуки, тяжело гудели шмели, непонятно что искавшие под сенью гигантских сосен. Но больше всего было муравьев. Разноцветные, всех мастей и размеров, они деловито таскали иголки, дохлых гусениц и собственные куколки.
        Вскоре Малейн увидел первый муравейник. Это был холм в человеческий рост, старательно собранный из хвои, кусочков коры и песка. В теплом вечернем воздухе появился странный кислый запах, живо напомнивший Эдварду скобяные мастерские - узоры на меди выжигали кислотой. И хотя сейчас запах был не столь сильный, но зато он наполнял собой весь лес.
        Священник шагнул к муравейнику, и жаркий, ощутимый на вкус воздух ударил ему в лицо. В голове, уставшей за день, сразу прояснилось, мысли стали ясными и четкими. На глазах выступили непрошеные слезы, неприятно защипало в носу. Малейн сделал еще один шаг, и тут в его руку словно воткнулась раскаленная иголка. Эдвард поднял ладонь к лицу, оторвал вцепившегося в кожу муравья, пососал место укуса.
        И ощутил, как кто-то бежит вверх по ноге. Священник опустил взгляд и тут же отпрыгнул, как ошпаренный. Сотни насекомых суетливо бегали по сапогам, заползали внутрь, обследовали штаны. Несколько особенно продвинутых уже добралось до куртки.
        Малейн отбежал назад от муравейника, пытаясь рукавом смести насекомых, копошащихся в одежде. Подбежав к сосне, священник несколько раз пнул ее. От сильного удара муравьи слетели и моментально исчезли в иголках.
        Эдвард чертыхнулся, тут же попросив прощения у Господа, и легкой трусцой побежал обратно в лагерь.
        Трое его подчиненных сидели кружком и рассматривали что-то на земле.
        - Господи, - произнес пер Нели, самый младший из всех, - откуда их столько?
        Малейн подошел поближе, кивнул стоявшему на страже перу Кивину.
        - Что здесь такое?
        Нели поднял голову, улыбнулся Эдварду.
        - Да ты сам глянь…
        Головы раздвинулись, и Малейн увидел развернутый лопух, с лежащим на нем куском мяса. Вот только жаркого видно не было. Жареное крылышко, оставленное на завтра, шевелилась под толстым слоем муравьев. Рыже-черные насекомые стремительно объедали птичье мясо, и вскоре на листе лежала только вычищенные до блеска тетеревиные косточки.
        - Ловко они… - Хмуро произнес подошедший Кивин. - Этак и человека могут обкушать. Только косточки останутся.
        Малейн вспомнил гигантский муравейник, кивнул незаметно.
        - Там, милях в трех отсюда, муравьиный край начинается. Надо его либо по болоту обходить, а это четыре дня крюка, либо все-таки насквозь пройти.
        - А что там творится? - негромко спросил Нели.
        - А тоже что сейчас на лопухе, только на много миль.
        Кивин почесал задумчиво переносицу, с сомнением посмотрел на свое копье. Взглянул на секиру Эдварда. С еще большим сомнением покачал головой.
        - Чем мы от муравьев отбиваться будем? Голой задницей?
        Малейн скривился, словно червивый орех раскусил.
        - Мы не будем отбиваться. Мы будем бежать. Позорно, без оглядки. Как можно быстрее. При таком численном превосходстве противника - это единственный разумный поступок.
        Священник заметил, как побледнел Нели. Юноша с ужасом смотрел на обглоданные косточки и старательно сглатывал, словно пытался проглотить чересчур большой кусок. Парень, один из лучших в Метсе лучников, совсем недавно получил звание киллмена и был еще очень молод. И к тому же слишком любил жизнь.
        - А может все-таки обойдем вдоль болот? - робко спросил Нели, но встретился с укоризненным взглядом Кивина и замолк. Понурился, тупо глядя на лопуховый лист, по которому одинокий муравей старательно тащил галетную крошку.
        - Боюсь, что это просто невозможно. Мы должны быть в Тельме ровно через три дня. Иначе, человек, которому мы везем письмо, уедет. К тому же и в Слаузе нас будут ждать в срок. А здесь, насколько я представляю…
        Эдвард полез за пазуху, вытащил аккуратно сложенный пергамент. Развернул.
        - Эти болота тянутся на трое суток. Мы не успеем. Как видите здесь снова начинается мокрый лес, - Малейн ткнул в темное пятно, помеченное буквами «вл». - По муравьиному краю нам надо будет пробежать около семи миль. За сорок минут должны успеть.
        - Можно ночью пойти. Когда муравьи спят… - предложил кто-то.
        - Не дойдем, - тихо ответил Кивин. - Либо шеи в темноте свернем, либо съест нас сволочь какая-нибудь хищная. Ты вот, небось, никогда с тротом не встречался.
        Услышав название грозного хищника, Нели еще больше съежился и на всякий случай пододвинул поближе лук.
        - Собирайтесь, - негромко сказал Малейн. - Я видел тут небольшой остров, посреди болота. На нем и остановимся.
        Болота Тайга совсем не похожи на безграничные пространства Пайлуда. Это были обычные, замшелые бочажины, глубиной по пояс, которые никто не решился бы назвать
«Великими».
        Мох, не менявшийся два миллиарда лет, и после Смерти остался таким, как был. Им затыкали щели в домах, использовали вместо корпии при перевязках.
        На острове Эдвард наконец отыскал семейку долгожданных белых, и на ужин в котелке булькал потрясающе ароматный суп.
        Переночевали спокойно. Один раз только пришлось отбиваться от обезумевшего нетопыря. Совершенно неопасная зверюга питалась подгнившими фруктами, и никто не мог понять, ради чего хрупкая летучая мышь бросилась на людей.
        Нетопыря убили. Откинули изломанное тельце под ближайшую ель и снова уснули. И только по утру, увидев обезображенную муравьями, скомканную мордочку, так похожую на человеческое лицо, люди огорченно понурились. Всем стало неловко, словно при них ребенка ударили, а они заступиться не сумели.
        Но вскоре выглянуло солнце, ночная прохлада сменилась жарким, радостным утром. Растворился туман, длинными прядками висевший над болотом. Верхушки сосен засияли рассветным золотом, в воздухе, свежем от росы, пахло цветами.
        Быстро собравшись отряд двинулся в путь.
        Через полчаса Малейн увидел вчерашний муравейник. Насекомые, казалось, и не спали. Все так же бурлил под ногами живой поток, а если приглядеться, можно было заметить целые тропинки, протоптанные рыже-черными тварями. Эдвард смахнул со щеки первого муравья и побежал рысцой. Кислый запах становился все сильнее. Между деревьев священник заметил еще один муравейник, раза в полтора выше предыдущего. Наверху лежала шапка мха, и Малейн с радостью понял, что здесь уже никто не живет.
        Через несколько минут Эдварда первый раз укусили. Больно, между пальцев ноги.
        - Как эта тварюга проползла сквозь обмотки… - со злостью подумал священник.
        Укус жутко чесался, но останавливаться было нельзя. Насекомых под ногами становилось все больше. Малейну вдруг показалось, что слышит тихий хруст - словно погибающие муравьи скрипели, когда на них наступал тяжелый каблук.
        А затем стали кусать.
        Эдвард почувствовал, как вспыхнули огнем руки, зачесалась потревоженная поясница. На коже вспухали красные пузыри, но не было даже времени, чтобы лизнуть укус.
        - Муравьиная кислота - это нервно-паралитический яд. - Малейн вспомнил лекции по биологии, которые читали в аббатстве. - Яд довольно сильный и в значительных дозах смертельный. Слюна, поскольку обладает щелочными свойствами, может на время нейтрализовать кислоту…
        - На время… - хмыкнул священник. - Где оно, это время?
        Он прибавил скорости и теперь отряд уже не трусил рысцой, а бежал со всей мочи. Мчался по сухому лесу, перескакивая через поваленные деревья и небольшие канавы. Муравейники попадались через каждые сто ярдов. Некоторые достигали четырех ярдов в высоту. Насекомых вокруг было столько, что муравейники приходилось обегать стороной. Малейн почувствовал, как от бега и кислого воздуха начала кружиться голова.
        - Что они здесь едят? - раздраженно крикнул Кивин, смахивая цепких насекомых с собственной шеи.
        - Нас едят… - подумал Нели, но вслух ничего не произнес.
        А потом упал пер Шумил Стайго. Второй лучник в отряде. Охотясь на тетерева, Шумил немного растянул ногу, но утром, попрыгав и пробежав вокруг острова, сказал, что все в порядке. Бежал лучник быстро, но все больше спотыкался, и шипел от боли в ноге. На середине пути Стайго немного отстал.
        Шумил свалился прямо на муравьиную дорогу. Обернувшийся Кивин подхватил измученного товарища, поднял. Смахнул муравьев и, поддерживая Стайго, побежал дальше. Тот ругался, но уже как-то беззлобно. Искусанное лицо распухло и покраснело. Правый глаз заплыл, не оставив даже щелочки, чтобы смотреть.
        Через несколько миль Шумил упал снова. Рухнул на колени, прижав к земле тащившего его Малейна. Великан-священник выпрямился, скрипнув зубами, поднял лучника с земли. Хлестнул по щеке. Стайго качнулся, пробормотал невразумительно и вдруг потяжелел. Будто и не человек, а мешок с солью.
        Эдвард схватил Шумила за грудки, затряс что есть силы. Безвольно болталась из стороны в сторону голова, тонкие губы посинели. Малейн сел, не обращая внимания на ползущих по кожаным штанам муравьев. Расстегнул лучнику куртку, прислонил ухо к груди, надеясь услышать слабый, но живой стук. Тишина.
        Священник пододвинул мертвого Стайго к дереву, скинул с плеча котомку. Вытащил кремень, трут и кресало. Достал широкую полную флягу. Стараясь не вдыхать, подошел к муравейнику. Забулькал, выливаясь, спирт. Маслянистая жидкость вспыхнула от первой искры, упавшей в иголки. Малейн отступил на шаг, протянул веселому огоньку широкие, покрытые мозолями, ладони.
        - Тушите, сволочи… - пробормотал Эдвард.
        Затем он вернулся к дереву, смахнул набежавших муравьев и, подняв Стайго на руки, побежал дальше.

* * *
        Наконец, сухой сосновый лес сменился березняком. Здесь, ближе к северу, великанские березы совсем не напоминали своих южных собратьев. Много тысяч лет назад это были чахлые низкорослые кустики, трусливо жмущиеся к земле. Самые высокие из них едва доставали человеку до пояса, и голубика, обильно росшая в этих местах, зачастую полностью скрывала березы. Кривые стволики столетних деревьев объедали вечно голодные северные олени и лемминги.

…А потом наступила Смерть. Страшные взрывы разнесли по всему миру ядовитую радиоактивную пыль, дым, поднявшийся к небу, заслонил солнце. Но холоднее не стало. Зашевелилась разбуженная человеческим гневом земля, шелохнулись материки, захрустели покрытыми горами спинами.
        Прошли века. Рассеялся дым, успокоились вулканы, и солнце снова озарило Землю. На месте городов сияли призрачным голубоватым светом развалины, поля заросли гигантскими деревьями, раскинулись влажные непроходимые болота.
        И сотни разумных стояли, задрав головы, и смотрели вверх, на солнце, дающее жизнь и приносящее смерть. Но не всем по нраву было жить в солнечном мире. Были и те, кто называл себя слугами Князя Тьмы, Нечистого, те, кто хотел снова забраться в каменные пещеры многоэтажных домов и замереть там квартирным слизняком. Но для этого надо было вернуть власть бессмысленной технике, и, конечно же, оружию, чтобы никто не посмел помешать спокойному существованию. Вот только оружие не умеет спать. И пройдет не так много времени, и снова грянет Смерть… А ведь известно, что одной Смерти не миновать, а двум не бывать…
        Малейн шел, спотыкаясь под тяжестью Стайго, и повторял про себя заученные наизусть строки нового откровения. На каждое слово он делал шаг, все дальше и дальше уходя от смертельного края муравьев. Где-то много впереди брели остальные члены маленького отряда. Они договорились встретиться около маленькой речушки, пересекающей их путь.
        Эдвард положил Стайго на изогнутый березовый ствол, уселся рядом. Вылил на ладонь спирта из фляжки, протер распухшие руки и щеки. Все тело горело и не хотело слушаться. Приходилось каждый раз напоминать себе - «Ты должен дышать».
        Малейн расслабился, пытаясь успокоить боль. Освобожденное сознание раскрылось, впитывая информацию об окружающем мире. Эдвард почувствовал, как давит на него недалекое муравьиное царство. Могучий источник телепатической энергии непроницаемым куполом прикрывал весь ближайший сосновый лес. Он манил, он звал, он изо всех сил тянулся к недосягаемому человеку.
        - Так вот почему муравьи нападали на нас так организованно… - отстранено подумал Малейн. Поднялся, взвалил отяжелевшего Стайго на плечи. Покачиваясь, двинулся в путь.
        И когда впереди показалась глянцевая гладь воды, большущие цветки кувшинок и дым от небольшого костерка, Малейн уже не шел, а тяжело брел. Мертвый Стайго в такт шагам покачивал изуродованным лицом. Да и сам Эдвард выглядел не лучше.
        Увидев командира, Кивин вскочил, покачнулся, с трудом устояв на ногах. Подошел к Малейну, взял Стайго на руки, донес до костра.
        Легкий ветерок шелестел кронами над головой, качал широкие листья кувшинок. Сладкий, немного отдающий тухлятиной запах плавными волнами натекал на уставших путников.
        Малейн развязал котомку, вытащил мешок из тонкой кожи, завязанный тугим узлом. Развязал. В мешке звякало несколько толстостенных глиняных баночек. Эдвард сбил с одной из них сургуч, зачерпнул пахучей жирной мази, протянул баночку Нели. Мазь смягчила боль от укусов, а глоток спирта прояснил затуманенную голову.
        Кивин достал из сумки завернутый в пергамент пеммикан. Стряхнул объевшихся муравьев, отломил несколько кусков, а остальное спрятал обратно. Сладкая масса, состоящая из жира, сушеных ягод и кленового сахара, совсем не портилась, и легко утоляла голод.
        Малейн съел свою часть, запивая пеммикан кипятком. Облокотился на изогнутый березовый ствол, откинулся. И с удивлением увидел острие стрелы, нацеленное ему в грудь. В нескольких шагам перед ним, натянув длинный лук, стоял человек. Присмотревшись, Малейн понял, что незнакомец не метс. Кожа его имела красноватый оттенок, длинные черные волосы были заплетены в косичку. Высокие скулы подчеркивали изгиб бровей.
        - Наверное, это чистокровный иннеец, - решил Малейн. Исконные дети этих земель почти полностью ассимилировались, но до сих пор встречались в северных районах страны.
        - Добрый день, братья! - произнес Эдвард на батви. Поднялся, показывая раскрытые ладони.
        Иннеец улыбнулся, опустил лук. Из-за стволов вышло еще несколько иннейцев. Лица у них были покрыты разноцветными полосами, на мокасинах, сшитых из кожи лорса, виднелась вышивка. Штаны и куртки тоже были сделаны из кожи. Из-под рукавов курток выглядывали совершенно черные, словно запачканные в саже кисти.
        - Странный обычай - красить руки в черный цвет, - подумал Кивин.
        Иннеец протянул вперед раскрытую угольную ладонь, быстро заговорил на незнакомом языке.
        - Я не понимаю, - сказал Малейн и покачал головой.
        - Я приветствую молодых нуроу, - медленно подбирая слова, произнес Иннеец на батви. - Я счастлив, что в нашем племени появилось еще четверо настоящих нуроу. И хотя жаль, что они не стали истинно чернорукими, я рад приветствовать их.
        Иннеец склонил голову, смоляная коса скользнула на плечо.
        Малейн удивленно переглянулся с Кивином.
        - Я тоже рад, вождь. - Нели вышел вперед и широким жестом поприветствовал иннейца.
        Чернорукий улыбнулся молодому лучнику, шагнул к лежащему Стайго. Склонился. Зашептал что-то быстро и неразборчиво. Затем развязал мешочек, висящий на поясе, достал оттуда баночку с киноварью, нарисовал яркие полосы на щеках и лбу Стайго.
        - Муравьи забрали свою жертву! - громко произнес вождь. - И теперь народ нуроу свободен!
        Остальные иннейцы восторженно вскинули руки к небу. В их мускулистых, поджарых фигурах было что-то от трота, лесного хищника. Резкие, но в тоже время грациозные движения скрывали силу и скорость, длинные пальцы казались специально приспособленными для лука.
        Эдвард оторвал взгляд от иннейцев, привстал. Перед глазами тут же поплыло, но Малейн переборол слабость и выпрямился во весь свой немалый рост.
        - Здравствуй, вождь свободного народа! С тобой будет говорить командир отряда, священник-заклинатель второй степени, Эдвард Малейн!
        - Господи, что я говорю? - ошарашено подумал Эдвард, голова у него кружилась, мысли жирными фрогами копошились в мозгу. Иногда одна из них тяжко подпрыгивала, вырываясь на поверхность сознания, но тут же, не успевая превратиться в слова, скатывалась обратно.
        - Зачем нужно представляться полным именем? - вяло подумал Малейн. - И для чего я уродую простой и понятный батви?
        Видимо, вождь иннейцев заметил растерянность на лице священника. Он шагнул вперед, положил узкую черную ладонь Эдварду на плечо.
        - Брат, ты среди друзей. Тебе незачем прятаться за звание! Ты прошел посвящение и отдал дань слугам Вуниту. И значит теперь - вы посвященные нуроу. - Иннеец приветливо похлопал Малейна по плечу. - Да и я вовсе не вождь свободного народа, а обыкновенный охотничий старшина. А зовут меня Тауран, что означает быстрый тау.
        - Это я и так понимаю, - подумал Эдвард.
        Голова тем временем начала болеть невыносимо. Перед глазами плавали разноцветные круги, в затылке что-то громко ухало, колотилось, пытаясь вырваться наружу. Малейн взглянул на Кивина. Тот тоже сидел, с трудом удерживая голову на весу. Сосудики на радужке лопнули от напряжения, и Кивин угрюмо поглядывал красными, воспаленными глазами.
        Тауран проследил за взглядом Эдварда, понимающе кивнул.
        - Вам нужен отдых. И лечение. И чем скорее мы доберемся до поселка - тем быстрее поправятся наши новые братья!
        Иннейцы подхватили Стайго. Высокий худощавый воин вытащил из котомки несколько длинных полосок кожи, и через несколько минут были готовы своеобразные носилки. Мертвого киллмена уложили на переплетенные ремни, прикрыли распухшее лицо куском полотна.
        Иннейцы бежали по влажному лесу легко, едва ступая на покрытую мхом землю. Измученные метсы с трудом поспевали за ними. Пару раз Эдвард спотыкался, а один раз и просто свалился лицом в мох. Славу богу, здесь не было всепожирающих муравьев. Малейн поднялся, встряхнул головой, отгоняя влажную пелену, залепившую глаза. Кивнул задержавшемуся Кивину:
        - Иди вперед, я догоню, - Эдвард присел около толстого ствола, уперся затылком в шелушащуюся сосновую кору. Провел ладонями по вискам, сгоняя боль вперед. Малейн представил, как слабость пульсирующими толчками выливается из глаз, как свежий, пропитанный озоном воздух наполняет грудь. Успокоилось рвавшееся из груди сердце, медленно вытекла из мышц вязкая усталость. Священник легко вскочил, забросил на плечи котомку и побежал, перепрыгивая через корни и небольшие заросшие мхом канавы. Потом вернутся боль и усталость, вернутся стократ сильнее. Но это произойдет потом, когда Малейн будет лежать на мягких шкурах и расслабленно глядеть на одинокую звезду, замершую на небе. Струйка ароматного дыма сквозь отверстие в пологе будет подыматься вверх, заставляя звезду мерцать то сильнее, а то становится совсем незаметной.
        Эдвард перелез через поваленный ствол великанской осины, соскользнул по мокрым веткам вниз. Впереди сквозь заросли карликовых дубков просвечивала поляна. Из высокой, по пояс, травы выглядывали желтоватые лепестки грибных рогастиков. Посреди поляны, склонив пожухлые ветки, сгорбилась выломанная береза. Малейн с удивлением заметил замерших иннейцев, лежащие на земле носилки. Священник неслышно шагнул в сторону, мягко переступая, двинулся к поляне. Гибкие дубовые стебли расступались, пропуская киллмена.
        - Что с ними случилось? - недоуменно думал Малейн. Правая рука сама расстегнула ремешки завязки. Тяжелая секира скользнула в ладонь. Эдвард сделал последний шаг, замер, скрывшись за изогнутым стволом. Оглядел внимательно поляну. Люди замерли, неспособные шелохнуться. Священник взглянул на Нели. Лицо самого молодого из воинов было перекошено от ужаса, в руках он держал натянутый лук, стрела, положенная на тетиву, чуть заметно дрожала.
        - Он хочет, но не может отпустить лук, - решил Малейн. Священник уже собрался ступить на поляну, когда трава шелохнулось, и на березовый ствол легко вспрыгнула здоровенная кошка. Желтые глаза тускло блестели в полуденном свете, белая, в коричневую крапинку шерсть стояла дыбом. Мягкие подушечки широких лап скрывали изогнутые острые когти. Небольшой зверь, от силы сто фунтов веса - и все же самое опасное для человека животное.
        - Трот… - священник сглотнул неуверенно.
        Хищник злобно скалил белоснежные клыки, мышцы, скрытые под пушистой шкурой, еле заметно вздрагивали. Зверь сделал шаг, и вместе с ним шелохнулись люди. Сдвинулись на волос пальцы Нели, дернулась рука Таурана, приближаясь к ножу. Трот зашипел злобно, глаза сверкнули ослепительным золотым светом. Люди снова замерли живыми манекенами.
        - И придет зверь лесной, и злобой своей остановит сердце и прекратит дыхание. И имя тому зверю - трот… - прошептал чуть слышно Малейн строчку из жития святого Августина. - И только чистый перед богом и сильный душой не поддастся этому ужасу.
        Эдвард вытер проступившую на лбу испарину.
        - Причем здесь злоба, - раздраженно подумал он. - Обычная телепатия. Просто у этой твари потрясающие гипнотические способности.
        Малейн спрятался за ствол, обдумывая возможные варианты.
        - Если она меня увидит - то я тут же замру, как остальные, и ничем не смогу им помочь. Хотя… - священник улыбнулся, лицо озарила радостная догадка. - Обычно трот убивает не прикасаясь к жертве - просто заставив ее умереть. Но сейчас людей слишком много! И даже его грандиозных возможностей не хватает на всех. Самое большое, что зверь сейчас может - это обездвижить людей. А скоро он выдохнется, и тогда мы без особого труда его убьем. Остается просто подождать.
        Эдвард выглянул из-за дерева и понял, что ошибся. Зверь не собирался ждать, пока люди умрут. Он осторожно подходил к замершему Кивину. На белоснежных клыках сверкал одинокий солнечный луч. Хищник делал шаг, и вместе ним вздрагивали замершие люди. Иногда трот садился на землю и подолгу пережидал.
        - А, будь что будет! - Малейн замер на мгновение, усиливая свой ментальный щит, а затем выпрыгнул на поляну.
        Удар был по-настоящему чудовищен. Неимоверная, немыслимая сила врезалась в мыслительный заслон, скрутила его, выжала словно тряпку. Эдвард шагнул еще раз, подымая секиру наизготовку. Встретился взглядом с тротом. Хищник сидел на земле, пушистый хвост стегал по бокам. Священник медленно, словно продираясь сквозь необыкновенно загустевший воздух, шагнул вперед.
        Следующий психический удар прижал Малейна к земле. Непослушное тело тяжелым грузом повисло на плечах, секира в руках весила не меньше тонны. Полированное древко поползло из расслабленных пальцев. Эдвард скрипнул зубами, сжал, что есть силы, ватную ладонь.
        - Главное не отпустить оружие! - пронеслось в голове. - Пока секира у меня в руках
        - трот не бросится, он слишком осторожный зверь.
        Малейн скосил неподъемные глаза. Тауран наконец дотянулся до ножа, и теперь мучительно пытался его вынуть.
        - Ничего, долго этой твари не выдержать, - злорадно подумал Эдвард. А затем на него навалилась усталость. Все что накопилось за день, да что там день, за всю жизнь - обрушилось на широкие плечи. Прошкрябали по глазам закрывающиеся веки, в голове болезненно ухнуло. Малейн почувствовал, что падает, последним усилием вскинул секиру. В грудь ударилось что-то тяжелое, выбитое оружие упало в траву. Эдвард качнулся и рухнул на спину.
        Глава 3
        Очнулся Малейн около костра. Рядом в котелке громко булькало густое варево. Над головой шумели кронами широколистые вязы. Небо было по-вечернему темным. Болела грудь. Эдвард вздохнул, застонал от боли, попытался сесть. Но чья-то маленькая хрупкая ладошка властно прижала его к земле, не давая подняться.
        - Тебе не стоит вставать до утра, - услышал Малейн приятный женский голос. Говорила незнакомка на батви очень чисто, слегка растягивая гласные.
        - Я и не буду вставать, я просто хочу оглядеться! - Эдвард сел в постели, потянулся и тут же скорчился от боли в груди.
        - Что со мной? - священник расстегнул рубашку и увидел, что он весь перевязан длинным белым полотном.
        - Тебя поцарапал трот. - Девушка наклонилась, поправила выбившийся конец повязки.
        - Трот? - Эдвард задумчиво нахмурился. - А откуда он взялся?
        - Неужели ты ничего не помнишь? - Девушка улыбнулась, присела рядом. Ее смуглые ладошки нежно, но властно уложили священника на разложенные шкуры. - Я все расскажу.
        - Постой, - Малейн сделал слабую попытку вырваться. - А как тебя зовут?
        Девушка скромно склонила голову. Звякнуло на груди ожерелье из серебряных монет. Волосы ночной волной рассыпались по плечам. Почти стемнело, и хрупкая фигурка в сумеречном полумраке казалась ломкой и полупрозрачной. Малейн почувствовал, как тоскливо защемило в груди. Девушка рассмеялась негромко, затем дернула себя за ресницы и поднесла ладонь к огню. Между большим и указательным пальцем оказалась зажата длинная, изогнутая ресница. Девушка снова рассмеялась, и, протянув Эдварду руку, назвалась:
        - Мое настоящее имя Луита.
        - А меня зовут Эдвард. Но что значит настоящее имя? - подозрительно спросил священник.
        - Это значит, что теперь мы муж и жена.
        - Что? - Малейн попытался вскочить с постели, но охнул и свалился обратно на шкуры.
        - Ты спросил мое имя - и значит, захотел взять меня в жены. Я ответила - и значит, согласилась, - Луита снова улыбнулась.
        - О, Господи! - сдавленно вздохнул Малейн. - Можно подумать, я мечтал об этом всю жизнь!
        - Правда? - девушка расцвела, но уже через секунду, нахмурившись, взглянула на Эдварда. - Ты обманываешь. Ты не мог мечтать обо мне всю жизнь, ты только недавно познакомился со мной.
        - Вот об этом я и говорю! - священник недовольно шевельнулся на шкурах. - Ты ведь сама отлично понимаешь, что невозможно влюбиться, увидев человека несколько минут назад.
        - Да, я понимаю… - девушка сглотнула. - Ты просто не знаешь наших обычаев и потому спросил мое имя. А я-то подумала, - Луита всхлипнула, - что действительно нужна такому храброму и сильному воину как ты.
        - Умоляю! - Эдвард обнял девушку за плечи, прижал к себе, скрипнув зубами от боли в ранах. - Перестань реветь и расскажи, что случилось. Откуда на мне эти повязки, и о каком троте ты ведешь речь.
        - Так ты и вправду ничего не помнишь? - все еще всхлипывая, произнесла Луита. Ее заплаканные глаза засияли. - Мне все рассказал Тауран.
        Девушка уселась поудобнее, накрыла снова легшего священника мягкой шкурой.
        - Даже самый лучший охотник не смеет охотиться на трота. На него не ставят капканов и не роют ловчих ям. И только герой, сын самого Вуниту способен победить лесного владыку.
        - Стой, стой, стой… - спешно перебил Эдвард. - Кто такой Вуниту, в сыновья которого ты меня только что посвятила?
        - Вуниту - это дух вселенной, отец, из которого произошел мир, и который сам является миром. Все души человеческие - часть души Вуниту, но есть особые! Это дети Вуниту, те, в чьих жилах течет его кровь!
        - Спасибо, - Малейн кивнул, - очень понятно. Но продолжай.
        - Тогда в лесу трот напал на отряд Таурана и на твоих людей. Все замерли, бессильные шелохнуться. Они стояли, словно овцы, принесенные в жертву, и ждали своей участи! А ведь это были не последние в племени нуроу. Посвященные воины, истинные чернорукие! И тогда появился ты. Ты шел подобно первому Нуроу, и злоба зверя была тебе нипочем. А когда трот кинулся на тебя, ты встретил его ударом секиры. Ты был устал и изранен, и хищнику удалось сбить тебя с ног. Но и сам он упал на землю с разрубленной пастью. И очнувшийся Нели, лучший среди лучников, разжал пальцы, и длинная стрела с обоюдоострым наконечником пронзила раненого трота…
        - Вот так и рождаются легенды… - мрачно подумал Малейн. - Эта девушка сведет меня с ума. Никакой красоты не хватит, чтобы компенсировать подобный характер.
        - Последний вопрос! - Малейн взял девушку за руку. - А почему мужчины племени нуроу красят руки в черный цвет?
        - Ты что? - Луита удивленно улыбнулась. - Они не красят руки. Это значит, что они прошли обряд посвящения. Так же как и вы. Но ты спи.
        Девушка провела по лицу, закрывая Эдварду глаза.
        - Завтра ты все увидишь и поймешь. А пока спи!

* * *
        На следующий день Малейн проснулся бодрым и почти полностью здоровым. Молодое, сильное тело легко справилось с порезами на груди, чистые повязки не позволили грязи проникнуть внутрь, а целебные мази сняли воспаление. Эдвард скинул шкуру, прикрывавшую его от ночного холода, потянулся. Было раннее утро. Высоко в небе заливался серебристой песней жаворонок, шелестели вязы, свежий ветер нес прохладу и разгонял клочья ночного тумана. Наконец-то священник смог оглядеться.
        Лагерь нуроу расположился на большой поляне, невдалеке от прозрачной речушки. Крытые шкурами лорсов и гроконов вигвамы окружали общее костровище. От очага струился белесый ароматный дым. Беззубая, страшноватая на вид старуха шевелила угли и подбрасывала в огонь пучки высушенных трав. Пламя оголодавшим зверем накидывалась на сухие листья, но через секунду опадало, оставив горсть пепла и облачко дыма.
        В вигвамах было жарко и душно, и потому большинство иннейцев спали на улице. Малейн застегнул рубашку, сложил шкуры и пододвинул поближе к выходу из шатра. Подошел к старухе, присел рядом.
        - Добрый день, бабушка, - вежливо произнес священник.
        - Сейчас утро. А утро не может быть добрым, если не прогнать демонов ночи! - старуха подкинула еще один пучок в огонь, что-то быстро зашептала.
        - О! Ты уже проснулся? - раздался сзади знакомый голос. - Как твои раны?
        - Спасибо, - Малейн развернулся к Таурану, - много лучше. Я хотел бы поговорить с вождем. Мы очень спешим, и моему отряду надо выйти сегодня рано утром.
        - Это невозможно. - Тауран широко улыбнулся, но в глазах у него колкими льдинками застыла холодная воля. - В день посвящения никто не имеет права покинуть лагерь. Даже вождь. Даже шаман. И не новорожденному брату менять наши порядки, даже если он победил в битве с тротом.
        - Тауран! - священник положил руку иннейцу на плечо. - Мы вынуждены уйти. Несмотря на все твои «даже». Я должен принести письмо в Тельму. И если мы не доберемся до города в течение трех дней…
        - Где находится твоя Тельма? - перебил Иннеец.
        - К северу отсюда. И немного западней.
        - Не бойся. Ты успеешь за два дня. Сегодня твой отряд останется у нас. Вы все равно должны отдохнуть. А завтра спуститесь вниз по реке. Пирога идет вдвое быстрее человека, а я дам вам хороших гребцов. Я, конечно, не вождь, но мой голос на совете племени значит немало.
        - Спасибо, Тауран. - Эдвард протянул раскрытую ладонь. Иннеец на секунду замешкался, а затем их руки сомкнулись в крепком пожатии.
        Через полчаса, когда над кронами появились первые лучи солнца, шкуры вокруг очага зашевелились. Заспанные иннейцы потягивались, о чем-то переговаривались на быстром, словно горная речка, языке. К Малейну, позевывая, подошли Нели и Кивин.
        - Проснулся, командир! - прохрипел осипшим голосом Кивин. - Здорово ты вчера эту кошку порезал.
        - Насколько я знаю, пристрелил ее все-таки Нели.
        Молодой воин засмущался, потупился. Торчащие из-под нестриженых волос кончики ушей покраснели.
        - Ну, если бы не вы, я бы и шелохнуться не сумел.
        - Ладно, шкуру убитого трота будем делить потом, а сейчас мне больше всего хотелось бы позавтракать.
        - Я тут разузнал местные обычаи, - произнес Кивин. - Кушать они будут часа через два, из общего котелка. А вот вечером, после обряда инициации, обещан грандиозный пир. Полчаса назад у одной прелестной индианки я выяснил, что женщины вчера нашли гигантский трюфель, так что веселье обеспечено.
        - Да, насчет прелестной индианки… - растеряно подумал Малейн, - надо найти ту девушку, Луиту. Кажется, я вчера ее сильно обидел.

* * *
        После полудня в центре лагеря ударил барабан. Натянутая кожа звенела и гудела под танцующими ладонями. Иннейцы, побросав дела, стекались в круг, обнесенный вигвамами.
        Появился облаченный в полный парадный наряд вождь племени нуроу. Вслед за ним вышел высокий, серый от старости старик. Шаман. Позади них с томагавками наперевес и боевой раскраской на лицах выстроились старейшины и охотничьи старшины.
        - Смотри, вот тот, с перьями рока на голове - это Тауран, - шепотом произнес Кивин, показывая на первого в ряду старшин.
        Барабан глухо пророкотал и смолк. Наступила тишина.
        Стояли, замерев, чернорукие воины нуроу, испуганно жались позади женщины, несколько старух низкими и неожиданно чистыми голосами затянули протяжную песню. Вскрикнул шаман, ударил в бубен, разгоняя случайных духов. Полог главного вигвама откинулся, и на поляну один за другим выступило полтора десятка голых мальчишек.
        Шаман встряхнул бубен. Подождал, пока умолкнут звонкие костяшки. Положил инструмент на землю, присел рядом с костром. Протянул руки к огню. Пламя нежно лизнуло загрубевшую кожу, обволокло кисть, ласково прильнуло к запястьям. Оборвалась, словно обрезанная ножом, песня.
        - Вуниту! Яви волю свою! - вскрикнул шаман. Ладонь его раскрылись, высыпая в огонь горсть ярко-зеленого порошка. Пламя вскинулось, взъярилось на несколько футов в высоту, выплеснуло в стороны сверкающие лиловые языки. Общий радостный выдох пронесся над поляной.
        - Великий Вуниту ждет, чтобы свершился обряд посвящения! - выкрикнул шаман. Костяные фигурки, пришитые к его одежде, дробно застучали, подтверждая сказанное.
        - Дух вселенной, отец мира, нужна ли тебе еще одна жертва? Ведь слуги твои уже забрали одного нуроу? - вскинув лицо к небу, спросил шаман.
        Вторая ладонь разжалась, высыпая в пламя новую порцию порошка. И снова огонь вскинулся к небу, окрасился в лиловый, и общий вздох облегчения шевельнул листву.
        - Какой шарлатан… - прошептал Кивин, склонившись к Малейну. - Он еще спрашивает у Вуниту, когда у самого порошок в ладони зажат.
        - Не знаю, как насчет порошка, - так же шепотом ответил Эдвард, - но руку из огня он уже минут пять не вынимает. И даже не обгорел. Ты так умеешь? Я нет…
        - А ведь точно… - Кивин смущенно умолк.
        Тем временем шаман поднялся и подошел к первому мальчишке.
        - Встань, нуроу! - парнишка поднялся с земли, на которой сидел. К худой жилистой ляжке прилип засохший сучок. Мальчик подошел к костру, нерешительно остановился рядом.
        - Очистись, - сухо бросил шаман.
        Парень шагнул в костер. Вскрикнула в задних рядах испуганная женщина, Нели вскочил, и Кивину с Малейном пришлось вцепиться ему в одежду, чтобы он не кинулся на помощь. Запахло паленым волосом.
        - Хватит! - парень вышел из костра. Сучок, прилипший к ляжке, превратился в уголек, и молоденький нуроу подпрыгнул и, зашипев от боли, щелчком скинул светящуюся точку на землю.
        - Это не настоящий огонь… - пробормотал Кивин. - У него только волосы чуть-чуть обгорели.
        - Не городи чушь, - раздраженно отозвался Эдвард, - сучок-то до конца сгорел. Я думаю, тут дело в другом. Наверное, иннейцы нуроу в совершенстве овладели техникой аутотренинга. Способности нашего тела, и тем более мозга, практически неисчерпаемые. Главное - уметь управлять своими возможностями. Тебя ведь не удивляет, что аббат Демеро способен переговариваться по мыслесвязи с другими аббатствами? А ты не способен отправить и простенькую мысль. Я не хочу тебя обидеть, - Малейн положил ладонь Кивину на плечо, дружески сжал, - но не ищи здесь жульничества. Это другой народ, с другими возможностями и обычаями. И я, например, искренне рад, что они стали нашими друзьями. В борьбе с Нечистым они будут хорошей подмогой.
        - Но ведь они же язычники! - ошарашено прошептал Нели. - Они ведь признают только своего Вуниту!
        Эдвард положил вторую руку на плечо молодому лучнику и обнял друзей.
        - Нели, малыш, они верят в того же бога, что и ты, просто по-другому.
        Тем временем все мальчишки прошли сквозь пламя. Некоторые выходили невредимыми, другие выскакивали с обожженными лицами и ногами, но ни один не сгорел. Вождь усадил ребят вокруг костра и ушел в свой вигвам. Снова грохнули барабаны. Шаман поднял бубен и, несколько раз стукнув в него, запел. На этот раз пели только мужчины. Сиплыми голосами, высушенными холодными ночными ветрами и жарким полуденным солнцем, они вытягивали простенькую и в тоже время неуловимую мелодию.
        Из вигвама, неся в руках кусок черного полотна, показался вождь. На секунду Малейну показалось, что полотно живое. Ткань еле заметно шевелилась. В нос ударил знакомый кислый запах.
        - Муравьи… - произнес Нели, со смесью страха и гадливости в голосе. Зрение у молодого лучника было превосходное, и он в отличие от Малейна, мог разглядеть бесчисленные тельца маленьких насекомых, вплетенные в полотно.
        Вождь подошел к первому парню, взял его за руку, обмотал шевелящейся тканью. Плотно прижал. Мальчишка выпучил глаза, из прикушенной губы тягучей каплей потекла кровь. Вождь обмотал вторую руку и вернулся в вигвам.
        - Так вот откуда у них черные руки… - просипел Нели. - Я же говорю, это слуги Нечистого!
        На этот раз вмешался Кивин. Усадив бледного лучника на землю, он закатал руку и показал Нели тыльную сторону ладони. На месте укусов остались маленькие черные точки. А чуть выше, около локтя синела странная татуировка - тонкий кинжал с крестовидной рукояткой вонзался в глаз.
        - Видишь?
        - Вижу, - недоуменно ответил Нели. - Но причем здесь это?
        - Но ты же не считаешь татуировку язычеством. Так не все ли тебе равно, чем именно она будет нанесена? Иглой и соком дубовых орешков или муравьями, вплетенными в ткань?
        - И, кроме того, - Малейн подсел рядом, - кроме того, это единственный, хотя и довольно болезненный способ приобрести иммунитет. Любой чернорукий пройдет муравьиный край насквозь. И даже сможет принести добычу. И не удивлюсь, если сегодня вечером нас будут кормить каким-нибудь особенным лакомством из муравьиных яиц. - Нели поморщился, но ничего не сказал.
        Эдвард обернулся к костру. Взглянул на самого первого из мальчишек. Тот сидел, держа обмотанные руки на весу. По раскрасневшемуся лицу струился пот, худые голые плечи вздрагивали.
        - Здесь аутотренингом не поможешь… - сочувственно подумал священник. И будто услышав его мысли, шаман бросил бубен и, подняв руку, громко выкрикнул:
        - Вуниту доволен, муравьи забрали свое! Снимите повязки.
        Вождь подошел к первому парню, развернул полотно, бросил копошащуюся ткань в огонь.
        - Приветствую тебя брат, ты стал настоящим черноруким, и твое имя отныне Прайм, что значит первый.
        Парнишка гордо вскинул распухшие, окровавленные руки, пошатываясь, подошел к малому костру, вокруг которого сидели женщины, и только тогда позволил себе негромко застонать. Прайма усадили, промыли оставшиеся без кожи руки кипяченой водой. Затем поднесли тазик с мутноватым соком трюфеля. Парень зажмурился и опустил сначала ладони, а затем и всю руку целиком. Через несколько секунд он расслабился, на лице заиграла счастливая улыбка. Растворенный в соке наркотик снял боль, и Прайм наконец-то осознал, что прошел посвящение.

* * *
        Пир удался на славу. На листьях, разложенных по земле, дымилось несколько не по-весеннему жирных тетеревов, зажаренных и затем нашпигованных какими-то незнакомыми острыми травами; манили взор сладкие корни напури и молодые побеги грибных рогастиков, золотилась толстыми рассыпчатыми боками копченая рыба. Ну и, конечно же, трюфель: жареный, вареный, запеченный в золе и потушенный в желудке месячного лорсенка.
        Малейн ходил от костра к костру, рассеянно отвечал на восторженные вопросы иннейцев. Сам того не осознавая, он искал Луиту. Эдварду казалось, что он забыл сделать что-то очень важное, без чего жизнь дальше будет бесполезной и ненужной. Заботливый Кивин попытался заговорить со своим начальником, но натолкнулся на такой непонимающий и растерянный взгляд, что решил оставить священника в покое.
        Затем начались танцы. Снова зарокотали пузатые барабаны, затрещали погремушки и бубны, тоскливо завыл рог. Шаман хлопнул в ладоши, задавая темп. Сначала один человек, затем несколько, а вскоре уже и все племя закружилось в бешеном, немыслимом хороводе. Малейна затянуло внутрь, закрутило, закружило голову. Он уже не танцевал - а летел, словно во сне, легко отталкиваясь ногой от земли. Пролетал несколько ярдов, снова толкался. Рядом, смеясь, летели незнакомые, радостно улыбающиеся люди. Эдвард всматривался в лица, выискивая единственное родное, но так и не заметил среди танцующих Луиту.
        - Наверное, она заболела и лежит в каком-нибудь вигваме, - решил Эдвард.
        Он отпустил руки и полетел в сторону шатров. Малейн откидывал шкуры, прикрывающие входы, кричал с тягучую темноту, звал. Но никого не было. Только в одном вигваме на священника кто-то зыркнул белесыми буркалами. Малейн отпрянул, но, приглядевшись, понял, что это просто слепая, вышедшая из ума старуха.
        Неожиданный испуг отрезвил Малейна. Это дурманный грибной сок заставил его летать. Точнее вообразить, что он летает.

* * *
        Нашел Малейн девушку где-то через полчаса. Она сидела на берегу реки, вода, журча, обтекала босые ноги. Распущенные волосы спутались. Священник бесшумно подошел ближе, обнял девушку за плечи. Луита, вздрогнув, обернулась. Посмотрела Эдварду в глаза, и ничего не сказав, снова уткнулась взглядом в реку. Торфяная вода серебрилась на изломах, негромко смеялась, перекатываясь на небольших каменистых порогах. Где-то вдалеке пела ночная тоскливая птица. Пушистая бабочка ударилась в кожу жилетки, упала девушке на колени.
        - Ты мне нравишься, - Малейн почувствовал, как заскребло в непослушном горле. - Очень нравишься.
        - Это ничего не меняет, - тихо ответила девушка. - Ты все равно завтра уйдешь, а я все равно останусь одна. Все равно…
        Слова капали в воду, растворялись в черной реке. Набежавшая туча закрыла луну, с недалекого севера подул порывистый ветер. Малейн снял куртку, накинул девушке на плечи.
        - Но это будет завтра. А до завтра еще целая ночь. Ночь, которую мы можем быть вместе. Даже если я завтра уйду. Все равно.
        - Все равно… - эхом откликнулась Луита…

* * *
        Они лежали на траве, а далеко в вышине горели одинокие звезды.
        - Видишь? - спросила Луита, - вот та, совсем маленькая звезда рядом с серебряным ковшом. Ее зовут Луита. Так же как и меня. Когда ты будешь далеко - смотри на нее, согревая взглядом - тогда и мне будет тепло. Слышишь?
        - Слышу, - отозвался Эдвард.
        - А если я умру, то мой дух не уйдет к Вуниту. Он превратится в маленький лучик и полетит туда, к звезде. - Луита положила голову Малейну на плечо, сорвала травинку.
        - Он будет лететь долго, очень долго, ведь до нее далеко. Но когда-нибудь все-таки долетит.
        - А что потом?
        - А потом он отразится и полетит обратно, на землю. И через много-много лет снова родится девочка, и ее опять назовут Луита.
        - А с моим именем звезды нет, - священник пошевелил прядку волос, погладил висок.
        - Даже святого нет. Мама меня в честь дедушки назвала. Он аббатам был, она хотела, чтобы я тоже аббатом стал. Только какой из меня управитель. Я вот даже с собой справится не могу, не то, что с городом.
        - Ну и все равно, - бросила девушка. - Кому это нужно - с собой справляться. Давай лучше на Луиту посмотрим, чтоб ей теплей стало.
        Они лежали на траве, глядели на звезду. И где-то высоко-высоко два взгляда переплетались, и дальше летели обнявшись. К далекой замерзшей звезде.

* * *
        Узкая пирога неслышно скользила по зеркальной поверхности воды. С самого утра, не было ни ветерка, и даже трепетные осины застыли в мертвенном оцепенении. Здесь, ниже по течению, река уже не журчала на перекатах - похожая на великанскую ленивую змею, она растекалась плавными изгибами, плескала негромко в прибрежных корнях, лоснилась черной чешуей торфяной воды. Иногда лодка обгоняла одиноко плывущий лист кувшинки. На одном из листов, скосив на людей неодобрительный взгляд золотистых глаз, примостилась бородавчатая древесная лягушка. Совсем не похожая на фрога, своего большого брата, рептилия скорее напоминала скособочившегося и уменьшенного человека. Время от времени лягуха переплетала тонкие, изящные, с присосками на концах, пальцы, разевала в глупой ухмылке широкую пасть и, вибрируя отвислым кожистым небом, квакала. Громкий, по-своему музыкальный и вызывающий дрожь звук подымал в воздух стаи оголодавших комаров.
        Но уже через секунду все снова замирало, скрывалась за поворотом неодобрительная лягушка, отставали настырные комары, и лодка дальше мчалась по ровной глади. Малейн расслабленно развалился на дне пироги.
        - И как он умудряется не свалится… - думал Эдвард, разглядывая гребца, сидящего на носу. Иннеец, присев на корточки орудовал широким веслом. Полированная лопасть стремительно ныряла в воду и через мгновение оказывалось с другой стороны, успевая подправить и подтолкнуть верткую лодку.
        Тем временем солнце достигло зенита. Недвижный воздух раскалился до предела, и если бы не прохлада, идущая от воды, половина команды уже давно лежала бы в обмороке с солнечным ударом. Малейн наклонился, опустил ладонь в прохладную воду, плеснул пригоршню в лицо, наклонился, собираясь расшнуровать сапоги.
        Тяжелая стрела с тупым стуком вонзилась в бортик там, где до этого была голова священника. И сразу же град боевых стрел, с прямыми наконечниками обрушился на пироги. Вскрикнул раненный рулевой. Словно по команде лодки развернулись, и вскоре люди были на берегу. Град стрел с другого берега прекратился. Бледный, и на удивление злой Нели развязал колчан, сдернул с плеча длинный тисовый лук, укрепленный костяными полосками. Лучник долго целился, высматривая что-то незаметное в переплетении ветвей. Свистнула стрела, и в воду, подняв фонтан брызг, рухнуло тело первого убитого врага.
        - Крысы! - ахнул кто-то сзади. Действительно, убитый совсем не походил на человека. Жесткая серая шерсть покрывала не только тело, но и морду, на широком носу, больше похожем на свиной, топорщились белые усы. Изо рта выглядывали острые прямые резцы. Но только и большой крысой этого урода-лемута назвать было никак нельзя, иначе, откуда взялись длинные руки, с пятью ловкими пальцами, тонкие, изуродованные, но все же почти человеческие ноги и, главное, совершенно людские глаза?
        - Ненавижу тварей. Вас покарает господь, - процедил сквозь зубы Нели. Вторая стрела свистнула, и еще одна человеко-крыса упала в воду.
        - Нели, сколько их там? - спросил Малейн.
        - Много. Больше двух десятков, - откликнулся лучник, отправляя в полет третью стрелу. - И это только те, кого я вижу. Подальше, за деревьями могут еще прятаться лемуты.
        - Посмотрим… - прошептал Эдвард.
        Священник скинул котомку, укрылся за широким липовым стволом. Дурманящий аромат липового цвета помог расслабиться и войти в состояние мыслительного обзора.
        - Эх, Сагеная бы сюда… - подумал напоследок Малейн, а затем ментальный водоворот закрутил его, отрывая от тела и давая новые возможности.
        За рекой встревоженно суетилось несколько десятков разумов. Диапазон излучений крысиного мозга был необычен, и потому Эдварду не удалось прочитать их мысли, и даже образный пласт лемутского мышления оказался недоступен. Малейн пересчитал нападавших - тридцать шесть тварей.
        - Они уверенны в победе, но при этом растеряны, потому что не ожидали, что добыча ускользнет после первого обстрела, - заметил Малейн, разглядывая эмоциональное состояние противников. - И еще они очень рассержены из-за того, что потеряли троих.
        В этот момент один из разумов взорвался, выкинув в пространство вспышку боли и страха. А затем погас.
        - Молодец, Нели, метко стреляет.
        Малейн прикоснулся к умирающему разуму, попытался проникнуть внутрь и отпрянул, потрясенный. Умиравшая крыса видела себя. Она лежала на боку, подставив отвисшее после родов брюхо. А несколько слепых, мокрых и безобразных крысят тыкалось в разбухшие соски. Один из них поднял волосатую мордочку вверх, дрогнули, разлепляясь, веки и маленький крысенок уставился Малейну в глаза. И ничего в целом мире не было сейчас человечнее этого взгляда.
        - Господи, прости врагам нашим, ибо не ведают что творят, - прошептал Малейн.
        Тем временем люди-крысы на другой стороне реки отошли от берега и спрятались за стволами. Нели огорченно опустил лук. Несколько иннейцев, только сейчас, приготовившихся стрелять, вздохнули разочаровано.
        Глава 4
        Солнце припекало все сильней. Гудели над головой пчелы, собирая духмяный липовый нектар. Сушились вытащенные на берег пироги. Несколько человек, растянувшись цепью вдоль берега, следили за рекой. Остальные развалились в тени, положив котомки под головы.
        - Хорошо, - проронил кто-то из иннейцев.
        - Что хорошего? - раздраженно буркнул Кивин, - если мы завтра не доберемся до Тельмы - значит Стайго погиб зря. Чертов праздник.
        Кивин тут же прошептал молитву, прося прощения у Господа за богохульство.
        И в этот момент закричал крайний из наблюдателей. Вниз по реке шла пирога, а на носу, ловко подгребая широким веслом, стояла девушка.
        - Луита! - вскрикнул выбежавший на берег Малейн. - Ложись!
        Девушка, расслышав голос своего любимого, стала радостно озираться, пытаясь разглядеть священника в прибрежных кустах.
        - Ну, ложись же! - взмолился Эдвард.
        Лодка подходила все ближе к засаде лемутов. Девушка, широко улыбаясь, выпрямилась в полный рост. Нели скинул лук с плеча, растянул тетиву, почти достав до уха. Стрела, басовито прогудев, кинулась навстречу лодке, стукнула, втыкаясь в бортик. Увидев стрелу, Луита мгновение стояла, не понимая, а затем упала на дно, скорчилась, надеясь стать совсем незаметной. Медленное течение несло пирогу вниз. Засвистели стрелы, пытаясь отыскать на дне лодки скукожившееся девичье тельце. Нели и чернорукие лучники обрушили на противоположный берег град стрел.
        Но люди-крысы и не думали отступать. Наоборот, откуда-то из лесу подошло еще несколько лемутов, и ливень стрел усилился.
        - Господи, помоги! - взмолился Малейн, сжимая в руке бесполезную сейчас секиру. - Кроме тебя и церкви у меня есть только эта девушка. Пусть я никогда больше не увижу ее, пусть участь моя будет страшна, а муки немыслимы, но только сохрани жизнь рабе твоей, Луите. Пощади, ибо любой из нас хочет жить…
        И словно в подтверждение его слов от реки донесся пронзительный женский крик. Эдвард вскочил, и, не видя перед собой ничего, кинулся к воде. Прыгнул в пирогу, уверенным толчком оттолкнулся от берега. На носу возник не понятно когда успевший оказаться в лодке иннеец. Чернорукий нуроу взбурлил веслом воду, лодка дернулась и, стремительно набирая скорость, понеслась к берегу. А рядом уже, вспенивая черную гладь реки, мчались остальные пироги.
        Эдвард соскочил на берег, выхватывая из-за пояса секиру. Стальной полумесяц взвизгнул, разгоняя воздух.
        Самой битвы Эдвард даже не заметил. Он куда-то мчался, на бегу уклоняясь от вражеских ударов, разрубал узкие, покрытые шерстью черепа, отмахивался тяжелой рукояткой, дробя кости и расплескивая жирный мозг. Он слился с секирой, он кружился в смертельном танце, мечтая о единственном: добраться, наконец, до скользящей вниз по течении пироги, и обнять живую и счастливо улыбающуюся Луиту. Но на пути становились все новые и новые человеко-крысы. Пищали что-то на своем языке, замахивались кованными медными топорами. И на каждую тварь приходилось тратить несколько секунд.
        И когда, наконец, очередной лемут упал, а новый не возник, лодка с раненой девушкой уже скрылась за поворотом. Малейн кинулся за ней, сминая заросли колючего терновника, росшего вдоль берега. Пробежав с полсотни ярдов, он, наконец, остановился и позволил рассудку вернуться обратно в голову. Эдвард развернулся и по протоптанной им самим просеке бросился обратно, туда, где покачивались пироги.
        На носу лодки его уже ждал иннеец. Малейн вспрыгнул в пирогу, легкое суденышко под его весом качнулось, зачерпнув воды, но осталось на плаву, и через несколько мгновений обшитый кожей корпус рассекал мелкую рябь. Поднявшийся ветер подгонял лодку. Позади отчалила еще одна лодка, и приглядевшись, Малейн различил Кивина, сидевшего на корме. Только сейчас Эдвард подумал, что впереди могла оказаться новая засада.
        Пирога завернула, крутанулась в небольшом водовороте. Впереди показалась плывущая по течению лодка. Иннеец начал грести еще быстрее. Прозрачная вода пенилась под взмахами весла, стремительно проплывали деревья. Наконец лодки поравнялись. Чуть не перевалившись за борт, Малейн дотянулся до пироги и подтащил ее к себе.
        Луита лежала на дне, лицом вниз. Черные волосы, заплетенные в походную косу, толстой змеей струились по спине, тонкие смуглые пальцы в последней судороге вцепились в край лодки. Между лопаток застрял обломок стрелы.
        Эдвард осторожно перенес девушку к себе в пирогу. Кивнул иннейцу. Лодка развернулась и неторопливо заскользила против течения.

* * *
        К Тельме отряд подошел поздно вечером. Здесь, на севере, летнее солнце, казалось, застряло на небосводе. Проходил час, другой, и светило, так и не взобравшись в зенит, начинало сползать за горизонт. Наступали серые полупрозрачные сумерки. Небо, совсем светлое на западе, угрюмо синело на востоке, лесные гиганты сливались с собственными тенями, становясь еще больше. Дрожал белыми туманными полосам воздух. Высокая трава, которой заросли пастбища вокруг города, покрылась росой. Дивным брильянтовым колье растянулась между стебельками паутина, унизанная капельками воды.
        Усталый отряд с трудом пробивал себе дорогу. Длинные молодые стебли опутывали ноги, старались повалить на землю. Казалось, что сотни липких маленьких ручек вцепились в одежду, повисли на сапогах. Так хотелось опуститься на теплую, сытно пахнущую землю, растянуться, сминая ставший чудно-податливым ковыль. Мягкая земля начнет покачиваться, убаюкивая, зажжется голубым ночником первая звезда. Тело станет легким, отойдет в сторону усталость, и даже натертые ноги перестанут болеть.
        Но пока приходилось идти. Малейн пропустил Кивина вперед. Первому приходится тяжелее всего, он должен не только прокладывать тропу в высокой траве, но и следить, чтобы не напороться на затаившегося во тьме камышового кота. Когда-то маленькое и довольно безопасное животное после Смерти превратилось в настоящий ужас северных степей.
        Камышовый кот, или как его стали называть, кмыш, охотился ночью. Длинное, лоснящееся в темноте тело бесшумно неслось сквозь полынь и заросли кипрея. На долю мгновенья взлетало в воздух, чтобы охватить взглядом раскинувшееся приволье, и мчалось дальше. Или наоборот, выбирало тропу, по которой шли жировать на поля тучные гроконы, и подолгу сидело в засаде, ожидая, когда же появится добыча. А если ночью не удавалось никого поймать, голодный зверь продолжал охотиться днем. Случалось, что травил стада, стараясь отбить молоденького лорсенка. Но что самое страшное, однажды попробовав человечину, кмыш уже не мог питаться ничем другим. Обезумевший хищник нападал на пастухов, забирался в деревни, убивал женщин, собиравших ягоды.
        Наконец впереди показался городской частокол. Около запертых ворот горел сигнальный костер. Малейн подошел к дубовым плахам, закрывавшим проход. Поежился, кожей ощущая нацеленные на него наконечники. Постучался. Скрипнула, отодвигаясь, дощечка. В забранное медными прутьями окошко выглянул бородатый киллмен.
        - Что вам надо? - подозрительно спросил он.
        - Я Эдвард Малейн, заклинатель второго уровня, - представился священник.
        Услышав звание, стражник уважительно присвистнул, но уже через секунду взгляд его снова наполнился подозрительностью.
        - А почему я должен тебе верить? - спросил он, радуясь собственной сообразительности.
        - А ты и не должен. Просто позови пера Эрла Трувана. Священника-управителя первой степени.
        Услышав имя своего начальника, стражник оторопел, буркнул что-то неразборчиво и, подозвав напарника, скрылся. Труван появился через пятнадцать минут. Дубовые ворота пронзительно заверещали, поворачиваясь на бронзовых петлях, и через несколько минут усталые путники сидели в креслах в келье брата-управителя. Священник, оглаживая седую бороду, раздавал указания набежавшим женщинам и послушникам. Вскоре на столе дымилось разогретое мясо и несколько глиняных горшков с супом. Переодетые и умытые странники сонно развалились на удобных деревянных стульях. В животах сыто урчало. Измученный Нели спал, положив голову на высокий подлокотник.
        Эрл Труван поднялся, выцветшие старческие глазки внимательно оглядели Эдварда.
        - Насколько я понимаю, нам следует немного поговорить, - священник обернулся к Кивину.
        - Если не сложно разбудите молодого человека. Кэвин, - священник кивнул в сторону сутулого послушника, прислонившегося к косяку, - покажет вам ваши кельи.
        Священник вышел из комнаты и быстро зашагал по коридору. Около одной из дверей Эрл остановился и вытащил из кармана связку замысловатых ключей. Отпер. Тусклый свет масляной лампы осветил стеллажи, забитые книгами. В библиотеке было тихо и на удивление спокойно. Знакомо пахло пылью, огромный каталог местной картотеки блистал полированными набалдашниками ручек, окна, забранные черными портьерами, не пропускали даже лучика света. Казалось, величественные шкафы сами охраняют покой библиотеки. Старик шагнул внутрь, пропустил Эдварда и запер дверь изнутри. Еще раз оглядевшись, хотя и так было понятно, что никого нет, Труван подошел к крайнему стеллажу, снял на пол несколько книг и, дотянувшись до невидимого рычага, повернул его. Массивный шкаф качнулся и беззвучно отъехал в сторону. Впереди открылся уводящий вниз проход.
        Эдвард спустился по стертым каменным ступеням. Огляделся. Блестящие полированные перила скользили под рукой, стены были обшиты гобеленами.
        - Сколько же этому убежищу лет? - негромко спросил Малейн.
        - Больше двух тысяч, - несмотря на преклонный возраст, голос у Трувана был сильный и чистый. - Первые катакомбы были вырыты еще во времена святого Равеника, основателя Тельмы. Здесь добывали медь. Залежи руды оказались невелики, и в скором времени шахта закрылась. А вот горняцкий городок разросся, превратившись в самый крупный северный город. Здесь и соль рядом, и рыба. Да и скот плодится лучше, чем везде.
        Тем временем коридор кончился. Труван отпер следующую дверь, они вошли в небольшой зал.
        - Здесь официальные катакомбы заканчиваются… - Эрл улыбнулся, - и начинаются тайники Тельмы. Пойдем.
        Они прошли несколько комнат, заставленных мебелью и непонятными приборами, и, наконец, попали в небольшую келью, освещенную притушенной масляной лампой. В углу, свернувшись на кожаном диване, спал человек. Как только Труван вошел, спящий проснулся. Казалось, что он даже не засыпал - глаза сосредоточено следили за вошедшими, а в теле не было даже намека на сонливую вялость. Незнакомец был молод и по-своему красив: тонкий нос, узкое, немного вытянутое лицо, выступающие скулы. Но все же было в нем что-то неправильное, необычное.
        - Хороший киллмен, - уважительно подумал Эдвард. Он еще раз оглядел незнакомца и только тогда понял, что же его смущало. Воин не имел ауры. От его разума не исходило никаких волн. Совсем. Хороший заклинатель может прикрыть разум непробиваемым щитом - но тогда сторонний наблюдатель увидит клубящуюся поверхность ментального барьера, человек, совсем не владеющий мыслеречью, не заметен издалека, но вблизи его мозг будет излучать волны в том же диапазоне, что и мозг священника. Но этот незнакомец молчал. Молчал так, как могут молчать только трупы.
        - Он мертв? - сам того не желая, спросил Эдвард.
        - Лайл, ты мертв? - с усмешкой спросил Труван у скорчившегося на диване человека.
        - Да, и довольно давно, - с неожиданным ехидством в голосе заметил Лайл. - А разве по мне не видно? Я ведь уже покрылся трупными пятнами.
        От таких шуток Малейна продрало морозом по коже, он через силу улыбнулся и уселся в мягкие объятья кожаного кресла.
        - Что ж, тогда приступим к делу, - произнес старик, садясь в соседнее кресло. - Эдвард, письмо при тебе?
        Малейн кивнул, вытащил из нагрудного кармана широкий, запечатанный сургучом конверт. На сургуче была оттиснута печать самого Куласа Демеро.
        - Вот этот молодой человек. - Труван пошлепал Лайла по плечу, - должен будет отдать письмо совету эливенеров.
        Услышав название странствующих приверженцев одиннадцатой заповеди, Эдвард удивленно вскинул брови.
        - Ничего странного, - заметив его недоумение, ответил Труван. - Совет эливенеров - большая сила, и еще большое знание. А в борьбе с Нечистым сила и знание - лучшие помощники.
        Тем временем Эрл поднялся с дивана, аккуратно сложив, спрятал письмо во внутренний карман куртки и вытащив откуда-то иголку, сноровисто зашил его.
        - Куда подевалась твоя аура? - спросил Эдвард обернувшись к Лайлу.
        - А ее нет, - спокойно ответил молодой киллмен. - Я заблокировал центр усиления, который увеличивает мощность ментального сигнала, а сам сигнал перевел в другой диапазон. Теперь, чтобы выследить меня - придется использовать собак или лемутов, к тому же я стал абсолютно неуязвим для любого ментального оружия. Я проверял - даже трот не может причинить мне вреда, хотя он с легкостью пробивает толстенный психический барьер.
        Парень самодовольно улыбнулся, потянулся с кошачьей грацией, кинул куртку на спинку дивана.
        - Наши враги умело пользуются возможностями человеческого мозга, - с усмешкой заметил Лайл. - Вот только конечную цель они выбрали дурную.
        - Это точно, - сухо заметил Эрл. - К сожалению слуги Нечистого разузнали о цели экспедиции. По нашим сведениям они собираются устроить большую засаду на обратном пути из заброшенного города. Здесь, на севере у темного властелина мало помощников, и потому, если вы поторопитесь - у вас есть шансы выполнить возложенную на вас миссию. Я дам тебе восьмерку моих лучших лорсов и думаю, что через две с половиной недели твой отряд должен будет добраться до Слаузы.
        Труван поднялся, подошел к шкафу, вытащил оттуда сложенную вчетверо карту, развернул.
        - Я связался с Демеро, - продолжил старик, - и он говорит, что четвертый северный полк уже выступил и, значит, через два месяца будет в Слаузе. А для тебя самый короткий путь лежит по берегу озера и дальше, через Сивону, вдоль края Тайга. Здесь - желтый, потрескавшийся палец ткнулся в тонкую нитку реки, - надо будет свернуть на восток, и двигаться вдоль гор, до самых отрогов святого Августина.
        Малейн внимательно разглядывал карту, стараясь запомнить малейшие подробности. Это была даже не карта, а маленькое произведение искусства. Присмотревшись, можно было различить отдельные деревья в Тайге, зверей и даже крошечные подписи к ним.
        - А от гор святого Августина до Слаузы прямая дорога по торговому тракту. Видимо там слуги Нечистого сделают первую засаду. По моим сведениям основной караван сейчас вот здесь, - длинный, остро отточенный ноготь отчеркнул великий торговый тракт чуть выше святого Торното. - Двигаются они быстро и уже через три недели будут вот здесь.
        Труван показал на гору святого Августина.
        - Здесь узкий перевал, горы с обеих сторон. Обойти его никак. И если слуги Нечистого успеют, то обязательно устроят засаду. Будет достаточно спустить на вас небольшой камнепад. Поэтому твой отряд обязан успеть сюда много раньше и занять в перевале оборону, так, чтобы, когда появятся отряды Нечистого, вы сами могли спустить им на голову солидную лавину.
        Старик откашлялся, еще раз разгладил карту. Призадумался, разглядывая коричневое пятно гор.
        - Знаешь, - медленно произнес он, - есть еще одна маленькая деталь. Информация совершенно не проверенная, но по слухам около этого перевала встречали горных великанов.
        - Кого? - пораженно спросил Малейн. - Я думал, это из области мистики.
        - Не совсем. К людям эти твари не имеют никакого отношения. Это один из видов серых медведей, причем мутировавший совсем недавно. К западу от гор была военная база, там до сих пор повышенный радиационный фон. Ночью вся земля светится. Возможно, небольшая популяция забрела в зараженную зону и попортила себе гены. Получившиеся уроды напоминают огромных сгорбившихся людей. Так что будь осторожен. Хотя, скорее всего, это обычные трусливые сказки.
        - Хорошо, я предупрежу моих людей.
        - Я хотел добавить еще одного человека в твой отряд, - Труван потер подбородок, - из невидимок. Но, к сожалению, не смог. Не оказалось ни одного свободного человека. Но ты на всякий случай держи поближе свое новое оружие.
        На секунду Малейн запнулся, но потом вспомнил недавний разговор. Рассказывая о своих приключениях, Эдвард показал старому священнику странный подарок. Труван взял металлическую вещицу в руки, долго осматривал, заглядывая внутрь ствола. Затем чем-то щелкнул, и игрушка распалась на две части.
        - Всего два выстрела… - с сожалением произнес он. - Когда-то его называли пистолет, а теперь величают метателем. Мы научились делать похожие. Только они реже стреляют, часто дают осечку и дольше заряжаются.
        Малейн хотел спрятать пистолет обратно в сумку, но Эрл посоветовал сделать на ремне специальную петлю и носить оружие в ней.
        - Хорошо, я постараюсь. Хотя секира мне привычней, - ответил Эдвард. - Да, Эрл, у меня есть еще один вопрос. Если не хочешь - можешь не отвечать.
        - Ну, говори, - поторопил старый священник.
        - Мне не понятно, почему целый четвертый полк отходит к северу только ради того, чтобы встретить нашу экспедицию. А если это так важно, то почему не послали сразу большой отряд?
        Труван замолчал, посмотрел на Лайла, внимательно слушавшего весь разговор. Подошел к дивану, устало опустился на мягкое кожаное сиденье.
        - Я рад, что ты спросил меня об этом. Командир отряда должен быть догадливым человеком. А тебя, Лайл, я попрошу пересказать наш разговор на совете эливенеров. Четвертый полк отходит на север совсем не ради экспедиции. Даже наоборот, ваша экспедиция - приманка для врага. Если вам удастся выполнить миссию - отлично, это будет наилучший исход, но даже если вы пропадете в пути - вы свое дело сделаете. Нечистый перебросит свои силы на север, туда, где у него нет ни влияния, ни крепостей, и будет вынужден сражаться с нами на нашей территории. И кроме того, он ослабит свое внимание на западе, позволив нам, наконец-то, укрепиться на берегу океана. Кроме вашего отряда и четвертого полка, в состоянии сверхсекретности готовится большая десантная группа, которая должны будет переброситься на запад и основать там новое аббатство. У них будет достаточно людей, оружия и провианта, чтобы продержаться, по крайней мере, одну зиму. А потом наладится постоянное сообщение. Вот потому-то, - Эрл, положил руку на плечо Лайлу, - нам так необходимо заручится поддержкой эливенеров.
        - Хитрый старик, - подумал Малейн, стараясь преодолеть возникшую неприязнь. - Он специально рассказывает мне фальшивую информацию, липу, рассчитывая, что слуги Нечистого схватят меня или Лайла и под пытками выведают ее.
        Видимо последнюю мысль Эдвард подумал слишком громко. Старый священник неожиданно обернулся и, пристально взглянув Малейну в глаза, хитро улыбнулся.
        - Что ж, вам пора спать. Завтра утром, за полчаса до рассвета, вам снова в путь. Вперед, навстречу солнцу и будущей счастливой жизни! - Труван снова улыбнулся, на этот раз открыто и очень по-доброму.

* * *
        Малейн недолюбливал езду на лорсе. Ему нравились сами животные - умные, немного своенравные, но сильные и преданные. Он легко управлял этими тяжеловесно-грациозными созданиями, направляя размашистый бег уверенным нажатием ног или незаметной командой по мыслесвязи. Да и лорсов им выдали отменных, натренированных, из тех, кто с легкостью перепрыгивает канаву шириной в пять ярдов, и чьих скошенных копыт боятся даже кмыши. И все же Эдварду все время хотелось слезть, ощутить под ногами незыблемую твердь матушки-земли. Плавный бег лорса напоминал ему скольжение пироги, с той только разницей, что пирогу эту подвесили в двух ярдах над землей.
        Но с лорсами приходилось смириться. Безрогие, по весне, животные двигались вчетверо быстрее человека, и, кроме того, несли в своих седельных сумках провиант и большую часть вещей и оружия. С секирой Малейн не расстался, подвесив грозное оружие себе на пояс.
        Первые два дня справа катило волны соленое озеро Тель. По вечерам, когда отряд становился на ночлег, Кивин вытаскивал из сумки моток черной лески, сплетенной из волоса, небольшой медный крючок, отламывал кусок лепешки и отправлялся порыбачить. Возвращался он всегда неся под мышкой связку свежей рыбы.
        Этому озеру повезло. За все время в него не угодило ни одной ракеты. И после, в первые дни Смерти, когда радиоактивные останки еще пытались убирать, оставшиеся в живых жители пожалели Тель и захоронили цистерны с ядерным топливом и неразорвавшиеся бомбы в горах святого Августина, спрятав смертельную заразу в глубоких ущельях. Множество озер было заражено настолько, что вся рыба мутировала, став либо несъедобной, либо слишком опасной для рыбака.
        Золотистая уха и нежная, рассыпчатая рыба превратили первые два ужина в тихое блаженство. Никто не тревожил маленький отряд, один раз Нели заметил вдалеке кмыша, но хищник то ли испугался, а может, и просто не заметил небольшой отряд.
        На следующий день тропа свернула на север, удалясь от озера. Погрустневший Кивин смотал лесу и упрятал снасти на самое дно сумки. Когда еще приведется порыбачить… Разве что в Слаузе, да только кто его знает, какая в этом океане рыба…
        Вскоре Тайг поредел. Вековые кедры расступились, словно уступая дорогу друг другу. Подлеска почти не было, зато покрытую хвоей и невысокой кучерявой травкой землю усыпали грибы. Даже флегматичные лорсы изредка останавливались, чтобы сорвать какой-нибудь особенно приглянувшийся белый, и зацепить влажной нижней губой клок сладкой грибной вермишели. Сочные оранжевые стебли последней встречались особенно часто. Там и сям росли целые заросли грибной вермишели.
        Наверху, притаившись в густой кроне, неодобрительно щелкали белки. Они были довольно крупные, но все же совершенно неопасные для человека.
        - Не понимаю, - подумал Малейн. - Почему здесь до сих пор не выстроились рядами наши поселки. Еды сколько угодно, дичь, а большого зверья видимо нет. Да и баферы кочуют почти сюда - немного севернее.
        И словно услышав его мысли, отозвался Кивин.
        - Благодатные места… Жаль, что жить в них можно только в конце весны и начале лета.
        - А что случается потом? - спросил Нели, подстегнув лорса и подъехав поближе. Четвертый член отряда, молчаливый копьеносец, Браян, тоже поторопил своего скакуна.
        - А потом прилетают комары, - со вздохом откликнулся пожилой киллмен. - Вслед за баферами и стадами сайгов движется огромное облако кровососущей нечисти. Комары, оводы, шершни, слепни, мухи, клещи… Встретив в степи, или здесь, на окраине Тайга человека, они съедят его за несколько часов. Высосут, не оставив ни капли крови. Но не это самое страшное. Комары властвуют около недели, а затем уходят дальше на север, за стадами. А вот клещи остаются. А тот, кого укусит это насекомое либо умирает, либо сходит с ума. Не всегда, конечно, но довольно часто. Вот так-то…

* * *
        И вот наконец-то вдалеке показались горы. Точнее, совсем рядом. Сначала в лесу начали попадаться огромные гранитные валуны, поросшие мхом и лишайником, а затем, взобравшись на очередную сопку, вершина которой была опалена давним пожаром, Малейн увидел впереди заслонившее полгоризонта тело горы, разглядел сверкающие ледяные вершины, а присмотревшись, разглядел даже нитку тракта, тянущуюся через перевал.
        - Нам - туда! - крикнул Малейн, подозвав спутников. - Видите вон там перевал - через три дня мы должны быть там!
        Радость хозяина подстегнула и без того нетерпеливого лорса.
        Сменив шаг на тряскую рысь, он сбежал вниз по склону, увлекая за собой остальных.
        Весь оставшийся до перевала путь отряд прошел, не останавливаясь на ночлег. Наскоро поужинав, перекладывали вещи на запасных лорсов - и мчались дальше. Натренированные животные отлично видели в темноте, и шли так мягко, что в седле можно было неплохо выспаться. Вот только к третьему дню от постоянной скачки у всех очень болели нижние части тела. Но зато и к перевалу отряд прибыл на два дня раньше расчетного срока.
        Перевал оказался невысокий - около двух с половиной тысяч ярдов и шел по дну старого ущелья. Распадок был широкий, и лишь в одном месте стены сходились, так что на другую сторону можно было докинуть камень. А внизу, под прикрытьем и угрозой каменных стен шла вполне приличная тропа, по которой без труда мог пройти даже груженый караван.
        В ущелье никого не оказалось. Посланный на разведку Нели вернулся через полчаса, волоча за ноги карликового горного барана. Пугливый барашек преспокойно пасся всего в тридцати ярдах над дорогой, а это значит, что в окрестностях никого нет. Да и сам Нели, не положившись на чутье уже умершего по своей оплошности барашка, тщательно осмотрел ущелье. По перевалу давно никто не проходил.
        Забравшись на перевал, отряд разделился. Браян вместе с лорсами и частью поклажи спустился на другую сторону, Кивин отправился обратно, чтобы замести следы и разведать окрестности, а Малейн, вместе с Нели, принялся изучать отвесные стены ущелья, отыскивая путь наверх.
        Дорога отыскалась довольно скоро. Каждый год, весной, когда на вершинах начинали таять снега, в этом месте шумел и крутил камни бурный ручей. За много лет вода проела себе дорогу в скалах, заодно сделав удобную лестницу для человека. Эдвард вместе с молодым лучником перетаскали всю поклажу наверх, отыскали небольшую пещерку, прикрывающую людей со стороны перевала. Нели тут же пробежался по всему карнизу, примечая удобные для стрельбы позиции. Вскоре вернулся Браян. Копейщик отыскал маленькую неприметную долину и оставил животных там. Восьмерым лорсам не страшен никакой зверь кроме лемута и человека - скошенные копыта бьют насмерть, а быстроты и силы лесному скакуну не занимать.
        Кивин вернулся, когда уже почти стемнело. Неутомимый киллмен вернулся назад до самой речки, в том самом месте, где отряд вышел на тракт. Он не пытался замести следы, прекрасно понимая, что спрятать все отметины оставленные четырьмя всадниками невозможно. Наоборот, он специально оставлял следы - сделал несколько фальшивых привалов, специально оставив кострища. Теперь, на первый взгляд, получалось, что шел не военный отряд, а уверенный в себе караван - погонщик и восемь груженых лорсов. Ведь копыт - шестнадцать пар, а сапог - только одна. Караван без охраны дело конечно странное, но встречающееся, а главное не опасное.
        Кивин рассчитывал, что лемуты, и так не слишком разбирающиеся в людях, не раскусят этой маленькой хитрости и попадутся в приготовленную ловушку. Оставалась еще одна маленькая деталь. И люди-крысы и ревуны прекрасно различали запахи. И для них каждый человек пах по-разному. Конечно, если пройдет дождь, от запахов не останется и следа, но если по-прежнему останется прекрасная погода - запах продержится еще несколько суток. Поэтому около речки, рядом с самой первой своей фальшивой стоянкой Кивин щедрой рукой рассыпал порошок сушеного трюфеля. Сам гриб не пахнет совсем. Сильный наркотик, попав в ноздри, он блокирует обонятельные луковицы, убивая на время саму способность воспринимать запахи. Крысы-следопыты, втянув трюфелеву пыль, разучатся различать запахи.
        Забравшись по руслу ручья наверх, Кивин увидел уже почти готовую засаду. За день трое оставшихся киллменов натаскали и сложили около обрыва целую груду камней. Малейн раскачал несколько огромных, в человеческий рост валунов, теперь они замерли на краю, готовые вот-вот сорваться, увлекая за собой каменную лавину - достаточно навалиться на кусок жерди, подложенный под гранитный бок. Широкие плетеные щиты прикрывали места будущих засидок. Худощавый Нели не слишком полагался на камни, предпочитая привычные стрелы, изрядный запас которых был взят из седельных сумок и аккуратно разложен по колчанам. Несколько крупных валунов было подкачено к руслу ручья, прикрывая единственный вход на карниз.
        Тем временем стемнело. Оставив Нели сторожить ночную дорогу, остальные собрались в пещере. Небольшое помещение полностью прикрывало людей от постороннего взгляда. А круглое отверстие под самым сводом, казалось, специально приглашало развести костер. Под отверстием даже нашлись готовый очаг и костровище, а в углу была сложена огромная груда сухих веток. Листья с них облетели и толстым слоем покрывали пол в пещере.
        От засохших листьев и старого костровища пахло осенью. Ночь выдалась теплая и безветренная. В небе россыпью зажглись звезды. Малейн отыскал взглядом Луиту, поласкал ее глазами, пытаясь согреть далекую звездочку. Но романтическое настроение не шло в душу. Почему-то вспоминался тот давний разговор в келье у пера Струбы, звон тонких бронзовых пластинок. Что-то они тогда не заметили, где-то просчитались. Но что?
        Обуреваемый тревожными мыслями, Малейн вышел из пещеры. Нели, скрестив ноги, сидел на сложенном вчетверо шерстяном одеяле. Удобный изгиб шершавого валуна прикрывал его от постороннего взгляда, но самому лучнику открывалась превосходная панорама - уходящий вдаль тракт, освященный слабым светом ущербной луны, блеск далекой речки и мрачные громады скал вокруг. Эдвард взвихрил Нели волосы, улыбнулся одними глазами, и, напевая неслышно гимн всех святых, побрел к дальнему краю карниза. Туда где начиналась тонкая и опасная тропа наверх, к далекой вершине.
        Впереди сорвалась и с тоскливым гудением пронеслась угловатая глыба. Камень несколько раз перевернулся, с треском впечатался в гранитную скалу, брызнул во все стороны крошкой осколков. А затем, словно в дурном сне, кусок стены отлепился от скалы и, разевая в оглушительном реве багровую пасть, рухнул на Малейна. Натренированное тело сработало гораздо раньше ленивого разума. Эдвард отпрыгнул назад, изогнувшись судорогой растянутых мышц. Отступил дальше, уже начиная осознавать происходящее. Безликий каменный комок мертвенно взбугрился, надвинулся, заслоняя небо.
        - Тревога! - раздался сорвавшийся на визг голос Нели.
        Длинная оперенная стрела, свистнув негромко, пронеслась над головой, уткнулась в гранитный бок чудовища. Из-под наконечника брызнула тонкая струйка крови. Малейн, воспользовавшись мгновенным замешательством зверя, отбежал под прикрытие заросшего лишайником валуна. Зверь слепо огляделся. Шершавая, похожая на замшелый каменный выступ, голова тяжело повернулась на толстой, почти неразличимой шее.
        - Вот так медведь… - раздался за спиной приглушенный выдох Кивина.
        Зверь замер, наросты на голове, когда-то, видимо, бывшие ушами, зашевелились, улавливая малейший звук. Еще одна стрела воткнулась прямо в морду чудовищу. Громада вздрогнула, словно от укуса, сжалась, скручиваясь в шар. Нели вскинул лук, выпуская одну стрелу за другой. Шар покатился, сминая ломкие древки. Брызнули из-под зверя мелкие камушки. Валун, за которым спрятались люди, отлетел, сорванный ударом окаменевшей лапы. Тварь накатилась вплотную, раскрылась, превратившись в обезумевшего, вставшего на дыбы медведя. И тогда, не понимая, что творит, Малейн выхватил из-за пояса подаренный метатель. Палец сам отыскал упругий металл спускового крючка.
        Потом, через несколько минут, каждый описывал события по-своему. Наивный Нели с горящим взором доказывал, что Малейн выхватил из-за пояса метатель и тот в руках священника ожил, заклубился по-живому и обратился в легендарный скипетр святого Августина, которым преподобный отец сжег немало тварей Нечистого. Огненный элементал, слуга господа, возник из заговоренного металла и мечом пылающим рассек грудь медведю. Молчаливый Браян ничего не придумывал. Постоял над трупом, поскребся в косматом затылке и лаконично промолвил:
        - Большая зверюга…
        А умудренный опытом Кивин попросил пистолет и долго его осматривал. Понюхал дуло, от которого разило горелым порохом, уважительно покачал головой и вернул оружие хозяину. И только сам Малейн задумался не на шутку.
        Ведь проблема стояла не маленькая. Пусть в борьбе со слугами Нечистого, пускай спасая свою жизнь, но он, Эдвард Малейн, священник-заклинатель второй степени сегодня воспользовался оружием дьявола. Тем самым, против которого и идет сейчас священная война. Он отлично представлял, к чему это приведет - сегодня старинный метатель, завтра - механическое чудище, найденное в заброшенном городе… И вскоре сотни киллменов, запрятавшись в душный металл стальных убежищ, снова начнут войну. В сознание поневоле вползли строки нового апокалипсиса.
… И пришел зверь огненный, и белое холодное пламя объяло города, и рухнуло небо, и погасли звезды, и солнце раскаленным океаном хлынуло на землю. А за огненным зверем вошел белый гость. В белой рясе, с поясом белым, ликом ужасен. И не было глаз у гостя - только холод глядел из пустых глазниц. И не было сердца у незваного хозяина - только белесый туман, имя которому безмолвие. И протянул гость к людям ладонь, и очнулись человеки, и потекли покорной волной под могильную защиту его. И кончилась Смерть, ибо младший брат ее вернулся на землю…
        Эдвард подошел к убитому медведю, присел рядом на корточки. Погладил жесткую коричневую шерсть. Живой медведь был похож на шевелящийся кусок скалы, но сейчас, после смерти он гораздо больше напоминал обычного, просто очень большого зверя. Малейн наклонился вплотную, рассматривая рану. Выстрел выгрыз кусок мяса из груди: сахарным изломом глядели в небо обломки ребер, чернел подсохший обрывок артерии. Кожа вокруг раны была изъедена голубыми точками.
        - Что будем делать с трупом? - спросил Кивин.
        - Сбросим вниз. Нам все равно больше ничего не остается, - ответил Нели, с боязнью поглядывая на поверженного гиганта.
        - Тогда о засаде можно забыть. Увидев гниющего медведя, ни один отряд не сунется в ущелье без предварительной разведки, - укоризненно разъяснил Кивин.
        - Он и так сюда не сунется. Лемуты не люди, но и не идиоты. А уж старшие слуги Нечистого и подавно, - угрюмо откликнулся Малейн. - Кроме того, через полтора дня медведь начнет вонять. Так что все равно придется скинуть тушу вниз. А после этого оттащить на несколько сот ярдов вперед.
        Глава 5
        На следующий день появились лемуты. Сидевший на дозоре Браян вскочил, углядев ползущее вдалеке облако. За все время не было ни одного дождя и на дороге было по щиколотку мягкой пушистой пыли. Через полминуты все четверо священников уже были на карнизе. Нели, напевая марш лучников, натягивал тетиву, мрачноватый и невыспавшийся Браян флегматично осмотрел отполированный до зеркального блеска наконечник копья, проверил об колено древко, и так же уверено-медлено отложил оружие. Куда торопиться? Враг еще далеко, а с оружием уже все в порядке. Придет время, и его движения превратятся в скупые, но стремительные и неотразимые удары, а пока можно позволить мышцам отдыхать.
        Кивин свое оружие даже не стал осматривать - что может случиться с неприхотливой пикой? Только вытащил копье из пещеры и положил к порогу, так чтобы было удобно подхватить на бегу. Малейн расстегнул завязки на секире, и нехорошо улыбаясь, двинулся к первому валуну. Налег на жердь. Каменная глыба качнулась, заскрипело, крошась, дерево.
        Тем временем отряд вдали пересек речку и начал медленно приближаться. Облако пыли заслоняло идущих, не позволяя разглядеть - кто там? Может быть это свой караван, торопившийся поспеть к перевалу раньше врагов? Или все-таки орда обезумевших от солнца и жары людей-крыс.
        Прошло полчаса, и сквозь пыль проступили фигуры идущих. Невысокие, взрослому человеку до плеча.
        - Крысы… - процедил Нели. - Много крыс. Я отсюда даже хвосты вижу.
        Малейн тем временем отошел в пещеру. Здесь царил прохладный полумрак. От кострища пахло холодным пеплом. Эдвард сел на расстеленное на ветках одеяло, расслабился, пытаясь войти в состояние ментального обзора.
        Психическая атака скрутила его, словно опытный палач. Невероятная, запредельная сила навалилась на сознание. Заскрипел, продавливаясь внутрь, ментальный щит. На какое-то мгновение давление ослабло - видимо и неведомому противнику было тяжело нападать сквозь каменную толщу, да еще и с такого расстояния.
        - Господи, - взмолился Малейн, - дай силы мне не поддаться дьяволу.
        В душе словно открылся свежий родник. Малейн поднялся, выпрямился, сбрасывая оцепенение, вышел на карниз. Огляделся.
        Товарищи сидели, замерев в неловких позах. Скорчился, положив руку на связку стрел, Нели. Облокотившись о жердь, выглядывал из-за камня Кивин. По лицу его словно гуляла рябь - пожилой воин боролся изо всех сил. Все это напомнило Эдварду совсем недавнюю встречу с тротом. С той только разницей, что сейчас он, Малейн, полностью вырвался из-под ментального влияния.
        Священник перегнулся через край, рассматривая дорогу. Лемутский отряд уже был совсем близко. Сверкали на солнце лезвия топоров, длинные голые хвосты елозили по земле, вычерчивая загадочные письмена. А посреди отряда, медленно переступая, двигалась худая, мучительно-прямая фигура. От нее черными волнами текла Нечистая сила. Лица видно не было, но словно сами собой перед лицом вспыхнули черными провалами бездонные зрачки. А в голове огненными строчками зажглась мыслесвязь.
        - Наконец-то ты выбрался из-под защиты каменных стен. Мне было слишком тяжело, достать тебя в пещере. Но теперь…
        Гнусная волна накатила на душу, сминая заново построенный барьер. Малейн дернулся, пытаясь восстановить утерянную защиту. Темная сила смыла барьер, закрутилась, взвихрилась водоворотами. И тогда, не в силах больше бороться, Эдвард отошел в сторону, пропуская незримую волну вражеской силы. Чужая мощь бешеным потоком разлилась, заполнив собой весь мир. Но только Малейна больше не было в этом мире. Где-то рядом пенилась в немыслимой ярости нечистая ненависть, бурлила, разъедая камни, разламывая вековые горы, а он, нетронутый, стоял на карнизе.
        Эдвард удивленно огляделся, пошевелил руками, попрыгал. Тело послушно выполняло приказы. Но что-то все же поменялось. Причем поменялось в нем самом. Мир вокруг стал проще, понятней, словно исчез туман, до этого застилавший глаза.
        Но не было времени разбираться. Отряд лемутов добрался до перевала и сейчас подходил к ущелью. До него оставалось не больше двухсот ярдов. Священник подбежал к первому, самому большому камню. Многотонная глыба отслоилась от остальной скалы и теперь лежала почти вертикально. Казалось, хватило бы легкого толчка, чтобы нарушить хрупкое равновесие. Но чтобы сдвинуть такую громаду, пришлось создать целую систему из крепких, в ногу толщиной, жердей.
        Наконец отряд внизу поравнялся с ловушкой. Малейн подпрыгнул, повис всем своим двухсотфунтовым телом на дальнем конце жерди. Навалился, пригибая упругое дерево к земле. Каменная глыба заскрипела, стирая в пыль залетевший в трещину песок. Затем качнулась и с утробным гудением полетела вниз. Крысы, побросав оружие, кинулись врассыпную. И только фигура в черном не сдвинулась с места. Адепт Нечистого медленно поднял голову, будто хотел остановить взглядом летящую громаду.
        Не было даже крови. Каменная глыба полностью накрыла худую фигуру, глубоко впечаталась в землю. Глухой удар, тряхнул скалы, сбил Малейна с ног. Где-то невдалеке загрохотал, стекая по каменным склонам, обвал. Эдвард подбежал к краю, схватил кусок базальта с голову размером и, не целясь, запустил его вниз. Со дна ущелья донесся жалобный визг. И почти сразу же раздался новый глухой удар - очнувшиеся киллмены сбрасывали в ущелье приготовленные глыбы.
        Растерявшиеся лемуты в панике метались по дну ущелья, уже не пытаясь увернуться от летящих сверху стрел и камней. Огромный валун, подпрыгивая, прокатился вниз по дороге, размазал несколько вставших на пути людей-крыс, врезался в край скалы и, разломившись на две половины, остановился. Малейн кинулся к следующему камню, замахнулся, сбрасывая его вниз, и понял, что убивать больше некого.
        По всему перевалу лежали изуродованные лемуты. Некоторые, с переломанными руками и ногами, раздробленными грудными клетками и смятыми спинами все еще были живы. Шевелились, раскидывая ошметки кровяной грязи, пытались ползти, приволакивая сплющенные конечности. Угрюмый Браян, с онемевшим от жалости и омерзения лицом, добивал живых короткими ударами бронзового наконечника. Нели небольшим, похожим на уклейку ножиком вырезал стрелы. Цокал раздраженно языком, когда древко оказывалась сломано.
        Малейн в первую очередь подошел к глыбе, убившей темного адепта. Земля вокруг камня просела, пошла мелкими трещинами. Черный базальт был испачкан зеленым травяным соком и пылью. Эдвард обошел вокруг камня, присел на корточки, заглянув под нависший каменный край.
        Бледная, покрытая сухой шелушащейся кожей, рука все еще шевелилась. Медленно, почти незаметно, сгибалась, раздирая высохшую землю. Затем ладонь дернулась, судорожно выпрямилась, растопырив во все стороны белесые корни пальцев, и замерла, наконец-то умерев. На указательном пальце тускло светился граненым рубином золотой перстень. Эдвард потянул из-за пояса длинный, подаренный отцом кинжал. Прошептал молитву, забрался, скорчившись в три погибели, под нависший край, коротко размахнувшись, резанул остро отточенным лезвием. Поднял перстень, вытряхнув на землю окровавленный обрубок, отер украшение о траву, вылез на свет.
        Драгоценность сверкала на солнце, переливаясь всеми оттенками красного. Вспыхивала закатом, горела холодным пожаром осенних листьев, сочилась густым малиновым соком. Казалось, будто ажурная золотая оправа держит кусок замершего огня.
        - Красиво, - раздался за спиной чуть хриплый голос Кивина. - Только я не стал бы одевать эту вещь. В ней слишком много от дьявола.

* * *
        Следующие два дня маленький отряд хоронил погибших. Каменистую землю можно было раскопать от силы на десять дюймов - дальше начиналась сплошная скала. Приходилось выкапывать ямки, складывать в них трупы, а сверху забрасывать камнями и землей. Огромные тучи непонятно откуда взявшихся мух кружили над трупами, лезли в глаза, плотным облаком вились перед лицом. Труднее всего пришлось с медведем. Сброшенное три дня назад со скалы горное чудовище распухло, натянувшаяся шкура трещала и грозилась вот-вот лопнуть, растекшись зловонной лужей тухлых внутренностей. Наконец Браян привел лорсов, привязал к упряжи разлагающуюся тушу и отвез ее вниз, к подножью гор, где скинул в первый попавшийся овраг - не пройдет и пары дней, как птицы и шакалы превратят труп в груду оглоданных костей.
        А на третий день вдали снова показалось облако пыли, и через час глазастый Нели разглядел телеги и всадников, покачивающихся на широких спинах лорсов.
        - Наши! - раздался над ущельем радостный крик.

* * *
        К Слаузе отряд вышел на неделю раньше назначенного срока. Небольшой рыбачий поселок забурлил, принимая сразу столько гостей. В пути основной караван охотников догнала пятерка Сагеная и пятерка Свена. Оба этих отряда должны были прочесать широкую полосу, тянувшуюся вдоль тракта, а заодно навестить несколько свободных поселков, из которых давно не было вестей. Путешествие прошло удачно, если не считать того, что на месте одного из хуторов оказалось заросшее малиной и крапивой пепелище.
        Увидев Малейна, Сагенай обрадовано заорал, лорс, подстегнутый мысленным приказом, помчался длинными высокими прыжками.
        - Малейн! Дружище!
        Домчавшись до Эдварда, лорс резко остановился, Сагенай спрыгнул на землю, радостно обнял священника.
        - Слава богу, ты жив!
        Малейн ошарашено обнял молодого киллмена, затем отодвинул его, и, разглядывая смуглое улыбающееся лицо, спросил:
        - А что случилось? Чего это ты бросаешься на меня, словно я тебе отец родной?
        Сагенай отступил, и все еще широко улыбаясь, начал взахлеб рассказывать…

* * *
        Пятерка Сагеная вышла к Роване неделю назад. Больше всего молодой священник боялся увидеть груду еще теплых углей, и разлагающиеся, обглоданные трупы. За несколько дней до этого посланный вперед разведчик наткнулся на следы людей-крыс. Большой отряд лемутов совсем недавно прошел этой же дорогой. Шел быстро, стараясь не оставлять следов. И, что самое неприятное, кроме привычного запаха падали, тянулся за вражеским отрядом еле уловимый запах зла. Кроме Сагеная, его больше не чувствовал никто, даже Мартин, который на спор определял, что за жидкость налита в закупоренную воском бутылку.
        И только потом, на привале, Сагенай наконец-то осознал, что это не запах, а след чужой психической деятельности. Вместе с отрядом шел адепт Нечистого, истинный посвященный темного братства.
        Вот тогда священник испугался по-настоящему. Не очень сложно справиться с отрядом лемутов. Даже мутировавшие крысы с трудом пользовались оружием, а выросшее тело потеряло свою смертельную скорость и гибкость. Но под властью старшего слуги Нечистого лемуты превращались в бесстрашных и опытных убийц, которым ничего не стоило вырезать спящий поселок.
        И потому, увидев посеревшие от дождей бревна частокола, Сагенай искренне обрадовался. Подозрительные стражники долго не хотели их пускать, но наконец-то дубовые ворота со скрипом отворились и пятерка киллменов, сложив оружие перед входом, вошла внутрь. Впереди, сложив руки на груди, стоял высокий худощавый метс со знаком священника-управителя второй степени на щеке.
        - Добрый день. - Сагенай склонил голову.
        Незнакомый священник ничего не ответил. Взгляд его холодно скользил по щеке Сагеная, пытаясь отыскать неточности в знаке. Юный заклинатель с неприятным холодком в груди вспомнил, что сегодня утром, поправляя знак, он как всегда не дорисовал правый завиток - привычка, оставшаяся после школы. В старших классах считалось особенным шиком нарушить устав, укоротив по-девичьи загнутый завиток. Потом, окончив школу и получив вторую степень, молодой священник мучительно пытался избавиться от вредной и глупой привычки, но рука сама, против воли, останавливалась, заканчивая линию чуть раньше. Перерисовывать знак было плохой приметой, а Сагенай, так удачливо гадавший на фигурках, с изрядным почтением относился к всевозможным поверьям. Но, наверное, именно эта маленькая неточность убедила священника лучше всего. Широко улыбнувшись, он шагнул в сторону, пропуская гостей.
        После короткого разговора со священником Сагенай испугался еще больше. Лемуты действительно подходили к поселку. Дозорные вовремя заметили приближающийся отряд и людей-крыс встретили запертые ворота и строй молчаливых лучников, укрывшихся за стенами. Крысы были неважными лучниками, а ломиться на высокую стену без осадных орудий - было истинное безумство.
        И тогда впереди показался старшие слуги Нечистого. Адептов черного братства было двое. Худощавые, завернутые в черные плащи, больше похожие на саван, они действительно казались братьями. Даже узкие бесцветные лица были похожи.
        - Сдавайтесь! - раздался над головами мысленный приказ.
        - Как бы не так! - откликнулся сверху голос пера Рамано, старшего священника. Трое его помощников окружили начальника, готовые вступить в завязавшуюся ментальную битву. Шансы были приблизительно равные. Тем более если учесть расстояние, разделявшее противников. Нападать будет много сложнее, чем защищаться.
        Слуги Нечистого ударили одновременно. Но этого удара ждали. Общий, тщательно сплетенный щит, встретил поток вражеской энергии, заглушил, смешал, превратив из беспрекословного приказа в обычный, привычный уху шум. Следующий выпад был уж совсем грубый. Не так просто заставить умереть даже обычного, неспособного к телепатии человека - упрямое сердце продолжает биться, наплевав на приказы обезумившего мозга, разгибаются, почувствовав боль, онемевшие мышцы. И уж тем более, почти невозможно уничтожить тренированного заклинателя.
        И потому, прикрываясь от второго, сильного, но, в общем-то, неопасного удара, священники пропустили третий. Рамано свалился на землю, схватившись руками за живот. Долгая судорога вывернула управителя наизнанку, его вырвало, один раз, другой, третий…
        Какая малость, легкое раздражение рвотного центра… Это даже не вмешательство, нет. Достаточно немного усилить ощущение от обычного глотка. Но этого хватило, чтобы все четверо защитников поселка катались по траве, безнадежно пытаясь сдержать рвущийся наружу желудок. Хорошо хоть, что ментальный щит, созданный годами упорных тренировок, существовал скорее на уровне подсознания - даже у спящего киллмена, а уж тем более у священника-заклинателя, невозможно прочесть мысли.
        Слуга Нечистого шагнул к частоколу, усиливая воздействие. Новая, еще более мучительная судорога скрутила священника. Перед глазами поплыло, словно он перебрал сока гигантского трюфеля, почти невесомое тело непослушно зашевелилось, и тут же скорчилось, выворачиваясь наизнанку.
        До дубового частокола оставалась никак не меньше трехсот ярдов, и все-таки длинная, почти не оперенная стрела, в стремительно-бесшумном полете дотянулась до закутанной в плащ фигуры, ударила в грудь, сбивая адепта на землю.
        Когда рвота, наконец, прекратилась, Рамано лежал почти без сознания. Время от времени по телу прокатывался запоздалый спазм, и тогда священник жалобно стонал и переворачивался на бок. Подбежавшие женщины помогли управителю подняться, вытерли лицо и одежду мокрым полотенцем.
        Когда священник смог забраться на стену, отряд лемутов уже скрылся в тайге. Оставшись в одиночестве, слуга Нечистого не решился продолжить штурм.
        Следующие два дня жители провели за крепкими бревнами частокола, ожидая возвращения разведчиков. Наконец воротились посланные за лемутским отрядом киллмены. Люди-крысы быстро, не останавливаясь даже ради еды, уходили на север. А еще через три дня у стен поселка появилась пятерка Сагеная.
        Смерть адепта темного братства, конечно, радостная весть, но вот крупный отряд, обгонявший на несколько дней караван… Сагенай восстановил перед глазами образ карты, пригляделся, рассматривая дальнейший путь. Ну конечно, впереди в каких-то полутора неделях пути начинались горы. Священник представил узкое ущелье и поток камней, стремительно стекающий на мечущихся в панике лорсов. Вообразил на миг раздавленных, перемолотых людей и холодное презрительное лицо Нечистого, разглядел, как тот медленно шагает по пыльной дороге, стараясь не запачкать край длинного черного плаща.
        Видениям, также как и приметам, Сагенай доверял. Попрощавшись с пером Рамано и выспросив самую короткую дорогу, пятерка киллменов отправилась в путь. На тракт маленький отряд вышел почти одновременно с караваном. Пыльное облако зависло впереди, всего в какой-то миле. Вот только двигался основной отряд куда быстрее пешего человека.
        Мыслесвязь Сагенай применять испугался - Нечистый мог почувствовать разговор. И пришлось, скинув на землю котомки с едой, мчаться во весь опор, догоняя длинноногих лорсов. Слава богу, что через полчаса в караване кто-то заметил пятерых бегущих людей - отряд остановился, около десятка всадников галопом двинулись навстречу.
        В караване оказались и запасные лорсы, и еда, и даже довольно точная карта. Как-то само собой получилось, что Сагенай оказался старшим в отряде. Остальные священники молчаливо признали его право раздавать приказы - сейчас Сагенай был самый осведомленный из всех, и значит именно он должен решать и командовать.
        Весь оставшийся путь отряд промчался практически галопом. И если бы не телеги, изрядно тормозившие караван, к ущелью они добрались бы раньше Нечистого. Но медлительный обоз нельзя было бросить - вряд ли в небольшой Слаузе найдется столько телег, и потому приходилось все время сдерживать нетерпеливых лорсов и поджидать плетущиеся позади колымаги.
        К ущелью Сагенай подъезжал в полной боевой готовности. Командиры пятерок - тоже священники-заклинатели второго уровня, сосредоточенно готовились к бою, укрепляли ментальный щит, наученные горьким опытом блокировали все жизненно важные центры. Одному адепту нечистого не справиться с таким воинством. Вот только многотонной каменной глыбе совершенно наплевать на ментальный щит…
        Увидев Малейна, Сагенай мгновение стоял в растерянности, а затем радостная волна затопила сердце и разум. Бой, первый бой в его жизни, не состоялся. И молодой священник был искренне рад этому. Ему никогда не нравилось убивать, но еще больше, он боялся, что погибнет кто-то из его подчиненных. Как он сможет разговаривать с их матерьми и вдовами, потом, когда вернется в Мельт? А ведь они спросят, обязательно спросят. Даже если никто из них не проронит ни слова - все равно, натренированный разум услышит несказанное. И никакая радость победы не заглушит терпкую горечь их скорби.

* * *
        В Слаузе отряд задержался на несколько дней. Надо было дождаться две оставшиеся пятерки, одна из которых шла берегом океана, а вторая пробиралась почти у самого подножья западных гор. Кроме того, усталым людям было необходимо отдохнуть и наконец-то расслабиться от постоянного напряжения, почти незаметного в походе, но все-таки выматывающего силы и душу.
        Ну а последним, хотя и не столь важным аргументом, был весенний фестиваль. Почти по всей Канде свадьбы играли осенью, когда собран урожай, и можно наконец-то отдохнуть от тяжелых земляных работ. Но в рыбацких поселках свадьбы играли в начале лета. После того, как на нерест проходили косяки сельди и тунца. Потом, осенью, рыба пойдет обратно, и снова в поселке будет не до свадебных игр. Но сейчас, когда ночами светло, а сердце дурманит густой запах сирени, не было ничего важнее любви.
        Приготовления к фестивалю начались рано утром. Задымились очаги, белесый дым от десятков печек струился ввысь, к синему безоблачному небу. Стояло полное безветрие, и казалось, что сам Всевышний протянул к поселку свои полупрозрачные пальцы.
        Главное действо должно было начаться после полудня, как только спадет дневная жара. Сразу после сытного обеда группа ребятишек, постукивая в костяные барабанчики, начала обегать дома. Малышня стучала в дверь, радостно тараторила все, что знала о празднике, и, подхватив честно заслуженное угощение, вприпрыжку убегали к следующему дому.
        Начался праздник с состязания лучников. Среди рыбаков немногие держали лук и стрелы - стрельба не пользовалась популярностью в северном поселке. И все же в круг вышло около двадцати человек.
        Первый тур был совсем простой - с расстояния в двадцать шагов попасть в деревянную дощечку. И все же несколько парней, беззлобно переругиваясь со зрителями, вышли из круга.
        Затем дощечки отодвинули, увеличив дальность вдвое - и еще несколько молодых рыбаков перешагнули нарисованную на земле черту. В третий раз мишень унесли больше чем за сотню ярдов. К тому же совершенно неожиданно подул сильный западный ветер. В круге осталось всего пятеро человек: двое священников - Сагенай и Нели, двое рыбаков и один местный, пожилой киллмен, видимо, выслужившийся страж границы.
        На этот раз цель снова была всего в двадцати шагах. Вот только попасть в кольцо вдвое меньше ладони, оказалось сложнее, чем всадить стрелу пусть и в дальнюю, но большую мишень.
        Один из рыбаков огорченно бросил лук на землю - стрела зацепила кольцо, пролетев всего в четверти дюйма правее. Подошедший младший судья потрепал охотника по плечу, шепнул что-то успокоительное на ухо. Затем отошел к кольцу. Резким движение раскачал его и отбежал в сторону, чтобы не мешать лучникам целиться. Две стрелы прошли сквозь кольцо почти одновременно. Пожилой киллмен и двое оставшихся рыбаков целились дольше, ожидая, пока кольцо немного успокоится. Наконец пожилой воин разжал пальцы.
        Последним выстрелил широкоплечий, с вислыми черными усами рыбак. Засвистели расстроенные зрители - стрела пролетела в пяти дюймах от покачивающегося кольца. Неудачный лучник только пожал широкими плечами и спокойно, словно сытый медведь, отошел за круг. Оставшийся рыбак так и не выстрелил. Опустил дрожащие руки и медленно, не произнеся не слова, переступил нарисованную черту.
        Пожилой киллмен оглядел своих соперников, хмыкнул в усы и, тяжело переваливаясь, подошел к старшему судье. Что-то сказал ему, отмахнулся в ответ на просьбу, и забрав с судейского стола свои стрелы, вышел из круга.
        Следующий, последний тур, назывался «сокол и голубь». Один из лучников становился соколом, а другой голубем. Сокол должен был сбивать стрелы противника, не давая им воткнуться в доску. Затем роли менялись. Чьих стрел окажется больше - тот и победил.
        По жребию соколом выпало быть Сагенаю. Священник проверил стрелы в колчане, осмотрел лук, выискивая - нет ли трещины, и, позируя, отошел на свое место - чуть в стороне и на пять ярдов ближе к цели. Мишень на этот раз поставили в пятидесяти ярдах - чтобы и дострелить не сложно было, да и целиться приходилось.
        Старший судья ударил в гонг. Нели вскинул лук. Разжал пальцы. И следом, не давая противнику опомниться, полетели вторая, третья, четвертая стрела. Колчан опустел за полминуты, только ахнули пораженные зрители - никто не успевал проследить за полетом, лишь мелькали перед глазами перекрещивающиеся в воздухе черточки.
        Сагенай и Нели опустили луки одновременно. Ошарашенный младший судья подошел к мишени. В дереве, сиротливо покачивая поломанным оперением, застряло всего две стрелы. Загомонили удивленные зрители, несколько мальчишек лет шести, перепрыгнув через ограждение, принялись искать в траве стрелы.
        Старший судья поднялся из-за стола, поднял руки, успокаивая зрителей.
        - Только два голубя лучника Нели добрались до цели! - громко выкрикнул судья. - Остальных сбили своими острыми когтями соколы Сагеная. Но мир справедлив, и поменяются соколы и голуби местами!
        Нели подошел к столу, забрал запасной колчан, и стараясь горделиво улыбаться, пошел на свое место. Сагенай, не скрывая довольной усмешки, прошествовал к судейскому столу.
        Зычно ударил гонг. Замолкли зрители и даже ветер исчез, чтобы не мешать состязанию. Хлопнула по кожаной рукавице тетива, блеснул фамильный перстень на руке молодого лучника. А затем исчезли руки, пропали стрелы и тетивы - только взгляды пересекались в воздухе, да звенели жильные струны. Нели закусил губу, мучительная судорога исказило лицо. Сухие кленовые стрелы с треском сталкивались в воздухе, разлетались в щепу, теряя оперение и наконечники.
        Наконец колчаны опустели. Нели опустил онемевшие от усталости руки. С трудом разжал ладонь, снял с большого пальца вычурный перстень, положил его в нагрудный карман. Стащил с окровавленной кисти перчатку. Около запястья вздулась багровая полоса - след от тетивы.
        - Только три голубя лучника Сагеная… - раздался голос младшего судьи и осекся.
        - Нет, только два голубя лучника Сагеная и, - судья усмехнулся, - и один сокол достигли цели.
        Довольная улыбка медленно сползла с губ Сагеная. Загудели недовольные зрители - кому охота ничья? Старший судья грузно поднялся из-за стола, подошел к лучникам.
        - Ни один из вас не может быть назван лучшим, - негромко произнес он. - Но вдвоем вы - лучшие лучники в Метсе!
        Судья протянул кулак, разжал. На ладони, посверкивая на солнце, лежал маленький золотой сокол. Нели переглянулся с Сагенаем, а затем оба лучника одновременно протянули руки и осторожно подняли маленькую фигурку за крылья, повернулись, показывая сокола зрителям.
        - Ура! - громогласно заорал Малейн. Следом за ним закричал Кивин, а затем возглас подхватили все киллмены и рыбаки. Нели покраснел, заалели пунцово кончики ушей, выглядывающие из-под растрепанных волос. Молодой лучник хотел спрятать лицо в воротник, но уже через мгновение гордо выпрямился. Глупая улыбка застыла поперек лица.

* * *
        Плавать на скорость Малейн не решился. Когда-то он неплохо плескался в озере, находившемся рядом с его поселком, и даже на спор переплывал его с одного берега на другой. Но посмотрев на широкоплечие, плоские фигуры рыбаков и синий, даже на вид холодный океан, Эдвард покачал головой и заявляться к судейскому столу не пошел.
        А потом, когда ударил бронзовый гонг и полтора десятка рыбаков с разбега нырнули в находящую на берег волну и, почти не разбрасывая брызг, понеслись к далекому буйку, Малейн понял, что ему все равно никогда не обогнать прирожденных пловцов.
        Первым на берег вышел уже пожилой рыбак. Вода серебристыми струйками стекала по худому жилистому телу. Черные волосы слиплись сосульками. Старший судья подошел к победителю, протянул ладонь, на которой примостился золотой дельфинчик.
        - Опять ты, - расслышал Малейн. - Дай хоть раз выиграть молодым.
        - Ничего, это наверное последний год. Очень болит нога, - сухо откликнулся рыбак.
        Прислушиваясь к чужому разговору, Эдвард не расслышал, как рядом удивленно охнул Сагенай.
        - Корабль, - чуть громче повторил лучник. - Там корабль.
        И протянул руку, показывая на безбрежный, совершенно пустой океан. И только подошедший Нели негромко подтвердил:
        - Точно. Корабль.

* * *
        Адепт темного братства, посвященный мастер второго круга С'Тонак, терпеть не мог корабли. Даже эти новые, могучие машины без парусов. Вроде бы давно пора привыкнуть, но каждый раз морская качка выворачивала его тело наружу, а мозг сводила с ума. Через полчаса плавной и еле заметной качки С'Тонак зеленел, очертания перед глазами начинали колебаться, и адепт Нечистого прятался в каюту, поближе к центру корабля, туда, где качка была меньше всего.
        Хуже всего темному брату приходилось, если на море случался шторм. Как ему казалось, пять часов бури отнимали у него десять лет жизни. И по такой арифметике жить ему осталось никак не больше полугода.
        Отлично зная об этой слабости, старший брат, магистр первого круга, казалось, нарочно посылал С'Тонака в морские путешествия. И когда решался вопрос о том, кто должен будет отправиться на север, магистр, недолго думая, послал С'Тонака, насмешливо заметив, что тому не привыкать к дальним путешествиям.
        Где-то в глубине души темный брат даже обрадовался такому назначению. Он уже давно мечтал об ответственном и очень важном задании, выполнив которое он станет посвященным первого круга. И уж тогда ничто на свете не заставит его подняться на борт корабля.
        Тем более, что задача перед адептом стояла несложная - встретить караван метсов, возвращающийся из заброшенного города, и уничтожить всех людей и вещи. Пустяковая работа для большого отряда глитов и мастера второго круга. О том, что двое его предшественников, пусть и посвященных четвертого, самого низкого уровня, уже умерли, пытаясь остановить настырных людей, адепт Нечистого даже не задумывался - ведь у них не было и сотой доли того могущества, силы и власти, которой обладает он сам…
        И только одна мысль не давала темному брату покоя. Даже не мысль, а скорее образ, видение, зыбкой пеленой застывшее перед глазами…

…С'Тонак стоял на берегу моря. Худые, узловатые руки плетьми обвисли вдоль тела, черный балахон, ставший немыслимо тяжелым, давил на плечи. А в горле, мешая вздохнуть, засела длинная, шершавая стрела. С'Тонак поднял руку, ухватился за древко. Ломкое дерево хрустнуло под пальцами, рассыпалось крошевом щепок. Впереди вспыхнул рубиновый свет. Он лучился, переливался, постепенно высветляясь, и наконец, белым туннелем застыл перед глазами. Адепт Нечистого шагнул вперед, покачнулся и упал лицом в кровавый песок побережья. Обломок стрелы, неприятно чавкнув, пробил шею и вышел с другой стороны…
        Иногда, особенно под вечер, видение становилось настолько реальным, что С'Тонак начинал часто дышать и скрести ногтями горло, стараясь выдернуть несуществующий обломок.
        Стряхнув оцепенение, темный мастер выбрался из своей каюты на палубу. Металлическое чудовище мерно разрезало легкую океанскую зыбь. Посверкивали на солнце такелажные тросы, широкая труба выкидывала в воздух клубы бесцветного, полупрозрачного дыма. Несколько глитов скользили по палубе, отдраивая деревянный пол.
        С'Тонак с удовольствием оглядел лемутов. Глиты были последним и, наверное, самым удачным опытом темного братства.
        Высокие, почти в рост человека, с длинными, мускулистыми и очень подвижными руками, они оказались превосходными бойцами. А странный, совсем не похожий на человеческий, мозг легко подчинялся адептам черного братства, превращая хозяина в послушного и безропотного раба.
        Больше всего глиты напоминали длиннорукого, вставшего на крепкие задние ноги крокодила. Лемуты плавно переваливались по палубе, ловко, но все же с некоторой медлительностью заползали на ванты единственной мачты, флегматично натирали до медного блеска пузатую корабельную трубу. Но стоило начаться утренней тренировке, и сонные рептилии преображалась. Свистели, рассекая воздух, молниеносные удары тонких изогнутых сабель, сплетались в борьбе гибкие чешуйчатые тела. Была у глитов и еще одна, убийственная для человека, особенность - очень развитая способность к гипнозу.
        Желтые глаза на узкой чешуйчатой морде смотрели холодным немигающим взглядом, и даже посвященному второго круга, приходилось отворачиваться, чтобы не провалиться в пылающий омут зрачков. Иногда, самым краем глаза, С'Тонак замечал тонкие зеленоватые щупальца, тянувшиеся из глаз. Стоит противнику приблизиться вплотную и взглянуть глиту в глаза, как зеленые нити вцепятся в мозг, оплетут острой, разрезающей сознание, паутиной. И противник, даже не успев ничего понять, превратится в беззащитную жертву.
        Сознанием С'Тонак понимал, что никаких нитей не существует, а просто его обостренное годами тренировок сознание различает довольно узкую гипнотическую волну, на которой работает мозг глита. И все же, адепт Нечистого каждый раз гадливо отклонялся, стараясь обойти несуществующие щупальца.
        Единственный недостаток новых лемутов заключался в том, что они очень медленно размножались. Раз в два года самки глитов сносили маленькое, покрытое мягкой кожей, яйцо. Осторожно положив яйцо в рот, глитиха уходила на заброшенный и запретный для людей пляж, а потом, через полгода, возвращалась, ведя за руку сморщенного, неловко подпрыгивающего при ходьбе детеныша. Из-за этой досадной, но неизбежной особенности, глиты до сих пор оставались самым малочисленным племенем лемутов, далеко уступая грязным ревунам и плодовитым людям-крысам.
        С'Тонак достал из набедренной сумки подзорную трубу, развернул, высматривая дальнейший путь. Впереди, выкидывая в воздух струи пара, плескалось стадо китов. Когда-то мирные и очень умные животные, после Смерти великанские млекопитающие деградировали и озлобились. Кашалоты преследовали рыбацкие суда, топили небольшие лодчонки, разламывали и переворачивали плоскодонные торговые корабли. И даже толстая металлическая броня военного судна раскалывалась под ударом тяжелого хвоста словно орех.
        Темный мастер нехорошо выругался и, подозвав капитана, протянул ему трубу. Пожилой, покрытый высохшей, шелушащейся на солнце чешуей капитан негромко зашипел. Сухой раздвоенный язык скользнул на волю, огладил впадины ноздрей и снова спрятался в зубастой пасти.
        - Надо обходить, - раздалось в голове. В мозгу возник четкий, очень устойчивый и красочный образ: синяя поверхность океана, извилистая полоса берега и маленькая точка корабля. Красная, пылающая линия прорезала морскую гладь, показывая дальнейший путь. Ha восток, далеко обходя своенравный животных. С'Тонак скривил губы, кивнул головой, соглашаясь, и легким щелчком прервал мыслесвязь.

* * *
        Людей первым заметил часовой над воротами. Оба оставшихся отряда вышли к Слаузе одновременно. Если конечно можно назвать отрядом двоих израненных и спотыкающихся киллменов. Поддерживая друг друга, воины с трудом перебирали ногами. Время от времени один из них опускался на колени, и тогда второму приходилось подолгу ждать, пока товарищ встанет и пойдет дальше.
        Начинало темнеть. В теплом летнем воздухе пахло дымом, рыбой и соленой водой. Малейн сидел рядом с костром, внимательно слушая сморщенного, почти полностью облысевшего старца. Рядом два десятка жилистых мужиков перетягивали на спор канат
        - победившему доставалась новая сеть из черного волоса.
        Хриплый крик рога взбудоражил поселок. Старик-рассказчик замолк, худые, покрытые дряблой кожей руки задрожали. Старый рыбак скривился, левой рукой ухватился за нательный крестик, а правой начал быстро-быстро креститься. Эдвард добежал до дома, сорвал со стены секиру и, придерживая оружие, помчался к воротам. Около закрытых дубовых плашек уже бурлила целая толпа. Малейн протолкался и, отодвинув часового, поднялся на смотровую вышку.
        - Да это же наши! - крикнул Эдвард в суетливую толпу. От стойл к воротам уже проталкивался широкоплечий Андрес, ведя за собой пару лорсов. А следом, с трудом сдерживая взбудораженных скакунов, вышагивал Кивин. Малейн спустился с вышки, вскочил в удобное седло и, подстегнув лорса мысленным приказом, помчался вперед.

* * *
        Утренний туман плотным слоем висел над молодой травой, мелкими каплями оседал на разогретой шкуре лорсов, заползал под одежду, выстуживая запасенное за ночь тепло. Густой влажный воздух не пропускал звуков, ватной пробкой забивал уши. Время от времени Малейн подымался в стременах и оглядывал сверху зыбкий молочный океан.
        Караван уже вторую неделю двигался вдоль берега. Даже сейчас, в оглушающей тишине тумана, Эдварду слышался плеск волн. Где-то рядом, разбрызгивая хлопья холодной мягкой пены, вода набегает на пляж, отступает, перекатывая мелкие камушки и раковины, кружит в водоворотах буро-зеленые водоросли.
        Шуршит под ногами лорсов мелкий мокрый песок, покачиваются в седлах невыспавшиеся киллмены. В нескольких ярдах позади поскрипывает колесо телеги. Кажется, что звук качается, словно старинный бронзовый маятник - то ближе, совсем рядом, в дюйме от уха, а то совсем далеко, за много миль.
        Эдвард обогнал посапывающего Андреса. Приземистый киллмен спал, обняв умного лорса за мощную бородатую шею. Зверь время от времени скашивал овальный коричневый глаз и носом поправлял сползающего всадника. Малейн приподнялся в седле, вынырнув из туманного киселя, и присвистнул от удивления. Впереди, почти невидимый в слабом свете невзошедшего солнца, возвышался заброшенный город. Кенбри, как его назвал пер Струба. Обломанными зубами царапали белесое небо высотные дома, чернели оттянутые наконечники шпилей.
        Малейн попридержал лорса, пропуская караван. Фигуры появлялись из тумана, мир на мгновение оживал, принося звуки и цвета. Затем всадник или телега снова скрывались в молочной завесе. В самом конце отряда, облокотившись о широкий затылок лорса, ехал Сагенай. Молодой священник о чем-то крепко задумался. Узкое лицо подрагивало, левый глаз был прикрыт, а правый безучастно рассматривал серебряный перстень на большом пальце.
        - Город уже виден, - Малейн подтолкнул лорса, и тот, негромко фыркнув, двинулся вперед.
        - Это замечательно, - негромко отозвался Сагенай. Голос его был какой-то серый, безвкусный.
        - Что-то не так? - подозрительно спросил Малейн.
        - Да, - сухо откликнулся лучник. - Я бросил сорок символов. Но не на себя, а на Нели.
        - И что? - обеспокоенно спросил Эдвард.
        - Я вытянул только один символ. У него выпал. - Сагенай протянул Малейну кулак. Через силу разжал. На ладони пригрелся крошечный костяной шарик, совершенно белый и поразительно яркий.
        Символ смерти.

* * *
        Кенбри был на удивление чист. Еще за несколько миль Эдвард стал присматриваться, пытаясь углядеть чуть видимое голубое свечение - признак радиации. Но и старая, заросшая травой дорога и хмурые бетонные бункера, даже не думали излучать. Двигался отряд медленно. Хрустело под ногами битое стекло, время от времени приходилось разбирать небольшие завалы. Старый бетон крошился под руками, стены зданий заросли лиловой плесенью и цепкими ползучими лианами.
        Ятамо, странный желтолицый, так и не смог вспомнить, где именно находился драгоценный хрусталь. Все здания в его памяти слились, превратившись в единый серый монолит.
        Разведчики осматривали дома, обходили выгоревшие комнаты, по веревкам забирались на верхние этажи. Обратно лазутчики возвращались с сияющим блеском в глазах, волоча куски медных труб или серебристое стекло разбитых кинескопов.
        Малейн ругался, выбрасывал ненужные вещи, и отряд по черепашьи, но все же двигался к городу. До тех пор, пока дорогу не преградило рухнувшее здание. Проржавевшая арматура, зеленые, покрытые мхом груды кирпича, влажный бетон смешались, превратившись в неприступную баррикаду. Телеги вместе с лорсами и пятеркой сторожей остались перед завалом, а остальной отряд, спешившись, продолжил путь внутрь покинутого города.
        Кенбри жил. Оставшись без людей улицы недолго скучали от одиночества. Спустя какую-то сотню лет деревья, мох и трава захватили сдавшиеся без боя здания, победным маршем прошлись по пустым проспектам, заняли широкую центральную площадь. А вслед за растениями вернулись животные. Уже несколько раз отряду приходилось отбиваться от одичавших и неприятно подросших кошек.
        Полосатые твари охотились стаей. В полнейшей тишине хищники окружали людей, а потом, словно по команде, бросались вперед. Свистели стрелы, тяжелые рукоятки пик с треском разбивали головы, ломали тонкие ноги, хрупкие позвоночники. Малейн больше не высылал вперед разведчиков - в каждый новый дом отряд заходил целиком.
        Так продолжалось довольно долго. Один пустой дом оставался позади, впереди маячил следующий. А потом Малейну послышался шелест. Словно кто-то очень большой идет, пошаркивая, к нему. Эдвард огляделся. Начинало вечереть, и город окрасился в мрачные тона. Темнели груды камня, манили черные провалы. В воздухе появился запах муската. Тонкий, бесплотный, он слегка кружил голову, затягивал.
        Кошки, пронзительно мяукая, отступили. Вожак, тощий, облезлый, выгнул спину и оглушительно заорал, словно вызывая кого-то на бой. Малейн перехватил секиру поудобней, огляделся, всматриваясь в темнеющие просеки улиц.
        Тварь ползла к отряду - струилось нескончаемое тело, блестела гладкая, зеркально-черная чешуя. Чешуйки шли плотно, внахлест, одна к другой. Полсотни ярдов зверь промчался секунд за пять. Там - и уже здесь. Прямой, быстрый и опасный, он был похож на стрелу.
        Кот зашипел, подпрыгнул, норовя вцепиться в горло змее, и упал сбитый ударом головы. Тварь раззявила рот, вывернувшись наружу. С изогнутых клыков капала то ли слюна, то ли яд. Кот тяжело поднялся, отшатнулся в сторону, пропуская удар. Заверещал по-человечески, и через мгновение смолк. Оставшиеся кошки, рассыпавшись, окружили змею. Зеленые глаза сверкали в полутьме. В воздухе дрожал пронзительно-жалобный мяв. Змея, проглотив вожака, неторопливо развернулась. Раскрылась круглая пасть, растянулись бледные, полупрозрачные губы. И тогда стая бросилась. Мохнатый клубок покатился по траве, ударился о стенку дома, и наконец распался. Исполосованная змея валялась на земле. Длинное тело еще вздрагивало, но тварь уже была мертва. Через полминуты животное замерло. Последняя судорога пробежала по телу, округлила открытый рот, вздыбила чешую.
        Потрепанная стая, не обращая внимания на людей, принялась объедать змею. К утру остался только вычищенный дочиста хребет. Своих кошки тоже доели.
        Всю ночь отряд просидел в небольшой, довольно уютной комнате. Потрескивала, сгорая в костре, старинная, высушенная до музыкального звона мебель, булькал походный котелок. Несколько человек сидели у костра, остальные спали, постелив одеяла и положив под головы котомки.
        На небо медленно выползла раскормленная круглая луна. Сагенай подкинул в костер ножку кресла, пошевелил дрова. Настырный свет скакал по лицу, пытаясь высветить потаенные мысли.
        - Сагенай, - негромко спросил Малейн. - А откуда у тебя на шее эти шрамы? Ты еще тогда сказал, что они от веревки.
        - Да, - лучник поднял голову. Отблеск костра полоснул по глазам. - Меня пытались повесить.
        - Слуги Нечистого?
        - Нет, рабы божьи. - Сагенай поднялся, прикрыл лицо руками, отошел на несколько шагов от костра.
        - Я родился в свободном поселке, намного южнее столицы, - донесся из темноты глухой голос. - Наши миссионеры и священники-настоятели лишь совсем недавно добрались до него. А тогда это был никому неведомый, заброшенный городок, на самых южных границах тайга. Телепатия в той глуши считалась уродством. А уродов везде убивают. Мне было тогда тринадцать лет. Я был молод, ловок, и очень любил охотиться на зверей, подманивая их ментальным зовом. И все было прекрасно, пока однажды, вот таким же летним днем, я не приманил к поселку семью парзов. Животных сумели завалить. Но вместе с ними погибло несколько взрослых и сильных охотников. И тогда, по приказу общины, меня приказали повесить. Сальные веревки нашлись сразу. И уже через полчаса я дергал ногами, безуспешно пытаясь оттолкнуться от воздуха. Я был слишком легким, чтобы сразу умереть от перелома позвоночника, и слишком слаб, чтобы выбраться из петли.
        Сагенай замолк. Протер лицо, разминая затекшие щеки.
        Малейн молчал, оглаживая ладонью полированное древко секиры.
        - Очнулся я в лагере эливенеров. Братство одиннадцатой заповеди всегда помогало нашему поселку. Лечило, рассказывало новости, проповедовало понемногу. Тогда многие наши молодые парни отправлялись к ним в лагерь. И половина возвращалась ни с чем. Меня старик эливенер тоже взять отказался. Нашел провожатого и отправил в столицу, где я поступил в школу священников.
        Сагенай подошел к костру, протянул мозолистые ладони.
        - Вот только зверей приманивать я разучился навсегда, - шепотом произнес он.
        Глава 6
        Серовато-блеклое приземистое здание склада Малейн заметил издалека. Толстые металлические двери были приоткрыты. С потолка сыпалась на головы невесомая труха. Оставив пятерых человек у ворот, отряд втянулся в здание. Изнутри склад оказался еще больше, чем снаружи. Тянулись бесконечные ряды столов, дремала прикрытая пластиковыми чехлами техника. Внутри было тепло, и Малейн ощутил где-то на грани восприятия легкое покалывание. Внизу, скрытый свинцовыми плитами и слоем бетона, грелся атомный реактор. Прошло много тысячелетий, но система вентиляции и очистки воздуха работала бесперебойно. Эдвард подошел к щиту, когда-то покрашенному зеленой краской, но теперь совершенно проржавевшему. Зацепил дверцу рукояткой секиры, потянул на себя. Железная створка со скрипом отъехала в сторону. Внутри ровными рядами замерли рубильники. Черные пластмассовые ручки блестели от застывшей смазки, серебряные провода лишь слегка почернели от времени.
        - Зачем здесь серебро? - спросил подошедший Андрес. Протянул руку, собираясь ухватится за кабель. Малейн ударом откинул низкорослого киллмена. Тот поднялся, обижено шевельнул широким плечом.
        - В академии нам рассказывали о таких вещах, - задумчиво протянул Эдвард. - Это электричество. Оно убивает при прикосновении, но не может проникнуть сквозь дерево или стекло. А лучше всего оно бежит по металлу.
        - Осмотрите склад! - приказал Малейн.
        Отряд рассыпался, скидывая чехлы с истлевшей техники, разламывая железные ящики. Некоторые вещи Эдвард узнавал - с такими же, только попроще, приходилось работать в лабораториях. Назначение других оставалось совершенно непонятным.
        - Нашел! - донесся из полутемного зала радостный крик. - Хрусталь нашел!
        Малейн подозвал Кивина и рысцой побежал в дальний конец склада. Несколько киллменов победоносно расселись около развороченного стенного шкафа. Осколки дюймовой стальной брони валялись по полу.
        - Вот, смотрите! - Увидев Малейна, командир пятерки поднялся и горделиво показал на полки, заставленные полупрозрачными пластиковыми ящиками.
        - Что это? - недоуменно спросил Эдвард.
        - Да хрусталь это! Хрусталь! - молодой киллмен протянул священнику разломанный ящик, усыпанный тонкими осколками.
        - Побилось, пока вскрывали… - виновато откликнулся киллмен.
        Малейн взял осколок в руки, повертел перед глазами, пытаясь разглядеть в полусумраке легендарную черную полосу. Прозрачный хрусталь сливался с темнотой, растворялся в ней, теряя очертания, и все-таки священник сумел различить выпуклую, дымчатую полосу, перерезавшую осколок.
        - Оно, - раздался позади подтверждающий голос Сагеная. - Шикарная вещь, я с такими материалами в столице работал.
        Вскоре пластиковые ящики были перенесены и сложены аккуратной стопкой рядом с входом. Телег явно не хватало, и Малейн, почесав заросший затылок, приказал спрятать большую часть хрусталя. Будет необходимо - отряд вернется из Слаузы и заберет оставшееся.
        Затем ящики на руках перетащили до каравана. Оставленные в дозоре киллмены переругивались, сидя у маленького, скрытого одеялами костра. Сверху медленно, но неуклонно сыпалась мелкая морось. Низкие, опухшие от дождя облака тяжело ползли по небу, цеплялись грузными беременными животами за крыши высотных домов и шпили церквей. Было еще довольно рано, но в воздухе уже клубились тонкие струи скорого сумрака.
        Отряд, погрузившись на телеги, двинулся по расчищенному пути обратно, сначала в Слаузу, а потом и домой, в Мельт. Малейн покачиваясь на теплой спине лорса, осматривал развалины. Некоторые дома казались старыми приятелями, другие выглядели совершенно незнакомыми. И лишь проехав мимо и оглянувшись, Эдвард вспоминал, как в этом здании провозился битый час, пытаясь проникнуть в замурованное подземелье.
        К утру караван оставил позади последний бетонный дом. Потянулась унылая мокрая степь. Измученные лорсы вяло перебирали длинными ногами. Внизу хлюпала размокшая за ночь грязь. Малейн спрыгнул со скакуна, сорвал пучок молодой травы, протянул зверю. Лорс вытянул вперед мягкие губы, осторожно взял с руки угощение.
        - Привал! - скомандовал Эдвард. Всем необходимо отдохнуть и поесть. Кроме того, поменяйте лорсов - животные измучились тащить телеги по такой грязи. Первая пятерка несет караул - остальные четыре часа сна. Всем понятно?
        Киллмены поспрыгивали с лорсов, распустили упряжь, высвобождая уставших животных. Несколько, особо жадных до сна, уже доставали из седельных сумок патуны - сплетенные из непромокаемых волокон подстилки.
        Малейн затряс головой, сгоняя сонное оцепенение, осмотрел секиру. Оружие было в порядке. Потратил несколько минут, обновляя стершийся за два дня ментальный щит и, скинув на землю седельные сумки и расстелив постель, провалился в забытье.

* * *
        Враг пришел во сне. Он громко смеялся, расхаживал перед Малейном, раскинув полы длинного черного плаща. Худое и узкое лицо перерезала изогнутая улыбка. На указательном пальце посверкивал золотой перстень. В оправе застыл кровавой каплей граненый рубин.
        - Ну здравствуй, мой враг! - адепт Нечистого подошел вплотную, ухватил Эдварда за небритый подбородок, подтянул к себе. - Давненько мы не виделись.
        Малейн судорожно попытался сдвинуться с места, но темная воля небрежно скрутила его, кинув на колени. Священник застонал, пополз, извиваясь, к слуге Нечистого. Протянул руку, собираясь схватить врага за сапог. Адепт неумело улыбнулся, шагнул вперед, наступая на ладонь. Кованый каблук разорвал кожу, захрустели, сминаясь, кости.
        - Отойди… - прохрипел Малейн. - Меня нет для тебя, моя душа навсегда отдана господу.
        - Душа! - Нечистый захохотал, вскинул к небу лицо, словно призывая бога в свидетели. - У тебя больше не будет души. Я ее забираю.
        Адепт Нечистого наклонился, провел рукой, убирая священнику волосы со лба, и коротко замахнувшись, ударил. Эдвард откачнулся, струйка крови скользнула по глазам, полилась на грудь. Темный брат осторожно высвободил палец, отошел, оглядывая свое творение. Малейн растянулся на полу, бессмысленно глядя в стену. Чуть выше переносицы, там, где по мнению древних философов должен находиться третий глаз, застрял витой золотой перстень. От рубина во все стороны струилось бледное, словно жидкая кровь, сияние. Раскаленный камень медленно выжигал душу.
        Священник застонал, потянулся ко лбу, но непослушная рука замерла, не добравшись даже до горла. Из расстегнувшейся рубашки в ладонь выпал маленький медный крест.
        - Господи, ты дал мне душу, и только ты можешь ее забрать, - взмолился Малейн. - Но ты не дал мне силы, чтобы противиться Врагу твоему. Я искренен в сердце своем и разум мой прозрачен для тебя. Господи, призываю тебя в душу мою, и в сердце мое, и в разум мой. Все это твое. Отныне, всегда и вовеки веков. Забирай…
        И снова, как и несколько недель назад, Малейн шагнул в сторону, пропуская ненасытного Нечистого. Огромная мыслительная энергия бурлила где-то рядом, скручивала забытый ментальный щит, выжигала навыки и привычки.
        Священник поднялся, выдернул из головы перстень и, натянув его на средний палец, неторопливо зашагал к адепту Нечистого. Темный брат побледнел от страха и усилий, качнулся, собираясь упасть в обморок. Четким прямым ударом Эдвард загнал врагу перстень в лицо, осторожно высвободил палец.
        - Упокой, господи, несчастную душу его, - прошептал священник.

* * *
        Проснулся Эдвард оттого, что его тряс за плечо Сагенай. Малейн сел в постели, поежился от проникшего под одеяла утреннего холода.
        - Что случилось? Уже прошло четыре часа? - сонно спросил священник.
        - Нет, - лучник уселся на постели.
        - Тогда что? - все еще не полностью проснувшись, переспросил Малейн.
        - Там впереди, - Сагенай неожиданно перешел на шепот, - милях в двадцати отсюда, не меньше - засада. Я уловил обрывки мыслесвязи. Дальней, нечеткой, но несомненно не нашей. Я думаю, что это слуги Нечистого, которые приплыли на корабле. Вряд ли засада будет очень большая, но ведь и нас немного.
        Резко проснувшийся Малейн хмуро задумался. Даже если он сейчас поднимет отряд и погонит вперед скорым ходом, противник все равно успеет подготовиться. И без особых проблем отправит на суд святого Петра два десятка измученных душ. Не самых плохих душ на свете, между прочим…
        - Что с тобой? - опасливо спросил Сагенай. Молодой лучник протянул руку, огладил воздух перед собой. - У тебя пропала аура. Ты словно умер…
        - Так, - невесело подумал Малейн, - сны начинают сбываться. Мое подсознание, не выдержав чужого давления, отключило центр, усиливающий мозговой сигнал. И я превратился в труп-невидимку. Интересно, а способность к мыслеречи осталась? Скорее всего да, ведь мыслеречь не может нанести организму прямой вред.
        Но проверять свою догадку Малейн не стал. Адепт Нечистого мог с легкостью уловить даже слабый и далекий сигнал.
        - Ничего страшного, - откликнулся священник. - Я здоров, не сошел с ума и не запутался в липких чарах Нечистого. Можешь сказать часовым, что мы остаемся здесь на целый день. Завтра нам нужно будет подготовить дальнейший план действий. С учетом изменившейся ситуации.
        Сагенай поднялся, поправил постель и, насвистывая марш лучников, двинулся к часовым. Малейн откинулся на сумку, положил прохладную, жесткую ладонь на лоб, собираясь обдумать сложившуюся ситуацию, но уже через несколько минут перед глазами все поплыло, отяжелевшие веки прошкрябали по глазам, и Эдвард, тяжело выдохнув в длинные рыжие усы, заснул. На этот раз без сновидений.

* * *
        Под вечер отряд зашевелился. Киллмены вылезали из под одеял, трясли занемевшими руками, грели перед костром одежду. Дождь прекратился, но низкие тучи полностью скрывали солнце. С недальнего севера дул холодный, порывистый ветер. Посреди лагеря, на очаге из округлых камней, варилась еда. Мягкие пшеничные зерна перекатывались в липком клейстере каши. Рядышком Кивин поджаривал, подвесив за жабры, полтора десятка морских окуньков.
        - Хорошо живем, - донесся из-за спины чей-то грустный голос. - Еда, тихо, спокойно… Словно не степь вокруг незнакомая, а родной тайг, в полумиле от деревни.
        - Хорошо живете? - переспросил Эдвард. - Тогда давайте-ка на разминку, для нагуливания аппетита.
        - Для нагуливания - гулять надо, а не бегать по степи и разминки по утрам делать,
        - пробурчал себе под нос ленивый Андрес. Широкие плечи возмущенно зашевелились, но через некоторое время киллмен уже стоял в строю, зажав в руке непривычную пику.
        - Делаешь шаг вперед, - объяснял многоопытный Кивин, - ударяешь сначала наконечником в грудь, а затем древком в подбородок или по лицу. Этот прием называется маятник. Хотя, конечно, к часам он имеет очень сомнительное отношение.
        - Да на хрен эта глупость нужна? - презрительно произнес Андрес. - Я из лука ему стрелу с сорока ярдов в глаз всажу. Так, что она из затылка вылезет.
        - Со стрельбой - это к Сагенаю, а у меня ты будешь пикой махать, - отрезал пожилой киллмен. - Давай!
        Андрес широко замахнулся и на удивление медленно ударил. Кивин, не выдержав, сбил его с ног коротким ударом.
        - Может все-таки будешь тренироваться?
        Андрес поднялся из грязи, стряхнул с черных кожаных штанов рыжий ком глины, и поудобнее перехватив деревянную пику, кинулся на Кивина. Опытный киллмен легко уклонился, ткнул древком в ноги и раскрытой ладонью подтолкнул падающего лучника.
        На шестой раз Андрес остался лежать на траве. Широкоплечий воин тяжело дышал, вены на лице вздулись, плечи дрожали от гнева, но вставать он не собирался.
        - Ладно, подымайся… - Кивин подошел, протянул руку. - А пикой владеть можно и научиться. Я вот тоже из лука пострелять могу…
        Где-то через час Малейн прекратил занятия. Раскрасневшиеся, довольные воины собрались вокруг костра. Двадцать здоровых, сильных, готовых к бою мужчин.
        - Впереди засада, - негромко произнес Малейн. - И сейчас нам необходимо решить, что мы будем делать дальше.
        - А с чего ты взял, что впереди кто-то есть? - раздалось с задних рядов. - Неужто ты веришь байкам Сагеная об обрывках мыслесвязи? Он что, аббат, что ли? Разговор за двадцать миль слышать?
        - Он, может, и не аббат, - откликнулся Малейн, - да только сущность-то не меняется. Корабль не он один видел, а на судне, кроме рабов Нечистого, плавать больше некому.
        - Так а что, если мы знаем где засада - обойдем ее, да в тыл ударим! - выкрикнул Нели.
        - Ударить не получится. - Кивин вздохнул, уперся подбородком в древко. - Нас не за этим послали. Наша цель - хрусталь привезти, а не лемутов перерезать. В этом-то вся загвоздка. Караван только вдоль берега пройти сможет, там где песок мокрый, плотный. В нем колеса не сильно вязнут. А по голой степи телеги вовсе не проедут. Да и как вы в этой пустоши укрыться надеетесь? Здесь же кроме травы ничего не растет. Да и та по щиколотку. Не проползти, не то что лорсов с телегами спрятать.
        - Спасибо, - Малейн положил Кивину руку на плечо. - Теперь всем понятно?
        Люди подавлено молчали. Только тугодум Андрес, задумчиво выпятив заросший щетиной подбородок, что-то негромко бормотал.
        - Нам придется ударить по лемутам в лоб. - Эдвард поднялся, оглядел сидевших перед ним людей. - Но не думайте, что теперь, когда мы предупреждены об опасности, ловушка нам не страшна. Мы, конечно, вышлем вперед разведчиков, но враги от этого слабее не станут. А ведь это, скорее всего, сильный отряд. Адепты Нечистого потеряли двоих посвященных, пытаясь остановить нас. И в третий раз надеяться на такую ошибку просто смешно. Скорее всего мы не сможем победить. А это значит, что наша основная задача - прорваться сквозь засаду и сохранить в целости драгоценный хрусталь.
        Малейн откинул со лба волосы, провел по щеке. Под рукой неприятно кололась трехдневная щетина.
        - Да, и напоследок, - добавил священник, - всем побриться и надеть знаки. И не забудьте помолиться. Вы, конечно, в пути, но возможно, это будет ваша последняя молитва.

* * *
        В путь отряд собрался на утро следующего дня. Отдохнувшие и наевшиеся лорсы игриво толкались молодыми рогами, громко сопели и радостно фыркали, разбрызгивая зеленую от перемолотой травы слюну.
        Малейн, искупавшись в холодном соленом океане, вышел на берег. Смахнул руками капли, выжал волосы. Порывистый восточный ветер разогнал тучи, и из-за горизонта уже показался красноватый край солнца.
        - Удача! - крикнул Малейн. - Бог послал нам солнце!
        Киллмены радостно заорали, кто-то, сорвав рубашку, подкинул ее вверх.
        Через полчаса караван тронулся в путь. Двигались в тишине, не разговаривая ни вслух, ни по мыслесвязи. Даже лорсам приказы отдавали ногами и легкими подергиваниями за уши. Колеса, заранее смазанные дегтем, не скрипели, и только шуршал под ногами песок, да шумели волны, накатываясь на пологий берег, усыпанный ракушками и галькой. К полудню отряд прошел пятнадцать миль и остановился в небольшой бухте на привал. Костра разжигать не стали: пожевали вяленой рыбы, запили тухловатой водой - бурдюки пора было мыть, а воду поменять на чистую. Вернулись посланные вперед разведчики.
        Никакой засады они не обнаружили, но зато заметили клубы горячего воздуха, подымавшегося к небу в одной из дальних бухт, милях в семи отсюда.
        - Корабль, - лениво заметил Кивин, - это у него из трубы воздух раскаленный выходит. А где судно, там и экипаж.
        Следующие два часа отряд шел в сосредоточенной, готовой к бою тишине. Прежде чем пройти следующие сто ярдов, Малейн высылал вперед лазутчиков, подолгу прислушивался, надеясь уловить отзвук чужой мысли. Встревоженные киллмены готовились к предстоящей схватке. Лучники достали запасные колчаны, копейщики ослабляли завязки на седлах, чтобы было сподручней выхватить оружие. Обострившимся чутьем Эдвард чувствовал, как крепнет над отрядом ментальный заслон, общий для всех, и в то же время у каждого свой.
        - Мне теперь щит не нужен… - с некоторой ностальгией подумал Малейн. - Меня теперь мозговороченьем не возьмешь.
        - Засада! - выдохнул запыхавшийся лазутчик и, отдышавшись, доложил:
        - Рядом с поворотом, там где скалы в море уходят, расположился отряд лемутов. Численностью около полусотни. Вместе с ними по все вероятности черный брат, посвященный второго круга. Он далеко был, я знаки различия не разглядел.
        - Ну, полсотни это не страшно, - облегченно произнес Малейн. - Мы крысюков и больше вырезали.
        - Там не крысы, - обречено поправил лазутчик, - там глиты.
        Эдвард закусил верхнюю губу, дернул себя за унылый рыжий ус.
        - В общем-то это ничего не меняет… - глухо произнес он. - Сагенай, Нели, Кивин, Браян - вы пойдете в обход. Ваша задача - уничтожить Нечистого. Остальные - двигаться быстро, но уверенно, как будто ничего не подозреваете. Около изгиба, по моему свисту, мчитесь во весь опор. Но телег не бросать! Иначе, это бессмысленно. И Стайго, заживо съеденный муравьями, и восемь наших друзей, погибших во время разведки - все задаром. Если удастся прорваться - можно считать, что победа в наших руках. С богом!
        Малейн подтолкнул своего скакуна коленками и размеренной рысью двинулся вдоль побережья. Отряд окружил телеги, по сосредоточенным лицам стало ясно, что киллмены молятся. Каждый о своем, своему, в сердце взлелеянному богу, своими, особенными, словами, и все же вместе, сливаясь в общий молитвенный хор.
        - Умирать очень страшно, - подумал Сагенай, подбадривая лорса. - Особенно в первый раз.

* * *
        Проскочить засаду не удалось. Подходя к скалам, Малейн оглушительно засвистел, и лорсы, отлично понимавшие человеческие знаки, помчались вперед. Глиты, залегшие в траве и трещинах между скалами, выскочили наружу, попытались окружить несущийся караван. Малейн, проклиная высоченного лорса, раскрутил секиру. Стальной полумесяц разрубил чью-то саблю, скользнул по чешуе. Свободной рукой Эдвард перехватил вражеское копье, дернул на себя. Лорс, даже в битве послушный хозяину, откачнулся назад. Массивный, покрытый серой шелушащейся чешуей, глит ухватился за древко, повис, задрыгал короткими ногами. Священник отпустил копье, ударил в узкую морду кулаком, с надетым на пальцы бронзовым кастетом. Глит скатился на землю, и уже через мгновение острое копыто лорса снесло ему голову.
        А затем скакун замер. Малейн подтолкнул лорса коленкой, дернул что есть силы за ухо, но верное животное стояло, оцепенев, на месте.
        - Всем спешиться! - заорал Эдвард. - Бросайте телеги! Все ко мне!
        Договорить священник не успел. Высокий, неимоверно длиннорукий глит ткнул ему саблей в лицо. Малейн прикрылся лезвием, поднырнул под руку, ударил древком по щиколотке. Лемут покачнулся, зашипел по-змеиному, но устоял и даже сам в ответ рубанул изогнутым клинком. Эдвард принял удар на окованное древко и, не дожидаясь следующего замаха, залепил головой в расплющенный нос. Глит отлетел, споткнулся о маленькую кочку, упал на спину. Прыгнув вперед, Малейн со всей силы рубанул по коротенькой шее. Отрубленная голова прокатилась по траве, тонкий рот округлился, выставив наружу желтые изогнутые клыки. Тело лемута возилось, шкрябало по земле, выдирая молодую травку. Потом обрубок все-таки поднялся, покачиваясь, шагнул к остолбеневшему Малейну и растянулся, уткнувшись черными обрывками яремной вены в колкий лишайник.
        Священник толчком ноги откинул труп, отмахнулся секирой от неловкого удара в пах, побежал, высоко выкидывая голенастые ноги. За ним, оставив замерших лорсов, потянулись остальные.
        Трубный, жалобно-пронзительный крик прижал людей к земле. Плакал лорс. Огромный зверь дрожал всем телом, вены на шее вздулись, по морде текли кровавые слезы. В миндалевом глазе застряла длинная стрела. Лорс ревел, тряс рогатой головой. Оцепенение волной сползало с могучего животного.
        Шевельнулись могучие мышцы на спине. Судорога добралась до ног. Лорс споткнулся, присел, но тут же поднялся и, захрипев, помчался вперед. За ним, подскакивая на кочках, ехала телега.
        - За ней! - заорал Малейн. - Отступайте!
        Около десятка киллменов откликнулись на зов. Отбиваясь от наступающих глитов, маленький отряд стремительно отступал в степь. Несколько человек полностью завязли в начавшейся битве. Толстяк Пьюза отмахивался шипастым цепом сразу от десятка набежавших лемутов, аскетичный, похожий на святого великомученика, Морис стремительно орудовал двумя подобранными саблями. Его собственный тонкий и очень легкий меч валялся, сломанный, в траве под ногам.
        Глиты хищной толпой окружили оставшихся. Свистели сабли в длинных гибких руках, замерли замороженные взглядом лорсы. Киллмены, стараясь не заглядывать слугам Нечистого в глаза, заняли круговую оборону.
        - Мы должны их задержать! - заорал высоким женским голосом Пьюза. - Чтобы остальные успели уйти.
        Толстяк схватил подвернувшегося лемута, вцепился сардельками пальцев в жилистое чешуйчатое горло. Покатился по земле, сбивая нападающих с ног. Несколько глитов, побросав оружие, кинулись в свалку. На секунду шевелящаяся куча вспучилась, появился на свет израненный Пьюза. Повсюду, на спине, на ногах и пухлых руках были вырваны целые куски мяса. С толстых пальцев капала кровь. Толстяк ухватил ближайшего лемута за ноздри, рванул на себя. Лопнула чешуя, осколки кости смешались с жирной грязью мозгов. А в следующее мгновение змеистое лемутское варево затянуло киллмена в свое чрево. Из-под тел донесся приглушенный рев, сменившийся стоном. Ком распался, оставив на земле растерзанное человеческое тело и несколько убитых глитов.
        Морис лемутов к себе не подпускал. Гибкий металл лезвий сплелся в сплошной кокон. Несколько глитов, мешая друг другу, окружили размытую фигуру. Бесполезно тыкали саблями, в тщетной надежде дотянуться до тощего жилистого тела. Несколько глитов стояли в стороне. Очень сильный телепат мог бы различить зеленоватые жгуты, протянувшиеся к киллмену, и золотистое пламя, окружавшее фигурку человека. Сплетясь в сложную сеть, нити накрыли Мориса. Зеленые жгуты загорелись, засочились белесым соком, рассыпались пеплом опустошения. Ментальный щит на секунду померк, но тут же вспыхнул еще ярче.
        А тем временем уже несколько глитов отступили, держась за рассеченные конечности. Один лемут негромко шипел, баюкая у груди обрубок руки. А аскетичный воин, казалось, не то что не уставал, но наоборот, кружил блестящий водоворот все быстрее.
        И тогда на недалекой скале возникла еще одна фигура. Стройная, ломкая, облепленная черной тканью балахона. С'Тонак привычно вытянул руки, вполсилы ударил по вертящейся фигуре. Казалось, черное влажное облако заструилось с пальцев Нечистого. Туман встретился с золотым пламенем. Огонь окрасился в красный, затрещал, разбрасывая во все стороны колючие искры. Ментальный кокон запульсировал, выкидывая в воздух новые порции психической энергии.
        Движения киллмена замедлились. Морису приходилось все больше силы уделять на то, чтобы не подчиниться адепту темного братства. С'Тонак рассмеялся, высоко задрав худой обтянутый серой кожей подбородок. Рубин на пальце, улавливая рассеянную в воздухе душевную мощь, потеплел. Нечистый неторопливо спустился по неприметной тропинке, приблизился к дерущимся.
        Киллменов почти не осталось. Только Морис кружился, раскидывая брызги солнечных зайчиков, да в сторонке, спина к спине, дрались двое копейщиков. Усталые, они с трудом держали в руках пики, но глиты и не нападали. Зачем? Достаточно немного подождать, воины устанут, потеряют бдительность и глянут в глаза лемутам. И тогда уже никакой ментальный щит не защитит жертву.
        С'Тонак ударил всей своей психической мощью, накопленной за многие годы тренировок. Худощавое тело изогнулось, выбрасывая в воздух колоссальную энергию, рубин в перстне вспыхнул пронзительным алым цветом. Глыба серого струящегося льда обрушилась на ментальный щит. Какое-то мгновение тот полыхал, сдерживая вражескую волю, а затем погас, словно задутая порывом ветра свеча. Киллмен замер, сабля выпала из ослабевшей руки, со звоном скатилась по гранитному склону в море. Морис покачнулся и мешком осел на камень. Упругое, такое же жилистое, как и сам хозяин, сердце остановилось. С'Тонак наклонился над трупом, приложил ладони к вискам, выпивая последнюю судорогу умирающего мозга. Черной каплей застыл в золотой оправе рубин.
        Темный брат неловко поднялся, двумя короткими мыслительными ударами добил оставшихся копейщиков. Развернулся к своему отряду.
        - Я приказываю догнать и уничтожить остальных. Именем господина!
        И в этот миг С'Тонак почувствовал стрелу, нацеленную ему в горло. Так, не видя человека, мы замечаем пристальный взгляд. Адепт крутанулся на каблуках, всматриваясь в окружающую степь. И в этот момент на него обрушился неожиданный по сложности и силе удар. Противник почти одновременно блокировал центр речи, мышцы спины и ног, и только до мозга и сердца неизвестный враг дотянуться не сумел - слишком хорошо Нечистый защищал эти столь необходимые для жизни органы. С'Тонак, еще не успевший отдохнуть от прошлой битвы, ударил в ответ. Ему было много тяжелее, ведь он не видел противника. Не мог уцепиться за взгляд, по неловкой позе понять, какая часть тела хуже всего защищена.
        И все-таки сила и знания посвященного второго круга с лихвой перекрывали мастерство невидимого киллмена. С'Тонак ощутил, как ослабевает напор, как все больше энергии уходит у противника на защиту. Адепт почувствовал, как приливает кровь к ожившим пальцам. Исказив в улыбке сведенные судорогой губы, Нечистый выплеснул новый поток ментальной силы, острым конусом направив ее в живот противнику.
        Сагенай согнулся, мышцы на животе вздулись непомерными буграми. Из разорванной кожи на расстегнутую куртку закапала светлая кровь. Киллмен застучал ногами по земле, выплюнул в траву осколки раскрошившихся зубов и, собрав оставшиеся силы, ударил. По-вражески, нечестно.
        Мучительная рвота вывернула С'Тонака наизнанку. Перед глазами помутнело. Он хотел упасть, но одеревеневшие после удара мышцы не слушались. Волна тошноты поднялась от желудка, похмельной волной затекла в голову. Мир закружился, теряя привычные очертания, но все же в последний миг С'Тонак разглядел высокого стройного лучника и наконечник стрелы, хищно поблескивающий в скарлатном свете заходящего солнца. На мгновение Нечистому почудилось, что все это с ним уже не раз было, а затем тело пронзила тупая свербящая боль.
        - Убейте их! - прохрипел Нечистый.
        Поднял руку, ухватившись за древко. Ломкое дерево хрустнуло под пальцами, рассыпалось крошевом щепок. От камня на пальце потек рубиновый свет. Он лучился, переливался, постепенно высветляясь, и наконец совершенно белым туннелем застыл перед глазами. Адепт Нечистого шагнул вперед, покачнулся и упал лицом в кровавый песок побережья. Обломок стрелы, неприятно чавкнув, пробил шею и вышел с другой стороны…

* * *
        Лорс пробежал чуть больше двух миль. Затем зверь захрипел, на мягких губах проступила пена. Из выбитого глаза снова заструилась кровь. Животное покачнулось, застонало негромко, и осело на землю. Подбежавший Малейн наклонился над зверем, прислонил ухо к теплой широкой груди. Прислушался.
        - Все, - проронил стоявший рядом Андрес. - Отъездилось наше стеклышко.
        - Замолчи! - процедил Эдвард. - Дальше мы повезем хрусталь на себе. Тебе понятно?
        - Да ты что? - выдохнул позади высокий нескладный киллмен. - Нас же тогда лемуты догонят и перережут. Нас всего восемь человек осталось.
        - А ты о том подумал, что толстяк Пьюза там умирать остался только для того, чтобы мы стекло в Мельт привезли? Понятно?
        - Да на кой черт, - киллмен резкими движениями перекрестился, прося у бога прощения, - нам эти стекляшки. Без них прекрасно жилось, проживем дальше.
        Эдвард подошел к говорящему, схватил его за отворот замшевой куртки.
        - А для того, лемутское семя, чтобы у нас в поселках дети здоровые рождались, чтобы мужики взрослые по ночам не мучились, за простуженные спины хватаясь, чтобы женщины рожали без боли… - Малейн отбросил киллмена в сторону, подошел к лорсу, ударом секиры разрубил упряжь. Схватил зверя за ноги, покраснев от натуги, оттащил в сторону. Смахнув с грязного лба пот, налег на дощатый край телеги. Повозка, заскрипев колесами, качнулась, выбралась из ямки и медленно покатилась по мокрому песку.
        В следующее мгновение Малейн почувствовал, что толкать стало легче и, повернув голову, увидел рядом широкое плечо Андреса, а еще через мгновение еще трое киллменов налегли на деревянный край. Для оставшихся троих не хватило места, но и без них телега довольно споро побежала по плотному песку.

* * *
        Кивин и Браян на руках тащили раненого Сагеная. Впереди замаячили пушистые метелки камыша. Киллмены прибавили ходу, надеясь успеть скрыться в зарослях тростника. Сзади всего в каких-то пятистах ярдах маячили приземистые фигуры глитов. Лемуты медленно приближались.
        - Уберите жгуты… - пробормотал Сагенай. - Они лезут мне в голову. Уберите…
        Нели жалобно заглянул Сагенаю в глаза, лицо исказилось от боли и беспомощности.
        - Что мне делать? - просительно-жалобно произнес Нели.
        - Возьми сокола, - Сагенай с трудом расстегнул ворот рубахи, оборвал ремешок, протянул маленькую золотую фигурку. - Он тебе пригодится. Да ведь, если честно, ты его выиграл - твоих стрел попало в цель больше, чем моих, - священник слабо улыбнулся.
        После фестиваля лучники носили фигурку по очереди - день один, день другой. И Нели казалось, что маленький сокол приносит ему удачу. В те дни, когда фигурка доставалась ему, солнце светило немного ласковей, а каша получалась необычайно рассыпчатая и ароматная. Все даже самое маленькое дело выходило лучше, быстрее и доставляло больше удовольствия.
        Молодой лучник осторожно взял сокола, завязал ремешки у себя на шее. Радостно повернулся к Кивину. Старый воин смотрел сурово и печально. В поседевших глазах замерла уверенная жестокость.
        - Тебе придется задержать их, - негромко произнес он. - Тогда мы сможем добраться до остальных. А иначе - мы все погибнем. Ты, я, Браян, и совершенно беспомощный Сагенай.
        Нели кивнул, забрал у Браяна запасную связку стрел, развернулся и пошел навстречу лемутам. Спрятался, укрывшись за небольшим валуном. Отряд глитов раскинулся по степи редкой цепью. Их оставалось еще больше четырех десятков. Блестели сабли в длинных руках, оранжевые глаза горели неприятным жирным светом. Нели показалось, что чьи-то невидимые руки оглаживают его мозг, бесстыдно лезут в душу. В отвращении лучник откинул их от себя, прошептал слова молитвы, заодно усиливая свой ментальный щит.
        Нели натянул лук, выглянул из-за камня. Тонкая стрела пробила переднему глиту голову, бронзовый наконечник выглянул с другой стороны. Раненый лемут сделал несколько шагов и упал в траву. Вражеская цепь остановилась. Нели почувствовал, как сгущаются вокруг ментальные щупальца. Вечерний воздух окрасился зеленым, молодая трава зашумела под ветром, будто сотни врагов подходили со всех сторон.
        Нели вздрогнул, выглянул из-за камня. Глиты, зарывшись в невысокую траву, ползли к нему. Тщательно прицелившись, Нели снова выстрелил. Но то ли лемут ощутил направленную в него стрелу, а может и по дурной случайности, глит успел откатиться в сторону. Бронзовый наконечник чиркнул по граниту.
        Нели вскочил, перебежал к другому камню, выхватил из колчана стрелу. В голове шершавым шаром ворочалась одна-единственная мысль: «я должен убить троих».
        - Я должен убить троих, - вслух повторил Нели.
        - Двое уже мертвы, - негромко размышлял он, разглядывая степь и укрывшихся в траве лемутов. - Нечистый и глит. Значит, остался один. Хотя нет, не один. Еще троих я должен уничтожить за Сагеная. Ведь он скорее всего не сможет стрелять.
        Нели высунулся из-за камня, выпустил несколько стрел по выглядывающим из травы врагам. Снова укрылся.
        - Чего я боюсь? - подумал он. - Ведь у них нет луков, они не смогут стрелять в ответ.
        Лучник спокойно вышел из-за камня, медленно прицелился, отпустил тетиву. В ответ раздалось тихое шипение. Раненый глит завозился по земле, из пробитой ноги торчала стрела. Нели достал из кожаного вышитого колчана следующую стрелу, приложил к губам, благословляя в полет. Натянул до уха жильную тетиву. Выстрелил почти в небо. Стрела взвилась вверх, черной точкой застыла на фиолетовом звездном бархате. Негромко насвистывая мелодию смерти, ринулась вниз.
        Проткнутый насквозь глит вскочил на ноги, побежал вперед, ухватившись чешуйчатыми пальцами за смятое оперение. А за ним змеиной волной побежали все остальные. Нели, с неожиданной болью в груди, вспомнил соревнование. Лемуты исчезли, смешались, превратившись в маленькую дощечку мишени. И как тогда, на соревновании, руки слились в сплошной непрекращающийся круговорот. Стрелы нагоняли друг друга в воздухе, разлетались щепками. Вздрагивала под ударами дощечка, стонала, шипела не по-человечески.
        На шестом выстреле порвалась тетива. Обрывок жилы больно стеганул по лицу, рассек кожу. А со всех сторон уже подступили глиты. На узких чешуйчатых лицах замерла хладнокровная ненависть. Нели упал, схватившись за разрубленное плечо. А следом, расширив жадные до крови пасти, кинулись лемуты. Сверкнул в последнем луче заходящего солнца маленький золотой сокол.

* * *
        Раненого Сагеная положили поверх ящиков. Поредевший отряд отходил на юг. Остались позади много миль океанского побережья. Лемуты, подстегиваемые последней волей С'Тонака, не отставали. А точнее, медленно приближались.
        Первым погиб широкоплечий, приземистый Андрес. Тугодумный киллмен сам вызвался задержать глитов. Воин вынул из карманов несколько медных монет, снял с груди серебряный знак, и достав из сумки запасной колчан стрел, затаился в скалах, около неприметного изгиба.
        - Господи, помилуй меня - прошептал киллмен.
        Лучник даже не успел ни разу выстрелить. Зеленоватые жгуты добрались до его глаз, обмотали мозг, вцепились, выпивая эмоции и энергию. Андрес дернулся, остатками сознания пытаясь вырваться из чужого плена. Но в этот момент остро отточенная сабля развалила лучника надвое.
        И все же глиты потратили почти пятнадцать минут, осматривая труп и выглядывая следующую засаду - несколько миль жизни остальным. Малейн ненавидел себя за такую арифметику: жизнь - полчаса, жизнь - десять минут, пустяшная, мгновенная, жизнь… Словно цель всего мира превратилась в одну-единственную - успеть уйти от врага.
        Расхлябанные колеса на телеге егозили во все стороны, выписывая странные восьмерки. Впереди показалась река. Полноводная после недавних дождей, она, словно пожилая матрона, несла свои воды к серым волнам океана.
        - Как же нам перебраться? - спросил высокий, худой киллмен. - Не вплавь же каждый ящик тащить.
        - Разгружайте телегу, - приказал Малейн. - Снимайте колеса.
        Получившийся плот столкнули в воду. На деревянную площадку поставили несколько ящиков. Раздевшись до пояса, Малейн нырнул в холодную реку. Поплыл, толкая плот к другому берегу. Рядом, помогая, плыл Кивин. Серое, все покрытое струящейся татуировкой тело сливалось с водой. Рядом, сопя, словно сытый грокон, барахтался Браян. Остальные ломким рядом выстроились на берегу.
        Малейн успел сплавать три раза, перевезя больше половины чернополосного хрусталя, колеса и раненого Сагеная. А потом рядом с берегом появились глиты. Лемуты яростной толпой окружили оставшихся на берегу людей. Малейн схватился за секиру, бросился на другую сторону, но Браян и Кивин повисли у командира на плечах, сбили его с ног.
        - Прекрати! - заорал пожилой киллмен. - Мы должны спасти стекло. Ты слышишь?
        В конце последнего слова Кивин запнулся, и словно чье-то яростное шипение повисло над людьми. Малейн, тряхнув головой и, смахивая на землю непрошеные слезы, поднял тяжелое колесо. Нацепил его на ось. Двое остальных киллменов принялись нагружать телегу ящиками.
        - У нас нет лука, - бормотал Кивин. - Ну почему мы не взяли побольше луков? Я дострелю до того берега. Я не дам им перебраться сюда. Вы успеете уйти.
        Малейн, стараясь не оглядываться на побоище на том берегу, грузил ящики. Могучие мышцы на руках тряслись от гневного бессилия. Время от времени Эдвард хватался за секиру на поясе, а затем с трудом отводил непослушную ладонь.
        - Эд, - Кивин кинулся к священнику, схватил его за руку. - У тебя ведь есть метатель. Стреляй! Мы отпугнем лемутов, и наши успеют уйти!
        - Я не могу, - тихо произнес Эдвард.
        - Ну стреляй же! Быстрее! Они ведь убьют их. Всех.
        - Перестань, - глухо попросил Малейн. - Я больше не могу ничего слышать.
        Священник закинул последний ящик, схватил край телеги, выдернул из песка. С трудом переступая, потащил телегу вперед. Кивин и так ничего и не сказавший Браян налегли сзади. Телега заскрипев, двинулась в путь. Сквозь прикрывшую глаза пелену пожилой воин смотрел на удаляющийся берег. Высокий, худой киллмен, последний из оставшихся в живых, стоял по пояс в воде и коротким копьем отмахивался от наседавших глитов. Затем он замер и, покачнувшись, рухнул в воду. Подошедший лемут, широко размахнувшись, отрубил ему голову.

* * *
        Малейн, неловко выпрямившись, стоял перед Куласом Демеро, главным аббатом республики Метс. Справа, прижимая к перевязанному животу длинную худую ладонь, сидел Сагенай. Лучник еще больше похудел, и мягкое кожаное кресло было ему слишком велико. Узкое, смуглое лицо осунулось, овальные черные глаза ввалились, сделав Сагеная похожим на хищную птицу. Позади кресла, облокотившись о спинку, стоял Кивин.
        - Вы совершили настоящий подвиг! - произнес Демеро, прохаживаясь по навощенному паркету кельи. - До вас ни один отряд не смог справиться с таким большим войском глитов. Да еще и под предводительством посвященного второго круга!
        - Это не мы… - сухо произнес Эдвард. - Глитов уничтожил подоспевший к месту битвы третий легион. И то, с большими потерями.
        - Не стоит вдаваться в подробности, - примиряюще предложил аббат. - Без вашего отряда нам никогда не удалось бы добыть столь ценные сведения о лемутах, о мощи Нечистого, о затерянных городах. Сейчас в главной картотеке сформирован специальный отдел, который занимается переработкой вашей информации. Уточняются карты, уже несколько найденных вами поселков присоединились к Метсу. Например, тебе, Малейн, будет не безынтересно встретиться с Таураном. Иннеец часто вспоминал о тебе.
        Эдвард заставил себя кивнуть.
        - И, наконец, главное. Вы доставили не только бесценный хрусталь, но и привезли старинный работающий метатель. Разобравшись в его устройстве, наш технический отдел сможет наладить выпуск такого же оружия. И тогда войну со слугами Нечистого можно считать законченной.
        - Совет аббатств, - торжественно произнес Кулас Демеро, - выносит перу Эдварду Малейну, заклинателю второго уровня, особую благодарность за то, что он не потратил последний выстрел и сохранил доставшееся ему оружие. По особой просьбе технического отдела, Эдвард награждается орденом совести первой степени.
        - Я не приму награды, - сказал Малейн. Слова шершавыми комками вываливались из горла, разрывали в кровь влажную кожу гортани. - И пистолета я тоже не отдам. Я лучше отдам вам это…
        Эдвард подошел к главному аббату, взял его за сухую, словно покрытую чешуей кожу. Надел священнику на палец золотой перстень. Граненый рубин затеплился в ажурной оправе.
        - Вам очень идет, - презрительно произнес Кивин. - Даже больше, чем прежнему владельцу.

* * *
        Малейн сидел на влажной от вечерней росы траве. Внизу, под обрывом, негромко шумела торопливая речушка. Пахло летом, туманом, жизнью. Где-то рядом шелестела в траве маленькая полевка. От тайга донесся далекий рев парза. Слабый, не успевший остыть от жаркого солнца ветерок шевелил стебельки мятлика. Светились в полутьме синие лепестки цикория и васильков…
        Эдвард ждал, пока совсем стемнеет, и на небе снова появятся звезды.
        - Видишь? - раздался в памяти неслышимый шепот, - вот та, совсем маленькая звезда рядом с серебряным ковшом. Ее зовут Луита. Когда ты будешь далеко - смотри на нее, согревая взглядом - и мне будет тепло.
        - И мне будет тепло… - одними губами повторил Малейн.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к