Сохранить .
Белое Критши Мария Версон
        Белое Критши #3
        
        
        
        
        Летопись Третьего мира. ч. 3. Белое Критши
        Мария Версон
        История Тоурен.
        Часть третья.
        
        Забытое.
        
        - Амит! Мальчик мой! - Амфитеа, даже дома продолжающая носить излюбленные ею короткие юбки, спорхнула с изогнутой лестницы и подбежала к сыну, бывшему тогда чуть ниже чем она. - Отнесите вещи в его комнату! - Скомандовала она прислуге совершенно другим, командным голосом, продолжая прижимать задыхающегося в её объятиях светловолосого мальчишку к своей груди.
        - У меня вещей с собой толком нет, - недовольно забурчал Амит, избавившись от материнских объятий, и выхватил из рук молодого юноши небольшую сумку, - я и сам отнести могу.
        - Ну-ну, солнышко моё, - мама погладила его по светлым волосам, и её лицо расплылось в полной нежности улыбке, - ты не в монастыре, ты дома. Вспоминай, каково это - быть отпрыском знатного рода.
        Амфитеа кивнула юноше, встретившего Амита на вокзале, что тот может быть свободен. Сама же, она положила руку на плечо сыну и повела его на второй этаж. Будь её сынишка лет на пять постарше, он бы не постеснялся сказать матери, что людям благородных кровей, к коим относились и он, и она, не положено колесить по миру и принимать участие в опаснейших раскопках и исследованиях, без коих она жить не могла.
        Они поднялись по изогнутой каменной лестнице, ведущей к коридору, вдоль которого располагались всего четыре комнаты. Две родительские спальни, одна из них практически представляла собой вторую библиотеку, одна близняшек и одна, самая маленькая, Амита.
        Напоследок мама ещё раз растрепала его короткие волосы и закрыла за собой дверь, за которой виднелся освещенный теплыми солнечными лучами коридор.
        Стянув с себя песочно-золотистую рясу, пока ещё двенадцатилетний, послушник решительно двинулся на встречу с тем единственным, по чему он действительно соскучился за прошедший учебный год. К просторной, наполненной горячей водой и пахнущей десятками разных мыл ванне.
        Кончиками пальцев ног, Амит осторожно прикоснулся к обжигающей воде, и медленно, наслаждаясь этими мгновениями, погружался в горячую, полную маслами ванну.
        Протыкая один за другим мыльные пузыри, плавающие то тут, то там, послушник монтерского монастыря прикусил нижнюю губу и с озлобленным недовольством вспомнил недавние события, связанные с его горячо нелюбимым новоиспеченным соседом по келье. Могущее появиться на лице юноши выражение блаженства растворилось в наполненных злобой строках воображения.
        Стать монахом... полноправным монахом в неполные тринадцать лет. Не зря Амит невзлюбил его с первого же взгляда. Клятый избранник, из-за существования которого он был частью большинства. В Монтере нет вторых: ты или лучший, или рядовой.
        Отпустив несчастную губу, мальчишка ушел с головой под горяченную воду и провел там несколько десятков секунд, прежде чем вынырнуть и понять, что он медленно варится в этой роскошной ванне.
        Когда Амит спустился вниз, одетый не в рясу, а в достаточно удобную и чересчур дорогую домашнюю одежду, его семья уже собралась за обеденным столом. И только когда все они оказались у него перед глазами, он понял, как же сильно по ним соскучился.
        Теплые чувства сгинули столь же быстро, как и зародились в нем. Отец, как и всегда, сидел во главе стола с поднесенной ко рту уже остывшей ложкой супа и, не отрывая глаз, читал какую-то книгу. Мама же, сложив ручки так, словно она ужинает не с семьей, а на приеме у самой королевы, пожевывала лист салата, хотя по её голодным глазам было видно, что она бы с удовольствием принялась за замеченные куриные грудки.
        "Всегда два сантиметра, и можно будет менять диету. Надо купить Амиту новую одежду. И ещё бы отвезти близнецов к морю отдохнуть. Интересно, какое это вино на вкус, я такое ещё не пробовала" - примерно это услышал юный послушник, но, как и в прочие разы, скинул все на свое стремительно развивающееся воображением, упустив тот факт, что мама тут же потянулась к бокалу вина, стоящему по правую руку от неё.
        "Навешать бы этой выскочке"
        "Преподаватель по истории так меня любит, что мне не пришлось сдавать географию"
        "Может скинуть ей на голову сгусток раскаленного масла? Не, она ж и помереть может"
        "Надо бы выучить уже руны, а то я рискую пролететь с экзаменом"
        Эти обрывки мыслей принадлежали близняшкам, но и это Амит не в первый раз отбрасывал, ссылаясь на фантазию.
        Его старшие брат с сестрой, рожденные в один день и час с разницей минут в десять, сидели спиной к камину и лицом к двери, у которой стоял послушник. Они не поднимали на него глаза, только лишь перешептывались и хихикали, тыкая трезубыми вилками в тот или иной кусочек чего-то вкусного. Одним словом, вели себя как неразумные дети, объявившие кому-то бойкот. И этим кем-то был их младший братишка.
        Виолекс и Уна неимоверно гордились тем, что они маги, первые маги в роду Лоури. Они показывали это всем своим видом, а так же, это подтверждало разбушевавшееся воображение Амита. Виолекс в свои шестнадцать уже познавал высший класс магии тверди и все бубнил о том, что к двадцати собирается стать никем иным, как магистром, в то время как его сестра Уна изучала ту же ступень, но магии огня, и тоже хотела получить звание магистра. Правда, её амбиции казались чуть более устрашающими, в сравнении с братом, так как она собиралась в будущем получить кресло Магистра Кипящей Крови - Каиля Саваса, известного своей силой, умом и ещё много чем.
        Незаметно, серой мышкой, Амит прошел в обеденную и сел за край стола, подальше от всех, и, опустив глаза, принялся есть то, что подали, с ужасом понимая, что пища в Монтере ему нравится больше.
        "Миленько, не правда ли?" - вот о чем перешептывались близняшки, их речь весьма четко отражалась в их мыслях, а эти слова принадлежали Виолексу - "он и наследства не получит, и таланта у него ни к чему нет"
        "Ага. Там вон некоторые младше него становятся монахами, а он все копошится. Хорошо хоть по программе не отстает" - с удовольствием поддерживала разговор Уна.
        "А откуда ты знаешь, что не отстает?"
        "Мама говорила. Хотя ей он мог и соврать"
        "Ну... в семье не без... ну ты знаешь"
        "Да уж. Магом он не уродился, да и монах из него никудышный..."
        Амит крепко сжал в руках вилку, и на ней остались вмятины от его пальцев. Он хотел было открыть рот и сказать, что монахом раньше него стал всего один человек, второй раз за историю монастыря, а потом добавить, что если он не лучший, то это не значит, что он худший из учеников Монтеры. Однако, юноша вовремя вспомнил что этот разговор - всего лишь плод его воображения, что возможно, его брат с сестрой говорят вовсе не о нем. Но умом мальчишка понимал, что даже если бы он и попытался высказать свои мысли, для него оставаться вторым - это провал и позор.
        - Амит, пожалей несчастную вилку. - Не отрывая глаз от книги, сказал сыну Ронора Лоури, глава семьи. - А то руками есть заставлю.
        - Я не голоден, - юноша сверлил взглядом тарелку, наполненную его любимым салатом с кукурузой и стручковым горохом, - могу я идти?
        И тут как на зло предательски заурчал живот, а вслед за этим укол голодной боли схватил желудок.
        Близняшки взорвались хохотом, но изо всех сил старались делать это как можно тише, что раздражало в разы больше.
        Умом Амит понимал, что не ел несколько дней, из тех полутора недель что он ехал из Монтеры, но принятие пищи в подобной обстановке вызывало в нем нелегкую тошноту, так что любимое яство казалось ему мерзостной отравой.
        "Малыш Амит строит из себя крутого" - пронеслось в голове у сестрицы - "да у нас детишки на факультете стихийной магии крепче телами чем он, шесть лет обучающийся в Монтере"
        - Заткнись. - Вслух сказал послушник, понимая, что челюсть его от злобы перенапряглась и уже болит.
        Близняшки вмиг утихли, но мгновение спустя последовал ещё один взрыв хохота, а вслед за ним и слова:
        - Амит, мы ничего не говорили. Ты что, стал дружить с головой ещё меньше? - Виолекс положил вилку на край тарелки и подпер голову рукой. - Ты и так у нас недалекий, а теперь я совсем за тебя волнуюсь.
        - Виолекс , не смей так говорить о брате. - Вступилась за младшенького мама, довольная вкусом открытого сегодня вина. - В Монтерский монастырь может пойти не каждый...
        - Да ладно тебе, мама, в Монтеру берут всех, кто к ним придет, ну и иногда отбирают особо талантливых детей сами. Ты же отвезла туда Амита и для меня до сих пор остается чудом то, что его взяли. Может, из жалости? - Смеялась Уна, но тут отец, захлопнув книжку, сильно ударил по столу, так, что посуда на нем заплясала.
        - А ну замолчи! Амит, не слу... Амит! Что с тобой?! Амит! - Ронора вскочил из-за стола, так же выскочила и прислуга с кухни.
        Младший отпрыск дома Лоури закатил глаза, а из-под несомкнутых век выглядывало яркое, ослепительное голубое сияние. Его затрясло, словно бы у него начался припадок, из носа полилась кровь. Отец подбежал к сыну, и увидел, что тот побледнел, однако эта бледнота превращалась в синеву, подогретую магией. Магией похожей на сияние, но не являющейся ею.
        "Рад вас приветствовать, носитель" - услышал мальчик в своей голове голос, похожий на старческий и чем-то недовольный - "Тихо-тихо, спокойно. Вы-то сможете меня выносить, я надеюсь? Ан-нет, тело уже не выдерживает. Мне жаль. Что?! Вы что, сума сошли!? Я не... Я не могу сотворить такое, что вы?!..."
        Амит закричал. Громко, скрипуче, словно бы его разрывали на мельчайшие частицы. Он и сам не знал, что приказал сделать своему духу: его охватила боль и злость, рожденная из обиды и вскормленная собственными домыслами.
        Стул под ним заскрипел и треснул. Ронора подхватил сына, не дав тому упасть на пол: изо рта послушника потекли белые струйки, похожие на пену.
        - У него припадок! - Мать схватилась за голову, не зная, что ей делать. Выбежавшая прислуга стояла в стороне, и лишь один мальчишка, сын нянечки, воспитавшей Амита, додумался выбежать из дома в поисках врача.
        "Я сделаю это, носитель. Но это будет дорого вам стоить" - сказал Фузу, хоть медиум тогда и не знал его имени.
        Не прошло и минуты как родители склонились над телом младшего сына, как нечто бесформенное и невидимое, бывшее прозрачной дымкой, появилось в комнате и направилось к перепуганным близнецам. Оно обвило их и прижало друг к другу. Шокированные, они не могли издать и звука, и лишь когда их тела, вдавливаемые друг в друга, начали срастаться, они в один голос закричали.
        Ломались кости, не лилась, а сыпалась сухая кровь. Виолекс и Уна сливались телами.
        Это произошло так быстро, что Ронора и Амфитеа даже не успели понять, что случилось. Существо, объединившее в себя двух их старших детей, упало на колени, продолжая кричать, и в этом звуке сливались оба голоса близнецов.
        - Что я?.. - Сипело создание. - Что мы?..
        В камине ярко пылал огонь. Амита по-прежнему колотило, тело сводила невероятная судорога. Его разум оказался где-то вдалеке от реальности, но мысли, неконтролируемые им, все ещё рождались в голове.
        "Сделано", - с грусть, но с оттенком радости произнес Фузу.
        
        - У него кровотечение!! - Врезался в сознание медиума голос Тео. - Я не стал вынимать трубу, может стать хуже!
        - О Богиня! - Это был голос Оры, раздающийся совсем близко. Её рука легла Амиту на шею и нащупала едва уловимый пульс. - Что произошло?!
        - Я не знаю. Вырвалась тень. Он меня куда-то повел. Ничего не было видно. А потом... - Тео, несший его на руках, аккуратно опустил его на землю. Амит совершенно не чувствовал своего тела. С трудом, он приоткрыл глаза и увидел расплывчатый силуэт своего мастера. А затем его сознание снова окунулось в черноту.
        
        Глава первая.
        Огонь крови.
        
        Вот теперь я точно умер. А что? Голубое небо, приятный прохладный ветерок, пение птиц... Хотя на птиц это не сильно похоже. Если это место - ответ на вопрос о том, что случается с нашими душами после смерти, то я согласен.
        Спокойно. Руки нащупывают траву... Погодите-ка... Трава, растущая из камня? Это холодный камень. На ощупь как мрамор. В трещинах весь.
        Сладкая жизнь после смерти. Жаль, конечно, я бы хотел ещё раз увидеть Её Величество и ухмылку Млинес, когда начнут восстанавливать Монтеру. Да и со Стижианом было бы неплохо ещё раз выпить в той забегаловке в Орамарте. Но смерть - тоже вариант. По крайней мере, я больше не буду слышать этого маразматичного старикана Фузу.
        - Кхм. - Раздался интеллигентный кашель по левую руку от меня, и все это наваждение, вся красота и нежность атмосферы, в которой я оказался, словно бы была смыта ледяной водой.
        Обострились краски, звуки. Слышался шум моря. Все тело сковала раздражающая слабость с подливкой из лени. Одна только голова осталась свежей.
        С трудом повернув ею, потому как шея отказывалась двигаться нормально, мои глаза уткнулись в согнутые лапы и большую синюю пернатую задницу, чей владелец, с озорным и шуточным недовольством во взгляде, склонил свой клюв над мои лицом.
        - Фузу! - Вырвалось из меня имя моего пернатого духа. - Да что ж такое то! Я думал, после смерти носителя духам положено покидать тело. Думал, и очень надеялся.
        - Ну, Амит, вообще положено, но раз я здесь, то буду вынужден вас расстроить, сказав, что вы не умерли, хотя очень старались. - Лицо птицы не выражало никаких эмоций, но мне казалось, что оно все же улыбалось мне. - Я удивлен и оскорблен тем, что вы не попросили меня о помощи в борьбе с тем сгустком.
        - Я шокирован и ошарашен тому, что ты сам не навязал мне свою поддержку. Замолчал в самый неподходящий момент. - Голосом, я старался сказать это как можно язвительней, пытаясь при этом оставаться в рамках, а то обидится ещё.
        - Я не обязан всегда вам все подсказывать, носитель. Должно быть наоборот.
        Да уж. Как целыми днями бубнить мне какую-то чушь про призраков красивых дамочек, которых я, к счастью, пока не вижу, так это пожалуйста. Так и подмывает сказать Фузу, что постоянное присутствие его голоса в моей голове вот уже сколько лет мешает мне найти себе девушку. Богиня видит! Даже Стижиану, с его-то двумя духами, в этой сфере везет больше!
        - Я учту. - Спокойно сказала птица, отведя свой клюв от моего лица, выгнув свою тонкую шею и чуть поднявшись толи с земли, толи все-таки с мрамора. - Здесь всё несколько изменилось.
        Я не понял о чем он, потому как не видел ничего, кроме голубого неба, а сил во мне хватало только на то, чтобы моргать.
        Фузу, мой догадливый, сообразительный и надоедливый друг, понял мою проблему и его клюв вдруг оказался рядом с моей рукой, предлагая мне свою помощь. С трудом мне удалось схватиться за его удивительно крепкую шею, и та потянулась вверх, ставя меня на ноги.
        Да... от той прекрасной зеленой полянки на обрыве, откуда открывался вид на море, осталось одно воспоминание. Земля неравномерно заменилась бежевым мрамором с трещинами на нем, дающими непонятый рисунок. Из него росла увядающая, покрытая инеем трава. Деревья и кусты оказались покрыты тонкой, но не успевающей таять коркой льда. Веяло уже холодом, а не тем приятным ветерком. Кое-где, ближе к обрыву, назад-то я посмотреть не мог, слишком трудно, виднелись редкие, разрушенные стены, выставленные кругом.
        Мой маленький мирок изменился. Знать бы почему, но, думаю, это можно списать на какие-то изменения во мне, которые я не осознаю или не хочу осознавать. Может, здесь стало холоднее именно потому, что со мной что-то произошло, я говорю о реальном мире, потому как я не могу вспомнить ничего, начиная с момента, когда темная материя пробила ворота и мы с Тео решили принять бой.
        Перед глазами всплыли смеющиеся лица Виолекса и Уны. Я даже услышал их смех, но он сменился иным звуком, криком, заставившим мою голову затрещать.
        Фузу весьма спокойно наблюдал за тем, как мои руки ослабли, и я шмякнулся на твердый мрамор. Как они затряслись, а в голове один за другим мелькали те мгновения, которые моя память практически всю жизнь прятала в дальний уголок. Он тоже видел это.
        - Вы - не первый мой носитель, Амит. - Начал говорить он, в то время как я продолжал крючиться и бороться с болью. Слезы наполнили глаза. И хорошо. Я должен плакать, ведь я... - Но надеюсь, последний. Я пытался пробудиться в душах великого множества людей.
        Это и дураку понятно: духи-то перерождаются!
        - Все они погибли. Так, как могли погибнуть и вы, носитель, тем летом незадолго до вашего тринадцатилетия. - Он сложил когтистые лапы на животе и сел на пол. - Сотни... Сотни мальчиков и девочек. Одаренных, сильных. Некоторые из них были столь талантливы, что сумели услышать мой голос в раннем детстве. Годочков в пять, в шесть... И они умирали, едва слышали меня.
        Я сидел, уткнувшись лицом в мрамор, и старался сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь, но голова ныла и кружилась, тело парализовали слабость и боль. Я с трудом отдавал себе отчет в том, что слышу, хотя слышал я все более чем хорошо. Голос Фузу звучал не только здесь, в моем мирке, в моем убежище, но и в моем сознании, в моей голове. Неимоверно трудно описать каково это - делить с кем-то своё тело и душу, и знать об этом. Ведь есть мысли и желания, о которых не хочется говорить никому.
        - Вы услышали меня уже юношей, не ребенком. Произошел толчок, и сильный, хочу заметить. В вас кипела злость в её первородном виде, то было смежение обиды и ярости, и ещё бессилия. Вы так сильно хотели ответить своим обидчикам, что сами того не понимая окунулись в собственную душу и нашли там меня.
        Я дал тебе приказ. Да, отдал.
        - И я выполнил, ибо не смог не подчиниться.
        - Почему, Фузу? - Вырвались из меня звуки, не похожие на мой собственный голос, хотя пелена боли постепенно отступала, сменяясь свежестью ясности. - Ты же можешь не подчиняться. Проверено уже. И не раз.
        - Приказы, Амит, могут быть разными. Вы растёте, вслед за вами расту и меняюсь я. Есть вещи, которые на данный момент я выполнить не сумею, хотя знаю, что могу. Все зависит от вас. - Лапы птицы сжали друг друга. - В тот день вы почти умерли. Ваше тело не выдерживало моей энергии, сосуд начал разваливаться, и я уж было решил, что вы - очередной безуспешный носитель, которому не суждено говорить со мной. Но тут я услышал вас, услышал ваш крик и вашу боль. Да, поступок этот отвратителен. Он - всего лишь проявление вашей слабости, которую вы компенсировали через мое могущество. Но...
        Вот теперь Фузу действительно фыркнул и усмехнулся.
        - Он был столь мощный, что я не смог отказать. И я сломил их духов, как вы и приказывали. Сломил, и их останки потянулись друг к другу, образуя нечто новое, нечто!..
        Замолчи. Да, ты счастлив тому, что наконец обрел носителя, но замолчи. Ты - не человек, ты не знаешь, что пережила моя семья, когда это случилось. Ты не знаешь, что пережил я. И что пережили они. Мои брат с сестрой. Где они сейчас? Живы ли они? Что они чувствуют?
        - Хозяин, - голос моего не замолкающего духа снова зазвучал, - вы знаете, что с ними произошло. Вы чувствовали пожарище. Мощь того огня, что выкосил тёмный город.
        Гран? Там погибли тысячи людей, и смерть каждого из них прошла через меня. Каждого! Я чувствовал каждую душу, которую сначала захватывала тень, а вслед за нею их очищало пламя.
        - Вы знаете, о какой из душ я говорю, хозяин. Она была уникальной. Душа, не только состоящая из двух, но и душа, в которой подобно душе твоего друга слились два духа.
        Слезы... Глаза щиплют. Хотя с чего бы это во сне глаза болят? Может, это все боль от происходящего в реальности? Не важно.
        - Вы не должны винить себя в том, что тогда произошло. - Фузу медленно моргнул и приподнял тускло-золотистый клюв к небу. - Это случайность. Несчастливая случайность. Вы должны были услышать меня рано или поздно.
        - Не ценою жизни моих брата с сестрой! - Закричал я, вскинув голову и совершенно забыв о боли в теле. - Я проклял их! Я заставил их пережить ужас, невиданный никем из когда-либо живущих людей!
        - Это стало первой, и одной из самых трудных ступеней вашего развития. Это необходимый шаг, который вам, как медиуму, был действительно нужен. - Он продолжал говорить спокойно, от чего кровь во мне закипала все сильнее. Но какой смысл злиться? Он - дух, он не понимает того, что чувствую сейчас я. А мне, честно признаться, хочется разомкнуть глаза, там, в реальности, и наложить на себя руки.
        - Ступень... Это чушь! Я и без твоего голоса уже лет с десяти начал слышать обрывки чужих мыслей, Фузу! Слышал живые, людские голоса, а никак не сокрытого во мне духа!..
        - Невозможно. - Спокойно продолжал отвечать он. - Без диалога со мной, вы бы никогда не смогли слышать, разве что в вас нет крови древних змей. А в вас её нет. Слышать мысли людей - задача непростая, даже сейчас вы с трудом и редко способны на это.
        - Но я слышал. Думаешь почему я всегда так бесился? Я слышал, что думают люди на самом деле, и знал, как сильно их мысли расходятся со словами.
        Мой говорливый дух медленно повернул ко мне свой клюв, пристально рассматривая что-то в моих глазах, и снова фыркнул. Как же много он умалчивает! И как жаль, что я не могу использовать Фузу чтобы заговорить его самого. Я бы многое из него выбил, например:
        - Я стал медиумом почти в восемнадцать лет. Даже Млинес, с её-то силами, не слышала во мне твоих отголосков. Как ты это объяснишь?
        - Ты был для неё загадкой. Она не слышала тебе духа вовсе, что было странно, поскольку ты монах и владеешь магией сияния. Она не видела меня, равно как и не видела в твоем друге духа феникса. Мы дремали, Амит. Феникс пробудился, лишь когда твой друг расстался с жизнью, и тогда даже и мы с тобой стали его чувствовать. Что до меня... Тот приказ вытолкнул меня из вашего сознания. А затем вы сами построили в своей душе целый лабиринт, который я должен был пройти, чтобы вновь с вами заговорить. Те четыре года, хозяин, что вас тренировала Млинес - это были всего лишь мои попытки обойти защиту вашего разума, травмированного после слияния родных.
        Что за... Сложность. Быть медиумом - сложно. Да, все было бы куда проще, помри я тогда летом от припадка. Не было бы той комы, в которой я провел всё лето вместо того, чтобы тренироваться и догонять Стижиана, и брат с сестрой были бы живы. Отец бы нынче не лежал в небольшом заведении для душевно больных. У дома Лоури были бы достойные отпрыски. Все было бы куда лучше.
        - Неужели может быть кто-то, достойнее и сильнее вас? Вы одарены необычайной силой! - В голосе Фузу я отчетливо слышал нотки обиды.
        - Зачем мне такая сила, если я не могу её контролировать? И не могу применять, когда мне это действительно нужно?
        Сколько времени прошло в реальном мире, пока мы здесь с моим пернатым другом вели разговоры? Час? Сомневаюсь. А вот неделя - очень может быть. Я бесполезен, я - обуза, в моменты, когда моим друзьям и мастерам нужна настоящая помощь, нужны ответы. Ответы, которые медиум может дать, но во мне нет силы, чтобы дать приказ Фузу и увидеть всё, что хотелось бы.
        - Ваша наставница многому вас научила. Слышать, повелевать, в том числе и мной. Однако само обучение было более чем скудным. Она давала вам практиковаться, но не научила одному: верить в свои силы, как бы тривиально это не звучало. Вы можете повелевать мною. Вы можете всё, но боитесь экспериментировать. Что это за глупости: "не задеть чувства духа"? Вам нужно командовать: четко, ясно, а главное: четко осознавать, что делать, и что вам нужно.
        Спасибо за тонну расплывчатых слов. Мне легче не стало. Ну вот, я точно хочу знать, не угрожает ли что сейчас Таэтэлу. Вот хочу, и? Хочу знать, нет ли поблизости инквизиторов, демонов или ещё каких тварей, которые могут напасть на Стижиана пока тот ослаблен, как и все, кто рядом с ним. Хочу, и?
        - Такое же расплывчатое желание, но...
        Мое дыхание наконец выровнялось, а тело пронзил приятный холодок, глушащий слабость. Я приподнялся, с трудом выпрямляя спину, и, держась за шею Фузу, посмотрел вперед, в сторону, откуда каких-то пару минут назад слышался шум прибоя.
        О Богиня...
        Я видел... лес. Увидев его единожды, уже ни с чем нельзя его спутать. Это был тот самый Проклятый лес: сгусток неопределенной материи, не подпускающей к себе никого. Древняя аномалия, над загадками которой веками бились умнейшие из монахов и магов. Тёмный лес, только чёрные и зеленые краски, словно бы нанесенные грубыми мазками: магическая дымка над и под ним была столь сильна, что преломляла свет и размывала видимость.
        Образ леса словно бы витал там, вдали, где некогда был горизонт, у которого сливались море с небом. Ближе ко мне двигались повозки, с погруженными на них гигантскими клетками, в которых можно было перевозить диких животных.
        В нем были дети. Измученные, голодные, с тусклым взглядом или с вовсе закатанными глазами. Несколько десятков клеток, с прикрепленными к ним тут и там кристаллами рьюджи.
        Их сопровождали инквизиторы. Не много, может, человек пятьдесят. Сами они выглядели не намного лучше магов, но держались на ногах лишь за счет того, что на шее каждого из них свисал постепенно истощающийся риджи.
        "Сжечь" - слышались отголоски их мыслей - "сжечь скверну. Сжечь дотла".
        
        Варанья принесла кувшин теплой воды на второй этаж разваливающегося на глазах дома и тихо открыла вторую из двух имеющихся в нём комнат. На полу, на тонкой, проеденной годами и молью подстилке, лежал беловолосый, до дурноты бледный и тощий мужчина. Всё его тело покрывала тонкая плёнка зеленоватого прозрачного масла, которое, по словам господ-монахов, помогает истощённому телу восстановиться. И действительно, прошло каких-то восемь дней как его, еле живого, приволокли сюда, а рваные раны и даже застарелые шрамы уже стали затягиваться и рассасываться.
        Каждые два часа, по просьбе монахов, девушка заходила в эту комнату, брала лежащее у неё в кармане перо и подводила его к лицу мужчины, чтобы проверить, дышит ли тот. Но в этот раз это было ненужно: его грудь медленно вздымалась и опускалась, а руки, целую неделю лежавшие вдоль туловища, оказались на животе.
        Чуть было не подпрыгнув от радости, Варанья подошла к нему и увидела, что его глаза приоткрыты: из-под узкой щелки едва разомкнутых век выглядывали две блестящие, слезящиеся бусины.
        С трудом, но мужчина всё же проводил девушку взглядом, и та, поставив кувшин с водой на полу, незамедлительно помчалась вон из комнаты, чтобы через несколько минут вернуться, держа в руках маленькую, но глубокую тарелку.
        Варанья присела рядом с мужчиной, поставив наполненную желтоватым супом посуду на пол, и, используя всю свою небольшую силу, попыталась приподнять мужчину повыше. Это оказалось легко. Ей казалось, что он весил не больше пушинки - то есть совсем ничего. Улыбнувшись, девушка взяла в руки тарелку, зачерпнула деревянной ложкой бульон и протянула ему:
        - Ешь. - Сказала она, продолжая улыбаться, но смотрящий на неё мужчина словно бы не понимал этих слов. - Монахи мне сказали, это поможет тебе поправиться. Можешь им верить: готовят они не хуже, чем делают мази.
        Его глаза проскользнули по зеленоватому маслу, покрывающему и греющему кожу, и он чуть приоткрыл рот.
        Горячий бульон, приготовленный на одних только овощах, целебной эссенцией подействовал на мужчину. С каждой ложкой он выглядел все лучше и лучше, или же Варанье так только казалось.
        Он съел не всё: только лишь половину, но девушка и тому была рада, ведь её гость идет на поправку. Когда глаза мужчины снова закрылись, и он впал в дрему, а довольная собой Варанья взяла посуду и кувшин и тихо вышла из комнаты.
        - Ну и сколько он съел? - Деловито спросил Тео. - Половину? Отлично. Это значит, что он или скоро помрет, или пойдет на поправку. Хотя я думаю нашими-то методами мы кого хочешь выходим. - Он весело подмигнул засмущавшейся девушке и оглянулся по сторонам. - Так, а где все?
        - Авель, Малик и Фасвит с Роаном отправились искать в окрестностях ещё какие-нибудь пригодные для пользования травы. Остальные пытаются выгрести из руин церкви что-нибудь полезное. - Ответил Кирано, пальцами растирая крупные белые орехи о стенки ступы, постепенно заполняющейся не сколько маслянистой, сколько водянистой желтой жидкостью. - Мастер, орехи, что оставил нам Вильмут, вот-вот закончатся. - Он невесело усмехнулся и посмотрел Тео в глаза. - Я не знаю, как мы дальше будем останавливать кровотечение белобрысика.
        - Мне кажется, чем остановить его, будет проще понять, почему оно не остановилось само. - Пробурчал Стижиан, пройдя через заднюю дверь на кухню, где все собрались.
        - У него энергетическое истощение, - Ора стояла у плиты и помешивала в тысячу раз перепаянной кастрюле некое варево, выглядящее хуже, чем отвратительно, - волосы белые, хоть это-то ты заметил? - Она ехидно улыбнулась, развернувшись вполоборота, и незамедлительно вернулась к кастрюле.
        - Перестань припоминать мне мою невнимательность в Гране. И без того невесело.
        Стижиан отвечал без какой-либо шутливой ноты в голосе. Кирано повернул голову в сторону монахини и увидел, как выражение её лица сменилось с наигранного веселого на откровенно грустное с оттенками виновности. Виновности в чем? Он не имел ни малейшего понятия.
        Ора перестала мешать варево, вынула деревянную ложку и вытянула ладонь над кастрюлей: словно невидимая вода, с кончиков её пальцев стали капать сгустки энергии, превращая омерзительно на вид и запах варево в прозрачную тягучую массу, похожую на желе. Монахиня обхватила раскаленную посуду голыми руками и понесла её на второй этаж, аккуратно обойдя угрюмого и недовольного всем сущим Стижиана, вставшего, и поплетшегося за ней.
        - Что между ними произошло, если она так остро реагирует на его слова? - Невинным, но заинтересованным голосочком спросил Кир, проводив их взглядом.
        - Стижиан очень устал. - Пояснил Тео, усевшись на разваливающийся стул. - На него слишком много свалилось.
        - На всех нас много свалилось, - юноша нажал на ступу чуть сильнее, и та чуть затрещала, - но если все мы начнем вести себя как он, то можно сразу объявлять конец света.
        Тео глядел на собеседника из-под прикрытых глаз, но решил не рассказывать ему о том, кто прячется за личиной сильнейшего, непобедимого монаха, коим был его сын.
        - Переживи бы ты хоть часть того, что досталось ему, ты бы говорил иначе, Кир. Его жизнь не была сахарной с того самого дня, как он стал монахом.
        - Он сам решил любой ценой спасать людей, - он снова сильно нажал, и ступа наконец треснула. Маслянистая жидкость стала расползаться по столу. - Беда.
        - Ему больше ничего не оставалось, только лишь всецело отдаваться себя делу. У него же нет семьи, никогда не было друзей. Один только Амит, да и тот всегда устраивал ему козни, хоть Стижиан об этом и не знал.
        - А как же вы? - Кир взял с края стола тонкую стеклянную пластинку, немного кривоватую, и стал собирать ею растекающееся масло.
        - А что я? Я - его учитель, и только потом уже - его отец. Стижиану никогда не были нужны покровители, он привык делать все сам, и чаще всего - один. И вместо того, чтобы покалечить пару десятков человек, тогда, семь лет назад, он решил пойти на костер. Это было его решением. Он не способен вредить людям и очень трепетно относится к ним.
        - Гран сломал его? - Юноша сливал собранное масло в чашку.
        - Гран ранил его, и только. Но если Амит здесь умрет - я не знаю, что случится с моим сыном.
        Кирано без особого сочувствия во взгляде пожал плечами и продолжил делать свои дела, а Тео, в свою очередь, решил не завершать свою мысль. Бессмысленно объяснять этому юноше все тяжести, валящиеся на столь выдающихся людей вроде этих двоих. В свое время сам всё поймет.
        Боком, Ора толкнула дверь и та с легкостью открылась. В комнате, где некогда лежала она, уже не было Лиады, она чем-то помогала магам, остался лишь Светоч, просыпавшийся где-то раз в два дня, чтобы поесть, и Амит, занявший койку, где некогда лежала сама Ора.
        Стижиан прошел вглубь комнаты и склонился над медиумом. Тот был бледен насколько это вообще возможно, по лицу стекал холодный пот. Ткань, обработанная маслами, убивающими всевозможные инфекции, обматывала грудь Амита, и из бежевой превратилась в багряную.
        - Он что-то видит, - сказал Ора, поставив раскаленную кастрюлю на пол, - смотри, зрачки под закрытыми веками мечутся из стороны в сторону. Это похоже на панику. - Она усмехнулась и повернулась к Стижиану, - может, он подсознательно понимает, что всю эту кипящую гадость сейчас будут лить на него?
        Тот без ответной улыбки опустился на колени и положил руку на лоб друга: тот был холоден словно покойник, но едва уловимое дыхание радовало, говоря об обратном.
        "Он может снова пребывать в своем мирке, - подумал монах, не желая говорить этого своей спутнице, с любопытством, и только с ним, глядящей то на одного, то на другого, - видит своего духа. Вот и славно"
        - Стижиан, мне стоит тебе напоминать, что это варево - последнее средство, чтобы остановить кровь. Если оно не активирует регенерацию сразу после соприкосновения с телом, то это может убить его.
        Стижиан стиснул зубы и сжал кулак. Он разве что не зарычал, так что монахиня даже чуть попятилась: ей показалось, что она стоит рядом с ящиком взрывчатки, которая вот-вот рванет.
        - А что, ты предлагаешь ещё подождать? Восемь дней уже ждем, и он ещё жив только благодаря тому, что Дримен его охладил, а Линео переливал ему нашу кровь.
        - Есть риск... И риск огромный. Ты готов рискнуть жизнью своего друга?
        - Тебе-то какая разница? Тебя же чужие жизни беспокоят много меньше твоей собственной.
        - Так вот почему ты на меня так злишься. - Ора отвела взгляд к двери и увидела, как в неё вошла практически вся собравшаяся в доме свита: Линео Визетти, низкорослый старикашка, который с виду напоминает кого угодно, но только не магистра стихийной магии; Дримен Перферо, претендент на место магистра того же направления; Лиада, о силе которой монахине ничего не было известно, а вслед за ними Тео и Кирано.
        - Сейчас не то время чтобы мы это обсуждали. - В полный голос сказал Стижиан, прежде чем заметил всех зашедших людей.
        - Погодите лить на него масло, - раздался скрипучий голос Линео, подошедшего к постели медиума, - Надо сначала кое-что проверить. - Он выдержал красивейшую, полную напряжения паузу и продолжил говорить. - Я переговорил с Вильмутом...
        - Вильмутом? - Тео чуть было не подскочил. - Он разве ещё не отправился восвояси? И даже говорил с вами о чем-то?
        - Вы с ним что, знакомы? - Подхватил его Дримен, а его семицветные глаза с горечью глядели на медиума.
        - Вроде того, - оскорбленный прерыванием его речи ответил Линео, - мы практически выросли вместе. - И снова выдержал красивую паузу. - Есть одна вещь, которая его очень сильно беспокоит. Он поведал мне о ней и попросил проверить. По его мнению, есть только одно правильное объяснение всему, что происходит с этим юношей.
        Присутствующие, казалось, перестали дышать, ожидая того, что сейчас сделает великий магистр. Только храпу Светоча удалось разрядить напряженную обстановку.
        Линео вытянул перед собой руку, словно бы ожидая, что кто-то что-то в неё положит, и его глаза широко распахнулись. Из пространства вокруг руки стали возникать сине-белые крупицы, сливающиеся в кристалл, едва вмещающийся в ладонь.
        - Это - кристалл риджи. - Этой фразой магистр сразу всем дал понять, что не желает слышать каких-либо вопросов и, тем более, комментариев. Дримен с трудом удержался чтобы не спросить, что это за заклинание его наставник сейчас сотворил. - Этот артефакт был выставлен в церкви Эсфити и его выдавали за один из осколков Северной Звезды. В действительности - это просто перенасыщенный энергией кристалл риджи. Сейчас я перенаправлю всю имеющуюся энергию в медиума. - Он толи все время забывал, как его зовут, толи по какой-то причине старался более не видеть в Амите живого человека.
        Дримен, как и все остальные, кроме, пожалуй, Оры, уже не раз видевшей прямую передачу энергии риджи, ожидали, что кристалл снова засияет и песчинки вновь возникнут вокруг него, но этого не произошло. Сосуд энергии начал таять, однако собравшиеся не перестали чувствовать энергию.
        Искажающая воздух дымка возникла над Амитом. Он застонал, словно бы видел страшный сон, и его пронзила глухая боль. Моток ткани, обматывающий грудь, приобрел новый, свежий оттенок красного.
        Линео и бровью не повел: замер, быстро придумывая объяснение произошедшему.
        Ора и Стижиан, сидевшие у кровати медиума, кинулись снова останавливать кровотечение. Из-под кровати возникли несколько банок с маслами, разносящими по комнате жутковатый запах целебных снадобий.
        Монах приподнял друга, чтобы Ора смогла снять с него присохшую, насквозь пропитанную кровью ткань. У неё не оказалось под рукой какого-нибудь другого материала, и она привстала, чтобы оторвать длинный кусок от своей юбки. Схватив одну из банок, монахиня скомкала черный лоскут и впихнула его в прямо в банку, затем вытащила и принялась оборачивать ею Амита.
        Того стало трясти. Хоть заклинание холода, наложенное на него Дрименом, продолжало работать, у медиума поднялся жар, на теле проступили капли пота.
        - У меня есть объяснение... - Проговорил Линео, но понял, что несколько не своевременно: на его глазах один из двух существующих медиумов висел на волосок от смерти, и ему, как и всем остальным, стало как-то не до слов.
        Стижиан поднялся и склонился над другом: того трясло, словно по нему одна за другой ударяли молнии. Чтобы тот не сломал себе чего и никого не покалечил, монах положил одну руку ему на ногу, другую - на руку. Ора запрыгнула на кровать, чудом вместившись между медиумом и стенкой, и проделала то же самое.
        - Энергия прошла насквозь. - Заключила Ора, максимально напрягая руки, и с ужасом глядя на Стижиана, который все ещё выглядел встревоженным, но в то же время чуть более спокойным, чем был сутра.
        - Да, как вода сквозь сито. - Зачем-то вставил метафору Кирано, хотя и без этого все поняли слова Оры.
        - Как приведёте его в норму, спуститесь вниз. - Магистр стихий опустил голову и потер пальцами тонкую щетину. Побыв с минуту в центре внимания, он протиснулся между монахами и вышел из комнаты. Остальные пошли за ним, кроме Тео, который прежде чем выйти, несколько минут смотрел на сына, старательно удерживающего друга в кровати. Дримен тоже задержался, но решил поторопиться поговорить с наставником о его умозаключениях.
        Амита трясло ещё с полчаса, но натренированные руки монахов не устали ничуть. Прикрыв глаза и поджав губы, Стижиан вжимал медиума в постель, не подумав о том, что может сломать ему кости. Рана на груди открылась вновь, но они уже не знали, что ещё можно придумать, чтобы попытаться остановить кровь. Использовать приготовленное Орой варево теперь казалось совершенно неразумным.
        Внезапно, Амит перестал дергаться. Он взвыл не своим, глухим голосом. Его спина выгнулась, мышцы напряглись до предела, и резко ослабли. Медиум упал на кровать и тело его обмякло.
        Ора с очумелыми глазами смотрела на льющуюся из раны кровь, впервые, за все время что он здесь, залившую кровать. Освободив руки, она прильнула к груди Амита и с удовольствием вслушалась в неровный ритм его сердца.
        - Он жив. - Улыбнулась монахиня, глянув на Стижиана, чье лицо оказалось полно ужаса. - Пока. - Она прочла в его лице оттенок радости, необоснованной по её мнению. - Что с тобой? Эй! Стиж?
        Голубые, столь же яркие, как и всегда, глаза Амита, сквозь едва приоткрытые веки со смутой во взгляде были обращены к Стижиану. Взгляд не выражал ничего: в них не было и оттенка пережитой медиумом боли.
        Увидев это, монах вытянул палец и поводил им перед лицом Амита, но тот не уловил движения и по-прежнему смотрел Стижиан в лицо. Внутри того все похолодело.
        Амит... умирает? По-настоящему умирает? Нет. Не-ет. Нет!
        Его губы стали едва шевелиться, но Ветру-младший не слышал звуков. Слышала лишь Ора, с её-то нечеловеческим слухом. Чтобы понять, что тот бормочет, Стижиану пришлось склониться над другом так низко, что ухо чуть ли не сказалось его губ.
        Смутно, нечетко, непоследовательно, но Амит сказал ему все, ради чего, преодолевая немыслимую боль, пробивался к поверхности своего сознания.
        
        - Вильмут рассказал мне об осколках. - Начал Линео не издалека. - Четыре осколка хранились в его подземной лаборатории, но ему толком не удалось изучить их свойства, потому как, цитирую, "эти инквизиторские кретины, при извлечении, окрасили магию кристалла тенью". Пятый осколок, на которого Вильмут возлагал большие надежды и как исследователь, и как психопат, был заперт внутри разлагающегося сосуда некоего персонажа, которого мы знаем как Пророка.
        - Да, я уже рассказывал об этом. - Подтвердил слова магистра Тео, засунувший ладонь в передние карманы брюк и облокотившийся о косяк двери.
        - Хорошо. Несколько дней назад, я, правда, не знаю, как, хотя чему тут удивляться, это же Вильмут! - Линео взмахнул руками. - Он спустился в завалы лаборатории и обнаружил там тело Пророка. Или пророчицы. Поскольку теперь это - труп, то непринципиально. Угадайте, что он выяснил?
        - Что она жива? Или что она умерла и осколок освободился? - Кирано развел руки и его брови сложились домиком.
        - Отчасти ты прав, юноша. Но лишь отчасти.
        Ещё одна красивая, эффектная пауза, переживая которую Тео захотелось схватить магистра за шкирку и как следует потрясти. Благо, ему хватило ума этого не делать.
        - В теле Пророчицы действительно не было осколка. Как не было его и в лаборатории. То же касается прочих четырех.
        Внутри мастера Ветру что-то оборвалось. Он прикрыл глаза, сцепил губы и несколько раз ударился затылком о косяк. Он понял, к чему клонит магистр Визетти.
        - Теоллус, - обратился старец к нему, - вы говорили, что не так давно, после событий в Эсфити, Амит уже впадал в подобное состояние, похожее на кому. Если я не ошибаюсь, это случилось после вашего посещения подземного храма, находящегося под смешанными землями между Кор-Неилем и Эсфити. Я прав?
        Мастер молчал, но его лицо давало вполне ясные ответы.
        - По моим неточным, но весьма обоснованным данным, именно там находился подлинный эсфитийский осколок, бывший там, но бесследно пропавший после вашего боя с обитавшим там существом. Я снова прав?
        - Да. - Тео по-прежнему не открывал глаз. - Точнее некуда.
        - К чему вы клоните? - Одни только Кир да Варанья не понимали, о чем идет речь. - Что происходит со святынями?
        - Святыням вашим ничего не будет, в том или ином виде, будь-то сосуд кристалла или же сгусток энергии, они будут по-прежнему существовать, но вот медиум, поглотивший шесть осколков, может с этим не справиться.
        - Вы хотите сказать, что Амит скапливает в себе чудовищную силу сияния?! - Кирано чуть не подпрыгнул, едва до его ума дошел смысл сказанного. - Зачем ему это, он и без того неимоверно силен!
        - Юноша, я не уверен, что он вообще знает о происходящем. А когда узнает, если выживет конечно, вряд ли сможет использовать потенциальную мощь кристаллов. Вильмут, маг куда более образованный, нежели сий юнец, не одну сотню лет бился со свойствами этих кристаллов, но так ничего и не получил. - Линео облизал пересохшие губы. - Нет ничего страшного в том, что он поглощает осколки. Когда его время подойдет к концу, кристаллы покинул сосуд его души, в этом и я, и Вильмут сходимся во мнениях.
        - А о чем же нам тогда стоит беспокоиться? - Подал голос Тео.
        - Вы меня плохо слушаете, мастер. Четыре из шести осколков, которые с очень большой вероятностью сейчас перевариваются в сосуде этого мальчишки, осквернены тенью. Если кто вдруг не понимает, я поясню: тень, в отличие от негатива, является абсолютно противоположной магией сиянию. Тень, сокрытая в осколках, давит на сосуд, и в нём не может возникнуть энергия сияния, и из-за этого сосуд переполнен. Вот почему энергия риджи прошла сквозь него.
        - Значит, - уже гораздо спокойнее произнес Кир, - мы должны извлечь из него кристалл.
        - Как? - Усмехнулся Линео. - Вильмут четыреста лет над этим бился, но ему так и не удалось.
        - Значит, Сен-Ин будет жить с реликвиями внутри себя? - Юнец произносил это с нескрываемым неудовольствием. - И без вариантов?
        - Что-то я не понимаю, тебя беспокоит судьба осколков, или же судьба медиума?
        - Я ценю сохранность осколков выше его жизни, - без промедления ответил Кирано, уверенный и довольный своими словами, - он все же монах, и прежде всего он должен хранить слово Богини.
        - Мальчик, ты хоть знаешь, что произошло с верующими в вашу "Богиню" людьми, когда родилась Млинес? Нет? Конечно, историки, по приказу Сфириты Дивы, очень красиво замяли те двадцать с лишним лет религиозного безумия. Её, первого медиума, назвали Богом, и в те годы всем было плевать и на осколки, и на Храм Сияния. Именно в тот период времени подлинные осколки были унесены из церквей и спрятаны в других укрытиях. Медиумы хранят в себе такие силы... - Старец покачал головой из стороны в сторону.
        - И... - Юноша изо всех сил старался стоять на своем, хотя понимал, что в чем-то он сильно ошибается.
        Прочие, собравшиеся в крохотной кухоньке, решили отбросить информацию о рождении Млинес на потом, чтобы позже, будучи наедине с собой, переварить это. Один только Тео сопоставил правление Сфириты Дивы с Млинес, и по его неточным подсчетом его дорожайшей подруге нынче должно быть лет эдак четыреста. Минимум.
        - И о чем это должно говорить? Что "ладно, пусть живет и хранит в себе осколки Богини?" Так что ли?!
        Линео никогда бы не подумал, что этот, с виду вроде бы спокойный мальчишка, мог оказаться столь ярым поклонником культа Сияния, но лишь в очередной раз убедился, что не все монахи одинаковы.
        - И что же ты предлагаешь? - Не выдержал и спросил Тео, смерив Кирано столь презрительным взглядом, что тому захотелось проглотить собственный язык. - Бросить его здесь и дать ему умереть? Чтобы освободились осколки? В чем смысл? Неужели одного знания о том, что внутри него эти клятые реликвии в безопасности, тебе мало? Что ещё тебе нужно?
        - Мастер Тео, Амит Лоури - медиум. Вам не приходило в голову, что если он сможет научиться управлять осколками, то он обретен неземное могущество и может тронуться умом?
        - Ты читаешь слишком много художественной литературы, Кир. - Усмехнулся Дримен, представив себе Амита, решившего, например, захватит королевский трон. Смех, да и только! Он слишком ленив для этого. Объяснение, разумеется, глупое, но магу и его вполне хватало.
        - Да и чтобы позволить умереть Амиту, тебе придется убить меня, Кирано. - Раздался голос Стижиана с вершины лестницы.
        Увидев его, Варанья, знавшая монаха каких-то две недели, почуяла неладное. Его лицо пребывало точно таким же, как и в первые несколько дней после исчезновения в пучине магического пламени города Грана. В глазах проблескивали оттенки радости, но то были лишь крупицы, меркнущие на фоне общей тревоги. Ора, стоящая за его спиной, выглядела чуточку лучше, из-за чего голова Вараньи совсем пошла кругом.
        - Амит... Он пришел в себя. На минуту, не больше. И то, что мне удалось разобрать среди его бормотания, сулит нам неприятности. Большие неприятности.
        - Пришел в себя? - Дримен раньше всех успел это воскликнуть, и подобного рода слова слетели с губ каждого, кто услышал это. - И как он сейчас? Ему лучше?
        - Нет. - Говорил Стижиан монотонно. - Я же сказал: он пробыл в сознании всего минуту. И у него снова поднялся жар. Твое заклинание плохо помогает ему бороться с кровотечением.
        - Он не регенерирует, потому что... - Начал было говорить Линео, взмахнув рукой, но монах перебил его:
        - Мне всё равно. Сейчас возникла проблема более важная.
        Во-Сен Ветру-младший вздохнул и облизнул губы, стараясь подобрать правильные слова, но Ора его опередила, за что он был очень ей благодарен:
        - Он говорил примерно такие слова: "лес", "маги", "огонь", "проклятый", "сжечь" и "скверна". Понимаете, о чем он? - Она невесело ухмыльнулась, потому как сама уже знала ответ.
        - Проклятый лес... - На мгновение призадумался Тео, а следом за этими словами его глаза округлились в ужасе от осознанной им мысли. - Инквизиторы везут магов в проклятый лес, чтобы сжечь их вместе с ним? Сколько их? О Богиня!!
        - Хотел бы я знать, но это все, что Амиту удалось передать нам. - Стижиан опустился и сел на ступеньки.
        - Нужно идти туда, и немедленно. Мы можем опоздать. - Кирано тоже засуетился: его руки напряглись, а голос стал выше.
        - Если мы уже не опоздали. Кто знает, когда медиуму удалось увидеть это и сколько прошло времени, пока его сознание пробивалось в реальность. - Линео тоже напрягся: он, в отличие от управляющих академией магии магистров, беспокоился о судьбах одаренных духами магов.
        - Значит... - Тео принял командный голос. - Даю всем час на сборы. Словам медиума можно доверять. Кирано, - повернулся он к нему, - бегом к церкви: зови остальных. Стижиан, найди...
        - Я никуда не пойду. - Отрезал он, без чего-либо лишнего в голосе: спокойно, четко и уверенно.
        - Прошу прощения? - Переспросил Линео, не веря своим ушам: монтерский монах... да ладно, что монтерский. Стижиан Ветру отказывается помогать людям, которым сулит неминуемая смерть? Мир воистину перевернулся? Что с ним? О чем он думает? Неужели...
        - Дримен, ты же можешь телепортироваться. - Сказал он брату. - А портал ты открыть сможешь? Чтобы доставить Амита в Орану.
        - Нет. На такие расстояния я только себя могу переносить. - В ответ тот покачал головой из стороны в сторону: вот оно что - его брат расставил приоритеты.
        - Я могу открыть портал. - Сказал Линео. - И могу перебросить двоих в столицу. Но только двоих. Покрывать такие расстояния очень тяжело, и то это рискованно.
        - Значит, отправим Амита и... - Тео ударил себя по лбу. - О Богиня, у нас же еще один умирающий на втором этаже. Варанья!..
        - Но ему лучше. А Сен-Ин истекает кровью. Его спасает только переливание вашей крови и чары господина мага. - Ответила она испуганно, боясь ошибиться в своих словах: ей, человеку, живущему в далекой от суетной жизни глуши, было как никому трудно брать на себя ответственность за чужую жизнь. - Я пойду посмотрю, как он там. - Она обогнула Линео и Тео, взбежала по лестнице, перешагнула через колени Стижиана и отправилась в комнату мужчины, которого, скорее всего, зовут Руми.
        - Даже если он не в порядке, кто-то должен отправиться в столицу с обоими ранеными. Мы же не можем просто перебросить их туда уповая на то, что их кто-то найдет. - Тео сполз по косяку двери и теперь сидел на карачках.
        - Но мы можем отправить их, а я телепортируюсь следом. - Придумал Дримен. - Я думаю, мы с вами, мэтр, сможем настроиться на один и тот же маяк в Оране.
        - Хм... Думаю ты прав. Дождемся, что сейчас скажет юная дева и прими окончательное решение. - Линео закивал, по-прежнему что-то обдумывая.
        - Я все равно хочу сопровождать Амита. - Стижиан стоял на своем, хоть и делал это без особых эмоций.
        - Прекрати это. - Уже не выдерживал Тео. - Ты нужен нам. Ты же сильнейший ученик Монтеры. А в Оранской больницы и без того есть целое отделение по исцелении магов, а в купе с медиками из Академии наук они его поставят на ноги. Ты там не нужен.
        - Отец, ты - второй по силе монтерец. Зачем нас там двое? Справитесь. Пойми, я действительно свихнусь, если с Амитом случиться что-нибудь ещё...
        - И господа. - Подала голос Ора. - Вы ведь не видели, как Стижиан вступил в схватку с той полоумной инквизиторшей? Одной из совета древних, или как они там себя называют.
        Монахи, да и маги, все трое, с изумлением глянули на Ору, взглядами спрашивая к чему это она. Та прикусила нижнюю губу, уставившись в одну точку где-то на ступенях лестницы, и выбрала следующие слова:
        - Чтобы одолеть её, Стижиану пришлось опустошить весь имеющийся в нём запас сияния. Вы сами видели, Тео, он потом на ногах едва стоял. Его быстрое восстановление можно списать только на энергию феникса, которую его сосуд переработал в сияние. Я где-то слышала об этом... Но сейчас не о том. - Ора облизнула губы, оторвала взгляд от, видимо, очень интересно точки и устремила его поверх голов. - Когда ты вылил всю энергию, - она, должно быть, обращалась к Ветру-младшему, - может ты и не заметил, но вокруг тебя появилась зеленая дымка, ближе к изумрудной. Ладно, если бы это была просто дымка, но нет: чем больше энергии ты выплескивал, тем более четкую форму она обретала. Это был феникс, Стижиан. Весьма себе натуральная изумрудно-зеленая пташка с очень грозным клювом. Во-от таким. - Она, в шутку, руками показала приблизительный и сильно преувеличенный размер увиденного ею неделю назад клюва. Присутствующие, кроме самого Стижиана и Линео, усмехнулись.
        - Это риск. - Мэтр уловил идею слов монахини. - Большой риск. Если Проклятый лес - источник темной энергии, доставившей столько хлопот, то ваша пташка, Во-Сен Ветру, может снова выпорхнуть из сосуда, а это сулит большие, очень большие проблемы.
        - Вы что, когда-то видели фениксов? - Кирано немало удивился, хотя не знал, чему больше: тому, что сильнейший в истории монах - феникс, или тому, что мэтр Визетти когда-то их видел. До этого момента наличие в Стижиане второго духа так открыто не обсуждалось.
        - Видел или нет - вопрос другой. Но я видел магов огня, дающих волю своей стихии. Пламя - страшный противник. А мы, - он оказал пальцем на себя и на своего ученика, - хоть и зовемся стихийными магам, управлять высшими ступенями магии отдельных стихий не можем.
        Дримен согласно закивал головой.
        - Ему действительно небезопасно будет отправляться на бой... Как глупо звучит! С тенью! - Магистр сам рассмеялся своим словам.
        Стижиан развернул туловище и вскинул голову, чтобы с безграничной благодарностью в глазах посмотреть на Ору. Сам-то Стижиан понимал, что дух его, дух феникса, не был буйным, дерзким или кровожадным. Он был уверен, что и монахиня об этом знает, но она очень красиво изогнула увиденное, дав ему шанс быть с другом в такой тяжелый для него момент.
        Увидев, что он на неё смотрит, Ора чуть улыбнулась и игриво, словно бы рассказала ему какой-то секрет, подмигнула.
        И тут возникла Варанья, которой не было минут где-то десять. Конечно, она, как и все остальные кто здесь находился, не умела определять состояние здоровья и риск для него, но по выражению её лица сразу стало понятно, что это не было сложно. Наоборот, слишком просто.
        - Он перестал дышать. - Проговорила девушка, и по её лицу покатились бусины крупных слез. - Перестал...
        Ора приобняла её, и та разревелась ей в плечо.
        Тео перевел взгляд с девушек на сына, и увидел, как челюсть того напряглась, а руки сжались в кулаки. Шкала нервозности Стижиана уже практически дошла до отметки "нервный срыв" и вот-вот была готова активироваться.
        - Сколько вам нужно времени для подготовки портала? - Мастер встретился взглядом с магистром стихий.
        - А чем мы, по-вашему, последнюю неделю занимались?
        
        Прошло меньше суток с тех пор, как Стижиан и Амит были отправлены в столицу, а вся прочая свита, кроме монахини, ну и светоча, разумеется, отправилась на юг, к границе темного леса.
        Когда они отправлялись, Ора была уверенна, что все будет хорошо. Мэтр Визетти и его ученик, бывший, считай, магистром, но без титула, а вместе с ними и отряд проявивших себя монахов, во главе с Теоллусом Ветру, не могли не справиться с кучкой может и сильных, но вымотанных дорогой и кристаллами рьюджи инквизиторов.
        Всем своим телом, Орис, Орэн, Орита, Орана или же попросту - Ора Тоурен чувствовала беду. Почему она не пошла с ними? Никто даже спрашивать не стал. Ветру, знающий, что она не подчиняется законам Монтеры, услышав, что она будет ждать их здесь и если что, будет готова принять и излечить любое число раненных, лишь кивнул головой и отвернулся. Так же, как отвернулся от неё Стижиан, когда она говорила бросить Руми в подземелье и спасаться.
        Ора не могла рисковать своей жизнью и не имела на это права. Так уж её воспитали.
        Монахиня уже который час стояла на холме, с которого стекала вниз дорога в Таэтэл, и взирала на восходящее холодное солнце. Интуиция не давала ей спокойно спать, равно как и храп Светоча, как и испуганное сопение Лиады. Устремив свой взгляд на юг, куда вчера днем отправились её товарищи, она с каждой минутой все лучше осознавала что это - не интуиция. Это - её умение чувствовать и слышать. Но впервые за много лет монахиня не могла понять, что же она слышит.
        Некое жжение в районе живота, неспособность сесть и успокоиться, желание бегать из стороны в сторону, только чтобы девать куда-то берущуюся в ней энергию - это ещё ерунда, в сравнении с тем, что ощущала Ора. Ей казалось, будто она стоит в метре от бездонной пропасти, над которой повис маленький ребенок, но она почему-то и шага не делает, чтобы ему помочь. Что это за чувство?
        - Вина. - Ответила она сама себе. - Этот гаденыш, Ветру-младший, заразил тебя чувством вины, которым пропитаны все ученики Монтеры. Чувство вины и ответственности за чужую жизнь.
        Но почему она должна рисковать собой? Чтобы спаси пару десятков уже, может быть, мертвых магов? Сложить за это голову? Но разве это честно по отношению к тем, кого она сможет спасти в будущем?
        Вот бы заткнуть эту злосчастную совесть!
        Неуверенно, но резко, Ора сделала шаг вперед, и замерла. Идти, или нет? Какая из неё монахиня, если она не способна отдать свою жизнь ради другого? Училась она в Монтере или нет, Монтера - основатель учения сияния, а значит, Ора должна придерживаться их логики и поступать как они.
        "Вот бы найти того, кто писал клятвы и принципы монахов, и начистить ему морду..."
        Но дело было не в клятвах и не в принципах. Ора хотела идти, в основном, по двум причинам. Первая - это её ощущения, ведь если это не интуиция и не разбушевавшееся воображение, то это её слух. Пусть она и не может разобрать, что слышит, но эти звуки и волны все равно тревожат её, и очень сильно. Стоит доверять себе и порой верить в свои силы, чего Оре, привыкшей чуть что спрашивать совета у Млинес или Визы, очень не хватало. Вторая причина, подумав о которой монахиня чуть было не рассмеялась в полный голос, доказать этому черноглазому монаху, полному любви к человечеству, что она тоже может... может рискнуть собой. Что в ней есть силы для этого.
        Резко, Ора расслабила перенапрягшееся от волнения тело, и призвала пять сфер, выстроившихся в вертикальную линию слева от неё. Вспомнив, как Стижиан телепортируется, она подумала о том, что стоило его научить ещё одному, помимо боевого, способу применения сфер сияния.
        Стижиан умеет перемещаться в пространстве на короткие дистанции, затрачивая при этом минимум энергии. Должно быть, он даже не замечает, как она тратится. "Он вообще ничего не замечает, его пока носом во что-нибудь не ткнешь". Если использовать заряды побольше, имеется ввиду в сотни, а то и в тысячи раз больше, сравнимые как частица энергии и сфера сияния, и при этом иметь хорошее пространственное воображение, можно было бы "прыгать" на куда больше расстояния, нежели десять-пятнадцать метров.
        У Оры не то чтобы было удивительно красочное воображение, да и телепортировалась она через пень колоду, но её слух, утонченный, нечеловеческий, пропитанный сиянием, позволял ей ощущать пространство лучше других людей. Из-за этого Визы пришлось стиснуть зубы и выучить монахиню ступени, стоящей за шаг до построения порталов.
        Одна из сфер блеснула, и тело Оры распалось на частицы и внедрилось в эту сферу, растворяющуюся в пространстве. Снова обретя плоть, монахиня почувствовала под ногами твердую землю, а вместе с этим и подступающую к горлу тошноту. В голову ударило головокружение, возникшее крайне внезапно, а сферы исчезли.
        Она не умела призывать семь сфер, как Стижиан или сама Визы. Ей удавалось призвать лишь пять, а поскольку она не владела, да и не хотела владеть магией, обратной сиянию, если она вообще существует (за годы путешествия монахиня ни разу с ней не сталкивалась), четыре сферы ей не удавалось удерживать, равно как Стижиану - шесть. Так что они распались, вернув затраченную на них энергию обратно в сосуд.
        Подождав с минуту, решив, что тошнота пройдет, она снова призвала пять сфер и повторила процедуру. Оказавшись в нескольких десятках километров от Таэтэла, Ора поняла, что ещё пару раз - и её желудок выпрыгнет изо рта. Но плевать...
        С чего это ей стало плевать на собственное самочувствие? Ох уж этот Стижиан с его моралью.
        Она приближалась к проклятому лесу, и все её тело ощущало нарастающую мощь, невиданную прежде. Ей уже приходилось бывать недалеко от леса, однако тогда она обходила стороной города, да и вообще не встречала людей с Южной Полосы, так что она не видела отсутствия у них тени. Сравнивая ощущение леса тогда и сейчас, в голову Оре приходила только одна ассоциация: словно бы тогда лес спал. Да, тогда, десять лет назад она чувствовала некую незнакомую энергию, но в сравнении с мощными волнами, теперь идущими с юга, тот прежний лес казался спокойной морской гладью.
        В последний раз монахиня использовала призыв сфер для перемещения и оказалась у леса.
        Это был танец черного и красного. И именно красного: так могла гореть только кровь, которую пожирают клешни черноты. Не было видно ни инквизиторов, ни телег, в которых те везли магов. На глаза попадались лишь следы от колес, ведущих к заросшим столетия назад, но все ещё видным тропам леса. Но не только следы от колес уродовали зеленую, сочную и свежую траву, растущую на поле перед лесом, но и черные, изгибающиеся то туда, то туда линии. Словно бы...
        "Мы очистим и свои души от скверны, и присоединимся ко сну великой, славной нашей Богини!" - услышала Ора давно погасшее эхо, оставившее заметный след в атмосфере леса. - "Во имя Богини! А-а-а!" - Слова обрывались криком боли: то был огонь, разгрызавший плоть инквизиторов.
        Они подожгли лес не просто факелами или стрелами. Они подожгли его собой. Магия огня. Огонь крови. Лес полыхал, но не дымился. Деревья не горели: огонь, идущий отовсюду, растущий из земли словно растения, переплетался с бесконечным облаком тени. Две стихии вгрызались друг в друга, переплетались между собой, сохраняя неровный ритм безумного танца.
        Ора Тоурен не испугалась: её взгляд стал холоден, напряжен, в нём горели сила и уверенность. Чуть наклонив голову, она прислушалась, поскольку не могла увидеть магов или монахов. Решительно прибегнув к чуднейшему из своих талантов, она погрузилась в мир звуков, способных, по её мнению, преодолеть даже энергию борьбы двух стихий.
        "Ну где же вы, где? Ну... Ну..."
        Но она ничего не слышала. Слух словно бы натыкался на стену, отражающую практически все волны, и лишь скудные отзвуки могли быть услышаны, но и те отдавали звоном борьбы стихий.
        "Это похоже на барьер. Старинный магический барьер, я о таких даже не слышала" - пронеслось в мыслях у Оры, когда она выпрямилась и кинула грозный взгляд на лес.
        Последовала вспышка. Мощная, яркая вспышка: это был невероятный сгусток энергии сияния, на доли секунды решивший вмешаться бой буйствующих стихий. Для чего это было сделано - непонятно, но зато сразу стало ясно где скорее всего находится Тео.
        "Если ты поможешь спастись Тео, Стижиан признает тебя. Стижиан... Да зачем тебе его признание?!"
        Встряхнув головой и растрепав и без того нерасчесанные волосы, монахиня широкими шагами двинулась вперед, пока вдруг не поняла, для чего был выпущен тот сгусток сияния.
        Из леса выбегал мальчишка. Босой, в одних ободранных, да ещё и обгоревших штанах, весь перемазанный в золе, но сам не раненный. Ему на вид было лет семь или восемь: из-за худобы и бледноты, пришедшей вместе с невероятно перепуганным лицом, точно сказать было нельзя. Он бежал вперед, хотя ноги его заплетались и казалось, что он вот-вот упадет.
        Ора рванула ему на встречу. Он упал ей на руки в десятке-другом метров от леса. Мальчишка сипел и быстро и резко вдыхал воздух, словно боялся, что его у него кто-то отнимет.
        - Они там, малыш? - Как можно теплее спросила она, но от её голоса ребенку стало ещё хуже, так что он стал совсем неспособен отвечать. - Монахи. Крепкотелые мужчины в кожаных плащах. Они там, да?
        Он так и не ответил, но за него ответило эхо его мыслей. Ора так сильно перенапряглась, что ей вновь стала доступна возможность прочесть их: у неё из носа потекла тонкая линия крови.
        Она положила мальчика на траву, а сама вновь обратила взор на горящий черным и красным лес.
        "Значит, они открыли тоннель, чтобы мальчик вышел. Благородно. Очень благородно. Видимо выложили последние силы: тень опустошает их, так же, как опустошила сосуд Амита. Они все одно, что мертвы. Глупцы. Зачем полезли? То же мне, герои..."
        И перед глазами снова возник злой на Ору взгляд Стижиана, когда они обнаружили в подземелье того беловолосого мужчину.
        - Ты сможешь, Ора. - Сказала она сама себе. - Ты можешь использовать удар, не доступный никому, даже Визы. Это - твое изобретение. Вложись в него. Не дай погибнуть ещё живым людям. Давай, Ора...
        "Ты не посмеешь сломать Южную Полосу" - голос Млинес возник так внезапно, что монахиня действительно испугалась и даже обернулась. - "Южная полоса - это барьер, столетиями защищавший республику от скверны леса. Сломаешь его, и беды не миновать. И беда тронет не одну тебя, а весь мир"
        - Барьер и без того плохо работает. Он весь трещит по швам и энергия все равно просачивается. Ничего не изменится.
        "Не смей ломать южную полосу, Ора Тоурен! Ты не ведаешь что случиться! Послушай меня! Не смей! Жизнь нескольких людей того не стоит!"
        - Замолкни. - Рявкнула она на свою наставницу и махнула рукой, будто бы прогоняя назойливую муху.
        Мальчик за её спиной потерял сознание. Ну и славно. А то вдруг он запомнит то, что Ора сейчас собирается здесь сотворить и расскажет всем об этом.
        - Что б тебя, Млинес... - Внезапно осенило её. - Ты всегда знала о темной материи? Дрянь. Дрянь!
        Теперь сомнений не осталось вообще. Ора набрала полную грудь воздуха, задержала его немного, вытворяя некие махинации, и испустила крик.
        Ударная волна, протягивающаяся на километры вперед, оказалась пропитана сиянием, и вместо того, чтобы пройти сквозь лес и раствориться, она вгрызлась в барьер, имя которому Южная Грань, и стала разъедать его.
        Волосы Оры тут же окрасились в белый цвет, из носа полилась кровь от перенапряжения. Будто плотное стекло, перед глазами возник образ ворот, тянущихся в обе стороны покуда глаз хватает, и она видела, как тот рассыпается. Это длилось несколько минут, и искаженная реальность, скрытая теневой магией, стала видна.
        Видны обгорелые тела, запертые в клетках или примотанные к ним. Видны останки святых отцов и инквизиторов, и Ора почему-то знала, что там были и те, и те. Виднелись почерневшие кристаллы рьюджи и были видны несколько, может, пять, темных силуэтов, стремительно двигающихся к выходу из леса.
        Её сила вихрем устремилась вглубь леса, пронзая его, как свет пронзает тень ночи. Она ожидала удара негативом, который вгрызется в её тело, ранит, а может даже убьет, но этого не произошло.
        С опушки леса, словно могучий поток воды, пробивший надоедливую дамбу, сорвались оба вида осевшей в лесу энергии: тень, пожирая негатив, мчалась вперед. Вот, сгусток ударит монахиню, размажет её, оставив от неё лишь кровавые пятна на зеленой траве!..
        Он пролетел сквозь Ору, не задев её, и помчался дальше. Чернь густым туманом укрыла поле и опушку, но монахиня видела сквозь него и совершенно не чувствовала в этой энергии ничего чужого. Словно она родилась с ней.
        Шокированная, Ора простояла на одном месте несколько минут, глядя на рассеивающуюся тень. Её тело, перенапрягшееся от готовности принять удар, задрожало. Быстро, как смогла, женщина взяла себя в руки и, откинув мысли и размышления о случившемся, с места рванула к лесу, в надежде, что кто-нибудь всё же выжил.
        
        Глава вторая.
        Наводнение.
        "Это не кризис! Это ...!!!" (с) "О чем говорят мужчины"
        
        Балер, держа в обеих руках по ведру студеной воды, медленно передвигал ногами и поднимался по обсыпающейся лестнице. Идея гостивших у них магов набирать воду из ключа в шахте оказалась хоть и опасной, но спасительной: засуха могла погубить Таэтэл, а жители боялись рыть колодец там, где расположено великое множество красных камней. Маги, особенно тот низенький старец, сделали всё сами и этим спасли город. Балер, да и все городские, были готовы признать их героями города, но он-то понимал, что магам такой титул ни к чему.
        От студеной воды так и веяло прохладой. Губы мужика пересохли, но он отказывал себе в пития из ведра: боялся вновь заболеть, а у его дочери и без того хлопот хватало.
        Он вспомнил её заплаканные глаза, когда она накрывала тряпицей лицо умершего у неё на руках беловолосого мужчины, спасенного монахами. Прежде, Варанья уже видела смерть. Смерть в глуши Таэтэла - гостя частая, и она была готова опустошить город всеми силами.
        Засуха и голод - это те проблемы, с которыми городские уже привыкли бороться и им это весьма неплохо удавалось. Но люди всё равно умирали, и одна Богиня знает почему.
        Злейшим врагом Таэтэла была смерть детей.
        Молодых, способных заводить потомство, осталось очень мало, и среди этих немногих ещё меньшим удавалось завести потомство. Из десяти рождающихся детей выживали двое, да и те оказывались недоношенными, слабыми, часто с дефектами, слепые или глухие. Таэтэл вымрет, в этом уже не было сомнений.
        До вершины оставалось всего несколько ступенек, как раз самых некрепких и опасных. Ухватив ведра покрепче и всеми силами стараясь удержать равновесие, Балер закинул ногу на рыхлую тропку, могущую довести его до дома, и оттолкнулся, довольный собой.
        Сначала подул ветер. Легкий, холодный, но потом он стал усиливаться и приобретать запах пыли и земли. Словно окрашенная вода, и без того грязный, но все же прозрачный, воздух окрасился черным. Ещё один порыв, и Балер понял, что потерял равновесие.
        Его ноги оторвались от земли, скинув мужика на ступеньки. Ведра полетели вслед за ним, кубарем падающим вниз и ничего не понимающим. Он пролетел несколько метров, когда ребро одного из ведер, предварительно швырнув в лицо Балера оставшуюся в нём воду, врезалось ему в висок, и с уже потускневшим взглядом, тот безжизненной тушей свалился на один из выпирающих из земли камней. Кровь и серое вещество, смешавшись между собой, выплеснулись и потекли вниз, к шахте.
        Ветру, несущему в себе неподдающийся подсчетам объем темной материи, уже поглотившей находившийся в том же потоке негатив, было мало. Он вгрызался во все души, сердца и тела, попавшие под его влияние, вступая в смертельную схватку с теплящимся в городских жителях сиянием. Но тени было слишком много.
        Дом, где жили Варанья и Балер, заскрипел, но не рухнул. Те немногие из оставшихся в доме стеклянных окон треснули, двери распахнулись. Посуда, вещи, да и все, что было в доме, слетели со своих мест и вжались в стены.
        С глазами, полными ужаса, хозяйка дома выскочила на улицу, и, совершенно не зная, что происходит и что делать, заметалась из стороны в сторону. Тут и там её взгляд натыкался на её знакомых или соседей, попавших под завалы. С размозженными головами, или телами, пронзенными то вилами, то лопатой, они лежали на земле, утопая в черни, льющейся из их тел. Но они не были бездвижны.
        - О Богиня, даруй нам свет дабы спастись! - Восклицал кто-то, старательно перекрикивая шум, но его голос тонул в хаосе звуков.
        - Богиня, что же это такое?! - Заверещала высокая, исхудалая рыжая женщина, пятясь назад и с ужасом взирая на что-то впереди.
        Варанья подбежала к ней и схватила её за плечи, когда её глаза устремились на тот же объект. Это был десятилетний мальчишка, с оторванными пальцами на обеих руках и головой, пронзенной тупым кухонным ножом. Он медленно поднимался на ноги, неотрывно глядя своими серыми глазами на мать.
        Его глаза не были глазами покойника, но в них не было и жизни. Нечто сосредоточилось в нем, сделав его вены черными, а глаза - словно залитыми жидким серебром.
        - Неужели мой сын... - Верещала рыжая. - Восстал... Нет! - Крикнула она, пытаясь вырваться из объятий Вараньи и ринуться к сыну, но та её удержала. - Отпусти! Это мой мальчик!
        - Это не твой мальчик, Арилья! Что бы это не было, это не он! - Кричала та ей в ответ, как вдруг поняла, что что-то в её соседке меняется прямо сейчас, у неё на глазах: по её коже потекли струйки... Но не воды, не пота, а масла. - Что происходит?..
        - Что со мной происходит?! - Та продолжала верещать так, словно точно знала, что ей это поможет. - Почему я? Почему ты нет?! А-а-а!
        Она закричала ещё громче, так сильно, что на какое-то мгновение даже переорала шум ветра. Варанья крепче схватила её за плечи, как вдруг Арилья... лопнула, и беззвучно расплылась по земле прозрачной маслянистой массой.
        Варанья потеряла дар речи. Она стояла с по-прежнему напряженными руками, и словно ничего не замечала. Для неё мир померк. Мальчик, вынув из головы нож вместе с глазом, неспешно двигался в её сторону, но та этого не видела.
        Сияние в её сердце стало угасать.
        Вокруг неё появились люди. Такие же, как она, кто могуч духом и своей верой. Их сосуды, независимо от носителей, боролись с тенью. Некоторые несли на руках детей, лет пяти или совсем грудных. Один из молодых мужчин, лет тридцати на вскидку, подбежал к Варанье и поднял её на руки, решив, что приводить её в чувства будет гораздо дольше.
        Человек пятьдесят, все вместе, они двигались к давно забытой пещере на окраине города, чтобы там скрыться от напасти. Они были в каких-то паре сотен метров от неё, когда дорогу им перегородили прочие жители Таэтэла, и среди них был отец Вараньи - Балер.
        От его головы осталась ровно нижняя половина, а те, кто окружал его, выглядели едва ли лучше. Они не желали нести смерть. В отличие от нежити, жаждущей только одного - ещё больше негатива, они несли тень, и были готовы уничтожить любые сердца, лишь бы те окрасились в тот же цвет, что и их. От них веяло скверной.
        Варанья впилась пальцами в шею парнишки, несшего её, и с непередаваемым ужасом таращилась на то, что каких-то полчаса назад было её отцом.
        - Папа... - Шептала она, когда по щекам покатились слезы. - Папа!..
        
        Из распахнутой настежь двери её дома вышел человек. С длинными белыми волосами, высокий, исхудалый, но не отощавший. Он шел, беспорядочно переставляя ноги, и то и дело крутил головой из стороны в сторону, словно пытаясь понять, где же он очутился. Он выглядел как человек, который уснул в собственной уютной постели, а проснулся невесть где и совершенно не понимал, что происходит. В каком-то смысле так оно и было.
        Шаг за шагом, то и дело оглядываясь, он шел мимо развалин домов и мимо мертвых людей, пытающихся выбраться из-под завалов. Его совершенно не беспокоили ни ветер, ураганом несущийся по кривым улочкам Таэтэла, ни чернота, которую этот ветер разносил.
        Морща нос, словно собака, вышедшая на след добычи, он неспешно двигался к выжившим, окруженным оскверненными телами своих друзей, соседей и родственников.
        Молча, он подошел к двум женщинам, держащим на руках грудных детей, и, обратил внимание на себя.
        Толи он действительно так плохо выглядел, толи женщины были перепуганы настолько, что и морковку бы приняли за угрозу для жизни, но они заверещали, заставив всех остальных на мгновение позабыть про идущую спереди опасность и обернуться к ним.
        С невозмутимым видом, беловолосый мужчина начал говорить что-то, по интонации походящее на четкое и успокаивающее утешение или объяснение, но женщины, испугавшись его шипяще-ворчащего голоса, хоть и замолкли, но чуть было не лишились сознания.
        Глаза Вараньи практически буквально полезли на лоб. В шею бедного паренька, продолжающего держать её, ещё сильнее вгрызлись её пальцы, так что он поторопился поставить девушку на землю так, чтобы она при этом не упала.
        Она узнала мужчину. Конечно: он неделю пролежал на втором этаже её дома. Она помогала монахам покрывать его тело укрепляющим маслом, по нескольку раз в день проверяла, дышит ли он. И вчера днем он умер. И она была в этом уверенна. Вчера он не дышал.
        Два бледно-розовых глаза, с вертикальными черными зрачками в них и тремя полосами на радужке, направленными к центру, углядели Варанью и тут же изменились. Их взгляд сменился с неопределенного, на чуть более радостный и чуть менее пришибленный.
        Люди сделали несколько шагов назад от него, ближе к восставшим разносчикам скверны. Мужчина продолжил что-то лепетать, но быстро понял, что его не понимают. Руками показав всем, что им лучше успокоиться, он окинул взглядом изуродованные тела медленно движущихся к ним городских, и указал на них.
        - Ото.. - Проговорил он громко и четко, его могучий низкий голос шел из груди. - Отойди..те. Все. - Удалось сказать ему полностью, едва он вспомнил нужные слова, с трудом подавляя льющиеся в сознание прочие воспоминания, коих было много. Больше, чем один человек мог помнить. - Быстро.
        Парнишка снова подхватил вновь потерявшую способность двигаться Варанью и, держа её, отбежал за спину беловолосого, спокойно шедшего на встречу нескольким десяткам противников.
        Человек, часть имени которого помнил один только Стижиан - Руми, вскинул вверх руку, и по ней соскользнул мощный поток ветра, спиралью пронзивший черноту и блокировавший на этом участке непрерывный поток шедшего с юга урагана. Непроглядная чернота стала серой и постепенно рассеивалась. Городские глазом не успели моргнуть, как поток ветра подхватил Руми и кинул его к разносчикам скверны.
        Наблюдающие ожидали, что его руки сожмутся в кулаки и в них блеснет сияние, чтобы рассеять наступающую тьму, но ошиблись. Руки мужчины оставались расслабленными, даже когда он замахнулся ими на двух стоящих рядом противников и загнутыми к груди и ладонями ударил их по солнечному сплетению.
        Глаза покойников на мгновение распахнулись: удар, кажущийся таким простым, оказался следующей ступенью смерти для них. Из их тел вырвались некрупные черные сгустки, чуть повисевшие в воздухе, а затем устремившиеся неведомо куда.
        Несмотря на всю видимую ловкость, невесть откуда появившуюся в бывшем вчера мертвым теле, отбиваться от всех окруживших его покойников Руми пока не удавалось, хотя он знал, что может. Мертвая рука Балера легла на его плечо, и из-под ногтей и сквозь поры кожи полилась черная жидкость, стремительно атакующая тело беловолосого. Уже поверив в свою победу, носители скверны, или же сама темная материя, укоренившаяся в них, все разом ринулись к Руми, желая как можно скорее поделиться с ним и сделать его частью тени. Тот согнул колени, выпрямил ладони, сделав их прочными словно камень, и резко, опираясь на носок, крутанулся вокруг своей оси, нанося попавшим в радиус действия покойникам удары. Он выталкивал из этих мертвых, оскверненных тел тень.
        Черная жидкость, которая может быть была всё же дымкой, стекала по его коже словно вода по жиру. Неспособная проникнуть внутрь, она жирными каплями собиралась на поверхности. Руми смахнул её с себя, словно грязь, и подхватил ещё один поток ветра. Проскользнув по воздуху, с легкостью, будто это была твердая поверхность, он бросился добивать ещё оставшихся, и по-прежнему ничего не боящихся восставших покойных.
        - Ухо..дите. Я..най..ду. Вас. - Сказал он человеку, к которому поднес его ветер. Человек оказался, пожалуй, один из самых сообразительных среди них: крикнул что-то остальным, тряхнул одного-другого за плечи, и те, небольшим отрядом, отправились куда-то.
        Руми выпрямился во весь рост и взглянул на разбросанных вокруг него уже безвредных мертвецов, к которым снова кралась тень, готовая возрождать их снова и снова, чтобы они несли её во все концы света.
        "Бесполезно" - подумал он не на своем языке: думать было куда проще, чем говорить. "Нужен носитель сияния, я здесь ничего не могу сделать".
        Он сморщил нос и принюхался, повернувшись на юг.
        "Там".
        
        Ора бежала по кочкам, перепрыгивала через цветущие (если такое возможно представить) черные кусты, пахнущие... чем-то непонятным. Она оббегала черные деревья, словно бы выросшие сгоревшими, наступала босыми ногами на черную траву, мох и шишки, впивающиеся в ноги не хуже обыкновенных.
        Весь лес, который ценой своей жизни старались уничтожить инквизиторы, был соткан из темной материи. Здесь всё это выглядело более чем естественным, и эта тьма не стремилась проникнуть в сердце монахини, чтобы пронзить его и окрасить.
        Тео, думала монахиня, не зря второй по силе монах. Практически опустошенный, едва живой и едва держащийся в сознании, он вытащил на себе Кирано и Роана, и теперь все трое лежали на поляне рядом с мальчишкой, которого им удалось вывести.
        Оре удалось обнаружить Авеля, чудом спасшегося и от огня, и от негатива, и от тени, и вытащить его на туже поляну
        Сейчас она искала магов, и вот уже который час не могла их обнаружить.
        Линео Визетти - не тот, кого можно убить потоком, в котором слились всего-то три стихии (теперь монахиня смело называла и негатив, и темную материю стихиями), а Дримена не просто так сделали придворным магом, так что и он не мог так легко погибнуть.
        "Ничего себе легко: здесь царило такое пламя, что даже Циавис Амеверо наверное присвистнул бы" - пронеслось в мыслях монахини, и она тут же вспомнила про смерть Тенарса, больше известного как Трасса, его брата. - "Интересно, где он сейчас".
        Ора не слышала ни Дримена, ни Линео. Её слух никогда не подводил, и не должен был, а думать о том, что они все же погибли, она ещё не была готова.
        Остановившись рядом с черным деревом, походящим на ель, она замерла, находясь в позе готовой к прыжку кошки, и снова прислушалась. Ничего. Абсолютно ничего. Ни тени, ни негатива, ни пламени, ни иной магии. Даже препятствий или барьеров не было.
        "Стой" - сказала монахиня сама себе - "Погоди. Вспомни новый дар Дримена: он же может управлять тенью! Вряд ли, конечно, такими объемами, но скрыться за нею он мог. Надо искать тень, отличающуюся от прочей". И она снова прислушалась.
        Мысль была, конечно, блестящей, но темная материя, из которой сотворен этот лес, оказалась крайне неоднородной, просто только теперь Ора обратила на это внимание.
        "Услышь духа". Услышать духа - вот решение проблемы. "Но я не медиум! Значит, угадай имя, и он откликнется. Но!.. Слушай внимательнее! Навостри уши! Имя!"
        - Элорик!! - Проорала монахиня во весь голос, и энергия сияния чуть было не вырвалась из её груди вместе с криком.
        Разумеется, дух не ответил, но слух уловил некий шелестящий звук, и женщина рванула туда.
        Дримен стоял на коленях, опустив голову так низко, что могло показаться, будто его шея сломана. Пальцы рук растопырились и побелели, держа над ним серую пленку, под которой спрятались Линео и Лиада.
        Магесса сидела напротив Дримена и поддерживала его за талию, чтобы тот совсем не свалился. Линео же, словно бы ничего не замечая, прикрыл глаза рукой и думал, изобретая способ выбраться.
        Когда к ним подбежала Ора, глаза Лиады загорелись пламенем надежды, а по щеке покатилась слеза.
        - Как вы? - Спросила монахиня, обратив внимание магистра на себя, а потом перевела взгляд на мага, чье лицо скрывали волосы. - Что с ним?
        - Он защитил нас от тени. - Ответила магесса. - А магистр - от пламени.
        - Держать пламя было проще, - Линео встал на ноги, подошел к ученику и легонько толкнул его плечо: тот куклой свалился на черную землю, - он умрет. И тут уж без какой-либо надежды.
        Магистр произнес эти слова спокойно и абсолютно нейтрально, словно бы он каждый день хоронил учеников, бывших ему словно сыновья. Для Оры и Лиады эти слова были ударом ледяной воды по лицу.
        Прежде чем паниковать, монахиня решила понять, с чего это вдруг он так решил. Не может же маг, не просто маг, а элементарист, повелитель семи ныне известных (пусть пока только им) стихий, умереть. Он же отразил тень.
        Да, Дримен отразил тень, но не подумал о негативе, прошедшем сквозь него.
        Когда маг упал на землю, и Ора увидела его лицо... Она не сразу пришла к тому же заключению, что и Визетти. Женщина подняла весьма легкое тело мага и рысью рванула из леса, не задумываясь о том, поспевают ли остальные за ней. Положив Дримена на траву рядом с пребывающим в сознании, но лишенным способности шевелиться Тео, Ора сложила руки на груди мага и стала заливать в него сияние, сначала тонкими, а затем и мощными потоками.
        Её волосы стали белеть в корнях, но она игнорировала наступающую слабость, пытаясь побороть разрушающий сосуд Дримена негатив.
        - Это бесполезно, госпожа Тоурен. - Подал голос Линео, догнавший её где-то через полчаса, а вслед да ним волоклась Лиада. - Вы только силы зря потратите.
        "С чего это он стал со мной на вы? Вот старый... Эй!" - хотелось ей закричать на все ещё дышащего Дримена - "Не смей мне здесь... Сдержи скверну! Вытолкни негатив! Ты же можешь!"
        - Остановись, Ора. - Ослабленный, Тео взял её за руку. - Я видел, как такое происходит с людьми, и тоже пытался. Ора... Это бессмысленно.
        Она чуть отползла назад, перед глазами всё поплыло, а по щекам покатились пара слёзных бусин.
        - Мне следовало пойти с вами с самого начала. - Говорила она, старательно утирая слезы. - Всего этого могло не произойти. Или произошло бы, но я бы вас вытащила... Что за! А-А-А! - Она вцепилась в свои же волосы и громко вскрикнула. - Будь ты проклят, Стижиан! Каких-то пару месяцев назад мне было бы совершенно наплевать на его смерть!
        Тео невесело усмехнулся и повернул голову к Дримену, хотя беспокоился теперь совершенно не о нём, но пытался.
        Переживет ли его сын и эту смерть?
        Монахиня, готовая действительно кого-нибудь прикончить, осеклась и замерла. Она повернулась лицом к городу, и глаза её налил безмолвный ужас.
        - Не может быть... - Сорвалось с её губ. - Нет-нет-нет, не надо...
        - В чем дело? - Голос Тео был едва слышен.
        - Госпожа Тоурен пробила барьер, стоявший здесь более семи веков. - Ответил за неё Линео, на что Ора отреагировала, кинув на него резкий испуганный взгляд. - Накопленная за ним энергия вырвалась и пошла дальше. Сейчас лес абсолютно энергонейтрален.
        И действительно, хоть он и был соткан из темной материи от и до, тени в нём больше не слышалось.
        - Боюсь, последствия могут быть трагичными, госпожа Тоурен, но поправимыми. Полагаю, волна принесёт сильные повреждения только Таэтэлу, дальше энергия рассеется и урон, наносимый ею, уже не будет столь катастрофическим.
        Ора никак не могла понять, что же не так с Линео. Он прослыл мудрым магистром, любившим своего ученика и, подобно любому из мастеров Монтеры, готовым защищать людей и их города до последней капли энергии. Что же сейчас мешало ему оставаться таким? Неужели его терзало нечто важнее исчезновения целого города и гибели Дримена?
        - Мы сможем доставить его в Орану? - Спросила монахиня, кивнул в сторону бездвижного мага. - С помощью портала, что вы соорудили?
        - Мы могли бы, но, я боюсь, что волна темной материи если не разнесла его на песчинки, то как минимум вытрясла из него все подходящие для этой процедуры свойства. - Он приложил пальцы к губам и устремил взгляд себе под ноги. - Да и Дримену ничто уже не поможет. Нет таких целителей, что способны обратить вспять распространение скверны. Точнее как, они-то есть, точнее были, давно, а сейчас они или вымерли, или мы всё равно не успеем их отыскать. Вы же уже очистили сосуд моего ученика от негатива, и, думается мне, догадались, что энергия сияния не способна остановить... Разложение.
        - Я... - Ора вновь прикрыла глаза. - Я видела подобное, но... тогда было проще. Не знала тех людей.
        - Всем приходится через это пройти. Возьми себя в руки. - Тео попытался сесть, но тело ныло, равно как и голова, так что он остался на траве, но все равно повертел головой, чтобы увидеть лежащих рядом с ним монахов. - Это... Больше никого не удалось обнаружить?
        Ора помотала головой из стороны в сторону, смахнула слёзы и потёрла глаза: те стали красными, воспалёнными. Монахиня поднялась на ноги и сказала:
        - Нам стоит вернуться в Таэтэл. Не знаю, как вы, а я чертовски голодна. Вот перекушу, и смогу поразмыслить над тем, что делать дальше.
        - Вы ослепли, госпожа? Таэтэл укрыт тенью. Даже будь у нас здесь целый отряд монахов, вам бы не удалось очистить город и вновь сделать его пригодным для проживания.
        - О, об этом можете не волноваться. - Она широко улыбнулась, и взглянула на Тео. - Я вложу в тебя достаточное количество энергии, чтобы ты смог идти и потащить хотя бы этих двоих, - она кивнула на Авеля и Роана, - Лиада и... магистр - на вас Кир и Дримен. Даже не вздумайте его бросить здесь, не то будете держать ответ перед Её Величеством. Я потащу мальчишку.
        - Ора, идти в Таэтэл - это самоубийство. Да и ты потратила неимоверное количество энергии! На уничтожение барьера, на очищение сосуда Дримена! Ты не смо...
        Но тут его тело налилось силой, а сосуд наполнился чистой, пусть немного чужой, но всё же спокойной энергией. Мастер привстал и с изумление посмотрел на монахиню, непринужденно глядящую вперед.
        - Ты когда-нибудь слышал про Визы, Теоллус? - Спросила она, продолжая улыбаться. - Знаешь, какие монахи у неё учатся? Думаю тебе, как главе монастыре, Млинес рассказывала о ней. Так вот меня Визы забрала, когда мне было четыре года.
        Мастер громко сглотнул, поняв, что этим хочет сказать Ора. Среди монахов было очень мало женщин. Сам Тео знал их семерых. Четверо из них - целители. Потрясающие, могущественные целители, способные спасти человека, находящегося за шаг до объятий со смертью. Ещё одна - небезызвестный, первый из рожденных медиумов, с которым он никому и никогда не посоветовал бы вступать в настоящий бой, а ведь сам Тео видел серьезную Млинес только во время защиты пустой Монтеры, где она и не собиралась показывать свою силу. А вот шестая из его знакомых... Тео даже передернуло, когда он вспомнил о ней: она меньше чем за тридцать секунд низвергла в небытие целое поле брани, где за год до этого столкнулись две армии соседних воюющих городов.
        И вот теперь - Ора. Ему раньше стоило предположить, на что она способна. Да... Не зря в Храме Сияния женщины занимают особое положение.
        Монахиня подняла мальчишку на руки, улыбнулась мастеру и зашлепала босыми ногами в сторону погрязшего во тьме города. И даже легкий ветерок не посмел колыхать её оборванные одежды.
        
        Руми стоял рядом с тем, что осталось от дома Вараньи, и яростно, словно выискивая муравьев, чесал голову, ещё сильнее спутывая грязные, засаленные волосы. Оттолкнув от себя очнувшуюся в шестой раз покойницу, которой не повезло при урагане, и она животом напоролась на что-то острое, он с грустью посмотрел на её лишенные души, полные черни глаза, и поток ветра, направивший его ладонь, вытолкнул из её тела очередной сгусток тени.
        С особым неудовольствием он обнаружил, что одежда на нем старая, уже грязная, вся в потертостях. Старательно отбрасывая мысли о жалости в сторону вновь и вновь идущих на него носителей тени, Руми оглянулся и зашел в ещё один оставшийся более менее целым дом.
        Все предметы в нем оказались разбросаны в абсолютно хаотическом порядке, тут и там валялись тряпки и битая посуда, разбросанная пища. Некоторые из овощей оказались сгнившими целиком или ровно наполовину. Странно было бы подумать, что в городе, где любая крупица зерна на счету, кто-то мог бы позволить сгнить продуктам. Значит, это сделала тень или негатив. Руми честно признавался себе, что совершенно не разбирался в этих двух типах энергии. Постепенно просыпающаяся в нем память пока что не давала ему каких-либо четких определений, только лишь путала его.
        Походив по единственной в доме комнате, он наконец нашел искомое. Это был небольшой, почти треугольный осколок заляпанного синими пятнами зеркала, и он заглянул в него.
        Всего три метки. На левом глазу в левой верхней части радужки осталось всего три тонкие полоски, направленные к зрачку. Всего три, вместо семи.
        Руми положил руки на предплечья и провел пальцами по тонким выступам на коже. Линии, соответствующие меткам на глазах, полосами, похожими на шрамы, тянулись изогнутой линией вниз до локтя, и так на обеих руках. Ещё одна пара отраженных меток расположилась на нижних ребрах, но и там линий было всего три.
        Три, вместо семи.
        Руми сжал в руке осколок найденного зеркала, и тот наверное порезало бы его руку, но мягкая упругая кожа на внутренней стороне ладони уплотнялась и игнорировала режущий предмет.
        Его нос учуял что-то, но не было понятно, что именно. Сквозь тень Руми так и не удалось выйти на след монахов, спасших его из плена совета древних, и он решил ждать их здесь. Но только сейчас ему в голову пришла мысль о том, что город, в котором он сейчас, может находиться на Южной Грани, а это значило бы, что монахи отправились к лесу.
        Как поздно приходят полезные мысли!
        Он выскочил из дома и бросился к холму, за которым виднелся просвет, однако усомнился в правильности выбора пути, да и перед ним вновь возникли разносчики тени, возрожденные паразитирующей в них энергией.
        Немного обескураженный, опираясь на одни только вложенные в него рефлексы, Руми отбивался от напирающих покойников, старательно соображая, куда же ему идти.
        Ответ пришел сам, причем не в форме божественной благодати, просветления или ещё чего. Волна, которую почувствовал даже способный игнорировать их Руми, молнией мчалась над городом, рассеивая вездесущую тьму, и голубоватой волной укрыла Таэтэл.
        После того, как мужчина попросту моргнул, несколько десятков уже давно мертвых жителей города, из которых он битый час извлекал темную материю, единовременно рухнули на землю. Лишенные движения, они лежали, и их тела больше не пронзала тень. Тени вообще больше не было. Во всем городе.
        Руми поднял голову, и увидел женщину, держащую на руках мальчишку и спускающуюся с ним вниз. Она подошла к стоящему посередь разрушенного города беловолосому межчине, смерила его оценивающим взглядом и передала мальчишку ему в руки.
        - Больше никогда не буду делать это по два раза на дню. - Сказала она совершенно не своим голосом, а сиплой хрипотой, словно её горло травмировали ангина, съеденный ёж и не один десяток крепких сигарет. - Что с городскими?
        Руми заморгал, придумывая как произносятся звуки, из которых состоят слова этого языка, и для начала кивнул на лежащих перед ними городских.
        - Здесь жили порядка тысячи человек. Не могли же все?..
        - Бежали. На запад. Почти. Все. Мертвые. Мало. - Проговорил он, моргнув ещё и ещё.
        Ора подумала о том, что ресницы стоящего перед ней человека такие длинные, что моргай он ещё быстрее, то наверное взлетит.
        В такие дни, как этот, в такие месяцы, как этот, когда происходит неимоверное количество жутчайших событий, правда, ужаса подобных масштабов ей ещё никогда не удавалось пережить, ей нравилось тешить себя маленькими глупыми шуточками, заставляющими её хоть чуточку улыбаться.
        Новость о том, что большая часть города все-таки спаслась, стали чашей прохладного нектара, переливающееся в животе.
        Руми посмотрел на троицу, спускающуюся в это время по холму, и несущую на себе ещё четыре тела, живых тела, и его губы постепенно расползались в радостной улыбке.
        Линео, равно как и Тео, разница только в форме выражения, хотелось дернуть Ору за растрепанный хвост и напомнить ей о том, что стоящий перед ней мужчина вчера днем лежал мертвым на втором этаже дома Балера и Вараньи.
        Беловолосый мужчина с тускло-розовыми глазами улыбнулся, без задней мысли продемонстрировав монахине свои беленькие зубы, с парой коротеньких клыков сверху и снизу. Белый, толстый, пушистый хвост, с тремя черными кольцами на кончике, появился из-за спины довольного до безобразия Руми, забывшего даже о том, что он уже потерял четыре жизни. Подул легкий ветер, обнаживший чуть вытянутые к верху и покрытые тонким слоем белой шерсти, похожие на человеческие, уши.
        И тут мозг Оры понял, что ещё больше новостей и событий он просто не выдержит, и женщина упала на землю.
        
        В городе Кайлинне стоял полдень. Светлый теплый полдень, такой же, как и большинство полдней в этом году. Город копался сам в себе, и каждый в нём занимался тем же, чем обычно. Кто-то шил, кто-то готовил, кто-то пил, кто-то торговал собой. Все как во всех городах.
        Вот уже две недели как вышел указ её величества о реформе церкви и преобразовании инквизиторских школ в монастыри, подобные Монтере. В большинстве своём, города крайне одинаково относились к этой вести: праздник, радость, пировали по три дня. Общую картину радости портили только семьи послушников, коих было больше, чем того хотелось бы.
        Коррупция в рядах инквизиторов, их любовь к грабежу и изъятию последнего золотого из кармана человека - не легенда, а реальность, имевшая место каких-то пару месяцев назад. Мало того, что многие из последователей церкви отказались подчиняться приказу королевы, а некоторые рвали на себе волосы и клялись, что "эта богомерзкая ведьма будет гореть на костре!", так ещё и их семьи начали поднимать суматоху, лишившись столь богатой кормушки, как свой человек в инквизиторских рядах.
        Королева, смело можно было сказать, не зря носила корону и фамилию Дива. Она предвидела это... Она всё предвидела, и направила в каждый из крупных городов пару монахов, в некоторые - пару из мага и монаха. В отдельные мелкие города она отправляла доказавших свою верность магов тверди, способных мгновенно перемешаться в Орану в случае возникновения опасности и сообщать о ней.
        Милф и Маретти, все из себя как всегда прекрасные и замечательные, сидели на лавочке в парке, где когда-то был дом Стижиана, хоть они об этом и не знали, и играли.
        Игра, которую не один нормальный человек не примет за игру. Они боролись с похмельной головной болью, не прибегая к привилегиям монашеских тел, вроде регулирования давления или выведения алкоголя из организма.
        - Здесь как-то спокойно. - Проговорил Милф, однако его речь походила на лепет беззубого младенца.
        - Еще бы здесь не было спокойно. Месяц назад здесь были Ветру, Лоури и этот... Ну этот... как его... - Маретти положил руки на виски и массировал их.
        - Кто? Придворный маг? Перферо?
        - Да, точно, он. После их появления тут спокойно и чисто, как в голове после удара дубиной.
        Близнецы захихикали, что вызвало у обоих одновременный укол боли в их головах, так что смех пришлось прервать.
        - А долго нам ещё торчать в этой глуши? Скучно же.
        - Хочешь, можем пойти познакомиться с Эйрой Клод. - Маретти вскинул голову и взглянул сквозь широкие листья на ясное голубое небо.
        - Это кто?
        - Это женщина, породившая на свет гордость нашего монастыря.
        - Стижиана то? О да, мне бы хотелось взглянуть на женщину, из-за которой мастер Ветру в свое время постоял у колонн.
        - Неизвестно же, она ли это была. По мне, так Стиж и Тео не очень-то похожи друг на друга.
        - А по-моему, очень даже похожи. - Милф снова усмехнулся, но тут же застонал. - Пойдем лучше полечим похмелье общепринятым способом.
        - В портовую таверну? Там жу-удко воняет рыбой. - Брат скривил морду, но все равно встал с лавочки и поплелся по усыпанной мелкими камешками дорожке к выходу из парка. - Но зато там крепкое дешевое поило.
        - Надо завязывать. Нам с нового года, между прочим, преподавать в бывшей седьмой школе. - Милф тоже встал и быстро нагнал брата. - Но я готов с тобой согласиться. До двадцать четвертого марта ещё целых полгода, надо оттянуться вволю. - Он хлопнул близнеца по плечу, и те прогулочным шагом двинулись в порт.
        Перед тем, как они свернули в таверну, мимо них прошел человек, на которого, может, ввиду больной головы, они не обратили внимания.
        Это было высокое создание, спрятавшееся за лоскутами черной, чуть отдающей багрянцем одеждой, развивающейся от легких порывов морского ветра. Он не шел, а плыл по серому портовому камню, огибая шедших ему на встречу людей, и медленно двигался к дому бывшего главы города Маэса Клода.
        Завидев его, медленно плывущего вверх по склону, одна из служанок дома замерла, прекратив подметать пол сломанной метлой. Ничего не понимая, теперь в этом доме гостей не бывало, она выпрямила спину и шагнула навстречу незваному гостю.
        - Если вы желаете увидеть Маэса Клода, то вынуждена попросить вас уйти: он отдыхает и никого не принимает. - Громко сказал она своим зычным, раздражающим голосом, но гость все равно продолжал плыть в сторону дома. - И милостыню я вам дать не могу - самим есть нечего. - Усмехнулась она, но мужчина не останавливался. - Эй, я кому говорю!
        Но мужчина уже оказался в паре метров от неё, испугавшейся, но сжавшей метлу покрепче, чтобы в случае надобности приложить незнакомца как следует.
        Из-под мантии показалась серая, тонкая рука с неестественно-черными, похожими на хорошо обработанный гранит, ногтями на ней. Рука поймала обломок метлы, которой замахнулась служанка, и резким рывком вырвала её, тот час превратив в одни щепки.
        С головы незнакомца упал капюшон. Служанка увидел человека с глазами медного цвета, в которых виднелись несколько тонких колец, и увидела, как ветер колышет его длинные, по самый пояс, волосы, то черные, то тускло-золотистые.
        Сдержав в своей груди крик, она попросту свалилась без сознания на пороге.
        Одераричи перешагнул её, но не вошел в дом. Он приподнял голову, словно смотрел сквозь второй этаж, и решил не проходить дом насквозь, а обойти его, что он и сделал.
        Выйдя к живой изгороди, змей прошел мимо опрокинутого стола и двух сломанных стульев и вышел к кладбищу. Остановился, но не больше чем на мгновение, сразу поняв, что искомое им место не здесь. Обогнув забор, он прошел по заросшей густой травой тропинке и вышел на поляну, где стояла одинокая, неухоженная, с одним только засохшим цветком сверху, могила.
        - Элиссия Клод. - Прочел Одераричи, расправив сложенные на груди руки.
        Могильная плита треснула по центру, и две её половинки расплылись в противоположные стороны. Уже уплотненная земля завибрировала и начала становиться рыхлой, словно кто-то перерывал её невидимым орудием.
        С глубины пары метров, к поверхности, постепенно выталкивая землю, поднималась крохотная коробка, походящая на гроб ещё меньше, чем граненый стакан на хрустальный фужер. Коробка чуть поднялась над землей и отплыла чуть в сторону, мягко опустившись на землю.
        Одераричи перевернул ладонь внутренней стороной к небу и чуть согнул пальцы. Тот час гвозди пулей выскочили из крышки и разлетелись в разные стороны, вонзаясь в землю, деревья, камни. Крышка медленно соскользнула с коробки, и тогда змей подошел к ней.
        Там лежал ребенок. Младенец, пары месяцев от роду. Он был завернут в почерневшую и прогнившую тряпку и не шевелился. Практически не шевелился.
        Подняв ребенка на руки, Одераричи стянул с него тряпицу, и оба кольца в его глазах на секунду стали чуть шире.
        Он ожидал подобного, но не такого.
        Кожа ребенка была серой, по-настоящему серой, какая была у самого змея. Из открытого рта, маленькими порциями глотающего воздух, вываливался длинный, тонкий язычок, раздвоенный на конце. Волосы ребенка уже были длинные, и они укутывали девочку получше той тряпицы. Они были не коричневые и не медные, а цвета проржавевшего железа.
        Переложив её на одну руку, другой Одераричи приподнял сомкнутые веки ребенка и увидел, что её глаза отличались от его только лишь цветом: они его ещё не приобрели, однако вертикальный зрачок и два кольца на радужке уже присутствовали.
        Змей надкусил большой палец свободной руки, из него полилась алая кровь, и приложил его к губам крохи Элиссии. Она с жадностью прильнула к ней, и даже обхватила палец крохотными ручками, прижалась к телу её спасителя.
        - Хорошо, что они тебя не сожгли. - Одераричи завернул девочку в ткань своей мантии и погладил ребенка по голове. - Люди порой так поступают. Хочешь, я познакомлю тебя с твоей матерью? Думаю, она должна знать, чью жизнь она чуть было не пресекла.
        В ответ кроха впилась в кровоточащий палец носителя с большей жаждой.
        Пройдя знакомым путем, змей вышел к заднему двору дома Клод, где его уже встречали сам хозяин дома и единственный среди всей прислуги мужчина, оба с ружьями в руках.
        - Ты!.. - Хотел было что-то крикнуть Маэс, но онемел, едва взглянул в глаза незнакомцу, источающему настоящую угрозу. Животные инстинкты, недремлющие в этом человеке, подсказывали ему, что лучше бы ем сбежать.
        - Ты спас ей жизнь, Маэс.
        Монотонный, скрипучий и низкий голос, которым говорил этот мужчина, чуть было не заставил обоих, главу города и его слугу, наложить в штаны.
        - Сожги вы её, уже не удалось бы спасти это создание. Я благодарен тебе.
        Одераричи продолжил плыть по земле, оставив двоих мужчин трястись от страха. Он вошел в дом, из которого прислуга уже додумалась сбежать, и поднялся на второй этаж. Открыв первую дверь у лестницы, он вошел в светлую комнату, где на кровати сидела женщина, читающая Святое Писание.
        Дав ей минуту, чтобы она поняла, кого держит в руках её посетитель, змей подошел к её постели и пристально посмотрел на Эйру, выронившую из рук книгу, и та с грохотом упала на пол.
        - Я презираю матерей, покидающих своих чад. Говорить о детоубийцах здесь нечего.
        Проговорил он, попытавшись убрать руку от лица ребенка, с чьих губ стекала его кровь, но та закряхтела, дав ему понять, что ей мало.
        - Наказывать тебя за то, что ты сделала со своими детьми, не имеет никакого смысла. Ты сама себя накажешь, дурная женщина.
        И он покинул её.
        Покинув отвратительный дом, Одераричи спустился по склону и хотел вернуться в порт, как вдруг понял, что это за звук он слышал не протяжение нескольких часов.
        В центр портовой площади, там, где некогда должны были казнить жену тогдашнего главы города и где встретились два брата, вышла Визы.
        Змею хватило одного отголоска её мысли, чтобы понять, что та затевает.
        Она вышла в центр, готовая вылить из себя невероятный объем сгущенной энергии. Такой, чтобы засиять подобно звезде, чтобы неблагодарные фанатики Храма Сияния и их пресвятой Богини наконец поняли, кому они должны кланяться в ноги за появление учения сияния и за неоднократное спасение их жалких жизней от бесчисленных крупиц негатива, возникающих тут и там.
        Она смахнула поседевшие волосы с плеч и уже была готова сотворить задуманное.
        Милф и Маретти, чья интуиция достойна не одной песни, вышли из таверны и с изумлением взглянули на пожилую женщину, одетую как подобает женщинам-монахам.
        Вот, она выпустила из сосуда достаточное количество энергии и была готова в следующий момент вылить её, чтобы показать людям за кем им действительно нужно идти. Кто на самом деле им Бог.
        Синие, густые линии, походящие на молнии, уже замелькали на кончиках её пальцев. Ещё чуть-чуть, и она будет готова засиять звездой. Но...
        По порту пронеслась волна легкого землетрясения. Чуть подождав, Одераричи топнул тогой чуточку сильнее, так что земля под ногами затряслась с жуткой силой. Некоторые из очень старых домов затрещали. Многие, в основном женщины, сложили руки в кулачках на груди и залепетали молитвы, но не их собирался напугать змей.
        Глаза Визы округлились, а накопленная в теле энергия сияния стала потихоньку сдуваться, словно мяч.
        Она обернулась, завертелась из стороны в сторону, чтобы увидеть действительно он ли это, хотя точно знала, что он, но её глаза с этим не справились.
        Испуганная, что с ней случается редко, она набросила на голову капюшон и растворилась в воздухе.
        - Что это было? - Спросил один брат другого, когда они, убедившись, что всё в порядке и угроза миновала, вернулись в таверну.
        - Я-то откуда знаю? Видел не больше твоего. - Ответил Милф, роясь в карманах в поисках мелочи, чтобы дать её грудастой официантке как чаевые.
        - Ты видел, сколько энергии она чуть было не выпустила? Я в жизни не видел ничего подобного! Об этом стоит доложить во дворец.
        - Я смотрю, ты едва ли не влюблен в нашу правительницу, Маретти. - Он наскреб несколько серебряных и пару медяков, чтобы протянуть их улыбающейся даме и весело подмигнуть ей. - По любому поводу к ней собираешься.
        - Она делает очень умные вещи. Одна только реформа инквизиторских школ чего стоит. Хотя не всем это по нраву. Мне вот, например! Вот очень хочется торчать в монастырях и обучать этих клоунов! Ты можешь себе представить, что это будет? Они же не только невоспитанные, но и взрослые. Среди инквизиторских послушников есть мужики постарше нас, и как прикажете нам с ними управляться? Не представляю!
        - Грубой силой, брат. Нет ничего более весомого, нежели крепкий кулак. Разберемся. В какой там нам школе преподавать?
        - В седьмой. Там будем мы, мастер Риорда...
        - И не одна сотня быдловатых наглых баранов... - Произнесли они синхронно, после чего рассмеялись.
        - Надо дождаться смены и ехать в Эсфити. - Милф принялся исчерпывать ещё одну кружку темного пива. - И написать-таки письмо во дворец. Если эта женщина, - он указал пальцем в сторону портовой площади, где несколько минут назад красовалась Визы, - не монах, то её следует вычислить. А если монах, то хорошо бы спросить какого лешего она тут вытворяла!
        Грудастая официантка, поставив поднос на стойку, прислонилась к ней, убрав руки за спину и продемонстрировав всем свой красивейший бюст. Она старалась улыбаться как можно скромнее, едва поднимая на Милфа взгляд.
        - Везёт тебе, братишка. - Маретти с грустным лицом прильнул к своей кружке с пивом.
        - Нам, братишка. Мне кажется... Она хочет видеть в своей спальне нас обоих.
        Братья переглянулись, и на их лицах появилась абсолютно одинаковая улыбка, предвещающая весьма веселую последнюю ночь в Кайлинне.
        
        "...женщина среднего роста, со светлыми волосами, возраст примерно пятьдесят лет. Она вышла на площадь и стала испускать колоссальное количество энергии сияния. Чистейшей, без каких-либо примесей демонической или ещё какой магии. По непонятным причинам, она внезапно прекратила..."
        - И чего же она интересно добивалась. - Произнесла вслух женщина, на голове которой белела усыпанная камнями королевская диадема.
        Во всём дворце кроме неё сейчас не было никого. Даже Лекса, устроившая себе лабораторию в дальней части замка, сегодня отправилась в больницу. Тяжко ей, человеку своего дела, готовому торчать у печи и плавить металлы и камни целыми днями, носить ребенка и всеми возможными способами держаться подальше от какой-либо опасности. Ковка магических артефактов - дело более чем опасное. Дримен, помнится, как-то пытался уговорить её бросить это дело, на что наследница дома Ун Бейквуд, без шуток, ответила, что она скорее прекратит есть, чем выдумывать новые виды оружия, пригодного для пользования магами.
        Её Величество, недавно взошедшая на престол Синента Дива, сидела на своем законном месте, королевском троне, и держала в руках только что полученное письмо из Кайлинна, написанное близнецами Милфом и Маретти.
        Она сразу же поняла о какой женщине идет речь, но в её голову все же затесались сомнения. Визы - известный мастер, постигший все тайны монашеского учения, и даже больше. Она поддержала Синенту, когда та собиралась вернуться в столицу и заявить свои права на престол, равно как она одобрила идею реформы инквизиторских школ. Мудрая, обладающая многолетним опытом женщина, которая зачем-то вышла на площадь небезызвестного города и начала демонстрировать свою силу. Зачем?
        Милф и Маретти - не те монахи, в чьих словах можно усомниться. Да, они бегали за каждой юбкой, причем зачастую оба за одной и той же, любили выпить и частенько отлынивали от работы, но они все же верны своему делу и не раз уже доказали, что на них можно положиться. С куда большим недоверием Её Величество относилась к носителям сияния, верным монашескому уставу и не готовым в случае надобности отступить от него: она не переносила твердолобов, дословно исполняющих приказы. Среди монтерцев таких не было, это можно сказать с уверенностью. Но вот через год-два, когда прочие семь школ начнут выпускать новоиспеченных монахов, бывших дурней и оболтусов, неучей, появятся служители сияния, неспособные мыслить дальше сформулированного приказа.
        Одна надежда на монтерцев, которые станут мастерами бывших семи школ. Синента надеялась, что они сумеют обуздать столь огромное количество носителей сияния, чьи умы уже осквернены дурным учением инквизиторской программы. Когда королева думала о том, как будет проходить переобучение мужчин, в возрасте от семи до сорока лет, а бывает и старше, она сильно сомневалась в правильности совершенной ею реформы.
        Да и города начинают помаленьку бунтовать.
        Религиозные фанатики, коих в республике было предостаточно, мало по малу начинали выражать свое недовольство вмешательству королевы в дела церковные, считая, что она всеми силами пытается разрушить столетние устои. Монтерские монахи, отправленные в крупнейшие города республики, всеми силами пытались убедить горожан в обратном, что иногда удавалось, но иногда нет.
        Синента положила письмо на живот, наклонила голову и прикрыла рукой глаза. Тишина, царящая в огромном пустом дворце, впервые начала по-настоящему давить на виски. Всегда чистый пол и стены, лавки и колонны, столетия назад натертые пылеотталкивающим зельем, - все это начинало раздражать. Её Величеству внезапно захотелось чтобы дворец наполнился людьми. Будь то слуги, придворные, маги, аристократы, да кто угодно! Лишь бы не было этой зловещей, пустой тишины.
        Вдалеке, на мостовой лестнице, стали слышаться голоса и лязг метала. По песочному камню на четвертый остров поднимался небольшой отряд человек из десяти. Трое одеты в доспехи стражей города, шестеро - в рясах инквизиторов, и ещё один - в чистенькую, поблескивающую рясу Старшего Луча, на спине которого красовалась огромная, вышитая золотом цифра семь.
        Королева услышала их, едва они ступили на четвертый остров. Их голоса, тяжелое пыхтение и даже запах их немытых тел прорезали воздух, однако не заставили Её Величество подняться с места.
        Она поправила свои золотые локоны, белые одежды, серебристым шелком спадающие до самого пола, и поправила туфли, ходить на которых ей было более чем трудно.
        С ужасным грохотом, грозным эхо отражающимся от стен тронного зала, врата дворца распахнулись и в свете дневного солнца, не проникающего в эту залу, возникли силуэты десятерых мужчин, во главе которых стоял никто иной, как Бесмар Тро, глава бывшей седьмой школы инквизиции, которая вскоре станет монастырем.
        - Вот эта богомерзкая осквернительница святого! Враг Богини! - Проорал он своим хорошо поставленным голосом, могущим одурманить лишенных способности мыслить людей.
        - Вам следует убавить тон, Бесмар. - Спокойно сказала Синента, переменив позу с расслабленной на королевскую: выгнула спину, перестала держать ноги одна на другой, сложила руки на коленях, и голос её стал набирать невероятную силу, заставляющую свиту Старшего Луча усомниться в правоте и надёжности их лидера. - Почему вы не схватили его, стражи? - Обратилась Её Величество к ним. - Был дан четкий приказ отправить под замок всех представителей инквизиции, кто не отправился в свои школы согласно указу. Я могу принимать это как бунт?
        - Они - праведники, в которых достаточно веры, чтобы не поднимать оружие на слугу Богини!.. - Бесмар явно любил орать. Не просто громко говорить, а орать, словно он пытается перекричать несколько тысяч человек.
        - Все мы, - голос Синенты вызывал ледяные мурашки, волнами мчащимися по спинам представших перед ней мужчин, - слуги Богини. Богиня хранит нас всех, не одного тебя. Именно поэтому я не объявила права на уничтожение высших чинов инквизиции. Светочи, Лучи и Старшие лучи должны быть арестованы, а не убиты. - Она вновь перевела взгляд на стражей. - Так как вас понимать?
        - Ты!.. - Начал было снова горланить Бесмар.
        - Вы. - Поправила его королева: кончики её губ слегка изогнулись, предвещая едва заметную улыбку.
        - Вы!.. - Он сам не ожидал, что начнет говорить так, как хочет она. - Вы запустили свои пальцы в души людей! Занимайтесь своей политикой! Мы - те, кто защищает республику от атак негатива и его детищ вот уже много веков. Просвещаем людей, защищаем их!.. А ты!.. Вы не только отнимаете у людей надежду на спасение, но и пытаетесь прибрать к рукам инквизиторскую армию!
        - Ох как. - На мгновение, на лице Синенты Дивы появился оттенок удивления, но то мгновение быстро ускользнуло. - Громко сказано. - Она нагнулась, демонстрируя взвинченным мужчинам свою прекрасную грудь, и вынула из-под трона некую папку, потрепанную, что указывало на её частое использование. - Команда аналитиков, собранная из верных инквизиторов, - она выдержала паузу и усмехнулась, - да, среди вас есть и верные, а так же пара монтерских мастеров провела небольшую статистическую работу, и вот что они выяснили.
        Бесмар оцепенел, неспособный придумать, что бы ещё сказать.
        - За прошедшие десять лет по приказу Старших Лучей или без него в Оране было сожжено свыше полутора тысяч человек. Вина ни одного из них не была доказана, имущество конфисковано. Люди, заступавшиеся за невинно осужденных, были брошены в тюрьму или подвергнуты пыткам, в скорее после этого они признавались в виновности того или иного человека, а затем так же лишались имущества, как лжесвидетели. - Она выдержала паузу, выжидая, когда же на лбу Луча выступит холодный пот. - За те же десять лет в стране пропало свыше трех тысяч магов всех классов. Преимущественно это были молодые люди в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет. Многочисленные поисковые отряды не справились с их обнаружением. Позднее стало известно, что за этим стоят магистры академии, но с ними будет другой разговор. - Синента перевернула страницу и положила ногу на ногу. - Полгода назад стало известно, что некоторые представители церкви, - её голос стал ещё холоднее, - приносили человеческие жертвы для получения кристаллов риджи. Этим же занималась и лаборатория, где не так давно были обнаруженные все пропавшие за последние два года
маги, что наводит на мысль о тайном сговоре между инквизицией и кругом магистров.
        Бесмар открыл было рот, чтобы что-то громогласно возразить, но Её Величество спокойно его опередила.
        - Можете ничего не говорить. Возможно, Старшие Лучи ничего не знали об экспериментах над энергией риджи. Инквизиция ведь подчиняется не только вам, не так ли? - Она усмехнулась. - Тут то и вступает в силу история о совете древних и о неком Пророке, которого никто никогда в глаза не видел...
        - Пророк глаголет устами Богини, богомерзкая!.. - Закричал кто-то из-за спины Луча.
        - Молчать! - Рявкнула Синента, и от мощи, но не громкости, её голоса, в ушах столпившихся у входа мужчин зазвенело. - Информация об истинной сущности Пророка, какой бы она не была, не уйдет дальше королевского архива. Я не настолько глупа. Если раскроется что Пророк - всего лишь маска, коею вы прикрывали своё коварство, в стране может подняться настоящая паника, а я этого не хочу. Я лишь хочу, чтобы люди могли полагаться на четырнадцатигранную звезду, начерченную не только на плаще монтерского монаха. А вы, инквизиторы, на протяжении трехсот лет вынуждали людей топиться в негативе, который источают они сами.
        Она захлопнула папку и подперла голову рукой.
        - Так почему же вы заявили права на престол только сейчас? А? - Бесмар до последнего верил, что перед ним находится закостенелая мерзавка, пытающаяся прибрать всё к своим рукам. Что она хочет прибрать к рукам самую многочисленную, независимую от политиков армию в стране и усилить свою власть. - С момента ухода Сфириты Дивы...
        Когда с уст Бесмара спорхнуло это имя, королеву словно током ударило, и она передернулась.
        - Прошло более трехсот лет. Почему сейчас?
        - Потому что вы охамели. - Честно ответила королева. - Я до последнего верила, что оставленный моими предшественниками сенат справится со своей задачей. Так оно и было, до тех пор, пока магистры, не без вашей помощи, не стали шантажировать членов сената, что позволило вам как следует разгуляться. Когда под давлением круга магов сломился сенат, надежда перелегла на академию магии, но её травили магистры своим присутствием, да и в народе магов побаивались... и сейчас боятся. В этом я могу понять людей. Осталась одна только Монтера, чьи сыны славились своим умом, силой и образованностью. Но и на них вы нашли управу. - Синента усмехнулась. - Никогда бы не подумала, что в вас хватит наглости поднять руку на одного из вас, Старший Луч.
        Бесмар сгустил брови, и его свита почувствовала, как в нем закипает кровь
        - Спектакль, сыгранный ради того чтобы очернить имя Стижиана Ветру, - вот что заставило меня покинуть свое укрытие и вернуться в эти ненавистные мной стены, Луч. - Она начинала злиться, о чём говорил только голос. - Вы назвали отступником и предателем самого Стижиана Ветру, который был известен как сильнейший в истории монах, а находились и такие, кто называл его никем иным, как посланником Богини. Вы повели его на костёр, даже не подумав о том, какие катаклизмы может вызвать сожжение столь могущественного человека. И вот! Мы потеряли Ринель! Вы хоть понимаете, что Стижиан мог убить всех вас, там, на площади? Он по своей воле пошел на костёр именно потому, что не хочет причинять боль людям, готов делать всё, лишь бы они жили. Он - человек, у которого и великая сила, и великое сердце. А вы лишь использовали его...
        - Он такой же урод, как и все маги. - Старательно изображая спокойствие, сказал Бесмар. - Из его груди вырвалась огненная птица, и она сожгла Ринель. А тот факт, что Ветру сам пошел на костер, говорит лишь о том, что у него хватило совести, чтобы признаться в своем грехе и понести за него наказание. Пророк знал о том, что в груди этого человека дремлет чудовище, так что та казнь - лишь доказательство мощи и святости гласа Богини.
        Синента вновь ухмыльнулась, предугадав следующие слова, потоком рвущиеся из уст инквизитора:
        - И не пытайся... не пытайтесь скрыть свою жажду власти благородной целью! - Бесмар снова начал расходиться: голос вновь обрёл силу и налился уверенность. - Тебе... Вам нужна армия, чтобы с её помощью держать всю страну в страхе!..
        - Вы, Луч, совсем дурак, я смотрю. - Спокойствие, с которым королева взирала на готовых порвать её на части мужиков, раздражало их так сильно, что инквизиторы были готовы прямо сейчас, без какого-либо сигнала, броситься на неё. - Два моих придворных мага превратят всю вашу "бесчисленную" армию в прах и пепел быстрее, чем вы сможете перечислить имена всех глав семи школ.
        - Глупости, разумеется. - Он и не обдумывал мысль о том, что выпускники школ в большинстве своем заносчивые, но легко контролируемые простаки. Их много, но среди всех едва ли можно было насчитать хотя бы сотню, чья сила сравнима с кем-либо из сынов Монтеры. - Но, возможно, они смогли бы одолеть нас десятерых. Это да. Однако, придворных магов сейчас нет в Оране. А дворец пуст. Это вы глупы, Ваше Величество, - он как можно сильнее выделили последние слова среди прочих, - что позволяете себе находиться без охраны.
        - Ты намереваешься убить меня, Луч? - Синента резко изменилась в лице, как изменился и её голос, и взгляд. Её красные глаза стали ярче, словно налились свежей кровью.
        - Да. - Твердо сказал он. - Чтобы вернуть в Орану мир, которого она заслужила.
        - Мир и кровопролитие - противоречащие друг другу явления. Они могут сосуществовать, но пообещать ты сможешь только одно. - Она встала с трона и неспешно спустилась по тем нескольким ступенькам, что возвышали его. - Даже такой дурак, как ты, должен это понимать. - Она подошла к ближней к ней колонне, и её прямая ладонь кончиками пальцев прикоснулась к холодному камню. - За покушение на мою жизнь вам может грозить гниение в тюрьме или каторга. - Сказала Синента стражам, которые усомнились в правильности своих действий, едва начался этот разговор. - Вы все ещё можете уйти и не участвовать в этом.
        Один из них крепко сжал крохотную звезду, висящую на шее, и с уверенностью во взгляде выхватил меч из ножен. Прочие последовали его примеру.
        И в этот момент раздался жуткий грохот, в сравнении с которым то, как распахнулись входные двери, показалось тихим шелестом.
        Шокированные, мужчины стали глядеть по сторонам, опасаясь появления защитников Её Величества, но никого не нашли. Их взгляд вновь вернулся к королеве...
        Её кулак плотно прилегал к колонне, и от него, во все стороны, тончайшей паутинкой расходились трещины. Прошла ещё секунда, и тяжелая мраморная колонная рассыпалась на бесчисленное количество мельчайших песчинок.
        - Да кто ты?!.. - Хотел было воскликнуть Бесмар, начав пятиться назад, но Синента совершила мгновенный скачек, стрелой прорезав воздух, и, прежде чем её грозный кулак лишил его сознания, он услышал.
        - Я - твоя королева!
        
        - Ты такой милый, когда молчишь. - Сказал Стижиан, облокотившись о койку, на которой беспробудно дремал перебинтованный и весь из себя чистенький Амит. - Часть меня хочет сказать, что лучше бы ты таким был всегда, но это будет ложью. Мне будет куда спокойней, если я буду знать, что хоть кого-то, не обязательно меня, ты будешь донимать своей болтливостью.
        Медиум, ясное дело, ответить не мог, хотя наверняка захотел бы высказать что-нибудь столь же доброе.
        Он лежал в просторной светлой палате, уставленной свежими цветами. Сквозь приоткрытое окно проникал свежий дневной ветерок, разносящий запах цветов по всему этажу.
        Рядом с кроватью Амита стояли несколько капельниц, дозировано пускающих в его кровь желтоватые маслянистые препараты. Они заменили собой рухнувшую иммунную систему, сдерживали возникшую несвертываемость крови и пускали в неё необходимый минимум кислорода, без которого тот не протянул бы и дня.
        Грудь медиума едва заметно поднималась и опускалась. Губы пересохли, кожа пожелтела, глаза, которые врачи проверяли на реакцию зрачка два раза в день, налились кровью и походили на демонические едва ли меньше, чем у Стижиана. Отслаивались ногти, облезала кожа. Глядя на Амита, один опытный врач, думая, что монах рядом с его кроватью уснул, спокойно и без лишних слов сказал:
        - Парень не оклемается.
        Над наследником дома Лоури колдовали не только врачи академии наук, но и самый известный во всей стране целитель, обучавший в свое время мастера Актомири, одного из монтерских преподавателей. Он несколько дней обследовал тело медиума, бран анализы всего чего только можно, использовал легальные и запретные способы исцеления, потратил десяток недешевых кристаллов риджи в попытках затянуть по-прежнему открытую рану на животе, но и он опустил руки, оставив после себя ещё больше вопросов.
        Никто не мог понять, почему тело Амита не способно принимать энергию, почему тело продолжает отторгать что-то.
        Когда в его палату заглянула Млинес, у Стижиана ёкнуло сердце.
        Помимо Тео, он не видел ещё ни одного из своих мастеров, а Млинес - это не просто мастер. Не одному поколению монахов она была словно мать. Злобная, правда, и очень строгая, но именно она была тем, кто закалял умы учеников с самого детства, тем, кто мог быть и суровым, и заботливым учителем. В той или иной степени, все мастера стремились к этому, но одной только Млинес, может потому, что она женщина, удавалось в своих методах сочетать и кнут, и пряник.
        Она вошла в палату и внутри Стижиана что-то сжалось. Он не знал, что именно, ведь с момента, когда он видел её последний раз, произошло слишком многое, так что он не мог знать, как себя вести.
        Мастер подошла к замершему монаху и положила руку ему на плечо, в то время как на её лице стала расползаться не слишком радостная, усталая, но полная тепла улыбка. Молча, она потрепала рубашку на плече Стижиана и, когда её рука соскользнула, не произнося ни слова, мастер подошла к постели, где лежал Амит.
        Положив ладонь на лоб медиуму, Млинес нахмурила брови и закрыла глаза, что помогало ей лучше слышать духов. По её обнаженным рукам побежали мурашки, словно она замерзла. Мастер несколько минут просто стояла, и с каждым мгновением брови её сгущались все сильнее.
        Стижиан старался даже не дышать, боясь нарушить проводимый медиумом неведомый ему ритуал. Он не знал, но напряжение, коего в монахе накопилось слишком много, мешало Млинес сосредоточиться сильнее, чем если бы он разговаривал.
        Она открыла глаза и убрала руку. В течение ещё какого-то времени она продолжала просто разглядывать пребывающего без сознания медиума, словно надеялась найти ответ на свои возникшие вопросы где-то на его разлагающемся лице.
        - Линео рассказал мне, что с ним произошло. - Наконец сказала Млинес, не поворачиваясь к Стижиану.
        - Он уже здесь? Они приехали? - Тут же спросил тот, но мастер пропустила эти слова мимо ушей.
        - И высказал свою догадку. Я не отрицаю, что все сказанное им возможно, но...
        Она приподняла тонкое, пахнущее порошком одеяло, чтобы посмотреть на едва кровоточащую рану в животе Амита.
        - Я не понимаю. В нем нет тени. Это точно. Равно как в нем нет и сияния. В нем... - Её лицо внезапно распрямилось, словно его до этого сводило судорогой, и внезапно она всем телом расслабилась. - Такое ощущение, словно в нём вообще ничего нет.
        Теперь она повернулась к Стижиану, и он увидел её лицо, на котором ожидалась грусть, ужас, может, печаль грядущей утраты, но вместо всего этого, оно не выражало ничего. Взгляд, словно перед ней лежал не умирающий медиум, второй, после неё, её ученик и один из тех юнцов, кого она воспитывала с детства. Нет, её лицо было таким, словно на койке перед ней лежал не умирающий Амит, а сломанная ручка, которая хорошо писала и была полезной, но горевать об её утрате не стоит.
        Глядя на неё, монах сначала было не поверил сказанному и усмехнулся, ожидая что та тоже улыбнется и примется разъяснять что с Амитом на самом деле, уверяя, что все будет хорошо.
        Но нет.
        - Что значит - в нем вообще ничего нет? - Спросил Стижиан, резко изменившись в лице. - Как это?..
        - Я не чувствую его сосуда, Стижиан. Ты же понимаешь, что я подразумеваю под сосудом? - Она пристально посмотрела в глаза монаха. - Этого там нет.
        - Но... Сердце ещё бьется! - Воскликнул он сквозь наполненный слёзными нотками смех. - И он дышит! Как вы можете утверждать, что... в его теле больше нет души? - И продолжил хохотать, выпучив глаза.
        - Тело живо. - Мастер согласилась с этим. - Да, живо. Но оно отравлено неведомым ни одному из целителей ядом, который мог парализовать мозг. Скорее всего, так оно и есть. Душа покинула тело, Стижиан. - Мягко сказала она, стараясь произносить эти роковые для монаха слова как можно осторожнее, словно ступая по тонкому льду, под которым скрывалась пропасть.
        Млинес протянула к нему руку, но тот отпрянул от неё, словно та была разносчицей скверны.
        Вспомнив рассказ наставницы о том дне, когда Стижиана Ветру вели на костер, монахиня невольно вспомнила одну интересную и замечательную, не смотря на весь её ужас, подробность. Визы сказала, что в глазах её последнего ученика не было страха. Она говорила, что в его взгляде переплелось всё, что только может переживать человек, идущий на смерть, но в нем не было страха.
        Медиум невольно подумала, что ей, несмотря на все прожитые ею годы, было бы страшно умирать. Но не из-за боли или чувства чего-то незавершенного, но из-за осознания того, что ты не знаешь, что будет дальше. Что будет с её душой там, в том, что многие предпочитают называть загробным миром?
        Тогда в нем не было страха, но сейчас...
        Два белых кольца в глазах монаха резко расширились, сделав белые линии настолько тонким, что их практически не было. Стижиана затрясло, по-настоящему затрясло. Млинес никогда бы не могла подумать, что этот человек, начавший видать самые ужасные виды в том возрасте, когда ещё даже на девочек не начинают засматриваться, может за кого-то так волноваться.
        Это было не просто волнение, это был страх, но не за свою жизнь, и не за свою душу, а за душу того, ради кого Стижиан был готов пойти на многое. А возможно, и на всё.
        За свою душу монах так не боялся.
        Через минуту, когда Млинес показалось, что первая волна, походящая на волну отрицания, спала, она предприняла ещё одну попытку дотронуться до него. Монах не отпрянул: его глаза впились в лицо медиума так сильно, словно бы это по её вине Амит... находился в коме.
        - Знаю этот взгляд. - Она опустила руку и ухмыльнулась. - Тебе понадобится время, чтобы смириться с этим, Во-Сен Ветру. Я похоронила стольких друзей, что даже не могу дать тебе совет как проще пережить утрату. Слишком уж привычно это стало.
        Млинес снова опустила руку на лоб Амита и прикрыла глаза, став словно бы перепроверять его состояние и правильность своих заключений и высказываний.
        - Позволь спросить... Стижиан, ты же не боишься огня, не так ли?
        Монах в ответ промолчал.
        - Не боишься, значит. Хотя, что я спрашиваю. Наверное, искренности захотелось.
        И снова, уже ненавистная Стижианом, ухмылка мелькнула на лице мастера.
        - Твой изумрудный феникс, если мне не изменяет память, может выдерживать температуры много выше простого инквизиторского огня. - Вторую руку она опустила на рану Амита. - Мне интересно, как это им удалось тебя сжечь?
        - Почему все так любят расспрашивать меня об этом событии? - Тот сполз по стенке и очутился на полу. - Не самые теплые воспоминания...
        - Стижиан...
        - Оставьте меня в покое, слышите? Я не хочу отвечать ни на какие вопросы. Оставьте меня.
        - Я жду ответа. - Млинес по-прежнему пыталась услышать что-то в теле медиума, на которого Стижиан старался не смотреть.
        - Там были негаторы, мастер, а точнее - два. Но неимоверно мощные. От первого из них, я помню, чуть сознание не потерял. - Он безразлично уставила на какую-то точку на чистом белом потолке, и процедил эти слова сквозь зубы.
        - Негаторы, да? Я не представляю, сколь могущественен должен быть негатор, чтобы заглушить твой-то сосуд... - Мастер убрала руки от тела Амита, убедившись, что самого Амита там нет. - И позволь спросить последнее, Во-Сен. Знаешь ли ты, что это за пятна у тебя на левой руке?
        Стижиан зло посмотрел на неё, как бы спрашивая: "ты что, до самоубийства меня довести хочешь?".
        Рука болела. Вернее, не сама рука, а пятна, оставшиеся на ней после Грана. Монах пытался их отмыть, отскрести, вылечить, но все тщетно. Эта краснота проедала поверхность кожи, на которой оказалась, и жгла подобно концентрированной кислоте, почему-то несмывающейся. Этот вечный зуд и неугасаемая боль, заставляющие порой разбивать руки о землю, только бы как-то заглушить её, не сходили с того самого дня, как Стижиан встретил то, что осталось от старших детей дома Лоури.
        - Эта метка никогда не сойдет. - Сказала Млинес. - Ведь ты пролил кровь, оборвал чью то жизнь, Ветру. Эта боль - плата, за нарушение данной тобой клятвы, скрепленной магическими узами. И она никогда не угаснет.
        Боль сейчас волновала Стижиана в последнюю очередь, ведь эта боль - его, и она заслуженна. А чем Амит заслужил произошедшее с ним?
        - Люди умирают, Стижиан, это естественно. А Амит - такой же человек, как и все остальные. Да, он монах, его тело сильнее, и его сосуд был связан с великим и сильным духом, но...
        - Я не хочу слушать это.
        Млинес осеклась и ещё раз, словно бы заново, взглянула на одного из своих учеников. Сейчас, в нём не осталось и следа того сильнейшего в истории монаха, который рассматривал все в мире жизни как равноценные. Перед ней был обыкновенный мужчина, до смерти перепуганный и готовый в любой момент сорваться и начать резать себе руки.
        Она вышла из комнаты, оставив неспособного даже моргнуть монаха наедине со своим горем, и увидела, как навстречу ей движется женщина, в грязной серой форме, растрепанная, взволнованная, и до жуткого похожая лицом на саму Млинес.
        - Ора!.. - Тихо воскликнула та её имя, почувствовав теплый прилив радости в сердце. - Ты в порядке?
        - Здравствуй, Млинес. - Холодно ответила та, чуть ли не с отвращением в голосе.
        - Давно прибила в столицу? - Мастер отвечала ей в том же тоне.
        - Только что. Мне нужно...
        Не успела Ора начать говорить, как Млинес замахнулась и влепила монахине звонкую сильную пощечину.
        Та не отреагировала на это, лишь зло взглянула на мастера и быстро обошла её, свернув в комнату Стижиана.
        Он все так же стоял у кровати друга, неспособный шевелиться.
        Сначала, монахиня было решила, что он... плачет, но когда Ветру услышал как кто-то ещё вошел в комнату, он обернулся, и Ора поняла, что ошиблась.
        Они с минуту молча смотрели друг на друга, повесив в воздухе медленно сдувающуюся паузу. Где-то в коридоре хлопнула дверь, заставив Стижиана моргнуть, и он вопросительно взглянул на посетителя.
        Ора перевела взгляд на Амита, и по одному только его виду примерно представила себе, что же наговорила монаху Млинес. Подавляя в себе желание проверить, что же увидела в умирающем медиуме мастер, монахиня решила, что спорить с её словами будет неразумно. Все же Млинес, как бы сильно Ора её не ненавидела, является тем, кого несколько столетий назад чуть было не назвали богом и её словам, пусть и самым грубым и жестким, стоит верить.
        Монахиня вытянула руку вперед, и в ней Стижиан увидел где-то литровую склянку с прозрачной жидкостью, занимающую больше половины сосуда. Вопросительно глянув на Ору, протягивающую ему её, он сделал несколько неуверенных шагов и взял её в руки. Вынув стеклянную крышку, он понюхал жидкость и снова, на сей раз уже недоуменно, уставился на Ору:
        - Это спирт?
        - Да, - ответила она без утаек, - выпей.
        - Зачем?
        - Просто выпей.
        Стижиан пожал плечами и приложился к источающей резкий запах склянке и сделал несколько больших глотков, словно это была вода. Уж пить-то, в отличие от того, чтобы сочувствовать, монахи умеют.
        Ни одной мышцей не показав, сколько гадостной на вкус является эта жидкость, монах закрыл склянку пробкой и протянул её обратно Оре. Жестом руки, та показала, что лучше бы она осталась у него, и ещё одним жестом повела Стижиана за собой.
        В коридоре этажом ниже, вдоль стенки, расположившись на чистом, но все же холодном полу, находились едва держащиеся в сознании монахи, среди которых находился и Тео, пустым взглядом сверлящий пол. Кирано, избавившись от заботливых рук медсестер, недрожащими руками держал чашку горячего чая. Столкнувшись взглядом со Стижианом, он безэмоционально кивнул ему, в знак приветствия, и зашел в палату, где несколько врачей подлатывали Роана. В углу, чего монах не заметил, стоял ещё один человек, с длинными белыми волосами, который что-то объяснял пожилой женщине в синеватом врачебном халате, и та с особым вниманием слушала всё, что он говорит.
        Настоятельно порекомендовав Стижиану сделать ещё пару глотков, от чего тот, сдуру, отказался, Ора распахнула перед ним тяжелую деревянную дверь с тремя черными полосами на ней, за которой раскинулась огромных размеров комната для проведения не только медицинских, а преимущественно магических операций.
        Монах замер у входа, неспособный сделать ещё хотя бы один шаг вперед, будто перед ним стоял непроходимый, непроницаемый барьер.
        На огромном круглом столе, окруженном несколькими десятками синих свечей, лежал его брат, чьи ноги и руки фиксировались широкими кожаными ремнями, не дающими шевелиться. Вокруг стола собрались несколько целителей, а не врачей, которые подняли ладони к верху, и с них спускалась тонкая золотистая дымка, обволакивающая Дримена едва зримым куполом.
        - Зачем вы... привели его... сюда? - В комнату вошел Руми и спросил это у Оры, которой до этого не приходило в голову, что...
        Стижиан снова вытащил пробку из склянки и одним махом выпил все её содержимое. Его пошатнуло, так что пришлось ухватиться за плечо беловолосого мужчины, оказавшегося рядом.
        - Дримен отравился негативом, да? - Чуть ли не смеясь, спросил монах у Оры. - И давно? Сколько процентов тела уже умерло?
        - Тридцать. - Виноватым шепотом отвечала та, только сейчас поняв, какие события недавно пережил этот... феникс. - Практически полностью отмерла грудная клетка и левая рука, яд постепенно проедает кости головы и добирается до мозга...
        - А что с ним возятся тогда? - Искренне недоуменно спросил он, крикнув это целителям, столпившимся вокруг стола. - Он не жилец, я такое не раз видел! Лучше бы лезвие ему в голову вонзили, это было бы милосерднее!
        - Что ты несешь, Ветру? - Ора округлила глаза. - Это же твой брат!
        - Он был моим братом до того, как в него влилось столько негатива. Теперь он начал обращаться в ходячего покойничка, коих, знаешь ли, я не одну сотню перебил!
        Стижиан развернулся и сильно ударил ногою дверь, чтобы выйти.
        Тео хотел было встать и подойти к сыну, чтобы хоть что-то ему сказать, но монах, завидев это, игриво помахал пальцем, как бы говоря: "не надо, отец, нето я за себя не ручаюсь".
        Пустая склянка, источающая отвратительный запах, легко выскользнула из руки и разбилась о каменные плиты у больницы. Шедшие туда старушки, дети и их родители стали кидать полные отвращения взгляды на ведущего себя неприлично мужчину. Как же им повезло, что в тот момент они не видели его глаз.
        Усевшись на клочок земли, заросший густой травой, Стижиан поднял мокрые глаза к небу и спросил у синевы:
        - Ну за что, скажи? Что не так? Мало тебе? - Сначала он говорил шепотом, но с каждым словом его голос становился всё громче и звонче. - Ты долбанная садистка! Что, нравиться наблюдать за тем, как гибнут люди?! Мало тебе Ринеля?! Мало Грана?! Что, может, скажешь, что в моем сосуде дремлет монстр, и я обязан платить за это? Нет, ладно я... Если бы ты забрала мою жизнь, как уже когда-то пыталась, я не был бы против! Но их-то за что?!
        Он понял, что больше не может держаться. Небесная синева стала раздражать его, злить. Её молчаливость кипятила кровь, словно бы дразнила его, приговаривая: "да, давай, сорвись, уничтожь ещё и Орану так же, как ты когда-то сжег Ринель".
        Стижиану захотелось закричать, но вместо этого он прикусил нижнюю губу и сдавливал её до тех пор, пока не полилась кровь.
        Со спины к монаху кто-то подошел. Кто-то, не источающий ни агрессии, ни жалости. Стижиан и сам не знал, на что он среагировал бы яростнее в эти минуты.
        - Кем бы ты ни был, просто уйди. - Сказал он, едва расцепив зубы.
        Человек не послушался и положил руку на плечо монаха. Бессознательно, тот схватил её, и хотел было выгнуть. Вложенной в это действие силы хватило бы чтобы сломать пару костей, но этого не случилось: руки Стижиана столкнулась с не меньшей силой, спокойно, без лишнего напряжения, способной сопротивляться кипящей в нем злости.
        Монах повернулся и поднял глаза. Его взгляд замер где-то на уровне пояса побеспокоившего его человека, там, где начинались белые волосы, тянущиеся ниже бедер.
        С непонятным, лишенным каких-либо эмоций чувством, он притупленным взглядом взирал на мужчину, которого на себе вытащил из подземелья церкви Таэтэла.
        - Вам... не стоит... быть... одному. - С трудом проговаривая неродной ему язык, сказал Руми, после чего рука Стижиана ослабла и словно обескровленная упала вниз. - Ора... отчитается... перед... Дивой. Отдохни...те.
        - Какой отдохните... Меня так трясет, что дышать трудно! И думать трудно. Чтобы расслабиться, мне, наверное, придется не один день покататься по яростно буйствующим погостам.
        - Мудрость предков... Подсказывает мне... что вам... нужно напиться. - Руми протянул Стижиану руку и улыбнулся, обнажив пару беленьких заостренных зубов.
        - О Богиня!.. - Глаза монаха чуть было не полезли на лоб, при виде этого. - Что за?..
        Мужчина улыбнулся ещё шире, помогая тому встать, и сказал:
        - Я... расскажу...всё. Ора... - он извлек из кармана целую гору ринельских золотых, - просила... привести вас в... чувства. Хоть... какие-то. Сказала... нам двоим... будет просто... найти общий... язык.
        Стижиан сразу понял, о чем она говорила. Белая кожа, белые волосы, тускло-розовые глаза, с метками на каждом из них, улыбка как у упырей из детских страшилок. Этот мужчина перед ним - не совсем человек, к тому же ещё и бывший пленник, которого держали в подземелье неизвестное число лет.
        Да... они поймут друг друга.
        
        - Как, говоришь, тебя зовут? - Смеясь сквозь слёзы, спросил монах, пережевывая кусок жареной курицы, ставшей черной от обилия на ней различного вида приправ. Он уже второй час то и дело переспрашивал у Руми его имя, попутно выпивая и выедая все, что им приносили.
        Сам Руми с легким отвращением смотрел и нюхал пищу, кажущуюся Стижиану, судя по всему, очень вкусной. Когда около часа назад, уже порядочно принявший монах спросил, а что это он ничего не ест, мужчина попросил принести ему несоленой, невареной, нежареной, а, попросту говоря, сырой охлажденной рыбы. Тут уже пришла очередь Стижиана с ужасом взирать на поглощение этой не могущей оказаться вкусной пищи, старательно подавляя в себе рвотные порывы. Тошнота медленно, но верно подступала к горлу, в то время как тело носителя оказалось истощено нервными потрясениями и невероятным количеством спиртного.
        - Ты ведь Руми, верно?
        Беловолосый мужчина закатил глаза и помахал головой из стороны в сторону.
        - Астируми. - Поправил он его, подавив в себе желание исколотить человека, придумавшего ему столь некрасивое прозвище. То есть Стижиана. - Астируми Нер...
        - Аха-х. Я тебя сразу узнал! Спасибо за Гран!
        - Прощу прощения?..
        - Ты ведь спас нас в Гране, не так ли? - Монах говорил с набитым ртом, по подбородку стекал жир, но сейчас его это как-то не смущало.
        - Даже если предположить, что я знаю, что представляет из себя Гран, это никак не мог быть я, Во-Сен. - Спокойно отвечал Астируми, взяв в руки кружку с вином: понюхал её и тут же с отвращением отставил в сторону. - До того дня, как вы и ваши товарищи спасли меня из подземелья церкви Таэтэла, я много лет не покидал то место. Очень много.
        - Да ладно врать-то! Твои волосы... Эти серебристые волосы я не спутаю ни с чем! У того, кто вытащил меня, Ору и того дурака церковного были такие же волосы, что и у тебя! Прежде я не видел ничего подобного!
        Астируми сощурился, пристально посмотрев монаху в глаза, на что тот ответил тем же, и спокойно сказал:
        - Это мог быть любой другой представитель моего народа.
        "Н-нет-с, не любой" - отозвалось в его голове.
        - Точнее, это мог быть кто-то из моей семьи. Беловолосые принадлежат к старинной ветви ко...
        - Да-да! Точно! - Снова перебил его Стижиан. - Я помню, как кто-то называл мне твое имя, но из всего сказанного я запомнил только Руми! Это... То, что вытащило нас из Грана просило найти тебя.
        - Вот как? - Без лишнего удивления поинтересовался Руми. - Хотелось бы знать, почему они сами не могли меня найти в течение стольких то лет... - В его голосе слышалась обида.
        "Потому что они не знали где искать. А судьба этого юноши пересеклась с твоей".
        - И сколько ж лет тебя там держали? Ну... в подземелье.
        - А какой сейчас год? - Астируми спрашивал это без тени шутки.
        - Шестьсот тридцать шестой, кажется.
        - Значит, триста девяносто...
        Стижиан поперхнулся, и сладкая медовуха полилась через нос, оставляя чудовищное ощущение за собой. Хотя, все лучше, чем полностью осмыслить сказанное только что.
        - Триста девяносто лет?! - В полный голос прокричал монах, после чего сразу стал хихикать: мол, хорошая шутка. - Хорошо сказал.
        Астируми продолжил спокойно смотреть на своего компаньона, всем видом показывая, что никакая это не шутка.
        - Но Руми... люди столько не живут.
        - Ты прав. Люди - нет, но мы живем и подольше.
        - Твой невозмутимый тон меня смущает. Ты так спокойно утверждаешь, что ты - не человек. Знаешь, Руми...
        Того снова передернуло от этого совершенно некрасивого, по его мнению, прозвища.
        - Есть люди, которые всю свою жизнь пытаются доказать себе и другим свою человечность, а ты...
        - Привет мальчики! - Крикнула с другого конца помещения Ора, так громко, что даже сквозь играющую музыку и поющих завсегдатаев её слова чётко слышались.
        Она протиснулась между несколькими десятками столов, за которыми сидело народу больше, чем положено, увернулась от официантки, несшей на подносе не меньше тридцати кружек пива, и, выхватив стул из-под какого-то несчастного, подсела к натянуто улыбающимся мужчинам.
        - Ты очень вовремя, у меня как раз начал заплетаться язык. - Проговорил Стижиан, и действительно, в его речи некоторые буквы и слоги менялись местами. - Наш чудом выживший герой утверждает, что он не человек...
        - А он и не человек. - Спокойно подтвердила монахиня, утащив кусок мяса с его тарелки.
        - С чего это вдруг?
        - А ты ему в глаза посмотри! - Усмехнулась Ора с набитым ртом. - И на зубы. И...
        - Так, погодите-ка... - Стижиан приложил бутылку прохладного вина ко лбу и ненадолго задумался. - Я так понимаю, Варанья сильно ошиблась, сказав, что ты перестал дышать. Значит...
        - О, нет-нет! Она была абсолютно права! Тогда я потерял свою четвертую жизнь, Стиж! - Лицо Руми расплылось в усталой улыбке.
        - Стиж? - Тот смерил его недовольным взглядом. - Ладно. Поясни, к чему ты клонишь?
        - Во-Сен Ветру, - Ора с трудом оторвалась от облизывания сочной кости, - вы никогда не слышали о кошках?
        Стижиан медленно моргнул и перевел взгляд на своего беловолосого компаньона.
        - Он никогда не слушает, что ему говорят, да? - Спросил он у монахини, на что та пожала плечами. - Как я уже говорил, меня зовут не Руми, а Астируми. Астируми Неро.
        Стижиан ещё раз моргнул.
        - Неро... Неро - это же название сказочного города, не так ли? Я читал как-то легенды Нерии.
        - Ну, в сравнении с вашими городами, Неро действительно может показаться сказочным.
        - В легендах Нерии рассказывалось о легендарном и давно исчезнувшем народе ко...
        Монах пришел в ступор. Он поднял глаза на Руми и ещё раз, как следует, рассмотрел его: бледно-розовые глаза, вертикальные зрачки; заостренные, чуть вытянутые вверх уши, с белым пушком, укрывающим их; тонкие вытянутые клыки...
        - Да, Стиж. - Беловолосый улыбнулся, сложил вместе ладони и облокотился о них. - Я - нериец, один из тех, кого в люди привыкли называть попросту кошками.
        Монах отлепил прохладную бутыль ото лба и приложился к горлышку. Как можно быстрее проанализировав возможность подобного заявления, Стижиан задал первый интересующий его вопрос:
        - А ты умеешь мяукать?
        Ора громко прыснула, чуть не подавившись очередным яством. Руми, в свою очередь, прикрыл глаза и так же расплылся в усмешливой ухмылке.
        Будь монах чуточку трезвее, он, скорее всего, почувствовал бы себя очень глупо, но тут раздалось громкое протяжное "мяу".
        Руми едва приоткрыл рот, но из него шёл звук, с каким не сравнится даже голос самого зрелого кота в период спаривания.
        В таверне притихли все, и в первую очередь - музыканты, ошарашенные громкостью и протяжностью укутавшего помещение звука. Лишь заметив это, Руми прекратил стенать и захохотал в полный голос, равно как и оба монаха.
        - Расскажи о своем народе. - Попросила его Ора, утирая рукой губы.
        - Погоди. Скажи сначала, что ты будешь пить! - Смеясь, Стижиан поднял над головой пустую бутылку вина, и официантка тут же двинулась к их столу.
        - Эмульвару! Хочу одну эмульвару! - Монахиня обратилась к подпрыгнувшей от неожиданности официантке с такими глазами, словно та могла поведать тайны мироздания. - Нет! Две! И погуще!
        Пышногрудая дама чуть кивнула, и перевела взгляд на монаха.
        - А мне ещё вина! И чего-нибудь мясного.
        - Да точно, мясного! - Подхватила Ора. - И побольше! Гулять, так гулять!
        - И сырой рыбы. - Руми резко пресек этот фонтан радости. - Целую тарелку.
        Монахи громко сглотнули, представив себе нелицеприятный процесс поглощения сырой рыбы, а вот официантка и бровью не повела: взяла протянутые Орой монеты и скрылась в толпе.
        - Так расскажи.
        - Народ нерийцев живет вдалеке от Ораны, на северо-западе. От прочего мира нас отделяют две реки: Нерийская левая и Нерийская правая. Наш город походит на огромный ледяной дворец, усыпанный и окруженный снегом. Но... там очень жарко, и это не снег, а песок! Но это не совсем точно: основание всех без исключения зданий выстроены из камня, а резьба и скульптуры, которыми у нас так же укрыты все без исключения здания, это уже декоративное искусство и я, честно признаюсь, не помню из чего их делают. Основной способ пропитания - это охота. В западных лесах дичи больше, чем вы можете себе вообразить! Ну, так же мы нередко питаемся рыбой. А вот и она!
        Официантка поставила перед ним тарелку, на которой лежали и попахивали четыре здоровенные рыбины, неочищенные и с головами. Одна из них по-прежнему шевелила ртом.
        - Вы называете это рыбалкой, а для нас это как яблоки у соседей воровать: вкусно и задорно.
        - А сами яблоки вы не едите? - Поинтересовалась Ора.
        - Едим. Мы едим в принципе всё то же самое, что и люди, только... как бы это сказать...в изначальной её форме.
        - То есть сырым... - Стижиана аж передернуло.
        - Я так же реагирую на ваш извращенный всяческими излишествами способ приема пищи. - Руми сгустил брови.
        - Не обращай на него внимание. Продолжай.
        - Да... да я не знаю, что и рассказать вам. Многие тайны нашего племени я не могу раскрыть даже перед вами, моими спасителями, но некоторые... Стижиан!
        - Я! - Тот подпрыгнул, будучи увлеченным какой-то неопределенной точкой.
        - То существо, о котором ты рассказывал. Ну, спасшее вас обоих из Грана.
        Монахи чуть наклонились вперед, слушая.
        - Это одно из самых прекрасных существ на свете. Это кошки. Точнее, они больше похожи на белых тигров, только кошки. Хотя тигры тоже кошки... А, ладно. В нашем племени, когда рождается ребенок, сразу определяют, кем этот ребенок станет. Если быть точным, то определяется будет ли он воином.
        - Ты - воин? - Спросила Ора, а висящие под потолком тускло-желтые лампы с необычайной красотой отражались в её глаза.
        - Можно подумать ты сама не видела. - Руми улыбнулся, взял с тарелки рыбешку и, распахнув рот пошире, откусил ей голову. Тщательно пережевав её и громко сглотнув, ещё и облизнувшись после этого, он продолжил. - Дело в плаче. Нерийцы, рожденные без плача, становятся воинами.
        Он откусил ещё раз, и тут официантка принесла заказанные напитки.
        - Рожденные неплачущими, чаще всего это девочки, всегда рождаются в один день с котятами. Или тигрятами, называйте как хотите.
        - Прости, какими тигрятами? - Ора взяла в руки ложку и выковыряла себе кусок эмульвары.
        - Я не сказал, да? Прошу прощения. В северной части леса, у подножья которого и раскинулся Неро, живут эти самые кошки. Всех цветов! Я же говорил, что я беловолосая кошка?..
        - Это и так видно. - Монах снова приложил бутыль ко лбу.
        Из чуть приоткрытого рта Руми вырвалось недовольное, с оттенком угрозы, шипение, так что монах не стал добавлять к своим словам что-нибудь ещё.
        - Беловолосые - это всего лишь один из родов нерийцев. Помимо него, есть так же красноволосые, черноволосые, серые и ещё не один десяток родов. И цветов кошек столько же. Мы связанны с этими прекрасными животными кровью: по легендам, начало нашего народа ведется именно от кошек северных лесов.
        - А доказательства налицо. - Снова буркнул Стижиан, но прежде чем Руми успел ещё раз на его шикнуть, Ора ударила его ногой по коленке.
        - То существо в Гране спасло вас по просьбе своей ближайшей подруги. Не хозяйки! Там совсем другие отношения.
        - Если когда-нибудь встретишь её, передай моё спасибо.
        - Конечно, маэм Тоурен!
        - А что с мальчиками? - Все тем же недовольным голосом спрашивал Стижиан. На его лице четко было написано, что хмельная радость постепенно сменяется головной болью и усталостью.
        - Мы становимся мечниками. - Руми улыбнулся, гордый собой, однако взгляд монаха остался невпечатленным.
        - Всего-то? - Он приподнял бровь и приложился к горлышку бутыли, оставившей жирный красный отпечаток на его лице.
        - Если бы ты видел, как он сражается... Спасибо!
        Официантка поставила на стол очередную порцию аппетитно пахнущего мяса, кивнула и ушла.
        Взгляд Стижиан стал чуточку веселее:
        - И как же?
        - Он словно... словно ходил по воздуху! Ты же ходил по воздуху?
        Руми согласно кивнул.
        - Не зря же нас прозвали сильнейшим из племен ветра. - Он довольно усмехнулся и принялся поглощать вторую рыбину целиком.
        Повисла пауза.
        - Племен ветра? - Переспросила Ора, отставив от себя рюмку.
        - Ну да... Но это я болтаю лишнее. Я не могу вам рассказать о тайнах нашего учения.
        - Ты сказал, племён? Племён несколько? - Глаза монахини постепенно лезли на лоб.
        Взгляд Руми поник. Он отложил рыбий хвост на край тарелки и покачал головой из стороны в сторону:
        - Раньше было несколько. Старших было три, вместе с нашим. Но... - Он поднял глаза на Стижиана, и ему не захотелось говорить того, что сказать бы надо. - Я верю в то, что рано или поздно вы сами всё узнаете.
        - Прости. - Ора взяла вторую, наполненную до краев, рюмку.
        Монах, который в нынешнем состоянии немного не понимал, когда следует помолчать, ударил бутылью о стол:
        - Так что там с Вараньей? И что за четыре жизни? Я что-то ни чего не...
        - Вы же знаете, говоря, что у кошек девять жизней. - Руми мгновенно пришел в себя. - Не знаю, как у ручных кошек, но у нас их не девять, а семь. Ровно семь. И... Четыре я уже потерял.
        - Как так? У вас каждая жизнь отмеряется каким-то запасом лет?
        - И это тоже. Одна жизнь длится приблизительно от ста пятидесяти до двухсот лет. По моим подсчетам, я пробыл в плену инквизиторов около четырехсот лет, точнее - тристадевяносто.
        - Значит, должно было пройти всего две жизни, может - три. - Ора забыла о еде и с приоткрытым ртом слушала кошку.
        - Да, но...
        В голове Руми бурлили затертые серой пеленой воспоминания. Лишь картинки и фрагменты, и некоторые обрывки фраз.
        - Мне было пять лет, когда я туда попал. Точно помню, что в течение очень долгого времени они меня... - Он нахмурил брови, но тут же их расслабил. - Из меня что-то выпытывали. Что - не могу сказать точно, во мне слишком много не моей памяти. У меня есть предположение, что когда они поняли, что получить от меня желанное им не удастся, они использовали мою кровь для поддержания чьей-то жизни.
        - Пророка. - В один голос сказали монахи.
        Руми безразлично пожал плечами, мол, какое ему дело, чью жизнь они продлевали его кровью, здесь важен факт. Ора, ввиду того, что Стижиан не был способен членораздельно что-либо объяснить, поведала кошке о том, что произошло в подземелье церкви Таэтэла.
        - Если я правильно помню, как делить и умножать, то из потерянных мною четырех жизней, три ушли на поддержание в полуживом состоянии тела некоего Пророка... Устами которого инквизиция учиняли кровавые распри по всей Оране, утверждая, что такова воля Богини...
        И тут Астируми засмеялся. Он сам бы не смог точно сказать почему, но в тот момент в его памяти всплыло тут же ускользнувшее видение, заставившего его принять этот рассказ за абсурдный.
        - Как же это интересно люди до сих пор верят в Богиню, если её жрецы учиняют такое.
        - Знаешь, меня тоже интересует этот вопрос. - Честно признался Стижиан. - Ведь Храм Сияния, если уж говорить сухо, защищает бытие, но никак не души. Мы же не знаем, и даже не можем предположить, что будет с нами после смерти...
        - А я думаю, что весь Храм Сияния держался на монахах. - Ора откинулась на спинку кресла и положила ноги на стол, аккурат между тарелкой с мясом и тарелкой с двумя сырыми рыбешками. - Негатив, со всеми его разнообразными последствиями, вырабатывают люди. Смерть, страдания, боль, душевная или какая другая, да ещё великое множество вещей, пусть даже мелких - они создают людям беды, из-за которых негатива становится только больше. Подлинные носители сияния, - она кивнула на Стижиана, - способны защищать людей от этого. А сияние черпается из сна всем нам известной Богини. По мне, так все эти церкви и бывшие школы, пытавшие и сжигавшие якобы неверных людей, всего лишь попытка укутать людей своей властью и запугать их. Чтобы не рыпались. Вы же знаете, что многие из церковников прикарманивали имущество осужденных ими людей!..
        Судя по её выражению лица, Ора была готова размышлять об этом хоть до утра, которое уже было не за горами. Стижиану никак не хотелось выслушивать всё это. Ему и так, как никому другому здесь, было стыдно за носителей сияния, и больно, ведь он понимал весь ужас, учиненный ими.
        - В церкви сияния есть и положительные стороны. Я говорю о самих церквях, а не о инквизиторских школах. - Сказал он.
        - Бывших инквизиторских школах! - Ора ударила босой пяткой по столу: её глаза уже закрывались, а голова медленно стремилась к груди.
        - Да, точно. Что забавно, далеко не все выпускники школ инквизиторов таковые, какими мы их знаем. Некоторые из них способны своими речами создавать внутри прихожан свет и сияние. Это помогает людям, делает их лучше.
        - Бесспорно, не может быть такого, чтобы все церковники были плохие. Однако опыт показывает, что практически все эти добрые и полезные, как ты говоришь, главы церквей в прошлом были теми ещё фанатиками. К старости, видать, в них просыпалось подобие совести.
        - Ну, хоть так. - Закивал Руми. Он был рад тому, что разговор ушел подальше от него и его племени.
        Словно прочитав эти мысли, Стижиан перевел на него взгляд:
        - А что с твоей памятью? Я тут подумал... Если тебя пленили в пять лет и все прожитые тобой годы ты был в заключении, откуда ты всё это знаешь?
        Астируми вздохнул полной грудью и закатил глаза.
        - В любом племени, - начал он объяснять, - есть главенствующий род. Он выделяется с самого начала основания племени из-за какого-то неотъемлемого свойства или дара. У чешуйчатых фламмов, например, это род Дэна, у самих фраммов - род Ди, у змей - Одэра, а у нас - беловолосые. - Он снова потянулся за рыбёшкой, хотя есть уже не мог.
        - То есть ты... знатных кровей? - Ора приоткрыла один глаз, невозможно высоко подняв бровь.
        - Наш род не выделяется как знатный! - Тут запротестовал Руми, но понял, что в чем-то монахиня права. - Мы... да, в каком-то смысле знатный. Моя семья - правящая семья клана кошек. Но это не оттого, что наша кровь краснее всех других. Нет. Все дело в нашей памяти.
        Он сделал небольшую паузу, чтобы спокойно пережевать рыбью голову, чавкая и похрустывая.
        - Да, не похоже на манеры знати. - Хихикнул Стижиан, на что получил довольную улыбку Руми.
        - В роду беловолосых, - он громко сглотнул, - память передается через поколения. Мы называем это памятью отцов, но дело не в мужской линии, а в правящей семье. Мы храним память правителей, поэтому, когда действующий правитель умирает, его должен сменить его кровный потомок.
        - То есть ты... наследник племени кошек? - Ора снова почти проснулась.
        - Не-е. - Руми протянул это слово, довольствуясь им. - У меня есть сестра. Она куда сильнее и умнее меня. Да и к тому же, она старшая.
        - Астируми... - Ора убрала ноги со стола и наклонилась вперед. - А тебе не хочется узнать, почему твоя семья тебя не искала?
        - Откуда мне знать, что не искала? - Этот вопрос совсем его не зацепил. - Да даже если и так, я уверен, что тому есть причина. - Он сам не понял, почему сказал следующую фразу. - Ты-то должна знать, что правителям остается мало времени на себя и свою семью.
        - Да. У Синенты Дивы нет семьи.
        - Я не о том. - Их взгляды столкнулись. - Извини.
        Ора сквозь припущенные брови глянула на собеседника, не совсем понимая к чему бы это он.
        Стижиан же начал чувствовать себя лишним. Наполовину погруженный сон, он сделал какое-то движение и его локоть соскользнул со стола.
        - А мурчать ты тоже умеешь? - Выпалил монах.
        Астируми призадумался. Где-то через минуту на его щеках выступил легкий румянец: в памяти, вопреки всем его желаниям, всплыл тот самый эпизод, какой ни один ребенок своих родителей видеть не захотел бы. Он вспомнил собственное зачатие... и румянец на щеках распространился по всему лицу.
        - Да, Стижиан. Я умею мурчать.
        
        Глава третья.
        Чудотворец.
        
        - Я считаю это плохой идеей.
        - Да, я тоже.
        - Я сжег Монтеру, - Циавис впился побелевшими пальцами в свою темно-бардовую мантию.
        - А я... - Неуверенно протянул Лухс, краем глаза увидев шпиль башни академии наук. - А мне просто страшно.
        - Не могу понять, я иду с двумя мужчинами или с парой девчонок с факультета магии воды. - Тихо, но очень недовольно зашипела Амельера, поправляя свои длинные синие волосы.
        Едва завидев её, дюжина стражников, охраняющих мост, ведущий на четвертый остров Ораны, расступились и встали по стойке смирно.
        - Сколько времени? - Спросила придворный маг Ораны, проходя мимо них.
        - Четверть первого, госпожа Арьеннет. - Ответил глава отряда.
        - Отлично. Значит, Синента уже давно не спит. Хотя я сомневаюсь, что эта женщина спит вообще.
        - Я правда не думаю, что это хорошая идея - вести меня на ковер к Её Величеству. Не забывай, мой дом поддержал компанию Старших лучей.
        - А я ей просто не понравлюсь.
        Амельера остановилась посреди лестницы и резко обернулась, с тлеющим гневом глянув на своих спутников. Но досталось почему-то Лухсу.
        - Я видела, что ты делаешь со своей кровью. - Сказала она ему. - Ты наотрез отказываешься рассказать мне, что это за тип магии, но даже дурак бы понял, что это нечто могущественное и скорее всего опасное. Синента учила меня видеть в людях прежде всего нечто полезное, и только потом - хорошее или плохое. К каком бы классу магии не относились твои способности, как житель Ораны, ты просто обязан сообщить о них.
        Лухс потупил взгляд и ничего не сказал.
        - И не забывай, что я спасла тебе жизнь. - Она отвернулась и продолжила подниматься по лестнице. - Уж не знаю, кем была та женщина, но она очень сильна и, можешь быть уверен, мокрого места бы от тебя не оставила. Ты ей чем-то насолил?
        - Я понятия не имею кто она, маэм Арьеннет. - Черноволосый юноша отвечал очень вежливым тоном.
        - Вот и разберемся заодно. А ты! - Она снова резко остановилась и обернулась, обращаясь к Циавису. - Ты уже заплатил за свой поступок. Помни об этом.
        Последние слова она сказала чуть мягче. Несколько секунд она и Циавис смотрели друг на друга, но потом Амельера нахмурила свои утонченные брови и продолжила подниматься.
        Синента почувствовала их приближение, едва парящие лодки подняли её придворного мага и свиту на остров. Она вышла в тронный зал как раз за мгновение до того, как Амельера распахнула двери и прошла вперед.
        - Ты, наконец, вернулась. - Улыбнулась ей королева, кивнув ей в знак приветствия.
        - Ваше Величество. - Та сделала неглубокий реверанс, и её взгляд упал на пустое место, где некогда стояла колонна, а сейчас там был лишь пустой пол, затёсанный и неровный. - Что с колонной?
        - Ко мне заглядывал Бесмар Тро. - Она едва заметно улыбнулась, равно как и её придворный маг, но взгляд Синенты тут же соскользнул с прекрасной Амельеры, укутанной в синие, как и её волосы, платья, на мужчин, стоящих за её спиной. - Вы, должно быть, Циавис Амеверо, небезызвестный магистр огня, не так ли?
        - Я не магистр, Ваше Величество. - Как можно спокойнее ответил тот, хотя сердце его колотилось как сумасшедшее. Он не мог объяснить этого, но могущество стоящей неподалеку правительницы казалось ему практически материальным. - Я...
        - Тебе известно, что незадолго до уничтожения Монтеры дом Амеверо снял с себя ответственность за ваши с братом действия?
        Циавис опустил взгляд в пол: он лишь догадывался об этом. С того дня, как Амельера нашла его едва живым близ Ормарты, он не получал никаких новостей из дома. Сначала они бросили их с братом в пучину битвы против святейшего города Ораны, а потом отреклись от них.
        - Мне жаль вашего брата. - Несмотря на всю грозность голоса правительницы, в нём отлично прослушивались ноты искренности. - Раз вы явились сюда, значит, вы готовы понести ответственность за содеянное. Но прежде, чем вы получите прощение и дальнейшие распоряжения, вы должны будете доказать, что явились сюда не по воле Старших лучей. Сейчас двое из них на свободе. И не по приказу сообщества, названного советом древних.
        - Я ничего не знаю о совете древних, Ваше Величество. - Тихо и неуверенно произнес маг.
        - Я могу за него поручиться, Ваше Величество. - Сказала Амельера.
        Синента изо всех сил попыталась изобразить удивление, и ей вроде бы удалось. О том, что Амельера покидала дворец, дабы залечить тяжелые раны Циависа, ей всегда было известно. Однако, ей не хотелось, чтобы её бесконечно сильный и прекрасный придворная маг подумал, будто она ей не доверяет.
        - Магу вашего уровня всегда найдется применение. Ввиду недавних событий, академия магии лишилась круга магистров, обучавших учеником высшей ступени магии. Позже, мы с вами побеседуем, и возможно, вы войдете в этот круг.
        - Прошу меня простить, но разве вы вправе назначать кого-то на эту должность? - Циавис не отказался бы занять красное кресло в кругу магистров.
        - Нет, но академия магии попросила о моем вмешательстве. Боюсь, я буду вынуждена поставить на эти должности своих придворных магов. - Синента иронично усмехнулась.
        - Но Ваше Величество, как мы тогда сможем обеспечивать вашу безопасность и неприкосновенность?
        - А как вы мне обеспечивали её до этого? - Тут уж королевская улыбка стала пошире. - Вот именно - никак. Ни тебя, ни Дримена чаще всего нет на месте. Вы вершите куда более важные дела. А о своей безопасности, - Её Величество указала пальцем на то место, где прежде находилась колонна, - я могу и сама позаботиться.
        Она ещё раз улыбнулась, и перевела взгляд на Лухса. Едва он почувствовал на себе её взгляд, ему вдруг стало холодно. Когда её темно-красные глаза, с прогладывающими в них двумя черными кольцами, пронзили его, он невольно сглотнул, но нашел в себе силы сделать шаг вперед.
        - Кто вы? - Усмехнувшись, спросила она, разведя руками. Её тут же заинтересовал его необычайно серый цвет кожи и не менее необычные глаза - серебряные, без зрачка.
        - Меня зовут Лухс, Ваше Величество. - Отвечал он дрожащим голосом. - Я студент академии наук, учусь на врача.
        Синента приподняла бровь, а Амельера и Циавис переглянулись: этого он им не сказал.
        - В Оранской Академии Наук? И... Интересно мне знать, почему это ваша внешность не вызывала вопросов.
        - Вызывала, Ваше Величество, но я рассказал о суровых условиях, в которых родился, и о своих проблемах со зрением. Меня обследовали четыре года назад, когда я поступал, и с тех пор подобные вопросы мне задавали лишь другие студенты.
        - Почему мне кажется, что рассказанная вами история лжива на корню? - Королева сложила руки на груди и прищурилась. - Но не мне судить человека, скрывающего тайну своего происхождения.
        Амельера прыснула, но эту шутку поняли только они двое.
        - Расскажите мне лучше об этом оружии, которое вы носите за спиной.
        Лухс чуть было не подпрыгнул: откуда ей известно о кинжале, скрытом под плащом?
        - Откуда вы?.. - Вслух повторил он, но тут же вспомнил наставительные слова Амельеры, предупреждавшей, что от правящей Дивы ничего не скроешь. - Это... Семейная реликвия.
        - Эта реликвия испещрена рунами, которые использовались определенным кругом людей для подчинения сознания и управления некой темной материи, Лухс. Вам это известно?
        У него мурашки побежали по спине. Он покачал головой из стороны в сторону и опустил взгляд в пол.
        - Ваша честность впечатляет.
        Синента подошла к трону и медленно опустилась на него. Положив ногу на ногу, она поправила спадающие на глаза светлые волосы и продолжила говорить:
        - Этот предмет, который вы всегда носите собой, является мощным магическим средством взаимодействия. Для чего вы его используете?
        - Я отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на мой. - Лухс нашел в себе силы высказать эти слова источающей мощь женщине перед ним.
        Кончики её губ снова потянулись вверх: она решила, что юноша перед ней всеми силами старается избежать ответа.
        - Ваше Величество, - тот сделал небольшую паузу, - вы - слышащая?
        Глаза Синенты тот час округлились. Рот приоткрылся, словно бы она делала долгий глубокий вдох, но была нема. Брови чуть поднялись, но опустились и нахмурились.
        - Откуда вы узнали про кинжал?
        - Он источает голос, Лухс, а при моем дворе есть медиум... - Стала спокойно объяснять она, но юноша её перебил.
        - Медиумы способны слышать лишь духов, Ваше Величество. Изредка, они могут слышать и неодухотворенных людей, но чтобы выбрать среди них конкретное существо или предмет, нужно иметь в голове его образ. Я никогда не встречал никого из медиумов. А вы говорите, что мой кинжал источает голос. Это действительно так. Однако моё оружие источает мой голос, голос моей души, а во мне нет духа. Это значит, что медиум не могу меня услышать.
        Синента наконец заметила, что её рот приоткрыт и что она всем видом показывает своё удивление. Она оказалась обескуражена и все ещё не могла найти, что сказать.
        - Мне известно всего об одной расе, способной слышать на такие расстояния. - Он взглянул прямо в её красные глаза и прочел в них интересующий его ответ. Резко переменившись в лице, Лухс распрямил спину и сказал: - Я могу излечить любую рану, Ваше Величество.
        - Любую? - Она вскинула бровь и чуть подалась вперед.
        - Да, без лишнего хвастовства. Рану любой тяжести: могу заставить биться пронзенное кинжалом сердце. Главное - это чтобы душа человека все ещё была с ним.
        - Любую рану... - Повторила она, и прислушалась.
        Лухс совершенно не скрывал своих мыслей. Это был пятнадцатилетний юноша, весьма пугливый, ответственный, не любящий лгать. Верил в свой талант и верил в то, что он может помогать людям. Синента не видела в нём угрозы, а напротив: он учился на врача не просто так. Разумеется, Стижиановского человеколюбия в нем не было, но этот мальчишка, спасая жизни, себя не жалел.
        - Эта женщина, - сказала королева, - атаковавшая тебя на побережье моря Сайланте, больше к тебе не притронется. Если ты действительно столь хороший врач, как о себе думаешь, то твои способности могут пригодиться уже сейчас, а в благодарность за это, ты будешь находиться под защитой.
        - Я благодарю вас, Ваше Величество, но я не только врач. - Его голос уже практически перестал дрожать, словно бы воздух между ним и Синентой стал теплее. - Я целитель.
        - Прошу прощения? - Она слегка удивилась: в академии наук действительно обучали целителей, но ни один из них не станет называть себя врачом, ведь целительство кардинально отличается от обыкновенного врачевания. Магия сияния, да и только. Помимо академии, её преподавали только в инквизиторских школах, и то плохо.
        - Я...
        Лухс потянулся к кинжалу, спрятанному под мантией, и в комнате чуть повеяло холодом: придворный маг была готова к мгновенной атаке в случае опасности.
        В руках юноши возник кинжал. Изогнутый, матовый, испещренный тонкими черными линиями, сливающимися в едва заметные рисунки и схемы, незнакомые обоим присутствующим магам. Он сомневался в необходимости демонстрировать кому-то свой дар. Подняв глаза, Лухс ещё раз взглянул на женщину, взирающую на него необыкновенно спокойным взглядом. Что-то внутри сказало ему, что можно. И нужно.
        - Сейчас я не могу показать своего умения, - сказал он, - нет необходимости. И я не могу объяснить, как я это делаю. Это учение, передающееся из поколения в поколение. Могу лишь сказать, что наше учение дает куда больше возможностей, чем какая-либо из видов магии исцеления. И плата у неё соответствующая.
        - Это как-то связанно с тем, что от тебя веет тенью, Сайлант? - Возник в помещении ещё один голос.
        Присутствующие обернулись и увидели Млинес, стоящую у дальней от них колонны, у дверей.
        - Как вы меня назвали? - В голосе Лухса появилось нескрываемое удивление, а когда ему удалось разглядеть женщину, его тело сковал страх. - Вы так похожи на!..
        - Отвечайте на вопрос, прошу вас. - Прервала его панику Синента. - Это как-то связано с тенью, которой вы пропитаны?
        - О чем вы, Ваше Величество? - Амельера не была в курсе последних событий.
        Королева взглядом сказала, что объяснит потом.
        Юноша помотал головой из стороны в сторону.
        - Это...
        - То, о чем ты не можешь сказать? - Она усмехнулась и сложила руки на коленях.
        - Вам не стоит бояться своего естества, Лухс. - Млинес не двигалась с места. - Будь вы хоть высшей нежитью, покуда вы не сделали ничего дурного, никто не будет иметь права причинить вам вред.
        - Странно слышать это из уст мастера монтерского монастыря. - Его голос снова задрожал, а вместе с ним и руки. Он вспомнил, с какой яростью женщина, на которую первый из рожденных медиумов так похожа, схватила его. И то слово: отродье. Грязное отродье. Как ей верить?
        - Позже, если у вас возникнет желание, я с удовольствием поведаю вам о ряде принципов, которых придерживаются подлинные сыны монтеры. Прошу прощения, что вмешалась в разговор, Ваше Величество. - Млинес кивнула.
        - Должна предположить, что ваши способности исцеления очень неординарны...
        - Он использует свою кровь. - Сказала Амельера. - У него была сломана рука, и он вылечил её, пустив себе кровь этим самым кинжалом.
        - Походит на жертвоприношение... - Задумчиво произнесла королева, сложив губы трубочкой.
        - Никак нет, Ваше Величество. - Снова вмешалась медиум. - Жертвоприношение требует глубокого знания магии сияния... и духа, способного это сияние вырабатывать и впоследствии преобразовывать. Этот юноша не лгал: в нем нет духа.
        - Исцеление кровью. - Повторила Синента, и внезапно её взгляд обострился и тонким лезвием пронзил Лухса. - Что вы знаете о болезни бьячче?
        Юноша несколько раз моргнул и принялся отвечать:
        - Болезнь, возникающая, когда сосуд души переполняется энергией негатива, и тот начинает обретать способность физического воздействия. Частный случай возникновения нежити. При столкновении сосуда души с колоссальным объемом негатива, живые клетки превращаются в мертвые-живые клетки... постепенно обращающие тело в представителя среднего класса нежити до полной потери связи между духом и душой, и между душой и телом. Болезнь необратима и непресекаема.
        Синента усмехнулась: он отвечал несколько ломано, но как нельзя точно.
        - Как вы думаете, какой объем необходим, чтобы ею заболел маг уровня магистра?
        Лухс нахмурил брови, призадумавшись.
        - Полагаю, много не надо. Сосуд магистров чаще всего наполнен почти полностью, свободного пространства остается мало, так что негатив свободно проникает в него и заполняет пустоту. Стихийная магия неспособна сопротивляться негативу, и...
        - Вы способны излечить это?
        - А что случилось? - Спросила Амельера, метая взгляд с Лухса на королеву. - С кем это случилось?..
        - С моим придворным магом, маэм Арьеннет.
        Глаза магички округлились. В них возник страх. Не ожидая больнее ни секунды, она сорвалась с места и бросилась к двери, ведущей в ту часть замка, где жили Дримен и Лекса.
        - Я могу излечить это. - С уверенностью в голосе сказал Лухс, но его явно что-то смущало. - Амельера сказала верно: я использую кровь для излечения... Но чтобы восстановить живую, но поврежденную ткань много крови не нужно. Другое дело - мертвая материя. Излечение бьячче может потребовать... не одну человеческую жертву.
        Он посмотрел на Синенту, спокойно выслушивающую его.
        - Я не стану приносить в жертву малозначимых вам людей для спасения одного мага.
        - А что насчет нечеловеческой крови? - Спросила Млинес, и в голове Лухса что-то щелкнуло.
        - Честно признаюсь, - усмехнулся он, - что кроме своей, я никогда не использовал чью-то ещё кровь. Тем более животных. Но попробовать можно. - Он перевел взгляд на королеву. - Но на это нужно время. В каком состоянии находится ваш маг?
        В ответ та пожала плечами. Закатив глаза, юноша спросил поточнее:
        - Какие части его тела поражены? И добралась ли скверна до головы? Если поражен мозг, то возможно даже мои методы могут оказаться бесполезными.
        - Поражена вся грудная клетка... И лицо. Не знаю, как глубоко прошла зараза, но Дримен уже несколько дней не приходит в сознание.
        Лухс сжал руку в кулак и прикусил нижнюю губу.
        - Тогда стоит торопиться... очень сильно торопиться. Я... понятия не имею, кровь какого животного может помочь восстановиться человеку, так что... дайте мне пару часов. Надо подумать...
        - Что вы попросите взамен вашим услугам, Лухс? - Спросила Синента, глядя на него из-под бровей.
        - Я бы хотел просто вернуться в академию и спокойно продолжить обучение.
        - Но почему в академию? Почему бы вам не обучаться у мастеров исцеления?
        - В целительстве я ас, Ваше Величество. Мне интересно простое врачевание. А сейчас не стоит терять время...
        - Что ж. - Королева встала и подошла к двери, ведущей в башню и в подземелье. - Королевская библиотека в вашем распоряжении.
        Лухс аж подпрыгнул.
        - К-Королевкая б-билиотека? М-мне туда м-можно? - Его серебряные глаза загорелись подобно двум маленьким лунам.
        - Да. Я надеюсь, вы умеете обращаться с ценной литературой?
        Юноша захлопал ресницами, лишенный дара речи.
        
        День ото дня Амиту становилось хуже, если, конечно, может быть хуже. Его кожа стала облезать не слоями, а целыми лоскутами. На пальцах рук и ног слезли почти все ногти. На теле стали появляться нарывы и оголенные куски плоти. Выпадали волосы. Постепенно, ещё совсем недавно молодой и привлекательный, он стал походить на прогнивший труп человека, умершего от отравления неизвестным ядом. Ну, в каком-то смысле так оно и было.
        Со слезами на глазах, Амфитеа стояла у постели своего сына и готовилась прощаться с ним. Горечь утраты усиливалась, когда она смотрела на почти всегда находящегося в палате сильнейшего в истории монаха, не готового сказать своему лучшему другу и почти брату до свидания.
        - Стижиан, я готова. - Сказала ему стареющая на глазах женщина. - Время проститься. Стижиан. Я не могу больше видеть его таким...
        Монах молчал.
        Она подошла к нему, взяла его за руку и заглянула в его черные глаза, белые кольца которых были едва видны под прикрытыми веками.
        - Прошу тебя, смирись. Даже я... - Крупные бусины слёз снова потекли по её щекам. - Мы должны пережить эту утрату. Его больше нет с нами.
        Стижиан совсем закрыл глаза, не желая говорить.
        Амфитеа приняла решение. Четкое, точное и безоговорочное: время пришло.
        
        - Это - та самая книга из королевской библиотеки, в которой я нашла упоминание о фениксах. - Сказала Ора, протягивая Стижиану нечто, похожее на тетрадь в мягком переплете. - Надеюсь, тебе это пригодится. Через пару дней, когда Лухс закончит исследования, я попрошу её величество допустить и тебя в библиотеку, но сейчас мне бы не хотелось ему мешать.
        - Кому мешать? - Монах плохо соображал ввиду бессонницы и недавней попойки.
        - Не важно, главное...
        Стижиан открыл книгу ближе к концу и взгляд его, и до того не сиявший энтузиазмом, потупился. Он с минуту смотреть на открытую страницу, после чего усмехнулся и с изумлением взглянул на Ору.
        - Что это за язык? Я ничего не могу понять... Похоже, будто ребенку дали карандаш и он попросту водил им по страницам.
        Монахиня похлопала глазами, решив, что тот над ней шутит. Наклонившись вперед, чтобы разглядеть написанное, она спокойно прочла отрывок предложения: "...тоннель, связывавший рудник с городом. Оказалась подорвана...".
        - Я могу прочесть всё, что здесь написано.
        - Ты же женщина, - раздался голос Астируми, сидящего на один лестничный пролет выше, - должно быть, понимаешь язык детей и каляки, которые они рисуют. - Он встал с холодного пола и в один прыжок очутился рядом с монахами. - А вообще правда похоже на детскую мазню... Как ты можешь это читать?
        Ора недовольно фыркнула и выхватила книгу из рук Стижиана. Открыв её на первой странице, она кашлянула и прочла во весь голос:
        - Одеравэрде. Поиск пути в Денарион. - После чего развернула книгу и указала мужчинам на строчку, откуда она это прочла.
        Те синхронно моргнули, после чего Руми спокойно объяснил, что и на этой строчке видны одни только каляки.
        - Не понимаю... - В изумлении прошептала монахиня. - Хотя... может, на книги наложены шифровальные заклинания? И только имея пропуск, ты сможешь их прочесть?
        Стижиан пожал плечами, прикрыл глаза и откинул голову к холодной голой стене.
        - Прости. - Она спрятала книгу в сумку, из которой та и появилась. - Думала, отвлечешься...
        Несколькими этажами ниже, всего их было пять, послышалось шуршание, а ползающие тут и там тени говорили о движении. Ора подошла к перилам и глаза её округлились. Словно ужаленная, она ринулась вниз по ступенькам, навстречу самому удивительному из шествий, что ей когда-либо удавалось видеть.
        Стижиан и Астируми поспешили за ней.
        По лестнице поднимался Лухс, снявший мантию и оголивший испещренное шрамами запястье правой руки. Вслед за ним поднималась Амельера, собравшая волосы в пучок на затылке. За ними шли пара стражей, а за ними... поднималась Её Величество, королева республики Ораны Синента Дива. В отличие от всех остальных, она-то выглядела как всегда, разве что выражение её лица казалось слишком взволнованным. Вслед за её величеством, по лестнице поднимались... свиньи.
        Пяток чистых, здоровых на вид хрюшек, которых на коротких поводках вели ещё двое стражей.
        Королева подняла голову, и увидела ожидающую их на третьем этаже Ору. Её губы дрогнули в легкой улыбке.
        - Приветствую вас, госпожа Тоурен. - Счастливый, поздоровался с ней Лухс, не заметив стоящих рядом Стижиана и Руми. - Это лучшее, что я смог придумать за столь короткий срок. Как я уже говорил Её Величеству, у него может измениться цвет кожи, может появиться пара инфекций... Но в сравнении с болезнью бьячче, все это будет казаться ерундой! Если всё получится, то любые последствия будут легко устранимы!
        Он засмеялся и прошел вперед, обогнув окаменевшую с довольной улыбкой на лице монахиню.
        Стижиан замер, не понимая, что происходит. Бьячче? Какой-то малолетний слепой мальчик собирается вылечить неизлечимую болезнь? При помощи свиней?! Что за бред!
        Синента положила руку ему на плечо. От этого прикосновения всё напряжение, копившееся в нем со дня приезда в столицу, спало. Она остановилась рядом с ним, чтобы пропустить конвой из свиней и стражей вперед себя, и заглянула в глаза монаху. Ничего не сказала, только крепче сжала его плечо, после чего её взгляд перешел на Руми.
        Она застыла не меньше чем на минуту, таращась на беловолосого мужчину, почувствовавшему себя очень неуютно. В её взгляде проскочило нечто неопределенное, удивленное, обескураженное и потрясенное этой встречей.
        Усилием воли Синента заставила себя отвернуться от Руми и наконец отпустила плечо Стижиана. Усмехнувшись, она покачала головой из стороны в сторону и двинулась вслед за конвоем, медленно движущемся в сторону палаты, где несколько целителей попусту растрачивали силу, в попытках сдержать распространяющуюся в теле Дримена скверну.
        Когда черная дверь распахнулась, и в палату вошел молодой, серый и кажущийся всем слепым Лухс, целители были так возмущены, что на какое-то время потеряли дар речи.
        Изо всех сил игнорируя недовольные взгляды, буром сверлящие его, юноша подождал, когда стражи приведут свиней, после чего прошел сквозь целительский круг, чем нарушил его.
        Склонившись над Дрименом, он в первую очередь стал стаскивать с него бинты, пропитанные какими-то мазями еще невесть чем. Изуродованная черно-серая плоть, казалось, принадлежала покойнику, чье тело облили кислотой. На всем лице остался один нетронутый глаз и брови, так же уши. Тело мага вплоть до бедер казалось не просто умершим, но уже сгнившим.
        Осмотрев его, Лухс пришел к выводу, что силы целителей были потрачены не впустую: пусть они этого и не знали, но благодаря их магии сердце Дримена, уже пропитанное скверной, продолжало биться и качать кровь. Мозг ещё не был задет.
        - Молодец, Ора. - Прошептал он, оглянувшись и увидев в дверях монахиню, стоящую по правую руку от королевы. - Тебе удалось выкачать из его сосуда весь негатив и заполнить его сиянием. - Сказал он уже погромче, чтобы та могла его услышать. - Останься хоть капля, ему бы уже ничто не помогло. Хотя не факт, что и это поможет.
        - Должно помочь. - Раздался могучий голос Синенты, жестом велевшей целителям покинуть комнату. - Сколько вам нужно времени, Лухс?
        - О, я думаю, мне хватит и пяти минут. Теперь прошу вас, - он обратился ко всем, кто находился в помещении. - Выйдите отсюда и заприте за собой дверь. - Он хлопнул в ладоши и хитро оскалился. - Мы с магом побудем наедине...
        Последний из целителей запер за собой тяжелые двери и зло глянул на королеву. Она проигнорировала это, и обернулась к Стижиану, стоящему спиной к Руми. Оба, с обескураженным видом, таращились на запертую дверь.
        - Кто это такой? - С трудом выговорил монах, переведя взгляд на Ору, явно понимающую, что здесь происходит.
        - Это целитель, и он утверждает, что способен помочь Дримену. - Ответила та.
        - Помочь? Ора... - Он закатил глаза и словно обессиленный откинулся о стену. - Как какой-то слепой ребенок может вылечить бьячче? Да ещё и при помощи свиней!..
        И тут раздался неслаженный поток поросячьих визгов. Всего на одно мгновение животные пустили в ход голоса, но тут же умолкли. Из щели между дверью и полом потекла густая кровь, источающая отвратительный запах, но присутствующих сейчас беспокоило не это.
        Наступила тишина, словно там, за дверью, ничего не происходило, но то было ложное ощущение. Капля за каплей стал раздаваться звон. Ора почувствовала напряжение, возникшее в широком коридоре.
        Раздался крик: громкий, протяжный. Крик перепуганного до смерти мужчины.
        Стижиан не выдержал и с места рванул вперед. Распахнув настежь тяжелую черную дверь, его ботинки шлепнули по луже крови, затопившей все помещение. Стены, потолок, вся мебель, находившая там, были покрыты красной густой жижицей, медленно сползающей, стекающей и капающей вниз.
        Своего рода алтарь, на котором должен был лежать Дримен, оказался расколот на множество неравных частей, раскиданных по разным концам комнаты. В центре её сидел Лухс, весь перемазанный багрянцем. У него на руках лежал маг.
        Стижиан подбежал к ним и опустился рядом на колени. Дримен, с глазами, полными ужаса, таращился на юношу. Его грудь вздымалась и опускалась очень быстро, дыхание оказалось неровным и хриплым, но оно было. Та часть лица мага, которая несколько минут назад была парализована болезнью, оказалась покрыта кожей красноватого цвета, равно как и прочая пораженная часть тела. Побелевшими от напряжения пальцами, он держался на рубашку юноши, неспособный её отпустить.
        С довольной, но неимоверно усталой улыбкой, Лухс машинально гладил Дримена по изменившим оттенок волосам.
        Монах, да и все, кто видел, как маг ворочает головой, потеряли дар речи.
        - Круто... - Юноша усмехнулся. - Очень круто... Ох-хо-хо! - Его голос чуть взвизгнул. - Получилось!
        - Ты ранен. - Ора увидела глубокий, но тонкий надрез, тянущийся от запястья до самого предплечья. - Лухс, ты же говорил, что не станешь использовать свою кровь! - Она рванула вперед и поймала юношу в тот момент, когда сознание покидало его.
        Рана на его руке затянулась на глазах: ткани словно склеились, однако на коже остался ровный белый шрам. В то же мгновение глаза юноши закатились, и он упал на спину, лишенный чувств.
        - Что уставились? - Рыкнула Синента на целителей. - Помогите им! Живо! - Её взгляд стал чуть мягче, когда Стижиан поднял на руки брата, ставшего ещё более тощим, чем раньше. Ора помогала целителям приводить Лухса в чувство, пока они вдруг не поняли, что тот попросту спит. - У него получилось. - Улыбнулась она, обернувшись к Руми, не выглядящему сильно удивленным, скорее задумчивым. - Ты знал, что у него получится?
        Астируми пронзил королеву острым взглядом, не сулящим ничего хорошего. Её сердце сжалось, ведь она не знала, что за воспоминания в нём пробудило увиденное только что.
        Пожав плечами, Руми раскинул руками и сказал:
        - Он же сайлант. Нет такой болезни, которую они не смогли бы излечить.
        Стижиан понёс Дримена куда-то в другую часть здания. Ора позволила целителям отнести Лухса в комнату отдыха, попросив предварительно его отмыть от свиной крови. Пошарив глазами по сторонам, она подошла к валяющимся на полу обломкам стеклянного шкафа и приподняла самую большую часть из них: там лежал кинжал Лухса, поблескивающий тусклым синим цветом.
        Взяв его, чистый, отталкивающий от себя кровь, словно жир - воду, она осмотрела его и увидела, что кинжал не был заточен. Это орудие больше походило на очень дорогую детскую игрушку.
        - Я не думаю, что тебе стоит изучать его. - Сказала Синента, оставшись одна в коридоре. - Сайланты - тёмный народ.
        - Ты знаешь, кто они?
        - Я знаю не больше твоего, Орита. Но ты ведь чувствуешь в этом кинжале ту материю, о которой ты мне говорила? Темную материю?
        - Да, чувствую, но... - Она нахмурила брови. - Это совершенно иная материя, нежели та, что была в Гране, или на Южной Грани...
        Ора осеклась и испуганно посмотрела на королеву, грозно глядящую на неё.
        - Ты сломала барьер, столетиями стоящий между Проклятым лесом и прочим миром. Ты хоть понимаешь, что ты сотворила?!
        - Нет, Дива, не понимаю. Ты никогда не говорила мне о материи этого леса! Никто в мире не знал о существовании этой... этой... тени! Прекрати утаивать от меня что-либо! Если бы ты сказала мне о предполагаемой угрозе, нависшей над Граном, мы бы получше подготовились! А ты!..
        - Помни, с кем говоришь, Ора, и помни обо всем, что я для тебя сделала, неблагодарная девчонка. - Её голос стал по-настоящему холодным. - Верни кинжал Лухсу и не вздумай задавать ему вопросы о Сайлантах. - Она развернулась на каблуках и ушла.
        
        Утром следующего дня двери двадцать шестой палаты с грохотом распахнулись, и на пороге возникла располневшая, круглощекая девушка с небольшим животиком. Её кудрявые волосы были собраны в пучок на затылке, и несколько прядей спадали на лицо.
        Когда она вошла, в комнате повисла недолгая пауза.
        Стижиан, рассказывавший своему младшему брату, что да как произошло в Гране, резко прервался, уставившись на мать своего будущего племянника. Руми же, практически лежащий на подоконнике и довольствовавшийся лучами утреннего солнца, падавшими ему прямо в глаза, вдруг выпрямился и даже проснулся. Один только Лухс, спавший до этого почти сутки, не удосужился поднять голову и продолжил поглощать содержимое небольшой кастрюли, из которой разносился тонкий запах бульона.
        Дримен чуть было не встал с кровати, едва завидел Лексу, но грубым усилием, старший брат удержал его в постели.
        - Дримен... - Глаза девушки стали мокрыми, и едва она дошла до своего супруга, как по её щеками потекли крупные бусины слёз. - Я так испугалась... О Богиня, как я рада, что все обошлось, Дримен... Милый...
        Маг с трудом улыбнулся краешками губ: у него пока что не слишком хорошо получалось управлять воссозданными тканями и мышцами. Рукой, не задетой болезнью, он стал гладить плачущую жену по волосам.
        Когда она, наконец, подняла голову от уже взмокшей от слез больничной рубахи и села на постель, вынудив Стижиана подвинуться, рука Дримена соскользнула вниз и опустилась Лексе на живот. Мягкий, горячий живот.
        Решив не мешать воссоединению семьи, а монах как никто другой сейчас понимал их чувства, он кивнул Руми и вышел из палаты. Следом за ними, чувствуя нелегкий конфуз и немалый душевный подъем, поплелся и Лухс, на ходу карябающий по дну кастрюли.
        - Нас, кажется, друг другу так и не представили. - Улыбнулся Стижиан серому, словно камень, юноше и протянул ему руку. - Стижиан Ветру.
        Перехватив кастрюльку, тот ответил ему рукопожатием.
        - Лухс... - Он кинул тревожный, но не испуганный взгляд на Руми и добавил. - Лухс Сайланте, - и протянул руку кошке.
        - Астируми Неро. - Улыбнулся тот. - Что ты так хитро на меня смотришь? А?
        - Н-ничего. - Лухс замялся и прильнул к краю кастрюли, выливая остатки бульона прямо в рот.
        - Как себя чувствуешь? - Спросил Стижиан, когда они уже подошли к окну, под которым стояла широкая, но недлинная лавочка.
        - О! Потрясающе! Никогда не думал, что смогу излечить такую болезнь. - Он поставил кастрюлю на лавочку и принялся разматывать бинты, перетягивающие всю руку от запястья до предплечья.
        - Ора сказала мне, что ты не должен был использовать свою кровь. Это бы убило тебя...
        - Я толком и не использовал. - Лухс усмехнулся, но с грустными глазами стал взирать на тонкий белый шрам, уродующий руку. - При помощи своей, вполне себе человеческой, крови я сообщал крови несчастных свинок верную информацию и форму. Использовал её для кое-каких биологических махинаций. Что вы так на меня смотрите?!
        - Сайланте... - Проурчал Руми, в то время как в его голове что-то мелькало. Возникшая в затылке боль вынудила его перестать думать об этом. - Клянусь, я знаю о тебе и твоем народе... Только вспомнить не могу.
        - А я знаю о твоем и всё прекрасно помню, но, уж прости, поведать ничего не могу. Когда я сбежал из дома, чтобы не быть размазанным по земле собственным отцом, я поклялся ему, что сохраню в тайне всё, что видел и слышал дома.
        - Ты сбежал из дома? - В один голос спросили кошка и монах, и их брови одновременно поднялись.
        - Ну... Да. Чтобы поступить в академию наук. И стать врачом. Это было пять лет назад.
        - А зачем тебе это? Ты же можешь исцелить что угодно! - Руми пребывал в настоящем недоумении.
        - Тоже самое сказал мне и отец, и вся семья. Но видишь ли, мы лечим вслепую. Лечим, и всё. В большинстве случаев мы даже не знаем, какой орган залатываем! И меня это бесит! Бесит!! Честное слово! Никаких тебе знаний о болезнях, ни о том, как работает человеческое тело... Вот я и сбежал...
        - В десять то лет? - Усмехнулся монах.
        - Угу.
        Наступило спокойное, отличающееся отсутствием неловкости, молчание. Стижиан почувствовал прилив горечи к горлу.
        Руми смотрел на него, и прекрасно понимал, что тот собирается спросить у ушедшего в себя Лухса, и ему было чуточку больно от этого.
        Монах переступал с ноги на ногу, скручивал себе пальцы и старался как можно реже окидывать взглядом серого юношу. Наконец, спустя аж три минуты, он выдал:
        - А ты можешь взглянуть на ещё одного больного?
        Лухс дважды моргнул и закивал головой, пожав плечами.
        Приведя его к палате Амита, сам Стижиан хотел было остаться снаружи, только бы не видеть его, но там находились мужчина, в халате врача, и Амфитеа, чей цвет кожи едва ли отличался от Лухса.
        - Позвольте взглянуть! - Крикнул юноша, едва завидел как шприц, полный бесцветной жидкости, уже почти вошел в вену медиума. - Можно мне взглянуть на его состояние? Вам не убудет, а у меня будет тема для курсовой! - Слету придумал он мелкую неправду, чтобы медик, с замершей в воздухе рукой, отошел в сторону.
        - У меня нет на это времени, молодой человек. - Недовольно фыркнул тот, кладя шприц на передвижной столик рядом с койкой.
        - Я осмотрю его и введу вещество. Можете не волноваться, я закончил средний курс медицинского факультета. - Лухс старательно не смотрел на Амфитею, чьи глаза снова наполнились слезами.
        - Средний курс? А ты не молод для этого? Хотя погоди... - Медик протер очки и ещё раз глянул на юнца. - А... Я слышал про местного гения из академии. Лурхс, не так ли?
        - Лухс. - Улыбнулся он. - Позволите?
        Медик глянул на главу семьи Лоури, но та отвернулась и отошла к окну. Покивав головой и все ещё сомневаясь, он хлопнул юношу по плечу и вышел, ударившись о косяк двери.
        Кончиками пальцев Лухс отодвинул пару бинтов и прокладок, укутывающих тело медиума, и громко сглотнул. По этому действию Стижиан сразу догадался, что тот никогда в своей жизни не видел ничего подобного: живое, но разлагающееся тело, но это происходило совершенно иначе, нежели при болезни бьячче.
        - Это очень похоже на инфекцию... Или на реакцию отторжения. Я когда-то видел тело, принимавшее собственную кровь как паразита. Симптомы похожие, только там-то болезнь прогрессировала гораздо быстрее. - Лухс вздохнул. - Парень умер через два дня после появления первого симптома. - Его руки скользили по телу медиума, щупая и осматривая ткани, раны на животе и нарывы.
        - Твои методы ему не помогли? - У Стижиана не было сил волноваться, да и излишне надеяться тоже.
        - Мне не дали остаться с ним наедине. - Юноша снова вздохнул. - Я не могу раскрывать секреты своего народа. - Вы... - Обратился он к митте Лоури. - Не могли бы выйти?
        Амфитеа резко обернулась и кинула перепуганный взгляд на Стижиана. Тот спокойно кивнул и поманил её за собой.
        Дверь закрылась.
        И открылась меньше чем через минуту.
        Лухс едва стоял на ногах. Руми подхватил его и оттащил к ближайшему стулу.
        - Ты снова использовал свою кровь?! - Чуть ли не рычал он, становясь действительно похожим на кота.
        - Лечить раны - это тебе не восстанавливать заново мертвую ткань. Крови много не нужно. Моей более чем достаточно!
        И тут Амфитеа взвизгнула и едва не упала на пол: монах кинулся к ней и подхватил её на руки, но тут увидел, что же повергло её в шок: Амит.
        Он выглядел... как положено выглядеть тридцатилетнему здоровому мужчине: Лухс вернул ему даже ногти на месте.
        - Нечего радоваться, Ветру. - Лухс выравнивал дыхание и пощипывал немеющие ноги. - Он в коме. В глубокой коме. Восстановив его тело, я лишь дал ему шанс где-нибудь лет через пятьдесят открыть глаза и попрощаться с вами.
        - Не шути так, - Стижиан истерично усмехнулся, - пожалуйста, не шути.
        - Стижиан, я скажу тебе примерно то же, что говорил уже многим матерям, братьям, сестрам и так далее: я вернул тебе брата, радуйся этому. - С неимоверным усилием он поднялся со стула и ноги его подкосились: Руми подхватил его. - Я ничего не могу сделать с поврежденным мозгом Амита. Точнее как... могу, но... С ним произошло нечто большее, чем просто травма головы.
        - Он приходил в себя пару недель назад. И рассказал мне тогда об инквизиторах, собиравшихся сжечь проклятый лес. Он же медиум...
        - Медиум? - Лицо Лухса чуть перекосило, и он засмеялся в полный голос. - Медиум?! Это - Амит Лоури? Ха-ха!! Медиум с травмой головы - покойник. Не физически, но сознание к нему не вернется.
        - Медиумов всего два в мире, откуда тебе знать об этом?
        - Он просто выживший медиум, Стижиан. До него рождалось великое множество детей с медиумическим даром. Все умирали. Большинство не доживало до возраста и десяти лет. - Он поперхнулся и схватился за грудь. - Сочувствую.
        Руми поволок его из комнаты.
        Стижиан не мог оставаться с Амфитеей в одном помещении.
        
        Глава четвертая.
        ...двух забытых легенд.
        
        Её тело старело. Старело просто на глазах. Тело, в котором она никогда не сомневалась, порой переставало её слушаться, не выдерживало излишних нагрузок, казавшихся ей ерундой на протяжении целых семисот лет её жизни.
        Из-за одного дурака, думала она, решившего сунуться в башню Храма Северной Звезды, её жизнь стала течь сквозь пальцы подобно кипящей воде, которую непроизвольно хочется выплеснуть.
        Если бы её годы стали течь подобно людским, возможно, это не было бы так больно. У неё в запасе оставалось бы лет пятьдесят, может, больше, но встреча с тем ужасом, что до сих пор дремлет в башне, запустила внутри Визы какой-то механизм, ускоряющий процесс старения.
        У неё осталось мало времени, чтобы осуществить свою мечту.
        Снова взглянув на Бактикскую расщелину, где она последний раз видела его, Визы вскинула голову к небу и усмехнулась. Глупо, только сейчас она это поняла, было пытаться повести за собой верующих людей, стараясь выдать себя за ту, кому они поклоняются. Прошло то время, когда люди были недалекими и легко верили во всё, что им скажут. Её детища - монтерцы, и талантливые умы, обучающиеся в академиях столицы, сделали всё, чтобы никто не смог так просто захватить власть. Это практически удалось лишь инквизиторам, но и они когда-то вылились из основанного ею учения.
        Остался лишь один способ укрепить свою власть и передать её тому, кто сможет продолжить дело Визы и истребить скверну.
        Договора.
        Прошли столетия с тех пор как они были созданы, подписаны и спрятаны. Никто, кроме самой Визы и "наследников" не знает об их существовании. "Наследники" повинуются тому, под чьим именем были подписаны договора, и невзирая ни на что, они будут обязаны подчиниться её слову.
        Пара каких-то бумажек и имя - вот всё, что нужно для получения армии, способной уничтожить любую угрозу.
        Визы не нуждалась во всеуничтожающей армии. Ей лишь нужны те, кто готов до последнего издыхания истреблять скверну: будь то нежить, будь то тоурены, будь то сайланты.
        Она снова подняла голову к верху, и лицо её исказилось скалящейся улыбкой.
        Парадокс ситуации заключался в том, что сайланты когда-то подписались под тем именем и будут вынуждены ему подчиняться. Интересно, думала она, отдай она им приказ перерезать друг другу глотки, они послушались бы?
        Улыбка исчезла, и остался только оскал. Визы развернулась и устремила свой взгляд далеко вперед, на юг, туда, где раскинулся проклятый лес, который, вообще-то, стоит называть землями тоуренов. Выросший там лес - всего лишь следствие того, что эти отродья были заперты на своем клочке земли, и бесконечно растущая в них энергия должна была вливаться в какую-то форму.
        Ярость заставила тело монахини пылать жаром. На протяжении стольких лет главной задачей Визы было обнаружение и скорейшее истребление всех, кто носить кровь проклятого народа - серокожих сайлантов, но теперь... Теперь дела обстояли куда хуже.
        Столетиями Южная Грань изолировала тень, скрывала тоуренов от прочего мира, а что теперь? По вине одной единственной монахини, ослушавшейся мудрого медиума, барьер был сломлен. А дальше? Момент, когда те, кто зовет себя тоуренами, восстанут, и вся республика окажется охвачена войной, - это всего лишь вопрос времени. А времени у Визы осталось как нельзя мало.
        Она должна действовать.
        Мастер никогда не видела храм Го, но что-то подсказывало ей, что обнаружить его не так уж трудно.
        Неспешно обогнув расщелину, женщина приблизилась к крохотной деревеньке, раскинувшейся недалеко от побережья. Это поселение не представляло собой ничего интересного: одно из тысяч существующих захолустий, куда не проникло сияние и вера в Богиню. Ещё одна дыра, где местная знахарка строит из себя не только полезного целителя, но ещё и жреца какого-либо бога или богов, которых придумали её предки.
        Поправив бархатную мантию, хорошо скрывающую лицо и тело, Визы вошла в укутанную сумерками деревеньку.
        Та уже спала: в крохотных окошках не горел свет, на чистых улицах не было людей. Только лишь поодаль, на перекошенной низкой лавке, сидела сморщенная, дряблая, сгорбленная старуха. Приложив к губам длинный мундштук того же цвета, что и ночное небо над её головой, она задумчиво разглядывала невидные в темноте мелкие камушки, валяющиеся у неё под ногами.
        Старуха не замечала Визы до того момента, когда та подошла почти вплотную и почувствовала приторный запах дыма, порционно вываливающийся изо рта.
        - Ты кто такая будешь? - Крякающий голос Иоко ледяным лезвием пронзил слух монахини. - В нашу глушь просто так не забредёшь.
        - Я ищу храм Го, - спокойно ответила та, опустив часть приветствия и пустой болтовни.
        Старуха чуть изменилась в лице, оценивающе осмотрев представшую перед ней женщину. Прыснув, она загоготала в полный голос, совсем не боясь разбудить свой маленький городок.
        - Храм Го - место проклятое, чужеземка! Никто не возвращался оттуда живым! - Она сделала глубокую затяжку, и синий дым повалил у неё изо рта и ноздрей. - Сколько инквизиторов туда отправлялись!..
        - Где храм Го? - Спокойно переспросила Визы, прервав нахлынувший на старуху прилив воспоминаний.
        Та словно бы обиделась, но тут же сощурилась, и глаза её заблестели в лунном свете. Она громко крякнула, ещё раз оглядев чужеземку, и махнула на неё рукой.
        
        Визы стояла у красного дуба и чувствовала, что она ничего не чувствует. А что ещё страшнее - практически ничего не видит.
        Вытащив руки из-под мантии, она вскинула ладони, и семь ярких сфер замерцали вокруг неё, осветив могучее дерево, рядом с которым она стояла.
        Когда её глаза привыкли к яркому свету, мастер подошла к тому, что старуха назвала "красным дубом", и положила руку на кору. Едва монахиня поняла, что же это за знакомое ощущение, возникшее где-то внутри неё, она резво вскинула голову вверх и в два прыжка взобралась на самую низкую и очень широкую ветку. И это чтобы посмотреть на листья дерева - они были такие же красные, как и кора, и их было великое множество, мелких, неувядающих листков. Попытавшись оторвать хоть один из них, Визы чуть было не упала на землю.
        - Это же критши! - Ахнула она, к своему удивлению, вслух. - Красный критши!
        Критши - одна из тех немногих загадок истории, на которые она, человек, видавший виды, ответа не знала. За свою долгую жизнь, Визы видела критши всего в одном месте: на окраине монастыря Монтеры, у леса. Там критши служил защитником тропы, ведущей в Храм Северной Звезды. И вот сейчас, спустя несколько столетий, она вдруг обнаруживает ещё одно дерево, но красное. Словно бы оно всю свою жизнь питалось не водой, а кровью.
        С трудом отведя взгляд от чего-то, столько прекрасного, как это дерево, Визы повернула направо и двинулась дальше по маршруту, описанному старухой Иоко. Преодолев чуть больше ста метров, монахиня замерла и резко повернула голову: её взгляд упал на белое напыление, тонким слоем укрывающее небольшой участок земли. Склонившись над ним, она поводила по нему пальцами и понюхала: по запаху этот порошок напоминал закоптившуюся кровь к купе с пылью.
        "Цифенатра" - пронеслось у неё в мыслях, а затем в сознании мелькнуло ещё одно слово: "Стижиан".
        Белый порошок укрывал выжженный клочок земли, оставшийся следом её последнего ученика. Визы с легкостью догадалась, что именно он был тем, кто разрушил это злополучное растение, служившее слабым накопителем энергии негатива.
        Шаг за шагом, она двигалась вперед, пока не вышла на круглую поляну, в центре которой стояло доисторическое подобие жертвенного алтаря. Громко сплюнув, это была её самая безобидная реакция на скверну, Визы обошла вокруг алтаря и замерла.
        Ей показалось, что её сознание одурманили иллюзии.
        Вытянув руку вперед, монахиня почувствовала холодный граненый камень, испещренный великим множеством узоров и фигурок. Он походил на языческий тотем, на котором переплетались знакомые Визы символы и узоры, связанные с историей или мифологией всех кланов, подписавших договор.
        У монахини перехватило дыхание: она словно приросла к этому камню, неспособная шевелиться несколько минут. На верхушке тотема, белый и почти плоский, размером с ладонь, лежал диск. Женщина коснулась его, и почувствовала мелкие, невидные человеческому взгляду письмена, испещряющие его вдоль и поперек, по кругу. Они накладывались друг на друга, пересекались, делая шанс их расшифровки очень маленьким, но это не имело значения.
        Найти искомое оказалось очень просто.
        Кончиками коротких ногтей, Монтера приподняла диск с верхушки тотема, но почувствовала сильное сопротивление: тот со свистом впечатался в своё исходное место, игнорируя попытки монахини поднять его.
        Через несколько минут тщетных стараний, женщина почувствовала изменения вокруг: исчез звездный свет, и небо над ней почернело. Вместо него появились желтые огни вечногорящих свечей, едва видимые из-за яркого сияния сфер. Прекратив выколупывать диск, Монтера обернулась, и сердце её снова ойкнуло. В который раз за этот день.
        Вокруг неё, там, где только что была выжженная поляна, оказались серые плиты некоего здания, разрушенные стены которого окружали её. И этот тотем, на котором женщина все ещё держала руку, был здесь не единственным.
        Это место, где монахиня внезапно обнаружила себя, что-то ей напоминало, однако она никак не могла вспомнить, что же именно. Высокий куполообразный потолок, источающий тусклый желтый цвет, пять дивных высоких статуй, символизировавших представителей каждой из пяти созданий, что принесли великую жертву ради того, чтобы мир продолжил существовать. Всё это полупрозрачное, будто сотканное из пыли и сизого дыма, неровное и нереальное.
        Когда-то давно Монтера уже была здесь. Так давно, что имени Визы тогда ещё не существовало.
        "Как это возможно, чтобы столь огромный и древний храм казался мало того, что невидимым, так ещё и нематериальным? Никогда не слышала о подобной магии" - крутилось у неё в голове, когда она подошла к одной из статуй.
        Это был мужчина, с крепким телом, короткими волосами, скрывающими его лицо, руками, сжатыми в кулаки. Всем своим видом эта статуя демонстрировала мощь и силу клана, которого она отображала.
        Монтера усмехнулась, отлично понимая, что за существо было здесь изображено.
        "Плевать на него" - пронеслось у неё в голове, - "мне нужны договора".
        Несколько десятков тотемов росли из пола. Они отнюдь не были одинаковыми, напротив: размер, форма, рисунки и формы дисков, на верхушке каждого из тотемов, сильно отличались друг от друга. Визы сделала несколько кругов по храму, носящему гордое имя Го, изучая тотемы, и пытаясь понять, в чем же шутка.
        Снова усмехнулась.
        И действительно. Мало того, что храм является не всем, а лишь тем, кто носит великую силу в своей крови, так ещё и ловушку какую-то поставили...
        "Кто поставил? Почему я этого не помню?"...
        Зачем ставить ловушки и хитроумные средства защиты, если во всей Оране есть всего несколько людей, кто способен прикоснуться к бесценным договорам? И среди этих нескольких только одна Визы знает, что несут за собой эти договора, какую силу получит тот, кому хватит дерзости взять их в свои руки.
        Ещё один смешок вырвался из уст монахини. Хриплый, гнилой смешок, о котором она сама себе не отдала отчета: эти тотемы начали раздражать её, и по телу прошлась горячая волна. С неимоверным усилием Монтера боролась с желанием как можно скорее покончить с этим и...
        В её нос ударил приторный запах невесть чего. Монахиня сразу не узнала его, но её дух, пусть она его и не слышала, предупредил её об опасности, идущей отовсюду. Все же, это было бы странно, если бы храм, важный, как этот, оставили без защиты. И без защитника.
        Иоко громко выдохнула, выпустив изо рта клуб иссиня-черного дыма.
        - Вот уж не думала, что в столь мирное время кто-то заявится сюда. - Проговорила она своим крякающим голосом и снова крепко затянулась. - Не знаю, кто ты, но попрошу тебя покинуть это забытое всеми место. Пусть духи этого храма, - тусклые глаза старухи скользнули по статуям, - дремлют в покое.
        - Эти договора принадлежат мне по праву! - Почти спокойно проговорила Визы, все ещё не понимая, где находится эта разваливающаяся старуха, но в её голосе слышались истеричные предъяростные нотки. Она больше не могла контролировать себя так, как раньше.
        - О-о-у, - на мгновение глаза Иоко округлились, - так ты... Не важно. Говорю же: время нынче мирное, и час спрятанного здесь сокровища ещё не настал.
        - Если ты действительно понимаешь, о чем говоришь, то хочу тебе сказать: Южная Грань сломлена. Мы можем начать считать дни до того момента, когда тоурены восстанут и...
        - Ты, должно быть, Веллизы. - Прокряхтела старуха, все ещё не показываясь монахине: её голос шел отовсюду, и казалось, будто бы он возникает в голове Визы. Она начинала выходить из себя, понимая, какой беспомощной сейчас является. - Мать говорила мне о бессмертной женщине, видящей в черноте тени только лишь угрозу.
        - Ты ведь знаешь, у какого из тотемов верный диск? - Монахиня прислушалась, чтобы понять с какой стороны идет голос Иоко, но даже призрачные стены храма отражали звук, сделав невозможным понять её местонахождение таким образом. - И ты скажешь мне об этом!
        Старуха усмехнулась и ударила по кончику муштука несколько раз. Черный пепел упал на плиту и подобно чернилам, жадно окрашивающим сосуд с водой, стал расползаться.
        Когда тонкие змейки черных линий приблизились к Визы, она незамедлительно выхватила две сферы с траектории, по которой они кружились вокруг неё, и швырнула их в сторону, откуда ползла чернь. Оформленные сгустки сияния ударились о стену и разбились на множество частиц.
        Повисла тишина.
        Интуиция подсказывала монахине, что её противник передвигается, однако глаза, а главное слух, подтвердить этого не могли.
        Она не отдаст ей договора?.. Как же! Они принадлежат ей! И только ей!
        Сосуд Визы вскипел. Тело наполнилось энергией, готовой снести любую преграду ради достижения желанной цели. Лишённая способности трезво мыслить, она призывала одну за другой сферы и принялась швырять их в произвольном направлении, надеясь рано или поздно задеть противника, заставив его выдать себя.
        Визы, как и любой человек, стоящий на грани нервного припадка, не замечала, как лишается рассудка. Толи это физическая старость, внезапно свалившаяся на плечи, толи это сердце, не перенесшее отказа мужчины всей её жизни, то ли это проснувшаяся в монахине фанатичность, дремавшая столько лет, но она больше не отдавала себе отчета в том, что делает.
        Иоко стояла прямо за спиной женщины и делала одну тягу за другой, не выпуская дыма. Шутка заключалась не только в том, что монахиня может почувствовать запах и, наконец, понять, где находится невидимый враг, но и в поддержке иллюзии, ведь это был своего рода ритуал. Муж с неё смеялся, но этот табак для неё воздух.
        Когда порыв безумия прервался, Визы вскинула голову, чтобы с ужасом понять, что удары её сфер не нанесли никаких разрушений храму.
        Иоко едва удержалась от того, чтобы крякнуть во весь голос: ей казалось смешным, что женщина со столь богатым боевым опытом не обращает внимания на отсутствие разрушений. Сгущенная энергия сияния способна гору надвое расколоть!.. Но всё же славно, что монахиня не предавала этому значение.
        Беззвучно отплыв назад, так, что Визы этого не почувствовала и не заметила, Иоко сделала то, чего боялась делать уже много лет: выпрямила спину.
        Хруст позвонков позволил монахине определить местонахождение противника: собрав все семь сфер в один поток, она резко обернулась. Сгусток сияния соскользнул с её ладони и лучом устремился в грудь старухи, у которой потемнело в глазах от резко прилившей к голове крови. Однако эта легкая слабость ни на каплю не ослабила её, напротив: Иоко переложила муштук в угол рта и принялась с неимоверной скоростью вдыхать черный дым. Не выдыхая его.
        Черные линии, расползающиеся во все стороны с тех мест, куда падал пепел бесконечной сигары, рисовали непонятные узоры на полу и даже в воздухе. Словно через дурманящую пелену сна, Визы видела тонкие линии черни, а под ними виднелись сырая от вечернего дождя земля, ночное небо... Ей никак не удавалось понять, что же это за магию использует старуха, решившая, что имеет право становиться у неё на пути.
        Неровный шар из семи перемежавшихся сфер достиг цели меньше чем за мгновение. Уже поверив в свою победу, Визы всё же решила призвать ещё семь, чтобы не быть безоружной.
        Все произошло меньше чем за секунду: из иссиня-черной дымки, окружающей Иоко, в монахиню полетели её же сферы... И их было куда больше, чем семь.
        Десятки, сотни бело-голубых, искрящихся сгустков направленно летели в неё. Удивленная, она взмыла на несколько метров над землей, чтобы избежать встречи со своей же силой, и на несколько секунд повисла в воздухе. Прежде чем все сферы растаяли, Визы попыталась притянуть к себе одну из них: не вышло. Её собственная сила, непонятным образом увеличенная в несколько раз, отказывалась подчиняться источнику.
        Иоко крякнула и подперла рукой бок: тот болел так сильно, словно на нём танцевала орава детишек. Недобро усмехнувшись, старуха взглядом проследила за тем, как Визы опустилась на землю и напрягла всё тело, готовясь к следующей атаке.
        - Уходи отсюда, наследница. - Крикнула ей Иоко.
        - Мне нужны договора, чтобы остановить тоуренов! - Монахиня отвечала сквозь зубы.
        - Эх, заладила...
        Старуха сжала руку в кулак, и черные линии, заполонившие добрую треть пространства храма, резко собрались в небольшую черную гущу и повисли в воздухе.
        Визы нахмурила брови: теперь она была готова поклясться, что уже видела где-то эту субстанцию. Походящая на темную материю, она ею не являлась. Это, как ни смешно, была чья-то стихийная сила...
        Монахиня порой забывала, что слишком уж мало рождалось по-настоящему одаренных магов, и что для становления магистром круга необходимо быть чем-то большим, чем просто повелителем своей стихии. Каиль, магистр Кипящей Крови, Троккель, бывшая, ну, до того, как сошла сума, сильнее Амельеры, и легендарный и неповторимый Линео Визетти, научившийся сочетать между собой противоположные стихии, сделав свою магию самой разрушительной в истории академии. Все они, и с каждым поколением всё сильнее и сильнее, выходили за рамки, доступные понимаю магов своего времени.
        Этот иссиня-черный сгусток... Визы видела его прежде.
        Лет семьдесят назад в академию магии привезли двенадцатилетнюю девочку. Преподавательский состав горько усмехнулся, понимая, что обучать самоучку, а точнее, переучивать её будет очень непросто. Тем не менее, ту девочку взяли на обучение на факультет магии воздуха. Не ветра, там-то учеников всегда хватало, а воздуха. Мирная, неспособная наносить вред магия, являющаяся бесполезной для большинства направлений деятельности магов, поскольку она совершенно не несла разрушение.
        Маги воздуха занимались преимущественно спасательской деятельностью, чаще всего они присутствовали на всех крупных суднах, дабы в случае кораблекрушения обеспечивать людям кислород. Некоторые из магов воздуха умели расщеплять воду и создавать вакуумные барьеры, но таких было очень мало.
        И вот, семьдесят лет назад, в то самое время, когда на протяжении двух десятков лет в Храме Северной Звезды не было учеников, и Визы скиталась по стране в попытках придумать себе занятие, появилась девочка-самоучка, которая через два года малополезных для неё тренировок заявила, что хочет стать магистром.
        Вот шумиха-то была! По уставу академии, преподаватель не имеет права отказать ученику в случае, если он желает получить ту или иную степень. Однако с самого первого занятия ученикам в доступной форме объяснялось, что стоит тысячу раз подумать, прежде чем пытать получить степень магистра. Это мало кому удавалось, ведь быть магистром - это иметь исключительный уровень способностей, а в случае провала ученик получал табу на вторую попытку.
        И вот, маленькая, скромная девочка потребовала экзамена.
        И сдала его.
        Первый в истории магистр, не считая основателей академии, кто через каких-то два неполных года обучения смог доказать свою исключительность.
        И звали её Иоко Сайло.
        - Царица Иллюзий. - Вслух произнесла Визы, вспомнив, наконец, что это за сгусток. - Ведь этого сгустка... нет.
        Старуха ухмыльнулась, и черный шар, что она держала перед собой, шевелился и дрожал, на нем проступали короткие и длинные иглообразные выступы, и он медленно стал рассыпаться в пыль.
        Зная о силе противника, подумала монахиня, будет куда проще с ним управиться.
        Она хлопнула в ладоши, и неспешно принялась разводить их в разные стороны. Между ними образовалась невидимая, но искажающая пространство материя, которая должна была охватить Иоко подобно рыболовной сети и лишить её возможности распространять свои иллюзии на Визы.
        Старуха спокойно стояла за спиной монахини и с умилением наблюдала за тем, как та тратит силу в попытках уничтожить очередную иллюзию.
        Эта сеть, брошенная на оформленную синюю дымку, поистине обладала чудовищной сковывающей силой. Попадись в неё Иоко, ой не факт что ей удалось бы выбраться.
        Парализованная от злости, Визы наблюдала за тем, как пойманная в её сеть старуха обращается в черный дым.
        Она снова была в тупике. Она её не видела. Сейчас, ей как никогда нужна была Млинес, чтобы услышать, где же находится мерзкая старуха.
        Иоко обошла вокруг монахини, не стесняясь наступать на сухие ветки, шуршать листвой и спотыкаться о мелкие камушки, разбросанные по всей поляне. Сейчас все органы чувств Визы, от слуха до зрения, находились в её власти, и та видела и слышала лишь то, что позволяла ей Царица Иллюзий.
        Приблизившись к лицу монахини так близко, что, казалось, их носы вот-вот столкнутся, Иоко округлила щеки и тонкой струйкой выпустила дым ей в лицо.
        Визы закашляла, хватая ртом воздух, но вдруг с ужасом поняла, что всё, чем она дышит, пропитано этой черной пакостью. Дым проник в её легкие и вызвал спазм, усиливающийся с каждой её попыткой вздохнуть. Она упала на колени и долго кашляла. Из её рта, вперемешку с мокротой и кровью, выплевывались черные сгустки, бывшие пеплом на вкус.
        Когда спазм прекратился, женщина ещё несколько минут пыталась прийти в себя, выровнять дыхание и отогнать черноту, укутавшую глаза. Когда её взгляд прояснился, она обнаружила себя на той самой поляне, рядом с доисторическим жертвенным алтарем, где неподалеку ветер сдувал с земли беловатое напыление того, что осталось от цифенатры.
        
        Иоко всё сидела на той же лавочке и с умиленной ухмылкой, бормоча себе что-то под нос, покрякивала, явно довольная своими мыслями. Дверь её дома распахнулась, и оттуда выглянула её старшая дочь, носившая под сердцем очередного внука или внучку.
        Громко шаркая по земле слетающими с её ног тапками, она подошла к лавке и тяжело опустилась на неё. Приобняв мать, она подняла голову к небу, и лицо её озарила усталая улыбка:
        - Приятно в кои-то веки снова колдовать, да?
        Иоко крякнула и легонечко толкнула дочку в бок.
        - Я не жалею что бросила академию, Туто. - Она подмигнула ей. - Будучи магистром, я бы никогда не смогла жить с твоим отцом и воспитывать своих красавец-дочерей и внучек. - Её взгляд чуточку потускнел. - И поверь мне, я надеюсь, что не доживу до того дня, когда будут обнаружены подлинные договора. И уж тем более, если эта помешанная монахиня обнаружит их: быть тогда войне.
        Тутори нахмурила брови и с чуть округленными глазами искоса глянула на выпускающую из ноздрей клубы дыма мать.
        - Ты думаешь, я не справлюсь с защитой храма, если тебя не станет?..
        - Нет, что ты, малышка!
        - Мне двадцать восемь лет...
        - Малышка, - она словно на зло повторила это слово, - ты справишься, а критши, благословленные кровью Сайланте, поможет тебе. Ты... - Она крепко затянулась и порционно выпускала дым изо рта: ей безумно нравилось делать это. - Думаю, пора бы тебе узнать, что храм Го - всего лишь иллюзия.
        - Это я и так знаю! - Тутори с самого детства не нравилось когда её мать говорила очевидные вещи.
        - Дурочка... - Иоко говорила не совсем своим голосом, слишком уж он был мягкий и спокойный, совершенно непохожий на обыденный. - Весь храм Го, со всей его прекрасной архитектурой и историей, - иллюзия. - Она стала гладить дочь по засаленным волосам. - Здесь нет никаких договоров.
        Тутори резво вырвалась из материнских объятий и глянула на неё, опешивши.
        - О чем ты говоришь?! А на защиту чего было потрачено столько лет моей жизни?! Мама!
        Иоко снова с грустью усмехнулась, неспособная объяснить дочери, что на защиту великой силы, которые несут за собой эти тайные, а, возможно, и вовсе несуществующие договора, требуется много усердий. Куда больше, чем просто спрятать их и охранять.
        Старуха очень хотела уйти от ответа на этот вопрос, и тут, словно бы Боги услышали вой её мыслей, раздался громкий топот.
        Визы шла по бездорожью. То место, где, и в этом она была готова поклясться, час назад пролегала давно протоптанная тропинка, рос густой лес и бесчисленное множество кустов. Ведомая интуицией, монахиня пробивалась вперед, готовая превратить эту захолустную деревеньку в обломки и рухлядь, вместе со всеми её жителями. Но деревеньки нигде не было.
        С выпученными глазами и трясущимися от ярости и бессилия руками, монахиня пронеслась мимо лавки, где сидели мать и дочь, и остановилась в нескольких метрах от них. Она видела перед собой столетние деревья, сухие и зеленые, камни, ветки, кусты с ягодами. Две женщины смотрели на неё, озадаченную и взбешенную, не видящую деревни, в которой она уже была.
        Вот так основатель монтерского учения, некогда великая и могущественная мастер Веллизы, была обманута нехитрым, для своего создателя, дурманом иллюзий.
        
        Вильмут отряхнул мокрые от ночного дождя черные волосы и с нечеловеческими усилиями принялся разводить костер. Ему, как крысе исключительно лабораторной, так некогда поговаривал его ближайший друг, работать, и, тем более, жить в полевых условиях казалось невозможным.
        Годами, а как показал недавний опыт, десятилетиями не выбираться из подвалов лабораторий, где зачастую очень холодно и сыро, не видеть солнечный свет, пить раз в день, а есть раз в месяц - это нормально, естественно и вполне себе привычно. Но стоило ему выбраться на поверхность, как выносливость его желудка резко снизилась, и тот начал урчать по три раза на дню, а то, бывает, и чаще.
        Как бы иногда не хотелось Вильмуту где-нибудь закопаться, чтобы скрыться от теплого света и свежего воздуха, дела, а главное - предвкушение грядущих событий не позволяли ему этого сделать.
        После получаса возни, он наконец развел костёр и разогрел приготовленную ещё вчера вечером похлебку, состоящую преимущественно из длинной, плохо проваренной лапши, редких кусочков рыбы, воды и соли.
        Любой нормальный человек, или даже любое живое существо, которому непосчастливилось бы чувствовать этот запах, зарылось бы с головою в землю, едва почуяв уничтожающее аппетит амбре, расползающееся по длинному зеленому полю, упирающемуся в Проклятый лес. Вильмуту же, к горю али к радости, удалось уродиться с каким-то дефектом, мешающими ему чувствовать запахи, а вместе с этим и плохо ощущать вкус. О качестве отведанной им еды он мог судить только через несколько часов после приема пищи: если живот не болит - значит было вкусно, если наоборот... то Вильмут радовался, что он практически не почувствовал вкуса этого блюда.
        Попеременно меняя пальцы и держа в руках раскаленную металлическую тарелку, он опустился на гору книжек, которые сумел вытащить из развалин церкви Таэтэла.
        В действительности, все эти разноцветные, но поголовно все - тусклые, тетради и записные книжки, с обложкой или без, были ничем иным, как подобием дневников сумасшедшего. Все их написал Вильмут лично, но, как он понял во время перечитывания пары из них, написаны они были во сне или в полуобморочном состоянии. Их расшифровка, начиная с почерка и заканчивая понятием скрытого во всём этом глубинного смысла, заняла у него целый год с того дня, как рухнула церковь и погибла Пророк.
        В большинстве своем эти записи являлись ничем иным, как следствием перенапряжения мозга автора в результате беспрерывной работы над исследованиями. Однако! Однако, среди всей это белиберды, вроде "бобы - это зло, не ешь бобы, прорастешь подобно осе на иглах кактуса", находились отрывки вполне себе интересных формулировок, которые когда-нибудь можно будет применить для дальнейших исследований природы темной материи. Самое обидное в этой ситуации было то, что именно эти более менее полезные записи разобрать оказалось труднее всего.
        Перебирая всплывающие в памяти самые смешные, из вычитанных в собственных же дневниках, записи, Вильмут вытянул ноги, вынул из кармана мантии, лежащей за спиной, ложку и тихо возненавидел себя. "Вилка", - думал он, - "вилка приди!... мне надоело есть эту многометровую лапшу ложкой!" Но вилка не пришла, так что ему пришлось ковырять и разрезать тупой и легко гнущейся ложкой твердые нити лапши, постоянно выскальзывающие из-под точки давления.
        Медленно всасывая макаронину, Вильмут уставился на плавающий на поверхности тарелки небольшой кусочек белой рыбины и задумался. Мало по малу, на его лице появлялась довольная, ребяческая улыбка: он предвкушал исследование леса, тайком заглядывая в ту часть своей светлой головы, которая надеялась на скорейшее пробуждение народа этой земли.
        Тоурены... Сколько тайн тёмной материи они постигли? Все! Да, скорее всего все, ведь они рождены из этой материи и являются её частью. Их культура, их история, их жизнь, их магия. Вильмуту не терпелось узнать всё это!
        Непроизвольно наблюдая за кусочком рыбины, Вильмут чуть было не ударился в сладкие и далекие от сегодняшнего дня воспоминания, когда он решил посвятить себя и всю свою жизнь изучению темной материи. В тот ужасный осенний день, когда его родные земли укутывали дым войны и голод. Он, юноша, рожденный без духа и без малейших признаков таланта хоть к чему-нибудь!..
        На поляне раздалось негромкое шипение. Не успевший до конца окунуться в воспоминания, Вильмут вернулся в реальность и поднял голову.
        Утреннее солнце только-только начало показывать макушку из-за горизонта, дул прохладный щекочущий кожу ветер, доносящий до мужчины звуки чьего-то практически беззвучного движения и шипения.
        Скривив моську, Вильмут отставил в сторону тарелку, вставшую набекрень, и поднялся. В нескольких шагах от своего небольшого лагеря он увидел нечто некрупное, недлинное, извивающее и шипящее, чья поблескивающая кожа была цвета дешевой меди:
        - Ненавижу змей. - Цыкнул он сквозь зубы, с размаху пнув змею так, что она взлетела в воздух. А какого же было старательно скрытое удивление Вильмута, когда в полете эту змею раздуло, растянуло, и метрах в пяти от него на две чуть согнутые ноги беззвучно опустился Одераричи. - Особенно эту. - Добавил он сквозь сжатые губы, приукрасив свои слова жирным привкусом язвительности.
        Два медных глаза уставились на готового расхохотаться мага. Одераричи не смог разделить необоснованного приступа хохота оппонента, а едва его ноги окончательно выпрямились, ему тут же пришлось уклониться от черного вытянутого сгустка темной материи.
        Вильмут испустил его сквозь смех, однако силы не пожалел: трава, в том месте где только что стоял змей, стала прозрачной, а затем исчезла. Одераричи возник в метре от мага, и по его глазам можно было понять... что по его глазам по-прежнему ничего не возможно понять.
        - Ричи, ящерка моя! С тобой было гораздо интереснее в то время, когда ты ещё умел улыбаться. - На лице Вильмута появился неоднозначный оскал, однако пока что он не собирался атаковать своего давнишнего знакомого. Знакомого с большой буквы. - По-прежнему ходишь с кислой миной?
        - По-прежнему любишь мертвых девушек? - Как всегда на одной ноте ответил Одераричи вопросом на вопрос.
        - Это удар ниже пояса, мой чешуйчатый друг! Это моя профессия! Про-фес-си-я! Я изучаю!..
        - Можешь обманывать себя, сколько тебе влезет, - голос Ричи стал меняться: казалось, что ещё чуть-чуть, и на его лице появился выражение лица, отличное от едва подвижной маски, - а я-то знаю, что тебе это нравится. Ты же выкапываешь только молодых девушек, не так ли? - В его медных глазах мелькнул огонек азарта.
        - А ты, что, все ещё питаешься краденой падалью? - Улыбка на лице Вильмута дрогнула: по телу пролетела тонкая спица легкой озлобленности.
        - Я так понимаю, тот кролик был единственной дичью, которую тебе удалось подстрелить. - Ричи чуть наклонил голову в бок, ожидая немедленно последовавшей реакции.
        - Это был мой кролик! - Проговорил он сначала сквозь зубы, но потом его голос соскочил на гневный рёв. Кожа на руках Вильмута покрыл черной дымкой, а вслед за этим зашевелились волосы, превращаясь в подвижную черную субстанцию, иглы которой торчали во все стороны. Темная материя, а попросту говоря - тень, стекала по его телу словно густой жир. Собрав в руке сгусток потолще, маг сжал её, таким образом уплотнив, и, по-прежнему стискивая зубы, швырнул эту черную кляксу в своего стародавнего... практически друга.
        Ричи даже не думал уходить от летевшего в него потока тени. Уголки его губ чуть поднялись вверх, создав на лице выражение, немного походящее на улыбку. Скрестив руки на груди и глядя из-под бровей, он спокойно подождал момента, когда заряд достигнет цели.
        Сгусток ударился о грудь змеи и разбился, словно шарик с водой. Черный брызги разлетелись в разные стороны, но обесцвечивались, не долетая до земли.
        - Ты же знаешь, что тень ничего не может сделать существам тверди, - Одераричи хмыкнул, после чего его лицо сделалось до умиления умиротворенным.
        - Знаю, - Вильмут говорил так, словно пару секунд назад в нём вовсе не просыпалось желания разорвать эту медноволосую змеюку на много-много маленьких чешуек, - но зато ты улыб...
        Ричи словно растаял в воздухе. Ногами маг почувствовал легкую вибрацию под землей.
        "Даешь мне подсказки?" - мелькнуло у него в голове, когда за спиной возникла огромная, во много раз больше той, что Вильмут пнул ботинком, змея. Ему, конечно, и прежде доводилось видеть Ричи в облике такого размера, но это было так давно, что маг даже немного удивился.
        С огромными медными глазами и того же цвета чешуей, с нередкими черными прожилками, змей накинулся на охваченного тенью Вильмута. И тогда тот по-настоящему испугался, но шагу сделать не смог: ни вправо, ни влево. Его сковал отнюдь не страх, то была слабость и беспомощность против стихии, перед которой он бессилен.
        Ричи кинулся на него с высоты нескольких метров, и шансов увернуться было бы мало даже у первоклассного ловкача, не то что уж у мага, у которого после недолгой ходьбы устают ноги.
        Находясь в прямом зрительном контакте с угрозой, Вильмут уже почти поверил, что Ричи решил его убить, однако в полуметре от его головы, змей нырнул в сторону и обвил мага, сковав его тело и не давая шевельнуться.
        - Ох... - Прокряхтел тот, едва извлекая из глотки звуки. - Обнять меня захотел?
        Змей зашипел. Его клыки блеснули в лучах тусклого утреннего солнца и медленно потянулись к шее мага.
        Внезапно, хватка ослабла, и когда чернота в глазах, вызванная резким приливом кислорода, наконец отступила, краем уха Вильмут услышал звонкий детский плач.
        Немало ошарашенный этим событием, он забыл отдышаться и даже забыл про сильное головокружение. Обернувшись, он увидел Одераричи, находящегося в добрых ста метрах от мага, но этому удивляться не стоило, ведь он, всё же, живое воплощение стихии тверди. Змей, уже в обличии человека, сидел на корточках и совершал какие-то плавные движения руками. Когда он встал и направился к Вильмуту, тот чуть было не прослезился от умиления.
        - Твоя дочурка? - Спросил он, увидев маленькую, чуть около полутора лет от роду, девочку с длинными, цвета ржавого железа, волосами.
        - Нет. - Лицо Ричи снова стало безэмоциональным.
        - Нет? А на лицо она такая же страшненькая, как и ты. - Он хихикнул, но, взглянув в глаза старинного друга, понял, что шутка оказалась неуместной: Одераричи, несмотря на его пугающие медные глаза, пёстрый, хоть и тусклый, цвет волос, едва видные лысые веки и серость лица, был красив. И шутить на счет его внешности можно только в те периоды, когда он сбрасывает кожу. - Где ты её нашел? Я думал, что всё твое племя погиб...
        - Я её выкопал. - Без задней мысли ответил змей, не предав значения двойственности этих слов.
        Реакция последовала незамедлительно:
        - Выкопал?! Ты её выкопал?!? И это я-то любитель мертвых девушек?! - Неподдающаяся описанию эмоция охватила мага.
        - Здесь другое...
        - Это ещё почему?! - Вильмут искренне кричал и едва ли не захлебывался слюной. - Значит, если я по надобности разрываю что-то могилу, так я сразу любитель мертвых дам, а как ты, то это, видите ли другое?! Ричи, это не честно!
        Тот приложил палец к губам и свободной рукой приобнял прижимающуюся к нему девочку. По-настоящему обескураженный созерцанием этого действа, маг вернулся к своему скромному лагерю, к уже остывшей тарелке лапши, и принялся неспешно ковыряться в ней ложкой. На его лице сохранялась легкая спокойная улыбка, и когда минут через пятнадцать Одераричи подошел к нему, пока тень, тянущаяся из его ладони, поглощала пустую грязную тарелку, он встретил его со словами:
        - Как же я рад тебя видеть.
        Уголки губ змея чуть дрогнули, но тут до его носа добрались тонкие следы запаха завтрака Вильмута.
        - По-прежнему питаешься всякой дрянью?
        - Я её, по крайней мере, готовлю! - Теневик сжал ладонь, и материя, уже поглотившая тарелку, растворилась.
        Ричи тихо цокнул языком и кинул взгляд на уснувшую неподалеку малышку.
        - Где ты пропадал столько лет? - Вильмут растолкал сваленные за его спиной книжки и прилег.
        - А ты будто не знаешь.
        - Ну, я тоже, бывало, засыпал после ночи с девушкой...
        - Это ты про то время, когда тебе нравились живые девушки? - Ричи не мог опустить эту колкость.
        - Но чтобы на четыреста лет!..
        Змее зло зыркнул на него. В этих медных глазах отчетливо читалось слово в приказной интонации: "заткнись!". Вильмут с восхищением взирал снизу вверх на своего давнишнего друга и говорил себе, что удивляться тут нечему. Царская кровь, или как бы там она не называлась, кровь правителя - она говорила о себе: во все времена, с самого первого дня их знакомства, он восхищался змеем.
        - Что здесь делаешь? - Спросил он.
        - То же, что и ты. - Ричи медленно зашагал в сторону опушки леса. Маг подскочил и последовал за ним. - Я чего-то явно не понимаю.
        - Я тоже! Сегодня чаша эмоций Вильмута Скуро просто переполнена негодованием!
        Он начал едва ли не прыгать вокруг Одераричи, спокойного, как неприступная крепость.
        - Ты! - Вильмут тыкнул змея пальцем в плечо. - Ты говорил мне, что земля тоуренов - это долина, пропитанная тенью. Что там возвышаются удивительной красоты башни, стены, замки и прочая чушь! Ты мне так живописно всё это расписывал, что вот уже шесть сотен лет я глаз не мог сомкнуть, и все ждал, когда же этот клятый барьер спадёт, и первозданная тень вновь обретет свою форму! Первозданная, Ричи! А не эти остатки былой славы, из-за которой был уничтожен Гран, равно как и Таэтэл. Где, где вся та красота, что ты мне обещал?!
        - Я не лгал тебе, Вильмут. Я описал тебе долину тени такой, какой сам её запомнил. И то, что здесь теперь...
        Маг решил помолчать, поняв, что сам Одераричи неспособен объяснить нечто, происходящее в этом лесу.
        Змей нахмурил тонкие брови и склонился к земле. "Зачем?" - подумал маг - "ведь он и без лишних движений чувствует всё, происходящее с твердью". Ричи же вытянул пальцы и поелозил ими по сочной зеленой траве. Сжав несколько ростков, он растер их между пальцами и понюхал.
        - Это - тёмный лес. - Сказал он.
        - Спасибо, я вижу. - Отрезал крайне недовольный Вильмут.
        - Я говорю о том, что сгустки темной материи все ещё здесь, в этом лесу. Взгляни на деревья и попытайся прочувствовать их корни.
        Вильмут вскинул взгляд к небу. По его сосредоточенному лицу стало понятно, что он пытается.
        - Да, здесь присутствуют остатки тёмно материи, но она... неуправляема. И как это понимать?
        - Ты видимо плохо слушал мой рассказ об этих землях. - Ричи поднялся и снова кинул взгляд на тихо посапывающую малышку. - Вспомни-ка, чем, с точки зрения теории магии, тень отличается от негатива, и чем она похожа на природные стихии?
        - Формой. - Тот нескромно прыснул, раздраженный тем, что столько лет спустя змей иногда разговаривает с ним как с подростком. - Тень, как и природные стихии, способна обретать форму без рамок, задающих эту форму. Для всех стихий такой формой является живая... или почти живая оболочка, наличие духов. Духи - есть форма. Духов сияния и негатива не существует.
        - У темной материи была форма, и этой формой были тоурены. Чистая, первозданная тень, лишенная всех видов природного с родства с человеком или вообще с чем-нибудь живым. Сродство всегда было лишь одно - это форма. Сами тоурены и животные, что жили в лесах - все они возникли из бесконечного объёма темной материи. Всё это нам очень знакомо, но в то же время, чуждо совсем.
        Вильмут медленно моргнул, ожидая продолжения. Этот рассказ, почти слово в слово, он слышал не в первый раз, тем не менее Ричи удавалось так живо говорить об этом, что он был готов слушать снова и снова.
        - Я полагал, что когда возник этот барьер, практически полностью изолирующий темную материю от прочего мира, они больше не могли получать информацию о форме. Это я говорю о живых и разумных существах. И потом, не имея связи с источником, они превратились в... это. - Он кивнул в сторону леса. - Я полагал, что когда барьер будет сломлен, всё вернется на круги своя и я смогу сдержать данное тебе обещание и познакомить тебя с кудесниками-тоуренами, но вижу, что вся моя теория терпит поражение.
        - А как же тогда?..
        Ричи на пару минут ушел в себя. Хорошо знавший его Вильмут сразу понял, что тот слушает. Что он пытается услышать - непонятно, ведь твердь реагирует на тень крайне медленно, но спустя те самые пять минут:
        - Тебе не кажется, что?..
        - Часть темной материи покинула зону обитания и витает невесть где? - Маг скрестил руки на груди. - Это был настоящий вихрь, Ричи! Тень вперемежку с негативом! То ещё зрелище!
        - Вперемежку? - Он не на шутку удивился. - Тень? Неоформленная? Как это возможно? Она не может витать в свободной форме.
        - А я говорю, что может. Сквозь барьер она всегда проникала неоформленной. Неуправляемая, с трудом контролируемая даже мной. Она... имеет весьма специфическое воздействие на людей с пустыми сосудами.
        Змей вопросительно поднял бровь, и эта перемена на лице радовала его собеседника.
        - Помнишь, ты как-то интересовался, откуда появляются демоны?.. Так вот заполнение пустого сосуда тенью - один из вариантов их появления. Эффекты бывают совершенно потрясающими!..
        - Перестань, мне не интересны эти мелкие детали.
        "Мелкие детали?!" - завопил про себя Вильмут, но решил воздержаться от повторения этого вслух.
        - У меня есть одна мысль, которая, возможно, объяснит, чего недостает теням. Но если я хоть в какой-то степени прав, то история тоуренов на этом оборвётся.
        - Просвети. - Усмехнулся маг. Ему, как единственному существующему повелителю стихии тени, это выражение казалось чрезмерно забавным.
        - Им нужно сердце. - Веки Ричи припустились, так что глаза стали едва видны.
        - Какое сердце? Ты никогда не говорил ни о чем подобном!
        Змей невесело усмехнулся. Это была не та улыбка, которую Вильмут хотел видеть на лице друга спустя столько лет.
        - Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, и я думаю, что следует начать его поиски как можно скорее. Но сначала, мне надо встретиться с Линео.
        - Линео? Я совсем недавно видел его. Ну как, недавно, - года полтора назад. Он постарел, хочу тебе сказать. И не вырос. Ни на дюйм. - Маг помотал головой из стороны в сторону, словно озадаченная мамаша. - А зачем он тебе?
        - Хочу передать ему ребенка, - ответил тот холодно. Не смотря ни на что, за то время, что он вскармливал малышку своей кровью, они, должно быть, привязались друг к другу.
        - Ему? Это круглощекое чудо? Помилуй, Ричи, из него отец получится едва ли лучше, чем из тебя!
        - Линео будет лишь посредником. Он знаком с братьями этого ребенка. Полагаю, те возьмут её на воспитание.
        - А если не возьмут?
        - То он должен будет найти ей жилье и заботливого опекуна на ближайшие лет десять, пока в ней снова не проснется сила элементаля.
        - А-а-а! - Наконец догадался Вильмут, звонко щелкнув пальцем. - Так она человекорожденная! А я уж было подумал, что она и вправду твоя дочь!
        - Через пару недель она превратится в нормального человеческого ребенка и узнает о своей силе, лишь когда будет готова стать женщиной. Это будет не раньше, чем через десять лет.
        - Ясно... - Маг собрал губы в трубочку. - Так что за сердце? Я помню, что история этого леса была тесно связана с королевской семьей, что вроде как Малькольм жил здесь, но этим мои знания этой истории ограничиваются.
        - Сердце, Вильмут - это центр, стержень, называй это как тебе вздумается. То, вокруг чего вьется сам принцип существования элементалей как класса. И у тоуренов было такое сердце. Я попытаюсь разузнать о нём и о том, что с ним произошло. - Ричи развернулся на каблуках и медленно зашагал в противоположную от леса сторону.
        - Так может я?..
        - Тебе будет куда интереснее здесь. Поверь мне.
        Вильмут недоверчиво сощурился.
        - Не взирая на хаос, в котором погрязла материя этой земли, здесь есть интересные вещи для изучения. И к тому же, если моя теория вновь неверна, твои знания и результаты твоих исследований помогут нам понять, что делать. Если мне не удастся обнаружить сердце и вернуть его сюда, то быть беде, и тогда-то точно потребуешься ты.
        А этот ответ полностью удовлетворил мага, которому ох как не хотелось покидать этот край. Долгих шесть сотен лет барьер не пускал его, носителя тени, в чернь леса, но теперь!..
        - Эта девочка - это ведь не единственное, о чем ты хочешь потолковать с Линео? - Спросил он у змея.
        Ричи помотал головой из стороны в сторону.
        - Ты ведь почувствовал, да? Даже я почувствовал. - Маг присел на траву. - Кто-то пробрался в храм Го. - Он пожал плечами. - Красть там особо нечего, значит кто-то...
        - Это был не кто-то, это была она. - Змей устремил взгляд в неизвестную Вильмуту точку на горизонте. - Раз она захотела найти договора, значит, она напугана, и скорее всего, ей известно о местонахождении сайлантов.
        - Ого! Как же это они допустили?..
        - А теперь сломлен барьер. Нам обоим прекрасно известна сила её ненависти ко всему, что согласно системе противоположно сиянию.
        Вильмут отвел взгляд в сторону, а рука непроизвольно легла на застарелый широкий шрам, тянущийся от левого бедра до ключицы: да, он знает об этой ненависти.
        - Она готова выкинуть любую глупость, только бы не дать тоуренам возродиться. Чтобы пресечь какие-либо её действия, мне нужен Линео.
        - Но Ричи, нет другого существа, которого она боялась бы так же сильно, как тебя. Почему ты сам не остановишь её?
        Маг поднял взгляд на друга и столкнулся с глазами, какие никто не захотел бы увидеть. Безумие, охватившее медные кольца змея, подобно парализующему яду сковывало тело и пресекало дыхание.
        - Ты хоть знаешь, как она похожа на неё?
        Тот решил промолчать, поняв, что болтнул лишнее. Ему подобное поведение было непонятным, ведь банальные и уже воспетые в поэзии человеческие чувства вроде любви и верности были для него тем, что Вильмут давно оставил позади. У всех есть слабые места, и, не знай он всей истории, кроющейся за отношениями Одераричи и женщины, по имени Монтера, больше известной как Визы, он бы никогда не подумал, что слабость змея сокрыта в её лице.
        Маг пожал плечами и повернул голову, поинтересовавшись, что же там, на севере, увидел Ричи.
        По небольшому холмику, перебирая своими короткими ножками, к ним двигался Линео Визетти собственной персоной.
        Цыкнув сквозь зубы, Вильмут поднял руку и помахал ещё одному своему другу рукой.
        
        Глава пятая.
        Очень старая легенда, или когда Дримена осенило.
        
        - Должна сказать, что ты очень неожиданно приехала. - Амельера только что вернулась из тронного зала, где только что вела беседу с Её Величеством. - Я-то думала, ты не скоро вернешься.
        - Не спрашивай. - Ора была несколько озлобленной, но её поведение более точно объяснялось словом - взволнованная.
        - Я спрошу лучше, где ты была последние пару месяцев. - Синеволосая женщина залезла с ногами на кровать, на другой стороне которой Ора разбирала небольшой чемодан, вытаскивая из него одну за другой вещи. - Так где?
        - Много где. Стижиан и Руми возглавляют небольшой отряд из дюжины-другой монахов. Практикуются. И вот они колесят по северу, побывали и в окрестностях Кайлинна, и в Эсфити...
        - А что же заставило тебя вот так вот резко вернуться? Не похоже, чтобы тебя вызывала королева, иначе ты бы с поезда уже была у неё. Так почему?
        Ора громко хлопнула пустым чемоданом, положила его на пол и звонко пнула, так, что он улетел под кровать.
        Сразу стало понятно, что говорить она об этом не желает, но по пути из своей башни сюда, синеволосая фурия так сильно вскормила свое любопытство, что никто, кроме самой небезызвестной Богини, не мог остановить её расспросы.
        - Дай угадаю, Стижиан выкинул какую-то нелепую шутку? Ты не злись на него, у него плохо с чувством юмора. Что бы он ни сказал, он не хотел тебя обидеть. Ты же знаешь, что мы с ним... В общем мы же с ним много времени проводили вместе, хоть это и было... лет десять назад.
        Ора стянула с себя коричневые тканевые штаны и принялась надевать серое монашеское одеяние.
        - Он, бывает, говорит о некоторых вещах, которые кажутся ему забавными, а нам обидными. Вот я, например, плоская, и он как-то...
        - Он сделал мне предложение.
        Амельера оборвалась на полуслове. Секунд десять они с монахиней, не двигаясь с места и, казалось, не дыша, смотрели друг другу в глаза, как вдруг магичка засмеялась. Громко и во весь голос. Упав на бок, она уткнулась лицом в подушку и стала смеяться ещё громче, и этот приглушенный звук больше походил на крик боли.
        - Что в этом смешного?
        - Твоя реакция! А-ха-ха-ха! - Она едва не прослезилась.
        Ора потупила взгляд и села на край кровати рядом с бьющейся в истерике подругой.
        - И поэтому ты здесь? Ты дала ему ответ?
        - Нет.
        - Значит, ты сбежала? Ой... - Из её огромных синих глаз и вправду покатились пара крупных бусин слёз. - А ты чего ожидала, красавица? Вы же сколько времени уже вместе? Полтора или два года? Вроде, когда Лекса родила, вы уже обнимались по углам. Да-да, точно обнимались.
        Ора опустила голову и подперла её рукой. Вид у неё был неважный, и даже больше чем неважный: она и без слов Амельеры прекрасно понимала сколь абсурдным кажется её поступок со стороны.
        - Что тебе мешает выйти за него замуж?
        - А ты будто не знаешь, Ами. Ты хоть представляешь себе, как моя мать и её мать отнесутся к этому? О-ох. - Её голова опустилась ещё ниже. Казалось, ещё чуть-чуть и она, взрослая умная женщина, разревётся по-настоящему.
        Магичка положила руку ей на плечо и чуть приобняла её, понимая, что лучше увести разговор подальше от этой темы, но никак не могла придумать, что сказать.
        И тут, словно бы высшие силы услышали крик её разума, в коридоре, расположенном в северо-восточной части королевского дворца, раздался детский смех.
        Спрыгнув с кровати, Ора подошла к прикрытой двери и распахнула её. Стоило ей это сделать, как на неё налетели два чудных ребенка, заливающихся смехом.
        - Тетя Ора! - В один голос прогорланили они, правда, из уст той, что помладше её имя прозвучало как "Олла", но это ничего страшного.
        Метрах в пятнадцати от места столкновения неспешно вышагивали двое мужчин, постарше и помладше. Тот, что высокий и худощавый, с белым сияющим клинком, выглядывающем из-за спины, в длинной черной мантии, элегантно развивающейся вокруг него, был никто иной, как магистр Перферо во всей своей красе. Идя с ним нога в ногу, и наслаждаясь тем, что две крикливые девчонки удалились подальше, рядом с ним шёл мальчик, которого два с половиной года назад Ора на себе вынесла из проклятого леса. Его звали Анри, Анри Тоурен, её приемный сынишка.
        Издали он кивнул ей, пока та тонула в объятиях двух прелестных девчушек.
        - Элиссия, Ксардера! - Громко окликнул их Дримен, уже подходя к монахине. - Прекратите мучить женщину.
        Обе повернулись к нему и надули губки. Эти двое походили на родных сестер-погодок, но, к счастью, одна не знала, что приходится другой тётей. И никогда не узнает об этом, и Стижиан и Дримен уже твердо решили это.
        Чуть больше года назад, Линео, наставник и практически отец Дримена, привез в академию двухгодовалую девочку с необыкновенным цветом волос - цветом ржавчины. Усадив её развлекать Ксардеру, ей тогда едва год исполнился, он отвёл своего ученика в сторону и максимально понятно объяснил, что эта девочка - его младшая сестра.
        Маг в тот момент чуть было не упал в обморок и напомнил учителю, что его сестра умерла, когда ей исполнился месяц. Он был её могиле и его старший брат, Стижиан, своими силами развеивал там негатив.
        В тот момент, помнится, Линео устало усмехнулся и попросил обратить внимание на её цвет волос. А потом - на цвет ауры.
        - Я никогда не видел ничего подобного. - Ахнул тогда Дримен. - Что за... Она что, тоже феникс? Да нет, цвет не похож на Стижиановский...
        - Никто из живущих, кроме меня, а теперь и тебя, никогда не видел подобного цвета. Она... Змей. Впервые за тысячу лет с момента их истребления, в мире родился истинный носитель крови змей. Я не думал, что такое существо могло родиться от союза двух людей, но, видимо, я еще недостаточно умён, чтобы понять это. Возможно, ваша мать обладает каким-то исключительным для человека свойством, потому как вы, все трое, чрезвычайно необыкновенные дети.
        - Да вы шутите, учитель! - Воскликнул тогда маг, разглядывая ту, кого ему представили сестрой. - Мая мать - полоумная, не более того.
        Линео сделал укоризненный взгляд.
        - Ладно, допустим, но как она выбралась? Гроб, земля... Как она?.. Бедный ребенок! Она была жива всё это время?
        - Не совсем. - Линео облизнул губы. - Я не стану рассказывать тебе о том, кто её нашел и спас ей жизнь, скажу только что она - не единственный из живущих змей.
        Дримен несколько раз моргнул, ожидая пояснений.
        - Он нашел её через несколько месяцев после погребения. Тогда она походила... Я сам не видел, но Ричи сказал, что он год вскармливал её кровью. У змей все очень сложно с развитием, но точно могу сказать, что в ближайшие лет десять или, может, больше, она будет абсолютно нормальным ребенком. Когда придет время, ты заметишь в ней изменения, поверь мне, но, уверяю тебя, тогда же Ричи явится за ней.
        - Ричи? - Переспросил Дримен, краем уха слушая, как две девчушки заливаются смехом. - Он - змей?
        - Не задавай вопросов, я и так сболтнул лишнего. - Линео громко сглотнул и хлопнул ученика по боку, так как до плеча не доставал. - Ты позаботишься о ней?
        - Конечно! Как я могу сказать нет? Она же моя сестра. Что вы, конечно! Я просто... просто в шо... Почему вы нервничаете? Магистры круга часто просили вас не рассказывать малолетнему мне некоторые таинства стихийной магии, но вас это как-то не останавливали их предостережения и угрозы. Это ведь... - Он посмотрел на девчонок. - Просто необычный ребенок.
        Учитель ухмыльнулся и, уже уходя, кинул:
        - Ты просто не имел дело с Ричи...
        И на сём откланялся. И вот уже год его никто не видел.
        Засмеявшись, девчушки бросились дальше по коридору, на другом конце которого с распростертыми объятиями их встречала Лакреис, она же просто Лекса.
        Мальчишки вздохнули с облегчением, и в тот же миг у Анри заурчало в животе. Скорчив моську, он подошел к Оре, обнял её, получил звонкий поцелуй в щеку и помчался на кухню. Дримен же решил приостановиться.
        - Как он там? - Аккуратно спросила Ора тоненьким голоском.
        - Бесится. - Маг глядел вслед уматывающим в другое крыло детям. - Он учеников своих до смерти загонял, у Астируми волосы дыбом.
        - Что, правда дыбом? - Смеясь переспросила Амельера, вынырнув из комнаты.
        - Да, дыбом, причем на хвосте и ушах тоже. - Он покачал головой из стороны в сторону и повернулся к Оре, да так резко, что та бы пошатнулась, не будь она стойким монахом. - И почему вы, женщины, всю жизнь мечтаете о замужестве, а как вам делаешь предложение, так вы или год думаете, или вообще сбегаете. Скажи ему "да" и не нервируй моего брата! Спаси две дюжины монахов, находящихся у него под покровительством!
        Та опустила взгляд, и внутреннее чутьё Амельеры зазвонило во все колокола, предчувствую истерику. Она обхватила своего коллегу-магистра за плечи и потащила его за собой дальше по коридору.
        - У тебя, между прочим, сегодня лекция в полдень. - Проурчала она.
        - Точно! А я успею поесть?
        - Да вроде.
        Она уже уволокла его на несколько метров от монахини, как вдруг Дримен, вспомнив нечто очень важное, остановился и обернулся к ней:
        - Да, Стижиан просил тебе кое-что передать. - Сказал он сначала спокойно, а потом прокашлялся и загорланил во весь голос: - "ТЫ ВСЕ РАВНО БУДЕШЬ МОЕЙ ЖЕНОЙ!!!". - Этот громкий крик волной пронёсся по полупустому коридору.
        Закашляв и ударив себя по груди несколько раз, он помахал Оре рукой и поспешил на завтрак, оставив её со смущенной улыбкой на лице.
        
        - Стоит начать с того... - Магистр Перферо всё не знал, с чего ему начать. - Хочу сказать вам, что лет двести назад совет магистров решил исключить эту дисциплину из программы обучения как ненужную. Они сочли, что "мифология и легенды, как прообразы" - это детские сказки, которые стоит читать в свое удовольствие как художественную литературу и не более того. Сам я, собственно, так и делал, с той разницей, что эти сказки меня заставлял читать мой наставник магистр Визетти, и сдавал я ему их как полновесный экзамен по истории.
        Из гигантских размеров аудитории, состоящей из учеников всех возрастов, послышались редкие смешки.
        - Ввиду не так давно минувших событий, с которыми мне не посчастливилось столкнуться, могу вас смело заверить, что вы все, как маги, как боевая мощь Ораны и защитники её жителей, можете столкнуться с вещами, информацию о которых, и причем весьма достоверную информацию, можно почерпнуть только вот в этих сказках. - Кончиками пальцев он постучал по корешку почти выцветшей синей книги, лишь одной из пары десятков, что стояли на столе. - История... не единожды переписывалась. Это, я надеюсь, и без меня понятно любому мало-мальски образованному магу. Под давлением правящего сената, желающего скрыть свои промахи, под давлением инквизиции, которая вообще невесть о чем думает, ну и без нас не обошлось. Магия, как мы все прекрасно знаем - обширный полигон для экспериментов, без проб и ошибок у нас никак не обойтись. Сейчас наши ученые господа и дамы, при содействии светлых умов Академии Наук, как могут пытаются восстановить подлинную историю нашей страны, и если кому интересно, я думаю, можно договориться и они с удовольствием прочтут вам лекцию-другую. Но я с вами буду говорить не об этом.
        Он обошел вокруг стола и облокотился об него, оставшись спиной к белокаменной доске, на которой ещё остались какие-то надписи углем.
        - Мы с вами займемся сказками. Сказками и легендами, которые на слуху у нас, и которые были на слуху лет четыреста, а то и пятьсот назад. Будем, в большинстве своем, читать большие и маленькие повести и рассказы, а затем, пользуясь уже имеющимися у нас знаниями в области магии и истории, станем рассматривать эту писанину с точки зрения теории магии. Помимо этого... Я буду делиться с вами опытом. - Он поднял глаза на пять сотен голов, представляющих где-то четверть всего населения академии, и в тот момент по аудитории разнесла волна заинтересованного гула. - И не только своим, хотя одних моих россказней хватит на добрые полсотни лекций.
        Некоторые девушки, в возрасте лет семнадцати, томно вздохнули и укутали мага полным благоговения взглядом.
        Дримен умолк и задрал голову к верху, уставившись в высокий потолок. Он так и не придумал, о чем будет эта лекция, и, по правде говоря, не перечитывал ни одно из перечисленных им сборников сказок, так что сейчас он скоропостижно пытался придумать вспомнить хотя бы одну.
        То ли почувствовав легкое замешательство в голове магистра, что очень сомнительно, толи не сумев более сдерживать свое любопытство, раздирающее рыжеволосого кучерявого мальчика пятнадцати лет, который носил гордую эмблему (вышивка в виде красного кристалла) факультета огня, он вскинул руку вверх, и, не дожидаясь реакции магистра, выпалил:
        - А правда, что среди монтерцев есть феникс?
        Губы Дримена расплылись в улыбке, так как надобность в придумывании темы для лекции отпала. Он опустил голову, позвонки в уже изрядно затекшей шее звонко хрустнули, и взглянул на мальчика своими семицветными глазами. Тот, бедняга, съежился.
        - Сейчас непринято говорить "монтерцев", теперь они просто монахи. - Он поелозил указательным пальцем по верхней губе.
        И тишина... И только тот же рыжий мальчишка, который говорил негромко, но слышалось все отчетливо.
        - Я говорю о Стижиане Ветру!
        - Я понял тебя, но...
        - Он же умер девять лет назад, когда ему было двадцать два года, а потом, где-то через семь лет, он вновь вернулся. Большинство людей считает, что он просто был в бегах после ужасов, увиденных в Ринеле! - Этот рыжий начал просто захлебываться слюной, забывая дышать и вовремя сглатывать. - Ведь инквизиция очернила его имя и свалила на него вину за уничтожение Ринеля, и он сумел вернуться только спустя годы. Это стало таким событием, как для Храма так и для...
        - Не уходи в дебри, Эрл.
        Тот ойкнул, удивленный тем, что сам магистр Перферо знает его имя. Конечно, он знает! Самая большая заноза на всем факультете магии огня. Циавис Амеверо, как декан, не единожды нылся о страсти этого ребенка к болтовне.
        - Ну, для начала должен сказать, что да. Стижиан Ветру действительно был сожжен четвертого июня шестьсот двадцать девятого года, и тот день стал датой смерти всех жителей Ринеля. Это верно, равно как и верно утверждение, что город был сожжен дотла магическим огнем. Эту историю мы все прекрасно знаем. Теперь к тому, что знают не все. - Дримен сделал пару глотков из высокого стакана с теплой водой. - Воскрес он ровно семь лет спустя. Не знаю, минута ли в минуту, но имею основания полагать, что точность времени была предельной. Что мы можем из этого извлечь?
        - Что процесс возрождения занимает годы?
        - Что у этого неотъемлемого свойства духа есть свой цикл?
        - Тепло. Ну же!
        - Что у духа есть свой цикл относительно сосуда?
        Дримен так и не понял, кто произнес это, но щелкнул пальцем, и неширокий поток достаточно тривиальных высказываний иссяк.
        - Позвольте теперь пояснить, что же это значит. Девять лет назад, по рассказам немногих очевидцев, город Ринель охватило не просто магическое пламя, о нем мы с вами позже возможно поговорим, а это было нечто оформленное, походящее на птицу. Вокруг Ринеля раскинулись несколько небольших деревень, и их жители по-разному описывают то, что они видели, но все они сходятся в одном - это было не просто пламя, оно имело форму. Есть все основания полагать, что всё это - лишь россказни, но мы с вами здесь именно ими и занимаемся. Нам точно известно, что Ринель был сожжен, и мы точно знаем, что в тот день на очистительный огонь привели монаха. Не абы какого монаха, а очень сильного, которого вы сейчас называете фениксом. Если мы на минуту примем наличие в нём этого духа за аксиому, то к какому выводу мы можем прийти? - Он стал размахивать руками, словно подталкивая свои мысли ученикам. - Это означало бы, что только не внешние факторы пресекают жизнь носителя духа, но и внутренние. Есть у кого мысли, о чем я говорю?
        Началось активное перешептывание, на что магистр только усмехнулся: детишки, они так боятся ошибаться.
        Дримен кашлянул, снова стало тихо, и сказал:
        - Носитель духа феникса должен обладать сопротивлением к огню. Абсолютным. - Последнее слово он произнёс с нажимом. - Вы не задумывались, как такое могло случиться, что феникса сожгли?
        Снова перешептывания.
        - К несчастью, у нас есть всего один пример живого феникса, так что мы будем теребить его историю. Монтерцы, да будет вам всем известно, дают клятву, что они никогда и не при каких условиях не лишат человека жизни. Но они работают с нежитью и порой чувствуют её по запаху, им-то трудно ошибиться с целью: негатив тяжело спутать с какой-либо другой энергией. Это вам не демонов ловить... - Он понял, что сейчас может поднять очень болезненную тему для всех магов, а потому незамедлительно вернулся к разговору о брате. - Так... Да! Во-Сен Ветру был приговорен к сожжению за неудачную попытку жертвоприношения. Представили, да? Монтерец... и жертвоприношение! Я к чему вообще веду... Вы же понимаете, что сильнейший в истории монах - не тот человек, который не сможет выбраться из-под замка, какой бы прочной ни была дверь. Однако он прекрасно понимал, что чтобы сбежать, ему придется пролить кровь инквизиторов и возможно стражей, а для монаха одна только мысль об этом - табу. И к чему мы приходим? Что ему или гореть на костре, или быть убитым при попытке бегства, поскольку он абсолютно не способен поднять руку
на живое существо. А это о чем говорит?
        - Что он морально подготовил себя к смерти. - Судя по басовости голоса, это был кто-то со старшего потока.
        - Именно! Дух не зря томится в сосуде, ведь сосуд - ни что иное, чем душа. Духи способны чувствовать состояние своего носителя, а задача конкретного духа, феникса, - вернуть его к жизни. И вот я пришел к выводу, что не костер лишил жизни Во-Сена, а феникс, вырвавшийся из его груди.
        - И тот весь город укутал пламенем... Неужели все фениксы так умирают?
        - В первый раз - может быть, но в целом - надеюсь нет. Цикл! Что, в таком случае, должно произойти, чтобы феникс вернул к жизни своего носителя?
        - Он должен вернуться в сосуд, из которого выбрался! - Крикнул Эрл, хотя его и так было прекрасно слышно.
        - В точку. Я думаю, и это исключительно мое мнение, что дух феникса каким-то образом привязывает душу человека к какому-то месту, чтобы потом туда вернуться, или же не дает сосуду распасться и войти в оборот энергии природы, чтобы, опять-таки, туда вернуться. Рассмотрение этого вопроса зависит исключительно от веры, потому как до сих пор не известно, что именно происходит с человеческим сосудом после физической смерти оболочки. Что касается цикла, мы, конечно, не проверяли, как скоро феникс вернётся к телу во второй раз и вернется ли вообще. Как, я думаю, вы уже поняли, с учетом возможности возражения, фениксы становятся бессмертными. А бессмертие как-то не укладывается в теорию гармонии мира, уже давно одобренную и проверенную. Итак... Я ответил на поставленный вопрос?
        - А Во-Сен Ветру способен использовать пламя феникса как, ну как...
        - Как боевую магию? - Дримен улыбнулся, ожидая этого вопроса. - Да, способен, однако он всеми силами старается избегать этого. - Он окинул взглядом зал и прочел в лицах вопрос "почему?". - Магия огня феникса... Оговорюсь, что практически всё, что я сейчас говорю, не более чем теории и догадки. Только...Феникс - одно из живых воплощений стихии огня. Чистый природный элементаль. Сила этого духа в корне отличается от силы, например, духа магистра Амеверо. Если я всё правильно помню, то Стижиан способен черпать чистое пламя напрямую из сосуда. Он не оформляет и не направляет его, как это делаем мы, маги, этот огонь является частью его, и он в нём уже есть. На то, чтобы научиться ограничивать и направлять подобную силу, даже у прирожденного талантливого мага ушли бы десятилетия. А Во-Сен Ветру, не будем забывать, - монах. И феникс проснулся в нем лишь тогда, в Ринеле.
        - А разве не при рождении? Нет?! - Эрл аж подпрыгнул. - Почему?
        - А разве это не очевидно? - Сказал ему кто-то другой.
        - Он ведь по-прежнему истребляет нежить, да? - Это был девчачий голос.
        Дримен кивнул.
        - Но ведь стихийная магия неспособна рассеивать негатив, как Ветру удается?..
        - Я уже говорил, что он всеми силами старается избегать энергии феникса. Стижиан - первый и единственный, на данный момент, человек, в котором находятся одновременно два духа. Он научился отличать энергию феникса от энергии сияния, и использует всегда лишь одну.
        Магистр приоткрыл было рот, желая добавить что-то ещё, но вдруг начал копаться в своих же ещё не высказанных словах.
        - Кому-нибудь из вас уже читали короткий курс лекций об избирательности духов?
        Из зала послышалось редкое "да".
        - Это очень мутный курс, с кучей непонятных формулировок и выражений. Чтобы закрыть вопрос о силе Стижи..
        - Он назвал его Стижи? - Зашептал кто-то.
        - Позвольте вам напомнить о том, почему далеко не все из рождающихся людей становятся магами, или же монахами. Сосуд, я буду выражаться крайне упрощенно и понятно, представляет собой банку. Представили, да? Хорошо. Всегда было принято считать, что с момента рождения до момента кончины размер и объем этой банки никак не изменяется, однако мы, я говорю о ныне действующем совете магистров, придерживаемся другого мнения. Мы предпочитаем рассматривать эту банку, этот сосуд души, как таланты, коими не один из людей не обделен. Почему так? Потому что талант надо развивать. Если человека природа наградила красиво играть на скрипке, он едва ли станет хорошим дровосеком, и он никогда не станет маэстро, если не будет заниматься. Один... - Дримен осекся. - Небезызвестный нам медиум, незадолго до своей кончины, толи от безделья, толи из-за любопытства исследовал сосуды простых людей. И знаете к чему он пришел? Что носителей духов рождается куда больше, чем мы думаем. Ярким примером этого наблюдения была инквизиция. Все, и я подчеркиваю это, все инквизиторы являются носителями духа сияния, но скольких
инквизиторов, а их ведь десятки тысяч, можно сравнить с полноценным монахом? Единицы. Когда он рассказал об этом, мне в голову пришла идея, что сосуд меняется в зависимости от, так сказать, духовного и интеллектуального развития. Сосуд есть душа, душа повязана с разумом, разум с телом. Если развивать последние два звена этой короткой цепи, то сосуд души станет меняться, увеличиваться.
        - Прям мотивация к обучению! - Крикнул кто-то.
        - Именно! - Дримен хлопнул в ладоши. - Сосуд, господа будущие маги, есть ничто иное, нежели вместилище духа. При рождении, дух избирательно привязывается к тому или иному сосуду. Задумывались, почему практически у всех магов сила просыпается лет в восемь-десять? Это всё развитие. Каждому духу нужен определенный размер сосуда. Есть некая точка минимума, необходимая духу для внедрения. С этим минимумом мы рождаемся и обретаем силу. Со временем, наш сосуд растет, становится способен вырабатывать все больше и больше энергии, и тогда-то в нас и просыпается сила наших духов.
        - А сколько вам было лет, когда в вас проснулся дух? - Это была одна из милых девчонок на переднем ряду.
        - Я являюсь стихийным магом с самого рождения. - Он спокойно ответил, и тут же решил увести разговор подальше от собственной персоны. - Изложенная мною только что теория отвечает на вопрос, почему монтерцы, при их малочисленности, так сильны. Это комплексное развитие. Широкий кругозор. Физические тренировки. Ведь энергию сияния можно применять и как простую магию, но они пошли дальше. Корень современной проблемы обучения магов я вижу именно в соотношения числа учеников к числу преподавателей. Групповые занятия - это не плохо, однако когда на одного магистра приходится пятьдесят, а то, бывает, и сто учеников, трудно ожидать что все вы станете звездами в небе. - Он прикусил нижнюю губу и поднял глаза к потолку. - Надо будет в следующем году пригласить к нам пару-тройку монахов, чтобы они занимались вашими физическими тренировками. Так... что-то я отошел от темы. Сила феникса! Итак. Полагаю, раз вопрос про Стижиана вообще был задан, то вы все знаете, что он - сильнейший в истории монах. Верно?
        Зал гулом выразил согласие.
        - Дух, подобно газу, занимает все отведенное ему пространство. Это понятно? Так вот в нем этих духов два. Как они делят между собой его сосуд - мне страшно представить. Два с половиной года назад, во время событий в Таэтэле, Стижиану было необходимо выделить максимальное количество энергии сияния. Он выложился более чем полностью. По рассказу очевидца...
        Ора, возившаяся в тот момент в королевской библиотеке, громко чихнула.
        - Когда он высвободил неимоверных объемов сгусток сияния,.. освободился феникс.
        Вся аудитория громко ахнула.
        - Нет, освободился, пожалуй, не то слово. Он занял всё освободившееся пространство в сосуде. Это было... - Дримен не мог подобрать слово, чтобы охарактеризовать тот поток эмоций монахини. - Потрясающе. Это было изумрудное пламя...
        - Изумрудное?! - Воскликнул Эрл, но магистр его проигнорировал.
        - ...выраженное в форме птицы. Не то чтобы огромной, но изумрудной пиццы. С крыльями и мордой. Мне говорили, что удалось даже рассмотреть клюв. А теперь, внимание, вопрос!
        Тишина длилась добрые десять секунд. Выдерживать слишком долгие паузы - это прерогатива Линео, а Дримен, как хороший ученик, сам того не сознавая её перенял.
        - Кто-нибудь, может себе представить, какой мощью станет сила сияния Во-Сена Стижиана Ветру, если извлечь из его сосуда дух феникса?
        Раньше, чем кто-нибудь хотя бы успел включить свое воображение, дверь в аудиторию, находящаяся по левую руку от магистра, распахнулась. Дверь была тяжелая, и чтобы с подобной легкостью открыть её, понадобился тяжеловесный мужчина с широкими плечами, толстой шеей и головой, слишком маленькой для такой комплекции. Официальный серебристый костюм смотрелся очень нелепо на его могучем теле. Не удосужившись извиниться, он забасил следующее:
        - Мне нужен выполняющий обязанности ректора Перферо.
        - В столь официальной форме, к магам моего ранга положено обращаться с упоминанием всех титулов и полного имени. - Дримен был несколько огорчен вторжением кого-то там, в то время как у него развивалась достаточно интересная беседа с учениками. - Моя лекция, - он глянул на настольные часы. - Закончится через полчаса. Будьте добры...
        - Значит, это ты? - Мужчина уже почти вошел в аудиторию, как вдруг перед ним возникло какое-то препятствие.
        - "Вы". - Маг спокойно стоял у стола, и ни одна мышца на его лице не выдавала в нем волнение. - Ожидайте в приемной.
        Тот начал было что-то говорить, и, по-видимому, не скрывал своего недовольства, но воздушный барьер, охвативший незваного гостя, заглушал все звуки. Ученики начали давиться тихими смешками, наблюдая за тем, как мужчина такой комплекции яростно жестикулирует и брызжет слюной.
        Чуть сощурившись, Дримен стал отодвигать барьер, а вместе с тем и запертого в нем мужчину, обратно, в ещё не закрывшиеся двери. Та тихо захлопнулась, и магистр незамедлительно продолжил:
        - Вопрос о фениксе оставлю на ваше вольное размышление. Если кому очень интересно, существует не так много легенд, связанных с этими огненными птицами...
        Аудитория одобрительно загалдела.
        - Ладно, к следующему разу прочтите три из этих легенд, и мы продолжим наши рассуждения. А сейчас... - Дримен взял в руки верхнюю книгу из стопки на краю, желтую, толстую, тяжелую. - Сейчас я вам прочту небольшую коротенькую сказку, которая называется "троица в землянке".
        "Давным-давно, в землях далеких от больших городов, гулял старый лесник. Одетый в ношеную одежду, весь усталый и грязный, он шел домой, в родную халупу, где его ждала его одна единственная дочь. На дворе была ночь, укутавшая тропинку и спрятавшая дорогу домой.
        Долго бродил лесник, пока, наконец, не наткнулся он на старый дуб, что в другом краю леса. Трава под его ногами была желтой и сухой, ветви кустов уже давно сломались под напором дождей. Все вокруг вымерло, один лишь дуб, могучий и высокий, пестрел зеленой и свежестью листвы. Уставший лесник, чьи ноги уже давно были ослаблены усталостью от долгой дороги, решил вздремнуть под этим дубом, чтобы дождаться утра и уже тогда идти к любимой дочери. Набрав в охапку сухих листьев, он прилег на корнях и уже был готов погрузиться в тяжелый сон.
        Раздался волчий вой. Лесник испугался и вскочил: это невиданно, чтобы в этом лесу водились волки! Отродясь их здесь не было! А следом за ним львиный рык. Такого и подавно не случалось!
        Испугался лесник, страх сковал его и без того усталые ноги, сонливость покинула его.
        Звуков становилось всё больше, они становились всё громче. Ужасным роем они теребили испуганного старика. Казалось, он слышит, как со всех сторон к нему подступают невиданные здесь животные, как трещат ветви под их ногами!..
        Зажмурился мужик, готовый принять свою страшную участь, как вдруг земля задрожала.
        Перепугавшись ещё сильнее, он выпучил глаза и увидел, как у корней появляется широкая яма, в которую ссыпается земля. Из неё один за другим появились трое. Стоило им выглянуть, как рой страшных голосов тут же пропал.
        Пригласили эти трое старого лесника к себе на ночь. Накормили горячим и дали хорошенько выспаться, а на утро проводили его домой.
        Увидев их при свете дня, старик навеки потерял дар речи. Все трое были молоды, но один из них отбрасывал не меньше десятка теней. Глаза другого были бездонной чернью. А кожа третьего покрывалась бесчисленным множеством отдающих золотом чешуек. И звали их Скуро, Тиби и Ричи..."
        Дримен запнулся.
        Ожидая продолжения, аудитория какое-то время не шумела.
        - Я слышал эту сказку! - Крикнул какой-то юноша с приятным тембром. - Они пришли в город и выяснилось, что в городе пропали все женщины возраста примерно от пятнадцати до тридцати лет, и эта троица отправилась их спасать.
        Магистр даже не моргнул, а продолжил пялиться куда-то в пустоту, в попытках что-то вспомнить. Он прикрыл глаза, и его зрачки с чудовищной скоростью заметались из стороны в сторону.
        - Моя мама работает в библиотеке, - сказал другой голос, не девчачий, но женский, - она говорила, что её предшественница, или предшественница той предшественницы... в общем эта сказка существует в куда более подробном варианте, и выглядит она как дневник того самого лесника. Но вроде как подлинник был толи утерян, толи уничтожен, это неизвестно.
        - Лично я не верю в эту бредятину. - Эрл не стал скрывать своего мнения. - Чернота в глазах, десять теней, золотистые чешуйки... Если такие персонажи действительно существовали, то они наверняка были демонами, а те вряд ли стали бы помогать какому-то там мужику в лесу.
        - Значит, ты веришь в фениксов, - хмыкнул кто-то за его спиной, - а про необычную троицу из леса, которая одолела злую ведьму, откладывавшую яйца в утробе молодых девушек - не веришь? Ну да, по описанию они не слишком-то похожи на обычных людей, но они выставлены положительными персонажами, так что, я думаю, вся их необыкновенность - это уже старания прошедших лет и народного фольклора.
        - Я понимаю, если бы там говорилось о каком-нибудь волшебнике, ну, там, маге огня, например, или воды. Просто о повелители стихий... - Продолжал нудить Эрл.
        - Эй-эй-эй! Это что там за просто? - Мальчишки с дрименовского факультета быстро активизировались.
        - Ну так не бывает, чтобы в сказках опустили смаю суть, то, как они одолели эту ведьму. Всегда есть хоть какая-то деталь, которая обязательно укажет на истинную природу силы героя, если он действительно существовал. Описание этих троих подходит разве что демонам, а они никак не могли верши добрые дела и убивать себе подобных, в данном случае - ведьм. Так что по-моему, эта сказка - просто сказка. Так что, магистр Перферо!..
        Это обращение он услышал.
        - Я думаю этот рассказ можно отнести к категории банальных выдумок и старых малоинтересных россказней. Сказки я читал и получше этой.
        - Ричи... - В полный голос повторил Дримен, отложил книгу в сторону и вскинул подбородок к потолку, улыбаясь. - Ричи...
        Аудитория вновь притихла.
        - Скуро, Тиби и Ричи... Скуро... Маккуро... это тень. Ричи - имя не говорящее, причем совершенно, а вот Тиби... О Небо. - Он положил холодную ладонь себе на лоб и сквозь пальцы нашел глазами тот угол, где сидел Эрл. - Так, господа мои хорошие, к следующему разу чтобы прочли эту сказу от и до и выстроили мне по три безумных теории о том, кем может являться эта троица...
        - Но она же скучная, магистр! - запротестовали некоторые.
        - Если бы она была такой скучной и ненужной, то магистр Перферо вряд ли взял бы её на рассмотрение.
        Этот голос, как и у Эрла, тоже ни с чьим больше не спутать: Саолоа Мэлисс - самая большая подлиза из всех, кому Дримен был вынужден преподавать средний класс стихийной магии. Толи она и вправду старалась и отчаянно боролась за победу, толи она просто была наглой выскочкой, не слышащей громкости собственного голоса, но на её поведение жаловались множество преподавателей. Как бы ему того не хотелось, Дримену, как декану факультета, было необходимо сказать ей, что она будет подвергнута экзорции, равно как и ещё несколько десятков человек в этой комнате, и это только по наблюдению ведущих преподавателей. Скольких же ему придется подвергнуть этой процедуре после первого выпускного экзамена?
        Он отбросил эти малоприятные мысли на потом, чтобы вернуться к ним в уединенной обстановке. Убрав руку от лица, он улыбнулся краешками губ и, решив, что любопытство - лучший стимул, сказал:
        - Скуро, Тиби и Ричи. Если моя логика верна, то двоих из них я знаю лично. - Он хмыкнул, ожидая восторженных или недоверчивых возгласов. - А одного из них знаете вы все. - И вот в этот момент началась уже полюбившаяся магистру волна удивления. - Что до третьего... С ним я не знаком... - "Но воспитываю нечто, ему подобное" - Но именно имя Ричи подтолкнуло меня к идее того, кем может быть Тиби. Удивительное прозвище для легенды, не правда ли? - Он сделал короткую паузу, но слушатели не поняли шутки. Тиби - значит "малыш".
        Дримен посмотрел на часы: до конца лекции оставалось ещё десять минут, но он понял, что мысли и догадки касательно этой троицы ему мешают. И теперь то он, кажется, нашел чем себя занять в грядущее лето: начать перерывать библиотеку в поисках любой информации об этой троице.
        - На сегодня всё. - Объявил он. - Увидимся через неделю.
        Прежде, чем последний из учеников покинул лекционный зал, магистр вдруг нахмурил брови и подумал про себя: "Погоди-ка, Тиби означает "малышка".
        
        Дримен пересек два коридора, поднялся на четыре этажа в верх, прокрался сквозь залу, где беспощадная Амельера издевалась над жалкой горсткой магов льда, дошедших до высшего класса магии, затем преодолел ещё две лестницы и прошел по красному коридору, ведущему в кабинет ректора.
        Мужчины, нагло ворвавшегося на лекцию, здесь не оказалось. Про себя магистр хмыкнул, решив, что он просто потерялся.
        Сбросив с себя мантию, Дримен упал на ректорское кресло, с высокой спинкой, мягкими подлокотниками, золотой отделкой и множеством драгоценных камней, украшающих его. Камни эти маг ненавидел люто: они впивались во все доступные части тела, оставляя после себя глубокие вмятины и неприятные царапины, так что приходилось брать собой одеяло, обкладывать им кресло и уже потом заниматься делом.
        Заниматься делом сейчас никак не входило в планы. Дримен подвинул кипу бумаг, накопившихся на столе, закинул на него ноги и уставился в потолок.
        Где-то через час дверь нескромно ухнула, и в кабинет вошел тот самый мужчина. Прежде, чем столкнуться взглядом с магистром, он опешил. Оказаться в комнате, наполненной высокими полками, где были выставлены редчайшие экземпляры учебников, книг и древнейших свитков, для него было чем-то противоестественным. Сначала мужчина слегка растерялся, разглядывая выставленные здесь артефакты (хотя выставлены были только нефункционирующие, так как рабочий материал хранился в исследовательском отделе), но уже пару минут спустя он взял себя в руки и надел гримасу недовольной озлобленности, которую подошел бы лозунг "хочу врезать по морде".
        Громыхая по полу так, что пробирки в одном из шкафов заплясали, он ударил обеими руками о стол и наклонился над хиленьким и щупленьким, на его фоне, магом:
        - Ты Перферо? - Пробасил он.
        - Магистр Перферо. - Дримен поспешно опустил ноги вниз. - Да, это я.
        - Ты ублюдок! - Заорал он, совершив попытку перевернуть стол, но тот не двинулся.
        - Что-то случилось? Я что, и в вашем городе когда-то демонов убивал?
        - Ты гад! Что ты сделал с моими детьми? - Его крепкая рука рванулась к магу, но мощный воздушный блок его остановил. - Что ты сделал с Люсией?! Она выглядит больной! Едва ходит! И единственное, что я от неё слышу - это твое имя! Что ты с ней сделал?!
        - Люси... - Начал было Дримен, но словесный понос гостя не прервался.
        - Она же у меня умничка! Первый маг в роду! Прошла экзамен на... средний... средний класс чародейства! А ты её после этого экзеку.. экзорорц...
        - Подверг экзорции. - Магистр сразу же понял, кем является его дочь. - Она сказала вам, что сдала экзамен на средний класс магии? Экая лгунья.
        - Что?! - Мужчина горланил не стесняясь.
        - Она не сдала и низший класс магии воды, что уж говорить о среднем. Девять лет в неё пытались вложить эти знания, но все бестолку. Амельера с ней замучалась.
        - Ты лжешь! Она у меня!..
        Дримен встал из-за стола и подошел к одному из книжных шкафов. Выудив оттуда толстенную папку с синим корешком, он открыл её где-то ближе к концу, пошуршал бумагой и извлек один единственный листик, который положил на стол прямо под нос крикуну.
        - Видите таблицу? Не вглядывайтесь в столбик слева, это всего лишь руны, обозначающие каждый из приемов низшего класса магии. Видите пустые графы?
        - Да они почти все пустые! - Он все никак не унимался.
        - Так о чем и речь! - Прикрикнул магистр в ответ, но быстро вернулся к нормальному тону. - Она сдала всего пять заклинаний. Из двадцати семи. И это за девять лет её обучения в академии! Я не знаю, как проходило её обучение в старом кругу магистров, но последние два года факультетом магии воды управляет Амельера. Отстающими, и, тем более, так сильно отстающими она занимается лично. И ничего! За два года ничего! Магистр Арьеннет слишком высококвалифицированный маг, чтобы что-то можно было списать на преподавательскую оплошность.
        - Но как же так... Она же каждый день!..
        - Что там она каждый день?..
        - Она каждый день уходит прак.. практикой заниматься!
        - Да? - Дримен снова опустился на стул и откинулся на спинку. - Я даже спрашивать не буду, с кем она практикуется, потому как низший и средний класс магии необходимо практиковать под надзором магистра. Спрошу только... Что она надевает, когда идет "практикой" заниматься?
        Мужик опешил от этого вопроса.
        - Ну... я не знаю. Она прячет лицо, когда... говорит, положено так, лицо... прятать.
        - Это бред сивой кобылы, так, между нами, мальчиками. - Он усмехнулся. - По академии ходят слухи о глуповатой дамочке Люсии, которая только тем и занимается, что гуляет по кабакам, барам, тавернам и что завалить её... да, именно в этом смысле, не составляет никакого труда. Может, она поэтому так плохо учится? - Дримен сделал детски озадаченное лицо и приложил палец к губам. - Я терпел это два года. Гуляющая девица с духом воды мне не нужна. Вот мы и подвергли её экзорции...
        Мужик по-настоящему посинел, и определить его последующее действие казалось невозможно.
        Магистр собрал на кончиках пальцев частички энергии, готовый в любой момент, если что, оглушить этого, могущего освирепеть в любой момент, быка. Однако в ту же минуту дверь кабинета вновь открылась, и в комнату вошел ещё один мэтр магического искусства - Циавис Амеверо.
        - Здрасти! - Он махнул рукой в знак приветствия, проигнорирован накаленную атмосферу, и, словно ничего не замечая, плюхнулся на кресло слева от двери.
        - Что... это... что это за штука? Чему вы подвергли мою дочь? Почему ей так плохо? Сколько это ещё будет продолжаться? Когда она придет в себя?
        Дримен с полминуты помолчал, а потом сказал:
        - Это очень сложный процесс извлечения магической сущности. Вдаваться в подробности я не стану, скажу только, что единственное последствие этого ритуала - лишение возможности использовать магию. Побочных эффектов вроде тех, что вы назвали быть не должно, процесс проводится под надзором специалистов... Скорее всего, она отравилась, перепила... - Он снова усмехнулся. - Или, может, забеременела.
        - Я не верю...
        - Я отец двоих девочек, сам бы не верил. - Дримен сощурился, глядя на то, как пламя ярости уже почти угасло в глазах мужчины, имя которого он так и не удосужился спросить, как вдруг оно загорелось вновь.
        - А что с моим сыном? - Это он прорычал уже в чуть более учтивом тоне.
        - А что с ним?
        - Мой сын, Луи Теккер младший. Где он? Что с ним случилось?
        - Теккер... Теккер... - Забормотал магистр под нос, накренился в бок и, по-прежнему щурясь, обратился к Циавису. - А он часом не с твоего факультета?
        - С моего. Он сейчас проходит практику за западном побережье. Жив-здоров, но не помню, чтобы он просил передать привет. Луи человек внимательный, он должен был написать вам письмо, вент-верр Теккер.
        - Вент-верр? В семьях добытчиков кристаллов риджи редко рождаются маги. - Дримен чуть было не поздравил его, как вспомнил, что меньше месяца назад подверг его дочь экзорции. - На этом все?..
        Луи старший кротко закивал головой, неловко развернулся и зачесал прочь из кабинета, сгорбив спину и опустив голову.
        - Отец Люсии. - Произнес стихийник, едва дверь закрылась.
        - Да, я понял.
        Они замолчали.
        - К счастью, таких, как она, не много. Большинство учеников с куда большим интересом учатся...
        - Да, и несмотря на то, что столь ветреный характер встречается достаточно редко, число подверженных экзорции в этом году меньше не стало. - Дримен встал из-за стола и подошел к ближайшей книжной полке, чтобы потыкать пальцем в накопившийся на ней слой пыли. - Цисс, может мы плохие учителя?
        Магистр огня склонил голову набок и приподнял бровь: сейчас его непосредственный начальник запоет приевшуюся до смерти песенку.
        - В прежние времена, независимо от уровня подготовки студента, его отправляли на практику, откуда от сорока до шестидесяти процентов группы, как правило, не возвращались. - Он отряхнул руки и принялся расхаживать по комнате. - Мы не допускаем до практики тех студентов, кто получил балл ниже 8 из 10. Доучиваем их, заставляем раз за разом пересдавать экзамены и нормативы, подаем им материал в самой различной форме... но ровно в половине случаев это тщетно. Вроде бы умные, старательные ребята, но они не могут усвоить и половины учебного материала, почему?
        - Дримен... - Циавис заерзал в кресле. - Так было всегда. Всегда около половины студентов не справлялись с программой, и они же после умирали на практике или пропадали без вести. И это только на среднем классе. Ближе к высшему, в академии оставалось меньше десяти процентов поступивших. И так было всегда. Мы были сильнейшими и выживали, одерживали победу в борьбе с демонами, которых, тоже, знаешь ли, меньше не становится. А теперь, - и это он повторял уже в сотый раз, не меньше, - картина примерно та же, с разницей в ключевом моменте - студенты не умирают, они просто перестают быть магами. Неужели ты коришь себя за то, что спасаешь их жизни?
        - Нет! - Перферо аж подпрыгнул. - Конечно, нет. Но я иногда думаю... - Он набрал в грудь воздуха. - Ведь если бы этот метод был известен, когда я был ребенком, меня бы наверняка тоже... сделали человеком.
        - Да ладно? Я думаю, что ты бы скорее превратил их в пустое место, нежели дал бы что-то делать собой.
        Минутка молчания, после чего оба взорвались громким хохотом.
        - Ты зачем пришел-то?
        - А! - Цисс выудил откуда-то тонкую, слегка мятую папку белого цвета. - Пока ты был в отпуске, мы тут, между прочим, летние экзамены принимали.
        - М-м-м. - Уже расстроенный грядущими новостями, Дримен взял папку и принялся читать содержимое.
        - Пятьдесят пять процентов учеников низшего класса магии отправлены на переобучение, годичное или полугодичное: магистры там ещё решают. Двести шестьдесят восемь должны быть подвергнуты экзорции. Средний класс... - Он прикрыл глаза, якобы напрягая память, хотя в действительности, он просто пытался выкинуть из головы мелодию, которую напевал битый час. - Экзамен прошли двенадцать человек.
        Дримен замер.
        - Девятнадцать направлены на годичное переобучение.
        Моргнул.
        - Порядка пятисот учеников должны быть...
        - Ты что, издеваешься?
        - Нет, Дримен, я своими глазами видел, как эти люди используют магию. Среди них где-то половина старше двадцати двух лет. Их уже не переучить. Их связь с духом... ничтожная.
        - И чей же факультет больше всего пострадает в этом году?
        - Прежде всего - твой. Умелых стихийников нынче по пальцам пересчитать.
        - И кто из этих двенадцати - мои?
        - Никто.
        Услышав это, Дримен не очень удивился, только лишь прикусил нижнюю губу. В предыдущие два года было то же самое.
        - Четыре огневика, трое магов льда, трое тверди и всего двое - ветра. Цифры не меняются. Что в этом году, что двадцать лет назад все было примерно точно так же.
        - Когда уже появится кто-нибудь, кого я смогу обучать радостям высшей стихийной магии. Плакать хочется.
        - Дримен. Как ты собираешься подвергнуть этой процедуре пять сотен учеников? В прошлые годы у нас уже бывали проблемы: студенты сбегали, прятались, пытались подать в суд. Но, в конце концов, мы извлекали из них духов. Эти два года, с тех пор как появилась эта процедура, число поступающих к нам учеников сокращается.
        - А забавно, да? Когда маги дохли как мухи никому не было страшно за своих одаренных деточек...
        - Магистр Перферо, - голос Циависа стал каким-то чересчур серьезным, какой сейчас не хотелось слышать, - как ты собираешься с этим справляться?
        Лицо Дримена расплылось в легкой ухмылке, когда в голове светлой точкой запульсировала идея.
        - А что если мы устроим состязания?
        - Кому?
        - Студентам.
        - С кем?
        - Друг с другом.
        - Ты головой стукнулся, Перферо?
        - Под нашим надзором. Я же живу при королевском дворце, наслушался всяких разговоров, и вот у меня возникла такая идея.
        Цисс взмахнул рукой, попросив своего коллегу продолжать.
        - Ты никогда не думал, что магия стала обыденностью? Учиться в академии магии - это нечто столь же естественное, как, например, быть кондитером или торговцем. Далеко не все ученики выкладываются по полной. А что нужно в магии? Выложиться, прочувствовать своего духа, пережить страх, и очень важно - не бояться столкнуться с этим страхом. И вот у меня есть предложение: а давай-ка объявим, что академия снимает с себя всякую ответственность за студентов, отказавшихся пройти процесс экзорции, и что имена и лица всех этих людей будут переданы стражам, дабы они всегда были начеку. В том же объявлении, подпишем, что все несогласные с мнением совета магистров, в том числе и те, что должны отправиться на переобучение, могут принять участие в турнире. В битве магов. Те, кто проявят себя, очень сильно повысят свои шансы получить мою роспись рядом с графой "сдано", а победитель... сразу же переводится в ученики магистру своего факультета. А? Как тебе?
        - Ты умом тронулся, вот как по мне. Но идея неплохая. Разуемся, все это будет проходить под нашим надзором, не так ли?
        - Ну разумеется, а то они поубивают друг друга.
        - И чего-то в твоей идее не хватает. М-м-м... про передачу информации стражам я понял - никому не хочется быть без пяти минут преступником. Но... Нельзя ли закрутить формулировку так, чтобы самая слабая часть не сдавших сама пришла просить об экзорции?
        - Ну тогда сегодня на вечер я назначаю совет магистров. Будем думать.
        Тонкие пальцы Дримена проскользнули Циссу в складки мантии, свисающей с кресла, и выудили из внутреннего кармана дорого пахнущую сигарету. Он сжал её зубами и прикурил с крохотного огонька на ладони.
        - Наши старички могут и не одобрить твою идею. - Маг огня тоже решил насладиться ядом сигаретного дыма. - Они у нас консервативны от и до.
        Дримен ударил кулаком по столу и неестественным для него голосом пробасил:
        - Это моя академия! Уволю, коль ослушаются!
        Циавис цокнул языком и покачал головой из стороны в сторону:
        - Совсем ты распоясался, магистр Перферо. - Он взглянул на часы. - Надо бежать, у меня практические занятия сейчас. До скорого!
        Дримен докурил и принялся выдумывать формулировку объявления.
        
        На следующий день, когда совет, который магистр благополучно проспал, повсеместно разглашал принятую накануне вечером идею о проведении турнира, Дримен разлепил глаза от того, что кто-то вошел в кабинет. Такая оживленность несколько раздражала, но должность ректора вынуждала терпеть и выслушивать.
        Разглаживая вмятины на щеке, оставленные двумя лежащими на столе карандашами, Дримен провожал взглядом невысокую пухлую дамочку, держащую руки на груди. Ничего не произнося, только охая и ойкая, она прошла в кабинет и мягко приземлилась на край стула сбоку от мага.
        - Чем могу быть полезен? - Промямлил тот, будучи уверенным, что сказал что-то другое, поскольку не был уверен, что у него не заплетается язык.
        Дамочка неловко улыбнулась и приоткрыла небольшую сумочку, свисающую с руки. Она положила на стол одну единственную фотографию, на которой был изображен мальчишка лет пяти.
        - Милый малыш. Он маг? Уже ясно, какой стихии? Если его сила проявилась уже в шесть лет, то, уверяю вас, в этом нет ничего необычного, мы с радостью примем его в свою семью...
        - Меня зовут Вайлент Кинольд. - Неожиданно перебила его скромная дамочка. - Я закончила факультет небоевой магии одиннадцать лет назад. Моя специализация - улучшение плодородности земель.
        - Рад приветствовать вас. - Дримен учтиво кивнул, испытывая глубокое уважение к магам вспомагательного класса.
        - Это мой сын - Май. Он... проявил свои способности около полугода назад. Ветер. Он испугался выступления одного клоуна в цирке и... - Она невесело ухмыльнулась. - Вихрем разнес шатер.
        Дамочка прикусила нижнюю губу, думая, с каким именно слов начать обсуждать интересующий её вопрос.
        Дримен несколько напрягся. Почти все маги, дошедшие до высшего класса магии, обретали свои способности в раннем детстве. Если мальчик призвал могучий вихрь уже в шесть лет, или сколько ему там, из него мог бы выйти толк. Однако женщина пыталась выдавить из себя нечто такое, что могло прозвучать дико, так что предсказать её слова оказалось несложно:
        - Что представляет собой процесс экзорции, магистр Перферо? - Наконец набралась она духу. - С точки зрения теории магии. Если это конечно не какая-то там тайная информация.
        - Ну что вы. Как может быть тайной то, что мы ежегодно проделываем практически с тысячей учеников. Это поступательное разноименное воздействие на сосуд человеческой души, в которой находится дух. - Дримен начал отвечать тихим, словно бы усталым голосом. - Мы придерживаемся теории, что оболочка сосуда, а точнее сосуд - это и есть оболочка, имеет структуру, похожую на кристаллическую решетку. Воздействуя на неё пятью разными элементами, нам удается изымать отдельные звенья из сосуда, а тот, в свою очередь, перестраивается и сжимается. В зависимости от объема сосуда, изымается разное число звеньев. Сжатие сосуда происходит до индивидуальной для каждого мага критической точки, после которой дух более не может оставаться в сосуде. После того, как дух покидает его, воздействие пяти элементов прекращается, и изъятые звенья возвращаются на исходные позиции, так что сосуд возвращается к своей первоначальной форме.
        - Вы сказали, пяти элементов? - У неё в глазах загорелось чисто ученическое любопытство. - Но ведь их всего четыре!
        - Вообще-то семь. И помимо стихийных, ещё как минимум два вам известны.
        - Но ведь негатив и сияние не относятся к элементам. - Её нежный и возвышенный голосочек был готов к спору.
        - Это ещё почему? Они не относятся к стихиям, а к элементам - вполне.
        - Негатив - нет! Он не подчиняется никому!
        - Он подчиняется мне. - Дримен пошире распахнул глаза, чтобы она увидела все семь переливающихся в них цветов. - А значит, он - элемент. Но для процесса экзорции применяется вовсе не негатив, а тень. Но это совсем другая песня...
        - Расскажите! - Дамочка что было сил вцепилась в ручки сумочки, что лежала у неё на коленях. Казалось, что она вовсе забыла зачем пришла сюда.
        Дримен, как человек, разработавший и теоретическую, и практическую части ритуала экзорции, был готов рассказывать о нём бесконечно.
        - На стадии разработки процесса, мы делали все вручную. По-хорошему, я сам, как стихийник, могу проводить его, но держать столько разноименных ветвей одновременно я не могу. Мы собирали круг из пяти: четверо магов и один древний инквизитор - Лаварон Тасаро, быть может, вы о нем читали в книжках по истории. Он нынче практикует магию тени.
        Дамочка ойкнула и едва не подпрыгнула.
        - Они-то и занимаются извлечением звеньев из сосудов. Как только достигается критическая точка, в дело вступаю я. Я вижу, что вы хотите спросить, но поверье, пропустить момент достижения критической точки попросту невозможно: мы чувствуем её и нередко видим собственными глазами. - Магистр громко зевнул, с трудом прикрыв рукой рот. - Как только связь между сосудом и духом разрывается, дух меняется и высвобождается в виде энергии, способной существовать в форме, отличной от той, что была в сосуде носителя. Я ловлю их, а позже, на имеющемся у нас полигоне, мы их выпускаем. Ну, духов. Для бывших носителей никакой опасности в этом ритуале нет.
        - Как интересно! А что это за магия тени? - В глазах её действительно горел огонь студента.
        - Чтобы я вам рассказал это, вам придется вернуться в стены академии и получить степень магистра.
        Вайлент снова открыла рот, но Дримен, уже понявший, что её якобы неподдельное любопытство - всего лишь вуаль, чтобы выйти на нужную тему для разговора, махнул рукой, в то время как другая доставала из нижнего ящика помяты сигареты:
        - Вы не против? - Спросил он уже прикуривая. Лекса бы запекла его в своей печи для тугоплавких металлов, узнай она, что он начал курить. - Для чего вы ко мне пришли? Я уже дал свое согласие на прием вашего сына. Что ещё вам нужно?
        - Мэтр...
        - Я магистр. - Дримен уже догадался, чего она хочет на самом деле, и начал выходить из себя.
        - Одиннадцать лет назад, когда я училась в академии магии, факт того, что в душе каждого из нас живет дух, был сокрыт. А сейчас... это больше не является тайной. И более того, был изобретен способ делать нас нормальными людьми.
        - А чем маги - не нормальные люди? Монахи вон не жалуются.
        - У монахов совсем другой тип силы. Сияние не способно вредить человеку, а напротив, помогает ему. Монахов почитают, уважают, в ноги им кланяются... А нас что?! Нас называют убийцами. Боятся, стороной обходят. Я не хочу, чтобы эта же участь постигла моего сына. - Она чуть ли не заплакала. - Я прошу вас, магистр Перферо!..
        - Я не собираюсь подвергать вашего сына экзорции. - Он подул на кончик сигареты, и пепел растаял в воздухе. - Путь хорошего мага - трудный путь. - Клуб дыма вырвался у него изо рта. - Очень трудный. Пусть вы его мать, не вам решать, будет он проходить его или нет.
        Дримен снова потянулся к полке и достал оттуда небольшой бланк с двумя десятками граф.
        - Заполните это, и ваш сын сможет приступить к обучению хоть завтра.
        Вайлент открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли у неё где-то в горле.
        - Если в вашей семье есть какие-то финансовые трудности, мы не потребуем от вас денег. Академия магии не голодает, да нам и без вас хватает пожертвований. - Он встал из-за стола, обошел его и склонился к лицу вызывающей у него отвращение дамочки. - И я запомнил вашу фамилию. Если в течение следующего месяца ваш сын не прибудет на обучение, я прослежу, чтобы он любой ценой добрался до академии. Можете быть свободны.
        Дамочка не вставала с кресла ещё полминуты, потому как Дримен не отошел от неё, а сверлил взглядом. Его глаза и так выглядели необычно, может даже ещё более необычно, чем глаза его небезызвестного старшего брата, а сейчас... Он не мог видеть со стороны всей остроты своего взгляда, но чувствовал, как внутри него закипает ненависть ко всем подобным ей родителям, желающим уберечь своих деток от столь прекрасного дара магии.
        Да, прекрасного дара.
        
        - Зрители и уличные писаки считают это катастрофой. - Сказал Циавис, поддерживая едва переставляющего ноги магистра стихий. Они шли по длинному подземному коридору, ведущему из центрального корпуса к стадиону, где сегодня проходил турнир.
        - А что думаешь ты? - Дримен, ещё не пришедший в себя после того, как свалился с лестницы, старался дышать носом, но попытка завести разговор тут же сбивала дыхание.
        - Я думаю, что если мы всегда будем так проводить экзамены, то число учеников высшего класса резко возрастет. - Цисс притормозил, чтобы обхватить магистра за талию, и с новыми силами потащил его вперед. - Я тебе поражаюсь. Ты такие идеи выдаешь... налегке. Как-то... ну легко. Я не знаю какое ещё слово подобрать. Наотмашь будто. Взял и придумал крайне эффективный способ проведения экзамена.
        - Я очень боюсь, что многие пострадают. Это боевая магия, всё-таки! Не орошение земель!.. Я кажется подвернул ногу. - Дримен чуть слышно застонал.
        - Вот именно! Это боевая магия! Испытания должны быть соответствующими! Тихо-тихо... пока ты неделю отдыхал, дядя Циавис обо всем позаботился. Конечно, если бы академия по-прежнему находилась в Оране, нам бы не удалось так быстро все организовать... Я запыхался... - Он сделал несколько глубоких вдохов и продолжил тащить на себе ректора. - Значит о чем я. Беатра перестроила трибуны, теперь вместо десяти тысяч человек там может уместиться пятьдесят. Отряд медков встречает всех, кто получается ранения во время боя. Из девятисот желающих принять участие в турнире, где-то четыреста тут же побежали подписывать прошение на ритуал экзорции, едва я зачитал правила проведения турнира.
        Дримен вцепился ему рукой в плечо и смерил его пристальным взглядом, словно спрашивая, что это такого он там наговорил:
        - Очень просто... Я сказал, что с момента начала, бой не будет остановлен до появления победителя. Понимаешь в чем суть?
        - То есть ты не сказал, что мы не дадим им умереть? Хитро. Вызываете по номерам?
        - Да, играем в лотерею. Вызывают по десять человек, и сражение продолжается до тех пор, пока на арене не останется один. К нему приглашают ещё девять. И так далее.
        - И скольких вы подметили, пока меня не было?
        - Пять или шесть. Из ста. Но это было часа полтора назад. До того, как я пошел искать тебя.
        - О-о-ох, - протяжно вдохнул Дримен, - что же, мои бедные студенты там кровью истекают?
        Они практически дошли до стадиона, где уже третий час подряд беспрерывно шел турнир.
        - Я же сказал, там целый отряд медиков...
        Лицо Циависа расплылось в улыбке, когда в конце темного тоннеля, по которому они двигались, возник силуэт не очень высокого, грациозно сложенного коротко стриженого брюнета, чьи тускло-серебряные глаза неярко светились.
        Лухс встречал их, покачивая головой из стороны в сторону.
        - Магистр семи элементов, а не смог уберечь себя от падения с лестницы.
        Он подхватил Дримена под руки и усадил его на пол в нескольких метрах от выхода на арену. Солнце светило так ярко, что последний участок тоннеля заливало непроглядное белое марево, скрывающее от всех, кто находится в тоннеле, происходящее на арене.
        Будучи немногословным, Лухс осмотрел ногу магистра, и, громко цокнув языком, резко вправил её.
        Маг громко вскрикнул, стараясь сжать челюсть и подавить стонущий вой, рвущийся из его рта. Ему, человеку, редко переживающему физическую боль, это удавалось с огромным трудом. Вцепившись побелевшими пальцами в полы собственной мантии, он с ужасом для себя решил, что падение оказалось куда менее болезненным, чем вправление сустава на положенное ему место. Радовало, и одновременно бесконечно раздражало то, что хоть кто-то, а это был Циавис, мог получать удовольствие от происходящего и бесстыдно смеяться во весь голос.
        - Что вы так кричите, магистр Перферо? Это не должно быть так больно.
        Дримен взглянул на врачевателя переполненными болью глазами, и тот сразу выкинул ещё пару предложений, которые собирался добавить относительно порога боли.
        Вместе, они подняли исполняющего обязанности ректора на ноги, и повели его к лестнице, что в паре метров от выхода на арену.
        Белый свет ударил в глаза Дримену, а лучи палящего летнего солнца тот час нагрели голову и всё тело так, что он взмок, едва присел на давно заготовленное ему кресло на балконе, откуда было видно всю арену.
        Коллеги, талантливые и не очень, маги всех возрастов с укоризной поглядывали на главу. Это ж надо было так умудриться, чтобы опоздать на мероприятие, основным организатором которого является он сам. Но Дримен, громко зевая и потирая все ещё ноющее колено, больше беспокоился о происходящем там, внизу, нежели здесь, вокруг.
        Когда его глаза попривыкли к яркому свету, он смог увидеть происходящее внизу.
        На арене осталось всего двое. Несколько медиков, среди которых не было Лухса, уносили с поля раненого мага в порванном и обуглившемся черном плаще - стихийника. Это был юноша, которого Дримен хорошо помнил: он ходил на все лекции, которые вел магистр.
        Истекая потом и дыша усталостью, на ногах всё ещё стоял маг огня, на чьей развивающейся красной мантии не было ни одной дырки или царапины. Из его ладоней и с кончиков растопыренных пальцев непрерывным потоком срывались ленты пламени, нещадно бьющие разрушающуюся на глазах защиту оппонента.
        Оппонентом была девушка, которая опустилась на колени и, сложив на голове руки крестом, из последних сил держала воздушный купол, защищающий её от беспощадных лент пламени. С каждым ударом её голова опускалась все ниже, и собравшиеся вокруг Дримена магистры уже взялись за ручки, чтобы вписать в бланки имя победителя этого этапа: мага огня.
        В паре кресел от магистра стихий, покуривая муштук, из которого тонкой лентой вился синий дым, сидела глава факультета Воздуха - Мария Сайло. Как и её бабушка, небезызвестная Иоко Сайло, она курила постоянно, чем раздражала всех, однако никто не осмеливался сказать ей это.
        Когда рука старейшего магистра в академии уже начла выписывать имя сражающегося на поле мага огня, подул легкий ветерок, отодвинувший листок из-под его руки:
        - Смотрите внимательно. - Её глаза распахнулись, а лицо расплылось в легкой улыбке.
        Краем уха Дримен услышал это, но ему и без того было ясно кто на самом деле выйдет победителем. Став главой факультета магии Ветра, первым делом Мария переименовала его в факультет воздуха и стала преподавать учение, отличающееся от предыдущего в корне. "Зачем заставлять ветер дуть в другую сторону? Просто попросите его" - её слова.
        Шаг за шагом, разъяренный маг огня приближался к сжавшейся под уменьшающимся куполом воздуха оппоненту. Он был настолько вымотан и рассержен, что хотел не просто одолеть эту девчонку, каким-то чудом продержавшуюся дольше остальных, а нанести ей как можно больше вреда. Сейчас она бесила его всем своим существом.
        Циавису, как человеку, сжегшему Монтеру, это чувство было знакомо. Но прежде чем стать магистром, он научился отличать истинную ярость от яростного огня, пронизывающего тело любого мага его класса. Безумие - вот плата за долговременное использование магии огня, к какому бы классу, низшему или высшему, она не принадлежала.
        Между магами на арене оставалось меньше трех метров. Огневик даже не заметил, как кончики его волос начали седеть, он не чувствовал недостатка в силе: все чувства заменяла ярость.
        Вот, он уже был на расстоянии вытянутой руки от волос мага воздуха.
        Дримен повернулся, чтобы увидеть лицо Марии, и все понял по одному её взгляду
        М
        аг воздуха плавно прогнулась, и воздушный щит, лишь часть которого защищала её от пламени, резко увеличился в размере. Белым маревом, словно тонкий масленый слой, он покрывал тело мага. Паря в полуметре над землей, она сбросила с себя эту защиту словно второй слой кожи. Мгновенно, та взмыла ввысь и преобразовалась в огромный щит, высотой не меньше десяти метров.
        Маг огня ничего не успел понять, и тем более, он не успел прервать своё заклинание. В той зоне, где его пламя соприкасалось с поверхностью щита, образовался очаг, где от секунды к секунде огонь становился все яростнее и горячее. Словно камень, заставляющий стрелу изменить свое направление, щит воздуха отразил атакующую магию, усилив её во сто крат.
        - Воздух всего лишь раздувает огонь. - Сказала поверженному противнику маг воздуха, опустившись на землю. - Тебе стоило подумать об этом.
        Мария Сайло тихонько засмеялась, прикрыла глаза и приложила муштук к губам.
        Совет магистров, практически в полом составе, защебетали, восхищенные и потрясенные только что увиденным. Один из магистров, преподающих на факультете Воздуха, он годился Марии в прадеды, положил руку ей на плечо и сказал:
        - Прости, что спорил с тобой насчет программы. Это восхитительно.
        Этого Дримен, к своему будущему сожалению, не услышал. Только сейчас до его крайне увлеченного наблюдением сознания дошли громкие аплодисменты, вопли, визги и просто крики. Он поднял глаза и окинул взглядом трибуны, окружающие арену: те были переполнены. Жаждущие зрелищ, здесь собрались все, кто узнал о турнире и успел сюда доехать за отведенную на подготовки состязания неделю. Тут были и семьи магов, и их друзья, просто болельщики и утомленные скукой зеваки. И это помимо всех поголовно магов, проходящих обучение в академии.
        - Я думаю, нам всем следует признать, что это было глупо, - начал говорить Циавис, - заставлять боевых магов сдавать экзамены, базирующиеся на тонкостях магических потоков и превращений. Вот что нужно было всегда делать! Ставить их в экстремальные условия! Заставить их откинуть страх!
        - Оставь эти рассуждения на потом. - Амельера положил руку ему на колено. - Сейчас выведут новую девятку. Посмотрим, как она справится.
        - Справится она или нет, но девочка использовала высший класс магии. - Мария не отводила от ликующей победительницы взгляда. - Неумело, израсходовала слишком много сил и явно затянула действо, но все же. - Он обратилась к Дримену. - Я буду ожидать её на уроках высшего класса, господин ректор.
        Он улыбнулся и согласно кивнул головой.
        В это время на арену вышел сам Лухс и склонился над магом огня. Тот был жив: ему хватило ума, чему Цисс очень обрадовался, преобразовать хлынувший в него поток пламени в собственную защиту. И хотя он уже израсходовал весь запах энергии сосуда и мог считаться проигравшим, экзамен на средний класс магии ему все равно зачли.
        Лухс положил руку ему на голову, и маг поднялся в воздух, словно на невидимых носилках. Они удалились во тьму одного из выходов с арены.
        Ведущий турнира, кто-то из молодых аспирантов научного отдела, объявил её девять номеров. Он читал их с маленьких квадратных кусочков плотной бумаги, извлекаемых из большого кожаного мешка.
        Один за другим, с разных сторон, на арену стали выходить маги.
        Среди них было четыре мага огня (очень малая доля учеников этого факультета добровольно согласилась на экзорцию), два мага воды (среди которых один специализировался на магии холода), двое тверди и один стихийный маг, девушка, которую Дримен совершенно не помнил, хотя знал практически всех своих учеников поименно и в лицо.
        Они остановились у границ арены, одна только победительница предыдущего раунда оставалась внутри, и ожидали сигнала к старту.
        Все они волновались, каждый, правда, по-своему. Огневики, насмотревшись, должно быть, на неудачи своих предшественников, поснимали с себя мантии, оставшись в одной полуспортивной и легкой одежде.
        Циавис поджал губы и с грустью медленно помотал головой из стороны в сторону: его ребята уже проиграли, потому как за столько лет ношения этих мантий так и не поняли, что на стадии крашения мантий в красный цвет их пропитывали особым эликсиром, мешающим ткани воспламеняться в определенном диапазоне температур.
        Маги тверди поступили несколько умнее: они начали топтать землю и мять её в руках, проверяя её на наличие тех или иных вспомогательных компонентов. На это действие Беатра Таласка, глава факультета, одобрительно закивала.
        Маги воды тоже зря времени не теряли. Амельера почувствовала тонкие нити энергии, испускаемые её студентами, которые вились по арене в поисках воды, и нашла её. Ров, охватывающий весь стадион, был доверху наполнен водой.
        Дримен же с интересом наблюдал за девушкой со своего факультета. Она стояла неподвижно и не испускала и капли энергии, только глаза метались из стороны в сторону. Она походила на игрока в покер, который анализирует реакции прочих игроков. По выражению её лица сразу стало понятно, что глядя на прочих магов, она сразу поняла и где вода, и что полезного находится в земле под её ногами. И что маги огня зря сняли мантии.
        Раздался сигнал к старту.
        Стоило магам сделать шаг на территорию арены, как могучий поток ветра скрутил одного из магов огня и швырнул его к трибунам. Тот должно быть закричал, но магия поглотила его голос. Он сильно ударился о стенки трибун и упал в наполненный водой ров.
        Оба мага тверди, не понятно, сговорились ли они, подняли над всей ареной непроглядное облако пыли. Раздался треск и земля сотряслась. Из облака было вышвырнуто ещё одно тело - женское - мага огня, упавшее в десятке метров от южного выхода.
        Победительница предыдущего тура взмахнула руками, и облако пыли знатно поредело, но не рассеялось. У неё не было шанса выйти и в этом туре победителем: понимала она это или нет, но она уже вымоталась. Однако без боя сдавать не собиралась.
        Один из магов огня растопырил ладони, и между ними стал накапливаться заряд огня. Превращаясь в пламенный шар диаметром в полметра, он поднялся в воздух и бомбой упал в центр арены. Должна была последовать яркая вспышка, но маг тверди ударил ладонями по земле, и окутал шар плотным слоем песка. В одно мгновение, он превратился в тяжелый кусок стекла, который с громким, но глухим "бум" упал на землю.
        Ошарашенный, огневик очень невовремя оцепенел. Сквозь невидимые на песке отверстия, по его ногам стала подниматься вода, на глазах превращающаяся в лед.
        Ещё один маг огня покинул поле, где происходила настоящая магическая схватка.
        Никто и не заметил, как второй маг воды тоже был повержен. Его укутывали замороженные песчаные ветки: маги тверди и льда независимо друг от друга одновременно атаковали его.
        Победительница предыдущего тура ринулась к оставшемуся магу воды: тот был готов. Она сфокусировала сжатый воздух в вытянутую призму перед собой, собираясь ликвидировать противника с одного удара. Это был её проигрыш. Огневик не стал призывать пламя. Он сложил ладони перед собой, замахнулся ими и резко хлопнул. Сжатый в призме воздух нагрелся, и прогремевший взрыв отбросил магичку воздуха к одному из выходов.
        Их осталось пятеро. Двое тверди, лед, огонь и ещё четыре стихии, носительница которых стояла в шаге от границы арены, и никто из прочих магов, казалось, не обращал на неё внимание.
        Рванув с места, один из магов тверди, тот, что был мужского пола, ринулся к ледовику. Тот напрягся, готовый принять удар, однако мощь земли оказалась направлена не в него. Выкинув руку вперед, он вырвал из земли острый камень, тяжелым пушечным ядром метнувшийся в повелительницу стихий. Наблюдающий за этим ловким ходом, огневик разжал кулак, в котором засиял сгусток пламени, и метнул его в камень. Тот не разрушился, а превратился в пылающее невероятным жаром стекло.
        Пока маг тверди наблюдал за успешным полетом камня в стихийницу, ледовик сжал кулак, покрывшийся холодной твердой коркой, и ударил земляного чуть ниже шеи. Того мгновенно сновал холод, он и пошевельнуться не смог.
        - Двоих одним ударом. - Улыбаясь, проговорил ледовик, довольный собой, и кинул взгляд на конечную точку полета камня.
        Тяжеловесный кусок стекла пробил трибуну, на вершине которой как раз восседали магистры, а повелительница стихий стояла на том же месте.
        - Она что, отразила его? - Недоуменно спросил сам себя огневик, пропустивший этот момент.
        - Нет, просто перенаправила. Слегка изменила траекторию полета. - Пробубнил под нос Дримен, не слышавший этого вопроса.
        На другом краю арены юная маг тверди ударила ногой по земле, призвав легкое землетрясение. Она кинулась вперед, чтобы увернуться от одновременно хлынувших на неё сгустков огня и льда.
        Огонь не столкнулся со льдом. Издающий глухой треск и замораживающий все на своем пути, оживший холод резко изменил направление и ударил магичке тверди в спину - она превратилась в глыбу льда.
        - Идиот, она же умрет! - Крикнула повелительниц стихий, ударив в ладоши.
        И тут Дримен, сам того не заметив и позабыв о боли в коленях, поднялся с насиженного кресла и накренился вперед. Видел он, конечно, хорошо, но недостаточно хорошо, чтобы разглядеть глаза девчонки с его факультета, которую он совсем не помнил. Была ли в них уверенность, был ли в них страх, но когда она разжала ладони, между ними возникли несколько десятков красно-белых сфер, размером чуть больше пули для ружья. В них переплелись две стихии: огонь и воздух, однако одно не разжигало другое, они находились друг в друге как вода и масло в одно бутыли: соприкасались, но не взаимодействовали.
        Большая часть магических снарядов полетели к глыбе льда, они пробили её, и уже там, внутри, распались на две их составляющих. Они плавили лед и привносили туда воздух, чтобы маг тверди не задохнулась.
        Всего две "пули", из созданной стихийницей партии, полетели в двух собирающих вокруг себя энергию магов льда и огня. В полуметре от своих целей, миниатюрные сферы чуть ускорили свой полет, и тогда стихийница хлопнула в ладоши.
        Произошел взрыв. Недостаточно мощный, чтобы вывести этих двоих из боя, но его хватило на их отвлечение.
        Маг с факультета четырех стихий ожидала землетрясения, которое разломало бы уже потрескавшийся лед и освободило запертую в нём магичку, но вместо этого произошло нечто куда более интересное магистрам.
        Лед начали пронизывать тонкие ветви-росточки. Глотнув кислорода и забыв о благодарности, маг тверди стала пробивать себе путь к победе, применив не боевую магию, а магию роста. С невероятной скоростью, тонкие ростки впитывали воду изо рва и питательные вещества из земли, росли и расширялись.
        Завороженные этим поистине захватывающим зрелищем, маги огня и льда не увидели, что за их спинами вырастают не менее мощные древа, тянущие к ним тонкие длинные ветви.
        Зрители с трибун кричали сражающимся, пытаясь предупредить их об угрозе, но возведенный Марией воздушный барьер поглощал их возгласы.
        Повелительница стихий спиной почувствовала крадущуюся к ней угрозу, но поделать с ней ничего не могла. Магия тверди - та единственная стихия, которая по непонятной всем причине плохо подчиняется всем элементаристам. Замораживать растущее за спиной дерево не имеет смысла, оно слишком быстро двигается, жечь тоже, ведь оно восстановится, стоит лишь глазом моргнуть.
        И тут стихийницу осенило.
        Она развернулась, поток воздуха подхватил её, позволив ей подняться на крону растущего как ему вздумается дереву, и закричала:
        - Магистр!!!
        Дримен понял её с первых двух нот.
        - Не смей вмешиваться! - Крикнули в один голос магистры.
        Но он только усмехнулся.
        - Я и не вмешиваюсь. Я даю ей цвет.
        Мария поняла, о чем он, когда ей удалось разглядеть глаза повелительницы стихий, пытающейся сдерживать рост дерева, оплетающего её. Радужная оболочка была похожа на Дрименовскую, но содержала в себе не семь, как у него, а всего шесть цветов. И виднелось на ней одно белое бельмо: свободное место для последней стихии.
        Шесть цветов в глазах магистра Перферо резко сжались, и практически всю окружность радужки занял черный цвет. Тонкие линии темной материи начали изливаться из них, образовывая на вытянутой ладони мага небольшой темный клубочек, который тот незамедлительно направил к своей студентке.
        Она поймала его в легком полупрыжке и кубарем свалилась на землю. Сгусток черноты в её ладони начал расти.
        - Что она делает? - Взволнованно поинтересовалась Амельера у оцепеневшего главы академии.
        - Она питает тень негативом. Тень разрастается от этого.
        - В её сосуде вырабатывается негатив?
        - Ну конечно! На то мы и элементаристы!
        Когда сгусток стал занимать обе ладони, нововыявленное дарование схватила его за видимую одной ей поверхность и встряхнула. Сгусток поменял форму, превратившись в подобие черной простыни.
        Поток ветра снова подхватил мага и поднял к верхушке дерева. Взмахнув накопленной энергией, она накинула её на выросшее до четырех метров подобие плакучей ивы, и то перестало шевелиться.
        Словно вцепившись в эту сотканную из тени простыню, она выхватила из неё несколько нитей и швырнула их в оставшихся за её спиной троих магов. Уже поверженных.
        Никаких аплодисментов или оваций.
        И магистры и зрители были повергнуты в шок. Особенно магистры, особенно Дримен, который и мечтать не смел о простом талантливом стихийнике, не говоря уж об истинном повелителе семи элементов, такому же, как он.
        Спустя несколько минут тишины, ведущий объявил её победителем этого тура и пригласил следующую девятку.
        Спустя ещё четыре часа, элементаристка, имя которой Дримен никак не мог вспомнить, вышла победительницей на первом в истории республики Ораны турнире магов Академии.
        - Мы, кажется, объявляли, что победителем будет считаться тот, кто пройдет хотя бы четыре тура. - Медленно проговорила Беатра, умыкнув из рук Марии бокал с водой. - Мы, кажется, и не предполагали, что победитель вообще будет. Она прошла куда больше туров.
        Дримен кивнул и снова встал со стула. Без тени улыбки на лице, попросту не зная, что предложить победителю, он сказал:
        - Чего ты хочешь за твою победу?
        - Магистр. - Она не стала задумываться. - Процесс экзорции - ваша разработка?
        - Да.
        - А есть ли хотя бы теоретическая возможность того, что порванная связь между сосудом и духом может быть восстановлена?
        Он не ответил, не готовый к такому вопросу.
        - Моей просьбой будет дать возможность всем желающим, кто прошел через экзорцию, шанс снова стать магами и поучаствовать в турнире.
        - Я надеюсь, ты понимаешь, что возможность установления разорванной связи - это всего лишь теория на бумаге, и что на её практическую разработку может уйти много времени. Шансы того, что это вообще возможно, очень малы.
        - Я не сомневаюсь в вашей изобретательности, магистр. - Это она процедила сквозь зубы. Должно быть, кого-то из её близких пришлось проводить через эту процедуру, и поэтому Дримен, как автор идеи, стоит на первом месте в списке тех, кто в этом виноват.
        - Да будет так. - Дримен кивнул и поспешно покинул трибуны.
        Мария Сайло сняла воздушный барьер и позволила победительнице насладиться рёвом зрителей, в которых столько часов спустя ещё оставались силы.
        Близился закат, и победительница, имя которой поглотили восторженные возгласы, очень медленно, короткими шажками двигалась к одному из выходов. Когда тень длинного коридора укрыла её, она прильнула спиной к стене и медленно сползла вниз. Стиснув зубы, она терпела неясно откуда возникшую боль, разрывающую её тело подобно крюкам, тянущимся в разные стороны.
        Перетерпев очередной приступ боли, она стянула с плеч черную мантию мага стихий и приспустила ворот блузки. Увиденное чуть было не заставило её кричать в полный голос: от левого плеча вниз по груди тянулась черная трещина, окаймленная вздутыми капиллярами и венами. Не понимая, когда и кто успел нанести ей столь тяжелую рану, Тишь поспешно прикрыла её и взмолилась, чтобы хоть кто-нибудь из медиков нашел её, потому как сама она встать уже была не в силах.
        - Это плата. - Спокойно сказал Дримен, приближения которого она не услышала. - Стихийные маги - единственные, в ком может оперировать понятие отдачи. Прочие элементы едины и целостны. Тело рано или поздно адаптируется к окраске духа хозяина и вырабатывает... своеобразный иммунитет. У нас такого нет.
        Он стоял у входа в коридор, оранжевое солнце освещало его лицо. Он посмотрел в сторону и помахал рукой Лухсу, в знак того что он тут нужен.
        - Средний класс стихийной магии не приводит к последствиям такого рода. В нем мы учились комбинировать разные оттенки силы и направлять их в разные потоки. Но высший класс магии... он дает способность сливать их в один.
        Тишь молчала, потому как если бы она открыла рот, магистр бы не услышал ничего кроме стонов.
        - Но и это не дает подобного эффекта. Комбинирование четырех стихий может привести к слабому иммунитету, хрупкости костей, слабому желудку... - Это он имел ввиду себя несколько лет назад. - Правда, мне в этом плане чуть подфартило: на меня плохо влияет гречка, но зато опий и большую часть ядов я могу пить как воду.
        Лухс неспешно завернул за угол, но едва увидел бьющуюся в судорогах магичку, рванул к ней как лев к дичи.
        - Матерь Божья! Что с ней?
        - То же, что регулярно случалось со мной последние три года.
        - Некроз. - В один голос произнесли они, и Лухс тут же завел руку за спину, чтобы достать свой ритуальный кинжал.
        - Он лечится только магией. - Пояснил тот.
        - Использование семи элементов приводит к тому, что тело видит врага в самом себе. Четыре стихии и без того находятся в замкнутом круге взаимной уязвимости, а добавь к ним ещё один круг, поменьше. - Он указал пальцем на второй символ на вороте своей мантии, где рядом с символом академии, были нарисованы еще три жирные точки, соединенные между собой тонким кольцом. - Негатив разрушителен сам по себе. Меня хоронить собирались, как появился Лухс.
        Который закатал рукав по локоть и начал вести на запястье тонкий разрез. Хлынула кровь, обращающаяся в мельчайшую пыльцу раньше, чем добегала до локтя.
        - Тень питается негативом и с каждым мгновением пытается привести тебя к обращению в демона. Сияние - это то, что держит систему в нерушимом равновесии. Твой сосуд должен выравнивать две равновесные системы, и за счет этого мы можем жить долго и счастливо. Однако...
        Едва видное облако мельчайших частиц проникло сквозь одежду и прильнуло к ране. Медленно, один за другим, капилляры начали приходить в норму, а вслед за ними и вены.
        - Однако когда мы применяем магию, и, если очень не повезет, начинаем применять магию обеих систем, равновесие нарушается, что приводит к разрушению. Сначала тела, но потом это может разрушить и сосуд. - Он усмехнулся, словно это неимоверно его забавляло. - Правда я думаю, что если до этого дойдет, то тело разрушится много раньше.
        - Всё! - Сказал Лухс, подмигнув шокированной всем происходящим Тишь. - Теперь надо донести тебя до твоей комнаты и дать тебе поспать. Я только лишь восстановил поврежденные некрозом ткани, сама рана осталась. Тебе нужно пару недель находиться в покое и не колдовать, даже если будет совсем не вмоготу подняться за чашкой чая. - Магистр, мне обещали сегодняшнее мероприятие зачесть за летнюю практику.
        - Да-да, конечно. Зайди ко мне завтра утром, я все подпишу. Я думал, тебе нравится практика!
        - Мне нравится лечить людей, а не торчать в больнице конспектируя всякую чушь. - Лухс ещё раз осмотрел Тишь, развернулся и быстрым шагом пошел прочь с арены.
        - М-магистр... Ну что, я перехожу к высшему классу магии?
        Дримен засмеялся, а та недоумевающее на него уставилась.
        - Ты уже им владеешь. И даже больше. Среди магистров, преподающих высший класс, нет элементаристов. Только я и мэтр Визетти, а он давно в академии не появлялся. Скажи мне, как тебе удалось так легко и играючи использовать тень и даже насыщать её негативом, в то время как у меня полтора года на это ушло?
        - Это то же самое, что усиливать пламя кислородом. Проще простого.
        - И как столько одаренный маг завалил экзамены? А? Не просветишь?
        - Я...- Она замялась и попыталась встать. Дримен подхватил её под руку. - Я завалила теорию.
        Наступил момент неловкого молчания, спустя который магистр взорвался громким звонким хохотом. Он поднял глаза к потолку, и почему-то сказал:
        - О Богиня, Стижиан! Я надеюсь, у тебя тоже есть столь любопытные ученики!
        
        Глава шестая.
        Плохой учитель и его безмерно талантливые ученики.
        
        - Или ты сейчас же обнаружишь в нем сердце, или я заставлю тебя пробежать ещё двадцать кругов вокруг Ормарты!! - Рявкнул Стижиан, прислонившись спиной к скрипящему и шаткому забору Склепа Трех Королей.
        - Да гораздо проще так, с одного удара! - Глухим голосом отвечал невысокий широкоплечий послушник с толстой шеей и почти лысой головой. - Он же дохляк!
        - Он - да, а что ты будешь делать с нежитью уровня повыше? У неё может быть не одно сердце, а два, три! Что ты тогда будешь делать? Лупить куда непопадя в надежде на успех? Нонд, у тебя огромная мышечная масса, неплохой запас выносливости, но о-о-очень маленький сосуд. Запас твоих сил сильно ограничен, и ты не должен бездумно выплескивать сияние налево и направо. Так что давай, вложи сияние в палец и убей этого несчастного скелета одним тычком. Я жду!
        - Ну да, ведь с таким ма-а-аленьким сосудом он только тыкать и может! - Загоготал ещё один послушник, стоящий поодаль, и раньше, чем Стижиан хотя бы подумал над тем, чтобы отвесить ему подзатыльник, Руми уже сделал это.
        - Нечего ржать, я посмотрю, как ты с этим справляться будешь.
        Смех тут же прервался.
        Целый месяц, с тех пор как уехала Ора, мастер Ветру, который мог бы кого-нибудь сжечь, если его назовут "младшим", стал просто рвать и метать.
        Не то что бы Ора была добрее или мягче. В сравнении с тем, как тренировки проводила она, Стижиан месяц назад казался милосердным. Однако теперь, после того как эти "голубки" что-то не поделили, мастер загонял своих подопечных до такой степени, что даже у самых крепких из них порой начинались судороги.
        Но в этот последний месяц случались глотки воздуха для подопечных сурового монаха: те дни, когда на их тренировки заглядывал некто Анри.
        Что на самом деле связывало этого тринадцатилетнего ребенка и монаха, никто не знал, однако Стижиан относился к нему как к своему сыну. Показывал интересные приемы, хоть мальчишка и не относился к числу носителей сияния, рассказывал о своих приключениях из тех времен, когда ещё сам был в его возрасте.
        - Стижиан. - Обратился к нему Руми, не отводя взгляда от усердно тыркающего в изрядно помятый скелет послушника. - Я думаю, что он вообще не видит слои. Ну... слой. Сколько их там? Я-то тоже не вижу.
        Монах нахмурил брови и оглядел все сорок девять лиц, отправленных ему на попечение в этом году.
        Ребята отнюдь не были бестолковыми, напротив. В сравнении с теми, кого Стижиан штудировал предыдущие два года, эти не слишком хорошо воспитанные и хамоватые мужчины и юноши были безграничными талантами и представителями высшей интеллигенции.
        С того года, как родилась Ксардера, появилась Элиссия и Анри стал сыном Оры, Во-Сен Ветру, чья воля в этом вопросе была сломлена давлением отца и настойчивостью Млинес, любезно стиснув зубы согласился заниматься перевоспитанием старшего поколения инквизиторов.
        Сказать, что те люди считали себя пупами мира - не сказать ничего. Привыкшие к численному превосходству, развязности и неограниченности в действиях, они доставляли Стижиану немало проблем. И прежде всего, они его не слушались.
        К старшему поколению инквизиторов относились здоровые телом господы в возрасте от сорока до шестидесяти лет, которые занимались исключительно мышечной массой. Они мало что знали об основах работы с потоками сияния, некоторые не умели совершенно его использовать, и среди всех прочих, Стижиан обнаруживал инквизиторов, лишенных духов совсем. Но все это казалось ерундой в сравнении с тем, что они мнили о себе и о своем наставнике.
        Прежде всего, всем им было наплевать на общеизвестный титул "сильнейший в истории монах". Те, кому было не наплевать, те не верили, что перед ними он, ведь всем давно известно, что сильнейшего монаха сожгли. Нашлись и те, кому просто не нравилось, что их наставник моложе них самих больше чем на десять лет.
        После целых полутора часов попыток начать самую первую тренировку, которая должна была выявить потенциал каждого из тех инквизиторов, Руми напомнил Стижиану, что тот дал клятву "не убий". Монах на эти слова только лишь хмыкнул, вспомнив, как Млинес гоняла их по окрестностям Монтеры, когда им было всего лет по восемь, до полуобморока, и решил, что уж с этими-то крепышами ничего не случится.
        Стижиан прекрасно помнил, что когда он был послушником, и потом, когда босиком по льду он убегал от разъяренной Визы, он пообещал себе, что если он когда-нибудь станет преподавать, то никогда не будет так жесток со своими подопечными. Обещание сдержать не удалось.
        Первая группа учеников Во-Сена состояла из ста пятнадцати человек, ещё несколько таких же групп начали свое обучение у других мастеров примерно в то же время. Стижиан был уверен, что все мастера в тот день поступили одинаково: отметелили этих зазнавшихся мужиков, указав им, где их место.
        После такого позора заниматься они стали как миленькие, однако, невзирая на все совместные старания, монахами смогли стать лишь половина из них.
        - Стиж, ты меня слышишь? Мне кажется, он не видит слои.
        - Мне кажется, он не видит чего-то другого.
        Позже, анализируя собственные ошибки как преподавателя, Стижиан пришел к выводу, что их не было. Он все делал верно, продумывал каждый шаг, однако потом он обратил внимание на кое-что ещё: возраст. Монахами смогли стать только самые молодые из учеников. Те, кто был готов пошатнуть вбитые в их головы схемы, разрушить их и из обломков построить новые.
        Сорок девять голов, среди которых самому старшему было двадцать семь, он-то сейчас и пытался продырявить пальцем скелета.
        - Нонд, остановись. - Тихо произнес монах. - Так, все вы, послушайте меня. - Он поднял голову к солнцу. - Сейчас полдень, а значит, что моя задумка может быть реализована уже сегодня. Послушайте меня внимательно. Все вы не безнадежны. Честно, я ожидал, что будет хуже. За два месяца тренировок практически все неплохо продвинулись. Умеете обращаться к своим сосудам, изымать энергию, применять её и все такое прочее. Но...
        Руми с настороженным любопытством заглянул в глаза друга: в них мерцали искорки хитрости.
        - Я не с того начал наши занятия. Прошу меня за это простить. Выявлять потенциал, узнавать приблизительный объем сосуда - это все, конечно, хорошо, но...
        - Мастер, вы к чему клоните? - Спросил один из послушников, напоминающий Стижиану Маретти, или Милфа...
        - Я к тому, что сыны Монтеры - это не седобородые мудрецы, что строят в горах монастыри и медитируют всю жизнь. Мы проводим практически всю свою жизнь в боях, а сражения - это не те условия, где можно позволить себе ошибиться. Короче...
        Он улыбнулся, да так широко, что послушники смогли увидеть его коренные зубы.
        - Я хочу устроить вам экстремальные условия. Астируми, ты не мог бы сейчас же отправиться к "Трем королям"?
        - Без проблем, но для чего? - Он пожал плечами и поправил синюю безрукавку, на которой нижняя пуговица все время расстегивалась.
        - Будешь дозорным. - Стижиан продолжал улыбаться во все зубы.
        - Не знаю почему, но мне их уже жалко. - Бубнил себе под нос Руми, уходя.
        - Как вы относитесь к бегу?
        Тут же стали раздаваться не слишком-то довольные возгласы, означающие, что бегать мало кому нравится.
        - Как можно быть монахом и не любить бегать? Ладно не любить, другое дело - не уметь. - Мастер снова окинул своих подопечных взглядом и прикусил нижнюю губу. - В течение следующих двенадцати часов вы должны будете бегать. Без остановки. Без передышки. - Он посмотрел на небо и увидел вдалеке грозовые тучи. - Умереть от обезвоживания вам не позволит дождь. Ваш маршрут пролегает от этих ворот и до таверны, где вскоре окажется Астируми. Вы должны будете оббежать Ормарту и снова вернуться к этим воротам. И так до полуночи.
        - Вы... вы пошутили? - Раздался чей-то неуверенный голос, а вслед за ним такие же неуверенные смешки.
        В ответ на этот вопрос, улыбка Стижиана исчезла с лица.
        - Я не деспот, в отличие от Млинес. Тот из вас кто пробежит наибольшее число кругов, получит целую неделю свободы от тренировок и моего общества в частности.
        В глазах подопечных тут же проблеснули нотки заинтересованности, однако эти крохотные просветы чахли под тяжестью мыслей о двенадцати часах бега.
        - Именно поэтому, чтобы никто из вас не мог схитрить и сократить путь, Руми будет наблюдать с города, а я - отсюда. И хочу напомнить, что здесь открывается замечательный вид на всю долину. - Он снова поднял голову к солнцу. - Буду ожидать вас здесь через двенадцать часов. Вперед! Живо! Живо! Живо!
        
        - Ты изверг. - Руми сидел на крыше "У Трех Королей" и жевал крупные сладкие сухари.
        - Это пойдет им на пользу. - Стижиан не отводил взгляда от одного послушника, который едва плелся в хвосте неровной колоны и держался за бок и за грудь. - Особенно ему, если он, конечно, не упадет в обморок.
        - Не упадет. Через пару минут дождь начнется.
        Только он сказал это, как раздались раскаты грома.
        Стижиан согласно закивал.
        - Ты сам-то когда-нибудь бегал столько времени? - С любопытством спросил представитель народа нерийцев, или, проще говоря, кошек, хвостом выудив из сумки бутыль.
        - Двенадцать-то часов? Нет, не бегал.
        Руми прыснул, шевельнув кончиками мохнатых ушей, и приложил бутыль с топленым молоком к губам.
        - Ты во мне сомневаешься? Эй! В глаза мне смотри! Ты во мне сомневаешься?
        - Нет-нет, ничуть. - Все ещё смеясь, нериец едва помотал головой из стороны в сторону.
        Рука Стижиана нырнула в полупустую сумку и вынула оттуда достаточно толстую бесцветную книгу в ручном, но твердом, переплете.
        - Ты второй, кто может подстегнуть меня и заставить делать что-то бесполезное в те моменты, когда можно бездельничать.
        - Второй? А кто же был первый?
        Мастер не ответил. Мимо лица Руми лишь проскользнула красно-золотистая ряса, устремившаяся вниз с крыши. Меньше минуты спустя, стоило нерийцу снова прильнуть к сладкому молоку, Стижиан вернулся, сняв рясу:
        - В ней не слишком-то удобно бегать. - Он хлопнул себя по лбу и снова исчез.
        Руми шевельнул ушами, убрал бутыль и собрался перебраться под навес, откуда можно было наблюдать за мучениками и в то же время не промокнуть. Он, как и любая другая нормальная кошка, очень не любил воду, вот и не собирался мочить хвост и все остальные части тела под сильным ливнем, который только начал разгуливаться.
        Собрав разложенные по крыше вещи, в том числе и рясу мастера, Руми только поднялся с места, как перед ним снова возник Стижиан:
        - Это я, пожалуй, тоже оставлю здесь. - С этими словами он сбросил ботинки и снова спрыгнул.
        Нериец едва удержался от комментариев, беря в руки и ботинки тоже.
        Он проснулся, когда солнце уже село, и звездный блеск заливал все кругом. Дождь к тому времени кончился, и когда Руми наконец смог встать, он увидел, что в крыше образовалось небольшое углубление, куда стекала вода. Равнину, раскинувшуюся впереди, где так же пролегала железная дорога, некогда могущая довести до самой Монтеры, тут и там украшали серебрящиеся в лучах звезд пятна лужиц.
        Аккуратно сложив вчетверо рясу, нериец перевесил её через сумку и подошел к краю крыши, где днем обедал. Подождав с полчаса, он решил было, что послушники ослушались мастера, и что теперь Стижиан, обозленный на все сущее, пьянствует двумя этажами ниже.
        Ан нет.
        Медленно, словно группка пожилых, шаг за шагом по уже вытоптанной, а после еще и размытой дождем, а потом снова вытоптанной дорожке бежали послушники. Все вместе, перемазанные в грязи, мокрые, взъерошенные, они походили на свежеразупокоенных мертвецов, которым зачем-то понадобилось бежать трусцой. Будь Руми кем-нибудь из местных жителей, он бы имел полное право поднять тревогу и готовить поселение к бою с носителями негатива.
        Всю мрачную и ужасающую картину портила одна точка: яркая, голубо-белая.
        В самом хвосте, оставив позади себя лишь едва переплетающих ногами юношей, бежал Стижиан. Он держал в вытянутой руке раскрытую книгу, прочитанную дальше середины, и сфера сияния служила ему лампочкой.
        Обнаженный по пояс, он спокойно бежал, наступая босыми ногами на камни, но, погруженный в чтиво, не замечал этого.
        Руми сощурился, хоть и без того все прекрасно видел: его друг ровно дышал и всем своим видом показывал, что совсем не устал.
        - Уже почти двенадцать! - Крикнул нериец пробегающим внизу мимо них будущим монахам.
        - Да?! - Стижиан поднял глаза от книги и сделал такое лицо, будто бы он только сейчас заметил, что уже стемнело. Похлопав по плечу впереди бегущего Нонда, из груди которого вырывалось пугающее посвистывание, он захлопнул книгу и мигом телепортировался к Руми. - Спасибо что заставил меня пробежаться с ними.
        Тот кивнул, протягивая мастеру рясу и пододвигая хвостом ботинки.
        - Если бы я тут с ними круги не наворачивал, они бы наверняка бросили это дело. - Стижиан накинул её на плечи и принялся обуваться. - А если бы не книжка, я бы наверное умер от скуки на такой маленькой скорости.
        - На большей ты бы выдохся. - Руми вытащил из кармана тонкую ленточку и собрал волосы в хвост.
        - Нет, не выдохся бы. - Мастер закончил зашнуровывать ботинки и выпрямился. - Я на больших скоростях начинаю непроизвольно телепортироваться.
        Беловолосый громко прыснул, не сдержав звонкого смешка:
        - Нам надо обогнать твоих подопечных. - Сказал он, убрав сумку за спину. - Ты же отправишь их спать после этого марафона, не так ли?
        Стижиан не ответил, вместо этого он растворился воздухе и возник на крыше здания, откуда открывался самый короткий путь до "Склепа Трех Королей". Руми рванул следом.
        Когда через полчаса последний из послушников всем весом навалился на забор и выдавил из себя пронзительный стон, забравший у него последние силы, Астируми показалось, что все они согласятся заночевать прямо здесь: в грязи, сырости, на кладбище, укутанные бесконечно возникающим потоком негатива. Что угодно, только бы не шевелить ногами.
        Украдкой, нериец краем глаза наблюдал за Стижианом, на лице которого снова возникла та самая улыбка, с которой он отправлял своих подопечных на этот долгий-долгий марафон.
        - Ну что, никто не помер? - Усмехнулся мастер, сложив руки на груди. - А сколько стонов то было. - Он подождал ещё пару мину, когда ученики расслабятся, одурманенные грёзами о еде и постели, а потом его взгляд обострился. - Сейчас я буду исполнять ваши мечты.
        - Если у вас в сумке припрятан жирный жареный окорок, то я согласен! - Загорланил невысокий брюнет, стоящий у ворот.
        - В тебе ещё остались силы на еду. Это хорошо.
        - Стиж, мне не нравится твое выражение лица...
        - Прошу за мной! На третий уровень Склепа Трех Королей! - Он лучезарно улыбнулся и в непоколебимой тишине развернулся на каблуках и зашагал ко входу в Склеп.
        Послушники, да и Руми тоже, пребывали в такой смеси шока и ужаса, что сами не заметили, как поплелись за развивающейся рясой мастера.
        Нериец не понимал, чего его друг пытается добиться от едва переставляющих ноги послушников, и ему было их искренне жалко, но вмешиваться в процесс обучения он не имел никакого права.
        Стижиан легко распахнул каменные ворота склепа, прошел по коридору и распахнул следующие.
        Когда Руми, следивший за тем, чтобы все ученики добрались хотя бы до второго уровня, спускался по лестнице, туда ведущей, то увидел нечто интересное. В глазах послушников, успевших добраться до туда раньше него, загорелись искорки приливающихся сил, открывающих второе, или двадцатое за сегодня, дыхание. Искры чуть было не воспламенились, когда мастер Ветру, не обращая никакого внимания на спешно мчащихся к нему нескольких десятков неупокоенных, один раз щелкнул пальцем.
        Мигнула одна вспышка, и вся собранная на втором уровне нежить, а это были несколько десятков, а может даже две сотни, хоть и тощих, но костяных зверей удивительнейшей формы, обратились в пыль.
        - Хм. - Стижиан задумчиво посмотрел на дверь, ведущую на третий уровень. - Я не был здесь больше десяти лет. - Он хмыкнул и провел ладонью по двери, всеми силами игнорируя восторженные охи послушников. - Не думал, что печать была изменена. Ладно, может, так оно и лучше.
        Последний из послушников практически скатился по лестнице вниз и с чем-то непонятным во взгляде уставился на мастера.
        Стижиан смотрел на них, и прекрасно понимал, в каком состоянии все они сейчас пребывали. Эта слабость, которая подобно морозу охватывает воду и обращает её в лед, сковывала их тела. Разум, одурманенный сигналами об усталости и новостями о достижении покоя, отказывается совершать усилие над телом и принимается сам себя убаюкивать. Послушники покрывались ментальной коркой льда, проще говоря - слабостью и верой в то, что эта слабость непреодолима.
        - Только сильное течение будет двигаться вперед, несмотря на замедляющий его холод. - Достаточно тихо, но все же вслух произнес Стижиан.
        Едва услышав метафору, Астируми тот час понял, о чем здесь говорится. Чтобы не портить устоявшуюся атмосферу своим смехом, которым он был готов взорваться, нериец поспешил на поверхность склепа.
        - У вас есть минут десять, прежде чем разрушенные мною оболочки нежити начнут обретать форму. - Мастер снова улыбнулся и замолчал.
        - Десять минут на что? - Спросил самый нетерпеливый и самый выносливый, по итогам марафона, из послушников - Шион. Очень высокий, с прямыми черными волосами и узким разрезом глаз. - На то, чтобы выбраться? Или, может, чтобы рассеять негатив этих оболочек?
        - На то, чтобы достать меня. - Стижиан взглянул на свою помятую рясу и обнаружил небольшое пятнышко. - Хотя бы тронуть. Хотя бы пальцем. - Он облизнул мизинец и принялся соскребать пятно. - Я сам уже очень давно не занимался столь подвижными формами, так что это будет полезно для нас всех.
        Послушники не шевельнулись.
        - Ну, давайте же! Время идет! Вы же сами понимаете, что будет, если вы не уложитесь в эти десять минут. - Мастер перестал возиться с рясой и встал в удобную для прыжка позу. - Ну же!
        И вот это "ну же" стало сигналом телу к началу непроизвольного движения. Сначала, вперед ринулись шестеро. Они накинулись на мастера как стая голодных волчат на принесенную кормилицей дичь. Неумело, бездумно, одержимые желанием просто помахать руками.
        Но Стижиан оказался недоступен. Он скользил по воздуху, а ряса следовала за каждым рывком его тела. Он ускользал от учеников подобно мылу в ванне, когда пытаешься его схватить. С не устоявшейся периодичностью, с пола поднимались обретшие силу послушники и кидались в толпу. Протягивали руки, сжимали кулаки, пытаясь кончиками пальцев ухватиться хотя бы за рясу мастера, но все тщетно.
        Несколько лет тренировавшийся с Руми, Стижиан, конечно, уступал ему в ловкости и скорости, но этого хватало чтобы загонять подопечных до того состояния, когда они перестают думать и начинают делать.
        Разумеется, им не удалось достать мастера за десять минут, а сгустки негатива начали проникать в пыль несколько раньше, а пыль в свою очередь стала обретать форму. На это-то Стижиан и рассчитывал.
        Послушники и сами того не замечали, как в попытках догнать мастера им удавалось не задеть друг друга, держать ровным дыхание и показывать удивительную реакцию. Но, когда мастер взмыл вверх и словно бы прирос потолку, он сумел взглянуть на своих подопечных с иного ракурса, и желал, чтобы и они смогли увидеть себя такими.
        - Двенадцать часов бега, физическая и духовная усталость, а так же семь дюжин нежити класса выше низшего. - Проговорил Стижиан очень громко, вися вниз головой. - Мне даже не верится, что ещё сегодня утром вам не удавалось обнаружить сердца нежити.
        - К-какая нежить? Тут!..
        Они по одному задавали этот вопрос, и только потом до них дошло:
        - Вы даже не замечали этого. - Стижиан усмехнулся и спрыгнул вниз. - Вы всех перебили. - Он направился к лестнице, и, не оборачиваясь, произнес: - Дарю вам неделю отдыха. На размышления.
        
        - Мэтр Астируми. - На следующее утро Шион дошел до высокого дуба, на одной из веток которого, свесив белый и пушистый хвост, спал нериец, уткнувшись носом в свое же плечо. - Мэтр Астиуми!
        Тот лениво приподнял веки, неспособный сопротивляться яркому утреннему солнцу, светящему прямо в глаза. Не сразу поняв, чего от него хотят, он почесал за ухом и только потом поднял голову, вопросительно подняв брови:
        - Вы не знаете, где можно найти мастера Ветру? Мы уже искали в гостинице, искали в склепе...
        Руми только хотел сказать про таверну.
        - И "У Трех Королей" мы тоже смотрели. Его нигде нет, так что, может, вы знаете?
        Нериец сощурился и отвел взгляд куда-то в бок. Спрыгнув с ветки, он вспомнил, что с тех пор как они приехали в Ормарту, Стижиан все собирался съездить домой. Точнее к тому месту, где он когда-то был.
        - Он, должно быть, где-то у руин Монтеры. - Медленно проговорил Астируми, облизав губы. - А зачем он вам?
        - Мы бы хотели... - Шион несколько замялся, словно стесняясь выраженного всеми послушниками желания незамедлительно начать тренировки. - Мы немедленно отправимся за ним. - Он тут же повернулся, готовый идти, но слова нерийца его остановили.
        - Нет-нет. Я сам.
        
        Стижиан рассказывал ему о Монтере, как о некой захолустной деревушке, где единственной достопримечательностью был известный на всю страну монастырь. Действительно ли это так или нет, теперь уже не узнает никто: от города ничего не осталось. И под словом "ничего", имелось в виду ничего.
        Когда лошадь остановилась, Астируми был так потрясен увиденным, что не смог выдавить из себя и звука.
        Обломанная и проплавленная железная дорога внезапно обрывалась, словно окунаясь в охватившее все впереди черное стеклянное озеро.
        Ничего.
        Только черная поблескивающая гладь, ставшая земной интерпретацией черного неба. Не было стройных домов, нет широких улочек и симпатичных, легко смущающихся молодых девушек, не было и ненавистного Стижиану винограда, росшего везде, где его не срезали.
        Оплавленная магическим огнём земля упиралась в лес, не дотягивая до него чуть меньше десяти метров. Клок черной земли, а дальше - удивительная картина.
        У огромного зеленого дерева, рядом с которым сидел сам мастер, визуально всё делилось на яркое и черное.
        По левую руку от Стижиана были черными земля и деревья. Казалось, словно они были сотканы из угля и уже всем известной темной материи, пусть это и не было так. А по правую руку, включая само дерево критши, лес продолжал расти и пахнуть на протяжении ещё метров четырехсот, где картина вновь окрашивалась черным.
        - Знакомься, Астируми. - Произнес монах, когда нериец подошел достаточно близко. - Это мой первый друг. И хочу заметить, куда более верный, нежели Амит.
        Он усмехнулся, и Руми это удивило: он очень редко вспоминает о медиуме.
        Стижиан встал и положил руку на кору дерева.
        - Критши - удивительное растение. Оно уникально, других таких нет. Оно обладает неким... потенциальным, что ли, разумом. Оно слышит тех, кого словно бы само хочет услышать. Странное растение. Посмотри, даже дождь тысячи огней не смог его уничтожить. - Он засмеялся. - Под кроной этого дерева я впервые спал с девушкой.
        - На территории монастыря-то? У вас же с этим было строго! - Нериец подхватил его смех. - И кто же это был?
        - Амельера Арьеннет.
        - Шутишь? Она же с Амеверо...
        Улыбка на лице Стижиана исчезла, сменившись легкой гримасой.
        - Амеверо и сожгли Монтеру, хотя в этом не было надобности. Им дали приказ - они сожгли.
        - Они?
        - Да, они. Близнецы Амеверо. Цисс и Трасс. После призыва метеоритного дождя выжил всего один из них.
        - Но разве Амельера не поставила ледяной барьер?
        - Поставила, но его хватило только на что, чтобы монахи успели вывести людей отсюда. Всех до одного, даже послушников инквизиции и старших лучшей. Мне говорили, что дождь продолжал падать очень долго, и никто не ожидал, что магия Амельеры сумеет сдержать его. Это было неожиданно для всех: до того дня уже очень давно никто не использовал это заклинание.
        - Циавис приложил руку к уничтожению Монтеры?.. - Руми подошел к дереву и тоже коснулся его коры. - Поверить не могу.
        - Амеверо - один из четырех знатных домов Ораны, наравне с Ун Бейквуд и Лоури. Ун Бейквуд уничтожила инквизиция, в роду Лоури единственным отпрыском оказался Амит, так что его мать не решилась протестовать против сожжения Монтеры, к тому же, её единственный сын является ни кем иным, как монахом, так что она могла накликать на него беду. Более того, на протяжении нескольких лет, как я покинул монастырь, Млинес тщательно скрывала тот факт, что Амит - медиум... Что до дома Амеверо, то оказалось, что его очень легко подкупить.
        - Почему тогда королева так уверенна, что этого нельзя будет сделать ещё раз? Почему она позволила Циавису стать магистром круга? Он как-то смог доказать ей свою верность?
        - Хм... На тот момент домом Амеверо правили старшие два поколения магов огня, в основном мать и бабушка Циависа. А сейчас домом правит он сам.
        - Они передали ему власть после восхождения Синенты на престол? Она надавила на них?
        - Нет. Циавис убил обеих вскоре после гибели брата и год был в бегах. Амельера укрывала его вплоть до того дня, когда стала придворным магом.
        - Выходит... Странно, что они живут душа в душу.
        - Кто?
        - Амельера и Цисс, ведь, выходит, она убила его брата!
        - Нет, не убила.
        - Но ведь ты сказал!..
        - Трасс лишился магического дара. Совершенно. И не вынес этого.
        - Самоубийство?
        - Да.
        - Как это всё сложно... - Руми помотал головой из стороны в сторону и опустился на землю.
        - Не говори. - Стижиан взглянул направо. - Тот дождь... "Дождь тысячи огней" выжег всё в радиусе трех километров. Всё, кроме вот этой полосы. - Он провел пальцем по воздуху, чтобы нериец мог проследить траекторию. - Что-то защитило наш сад.
        - Что за сад?
        - Своеобразное кладбище монтерских монахов. - Мастер прикусил нижнюю губу, и черные бусины его глаз стали необычайно спокойными. - У меня есть чувство, что оно защитило наш сад. - Хлопнув ладонью по коре, он направился вперед, по ещё цветущей зеленой полосе. - Идем, я тебе его покажу.
        Руми пожал плечами и неспешно поплелся за другом. Он старался не смотреть по сторонам, так как его воображение принималось рисовать былую красоту этого города, и видеть вместо неё лишь стеклянное море было очень больно.
        - Кстати, ты зачем сюда приехал? - Опомнился Стижиан.
        - Я?! А! Твои подопечные тебя ищут.
        - Зачем? - Мастер резко остановился, так что нериец в него чуть не врезался, и повернулся к нему лицом.
        - Они не сказали, но полагаю, что они хотят начать тренировки как можно раньше. - Руми усмехнулся, обогнул думающего над его словами друга и пошел впереди.
        - А не пошли бы они!.. - Внезапно воскликнул тот.
        Тут уже настала очередь беловолосого обернуться и посверлить мастера взглядом.
        - Мне нужно пару дней отдохнуть, не то клянусь, я задушу кого-нибудь из них!
        - Если ты так не хочешь их тренировать, зачем было устраивать там, в склепе, показуху? Мы оба прекрасно знаем как послушники реагируют на твою зачистку любой густонаселенной нежитью территории одним щелчком пальцев.
        На лице мастера появилась улыбка с легким оттенком ехидства.
        - Завтра приступим. И не смотри на меня так! Ладно-ладно. Раз уж проснулось в них желание... Склеп - лучшее место для поведения досуга сорока девяти послушников. Нежити хоть отбавляй, разделена по силе и уровням... Словно бы кто-то нарочно создал такого рода аномалию, никогда не думал об этом? Нет? Хотя, да, такое невозможно, на то это и аномалия.
        Руми снова пожал плечами и остановился у черты, за которой зеленая трава резко переходила в выжженную гладь.
        - Смотри. - Прошептал Стижиан, садясь на корточки.
        Сама поляна за прошедшие годы толком не изменилась: только черных пятен на ней стало куда больше. Алые розы, яркие и благоухающие, все до одной уже раскрытые, а так же великое множество увядших, мертвых цветов.
        - Прекрасная традиция, неправда ли?
        - Да, ты мне про неё рассказывал. Которая из роз твоя?
        Мастер сощурился, старательно вспоминая, где он посадил свою, и нашел её, со словами:
        - Она наконец-то распустилась... - Он громко охнул, протянув руку к удивительного цвета розе, чей бутон уже полностью раскрылся. - Зеленая? Не может быть! Изумрудно зеленая!
        - Цвет твоего духа, Стиж. - Руми хлопнул его по плечу и склонился над садом. Его глаза метались от одной черной розе к другой, говорившей о смерти своего хозяина. Присев рядом с другом, он с интересом взглянул на изумрудную розу и вдохнул её аромат. - Она пахнет... как... да никак она не пахнет.
        - Угу. - Промычал тот, словно бы расстроившись. - Я столько лет, помню, ждал когда она начнет раскрываться, но последние несколько лет обучения в монастыре ни я, ни Амит сюда не заглядывали. Хотя кто его знает, чем он тут занимался последние четыре года. Кстати, - он кивнул Руми в заданном направлении, - это - его роза. Ну, я думаю, ты сразу её заметил.
        "Конечно, сразу" - подумал Руми, думая, как бы ему подобраться поближе и не задеть ещё цветущие розы. - "Я ношу в себе память нескольких поколений кошек и не могу даже представить себе подобной красоты".
        Она светилась, словно была выкована из риалрона, но только роза Амита была живая, настоящая. Яркая, казалось, что отбрасываемые ею блики звенели и закладывали уши.
        - Слушай, а если я к ней прикоснусь, с Амитом ведь ничего не случится?
        - С ним уже ничего не случится. - Стижиан поднялся на ноги, словно Руми ляпнул что-то не то, и поспешил в сторону критши.
        Нериец вытянулся и протянул вперед руку, чтобы кончиками пальцев достать до лепестка белой розы. На ощупь - обычный цветок, мягкий, нежный. Один из лепестков с легкостью отделился от бутона и остался лежать в руке Руми.
        Он встал, изучая белый лепесток, дрожащий на ладони.
        - Астируми, ты идешь?
        - Да-да, - совсем тихо прошептал тот в ответ, завороженный блеском розы, - иду.
        
        - Ну что, мои хорошие!..
        На следующее утро, как и было обещано, Стижиан взялся за послушников. В их глазах легко читалась переполненность чувством самодовольства и уверенностью, что раз уж они смогли бегать двенадцать часов, а потом ещё и нежить раскидали, сами того не заметив, то им теперь все по плечу.
        Глядя на эти лица, ему хотелось заставить их делать что-нибудь действительно сложное, такое, что сотрет их уверенность в пыль и заставит молить о пощаде. Однако умом и затылком, за которым стоял Руми, Стижиан прекрасно понимал, что если постоянно работать на износ, то ничего хорошего из этого не выйдет. Прошли всего сутки после сумасшедшего марафона, и у большинства послушников все ещё ломило тело, волосы некоторых поседели в корнях. Немного подумав, мастер приподнял руку над головой и сказал:
        - Господа, с сегодняшнего дня и в ближайшие несколько месяцев я буду учить вас основам обращения с энергией сияния. Так что в принципе, я думаю, в этот период как таковых физических упражнений не будет. Разве что всякие там разминки, зарядки...
        - Марафоны... - Буркнул Руми, устремив невинный взгляд своих бледно-розовых глаз к потолку.
        Услышав его, Стижиан громко хмыкнул и подтвердил.
        - И марафоны. Бег - лучший способ поддержания хорошей формы. - Он обвел взглядом огромную полупустую залу, которую снял на три месяца, уверенный, что с тонкостями энергии проблем возникнет куда больше, чем с марафоном или чем ещё подобного рода. - Итак, что бы там магистры с пеной у рта не пытались доказать, а энергия она есть энергия. Принцип управления энергий всегда одинаков, остальное - это уже нюансы и вопросы безопасности. Будь то любая из природных стихий, или будь это сияния - основы контроля везде одни и те же.
        - Мы умеет управляться с магией сияния! - Крикнул один из послушников. - Не зря же мы десять лет проторчали в инквизиторской школе!
        - О да, не зря. - Готовый к подобный возгласам, мастер кивнул. - Бегаете вы просто отлично. Но вспоминая как некоторым из вас не удавалось углядеть сердца на несчастных скелетах... А они, напоминаю, относятся к низшему классу нежити!..
        - Но это только некоторые. - Подал голос Шион, скрестив руки на груди. Он постепенно превращался в лидера этой группы учеников. - Почему из-за некоторых мы все должны этим заниматься?
        "В очень плохого лидера" - про себя закончил мастер.
        - Ну, если вы в большинстве хорошо владеете сиянием, начнем учить что-то более интересное. А сейчас...
        Стижиан осекся, поняв, что ничегошеньки не помнит из основ обращения с энергией. Прислонившись к стене. Он устремил взгляд в пол и крепко задумался. Светлая мысль пришла довольно-таки быстро, но в ней имелся ряд недочетов: требовалось больше одного мастера. Но он решил, что сможет справиться и своими силами.
        - Встаньте, пожалуйста, вокруг меня. Так, чтобы всем было видно. - Немного подождал. - Всё? Значит... Все помнят разные виды рун? Ну там, защитная руна, руна страха, запечатывающая?
        Бывшие инквизиторы асинхронно закивали.
        - Отлично. Значит, вы приблизительно помните, как они выглядят на бумаге. Сейчас вашей задачей будет нарисовать её объемно. Но! - Поспешно добавил он, прежде чем начались недовольные ахи. - Вы не должны черпать силу из своего сосуда. - Стижиан поднял руку, и в неё засияла яркая сфера. - Тема сегодняшнего урока: форма. Ваша задача использовать энергию моего сосуда для построения рун, не черпая ни капли сияния из своих душ. Вам понятно?
        Задание послушникам было понятно, но как проделывать такой фокус явно никто не догадывался.
        - Если кто-то начнет прибегать к своей силе, Астируми...
        Нериец помахал всем рукой, когда взоры устремились к нему.
        - ...это почувствует и развеет её. Вопросы?
        - Какие руны чертить?
        - Любые. Но советую начать с простых.
        - Почему именно руны?
        - Потому что сферы, - та, что в его ладони, на несколько секунд расширилась и снова сжалась, - это сложно. А руны - это перспективно.
        - Почему нельзя черпать энергию из своего сосуда? - Спросил Шион, стоящий по левую руку от мастера.
        - Потому что сначала мы учим букву, а потом уже учимся её писать. Попытка предать форму и одновременно с этим испускать энергию тонким потоком - крайне сложно, поэтому сначала...
        Шион резко выкинул ладонь вперед и в ней заголубели крохотные, размером с большой палец, песочные часы, сотканные из сияния.
        Стижиан изо всех сил сдержался, чтобы не кинуться ему на шею с воплями восторга и радости. Он довольно кивнул и поманил его в центр круга.
        - Кто сможет повторить нечто подобное, из ученика станет учителем. Увеличь.
        Песочные часы в ладони Шиона стали раза в три больше.
        - Начнем с тебя, Нонд. От тебя и против часовой стрелки меняют форму моей сферы. С тебя Крис и по часовой стрелке будут донимать этого. - Он небрежно махнул рукой на черноволосого красавца.
        - У меня вопрос, - Шион поджал губы, - как можно использовать сияния, не черпая энергию из сосуда? Это же абсурд.
        Стижиан поднял глаза к потолку и согласился:
        - Да, нелепо получилось. Идея в том, что вы не должны её выплескивать. Для простоты опыта, назовем это... двумя разными типами энергии. Одна - это сияние, другая - энергия для контроля сияния. По сути это одно и то же, дело в объемах. Нет... Я явно что-то не то несу. Короче. Вам нужно использовать эту энергию, - он приподнял ладонь со сферой, - так, словно она ваша, просто уже вне вас. Ясно?
        - Нет. - Хором ответили все присутствующие, в том числе и Руми и Шион.
        - А ты мог бы и не поддакивать. - Шикнул мастер на нерийца. - Не понимаете - поймете! До тех пор пока не научитесь управлять энергией вне себя, - он снова поднял сферу, - никакой нежити вам не видать! Поняли?
        Снова всеобщее "не-а".
        - Мэтр Астируми, если кто-то начнет выплескивать сияние...
        - Да, Стиж, я понял.
        - Хорошо. Нонд!
        Как и все, кто вынужден выступать первым, послушник сильно волновался. От того уверенного в своем мастерстве инквизитора, каким он приехал сюда несколько месяцев назад, мало что осталось.
        Он сделал три нешироких шага вперед и нахмурил брови. Рядом с ним встал Крис и устремил взгляд своих глубоких зеленых глаз на песочные часы, светящиеся на ладони Шиона.
        Прошло всего пару секунд, прежде чем обоих послушников отшвырнуло к стене. Удивленные этим событием, они помогли друг другу встать и вопросительно посмотрели на мастера:
        - Ну я же просил Руми предотвращать использование вами сияния... Вот он и предотвращает.
        - Руми? - Переспросил Шион.
        - Э-э... Астируми. Следующие! А вы - в конец круга. Ну!
        Вышли ещё двое. И их тоже отшвырнуло к стене всего пару секунд спустя. Стижиан не расстраивался: в монастыре ни у кого с первого раза не получалось. Правда, там послушники сдают это уже в десять лет, а тут им всем за двадцать...
        У Шиона на лбу выступил пот. Ему было непривычно ощущение того, что кто-то пытается пробиться в подчиненную ему энергию и взять её под свой контроль. Держать сияние в определенной форме очень сложно, в форме, отличной от шара, ещё сложнее, а этот явный самоучка удерживал её в песочных часах.
        Стижиан как следует рассмотрел своего высоченного напарника и убедился в том, что его гордыня станет той стеной, сквозь которую учению будет очень сложно пробиться. Мастер Визы как-то сказала, что уверенность в себе должна приходить не с годами, а с опытом, а сила - с умом. Ум, сила и уверенность в себе явно не обошли Шиона стороной, но опыт...
        - Измени форму. - Тихо сказал ему мастер. - Поддерживать объемную форму часов это конечно очень круто, но девочек тут нет, так что...
        Послушник поднял сгущенные брови и Стижиан смог увидеть всю красоту его кричащих о муке глаз.
        Мастер поднял руку, и все вокруг замерли. Взяв ладонь Шиона, обнаружилось что её свело сильнейшей судорогой, такой, что он уже совершенно не чувствовал руки, но продолжал поддерживать форму часов.
        Стижиан распустил свою сферу, позволив энергии вернуться обратно в сосуд. Не отводя взгляда от послушника, он начал изменять форму его часов: они разбухали, округлялись, постепенно превращаясь в шар.
        - А теперь самое сложное, - мастер улыбнулся, большими пальцами выводя руку Шиона из каменного состояния, - сделай этот шар полой сферой. Объёмной сферой, так, чтобы энергия была только на поверхности, но никак не внутри
        Послушник нахмурил брови, не совсем понимая, о чем его просят. Чем шар отличается от сферы он вроде как представлял себе, но как можно загнать выделенное им количество энергии в рамки тонкой поверхности?..
        - Это гораздо проще, чем поддерживать форму часов. Дави на неё, пока не почувствуешь щелчок, потом будет гораздо проще повторить.
        - Я.. не могу. - Хватая ртом воздух, пробубнил Шион, схватившись свободной рукой за кисть, на которую падало сияние шара. - Это... невозможно... так... сжать...
        - Ну почему же невозможно, слова ты верные подбираешь: её надо сжать.
        Послушник взвыл о боли и пошатнулся. Сделав несколько случайных шагов назад, он упал на спину и шар сияния маленьким мячиком соскочил с его ладони и взорвался яркой вспышкой.
        - Мастер? - С уверенностью обратился к нему Крис, поборовший головную боль после удара. - Я заранее прошу у вас прощения, но я никогда не видел, чтобы монахи использовали сияние как... как... как магию!
        Стижиан тоже, он смог вспомнить только себя, Визы, Млинес и Ору. Возможно, ещё отец может. То, чему его учила мастер в Храме Северной Звезды, заставило его смотреть на сияние совершенно по-другому.
        - Это всего лишь тренировка. Чтобы использовать сияние подобным образом нужен невероятный объем сосуда. - Он подошел к Шиону и протянул ему руку.
        - Как ваш? - Спросил кто-то.
        - Как мой. Шион... Я знаю, что это крайне неприятно, когда кто-то запускает свои кривые клешни в твою энергию, поэтому давай ты постоишь рядом с мэтром Астируми и потренируешься сначала в призыве шара, а потом, в случае успеха, в превращении шара в сферу. Хорошо?
        Брюнет с трудом встал: у него явно кружилась голова, и поплелся к Руми, стоящему у большого окна с толстым стеклом.
        - А мы сможем такие штуки делать? - Спросил ещё один послушник, кажется, Вирималь.
        - Я не думаю, что вам это нужно. Главное - научиться обращению с сиянием, а выплескивать сияние в таком количестве, не терять его, а сжимать в шар и потом уже делать из него сферу... Это слишком трудоемко.
        - Но ведь у него получается! Его вы будете учить! - Выразил свое недовольство ещё кто-то.
        - Буду, потому что он может. Владение этой техникой не входит в перечень обязательных. А если вам уж очень хочется, то придется доказать мне, что вы не только способны придавать форму сиянию, но и имеете голову на плечах. Это запретная техника, которой меня учили не в Монтере. Овладеть ею могут единицы. Даже если Шиону не удастся получить сферу, он многому научится в попытках это сделать.
        - А почему... эта техника... запретная? - Тот все пытался отдышаться, разминая пальцем горящую от боли руку.
        - Потому что она способна наносить вред не только нежити.
        Руми приподнял брови и перевел взгляд с друга на Шиона.
        - А ты уверен в том, что стоило показывать ему её?
        - Да не волнуйся. - Мастер прогнулся назад, чтобы расправить спину. - Чтобы осилить это, нужно владеть как минимум монтерским учением. Мне просто мне стало интересно, сможет ли он... - Он понял, что болтнул лишнее. - А, ладно. - В его руке возникла ещё одна сфера, и он повернулся лицом к Вирималю. - Давай с тебя, и по кругу. Как я уже говорил, до тех пор, пока не освоите это, я вас не поведу на практику. И не поведу до тех пор, пока вы все не освоите, так что теперь у вас есть отличный повод помогать друг другу. А склеп запечатан личной мной. Поняли?
        
        Семь недель спустя.
        - Наконец-то!
        - Да уж! Если бы не Уильт, мы бы закончили ещё неделю назад! Вот он растяпа!
        - Прекратите, - шикнул на них Нонд, заправляя белую рясу, - не у всех все получается с первого раза.
        - Да у него с тысяча первого и то не получилось!
        Нонд изо всех сил сдерживался, чтобы не вмазать Сиану, но, помня о наставлении мастера, "спокойствие и сосредоточенность", уже почти мог себя сдерживать.
        - Мастер! - Крис догнал идущего впереди колонны Стижиана. - Мы будем практиковаться в склепе? Как полтора месяца назад? Выискивать сердца?
        - Нет. - Тот громко зевнул и потер глаза. Бывали моменты, вроде сегодняшнего утра, когда он жалел о своем решении приучивать бывших инквизиторов к режиму монтерского монастыря. - Да! Ну почти! У вас так хорошо получается управлять с энергией, что мне в голову пришла одна... - Он начал терять нить мысли, едва завидел Склеп Трех Королей.
        - Ух ничего себе! - Воскликнул Руми, хлопнув в ладоши. - И это всего-то за месяц?
        - Да... - Мастер несколько растерялся и замедлил шаг, едва его взор настиг врат склепа. - Надо писать письмо Млинес: эта аномалия могла начать разрастаться... Но это вечером, а сейчас, мои дорогие! - Прокричал он как можно громче, чтобы все услышали. - Будем применять полученные нами знания на практике.
        - Это.. мастер.. это? Это всё?.. Э-эм. - Шион тоже завидел склеп и несколько заволновался. - Это нежить?
        - Сам не видишь что ли? А если и так, то должен чувствовать. Должно быть, за прошедшие полтора месяца произошел мощный выброс, так что у нас теперь есть материал для работы.
        Стижиан хихикнул и побежал ко входу в склеп, весь внутренний дворик которого был переполнен шаркающими, гремящими, издающими глухой ломкий звук скелетами самых разных форм и комбинаций.
        - Ну... - Муркнул Руми. - Все вместе они это очистят.
        - У меня есть идея получше. Ты сможешь их оттолкнуть?
        - Кого? Нежить или послушников? Смотри, у них глаза горят как у тебя в плохие дни.
        Мастер расплылся в сонной улыбке.
        - Мне нужно чтобы за воротами был круг диаметром где-то четыре метра, сможешь сделать?
        Руми пожал плечами.
        - Да, наверное. А что ты задумал?
        - Думаю научить их делать ауры.
        - А, хорошо... Что?! Монахи не делают ауры!! - Он только хотел пойти выполнять просьбу, как обдумал сказанное.
        - Я видел, как это делаешь ты, и подумал, что с сиянием можно проделывать то же самое, что ты проделываешь с ветром. - Стижиан запрыгнул на колонну, к которой крепилась одна из дверей ворот.
        - Допустим, но ты сам-то это делал?
        - Да. - Соврал мастер. - Да не волнуйся, все будет под контролем. Под моим, и под твоим. Сейчас я все объясню, и они поймут. Хорошо?
        - Делай что хочешь. - Астируми запрыгнул на другую колонну.
        Стижиан опомнился и спрыгнул с колонны вниз. Прислонившись спиной к воротам, он решил коротко и быстро обозначить цель сегодняшнего урока:
        - Вы все отлично освоили тонкости и нюансы преобразования сияния вне сосуда. После этого вам удалось чуть более успешно дозировано и умеренно высвобождать уже свою энергию, и потом предавать ей форму. Сегодня, я хочу, чтобы вы объединили последние два пункта и... - Ухмыляясь, он оглянулся, глядя на то, как нежить передвигает самым разным количеством своих конечностей. - Продержались там тридцать секунд, не соприкоснувшись ни с одним плешивым скелетиком.
        Шион медленно моргнул.
        - Объясняю. - Мастер слегка подпрыгнул и ударил засыпающего нерийца по коленке. - Основную массу нежити Астируми будет держать за воздушным барьером, который способен отталкивать негатив. Нескольких носителей негатива... допустим, пятерых, мы запускаем в круг. Войдя туда, - он указал пальцем на скребущихся о врата, но не достигающих их, скелетов, - вы должны возвести вокруг себя непроходимый барьер сияния. Какой будет форма - мне все равно. Ваша задача: продержаться тридцать секунд, часы у меня есть, и физически не соприкоснуться с носителем негатива. Вы должны возвести вокруг себя стену, сквозь которую нежить низшего класса пройти не сможет. Итак, кто первый?
        После эти слов Руми приподнялся и повернулся к склепу. Приложив внешние стороны ладони к груди, он стал медленно продвигать их вперед, словно отталкивая от себя что-то.
        Будто подверженная толчкам невидимого пресса, нежить низшего класса, несмотря на попытки сопротивляться, попросту отъезжала назад, словно под их ногами были не каменные плиты, щебень и земля, а подсолнечное масло, разлитое на гладкой поверхности.
        Сразу за воротами образовался круг, но шире чем в четыре метра. Внутри него скреблись и хрустели несколько костяных существ, ни один из которых не походил на человека, только лишь их кости могли подтолкнуть к мысли, что эти создания когда-то были людьми.
        - Шион, ты пойдешь потом. - Скомандовал Стижиан, снова запрыгивая на колонну. - Ты станешь наглядным примером, а я жажду увидеть импровизацию.
        Тот пожал плечами и отошел куда-то в сторону, с желанием спокойно доесть припрятанный в одном из карманов плаща бутерброд.
        Послушники замерли, ожидая, что из колонны выйдет доброволец, но когда этого не произошло, несколько из них, те, кто стоял рядом со всем надоевшим Сианом, вытолкнули его вперед, так что его лицо едва не врезалось в ворота склепа.
        Стараясь выглядеть подобающе, с видом, будто он сам вышел вперед, Сиан приоткрыл двери склепа, и Стижиан нажал на секундомер.
        Разведя ладони, послушник возвел перед собой тонкий, тоньше, чем может видеть человеческий глаз, щит. Он не окружал его со всех сторон, но вполне неплохо выполнял защитную функцию. Сиану приходилось крутить вокруг своей оси, чтобы успевать отводить от себя нежить, движущуюся с незащищенной стороны.
        Ему казалось, что прошло уже точно не меньше минуты, хотя часы отмерили всего пятнадцать секунд. Отвлекшись на приближающегося сгорбленного ящера, который ходил на двух ногах, а из его спины торчали позвонки, послушник не заметил, как сзади проскользнуло костяное нечто, похожее на скорпиона, и вгрызлось ему в ногу.
        Прежде чем Сиан успел среагировать, Стижиан остановил секундомер и метнул в круг пять ярко-зеленых крохотных сфер. Это был огонь, потому он не уничтожил носителей негатива, а лишь оттолкнул их, чтобы послушник смог выйти.
        - Восемнадцать секунд. Плохо.
        - А сколько надо чтобы было не плохо? - обозленный послушник был готов огрызаться.
        Мастер посмотрел на него из-под бровей, так что пыл у того сразу поубавился, и сказал спокойно:
        - Тридцать. Следующий.
        Следующий продержался двадцать одну, потом было девятнадцать секунд, вслед за этим - двадцать четыре, и так далее. Самое лучшее время оказалось, что удивительно, у Нонда: двадцать пять секунд, что на одну больше чем у Шиона, который не сильно расстроился этому, и с крайне недовольным выражением лица, но искренне, пожал тому руку.
        Как таковой очереди не было. Послушники по желанию проходили внутрь и пытались ставить барьеры. Для них это превратилось в захватывающее состязание, так что некоторые, едва отдышавшись, снова рвались вперед.
        Стижиан обхватил ногами полуотколотый шар, венчающий собой колонну, выудил откуда-то тот самый толстенный том, читая который он помогал своим подопечным продержаться на двенадцатичасовом марафоне, и погрузился в чтение.
        Эту книжку ему подарила Ора. Точнее, она подарила ему другую книгу, написанную непонятным никому, кроме неё, языком. Когда это выяснилось, она полгода посвятила переводу и переписыванию от руки всей этой книги, единственной во всей королевской библиотеке, что была посвящена фениксам.
        Прочтение этой книги вызывало затруднения с самого начала, и проблемой номер два, потому как первая уже была решена переводом, был почерк Оры.
        Он не был кривым, и она не писала "как курица лапой", потому как это-то Стижиан смог бы прочесть: свой-то почерк он разобрать может. Напротив, она писала мелкими, аккуратными ровными буквами... с таким количеством завитушек и завихрений, что её перевод был едва ли лучше оригинала.
        Но, невзирая на все препятствия, Во-Сен Ветру вот уже два года, с длительными перерывами, но вполне успешно, расшифровывал эти записи.
        Книга была написана явно не представителем народа фениксов. Хотя, думал Стижиан, будь наоборот, это объясняло бы записи в подлиннике, ведь тогда её бы действительно писала курица лапой. Все повествование велось от лица некоего существо, который в начале представился как Одеравэрде. Кто он - монах понятия не имел, а Руми смог вспомнить лишь, что это существо было великим историческим деятелем, но кем именно - этого память поколений нерийца пока еще не могла сказать.
        Книга представляла собой некий мануал, описывающий класс фениксов - фламмистов.
        Фламмисты - это один из трех классов фениксов, про остальные два не было и слова, которые специализируются на магической стороне своей натуры, то есть на магии огня.
        Здесь подробно, словно он сам мог применять эту магию, Одеравэрде схематически описывал различные приемы фениксов, будь то простые бесформенные сгустки пламени, огненные комья или пламенные ветры, способные "прожечь землю до самого её сердца".
        На протяжении последних двух лет, пользуясь помощью Руми, а так же этим мануалом, Стижиан учился магии огня.
        Несмотря на то, что книга была дочитана не до конца, он пришел к выводу, что его феникс относится к классу фламмистов, потому как используя малые порции энергии, ещё меньше, чем его ученики тратят на возведение щитов, ему удавалось воспроизвести около половины описанных в книге приемов. В основном, они были боевые-дистанционные, но Стижиану, хоть он и был сильнейшим из сынов Монтеры, было страшно вкладывать в пламя энергии чуть выше минимума.
        Из всего прочитанного его особенно заинтересовали две вещи: это полет и воспламенение.
        Полет ему удался всего однажды по чистой случайности: это было несколько лет назад в Бактикской расщелине. С тех пор, сколько Руми не ронял его с высоты тридцати или больше метров, это не удавалось ни разу.
        Воспламенение... было пиком мастерства любого из фламмистов и требовало высвобождения всей запасенной в сосуде энергии, чего Стижиан ниразу не хотел и не пытался сделать. Воспламенение на какое-то время превращала носителя феникса в живое воплощение огня. Что тоже однажды произошло: в тот день, в Таэтэле, когда он высвободил всю энергию сосуда и преобразовал её в сияние, феникс окружил его, сделав частью себя. Или же так просто показалось Оре, кто ж теперь разберет.
        Стижиан кинул остановленный секундомер Шиону, и метнул ещё пять пламенных сфер в несчастную пятерку нежити. Подняв с колен книжку, он продолжил читать.
        - Нет, и это он-то называл безмозглыми магов огня, когда те давили нежить пламенем. - Сказал кто-то, и те, кто это услышал, замерли с приоткрытыми ртами.
        Шион пожал плечами и попросил следующего пройти в дворик склепа.
        Им оказался Уильд, тот послушник, которому овладевание энергией сияния давалось как нельзя плохо. Поддерживаемый хлопками по плечам и спине, худощавый, с густой копной каштановых волос, он подошел к воротам и чуть ли не со слезами на глазах посмотрел на мастера: тот продолжал читать, не замечая ничего.
        Шион начал отсчет.
        Астируми уже давно наскучило происходящее, и последние минут двадцать он провёл, пялясь в небо и изо всех сил стараясь не уснуть. И наконец, к великому ужасу, сонливость победила.
        Уильд с трудом возвел видимый барьер, на поддержание которого уходило невероятное количество сияния. Прочие послушники уже поняли, что он не продержится и десяти секунд, как случилось ужасное: друг ветра, нерийский беловолосый принц уснул, и едва его сознание покинуло реальность, как поставленный им воздушный барьер, изолирующий основную массу носителей негатива, рухнул.
        Стаей взбешенных голодный волков, костяные монстры ринулись к седеющему на глазах послушнику. Едва его сияние погасло, мастер подскочил с места, обронив книгу, и ринулся к нему, крикнув, не глядя, Шиону:
        - Не смей открывать ворота!!
        Все произошло очень быстро, так как проснувшийся Астируми и готовый к прыжку вниз мастер не успели ничего сделать. Всё сделал Уильд.
        От его тела разошлась ярко-голубая волна, столь мощная, что Стижиан пошатнулся и свалился с колонны. Эта волна, являющаяся хорошо направленным и оформленным потоком сияния, расширяющейся сферой пронеслась по территории двора склепа и вышла за её пределы. Все носители негатива, окружавшие Уильда, в одно мгновение обратились в пыль, и наземный этаж Склепа Трех королей очистился.
        Лежа спиной в луже грязи и запачкав рясу, Стижиан рассмеялся во весь голос, прикрыв глаза от яркого солнечного света:
        - Уильд, ну ты молодец! - Крикнул он. - Я не ожидал, честно! Совсем не ожидал! Ты меня удивляешь!! Ха-ха-ха!
        Уильд стоял с согнутой спиной, по щиколотки засыпанный костяной пылью, и прикрывал руками голову. Услышав слова мастера, он с трудом сумел из себя выжать:
        - Это был... не я.
        Из толпы послушников, не скрывая довольной улыбки, медленно вышагивал высокий светловолосый мужчина. Яркая голубизна его глаз с каждым шагом угасала, а вот улыбка на лице становилась только шире. Амит протянул Стижиану руку и помог ему встать:
        - Ну ты экспериментатор. Даже Млинес до этого не додумалась.
        Мастер потерял дар речи, а вслед за этим и способность двигаться.
        Медиум сощурился, и когда понял, что момент ошеломления несколько затянулся, произнес:
        - Прекрати так на меня таращиться, а то твои ученики решат, что я - твоя потерянная возлюбленная. - Он хмыкнул, и попытался освободиться от каменного рукопожатия. - Ну перестань, Ветру...
        Рука Стижиана соскользнула к локтю Амита и резко дернула на себя. Тот ничуть не удивился, и, обняв друга, похлопал его по спине.
        - Кто это? - Спросил Крис, возникнув рядом с Шионом. - Одет как аристократ, а манеры явно не...
        - Светлые волосы, голубые глаза, на голову выше Стижиана. - Проурчал Руми, уже спустившийся с колонны и помогающий Уильду держаться на ногах.
        - Я слышал, что сильнейший в истории монах и рожденный в нашем поколении медиум учились вместе. Вроде как даже жили в одной келье с самого детства. - Шион сжал губы и присмотрелся. - Это Амит Амфитеа Ронора Лоури, второй из известных миру медиумов.
        - А разве он не умер? - Уточнил Крис.
        - Как видите - нет. - Тео положил руку на плечо Руми, и оба кивнули друг другу в знак приветствия.
        - Теоллус Ветру?! - В синхронно удивились несколько голосов.
        - Не надо всяких "ллусов"! - Рявкнул мастер. - Просто Тео. Мастер Тео.
        - Не стоит повышать голос, мастер. - Ора тоже решила поучаствовать во всеобщей суматохе вокруг произошедшего. Она подошла к Руми со спины и крепко обняла за талию. - Приветствую вас, ваше высочество.
        - Повелительница демонов!! - Шион театрально откинул голову назад и выпучил глаза. - Она появилась, чтобы снова терзать нас и наши души!
        - Ты как всегда очень приветлив. - Монахиня улыбнулась и перевела взгляд на Стижиана, по-прежнему не выпускающего медиума из своих объятий. - Ряса мастера и зеленый камзол Амита вызывают во мне нелегкий диссонанс. Неужели твой сынишка наконец стал следовать обычаям?
        - Женщины, вам все бы о красоте думать! - Тео вскинул руки.
        - Тебе тоже следовало бы, Млинес любит, когда мужчины умеют подбирать цвета. - Ора хихикнула и тут же спряталась за спиной нерийца, уже не могущего сдерживать улыбку.
        - Что?! - На вдохе воскликнул Ветру-старший. - От...откуда ты знаешь?!
        - Это правда медиум? - Тихонько спросил Сиан. - В смысле, настоящий медиум?
        Астируми в ответ закивал головой.
        
        - Так, - я наконец сумел донести солидный мешочек с золотом до стойки, за которой стоял владелец "У Трех Королей" Мэдди, - это всё вам. - Мешочек звякнул о деревянную поверхность и из него покатились золотые ринельские. И, конечно, не забыл пояснить причину такой щедрости. - Мы сегодня будем буянить.
        Круглощекий владелец потупил взгляд и с легким ужасом в глазах взглянул на оказавшееся перед его носом богатство. Я знал, что он хотел сказать:
        - Даже перебейте вы здесь всю мебель и сломайте хоть всё здание, этого будет многовато. - Мэдди собрал в кулак несколько монет, а всё, что осталось, вместе с мешочком, пытался отдать обратно.
        - Нет. Это все вам. Митта Эйдин! - Её имя как-то само всегда соскальзывало с губ, стоило ей появиться со мной в одном помещении. - Как поживаете? - И улыбка тоже появлялась сама, я ничего не мог с этим поделать.
        - Амит. - Её голос подобно шелесту моря полушепотом разнес мое имя. - Рада видеть вас в добром здравии!
        Так и хотелось спросить, чего это она со мной на "вы", но вспомнил, что я уже не послушник из монастыря, что в соседнем городе, а законный наследник знатного дома и, будучи медиумом, очень большая шишка для верующих в Богиню людей.
        Наверное, у меня покраснели щеки, потому как с моим везением с женщинами их обращение ко мне до сих пор вызывало смущение.
        Кончиком пальца я отодвинул золото обратно Мэдди и наконец позволил себе отойти от стойки, потому как рука нащупала трость, к которой я все никак не привыкну.
        Права была Ора, когда говорила, что пара минут работы на публику не стоят того, чтобы потом несколько дней нога ныла и стенала от боли. Но слабость мышц, постоянная тошнота и головная боль, ставшая моим верным другом с того момента, как я проснулся восемь дней назад, уже почти вошли в привычку.
        Дом.
        Как бы мама не обижалась на эти слова, которые я произнес всего однажды, но наше поместье в Оране никак не ассоциируется у меня с этим словом. Мой дом был расплавлен метеоритным дождем братьев Амеверо, и, Богиня зрит, если бы Дримен за него не поручился, я бы заставил духа Циависа сжечь его самого. Но где, спрашивается, теперь мой дом?
        Вот он, передо мной. Точнее, он сидит в паре метров от меня и создает нужную атмосферу для дома. Даже не только он, а все они, ведь Ора очень уж похожа на Млинес, полагаю, она возможно её дочь. Интересно, а Стижиан с его-то внимательностью, заметил это? С учетом того, что Тео все же удалось очаровать Млинес, а его сын может все-таки женится на Оре, то им будет очень весело узнать об их тесной связи.
        Монтера. Как бы я хотел снова побывать там, вернуться в юношество и может ещё пару раз хитростью и умом моим попытаться свести Стижиана в могилу. Монастырь - вот мой дом, где я провел почти полные одиннадцать лет моей, жизни и с кем, спрашивается, я жил в одной комнате все эти годы? Со Стижианом. Под надзором мастеров, тщательными проверками Тео и острым взглядом Млинес.
        Да, бессмертного медиума, обучившего меня основам общения с духами, здесь не было, но зато была её дочь, с каждой минутой я все сильнее в этом убеждаюсь. И тут были оба Ветру и оба радовались тому, что я здесь. Чем не громкий семейный ужин с битьем посуды и пьяными плясками? Правда, с моим-то нынешним состоянием ног, мне поплясать на столе не удастся, но хотя бы посмотрю на них.
        - Амит, иди сюда! - Крикнул мне Тео, допивающий вторую пинту сидра и одной рукой приобнимающий смеющуюся Ору.
        Со слегка порозовевшими щечками, она походила на маленькую скромную девушку, которой было стыдно смеяться над пошлыми шутками. Сравнения лучше я придумать не могу.
        Между ней и моим лучшим другом сидел Астируми, с которым я лично знаком не был, но знал про него более, чем достаточно. Он чувствовал себя очень неловко по целому ряду причин, первой из которых был факт того, что он не пьет, а второй - что он выполняет функцию стены, не дающей Стижиану добраться до Оры и выпросить у неё причину отказа выйти за него замуж.
        Сильно хромая на левую ногу, она все-таки слабее правой, я добрался до невысокого круглого стола, уставленного спиртным в большей степени, нежели едой, и опустился на один из нескольких свободных стульев.
        - Будешь? - Тео протянул мне бутыль сидра.
        - Эй, ты что! - Ора ударила его легонько по руке и отняла спиртное. - Он, между прочим, после почти трехлетней комы!
        - Слушай женщину! - Поддакнул я в полуобороте, разыскивая глазами Мэдди. - Меня и так ноги еле держат. Эйдин! Вы не могли бы принести мне чаю?
        Она легко кивнула с улыбкой на лице, и мой взгляд вернулся к столу. Эх, как же приятно вот так вот легко разговаривать с одним из своих мастеров - вот что думал я, глядя на Тео.
        Стижиан откусил половину соленого огурца и громко выдохнул:
        - Столько всего произошло, что я даже не знаю в каком порядке тебе об этом рассказывать.
        - В хронологическом. - Оре поднесли рюмку едва затвердевшей, ещё теплой эмульвары, и она с наслаждением принялась её поглощать.
        - Можете мне ничего не рассказывать, друзья.
        Откуда во мне столько деликатности?!
        - Я приглядывал за вами.
        - Поясни. - Почти в один голос произнесли все кто за столом, кроме Руми, откинувшегося на спинку кресла и озирающегося по сторонам.
        Я честно не знал, как сказать им это, и мой взгляд как-то само собой замер на Стижиане, с его черно-белыми глазами.
        - Я... Я был в коме, что тут сказать. Но мой разум не был мёртв, хоть и в сознании тоже не был. Я...
        Я знал, что сейчас начну нести околесицу, и даже думал о том, чтобы опустить этот вопрос, но кому, как не этим людям, мне это рассказывать? Жаль, что Дримен не смог сюда приехать.
        - Не знаю, у всех ли медиумов такое было, но... с тех пор, как я начал слышать своего духа, во снах мне иногда приходилось бывать в месте, которое я мог быть назвать своим внутренним мирком.
        Стижиан протянул руку через стол и забрал у Оры бутыль сидра.
        - Это поляна за лесом, которая упирается в обрыв и за ним идет море. Там я вижу Фузу...
        Точнее сказать, раньше видел.
        - ... Но пейзаж за обрывом частенько менялся, и в нем я мог видеть любого... не только вас.
        - Любого? Ты... мог видеть мир вцелом? Обратиться к любому живому существу? - Вскинула брови Ора, припоминая, что её мать уже однажды рассказывала ей нечто подобное.
        Я закивал, улыбаясь.
        - Это было похоже... я не знаю на что это было похоже. Может какая-то часть моей души вселялась в предметы или людей, и я мог становиться наблюдателем. Я изучил практически всю республику, и даже дал маме пару наводок для раскопок, вот например.
        Я закатал рукав своего зеленого камзола, который на меня нацепила мама, раз уж носить монашеский плащ мне не по силам. На руке висел круглый кулон, крепящейся на кожаной подвеске, дважды обмотанной на запястье. Эта безделушка представляла собой тонкий, но прочный, круг, в который вписаны ещё два круга. На месте их пересечения образовывалось некое подобие ока, где зрачком являлся небольшой выпуклый аметист.
        - Что это за прелесть? Ты теперь не только носишь дорогие костюмы с блестяшками и рюшками, но и девчачьи украшения? - Засмеялся Стижиан.
        Да, несмотря на все теплые чувства, которые мы друг к другу испытываем, шутить и издеваться друг над другом - это костяк наших с ним взаимоотношений.
        - Это древнее украшение, которые моя мама вырыла три дня назад в тени Ораны. - Я старался отвечать спокойно, как мог, чтобы никто не заметил, как каждый мало-мальски громкий звук вызывает спазм где-то у меня в голове.
        - Под Ораной проводятся раскопки? Я не знала. - У Оры обострился взгляд: она владела потрясающим даром трезветь в моменты раздумий.
        - Да, проводятся. Мама обнаружила скрижаль, где рассказывается легенда о том, что некогда Орана, я говорю о самом городе, была горой, состоящей из четырех платформ. - Я вытянул руку, так чтобы все могли видеть медальон. - Низшая - самая большая - торговая, потом ремесленники, дальше - заседания. А на вершине - четвертая, королевская платформа...
        - Интересная легенда. Я готова спорить, это так и было. Орану-то в воздух поднимали искусственно. Все держится на генераторе. - Монахиня кивнула и положила голову Руми на плечо.
        Стижиан, будучи уравновешенным монахом, виду не подал, однако в его мыслях разразился целый фейерверк не совсем понятных мне изречений в адрес Оры. Ох уж эта ревность.
        - Это... - Я решил занять мысли друга, прежде, чем его голова взорвется. - Лишь одна из миллионов тех вещей, что я видел. К сожалению...
        Да, мне придется им врать.
        - Когда я очнулся, все это смыло словно сон.
        - То есть... - Стижиан осушил бутылку и громко пнул Руми по колену, так, что тот зашипел как кошка, которой наступили на хвост. - Эм... Ты...
        - Я обязан тебе и твоей мании спасать людские жизни. Мать же собиралась остановить мое сердце. Не будь тебя там, меня бы не было здесь.
        Стижиан не ответил: мы несколько секунд просто смотрели друг другу в глаза, прежде чем полились новые вопросы:
        - То есть... Во время своей комы ты был неким... всевидящим оком? - Брови Оры поднялись ещё выше.
        - Да. - Меня выдала моя бесстыдная улыбка, смысл которой, Стижиан, как человек, знающих меня здесь лучше всех, очень быстро разгадал. - И видел я очень пикантные моменты вашего с ней бытия...
        Как бы он по мне ни скучал, а старая привычка чуть что пытаться мне врезать у него осталась.
        Он привстал, но резким рывком Руми опустил его обратно на стул.
        - Вот выздоровеешь, мы с тобой поговорим. - Припугнул он меня, и в его мыслях отразилось именно это. Стижиан изменился, но мне пока не было ясно хорошо ли это, или плохо.
        Но я не выздоровею, никогда. И ему не стоит об этом знать.
        - Если ты не хочешь, чтобы я начал рассказывать всем кому не лень подробности, давайте не будем обо мне...
        - Амит! - Ора вскинула свободную от рюмки руку. - Тебя не было три года! Ты говоришь, что видел.. всякое, и не хочешь, чтобы мы о тебе разговаривали? Мы... - Вот теперь она выглядела пьяненькой. - Очень рады тебя видеть.
        - А раз так, давайте лучше просто повеселимся. - Кажется, мне почти удалось отвести разговор, и, о чудо, все со мной согласились.
        - Предлагаю потянуть кота за хвост. - Монахиня поднялась с плеча Руми и откинулась на стул так, что тот стал стоять только на одной ножке.
        - Предательница. - Шикнул нериец и вскочил с места, пряча хвост под полами длинного плаща. Ора рванула за ним.
        Тео и Стижиан переглянулись, давясь не тихими смешками, и подняли кружки:
        - За Амита Лоури! - В один голос произнесли они.
        - За ужасного шутника! - Сказал Тео.
        - И худшего в мире друга! - Добавил Стижиан.
        А мне совершенно не было обидно, даже напротив. Я чувствовал себя как дома.
        
        На дворе было где-то семь вечера, едва начало темнеть, а наша шумная компания, не считая меня, уже завывала громкие песни, заставляя большинство завсегдатаев тихонько покидать заведение.
        Дримен, хочу заметить, хорош в прививании не только знаний, но и дурных привычек.
        Спровоцировав между Ветру небольшое состязание, где они меряются силушкой и красуются перед дамами, мне удалось проскользнуть через входную дверь и опуститься на крыльцо сбоку от входа.
        Голова гудела неимоверно, ломило глаза. Мне лишний раз было трудно смотреть куда-то периферическим зрением. А когда болят глаза и голова, то уже начинаешь становиться медленным и готовым упасть где-нибудь, только бы прилечь и хоть как-то замедлить пульсацию в висках, затылке, темечке, горле и так далее...
        Крепко сжав зубы, я подошел к краю крыльца, кинул трость на пол и медленно, стараясь не делать резких движений, присел и свесил ноги. Мое умение переносить боль исчезло вместе с физической силой и выносливостью. Я никогда не был бесконечно терпелив к боли, как Стижиан или Милф с Маретти, но довести меня до того, чтобы я замер и не шевелился, было практически невозможно.
        Я откинулся на выставленную назад руку и залез в карман брюк.
        Перед отъездом мне удалось выклянчить у Дримена дюжину дорогих сигарет, которые он покупает невесть где. Для себя я решил, что растяну эту дюжину до самой своей кончины, потому как курить буду только когда мне значительно хуже, чем в прошлый раз. Ввиду того, что сигарет осталось всего пять штук, шестая уже дымилась, зажатая у меня между пальцами, осталось мне не долго.
        Наслаждаясь вечерним ветром и ужасаясь привкуса табака на губах, я в очередной раз пришел к выводу, что не будь моё состояние столь критичным, в жизни бы не подпустил эту отраву к свои легким. Но поскольку мои легкие уж давно плюются кровью, они совершенно не заслужили хорошего обращения.
        Застань меня Стижиан за этим делом, мне бы, наверное, по-настоящему не поздоровилось, но успешная провокация дала свои плоды, и он сейчас был настолько пьян и увлечен борьбой со своим отцом, что не заметил бы даже желанного "да" из уст Оры.
        А вот она как раз заметила моё отсутствие, и ведомая своим непревзойденным слухом вышла на крыльцо:
        - Стижиан тебя убьет, если увидит. - Сказала она, едва почуяв запах сигарет.
        Я в ответ смог только хмыкнуть и пригласить её присесть рядом со мной. Она выглядела достаточно свеженькой, не считая черных разводов вокруг глаз, которые были или плохо смытой косметикой, или последствием длительного недосыпа. Ора держалась бодро, и утверждать что-то точно не было смысла.
        - Как ты?
        - Ты это спрашиваешь у меня каждый день. Я по-прежнему нормально. - Сейчас мой ответ звучал не очень убедительно, так как мои руки слегка подрагивали, а голос звучал так, словно я хурмы наелся.
        - Ты с трудом держишь открытыми глаза... - Она положила руку мне на плечо. - Так я спрошу ещё раз...
        - От того, что ты будешь чаще меня об этом спрашивать, лучше мне точно не станет. Ты что-то хотела?
        - Да нет. - Она пожала плечами и взяла мою трость, дорогую, как я не знаю что. Эта вещица - семейная реликвия, ею пользовались и мой отец, и мой дед, а теперь её ношу я, будучи в совершенно другом возрасте, чем мои предки.
        После моего пробуждения, мама была так рада и так ошеломлена, что стала накупать мне невероятное количество одежды и разных дорогих бесполезных предметов. Я не могу передать всей радости, что она испытала, когда я, едва ли не силой вырвавшись из больницы, приковылял домой. С матерью я уже попрощался, хотя моё письмо она получит не раньше чем через месяц.
        Мы помолчали. Я изо всех сил старался не следить за тем, что крутится в голове у этой яркоглазой женщины, но любопытство брало своё.
        Помимо её сумбурных и спутанных мыслей, что можно сказать в принципе о чьих бы то ни было, я слышал наверное весь город. Это ставил под сомнение истинную причину моей головной боли. В прочие я не вслушивался, но не слышать Ору было невозможно. Сейчас, помимо всего прочего, в её голове доминировала примерная ветка мыслей: как сказать Амиту, что в его сосуде сокрыто пять осколков Северной Звезды, и что именно это - та основная причина, по которой его сопровождают она и Тео.
        - Шесть. - Я её поправил. Когда читаешь людские мысли, всегда забавно наблюдать за тем, как они реагируют на перекликание сказанного и несказанного. Она не поняла, к чему я произнес эту цифру, только удивленно глянула на меня.
        На самом деле это даже здорово, что она вышла сюда. Есть целый ряд вещей, которые я хотел бы ей рассказать и обсудить, да времени всё никак не было. А сейчас можно было сидеть тут хоть до утра, а если придет Стижиан, но он не сильно обидится, если мы отправим его обратно.
        - Почему ты отказалась выйти за него замуж?
        Несколько секунд перед ответом в голове моей собеседницы царила тишина. Подождав немного, я повторил вопрос, и услышал в её голове ответ, который меня удивил.
        - Потому что мне тридцать пять лет, и ни с одним мужчиной я до этого не была так близка. - Отвечала она словами, совершенно отличными от её мыслей.
        - Ну зачем же врать, Ваше Величество. - Эти слова я произнес достаточно тихо, чтобы никто кроме неё этого не слышал.
        Ора совсем не глупа, и она сразу догадалась, что я прочел это в её мыслях. И вместо того, чтобы приставить нож к моему горлу, она прикусила нижнюю губу и горько ухмыльнулась:
        - Есть смысл пытаться думать о чем-нибудь другом?
        - Ну... можешь попробовать. Но я не думаю, что ты готова отойти от реальности и думать о кирпичной стене. - Я легонько ткнул её локтем в бок, и она усмехнулась.
        Она меня недолюбливала, признавала она это или нет. Сколько угодно она могла улыбаться и подмигивать мне, но в её голове четко читалась истинная реакция на любые мои действия.
        - Погоди... - Я даже не заметил, как у меня приоткрылся рот. - Ты боишься выйти за него замуж не потому, что ты королева. Ты не сомневаешься в том, что он стал бы достойным правителем, а потому, что боишься реакции своих матерей на это. У тебя их много?
        Ора не успевала ничего говорить: только открыла рот, но поняв, что заставить меня замолчать будет трудно, она просто приложила палец к губам и шикнула, мой голос тут же скатился до шепота.
        - Ну, родила-то тебя одна женщина, а воспитывали две...Значит... Тебе ведь родила Млинес, да? Ох-ох, это что ж получается? Если ты - Синента Дива, значит Млинес - Сфирита?..
        - Говори потише! - Она шипела словно змея.
        - А кто же вторая мамочка? Ох, неужели Визы? Стижиан рассказывал мне о ней. Но ты... Хм, ты называешь её не Визы, а... Ничего себе! - Я оказался так удивлен, что сигарета вывалилась из моих рук, и я немедленно полез в карман за ещё одной. - По-по-погоди! Нас с мамой, конечно, всегда смущало, что Монтерское учение возникло задолго до появления самого города Монтеры, но...
        Мои глаза, должно быть, уже начали вылезать из орбит, когда Ора выудила из кармана толи шорт, толи юбки, что поверх шорт, горсть семечек, сгорбила спину и медленно закивала.
        - Монтера? С тем, что учение сияния основала женщина я могу смириться, но ведь если все так, как ты думаешь... О Богиня, здесь все как в дешевой мелодраме! Монтера мать Сфириты? Монтера - она Дива?!
        У меня участилось сердцебиение, и усилилась боль в голове. Это слишком важная информация, чтобы вот так легко её узнать. Надо же быть готовым к подобному. Потому что я не готов. И меня, честно говоря, сильно пугает факт того, что сбоку от меня сидит королева Ораны, женщина, которая в одиночку выставила луча и дюжину стражников из дворца, та, кто реформировала церковь и погасила едва разожженную гражданскую войну и та, кто будучи в образе наследницы королевского рода, не пускала его в свои мысли.
        Тому, почему я не слышу духа Оры сейчас, есть разумное объяснение. Скорее всего, дело было в пронизанной древней магией королевская диадема, но почему я не узнал в Синенте Ору? Что я и спросил:
        - Почему когда мы встречались во дворце, я не смог прочесть, что это ты?.. Вы.
        Она косо на меня глянула, решив не отвечать вслух. Ответом на мой вопрос действительно оказалась корона.
        - Значит, корона каким-то образом скрывает носителя от чужих глаз?
        - Носителя - неверное слово, - она поглощала семечки со скоростью десятка белок, - надеть корону может только представитель рода Дива, а нас осталось ровно трое.
        Мне ничего не оставалось, кроме как подвинуться и облокотиться о стену таверны.
        - Погоди-ка! - Я произнес это вслух? - Я же видел тебя и Синенту в одном помещении! Как это возможно?
        - А ты подумай, медиум, - теперь она перестала скрывать свою неприязнь.
        - У меня есть идея, но это слишком просто. Ты с кем-то из своих матерей менялась местами? И всего-то?
        - А ты чего хотел? Думал, я умею делать дубликаторов?
        - Нет, но это была бы очень полезная техника. - Она начала огрызаться, а в мой живот стала пробираться прохлада. - Если ты - потомок старейшего рода Ораны, королевского рода, какого... - Помни, Амит, она все-таки королева. - Зачем ты окрутила Стижиана? Он благородный человек, со своими, конечно, изъянами, но... он хороший человек. Зачем ты так с ним? Это что, твои королевские замашки?
        - А что, я казалась тебе слишком высокомерной до того, как ты прочел мои мысли?
        - Бывало иногда, - я честно признался. - Но в целом - нет.
        - Вот и не надо... Вне королевского дворца, я - Ора, просто Ора. И я хочу быть с ним... Амит, пожалуйста, пойми меня!
        - Я ничего ему не скажу. Ты сама ему все расскажешь. Когда время придет. Жаль я не попаду на вашу свадьбу.
        Я отбросил потухшую сигарету, снова подвинулся и прилег на крыльцо, так, что мог видеть происходящее в таверне.
        - Почему не попадешь? Ты же монах, должен быстро восстанавливаться. И вообще! - Она чуточку порозовела. - С-с-счего ты взял, что он станет за мной бегать? Я не вижу особой настойчивости с его стороны.
        - Потому, что я прожил с ним одиннадцать долгих и мучительны лет. - Наши с ней взгляды встретились, и я невольно улыбнулся. - Если Стижиан хочет - Стижиан получит. Остальное - только лишь вопрос времени.
        Ора сощурилась, словно только сейчас подумала о чём-то, что ей стоило заметить раньше.
        - Амит, ведь прошло уже восемь дней с тех пор, как ты вышел из комы, верно?
        Не зря она королева! Умная женщина.
        - А слабость в теле до сих пор не прошла. Это странно. У монтерцев, почти у всех поголовно, процесс восстановления происходит достаточно быстро. А ты, тем более, медиум...
        У меня так сильно разболелась голова, что я с трудом различал обрывки её мыслей. Уж не знаю, к какому выводу пришла она, но пару минут спустя, когда боль поутихла чуть-чуть, я сказал ей, что смог:
        - Мой сосуд больше не вырабатывает энергию. Вообще. И я не слышу Фузу. Это мой дух. Не думаю, что дело в коме. Дело в кристаллах.
        Взяв меня за руку, Ора посадила меня и убежала внутрь заведения, вернувшись с целым чайником холодного чая.
        - Пять из них были пропитаны темной материей, а они с сиянием склонны к взаимоуничтожению. Может поэтому мое тело пошло узорами.
        - Я не понимаю, о чем ты. - Она говорила тихо, понимая, как остро мои уши воспринимали различные звуки. - А нет, понимаю. Но что за узоры?
        Ватные пальцы потянулись к пуговицам рубашки, что под камзолом. Ора сделала такое лицо, словно я предлагаю с ней переспать и тихо усмехнулась.
        Когда пуговицы оказались расстегнуты, она увидела то, что я скрыл даже от врачей: отмершая плоть, черные части моего тела, те, что уже никакая магия не восстановит.
        - Темная материя поглощает или уничтожает всё зарождающееся во мне сияние, и поэтому я больше не могу слышать Фузу. Не то что бы мне его сильно не хватало...
        Но сейчас мне его и правда не хватало.
        - Ты же волнуешься об осколках Северной Звезды, так? Не обо мне. Медиум у Ораны есть, второй ни к чему. Ора... - Я собрался с силами, взял в руки трость и поднялся с крыльца, просто чтобы постоять. - Я вообще хотел передать это Тео. - Рука нырнула во внутренний карман камзола и нащупала аккуратно сложенную плотную бумагу. - Но раз такое дело, и что ты, кхе-кхе, королева, думаю, передать это в твои руки будет надежнее.
        Я протянул бумагу ей. Спокойно, она размотала красную ленту и пробежалась глазами по написанным там словам.
        - Не понимаю, зачем тебе это? - Её брови сгустились, а тяжелый взгляд обратился ко мне.
        - Затем, что жить мне осталось меньше месяца.
        Она вскочила с места и вцепилась рукой в мой камзол:
        - Ты что, сдурел? Думаешь, тот факт, что у тебя есть тяжелая болезнь и что в твоем сосуде скрыты осколки северной звезды - это повод наплевать на тебя?
        - Дело не в этом. Просто прими как должное: меня скоро не станет.
        Она подавила порыв встряхнуть меня ещё сильнее, словно это помогло бы.
        - Мое тело умирает. Даже целебная сила Лухса не способна остановить эту болезнь. Когда меня не станет, осколки обретут физическую форму и освободятся, и ты лишишься этой головной боли. Что до меня, я сохраню твой секрет, с тем условием, что ты донесешь эту бумагу до его рук.
        - Я не верю, что тебе никак нельзя помочь.
        Это заставило улыбку на моем лице стать ещё шире: Стижиан заразил её манией помогать людям. Это хорошее качество для правителя.
        - Синента Дива, - мне показалось, что если я обращусь к ней так, разговор примет другой оттенок, - я прошу вас признать действительной эту бумагу.
        А в ней написано, что в случае моей кончины, наследником дома Лоури станет... Стижиан Ветру. Мама к нему относится как к сыну, я - как к брату. После исчезновения моих кровных брата и сестры и смерти отца, наследника лучше не сыскать. Там уже стояла моя подпись, не хватало только подписи Амфитеи Лоури, моей мамы.
        - Хорошо. - Она отпустила мой камзол и спрятала бумагу в карман юбки. - Хорошо, Амит, я сделаю, как ты хочешь. Но... Я слишком многого не понимаю. Проклятие!
        Она упала на крыльцо и прикрыла лицо руками.
        - Сейчас столько всего происходит. - Её глаза уже были мокрыми, когда она снова посмотрела на меня. - Я не знаю, кого слушать. Млинес на поводке у Визы, а та куда-то пропала два года назад. Инквизиторы совета древних до сих пор не пойманы, старые магистры на свободе, равно как и их лучшие ученики. Я поехала сюда за тобой не только ради того, чтобы проследить в сохранности ли будут осколки! Я хотела убедиться в том, что ты мог бы стать моим советником при дворе.
        - При дворе уже есть Дримен и Амельера.
        - Они маги, Амит! Маги! Воины! Да, они блещут умом и умеют строить невероятные планы и разрабатывать стратегии, но помимо обороны и защиты людей, мне нужно заботиться о них. И я думала, что... что ты мне поможешь. Второй медиум. Независимое, отличное от Млинес мнение.
        Она перевела дух и подождала когда я сяду рядом.
        - Стижиан мне много рассказывал о тебе. Слишком много! Пожалуй, он о тебе болтал столько, что разве в постели меня Амитом не называл!
        Это выражение вызвало у меня взрыв хохота, так что голова снова затрещала. Точнее, стала трещать ещё сильнее.
        - Твое пробуждение стало для меня надеждой на достойного помощника. Тем более, ты сын Амфиэи Лоури, ты воспитан в Монтере, ты...
        - Ора... Есть трое, к кому ты всегда можешь обратиться за помощью.
        Она развернулась, чтобы взять чайник, и стала пить холодный напиток прямо через носик.
        - Я вижу, что совету ты не доверяешь, Млинес тоже, Монтере... или Визы, как там ты её завеешь, и подавно, а Стижиану ты боишься признаться о своем происхождении. В моих снах, пока я был в коме, мой взор часто обращался к трем людям. Хотя нет-нет. Я сильно сомневаюсь в том, что они люди. Я не мог их прочесть. Совсем. Такое чувство было, словно они знают, что я наблюдаю за ними, и скрывались от меня. Их зовут Вильмут, Ричи и Линео.
        - Одного я знаю лично. Линео Визетти, он - ректор академии магии. - Её глаза не скрывали удивления.
        - Именно. Эти трое будут преданно служить тебе. Не спрашивай почему, потому что я не знаю почему. Просто знаю. Понимаешь?
        - Нет. - Она шмыгнула носом и подняла голову к небу: оно уже было синим, с блестящими крапинками звезд на нем. Наступила ночь.
        - Если кто-то из них когда-нибудь окажется рядом, просто доверься им. Считай это моим первым и последним тебе советом.
        - Амит, мне кажется что всё, что ты наговорил мне за прошедшие два часа - чушь.
        Раньше, чем я хотя бы подумал об ответе, полуприкрытая дверь трактира превратилась в щепки, сквозь которые пролетел очень нетрезвый Руми. Повиливая длинным белым хвостом из стороны в сторону, он медленно встал на четвереньки и прохрустел шеей.
        - Кис-кис-кис. - С серьезным лицом сквозь выбитую дверь на улицу вышел Стижиан, стоящий на ногах только благодаря многолетнему опыту дружбы с Милфом и Маретти.
        Нериец не стал подниматься, а совершил с четверенек длинный прыжок, поваливший Стижиана на спину.
        Издавая громкие мяукающие звуки, он колотил моего ненаглядного соседа по животу. Сразу видно, что, несмотря на всю нетрезвость, Астируми сумел сохранить в запасе чуток разума и сдерживать свою силу.
        - И второй совет, Ора. - Это мне пришлось уже почти кричать, чтобы она услышала меня, когда пошла разнимать этих двоих со словами "Тео не лезть в драку!". - Выйди ты за него замуж!
        
        Глава седьмая.
        Кор-Нериль.
        
        Руми с трудом удалось разлепить глаза. В первый, и он уже решил, что в последний, раз в жизни он ощущал всю тяжесть жутчайшего похмелья.
        Попытавшись поднять голову от стола, он понял, что этой тяжестю в голове было не похмелье, а рука, владелец которой, никто иной как Стижиан, занял добрую половину большего стола.
        Напротив, растекшись по стулу, лежал, прихрапывая, мастер Тео. Нериец посмотрел на него, потом на Стижиана, и громко фыркнул, потому как ему показалось, что при взгляде с этого ракурса у них одно лицо.
        Скинув себя руку, Руми вытянулся и потянулся, за чем последовал громкий долгий зевок. Потирая опухшие глаза, он мотался взглядом по таверне, пытаясь оценить стоимость ущерба, который они нанесли этому замечательному заведению.
        И его взор наткнулся на нечто, что заставило его вмиг прийти в себя.
        Это был посох.
        Монахи называли этот посох наахт, что было не совсем верно. Вырезанный из белого дерева, которое и называлось Наахт, он имел полное право так называться, но у посоха было совершенно другое имя и совершенно иная история.
        Вглядываясь в мелкие руны, которые покрывали всю поверхность посоха, в голову Астируми проникали удивительные картины и воспоминания, походящие на вшитый в его память курс лекций, подкрепленных практическими знаниями.
        Наахт - белокаменное дерево, растущее в родном Руми городу испокон веков. Ему не требовалась плодородная земля или вода для роста. Оно было камнем, растущим в форме дерева.
        Его белый цвет и удивительные свойства и подвигли народ нерийцев избрать правящим родом именно белых кошек, невзирая на то, что сродством к этому дереву обладали не только они.
        Руми не мог понять, его ли это воспоминания, но он был готов поклясться, что видел это удивительное дерево своими собственными глазами, а не глазами предков, чья память присутствовала в нём.
        Три долгих года, с того самого дня, как Стижиан спас Руми от гибели в подземелье церкви Таэтэла, он ждал дня, когда найдет в себе силы, чтобы вернуться домой. Он не знал где его дом, но вот он, перед его глазами, ключ, белеющий в лучах утреннего солнца. Ключ к тем участкам его памяти, что помогли ему вспомнить дорогу
        Не вставая, лишь только выпрямив спину, Астируми вытянул руку к посоху, скромно прислоненному к стене слева от стойки. Наахт среагировал на зов нерийца, и подобно частице металла, тянущемуся к магниту, кинулся в руки своему хозяину.
        - Что ты здесь делаешь? - Спросил он у удивительного оружия.
        Стоило посоху оказаться в руках Руми, как бесчисленные руны, покрывающие его поверхность, мигнули белим цветом.
        - Да, я знаю. - Он улыбнулся, удивленный. - Ты же мой, да? Наахт, вырезанный под мою руку. - Нериец провел пальцами по резной поверхности. - Тебе надо проснуться.
        Он тихо встал. Умение бесшумно передвигаться было ему столь же родным умением, как и виляние хвостом.
        Не разбудив никого, даже Ору, с её нечеловеческим слухом, Астируми взял бутыль с водой, посох и отправился в путь, обещая себе, что вскоре вернется сюда.
        
        - Кто-нибудь видел Руми?
        Стижиан проснулся где-то в полдень на кровати на втором этаже. К моменту его пробуждения, Мэдди и его жена уже навели порядок внизу, где нериец и два монаха до самого утра выясняли отношения.
        Когда он спустился вниз, Тео носился по всей таверне в поисках какой-то вещицы, а Ора и Амит, с абсолютно свежими головами, увлеченно болтали об истории Ораны:
        - ...но это было бы очень глупо предполагать, что Орана всегда была небесным островом. - Сказала монахиня, слизывая стекающее с хлеба малиновое варенье. - Генератор требует постойной подпитки энергией. Магистры академии и их ученики из года в год занимаются поддержанием столицы в воздухе.
        - Но ты отказываешься верить в то, что Орана была горой? - Амит пожевывал сухари и запивал их горячим чаем.
        - Орана находится в полукилометре над землей. Если бы это была гора, то под островом остались бы руины и... да хоть какие-то намеки на существовавшую там гору, их нет. Там равнина!
        - То есть, если я правильно понял, ты думаешь, что Орану подняли в воздух намеренно?
        Монахиня вскинула глаза к потолку и, зажав между зубами кусок хлеба, резко закивала.
        - Но для чего?
        - Для защиты, полагаю. Факт того, что город висит в воздухе, делает его неприступным.
        - Ой, да ладно! - Медиум вскинул руки. - На поддержание генератора уходит немыслимое количество энергии. Я не знаю, кому в здравом уме такая идея придет в голову!
        - Ну может в то время было куда больше кристаллов риджи. Дримен сказал, что риджи - не минералы, а искусственно созданные кристаллы. Сейчас технология их получения утрачена, а теперь... Точно! Он, кажется, утверждал что генератор - это модификация крупнейшего кристалла риджи.
        - Да, возможно. - Амит усмехнулся, помешивая ложку в кружке. - Я побоялся соприкасаться с генератором в Оране. А то она рухнет вообще, нехорошо получится!
        Оба рассмеялись.
        Стижиан спустился по лестнице и первым, что он увидел, была лучезарная улыбка Эйдин, подметающей пол у входа. Он кивнул ей в знак приветствия и проводил взглядом отца, умчавшегося на второй этаж, не заметив сына.
        Монах обошел сваленные в кучу обломки столов и подошел со спины к Оре. Та вздрогнула, когда его рука легла ей на плечо, и чуть было не растаяла, едва получила поцелуй в щеку.
        Амит с трудом сдерживал улыбку, отводя от них взгляд.
        - Доброе утро, - просипел сильнейший в истории ученик, падая на стул, и взял монахиню за руку, - как самочувствие?
        - О, отлично. - Медиум догадался, что вопрос адресован ему. - Только Тео носится взад-вперед с самого утра. Этот топот меня сума сводит. А как твоя голова?
        Стижиан в ответ ехидно усмехнулся.
        - Будете что-нибудь? - К нему подбежал всегда Мэдди, улыбающийся и всегда навеселе. - Может, рассолу?
        - Вы просто читаете мои мысли. Спасибо.
        Хозяин устремился на кухню.
        - Так, где Руми?
        - Понятия не имею. - Ора откинулась на спинку стула. - Я встала несколько часов назад и не видела его. С ним раньше такое бывало?
        - Нет. - Стижиан взял с подноса банку рассола, из которого только что вынули огурцы, но один остался плавать на дне. - Не бывало.
        Он перевел взгляд на Амита, но тут с лестницы сбежал вниз Тео, запыхавшийся, что для него не характерно, и с выпученными глазами проговорил:
        - Его нигде нет!
        - Руми-то? Зачем так бегать. Скажи просто, "кис-кис-кис"... - Медиум ухмыльнулся.
        - Да не Руми, а наахт!
        - Ты привез его собой? - Глаза Стижиана стали чуть круглее.
        - Да, хотел тебе отдать, но вчера был слишком пьян и забыл. Это же твой посох.
        - Угу. - Монах прильнул к банке и осушил её наполовину. И замер.
        Как и Тео. Они резко повернулись друг к другу, одновременно догадавшись, куда же мог деться Руми.
        - В чем дело? - Взгляд Оры метался с одного Ветру на другого.
        - И почему я раньше об этом не подумал? - Пробубнил младший, зубами держась за горлышко банки.
        - Потому что ты балбес. - Амит тоже догадался, одна только Ора не могла понять, о чем они.
        - Так о чем вы?
        - Наахт. - В один голос проговорили все трое.
        - Наахт - это посох, который был создан неким народом, который легенды называют кошками. - Тео поставил руки в бока. - До появления Руми, я считал все это вымыслом, а посох - просто произведением искусства. Вы думаете, он забрал посох и смысля?
        - Он бы мне сказал. Не сомневаюсь в этом. Разве что он расстроился из-за вчерашних кое-чьих попыток потаскать его за хвост. - Стижиан поставил пустую банку на стол и залез в неё рукой, чтобы достать со дня мелкий, но наверняка очень вкусный единственный огурчик. - А вы что думаете, Сен-Ин Лоури?
        Медиум не ответил. Он продолжал сидеть на стуле, устремив свой взгляд в пустоту. В повисшей тишине, разбавленной только шипением воды на кухне, глаза Амита обрели яркий голубой цвет.
        "Как?" - принеслось в мыслях монахини - "как он может оставаться медиумом, если он не слышит своего собственного духа?"
        - Руми направился к Кор-Неилю. - Его глаза вновь обрели свой естественный цвет, и он взглянул на Ору, почитав вопрос в её мыслях. - Я могу ошибаться, но он отправляется в пустыню.
        - Что?! - Стижиан вскочил на ноги, едва не опрокинув стул. - Это мёртвые земли, что он собирается там найти? Там жара, от которой его голова расплавится!
        - Видимо, он так не считает. - Амит развел руками и потянулся к чашке. - Он уже почти под Кор-Неилем.
        - Так быстро?
        - Он, напоминаю, из племени ветра. - Рука монахини дотянулась до плеча её жениха и опустила его обратно на стул. - Быстрое перемещение - это по его части.
        - Но не настолько! - Тео не мог стоять на одном месте и стал ходить вокруг стола. - Мы должны его догнать!
        - Отец, наахт по праву принадлежит народу Руми.
        - Да я не за посох волнуюсь, а за ушастого! Пустыня Кор переходит в белую пустыню Неиль. Туда не лезут даже самые опытные маги огня, боясь температуры белой пустыни. Температура воздуха под сотню!
        - Я думаю, он знает, что делать. Это нам не понятно, что он замышляет. - И Стижиан демонстративно положил ноги на стол, как бы говоря всем, что Астируми - большой мальчик и что нечего за него волноваться.
        - Он отправился домой. - Как бы вникуда сказал Амит, скидывая ноги друга.
        "Он слышит так далеко?" - Ора чуть было не взвыла от восхищения, смешанного с ужасом.
        - Судьба ко мне не справедлива, да? - Он смотрел ей в глаза и перевел взгляд на Тео.
        - Город кошек? - Тот поднял левую бровь.
        - Город нерийцев. - Стижиан поднял правую.
        - Множество прекрасных мужчин с длинными пушистыми хвостами!.. - Воскликнула монахиня.
        - Ты испортила красоту момента. - В голосе медиума слышалась укоризна. - Как насчет погони?
        - У меня тут полсотни учеников...
        - Я ими займусь. - Тео вздохнул, но улыбаясь. - Я уже старый для путешествий неведомо куда. Мне проще недоумков учить.
        - Они тебя приятно удивят, отец.
        - Не все. - Заверил его медиум, за что получил пинок по ноге. - Ну что? Что не так?
        - Собирайтесь, ребятки. Амит, - Ветру-старший двусмысленно улыбнулся, положив руку ему на плечо, - мой сыночек может быстро вас доставить до Кор-Неиля. Где-то за час, может, за два. С непривычки, после этого очень сильно кружится голова, так что... - Он отодвинул от голодного медиума его диетический завтрак, - ты лучше не ешь. А то потом ходить не сможешь, а без тебя они не найдут этого ушастика.
        - Так! - Стижиан громко хлопнул в ладоши. - Даю вам час на то чтобы поесть, помыться, высушиться и собраться.
        Он протянул отцу свое одеяние мастера. Тот с непониманием посмотрел на него и очень неохотно снял с себя монтерский плащ.
        - За столько-то лет мог бы заказать себе новый. - Ворчал он, надевая легкую рясу.
        - Я не хочу ехать в Кайлинн. - Стижиан с превеликим удовольствием ощутил на себе тяжесть плотной кожи. - Тебе жалко?
        - Жалко! - Отец изо всех сил выражал недовольство, но резко изменился в лице, сделавшись спокойным. - Но чего не отдашь любимому сыну.
        Они улыбнулись друг другу.
        
        - Амит! Амит! Держись! Тихо-тихо! Лучше присядь! - Ора подхватила медиума под руки и усадила его на песок.
        Удивленные прохожие улиц Кор-Неиля, несшие в руках кувшины, бутыли и другие тары с водой, замерли, в ожидании чего-то.
        - Дай ему отдышаться. - Стижиан не выглядел озабоченным здоровьем друга, но голос его скакал в широком диапазоне. Запыхавшийся и изрядно уставший двумя часами непрерывных телепортаций, он пришел к выводу, что объем затраченного на каждый прыжок сияния зависит от размера объекта, в данном случае - его и ещё двух людей.
        Глядя на то, как монахиня обхаживает неспособного стоять на ногах медиума, а у того всего лишь сильно кружилась голова, ему так и хотелось сказать, что лучше бы они оба остались здесь.
        Когда Ора подняла голову, взгляд Стижиана помутнел, что было заметно, невзирая на необычную окраску его глаз. Монах опустился на корточки и обхватил руками голову, делая дыхательные упражнения животом.
        - Я в порядке. - Он предугадал очевидный вопрос. - Дай мне пару минут передохнуть, и мы сможем отправиться.
        - С вами все в порядке? - К ним подошел какой-то мальчик, чья мама сидела неподалеку с выпученными глазами и слезами на щеках, испуганная тем, что её сынишка вырвался из её тощих рук.
        - Все хорошо, малыш. - Ора улыбнулась ему, помогая Амиту встать. - Беги к маме, а то она думает, что мы тебя съедим.
        - Убьем и съедим. - Поправил её медиум, положив свободную от трости руку на глаза.
        - Это же Сен-Ин Лоури! - Крикнул вытянутый темнокожий мужчина, опуская кувшин с водой на песок. - Человек, который нашел оазис!
        - Не оазис, а подводную реку. - Настроение у него стало не ахти после столь неприятной дороги сюда. - Да, здрасти! А это, кстати, Стижиан Ветру! Тоже местная знаменитость. - Он прыснул и всем весом навалился на трость.
        - В монастыре ты был готов убить меня, только чтобы твое имя произносили чаще моего. - Тот тоже встал и, сильно щурясь, посмотрел на небо.
        - Скучаешь по тем временам, да?
        - Скажи лучше, где сейчас Руми.
        - Скажите мне оба, - встряла Ора, - как мы собираемся пересекать пустыню? Ладно нам со Стижи хватит сил перебраться через Кор, но в твоем-то состоянии, - она взглядом суровой мамочки огрела Амита, - это будет трудно. Но Неиль-то?
        - Мне кажется, что пустыня называется не Неиль, а Нериль. - Тот ловко отошел от поучений и лишней заботы. - А идти мы будем тем же путем, что и Руми. Лично я не думаю, что благодаря его физиологическим особенностям он лучше переносит такую жару, как в белой пустыне. Вариант есть только один: существует некая безопасная тропа...
        - Вам физику в монастыре преподавали? - Ора поставила руку на бок и напряглась, но тут же увела взгляд в сторону и пробубнила. - Разве что под землей, может там есть какой-то тоннель...
        - Нет. Если бы он шел под землей, я бы его не слышал. - Заверил её Амит, вынув из кармана две тонкие ленты для волос, одну из которых протянул Стижиану.
        Ора собрала волосы в тугой пучок и закрепила их широкой резной спицей.
        - Твое счастье, что он не заметил её на волосах Синенты. - Шепнул ей медиум, когда Во-Сен зашагал вперед, чтобы взглянуть на спасшие этот город руины.
        Та усмехнулась, достала из кармана пару монет и подошла к ближайшей лавке. Амит поплелся за Стижианом.
        - Добрый день. - Улыбнулась она круглощекому продавцу, протирающему пыль на одной из полок.
        - Да уже почти вечер. - Ответил он без особого удовольствия, даже не повернув голову. - Что надо?
        - Вы всех покупателей так встречаете?
        - Какие там покупатели. Избавиться бы от этой лавки, да совесть не позволяет: от отца досталась. Как появился этот треклятый оазис, так торговля водой сошла на нет. Так что надо?
        - Мне нужна тара для воды...
        - Большая, маленькая? Какой объем? - Он продолжал стоять затылком к Оре, протирая пыль с таким усердием, словно от этого зависела его жизнь.
        - Мне... и большая и маленькая. Я слышала, что в Кор-Неиле есть необычная посуда.
        Продавец прыснул, слез со стула и продолжил прибираться, но теперь на нижних полках.
        - Есть-то она есть, но она вам не по карману. Здесь столько не зарабатывают.
        - Я так похожа на местную?
        Тот обернулся и постучал зубами, тщательно изучая женщину перед собой.
        - Нет. - Коротко ответил он и ушел куда-то в подсобку. Когда вернулся, в его руках находилась небольшая фляжка, с виду не больше чем на пол-литра. Положив её на прилавок, жестом руки продавец пригласил Ору ознакомиться с товаром.
        - Это... - Протянула она. - То, о чем я думаю?
        - Да. - На лице владельца лавки появился многозначный оскал, могущий предвещать что угодно. - Честно украдена из одного знатного дома в Осфити. Вы не против ворованного?
        Ора вздохнула и покачала головой из стороны в сторону. Воровство невозможно искоренить, думала она, ведь всегда есть вещи, имеющиеся у одних и отсутствующие у других. И не все могут позволить себе добывать их честным путем. На мелкое воровство она пока что была готова закрывать глаза, другое дело - дела покрупнее.
        - Это не совсем та легендарная фляга, о которой вы подумали. Та набирала воду из любого чистого источника, эта же - из конкретного. Легенды всегда чуточку преувеличивают. Позвольте показать.
        Он пересек помещение и подошел к двум бочкам: одна полная, другая - пустая. Открыв флягу, он почерпнул чуть воды из полной бочки и незамедлительно перевернул флягу над пустой. Из неё полилась вода, и куда больше, чем было набрано. Постепенно, вода из полной бочки начала убывать, а в пустую - прибывать.
        Радостная, Ора хлопнула в ладоши.
        - Сколько за неё?
        - Сто ринельских. - Ухмыльнулся продавец, закручивая на фляге крышку.
        - Двадцать.
        - Что? За этот древний артефакт? Как минимум восемьдесят!
        - А я говорю двадцать. Потому, что это - не самая удачная копия той легендарной фляги, и потому, что я знаю семью ремесленников, у которой она была украдена. Их восьмилетний сын сам её смастерил. Так что двадцать, и радуйтесь, что не десять.
        - Да ты!.. - Продавцу не хватало воздуха, чтобы выразить все свое возмущение.
        - И я могу доложить об этом лично королеве. - Ора положила в его кулак назначенную сумму, в то время как продавец пытался придумать повод чтобы накрутить цену, но понял, что его разоблачили.
        - Вы с ней знакомы?
        - Ох! - Она отпила из фляги. - Вы не представляете себе как близко. Спасибо. - Уходя, она хлопнула рассерженного торгаша по плечу и, ведомая тонким слухом, направилась к оазису.
        
        - И ты туда лазил?
        - Да. - Кивнул Амит, взяв у Оры протянутую флягу. - Незадолго до твоего возв... как лучше сказать, возвращения, или возрождения?
        - Не знаю, но смысл я уловил. - Стижиан тоже отхлебнул сладковатой, чистой воды из фляги, оценив покупку. - Это та самая?
        - Нет, это её не совсем точная копия. Та канула во тьму веков. - Монахиня спрятала флягу в сумку на спине и осмотрела раскинувшиеся перед ними "руины".
        Жители городов пустынь, где вода была ценнее любых сокровищ, мечтают о находке, вроде этой. И в Кор-Неиле с нужным восхищением и любовью отнеслись к ней. Меньше чем за четыре года, едва разрытый и на ладан дышащий единственный источник воды превратился в своего рода храм.
        Городские, не без помощи инженеров, расчистили вытянутую вглубь башню и теперь ступеньки стали ещё круче. Виднелась каменная арка, к которой вела выложенная достаточно новыми плитами тропа. Ввиду того, что спуск уходил очень глубоко, Амиту было страшно представить, как его мама спускалась бы вниз, но инженеры позаботились и о тех, кому страшно ходить по лестнице.
        Помимо механического лифта, работающего на пружинах, так же виднелась узкая, диаметром не больше двадцати сантиметров, труба, уходящая куда-то вглубь развалин, и начинающаяся здесь, на поверхности. При помощи нехитро сконструированных насосов, эта труба поднимала воду на поверхность, где попадала в спрятанный под навесом источник.
        - Ты смог пролезть во-о-он в то окошко? - Стижиан указал пальцем на едва заметное отверстие в башне.
        - А что? У меня плечи не такие широкие как у тебя.
        - Это да, но в то время ты был... толще.
        Это слово заставило Амита измениться в лице и на короткий миг снова возжелать другу страшных мучений.
        - Нет времени, мальчики. Нам нужно нагнать Руми.
        - Не понимаю, что вам так загорелось увидеть эту вашу кошку. - Медиум снова приложился к фляге: у него постоянно пересыхали губы, а во рту появился очень неприятный привкус гнили. Болезнь прогрессировала куда быстрее, чем он мог предположить.
        Ора догадалась, что Амит неспроста поднял этот вопрос. После выслушанного вчера, единственным, что могло заставить его сказать это, было ухудшение его самочувствия.
        - Может, останешься? - Стижиан заговорил раньше, чем монахиня открыла рот. - Нам надо нагнать Руми не только потому, что он стащил у отца посох и сбежал, никого не предупредив, а потому что прошло почти четыреста лет с тех пор, как он был там. Если вообще был. Астируми хранит память поколений, а сам оказался заперт в подземелье Таэтэла!
        - Если его родной город здесь, на северо-западе, то как он там очутился? - Подхватила Ора. - И он - из правящего рода, беловолосая кошка, неужели за столько лет его не пытались найти?
        - Легенды... - Начал медиум, но понял: - это не то слово. История гласит, что кошки вымерли. Когда - неизвестно, но их больше нет. Астируми может быть последним. Но откуда нам знать, не обманывает ли его память? Пустыня Неиль... Нериль - гиблое место. Никто оттуда не возвращается.
        - Но ты ведь чувствуешь Руми, да? - Ора чуть изменилась в лице и голосе. - Он ведь жив?
        - Да. - Ей Амит не мог соврать. - И он идет по очень странной дороге.
        - Поясни.
        - Его больше не носит ветер, но он уже пересек обе пустыни и остановился. Должно быть, в своем городе.
        - Уже?! - Воскликнул Стижиан.
        - А причем здесь дорога? - Брови монахини приподнялись.
        - А притом, что он двигался невероятно быстро, не применяя магии, и при этом не умер от жары. - Это было проговорено очень быстро, а под конец фразы Амит громко кашлянул. Когда он убрал руку от лица, она была вымазана мелкими пятнами крови, а по губам и подбородку сползали несколько капель покрупнее. Едва заметив это, он вытерся рукавом, так, чтобы Стижиан не заметил красного на его руках, а потом лицо его лицо озарилось некой идеей. - Я тут вспомнил. Да. Ха-ха! - Он звонко усмехнулся. - Мне уже давно пора принимать за факты легенды и сказки.
        Ора вопросительно приподняла брови. Стижиан повернулся к говорящему.
        - Есть легенда, - принялся пояснять медиум, - о сухой реке. Невесть где она начинается и тянется через обе пустыни. Её течение столь быстро, что она не нагревается, и если её найти, то можно пересечь пустыню. Если верить мифу, эта река впадает в Нерийских Близнецов!
        Счастливый, он взмахнул рукой, радуясь припомненной сказке, но монахи не разделили его восхищения, так как поняли о чем он.
        - Амит, - заговорил Стижиан, - не один десяток людей погибли, в попытках найти эту реку. А мы вот так просто сейчас...
        - Именно, другой мой, именно! Эта река - единственное объяснение тому, как Астируми удалось так скоро пересечь пустыни. - Он щелкнул пальцем. - Мы пойдем по следам Руми, я их отчетливо чувствую, и найдем её. Беда только в том, что прежде нам придется пересечь добрую половину пустыни Кор.
        - Я тут вспомнила ещё одну легенду...
        Они уже вышли из города и неспешно двигались за Амитом, ставшим ещё сильнее прихрамывать.
        - В этой пустыне нет ночи. Нечто, и я не уверенна, что это солнце, сияет там, в небе, вечно. Возможно именно поэтому пустыня столь знойная.
        - Скоро мы всё это узнаем. - Хмыкнул Стижиан. - Меня, правда, смущает, что в этом нашем путешествии нет ни одного точного источника информации. Всё, что мы знаем наверняка - это что там жарко, очень жарко, и что никто оттуда не вернулся. Амит!
        Тот аж подпрыгнул.
        - С твоей скоростью ходьбы мы год будем туда идти.
        Он подошел со спины к медиуму, чьи глаза полезли из орбит от удивления, подхватил его, он оказался невероятно легким, и посадил на спину.
        - Как насчет слегка пробежаться? - Спросил Во-Сен у смеющейся Оры, удивленной тем, сколько непристойных слов может выдать аристократ, чью гордость так сильно задели.
        Они устремились вперёд.
        
        Через пару часов, ведомые указаниями Амита, монахи добрались до назначенного медиумом места. Перед их взором предстала картина удивительная.
        Уходящий глубоко в землю и возвышающийся над ней на пару десятков метров, над ними находился гигантский поршень. Вылитый из белого метала, неизвестному никому из этих троих, он выглядел совсем новым, словно его запустили только вчера. Безустанно, поршень вздымался вверх-вниз, передавая энергию чему-то находящемуся под землей, но при этом не издавал никакого гула. Пустыня так и оставалась безмолвной, здесь не было даже ветра.
        - Что это? - Завороженным голосом произнесла Ора, когда Стижиан опустил на песок Амита. - Это явно не какое-то природное явление. Это технология.
        - И притом очень древняя. - Медиум с трудом поднялся на ноги. - Здесь нет жизни уже много веков. Кто же её соорудил?
        - Мне больше интересно, на чём она работает. - Монахиня пробежалась вперед и заглянула за угол широкого поршня. Из её уст вырвался долгий восхищенный стон. - Это - устье сухой реки, Амит! - Её глаза загорелись детской радостью. - Она существует! Стиж! Веди его сюда!
        - Я сам дойду! - Медиум оттолкнул руку друга и поспешно захромал к монахине, стараясь не выдавать всей боли, что переживало его тело. - О Богиня!
        Оказалось, что поршень находился на возвышении, похожем на высоченный обрыв бархане. Где-то там, внизу, находилось отверстие, и из него сыпался и двигался песок золотого цвета, действительно похожий на драгоценный металл, в отличие от прочих песчаных оттенков пейзажа.
        Ора приобняла замершего в восхищении медиума и повернулась, чтобы взглянуть на его лицо. И тоже замерла.
        Голубые глаза золотоволосого мужчины смотрели куда-то вбок, вместо них на чудесную картину взирало нечто другое: это были две черные точки, расположенные в сантиметре от расширенных зрачков. Крохотные, но заметные на воспаленном глазу. Они словно были второй парой... глаз.
        - Счастлив, историк? - Улыбаясь, Стижиан хлопнул Амита по плечу. Тот обернулся, и уже своими глазами посмотрел на монаха. - Ты в порядке?
        - Д-да. Вполне. - Ответ был несколько неуверенным, но монах не ожидал услышать что-то более позитивного от человека, который три года пробыл в коме и вскоре после пробуждения отправился в мёртвые земли. - Нам надо как-то спуститься.
        Во-Сен громко прыснул и снова посадил медиума на спину. Тот едва ли не вскрикнул, не ожидая этого.
        С громким криком, словно ему было восемь лет, он побежал вниз, он увидел перед собой крутую, заснеженную горку. Мощность потока была такой, что некоторые участки песка вокруг поршня оказались покрыты инеем, а кое-где даже снегом. Стижиан с разбегу прыгнул вниз. Некогда почти бесстрашный, Амит завопил от ужаса, решив, что его друг метит в реку, движущуюся с невероятной скоростью.
        "Мы разобьемся!" - мелькнуло в голове медиума.
        В десятке метров над землей, уже набрав приличную скорость, Стижиан телепортировался и мягко приземлился в паре метров от реки. Полминуты спустя рядом оказалась Ора.
        - Ты визжал как девчонка. - Усмехнулась она.
        Амит взглянул на неё с такой злобой, что ей пришлось сделать непроизвольный шаг назад.
        - Вы как дети. - С хрипотцой в голосе прорычал он, глядя куда-то вбок. - Дальше мы не пойдем.
        - Скорей бы дойти до границы пустынь... Почему дальше не пойдем?! - Ора протянула ему руку и помогла встать.
        - Нет надобности. Ваш чудо-нериец уже возвращается.
        - Что?! - В один голос воскликнули монахи.
        - Уже? - Стижиан схватил медиума за плечи. - Точно? Ты уверен? Он не нашел город?
        - Нашел. - Глаза Амита налились серой грустью, и он продолжил смотреть куда-то вбок.
        
        Крепко сжимая в руке посох, Астируми взирал на стремящееся к небу дерево Наахт, породившее это изумительное оружие. Это восхитительной красоты чудо осталось таким, каким оно было запечатлено в памяти нерийца: широкое, с гладкой белой мраморной корой, оно искрилось силой и могуществом.
        Пару лет назад Руми услышал одно людское поверье: что кошки - проводники в мир мёртвых. С учетом царящей в людском мире религией, ничего не ведавшей о жизни после смерти, существование такого поверья удивило нерийца и кольнуло его в самое сердце. Он знал что-то о кошках и смерти, но что - смог вспомнить только сейчас, стоя перед белокаменным деревом.
        Вертикальные зрачки Руми сузились до такого состояния, что их вовсе не было видно. Широко распахнув глаза, остающиеся спокойными, он смотрел на выступающие из золотистого песка корни белого дерева и не был готов обернуться, ведь он с трудом дошел сюда, сохранив рассудок.
        Нерийца окружал свет.
        В небе сияло золотое солнце, беспощадно палящее и безустанно испускающее свои лучи. Дотягиваясь до земли нерийцев, солнечный свет сталкивался не с землей или песком, а со стеклом, которым были покрыт весь город Неро.
        От моста, обнимающего Нерийскую Левую, одну из рек-близнецов, шла прозрачная, словно ключевая вода, широкая дорога. Извиваясь и ветвясь множеством троп, она упиралась в бесконечную стеклянную плиту, на которой и стоял город Неро.
        Мало кому удавалось найти реку Сухую и пересечь пустыни Кор и Нериль. И те немногие, кому удалось испить из воды Нерийских Близнецов и пересечь мост, слепли, едва их глаза опускались на город.
        Построенный из стекла, он сиял подобно ледяному дворцу, освещенному холодным солнцем. Каждый сантиметр города отражал беспощадные лучи вечностоящего солнца, превращая Неро в поле, усыпанное ярчайшими звездами. Каждый дом, каждый двор был подобен небольшому божественному дворцу.
        В память Руми лились воспоминания. Не его - они были слишком яркими. Перед его глазами возник пейзаж местности за его спиной. Не было стекла, не было подобия ледяных дворцов: были высокие, словно деревья, узкие дома, возвышающиеся над песчаным настилом на несколько метров. И была ночь. Одна из тех ночей, когда прекрасные нерийские девы, с их стройными телами и прекрасными лицами, одевали ярчайшие из платьев и пускались в танец. Словно обнаженные, ничто не сковывало их движения, они танцевали ночи напролет, и свет звезды заставлял их одежды сиять.
        Астируми видел это так, словно самолично присутствовал там.
        Он начал вспоминать.
        Он помнил дев. Он помнил множество лиц. Он помнил, как сияющий стеклянный город впервые за три сотни лет укутала тьма. Он помнил, как нечто, не вписывающееся в картину города, заполонило его, подобно саранче. Он помнил бой. Он помнил прекрасных дев, держащих в руках заостренные белокаменные мечи или сидящих верхом на гигантских кошках, с самыми разными цветами шерсти. Он помнил...
        Он вспомнил!
        
        Малышу Астируми было чуть больше четырех лет, когда его мать, белокурая наездница, и сестра, владелица вознесшейся ветви древа Наахт, распахнули дверь в его комнату и сказали, что им нужно бежать. Когда они вышли из дома, небо было черным, а город устилали синева магических огней и багрянец крови, залившей все улицы.
        Заговоренные неведомой магией, стрелы и мечи пронзали наездников, поражая их и верных им кошек. Бой кипел. Меченосцы и людские головорезы отклонялись от атак защитников города и пытались даже уже не атаковать, а выжить, но все было безуспешно: ни один меч не мог пронзить носителя ветви Наахт.
        Нападающие, сколько бы из них не было убито, поднимались вновь и атаковали с неубывающей силой. Шаг за шагом, метр за метром, все ещё живые нерийцы были оттеснены к Нерийской левой - другу и заклятому врагу в одном лице.
        Перед глазами Руми, словно наяву, возникло то мгновение, когда заговоренная стрела пронзила голову его матери. Крича, он хотел приблизиться к ней, обнять её, но перед ним возникла серебряная кошка: верное её матери существо, ценившее всё то, что ценно хозяйке. Своей огромной пастью, она схватила ребенка и побежала прочь, но пронзенная несколькими стрелами упала, не добравшись до второго моста.
        Астируми лежал, придавленный тушей ещё дышащей мохнатой воительницы.
        "Сбросьте в реку. Как и всех прочих" - помнил он голос, полный слёз и ужаса, но в то же время и холодной решительности.
        Когда с него сбросили тело умирающей кошки, он увидел над собой множество лиц. Все они были серыми, смазанными, но одно он запомнил совершенно четко: это была женщина. Высокая, молодая, с сильным телом и золотыми волосами. Её глаза сияли ярким бело-голубым светом, какие бывают у Амита, стоит ему заговорить с чьим-то, кроме собственного, духом.
        "Этот - беловолосый" - сказала она - "в его памяти могут храниться нужные нам знания. Доставьте его в Таэтэл"
        Тогда Руми хотел плакать. Хотел реветь и кричать, что угодно, чтобы не слышать шума умирающего города. Но кошки не умеют плакать, как и нерийцы.
        
        Стоя спиной к мертвому городу, последний из нерийцев ещё крепче сжал посох и сделал неуверенный шаг к белому дереву.
        Он не хотел ни о чем думать, память работала помимо его воли, наваливая на него всё новые и новые воспоминания, добавляя новые, ужасные подробности, которые лучше было бы забыть.
        Древо Наахт. Дерево, которое видит смерть.
        Никаких гаданий, никаких взглядов в будущее, ничего подобного. Наахт не способно сообщить как и когда умрет существо, возжелавшее узнать ответ на этот вопрос. И само оно никаких ответов не дает. Оно дает лишь возможность, а нерийцы ею воспользовались. Они приняли силу древа, знающего, когда любое живое существо, ведает ли оно, желает ли оно, готово принять смерть.
        Перехватив посох обеими руками, Астируми быстро сделал несколько широких шагов к наахту и размахнулся со всей силы. Он вложил в не несущий смерть удар всю ненависть и всю грусть, терзавшие его сердце. Словно желая сбросить их с себя, он ударил посохом о ствол белокаменного дерева.
        Словно скорлупа расколотого ореха, посох сбросил с себя бесчисленные искрящиеся в лучах солнца песчинки.
        Обхватив ствол дерева, Руми понял, что у него сбилось дыхание, что эмоции взяли верх над его телом. Это непозволительно для меченосца, владельца вознесшейся ветви Наахт.
        Не глядя на посох, ставший гладким, без единой руны, царапины или отметины на нём, нериец поклонился белому дереву и решительно двинулся назад, к стеклянной дороге, не глядя на бесчисленные останки его сородичей, которыми был устлан весь город Неро.
        
        Он шел вдоль реки Сухой, где было мало-мальски прохладно и сносно. Выкорчевывая из мыслей воспоминания и тревоги, переполнившими его разум, он поспешным шагом двигался к границе двух пустынь.
        Невзирая на то, что Кор и Нериль - естественно образовавшиеся пустыни, их граница была четко вида, словно на картинке, нарисованной маленьким ребенком. Это была весьма ровная линия, на которой сталкивались белые и золотые пески, над которыми сияло вечностоящее солнце.
        Что-то внутри Руми желало сообщить ему нечто важное об этом солнце, но всё его сознание было охвачено воспоминаниями о той единственной за несколько столетий ночи.
        У границы двух пустынь, явно бранясь, или это у них способ общения был такой, виднелись три монаха, хоть одному из них здоровье не позволяло так себя именовать. В какой-то момент, Амит легонько треснул Стижиана по боку и указал в сторону нерийца, резко ускорившего шаг.
        Он не знал, что его пугает, но чувствовал, что им нельзя переступать границу, ни в коем случае. Внутри него все похолодело, озноб пробежал по телу. Не отдавая себе отчета, он выкрикнул:
        - Амит, не двигайся!!
        
        "Мне очень жаль, хозяин"
        
        Нога медиума перешагнула четкую грань двух пустынь.
        Все произошло очень быстро.
        Его тело словно сжали в тиски, и сам весь он сжался. Шесть осколков северной звезды, заполнившие сосуд Амита, почувствовали притяжения чего-то, им подобного. Сжавшийся в уголке души, Фузу кричал, но его голос оказался неспособным пробиться сквозь пласт энергии всезаглушающих осколков.
        Вечностоящее в небе солнце начало вращаться, так скоро и так явно, что все это заметили. Оно набирало обороты, выплескивая накопленное в нём тепло, и стало ещё жарче. Температура поднялась до таких высот, что воздух начал обжигать полость рта и горло, но монахи и нериец успели сделать ещё один вдох.
        Висящий в небе осколок Северной Звезды почернел, набрав невероятную скорость, и на границу пусть Кор и Нериль опустились сумерки.
        От резкого перепада света, какое-то время никто ничего не видел, только пятна света мелькали перед глазами.
        Руми прозрел первым, и увидел, как медиум, использовав никому неизвестную магию, невидимую, но ощутимую, попытался отбросить монахов подальше от себя, но откинуло только Ору.
        Осколок, подобно камню, падал со всей набранной скоростью с неба и во мгновение ока пронзил медиума, не ранив его, но проникнув.
        Земля под ногами Амита просела. Действуя как хитроумная охотничья ловушка, песок, ровным кругом, где центром был медиум, провалился в бездонную черную яму. Поднялся вихрь, порыв за порывом превращающийся в песчаную воротку. Ветер такой силы был чем-то невиданным для всех, кто наблюдал за этим.
        Словно в замедленном действии, Стижиан видел, как его друг опускается в бесконечную тьму песков. Ведомый инстинктом, он телепортировался к нему и схватил за локоть:
        - Держись! - Прокричал он настолько громко, что даже сквозь вой тысячи ветров Амит услышал его.
        Успевшая вскочить на ноги Ора собрала почти всё имеющееся в её сосуде сияние, чтобы сплести две нити и ухватиться ими за Стижиана, которого уже едва не засосало в воронку вместе с другом. Руми подоспел вовремя и помог монахине удержаться на месте: мощь и стоны ветра были столь сильны, что задевали даже нити сияния.
        - Держись. - Повторил Стижиан, не имея ни малейшего понятия о том, что делать дальше. Он чувствовал, что даже сил Оры и Руми не хватит, чтобы вытащить их обоих. Амита тянуло в воронку много сильнее, чем его, но у монаха не было времени подумать почему.
        - Это осколки, - прочитал он по побелевшим от боли губам друга, - они тянут.
        До той секунды его глаза были напуганными, но страх в них сменился чем-то воистину ужасным: болью, бесконечной болью. Со всей силой, что была в умирающем теле медиума, он вцепился в руку Стижиана. А тот не знал, что делать дальше. Нити сияния, которыми Ора и Руми пытались вытащить его из тяги воронки, сломали ему руку и размолотили кость ноги, но эта боль была ничем, в сравнении с той, что виделась в глазах Амита.
        Его расщепляло. На молекулы, на атомы, а они обращались в простую пыль. Уничтожались. Неведомая сила растаскивала тело медиума, заставляя его переживать страшнейшую боль. Его дальней ноги и свободной руки уже не стало, когда взгляд Амита налился холодным спокойствием. Таким, что Стижиан сразу понял хоть его мысли:
        - Отпусти. - Прошептали губы. - Отпусти. Я не хочу, чтобы тебя не стало. Стижиан, пожалуйста.
        - Какое пожалуйста!!! - Орал монах во весь голос, хоть ему было трудно дышать: все заполнил песок. - Не смей отпускать мою руку! Я тебя вытащу, а потом сам убью за такие слова! Держись, медиум недоделанный!
        Лицо Амита озарилось легкой, спокойной, доброй улыбкой.
        "Ты ведь здесь, ты не дремлешь?"
        "Как я могу дремать, когда тут ТАКОЕ происходит! Объясни моему полоумному хозяину, что я могу вас вытащить! А то он совсем забыл обо мне!"
        "Обоих ты не вытащишь, великий Феникс. Назови мне свое имя, и управлять тобой смогу я. Я, Амит Лоури, медиум монтерского монастыря"
        "Знаю кто ты, наслышана. Но у меня нет имени"
        "Невозможно!"
        "Первый из хозяев дает духу имя, медиум Лоури. До Стижиана, у меня не было хозяев. Он должен назвать имя, и оно станет моим"
        "Ты сможешь спасти его, великий Феникс? Покуда он держит мою руку, мы оба обречены"
        "Да, медиум Лоури, я смогу"
        - Назови имя. - Произнесли белые губы Амита, едва видные на бледной коже.
        - Какое имя, ты совсем ума лишился!
        - Имя, Стижиан!.. - Расщепление уже дошло до ключицы и бедер. Ещё чуть-чуть, и не станет сердца, и Амит уже не успеет спасти друга. - Одно долбанное имя! Любое! Скажи! Быстрее!! - Он пытался кричать, но в его голосе не было сил. - Давай!
        - Иф! - Монах выкрикнул первое, что пришло ему в голову в этой сумасшедшей, смертельной, безумной и необъяснимой ситуации.
        "Делай"
        Глаза Амита заблестели голубым. Но это были не те привычные его друзьям глаза. Радужная оболочка, а вместе с ней и зрачок, растянулись на весь глаз, скрыв белок и неясного происхождения черную точку. В этой голубизне, словно выводимый твердой рукой художника, возникал узор, превращающий глаза медиума в две раскрывшиеся синие розы.
        Стижиан воспламенился. Изумрудное пламя охватило всё его тело, оплавило плащ. Тяжелые ботинки соскользнули с ног, и их унес могучие порывы ветра, которые окружали монахов тысячами.
        Его тело перестало быть до конца твердым: оно стало пламенем. Изумрудным, сияющим пламенем. Мгновение, и за его спиной распахнулись два огромных птичьих крыла, охваченных только огнем, не было и следа сияния. Ещё одно мгновение, и рука Амита выскользнула из его цепкой хватки.
        У Стижиана не было сил, чтобы снова кричать.
        Совместными силами, Ора и Руми тянули монаха на себя. Он отдалялся от друга, все ещё держащего вытянутой руку, и не знал, что он может сделать против духа, так жаждущего его спасти.
        От Амита осталась только часть туловища и распадающееся лицо, когда его уносило вглубь воронки. Стижиан навсегда запомнит его выражение: Амит улыбался, легкой, доброй улыбкой.
        
        Глава восьмая.
        То, за что пришлось платить.
        
        - "Основы начертания многогранников", "Стереометрия", "Астрофизика", "Методы вычисления перепада температур среднего класса магии огня", "Основные положения теории зависимости независимых систем", "Тысяча и один рецепт шоколадного пирога"...
        На этом наименовании Дримен спотыкнулся.
        Сидя на пыльном полу, который не мыли и не подметали несколько лет, фактический ректор академии магии рылся в одной из нескольких гор книг. Кабинет его наставника, Линео Визетти, большой и просторный, а ещё очень грязный, но, к несчастью, помимо пыли в нем находилось множество интересных вещей и предметов, с которыми Дримен мечтал ознакомиться ещё будучи мальчишкой. Тогда он их не мог видеть, но лишь чувствовать исходящую из них магию. Линео, всегда бывший низким старикашкой со звонким голосом и длинной седой бородой, смотрел на прошеную вещь своими бровями, потому как глаз в такие моменты не было видно, и просил его продолжать заниматься своим делом.
        Магистр Перферо рылся в пыльных горах интереснейших предметов, охваченный жаждой найти тот переливающийся цилиндр, который даже в магическом зрении был цилиндром. Но между ним и потайной комнатой, где учитель складировал свои любимые игрушки, раскинулась гора из разнообразнейших книг.
        Судя по всему, учитель покинул академию в невероятной спешке. Причина таковой была неизвестна Дримену, но не это волновало его, а тот факт, что учитель испарился всего пару дней спустя после того, как оставил ему Элиссию. Что творилось в голове его гениального и безумного наставника? На этот вопрос он давно решил не искать ответ, потому как за ним невозможно угнаться. Магистр надеялся не только докопаться до драгоценной коллекции магических игрушек, но хоть до чего-то, что могло бы дать ему знания о том, кем был Линео помимо мага.
        - "Тысяча и один рецепт шоколадного пирога" - Повторил он вслух, ухмыльнувшись. - Мой наставник ест пироги? Я двадцать лет его знаю и впервые думаю об этом... Я паршивый ученик. - Дримен отложил книгу в сторону, а не в стопку, решив позже передать его жене, увлекшейся кондитерским искусством.
        Одна за другой, мало по малу, первая гора книг раскладывалась на множество стопок. Сейчас магистр решил не мудрить над их рассортировкой по классам или хотя бы по датам - все равно, когда учитель вернется, всё снова перемешается и вернется к своему первозданному хаосу. Если учитель, конечно, вернётся, в чем Дримен с каждым днем сомневался всё больше и больше.
        - Я смотрю, ты очень трепетно относишься к этому... старому хрыщу, или как ты там его называешь? - Раздался со спины голос Марии Сайло, входящего в круг магистров в качестве магистра магии воздуха. Она держала в руках муштук, но тот не дымился, как обычно. - Решил разобраться в его вещах?
        - Да. Доброе утро, Мари. - Дримен повернулся в полоборота и вяло улыбнулся. - Я удивлен, что ты не во дворце. Ты что-то хотела?
        - Поздороваться. Что ищешь?
        - Много чего. Первоначально, моим желанием было найти какие-нибудь записи об исследованиях элементных систем стихийных магов. Я помню, мэтр вёл записи. Однако стоило мне сюда добраться, как я вспомнил, что в этом кабинете есть ещё очень много интересных книг, свитков, магических игрушек и артефактов. Вот, полюбопытствуй. - Он протянул ей взятую из отдельной горки книгу.
        - "Кулинарные шедевры всего за пять минут", - прочла Мария, и вопросительно посмотрела на посмеивающегося мага. - Твой учитель явно с причудами.
        Дримен заторможено покивал и продолжил рыться в книгах.
        - Можно посодействовать? - Грозный магистр магии воздуха спросила это голосом невинного ребенка.
        Дримен прыснул, а после засмеялся во весь голос. Махнув рукой в знак согласия, он пригласил её на небольшую зону свободного пространства между горами вещей, и вот теперь уже два магистра круга рылись в пыльных книгах мэтра Визетти, посмеиваясь при прочтении тех или иных названий книг.
        В длинном пустом коридоре, где любой звук отдавался громким эхо, послышался топот, нарушающий идиллию раскопок. Приоткрытая дверь кабине широко распахнулась, заставив двух магистров обернуться и увидеть сотрудницу аналитического отдела. Запыхавшаяся, потрепанная, с волосинками, торчащими в разные стороны, громко дыша и схватившись за грудь, она выпалила:
        - Магистры, вы должны это видеть! Срочно!
        - Рьель, отдышись и скажи в чем дело. - Сказал Дримен спокойно.
        - Это ******, магистры... - Стон, вырвавшийся из её рта, складывался именно в эти слова.
        Магистры немало удивились подобному выражению мыслей. Рьель - одна из магов тверди. Очень слабая, но очень старательная. Она являлась аспирантом аналитического отдела, где работали маги небоевого класса, то есть трёх стихий, потому как все огневики относились к боевому. Рьель прослыла девушкой очень умной, интеллигентной, умеющий подбирать слова всему, что хотела выразить. И вот, она сказала это.
        Пару секунд помедлив, магистры вскочили с пола и рванули вперед по коридору, оставив позади сползшую по стенке девушку.
        Аналитический отдел стоял на ушах. Ввиду того, что за окном царило лето - время отпусков - отдел пребывал в отнюдь не полном составе. Работу продолжали всего полтора десятка сотрудников, среди которых половина были неопытные аспиранты, но именно их немногих знаний аналитики хватило, чтобы незамедлительно позвать ректора.
        Аналитическая установка, занимающая собой всё помещение, бывшее в несколько раз больше тронного зала на четвертом острове, имела свое особое назначения. Идея создания и разработка принадлежат первому в истории главе академии, женщине по имени Линнэ. Созданная порядка шести веков назад, аналитическая установка постоянно находилась в активном состоянии. Каждое поколение магистров и аспирантов привнесли что-то своё, и от первоначальной установки осталась одна только идея, лучше которой ещё никто ничего не мог предложить.
        На данный момент, установка представляла собой пласт толщиной в пять сантиметров, а длиной и шириной десять на восемь метров. На пласт была нанесена наиболее точная по последним данным карта республики: все города, даже мелкие поселения в два-три дома, крупные и мелкие дороги, начерченные с ювелирной точностью, даже тропы, всё было здесь. При помощи четырех талроновых тросов (самый крепкий и самый дорогой метал), пласт фиксировался в полутора метрах под потолком и по бокам, а внизу на несколько сантиметров входил в широкий черный корпус, на котором мелькали несколько огней.
        При помощи проводов, к пластине подключались несколько кристаллов энергетического типа, однако если в риджи энергия была чистой, или попросту говоря нейтральной, то три находящихся в системе кристаллов содержали в себе избыток окрашенной энергии, стихийной, уровень которой требовал постоянной поддержки.
        По бокам пластины располагались две тонкие трубки, в которых переливались частицы жидкого металла - ртути. Ртуть взаимодействовала с талроном как магнит с металлом - притягивалась.
        В действительности, что не было зафиксировано ни в одном официальном документе, всю Орану покрывала паутина маленьких магических маячков, коих было невероятное множество. Не всем это сообщалось, но этими маячками являлись камни телепортации, применяемые магами для возвращения в то или иное место. Несколько десятков поколений магов оставляли свои маяки, с которыми синхронизировалась аналитическая установка, и в тех районах, где уровень магической активности (любого рода, будь то демоны или нежить) превышал норму, там скапливались крупицы ртути.
        Существовало несколько зон постоянной повышенной магической активности: академия магии, инквизиторские школы, и в прошлом - Монтера, Проклятый лес, а так же море Сайланте, но сколько экспедиций туда не отправлялось, ничего не было обнаружено.
        Принцип действия аналитической карты основывался на трех стихиях: воздушной, водной и земляной, и последняя играла наиважнейшую роль. В целом, если весь воздух, всю воду и твердь можно принимать как магическую стихийную материю, то их можно использовать как проводники для передачи состояния окружающей системы. От маяков информация о состоянии, согласованная по всем трем параметрам - стихийным, передавалась кристаллам, а от них - на карту.
        Дримен обежал глазами её, и с немалым удивлением понял, что она пуста. Капли ртути отсутствовали даже на академии магии и пресловутом море Сайланте.
        Первым, о чем подумал магистр, было что аналитическая установка дала сбой, но это было раньше, чем его глаза опустились до самого низа. Понять, что именно он видит, ему помогла рука Марии, захлопывающей его рот: вся имеющаяся ртуть, из обеих трубок, скатилась вниз, к Проклятому лесу.
        - Мы не получали оттуда сообщений уже несколько недель. - Принялся пояснять заместитель отдела, пятидесятилетний мужчина со стройной фигурой, минуя вступление: им ли объяснять, что они видят. - Каждый месяц мы получали сообщение о состоянии темной материи вокруг этого леса. Оно не пришло месяц назад, и оно не пришло на прошлой неделе. Мы решили, что это может быть какой-то сбой. Ну, мало ли!
        Он вскинул руки, как бы говоря "ну мало ли что могло там случиться", но тут он столкнулся с пылающими семицветными глазами ректора.
        Когда тот умолк, Дримен снова перевел взгляд на карту:
        - А теперь мы имеет это. Как можно было полтора месяца игнорировать отсутствие связи с Южной полосой?! Там произошло высвобождение магической материи с неизученными свойствами. Вы же здесь знаете, что случается, если тень проникает в несвязанные с духом сосуды! Полтора месяца! Да я вас обоих выкину из академии! Идиоты! - Взревел он.
        Мария положила ему руку на плечо, успокаивая, но в её взгляде читалось согласие со всем сказанным.
        - Нужно принимать меры. - Сказала она. - И быстро. Но приказ Её Величества...
        - Я поговорю с ней. - Дримен приложил руку к губам и продолжил таращиться на карту. - Она не дура, она прекрасно понимает всю серьезность ситуации.
        - Я тогда соберу своих...
        - Нет! Мария, останься здесь и проследи, чтобы эта информация дошла до монтерцев.
        - Может, до монахов?.. - Теперь среди всех прочих не было принять выделять монтерцев.
        - Нет, именно до монтерцев. Особенно до Теоллуса и Стижиана Ветру, и Оры Тоурен. Они должны узнать об этом как можно скорее. - Он прикусил нижнюю губу, и его взгляд снова заметался по крупицам ртути, поблескивающим у надписи "Проклятый лес". - Я возьму десятерых учеников Циависа, пусть он сам предоставит мне список, пятерых твоих, столько же ледовиков и Тишь. Скажешь ей?
        - Конечно. Ты, главное, помни, что приказом королевы, ученикам уровня высшего гласа магии и выше не разрешается покидать Орану или её окрестности. Магистры должны быть здесь...
        - Я прежде всего маг, Мари, и только потом уже - подчиненный королеве. Меня этот её приказ до сих пор вгоняет в ступор! Она умная женщина, она прекрасно должна понимать, что темная материя способна порождать демонов! Если на Южной Грани действительно что-то происходит и то, что я вижу на карте - не сбой, то значит это нужно пресечь в корне! Чем бы это ни было. Я отправлюсь во дворец и доложу ей лично. О Небеса! - Воскликнул он, чему Мария несказанно удивилась: столь набожное восклицание из его уст говорило о том, что он сильно взволнован. - Я отправлюсь на Южную полосу завтра утром. Подготовь магов!
        - Слушаюсь. - Она вложила муштук в губы и прикурила.
        
        - Ты хотел видеть меня, магистр? - В последнее время голос Синенты звучал очень холодно. - В чем дело? Что-то случилось?
        - Аналитический отдел зафиксировал невероятную... зашкаливающую по всем параметрам магическую активность у Южной Полосы.
        "Началось" - отразилось в мыслях королевы.
        - Уже пять недель мы не получали сообщений или отчетов от исследовательского отряда, работающего там. Я предполагаю худшее, Ваше Величество.
        Она бровью не повела, только молчала, ожидая, когда магистр продолжит.
        - Я прошу вас, дать мне разрешение незамедлительно отправиться туда, взяв собой два десятка магов и мою учении...
        - Исключено. - Отрезала она, сохранив свое лицо по-прежнему каменным.
        - Но Синента, если сейчас не принять меры, кто знает, чем это может обернуться!..
        - Я отдала приказ и не вижу причины его нарушить.
        Дримен посмотрел на неё из-под бровей, и в глубине души возрадовался тому, что не может метать искры глазами. Или может?
        За последние пять дней Синента очень сильно изменилась: стала принимать всё в штыки, интонации, отличные от официальных, принимала за оскорбление, совершенно лишилась чувства юмора и отдала один необыкновеннейший приказ, из-за которого Дримен и должен сейчас перед ней распинаться и выпрашивать разрешение. Он вполне мог бы решить, что Её Величество носит ребенка: это объяснило бы резкую перемену в её поведении, но эту простецкую теорию портило одно обстоятельство.
        Рядом с троном, на креслах чуть поменьше, восседали двое, третий стоял чуть поодаль.
        По правую руку от Её Величества находился никто иной, как Этлаф Мьёнский, предводитель сообщества, известного в очень узких кругах как Совет Древних. Убежище этого сообщества было обнаружено одном приморском городе и уничтожено два года назад, после чего семеро старших инквизиторов были приговорены к пожизненному заключению в одиночной камере. Дримен и Её Величество позаботились об этом. После всей проведённой придворными магами работы появилась неподтвержденная, но радующая слух информация о том, что от Совета Древних остались лишь оторванные друг от друга недоучки, которые не представляют угрозы жителям Ораны и непосредственно Синенте. Эти слухи оказались слухами, и Этлаф был тому живым подтверждением.
        По левую же руку от королевы восседала тварь куда более мерзкая, чем один из бывших командующих многочисленной армии фанатиков. Таковым было мнение Дримена. Этим человеком была Лиза Суолло, последний из выживших магистров старого круга. Где она пряталась от ока академии все эти годы - неизвестно, но теперь это было абсолютно не важно. Она здесь, и никто не мог сказать, что за планы таятся в её голове.
        Третьим из тех, кто окружал королеву, был юноша лет двадцати. Высокий, худощавый брюнет с впалыми глазами и огромными ресницами. Он стоял, облокотившись о кресло Лизы, и пожирал Дримена взглядом.
        Тот всё понял, едва увидел юношу: мощь бушующей в его сосуде стихии ни с чем нельзя было спутать. Это был сын магистра Кипящей Крови Каиля Саваса, который был убит Дрименом несколько лет назад.
        Сам нынешний ректор академии понятия не имел, что у Каиля может быть сын, и тем более, что он так же является его учеником, наследием его чудовищной силы.
        Тем не менее, этот юноша и его потенциальные злонамерения в адрес Дримена не были тем, что волновало его сильнее всего. Стоя в тронном зале и глядя на эту свиту, собравшуюся вокруг его королевы, он хотел спросить у неё только одно: что эти люди делают здесь? Им место в тюрьмах, хотя, зрит Богиня, он с удовольствием бы отправил всех их на смертную казнь, чего не приветствовала королева. Не было в Оране преступников опаснее, чем эти двое, Этлаф и Лиза - кровожадные убийцы, которые десятилетия чужими руками душили народ Ораны. Почему они сидят здесь? В шелках и комфорте, когда им самое место гнить в тюрьме?
        Дримен почувствовал укол горечи, пронзивший его сердце. Три года Синента казалась ему тем правителем, о котором прежде можно было только мечтать. Она позволила вынести академию за пределы Ораны, она не распустила сенат, позволив ему продолжить выполнять свои функции, став последней инстанции в принятии важный для страны решений. Она была не только правителем, за которым хочется идти, но и другом. Пусть с этим другом и приходится разговаривать всё время на "вы" и склонять перед ней голову при каждой встрече.
        Магистры ныне действующего круга заподозрили неладное сразу, за час до того, как Её Величество отдала приказ о том, что сильные маги обязаны оставаться в окрестностях Ораны. Заподозрить заподозрили, а что делать - не знали. Пять-шесть дней - это слишком малый срок чтобы поднимать шумиху, так что было решено подождать и пронаблюдать за её дальнейшим поведением. И вот, королева объявляет, что у неё двое новых приближенных: эти преступники. И что прикажете думать?
        Сцепив зубы, Дримен втихомолку увез жену и дочерей из королевского дворца, и решил, что чтобы понять, что произошло с Синентой Дивой которую он знал, нужно забраться под маску. Под Её корону.
        Магистры уже давно смекнули, что фон, из-за которого они не могут увидеть сосуд королевы, - это корона. Однако никто не знал что именно в риалроновой короне может давай такой эффект. Но тогда магистры благоговели перед Её Величеством, а теперь за каких-то пять дней отбросили это чувство и решительно занялись вопросом об истинном лице правительницы, приведшей во дворец этих... этих...
        Дримен поджал губы и сказал:
        - Это уже ни в какие ворота не лезет, Синента.
        - Я сказала, не разговаривай со мной в таком тоне. Не дорос ещё. - Её голос скрежетал как стекло под давлением вилки. - Я не вижу никакой необходимости отправлять магистра магии на Южную Полосу.
        - Вы же понимаете, к чему могут привести ваши действия?
        - Её Величество дала тебе свой ответ, Перферо, ты что, настолько туп, что не понял его? - Открыл рот сынок Саваса.
        - Ваше Величество, мне бы очень хотелось знать, что эти люди делают здесь? Они объявлены в розыск и незамедлительно должны быть схвачены. Тот факт, что вы позволяете им...
        - Ты наглеешь, Дримен. Если я позволила им остаться на свободе и при дворе - значит, это нужно. А ты держи свой рот на замке! - Она повысила голос, и тут Дримен не удержался.
        - А не пошла бы ты в задницу, Синента. - Он сорвал с ворота крохотную пряжку, размером с ринельский золотой, и швырнул её к ногам королевы: ты начала медленно подниматься с трона, возвышаясь над магом словно кобра над жертвой. - Я отправляюсь на юг. Когда успокоитесь, отправьте ко мне Амельеру. Повышенная активность проклятого леса не стоит игнорировать.
        - Взять его. - Сорвался с губ Её Величества приказ.
        - Слушаюсь. - Кончиком ногтя Лиза постучала по ручке своего кресла и воззвала к подвластной ей мощи Тверди.
        Дримен даже бровью не повел, потому что за одной из колонн стояла Беатра, не позволившая Лизе воспользоваться магией тверди:
        - Ступай, Дримен. - Сказала она уверенным тоном, так что тот даже взбодрился. - С этой я как-нибудь разберусь.
        
        - Эй! - Окликнул Кирано мрачную троицу, шедшую к северо-западному воздушному порту Ораны. - Вам троим сейчас здесь лучше не маячить. - Сказал он, лучезарно улыбаясь: радовался, что вот так случайно встретил их. - Хорошо, сейчас ночь... Я не понял, что вы такие мрачные? Словно с похорон идете. И где Амит? Мне так хочется с ним встретиться. Обсудить одну мысль... - Он перебросил груз с одного плеча на другой - то были два вытянутых широких ружья грубой работы, видно, что незаконченные, но создающиеся с трепетом и любовью.
        Ора взглянула на него своими огромными сияющими голубыми глазами, и тот сразу умолк. Его желание подойти и по-братски хлопнуть Стижиана по плечу как-то само собой испарилось: тот походил на дождевую тучу, молча плетущуюся за монахиней. Его лицо прикрывали сальные пряди волос, свисающие словно черные сосульки с крыши, и с одного взгляда Киру стало понятно что произошло с его лучшим другом.
        - Здравствуй Кир. - Устало пролепетала Ора с натянутой улыбкой. - Почему нам здесь не стоит находиться? Объяснись.
        Тот вопросительно поднял брови, занятый лелеянием надежды, что его догадка о случившемся с медиумом - всего лишь догадка. Но эти думы он отбросил на потом.
        Оглянувшись, он увидел патруль из пятерых стражей, делающих обход по порту. Кир цокнул языком и поманил усталых путников за собой.
        Ничего не понимая, в особенности того, почему им приходится делать все тихо и скрываться от стражников, они двинулись за ним.
        Кирано повел их вон из порта, относящегося к торговому острову, дальше. Они шли молча не меньше получаса, пока не остановились у идеально ровного квадратного куска метала, размером примерно четыре на четыре метра. Ничего не говоря, Кир бросил ружья на платформу, взошел сам и пригласил остальных.
        Те неспешно встали на пластину, а через несколько секунд поняли, что находятся в нескольких десятках метров над землей:
        - Это незарегистрированный подъемник. - Пояснил Кир, когда рука Оры вытянулась вперед и наткнулась на какое-то препятствие. - Раньше по нему доставляли контрабанду... - Он слегка виновато улыбнулся, взглянув в лицо монахине. - Но потом мама узнала об этом, отца посадили и я единственный, кто знает про это чудо техники.
        - Это не магия. - Подтвердил Астируми, в чьих глазах что-то замелькало. - Чистая технология.
        - Да. И не волнуйтесь, здесь установлен хамелеон. - Нотки гордости выдавали в нём сына Арриви Вьеда, севшего в тюрьму на пожизненное заключение за бесчисленные махинации с магическими артефактами. - Так что нас не видно.
        - Почему ты сказал, что нам не следует маячить? - Тут же вспомнила Ора. - Поясни.
        Кир нахмурил брови и прикусил нижнюю губу. Неопределенно помахав головой из стороны в сторону, он выпалил на одном дыхании:
        - Четыре дня назад стражам города было приказано незамедлительно схватить Ору Тоурен.
        - И? - Та и бровью не повела.
        - И-и-и-и... Что, и? И всё. Я слышал только это.
        - Приказ королевы? - Её голос заставлял воздух становиться холоднее.
        Кир кивнул, и по этому жесту всем стало ясно, что есть что-то ещё.
        Последующие несколько минут прошли молча. Когда пласт метала пришвартовался к двору трехэтажного дома, их встретили свора звонко тявкающих щенят и их мать, гордая белошерстная сука. Она лизнула Киру руку в знак приветствия, пропустила монахов, но когда с платформы спустился Руми, она тихо зарычала:
        - Это друг. - Сказал ей хозяин, и рык мигом сменился на дружелюбный скул.
        Нериец с опаской опустил ладонь на голову благородного животного, и медленно и осторожно, словно это был детеныш дракона, начал гладить её по голове.
        Кирано пригласил всех войти в дом, щенята побежали первыми, хоть их никто и не звал.
        Стижиан, словно пресловутый неупокоенный, коих он в своей жизни уничтожил тысячи, тяжелыми шагами двигался то туда, то туда, пока рука Оры не схватила его за локоть:
        - Ты в порядке?
        И вместо ответа, тот резко и грубо дёрнул её на себя и поцеловал. Поцелуй был короткий. После, он просто обнял её, и эти объятия послужили лучше любых слов: она рядом, и для него это сейчас самое главное. Ему не хватало только Анри, и тогда вся его семья была бы сейчас рядом с ним.
        Кир кашлянул, отвлекая Астируми от собаки, а будущих супругов друг от друга. Те молча вошли в дом.
        Это место мало походило на уютное семейное гнездышко. Беспорядочно разбросанные всюду детали и инструменты делали всё помещение, куда они вошли, похожим на мастерскую инженера. Здесь были и литейная установка, и небольшая кузня, и пресс, и несколько охладительных аппаратов.
        Словно стесняясь своего убежища, Кирано начал перекладывать случайно выбранные предметы с места на место, но тут же бросил это, опомнившись.
        - Доброе утро. - Скорее прокашляла, нежели сказала, Марта Вьеда, невысокая брюнетка, с волосами, убранными под повязку. Её голос был низким и хриплым, а кожа смуглой. - Госпожа Тоурен, Во-Сен Ветру. - Она кивнула им.
        - Простите за столь позднее вторжение. - Монахиня кивнула в ответ, на что Марта весело усмехнулась, набивая трубку табаком.
        - Толи ночь, толи утро. Светает скоро. Кир, перестань заниматься ерундой и введи долгожданных гостей в курс дела. Пока продолжается эта ерунда, я не могу спокойно работать.
        - О чем вы? - Ора неспешно подошла к лестнице, на ступеньках которой уселась хозяйка дома.
        - А он вам сейчас все покажет. Пойду приготовлю чего-нить съестного.
        Она взялась за перила и тяжело поднялась, двигаясь так, словно потянула спину.
        - Да, это не ждет отлагательств. Пойдемте. Все трое.
        Монахи переглянулись, а Астируми с непоколебимым спокойствием на лице пошел вслед за Киром, поднимающимся по винтовой лестнице сначала на второй, а потом на третий этаж.
        На верхнем этаже все окна были закрыты ставнями, присутствовал устойчивый запах трав и лекарств. В щели под одной из четырех дверей горел белый свет. Кир толкнул дверь.
        Анри сидел на стуле у окна и читал книгу из коллекции Марты о тугоплавких металлах. Как только дверь открылась, он поднял голову и его лицо, бывшее до этого сосредоточенным, расплылось слезливой радостью. Книга упала с колен на пол, а мальчишка кинулся к Оре, восклицая слово:
        - Мама! - Он обнял её за талию и уткнулся ей в живот.
        Недоумевая, монахиня обняла сына, и с широко распахнутыми глазами уставилась на одну-единственную кровать в комнате, рядом с которой стояла лампа с белым сияющим кристаллом.
        На кровати лежал мужчина. Он ворочал головой из стороны в сторону, тихо постанывал, по лицу, искаженному гримасой боли, ползли крупные капли пота. Стижиан не сразу узнал в нем врача и целителя, спасшего жизнь его младшего брата.
        - Лухс! - В один голос воскликнули Астируми и монах, скорыми шагами двигаясь к нему.
        - Что с ним? - Стижиан присел рядом с его кроватью и обратился к Кирано. - Почему они здесь?
        - Малыш, что произошло? - Ора опустилась на колени перед сыном, приобнимая его. - Почему ты здесь? Ты... - Она увидела небольшую, уже почти зажившую рваную рану, тянущуюся от уха вниз вдоль шеи к ключице. - Кто это сделал? - Её голос стал походить на низкое шипение змеи. - Анри, кто? Ответь мне, пожалуйста.
        - Мам, это... - Его глаза взмокли, но слёзы так и не выступили. В место ответа, он снова кинулся матери на шею.
        Обнимая его, Ора подняла глаза на Кирано, часто кивающего головой, и потребовала объяснения:
        - Несколько дней назад в столице объявилась пара... нелюдей, которым самое место в тюрьме. Двое старших инквизиторов.
        Ора ещё сильнее обняла тихо плачущего сына.
        - Третий находится на четвертом острове, во дворце. Я их не видел. Ни одного. Это мне сказал Анри.
        Стижиан положил руку на лоб Лухс и приподнял одно веко: целитель был в бреду. Его тусклые серебряные глаза, лишенные зрачка, почти полностью закатились. Йбеловатая радужная оболочка походила на клок бумаги, набухший от воды и расходящийся трещинами.
        - Что с ним? Никогда не видел ничего подобного! - Ахнул монах, проверяя пульс: сердце Лухса билось как сумасшедшее.
        - Я не думаю, что ты разбираешься в физиологии сайлантов. - Руми стоял у закрытого окна и с нешуточной тревогой, переходящей во что-то другое, наблюдал за муками целителя. - Ора, лучше всего будет взглянуть тебе.
        Она поцеловала сына в лоб и подошла к кровати, в это время, Кир продолжил свой рассказ:
        - Более того, Её Величество подпустила к трону последнего из выживших магистров старого круга магии - Лизу, а после...
        - Я не думаю, что кто-то из вас двоих, монтерцы, дрался с демонами. - Она так же осмотрела глаза и измерила пульс. На её лице не было и тени удивления, только холодное спокойствие.
        - Демоны? Причем здесь демоны? - Недоумевая, переспросил Стижиан, на что получил незамедлительный ответ от нерийца:
        - Сайланты - демоны. Они возникли ещё до появления тоуренов... - Ответил тот, не до конца понимая, что говорит
        Эти слова резанули слух всем присутствующим в комнате.
        - Люди, ставшие демонами, которые чтобы сохранить рассудок объединились с единым духом водопада...
        - Сайланте. - Кивнула Ора, стаскивая с Лухса тонкое одеяло, скрывающее его до серости бледное тело, с перебинтованной грудной клеткой, руками и несколькими, пропитанными лекарствами, марлевыми повязками на животе. - Хорошо замотал, молодец.
        - Мастер Актомири учил. - Кир кивнул.
        - И Лухс один из них. Он вполне себе полноценный демон. Как и Анри.
        Мальчишка с опаской глянул на нерийца и прильнул к Стижиану, обхватившего его одной рукой:
        - Не бойся его. Он никому не выдаст наш секрет. - И легонько стукнул того по носу. - Я дрался с демоном однажды, но это было ещё в монастыре, и без наахта, - он махнул рукой в сторону Руми, на спине которого висело это оружие, - я вряд ли бы его уничтожил.
        - Так вот дерись ты с демоном сейчас, - Ора аккуратно снимала бинты с раны на груди, - уже владея искусством призыва сфер, был бы тот же эффект.
        Она оголила одну, самую крупную, из ран Лухса, и внутри всех, кроме Кира, попросту отвернувшегося, что-то разбилось.
        Из его боков торчали несколько отломанных рёбер, сквозь щель разлома грудной клетки, из которой не текла кровь, виднелось бьющееся сердце. Бесчисленное множество обломков костей, вздувшиеся и кое-где разорванные вены, покрывшие всё тело ярко-красные, на фоне серой кожи, капилляры.
        Астируми мяукнул что-то невразумительное, прикрыл лицо рукой и отвернулся.
        Стижиан почувствовал, как Анри спрятал глаза, уткнувшись ему в спину.
        - Вот так сферы сияния действуют на демонов: проникают в тело и разрывают их изнутри. Лухс жив только благодаря завышенной свертываемости крови. - Поясняла Ора, оглядывая раны и догадываясь, как можно ему помочь.
        - Он... он...- замямлил Анри сквозь снова поступающие слёзы. - Он прикрыл меня собой. Во дворце. Там. Он... - Мальчик затрясся и сжал кулачки. - Я взял его за руку, и...
        - И оказался на острове ремесленников. Благо, это было ночью, и их нашел я. - Кир захлопнул дверь и облокотился об неё.
        Ора мягко улыбнулась и обратилась к Руми:
        - Здесь ему можешь помочь только ты. - Она встала и потрепала сыну волосы. - Его ударили сиянием, и немалая часть материализованной энергии осталась в нем. Сам знаешь...
        Нериец закивал и сел на край кровати Лухса, вытянув над его грудью руки.
        - Материальное сияние для демонов - яд. Он не может сам себя вылечить. - И она перевела взгляд с него на Кирано. - Расскажи мне, кто это сделал, и почему.
        - Я понятия не имею. Знаю лишь, что за ними до сих пор охотится пара инквизиторов. Я не знаю, сколько ещё им удастся скрываться здесь. Может, - он призадумался, - королева узнала, что он демон, и...
        - Все во дворце знают, что Анри демон. И насчет Лухса тоже. Лекса собственноручно создала для них обоих, - она взяла руку сына, и Кир увидел тонкое колечко на мизинце, - крохотные артефакты, скрывающие их сосуды от прочих посторонних глаз. Так что инквизиторы их здесь не найдут...
        Яркая вспышка света на миг появилась и погасла. Изгнав из тела сайланта сияние, Руми убрал от него руки и снова осмотрел его глаза: радужная оболочка снова становилась цельной.
        - Через полчаса он будет как новенький.
        Только он это сказал, как весь дом заходил ходуном от удара невероятной мощи. Потолок оказался проломлен, пыль и обломки посыпались на гостей и хозяев дома.
        Астируми прикрыл собой Лухса, а Стижиан - Анри. Кирано свалился на пол, и его завалило несколькими кусками проломленной крыши и потолка. Одна только Ора, с видом, словно ничего необычно не произошло, осталась стоять в центре комнаты и ждать, когда появятся зачинщики беспорядка.
        Двое старших инквизиторов, не скрывая своих намерений, прыгнули с крыши в пролом и, полные уверенности, что им, наконец, удастся выполнить приказ Её Величества и уничтожить двух затерявшихся в Оране демонов, столкнулись нос к носу с полной холодной ненависти Орой.
        Они были готовы к встрече с ней: по приказу королевы, Млинес проинформировала их, предупредив, что она не так сильна в ближнем бою, как все прочие монахи, но её мастерство владения сиянием не знает равных.
        Гатто, не высокий стройный мужчин лет пятидесяти, с крепким телом и сильными руками, и его спутница, Тантоа, бывшая на голову выше его и значительно шире в плечах, не дожидаясь, когда на них нападут, освободили свои сосуды.
        Их тела почти полностью стали белой дымкой, непроницаемой для большинства материальных вещей. Одновременно, оба старших инквизитора выпрямили ладони, подготовив удары режущего типа, и устремили их к монахине: одну в живот, другую к лицу.
        Отдавшись рефлексу, Ора повернулась и подпрыгнула, оказавшись в горизонтальном положении параллельно полу. Удары инквизиторов прошли в холостую, но они предполагали подобное, и словно два меча их ладони прорезали воздух, где мгновение назад парила их цель, и продолжили испускать сияние.
        Стижиан схватил Гатто за запястье, а другая рука нанесла удар по горлу. Его движения были столь быстрыми, что инквизитор не успел увернуться, но сумел перераспределить вложенную в тело энергию так, что удар монаха пронзил воздух.
        В это время Тантоа устремилась к Анри, вжавшегося в стену под окном.
        "Перестань бояться" - твердил в его голове голос Дримена, изучавшего демонические способности мальчика и учившего его с ними совладать - "страх не даст тебе ничего, он только отвлекает. Сосредоточься"
        Между ним и Тантоа возникла монахиня, но раньше, чем та успела нанести мощный удар, Ора быстро сжала и разжала кулак, и с кончиков её пальцев сорвались пять небольших, но высококонцентрированных энергетических сфер. Они пролетели мимо инквизиторши, успевшей отреагировать на этот выпад, но она сумела лишь увернуться от сфер, не сумев предупредить силовую волну, следовавшую за ними. От сильного удара инквизиторша отлетела к двери и, проломив её и следующую стену, упала на пол ещё одной мастерской.
        - Порви её, мам! - Крикнул Анри, стоя на краю обрыва.
        Ора схватила его за шкирку и швырнула в другой угол комнаты, подальше от Стижиана, подбросившего невероятно легкое тело Гатто под потолок и готового нанести решающий удар.
        Инквизитор, после столкновения его носа с потолком, не упал на землю, а растворился в воздухе. Возникнув в соседней комнате, где рассвирепевшая Тантоа фокусировала энергию в кулаке, он жестом руки велел ей остановиться и кивнул вверх. Оба инквизитора телепортировались вон из дома.
        - Я в порядке. - Выбираясь из-под завала, сказал Кирано, как будто это кого-то интересовало. - Ну вот, теперь крышу чинить. - Где-то в другой комнате раздался грохот, характерный для ещё одного пролома в крыше. - Могли же просто телепортироваться, зачем дом-то ломать! - Зло крикнул он, хоть инквизиторы его и не слышали.
        Астируми поднял голову и вскинул брови, удивленный устроенному незваными гостями беспорядку.
        - Кто это был вообще? - Стижиан посмотрел на Анри, чьи глаза были много шире нормы. - Я понял, что старшие инквизиторы, но почему они использовали полное высвобождение сосуда?! Этому меня учила мастер Визы, она же не могла!..
        - Ты ничего не знаешь про Визы. - Прохрипела Ора из комнаты напротив, глядя в пустоту. - Она покойница.
        - Кто? - В один голос спросили все мужчины.
        - Её Величество. - С губ монахини сорвался презрительный смешок. Она развернулась на пятках и медленно маленькими шагами вернулась в комнату, где лежал Лухс.
        - Ты всерьез угрожаешь королеве? - Голос Кира стал глухим на этом вопросе.
        В ответ Ора многозначно прыснула, как бы говоря всем, что они многого не понимают, и повернула голову в сторону дыры, где совсем недавно было окно, и из него виднелся дворец четвертого острова.
        - Я хочу выпить. - Стижиан приподнял руку, словно школьник.
        - Да, я тоже. - Согласилась его невеста. - И что-нибудь покрепче.
        - А я пойду возьму лопату. - Кир снова прикусил нижнюю губу и уже уходя, добавил. - Бутылка тоже будет.
        Ора и Стижиан посмотрели друг на друга, а после перевели взгляд на Лухса, чья рана на груди уже почти заросла.
        - Как только он придет в себя...
        - Мы идем во дворец. - наперебой произнесли оба под нервные смешки нерийца. Когда они и одновременно повернули голову к нему, он сделал ангельски невинное выражение лица, и вполне по-человечески, своим говорным тенором произнес:
        - Мяу?
        
        - Пропустите их!
        - Разошлись! Живо!
        - Держать оружие наготове!
        - Отставить!
        - Но приказом королевы!..
        - Это монахи! И среди них Во-Сен Ветру! Прояви уважение!
        Один из стражей города, стрелок, носящий не тяжелые стальные доспехи, а защиту из плотной кожи, взбежал по золотистым ступеням вверх к королевскому дворцу. Охрана у недавно сооруженных ворот моста перегородила ему путь, но едва он сообщил о несомой им вести, они распахнули перед ним дверь:
        - Ваше Величество! - Воскликнул юный стрелок, присев на одно колено и сложив ружье на пол перед собой в знак высочайшего почтения. - Она здесь! Ора Тоурен! Она идет сюда! Прикажете задержать её?
        - Она одна? - Спрашивала Синента спокойно, но в душе у неё затрещала ледяная глыба, давящая на грудь и мешающая дышать.
        - Нет, Ваше Величество. С ней двое монтерских монахов, среди которых Стижиан Ветру, и ещё двое...
        - Тогда попытка задержать их не имеет никакого смысла.
        Одетая в кремовое платье, с пышным букетом кружев и лент, она встала с трона, дав стрелку знак, что он так же может подняться, и направилась к выходу. Пятеро верных ей личностей, три старших инквизитора, последняя из старого круга магистров и преемник Каиля Саваса, уже стояли у дверей, ожидая приказа:
        - За мной. - Скомандовала королева, не взглянув на них. Она остановилась в паре шагов от распахнутой двери, сквозь которую лился свет утреннего солнца, и обернулась, увидев за своей спиной Млинес. - Ты тоже.
        Медиум поклонилась ей, в знак покорности, и широкими, но плавными шагами пошла за ней.
        - А в прошлый раз меня сюда волокла Амельера. - Лухс громко кашлянул и пошатнулся, чуть было не наступив Оре на пятки. Они прошли почти всю золотую лестницу, соединяющую остров заседаний и четвертый остров, и только сейчас целитель решил обернуться. Его душа не ушла, а кубарем свалилась в пятки: за ними поднимались, наверное, все оранские стражи, с обнаженными мечами и готовые в любую секунду атаковать. - Хотя сейчас тоже не скажешь, что я иду туда добровольно.
        - Ну, ты мог остаться у меня дома. - Кир широко и громко зевнул, не прикрыв рот рукой. - Помог бы маме разгрести завал на третьем этаже.
        - Ей помогает Анри. - Дрожащим голосом ответил целитель. - Он мальчик молодой, крепкий... А вы не боитесь, что пока мы здесь устраиваем предсмертную показуху, инквизиторы могут попытаться убить его? Он - не я, если его ранят...
        - Если старшие инквизиторы действительно стали королевскими шавками, то они сейчас шагу от неё не ступят. - Спокойно сказал Ора. Слова звучали так легко, что Лухс ей поверил. - У них сейчас возникла проблема посерьезней.
        - Что за проблема? - Тот сегодня туго понимал намёки.
        - Я, например. - Уголки её губ поднялись вверх.
        Ни Стижиан, ни кто-то ещё, кроме, возможно, Астируми, но он был не уверен в своих догадках, не знали, что так радует Ору. То ли она действительно была так уверенная в своих силах, то ли этой ночью её настиг нервный срыв и ей плевать на большую вероятность провала их переговоров с королевой.
        Когда они поднялись на золотистую плиту четвертого острова, перед ними, выстроившись в два ряда от лестницы, стояли сильнейшие из стражей Ораны: капитаны. Среди всех, помимо ощутимой силы и военной выправки, их выделяли четырнадцатигранные звезды на предплечье, вроде тех, что были нанесены и на монтерские плащи. Среди них были и мастера мечей, и стрелки, и все они были готовы схватить и уничтожить тех, на кого им укажет коронованная особа.
        - Ну, вот ты и здесь. - Проговорила Синента, чуть склонив голову в бок: она смотрела не на Ору, а на Стижиана. - И ты здесь. И сайлант, и нериец. Я поражена! Мне казалось, у вас хватит ума если не сдаться стражам, то бежать куда подальше от Ораны.
        - Зачем ты это делаешь? - По венам монахини молилась ярость. - Зачем ты пыталась убить Анри?! И Лухса?! - Её голос сорвался на крик. - Ответь!!
        - Не повышай на меня голос, маленькая дрянь! Эти двое - демоны, а демоны должны быть уничтожены! Я не потерплю носителей скверны во дворце!
        - Не понимаю, ведь три предыдущих года она тепло к нему относилась... - Стижиан отвел взгляд в сторону, размышляя.
        Королева осеклась. Её остекленевший от злости взгляд упал на Млинес, что стояла по правую руку от неё. Этот взгляд был понятен только им двоим, и он твердил: "ты знала о демонёнке и не приняла мер?"
        Ора обежала глазами свиту, стоящую за спиной Синенты. Лиза, Этлаф, Гатто и Тантоа, и ещё мальчишка, о силе которого можно только гадать. Не говоря уж о Млинес, могущей в любое мгновение взять под контроль духов каждого из них. Силы, с которыми Оре не совладать: и чего она ожидала, придя сюда? Что королева упадет на колени и раскается?
        - Сдавайся, Ора, и я пощажу монтерцев...
        - То есть все остальные скорее всего умрут? - Перебил её ставший тонким от волнения голос Лухса. - Мне эта идея не по душе!
        - А тебя никто не спрашивал, демон! Савас, уничтожь его!
        - Слушаюсь! - Юнец сделал шаг вперед, вскинул вперед руку ладонью вверх и провел большим пальцем по подушечкам остальных четырех.
        Пламенное облако затмило собой всё. Ора шагу не ступила назад, создав непроницаемый щит из материализованного сияния, укрывший и её, и её спутников.
        Когда облако рассеялось, а Лухс открыл глаза и обнаружил себя целым и невредимым, он увидел перед собой ужасную картину. Невзирая на имеющуюся за его плечами практику и опыт, он не мог терпеть подобных картин и незамедлительно приступал к своей работе: лечил.
        Удар пришелся не по ним, а по нескольким стражам, стоящим между ними и Её Величеством. Лухс дернулся к одному из них, с обугленным лицом и выжженными глазами, стонущего и корчащегося от боли. В воздухе возник запах жареного: раскаленная сталь доспехов превращала их тела в ужасающее блюдо. И таковых раненых стражей оказалось не меньше десятка.
        - Не двигайся, демон! - Этлаф сделал шаг вперед, прикрыв своей спиной довольную улыбку королевы. - Не двигайся, не то я снова переломаю тебе все кости!
        - Ладно-ладно. - Лухс отвел одну руку в сторону, а другая нырнула под мантию и нащупала кинжал. Вынув его, он закатал рукав свободной руки и, уже не сцепляя зубы, как это было раньше, провел по ней лезвием от кисти до локтя.
        Полилась алая, простая, вполне себе человеческая кровь. Капля за каплей она падала на золотистую плиту и будто растворялась в ней: одно за другим, обгорелые лица и конечности капитанов стражей покрывались новой кожей, излечивались раны на их телах. Только с раскаленными доспехами целитель ничего не мог поделать, и это мучило его.
        Раньше, чем он хотя бы подумал обратиться к Астируми за помощью, повеяло агрессивным холодом. Краснота стали доспехов спала и сменилась паутиной ледяного узора:
        - Мы пришли, как только узнали.
        Звонко проговорила Амельера, возникая в пространстве между двумя пилящими друг друга взглядом женщинами. Мгновением позже, за её спиной возникли ещё три магистра нового круга, одетые кто как. Ранее утро плохо сказывалось на их внешнем виде, а Циавис, судя по слегка окосевшему взгляду, уже несколько дней не ложился спать.
        Магистр стихии воды оцепенела по не вполне понятной причине. Её взгляд метался с королевы на Ору, зрачки расширились, и ей не сразу удалось набрать нужное количество воздуха, что бы сказать:
        - Ваше Величество?! - И говоря это, она обращалась не к той, что носила риалроновую корону, а к Оре.
        Стижиан, да и все, кто услышал это вопросительное восклицание и увидел, кому оно было адресовано, уставились на Амельеру. Повисла тишина, нарушенная смешками Беаты:
        - Значит... Ора - Синента Дива?
        - Синента Дива - это всего лишь имя нынешнего правителя. - Поправила её монахиня. - За этим именем может скрываться любая из носителей королевской крови.
        - А вот об этом ты мне не говорила. - Амельера повернулась спиной к Оре и взглянула в красные глаза Синенты. - Ты говорила, что помимо тебя есть лишь один человек, могущий оказаться под короной! И это твоя мать! Млинес!
        - Дрянь, ты растрепала ей! - Рявкнула королева, сжав кулаки.
        - Значит... - Бетара встала рядом с магистром воды и взглянула на Лизу, задравшую подбородок выше некуда. - Можно наконец-то устроить этой особе взбучку?
        Оба магистра повернулись к Оре, ожидая приказа. Её восхитило их доверие друг другу, и былые сомнения о той, кого теперь они назовут самозванкой, испарились. Оре сейчас не хватало Дримена, но мысли о нём она отбросила.
        - Капитаны, взять их! - Рявкнула Синента твердо стоящим на ногах капитанам, которые не были задеты огненной вспышкой наследника Саваса. - Они предатели! Они укрывают изменников и демона! Взять их!
        Никто из стражей не шевельнулся. Да, они боялись идти в бой против четырех молодых магистров, успевших прославиться своей силой, и да, их пугало одно только слово "демон". Но этот демон залечил их раны, в то время как королева позволила магу использовать огонь на собственных подчиненных. Они не атаковали ещё и потому, что в качестве противника перед ним выступили три монаха, носителей сияния, слуги Богини. И среди них был Стижиан Ветру.
        Лиза не выдержала ноты напряжения и, не дожидаясь приказа, атаковала Ору. Золотая плита под их ногами затрещала и начала проседать: в воздух взмыли мириады песчинок, могущих похоронить монахиню заживо. Но песчинки тот час упали, и в воздухе возник запах едкого, пахнущего чем-то невероятно горьким, дыма. Лиза замерла, её глаза остекленели.
        Мария тихо хмыкнула, в этом звуке слышалось разочарование. Мундштук, зажатый между зубами, источал тонкую струю синего дыма, тянущегося вперед, к Лизе.
        - Ты преемница Иоко Сайло? - Зашипела Синента.
        - Её дочь. Младшая. Вы с ней знакомы?
        Она не успела получить ответ. Разъяренный Савас, с побелевшими от бешенства губами, крепко сжал кулаки и напряг все тело.
        - Ему нужно время на подготовку. - Сказала Тантоа своим собратьям старшим инквизиторам, и все трое, не дожидаясь дополнительных указаний, растворились в воздухе.
        Стижиан закрыл глаза и почувствовал несколько источников сияния. Сосуд Кира узнавался легко, Оры - и подавно (такого сгустка энергии, как её сосуд, не сыскать больше нигде), осталось ещё четыре, одна из них - Млинес, но та стояла неподвижно сбоку от королевы. Значит - трое, и один из них уже был на расстоянии вытянутой руки от Марии.
        Циавис среагировал раньше, чем он. Смекалкой ли, или же он их почувствовал, но он встал перед Марией и нарисовал пальцем в воздухе круг: тот час повелительницу воздуха окружил пламенный купол.
        Тантоа, словно игрушка, брошенная на пол, ударилась о пламенную стену, но осталась невредима. Этлаф подхватил её, не дав упасть, и, окруженный белым маревом сияния, распался на великое множество тонкий линий. Подобно тысяче змей, извиваясь, они вонзились в купол, прогрызая его словно тонкую бумагу.
        Циавис сощурился и стал сужать купол. Когда энергия спрессовалась до нужной плотности, он прошел сквозь него, оставив Марию под защитой, и встретился лицом к лицу с Тантоа.
        Она применила любимейший из своих приемов - режущий удар. Прямая ладонь пронзила плечо магистра огня и сломала ему ключицу, в его глазах потемнело. Рискуя быть убитым собственным пламенем, он превратил льющуюся из открывшейся раны кровь в живой огонь, вытолкнувший ладонь инквизитора из его плоти и оттолкнувшего её назад.
        Боль и занятость не дали ему заметить, как белые линии, управляемые Этлафом, обвили его ноги и добрались до бедер. Сжимаясь, они ломали его кости и норовили проникнуть в тело, чтобы уничтожить магистра изнутри.
        Он мог бы отбросить энергию Этлафа, превратив всю кровь своего тела в огонь, но это было бы самоубийством. Стараясь как можно быстрее придумать выход из положения, он не заметил, как пламя его плеча погасло, и рана закрылась, кости ног так же излечивались быстрее, чем инквизитор успевал их крошить.
        Лухс держал кинжал над обнаженной рукой одного из капитанов, закрывшего глаза и сжимающего четырнадцатигранную звезду на своем плече. Капитан не был глуп, и он сразу понял, что этому демону для борьбы нужна кровь, и он предложил свою, готовый к тому, что её используют всю. Но Лухс бы не позволил этому случиться.
        Поднявшись, сайлант метнул кинжал вперёд, к ногам Циависа, а между его разведенными руками в воздухе парил какой-то объем крови. Она была жидкой, но изменялась, превращаясь в подобие кристалла. Когда весь сгусток стал твердым, Лухс растопырил пальцы и кровавые лезвия подобно тысяче стрел устремились к тонким линиям, на которые распался Этлаф. Инквизитора, остающегося в столь нелепой, но эффективной форме, пригвоздило к плите словно тряпку.
        Тантоа этого уже не видела: уверенная в физической защите своего тела, она проигнорировала идущего на неё сильнейшего монаха. Она слышала о Стижиане, все слышали, и была уверенна, что этот сопляк только и может, что бороться с нежитью. И каково же было её удивление, когда в паре метров от неё монах призвал не сферу сияния, вряд ли могущую нанести ей значительный урон, а сгусток изумрудного пламени.
        Стижиан удивился тому, с какой легкостью ему удалось собрать энергию в один поток и направить её. Прежде, чтобы сделать нечто подобное, ему приходилось по несколько минут собираться с мыслями и копить частички энергии. Что-то изменилось в его отношениях с духом.
        Мощный, пусть и не имеющий определенной формы, направленный сгусток пламени стремительно полетел в неготовую принять подобный удар Тантоа. Она чувствовала жар, исходящий от пламени, и, не доведя свою атаку против Циависа до конца, за мгновение до того, как сгусток должен был пронзить её, оттолкнулась от земли и взмыла в воздух.
        Стижиан предугадал этот ход, и только подумал о том, чтобы пламя последовало за ней, как оно сделало это.
        Не сумев оттолкнуться от воздуха, Тантоа высвободила ещё больше сияния, чтобы снизить возможный урон до минимума. Она вспыхнула подобно яркой звезде, израсходовав почти весь имеющийся запас энергии её сосуда.
        Стижиан заставил незаметный на фоне её сияния сгусток пламени разрастись. Чуть увеличиваясь в объеме, он насыщался всей энергией, какую монах смог направить. Вот, ещё чуть-чуть, и он настигнет Тантоа, ищущую выход из безвыходного положения.
        Изумрудное пламя остановилось в полуметре от неё, и выражение её лица резко сменилось с искреннего ужаса на ядовитое злорадство.
        Стижиан понял, что потерял линию передачи энергии и больше не может черпать её. А мгновением позже, он почувствовал сильный, но до боли знакомый и привычный удар по затылку. Такие он получал с семи лет, со дня своего первого знакомства с единственным на тот момент медиумом во всей Оране.
        Млинес огрела бывшего ученика своим фирменным подзатыльником, и когда он повернул к ней голову, удивленный таким ребячеством в столь важный момент, она с укоризной во взгляде покачала головой из стороны в сторону:
        - Ты не должен снова нарушить данную тобой клятву. - Сказала она, выходя вперед. - Помоги лучше остальным.
        - Млинес! - Закричала во весь голос Синента. Должно быть там, под несколькими слоями косметики её лицо стало красным от пропитывающей её злости. - Что ты делаешь?!
        - Что должна.
        Медиум оттолкнулась от земли и взмыла в воздух. Словно тряпочную игрушку, стройная и хрупкая Млинес взяла ставшую кристаллически-белой руку старшей инквизиторши и нанесла по её груди несколько десятков сверхбыстрых точечных ударов.
        Тантоа не почувствовала боли, и сначала это вызвало в ней чувство ликования. Она поняла, что произошло, только когда упала на землю с высоты нескольких метров и сломала себе спину. Из её рта потекла густая кровь, а стоящая рядом с ней медиум произнесла:
        - Как ты думала, откуда взялась идея уничтожения сердец нежити?
        Та в ответ закряхтела нечто непонятное, её взгляд тускнел.
        - Такие же сердца есть у любого носителя духа. Просто их много больше, и видеть их могу только я.
        Сгусток изумрудного пламени, созданный Стижианом, медленно растворялся в воздухе. Затраченная на него энергия возвращалась в сосуд носителя.
        В это же время, Амельера, заручившись поддержкой Беатры, встречала преемника Каиля Саваса. Гатто отвлекал их достаточное количество времени, чтобы тот успел "подготовиться".
        Что вкладывалось в это слово - не совсем ясно. Он был магом огня, и раз его называли наследием Саваса, ожидалось, что он так же оказывает магическое влияние на живые организмы. Дримен, помнила Амельера, рассказывал о том, как долго целители выхаживали его после того, как он глотнул собственной раскаленной крови. Боль, самая простая боль - то, чем проще всего вывести мага любой силы из равновесия.
        Пробив толстую сплошную золотистую плиту, в нескольких метрах от обрыва, где кончался четвертый остров, выросло странное дерево, высотой метра четыре. Оно состояло из нескольких десятков других, более тонких и мелких стволов, переплетенных между собой и покрытых тонкой, но нерушимо прочной коркой льда. Словно статую, деревья оплели третьего инквизитора Гатто. Они проросли сквозь него, сначала парализовав тело и только потом пронзив сердце.
        Амельера стояла в полуобороте и смотрела на Лухса. Её всегда интересовал его удивительный дар, дающий ему контроль над кровью. Кровь - не простое вещество вроде воды. Она состояла из великого множества химических элементов, и все они подчинялись целителю. Прежде, магистр льда полагала, что Лухс способен использовать кровь только как источник жизненной энергии, но минуту назад она лицезрела, как он использовал особенный прием: кристаллизацию, доступную только магам воды, пошедшим по пути владения техниками льда.
        - Ты владеешь магией воды! - Шикнула она целителю, когда тот подошел к ней чтобы проверить, нет ли на ней или Беатре ран.
        - Ну, только если в ней есть достаточное количество железа и лейкоцитов. - Улыбнулся тот, положив руку Амельере на бок: широкий порез, оставленный Гатто, тут же затянулся.
        В голове магистра возник один крайне интересный вопрос, но Лухс предугадал его и ответил:
        - Да, мы можем управлять кровью в теле человека. Но я могу делать это только при прямом контакте. Существуют и другие способы, но я ими не владею. А экспериментировать слишком рискованно. - Он убрал руку, и на месте раны осталась обнаженная кожа и разрезанное платье, чистое от крови.
        Синента начала отступать назад. Она полагала, что старшие инквизиторы, столетие назад обучавшиеся в Храме Северной Звезды и имеющие огромный опыт за плечами, как и неведомые никому другому техники, сумеют справиться. Но ни она, ни они не ожидали, что магистры нового круга встанут на защиту какой-то там Оры.
        Как она посмела рассказать кому-то о своем происхождении? Этот вопрос не давал Синенте покоя. Этот крохотный момент, эта слабость, которую Ора испытала к Амельере как к подруге, испортила всё, и теперь жизнь Её Величества находилась под серьезной угрозой.
        Когда Млинес, ослушавшись приказа и не отозвав духов магистров, вмешалась в бой и разрушила нити связей Тантоа с её духом, Синента поняла, что ей конец. Однако рядом с ней, полыхая неистовым жаром, стояла ещё одна, последняя надежда на спасение.
        Синенте, в отличие от многих других, было известно, что Млинес способна заговорить практически всех духов, за редким исключением. Кто были эти исключения она не могла описать. Они встречались столь редко, что систематизировать и найти закономерность не удавалось.
        Королева взмолилась, чтобы наследие Саваса был одним из этих исключений.
        Юноши не стало. Вместо него в полуметре над землей, дыша живым пламенем, находилось другое существо.
        Лишенное ног, вместо них были лишь завитые линии огня, существо походила на голема, с резкими и грубыми рельефными мышцами, перекошенными плечами, раскосыми черными глазами и пламенной гривой.
        С каждым мгновением это уродливое существо, являющееся живым воплощением стихии огня, становилось все больше. Оно росло и росло, достигнув таких размеров, что его тень накрыла собой добрую половину четвертого острова.
        - Пресветлая Богиня, - прошептала Беатра: её глаза широко распахнулись, а рот приоткрылся, - что это?
        - Ифрит. - Ответила на вопрос Млинес, смотря спокойным взглядом на опустившую глаза Синенту. Переведя взгляд на гигантское огненное существо, она громко вздохнула и чуть сощурилась. - Я сталкивалась с ним лет двести назад. Вот уж не думала, что он уже успел переродиться.
        Ифрит широко раскрыл пасть и громко заорал: теперь внимание жителей всех трёх островов было приковано к четвертому.
        - Он невероятно силен. Температура его огня много выше чем Циависа или Стижиана. И в этой форме есть один недостаток.
        Она выдержала паузу, дождавшись, когда волна крика унесется подальше и развеется.
        - Я бы назвала это безмозглостью. Носитель не способен контролировать эту форму, он только может решить, когда возвратиться в человеческий облик.
        - Млинес! - Ора подбежала к ней и остановилась в паре шагов, испытав неловкость и в то же время прилив чего-то теплого. - Мама... Ты... Ты можешь его остановить? Говоришь, уже встречала его много лет назад?
        - Есть способ, но... - Медиум оглядела всех присутствующих здесь носителей духов, а затем и убитых инквизиторов. - Хуже не станет. Всем носителям духов предлагаю сесть, будет неприятно.
        Раньше, чем кто-либо успел спросить, зачем это, они почувствовали холодящую горечь, словно кто-то запустил свои ледяные руки в их душу.
        Магистры, а вместе с ними Стижиан и Кирано, почувствовали слабость в ногах, будто те стали ватными. Однако меньше чем через мгновение монахи перестали ощущать дискомфорт, а наоборот - прилив сил.
        Их сосуды словно стали больше, или же в них стало куда больше пространства. Кирано не понимал что происходит, но Стижиан словно видел перед собой схему и чувствовал, как энергия феникса отступает, и её место занимает сияние, лёгкое, родное.
        Лухс и Астируми остались неподвижными.
        "Нет духа, нечего контролировать" - подумал Лухс, глядя на ослабевших магов. Ора, как и они двое, спокойно смотрела на медиума.
        "Ифрит..." - эхом пронеслось в мыслях нерийца - "уникальный, дикий дух, не относящийся ни к одному из племён. Уникальные духи невообразимо сильны, и, несмотря на их способность прикрепляться к людским сосудам и иметь носителей, у них нет имени. Именно поэтому медиумы не могут их заговаривать. Что она собирается делать?"
        Млинес опустила руки и расслабила всё тело. Закрыв глаза, она больше не могла видеть мир человеческими глазами, на смену пришло медиумические зрение.
        Его нельзя сравнивать с магическим зрением, которым Дримен видел мир до того самого дня, как ему удалось взять под контроль Оримие его глаз. Он видел ауры, выдел цвета душ людей, видел линии и следы магии, как людской, так и демонической. Цвета имеются у всех душ, они говорят о стихии духа, который мог бы прикрепиться к сосуду, но объем оказался слишком мал.
        Медиумическое зрение - это совершенно другой мир, который Амит, не смотря на весь его талант, освоить не смог. В этом не было ничего удивительного: Млинес потребовалось больше ста лет, чтобы научиться видеть духов.
        При мыслях об Амите её сердце сжалось. Она знала его еще ребенком, она открыла в нём медиума и учила его основам ведения диалога с духами. Его обучение давалось ей едва ли легче чем ему самому. До него у Млинес никогда не было ученика, могущего слышать и видеть духов, а она, с высоты её лет, уже и не помнила основ.
        И она почувствовала, когда четыре дня назад её ученика не стало. По-настоящему не стало.
        Мимо Млинес текли потоки разноцветной энергии. Чтобы контролировать духа, не идущего на диалог или не имеющего имени, чтобы им командовать, выход был только один - контролировать его энергию. В этом методе был только один недостаток, и им была площадь действия её силы: Млинес высасывала энергию духов из всех, кто попадал в радиус действия.
        Ифрит снова взвыл. Его голос походил на глухой волчий вой, отраженный от стен пещеры.
        Наблюдающие за происходящим ожидали увидеть, как огненное создание начнет медленно гаснуть, теряя энергию. Однако, всё произошло куда быстрее: ифрит блеснул словно уголёк, прошенный в воду, и огненное марево испарилось, не оставив и следа.
        Наследник Саваса оказался на высоте нескольких десятков метров над островом. Лишенный сознания, он не мог ничего сделать, чтобы избежать падения, и полетел вниз.
        В два прыжка, Кирано взмыл в воздух, он восхитился тому, с какой легкостью у него это получалось, и подхватил мага. Не чувствуя, что он сделал что-то не так, он положил его на золотистую плиту рядом с дверями дворца, и проверил его дыхание:
        - Живой. - С облегчением произнес он.
        - Конечно живой! - Хмыкнула Млинес, прервав перехватку энергии. Магистрам вмиг полегчало, а вот на монахов вновь упала привычная тяжесть. - Что ему будет! Потом займусь его перевоспитанием.
        Она повернулась к Астируми, смотрящим на неё с удивляющим спокойствием.
        Он помнил её лицо. Она была тем, кто столетия назад уничтожил прекрасный город Неро. Именно Млинес Бессмертная, носившая тогда королевское имя Сфирита Дива, топила его народ в Нерийской Левой, а его взяла в плен и отдала Совету Древних.
        Астируми мог бы злиться и ненавидеть её. Он имел полное право вырвать ей сердце, а Млинес не стала бы даже сопротивляться.
        Они оба знали истинную причину гибели народа нерийцев.
        Отдышавшись, медиум повернулась к оцепеневшей от страха королеве.
        - Ты обманывала меня. - Сказала Млинес, нарушая звенящую тишину. - Ты с пеной у рта била себя в грудь и кричала, что сайланты, - она указала пальцем на Лухса, который из-за неожиданного обращения сделал шаг назад, - народ обезумевших демонов, ждущих момента, чтобы уничтожить человечество и высосать его кровь. Ты говорила, что нерийцы укрывали сайлантов, прятали их. - Её голос оставался по-прежнему спокойным. - Я своими руками извела целый народ племени ветра, в попытках отыскать хотя бы одного носителя крови сайлантов или узнать о месте, где они прячутся. Мы взяли его, - она говорила о Руми, - наследника правящего рода в надежде извлечь из него воспоминания и добраться до этих... демонов. Но что я вижу? - Теперь в голосе Млинес прослушивались звонкие скачки. - Демона, который спасает человеческие жизни?! Ты лгала мне, Визы!!
        - Визы? - Белые кольца глаз Стижиана резко сузились. - Вы сказали, Визы?
        - Я говорила тебе, Стижиан, - вступилась Ора, - ты ничего не знаешь о Визы.
        - Визы? - Шептал сильнейший монах, кидая свой взгляд со своей невесты на медиума. - Мастер Визы? Причем здесь она? Я не понимаю...
        Астируми подбросил посох, который все время держал в руках, в воздух. Оттолкнувшись от земли босыми ногами, он сделал в воздухе сальто, прогнув спину так, что едва ли не достал лопатками до бедер, и кончиками пальцев ног задел расположенный вертикально в воздухе посох.
        Тот раскололся на три одинаковые части, и когда нериец приземлился на пол, в его руки упали два белоснежных клинка, а третий он подхватил хвостом.
        Его движения оказались быстрее, чем реакция кого-либо из присутствующих. В два прыжка, Руми преодолел расстояние между ним и Синентой, и в развороте нанёс ей три удара.
        Старуха, которой с виду было не меньше восьмидесяти лет, упала на золотистую плиту. Из тонких ран на её животе и груди лилась красная густая кровь. Тихо звякнув, рядом покатилась риалроновая корона, остановившаяся в нескольких метрах от Визы.
        Астируми сложил вместе два тонких клинка, которые держал в руках, и те слились воедино, изменив форму и вид оружия: теперь это были не тонкие мечи без рукояти, а солидный полуторник. Заведя руку назад и подведя к ней хвост, нериец взял третье лезвие и приставил его к горлу задыхающейся Визы:
        - Он острый, видишь? Мой меч может смертельно ранить лишь тех, кто более не нужен этому миру. - Зрачки его бледно-розовых глаз сузились. - Ты больше не нужна этому миру.
        Визы открыла рот и хотела закричать, но вместо этого из неё вырвалось глухое похрипывающие сипение. С нескрываемым ужасом, она смотрела на собственную кровь на своих руках.
        Ужас. Теперь только он оставался в её разуме.
        Её широко распахнутые глаза таращились на лезвие, находящееся в паре сантиметров от сонной артерии. Не изменив выражения своего лица, со столь же перепуганным взглядом, она посмотрела на Млинес, на Ору и растаяла в воздухе.
        Астируми сложил два меча и те снова превратились в посох. Молча, он развернулся и столкнулся не сколькими десятками пар глаз, уставившихся на него.
        - Ну вот и всё. - Сказала Амельера, подбежав к Циавису и приобняв его.
        - Я не понимаю только одной вещи. - Медиум нахмурила брови, глядя на небольшую лужицу крови, оставшуюся после Визы. - Не понимаю, зачем она все это сделала. Зачем заставила магистров проигнорировать угрозу с Юга и прибегла к помощи этих... - Под "этими" она имела в виду старших инквизиторов и двух ещё живых магов. - Она вела себя куда более странно, чем вы можете себе представить.
        Млинес положила руку дочери на плечо, и через это прикосновение Ора почувствовала, как сильно дрожали её руки:
        - Может, она пряталась от кого-то?
        - Да, скорее всего. Она не снимала корону ни днем, ни ночью. А корона, как ты знаешь, скрывает её от любой магии. Никто не может видеть того, кто под короной. Но кто мог заставить столь великого мастера как Визы так испугаться? Кого она боялась?
        - Меня. - Линео неспешно подошел к королевской диадеме и взял её в руки. - Она боялась меня.
        Млинес снова нахмурилась:
        - Линео Визетти? Ректор академии магии?
        - Да какой из меня ректор. Ученик мой - он ректор. Я два года в Орану не заглядывал. - Он звонко хмыкнул. - Надо бы рассказать Одераричи... но, я думаю, он уже знает. От него ничего не скроешь.
        - Кто это такой? - Мать и дочь одновременно вскинули брови.
        - О, скоро узнаете. - Линео, зажав свою тонкую трость под подмышками, короткими шажками поплелся к последним женщинам из рода Дива. - Он сказал мне, что Монтера Дива потеряла рассудок и что её необходимо изловить, и поручил это дело мне. Сам он сейчас занят несколько более важным делом.
        - Что ты собирался с ней сделать, если бы поймал? - Спросила Ора.
        - А ты как думаешь? - Ответил он, после небольшой паузы.
        Держа диадему обеими руками, он смотрел на Млинес: уставшую, помятую, выглядящую едва ли лучше Лизы Суоло, только что вышедшей из гипноза и мертвым грузом свалившейся на золотистую плиту.
        Снова звонко хмыкнув, магистр стихий повернулся лицом к Оре и приподнял диадему чуть повыше.
        Ора опустилась перед ним на одно колено, и тот опустил риалроновый символ королевского рода ей на голову.
        Диадема начала испускать тонкие сплошные линии, опускающиеся до самого пола и превращающие Ору Тоурен, известного монаха и невесту Во-Сена Ветру, в красноглазую, ярко накрашенную Синенту Диву, наряженную в пышное синее платье.
        Магистры сдержались, а Лухс позволил вырваться протяжному стону удивления.
        - Ведь сейчас Ваш черед править, Ваше Величество. - Улыбнулся Линео, но мгновение спустя от его улыбки не осталось и следа. Он повернулся к магистрам и начал говорить: - Мария, обратился он к магистру воздуха, - ты должна остаться в Оране и подготовить всех лицензированных магов к бою. Ты должна разработать стратегию защиты и план по спасению ещё не затронутых земель Южной Полосы.
        Та уставилась на него, не совсем понимая.
        - Ты должна собрать всех, независимо от пола, возраста и степени занятости. Нам нужны все боевые маги Ораны. На всё про всё у тебя есть один месяц. Вы трое, - он обращался к остальным магистрам, - сегодня днем мы должны отправиться на поддержку к Дримену. Он умён и, я уверен, он уже осознал всю опасность ситуации, но с ним всего два десятка магов, пусть и лучших.
        - Вы считаете ситуацию на Южной Полосе столь серьезной, что готовы объявить о черезвычайном положении? - Голос Синенты совершенно не походил на голос Оры.
        - Да.
        - Тогда даю вам полную свободу действий. Вы снабдите меня всей необходимой информацией?
        - Я - нет. Думаю, за меня это сделает сам Одераричи, вам нужно только подождать. Насчет этих...
        Он посмотрел на ученика Саваса и Лизу, а потом перевел взгляд на Млинес. Та понимающе кивнула.
        - Хорошо. Немедленно отправляемся в академию. - Скомандовал он, и легкий порыв ветра растворил его.
        Магистры, кивнув Синенте в знак уважения, растворились в воздухе вслед за ним.
        Тело Стижиана обмякло. Он схватился за голову и упал за пол. Кирано положил ему руку на плечо и чуть потрепал его.
        - Всё в порядке?
        Стижиан не был в порядке. С округлившимися от удивления глазами, Кирано наблюдал за тем, как белые кольца глаз Во-Сена растворяются в окружающей их черноте, а чернота сужается, уступая место белку. Волосы монаха поседели, а глаза вновь превратились в те, какими были в детстве: такие черные, что не видно зрачка.
        - Стижиан! - Кинула к нему Синента, опустилась рядом с ним на колени и взяла его за подбородок. - Стижиан, посмотри на меня! - Она сняла с головы диадему и снова стала собой. - Стиж, это я Ора, твоя невеста, посмотри на меня!
        Но монах смотрел куда-то в пустоту. Его глаза перестали фокусироваться на чем-то, они опустели. Лухс подбежал к нему, чтобы проверить дыхание, пульс - всё было в порядке.
        - Это нервный срыв. - Спокойно пояснила Млинес. - Дайте ему отдохнуть. Нериец... - Она сказала это громко, но он уже стоял у неё за спиной.
        - Меня зовут Астируми.
        - Позволь поговорить с тобой.
        Он понимающе кивнул.
        Ора отошла от Стижиана, которого осматривал целитель, и обратила свой взор на капитанов стражей:
        - Возвращайтесь к своим обязанностям, достопочтенные стражи. Вы нужны людям, о себе я позабочусь. Вы, - она обратилась к тому из капитанов, кто поделился своей кровью с Лухсом, - сможете вернуться, как только поправитесь.
        Она стала ждать, когда стражи двинутся к лестнице, но это не происходило.
        - Мне что, надо обязательно надевать корону, чтобы мои приказы выполнялись?!
        
        Глава девятая.
        "Критши, критши - лучший друг!"
        
        Визы упала на серый камень у ворот Храма Северной Звезды. Стараясь не расходовать силу, которой у неё осталось очень мало, она кое-как залечила собственные раны, но стала чувствовать, что не может разогнуть спину: её тело состарилось ещё на несколько лет.
        Почти восемь столетий ей удавалось сохранять свое тело молодым за счёт особого вихря сияния, закрученного внутри сосуда. Восемь столетий! Но теперь её сосуд стал столь мал, что в нем не удавалось сотворить это, и годы, с нечеловеческой безжалостностью, атаковали её.
        Навалившись на ворота Храма, Визы вошла внутрь. Было темно, но тепло. Ориентируясь вслепую, нет в мире места которое она знала бы лучше, чем этот храм, она добралась до небольшого помещения, того самого, где десять с лишним лет назад её последний ученик доставал из камина её риалроновое кольцо.
        Она хотела подняться на кресло, она устала, но слабые руки и спина, ноги и плечи не донесли её до цели. Визы свалилась на пол и облокотилась о ручку кресла.
        Одераричи прошел по коридору мимо неё и заглянул в подсобку, где стояли несколько ящиков. Из нижнего, приоткрытого, змей извлек бутылку вина и взял с полки пыльный стакан.
        Неспешно, словно проводя ритуал, он зашел в комнату напротив, где стояла бочка с водой, и вымыл бокал. Вернувшись назад по коридору, он остановился в дверях комнаты, где сидела Визы.
        - Любимый... - Прохрипела она, несметно радуясь тому, что в последние часы её жизни он решил быть с ней. Она не поняла всей комичности ситуации. - Ты пришел.
        Лицо змея расплылось в лучезарной улыбке. Держа в одной руке и бокал, и бутыль, он пошел в комнату и сел в кресло напротив Визы.
        - Ну, здравствуй. - Ричи поставил предметы на пол и подошел к монахине. Взяв её под руки, он поднял её на и усадил на кресло. - Теперь мы можем спокойно побеседовать. В кои-то веки.
        - Я так рада. - Простонала с хрипом старуха. Её глаза намокли от накатывающих на неё слёз. - Так рада. Спасибо, что пришел.
        - Вообще-то я уже давно ждал тебя. Храм Северной Звезды можно найти, только если знаешь путь. Проследить за линией твоего перемещения в таком-то состоянии - не сложно. И вот я здесь. - Он взял бутылку в руки и медленно размотал широкую ленту на горлышке. - Меня ждет интересное зрелище.
        - Ты, должно быть, рад. - Из её груди вырвался хриплый, полный горечи смешок. - Рад тому, что меня не станет?
        - Я отвечу так... - Он налил вина в бокал и поводил им перед носом. - Запах старинного вина приятен даже для такого существа, как я. Монтера, - он сложил ногу на ногу и откинулся на спинку, - единственная причина, почему ты до сих пор жива, кроется в твоем лице. Ты так сильно походишь на свою мать, что я не могу поднять на тебя руку.
        Та промолчала.
        - Скажи мне, о мудрая и утопающая в любви к себе женщина, почему ты поднялась в башню? Ведь причина твоего старения именно в этом, не так ли? Шесть с половиной веков ты держалась подальше от неё, но все же вошла. Зачем? Ты что, не могла предугадать, чем это для тебя обернется?
        - Это всё Стижиан. - Она сидела в кресле, неспособная шевельнуться: слабость тела взяла верх над её несокрушимым духом. - Он полез в башню... Тогда он был очень любопытным, а если ему что-то становилось интересно, его было не остановить.
        - И ради очередного ученика ты полезла туда, где тебя ждала медленная смерть? Ты поражаешь меня, Монтера. Никогда бы не подумал, что ты пойдешь на это ради кого-то. Тем более ради ученика.
        - Стижиан не был просто учеником. Он был лучшим из всех, кто у меня учился...
        - Этого все равно недостаточно для самопожертвования. Не пытайся меня обмануть, Монтера. Ты же знаешь, не получится. Я слышу малейшую ложь твоего голоса. - Ричи отпил вина и громко выдохнул, наслаждаясь вкусом. - Мне порой жалко Вильмута: он не может насладиться вкусовыми красотами мира.
        Это имя лезвием пронзило сознание Монтеры. Её взгляд обострился, но она не стала ничего говорить.
        - Стижиан - сильнейший ученик в истории монтерского монастыря. - Начала она. - Его предшественником был Теоллус Ветру, его приемный отец. Если сравнивать их силы... то на фоне моего ученика, Тео - обыкновеннейший монах. Обыкновеннейший.
        Ричи расплылся по креслу и заёрзал, выбирая наиболее удобное положение.
        - На самом деле, принцип выбора сильнейшего монаха поколения очень прост. Прост до противного: он зависит от объема сосуда и запаса силы. По запасу силы... Тео не сильно отличался от своего предшественника. Его сосуд был на сотую, может, на две сотых больше его. Но Тео получил звание сильнейшего ученика не из-за сосуда, а из-за техник. Причиной, по которой я не взяла Тео в ученики, были слова Млинес о нем: он был необучаем. Теоллус Ветру не владеет практическими никакими техниками монтерского монаха.
        - О-о-о... Так, значит, ты не любишь конкуренции?
        Визы крякнула, это было лишь отдаленно похоже на смешок.
        - Да, пожалуй. Тео сам создал все свои боевые техники, которые в большинстве своём складывались из ошибок во время тренировок. Он ведь никогда не преподавал в монастыре, только вел практику и выполнял заказы. Был настырным, непослушным, слушающим только себя... Вот Млинес и сделала его главной Монтерского монастыря. Другое дело - Стижиан.
        Ричи опустошил бокал и налил себе ещё вина.
        - Он хватал всё на лету. С самого своего появления в Монтере, он выделялся, так что из мастеров никто не удивился когда в тринадцать лет он самостоятельно стал изучать боевую телепортацию. Талант...
        - Такой, каким была ты, да? - Змей продолжал улыбаться, глядя сквозь хрусталь бокала на погасший камин.
        - Да, возможно. Но у Стижиана были другие проблемы - из личных качеств. Такие, как невнимательность и любопытство. Любопытство и повело его в башню. - Она подняла глаза к верху. - Я надеялась вырастить из него себе замену.
        - Замену, как мастера? Того, кто вместо тебя продолжит отбирать лучших учеников Монтеры и продолжит обучать их здесь? Или...
        Визы опустила глаза, не стараясь уйти от ответа, но просто не произнося его. Обмануть Одераричи непросто, а она и не собиралась.
        - Ах вот оно что. - Змей поставил бокал на плоскую деревянную ручку кресла и наклонился вперед. - Ты хотела взрастить своего преемника, ненавидящего всё, что лежит по другую сторону от сияния. И как успехи? По-моему, затея провалилась, он...
        - Через год после того как Стижиан сюда прибыл, он рассказал мне историю, произошедшую с ним за несколько месяцев до того, как он решил получить монашеский плащ. Пятеро послушников и два монаха, юнцы, были посланы в одну небольшую деревушку недалеко от северного побережья моря Сайланте. Предполагалось, что там было совершено ритуальное убийство, заставившее старое кладбище зашевелиться. В задании не было ничего сложного, вот и отправили семерых не слишком опытных учеников.
        Когда они прибыли туда, их радужно приняли. Поселили в хорошем доме, были готовы исполнить любую их прихоть, даже послушников. В тот же день они отправились на кладбище... Оно было невероятно старым, и когда-то убранным, но к тому времени остались только расколотые плиты, разрушенные склепы, всё заросло... Деревенские хоронили своих на окраине, просто закапывали их в землю, боясь пройти дальше. По крайней мере, они так сказали.
        Монтерцы, ясное дело, сразу по приезде, уже днем отправились на кладбище. Неупокоенных в действительности оказалось куда меньше, чем они предполагали, и уже к вечеру от восставших разносчиков негатива не осталось ничего.
        Монахи уже собирались домой, когда один из послушников напомнил им, что убийство было ритуальным, не осталось даже тела жертвы. А это требовало расследования и принятия мер. Ближе к ночи монтерцы стали выискивать след, ведущий от кладбища к городу. Большинство ритуалистов и не знают, что после жертвоприношения негатив не просто выделяется, а оставляет тонкие линии, плетущиеся за свершителем. И они стали искать...
        След, само собой, привел их в город. Один из двух монахов, не знаю его имени, хорошо владел навыком начертания рун и умел прослеживать следы... И знаешь что он увидел? - Она кашлянула в попытках усмехнуться. - Что весь город оплетён этими следами.
        На протяжении нескольких десятков лет каждые семь месяцев в деревушке приносились жертвы. Каждый из горожан, от малого ребенка до дряхлого старца, своими руками должен был пролить кровь другого человека, своего соседа или кого-то из родни, на том кладбище, на могиле заживо закопанного человека.
        Ричи цокнул языком, но не удивился: за свою долгую жизнь он видел бесчисленное множество форм человеческого безумия.
        - Через несколько дней после этого ритуала, закопанный человек обращался в своего рода уникальную нежить... Промежуточная форма между высшим и средним классом: его тело подчинялось негативу, им руководило только одно желание - нести скверну дальше, но его разум оставался при нем. Это все ещё был человек, запертый в гниющем, переполненном негативом теле. И знаешь, что происходило дальше? - Её глаза налились непроницаемым безумием, которое дополняла перекошенная старческая улыбка. - Деревенские сжирали это создание. Это был культ. И они верили в то, что плоть нежити дарует им благоденствие. И деревня действительно жила счастливо, хоть их дома рушились, их еда была безвкусной, а сами они - уродливы.
        - За этим стоял демон? - Ричи уже знал ответ.
        - Да. Демон. Демон, пожирающий человеческие души, наполненные негативом. - Её взгляд медленно опустошался. - Когда монахи прознали об этом, было уже поздно. Деревенские схватили их и готовились провести ещё ритуал, и не один. Демон рассказывал им о том сколько негатива может выделить человеческая душа. Одного из послушников убили ещё по пути к кладбищу: он был очень напуган, и ему просто перерезали горло. Стижиан... оказался тем, кто был заколочен в деревянный гроб и закопан. Он чувствовал, как негатив пронизывает все вокруг, как он режет его тело и пытается пробить сосуд. Когда ритуал начался, Стижиану удалось развязать руки и проломить гроб, но пока он сквозь землю пробивался на поверхность... - В её голосе послышалась слеза. - Он увидел, что практически все деревенские мертвы. Монтерцы пошли против своего главного принципа сохранения человеческих жизней, чтобы прекратить это безумие. Среди них было всего два монаха, давших клятвы, и они...
        Визы облизнула губы и вздохнула, попытавшись поправить упавшие на лицо пряди седых волос.
        - Стижиан сказал, что когда он выбрался, прочие трое послушников уже были... неумершими. Их тела оказались пропитаны негативом до такой степени, что они живыми обращались в нежить. Что до монахов - они и зачистили деревню. В тот день Стижиан увидел, чем чревато монахам нарушение данной им клятвы: тела тех двоих покрылись пятнами. Словно ожоги, он болели и пекли кожу, спазм доходил до внутренностей и сводил сума. Отнятая монахами жизнь оставляла на их телах вечный отпечаток, обязывающий напоминать им об этом до конца дней. Но напоминать было уже некому. Когда Тео неделю спустя прибыл в ту деревню, в живых остался только Стижиан, который терпеливо ждал, когда поднимется очередной неупокоенный и рассеивал его негатив.
        - А что демон?
        - Сбежал. Позже, уже будучи монахом, Стижиан узнал, что какой-то юный стихийный маг нашел его и ликвидировал.
        - И услышав эту историю, ты решила, что после пережитых событий в сердце юного монаха поселилась ненависть? Ненависть к негативу, ненависть к нежити, ненависть к демонам? Очень много ненависти?
        Визы с трудом закивала.
        - Ты надеялась, что вместе с твоим учением он примет и твое желание изничтожить всех до последнего носителей противоположных сиянию стихий? Я понимаю ненависть к негативу, и даже одобряю её. Он не производит жизнь, а если и может, то должно погибнуть невероятно количество людей. Но демоны, Визы? Бесспорно, одурманенные негативом, они лишаются последнего, что есть в них от людей и, зачастую бездумно, рвутся вперёд, желая только удовлетворить их основную потребность, которые у всех разные. Но как же демонорожденные? Такие, как сайланты?
        Визы не отвечала.
        Одераричи встал с кресла и опустился на корточки рядом со старухой. Положив руки ей на плечи, он взглянул в её помутневшие голубые глаза:
        - Я семь сотен лет пытаюсь понять: почему ты ненавидишь иные формы жизни? Одними только людьми мир не ограничивается! И ты знаешь это! Ты знаешь, что сайланты были мирным народом! Так почему?
        - Они нечистые. Их не должно быть!
        - Так и людей не должно быть! До появления на свет Ориты Тоурен, твоей матери, в мире не было людей! Она была первой среди всех племен, кто был рожден без духа! Вместе с ней возникло и сияние, и тень! Эти два элемента существуют лишь до тех пор, пока существуют люди. Только лишь негатив существовал всегда! Главы племен из поколения в поколение передавали учение о защите своего сосуда от негатива! Но потом родилась Орита, и появилась стихия, способная рассеивать негатив, нейтрализовывать его. Сияние! Да, Орита не могла повелевать ни одной стихией, ни одним элементом!..
        - Не говори о ней...
        - Смотри мне в глаза!
        Он встряхнул её, и Визы почувствовала невероятное напряжение в его руках и теле. И этот тот Одераричи, который славится своим хладнокровием?
        - Орита не могла, но у неё родилась ты. Ты, чья душа генерирует сияние. Ты - первый из носителей сияния, ты - та, кто основал монтерское учение, и ты так низко пала? Утонула в своей ненависти ко всему, что по другую сторону?!
        Ричи осекся. Напряжение в его руках в момент спало. Он спокойно дошел до кресла, взял в руки бокал и сел:
        - Орита всю свою жизнь пыталась примирить племена. И ей почти удалось это. Её нарекли Дивой, миротворцем, изменившим мир. И я видел светлое будущее в её делах и делах её потомков, до тех пор, пока она, - он поднял глаза к верху, туда, где через множество пролетов, помещений и лестниц была башня, - не нанесла свой удар. Вы обе всё портили. И ты, и Ксардера. Ты, со своей неохватной ненавистью к демонам, и она, со своей ненавистью ко всему живому. Ты ненавидела мать за подписанный ею мир с сайлантами и за объявление тоуренов независимым народом. - Он снова осушил бокал и швырнул его на пол. Тот со звоном разбился на мелкие песчинки. - После того, как ты предала Ксардеру и позволила союзным армии поймать её, я был готов простить тебе смерть Ориты и даже принять твою безумную любовь. Я надеялся,... что ты сумеешь продолжить её дело. Объединить и восстановить то, что разрушала и уничтожала Ксардера на протяжении всего Века Истребления, но вместо этого, ты...
        Ричи усмехнулся и приложил руку к губам. Его медные глаза тускло горели в полутемной комнате. Их свет, как и столетия назад, сводил Визы сума, красота и сила этих глаз, уверенность и мудрость, что за ними сокрыта.
        - Прежде чем навещать её и спасать своего ненаглядного ученика, тебе стоило бы подумать. - Произнес змей. - Но я даже рад, что ты это сделала. Стижиан хороший человек, он станет достойным отцом для потомков рода Дива.
        Визы кинула на него острый взгляд.
        - Я была уверенна, что за прошедшие шестьсот пятьдесят лет фон башни стал слабее. Куда слабее. Я не думала...
        - Фузу был могущественным медиумом. Первым из рожденных. Сотворенная им магия будет стоять вечно, если, конечно, другой, более могущественный медиум её не разрушит. Ты не глупа, тебе стоило подумать об этом.
        Голова старухи, чей взгляд мерк с каждой минутой, опускалась всё ниже.
        - Ты перешла границу, Монтера. И я действительно рад, что ни мне, ни моим друзьям не придется прикладывать усилия, чтобы пресечь твою жизнь. Но ты сделала достаточно и хороших дел. Одно только монтерское учение чего стоит...
        Рука Монтеры стала изменяться. Морщины и пятна исчезли, осталась лишь красивая позоватая кожа. Когда женщина подняла голову, она снова была молодой, прекрасной, точной копией своей матери, Ориты Дивы, которую змей так любил.
        Он был так удивлен, что приоткрыл рот. Встав, он подошел к ней и присел рядом:
        - Пусть это будут наши с тобой прощальные подарки друг другу. - Сказал он, и нежно, с волнующей осторожностью, поцеловал её холодные бледные губы. - Прежде чем ты уйдешь, Монтера, ответь мне на один, последний вопрос. - Его руки обняли её талию и шею. - Что произошло с сердцем народа теней? С человеком, по имени Малькольм Тоурен?
        - Его нет.
        Это были последние слова, сорвавшиеся с её губ.
        Одераричи взял её на руки и вынес из Храма. Положив её тело на ледяную платформу, что в нескольких десятках метров от ворот, он сделал несколько шагов назад. На животе умершей монахини появился короткий ледяной росток с крохотным листиком на нём.
        - Расти, Ледяное Критши. - Прошипел Ричи, уводя взгляд от мертвой женщины далеко вперед. - Если Малькольм действительно мёртв, то мы все обречены.
        
        По лбу Дримена стекали крупные капли пота. Его левая рука, в которой он держал меч, болела и ослабла. Два десятка магов и несколько целителей искоса поглядывали на предводителя их небольшого отряда, ожидая дальнейших приказаний.
        Дримен не знал, что им сказать. За всю свою жизнь он никогда не видел столько демонов, собранных в одном месте. Разные, это были мужчины, это были женщины, старики и дети, они бесконечным бесформенным пятном хаотично двигались там, вдалеке.
        Его отряд ликвидировал не меньше сотни дышащих яростью и безумием новообращенных демонов, но они возникали вновь и вновь. Шли со стороны Таэтела в таком количестве, что нельзя и приблизительно счесть.
        - Конца-края этому не видно. - Проговорила Тишь, переводя дыхание. - Магистр... Магистр!
        Дримен резко глянул на неё, так что она сделала шаг назад.
        - Что нам делать? - Спросила она.
        Магистр смотрел на неё в течение минуты, а потом медленно перевел взгляд вперёд, туда, где тысячи, может, десятки или даже сотни тысяч демонов обретают жизнь.
        - Я не знаю.
        
        05.03.2012 13.34
        Конец третьей части.
        

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к