Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Веров Ярослав : " Как Он Был От Нас Далёк " - читать онлайн

Сохранить .
Как он был от нас далёк Ярослав Веров
        Игорь Валерьевич Минаков
        «…Сосны вокруг, серое зеркало озера, и тишина. Таня погладила бревенчатую стену и пошла узкой тропинкой, змеившейся в обход озера, дальше, за сосны. Тропинка вывела на поляну, покрытую высокой, чуть ли не в колено травой, а над поляной…
        Несомненно, это было чудо техники, да какой - секретной! Ни о чем подобном Таня слыхом не слыхивала. Круглый, вернее, приплюснутый снизу, несомненно - летательный, аппарат висел метрах в пяти над землей, медленно проворачиваясь вокруг оси. Таня сделала несколько шагов, не в силах сдержать любопытства, уловила исходящее от аппарата ощущение прохлады и даже… спокойствия. Сунулась под днище - чтобы, если что, выскочить обратно, но растворилась лепестковая диафрагма, и неведомая сила втянула девушку внутрь…»
        Ярослав Веров, Игорь Минаков
        Как он был от нас далёк
        (повесть)
        1
        Таню фашисты застали врасплох. Остолбенев, она стояла посреди улицы, когда черные мотоциклы окружили ее и ражие парни с запыленными лицами, скаля зубы, заорали: «Фройляйн! Гут!.. Рюский девушка. Карош!» Баба Маша, как заполошная, выскочила из калитки, но подойти не решилась. Не стало бы хуже. Может, чужие солдаты полупают зенками на красавицу Таню да и покатят дальше? Но немцы никуда не спешили. Село удалось занять без боя, и можно было позволить минуту передышки.
        Войска вермахта наступали. Наступали стремительно, опрокидывая, оттесняя разрозненные, слабо связанные между собой красноармейские части. В знойном июльском небе, как пришитые, висели немецкие самолеты, высеивая в русскую землю смертоносные семена бомб и щедро поливая ее пулеметными очередями. Через поля рано созревшей пшеницы беспрестанно ползли пятнистые машины, почти не встречаясь с огнем артиллерии. Под прикрытием танков шагала в полный рост пехота. Катили по проселкам мотоциклетные роты, первыми врываясь в деревни и села. Неудивительно, что военная удача кружила головы. Солдатам хотелось как-то отметить ее, но командование не поощряло пьянства, а вот покуражиться с первой встречной русской, да еще молоденькой, да еще хорошенькой…
        Таня все прочитала в серых веселых глазах «истинных арийцев» иготова была впиться ногтями в эти самые глаза первому, кто сунется. Первым решился молодой белобрысый парень. Он медленно, с ленцой, слез с мотоцикла, передал автомат напарнику и двинулся, загребая сапогами горячую пыль, к девушке. Другие одобрительно залопотали, подбадривая его, судя по тону, шутливыми возгласами. Солдат вытащил из петлицы увядшую ромашку, с дурашливым поклоном протянул ее Тане. Коротким хлестким ударом она выбила из фашистских пальцев издевательское подношение.
        Сослуживцы неудачливого ухажера обидно захохотали. Старший, похоже, фельдфебель, отпустил в его адрес длинное ироничное замечание. Глаза у белобрысого сделались вовсе не веселые - сузились, как у кота, оледенели, он отступил на шаг, пробормотал сквозь зубы неразборчивое, замахнулся. В голове у Тани жарко сверкнуло, потом еще раз. Она рухнула, как подкошенная. Истошно завопила баба Маша. Чужие, ненасытные руки рванули на груди Тани сарафан…
        И вдруг сверху - гул двигателей. С трудом разлепив веки разбитого глаза, Таня увидела, как заходят против солнца, сверкая винтами, два «ишачка».
        «Наши! Родные!..»
        Затрещали пулеметы. Зло заорал фельдфебель. Взбили горячую пыль солдатские сапоги. «Ухажер» замешкался. Качнулся вперед, словно хотел заслонить Таню от выстрелов с неба. И вдруг нелепо взмахнул руками, повалился ничком. Таня едва успела откатиться в сторону. Сумела подняться, но что-то горячо и остро ударило ее в живот, заставив взвыть, скорчиться в три погибели и провалиться в темноту беспамятства…
        Округлая тень накрыла улицу. Настолько плотная, что полуденная жара сменилась внезапной прохладой. Заплаканная баба Маша оторвалась от внучки, замертво лежащей рядом с убитым немцем, с изумлением глянула сперва на свои окровавленные руки, лишь потом задрала голову - и попятилась. Овальное днище неизвестного летательного аппарата, что висел в нескольких метрах от земли, источало прохладу и мягкую, но необоримую силу. В днище стремительно разошлась многолепестковая диафрагма, невидимый вихрь подхватил девушку и втянул внутрь.
        Баба Маша, ни жива ни мертва, отползла к забора, беззвучно шепча молитву. Она бы с радостью и перекрестилась, но руки было не поднять. По представлениям внучатой племянницы, которая как раз закончила радиотехникум, баба Маша была женщиной темной, не избавившейся от религиозного дурмана, поэтому искренне и горячо благодарила Господа, который послал ангела спасти неверующую комсомолку. И пусть ангел выглядел не так, как изображают вестников Господних на иконах, но сияние, от него исходившее, не оставляло в душе пожилой крестьянки ни малейшего сомнения, кто и куда забрал ее Танюшу…
        Прохладный утренний ветер ворвался в приоткрытую дверь, всколыхнул занавеску, взъерошил пшеничные пряди волос спящей девушки и выскочил наружу. Почувствовав его дыхание на щеке, Таня проснулась. Повернулась на другой бок, сонным взглядом обвела комнату. Четыре стены, обклеенные желтовато-пестрыми и уже слегка выцветшими обоями. Большое окно с видом на озеро. Круглый стол, накрытый малиновой, с кистями скатертью, простая стеклянная ваза с подувядшими маками. Красиво… Придвинутые к столу стулья с гнутыми спинками. Массивный шкап с резными дверцами… Вроде ничего особенного. Почти такую же комнату Таня снимала в Луге, где проходила летнюю практику с начала войны. И все-таки что-то неуловимо странное было в этой самой обычной с виду комнате. Вдруг Таню осенило. Уж очень гладкие стены, а рама идеально чистого окна ровная, будто и не из дерева. Таких просто не бывает. Добротный, крепкий дом бабы Маши, например, построили сравнительно недавно, во времена НЭПа, а он уже как-то весь осел, оконные рамы покрылись трещинами, дверные коробки перекосились, под штукатуркой все время что-то шуршало, словно там
сновали мыши. А может быть - и сновали. Мышей Таня боялась. А здесь… Не похоже, чтобы они здесь водились. Таня свесилась с кровати - самой обычной с виду кровати с панцирной сеткой и никелированными шарами на спинках, - провела пальцем по полу, поднесла к глазам: ни пылинки.
        Сон стремительно улетучивался, и на его место приходило недоумение. Таня откинула одеяло. Ахнула. Где она? Почему совсем голая? Даже любимой ночной сорочки с вышитым воротом нет. Провела ладонью по животу. Встала, придирчиво огляделась: вдверце шкапа имелось мутноватое зеркало. Что-что, а цену своей красоте Таня знала. Недаром - отличница ГТО и в ОСАВИАХИМе на хорошем счету. Еще раз погладила себя по животу, словно что-то беспокоило. Так и есть! Вмятины. Одна, вторая… пятая. Откуда?
        Воспоминание, острое как бритва, швырнуло ее обратно на койку, заставило закутаться в тонкое одеяло. Серые наглые глаза… жадные пальцы… омерзительный гогот… солнечный блеск на винтах родных «ястребков»… выстрелы и… боль, тягучая, вездесущая, черной воронкой затягивающая в глубь себя боль. Так. Спокойно, комсомолка. Перевести дух. Ты сейчас целая и здоровая. А там посмотрим, куда это тебя занесло…
        Перевести дух не вышло. Новый сюрприз возник в распахнувшихся дверях комнаты. Женщина. Такой красавицы Таня не видела даже в кино. Стройная, светловолосая, сероглазая, с длинными ресницами и яркими губами. Женщина приветливо улыбнулась и произнесла глубоким грудным голосом:
        - Доброе утро!
        - Здрасте, - пролепетала Таня, таращась на ее белое, до пола, платье, оттененное ниткой черного жемчуга вокруг длинной шеи. Неудивительно, что на полу ни пылинки. В таком платье по грязи не ходят.
        Таня невольно подоткнула плотнее одеяло на коленях.
        - Я - Асель, - сообщила красавица.
        - Татьяна.
        - Татьяна, вот здесь… - Женщина отворила дверцу шкапа. - Вы можете подобрать себе гардероб…
        Внутри висело столько одежды, сколько Таня, наверное, за всю свою жизнь не видела. Даже в универмаге на Невском. Продолжая кутаться в одеяло, она робко протянула руку, взяла распялку с коротким синим платьем в горошек. Кое-как приложила к себе, поглядевшись в зеркало, что было и с внутренней стороны дверцы. Платье ей определенно шло, хотя и было бессовестно коротким. Таня повесила его на место, взяла другое, подлиннее. Оно было черным, с муаровым отливом, шелковым на ощупь. Нет, пожалуй, следует взять что-нибудь поскромнее. Таня и сама не заметила, как увлеклась. Все-таки ей никогда в жизни не приходилось сталкиваться с таким богатством.
        - Простите, Таня!
        Таню пробрало ознобом. Она спешно повесила платье в шкап, стремительно обернулась. Как-то быстро забылось, что в комнате она не одна.
        - Завтрак пока не готов, - кротко сообщила Асель. - Но вы, наверное, захотите принять ванну?
        - Я потом… - пробормотала Таня. - После…
        - Хорошо, - отозвалась Асель тоном, каким когда-то барыни выговаривали своим горничным: «Как вам будет угодно, милочка».
        «Ах ты, стерва!» - возмутилась Таня.
        И сама почувствовала - тут что-то не то. Такая красавица - и вдруг в услужении, словно какая-нибудь Груня из деревни. И у кого? Неужто она, Таня, буржуазия какая, из бывших? Странно это…
        - Нет, я, пожалуй, сначала вымоюсь, - передумала Таня. - Где здесь у вас умывальник?
        Вместо ответа Асель протянула руку - Таня слегка отшатнулась - и нажала на боковину шкапа. Тяжеленный с виду предмет меблировки легко, как пушинка, сдвинулся в сторону, открыв проход в ослепительно белое помещение, в котором Таня не сразу распознала ванную комнату.
        Наверное, через полчаса, не раньше, Таня, ведомая Аселью через гулкий длинный коридор, вышла на лужайку перед домом, благоухающая, причесанная и приодетая. Таинственная прислужница осталась в доме.
        Сосны вокруг, серое зеркало озера, и тишина. Таня погладила бревенчатую стену и пошла узкой тропинкой, змеившейся в обход озера, дальше, за сосны. Тропинка вывела на поляну, покрытую высокой, чуть ли не в колено травой, а над поляной…
        Несомненно, это было чудо техники, да какой - секретной! Ни о чем подобном Таня слыхом не слыхивала. Круглый, вернее, приплюснутый снизу, несомненно - летательный, аппарат висел метрах в пяти над землей, медленно проворачиваясь вокруг оси. Таня сделала несколько шагов, не в силах сдержать любопытства, уловила исходящее от аппарата ощущение прохлады и даже… спокойствия. Сунулась под днище - чтобы, если что, выскочить обратно, но растворилась лепестковая диафрагма, и неведомая сила втянула девушку внутрь. Таня и взвизгнуть не успела.
        Оказавшись в недрах загадочного аппарата, она снова удостоверилась, что если это и чудо, то чудо техники. Под куполом, мягко мерцающим изнутри, на небольшом возвышении восседал темноволосый и кареглазый незнакомец, сосредоточенно глядя на светящиеся линии и знаки, что висели перед ним прямо в воздухе. Время от времени незнакомец легкими, скользящими движениями прикасался к этим призрачным символам, от чего они либо меняли цвет, либо быстро перемещались с места на место. Все это происходило в полной тишине и производило впечатление сна наяву. Одет незнакомец тоже был как-то странно. Его словно облили жидкой резиной, и она застыла на нем, облепив от шеи до ступней ровным слоем, и лишь на локтях и коленях остались неприятного вида бугры.
        - Здравствуйте! - произнесла Таня, присаживаясь на округлый выступ, что тянулся вдоль овального корпуса аппарата. Ноги ее не держали.
        Незнакомец посмотрел на нее. Улыбнулся.
        - Привет! - сказал он. - Меня зовут Вадим.
        - Таня, - откликнулась девушка и добавила: - Вы - летчик?
        - В некотором роде, - отозвался он. - Испытатель…
        - Я так и знала, что наши конструкторы сделают что-нибудь такое… - убежденно сказала Таня.
        - Что именно? - осведомился Вадим.
        - Что поможет разбить проклятых фашистов!
        - А-а… - без всякого энтузиазма произнес он. - Сделают, конечно…
        Таню покоробил его равнодушный тон, но она продолжала с прежним воодушевлением:
        - Ведь сделали уже! Ведь такой самолет… ведь он же в сто раз лучше всех их проклятых «Мессершмиттов» и «Юнкерсов»!..
        - Простите, Таня, но это не самолет… Этот… аппарат не предназначен для боевых действий…
        - Ну, все равно… ну, правильно, ведь не только же бомбить и стрелять нужно… Раненых эвакуировать. Разведчиков в немецкий тыл забрасывать…
        - Таня, - сказал Вадим с мягким нажимом, - я потом расскажу вам, для чего предназначен этот аппарат, а пока… помолчите, пожалуйста…
        - Извините, - пробормотала она.
        Таня, сама не зная почему, обиделась. Нет, она понимала, что своей болтовней мешает странному испытателю, но… он мог бы быть приветливее. Вадим не обращал внимания на насупившуюся пассажирку. Руки его так и летали над призрачными приборами. Прислушавшись к своим ощущениям, Таня вдруг поняла, что не чувствует ни малейшего движения. Стало неуютно. Захотелось выглянуть наружу, осмотреться. В диковинном аппарате не было окон, словно это подводная лодка, а не самолет… Правда, Вадим же так и сказал, что это не самолет… Окончательно запутавшись, Таня притихла, поджала ноги, охватила их, прижавшись щекой к коленям. В таком положении она и застыла, пока Вадим не встряхнул ее за плечо.
        - А! Что! - вскинулась Таня.
        - Слезай. Приехали.
        Девушка поднялась. Вадим взял ее за руку и прыгнул в отверстие развернувшейся диафрагмы. На этот раз Таня взвизгнула и даже попыталась выдернуть руку, но испытатель держал ее крепко. Мягкая сила, совсем недавно втянувшая девушку в аппарат, теперь опустила их с Вадимом на землю. Таня огляделась. Она ожидала увидеть поле аэродрома, самолеты, ангары и людей - техников и военных, которые наверняка должны встречать Вадима, но увидела поляну, окруженную соснами, серебристую поверхность небольшого озера и двухэтажный деревянный дом на том берегу. Не сразу, но дошло - это же тот самый дом, где она проснулась, то же место…
        - Вот черт! - с досадой пробормотал Вадим. - Немного промахнулся…
        - Промахнулись? - переспросила Таня.
        - А, не важно… Пройдемся.
        - Где мы? - поинтересовалась Таня.
        - У меня дома, - ответил он.
        - А в каком… районе?
        Вадим посмотрел на нее изучающе и помедлил, прежде чем ответить:
        - Ты хочешь спросить, далеко ли мы от фронта?.. Не бойся. Далеко.
        Тане опять не понравился его тон. И не потому, что спаситель вдруг перешел на «ты». Как еще пилоту-испытателю, может быть, даже - инженеру, с ней, девятнадцатилетней девчонкой, разговаривать? Нет, ее коробило равнодушие, с каким Вадим произносил слово «фронт», словно его лично не касалось то, что стало огромным горем и тяжким испытанием для всего советского народа.
        - Я и не боюсь, - сказала она. - Я хотела на фронт попроситься, радисткой, но не успела уехать в Ленинград. Немцы перерезали все дороги… Спасибо, что выручили, товарищ Вадим. Буду вам безмерно благодарна, если поможете добраться до Ленинграда…
        - Это очень непросто сделать, Таня, - отозвался Вадим.
        - Что, у вас в районе не найдется полуторки, чтобы подвезти меня до ближайшей станции? Или хотя бы - подводы! - удивилась Таня.
        - Ты не поверишь - не найдется, - сказал он. - Ни полуторки, ни подводы…
        - Ну, ничего страшного, - отмахнулась она. - Если надо, я пешком дойду… Вы только скажите, куда идти.
        - Давай, прежде всего, дойдем до дома… Признаться, я проголодался. Да и переодеться нужно… Тебе, кстати, тоже не помешает.
        Это было уже откровенным хамством. Чем ему ее платье не годится? Но Вадим не обратил внимания на ее надутые губы. Он смотрел на аппарат, все еще висящий в небе. Таня невольно тоже посмотрела вверх и только сейчас обратила внимание на то, что день уже клонится к вечеру. Солнце скрылось за щетиной далекого леса. Небо потускнело. С озера потянуло прохладой. Тане стало зябко в легкомысленном платьице «в горошек», и ей сразу захотелось оказаться в доме, окна которого ловили последние малиновые отблески заката. Вадим вздохнул и решительно направился к тропинке, что петляла между сосен и вела вокруг озера. Таня засеменила следом.
        - Послушай, Таня, - сказал Вадим, не оборачиваясь. - Ты девушка умная и храбрая, поэтому, надеюсь, не слишком удивишься тому, что увидишь в моем доме.
        - А что я там увижу? - спросила Таня, которой снова стало не по себе.
        Собственно, что она знает об этом Вадиме? Что от него ни на бричке, ни на полуторке до ближайшей станции не добраться? Что домработница у него вроде как из «бывших»? Да аппарат этот. Она же на две минуты прикорнула - а выходит, весь день продрыхла. «Классового врага - чую лучше пирога!» - любила загнуть Валька, подруга из общаги. Так то - Валька. А ей еще разбираться, как она вообще в эту переделку угодила.
        - В моем доме много различных… изобретений, что ли, - пояснил Вадим. - Они помогают мне в быту и в работе… Надеюсь, тебе они тоже понравятся.
        - Понравятся, - откликнулась Таня. - Я люблю технику.
        - Вот и славно…
        Весь остальной путь они молчали.
        Чудеса начались, едва хозяин дома вступил на крыльцо. Осветились окна, распахнулись входные двери. Незнакомая Тане, но приятная мелодия зазвучала тоже сама собой. В просторной прихожей стены, оказывается, сплошь украшены картинами, а она с утра-то и не заметила. Их встречала Асель. Женщина, как и утром, приветливо улыбнулась и произнесла тем же грудным голосом:
        - Добро пожаловать!
        - Привет! - буркнул Вадим, не обращая на столь ослепительную красоту внимания. - Полагаю, вы уже знакомы с Таней. Помоги ей переодеться к ужину… Да и сам ужин подавай…
        - Слушаюсь, - смиренно отозвалась красавица и присела в старомодном реверансе.
        И удалилась.
        - Это ваша жена? - шепотом спросила Таня.
        Вадим вытаращил на нее глаза, потом рассмеялся.
        - Скажешь тоже, - проговорил он. - Это моя… гм… домработница…
        - Такая-то красавица!
        - Кто красавица? - изумился Вадим. - Асель?! Старая кокетка, излишне озабоченная своей внешностью…
        - Ну, знаете ли! - возмутилась Таня. - Ей от силы двадцать пять… И потом, о женщине так не говорят!
        - Асель не женщина, - сказал. - Она гинедроид семнадцатого поколения…
        - Кто-кто?
        - Человекоподобная машина.
        - Ой!
        - Если быть совсем точным - автомат субэлектронный, сокращенно - АСЭЛ.
        - Но она… Она же как живая…
        - Это только внешние проявления, - сказал Вадим. - На самом деле, отличий между нами и ней больше, чем между нами и, скажем… трактором.
        - Не понимаю… Это что, как у Чапека? Работарь?
        - Работарь… - Вадим будто покатал слово на вкус. - Это надо бы у отца уточнить. Возможно, некоторые аналогии… Слушай, давай так условимся. Сначала ужин, а потом расспросы.
        - Да, конечно… Извините.
        - Не извиняйся… И давай перейдем на «ты» оба.
        - Хорошо.
        Вадим заглянул в глаза оцепеневшей девушки и сказал назидательным тоном:
        - Неприязнь к субэлектронным автоматам сродни расовой и национальной ненависти. Ты же… как там это… ты же комсомолка, Таня!
        - Я и не думала… - пробормотала она.
        Впрочем, заминку в слове «комсомолка» - заметила.
        Асель вернулась, протянула руку - Таня слегка отшатнулась, но гинедроид всего лишь приглашала следовать за ней в комнату.
        Наверное, через полчаса, не раньше, Таня вошла в столовую, с новой прической и переодетая в черное вечернее платье. Следом шла Асель, гордая своим творением. С порога Таня обратила внимание, что столовая в отличие от ее комнаты притворяется обыкновенной гораздо меньше. Здесь имелось много самых удивительных предметов, смысл и назначение которых на глазок определить невозможно. Вадим сидел за столом странной, извилистой формы, перед ним стояла овальная тарелка, похожая на блюдо для рыбы, наполненная желтоватыми палочками. Вадим, уткнувшись в пухлую, набитую закладками книгу, брал эти палочки и со смачным хрустом грыз. Заслышав шаги, он оторвался от чтения.
        - Наконец-то, - не слишком приветливо сказал Вадим. - Я тут хлебешками брюхо набиваю, а жаркое тем временем стынет.
        Таня уселась на свободный стул - скорее кресло - и робко оглядела сервировку. Похоже, что к ужину Вадим ждал не меньше дюжины гостей - столько здесь было всего. Асель замелькала белыми, холеными руками барыни, подвигая хозяину и гостье тарелки, приборы, накладывая яства, которые язык не поворачивался назвать едой. Таня всего лишь раз была в ресторане, однажды ее пригласил в «Асторию» военный, но и там не было такой роскоши сервировки и разнообразия блюд. Все оказалось невероятно вкусным, но при этом не скапливалось усыпляющей тяжестью в желудке.
        Вадим поглядывал на гостью исподтишка, чему-то улыбаясь. Потом собственноручно взял графин с темно-вишневой жидкостью и наполнил два бокала.
        - Это вино? - осведомилась Таня и на всякий случай предупредила: - Я не пью!
        - Я - тоже, - отозвался Вадим, - но после пережитого не грех выпить… Не бойся, антарктическое самое легкое вино на свете.
        - Какое? - переспросила Таня. - Арктическое?! Разве в Арктике выращивают виноград?
        - В Антарктике, - поправил ее хозяин дома. - На Земле Королевы Мод… Впрочем, в Арктике - тоже. Но антарктическое мне нравится больше.
        Думая, что пилот пошутил, Таня все же пригубила вино Королевы Мод. Оно было слегка терпким и холодило нёбо, как будто в нем и впрямь плавала антарктическая льдинка. Прислушиваясь к ощущениям, Таня поняла, что вино ей нравится, и с готовностью отпила половину бокала. Повеселевшими глазами обвела столовую. Картины с незнакомыми, но несомненно фантастическими сюжетами, громадную вазу из черного, пронизанного золотыми искрами материала, что стояла на полу, сухое, видимо, экзотическое растение, которое выглядывало из этой вазы, окно во всю стену - все здесь было необыкновенным, не похожим на то, что Тане приходилось видеть раньше.
        - Откуда у тебя такой дом? - спросила она уже слегка заплетающимся языком.
        - От предков, - в обычной своей легкомысленной манере отозвался Вадим. - Его еще мой прадед построил. Он был чудак, любил старину. В память о нем ни мой дед, ни отец, ни я ничего здесь не меняли.
        - Он был помещиком? - насторожилась Таня.
        - Помещиком? - переспросил Вадим.
        - Ну-у… дворянином…
        - А-а, вот ты о чем… Нет, мой прадед был архитектором. Знаменитым. Например, он построил Дворец Аэлиты…
        Таня отхлебнула еще и заявила:
        - А я читала…
        - Умница, - похвалил хозяин дома. - А фильм видела?
        - Нет… Его давно уже не показывают… Я видела кадры в старом журнале…
        - Я тебе покажу. И тот, старый, и новый. Его как раз сняли к открытию Дворца… Правда, он, конечно, тоже уже старый, но…
        - Старый, новый… - пробормотала Таня, перед глазами которой все уже плыло. - Аэлита, дворец… Кто построил… когда… где… Ничего не понимаю…
        - На Марсе, разумеется, - откликнулся Вадим. - В городе Квардор…
        - Ты все смеешься… - невнятно произнесла она. - Как тебе не стыдно… Напоил слабую девушку…
        - Прости, мне и в голову не приходило, что тебя может так развезти от одного бокала, - сказал хозяин дома. - Тем не менее я и не думал смеяться над тобой. На Марсе уже давно живут люди. Там есть города, реки, моря, леса, правда, они красные, а не зеленые, как у нас. Ведь в марсианской почве слишком много железа. Марсиане так и говорят - красень, вместо зелень…
        - Знаю, знаю, - кивала неудержимо клонящейся к столешнице головой гостья. - Соацера, цирки, магацитлы… где ты, где ты, сын неба… Я читала… Только у тебя все странно, и аппарат твой, и домработница… Руки у нее гладкие, нежные… какая же она домработница… Ты обманщик, это твоя жена… белоручка… барыня…
        Танина голова почти коснулась стола. Вадим вскочил, бережно подхватил совсем раскисшую девушку на руки и вынес из столовой. В спальне он уложил Таню на постель и ретировался. Следом появилась «белоручка» Асель. Стремительными и точными движениями идеального автомата она раздела гостью, взбила ей подушку и подоткнула одеяло. Таня ничего не почувствовала, она спала блаженным сном младенца и видела красные леса на берегу голубого озера, причудливую лодку и девушку, что склонилась над книгой, повествующей о небывалых временах и странах.
        2
        Сам Вадим не производил впечатления аккуратного парня. Диковинную резиновую одежку он оставил на перилах открытой веранды. Она и сейчас висела там - Таня видела через окно. Была бы эта Асель настоящей хозяйкой, ни за что бы не оставила такую вещь на улице. А вдруг сопрут! Чудачество держать в доме эту куклу, вместо того чтобы нанять настоящую домработницу. Впрочем, чему тут удивляться. Вадим правнук архитектора, да и сам научный работник, а они все чудаки. И все-таки… Как она сюда попала? Наверняка ее спас Вадим на своем чудо-аппарате. Таня содрогнулась, вспомнив ухмыляющиеся рожи немецких солдат.
        А она… Вела себя как дура, задавала глупые вопросы, а потом и вовсе напилась, как свинья. Тане стало жутко стыдно. Захотелось немедленно отыскать Вадима и извиниться. Однако благоразумие взяло верх, и сначала Таня отправилась в фантастическую ванную, где вода сама собой лилась из крана, а вместо обыкновенного мыла были какие-то чудные флакончики, которые появлялись из шкапчика, стоило прикоснуться к его дверцам, извергая благоухающие густые жидкости, из коих получались замечательные мыльные пузыри. Таня сама не заметила, как увлеклась процессом мытья, а потом еще долго вертелась под струями горячего воздуха и тщательно расчесывала волосы. Покинув ванную, Таня придирчиво выбрала себе платье, решив, что к этому утру красный в белую полосу сарафан очень подойдет. А вместо пыльных сандалий стоит надеть пару туфель, что обнаружились в нижнем, выдвижном ящике шкапа. Таня выбрала красные, в тон платью. Оглядевшись в зеркале, Таня осталась собою довольна.
        Во всеоружии она вышла из комнаты и растерялась. Вчера она и трезвой-то была в полузабытьи и потому толком не запомнила расположения комнат, а после «веселого ужина» иподавно. Таня торчала посреди прихожей, раздумывая, не позвать ли Асель на выручку, когда вдруг скрипнула дверь и появился незнакомец - рослый, широкоплечий, чем-то похожий на Вадима.
        - Доброе утро! - сказал он звучным, тоже вполне «вадимовским» голосом.
        - Доброе…
        - Видимо, вы и есть Таня?
        - Да… А вы?
        - Сергей Владимирович, - ответил незнакомец, внимательно и строго глядя на нее карими, чуть выпуклыми глазами. - Вот, значит, какая у нас гостья.
        - А где Вадим? - поинтересовалась Таня, смущенно потупясь.
        - Мой непутевый сын на рассвете умчался в свой Техногон, ставить капсулу на тестирование, а перед этим вызвал меня.
        - Вызвал вас?
        - Пойдемте, Таня, завтракать. Асель уже накрыла… Я вам все расскажу.
        Они вошли в столовую. Таня поздоровалась с Асель, которая все так же была ослепительна, словно собралась на бал. Сергей Владимирович сел в кресло, которое вчера занимал его сын, и налил себе и Тане кофе. Завтрак, в отличие от ужина, был более чем скромным. Таня почти ничего не съела. От вчерашнего опьянения не осталось и следа, голова была легкой и ясной. Сергей Владимирович тоже почти ничего не ел, посматривал на Таню, которая смущалась все сильнее. Наконец, вздохнув, он спросил:
        - Как вы думаете, Таня, где вы сейчас находитесь?
        Ее словно ледяной водой из ушата окатило. Чашка, выпавшая из ослабевших пальцев, брякнула донышком о блюдце. Неужто все-таки ловушка? Тщательно, виртуозно даже, подготовленная провокация фашистов, которые решили завербовать ее, комсомолку Таню Климову, сделать ее предательницей! Вскочить, огреть этого лощеного типа, явного белоэмигранта на службе у немцев, горячим кофейником и убежать. Пусть пристрелят, но смерть лучше предательства.
        - Простите! - спохватился Сергей Владимирович. - Я вас встревожил… Я должен был учесть, откуда вы… Но я не хронопсихолог, я всего лишь… Впрочем, не важно… Ничего из того, о чем вы подумали… Я не немец, не фашист и не… предаватель… У нас давно нет войн и преступлений. Все это в прошлом.
        - В прошлом?! - не поверила своим ушам Таня.
        - Да, Таня. Вадим увез вас не за линию фронта, не в другой район, он увез вас в будущее.
        - Вы шутите!
        - Нет, Таня, - покачал головой Сергей Владимирович. - Вы и сами могли бы догадаться, что сейчас не тысяча девятьсот сорок первый год.
        - А какой же?
        - С момента вашего рождения миновало десять столетий.
        Таня удивилась собственному спокойствию. Может быть, потому, что тысяча лет не укладывалась в ее воображении. Что было тысячу лет назад? Кажется, Киевская Русь… Крестовые походы… и что-то еще… А если - тысяча лет вперед?.. Таня любила читать фантастические книжки. Сборник фантастики англичанина Уэллса, выпущенный Гослитиздатом в тридцать шестом, она зачитала до дыр. «Машина времени» - страшный мир далекого будущего, где человечество разделилось на две расы, враждебные друг другу… И вот она, если верить этому спокойному, рассудительному человеку, в будущем, но ни Вадим, ни его отец не похожи на элоев, а тем более - на морлоков. Значит, Уэллс ошибся, и в будущем все по-другому? Ну конечно же! Что может понимать этот буржуй, презирающий пролетариат и видящий спасение человечества в усовершенствовании капитализма? Будущее за коммунизмом - это ясно, как день. И сейчас, спустя тысячу лет, он, разумеется, наступил. Осталось выяснить…
        - Скажите, Сергей Владимирович, - произнесла она. - Вы член партии?
        - Партии? - изумился он. - А-а, понимаю… Нет, Таня, вынужден вас разочаровать. У нас нет политических партий, как, собственно, нет и политики.
        - Я понимаю, - отозвалась она. - Коммунизм - это бесклассовое общество. У вас нет буржуазии, трудовой народ всего земного шара получил свободу, но… кто же его направляет и руководит?
        Сергей Владимирович смотрел на нее, как на редкое животное. Ответить он явно затруднялся.
        - Таня, - наконец сказал он. - В этом не так-то легко разобраться. Если вы говорите о правительстве, о парламенте, выборах - ничего этого нет уже сотни лет. В каждой отрасли решают специалисты, а что касается общих нужд - они учитываются и обрабатываются особыми машинами, на основании сделанных ими выводов опять же специалисты принимают решения.
        - Машины? - переспросила Таня. - Такие, как Асель?
        - А вы быстро улавливаете суть, - похвалил ее собеседник. - Принцип, на котором они работают, тот же, что положен в основу субэлектронных автоматов, но Сумматоры не антропоморфны.
        - Мне трудно понять все это, - призналась Таня. - Я всего лишь учащаяся радиотехникума.
        - Не прибедняйтесь, Таня, - с укоризной произнес Сергей Владимирович. - Если пожелаете, во всем разберетесь. Наш век теперь и ваш - тоже. Все, что у нас есть, отныне принадлежит и вам. Обживайтесь.
        - То есть как это обживайтесь?! - опешила Таня. - Вы хотите сказать, что мне придется остаться здесь? В вашем веке?!
        - Придется, Таня, - сказал он. - Строго говоря, Вадим не имел права вас спасать. Он испытатель хронокапсул, а не эвакуатор, но кто осудит его за то, что он пришел вам на помощь?
        - Я ему очень благодарна, и все-таки пусть он вернет меня домой.
        - Вы дома, Таня, - терпеливо сказал Сергей Владимирович. - И вы не первая, кто прибыл к нам из прошлого. Мы называем вас хронобеженцы…
        - Я не беженка, - перебила его Таня.
        - Это только термин… Не в слове дело. Наши эвакуаторы, или хроноспасатели, вытаскивают из прошлого сотни людей. Хотя, конечно, это ничтожно мало. Ведь в войнах, стихийных бедствиях и катастрофах погибали миллионы.
        - Ну и правильно! Ну и спасайте! Женщин, детей, стариков… Я же молодая, здоровая деваха. Не смогу добраться до Ленинграда, примкну к окруженцам, вместе пробьемся или будем громить фашистских гадов у них в тылу.
        - Это невозможно! - твердо сказал хозяин дома. - Мы не возвращаем спасенных.
        - А я не просила меня спасать! - в запальчивости воскликнула Таня. - Думаете, я испугалась эту мразь?!
        - Они бы вас убили, Таня…
        - Ну и пусть!
        Сергей Владимирович рассердился - впервые за весь этот бурный спор.
        - Вы говорите глупости, сударыня! - сказал он холодно. - Вас не просто убили бы, а убили бы на глазах у Вадима. И если бы он не пришел вам на помощь, воспоминание об этом терзало бы его до конца дней.
        Таня сообразила, что перегнула палку.
        - Простите, Сергей Владимирович, - сказала она покаянно. - Я все понимаю, но и вы меня поймите. Там же у нас война! Там фашисты бомбят города, убивают женщин и детей, которых ваши эвакуаторы, может быть, не успевают спасти. Там остались мои родители, племянники в Ленинграде. Братья на фронте. И мне, комсомолке, стыдно прохлаждаться здесь, платьица примерять, жрать от пуза, лясы точить.
        - Хорошо, успокойтесь, - сдался отец Вадима. - В конце концов, это решать специалистам. В любом случае, если вам позволят вернуться… Хотя это и немыслимо, вы ничего не упустите в вашей войне.
        - Ладно, - примирительно откликнулась Таня, хотя ее и передернуло от выражения «в вашей войне». - Я согласна ждать столько, сколько нужно. Верю, что здесь найдутся товарищи, которые меня поймут…
        - Вот и славно, - с облегчением выдохнул Сергей Владимирович. - В любом случае не торопитесь… как это говорили в ваше время… бегать по инстанциям. Успеете. Осмотритесь. Что бы вы хотели увидеть в первую очередь?
        - Дворец Аэлиты! - не задумываясь, выпалила она.
        - Хороший выбор… А вы знаете, что он на Марсе?
        - Знаю, - отозвалась Таня. - Мне Вадим рассказал… Дворец построен вашим дедом, как я понимаю…
        - Да, Степаном Александровичем Карнауховым… - сказал отец Вадима. - Так, значит, вас не пугает путешествие на Марс?
        - Вот еще! - фыркнула она. - Всю жизнь мечтала побывать на Марсе!
        Асель оказалась изрядной болтушкой и поведала гостье все, что знала о семье Карнауховых и их знакомых. Правда, добрую половину в ее рассказах Таня не поняла - все время мелькали какие-то «стрибнеры», «абраколи», «контрольные вихри», - но зато ей стало известно, что супруга Сергея Владимировича работает на Плутоне, строит какую-то термоцентраль. Сам он - историк архаичной литературы, занимается ХХ веком. Что их сын, Вадим, никак не может найти себе невесту, и родители его очень переживают по этому поводу.
        Устав от болтовни искусственной светской львицы, Таня удрала из дому, бродила по окрестным рощам, искупалась в озере. Ее удивило, что на много километров вокруг ни деревень, ни дорог - даже проселочных, ни столбов с проводами. Откуда в доме брались электричество и вода, Таня так и не сообразила. Спросила у Асель, но та вопроса не поняла, а беспокоить Сергея Владимировича гостья не решилась, он целый день работал.
        Таня мельком увидела, проходя мимо его кабинета, как это происходит. Карнаухов-старший сидел, чуть сгорбившись в кресле, на столе перед ним были разложены старинные книги и рукописи. На седых висках историка архаичной литературы Таня заметила устройства, отдаленно напоминающие радионаушники, а перед лицом висел в воздухе мерцающий, призрачный прямоугольник, чуть шире альбомного листа, и на нем возникали ровные строчки какого-то текста, словно невидимый сказочный джинн печатал их на невидимой же пишущей машинке.
        После того что Таня услышала от Сергея Владимировича, она невольно искала в доме признаки его принадлежности к XXX веку. Кроме Уэллса, ее представления о будущем питались разве что четвертым сном Веры Павловны. Но дом Карнауховых мало походил на грандиозное здание из стекла и алюминия. Мебель в нем была обыкновенная, деревянная. В остекленных книжных шкапах самые обычные книги из бумаги, в кожаных и картонных переплетах. Правда, многие из них были изданы после 1941 года, который Таня покинула не по своей воле. Она боялась листать эти книги, словно в них можно было прочесть судьбу близких ей людей.
        Утомившись, Таня уединилась в комнате. В голову девушке стали приходить совсем иные мысли. Вспомнился утренний разговор с отцом Вадима. Уж больно он был настойчив. Как добрый волшебник: желаете, товарищ Татьяна, на Марс - пожалуйста! Еще чего хотите - по щучьему велению! Обживайтесь на здоровье. Нет, так не бывает. Вот они людей спасают. Это, положим, дело хорошее. Да только ведь спасают-то без спросу! Вот ее, Таню, надо было спасать? А может, и не надо! Сталинские соколы разогнали фрицев. Да, ранили ее, но вылечили бы - здоровье ого-го. А вдруг бы она самого Гитлера потом застрелила? И войне конец.
        От такой мысли Тане даже поплохело. «Ты, девка, ври, да не заносись». Ну, ладно, Гитлер ей не по зубам, но стала бы связисткой, передала бы важное секретное сообщение - и наши пошли бы в неожиданное наступление и разбили бы немцев, а так она здесь прохлаждается, и выходит, сообщение-то передать некому. Хотя товарищ Сталин и говорил, что незаменимых людей у нас нет. Так ведь сами признают, что похищают - вот-вот, именно, вот верное слово - похищают, - сотнями.
        Воображение девушки совсем распалилось. Она вскочила, сбросила неудобные туфли и босиком принялась расхаживать по комнате. Эх, комсомолка! Бдительность потеряла ты, Танюха, вот что. Как говорил парторг техникума, Самуил Янович, «кто бдительность теряет, тот с огнем играет». Ведь если они тут такие могучие, что им стоит так сделать, чтобы войны вовсе не было? Вот кто-кто, а они могли бы Гитлера убить. Ну, пусть не убить - похитить. Пусть бы здесь свое место находил, в эдаком раю. Он бы на третий день умом попятился. Да разве только Гитлера? Выходит, не тех спасают ихние спасатели. Не тех! Неправильно все. Поэтому…
        Мягкий шелестящий свист снаружи отвлек девушку от размышлений. Она выглянула в окно и увидела перед домом колеблющийся полупрозрачный смерч. Впрочем, через мгновение смерч опал, и из него шагнул невозмутимый Вадим. Послышалось дежурное «Добрый вечер» Асель. И с этими субавтоматами тоже не все ясно. Таня больше не испытывала к Асель прежней неприязни. Человек - человеком, а прислуживает, как крепостная. Прямо рабство какое-то! Мало ли что - субавтомат. Это мы еще посмотрим…
        Высунувшись в коридор, она услышала, как Вадим велит подавать ужин в гостиную. Ее к столу пока не звали. Вот и хорошо. Подслушивать, конечно, нечестно, но… Как была, босиком, Таня скользнула в полумрак коридора.
        - На Марс? - хмуро переспросил Вадим, когда отец сообщил ему о желании гостьи. - Только этого мне сейчас не хватало…
        - У тебя неприятности? - осведомился Сергей Владимирович.
        - Капсулу забраковали… - сообщил Карнаухов-младший. - Не вычисляет триангуляцию поверхности фазового перехода…
        - Вот и замечательно! - воодушевился Сергей Владимирович. - Отправляйтесь с Таней на Марс. Покажешь ей Дворец, озера, Олимп, Квардор, Юветус… Ну что там еще входит в малый туристический набор… Да и сам развеешься… Все равно тебя не подпустят к капсуле, покуда ваш обожаемый Нгоро не вылижет ее до блеска…
        - Смеешься?
        - Вовсе нет… Я бы ни за что не доверил столь очаровательную девушку такому неотесанному чурбану, как ты! Но, во-первых, я женат, и весьма счастливо, а во-вторых, Геворкян мне голову оторвет, если я не сдам монографию в срок. До конгресса осталось всего ничего, а поэты-инфоромантики - это главное открытие нашего института, ты же знаешь! И потом - долг гостеприимства прежде всего. Кстати, Таня очень хочет вернуться назад, учти это.
        - Она с ума сошла? - осведомился Вадим. - Ты бы видел, что там творится! Пожары, взрывы, клепаные корыта прут прямо через поселки, давят все, что подвернется под гусеницы, кур, собак, детей…
        - Я историк литературы, забыл? - напомнил Сергей Владимирович. - Писатели тех лет очень красочно описывали эту войну… Разумеется, и речи быть не может о возвращении. Но ты же понимаешь, главное, чтобы Таня сама отказалась от этой мысли и при этом не чувствовала себя предавательницей… вот проклятое слово… предательницей.
        - Я понимаю, отец. Разве она первая? Только почему этим должен заняться я, а не наши психологи?
        Вся обратившаяся в слух Татьяна разобрала тяжелый вздох Карнаухова-старшего.
        - Да потому, что это ты ее спас, дубина стоеросовая! Девушка видит тебя в своих глазах эдаким, как его, рыцарем без страха и упрека, а ты хочешь подсунуть штатного психолога из Хроно, да небось еще, извини за древнее выражение, бабу… Таню надо отвлечь от воспоминаний обо всем этом ужасе! Ошеломить калейдоскопической сменой впечатлений! Что может быть лучше полета на Марс?!
        Каждая фраза специалиста по литературе двадцатого века сопровождалась гулким звуком - Карнаухов-старший бил ладонью по столу, сообразила Таня.
        - Ты меня убедил, папа, - смиренно произнес Вадим. - А я вел себя, как законченный эгоист… Капсула подождет. Пусть Нгоро со своими ребятами возится, сколько влезет. Завтра же отправимся с Таней в межпланетный круиз.
        - Ну, слава богу, - выдохнул Сергей Владимирович. - А то я подумал было, что вырастил не сына, а литературного персонажа - эгоистичного неврастеника из породы лишних людей…
        «Ну и вырастил, - подумала Таня. - Неужто не видишь, что сынок тебе одолжение делает?» - но додумать не успела.
        - Асель! - произнес Сергей Владимирович. - Зови гостью к ужину…
        Таня, как дикая кошка, отскочила от двери, но где ей было опередить субэлектронный автомат, пусть и устаревшей конструкции! Поэтому, совершенно неожиданно для себя, она приложила палец к губам и сказала возникшей перед ней в полумраке домработнице:
        - Тс-с!
        Как ни странно, но Асель поняла и даже послушалась. Только руками холеными всплеснула, мол, как же так!
        Таня обернулась. Сделать вид, что она только что вышла из своей комнаты, не получится, ведь сначала придется миновать гостиную.
        - Где у вас тут кухня? - шепотом спросила она.
        Асель, что опять же странно, не стала включать свое контральто, а лишь сделала приглашающий жест - к счастью, вне поля зрения открытых дверей гостиной.
        Здесь все сверкало чистотой и порядком. Печи не было - вместо нее красовалась легкомысленного вида плита, зеркально гладкая, словно сделанная из стекла. Асель продемонстрировала, как она работает. Поставила изящную кастрюльку из цветного металла, налила в нее воды. Через несколько секунд она закипела. Домработница сняла кастрюльку и предложила гостье поднести к плите руку. После некоторых колебаний Таня рискнула - поверхность плиты была совершенно холодной.
        Кроме чудо-печи, в кухне имелся многорукий автомат, похожий на осьминога. Автомат совершал почти всю кухонную работу - чистил овощи и фрукты, грибы, рыбу, резал, шинковал их, изготавливал фарш, лепил котлеты, пельмени и пироги, готовил соки и морсы, варил кофе и делал многое другое, чему Таня и названия-то не знала. В остальном процесс приготовления пищи мало отличался от того, к чему гостья привыкла у себя дома. А вот мытье посуды ничем не походило на возню с тазами, тряпками и мыльной водой. Автомат-осьминог помещал грязную посуду в прозрачный ящик, внутри которого вспыхивало фиолетовое пламя, и тарелки, блюдца, чашки, кастрюли, сковородки и столовые приборы становились чистыми и сухими.
        Подождут, решила Таня, имея в виду отца и сына Карнауховых, и принялась живо интересоваться, откуда в доме берутся продукты. Сельпо поблизости нет, огорода она тоже не заметила, и никакие молочницы не появлялись, а между тем и молоко, и сметана, и творог безукоризненно свежие. Этот вопрос, как и вопрос об электричестве и водоснабжении, поставил домработницу семьи Карнауховых в тупик. Лишь после некоторого раздумья Асель сообразила, о чем речь. Она взмахнула изящной рукой, и в воздухе, прямо как в рабочем кабинете Сергея Владимировича, появился мерцающий прямоугольник. Домработница заскользила фарфоровым пальчиком по призрачным символам, возникающим из ниоткуда. Закончив, она жестом стерла прямоугольник, словно его и не было. Через миг-другой на фантастической кухне раздался мелодичный звон. Щелкнули и разошлись до поры незаметные створки. Открылась ниша, округлая, гладкая, выстланная изморозью. И на этой изморози покоился целлулоидный пакет, заключающий в себе гроздь продолговатых желтых плодов.
        - Я знаю - это холодильный шкап! - рискнула блеснуть эрудицией Таня.
        - Нет, это не холодильник, - возразил внезапно появившийся на кухне Вадим. - Это всего лишь приемник-рефрижератор продуктопроводной линии. А я думаю - где можно найти в доме женщину? Конечно - на кухне!
        - Женщина на кухне - пережиток прошлого, - довольно мрачно заметила гостья. - У вас продовольствие доставляют по трубам, как воду?
        - Воду у нас давно по трубам не доставляют, - в обычной своей насмешливой манере сказал Карнаухов-младший. - Да и транспортировку продовольствия не прекратили лишь из-за таких ретроградов, как мы.
        - А как же остальные? Голодают?!
        - Чудачка ты… Зачем же им голодать? Девяносто девять процентов человечества пользуется банальным субмолекулярным синтезом, - не слишком понятно объяснил Вадим и вдруг пропел, отчаянно фальшивя: - Салаты и паштеты из воздуха и света…
        - Вечный хлеб, - сказала Таня и, видя недоумение в глазах собеседника, уточнила: - Так называется роман нашего фантаста Беляева… У него один ученый создавал искусственную пищу химическим способом, чтобы накормить голодающих.
        - По части архаичной литературы - это к папе, - отмахнулся Карнаухов-младший. - Он крупнейший специалист в Солнечной системе, да и во всем Млечном Пути, пожалуй.
        - И нечего язвить! - вспылила Таня. - Сергей Владимирович, в отличие от тебя, человек серьезный. Сразу видно…
        - Невероятно серьезный! - согласился Вадим. - И я вовсе не язвлю. Он действительно крупнейший специалист по литературе ХХ века. Доктор наук, лауреат множества премий, светлая голова, с мнением которой считаются и на Марсе, и на Фомальгауте.
        - Не знаю, как насчет Фомальгаута, - заметила гостья. - А вот путешествие на Марс он мне обещал.
        - Он-то обещал… - вздохнул испытатель хронокапсул. - А выполнять мне.
        - Я тебя не неволю, - парировала Таня. - Колхоз - дело добровольное. Обойдусь. Поживу на ваших хлебах. Буду Асель помогать по дому, хотя ей, похоже, и самой делать нечего.
        - Ну, уж нет… Теперь не отвертишься. Собирайся! Отправляемся немедленно!
        - Мне и собирать-то нечего, - сказала Таня.
        - Как - нечего? - притворно удивился Вадим. - А тот ворох платьев, которые для тебя сконструировала Асель?
        - Для меня? - совсем не притворно изумилась его собеседница. - Сшила?
        - Можно сказать и так… Асель - мастерица на все руки.
        Таня повернулась к домработнице, которая с вежливой улыбкой прислушивалась к их пикировке.
        - Асель, милая! Спасибо тебе!
        В порыве чувств Таня даже хотела кинуться к ней, чтобы обнять и поцеловать, но удержалась.
        - Пожалуйста, Таня! - отозвалась Асель, которая не заметила порыва гостьи или не придала ему значения. - Я помогу вам собраться.
        - Вот и отлично! - откликнулся Карнаухов-младший. - А я пока глиф заведу…
        - Вы это серьезно, товарищи? - спросила Таня. - Прямо вот сейчас - и на Марс?
        - Прямо сейчас мы отправляемся на космодром, - сказал Вадим. - На глифе нам до Марса не добраться. А вот если пошевелимся, успеем на двенадцатичасовой ночной рейс.
        - У вас что, туда уже пассажирские ракеты летают?!
        - А вы думали, товарищ Таня, - не удержался от сарказма Карнаухов-младший, - ради вас организуют специальный рейс?
        - А почему бы и не организовать? - продолжала безжалостно наседать комсомолка Климова. - Разве всякого станут спасать из прошлого?
        Вадим запнулся, словно на стену налетел.
        3
        Вылет назначили на одиннадцать вечера.
        Загадочный глиф, обитавший в подземном ангаре, оказался маленьким, очень изящным самолетом с узкими, скошенными вперед крыльями, каплевидным блистером двухместной кабины и вздутым, словно брюшко осы, фюзеляжем, который переходил в широкие раструбы. Таня живо интересовалась темой межпланетных путешествий, почитывала «Технику - молодежи», книжки Перельмана и Циолковского, поэтому догадалась, что это ракетные дюзы. Вадим взял у Асель чемодан, взвесил на руке и округлил глаза.
        - С таким сундуком нам никогда не подняться, - заявил он.
        Таня оглянулась на Карнаухова-старшего, но тот лишь улыбнулся.
        - Вадим шутит. Грузоподъемность глифа до пяти тонн.
        - Я не мещанка какая-нибудь, - пробормотала Таня. - Просто все мои вещи остались там… - Она неопределенно мотнула головой.
        - Таня, не обращайте внимания на этого фигляра, - посоветовал хозяин дома. - Когда работает, он невыносимо серьезен, а в остальное время - невыносимо пошл.
        Вадим фыркнул, открыл в фюзеляже глифа люк и затолкал в него злополучный чемодан.
        - Ну, по старинному русскому обычаю, присядем на дорожку, - сказал Сергей Владимирович и опустился на ступеньку лестницы.
        Карнаухов-младший присел на колесо шасси. Таня огляделась, увидела большой металлический ящик, но Асель скользящим движением пододвинула к ней табурет, на таком сидят пианисты в филармонии. На ящик гинедроид семнадцатого поколения уселась сама.
        - Все. Пора! - скомандовал Вадим.
        Он пожал руку отцу, подмигнул домработнице, помог гостье забраться в кабину. Таня повозилась на широком, с высокой откидной спинкой кресле, посмотрела сквозь прозрачный пластик «фонаря» на провожающих, помахала им рукой.
        Вадим устроился рядом, помог пристегнуться Тане.
        - Поехали, - буркнул он.
        Высокая стена ангара плавно раздвинулась, а пол вдруг начал приподниматься, одновременно выдвигаясь. Вадим взялся за штурвал и потянул его на себя. Таня ожидала грохота ракетных двигателей, сумасшедшей тряски, но глиф просто прыгнул в ночную темноту и уже в воздухе завыл, затрепетал, по крутой дуге набирая высоту. Таня готова была визжать от восторга, но лишь исподтишка взглянула на своего пилота. Тот крепко держал в широких ладонях полукруглый штурвал, изредка поглядывая на янтарные шкалы приборов, которые были выведены прямо на лобовое стекло «фонаря».
        - Нравится? - осведомился Вадим. - Тогда держись!
        Он взял штурвал на себя еще круче. Таню отбросило на спинку сиденья. В считаные мгновения машина пронзила ночные облака и выскочила по ту сторону. Небо было полно света. Сверху льдисто мерцали созвездия, у горизонта тлела алая полоска недогоревшего заката. Облака, раскинувшиеся на многие километры вокруг, то здесь, то там наливались призрачным, фосфоресцирующим свечением - внизу бушевала гроза. Зрелище это было столь восхитительным, что Таня на время забыла о Вадиме. Глиф, повинуясь его командам, закладывал плавные виражи, чиркая кончиками крыльев по облакам, словно ласточка, несущаяся сквозь грозовую тьму.
        - Все-таки здорово живется у вас… в будущем, - высказала Таня то, что давно вертелось у нее на уме.
        - В настоящем, - поправил ее Вадим. - И потом, нашего настоящего ты еще и не видела… Наш дом, Асель, папа, я и эта машинка, - он стукнул ладонью по штурвалу, так что глиф заметно качнуло, - все это устарело лет на пятьсот…
        - Так уж и на пятьсот, - сказала Таня со смехом. - Тебе больше тридцати и не дашь…
        - Мне пятьдесят.
        - Шутишь?
        - Нисколечко… Мы все здесь долгожители. Папе - сто тридцать. Маме на двадцать лет меньше…
        - А Асель? - глухо спросила Таня.
        - Субэлектронные автоматы гине-андроидного типа перестали выпускать в две тысячи четырехсотых.
        Глиф мчался к горизонту. Навстречу ему всходила луна. Странная какая-то. Таня пригляделась и ахнула. Казалось, в бледно-желтую сферу естественного спутника Земли воткнули серебристую спицу.
        - Что это? - спросила она, тыча в лунный диск.
        - Будущее, - отозвался Карнаухов-младший. - Или если угодно - настоящее… Это «Гало» - система искусственных спутников Луны, замкнутая в кольцо.
        - Ничего себе…
        - То ли еще увидишь…
        Вадим отжал штурвал, и глиф провалился в облачный покров.
        Под облаками шел дождь, гремела гроза. Таня всматривалась в ветвистые столбы молний. Порывы ветра бросали крохотный самолетик, как утлый челн на штормовых волнах, но пилот его был опытен и обладал завидным хладнокровием. Да и пассажирка вскоре забыла о буре. На какое-то мгновение, заледенившее душу, ей показалась, что внизу раскинулся исполинский пожар. Столбы пламени вздымались на немыслимую высоту, раскаленные вихри закручивали рои разноцветных искр, пылающие головешки взметывались в поднебесье. Таня чуть не завопила от ужаса, но наваждение развеялось, и она сообразила, что видит гигантский многоуровневый город, с расточительной щедростью залитый электрическими огнями.
        - Это какой город? - спросила Таня, стараясь скрыть волнение.
        - Лужская агломерация, - ответил Карнаухов-младший.
        - Прости, не понимаю…
        - Луга стала средоточием пояса городов, радиально примыкающих к ней.
        - А Ленинград?
        - Ленинград? - переспросил Вадим. - А-а, понимаю… Это музей - туристический центр северо-западной части Балтийского региона.
        - Странно, непривычно как-то… - пробормотала Таня.
        - Привыкай.
        Вадим увеличил скорость, уходя от грозы, и разноцветные башни, по сравнению с которыми знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг казался карликом, начали отодвигаться к горизонту. Дождь прекратился, или они выскочили из него. В тучах образовался разрыв. Чудесная окольцованная луна отразилась в стальной глади большого озера, на берегу которого сияло огнями протяженное сооружение, похожее на огромный коксохимический завод.
        - Космодром, - сказал Карнаухов-младший. - До отлета пятнадцать минут.
        Космодром Таню впечатлил гораздо меньше, чем оставленный позади мегагород. Она ожидала увидеть серебристые громады эллингов, грациозные силуэты грузовых лебедок и сигарообразные корпуса междупланетных ракет, лежащих на устремленных к небу металлических эстакадах - как в фильме «Космический рейс», - но ничего этого не было. Сферы, цилиндры, эллипсоиды и куда более причудливые конструкции - без всякого видимого порядка расставленные по просторному полю.
        Вадим сбросил скорость, плавно подводя глиф к посадочной площадке, расположенной на крыше круглого здания. Некая невидимая сила подхватила юркий самолетик, и он замер, будто муха, угодившая в сахарный сироп.
        - Прибыли, - сообщил пилот, распахивая «фонарь» кабины.
        Он выскочил первым, помог спуститься пассажирке. Держа ее за руку, быстро повел между стройных рядов жукообразных аппаратов, которые висели в воздухе, не касаясь плоским днищем площадки.
        - А чемодан? - спохватилась Таня.
        - Не беспокойся, - сказал Вадим. - Стюарды заберут.
        Они почти бегом добрались до ярко освещенного прямоугольника, что вел с крыши во внутренние помещения. Видимо, до отлета оставалось совсем мало времени. Карнаухов-младший не давал гостье осмотреться. Она лишь увидела череду прозрачных плоскостей, пронизанных наклонными золотистыми лентами, струящимися, как укрощенные реки, заключенные в хрустальные русла. Таня и Вадим мчались вприпрыжку. На них оглядывались куда более неторопливые посетители космодрома. Наконец на самом нижнем уровне Карнаухов-младший увлек гостью в зеркальный тоннель, из глубины которого веяло холодом. Навстречу опаздывающим устремился туманный силуэт, похожий на размытое отражение в мокром стекле. Силуэт выпростал блескучее щупальце - то ли хотел помахать вслед торопыгам, то ли предупредить о чем-то.
        - Стюард! - крикнул ему Вадим. - Уровень первый. Точка три, седьмой диагонали. Доставить багаж в каюту семнадцать.
        Призрак, названный стюардом, вспыхнул холодным голубым пламенем и пропал, оставив в воздухе запах озона.
        - Квантовая телепортация, - пробормотал Карнаухов-младший. - Хорошая штука. Жаль, что противопоказана живым организмам…
        Таня не сказала ничего, она запыхалась. К счастью, гонка завершилась. С потолка тоннеля опустился янтарного цвета цилиндр, повернулся вокруг своей оси. Вадим почти втолкнул гостью внутрь. Цилиндр повернулся снова, и нерадивые пассажиры очутились в округлом коридоре с белоснежными стенами и рядом розовых нумерованных дверей. У двери под номером семнадцать Карнаухов-младший остановился.
        - Это твоя каюта, - сказал он. - Я в девятнадцатой. Располагайся, отдыхай.
        - Мы что, уже в ракете?!
        - Можно сказать и так, - отозвался Вадим. - До старта осталось две минуты. Если хочешь, можешь лечь на диван, или сесть в кресло, или остаться на ногах. Безразлично.
        - Но как же! - воскликнула Таня. - Я же читала! Да и в кино видела. Нужно погрузиться в специальную ванну, иначе перегрузка все кости переломает.
        - Это долго объяснять… В общем, разницы ты не почувствуешь.
        - С ума сойти… А как открыть дверь?
        - Она сама откроется. Пока мы тут стоим, дверь успела настроиться на твое психополе. Просто шагни к ней.
        Таня так и поступила. Дверь не распахнулась и не сдвинулась в сторону, она просто исчезла. За дверью оказалось просторное помещение, лишенное прямых углов. Таня шагнула внутрь, оглянулась на Вадима, но за ней была все та же дверь, только уже с противоположной стороны. Осознав, что невероятный корабль вот-вот отправится в междупланетный перелет, Таня бросилась к широкому ложу, выступающему из стены. Наверное, это и был диван, о котором говорил Вадим. Напротив ложа - большое овальное окно. Девушка присела на краешек, а потом чуть сдвинулась к стене, сбросив туфли и поджав ноги. Она обвела взглядом каюту, невольно восхищаясь светло-серой обивкой мягких кресел, низеньким полукруглым столиком у окна, в темном стекле которого отражалась вся каюта. Часов не наблюдалось. Пассажирка и сама ощущала неумолимый бег времени, а в окружающем ничего не менялось. Таня решила, что Вадим подшутил над нею. Нет никакого корабля, а привез он ее в какую-нибудь гостиницу.
        Она встала с дивана, прислушиваясь к своим ощущениям - ничего необычного, - на цыпочках подобралась к окну, выглянула. Свет в каюте померк, Таня отскочила к дивану - свет загорелся снова, тогда она вновь вернулась к окну. В каюте опять потемнело, и через окно проникло голубое сияние. Таня наклонилась. Ахнула. Наполненный светом, словно море в солнечный полдень, простор раскинулся, сколько хватал глаз. Невозможно было понять, что это. Ни с чем подобным Таня не сталкивалась в своей, не слишком пока длинной жизни, но что бы это ни было, оно было прекрасным.
        Шорох за спиной заставил ее обернуться. Свет зажегся автоматически. Рядом с диваном стоял злополучный чемодан. Стюард-призрак выполнил поручение. Таня почувствовала, что не хочет оставаться одна. Вышла в коридор, подкралась к двери с номером девятнадцать, не зная, как поступить дальше. Постучать? Таня протянула руку, чтобы коснуться двери, но ничего не почувствовала, словно дверь была лишь иллюзией, при этом иллюзией, непроницаемой для материальных тел. Рука просто соскользнула с непрозрачной поверхности и беспомощно повисла в воздухе. Таня уже было повернулась к этой странной двери спиной, но голос Вадима остановил ее:
        - Заходи, Таня.
        Она обернулась. Лукавой двери не было. Карнаухов-младший стоял в проеме, улыбаясь. На нем был белый, пушистый, словно меховой, халат.
        - Зайду, если не помешаю, - сказала Таня.
        - Я собирался спать, но не прочь поболтать на сон грядущий.
        - Спасибо.
        Вадим посторонился, пропуская ее в каюту.
        - Садись поближе к иллюминатору. Сделаю тебе чаю.
        Таня повиновалась. Каюта Карнаухова-младшего ничем не отличалась от ее собственной, но выглядела более обжитой. Может быть потому, что царил в ней некоторый беспорядок. Таня невольно вспомнила диковинный комбинезон испытателя, который Вадим оставил на перилах веранды. Она выглянула в окно. Голубого простора не было за ним. Разноцветные немигающие точки, то разрозненные, то слепленные в плотные сгустки, усеивали черное пространство.
        - Это звезды? - спросила Таня. - Мы летим?
        Вадим расставлял на столике чайный сервиз.
        - Конечно, послезавтра утром будем на месте…
        - Послезавтра утром? - удивилась Таня. - Так быстро?
        - Гравитабли могут летать и быстрее. До субсветовой, но в пределах Солнечной системы такая скорость излишня, а для межзвездных перелетов, наоборот, - недостаточна.
        - Вы и к звездам летаете?
        - Да, но не на таких скорлупках, конечно… Нибелунгеры - так мы звездолеты называем - настоящие громады. Каждый и размером, и массой сравним с Эльбрусом. Меньшей массой метрику пространства и не продавить…
        - Вадим! - взмолилась собеседница. - Я не понимаю половины из твоих слов.
        - Ох, прости… Я совсем забыл…
        - Что я такая дурочка?
        - Ты вовсе не дурочка… Просто у нас такие вещи известны даже школьнику, а у вас не снились и академикам.
        - Ты мне вот что лучше скажи, Вадим… Твой отец говорил, что хроноспасатели вывозят из разных времен людей.
        - Да, таких много… Они живут у нас повсюду, даже на Марсе…
        - И как они здесь, у вас, в высокоученом будущем, устраиваются? Их используют на подсобных работах?
        - На каких работах?!
        - Подсобных… не требующих особой квалификации. Они же ничего не знают и не умеют. Должен же кто-то рыть у вас канавы, убирать мусор… Не всем же так красиво отдыхать.
        Вадим подавил улыбку.
        - Хронобеженцев у нас лечат, учат, адаптируют к новой жизни. Этим занимаются десятки тысяч специалистов. Целые институты работают. Понимаешь, Таня, мы в долгу перед нашими предками, которые сражались, голодали, умирали от непосильной работы, жили в темной безнадежности своих смутных и страшных эпох. Спасая тех, кто погиб, не оставив даже памяти о себе, мы возвращаем часть этого долга. Очень незначительную, кстати…
        - Тогда ты меня напрасно спасал, - заявила Таня. - Я еще ничего такого не совершила, чтобы ты, например, был мне чего-то должен. Жили мы не слишком сытно, это верно, порой и одежонки лишней себе не могли позволить, не то, что целый чемодан, но так вся страна жила… и живет. А тем более - сейчас, когда война… Я уже говорила Сергею Владимировичу, я не беженка, я комсомолка, к тому же в радиотехникуме отучилась. Я в радистки пойду, вы только верните меня назад.
        - Это не отцу решать и не мне, - отозвался Вадим. - Я, правда, никогда не слыхал, чтобы кого-нибудь возвращали…
        Он вдруг смутился. От Тани не укрылся легкий румянец, окрасивший его щеки.
        - Говори уже, раз начал, - подбодрила Таня.
        - Тут видишь, какое дело… Не вытащи я тебя, ты бы погибла. Пять пуль в тебя всадили.
        Таня невольно провела пальцами по животу.
        - А ну как выжила бы?
        Вадим помотал головой.
        - Невозможно. И не в том дело, что минуты тебе оставались и госпиталя под рукой не было с хирургом. Просто по-другому я тебя и спасти-то не смог бы.
        - Не понимаю… - тихо произнесла девушка.
        - В хронокапсуле довольно мощный Сумматор. Без него нельзя. Кроме того, он связан метрически с другими Сумматорами планеты. Такие ветви вероятностей он просчитывает мгновенно. Поэтому капсула сработала. Иначе - нет. Ну, все, не спрашивай более, я и так наболтал сверх положенного…
        Они помолчали. Звезды за иллюминатором равнодушно светили, не меняя своего положения. В абсолютной тишине и покое гравитабль уносил пассажиров к Марсу. Таня прихлебывала чай, поглядывая на Вадима. Странно было знать, что ему полвека, выглядел Карнаухов-младший значительно моложе Таниного отца. Правда, Вадим не знал тяжелой работы, и его не ранили на Гражданской…
        Она отставила чашку. Решительно поднялась.
        - Пойду я спать, - сказала она. - Спасибо за чай.
        Несмотря на навалившуюся усталость, спать не хотелось. Она обследовала каюту, нашла ванную за сдвижной панелью, а за другой - небольшую кухоньку, правда, совсем не похожую на ту, где царила устаревшая на пятьсот лет красавица Асель. Кухня Тане была без надобности, а ванной она воспользовалась. Вымылась с ног до головы, обсушилась, надела легкий, пушистый халат, вроде того, что был на Вадиме. Прилегла на диван. Свет послушно померк, и через иллюминатор в каюту заглянули звезды. Таня стала любоваться ими, думая о причудливом повороте своей, до недавних пор такой обыкновенной судьбы. Потом ее мысли обратились к дому, маме, папе, двоюродным братьям, племянникам. Как они там? Немцы бомбят Ленинград. Страшно за родных. Вот бы забрать их сюда - в это дивное, безопасное время. Мама бы обрадовалась, особенно тому, что можно спрятать детишек от войны. А вот папа ни за что бы не согласился. Он старый большевик, просился на фронт, но его не пустили, возраст, и на заводе он нужен. Да и мама отправила бы пацанов, а сама осталась бы с отцом.
        Подумала о тысячах таких же славных ребятишек, как Мишка и Колька, живущих в Ленинграде, Киеве, Минске, десятках городов и сел, которые сейчас бомбят и обстреливают из орудий захватчики. Что ж это, добренькие хронопилоты всех скопом в светлое будущее уволокут? Да и то, что рассказал Вадим… непонятно. Да, непонятно и, если честно, - жутко. Значит, получи она не пять пуль в живот, а одну и в руку, она так бы и осталась истекать кровью на пыльной деревенской улице? Но ведь это… это несправедливо! Это ж что выходит, она вроде как в раю? За какие такие заслуги? То-то же…
        Значит, такая повестка дня.
        Первое. Вместо того чтобы соваться не в свои дела - узнать, каким образом вернуться в тысяча девятьсот сорок первый. Тем более что спасли ее незаконно. Сергей Владимирович утверждал, что у них нет властей, но кто-то же занимается всеми этими полетами в прошлое. Значит, есть тот, кто принимает решения. Пусть даже эти загадочные Сумматоры - машинные родственники Асель.
        Второе. Вадим сказал - есть другие эвакуированные. Надо отыскать, поговорить. Пусть даже и на Марсе… Какая разница? Вдруг подскажут, как ей добиться своего? Неужто никто из них не пробовал?! Правда, если кто добился, он уже там - воюет.
        Ладно, посмотрим…
        Все-таки звезды невыразимо прекрасны! Не зря она согласилась лететь… А ведь хотела отказаться. Дуре-еха… Увидеть другую планету, фантастический мир будущего, узнать столько нового и интересного… По возвращении домой будет легче переносить все тяготы войны и не бояться фашистской мрази, зная, что будущее, ради которого сражаются сейчас ее соотечественники, - прекрасно.
        4
        Утром прибытия - хотя за окном была все та же проколотая звездными булавками тьма - позвонил Вадим. Телефона в каюте не было, но над столиком вдруг возникло разноцветное облачко, оказавшееся объемным изображением Карнаухова-младшего, которое вежливо поздоровалось и осведомилось, как почивалось обитательнице семнадцатой каюты и не желает ли она позавтракать? Слегка ошеломленная таким способом связи, Таня заявила изображению, что ей надоели семейные завтраки, обеды и ужины и хочется к людям. Вадим хмыкнул, но поведал, что в кафе на третьем уровне можно подкрепиться в компании других пассажиров. «Угу», - отозвалась Таня и продолжила валяться. Вставать не хотелось. Текли ничем не отмеченные минуты, а Таня все нежилась в постели и вспоминала вчерашний день - первый на борту межпланетного корабля…
        Изображения ракет, какие Таня видела в журналах и книжках, гравитабль ничем не напоминал. Он скорее был похож на океанский лайнер. Вадим устроил вчера экскурсию по его палубам. Каюты, салоны, бассейны, шарообразный зал нулевой гравитации, где люди летали на крыльях, как птицы. Вадим предлагал попробовать и ей, но Таня не решилась. Только с детским восторгом наблюдала, как парят, закладывают виражи и мертвые петли обыкновенные парни и девушки, но с разноцветными крыльями, прикрепленными к рукам.
        Поразил Таню и Звездный зал - высокий прозрачный купол, сквозь который можно часами наблюдать Космос. Стоило сосредоточить взгляд на какой-нибудь звездочке, как рядом с нею появлялся столбец текста, содержащий научные сведения как о самом светиле, так и о планетах, его окружающих. Больше всего Таню восхищали строчки о количестве народонаселения на той или иной планете - освобожденное от угнетения и войн человечество заселяло Вселенную. Короче, Вадим вовсю выполнял поручение отца - отвлекать и развлекать гостью. Надо сказать, у него получалось.
        Гравитабль тоже был густо населен. Семеня за широко шагающим «высокоученым экскурсоводом», Таня видела множество людей, молодых и старых, хотя совсем дряхлых среди них не было. Встречались и стайки детей разного возраста. Вадим объяснил, что существует традиция с десятилетнего возраста отправлять во время каникул ребятишек на Марс. Мальчишки и девчонки тридцатого столетия ждут этого дня с нетерпением - Таня подумала, что в ее время так ждут приема в пионеры, но здесь, наверное, никаких пионеров нет. Из-за этой традиции четвертую планету Солнечной системы иногда называют Детской. Во время каникул все музеи, все парки, все экскурсионные маршруты ее работали на юных посетителей, словно шумный, пестрый, горластый прибой накатывался на Марс, давно уже утративший грозный облик бога войны. В библиотеке межпланетного корабля Таня увидела объемные фотографические снимки, сделанные в разные столетия как на поверхности самой, тогда еще совсем недетской планеты, так и из открытого космоса. Красно-черные пустыни, пыльные бури, какие-то громадные изжелта-серые арки, то ли руины, то ли остовы гигантских
животных, русла высохших рек, плоскогорья, усеянные камнями, и куполообразные выступы исполинских гор, и над всем этим низкое небо, тускло-желтое днем и морозно-черное ночью. И постепенно - от снимка к снимку - облик Марса менялся.
        - Как вам удалось это чудо? - спросила Таня, рассматривая трогательные изображения первого облачка, первого открытого водного потока, первого ростка, а после - голубого неба, грозы над растущими городскими зданиями, ребенка, неумело ковыляющего босыми ножками по теплому песку на берегу озера, золотые, алые, багряные заросли высоких, тонких деревьев у подножия горы с убеленной вершиной.
        - Ты права, именно чудо, - отозвался Карнаухов-младший. - Нет, конечно, были построены специальные генераторы воздуха, чтобы сделать атмосферу плотной и вызвать парниковый эффект, но само по себе это не сделало бы Марс таким живым и прекрасным миром, каков он сейчас. Вернее - сделало бы, но спустя многие тысячелетия…
        - Что же случилось?
        - Понимаешь, Марс был похож на смертельно больного человека, который отказывался бороться за жизнь, и все усилия врачей пропадали втуне… Во второй половине двадцать первого века на Марсе обнаружили марсиан…
        - Настоящих?!
        - Ну не игрушечных же… Красивые утонченные существа… «Смуглые и золотоглазые», как их называл один древний автор из папиной коллекции… Наука марсиан тогда превосходила земную, они-то и помогли нам установить прочные связи со своей планетой, но вот сами марсиане вели себя как упомянутый больной. Они и до сих пор безнадежные фаталисты, но тогда совсем опустили руки… И однажды прибыла на Марс пожилая пара. Марсиане сами ее выбрали. Что эта пара сделала с марсианами и с самой планетой - неизвестно, только вдруг у Марса и его коренных обитателей словно второе дыхание открылось… Жить они захотели, а не умирать торжественно и пышно…
        - Как в «Аэлите», - вздохнула Таня. - Красиво…
        - Кстати, - спохватился Вадим. - Я ведь обещал показать тебе фильм, даже два…
        - Да… а здесь есть кинематограф?
        - Кинема… что? - переспросил Карнаухов-младший. - Ах да… Нет, у нас это по-другому делается.
        Он откинулся на спинку кресла и скомандовал:
        - Свет! - В каюте стало темно. - Будьте любезны, - продолжал Вадим, - сервер развлечений, домен художественных фильмов, корневой каталог двадцать, файл «Аэлита».
        - Ты это кому говоришь? - шепотом спросила Таня.
        - Бортовому Сумматору… Ты лучше смотри…
        Прямо в темноте появились большие белые буквы АЭЛИТА. Потом возникло изображение проводов, качающихся под ветром, и преувеличенно ярких ритмичных вспышек искрового передатчика, которое вскоре сменилось пояснительным титром: «4 ДЕКАБРЯ 1921 ГОДА В 18час 27мин ПО СРЕДНЕЕВРОПЕЙСКОМУ ВРЕМЕНИ ВСЕ РАДИОСТАНЦИИ МИРА ПРИНЯЛИ…» Дальше замелькали картинки, видимо, иллюстрирующие работу мировых радиостанций, которые приняли один и тот же сигнал: «АНТА ОДЭЛИ УТА». Таня смотрела, как завороженная, и не потому, что так уж был интересен этот старый, немой фильм, заметно уступающий в увлекательности и научной достоверности «Космическому рейсу», а потому, что в нем мелькали сценки такой близкой, узнаваемой жизни. Ведь между тысяча девятьсот двадцать первым и тысяча девятьсот сорок первым годами не такая уж большая разница во времени, во всяком случае, ее не сравнить с пропастью в тридцать веков.
        Фильм кончился. Медленно зажегся свет. Таня повернулась к Вадиму, моргая заслезившимися глазами.
        - Ну, как? - осведомился он. - Понравился кинематограф?
        - Кинофильм, - сердито поправила его Таня и добавила небрежно: - Мещанская мелодрама…
        - Ого! - весело удивился Карнаухов-младший. - Тебя надо познакомить с нашими историками архаичного киноискусства. Думаю, они будут в восторге от такого знатока.
        - Хватит подначивать, - пробурчала Таня. - Давай лучше вторую «Аэлиту».
        Вадим снова произнес свое заклинание, и начался следующий сеанс. Зрелище, по сравнению с которым черно-белая немая греза была лишь слепым отпечатком, захватило Таню с первых мгновений. Кинофильм был не только звуковым, но и цветным, и объемным. Да что там, он воздействовал на все органы чувств. Таня ощущала дуновение ветра на лице и чувствовала запах увядших цветов. Она словно стала участницей захватывающего действа. Древний, величественный Марс предстал перед ней как живой. Будто она уже вступила на его поверхность и теперь, вместе с отважными межпланетными путешественниками инженером Лосем и красноармейцем Гусевым, пересекала апельсинового цвета равнину, по щиколотку утопая в ржавом прахе, прислушиваясь к ночным шорохам и пискам, раздающимся в кактусовых зарослях. А потом был головокружительный полет на воздушном корабле, руины гигантского цирка, слепые глаза спящего магацитла и стеклянные крыши Соацеры. Марсиане, мчавшие в крылатых лодках навстречу пришельцам с Земли, улыбались именно ей, комсомолке Климовой, и бросали охапки цветов. Таня невольно попыталась поймать один из букетов, но он
прошел сквозь ее пальцы, шлепнулся на колени и свалился на пол каюты. Но все эти чудеса были забыты в тот миг, когда на сцену вышла сама дочь повелителя над всеми странами Тумы.
        Зов Аэлиты, казалось, все еще звучал в пространстве, и Таня со стыдом вспоминала, как расплакалась после сеанса. Ревела навзрыд, будто кисейная барышня. Вадим, ошеломленный такой реакцией, вскочил и принес ей стакан воды. Он, видимо, накапал в нее что-то успокоительное, потому что Таню мгновенно стало клонить в сон. И вот теперь она, наконец, проснулась. Проснулась с ощущением счастья. Так бывало в детстве, в первое утро летних каникул. Просыпаешься и вдруг понимаешь, что в школу идти не нужно. И завтра не нужно, и послезавтра, и еще много-много утр подряд. Что лукавить, Тане хотелось увидеть Марс и его обитателей. После вчерашнего кинофильма - тем более. Пусть это будут ее летние каникулы, которые она, как обычно, постарается провести с пользой. А потом - на фронт! Бить фашистских гадов, сколько получится…
        Но пока нужно одеться к завтраку…
        Чемодан послушно изверг ворох платьев. Какое же выбрать? Таня вчера насмотрелась на здешних красавиц. Если только все они не были гинедроидами какого там по счету поколения, следовало признать, что скромной комсомолке Климовой с ними не тягаться. Таких расцветок и фасонов выпускница радиотехникума и вообразить не могла. А прически! А косметика! Можно подумать, что все женщины на борту киноактрисы… Нет, нет, вам, комсомолка Климова, следует выглядеть скромнее.
        Она выбрала голубое платье с кружевным воротником и оборками - оно вполне соответствовало утреннему настроению - и легкие белые босоножки с пряжками-друзами. Вадим уже поджидал ее в коридоре, подпирал широкими плечами белые стены. К глубокому сожалению Тани, ее «ухажер» не утруждал себя выбором гардероба. На Вадиме были короткие пионерские штанишки и майка с изображением древнеегипетского Сфинкса. На ногах же не было ничего.
        Таня вздохнула, дескать, что взять с мужчины, подошла к нему танцующей походкой, взяла под руку. Они поднялись в кафе на третьем уровне, по сравнению с другими заведениями на корабле оно выглядело скромно. Никакого золота, живого пламени в потолочных светильниках и невесомого мороженого. Каплевидные столики на ножках-стебельках, раздвижные, узорчатого стекла, ширмы, за которыми, при желании, можно уединиться, говорящее меню и вихреподобные стюарды. Ширму Таня велела убрать - уединение ей осточертело. На завтрак захотела молока и хлебную горбушку. Немножко подсохшую. И яблоко. Из того, что в результате принес стюард, Таня узнала лишь яблоко. У молока был привкус арбуза, а под хрустящей корочкой «горбушки» обнаружился жидкий шоколад. Вадим с ухмылкой наблюдал, как гостья с недоумением разглядывает заказ. Таня ухмылку заметила и сделала вид, мол, получила то, что хотела.
        После завтрака они поднялись в Звездный зал. Здесь уже было полно народу. Марс приближался. Конечно, это они приближались к нему, но зрение говорило об обратном. Разинув рот, комсомолка Климова смотрела на серебристо-багряный с изумрудными прожилками полумесяц. Детская планета мало напоминала свои изображения в книжках, которые Таня читала запоем, но, видимо, так и должно быть. Что могли разглядеть в свои телескопы астрономы ее времени? Знакомый студент физмата как-то пригласил Таню на наблюдения в Пулковскую обсерваторию. Стоял январь, под куполом обсерватории оказалось жутко холодно. Студент долго наводил телескоп на багровую звездочку, поблескивающую в створе купола. Таня успела изрядно замерзнуть. Наконец он поманил ее к окуляру. Крохотный подрагивающий красноватый шарик - вот и все, что Тане удалось рассмотреть. Никаких каналов. И уж тем более - никакой Соацеры. Каналов Таня не видела и сейчас, но теперь-то она знала, что их и не было. Бессмысленно обводнять мерзлые, ржавые пустыни…
        Сближение с Марсом сделало движение гравитабля заметным. Вот уже полумесяц развернулся в щедро освещенную Солнцем поверхность. Таня невольно сравнивала увиденное с изображениями в библиотеке. Вот это извилистое озеро, пересекающее едва ли не половину Западного полушария, когда-то было уродливым шрамом Долины Маринера, а три ледяные вершины, поднимающиеся над горизонтом, не знали и капли влаги, вздымаясь за пределы скудной разреженной атмосферы. Сухие оспины многочисленных кратеров были теперь заполнены водой - Детская планета словно встречала космических путешественников доверчиво раскрытыми синими глазами. На берегах озер и похожих на голубые вены рек росли леса. Вероятно, купол Звездного зала увеличивал изображение, потому что Таня отчетливо видела качающиеся вершины отдельных деревьев, усыпанных кармином и золотом, багрянцем и кадмием, краплаком и киноварью. На Марсе будто царила вечная осень, но осень праздничная, карнавальная, а не та, что зовется порой расставания и печали.
        - Смотрите, Юветус! - выкрикнул какой-то мальчик. Он, видимо, впервые летел на Марс и очень хотел показать свою осведомленность. Однако с его мнением не был согласен другой путешественник. Того же примерно возраста.
        - Это - Квардор, умник… Юветус в Восточном полушарии.
        Тане было все равно, Юветус или Квардор она видит. Зрелище громадного города, раскинувшегося у подножия Олимпа, который напоминал скорее мир-младенец, вырывающийся из тела материнской планеты, нежели - гору, захватило ее целиком. Хитроумная оптика Звездного зала демонстрировала то общую панораму с высоты птичьего полета, то бросала в стремительном падении на островерхие дома-башни, то опускала на уровень улиц, позволяя на миг очутиться среди фонтанов и парков, причудливых дворцов и фейерверочной растительности бульваров. Прекрасное видение промелькнуло за считаные секунды. Полет продолжался. Панорамы Марса, одна красочнее другой, разворачивались на экране-куполе Звездного зала. Просторная синевато-серая равнина, простирающаяся к северу от города у подножия исполинского вулкана, оказалась морским простором. Правда, его площадь вряд ли превышала Азовское море, но для четвертой планеты он был сравним по значению с Тихим океаном Земли. Над ним гравитабль вошел в ночную тень. Высыпали звезды, отразившись в глади марсианского океана. Тане вдруг стало скучно - на звезды она уже насмотрелась. Тронула
Вадима за руку, сказала:
        - Я в каюту…
        - Вот чудачка! - удивился Карнаухов-младший. - Сейчас выйдем на Восточное полушарие… Там тьма интересного…
        - Пойду собираться, - отозвалась Таня. - Ведь скоро посадка, так ведь?
        Вадим посмотрел на цифры электронных часов, зеленоватыми призраками всплывшие у основания купола.
        - Да… Через полчасика примерно. Еще пол-оборота - и сядем на космодроме Квардора.
        - Ну и вот…
        Таня повернулась и пошла к выходу. Ей очень хотелось, чтобы Вадим окликнул ее, но он и не подумал. Она даже оглянулась, надеясь, что Карнаухов-младший хотя бы смотрит ей вслед. Как же! Он уже что-то нашептывал брюнетке, на вкус комсомолки Климовой - абсолютно голой. Не считать же одеждой нечто эфемерное, густо усеянное блестками. Как будто эту бесстыдницу обмазали клеем и вываляли в новогоднем конфетти. Таня с удовольствием хлопнула бы дверьми, будь они здесь. Но дверей не было, и она просто бросилась ничком на постель. Хотелось заплакать, но слез не нашлось. Таня и сама не понимала, что с ней происходит. Беспричинная радость и столь же беспричинная тоска накатывали волнами. С кем бы посоветоваться? Жаль, что не Сергей Владимирович полетел с ней на Марс. От Вадима толку мало. Он только умничает и поучает. Что, впрочем, неудивительно. Ведь он на тридцать лет старше ее, комсомолки Климовой. А она, неужто умудрилась в него влюбиться? В мужчину, который ей в отцы годится. Вот дура-то! Тане вдруг стало смешно и стыдно. Чего, спрашивается, нюни распустила? Хватит. Пора и впрямь собираться.
        Она собрала платья и туфли, разбросанные по всей каюте, утрамбовала, как могла. Осмотрелась. Вроде ничего не забыла. Дверь растворилась, на пороге как ни в чем не бывало появился Вадим. В том же самом наряде. Босиком.
        - Готова?
        - Да!
        - Тогда пошли.
        Оказалось, что дверные проемы всех кают разомкнуты и по коридору говорливой толпой движутся пассажиры. Вращающиеся лифтовые колодцы подхватывали их небольшими группами. Таня и Вадим оказались в компании двух мальчишек-спорщиков, которые выясняли в Звездном зале, какой город они видят. Спорщики, насупившись, молчали. Вскоре все четверо стояли под сверкающим днищем гравитабля, вдыхая ароматный воздух преображенного Марса. Спорщиков увели воспитатели, а Таня зашагала за Вадимом, который хорошо ориентировался даже на другой планете. Они долго шли под кораблем, потом вступили на движущуюся дорожку, и она понесла их со скоростью хорошего бегуна. Блеснуло солнце. Таня зажмурилась, а когда открыла глаза - оглянулась на оставленный гравитабль. И увидела лишь полированную, отражающую ослепительный солнечный диск, плавно закругляющуюся кверху стену. Неохватную глазом.
        «Какая все-таки мощь! - со смесью восторга и ужаса подумала Таня. - Чтобы такую махину сдвинуть, никаких двигателей не хватит… Вот бы нашим такой корабль да загрузить его бомбами… Ничего бы от их проклятого Берлина не осталось…»
        Марс был очень странной планетой. После Земли он казался ненастоящим, игрушечным. Может быть, виной тому была детская легкость, которую комсомолка Климова ощутила, едва вышла из корабля. Ей даже показалось, что она вот-вот взлетит. Другие, впрочем, и взлетали. Не все пассажиры смирно стояли на бегущей дорожке, некоторые вдруг распахивали прозрачные стрекозьи крылья и срывались в кубово-синее небо. Когда это произошло впервые, у Тани вырвалось:
        - Марсиане!
        В толпе засмеялись. Особенно усердствовали дети. Таня насупилась.
        - Нет, - отозвался Вадим. - Всего лишь люди с портативными хомокоптерами. Индивидуальными летательными аппаратами…
        - А марсиане? - уже вполголоса, чтобы не вызвать новый приступ общего веселья, осведомилась Таня. - Они где?
        - Да кто их знает… Думаешь, они тут толпами бродят? Как бы не так…
        Сказано это было настолько равнодушно, что Таня не стала расспрашивать дальше.
        Дорожка вынесла их к громадному зданию космовокзала, чью остекленную пирамиду Таня заметила еще издалека. Треугольная арка вобрала человеческую реку, прохлада и сумрак охватили прибывших с Земли. Комсомолке Климовой даже зябко стало. И она поежилась, но «ухажер», как обычно, не обратил на это внимания. Космовокзал полнился голосами на разных языках. Разговаривали пассажиры. Объявлялись прилеты и отлеты кораблей. Таня прислушивалась завороженно.
        «В тринадцать часов по среднемарсианскому времени отправляется рейс триста тринадцать, по маршруту Марс - Юнона - Ганимед… Вниманию встречающих! Прибытие рейса пятьдесят семь с Венеры задерживается по гелиоусловиям орбитального порта «Исида»… Пассажира, прибывшего двенадцатичасовым рейсом с «Гало», просят пройти к стойке регистрации… Напоминаем, что челночный рейс по маршруту Квардор - Фобос отменяется по причине аварийной швартовки нибелунгера «Стрела», прибывающего из системы Фомальгаута…»
        Таня вспомнила разговор о научных заслугах Сергея Владимировича, спросила:
        - А отец твой на Фомальгауте бывал?
        - Один раз, - откликнулся Вадим. - А почему спрашиваешь?..
        - Ну, если его там ценят как научного сотрудника…
        - Смешная… Для этого летать на Фомальгаут необязательно… Но папа у меня рисковый мужик, невзирая на сугубо кабинетную работу…
        - А ты?
        - Что - я?
        - Рисковый мужик?.. Летал на Фомальгаут или еще куда-нибудь?..
        - Мне и так риску хватает… Да и не люблю я космических перелетов…
        - А что тогда со мною потащился?
        - Отец попросил.
        - Мог бы и не послушаться… Не мальчик уже…
        - У нас в семье слово старшего мужчины - закон…
        «Что же ты семьей до сих пор не обзавелся?» - хотела спросить Таня, но промолчала. Кто она Вадиму, чтобы такие вопросы задавать?..
        Они поднялись на широкую террасу, опоясывающую здание космовокзала. Уже знакомые Тане аппараты, похожие на разноцветных жуков, висели аккуратными рядами, не касаясь поверхности.
        - Выбирай, какой нравится! - предложил Вадим.
        - А они чьи?
        - Глидеры-то?.. Ничьи. Общественные. Так какой нравится?
        - Во-он тот, сиреневый…
        - У вас хороший вкус, товарищ Климова!
        Снаружи глидеры были непрозрачными, словно отлитыми из цельного куска металла, зато изнутри казалось, что корпуса совсем нет. Таня будто висела в воздухе, вместе с креслом, мягким как пух. Оказалось, что управлять глидером нет нужды. Вадим сел рядом с Таней и сказал: «Дворец Аэлиты», и «жук» сорвался с места, будто только и ждал этих слов.
        5
        Две женщины встречали тех, кто входил во Дворец Аэлиты. Старая и молодая. Старая была похожа на тетю Варю, мамину сестру. Даже странно было видеть среди всего этого марсианского великолепия такую уютную, домашнюю тетю Варю, в круглых очочках, с прической-кукишем, в домашних шлепанцах, с вязаньем в руках. На давних снимках двадцатых годов тетя Варя очень похожа на нее, Таню. Даже удивительно…
        Молодая уступала «тете Варе» вросте, но была статной и горделивой, задумчиво смотрела вдаль, узенькую ладошку держала на отлете, а в ладошке - шарик. Дымчатый, с зелеными разводами. По нему Таня и узнала молодую. Конечно - это была статуя Аэлиты. А старая - видимо, та женщина, из легенды… Которая вместе с мужем спасла Марс… Таня, сама не зная почему, обрадовалась «тете Варе», как родной. Подумала смутно: «Вот ведь смогла же она, значит, и я смогу…» Вадим стоял поодаль со скучающим видом, ждал, покуда гостья налюбуется творениями древнего скульптора.
        В широкий портал главного входа вливались толпы туристов со всей Солнечной системы. Да и с других звезд прилетали. Видимо, чувствовали невыразимое родство с этим местом, с которого начиналась космическая экспансия человечества. Не напрасно Дворец Аэлиты построен на месте первой базы. Она и теперь здесь, внутри дворца, под стеклянным колпаком. Иссеченный беспрестанными песчаными бурями приземистый купол на пятачке ржавой пустыни. А вокруг другие экспонаты первого марсианского музея. Все, как положено. Геология. Палеонтология. Биология. Археология. История освоения. И просто - история. История цивилизации коренных марсиан насчитывает миллионы лет, но люди только начали собирать ее по крупицам, восстанавливая мозаику, рассыпанную еще в начале земного палеолита. Сами марсиане удивительным образом были равнодушны к собственному прошлому. Бытовало мнение, что они потому и воспрянули духом в конце XXI века, что увидели в людях наследников своей своеобразной культуры.
        Впрочем, Вадим не слишком интересовался этим. Хронокапсулу в условиях Марса он испытал бы с удовольствием, но пока у Техногона и на Земле хватало проблем. Вадим подумал, что надо бы позвонить Нгоро, узнать, как они там справляются. Сбоит все еще треклятая триангуляция или ничего?.. Еще на корабле Вадим решил, что сбежит с Марса при первой же возможности. Вот покажет Тане основные достопримечательности и сбежит. Главное - выполнить отцовский наказ. Это святое! А то, что там хронопсихологи навыдумывали, не его это, пилота-испытателя Карнаухова, дело. В конце концов, законы Человечества не обязывают принудительно участвовать во внепрофессиональной деятельности. Заставить его не могут. Следовательно, он вправе отказаться в любой момент. Таня все еще столбом торчала перед статуями, и от нечего делать Вадим начал глазеть на симпатичных туристок. На широких ступенях парадной лестницы, в прохладной сени канадских кленов, сотни лет назад адаптированных к марсианским условиям, у фонтанов их было множество. Одна другой краше. Вадим заметил даже брюнетку с гравитабля, с которой он так мило поболтал в Звездном
зале.
        Как выяснилось, Таня ее заметила тоже.
        - Я вижу, ты глаз отвести не можешь от этой развратницы!
        - От кого?! Как ты ее назвала?!
        - Развратницей! - с удовольствием повторила Таня. - Облепила себя мишурой и ходит голая…
        Вадим недоуменно нахмурился.
        - Знаешь, в наше время ханжество не в чести, - сказал он. - И потом, с чего это тебя волнует, как я смотрю на женщин?
        - Меня! Волнует! Да нисколечко!
        - Ладно, пойдем в музей… А то сол уже клонится к вечеру…
        - Что - клонится к вечеру?
        - Сол, - повторил Вадим. - Так называются марсианские сутки, которые, кстати, минут на сорок длиннее земных…
        - Знаю…
        Когда они вышли из Дворца Аэлиты, Таня молчала. Вадим понимал ее - коллекция музея была грандиозна. И дело даже не в том, что гостья физически устала - ее переполняли впечатления, которые за одну минуту не переварить. Он взял Таню за руку и отвел к столикам уличного кафе. Все-таки одного круассана и кружки фитомолока, которыми гостья позавтракала на борту гравитабля, недостаточно, чтобы зарядить энергией на целый день. Он угадал. Таня накинулась на то, что без всякого спроса принес вихреподобный официант. Она опустошала содержимое многочисленных тарелочек и судков с такой яростью, что Вадим невольно вспомнил о «шохо, пожирающих блюда деликатнейшей пищи».
        - Сыта? - осведомился он, когда комсомолка Климова отодвинула последнюю тарелочку.
        - Уф…
        - Глубокомысленный ответ…
        - Чего ты от меня хочешь?
        - По-прежнему - развлекать тебя и забавлять.
        - Ну… забавляй…
        - Тогда предлагаю Олимп!
        Таня мотнула головой.
        - Это вон та горища?..
        - Угу.
        Олимп нельзя было не заметить. Он возвышался над городом, заслонив львиную долю северо-восточной части близкого горизонта. Несмотря на совершенно ясное небо, конус его исполинской кальдеры скрывало облако испарений. Древний вулкан дышал, к счастью - это был всего лишь водяной пар, поднимающийся над бесчисленными озерцами, примостившимися на уступчатых склонах.
        - Я объелась, и мне туда не вскарабкаться…
        - Чудачка, я и не предлагаю тебе туда карабкаться… Тоже мне, альпинистка… Сейчас сядем в наш сиреневый глидер и подскочим до лифтовой площадки.
        Такой вариант Таню вполне устраивал.
        Глидер взмыл над Дворцом Аэлиты, и Таня попрощалась взглядом и с марсианской принцессой, и с «тетей Варей». Особенно - с «тетей Варей». Вадим, видимо, нарочно выбрал не прямой путь, а заложил пологую дугу над городом. Если Марс был Детской планетой, то Квардор, без всякого сомнения, был Детским городом. Городом-праздником. Городом-аттракционом. Обыкновенных домов, даже по меркам этого фантастического будущего, в нем не было. Дворцы, замки, пряничные домики, скрывающиеся в зарослях красени, гроты, водопады, качели-карусели, зоосады, песочницы, игровые площадки - над всем этим проносился сиреневый жук-глидер. А в вечереющем небе качались воздушные змеи, величаво плыли громадные шары-монгольфьеры, вспыхивали ослепительные гроздья фейерверков. Улицы были запружены народом. В основном - в возрасте от трех до шестнадцати. Таня вдруг подумала с горечью, что вот бы сюда Мишку с Колькой и всех ребятишек, что сейчас со страхом прислушиваются к разрывам бомб и снарядов. Настроение ее снова испортилось, и она перестала вертеться в кресле, угрюмо уставилась прямо перед собой.
        Глидер приземлился в ряду себе подобных на широкой площадке на одном из нижних уступов подножия Олимпа. Таня и Вадим вышли, влились в не слишком полноводный ручеек туристов, желающих подняться на верхотуру. Вместе с ними втиснулись в широкий цилиндр лифтовой кабины. Вознеслись. Таня подумала, что на самую вершину, и боялась, что в своем легкомысленном платье замерзнет. А уж Вадим в своей майке - и подавно.
        Серебристый ветер вздымал подол Таниного платья. Марсианские сумерки, столь же необычные, как и все здесь, чаровали, баюкали своими фиолетовыми переливами неземного - в прямом смысле - бархата. Вот уже с полчаса Таня и Вадим прогуливались по смотровой площадке, покоившейся на плече Олимпа. Каблуки комсомолки выбивали неторопливую дробь о матовое бирюзовое покрытие.
        Площадка была огромна. Вознесенная на два километра над Квардором, она открывала куда более величественный вид на марсианский город, чем с орбиты. Но все же сюда больше приходили любоваться, как пояснил Вадим, звездами.
        Невзирая на вечернюю прохладу, провожатый Тани, казалось, совсем не мерз в своем легкомысленном наряде. Хотя по площадке прогуливались люди, одетые куда более солидно и, по мнению Тани, богато. Много пожилых, а вот детей красоты ночного Марса или не прельщали, или им просто пора было спать.
        - Чего озираешься? - прервал объяснения Вадим.
        - Да вот… Смотрю, может, встретим, наконец, настоящих марсиан.
        - Это вряд ли. Марсиане показываются только тем, кому сами захотят. Такие уж они чудаки.
        - А вдруг они захотят показаться мне? - Таня остановилась. - Кстати, таким, как я, - они когда-нибудь показывались?
        - Вот уж чего не знаю, - рассеянно бросил Вадим. - Да что ты все о пустяках… Смотри - Деймос!
        Для Тани ее вопрос вовсе не был пустячным, но она послушно подняла голову к небу - и в который уж раз замерла в восхищении. На полнеба раскинулся Млечный Путь. Здесь он не выглядел трудноразличимой дымкой, а сиял, и казалось, всмотревшись, можно разглядеть в серебряной взвеси отдельные светила. А низко над горизонтом, торжественно и неторопливо, яростно сверкая, как и положено спутнику бога войны, навеки забытого здесь бога, плыл Деймос.
        - Не отвлекайся, - говорил Вадим, - пропустишь явление Фобоса.
        - Вадим, - Таня сама не знала, почему у нее вырвался этот вопрос, - а где на Марсе памятник товарищу Сталину?
        - Кому? - не отрываясь от созерцания светил, небрежно переспросил Вадим. - А! Зачем? Кажется, Сталин - это же из великих деспотов древности, как Наполеон, Калигула… Смотри, вот он, Фобос!
        - Ты! Да ты!.. Да как ты смеешь!
        Испытатель хронокапсул перевел взгляд на спутницу и, будь он менее выдержан, отшатнулся бы: взгляд Татьяны обжигал. Милая белокурая девушка испарилась, перед Вадимом была… была… он не мог подобрать слово, с такой смесью ярости и презрения он за свои пятьдесят лет никогда не сталкивался. Настоящие ярость и презрение.
        - Как ты, - слово «ты» девушка словно выплюнула в лицо, - смеешь судить! Да-а, я смотрю, неплохо вы тут устроились! Жируете на наших костях. На крови нашей, поте, смерти!
        Прогуливающиеся пары проходили мимо, если и обращали внимание на разгорающийся скандал, то никак это не выказывали.
        - Спасаете бедненьких, невинно убиенных! А всех спасти - слабо?! Слабо!
        - Таня, успокойся, объясни, да что ж я такого, окаянный, сказал…
        - Не ходи за мной!
        Таня сбросила босоножки и бегом устремилась к лифту. Тот послушно принял ее в свои мягкие объятия, и через две минуты она уже мчалась, не разбирая дороги, через скверы и улицы такого прекрасного и такого чужого города - марсианского Квардора.
        - Сталин… Сталин… - бормотал опешивший Вадим и вдруг хлопнул себя по лбу. - Ах я, идиот!
        - Совершенно верно, - согласилось с ним женское лицо, возникшее из ничего в светящемся розовом облаке. - Уж завалил дело так завалил. Ты даже не видел, что девушка пребывает в крайне нестабильном психическом состоянии. Ты даже не заметил постоянных резких перепадов в ее настроении.
        - Но я же не хронопсихолог, Эмма!
        Хронопсихолог Эмма улыбнулась - чуть насмешливо.
        - Ты прежде всего - мужчина. И должен был заметить. Хотя… - Эмма взяла паузу, несомненно, кокетливую, - прав твой отец, какой из тебя мужчина, так, дубина стоеросовая. В общем, с задания тебя Старшие по проекту снимают. Давай, можешь не скрывать облегченный вздох. О девушке позаботятся.
        Вадим остался один. Хотя на обзорной площадке людей все прибывало и прибывало. И откуда они только берутся…
        Таня неслась, не разбирая дороги - через какие-то скверы, мимо дворцов и скульптур. Ясно было, что она нарушила здешние правила, а за это, поди, по головке не погладят. Еще упекут в лагеря… ладно, лагерей у них наверняка нет, в психическую лечебницу какую, да и мало ли что еще найдется в этом дивном новом мире. Она же его совсем не знает! Бежалось удивительно легко - об уменьшенной силе тяжести комсомолка Климова как-то подзабыла. Но все же силы стали покидать, а ясность мышления - напротив, усиливаться. В конце концов она остановилась, хотела обуться, но вспомнила, что бросила босоножки на площадке… А-а, ладно! На такой гладкой и одновременно мягкой, словно ковер, мостовой, которая в Квардоре почти повсюду, ноги не собьешь. Осмотрелась: «Куда это меня занесло?»
        А занесло комсомолку и впрямь в причудливое место. Она стояла под невысокой желтой аркой древнего камня. То, что древнего, - понятно с первого взгляда: ноздреватый, изъеденный многотысячелетней, если не миллионолетней эрозией монолит, покрытый сетью мелких и глубоких трещин. Да и во Дворце Аэлиты такие видела. Под ногами - бурая почва, все небольшое пространство плотно окружено зарослями неведомого кустарника с корявыми ветвями и редкими, но длинными бурыми листьями, отблескивающими в свете Фобоса темно-лиловым. Сбоку возвышалась скала, по которой неторопливо стекал ручеек-водопадик, исчезая из виду где-то там, за кустарником.
        Таня обхватила руками плечи - после долгого бега становилось прохладно - и решила собраться с мыслями. Не тут-то было. На поляну грациозно, так что и ветвь на кусте не шелохнулась, выскользнули двое. Марсиане. Это Таня поняла сразу. Были они и похожи на людей, и не похожи одновременно. Высокие, выше человеческого роста, но изящные, даже - хрупкие, дотронься - сломаешь, мужчина и женщина. Мужчина в фиолетовой накидке, прошитой золотой нитью, женщина - в красной, тоже в золоте. Слишком узкие для человека лица не вызывали, тем не менее, отталкивающего впечатления, как и необычная, скругленная форма ушей. Волосы у незнакомцев если и были, то убраны под капюшоны, а вот глаза… Марсиане были золотоглазые.
        Они не были похожи на марсиан из фильмов про Аэлиту, но Таня разочарованной себя не чувствовала. Набрала полную грудь воздуха и решительно произнесла:
        - Здравствуйте, товарищи марсиане!
        «Здравствуй, девушка из иной последовательности», - мелодичный женский голос зазвучал прямо в голове, и Таня вздрогнула.
        «Тебя не слишком раздражает прямой разговор? - вступил в «разговор» мужчина. - Наш речевой аппарат мало приспособлен для воспроизведения земных языков».
        - Нет, что вы! Как вам удобно, - заверила Таня, невзирая на то что ей стало сильно не по себе.
        Но не пасовать же перед межпланетным контактом.
        «Кроме того, мы заверяем, что строго чтим правила и не вторгнемся в область твоего особенного», - заверила женщина.
        - А я, между прочим, недавно про вас спрашивала! - вспомнила комсомолка Климова.
        «Случайность есть только отсрочка продления причинности. Тебя услышали», - сообщил мужчина.
        «Воспринимай правильно и интерпретируй верно. Это место - точка пустоты, и все напряжения линий, возникшие здесь, не проникают в извне».
        «Людям Земли из прямой последовательности не следует знать о нашем обмене».
        «Это не означает неверных намерений, но только во избежание искажений метрики Большой Пустоты и ее памяти».
        «Не разум выбирает путь, но путь выбирает разум. Это непросто постигнуть, потому прими на веру. Твой путь выбрал разум, что горит в тебе, оттого следуй этим путем. Ибо дисторсии разума зачастую искривляют путь, так как все взаимосвязано: случайность зависит от предопределенности, но и наоборот тоже. Мы успели это постичь».
        «Твой путь - верный. В этом заключается наше послание».
        «Прощай».
        «Прощай».
        - До свидания… товарищи… - только и вымолвила Татьяна, но слова ее застряли в зарослях кустарника. Марсиан уже не было.
        Татьяна в задумчивости брела по ярко освещенной площади инопланетного города - пора, что ли, сдаваться властям, а то до нее и дела никому нет. Из беседы, если это можно было назвать беседой, с марсианами она поняла только, что уж домой она вернется непременно, только никому нельзя про марсиан рассказывать. Все это походило на сказку - странную, но притягательную. Только вот дома - война, а не сказки. Поэтому, когда из воздуха возникло облако связи, а в нем - красивая шатенка: «Здравствуйте, Таня! Меня зовут Эмма. Я ваш персональный хронопсихолог», - комсомолка Климова вздохнула с облегчением.
        Пора домой. Хватит в игры играться. Может, хоть на этот раз ее отправят специальным рейсом?
        6
        Никогда бы Таня не могла представить, что серьезное учреждение может напоминать красный уголок в Доме культуры. О том, что она, как ей сообщили, находится «в недрах Проекта Хроно», напоминал лишь тот факт, что «уголок» этот висел чуть ли не на конце полуторакилометровой башни-иглы, возвышающейся посреди казахской степи, утратившей за тысячу лет свой однообразно суровый вид. Рощицы, озера, пойменные луга. Птичий переполох. Косяки журавлей. Плеск лебединых крыльев в закатном небе. Таня видела все это, покуда ехала в вагоне скоростного поезда, со скоростью пули летящего на единственном рельсе.
        Хронопсихолог Эмма расположилась в кресле-подушке, принимавшей форму помещенного в него тела. Таня предпочла табурет, на табурете же восседал и седовласый мужчина в серебристой одежде, напоминающей военное обмундирование, с суровым, волевым лицом. Такие лица Тане видеть доводилось. Важный чин, решила она. «Чин», впрочем, в разговоре участия не принимал, только слушал да потягивал через соломинку густой молочно-белый напиток.
        Говорила Эмма, речь ее была журчащей, обволакивающей.
        - Мы виноваты перед вами, Таня… Очень виноваты. Сразу неверно составили программу адаптации, неверно рассчитали ваши психофизиологические параметры, а ведь времени было достаточно - вы более двадцати дней находились на лечении, прежде чем вас переместили в дом Карнауховых. К сожалению, наш опыт по реабилитации беженцев все еще более чем скромен.
        - А зачем? - Таня постаралась спросить как можно резче, чтобы перебить журчащий поток.
        - Понимаю, да… Зачем мы вообще занимаемся проблемой хроноэвакуации?.. Карнаухов-старший пробовал вам объяснить, но, видимо, недостаточно… Кофе, напитки, что-нибудь перекусить?
        Таня нетерпеливо отмахнулась от этой жалкой попытки ее отвлечь.
        - Вы, наши могучие потомки, - произнесла она веско, словно была прокурором на процессе. - Вам больно видеть, как мучаемся мы, ваши предки? Добро. Если не можете помочь - не смотрите. Если можете помочь - помогите, а не развлечения устраивайте.
        - Ну, что вы, Таня, о каких развлечениях… - зажурчала Эмма, но Татьяна вскинула руку, мол, я еще не все сказала. Почудилось, что «чин» за столом одобрительно сощурился. Или не почудилось?
        - Ваш Вадим спас меня - это ему не развлечение? Ну, так - приключение, значит…
        - Вадим - особый случай…
        - Да, слыхала - он испытатель и не имел права… Но это частное. А я за общее… Человек - сам кузнец своего счастья! Не знали? У нас это так. А у вас! Вы похищаете людей без их ведома и согласия. Раз. - Таня загнула палец на руке. - Насильно удерживаете их у себя, под предлогом то ли лицемерного милосердия, этой поповской выдумки, то ли ложно понятого гуманизма, который, как известно, есть отрыжка мелкобуржуазной морали. Два. - Таня загнула еще один палец. - Вы еще Гитлера за миг до того, как он сдохнет, сюда, в этот ваш рай притащите. А что? Чем он не беженец будет, когда наши зажмут его в его крысином логове! Наконец, товарищи, вместо того чтобы заняться настоящим делом - немедленно и решительно изменить прошлое с самых древних времен, перебить всех эксплуататоров, воров, кровопийц, чтобы навсегда перестали страдать честные, трудящиеся люди, вы продолжаете вашу порочную практику! Три. - Еще один загнутый палец. - Повторяю: можете помочь - помогите, нет - уйдите! А меня как незаконно перемещенное лицо требую вернуть в мое время!
        Без преувеличения, это была самая удачная речь комсомолки Татьяны Климовой! Когда подругу Зинку за посещение кинотеатра в учебное время собирались выгнать из техникума, угрожая исключением из комсомола, вышло не так красиво. Таня даже не заметила, что вся раскрасневшаяся, давно стоит на ногах, нависая над седым «чином». Что, впрочем, не произвело на того особенного впечатления.
        Зато произвело на Эмму.
        - Нет, мы никогда не поймем их, - негромко произнесла та, адресуясь «чину».
        Тот снова промолчал.
        - Послушайте, Таня. - Куда только делось журчание, голос хронопсихолога стал сухим и отстраненным. - Но ведь бытие всегда лучше небытия. Как можно этого не понимать? Жить заведомо лучше, чем не жить.
        - Жить - ради чего?
        - Ради возможности видеть красоту мира. Общаться. Рожать детей, в конце концов.
        - Жизнь - это цель. Если в жизни нет высокой цели, все остальное - неважно. Верните меня домой.
        - Расскажи ей о парадоксах, - впервые подал голос «чин».
        Эмма кивнула.
        - Таня, любое изменение в прошлом влечет другое, другое - сразу несколько, и так возникает лавина, которая сметает настоящее в состояние квантовой неопределенности.
        Таня хмыкнула.
        - Можно подумать, вы пробовали.
        - Нет, но наши Сумматоры точно считают линии вероятностей. Закон неумолим. Даже если изменить судьбу совсем незначительного человека, модель дает обратный резонансный эффект. Поначалу изменения вокруг человека нарастают, потом сглаживаются. Проходит десять, двадцать лет с его смерти - и вдруг изменения актуализируются, причем стократ мощнее. Потом волна спадает. Потом проходит пятьдесят лет - взрыв и… неопределенность. Вы погибли, Таня. Очень жаль. Обживайтесь у нас. Вернем вас - погибнем мы. Вы же все понимаете. Вы умная девушка. Я одного не понимаю, как вы успели догадаться, что марсиане не общаются с беженцами…
        - Так, а можно мне вопрос? - перебила ее Таня.
        Ишь чего, к марсианам подбираются.
        - Конечно, Таня, любой.
        - Почему перестали делать гинедроидов семнадцатого поколения?
        Эмма даже прокрутилась в своей креслоподушке.
        - Это же было давно. Появились новые, более совершенные сервисы.
        - А что гинедроиды? Что с ними стало?
        - Можно сделать запрос… Но, по-моему, это очевидно. Какие-то пришли в негодность. А какие-то и до сих пор служат своим хозяевам, вы сами…
        - А если не пришли в негодность, а хозяева пропали или это… захотели совершенных сервисов? Они способны чувствовать?
        Эмма открыла из воздуха информационное окно, легкими пассами разогнала несколько строк.
        - Гинедроиды семнадцатого поколения способны испытывать чувство долга…
        - Как и я, - вставила Таня.
        - Чувство преданности…
        - Как и я.
        - Чувство оптимального выполнения целевой функции.
        Таня, насупившись, сосредоточенно наматывала локон на мизинец и, кажется, начала его грызть. Опомнилась.
        - Врете вы что-то, товарищи, - хмуро обронила она. - В науке вашей я, конечно, ни бум-бум, только вот нестыковочка. Раз вы нас к себе тянете, значит, мы вам нужны. И баста. И вот еще, хотелось бы с такими же, как я, повида…
        - Меня зовут Артур, - внезапно подал голос «чин» ис легким прихлопом поставил стакан на столешницу. - Советник Проекта в Совете Старейшин. Теперь я скажу. Думаю, милочка, диалектический материализм для вас - не пустой звук? Вижу, что не пустой. И что все в мире подчинено законам диалектического материализма, для вас не тайна?
        - Марксистско-ленинского, - ввернула Таня.
        - Не тайна. - Похоже, Артур любил не только ставить вопросы, но и сам отвечать на них. - Следовательно, у всякого явления есть две стороны, не так ли? Так. Так вот, с одной стороны, Карнаухов сказал вам чистую правду. Жалость. Нам жаль вас. С другой стороны… Возьмем того же Сергея Владимировича Карнаухова, милочка. Возьмем?
        Таня кивнула несколько ошеломленно.
        - Какую практическую пользу человечеству может приносить специалист по архаической литературе, а?
        - Ну-у.
        - Верно, никакой. Но так только на первый взгляд. А если комсомолка Климова хорошо подумает?
        До Тани, наконец, дошло, почему речь этого человека ввергает ее чуть ли не в оцепенение. Он говорит, как товарищ Сталин! Только без всей стране известного легкого акцента.
        - Если комсомолка Климова хорошо подумает, она поймет, что никакое общество, даже самое справедливое, не может жить без учета ошибок прошлого, без постоянной, кропотливой, систематической над ними работы. Иначе общество справедливости рискует погрязнуть в самодовольстве и повторить эти ошибки, не так ли, товарищ Таня? А что ближе всего к истории, чем литература? Литература - выразитель чаяний эпохи, страхов эпохи, надежд эпохи, высказанная нерядовыми людьми эпохи. Кто-то скажет, что этого достаточно. Нет, этого недостаточно. Потому что есть еще простой человек эпохи со своими чаяниями, страхами и надеждами. А что может быть лучше живого общения с таким человеком? Ничего не может быть лучше такого общения. И вот вы здесь и поэтому - тоже. Наша жалость - это одна сторона диалектической медали, а наш прагматизм - это вторая сторона. И их никак нельзя рассматривать одновременно! Теперь вы поняли, товарищ Татьяна?
        - К-кажется, - пролепетала Таня.
        - А то, о чем вам рассказала товарищ хронопсихолог, - тоже диалектика, но только диалектика природы. Так чем вы могли бы нам помочь прямо сейчас?
        У Тани голова пошла кругом.
        - Раз так… раз так, товарищ Ст… Артур, я бы хотела пока помочь Сергею Владимировичу. Я… читала много фантастики, и, может быть…
        - Это правильное решение! - веско заявил Артур-Сталин. - Идите, вас проводят к стоянке дальних флаеров.
        Двое оставшихся в кабинете долго молчали. Наконец Артур провел руками по лицу и залпом допил остатки своей жидкости.
        - Виртуозная работа, Советник. - В голосе Эммы было нечто большее, чем восхищение. - А девчонка молодец. Историки идею эксперимента с Гитлером уже поставили на обсуждение. Сильная девочка. Может, справится?
        - Оставьте. - Усталый, безнадежно усталый голос. - Это поможет ей ненадолго, СЭВ глубокой степени. Все довольно безнадежно. Я трижды поднимал вопрос перед Старейшинами, но они медлят с решением.
        - Старейшины всегда медлят.
        - Тогда - всепланетное обсуждение…
        - …которое может кончиться катастрофой.
        Советник счел за благо промолчать. Он хорошо понимал, что слово «может» здесь неуместно. Парадоксы неразрешимы. Тем более - парадоксы взбудораженной совести.
        В доме Карнауховых Таня на время оттаяла. Она уже сама догадалась, что «обманную» комнату сделали нарочно для нее, в духе ее времени, чтобы смягчить удар от потери целой эпохи. Потери, как ее уверяли - безвозвратной. Уверяли все, кроме марсиан. А марсианам Таня отчего-то верила поболе. Так что даже известие, что ее, Таню, не только заштопали после пяти свинцовых примочек, но и «провели весь комплекс оздоровительных мероприятий», и жить ей теперь лет до ста пятидесяти, вызвало у нее мысль вроде «отгоним фрица - успеем коммунизм построить». Да и Карнаухов-старший ей нравился, и Асель более не казалась чуждым существом.
        Обычно днем, в гостиной, они работали. Ну, как - работали. Таня делилась своим «литературным багажом», профессор делал заметки на своем чудо-экране, иногда что-либо уточнял, переспрашивал. Возбудился лишь однажды: когда выяснилось, что он почти ничего не знает о творчестве такого писателя, как Чапек. Только со слов других писателей двадцатого столетия. Пришлось Тане дословно, сколько память позволяла, пересказать содержание замечательной пьесы «Р. У. Р.» иочень огорчить Сергея Владимировича, что ничего больше не читала из наследия этого ранее неизвестного здесь писателя. На карнауховское предложение делать доклад только отмахнулась: вот вы, Сергей Владимирович, и делайте, а я в ассистентах погуляю.
        Засиделись до ужина. Асель принялась накрывать стол, Сергей Владимирович указал на нее вилкой и вопросил:
        - Так вот, значит, как. Слово «робот», значит, в первом русском переводе звучит как «работарь»… Открытие, Танюша, открытие. А что ты думаешь про нашу Асель?
        - Никакой она не робот! - возмутилась девушка. - Она же чувствует!
        - Положим, чувствует она не так, как мы… А ты откуда знаешь?
        - Да так. Одни умные люди рассказали. Кошка, может, тоже чувствует не так, как мы, или там, я не знаю, попугай…
        Сергей Владимирович прищурился, подхватил с тарелки порцию жаркого и принялся задумчиво жевать, поглядывая на «ассистентку». Несомненно, ждал продолжения.
        - Вот вы человек ученый, скажите, отказались люди от них, - Татьяна повела бровями в сторону беззвучно перемещающей блюда домработницы. - Перешли, так сказать, на новые, совершенные виды сервисов. А они? Их что - разобрали? Как трактор на запчасти?
        - Ну… - ученый на минутку задумался. - Не совсем так. Тела - да, как вы, Таня, метко выразились, - на запчасти. А мыслеблоки слили с разумами Сумматоров. Спинтроника, знаете ли, всегда была весьма наукоемкой штукой.
        - Ясно все с вами. А вы вот не сдали в утиль.
        - Не я, а мой дед. Традиция, видите ли!
        - Врете вы все, Сергей Владимирович! И не стыдно? Ученый - а врете!
        - Танюша, вы прямо ясновидящая. Ничего-то от вас не утаишь. Традиция, конечно, тоже… Только вы же сами все поняли… про кошек и попугаев.
        - А что Вадим не появляется? - сменила разговор девушка. - В лагере сидит?
        Сергей Владимирович поперхнулся компотом, расхохотался, перемежая смех приступами кашля.
        - Таня, у нас нет лагерей, тюрем, и системы наказаний как таковой тоже нет! Каждый человек сам себе судья. Вернее - его совесть. Вадим добровольно наказал себя временным отлучением от родного дома и живет в Техногоне.
        Татьяна фыркнула.
        - Тоже мне наказание. Да он об этом только и мечтал… Послушайте, как это - сам себя наказывает? А, к примеру, решит кто, что лучшее наказание ему - смерть? Ну, совесть так подскажет?
        Карнаухов вновь сделался серьезен.
        - Никто не вправе будет ему помешать. Наоборот, долг в том, чтобы помочь уйти безболезненно. Такие случаи были. Редко, но были.
        - Чокнутые…
        Татьяна медленно покачала в руке стакан, попрощалась и ушла к себе.
        На нее, что называется, «накатило». Снова сделалось плохо в этом вроде бы уютном, но чуждом, бесконечно далеком от всего дорогого и понятного мире. Даже Сергей Владимирович… даже он, не такой, как все, и то… Таня вспомнила шумные толпы туристов, голую красавицу, немыслимую технику… Муравейник. Чужой, а потому бессмысленный муравейник. Остро захотелось поговорить с кем-то из «своих». А ведь у нее давно готов план… Где же Асель?
        Домоправительница не замедлила явиться.
        - Таня, желаете разобрать постель, подготовиться ко сну?
        - Нет, Асель. Присядь, поболтаем. - Таня похлопала по кровати.
        Гинедроид выполнила команду. Таня взяла Асель за руку. Мягкая, прохладная, шелковистая кожа. Идею искать пульс Таня сразу прогнала из головы. Асель же неожиданно взяла пальцы девушки в свои, и пальцы ее были не только крепкие, но и теплые.
        - Прошу прощения, Таня, - подала голос красавица. - Мне кажется, что вам нехорошо.
        - Глупости какие, - ответила Татьяна, но руки не убрала. - Это что, как его… оптимальное выполнение целевой функции?
        - Совершенно верно, - согласилась Асель. - Вам плохо, вы нуждаетесь в помощи, я оптимально помогаю в пределах своих возможностей.
        - Интересное дело… А если бы на твоем месте сидела подруга Зинка, это что? Как-то меняло бы?
        - Совершенно никак, кроме иных физических принципов моего устройства.
        - Погоди, погоди, - заерзала Таня. - Вот ты взяла меня за руку, мне стало, да, мне стало хорошо, и Зинка взяла бы, и тоже стало б хорошо, я знаю. А физические принципы разные. А что тогда - одинаковое? Что-то должно быть одинаковым!
        - Должно быть, Таня. - Асель мягко улыбалась. - Но я не знаю, что именно.
        - Разберемся! - решила Татьяна. - Я тебя зачем позвала… Ты ведь этим Сумматорам вроде как дальняя родня?
        Асель непонимающе вскинула брови.
        - Ну, физически, как ты говоришь.
        - Да, Таня, в основу положен один физический принцип, а именно взаимодействия квантовой спутанности электронных спинов и сверхтекучей субэлектронной жидкости.
        Таня аж шевелюру взлохматила, отгоняя морок будто и нерусских слов, чтобы в голове оставались только знакомые.
        - Так ты в башку Сумматору залезть можешь?
        Асель покачала головой.
        - Ну, хоть поговорить? По-родственному?
        - Прямой доступ невозможен. Прямой интерфейс невозможен. - И, видя недоумевающий взгляд Татьяны, добавила: - Это как если бы кошка захотела поговорить с человеком.
        - Ну, кошка, предположим, много что может объяснить человеку. А что возможно?
        - Опосредованный доступ через базы данных.
        - Так что ж ты сразу! - Татьяна вскочила. - Есть базы на таких, как я? Вот бы мне поковыряться!
        Асель застыла надолго. Что происходило в ее субэлектронных мозгах - неизвестно, наконец она тоже встала, чопорно произнесла:
        - Татьяна, прошу подождать одну минуту.
        И через минуту уже снова была в комнате с таким же, а может, и тем самым прибором, похожим на наушники, что надевал на голову за работой Карнаухов-старший.
        Асель закрепила «наушники», более напоминавшие плоские рога, у Тани на голове и соткала из воздуха экран. Легкими пассами разогнала набежавшую рябь, появились строки символов. Отошла в сторонку и встала, сложив, по своему обыкновению, руки на животе.
        Таня повертела головой. Ничего. Глянула на экран - в голове слегка зашумело, а незнакомые символы превратились в знакомые слова.
        ПРОЕКТ «ЭВАКУАЦИЯ». БАЗОВЫЙ КАТАЛОГ. СДЕЛАЙТЕ ВХОД.
        Откуда-то, наверное, из «наушников», она знала, что вход - движение наискось слева направо указательным и средним пальцами.
        ОБЩИЙ СПИСОК ЭВАКУИРОВАННЫХ СОРТИРОВАТЬ ПО ЭПОХАМ/ВОЗРАСТНЫМ ГРУППАМ/СОЦИАЛЬНЫМ СТАТУСАМ/ПЕРВИЧНОЙ АДАПТАБЕЛЬНОСТИ/ТЕКУЩЕЙ АДАПТАЦИИ/СОСТОЯНИЮ ПСИХИКИ/СОСТОЯНИЮ ФИЗИКИ/ТЕКУЩЕМУ СТАТУСУ…
        7
        Таня погрузилась. Пальцы замелькали по экрану в сложных жестах, и если бы она могла видеть себя со стороны, то немало удивилась бы: она ничем не уступала Карнаухову в темпе работы.
        Всего эвакуированных было двести двадцать три. Маловато за восемьдесят лет работы. Основные эпохи - конец девятнадцатого - первая половина двадцать первого века. Впрочем, значился некий Жакоб, крестьянин, 1429 год, Орлеан, возраст при эвакуации двадцать восемь, адаптабельность низкая, глубокий СЭВ, добровольный уход из жизни - пятый год эвакуации.
        Эвакуированных оставалось восемьдесят три. Включая Татьяну. Добровольный уход из жизни при легкой стадии СЭВ - в среднем двадцать пять - пятьдесят лет, средней - десять-пятнадцать, глубокой… от шести месяцев до пяти лет - выдавали бесстрастные строки.
        Адаптабельных - двадцать пять. Каналы связи… «Абонент желает изоляции», «Просьба не беспокоить», «Провалитесь ко всем чертям…» Да что же это такое! Наконец на экране мигнул огонек, и взгляду Тани предстал пожилой полнотелый азиат, облаченный исключительно в набедренную повязку. Экран давал хорошую проекцию, и видно было, что азиат восседает в кресле-качалке на фоне диковинного сада, в котором росли совсем маленькие деревья и всюду были замысловато выложены камни. Поскольку, что такое «сад камней», комсомолка Таня не знала, то и не сообразила, что перед ней - японец. А она так хотела соотечественника.
        Японец поднялся, учтиво поклонился и представился:
        - Я - Тецуо Ёсинобу. Чем могу быть полезен очаровательной даме, прибывшей в обитель мира и спокойствия? Желаете рассказать о себе в прошлой жизни или сохранить инкогнито? О! Я догадаюсь! Зачем вспоминать о прошлой жизни? Прошлого не существует, как и будущего. Есть только настоящее, его плодами следует пользоваться.
        - Вы - из сорок пятого года?
        Японец улыбнулся еще шире и снова поклонился.
        - Скажите, кто победил в войне?
        - В войне? Уважаемая госпожа, что мне за дело до тех войн? Кто-то да победил, за время пребывания здесь я изгладил из памяти все эти ненужные воспоминания, благо местная чудо-техника и постоянная медитация такое позволяют, хвала Аматерасу. И вы, госпожа, - забудьте! Забудьте! - Ёсинобу махнул рукой. - Разве не лучше наслаждение жизнью? Посмотрите, какой парк я построил и живу в нем вот уже двадцать… или тридцать лет. Забудьте и приезжайте в гости - предадимся сладостным утехам под молодой сливой…
        - А под березой не хочешь? - зло сказала Таня, уже вырубив связь.
        В бессилии опустилась на кровать, а потом и залегла, прижав колени к животу. Бесшумно возникла Асель, потушила экран, мягко, но настойчиво взяла за руку. Стало теплее.
        - Аселюшка… что такое «СЭВ»?
        Показалось, гинедроид вздохнула.
        - Синдром экзистенциальной вины, Татьяна. Постарайтесь уснуть. Я побуду, с вашего позволения, с вами.
        «Да, побудь, - хотела сказать Таня, - побудь, дорогая, ты одна здесь похожа на человека, хоть и не человек вовсе, а трактор, вернее, запчасти и огромные ценные мозги, которые умеют говорить, а трактора не говорят, они рычат, и коты не говорят, поэтому Сумматоры тоже не разговаривают, а только делают вид, а на самом деле их нет, а все сон, все просто сон…»
        Асель медленно выпростала пальцы из руки уснувшей девушки, точными, уверенными движениями освободила от «наушников», от платья и обуви, укрыла одеялом и выскользнула из комнаты.
        Сергей Владимирович ждал ее в гостиной.
        Гинедроид молча положила «наушники» на стол и отступила на шаг.
        - Как она? - нетерпеливо произнес Сергей Владимирович.
        - У Татьяны СЭВ глубокой стадии.
        - Что и требовалось доказать! - Карнаухов хлопнул ладонью по столешнице. - А это?
        Он кивнул на «наушники».
        Асель в скупых и точных выражениях пересказала результаты общения Тани с беженцами.
        - Да… наделали мы с тобой делов. Ты помогла ей? Хорошо. Сколько она продержится с твоей поддержкой?
        - Оценочно - полгода, хозяин.
        - А если полностью переключить твой ментальный спектр на нее?
        - От трех до пяти лет, хозяин.
        - Хорошо, можешь пока идти.
        Оставшись один, Карнаухов налил себе вина - темного, фиолетового, осушил бокал залпом, подумал - не налить ли еще, побарабанил по столу. Щелкнул пальцами, в розовом облаке появилось лицо сына. Вадим выглядел утомленным и невыспавшимся.
        - Гостья заболела, - без обиняков начал отец.
        - То, что ты и предполагал?
        Сергей Владимирович опустил голову.
        - Я скоро буду, - отозвался сын. - Я все это время производил кое-какие расчеты и… об этом не по связи.
        Стояла глубокая ночь. В бревенчатом доме у озера свет горел в одном окне - окне гостиной. Там шел непростой разговор.
        - Вадим, я тебя не понимаю. Сначала ты ввязался в это дело. Потом отстранился. Теперь…
        - Нет, отец, как раз ты и можешь меня понять. Совесть. Как жить, если этот червь точит тебя изнутри? Совесть - змея, пожирающая собственный хвост!
        - Значит, ты…
        - Сумматор вычислил точку во времени, близкую к ее эпохе, где она может быть счастлива… Таня, а не точка, - невесело уточнил Карнаухов-младший.
        - И ты, конечно, не собираешься уведомлять Совет об авантюре? Можешь не отвечать, я знаю ответ! Что ж, по крайней мере хорошо уже то, что кровь Карнауховых наконец взыграла в тебе. Разумеется, ты идешь на преступление. Ты хоть понимаешь, что Сумматор капсулы мог и ошибиться?
        - Мог. Но не ошибся. И вот почему. Расчеты показывают, что она погибнет в короткий промежуток времени по возвращении, поэтому неопределенность не возникнет.
        - Выпьем. Что в лоб, что по лбу. Умрет счастливой… сомнительное счастье. Извини, это вино. Я не хотел каламбурить.
        Вадим отодвинул бокал.
        - Пей, я пока не стану. Сумматор показывает и другие линии. Если она останется там не одна, то уцелеет. Я отправлюсь с ней.
        Сергей Владимирович махнул бокал одним глотком.
        - Ты спятил, сын мой. Тебя там прихлопнут, как цыпленка. Это же двадцатый век!
        - Почти…
        - Один черт… Ну, положим, уцелеешь. И что говорит Сумматор о нашем будущем?
        - Я приехал не препираться отец, а просить совета. Сумматор показывает странное. Я провел миллиарды тестов. Перебрал сотни параметров.
        - И?
        - В основном - неопределенность.
        - Ты приехал не препираться, ты приехал голову мне морочить. Выпьем. За неопределенность!
        - Я сказал - в основном.
        - То есть не всегда? Так бывает? Ну, значит, есть человек, с которым она может прыгнуть, и мир устоит. И можно вычислить, что это ты? Вообще, можно вычислить этого человека?! Что за бред!
        - Я решил задачу в общем виде. Таких людей не существует.
        Карнаухов крякнул, поднял очередной бокал, заглянул в потухшие глаза сына.
        - Парадокс… - медленно произнес он, так же медленно выцедил бокал и зажмурился. - А что, если никакого парадокса нет?
        Помолчали. Наконец Сергей Владимирович открыл глаза и заявил прямо в лицо Вадиму:
        - А ты все-таки болван, сын мой. Но я тебя все равно люблю. Не понял? Логику включи. Если есть решение, но решение не подразумевает в качестве переменной участие человека, значит… значит… ну?
        Вадим хлопнул себя по лбу.
        - Я отправляюсь пересчитывать!
        - Да не забудь учесть, что у нее с Таней будет полная ментальная сопряженность! - только и успел крикнуть вослед Карнаухов.
        После чего опустился грудью на столешницу и немедленно захрапел.
        Ночь пахла степью - полынными травами и пыльным, не успевшим толком остыть за жаркий день воздухом. Поселок, большой, на несколько сот дворов, наверное, в темноте не определить - казался полумертвым. Шагах в пятистах, в свете месяца, отблескивал купол немаленькой, по сельским меркам, церкви.
        Таня и Асель хоронились в проулке между двумя опрятными кирпичными домами, с палисадниками, с уходившими во мглу с задних дворов огородами, в сени раскидистого ореха. Орех нагло игнорировал невысокий, кирпичный же забор.
        - Эх, знать бы, куда угодили… - прошептала Татьяна. - А главное - когда…
        Она видела, что время если не совсем сорок первый год, то близкое - никаких особых чудес заприметить не удалось. Разве только на крышах домов торчали антенны, а среди них - диковинные белые тарелки, которые тоже смутно представлялись Тане антеннами, но особыми, ничего похожего в радиотехникуме не проходили… Но это не беда. Поселок мало отличался от того, откуда ее «эвакуировали». И на том спасибо.
        - Это знание могло сказаться на состоянии причинно-следственного… - терпеливо, верно, не в первый раз начала излагать Асель.
        - Да слышала я! - отмахнулась Таня. - Лабуда все это. А ну, как немцы в селе? Выстрелы слышала?
        И вправду, пока они отсиживались, темноту пару раз рассекали короткие очереди. А уж «ППШ» или «шмайссер» - того Тане не разобрать. Да на севере гремело и ухало - тяжелая артиллерия не иначе. Нет, они - на войне, факт.
        Асель выпрямилась, заглянула за забор. Одета бывшая домоправительница теперь была в сплошной темно-серый комбинезон, но не обтягивающий, как испытательский Вадима, а просторнее и со множеством карманов. Одно сходство - непонятно, как снимать-надевать. Из прежнего гардероба осталось лишь украшение - нить черного жемчуга. Впрочем, тоже заправлена за ворот комбинезона. Волосы стянуты вокруг головы тугим узлом. Тане соорудили сарафан и сандалеты наподобие тех, в которых она покинула сорок первый год - если что, сойдет за местную.
        - Чего там? А? - прошептала Татьяна.
        Асель сделала знак - поднимайся.
        В доме скрипнула входная дверь, скрипнули половицы, на порог упало пятно света из прихожей: на двор вышла пожилая женщина, постояла, прислушиваясь, и, кутаясь в платок, направилась к удобствам на заднем дворе - то есть просто мимо возвращенок, так решила именовать Таня себя и Асель.
        - Бабуль, переночевать не пустишь?
        - Ох, Господи Иисусе, - бабуля аж за сердце схватилась, - разве ж можно так людей пугать? Девоньки… Та вы звидкиля?
        - В хате кто чужой есть? - спросила Таня.
        - Фашисты, штоль? Нема. Они тут сразу, как зашли, так по хатам все повыносили: гроши, мобильники, у кого золото какое було… Давайте тишком до калитки, открою. Я да дед мой остались, невестка с племянником до наших втекли, дай им бог… А вы-то из Луганска идете?
        - Из Луганска, - согласилась Таня, уже заходя в сени.
        - Как наши-то - держатся? А то ж чую - и бахае, и бахае… Леша, просыпайся, тут гости у нас. Ох, девчата, та вы ж, мабуть, голодные…
        Таня не ответила - в комнате загорелся свет. На стене висел большой перекидной календарь, и на календаре значилось - август две тысячи четырнадцатого.
        «Ну, вот, маму не застала, - подумалось ей. - Может, племяши… если выжили. А вернее - нет никого. Линии вероятности».
        Баба Тамара оказалась женщиной словоохотливой. Или просто выплескивала пережитый ужас перед незнакомыми людьми, пока Татьяна наворачивала картошку с домашним помидором с грядки, и ничего вкуснее, казалось, она не ела целую вечность. Дед Алексей хмурился и бросал в разговор отдельные реплики.
        - Отож два тыжни, как они наших выбили. Новосветловка наша большая, на три тыщи человек, а они, говорят, с эропорту ударили, как тут удержишь?
        - Без бронетехники-то, - мрачно вставил Алексей.
        - Да с Хрящеватого народу набежало, ото ж и невестка с племянником - в их дом попало, пока в погребе сидели. Так эти давай сразу зачистки свои устраивать - по домам мародерить. Кого-то, говорят, забрали да расстреляли, сепаратисты, говорят…
        - Ну, ты, мать, это, - перебил Алексей, - это нацгвардия мародерит, «Айдар» ихний. Солдаты, те еще люди.
        - Ага, только танки в огороды повкапывали. А самое страшное, девоньки, дай бог памяти, восемнадцатого дня было. Стали по домам тут ходить и всем говорят, в церкву идите. Автоматами тычут. Мы пошли, а смотрим - церква-то закрыта, а людей много, и все больше, так мы на задний двор пошли, потому как купол далеко видно, а у них вокруг танки стоят. А назад не пускают, так мы двери-то открыли, а эти лыбятся, говорят, правильно, вот будете своему богу молиться. Так мы там и переночевали, только, девоньки, церква у нас крепкая, а купол-то уже при советской власти ставили, слабый он, так мы не под куполом спали, а в приделах. А наутро стали выходить - а по нам стрелять! - На глазах бабы Тамары заблестели слезы. - Ой, батюшки, яка давка началась. Я невестку потеряла, нашла, так та потеряла племянника. Пока все нашлись. А там смотрим - вокруг церквы - не те бесы, кто нас загонял, а солдатики молоденькие. Я сама тогда до них - что ж такое делается, потому как, думаю, провокация тут будет. А они ничего и не знают. Щас, говорят, у своих узнаем. Узнали, приходят. Говорят: хотите спастись - тикайте, только малыми
группами, по пять, по семь человек и обязательно - по асфальту. А иначе совсем страшное готовят, так им сказали. А мы думаем, как же по асфальту бежать, постреляют нас всех. Ох, как мы бегли, как бегли, дом свой проскочили, аж до закопанного танка, помнишь, Лешенька, добегли, когда поняли, что проскочили. Невестка с племянником потом выехали, бог дал, а мы что ни утро - по подвалам.
        - Это вас заминировать хотели, - убежденно сказала Таня. - Знаем, проходили. Фрицы поганые.
        - Ох, если б немцы. Мать моя, покойница, Царствие Небесное, всю оккупацию пережила, да не помнит, чтобы немцы так лютовали. А тут - свои. Ох, Господи…
        - Ночи короткие, - произнес, ни к кому не обращаясь, Алексей и перевел взгляд на Асель, точнее, на ее комбинезон. - Я так понимаю, вам к нашим надо. Позиции на востоке. Тут недалече, за посадочкой, да только мины там, лучше кругом. Да на околице осторожно - не нарваться бы на часовых. Выйдем на двор - я примерно обрисую.
        Так Таня его и послушалась. Тягала Асель по селу и заставляла запоминать - где танк закопан, где зенитка стоит, где еще какая боевая машина. Танк, особенно в темноте, внушал первобытный ужас - огромный, но приплюснутый, со здоровенной пушкой - таких Таня не видела даже на картинках. Неужто у наших слабее? И еще - по-всякому выходило, что наши теперь не все - наши, кто-то превратился в нелюдь. Только думать, отчего да как - не время. Фашист, он и в Германии фашист, и в Испании, вон, и в Италии…
        Под самый рассвет крались забором восточной околицей. Уже покрикивали в темноте первые птицы.
        - Стой, Асель! Вон бруствер! Надо «сфотографировать».
        И вправду, за углом забора виднелся бруствер, из него торчало тонкое, как жало, дуло, а дальше бруствер замыкал здоровенный сварной короб - то ли гараж, то ли мастерская.
        - А ну стой! - раздался пьяный окрик. - Ни с места, лярвы, ноги прострелю!
        Откуда взялся? Солдат в замызганной пятнистой форме, без головного убора, небритый, извергая густой перегар, целил в них из автомата. Таня отметила, что не «шмайссер» - рожок гнутый, но от этого не легче. Асель послушно замерла.
        - Гэй, хлопци, налетай, кому сепаратисток в соку! Только я первый! - горланил пьяный.
        Прямо из окна дома, который они благополучно миновали, появились взлохмаченные головы - одна, две, четыре.
        Здоровенный бугай, черноволосый и черноглазый, вразвалку подошел к девушкам, поигрывая ножом.
        - Ну что, сепаратистки, вперед - на козлодерню, - он указал ножом на гараж. Говорил он спокойно, даже устало. - Сами пойдете или вам помочь?
        - Ворон, у нас будивельна пэна залышылась? - так же деловито поинтересовался третий.
        - Не турбуйся, - влез автоматчик. - Как пропустим раза три по кругу, так и вдуем во все дырки! Чтоб колорадов не нарожали!
        И захохотал.
        Еще один, невысокий, коренастый, оглядел снизу доверху Асель, причмокнул.
        - Люблю высоких. Хорошо складываются при минете.
        И с силой дернул ее за ворот вниз.
        - О! А бусики я жинке заберу, на память, как я тут кровь проливал.
        Татьяна всматривалась в их лица, в их глаза. Нет, это правда не фрицы. У тех во взглядах было что-то, хоть отдаленно напоминавшее человеческое, а здесь… Мертвые рыбьи глаза смотрели на нее, и Тане захотелось заплакать. Она гибнет так же, как в первый раз, только все мерзее и гаже, и еще - Асель…
        - Пошла, - миролюбиво сказал Ворон и отвесил ей затрещину. - Раньше сядешь, быстрее отмучаешься…
        В помутившейся голове комсомолки что-то перевернулось: как это может Асель так быстро двигаться и так грациозно, это такое замедленное кино, а первым со сломанной шеей падает фашист с автоматом, а за ним - тот, кто с ножом, а вихрь еще ускоряется… и все. Пятеро с неестественно вывернутыми шеями валяются в траве. Асель стоит в обычной позе, сложив руки на животе.
        - Как? Почему? - Голос чужой, хриплый. - Людей…
        - Татьяна. - Голос Асель спокоен. - Это не люди. Их ментальный спектр не совпадает со спектром человека.
        Спокойно заправляет обратно за ворот бусы из черного жемчуга и спокойно идет в сторону посадки, той, в которой мины..
        А Татьяна тянет автомат у убитого бандита, на рукаве того мелькает шеврон с надписью «Айдар» истранной эмблемой, легко отстегивает магазин - не «ППШ», но разобраться еще проше, и шагает следом.
        - Так, девоньки, говорите, танки у них здесь, здесь, здесь, здесь и здесь? Всего пять?
        - Так точно, товарищ…
        - Капитан. Или слепая?
        - Капитан.
        - Тут «зушка», ну, эту «бэху» мы сами хорошо знаем, эти бэтээры тоже. Вы откуда такие красивые будете?
        - Из Ленинграда!
        - Угу… Из-за «ленты», стало быть… И кто вас из-за «ленты» сопровождал? Молчите? Ну, может, оно и правильно. И по минным полям ходить обучены. Ну-ка, сколько твоя «пара» ссобой обезвреженных мин приволокла? Ого.
        - Она сапер, товарищ капитан. От бога.
        - Саперы нам нужны. Как позывной?
        - Асель.
        - Так и запишем. А твой, дите?
        - Гостья.
        - Вот сегодня и узнаем, гостья ты или кто. Сегодня мы им вдарим.
        На позиции накатывал мощный рокот. С востока.
        - Танки! Наши танки! - закричала Таня. - Товарищ! Одним глазком! Дайте мне «трехлинейку», я хочу в бой! Смерть фашистам! За Родину! За… За Сталина!
        Пожилой ополченец покрутил седой ус в сильном недоумении, но тут же забыл о странностях Гостьи, потому что мобила привычно заиграла: «День Победы, как он был от нас далёк…» Номер определился. Пожилой ткнул заскорузлым пальцем в клавишу соединения, буркнул:
        - Да, Серый! Понеслась!
        Эпилог
        Главный конструктор смотрел сквозь стекло односторонней прозрачности, отделявшее зал, где облачали космонавтов, от операторской. Никогда еще он не видел сотрудников центра такими серьезными. И дело не в том, что они готовили своих подопечных к дальней дороге - чай, не впервой, - просто им никогда не приходилось помогать облачаться ТАКИМ космонавтам!
        Заныл зуммер связи со стартовой площадкой. Главный машинально разрешил соединение.
        «Вадим Сергеевич, это Ковров говорит…»
        - Да, Миша!
        «Еще раз протестировали программу. Отклонений ноль».
        - Это уже который раз?
        «Пятнадцатый, Вадим Сергеевич… И все разы - ноль… Черт ее знает, почему она тогда сбоила…»
        - Ладно, Миша… Скажу Фоменко, что я разрешил подписать карту предполетных испытаний.
        «Спасибо, Вадим Сергеевич!»
        - Спасибо скажем, когда долетят… - пробормотал главный конструктор в отключенный интерком.
        Облачение за прозрачной стеной завершилось. Прижимные кольца гермошлемов защелкнуты. В скафандры подается воздух из СЖО. Все, теперь уже не поцеловать эти старые, но такие любимые лица. До возвращения, конечно, - суеверно одернул он себя. Медики еще раз проверили показания приборов и дали добро на выход из «чистой комнаты». Главный теперь тоже мог покинуть клетку, неизвестно почему именуемую операторской. Он вышел наружу, успев обрасти по дороге обычной свитой. А снаружи - еще и армией журналюг. Корреспонденты с ходу забросали его вопросами, но главный угрюмо молчал. Черта с два эти шакалы ротационных машин вытянут из него хоть полслова! Ничего он им не скажет, пока ОНИ не вернутся. Ну… или хотя бы пока не высадятся на Марсе…
        Черт бы побрал этих марсиан с их придурью… Зачем им понадобились старик со старухой?! И почему, дьявол разбери этих смуглых и золотоглазых, почему из миллиардов земных стариков они выбрали его родителей?! Его маму и папу!.. Ладно, эмоции побоку. Нет здесь никаких мам и пап, есть космонавты специальной миссии Карнаухова Татьяна Тимофеевна и Карнаухов Сергей Владимирович. Они прошли полный курс подготовки. Они посланцы человечества, чрезвычайные и полномочные представители Земли на планете Марс. И его, Вадима Сергеевича Карнаухова, главного конструктора гравитационного межпланетного корабля и руководителя проекта «Голос Аэлиты», задача сделать все, чтобы они смогли выполнить свою миссию.
        Вот так.
        К счастью, служба безопасности не пропустила на стартовую площадку посторонних. Идти стало значительно легче. Главный вырвался вперед. Сделал он это намеренно. Хотел подойти к люку первым. Ведь они ждали именно его. Все шестеро. Кто из них кто, из-за одинаковых белых скафандров издали не разобрать. Но главный конструктор знал, что те двое, что стоят справа и чуть поодаль - космонавты особой миссии. Остальные - пара пилотов и их дублеры. Только у четы Карнауховых дублеров не было. Они были воистину незаменимы. Два года назад, когда стало известно, что марсиане избрали для личной встречи представителей двух цивилизаций Татьяну Тимофеевну и Сергея Владимировича, сводки состояния их здоровья стали государственной тайной. Разумеется, это порождало лавину слухов. СМИ и блогеры строили чудовищные предположения относительно судьбы двух самых знаменитых стариков планеты, которые тем временем спокойно готовились к полету. Даже слишком спокойно, словно знали, что все будет хорошо.
        Папе исполнилось семьдесят шесть, а мама на два года младше. В далeком и страшном октябре две тысячи четырнадцатого поженились лихой казак, ополченец ЛНР, Серега Карнаухов, позывной «Серый», и безбашенная оторва, снайпер Таня Климова, позывной «Гостья»…
        За отца он беспокоился особенно. Все-таки ранение, две военные контузии. Ну да, медики подключили весь арсенал, но… вот мама. Мама всегда была для Вадима загадкой. Тут и вправду было что секретить. Ей и так на вид никто больше пятидесяти не давал, а обследование показало здоровый, да что там - идеально здоровый организм тридцатилетней женщины. За нее можно не волноваться. Кто-кто, а мама справится…
        Если по линии отца родня Карнауховых велика и изобильна, мама - всю жизнь одна. Отец как-то обмолвился, что у нее все родичи погибли под обстрелом в Луганске и даже документы пропали, но… зачем мама несколько раз ездила в Ленинград, рылась в блокадных архивах? Сама ничего не объясняла, но как-то взяла пятилетнего Вадима с собой. Он плохо помнил ту поездку, но хорошо - как мама вернулась из архива на их съемную комнату, прижала сына к себе и сказала:
        - Никого. Все погибли.
        А он растерялся и заплакал, хотя и не знал, кто эти «все», но чувствовал, что маме очень больно, а она погладила его по голове и сказала:
        - Забудь, сынок. Давай пойдем на аттракционы.
        И он забыл, а вспомнил, только когда у них с мамой появилась собственная тайна.
        Это произошло в период разработки гравитационного двигателя. Раз за разом и главный, и целые научные коллективы упирались в непроходимые теоретические, а потом и технологические тупики. У Вадима Сергеевича совсем уж опустились руки, когда пришла Она.
        Это случалось во сне. Во сне к нему являлась удивительная красавица в нарядном платье и с неизменной низкой черного жемчуга на гордой шее. Она брала конструктора за руку, гладила по голове, и вихрь беспорядочных видений укладывался у ее ног, а мозг Карнаухова начинал мыслить четко, ясно, становились видны решения сложнейших тензорных уравнений или ошибка в виде расходящегося интеграла. И непременно наступало озарение, выход из тупика. И, проснувшись, надо было только не забыть, записать, зафиксировать хотя бы на диктофон.
        Коллеги удивлялись, поздравляли, а Карнаухов не знал, гордиться ему или стыдиться. Однажды рассказал матери про удивительный сон.
        - Что ты, сынок, - только и улыбнулась мама. - Радуйся. К тебе приходит муза.
        - Но выходит, что не я - ученый и конструктор.
        - Сынок, - строго сказала мама. - Дело музы дарить вдохновение, а не разбираться в формулах. Просто очистить глупую твою башку от всего лишнего. Да Асель и не понимает ничего в ваших формулах и конструкциях.
        - Кто? - не понял Вадим.
        - У всякой уважающей себя музы должно быть имя. Так вот, твою музу зовут Асель.
        - Я думал, у музы Науки другое имя… - Главный конструктор растерялся, как малое дите.
        - А она не муза Науки. Она - просто муза. Муза Человека.
        - Мама… Ты что-то недоговариваешь… Мистика какая-то. Ты знаешь ее, да? Она и к тебе приходит?
        Мама улыбнулась и прижала палец к губам. И он почел за благо больше не расспрашивать.
        Так что мама справится, можно не сомневаться…
        Он вдруг понял, что нужно как-то выделить ее - самую фантастическую женщину во Вселенной - среди этих безликих фигур… Огляделся в поисках чего-нибудь особенного, но вокруг была лишь степная трава. Главный конструктор беспомощно повертелся на месте и вдруг зацепил краем глаза алые пятна, словно капли крови качались на зеленовато-серебристых волнах. Маки. Он поспешно наклонился, сорвал…
        Мама всегда любила красные цветы.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к