Деревия. Одиссея историка Улетова Сергей Викторович Васильев
        Россия. Москва. 2062 год.
        Молодой ученый, младший научный сотрудник НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ Олег Улетов наблюдает за прошлым с помощью специального прибора - хроновизора. Его задача - использовать полученные данные для научной работы.
        Между тем, в институте возникли проблемы. Директор учреждения собирает сотрудников и сообщает о том, что кто-то, возможно, уже изобрел «кустарную» машину времени.
        Внезапно Улетов проваливается в прошлое - оказывается в древнем Киеве, а затем в столице племенного княжения древлян - Искоростене.
        На его глазах развивается альтернативный виток истории - появляется государство Деревия (Деревь).
        Затем герой оказывается в 1963 году - в продолжающейся альтернативной реальности, где в России и Европе восторжествовал «коммунизм» анархистского толка.
        Все эти приключения - следствие злонамеренных преступных действий одного из представителей «братвы» лихих девяностых - начала нулевых, очутившегося в середине XXI века и принявшего личину «ученого».
        Деревия. Одиссея историка Улетова
        ЧАСТЬ I. ГОСТЬ ИЗ БУДУЩЕГО
        ДЕРЕВИЯ
        ОДИССЕЯ ИСТОРИКА УЛЕТОВА
        (В ТРЕХ ЧАСТЯХ)
        
        СОДЕРЖИТ НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ,
        А ТАКЖЕ СЦЕНЫ УПОТРЕБЛЕНИЯ АЛКОГОЛЯ И ТАБАКА.
        ВСЕ СОВПАДЕНИЯ С РЕАЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ И СОБЫТИЯМИ СЛУЧАЙНЫ.
        ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПРОПАГАНДОЙ КАКОЙ-ЛИБО ИДЕОЛОГИИ.
        АВТОР СТОИТ НА ПОЗИЦИЯХ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.
        Глава 1. Вместо пролога
        Иафету же достались северные страны и западные: M идия, Албания, Армения Малая и Великая, Ka пп a д o кия, П a фл a г o ния, Г a л a тия, Колхида, Босфор, Meo ты, ДEPE ВИЯ, Cap м a тия…
        ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
        Вначале было слово. Неумолимой волей Разума ушедшее в Небытие, канувшее в Лету, пробудилось от вековечного сна! И зашептало, запело, заговорило!
        Отзвуки былых эпох, ожившие голоса далеких пращуров волна за волной наполняли эфир, разжигая с новой силой огонь познания. И вот потаенные глубины прошлого уже не только «прослушиваются», но и «просматриваются», «сканируются»…
        Пасущиеся в бескрайней степи рыжевато-бурые стада мамонтов; первобытный художник, «пишущий» пещерные полотна; возведение неолитических поселений и «городов»…
        И вдруг сцена дуэли XIX века…
        Ох, и нелегкая же это работа вглядываться в Вечность!
        Порой увиденное и услышанное не «отпускает», заставляя сочувствовать, сопереживать, сострадать.
        Чуткий экран монитора подобен всепоглощающей бездне! Манящей, затягивающей словно омут!
        Впрочем, для младшего научного сотрудника (или попросту - м.н.с.) Улетова «погружение» в прошлое стало делом вполне привычным. Наблюдения аккумулировались в сухие строчки отчетов, статейки, выступления на конференциях и семинарах… В общем, в обычную рутину.
        В мечтах наш герой видел себя отважным «гостем из Будущего», первопроходцем и первооткрывателем, ну а пока приходилось довольствоваться скромной должностью хрононавигатора НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ.
        Зима 2061 - 2062 года выдалась «жаркой». После того, как институтский кулибин, а «по совместительству» м.н.с. Яковцев усовершенствовал систему хрононавигации, открытия посыпались одно за другим.
        Муза Клио торжествовала, с чьей-то легкой руки заговорили о грядущей Эпохе великих хронооткрытий!
        *****
        Порядком подуставшие служители храма науки мечтали об отдыхе. Но не тут-то было. Долгожданное лето преподнесло сюрприз.
        «В 15.00 - общее собрание», - оповестила бегущая строка. Затем это же повторил набивший оскомину голос Глашатая.
        «Уж лучше бы завели колокол на манер вечевого Новгорода. Романтично! Живая связь времен!», - подумал Улетов.
        Менее чем за минуту он вознесся на второй ярус здания НИИ.
        Здесь уже толпилось сотрудники, образовав подобие крестьянской сходки в каком-нибудь XIX веке. В полголоса они обсуждали текущие дела, незлобливо поругивали «барина», донимавшего подчиненных трудновыполнимыми и порой малопонятными задачами.
        Улетов поздоровался со своим приятелем Яковцевым, но даже парой слов они перекинуться не успели. Дверь распахнулась, и ученая дружина гурьбой ввалилась в конференц-зал. Сосредоточенный, несколько уставший вид руководителя Института предвещал: разговор сегодня предстоит серьезный.
        - Я собрал вас, господа, чтобы сообщить, - тут он сделал многозначительную паузу…
        Сообщить не совсем радостное, скажем так, известие. Как вы, наверное, догадываетесь, появление машины времени - вопрос ближайшего времени, простите за невольный каламбур, - тень улыбки скользнула по лицу ученого мужа.
        Однако есть основания подозревать, что кто-то уже опередил нашу академическую науку. Да-да, возможно, кто-то уже шастает! По некоторым признакам мы можем это предполагать.
        В последнее время развелось много так называемых энтузиастов. Мы подозреваем, что кто-то из них…
        Нашелся какой-нибудь умелец и сварганил кустарную машину времени. Подумайте, сколько бед он может натворить!
        Что требуется от вас?
        Бдительность и еще раз бдительность! Обо всех странностях, каких-либо подозрительных вещах докладывать незамедлительно!
        Теперь к общим вопросам. Мы научно-исследовательский институт, а не какая-нибудь там «шарашка» (многие недоуменно переглянулись - значение этого старинного слова знали лишь специалисты).
        Познание прошлого с помощью новейших методов должно воплощаться в научные публикации, книги. А вы строчите жалкие отчеты и думаете, что занимаетесь серьезной научной работой. Античный сектор, когда же наконец появится сборник статей?!
        Улетов…суровый академический взгляд просверлил насквозь - займешься Древней Русью, начиная века этак с X-го, ты же у нас единственный в своем роде специалист. Чтобы к концу года подготовил серьезное исследование. Люди, в том числе и дети в школах, должны изучать историю не на основе устаревших домыслов кабинетных ученых…
        *****
        Подрагивающие от упоительного волнения пальцы потянулись к панели приборов. Легкий, воздушный шум в наушниках… щелчок… вспышка, и погружение началось.
        XX - XIX… XVII… XIV… Целые столетия проносились, перелистывались, словно пожелтевшие страницы…
        Изумрудно-золотистым ковром раскинулась во всю ширь экрана, залитая полуденным солнцем, поляна.
        X век привечал дивным пением птиц, стрекотанием кузнечиков, шелестом влажной травы…
        И вдруг голоса людей! И не просто голоса. Да это же песня! Редкая удача!
        Ой, ты гой еси красно солнышко светло-пресветлое Ясно-преясное Мы, Даждь-божьи внуки, тебе кланяемся Кланяемся, просим Народи ты жито … Роду жрим могучему…
        Взявшись за руки, молодые парни и девушки пели и водили хоровод вокруг живительного родника, что пульсирующими потоками бил из-под могучего, поросшего мхом, камня.
        «Добры молодцы» подпоясаны широкими кожаными поясами, украшенными металлическими бляшками, на красных девицах поблескивали серебряные шейные гривны и стеклянные разноцветные бусы.
        Чуть поодаль от веселящейся молодежи разворачивалось действо несколько иного рода. За уставленным яствами и питием столом чинно восседали убеленные благородными сединами старцы.
        За соседним столом расположились молодые мужчины. Их суровые обветренные лица исполнены отвагой и решимостью; у многих виднелись за поясом короткие мечи и боевые топоры.
        И «старейшины», и «воины» (как прозвал их про себя Улетов) степенно беседовали, но к горшкам с едой и корчагам с напитками не притрагивались, чего-то выжидая.
        И вот из-за стола поднялся старик. Властное лицо, длинная борода и волосы, заплетенные в косички, красное одеяние с вышитыми белыми узорами и звенящими подвесками - все это резко выделяло его из общей массы.
        «Наверное, служитель языческого культа», - подумал Улетов, сфокусировав наблюдение на этом персонаже.
        «Жрец» вознес к небу деревянную резную чашу, подняв ее над головой, и что-то произнес (что именно Улетов, к великому сожалению, не расслышал - внезапный порыв ветра «похитил» словеса), затем отпил из нее и пустил по кругу.
        «Хвала богам!» - донеслось отовсюду…
        «Вот повезло, так повезло!» Водоворот чувств просился наружу - хотелось воскликнуть: «Эврика!». Выскочить в просторный коридор пройтись по кабинетам, обнимая и расцеловывая коллег.
        Но взяв себя в руки, Улетов сосредоточился и…
        Переливалось говорливыми ручейками веселье, cмягчились, сбросили маску суровости лица «воинов», шутили и усмехались в бороды «старейшины».
        Ковши то и дело наполнялись хмельным напитком и осушались благословляемые тамадой-волхвом.
        «Пированьеце-почестный пир», - вспомнились строки не то летописи, не то былины.
        И словно в подтверждение, раздался неторопливый мелодичный перезвон. Откуда-то возник седой как лунь старик-слепец, одетый в длинную белоснежную рубаху. Резвый отрок помог присесть ему на деревянную лавку, и «Баян», как вмиг прозвал его про себя Улетов, вновь тронул струны:
        - Ой, ты гой еси Дунай-река словутая
        - А от той да от реки да растекалися
        - По земле роды словенские
        - Долго шли и сели мы
        - Во лесах во дремучих
        - И засим прозвалися древлянами
        - Так велели боги нам…
        «И вновь несказанное везение. Похоже, госпожа удача поцеловала меня в макушку».
        Что ж, сделаем привязку и проследим, куда затем проследуют представители славного древлянского племени по завершении праздничных мероприятий. Наверняка, окажемся в населенном пункте.
        Ну, а уж там откроется широкое благодатное поприще - «знай, работай да не трусь». Сейчас же следует установить дату отправной точки «экспедиции». Беспристрастный прибор указал на июль 942 года.
        Итак, древляне… Деревская земля…
        Время, безусловно, жутко интересное!
        Русь изначальная - молодое государство с центром в Киеве, а вокруг племенные княжения со своими князьями - строптивые поданные свежеиспеченной державы так и норовят уйти из-под властной руки - обрести прежнюю волю. Деревская земля была одной из самых непокорных и своенравных.
        *****
        А поляна тем временем расплескивала безудержное веселье; малые ручейки слились в единый бурлящий поток. Озорные скоморохи потешали народ, выделывая замысловатые коленца под переливы рожка, неуловимо напоминающие звучание шотландской волынки.
        Удальцы «рубились» на деревянных мечах, боролись, бились на кулаках стенка на стенку.
        Победители стяжали высокую честь - скромно потупив ясны очи, юные девы увенчивали буйны головы венками из полевых цветов, бывалые воины подносили героям хмельную чару…
        Вечерело. Пурпурный закат окутал поляну розовой дымкой. По исхоженной тропинке неторопливой вереницей шли утомленные люди. И вот показались не то избы, не то полуземлянки, гнездившиеся на холме, подпоясанном хрустальной лентой речушки.
        Глава 2. Сновидов жребий
        Старый Сновид получил весть от княжьего гонца. Случилось то едва схлынула Велесова свадьба - на ней исстари гуляли широко и рьяно.
        Хоть и нехотя, а засобирался он в стольный град. Взял двух сынов, с ними набралось еще с десяток юнаков. Каждый взял с собой нехитрые пожитки да щит и копье - почестье вольного смерда.
        На рассвете двинулись в путь. Долго ли коротко шли, пока не оказались у стен Искоростеня.
        Грозною тучей навис град над полноводной, стремительной рекой - окруженный рвами, ощетинившийся частоколами, неприветливый для ворогов, распахнул он гостеприимно врата, встречая посланцев со всех концов Деревской земли.
        Шли огнищане - главы огнищ - больших семей и родов, шли старейшины градищ…
        А на площади перед княжим теремом, беспрерывно сменяя друг друга, дудели в огромную дуду отроки-глашатаи, созывая люд деревский на вечевую думу.
        Немалая площадь-двор напоминала бурлящий котел - гул голосов порой заглушал призывные трубные раскаты. И вот раскрасневшийся отрок оторвался от дуды…
        Враз все стихло. В сенях княжьего терема показался молодой княжич. Это был Мал или попросту Малко - младший сын светлого князя Деревской земли Твердимира.
        «Князя боги забирают, - произнес он дрожащим голосом. - Люди Деревские, благословите меня держать землю…»
        Ведомо было люду: Твердимир завещал державу молодшему Малко. Да и кому еще - старший сын умер во младенчестве; средний сложил буйну голову в киевской рати.
        Мал продолжал: «Буду блюсти землю, радеть о люде нашем…».
        Княжич говорил, и у многих на глазах навернулись слезы. Князь Твердимир был в Деревах в отца место: боронил смердов перед злыднями киевскими, судил суд по правде - не давал в обиду сирых да убогих.
        А что будет завтра?
        Сможет ли Мал защитить люд от Киева?
        Да и не пора ли держать свою землю? как прежде?
        Многие еще помнят, как жили и сами собой управляли…
        Вечники слушали, не проронив не слова.
        Невеселыми хмурыми были их лица. Тяжкие думы обуревали и Сновида.
        - Люди деревские! Доколе будем сносить силу! - молодой зычный голос звучал холодно и жестко.
        Княжье слово - не ветер. А значит быть рати…
        - Да ведь вон сколь мощи у них, не выдюжить?!
        - На силу найдется сила, а то и хитрость! Верно ли слово мое, мужи деревские?!..
        *****
        Шли молча, переговорили про все, спели все песни. До родового селища оставалось совсем немного.
        Незаметно подкралась истома, и путники решили передохнуть. Вот и подходящее место: могутные дерева, расступились, открыв взору уютную поляну. Обильно струящиеся родники манили свежестью и прохладой. Вдоволь напились ключевой воды; едва перевели дух, как пустые желудки заговорили наперебой.
        Что ж пора и трапезничать - Сновид послал молодшего сына Любяту добыть дичи.
        Дружина воздала мольбу и требу Сварогу, дабы ниспослал он сварожича. Внял посулам божич - закурился дымок, а за ним разошлось и пламя. Воротился младший - к поясу приторочена добыча добрая: три перепела, тетерев - тугой лук да молодецкая сноровка сослужили верную службу. За трапезой резвой косулей промелькнуло время - солнце клонилось к закату. Решили продолжить путь поутру. Ночь скоротали у тлеющего костерка в неспешных разговорах и сладкой полудреме.
        Светало. Споро двинулись в путь. Родные огнища вот-вот должны показаться из-за соседнего холма…
        *****
        Конское ржание и гулкий топот копыт заставили остановиться. Из-за малого перелеска вынырнули всадники числом восемь - все, как один, на вороных скакунах.
        Видно по всему - незваные гости из Киева - издалече приметны длинные усы, сплетенные у иных в косички.
        Встреча не предвещала ничего доброго. Да и Сновид решил встретить верховых неприветливо, а там уж будь что будет. По его кличу выстроилась дружина в боевой круг, прикрывшись щитами, ощетинилась копьями, изготовился к стрельбе Любята.
        Всадники приблизились. Молча принялись кружить, сужая и сужая кольцо. Наконец один из них, видимо воевода, выкрикнул, как выхаркнул:
        - Псы, смерды, али у вас зенки ваши рыбьи повылазили…
        - Ступайте с миром - се наша земля, - отвечал Сновид.
        - Да ты ведаешь старый пень, кому перечишь!!! - Княжьему мытарю стольнокиевскому!!!
        - У нас свои князья, свои мужи и старцы нарочитые, еже держат Деревскую землю.
        - Да ты песья кровь… - мытарь задыхался от злобы; кровью налились дотоле бешено вращавшиеся мутные глазенки. - Пойдешь со своими во Киев-град на княжий двор, паче задолжала земля ваша дани; бросайте ваши деревяшки, отродье, а не то порубим аки капусту.
        Один из верховых достал лук, приладил стрелу - со свистом пронеслась она поверх голов. Ответ был дан сразу - пущенная из-за щита стрела едва не лишила киевского мытаря ока.
        Жребий брошен…
        Всадники выхватили из ножен мечи, загикали, засвистали, распугали полевых птах, что стаями всколыхнулись с насиженных мест.
        Но неробкого десятка деревские смерды - зазвенела, запела тетива - удалой Любята пускал по ворогу стрелу за стрелой. Верховые умело уворачивались, прикрывались круглыми малыми щитами. Их лучник тоже то и дело бил из тяжелого дальнобойного лука, да без толку - надежно, словно тын прикрывали древлян большие щиты.
        Так состязались в ратном искусстве пешие с конными…
        Вот один конь заржал, встал на дыбы, едва не сбросив седока; каленая стрела впилась в круп. Вот и другой завалился на бок, но успел спешиться всадник, и чуть отдышавшись, словно разъяренный бык раздувая ноздри, ринулся на живую крепость - сокрушил мечем щит…
        Но не тут-то было: вострое копье ударило в плечо, попятился он назад, да и отскочил трусливым зайцем под улюлюканье и посвист мужей деревских.
        - Добрый гостинец?!! Поди дома того не отведаешь?!! - Сновидовы словеса отозвались дружным хохотом дружины. Укоризна в иных устах язвит будто пчелиное жало, но глухи на сей раз оказались кияне - наскоро перевязали своего, усадили под кустом, и, отъехав чуть поодаль, о чем-то перемолвились.
        Поскакали прочь.
        Сновид враз разгадал их замысел - велел дружине перестроиться клином.
        Вот несутся во весь опор ярые кони, смертоносными молниями поблескивают злые мечи. Быть бою лютому!
        - Братия! Не посрамим Деревь. Да хранит нашу землю Даждьбог…
        Сновидов заклич оборвался на полуслове - вихрем налетели, пробили брешь, рассекли наполы строй. И пошла сеча неправая: копья да ножи супротив мечей булатных…
        *****
        Вдруг во мгновение ока все переменилось; солнце будто померкло, а затем всполохнуло вновь, прорезая набежавшие тяжелые черные тучи небывалым бледным как отблеск луны светом. Внезапный протяжный волчий вой холодными клещами сдавил сердца.
        И древляне, и кияне на миг оцепенели - застыли в воздухе мечи, повисли копья.
        Словно из-под земли вынырнули огромные, каких свет не видывал, волки. Еще миг и рвут в клочья волки коней, рубят волков мечи, да только ни ран на них, ни царапин. Все яростнее и яростнее рассекают клинки воздух, но не раскраснелись, а побелели, покрылись холодным потом лица ворогов, а глаза полезли из глазниц от великого ужаса.
        «Боги вняли мольбам, встали за люди своя - то чернобожий род пришел на подмогу», - пронесся среди Сновидовых воев трепетный говор…
        Валятся наземь обескровленные, полумертвые кони, перебирают копытами и не могут подняться; кровавые ручьи застилают зелену мураву.
        Поневоле спешившимся - торная дорога к Чернобогу - владыке кощеевой страны, что берет жертвы кровавые людские.
        Да, cкорой была расправа - оставив бездыханные тела, волки растаяли во мгле… может и не было их вовсе?
        Но не сон это и не навь, а самая, что ни на есть явь. Заворожено, молча, едва перевязав раны, дивились люди деревские на невиданное волчье побоище.
        И чудно: раны павших не как от зубов и когтей, а будто от острых мечей. Ужель сами себя порубили?!
        Разверзлась хмарь и воссияло наливным яблочком красно cолнышко, обволакивая, лаская лучами мать-сыру землю…
        Глава 3. Изгои
        Пытливые исследователи прошлого…
        Каково нам в первом веке третьего тысячелетия, что перевалил уже за вторую половину?
        Мы живем в мире немыслимого для прежних поколений хайтека, достижений цивилизации, приблизившей отдельного человека, да и практически все человечество к неким небожителям, чьи желания исполняются по щелчку.
        С головой окунаясь в прошлое, мы видим все несовершенство и жестокость изучаемых эпох. Примеряем на себя тот образ жизни. И лапти учимся плести, и пустые щи из лебеды варить…
        Верно подмечено: не боги горшки обжигают. Этим занимаемся мы скромные сотрудники НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ, а еще - ткем холсты по древним технологиям, добытым нами путем наблюдений из глубины веков, печем хлеб и даже на конях скачем как заправские гусары и на саблях-мечах бьемся - целые сражения представляем. Да, историческая реконструкция, заложенная где-то на излете XX столетия, шагнула далеко, и теперь опираясь на новейшие достижения хроновидения, превратилась в целую науку.
        Многие считают нас чудаками. Людьми не от мира сего. Изгоями.
        Но с неизменным интересом смотрят наши представления-реконструкции. Поглощают массу исторической литературы. Правда, большей частью - беллетристику и даже фантастические романы.
        Что же это за учреждение такое НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ, где умеют практически все?
        О, это что-то вроде системы непрерывного исторического образования, куда попадают с младых ногтей! Отправная точка - учебное заведение, напоминающее кадетский корпус. Да его воспитанников так и называют - «кадеты». Затем - дальнейшие ступени вплоть до «Академического университета». Вот так и взращивают специалистов экстра-класса.
        Все эти ступени прошел и ваш покорный слуга, и многие мои сослуживцы.
        Впрочем, позвольте представиться: Олег Витальевич Улетов, двадцати семи лет от роду, не женат. Конечно же, за плечами романы - и во студенчестве, и нынешние мимолетные любовные истории… но сердце мое свободно.
        Да и не хочу я пока обременять себя узами брака - чувствую, что предстоят мне некие испытания и лучше не быть пока связанным ответственностью - у меня все еще впереди. Пусть это и покажется кому-то проявлением инфантилизма, свойственным молодежи…
        Да, я - дитя «золотого века», с его немыслимыми прежде технологическими достижениями и максимальным комфортом.
        Хотя чувствую себя в нашем времени как пасынок, словно орел в клетке. Я - «герой не нашего времени».
        Мое «настоящее» лежит в минувшем…
        «Припав к земле», слышал я, как стонала она под несметными алчущими крови и золота ордами гуннов и печенегов, половцев и монголов, поляков и французов… Видел растерзанные и преданные огню грады и веси…
        А сейчас своим «родовым гнездом» считаю небольшое сельцо. Укоренившееся на возвышенности, на крутом обрывистом берегу безымянной речушки. Живущее своим уставом, норовом и обычаем.
        Едкая пелена застелила глаза, когда «вернувшись» увидел я чернеющее пепелище…
        *****
        Киевские коршуны нагрянули внезапно. Пополудни налетела их целая стая - не малая дружина, а войско из дестков воев - и конных, и пеших. Но не рати искали они в чистом поле, а легкой добычи.
        Встали в перелеске под селищем, отдышались, как после долгого и утомительного перехода. Скоро вспомнили, по какой потребе пришли: на разъевшемся толстенном мерине выехал богатырь под стать скакуну. Раздувая словно меха пузо, объявил глашатай киевский волю:
        «В вашей земле найдены мертвыми наши люди. Коль хотите мира, шлите своего челядина. А времени вам до заката!».
        Весть облетела огнища. Собирался люд: шли, сжимая кулаки, глотая горечь проклятий.
        - Надлежит нам дать ответ достойный, не посрамить щуров1 наших, - слово держал Божедар, старший Сновидов сын, муж дюжий и сметливый, в делах мирских отцу подмога.
        - Да ведь не били мы их людей!
        - Коль нашли в нашей земле, ответ все ж нам держать.
        - Вот что, братья, - продолжал Божедар, - пойду я к киянам и потребую божьего суда, как повелось у нас, да и у них. А Правда на нашей стороне - не допустят боги кривды и хулы на чада свои.
        - Любо нам слово твое, встанем все заедино, мужей дадим на поле биться и огнем, и железом, и водою готовы испыт держать2.
        Под вечер покинул Божедар град, не взял с собой никакой зброи3, только малый нож в изукрашенных затейливой резьбой деревянных ножных виднелся за расшитым червлеными нитями поясом.
        Шел, как подобает честному мужу, не торопясь, величаво, ясным соколом паря встреч вражьей стае.
        Резкий кричащий звук пронзил вечернюю тишину, то дозорный, заметив Божедара, что есть мочи, дунул в рог.
        Тотчас показался всадник, резво во весь опор нес его боевой конь. Видно по всему, не был киянин ни боярином, ни воеводой; молод годов от роду двадцати-двадцати пяти, доспех кожаный конская сбруя небогата, лишь ножны меча блистали дорогой отделкой - потрудились на совесть серебряных и золотых дел искусники да добрый кожевник.
        Послушный конь, повинуясь хозяину, перешел с галопа на рысь и вот уж шагах в пяти от Божедара взрывал копытом влажную землю, водил из стороны в сторону головой, скалил белоснежные зубы - словно желая затеять разговор.
        Заговорил верховой: без приветных словес приступил сразу же к делу.
        - С чем пожаловал, деревщина… с гривнами4, - надменная ухмылка не предвещала ладной беседы. Да вам голодранцам столь и вовек не насбирать.
        - Поклон от отца моего Сновида, еже держит град сей, и от люда нашего…
        - Да ты смерд и людишки твои еще-от накланяетесь. Аще неcть чем за людей наших платить, так сволокем во Киев-град в робство.
        - Мы ваших людей не били и готовы стать на судной роте5, а всхотите пойдем на божий суд - на поединок честной. Аль железом и водой примем испытание.
        - Да ты, видать, как есть из древлян, - деревянный. Мы со смердами7 божьих судов не водим, где видано, абы муж бился на поле с смердщиной в божью правду, а железо да котлы своим бабам оставьте. А се последнее тебе мое слово: мы поутру уходим, а повернемся через три дни, и как не поднесете серебра сколь след за людей наших, так уведем во Киев, а городишко сожжем…
        *****
        Сновидовичи решили свою судьбу сами. Подпалили родовой град и ушли в Искоростень под щит князя Мала. Стали изгоями8 - ну да руки-ноги есть - обживемся и на новом месте. Да и князь поможет людям своим.
        А уж, коль быть вскоре рати, быть и мести за обиды и поругание…
        1 Предков.
        2 Речь идет о так называемом «божьем суде». У древних народов высшей судебной инстанцией считалась божественная воля. «Апелляция» к ней, происходила различными способами, получившими у историков наименование “ордалий”. Например, - испытание кипятком. Происходило оно следующим образом. Перед тяжущимися сторонами, или же обвиняемым устанавливали котел с кипящей водой, куда бросали кольцо или иной небольшой предмет. По слову судьи следовало вынуть кольцо из котла. Затем на обваренную руку накладывалась повязка и опечатывалась специальной печатью. Через некоторое время повязка снималась. У кого рана заживала быстрее, тот и прав, ибо высшие силы на его стороне. Сходным образом происходило и испытание железом: следовало взять рукой раскаленный кусок металла и пронести его на расстояние трех шагов; после чего руку завязывали полотняной лентой. Если заживление ожога протекало нормально, это принимали за признак невиновности.
        Одним из видов «божьего суда» были поединки, широко бытовавшие и у наших предков, о чем свидетельствуют арабские источники IX - X веков. Так, Мукаддези, писал, что когда «царь решит спор между двумя тяжущимися, и они решением его останутся недовольны, тогда он говорит им: разбирайтесь мечами своими чей острее, того и победа».
        3 Оружия.
        4 Серебряные слитки, выступавшие, в том числе и в качестве компенсации за убийство. Так, по Русской Правде за убийство свободного мужа, приближенного к княжескому двору назначалась «вира» в 40 гривен.
        5 «Судная рота» - оправдательная присяга - разновидность «божьего суда». Так можно было снять с себя обвинения - честное слово ценилось очень высоко.
        7 Смерд - изначально свободный земледелец-общинник - с развитием феодальных отношений терял свое равноправие, становясь плательщиком дани и прочих платежей. В глазах представителя господствующей врехушки племени полян это что-то вроде «мужика» для «барина» XIX века, хотя сами «мужики» так себя именовали в уважительном смысле (как, собственно, и в наше время).
        8 Изгои - особая социальная категория в Древней Руси. По некоторым данным, находились под княжеской защитой. По Русской Правде штраф за убийство изгоя - 40 гривен.
        Глава 4. Наука сходит с ума
        То ли сон дивный, то ли быль, то ли небыль…
        Ясный погожий день, а скорее - полдень. Местечко, коих во множестве в свое время раскинулось и по Украйне, и по Белой Руси, и в Польше, и в Чехии…
        Судя по всему, базар или ярмарка - словно «гоголевская Малороссия» ожила в живописных колоритных картинах. Широкое, щедрое торжище купалось в золотых лучах солнца, переливалось радугой улыбок и искрометного смеха. Бесшабашное веселье и деловитая сосредоточенность дивно сплелись, придавая извечной круговерти «деньги-товар-деньги» необыкновенный шарм, какую-то первозданную чистоту чувств и игру страстей.
        Щеголеватые торговцы наперебой нахваливали товар, ряженые и скоморохи от души потешали народ - зарабатывали свой скудный хлеб… да и как иначе - артист был голоден во все времена. В шапки, котомки летели медные монеты, а кто давал круг колбасы, иную снедь…
        Не рукоплескали, но от всплесков ладоней порой рябило в глазах - ударяли по рукам - без лишних формальностей одним лишь честным словом крепили удачную сделку; живо подставляли мозолистые огрубевшие длани, сойдясь, наконец, после долгого утомительного торга в цене…
        Солнце клонилось к закату. Безудержное колесо мало-помалу сбавляло обороты: довольные селяне подсчитывали выручку, собирались к родимым очагам; коробейники назойливо пытались сбыть остатки товара, то и дело, хватая кого ни попадя за рукава - те отмахивались от них как от назойливых мух, благодушно поругивали и убыстряли, словно боясь опоздать, шаг…
        Чудный вечер - предвестник тихой ночи - собирал далеко не праздный люд у корчмы. Торговля - ремесло не из легких, тем паче, коль продавать изделия рук своих и плоды собственных трудов земледельческих.
        Вдосталь наговорившись, накричавшись, да и порядком подустав, и покупатели, и торговцы взяли на полтона ниже, а то и вовсе перешли на полушепот; даже хмельной мед и игристое яблочное пиво будто утратили свою силу - ни оживленных громких бесед, ни песен и прибауток…
        Ну, а когда раздался чарующий мелодичный перезвон, все вокруг стихло: на майданчике перед корчмой собирал слушателей сказитель - седой слепец с длинными на запорожский манер усами и чубом. Но, что странно, в руках у песенника не бандура или кобза, а древние гусли. И запел он про стародавние времена, и слушали его, не проронив ни слова…
        Как у ласкового князя у Владимира
        Да во стольном было в городе во Искоростене
        Собиралось было пированьеце почестный пир…
        Стоп! Что-то здесь не то! Прокрутим еще раз. Да так и есть: «У ласкового князя у Владимира… во стольном было в городе во Искоростене…».
        Судя по всему, это одна из былин так называемого «Владимирова цикла».
        Отражение ранней истории Киева, Киевской Руси. Но причем же тут Искоростень - столица древлян?!!!
        Ведь традиционный запев: «Как у ласкового князя у Владимира, да во стольном было в городе во Киеве…».
        *****
        - Привет, академикам! - грубовато-ироничный возглас невесть откуда взявшегося Яковцева, словно незлобливый детский щелчок по носу вернул в реальность.
        - Что-то ты, брат, невесел, буйну голову повесил, чай печаль-кручина научная, - продолжал ерничать приятель… и вдруг резко и серьезно (видимо, мое выражение лица приняло уж больно «академичный» характер) - Случилось что?!!!
        - Да, нет ничего. Просто я видимо хожу с ума!
        - Ну, тут ты не прав, не прав. Человек, который сходит с ума об этом и не догадывается - медицинский факт!
        Я коротко изложил причину тревоги за свое душевное здоровье.
        - Да уж… требуется консилиум. - Что ж, давай констатируй или как там это у вас у ученых… в общем продемонстрируй доказательства своего сумасше… пардон, неадекватного психического состояния.
        Вновь на экране ожила ярмарочная кутерьма. Вот долгожданный финал: гусляр, перезвон струн, чуть хрипловатый и от того кажущийся каким-то потусторонним голос… и как шаманское заклинание: «в городе во Искоростене… Искоростене Искоростене…».
        - Да задача с тремя неизвестными, - от ироничного тона Яковцева не осталось и следа. - И все же попробуем подойти логически. Самое простое объяснение мы открыли новую былину или может быть даже новый цикл былин - назовем их условно искоростень…ские, тьфу ты даже не выговоришь… можно проще «искоростеньки».
        Слушай, а у тебя на этом все и обрывается… что там дальше он «спивал» нам не ведомо?
        Я кивнул.
        - Да, усложнил старик-гусляр, усложнил. Но мне сдается, «искоростеньки» слишком уж просто, и дело тут гораздо сложнее!
        - Да это и ежу понятно.
        - А какой это хотя бы век?
        - Думаю, от XVI до XVIII-го.
        - А точнее?
        - Точнее…опять этот… определитель подводит - цифры так и скачут. Но по косвенным признакам - одежда и прочее, думаю, временные рамки примерно такие. Да, начиная от XVI-го и до… быть может, начала XVIII века. В общем, надо вглядываться в детали. Сам понимаешь: одежда простого люда в те времена даже за столетия не претерпевала серьезных изменений.
        - Да, вечно у нас все не слава богу! То определители барахлят, то собаки мяукают. Этак науку далеко не двинешь!..
        - Кстати об одежде, да и о прочих деталях. Давай, коль уж на то пошло, сделаем так: фрагментарно выхватим отдельные кадры и постараемся рассмотреть их, как под лупой. Может, что и прояснится. Надеюсь, машина не подкачает?!
        Да, Яковцев недаром слывет у нас в институте сообразительным вплоть до гениальности. Действительно, весьма здравая мысль.
        Остальное - дело техники - и она на сей раз не подвела. После нехитрых нажатий клавиш мы жадно всматривались в разбитую на фрагменты картину, напоминавшую фотохронику, а порой и полотна старых живописцев. Лица людей завораживали совсем иным - «живым» выражением - чрезвычайно редко встречающимся ныне.
        Но, вспомнив о предмете исследования, все внимание сосредоточили мы на деталях костюмов - домотканых одеяний, носившихся с изяществом и даже элегантностью - ненавязчивой и простецкой.
        Историки моды могли бы многое почерпнуть здесь для своих изысканий, но… у них свои задачи, а у нас, как водится, свои.
        - В общем и целом мнение таково, - резюмировал после часа напряженного вглядывания Яковцев: одежка - нечто среднее между малорусской и белоруской, а, следовательно, можно предположить место действия: одно из местечек украинского… ну или белорусского Полесья. И все же…
        - Что-то опять не так?!
        - Да, нет: все так, все так… кроме малых незначительных деталей. Я в свое время занимался костюмами. Так вот: одежда та, и вроде бы не та…
        - То есть?!
        - Ну, вот, например, чем подпоясывались в то время? Правильно матерчатым кушаком. А теперь посмотри: картина, как говорится, маслом. Парубок. Одет не без претензий, что и понятно, девки не глянут на голодранца. Вышитая сорочка, порты, а подпоясан-то чем?
        - И чем же?
        - Видишь: широкий кожаный пояс с застежками, его использовали и как кошель для монет.
        - И что же?
        - А то, что такой пояс не носили в то время. Ни в украинских, ни в белорусских пределах. Вернее, носили, но столетиями ранее в Киевской Руси. А потом он вышел из обихода, правда, сохранился в Карпатах у горцев-гуцулов. Там такие пояса носили и в XVIII-м, и в XIX-м, да и в XX-м веке. Считается, что сохранились они у этих самых гуцулов со времен Киевской Руси.
        Явная нестыковка и таких нестыковок я увидел не одну.
        - Ну и…
        - И тебе не кажется странным: вместо кобзы, бандуры - гусли; былина, а не украинская дума про какого-нибудь казака Мамая! Хотя, поди знай, что там у них за фольклор был. Да и где это вообще происходит?!
        - Значит, мы оба сходим с ума!
        - Опять ты за старое! Давай-ка берись за ум с другой стороны и попытайся рассуждать как человек науки…
        *****
        - Боюсь вдвоем нам эта задачка не по силам, - продолжил после паузы Яковцев. - В общем, так: в ближайшие дни, после службы, отправимся за советом и дружеской, так сказать, поддержкой к одному маститому специалисту - он всегда открыт для общения с молодой научной порослью.
        - И кто же этот почтенный муж?
        - Фамилия достаточно известна, чтобы я ее называл…
        Глава 5. Застольная лекция (История с продолжением № 1)
        Дверь открыл бодрый ученый муж, впрочем, его внешности более подходило определение «патриарх». Густая с проседью несколько всклоченная борода, высокий, обрамленный темно-русыми с серебрянками прядями, академический лоб, пронзительный живой взгляд; первое впечатление - пред нами предстал истинный аристократ духа, чьи помыслы и чувства безраздельно подчинены служению науке.
        - Яковцев, голубчик! Почему не захаживаешь, совсем забыл? - воскликнул он с искренним радушием, едва мы переступили порог.
        А вас молодой человек, простите, как звать-величать?
        - Олег Улетов, младший научный сотрудник, - скромно, немного смутившись, представился я.
        - Пивображенский Филипп Филиппыч, профессор. Улетов. Какая чудная, простите, удивительная фамилия! Вас, вне всякого сомнения, ждет большое научное будущее!
        - Что же фамилия обязывает?
        - Нет, в ваших глазах читается жажда познания, пытливый ум…
        Пивображенский… Филипп Филиппыч…Что-то знакомое, - мелькнуло в голове…
        - Ну-с, и что привело вас в мою скромную обитель?
        Да ради бога, извините, пройдемте в кабинет!
        Довольно просторное помещение представляло собой причудливый симбиоз библиотеки и музея: стеллажи с книгами соседствовали с предметами утвари и быта минувших времен.
        - Я весь во внимании, - Филипп Филиппович занял место в кресле за старинным внушительных размеров письменным столом, жестом пригласив нас присесть на добротную лавку, видимо составлявшую предмет меблировки крестьянской избы XIX века.
        С чего бы начать? Мысли путались, слова вязли…
        Инициативу взял на себя Яковцев: коротенько и четко (наверное, готовился) в течение примерно четверти часа сделал доклад; мне оставалось лишь вставлять кое-какие реплики, уточнять и дополненять.
        - М-да, весьма и весьма интересно, - задумчиво, глядя куда-то вдаль, промолвил профессор и добавил: - Гигантский дятел хоть и не известен науке, но может своим клювом задолбать слона. В общем, здесь, как говаривали во дни моей туманной молодости, без пол-литры не разберешься. Он резво поднялся из-за стола.
        - Я мигом! - бросил через плечо и исчез за портьерой, откуда послышался вскоре перезвон.
        - Ну-с, не заставил вас долго ждать, в одной руке улыбающийся улыбкой хитрована Филиппыч держал узкую изящную емкость, объемом явно превышавшим заявленные пол-литра, в другой с ловкостью фокусника сжимал три вместительные рюмки.
        - Да, совсем забыл! - воскликнул он и хлопнул себя по лбу, после того как бутыль и сопутствующие предметы водрузились на служивший, видимо, для трапезы во время работы стол. - Закусь! Самое главное в этом деле! Ну-ка скатерть самобранка!
        Профессор извлек прибор по внешнему виду напоминавший пульт дистанционного управления, произвел нехитрые манипуляции, и через минуту… прямо по направлению к столу катилась тележка-столик с яствами, точнее, с закусками, что подаются к излюбленному русскому напитку, как-то: грибочки, селедочка, огурцы малосольные и небезызвестный салат оливье.
        Вдруг, не доехав каких-то полутора метров, самобранка сбилась с курса, уткнулась в угол громадного стеллажа, чуть накренилась и, дребезжа, застыла в недоумении…
        - Эх! е… Филиппыч невольно матюгнулся… ну и дал волю эмоциям, разразившись трехэтажным интеллигентным матерком. Звучавшим, впрочем, в его устах как латынь или, скорее, как древнее языческое заклятье, чем собственно и являлась по первородной сути своей матерная брань.
        Тележка, словно повинуясь неведомой силе, прибыла по месту назначения…
        Профессор нетерпеливо разлил напиток, разложил по тарелкам закуски…
        - Ну, за науку! - выдохнул он - наши рюмки сомкнулись в хмельном поцелуе - Филиппыч залихватски опрокинул содержимое внутрь, мы последовали его примеру. Прозрачная водка была настояна на травах - будто свежий вольный ветер донес пьянящие ароматы цветущих вешних лесов и степей.
        - Хороша… то ли констатировал, то ли спросил ученый. Сам настаивал по старинному рецепту. Вам так и быть, может, и открою. А основной компонент, как вы, наверное, догадались, «Энская водка» - лучше для настойки и не придумаешь. Чиста как слеза, знатная водочка!
        Вернемся, однако, к нашим древлянам…
        - Сведения о них скупы, - начал профессор. - Однако можно предполагать: побежденные древляне все-таки взяли реванш - мирным путем, но добились своего.
        Я поймал недоуменный взгляд Яковцева и обуреваемый любопытством позволил себе перебить профессора:
        - Но, позвольте, ведь из летописей известно: древляне потерпели поражение, Искоростень был сожжен, а Деревская земля навсегда утратила независимость…
        - Вы слушайте и пока не перебивайте! А начну я издалека, - Филипп Филлипыч чуть насупил брови, вновь разливая по чаркам свой чудодейственный эликсир.
        - Древлянская земля, видимо, имела собственную княжескую династию. В городах, но, скорее, такие поселения были попросту небольшими укрепленными селищами, как, например, Овруч, сидели князьки, старейшины, подчинявшиеся главнейшему князю в Искоростене.
        К середине IX столетия Древлянская земля крепнет, начинает приобретать признаки государственности: княжеское правление, «стольный град», сильное войско. Известно о древлянском князе, жившем в начале-середине X-го столетии, отце Мала.
        - И как его звали? Я-то считал, что известен только один древлянский князь - Мал, - не удержался от вопроса Яковцев.
        - По поводу имени источники расходятся: не то Нискиня, не то Твердко, не то Твердислав, - не преминул с ответом Филипп Филиппович. - Дошли и сведения о том, что женат он был на чешской принцессе Манфред.
        И это летописное свидетельство вызывает доверие: во время раскопок в Коростене лет пятьдесят тому назад обнаружили пару золотых височных украшений изготовленных в Моравии. Именно Манфред была матерью будущего князя Мала…
        - Итак, летописи… - профессор Пивображенский потянулся к пульту - тому самому, которым вызвал скатерть-самобранку. Теперь же, после нажатия клавиш как по мановению волшебной палочки из стены выдвинулся экран. Филиппыч поколдовал еще немного и на белом фоне возникли строки, исполненные стилизованным церковно-славянским шрифтом.
        «По сим же летам, по смерти братьев сих, Кия, Щека и Хорива ущемлялись полянины древлянами», а затем: «…полянины… биша обидими Древляни»; «Аскольд и Дир… владеюще полями, и беша ратнии сия Древляны».
        - Вот скупые свидетельства летописей, - констатировал он. - Однако картина вполне ясна: древляне «обижали» полян «ущемляли» их, побеждали на ратном поле.
        Есть летописное упоминание и о том, что древляне небезуспешно воевали с легендарным князем Черным, основателем Чернигова - столицы племени северян.
        - То есть именно древляне подминали под себя другие славянские племена и при благоприятном стечении обстоятельств могли вы стать ядром Руси? - задал я далеко не риторический вопрос.
        - Совершенно верно, но называлось бы такое государство, скорее всего, не Русь, а по-другому, скажем, Деревь, Деревия. Ведь именно поляне прозвались позднее русью. Как писал летописец: «поляне, яже ныне зовомая русь».
        *****
        - Древляне были гордым независимым народом! - не без пафоса продолжал Филипп Филиппович и вновь наполнил чарки. - 850-е годы… - глаза с лукавым прищуром смотрели в глубь… столетий. - Летопись сообщает: чудь, меря, кривичи платят дань варягам, а поляне, северяне, вятичи - хазарам. Древлян же в этом списке нет, а значит, есть основания полагать: древляне, как говаривал летописец, «сами собой володели».
        И только варяг Олег, соединив под своей рукой Новгород и Киев, начал походы против древлян. Древляне согласились платить Олегу небольшую дань, но продолжалось это не долго. Правда, известно, что в походе Олега в 907 году на Византию, принимала участие и древлянская дружина.
        Быть может, после этого похода древляне замыслили освободиться от опеки Киева и после смерти Олега осенью 912 года, решили: час пробил.
        «Древляне заперлись в граде Искоростене от Игоря после Олеговой смерти», - говорит летописец.
        Через два года после этих событий князь Игорь пошел на древлян и, победив, возложил на них дань больше Олеговой. Видимо, Древлянская земля к тому времени ослабла. Быть может, наступил династический кризис: умер старый князь, отец Мала, началась, как водится, борьба за престол… Но…это лишь домыслы.
        Известно: Игорь назначает своего воеводу Свенельда на должность постоянного сборщика древлянской дани, Впрочем, собирал Свенельд дань не только с древлян, но и с других племен. И противились не только древляне. Периодически восставали уличи; их «стольный град» Пересечен три года держал осаду киевского войска!
        И вот наступает 945 год. Летопись повествует: князь Игорь отправился в Древлянскую землю собирать дань, хотя до него занимался этим Свенельд. «И добыл он себе еще к предыдущей дани, и совершал им насилие он и мужи его». Возвращаясь назад с данью, решил: «Мало!».
        И сказал Игорь дружине своей: «Идите вы с данью домой, а я возвращусь и похожу еще».
        В общем, как говорит старинная русская пословица: «Жадность фраера сгубила», - как-то неожиданно резюмировал профессор…
        - И ведь действительно несусветная нечеловеческая жадность!
        Видите ли, обратилась к Игорю его дружинушка со словами: «Отроки Свенельда изоделись, а мы наги», то есть голые…
        А между тем, Игоревы дружинники летом того же года получили огромный откуп во время похода на Византию. Князь взял у греков золота и шелка на всех воев.
        - И сколько - много? - полюбопытствовал Яковцев.
        - Дань, какую Олег брал, и еще, говорит летопись. Олег же брал по двенадцать гривен на брата. Гривна - приблизительно двести грамм серебра, да мне ли вам говорить. Конь стоил две гривны. Морская ладья - четыре. Впечатляет?!
        - Да! Какое там «наги»…
        - И уж не к древлянам идти после такого откупа. У них ни золота, ни серебра не водилось. Летопись опять же говорит: мед и меха - вот все богатство древлян.
        В общем, запредельная алчность или… тупое желание продемонстрировать доминирование, что испокон веков было свойственно сильным мира сего, - с горечью произнес Филипп Филиппыч, крепко ругнулся, махнул рукой и нетерпеливо освежил застоявшиеся рюмки…
        - Услышав о том, что Игорь вернулся за новой данью, - продолжал ученый, - древляне, собравшись с князем Малом на совет, решили: «Если повадится волк к овцам, то выносит по одной все стадо, если не убьют его. Так и этот, если не убьем его, то он всех нас погубит».
        Послали древляне к Игорю своих представителей, которые спросили: «Чего ты идешь снова? Ты забрал всю свою дань. И не послушал их Игорь. И древляне, выйдя из града Искоростеня, убили Игоря и дружину его, так как их было мало».
        - Так говорит летопись. Хотя… наверняка летописец перевирает - стремится представить древлян «подлыми» и «коварными». Мол, напали на Игоря, когда у того было мало людей. Да и составлялась-то летопись спустя много лет после описываемых событий.
        Ну а дальше - известное летописное сказание о мести княгини Ольги, покорении древлян, сожжении Искоростеня посредством голубей и воробьев.
        Впрочем, от летописных строк веет баснями, фольклором, - заключил профессор.
        - И как все было на самом деле?! Бог весть! Вот бы, посмотреть, хоть одним глазком, - Филипп Филиппович словно читал мои мысли.
        - Так как же произошел древлянский реванш?
        - Экие вы нетерпеливые! Вы закусывайте, да слушайте.
        Игорь, как следует полагать, в династии князя Мала усматривал угрозу своему господству на Руси. С позиций же древлянской стороны, ликвидация князя Игоря открывала путь к переходу власти от династии Рюриковичей к династии древлянского князя Мала.
        «Князя русского мы убили. Возьмем жену его Ольгу за князя своего Мала и Святослава возьмем и сделаем как захочем», - так бесхитростно передает летописец помыслы и устремления древлянской элиты.
        Древляне посылают в Киев представителей с предложением к Ольге «идти за нашего князя за Мала». Ольга жестоко отомстила древлянам: первую делегацию закопали живыми в землю прямо на княжьем дворе. Вторую делегацию сожгли в бане.
        Летописец описывает эту историю так.
        «И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге. И сообщили Ольге, что прибыли древляне, и призвала их Ольга к себе и сказала им: «Гости добрые пришли, говорите, зачем пришли сюда?» Древляне отвечали: «Послала нас земля с такими словами: «Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что ввели порядок в Деревской земле, пойди замуж за князя нашего за Мала». Сказала же им Ольга: «Люба мне речь ваша, мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: “Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье”, и вознесут вас в ладье».
        Ольга приказала выкопать яму великую и глубокую на теремном дворе. На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями, и пришли к ним и сказали: «Зовет вас Ольга для чести великой». Они же ответили, как и наставляла их Ольга: «Не едем ни на конях, ни на возах и пеши не идем, но понесите нас в ладье». И понесли их в ладье. Они же уселись, величаво избоченившись в великих нагрудных бляхах… И принесли их на двор к Ольге и как несли, так и сбросили их вместе с ладьей в яму. Ольга подошла к яме и спросила: “Хороша ли вам честь?” Они же ответили: “Пуще нам Игоревой смерти”. И повелела засыпать их живыми; и засыпали их.
        И послала Ольга к древлянам и сказала им: “Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди”. Услышав об этом, древляне избрали лучших мужей, управлявших Деревскою землею, и прислали за ней. Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, говоря им так: “Вымывшись, придите ко мне”. И разожгли баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее, и сгорели все».
        - В общем-то, это все и походит на фольклор. После того как первую делегацию закопали, древляне решили попытать счастья еще раз - поступок, лишенный логики, мягко говоря.
        - Мне кажется все это похоже на анекдоты, - решил поделиться своими мыслями Яковцев. - Древляне представлены этакими простодушными деревенскими дурачками. - Они-де и подбоченились как идиоты, когда их понесли в ладье к яме, и пришли еще раз.
        Если принять во внимание, что еще совсем недавно древляне «обижали» полян, вполне объяснимо желание вдруг возвысившихся под варяжскими щитами киевлян поквитаться, складывая вот такие басенки. Сродни незамысловатым историям о чукчах, да, в общем, известным национальным анекдотам, что грузины рассказывали об армянах и наоборот; финны и русские об эстонцах… ну и наоборот.
        - А что, ваше соображение весьма и весьма остроумно… Впрочем, не будем углубляться в жанр анекдотов, нас интересуют все же история. Да, - Филипп Филиппович усмехнулся в бороду, - вспомнил я строки Иван Андреевича Крылова: «Но мы истории не пишем, а вот что басни говорят…» Если интерпретировать применительно к нам, мы-то пишем историю, однако довольствоваться для написания часто приходится баснями. Но, надеюсь, скоро, совсем скоро увидим, что да как - вы поняли, о чем я…
        *****
        - Что ж, продолжим, как говаривал летописец, возвратимся на прежнее, - профессор встал из-за стола и прошелся по кабинету. - После этого Ольга с дружиной направляется к Искоростеню, передав древлянам: «Се уже иду я к вам. Итак, приготовьте медов много возле града, где убили вы мужа моего. Пусть поплачу я над гробом его и совершу тризну мужу моему».
        Княгиня усыпила их бдительность и во время поминальной тризны ее дружинники неожиданно набросились на древлян «и посекли их пять тысяч»!!!
        - В общем, если вдуматься и эти летописные россказни выглядят… неубедительно - ишь ты порубили целых пять тысяч!.. Ну а далее попахивает уж совсем откровенным мифотворчеством.
        - На следующий год Ольга с сыном Святославом собрала войско воинов, многих и храбрых, и пошла на Древлянскую землю. И вышли древляне в поле. Метнул копье Святослав в древлян, а копье пролетело между ушами коня и ударило коню под ноги, ибо был Святослав совсем мал. И сказали воевода Свенельд и кормилец малолетнего князя Асмуд: «Князь уже начал. Ударим, дружина, вслед за князем».
        - Древляне заперлись в градах своих. А Ольга ринулась с сыном своим на Искоростень и стала вокруг града опять же с малолетним Святославом. Искоротенцы держали осаду.
        И стояла Ольга лето, и не могла она взять город. И надумала она так: послала в город парламентеров со словами: «Чего вы хотите досидеться? Ведь все ваши города сдались мне и согласились на дань… А вы хотите с голода умереть, не соглашаясь на дань?». Древляне ответили: «Мы бы рады согласиться на дань, но ты будешь мстить за мужа своего». И сказала им Ольга: «Я уже отомстила за мужа своего… Поэтому я уже не буду месть совершать, а хочу взять небольшую дань и, помирившись с вами пойду назад». Спросили тогда древляне: «Чего ты хочешь от нас? Мы рады даты и медом и мехом». Ольга отвечала: «Ныне у вас нет ни меда, ни меха. Лишь малого я у вас прошу: дайте мне от двора по три голубя и по три воробья».
        - Обрадовались древляне, собрали со двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга сказала им: «Вот уже покорились вы мне и моему сыну. Идите-ка в город, а я завтра отступлю от града и пойду в город свой».
        Ольга раздавала воинам кому по голубю, а кому по воробью, велела к каждой птичке привязать трутник. И поджечь.
        А когда свечереет отпустить голубей и воробьев на волю.
        Голуби и воробьи полетели в гнезда свои в голубятни да под крыши. И заполыхали голубятни, а от них дома и нельзя было погасить, ибо дворы загорелись. И побежали люди из города, и повелела Ольга воинам своим хватать их…
        - Конечно все это опять же выглядит сказкой, к тому же подобные легенды о взятии городов таким вот образом известны в устных и письменных преданиях других народов, всамых различных произведениях Cредневековья. Именно таким способом овладевает неким городом на Сицилии Харальд Суровый, ту же самую хитрость Саксон Грамматик приписывает королю Дании, Фротону I…
        *****
        - И вот мы подошли к древлянскому реваншу.
        Возмужавший князь Святослав Игоревич, тот самый который отличился броском копья, взял себе в жены плененную дочь князя Мала - Малушу. Сын его Владимир, рожденный от Малуши станет князем, и это притом, что у Святослава были сотни наложниц и ни один из его отпрысков не стал государем. Таким образом, это фактически династический союз полян и древлян!
        - А вот что особенно интересно - то, как правил Владимир. Ведь он не только крестил Русь, но, видимо, осуществил целый ряд реформ, причем реформ в пользу простолюдинов, то есть тех, кого потом стали презрительно называть «смерды» - изначально-то это наименование не несло негатива; свободные простые люди - вот что значило оно.
        Да, Владимир, как можно полагать, частично реализовал демократические устремления древлян.
        Впрочем, реформы-то стала проводить еще Ольга. Владимир подхватил это начинание. Ольга упорядочила сбор дани, устроила погосты - места, где она гостила и собирала четко установленную дань, превратившуюся скорее в налог… Ольга унифицировала племенные законы, стремилась привести их к общему знаменателю. Владимир после принятия христианства законотворчество продолжил…
        - У Владимира был дядя Добрыня - личность весьма и весьма примечательная - по всей видимости, прототип былинного Добрыни Никитича из троицы известных богатырей.
        Так вот, Добрыня, как можно предполагать, - брат Малуши, сын князя Мала.
        С Добрыней связывают богатырские заставы - укрепление рубежей на юге, создание форпостов против набегов степняков.
        В былинах Добрыня выступает рядом с крестьянским сыном Ильей Муромцем - оборонял эти богатырские заставы простой свободный люд. Владимир и Добрыня выдвигали простых людей в бояре. Летопись говорит, что за подвиг в бою, принесший победу над печенегами, Владимир возвел в мужи-бояре не только простого юношу-кожемяку, но и его отца за то, что тот воспитал сына-героя.
        Ну а былина о Никите-кожемяке, его победе над змеем иллюстрирует летописное известие; в былинах воспевается и Микула Селянинович - простой пахарь и… воин.
        - Эпоха Владимира - «былинное время» - не случайно было и временем Микулы Селяниновича, Ильи Муромца, «мужицкого боярства», боевых соратников Добрыни - быть может, наследников непокорных древлян.
        С ними вместе Владимир и Добрыня в битвах отстаивали Русскую землю, с ними они собирались на знаменитые пиры, где праздновались победы и обсуждались государственные дела.
        Да пиры, воспетые и в летописях, и в былинах - именно на них Владимир советовался с людьми, с народом. Недаром он зовется в былинах «Красно Солнышко» - какой еще правитель удостоился такого имени в памяти народной?!..
        - Послы Мала, согласно летописи, говорили в Киеве, что их князья «распасли» Древлянскую землю. Сын и внук Мала Древлянского «распасли» всю Русскую державу…
        *****
        - Надеюсь, я не очень вас утомил и подготовил почву для ответа на ваши вопросы, - профессор Пивображенский мастерски закрутил интригу. - В общем, картина мне видится такой. Возможно, Искоростень при Владимире был какое-то время чем-то вроде второй столицы или княжеской резиденции, особенно учитывая древлянские корни князя. Это отложилось в памяти народной и через несколько столетий вплыло в былине.
        - Филипп Филиппович, недаром ваш авторитет в научном мире столь высок…
        - Яковцев, мой друг, давайте обойдемся без лести! Это все-таки умозрительные заключения и даже если они безупречны, с точки зрения логики… это, как говориться, вилами по воде … но, чувствую: много открытий преподнесет нам самое ближайшее будущее!
        Что ж, коллеги, за это и предлагаю выпить…
        Глава 6. Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей
        9
        ПИИ-ИИИ-ИИТЬ!!!!!! ПИИ-ИИИ-ИИТЬ!!!!!! ПИИ-ИИИ-ИВА!!! - рвалась наружу опустошенная истерзанная душа, расшевеливая едва теплящиеся руины сознания…
        Все тело сотрясала мелкая дрожь, а само оно ослабло до состояния аморфной биомассы. Во рту и горле - сухость безжизненной пустыни. Глаза затмевала белесая туманная пелена; головная боль накатывала свинцовыми волнами, то сжималось, то чуть ослабевало неведомое орудие пытки. В черепной коробке клокотал Везувий. Тот самый, что стер с лица земли Геркулан и Помпеи, а теперь видимо взявшийся испепелить мозг неизвестно в чем провинившегося смиренного м.н. с…
        Ну-ка, еще раз: «ПИИ-ИИИ…»
        И снова, СНОВА(!) ни звука. Как рыба об лед… Нет, скорее, задыхается несчастная выброшенная на берег рыбешка; судорожно выпучив глаза открывает рот и не может (О, УЖАС!!!) подать сигнал о помощи…
        И все же… яростные отчаянные потуги возымели благотворный эффект! Легкие вобрали необычайно свежий и терпкий воздух, в голове чуть просветлело, с трудом, но приоткрылся один, затем второй орган зрения и…
        ЧТО ЖЕ ЭТО?! Так опуститься! Дойти до ручки! Нет, нет - лежал я не в грязной зловонной луже. И не возле помойки. И не под забором. ОДНАКО…
        Меня приютила окруженная вековым бором поляна, постелью стала душистая сочная трава…
        Что же это значит?! Пикник?! Поездка на шашлыки?! А может на рыбалку?! По грибы-ягоды?! Да и какое сейчас время года?! Весна?! Лето?! Самое начало осени?!
        Не меньше вопросов вызывал и мой костюм. Это был, конечно же, «новодел» - качественно состряпанная умельцами одежка древнерусского простолюдина. Итак: подпоясанная матерчатым расшитым поясом «домотканая» рубаха; скроенная из кожаных лоскутов (надо полагать, «отходов сапожной мастерской») безрукавка; латаные местами штаны и с позволения сказать портянки, а на них не то кожаные лапти, не то совсем уж коротенькие полусапожки, притороченные к ногам кожаными же завязками. На голове - войлочная (на манер колпака) шапка с полями-отворотами, за которыми сподручно держать разную мелочь. Как-то монетки, иглы…
        Дополняли этот комплект еще три предмета.
        Во-первых, - заткнутый за пояс, скорее бытовой, нежели охотничий ножичек с костяной рукоятью в сплетенных из бересты ножных.
        Во-вторых, - довольно изящная кожаная (хотя и искусственно потрепанная) вместительная сума с ремнем для ношения через плечо и, в-третьих, - плащ.
        Последний выделялся из общего гардероба и мог принадлежать представителю тогдашнего среднего класса - купцу, крепкому ремесленнику, воину, чиновнику. Тонкое добротное, окрашенное в пурпурный цвет сукно, витиеватая серебренная (или «под серебро») большая булавка-застежка…
        Головная боль потихоньку отступала, сменяясь чувством тревоги и неопределенности; теперь не вулкан, а червь сомнения или скорее недоумения поселился в буйной головушке, наводя на самые неожиданные раздумья.
        Как вдруг! Неожиданное открытие! Едва повернув вместилище мрачных мыслей, узрел я робко пробивающийся из-под толщи девственного чернозема, играющий подобно алмазу на солнце ключ! Источник живительной влаги… и всего-то в каких-то двух шагах от моего «измученного нарзаном» тела!
        Вне себя от радости, на четвереньках подполз я к кринице, припал, словно младенец к материнской груди и ПИЛ, ПИЛ, ПИЛ!
        Эх, водица! Хоть и не холодненькое пивко, и не мед, что варили в институте по стародавним рецептам… Да нет, много лучше!
        О чудо! Злой дух похмелья изгнан! Я твердо стою на ногах, а вот и первые шаги…
        Трава колыхалась подобно морским волнам; то перешептывался, то говорил в полный голос таинственный синеватый лес.
        Настырный ветер ласково трепал по щекам, нахально щекотал ноздри, срывал с головы шапку, пузырем надувал нелепое одеяние, от которого хотелось освободиться как от тяжких пут. Но что-то подспудно говорило: между нынешним моим положением и псевдодревнерусскими портами10 есть некая связь…
        Разорванные нити памяти сплетались воедино, однако до целостной картины было еще далеко…
        Хорошо посидели у профессора! Слушали умные речи, выпивали…
        Быть может, в этом и есть причина нынешнего в высшей степени странного положения. Хотя, вроде бы и употребили умеренно, под хорошую закуску, да и «Энская водка» - продукт достойный…
        Новый импульс - из глубин подсознания извлечены разомкнутые звенья…
        Застольная лекция профессора Пивображенского пришлась на пятницу. Затем - выходные. Проведенные в раздумьях - в «переваривании» услышанного.
        *****
        Понедельник. Рабочий день - начало новой трудовой недели.
        День не совсем обычный, как водится, «тяжелый». Начальству взбрендило провести так называемую «зарницу» - о чем даже не оповестили. Считается, что мы должны быть «всегда готовы».
        Откуда-то из глубин, может быть, и не столь отдаленного прошлого выкопали это идиотское название, для не менее идиотского мероприятия.
        В общем, сотрудники и мужеска и женска пола одевались согласно определенной эпохе и устраивали театрализованное действо на специально обустроенной в непосредственной близи от храма науки довольно обширной площадке.
        К вящей радости падких на такие зрелища жителей окрестных домов и, особенно, ребятишек, да заезжих иностранных туристов периодические шоу проводились якобы с целью укрепления пресловутого корпоративного духа и еще с тем, чтобы сотрудники живее чувствовали исторические эпохи… и т. д., и т. п.
        Такую чушь плел отдел нематериальной мотивации персонала - вот, где рассадник тунеядства и самодурства!
        Ко всему прочему, по ходу пьесы предписывалось говорить на соответствующих языках: разыгрываете сцену из жизни древних римлян - извольте балакать на языке Овидия и Горация; изображаете раздолбавших Римскую империю варваров, изъясняйтесь на древнегерманских диалектах, которых никто толком-то и не знал…
        Что и говорить, после таких упражнений в мертвых языках многие ученые мужи, да и дамы обращались к вечно живому пласту родной ненормативной лексики…
        На душе полегчало. Одна загадка вроде бы разрешена. По иронии судьбы та «зарница» как раз и была посвящена Древней Руси…
        Да точно припомнил, как выбирал и примерял костюм на складе…
        Ну а потом… Вроде бы некая вспышка, удар похожий на разряд электричества… черный тоннель, мерцающий свет вдали…
        ТАК ЭТО НЕ ПОХМЕЛЬЕ!
        Пережитое мной состояние - по всей видимости - легкая контузия или шок. Не похмелье - однозначно! Что ж, час от часу не легче!
        ГДЕ Я!!! ЧТО СО МНОЙ ПРОИЗОШЛО?!!!
        А ноги тем временем уже сделали по TERRAINOGNITA11 немало шагов. Шел наобум, шел, куда глаза глядят, жадно ловил звуки, пристально всматривался окрест в надежде обнаружить хоть какие-то признаки присутствия человека.
        Тщетно: ни кострищ, ни каких-либо следов времяпровождения на природе типа пикников-шашлыков…
        На мгновение мне показалось, что я превращаюсь… в бездомную собаку - уши приобрели способность «навостряться», нервы сжались в пружину…
        Не заметил, как пересек поляну и вступил в лес, чуть рассеявший тревожные мысли и чувства дивным пением птиц и мерным убаюкивающим шепотом листвы. Эх, поспать бы часок!
        НЕТ, НАДО ИДТИ!
        *****
        Миновав лес, а точнее небольшой перелесок, оказался я на берегу дородной величавой реки. Едва виднелся противоположный берег; множество живописных поросших мелколесьем островков дополняли, достойный кисти Левитана, пейзаж.
        Что же касается «музыкального» сопровождения…
        Какая-то первобытная завораживающая тишина - лишь редкий плеск разыгравшейся рыбы, да шелест камыша.
        Долго любовался открывшейся величественной картиной - ни малейших признаков людского бытия! Словно вновь вернулись первые дни Творения! Жадно вслушивался в гнетущее безмолвье в надежде уловить хоть один единственный «человечий» звук! Хоть немного приоткрыть таинственную завесу…
        Обрести надежду. НАДЕЖДУ НА СПАСЕНИЕ!
        Видимо, те же чувства испытывал впередсмотрящий истерзанного жестоким морским штормом парусника, смертельно уставшая команда которого, жаждала лишь одного - заветного крика «Земля»!
        И я едва подавил вырывавшийся из груди поток, когда увидел…
        Из-за острова на стрежень выплывали…
        Нет, не «расписные островерхие челны» - невеликая лодочка, которую впрочем, по всем признакам можно было классифицировать именно как челн - выдолбленный из цельного ствола - легкий, быстрый, верткий.
        Негромкие голоса и мерный плеск весел, как чудодейственная целительная мелодия… нет, это не слуховая и зрительная галлюцинация - челн взял курс прямиком на меня - двое гребцов усердно работали короткими веслами, преодолевая мощное течение и круговерти стремнины. И вот уж можно рассмотреть «экипаж» судна. Хм, странное одеяние и внешность молодцов явно не соответствовали современным образцам моды и парикмахерского искусства.
        У обоих, скорее всего, братьев (один чуть старше, другой моложе) выбритые головы, русые чубы-оселедцы, вислые усы. Ни дать, ни взять «запорожцы». Костюмы, правда, отличались от классического «козацького» «прикида»: длинные до колен, белые, расшитые замысловатыми узорами рубахи, относительно узкие кожаные пояса, к которым крепились большие ножи или, скорее, малые мечи-кинжалы в деревянных ножных. На ногах - серые, посредственной ширины штаны, заправленные в красные полусапожки. Виднелся и свисавший с борта челна край грубо связанной рыболовной сети.
        Несмотря на наличие оружия, кое могло быть употребляемо не только для чистки и потрошения рыбы, вид детинушки имели добродушный.
        Причалили. Резво соскочили на берег, втащили челн.
        - Ты кто таков будешь, почто в земле князя нашего? - вопросил старший на безупречном… древнерусском языке.
        ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ???!!!
        *****
        - Купец я, - ответил первое, что взбрело в голову, - разбойники пограбили…
        - Из болгар, что ль?
        «Почему из болгар? С чего он взял?».
        - По говору явно, - словно прочитав мои мысли, степенно раздумчиво промолвил он и на какое-то время взял паузу, оценивающе разглядывая меня с головы до пят.
        Рой домыслов закружился в голове… «ПО ГОВОРУ ЯВНО» …видимо тот образчик «древнерусского», что изучал так прилежно, отличается (ОТЛИЧАЛСЯ!) от живой разговорной речи… Произношением, скорее всего, ведь сказал я всего четыре слова…
        ЗНАЧИТ… НЕУЖЕЛИ… НО КАК???!
        Внезапная догадка перерастала в уверенность - НА ДВОРЕ X ВЕК!!!
        - Что, купчина, печалишься?! Не тужи, мы чужеземцев привечаем, тем паче, коль словенского роду. Как звать-то тебя величать?!
        - Стоян, - болгарское имя вполне отвечало легенде.
        - А меня звать Горятою; брата моего молодша Борятою.
        - Вот что купчина садись-ка во челн, за благо рыбы несть, отвезем тя во Киев-град, там дадут боги набудешь серебра, да повернешься восвояси…
        Что ж, делать нечего, кроме как плыть навстречу судьбе…
        Челн прорезал хрустальную гладь - не видать по берегам ни городов, ни сел, не говоря уж о промышленных урбанистических пейзажах. Все… в будущем. X век… X век - стучало в висках. Сердце и разум все еще отказывались понимать. КАК Я ЗДЕСЬ ОЧУТИЛСЯ? ЧТО ДЕЛАТЬ? КАК ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА?
        Могучий Славутич сделал изгиб и на круче в белой дымке возникли очертания строений: на небольшом возвышении местами деревянная, местами каменная крепостица с башнями, одна из которых, выложенная из белого камня, возвышалась над остальными.
        Внезапно раздался резкий трубный звук, повторившись затем еще и еще, а над башней взметнулся столб черного дыма.
        - Поспешим, брате! - сказал Горята, то князь сзывает люд аль упреждает об опасти.
        - Вот что, болгарин, - обратился ко мне, дотоль молчавший Борята, - коли созывает князь на рать, вступай в войско, добудешь и злата, и серебра, и славы, да и вернешься в свою землю с честью.
        Итак, на горизонте замаячила перспектива. А что, звучит неплохо: «солдат удачи из XXI века»! А, собственно, почему бы и нет? Появилась возможность «легализоваться». А там «Или грудь в крестах, или голова в кустах!»
        Челн, меж тем, причалил к небольшому островку. Почему не прямиком в Киев?
        Словно из-под земли вынырнул ратник в шеломе, легком доспехе, при мече и щите, за спиной колчан, в нем, как водится, лук и стрелы.
        - Кто такие, куда? - бросил он, видимо, дежурную фразу и машинально положил ладонь на рукоять меча.
        - На перевоз, на Киев12, - небрежно сквозь зубы с какой-то надменностью процедил Горята и протянул, невесть откуда взявшийся малый (похоже берестяной) сверток.
        - Проходи, - страж бегло просмотрел грамотку, и в его взгляде мелькнуло почтение, даже некоторое подобострастье.
        Братья оставили челн в прибрежных зарослях камыша, и мы зашагали проторенной тропинкой…
        *****
        «Однако какой князь сидит ныне в Киеве? Игорь?
        Вот ведь незадача: прослывешь невежей или хуже того, а там гляди и нарвешься на неприятности. И как же узнать?»
        Эх, была, не была, попробую наудачу! Авось боги не выдадут, свинья не съест!
        - А что, у Игорь-князя ратей нынче много?
        - Да куда ж без них, - усмехнулся Борята. - Только древлян замирили, ан вновь не хочет дани давать Малко и весь люд их смердий, да и другие роды будь их воля давно вышли из-под державы киевской.
        «Что ж, попал не в бровь, а в глаз. Так держать!»
        Вскоре достигли противоположной оконечности острова; здесь расположилась ладно срубленная бревенчатая пристань, к ней был пришвартован паром. А до Киева рукой падать - отблескивали на солнце щиты, копья и шеломы воев на башнях, доносились их переклики.
        *****
        На пристани собралось не так чтоб много народу: горшечник с десятком горшков в двух больших плетеных коробах; степенный старик, с ним коза и, как в сказке, семеро козлят; неопределенного возраста баба, загонявшая на пристань пощипывающую травку, полнотелую, под стать хозяйке, корову…
        Тревожно забилось сердце. Как встретит Киев?!..
        9 Владимир Высоцкий. И далее в качестве заголовков часто будут выступать строки из песен, произведений поэтов и бардов.
        10 Здесь - одежда.
        11 Неизвестная земля (латынь).
        12 Из Повести временных лет.
        Глава 7. Новобранец
        - Вот он, наш батюшка Киев, - молитвенно произнес Горята…
        А остальные пассажиры уже торговались о плате за проезд. Горшечник предлагал крынку, хозяйка коровы - молока…
        К нависшим над земляным валом дубовым стенам вела бревенчатая мостовая, тянувшаяся от гораздо более широкой, нежели на острове пристани…
        - Поди не Царь-град, а все ж… А ты Стоян в Царь-городе-то бывал? - неожиданный вопрос Боряты холодной змеей скользнул по спине. По счастью показался прохожий: сгорбленный ветхий дедуля с трудом переставлял ноги, опираясь на суковатую палку.
        - А что старче, князь вече собирает? - спросил Горята.
        - Так ведь рать с древлянами, а боле ничего не ведаю, стар уж.
        - Вот он твой жребий - ступай широкой улицей и придешь на княж двор. Как знать, свидимся… На, сгодится напервые поры, - Горята протянул небольшой кожаный мешочек с кожаными же завязками… - Ты ведь ныне во изгоях, а по княжьей правде и закону русскому изгоям след помогать.
        Поблагодарил… Что ж, на княжий двор, так на княжий двор…
        *****
        Не легка была дорога - и не потому, что пришлось идти в гору… Ноги то слушались, то немели - так и норовили повернуть вспять.
        А в голове назойливо вертелось: «Ты ведь ныне в изгоях…»
        В памяти вспыли строки: «Изгои трои: попов сын, грамоте не умеет, холоп, из холопства выкупится, купец одолжает…»13.
        А что, изгойство в моем положении, пожалуй, не плохая «стартовая площадка»; изгой, судя по отрывочным сведениям - выпавший из своего круга человек, находящийся под определенным покровительством. Да, и вполне соответствует легенде об ограбленном болгарском купце…
        По обеим сторонам улицы узорчатые, расписные обнесенные частоколом терема-хоромы, малые, но все же затейливые избушки, хозяйственные строения, столбы с вырубленными на одном дыхании художественного порыва суровыми ликами пращуров - защитников от злых чар.
        От широкой, видимо, торной улицы разбегались, петляя в зелени дубрав, малые улочки и проулки, мощенные деревянными колодами, бревном; кое-где - камнем.
        Решил остановиться: оглядеться, заодно, съедаемый любопытством, взглянуть, что же так бодряще позвякивает в кошельке. Благо вокруг ни души - верно, праздность у здешнего люда не в чести.
        Долго распутывал замысловато завязанные тесьмы. Ух, ты! Десять серебряных монет! Арабские дирхемы или драхмы - не хухры-мухры! Международная валюта! Да, на первых порах можно не думать о хлебе насущном.
        А там? «Христорадничание» здесь явно не в чести. Да и не пристало ученому мужу побираться…
        А, значит, вперед!
        Княжий двор был приметен шагов за сто. Не малой высоты забор, скорее, крепостные стены. За ними - воплощение замысла искусных зодчих - устремленный ввысь островерхими готическими крышами замок-терем из тесанного, резного бруса.
        В общем, властительный чертог представлял собой истинный архитектурно-художественный шедевр; и вычурной красой, и размерами весь ансамбль на фоне окружавших его домов и домишек смотрелся, словно роскошная каравелла средь невзрачных барок и шаланд.
        Окованные ворота распахнуты настежь. На посту два грозного вида дружинника, при полной боевой амуниции. Пристальный изучающий взгляд вынудил чуть замедлить шаг…
        - Муж аль холоп? - вопрос одного из стражей отнюдь не поверг в замешательство.
        - Сам-то не зришь, - произнес с достоинством, чуть задиристо, мало-помалу вживаясь в роль. Великий Станиславский наверняка б порадовался, хотя подобное действо не мог представить и в самых смелых мечтах…
        *****
        Обширное пространство перед теремом было заполонено мужчинами разных возрастов, начиная лет этак от двадцати и до пятидесяти. Сутолоки, однако, не было, как не было и обычного при таких обстоятельствах шума-гама. Собравшиеся (а их не одна сотня) держались кучками по пять-десять человек. Судя по всему родичи-друзья-соседи.
        На скамьях у крыльца восседали благообразные старцы в долгополых сероватых не то халатах, не то кафтанах. У каждого в руке посох, на головах высокие белые шапки.
        На крыльце показался князь. Был он высок и статен. Не молод, но, видимо, горяч, крут норовом, скор на расправу. Взгляд излучал стальной холод и ярость. Багряный плащ чуть колыхался, переливаясь в лучах солнца. Орлиный с горбинкой (видимо, сломанный) нос, седоватые, спадающие до плеч кудри, длинные опущенные долу усы делали Игоря похожим скорей на лесного разбойника - главаря лихой ватаги.
        - Слава Игорю! Слава! - выдохнули-гаркнули сотни глоток.
        Князь вознес десницу, вмиг утихли приветные раскаты…
        По площади разносился, напоминающий карканье матерого ворона, властный хриповатый мощный глас.
        - Смерды деревские не хотят давать дани и паче того только и мыслят отпасть от державы нашей, - говорил Игорь с легким едва уловимым «варяжским» акцентом. - Призываю люд пойти на них ратью и привести к покорству! Навсегда отбить охоту к своеволью! У дружины нашей кони под седлом, мечи наострены на ворогов во славу Киева!
        Раздался одобрительный гул.
        - Слово за вами вои киевские, - А зброи, коль нет у кого, получите в княжьей гриднице. По обычаю награжу серебром, как вступите в поход и как придете. И добыча ваша…
        «Киевские вои» щерились в алчных улыбках - они были явно охочи до материальных благ; пролитие же чужой и своей крови их ничуть не смущало.
        «По сколь гривен даст князь по три, а может по пять», - размышляя над простыми житейскими вопросами, почесывали затылки, морщили лбы. Иные прикидывали: а что можно пограбить у древлян, какого добыть добра.
        «Небось все дружине достанется, а нам-то шиш», - обронил коренастый кряжистый мужик лет сорока.
        На него недобро покосились, в раз нашелся оппонент: «Прошлым летом ходили на уличей, так князь позволил и нам добычу брать, - бодро проговорил рыжий худощавый верзила. - И семействам тех, кто загинул заплатили сполна. Игорь - добрый князь, даст и к гривнам добычу брать, не только дружине своей, но и нам простым людинам. Ясно же сказал: “Ваша добыча”».
        Прения потихоньку улеглись; нетерпеливо, в тишине ждали, что скажет князь далее.
        Неожиданно со скамьи поднялся старец, решительной ярой поступью, будто сбрасывая с каждым шагом с десяток годков, вышел он на середину двора.
        - Не гоже, княже, идти на рать во время Велесовой свадьбы, - проникновенный голос завораживал, выдавая профессионального вещуна-сказителя-баяна. - Не заведено так ни у нас полян, ни у древлян. Во славу Велеса надлежит состязаться в боях кулачных, конных ристалищах, песнопениях, но не лить кровь людскую.
        А древлян к покорности привел бы мудрым управлением, дав им урок, сколько дани платить и бороня люд их от ворогов.
        Слова старейшины, как ни странно, тронули сердца - тень раздумий-сомнений пробежала по многим лицам.
        Князь Игорь сверкнул очами, и без того суровый лик стал подобен гранитной скале, что лежит в ледяных чужедалях Варяжского моря. Сгрудились над скалой черны тучи - вот-вот исторгнут они великий гром. Метнут разящие молнии… но сдержал порыв князь. Дал ответное слово.
        - На Руси Перун-бог, не Велес, коему кланяются смерды, да свинопасы. А мы суть воины и живем ратью. Перун - ратный бог, ему требы даем, проливая кровь вражью. Так ли, мужи киевские?!
        Толпа раздухарилась вновь; князь Игорь перехватил инициативу…
        Лишь старцы, преклонив главы, с укоризною покачивая брадами, говорили о чем-то, но не слышали их и…не видели - вновь заиграли, затмив очи киян, хищные волчьи огоньки.
        - Братья! - распалялся князь - не посрамим Киев! Завтра поутру, кто не имеет зброи получит у конюха14 нашего шелом, щит, топор аль меч. А кто издалече прибыл, переночевать может в гриднице15на княжьем дворе.
        Вот и итог. Вот и перспективка. Ночлег обеспечен. Дальнейший род занятий определен. Но на правильном ли я пути? Имею ли право так безоглядно-бездумно-безответственно вмешиваться в прошлое?
        Ни то пословица, ни то высказывание кого-то из великих, что, мол, если выстрелить в прошлое из ружья, оно ответит выстрелом из пушки приобретает слишком уж прямолинейный смысл. Вспомнился и сюжет какой-то фантистической книжки: герой оказался в прошлом и там, на войне или еще где (не нарочно - случайно) убил собственного предка. И растворился - исчез сам…
        Завтра мне дадут меч или секиру, и я пойду на древлян, лично мне не сделавших ничего плохого. Ну, а на войне, как на войне. Или ты или тебя. Эх! Сорваться бы отсюда. Выбраться в привычный мир. Но как? Да и все это жутко интересно!!!
        Нет, я не трус, но я боюсь… БОЮСЬ КРУТАНУТЬ КОЛЕСО ИСТОРИИ. ПОВЕРНУТЬ ЕГО В ДРУГУЮ СТОРОНУ. БЫТЬ МОЖЕТ ВСПЯТЬ!
        *****
        Гридница представляла собой род казармы. Длинный сруб был разделен внутри на три помещения. В первом - «оружейная комната» - склад разнообразного холодного оружия, луков, стрел, щитов. Во втором - располагался общий обеденный стол; третий покой предназначался для сна и отдыха, о чем говорили многочисленные лавки и полати. Правда, на ночлег попросилось народу немного - всего-то с десяток человек. Расположились: и не в тесноте, и не в обиде. Мои соночлежники поинтересовались у меня, кто я есть. Повторил басенку об ограбленном болгарском купце, решившем попытать военного счастья. Молодые простоватые парни из ближайшего к Киеву села удовлетворились ответом и по счастью сверх того ни о чем меня не пытали. Я старался заснуть, а ребяткам не спалось, точили лясы, строили планы. А они у всех сходились в одном: грабануть побольше и зажить своим хозяйством, своим домом, жениться. Что ж цель вполне естественна, особенно в молодые годы. Вот только средства ее достижения…
        Слушал в пол-уха их разговоры, и временами казалось мне, что очутился я… в некоей воровской малине среди уголовников, обсуждающих предстоящее дело…
        13 Строка из Устава князя Всеволода - одно из немногочисленных свидетельств об «изгоях».
        14 Конюх заведовал княжескими лошадьми, амуницией и оружием. У франков аналогичная должность называлась «маршал». Отсюда - и воинское звание.
        15Большое помещение на княжьем дворе для дружинников. От слова «гридь», «гридень» - дружинник.
        Глава 8. Краткая преамбула к истории с продолжением № 2
        Малину накрыли ранехонько, не дали уркам проспаться после вечерних возлияний…
        «Волки позорные!»… «Суки легавые!» - пьяные дремотные вопли звучали комично и фальшиво.
        Да и урки-то не такие уж и заправские - так начинающая шушера, скорее.
        Однако Глеб Щеглов и Володя Арапов выслеживали шайку-лейку довольно-таки долго.
        Видимо, за ними стоял кто-то опытный - направлял, руководил. Умело сбивал со следа, да только сколь веревочка не вейся… Только вот незадача - самого их пахана среди повязанных на малине не оказалось…
        Снова засиделись допоздна Глеб и Володя, выкурили без счета папирос, выпили литры крепкого чая. Сбились с ног служаки наружного наблюдения. Затаился главарь, лег на дно. И не скоро вынырнет. А начальство знай дрючит, грозит дисциплинарными взысканиями, ставит кратчайшие сроки.
        Под наблюдение взяли все злачные места, все бывшие под подозрением жилища. Подняли на уши всех секретных агентов.
        *****
        Старания не прошли даром. Стукачок под погонялом «Рыло» сигнализировал: собирается главарь в одиночку подломить склад. Указал и место, и примерное время. Осталось лишь расставить сети и взять с поличным.
        Склад располагался на отшибе. В ближайших закутках скрытно расположили с полсотни сотрудников. Но на ловца и зверь бежит; фортуна подмигнула Глебу Щеглову и Володе Арапову - то ли в силу опыта и профессионализма, то ли просто проявив благоволение…
        Поманила пальцем госпожа-удача… и решила, видимо, пошутить.
        - Глеб, смотри идет… Сидя в засаде переговаривались не словами, а жестами и взглядами. Понимали друг друга с полкивка, словно овладели искусством телепатии.
        И вот легкой стремительной походкой чешет себе внешне вполне приличный гражданин.
        В руках - большой чемодан; за спиной вещевой мешок. Награбил, сволочь, народного добра!..
        Будем брать!
        В тот же миг урка насторожился; и в этот раз не подвело волчье чутье! Рванул что есть мочи: сперва ускорил шаг, затем перешел на бег, как будто и не было поклажи. Спортсмен! И где только тренировался!?
        «Стой! Стоять! Стоять, я сказал! Стрелять буду!..».
        Загнанный в тупик жиган выхватил нож, зачем-то озираясь по сторонам, оскалил клыки - того гляди зарычит. В глазах заиграл отчаянный блатной блеск.
        - Врешь, гад, не возьмешь!
        - Хорош дурить, бросай финку. - Щеглов выдвинул железный аргумент, взяв урку на мушку револьвера. Его примеру последовал и Арапов.
        Блатарь корчил гримасы - ничего покочебряжется для порядку пару минут, а там картинно отбросит «перо», выкрикнет что-нибудь типа: «Ладно, банкуйте, начальнички, ваша взяла!»
        *****
        Однако в этот классический сценарий некие силы внесли небывалые, запредельные коррективы.
        Не прошло и минуты, как бандюган вдруг… исчез. Некоторое время наблюдалось подрагивание воздуха как от пламени костра.
        И ВСЕ! СЛОВНО РАСТВОРИЛСЯ!
        В том самом воздухе… поразила печать нечеловеческого изумления на бандитском лице.
        «Ты видел Глеб!!! Что это?!!!»
        Щеглов и Арапов смотрели друг на друга стеклянными ошалевшими глазами.
        Не сговариваясь, кинулись на то место, где только, что пытался геройствовать уркан. Обхватывали, ощупывали ПУСТОТУ… со стороны точно приняли бы за сумасшедших.
        Лишь одиноко, как-то сиротливо, стоял чемодан. Тот самый, что поставил бандюган чуть в сторонке, вознамерившись дать «последний и решительный бой».
        - ЧТО ЭТО???!!!
        - Сам хотел бы знать… - Щеглов чуть заикался, хотя до того ни каких дефектов речи за ним не наблюдалось.
        Но сыщик на то и сыщик, чтобы не терять голову ни при каких обстоятельствах. Не пасовать ни перед какими трудностями!
        - В общем, так, Володя. Вещдок, то есть чемодан, берем с собой.
        Обходишь всех наших, кто в засаде говоришь им - отбой. Ежели будут интересоваться, говори так: мол, стукач дал ложную информацию, сбили его с панталыку, ни какого ограбления не планировалось.
        Далее вызываешь сюда извозчика. Увозим чемодан в наш загашник - храним пока там.
        А ОБ ЭТОМ ни слова, ни гу-гу. Ни каких рапортов. Молчок!
        Глава 9. Сон мне желтые огни
        Молчание предстает в разных качествах: «золото» и «знак согласия», признак мудрости и свидетельство тупости, проявление крайней ограниченности и дипломатичности…
        Старик… нет, вернее, зрелый, необычайно могучий муж молчал. Молчание его величественно, величественна и внешность. Облаченный в ослепительно-белоснежную тогу, напоминал он безмолвный, купающийся в солнечном море-окияне, айсберг. Лучезарно рыжеватая борода и буйны кудри, отливали чистейшим златом, затмевали седину и морщины.
        Небывало громадного роста человек (человек ли?) молчал, оттого что дремал, возлежа в колеснице, запряженной четверкой неземной красы лошадей. Дивно измысленная, словно выточенная из прозрачного горного хрусталя колесница хрупка. Но держит великое тело, баюкает, покачивая как колыбель младенца.
        А ведь я на небесах и хляби небесные, как не странно тверды! Иду-парю по воздуху аки посуху… остановился в пяти шагах, зачарованно гляжу на дивную картину, лицезрею мирно спящего ездока.
        А он воспрял, неторопливо разомкнул очи, приподнялся… ЗАГОВОРИЛ!
        «Пора! Пора начинать на Земле новый день».
        Вдруг неожиданно обратился ко мне: «Ну, здравствуй, гость! Теперь ты под нами ходишь!»
        - Под кем под вами?! Кто вы?!
        - Я - Даждьбог. Ведаю солнечным светом и теплом, переменяю времена года. Согреваю Землю и орошаю. И зовусь я так, оттого что даю тепло и свет, урожай и приплод…
        Изъяснялся он, как ни парадоксально, современным русским языком….
        - А попал ты, братец, в Ирий. Славянский языческий рай. Хочешь, покажу наши владения, проведу, так сказать, экскурсию. Слово «экскурсия» в его устах, мало сказать, изумило… онемев и открыв от удивления рот, я ответил кивком головы.
        «Ступай за мной, поеду медленно; пусть внучата мои чуть подольше поспят».
        И устремился я вослед за колесницей, подхватил и понес меня теплый ветерок…
        *****
        Вдруг затрясло в ознобе, а потом бросило в жар, словно сошлись в едином порыве пламенный зной и жгучий лед.
        Мы остановились у подножья горы. Покрытой не зеленью леса, но небывалой красы самоцветными камнями.
        «Там на верху, - вознес перст Даждьбог - чертоги Перуна!»
        Задрав голову, узрел я на самой вершине причудливо грозные очертания замка-дворца.
        «Перун мечет молнии, а я поливаю землю дождем. Спит пока Громовержец и лучше его не будить. Осерчает», - со вздохом произнес он, и мы устремились дальше.
        «А у подножья обитель Сварога, что владеет огнем, ниспосылает его очагам, помогает кузнецам в их делах. Да и сам он кузнец, вечный трудяга; почуял, поди, жар - то раздувает Сварог меха».
        Показалась немалая размером с добрый амбар хижина: крыта соломой; скромна, но небезыскусна… стало быть, кузница Сварога.
        - Как правит на земле мир, - продолжал Даждьбог, - кует Сварог рало. А подступает война - большой меч.
        - Что же кует он сейчас?
        - Меч кует. Догадался… рать предстоит с древлянами.
        Стремглав, рассыпая искры, несется огненный шар… никак шаровая молния…
        На миг приостановился и…обернулся шар не то собакой, не то волком, не то львом - колышется волнами пламени грива.
        Химера бросила на меня испепеляюще-изучающий взгляд, стало немного не по себе…
        «Семаргл - сварожич, огнебожич, помощник Сварога, разносит огонь, - пояснил Даждьбог. - А еще ныряет с небес на Землю и приносит для Сварога из-под земли руду. Красную как кровь - для меча. Черную как чернозем - для рала».
        Камнем, звездой-кометой ринулся Семаргл вниз. Кончился, видно, запас руды у Сварога…
        Дуновение ветра напомнило о Стрибоге - повелителе воздушных потоков, Ветродуе…
        Послышались веселящие, ласкающие слух напевы: встреч нам, наигрывая на дудочке, шествовал, приплясывая, пастух. В бороду и волосы вплетены полевые цветы, цветами изукрашена и шляпа, а мелодия так заразительна, что трудно устоять на месте… За пастухом следует стадо: овечки-облака тянутся вереницей, сбиваются в кучи и расходятся вновь.
        «Велес - скотий бог, - представил путника Даждьбог. - Бог богатства, удачи, а заодно покровитель искусств и ремесел».
        Поравнявшись с нами, Велес учтиво приподнял подобный цветущему полю головной убор и приветливо озарил нас улыбкой…
        А высоко-высоко над вершиной горы мерно взмахивая крылами, парил Змей-Горыныч, кружа вокруг налитого золотом диска. Истекает от диска, наполняя чашу вселенной солнечный свет. «То Хорс или солнце, как затмит его Горыныч, так наступает сначала осень, а потом зима, - прояснил картину Даждьбог, - А как отдалится от Хорса змеюга, вновь вернутся на Землю весна и лето. И слежу я за этим…».
        «Спустился» долу, глядь, а там избушка на курьих ножках!
        Вот и все! Чур, меня, чур! Сейчас изжарит да ест баба-яга…А может и не изжарит. Ведь ее можно и обхитрить…
        «Это обитель Макоши, - промолвил умиротворенно «экскурсовод». - Богиня-пряха прядет нить времени, покровительствует работе женской и торговле. Веки вечные, не смыкая очей, сидит она над веретеном…
        Ты ведь ученый, должен знать: «веретено» и «время» или, как говорили по-древнерусски, «веремя» одного корня слова.
        Захочет Макошь будет быстрее прясть. И время на Земле потечет быстрее. Медленнее станет прясть - и время замедлится. Ну а может и вовсе веретеном пустить время назад иль вперед».
        - Постой, так Макошь может управлять временем?!
        - Знаю, о чем это ты. Но всему, прости за каламбур, свое время. К тому же Макошь - богиня - не пристало простому смертному обращаться к ней напрямую.
        - И как же прикажешь к ней обращаться?!
        - Через кудесника сильного, что прослужил богам четверть века и более. Коль получит он «добро», отправит Макошь тебя восвояси…
        *****
        - А ведь тебя в твоем МИРУ кинулись. Ищут! На-ка глянь, - Даждьбог извлек откуда-то вычурное сразу видно, волшебное зеркальце, протянул его мне. Перед глазами в мутной дымке как в отрывистых кадрах старинного немого кино промелькнули родные образы и картины.
        Поймал встревожено-начальственный взгляд директора НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ… испуганно-восторжено переглядывались представительницы прекрасной половины… что-то возбужденно, яростно жестикулируя, говорил Яковцев…
        А в поднебесье верхом на здоровеной бутыли как на ракете кружил профессор Пивображенский, крича во весь голос: «Улетов! Я верю в Вас! Держитесь, голубчик!»… прочитал я, наверное, по губам…
        *****
        Бр-р-р-р… Ну и сон!
        С трудом разлепил глаза, вышел во двор, вдохнул полной грудью, умылся из глиняного рукомойника.
        Вот уже десятое утро начинается так.
        Подготовка к походу шла ни шатко, ни валко - в полном соответствии с принципом: поспешай, не торопясь. Да и, видимо, были к тому веские основания, ведь противник тоже неплохо владел мечом, ну, а кто к нам (вернее - к ним) с мечом придет…
        *****
        А меж тем, «охотники» все прибывали и прибывали. Гридница уж не вмещала гостей. На княжьем дворе образовался род табора, разумеется, не цыганского - воинского, где стремились поднатореть в ратном умении и мастерстве. Бились на деревянных мечах; опытные дружинники (ни дать ни взять - инструкторы) натаскивали вчерашних землепашцев, ремесленников и… тунеядцев.
        Не прошли все же даром «зарницы» и всякие прочие реконструкции - обнаружил я изрядное умение в учебном мечевом бою с княжьим гриднем, хоть, в конце концов, и получил «смертельный» удар.
        Но продержался долго, отбивал удары… переходил в контратаку.
        - Ты, вижу я, в ратном деле не новичок, - одобрительно похлопав по плечу, резюмировал партнер. - Кто ты в делах мирских?
        - Купец.
        - Ну, купцу владеть мечом сам Перун велит; купецкое дело и ратное - едино суть16.
        *****
        Последующие успехи в воинских экзерцициях возвысили мой авторитет в глазах окружения - тех самых сельских ребят, с которыми познакомился в первый же вечер. Отношения с ними заладились; к тому же из нас сформировали десяток. И как человека бывалого, меня единодушно избрали десятским, чего я, кстати, совершенно не ожидал.
        Вечерами травил байки, плел, что на ум взбредет; сочинял на ходу, импровизировал в духе сказок о Синбаде-мореходе о дальних чудесных странах; о людях с песьими головами; одноглазых пигмеях и великанах; чародеях и огромных птицах, что могут подхватить и унести на завтрак птенцам слона…
        Слушали в немом восторге - авторитет мой рос с каждой россказней паче и паче.
        Привязался ко мне один из ребятушек с чудным именем Бурелом. По возвращении из похода, добыв добра, получив обещанное князем серебро, собирался он заняться торговлей. Вот и въелся: научи, мол, купецкому делу. Что ж, стал изучать с ним таблицу умножения - объяснил, что это основа науки «купи-продай» - премудрость великая эллинская.
        Ученик он был толковый, к тому же старался изо всех сил…
        *****
        А этим утром предстояла мне прогулка на рынок. Следующий день - четверг - посвященный богине Макоши языческий выходной, а заодно и базарный день, хотя торговали на киевских торжищах и христиане, и мусульмане, и иудеи.
        Ну, а подоплека сего такова: грядущее «боевое братство» решили скрепить, как водится, совместным возлиянием. В общем, купить в складчину пива-браги и какой-нибудь снеди на закусь. Вложил свою долю - с охотой расстался с частью любезно дарованного Горятой «первоначального капитала».
        Закупку поручили мне, как старшему и опытному в торговых делах: «Уж тебя-то не обвесят, не обсчитают».
        Вот и решил загодя разведать дорогу, да и просто развеяться, совершить утренний моцион.
        Рынок представлял собой прилегающую к берегу площадь-пристань: утоптанная земля, торговые ряды с рубленными прилавками и ларями крепко спали в ожидании завтрашней суеты.
        Торговое место не терпит грязи, а посему было чисто выметено; между рядами читались следы доброй метлы. И все же, нет-нет, да и промелькнет глиняный черепок, увядший лист капусты…. прохаживался меж рядов со скуки пытался определить каким товаром, где торгуют, словно следопыт, заглядывая под прилавки.
        В праздном любопытстве набрел на выгребную яму, что притаилась на окраине торга. Вот где подлинный клад для будущих археологов! Да и меня, признаться, так и обуревало желание «произвести раскопки». Но не стал уподобляться бомжам минувших лет, к тому же в любой момент могут появиться люди.
        Решил напоследок окинуть помойку взглядом: вдруг да обнаружиться что-то ценное - само собой для науки. Ничего особенного - все те же жухлые листья капусты; ботва; обрезки какого-то овоща, скорее всего репы; пара-тройка разбитых горшков и кувшинов…
        Как вдруг в глаза бросилось НЕЧТО. Знакомое с детства, знакомое до боли… вдруг вспомнил, как лет в шесть-семь порезал палец… когда пытался почистить картошку дедовским способом.
        КАРТОФЕЛЬНЫЕ ОЧИСТКИ?! Не может быть! Лежали они, правда, не в самой мусорной яме, а в полуметре от нее. Подошел, нетерпеливо поднял, поднес к глазам. Сомнений не оставалось!
        Картофель в X веке?!
        Спокойно, взять себя в руки! Продолжим осмотр, вдруг всплывет что-нибудь еще?
        И точно вплыло!
        КОШЕЛЕК! Кожаное изделие типа портмоне могло относиться самое раннее к XIX столетию… Нет, это не «глюк» - потертый «лопатник» я осязал и даже мог попробовать на зуб…
        НО КАК?!
        А может, я все еще сплю?! Или… Уж не перенесся я ненароком еще куда?!
        Из оцепенения вывел тревожный перезвон. Перезвон церковного колокола…
        Откуда-то донеслось конское ржание, послышался отрывистый гудок. Похожий на паровозный…
        16 Купцы в то время были и воинами - нужно было защищать имущество от посягательств.
        Глава 10. И разведка доложила точно
        - Недобрые вести, княже, - расторопный запыхавшийся малый влетел в светлицу без церемоний. Не близок и нелегок был путь - седая пыль окутала гонца с головы до ног; на лице - изможденность от яростной скачки.
        - Сказывай. Да садись, чай в ногах одна кривда. Сейчас прикажу принести квасу.
        - Собирается Игорь на нас ратью великой идти, еще дани хочет, ни как не наестся пес, - отрок говорил прерывисто, то ли от ярости, то ли запыхавшись.
        - Пора этому волчине хвост обрубить, а то и шкуру снять, - молодой мужчина резко поднялся из-за стола подошел, к дверям, дернул за свисавший со стены шнур…
        На пороге предстал невысокий пожилой мужичок: борода до пояса, лукавые умные глаза.
        - Чего волишь, батюшка?
        - Принеси-ка кваску, Перемиг.
        Тот исчез также незаметно, как и появился, чтобы через миг возникнуть с двумя большими резными ковшами на подносе.
        - Испей, Любята, с дороги, - Мал протянул ковш, затем взял и свой. - А ты, Перемиг, ступай.
        - Ну и что деется в Киеве, ведомо?
        - Собирал вече Игорь, орал, мол, хочу идти на древлян; мол, дружина готова и звал люд киевский присоединиться. Набралось воев пока с пятьсот. Но все прибывают и прибывают, рассылают они весть о походе на нас в другие земли…
        - Когда соберутся и выступят, как мыслишь?
        - Про тот боги ведают, но, думаю, неделю, а то и две будут собираться точно.
        - Собирай-ка, Любята, думу ближнюю, после хорошенько отдохни. Предстоят нам дела непростые.
        *****
        Ближняя дума - с кем рядил князь о делах наиважнейших - собралась как один - все двенадцать человек в назначенный срок. Были это нарочитые мужи - и старцы градские, и волхвы, и вещуны люди - мудрые и прозорые.
        - Братия! - обратился к собравшимся Мал. - Надвигаются тучи! Вскоре двинет Игорь с ратью многой на нашу землю. Дань выплатили сполна, но ни как не насытится волк, пока не перетаскает все стадо!
        - В нарушение исстаринного покона выступить Игорь норовит подчас Велесовой свадьбы. А посему, боги на нашей стороне, - твердо в правоте своей молвил Всеслав, волхв великий всей Деревской земли. - И люд сражаться будет с великим ожесточением.
        - Не равны силы, а паче, если соберет Игорь силы не только полянские, но иных подвластных родов, - выдал свои мысли старейшина града Вручия Велемир.
        - Чем гуще трава, тем легче косить, - бирюзовые очи Мала зажглись озорным, охотничьим блеском. Особливо, коль подойти к этому с выдумкой и смекалкой.
        Переглянулись мужи и старцы: замыслил что-то князь, а может давно замышлял, да ждал часа.
        - Княже, надо вече сбирать, известить народ: пусть готовятся вои к рати, - взял слово княжий сотник Искоростеньский Неждан.
        - А вот этого делать не след, - молвил Мал, словно рубанув острым мечом, рассекая и разметывая сомненья. - А делать надлежит вот что: известить всех огнищан, старейшин родов тайно, дабы собирали также в тайне воев самых лучших, ярых. Собирали в дружины малые по десять-пятнадцать человек и при всем оружии ждали в условленных местах. Что за места сообщим, оружием, если у кого мало, подсобим.
        - Мыслите, как пойдут? - продолжал Мал.
        - Как всегда хаживали: двумя клиньями - дружина в ладьях по Днепру, вои пешком по бережку, - степенно сказал один из старейшин града Искоростеня именем Добронег.
        - Да, поди знай, как сейчас пойдут, аще народу соберут множество. Может на три, да и четыре, и боле клиньев поделятся: поляне отдельно, кривичи, северяне… - возражал искоростеньский же старейшина Будегощ.
        - На каждый их клин десять клиньев найдем, - произнес задумчиво Мал. Взмахнул рукой - это означало: совещание окончено все свободны - до новых указаний.
        *****
        - А ты, Всеслав, и ты, Богумил, останьтесь…
        Богумил - помощник Всеслава в делах жреческих - научал волхованию и пествовал его старый кудесник с младых ногтей, и был ему Богумил вместо сына - взял Всеслав сироту на воскормление…
        Князь прошелся по светлице - в раздумья погружен, но светел челом, приветен - обернулся к Всеславу и Богумилу:
        - Думаю, кудесники, без чар и волшебства нам не обойтись. Богумил, освоил ли ты премудрости?
        - Далеко не все князь, но Соловушку-разбойника устроить могу, да так что не один богатырь из сиволапых воев полянских, да из дружины не устоит, а если устоит, в портки наложит…
        Мал разразился искрометным гомерическим хохотом, пустил улыбку в бороду и Всеслав.
        - А ведь ты, Богумил, точно мои мысли читаешь! Вот сила божественного провидения! - молвил Мал, едва отсмеявшись.
        - Ну и я их тоже чем-нибудь, дадут боги, удивлю, - промолвил раздумчиво Всеслав…
        Глава 11. Каждый воин - парень бравый, смотрит соколом в строю
        Колокол бушевал. Словно боцман или прораб в час аврала взбадривал, подгонял, понукал - густой гулкий бас бил в самое темя. Какофония звуков влекла не на церковную службу - поспешать следовало на княжий двор - знать вновь появились важные вести.
        Сунул кошель в суму, завернув в рушник - так казалось надежней… эх, не успел толком рассмотреть находку, а особенно, содержимое! Ну да будет еще время…
        *****
        Языческий Киев отличала веротерпимость: в ладу соседили мусульманские, и иудейские божницы, молельни богов иноплеменных, капища Перуна и Сварога, да еще и божков и божичей, коим несть числа.
        Укоренилась в Киеве и вера Христова, вознесся храм со звонницей - в ней бочкообразный колокол, на который смотрели сперва, как на диво. Воздавали хвалу Творцу иноземные купцы и немногочисленная местная паства в деревянном высоком тереме-башне, строгими очертаниями напоминавшем об аскетизме первых христиан.
        Минуло несколько зим, прежде чем киевляне-язычники оценили мощь колокола как коммуникативного средства.
        Перезвон его возвещал теперь не только о церковном, но и о делах мирских, державных: о приезде князя и дружины из полюдья, о прибытии послов и купцов, именитых гостей…
        Но колокол бы один. А потому подхватывали набат дуды и колотушки, а затем и костры, разнося вести на сотни верст. Или, наоборот, с дальних рубежей огнями на вежах передавали о движении гостей незваных - и оповещал люд киевский медный язык.
        *****
        Княжий двор ждал хозяина, и, казалось, стал еще шире.
        А как иначе вместить целое полчище - навскидку под тысячу, а может и более, вооруженных мужей. Да, почти все при оружии: у кого-то оно поплоше, у кого и получше, есть и те, у кого меч, щит, копье, шелом красноречиво говорили об изрядной зажиточности владельца.
        Между тем, в хаотичной толпе наблюдалось осмысленное брожение: скопище мало-помалу приобретало характер строя.
        Вот и мои держались кучкой; о чем-то оживленно переговаривались, завидев меня, призывно замахали руками.
        Их встревожено-радостные лица, а также полная боевая экипировка побудили задать вопрос.
        - Что се деется?
        - Князь рать собирает, смотреть будет, - выпалил Бурелом.
        - Видать скоро выступаем… скорей бы… уж опостылело торчать здесь … наперебой подхватили другие.
        «Началось, вот оно! Страшно и весело!», - как писал некогда Лев Толстой… о Бородинской битве.
        *****
        Ринулся в оружейную комнату и уже через пять минут, облаченный в доспехи, во всеоружии стоял во главе десятка.
        Зброю, вверенную нам, содержали исправно. Наточили секиры и мечи. У кузнеца княжьего двора подремонтировали деревянные обитые железом щиты, подогнали по размеру кольчуги-безрукавки.
        На правах отца-командира построил своих молодцов в шеренгу, осмотрел беглым взглядом; кое-кому приказал подтянуть ремень - так и хотелось, на манер заправского старшины, гаркнуть: «Равняйсь! Смирно! В колонну по два становись!»
        Да ведь не поймут…
        Выдвинулись расхлябанным подобием клина; впереди нас и позади, позвякивая оружием, и бодро матюгаясь, шествовали такие же отряды.
        Строевой смотр проводился традиционно на обширной поляне за княжим двором-градом.
        Поле не пустовало: линия червленых больших щитов рассекла его вдоль - бусинками поблескивали шлемы, издали были приметны и черные иглы копий, и длинные «норманнские» мечи.
        А по флангам четкого спаянного строя - три конных дружины, словно сжатые пружины готовы вмиг развернуться в разящую, сметающую головы ворогов лаву.
        Ополченцам определено было место супротив княжьего войска - будто предстояло нам померяться силами в жестокой сече.
        Но не для этого строит нас степенный тысяцкий17 - в ровную линию-шеренгу растянулись споро; смурной «ветеран» не из тех, кто говорит второй раз. Под гипнозом тяжелого взгляда разбитное воинство притихло; полк застыл, чувствуя торжественность момента.
        *****
        Князь Игорь показался внезапно - откуда не возьмись, ворвался на белом скакуне. Был он облачен в ратный, как и у простого дружинника, доспех, лишь отделанный золотом шлем выделял его среди прочих.
        Тут же показался и еще один всадник. Верховые съехались посереди поляны, остановили коней, но спешиваться не стали. Затеяли разговор.
        - Кто это? - спросил я полушепотом Бурелома.
        - Свенельд, воевода варяжский, - также в полголоса сообщил он. - Среди пешцев, варягов - добрая половина; некоторые, что недавно в Киеве еще и языка нашего не разумеют. Трещит он с ними по-своему.
        Игорь и Свенельд встретились не для краткой беседы.
        Ну а я принялся рассматривать всю короле… пардон княжескую рать.
        Пешая дружина представляла собой подобие регулярной армии. Одинаковые длинные каплевидные щиты, однообразные шеломы, кольчуги. Копейщики чередовались с мечниками: в общем, расклад был таков: копейщик, мечник, снова копейщик, мечник, за ними лучник, после лучника - снова копейщик, мечник…ну и так далее.
        А вот конница являла, куда большее разнообразие.
        Расположившееся в центре подразделение со всей уверенностью можно отнести к тяжелой кавалерии. Чувствовалось византийское влияние: всадники вооружены и экипированы наманер катафрактариев18: мощные доспехи, из вооружения длинные копья и мечи, кони защищены кольчугой и броней.
        Остальные два конных корпуса явно принадлежали к кочевому степному миру.
        По правую руку ни дать не взять «орда»: длинные стеганые халаты с нашитыми металлическими бляхами, кривые сабли, луки и несколько колчанов для стрел. Скуластые смуглые лица, узкие жадные до крови глазки, тонкие усики, жидкие бороденки. На головах маленькие «азиатские» шлемы, а у кого-то отороченные мехом высокие шапки.
        А вот степняки, расположившиеся по левую руку, относились, видимо, к скифо-аланскому миру, вернее, к тем его осколкам, что, быть может, во время оно еще обретались в причерноморских степях.
        Их оружием были легкие мечи и кинжалы, средних размеров луки.
        Словно сошедшие с древних изображений бородатые «индоевропейские» лица венчали скроенные из кожи скифские шапки-колпаки. На ногах широкие штаны и мягкие полусапожки; статные фигуры облегали кафтаны. Последние покроем напоминали черкески, конечно, без газырей… до появления «ручного» огнестрельного оружия еще ой как далеко, а вот мощные из двух соединенных рогов луки да еще в искусных руках, пожалуй, куда эффективней первых образцов «огненного боя».
        Да-да, именно так: ведь пока стрелок возился с фитильным, а позднее кремневым ружьем, тренированный лучник мог выпустить с десяток стрел! Ну, а «джигиты» кочевых «конных» народов с детства учились стрелять на скаку.
        Старый добрый лук служил верную службу долго. И в регулярных войсках, и в ватагах партизан и «славных парней» типа Робин Гуда.
        Старый добрый лук служил верную службу долго. И в регулярных войсках, и в ватагах партизан и «славных парней» типа Робин Гуда.
        Во французской армии лук был отменен только в середине шестнадцатого века… и, быть может, зря - в 1813 году в битве под Лейпцигом башкирские части русской армии лихо разили стрелами французских кавалеристов. Между прочим, последнее в истории крупное сражение, в котором применялись луки…Хм… башкиры участвовали в войнах как народ подвластный, присягнувший на верность «белому царю». А эти? Кто они? Данники? Союзники? Или может быть наемники?
        Надо бы расспросить Бурелома или кого из ребят…
        Мои домыслы-размышления прервали, словно поставив жирную точку, звуки «фанфар» - трубных инструментов, призванных возвестить…
        А вот и весть… в лице князя Игоря, лихо гарцевавшего посреди поля; сытый конь довольно помахивал хвостом, князь поднес к устам конусовидную трубу, и как только разнеслись первые словеса, стало понятно ее назначение - рупор, в просторечии - «матюгальник. Никогда б не подумал, что это незамысловатое, в общем-то, устройство было известно уже в то время.
        «Братья! Решено через три дня выступать в поход! А посему собрал я вас, дабы сказать: будьте в готовности!».
        Спартанская лаконичность в почете и здесь - ничего более не сообщил Игорь - лишь направил коня к рядам дружинным да вместе со Свенельдом неторопливой рысью объехал строй пехоты, а затем и конницы…
        Неожиданно Свенельд отделился от князя, пришпорил коня, галопом помчал в нашу сторону, остановил коня… спешился…
        Был он суров, не то слово… суров той первобытной пещерной закалкой в купели запредельных испытаний, куда был, наверное, ввергнут с отроческих лет.
        Неведомая отталкивающая и вместе с тем притягивающая мощь исходила от этого иссушенного старостью, но молодого статью, жилистого, одноглазого человека. Чуть прихрамывая, шел Свенельд вдоль строя… останавливался перед каждым, и нависла серой тучей тишина. Онемевшие вои застыли; один-единственный глаз жег, прожигал насквозь. Как лошадей на базаре, осматривал Свенельд каждого ополченца, добро хоть не заглядывал в зубы… молча, хлопал, а точнее бил по плечу тыльной стороной ладони - проверял крепость телесную, ну а моральный дух, верно, испытывал, цепко вглядываясь в «зеркало души»…
        *****
        Ух-ух, наконец-таки добрался… до портмоне!
        Табор оглашал могуче-тысячекратный богатырский храп - вполне закономерная реакция на нервное потрясение. Возвратившись после строевого смотра и пообедав, изможденные вои, не сговариваясь, улеглись почивать… психологический удар или иначе «синдром студента» накрыл пополной. На тех, кто не выдержал «экзамена» (а таковых набралось с три десятка из более, чем тысячи «абитуриентов») смотреть было грустно, да и видок имели уж больно не боевой. Попадались и хромые, и косые, а туда же - воевать… восвояси поплелись они, понурив головы, всем своим существом показывая, что не переживут позора.
        Ну а остальные спали крепким счастливым сном, хоть и было где-то часа три пополудни.
        Отыскал укромное место аккурат… напротив кухонной выгребной ямы… ох уж эти мне ямы!
        Зато солнечный свет фокусировался здесь хорошо, да и вряд ли кто сюда сунется.
        Нетерпеливо извлек таинственный предмет, раскрыл металлические застежки типа кнопок. Как и положено, во чреве находились деньги: старинные бумажные банкноты, изношенные, но вполне еще «платежеспособные», в количестве четырех штук…
        Итак, первая купюра… Довольно странный номинал - надпись на русском языке гласила: «ОДИН ЦЕЛКОВЫЙ» Выполнена она была стилизованным славянским шрифтом, а сама денежка золотилась осенним листом - традиционный цвет бумажного РУБЛЯ.
        Следующая надпись извещала, что это «РАСЧЕТНЫЙ ЗНАК НАРОДНАГА (да, именно так!) КАЗНАЧЕЙСТВА».
        Далее, как водится, устрашающее предупреждение: «ПОДДЕЛКА РАСЧЕТНЫХ ЗНАКОВ ПРЕСЛЕДУЕТСЯ НАРОДНЫМ ПРИКАЗОМ ВНУТРЕННЯГО УРЯДА». Что за бред, однако?!..
        На оборотной стороне странной купюры были не менее удивительные вещи. Горделивая надпись: «РОССИЙСКАЯ КОММУНА» в обрамлении сложного орнамента из колосьев ленточек и прочего затейливого и не очень декора, и некая эмблема - при «прочтении», по всей видимости, перекрещенные меч и плуг.
        Портрет бородатого кудреватого мужчины славянской внешности с прямым отважным взглядом. Читая надпись под портретом, несколько раз протирал глаза… «МАЛ ДРЕВЛЯНСКИЙ»! - гласила печатная «славянская вязь».
        Далее, как водится на бумажных деньгах, номер серии и дата - «1961»!
        Все прочие купюры - достоинством в три, десять, двадцать пять «ЦЕЛКОВЫХ» были оформлены аналогично. Менялись лишь портреты.
        На «трехцелковой» зеленой бумажке испомещен был лик, под которым значилось: «СТАРОСТА КУЧКА». Стриженный под горшок кондового сельского вида мужичок - борода лопатой навевал уныние своим задумчивым взглядом …
        На червонной «десятке» красовался - кто бы мог подумать - «СТЕПАН РАЗИН»!
        Глядел весело, задорно, как и подобает донскому атаману, утопившему по пьяному куражу персидскую княжну.
        С сиреневого «четвертного» взирал… «ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ».
        И везде дата «1961»!
        Каким ветром сюда занесло этот чертов кошелек, с не менее чертовыми деньгами?!
        Хм, а как очутился здесь я?!..
        Но это еще не все.
        Меня поджидал новый сюрприз. Во внутреннем кармашке портмоне, надежно застегнутом такими же кнопками, оказались монеты. И не простые, а золотые!
        Традиционной «царской» чеканки с двуглавым орлом, с коронами, малыми гербами, номиналом в «10 РУБЛЕЙ»!
        Перевернул переливающийся солнечным светом кружок.
        Чеканный профиль усатого мужчины средних лет, чем-то напоминающий «вождя всех времен и народов».
        «Б. М. Александр IV императоръ и самод. всеросс.», - гласила круговая надпись, а за ней в следующем более узком круге: «Росс. Имперiя. Аляска». И дата - «1957»!
        И еще одна монета. Все то же. Только чуть-чуть другая надпись: «Росс. Имперiя. Донъ» и «1958».
        *****
        Ну и «коллекция»!!! Есть от чего «съехать крыше»!
        Но… мобилизуем холодный ум, призовем логику и эрудицию.
        Итак, «расчетные знаки» загадочной «РОССИЙСКОЙ КОММУНЫ».
        На двух купюрах портреты «народных вождей» Разина и Пугачева; да к этому еще и всякие «народные казначейства» и «народные приказы». Почти как «народные комиссариаты» только с каким-то славянофильским замесом…
        Разин, Пугачев и …Мал. А что, последний, если вдуматься вполне укладывается в этот ряд. Вроде как предводитель первого антифеодального восстания на Руси.
        Что же до старосты Кучки… может быть какой-нибудь местночтимый революционный «святой»…. Тоже, небось, крестьянский вожак… жег усадьбы да вешал бар веке в «осьмнадцатом» - девятнадцатом. Да тот же сподвижник Пугачева…
        А ларчик-то открывается просто: такие деньги вполне могли печатать в 1917 - 1920 годах!
        И «коммуна» звучит вполне в духе времени. В 1918-м, кажется, было даже такое политическое образование «Союз коммун Северной области»19 со своим правительством и всем прочим.
        И сколько было таких «правительств», и каких только денег тогда не печатали! Чуть ли не каждый «батька-атаман» или «совдеп» норовили отметиться собственными полновесными бумажками, на чемодан которых порой можно было купить буханку хлеба!
        Вспомнилась вычитанная где-то история как раз о том лихом времечке.
        Итак, Омск 1919 год. Красные только что изгнали Колчака. Писатель и художник Антон Сорокин созвал гостей, обещая угостить необычным обедом.
        «В чем же необыкновенность?» - спросили, отведав угощений, гости.
        «А в том, что я накрыл стол на СВОИ ДЕНЬГИ», - ответил Сорокин и показал пачку отпечатанных собственноручно денег с надписью «Король писателей Антон Сорокин»…
        Да, а на банкнотах-то действительно - «плуг и меч». СОЮЗ МЕЧА и ОРАЛА! Вот оно что! Ильф и Петров, видимо, почерпнули это из РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ 20.
        И вот еще о «ЦЕЛКОВЫХ». Вспомнил один факт. Когда после окончания Гражданской войны большевики задумали провести денежную реформу и ввести твердую обеспеченную золотом валюту среди вариантов названий были «федерал», «гривна», «червонец» и… «целковый» - простонародное название рубля. «Гривна» была дискредитирована петлюровцами и прочими украинскими националистами… Остановились тогда на «червонце».
        *****
        В общем, такие деньги с «целковым» номиналом вполне могли выпустить революционные власти какого-нибудь условного Урюпинска. Даже еще до Октября 1917 года, в тот период, который потом определили как «двоевластие». Хотя и было этих властей!.. Уж скорее «многовластие», а кое-где и «безвластие». Ведь и знаменитый Махно «воцарился» в Гуляй-Поле еще до прихода большевиков. И сколько таких менее известных «несторов», писали историю не пером в монастырской келье, а шашкой, наганом и пулеметом!..
        Стоп! А дата?!
        Тысяча девятьсот шестьдесят первый год, однако!
        Полет Гагарина и обещанный к 1980 году коммунизм… Время «кузькиной матери» и кукурузы…
        Да, и в этот же год провели очередную денежную реформу. Может быть, кто-то решил побаловаться - выпустить курьезные деньги. Прецеденты известны. Бывало мошенники сами «измышляли» денежные знаки и втюхивали их затем малосведущим коллекционерам. Например, «Рубль Пугачева», которого (в смысле «рубля») в природе никогда и не существовало.
        Осенило!
        «61» в зеркально-перевернутом отображении выглядит как «19»! Да тут и единицы без «черточек» как простые «палочки».
        Ну, конечно же, какой-нибудь полуграмотный резчик клише допустил ошибку. А может и наборщик - поди знай, как тогда в полукустарных условиях печатали деньги. Да ведь могли их и подделать какие-нибудь не шибко грамотные уголовные элементы.
        Ну, вроде один «ребус-кросвордус» решил… или, по крайней мере, предложил решение…
        Ну, а золотые «царские» десятирублевки?..
        Начнем с того, что Александра IV не было в списке российских царей и императоров до 1917 года… Ну так все верно: стоят даты «1957» и «1958»
        Какой же следует вывод?
        Да самый незамысловатый: печатал эти червонцы какой-нибудь «императорский дом» в изгнании, а было их тоже немало.
        Что же до надписей «Дон» и «Аляска» вкупе с «Российской империей», то какие-нибудь эмигрантские круги вполне могли считать Аляску своей «землицей». Что-то вроде лозунга «Российская империя в границах 1867 года»… в духе высказывания императора Николая I: «Там, где однажды поднялся российский флаг, он уже опуститься не может»…
        А ведь если есть кошелек, должен быть и ЧЕЛОВЕК мелькнула вдруг дерзкая мысль…
        *****
        На следующий день, расспросив ребят, прояснил я и еще один интересовавший меня вопрос. А именно, кто те степняки, что составляли легкую княжескую конницу?
        Тех, кого я про себя определил как «ордынцев», называли «тугаре».
        Наездники «скифской» внешности звались «колбягами».
        И те, и другие были наемниками: служили за звонкую арабскую монету. Однако «колбяги», видимо, состояли с «варягами» в каких-то особых отношениях21… подробности выяснить не удалось.
        Привлечение сторонних сил отчасти понятно. И «варяги», и славяне были некудышными кавалеристами, привыкли биться в пешем строю на суше да в ладьях на воде. Не то что бы они вовсе не могли сражаться верхом, но все равно уступали в искусстве конной сечи народам кочевым - вот и нанимали «профессионалов»…
        Кстати, настало время представить и моих бойцов.
        Ну да ладно, в следующий раз…
        17Должностное лицо княжеской администрации в городах Средневековой Руси. Также военный руководитель городского ополчения - «тысячи».
        18 Тяжелая кавалерия.
        19 Союз коммун Северной области (Северная область, Северная коммуна) - областное объединение Советов, существовавшее в РСФСР с мая 1918 года по февраль 1919 года.
        20 «Плуг с мечом» рассматривался на заре Советской власти как один из вариантов эмблемы. Автором «серпа и молота» как единого символа стал художник Евгений Камзолкин. Он работал над созданием плаката к празднованию Дня солидарности трудящихся в 1918 году. Мысль к художнику пришла спонтанно. Момент создания символа был так описан Сергеем Герасимовым, автором знаменитого полотна «Мать партизана»: «Стоящий рядом со мной Евгений Камзолкин, задумавшись, сказал: - А что если попробовать такую символику? - При этом он стал ходить по холсту. - Вот так изобразить серп - это будет крестьянство, а внутри молот - это будет рабочий класс. Серп и молот в тот же день послали из Замоскворечья в Моссовет, и там отвергли все другие эскизы: молот с наковальней, ПЛУГ С МЕЧОМ, коса с гаечным ключом.
        21 Мнения историков-исследователей по поводу «колбягов и варягов» совершенно иные.
        Глава 12. Отряд обнаружил потерю бойца
        Ну не провалился же он сквозь землю, - директор института неуклюже всплеснул руками… Хоть и старался он изо всех сил казаться сдержанным и невозмутимым, предательская растерянность отчетливо читалась на ученом лице.
        - Итак, давайте по порядку. Кто видел господина Улетова в последний раз?
        - Осмелюсь доложить…
        - Давай короче. Ты бы еще добавил Ваше превосходительство, - руководитель НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ раздраженно прервал известного своим напыщенно-идиотским красноречием сотрудника.
        - Говори четко и по существу…
        - В общем, Улетова видели одновременно в нескольких местах.
        - Да-да… - встретив разгневанно изумленный взгляд, пробормотал краснобай. - Примерно в 18.00. Видели в разных местах…
        - Что за бред несешь! Пить надо меньше!
        - Осмелюсь заметить, я вовсе не пью.
        - И-эх! - безнадежно рассек воздух ладонью директор. И тут, словно по сигналу, вскочили еще три научных сотрудника разных рангов. Наперебой стали они говорить то же самое: Улетова видели одновременно в нескольких местах! На миг все умолкли, лишь было слышно, как тикают старинные кабинетные часы.
        Собрание застыло в «немой сцене», воспользовавшись затишьем, директор научного учреждения как опытный ведущий определил порядок:
        - Итак, по очереди. Выслушаем все свидетельские показания. Затем проведем мозговой штурм…
        Так, а почему я не вижу приятеля Улетова Яковцева?! Ведь ясно же было сказано: общее собрание, отложить все дела! Шутка ли, пропал человек!
        Яковцев нашелся в ту же минуту… нет, не нашелся, а ворвался как вихрь, уже одним своим видом добавив смятения; он был взъерошен и растрепан, глаза смотрели растеряно и нелепо…
        ЧАСТЬ II. ДРЕВЛЯСКИЙ ПОЛОН
        
        Глава I (II). Мне пел, нашептывал начальник из сыскной
        -Ну что, Васятка, будем и дальше ваньку валять…
        Со стены навалившейся глыбой потемневшего от времени портрета давил - выворачивал… всю подноготную не кто-нибудь, а сам господин верховный атаман Краснов. Суровый отеческий взгляд, взъерошенная бурка, иконостас орденов, цепкая кряжистая ладонь покоится на рукояти нагайки - не ровен час материализуется, отделится от массивной золоченой рамы, дабы содрать с позорящего казачий род подо… потомка семь шкур.
        С противоположного конца кабинета, будто из заснеженных алеутских дебрей, пялил монарший взор «царь Алексашка», он же «мэр Нового Петербурга», он же «король Нью-Питера» и прочая, и прочая, и прочая… народная фантазия не скупилась на щедрые иногда и вовсе нецензурные «титулы».
        - Да, начальник, если уперся рогом…
        Договорить не успел…
        - Я тебе, гнида, сучье отродье, не «начальник», а господин старший урядник! - что есть мочи в неистовом запале пушечным ударом закатал в зубы, сшиб с ног и пошел, пошел мутузить под ребра тяжелыми коваными сапогами…
        Искры из глаз, вот-вот хрустнут ребра; в ушах перезвон… на знакомый с детства мотив: «Родился я в Ростове гоп со смыком…»
        *****
        - Петр Андреевич, ну зачем же вы так, - ни весть оттуда предстал франтоватый - аккуратный проборчик, щеголеватые усики - не дать ни взять… господин.
        - А что прикажете делать?! Упорствует!!
        «Это шо еще за фраер», - подумал Васька Клыков, сглатывая кровь… а в ушах продолжало звенеть: «…ремеслом я выбрал кражу, из тюрьмы я не вылажу, и тюрьма тоскует без меня…».
        *****
        Васька Клыков по кличке Клык рос как степная трава…
        Отца не помнил, мать с утра до ночи горбатилась на фабрике. Жили по средствам, то бишь нищенствовали, вопреки всем заверениям о неуклонном повышении народного благосостояния и прочей официальной туфте.
        В «ремеслухе» стал подворовывать, попивать водочку, играть с хлопцами на интерес в буру на хазе. Вступил в СБ - «союз блатных», чтоб не мытьем так катаньем… поприличней одеться.
        Ну и завертелось, пошло-поехало, от стояния на стреме и мелких делишек - к крупняку.
        Сильные руки ухватили как котенка за шкирятник, подняли, усадили на табурет, обтерли холодным полотенцем лицо, сунули под нос вату с резким запахом. Привели в чувство.
        *****
        «Ну-с, Васенька на этот раз раскрутил ты себе по полной и грозит тебе, соколик, долгая, может быть и бессрочная каторга», - «франт» словно желая посекретничать, наклонился, чуть ли не к самому уху, дыхнув ароматом доброго коньяка.
        «Затеяли игру в “доброго” и “злого” следователя», - подумал Клык.
        - Петр Андреевич, попрошу, оставьте нас, - благовоспитанно буркнул «добрый» «злому».
        - Ну, как знаете-с, - с тщательно скрываемым облегчением вздохнул тот. - Что ж, честь имею! - молодцевато козырнул поставленным жестом бравого служаки и удалился.
        «Добрый» держал театральную паузу, изучал подопечного немигающим взглядом умных, волевых очерченных морщинками глаз. На вид ему лет сорок или около того виски подернуты сединой, на носу интеллигентные очечки типа пенсне. Сам из себя весь такой аккуратненький: безукоризненной белизны накрахмаленная до хруста сорочка, узенький черный галстук, приталенный пиджак. Остроносые щегольские ботинки блестели даже в полумраке. Был он сразу видать в своем деле мастер.
        *****
        - Да, Вася плохи твои дела, - продолжил, наконец, со вздохом и каким-то искренним родительским сочувствием «щеголь». - Однако давай познакомимся. Правда, о тебе я уже много чего знаю… неожиданно протянул руку: Кряженцев Герман Владимирович - штабс-капитан третьего отделения собственной господина верховного атамана канцелярии.
        «Шо за… вроде по политической части ни каких дел не имел, - ошеломленно подумал Василий и вяло сунул ладонь. - Да, в натуре под добряка молотит…».
        А тот словно прочитал Васькины думки.
        - Ты вот меркуешь, что мы тут с Петром Андреевичем комедию ломаем. Он, вишь, ты, злой, а я добрый. И сейчас я буду тебя обрабатывать, чтоб ты, как у вас там говорят, заложил или сдал своих товарищей в обмен на, так сказать, смягчение участи.
        Можешь не беспокоиться - не этого я от тебя добиваюсь. Но не буду скрывать, предложить хочу, - тут он снова сделал краткую паузу и заговорщицки, чуть торжественно, продолжил - Послужить государю-императору…
        Васька недоуменно мотнул чубатой головой - послышалось что ли… Где он, Василий Клыков, а где государь-император?!..
        Герман Владимирович явно ожидал такой реакции, и четко проговаривая каждое слово, еще раз произнес: ПОСЛУЖИТЬ ГОСУДАРЮ.
        В голове у Васьки закрутился-завертелся волчок: и чем это он шпаненок может служить… верняк фараон мутит… какой-то хитрый прием…
        А тот продолжал и говорил по-отечески ласково.
        - Ты ведь казак, Василий, хоть и заблудший, помни об этом; казаки всегда за веру, царя и Отечество радели.
        - Ну, это с какой стороны посмотреть, - воспрял вдруг Васька, - Стенька Разин да Емеля Пугачев за волю бились…
        Кряженцев пропустил мимо ушей или сделал вид, что не услышал.
        - Устал народ от комуняк, по всей большой России стон и ропот, - сказал он со скорбным вздохом, - настал, пробил час, жаждет народ царя.
        - Да, вы уж почитай сто лет, как царя возвернуть мечтаете, а он сидит себе на Аляске и в ус не дует…
        - Ты, я вижу, парень не дурак и политически, как там говорят у НИХ, подкован. Вот только если и завернуты у тебя мозги малость налево, придется их развернуть. Да чаю мозги у тебя как белый лист бумаги. Ты есть безыдейный громила, и такие нам как раз нужны.
        *****
        Васька ни как не мог взять в толк.
        - А шо делать-то, делать-то што? - наконец выдавил он.
        - О, я слышу слова не мальчика, но мужа! А делать тебе придется то, что ты хорошо умеешь. Воровать!
        В голове Васьки померкла и снова зажглась лампочка…
        - Ну, это, так сказать, легенда, надеюсь, понимаешь, о чем я?
        - Не совсем…
        - Ладно. Растолкую, - заговорил Кряженцев уже похолодевшим тоном и как по нотам. - Засылаем тебя в Комунию под видом заезжего ростовского ворюги; наши урки катаются туда на гастроли - через все кордоны продираются, ну да ты сам знаешь. Там сколачиваешь устойчивую преступную группу, именуемую шайкой. Привлекаешь в ряды заводскую шпану из несознательных молодых рабочих, что днем на заводах, а вечером и по выходным не прочь выпить и похулиганить…
        Вот это и есть легенда. На деле же будешь собирать сведения, прощупывать настроения, вести исподволь пропаганду; собирать тех, кто недоволен; печатать и распространять летучие листки, прокламации, манифесты его императорского величества. Будешь держать связь с другими борцами за правое дело, и ждать своего часа.
        - Та я ж к таким делам несподручен, то ж не на гоп-стоп ходить!..
        - Да, Василий, это тебе не гоп-стопничать. Ну, да и Москва первопрестольная тоже не сразу строилась. Прежде ты пройдешь курс в разведывательной школе, и учиться будешь не много не мало полгода. Обучат тебя и хорошим манерам, и умным разговорам, и наукам секретным, да и в ремесле своем темном квалификацию повысишь.
        Будешь воровать не хуже Ваньки Каина. Слыхал про такого?
        - Нет. А может и слыхал. Из наших, из ростовских?
        Кряженцев чуть улыбнулся, подернул холеными усиками.
        - Нет, Вася, не мог ты его знать. Жил Ванька Каин давно аж в осьмнадцатом веке. Был он вор и разбойник, но пошел на службу государеву, получал жалованье и вылавливал разную политическую сволочь, что замышляла против власти1.
        - Намек понял?
        - Понял, не дурак.
        - Ну, вот и ладненько. Так по рукам?
        - А если я…
        - Ну и на твое «ЕСЛИ» есть у меня ответ. Да как там у ваших говорят «козырный»…
        Как бишь, твою любовь зовут? Да не стесняйся, говори.
        - Настюха, - пробормотал в замешательстве Клык, чувствуя, как по спине пополз предательский холодок.
        - Так вот не хотел огорчать тебя, Василий, но придется. Повязали твою Настюху вчерашнего дня на кармане.
        И дабы ты глупых мыслей не имел, а паче того не сотворил глупых дел, посидит она, пока ты на службе государевой будешь, у нас под замком. Да не бойся не в казематах, а в монастыре, на хороших харчах. Само собой и работой обременять ее не будут. Так что расцветет твоя краля, пока ты не щадя живота своего будешь за веру, царя и Отечество на незримом фронте ратовать.
        Будет тебе, Вася, доброе жалованье, так что свадебку сыграете как у людей. Да и матушку твою без призрения не оставим.
        - Ну, так по рукам?!
        - Позвольте с Настей повидаться!
        - Ну, что ж, это можно…
        1 На самом деле - уголовные шайки.
        ГЛАВА 2 (II). Воют воем, что твои упокойники
        Воют воем, что твои упокойники, Если есть там соловьи - то разбойники…ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ
        А ведь профессор - лопух…
        Кряжистые и вместе с тем элегантные кудесники-дубы уж тронула осень; огненный наряд нехотя вздрагивал под дуновением озорного ветерка, так и норовившего урвать хоть один листочек. Высокие травы волновались, еще тянулись к холодевшему солнцу, простирали к нему увядающие теряющие жизненные соки стебли; укрывая зеленый ковер, клубился-стелился туман, а в вышине суматошно и задорно резвились, играя в догонялки две белки.
        И оживали, пробуждались от осенней полудремы лесные богатыри, ласково перебрасывая озорниц вертихвосток с ветки на ветку.
        «Не шуми ты мати зелена дубравушка, не мешай мне добру молодцу думу думати», - припомнились вдруг слова старинной народной песни. Хм, а ведь песня-то и не совсем народная, вроде как сочинил ее Ванька-Каин - знаменитый разбойник и сыщик в одном лице…
        Как бы то ни было, а окрестный пейзаж навеивал, нашептывал раздумья о былом, о разном. Вспомнилась и застольная лекция профессора Пивображенского, ее завершающая часть, где он представил Владимира Красно солнышко этаким радетелем за народные интересы - чуть ли не первым русским демократом или кем-то наподобие того - либералом-социалистом-народником.
        В общем, очень хорошим человеком…
        Но ведь былины-то рисуют князя Владимира отнюдь не в радужных тонах. Былинный Владимир довольно блекл, правит себе в стольном граде Киеве… но в чем состоит его державная роль?..
        Он постоянно проводит время в пирах и увеселениях, либо отдыхает. Когда на Киев напали разбойники некоего Чурилы Пленковича, Владимир даже этого не заметил, хотя злодеи грабили киевлян, разоряли их огороды, вырывали чеснок, рубили капусту, грабили пасеки, похищали скот и птицу, вылавливали рыбу - в общем, лишали поданных средств к сжизни. Князь же спокойно продолжает пировать в своем тереме, не обращая никакого внимания на творящийся беспредел. При любой опасности он обнаруживает растерянность и трусость… В былинах трудно отыскать хотя бы единственный момент, когда Владимир проявил мужские качества: твердость, храбрость, доблесть.
        Зато малодушие его доведено до комичности: например, когда захваченный в плен Соловей-разбойник свистит всего в «полсвиста», Красно Солнышко испуганно ползает на карачках по гриднице - бессильный и трусливый, унижается князек перед богатырями, умоляя о защите…
        Любой, кто хоть немного изучал былины, знаком с «подноготной» Владимира. А тут ПРОФЭССОР! Ну и ну!..
        Хотя… сколько ученых - столько и мнений…
        *****
        «Что, Стоянко, задумался? Аль печалуешь о чем? Не тужи, скоро повеселимся», - прервал мои умственные упражнения, вернув в реальность басовитый говорок безусого Борея.
        Ведь я на марше, как и положено командиру, впереди на боевом коне. Впрочем, передвигаемся мы на своих двоих. Куда уж нам сиволапым. Рылом не вышли!
        Хоть и назывались в былинах дороги прямоезжими, а крамольная мысль о том, что извечная беда поселилась на Восточно-Европейской равнине уже о ту пору, посетила меня среди прочих раздумий; стежка-дорожка, по которой ползло наше воинство, ни сном не духом не напоминала знаменитые дороги Древнего Рима. Исправно служившие и в Средние века, да и много позже. Кособоко-бугристая по весне видимо и вовсе непролазная узкая «магистраль» не давала простора для маневра, а посему шли гуськом, да вот еще напасть - время от времени путь преграждали завалы деревьев, судя по всему устроенные преднамеренно и заблаговременно. И оглашался бор молодецкими жеребячьими матюгами - засучив рукава, овии2 расчищали путь, друзии3 вставали дозором, дабы встретить во всеоружии внезапный набег. Но никаких атак и даже намеков. Мирный труд и чистое небо. К слову, пытались обходить препятствия, но упирались или в болото или в непролазные дебри.
        Впереди за несколько верст разведывали обстановку летучие разъезды тугар, позади - прикрывали колбяги. Тяжелая кавалерия плелась в охвостье особняком.
        Князь и дружина царственно плыли в ладьях. Все силы должны были соединиться в условленном месте.
        *****
        Бурелом старался играть роль моего адъютанта. Тщетно. Осаживал я эти его потуги, со всеми держался ровно и в меру строго. Не допускал панибратства, но и не слишком удлинял дистанцию; был первым среди равных, и начальствование мое было сродни предводительству партизанским отрядом.
        На ходу осваивал нелегкую науку руководства, хоть и малым, но безгранично интересным коллективом. Молодых людей в чем-то похожих на наших современников. НО… их сознание и стереотипы поведения формировал узкий семейно-родственный мирок - за околицей родового селища, начиналась ВСЕЛЕННАЯ - враждебная пугающая, наполненная стихией Кривды. Выход за пределы означал потерю покровительства предков-щуров - окружающий мир воспринимали они как четырех-пятилетние дети - с их верой в Бабку-ежку и Деда Мороза.
        Сказки, мифы, предания - вот духовный стержень моих подопечных. Было представление об этническом единстве славян, но вместе с тем выпестовано и чувство превосходства над подвластными племенами.
        *****
        Хоть и именовалось подразделение десятком, но вместе со мной нас насчитывалось двенадцать - магическое число. Однако дробилось оно на микрогруппки по три-четыре человека с неформальными лидерами во главе.
        Так, в «дружине» Жизнобуд-Избыгнев-Искрен - все соседи друзья детства, приходящиеся друг другу к тому же какими-то дальними родственниками - играл роль «старшего» мой приятель Бурелом.
        Дюжий парень со звучным именем Лучезар верховодил в компании, куда входили Предраг, Тур и упомянутый Борей.
        И, наконец, весельчак Хотен вместе с Твердятой и Радомиром…
        Впереди возвышалась гора. Разумеется, не отрог горного хребта… но таинственные лесорубы на этот раз потрудились особенно рьяно. А значит, и нам придется изрядно попотеть, к тому же поочередно сменяясь в карауле. Что ж, не привыкать. Дело солдатское.
        «Эх, дубинушка ухнем!» Так и подмывало затянуть песню под еле слышный, но такой мелодичный аккомпанемент.
        Хрустальный перезвон ручья то замирал, будто погружаясь в сон, то пробуждался с новой прытью, силясь разговорить зеленую стену, где и терялась, прихотливо изгибаясь, серебряная нить. Но молчала дубрава - ветер стих - повисла какая-то таинственная тишина. Лишь из кустов выпорхнула малая птаха, да тихонько журчал ручей.
        Тишину пронзил знакомый звук - взвились стайками птицы; трубач дал вожделенный сигнал - поход походом, а обед по распорядку. Да и перед работой по расчистке завала не плохо бы передохнуть и подкрепиться. Однако бдительность, прежде всего! Каждый десятник отряжал в караул бойцов - от нашего десятка назначил я Жизнобуда и Борея.
        Разошлась как трубка мира чаша с тлеющими угольками… Не добывать же огонь каждый раз. Дыхание сварожича поддерживал Огнив - не то имя, не то обозначение рода занятий. Был он кем-то вроде полкового священника: ворожил, жрил богам на привалах, вроде как умел врачевать, но главной его обязанностью было поддержание огня.
        Закурились дымки тридесяти, а то и более костерков. Больших огнищ не разводили: так приготовить на углях нехитрую снедь, что частью несли с собой, частью добывали на месте.
        Размочив в воде шматы вяленного иссохшего мяса, пропекали его, нанизав на ветки вперемешку со свежими (хоть косой коси) грибами. В самих углях готовили некие не то корни, не то клубни. На вкус вполне даже ничего - доводилось отведать это походно-полевое блюдо на прежних бивуаках.
        Но что может сравниться с настоящим печеным картофелем! Кстати, ту кожурку, как и портмоне с неведомыми деньгами, хранил в самой глубине сумы, обернув как самое сокровенное, куском раздобытой уж не помню где холстины.
        Бойцы трапезничали молча. Поговорке: когда я ем, я глух и нем, здесь следовали свято. Лишь ходила по кругу, побулькивая, кожаная походная баклажка - запивали ключевой водой спартанскую пищу.
        - И не лень было городить, ведь все равно до них доберемся, - насытившись, обтерев рукавом губы, завел разговор Бурелом. Он зло и задорно глянул в сторону завала, словно примеряясь, какое бревно вытащить первым. При расчистке прежних преград, лихо, играючи подхватывал он поверженные дерева, бравируя силушкой богатырской.
        - Да у древлян поди таких как ты, Буреломушко, немало сыщется - вот и озоруют, - отозвался Хотен.
        - Да они б лучше этими бревнышками дорожку умостили, а то, как дожди-то нахлынут, так ни проехать, ни пройти будет, - вклинился в беседу Твердята.
        - Ни чо Игорь-князь вскорь наведет у них порядки. Смерды и должны дороги мостить, чтобы было людям сподручно ездить, - выдвинул хозяйственно-политический тезис Предраг.
        - А как в других землях - у ромеев аль у болгар - кто дороги кладет, скажи, Стоянко, холопы или свободные мужи? - проявилнеожиданное любопытство Бурелом.
        - А правда, что в Индей-земле чародейством дороги мостят: разводит волхв руками - ан из болота сухо место становится и бревна сами ложатся? - присоединился к разговору Тур.
        Эх, придется опять сочинять-перевирать на ходу… но на счастье нашелся ответчик…
        - Сказывают, есть такие чародеи и в наших землях во лесах дремучих, - задумчиво промолвил Лучезар. - Да и Соловей-разбойник свистом может разметать мост. Едет богатырь по мосту, Соловей-то свиснет, мост и развалится. Богатырь - в реку и затягивает его река.
        - Да то может не сама река затягивает, а навки, - уточнил Искрен.
        - А и видели мы как-то навок-то с Твердомиром, - словно нехотя сказал Радомир.
        - И каковы они? А то люди разное бают, - с неподдельным интересом спросил Лучезар, и все остальные подсели в кружок.
        - Так вот пошли мы как-то (еще детьми были) по грибы по ягоды, да и рыбки наловить, - повел рассказ Твердомир. - Ну, набрали ягод, грибов, сети поставили, решили отнести, стало быть, ягоды да грибы-то, а опосля и сети проверить. И вот вертаемся к сетям, идем по бережку. А уж вечерело - солнышко к закату клонилось. Идем мимо ивы, глядь: а меж ветвей что-то белеет. Подошли поближе точно навка: сама бела как снег, хвост как из серебра, а волосья зелены как водоросли, и на нас глядит, да так что остолбенели мы, не шелохнулись. Тут вспомнил я, что бабка мне пучок полыни давала да наказывала, коль заворожит тя навка, достань полынь, махни три раза в ее сторону, да и плюнь под ноги. Вытягивал я из-за пазухи полынь, да руки не слушались - насилу вытащил - сделал все, как бабка велела. Навка зашипела, скользь в воду, шлепнула хвостом - только ее и видели.
        Ну, а мы сломя голову домой бросились да про рыбу-то и забыли. Да и года два опосля озеро то стороной обходили.
        - Эка невидаль, я как-то лешака видывал - вот-то было дело, - вдохновился на следующую байку Избыгнев.
        М-да… Вот тебе и чудеса: и леший бродит… и русалка на ветвях висит…
        *****
        - Да вам бы только языками чесать, - неожиданно и энергично встал со своего места Бурелом. - А завал-то кто разгребать будет - чай навки и лешие на подмогу не придут.
        Походкой человека, не терпящего безделья, двинул он к завалу и вот уже с легкостью вывернул немалое бревно, ухватив его своими медвежьими лапищами за сучья; раздался хруст, треск и как будто пахнул легкий дымок…
        - Любит… богатырей работа, - с ленцой протянул Хотен. - Ну а мы еще малость передохнем…
        - Да работа не заяц, в лес не сбежит, - подхватил вернувшийся из караула Борей. Он передал щит и копье, сменяющему его Хотену, а сам уселся у огонька и принялся уплетать за обе щеки оставленный товарищами «расход».
        Хотен бодро надел на руку щит, подхватилкопье, сделал несколько шагов… и встал… скованный таинственной силой…
        В мгновение ока оцепенел и весь наш лагерь; застыли, казалось, даже дымки костерков. Из зеленой стены чащи - еще недавно мирной и дружелюбной - на небольшую поляну один за другим выходили волки. Были они громадны… а может, велики у страха глаза. Подняв к небу не то огнедышащие, не то окровавленные пасти, чудовища завыли - клич-вой проникал в каждую клетку, выворачивал наизнанку, заставлял закрывать голову руками… Вой нарастал, близился - нескончаемой ярости был полон он и предсмертной тоски. Волки словно созывали потусторонние запредельные силы, да и сами будто вынырнули из преисподней…
        - То не волки, то чародеи деревские - волкодлаки, очнувшись от ужаса, шептал кто-то за моей спиной.
        - Да, точно, волкодлаки - вот и накликали своими сказочками, - без малейшего страха произнес Бурелом. - Эх, сюда бы добрый лук да стрелки с серебряными наконечниками - уж я бы этих волкодлаков!..
        Неожиданно - прямо в двадцати шагах перед волками на поляне возник Огнив - через плечо большой лук, за спиной колчан с длинными стрелами. Но от чего же он не стреляет?! Огнив простер руки к небу… Казалось, он что-то нашептывал, затем сделал руками загадочные пассы и зашелся в короткой неистовой пляске, наподобие «камаринского» или «гопака»… наконец, угомонился - достал стрелу, стал натягивать тетиву…
        Через миг волки сгинули - рассеялись, словно облака пыли. Радостные возгласы, слова благодарения богам и лично Огниву стали завершающим аккордом волчьего выхода на сцену…
        Но неистовый концертмейстер не унимался…
        Тугой протяжный режущий звук и лихой посвист чередовались с уханьем и воем… никак кикимор болотных… С дерев ручейками потекла листва. Из разных мест загикало, заклокотало; как железом по стеклу била в виски многократно усиленная жуткая фантастическая какофония звуков. Стонали барабанные перепонки.
        - Соловей! Соловей-разбойник! - успел расслышать я, прежде чем заложило уши…
        Огнив выделывал замысловатые коленца - прыгал, скакал, бил себя в грудь, напоминая теперь своими телодвижениями индейского шамана. Вдруг он упал как подкошенный; воинство, сбивалось в ватаги; ощерившись копьями, мечами, топорами, с перекошенными от бессилия и злобного страха лицами готовилось встретить неведомую атаку.
        Из завала пошел смрадный не то дым, не то пар; тяжелели веки, силы таяли, внезапно навалилась усталость…
        2 Одни.
        3 Другие.
        Глава 3 (II) В дыму табачном - сумрачном тумане
        Сизые клубы дыма, казалось, растворяли и поглощали все…
        - Мы, Божьей милостью Александр IV, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский… - разгромно-командный глас лупил титулами наотмашь, словно силился разогнать дымовую завесу, обволакивавшую ядовитым туманом пожелтевший потолок, подступавшую к массивной дубовой двери.
        А собравшиеся - добрая их половина - смолили яростно и самозабвенно. То и дело обнажали огненное жало и ароматные папиросы «Герцеговина», и трубки, и козьи ножки с ядреной махрой. Но дым мало-помалу уступал, улетучивался в распахнутое настежь окно в просторном зале заседаний Головного управления Уголовного сыска.
        - Вот контра е…, - резанул чей-то прокуренный фальцет, а его обладатель, затянутый в кожаную тужурку, злобно сверкнул глазами, и чуть было не сплюнул на пол.
        - Товарищ подполковник! А нельзя ли сразу к сути, - вмешался менее прокуренный и, быть может, оттого более интеллигентный тенорок.
        - Что ж, перехожу к основному содержанию, нетерпеливые вы мои, - ответствовал оратор, почему-то во множественном числе. - Итак… - Объявляем всем нашим верноподданным:
        Благо российского государя неразрывно с благом народным и печаль народная - его печаль. Великий обет царского служения повелевает нам всеми силами разума и власти нашей стремиться к скорейшему освобождению всех верных чад наших от безбожной, беззаконной власти. А посему крепитесь, близок час освобождения и час расплаты для тех, кто презрел Божий закон и служит Антихристу…
        - Ну, орлы милицейские! Подполковник сошел с трибуны, видимо, решив быть поближе к коллективу. Дадим усраться этим у… ушлепкам из чрезвычайки!
        По залу прошла недвусмысленная, впрочем, едва заметная реакция; метнул скоротечный недоуменный взгляд и Володя Арапов… в ответ едва заметно подмигнул ему Глеб Щеглов.
        В последнем своем высказывании начальник управления подполковник Громов не только наплевал на дипломатичность, но и презрел неписаные законы. Всяк работник правопорядка ведал, что между «Чрезвычайкой» - созданным на заре народной власти Чрезвычайным приказом для борьбы с контрреволюцией и «сыскарями», или иначе «милицейскими» - существует конкуренция и давняя борьба, а среди руководства ведомств и грызня… однако на всякие внешние гласные упоминания об этом было наложено табу.
        Арапов чуть наклонился к уху Щеглова.
        - Глеб, надо бы нам с тобой покумекать в укромном месте…
        - Случилось, - без слов ответил Арапов на немой вопрос Щеглова, подчеркнув: повод для разговора есть и архиважный…
        Эти их перешептывания и перемигивания совпали с внезапным оживлением в зале, так что принципы конспирации были соблюдены.
        - Товарищи! Прошу Тишины! - ухнул, как филин подполковник.
        - Как полагаете из-под чьего пера, из какой, так сказать, канцелярии вышла сия бумаженция?
        - Да уж не сами же урки этакую х… состряпали.
        - Ну ясен… кто-то за ними стоит, простите за каламбур, - осклабился подполковник, сперва раздраженный тупой репликой, впрочем, совсем молодого еще сотрудника.
        - Думается так, товарищ подполковник, не на Аляске сии бумаженции клепают, и не на собачьих упряжках привозят, - решил вдруг проявить активность Щеглов. - Хотя может оттуда и дает установки тамошний отдел пропаганды. А печатают или на Дону, или непосредственно у нас.
        - Уже провели экспертизу, правда, предварительную, - подхватил подполковник Громов. - С большой долей вероятности установлено: печатают у нас. Что из этого следует?
        - А то, что мы имеем дело с контрреволюционной организацией, маскирующейся под уголовников, - проявил сообразительность обладатель интеллигентного тенорка.
        - Или… - подполковник прошелся по сцене - эта контрреволюционная организация привлекает уголовников.
        - Как они? Колются? - бросил кто-то из глубины зала.
        - Пока нет, - раздумчиво отвечал Громов. - Так, кражи, мелкие грабежи берут в надежде на меньший срок. Валят вину друг на друга. Кстати, ни какие они не ростовские, как мы получили ранее наводку. Наша молодая поросль шпаны, что отбилась или отбивается от заводов. О листовках пока молчат, говорят: знать не знаем, слыхом не слыхивали - может, где вытянули случайно. Листовки, если кто не в курсе, были в одном из чемоданов, изъятых на малине. И ростовский след, полагаю, тут имеется.
        Дело чести взять этих «политиков» и утереть нос Чрезвычайке!..
        *****
        Эту затрапезную забегаловку под названием «Чебуречная» на кучковской окраине Глеб и Володя приметили и взяли в оборот давно.
        Любая тертая оперативная группа располагала таким заведением, где можно спокойно посидеть, выпить-закусить, о делах покалякать. Хозяевам, как правило, обеспечивали так называемую «крышу» - защиту от «наездов» проверяющих так и норовивших отбить верный левый доход в виде торговли «своей» водкой. В знак благодарности те предоставляли по первому требованию обильный стол и возможность посекретничать, зарывая заведение на «санитарный час». А, кроме того, служили осведомителями на общественных началах.
        Арапов увидел Щеглова на привычном месте у окна. Посетителей не было, и через минуту на дверях заведения красовалась замызганая табличка: «Закрыто. Переучет».
        Серенькое, подбитое ветром пальтишко Володи выдавало в нем мелкого клерка или мастерового, что пропивает скудную получку и потому не в силах наскрести денег на более приличный гардероб.
        На брови надвинута кепка, воротник поднят, да еще и повязка, что носят при зубной боли…
        - Ты что, Володя! Зубы прихватило?!
        Безмолвный как тень половой принес на подносе две порции чебуреков запотевший графин с водочкой, рюмашки, столовые приборы.
        - А-а-а понимаю конспирация! Эх ты пинкертон хренов, даот тебя ж за версту уголовкой разит! Тебя же по походке узнать можно, хоть и не носишь ты галифе, - улыбнулся собственной шутке Щеглов. - Ну ладно колись, чего так вырядился?
        - Слушай, Глеб, я сюда пришел не шутки шутить!
        - Ну и не шути, говори - в чем дело.
        - Помнишь того уркагана, что мы с тобой брали, и который словно в воздухе растаял?
        - Да я ж и подзабывать стал. Слава Богу, пронесло, до начальства не дошло. Вещдоки в надежном месте ты заховал…
        - Так вот на днях дошли у меня, наконец, руки - решил осмотреть я содержимое чемодана.
        - Ну и что там? Золото Юденича? - зевнул Щеглов и нетерпеливо опрокинул первую рюмашку, укусил истекающий соком чебурек. - Или кости динозавра?
        - Нет, Глеб ни то, и не другое. В общем, там, как бы тебе объяснить…
        - Да ты объясняй, не дурак - пойму.
        - В чемодане какое-то устройство - металлические колбы, пружинки, провода, механизмы - вроде часовых.
        - Бомба что ли! От чего ж тогда урку на кусочки не разорвало? Слушай, Володя, мне кажется, что все это было какое-то наваждение. Может, мы с тобой тогда просто сильно переутомились? На солнце перегрелись, а?
        - Да нет, Глеб, нет! В чемодане во внутреннем кармане я обнаружил ВОТ ЭТО.
        Владимир Арапов извлек толстую тетрадь, вернее несколько сшитых канцелярских книг в самодельном, хотя и добротном переплете.
        На обложке наклеена табличка, а на ней аккуратным почерком было выведено: «ПЕРЕМЕЩЕНИЯ ВО ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВЕ».
        Глава 4 (II). Где эта улица, где этот дом
        ГОРОД КУЧКОВО, УЛИЦА МАЛАЯ ЛУБЯНКА, 16. ГОЛОВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ПРИКАЗА.
        - Слухами земля полнится… - адъютант его высокопревосходительства - так за глаза называли этого особо приближенного к высокому начальству сотрудника - докладывал обстановку в вольной форме, потягивая в кабинете полковника Дробышева кофеек с доброй порцией кубинского рома. Сам полковник окончил послеобеденную кофейную церемонию чуть раньше и теперь с удовольствием раскуривал гаванскую сигару.
        - Ну и о чем поют тебе твои стукачи? - cразу уловив суть и выпустив первую струйку дыма, вопросил полковник.
        - Давеча на Петровке подполковник Громов проводил совещание, сугубо для своих.
        - Ну, ясное дело, прессу туда не приглашают.
        - Так вот, хоть, как вы изволили заметить, прессу туда не приглашают, кое-какую информацию добыть удалось.
        - Да ты, Проныров, куда хошь пролезешь!
        - Что есть, то есть! - расплылся тот в самодовольной улыбке, сделал добрый глоток и интригующе замолчал.
        Заметив как легкая волна нетерпения накатила на высокий, так и пышущий оперативными умом и глубокой мыслью лоб, словно нехотя, с ленцой продолжил:
        - Так вот, повязали «милицейские» некую шайку шпаны. Но шпана-то необычная, обнаружили у них листовки - прокламации контрреволюционного содержания, печатанные то ли на Аляске, то ли на Дону, а может и здесь. То есть не уголовники это, а «контра», или связанные с «контрой».
        - Отбивают у нас хлеб, пытаются перейти дорогу, недоноски! - гневно вспучив брови, вскипел не на шутку Дробышев.
        - Да, и этот Громов перед своими куражился: мол, дадим просраться «Чрезвычайке»!
        - Скоро он у меня сам просрется так, что навеки забудет о доблестной милицейской службе. - Ладно, ступай, Проныров, информацию принял, буду работать.
        Но Проныров не спешил переступать порог кабинета.
        - Да вот еще что. Есть в уголовке два сотрудника - Щеглов и Арапов - оперативная двойка. Так сказать, Шерлок Холмс и доктор Ватсон местного разлива. Так вот, в последнее время чего-то суетятся, тихушничают.
        - И чего?
        - Вот этого пока не установили.
        - Устанавливай! О результатах доложишь.
        ГОРОД МОСКВА, УЛИЦА МАЛАЯ ЯКИМАНКА, 4. КВАРТИРА ПРОФЕССОРА П.
        - Ну, Филлипыч, на собрании я их развел как лохов…
        - Так, давай конкретно и без этих твоих дурацких словечек. Ты где этого дерьма поднабрался?
        - В девяностых годах двадцатого столетия.
        - А знаешь, что делали в девяностых с такими долбо… как ты?!
        Так вот, если тебе полюбилась лексика лихих времен, сообщу тебе: шеф, или если угодно пахан, сказал, что он тебя, падлу, уроет, если ты не исправишь ситуацию… Ладно, как прошло собрание?! Что ты им там наплел?!
        - Сказал, что Улетов, скорее всего, улетел в неведомые временные дали.
        - Что?!!!
        - Видите ли, нашего клиента видели одновременно в нескольких местах и…
        - Какие-то гипотезы, выводы?
        - Да, мозговой штурм. В общем, предположили, что это явление связано…
        - С перемещением?
        - Да.
        - Ну а ты?
        -Я разыграл истинный испуг и переживание за товарища, далее сказал, что давно подозревал: он и есть один из тех энтузиастов, что самочинно пытаются отправиться в прошлое. Вот ненароком и попал во временную воронку.
        Главное, теперь отследить, где он…
        - Да, вот это главное! - Пивображенский прошелся по кабинету, задумчиво хмуря лоб. - Скомкано как-то все получилось. Несколько спонтанно. Хотя вроде и подготовлено, продумано до мелочей. Но… отправился немного не из той временной точки, и оказался немного не в том месте. А что если и дальше все пойдет не так?
        - Ситуация поправима - нужно лишь обнаружить и направить - дело за малым.
        - За малым говоришь, ну-ну… Ладно, ступай и исправляй, обо всех изменениях держи в курсе, докладывай сразу…
        Постой. Хочешь дринкуть?
        - Не откажусь, Филипыч, от вашей фирменной, да и стресс надо снять.
        Пивображенский достал с полки какие-то старинные чарки-ковшики. Извлек бутыль, расплескал:
        - Ну, вздрогнем!
        Яковецев проглотил терпкий, показалось, немного другой по вкусу напиток. Вдруг потянуло в сон.
        Через пять минут он мирно посапывал на кушетке, а профессор колдовал над его головой, пристраивая к ней какие-то приборы, датчики, провода…
        Глава 5 (II). Там на неведомых дорожках
        След в след, дыша друг другу в затылок, волоклись покорным стадом сквозь предрассветную мглу. И я намертво вплетен в эту упряжь; натертые грубой веревкой запястья саднили, пульсировали болью, захлестнула горло нестерпимая жажда.
        Узкая тропа, рабская доля… Кому как не мне знать: плен означает рабство… Без вариантов!
        Вот и допрыгался солдат удачи…
        *****
        Извилистая стежка петляла, словно пыталась запутать следы. И без того затерянный зловещий лес с каждым вывертом нагонял все больше жути; вершины деревьев утопали в зыбкой полутьме, напоминая размытыми контурами очертания отвратительных монстров, людоедов-великанов и их чудовищные чертоги. Нескончаемое сизое полотно тумана кое-где разрывали бреши, из которых выныривали громады стволов, шевелились щупальца-корни, колыхались фантастические тени. Временами казалось, что это всего лишь миражи - сон, который можно стряхнуть, смыть живительной влагой. Но… могильной плитой давила тишина, лишь наотмашь с барским размахом хлестали невольников по щекам ветви - лес редел - переходил в кустистые и вовсе неуютные джунгли. Погонщики молчали. Молчали недвусмысленно и сурово - нет, и не будет больше вестей!.. Пропал без вести! Да будет так! Исхода нет!
        *****
        Светало. Грязные лохмотья туч затягивали иссиня серый небосвод, редкий багряный свет прорезался, возвещая наступление нового дня.
        В голове понемногу прояснялось: уходила тяжелая свинцовая боль, память натужно воскрешала предшествующие события; крупицы собирались в мозаику - жуткий калейдоскоп усиливался осознанием нынешней безнадеги…
        *****
        Засада. Огромный завал из бревен…
        Атака. Даже не «атака»… трудно подобрать слово… Скорее тщательно разработанная спецоперация, осуществленная силами… спецназа.
        Оглушенные ополченцы грудились, теряясь в потоках смрадного дыма. Вдруг разом все стихло. Войско наскоро сбилось в боевые порядки, но противник не видим - он везде и в то же время, как не было его, так и нет.
        Внезапно, оттуда-то сверху, посыпались тучи стрел. Хоть и прикрывались щитами, появились первые раненые; боевые порядки пошатнулись, лучники спешно изготавливались к стрельбе… Но в кого?! Иные в ярости стали бить из добрых дальнобойных луков наудачу - наугад. Но какая там удача в состязании с невидимками… поневоле поверишь в сказки!
        Да уж сказочка… и чем дальше - тем страшнее! Паника - неизменный союзник внезапного нападения нанесла свой удар: поодиночке, а затем и стайками по два-три человечка малодушные, в надежде на укрытие и спасение, ринулись к лесу и не останавливали, не проклинали их вослед. Не добежали. С воплями проваливались на ровном месте… Ну вот, еще до кучи и ямы-ловушки…
        Сомкнув ряды, наш десяток изготовился к бою. Ополчились и другие десятки. На лицах читалось нетерпеливое: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
        - Эй, отродье, негоже прятаться! - прокричал кто-то из задних рядов, - добавив после короткой паузы непереводимую игру слов.
        - Выходи на почестный бой! - подхватил Хотен.
        - Есть ли мужи, а не трусливы бабы?! Выходи один на один! - трубный голос Бурелома, казалось, остановил потоки стрел.
        «Выходи! Выходи на бой!!!» - вырвавшийся из сотен глоток клич, раскатистым эхом вернулся назад.
        Короткое затишье прервалось странным все нараставшим звуком… так хрипит боевой пес, перед тем как ринуться на врага и вцепиться ему в горло. Невесть откуда, в самую гущу боевых порядков бешеной круговертью врывались не то звери, не то люди; утробный рык отозвался звоном мечей и топоров, криками ярости и треском щитов. Боги войны… берсерки… мечи и топоры продолжение их рук, а медвежьи и волчьи шкуры и жуткие оскаленные личины - зеркало не ведающей жалости и пощады души.
        Каждый из этих профи стоил пятерых; как с детьми разделывались с ополченцами; бросали оземь, сбивали с ног… виртуозно орудовали двумя мечами, топорами, окованными железом палицами; наносили мощные удары ногами в прыжке, ловко уходили от встречных атак. Ошеломленное, наше воинство после первых минут битвы больше играло в обороне, прижавшись спинами друг к другу и отмахиваясь мечами, стремились попросту не подпустить к себе.
        Наш десяток выдерживал наскоки. Не прошли даром учения на княжьем дворе, да и реакция у бойцов оказалась отменной. Берсерки все наседали и наседали, но, почувствовав, что и мы не лыком шиты, отступили и принялись за других - более измотанных и менее умелых.
        Мы получили возможность драгоценной передышки. Все также кружилась голова, хотя яростный ритм сечи, казалось, чуть взбодрил. Нас окурили каким-то снадобьем - мелькнула догадка.
        Я стал замечать, что «берсерки» отнюдь не кровожадны. Они не стремились убивать, но, обезоружив, слегка ранив или порядком намяв бока (а искусством рукопашного боя владели они превосходно) взять в плен. Полоняников набралось уж изрядно; связанных их сволакивали в одно место. Чуть поодаль громоздили и трофеи.
        Противник перешел к новой тактике: с мастерством ковбоев арканами выдергивали обессилевших, их споро вязали и волокли все туда же. Пара надзирателей доглядывала за пленниками, явно тяготясь этой службой.
        Некоторые группки, теснимые к лесу попадали в волчьи ямы… видимо, в этом и секрет внезапного появления берсерков - вынырнули они тоже из-под земли - из заранее подготовленных схронов.
        Собственно, исход становился уже ясен: от неминуемого разгрома могло спасти только чудо.
        - Стоянко, вызволим наших, зри, - стерегут-то двое, с ними ль не совладать, - обратился ко мне Жизнобуд.
        - Вызволим и в сумятице ударим с тыла, а и наши вои воспрянут - развил стратегическую мысль Тур.
        - Дело глаголите, - немного поразмыслив, ответил я.
        Короткий взмах командирской десницы и моя дружина без лишнего шума и боевых криков, дабы не привлекать внимание устремились в атаку.
        Дозорные, едва заметив нашу прыть, с ленцой прогулочным шагом двинулись навстречу, мерно помахивая мечами, бравируя, вызывая на бой. Безумные - неужто вдвоем думают одолеть более десятка!
        «Лучезар и Искрен, рвите что есть мочи к полону, перерезайте путы, пусть хватают мечи, топоры да ударят с тылу. А мы, братия, возьмем их в кольцо и паче во полон самих!» - приказ был без промедлений исполнен; полоняники угадали наши намерения; свет надежды осенил их горестные прежде лица. И вот Лучезар и Искрен в трех шагах от полона, а мы окружили двоицу стражей-«берсерков». Те вдруг скинули маски, открыв вполне человеческие и симпатичные лица, приветливо заулыбались нам как старым знакомым. Неожиданная их реакция повергла воев в замешательство… «Вперед! Бей!» - ободряюще рявкнул я… а «берсерки» как по команде закружились вокруг своей оси… они раскручивались, вертелись волчком - в каком-то исступлении, как турецкие дервиши, и вдруг… испарились… во мгновение ока на том же самом месте предстали два сивых волчары - оскалены пасти, лунным хищным светом поблескивают глаза. «Волкодлаки… ой лихо!» - раздались сдавленные причитания… откуда-то сзади посыпались удары, захлестнула шею удавка, короткая вспышка… искры из глаз. Очнулся со связанным руками, лежащим на холодной земле.
        *****
        «Ну вставай, мерин е… й, да шевели копытами!», - меня поставили на ноги, ткнули чем-то острым, видимо, копьем в бок, «указывая» направление движения, да оно и так ясно - к веренице полона деловито приволакивали, пригоняли и приторачивали все новых бедолаг.
        Так несколько сотен оказались связанными в одну цепь. Меня поместили отдаленно от моих бывших подчиненных - не видать ни Бурелома, ни Борея, ни Хотена, ни всех остальных…
        *****
        Заросли все редели, пока не открыли взору широкое непаханое поле. На небольшой возвышенности громоздилось городище, окруженное частоколом. Неужто прибыли? Что это? Искоростень?
        Метрах в пятидесяти от крепостных стен нас остановили. «Берсерки» - а они давно уже были без своих жутковатых личин - радостно щерились - будто кавказские абреки или лихие ковбои, отбившие тучные стада и предвкушавшие хмельной пир и отдых после утомительного набега. Я с интересом рассматривал частокол. Что-то подсказывало - это не стольный град Древлянской земли. Поблизости ни речки, ни озерца; веяло неуютным, плохо обжитым. Заостренные потемневшие бревна увенчивали белоснежные навершия - ЧЕРЕПА! Добро, хоть не человечьи - медвежьи или коровьи - издали хорошо не разглядеть.
        С ворчливым негостеприимным скрежетом распахнулись ворота. Белые пятна рубах высыпали из-за мрачно-серых стен. Показавшихся обитателей городища было немного - с десяток; расхлябанной полусонной походкой брели они к нам. Пал обет безмолвия, что держали «бересерки» в пути.
        - А и знатный полон! Исполать вам робятушки!.. - восклицали встречающие наперебой.
        - Да! То не комаров ловить-бить!
        - Возрадуется князюшко - будет, кому городьбу городить!
        - Да и поля орать будет кому!
        Вразвалку прохаживались «белорубашечники» вдоль вереницы пленных. По-хозяйски с прищуром рассматривали будущую челядь4. Лениво переговаривались с конвоем, настроение и у тех и других было благодушным.
        Из ворот показалось двое верховых. Их приветствовали радостными возгласами. «Наверное, воеводы или местные князьки», - подумал я.
        Всадники подъехали совсем близко, остановились. К ним бодрым шагом подошел один из «берсерков» - видимо старший и о чем-то заговорил.
        «Докладывает - прямо как в заправской армии», - неторопливо созрела следующая мысль.
        Верховые решили осмотреть добычу - мерно пустили коней вдоль полона.
        «Где же я видел эти лица?.. Как?! Да не может быть!»
        Вот они совсем близко! Это же Борята и Горята! Да, это были они - правда, бритые головы, чуть обросли, усы стали короче, зато кучерявились бородки. Я старался не смотреть в их сторону, но один из братьев, кажется, Горята, как будто узнал меня и подмигнул. Затем он привстал на стременах и махнул рукой, тотчас вереница пришла в движение, нас загоняли за ворота, как гурты скота.
        Изнутри городище представляло собой что-то вроде поселения викингов - мужского союза профессиональных бойцов, оторванных от родных очагов и без остатка, посвятивших себя войне. Мы оказались на площади, окруженной длинными срубами-казармами - ни малейших признаков ведения хозяйства - ни огородов, ни домашней животины.
        И вновь ожидание…Что же дальше?
        «Берсерки» частью расселись на лавках по периметру площади, частью расхаживали, не находя себе места.
        Вереница пленных едва помещалась на площади, а потому ее решили разделить. Один из белорубашечников, отсчитывая по десять-пятнадцать человек, перерезал путы и разводил группки в стороны, распределяя по площади, которая напоминала теперь невольничий рынок.
        Вот-вот дойдет очередь и до моего ближайшего «окружения»… вдруг к «освободителю» подскочил отрок лет двенадцати и что-то зашептал на ухо - тот кивнул и подошел ко мне. Через минуту я не верил своим глазам! Тяжкие путы пали, перерезанные тесаком. Я свободен!
        «Благодетель», не говоря ни слова, взял меня под руку и повел прочь.
        Миновав длинные срубы, очутились мы в глуби городища у небольшого ладного теремка. На крыльце стояли… Борята и Горята. Мой провожатый откланялся и удалился.
        *****
        «Ну, здрав буди, купец болгарский на Деревской земле! Добрый совет тебе дали», - с усмешкой завел разговор старший. «Ништо, послужил Игорю, послужишь и князю нашему Малу, - продолжил младший. - А болгары нам вскоре будут ой как потребны».
        4 Рабов.
        Глава 6 (II). Теснясь за трапезой великой
        Теснясь за трапезой великой, гостей пирует шумный хор…
        А.К. Толстой
        Будто в лихой морской сече съезжались и расходились ковши-ладьи, хмельной мед тяжелыми янтарными гроздьями бил через край. Столы ломились от изобильных яств; дымились в горшках каши и тушеные грибы, пареная репа и капуста. Блины и пироги громоздились грудами на широких резных подносах. Щедрыми кусками сочилось варенное и печеное мясо, а в середке стола, как повелось от прадедов, красовался жареный петух. Высился, созывая гостей, знатный - с пылу с жару - каравай.
        *****
        «Гой еси, Любята! И как наши удальцы столь полону захватили?!» - непременно допытывал всякий, едва успев сесть за стол. Терпеливый сказитель чуть ли не в сотый раз заводил неспешную повесть. Любята говорил, и слушали его, внимая каждому слову. Слушали, как едва пять десятков удальцов побили, загнали в болото, связали и привели как овечье стадо полон из многих сотен мужиков полянских. Пошли за шерстью, да самих и остригли.
        Дожидаются они теперь ярма рабского на княжьем дворе.
        Во славу победы гуляла вся околица; гудели дуды, били в бубны и по всему Искоростеню; пили не допьяна, не ровен час вновь в бой - на подступах дружина Игорева - потому пированьеце было короткой передышкой.
        Любята купался в лучах славы - родичи, други, соседи привечали богатыря. Сновид гордился сыном - княжьим гонцом и десятником дружины, а теперь еще и удалым витязем, вернувшимся с бранным почестьем.
        Да и старший Божедар нашел свое поприще, стал старостой нового селища. Держал, стало быть, ответ, да и совет совместно с другими нарочитыми мужами, перед самим князем Малом. Из княжьего удела наделили Сновидовичей землицей, как и другие роды изгоев, что потерпели от кривд киевских. Обжились, обзавелись хозяйством, зажили, как и прежде.
        - Восхочут боги разобьем и Игореву дружину, а самого посадим на цепь аки пса, - молвил, восседавший во главе стола Сновид. Расторопный отрок поднес до краев наполненную братину4. Пошла по кругу немалая чара с зеленым - из лесной ягоды и меда игристым вином - и каждый, отхлебнув, загадывал одно - освобождение от опостылевшего ига.
        - А вот бы Мал в Киеве вокняжился и дань бы нам платили поляне, как встарь, - сказал, оторвавшись от братины и переведя дух Божедар.
        - Тяжко будет содеять се, ведь за Игорем варяги, а за Ольгой болгары и греки, а у тех злато серебро - нанимают колбягов и тугар, - сказал задумчиво Домша. - Быть брани великой.
        - Наймиты только за плату и воюют, не будут за Киев до конца стоять, не их то земля, - вступил в разговор Любята.
        - Эх, кабы перекупить наймитов-то, аль дать им серебра, чтоб не лезли в наши распри, - осушив до дна братину, и поставив ее вверх дном, заметил с дальнего края стола Просень.
        - Добра мысль, да, видать, нет у Мала столь серебра, абы перекупить иноплеменных, - заметил Сновид.
        - А ведь за нас чехи могут встать да хорваты, - подхватил дотоле молчавший Влетень.
        - Да, коль рать будет долгой, мыслю, пошлет Мал к ним за подмогой, - молвил Домша. - Как переможем, воссел бы князь в Киев, а Искоростень был бы под рукой…
        - Не пристало, братия, делить мясо неубитого вепря, впереди рать многа и трудна, а посему выпьем еще медку малость, - заключил Божедар.
        *****
        По проулку медленно, словно нехотя, шествовал старец, вел его под руку юнак, от того что был перехожий слеп, но бодр еще телом, осанист. Через плечо сума латана-перелатана, а в ней - гусли.
        Подвел отрок гусляра к столу, поднесли старинушке ковш с медом. Ходил в час пира от двора ко двору люд всякий: калики, убогие, баюны - почивали их и медом, и яствами, ибо велели боги всякого накормить, а то и приютить.
        Старик, верно, обошел весь Искоростень, услаждая сердца былинами да старинами. Ладно бренчали гусельки яровчатые - то всласть веселя, то нагоняя печальные думы, то пуская ноги в пляс.
        Гусляр подсел к столу, опорожнил чару. Зазвенели в угоду Велесу живые струны, стихли разговоры. Вещал о делах старых, о князьях древних - не заморских - своих. Спел краткую песнь и о победе недавней - никак начал складывать былину.
        Вновь поднесли из погребка меду ставленного ярого, обновили яства на столе. Гусляр отведал гостинцев…
        Убогого путника понуро бредущего по проулку заприметили издалече. Бос и невесел в несуразной одеже, шел он, словно в раздумье, повесив буйну главу.
        - Эй, человече, захаживай да отведай от нашего каравая!
        Молча сел к столу, кивнул. Осушил поднесенную чару с медом, закусил блином.
        - Ты, откуда путь держишь, и кто есть?
        - Бреду я оттуда, где живут русские люди, а как попал сюда - не знаю, перенесла меня неведомая сила.
        Переглянулась братия. Говорил путник понятно, но на чужом наречии славянском. Всматривались в одежу - чудна - может, где за морем такую и носят.
        - Да ты не от полян ли? Те тоже русь, - вскинулся, зыркнув неистово очами Домша.
        - Постой, пусть поест с дороги, апосля допытаем, - сказал Сновид.
        Поднесли путнику еще меда и мяса, и пирогов. Ел, молча, сосредоточено и отрешенно - словно не слышал и не видел вокруг ничего.
        - Я, братья, слыхал: есть за морем еще одна Русь. Может он оттуда? - в полголоса вопросил Влетень.
        - Да, может и оттуда. Эх, что-то с памятью моей, - неожиданно встрепенулся гость.
        Божедар взглядом поманил Любяту - тот вышел из-за стола. Через некоторое время вышел и сам Божедар. Братья встретились за овином в дальнем краю двора.
        - Как мыслишь, не лазутчик то киевский? - вопросилБожедар.
        - Нет, суди сам: одежа странна, говорит не по-нашему - может какой купчина, аль толмач, что по Днепру шел в Киев - ополоумел, от своих отбился, всяко бывает. Убогий, он - боги велят таким зла не чинить.
        - Шел в Киев, говоришь… Мыслю так: поживет у нас, на двор княжий пока докладывать не буду. Очей с него ни спускать, по работе пусть помогает, а отроки следят.
        Братья вернулись к столу. Странник освоился, улыбался, о чем-то говорил с Домшей, хлопал того по плечу, видать раззадорил мед.
        - Как звать-величать, тебя, человече?
        - Сила… лантий - зовите Сила.
        - Ты, Сила, поживи пока у нас, пособи в работе, дадим одежу, трапезу и кров. А хошь в войско пойти; у нас ноне рать с полянами.
        - Нет, я уж свое отвоевал. Уж лучше по мирной стезе.
        - Выпей-ка еще медку доброго, может, и захочешь взять в руки меч аль секиру и пойти громить супостатов, - сказал Домша и ответом ему был дружный задорный смех.
        Силе поднесли еще чашу - выпил одним духом, уж заметно захмелел, того гляди и пуще развяжет хмель язык. Расскажет: кто он и откуда…
        - А што, Сила, спой, каково поют в ваших краях.
        Отчего ж не спеть, коль на душе тепло от выпитого да съеденного после голодухи.
        Сила вышел посередь двора, будто на сцену, и даже раскланялся как заправский артист.
        Затянул: «Течет речечка да по песочечку бережка крутые. А в тюрьме сидят арестантики, парни молодые…».
        Гусляр (вот талантище!) подобрал на раз-два-три ноты. Внимавшие с интересом слушатели разумели дай бог половину слов. Однако мелодику босяцкой песни, ее трагичный смысл - уловили, задумались, подперев головы руками. Разогнали, нахлынувшую было печаль-тоску медом.
        Сила, окончив выступление, хватанул еще чару, - ух и забирает - уже изрядно штормит! Никогда не пил ничего вкуснее и шибучей. Правда, вот донские вина…
        Ужасно хотелось курить.
        - Ребята, извиняйте, я до ветру, - сказал Сила и поднялся из-за стола.
        - Как обогнешь дом, увидишь по праву руку, - бросил ему кто-то.
        «Закурить - не закурить?» То, что здесь не курят и даже не знают, что это такое, он уяснил после знакомства с местным людом сразу.
        *****
        «И как я здесь очутился? Что за народ? Балакают, как будто по-церковному, с примесью какого-то деревенского говорка». Вспомнились уроки старославянского в ЦПШ5 - эх, и сек розгами отец Олимпий, но науку свою вбил. И надо же, пригодилось! Налету схватывал, и уже за столом понемногу приноровился по-ихнему говорить.
        Кто ж они такие? Поди сектанты, староверы. А очутился в какой-то глухомани. Видать, сбежали сюда при царе Горохе, да расплодились и дожили благополучно до нынешнего одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего. Слышал Силантий и легенды о Беловодье, что где-то в Сибири. Да, точно староверы - не курят, что такое табак даже и не знают, но хмельное пьют, хотя и не крепкое - вера по праздникам дозволяет. Но как очутился?! Бог весть.
        И начиналось все не совсем обычно. Как-то Васька Клык вызвал к себе и дал задание - особо важное и секретное. Как заслали после разведшколы в Комунию, работал под началом Клыка уже скоро, как год. Тот тоже из ростовских, тоже прошел через разведшколу и был старшим в подрывной группе. Работа - эта самая подрывная - спорилась, руководство было дюже довольно. Обещало после возвращения всяческие блага и награды. Дескать, об их миссии знает сам «государь-амператор» - чудак аляскинский на букву «м».
        Поручение на сей раз Васька Клык дал несколько странное, ну да приказы не обсуждают, и что к чему, не интересуются.
        Жил себе поживал старый-престарый отставной ученый; числился одно время в Ученой коммуне. Ныне служил сторожем на полуподземном складе. В своей каморке при том же складе хранил он чемодан. Его и предстояло выкрасть, доставить Ваське под строжайшим секретом. Дельце нехитрое. И не такие проворачивали. Отследил передвижения, установил знакомства, где любит бывать и все такое прочее. Разведал и как проникнуть на подземные склады Кучкоблторга или иначе Кучовской областной торогово-промысловой артели; у этих комуняк - что не артель, то коммуна.
        Ну а остальное дело техники. Подпоил, снял отпечатки с ключей. Проник в коморку, когда тот был на смене. Взял чемодан прихватил еще, что под руку попало, а именно табачные изделия - сигары да папиросы…
        *****
        Хилял по проулкам - на всякий случай - заметал, как водится, следы. Чемодан в руке, вещевой мешок c табачком за плечами. Нутром почувствовал слежку. Тут и двое хмырьков вынырнуло, откуда не возьмись как черти… хм… из табакерки.
        Хоть и двое, а в узких проулках обложили гады, загнали в угол. Выхватил перо, решил просто так в руки не даваться. Мент наставил пушку, взял на мушку…
        И тут вдруг полыхнуло и враз померкло как в самую темную южную ночь.
        Очнулся. Стоял, как и стоял - в руке финка - но не в кучковском закоулке, а на извилистой дорожке, пролегавшей через поляну, окруженную лесом.
        Двинул наугад. Лишь пройдя с полверсты, убрал финку, запрятал в потайной карманчик. Охлопал себя по карманам: ни портмоне с деньгами, ни мелкого барахлишка. Видно, растерял - выронил, когда тикал от фараонов.
        Правда, за плечами сидор с табачишком - не велико добро, но можно выручить каких-никаких деньжат.
        В голове вертелось: ушел от ментюганов, ушел! Но как?! Брел незнамо сколько, не встренув ни души.
        Вдруг потянуло дымком, да и сам он едва заметно курился в прозрачном небе. Где-то люди, надо быть на стороже.
        В животе слипался и стонал желудок - страсть, как хотелось шамать - на дело по заведенной привычке вышел не жравши - работалось так легче.
        А вот и людишки. Гля, аж трое - рука привычно потянулась к потайному карману, нащупала перо.
        Какие-то вахлаки - одеты странно - на выпуск вышитые рубахи, домотканые куртки-безрукавки, широкие кожаные пояса, на головах дурацкие высокие войлочные шапки. Вроде молдаван-бессарабов из глухих сел или гуцулов, что иногда забредали ради торговли на донские базары. Ребятки были явно навеселе: дурачились, приплясывали, один прошелся колесом. Может, какие артисты из погорелого театра…
        Вахлаки приближались, тыча пальцами и гогоча как малые дети.
        «Эки смешны порты», - расслышал Сила. Говорили они вроде не по-русски - что поймешь - а что нет. Точно, гуцулы или может эти, как их там… русняки-словаки, что живут в Карпатских горах. Опились винца или горилки и куралесят. И вот те на: обступили, тычут и тычут пальцами, да хлопают себя по загривкам. Показывают, что я не в себе, в смысле на голову болен, понял вдруг Сила. Ну да, одет-то совсем не так, как они…
        «А черевики-от мои», - пробасил вдруг один из вахлаков, ткнув корявым пальцем на смятые в гармошку, ладные почти новые сапоги, а другие дружно загоготали.
        Сила враз понял, что к чему. Пора учить уму-разуму оборзевший вкрай местный молодняк.
        «Та ты шо в натуре, фуцин, рамсы попутал», - вместо указки «педагог» выхватил финку, оскалился, прыгнул на того, кто покусился на обувку.
        И опомниться не успел, как оказался распластан на земле, обезоружен и обездвижен.
        «Похоже на стиль Шаолинь - летающий монах - но откуда эти селюки знают такие приемы!», - думал Силантий, опустошенно глядя в белесое небо.
        Сила обучался боевым искусствам в разведшколе, да и с малолетства поднаторел в уличных драках. Но и старуху нашла проруха, а может и непруха. Эх, знать бы, что хлопцы непросты…
        Один уж поигрывал выбитым ножичком, рассматривал трофей, сдавив немалым своим весом ноги. Двое других намертво держали, подвернув за спину руки. Пытался, было вывернуться, но вместо привычного: «Не рыпайся, фуцин, на перо посажу!» - попросту получил в ухо.
        Обшмонали как последнего терпилу. Да только не нашли ничего. Забрались в вещмешок, выпотрошили - вытаращили зенки. Курево нюхали, пробовали на язык - скаженные, да и только. К тому времени успели скрутить руки за спиной толстой веревкой, но позволили сеть.
        - Се што суть? - спросил один варнак
        - Табак, не видишь что ль.
        - Чого тако?
        - Папиросы, сигары и трубочный.
        Таращил глаза как конь.
        - Пойдем, робят, он эту требуху, вестимо, жрет, убогий.
        Вахлаки заржали - да так, что стало закладывать уши.
        - Несть чого с него взять-то окромя черевик.
        Сапоги уже виднелись за плечами, привязанные к палке.
        Тот, что был у них, видать, за пахана, бросил под ноги Силантию мешок, после подошел, поигрывая ножичком, обошел вокруг, словно примеряясь, как поудобней и покрасивше пришить. Но перерезал веревку на руках и ласково дал по шее.
        «Ступай, убогий, да нас не забывай. А нож-от твой пригодится курей резать», - снова жеребячий ржач - ух и жизнерадостный народ!
        *****
        Сила подошел к частоколу, что окружал двор. Осмотрелся окрест, глянул долу. Пейзаж сельский, но уж больно непривычный. Деревенька или скорее хуторок, куда принесло его, располагалась на круче, над рекой. На противоположном берегу виднелось большое село. Сплошь обнесено высокой - никак крепостной стеной - где из бревен, а где и из камня. Странно: не видать ни одной церквушки. Дома сплошь из дерева, наподобие изб; курятся дымки, можно разглядеть и людей.
        Точно - сектанты. Не признают ни церквей, ни попов, ни колоколов, а молятся в своих же домах. Одно слово - «духоборы».
        Чудны нравы здешнего народа. Вроде бы и не особо богобоязненны. Одни вон ограбили, другие приютили.
        Хотя, что за приют? Как бы в прислуге у них не оказаться, а паче того в рабстве.
        Эх, доигрался, жиган-жиганок!..
        4 Чара, пускаемая по кругу, на пирах-братчинах.
        5 Церковно-приходская школа.
        Глава 7 (II). Своя Игра
        - Ну-с, начинаем свою игру…
        Щеглов мастерски - годами отточенным движением - отправил очередной шар прямиком в лузу.
        На входе в бильярдный клуб с революционным названием «Баррикада», как повелось, слегка колыхалась от весеннего ветерка вывеска «Закрыто».
        - Итак, что мы имеем? Каковы исходные данные предпринимаемого нами самостоятельного и до поры до времени тайного расследования? В чемодане находится некое устройство и шифрованная рукопись со странным названием, видимо, также носящим шифрованный характер.
        - Глеб, замок был с бо-о-льшим секретом. Чтоб его вскрыть мне пришлось немало попотеть. Хотел уж было знакомого медвежатника в завязке привлечь.
        - А вот этого, Арапов, делать ни в коем разе не следовало. И хочу предостеречь тебя от подобных шагов в дальнейшем Строжайшая секретность! Ни малейшей утечки информации! Однако, Володенька, партия, - Щеглов вытянул из кармана жирную папиросу.
        - Глеб, да ладно с медвежатником, но ведь сам понимаешь, вдвоем не потянем, придется кого-то привлекать. Я имею в виду техническую сторону вопроса.
        - Я тоже над этим думал. Есть у меня кое-какие наработки в Ученой коммуне, в нашем кучковском отделении из тех, кого в свое время хорошо ухватил за задницу - скупка краденного и прочие дела. Есть выходы и на научные круги в столице. В общем, помогут, и язык будут держать за зубами крепче некуда.
        Что думаешь по поводу рукописи?
        - Глеб, я полагаю, содержание рукописи имеет непосредственное отношение к содержимому чемодана.
        - Хвалю, Володя, мысль ценная, как рабочую гипотезу принимаю.
        - Глеб, а каково твое мнение по поводу обнаруженного в чемодане устройства?
        - Мыслится так. Это навскидку что-то связанное с шифрограммами и наткнулись мы на широкую шпионско-диверсионно-подрывную сеть. Если раскроем, не только дырки для орденов сверлить будем, но и штаны с лампасами примерим.
        Как мыслишь, Арапов, к лицу тебе генеральский мундир?!
        - Глеб, я целую ночь думал. А если устройство, что попалось нам в руки, - работа ученого. Какого-нибудь энтузиаста-одиночки.
        - Хм, тоже одно из направлений. Ты им и займись. Надо прошерстить всех ученых: пенсионеров, кустарей и прочих. Вряд ли они в глубоком подполье, да и навыками конспирации не обладают.
        - Глеб, есть еще кое-какие соображения.
        - Так выкладывай, мы за этим и встретились, чтоб мыслями покидаться.
        - Я думаю… в общем, ты читал последний фантастический роман… этого… как его… ну у нас в книжной лавке в конторе смели буквально за пару дней.
        - «Машина времени», что ль?! Так ты думаешь?..
        - Да…
        - Слушай, если на тетрадке написано «Перемещение во времени и пространстве», так это еще ни о чем не говорит. На заборе тоже пишут, а за забором ни х… нет.
        - Глеб, опять ты cо своими шуточками! А урка?!
        - А ты опять за свое! Урка сбежал, применив какой-то хитрый прием, скорее всего, гипноз. Может он иллюзионист - йог индийский или цыган. Хотя нет, на цыгана вроде бы не похож. Ну, значит, у них научился.
        - Глеб, обещай, что когда ты соберешься показать чемодан твоим экспертам - ну этим ученым, что у тебя на крючке - ты не понесешь его им, а пригласишь их на «точку». Пусть осматривают содержимое на месте.
        - Ты это чего?.. Объясни!
        - Понесешь чемодан, там что-то замкнет, и окажешься ты перемещенным во времени и пространстве.
        - Да брось чепуху молоть!
        - Глеб, обещай!
        Ладно, честное милицейское… Да и не царское это дело чемоданы таскать.
        *****
        Биллиардную покидали с черного хода.
        Первым ушел, подняв воротник одного из специально одеваемых для конспирации пальто, и надвинув на глаза шляпу, Щеглов.
        Через полчаса, неторопливо выпив две чашки кофе и выкурив одну за другой три папиросы, заведение покинул и Арапов. Несмотря на пустынную в этот час улицу, он подсознательно почувствовал слежку.
        Глава 8 (II) Во сне и на яву
        «Прекраса! Прекраса!» - маленькая девочка лет шести-семи в белоснежно-серебристом одеянии резво бежала по дорожке, выложенной гладкими, ладно подогнанными плитами… матушка улыбалась, ласкала взором непоседливое чадо и вот взяла на руки и поднесла встреч лучам утреннего солнца.
        Солнечный свет отражался в стенах дворца - все было теплым и лучезарным, как и ее прежнее имя Прекраса. Холодом веяло от нареченного имени Хельга - Ольга… но ко всему привыкаешь.
        Ей вновь, в который раз, снился один и тот же сон. Далекая родина. Земля Болгарская. Плиска. Город - такой непохожий на деревянные грады и веси, окруженные хмурыми непролазными лесами, болотами да топями весенних половодий.
        Прекраса любовалась во сне великими белокаменными палатами, зубчатыми крепостными стенами и башнями, возведенными по воле царственной искусными зодчими и каменотесами, что постигали ремесло у ромеев. Высились храмы церкви Христовой, изукрашенные дивно во славу Божью, окружали стольный град виноградники, ухоженные поля и сады, что с избытком и щедростью родили медовые сладкие плоды, а не капусту и репу.
        Здесь все было другим и в то же время близким. Понятная славянская речь, схожие обычаи и нравы. Хоть и кланялись деревянным истуканам, немало есть и тех, кто принял истинную веру. Болгарская земля признала Слово Христово, но в народе все же поминали и старых богов…
        *****
        Ольга проснулась, взбудораженная ярким сновидением, подошла к бочонку, что стоял в углу опочивальни, зачерпнула ковшом прохладную ключевую воду, испила. Тяжко на душе: как там Игорь-князь - любый муж. Нет вестей - не приносили бересты гонцы-скороходцы.
        Выглянула в оконце, словно надеясь разглядеть, выведать у ночной тьмы, где Игорь, что с ним.
        Ночи уже холодные с заморозками, с серебром поутру. Зябко, хоть и веяло теплом от большой в два обхвата печи. Хитра печь - дров пожирает мало, а тепла дает на весь терем. Не так и давно возвели ее, пригласили мастеров по научению Ольги издалека - из-за моря. Она отодвинула заслонку, подбросила пару поленцев. Затрещали дровишки, разливалось тепло. Поклонило в сон. Не пристало княгине вставать ни свет, ни заря…
        *****
        Ветер, завывая, хлестал неприступные голые скалы на далеком диком взморье. Ольга стоит у края, глядя на разыгравшуюся внизу неистовую пляску чернеющих бездной волн. Гневается небо, вот-вот грянут громовые раскаты. Высоко над головой кружат с грозным криком не то коршуны, не то орлы.
        Вдруг две птицы сшиблись в яростной схватке, полетел пух да кровавые перья. Немало времени длилась жестокая битва, пока не устремился поверженый во вздыбленную пучину…
        Боль защемила грудь. Ольга подалась вперед, не иначе хотела подхватить, быть может, еще живого птаха, но… сорвалась с кручи и устремилась вослед за ним. Потемнело в глазах, и внезапно ударил яркий белый свет. Ольга очнулась. Она парила в поднебесье верхом на спине у огромного белого лебедя, с каждым взмахом могучих крыл приближавшего Солнце. Стало жарко, слепило очи, как в самый знойный летний полдень…
        *****
        Побуждение было толь же стремительным, как и сон - глаза вмиг открылись, Ольга ощутила небывалую бодрость. Прошлась по опочивальне, заглянула в жерло печи - дрова медленно догорали. Что это было?
        Княгиня дернула за веревку, что свисала у входа в покои, вызывая служку - расторопную девку именем Искра. Та явилась тотчас - резва под стать прозванию своему.
        - Чего волишь, матушка - аль косы заплести, умыть?
        - Обряжусь сама, а ты разыщи-ка Ведославу и скажи, чтобы не позже полудня явилась ко мне.
        Искра удалилась, а Ольга погрузилась в раздумья. Тяжкий грех христианке обращаться к служителям бесовским. Ну, да не согрешишь - не покаешься. Да и как разпроведать о сне?
        Вещем сне - не было в том ни каких сомнений.
        *****
        Ведунья вошла беззвучно, будто по воздуху приплыла, даже не зашуршала под ногами половица из сухих трав.
        Ольга (а дабы отвлечься от нелепых мыслей занялась она вышиванием) ощутила присутствие, обернулась, пригласила Ведославу жестом сесть на лавку, притуленную к стене. Сама расположилась напротив, заняв место в резном деревянном подобии трона.
        Была потворница бесовская ни стара, ни молода. Одета в серый просторный балахон, увешанный побрякушками-оберегами; волосы сокрыты, а глаза так и свербят - еле выдержала Ольга неистовый дьявольский взгляд.
        Княгиня молчала, не знала с чего начать, как завести разговор.
        «По воле богов толкую я сны и зрю будущее», - заговорила вдруг низким, словно не от нее исходящим голосом ведунья.
        Хоть и была это неслыханная дерзость - говорить первой с княгиней… ну да у руссов свои обычаи и волхвов-шарлатанов здесь почитают вровень с архонтами-князьями. Сам Игорь испрашивает у них совета и с трепетом слушает, как изрыгают они несусветную ересь.
        «Хочешь ты проведать, где ныне Игорь-князь, что с ним, - продолжала Ведослава, гладя поверх княгини. - Да и волишь еще разгадать сон, что приснился о сию ночь». Завороженная неведомой силой, что струилась из ровного низкого голоса, удивленная прозорливостью, Ольга только и могла что кивнуть.
        Ведослава замолчала. Неторопливо, бормоча что-то под нос, развязала она узлы котомки, достала и поставила рядом с собой на лавку грубую глиняную закопченную чашу. Извлекла и еще некие малые узелки. Распутала их, ссыпала содержимое в чашу, перемешала маленькой - не то костяной, не то деревянной лопаткой.
        Взяла чашу подошла к остывающей печи, отворила заслонку и, о диво! огонь всполохнул, озарив покои неведомым светом. Ведунья меж тем голой рукой достала уголек и еще, и еще… бережно, словно боясь расплескать воду, бросала их в чашу, что-то причитая.
        «Светлый пресветлый огонь сварожич, ты зришь правду, и минувшее ведаешь, и грядущее», - донеслось до Ольги. Княгиня чуть было не перекрестилась: да воистину чародействует - жрит бесам, но отступать некуда - сама заварила кашу.
        Из чаши потянулся дымок. Тонкой струйкой, словно натянутый неведомой рукой, уткнулся он в потолок. Вдруг дымок исчез. Ведослава, не торопясь, подошла к Ольге протянула чару: «Поднеси купель Сварога к лицу своему да глади в нее, не смыкая очей, да вдыхай благодать и узришь ты, что с мужем ныне твоим и что грядет завтра».
        И она узрела скользящие по Днепру тяжелые от доспехов струги руссов, плеск весел и налегавших на них дюжих гребцов. Увидела князя Игоря на носу передней ладьи. Лицо его хоть и задумчиво, но умиротворенно. Рядом Свенельд что-то рассказывает князю - вспоминает, видимо, прежние бои да походы.
        Вдруг Ольга с высоты птичьего полета увидела боевые порядки в чистом поле, и кружились над полем коршуны…
        Более не видела ничего. Закончилось чародейство и слава Иисусу!
        Так вот к чему сон! Жив Игорь, но вскоре будет сеча. Покарает Мала за своевольство и с добычей вернется домой.
        - Добро, все ли видела, аль желаешь еще подивоваться? - вопросила Ведослава.
        - Узрела все. Ступай. Нет, постой! А что же, сон?
        - Скажу одно: видно встречать тебе скоро послов, а то и сватов.
        Ошеломленная ответом, княгиня какое-то время прибывала в полузабытьи.
        Чаровница удалилась также незаметно, как и пришла.
        *****
        Сивый туман стелился долу, серебряная роса освежала жухлую траву. Окружавший великое поле близ Искоростеня лес замер как строй воев-богатырей. Осень позолотила шеломы-верхушки деревьев, в воздухе стоял влажный и пряный грибной дух.
        Вставало багряное солнце. Кружило над полем воронье, выискивая добычу.
        «Добрый знак, княже!» - указывая перстом в небо, промолвил великий волхв Всеслав. На нашей стороне вороны - перуновы вестники, и ветер дует от нас к ним.
        На расстоянии шагов пятисот пламенели клинья щитов, доносились трубные раскаты; спешно выстраивалось в боевые порядки Игорева дружина.
        Древляне ополчились загодя. Князь Мал впереди чуть поодаль от стройных рядов воев, восседая на гнедом жеребце, наблюдал за последними приготовлениями к решающей битве. Рядом ближний круг, ближняя дума - кто конный, а кто пеший.
        «На Перуна надейся, а меч держи вострым», - отвечал Мал Всеславу.
        - Ты, Горята, их ратные хитрости изведал, чего ждать?
        - Конницу потрепали мы на подходе, в болота позагоняли, но осталось малое число. Укрыться могут в лесу, и ударить внезапу из засады, коль дело будет в нашу сторону преломляться. А может, конница у них позади по краям строя за пехотою сокрыта. Тогда попытаются взять в клещи.
        - Гляди, перестраиваются, - тревожно вмешался в разговор Борята. Все устремили взоры на Игорево воинство: червленые щиты спешно расступались и вперед выдвигались верховые, причем и тяжелая, и легкая кавалерия выстраивалась вперемешку.
        - Решили напустить тень, - заметил Неждан. - Мыслят: не поспеем выставить вперед дюжих ярых воев, да метких лучников.
        - Не мешкай, княже, того гляди начнут, - обратился к Малу Добронег.
        Мал развернул коня к строю и сделал знак рукой. В ответ ощетинился полк длинными копьями, сомкнул щиты. Внутри строя происходили спешные передвижения, раздавались приглушенные команды и звон зброи.
        - Чернобожьи витязи, набрались ли сил, смогут ли супротив конницы киевской? - спросил Мал у Всеслава.
        - Осилят и конных, и пеших, а я обреку души киян Чернобогу, - отвечал тот, простирая руки к небу…
        Яростно зазвучали киевские трубы, отвечали им хлестко как удары плети древлянские боевые рожки. Блеснул призывно в деснице Игоревой меч. Обнажил клинок и Мал…
        *****
        В той битве одержали древляне славную победу. Пал Игорь от руки князя Мала. «Одолеша древляны кыян… и начаша сами собой володети…», - записал позже летописец.
        Глава 9 (II). Не пора ли застрелиться, господин штабс-капитан
        Штабс-капитан Кряженцев пребывал в самом скверном, наисквернейшем расположении духа, а посему восседал за столиком одного из затрапезных питейных заведений на окраине Ростова, куда пробрался окольными путаными закоулками, дабы не светиться. Потому как сотрудникам ведомства, в коем он имел честь служить, строго-настрого воспрещалось… о борделях не было и речи, нельзя было даже (Эх, что за жизнь!) напиться, как приличному казаку в воскресенье. Правда Герман Владимирович спиртуозные напитки употреблял крайне редко и вообще не был любителем этого дела. Но… уж больно мерзопакостный груз, а значит и повод, лежал на душе…
        Педантичный службист основательно и неторопливо, как делал он все в этой жизни, опрокинул стопку «Станичной», хрумкнул духняным, соковитым - только из бочки - малосольным огурцом-молодцом. Несмотря на вечернее время, Кряженцев был единственным посетителем, что, конечно же, сглаживало тяжесть бытия.
        «Нам давно уже не двадцать… кони мчаться куда-то там вдаль… Не пора ли застрелиться, господин штабс-капитан», - германская мюзик-машине старательно воспроизводила дребезжащий голос шансонье, распевавшего под примитивный аккомпанемент плебейские жестокие романсы.
        Право, не пора ли застрелиться!
        Неизменно бравый, но слегка захмелевший штабс-капитан подошел к стойке и заказал новую порцию шнапс-тринкена - благо огурчик был оприходован только наполовину и уныло возлежал на бледно-желтом, пожалуй, цвета слоновой кости фарфоровом блюдечке с неизменной голубой каемочкой. И все помещение трактира напоминало такое же блюдце - какое-то приплюснутое с желтизной прокуренных стен и потолка… По стенам в массивных золоченых рамах уныло топорщились полинялые репродукции известных картин - тут тебе и генерал Краснов с иконостасом орденов на широченной, словно надутой насосом груди, и донские пейзажи, и баталии, и проводы новобранца…
        «Эй, чело-е-е-к! Будь любезен, выключи-ка эту шарманку. Надоть с мыслями мне собраться, а тебе вот полтинник на чай или на водку - как заблагорассудишь», - вообще-то, Кряженцев не особо церемонился с людьми лакейского звания, но тут нашло на него некое благодушие… с чего бы это вдруг?
        Расторопный служитель в тот же миг - вот уж лакейская кость - заглушил немецкое чудо техники, также споро подбежал к столику и растекся в улыбке, сжимая в сальном кулачке пятьдесят копеек серебром - вполне хватит на вечерний шкалик да пивко в придачу.
        *****
        Герман погрузился в унылые раздумья. Не далее как послезавтра должен предстать он пред грозные очи высокого начальства. Так мало того. Соберется цельная комиссия с тем, чтобы вынести вердикт о его компетентности и служебном соответствии в свете последних неудач и провалов. Да вот еще - стало известно, в комиссии сей будут заседать какие-то ученые - приват-доценты и ординарные профессора - что было совсем уж на диво и прямо-таки настораживало и пугало. И без того положение аховое! Под сомнением вся дальнейшая карьера, репутация - итог двух десятилетий служебного рвения, непомерного труда и риска.
        Васька Клык не подавал никаких знаков. Как в воду канул - научились конспирации, подлецы! Порученное задание по выкрадыванию этого чертового чемодана и доставлению покражи на Дон похоже провалилось. Хотя дошли отрывочные сведения - вроде бы умыкнули, но куда дели - неясно.
        Может, нашли покупателя да решили озолотиться?
        Вот и имей дело с блатной шушерой!
        И, главное, ЧТО в этом чемодане - ТАЙНА - даже для него - Кряженцева, который служит верой и правдой и никогда ни в чем порочащем замечен не был. Опять же с этой девкой - пассией Клыка, что сидит в монастыре на хороших харчах. Никаких «воспитательных» мер, ну хотя бы разок всыпать розог, посадить на хлеб и воду, а потом отослать письмо и фотографическое приложение в Москву к Клыку. Он хоть и затихарился, а письмо, верно, дошло бы - тамошний шпанский мир доставляет корреспонденцию своим собратьям исправно. Так нет же, начальство строжайше запретило. Чудно, да и только.
        Штабс-капитан дожевал огрызок огурца. Пить более не следовало, разве что заказать кружечку пивка. Нет, надо держать себя в руках.
        - Чело-е-ек!
        - Чего изволите-с?
        - Принеси-ка, братец, чаю да покрепче.
        - Сей минут! - отвечал трактирный служака и скрылся за занавеской. Кряженцев принялся за изучение «Донских вестей» - официозной газетки, что захватил с собою для всякой надобности и теперь извлек, сложенную вчетверо, из кармана бекеши.
        Газета отвлекала от черных мыслей, словно шампанское или женитьба Фигаро. Хотя была скучновата, а может и благодаря этому свойству. В общем, действовала успокоительно и даже определенно ободряюще - особенно передовица. Выступление Верховного атамана на Большом круге, изобилующее пафосными велеречивыми клише. Выдержанное в том же стиле приветственное слово государя-императора к «казакам - верным чадам нашим», «опоре российского престола».
        В самом низу передовицы притулились колонки зарубежных новостей. Британский лорд Пальмерстон грозит Российской коммуне санкциями и прочим кознями за поддержку движения чернокожих против режима апартеида в Конфедерации южных штатов. Лорд завил: есть веские основания считать, что Коммуна через дружественную Кубу помогла оружием, восставшим неграм в 1961 году, а посему с 1964 года необходимо прекратить все торговые отношения между Великобританией и Россией. Автор заметки высказывал и свою позицию, а именно, что хотя комуняки и лезут всегда и везде во все щели с мылом и без мыла, но все-таки Англия - извечный враг России с давнишних еще дореволюционных времен. И что именно «британский лев» выступил поджигателем той войны, что привела к революционным потрясениям всемирного масштаба. И что обглоданной, давно лишившейся колоний Британии, следовало бы заткнуться. «Чья б корова мычала…», - так бесхитростно завершил свой опус борзописец.
        Будь я корреспондентом, подумал Кряженцев, добавил бы, что Российской коммуне эти торговые санкции, что слону дробина. Без цейлонского чая вполне себе можно прожить.
        А вот, кстати, и чаек и, наверняка, тот самый - британско-цейлонский. Половой услужливо поставил на стол большую чашку, принес и блюдце с сушками да конфетами - все для посетителя за чаевые. Да и чай заварил на совесть - черный густой. О, да это, пожалуй, даже не чай, а скорее тот напиток, что обожают арестанты в местах не столь отдаленных.
        Герман сделал глоток, продолжая исследовать «Донские вести». Следующая заметка повествовала о назревании конфликта вплоть до военных действий между красной Пруссией и Парижской коммуной и об усилиях Европейской Лиги наций и Интернационала по предотвращению самого худшего развития событий. Причина - в извечных территориальных спорах вокруг всяких там эльзасов и лотарингий. Вот ведь загогулина - и в Пруссии, и во Франции уже лет девяносто с лишком как у власти анархо-коммунисты да всякие социалисты. Построили одну и ту же систему и на тебе - конфликтуют. Противоречие, однако! Ох, уж эти противоречия…
        В последнее время крайне противоречивые ведения поставлял и агент Х, внедренный в Головное управление Чрезвычайного приказа. То, что между чепистами и уголовным розыском существует «братская любовь» - дело известное но…
        Эх, опять эта служба! Никак не выбросить из головы…
        *****
        Дверь заведения c размахом распахнулась - не иначе, как от знатного пинка. Дыхнуло свежим осенним воздухом, который, впрочем, моментально растворился в стойком, хоть топор вешай, перегаре. Обладатели сего неповторимого амбре числом в пять рыл ввалились с шумом и гамом в помещение и заняли большой стол напротив. Тесную мужскую компанию скрашивала, если так можно выразиться, вульгарная особа слабого пола и судя по всему весьма легкого поведения. Публика явна приблатненная - плечистые громилы были одеты на фартовый манер - пиджачки и куртейки, полосатые тельняшки и красные рубахи, кепочки в клеточку и лихо заломленные картузы. Кряженцев невольно вспомнил своих подопечных, которых тщательно подбирал из такого вот контингента. И которые теперь его, как у них принято изъясняться, опрокинули и тем самым подвели под монастырь.
        «Гуляй, братва, от рубля и выше!» - гаркнул молодчик, что был у компашки видимо за ивана8. По кругу пошла кепка, куда старательно ссыпались и монеты, и мятые купюры.
        «Эй, малый! - подозвал он полового. - Нам на все водочки и мануфактуры. Давай живо!».
        Половой принял деньги и вскоре вернулся с большим подносом, на котором высились два штофа. Водка судорожно была разлита по стопкам.
        «За тебя, Гришаня!» - бросил кто-то быстрый как выстрел тост. Чокнулись - выпили, обреченно морщась, - не лезло c перепою.
        Несколько минут вся компания сидела молча, словно отдыхая, копя силы для дальнейших возлияний. Наконец, дружно потянулись за папиросами - закурили - к потолку потянулись клубы дыма.
        «Гришаня! - нарушил тишину чувственный хриплый бас. - Вся батайская братва ждала тебя, дни считала, как откинешься. И вот дождались! Давай еще по одной накатим, а апосля споем». Вновь была разлита и поглощена водка.
        *****
        Германа уголовная шпана все более раздражала. Хотелось поскорей допить чай, но он вдруг стал отвратительно горьким.
        Откуда-то извлекли гитару, раздался перезвон струн.
        «Я родился в станице в семье батрака, от семьи той следа не осталось…», - запел один из громил. Кряженцев поневоле заслушался - голос звучал чисто и ровно и почему такие таланты пропадают! На словах: «И опять загуляла, запела братва - только слышно баян да гитару. Как весной зелена молодая трава! Полюбил я красивую шмару…», - вся компания подхватила разухабистую песню; мужской хор разбавлял дрожащий визгливый фальцет «шмары».
        У Германа зазвенело в ушах - хотелось перестрелять их или по крайности покалечить…
        А они накатили еще по одной, и затянули известную песенку-пробасенку про похождения ростовского жулика Ивана, с каждым куплетом добавляя задора. Завершающий куплет: «Играй гармонь звончее, играй же веселее, сегодня открывается кичман! Если вы все блатные, будьте вы все такие, как ростовский жулик был Иван!», - проорали с такой силой, что зазвенели стекла и посуда в серванте, с потолка полетели серые хлопья штукатурки.
        - Господа! Попрошу вас потише, - робко выглянув из-за занавески, попросил половой.
        - Ты шо в натуре нюх потерял! Хлебало завали, карась! - парень в кепке и зуб золотой чуть приподнялся из-за стола. Половой испуганно скрылся за занавеской.
        - Сеня, зря человека обескуражил, он нас и поит, и закусь сподобил, - неожиданно ласково пропела «шмара».
        - Цыц, дурында! Еще ты будешь рамсы кидать!
        *****
        Кряженцев понял: настал момент истины. Встав из-за стола, выпрямившись благородной осанкой, громко и четко, однако отнюдь не командным, а скорее интеллигентным голосом произнес: «Немедленно извинись перед барышней и господином половым!»
        Вся компания не ожидала такого поворота и недоуменно уставилась на Кряженцева, как на неведомое насекомое; ошарашен был и парень с золотым зубом. Глядел исподлобья, глаза сперва были по-детски удивлены, но вскоре налились животной яростью и колючей злобой. Надо срочно показать свою крутизну, иначе уронишь авторитет.
        «Ну ты, тилигент чеховский, пойдем што ль воздухом подышем, ась?». Кряженцев утвердительно кивнул, встал из-за стола и направился к выходу, встретившись взглядом с выглянувшим из-за занавески половым. «Эх, господин хороший, пропадете ни за грош, напоритесь на нож», - читалось в его грустных глазах. Герман подмигнул ему: мол не переживай, все в порядке.
        Утихомирить и мало того навеки успокоить всю компанию, даже если они будут прыгать с ножами, Кряженцев мог и голыми руками. К тому же он был, как всегда, вооружен. На всякий случай взвел курок потайного браунинга - добротная безотказная немецкая вещь - мог бы и перестрелять всех, не вынимая руки из кармана, но охота размяться - снять стресс.
        Громила следовал за Кряженцевым, потирая кулаки и скаля зубы. Если б он видел, какая зловещая мефистофелевская улыбка легла на лицо, того с кем он имел роковую глупость связаться!
        *****
        «Ну так что, любезный, вы хотите мне сказать?!» - Герман обернулся, молниеносно оказался лицом к лицу с противником и залепил ему мощную оплеху, словно барин лакею.
        «Ах ты, сука!» - от неожиданности взвизгнул урка, отпрянул и, приняв боевую стойку, двинулся на Германа. Кряженцев нырнул под встречный хук9 и с поворота нанес мощный удар коленом в область печени; затем йоко-гери10 в колено и снова кулаком в болезную печень и туда же опять удар коленом; уход за спину и удар ногой - фумикоми-гери11 в подколенную впадину. Противник сперва завалился на бок, вскрикнул как резанный от боли в скрюченной, парализованной ударами ноге и резко упал навзничь, крепко приложившись затылком. Сознание, а может, и мятежная душа покинули его, от головы растекались струйки крови - и все это за какие-то три-четыре секунды!
        Но на этом упражнения Кряженцева в убойном мастерстве отнюдь не завершились. Услышав крик, и почувствовав неладное, гоп-компания вывалила на улицу - по сосредоточенным лицам было видно - настроены весьма решительно и серьезно. Не сговариваясь, двое достали ножи, еще у одного в руке замаячил кастет. «Валим по полной», - глухо чуть ли не шепотом сказал один. Молча обступили, первым ринулся в атаку молодчик с кастетом, ножи прикрывали его с боков.
        Кряженцев уклонился в сторону от удара кастетом и контратаковал на встречном движении мощным маваши12 левой ноги в солнечное сплетение - противник захлебнулся криком и, переломившись надвое, ушел в аут.
        Разделавшись с первым нападавшим, чуть было не угодил под нож - казалось, удар придется прямо в незащищенную шею, но Герман, крутнувшись волчком на левой ноге, ушел вниз, выполняя правой ногой обратную подсечку «хвост дракона». Его нога как огромный циркуль подрезала жертву; ноги блатаря взлетели выше головы, и он грохнулся на спину, выронив нож. Герман в перекате по земле добил его, ударив по дуге в голову коленом.
        Еще один кандидат на тот свет оцепенело застыл, опустив финку, и не зная что делать. Резко приняв вертикальное положение, Кряженцев отработанным движением нанес мощнейший удар ногой в лицо, вбив в искаженный ужасом рот гнилые зубы.
        Последний кандидат в жертвы - безоружный - видимо, замешкался и вышел позже остальных - стоял чуть поодаль. Разинув рот в немом крике, затрясся мелкой дрожью, но вдруг опомнился и что есть мочи рванул с места.
        «Стоять, сука, нах…!» - Герман кинулся наперерез и в два прыжка был у цели. Один прямой пришелся точно в подбородок, и белобрысый увалень с квадратной челюстью, закатив глаза, рухнул на землю.
        «Караул! Убивают! Убивец!» - заверещала вдруг «шмара». Этого еще не хватало! Герман не торопясь подошел к барышне-хулиганке - та сжалась, того гляди обделается со страху. Кряженцев взял, стараясь, как можно нежнее, ее за подборок.
        - Ша, а ну затухла, б…. Будешь вопить - шею сломаю, - прошипел он. - А дружки твои между собой подрались и друг дружку поубивали. Усекла?
        - У-уу-ссекла…
        *****
        В назначенный час посвежевший, побритый, благоухающий штабс-капитан переступил порог родной конторы.
        Отставной унтер препроводил его к «лобному месту». По иронии судьбы комиссия собралась в том же кабинете, где он вербовал Ваську Клыка.
        За длинным П-образным столом торчали физиономии, которые четко можно было разделить на два класса: службисты и ученые книжные черви - те самые доценты с профессорами.
        Во главе стола видимо на правах председателя хмурил густые брови непосредственный начальник Кряженцева - полковник Лиходеев - собственно единственное знакомое из всех собравшихся лицо. Широкие вислые усы и морщины делали похожим его на бульдога. Взгляд устремился на Кряженцева - тяжелый усталый и ничего не говорящий.
        - Господа, штабс-капитан Кряженцев прибыл, - скорее по привычке доложил Герман.
        - Садись, - указав жестом на свободный стул, сказал полковник. В голосе его не чувствовалось ни малейшей повелительно-приказной ноты. - Отчет я твой прочитал, имеешь, что добавить?
        - Никак нет, ваше…
        - Оставь эту уставную манеру - мы беседуем, считай, в приватном порядке. Итак, господа, - Лиходеев обвел взглядом собравшихся, - перед вами тот самый охотник за чемоданом, который нашел, выследил и упустил добычу. Что ж спрашивайте, господа…
        - Господин штабс-капитан, чемодан утерян безвозвратно? Есть ли надежда отыскать? - вопросил, тряхнув жиденькой козлиной бородкой, судя по всему, доцент.
        «Господи, да что же в этом чемодане!» - подумал Герман. Любопытство и профессиональное, и просто человеческое рвало душу на части. Эх, была - не была!
        - Для ответа на этот вопрос и, полагаю, на все последующие вопросы мне необходимо знать одну существенную деталь.
        Комиссия недоуменно переглянулась, Лиходеев подергал кончики усов, что говорило о крайнем раздражении и недовольстве.
        - Говори, - глухо сказал он.
        - Каково содержимое чемодана?
        Cтарикашка самого академического вида в шапочке-профессорке, бородка клинышком нервно бросил взгляд на Лиходеева, и получив положительный кивок, слегка откашлявшись изрек: «Всего не можем открыть, да это и долго, и сложно. В чемодане находится рукопись, содержащая важное изобретение, которое, быть может, перевернет судьбы мира. Это энергия и оружие страшной разрушительной силы. Возможно, в дополнение к рукописи в чемодане находится и некая модель, механизм».
        «Ах, вот из-за чего весь сыр-бор - обыкновенный научно-технический шпионаж», - подумал штабс-капитан и моментом наметил весь ход последующей беседы.
        - Признаю, я утратил управление агентурой. Для выяснения обстоятельств, исправления ситуации необходимо работать не удаленно, а на месте. Полагаю - исходя из содержимого чемодана - мои подопечные не смогут и не станут продавать покражу. Это ведь не золото, не бриллианты. А значит, есть все шансы отыскать.
        - Если я вас положительно понял, для розыска и доставления объекта вам необходимо отправиться в Москву, - уловил ход мыслиКряженцева академичный старик.
        - Да, совершенно верно.
        - Что ж, Иван Петрович, - обратился к Лиходееву еще один ученый, - необходимо, архи-необходимо, отправить Германа Владимировича в первопрестольную, дабы он исправил свои просчеты и завершил начатое дело с успехом.
        Полковник накручивал кольца усов на палец, морщины ходили ходуном, словно выплескивая наружу работу мозговых извилин.
        - Добро, - произнес он, наконец, через несколько минут напряженного умственного и душевного труда. Все академическое сообщество с надеждой и каким-то вожделенным благоговением смотрело на Лиходеева и вместе с тем во взглядах чувствовалось горячее желание узнать прямо сейчас все детали предстоящего дела.
        - Даю добро на проведение операции и, стало быть, командирование штабс-капитана Кряженцева в Москву, - приступил к пояснениям половник.
        Легенда следующая. Сейчас у комуняк торжества по случаю столетия, так называемой Великой революции. Отправим Германа Владимировича под видом журналиста - делегата от Парижской коммуны для участия в празднествах и освещении событий. Ты ведь французский знаешь в совершенстве?..
        *****
        Уже через две недели Кряженцев получил все необходимые искусно сфальсифицированные документы. Маршрут въезда был намечен, легенда отработана, все детали учтены.
        Сердце тревожно билось. В Москву! В Москву!
        8 Главаря.
        9Короткий боковой удар, который наносится на средней и ближней дистанции.
        10Боковой удар ногой.
        11Удар топающим движением подошвой стопы.
        12 Удар ногой с разворота.
        Глава 10 (II). Тем временем в Кучково
        Встреча пока не предвещала ничего хорошего, но, как говорил один из классиков, была архи важна и архи необходима. Давние недруги и недоброжелатели - главы враждующих ведомств - начальник Головного управления Уголовного сыска подполковник Громов и начальник Головного управления Чрезвычайного приказа полковник Дробышев условилась встретиться и поговорить без протокола. Необходимость тайного совещания назрела и заключалась помимо чисто рабочих моментов в целом клубке обстоятельств и событий.
        На служебной, можно сказать, конспиративной квартире, Громов дожидался Дробышева, который должен был появиться с минуты на минуту. «Точка» располагалась в Марьиной роще и когда-то - лет пятнадцать тому назад - была не чем иным как «малиной». После ликвидации банд - в ходе известной компании по борьбе с уголовщиной - Марьина роща преобразилась. Многочисленные блат-хаты, хазы и малины поделили между безжилищными сотрудниками Уголовного сыска и те стали жить-поживать, нисколько не смущаясь, что некогда в предоставленных им стенах творились черные дела. Означенную квартирку заимел ветеран-сыскарь, который здравствуя на пенсионе, время от времени предоставлял жилую площадь для встреч и переговоров, сам удаляясь в местный клуб поиграть в домино или в шашки. А отходя в мир иной, завещал жилище родному ведомству, и использовалась оно теперь исключительно в служебных целях.
        Громов нервно курил на кухне, то и дело поглядывая на часы. Само собой Дробышев опоздает, то есть задержится, что вполне в его правилах - на то он и старший по званию - о соблюдении пунктуальности не могло быть и речи. Но вдруг передумает - плюнет на все договоренности. Все может быть! Нравом начальник Головного управления Чрезвычайного приказа был и крут, и непредсказуем. Что ж поделаешь, чеписты все в большей или меньшей степени таковы.
        *****
        Раздался долгожданный звонок. Вернее, не звонок, а целая серия звонков: три коротких и три длинных. Об этом никак не уславливались, но видно неизжитая привычка к конспирации дала о себе знать. Громов встал, погасил папиросу, тщательно раздавил ее в пепельнице и направился к двери. На всякий случай глянул в глазок, лязгнул замком и зажег в коридоре лампу. Гость ступил за порог, осмотрелся и сухо протянул руку.
        «Тесновато у вас здесь», - буркнул под нос и взглядом спросил - куда пройти. Громов указал направление рукой и в тот же миг, сам того не ожидая, подхватил роскошный кожаный макинтош, который Дробышев отработанным, натренированным, изящным движением скинул с могучих плеч.
        М-да, артист, позер! Когда Громов вошел на кухню, Дробышев уже обосновался за столом - большой важный развалившийся как медведь, всем своим видом показывая - хозяин здесь он и только он, хотя и пришел в гости.
        «А разговорчик будет ой как непрост», - подумал Громов, подошел к столу, выдвинул стул и присоседился напротив.
        «Ну и дрянь же ты куришь», - шмыгнул носом Дробышев и обвел недоверчивым взглядом помещение, будто выискивая какой-то подвох.
        Вдруг резко, не сводя глаз с потолка, бросил: «Хочешь, курни моих - они-то получше будут».
        Так, теплее, лед чуть подтаял… Пожалуй, внешняя грубость это просто оболочка, хотя как знать - Громову некогда не приходилось общаться с «заклятым другом» вот так накоротке. Он вытащил из небрежно брошенной на кухонный стол коробки «Аромы» длинную папиросу, чиркнул спичкой.
        - Может чайку или кофейку, - предложил в свою очередь Громов.
        - От кофе не откажусь, да и от чего покрепче. Но разговор у нас с тобой предстоит на холодную голову, а потому…чай.
        Громов зажег примус и поставил, приготовленный загодя чайник, полез в сервант - достал чашки и блюдца.
        - Что ж вернемся к нашим баранам, - Дробышев явно стремился взять инициативу на себя. - Не будем о старом и грустном, давай только о дне сегодняшнем - четко и по существу - что у тебя. А про наши дела, как и договаривались, доложу я без утайки.
        Чайник вскипел неожиданно быстро. Громов разлил английский добротный душистый чай, почувствовав себя немного тем знаменитым сыщиком - истинным джентльменом, о котором написано столько бульварных книжек.
        И в холодной «джентльменской» манере монотонно, тщательно проговаривая каждое слово, начал рассказ.
        - В Замоскворечье активизировался криминальный элемент. Кражи, мелкие грабежи. Усилив оперативную работу, удалось установить: мы имеем дело с устойчивой преступной группой, в простонародье именуемой шайкой. В общем, в один прекрасный день, а точнее утро, шайку-лейку повязали на малине и были немало удивлены, когда обнаружили среди вещественных доказательств их преступной деятельности листовки - прокламации контрреволюционного содержания, изданные от имени царского двора в изгнании на Аляске. В ходе допросов было установлено: главаря среди повязанных не оказалось, поскольку он на свое счастье на малине тогда не ночевал.
        - Как объясняли урки присутствие контрреволюционных материалов? Что это вообще за людишки?
        - От контрреволюционных материалов сперва открещивались, мол, знать не знаем, ведать не ведаем. Но сумели мы их расколоть.
        - Знаю, как вы там колите. Небось вместе с костями!
        - Нет, все очень гуманно и корректно, но секретов раскрывать не буду. Уж не взыщите.
        - Ладно, и что удалось выяснить?
        - Ну, людишки очень простые. Молодые мастеровые, ремесленники. Захотелось поиграть в блатную романтику, покуражиться, деньжат срубить.
        Начинали, как водится, с легкого гоп-стопа - ну там пьяного в темном переулке обобрать. Так они игрались, и вдруг появился некто опытный, который и возглавил шайку, придав их деятельности более профессиональный вектор. Занялись квартирными кражами, налетами на небольшие магазинчики, лавки.
        - До мокрухи не дошли?
        - Нет, обошлось.
        - А что главарь?
        - Судя по всему, пришлый. Один из задержанных подметил деталь, что тот, когда забывался, говорил слегка с южным хеканьем.
        - С Дона?
        - Думаю да. Видимо, засланный казачек. Под видом уголовщины занялся, так сказать, подрывной политической работой.
        - Так что же листовки?
        - Вот тут-то самое интересное. Листовки предназначались для распространения. Главарь собрал толковище и рассказал, что, мол, нашел новое дело. Дескать, будем распространять, а платить нам будут золотом.
        - И что за золото?
        - Червонцы, чеканенные на Аляске.
        - Ну, теперь расклад ясен. Я думаю, этот их главарь так хотел прощупать почву. Если клюнут на золотишко, как у них там говорят, - схавают, можно подталкивать и к более серьезным акциям - диверсиям, терактам.
        - Логично.
        - И что же они решили на этом своем толковище?
        - Листовками решили заняться и решили единогласно. Вот еще один интересный момент, - Громов достал из внутреннего кармана пачку купюр в упаковке и небрежно бросил на стол.
        - Ты, что же, перекупить меня хочешь? - ухмыльнулся начальник Головного Управления Чрезвычайного приказа.
        - Ну, о вашей неподкупности легенды ходят, - сострил в свою очередь Громов. - При обыске обнаружили множество таких вот пачек фальшивых купюр высокого качества исполнения. Есть все основания полагать, что это тоже элемент подрывной работы.
        - Урки подписывались распространять?
        - Нет, об этом они не знали. Видимо, после листовок, или параллельно с их распространением, предполагался следующий этап проверки на вшивость - на, так скажем, профпригодность к подрывной работе.
        - Да, интересная картина. И ты все это держал в тайне!
        - Договорились же, не будем о старом.
        - Да это я так, к слову. Ладно, проехали и поехали дальше. Итак, - Дробышев встал из-за стола и прошелся по крохотной кухоньке, - после всего этого вы решили изловить главаря. И тут тоже есть ряд интересных моментов.
        - Чувствуется хватка!
        - Сам расскажешь, или мне рассказать?
        - Расскажу сам.
        - Хорошо, будет, с чем сопоставить.
        - Далее события развивались так. Главарь, само собой, лег на дно. Активизировали оперативную работу. Через пятого-десятого осведомителя выяснили: решил он действовать в одиночку - совершить кражу на складе Кучоблторга. Склад полуподземный - продовольствие и прочие запасы. Расставили сети, и главарь должен был в них неминуемо угодить. Но опять незадача. Вроде как ложный сигнал - не пошел он на дело.
        - Может быть, кто-то из твоих архаровцев упустил, да не доложил? Утаил, пошел на должностное преступление?!
        - Да, есть по этому поводу подозрения, но бездоказательные и голословные.
        - Надеюсь, от меня секретов не станешь держать?
        - Что ж, начистоту - так начистоту. Есть у нас два сотрудника - Щеглов и Арапов. Один постарше и опытней, другой - моложе. Так вот методом дедукции можно предположить: упустить могли они.
        - Интересно, интересно…
        - Что интересно?
        - Да, нет ничего. Продолжай.
        - По службе они - оперативная двойка. Характеризуются положительно, хорошие сыскари, работу свою знают, раскрываемость на высоте. И шайку разрабатывали изначально они, и операцию по задержанию подготовили и провели успешно. Потому и было им поручено дело завершить до конца.
        - Ясно. Ну, а теперь и я выложу карты. Мы, как ты догадываешься, в некотором роде орган политического надзора. То есть наше ведомство должно знать, что происходит вокруг - и не только в правоохранительном мире, но и во всех областях нашей жизни. Ты понимаешь, о чем я. В общем, мои сотрудники доложили мне, что эти твои орлы - Щеглов и Арапов - в последнее время как-то подозрительно себя ведут.
        - В чем это выражается?
        - Тихушниают, устраивают какие-то странные конспиративные встречи. Могу позже предоставить полный отчет.
        - Что же из этого следует?
        - А следует, я думаю, вот что. Они и главарь - засланный с Дона подрывник - работают в одной упряжке, - Дробышев поймал недоуменный взгляд. - Разумеется, это версия. Но не сочти за ересь.
        Итак, моя гипотеза такова. Щеглов и Арапов - агенты. Главарь слил шайку - это для него мелкота - тем более, подозреваю, он может курировать несколько таких групп. Возможно, понял, что созданная им шайка не годится для более серьезных дел. Щеглов и Арапов шайку раскрыли, но… помогли главарю уйти и надежно укрыться. Что же касается этого засланного казачка, перед нами не просто уголовник, а хорошо подготовленный матерый политический бандит. И листовки, и купюры говорят об этом…
        Знаешь ведь нынешнюю обстановку. На Дону у власти «ястребы» - хотят дать «последний и решительный», вернуть царя. Того гляди разгорится война. Хотя я, может быть, уж не обессудь, и возвожу напраслину, но необходимо исходить из самого наихудшего варианта.
        - Да, все может быть, - тяжело вздохнул Громов. - Мы со своей стороны также возьмем их под колпак.
        - Итак, к чему приходим, - Дробышев решил подытожить разговор. - Будем совместно прорабатывать обозначенную мной версию. Вместе продолжим охоту за этим неуловимым Джо с Дона. Да, и надо бы чаще встречаться…
        Глава 11 (II). В Киеве и Искоростене
        Над Киевом нависла огромным камнем-валуном непроглядная мгла. То летели липкие хлопья грязного снега, то лили ручьи из хлябей небесных, разверзшихся по воле Перуна. Из лесов, болот доносился вой дивов и кикимор, а в жилищах и убогим, и богатым не давали спать домовые - скреблись, посвистывали - ни как не могли улечься до весны.
        Дули, не стихая ветра, - и такой силы, что ломали как жерди деревья - и метали их словно копья. Ревел Днепр, ходил медведем-шатуном и чинил лихо - заливал берега, смывал хижины, землянки - и искали люди крова и пищи на княжьем дворе.
        *****
        «Боги гневаются», - шептались меж собой кияне. От веку не бывало такой погоды на початке зимы. Сковывал, как водилось, Кощей Днепр Славутич льдом, баловал детвору забавами - катанием на салазках, игрой в снежки. Но не так было в этот год. Что не день - гром и молнии, а по ночам - и видели то многие - вился над Киевом Змей Горыныч - огненный хвост хлестал черное как уголь небо.
        Днем на торжищах, волхвы, мокнув до нитки, творили кудесы, ходили по улицам, стуча посохами и звеня оберегами, отгоняли злые силы.
        Раз поутру не стало на небе ни облачка, красно солнышко озарило небеса.
        Двинулся люд киевский на двор - к княгине Ольге. Говорили волхвы: надобно просить о том, дабы исполнила она волю богов и заветы предков - не сидела во вдовах по смерти мужа.
        Собрались на Подоле, послали к княгине гонцов. Ждали недолго. К обеду раздался колокольный перезвон, перемежавшийся трубными раскатами. Княгиню несли дюжие гридни. Несли в резных деревянных, как маленький домик, носилках. Диковинный обычай завела чужеземка. Сказывали: есть такое в ромеях и в персах. Потакал Игорь-князь во всем женушке, и привились в Киеве многие неведомые порядки.
        Ноша меж тем была бережно поставлена на бревенчатую мостовую. Гридень отворил дверцу, и княгиня жар-птицей выпорхнула на свет.
        «Вот бы мне разодеть так женку, достать хоть бы что из такой одежи», - думал, поди, ни один людин, что пришел по зову волхвов и старцев градских на вече. Был на княгине полушубок из отливавшего лазурной синевой меха, поверх длинного до пят платья из изумрудного аксамита. Грозно скалили пасти вышитые на платье золотом головы львов, шевелили клювами хищные птицы.
        Красива вдова Игорева лицом: хоть кожа и бледна, но губы алели как полевые цветы по весне; синева больших глаз оттенялась тонкими, словно прочерченными углем бровями, выдавая примесь восточной крови. На голове ради морозной погоды ладно сидела невеликая отороченная соболем шапка с обшитым золотом верхом. Волосы сокрыты под тонким - заморской ткани - платком.
        Не оделась Ольга в черное, как принято у христиан. Здесь другой обычай: вдовы снимают украшения - кольца, шейные гривны, простолюдинки надевают выбеленные одежды. Ну а знатные иногда не делают и того, лишь серебро снимают и не носят год.
        На миру по одежке встречают - собравшиеся на вече вырядились как на великое торжество. Ольга не без любопытства и, вместе с тем, с какой-то снисходительной надменностью рассматривала домотканые сермяги, скроенные домашними скорняками головные уборы, лица ремесленников, землепашцев, мелких торговцев, почтительно расступившихся пред княгиней и ее свитой. Сопровождали Ольгу к вечевой степени те самые дюжие гридни-носильщики и еще глашатый-бирич, чья широченная грудь не оставляла сомнений в роде его службы.
        «Чего волит люд киевский?» - звонко вопросила княгиня, и бирич вторил громогласно, так что слышимо было на оба берега Днепра.
        Людское море затихло, обдумывая слово ответное, ведь не воробей должен был выпорхнуть из уст всея Киева.
        Вышел из толпы старец - видно решил говорить за всех. Подошел к вечевой степени, отвесил княгине поясной поклон.
        - Матушка-свет княгиня! - начал он. - Велика ты умом среди рода женска, но Киев и вся земля наша без господина и крепкой руки пребывают. Достойно, абы держал землю и Киев ярый смысленый муж!
        - И что же ты мне предлагаешь, старче?
        - Воля люда Киевского и божья воля: пойди за Мала Древлянского. Игоря уж не вернешь, а… Старец осекся, и вдруг развернувшись лицом к толпе, к вечу прокричал: Любо ли мое слово, люди киевские?
        - Любо, Любо! - понеслось к небесам, чтобы услышали боги волю народа.
        Ольга нахмурилась, брови сошлись вдруг на переносице узелком, но вновь распрямились, и на уста легла чуть заметная усмешка.
        - По вашим законам за убиенного должно отмщать, а вы мне предлагаете…
        - Предлагаем мир, - держал ответ старец. Да, есть закон: за убитого отомсти. Но есть и другой закон - примирись и возьми выкуп.
        - Чудны мне словеса твои, чудны и ваши нравы. Но как говорят у нас: в чужом монастыре живи по его уставу. Вот вам мое слово. Обдумаю и дам ответ через три дня и извещу через биричей весь град и всю землю.
        Ольга в сопровождении гридней последовала к носилкам и скрылась в них.
        *****
        «Мудрый правитель не слушает плебс, но собирает синклит из вельмож и лучших людей государства», - размышляла княгиня, раскачиваясь в носилках. Ольга с малых лет постигала учение книжное, знала и эллинский язык, и латынь, читала трактаты об устроении державном.
        «Замуж за язычника Мала? Как говорят в этой земле: хрен редьки не слаще. Был Игорь закоренелым в своих заблуждениях. А Мала, как знать, может, удастся обратить в истинную веру. Пусть будет это условием замужества, а там посмотрим. Покрестится Мал, крестим и всю землю, и так укрепиться Церковь Христова».
        Ольга вдруг вспомнила предсказание чаровницы - потворницы бесовской.
        И ведь вроде начинает сбываться. Но надо, надо обратить силы бесовские вспять.
        *****
        На следующее утро в Ольгином тереме собралась дума: мужи, с кем смышлял Игорь об управлении, о суде земском и о ратных делах. Ольгу этот круг избранных слушал, понимая: должен кто-то стоять у кормила власти. Святослав еще совсем мал, а потому бремя державства легло на овдовевшую княгиню.
        Мужи рассаживались степенно по лавкам вдоль стен. Были то и старые варяги-русь, что застали еще Олега-князя, были и словене: купцы, сотские, представители городских концов, волхвы. В просторный покой терема вместилось порядка двадцати человек - точный учет не велся. И не всех еще запомнила княгиня, вступив в свои права недавно. Знала доподлинно хорошо Игоревых верных слуг Свенельда и Асмуда - предводителей варяжской дружины - на них всегда могла положиться.
        «Собиралось на Подоле вече, - начала Ольга. - И просили меня пойти за князя за Мала. Каково мыслите боляре?
        Собравшиеся явно ожидали вопроса - читалось это по лицам, некоторые перешептывались, и Ольга бы дорого дала, чтобы знать о чем.
        Встал со скамьи долговязый - бородка клинышком - детина в богато украшенной рубахе балахоном; взгляд, да и само лицо выдавали пройдоху, видимо, староста купецкий.
        «Исполать тебе княгиня-матушка, - начал он свою речь. - Добро то дело пойти тебе за князя за Мала. Так велит и закон людской, и закон богов наших».
        «Сговорились они все, что ли, - думала Ольга. - И старец на вече, и этот торгаш мелят как по писаному - слово в слово».
        - А будет ли Киеву от того прибыток? - вопросила Ольга и собравшиеся оживились - слова мудрой правительницы нашли явно пришлись по нраву синклиту.
        - Будет прибыток великий и приобретение - продолжал не лишенный красноречия купчик. Оно дело понятное, чтобы сбыть свой товар надобно охмурить покупателя сладкоголосыми песнями как кот-баюн. И оратор растекался мыслью по древу: - Замиримся с древлянами, увеличится торговля. У древлян меды и меха, кожи добрые, что можно торговать…
        «Так вот оно что. Гладко стелет, хитро задумано и не лишено дипломатии. Но цена? Хотят использовать меня - вдову архонта Руссии - как разменный товар».
        Купец замолк, видимо, захлебнулся в словесном потоке и подбирал слова для новой триады.
        - Великое то дело, - со скамьи встал и вышел с поклоном еще один представитель плебса - по всему видать староста княжьих кузнецов-оружейников, о чем говорили натруженные большие ладони; коль сжать их в кулаки не поздоровиться тому, кто отведает такого гостинца, да и силушкой коренастый мужичок, видимо, обладал дюжей. То хмуря, то распрямляя густые как мох брови он продолжал: - Древляне мужи кметливы, сильны и яры на рати. Брали некогда дань с нас полян, еже ныне зовемся русью. Была б воля богов стали б в нашей земле княжить и была бы едина держава. Но пришли варяги из-за моря и воспрял Киев. А ныне сдается: боги восхотели иной лад. И Деревская земля, и Киевская соединятся и станут державой великой.
        Вновь раздался одобрительный гул. Ольга бегло окинула взором собрание, заметила сосредоточение на лицах Свенельда и Асмуда, что сидели рядом и перекинулись шепотом несколькими словами. Вдруг встал Асмуд коротко поклонился и также коротко изрек: «Древляне добрые вои, коль пополнить ими дружину, пошли бы на другие земли».
        Асмуд знал, о чем говорил: разбили древляне и ополчение на подступах к Искоростеню, и дружину на поле пред градом. Едва вырвался он с малой толикой людей восвояси в Киев.
        «Вот вам слово мое, - сказала, выдержав паузу, Ольга. - Склоняюсь я пойти за Мала Древлянского, коль хотят того и люд, и мужи нарочитые. Но обдумаю все и дам ответ через три дня».
        Собрание расходилось - поднимались не спеша - словно желая слышать из уст Ольги что-то еще. Княгиня встретилась взглядом с Асмудом и Свенельдом. Те все поняли, и когда покои опустели, в них осталось трое: Ольга, Асмуд и Свенельд, свербивший пол единственным глазом. Он вдруг перенес взгляд на княгиню - та невольно чуть отпрянула назад.
        - Что скажете? - начала разговор княгиня.
        - Чудны дела твои Господи, - глубокомысленно произнес Асмуд. - Но судя по всему - след идти тебе за этого язычника Мала».
        - Мыслю я совершить через замужество великое богоугодное дело. Обращу землю Киевскую и Деревскую в истинную веру.
        - И как мыслишь содеять се? - удивленно вскинув брови, вопросил Свенельд.
        - Пойду за Мала, но с условием - пусть окрестится. А как окрестится и его древлянам будет пример. Ну, а в Киеве христиан уже не мало. Кто не похочет принять крещение из люда простого…
        - С дружиной моей не поспоришь, - подхватилСвенельд.
        - Воистину мудрейшая ты из жен, - с искренним восхищением произнес Асмуд.
        - Кстати, а с чего взбеленился люд киевский? - спросила вдруг Ольга.
        - Люд взбеленился наушением волхвов, что мутят воду, - отвечал Асмуд. - Держат многие из этих служителей дьявола сторону Мала-язычника - словенска князя из древнего рода, мечтая сбросить варяжскую длань. Права ты княгиня-матушка: пора покончить с этой бесовской силой. Мал, коль разумный муж, согласится окреститься ради вечного мира и дабы воссесть в Киеве или в своем же Искоростене.
        - Вскоре, я думаю, и сватов зашлет? - вновь спросила с ироничной улыбкой Ольга.
        - Мыслю, сваты уже собираются, а может и на подходе, - отвечал Свенельд.
        - И откуда все знаешь?
        - Есть в древлянах свои люди, что шлют вести, - с присущей ему лаконичностью сказал Свенельд.
        - Добро. Со сватами говорить будете вы и да исполните волю мою.
        Через три дня биричи ходили по Киеву и выкрикивали коротко и ясно: «Идет княгиня наша за князя за Мала!»…
        *****
        Я представлял себе князя Мала несколько иначе…
        По хрестоматийным описаниям в художественной литературе и околонаучной беллетристике предо мной должен был предстать желчный, злобный, костный… сепаратист, в общем, пренеприятнейшая личность - тормоз на пути исторического прогресса. Реакционный, пузатый, бородатый, немытый и от того дурно пахнущий, неопределенного возраста - наподобие стрельца или боярина - злостного поборника старины, коим Петр I, торя дорогу новой Российской империи, беспощадно рубил бороды, иногда вместе с головами.
        Но нет - предо мной предстал (скорее, это я предстал перед наследным хозяином Деревской земли) мужчина лет тридцати-тридцати пяти (может и моложе - мужали тогда раньше) с правильными славянскими чертами лица. Русая - отнюдь не лопатой - ухоженная борода. Буйны кудри, что венчали монаршую голову, были уложены, насколько позволяло парикмахерское искусство тех далеких времен. Открытый, умный, пытливый и проницательный взгляд. Парадное княжеское одеяние представляло собой длинную расшитую явно мифологическими сюжетами рубаху - одетую на выпуск и опоясанную кожаным широким поясом с серебряными бляшками; ноги были обуты в короткие красные с чуть загнутыми носами полусапожки.
        На руках красовались серебряные браслеты.
        Собственно, так и должен выглядеть завидный жених. Именно по поводу женитьбы и сватовства в полном соответствии с летописной историейи собрал князь совет из самых приближенных державных мужей. Вот на этот-то совет был приглашен и я, да еще и с правом голоса! Завидная метаморфоза для военнопленного, который по всем законам того времени должен был превратиться в бессловесного раба! Как же я докатился до такой жизни?!
        Не перестаю удивляться сам! Впрочем, объяснение есть. И объяснение вполне логичное. «Виной» мое «болгарское» происхождение, в которое на мое счастье свято уверовали Горята и Борята.
        Кто же они такие - эти мои благодетели? Ответ, в общем-то, ясен. Агенты, шпионы (нет, уж лучше - разведчики), внедренные древлянами в Киев и достигшие там не последних высот. Ну, а в нужный момент, выполнив свою миссию, братья благополучно вернулись восвояси.
        Да уж разведчики экстра-класса и уже в то время! А собственно, почему бы и нет?
        Шпионаж, пожалуй, можно отнести к числу древнейших занятий.
        И профессиональное, и человеческое любопытство разъедало - вот бы разузнать их историю: как им удалось внедриться, какую они прошли подготовку… А подготовка-то видать была знатная. Однако меня они не раскусили. Словно я действительно нахожусь под покровительством языческих сил, о чем во Сне «сообщил» мне Сварог.
        *****
        Через несколько дней после моего пленения мы покинули обитель «берсерков». Жаль толком не смог понаблюдать их быт. Но кое-какие заметки в голове, конечно, успел сделать.
        Сама крепость, чуть возвышавшаяся на пригорке, была кругла, как щит, окруженный, словно ободом ровным земляным валом, над которым и высилась деревянная стена, разделенная невысокими башенками, где нес службу круглосуточный дозор.
        Внутри четырьмя прямоугольниками располагались длинные дома, а в центре - небольшая площадь, служившая своего рода плацем или спортивной площадкой, где неустанно проводились воинские экзерциции. Одна часть гарнизона упражнялась, другая добывала пропитание в окрестных лесах охотой и рыбной ловлей. Хлеба они, как я подметил, не сеяли и, вообще, не занимались ни земледелием, ни огородничеством. Все это отчасти напоминало… Запорожскую сечь в первые века ее существования - то же отсутствие производящего хозяйства и женщин.
        А вот с какой ловкостью они оттачивали приемы рукопашного боя и владения холодным оружием - это надо только видеть! А потому возникла и еще одна аналогия… с тибетским буддистским монастырем, где монахи неустанно совершенствовались в боевом искусстве. Впрочем, за жизнью военного поселения наблюдал я, можно сказать, краем глаза. Полной свободы передвижения мне не давали, а выводили немного погулять под бдительным присмотром. Остальное время я проводил в небольшой клетушке при тереме братьев. Спал на тюфяке набитом соломой. Укрывался овчиной. Еду приносили бесхитростную вроде крапивных щей, да куска вареной дичи, из питья - квас. Что ж, плен есть плен.
        И вот в одно прекрасное солнечное утро, после того как окончил я завтракать, дверь отворилась и на пороге предстали оба брата.
        - Собирайся, - коротко сказал Борята.
        - Едем в Искоростень, - добавил Горята.
        Мне выделили коня. Как-то хитро связали, так что я мог сидеть и держаться в седле, но движения были скованы - не убежишь. Неторопливой рысью двинулись в путь. Ехали молча, какими-то узкими козьими тропами.
        Наконец на круче показались деревянные - местами и каменные стены.
        «Искоростень», - коротко бросил Борята.
        Мне сразу вспомнилось - с каким пиететом он произнес: «Вот наш батюшка Киев». Артист! Настоящий разведчик!
        Мы застали столицу Древлянской земли ранним утром в предрассветный сумеречный час.
        Меня не покидало ощущение дежавю. Крепость Искоростеня разительно напоминала фортификационные сооружения Киева, словно возводились они по типовому проекту. Небольшие отличия, конечно, были, но не более того.
        Ворота отворились стража, молча, впустила нас. Заметил, как Борята сунул под нос стражнику какой-то предмет вроде маленькой деревянной таблички - опять-таки пропуск, или иной какой документ.
        *****
        Бревенчатая мостовая гулко отзывалась на удары копыт. Город спал. Вокруг безмолвие и какая-то таинственная тишина. Свернув с мостовой, мы въехали во двор, окруженный высоким частоколом. Родовая усадьба братьев представляла собой немалый - гораздо обширней того, что был в лагере берсерков терем - с многочисленными пристройками - казалось здесь можно было разместить целый гарнизон человек в сто, а то и больше.
        Перед тем как предстать перед князем Малом, дней десять жил у братьев. Мне выдали новую одежду взамен, пришедшей в лохмотья, прежней. Питался я с ним за одним столом. Трапезу готовили и накрывали на стол молодые женщины, все остальное время они не казали носа, видимо, находясь на женской половине.
        Не понятно, кто они были - может сестры - двоюродные, троюродные, седьмая вода на киселе, а может и жены. Многоженство тогда было в порядке вещей, особенно у людей знатных, и братцы вполне могли себе это позволить.
        Со двора я не ступал ни шагу - единственные и довольно узкие ворота частокола запирались на висячий замок. За мной присматривали отроки - парни лет пятнадцати-шестнадцати. Судя по обстановке, на подворье мог проживать целый клан - доносились разговоры, люди, то уезжали, то прибывали.
        Ранним утром куда-то уходили и возвращались под вечер и братья - не иначе отправлялись на службу. Возвращались часто порядком уставшие, шли в истопленную к приходу баню, женщины, как водилось, поддавали еду. За вечерней трапезой обсуждали, но как-то вяло, свои дела, может, не особо доверяли моим ушам. А меня расспрашивали как там в Болгарской земле, в «греках-ромеях».
        Напрягал свои знания о Болгарии того времени, но старался переводить разговор к путешествиям - благо на байках в стиле «Тысячи и одной ночи» поднаторел еще в Киеве на княжьем дворе. Верили, слушали, иногда даже открыв рты. Несколько раз пытался узнать о судьбе военнопленных, утешая себя мыслью: не смогу ли помочь, если не всем, то хотя бы своему десятку. Не удостаивали ответом. Только Горята, наконец, изрек с налетом таинственности: «Как замиримся с Киевом - обменяем всех на всех».
        *****
        «Вот что, болгарин, скоро предстоит тебе великое дело, - сказал как-то по завершении ужина Борята. - Справишь по чести службу - получишь много серебра и вернешься восвояси. Завтра покажем тебя князю. Будет спрашивать - отвечай по правде».
        Ночь прошла в тревожном томлении: что бы это значило, что предстоит? Может, хотят приобщить и меня к шпионскому ремеслу?
        Поутру встали, как обычно позавтракали холодной бужениной. На княжий двор отправились пешком. Наконец-то появилась возможность хоть мельком посмотреть Искоростень. Некоторые дома, были выложены из камня, но крыши при этом были крыты соломой, что смотрелось весьма оригинально и забавно. Подворья обширны - видимо теснота здесь не в чести; в целом жили зажиточно, и не бросалось в глаза имущественное расслоение, как в Киеве у полян. Дорога, что вела на княжий двор, была уложена камушками, через ручьи и овраги настелены деревянные помосты.
        Двор князя Мала представлял собой несколько отличное зрелище от киевского княжьего двора. Менее величественный - скорее двор зажиточного горожанина - первого среди равных. Ворота были распахнуты настежь. Перед крыльцом терема толпились степенные празднично разодетые люди - при разнообразии их одеяний роднила одна деталь - расшитые золотом пояса. Братья поздоровались поочередно с каждым.
        На меня поглядывали с любопытством.
        «Болгарина привели», - наконец-таки бросил один. Тут на крыльце появился отрок и по-свойски махнул рукой. Депутация неторопливо вошла и расселись по лавкам вдоль стен напротив друг друга.
        Князь Мал восседал в деревянном резном кресле. Своего рода тронный зал был, впрочем, оформлен в стиле охотничьего кабака, или штаб-квартиры кого-нибудь лесного партизана-анархиста: на стенах красовались медвежьи шкуры, какие-то коврики из лоскутов, висели рога и замысловатые кубки, оружие - мечи, кинжалы, топоры, луки с колчанами стрел.
        Князь встал, окинул всех взглядом, прошелся по покоям, словно разминаясь, готовясь к разговору.
        - Что скажете, созрела ли ягодка, созрела ли красная? Упадет ли сама в рот и будет ли сладка, а не горька, - усмешки волной прокатились по лицам - речь князя, несмотря на иносказательный характер, была более чем понятна.
        - Княже, в самый раз срывать ягоду, - молвил, прибывший из Вручия старейшина градский Велемир. Собрание одобрительно загудело.
        - Широко мыслишь, княже, - сказал в затишье сотник Неждан. - Самое время воссесть тебе на киевский престол, а то и сделать наш Искоростень стольным градом.
        - Как говорится, у них товар, у нас купец. Будут и товар, и весь Киев наши! - пробасил искоростеньский старейшина Будегощ.
        - Есть и еще один купец, - Мал подошел ко мне вплотную и осмотрел испытующе с головы до пят. - Хорош гость: и порядки киевские малость успел прознать, и на рати крепок. И сам из земли Болгарской, как и Ольга. Нужно посольство доброе для свершения сватовства. Готов ли кто во сваты? - вопросил Мал.
        Встало два человека.
        - Ты, Преслав, и ты, Будимир, берите еще людей из дружин своих, чтобы было числом всего с десяток, а ты, Стоянко, станешь во главе. Сослужишь добрую службу - награжу от щедрот своих, и хочешь иди в Болгары, а хочешь служи при дворе моем.
        Перед глазами все плыло, как в полубреду - завершающие слова Мала: «Ну, други мои, на том и порешили». Резко бросило в жар, словно я уже горел в бане, вместе с несчастными древлянскими послами.
        Потом бросило в холод, от которого веяло могилой заживо зарытых в землю древлян…
        *****
        Не помню, как добрались домой. Сон был коротким, тревожным, прерывистым, вновь то и дело бросало в жар. Снилась кузница Сварога: горн, пылающие угли, искры, наковальня и удары молота по ней.
        Вот только ковал Сварог плуг. И как будто перековывал в орало меч.
        Глава 12 (II). У меня было сорок фамилий
        - М-да, профессор! Выбился, значит, в люди. Ученым стал! Рассказать - никто не поверит, да еще поди, и в дурку упекут. Ловко же ты ушел от ментов по этому, как его, тоннелю во времени. Криминал уходит в будущее! Такое писателям фантастам и не снилось!
        - Да-а-а мафия бессмертна…
        - Не мафия - братва! Коротко стриженный, средних лет мужчина с обветренным мужественным, не лишенным привлекательности лицом, поднял многозначительно указательный палец вверх. На пальце сидел, как влитой, перстень-гайка - лучи солнца отразились в незамысловатом произведении ювелирного искусства - веселый солнечный зайчик проскакал по книжным полкам, да и забился куда-то в норку.
        А обладатель перстня тем временем прошелся по кабинету, с неподдельным, можно сказать, профессиональным интересом, рассматривая обстановку, предметы, книги. Если б не знать, что был он званным и даже желанным гостем, а не тем, кто согласно поговорке, хуже татарина, то его можно было бы принять за вора-домушника выбирающего, чем поживиться.
        Мужчина подошел к роялю, открыл по-хозяйски крышку.
        «И-эх, Пивображенский! Филипп Филлиппыч, профессор итить твою», - раздумчиво произнес он, присаживаясь к инструменту. Рояль ожил, гость негромко музицировал, напевая:
        «У меня было сорок фамилий, у меня было семь паспортов, меня семьдесят женщин любило, у меня было двести врагов. Но я не жалею…».
        Отнюдь не музыкальные пальцы были украшены не только золотом, но и синевой наколотых «перстаков». В уютном кабинете профессора Пивображенского этот явно криминальный тип был не единственным посетителем: в креслах вальяжно развалились два типичных продукта «лихих 90-х» - дюжие парни в спортивных костюмах с золотыми цепями на массивных шеях. Квадратные челюсти что-то жевали, глаза жадно рассматривали технические достижения, мозги напрягали извилины, силясь понять: для чего служат те или иные чудеса грядущего прогресса.
        *****
        - Да, техника, - с тяжким вздохом проговорил один из братков, когда музыкальная пауза была окончена, - А у нас х…ли! - эмоционально с характерной жестикуляцией продолжил он. - Тут купил мобилу. Подключил. Звоню. Х…й, да ни х…я. Ну я в контору эту телефонную - наехал слеганца. А мне эта коза: «Все должно быть в порядке, вы, наверное, не были в зоне». Прикинь! Я ей - да ты, б… овца, за базаром следи, я зону топтал, когда ты еще пешком под стол ходила!.. Хотел уже стрелку забить их главному барыге, да ладно, думаю, пусть живут…
        - Слышь, босота, а хошь глянуть, какие здесь мобилы? - вставая из-за рояля, спросил «авторитет». - Ну-ка, Проф, звякни своему «ассистенту», заодно узнай скоро ли будет.
        Пивображенский глянул на прибор, напоминающий наручные часы, нажал какую-то кнопку. Тотчас в полуметре от него прямо из воздуха как на экране возникло изображение человека.
        - Ты скоро? - коротко спросил профессор.
        - Буду самое большее минут через пятнадцать, не извольте беспокоиться, - отвечал с придурковатой улыбочкой «ассистент» - судя по роже явный «ботаник» и зануда.
        Филиппыч снова нажал кнопочку и изображение исчезло.
        - Во техника, а! - восторженно воскликнул громила. - Постой, а если я в сортире заседаю и по телефону базарю, так это меня, что можно будет видеть.
        - Ну, в этом случае, мой уважаемый коллега, функцию изображения можно отключить, - отвечал Пивображенский. - А вообще с помощью этого прибора можно не только общаться, но и просматривать местность на расстоянии до…
        - Харе базланить, - прервал их диалог «авторитет». - Пора и о делах наших скорбных покалякать. Значит, покопался в мозгах у этого твоего, мать его, Яка. И как?
        - Да ничего не обнаружил, - ответил, разведя руками Пивображенский.
        - Может прибор барахлит? Этот твой детектор лжи, что сканирует мозги.
        - Исключено.
        - Значит, чист он?
        - Да как белый лист. Накосячил, но не умышленно. Так сказать, роковое стечение обстоятельств.
        *****
        Раздался звонок в дверь.
        - Он? - коротко спросил «авторитет». - Пивображенский утвердительно кивнул.
        - Легко на помине это твое «роковое стечение обстоятельств», - зловещим могильным голосом проговорил «пахан», когда Пивображенский удалился для того, чтобы открыть дверь.
        Яковцев, едва зайдя, в комнату замер от удивления. Немигающим взглядом гипнотизера на него смотрел тот самый «пахан», с которым он общался по хронотранслятору и поднабрался блатной лексики, к неудовольствию Филлипыча.
        - Ну, здравствуй, друг ситный. Вот и свиделись, не все ж по вашему «хреновизеру» тереть. - Яковцев трепетал как кролик перед удавом, готовящимся проглотить жертву.
        - Удивлен моим появлением? Да, решили мы с тобой разобраться, - «пахан» бросил взгляд в сторону - Яковцев увидел двух горилооборазных - нет, скорее, петикантропоподобных субъектов, застывших в креслах.
        - Кто эти люди? - чуть ли не шепотом спросил Яковцев, скорее, сам у себя.
        - Особы, приближенные к импе… хм и живо интересующиеся наукой. Мои «ассистенты» - ведь я тоже в своем деле профессор… доктор криминальных наук. Ну что ж, приступим. Уясни: вопросы здесь задаю я. Ну и твой научный руководитель - наш общий друг. Еще ребята - «ребята» снисходительно кивнули - первая живая реакция за несколько минут.
        Эту триаду «авторитет» проговорил вполне миролюбиво и вдруг смерил Яковцева жестким холодным взглядом.
        - Итак, коротко и ясно - по-военному - из-за чего облом, о ситуации на сегодняшний день. И когда будет доставлено ТО, зачем ЕГО послали?
        - Произошел сбой в аппаратуре - датчик, который я закрепил или вышел из строя, или потерян. В общем, связь прервалась, - робко как забитый троечник, внезапно вызванный к доске, отвечал Яковцев.
        - Пытался ли отследить другими методами? - в разговор вмешался профессор Пивображенский, видимо, пытаясь наводящими вопросами «вытащить» нерадивого «студента».
        - Да, с помощью хронотестера установил, что Улетов угодил в какую-то аномалию.
        - Что за бред, какие такие аномалии, - взъерепенился «пахан». - Бермудский треугольник - так он, если мне не изменяет память, в Америке. Или эта как ее - курская магнитная…
        - Нет, он мелькнул в первой половине 60-х годов XX века, - чуть воcпрял духом Яковцев.
        - Неплохо заделался, - с ностальгическими ноткамив голосе сказал «авторитет». - Брежнев только что Никитку скинул, или в ближайшем будущем даст коленом под зад. А там: «Малая земля, товарищи, друзья…», - пропел, кривляясь, по-брежневски шамкая, «пахан».
        - Да Брежневым там и не пахнет! Там какая-то хренотень! Вроде коммунисты, красные знамена, но какое-то все отсталое. Летают на дирижаблях. Паровозы, извозчики. Да и с самого начала появились какие-то «непонятки» - Яковцев пришел в себя и настроился на ту самую волну «лихих девяностых».
        - То есть он оттуда, из этой аномалии, как я понял, уже не вернется, - заключил «авторитет». - Ладно, будем считать, свидетеля устранили.
        - Умер Максим ну и х… с ним, - Пивображенский энергично, словно на митинге, махнул рукой.
        - Ну а что с тобой делать будем? Накосячил-то ты. А по понятиям, кто накосячил, тому и расхлебывать. Понимаешь, о чем это я? - «пахан» вновь метнул на ассистента ледяной взгляд - Яковцев затрясся в легком ознобе.
        - Короче, вместо своего приятеля отправишься сам и все сделаешь. ТАК - КАК НАДО.
        - Слушай, есть соображение: давай заодно отправим и кого-то из твоих пацанов. Так сказать, для контроля и подстраховки, - неожиданно предложил Пивображенский.
        - Хм… интересно. Хотя…они у меня кулаками махать горазды, а языкам вот необучены…
        - В наше время это не проблема. Научим ботать по-древнерусски по ускоренному методу…
        - Типа Илоны Давыдовой, - проявил вдруг эрудицию один из братков.
        - Да, что-то в этом роде, - поддакнул Филиппыч.
        - А что мысля! Этот твой ассистент, конечно, малый ученый. Но какой-то слегка малахольный, - пустился в рассуждения «авторитет». - А мои «чудо-богатыри» и блатным премудростям учились не один год, а если еще и древнерусский освоят - цены им для науки не будет. Ну, пацаны, кто желает сослужить научную службу?
        Оба громилы радостно выпятив грудь, вскочили из кресел. На лицах читались религиозный экстаз, фанатизм, готовность не щадить живота своего… и все такое прочее в том же духе.
        - Отрадно, отрадно ваше рвение, господа, - Пивображенский встал из кресла, и прошелся по комнате, о чем-то размышляя. - Но, Боливар не выдержит… троих. При этих словах Яковцев моментально побледнел до корней волос.
        - Да не очкуй ты! - заметив резкую перемену душевного состояния своего «ассистента», цыкнул «профессор». - Мыслю так. Отправить надо моего выученика, как научного кадра, и одного из твоих, Михалыч, орлов. Троих отправить не удастся по техническим причинам. Ты же не хочешь, чтобы опять случились неполадки с непонятками и прочей мутью?
        - Лады, понял, - кивнул «Михалыч» и поднялся из кресла. - Проф, у тебя, надеюсь, стиры имеются?
        - А как же, - с азартным прищуром ответил Пивображенский. - Он подошел к письменному столу, открыл один из многочисленных ящиков, извлек оттуда нераспечатанную колоду карт и торжественно плюхнул на стол. - Банкуйте!
        - Ну, кандидаты, тяните жребий, - беспристрастным тоном сказал Михалыч. - Кому выпадет бубновый туз - тот, стало быть, и отправится в командировку.
        - А командировочные будут? Суточные, там, квартирные? - ляпнул в шутку один из братков.
        - А тебе, Чугун, все поясничать! - строго осадил его Михалыч. - Ща отправлю Бройлера и дело с концом.
        - Я больше не буду, - пролепетал Чугун - то ли продолжая кривляться, то ли всерьез.
        Тем временем Бройлер подошел к столу и начал распечатывать колоду. Он извлек карты, перетасовал их и протянул Чугуну. Тот проделал ту же операцию и попросил товарища «сдвинуть»… как вдруг от неожиданности выронил карты…
        *****
        «Руки за головы! Оставаться на своих местах! Полиция!» - мощный голос шел как будто откуда-то свыше - с самих небес. Чугун оторопело смотрел в пол - на калейдоскоп рассыпанной колоды - черви, крести и тот самый бубновый туз, что лежал поверх дурным знаком; Бройлер, почему-то таращась в потолок, опер костяшки пальцев о стол - ни тот ни другой выполнять команду не спешили. Пивображенский, и Михалыч от неожиданности застыли, глядя друг на друга в немом укоре.
        Яковцев испуганно таращился по сторонам и как будто медленно, нехотя стал подносить ладони к затылку. Раздался грохот тяжелой обуви, дверь рывком распахнулась, дунул свежий ветер. В кабинете материализовались четверо: идеально сложенные фигуры в серебристых комбинезонах фантастического покроя, лица скрывали маски, напоминавшие облачения ниндзя. В руках у «серебряных» поблескивало необычное оружие - каждый из гостей Филлипыча был тот час взят на мушку.
        «Руки за голову! Кому сказал!» - рявкнул еще раз старший.
        «А-а-а-а! Сука!» - Бройлер с диким - каким-то первобытным рыком - резко опрокинул тяжелейший массивный стол, схватил его за ножки и бросился на пролом.
        «Урою, падлы!», - только и успел проорать он, как меткий луч, пущенный из «бластера», обездвижил и сковал не в меру ретивого «быка». Стол с грохотом повалился на пол, дверцы шкафов распахнулись…
        «Во техника, бл…!», - воскликнул Чугун и покорно положил ладони на затылок. Остальные последовали его примеру. После традиционного обыска и изъятия предметов всю компанию, включая Яковцева, сковав наручниками, вывели во двор, где их уже поджидал «луноход»…
        ЧАСТЬ III. НА КРУГИ СВОЯ
        
        Глава 1 (III). И снова Васька Клык
        Кривые смрадные улочки одного из глухих отшибов Замоскворечья Васька Клык изучил как опытный лоцман, безошибочно минующий все мели и рифы по известным лишь ему, невидимым постороннему глазу приметам. Он, казалось, мог ориентироваться в, словно нарочно искривленных лабиринтах переулков, тупиков, узких проходов между домами с закрытыми глазами, впрочем, и показываться на свет божий предпочитал в темное время суток. Да и ночи здесь казались чернее, и день сумрачнее, а в воздухе тяжкой для непривычных легких пеленой висел отвратный «букет» запахов - миазмов людских пороков - лени и нечистоплотности, пьянства и потомственного тунеядства. Пространства между жилищами были завалены вонючим хламом, канавы заполнены нечистотами. Ранней весной и осенью случайный прохожий рисковал утопнуть в этой трясине, но забредали сюда редко - зловещая слава местности отпугивала не то что людей, но и нечистую силу. Не знавшие ни бога, ни черта отбросы общества, шпана и бродяги всех мастей - коренные обитатели района с говорящим названием «Нахаловка» одним своим видом могли заставить кого угодно отдать все наличные деньги
и вещи.
        Дома с выбитыми стеклами, окнами, заколоченными или заткнутыми каким-то тряпьем, казались, омертвелыми, нежилыми. Многие из них были построены они еще в то время, когда бытовало понятие «доходное жилье». Расцвел здесь и «самострой» - убогие жилища, причудливо сооруженные из каких угодно подручных материалов - в основном из найденных на свалках фанерных щитов. В прОклятом месте бурлила своя горькая «житуха», устроенная по своим законам. Часть обитателей «дна» добывала средства к существованию низкоквалифицированной работой - грузчиками, дворниками, разнорабочими; часть - и немалая - занималась преступным промыслом, причем существовали целые династии, в которых ремесло передавалось от отцов к сыновьям, а то и от матерей к дочерям. Таким же наследственным стало и пребывание в местах не столь отдаленных. Притоны, незаконный оборот спиртного и чего похуже - все это составляло неизменный атрибут здешнего быта. Периодические облавы, если и приносили свои результаты, то не надолго - проходил месяц-другой и все возвращалось на круги своя.
        Где-то за пределами этого гадостного мирка кипела большая жизнь. Страна встречала столетний юбилей Великой социальной революции - повсюду развивались красные кумачевые знамена и транспаранты - но здесь по-прежнему ветер ворошил лишь грязное тряпье и мусор.
        Среди обитателей ходили упорные слухи о том, что их клоака доживает последние свои времена. Писали о том и в газетах: во исполнение грандиозных градостроительных предначертаний на месте таких «социальных тупиков» должны появиться новые светлые кварталы, куда вселятся передовые сознательные трудящиеся, их семьи. Город должен был увеличить площадь на треть, а то и вдвое. Думали над названием новых городских территорий: то ли Новое Кучково, то ли Бакунин, то ли Бакунинград. Естественно, всякому отребью в новой жизни было не место. Под конвоем за сто первую версту - вот наиболее вероятная перспектива. Многие уже на всякий случай паковали вещи. Самые упертые подыскивали способы забуриться, уйти в глубокое подполье, всеми правдами и неправдами остаться в сытом Кучково, где всегда можно срубить на хлебушек с маслом.
        *****
        Васька Клык, хотя и пребывал на нелегальном положении, также решил усилить конспирацию, отчасти исходя из общей нервозной обстановки, но больше по причинам другого плана. После провала операции по доставке таинственного чемодана и не менее таинственного исчезновения Силы он решил затаиться, на время обрубить концы. Конечно, рисковал. Рисковал Настюхой. Но взвесив все, и хорошо обдумав ситуацию, решил: пока беспокоиться о ее судьбе не стоит. Слишком важен для НИХ этот чертов чемодан. И, скорее всего, приложат все усилия, чтобы получить его, во что бы то ни стало. Собственно, чемодан должен быть последним заданием по исполнению коего ждало возвращение на Дон. Свадьба.
        *****
        Связь с Кряженцевым поддерживалась разными способами. Через агентов обменивались шифровками, в ходу были условные, казалось бы, ничего не значащие для постороннего уха фразы. Были и налаженные явки, пароли, тайники для закладки писем - все то, без чего невозможно шпионское ремесло.
        Задание выйти на след какого-то дедугана, работающего в Кучоблторге сторожем было получено примерно за три месяца до провальной развязки. В тайнике, куда заглядывал после получения определенного сигнала, обнаружил письмо написанное, как водится, тарабарской грамотой, так что если бы его и обнаружили, то долго ломали бы головы и, скорее всего, без всякого толку. Само задание слегка удивило: выкрасть чемодан, да к тому же старый, обшарпанный, видавший виды. В письме давались все ценные указания и ориентировки - подробное - вплоть до мельчайших царапин описание предмета покражи. Старик хранил, как говорилось в письме, «объект» при складе, где служил сторожем и жил там же.
        В отдельной приписке Кряженцев сообщал, что это дело особой важности, после чего миссия Василия в комуяцком Кучково будет считаться с честью выполненной. Далее - замена, щедрое вознаграждение, зачисление в запас.
        Незадолго перед злополучным заданием Клык просек: шайка, которую он сколотил для подрывной работы, и в частности распространения листовок и фальшивых денег, попала под колпак. Что с них взять - сявки непутевые! На сей счет существовали четкие инструкции: устраниться от руководства и даже способствовать, чтобы всех повязали поскорее и желательно в один момент. Самому же залечь на дно и ждать дальнейших указаний. Все было исполнено точно и безукоризненно.
        *****
        Для выкрадывания чемодана Клык выбрал проверенного кадра из Ростова по прозванию Сила. Тот также прошел через разведшколу и был заслан тремя месяцами позже самого Василия. Работали они в связке и за это время успели крепко подружиться. К тому же выяснилось, что имеется много общих знакомств и связей по прежней «вольной» жизни.
        Операция была продумана до мелочей. Сила смог свести знакомство со старикашкой. Любил тот с получки захаживать в одно заведение, и потягивать пивко, по-интеллигентcки почитывая газетки. Тертый калач Сила сумел войти в доверие и в один удачный момент добавил в пиво нужный ингредиент. Действие он имел такое, будто человек перебрал не только пива, а и чего покрепче.
        Ну а там дело техники: Сила любезно доволок «папашу» к его обители. Сделал слепок со всех ключей, обнаруженных в карманах.
        Действовать решено было так: Сила в отсутствие старика проникает в его квартирку-коморку, извлекает чемодан и, разумеется, делает ноги. Обратный путь шел через открытые стеллажи, на которых можно было кое-чем поживиться. Хоть и мелкая бакалея, табачок, а все ж курочка по зернышку клюет.
        Оказавшись на поверхности, Сила должен был поджидать Клыка в условном месте, по близости в закоулке их караулил верный извозчик.
        Чемодан собирались спрятать на одной из замоскворецких конспиративных квартир, подать сигнал об исполнении задания и ждать ответа.
        Все должно было пройти как по маслу. Ни что не предвещало провала. Собственно, и не провала даже, а непонятной, тупиковой, пугающей неизвестностью ситуации.
        Сила в назначенное место не явился. Клык ждал его с полдня до вечера. Приходил на это место и на следующий день, и еще пять дней подряд, пренебрегая всеми правилами конспирации и осторожности - сам погибай, а товарища выручай!
        А сейчас решил залечь на дно. По своим каналам выяснил: вроде к легавым в руки Сила не попадал. В голову лезли нехорошие мысли.
        *****
        Вот уж пошел четвертый месяц, как Василий обретался в катакомбах. В подземелье было уютно тепло и сухо. Это был один из заранее подготовленных схронов - небольшая комнатенка наподобие монашеской кельи в сухом песчаном грунте. Была оборудована вентиляция, имелся небольшой примус, чтобы согреть чай, приготовить нехитрую снедь. Замаскированный выход находился в глубоком овраге, так что даже в ясный день вряд ли кто обнаружит выходящего на поверхность.
        Что делать?
        Этот вопрос терзал ежеминутно. Чутье подсказывало: что-то должно произойти. Скоро будут вести.
        Ну а пока… терзала мысль: как там Настасья. Весточки давно не было - ранее письма доходили исправно - теперь нить оборвалась.
        Много думал. Точила злоба на холеного штабс-капитана, на всю СИСТЕМУ, что заставила служить своим интересам, да еще взяв в заложницы ЛЮБОВЬ.
        Эх, бросить бы все да пробраться обратно на Дон! Поквитаться с Кряженцевым, освободить Настасью…
        Мечты! Мечты! Да плетью обуха не перешибешь. А впрочем, как знать. Ведь поднаторел же в темном ремесле, так что и Кряженцева, поди, заткнет за пояс.
        Доходили слухи, а потом стали писать и в здешних газетах, что на Дону неспокойно - стали выступать шахтеры, батраки. Систему надо менять! - вот о чем все больше задумывался Василий. Здешний строй казался куда более человечным и справедливым.
        Что он видел в своей жизни? Беспросветный безнадежный туман - без конца и края как степь. И катиться ему ковылем, пока злая судьбина не развеет в прах. Вроде бы и выпал шанс выбиться в люди, порвать с прежней жизнью. И вот все покатилось снова по наклонной. Видимо, судьба. Ну уж нет, раскисать последнее дело! Надо взять судьбу за воротник! Где-то он читал, что человек сам кузнец своего счастья. Вот и надо брать в руки молот и долбить всех! И Кряженцева, и всю эту чистенькую публику! Достойней, чем всю жизнь пресмыкаться!
        С такими мыслями брел Васька Клык весенним ранним утром по свежевымытой мостовой. Брел не наугад и не ради бесцельного шатания - в чайной, служившей одним из звеньев в конспиративной цепи, буфетчик, выполнявший роль связного, подавая чай и традиционные две баранки, как бы невзначай обронил ложечку: «Простите великодушно! Что сегодня за день пятую ложку роняю!», - с веселой усмешкой бросил он. Эта условная фраза означала: в баранке пОбольше заложен ГРУЗ.
        Недоев меньшую баранку и не допив чай, Василий спешно положил бОльшую в папку-портфельчик, всем своим видом показывая, что спешит. Он напоминал расторопного курьера или конторского разъездного, что вынужден питаться «подножным кормом» второпях, рискуя заработать гастрит, а то и язву желудка. Окольными проулками, тысячу раз проверяя, нет ли хвоста, возвращался Клык в свою нору.
        Затрапезные дворы - все тот же мусор и клочья бумаги, погоняемые ветром, шурша, носились от стены к стене - выглядели все же нарядней и ярче. Весна вступила в свои права. Повсюду громоздилась сирень. Ее пышные формы, запах чаровали, пьянили, словно перенося в далекий южный город на берегу великой и тихой реки, где улицы петляют в пыли, то сужаясь, то расширяясь, а дома на окраинах лепятся друг к другу, образуя небольшие, но такие уютные дворы. И где так же, по весне буйствует сирень.
        *****
        Спустившись под землю, он зажег лампадку, раскрыл жестяной короб, где обнаружил несколько свернутых листков бумаги. Наугад взял один из них. И не ошибся! Словно острый нож пронзил все тело насквозь… «Любимый, вырвалась бы к тебе да невмочь… За меня не беспокойся… Жду тебя…Исполни, что тебе поручено и возвращайся…»
        Сквозь пелену скупых слез Клык вчитывался, всматривался в строки… холодный рассудок взял верх; письмо, судя по почерку, написано ЕЕ рукой, к тому же были малозначительные известные только ему детали, которые не мог подделать даже опытный фальсификатор. Значит, пока все в порядке! Да, собственно, а как иначе. Настасью и взяли в заложницы, чтобы держать его в узде. Но надо что-то делать, что-то предпринять. Разорвать дьявольский круг!
        Еще одна записка была предельно лаконична. Пропечатанные череп и кости, как на пиратской «черной метке», и одно слово, написанное четкими заглавными буквами - ЧЕМОДАН. И наконец, последняя записка также краткая как выстрел: МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ. Это была условная фраза, означавшая, что начиная с завтрашнего дня, Василий каждый день в 15.00. должен быть в одном из скверов огромного Парка спорта и отдыха «Красный богатырь» и находится там до 17.00. Если никто не придет на встречу, следовало проделать тот же маневр и на следующий день только уже в другом сквере - их в этом утопающем в зелени районе было с избытком. Адреса были установлены и расписаны заранее. Всего их было десять, то есть схема действовала на протяжении десяти дней.
        *****
        Вот уже пятый день Клык исправно исполнял полученную инструкцию. Придя в очередной сквер, усаживался на скамейку и с беспечным видом читал газету, грыз семечки, курил, потягивал из бутылки пивко - да мало ли чем может занять себя праздный человек. Никто не подходил, хотя прохожих шныряло с избытком.
        Возвращался, как всегда, плутая, словно уходя от слежки. И это не было профессиональной привычкой. Клык чувствовал слежку.
        Несколько раз ему попадался на глаза один и тот же гражданин. По виду иностранец - турист или корреспондент «братской» зарубежной газеты, что слетелись на юбилейные торжества. Но нечто неуловимо знакомое чувствовалось в этом длинноволосом типе с аккуратно постриженной клинышком бородкой, в шляпе с широкими полями, отбрасывающими тень на лицо. На глазах у гостя ладно сидели элегантные темные окуляры - ослепительное солнце заливало весенние улицы, а потому смотрелись они вполне уместно.
        Да, весенние улицы хороши, пожалуй, в любом городе, в любом краю. Майские коты как испанские благородные идальго без устали распевают, серенады и романсы, щурясь на солнце, а кошки, сладостно мурлыча, нежатся в его лучах. Звонкое птичье разноголосье одаривает тихой радостью, высвобождает душу от тягот бытия. И куда не глянь, грудится сирень. Ее пышные формы порой затмевают громады домов и прочих строений, а гроздья маняще нависают из-за заборов. Сирень сливалась с городом и сама походила на фантастический цветочный город, где царит своя жизнь - чистая и светлая без подлости, предательства и фальши. *****В очередной раз, отбыв положенное время в сквере, Клык возвращался в свое убежище с тем, чтобы на следующий день вновь прийти в условленное место. По пути домой предстояла важная встреча. Не давал Клыку покоя таинственный незнакомец в темных очках. А, потому решил он заполучить его физию, так сказать, в натуре. За время своей деятельности успел Василий обзавестись и собственными агентами, которым, порой, поручал задания, не входившие в перечень «основной работы». С одним из таких «доверенных лиц»
пятнадцатилетним, но подающим надежды хлопцем, и нужно было обговорить дельце. Маленький юркий с неприметной внешностью, выглядевший моложе своих лет, он хорошо рисовал и к тому же Клык обучил его пользоваться шпионским портативным литографическим устройством. Ко всем своим достоинствам Семка (так звали агента) умел скрытно как тень передвигаться, моментально перемахивал через самые высокие заборы, бесшумно залазил на деревья и прятался в листве. В общем, давал фору любому японскому ниндзя. Собственно, первое задание Василий Семке уже поручил, а именно проследить, где проживает таинственный иностранец и по возможности выяснить род его занятий. Клык опустился на скамейку на углу улицы Герцена и Малой Якиманки. Через пару минут, невесть откуда появившись, на скамью подсел и Семка, лузгая семечки с самым беззаботным видом. - Ну как, срисовал? - обратился к агенту Василий. - Да, - отвечал Семка, посмотрев на наручные часы, словно подсказывая который час. - И как? - вновь коротко спросил Василий. - Живет в гостинице «Красные зори» на Тверской. По виду иностранец - француз, журналист. По-русски ботает
довольно сносно. Приехал освещать юбилей революции - Семка жестикулировал так, будто объяснял, как куда-то пройти. - И что? - вновь бросил Клык - Семка понимал его с полслова. - С очечками своими дурацкими не расстается. - Задачку ты понял. Заставить его снять стеклышки. Организуй кипеж. Подбери стаю малолеток, чтобы они обступили его и клянчили жвачки, просили показать очки, шляпу. В крайнем случае - ложный гоп-стоп. Главное, чтобы он хотя бы на какое-то время оказался без очков. Нарисуй доскональный портрет, по возможности слитографируй. Плачу десять червонцев. От такой щедрости у Семки слегка округлились глаза, и отвисла челюсть, но он быстро взял себя в руки. «Будет сделано», - кивнул, поднялся и пошел, махнув рукой, словно опять показывая дорогу. Что ж, в Кучково нынче много приезжих… *****В условленное время Клык был в условленном месте все в том же парке «Красный богатырь» на небольшой площади перед Народным театром. На этот раз картина была интересней. Разворачивался митинг. Уже собралась небольшая толпа. Наспех сколоченная сцена была украшена красным кумачом, лозунгами и транспарантами.
Заиграл духовой оркестр, начав, как водится, с «Марсельезы». Василий встал со скамейки, решил размять ноги и подошел ближе к трибуне. «Товарищи, митинг, посвященный столетней годовщине Великой Российской социальной революции, объявляю открытым», - возвестил студенческого вида долговязый худой юноша с красным бантом на груди. Раздалось троекратное «ура». И опять крутится этот чертов французишка, или кто он там на самом деле. Достал блокнотик, весь во внимании, приготовился записывать, да действительно не иначе, коР-Р-Респондент. Ну ничего, доберусь до тебя. Вокруг сновал народ. Звуки духового оркестра привлекали внимание и на площадь подтягивались люди. Нагловатый рыжий парень в картузе набекрень как бы невзначай задел Клыка плечом. «Извини, браток», - как-то даже радостно будто встретил старинного знакомого бросил он и сразу, чуть наклонившись к уху, зловеще с расстановкой изрек: ЧЕМОДАН. ПЛЮС ДВАДЦАТЬ. МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ, после чего моментально растворился в толпе. Это была, как нетрудно догадаться, условная фраза и означала она следующее: на поиск чемодана, отводилось двадцать суток.
Далее - все по той же схеме следовало искать встречи. Двадцать суток! Двадцать дней и ночей! Словно в забытьи, в раздумьях, возвращался Клык восвояси. В голове начал складываться кое-какой план. Вскоре пришли вести от Семки. Да непросто вести, а феерический СЮРПРИЗ! Василий стал обладателем тонкого конверта, вручив взамен обещанную солидную награду. С мастерски нарисованного карандашного портрета на него взирал… Герман Кряженцев собственной персоной. Сомнений не оставалось. Ошарашенный Клык долго сидел в оцепенении - ни в силах пошевелиться. Вдруг в голове что-то щелкнуло - осенила гениальная идея. Разрубить разом гордиев узел! Но по силам ли это?! А почему, собственно, и нет?! На ловца, как известно, и зверь бежит. Хотя в одиночку конечно не справиться. Эх, хотя бы пару таких ребят как Сила! Выследить Кряженцева и взять… в полон. Он, конечно, профессионал экстра-класса, но… впрочем, один прокол уже допустил. Да, в рукопашной схватке может стоить пятерых. А мы с ним на кулачках и не собираемся биться. Подкрался незаметно и сделал укольчик одного вещества. Есть и другие способы, один из которых
применил Сила. Затем на извозчике, под видом перебравшего товарища доставим «кощея» в заранее подготовленное МЕСТО. Тем более, такая диспозиция в эти праздничные дни вполне уместна - кругом банкеты, застолья, народные гуляния и просто пьянки. Итак… МЕСТО ВСТРЕЧИ… ИЗМЕНИТЬ МОЖНО.Иностранец, кем Кряженцев изволит казаться, перебрал, понимаешь ли, русской горькой с непривычки. Далее Кряженцев попадает в «зиндан», ручки-ножки скуем кандалами. Жестоко, но что поделаешь, как у них, у «французов» говорят, такова селяви (Семка, кстати, доложил, что Герман, когда его «делали» вроде как матюгнулся по-русски). Посидит штабс несколько суток, прикованный к стене, во тьме кромешной, а сверху капает вода (или еще что) - может быть на темя, а может еще куда. В общем, его нужно обработать так, чтобы он написал ПИСЬМО. Он, кончено, крепкий служака, но и мы потрудимся на совесть. Письмо примерно такого содержания: мол, так и так, Василий с честью выполнил задание, а посему отпустить его невесту Настасью, выписать вольную и выдать денег на свадьбу. Сам Кряженцев якобы задерживается и будет позже… После этого, конечно, с
Настенькой надо будет молниеносно бежать куда подальше, но где наша не пропадала. *****Правда, есть одна загвоздка - этот проклятущий ЧЕМОДАН. Вот закавыка! Но… ведь его можно сымитировать! Весь вопрос, что в нем? По логике - не золото и не бриллианты. Скорее всего, какие-то бумаги… А что еще может хранить бывший профессор. Эх, найти бы этого ученого, может у него бумаг этих куры не клюют. Поделился бы за звонкую монету, продал какую-никакую свою рукопись. Пока они там, разберутся, что к чему…Итак, ПРОФЕССОР. Найти ЕГО, во что бы то ни стало…
        Глава 2 (III). «Профессор» и братва
        С детских лет он мечтал добиться известности и славы. Не важно - в какой сфере. Стать профессором, академиком, писателем, художником, артистом… криминальным авторитетом.
        Что ж, мечты отнюдь не рассеялись утренней дымкой, как это часто бывает. Не разбились об унылую прозу серых повседневных будней. Сбылись! Да еще так непредсказуемо! И досталась ему не одна, а как будто две-три судьбы. Не одна, а несколько жизней. И жизнь, несмотря ни на что, продолжается!..
        *****
        Его путь начинался совсем в другое время, другую эпоху. И теперь, сидя за решеткой, правда, не в сырой темнице, а во вполне комфортабельных условиях, он бы с удовольствием засел за мемуары. Не дают! Свободу ограничивают здесь в полном соответствии с техническими достижениями середины XXI века. Нет ни надзирателей, ни наручников, ни конвоя. Все автоматизировано и все под контролем. Любой шаг и, кажется, даже мысль. Стоит только сделать малейшее телодвижение, которое СИСТЕМА воспримет как ПОПЫТКУ - неведомая сила парализует, сковывает, как в детской игре «морская фигура на месте замри». В таком состоянии находишься полчаса. Ловил себя на мысли: уж лучше получить резиновым дубиналом, как бывало то встарь.
        Несколько раз проводили что-то вроде очных ставок с Михалычем и его подопечными - Бройлером и Чугуном - те от удивления только хлопали глазами - так не пришли в себя от культурного шока. Эти «очные ставки» проводили пока заочно - по последнему слову техники БУДУЩЕГО. Ему-то прожившему в этом будущем немало славных годков было не привыкать. А вот каково им?!
        В «свободное» время, как повелось у заключенных всех времен и народов, предавался воспоминаниям, размышлял.
        Эх, дали хотя бы хоть немного бумаги да огрызок карандаша, быть может, состряпал бы, даже не мемуары, а целый роман!
        Не дают. Да и забыли здесь, что это такое - бумага и карандаш, ручка - это для НИХ будто бы глиняные таблички, папирусы и прочие… берестяные грамоты для человека XX века…
        *****
        Мысль уносила вглубь… времен. К середине 80-х…
        ПЕРЕСТРОЙКА. ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ. ГЛАСНОСТЬ. Косноязычные, но вызывавшие до поры до времени бурю восторга у советского люда, речи пятнистого генсека.
        Питер - тогда Ленинград (впрочем, Питером его именовали и до возвращения исконного названия). По подворотням Лиговки, где он провел лучшие детские и отроческие годы, гуляли ветра романтики, ей было пронизано и пропитано все и вся. Словно дух самого Леньки Пантелеева бродил по глухим закуткам; из приоткрытых окон ласкала слух мелодия скрипки, звучал голос Аркадия Северного и других полузапрещенных бардов, воскрешая славное прошлое Лиговского проспекта. Казалось, вот-вот застучат копыта по гулкой мостовой, защелкают хлыстами выстрелы наганов, послышатся грозные окрики чекистов, стук кованых сапог…
        Да, место, где провел ранние годы, безусловно, формирует матрицу судьбы. С малолетства впитывал рассказы «бывалых» людей. В отрочестве по вечерам неизменные карты, портвейн, блатные песни под гитару.
        Правда, в школе успевал. Нет, круглым отличником не был, но и троечником тоже. Науки давались легко. С детства был любопытен, проявлял живой интерес к самым разным сторонам жизни.
        Впрочем, к выпускному десятому классу интерес к учебе пропал. Таинственно замерцали МАЯКИ ПЕРЕСТРОЙКИ.
        Манили легкие деньги. Появились ДЕЛА. Начинал с фарцовки. Что ж, этим промышлял, наплевав на пионерскую (комсомольскую тоже) честь и совесть, наверное, каждый второй школьник - недаром Петр прорубил окно в Европу. Хотя, были, конечно, и такие, кто собирал макулатуру, металлом, жил честной пионерской жизнью. Но ветер перемен, словно тучи, разгонял остатки советской коммунистической морали… да и иностранцы в образе всепьянейших финнов зачастили.
        *****
        Отзвенел выпускной школьный звонок…
        На семейном совете в полном соответствии с перестроечными демократическими нормами было принято решение поступать в Московский историко-архивный институт. Вроде был там блат, работал какой-то дальний - седьмая вода на киселе - но все, же родственник, который мог повлиять. Да, профессия, мягко говоря, не денежная, но он еще тогда решил: пахать по полученной специальности, если и будет, то для вида, ведь не работать по советским законам было нельзя. А честную скромную зарплатку с лихвой можно компенсировать нетрудовыми доходами. К тому же в то время зарождался частный бизнес - появились кооперативы.
        Привлекал мир антиквариата - та же фарцовка, но на более высоком уровне. Что ж, Первопрестольная подходящая стартовая площадка.
        Москва как много в этом звуке… Так выпало, что со столицей нашей необъятной он породнился кровными узами, став впоследствии питерским москвичом. Но сперва, довелось побывать в несколько иных местах….
        Учился в Историко-архивном институте хорошо - первую сессию сдал без троек, вторую - тоже. Влился в студенческую жизнь, хотя на него как на питерца поглядывали не то чтобы свысока, но некоторое прохладное отчуждение он чувствовал нутром.
        А на втором курсе отчислили, но вовсе не за успеваемость, а за то, чем начал заниматься еще в родном городе на Неве - фарцовкой.
        Выперли из вуза, хотя могли и посадить. Но времена настали уже полиберальней, помяХше. И все же, хоть и не 37-ой, но отреагировали на сигналы тех, кто не переваривал выскочку из великого города с областной судьбой. Как водится, пропесочили на комсомольском собрании, вменив в вину кроме подозрений в спекуляции еще и аморальный образ жизни. Заключалось это в нескольких, в общем-то, обыденных студенческих посиделках в общежитии с вином, коньячком, дефицитной закуской, песнями под гитару. Как было модно тогда говорить, он выступил спонсором, щедро соря деньгами, вырученными от продажи иностранцам икон. Иконам тем грош цена, но после соответствующей обработки втюхивал их, как творения Андрея Рублева. Технологиям обучился еще в Питере. И вот кто-то прознал, обзавидывался ну и, как водится, стуканул. Так пошли под откос смелые начинания, светлые мечты. А ведь грезил он ни много ни мало найти БИБЛИОТЕКУ ИВАНА ГРОЗНОГО, прославить свое имя в науке. И кое в чем уже преуспел, нащупал, как казалось, какие-то нити.
        *****
        Вернулся в Ленинград, естественно, к жуткому (не то слово) неудовольствию родных. Первые дни… недели… месяц с небольшим коротал время под их причитания, упреки, нотации. На горизонте маячила армия. Надо было браться за ум, кончать с тунеядством, устроиться хоть на какую-никакую работу.
        А родня все охала, да ахала, чувствовали, что пошел он по наклонной. И ведь как в воду глядели…
        *****
        В конторе, куда поступил, наконец, грузчиком, чтобы не тыняться без дела, не слушать более упреков в праздности, да и поднакачать мускул перед службой работал «бывалый» человек. Сошлись, несмотря на разницу в возрасте, жизненном опыте, социальном происхождении. В курилке любил он поточить лясы, рассказчиком был неплохим, а все истории - о севере, о побегах, понятиях и воровском. После работы пили пиво, а то и чего покрепче.
        Но не дешевого пива у ларька требовала душа. И когда напарник в конце рабочего дня (они вместе тащили к машине рулон с обоями) шепнул, как бы невзначай: «есть дельце, надо перетереть» - в груди радостно и вместе с тем тревожно заклокотало. Он почему-то сразу понял, о каком таком «дельце» будет идти речь.
        После работы, как повелось, отдыхали за бутылкой портвейна в уютном скверике, где имелись и лавочки, и столики, и обильные зеленые насаждения - стояло бабье лето, и листву едва тронул золотой да лукавый рыжий окрас. Но золото грезилось в натуральном воплощении в виде «ювелирки» и хрустящих купюр от червонца и выше. Часто потом он вспоминал этот, как говаривал опять же пятнистый генсек, «судьбоносный» момент.
        В общем, «бывалый» предложил подломить хату. Даже не подломить, а постоять на шухере - так на всякий случай для подстраховки, за что предложил небывалый куш. Гробануть же предстояло дачу. Дескать, дело беспроигрышное. Хозяин - барыга - убыл на заслуженный отдых в Крым. Операция была назначена на будний день (в конторе был сменный график, и выходные у них совпали) В дачном поселке по идее не должно было быть ни души.
        И вот, согласно плану, под видом грибника-рыбака он прохаживается по дачной улочке с корзиной и удочкой за плечами. Грибы для наполнения корзины были куплены у каких-то хануриков, в садке блестели чешуей, два свежих речных окунька, также заблаговременно приобретенные еще перед отъездом у некоего мучимого горбачевским похмельем мужичка.
        Улица в дачном поселке, на которой располагался дом барыги, просматривалась хорошо. Заметив опасность в виде прохожих, надлежало закричать, что есть мочи: «Папа, ну где ты там! Заблудился что ли!»
        Подавать сигнал не пришлось, экспроприация прошла успешно. Казалось, сама фортуна взяла под крыло, но… закон подлости еще никто не отменял.
        После того как дача была обчищена, а «багаж» уложен в большие рюкзаки, с беспечным видом по тропиночке да по проселку в прекрасном настроении отправились они на станцию; удочка и корзина с грибами, садок с рыбой были выброшены за ненадобностью, но, разумеется, не на самом видном месте - их погрузили в болотце, да еще положили сверху пару коряг.
        Придя на станцию, пытались словить попутку: все-таки береженого бог бережет, но как назло машин не было вовсе (до почти всеобщей автомобилизации оставалось еще лет пятнадцать-двадцать). Плюнули и сели на электричку.
        Там-то их и накрыли. Как оказалось, буквально через полчаса как они обчистили дачу, приехала родственница барыги. Он человек не простой, а она еще круче - жена какого-то там секретаря не то обкома, не то горкома.
        Обнаружив разгром, метнулась в черную волгу с личным шофером и пулей на станцию звонить мужу. Тот - в ментуру, а поскольку он был не простым смертным, мусарня за дело принялась рьяно, включили что-то наподобие плана «Перехват».
        В общем, повязали с поличным.
        На суде взял все на себя, чем снискал уже тогда скромный, но авторитет.
        Срок, правда, схлопотал небольшой - два года - учитывая первую ходку и не замаранную, в общем, биографию.
        *****
        Семья в едином порыве заявила, что знать его не желает. После отсидки, домой не вернулся, а направился прямиком в столицу трещащего по швам Советского Союза. Шел 1991 год. По накатанной дорожке устроился грузчиком в один из расплодившихся коммерческих магазинчиков, снял комнатенку. Сразу стал присматриваться к делам. Вокруг бурлила совершенно иная новая жизнь. Партия уже ничего не значила, плевать на нее хотели с самой высокой колокольни. Все больший вес приобретали деньги и люди, которые ими обладали. Но и на них находились еще более крутые парни, которые заставляли этими деньгами делиться.
        *****
        Грянул августовский путч, в котором он принял участие, конечно же, не на стороне ГКЧП. Впрочем, участвовал в тех событиях весь небольшой коллектив, в котором он трудился. Хозяин магазинчика организовал поставку воды и питья на баррикады, поскольку, ну очень не любил комуняк, и частенько в конце рабочего дня толкал перед подчиненными речи в стиле Новодворской, правда, пересыпая их отборными матюгами.
        Во время путча торговое заведение было переведено им в мобилизационное состояние, и работники наподобие курьеров шныряли от магазина до баррикад, поставляя просроченные консервы и бутерброды из просроченной же колбасы, которая усердно нарезалась в подсобке.
        За этот «подвиг» всех и, разумеется, хозяина представили к медалям «Защитнику свободной России».
        *****
        Вскоре был окончательно добит СССР, а с ним и остатки социализма.
        Звериный оскал капитализма, о котором знали лишь из книжек, газет и телевидения, обнажился во всей красе. Грузчицкое дело вскоре наскучило, и он решил освоить куда более престижную профессию рэкетира, благо изрядно накачался.
        Москва - «город маленький» - как-то случайно встретил своих однокурсников по Историко-архивному институту. Какого же было удивление, когда за кружкой пива в затрапезной забегаловке, он узнал, что мальчики из приличных интеллигентных московских семей забросили учебу и вовсю промышляют мелким криминалом! В общем, они быстро нашли общий язык. Так он стал одним из основателей и активных участников криминального сообщества, именовавшегося тогда в просторечии бригада.
        А бригадиром стал Михалыч - друган одного из московских студентов - чуть старше возрастом, спортсмен и тоже отмотавший срок.
        Он, когда отношения в коллективе окончательно оформились, стал кем-то вроде заместителя - правой рукой Михалыча и вместе с тем мозговым центром. Тогда-то и получил солидное погоняло ДОЦЕНТ за ум и эрудицию, но еще и потому, что носил простую русскую фамилию Леонов. Имя-отчество также простое - Владимир Алексеевич, хотя, конечно, кликали его традиционно Вован. Внешне же на известного артиста, сыгравшего роль того самого доцента в «Джентльменах…», не походил - был долговязым, спортивным, мускулистым. Некоторое сходство имел с профессором Мориарти из не менее культового сериала. И когда ближе к концу 90-х, в угоду респектабельности, отпустил модную тогда бородку, он словно получил следующее за доцентом «ученое звание» - за ним утвердилась новая кликуха ПРОФЕССОР или попросту - ПРОФ.
        Братва произносила ее с пиететом, и слыл он великим умником: мог найти общий язык и с представителем интеллектуальных кругов (вполне проканать за своего в этой среде), а мог запросто общаться и с простым работягой.
        *****
        Ну, а тогда - в первой половине лихих 90-х - жизнь рэкетирская била ключом… барыги визжали под утюгами, бригада ездила на разборки с перестрелками, конечно же, дорогие кабаки, бабы. Похоронили нескольких пацанов - все как у людей. Не забыл он и про хозяина магазинчика, куда после отсидки устроился грузчиком и под чутким руководством которого отстаивал демократию в славном августе 91-го.
        Дело в том, что воспользовавшись хаосом, не заплатил тот зарплату за последний месяц. Кормил завтраками, а потом и вовсе кинул, заявив, мол, в стране такие перемены, а ты о каких-то пошлых деньгах. Сам меж тем «поднялся» - стал владельцем сети ларьков, каких-то забегаловок, гордо именуемых ресторанами, чего-то еще. Но пришло время платить по счетам. В общем, сгубила жадность фраера: успешный постсоветский бизнесмен в одночасье превратился в бомжа.
        *****
        Все это продолжалось где-то года до 96-97-го.
        В 98-ом грянул дефолт-кризис, и барыги обеднели.
        Пришло понимание: жизнь меняется, грядут другие времена. Период «дикого капитализма» и первоначального накопления капитала подходил к концу.
        Было решено вкладывать деньги в производство. Открыли мебельный цех.
        Еще через пару-тройку лет бывших братков было не узнать: приобрели манеры, некоторые учились в платных институтах и штудировали чуть ли не древнегреческий и латынь, обзавелись семьями, ходили по театрам. Михалыч стал гендиректором конторы, но все же по мелочи промышлял иногда криминалом: на кого-то там наезжал, что-то отжимал. Профессор все также был его правой рукой, но теперь все больше по производственным и коммерческим вопросам: доставал фанеру и прочую древесину, занимался сбытом готовой продукции.
        А в качестве хобби и побочного в перспективе бизнеса занялся «наукой». Как и прежде, не давала ему покоя библиотека Ивана Грозного, да и другие тайны московских подземелий. Подмял по себя диггеров, стал финансировать их движуху. Устроил даже что-то вроде научно-исследовательского института и музея.
        Параллельно скупал изобретения в развалившихся НИИ, занимался вывозом за рубеж металлов и красной ртути.
        Дело непростое хлопотное, но прибыльное: не заметил, как сам превратился в того, кого совсем недавно увещевал (порой не очень гуманными способами) в том, что надо делиться. Пригодились и старые питерские связи - наладил контакты в порту, на таможне и жил он тогда на две столицы, мотаясь то туда, то сюда по делам. Будучи довольно таки любвеобильным завел сразу два гражданских брака с уютными гнездышками и в Питере, и в Москве. Избранницы само собой не подозревали о существовании друг друга, но рано или поздно предстояло сделать выбор. Остепениться, жениться, обзавестись детишками, стать мирным обывателем, преуспевающим бизнесменом.
        *****
        А страна жила своей жизнью: меняла премьеров, переживала за бомбежки Югославии, воевала в Чечне, боролась с кризисом, как могла…
        В воздухе запахло переменами. Уж кто-кто, а он чувствовал их интуитивно.
        Грянул миллениум. Как снег на голову отречение вечно пьяного царя Бориса и приход к власти земляка и тезки - с виду тихони, заговорившего о диктатуре закона.
        Но… братва поначалу плевала на все эти нудные словеса. Настоящие перемены начались года через три-четыре, а пока все шло еще по накатанной разбитной колее 90-х. По телику крутили «Бандитский Петербург», и весь народ в едином порыве прилипал к телеэкранам так, что под вечер улицы вымирали.
        Однако первые звоночки нового порядка уже тренкали пока не назойливо, но все же. Стали доходить слухи: бизнес крышует уже не братва, а чиновники и чекисты… Повеяло чем-то совдеповским… знакомым.
        *****
        Он с головой ушел в бизнес и «науку». Искал ту самую БИБЛИОТЕКУ, ведь у каждого в жизни должна быть МЕЧТА.
        С командой дилеров, которую спонсировал щедрой рукой, исходил немало подземных троп. Иногда чуть ли не ночевал под землей. Много находок было сделано, часть из них удалось выгодно продать. Как всякий бизнесмен, рассчитывал на коммерческий эффект от вложений и особенно надеялся на главный приз - его-то он продавать не собирался ни за какие деньги. Передать госудасртву и увековечить свое имя… Но судьба распорядилась иначе.
        *****
        Их с Михалычем небольшую империю плотно взяли под колпак чекисты. На фирме провели обыски, Михалыча с братвой «закрыли».
        Он в это время отдыхал в Египте, но вести долетели и туда. В Москву пришлось возвращаться окольными путями через Европу, Украину, Белоруссию; в самой же столице ложиться на дно и шхериться во всяких Южных Бутовых и Бирюлевых - что ни день, меняя пристанища, обучаясь на ходу нелегкому делу конспиратора, подпольщика-революционера.
        Совсем убраться из Москвы не было возможности, связывали прежние дела. После их завершения планировал осесть где-нибудь в глухой провинции, может быть, даже заняться возрождением русской деревни. Но в результате оказался совсем в другом… нет даже не месте…
        *****
        В тот день, поехав с самого раннего утра по делам на неприметном жигуленке, который купил на подставное лицо, почувствовал слежку.
        Долго петлял, пока, как показалось, не ушел от всех хвостов и наружек. Бросил жигуль на пустыре и поймал машину - одну, вторую, третью… короткие расстояния преодолевал на маршрутках. По ходу «обновил» гардероб - сбросил ношенную выцветшую зеленую ветровку и купил на уличной барахолке а ля секонд-хенд что-то вроде натовского френча серо-мышиного цвета, дабы окончательно слиться с городскими пейзажами. А вообще одет он был в то роковое утро отнюдь не в деловом стиле: полуспортивные штаны, модные тогда берцы, за плечами рюкзачок - не дать ни взять дачник-турист.
        Обновив верхнюю одежду, вытащил заправленные в берцы штаны и пустил их поверху - какие-никакие, а тоже перемены во внешнем виде. Конспирация мать-перемать! Сменил и головной убор - бейсболку на модный берет…
        До заветного места, куда он устремился, оставалось полчаса ходьбы. Если по прямой. А если петлять то…
        Это был заранее подготовленный подземный схрон, где можно было отсидеться перекантоваться какое-то время. Имелось все необходимое для поддержания хоть и спартанского, но быта: кровать, стол, стул, японский телевизор, электроплита на аккумуляторе, запас круп, макарон и консервов. Но самое главное из убежища вели три хода, по которым можно было вынырнуть где-то в замкадье в каких-то глухих деревнях, где затем у доверенных людей отсидеться, переждать волну. В капсюле хранившейся в тайнике находились схемы ходов, карты местности, а также вся необходимая информация об этих самых деревенских явках и паролях.
        *****
        Все это было заранее подготовлено предводителем диггеров в знак особого расположения и признательности еще за год до этих событий. Так, на всякий пожарный случай и вот он представился, будь не ладен.
        Организовавший все это Генерал подземелий (такую кликуху дал ему Профессор и вскоре так стало звать его все окружение) был слегка чудоковат, как все неформалы или ученые, но нюх на деньги имел отменный, а кроме того был одержим все той же идеей найти библиотеку Ивана Грозного - на этой почве они во многом и сошлись, можно сказать, подружились.
        Бывало, сиживали за рюмкой чая на доставшейся Генералу от предков полуразвалившейся даче в Подосковье. Боже, какие умные разговоры он вел, а глаза фанатичного блестели из-под толстых советских очков в роговой оправе! Кладезь знаний! Энциклопедия, а не человек!
        Как-то приехал к нему на ту самую дачу привез, как водится, коньячишка, хороший запас мяса на шашлыки. Надо было о деле одном покумекать.
        Выпили по одной, второй, третьей. Утрясли все вопросы, потянуло на лирику. Нет, о бабах разговоров не вели никогда, если не считать таковой музу КЛИО, то бишь, ИСТОРИЮ - к ней и Проф и Генерал дышали не ровно…
        - А знаешь, кого мы, диггеры, считаем своим патриархом, прародителем? - в глазах, несмотря на толстые линзы оков, читалось лукавство.
        - Не знаю. Может быть, Сталина, как вдохновителя строительства метрополитена.
        - Нет гораздо древнее. Хотя и Иосифа Виссарионовича считаем одним из отцов-основателей, так сказать.
        - Ладно, не трави душу, посвети в вашу мифологию, а то столько лет общаемся, ни один пуд соли съели, а всей вашей подноготной так и не знаю.
        - Первым диггером почитаем мы Ивана Грозного.
        - Потому, что он библиотеку припрятал под землей что ли. Да разочаровал, разочаровал, фантазии-то у вас у диггеров маловато.
        - Ты мылишь штампами. Раз Грозный значит тот самый, что вел Ливонскую войну, устроил Опричнину, сынишку своего посохом мочканул. Но ведь был и еще один его полный тезка.
        - И тоже царь?
        - Нет, великий князь, хотя именовали его и царем. Дед того Грозного, на которого ты подумал, и звали его тоже Иван Васильевич, а прозвищ у него было несколько, и Грозный в том числе. Кстати, правил он намного лучше своего внука. И первым «метростроевцем», предполагают, был именно он.
        - Да ну! Заинтриговал! Давай, рассказывай. Я весь во внимании.
        - Так вот, по некоторым данным, велел он проложить тайные ходы даже в соседние княжества. Прикинь, не появляясь на поверхности, добраться из Кремля, например, во Владимир или Суздаль!
        - Фантастика!!!
        - Конечно, все это лишь гипотезы. В XV веке Кремль строили приглашённые итальянские мастера - Аристотель Фиораванти, Пьетро Антонио Солари, Алевиз Новый. Помимо стен, башен и храмов на земле, итальянцы якобы соорудили в недрах Боровицкого холма целую сеть подземных тайников, где, вероятно, затем и могли сокрыть сокровища царской фамилии, в том числе и интересующую нас библиотеку.
        Ну, а уже в тридцатые годы к диггерству приложил руку товарищ Сталин. Тогда Кремль был абсолютно закрытой территорией для простых смертных. Там обитали только небожители - вожди. И вот как-то году в тридцать втором или тридцать третьем пол на первом этаже Арсенала в одном месте неожиданно оторвался от стены и опустился чуть ли не на метр. А в октябре тридцать третьего солдат из охраны, делавший зарядку во дворе правительства, вдруг провалился на шестиметровую глубину.
        Вожди забили тревогу. Ведь так чего доброго и весь Кремль подобно граду Китежу низвергнется в тартарары.
        - Да уж тогда бы история развивалась совсем иначе.
        - История, смею тебя заверить, имеет все-таки сослагательное наклонение, что бы там не говорили… а, впрочем, об этом как-нибудь в другой раз… Так вот, вожди забили тревогу и призвали на подмогу ученых.
        - И что это были за ученые - поди, не литературоведы…
        - Да, как любит говаривать Леонид Аркадьевич, есть такая буква в этом слове. Ученых было несколько, но центровым был Игнатий Стеллецкий, авторитетный археолог, автор «Плана подземной Москвы». Эх, дорого я бы дал, чтобы раздобыть этот самый план, но за семью печатями держат сей труд, что, впрочем, вполне понятно. Ведь проникнув под землю можно взорвать всю Москву.
        - Вот так - не много не мало!
        Да, вот так! В общем, тогда в тридцатые, осознав, что в основе этих явлений - ничто иное, как неизвестные подземные сооружения и пустоты, хозяева Кремля позволили Стеллецкому углубиться под Угловую и Среднюю Арсенальные башни, дабы узнать, какие угрозы таят подземелья. Помощники ученого вспоминали, что одиннадцать месяцев он практически не поднимался на поверхность. Полагают, что помимо выполнения основной задачи, он искал и библиотеку Ивана Грозного.
        - И каковы результаты? Может мы зря стараемся и все уже укра… то есть найдено до нас.
        - Нет, это исключено. Говорю с полной ответственностью, поскольку… знаю, что говорю.
        - Так чего же он в результате достиг?
        - Сделал массу открытий и выдвинул множество гипотез. Например, что Сенатская башня, которая оказалась колодцем не-известной глубины, является люком в подземную Москву.
        Стеллецкий утвердился во мнении: исторические подземелья - бесценное достояние Москвы и в своих многочисленных обращениях к власть предержащим предлагал создать музей подземного города, как уже поступили в Париже, Риме и Лондоне.
        Но открытия его быстренько постарались закрыть. После окончания исследований раскопанный им ход, ведущий из подземелья Угловой Арсенальной башни в Александровский сад, сразу замуровали.
        - Вот оно что. Так мы выходит, как слепые кроты.
        - Да, выходит так.
        - А нельзя ли этот «План подземной Москвы» все же раздобыть. Хотя бы копию.
        - Нет, хранится он в таких спецхранах, что тебе и не снилось.
        - Ну а все же? За деньги нынче можно если не все, то почти все.
        - Нет, те, кто там работает, не продаются и сдадут любого, кто им это предложение озвучит. И-эх, сегодня все уверовали во власть золотого тельца, - мрачно продолжил он, разрубив ладонью какой-то невидимый гордиев узел. Практики. Бизнесмены. Прагматики мать их. Но… есть вещи высшего порядка, мистические, необъяснимые вещи.
        - Тебе-то, конечно, по роду твоей деятельности к мистике не привыкать.
        - Да уж, поверишь и в чертовщину, и в призраков, и в перемещения - не только в пространстве, но и в во ВРЕМЕНИ…
        - Это что же, ты машину времени изобрел что ли, - проговорил, иронично позевывая Профессор.
        - Не об этом речь, - вполне серьезно отвечал Генерал подземелий. Но ребята рассказывали… и у меня лично есть один знакомый, который побывал… в прошлом и благополучно вернулся. Есть, сказывают, под землей особые тоннели - тоннели во времени. Так вот побывал он в Москве XVIII века, и даже кое-что оттуда прихватил.
        - Ну, твой этот знакомый или отдаленный потомок барона Мюнхгаузена или… пить ему следовало меньше, прежде чем в подземелье-то спускаться. А может чего и покруче, употребляет?!
        - Эх, ты Фома неверующий. Ладно, пора спать.
        *****
        Ныне, томясь в неволе, в который раз прокручивал он в голове тот давнишний - из совсем другой жизни, разговор. Вспоминал и первые свои ощущения, когда вынырнув на поверхность, после долгого, казалось бесконечного, ковыляния по лабиринтам подземного хода очутился не в дремучем замкадье, а…
        Первой мыслью было: оказался он на съемке самого что ни на есть фантастического фильма. Присмотрелся: больно дорогостоящие декорации и слишком их много и все вокруг… будто взаправду. Немного поразмыслив, сделал несколько шагов в неизвестность, похлестал сам себя по щекам, подергал за нос и решил, что немыслимым образом переместился в Японию, или еще какую страну полного хайтэка. Шел по пешеходной дорожке абсолютно ровного гладкого покрытия и жадно таращился по сторонам, со стороны походя на сумасшедшего, во всяком случае, не вполне адекватного человека…
        Нет, это не Япония! Несколько прохожих оказались вполне европейской или «евразийской» внешности. Одеты непривычно, но пролеживаются какие-то общие с ИХ модой черты. Люди явно спешили, не обращая на него никакого внимания…
        В вышине искрились серебром причудливо изогнутые спирали и прочие немыслимые архитектурные чудеса. Он шел вдоль небывалой автострады по которой с вихрем проносились, нет, не машины, а какие-то длинные узкие транспортные средства на подобии ракет. Присмотревшись, понял, что движутся они без колес, словно на воздушной подушке. А он шел и шел, вернее, уныло брел незнамо куда. Возникли мысли о сумасшествии, о сне. Но… вот он дотронулся до ограждения, которое отделяло автостраду от пешеходной дорожки… с виду металлическое, оно оказалась из какого-то материала наподобие пластика. Не заметил, как оказался на возвышенности - круглая… беседка с колоннами в античном стиле. Наверное, смотровая площадка для туристов кем, собственно, немного очухавшись, он тогда себя ощутил. Теперь вся фантастика была как на ладони, и почему-то вспомнилось восклицание Ивана Васильевича из известной кинокомедии: «Красота! Лепота!» Небоскребы небывалых очертаний, какие-то вознесшиеся над землей светящиеся кольцевые магистрали, по которым, как по артериям, текло движение, сооружения в виде гигантских светопрозрачных парусов и
куполов. А в воздухе проносились разноцветные и разномастные болиды, и было их великое множество, словно машин в час пик. Они то и дело прилипали к изгибам колец на короткое время и вновь устремлялись в путь.
        Один, второй, третий… пронеслись совсем рядом, так что можно было рассмотреть лица водителей и пассажиров. Так ведь это что-то вроде автомобилей только летающих! Вот те на!
        Вдруг заиграла легкая музыка, а затем хорошо поставленный голос объявил на чистом русском языке: «Внимание! Перегружен второй ярус транспортного кольца. Пользуйтесь пересадочными узлами хордовой магистрали».
        ДА ВЕДЬ ЭТО ЖЕ МОСКВА!!! В дали, в дымке увидел он хорошо знакомые очертания Кремля…
        *****
        Забытье воспоминаний было прервано самым жестким образом - дверь камеры разверзлась, и на пороге материализовалось трое. Одного он хорошо знал - директор НИИ Истории и времени - и с чем это он пожаловал интересно?! Двое его спутников, само собой, сотрудники правоохранительных органов одетые по форме. Не мудрено, он ведь опаснейший преступник и меры безопасности отнюдь не лишни, даже при наличии СИСТЕМЫ.
        Вдруг директор оказался лицом к лицу, глаза в глаза и, отринув всякую воспитанность и интеллигентность, схватил Пивображенского за воротник. Глаза руководителя научного учреждения налились кровью, лицо вмиг приобрело свекольный цвет.
        - ГДЕ УЛЕТОВ! СУКА! ГДЕ ОН, ОТВЕЧАЙ!!! - кричал в самое ухо, словно боясь быть неуслышанным. С непривычки, после долгих недель абсолютной тишины, у Пивображенского заложило уши, голова же наполнялась каким-то хрустящим пульсирующим звоном.
        - Не знаю, - хриплым, металлическим каким-то чужым голосом только и смог ответить Профессор.
        Директор НИИ Истории и времени ослабил хватку. С видом полного презрения развернулся и молча, в сопровождении двух сотрудников, удалился.
        *****
        Где Улетов?! Дорого он бы дал, чтобы получить ответ на этот вопрос. Внезапно накатили… муки совести. Верно, погубил он невинную душу. Пусть и неумышленно, но погубил. Сгинул товарищ Улетов незнамо где. А ведь до этого был он в этом плане перед совестью чист - никогда не преступал черты - даже в пору лихой бандитской молодости пронесло.
        Он подошел к окну. Густыми хлопьями валил мокрый тяжелый сероватый снег. Как и тогда, когда вот так же за решеткой, дожидался он отправки на зону…
        Глава 3 (III). И я там был, мед-пиво пил
        Снег валил и валил. Зима, как всегда, вторгалась внезапно. Что тысячу с лишком лет назад, что во второй половине XXI века. Только недавно рдела трава, вились по ветру стайки желтых листочков, накрапывал дождик, как вдруг, словно повинуясь приказу, деревья нарядились в белые шубы, красуясь после осенних невзгод в новой одежке - чистой, искрящейся белизной. Белое полотно, сотканное богиней-пряхой Макошью, укутало землю до весны - до часа своего пробуждения - всевеликого веселья, когда и стар и млад ровня в играх и озорстве.
        Зима тысячелетней давности разнится от тех запредельно далеких грядущих зим. Поражало воображение обилие снега. Невиданное, неслыханное, если не принимать в расчет историю барона Мюнхгаузена, обнаружившего после оттепели коня привязанного к шпилю…
        *****
        Снег шел, наваливался, дома, казалось, вскоре будут погребены. И еще всепоглощающая тишина… а может затишье перед бурей или бурлящими событиями - как знать. Зима - время спячки… но в ту пору и в том месте жизнь била ключом. Столица Деревской земли Искоростень стремилась предстать в новом качестве, обретая какой-то столичный лоск. Чувствовалось это в малейших деталях.
        Исправно работали… коммунальные службы - снег чистили большими деревянными прямоугольными щитами, оставляя огромные как горы сугробы на потеху детворе. В качестве дворников выступали плененные киевские ополченцы, работавшие под надзором дружинников Мала. И я, несколько раз проносясь по вычищенным улочкам, исполняя поручения братьев, сталкивался к со своими однополчанами… отводил взгляд… да мог бы разделить с ними участь. Впрочем, обращались с пленниками хорошо и по договоренности должны были вскоре отпустить.
        В Искоростене царила атмосфера благодушия, какое бывает у сильного, но благородного победителя, чуждого низменным инстинктам.
        *****
        В повседневность в привычный мирской уклад славного племени древлян вмешивался политический фактор, хоть таких слов тогда и не ведывали, впрочем, были термины и в тогдашнем языке вполне объяснявшие политические вещи - «великое дело», «дело родовое», «судилище державное» - привожу их слегка адаптированными к современному языку. Что ж, историк должен овладевать понятийным аппаратом прошлого, стремится проникнуться духом изучаемой эпохи, погрузиться в нее полностью и безраздельно…
        Это один из постулатов научной школы, созданной в Институте истории и времени еще на заре хроноисследований.
        *****
        А начиналось все… да сегодня эти вехи знает каждый школьник.
        2012 год. Американские военные на шаг приблизились к тому, чтобы подобно героям фантастических фильмов «прятаться» во времени. Впервые в истории исследователям удалось создать временной провал, события в котором невозможно отследить ни человеческим глазом, ни даже специальными приборами. Ученые из Корнельского университета по заказу Пентагона исследовали возможности «временной маскировки», сделав важный шаг к тому, чтобы превратить фантастическую сказку в быль, прятать различные объекты не где-нибудь, а во времени! Скрыть временной отрезок не только от глаз человека, но и от радаров высокоточных приборов, физикам удалось путем экспериментов с разложением света. Ранее с помощью подобных опытов исследователям удалось создать «пространственный камуфляж». Ученые научились «обманывать» свет, сделав так, чтобы он как бы огибал спрятанные объекты, оставляя их невидимыми. Физики решили пойти дальше и на основе этих результатов делать невидимыми отрезки времени. При создании временного провала сотрудники Корнельского университета использовали лазерный луч зеленого цвета, который пропускали через две линзы.
Первая разделяла свет на два потока (быстрый и медленный), а вторая приводила расщепленный луч в исходное состояние. В результате получилось своеобразное мелькание лазера, которое невозможно зафиксировать. Иными словами, тот миг, когда лазер «моргает», остается незаметным для техники.
        В это же время Физики-теоретики из Института хранения данных Сингапура предположили, что фантастический «притягивающий луч» (tractor beam) - устройство, способное перемещать предметы к себе при помощи одного лишь излучения - можно создать в реальности…
        Теория воплотилась в практику в 30-х годах. Появилась возможность просматривать время. Особый прибор - хроновизор стал реальностью в 2035 году. Усовершенствованными моделями образца 2050 года и был оснащен Институт. Именно за таким прибором просиживал штаны и я, пока не очутился в исследуемом периоде. Как это произошло? Можно строить лишь догадки…
        И их есть из чего строить. Еще в начале XX века ученые из университета Мельбурна предположили, что Вселенная могла появиться не в результате Большого Взрыва, а в результате Большой Заморозки, а до этого она прибывала в жидком состоянии. Затем Вселенная застыла в трех пространственных измерениях и еще в одном - во времени, что, и является результатом такой «кристаллизации». Предположили, что теоретически изучить феномен пространственно-временных трещин можно на примере льда: как и в ледяной глыбе, так и в бесконечном пространстве они преломляют свет. Тогда же астрофизики выдвинули гипотезу о том, что в космосе есть туннели, через которые можно переместиться в другие Вселенные и даже в другое время. Такие тоннели могли образоваться, когда Вселенная только зарождалась и пространство «кипело» и искривлялось. Этим космическим «машинам времени» дали название «кротовых нор». От черной дыры «нора» отличается тем, что туда можно не только попасть, но и вернуться обратно.
        Затем были выведены четыре математических формулы, которые в теории доказывали: перемещаться можно как в будущее, так и в прошлое. Была создана и компьютерная модель «машины времени» в космосе: два отверстия в пространстве и времени, соединенные коридором.
        Размышляя о нынешних превратностях своей судьбы, предположил, что, быть может, угодил я ненароком именно в такой «коридор». Каким образом? Бог весть…
        Эх, знали бы коллеги, где оказался скромный м.н.с. Улетов! Безвозвратно! Впрочем, в последнее время не покидало какое-то внутреннее чувство, переросшее в уверенность: удастся, непременно удастся выбраться из всех передряг! И тогда научный мир ждет сенсация!
        Выберусь, обязательно выберусь! Ведь сколько раз мог погибнуть! Сгореть в ладье, быть погребенным заживо…
        Но как выяснилось… Нестор, мягко говоря, поднаврал… События развивались в несколько ином, скорее, даже кардинально ином ключе.
        *****
        Смирившись с горькой участью (а в тайне надеясь ее избежать), по поручению князя Мала и всей Деревской земли возглавил я делегацию послов к Ольге. Не буду подробно описывать наш путь, скажу только, что плыли мы по Днепру в ладьях. Было нас двенадцать - по формуле «11 + Я». Надлежало мне передать послание, запечатанное в деревянном цилиндре с затейливой резьбой. Днепр был тих, безмолвен. Поздняя осень - в водах Словутича тут и там белели одиноко плавающие льдины. Молчаливыми были и мои спутники, видно, что ощущали они тяжесть в сердцах и душах. Их лица выражали сосредоточенность и суровость, будто догадывались они, на что шли…
        В дороге терзал меня один вопрос, а именно смерть князя Игоря, расходившаяся с «хрестоматийной» версией, по которой его пленили и предали лютой казни - разорвали деревьями. Но как оказалось Игорь погиб в честном бою от руки князя Мала. Собственно, сведения о казни Игоря донес до нас Лев Дьякон - византийский историк. Но, как видно, не совсем был в курсе.
        Быть может, первоначальное краткое известие вроде «погиб в Деревах» Лев Дьякон, превратно истолковал, как казнь путем разрывания деревьями…
        Голова заработала вдруг как компьютер: «выковыривал» все, что знал о летописании, о начальной истории Руси, силился, напрягал память, находя это занятие крайне увлекательным и полезным в пути…
        Итак… В «Предании Начальной Русской летописи» сообщается, что Игорь был убит Малдитом - князем, наследником Дира, древлянским государем. Но эта версия признана, так сказать, апокрифической13..Но… на «практике» именно она и подтвердилась. И еще, согласно опять же признанной хрестоматийной версии, княгиня Ольга была по происхождению псковитянкой - простой девушкой из племени кривичей, в которую без памяти влюбился Игорь. Но есть и иные летописные сведения о том, что происходила она из болгар, принадлежала к царскому роду, и брак с Игорем носил династический характер. Болгарская Плиска и древний Псков (Плесков) носили тогда почти одинаковые названия.
        А посему зрела уверенность, что и сожжение, и закапывание древлянских послов не более чем байки…
        И моя догадка подтвердилась! Наше посольство приняли при дворе Ольги - скромно без изысков, но и без летописных зверств. Мы благополучно отбыли восвояси, и ни один волос не упал с головы послов. Да, кстати, нас радостно встречал и провожал простой киевский люд. И еще один летописный миф развеяла аудиенция у Ольги. Историки со времен Татищева обращали внимание на несуразицу в возрасте первых древнерусских князей и княгинь. Василий Никитич Татищев - первый русский историк так и написал: «О князях первых старорусских летописец Нестор не добре сведом бе». И что же прав был он, несомненно, прав. По летописи Ольга родила сына Святослава, не то в пятьдесят, нет то в шестьдесят лет. Я же лицезрел молодую женщину лет двадцати пяти от силы тридцати… Умную, ироничную, обаятельную.
        Княгиня, как выяснилось, принимала по четвергам. Да-да, именно таков был регламент державного управления - в языческий выходной осуществлялась обратная связь с представителями народа, сношения с иностранными гостями. Отдыхала же Ольга, как христианка, по воскресеньям.
        В назначенный час наше посольство, умывшись и нарядившись в торжественные одежды, в сопровождении гридней размеренно, не спеша, с достоинством, проследовало в княжий Ольгин терем. Я был знаком с Киевом, но послы Древлянской земли, хотя и блюли солидность - нет-нет, да и глазели с любопытством, по сторонам.
        Терем Ольги поразил их ни сколько своими размерами, сколько архитектурой. Располагался он в укромном месте обширного княжьего двора и был белокаменным - выглядел совершенно непривычно для восточнославянского зодчества той поры. Стиль, в коем была сотворена резиденция нынешней повелительницы Киева, можно охарактеризовать как псевдовизантийский (естественно без приставки псевдо) до того он напоминал уютные московские купеческие особнячки XIX века, выполненные все в том же стиле, но все было каким-то первородным, взаправдашним: изразцы и резьба по камню, изгибы колон. Лаконично и в то же время - пышно и вычурно - именно по-византийски. Несомненно, к сему шедевру приложили руку иноземные мастера.
        Гридень распахнул перед нами тяжелую, видимо, дубовую, да еще окованную железом, дверь.
        Ольга принимала нас в тронном зале. Конечно, не Букингемский дворец, все гораздо скромнее, но легкий налет византизма чувствовался и здесь.
        Княгиня восседала на троне позади двое гридней без доспехов, но с обнаженными малыми мечами замерли в почетном карауле. Справа от Ольги стоял златокудрый мальчик в длинной до пят вышитой рубахе. Я вмиг уразумел, это ни кто иной, как княжич Святослав, будущий князь-воин, сокрушитель Хазарского каганата! Слева стоял и смотрел, не мигая одним своим глазом… Свенельд. Вот так встреча! А вдруг он узнает во мне вчерашнего киевского ополченца. Но воевода видно было, что погружен в свои думы и не особо разглядывал древлянское посольство. Да и одет я был ни в пример лучше, чем тогда. Вдоль стен на длинных лавках теснились бояре, нарочитые мужи, киевские знатные купчины - те, напротив, пялились на нас так, что казалось, протрут дыры. Они о чем-то в полголоса переговаривались, а по тому в зале стоял легкий гул.
        Вдруг Свенельд наклонился и шепнул что-то Ольге на ухо, та кивнула, воевода поднял вверх руку, после чего кияне замолкли и приняли степенный солидный вид.
        - Добро ли дошли, гости дорогие? - обратилась к нам княгиня.
        - Мы все как один ответили легким полупоклоном. Говорить же по этикету должен был лишь я. Подробные наставления получил я перед отъездом у Боряты и Горяты - братья провели со мной даже что-то вроде репетиции.
        - По воле богов дорога была не в тягость, легок был путь. Мои спутники согласно закивали, и видно было, хотели дополнить мои слова, но коль не спрашивают, не должны были открывать они ртов, а потому не проронили ни слова.
        -Что видали в пути, о чем слыхивали? Таков был следующий вопрос. Это были вопросы вежливости вроде того как нынче при встрече спрашивают, как дела, как семья, жена-дети. Так сказать прелюдия к сути разговора.
        Я жадно ловил каждое слово Ольги. И интерес был, скорее, филологический, говорила она на том самом эталонном староболгарском языке. Не единого намека на восточнославянские диалекты - знаменитый псковский цокающий говор - хрестоматийное: «От Опоцки две верстоцки и в боцок один скацок»14.
        *****
        Благодаря хроноиследованиям, довольно таки хорошо была изучена диалектология русского языка - от самых его истоков. Были записаны образцы речи и кривичей, и радимичей, и вятичей, и более поздние образцы речи крестьян разных волостей да губерний. Все это изучалось, прослушивалось еще на студенческой скамье. Но вот в речи княгини ни намека на провинциальность. Что ж лишнее подтверждение болгарской версии ее происхождения и опровержение версии псковской.
        - С чем пожаловали, гости дорогие? - с этим вопросом мои спутники приосанились, словно свататься к княгине предстояло каждому их них.
        - У вас товар, у нас купец, начал я традиционно и здесь уже должны были по сценарию поддакивать мне остальные сваты. Но они пока молчали. Лишь со стороны киевского истеблишмента пронесся, как мне показалось, одобрительный говорок
        - Что се за товар? - с неподдельным любопытством, вскинув брови, промолвила Ольга. И тут моих товарищей прорвало. Причем напоминало это хорошо поставленный спектакль - видимо, репетиции проводили не только со мной.
        Вышел на середину зала Преслав - приближенный князя Мала, огнищанин.
        Начал издалека: «За лесами дремучими, за полями бескрайними стоит град - не велик и не мал. Живет в том граде славный купец, добрый молодец, хочет он купить товар, а какой догадайтесь сами».
        - У вас товар, у нас купец! - чуть ли не гаркнули все хором.
        - А чего же купец сам не прибыл за товаром, - промолвила, изображая смущение, улыбнувшись краем губ, Ольга.
        Возникло короткое замешательство… вопрос словно вычленялся из общей канвы.
        - Наш купец ищет прибытку и доброй торговли. Весь в делах и заботах, - нашелся я.
        - Оно и понятно, - сказала Ольга и вдруг встала, сделала несколько шагов встреч нам. - Достойный товар достойному купцу, - торжественно продолжила она. - Так, ли мыслите мужи киевские?
        - Так, так! Любо нам слово твое! - радостно, восторженно заворковали они.
        - А что гости дорогие в ногах ведь правды нет, - неожиданно повернула беседу Ольга.
        Как по команде мужи киевские поднялись с длинной лавки и дружно встали, сгрудившись чуть поодаль.
        - Садитесь, гости, да испейте вина доброго с дороги, снимите усталость. Приглашение было принято, и мы заняли место киевского истеблишмента.
        Не заметил, как в хрупких нежных ручках княгини оказался великий кубоковидный сосуд. Было то истинное произведение искусства - не иначе как из золота. Не местного происхождеия. Да, скорее всего, Византия ну а век - тот, что «на дворе». Кубок тонкой чеканной работы: узоры тонкой вязи перемежались с оправленными и гранеными рубинами и сапфирами изумрудами и яшмой.
        Кубок княгиня собственноручно протянула тому, кто к ней был ближе, то есть сидел с самого края той скамьи, что так рьяно освободили для нас киевляне. Наполненный вином сосуд надлежало испить по очереди, передавая из рук в руки. Я вопреки субординации оказался третьим… В голове мигом пронеслось а вдруг решили нас отравить… что ж вполне в византийских традициях. Но что делать! Такова селяви! Чаша сия, разумеется, не минула и меня. Я сделал глоток впрочем, глотком это можно назвать с большой натяжкой скорее помочил губы. Вино, впрочем, было божественно вкусным - одним словом «заморским». Мои спутники пили с наслаждением, делая по два три добрых глотка, и передавали кубок соседу.
        И вот чаша обошла всех; сладостно щурясь, утирали по-простецки послы усы да бороды и на лицах читалось: «Эх, хорошо да мало!»
        А Ольга, как закончился винный ритуал, промолвила: «Будьте все счастливы да здравы». Это означало: аудиенция окончена пора восвояси - в гостиный терем на княжьем дворе, где нас поселили. Посольство, вежливо распрощавшись, направилось туда. Попариться в баньке c дороги никто не приглашал - и то хорошо. Мы выспались, пробудились - все живы, здоровы. Да, опасения были напрасны. Прямо какой-то маниакальный психоз!
        А под вечер явился посыльный и сообщил, что по полдню Ольга ждет меня одного.
        И вот я снова в том же тереме, княгиня восседает все также на троне. Без Свинельда и всей свиты - лишь за спиной два молодца- гридня с боевыми топориками на плечах в легкой броне и варяжских шлемах. Настал кульминационный момент. Я приблизился к величественно восседавшей Ольге, отвесил, как полагалось, поясной поклон и вручил шкатулку. Все это проходило в полном и каком-то торжественном молчании, поле чего отправился к своим дожидаться ответа. И вот через три дня меня также одного вызвали к Ольге, и она лично вручила похожую, но немного другую шкатулку, украшенную другой резьбой. Вручая сей предмет, Ольга, слегка наклонившись, промолвила совершенно неожиданно: «Как в земле Болгарской? Какие вести?»
        «Вот и прокололся Штирлиц!», - пронеслось в голове. Я был крайне смущен, не нашелся с ответом, и Ольга, видимо, восприняла это как вполне естественную реакцию, махнув рукой - мол, все - свободен.
        Обратный путь наш лежал также по Днепру.
        Мы благополучно вернулись в Искоростень, где ждала аудиенция у князя Мала, с вручением ему Ольгиного подарка. Князь был молчалив и никаких вопросов не задавал.
        *****
        Прошло несколько дней, и я узнал, что готовится свадьба Мала и Ольги, и свадьба эта будет в Искоростене.
        «Вот тебе бабушка и Юрьев день!», - как говаривали наши предки. Я даже сочинил что-то вроде поговорки: «Врет как летописец»…
        *****
        Весна вступала в свои права - ярилась, как говорили здесь. Весь люд Искоростеня, да верно и всей Деревской земли, готовился, предвкушал свадьбу. И степенные мужи, и отроки, и девицы, и жены ходили разодетыми в самые лучшие наряды, а у кого их не было, срочно шили, покупали полотна, пусть и на последние средства. Бойкая торговля шла на местном рынке, куда частенько заглядывал, закупая разную снедь для братьев и их домочадцев.
        Братья щедро снабжали меня все теми же арабскими дирхемами. И не требовали строгого отчета. А закупал я товара немало: и мед, и соленые грибы, и рыбу, и дичь, и мясо на большую семью и еще каких-то родственников, что жили в окрестностях Искоростеня. В эти дни припасов закупал больше обычного, а еще в большом количестве закупал питный мед. Видимо, свадьбу Ольги и Мала братья решили праздновать долго и с размахом.
        *****
        Искростень бурлил. Хорошо шли дела у ювелиров. Влет уходили знаменитые височные кольца - величайшая археологическая ценность, позволившая в свое время определить географию расселения восточнославянских племен15
        Ювелиры привычным движением связывали и укладывали в мешки меха - торговля велась именно на эти «деньги» - серебра, которое тоже было в цене, у искусных мастеров видимо было в достатке. Древлянские модницы радостно расставались со своими накоплениями - связками куньих мехов - несли для обмена и плоды трудов - полотна ткани, ножи и прочие пригодные во все времена в хозяйстве вещи. Вообще же, монета только начинала завоевывать здешний рынок и водилась в основном у люда знатного, нарочитого.
        Приобретая эти замысловатые украшения, древлянки красовались друг перед другом (зеркалец они не знали) подвесив височные кольца к головному убору (девичьему венчику, повою замужней) на лентах или ремешках, красиво обрамлявших лицо. Кольца вплетали в волосы, иногда нанизанные на ремешок, они образовывали венец вокруг головы. И все же в основном кольца носилось так, как и полагается по названию, - у висков.
        Кольца весело мелодично звенели повсюду, поблескивали в лучах весеннего солнца, придавая суете тех дней непередаваемую праздничную ауру и какой-то магнетизм.
        Походы на рынок были и в радость, и в тягость. Каждый из них был небольшим испытанием. Молодицы бросали жаркие взгляды - видно считался я завидным заморским женихом при должности и с потенциалом карьерного роста. У древлян же, как я заметил, несмотря на воинственность и непокорность народа, сохранялись некоторые пережитки матриархата. И представительницы прекрасного пола не стеснялись обращать свои взоры на меня, выказывая знаки внимания. А тут еще и братья в разговоре нет-нет, хоть полушутя, да заведут: вот бы тебе ожениться - зажить своим хозяйством и все такое прочее…
        *****
        Да, жизнь в Искоростене била ключом и в тоже время город замер… Замер в ожидании поворотного момента в судьбе всей Древлянской земли…
        *****
        И вот свершилось! Взметнулись столбы белого дыма на сторожевых башнях. Едут! Раздались раскаты труб. Умиротворяющие, а не созывающие на бранное поле. Искоростень напоминал разбуженный пчелиный улей или муравейник. Улочки были заполнены празднично разодетыми людьми, и все они устремились из града на простор. Из глубины проулков выкатывались кубарем удалые скоморохи. Какие коленца выделывали они под какофонию звуков! Ходили колесом, плясали вприсядку, выделывая что-то на подобии гопака или камаринского; звенели бубны, ржали неистовые трубы, звучали трещетки сопелки и иные невесть какие музыкальные инструменты.
        Чрево града разверзлось, и людской поток лавой выплеснулся, волнами заполоняя пространство окрест. Необъятная ширь великого поля простиралась до синеющей вдали речушки, бьющейся между каменистыми берегами. Распаляющееся солнце кувыркалось под куполом неба, бросая пучки золотых лучей за сиреневую линию горизонта. Небесная глазурь чиста - ни единого облачка не видать на ней; ярое вешнее солнце озаряло небесный шатер до самых до краев, наполняло сиянием изумрудную траву, мягким ковром раскинувшуюся по великому полю, еще недавно бывшему ратным ристалищем, где сошлись в роковой сече силы древлян и полян, и где пал князь Игорь. Обагрилась мурова его кровью и кровью многих славных мужей, но теперь лишь капли росы блистали в лучах теплого солнца, сияя, словно алмазы. Травяной покров свеж и зелен, а, не как тогда по осени в пылу битвы рыж и багрян. Полевые цветы предстали во всем своем великолепии: молочно-белые ромашки сплетались с нежно-голубыми васильками и солнечными лютиками; алые маки, синие васильки, взъерошенные головки лилового клевера дополняли дивный пейзаж палитрой радужных красок.
        Но поле украшали не только цветы. Чуть поодаль от марева людской толпы поблескивали белоснежные ленты. То скатерти, словно сказочные самобранки, ждали своего часа, ждали, когда распростертые в чистом поле столы будут ломиться от яств и хмельных питий. Но, пока пустовали столы, тихо грустя - приготовления к свадебному пиру на весь мир близилось к финалу.
        Вдруг преобразилась не только земная твердь, но и …поднебесье. Радостные возгласы, улюлюканье и молодецкий посвист разорвал, воцарившуюся было на поле, торжественную тишину.
        Низко, еще не набрав в высоту с той стороны, откуда должны были появиться киевские гости, над поляной носилась, нарезая круги, стая голубей. Людские крики и гомон утихли и все как один запрокинули головы, наблюдая с каким-то трепетом за игрой немалой стаи, то сбивавшейся в плотную кучу, так что слышны удары крыла об крыло, то быстро, почти не делая кругов, взмывавшей все выше и выше.
        Налетавшись и наигравшись вдоволь в вышине, какой-нибудь озорник, вдруг свернувшись, шаром катит с высоты, за ним другой, третий…И вдруг стремительно и дружно, вновь слетаясь воедино, несется стая с новою силою в поднебесье, повторяя такие трюки много крат.
        Поле после кратковременного затишья огласили возгласы: «Едут! Едут!»
        То кияне пустили вперед голубей, как велит обычай.
        Тем временем голуби, осмотревшись и оценив местность, устремились к стенам Искоростеня и, покружив пред ними для порядка, по-свойски расселись.
        Прошло несколько мгновений и вновь со сторожевых башен взметнулись столбики белого дыма. Киянам дан знак - по изволению богов принят их дар, и боги не перечат свадьбе.
        Взметнулись ввысь шапки. Над полем раскатом пронесся одобрительный гул.
        Заворожено глядел я сперва ввысь, наблюдая за кульбитами голубиной стаи, а затем на стены Искоростеня ставшие их пристанищем. Струи дыма все взмывали и взмывали над градом, словно праздничный салют, хотя и без грома пушечных выстрелов и огня.
        Огня… Ведь сожгла Ольга Искоростень с помощью бедных птичек, как писал летописец. Но предо мной предстала картина несколько другая.
        Голубиная стая, которую выпустили приближающиеся киевские гости и ответный дым со стен Искоростеня… Так вот, как могла возникнуть летописная легенда.
        В размышлениях время пролетело незаметно. Меж тем, поляна преобразилась. Повсюду горели костры и через них прыгали празднично разодетые парни и девушки в венках из полевых цветов. Кто-то пускался в пляс, скоморохи, потешавшие до этого публику, вдруг переквалифицировались в официантов и, виртуозно кривляясь, накрывали столы. Из городских ворот выкатывали огромные бочки. Прямо к столам катили большие телеги, груженные всевозможной снедью.
        На поляну потянулся люд из окрестных селений. Появились отроки из дружины, и умело разводили толпы пока, наконец, не выстроили их в две длинные шеренги. Пестрело в глазах от одежд и все это напоминало какую-то волшебную сказку. Но быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается…
        *****
        Прошло часа три, а может и более, до кульминации событий.
        И вот под переливы труб сопелок свиристелок неописуемо радостный гомон, сливавшийся в нечто торжественное камерное органное, не быстро, но и не медленно едет свадебный поезд. Впрочем, поездом его можно было назвать, лишь отдавая дань позднейшим обрядам. Это была скорее кавалькада - жених и невеста восседали верхом на идущих рысью парно черном коне и белой кобылице. Белоснежной лошадью умело правила Ольга, сидя в седле по-женски в жемчужно белом свадебном одеянии, закутанная с головы до пят. Мал восседал на скакуне угольного цвета и одет был во все черное, лишь красный плащ полоскался по ветру, вызывая ассоциацию с чем-то огненным, что гармонировало с белоснежно холодным - готовым погасить пожар. За женихом и невестой на разномастных конях следовала предивная свита числом несколько десятков человек; сбавив скорость, кавалькада прогарцевала меж двух шеренг праздничной толпы.
        Спутники Ольги и Мала напоминали участников карнавала: лица некоторых сокрыты за масками вроде скоморошьих, а их пестрые одежды сплошь расшиты звенящим металлом, скорее всего серебром. У иных на головах красовались маски в виде медвежьих, волчих морд.
        Раздался троекратный рев труб. Люди расступились, и кавалькада направилась к столам уже ломившимся от питий и яств. Скакуны перешли на неторопливый шаг: мерно величественно несли седоков, словно под марш Мендельсона. Внезапно беззвучная мелодия озарилась небывалой цветомузыкой: яркий блеск на солнечном свете… перезвон. Звонили не колокола, и не колокольчики и даже не металлические обереги. Под ноги коней полетели металлические кружки. Да это же серебряные монеты - те самые дирхемы, что ценятся здесь едва ли не дороже золота. Так вот оказывается насколько древен сей обычай!
        Гости двинулись к столу, за которым уже восседали, как водится в центре, молодые и рассаживалась свита. Эх, как жаль, что нельзя всего этого запечатлеть. Какой богатый материал!!!
        Завороженный зрелищем, я едва заметил, как кто-то навязчиво дергал меня за рукав.
        - Стоянко… - далее следовала непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений, из коей следовало, что меня обыскались, и мое место не в толпе народа (пусть и глубоко уважаемого властями), и что и садится к столу я должен не на общих основаниях. Я как полноправный член местной элиты должен занять место среди почетных гостей.
        Все это мне энергично наперебой объяснили два отрока служивших при дворе братьев, или приходившихся им какой-то младшей родней. Они буквально выдернули меня из толпы и повлекли в вип-ложе. Люд почтенно расступался на груди и у одного, и у второго служки поблескивали особые знаки в виде полукруга напоминавший бляху или диадему с вычеканенной головой вепря. Знак принадлежности к госаппарату - княжескому двору! Такие фишки при исполнении служебных обязанностей носили все.
        И вот я на месте. Отроки усадили меня и удалились, а предо мной клубился пар, щекоча ноздри кулинарным ароматом. На деревянной плоской круглой плошке истекал соком большой кусок свинины. Есть следовало руками вилок и столовых ножей здесь еще не знали. Впрочем, в качестве гарнира рядом также источая пар, стоял небольшой горшочек с кашей, и в него была воткнута деревянная ложка. Моими соседями по правую руку оказались два товарища по посольству к Ольге. Мы перекинулись парой ничего не значащих фраз.
        Внутри столов уставленных кругом оставалось довольно большое пространство. Вскоре стало понятно зачем.
        Раздался перезвон бубнов, полились какие-то звуки, словно перед настройкой инструментов для концерта.
        На импровизированную цену для услады гостей вступали скоморохи.
        Их было более десятка молодых детин, с глуповатыми простецкими, беспечными и вместе с тем дерзновенными выражениями лиц. Одежи их были пестры, как будто сшиты из разноцветных лоскутков, да скорее так оно и было. Покрой же шутовских одеяний был причудлив и имитировал… лохмотья, хотя видно было, что это именно «сценические костюмы». На головах колпаки - все это «великолепие» звенело усеянное мелкими звонкими металлическими подвесками. Иные были в масках личинах, иные с открытыми лицами; артисты принялись выделывать немыслимые фигуры, показывая необычайную гибкость своих тел.
        Акробатические кульбиты сменялись немой пантомимой… как вдруг веселье мгновенно стихло.
        На «сцену» вышел старик гусляр в длинной до пят рубахе, он присел на заботливо поднесенную одним из скоморохов деревянную колоду. Под перезвон струн сказитель затянул заунывные напевы; слова понимал я с трудом, но по воцарившейся вмиг тишине и скорбным лицам содержание было явно не весело, а может и трагично.
        «О чем сия песнь?» - отважился спросить я у соседа по левую руку (памятуя, что держат меня здесь за болгарина, хотя и вроде бы уже «местного»).
        Мое любопытство отнюдь не было встречено в штыки. Степенно отвечал мне, молодому человеку, дородный княж муж лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной седой бородой, длинными волосами, оплетенными золотым шнуром: «Поет время Бусово, поменовение щурам. А поет языком старордавним от того даже и мы не все понимаем. Поминает князя Мстивоя, что убиен бысть от обров, когда пришли они на нашу землю. Поминает воев, что сгинули, но не пропустили обров чрез Кощееву поляну, сложили буйны главы».
        «Время Бусово… века Трояновы», - да это же «Слово о полку Игореве!» промелькнуло в голове.
        Прозвучали последние аккорды, гусляра бережно взяли под руки два скомороха, повели и усадили за стол средь знати. Видно было: стар он и даже древен.
        «Сказывают ему от роду лет двести», - словно уловив мое любопытство, сказал сосед.
        По кругу пошла большая резная чаша с медом. Следовало отпить свою долю и пустить чашу далее по кругу. Вкушать напиток следовало в меру, то есть сделать три добрых глотка - здешний застольный этикет я уже уяснил, участвуя в пирушках. На этот раз мед был особенно терпок, особенно хмелен.
        *****
        Разворачивался пир да такой, что не в сказке сказать, ни пером описать.
        Скажу лишь: были и состязания борцов и кулачных бойцов, конные ристалища и театрализованные представления. Вчерашние соперники дружина Игорева и вои князя Мала сходились в потешных боях на деревянных мечах. Победила, как водится, дружба. Простолюдины в перерывах между чревоугодием и возлияниями играли в лапту, отплясывали трепака под перезвон гуслей…
        И длилось это три дня, и много удивительных обрядов запечатлелось в памяти, но как будто нечто похожее, правда, гораздо скромнее я уже видел.
        Точно! «Перованьеце - почестный пир» на поляне близ селища древлян, что наблюдал я, сидя за экраном хроновизора. Старейшину их звали вроде бы Сновид… и ушли они, спалив свои жилища, гонимые и обездоленные, неведомо куда.
        Вдруг… или это показалось, в толпе мелькнули знакомые лица…
        13Недостоверной, легендарной.
        14 Поговорка, характеризующая особенности псковского говора.
        15 У каждого восточнославянского племени был свой тип височных колец.
        Глава 4 (III). Огнищанин. Удивительные открытия и встречи
        Я - ОГНИЩАНИН. На моей груди, разливаясь лихим перезвоном, отдавая какой-то цыганщиной, красуется знатная цепь чистого серебра. На ней медальон с выбитой, скорее стилизованной, кабаньей головой. Знак того, что я - огнищанин! Не думал, не гадал, что ожидает меня ко всем прочим моим приключениям… еще и карьерный рост. Удивительно! Невероятно! Невероятные приключения м.н.с. Улетова… А что хорошее название для автобиографической повести или даже романа. Напишу ли?..
        *****
        В общем, братья решили видимо привязать к себе крепко-накрепко, а потому даровали теплое местечко с перспективой…
        Кто такой огнищанин?
        Во-первых, так называли независимых хозяев, полноправных свободных глав семейств - большого двора - огнища.
        Во-вторых, при дворах знатных нарочитых мужей огнищанин - кто-то вроде эконома, мажордома, главного распорядителя по хозяйству и иным делам. И входил он опосредовано в служебную систему, связанную с самим князем.
        Вот какой головокружительный карьерный взлет…
        *****
        Но чудеса творились не только со мной, но и вокруг.
        Брачные узы Мала и Ольги на моих глазах обретали совершенно неожиданный характер. Искоростень все более играл роль стольного града. Ольга, перебравшись в бывший центр мятежа, взяла с собой и часть киевского истеблишмента. Нарочитые мужи, дружина - все, кто не связан был с вечем - городским самоуправлением служили теперь Малу и Ольге. В Киеве оставались тысяцкий, сотские и прочие выдвиженцы люда. И минуло-то всего-навсего полгода, а перемены были разительными. Можно было говорить о переносе столицы в Искоростень.
        Мал вместе с Ольгой принимал иноземных послов. Свое почтение поспешили засвидетельствовать Моравская держава, Болгары, Немцы…
        *****
        Киев смирился. Впрочем, люд киевский как будто тяготился тяжким державным бременем и с охотой принял перемены. К тому же древлянам сочувствовали многие из киевских городских низов. Звезда Киева отнюдь не закатилась в одночасье, он, скорее, сохранял значение второй столицы. Что ж, в истории такое бывало часто.
        Но ведь об этом ни слова, ни намека - ни в летописях, ни в других источниках. Да это же открытие! Впрочем, один «намек» все же был найден. Былина «искоростенька». Тогда было непонятно, а теперь вроде как все встает на свои места…
        После введения в курс дела, я уверенно взял бразды правления обширным хозяйством братьев в свои руки. А владения их далеко не ограничивались двором. Для мобильности мне выделили «добра коня». Свои обязанности я выполнял, будучи опоясан коротким мечем; с плеч свисал, а когда и развивался по ветру пурпурный плащ заморского сукна, застегнутый серебряной фибулой с замысловатыми завитками. К этому великолепию добавим шапку, отороченную собольим мехом. В общем, одет я был, как подобает представителю… эксплуататорских классов, если следовать давно забытым определениям марксизма-ленинизма.
        Элита Древлянской земли, хоть и боролась за свободу, сама была не чужда… зачатков феодализма. Конечно же, это далеко не ужасы рабства или позднего крепостного права: все в очень мягкой гуманной форме добровольных почти что подарков и подношений. Такими вот «мягкими феодалами» оказались и мои благодетели. При этом многие из эксплуатируемых были их дальними родичами - простыми земледельцами. В знак почтения к более «старшим» в родственной иерархии они поставляли ко двору всякую снедь, питие и прочие блага. Взамен могли рассчитывать на всяческое покровительство, как бы сказали в лихих 90-х годах XX-го столетия, - «крышу». Такое вот раннефеодальное кумовство.
        В мои обязанности входило объезжать «подданных» и делать «заказы». Возникала такая потребность, как правило, перед тем, как к братьям съезжались родичи и «побратимы». Съезжались не просто так - на родовые торжества, поминовение усопших, поклонение щурам. Ревностно соблюдались и все праздники, связанные с языческим культом.
        Вот по таким-то случаям и собирались «гостинцы» - то бочонок меда, то гусь, то окорок… Это было что-то вроде мини- полюдья, подобно тому, как киевские князья обходили подвластные земли. Но, как выяснилось, были среди таких данников не только родственники, но и так сказать «сторонние» из пришлого люда. Оформлялись зависимые отношения так. Братья помогали кому-то из рода или большой семьи обустроиться на новом месте, хлопотали перед князем о выделении земли, помогали кому-то из новоприбывших поступить на службу. Взамен те вроде бы добровольно в знак благодарности также поставляли ко двору братьев то, что те предпишут.
        В общем, все это прекрасно вписывалось в отношения «патрон - клиент», хорошо известные патриархальным общественным отношениям.
        Так, в Древнем Риме патрон - «сильный мира сего» - являлся законным попечителем и защитником, «опекаемого» им клиента. Те в свою очередь сопровождали своих патронов на войну, подобно поздним вассалам. Выполняли прочие поручения. Такие отношения между патроном и клиентом существовали на протяжении многих поколений и во многом напоминали кровное родство.
        Клиентела существовала у древних галлов, ирландцев, германцев… Именно в ней коренится вассально-феодальная организация средних веков. Кстати, в эту схему «патрон - клиент», по сути, укладывался и я… будучи «клиентом» по отношению к братьям - «патронам».
        *****
        «Клиентами» братьев оказались и… мои знакомые из «прежней» жизни - не обманулся я, когда на краткий миг заприметил их на свадьбе Ольги и Мала. И вот встретил их вновь. Удивительные, непередаваемые чувства!
        *****
        Как-то раз братья дали поручение: «Есть двор за стенами града. Должен вызреть у них порося. Проведай, а заодно узнай насчет меду доброго».
        И вот я на месте. Топчется мой ретивый конь у частокола, лает надрывно целое полчище собак.
        «От Боряты и Горяты», - что есть мочи приветствовал я хозяев. За стенами вняли моей вежливости, послышалась возня, собаки мало-помалу прекратили свой концерт. Крепко на совесть скроенные ворота распахнулись… я чуть не потерял дар речи. Был ошарашен, ослеплен, не верил своим глазам…
        Передо мной предстал Сновид собственной персоной. На заднем плане грудились, наверное, все его домочадцы числом более десятка - от мала до велика. По левую руку от главы большого семейства стоял Божедар, по правую - Любята.
        - Добро ли дошел, добрый человече и с чем пожаловал? - степенно, как подобает достойному мужу, вопросил Сновид.
        Поборов замешательство, я спешился.
        - Пожаловал за гостинцами, - таков был мой ответ.
        - Мед почти вызрел, а вот порося еще бы нагулялся, - вступил в разговор Божедар. - Ступай во двор, попотчуем, как велит Велес.
        *****
        Это было крепкое хозяйство. Частоколом огорожен немалый участок земли, и видно было, что владеют им трудолюбивые люди. Все строения были возведены с любовью и умением, и хотя были они из бревен, но смотрелись очень живописно: были украшены затейливой резьбой, коньками, личинами богов, да щуров. По сути, целый поселок для большого родственного союза, объединявшего несколько малых семей, с большими домами, огородами, малыми полями. Гоготали любопытные гуси, кудахтали куры, мычали в хлеву коровы, резвились поросята.
        Я ступал по деревянному настилу, гуси норовили ущипнуть за ноги, поросята бросались под ноги - их отгонял мальчик-подросток.
        В глубине подворья на небольшом пространстве между домами тянулся, словно бахвалясь гостеприимством, длинный стол. Меня усадили во главе его, рядком сели Сновид, Божедар и Любята. Подошли еще люди, их я знал смутно - вроде были и знакомые лица… из хроновизора.
        Все чинно расселись. А вот и гостинцы: молодой парень несет на плече бочонок меду. Водрузив его на стол, удалился, и вскоре принес дюжину не меньше деревянных ковшей, нанизанных на палку. Перед каждым был поставлен ковш, а затем появились и пироги в большой деревянной лохани. Пирушка началась, к столу был приглашен и «официант». Расспросы о том о сем, здоровье братьев и самого князя Мала, к коему весь древлянский люд относился с большим пиететом…
        Все это, в общем-то, проходило традиционно, как и у других «поданных», дворы которых я объезжал. Но тут было что-то особенное. Не передать словами то чувство. Конечно же, удивительная встреча с давними знакомыми «в реале». Я будто у своих - почти «родственников». Переживал за их судьбу…
        *****
        Меня пристально разглядывал «официант», - тот самый, что приносил мед, ковши, блюдо с пирогами, а потом наравне со всеми сел за стол.
        Я ловил на себе его взгляд не раз и не два. Он словно изучал меня под микроскопом. Несколько раз окинул его со своей стороны бегло взглядом. «Какой-то он не такой. Что-то в нем не то», - мысли промелькнули также сумрачно, как и ушли.
        *****
        «Медом добрым всегда делиться рады, - промолвил, знаменуя итог беседы Сновид. Ты, мил человек, вот что - можешь к нам лишний раз не наведываться, присылать тебе будем гостинцы сами вот с этим челядином, - он кивнул в сторону “официанта” - Сила поди-ка ближе. Ты разтолкуй-ка ему, как ехать к вашему двору. Скоро наберет вес порося, тогда пришлем с ним, да и мед к тому времени войдет в самую силу», - продолжил Сновид в манере каламбура.
        Тот, кого назвали Силой, подошел ко мне. Это был добрый молодец лет двадцати пяти - двадцати семи. Темно русые волосы были острижены под горшок и слегка вились, обрамляя чело. Тонкие усы и бородка дополняли образ простого парня - земледельца, охотника, ремесленника - мастера на все руки. А руки были действительно натружены, большие ладони, казалось, могут гнуть подковы. Он был среднего роста, но угадывалась большая физическая сила, может, поэтому его так и зовут. Взгляд умный, цепкий. Карие глаза вкупе с темнорусыми волосами делали его непохожим на остальных. И не только на семейство Сновида. Народ здесь в большинстве имел светлорусые, а то и блондинистые волосы, и светлые - голубые, серые глаза.
        Чужак? Его личность как-то сразу заинтересовала меня.
        «Ну, сказывай, как на двор ваш ехать и когда бываешь дома?»… (что-то притормозил я, задумался, рассматривая незнакомца и размышляя).
        Я стал объяснять, как добраться ко двору братьев. Сила задавал уточняющие вопросы. Говорил он «по-древлянски», но с каким-то легким акцентом.
        Что за интересный фрукт?
        В завершение сказал, что порося будет набирать вес еще недели три. Да и меду хорошо бы постоять столько же.
        Оставалось ждать…
        *****
        Жизнь меж тем текла своим чередом. Я освоил азы… местной бухгалтерии и грамоты.
        Использовали тут для записей знаки вроде рун и греческое письмо. Все это было разрозненно и бессистемно, так что на разных улицах порой писали по-разному, да и записи использовались для мелкого хозяйственного учета и торговли.
        Что ж, бухгалтерию можно, по праву считать… одной из древнейших профессий.
        Быть может, на заре истории первобытный охотник подсчитывая добычу, делал зарубки на кости или наносил таинственные знаки на каменных сводах пещеры, совершенно не подозревая о том, что задает очередную головоломку будущим археологам…Большая часть знаменитых вавилонских клинописных глиняных табличек - учетные записи. Их бережно хранили; высохшие таблички заворачивали в глиняные конверты, а чтобы текст не прилипал к оболочке его посыпали глиняной пылью. Обработанные, таким образом, документы хранили в специальных хранилищах - «архивах», где, уберегая от сырости, подвешивали корзины с табличками к потолку. Первые описи известны и в Древнем Египте, где каждые два года проводилась инвентаризация всего движимого и недвижимого имущества. Египетские жрецы практиковали и то, что позднее получило название финансовый контроль: писец, отмечавший, какие продукты будут выданы, и тот, который фиксировал реальную выдачу - подводили итоги своей работы, проставляли итоговые цифры с обязательным выведением итогового остатка. Затем особый чиновник проверял их, сопоставляя эти данные между собой. Нет ничего
удивительного в том, что подобие учета существовало у древлян, думаю, и у других племен.
        Он представляет собой связку с черными и белыми костяшками наподобие четок и узелками между ними - с помощью этого нехитрого инструмента вел учет и контроль. Братья в любой момент могли затребовать отчетность и, ежели что не так, примерно спросить.
        Хорошо хоть не заставляют делать письменных отчетов. А в письменности-то, оказывается, древляне знали толк. Как выяснилось, «азбука» без устроения, которой владели многие из торгового люда и ремесленники - это только одна сторона медали. Как понял из разговоров братьев, у князя Мала в штате находился летописец, который фиксировал деяния и был это никто иной, как верховный волхв всей Деревской земли. При этом у Ольги также имелся хронографист - монах из Болгарии.
        И вот задумали теперь свести все записи воедино - создать что-то вроде начального летописного свода, а далее вести летописание по всем правилам сего жанра. Небывалое открытие! И идут эти открытия одно за другим!
        Монах из Ольгиного окружения, сперва, смотрел на языческого летописца свысока. Но вроде смирился, и будет разбирать записи, перекладывать правильным письмом.
        А баюны чуть ли не каждом углу услаждали слух свежими сказаниями о князе Мале.
        Волхвы на торжищах перед народом изрекали проповеди, благодарили богов.
        То и дело пировали прямо на улицах, выставив столы, принося в жертву и черного петуха, и пеструю корову. Угощали всех. Мед лился рекой.
        *****
        На моих глазах происходила почти что революция сверху - своего рода отмена крепостного права (пусть и в зародышевой легкой форме). На волю отпустили многих пленников, рабов (были среди них и те, кого посадили на землю - дали надел за треть урожая - теперь они отдавали только десятую часть). Отпустили восвояси пленных полян. Очень интересные проходили процессы…
        *****
        Заметил я в братьях перемену. Озабоченность, задумчивость, словно постоянно грыз их червь сомнений и размышлений.
        И как-то за вечерней трапезой прояснилось причина - выпив по паре добрых чар меда, братья развязали языки, начав, впрочем, издалека.
        «У вас у болгар вера Христова. В чем ее суть?», - раздумчиво, взвешивая каждое слово, вопросил Борята.
        Я весь сжался как пружина - не хватало мне еще вступать в богословские диспуты. Поди, начнут меня сейчас агитировать за первородную языческую славянскую веру, как намекали ранее на женитьбу.
        «Веруем во святую троицу - отца и сына, и святого духа», - отвечал я, как по писаному, надеясь, что дальнейший разговор этим будет исчерпан.
        «А где воздаете мольбы и требы?» - таков был следующий вопрос…
        *****
        Язычники предпочитали для богослужений открытые места, как-то рощи поляны, родники и ручьи. Так было и в Киеве, и в Искоростене, надо думать и в других местах.
        Но были и храмы иного рода, то есть крытые строения, и предназначались они для избранных - сходились туда лишь нарочитые мужи, дружина, бояре, высшие волхвы. Простому люду запрещалось даже и близко подходить к таким сакральным местам. Видимо и здесь проявлялись зачатки феодализма, а может быть отголоски кастовой системы, как у древних индусов.
        В общем, эти капища были чем-то вроде закрытых корпораций, орденов. Но мне все же удалось разглядеть один из них с достаточно близкого расстояния, несмотря на все запреты.
        Как-то Горята поручил мне доставить Боряте некое письменное послание - свернутую в трубочку и перевязанную лентой бересту. Да-да, уже тогда, оказывается, существовали грамоты на этом природном материале. Послание было срочным, а потому надлежало доставить его прямо к культовому месту, где Борята, видимо, общался с высшими силами. Его брат строго-настрого наказал не приближаться к капищу, а дожидаться в условленном месте… Но, где наша не пропадала!
        Храм языческий отстоял от града Искоростеня не слишком далеко, но вроде бы и рукой подать, и в то же время находился он в весьма укромном, можно сказать, потаенном, холмистом месте - очень живописном, обособленном, как отдельная страна в географическом, естественно, смысле. Храм (скорее, целый храмовый комплекс) покоился в низине; обозревал я его с возвышенности. Собственно, капище было окружено тыном, но не из бревен, а из больших продолговатых валунов, поставленных вертикально, от чего напоминало знаменитый Стоунхендж.
        Но… присмотревшись, увидел, что валуны были украшены выбитыми изображениями. За этой преградой я узрел несколько кругов выложенных из камня, идолов искусно вырезанных из дерева и расположенных в определенном порядке…
        (
        то есть собственно храм) представляло собой длинный дом с островерхой крышей, сводами, подобием куполов. Низ строения был каменный, а верх - деревянный - из бревен одинаковых как на подбор, выбеленных белой краской. Бревна эти украшала красная роспись, словно вышивка на льняной рубахе. Виднелись и вырезанные и раскрашенные барельефные изображения, в которых угадывались Семаргл, триединый Род, Велес. От всего этого веяло какой-то озорной языческой природной радостью и весельем. Я наблюдал все это великолепие с расстояния метров с двадцати, найдя укромное место в зарослях орешника. Ближе, памятуя о строгом наказе, приблизиться не отважился.
        Глава 5 (III). «Российская коммуна прими мой первый опыт»
        Голова слегка кружилась, распухала от мыслей концептуального свойства.
        Роман Петрович Горюнов - одетый в щегольскую сиреневую косоворотку «архивный юноша» двадцати пяти лет от роду - вновь прошелся по кабинету, на младом лице лежала печать каторжного умственного труда. Предстояло не много не мало создать целостный фундаментальный многотомник по истории освободительного движения и в российском, и в мировом масштабе. Весьма и весьма лестное предложение для младшего научного сотрудника Ученой коммуны. Правда, сей научный подвиг предстояло совершить не в одиночку, но в общей упряжке, где нашему герою, несмотря на молодость (а может, как раз в силу этого качества), отводилась роль «коренного»… Столетний юбилей Великой социальной революции… Громадье планов, задач, поставленных перед учеными-обществоведами….
        Со стены снисходительно-ободряюще взирали портреты героев, ученых и поэтов. Взгляд упал на одухотворенный лик Алексея Константиновича Толстого. Поэт, «красный граф» всем сердцем принявший общее дело 17, ставшее для него новой музой.
        Как бравурный революционный марш звучат строки:
        Я новому ученью,
        Отдавшись без раздела,
        Хочу, чтоб в песнопеньях
        Всегда сквозило дело.
        Служите ж делу, струны
        Уймите праздный ропот!
        Российская Коммуна,
        Прими мой первый опыт!
        «Российская Коммуна, Прими мой первый опыт!» - а что не плохой эпиграф для задуманного научно-исторического полотна.
        *****
        Роман Горюнов отнюдь не был лишен честолюбивых устремлений. Трудоплата ввиду низкого научного ранга и малого стажа была, чего там скрывать, мала. Хотелось, очень хотелось выбиться из интеллигенции в люди! Глядишь, заметят твои старания, талант и усердие, продвинут в политический отдел. А там уж прямая дорога…
        Эх, лиха беда начало! Роман Петрович (хотя называли его так крайне редко, а все больше Рома) вновь измерил шагами кабинет.
        С чего же начать?
        Разумеется, набросать тезисы, разработать план, желательно новую периодизацию, дабы соблюсти основное требования к фундаментальным научным трудам - новизну и свежий взгляд.
        Кучковское литературно-историческое отделение Всероссийской ученой коммуны (сокращенно КЛИО ВУК), в коем имел честь служить Роман, располагалось на Малой Якиманке; Головное же отделение ВУК пребывало в столице Российской коммуны в Городе Свободы на Волге, что во времена оны - при старом режиме носил скромное название Нижний Новгород (Нижний). Второй столицей считался Красный Питер - бывший стольный град Российской империи - блистательный Санкт-Петербург. Кучково - носившее прежде гордые эпитеты Златоглавая, Белокаменная, Первопрестольная - считалось третьей столицей, где располагалось некоторое количество второразрядных приказов и управ. Маленькие кривые улочки, бесчисленное количество памятников архитектуры на душу населения, древняя овеянная славой история привлекали туристов, однако в Отечестве Кучково считалось захолустьем, куда ссылали провинившихся в чем-то руководителей из двух других столиц.
        Все, что касалось внешней торговли и международных отношений, сосредоточилось в Красном Питере, что сохранял значение «окна в Европу».
        Лежащий на транзитных Волжских путях Город Свободы был помимо прочего грандиозной ярмаркой товарообмена.
        Собственно, основные мероприятия по празднованию столетия Великой социальной революции должны были проходить в этих трех городах: на Волге, на Неве и на Москва-реке.
        На берегах последней в роскошном трехэтажном храме науки и развернул бурную научную деятельность КЛИО ВУК. При старом режиме в построенном по канонам классической архитектуры дворце располагалось Дворянское собрание, давались шикарные балы за счет угнетенных народных масс. Ныне здесь трудились во благо народа ученые, воспевая славное прошлое - борьбу за освобождение, этапы построения нового общества, свершения и подвиги на этом пути. Отчеты о работе исправно отправлялись в Головное отделение ВУК и составляли немалую толику забот.
        Кабинет, в котором предавался занятиям наш герой, был просторен, чист и светел. Собственно, это был кабинет крупного подвижника науки, который выступал наставником и в некотором роде покровителем Романа Горюнова и любезно предоставлял помещение для научных экзерциций хоть днем, хоть ночью, благо в кабинете имелся удобный просторный, да еще и раскладывающийся диван. Дело в том, что проживал начинающий исследователь в весьма стесненных условиях. Подведомственное общежитие мало того, что располагалось у черта на куличках, его комнатки напоминали монашеские кельи, куда можно было с трудом втиснуть небольшой стол. Для книг пространства уже не находилось. В кабинете же была обширная библиотека. Богатейшим архивом и книгохранилищем располагал и собственно КЛИО ВУК.
        *****
        За окном развивались алые кумачовые знамена и транспаранты - казалось, что кроме красного в природе не существует других цветов. Подготовка к празднованию векового юбилея Великой социальной революции шла полным ходом. Многочисленные гостиницы к приезду гостей скоблились днем и ночью, улицы мостились, дома красились и штукатурились, магазины наполнялись свежими и доселе невиданными продуктами. Появились даже бананы и ананасы, ведь делегации ожидались со всего света, включая угнетаемых негров из Конфедерации Южных Штатов. Поговаривали, что бананы и ананасы завезли специально для них.
        Наступившему изобилию радовались даже установленные чуть ли ни через каждые двадцать саженей портреты - Разина и Пугачева, Бакунина и Герцена, Нечаева и Огарева. Весело щурились и портреты нынешних вождей Партии Народодержавия, возглавителей Коммуны.
        Кипели работы по благоустройству. Поскольку городские хозяйственные службы не справлялись, привлекали простых кучковских трударей как физической, так и умственной нагрузки. Такие сверхурочные работы по наведению чистоты и порядка получили название субботники, поскольку проводились по субботам. Не избежал сей повинности и КЛИО ВУК. Роман Петрович наравне со всеми усердно мел метлой, катал тележки с мусором, что, несомненно, отвлекало от научных занятий. Так мало того приходилось трудиться и на ниве обеспечения правопорядка: на молодых сотрудников легли и дежурства в Добровольной народной дружине, приданной в помощь милиции, как усиление в обеспечении коммунистической законности и правопорядка. Ходить по улицам и ловить мелких хулиганов в основном отроческого возраста не ахти какая службишка, но все это также отдаляло от ученых дел, а более того раздражало.
        Роман отхлебнул из большой чашки крепкого кофе, не торопясь раскурил длинную и толстенную папиросу «Пальмира». В голове просветлело. Вдруг грянула новаторская идея.
        От какой хронологической точки можно начать отсчет освободительного движения?
        Традиционно - 1825 год. Да, узок был круг этих революционеров… Но ведь гораздо правильнее - 1812 год!..
        Гроза Двенадцатого года…Что принесла она на бескрайние просторы Российской империи, помимо нашествия «двунадесяти языков»?
        А принесла она многое. И именно из тех искр, искр кремневых ружей Отечественной войны разгорелось пламя Великой революции. Ведь Наполеоновские войны явились прямым следствием 1789 года. Великая Французская революция вывела на авансцену Истории НАРОД. И русский народ, можно сказать, опробовал свои силы в Отечественной войне 1812 года.
        Революционная Франция, по сути, изобрела мобилизационную армию, укомплектованную на основе всеобщей воинской повинности. На смену наемникам и рекрутам пришли вооруженные граждане. «К оружью граждане!» - властно звучал призыв революционного гимна.
        В августе 1793 года якобинцы издали указ о созыве народного ополчения. Молодая республика к этому моменту находилась в окружении - Пьемонт, Испания, Австрия, Голландия, Пруссия, Англия объявили ей войну и начали наступление по всем фронтам. Указ о созыве народного ополчения позволил поставить под ружье более миллиона человек. В короткие сроки массовая французская армия разгромила армии европейских монархов и перешла в контрнаступление, что ввергло остальную Европу в шок и трепет и впервые заставило власть предержащих задуматься о силе народной войны - движения народных масс.
        Казалось бы, между якобинцами и самодержавно-крепостнической Россией пролегла непреодолимая пропасть. Ан, нет! Тем же оружием стали бить французов русские дворяне в 1812 году, сами не подозревая, какого джинна выпускают из бутылки.
        Московский градоначальник Ростопчин был одним из тех, кто громогласно возвестил о начале народной партизанской войны. «Готовьтесь с чем бы то ни было: с косой, серпом, топором, дубиной и рогатиною!», «Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы-тройчатки: француз не тяжелее снопа ржаного», - эти красноречивые строки ростопчинских агиток, по замыслу, автора должны были разжечь, и ведь разожгли пламя народной войны!
        А пожар Москвы двенадцатого года, да еще сопровождаемый грабежами?! Чем не революционный акт?!
        Вот что твердили об этом вражьи французские голоса.
        «План сожжения города, предпринятый русским правительством как военная мера вызвал грабеж, что являлось неизбежной местью со стороны врага, потерявшего надежды которыми его давно ласкали», - таково мнение Аббата Сюрюга.
        «Мы встретили гвардейских егерей и от них узнали, что это сами русские поджигают город, и что встреченным нами людям поручено выполнять этот замысел. Действительно, минуту спустя мы увидели троих русских поджигавших православную церковь», - сообщает Бургонь. «Был еще один класс населения в Москве; самый жалкий из всех который искупал свои преступления ценой новых, еще более ужасных преступлений - это были каторжники, - писал Лабом. В продолжение всей осады столицы они отличались замечательной храбростью, с которой выполняли все приказания которые им давались, Снабженные огненными снарядами, они снова разжигали пожар в тех местах города, где он, казалось, потухал; тайком пробирались они в населенные дома, чтобы там устраивать поджоги. Многие из этих гнусных существ были задержаны с факелами в руках, но их очень поспешная казнь произвела мало впечатления». «Таких поджигателей задержали очень много и их судили военным судом… Между прочим более двадцать человек было поймано с поличным и все они признавались, что получили приказ сжечь город как только в него войдет французская армия», - строки
принадлежат Вьоне де Меренгоне.
        В качестве инициатора поджогов в записках французов выступает опять же московский градоначальник Ростопчин.
        А что портрет Ростопчина по праву может быть помещен рядом с Бакуниным, Герценом и Огаревым. Особенно с Бакуниным, который считал воров и разбойников, а значит, и каторжников самым революционным классом.
        Задорная народная война нашла свое отражение в веселых лубках, на которых простой русский мужик Вавило Мороз дубасил французов, а бабушка Спиридоновна их конвоировала… лубки эти еще долгие годы украшали кабаки и крестьянские избы.
        *****
        За грозой двенадцатого года яркой звездой всполохнул 1825 год. Декабристы - дети Отечественной войны… Страшно далекие от народа, все же сделали они первую зарубку на непоколебимом, казалось, вековечном могучем дубе самодержавия.
        Блестяще воспользовавшись возникшей ситуацией междуцарствия, революционеры-дворяне или скорее мятежные реформаторы18 направили Россию по пути модернизации и прогресса. Задача минимум - не допустить на престол солдафона Николая - была успешно решена. Внешне это выглядело как дворянский переворот XVIII столетия - противостояние мятежных и правительственных войско окончилось мирным разводом.
        Короткая трехдневная, опереточная «Смута» благополучно завершилась неким подобием Земского собора: Сенат при участии представителей «просвещенного» дворянства, столичного именитого купечества и, само собой разумеется, тайных обществ провозгласил нового царя.
        «Земля же Михаила взвела на русский трон» 19, - написал позже поэт. В этом видели добрый знак - как и по окончании той Великой Смуты на престол сел Михаил и также, как и тогда, правил новый царь - первое время формально. Наставницей - своего рода «патриархом Филаретом» стала Марии Федоровны - удивительная «императрица», чье фактическое правление ознаменовало начало новой эпохи.
        Как прав был Карамзин, который незадолго перед выступлением декабристов сказал о МарииФедоровне: «Вот кто мог бы теперь быть из многих лучшим министром просвещения, и также министром финансов, судя по ея умной деятельности для воспитания юношества и управления финансами опекунского совета».
        В России появилась хотя и куцая, но конституция, хотя и выхолощенный, но парламент и даже подобие политических партий. Реформаторы-декабристы и иже с ними продавили изменения на английский манер. Через десять лет после «дворянской революции» в России появился Государственный Совет - аналог палаты лордов, куда избирали пожизненно представителей высшей знати. Нижняя палата Державная Дума избиралась на пять лет из дворян и богатых горожан. Император, в сущности, оставался самодержцем, и незыблемые основы самодержавия закреплялись в Уставной грамоте Российской империи.
        И все же потихоньку-помаленьку менялись основы общественной жизни.
        Смягчались законы, понемногу стирались сословные грани. Суд был преобразован по подобию английских коллегий присяжных. Реформировано местное самоуправление - появились земства. Печать, книгоиздание было облагодетельствовано так называемой гласностью. Вздохнули свободней университеты.
        Цвели науки и ремесла, торговля и промышленность.
        Но народ… народ оставался в рабстве. Хотя были сделаны некоторые послабления: крепостничество смягчилось в отдельных местностях там, где было невыгодно помещикам сошло почти на нет. Увеличивалось число «вольных хлебопашцев». В недрах различных комитетов велась работа по полной отмене крепостного права…
        *****
        Замечательные успехи были достигнуты во внешней политике, переориентированной теперь более на Восток, нежели на Запад, как прежде.
        Собственно, внешняя политика и стала фактором обострения отношений приведших к мировому пожару.
        Россия усиленно осваивала Северную Америку, Калифорнию. Российский двуглавый орел простер свои крыла даже над Гаити.
        Аляска (ставшая впоследствии пристанищем императорского дома в изгнании) интенсивно обживалась. Здесь обнаружилась общность интересов династии и декабристских кланов.
        А ведь изначально Россия и не пыталась освоить Аляску. Рассматривалась она лишь как источник коммерческой наживы. По большому счету Аляска входила в состав Российской империи опосредовано, являясь частной лавочкой Русско-Американской компании, которую основали еще в 1798 году купцы Шелихов, Голиков и Мыльников. Компанейщики получили от Павла I монопольные права на пушной промысел, торговлю и открытие новых земель в северо-восточной части Тихого океана. В дальнейшем компания заимела атрибуты псведогосударственности - кожаные деньги под названием «марки» и свой флаг20…
        Задолго до декабрьской революции 1825 года будущую «императрицу» Марию Федоровну поддерживали финансовые и купеческие круги, объединенные Российско-американской компанией, стремившиеся к усилению своего влияния как во внешней, так и во внутренней политике. Царская семья была главным пайщиком компании; Александр I и Мария Федоровна стали ее акционерами еще в 1802 году. Огромные средства вкладывал в компанию - на цели исследования Русской Америки - бывший канцлер, граф Николай Румянцев.
        К середине 1820-х годов Российско-американская компания словно магнитом притягивает декабристов, что, наверное, отнюдь не случайно. Один из вождей движения - Кондратий Рылеев - стал управителем дел компании, и дом № 72 по Мойке в Петербурге, где помещалось головная контора компании, стал основным местом собраний членов Северного общества, а сам Рылеев проживал в этом же доме.
        По вечерам в канцелярии частенько заседали декабристы и среди прочих дум грезили о создании в Америке «новой России». Одной из идей было переселение поморов из Архангельской губернии на берега и острова Тихого океана как людей, наилучшим образом подходящих на роль первопроходцев и колонизаторов.
        Декабрист Дмитрий Завалишин мечтал о массовом и интенсивном русском проникновении в Калифорнию и подбивал местных испанцев принимать российское подданство, присягать на верность государю. Свою миссию он именовал «Орденом Восстановления» и пытался убедить императора в грандиозных перспективах «обрусения Америки».
        После фактического прихода декабристов к власти освоению Америки был задан новый импульс и многие планы и проекты были воплощены в жизнь.
        *****
        По иронии судьбы Аляска стала осколком-ядром Империи после Великого революционного передела мира…
        Аляска в какой-то мере став продолжением декабристского вектора развития, образовала вместе с Доном, частью других казачьих земель, Крымом, Гаити, Гавайскими островами причудливую, усеченную новую Российскую империю, в которой территории метрополии и колоний поменялись местами…
        17 Так иносказательно называли революцию.
        18 Согласно концепции Гордина: Гордин Я.А. Мятеж реформаторов. 14 декабря 1825 года. Л., 1989.
        19Строка из «Истории государства российского…» А.К. Толстого. Речь, однако, идет о другом Михаиле - не том, что основал династию Романовых. По некоторым данным, важнейшую роль в создании межцарствования сыграла вдова Павла Мария Федоровна, стремившаяся завести династическую ситуацию в тупик, единственным выходом из которой могло бы стать провозглашение её императрицей…
        Выступление декабристов на Сенатской площади было допущено и в определённой степени спровоцировано сторонниками МарииФедоровны, стремившимися любыми способами воспрепятствовать воцарению Николая. Действительно, многое свидетельствует об этом, хотя нельзя полностью отбрасывать возможность того, что ИМПЕРАТРИЦА ХОТЕЛА ВОЗВЕСТИ НА ПРЕСТОЛ СВОЕГО МЛАДШЕГО СЫНА МИХАИЛА.
        Какие политические силы стояли за МариейФёдоровной?
        Её поддерживали всесильный Алексей Аракчеев, министр путей сообщения Александр Вюртембергский (брат императрицы), петербургский генерал-губернатор Михаил Милорадович, председатель Государственного Совета Пётр Лопухин, министр финансов Егор Канкрин и др. Историк М.Сафонов отмечает: «Марию Федоровну поддерживали финансовые и купеческие круги, объединённые Российско-американской компанией, которая стремилась направить русские экспедиции в Северную Америку, в Калифорнию, на Гаити».
        Царская семья была главным пайщиком компании. Так, Александр I и Мария Фёдоровна стали её акционерами в 1802 году. Огромные средства вкладывал в компанию на цели исследования Русской Америки бывший канцлер, граф Николай Румянцев. Для этого граф распродавал свои многочисленные поместья, в том числе и Пружанское. Интересно, что как только Николай I пришёл к власти, то сразу же прекратил финансирование этих исследований.
        Вокруг Марии Федоровны ещё в начале ХIХ века объединились русские националисты, хотевшие сменить вектор внешней политики России с Запада на Восток и Юг. Историк В. Сироткин в книге «Дуэль двух дипломатий» отмечает, что Николай Румянцев, Николай Мордвинов и Александр Куракин хотели повернуть внешнюю политику Российской державы с запада на восток. К.Валишевский писал: «… салон бывшей государыни часто становился центром оппозиции». Швейцарский историк А.Валлотон согласен с коллегой: «Центром этой неистовой оппозиции становится Павловский дворец, в котором жила вдовствующая императрица. Она иногда набрасывалась на сына как волчица». Историки давно изучают деятельность оппозиционной группировки (великая княжна Екатерина Павловна, писатель Карамзин, граф Растопчин, адмирал Шишков и др.), которая выступила перед войной 1812 года против либеральной политики Александра I и добилась отставки и ссылки реформатора Михаила Сперанского. Учёные лишь спорят о том, кто стоял во главе оппозиции: Екатерина Павловна или Карамзин. Но всё указывает на то, что лидерами были императрица МарияФёдоровна и канцлер        20 Из реальной истории.
        Глава 6 (III). Отречемся от старого мира
        Грянул грозный и великий 1848 год. Весна народов! Пробуждение национального духа… По Европе, словно цунами, прокатилась, смывающая остатки старого мира», революционная волна.
        Россия стояла непоколебимо. Более того, будучи «жандармом Европы», подавила и умиротворила многие революционные потрясения, к недовольству Англии - извечного геополитического противника и конкурента.
        ****
        1849 год. «Военная тревога» в англо-русских отношениях и вялотекущие конфликты. Предчувствие Великой войны.
        В это время западные газеты, дабы отвлечь читателей от зловещих фантомов гражданских войн и революций, тщательно штрих за штрихом вырисовывали, лепили образ «империи зла» - России. Только она якобы мешает прогрессу и реформам в Османской империи. Преследует Шамиля и свободолюбивых горцев, всех прочих антироссийских повстанцев в Царстве Польском, в Венгрии, в Закавказье…
        Общественное мнение западных стран заранее подготавливалось к войне. Задолго до начала собственно боевых действий.
        Архиепископ Парижский Огюст Сибур публично призвал к «крестовому походу против России и защищаемых ею восточных схизматиков», то есть православных.
        Коалиция Франции, Англии и Папского престола стремилась вытеснить Россию с традиционно сильных для нее позиций в Восточном вопросе. И не только на Ближнем Востоке, но и на Дальнем. Вытолкнуть Россию из Русской Америки - такова была отдаленная цель. В глобальном контексте речь шла о коренном переделе сфер влияния. Новом переделе мира…
        ****
        Взрыв произошел 4/16 октября 21 1853 года. Порта объявила войну России.
        Ровно через неделю 11/23 октября 1853 года произошло столкновение у Исакчи - обстрел османами проходящей по Дунаю русской эскадры русских военных судов, а 15/27 октября 1853 года нападением османских войск на русские укрепления начаты боевые действия на Кавказском фронте.
        Доставленное в Петербург известие о деле при Исакче вызвало 21 октября/2 ноября 1853 года издание высочайшего Манифеста о вступление России в войну с Османской империей.
        Англо-французский флот покидает Мраморное море и входит в Бофор 27 октября/8 ноября 1853 года.
        Разрыв дипломатических отношений России с Великобританией и Францией последовал 9/21 февраля 1854 года, а 15/27 февраля объявлен британо-французский ультиматум России с требованием очистить к весне текущего года Дунайские княжества от русских войск. Англия и Франция объявляют 28 февраля/13 марта 1854 года о заключении военного союза с Османской империей против России, и, как завершающий аккорд, 15/27 марта 1854 года Великобритания объявляет войну России; 16/28 марта 1854 года войну России объявляет и Франция.
        Высочайший Манифест Михаила II об объявлении войны Великобритании и Франции последовал 23 апреля 1854 года.
        ****
        Так закрутился зловещий маховик войны - Войны мировой. Театр военных действий охватывал Черное море и Кавказ, Дунайские княжества, и Соловки, Кронштадт, и Камчатку. Армии и флоты интервентов пытались расчленить Россию с четырех сторон.
        В той войне Россию поддержало американское общественное мнение, а затем и правительство США, недовольное политикой Великобритании в Канаде, в Мексике и на Кубе.
        В дальнейшем - в переговорах с Императорским Домом в изгнании на Аляске - североамериканская сторона неоднократно подчеркивала этот момент как свидетельство взаимной симпатии - позитивную отправную точку для развития дальнейших добрососедских отношений.
        ****
        Поражение России в Крыму открыло шлюзы для наплыва вражеских полчищ в Новороссию. Как и в 1812 году, закоперщиками выступали французы, собравшие сброд со всей Европы. Император Наполеон III был одержим маниакальной идеей расквитаться за поражения своего дяди - Наполеона I.
        Вторыми по численности были англичане. Немало было и поляков, что также повторяло историю 1812 года. По всем западноевропейским странам, самым захудалым княжествам разъезжали вербовщики из армий Англии и Франции - в кабаках, злачных местах, на самом дне выискивали они «добровольцев», моральный и нравственных дух которых был далек от тех идеалов «справедливости», которыми пропагандистская машина объясняла участие в войне европейских держав-союзниц.
        ****
        Интервенты молниеносно оккупировали почти весь Юг России. И вот тут-то российское самодержавие вновь решило откопать топор народной войны…
        Спешно формировалось ополчение в Москве, Петербурге, Казани, Нижнем Новгороде. Началось движение «снизу»: крестьяне срывались со своих мест, уходили от помещиков. На Украине движение получило название «казатчина»; «вольным казаком» считал себя и любой ратник ополчения по всей Руси Великой.
        ВОЛЯ! После изгнания басурман нас ждет ВОЛЯ!!! Это убеждение росло и крепло. С ним шли в бой.
        Партии интервентов все прибывали и прибывали. Чуть ли не вся Европа, ее колонии объединились, стремясь добить Россию. Русские крестьяне, одетые в шинели, никогда не видавшие «арапов» (негров) принимали их за исчадье АДА. ПОСЛАНЦЕВ САМОГО ДЬЯВОЛА!
        Молниеносной победы, на которую рассчитывали союзники не случилось. Война затянулась, приняла позиционный характер. Линия фронта протянулась на тысячу с лишнем верст, представляя собой, бесконечные окопы с рядами колючей проволоки22, фортификационными сооружениями, возведенными хоть и наспех, но по последнему слову тогдашней военной мысли.
        Интервенты столкнулись со своего рода войной на два фронта. На Востоке донцы-молодцы били басурмана, медленно шаг за шагом тесня армии двунадесяти язык.
        На западе тысячи и тысячи мужиков, наспех обученных, но уже познавших вкус военного дела, сдерживали прорыв полчищ интервентов к сердцу России Москве, и голове империи - Петербургу.
        Как известно, война удовольствие не из дешевых, а при этаком раскладе и вовсе источает в край и людские, и материальные ресурсы. Тысячи и тысячи похоронок скорбными стаями птиц устремились в кварталы рабочей бедноты, несли горе в хижины крестьян, ремесленников, рыбаков. А в это время в лучших ресторанах Парижа и Лондона кутили разжиревшие на военных поставках буржуа, потирали руки в предвкушении сверхприбылей банкиры. Что же до тех, кто трудился в цехах… четырнадцатичасовой рабочий день, урезание и без того скудного жалованья ловко объясняли временными тяготами военного времени.
        Мобилизация труда!!! Налоги на нужды армии!!! Все для победы!!!
        Газеты наперебой призывали к терпению и смирению во имя грядущего ниспровержения «исчадия ада» - России. Вот, дескать, после победы заживем, так что у каждого рабочего на ужин будет жареная курица и заветная бутылочка бордо.
        Но… как сказал классик: «Война есть испытание всех экономических и организационных сил каждой нации»23.
        Франция, а затем и Европа испытаний не выдержали. Последовал мощнейший взрыв - повторение 1848 года только теперь в масштабах перевернувших мировую историю, ее ход.
        ****
        Не будем подробно описывать события. Скажем лишь, что волнообразная перманентная европейская революция привела к тому, что к началу 70-х годов XIX века Европа «покраснела».
        Буря народного гнева смела прежние режимы; старый мир был низвергнут окончательно и бесповоротно в основном под анархистскими и коммунистическими знаменами; королей и императоров, канцлеров и президентов сменили разного рода коммуны и социалистические альянсы, федерации самоуправляющихся производственных единиц.
        ****
        В Европе такое устройство покоилось на и мощном теоретическом обосновании, восходившем еще ко второй четверти XIX столетия. Одним из первых, кто сформулировал целостную концепцию самоуправляемых общин, был французский историк, социолог и политический деятель Алексис-Шарль-Анри Клерель де Токвиль.
        Ключевой идеей в его концепции явилась мысль о том, что первоначальным источником власти в стране является отнюдь не государство в лице своих представительных органов, а индивиды, добровольно объединяющиеся в общины (коммуны) и сами управляющие своими собственными делами. Центральное правительство рассматривалось им как своеобразная сдерживающая инстанция, к помощи которой следует прибегать лишь в крайних случаях, когда личная инициатива представителей общины бессильна. Подобные взгляды легли в основу так называемой теории свободной общины, получившей распространение в Европе в первой половине - середине XIX века.
        Суть теоретических построений сводилась к следующему. Общины по своей природе самостоятельны и они не созданы государством, поскольку возникли раньше него, и потому имеют естественное право самостоятельно управлять своими собственными делами. Наиболее яркое практическое воплощение теория свободной общины получила в Бельгийской конституции 1831 года, которая содержала отдельную статью, посвященную общинному (муниципальному) управлению. И признавала муниципальную власть в качестве четвертой власти в государстве наряду с законодательной, исполнительной и судебной, отстаивая тезис: община старше государства, и закон ее находит, а не создает.
        ****
        В германских государствах, самым крупным из которых оставалась Пруссия, возобладал «государственный коммунизм», что немудрено, при извечной тяге немцев к дисциплине.
        В романских странах - Италии, Испании, Франции - возобладал общественный строй более анархистского толка. Собственно, они и не называли себя государствами, к тому же Италия представляла собой географическое понятие - конгломерат коммун, совпадавших более-менее с прежними итальянскими монархиями.
        Испания как единое целое также распалась.
        Франция в политическом отношении занимала срединное положение между Пруссией и родственными романскими народами. «Парижская коммуна» - так называлось новое постреволюционное образование, однако единая прежде страна фактически состояла из конгломерата коммун: Бургунь, Прованс, Гасконь, Нормандия и прочих. Вместе с тем, центральная Парижская коммуна формально объединяла, сшивала все это пестрое лоскутное одеяло.
        И лишь кое-где сохранялись «реакционное» монархические режимы. Конечно же, Великобритания, которая, впрочем, лишилась всех своих колоний вследствие революционного крушения колониальной системы. Монархии были и на Севере Европы - в старой доброй Дании, Швеции, а еще на Балканах в виде крошечных княжеств. На Юго-Востоке Европы образовалось причудливое и отсталое Объединенное княжество Галичины, Буковины и Валахии. Перед этим Австро-Венгрия распалась на собственно Австрию, Венгрию, Богемию, Словакию, Хорватию, Галицию. Кроме последних двух, в осколках прежней Австрийской империи также установились лево-анархо-коммунистические режимы.
        ****
        Революционной волной была сметена и Османская империя - на ее обломках возникла «Великая Армения» и прочие государства с заметным «левым» уклоном.
        «Красная» Европа сохраняла единство через всевозможные альянсы и интернационалы. В горниле войн и революций образовалась Лига наций.
        ****
        В экономическом плане отношения во всех этих европейских новообразованиях (разумеется, кроме сохранившихся монархических и полуфеодальных режимов) строились согласно разнообразных социалистических, анархо-коммунистических и тому подобных доктрин. Лассаль и Прудон, Маркс и Энгельс, прочие теоретики увидели воплощение своих идей уже при жизни, став вождями победившего пролетариата и беднейшего крестьянства, лавочников, разорившихся мелких буржуа. Шаг за шагом упразднялись товарно-денежные отношения и сами деньги, вместо которых вводились их суррогаты - чековые трудовые человеко-часы и натуральный обмен.
        Тем не менее, через некоторое время элементы рыночных отношений отчасти восстановились. Но, в общем и целом, был построен новый мир без частного капитала и капиталистов, банковской кабалы и финансовой плутократии, прочих «издержек». Правда, в ущерб научно-техническому прогрессу, но об этом чуть позже.
        ****
        Перемены властно прокатились и по Новому свету.
        Северо-Американские Соединенные штаты в результате гражданской войны распались на собственно США или Северо-Американские Соединенные Штаты и Конфедерацию южных штатов.
        Аляска, как уже говорилось, стала осколком Российской империи. Императорский дом после долгих скитаний нашел свое пристанище в этом, казалось, негостеприимном краю вечных снегов и льда, ставшим со временем средоточием белой эмиграции - высшей знати, промышленников и купечества, цвета интеллигенции, некоторой части простого люда, не принявшего преобразований на анархо-коммунистический лад. Здесь удалось создать заповедник старой России. А когда на Аляске открыли золото, осколок империи стал мировым финансовым центром. Был открыт Российский императорский банк, финансировавший не только немногочисленные монархии, но и республиканские США, Латинскую Америку, страны Азии и Китай.
        Для охраны неожиданно свалившегося богатства с Дона был выписан экспедиционный казачий корпус. Преодолевшие многие тысячи верст, лучшие из лучших - донцы стали, как и их предки, поколениями служить государеву службу - Аляска имела боеспособную (пусть и относительно небольшую) армию и искусную разведку.
        Императорский двор финансово поддерживал «верных своих чад» - Войско Донское - формально казачью республику, а фактически - квазимонархию с династией Красновых, выбираемых из поколения в поколение в верховные атаманы.
        В Новочеркасске сидел и наместник Императора Всероссийского из блистательного Нового Петербурга - столицы усеченной Российской Империи, что также вознеслась монаршей волей на берегу пустынных волн - побережья и островов Русской Америки.
        ****
        Аляска богатела за счет торговли с Северо-Американскими Соединенными Штатами, свято соблюдая эмбарго, наложенное их правительством на торговлю с Конфедерацией южных штатов. На Юге сохранялось пусть с течением времени и ослабленное рабство. Расовая сегрегация, отсталая экономика, заповедник «американской деревенщины» и провинционализма.
        ****
        На Севере рабство было отменено. Бурно развивался либеральный капитализм и даже строились небоскребы. Осваивался Дикий Запад. Но все же, США сформировались как региональная держава - дела Европы и остального мира их не беспокоили вовсе.
        ****
        Сходная в этом плане геополитическая ситуация сложилась и в России.
        Итак, вернемся на родную почву.
        После того как в Европе в ходе Великой войны вспыхнула мировая по сути революция, изгнание интервентов стало лишь вопросом времени, однако бунтарские настроения охватили и матушку-Русь. Крестьяне-ополченцы вожделели падения оков крепостничества… разночинная интеллигенция ждала своего часа. Их кумирами были пребывавшие до поры до времени в Лондоне Герцен и Огарев.
        Но был и еще один претендент на роль вождя всероссийской социальной революции или общего дела - такой эвфемизм24 был тогда в ходу у жаждущих разжечь пламя русского бунта. Глыба, матерый человечище25, гений революции, взращенный на русской почве. Узник Алексеевского равелина Петропавловской крепости, сосланный оттуда на вечное поселение в Сибирь…
        Подобно Емельяну Пугачеву, самозванцам бунташного века ворвался он в гущу революционных событий, представ в образе «царя» Александра I пришедшего из глубин Сибири, из заточения дать волю… первоначально под монархическими лозунгами, а потом, когда маски были сброшены… под анархическими. А до этого тысячи безвестных разночинных интеллигентов, готовили почву, разжигали из искры пламя.
        ****
        Мировая война, разумеется, стала тяжким испытанием и для России. Она вроде схлынула на спад - Европа запылала революционным пожаром. Но крестьяне не получили того, о чем так страстно мечтали.
        И вот как из рога изобилия посыпались прокламации, призывавшие русский народ последовать европейскому примеру - сбросить тысячелетнее ярмо угнетения, отринуть оковы рабства и построить новое общество.
        Сам Карл Маркс и Фридрих Энгельс считали в то время славянство революционным локомотивом в отсталых медвежьих углах Европы, а русскую крестьянскую общину вслед за Герценом - тем зерном, из которого произрастет на Руси коммунизм.
        «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», «Мыслящему классу России», «Народным ополченцам» - прокламации, «летучие листки», «прелестные письма», тысячами кружили в грозовой атмосфере.
        ****
        Всколыхнулась Казатчина - крестьянская война в духе пугачевщины, под предводительством одного из матросов, героя обороны Севастополя. Повстанцы, прошедшие школу настоящей войны, создали по сути регулярную армию и быстро продвигались с южных окраин империи к центру. Верные престолу и присяге войска отступали с тяжелыми боями…
        Полыхнули и национальные окраины: в Польше, на Украине Бессарабии, Западе Белоруссии, Прибалтике, Финляндии. Эти территории откалываются от Российской империи, образуя собственные правительства под разными флагами и лозунгами. На Украине из кровавой Гайдаматчины рождается несколько политических образований: гетманщина в историческом ее ядре и разного рода «атаманства».
        Войско Донское сохраняло верность престолу, став оплотом белого движения за единую и неделимую Россию. Гражданская война затянулась на долги годы.
        Под скипетром императора оставались значительные территории и в европейской, и в азиатской частях Империи. Древняя первопрестольная столица и Петербург стояли непоколебимо. К 1861 году гражданская война приняла опять же затяжной позиционный характер. А во внешнем мире в то же время уже развернулась коренная ломка - крушилась колониальная система - из британской короны выпала ее самая крупная жемчужина - Индия.
        В Африке полыхала война за свободу, и новые революционные правительства Европы, руководствуясь светлыми идеалами, давали свободу ранее покоренным угрюмым племенам 26.
        Новый мир властно вступал в свои права, но Россия только одной пяткой приблизилась к нему, под контролем самодержавного Петербурга все еще оставались значительные территории.
        И вот тут-то был нанесен удар неожиданный, разящий. В самое сердце.
        Заговор узкой, но хорошо организованной, глубоко законспирированной группы офицеров-социалистов. Незримым руководителем стал Николай Чернышевский. Тем временем тайными тропами по старообрядческим каналам к столице империи подбирался Михаил Бакунин.
        Это была блестящая политтехнологическая акция. Петербургский гарнизон и простолюдинов удалось поднять под лозунгом возвращения доброго царя Александра, который мечтает остановить братоубийственную войну и дать народу волю. Который страдал за народ в Сибири, куда его сослали злые вельможи и бояре, а ведь он намеривался освободить крестьян еще в 1812-м и в 1825 году. В качестве такового самозванца и выступил Бакунин - яркий представитель крепнущей и в той же Европе анархисткой идеи, считавший обедневшую массу крестьян вкупе с люмпен-пролетариями, босяками и уголовным элементом тем торфяным болотом, из которого прорвется пламя революционного пожара.
        Императорский дом по счастливой случайности не был уничтожен, поскольку государь с семейством находился в Красном селе на маневрах верных ему частей. Красное село ощетинилось, гвардия, едва дошли вести из Петербурга, смогла создать неприступную оборону.
        Над Зимним дворцом меж тем взвился красный флаг. Доверчивым жителям из простого народа объяснили, что это хоругвь воли. Был издан Манифест от имени нового царя об отмене крепости и о черном переделе. Начались грабежи. Новоиспеченный государь Александр, а на самом деле тезка свергнутого монарха явился народу.
        «Он это! Он! Только бородой-то от как зарос спаситель наш…», - шептались в толпе бабки, заставшие еще настоящего Александра. «Не умер он в Таганроге, как баре о том выдумали… Сослали его, потому как за народ он был», - поясняли иные «молодежи».
        Премьер-министром, или по-новому возглавителем, стал Николай Чернышевский. Новая власть спешно рассылал комиссаров в охваченные бунтом земли со словами: «ВОЛЯ! ЧЕРНЫЙ ПЕРЕДЕЛ!». На сходках зачитывали манифесты «истинного» царя. Подключили телеграф, газеты, все имеющиеся технические средства пропаганды. И дело пошло! Новому «царю» присягали. Землю делили. Потрошили и купцов. Адепты новой власти, нигилисты всех мастей готовили почву для перехода к новому общинному, коммунистическому устройству. Объявили о скором созыве Земского Собора, дабы утвердить нового царя и новые порядки. Красная Европа рукоплескала…
        ****
        Через некоторое время маски будут сброшены: объявят о переходе от монархии к анархии и коммунистическому устройству. Вместо Российской империи миру явится Российская коммуна.
        Тем временем был создан неприступный, внушительный по площади, укрепрайон вокруг Красного села. Обложенная со всех сторон крепость стойко оборонялась. Туда стекались все те, кто сохранил верность престолу и старой России. Образовался белый островок, который сравнивали с лагерем ополчения времен Смуты во главе законным царем. Красная власть сформировала к тому времени подобие регулярной армии, а также органы безопасности в лице народной милиции и Чрезвычайного приказа. Осада была долгой изнуряющей. Было много жертв и героизма и с той, и с другой стороны. Но, в конце концов, возникла патовая ситуация - ни одна из сторон не одерживала верха. «Белого царя» поддерживал Юг - здесь у красных не было шансов.
        И вот стороны достигли компромисса - договоренности об эвакуации или, скорее, депортации императорского двора, преданной гвардии, аристократии - всех тех, кто был в осаде. Таковых набралось порядка ста тысяч человек. Охраняемые верными штыками и шашками Донского корпуса, прикрываемые артиллерией, двинулись они к побережью Финского залива, где их ожидали английские пароходы. Стояло жаркое лето 1864 года. В последствие аляскинские и донские художники посвятят немало полотен тем дням. И обороне Красного села, и героическому отбытию, обретению новой родины. Англия, несмотря на недавнюю войну, проявила дружеские монархические чувства. Не мудрено, в условиях европейской революции, британский лев, оcкалясь короной, вздымал вой27, оказавшись почти в сходной ситуации осажденной (хотя и островной) крепости, как и русский императорский двор в Красном селе.
        Императорский двор и интернированные обыватели старой России пребывали в старой доброй Англии недолго - в несколько этапов отправились они на Аляску.
        Государь-император, оставив Отечество, высочайше соизволил указать в своем манифесте, что это временная мера и что он обязательно вернется. «Белый царь» провозгласил свою власть над Аляской, Донской землей вместе с частью Причерноморья и Крымом, где де-факто установилась белая власть. Формально императорский дом по-прежнему считал себя хозяином всей России. Ну а пока командование белыми силами, управление государством высшие диктаторские полномочия были переданы генералу Краснову - отцу основателю Белого движения и Донской республики - герою Великой войны - предводителю невиданной в истории конной атаки на морские суда.
        ****
        Английский вражеский флот стал на рейде против Таганрога 22 мая 1855 года. В ответ на предложение сдаться без боя, Краснов сделал поистине рыцарское заявление: «Город действительно не защищен, но военная честь запрещает мне уступить город без боя!» Начался беспощадный обстрел Таганрога и прибрежных селений, но, маленький гарнизон героически держал оборону, не допуская высадки десанта. Отвага защитников родного города удивили даже врагов: «В плохо укрепленном Таганроге мы встретили неожиданное и отчаянное сопротивление русских, сюда как бы долетел дух упорства, владевший защитниками Севастополя», - писал один из английских офицеров.
        А вот что говорилось в предписании генерал-адъютанта Хомутова начальнику штаба Войска Донского: «Уверен, что наши беспримерные донцы в столь бедственную минуту покажут себя достойными сынами Отечества…» И казаки оправдали надежды своего атамана: 27 июня 1855 года был первый обстрел Кривой Косы. Защитники хутора не допустили попытку вражеского десанта высадиться на берег. А 6 июля неприятель предпринял повторную попытку добраться до продовольственных складов. Несколько дней после этой страшной бомбежки было затишье, а 12 июля на море поднялась буря. Врагу пришлось направить флот на более глубокое место. Тогда у Кривой Косы один неприятельский пароход сел на мель. Сейчас же туда был послан подполковник Божковский и два орудия Донской № 2 батареи под командованием сотника Краснова. Казаки решили овладеть пароходом, взяв «Джаспер» штурмом. Это была большая канонерская лодка 45 саженей в длину. Еще до прибытия подкреплений донцы 70-го полка пошли в море, пока глубина позволяла идти, и открыли ружейный огонь по пароходу. Английские матросы отвечали из пушек и ружей. Завязалось небывалое сражение по
грудь в воде. На помощь англичанам спешил большой восемтнадцатипушечный корабль, но и к казакам со всех постов скакала подмога. По берегу, скрываясь за буграми, собирались казаки и огнем поддерживали атаку парохода. Это продолжалось от зари и до шести часов вечера. В это время выстрелы на пароходе стихли. Англичане, вероятно, покинули его. На пароходе начался пожар. Тогда казаки бросились вплавь и, добравшись до него, залили пожар и нашли на нем и флаги, и книги, и пушки. Так, казакам удалось захватить военный корабль, не имея при этом ни флота, ни артиллерии. Трофеи с «Джаспера» были отправлены в Таганрог. Эта небывалая атака конницы на военное судно произвела на противника ошеломляющее впечатление, подавив волю, заставив содрогнуться от беспримерного мужества сынов степей 28.
        А на Дону, еще и cто лет спустя после тех славных дней, в припортовых кабаках, и на свадебных гуляньях, в часы работы и досуга звучала, сложенная по горячим следам песня:
        То было во время Великой войны. Прислали британцы свой флот. Три месяца город в осаде держали, Но твердо стоял Таганрог. Бросали снаряды по 10 пудов. И в город картечью стреляли. Свободно ходили враги по заливу. И метки свои расставляли. Но местный рыбак темной ночью глухой, Чтоб видеть его не могли, Поплыл, поменял чужие буи. И сели на мель корабли. И вот поутру казачьи пикеты, Видят картину вдали: Английский большой стальной пароход, Лежит на Азовской мели. Тут сотник Краснов, отважный герой, Охотников смелых зовет: «По мелкой воде на резвых конях, взять боем чужой пароход». И вышли вперед 20 самых лихих. И Богу они помолились. Сели на быстрых казачьих коней, И на врага навалились. Как видят британцы несутся казаки. Что буря по морю идут. Бросают британцы свой пароход, Подальше на шлюпках гребут. А сотник Краснов восходит на борт, Срывает британские флаги. Велит обыскать трофейный фрегат. И джином наполнить все фляги. Вот весь Таганрог отмечает победу. На улице главной, Петровской. Сотник Краснов поднимает стакан: «За всех рыбаков, за Азовских!» 29.
        Вскоре храбрые донцы геройски сражались на фронтах уже другой войны - войны гражданской - под водительством сотника Краснова, ставшего командующим всеми вооруженными силами Юга России.
        ****
        К 1870 году война захлебнулась. Стало ясно, что верх не одержит ни та, ни другая сторона.
        В 1872 году после долгих переговоров был подписан с великим скрипом, но все же мирный договор. В Российской коммуне к тому времени уже строилось новое общество, ставились социальные эксперименты.
        Донская земля сохраняла и всеми силами консервировала прежний общественный уклад. На Дон и Юг бежали уцелевшие княжеские и прочие аристократические фамилии - те, кто не смог оказаться с первой волной эмиграции на Аляске. Гагарины, Оболенские, Голицыны, Одоевские - все они обрели новый приют на казачьей земле. Здесь бережно вплоть до мельчайших деталей лелеяли все то, что было в прежней России. И систему управления, и систему наград и даже моду той довоенной, дореволюционной великой страны. Конечно же, ревностно оберегали и казачьи традиции, уклад жизни.
        ****
        В Красной России бурные перемены, продолжались вплоть до начала XX века.
        Помещичья земля подверглась разделу и вся без остатка была передана крестьянам, которые поделили ее по своему мирскому праву. При этом, как ни странно, дворянство не было совсем уж ликвидировано под корень. Некоторые, особо ушлые помещики, особенно из обедневших, вовремя сориентировались, и сами возглавили крестьянские бунты на манер Дубровского; таких ренегатов называли уважительно «красный барин». Достаточно узкая прослойка после революционных потрясений умела охранить часть владений, где, как правило, заводились образцовые сельскохозяйственные коллективные хозяйства - коммуны, на которые агитировали равняться крестьян. Но насильно в колхозы никого не сгоняли. Преобразования на анархистский лад исключало какое-либо насилие и над личностью, и над коллективами.
        Промышленность и вообще все общество строилось по принципу артели и кооперации. Эта система была возведена в абсолют, была понятна и принята снизу.
        Артели представляли собой и производственные, и общественные объединения. Изначально фабрики и заводы передавались в аренду артелям с правом постепенного выкупа; было отменено право наследования капиталов, заводов и фабрик.
        Таков был первый шаг по пути преобразований и так постепенно исчезал класс эксплуататоров и эксплуатируемых; по артельному принципу выстраивались и все прочие стороны жизни: наука и искусство, управление «государством».
        Артели и коммуны - административно-территориальные, профессиональные, общественные пронизывали все поры жизни.
        Были отменены деньги, рынок пытались заменить товарообменом…
        Но затем все же вернулись к бумажным деньгам, разменной монете.
        ****
        К началу XX века было объявлено о построении основ коммунистического общества, но фактически это было что-то вроде мелкобуржуазного социализма… где не было ни бедных, ни богатых, а лишь зажиточные… но и их зажиточность находилась под строгим общественным контролем.
        Море крестьянского землевладения где-то общинного, где-то мелкособственнического и мелкотоварного обеспечивало продовольствием не только Российскую коммуну, но частью и Европу. Промышленность вполне удовлетворяла нужды народа в ситце и орудиях сельскохозяйственного производства, товарах для дома и быта…
        После Великой войны второй половины XIX века в мире не было даже маломальских вооруженных конфликтов. Только отдельные приграничные трения, которые решались за столом переговоров. Поле крушения только зарождающейся колониальной системы захваты заморских территорий были прекращены. Коммунистическая Европа и Россия придерживались принципиально иных взглядов на мир. Созданная после окончания войны и революционного переустройства мира Лига наций стала действенным механизмом поддержания мира.
        ****
        Народы Африки, Азии, Океании спокойно пребывали во младенчестве и лишь изредка тревожили их экспедиции ученых.
        ****
        Кстати, о науке - настало время рассказать и о ней.
        Была принята доктрина, замедляющая… научно-технический прогресс. Основания - более чем весомые: из всего предшествующего исторического опыта человечества известно, что направлен прогресс зачастую во вред, а не во благо.
        Научно-технический прогресс тщательно дозировался еще и потому, что вел к высвобождению рабочих рук, а попросту говоря, к безработице. В Англии когда-то луддиты ломали машины, а французские ткачи выступали против внедрения новых станков. Теперь на защиту интересов трудящихся встали народные ученые; абсолют был возведен тезис: «Прогресс человечества движут две вещи - лень и стремление уничтожить себе подобных, то есть войны»30.
        Все изобретения тщательно проверялись специальной экспертизой в многочисленных инстанциях Международной Ученой Коммуны (МУК). Разумеется, основным критерием проверок стал известный тезис: «Не навреди». Эти процедуры прозвали в российско-коммунистической ученой братии «хождение по МУКам».
        Но не все труженики науки были подвержены сим испытаниям - общественные отрасли знаний, развитие агрокультуры, всевозможная селекция растений и животных - все это априори признавалось полезным. Поощрялись и различные искусства, архитектура, литература.
        Такой подход породил особый тип цивилизации. Научно-технический прогресс притормозил свое шествие, но никто от этого особо не страдал. Зато прекратились войны. Воцарился достаток. Народы cохраняли свою самобытность. Не было никакого нашествия массовой культуры и многих других псевдодостижений современной цивилизации глобализма…
        Вдумаемся, читатель, есть ли прогресс абсолютное благо?
        С нравственных позиций идею прогресса категорически отвергал русский мыслитель, один из основателей космизма Николай Федорович Федоров. У британского философа Арнольда Тойнби в книге «Постижение истории» есть главка «Цивилизация как регресс».
        Усложняется социальная жизнь - теряется её единство, рассуждает Тойнби. Растет техника - падает искусство… Организуемая человеком материя (а это и есть машина) (современные информационные технологии, пресловутый «искусственный интеллект», добавим мы) его порабощает…
        ****
        В «новом мире» производственные отношения и в Европе, и в России строились на кооперативных началах. Народные предприятия, построенные в складчину, цеховая организация, производственные союзы… Производным от таких форм стало и административное деление. Все эти коммуны, содружества, территориальные ассоциации строились по производственному признаку и обменивались своей продукцией друг с другом.
        Не сложилось ни транснациональных корпораций, ни мировой банковской системы, ни глобализации с ее гамбургерами, джинсами и кока-колой. В медвежьих уголках Европы - Балканах, Карпатах, Пиренеях - крестьяне и вовсе жили патриархальным укладом.
        Это мир маленьких городков, больших сел и рабочих поселков при фабриках, где не было работы по найму. Любой трудящийся являлся совладельцем, пайщиком предприятия, где он работал.
        Здесь не было безработицы, не было кризисов и «великих депрессий».
        В энергетической сфере по-прежнему господствовал пар. Были сделаны значительные успехи и в освоении электричества, однако «век нефти» так и не наступил. Развивались коммуникации, авиасообщение в виде дирижаблей соединило почти весь мир - в полном соответствии с гениальным пророчеством Бакунина:
        «Воздухоплавание когда-нибудь окажется еще более удобным во всех отношениях и будет особенно важно, так что оно окончательно уравняет условия развития и жизни для всех стран»31.
        ****
        К 40-м годам XX века появились зачатки телевидения и радио; проводились эксперименты с новыми видами транспорта на электрическом ходу…
        ****
        Китай и Япония лишь потихоньку выходили из средневековой спячки. В свое время Наполеон пророчески сказал, что когда Поднебесная проснется, весь мир будет потрясен. Пророчество только-только начинало сбываться…
        Восток спал. Средняя Азия кочевала, делилась на различные ханства и орды. На Кавказе водились и горские свободные общества (что, в общем-то, вполне укладывалось в анархистскую парадигму), и княжества, и шамхальства, и султанаты.
        Черноморское побережье представляло собой конфедерацию черкесских народов со столицей в районе Сочи, простиравшуюся до побережья Абхазии, представлявшую собой отдельную страну, дружественную адыгам; далее лежали независимые грузинские «царства», «ханства» закавказских татар.
        Новороссийск и Анапа, Тамань входили вместе с частью Кубани во Всевеликое войско Донское, как автономный округ. По Черному морю велось сообщение с Крымом.
        Под скипетром Российской империи находились Гаити и Гавайи, превращенные в фешенебельные курорты для представителей сохранившегося буржуазного мира, прежде всего англичан и североамериканцев. Забавно: на открытках, рекламных проспектах часто изображали бородатых «казаков» в обнимку с туземцами, увешанными дикарскими бусами, вооруженными копьями, с прочими аксессуарами «дикарей».
        От Османской империи в результате революции на собственно турецких землях осталась лишь Красная Анатолия, где построили свой особый исламский светский коммунизм.
        Освобожденные не без помощи русских революционных добровольцев южнославянские земли сначала образовали Славянскую конфедерацию под главенством Российской коммуны, куда подтягивались и славяне бывшей Австро-Венгрии. Но в итоге все разодрались и решили жить своим умом. Кое-где была даже восстановлена монархия, но затем ее опять сменила республика коммунистического толка.
        ****
        В самой России революционные преобразования выразились, в том числе, и в переименовании городов улиц и площадей.
        Москве вернули «историческое» название Кучково, а самого боярина Кучку рисовали «народным вождем», «старостой», главой антифеодальной партии убитым злым Юрием Долгоруким.
        Как предводителя первого антифеодального восстания весьма почитали и князя Мала - сложился настоящий культ.
        Обоим этим деятелям (как и прочим «борцам за свободу») устанавливали памятники, их портреты красовались на денежных купюрах, почтовых марках и само собой на портретах. Весьма почитаемы были и декабристы; по иронии судьбы им воздавали почести как реформаторам, великим политикам и рачительным хозяйственникам и на Аляске.
        ****
        К 50-м годам XX века в Российской коммуне был провозглашен «развитой коммунизм». Построено бесклассовое общество - провозглашен единый класс трударей физической и умственной нагрузки. К первым относили мастеровых, мелких служащих и крестьян, ко вторым, разумеется, пролетариев умственного труда; их иногда по старинке называли «интеллигенцией»; а вот cлова «работа», «рабочий» были давно вычеркнуто из лексикона и в словарях давались с пометкой «устар.». «Работа» - слово однокоренное со словами «раб» и «рабство»; «Мы не рабы, рабы не мы» - старательно выводили учившиеся читать и писать в 80-е годы XIX века во исполнение великих предначертаний по всеобщему преодолению безграмотности и «темноты».
        ****
        Кстати, о языке. Была проведена реформа - отменены «ять» и «ер», что предлагал еще Ломоносов. В XIX веке реформа языка выразилась и в возвращении многих славянизмов, внедрении простонародных слов и выражений и даже создании региональных языков на основе местных наречий типа калуцкого, пскобского и т. п. Где-то писали «булошная», а где-то и «булоцная», однако с течением времени все эти начинания снизошли на нет. Язык развивался по своим законам. К 30-м годам XX столетия темп жизни все-таки ускорился, в моду вошли сокращения, неологизмы; от былой славянщины и просторечия в языке оставалось мало следов.
        В общем, по крайней мере, газетный язык (да и разговорный тоже) стал походить на советский.
        На Дону же тщательно оберегали старые языковые каноны. Было создано множество выдающихся литературных произведений на классическом русском императорской эпохи. Их достоинства признавали даже и в Российской коммуне.
        Отношения между двумя частями бывшей Российской империи более всего подходили под определение «холодная война». Были, впрочем, и периоды потепления; на Дон даже приезжал с гастролями ансамбль русской народной песни и пляски «Березка», а по городам «комунии» не без успеха гастролировал Императорский казачий хор. На пиках похолодания едва не доходило до «горячей» войны. На Дону боролись две партии - их именовали условно «ястребы» и «прагматики». Последние стояли на позициях развития взаимовыгодных отношений и постепенного (в отдаленной перспективе) поглощения, впавшей в ересь Коммуны.
        К партии войны принадлежала Православная церковь, переместившаяся в ходе революционных потрясений на земли Всевеликого войска. Именно попы более всех ратовали за крестовый поход.
        В самой же Российской коммуне произошли интересные религиозные процессы. В постреволюционное время вместе с гонениями на официальное православие произошло возвышение старообрядчества, как подпольной народной церкви. К слову, раскольники играли не последнюю роль в революционных событиях и процессах, из их среды вышло великое множество бунтарей.
        Еще одной «религией» стало «толстовство», распространенное большей частью в среде людей умственного труда. Но в целом, Коммуна была, безусловно, атеистическим и светским обществом, признававшим, впрочем, свободу отправления религиозных культов.
        В политическом отношении новый строй получил емкое определение - «народодержавие» - что означало: власть осуществляет непосредственно сам народ.
        Была в Российской коммуне и партия - причем, единственная - называлась она бесхитростно - «Партия народодержавия» и представляла собой совокупность всех профессиональных, территориальных и прочих образований. В политическую надстройку кооптировали из артелей и прочих объединений наиболее активных товарищей, которые занимались управленческой, координационной работой в центре и на местах.
        Армия Российской коммуны именовалась Народно-революционным ополчением (НРА) и напоминала по своей организации швейцарские вооруженные силы, что во многом сдерживало порывы «ястребов» решить «проблему» Коммуны военным путем. Велась, однако, усиленная подрывная работа, но и Коммуна не дремала. Революционная пропаганда среди трудящихся масс донских земель и «сеяние смуты» усиливались год от года…
        И вот в этом удивительном мире, как ты уже, наверное, догадался, дорогой читатель, предстоит побывать нашему герою.
        ****
        Вернемся, однако, к «новому» персонажу - коллеге м.н.с. Улетова из параллельной реальности - Роману Горюнову.
        Младшего научного сотрудника КЛИО ВУК волею случая ждал неожиданный поворот…
        ****
        На эту тихую улочку в старой части Кучкова Романа занесло, в общем-то, случайно. Он любил это тихое умиротворенное место и знал здесь, наверное, каждый камень, не говоря уже о милых московских двориках, улочках и переулках. Словно какая-то неведомая сила влекла его сюда. Памятники зодчества часто соседствовали здесь со зданиями и сооружениями новой народной архитектуры послереволюционного времени и при недюжинной фантазии можно было вообразить себя в старой Москве времен, скажем, Екатерины Великой. Роман любил искать здесь отдохновения от научных трудов в тени зелени - в этом оазисе посреди шумных площадей. Часто приходил сюда специально провести несколько часов, собраться с мыслями настроиться на написание очередного фрагмента или статьи. Но иногда он в смятении мыслей бродил по городу, и ноги все равно приносили в это будто бы заколдованное место.
        Здесь чередовались хорошо сохранившиеся старинные особнячки, и аллеи. И вот в этой благостной обстановке произошло событие, которое никак не вписывалось в окружающий пейзаж - оно, если и должно было иметь место быть, то где-нибудь в другой обстановке. Он поначалу испытал чувство глубокого стыда за некогда столичный город с нынешней провинциальной судьбой, но затем ощутил совершенно иные чувства.
        Небольшой холмик с каменной беседкой в классическом стиле посреди обширного двора он облюбовал давно. Беседка была заброшена и пребывала в состоянии близком к руинам, а сама площадка вокруг нее поросла кустарником, но это было именно то очарование запустения, которое так вдохновляет писателей и поэтов. Он любил здесь подолгу сиживать с книжкой иногда в компании с бутылкой вина и захваченной из дому или прикупленной в столовой снедью.
        Так было и в этот раз…
        Ничто не отвлекало от сосредоточенного чтения, как вдруг… внизу послышалась какая-то возня. Из укромного места он наблюдал сцену, да такую, что хотелось провалиться сквозь землю. Стайка малолетних шпанят лет от семи до десяти обступила некоего элегантно одетого гражданина, по всей видимости, иностранца. У него сначала что-то клянчили, потом стали бесцеремонно трепать за рукава пальто. Тот то-то кричал по-французски. Роман хотел было покинуть свое уютное местечко и вмешаться. Но тут произошло нечто выходящее из ряда вон: один из мальчишек подлиннее остальных ловко подпрыгнул и сорвал с иноземного гостя черные очки и парик! После чего стайка мальчишек моментально растворилась в окрестных дворах. Иностранец некоторое время стоял как вкопанный, но потом нагнулся, поднял очки, огляделся по сторонам, поднял парик, отряхнул его, осмотрел со всех сторон, расправил и вновь нацепил обратно; он не был лысым, скорее, коротко стриженным.
        Все это Роман наблюдал из своего укрытия абсолютно спокойно. Он точно знал, что его ни кто не видит: уединенное место не просматривалось с внешней стороны, в чем он давно убедился; собственно еще и по этой причине он облюбовал беседку.
        Так вот, затаив дыхание, Горюнов наблюдал дальше. Иностранец вдруг произнес, пусть и еле слышно (Роман, скорее, прочитал по губам), несколько характерных выражений на русском языке. Он был явно раздражен (еще бы!) и энергичной походкой покинул поле позора.
        Но тут произошло нечто еще более интересное. Буквально спустя несколько минут на том же самом месте оказался некто Семка (в «миру» - Семен Кузин) - малолетний хулиган, сорвиголова из неполноценной семьи. Собственно, и семьи-то у него не было - воспитывался он матерью-одиночкой, трудившейся кухаркой и любившей предаваться объятиям Бахуса, ну и Эроса - само собой.
        Этого паренька Роман Петрович Горюнов хорошо знал, поскольку в качестве общественной нагрузки был приставлен к нему кем-то вроде «дядьки». В обязанности входило вести душеспасительные беседы на заседаниях комиссии по делам малолетних, навещать, следить за бытовыми условиями, успеваемостью в школе и т. д.
        Так вот Семка, сунув, как водится три пальца в рот, издал залихватский хулиганский посвист. По мановению ока к нему сбежались участники нападения на «иностранца». Каждого из шайки-лейки Семка одарил денежной купюрой и, судя по цвету, который удалось разглядеть, немалого достоинства - к чему такая щедрость?!
        Все это все больше напоминало детектив. Расплата была завершена без лишних церемоний. Все быстро удалились.
        Роман понял, что стал свидетелем чего-то таинственного и возможно очень важного.
        «Иностранца» не ограбили, нет! С него просто сдернули очки и парик. Зачем? Просто смеха ради? Но потом ведь все участники нападения получили щедрую мзду.
        Так зачем? Чтобы обнажить подлинное лицо?
        ****
        Простое человеческое любопытство, да и долг гражданина, говорили: так этого оставить нельзя. Обратиться в органы? Но, что он скажет: вот, дескать, некая шпана обидела гражданина. Скорее всего, отмахнуться, а то и поднимут на смех. Скажут: нашел тоже преступников, у милиции других дел по горло. Малолетки, что с них взять. Это даже не мелкое хулиганство, а так баловство. Дело, меж тем, ясно, что непростое…
        Все эти мысли промелькнули мгновенно, и также мгновенно пришло решение: проследить за этим «иностранцем» пока он не ушел далеко. Роман знал в этой местности каждый закоулок и, срезав путь, оказался на том месте, где предположительно должен был оказаться объект слежки. А вот и он идет, скорее, прогуливается, как ни в чем не бывало. Как оказаться незамеченным? И здесь помогло превосходное ориентирование в городских пространствах. Роман сворачивал в переулки и осторожно выныривал; его расчеты всегда оправдывались - субъекта он из вида не упустил и сам похоже не был обнаружен. Гостиница «Красные зори» стала конечным пунктом слежки.
        Возвращаясь домой, Роман продолжал размышлять над увиденным. Кто этот тип, с которого сорвали парики очки? Тут попахивало совсем не детским озорством и даже не уголовщиной. ШПИОНАЖ!!! - вот, что, скорее всего, приходило в голову. Надо бы сеть на хвост этому типу и выяснить о нем хотя бы малую толику сведений.
        Как этот сделать?
        Да, в, общем-то, несложно. При гостинице есть кафе и ресторация, он наверняка туда захаживает. Двери пригостиничных заведений открыты и для люда с улицы, так что прийти туда - посидеть за рюмкой чая - не проблема. К тому же Роман только что получил премию, и благо еще не потратил ни копейки. Так что средства есть. Вдруг удастся раскрыть шпионскую сеть! Почет и слава! Путь наверх, работа в совершенно другой области и за совершенно иную трудоплату.
        «Хорошо, допустим, я выследил этого субъекта в кафе или ресторане, - рассуждал далее Горюнов. - Подсел к нему. Кем мне себя отрекомендовать. Ведь я-то не профессиональный шпион или разведчик (контрразведчик) Да, собственно представлюсь я тем, кто есть на самом деле - научным работником - не проколюсь однозначно. Ну, а там можно попытаться войти в более тесный контакт.
        А теперь Семка. Что ж встреча с ним вполне посильная задача. Завтра четверг, как раз, назначенный день…».
        ****
        Да, Семку отыскать было несложно. Каждый четверг он сам обязан был являться в милицейскую управу для бесед и прочей лабуды.
        И вот Роман сидит в комнате за длинным столом. Их пять человек: передовой мастеровой фабрики, заведующая местной библиотекой… все облечены общественным доверием и соответственно нагрузкой, как люди с незапятнанной биографией сознательные трудари и т. п.
        По одному вводят малолетних непутевых. На каждого зачитывают характеристику: что такого набедокурили, натворили за истекшую неделю. Кто-то из подопечных вел себя дерзко, откровенно хохмил, а то и хамил, и изо всех сил напускал на себя маску бесшабашности; кто-то стоял, скромно потупив очи. Члены комиссии укоризненно качали головами, задавали дурацкие вопросы из серии: Когда за ум-то возьмешься, сынок?
        По кому-то плакала тюрьма, кто-то вроде встал на путь исправления.
        Роман пребывал в некоторой прострации, точнее в нетерпении: Ну, где же мой любезный Семка?
        И вот свершилось! Он стоял с безразличным видом, равнодушно поглядывая своими смышлеными глазами.
        Участковый стал зачитывать список семкиных дел. Их оказалось не так и много. Один прогул урока и… пожалуй все. Даже успеваемость подтянул, стал учиться на твердые тройки, а по истории (вот удивительно, скотина!) получил даже несколько четверок. «Надо же! Глядишь, выучится и пойдет работать в КЛИО ВУК, - подумал Роман. - Нет, а если серьезно все это подозрительно. Чего это он вдруг?! Ведь был сорванцом из сорванцов».
        Воспитательная процедура подходила к концу. Теперь надо подловить его и поговорить с глазу на глаз. Тем более он, как наставник, имеет на это полное право.
        Роман резво поднялся со своего места и с молодой прытью вышел в коридор. Встал у самого выхода из «Учреждения народного презрения за трудновоспитуемыми детьми и подростками». Семка словно в унисон тоже опередил всех и направлялся к выходу… позади были слышны оживленные голоса, спорившие о современной молодежи.
        - Ну, здравствуй, Семен - сказал Роман, стараясь придать этой банальной фразе многозначительность и скрытый подтекст.
        - Мы же сегодня уже виделись, - отвечал невозмутимо Семка.
        - Виделись, но, в общем, так сказать, порядке. А теперь я хочу поговорить с тобой приватно.
        - О чем? Я ведь, как видите, стал на путь исправления, а скоро совсем возьмусь за ум и окончательно исправлюсь.
        - Вот о твоем пути нам и надо поговорить. Горюнов ловко ухватил Семена за запястье руки, и крепко сдавив, зловеще прошептал: пойдем, есть серьезный разговор.
        Жертва не сопротивлялась. Кипишь, поднятый в стенах этого заведения, мог пагубно сказаться на имидже ставшего на путь исправления. Голоса приближались, звучали уже в районе гардероба.
        «Пойдем, Семен, - сказал Роман чуть ласковее, посидим на лавочке.
        Лавочка располагалась в обширном зеленом дворе учреждения, так что все укладывалось в педагогическую схему.
        -Ну, давай рассказывай, - по-отечески сказал Роман.
        - Что рассказывать? - в голосе Семки, несмотря на показное хладнокровие и выдержку, все-таки почувствовались тревожные нотки.
        - ВСЕ!!!
        - Что все? - голос Семки чуть дрогнул («Ага, занервничал мерзавец», - подумал Горюнов)
        - Как да такой жизни докатился?
        - Какой, такой…
        - Такой! Что организовал шайку, занимающуюся уличными грабежами.
        Семка явно занервничал, это чувствовалось по участившемуся пульсу.
        - Какую, такую шайку? Не понимаю о чем вы!
        - Такую, что ограбила давеча иностранца в Купеческом…
        А иностранец-то непростой, понял. Дипломат! Так что тебя даже не макаренка ждет, а кое-что похуже, невзирая на твое малолетство…
        - Указ шьешь, - криво усмехнулся Семка, вновь обретая уверенность. - Никакого грабежа не было. Так, мелкое хулиганство. Тем более, я в нем участия не принимал, а был случайным свидетелем. Так что порожняки гоняешь… начальник, - Семка явно решил пойти с контрнаступление, причем кавалерийской лихой атакой по принципу: лучший способ защиты - нападение.
        На секунду задумавшись, Семен, продолжил, цыкнув сквозь зубы, и придав глазам блатной прищур.
        - Ты ведь не менто правильно. Зачем тебе все это нужно? Каким-то образом пронюхал, скорее всего, принесла тебя нелегкая туда и случайно увидел? Только ведь нет на мне ничего! Грабеж иностранца и дипломата в придачу можешь засунуть себе…
        - Но-но полегче на поворотах! Не забывайся, я тебе чай не твой сверстник из подворотни.
        - Ладно, скажи прямо: чего ты хочешь. (Да, малец явно деловой не по годам)
        - Хочу знать, что за кипеж ты организовал?
        - Вот что, профессор! Ничего я тебе не скажу, и он выдержал театральную паузу… за просто так. А вот если, ну, как у цыган - ручку позолотишь - может быть, скажу пару слов ласковых.
        «Ишь чего удумал, подлец. И ведь вправду ничего на него нет и «иностранец» ни в какие органы заявлять не будет».
        - Хорошо сколько ты хочешь?
        - Тот человек, по поручению которого я все это склеил, заламсал очееень хорошо. Но с тебя по бедности твоей один червонец.
        К несчастью, а может быть и наоборот, искомая сумма была в наличии у Романа. Он собирался после воспитательного мероприятия зайти в обувной лабаз и купить новые штиблеты. Колебался, раздумывая: не применить ли к малолетнему наглецу и подлецу другие методы, кроме подкупа.
        - Деньги вперед, словно почувствовав душевные терзания, довольно повелительно выдохнул Семка.
        Роман свободной рукой, не выпуская пленника, достал бумажник умудрился раскрыть его и вытащить купюру сжал в кулак и протянул, оглянувшись по сторонам.
        Семка с ловкостью фокусника подставил свободную руку и убрал в карман брюк.
        - Значит так. Я выполнял задание одного человека. Он поручил сделать так, чтобы иностранец снял темные очки. У него оказались не только очки, но и парик Я организовал малолеток, и они сдернули с него и то, и другое. Видимо, скрывается этот тип. Кстати, проживает он в гостинице «Красные зори». Эту информацию Роман знал и сам, а вот…
        - Кто заказал?
        - А вот этого знать тебе не след. Это страшный человек и совать нос в его дела крайне опасно. Вмиг окажешься у него на пере, - Семка произнес это могильным голосом, придав подобающее выражение своему лиц.
        - А ты-то сам?
        - Я-то… Я вне подозрений. И, как всегда, выкручусь. А вот ты…
        Хватка у Романа начала ослабевать. Семка выдернул руку, резко встал, бросил жесткий полный ненависти взгляд волчонка, превращающегося в матерого волка, и ушел в темноту.
        ****
        Роман остался наедине со своими мыслями. Много ли информации он получил? Можно ли ей доверять? Не сдаст ли Семка его своему таинственному патрону? Не грозит ли его жизни теперь опасность?
        Но пасовать и сдаваться не в его привычках, тем более что жребий брошен. К тому же, он считал себя не робкого десятка.
        И еще. Все-таки Семка выдал, пусть не всю, но, скорее всего, где-то правдивую информацию.
        Следующее звено в цепи - этот таинственный «иностранец». «Навещу его в один из ближайших вечеров», - решил Роман.
        21 Здесь и далее события реальной истории. Даты - по старому и новому стилю.
        22 Изобретение 60-х годов XIX века.
        23 В.И. Ленин.
        24 Замена слов и выражений для предания им нейтральной окраски.
        25 В.И. Ленин о Льве Толстом.
        26 Джозеф Редьярд Киплинг. Система колониализма в ее законченном виде, как она известна до мировых войн, стала складываться после Берлинской конференции (1884), однако и до этого Европа успела пустить глубокие колониальные корни на африканском континенте.
        27 Слегка перефразированный Маяковский.
        28 Реальная история.
        29 Песня написана современным поэтом Дмитрием Шарко.
        30 Кто-то из великих.
        31 Подлинная цитата.
        Глава 7 (III). Следствие ведут знатоки
        КУЧКОВО
        Он внезапно почувствовал себя… поручиком Жеребецким - тем самым героем старинных гусарских скабрезных солено-перченых анекдотов, что ни один приличный человек не станет рассказывать при дамах.
        Простоватый и даже хамоватый, но не лишенный обаяния герой, постоянно попадает в конфузные ситуации, из которых неизменно выходит… с честью. Многое ему прощается - мол, что с него возьмешь… Но… то, что позволительно придурковатому поручику, никак непростительно кадровому разведчику, действующему в глубоком тылу врага.
        Герман Кряженцев анализировал последние события. Он нутром чувствовал что-то. Это ЧТО-ТО пока было очень не ясным и смутным, но накатывало подобно волне в прилив все сильнее и сильнее. Так вот, в процессе аналитических размышлений почему-то вспомнился анекдот:
        Поручик Жеребецкий танцует на балу. Под конец действа у его партнерши упала перчатка. Герой галантно поднимает предмет дамского гардероба и протягивает со словами: «Мерси, мадемуазель!», произнося это с истинно французским прононсом.
        Между тем, на балу присутствовал француз, лицезревший сию сцену. Он, ничтоже сумняшеся, принял Жеребецкого за своего соотечественника. В перерыве поручик направляется к буфету, дабы воспринять рюмку водки. Француз устремляется за ним и, желая познакомиться, треплет поручика по плечу и говорит: «О, мсье француз!» Жеребецкий расплывается в улыбке и отвечает: «Ну дак е…та».
        Герману не давал покоя недавний нелепый инцидент. А именно - налет малолетних шпанят. А ведь начиналось все с невинного: «Дяденька подари жвачку, дай немного иностранных денег для коллекции».
        Вроде ничего криминального, но подлецы внезапно (он совсем не ожидал такого оборота) сдернули с него очки, шляпу и парик. Случилось это в достаточно безлюдном месте, но осадок остался. Как мог допустить такую оплошность?! И еще, когда вся шпанка с гиканьем и воплями разбежалась, он скупо почти шепотом произнес несколько слов на великом и могучем. И хоть этого никто, наверное, не слышал и не видел, но все же, для разведчика не допустимо! «Старею, - с сожалением подумал Герман. - Хотя… может это и излишняя мнительность, помноженная на усталость. Эх, бросить бы все да посидеть с удочкой где-нибудь на тихой донской пристани, взяв с собой в запас бутылочку с рюмочкой, да хорошую колбаску на закусь. Или закатиться в шикарный ресторан, скажем, братьев Толостомазовых, а потом в номера!»
        *****
        Кстати, о ресторане. Не далее чем позавчера зашел он в сие заведение при гостинице выпить бокальчик бургундского или коктейля на основе абсента - немного расслабиться, собраться с мыслями, успокоить нервы. И тоже вроде бы малозначительный эпизод, но Герман теперь почти уверился, что все это неспроста.
        На просторных террасах гостиницы было много народу - не только иностранцы, но и местная, с позволения сказать, богема. И как только он принялся вкушать напиток, оказавшийся таким же далеким от настоящего французского вина, как Париж от Москвы, но все же приемлемого качества, как к нему подсел, спросив разрешение по-русски некий щеголеватый молодой человек. Правда, мест было мало, как говорится, яблоку негде упасть и выглядело это вполне естественным. Герман развел руками и улыбнулся, играя роль иностранца, а потом сказал с акцентом: «Да, конечно».
        Тот сел и несколько минут самозабвенно смаковал коктейль.
        И, как всегда, после восприятия спиртуозного напитка, незваного гостя потянуло на разговор.
        - Шпрехен зи дойч?
        Герман отрицательно и с некоторым презрением мотнул головой. «Я - французский журналист», - сказал он на языке галлов.
        Тот подхватил беседу на французcком, задав традиционный вопрос: дескать, как вам наше Кучково.
        Герман отвечал на безупречном французском: мол, все прекрасно и грандиозно, Кучково - удивительный древний город со множеством памятников архитектуры.
        «Я немного говорить русский, - сказал далее Кряженцев, - но, если вы хотите, как это правильно, упражниться в френч, я к вашим услугам».
        Тот, немного замешкавшись, сказал: «Да, лучше по-русски, я все-таки только-только начал изучать ваш прекрасный язык».
        Дальнейшая беседа проходила на великом и могучем. Герман, как и подобает иностранцу, забывался, вставлял слово-другое, а то и фразу на своем родном, а потом извинялся, мол, как это по-русски.
        Из рассказа молодого собеседника следовало, что человек он образованный. Даже чересчур. Служит в каком-то научном учреждении с труднопроизносимым названием и работает немного немало над неким трудом по истории революционного движения (вот ведь сволочь краснопузая!)
        Разумеется, Герман никоим образом не обнаружил этих чувств - напротив, был сама любезность. Со своей стороны рассказал, что является журналистом и приехал освещать события - празднование столетнего юбилея Великой Российской социальной революции. В общем, они оказались как бы коллегами, почти собратьями по цеху.
        Гость, меж тем, как и подобает историку, завел разговор о древней… Москве. Растекался мыслью по древу, рассказал много интересных легенд.
        «Вот ведь тоже русский человек, гордится прошлым, а только комуняка. Эх, близка ли наша победа, иль далека?! На все божья воля», - думал Герман, делая вид, что жадно внимает рассказам. Собеседник говорил не торопясь, проговаривая каждое слово, иногда по нескольку раз, упрощал словесные конструкции, в общем, адаптировал рассказ для восприятия иностранцем. Герман иногда задавал вопросы, выказывал истинное удивление от услышанного. Многое он знал, например, историю о московских подземельях и о спрятанной там, вероятно, библиотеке Ивана Грозного. Собеседник стал поглядывать на часы, видимо, пора: «Вынужден Вас оставить, но… я живу здесь неподалеку и, если хотите, можем продолжить общение. Хотите, проведу для Вас экскурсию по старой гм… Москве. Да, именно по Москве, а не по Кучкову. Я знаю такие места и рассажу такие истории!»
        Слово «МОСКВА» прогремело для Германа как удар колокола, как гул набата.
        Он утвердительно кивнул и произнес на ломанном русском: «Я сдесь частенько коррротать вечер в это фремя. Фесьма рад вашему пррреклошению».
        Незнакомец (а он так и не представился по имени) удалился.
        «Ишь ты вспомнил о Москве, - размышлял Герман. - Значит не все потеряно. Интересуется стариной. Историк. Может быть, попробовать…ЗАВЕРБОВАТЬ. Конечно не с налету. Побродить с ним по Москве, прощупать настроения более глубоко», - таковы были первые мысли.
        Но теперь, проанализировав ситуацию, Кряженцев изменил свое мнение кардинально. Что-то во всем этом не нравилось. Как разведчик, он ощущал НЕЧТО шестым чувством. Интуиция, помноженная на многолетний опыт. А что если его самого пасут? Сели на хвост? Или только пытаются? Первый эпизод - это налет малолеток….
        Второй эпизод - случайный (случайный ли?) гость.
        *****
        А ведь все шло как по маслу. Васька Клык нашелся. Связь с ним восстановлена. Он сообщил, что ведет поиск чемодана и надеется, вскоре справиться с этой задачей. Вот только на личный контакт не шел, скрытничал, а вскоре снова выпал из поля зрения. Это настораживало. НО… в свете последних событий вполне объяснимо. Не хочет засветить? Может и сам под колпаком? Да, скорее всего. Что ж, это делает ему честь. Подозрения с него почти сняты. Надо еще раз перечитать его послания, может он дает понять об опасности.
        Возникает вопрос: что делать? Прежде всего, сменить дислокацию. Съехать из гостиницы и обосноваться как можно глубже. Где-нибудь в марьиных рощах, бирюлевых и тому подобных дырах снять комнату, квартирку, домишко. Полностью сменить, хотя бы на время, амплуа.
        Может быть, прикинуться местным?
        Переквалифицироваться в управдомы? Вариантов в принципе масса. Но перед этим дать шифровку Клыку о том, что встреча откладывается… до определенного момента. А ведь Василий-то молодец - действует как настоящий разведчик-профессионал…
        *****
        Но Кряженцев ни думал, ни гадал, что отстал на несколько шагов. Его опередили, и опередили с совсем неожиданной стороны. Щеглов и Арапов путем длительных и упорных дедуктивных упражнений вышли на жертву кражи - нашли сторожа, у которого был похищен чемодан.
        Отдыхая от сторожевого труда, тот мило сидел в парке на скамейке и читал газету. Щеглов и Арапов, как не в чем не бывало, уселись - один по правую руку, другой по левую.
        - Простите, Вы случайно не гражданин Подбельский, бывший ученый, - завязал разговор Щеглов.
        - Ученый бывших не бывает, - сказал тот гордо вскинув голову. - Простите, а с кем имею честь?
        - Мы из органов правопорядка.
        - Вот как! Чем обязан?
        - Мы по поводу вашего чемодана, который, насколько нам известно, у Вас пропал.
        - ВЫ ЕГО НАШЛИ!!! - он аж привстал и готов был броситься с объятьями и сгрести в охапку обоих.
        - Сядьте, успокойтесь, - гипнотическим тоном произнес Арапов. - Мы только вышли на след. И хотели бы знать, что в нем. Нам это поможет в отыскании покражи.
        - Там рукопись.
        - И все?
        - Да, ну рукопись способная изменить… Ученый явно нервничал, глаза его заблестели тем блеском, который бывает у одержимых фанатиков науки.
        - Изменить, ЧТО? - задал вопрос Арапов, а Щеглов едва заметно кашлянул и потрепал своего товарища за рукав.
        - Изменить мироустройство, дать толчок развитию человеческой цивилизации.
        - Не больше и не меньше? - вступил в разговор Щеглов.
        - ДА!
        - Вы сделали какое-то важное открытие?
        - Совершенно верно, я вынашивал это давно. И какое-то время назад оформил в виде рукописи. Зашифровал. Потому что, если это изобретение, эти знания попадут в плохие руки. Может случиться катастрофа!
        - Это связано с пространством и временем? - вновь спросил Арапов, а Щеглов вновь проделал те же действия только несколько активно.
        - Откуда Вы знаете? Вы нашли?
        - Нет, только вышли на cлед, - повторил Арапов. - Нам стало известно кое-что, некоторые детали похищения.
        - Вы обязательно должны найти!
        - Чтобы не попало, как Вы говорите, в плохие руки…
        - Да, хотя, чтобы прочитать то, что я написал, понадобятся огромные усилия по расшифровке. Самых опытных расшифровщиков.
        - Почему не обращались в органы? - задал вопрос Щеглов.
        - Я обращался, но меня завернули. Видите ли, я доподлинно не могу сказать, что на мою квартирку был совершен налет. Ничего больше не пропало, следов беспорядка не было никаких. Сообщил, что пропал чемодан. В нем рукопись.
        - Кого-нибудь подозреваете? - спросили у меня.
        - Нет.
        - Следы взлома?
        - Нет.
        - Исчезло ли что-нибудь еще?
        - Нет.
        И мне сказали: «Отец, может ты сам его куда-то задевал? Ты поищи хорошенько и найдешь».
        - Да, чисто сработали мерзавцы, - сказал Арапов
        - Еще бы профессионалы, - добавил Щеглов. - И вдруг взял инициативу на себя: - Скажите, а были ли у вас перед обнаружением пропажи какие-то случайные знакомства, связи? Конечно же, в вашем возрасте … но все же.
        - Нет, не было, я одинок и, как видите, стар. Есть двое старых друзей по Ученой коммуне; не знаю: живы ли, давно не встречал.
        - И все же я повторяю случайные…
        - Впрочем… хотя это вряд ли можно отнести к случайным знакомствам, а тем более связям.
        - Для нас сейчас важны все мелочи, детали.
        - Хорошо расскажу. Кстати, а вы не представились, на каком основании я должен доверять вам…
        Как по команде Щеглов и Арапов вынули красные корочки и развернули. Старик достал очки, и некоторое время изучал, после чего утвердительно кивнул головой.
        - Я имею одну не совсем хорошую привычку, получив жалованье, тут он вдруг осекся…
        - Напиваться в хлам, - решил вывести собеседника из затруднения Арапов…
        - Нет, что вы, как можно. Я обычно выпиваю две кружки пива, съедаю две сосиски, читаю газету или книжку и иду домой. Так вот накануне пропажи подсел в пивной ко мне некий молодой человек. У нас завязалась беседа. Он довольно разносторонне развит, так что говорить с ним было интересно.
        - И что?
        - Не помню, как очутился дома.
        - Он вас доводил до дому?
        - Полный провал в памяти. Сидели, беседовали и вдруг я дома. Одетый сплю на кушетке. Проснулся: голова не болит, хотя вроде и тяжела. Из карманов ничего не пропало, а ведь был я, осмелюсь доложить, при полученном жалованье.
        - Хорошенько вспоминайте: этот молодой человек вам наливал что-то, угощал вас чем-то.
        - Вроде… он купил «мерзавчик» и два бутерброда, и мы с ним распили, так сказать, за знакомство.
        - Так понятно. Это, как в том анекдоте, - мрачно изрек вдруг Щеглов. Рассказ интеллигента как он напился: Вчера так назюзюкались! Взяли маленькую на троих! Последнее, что помню, как прохожему стакан наливал…
        - У вас есть еще ко мне вопросы? Если нет, я, пожалуй, с вашего позволения…
        - Нет, постойте! Простите великодушно, если вас чем-то обидели. В нашей работе, сами понимаете, приходиться общаться с ворами, разбойниками, убийцами. Редко встретишь интеллигентного человека, чистого сердцем, помыслами, ученого с большой буквы…Такого как Вы, например…
        - Итак, вы сделали открытие, - продолжал Арапов. - Чрезвычайно важное. Нам важно знать его суть. Тогда мы поймем, кто заинтересован в чемодане, вернее его содержимом. И это поможет нам в поисках. На след мы уже, повторяю, вышли.
        - Вы я вижу хорошие ребята. Честные. Я готов рассказать, но не здесь. У вас есть какое-нибудь скрытое от посторонних ушей место.
        - Да, пройдемте здесь недалеко.
        *****
        Через полчаса перед ними гостеприимно распахнуло двери заведение под названием «Пельменная», на двери, как водится, была повешена табличка «Переучет», а весь персонал был отправлен «прогуляться» на пару часов.
        В пустынном зале за столом сидели Щеглов Арапов и ученый. Тарелки с дымящимися пельменями, салаты, различные закуски и запотевший графин украшали сервированный на скорую руку стол. Белая накрахмаленная скатерть дышала свежестью и чистотой.
        Перед началом, вернее продолжением беседы Щеглов предложил выпить по первой. Арапов произнес короткий тост: «За науку!»
        - Что же это за выдающиеся открытие Вы сделали? Не каждый день встречаешься с великим человеком.
        - Вы слышали что-нибудь о ядерной физике.
        - К стыду своему, нет, - отвечал Щеглов.
        - А я вот читал, что работы в этом направлении ведет германский физик Эпштейн, - решил блеснуть эрудицией Арапов.
        - Да, Эпштейн немало сделал в этом направлении. Но он, смею вас заверить, на несколько ложном, хотя и правильном (пусть это и странно звучит) пути. Не буду вдаваться в теорию. Короче говоря, я еще тридцать лет назад приоткрыл ящик Пандоры. Это и энергия большой силы, которая может служить во благо человечеству. Но это и разрушительная сила - взрывчатка, способная уничтожить целые города и страны. Континенты!
        - Да, ну!
        - И Вы…
        - Решил засекретить свое открытие. К тому, же тогда более жестко придерживались доктрины о замораживании научно-технического прогресса, принятой на двадцатой ассамблее Лиги наций и поддержанной международным ученым сообществом. Я ее разделял, отчасти разделяю и сейчас. Со времен изобретения пороха, да что там колеса, человечество всегда использовало достижения научной мысли себе во вред. Войны, убийства. Возьмем колесо. Конечно же, можно просто кататься в колеснице. Но колесницы сразу стали использовать для военных целей. О порохе и других вещах я уж и не говорю. И на черта нужен весь этот прогресс! Мы построили общество свободное от эксплуататоров. Ведь именно эксплуататорские классы и затевали все войны. Им нужны были сначала рабы и новые земли. Потом рынки сбыта и источники сырья. Вроде бы прогресс необходим. Ан, нет, и в новом обществе какие-то противоречия остались. Есть и территориальные споры. Есть страны, где эксплуататоры властвуют и поныне. Англия. Америка. Да что за примерами далеко ходить: Дон и Аляска.
        - ДОН и АЛЯСКА! - воскликнул вдруг Щеглов.
        - Что? - переспросил ученый.
        - Нет, ничего это так мысли вслух, - продолжайте очень интересно.
        - А как же мирное назначение этой энергии? - спросил Арапов. Почему вы все-таки решили засекретить?
        - Видите ли, я ждал лучших времен. И хотел в ближайшее временя отдать рукопись в Ученую коммуну. Передать и шифры к ней.
        - У вас есть шифры?!
        - Да они у меня. Я составил что-то вроде завещания, в случае моей смерти передать шифры…
        - Ну, зачем о грустном, ваше изобретение в надежных руках, чуть ли не шепотом сказал Щеглов и привстал из-за стола. С вашего позволения я пойду перекурю. И я, пожалуй, тоже сказал Арапов.
        Щеглов уже яростно затягивался и выпускал клубы, когда Арапов щелкнул зажигалкой.
        - Что думаешь, сыщик? - спросил Щеглов, выпуская очередную порцию дыма.
        - Думаю, мы имеем дело с научно-техническим шпионажем. Нити, да что там нити - костлявые руки контры с Дона видны невооруженным взглядом.
        - Я тоже так думаю. Все сходится. Шайка шпаны. Главарь оттуда. И под видом уголовщины подрывная работа и шпионаж. Если этот ученый не заливает, мы с тобой предотвратили чуть ли не вселенскую катастрофу.
        - Что делать с чемоданом?
        - Я думаю после окончания расследования, а может уже и сейчас его можно вернуть владельцу, но… в условное владение. С тем чтобы он передал это дело Ученой коммуне под строжайшую охрану. И пусть они решают, что делать с открытием или изобретением… Да, и с самодеятельностью надо кончать. Составим подробный рапорт и на ковер к Громову. Думаю, будем не только прощены, но и поощрены.
        Арапов кивнул в знак согласия, и они вернулись к столу.
        - Так вы нашли его! - воскликнул ученый.
        - Да! - торжественно произнес Арапов. Не хотели Вам сперва говорить. Ведь расследование еще не закончено. Мы нашли украденное, но не нашли вора.
        И знаете, почему не нашли? Он исчез!
        - Как исчез?! - воскликнул Подбельский.
        - Да, не переживайте: исчез не чемодан, а тот, кто пытался его украсть.
        Тут Щеглов закашлялся, причем нарочито громко, но Арапов не обращал на эти знаки никакого внимания.
        И подробно описал то происшествие, с которого все и началось.
        И кстати, почему на вашей тетрадке написано: «Путешествия во времени и пространстве», - вдруг неожиданно бросил он, подводя итог монологу.
        - Это для отвода глаз, - без тени смущения сказал ученый. Ради конспирации. Я мог написать все что угодно: например, «Разведение осетровых в домашних условиях». Но… в то время я увлекался чтением научно-фантастической литературы… в общем этот с позволения сказать заголовок не имеет к содержанию никакого отношения. Уверяю вас.
        Что же до описанной вами истории с исчезновением этого типа… я охотно вам верю. Вы, конечно же, решили довериться мне, и никого ранее хм… даже, наверное, начальство в это дело не посвящали.
        Щеглов и Арапов переглянулись: «Проницательный, черт!» - читалось в глазах обоих.
        - Так вот, что я вам скажу, - продолжил Подбельский. Исчезновение вашего урки дело вполне реальное с научной точки зрения. И «Путешествия во времени и пространстве» этот, в общем-то, дурацкий заголовок, который пришел мне в голову, как я уже говорил, из конспиративных соображений возможно… В общем, накаркал я, что ли…
        У сыщиков вытянулись лица. Заметив такую реакцию, ученый продолжил, тем не менее, невозмутимым тоном.
        - Видите, ваш случай далеко не уникальный. Подобные явления нечастые, конечно же, были описаны…
        - То есть, когда люди вот так вот пропадали?
        - Да.
        - И чем это объяснить?
        - Видите ли, Москву - нынешнее Кучково - поставили на стыке геологических разломов. Через эти стыки на поверхностьпрорываются мощные потоки энергии. Но не только прорываются, но и уходят обратно.
        - И эти потоки энергии…
        - Могут утащить, увлечь за собой то или иное тело. И мелкое и достаточно крупное.
        - И человека!
        - И человека. Кроме того под Москвой существует разветвленная сеть подземелий. И природных, и искусственных. Вы, наверное, читали о библиотеке Ивана Грозного, которая, вероятно, запрятана под землей. Так вот в этих подземельях и накапливается энергия, которая время от времени неожиданно прорывается наружу и уходит вглубь. Но не просто под землю. Эта энергия может пронзать время. А подземелья накапливают и хранят информацию о прошлом.
        - Это не фантастика?
        - Это гипотеза. Ее можно или подтвердить или опровергнуть. Есть факты в ее пользу. Вещественные доказательства, если говорить вашим языком.
        - И каковы эти доказательства?
        - Их накопилось достаточно много и не только у нас, но и в других странах. Люди пропадали и вновь появлялись… из прошлого. И это все документально зафиксировано: внезапные исчезновения… к сожалению, жертвы этой энергии не всегда возвращались, и различные видения - картины из прошлого и будущего. То есть выброс информации, хранящейся, как я уже говорил, в глубине. Таких свидетельств масса. И в наше время, и столетия тому назад.
        Например, зафиксированное в летописи видение монаха одного из шотландских монастырей. Направляясь в соседний монастырь, священнослужитель спустился в долину, и внезапно увидел на дне ее две сверкающие металлические полосы, по которым прямо на него мчалось черное огнедышащее чудовище. Он потерял сознания от страха и, придя в себя, обнаружил, что видение исчезло. Минуло несколько столетий, и по дну ущелья была проложена железная дорога.
        - Вот это да! - воскликнул Щеглов.
        - И как эти феномены объясняет наука? - с искренним любопытством спросил Арапов.
        - Предполагают, что есть такие частицы времени - хронотоны. Они имеют отрицательную массу и скорость, то есть, возможно, движутся обратно потоку времени…
        - Нам пора, - рубанул ладонью, подводя итог беседы Щеглов. Мы Вас, если не возражаете, проводим.
        - А знаете, чемоданом и до вас интересовались.
        - Как?!
        - Меня разыскал некий молодой человек. Он представился вашим коллегой.
        - Ну и ну! - воскликнул Щеглов.
        - Продолжайте, - нашелся Шарапов.
        - Он, также как и вы, задавал вопросы, почему я не заявил о пропаже и интересовался содержимым.
        - Когда это произошло?
        - Недели две назад.
        - Почему вы сразу нам не сказали?
        - Подумал: вы его сослуживцы.
        - А почему решили сообщить сейчас.
        - Сейчас вдруг интуиция подсказала: что-то не то.
        - Правильно подсказала.
        - А как он выглядел?
        - Ну как, даже не знаю. Парень и парень - лет двадцати пяти - двадцати семи…
        Сыщики сопроводили Подбельского почти до самых дверей его жилища.
        «Берегите себя», - сказал на прощание Щеглов.
        А когда ученый скрылся из виду, добавил: «Надо взять его под негласную охрану. Завтра же явимся для доклада Громову!»
        МОСКВА
        Пивображенский спал крепким богатырским сном. Волна воспоминаний, нахлынувшая на него днем, ночью преобразилась в глубокий всепоглощающий омут. Он ушел в него с головой; картины былого шли одна за другой как в кино - то в документальном черно-белом, то в художественном цветном формате.
        Вот он делает первые робкие шаги в новом мире. Осознает, куда попал. Рефреном звучат слова Генерала подземелий; понимает, что рассказывал тот не сказки, а самую что ни на есть быль…
        Не заметил, как очутился в лесу - то ли в шоковом состоянии отмахал много верст, то ли… опять перенесло - пребывал в некоей прострации, каком-то пограничном состоянии, что ли…
        Слегка тронутый осенью бор - вовсе не дикий, похож на парк. Солнце уже клонилось к закату, но еще было светло. Что делать? Ночевать в лесу. В кармане покоилась зажигалка, значит можно хотя бы разжечь костер. И как очутился за городом? Непонятно. Вроде бы вот они футуристические пейзажи и вдруг. Да, такое впечатление, что вновь, куда-то перенесся. Мысли вертелись сумбурно, только-только приходил в себя. Шел по дороге, но по какой-то совсем уж «простецкой», скорее по проселку или даже тропе. Это-то и настораживало: вдруг закинуло еще куда: не в будущее, так в прошлое с лесными разбойниками и еще бог знает кем. Ожидать можно чего угодно. Надо как-то устраиваться на ночлег, а там будет видно - утро вечера, как известно, мудренее.
        Вдруг над головой раздался легкий свист. Он поднял голову. Новое чудо техники - летающая тарелка! Еще инопланетян не хватало!
        Тарелка зависла над головой. Из нее показался луч. Прямо, как в фантастических фильмах. Неужто, и впрямь инопланетяне! Решили похитить! Инстинктивно бросился в сторону в поисках спасительного бугорка или канавы, где хоть как-то можно укрыться.
        «Прошу оставаться на месте, - раздался глас с небес. - Мы поисково-спасательная экспедиция, ищем пропавшую в октябре 2050 года археологическую экспедицию…»
        Так вот оно что! В голове молниеносно созрел не план, а то, что называют «чуйкой». Эх, была, не была! Где наша не пропадала!
        «Ребята, родные мои!», - он радостно замахал руками.
        Не заметил, как оказался на борту…
        *****
        «Как же он сумел здесь натурализоваться и столько лет пудрить всем мозги?
        Да еще и стать с позволения сказать “ученым”, а “по совместительству” заниматься преступной деятельностью с использованием хронотехнологий?» - по кабинету прошелся строгий подтянутый мужчина в форме подполковника госбезопасности. Он был погружен в мысли - морщины играли на мужественном аскетическом лице. Рассуждая вслух, он в тоже время обращался к собеседнику, расположившемуся в комфортном кресле и припавшему к экрану. Человек, жадно всматривающийся в то возникающие, то исчезающие картинки был ни кто иной, как директор НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ.
        И ученый, и представитель правоохранительных органов имели уставший даже несколько изможденный вид. Красные глаза и серые тени под ними недвусмысленно говорили о бессонных ночах.
        - Кстати, что это за преступная деятельность, каков ее характер? Твой прибор может установить?
        - Может! Узнаем ВСЕ. Надо лишь запастись терпением.
        - Установка прибора прошла успешно? Он ничего не понял? Ты орал на него. Тряс.
        - Так это, как раз, для отвода глаз. Все нормально. Как и погружение в глубокий сон со стимулированием воспоминаний. Сканирование тоже, как видите, выполняется - идет своим чередом.
        - Он ничего не подозревает? Ведь, сами понимаете, субъект в высшей степени неординарен.
        - Мы, вообще, имеем дело с небывалым случаем! С хронокриминалом! Думаю, Вам стоит подумать о создании особого отдела.
        - Уже создан…
        *****
        На экране снова возникли оживленные картины приключений мистера П (так его окрестили зрители-наблюдатели)
        Вот он сидит в президиуме какой-то научной конференции… Делает доклад…
        - Как же произошла эта невероятная адаптация Пивображенского, или кто он там на самом деле?! - спросил подполковник.
        - В 2050 году таинственным образом исчезла археологическая экспедиция. Тогда впервые применили новейший метод исследований, с помощью отражающихся хронолучей. Это позволило не только рассмотреть подземные объекты так, как они выглядели раньше, но и увидеть картинки из прошлого.
        Археологи должны были извлечь артефакты, законсервировать раскоп и установить приборы для последующих наблюдений. Но экспедиция внезапно перестала выходить на связь. Послали людей. Они обнаружили, что лагерь пуст. Стали прочесывать местность. Безрезультатно.
        - Ох, ух эти игры с прошлым, - вздохнул подполковник.
        - Искали долго, - продолжил директор НИИ. Отчаялись. Строили самые скорбные предположения. И вот поисковый болид наткнулся на одиноко бредущего П.
        *****
        Экран вновь ожил и демонстрировал захватывающие картины сродни детективным сюжетам.
        Пивображенский вспоминает, как делал первые шаги, обретая новое «Я». Шаги эти были на удивление легки и непринужденны. Ему снова фартило, как в лучшие годы ТАМ.
        Вот он расположился в кресле кабины или салона диковинного летательного аппарата. Протянул ноги. А они, что ни говори, порядком устали после стольких часов странствий.
        Его окружили никакие не инопланетяне, а обыкновенные русские люди только одетые, как в фантастических фильмах. Дали какой-то суп-пюре и таблетку. Он сделал вид, что ее проглотил, а сам незаметно убрал снадобье в карман. Мало ли чем решили попотчевать. От супа, впрочем, не отказался, хоть и был он похож на дешевое варево из бомж-пакета. Но оголодал как стая волков и потому был рад и такой пище.
        - Вы простите, кто? - спросил один из экипажа тарелки видимо старший, когда мистер П насытился и настроился покемарить.
        - Преображенский Филипп Филиппыч, - брякнул почему-то первое, что пришло в голову и, видимо, довольно невнятно от усталости и острого желания спать.
        - Да это же профессор Пивображенский - зам. руководителя экспедиции! - воскликнул один из «инопланетян».
        *****
        - Он поразительно похож, как теперь выяснилось, на профессора Пивображенского. Полагали, что тот единственный, кто нашелся. Но получается… экспедиция исчезла в полном составе, - скорбно промолвил директор института.
        - НО КА-АК?!
        - У профессора Пивображенского практически не было родни. К тому же, примерно в это же время случился грандиозный сбой в базе данных. Самозванец сумел сориентироваться - упирал на потерю памяти, искусно разыграл шок, поначалу даже потерял «дар речи».
        Его обследовали, проводили реабилитационные мероприятия, а он все мотал на ус. И, наконец, стал возвращаться как бы к привычной жизни. Вошел в личину профессора Пивображенского, а некоторые первоначальные странности объяснялись пережитым.
        - Что он сочинил о пропаже экспедиции?
        - По сути, ничего. Говорил о каком-то свечении, и о том, что больше ничего не помнит. И, Вы знаете, да Вам, разумеется, известно, сделал карьеру, преуспел на поприще науки.
        Написал фундаментальное исследование о так называемых «лихих 90-х». И этот его труд признан большим вкладом в изучение той эпохи. Психологию, менталитет «братвы» он сравнивал с психологией варяжских разбойных дружин, разного рода флибустьеров. Описал все очень детально и точно.
        - Ну, еще бы…
        - Потом занялся Древней Русью. И тоже успешно. Монографии, учебники…
        - Феноменально!
        - И когда развернулись хроноисследования, не остался в стороне.
        - Ну, с этой сферой его научных в кавычках интересов нам еще разбираться и разбираться…
        *****
        Мистер П сладко жмурился во сне. Вспоминались этапы большого пути. Становление большого ученого. Десять лет заняло восхождение на научный пьедестал. Он словно не старел, хотя лет уже было немало.
        Впрочем, в этом новом для него мире люди словно утратили возраст.
        И вот он профессор, ученый, АВТОРИТЕТ. Это слово всегда несло для него особый смысл. Он основал собственную научную школу, ведет нескольких аспирантов. Изучает «лихие» 90-ые и параллельно Древнюю Русь - историю отдельных племен - всех этих вятичей, радимичей, кривичей, полян, древлян - политические процессы, зарождение государственности. Что ж настоящий ученый-историк - это не узкий специалист, а именно «многостаночник».
        Хроноисследования. Когда посыпалось одно открытие за другим, он обратил свои научные взоры и на это направление, стал присматриваться к талантливой молодежи. Взял на себя научное наставничество над молодым ученым Яковцевым. Немного не от мира сего, как всякий истинный человек науки, тот сочетал в себе качества и «лирика», и «физика» - довольно редкое явление, но очень востребованное в эпоху хроноисследований и хронооткрытий. В общем, он хорошо разбирался во всех этих хронометронах и прочих хороночастицах, но при этом и шпарил по-древнерусски, как на своем родном. Сфера его научных интересов также была обширна: от «лихих» 90-х до ремесла у кривичей и всяких прочих древлян.
        На этой почве они и сошлись. Яковцев, еще будучи студентом, ходил на специальный курс профессора Пивображенского как раз о феномене лихих 90-х, о повседневной культуре, социальных группах, отношениях в среде так называемой «братвы» и «новых русских». Пивображенский читал свои лекции с жаром, так что аудитория слушала, раскрыв рты. Благо предмет он знал досконально.
        Яковцев не просто слушал, но любил задавать всякие вопросы и что-то всегда конспектировал, вдумчиво, с самым многозначительным выражением лица.
        «Вы как будто сами побывали там!», - как-то восторженно сказал он по окончании одной беседы.
        Пивображенского, несмотря на железную выдержку, слегка резануло по нервной системе.
        «Не советовал бы я вам очутиться в той эпохе, молодой человек, - сказал он назидательно и скупо. Очень страшное было время». Сказал и долго размышлял потом: не взболтнули ли лишнего.
        Он постепенно сблизился с подающим надежды молодым человеком. Стал его неформальным, а затем и официальным научным руководителем. Начал присматриваться и к другим молодым кадрам в области хроноисследований. Чувствовал - это, то направление, которое таит небывалые возможности. Прежде всего, лично для него. Ведь он все же хотел вернуться в привычный для себя мир. Несмотря на все успехи, так и не почувствовал себя здесь в своей тарелке. А…может?.. Раньше он жил на два города… а вдруг получится жить на два времени?.. «Творить» и там, и тут! Да, это поистине грандиозно!
        Тщательно анализировал всю информацию, пытался понять, что это за тоннель во времени, по которому он очутился здесь. Можно ли найти ход назад? Найти нору, куда можно протиснуться и вынырнуть в привычных временных координатах, пусть даже и в другом пространстве, допустим на Канарах или Гавайях. Ну, а там он уж нашел бы путь домой в родные Питер или Москву.
        Он даже стал сам пописывать научные статейки по проблематике хоронисследований, например, о феномене хоронометражей на озере Светлояр, о невидимом граде Китеж. О том, что это могут быть бреши во времени, из которых картины давно минувших лет время от времени предстают воочию. Публиковал их в серьезных изданиях. О нем заговорили и как об исследователе и в этом направление…
        «Глядишь, и в академики выбьюсь», - бывало, думал, внутренне лукаво усмехаясь.
        А его ученик рос и уже стал вполне созревшим ученым. Работал в созданном специально под хроноисследования Институте истории и времени. И числился в передовиках науки.
        Как-то за рюмкой чая во время приватной беседы тот сначала полунамеками, а потом почти открыто заявил, что создал если не машину времени, то некий ее прототип. И что пока держит рот на замке, то есть никому о своих разработках не проронил ни слова. Но вот Филиппу Филипповичу решил открыться, поскольку считает его почти что отцом родным. Филипыч (так по-домашнему звали Пивображенского в узком кругу учеников) призадумался над услышанным. Он тонко чувствовал людей и давно понял, что Яковцев при всей своей учености и внешней интеллигентности не лишен криминальных наклонностей. В те самые 90-е люди подобного склада блистали на ниве интеллектуальной уголовщины: хакеры, художники-фальсификаторы великих полотен, разного рода ловкачи в области антиквариата, фальшивомонетчики и изготовители документов, мастерски печатавшие зеленые и прочие бумажки…
        Все они, в общем-то, как и Яковцев, подходили под один психологический тип. И он решил: настала пора открыться…
        *****
        «Итак, мистер П стал научным руководителем Яковцева», - подвел черту следователь по особо важным делам по фамилии Раскрытко. Он включился в разговор недавно, но уже составил картину и теперь мерил небольшое помещение короткими шагами, размышляя вслух: «Между учителем и учеником установились неформальные отношения, через некоторое время вылившиеся в криминал. В организацию преступного сообщества!»
        Вдруг он остановился и задумался на несколько секунд. Умное округлое лицо человека средних лет с большими залысинами вдруг озарилось.
        «Кстати, а как Яковцев, отошел от шока?» - вопрос был адресован непонятно кому. Ответил на него почему-то директор института. «Вроде отошел», - сказал он, но не совсем уверенно.
        - Так подать его, голубчика, сюда! Устроим перекрестный допрос, пока он не очухался.
        - Думаете, своевременно? - вопросил полковник госбезопасности. - Мы пока не знаем многих деталей.
        - Так вот их как раз и выясним. Что, думаете, не расколется! - с каким-то азартом воскликнул следователь. - Так он, это вам не эти субъекты из лихих 90-х.
        - Он, конечно, мог многому у них поднабраться, - задумчиво проговорил директор Института.
        - Итак, что мы имеем? - опять принялся рассуждать вслух Раскрытко. Картина, в общем-то, ясна. Непонятно только одно: какую цель они преследовали? Зачем им понадобился Улетов? Для чего они его отправили в прошлое?.. И где он сейчас?
        - Боюсь, что Улетов ПРОПАЛ. ПРОПАЛ НАВСЕГДА, - трагично вздохнул директор Института.
        - А мне вот поему-то кажется, что это не так, - твердо сказал подполковник.
        - Я на это очень надеюсь, - отвечал директор. - Но… эти подонки утратили с ним связь.
        - Что же делать? Должен же быть выход, - следователь по особо важным делам вновь нервно прошелся по комнате.
        - Наши сотрудники с помощью хроновизоров изучают место и время его возможного нахождения. Более сотни человек работают в круглосуточном режиме. Пока безрезультатно, - отвечал директор Института.
        - Хорошо. Допустим Улетов обнаружен. Что дальше? Как его вернуть? - подполковник не терял оптимизма и словно бы уже подыскивал в голове возможные варианты.
        - Над этим тоже работаем. И надеемся, что Яковцев нам в этом поможет. Он ведь играл фактически первую скрипку в этой истории именно в техническом плане. Он, мерзавец, видимо занимался какими-то экспериментами. Талантливая сволочь, что ни говори, - с болью сказал директор Института.
        - Вы надеетесь только на него? - вопросил следователь.
        - Нет, наши специалисты также работают, ищем пути…
        - Распорядитесь о доставке Яковцева? Я уже прикинул, как буду его колоть. А вы будете задавать вопросы экспромтом по ходу дела, - следователь сел в кресло и будто бы мысленно уже начал вопрос.
        - Да, вызов я сделал, - ответил подполковник.
        - Когда успели? - изумился директор Института.
        - Для этого мне нужно всего лишь нажать на кнопку - и подполковник извлек из кармана портативное устройство, занимавшее всего лишь треть ладони.
        - И как скоро его доставят?
        - Я думаю, пройдет не более часа.
        - Думаете, будет колоться? - с долей скепсиса спросил директор Института.
        - Уж, доверьтесь моему опыту, - парировал следователь. - Дайте только карандаш и лист бумаги.
        - Что Вы сказали? - директор института удивленно вскинул брови.
        - Карандаш и лист белой бумаги.
        - Но это же, Вы понимаете …редкость. Я как историк скажу: этими предметами уже не пользуются лет …дцать а может и больше.
        - Я вам помогу, - хитро подмигнул подполковник. И он вдруг как фокусник извлек из неизвестно откуда взявшегося явно старинного портфеля безупречно чистый белый лист и карандаш - остро отточенный - готовый к бою.
        *****
        И вот распахнулась автоматическая дверь и безмолвный страж - робот-полицейский доставил Яковцева - серый потерявший лицо человечек ступил на порог и сразу же был подавлен тремя парами устремившихся на него взоров изучающих, испытывающих, осуждающих. Подследственный выглядел как подопытный кролик и в то же время преступник - жалкий интеллигетнишко, павший жертвой собственной глупости, жадности и инфантилизма.
        - Присаживайся, - бросил следователь, указав на стул.
        Яковцев сел на предложенное ему место. И вдруг, вздернув голову, обвел всех троих каким-то дерзким непримиримым взглядом.
        Видимо, все же проникся той блатной романтикой 90-х. Следователь и подполковник обменялись взглядами; их мысли прочел и директор института. За время совместной работы все трое научились не только понимать друг друга с полуслова, но почти что овладели искусством телепатии.
        - Ну-с, господин хороший, мы почти все про вас знаем, - начал следователь в несколько старомодной манере. - Но не скрою, хотим уточнить некоторые детали, и своим рассказом вы смягчите свою участь.
        - Чистосердечное признание … - продолжил подполковник.
        - Ничего я вам не скажу - огрызнулся Яковцев и уткнулся глазами в потолок.
        - Ты должен был сказать: «НЕ БЕРИ НА ПОНТ, МУСОР!». Так ведь тебя учили - следователь говорил вкрадчивым, но в то же время жестким голосом и смотрел, не мигая твердым стальным и в тоже время, каким-то ласковым взглядом.
        - Так, - пробормотал Яковцев.
        - КТО?! - следователь словно пальнул из пушки
        - Они… - Яковцев говорил, словно помимо своей воли.
        - Кто они? А впрочем… - выдержав театральную паузу, вскинул брови следователь.
        Как ты посмел осквернить звание ученого, сволочь! - рявкнул вдруг директор Института.
        - Не надо, Арнольд Эрикович, - бросил следователь. - Его просто завлекли в замкнутый круг.
        - Видишь это? - он положил перед Яковцевым белый лист бумаги
        - ЧТО ЭТО!? - Яковцев смотрел совершенно ошарашено и удивленно на бумагу как… баран на новые ворота. Казалось он хочет… попробовать сей неизвестный ему предмет на зуб.
        «НУ и НУ! - думал, покачивая головой, директор Института. - Историк (да еще при всех криминальных наклонностях неплохой), а не знает, что такое бумага. Про таких раньше говорили - жертва ЕГЭ».
        - Не знаешь? И я не знаю, - продолжил следователь. - А вот это ЧТО? - Раскрытко размашисто и в то же время четким, словно тренированным движением, начертил что-то карандашом на бумаге.
        - Это эллипс.
        - Да, эллипс. Ты находишься здесь, - следователь ткнул карандашом в середину фигуры. Есть ли выход?
        Яковцев недоуменно хлопал глазами, он был явно подавлен и не понимал вообще ничего.
        - Так есть ли выход?!
        - Н-н-не-ет, - совершенно опустошенно промямлил тот.
        - А это? - Раскрытко ловким росчерком начертил практически ровный круг.
        - Круг.
        - И ты в центре, а, может, - отклонился от него! Может ты здесь, а может здесь, он ставил жирные точки и крестики. Так есть ли выход?! Есть?! Ну! Думай и отвечай!
        - Нет.
        - А это? Он опять же ловко нарисовал фигуру и начал ее закрашивать карандашом.
        - Это квадрат.
        - Черный квадрат, понимаешь. Ты вот здесь!
        - Так, где же выход? - спросил теперь сам себя Яковцев и вдруг затрясся мелкой дрожью…
        - А выход у тебя один, Рассказать ВСЕ….
        Яковцев не торопливо и монотонно, словно читая с листа, начал рассказ…
        *****
        - Итак, что мы имеем? - начал вновь рассуждать вслух следователь после того, как Яковцева увели. А имеем мы следующее. Яковцев в ходе своих экспериментов сумел проникнуть во время. Не только просматривать его, но и так сказать «прощупывать»…
        - А Вы мастер! И как это Вы так лихо сработали с этими вашими геометрическими фигурами, - восторженно прервал Раскрытко директор Института.
        - Ах, оставьте, - отмахнулся тот и продолжил. - Этого с позволения сказать гения, который решил совместить гениальность и злодейство, допрошу еще не один раз. Итак, он утверждает, что с помощью своего прибора сперва начал воровать артефакты из прошлого. Что ж, это подтверждают и сны мистера П…
        *****
        На экране разворачивались и вовсе сюрреалистичные картины. Вот некий франт, по-видимому, в конце XIX или самом начале XIX века отдыхает на веранде милой уютной дачки, скорее всего, в одном из предместий Санкт-Петербурга. Отдыхает не один, а с прелестной, хотя и не первой свежести дамой. Он что-то нашептывает ей на ушко, берет в руки гитару, начинает бренчать и напевать. На столе красуется бутылка вина и тарелка с фруктами. Франт откладывает гитару в сторону, в его руках появляется штопор, он намеревается открыть сосуд с рубиновой жидкостью… как вдруг бутылка исчезает у него из-под носа… Конечно, лица кавалера и его пассии приобретают совершенно неописуемое выражение…
        «А вино-то в то время было не то, что ныне!», - Пивображенский и Яковцев распивают бутылку, и радости их нет предела.
        Дальше - больше… Было похищено несколько гораздо более ценных вещей. Награды. Картины. Фарфоровые статуэтки и чашки, блюдца…
        *****
        - Итак, глубже XIX - начала XX века они не совались… - следователь встал из-за стола и прошелся по кабинету. - Отправная точка их преступной деятельности - воровство артефактов из прошлого, - вклинился подполковник. - Похищенное, установив связи ТАМ - в том временном отрезке, где по своей так сказать прописке действовал мистер П - сбывали. Да-да, сбывали в ТОМ ВРЕМЕНИ. За бешеные, между прочим, деньги.
        - И им удавалось находить покупателей, и убеждать их, что это не мистификация, не подделка? - задал резонный вопрос немало удивленный директор института.
        - Вещи воровали на заказ. Заказчику предварительно демонстрировали объект будущей кражи. Посредством хроновизора. Подобно тому, как в рыбном ресторане клиент выбирает плавающую в бассейне рыбу, ее вылавливают и готовят, - сделал образное сравнение Раскрытко.
        - То есть нити тянуться туда в самое начало XXI века? - словно желая услышать новое подтверждение, спросил подполковник.
        - Им, то есть Пивображенскому и Яковцеву, удалось, перебросить туда сначала небольшую специально усовершенствованную модель хроновизора, затем еще несколько таких приборов. И мистер П смог установить связь со своими корешами и подельниками - криминалом из тех самых лихих 90-х и начала нулевых. С этим самым, как его, Михалычем… посредством хроновизора они общались, строили преступные планы. Был узкий круг коллекционеров из разных стран, у которых появился спрос на такие вот вещи, украденные из прошлого.
        - То есть эти, с позволения сказать, коллекционеры - скупщики краденного из прошлого…поверили?!
        - Да. Все это они обставили как своего рода «развлечение» для очень состоятельных людей. Олигархов мирового масштаба!
        - То есть мы имеем дело с МЕЖВРЕМЕННОЙ и международной преступной группой. Невероятно!!!
        ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ В БОЛЕЕ ПРОСТОРНОМ КАБИНЕТЕ
        К трем вышеозначенным персонам добавилось еще несколько человек. Но они, скорее, выполняли роль зрителей, хотя и активно вклинивались в разговор. А разговор был жарким, поскольку подводил итоги многомесячной оперативно-розыскной работы и напоминал стремительный мозговой штурм.
        - Итак, Яковцев изобрел некий луч способный переносить малые объекты, как-то статуэтки, монеты, медали, вещи типа пресс-папье и бутылок. Усовершенствовал это свое с позволения сказать изобретение. И затем они крали уже картины и иконы…
        - Это понятно. Переходим к истории с Улетовым. Итоги расследования?
        - Параллельно Яковцев совместно со своим псевдонаучным руководителем, а теперь подельником открыл, вернее, опытным путем подтвердил гипотезу…
        - Дыры во времени?!
        - Да. После того как уголовник П доверился ему, Яковцев озадачился этой проблемой. И они вместе нашли эти «кротовые норы»!
        - Да, злодеи, но поистине гениальные!
        - Наша официальная наука тоже не лыком шита…
        - Вернемся к нашим хроно-ворам.
        - В общем, они установили, что эти норы, эти ходы во времени связаны с разломами в земной коре и всякими аномальными зонами. Подземельями рукотворными и искусственными.
        - Яковцев составлял карты, схемы. Что уж там говорить, проделал большую работу. Все это изъято.
        - Что собой представляют эти «кротовые норы»?
        - Наглядно это что-то наподобие лабиринта. То есть нужно четко знать, где вход, а где выход. Из точки А можно попасть в точку B и, скажем, очутиться в Древней Руси, а с берегов Москвы-реки попасть на берега Днепра.
        - Но для этого ведь нужно, так сказать, четко определить маршрут.
        - Он и был прочерчен.
        - Как это хоть примерно выглядит?
        На столе вновь появился лист бумаги. Карандаш уверенно чертил линии, стрелки и буквы.
        - Вот как это примерно выглядит. Линия А - мировое время, его течение. B - прошлое. С - настоящее и, если хотите, - будущее. Хронотроны передвигаются по всем трем линиям и нужно только отследить, чтобы они сконцентрировались в нужное время в нужном месте…
        - Отследить?
        - Да. Дело в том, что такие ситуации возникают периодически и их можно просчитать. Это как солнечные затмения, приливы и отливы.
        - И они решили отправить Улетова…
        - Да, подобрали момент, когда тот участвовал в исторической реконструкции и был одет, что называется, согласно эпохе.
        - Получается, одна из точек находится в месторасположении института?
        - Да, и им удалось ее обнаружить. Это тектонический разлом.
        - Мои сотрудники на предварительном служебном расследовании показывали, что видели Улетова в нескольких местах в одно и то же время. Теперь понятно.
        - То есть?
        - Улетов, прежде чем переместиться туда, куда его решили отправить преступники, некоторое время находился в так называемой «воронке времени». Или «зигзаге». То есть одновременно, находился на одной линии времени А-С. И он на какой-то непродолжительный момент одновременно находился в тех точках, где успел побывать до этого. То есть в разных помещениях института. Это что-то вроде хрономиража.
        - Вроде и понятно, но в голове до сих пор не укладывается. Все эти норы. Провалы. Хрономиражи.
        - Предположительно, к этому приложили руку… наши предки, если хотите предшественники. Нет не те, что жили в X столетии и прочих отдаленных временах…
        - Все это безумно интересно! Хоть детектив пиши! Так кто же это?!
        - Конец XX - начало нынешнего века. Эксперименты с Большим адронным коллайдером. Позвольте сделать небольшой экскурс…
        - Оставим его на потом. На каком-нибудь симпозиуме сделаете доклад. Думаю, будет очень интересно. А сейчас вернемся к нашим баранам, то есть дорогим хроно-уголовничкам.
        - Для чего они решили отправить Улетова в X век? С какой целью? Удалось выяснить?
        - Да, Яковцев раскололся и раскаялся, хотя его подельники продолжают упорствовать.
        - Вы его раскололи с помощью этих ваших линий?
        - Линии были несколько другие, но в целом работали по той же схеме.
        Он рассказал ВСЕ. Ну и со сновидениями мистера П также поработали. И вот теперь вырисовалась целостная картина.
        - Да, вы гений сыска! Мы сгораем от нетерпения. Расскажите же.
        *****
        - Итак, господа, лед в этом деле уникальном и единственном в своем роде тронулся. В общем, картина вырисовывается следующая. Яковцев совмещал криминальные дела с занятиями наукой, как вам известно. С Улетовым они были коллегами и даже друзьями. Работали над одной и той же темой: Восточнославянские племена накануне образования государства. Наблюдали за древлянами. Описывали их жизнь и быт. И видимо руки у Яковцева чесались спереть какой-нибудь артефакт не XIX, а X века. То есть не останавливаться на достигнутом.
        Однажды Яковцев, сканируя X век, зафиксировал удивительную картину, вернее, целую серию картин. Древлянское селище. На окраине, вернее за пределами селища, в лесу, живет волхв, кудесник, знахарь - называйте, как хотите. В общем, служитель языческого культа и одновременно целитель. Лечил он травами, заговорами…
        - Для того времени вполне типично…
        - Слушайте и не перебивайте!
        - Виноват…
        - Так вот лечил он разные хвори, что время от времени прихватывали жителей деревни. Но в один момент к этому лекарю стали поступать пациенты другого рода. Раненные. Их приносили на импровизированных носилках из толстых веток, окровавленных наскоро перевязанных, под причитания родни. У некоторых были чуть ли не отрублены конечности. И он всех ставил на ноги. Раны заживлялись так, что не оставалось и следа!
        Нашим злоумышленникам удалось проследить процесс лечения. Целитель использовал некий камень, который клал в воду на несколько дней. После чего эту воду кипятил вместе с камнем. И эти отваром производил заживление, делая компрессы перевязки. Снимая их и повторяя это вновь. Сам процесс лечения происходил в маленькой избушке, наподобие бани. Камень хранился в другом месте - в пещере или гроте в земле - природном или рукотворном непонятно. Причем это был большой камень, от которого жрец откалывал небольшие куски и использовал их по многу раз.
        Время от времени целитель уходил в леса на неделю, а то и две. Приходил с большим плетеным кузовом полным трав. Лечил-то он не одним камнем. Но камнем лечил именно страшные раны.
        - И наши хроно-уголовники…
        - Решили камень похитить. Вернее, набрать, как можно больше осколков камня, что наколол целитель, и которые хранились в той самой пещере.
        - С помощью Улетова?
        - Да.
        - Почему именно так? Улетов ведь не был с ними заодно. Зачем посылать человека, который будет выполнять эти действия неосознанно?
        Они хотели проверить одну из своих с позволения сказать гипотез. Улетов для них как подопытный кролик. Впрочем, не буду углубляться. Итак, они решили набрать камушков, желательно побольше, столько, сколько может унести один человек.
        - С какой целью?
        - Чтобы использовать опять же в медицине. И, выражаясь языком 90-х, рубить на этом бешеные бабки. По некоторым данным камень мог еще и омолаживать. А еще они предположили, что это как раз тот самый философский камень, способный делать золото хоть из дерьма.
        - Так что же это за камень такой чудодейственный?..
        - Об этом чуть позже.
        - И как конкретно задумали использовать Улетова?
        - С помощью особого прибора планировали направить помимо его воли в нужное место и время, когда волхв отправился по лесам за травами. В заданную точку - пещеру, где хранился уже наколотый камень. Он должен был, подчиняясь специальной программе, набрать как можно больше осколков камня в суму. И сразу после этого его должны были вернуть восвояси. При этом стереть все из памяти. Вся операция по времени должна была занять не более получаса.
        Таков был ИХ план. Но все пошло наперекосяк. Очутился не там. Связь утрачена…
        - Вот подонки!
        - Теперь о камне. Я провел определенную исследовательскую работу, привлек ваших коллег, и вот что удалось нарыть. Камень, который использовал волхв-целитель, не что иное, как Алатырь-камень, он же Бел-горюч камень. Есть и другие названия - не суть.
        - Но ведь это же фольклор!
        - Фольклор, но дыма без огня не бывает. Кстати о дыме. В заговорах связанных с Алатырь-камнем всегда упоминается огонь и тепло. Наш жрец тоже кипятил камень на огне, в воде.
        - А самый большой Алатырь-камень лежит в центре моря-океана на острове Буяне, из-под него текут целебные реки. Владеть осколком камня почиталось за великое счастье. Камень предохранял ото всех болезней, а если таковые и случались, то избавлял от всех недугов.
        - Да… Бел-горюч камень… Алатырь. Всем каменьям в мире мати.
        Из-под камушка, с-под Алатыря
        Зачинались ветры чистые
        Из-под камушка, с-под Алатыря
        Протекли реки быстрые
        Всему миру на пропитанье,
        Всему миру на исцеленье…
        - Что это?
        - Это один из заговоров. В поздней, намного поздней, конечно же, версии. Это я так в качестве иллюстрации, чтобы было понятно людям так сказать далеким от…
        - Ну, так уж и далеким. Я тоже кое-что знаю. Вот это, например: «На море, на океане, на острове Буяне, лежит бел-горюч камень Алатырь, всем камням отец. На том камне Алатыре сидит красная девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я раба божия от порезу. Булат, прочь отстань, а ты кровь, течь перестань».
        - Алатырь не только панацея, но и некий Абсолют. Воплощение воли богов. Он соединяет миры - людской и божественный. Остров Буан или Руяна - это своего рода славянская языческая Мекка. Целый комплекс храмов с сильными жрецами прорицателями, к которым обращались даже христианские короли…
        - Глубоко копнули! Но это же преданья старины глубокой.
        - Но, как видим, сказка ложь, да в ней намек. В общем, свойство настоящего, а не мифического Алатыря еще предстоит изучить…
        - Кроме того, господин П рассматривал эксперимент с Улетовым как пробный шар - подготовку операции по своему возвращению. И еще для развертывания более широкой криминальной деятельности в прошлом.
        Аппаратура, с помощью которой они производили все эти действия, изъята. Это примитивная машина времени. Ее изучают. Фактически навигатор по временным туннелям.
        - Да, и они смогли сюда перенести этого Михалыча с двумя мордоворотами! Смогли!
        - Смогли. Правда, время-то гораздо более близкое.
        - И все же, как им это удалось?
        - Если коротко и наглядно, лабиринты более короткие и прямолинейные. Даже не лабиринты, а прямые линии.
        - Да, поневоле задумаешься: криминал вроде как развивает науку…
        - Может быть, вернемся к конкретике?
        - Мистер П с подельниками решил во чтобы то ни стало завладеть камнем. В их извращенных бизнес-фантазиях они открывают клинику по лечению от всех болезней. По омолаживанию. Восстановлению всего и вся. И гребут деньги даже не лопатой - роторным экскаватором!
        - Что ж, внимание на экран.
        *****
        В очередном сновидении мистера П предстало нечто грандиозное в окружении пальм и удивительных цветов где-то на экзотических островах. Ультрасовременные хайтешные здания с вертолетными площадками; белоснежные яхты, которые могут принадлежать только самым богатым людям земного шара, заходят в бухту - маленький, но суперсовременный порт. Сильные мира сего вожделеют попасть в «клинику профессора Преображенского», или как он там будет себя величать. Он лечит от всех болезней, омолаживает, дарит вечную жизнь Михалыч у него за ассистента. Ведь они договорились, что поскольку идея его, то ему и карты в руки. И теперь он грает первую скрипку в их оркестре. Деньги текут не то, что рекой - мировым океаном!
        Просторный кабинет. У него на приеме какой-то клонящийся к старости человек в длиннополом одеянии и «арафатке» на голове. Он источает благовония да так, что голова начинает слегка кружиться. Монарх одного из арабских эмиратов! Пивображенский внимательно слушает, задает через переводчика утоняющие вопросы, Михалыч за соседним столом с умным видом что-то клацает на клавиатуре компа. Наконец, сходятся в «цене вопроса» - омоложение на двадцать, нет на тридцать лет!
        У Михалыча от названной суммы закатываются глаза…
        Раздается звонок. Слуга-негритенок, разодетый в мавританском стиле, распахнул дверь. Скромно потупив очи, в зал впорхнула пожилая особа, облаченная несколько старомодно и чем-то напоминающая старуху Шапокляк.
        Ее величество английская королева! - объявил слуга на безупречном русском языке…
        После того как монаршья особа удалилась Михалыч сладко потягиваясь в кресле произносит: «Эх, если красть так миллион! Если… так королеву!»
        - Довольно! Картина ясна. Думаю, на следующую нашу встречу нужно пригласить этих субъектов. И господ журналистов - во исполнение закона о гласности и информационной открытости. Да… закон законом… однако, я думаю, что все присутствующие понимают: излишняя огласка может в нашем деле только навредить.
        А посему пригласим только весьма узкий круг представителей древнейшей профессии - человек пять-семь - не больше. Проверенных кадров.
        Нужно дозировать информацию, ведь поди знай сколько таких «засланцев» и с какой целью шастают. И получив информацию в чистом виде, они могут залечь на дно
        - А может и хорошо, чтобы они залегли на дно - меньше дел наделают или же слиняют восвояси. Если предположить, что эти «засланцы» все-таки есть…
        ЕЩЕ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ
        «Господа журналисты! Мы пригласили вас в довольно узком составе на не совсем обычное мероприятие.
        Буквально через несколько минут пред вами предстанут живые экспонаты, если так можно выразиться, пришельцы из прошлого - впрочем, с предысторией всего этого вы имели возможность ознакомиться из пресс-релиза.
        Ваша задача начать подавать информацию, но в завуалированной, игровой форме. Дескать, может это и есть на самом деле, а может - и нет. Именно поэтому мы пригласили главным образом представителей, так называемых желтых СМИ.
        Итак, встречайте!»
        Нехотя, по привычке держа руки за спиной, на свет предстали Михалыч, Бройлер и Чугун, явно не ожидавшие такого внимания к своим персонам, однако оно им, безусловно, льстило. «Присаживайтесь, господа!» - указал на «подиум» небольшого зала подполковник госбезопасности.
        - Ну что ж, приступим, - многозначительно произнес он, когда вся троица вальяжно расселась. - Господа, телевизионщики, начнем, может быть, с вас?
        Как ни странно, здесь, несмотря на все достижения прогресса, старое доброе телевидение вполне себе имело место быть. И Михалыч, и Бройлер, и Чугун явно не ожидали такого расклада.
        «Это что же, нас по телику покажут. Круто!» - читалось на их лицах исполненных бахвальства.
        - Вам не удастся взять у меня интервью! - вскинулся вдруг Михалыч.
        - Это почему же?! - просверлил его взглядом подполковник.
        - Я буду материться! Я буду так материться, что вам придется полностью ВСЕ запикивать. Будет одно сплошное пии-пиии-пииии-пи.
        Чугун и Бройлер разразились жеребячьим гоготом, довольно поглядывая на своего пахана.
        Но вдруг отсмеялись… возникла небольшая пауза.
        - Отлично! Сделаем интервью для «Первого матерного», - провозгласил подполковник и кивнул в сторону одного из журналистов.
        От изумления у всей троицы как по команде раскрылись рты…
        Глава 8 (III). Побег в неизвестность
        Я стоял у узкого оконца в светлице, и мой рот был явно раскрыт от удивления и гипнотического воздействия от произносимых собеседником слов…
        Волхв Всеслав - верховный кудесник всея Деревской земли - говорил мерно, убаюкивающе и вместе с тем властно: «А ты ведь не болгарский купец…»
        Пронзительный взгляд светло голубых очей пронзил стрелой, а слова, сказанные современным русским языком, ударили по голове тяжелой оглоблей, но вместо искр посыпались, нет, скорее, полились лучи таинственного и вместе с тем какого-то благостного света. «Ты не тот, за кого себя выдаешь…», - продолжал снисходящий откуда-то с небес обволакивающий, всеподчиняющий голос.
        «Знаю, знаю: ты не тот, за кого тебя приняли. Не удивляйся: волхвы ведают, если не все, то очень многое. Распознаем мы и мысли людские…».
        *****
        Князь Мал собирал очередную ближнюю думу, куда был приглашен и я. Повестка дня была судьбоносной: крещение Деревской земли и Киева, всех племен. Князь Мал выступил перед собранием со своего рода декларацией о намерениях; основные тезисы сводились к тому, что единоплеменные Болгария, Моравы уверовали во Христа и нам бы пора, чтобы не считаться варварами, а стать в один ряд с цивилизованными людьми. Естественно, я осовремениваю этот посыл, но общий смысл был таков. Волхв Вселав был в числе участников встречи, как и мои патроны Борята и Горята, старцы градские и прочие представители элиты и истеблишмента.
        Князь в завершении своей речи наказал всем крепко подумать. Через неделю назначил следующую встречу. Каждому надлежало аргументировано высказать свои соображения по этому вопросу. Особенно мне. Это я понял по кивку, которым удостоил меня Мал - правитель не только Деревской земли, но теперь совместно с Ольгой и зарождающегося нового государства.
        *****
        Итак, целую неделю надлежало думать думу крепкую и ответить князю. Но меня больше терзала другая дума, а не вмешиваюсь ли я в исторический процесс? Или же он протекает, как и должен протекать в этой… пока не могу еще сказать с полной уверенностью… альтернативной истории.
        Но моей персоной заинтересовался не только политический лидер Деревской земли, но и духовный.
        *****
        Я опять просиживал в «кабинете». Братья опять подолгу отсутствовали. И меня опять позвали. Я думал, что увижу вновь Силу, но сцена на этот раз была несколько другой.
        Предо мной предстал отрок лет пятнадцати-шестнадцати, одетый, в выбеленный до состояния первого утреннего снега балахон с капюшоном, украшенный кабаньими клыками, серебряными подвесками-оберегами - так что малейшее движение и даже легкое дуновение ветерка вызывали мерный, какой-то «ямщицкий» перезвон.
        Капюшон был откинут и золотые кудри отсвечивали нимбом в лучах восходящего утреннего солнца.
        Отрок, обратив взор к небу - к Солнцу - сотворил знамение - простер руки гору, призывая Даждьбога пролить благость на нас, наше жилище и меня лично. Потом приложил руку к сердцу и с легким поклоном произнес: «От волхва Всеслава. Зовет он тебя для беседы завтра пополудни. Се знамение - пройти к нему в чертоги». Он раскрыл суму и протянул мне невеликую умещающуюся на ладони дощечку, на которой был начертан знак в виде наконечника заключенного в круг.
        То был «пропуск» в резиденцию верховного волхва всей Деревской земли - «светлого кудеса» Всеслава.
        Так я и оказался пред его лучезарными очами, и теперь таращил от удивления свои глаза.
        Но первая оторопь прошла, и я взял себя в руки.
        - И Вы ведаете, откуда я? - спросил, стараясь не выказывать удивления.
        - Да. И не только про тебя ведаю, но и знакомца твоего, что, как и ты, прибыл из иного мира.
        Я вновь онемел, а он все продолжал.
        - Ведаю, что и ты, и он из другого мира и хочу и тебе, и ему помочь вернуться
        - Вернуться!!!
        - Да.
        Он продолжал: - Непрост будет ваш путь. Еще и потому, что порознь идти нельзя. Итак, слушай и все запоминай.
        - Мать Сыра-земля имеет родинки. Родники эти суть провалы во ВРЕМЕНИ. Заглянув в них можно узреть и прошлое, и будущее. Можно перенестись и в будущее, и в прошлое. Нырнуть как в глубокий колодец и вынырнуть где угодно…
        Я слушал, затаив дыхание, но все же не удержался и задал вопрос:
        - Так это можно как-то устроить?
        - Можно. Ты ведь человек ученый. И скажу, как ученому: Земля покрыта сетью энергетических разломов. Они, конечно же, невидимы и человеком не воспринимаются, по крайней мере, явственно.
        Но часто при пересечении сети таких разломов, образуется аномальная зона. Она негативно влияет на растительный, животныймир. Растения показывают как им дискомфортно - искривленные деревья, пожухлая трава.
        И люди могут что-то чувствовать - некую тревогу, дискомфорт. А вот животные, которые не утратили более тонкого восприятия, такие места чувствуют очень хорошо. Чувствуют, но сказать не могут. Судить можно по их поведению. Собаки начинают скулить и подвывать, жмутся к хозяину.
        Подземелья, пустоты под землей - именно в этих местах в основном и находятся энергетические, то есть временные разломы.
        - То есть можно найти такое подземелье, чтобы вынырнуть на поверхность в МОЕ время?
        - Не в подземелье дело. А в энергетических разломах. Вот их то и предстоит найти по особым приметам. Найти такое место, где расположены такие «родники» большой труд. Можно трудиться долго и бесплодно.
        У меня все сжалось внутри.
        - То есть можно и не найти?
        - Кто ищет, тот всегда найдет, - таков был ответ. - К тому же есть особые приметы. Растения… они имеют свою особую биоэнергетическую вибрацию, можно сказать, зачатки разума. Деревья, кустарники, травы - все они чувствуют провалы во времени.
        - ПРОВАЛЫ ВО ВРЕМЕНИ?!
        - Да. Ты хочешь спросить, как их найти?
        - Вы словно читаете мои мысли.
        - Да, они у тебя на лбу написаны. Прочитать их не мудрено. Родники земли или провалы во времени отыскать вполне по силам. Есть палочка-выручалочка в прямом и переносном смысле, - он развернулся и скрылся, да так что я не заметил, как это произошло. Видимо легкий шок так и не покинул меня. Но расслышал скрип, и взгляд поймал крепко сколоченную дверь обитую железом - узором, кованным искусными кузнецами. Мне вспомнился вдруг Сварог из сновидения, его слова о том, что искать возвращения нужно через кудесника - служителя божественных сил. И ведь сон оказался в руку - пророческим, можно сказать, вещим. Хотя рано пока судить…
        Но вот дверца, видимо, в какую-то маленькую камору типа кладовой отверзлась. Всеслав предстал вновь - еще более величественный, таинственный и властный. Кого-то он мне напоминает, мелькнула мысль.
        Он протянул мне… продолговатый кусок дерева, нет скорее палку - один конец, которой раздваивался и представлял собой рогатку.
        - Что это? - изумленно спросил я.
        - Это то, что поможет найти путь домой. Найти родники земли, через которые можно пройти сквозь время.
        Я держал в руках обработанную деревянную рогатку - из какой породы дерева - непонятно. Длина позволяла спрятать сей предмет в небольшой котомке или под одеждой. Как будто полированная сухая палка несла на себе следы обработки - суки были аккуратно срезаны, счищена и кора; лишь кое-где сохранились остатки образующие подобие узоров. Были узоры и рукотворные и еще вырезаны какие-то знаки наподобие рун.
        Я с интересом разглядывал диковину, а Всеслав вновь заговорил.
        - С помощью сего ключа и найдешь врата во времени, как отыскивают лозоходцы воду. Но сначала надо отыскать место. Отыскать его по приметам. Слушай и запоминай: место это должно быть близко с ключом или родником, рядом в трех пяти шагах должно быть дерево, поврежденное или опаленное молнией. Дерево должно быть древним. А если оно окаменевшее, еще лучше. Но и это еще не все….
        Рядом должен быть камень не велик и не мал, вокруг которого не растет трава. И вот в таком месте надлежит искать ВРАТА ВРЕМЕНИ с помощью этой лозы, взяв ее за ответвления двумя руками, а конец, направив к земле. В нужной точке лоза затрясется, а ты почувствуешь в руках сначала холод, а потом жар. Определив точку, обозначь ее и отойди на несколько шагов. Считай до двенадцати, потом снова встань на это место.
        И прыгай, вращаясь вокруг своей оси. И мысленно надо представить, очень сильно представлять - то место и время, куда хочешь отправиться.
        - Но ведь сначала надо найти все это слитое во едино: дерево поверженное молнией, родник, камень…
        - Где это, знает твой собрат. И отправляться вам нужно вместе, и действовать синхронно. Лоза у меня одна.
        - То есть сначала к НЕМУ, а потом уже я сам к себе восвояси - на круги своя.
        - Именно так.
        - И еще отправляться вам следует в определенное время. Полдень накануне полнолуния. Ступай. Близится час сей.
        Он проводил меня взглядом, а я спрятал лозу под одежу, и нес ее как несметное сокровище, украдкой озираясь по сторонам.
        *****
        Полдень накануне полнолуния…
        Все это пока не укладывалось в голове. Волхв говорящий современным русским языком. Лоза и дыра во времени, через которую можно очутиться там, где захочешь.
        Не розыгрыш ли это?..
        *****
        Через несколько дней, а точнее трое суток, настанет языческое свято - Сварогов … СВАРГОВ ДЕНЬ. Его отмечают перед полнолунием, начиная пополудни. И опять сон в руку.
        Братья уже заготовили меды…
        Надо срочно связываться с Силой. Он в последнее время что-то не появлялся. Видимо дела.
        Вечером того же дня пришел на условленное место. Пробыл полчаса. Безрезультатно. На сердце было тревожно. Чудесную лозу, дарованную Всеславом, носил с собой в переметной суме. Сидел на бревне и, вытащив ее из сумы, держал в руках рассматривал и безмолвно выспрашивал у нее: правда ли что говорил о тебе волхв? Но молчала лоза, и тихо было вокруг, лишь трава изредка шелестела, словно хотела что-то нашептать.
        На следующий день решил ехать к Силе сам. Ведь я у Сновидовичей вроде как «желанный» гость. Да если даже и нежеланный - другого пути нет.
        Поутру, едва позавтракав, оседлал коня. Оделся как огнищанин, закутался в плащ, навесил бляху, опоясался мечом. Братья опять подолгу не бывали дома, так что ответ, куда и зачем направляюсь, давать мне было некому.
        Вот знакомое подворье обнесенное частоколом. Лай собак, но какой-то приглушенный. Я спешился возле ворот. Тихо. Заметно какое-то шевеление, но все это тишина в сравнении с тем, какое оживленное движение встречало меня раньше. Я стал стучать в бревенчатые ворота. Стучал довольно долго, и лишь собаки нехотя подавали голос. Тревожное чувство охватило меня, как вдруг послышались шаги, и ворота со скрипом сначала приоткрылись, а потом и вовсе распахнулись. Предо мной предстал Сновид. Видно было, что оделся он на скорую руку, да еще опирался на суковатую палку вроде клюки, чего я раньше не замечал.
        - Не взыщи мил человек, что заставил тебя томиться у порога, - сказал он довольно тихо. Стар совсем стал, и хвори, вишь, одолевают. С чем пожаловал? Он жестом пригласил меня пройти во двор - пустой, если не считать гусей уток и утят, что деловито с кряканьем разгуливали овамо и семо, да еще кое-какой живности.
        На меня напала некоторая оторопь, обычно встречало меня все обширное семейство.
        - Уроки мы все господарям нашим отдали, - решив сразу перейти к делу, сказал Сновид. Это означало: все, что должны были поставить на двор братьев, все эти гостинцы, доставили сполна.
        Я переминался с ноги на ногу, не зная как выяснить то, то интересовало именно меня.
        - Челядин ваш Сила позабыл суму свою у меня. И что-то не заходит за ней, - нашелся я вдруг.
        - Сила со всеми родовичами ноне рыбу ловит, а повернуться должны они днями.
        У меня отлегло от сердца. Значит, все вроде в порядке. Сила жив, здрав, и осталось подождать немного совсем немного. Днями… Но нет, время не терпит…
        - А где рыбу-то ловят? Мне ехать далече и надолго и хочу суму уж вернуть Силе.
        - Должно быть на Уже, близь заводи. Там наши угодья рыбные.
        Я поблагодарил легким поклоном и направил коня в сторону указанную Сновидом. Правда, где это место я знал лишь примерно. В последнее время мне хорошо думалось в седле. Я представлял себе, как мы с Силой возвращаемся каждый восвояси. Я мысленно подыскивал слова, которыми мне придется объяснять Силе весь этот, возможно, и бред. Поверит ли он? Я и сам верил с трудом. Но попытка не пытка, тем более - иного пути вроде бы и нет.
        Я скакал мерной рысью коня не погонял. Ехал поляной вдоль дубрав. Зеленая стена, успокаивала, словно бы говоря: все будет хорошо.
        Вот блеснуло серебро, повеяло сыростью и прохладой. Я приближался к реке по высокой, но уже клонившейся к зимней спячке траве. Остановил коня и стал прислушиваться. Мой верный друг уже сроднившийся со мной и повиновавшийся даже моей мысли встал как вкопанный, и старался не шуметь, лишь прял ушами и слегка потряхивал гривой. И вокруг, к счастью, я вскоре уловил легкий плеск и как будто доносившиеся разговоры. Я направил коня, река приближалась, а с ней и голоса. И вот уже по отдельным словам можно было понять: это рыбаки, вышедшие на промысел, и дело у них спорилось; улов был велик и часть его уже обрабатывали - солили, закатывали в бочки прямо на берегу. И уже не оставалось сомнения, что это «свои».
        Конь встал на берегу, и словно понимая свою роль, порывисто и призывно заржал. На меня естественно обратили внимание, не отрываясь, впрочем, от своих дел. На лицах читалось хоть и скрываемое, но неудовольствие и раздражение: дескать, опять приперся, никуда от тебя не скрыться. Я же лихорадочно придумывал причину своего появления. И вроде придумал.
        Наконец, оторвавшись от своего дела, а именно потрошения рыбы ко мне направился Божедар.
        - С чем пожаловал, добрый человече?
        - Узнал я, что рыбу ловите. Не потребна ли соль? Есть в закромах и немало. Коль потребна, пришлите Силу. Я говорил нарочито громко, чтобы Сила, который чуть поодаль возился с сетью, слышал мой посыл.
        - Соли пока у самих хватает, - отвечал Божедар. Ну, а как не хватит, благодарствуем и Силу пришлем. Я видел, как Сила украдкой показал мне три пальца. Это видимо значило, что в условленном месте он будет через три часа.
        Я развернул коня и не торопясь поплелся обратным путем. Сегодня у меня вроде бы визит еще к одним клиентам. Но никакого отчета о том, что я делаю днями, никто от меня не требовал. Все на доверии и я как вольный казак.
        *****
        Совершил небольшую конную прогулку и направил коня в условленное место. Тем более что время, судя по солнцу, подходило к тому, что обозначил Сила, если я его правильно понял. Скорее всего, правильно мне, почему-то казалось, что иначе и быть не могло.
        Я отыскал ту самую тихую проталину, спешился и привязал коня. Присел на бревно. Мне не чем было занять себя и может быть еще и поэтому ожидание тянулось долго. Мучительно долго.
        Но послышалось шуршание, звук нарастал. Отчетливо читались шаги. Шаги Силы.
        И вот камыши распростерлись, и Сила в той же одежде, с той же легкой ухмылкой на лице подошел ко мне и молча сел рядом. Я ожидал, что он закурит…
        «Кончилось курево-то», - сказал он, раздумчиво и глубокомысленно отвечая на мой немой вопрос, который, видимо, прочитал по глазам. В этой его короткой фразе заключалась вселенская тоска по навеки потерянной родине, кругу родных и близких. Да что там - тоска по своему ВРЕМЕНИ.
        Я какое-то время не решался завести разговор, не зная с чего начать. Сила тоже. Он смотрел испытующе, видимо чувствовал, что назначил я встречу для непростой беседы.
        Наконец, я решился.
        - Кажется, есть способ вернуться, - сказал коротко и решил на этом прерваться, посмотрев на реакцию Силы. Тот переваривал мои слова, его лицо приняло выражение удивления, а затем озарения, а затем внезапно нахлынувших раздумий и сомнений.
        - Ты, ты узнал путь! Да! Ведь если как-то сюда занесло, то должна быть дорога назад. Он произнес это твердо как аксиому.
        - Если не брешет один уважаемый человек, - сказал я. После чего поведал недавнюю историю. Сила слушал. Он был весь во внимании и лишь иногда хлопал глазами.
        Я договорил до конца. Теперь слово за Силой.
        - Я знаю это место, - начал он неторопливо, словно обдумывая каждое из четырех слов. И если жрец не врет, а выгоды у него никакой нет, - заметил Сила резонно, - то… попытка не пытка. В любо случае… мне уже обрыдло у этих куркулей жить навроде батрака, хотя и обходятся вроде хорошо. Да и ты, верно, не собираешься этим буржуазам до скончания века служить.
        Этими словами Сила меня немало повеселил. Мало того что в них чувствовался задор и заряд оптимизма, так еще и эти словечки - «куркули» да «буржазы».
        - Если не вернемся в свои времена, так ничего не потеряем. Уходить от них все равно рано или поздно надо и зажить своим умом. Эх, где наша не пропадала! - заключил Сила.
        - Своим умом - это как?
        - Думаю собрать хороший запас харчей и двинуть в леса. Я слышал, есть там лихие люди, что промышляют, сам понимаешь, чем. Живут глубоко в чащобах у них там что-то навроде отдельных селищ - коммун. Ни кто к ним не суется, да и живут в потаенных местах. Но если поискать, то можно найти. Всяких людей беглых, отбившихся они привечают, поскольку пополнение им нужно.
        Я предлагаю, ежели не получится с этим твоим переносом во времени, примкнуть к разбойничкам, а там гладишь можно нажить добра и заняться торговлишкой. Купчиной заделаться!
        Сила, судя по всему, уже прекрасно ориентировался в здешних общественных отношениях, но становиться на скользкий преступный путь в мои планы никак не входило.
        - Так на чем порешим? - спросил я нетерпеливо
        - Скоро и времечко наступит назначенное этим твоим Всеславом, - сказал опять, выверяя каждое слово, Сила. От его задора не осталось и следа, он сосредоточился, погрузился в какие-то свои мысли.
        - Думаю так, - продолжил он. Надо встретиться в это самое время примерно перед полденем в этот самый их Сварогов день. Веселье будет в разгаре, я без хлопот сведу со двора коня ли кобылу, ну а твой конь всегда под тобой. И двинем в путь. Я знаю дорогу. Много раз бывал на их бортях. Собирали мед, кстати, и для гостинцев твоим оглоедам. Ну, ничего не будет теперь им меда-то. Пусть другого сборщика ищут! Сила похлопал меня по плечу.
        - Доберемся за сколько?
        - Думаю на дорогу, если все путем, да конно, а не пеше уйдет час не больше.
        - Значит, через двое суток на этом самом месте.
        Мы ударили по рукам.
        *****
        Не передать словами, как томительно прошли эти двое суток. Я пытался уйти в работу: считал припасы, делал зарубки и пересчитывал вновь.
        Братья наведались следующим утром, похвалили за радение, дали кое-какие распоряжения и умчались вновь.
        И что это у них все за дела?
        Но хорошо, что так. Значит, в следующий раз вернуться не скоро и следующего этого раза для меня точно не будет. РЕШЕНО! Даже если Всеслав решил сыграть шутку - не возвращаться. Будь, что будет!
        *****
        К Сварогову дню готовились загодя. Хоть и не велик праздник - не таков как Велесова свадьба или Перунов день, но положено было веселиться и пировать. Кузнецы выставляли на продажу свои изделия, ходили по дворам со связками серпов и прочих своих изделий, или же устраивали торжища на перекрестьях улиц.
        После торжищ, а иногда и во время их устраивали пиры. И пировали всю ночь. Кузнецы и прочий люд жгли костры и бросали в них кусочки железа, руды. Задабривали Сварога, чтобы всегда ковались и мечи, и орала и серпы, и наконечники копий да стрел. Заранее готовили поросят и птицу, ну а пили, конечно же, ставленый мед. Праздник этот был с одной стороны корпоративный - кузнечный - с другой стороны общенародный, ведь изделия сварожьих умельцев нужны всем. Кузнецы держались немного особняком, но не чурались опрокинуть чару-другую и с простым людином.
        Кузнецов почитали как служителей Сварога, а их ремесло было окутано божественной тайной. К ним относились с опасливым почитанием и говорили с ними с придыханием. Худо земледельцу без доброго насошника, что взрезает по весне кормилицу землю. Худо и вою без доброго меча или шелома. И нарочитые люди, и простые - все стремились задобрить кузнеца…
        И вот ото всех концов стал доноситься лязг, скрежет, и звон. Это железоделы начали свой путь по дворам, показывая свои изделия и призывая купить их.
        Праздник разгорался. ПОРА!
        Мой конь уже знал дорогу. Вот и назначенное место. Сила был верхом на крестьянской лошадке, восседая на ней как-то молодцевато и даже горделиво, а та понуро щипала пожухлую, утоптанную траву.
        - Вот со двора свел. Не заметили. С лошадью управлюсь с детства к ним приучен. Я ведь с Дона. Сила говорил прерывисто, чувствовалось, что он взволнован.
        - Значит, говоришь, знаешь то место. Ну что ж тогда в путь. Никому на глаза не попадемся?
        - Маловероятно. Дорога не езжена, да и все сейчас празднуют.
        Сейчас двинемся вдоль реки, а там небольшая стежка. Потом у поваленного дерева поворот на право, потом…
        Мы двинулись в путь. Сила впереди, я за ним, сума с заветной лозой была перекинута через плечо и, казалось, шевелилась, дожидаясь своего часа.
        Мы ехали лесом почти уже осенним, безмолвным. Не пели птицы. Природа замирала, и лишь падали иногда багряные да тронутые позолотой листья.
        - Денюжки, что ты мне вернул… на первые поры хватит. А там…
        В его словах чувствовалась железная уверенность - уверенность в том, что наше дело состоится.
        - А я прихватил окорок небольшой, но вкусный, - сказал я. - И хлеба краюху. С голоду не умрем, это точно.
        Сила замолчал. Замолчал и я. Каждый погрузился в свои мысли.
        Ехали уже, наверное, больше часа и пейзаж вокруг не менялся все тот же слегка тронутый дыханием осени лес. Тишина лишь хруст веток под копытами коней.
        И вдруг пронзительный свист.
        «Вот они разбойнички, с которыми мечтает сойтись да побрататься Сила, - было первой мыслью. - ПРИЕХАЛИ».
        Но это были не разбойники. Одако вариант тоже не предвещавший ничего хорошего - меньше чем через минуту пред нами предстали БОРЯТА и ГОРЯТА…
        ГЛАВА 9 (III). Прыжок в неизвестность
        Они уставились на нас… взгляд начальственных глаз был недоумевающим, но не сказать, что излишне строгим.
        - Куда путь держим?
        - Мы послушно остановили коней. ПРИЕХАЛИ - мелькнуло второй раз в голове. Но вопрос требовал ответа. А я не знал, что сказать. Мое молчание казалось мне вечностью. Но словно глас с неба раздался голос Силы: «Хочу показать наши борти. Сомневается, весь ли мед даем сполна».
        - О себе тоже не забывайте, - кивнул Борята.
        Но и про нас радейте, - добавил Горята.
        Они развернули коней и направили их рысцой в какую-то одну им ведомую даль. Вот так отделались - вроде легко и просто.
        Когда они скрылись, мы дружно выдохнули. Перевели дух.
        - Пронесло, - сказал Сила и вдруг… перекрестился.
        - Ты их знаешь?
        - Да, как не знать. Они-то к нам на двор бывало и сами заглядывали проездом, когда на охоту или куда там еще. Да и понятно, что они-то и есть твои господа - хозяева-баре.
        - Не повернули бы вспять вдруг, что в голову взбредет.
        - Да, нет, видно, торопятся куда. Они вечно торопятся…
        - Государевы люди на службе…
        Мы переговаривались, уже тронувшись в путь - узкая стежка вела вглубь леса.
        Вновь замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Я настраивался на… прыжок в неизвестность.
        «А вдруг действительно ведун по каким-то причинам решил сыграть шутку. Поди знай, что у них за юмор, у этих древлянских жрецов. И кто он такой вообще? Непростой человек, это понятно. НО слишком уж непростой. И говорит по-русски, и в науке разбирается, как не должен разбираться представитель языческого культа X века. Хотя они тоже были своего рода учеными, и многое знали об окружающем мире. И владели этими знаниями не хуже нас. А как иначе управлять обществом? Знания эти копились поколениями, может быть даже тысячелетиями. Но все же ОН пришел из ДРУГОГО МИРА, как и я, - вдруг осенило меня. - Это очень правдоподобная гипотеза. Решил помочь. Может, он какой-то исследователь из параллельного мира?..».
        Мои размышления прервал возглас Силы: «Вот оно это место!». Перед нами открылась небольшая полянка.
        Наши кони одновременно остановились без всякой команды. Застыли. Их поведение было каким-то необычным. Стояли, окаменев, заворожено. Видно чувствовали МЕСТО.
        Мы спешились. Кони так и стояли неподвижно, словно боясь сделать шаг.
        Возникла пауза.
        - Надо отпустить животину, - нарушил тишину Сила. - Пусть ступают, дорогу домой найдут.
        - Да, кони нам теперь ни к чему, - согласился я.
        Сила подошел к своей лошадке, обвил шею и прижался рукой к морде; после короткого прощания, она побрела понуро в противоположную от нас сторону, а следом за ним последовал и мой четвероногий друг.
        Мы собирались с духом. Вокруг тишина. Лишь стайка каких-то мелких птиц энергично кружила, перемещаясь от дерева к дереву, от куста к кусту в поисках скудной пищи.
        Птички кружили, играли в свои игры, им было весело, хотя и голодно - земля и небо уже тронула осень с ее скудобой на съестные припасы. Почему они не улетели на юг? Может еще не время?
        Птицы нарезали круги над самой поляной. Мы наблюдали за их озорством. И я, и Сила уставились в небо, будто бы медитируя, настраиваясь перед решающим шагом.
        А птицы опускались все ниже и ниже - видимо почуяли: можно чем-то поживиться. Вот стайка кружит и вроде бы над тем самым МЕСТОМ. Мы наблюдаем за ними с любопытством юных натуралистов. Быть может еще и потому, что это единственное зрелище в погрустневшей чаще.
        Вдруг стайка птиц… ИСЧЕЗЛА. Была, и нет! Словно в воздухе растворилась! Лишь легкое дрожание, какое бывает, когда струи теплого воздуха вливаются в холодный.
        Я протер глаза. Нет птиц! Оглянулся по сторонам, их не было нигде.
        - Видал! - воскликнул Сила.
        - Да. Чудеса!
        - Вот так и я, похоже, исчез. Все к одному, и твой волхв помогай ему боги, похоже не соврамши.
        Слова прозвучали уверенно и твердо. Оставалось только следовать тому, что предопределено.
        Мы постояли еще некоторое время, молча. И когда я созрел, попросту махнул рукой. Сил говорить не было, в горле застыл комок.
        Мы проделали все действия, как и наказывал Всеслав: я, затем Сила, повторяя за мною. И вот…
        Встали под вековым (а может - и древнее) дубом, пораженным молнией. Встали спиной к спине…
        И раздался гром, показались синие всполохи, заложило уши и словно понесло вниз в тоннель; перехватило дух; остановилось дыхание; темнота; яркий свет; вновь темнота и забытье…
        ****
        И вот мы стоим также спиной друг к другу. Место, где мы очутились, весьма и весьма напоминало точку исхода. Но едва оглядевшись по сторонам, я понял, что находимся мы в глубине большого неухоженного парка.
        - Ну, ты гений! - услышал я восторженный голос Силы.
        - Где мы? - ошарашено спросил я.
        - КУЧКОВО. Парк. Что-то там связано со спортом. «Красный богатырь» вроде бы называется. Бывал здесь не раз. Знаю как свои пять пальцев. И оказались мы, слава богу, не в людном месте, а в заброшенной части.
        - И что дальше?
        - Знаю, как отсюда добраться к добрым людям. Там нас приютят на время. И хорошо бы раздобыть цивильную одежу.
        ****
        Мы брели по заброшенной алее. Стояла темень, так что приходилось внимательно смотреть под ноги. Правда, абсолютная темнота нарушалась, возникающими, словно изниоткуда, скульптурами и целыми композициями, большей частью начинающими разрушаться. Они были оригинальны и выполнены с намеком на классицизм. Да именно с намеком, потому что во всех этих мускулистых спортсменах и спортсменках, сеятелях, пахарях и молотобойцах неизменно чувствовалось что-то лубочное, крестьянское посконное, мужиковатое. Как будто ваял их все же кустарь - хотя может это такой стиль - псевдонародный. Я поневоле хоть на секунду, но останавливался возле каждого такого творения и пытался его разглядеть подробней.
        Силу это стало напрягать.
        «Ты поменьше глазей, успеть-то нам нужно засветло. А то в такой одеже долго не проходишь», - сказал он спокойно полушепотом, но довольно жестко. Но добавил более миролюбиво и шутливо: «Экскурсии оставим на потом».
        Мы шли по аллее, она все сужалась, принимая все более заброшенный вид, пока не превратилась в узкую тропинку. И непроглядная тьма.
        - Хоть немного бы свету, - невольно взмолился я.
        - Это можно, если осторожно, - отвечал Сила. Он извлек …некий предмет, который после еле слышного щелчка стал излучать свет! - Держи, - сказал он. - Я-то здесь ориентируюсь как у себя дома с закрытыми глазами, а ты действительно того гляди шею сломаешь.
        И протянул мне ВЕЩЬ. Это был электрический фонарик - старинный с блестящим металлическим корпусом размером не больше ладони.
        - Но как?! - изумился я.
        - С собой был, - ответил Сила. Упас от древлян и хорошо не вывалился, как кошель. Но ты фонарем все же не особо рассвечивай, осветил дорогу вымыкнул. Вот рычажок. А то светульки могут накрыться. У вас-то в вашем две тысяче каком там годе подобные штуки есть аль нет?
        Я не нашелся с ответом и потому попросту промолчал.
        «Что за “светульки”. Лампочки? А может быть батарейки? Все-таки русский язык в этой параллельной реальности, наверное, разнится от привычных мне норм. Сумею ли найти общий язык и в прямом, и в переносном смысле?
        Да, и теперь я полностью завишу от этого человека с непонятным родом занятий. И непонятная альтернативная реальность! Что за законы и нравы царят в этом мире?»
        Я все шел и шел, то освещая себе путь то, по рекомендации Силы, гася фонарик.
        И это было символично. Надежда на возвращение к себе ДОМОЙ то брезжила, то вновь потухала. Еще и об этом думал я, делая первые шаги в новом неизведанном мире. Обуревало меня и любопытство. Нет даже не любопытство, а непреодолимая жажда познания и как ученого, и как человека.
        А мы все шли и шли. Сила ступал уверенно, как будто свет ему был не нужен и даже мешал. Он четко знал дорогу, и, казалось, видел в темноте. И вот мы уперлись (вернее уперся Сила) в какую-то стену. Сила пошел вдоль нее, раскинув руки, похлопывая, ощупывая не то камни, не то кирпичи, и, как будто, отсчитывая шаги. И вдруг произошло совсем неожиданное: в стене (я даже не заметил как) образовался ПРОЕМ. Узкий - такой, что едва можно было протиснуться…
        «Давай за мной!», - махнул он рукой и сделал шаг.
        Я перешагнул через небольшую груду кирпичей.
        И вот я стою на одной из ступенек. Свечу фонариком, теперь не выключая его, а Сила искусно и быстро укладывает кирпичи обратно только уже с внутренней стороны.
        Окончив эти манипуляции, он опять призывно махнул рукой, и я стал спускаться за ним по ступенькам. Узким и… таинственным.
        Сила взял у меня свой фонарик и теперь светил им беспрерывно.
        «Мы в подземном Кучково или Москве, как угодно!», - торжественно известил он, словно служитель некоего потустороннего мира.
        Я послушно последовал за моим проводником; мы шли по тоннелю, ступая по подобию мостовой уложенной обломками кирпича и булыжниками, они проворачивались иногда под ногами. Видно было, что эту тропу замостили отнюдь не в стародавние времена, чего нельзя было сказать о стенах и сводах. Они явственно дышали историей. «Когда их возвели? - думал я, пытаясь “ощупать” их взглядом: XVIII, а может даже XVI век…»
        «Смотри-ка лучше под ноги, не ровен час споткнешься», - осадил меня Сила.
        И то верно. Под ноги надо смотреть свет мерцал, становился все тусклее того гляди наступит полная тьма. Но вдруг забрезжил другой свет, естественный, а в затхлую атмосферу подземелья устремился поток свежести, повеяло осенней прохладой. Мы торопливо поднимались по каменным ступеньками и вынырнули на поверхность опять-таки через небольшой лаз едва позволяющий протиснуться; сперва - Сила потом я, причем он подал мне руку, но я отмахнулся: дескать, не маленький справлюсь сам. Было ранее утро, забрезжил пунцовый с багряными переливами рассвет. Мы стояли на дне какого-то оврага, нет, скорее, ложбины поросшей мелким кустарником, который отбрасывал причудливые тени.
        Сила озирался по сторонам, всматривался, наверное, пытался определить, куда двигать дальше. Я заметил, что здесь, несмотря на пустынность местности, ступала нога человека. Между порослями кустарника виднелись узкие козьи тропы.
        - Где это мы? - спросил я, чтобы прервать затянувшееся молчание Силы.
        - Мы в надежном месте, - лаконично ответил он, и, видимо, определив направление, вновь двинулся в путь.
        Теперь мы шли мы по одной из тропинок. Они образовывали некую круговерть наподобие лабиринта и были не такими и узкими, как показалось на первый взгляд. За плечами у меня мерно покачивалась торба в ней заветная волшебная палочка, о которой вдруг почему-то внезапно вспомнил. Ее боялся я потерять больше всего на свете!
        *****
        Двигались по какой-то пересеченной местности: небольшие овражки бугорки и холмики, примятая трава и мелкий кустарник. Все это было даже не лишено некоей живописности, тем более вовсю брезжил рассвет. Он освещал очертания каких-то строений, мы поднимались в гору - пологую некрутую - выбирались из этой длинной низины или оврага. Вышли на тропу - более широкую - можно даже сказать небольшую проселочную дорогу. Я изрядно подустал и с трудом обращал внимание на окрестный довольно скудный пейзаж, но Сила шел и шел, как неутомимый путешественник, казалось, мог покорить все горные вершины и равнины мира. Он напоминал первопроходца, хотя шел уверенно по заданному, одному ему известному маршруту. Показалось небольшое озерцо, скорее, пруд, рассекавший утренний легкий туман.
        Мы окончательно распрощались со всеми этими подземельями, оврагами и буераками и шли по самой что ни на есть поверхности земли, от чего осознание новой реальности пришло окончательно и бесповоротно. Я в НОВОМ МИРЕ! Но меня одолевало ощущение дежавю. Как будто все это я уже видел. А впрочем, не мудрено. Это ведь все та же Москва! Родная Москва или Подмосковье. Только не Москва, а Кучково. Но ведь земля та же. И места могут быть похожи. Я стал вглядываться в окружающее пространство, хотя шли мы стремительно, я еле успевал за Силой, который, казалось, все ускорял и ускорял шаг. Шел очень бодро и энергично, словно боялся куда-то опоздать.
        «Нужно успеть, - сказал он, решив все же объяснить свою расторопность, хотя до этого молчал, наверное, с полчаса. - Сам посуди: одежда наша весьма странна».
        Одежда… Ну и что Мало ли кто в чем ходит. А может мы артисты. Но, поди знай, что тут за политический или иной режим. А значит, действительно надо торопиться.
        - Мы сможем достать другую одежду? - спросил я, скорее, чтобы поддержать разговор, потому что от сосредоточенного молчания Силы я чувствовал себя несколько неуютно.
        - Постараюсь, - коротко бросил он.
        *****
        А мы, между тем, уже шли по УЛИЦЕ, и это было небольшое селение - по обеим сторонам располагались дома. Одноэтажные, деревянные с небольшими садиками, огородиками, а сама улочка с канавами по бокам. И вновь резкое до боли ощущение дежавю. Вот так примерно выглядел поселочек, где располагалась небольшая дачка прадеда-профессора, что видел я на старинных семейных фото. Да и «бывал» я на ней.
        «Мы на какой-то глухой окраине этого самого Кучково, а может в каком-то… Подкучковье», - рассудил я.
        Дома были очень похожи, хотя и строились хозяевами на свой лад, но как будто один слизывал проект у другого.
        Сила замедлил шаг, смотря по сторонам. Он явно что-то искал. Остановился. Осмотрелся. Но вот он кивнул как будто сам себе и направился к одному из домов, вернее к забору, к калитке. Мы остановились у калитки, и Сила наклонился. Он что-то искал, а я не переставал удивляться. И не только от всех этих его неожиданных действий. Осмотрелся вокруг: вдали высились странные сооружения в виде огромных ветряных мельниц. Да, именно ветряных мельниц, но явно не для того чтобы молоть муку. Техногенные монстры слега шевелили лопастями. Что за чудо здешней техники? Заметил в вдали и какие-то мачты; в предрассветной мгле было сложно определить расстояние до этих объектов. Все это я успел разглядеть в тот небольшой промежуток времени, пока Сила что-то выискивал у калитки. Но вот он разогнулся и ловким движением руки метнул что-то по направлению к окну. Бросок был не сильным, скорее ласковым, раздался легкий звук удара. Сила совершил еще несколько бросков, попадая неизменно не в окно, а в металлический жестяной подоконник. Не прошло и нескольких минут как дом начал оживать, в одном из окон забрезжил свет. Раздался
скрип. Распахнулась дверь. Сила встал так, чтобы его можно было хорошо разглядеть, достал фонарик, подсветил себя самого - свое лицо.
        На пороге показалась фигура. Она направлялась к нам. Это была женщина, молодая особа в накинутом наспех пальто или подобной верхней одежде.
        В руках она держала лампу, от которой, впрочем, исходил довольно тусклый свет.
        Она приблизилась. Сила ей был, разумеется, знаком.
        «Явился, не запылился», - сказала она негромко, почти шепотом. - Ну, давай проходи, пока народ не проснулся. А это кто с тобой? И что за одежа на вас? Никак артистами заделались…»
        Калитка распахнулась. Мы проследовали за хозяйкой. Поднялись на крылечко по узким ступенькам. Оказались в прихожей или сенях, где стояли и грабли, и ведро с лопатой, и висела весьма бесхитростная одежда. Хозяйка провела нас по небольшому коридору, и мы очутились в гостиной, в центре которой располагался весьма основательный стол, покрытый белой скатертью, буфет, шкафы и сервант, массивные стулья. Добротная беленая на подобии русской - печь еще не остыла. Хозяйка чиркнула спичкой и зажгла лампу, что располагалась у края стола. Вся обстановка напоминала дачный быт, причем разброс по времени мог быть очень широким - от конца XIX и даже может быть до начала XXI века. Впрочем, это по меркам МОЕЙ РЕАЛЬНОСТИ. Тут ведь все по-иному. Но пока никаких шоковых моментов…
        Хозяйка удалилась в соседнюю комнату. А мы с Силой сели за стол. Молчали. Он о чем-то сосредоточенно думал. Я рассматривал обстановку. Ковер на стене. Какие-то портреты, наверное, родня и предки. Нет телевизора - необходимого атрибута любой советской квартиры. Впрочем, в 60-е, да и позднее телевизор был предметом, скорее, роскоши и стоил три-четыре, а то и все шесть-семь зарплат.
        Хозяйка не появлялась довольно долго и, наконец, вернулась. Похорошевшая, в нарядном платье с уложенными в замысловатую прическу волосами.
        - Ну, гости дорогие … начала она.
        - А братья твои, где? - прервал ее Сила.
        - Братья в делах и когда будут неизвестно. Сам знаешь, у них ЭТО на несколько дней, а то и на цельную неделю, - говорила она, акая и растягивая слова.
        «Хм, тот самый забытый московский говор, который уже услышишь только в записи», - поразился я.
        - Вы чай с дороги. Проголодались, - продолжила хозяйка.
        - Проголодались, - кивнул Сила. Но нужна бы нам еще какая-никакая одежонка. В этом много не находишь.
        - Да где же вы такую ХАХЛАМУ раздобыли?!
        - Где надо, там и раздобыли. Сделай нам прикид. Заплачу.
        - Не взыщи, но с этим помочь не могу. Вернуться братаны, тогда. Они всем распоряжаются. В этом я не хозяйка. Да и не знаю я, где что храниться, есть одежа, аль нету.
        - Значит с одежой не пособишь… Ну ладно давай хоть поедим. Доставай свой окорок, - кивнул мне Сила. Так сказать от нашего стола вашему столу.
        Я развязал котомку и вынул гастрономический дар Древлянской земли. Он был завернут в чистую тряпицу. Я подумал о фантасмогоричной ситуации: будем есть то, что было произведено много веков назад. И где? В параллельном прошлом!
        Хозяйка всплеснула руками: «Я мигом… и чего это я». Она скрылась в соседней комнате, видимо кухне. Откуда вскоре послышался звон посуды. Перед нами были поставлены тарелки, потом большое блюдо, на котором целое ассорти из немудреной закуски: квашеная капуста, маринованные огурцы и помидоры. Затем появилась большая кастрюля, а в ней картошка, видимо, сваренная с вечера или самого утра; она зеленела крошеным укропом и лоснилась маслицем, в общем, выглядела очень аппетитно. Я смотрел на это великолепие, и внезапно пробуждалось чувство резкого нестерпимого голода - чувство приглушенное нервными перегрузками и впечатлениями, хотя не ел уже, наверное, сутки. И еще в сознании вдруг всплыли картофельные очистки, что задали мне задачку на киевском рынке почти десять веков тому назад. Хозяйка разложила картошку по тарелкам - щедро, не скупясь. Нарезала окорок большим ножом на доске и также щедро положила каждому по два куска. И вновь всплеснула руками и моментально удалилась. На стол с какой-то торжественностью была водружена бутыль. Объемом литра на полтора, правда, опорожненная на половину, натюрморт
сервировки стола дополнили изящные рюмки.
        - Братаны-то не опечалуются, - спросил вдруг Сила.
        - У них этого добра навалом! - рассмеялась хозяйка.
        Я рассматривал этикетку, что красовалась на бутыли. И вновь пахнуло чем-то знакомым. Незамысловатый дизайн, если это можно даже назвать этим словом. Надпись «Водка Кучковская особая» была выполнена вычурным шрифтом с орнаментами и завитушками очень завихрястыми и вместе с тем трогательными в своей простоте. И еще над надписью красовалась эмблема - перекрещенные плуг и меч в обрамлении венка из пшеничных колосьев. Почти такой же, как и на бумажных деньгах Российской коммуны. Что ж, «государственный» герб на водочных этикетах - дело понятное. Сразу вспомнилось, что когда-то называли сей немудрящий напиток не много не мало «жидкой валютой».
        Сила взял инициативу в свои руки и наполнил стопки. Начал с хозяйки, но та замахала руками: «Я свою наливочку!» и плеснула сама себе темно-рубиновую жидкость из небольшого графинчика; я даже не заметил, как он очутился на столе.
        «Как знаешь», - сказал Сила и плеснул сначала мне, а затем себе.
        Мы чокнулись, молча выпили - водочка, кстати, оказалась выше всяческих похвал - вкус ржаного хлеба поразил до глубины души.
        Мы также молча закусили, желудок наполнился приятной сытостью и теплотой.
        - Ты чего так долго пропадал-то? - спросила, прожевав хозяйка. Братаны уже думали про тебя всяко разно.
        - Вот что! Они мне позарез сейчас нужны! - отвечал Сила. - Мы с человеком побудем у тебя какое-то время….
        Она призадумалась. Но Сила глядел на нее так настойчиво, прямо испепелял взглядом…
        - Что ж, место есть. На чердаке комнатенка, - отрывисто сказала она.
        Сила подобрел, суровость, как рукой сняло.
        - А гитара Маня у тебя есть, - неожиданно и как-то ласково спросил он, впервые, наверное, назвав хозяйку по имени
        - Есть. Братаны без нее и дня прожить не могут. Романтики! Сейчас принесу, бренчите хоть целыми днями. Мне не мешает.
        Она удалилась и торжественно, как поднос с яствами для дорого гостя, держа в обеих руках, вынесла музыкальный инструмент путешественников, любителей походов. Сила принял дар и вот уже что-то бренчал, настраивал струны. Гитара была видавшая виды, кое-где поцарапанная и обшарпанная, но живая и добротно скроенная, приятного темно-благородного древесного цвета.
        Вдруг Сила внезапно потянулся к бутылиКучковской особой, налил себе и не в маленькую рюмку, а в большой стаканчик, что был приготовлен, видимо, для другого пития. И, не предложив никому другому, с чувством накатил, и тут же раздался гитарный перезвон, что почему-то сразу пронзил до глубины души. Сила запел - голос хоть и с хрипотцой, но чарующий и какой-то загадочный:
        Прилетайте ко мне журавли
        Нет для вас ни суда, ни закона
        Из далекой ростовской земли
        Принесите мне весточку с дома
        А над Доном летят журавли
        И сирень распустилась над Доном
        У причала стоят корабли
        И плывет месяц май над Ростовом…
        Он отложил гитару и налил всем по чарке.
        - Давайте за Ростов! - бросил Сила. И хозяйка на этот раз выпила водки наравне со всеми.
        - Эх, давай и я спою», - предложила она, разрумянившись. Знаешь вот эту…
        И она запела звонким девичьим голосом: «Я росла, как роза во садочке, трепыхалась на весеннем ветру, а теперь из-за тебя голубочка я повешусь на первом суку…».
        Сила вмиг стал подыгрывать перезвоном, но певунья пела так громко, что заглушала гитару и тогда Сила перевернул инструмент и стал выбивать как на барабане дробь, а хозяйка вдруг пустилась в пляс, не жалея каблуков, залихватски отбивая чечетку. Это было что-то вроде зажигательного испанского танца, но на какой-то московский, вернее, кучковский манер.
        В общем, очень оригинально! А Сила вновь стал использовать гитару по прямому назначению и теперь выводил какие-то задумчивые мотивы.
        Вдруг хозяйка остановилась и как будто задумалась.
        - Надо бы потише, - сказала она вдруг. А то и соседи жалиться начнут на эти, как их, нарушения норм коммунистического общежития… Не слишком ли мы громко… ты про этот свой Ростов не громко ли распевал?
        «Да в натуре чего это я совсем с глузду съехал, - промолвил растерянно Сила
        - А давайте-ка еще накатим! - задорно предложила хозяйка.
        - Еще по одной и все! - запротестовал вдруг Сила…
        *****
        - Так расскажи, где так долго пропадал-то? И что это твой товарищ все молчит?
        - Рассказать не поверишь, да и любопытной Варваре на базаре…
        Досказать он не успел, так как послышался легкий стук. Хозяйка приложила указательный палец к губам, дескать, молчок и пошла открывать дверь; «Ой, а калитку-то я не закрыла», - прочитал я скорее по губам.
        В сенях послышался лязг замка, короткое копошение, донеслись слова: «Получите, распишитесь».
        Маня возвращалась, в руке торжественно несла белый конверт. Она положила его на стол, словно говоря: нате, глазейте, у меня секретов нет.
        Пакет красовался в центре стола, и я бросил на него свой любопытный взгляд. Он действительно был немал размером и… красив: сургучная печать и множество штемпелей, да еще целый иконостас почтовых марок.
        На большинстве из них был мужской портрет - бородатый, длинные волосы обрамляли мужественные черты лица. Он напоминал какого-то путешественника, первопроходца, полярника своим отважным суровым взглядом. На вид мужчине с портрета было около сорока-сорока пяти лет. Лицо прорезали морщины, видимо подчеркивающие нелегкую жизнь в трудах и заботах. Сам портрет был подготовлен, бесспорно, даровитым графиком, овладевшим искусством линий в совершенстве. Но все это меркло по сравнению с надписью, которая бросилась в глаза под портретом: МАЛ ДРЕВЛЯНСКИЙ. ПРЕДВОДИТЕЛЬ ПЕРВАГО АНТИФЕОДАЛЬНАГО ВОЗСТАНИЯ НА РУСИ.
        Мое (наше с Силой) «древлянское» прошлое и здесь преследовало по пятам…
        Эх, видел бы художник, насколько реальный Мал не походит на созданный им образ!
        Сила взял конверт и поднес его к глазам, внимательно что-то разглядывал на его внешней стороне, словно считывал какие-то знаки и даже шевелил губами.
        Я почувствовал себе несколько неуютно. Да, явно веяло каким-то не то криминалом, не то шпионажем.
        «Это тебе», - сказал он хозяйке и протянул ей конверт.
        Та вскрыла его каким-то непринужденным, словно натренированным движением руки.
        «Братья скоро будут - объявила торжественно она. - Ждать недолго».
        *****
        Хозяйка поселила нас на чердаке. Несмотря на то, что это место вроде бы не вполне пригодно для проживания, здесь было все оборудовано именно для этого: две небольшие комнатенки-кельи с кроватями чисто убранные и ухоженные. Втиснулись даже небольшие шкафчики, в которых стопками почивали книги и журналы.
        Между двумя комнатками было даже некое подобие гостиной с небольшим столиком на две (максимум три, если потесниться) персоны, печка буржуйка и крохотный камин-камелек. Такой же «кукольный» сервант с минимумом посуды. Тесно, но уютно.
        Сила взял с собой гитару и теперь что-то тихо бренчал за стеной и напевал. Такое впечатление, что сочинял песню, наверное, о своих похождениях у древлян. Но вскоре замолк и послышался храп. Я тоже решил, что надо спать, ведь сил было израсходовано немало. Но не спалось. Впечатлений масса!
        Ворочался и понял, что не засну. Прошелся по своей келье, зажег керосиновую лампу. Взгляд упал на книжную полку. Почитать что ли, вдруг да усну. Взял первую попавшуюся книгу - с яркой обложкой, на которой был изображен пахарь взрывающий плугом землю, на заднем плане - добротный бревенчатый частокол. «ДЕТИШКАМ ОБ ИСТОРИИ РУСКАГА НАРОДА», - гласил заголовок, выполненный своеобразным шрифтом. Он был не церковнославянский и тем более не готический, но оригинальный, заделанный «под старину». Я пролистнул книгу - на каждой странице по две-три иллюстрации, напоминающие произведения Васнецова. Интересно. И вдруг «выхватил» один из заголовков: «СКАЗАНИЕ О ВОЖДЕ МАЛЕ И ДЕРЕВСКОЙ ЗЕМЛЕ». И далее: «ДЕРЕВИЯ И РУСЬ». Мне страстно захотелось читать, но тут видимо Морфей сразил меня, и когда я проснулся, книга лежала на полу.
        Яркий утренний свет разлепил мне глаза, и я первым делом спохватился о книге: не сон ли это? Нет, она вывалилась из рук и очутилась, конечно, не в самом подобающем месте. Мне даже хотелось попросить у нее прощение за столь невежливое обращение. Но тут дверь моей комнатенки растворилась, и я увидел заспанную физиономию Силы. «Проснулся?» - спросил он. И видя, что глаза мои открыты сказал: «Ну, с добрым утром! Умывальник во дворе за домом, увидишь. Как соберешься, приходи завтракать».
        Я поднял книгу и бережно убрал на полку.
        Проделав водные процедуры, явился во все ту же гостиную, где теперь в центре стола красовался самовар пышущий жаром и красными наливными боками от того что он был сделан из самой что ни на есть червонной меди. Вот уж не думал, что буду пить чай из музейного экспоната. И чай был необыкновенно вкусный - такого в нашем времени я не пивал. Через пару глотков не преминул похвалить, и хозяйка, улыбнувшись, бросила: «контрабандный товар!», но вдруг спохватилась и прикрыла рот ладошкой.
        - Не боись, свой человек, - отреагировал Сила. - Сама посуди, привел бы я к вам чужого.
        - И то верно, - отвечала Маня.
        Мы угощались сушками да баранками - завтрак, не считая роскошного чая, был более чем скромен.
        - Может, пойдем, прогуляемся, - предложил я Силе.
        - Э нет, - воспротивился он. - В таком виде. А хозяйка нам одежи-то не дает…
        - Сидите, - отозвалась она, уже собирая со стола посуду. - Братья будут не позже полудня.
        - А вот это дело! - оживился Сила. - Думал, несколько дней здесь куковать их дожидаючись.
        Мне страстно хотелось вернуться в комнату и почитать ту детскую историческую книгу.
        - Как бы нам время скоротать? - спросил вдруг Сила.
        - А идите-ка дров наколите. Братья с дороги захотят в баньке попариться. Да, и вам бы помыться не мешало.
        «Действительно, не мешало бы смыть с себя пыль веков», - подумал я.
        - Слушай, а ведь дело! - воскликнул Сила. - Чистота - залог здоровья! - изрек он неожиданно и веско.
        Хозяйка провела нас в дальний закуток участка. К слову, это было добротное приусадебное хозяйство - яблони, огород, теплицы.
        Я поневоле сравнивал хозяйство с тем, которым управлял совсем «недавно». Видимо уже привычка. «Профессиональная», что ли…
        Все конечно скромнее и по-другому устроено, чем у ТЕХ братьев. Но тоже неплохо. Кстати интересно как они там? Кинулись, ищут?..
        Мы дружно взялись за работу.
        Березовые чурбаки весело разлетались по сторонам. Сначала рубил я, а Сила собирал и относил в сарай. Потом мы поменялись.
        Дров было много и работой мы увлеклись. Каждый думал о своем, и мы почти не переговаривались.
        Как вдруг неожиданно послышалось: «Э, да у нас никак гости!»
        Сила обернулся, обернулся и я. За нами наблюдали трое. И все они дружелюбно, прямо как лучшим друзьям и родне, улыбались широко и открыто.
        Я понял: вот они те, кого дожидался Силантий.
        Он отбросил топор и сделал шаг навстречу, раскрыв объятья. Поочередно обнялись по-братски, как после долгой разлуки.
        - Ты где пропадал-то? Мы уж не знали, что и думать, - сказал один из них.
        - Рассказать, не поверите», - бросил коротко, и как будто, Сила.
        - А кто это с тобой?
        - Со мной надежный человек, - коротко ответил Сила.
        На меня придирчиво оценивающе уставились и изучали какое-то время.
        - Будет с нами? - спросил, наконец, видимо, старший.
        - Да, - утвердительно кивнул Сила и вопрошающе посмотрел на меня.
        Я кивнул.
        - Как звать тебя человек?
        - Зовите Улет, - сказал я, полагая отчего-то, что клички тут явно уместны и в чести.
        - Давайте-ка баньку истопим, - предложил один из братьев. Да, скорее всего, братьев…
        - А как вас-то зовут? - решился спросить я.
        - Они по очереди подходили ко мне, представлялись и жали крепко руку: Ухват - видимо старший. Кипеж - средний, а младший назвался Гриней.
        - Гриня истопи-ка баньку, - распорядился Ухват.
        А мы пока пойдем в дом потолкуем.
        Мы проследовали в дом, и расположились за все тем же большим столом. Он вновь был накрыт: самовар, сладости, легкие закуски. Хозяйки же не было.
        Некоторое время продолжалось тяжелое молчание. Наконец, оно разрядилось.
        - К тебе накопились вопросы, - сказал, обращаясь к Силе Ухват.
        - Что ж спрашивай, - ответил тот.
        - Вопросы есть, но, скорее, даже не у меня, а у Клыка.
        - Я хочу с ним увидеться, но знаю, что он глубоко должен нырнуть после того дела.
        - Он скоро будет здесь. Уже сообщили о твоем чудесном возвращении.
        - Надо же, как оперативно!
        - Ты-то, кстати, где был? Мы ведь тоже беспокоились, - сказал Ухват с упором на слово мы.
        Кипеж молчал, но вдруг заговорил: «Клык тут такой кипеж поднял, такого шороху навел, думал, что мы свою игру затеяли, всех подозревал. Кипеж был конкретный!»
        - Оно понятно, - заключил Сила.
        - Так где ты пропадал?
        - Я же говорю: рассказать, не поверите.
        - Исправленному верить, - философски заметил Кипеж.
        - И никакого кипежа, - иронически добавил Ухват.
        - В общем, рассказывай, - сказали они хором.
        Сила принялся за повествование. Рассказчиком он на удивление оказался неплохим, даже превосходным. Говорил почти без употребления грубых или жаргонных слов. Лишь, когда надо было доходчивей объяснить, прибегал изредка к ним.
        По мере рассказа у братьев все более округлялись глаза и вытягивались лица.
        - Ты все это долго выдумывал? - наконец вопросил Ухват. Может, решил писателем заделаться?
        - Все что говорит ваш товарищ - истинная правда, - решил я вставить свои три копейки.
        - Правда ложь, да в ней намек, - неожиданно заговорил поэтическими строками Кипеж.
        - Намек поняли? - обратился к нам, наверное, обоим Ухват. Нужны доказательства.
        - Есть кое-какие аргументы, - ответил Сила и поднялся с места. - Сейчас предоставлю.
        Кипеж тоже поднялся с места, но Ухват его осадил: «Да не сбежит он, не затем явился».
        - А ты мил человек значит тоже оттуда?
        - Да.
        - И как там жизнь?
        - Там все по-другому, - коротко бросил я.
        - По-другому, это КАК? - испытующим тоном следователя спросил Кипеж.
        - Ну как тебе объяснить. Нет там благ цивилизации.
        По счастью разговор прервался.
        Сила спускался с чердака. В руках у него был небольшой кожаный мешочек.
        Приблизившись к столу, он небрежно бросил сей предмет, раздался звон металла
        Сила распутал завязки и высыпал на стол серебро. Точнее пять тех самых арабских дирхемов, что так ценились в то время
        Сила извлек и еще один предмет. Это был ЩУР - небольшая антропоморфная фигурка предка, что носили с собой как оберег, подвешивали на шею, когда отправлялись на какое-либо предприятие: охоту, рыбную ловлю, по торговым делам.
        Братья с любопытством рассматривали всю эту небывальщину. Каждую монетку по отдельности подносили к глазам и изучали прямо как дотошные нумизматы. Рассматривали и фигурку.
        - Ты что ж это музей грабанул? - спросил, наконец, Кипеж.
        - Чем богаты… - коротко бросил Сила.
        - Монеты-то вроде как свежие. Да и божок этот… вроде как, - размышлял вслух Ухват.
        - Ну, божка-то вырезать как два пальца… да и монеты подделать, - отозвался Кипеж.
        У меня возникли мысли о ПАЛКЕ. Как там она поживает… Надо что-то придумать. Сшить какой-то чехол, чтобы носить и держать всегда при себе.
        - Да и одежда-то наша - ничего странного не заметили? - продолжил оправдательную речь Сила.
        - Одежа, действительно, чудна. Но артистов сейчас полно, - сказал Ухват. Ладно, сейчас попробуем по науке. Он резко встал и направился в соседнюю комнату. Раздалось копошение, Ухват вернулся, сжимая в руке некий предмет. Сел поставил его на стол. Это был микроскоп, выполненный из меди или бронзы, от него тоже веяло стариной.
        - Давай-ка сюда серебришко, - скомандовал он. Через мгновение вращал монеты под разными углами и всматривался жадно с любопытством настоящего исследователя древностей, даже как-то внутренне преобразившись.
        - Хм, а монеты-то были в обращении. Но выглядят свежо. Да, чудеса! - вынес Ухват свой вердикт. - Ладно, считай что поверили. Почти.
        Тут дверь распахнулась, и появился Гриня. Он чуть ли не по-военному доложил: «Баню натопил. Воды наносил. Белье приготовлено».
        - Лады. Помоемся, попаримся, ну а там продолжим наш разговор, - сказал Ухват и тяжело поднялся с места.
        *****
        Распаренные, сбросившие накопленную усталость, мы покинули баню.
        Нас приодели, выдали костюмы подобающие месту и времени: брюки, рубашки-косоворотки, пиджаки оригинального покроя, штиблеты с носками. Все новое и, что самое удивительное, по размеру. Ни как у «братанов» одежный склад.
        Правда, сказали, что о дальнейшем расширении гардероба должны позаботиться сами. «Ничего, заработаем», - ответил на это Сила. Мы расслаблено сидели на лавке у бани и перекидывались ничего незначащими фразами, когда несколько взволнованная появилась хозяйка.
        «А у нас гости»! - объявила она. - Да, и пиво на столе!».
        Мы дружно направилась в дом. Но Сила как-то обогнал их и вошел первым.
        «Сила! Клык!» - послышались возгласы. Сила и ГОСТЬ обнимались как родные братья после долгой разлуки.
        Глава 10 (III). Круг сужается
        ГРОМОВ И ДРОБЫШЕВ
        Громов и Дробышев уже почти двенадцать часов кряду не покидали расположение оперативного штаба, лишь время от времени открывали настежь окна. Атмосфера в кабинете была тяжелой, наэлектризованной - и в прямом, и в переносном смысле. С интервалом в пять-десять минут врывались сотрудники - доклады, оперативные сводки, летучки… Бурлящий поток, куда стекались ручейки с разных - порой самых неожиданных сторон.
        Терпеливо, и в то же время с нетерпением, ждали основных игроков большой оперативной игры - Щеглова и Арапова. А они как сквозь землю провалились. Наверное, рыли эту самую землю носом.
        *****
        Возникло некоторое затишье. Дробышев, пройдясь нервно по кабинету и что-то обдумывая, обратился к Громову:
        - Ну-ка напомни еще раз, что доложил этот самый бдительный в мире историк, или как его там.
        - Не только он, но и Щеглов с Араповым хорошо поработали. Картина следующая. Мы имеем опасного шпиона. Он пытался похитить важное научное открытие, вероятно, с целью создания сверхмощного оружия. Руководит законспирированной сетью агентов, маскирующихся под уголовников. И только чудом, благодаря стечению обстоятельств, это дело у него не срослось.
        - Это, конечно… но это общие черты. Проговори еще раз конкретику. Что показывал этот твой студент?
        - Не студент, а молодой ученый.
        - Неважно.
        - Гостиница «Красные зори». Выдавал себя за иностранца. Французского журналиста. Выяснили: въехал морем в Красный Питер, а оттуда в Кучково по железке. Это по документам…
        - Постой, но у нас же с френчами, как и с дойчами, воздушное сообщение.
        - Почему он не прилетел дирижаблем? Дирижаблем - дороже выходит - по морю, оно может и дольше, но дешевле. А газетки все-таки стеснены в средствах. Экономят-с. Так что все опять-таки выглядит правдоподобно. Но проник он наверняка по другим каналам.
        - С Дона или с Аляски?
        - Это второстепенный вопрос. Главное, что после того как смылся из гостиницы, мы до сих пор не вышли на след.
        - Искать! Поднять на ноги как можно больше людей! Пока он не натворил других дел. Судя по всему матерый зверь.
        - Щеглову и Арапову в помощь придали целую сотню сотрудников. Они хоть и тихушничали, но вышли на след. И чуть было не довели дело до конца, но сорвался гад с крючка.
        - Если бы с самого начала поставили всех в известность, может быть и результат был бы другим?
        - Возможно. Но исчезновения этого урки… Понятно, боялись, что в лучшем случае прикажут проложить удостоверения на стол.
        - А что по этому… гм… факту?
        - Собирали закрытый консилиум и не только этот отставной профессор, у которого похитили чемодан, но и другие деятели науки сказали: да, такое возможно.
        - Значит, возможно, - задумчиво проговорил Дробышев и сделал какие-то пометки в рабочем блокноте. Пригласи-ка еще раз этого историка. Хочу у него кое-то уточнить.
        Громов надавил на кнопку, которая располагалась на рабочем столе.
        Через минуту явился бравый милиционер в новенькой с иголочки форме.
        - Посыльный, доставить гражданина Горюнова. Того самого, что давеча уже приводили.
        - Есть, - козырнул служака и поспешил исполнять приказ.
        ЩЕГЛОВ И АРАПОВ
        Щеглов и Арапов (с позволения, а затем и по распоряжению начальства) организовали свой собственный оперативный штаб. Располагался он в совсем неприметном двухэтажном здании; отстоял от основного штаба метров на двести, так что по первому клику добры молодцы готовы были предстать пред начальственные очи.
        В кабинете безраздельно царил откровенный бардак. Нагромождение папок и вещей в основном конспиративного свойства: парики и накладные бороды с усами разного «калибра», всевозможная одежда - все это было под рукой - в этом хаосе был и определенный порядок, щедро сдобренный бурлящей как котел суетой - поминутно влетали и вылетали люди - причем покидали стены, зачастую, полностью переменив внешность.
        *****
        Щеглов и Арапов чувствовали: вот он их звездный час! Им поручено чрезвычайно важное дело - поимка опаснейшего шпиона и диверсанта! Действовали они в связке со многими сотрудниками и отделами; опосредованно под их началом находилось до сотни человек. В случае успеха начальство уже делало намеки о поощрении - перед скромными рядовыми, в общем-то, сотрудниками маячил крутой взлет по служебной лестнице, и здоровое честолюбие, хотя обуревало, но отнюдь не мешало логически мыслить и самое главное действовать, шаг за шагом расставляя сети.
        - В три часа общий сбор и совещание, - известил Арапов….
        Вбежал запыхавшийся сотрудник. Он бесцеремонно взгромоздился на стол, его дыхание было таким частым, будто он преодолел марафонскую дистанцию. Арапов поспешил поднести ему воды, а Щеглов смотрел с жутчайшим любопытством, интуитивно ощущая всеми фибрами сыскной души, что сотрудник, так бесцеремонно приходивший в себя на столе, принес ВЕСТЬ, которая действительно сдвинет дело с мертвой точки.
        Все, даже те, кто был поглощен работой совсем уже без остатка, один за другим приковывали свое внимание к вновь прибывшему, и теперь на него смотрели испытующе, с надеждой и любопытством десяток пар глаз, отвыкших, в общем-то, удивляться.
        Кто-то догадался предложить свой стул, а сам встал рядом.
        Тот, пересев на стул, выпил второй стан воды и, наконец, перевел дух.
        - Я из Марьиной рощи. Мои агенты доложили: похожий… очень похожий субъект обнаружен.
        - Они сделали поправку на то, что длинные волосы, борода, и усы очки все это может быть бутафория? И что он мог еще раз до неузнаваемости измениться? - спросил Щеглов.
        - Да, разумеется, работали в полном соответствии с вариантами, составленными со слов агента Горюнова.
        - Он уже зачислен в агенты?.. - удивленно вскинул брови Арапов.
        - Да, - коротко бросил Щеглов.
        - И какова же кличка?
        - «Горе».
        - Так я и думал. Умеют же у нас давать конспиративные псевдонимы. Ни ума, ни фантазии, - заметил кто-то из оперов.
        - Это предварительный вариант, - мрачно сказал Щеглов. - Как начнет работать в полный рост, придумают что-нибудь оригинальней. Не время разглагольствовать! Что у тебя конкретно?
        - В секторе С, куда входит один из участков Марьиной Рощи, был замечен субъект, приметы которого совпадают с словограммой этого как его… Горя.
        - Это когда со слов делают портрет, - уточнил молоденький опер-стажер.
        - Да.
        - Продолжай, - хмуро бросил Щеглов.
        - Сегодня меня срочно вызвал агент и сообщил, что выследил. Более того, в указанной локации, субъект появляется постоянно и, скорее всего, он там временно обосновался.
        - Что за агент? Под каким прикрытием? - продолжил расспрос Щеглов.
        - Дворник. Обслуживает там двухэтажный домишко и еще несколько таких домов рядом.
        - Он сделал литографический портрет?
        - Да.
        - А аппарат где смог скрыть?
        - Где-где - в метле, - раздраженный излишней назойливостью, сгрубил опер. - Портрет совпадает, представляю на ваш суд.
        И он достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок.
        В мгновение ока весь отдел сгрудился вокруг портрета.
        «Да, действительно похож! Это он! Точно!» - листок передавали из рук в руки.
        Так, срочно разрабатываем операцию по задержанию, - подвел черту Щеглов. - И этого вновь испеченного агента Горе необходимо срочно вызвать…
        ГРОМОВ И ДРОБЫШЕВ
        «Итак, что мы имеем? Давай-ка, еще раз разложим все по полочкам, - Дробышев вытащил из портсигара папиросу и не торопясь, словно обдумывая каждое движение, раскурил ее, выпустил клубы дыма, избавляясь вместе с ним от всего наносного в логической цепочке. - С одной стороны, матерый волчара. Шпион диверсант. С другой - урки…»
        Размышления были внезапно прерваны. Явился тот самый милицейский, что был послан за Горюновым.
        Явился один и был явно озадачен, даже встревожен.
        - Где Горюнов? - тотчас же вопросил Громов.
        - Пропал, - коротко ответил посыльный.
        - То есть, как пропал?!
        - В учреждении, где он трудится, не появлялся несколько дней. Забили тревогу. И по месту проживания тоже отсутствует.
        - Вот те на!..
        - Объявить розыск по второму, нет по первому разряду, - гаркнул командным голосом Дробышев. - Немедленно!
        Милицейский лихо взял под козырек, развернулся и едва не столкнулся в дверях с Щегловым, но они стремительно разминулись - тот стремглав поскакал доводить до всех подразделений приказ о розыске, и Щеглов даже не успел смерить его взглядом.
        - Что у тебя? - заметил Щеглова помрачневший Громов.
        - Мы в отделе решили еще раз расспросить свежеиспеченного агента Горе.
        - Да, горе горемычное, - вздохнул Дробышев. - Только что доложили, что агент Горюнов пропал.
        - Запил! - неожиданно выдал Щеглов. - Тут запить можно от одной фамилии… и клички. То есть, с горя.
        - Брось свои дурацкие шуточки, - сурово отчеканил Громов. - Дело, думаю, серьезное, и пропал он не просто так. Этот матерый диверсант…
        - Да, дела-а, - посерьезнел Щеглов.
        - Присаживайся, - прервал его Дробышев. - Твои соображения?
        - Соображений пока нет, но можно предполагать худшее.
        - Думаешь, ликвидировал? Просек и убрал, как опасного свидетеля?
        - Все может быть…
        Щеглов закурил. Он погрузился в мыcли и явно нервничал.
        - Объявили розыскную мобилизацию… - не то спросил, не то констатировал он.
        - Да, разумеется сразу.
        - Мои ребята, кажись, на след вышли.
        - Вот как! Почему не доложил?!
        - Так это свежайшая новость с пометкой срочно. Я и явился доложить. И у Горюнова в этой связи собирались уточнить кое-какие детали и само собой по портрету….
        - Новость по нашему гостю?
        - Установили, что он в Марьиной роще. Взяли след…
        «БРАТЬЯ»
        И вот мы вновь за «братским» столом. Перед каждым по кружечке холодного светлого пенного. Отхлебываю, не спеша. Да еще и вкуснейшая речная вяленая рыба.
        Тот, кого звали Клык, был здесь по видимости за признанного лидера. Иными словами, авторитет. Распоряжался он властно, но мягко. Но для начала также попарился в баньке.
        И теперь вместе со всеми потягивал холодное пивко.
        - Сила, этот человек с тобой? - вопросил Клык.
        - Да. Я за него ручаюсь, - твердо ответил Сила.
        - Значит, ты с нами? - вопрос был адресован уже ко мне.
        - Да, - также твердо ответил я.
        На некоторое время воцарилось молчание. Клык и Сила сосредоточенно о чем-то думали, остальные были увлечены процессом потребления пива и рыбы.
        - Эх, хороша рыбка, - сказал вдруг Кипеш.
        - Тарань азовская, братва притаранила, - нехотя ответил Клык в манере каламбура.
        - Мне бы это - до ветру, - сказал я и на то были причины.
        Мне указали путь.
        Случайно или нет, на обратном пути я нос к носу встретился с Гриней.
        - Не дрейфь, - неожиданно сказал он и похлопал меня по плечу.
        - Так, я и не дрейфю.
        - Клык - очень хороший человек. Ему надо помочь выпутаться из одной истории. Спасти его любимую, - романтично проговорил Гриня и чуть не зарделся.
        Я жаждал продолжения разговора. Гриня достал папиросу и, словно нервничая и переживая о чем-то, закурил. Молча, выпускал струйки сизого ароматного дымка, и я почему-то вспомнил, как почуял запах табака от Силы…
        Я не знал, как вернуться к обозначенной Гриней теме, но сам он решил продолжить, правда, несколько туманно.
        - В общем, нехорошие люди взяли его любимую в заложницы и требуют от Василя выполнить то, что они хотят.
        - Василь это Клык, - догадался я
        - Да.
        - Один из этих людей прибыл сюда в Кучково…
        - Для чего?
        - Хочет напомнить Васе о его якобы обязанностях. А мы хотим этого человека изловить.
        - С какой целью?
        - Заставить его написать письмо о том, что Василий якобы выполнил это задание. С этим письмом он отправиться домой и освободит Настасью.
        - Так зовут его любимую?
        - Да.
        - Получается, этот нехороший человек напишет письмо против своей воли?
        - Не захочет - заставим, - уловив мою мысль, ответил Гриня.
        Мы обмолвились еще парой малозначительных фраз, пока возвращались к столу.
        В комнате шла оживленная беседа.
        Эмоционально жестикулируя, о чем-то говорил Сила.
        Клык разложил какие-то бумаги. Это были карты, схемы, записи убористым почерком на листочках бумаги… Ухват и Кипиш были сосредоточены настолько, что до неузнаваемости изменились их лица.
        Происходящее напоминало оперативное совещание в штабе некоей таинственной организации, оставалось лишь удивляться столь разительной перемене.
        - А если ты вышел из доверия, и он решил, что попал под колпак… - говорил Сила, а мы с Гриней тем временем заняли свои места за общим столом.
        - При таком раскладе, скорее всего, ляжет на дно, - добавил Ухват.
        - И как его теперь ухватить? - задумчиво сказал Кипеш.
        - Главное, чтобы без кипеша, - съязвил в ответ братец.
        - Есть соображения? - оборвал Клык.
        - Соображение есть - брать на живца, - сказал Сила.
        - То есть на чемодан? - подключился Гриня.
        - Но у нас нет чемодана, - растеряно ответил Клык.
        - А что, если на живца, но другого, - с каким-то азартом сказал Ухват.
        - То есть? - вопросительно вскинул брови Клык.
        - Ну, сестренку нашу сагитируем.
        - Маню.
        - Не просто Маню, а знаменитую в узких, правда, кругах Маньку Ассигнацию. Слыхал про такую.
        - Слыхать-то слыхал, но, полагаю, он на такую замануху не поведется. Не дешевый фраер, а разведчик высшей пробы. Маня-то, где. Не слышит. А то обидится часом.
        - Не слышит. Во дворе по хозяйству занимается. Верно, твоя правда. Не купится он на такую туфту. Что ж тогда делать?
        - Если чемодана нет, его надо найти, - твердо проговорил Сила.
        - Как… найти? - несколько даже опешил Клык.
        - То есть сфабриковать? - догадался Гриня.
        - Ты, где таких слов поднабрался, братец? - осклабился Кипешь.
        - Книжки читаю, - бросил тот.
        - А что, вроде дело, - заметил Ухват.
        - Знать бы еще, что в том чемодане, - вновь сказал свое веское слово Гриня.
        - Надо крепко думать, что там может быть, - подвел итог мозгового штурма Клык.
        - Может, спросим у свежей головы? - неожиданно повернул разговор Кипеш. - Гриня, ты ввел его в курс нашего дела?
        - Спросим, а сейчас всем спать, - скомандовал Клык.
        Мы отправились с Силой по своим коморкам.
        Мне очень хотелось продолжить чтение детской книжки. Но не получилось - спать так спать, видимо, приказания Клыка исполнялись здесь беспрекословно. Удивительные открытия ждали меня впереди…
        КРЯЖЕНЦЕВ
        Герман устал. Он чувствовал постоянное напряжение, и оно не спадало ни днем, ни ночью.
        Он постоянно размышлял. Теперь на это было время…
        Клык, наконец, дал о себе знать. Это были шифровки в установленных местах в закладках и через связных.
        Да, агентурная сеть первичного звена работала, как отлаженный механизм. Но толку от этого мало. Самое главное, что другие звенья, похоже, полетели. И паровоз не двигается с места. Только пар и выходит.
        Получал он и депеши из Центра. Сперва, понукающие, а затем и гневные.
        Получал в избах-читальнях. На нужной странице открывал книгу и находил небольшой свернутый листочек вроде закладки. Были и другие способы…
        Но сам он чувствовал себя ненужным. Вышедшим в тираж. Ощущал себя прочитанной давно и даже читанной-перечитанной книгой, к которой потеряли всякий интерес и задвинули пылиться на полку, да еще и изрядно потрепали.
        От прежнего лоска «французского журналиста» не осталось и следа.
        Теперь он РАБОТАЛ. Или как здесь принято говорить ТРУДИЛСЯ. ДВОРНИКОМ. Он отпрыск донского аристократического рода. Да, неисповедимы пути разведчика.
        Для трудоустройства нужные люди из агентуры изготовили документы. Но они и не понадобились - в Коммуне очень часто обходились без этих формальностей, хотя сейчас и усилили так называемую «народную бдительность».
        И вот каморка при многоквартирном доме в Марьиной роще. Дом построен для трудящихся в целях решения их жилищных проблем. Вокруг несколько меньших по размеру похожих домиков и домишек.
        Все пусть и неладно скроены, но видно, что крепко сшиты. Типовые проекты. Покрашены, правда, по-разному и в желтый, и в зеленоватый, и в бордовый…
        Он обретался в беловато-сером, скорее даже белом, довольно добротном доме. Поразмыслив, после того, как устроился на дворницкую службу, решил, что это даже символично. Он борется за правое белое дело. В последнее время что-то, вообще, стал искать во всем приметы, предзнаменования. Видимо, в нынешнем положении больше не на что опереться. Тем более что в Бога здесь не верят.
        Несмотря на белый окрас, в доме все остальное было по-комуняцки. Жилищная коммуна - вроде управы. При приеме на работу сказал, что поругался с женой, а потому готов обеспечивать чистоту, если его обеспечат комнатенкой и трудоплатой. По-свойски ударили по рукам, и вот он с утра орудует метлой и лопатой. С 12-ти до 16-ти у него «сиеста». Можно даже попить пивка в ближайшей забегаловке и послушать, о чем треплется местный люд.
        Вечером надо опять исполнять дворницкие обязанности и спать, поскольку выходить на службу очень рано.
        *****
        Он стал здесь местным. Вжился в роль, как настоящий разведчик, чем даже гордился. Освоил особенности речи. И уже переговаривался с соседями, которым его работа явно была в радость. Вакантное место дворника здесь давненько пустовало. В пивнушке, куда захаживал, появились друзья-приятели, с которыми, впрочем, держался на расстоянии. Ничего лишнего - просто попить пенного да потрындеть.
        Что самое главное, удалось сохранить все связи. И связные доставляли шифровки исправно.
        Работая метлой сиживая в пивной, анализировал последние депеши Клыка. Сперва, казалось, что тому сели на хвост. Но теперь возникло и ощущение, что темнит. Водит за нос. Затаился.
        Перед тем, как перебраться на новое место, пришлось обрубать хвосты. В общем, ликвидировал этого горе-ученого, что имел неосторожность, а может и сознательное намерение, продолжить знакомство…
        ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР
        Я все больше погружался в этот дивный новый мир. И даже уже потихоньку начинал ощущать себя полноценным жителем Кучково и гражданином Российской коммуны. Хоть паспорт получай! Через некоторое время появился и он, сработанный мастерами фальшивок.
        Наша оперативная группа в составе вашего покорного слуги, Клыка, Силы, Ухвата, Кипеша и Грини принялась за дело.
        Что оно собой представляло?
        Выслеживание злого дракона, а может, чародея, который похитил и удерживает прекрасную принцесу. Отчасти это напоминало средневековый приключенческий рыцарский роман.
        Чудовище спряталось в норе, в недоступной пещере, и если показывалось на поверхности, то, наверное, только в ночи. Злой волшебник скрывается под шапкой-невидимкой и меняет обличья.
        Мы выходили в дозоры. Мы прочесывали места, где он мог внезапно вынырнуть из своего убежища, где он мог какое-то время выпорхнуть на свет. Василий начал расставлять сети. А мы должны были установить логово с тем, чтобы затем разработать план поимки.
        Он нас не знал. А мы его хорошо изучили внешне. Множество портретов в разных ипостасях. С бородой и усами различных конфигураций. С различными прическами и в разноплановой одежде. Все это было скрупулезно отображено на бумаге.
        Мы тоже принимали разные обличия, чтоб не примелькаться в одном и том же месте, меняли одежду, клеили бороды и усы. К нашей команде добавились еще люди. Шпионский детектив, да и только…
        *****
        Почему я стал на этот путь?
        Причин несколько, но, прежде всего, одна - а куда было деваться?
        Ведь я в этом мире как слепой без поводыря. И еще пришло убеждение в правоте, справедливости и благородстве нашего дела - спасения возлюбленной Василия из цепких паучьих лап. Я проникся симпатией к моим новым друзьям. За внешней грубоватостью и криминальными наклонностями скрывались сильные чувства, настоящая дружба и братство. Один за всех и все за одного! Ребята чем-то напоминали тот мой десяток из прежней «древлянской жизни». Даже какое-то внешнее сходство угадывалось… хотя они все же далеко не те киевские простофили, что решили подзаработать, отправившись в поход на древлян. Как там они сейчас - Жизнобуд, Избыгнев, Искрен, Хотен… Бурелом? Как там Сновид с семейством?..
        Там меня звали Стоянко. Местный вариант имени Стоян, что я «возложил» на себя сам чисто спонтанно, когда меня приняли за болгарина из-за специфического «диалекта».
        Здесь же с легкой руки одного из новых друзей меня стали называть «Будущник». Разумеется, от того, что я гость из Будущего. Такую подробность моей биографии раскрыл Сила. О том, что это Будущее к тому же еще лежит в альтернативной по отношению к нынешней истории плоскости ни кто даже не подозревал. Меня ни о чем не расспрашивали, видимо, излишнее любопытство здесь не поощрялось.
        *****
        Мы обосновались в небольшом домике, который располагался на отшибе, и вместе с тем из этого места можно было легко добраться и до центра, и до других местностей обширного Кучково. Пристанище наше располагалось в весьма живописной роще. От дома вели тропинки и, наверное, рядом были и другие подобные строения дачного типа, но не в пределах видимости, так что место было по-настоящему уединенным.
        Домик двухэтажный, маленький, деревянный, со скрипучими ступеньками, ведущими на второй этаж - скорее, чердак. Несмотря на кажущуюся даже миниатюрность, жилище это было уютным и не тесным - все комнатки и прочие помещения были обустроены рационально и компактно. Архитектор и строитель в одном лице хорошо знал свое дело.
        Снаружи домик напоминал терем или сторожевую башню. Узкие оконца с наличниками, изукрашенными резьбой, выдержанное в таком же стиле крылечко - от всего этого веяло духом какой-то боярской старины. Кое-где что-то уже и осыпалось, но дом стоял, держался крепким и бодрым еще старичком.
        И вот из этого «боярского терема» и отправлялись «добры молодцы» в дозор. Один или даже два человека оставались на хозяйстве. Как правило, это были я и Гриня.
        Во-первых, готовили есть.
        Во-вторых, практически постоянно поступала корреспонденция. Доставляли ее курьеры двух типов: шпанистого вида мальчишки и (гораздо реже) древний дедуля, опиравшийся на самодельную трость-посох и напоминавший ветхозаветного пилигрима. Принимал письма всегда Гриня.
        Он же ходил куда-то за снедью, и мы вместе готовили немудрящий ужин. Как правило, я чистил картошку и нарезал прочие овощи, а он делал все остальное. Гриня почему-то стал молчалив и сосредоточен. Все разговоры только по бытовым мелочам. По вечерам, когда приходили братья и Клык, все собирались за ужином, здесь же они просматривали корреспонденцию, обсуждали в полголоса прошедший день.
        Я чувствовал, что мне, мягко говоря, не совсем доверяют.
        Но вот однажды за таким же ужином Кипеш, чуть наклонив голову ко мне, сказал: «Пора и вам с Гриней к делу подключаться, а то мы примелькались, поди».
        Я слегка опешил от такого неожиданного разворота. Видимо, мои чувства передались Ухвату. Тот, медленно елозя вилкой по тарелке, погруженный в какие-то мысли вдруг коротко выдал: «Вот так сразу…».
        - А я сразу и не предлагаю. Это на перспективку. Нужно чтоб Будущник слегка пообтерся в нашем мире, - как будто даже оправдывался Кипеш.
        - Ты как не потерялся? - спросил меня Ухват.
        - Вроде нет.
        - Вроде нет - не ответ.
        - Ну, люди, язык, разговоры - все как у нас. Все понятно, - пояснил я.
        - Даже, когда в другой город перебираешься, сперва, многое кажется не таким. Непривычным, - продолжил Ухват. - А ты, хм… из Будущего.
        - Что скажешь, Гриня? - обратился к брату Ухват.
        - Надо чтобы он немного осмотрелся.
        - Пообвыкся, то есть.
        - Ну да.
        - Так я это-то и хотел предложить, - сказал Кипеш. - Пусть походит, на людей посмотрит…
        *****
        Итак, решили меня выпускать в люди. Ежедневно. В определенное время. Почти строго по расписанию. Для адаптации. С тем, чтобы освоившись, в полной мере включился в розыскную работу. Времени отвели немного - дней пять.
        Я вот я вдыхаю полной грудью вольный кучковский воздух. Гуляю по вроде бы родному городу. Это ощущение не передать. Вроде бы родина, но другая. Здесь во многом сохранилась та самая исконно-посконная Москва. Не было ни сталинских высоток, ни более поздних архитектурных напластований. Словно застыло все в XIX веке. Но, конечно же, не так чтобы уж совсем.
        Лихо «рассекали» извозчики. Однако развивались и новые виды транспорта. Это были трамваи, напоминавшие первые их образцы 1910-х годов, они, громыхая и весело звеня, катились по рельсам. Были и надземные, как здесь говорили, «воздушные» образцы. Что-то вроде электрической канатной дороги, которая связывала практически все концы альтернативной Москвы.
        *****
        Электричество здесь вообще было в большом почете. Его только-только начали осваивать и в общественной жизни, и в быту - рекламные плакаты призывали покупать всевозможные «светилки». Газеты наперебой писали о грядущей электрической эре. С удивлением узнал, что появились планы строительства подземки. И первые станции не только проектировались, но и закладывались кое-где. Я жадно вчитывался в газеты, которые покупал в больших количествах на выделяемые мне карманные деньги. Я сиживал на лавочках в скверах или смешивался с толпой людей и жадно вслушивался в их разговоры. Я перекусывал в трактирах и опять же жадно внимал каждой произнесенной окружающими фразе. Я впитывал этот город, этот дивный новый мир.
        *****
        А еще мне показалось, что я попал в атмосферу нескончаемого праздника. Оказывается, Коммуна широко отмечает вековой юбилей социальной революции, от которой это «государство» ведет вое начало. Вот ведь как! А на календаре 1963-ой!
        Точной даты (числа и месяца) этой «революции» не было, а поэтому празднование длилось уже второй (а может и дольше) месяц. Иногда рябило в глазах от красных стягов. Собственно, как я понял, праздничные мероприятия уже клонились к закату. Но кое-где проходили митинги, лекции, публичные выступления с рассказами о перспективных планах, о грядущей электрификации всей страны, общественные слушания и тому подобные интереснейшие вещи. Я не упускал момента, чтобы занять место на скамейке амфитеатра в каком-нибудь парке под открытым небом или клубе - «народном доме», протиснуться сквозь толпу и слушать, слушать, слушать…
        Ораторы выступали ярко, от чистого сердца. Это, вообще, был какой-то яркий, по-детски восторженный и чистый мир.
        И отдельные люди, и многие прохожие, и людские потоки бурлили как весенние ручьи. Светились улыбками, излучали приподнятое настроение и оптимизм. НОВЫЙ МИР! Может быть, это то, что действительно нужно для счастья человека?! Такая мысль поневоле вкрадывалась и даже крепла.
        Нет, конечно, попадались и забулдыги с хмурыми похмельными лицами, и те, кто стремился подражать уголовному элементу или в действительности таковым являлся… На городских окраинах, как водится, концентрация таких вот, с позволения сказать, представителей общества победившего коммунизма была большей. Но это не делало общей погоды. В целом, народ здесь опрятно одет, сыт и доволен жизнью.
        Кстати об одежде. Мода тоже «застряла» на уровне «наших» 1900-1920-х годов. Но наблюдались и свои нюансы. Это какой-то легкий налет псевдорусского стиля, которым тут было пронизано все.
        Рубахи-косоворотки, платья, шитые по лекалам сарафанов, пальто, напоминающие старорусские кафтаны… Элегантно и оригинально. И не то чтобы навязчиво, скорее, легкий налет и колорит.
        Здания подражали московской архитектуре допетровских времен, деревянному зодчеству, хотя и некоторые были выполнены из бетона, стекла и прочих «современных» материалов. Как будто в основу основ был положен старорусский терем. Даже в клумбах, урнах и прочих малых архитектурных формах, городской скульптуре угадывался этот стиль, этот дизайн, видимо, тщательно проработанный и живущий уже продолжительное время. В вывесках, газетах господствовал особый шрифт - «славянский».
        Все это вместе органично переплеталось, создавало особую среду - какое-то торжество славянофильства в эстетике; оно проявлялось, в том числе и в обмундировании здешних служилых людей. Военная форма очень напоминала двадцатые годы - все эти шинели с «разговорами» в стиле стрелецких кафтанов. И буденовки. Да-да! Правда, здесь они носили свое исходное название «богатырки». Шинели были разноцветные: зеленые, серые, синие - отличались, наверное, по родам войск. C «разговорами» были и гимнастерки, или как они называются здесь… уж не знаю. Напоминали они старорусские поддевки32. ТУ форму разрабатывал художник Васнецов. Интересно из чьей творческой мастерской вышла эта.
        Интересной была форма полиции, которая, само собой, носила название «милиции» и притом «народной». Шинели-кафтаны чуть покороче и несколько другого покроя. А на головах шлемы несколько иного рода - «скифки». Они были кожаные и покроем воспроизводили скифские шапки-шлемы. Милиция была и пешей, и конной. Когда первый раз увидел здешнего бравого представителя правоохранительных органов, возникло ощущение дежавю. Да, в похожих головных уборах красовалась на «параде» в Киеве конница колбягов перед отправкой на «древлянский фронт».
        Кстати, армия Коммуны, как и в древнем Киеве, напоминала народное ополчение. Или «всеобщее вооружение народа» - один из лозунгов и принципов анархии. Конечно, все это было введено в некие рамки. Все взрослое мужское население проходило периодическое военное обучение, а оружие хранилось в специальных арсеналах непосредственно в населенных пунктах, кварталах, улицах - если город был крупнее.
        Обо всех этих подробностях я узнавал не только из газет, но еще и из радио. Да, здесь было радио. Оно считалось величайшим достижением науки и техники. Рупоры прогресса представляли собой тарелки, размещанные на столбах, фасадах зданий и даже на некоторых вековых деревьях в скверах. Сигналом к началу радиопередачи служила музыкальная заставка. Если передавали что-то вроде «правительственного сообщения», это был колокольный набат - видимо отсылка к временам вечевой демократии, которая была здесь введена в культ. В остальных случаях звучали различные мелодии - легкие эстрадные с народным привкусом и такие же симфонические. Люди останавливались, слушали, иногда жарко обсуждали какой-нибудь радио-спектакль или передачу.
        Интересно, что здесь был популярен такой жанр как «былины». И это не фольклорные записи сказителей, а «современные» произведения, повествующие о трудовых и прочих свершениях народа, отдельных людей, событиях революционного, исторического прошлого. Но выдержаны они были в «былинном» духе, исполнялись под перезвон гуслей. Иногда напоминали даже оперы, когда повествование лилось из нескольких уст. Эти «былины», «старины» очень часто «крутили» по радио. Неожиданно и оригинально. И хотя я слышал подлинные произведения этого жанра, да еще исполняемые «во времена оны», мне эти велеречивые песнопения нравились необычайно.
        Но самым удивительным открытием здешней жизни было… телевидение. Называлось оно диковинным словом «дальнозор» и представляло собой явление социальной жизни. И не только в силу «коммунистических» отношений. Индивидуальный телевизор был, наверное, невозможен. Это были даже не телевизоры, а скорее «телевизорные» - общественные залы с экраном - наподобие кинотеатров, которые располагались всегда, хоть на какой-то да возвышенности. Пусть небольшом, но холме. К просторным зданиям с колоннами вели ступеньки, от чего «телевизорные» напоминали античные храмы, что несколько диссонировало с господствующей здесь русской «теремной» архитектурой. Но поражало в их облике не это. Над «телевизорными» высились башни из металла, напоминавшие известное творение Эйфеля; венчали эти сооружения огромные диски. Вся конструкция походила на известный аттракцион «колесо обозрения» или «чертово колесо». Я поначалу так и подумал: это «совмещение приятного с полезным» - и телевизор… пардон «дальнозор» посмотреть, и на кучковские красоты с высоты птичьего полета полюбоваться. Что-то вроде мини развлекательного парка. Но после
посещения нескольких сеансов я пришел к совершенно другому, весьма интересному выводу….
        ТРУДОСЛАВСКИЕ РЕБЯТА
        Громов и Дробышев вновь проводили оперативное совещание с глазу на глаз.
        Но теперь уже не в кабинете, а в Марьиной роще. Маленькая, можно даже сказать крохотная квартирка-коморка, уже третьи сутки служила мозговым трестом, куда стекалась вся информация - шифровки, депеши, устные донесения - все это оперативно, молниеносно обрабатывалось, анализировалось двумя головами, которые словно слились воедино наманер двуглавого, поверженного в годы революции, орла и теперь мыслили синхронно, настроившись на одну волну.
        Круг сужался и вот-вот должен был наступить «момент истины» - поимка особо опасного махрового мастера плаща и кинжала. Но важно не только обезвредить, но и максимально собрать сведения о его деятельности, чтобы ухватиться за нитку и распутать весь хитроумно сплетенный клубок. Выжечь каленым железом змеиное гнездо без остатка.
        Громов встал из-за стола и подошел к окошку, напоминавшему своими размерами, скорее, бойницу крепости.
        - Значит, девяносто процентов это он. А оставшиеся десять…
        - По последним данным девяносто девять процентов, - прервал Дробышев.
        - Что мы еще имеем? - продолжил рассуждения Громов. Дворник. Что ж, неплохо устроился. Для шпиона высшей пробы хорошее прикрытие. И район выбрал такой, где легче затеряться…
        - Хотя… как-то мелковато, что ли. Не находишь?
        - Может быть.
        - Каков его психологический портрет? Какая вырисовывается картинка? Давай попробуем просуммировать вместе. Начнешь?
        - Лет ему уже за сорок. Не юноша. Умудрен опытом и как развед… хм, шпион, и как человек…
        - Добавлю… Скорее всего, он одинок. Ни семьи, ни кола, ни двора. Такие люди, как правило, способны на многое, если не на все…
        - Каждый из нас способен на многое, но не каждый знает, на что он способен…
        - Я не о том. Ему нечего терять и не для кого жить. Раз нет жены, детей, семейного очага. И по тому он вдвойне, втройне опасен.
        - А откуда такое мнение?
        - Какое?
        - Что у него ни кола, ни двора?
        - Наши ребята из специального отдела хорошо проработали. Изучили лицо вплоть до мельчайших складок. И пришли к такому выводу.
        - Интересно. Что, значит, можно вот так…
        - Это новейшая методика.
        - И она уже прошла проверку на практике?
        - Да, и результаты на девяносто девять процентов совпадают.
        - Опять эти девяносто девять… А каковы причины этой его, скажем так, неприкаянности в личной жизни?
        - Видимо, служба. С младых ногтей отдался ей без остатка. Командировки. Опасные задания. Сутками, месяцами, годами… Не до барышень, вернее, не до серьезных отношений. Так и остался бобылем.
        - А может он это… того… не по женской части.
        - Хм. У них там на Дону с этим строго. Чуть ли не на кол сажают или в реке топят. Казачьи, видишь ли, исстаринные дедовские обычаи. Живут как при царе Горохе, гордятся этим, да еще и к нам сюда лезут. Хотя, как знать. Подобные субъекты удобны для вербовки. Поймали на горячем и вот свежеиспеченный агент.
        - С другой стороны, вряд ли он при таком раскладе достиг бы высот. Скорее всего, использовали бы до поры до времени и выбросили бы за ненадобностью. А тут на тебе командировали для личного контроля за проведением операции.
        - Да, ты, наверное, прав.
        - Что еще можешь сказать?
        - Похоже, он сдает. Устал, вымотался. Допускает прокол за проколом.
        - Это ты о проколе с Горюновым?
        - И об этом тоже. Но не только.
        - Да, решил убрать опасного свидетеля и вот на тебе…
        - Тут, конечно же, сыграло роль случайное стечение обстоятельств.
        - Но что это означает?
        - Что звезды отвернулись от него. А разведчик… в нашем случае шпион без фарта - не разведчик.
        - Какой из этого можно сделать вывод?
        - Если звезды действительно от него отвернулись, скоро, очень скоро он попадется в расставленные сети.
        - Итак, мы нарисовали психологический портрет, и это портрет неудачника, измученного жизнью.
        - Да, в противовес этому Горюнов просто везунчик. Кстати, как он сейчас?
        - Отлеживается в одной из наших ведомственных больничек под охраной. Получил этот, как его, психологический шок, а физических повреждений практически никаких.
        - Как оклемается, еще раз допросим.
        - Теперь о главном. Ребята, что присланы к нам, приступили к работе?
        - Да. Думаю, определенно и решительно дело близится к развязке.
        Оперативная группа скрытно расположилась в Марьиной роще. Это была пятерка, присланная из Трудославля - городка затерявшегося в вологодских лесах. Их вызвали в спешном порядке, буквально сразу после того как напали на след. Парни на вид более чем неприметные, простые крестьянские «робяты», к тому же они окали, что и вовсе выдавало «неместных». Но сыскари опытные, а, главное, ни одна собака как из уголовного, так и из шпионского мира их знать не могла. В их профессиональных качествах Щеглов и Арапов, назначенные руководить опергруппой, убедились лично.
        Ловушки, капканы незримо были расставлены, и враг ничего не заподозрил. И он неизбежно должен был в них угодить. Но решили не торопиться. Чтобы не спугнуть более мелкую рыбешку, которая могла виться вокруг да около.
        *****
        Итак, скромный дворник двухэтажного дома в Марьиной роще.
        И вот этот субъект исправно машет метлой. Делает попутно свои шпионские дела, даже не подозревая, что плотно взят под колпак.
        Щеглов и Арапов оборудовали что-то вроде штаба на чердаке дома довольно далеко от того места, где обитал вражина. Чтобы случайно не попасться ему на глаза. Ребята исправно предоставляли сводки. Далее они шли «наверх» к Дробышеву и Громову. Вологодские ребята как опытные охотники пасли матерого зверюгу.
        Тот старался всем своим поведением показать: дескать, я никто и звать меня никак. Одно слово ДВОРНИК. Даже речь свою упростил до невозможности, типа принадлежит к самым низкообразованным слоям населения.
        Но ничего не ускользало от острых глаз. Вот, как бы убирая мусор и собирая бумажки, получает он некие записки. Или же проходящий мимо передает послания под видом угощения папироской.
        Однако попытки слежки за связными пока были тщетны - те мастерски «обрубали хвосты».
        *****
        Щеглов и Арапов думали крепкую думу.
        - Глеб я считаю надо брать. Вдруг что заподозрит и улизнет. Сорвется с крючка.
        Раздался стук. Арапов спустился и вернулся, сжимая в кулаке свернутый лист бумаги размером со спичечный коробок.
        - Ну что? - спросил Щеглов, что-то вычерчивая карандашом в блокноте, проговаривая шепотом, словно решая математическую задачу.
        Шарапов развернул депешу и бегло просмотрел.
        - Все по-старому. Концы в воду.
        - Думаю, нужно брать. Руководство пока возражает, но я сумею их убедить.
        *****
        Дробышев и Громов и еще трое сотрудников работали в круглосуточном режиме. Сети были расставлены не только в Марьиной роще, но чуть ли не по всему Кучково. Масштабная операция получила громкое звучное название ПЕРЕХВАТ.
        Кабинет напоминал запасники библиотеки или скорее архива, который предстояло разобрать и разместить по полкам… Груды и груды бумаг. Они все прибывали и прибывали. Доставлялись и аналитические записки по всем фронтам отношений Коммуны и Дона. А там нарастала внутренняя нестабильность. Стачки, выступления батраков и шахтеров. Что-то неважно пошли дела в Донском королевстве. А тут еще и на Аляске, то бишь, в сердце бывшей Российской Империи случился династический кризис. Видимо на этом фоне донские ястребы, вернее стервятники, решили дать последний и решительный бой.
        - Мне в голову пришла одна мысль, и я очень хочу, чтобы это оказалось ошибкой, - сказал, раскуривая очередную папиросу Дробышев.
        - Говори, - Громов на секунду отвлекся от заполнения бумаг.
        - А что, если это изобретение, это чудо-оружие имеет множество так сказать вариантов?
        - Не понял?
        - Если над этим изобретением работал не только этот чудак ученый, но и еще кто-то. Ну, или над чем-то подобным.
        - И что из того?
        - То есть, если говорить коротко, он плюнул на этот чемодан и ищет другой.
        - Да, дела… У меня подобные мысли тоже вертелись в голове. Значит нужно…
        Договорить Громов не успел.
        На пороге появился Щеглов со стуком или без… атмосфера в штабе давно уже стала предельно демократичной.
        Он был явно взволнован.
        - Докладывай, что у тебя там, - Дробышев заметил вошедшего первым
        - Мы тут посовещались и решили… - Наверное, ты решил, - иронично прервал Громов.
        - Неважно. Нужно брать. Нырнет опять на дно, и его потом уже никакими щипцами не выковыряешь
        - Мы тоже склоняемся к этому решению и, в общем, даем добро.
        - Как собираешься действовать со своими трудославскими ребятами?
        -План задержания разработан в нескольких вариантах. Прокола быть не должно и не будет. Сто процентов.
        - Что ж, обсудим твой, вернее, ваш план…
        ДИВНЫЙ СТАРЫЙ МИР
        Кажется, я разгадал, как устроено здешнее телевидение. Недаром по истории науки и техники у меня в дипломе стояло «отлично». Да и в родном Институте истории и времени технической стороне дела, понятно, внимание уделялось. В общем, в этой параллельной реальности развитие получило так называемое малострочное телевидение с диском Нипкова. Его особенность в том, что передачи могли вестись на длинных и средних радиоволнах, то есть зона действия телецентра была практически неограниченна. Но при этом у таких телевизоров были крохотные размеры экрана.
        Но, если мы возьмем экран размером хотя бы девять на двенадцать сантиметров, диск должен быть диаметром в несколько метров. Потому-то и крутились эти «кольца обозрения» внушительных габаритов.
        Я посещал «телевизорные» несколько раз. Передачи были весьма оригинальны. Хроники хозяйственной жизни страны, передаваемые из разных, порой самых отдаленных, мест. Выступления народных хоров и артистов. В общем, это было что-то вроде волшебного зеркальца, позволяющего видеть за тысячи верст. Действительно «дальнозор»! А еще все это соединялось с синематографом. То есть в «телевизорных» крутили еще и кино. Черно-белое с музыкальным сопровождением тапера. В основном это были незамысловатые комедии и исторические фильмы.
        *****
        Я взахлеб читал. В доме, где мы обитали, обнаружилась неплохая библиотека, в том числе исторический многотомник - что-то среднее между учебным пособием и научно-популярной литературой. Его-то я и принялся изучать. Излагаемая версия истории была удивительна как фантастический роман в стиле документалистики - в этих потрепанных местами пожелтевших страницах приоткрывалась завеса великой тайны. АЛЬТЕРНАТИВНОГО ВИТКА ИСТОРИИ.
        Проглатывал страницу за страницей, иногда задерживался на наиболее ярких моментах.
        Авторский коллектив, как водится, начал с картины расселения славянских племен. Все было очень похоже на то, что пишут об этом и у НАС.
        Но все же начальный этап несколько отличался.
        Итак, древляне. Если в нашей версии истории все крутилось вокруг Новгорода и Киева, то здесь фигурировал и Искоротень - один из центров зарождения государственности. То есть Новгород, Киев и еще один центр политических процессов - Искоростень. Что, между прочим, по мнению авторов, соответствует трем восточнославянским политическим образованиям, по арабским источникам. Славии, Куявии и Артании - соответственно.
        Описывались, конечно, и все прочие: кривичи, радимичи, северяне… И поляне. Последние названы исконными соперниками древлян.
        Призвание варягов и прочие события в принципе не имели расхождений.
        И пришли три брата…
        Этому сопротивлялись в Новгороде, восстание поднял Вадим. При этом, историк трактовал Вадима, если не как борца за угнетенные народные массы, то кем-то близким к тому.
        Эту-то эстафету и подхватил Мал Древлянский. Он уже выступает полноценным народным вождем, чуть ли не Стенькой Разиным и Емельяном Пугачевым, как их рисовали в советское время.
        Тот же историк отмечает, что развитие племен было разным: где-то победили раннефеодальные тенденции, как у полян; были «аристократические» племена, были и «демократические» - и к ним, конечно же, относились древляне. Им почему-то приписывалось особое вольнолюбие и непокорство.
        События 945 года однозначно трактовались, как антифеодальная борьба древлян под предводительством вождя Мала. Не только против раннефеодальной эксплуатации, но и против чужеземцев-варягов, то есть с «национально-освободительным» оттенком.
        Дело Мала и древлянского «народа» побеждает. По мнению историка, это определенно замедляет развитие пресловутого «феодализма», борьба с которым вообще красной нитью пролегала через весь исторический процесс. Феодализм, в конце концов, конечно же, побеждает. Он будет сметен только Великой социальной революцией 60-70-х годов XIX века.
        Но вернемся на прежнее, как любил говаривать летописец.
        Итак, Мал сразил Игоря в честном поединке. Полян разгромили и прогнали.
        Победители засылают к Ольге послов-сватов. История эта в корне отличается от описываемой в Повести временных лет.
        Иными словами, настало время удивительных открытий.
        Описывается, причем довольно подробно, посольство-сватовство древлян к Ольге. С указание даже имен послов. Их я знавал лично! Некоторые имена чуть перевраны, но суть не в этом. Самое главное - во главе посольства упоминается некий болгарин Стоянко - не то родственник, не то соплеменник Ольги. У меня невольно закрались мысль: УЖ НЕ Я ЛИ ЭТО?! ИЛИ ВСЕ-ТАКИ КТО-ТО ДРУГОЙ?
        Да, согласно здешней версии, никакой псковитянкой Ольга не была. «От рода царска Българской земли», - воспроизводит историк слова летописца. Впрочем, эта версия известна и по некоторым летописям в нашей реальности.
        Итак, ДРЕВЛЯНЕ ПОБЕДИЛИ. Свадьба Мала и Ольги. Искоростень как столица обновленного государства.
        *****
        Новое политическое образование в изложении историка, который, разумеется, ссылается на летописи, получило название Деревь или Деревия, что является греческой формой от Дереви.
        Молодое государство укреплялось, заводило дипломатические отношения с Византией, Болгарией, Священной Римской Империей, в общем, со всем тогдашним цивилизованным миром.
        Историк пел дифирамбы победителю Малу. В его представлении это народный вождь, укротитель тогдашних угнетателей простого народа. Чуть было не построил «коммунизм», но хитрые бояре не дали этого сделать.
        Через некоторое время на вече при участии «люда» и «старцев» был принят «Закон древляном и руси». Интересно, что по этому закону жизнь смерда оценивалась в сорок гривен, тогда как по НАШЕЙ Русской Правде он «тянул» только на пять.
        В общем, что-то вроде «смердьей революции» действительно произошло. Как жаль, что я не смог наблюдать все эти процессы! «Смылся», и вот теперь читаю об этом спустя почти тысячу лет. Естественно, через пелену искажений.
        И вот еще один «взрыв сознания»: вместо династии Рюриковичей появилась династия Маловичей; в браке с Ольгой у того родился сын которого назвали Владимир. Он был очень популярен в народе и получил прозвание «Красно солнышко». Правил фактически также как его тезка из НАШЕЙ ИСТОРИИ. Возводил заставы богатырские, присоединял прочие славянские племена. Вот только землю он не крестил.
        За него сделал ЭТО отец. Да, он на пару с Ольгой, которая уже восприняла веру Христову, окрестил Деревь и полян, некоторые прочие племена. Процесс происходил далеко не гладко. Мятеж против новой веры и, соответственно, Мала возглавили некие… БОРЯТА И ГОРЯТА! (А собственно, к этому-то все и шло - наблюдал лично!)
        *****
        А что же сын Игоря - Святослав?
        Он стал князем - «изгоем»33. Князем - воителем. Святослав, наверное, стал первым в НАШЕЙ (и АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ИСТОРИИ) автором геополитического проекта. Последний (вернее, первый) бросок на Дунай (то есть на Юг). Туда, «где сходятся все блага», то есть проходили практически все тогдашние европейские торговые пути. А далее - на Босфор и Дарданеллы. Если бы затея воплотилась в жизнь, была бы построена мощнейшая средневековая империя, нависшая грозной тенью над всей остальной Европой. Но Святославу не удалось. Коварные византийцы его, видимо, отравили.
        Само гордое имя Деревь, Деревия звучало сравнительно недолго. Постепенно (окончательно - к концу XII века) возобладало название Русь, а позднее, разумеется, Россия.
        Историк связывал это с возобладавшими феодальными тенденциями. Кстати, слово «древний» он связывал с древлянским периодом и Деревией (Деревью). Такая вот интересная трактовка. «Древнее», «древлее», значит, исконное, старое. Например, «древлее благочестие»34 …
        Дело еще и в том, что Киев сохранил свое значение как второй столицы и к тому же лежал на торговых путях. Русь как страна уже получила к X веку широкую международную известность, а в Русской Правде Ярослава фигурировали «древянин», «русин» и «словенин»35.
        Да, Ярослав Мудрый был славен своим правлением и здесь. Он реформировал принятый прежде «Закон Древляном и Руси», назвав его бесхитростно «Правда роськая».
        Вся последующая история практически не отличалась от привычной версии.
        Ордынское иго. Возвышение Москвы. Иван Калита. Свержение Ига. Московская Русь - Россия.
        Правда, довольно своеобразно трактуется история возникновения Москвы. Кучка (подобно Малу) предстает опять-таки народным вождем, «старостой», которого убили злые представители господствующих классов36. Потому-то Москва и была переименована в Кучково, а «портрет» самого Кучки красовался на одной из денежных купюр…
        И вот эпоха Ивана IV, прозываемого здесь почему-то не «Грозным», а «Лютым». Пресечение династии. Смута. Самозванцы. Первое и второе Ополчения. Минин и Пожарский. Освобождение Москвы и России от поляков и прочих захватчиков. Воцарение Романовых. Все как у нас. Даже как-то скучно…
        Где же тот узелок, который завязался и развился в альтернативный виток? Я уже даже не читал, а пролистывал, пытаясь найти ту самую завязь.
        Когда в 1657 году умер Богдан Хмельницкий, Самийло Зорка, генеральный писарь Запорожского войска, стоя у гроба, восклицал: «О, милый вождю, старожитный Мале!..»37
        Емельян Пугачев в некоторых своих манифестах ссылался на какие-то «грамоты Мала», закреплявшие извечную свободу крестьянства.
        А так ход истории ни чем не отличался - лишь незначительные детали. Петровские преобразования. Рубка окна в Европу. Череда дворцовых переворотов. Расцвет науки культуры и искусства. Михайло Васильевич Ломоносов, к которому в духе народнической традиции здесь относились с большим пиететом: «Как архангельский мужик по своей и божьей воле стал разумен и велик…»
        И вот Екатерина Великая и, конечно же, Радищев. Ему посвящен не один десяток страниц. В творчестве «первого русского революционера» вновь проскальзывает тень Мала.
        Великая Французская революция. Разумеется, здешние историки захлебываются от восторга при описании ее грозных и драматических событий.
        Наполеоновские войны. Снова все один в один.
        Декабристы. Деятельность тайных обществ описывается очень детально, некоторые заседания чуть ли не по минутам. Видно, что изучению деятельности «первенцев свободы», как их тут именовали, предавалось огромное значение. И вновь «привет от Мала» - декабристы считали его своим предшественником, дескать, он заложил основы ограничения самодержавия и чуть ли не парламентаризма в виде веча. Само собой, парламент новой России они собирались назвать «Народное вече» или же «Вече республики».
        *****
        ЭВРИКА! Первое кардинальное расхождение с нашим вектором: ДЕКАБРИСТЫ ПОБЕДИЛИ!
        Но победили довольно странно. Пожалуй, в наиболее щадящем варианте. Монархия упразднена не была, а начались очень робкие постепенные преобразования в духе «наших» либеральных реформ 60-70-х годов XIX века.
        То есть почти то же самое, но на три с лишним десятка лет раньше.
        Да и не были, если вдуматься декабристы, такими уж радикалами. Их лозунгом первоначально было что-то вроде «поможем императору в проведении реформ».
        Здешний же историк оценивают декабристов по-своему. Да, совершили робкую, но революцию. Реформы все-таки облегчили жизнь народа, но носили даже не половинчатый, а четвертичный характер. Но, самое главное, они были направлены на построение буржуйского общества, то есть капитализма, а это есть абсолютное зло. Захотелось, видите ли, в Англию поиграть!
        Но никакой Англии в результате так и не получилось. Английский сюртук не для русского плеча!
        В общем, капитализм и конституционная монархия за не полных четыре десятка лет пустили лишь робкие ростки. И, можно сказать, что русский народ шагнул в коммунизм и безгосударственное общество, минуя капиталистическую (реакционную!) стадию развития.
        На многих страницах вдохновенно пелась ода революционному движению и идеям. Прудон, Сен-Симон и прочие фалангисты, боровшиеся за народное счастье. Я поневоле стал ловить себя на мысли что проникаюсь этими идеями и сам.
        *****
        Что ж, из искры разгорелось пламя. Война, которую у нас называют Крымской, а ранее именовали Восточной, в этой реальности оказалась, по сути, Первой мировой. А за ней революция с мировым почти охватом; крушение колониальной системы. В общем, почти все тоже, чем окрасился XX век, но на полвека раньше. Ну, а колониальная система в нашей «параллели» начала трещать по швам еще почти век спустя.
        Интересно, что если исторические процессы здесь пошли вроде бы быстрее, то научно-технический прогресс серьезно затормозился. Такой вот парадокс.
        А может это не так уж и плохо?!
        И еще не было здесь Второй мировой с ее чудовищными преступлениями, Холокостом и Хиросимой… Но не было и прорыва в космос. И бурной НТР не было и много еще чего.
        Взахлеб читал страницы, посвященные послереволюционным преобразованиям в России, строительству Коммуны всеобщего равенства и счастья.
        Этот общественный строй, по моему убеждению, находил некоторые отголоски и в нашей «системе координат». Некоторые революционеры подходили вплотную к реализации этих идей. Прежде всего, конечно же, Нестор Махно. А еще Ливия и… Швейцария. Как это, наверное, не парадоксально. В первой была построена Джамахерия, то есть государство масс с отсутствием институтов власти свойственных традиционным государствам. Во второй - система кантонов с непосредственной демократией в форме народных сходов. Именно опытом Швейцарии вдохновлялись многие анархисты XIX века.
        С интересом узнал об осколках «старого мира» на Юге России и на Аляске. Что они именуют себя «Российской Империей». И всеми силами пытаются цепляться за изжитое, и даже монету с двуглавым орлом чеканят, в чем я смог сам убедиться в древнем Киеве, на берегу Днепра.
        Да, история, по-видимому, полна сослагательных наклонений…
        *****
        Чтением я упивался в перерывах между дозорами. Куда выходил теперь исправно наряду со всеми.
        Выходя на задание, тщательно исследовал вверенный мне квадрат на предмет обнаружения субъекта. Мне дали, если так можно выразиться, фоторобот и описали все повадки матерого волка.
        Я играл роль местного жителя, толкался в лабазах и на рынках, захаживал в харчевни, которые носили здесь названия «едальня». В случае обнаружения субъекта, должен был по возможности проследить его путь. Для этого мне были приданы в помощники несколько бойких мальчишек, которые всегда незримо находились рядом. Они же исполняли роль посыльных для оповещения всех остальных.
        По вечерам, а точнее, ближе к полуночи, мы собирались, ужинали и подводили итоги.
        *****
        В одну из таких «вечерей» произошло то, чего ждали, наверное, уже не только все мы, но даже стены этого дома.
        В тот день мне выпало дежурство по дому. Клык и Сила вернулись чуть раньше обычного. Также как и прежде разоблачились, то есть избавились от маскировки, грима и предстали в виде усталых тружеников, которых к тому же гложет злая тоска-кручина.
        Сели вечерять. Скупо перебрасывались словами.
        - На связь не выходит. Заподозрил что-то неладное…
        - Может его отозвали.
        - Нет, он здесь… чувствую.
        - Нужно менять дислокацию. Искать другое место, - сказал вдруг Клык. - Примелькались.
        - Да, вроде тихо себя ведем, - ответил Сила.
        - Тихо-то, тихо, да береженого бог бережет. А где Гриня? Говорил же ему, чтобы к этому времени все были в сборе.
        - Задерживается.
        - Ладно, пока некритично.
        Они отправились отдыхать. Собственно, отдых заключался в чтении свежих газет. Их также исправно доставляли, но опять же не почтальоны, а все те же «бравого» вида подростки. Причем, мне показалось, что подборки газет составлялись заранее и по тематике специально.
        Сила расположился в кресле-качалке, а Клык на диване. Газеты они явно читали не так просто, это не было развлечением. Они их ИЗУЧАЛИ. Это я давно понял, наблюдая украдкой сосредоточенность лиц. Клык иногда даже что-то выписывал в маленький блокнотик.
        - Клык, а у ведь нас неспокойно, - сказал, не то, констатируя, не то, задавая что-то вроде вопроса Сила.
        - Знаю, - коротко бросил тот.
        - Вона, что пишут, - продолжил Сила. - В Кудыбасовке выступления шахтарей.
        - И у нас тоже неспокойно, - мрачно изрек Клык. - Где Гриня?!
        И тут послышались шаги и скрип половых досок…
        КРЯЖЕНЦЕВ
        Он под колпаком. Под плотным зонтиком. Его давно и очень умело «пасут». Герман ощущал это всеми фибрами души. Именно ощущал.
        Никаких зримых доказательств. Даже намеков. Все шло по накатанной. Он просто чувствовал. Интуитивно. Подспудно. Это чувство росло и давило, подобно черному грозовому облаку. Подобно нависшей свинцовой тяжестью зловещей туче. И еще он чувствовал: скоро наступит развязка…
        ДОЛГОЖДАННАЯ ВЕСТЬ
        …Через минуту виновник волнений предстал собственной персоной. Причем на лице его была печать необыкновенной радости, даже счастья.
        Клык развернулся к нему и грозно, но, скорее, по-отечески вопросил: «И где тебя черти носили? Cказано же: всем собраться…»
        «Я, кажись, нашел его», - чуть приглушенным голосом сказал Гриня.
        И Клык, и Сила как по команде вскочили из-за стола. На их лицах, на какой-то момент, запечатлелся немой восторг. И я тоже вдруг испытал небывалое ощущение эйфории. Мои сотоварищи стояли очумевшие, переваривая услышанное, но длилось это не долго.
        - Нашел?! Где?! - почти что закричал Клык
        - В Марьиной роще, - отвечал, будто запыхавшись, наверное, от волнения Гриня.
        - Ну, давай выкладывай, - будто придя в себя, сказал Сила.
        Мы собрались тесным кругом за столом и Гриня начал свой рассказ.
        - Решил я, значит, проведать один уголок вроде все Кучково перерыли, а про это место забыли. Место тихое на отшибе в Марьиной роще, тридцать первый, что ли, участок.
        - За инициативу хвалю, - перебил Клык. - Но надо было и нас в известность поставить.
        - Да у меня в голове, как-то внезапно мысля эта возникла, как будто что-то тюкнуло.
        - Интуиция, - заметил я.
        - Так вот прошмыгнулся я по этому тридцать первому, - продолжил Гриня. - Народу днем никого, там всего пять домов на несколько квартир, да какие-то хибары. Как я понял, все это вскоре снесут и жителей переселят. Место действительно задрипаное, тропка через длинный пустырь соединяет с Большим Кучково, как они говорят. Но на пять домов есть одна пивнушка.
        - Так ты туда пиво, что ли, повадился пить. Небось, дешево, - едва улыбнулся уголками губ Клык.
        - Да что ты! Обет трезвости блюду свято.
        - Ладно, не отвлекаемся. Продолжай.
        - Днем жители все на трудовых постах. Решил сперва вечером там покрутиться. Все уставшие, в пивнушку, да и по домам. Маскировался - менял внешность - чтоб внимание не привлекать: то одним прикинусь, то другим.
        И вот решил с утра пораньше. Иду, будто подгулявший, и нос к носу сталкиваюсь как бы невзначай с дворником.
        - С дворником?!
        - И что?
        - А то, что под дворника он заделался!
        - Точно?
        - Сто пудов! Я за ним сегодня проследил аккуратно. Узнал, где обосновался и все повадки.
        - Срисовал?
        - Да.
        Гриня достал из-за пазухи сложенную вчетверо бумагу.
        Клык развернул ее, чуть ли не трясущимися руками: «Он. Он, гад!»
        - Нужно брать. Пока не ускользнул, - подытожил Сила.
        - Да, другого шанса может и не быть. Срочно разрабатываем план операции. Место, где он будет мариноваться, приготовлено. Стража тоже. Осталось дело за малым. Взять!.. - лихорадочно размышлял вслух Клык. - Он встал из-за стола и нервно прохаживался по комнате.
        Я тоже погрузился в мысли, пытаясь нащупать, чем могу помочь, чем могу быть полезен общему делу.
        - С одной стороны, место, как говорит Гриня, безлюдное, - подхватил Сила. - Но с другой, - узкая тропинка. Как его вывезти?
        Совсем-таки узкая? Извозчик проедет? И куда она ведет, можешь сказать? - засыпал Гриню вопросами Клык.
        - Ну не так, чтобы совсем узкая. Извозчик проедет, точнее, протащится по ухабам. Это не проспект Трудовой доблести и не Светоч свободы. А выводит она, насколько я понял, на Красные лучи.
        - Получается, почти прямой путь в уготованное нашему кадру место, - потирая руки, сказал Клык. - Сила принеси-ка карту. Тот скрылся в другой комнате, порылся в каких-то шкафах.
        - А у тебя Будущник какие мысли?
        - Думаю, - ответил я, и это было правдой.
        Сила развернул большую карту, которая заняла едва ли не весь стол. Вот здесь. Вот это место, - Гриня обвел карандашом интересующую местность. Карта, как я заметил, была очень подробной.
        - Если на извозчике, то это будет выглядеть так, - Сила уверенной рукой стал прочерчивать на карте некий маршрут.
        - Конечно, на извозчике. Иначе никак, - добавил Гриня. - И извозчик должен быть классный, чтобы по такой дороге да проехать.
        - С этим все в порядке. Есть такой «водитель кобылы», что и по бездорожью промчит так, как по Тверской-Ямской с ветерком. И лошадушка у него будьте-нате, - мечтательно проговорил Клык.
        - Этот гений упряжки, наверное, из цыган? - спросил Сила.
        - Не без этого, но человек надежный.
        - Снадобье заготовлено, шприцы изострены. Так что к бою господа-товарищи, - Клык прошелся по комнате с каким-то азартным даже хищным прищуром.
        - То есть выслеживаем, колем, садим на извозчика и аля-улю, - подытожил Гриня.
        - Совершенно верно, мой юный друг. Вы поразительно догадливы, - иронично улыбнулся Клык. - В общем, дворник-то может быть, как водится, мертвецки пьяным, а мы его друзья заботливо отвозим его, куда ему, вернее, нам нужно.
        - Василий, а вдруг и легавые его пасут? Дожидаются нашего появления, чтобы взять всех вместе, - Сила подошел к окну и раскурил папиросу.
        Клык вмиг посерьезнел: - Как-то не пришла в голову эта мысль, а ведь может быть и так. Вполне могли выйти на след, ведь и до этого…, - он осекся.
        - Много чего было до этого, - продолжил Сила. Но факт, что еще до моего, так сказать, путешествия в прошлое, они уже вышли на след. И могли раскрутить клубок. Так что, если он у них под колпаком…
        - Все может быть. Ты прав. Не загреметь бы нам всем под фанфары!
        - И что делать? - обескуражено спросил Гриня.
        - Действовать! Кто не рискует, тот не пьет цимлянское! - возбужденно воскликнул Клык и всплеснул руками. Он нервно ходил по комнате, и выражение его лица менялось, чуть ли, не ежесекундно. - Действовать решительно и энергично, но и предельно осторожно! Василий вдруг напомнил мне вождя пролетарской революции, да еще и обстановка была подобающая - конспиративное жилище, карта, дым папирос. Курили теперь все трое, только я выглядел белой вороной.
        - Если фараоны пасут, надо как-то выманить его в другое место, - принялся рассуждать Сила.
        - И что? Если сели на хвост, увяжутся за ним, - парировал Клык.
        - Значит, нужно выманить в такое время, когда вероятность слежки сведена к минимуму. В два, три часа ночи, например…
        - И на какую такую приманку? Думай, Вася, думай, - Клык уже говорил сам собой, все также нервно прохаживаясь из угла в угол.
        - Привлечь Маньку? - предложил Гриня.
        - Не пойдет. Не клюнет, это точно, - без особых раздумий ответил Сила.
        И тут голос подал я и озвучил идею, которую вынашивал на протяжении всего разговора.
        - Нужно стать невидимыми, - заявил я.
        На меня устремились удивленные и одновременно недоумевающие взоры.
        - То есть как, невидимыми? Шутить изволите, господин Будущник?! - Клык замер и уставился на меня стальным взглядом.
        - Никаких шуток, - продолжил я. - Если найти нужные вещества и компоненты, можно изготовить плащи-невидимки. И совершенно незаметно подкрасться к…
        - Ты это… серьезно?
        - Вполне…
        - Значит, у вас в будущем вона, какие штуки проделывают…38
        - За базар отвечаешь?…
        - Зуб даю…
        - Ну-ка давай выкладывай, что к чему…
        КАК СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ
        В маленькой комнатке-кабинете было невообразимо тесно. Набралось без малого человек десять, а то и двенадцать… На лицах собравшихся читалась невероятная усталость и изможденность, а еще непонимание происходящего и отрешенность. Такой вот невероятный коктейль эмоций и чувств, подобно дурманящей отраве, сразил всех, а именно Громова и Дробышева, Щеглова и Арапова, опергруппу из Трудославля и еще пару-тройку сотрудников; общий сбор только-только начинался и начинался с некоего ступора - никто не знал, как завязать разговор.
        Кто-то нервно курил, кто-то с не меньшей нервозностью теребил в руках служебные бумаги. Место во главе длинного стола заняли Громов и Дробышев; подле последнего расположились Щеглов и Арапов; трудославские ребята уселись частью за столом, а частью на стульях, расставленных вдоль стены.
        - Кого ждем? - спросил вдруг Дробышев.
        - Горюнова, - ответил Арапов.
        - Его тоже пригласили? Зачем?
        - Может быть, поможет уточнить некоторые детали.
        - Напомни-ка ту историю, - попросил Громов.
        - Преступник решил его ликвидировать. Напоил каким-то снадобьем. Ударил для верности по голове. И положил на рельсы. Но то ли со снадобьем не доработал, толи ударил слабо, то ли Горюнов оказался крепким парнем. В общем, очнулся он. Очнуться-то очнулся, но встать не может. А поезд уже того - чух-чух. Он что есть мочи закричал. По счастью прохожий был рядом, услышал и оттащил.
        - Жуть!
        - Жуть-то жуть, но и нам сейчас не весело. Тогда злодей не доработал, но сейчас-то сработал и как!
        - А вот и Горюнов собственной персоной. Действительно, долго жить будешь, - улыбнулся Дробышев.
        Горюнов скромно сел в уголке, присоединившись к компании трудославских.
        - Ну-с начнем, - на правах председателя собрания начал Дробышев. - Давайте сначала. Как было дело? Как вы его упустили?
        Со стула поднялся один из трудославских.
        - Мы его выследили…
        - Это я знаю, - раздраженно бросил Громов.
        - Приготовились брать. Буквально две минуты, и он должен был быть у нас в руках.
        - Подробности?
        - Ну, он как бы растворился в воздухе. Мы бросились на то место, где он только что был. Честно говоря, опешили. Прощупывали землю. В подвалы ближайшие… все осмотрели.
        Да, второй такой случай, - кивнул в сторону Щеглова и Арапова Дробышев.
        Я заметил, что он хотя и растворился, но ботинки еще какое-то время мелькали и притом горизонтально, как будто его за руки подхватили и поволокли… а потом и ботинки исчезли.
        - А ты что можешь сказать? - обратился Щеглов к Горюнову. - Ты же с ним плотно, скажем так, общался.
        - Производит впечатление умного волевого человека.
        - Это понятно. Безвольных дураков ТАМ держать не будут…
        - И еще мне показалось, что он может обладать экстрасенсорными способностями.
        - А по-русски?
        - Это человек, который может, например, предсказывать судьбу человека по портрету, обладает даром гипноза, да много еще чего…
        - Понятно. Может проходить сквозь стены… исчезать, - хмуро сказал Громов.
        - Ну, это из области фантастики, а вот гипноз…
        - Так может он вас всех загипнотизировал и того? - обвел Дробышев взглядом всех трудославских.
        - Визуального контакта у нас с ним не было. Ни у кого, - ответил один из них.
        - Ух, ты! Где таких слов-то нахватался! - искренне изумился Громов. - Прям как ученый.
        - Да, у нас не милицейское совещание, а вроде как ученый консилиум, - подхватил Дробышев.
        - Все мы немного ученые… теперь, - вступил в разговор Арапов. - Мы тут подготовили некоторую справку, так сказать, аналитическую записку на основе ученых мнений. Он извлек из папки несколько листов бумаги и протянул Дробышеву. Тот разложил их так, чтобы мог читать и Громов. И они принялись изучать информацию, вернее, бегло просматривать ее.
        - Так-так-так, - значит, пишут, что ничего в этом удивительного и даже сверхъестественного нет. Дескать, бывает. Аномалия, подземные пустоты, трещины… в пространстве и времени, - Дробышев прошелестел бумажками, словно подводя некий итог. - Значит так, орлы мои, скажите своему ученому, чтобы он написал все тоже, но побольше и понаукообразней. Но и так, чтобы было понятно. Понятно тем, КТО над нами!
        И тогда, думаю, закроем дело и переедим его в архив.
        Всем спасибо!
        Все потрудились на совесть!
        На этом и порешим…
        32Поддёвка (диковинка) - русская верхняя распашная длинная (до или ниже колен) одежда с длинными рукавами, отрезная сзади по талии, со сборками на спине, со стоячим или отложным воротником. Носили и мужчины и женщины.
        .
        33 Князем-изгоем называли князя, лишенного удела, которому отец не успел из-за преждевременной смерти выделить наследственные земли. Иными словами, это князь без собственных владений - часто его единственным делом становилась война за определенные территории.
        34 Так называли свое ответвление от официального православия старообрядцы.
        35 В «реальной» «Русской Правде» («Правда роськая») упомянутытолько «русин» и «словянин» - первый предположительно - «киевлянин», второй - «новгородец».
        36 Возможно, Кучка был одним из старейшин свободолюбивого племени вятичей и тогда его история вполне укладывается в «парадигму» Мала.
        37 В «реальной истории» Зорка говорил: «Милый вождю! Древний русский Одонацер!». То есть сравнивал Хмельницкого с Одоакром, вождем вандалов, захвативших Рим. По одной из гипотез, «вандалы» могли быть «вендами», то есть славянами или включать в себя славянский компонент, а в жилах Одоакр текла славянская кровь, и запорожцы помнили об этом.
        38 Изобретение «невидимок» стартовало на рубеже 20-х годов XXI века.
        В 2018 году израильские исследователи из университета Бен-Гуриона в Беэр-Шеве представили новый искусственный материал, делающий невидимым накрытый им объект, меняя направление отраженного света.
        Известно, что наше зрение основано на способности глаза улавливать пучок света, отраженного от объекта. Чтобы «обмануть» природу, ученые встроили в материал микросхему, которая рассеивает свет и искривляет его путь. Чтобы объект стал невидимым, достаточно накрыть 70 % его поверхности - этот метод израильский ученый, руководитель группы, преподаватель кафедры электрооптики Алина Карабчевская называет «спрятаться под ковром».
        Команда исследователей проверила, можно ли включать и выключать отражательную способность с помощью внешних раздражителей. Они помещали клетки между стеклянными пластинами с покрытием и наносили различные концентрации хлорида натрия. Измеряя количество света, который был пропущен клетками, они обнаружили, что те клети, которые подвергаются воздействию более высокого уровня натрия, рассеивают больше света и больше выделяются из окружающей среды.
        В 2020 году к созданию «невидимки» приступили в Калифорнийском университете в Ирвине. Исследователи пришли к выводу, что для этого нужны способности осьминога, изложив выводы в своей статье в Nature Communications
        Осьминоги, кальмары и другие морские существа имеют замечательную способность - исчезать, для этого у них в организмах есть специальные ткани, управляющие передачей и отражением света. Удалось вырастить аналогичные человеческие клетки.
        Следующим шагом должна стать разработка прототипа ковра, плаща или мантии, подтверждающего правильность теории.
        В России известны опыты Национального исследовательского технологического университета МИСиС по созданию «шапки-невидимки». Ученые заметили, что эффекта невидимости можно достичь за счет огибания объекта лучами и фактически создали материал, позволяющий объекту стать невидимым в диапазоне радиоволн, не исключив, что возможно добиться и оптической невидимости.
        Глава 11 (III). На круги своя
        Путь наш был неблизким. Мы летели и громыхали по железной дороге. Плыли на пароходе и скакали верхом. Я продолжал изучение этого дивного мира. Благодаря долгой дороге… ДОМОЙ. Современные средства передвижения, когда ты практически мгновенно можешь оказаться в любой точке земного шара лишили нас самого главного - созерцания - того, что выгодно отличало путешествия прошлых веков.
        Что было пред этим? Коварный злодей упрятан под надежный замок. И это не только пленник, но и определенная гарантия - попросту говоря, заложник. Да, жестоко… но такова проза жизни.
        Я немало потрудился над фабрикацией содержимого чемодана. Пришлось хорошенько пораскинуть мозгами. А времени было в обрез. Главное затуманить мозги, чтобы дешифровка заняла достаточное количество времени, прежде чем обнаружат, что это липа. Потертый чемодан ждал своего часа, как и волшебная лоза…
        ЭРА ДИРИЖАБЛЕЙ
        И вот: «Пора в путь-дорогу. В дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем…». По воздуху. В Воронеж. Ну а оттуда предстояло пробраться на Дон.
        Дирижабли… Они господствовали здесь безраздельно. Эти воздушные мастодонты грациозно покачивались в вышине, пришвартованные к мачтам-колоннам. Бороздившие кучковское небо предшественники самолетов совершали и грузовые, и пассажирские перевозки.
        Дирижабли и самолеты… Высота и дальность полета, как и грузоподъемность, у первых была намного выше, чем у вторых, а вот в скорости они им сильно уступали.
        А ведь в начале XXI века предпринималась попытка возродить дирижабли. Но, к сожалению, а может даже и к счастью не увенчалась она успехом. Наступила эпоха принципиально новых транспортных систем.
        Гнездилище пассажирских дирижаблей называлось здесь весьма оригинально - «улетная пристань». Напоминала она… парк аттракционов.
        И вот мы стоим в очереди перед чугунными воротами с узорчатым литьем, над которыми слегка покачивается на легком ветерке алый транспарант. На нем тем самым особым шрифтом начертаны пророческие слова Бакунина о воздухоплавании, дополненные портретом вождя и классика, выполненным в манере графики в черных штрихах.
        За оградой - полосатая как зебра будка, в ней бабушка - божий одуванчик - проверяет билеты и ставит на них штампик. Рядом лениво прохаживался милиционер-урядник в белоснежной «богатырке» и такой же поддевке-кителе с красными «разговорами», синих шароварах заправленных в короткие полусапожки. На рукаве три золотые зигзагообразные нашивки, означавшие звание - погон здесь не признавали.
        Мы заняли очередь. Сила и Клык были напряжены. Оно и понятно - после всех последних событий. А посему в очередной раз изменили внешность. Им не привыкать. И еще контролировали обстановку, делая это так, чтобы не навлечь подозрений. Как бы невзначай рассматривая хорошеньких девушек, но при этом украдкой глазели и по сторонам.
        Очередь двигалась довольно быстро. Семьи, почтенные матроны с саквояжами, плетеными корзинами, родители с детьми… Все были в довольно приподнятом настроении, видимо, в основном летели в гости к родным. Это было понятно и по разговорам.
        - Эх, наконец-то, отдохну на речке с удочкой от кучковской суеты. Жареные караси да со сметанкой, да под чарочку, - мечтательно выговаривал своему собеседнику пузатый дядечка, годков за сорок.
        - У вас, стало быть, под Воронежем родовое поместье, - с иронией проговорил тот.
        - Ну, так я ж с села под Воронежем. В Кучково учился, женился, - с некоторой тоской отвечал тот.
        - Вы-то отдыхать, а я работать.
        - В командировку, стало быть.
        - Да.
        - Как полетим, черкну адресок и записку. Будете в Воронеже - приютят, накормят, обогреют. Командировочные сэкономите.
        - Что ж благодарю, и над вашим предложением подумаю…
        Я СЛУШАЛ.
        Вот девочка спрашивает маму: «А я у бабушки буду за грибами сама ходить?»
        «Нет, доченька ты еще маленькая. В лес только с бабушкой, дедушкой. Сама ни ногой! Я переживаю».
        СЛУШАЛ ЖАДНО. Как исследователь, стремился уловить все.
        Обычные, бытовые разговоры. Но в них простые и вечные чувства, переживания, мысли.
        «Я, когда вырасту, тоже стану милиционером, как вон тот дядя», - гордо заявил мальчуган лет пяти, с восторгом глядя на новенькую с иголочки форму постового.
        Все до боли понятно и знакомо. Да ведь это же РОССИЯ, ЕЕ НАРОД…
        Незаметно подошла и наша очередь. Бабушка-контролер молниеносно проштамповала и наши билеты.
        Сразу за ее будкой на столбах размещались стрелки-указатели с названиями городов: Вологда, Саратов, Красный Питер, Город Свободы, Герценград, Бакунинск, Чернышевск… много непривычных революционных топонимов, но попадались и «старые», известные и в нашей жизни.
        Проследовали в сторону «Воронежа» мимо ничего не подозревавшего, скучающего милиционера. Хотя, если уж на то пошло, мы выступили союзниками «власти», насколько применимо это слово к здешнему анархическому общественному устройству. Обезвредили опаснейшего злодея, диверсанта и шпиона.
        *****
        Мы шли, влившись в невеликий людской ручеек. По дорожке, вдоль которой на равном расстоянии друг от друга шумели листвой тополя и радовали глаз ухоженные клумбы. Показалась башня высотой метров пятнадцать, сложенная из добротного красного кирпича. Она отчасти напоминала сооружения из сказок и фэнтези о магах. Фантастическую картинку дополняло, если так можно выразиться, навершие башни - нависший тучей дирижабль, на котором нам предстояло отправиться в полет. Я задрал голову - было видно еще несколько покачивающихся на соседних башнях воздушных кораблей. Некоторые плавно взлетали, некоторые также плавно садились.
        Все они были примерно одинаковой конструкции и размера, но я заметил и дирижаблик поменьше, который как-то трогательно снижался и вдруг выпустил струю белого дыма или пара. При этом раздался явственный треск.
        - Пердолет прилетел, сейчас спустится и будет бахать, словно в уборной, - сказал Сила.
        Я хотел было задать уточняющие вопросы, но вовремя осекся, поняв, что вызову подозрения у окружающих - дескать, парень с луны свалился что ли?
        Действительно, раздались трели, когда сей воздушный аппарат, приступил к окончательному снижению - наверное, это представитель здешней малой авиации, но мне было уже не до него. Мы по винтовой лестнице устремились ввысь и вот уже предстали пред чревом воздушного кита. Далее по трапу направились в салон дирижабля - довольно уютный с мягкими креслами, иллюминаторами - комфорт вполне на уровне развития здешней цивилизации и материального производства. Пассажиров было около четырех десятков. Они располагались согласно купленным билетам, пристраивали ручную кладь на верхние багажные полки. Мне досталось место возле иллюминатора, рядом расположился Сила. Клык оказался перед нами, а с ним тот самый командированный в Воронеж.
        *****
        На борту появился некто вроде стюарда - в отливавшей синевой форме, покроем напоминавшей элегантный сюртук с золотыми пуговицами и шитьем. На голове подобие пилотки, напоминавшей вместе с тем стрелецкую шапку. Все это было весьма к лицу молодцу лет двадцатисеми-тридцати с пышными и ухоженными усами. Напоминал он одного из представителей бешено популярной во второй половине XX века группы «Битлз» или же ее фаната. «Битломан» пристально осмотрел салон, производя в уме какие-то операции, затем достал из кармана листок бумаги и стал зачитывать фамилии. Те, кого он называл - поднимали руку. Дошла очередь и до меня - я фигурировал под своим природным имяреком - Улетов.
        «Итак, все на месте, - возвестил стюард, должность которого, как я потом узнал, именовалась “полетный проводник”. - В добрый путь!» - несколько торжественно произнес он и скрылся за стеной, видимо, для того, чтобы отдать команду пилотам. Через несколько минут мы оторвались от земли…
        *****
        Дух перехватило от непривычных ощущений. Я зачарованно смотрел в иллюминатор. Аэропорт-сад уменьшался в размерах и с высоты птичьего полета казался еще более живописным и гармоничным. Появились панорамы Москвы, Замоскворечья…
        Как по команде, пассажиры накинулись на еду - это был настоящий фестиваль домашней стряпни. Истекающие жиром курицы, завернутые в полупрозрачную бумагу, вареные яйца, помидоры с огурцами, колбасы и сыры, отбивные и блинчики с различной начинкой…
        Где-то я читал, что раньше так питались в поездах… Плацкартных, что ли. Желудок отреагировал на внешние раздражители легким урчанием, дескать, пора, пора, последовать общему примеру.
        На помощь пришел Клык - он извлек из сумки свертки и протянул сначала мне, потом Силе длинный бутерброд с сочной ветчиной, нарезанной щедрыми ломтями. Позаботился Клык и о питье - протянул нам по бутылочке свежего ароматного пива. На душе сразу стало легче…
        Наш воздушный корабль устремился в поднебесье. Внизу раскинулась полноводная река. Я вспомнил, как перенесся на тысячу с лишком лет назад на берега Днепра…
        После трапезы Сила задремал, как и большинство пассажиров.
        - Когда будем в Воронеже? - спросил я Клыка.
        - Часов через пять, должно быть, - ответил он.
        Вскоре погрузился в объятия Морфея и Клык. Я тоже пытался было уснуть. Но не спалось… Избыток впечатлений, к тому же нахлынули воспоминания, они мелькали калейдоскопом немого кино. От Киева до Искоростеня. От древлян до Российской коммуны - НОВОГО МИРА…
        Что ждет меня на этом пути? ПУТИ ДОМОЙ. Случиться может всякое, но я верю, что должен вернуться. ДОЛЖЕН. Должен во имя НАУКИ. Должен донести ценнейшие знания, полученные мной.
        Мерное покачивание, наконец, усыпило. Хотя сон был прерывистым, тревожным.
        *****
        «Граждане, наш полет подходит к концу. Просьба пристегнуть ремни и оставаться на своих местах», - объявил наш стюард.
        Пассажиры с ленцой последовали указанию; возвращались из санитарных узлов и курительной каюты. И вот все уселись, пристегнулись, дирижабль начал плавное снижение, которое сопровождалось мягким шелестящим звуком…
        ВОРОНЕЖ
        Показалась панорама города - одноэтажного, двух-трех этажного - большей частью. Редко выделялись и довольно высокие строения, да еще заводские трубы выбрасывавшие клубочки дыма и, конечно же, телевизионные «колеса обозрения», коих я насчитал штук пять. Наш воздушный корабль завис над здешней «улетной пристанью» и начал посадку. Слегка качнуло из стороны в сторону потом еще и еще, так что команда пристегнуть ремни оказалась далеко не лишней. Наконец, двери салона-гандолы распахнулись - пассажиры организованно, без суеты вывалили на площадку. Мы оказались в подобии кучковского «летного парка». Правда, меньшего по площади, с налетом какой-то провинциальности - уютной, неторопливой, скромной.
        Миновали ограду, вдыхая полный весенней свежести земной воздух. Клык нес чемодан. И, хотя не подавал виду, чувствовалось, что для него этот предмет (его содержимое) стоит самого дорогого. Если Клык вдруг ушел в себя, то Сила наоборот ненавязчиво осматривался по сторонам, словно стараясь подметить все детали на нашем пока коротком пути.
        Мы вышли на широкий проспект, устремленный к бульвару. Однако направились в крохотный зеленый скверик, где, тем не менее, игриво журчал фонтанчик, заботливо расположились две лавочки - мы устроились на одной из них.
        Клык потянулся за папиросой. Закурил и Сила. Предложили и мне, но я, естественно, отказался.
        - Ах, да, я и забыл… хорошо, что ты не куришь, - сказал Клык. Процесс наслаждения табачным дымом сопровождался сосредоточенной медитацией.
        - Нужно нам будет где-то перекантоваться, хотя бы пару дней, - нарушил молчание Сила. - Я за это время наведу мосты насчет перехода границы. В гостинице останавливаться… Оно, конечно, вряд ли, что нам на хвост след сели. Но…
        - А тебе никто гостиницу и не предлагает. У меня всегда найдется пару адресов. А если на след напали, так мы от них невидимками уйдем, - усмехнулся Клык. - Правда, Будущник?
        - Без базара, - кивнул я.
        «Волшебное снадобье», посредством которого мы так ловко исполнили первую часть намеченного плана, лежало у меня в надежной жестяной коробочке и покоилось теперь в саквояже вместе с волшебной лозой. Чудеса из Прошлого и из Будущего ждали своего часа бок обок.
        - Значит, говоришь адреса, - сказал Сила. - Так может, пойдем. А то шамать жуть как хочется.
        - Так недавно же в полете брюхо набивал? - удивился Клык.
        - Не знаю, вроде и недавно, а словно провалилось. Видимо, от качки аппетит обострился.
        - Поесть мы можем хоть сейчас, а вот насчет адреса нужно сперва дать знак.
        Незаметно возле нас оказался юркий подросток в надвинутой на глаза кепчонке. Он словно тень возник изниоткуда. Клык молниеносно протянул ему в разжатый кулак, по-видимому, свернутую записку. Тот небрежной походкой слоняющегося без дела юнца удалился от нашей троицы и свернул в какой-то закоулок.
        - Это как раз таки насчет адреса, - пояснил Клык.
        - Лихо! У тебя и тут все схвачено! - изумился Сила.
        - С тебя переход границы, - ответил Клык.
        - Мы будем переходить границу эээ… нелегально, - спросил я.
        - Ну, конечно же, у Коммуны и Дона великолепные дипломатические и прочие отношения, и граждане обеих держав запросто ходят друг к другу в гости, - иронически произнес Сила.
        - Лады, пойдем пока не к границе а… пожрать, - подвел черту Клык. - Знаю одно хорошее местечко.
        - Ты что здесь уже бывал, - удивленно вскинул брови Сила
        - Доводилось, перед тем как обосновался в Кучково. И, разумеется, остались кое-какие наработки и связи.
        Клык уверенно зашагал, слегка покачивая чемоданом. Впереди замаячила небольшая площадь. Там, не то чтобы бурлили людские потоки, но струились малые ручейки. Прохожие - кто неторопливо прогуливался, а кто-то явно спешил - были одеты разномастно, но, в целом, по тем же лекалам, что и в Кучково. Мы не дошли до площади с десяток метров, когда Клык чуть сбавил обороты. Он махнул рукой, дескать, слушай сюда.
        - Маленький инструктаж перед выходом в люди, - говорил он в полголоса, почти шепотом. - В разговоре даже, когда мы одни, жаргон и клички отставить. Обращаться друг к другу по именам, можно с отчеством. Я, к примеру, Василий… нет Иван…
        - Иван, а родства не помню, - усмехнулся Сила.
        - Отставить шуточки, - жестко парировал Клык. Я подметил, что речь его приобрела военно-командный оттенок.
        - Значит, так я буду Иван Сергеевич, ты Сила… Силантий… Да, с Силантиями у коммунаров-то не очень, вернее, никак.
        - Имя совсем не распространенное, разве что только у староверов, - уточнил Сила, - но на этот раз вполне серьезно без доли иронии и сарказма.
        - Да, это верно, - согласился Клык.
        - А может мне какое-нить комуняцкое имя. А что есть у них такое имечко как Тручеслав. Переводится «Труд, Честь, Слава». Или вот еще Реонар - «Революция. Освобождение Народа».
        - Ты когда эти святцы успел выучить?
        - Да так, попадалось. В газетах вроде бы. А вот еще что: в Коммунии же очень популярно имя МАЛ. Ну, в честь того, который чуть ли не первый восстал против крепостного гнета и крестьян освободил. Дескать, вождь первого антифеодального… можно я буду Малом, а отчество, если понадобиться пусть будет Реонарович. Вроде в масть. Стало быть, отец был: «Революция. Освобождение Народа», а сына назвал в честь первого народного вождя. Мы-то с Будущником знаем, какой он радетель за народ, - подмигнул мне Сила.
        - Теперь с тобой Будущник. Ты можешь и под своим настоящим имереком выступить. Как тебя звать-величать-то?
        -Олег Витальевич.
        - Значит, так тому и быть. Не забудешь свое настоящее имя? - сострил Клык.
        И вот еще. В Воронеже говор особый не тот, что в Кучково. Хекают, шокают… Нам с Сил… пардон с Малом Реонаровичем это в обычай. А вот Вам, Олег Витальевич, наверное, непривычно. Вы ведь у нас насколько я понимаю коренной кучковчанин. Я был несколько обескуражен таким разворотом: и обращением по имени-отчеству, и четким определением моего происхождения.
        На всякий случай на людях - мало ли кто чего спросит - придерживаемся такой версии. Ты в командировке. Прибыл из Кучково. Допустим, Артель Третьей Прядильной Мануфактуры отправила своего приказного к воронежским смежникам разузнать, что там не так с поставками волоконных колес. Это я так, к примеру, но все равно запоминай. А мы с Малом, значит, вроде как воронежские товарищи. Можешь расспрашивать о городе, о достопримечательностях. Я что могу, то поведаю, а что не знаю, то присочиню. Местные многие и сами, как водится, не все о своем городке знают.
        Взвейтесь соколы орлами! Думаю, все пройдет, как по маслу, - закончил инструктаж Иван Сергеевич, - крепко сжимая в руках чемодан. Все это естественно говорилось в полголоса, хотя и прохожих вокруг нас отнюдь не наблюдалось. Мал Реонарович поглядывал украдкой по сторонам, скорее по привычке, а мне подумалось: тень князя Мала незримо присутствует повсеместно. Ведь шли-то мы по улице… Мала, вот, видимо, Силе и пришло в голову… Все же ТА ИСТОРИЯ дала некий мощный заряд и оставила какой-то глубочайший след.
        *****
        Площадь представляла собой средоточие жизни отдельных улиц или даже квартала. Небольшая, но на ней располагались несколько магазинчиков, а еще сцена, приспособленная как для выступлений артистов, так и в качестве трибуны.
        Стоянка извозчиков.
        Побеленные стволы тополей, небольшие клумбочки в центре, а на «периферии» извечные бабушки на скамейках. Тетки выходили из торговых заведений с полными сумками и тащились к окрестным двух-трехэтажным многоквартирным домишкам. Правда, виднелся и один домище аж в четыре этажа. Немногочисленные мужчины праздно читали газеты или расклеенные на специальных щитах, или сидя на лавочке и попыхивая папироской - видимо работяги, отдыхавшие после смены - на тунеядцев они были никак не похожи. Одеты в пиджачки-подевки, а под ними виднелись сорочки-вышиванки, что придавало некий малороссийский оттенок. Мы направились к стоянке извозчиков, коих в ожидании пассажиров было аж целых два. Один перекусывал на ходу чем-то завернутым не то в лепешку, не то в лаваш и запивал из жестяной фляжки.
        Нам приветливо махнул рукой его собрат, дескать, давай ко мне прокачу с ветерком, свесилась обаятельная физиономия в картузе с лаковым козырьком, из-под которого вился лихой казачий чуб, дополняемый еще и залихватски подкрученными усами.
        - Ну шо, хлопцы, кудый-то вас доставить?
        - Нам в Нахапетовку, а по пути остановимся, перекусим. За простой плачу, - отвечал за всех Клык.
        - В Нахапетовку он почесал затылок…. В Нахаловку я НЕ ПОЕДУ.
        - А шо такое? - перешел на местный диалект Клык. - Чи дальЭко. Так я ж заплачу.
        - Чи ни чи, а в Нахаловке зараз неспокойно. Вы, кажись, давно в Воронеже не были, раз не чули шо за дела там творятся.
        - И шо за дела?
        - Криминальные, - бросил тот и как-то подозрительно обвел всю нашу троицу взглядом.
        - А ты прав, братишка, мы давненько в Воронеже не были. Ажно цельных два года в командировке! В Кучково на тамошней прядильной артели. А теперь обратно, а товарища до нас откомандировали, он указал взглядом на меня. Приставили, значит, для контроля сырья и конечного продукта. А в Нахапетовке у нас склад.
        - Складов там действительно много. Только от я не хочу без грОшей, кобылы и кибитки домой пешком шкандыбать. А то и на погост снесут.
        - Та шо ж ты такой зашуганый, брат. Ну не хочешь в Нахапетовку отвези хоть де пожрать.
        - ДобрЭ, сидайтЭ.
        Я нет-нет, да и таращился по сторонам, впрочем, вполне соответствуя легенде о кучковском госте. Мелькали ухоженные садики в которых утопали одноэтажные домики - в основном белые иногда синеватые, возведенные, наверное, из кирпича, но хорошо оштукатуренные со стилизованными наличниками, балкончиками и прочими архитектурными изысками, а крыши, как правило, были крыты шифером красным, сероватым, но иногда и просмоленной соломой. Виднелись буроватые заводские трубы. Лавки и магазинчики с незамысловатыми рекламными посылами органично дополняли воронежские виды.
        Да, редкие прохожие свидетельствовали о том, что город далеко не праздный и погружен в трудовые будни. Вновь общественная площадь, но уже намного просторнее первой. Мы остановились на стоянке извозчиков, и она была пошире той, с которой мы отправлялись - здесь поджидало пассажиров более десятка коллег нашего несговорчивого «водителя кобылы». Это, как оказалось, была привокзальная площадь.
        Она бурлила полнокровной железнодорожной жизнью. Доносились гудки паровозов. Объявления об отправлении и прибытии. Показалась гурьба, уставших, но довольных людей с чемоданами, корзинами, тюками на тележках и еще бог весть каким дорожным скарбом.
        По бокам расположилось сразу несколько гостиниц и постоялых дворов. В вышине (о чудо, после архаичных все-таки уже и для ЭТОГО МИРА извозчиков) высились стальные опоры воздушного трамвая. Бойко бежали вагончики, доставляя пассажиров чуть ли не к перонам. На низкой высоте зависал дирижабль. Осмотревшись, я заприметил на некотором удалении и «телевизорную» с небольшим, правда, «колесом обозрения».
        - Ну как тебе НАШ вокзал, - спросил меня Клык. - Видимо, он окончательно решил вжиться в роль «местного».
        - Удобный, есть все, что душе угодно, - искренне отвечал я. - Хотел, подыгрывая, ввернуть еще что-то вроде, а вот у нас в Кучково, но… на ум ничего не пришло.
        Мы двинулись по направлению к большому зданию, на котором красовалась надпись «ЕДАЛЬНЯ», выполненная все тем же «славянским» шрифтом и дополненная изображением аппетитного дымящегося горшочка. Мы оказались в просторном зале. Пред нами (по крайней мере, передо мной) предстало нечто поразительно невообразимое. Настоящая фабрика-кухня. Люди теснились за столиками - шум-гам, радостная суета - но при этом без особой толчеи. Присмотрелся. Блюда к столам подавались с помощью специального конвейера. Едоки этой самой «едальни» осуществляли заказы с помощью неких пультов расположенных прямо на столиках. И здесь же расплачивались, опуская купюры и звонкую монету в специальный приемник. Блюда, к слову, подавались в основном в этих самых горшочках и специальных коробочках из картона.
        Вот те на! Таких чудес я не видел даже в самом Кучково!
        В зале не было ни одного свободного места.
        «Айда на второй этаж», - скомандовал Клык.
        Мы поднялись по ступенькам из белого мрамора в зал, который смотрелся совершенно по-иному. Народу здесь было раз-два и обчелся, а именно двое солидного вида дядечек, один из которых вытер рот салфеткой и жестом подозвал официанта. Второй сидевший на значительном удалении от первого у окна был близок к завершению трапезы. Это, судя по всему, был вип-зал. Весьма неожиданно для анархо-коммунистического строя всеобщего равенства и братства. «Отлично, - сказал вполголоса Клык, - меньше народу - больше кислороду».
        Изволившие откушать товарищи были облачены в добротные костюмы. Напоминали они топ-менеджеров или кого-то в этом роде. Были в Коммуне и такие персонажи - артелями и портебкоммунами, прочими элементами здешней экономики тоже нужно руководить. Вот и второй «директор» допил свое пиво и подозвал официанта. Он отделился от команды, что кучковалась за отдельным большим столом в ожидании новых клиентов. Одеты и парни, и девушки были в подобие матросских костюмов. Дизайн заведения также был выдержан в «корабельном» стиле. Общий фон цвета морской волны, окна, стилизованные под иллюминаторы канаты, рыболовецкие сети… По стенам несколько картин, изображающих водные глади и просторы, выполненные в слегка экспрессионистской манере. Все это успокаивало, возникало ощущение тихой гавани, где после тяжелого плаванья можно расслабиться и отдохнуть.
        Для пущей релаксации в центре, не побоюсь этого слова, ресторана расположился бар с самой настоящей стойкой в виде кормы корабля. На «капитанском мостике» протирал бокалы бармен, одетый в такой же матросский костюмчик. Позади него подобно парусам развернулись полки с бутылками самых разных калибров, перед ним маняще переливались на солнце с десяток пивных кранов и кружки.
        «Образцово-показательное заведение общественного питания, - пояснил Клык. - Едалья будущего. У вас там, поди, таких на каждом шагу. А на всю Комунию, - продолжил он шепотом, - всего пять или шесть. Даже в Кучково такого нет. На первом этаже, стало быть, быстро и дешево пожрать, а тут вроде как отдохнуть».
        *****
        К нам непринужденной легкой походкой подошел официант.
        «Мы рады приветствовать вас в нашей кают-компании, - сказал он и положил перед каждым папку с меню».
        Я раскрыл книжицу на первой странице, перелистнул на вторую. Величайшее разнообразие блюд. И все они были только лишь и исключительно из рыбы - и салаты, и закуски, и супы… Теперь понятен весь этот «моряцко-рыбацкий» антураж.
        - Да тут только рыба, - удивленно вскинул брови Сила.
        - Мал Реонарович, а вы что же не слыхали? Согласно последнему решению верховного веча народодержавия нужно всемерно внедрять в рацион трударей рыбу, разнообразные блюда из нее, - ответил Клык несколько менторским тоном.
        - Слыхать-то я, Иван Сергеевич, слыхал, но не чаял, что так быстро и изобильно сие начинание воплощается в жизнь, - вмиг вошел в роль Сила.
        - На то она и передовая едальня, - Клык многозначительно поднял указательный палец.
        - Давайте приступим к практической части, - вмешался я.
        - Полностью с вами согласен, Олег Витальевич. Как сказал поэт, «хочу, чтоб в песнопеньях всегда сквозило дело…», - отвечал Сила. - И я уже выбрал. На первое донская уха из стреляди, на второе караси в сметане с печеной картошечкой и прочими овощами, рыбный салат «роза ветров» - стало быть, морская и речная рыба, дары моря…
        - А что губа у тебя не дура, - заметил Клык.
        - Надеюсь, не разоримся.
        - Командировочные - спасибо товарищам из Кучоблторга позволяют, да и родная артель не подкачала. Я, пожалуй, закажу то же, самое. Чтобы официант голову не морщил. А вы Олег Витальевич?
        - Да, в Кучкова-а такой кра-асоты нигде не атведа-аешь, - мечтательно протянул я, стараясь изобразить, тот самый ма-а-асковский говор, но без перебора и наигранности. И едален таких у нас нет. В общем, мне то же самое, что и всем, - подытожил я свой краткий монолог, а Сила и Клык мне украдкой подмигнули - дескать, так держать.
        - А что мы будем пить? Есть ли предложения? - задал Клык интригующий вопрос.
        - Полагаю, Иван Сергеевич, по два бокала хереса на брата нам не повредят.
        - Заманчивое предложение, Мал Реонарович. Недурно. Но смею заметить, мы на трудовой вахте. Поэтому предлагаю ограничиться пивком. Так уж и быть по два фужера на брата.
        Сила раздосадовано кивнул.
        - Ну что ж оформим заказ, - подвел итог Клык. - Он окинул нас взглядом и нажал на кнопку, стилизованную под компАс. Официант несколько удивился нашему однообразию - а не хотите ли попробовать то-то и то-то…
        - Благодарствуем, не надо, - ответил за всех Клык. И шесть фужеров пива.
        - Все будет минут через десять, - слегка поклонился труженик образцового общепита. - А пиво, какое прикажете?
        - Жигулевское, - вновь расписался за всех Клык. Надо же и здесь, оказывается, варили этот знаменитый сорт.
        И вот яства поданы. Без лишних разговоров принялись за трапезу - успели проголодаться. Вкусовые качества блюд были выше всяческой похвальбы. В общем, пальчики оближешь. Орган народодержавия принял, безусловно, мудрое решение. Настала очередь пива. Официант убирал тарелки.
        - Не желаете что-нибудь к пиву?
        - Благодарствую, братец, ничего не хотим. Объелись. У вас очень вкусно, - отвечал на этот раз Сила. - Взглядом он дал понять, чтобы официант нас больше не беспокоил. Да и повода приближаться к нашей компании больше не было, разве только по завершении нашей пивной церемонии для расчета.
        Пиво, кстати, отличалось от того советского стандарта известного у НАС и поныне. Оно было темным, очень духмяным - чувствовались нотки имбиря, карамельного солода и даже шоколада. Покрепче НАШЕГО Жигулевского. Мы с наслаждением смаковала его неторопливо по глоточку.
        - Полагаю, Мал Реонарович, что склады в Нахапетовке для нашей продукции не подходят. Расположены очень неудобно.
        - Да. И температуру нужную там поддерживать не умеют.
        - Что будем делать?
        - Надо подыскать другое место.
        - А что есть варианты? В Воронеже имеются нужные нам по кондиции складские помещения? - поинтересовался я.
        - На счет этого не беспокойтесь, Олег Витальевич. Найдем, - сказал Клык и нажал на кнопку вызова официанта. Рассчитался.
        Мы спустились по той же лестнице мимо автоматизированного зала массового питания и вновь окунулись в людские потоки.
        - Значит, Нахопетовка по боку, - продолжил в полголоса ресторанный разговор Сила. И где наш новый склад?
        - Айда, на вокзал, - призывно махнул рукой Клык.
        Пройдя буквально несколько шагов, мы оказались у центрального входа. Само здание вокзала врезалось громадой в окружающие архитектурные ландшафты, наливаясь красно-бордовым цветом добротного кирпича. Над ним развивалось алое полотнище с золотым перекрестьем плуга и меча в верхнем левом углу, а сам вокзал представлял собой помесь из древнерусского кремля и средневекового европейского замка. Высились зубчатые башни, а арочный свод входа был декорирован желтовато-белым кирпичом.
        Видимо, пик отправления-прибытия поездов миновал - людей и выходящих на вокзал, и выходящих из него было мало.
        «К поездам дальнего следования», - гласил указатель. Но не туда направили мы свои стопы, а взяв правее, оказались перед другим входом, расположенным в небольшой башенке с зубчатыми стилизованными бойницами - такой же арочный вход-свод, но поменьше и табличка-указатель: «К поездам местного сообщения».
        *****
        И вот мы на перроне. Лотки с пирожками и газетные киоски, сутолока, билетные кассы, к которым протиснулись и мы. Постоянный гул паровозов, перестук колес; гудки накладывались общим звуковым фоном, так что было не разобрать обрывков фраз спешащих мимо пассажиров. Да, и чтобы быть услышанным, приходилось, чуть ли не кричать. Билетная касса была снабжена переговорным устройством в виде раструба. После того, как пассажир произносил до какой станции ему нужно следовать, открывался небольшой металлический ящичек, куда вносилась нужная сумма. На выходе - билет и сдача. За мутным окошком я разглядел усталое лицо женщины средних лет. Подошла наша очередь, и Клык, сделав заказ, ссыпал пригоршню монет и извлек три небольших картонки с номерами и вытесненным изображением паровоза.
        - Наш поезд вот-вот подадут, - сообщил Клык
        - А куда путь держим? - поинтересовался Сила.
        - В Вольнодонск.
        *****
        Я ожидал увидеть что-то наподобие пригородных электричек XX века. Пусть и в паровом исполнении. Но то, что я увидел, несколько поразило. Это была узкоколейная железная дорога с маленькими паровозиками и такими же вагонами. Они были разные: с крышами и открытым верхом. Стекол не было, так что нам предстояло ехать с ветерком. Благо стояла превосходная солнечная погода. Все это напоминало какую-то сказку Андерсена, но мне, почему-то подумалось: а каково пассажирам осенью и зимой - в дождь, ветер и снег.
        Вот нужная нам пятая платформа. Милый паровозик, забавно пыхтя, стоял под парами. Вместе с нами на платформе оказалось не слишком много народу: бабы с кошелками да такие же сельского вида мужички. Всех пассажиров включая нас, некоторым образом, построил и пересчитал суровый железнодорожный служитель в фуражке с лакированным козырьком и чеканной кокардой, а еще с большой бляхой гордо сиявшей на груди. Он подозвал человека в рабочей одежке и тот отцепил три вагона от нашего состава.
        - Это чтобы порожняк не гонять, - пояснил мне Сила.
        - Зимой-то в таких вагонах, поди холодновато, - решил я удовлетворить свое любопытство.
        - Осенью на них тент натягивают. А когда совсем холодно ставят печку Сухова. «Кто такой Сухов? Видимо изобретатель этой самой печки…», - подумал я.
        Между тем, человек в фуражке призывно махнул рукой, и гурьба пассажиров двинулась к вагонам. Кроме нашей троицы в нашем вагоне оказалось еще четверо: две женщины средних лет и такого же возраста мужчины.
        Служитель «прошелся по вагонам» - путь этот он проделал вдоль перрона, удостоверившись в наличии билетов у пассажиров. После чего извлек из сумки красный флажок и махнул им машинисту.
        Раздался не то свисток, не то гудок; под нами зашумело. Загрохотали колеса - небывалые ощущения для человека, привыкшего к транспорту середины XXI века. Дирижабль, а теперь вот паровоз… раскачегаривался, набирал скорость.
        *****
        И вот перроны уже позади, мелькают аккуратные кирпичные домики и ухоженные газоны, полосатые шлагбаумы… Одиноко ждет свободного проезда крестьянин на телеге, запряженной трудолюбивой усердной лошадкой. Показались поля. Ехали, молча, да и разговоров было бы не слышно из-за грохота колес и гула то втсречного, то попутного ветра.
        Один из мужичков полез в свою торбу и извлек оттуда гармонику. Небольшую, но, как выяснилось, весьма и весьма голосистую, перебивавшую местами грохот колес.
        Полилась мелодия раздольная, как сама степь, что ровной скатертью раскинулась вокруг. Как ветер, колыхавший волнами травы. Он напевал, но слов было не разобрать. Напевал задумчиво, погрузившись в свои мысли. Пел для себя.
        *****
        Поезд сбавил обороты. За бортами вагона колосились засеянные поля. Торможение. Гудок. Остановка. «Станция Верхняя Балка», - гласила табличка. Мужичок с гармошкой раскланялся, подхватил свою торбу, помахал всем еще на прощанье рукой и пошагал по перрону, все так же раздувая меха. Небольшое, можно сказать, крохотное станционное задние, тем не менее, украшала табличка «Буфет». «Гармонист» туда и устремился, а наш паровозик, вновь издав короткий гудок-свисток, помчал по стальной магистрали.
        «Раз есть “Верхние балки” значит должны быть и “нижние” - тем более что дорога тянулась теперь вниз». Но моя логика оказалась уязвима. Следующая станция носила простецкое название «Иванишево», но выглядела вычурней - платформа обширней, станционное здание в виде добротного кирпичного терема, какие-то строения рядом. И все тот же буфет, стоящий, правда, отдельно. Пара-тройка местных жителей. На этой станции нас покинули все оставшиеся пассажиры. «Следующая наша - Вольнодонск», - известил Клык.
        Поезд вновь набрал ход. Потянуло прохладой. Заливные луга перемежались небольшими лиственными перелесками и протяженными оврагами. Ветер свистел в ушах. Паровозик разогнался не на шутку, скорость была превосходной для паровой тяги.
        ВОЛЬНОДОНСК
        Вечерело. Нас встречала длинная платформа уже с подобием вокзала.
        «Вольнодонск», - сообщала лепная надпись на фасаде «русско-готического» здания аж с тремя шпилями; из вокзала выплескивались людские потоки. Некоторые устремлялись к нашему составу. Железнодорожный служитель жестом остановил пассажиров, мы вместе с попутчиками покинули наш вагон. Пройдя насквозь здание вокзала, мы оказались на довольно большой многолюдной площади. Все это напоминало Воронеж в миниатюре - извозчики, магазинчики, лавки.
        - Как думаешь, хвоста за нами нет? - спросил вдруг вполголоса Клык у Силы.
        - Ты думаешь, селяне, что ехали с нами в одном вагоне…
        - Все может быть.
        - Если мы под колпаком, нас бы давно повязали.
        - А если они хотят отследить наш путь?
        - А ты как думаешь? - спросил Клык меня.
        - Мне извозчик в Воронеже не понравился.
        - С извозчика взятки гладки. Был бы он чепистом, отвез бы в прямиком в контору.
        - Да брось ты! Мы надежно спрятали концы в воду еще в Кучково, - стал успокаивать Сила. - Спасибо Будощ… то есть Олегу Витальевичу. Сработал так, что нашу операцию можно вносить в учебники по шпионско-диверсионной работе. Ну, или в фантастические книжки.
        - Ладно, пойдем, фантасты, - закончил дискуссию Клык. - Сегодня на поезде ехали, а скоро на пароходе поплывем, - добавил он несколько задумчиво, и я понял, что, видимо, он по ходу дела меняет маршруты.
        *****
        Вольнодонск оказался совсем небольшим городком в табакерке. Расположился он на крутом берегу Дона. Видимо, отсюда уже рукой подать до границ Войска Донского.
        Основное население составляли рыбаки. Лодки, сети то и дело попадались во дворах домов и вдоль заборов. В изобилии чернели они и на брегу Дона. У самой реки расположился небольшой, хотя и двухэтажный, аккуратно выбеленный постоялый двор.
        Пожилой служитель не спросил документов. Не задавал никаких вопросов. Лишь сделал пометку в журнале, а Клык оплатил пока лишь сутки. Старик проводил нас в апартаменты - три крохотные комнатки на втором ярусе над столовой-гостиной. «Расселяйтесь, хлопцы, - сказал он устало. - Определяйтесь, кто куда и разбирайте ключи. Если перекусить, то кликните, а я Марусю позову, вона состряпает. Удобства внизу - от гостиной по колидору».
        Мы расположились. Комнатки были пронумерованы 1, 2, 3. Соответственно, были пронумерованы и бирки ключей. Да, коморка-то тесновата: койка, еще небольшая тумбочка, крохотная табуретка, на входе деревянная вешалка для одежды. На нее я повесил свое облачение, рядом поставил драгоценный саквояж - в нем теперь хранилась торба со спасительной лозой и припасы для изготовления плащей-невидимок.
        После небольшой паузы Клык постучал сначала к Силе, потом ко мне. «Давайте немного посовещаемся, - сказал он, когда мы высунулись из-за приоткрытых дверей. - Но сперва познакомимся с соседями», - он поочередно постучал в прочие двери. Тишина. Стало быть, мы одни».
        - Спустимся в гостиную, - предложил Сила. - А то тут как-то тесновато.
        - Можно и туда. Главное, чтобы и там был полный тет-а-тет. Но кроме нас, похоже, и нет постояльцев, - заключил Клык.
        В гостиной все тот же старик-консьерж разжигал большой, если не сказать огромный, камин. Таинственно-темная довольно просторная комната все более озарялась тусклым светом. Здесь было три массивных стола и перед каждым такие же стулья. По виду весьма старинные. По стенам декоративные блюда, какая-то белая шкура. Рога то ли для питья, то ли для пороха - на стене висело еще и охотничье ружье с патронташем. Его дополняли картины с охотничьими сюжетами, чучела каких-то птиц, отбрасывающие зловещие тени.
        «Вот ведь парадокс, вроде бы здесь народ активно рыбачит, а заведение обставлено в охотничьем стиле», - подумал я. В памяти почему-то всплыл «дворец» Мала.
        Старик заметил наше присутствие, глянул вполоборота. Камин уже разгорелся вовсю.
        - Нам бы перекусить, - сказал Клык.
        - Организую, - последовал короткий ответ. - Но придется трохи подождать. Вы пока располагаетесь. Хотите у камина, хотите поодаль. Постояльцев у нас нема, так шо столы нихто не резервировал. Сейчас подам вам свечи, элекстричества, звыняйте не маем. А хотите, налью пивца чи винца. А закусить сейчас схожу до Маруси, вона приготовит на скорую руку.
        Он откуда-то извлек массивный подсвечник с пятью свечами. Подошел к столику у камина, где мы расположились, поставил шандал в центр стола, зажег свечи от длинной щепы, которую в свою очередь запалил от пламени камина.
        - Ну, так пивцо, винцо? - спросил он вновь.
        - Винцо бы не повредило, - вздохнул Сила. Клык кивнул.
        Служитель подошел к подобию барной стойки и извлек из шкафчика довольно объемную бутыль и три высоких стеклянных бокала. Протерев их полотенцем, он заботливо расставил их перед носом каждого, а перед Клыком, видимо заприметив в нем старшего, водрузил сам сосуд, по горлышко наполненный темно-рубиновым эликсиром.
        - Пойду на счет харчей похлопочу, - сказал наш благодетель и исчез за скрипучей дверью.
        - Вроде нашему разговору никто не будет мешать, - тихо сказал Клык. - Задерживаться здесь не будем. Завтра пополудни с пристани должен отчалить пароходик вниз по Дону. Доберемся до пограничья. А оттуда уж и рукой подать.
        Дверь вновь скрипнула, и показался старик. Он как-то умудрился нести аж целых три довольно приличных по размеру блюда.
        - Вот все, что бог сегодня на вечер вам послал, - он поставил яства на стол.
        - А что же сама Маруся не поднесла, - задорно подмигнул Сила.
        - Так почевать уже отправилась, рано встает. Да и стара она для вас. Это вам на променад, на берег Дона, коли девок сыскать хочите. Та и я пойду, покемарю во двор, в сторожку. На воздухе-то хорошо спится. Нужно шо, кликните. Камин потушить - вон вода в лоханке и ковшик. Как спать пойдете. Он выгорит за час, ну угольки и зальете.
        - Не беспокойся, отец, мы люди простые тревожить больше не будем, - парировал Сила.
        На блюдах были последовательно наложены куски ветчины и буженины, а еще копченного сала, нарезанные ломти серого хлеба и огурцы помидоры, зеленый лук. Вполне себе добротный крестьянский ужин.
        - За удачу! - предложил короткий как выстрел тост Сила. Мы выпили. Это было не вино, а скорее винный напиток, крепкий и терпкий.
        - Ты, - обратился ко мне Клык, - держи наготове и во всеоружии снадобья для невидимок. И надо бы ткани больше. Докупим.
        - Как перейдем границу, действуем по установленному плану? - спросил Сила.
        - Да. Но, сам понимаешь, корректировки возможны всегда.
        - Прибываем в Ростов. И сразу же в контору…
        - Да, Зачем мешкать. Получим вольную отставку и также, не мешкая, навсегда исчезнем из поля зрения наших дорогих шефов. Вместе с Настей.
        - Еще и денег должны отвалить солидно. Золотом. Хватит на первых порах.
        - Чемодан сработан, как надо? - обратился ко мне Клык.
        - Прокола быть не должно. Все убедительно.
        - Самое главное, это письмо, - продолжил Клык. - В записях чемоданных им в любом случае придется повозиться. В письме так и сказано: требует серьезной дешифровки.
        - После свадьбы, как думаешь жить? - спросил Сила.
        - Как-нибудь.
        - Так не получится
        - Да я и сам понимаю.
        - Давай просчитаем различные варианты. Ты думай, а я пока схожу, перекурю. Заодно проведаю все ли там спокойно.
        - Нужно прогнозировать будущее даже на полшага вперед, - заметил я.
        - Будущник дело говорит. На то он и Будущник.
        - Что ты сам посоветуешь?
        - Предусмотреть несколько вариантов вплоть до самых негативных. И варианты ответных действий.
        - Что значит негативных?
        - Ну, печальных, иначе говоря.
        - Хорошо, давай сыграем в такую игру. Ты мне эти твои негативные варианты, а я ответы на них, - предложил Клык.
        - Хорошо. Предположим чемодан и письмо они заглотили. И версию о том, что Кряженцев задерживается. Все как по маслу. Настю освобождают. Вроде бы хеппи-энд.
        - Шо, шо?
        - Ну, счастливый конец, значит.
        - Ладно, продолжай.
        - Но вдруг все пошло не так. Буквально через день, начав расшифровку, они что-то все-таки заподозрили. Что тогда?
        - Первое. Они, скорее всего, даже выполнив все условия, будут следить за нами. Посадят под плотный колпак, - включился в беседу, вернувшийся с перекура Сила.
        - Логично. Мы вообще рискуем быть у них под колпаком до конца жизни, - продолжил умозаключение Силы Клык.
        - Не рискуем, а так оно и будет, - заявил Сила.
        - Отсюда следует алгоритм действий: надо сразу же без всяких свадеб постараться залечь на дно, - сказал я, несколько нарушив правила «игры».
        - Как это, на дно?
        - Ну, это такое выражение. То есть скрыться, зарыться максимально глубже, чтобы не достали.
        - Хм, а котелок у тебя варит. Если не понял, это тоже такое выражение.
        - Понял-понял. Оно и у нас в ходу. Но долго на нелегальном положении ведь не протянешь.
        - Что делать?
        - Да, это прямо как в романе. Этого, как его…
        - Не важно. Нам тоже придется искать ответ на этот вопрос.
        - Вот что. На Дону, то есть в Области Войска нам житья не будет, да и тошно все это. Надо уходить…
        - За кордон…
        - Куда? В Америку?
        - Хорошо бы, - мечтательно потянулся Сила. Там нас никакая холера не достанет. Да, как у нас говорят: «Где родился, там и спился»39. Но это не в наших планах. Жить долго и счастливо…
        - Давай за сбычу мечт, - прервал его Клык неожиданным тостом.
        Разлили «винцо», выпили в голове, приятно закружил хмель.
        - А что до Америки сложно добраться? - спросил я.
        - Не то слово. Через всю Европу. И в Англию. Только оттуда.
        - Так у нас же под боком своя Америка! Вольные земли! - воскликнул вдруг Сила.
        - Туда… да, пожалуй, единственный вариант, - принялся рассуждать Клык. - Но… придется землю пахать. Вступить, так сказать, в вольное селянство.
        - Ничего научимся и землю пахать, и жить своим трудом, я вон недавно крестьянствовал в древлянах и ничего, - сказал Сила. - Да, может, и слесарничать еще не разучился. Твоя Настасья тоже, поди, не барыня. Станет справной селянкой.
        «Что это за вольные земли?». Хотел расспросить, но…
        - Я вот думаю, маршрут наш и план действий может быть таким, - продолжил мозговой штурм Сила. У нас, то есть в Донском шахтерском крае зараз не спокойно. Ну, ты в курсе, мы ж газеты регулярно читали, да и весточки с родины приходили. Там легко затеряться. Территория не контролируется, по сути. А оттуда рукой подать на Вольноземье.
        - Так глядишь, мы и революционерами заделаемся.
        - Заделаемся, не заделаемся, а мне режим опостылел. Да и на вольных землях есть то самое место, - сказал загадочно Сила.
        - Какое?
        - Это я Будущнику. То самое, откуда он может нырнуть в свое будущее, а мы останемся в нашем счастливом настоящем.
        - Ты точно уверен?! - спросил я у Силы
        - Абсолютно. И деревья там, есть из чего выбирать, и не простые а… - он вдруг сладко зевнул.
        - Давайте-ка спать, утро вечера мудренее, - сказал Клык.
        *****
        Не знаю, как другие, а я мгновенно уснул. И снились мне удивительные отрывистые сны. Будто бы я в стенах родного института. Меня окружили знакомые лица. Гомон, скорее, какофония людских голосов. Доносятся вопросы: «Как, ты видел княгиню Ольгу?! Князя Мала…» Звон, звон в ушах, а на него накладываются удары молота Сварога. Промелькнуло лицо жреца Всеслава, что отправил в увлекательное путешествие и вдруг всплыли черты лица профессора Пивображенского. И я обнаружил… что в них очень много схожего. Да они похожи как братья!
        Проснувшись, я размышлял над этим откровением, пришедшим во сне. Еще раз вспомнил черты лиц обоих - и профессора, и жреца. Да, разительное сходство! Реинкарнация?
        *****
        Мои дремотные размышления прервал стук в дверь. «Пора вставать, завтрак скоро подадут, да и в путь надо собираться», - услышал я голос Силы.
        Немудреный завтрак в виде колбасы хлеба и чая ждал в гостиной. Ели молча, каждый о чем-то сосредоточенно думал. Лично я о том, что ждут, вероятно, немалые приключения, и чем они окончатся неизвестно.
        - Ну, орлы, в путь! Присядем на дорожку, - несколько торжественно произнес Клык.
        - Да мы и так сидим, - сказал на это Сила.
        - Значит, помолчим каждый о своем.
        - Так мы вроде бы и не говорили.
        - Тогда в путь!
        *****
        Мы двинулись по проселочной дороге. Вокруг небольшие перелески, но больше поля. Попадались тучные стада коров, ведомые пастухами, ухоженные хуторки. Шли мы уже около часа. Шли бодрым походным шагом. Молча, будто бы совершая армейский марш бросок, который возглавлял естественно Клык.
        - Куда путь-то держим?» - спросил Сила. Меня тоже интересовал этот вопрос.
        - Сейчас сделаем привал, и я расскажу о дальнейшем плане действий, - ответил Клык.
        У обочины дороги показалось некое строение, походящее на беседку. Туда мы и направились. Там находился грубо сколоченный столик и такие же лавки. Были следы человеческого пребывания в виде мусора, шелухи от семечек и окурков, но не так чтобы сильно.
        Прошли мы изрядно и действительно нуждались в небольшом отдыхе. Сила и Клык закурили.
        - Идем мы в пограничье к цыганам, - принялся посвящать в свои планы Клык. - Цыганское село «Раздольное» - там у меня есть завязки. Нас переведут через кордон.
        - Цыгане-пахари? - осведомился Cила.
        - Так точно, - опять по-военному ответил Клык. Кузнечно-земледельческая артель «Светлый путь».
        - Так они же все под ментами и властями.
        - Не боись все тип-топ. С самим ихним бароном, а по совместительству главой артели вась-вась. Они помимо того, что, дескать, трудяги, так еще и артисты. Скоро ярмарка в приграничной станице. По моему плану нарядят нас цыганами, и поедем представление давать - цыганочку с выходом.
        - Не понял, поясни.
        - Ярмарка - значит, и всякая народно-художественная самодеятельность. Цирк там бродячий, всякие ансамбли трудовых казаков и симфонические тоже. Вот от этого табора-артели тоже будут артисты. Ну и мы с ними, а там, в кутерьме, спокойно перейдем границу. Ты плясать умеешь? - спросил неожиданно Клык у Силы, то ли в шутку, то ли всерьез.
        - Ну, могу пару коленец, если что изобразить.
        - А ты Будущник?
        - Тоже могу что-нить сбацать.
        - Плясать, скорее всего, не понадобиться, это я так. Медведя там к сцене подведем, изобразим вспомогательный персонал.
        - Но мы на цыган-то не очень-то и похожи, - высказал я резонную мысль.
        - А грим на что. Загримируют так, то родная мать не признает.
        *****
        Отдохнув, двинулись в путь. Запахи степных просторов будоражили и придавали романтизма. Да еще и цыгане. Дорога вела нас к добротному селу, множество домов уже появилось на горизонте.
        - А вот и наши цыгане, - указал рукой вдаль Клык.
        - Видно, неплохо живут, - сказал Сила.
        - Неплохо живут, потому что работают, - хитро подмигнул Клык.
        - Контрабанда?
        - Не без этого.
        - Равнинная прежде местность здесь стала не совсем гладкой - покатые холмы, овраги. Откуда-то из-за пригорка показался небольшой табун лошадей. Управлял им бойкий цыганчонок на жеребчеке. Он умело гарцевал без седла, а на его лица лежала печать горделивости и достоинства, присущие вольному люду. Одет был добротно - красная рубаха, черная куртка безрукавка, штаны наподобие шаровар и кожаные блестящие сапожки, хотя и с запыленными носками. Он чуть притормозил своего скакуна и, пусть ненавязчиво, принялся разглядывать нас. Под его взором мы невольно ускорили шаг; было чувство, что за нами следит еще не одна пара глаз. И вот еще встреча - пожилой цыган плелся с удочкой и садком за плечами, а в руках нес ведро. Он остановился и поздоровался с нами на совершенно чистом русском языке, а после спросил: «Куда путь держите, добрые люди?» Тут мы увидели еще и двух молодых пестрых цыганок - звеня монистами и подкачивая бедрами, они несли ведра на коромыслах. Поселок приближался, а с ним и жизнь его жителей, принадлежащих к древнему и загадочному народу.
        - Лошадушек хороших хотим у вас купить», - ответил Клык старому цыгану.
        - Так это вам надо к нашему уважаемому барону. Без него ничего не решите, - многозначительно поднял вверх перст старый цыган и обнажил в улыбке белые идеальные зубы, резко контрастирующие с его смуглым лицом. - Хотите провожу?»
        - Что ж, не откажемся, - согласился Клык.
        ЗДРАВСТВУЙ, ЗДРАВСТВУЙ ТАБОР…
        И вот мы в пределах цыганского поселка. Ладные дома с огородами и хозяйственными пристройками, попались на глаза несколько лавок-магазинчиков обустроенных на первых этажах почти что хором. Заметил и хозяйственные строения - видимо мастерские.
        «Вот по этой дорожке ступайте, в конце дом барона с красной крышей», - сказал старый цыган и поспешил отнести улов к родному очагу.
        Двинулись по указанному маршруту.
        Показалась черепичная крыша - судя по всему, та самая резиденция барона. Забор чуть повыше и площадь жилища может быть чуть больше остальных, а в целом особых различий и роскоши я не отметил. Наверное, это характерно для жизни представителей высшей цыганской аристократии в реалиях «развитого коммунизма».
        И вот мы у входа в скромные чертоги. Дернули за веревочку, просигнализировав о том, что мы на пороге.
        Очень скоро дверь в ворота распахнулась, и пред нами предстал юноша в красной рубахе на выпуск в серых в полоску брюках заправленных в короткие сапожки
        - Привет вольным людям! - поздоровался с ним Клык
        - Кто вы такие? - совсем негостеприимно отвечал тот
        - Мы к барону.
        - Зачем?
        Клык приблизился к цыгану взял его за ворот: «Мигом доложишь, кто пришел!», - прошипел и сунул ему записку, добавив пару слов на непонятном языке. Тот вмиг переменился в лице. Не прошло и минуты, как появился вновь. «Проходите, барон ждет дорогих гостей», - расплылся он в обоятельной улыбке. Проводил нас в приемную и скрылся за занавесом, который напоминал театральные портьеры, закрывающие сцену, и были исполнены в бордово-красных тонах с золотой бахромой. Я с интересом рассматривал интерьер. Мы находились в комнате-коридоре, которая, судя по всему, служила чем-то вроде зала ожидания - вдоль стен раскинулись лавки, над ними какие-то чудные не то гобелены, не то коврики из лоскутков. Поля, устланные сказочными цветами, серые в яблоках кони и словно грезы - задумчиво-мечтательные облака, кибитки - от всего этого веяло безбрежной волей цыганской жизни.
        Мы едва уселись на лавки, как тот же молодой цыган вышел из-за портьеры. «Барон готов принять!» - торжественно объявил он, словно ведущий концерта объявляет выступление знаменитого артиста, и чуть ли не отвесил нам поясной поклон. И даже распахнул портьеру. Мы нырнули за нее и проследовали по небольшому коридору. Распахнутая дверь предваряла довольно просторный кабинет. За массивным столом вальяжно восседал немолодой барон.
        Он чем-то напоминал… Михаила Александровича Бакунина только на цыганский манер. Длинные косматые волосы и бородища, которая, видимо, прилагалась к огромному умищу. По-цыгански проницательные глаза буквально ощупали всю нашу троицу; колоритный облик дополняла массивная золотая серьга.
        - С чем пожаловали, соколики фартовые, - начал он разговор, - и вдруг взгляд его вмиг переменился. - Клык! - воскликнул он и встал из-за стола. Еще миг и он тискал Клыка в могучих медвежьих объятьях. Только теперь я понял, что барон был мужчиной недюжинной силы, да и роста тоже. Про таких говорят, дескать, убивает быка кулаком, гнет подковы, сворачивает в трубочку металлические листы…
        - Присаживайтесь, - после того как бурная церемония неожиданной встречи была закончена, барон указал на массивные стулья, скорее всего, старинные «венские», с шикарной резьбой и даже инкрустацией на высоких спинках.
        - Извини, брат, сразу не признал! А ты изменился, возмужал что ли. В общем, богатым будешь, - усмехнулся барон, сияя дюжиной золотых зубов.
        - Да, уж пора мне богатеть, - ответил Клык с такой же лучезарной улыбкой.
        - Ежели дело какое замутить хочешь, деньгами ссужу без процентов на длительный период.
        - С деньгами тьфу-тьфу-тьфу проблем нет, а вот помощь нужна.
        - Не вопрос, - сказал барон и, повернувшись к стене, прильнул губами к воронке, проговорил несколько фраз на своем языке.
        Вновь повернулся к нам.
        - Помочь завсегда рад, я перед тобой в долгу. Ну, рассказывай какими судьбами.
        - Много говорить не буду.
        - И не надо. Я это к тому, что за помощь тебе нужна.
        - Мы втроем ныне из Кучкова. А надо нам на Дон через границу.
        Дверь отворилась, появился все тот же цыганский юноша, в руках у него красовалось большое серебряное блюдо, на котором наливались соком грозди янтарного винограда, персики и прочие фрукты. И под стать блюду серебренный утонченной восточной формы кувшин, да высокие серебряные с позолотой стаканы, дополнявшие этот великолепный натюрморт.
        - Угощайтесь, гости дорогие!
        Клык на правах старшего принялся разливать рубиновую жидкость. Вино оказалось трепким и вместе с тем необычайно ароматным. А еще крепким, видимо выдерживалось, и не один десяток лет.
        Мы наслаждались, смакуя вино маленькими глоточками, таяли во рту бесподобные по вкусу фрукты. В какой-то момент увлеклись процессом.
        - Значит, из Кучкова, - решил возобновить разговор барон.
        - Из него самого.
        - Из городской, стало быть, суеты к нам на вольные просторы. Видимо, по дому заскучали?
        - Не просто заскучали, а хотим домой попасть.
        - Значит, помочь с переправой, - промелькнула в глазах искорка у барона. - Что ж мы в этом поднаторели. Но сейчас сами знаете: меры усилены… в связи с обстановкой…
        - Ну, политическую грамоту нам не надо проводить мы товарищи, подкованные в политике на все сто. Правда, товарищи! - Клык задорно обвел меня и Силу взглядом.
        - В политике сильны, - подтвердил Сила.
        - Понимаю, - кивнул барон. И продолжил.
        - Уже прикидываю диспозицию. Через четыре недели наш народный цыганский (он сделал упор на последнем слове) театр «Красный Ромэн» отправляется на гастроли в станицу «Червонознаменскую» у самой границы. Ну, гастроли это громко сказано - туда всего-то десяток верст. В станице ярмарка ежегодная, и мы там всегда выступаем: поем пляшем, ставим сценки из трудовой цыганской жизни.
        - Все это хорошо, но… четыре недели! - всплеснул руками Клык. - Ярмарка ведь всегда была чуть раньше недели на две, а то и на три.
        - Ярмарку в этом году сдвинули и довольно внезапно. Предупредили в самый последний момент. Почему? Опять же обстановка. Шляются через границу всякие по-стариковски, - буркнул барон.
        - То есть задача усложняется, - принялся рассуждать вслух Клык. - Но ничего прорвемся! Есть у нас козыри в рукавах, - метнул он на меня острый взгляд.
        - Тут еще такая ситуация, - продолжил барон. - Ментоны наши местные, ты сам понимаешь, у нас давно прикормлены, на жалованье, можно сказать, состоят. Но сейчас стали слать чепистов в усиление, и еще местные кадры разжижать присланными из этого вашего Кучкова. Поговаривают, что хотят, в конце концов, полностью нашу милицию заменить.
        - Что ж это усложняет задачу, но мы и не ищем в жизни легких путей, - философски изрек Клык.
        - Вы, поди, устали с дороги, - решил переключить тему барон.
        - Не без того.
        - У нас есть что-то вроде гостиницы или постоялого двора, как хотите. Там можете передохнуть. Отрепетировать. Да, и там буквально в двух шагах - конюшня. Можете лошадок присмотреть, да сторговаться о сходной цене. (Я удивился такой проницательности, вроде бы при бароне не было речи о покупке лошадей).
        - Иван, проводи гостей, - подвел итог разговора барон.
        Все тот же цыганский парень увлек нас за собой, и через несколько минут мы оказались у приземистого двухэтажного здания, оштукатуренного, но видимо довольно давно. Красные стены уже были скорее бурыми, хотя кое-где проступал первоначальный цвет, а белые наличники окон местами посерели. Мы переступили порог странноприимного дома, и нас встретила пожилая, расплывшаяся как на дрожжах, цыганка с многочисленными рядами монист и массивными серьгами в ушах. Она почему-то напоминала новогоднюю елку, с позолоченными гирляндами - быть может от того что была облачена в атласное платье темноизумрудного цвета.
        - Чего изволите? - спросила она в несколько старомодной манере и даже чуть привстала из-за стола.
        - Мы поживем у вас несколько дней, - сказал Клык.
        - Милости просим! Комнаты все свободны, белье сейчас выдам, вот ключи, - она открыла ящик стола, извлекла оттуда три ключа с бирками и протянула нам. - За углом лавка с харчами, а конюшня сразу за ней (вновь поразился цыганской прозорливости, а может хорошо поставленному местному «радио»).
        - А сколько стоит прожитье? - перешел к конкретике Клык.
        - Червонец за три дня на троих.
        - Да у вас тут просто сказочный коммунизм!
        - Что есть, то есть, - ослепила золотой улыбкой хозяйка. - Сейчас белье постельное принесу.
        Она скрылась в коридоре и вскоре вынесла сиявшую белизной стопку.
        Клык расплатился, и мы отправились в наши покои.
        На втором этаже было четыре комнатки и что-то вроде холла - стол и четыре стула. После того как мы обустроились, наш атаман кликнул всех на совет.
        - Что думаете? - спросил Клык полушепотом.
        - Мутно все как-то, - ответил Сила.
        - Я тоже ощущаю: что-то не то, - сказал я.
        - И что именно?
        - Не знаю, интуиция.
        - Интуиция интуицией, но надо и рассудок в оборот брать.
        - Мне сдается, что барон в своем таборе уже не хозяин. То есть царствует, но не правит, - заметил я.
        - Да, это ты верно меркуешь, - подхватил Сила.
        - Похоже на то, - после короткого раздумья согласился Клык. - Стар он уже. - Думаю, нам тут задерживаться долго не следует. Уходить будем внезапно, чтобы никто не ожидал. В первую очередь барон, - стал выстраивать план действий Клык. - Нам надо исчезнуть и запутать следы. Ты Будущник готовь свое снадобье для невидимок. А я раздобуду плащи. О деталях операции сообщу завтра утром. А сейчас всем спать. Я встану пораньше, а вы можете почивать хоть до обеда.
        *****
        Я провалился в глубокий сон. Проснулся сам - никто не будил. По заведенной привычке (скорее даже рефлексу) первым делом потянулся к саквояжу.
        Спасительная лоза, ингредиенты для «невидимок», несколько безделушек и прочих вещиц, обветшавшая котомка, как артефакт моей одиссеи - все в целости и сохранности. Осталось дело за малым найти емкость для приготовления жидкости. Как и емкость для ее хранения - желательно небьющуюся.
        В дверь постучали. Я открыл. «Ну, вы и дрыхнуть! - Клык был явно удивлен. - Сила вообще еще спит без задних ног. Примеряй обнову». Он протянул мне сверток. Развернув, я обнаружил легкий войлочный плащ-накидку с капюшоном, причем ткань была настолько тонкой, что, казалась, все одеяние можно сложить и уместить в кармане.
        «Удобная вещь. От дождя, - пояснил Клык. - И, главное, скрывает с головы до пят».
        Я примерил. Плащ, действительно, достигал носков.
        - Специально брал длинные, чтобы уж наверняка. Номинация «Богатырский рост». Если что, можно укоротить.
        - Ну, на меня-то как раз.
        Клык в свою очередь тоже облачился в чудо здешней швейной промышленности. И ему оно тоже пришлось впору.
        - Силу пока будить не будем. Пусть высыпается вволю, коль организм требует. В общем, ты понял зачем. Доставай свои чудо-препараты и начинай колдовать. Вот тебе еще бутыль специальная, небьющаяся, - он протянул мне прозрачный, нет, скорее, чуть замутненный, сосуд. - Новейшие разработки Ученой Коммуны - в нем вроде бы даже молоко не киснет. Надеюсь, и твое снадобье не испортиться. Бутыль, к слову, была достаточно объемной - литра полтора. Но в моем саквояже для нее было место.
        Я взял бутыль в руку - на ощупь материал напоминал пластик. Но все-таки не тот привычный. Не НАШ.
        - Пойдем, посмотрим каких я красавцев, пока вы почивать изволили, приобрел по сходной цене. Дверь только не забудь зарыть.
        - Что за междусобойчик без третьего участника концессионного соглашения?! - неожиданно появился Сила Он отнюдь не был заспан - видимо, успел умыться и приободриться.
        - О, барин изволили восстать ото сна! И как сновидения? Приятные?
        - Не то слово. Воздух тут какой-то особенный. Спишь сном младенца.
        - Ну, раз вся троица в сборе давайте отзавтракаем, а потом вас ждет сюрприз!
        Мы спустились в гостиную и наскоро перекусили, после чего отправились на конюшню, что располагалась буквально в десяти шагах от нашего пристанища и представляла собой длинный бревенчатый амбар. У входа были привязаны и весело помахивали хвостами и гривами три дородных коня. Они были оседланы и словно ждали седоков. За ними присматривал цыган в заляпанных чем-то штанах. Неопрятный внешний вид выдавал в нем конюха при этой самой конюшне
        - Смотрите, каких я вам красавцев выбрал! Кони бешенные - сказал с придыханием Клык.
        - Бешенных денег стоят, - парировал Сила.
        - Деньги не главное. Главное свобода! - ответил тот и лихо взлетел в седло. Четкость движений выдавала в нем прирожденного наездника. Секундой позже его примеру с такой же ловкостью последовал и Сила. Цыган почтительно чуть отступил на шаг и, заметив мое замешательство, сказал: «Давай пособлю». Подвел «моего» коня, придержал стремя, и я очутился в седле.
        - Не боись, кони объезженные, можете хоть сейчас скакать, куда хотите, - изрек конюх.
        - Мы покатаемся немного вокруг да около села», - ответил Клык. Тронулись мерной рысью по ведущей за околицу дороге. Я поразительно быстро осваивался в седле. Наверное, генетическая память. Хотя, конечно же, уроки верховой езды, что периодически проводились в институте, как и упражнения по владению различным оружием минувших веков, как и навыки различных ремесел… И вот наша кавалькада мчалась по степи уже полноценным галопом - грудь наполнялась ароматами степи.
        «А ты годный кавалерист, прям прирожденный казак», - сказал мне Клык, и я немало был польщен.
        Коням решили дать передышку, они перешли на неторопливый шаг, задорно помахивая хвостами. Впереди блеснула гладь небольшой речки, берега которой покрывал густой кустарник, откуда стайками уносились, но вновь возвращались птички. Заметив столб коновязи, Клык направил туда своего скакуна, мы спешились, перевели дух.
        - Ты, я вижу, в седле не новичок, - вторично похвалил меня Клык. - А значит, пора в путь дорогу.
        - Что прямо сейчас? - удивился Сила.
        - Не прямо сейчас, а внезапно и незаметно. Возвращаемся, собираем вещи и вновь якобы на обкатку наших скакунов. Потом еще раз вернемся, ну а на третий раз… Пусть думают, что совершаем длительные конные прогулки.
        *****
        Мы сделали еще один выезд, вернулись в наш «отель», перекусили. Немного еды взяли с собой, в номерах оставили пустые чемоданы и ненужные мелочи - якобы мы еще вернемся. Нужные же вещи сложили в баулы, которые расположили на крупах коней. Хозяйку «известили» о том, что решили основательно обкатать скакунов и будем нескоро.
        И ПРОЩАЙ
        Разливанное зеленое море степи колыхалось в такт нашей бешеной скачке. Коней пустили во весь опор - за первый переход нужно было уйти как можно дальше. И местность была нам в подспорье. Плоская, раскинувшаяся, наверное, на десятки километров степь, не перемежалась ни оврагами, ни кустарниками и перелесками. Только синева неба и свежая изумрудная гладь, да пахнущий разнотравьем встречный ветер, а еще таинственное безмолвье, в котором частыми гулкими ударами отдавался топот копыт. Но вот он стал реже мы перешли на неторопливый шаг, а потом и вовсе решили дать нашим резвым скакунам передышку.
        - Ну как? - переведя дыхание, спросил Клык
        - Да, кони превосходные, - не скрывая восторга, ответил Сила.
        - Даже мне дилетанту в верховой езде весьма и весьма недурственно, - поделился впечатлениями и я. - И где это цыгане таких чудо скакунов берут?
        - Разводят, - коротко ответил Клык
        - А может, они кого другого разводят, - ухмыльнулся Сила
        - Ну, нас-то не разведешь, - парировал Клык.
        К своему стыду я не понял этой игры слов.
        - А у меня ведь есть и еще для вас сюрпризы, - азартно подмигнул Клык.
        - Да ты прям фокусник, - восхитился Сила. - Уж не ковер-самолет ты нам приготовил, или… ну, шапки невидимки, вернее, плащи у нас уже есть. Ладно, не томи душу.
        Клык полез в баул и извлек большой тряпичный сверток и как-то торжественно поднял над головой. «Дивуйтесь-любуйтесь», - сказал он и извлек из большого свертка свертки поменьше. Протянул их сперва Силе, затем - мне. Пахнуло машинным маслом, я нетерпеливо разворачивал тряпье.
        Вот показалась рукоять с деревянной отделкой. Это были длинноствольные револьверы, кобуры которых можно использовать, как приклады.
        - Мощная машина - небось, на полверсты сшибает, - оценил подарок Сила. - Он прицелился, словно стремясь поразить воображаемую цель.
        - А маслята-то имеются?
        - Обижаешь, - Клык извлек довольно объемный мешочек. Щас отсыплю. И вот еще, - он протянул нам пояса-патронташи. Как выяснилось, их можно было крепить и вокруг талии, и на уровне груди, и на предплечьях, отрегулировав под нужный размер - они разбирались на элементы.
        - Кстати, стреляют почти бесшумно, - заметил Клык.
        - Ты где такое сокровище раздобыл?! - изумился Сила.
        - У цыган. А у кого же еще. Надеюсь, применять не придется, но во степи всяко может статься. Волки, лихие людишки, опять же.
        - У тебя Будущник, как со стрельбой?
        - Стрелять доводилось. И даже на меткость.
        - Давай пальнем хоть пару раз. Хочется в деле посмотреть, - предложил Сила, ласково поглаживая рукоять чудо-револьвера.
        - Давай все же отъедем еще чуть подальше.
        - Эх, нам бы еще шляпы! Стали бы, как эти, американские «коровьи пареньки». И в Америку ехать не надо, - мечтательно продолжил Сила.
        - Вернемся домой, будут и шляпы, - загадочно ответил Клык. Действительно, вдруг повеяло какой-то ковбойской романтикой освоения Дикого Запада и прочих американских просторов. Степь, теперь уже с небольшими перелесками, вновь замелькала перед глазами.
        Иногда мы замедляли ход, давая коням расслабиться, но они в такие моменты, казалось, даже скучали - неутомимая скачка вот их стихия.
        Впереди забрезжил пруд - мы направились туда. Клык ориентировался на местности без всяких карт - похоже он знал ее или заранее изучил.
        Вдруг наш «атаман» хорошо поставленным голосом затянул песню - старинную казачью. Я слушал, сожалея, что не могу записывать, приходилось надеяться на память.
        «Мы в Париже, братцы, были, всю Версалю обошли, все покои перерыли, короля там не нашли…»
        «Любо, братцы, любо с французом воевать, с нашим атаманом не приходится скучать…», - подхватил припев Сила.
        Они исполнили дуэтом еще несколько песен. Мы, сбавив скорость, направились к водоему.
        Кони вдоволь напились и довольные помахивали хвостами, пощипывали обильно произраставшие здесь сочные травы. Мы расположились на отдых - путь видимо предстоял еще неблизкий. Решили даже немного вздремнуть, положив под голову багаж. Но недолго - минут десять-пятнадцать. После перекусили.
        «До границы осталось примерно еще час-полтора пути, - известил Клык. - Ты, Будущник, доставай-ка плащи и смесь, чтоб под рукой была. Я раскрыл свой баул, выдал Клыку и Силе плащи. Они приторочили их к седлам, особым образом перевязав, чтобы можно было быстро в них облачиться. Я последовал их примеру. Фляжку с жидкостью переложил так, чтобы можно было без труда извлечь.
        Тронулись в путь. «А что Будущник спой и ты что-нибудь, чтобы душа развернулась, а потом опять свернулась», - предложил Сила.
        Я недолго перебирал в голове варианты. Затянул, как умел: «Вот пуля просвистела, в грудь попала мне…». Правда, слегка изменил слова: «шашкою меня коммунар достал», «при коммунах жить торговать свой крест»… и попал в точку.
        - Эх, хороша песня, за душу берет! - растрогался Сила.
        - Только вот в толк некоторые слова не взять. Что за «отрез лихой»? - удивленно спросил Клык.
        - Не «отрез», а «обрез». Это когда от ружжа отпиливают приклад и таким манером укорачивают, чтобы, к примеру, под одежой прятать, - пояснил я.
        - Ловко придумано.
        Я хотел было еще спеть «Там за Танаис рекой» - что-то на степную раздольную тематику пробило но…
        - А у нас-то пушечки получше этих самых «обрезов». Давай испробуем, - предложил Сила.
        - Твоя правда. Но только по одному патрону, - наказал Клык. В качестве мишени определили куст, на который повесили какую-то ненужную тряпицу. Стреляли по очереди шагов с двадцати. Выстрелы, действительно, были почти неслышны. Никто не промазал, даже я.
        - Ну что, сомнения рассеяны! Оружие что надо! - подвел итог коротким испытаниям Клык. - Снаряжайте барабаны. Скоро будем у границы. Упаси Бог, чтобы пришлось стрелять, но все же.
        Кстати, барабан оказался аж двенадцатизарядным! Может это чудо-оружие еще и очередями стреляет?! Я прокрутил, перед тем как упрятать все патроны в гнезда, барабан и мне показалось, что изделие весьма скорострельно.
        Мы скакали еще около получаса.
        Клык поднял правую руку - это был установленный сигнал, по которому следовало остановиться.
        - Там граница, - указал он на перелесок. - Будущник готовь плащи к делу. Через некоторое время мы облачились в невидимки. Наши кони встали перед невеликим пригорком и недоуменно таращили друг на друга глаза. Дескать, где наши седоки - были да сплыли!
        Мы же какое-то время погрузились в молчаливое средоточие - словно медитировали перед стартом.
        - Пора! - махнул рукой Клык, - двигаемся медленно шагом, а потом в галоп. - Наши кони уже обвыклись с произошедшей метаморфозой и, как и прежде, понимали с полуслова. Мы выдвинулись из-за скрывавшего нас холмика и оказались в совсем голой степи. Впереди, в метрах трехстах-пятистах виднелись… пограничные вышки.
        «Медленно, медленно и поодаль друг от дружки, - шепнул Клык. - Будто бы кони сами о себе гуляют».
        Вышки вознеслись над желтой полосой и были расставлены с интервалом в сто метров. Песок - контрольно-следовая линия стелилась змейкой за горизонт.
        Да, серьезно организована граница между Роскоммуной и Войском.
        «С Богом!» - выдохнул Клык.
        Мы ринулись во весь опор, мигом перейдя в галоп. Вздымалась трава под копытами коней, а вот и брызги песка, и добротные следы копыт впечатывались в идеально разровненную желтую поверхность.
        Будучи замыкающим нашей кавалькады, я метнул взгляд назад - заметил перекошенное от изумления лицо пограничника - одной рукой он вроде бы скидывал винтовку с плеча а другой усиленно протирал глаза. Я посмотрел вперед и не увидел перед собой не только всадников, но и… коней. А понятно в чем дело: на скорости эффект невидимости распространился и на скакунов.
        Миновав контрольно-следовую полосу, мы мчались, следуя за нашим флагманом Клыком, зигзагами меняя направление каждые сто метров - это было понятно по следам от копыт, а затем и кони проявились, словно материализовавшись из другого измерения. Мы сбавили обороты, пересекли небольшой ручеек.
        - В невидимках-то долго еще будем ходить, - послышался голос Силы.
        - Еще версты три, а потом придется вновь на свет казаться, - ответил Клык. - Там имение коннозаводчика Жеребчикова - продадим коней, да на пароходик в Ростов.
        *****
        Через полчаса, дав коням, наконец, роздых, мы оказались у… крепостной стены. Сложенная из красного кирпича, она была метра два высотой и окружала довольно обширное пространство - за ней высились крыши строений, покрытые темно-синей черепицей. Такого мне видеть в этой реальности не доводилось - в Коммуне все было на виду - не было практически никаких оград - жизнь строилась по принципу «душа нараспашку». А здесь… священные и незыблемые основы частной собственности, почему-то сразу пришло на ум. Мы встали у ворот железных, черных, глухих - словно не ворота это, а неприступный сейф. Клык приказал всем спешиться. «Можете пока попрощаться», - добавил он. Я не сразу взял в толк, что он имел в виду… а с конями попрощаться с кем же еще. Действительно, жаль было расставаться, и наши верные друзья, видимо, тоже чувствовали это.
        Ворота имели звонок в виде ручки, а еще и глазок.
        Клык дернул за ручку раза три. Ворота отворил дородный богатырского сложения детина, одетый на казачий манер.
        - Чего надоть? - осведомился он.
        - Коней продать, - также коротко ответил Клык.
        - Ступай, - скомандовал «казак».
        Мы с Силой остались вдвоем.
        - Ну как тебе здешние боярские хоромы? У древлян-то победнее.
        - Основательные хозяева эти ваши коннозаводчики.
        - А буржуазы хреновы. - Он добавил пару непечатных выражений. Тянут с трудового люда копейку да надувными лошадьми барыжат, - сказал Сила, чуть понизив голос. - Чую не помогут им скоро ни высокие стены, ни стальные ворота с засовами. Да, пребывание в Российской Коммуне видимо основательно прочистило и ему, и Клыку мозги.
        - В Ростове, небось, тоже этих буржуазов полно? - продолжил я.
        - Не то слово. Кишмя кишат. Особенно в центре, по окраинам все больше простой люд.
        Мы перекинулись еще парой малозначащих фраз, которые вдруг прервало ржание и топот копыт. Буржуйская коннозаводческая крепость выплеснула табун жеребцов. Породистых, как на подбор, других здесь видимо и не держали; на двух из них восседали «казаки», в такой же, как и у «привратника» униформе.
        Жеребцы грациозно, но не слишком быстро мчались в степные просторы, и невольно залюбовавшись этим зрелищем, мы не заметили Клыка
        - Куркули проклятущие! Торговались насмерть! В общем, прибыли не получилось - за что купил, за то и продал.
        - Хорошо, хоть не в убыток, - оторвавшись от зрелища, сказал Сила.
        - Ладно, айда, на пристань, - махнул рукой Клык.
        Узкой тропинкой рассекавшей заливной луг мы двинулись в низину. Уже минут через десять пред нами предстал Тихий Дон. Он действительно затих в своем горделивом величии, лишь поблескивали лучики вечернего солнца на водной глади. Люди на пристани, числом около двух десятков, терпеливо ожидали парохода. Кто-то сидел на чемоданах и тюках, кто-то прохаживался - разминал ноги, курил.
        - Здорово бывали! - поздоровался Клык.
        - И ты будь здоров, добрый человек.
        - А што пароход-то скоро?
        - Должон подойтить.
        - А как скоро прибудем в Ростов? - спросил я у Клыка.
        - Идти час с небольшим. Переночуем и делами нашими займемся.
        *****
        И вот раздался плеск воды, протяжный гудок. К нам приближалось колесное чудо, на котором я никогда в жизни бы не покатался. Небольшой пароходик, как раз, чтобы вместить человек двадцать от силы тридцать; два юрких матросика - совсем мальчишки - перекинули трап.
        «Не толпись, господа станичники!» - подал басовитый голос грузный капитан, чьим усищам мог бы позавидовать Буденный.
        «Станичники» выстроились в организованную очередь и по одному стали заходить на палубу - плату вносили одному из матросов, взявшему на себя обязанности кассира.
        Мы расположились на корме, компактно сложив свои пожитки. И вроде бы тот час задремали или находились в состоянии полудремы. Не слышал я ни плеска воды, ни шума колеса парохода. Очнулись примерно через час, когда Дон изогнулся, словно пытаясь выломиться из своего русла; показались огни большого города - пред нами расстилался Ростов…
        ЗА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ДО ОПИСАННЫХ ВЫШЕ СОБЫТИЙ.
        РОСТОВ-НА-ДОНУ. «ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ…»
        «Лиха беда начало», - любил говаривать полковник Лиходеев, приступая к решению той или иной, порой многотрудной задачи. Служил он верой и правдой вот уже пятый десяток лет (начиная с кадетов), бороня по мере сил Престол, Отчество и Тихий Дон. Служил не за звания и ордена, а по чести и совести. Но уверенное продвижение по карьерной лестнице, «иконостас» наград, да и материальное положение - все это свидетельствовало о нем как о состоявшемся службисте. Были, конечно, и рифы, и мели, куда пусть изредка, но сажал он свой корабль. Однако всегда латал незначительные пробоины, штопал паруса и вновь, на всех ветрах отправлялся в плавание по океану удивительного мира разведки-контрразведки. Бывало, чувствовал он себя героем остросюжетного приключенческого романа или нескончаемого детектива.
        Да, лиха беда начало! На заре свей деятельности, простым сотрудником побывал он в передрягах, был внедряем и разоблачаем, висел на волосок от гибели, но миловал Господь. Даже обзавелся семьей, потомством, что для некоторых коллег в силу профессии так и осталось несбыточной мечтой. Дай Бог и внуки пойдут!
        Но вот что-то в последнее время обуревало беспокойство за будущее, нет, не семьи - с этим было все в порядке, а самоей державы. Уже тлели огоньки возможной смуты. Пока еще весьма слабые, легко вроде бы гасимые. Но ведь из искры, как известно, возгорается пламя. Вот уже несколько месяцев в Кудыбасовке и окрест полыхал мятеж. Территория вышла из-под контроля, на ней установилось незаконное правление, собираются примкнуть к Коммуне или (что еще хлесче) к этим степным бандитам.
        Да и по всему Дону брожения. В студенческой среде, среди рабочих, батраков и прочей черни ходили прокламации - рукописные и печатные.
        Кто сеет смуту? Как одолеть бунтовщиков и навсегда отбить у них охоту расшатывать устои?
        Над этими и сопутствующими вопросами неустанно трудилось ведомство, в коем имел честь служить Лиходеев. Работало пока безрезультатно Может быть, от того, что возникла эта ситуация внезапно. Всего лишь полгода тому назад была тишь, гладь да благодать. Это наводило на определенные раздумья. О том, что все это далеко не случайно, готовилось тщательно и давно и вот сейчас грянуло-громыхнуло.
        Кем готовилось?
        Ответ здесь лежал на поверхности. Комуняками. Кем же еще?
        Но вот механизмы проникновения, каналы и прочее - это пока под завесой тайны. Лиходееву казалось, что он уже ухватился за ниточку, но она ускользала. Научились, гады, прятать концы!
        Значит, мы пытаемся подорвать их, а они решили нанести ответный удар и счет пока в их пользу.
        Опять же Кряженцев, что с ним? Никаких вестей!
        Мысли вертелись волчком в голове и денно, и нощно. Ночевал он, ввиду последних событий, все чаще на рабочем месте; поговаривали, что скоро все ведомство переведут на казарменное положение - родные отнеслись с пониманием, им не привыкать.
        Днем поступали сводки и донесения от сотрудников, которые следили за мятежными настроениями, руководили подразделениями по подавлению мятежа, отвечали за внешнюю разведку и контрразведку, настроения и слухи. Вся информация стекалась в виде шифровок, которые почти мгновенно дешифровывались и ложились на большой покрытый зеленым сукном стол под портретами отца-основателя Краснова и нынешнего государя-императора Александра IV.
        *****
        Уже в семь часов утра Лиходеев сидел за столом, перебирал донесения, делал пометки в блокноте - нет, скорее, в большой амбарной книге, где в алфавитном порядке было структурированы все направления: «Внутренняя агентурная работа», «Внешняя разведка», «Студенты», «Мастеровые», «Купечество», даже «Духовенство». И так далее - спектр был чрезвычайно широк.
        Недавно появились некие машины наподобие арифмометров, которые якобы облегчали аналитическую работу. Но, он привык действовать по старинке. Подспорьем была обширнейшая картотека, размещенная в больших стеллажах и занимавшая добрую половину немалого кабинета.
        Донесения и сводки, перед тем как лечь на стол Лиходееву, помимо того что дешифровывались, систематизировались по векторам. Наглядно это выглядело так: большие конверты с подписями, кратко обозначающими собранные в них сведения, например, «КУДЫБАСОВКА» или «БАТАЙСК. 1-ая ПРЯД. МАНУФАКТУРА» и т. п.
        Взгляд упал на конверт, на котором красным жирно и крупно было выведено СРОЧНО! ВН. РАЗВЕДКА. КУЧКОВО. К-1.
        То была архи-долгожданная ВЕСТЬ! Весть от штабс-капитана Кряженцева. И хотя у хладнокровного полковника даже участились удары сердца, острым канцелярским ножом он привычным движением вскрыл конверт. Бумаги разложены в хронологическом порядке. Хм, написано недавно с разбросом в три месяца… глаза нетерпеливо побежали по строкам.
        Первое донесение под грифом 005.06-а-5: «Связь с агентурной сетью восстановлена тчк. Потеря связи была вызвана усилением конспирации тчк. К настоящему моменту опасность миновала тчк.»
        Следующая депеша: «Агенты К и С заданием справ-сь тчк. Предмет доставлен тчк. Ждет от-ки тчк. Заминка вызвана объкет. пр-нами тчк». Было еще несколько сообщений промежуточного и так сказать второго плана.
        И вот долгожданное: «Агент К направ. к исх. тчк. Предмет доставит в целости и сохранности. Маршрут продуман. О прибытии предварительно сообщит и явится лично. Я же принял реш-ие остаться для проведения некот. мероприятий тчк. Об их ходе и результатах буду сообщать в устан. порядке тчк».
        Лиходеев умел читать между строк. И это не фигура речи - все эти сокращения, обороты также несли смысловую нагрузку, сокрытую от непосвященных - шифровальщиков - выполнявших простую техническую работу.
        Итак, объект, за которым охотился научный отдел в скором времени должен быть доставлен! Операция проходила под гифом ОСОБОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ, и ее успешное выполнение сулило не только медали, коих и так уже было некуда вешать, но и генеральский мундир. К тому же, Коряженцев намекал: зацепился еще за что-то. Может быть, за те самые нити, которыми комуняки управляют очагами смуты.
        Возможно это прорыв! Пролог к победе над ненавистной Коммуной. Он не знал, что в том чемодане, вернее знал, но примерно. Какая-то невиданная сила, с помощью которой можно снести все, что угодно. Можно ее использовать и в мирных целях. И разрушение, и созидание! И меч, и орало. Хороший символ, если вдуматься, жаль что его подняли на щит безбожные красные черти. Победа будет за нами! А там, глядишь, очистим от красной плесни не только Россию-матушку, пройдемся и по европам. Комуняцкий Париж возьмем, как когда-то казачки Платова. Выметем всех краснопузых на историческую свалку.
        *****
        В раздумьях он не заметил, как отворилась дверь в кабинет. Лиходеев было вскинулся - как, так - без доклада! Но когда привстал, чтобы рассмотреть наглеца, понял причину беспардонности - пред ним предстал сам Эммануил Гнедич, коего полковник велел пускать в любое время суток без малейшего стука.
        К столу беззвучной мягкой походкой подошел седовласый отставной генерал-хорунжий с горделивым умным лицом. Его предки были выходцами из Сербии, и он сохранял в своем лице неуловимые балканские черты, хотя за поколения Гедичи оказачились. По-сербски, наверное, он не знал ни единого слова, а вот на великом и могучем не только великолепно изъяснялся, но написал множество томов, главным образом, философские рассуждения о державности и духовности, монархии и ее месте в современном безбожном мире. Он продолжал творить, из печати чуть ли не ежемесячно выходили его труды. И это было не единственным из его достоинств. Отдав много десятилетий государевой службе во вверенном ныне Лиходееву ведомстве, будучи его предшественником в нынешней должности, Гнедич продолжал консультировать, был наставником и просто интересным собеседником, который зрил в корень, в глубинную суть происходящих событий и явлений.
        Лиходеев поспешил подать стул, он почувствовал, что предстоит долгая откровенная беседа с глазу на глаз.
        - Всегда рад Вас видеть, Эммануил Воеславович. С нетерпением и великой радостью. С чем пожаловали? - полковник дернул за цепочку висящую у книжного стеллажа и буквально через несколько минут дневальный принес на подносе две большие чашки чая и сладости в плетеной корзинке.
        - Не до сладкого сейчас, - сказал Гнедич, после того как дневальный удалился.
        - Согласен, не сладкое, а скорее горьковатое, но не в наших обычаях раскисать, - ответил Лиходеев и извлек из специального отделения шкафа бутыль с перцовой настойкой, да еще и на меду. - Настаивал сам по старинному рецепту, - сказал он и разлил напиток по стопкам.
        - Хорошо настаиваешь, - Гнедич едва пригубил ароматную золотистую жидкость. - Если бы и по службе так успевал - цены бы тебе не было.
        - Так я вроде бы и успеваю. Просто… стечение целого ряда обстоятельств: бунты, происки комуняк, некоторая заминка с выполнением отдельного задания… но сегодня утром, кажется, все благополучно разрешилось.
        - Почему кажется?
        - Вот когда чемодан будет в моем кабинете, тогда кажущееся станет явным.
        - А пока вот можете ознакомиться, - Лиходеев протянул Гнедичу полученные депеши.
        - Да, дело бы вроде сдвинулось с мертвой точки, но что-то мне подсказывает: не все так просто, - задумчиво сказал Гнедич - Когда ждешь прибытия объекта?
        - Думаю, дня через три, максимум через пять.
        - Что ж, как говорится, ждем-с. А что думаешь вообще о происходящем?
        - Ну что сказать… Где-то они нас переиграли. Пока мы работали, они тоже не спали. Однако ничего угрожающего пока не происходит. Так мелкие поползновения, уколы, что слону дробина. Ничего справимся и сами нанесем последний сокрушительный удар.
        - Это на уровне специальных служб. А ты посмотри ШИРШЕ - на уровне идей. Идея свободы, равенства, братства и замшелое самодержавие.
        От удивления Лиходеев выпучил глаза. Не ожидал таких слов, хотя и знал, что Гнедич мастер словесных провокаций.
        Такая реакция была воспринята как немой вопрося, и Гнедич продолжил:
        - Если на уровне специальных служб работа у нас поставлена неплохо, хотя и с переменным успехом, то в идейном, пропагандистском плане мы проигрываем вчистую. Что мы можем предложить нашему народонаселению? Уроки Закона Божьего да крестные ходы. А у них… у них с самого начала появилась новая марка на рынке человеческих душ.
        - Не понял…
        - Как тебе объяснить. Ты приходишь в одежную лавку и видишь: рядом висит давно вышедший из моды сюртук, к тому же изрядно поношенный, и ультрамодное пальто, сшитое по последним лекалам. Что выберешь?
        - Ну, мне за модой-то гоняться в моем-то возрасте…
        - Хорошо, поставь себя на место молодого, сбрось так годков двадцать-тридцать!
        - Ясное дело: выберу модное, чтобы за девками бегать. Да, кажется, понял.
        - Один из ИХ (Гнедич указал перстом куда-то неопределенно вверх) классиков сказал: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она идет на экспорт»40.
        А какой товар идет на экспорт? Тот, что в яркой красочной упаковке.
        Значит, и наша, так сказать, контрреволюция должна идти на экспорт в яркой красочной упаковке. Еще ярче, чем у конкурентов.
        - Да, теперь я понял ход ваших мыслей, Эммануил Воиславович. Позвольте высказать и свои соображения. Обертка красивая - это хорошо. Но ведь за оберткой должен скрываться привлекательный, хотя бы на первый взгляд, товар. А наша контрреволюция носит, так сказать, консервативный характер. В прошлое, стало быть, обращена. Так что платье по определению мы немодное предлагаем.
        - Правильно мыслишь. И я вот над чем думаю: нам нужно срочно искать модных портных.
        У Лиходеева опять вспучились глаза.
        - Это не то, о чем ты подумал. Роль одного из этих портных взял на себя я. Сейчас разрабатываю для нас новую идейную доктрину. Такую, чтобы была привлекательна, главным образом, для рядового народа ТАМ. Ну и у нас, разумеется, в первую очередь среди молодежи. Название уже придумал: «Самодержавие с человеческим лицом».
        - Так то ж почти как у них - «народодержавие»…
        - Не совсем. Мы должны взять кое-что и из той системы - кооперацию, например. Переработать под наши реалии. И еще в чем мы можем быть сильны - у нас нет этих идиотских препонов на изобретательство, науку. А мы не пользуемся этим окном возможностей, хотя могли бы переманивать мозги, да и своих гениев подстегивать. Идти в авангарде научно-технического прогресса и делать жизнь народа лучше. И так закладывать основы для конвергенции… Мне вообще кажется, что мир накануне глобальных изменений.
        - Простите, конвер…
        - Конвергенция… да, мудреное слово, а означает оно взаимообогощение двух систем. Только так мы в преспективе сможем одолеть Коммуну и вернуть ее…
        - И что же, по-вашему, именно из-за того что мы не уделяем должного внимания прогрессу и этой самой конвергенции у нас нынче голытьба…
        - Не голытьба - народ! - Гнедич гневно сверкнул глазами.
        - Хорошо… народ возмущается…
        - НАРОД, что это вообще такое, по-твоему?
        - Народ, хм, народ он разный, - пустился в рассуждения Лиходеев. - Есть работяги - тех, конечно, больше интересует, как семейство прокормить. Есть студенты - их интересуют умственные вещи. Тот же прогресс. Ну и еще интеллигенты - те, что мучаются известными русскими вопросами: что делать, и кто виноват…
        - Настоящие русские вопросы - не что делать, и не кто виноват… Настоящий русский вопрос: а х…ли?! И задают его не прыщавые студенты и вшивые интеллигенты, а заматерелые работяги - и городской, и сельский трудовой люд, - в голосе Гнедича появился металл. - И вот, если соединятся эти три вопроса: «ЧТО ДЕЛАТЬ?», «КТО ВИНОВАТ?» и «А Х…ЛИ?» - вот тогда нам, всему нашему царству-государству не сдобровать!
        Следовательно, нужно, по крайней мере, развести эти три вопроса по разным углам, а затем купировать их поодиночке. А вообще, народ, что дышло - куда повернешь, туда и вышло41. Только вот поворачивать надо уметь.
        Ладно, это так лирическое отступление по текущему моменту.
        Как доставят чемодан, и соберется научный консилиум, просьба пригласить и меня. Хочу с учеными пообщаться, мосты наладить, с изобретением ознакомиться. Есть кое-какие соображения и наметки.
        - Всенепременно, Эммануил Воеславович.
        - Ну-с, на этом откланяюсь, - Гнедич по-военному развернулся и покинул кабинет.
        КОГДА ФОНАРИКИ КАЧАЮТСЯ НОЧНЫЕ…
        Ростов встречал нас погруженным в южную ночь - черную как уголь - на котором искорками рассыпались огоньки фонарей и негаснущих окон домов.
        Фонари освещали пристань, они покачивались и весело перемигивались на легком ветерке. У пристани ждали извозчики, и мы, как и другие пассажиры, вскоре расположились в пролетке. Под стук копыт помчались по ночному Ростову - извозчик с самого начала задал хороший темп и обещал доставить в указанное Клыком место «сей минут». Как я понял, мы направились в предместье, весьма удаленное от центра. Сам центр Ростова промелькнул перед нами, окутанный ночной мглой: нависшие громады помпезных зданий, монументы неким деятелям - конные и стоящие простерши длань - промелькнули как в молчаливом театре теней. Все дорогу молчали и мы. Еще когда рассаживались, Клык подал знак - молчок. Конспирация, да и неудивительно, что путники возвращающиеся домой к ночи клюют носом и им не до разговоров.
        Фонари меж тем встречались все реже, теперь мы ехали по довольно узкой грунтовой дороге. Наш извозчик включил подсветку. Показались силуэты заборов, одноэтажных домов с палисадниками и огородами - огни большого города сменились тусклым редким светом в окнах и одинокими фонариками, которыми освещали свой путь редкие прохожие, часто волокущиеся нетрезвой походкой.
        Мы свернули в проулок, Клык, словно пробудившись от полудремы, подсказывал извозчику завершение маршрута.
        «Ну, вот мы почти и дома», - зевнув, сказал Клык. Открыл калитку, достал карманный фонарик, осветил дорожку, ведущую в глубину заброшенного сада, где расположился маленький утлый домишко.
        «Надолго здесь не задержимся. Завтра или, в крайнем случае, послезавтра нас ждет новая жизнь!» - сказал он многозначительно, едва открыв скрипучую входную дверь…
        *****
        Проснулись рано утром с первыми лучами солнца. Сели за завтрак, который на скорую руку приготовил наш предводитель - попросту нарезал бутербродов из остатков наших припасов, заварил на примусе чайник крепкого чая. Завтрак стал одновременно совещанием о дальнейшем плане действий.
        - Значит, в контору собираешься уже сегодня? - начал Сила.
        - Да, еще малость передохну, переоденусь и на извозчике…
        - Извозчик из наших?
        - Разумеется.
        - Эх, дай Бог, чтобы все выгорело, - потер руки Сила.
        - Контора свое слово держит. На том и стоит. Было бы иначе - никто бы на них не ишачил. Нам нужно будет сразу же уходить. Пока я буду отсутствовать из дома ни на шаг.
        С верным человеком на тачанке двинем в Кудыбасовку, - продолжил Клык.
        - Так подходы давно уже перекрыты…
        - Есть и обходные пути. К тому же, по моим сведениям, там так круто все закрутилось, что контора частично утратила контроль.
        - И как это ты так оперативно добываешь информацию?!
        - Ну, так на то мы и шпионы. Ноги нужно делать молниеносно, пока они там ничего не прочухали, - продолжил Клык. - В Кудабасовке пересядем наконь и рванем прямиком в Вольноземье.
        - Настасья в седле-то, как?
        - Обижаешь, потомственная казачка.
        - Ты, Будущник, держи наготове свои снадобья. Может опять сгодятся.
        - В Вольноземье и есть то место, о котором я говорил, - сказал задумчиво Сила. - Там и распрощаемся - отправишься восвояси.
        Сердце учащенно забилось.
        Совещание было окончено, и Клык нас покинул.
        Отсутствовал он часа три, а может чуть более. Мы это время дремали сидя, сказывалась накопленная усталость.
        Он предстал в новеньком с иголочки костюме, ладно сидевшем на его стройной фигуре.
        - Ух, ты! Не иначе на свадьбу! - восхитился я.
        - Как заправский фраерок! - осклабился Сила.
        - Не до шуток, - резко бросил Клык и сел к столу. Некоторое время он сосредоточенно молчал, что-то шептал - видимо молился. - Все, давай чемодан!
        Сила подал ему заветный ключ к свободе и личному счастью.
        - Слушай, а все же, зачем в костюме явился? - ведь ты только что из командировки, - неожиданно спросил Сила.
        Лиходеев любит, чтобы к нему являлись в приличном виде даже из КОМАНДИРОВКИ. Чтобы, значит, выказывали уважение к КОНТОРЕ, да и в босяцком наряде туда могут не пустить.
        - Так ты к самому Лиходееву?!
        - А ты как думал?
        - Ну не пуха не пера!
        - К черту! Вы носа не кажите. Вот вам снедь, не проголодаетесь, - и он протянул большой сверток. - Не знаю: сколько буду отсутствовать, но к вечеру, думаю, вернусь.
        - Главное, чтоб сработало, - со вздохом надежды изрек Сила, как только захлопнулась дверь. - Рано или поздно они поймут, что их облапошили. ВОПРОС ВО ВРЕМЕНИ. Главное - сразу подрываться.
        Я извлек емкость с «невидимкой», плащи - все в целости и сохранности. Взял в руки и «волшебную» лозу, испытывая почти религиозные чувства. Как язычник, поклоняющийся священным деревьям, идолам и божкам.
        - А ведь теперь понадобиться еще один плащ?
        - Клык об этом позаботится.
        - А что такое Вольноземье?
        - Давно это началось, еще во времена Смуты. На России, значит, образовалась коммуна с анархистами, но, в конце концов, было создано подобие государства, как ты, наверное, заметил, - принялся в манере лекции рассказывать Сила.
        А по соседству с нами, на Украйне, местное селянство под водительством Батьки взяло еще круче. Дескать, мы самые последовательные, самые истовые поборники анархии. В общем, обособились и с тех пор и живут по собственному уставу. Соваться к ним наши царелюбцы было пытались, но получили в свое время по щам. Все у них вооружены. Называют свою территорию Вольные земли (иначе - Вольноземье) или Казатчина - дескать, управляют по старинному казачьему укладу, ну и… по доктрине чистой анархии. Торгуют зерном. Опять же Коммуна, хоть ей не подчиняются, но все же родственные режимы, и они их подпитывают, вооружают. У вольноземцев даже порты есть и небольшой флот на Азовском море.
        А сейчас у нас в Кудыбасовке, как ты слыхал, мятеж - тамошняя беднота буржуазов и бар прогнала и хочет в Вольноземье. То есть отсоединиться от Дона и, соответственно, Российской империи и присоединиться к ним. Ну, или, собственно, к Российской коммуне - пока думают, решают. Кстати, при всем притом, что у них там вроде бы полная анархия, живут неплохо, зажиточно. Работают на себя. Почти сто лет живут сами собой и не тужат.
        - Ни кем не признаны?
        - Дон и Аляска, разумеется, не признают - так они, вообще, не признают все, что произошло после 1860-х годов. Ну а Российская коммуна признает, вся коммунистическая Европа…
        - И что же, мы отправимся…
        - Ну, а куда еще податься, чтобы скрыться с концами. Как у нас говорят: «С Вольноземья выдачи нет». Тем паче, что участок границы, где сейчас бунтуют, не контролируется. Проскочим, дай бог. И тебя отправим…
        Мы еще какое-то время болтали о разных вещах. Сила интересовался жизнью в будущем. Я узнал, что и он, и Клык сироты. Клык отца не знал, а мать похоронил, когда уже учился в разведшколе. Сила рос в сиротском доме, ну и улица воспитала, когда по возрасту его определили на фабрику и дали при ней комнатенку. Родни у них, как и у возлюбленной Клыка, не было - так, что «этим гадам не на ком вызверяться»…
        ОНА БЫЛА ПРЕКРАСНА
        Мы вновь слегка задремали, когда послышался шум, заставивший нас встрепенуться.
        - Так-то вы службу караульную несете, казаки! - послышался знакомый радостный голос. По искрящейся улыбке был ясен исход дела.
        - Виноваты, задремали, ваше благородие, - в тон ему ответил Сила.
        Они вновь обнялись, как тогда, когда встретились в Кучково.
        - Чую, все в ажуре, - полушепотом сказал Сила.
        - Да не то слово - полная вольная! И денег воз в придачу!
        - Клюнули! Заглотили!
        - Да еще как! Настюха, давай сюда, чего ты там ютишься.
        Маленькая комната озарилась светом. Избранница нашего героя вошла, скромно опустив очи долу. Вплыла лебедушкой, но вскоре ее большие синие бездонные как озеро Светлояр глаза с интересом рассматривали нас с Силой, и на ее устах мелькнула загадочная полуулыбка, даже, скорее, ее тень как на известном полотне Леонардо. Она была ослепительно красива. Хотя наряд отнюдь не свадебный - она была облачена в спортивный комбинезон.
        И тут я обратил внимание, что и Клык был одет по-походному, за спиной покоился рюкзак.
        - Ну что, господа-товарищи шпионы, диверсанты, изменники родины, к побегу готовы?
        - Так точно, вашбродь!
        Вроде и дело серьезное, но почему-то все шутили.
        - Я тоже готова. Ох, как готова, - подала голос Анастасия, и это было истинно ангельское пение, донесшееся с небес…
        ОБМАНУЛИ, СУКИ, ОБМАНУЛИ!
        Лиходеев еще раз пробежался глазами по письму. Тому самому, сопроводительному от Кряженцева, что привез с собой этот бравый боец невидимого фронта Васька Клыков. Минуло уже больше суток после того, как долгожданный агент явился с выполненным заданием, привез тот самый чемодан, привез отчет о проведенной работе. Привез письмо-донесение от штабс-капитана Кряженцева, где давалась высокая оценка его деятельности, говорилось о том, что Конторе необходимо выполнить все взятые относительно него обязательства и даже, возможно, дополнительно поощрить. При этом, как и сообщал Кряженцев ранее, сам он на некоторое время задержится в Москве, поскольку есть еще над чем потрудиться для пользы Отечества. При нем остается младший агент Силантий Нестеренко.
        Все обязательства были тот час же выполнены. Василий, поди, уже готовится к свадьбе.
        Сам Лиходеев также предвкушал поощрение и заветный приказ начальства.
        Всего-то десять часов назад он провел экстренное совещание.
        Собрал всех ученых, все группу, что работала над заданием и, конечно же, пригласил Гнедича. Все вновь собрались за П-образным столом.
        Ученые лихорадочно поблескивали стеклышками окуляров. Гнедич сосредоточенно молчал, и был похож на демона; службисты радостно потирали руки. В этой воодушевленной атмосфере Лиходеев произнес короткую речь:
        «Наши усилия, наконец, увенчались успехом. Я с самого начала в этом не сомневался. И это залог нашей окончательной и неотвротимой победы!»
        По его знаку чемодан внесли и водрузилии на середину стола. Открыли. Ученые, чуть ли не отпихивая друг друга, устремили свои пытливые взоры.
        Сам Лиходеев извлек тетрадь и положил рядом с собой. «Теоретическое обоснование» было начертано на ее обложке. Крупными буквами аккуратным почерком. А еще полковник водрузил на стол некий механизм с шестеренками пружинами и прочими компонентами - устройство заняло свое место рядом с тетрадью.
        «Господа, прошу ознакомиться», - сказал он, когда ученые, наконец, успокоились и расселись по своим местам. Он пустил по рукам сперва тетрадь. Каждый ее пролистывал, кое-где останавливал взор. По большей части недоуменный.
        «Скорее всего, рукопись зашифрована, - высказал догадку один из книжных червей. - Что-то понятно, а что-то написано с помощью цифровых шифров, скорее всего».
        Тетрадь взял один из службистов:
        - Да, похоже на шифр.
        - Вполне логично, - заметил другой.
        - Сможем ли расшифровать? - вот вопрос.
        - Позвольте, - тетрадь взял в руки один из службистов. - Полагаю, вполне поддается расшифровке. Выполнено отнюдь не профессионалом.
        - Значит, орешек вполне по зубам, - обнадеживающе подвел черту Лиходеев. - А вот это? - он указал перстом на механизм.
        - Это, по-видимому, модель. Так сказать, приложение к тому, что изложено в зашифрованной рукописи, - высказался один из ученых.
        - Значит, все в наших руках. Осталось еще немного, еще чуть-чуть усилий, - продолжил службист.
        - Что ж, мы обставили комуняк! Поздравляю вас, господа, с первой победой и дай Бог не последней! - Лиходеев встал из-за стола, подошел к окну, прошелся по кабинету. - Теперь дело за малым - создать чудо-оружие да и смести Коммуну с лица Земли. А затем восстановить нашу матушку Россию такой, какой она была до Великой войны и Смуты.
        Был обмен мнениями, и даже небольшой фуршет. К полудню все разошлись.
        Остался лишь Гнедич.
        - Поздравляю с успехом! - сказал он. - Но радоваться, думаю, преждевременно. Хочется скорейшей дешифровки.
        - Сегодня же передам рукопись в соответствующий отдел, а модельку ученым, чтобы они разбирались, что к чему. Рукопись после расшифровки также передам ученым.
        - Ты вот что: давай им рукопись фрагментами, как расшифруют. Так и дело быстрее пойдет, и если что, быстрей обнаружится ПОДВОХ. Не дай бог, - заключил Гнедич в манере каламбура. - Обо всех новостях держи меня в курсе, - сказал он, прощаясь.
        Эти последние слова запали…
        *****
        Лиходеев вновь прошелся по кабинету. Он в который раз перечитал письмо Германа. Вроде все гладко. Но, как говорится, ГДАДКО НА БУМАГЕ. Уж не понятно, почему червь сомнения грыз его и грыз.
        Могли ли они обвести вокруг пальца КОНТОРУ? Эти вчерашние… позавчерашние босяки. Конечно, это маловероятно. Но чем черт не шутит! Не рановато ли они выполнили свои обещания. Нет, против правил пойти никак не могли! Иначе кто же будет работать. Никакого дурака, никакими коврижками не заманишь.
        Вдруг его словно током ударило, и он вновь засел за послание штабс-капитана.
        Что это?! Если сложить первые буквы слов, с которых начинается третий абзац… получается ВСЕ НЕ ТО. Фраза короткая, как выстрел. Бьющий наповал. Лиходеев ощутил прилив ярости и хоть не видел себя в зеркале, чувствовал, как побагровело его лицо и налились кровью глаза. Но моментом охолонул, сумел взять себя в руки. Потеря самообладания - этого еще не хватало! Вот что чревато полным провалом!
        Матерый службист выдохнул три раза и принялся рассуждать с холодной головой и горячим сердцем.
        «Кряженцев не явился лично… все встает на свои места. ЕГО УДЕРЖИВАЮТ! ЕГО, ОПЫТНОГО КОНТРРАЗВЕДЧИКА. ОФИЦЕРА. ДВОРЯНИНА! Какие-то урки! Которых, по-хорошему, следует стереть в каторжную пыль. ГЕРМАНА ДЕРЖАТ В КАЧЕСТВЕ ЗАЛОЖНИКА! Наверняка, пытали и заставили написать письмо. Подонки!
        И ведь содержимое чемодана верно сфальсифицировали! НО ГЕРМАН - МОЛОДЕЦ! Сумел подать сигнал. ЧТО ДЕЛАТЬ? ВОТ ВОПРОС!».
        Рука подспудно потянулась к ящику стола. К тому самому, где лежал всегда смазанный Револьвер Моргунова. И коробка патронов. Табельное оружие, с которым он сам когда-то хаживал на операции, и которое не раз выручало в трудные, самые критические моменты…
        Он нажал… на звонок. Тот час явился дежурный.
        - Свистать сюда всех самых опытных ходунов!
        - Самые опытные сейчас…
        - ЧТО?!
        - Отдыхают.
        - Как отдыхают?!
        - Отдыхают-с. Каждый в меру своей испорченности.
        - Срочно свищи сюда тех, кто есть, а этих которые отдыхающие, испорченные б… созвать и привести сюда. Пулей!
        «ЕЩЕ НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО, - стучало в висках. - Найдем, схватим, далеко не уйдут…».
        ВЕЛОСИПЕДНО-КОННАЯ ПРОГУЛКА
        Мы покидали Ростов под покровом темноты. Ехали не велосипедах, причем тщательно смазанных - так, что они, вообще, не скрипели. Ехали окраинами, петляли закоулками, лишь изредка освещая дорогу фонарем. К рассвету вырулили на небольшую железнодорожную станцию. Стелился утренний туман, все было окутано таинственной, как вуаль незнакомки, дымкой. Я думал, что мы будем дожидаться поезда, но как бы ни так. Нас поджидал извозчик. Он был одет в серый пиджак, на глаза надвинут головной убор, который можно назвать смесью кепки с картузом, а горло и все что выше замотано длинным шарфом. ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА - не видно не только глаз, но и носа, и рта, и подбородка.
        Никто не проронил ни слова. Лишь по команде Клыка мы закинули велосипеды подальше под платформу. И еще хорошо замаскировали всяким мусором - пустыми коробками, разломанными ящиками, рваными мешками, в изобилии валявшимися вокруг - станция была, видимо, не пассажиркой, а товарной.
        Молча сели в экипаж. Кучер щелкнул вожжами. Покатили по узкой проселочной дорожке, уходящей в неизвестность - в тревожную даль степи. Было довольно пустынно, правда, по сторонам встречались хуторки в три - пять домов, с заборами-плетнями, изредка потявкивали собаки, да доносилось сонное пение петухов. Мы удобно расположились в нашем экипаже, и лишь легкое подпрыгивание на ухабах и кочках вносило некоторый дискомфорт. Настасья дремала на плече у Василия, тот трепетно глядел на нее. Мчались быстро, но не было привычного гиканья и посвиста, а также щелканья кнутом. Добрые кони, чувствующие, что надо вознице и его пассажирам мчали во весь опор. К тому же, как я понял, повозка была особенной - первоклассной. Рессоры, быстрый ход колес - сама колесница только что вышла из-под рук мастеров своего дела. Лошадушки также выше всяческих похвал. Но и таким великолепным лошадиным силам нужен отдых. Короткий привал посреди чистого поля и снова в путь…
        И ВНОВЬ КАБИНЕТ ЛИХОДЕЕВА
        Он не спал вторые сутки. В его кабинете был установлен телеграф и еще протянута телефонная трубка. Как только гудел гудок, и загоралась лампочка, он подходил к телеграфному аппарату, нажимал на рычажок, и из-под колесика извергалась бумажная лента.
        Раздавался звонок, и он прикладывал ухо к трубке… Но и тот, и другой аппараты не приносили радостных вестей.
        В заданном квадрате объект не обнаружен… В квадрате N прочесали все.
        В окрестностях… не обнаружен.
        Все говорило о том, что мерзавец со своей пассией ловко их обвел и буквально сразу же залег на дно. НА ДНО. Но ведь на дне долго не пролежишь. Понадобиться кислород. А значит вынырнет. Куда денется, нужно плотнее расставить сети. Но вдруг мелькнула противоположная мысль. А что, если он со своей шмарой решил податься в бега?
        Рука потянулась к коммутатору - был отдан короткий шифрованный приказ. Были отправленные все ориентировки. Подняты по тревоге на ноги все ходуны и агенты. Все полицейские управы. Посекторально. Поквадратно…
        Лиходеев подошел к окну. Забрезжил рассвет. Он был каким-то… чересчур уж красным. Словно кровь перемешалась с пламенем в этих удивительных красках.
        «В КУДЫБАСОВКУ ОН, ГАД, УСТРЕМИЛСЯ, ВОТ ЧТО!» - осенила вдруг мысль. - А далее к этим бандитам в Дикое поле. Вот там-то можно укрыться. И с концами! И никогда мы его не достанем…».
        Лиходеев сел за письменный стол, отодвинул ящик, вынул револьвер. В оцепенелой задумчивости прокрутил барабан… словно четки перебирал.
        Подошел к книжному стеллажу. С полки была извлечена и легла на стол подробная карта. Да, если эта сволочь избрала этот маршрут… Но, следуя на Кудыбасовку, не миновать города N, не обойти его из-за изгиба маленькой, но глубокой речки, да и прочий рельеф местности там весьма сложен. Может подлец, конечно, преодолеть водную преграду вплавь или вброд… Но погода сейчас не для купаний. К тому же он не один, а со своей прошмандовкой.
        Полетели депеши в город N и в ближайшие населенные пункты, чтобы мобилизовать все силы на поиск и поимку. Хоть и распылены они в борьбе с мятежом… Ужасно хотелось спать…
        МНЕ МАЛЫМ МАЛО СПАЛОСЬ
        Глубокий сон поглотил словно омут. Наконец-то, представилась возможность отоспаться, хоть и ненадолго погрузиться в сладостное забытье, сбросить накопившееся неимоверное напряжение и усталость. Позади долгие и вместе тем стремительно промчавшиеся часы, сутки опасного похода - перехода через Рубикон, разделивший старую и новую жизнь. Свист пуль и бешенная скачка. Ответные выстрелы, как последний привет угнетателям… свинцовые гостинцы достигли цели.
        Клык спал не на мягкой перине, а на грубо сколоченном из досок лежбище, укрывшись тулупом. На плече у него посапывала Настасья, в соседней комнатенке в таких же спартанских условиях почивали Будущник и Сила.
        И снился Василию странный, необычайно яркий сон. Он словно бы перенесся на сто пятьдесят с лишком лет назад и стал свидетелем жизни своего прапра… деда, о котором частенько рассказывала ему в детстве старая бабуся.
        В 1792 году в семье Ивана Клыкова родился мальчик, которого нарекли Василием и подозревал он, что и его назвали в честь предка. Бабка настояла. Она, царствие ей небесное, такая.
        Васятка на радость отцу и матери, многочисленной станичной родне уже в семь лет лихо управлялся с жеребчиком, а лет в десять начал осваивать приемы джигитовки. «Добрый будет казак, лихой», - говаривали старики. Вместе с другими казачатами обучался Василий Клыков у старых станичников на майданчике за околицей казачьим премудростям - верховой езде, стрельбе, рубке на шашках, рукопашному бою, снятию часовых, владению кинжалом.
        Подарком отца стал добрый, тульской работы, пистолет. Затем - ружье, с которым юный Василий часто выезжал на охоту и добывал к столу изрядное количество дичи. К пятнадцати годам он выполнял всю мужскую работу по хозяйству, освоил сапожное ремесло. И вот стукнуло семнадцать. Оставалось каких-то три года до принятия присяги на верность Царю и Отечеству и зачисления в служилый разряд. Но и в этом возрасте уже начиналась взрослая жизнь. Юных казаков зачисляли в «малолетки». Они отбывали различные станичные повинности, несли караульную службу.
        Молодой казак принял присягу. Шел 1812 год.
        Пулям Василий Клыков не кланялся, а посему много раз был ранен. Побывал во многих «делах» и переделках. Родительские молитвы берегли его от смерти. А еще хранила любовь. Еще до службы посватался он к чернобровой красавице Ефросинье. Как-то глянулась она молодому казаку на станичном празднике, да и запала в сердце. Чувство оказалось взаимным и полыхнуло ярким пламенем, весенним буйством красок - будто бы во широком поле расцвели в одночасье все цветы, да пышные травы. На статного казака засматривались многие станичные девушки, но… выбор был сделан.
        Сыграли свадьбу - непышную, но веселую - у казаков не принято было в то время устраивать широкие застолья. Венчались в станичной церкви. На войну Василий ушел женатым казаком. И в самых жарких боях, в самых опасных ситуациях перед глазами вставал образ любимой, провожавшей его с искринками слез в глазах. Нет, она не рыдала - у казачек в роду твердый характер. Лишь обняла и шепнула на прощанье: «Верю, вернешься»…
        *****
        Дальнейшие события промелькнули стремительно - словно сон иль горячечный бред. То ли по причине неимоверной утомленности бешеной скачкой, то ли стресса.
        Воспоминания скомканные, обрывочные, но все же яркие как ночные фонари Ростова, откуда мы начинали свой путь. Вот мы едем по степи. Верхом. С великолепной коляской и ее кучером распрощались - Клык щедро одарил его за оказанную услугу. Откуда-то опять появились ретивые оседланные кони…
        По степи разлился туман - он растворил в себе рельеф местности и мы вынуждены были сбавить ход. Овраги, ручейки, заросли кустов - приходилось останавливаться, всматриваться, намечать маршрут и двигаться дальше. Да, действительно, туман был похож на обман, а еще веяло от него какой-то загадкой, даже тайной. Он словно разумное существо пытался сбить нас с пути, запутать, увести в сторону; кони медленно понуро бредущие, отдыхающие после прежней интенсивной работы, казалось, спали на ходу.
        *****
        - Оружие к бою, - скомандовал Клык. - До Кудыбасовки всего ничего. Здесь возможны неожиданные встречи. Кордоны. Прорвемся, - четко отчеканил наш предводитель.
        - Обязаны, - ответил Сила. Он поправил кобуру чудооружия, вытащил револьвер и удостоверился, что все патроны в гнездах. Отправил ствол восвояси, но не стал застегивать клапан, дабы быстро вытащить в случае чего… я последовал его примеру.
        - У меня и еще кое-какие игрушки имеются, - Клык подозвал жестом и извлек из карманов увесистую парочку очертаниями, напоменавшую… груши. Однако к фруктам они имели весьма опосредованное отношение - то были гранаты наподобие «лимонок».
        - И когда ты все успеваешь?! - едва скрываемым восхищением спросил Сила.
        - Учись, студент - профессором будешь, - таков был ответ.
        *****
        Не знаю, сколько прошло еще времени, но, наверное, не очень много. Туман понемногу раскрывал очертания рельефа местности; мы выехали на узкую извилистую проселочную дорогу, прорезавшую степь.
        - Вот он шлях на Кудыбасовку. Еще чуть-чуть и мы на месте, - торжественно возвестил Клык. - Кони передохнули - так пусть несут нас навстречу свободе!
        И они, словно понимая человеческую речь, действительно ринулись во весь опор; поскольку магистраль была узкой, мы невольно выстроились цепочкой - возглавлял нашу кавалькаду, как несложно догадаться, Клык.
        Степь прорезала водная преграда - показавшаяся сперва узкой речка - оказалась довольно широкой и полноводной. Мы перешли на шаг - предстояло преодолеть мост, судя по внешнему виду весьма ветхий. «Что ж давай, братцы, по одному и аккуратно», - вынес вердикт Клык, бдительно осмотрев объект. Мы сторожко миновали переправу, утомленные кони получили возможность очередной передышки.
        Отдых перед последним броском. Казалось, ничего не предвещало неприятностей - хэппи-энд совсем близко. Но так бывает только в сказках, да былинах…
        *****
        Они возникли будто бы из-под земли - с десяток всадников взяли нас в полукольцо. Полному окружению мешала река, к которой нас, по сути, прижали. Как раз слегка рассеялся туман, который они, видимо, использовали как дымовую завесу. Да еще и рельеф местности, который, несмотря на равнинность весьма коварен.
        «Стоять! Не двигаться! Атаманская стража!» - донесся приказ, обращенный, разумеется, к нам.
        Внезапность ошеломила даже бывалого Клыка. В его глазах мелькнул нет, не страх… не обреченность, а скорее небывалое разочарование. Но буквально через мгновение черты лица заострились, ожесточились, глаза налились ненавистью и покраснели.
        «Круговая оборона, - бросил он почти шепотом ответный приказ. Мы стеснились, взяв Настасью в защитное кольцо. Даем несколько залпов и накидываем невидимки».
        «Живьем брать!», - голос командира «стражников» был уже заметно ближе.
        - Вон он, голубчик! - Клык едва заметно указал на всадника, что отдавал приказы. Отрубаем голову, а там и хвост…
        - Пусть еще немного приблизиться, чтобы уж наверняка, - парировал Сила.
        - Дайте мне тоже оружие, - ангельский голосок Настасьи потонул в грохоте залпов - Сила и Клык пальнули практически одновременно.
        Предводитель «стражников» кубарем слетел с коня, бедное животное завалилось на бок.
        Наши оппоненты опешили, они явно не ожидали встретить вооруженное сопротивление, думали взять нас тепленьких голыми руками.
        Они остановились, послышались короткие неразборчивые команды. Их отдавал уже другой человек - видимо заместитель павшего командира. Приказ был отдан и коням - они послушно легли на траву, а за ними как за бруствером расположились стражи закона, ощетинившись карабинами, взяв нас на прицел. И все это было произведено в мгновение ока.
        «Предлагаю сдаться!» - донесся грозный рык. - Считаю до…»
        Клык подмигнул, и мы все поняли без слов. Отработанным движением накинули плащи-невидимки, Сила и Клык ловко помогли это сделать Насте; плащи теперь стали заметно шире - так что почти укрывали коней.
        Мы застыли, превратились в само внимание, жадно вслушиваясь в реакцию противной стороны.
        «Где они?!», «Что за чертовщина!» - доносились обрывки фраз.
        «Може в балке какой сховались, вашь бродь» - высказал догадку один из служивых.
        «Чеботарев, Грищенко, Иванюков, Петрищев…», - дальнейшее мы не расслышали, но увидели, как четверо верховых цепью отправились видимо прочесывать близлежащую местность. Остальные подняли коней и рассредоточились, пытаясь охватить бОльшую площадь для наблюдения. В кольце, которым нас охватили, образовались изрядные бреши.
        «Туда», - указал шепотом Клык, и мы ринулись в одно из «окон». Благополучно прошли окружение, оторвались на некоторое расстояние… Как вдруг случилось непредвиденное - мы обнажились. То есть стали видимыми, специальные составы видимо теряли силу. Правда, видимость эта была не полной, размытой, но…
        «Вон они, гады!» - донесся радостный крик. А затем топот копыт. Нас обходили с двух сторон - наши кони, утомленные долгим переходом уступали своим наших соперникам, и при этом наша видимость стала полной!
        Клык в полуразвороте на всем скаку швырнул гранату. Охват с одного фланга ослаб, несколько всадников катались по земле, как и их лошади, которые жалобно ржали.
        Захлопали выстрелы, засвистели пули.
        «Бей по коням, брать живыми! - раздалась новая команда. - Живьем брать “демонов”!».
        *****
        И вдруг… раздалась трескотня винтовочных залпов, но уже с другой стороны. Неизвестно откуда вынырнула невеликая, но яростная конная лава. Блеснули, клинки, у верхового, что шел впереди на пике пылал красный флажок.
        «Наши!» - сдавленным от радостного волнения голосом произнес Клык.
        Будто волчья стая налетели на наших преследователей всадники в подобии униформы серого цвета. Фактор внезапности стал и роковым исходом - скоротечный бой, точнее беспощадная рубка - в единственный, выверенный удар шашки вкладывалась вся ненависть к врагу…
        *****
        «Ну шо, хлопцы, высекли сволоту, - произнес с чувством исполненного долга тот, кто был у них за старшего - А вы хто будете?» - обратился он к нам, снисходительно, без всякой суровости, можно сказать, по-свойски.
        «Серожупанники» со своим «атаманом» разглядывали нас с любопытством.
        «Вы, я так розумию, тикали от отех, - предводитель указал нагайкой на окровавленные тела. - Так они свое отбегали». Окружавшие нас «хлопцы» расплылись в улыбках - искренних, добрых, каких-то даже детских.
        «Ноги их здесь больше не будет, гадов! - продолжил несколько патетично командир. - Кардон на замке!» Он слегка прогарцевал перед строем своих бойцов, которые как-то незаметно выстроились в цепочку, а мы сгрудились в кучу напротив них. Наши кони нервно пряли ушами, и устало подрагивали, а их - радостно помахивали хвостами, весело скалили морды, обнажая белые крепкие зубы - видно итогом стремительной атаки верные боевые товарищи кавалеристов были довольны и готовы были, если надо, повторить ее вновь и вновь.
        Атаман (как прозвал его я), наверное, приготовился произнести что-то еще наподобие небольшой вдохновляющей речи. На мгновение он призадумался, как вдруг от строя конников отделился лихой усатый кавалерист и направил коня к нам. Он слегка привстал на стременах и прищурил глаза.
        - Васька! То ты, чи не ты! - возглас был радостным и удивленным.
        - Петруха!
        Клык направил своего коня встреч и еще через пару секунд они заключили друг друга в объятия, хлопали по спинам, не вылезая из седел. Я заметил, как по лицу Настасьи мелькнула тень ревности что ли… Сила чуть поддал коня вперед.
        - А меня, шо не признал? - обратился он к Петрухе со снисходительной усмешкой.
        - Силантий, Сила! Ты шо ж, бородищу для конспирации отпустил. То мои давнишние корешки, - обратился усач ко всем. - Втекли, стало быть, от тех упырей к нам. На свободу! Ура, товарищи!
        И вот дальнейшее совсем уж проходило как в тумане. В сопровождении наших спасителей мы въехали на окраину не то села, не то маленького городишки. Из архитектурных шедевров хаты-мазанки с крышами крытыми соломой. Но над каждой гордо реяло красное знамя. Смеркалось. Мы остановились на постой у Петрухи. Наскоро поужинали и спать.
        «Завтра поутру отправляемся на ТО САМОЕ МЕСТО», - сказал мне, словно желая спокойной ночи, Сила.
        *****
        Поднялись рано, едва забрезжил рассвет. Оседлали коней. Котомка со всеми принадлежностями для перемещения в будущее и свою реальность покоилась у меня за спиной словно крылья, не расправленные до поры. Клык и Настя вызвались нас сопровождать. «Надо попрощаться», - сказал он, и в глазах его читалось любопытство.
        Я качался в седле, словно в полудреме. Не знаю, сколько продолжался по времени этот завершающий бросок, хотя ехали мы неторопливо размеренно, будто бы растягивая удовольствие от общения с предрассветной, не пробудившейся еще степью. Она была нема и загадочна, и это ощущение усилилось, когда мы спустились в протяженную балку.
        - Мы на месте, - торжественно возвестил Сила, - доставай свою волшебную палочку и вперед.
        - А где же дерево? - изумленно вопросил я, таращась по сторонам.
        - Глянь - он указал рукой долу.
        - Присмотревшись, я увидел лежавшее на земле бревно. «Он издевается, они решили меня разыграть…», - мелькнула мысль.
        - Оно что… дрЕвнее?
        - Древней не бывает. От древности даже окаменело. Миллионы лет ему. Во как!
        Я спешился, подошел к объекту. Потрогал ствол руками. Действительно КАМЕНЬ, а не дерево, хотя чисто визуально бревно и бревно. С корой и прочим антуражем. Огляделся вокруг. Все приметы на лицо. Я присел на камень-дерево, выдохнул. Пора.
        - Ну что, убедился! - раздался вновь голос Силы будто бы с небес. - Давай колдуй.
        - Сперва попрощаемся, - вступил в разговор Клык. - Негоже так.
        Они спешились, мы заключили друг друга в объятья.
        - Ты нас не забывай, - сказал Клык. Удачи!
        - Нам будет тебя не хватать, - добавил Сила.
        Пора! Вновь произвожу действия, предначертанные великим волхвом и кудесником Всеславом.
        Те же дивные ощущения ПЕРЕНЕСЕНИЯ. Последнее, что я услышал в ТОМ МИРЕ изумленные словеса Насти - «Он растворился!» - пропела она все тем же небесным голоском…
        39 Авторское перефразирование.
        40 Авторское перефразирование высказывания В.И. Ленина: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться».
        41 Авторское перефразирование.
        Глава 12 (III). Вместо эпилога
        …Стою перед входом в родной институт. Сперва просто остолбенел… внезапно нахлынула… какая-то пронзывающая до глубин сознания ПУСТОТА, душевная опустошенность.
        МОИ УДИВИТЕЛЬНЫЕ СТРАНСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЗАВЕРШИЛИСЬ! Впереди - череда серых будней…
        И вдруг - резкая перемена в душевном состоянии - РАДОСТЬ! Неописуемая, неземная! Такие ощущения, наверное, испытывали первые космонавты, вновь ступая на Землю…
        Я жадно вдыхал знакомые запахи, от которых успел отвыкнуть. Весенний ветерок трепал по щекам, доносилось разноголосое пение птиц. Небольшой парк, который окружал парадный вход Института, казался мне дивным садом. Я купался в лучах солнца, наслаждался серенадами пташьих кавалеров. Голова слегка кружилась… все было до боли знакомым, но вместе с тем, и каким-то… иным. Видимо, предстоит заново адаптироваться к жизни… К НАШЕЙ цивилизации со всеми ее благами.
        Как-то странно все вокруг. А вот оно что: безлюдно, ни одного сотрудника учреждения, где я имел честь работать и числюсь, надеюсь, по настоящее время. Хотя вполне могли посчитать без вести пропавшим и вычеркнуть из списков не только сотрудников, но и живых. Я силился прикинуть: сколько прошло времени с момента моего исчезновения. Решил, что это тщетно.
        Оглянулся вокруг. Вроде все, как всегда. Никаких изменений. Взгляд упал на часы.
        Так вот оно что! Вот почему ни кого не наблюдается вокруг.
        ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ.
        Народ хлынул в столовую в корпусе Б, а корпус А, где я и очутился, опустел - наука наукой, а обед по расписанию. В НИИ истории и времени изначально было строго с дисциплиной и распорядком. Прямо не храм науки, а какой-то офис японской корпорации, и этим мы заметно отличались от других академических «контор». Руководство всегда внушало: мы на передних рубежах науки, поэтому никакого разгильдяйства. Эксперименты со временем это вам не щи варить. И оказалось: отнюдь не причуда придирчивого начальства - в чем я убедился на личном примере, угодив во временной провал…
        Я брел по вновь обретенной родной «почве». Хотелось припасть к ней, ощупать родные стены, убедиться: не сон ли это?
        *****
        «Это что за маскарад?!» - раскатистый начальственный баритон окончательно возвратил в реальность.
        Я обернулся и вмиг понял причину негодующего вопрошания - одет-то я весьма странно. На мне было нечто вроде поддевки, залихватский картуз с фетровым козырьком и плисовые штаны, заправленные в полусапожки - не помню, когда успрели меня так обрядить…
        Но все же фасон, если брать за основу «классику» XIX века, изменился - на поддевке помещены карманы, и от этого она слегка смахивала на френч, а картуз можно, скорее, охарактеризовать как картузоподобное кепи.
        «Ты кто такой?! И почему так вырядился?!» - вновь услышал я удивленный, но не гневный вопрос.
        Я снял картуз. И повернулся уже лицом к директору института. Его лицо словно задрожало и стало расплываться.
        «Улетов», - услышал я полушепот и в мгновенье ока оказался рядом, подхватив директора, медленно оседавшего на землю.
        «На помощь! Человеку плохо!», - что есть мочи закричал я.
        Топот ног заглушил мой крик, а за ним и рев сирены. Еще несколько мгновений, и нас окружило с десяток человек. Директора взяли под руки, кто-то щупал пульс, расстегнули ворот рубахи. Расступились, пропуская человека в изумрудном халате. Он усадил главу нашего академического учреждения на диван, расположенный в холле. Но ненадолго. Тот вдруг поднялся, отстранил заботливые руки врачевателя и тихо произнес: «Со мной все в порядке!»
        Отыскал взглядом меня. Глаза вмиг устремились на меня.
        «Да это же Улетов!» - пронеслось как-то робко и недоверчиво и вдруг взрыв эмоций: «УЛЕТОВ!», «УЛЕТОВ!», «УЛЕТОВ! ЭТО ОН!»
        Мне стиснули, меня поочередно хватают за плечи, жадно всматриваются в лицо, словно желая убедиться в том, что я вполне материальный объект. Водоворот знакомых и не очень лиц засасывает и вмиг выталкивает на поверхность. Вот она минута славы - меня подбрасывают на руках! Как триумфатора проносят по коридорам института!
        Перехватило дух, вдруг все поплыло, эмоции и чувства хлестали через край.
        Сердце как ретивый жеребец рвалось из груди.
        Но мало-помалу страсти все же улеглись, и уже на своих двоих я прошелся от кабинета к кабинету, пронося весть о своем чудесном «воскрешении», возвращении в СВОЙ МИР. Новые волны всеобщего восторга. После прохождения всего церемониального круга меня вызвал к себе директор.
        Состоялся краткий разговор. Предвестник серьезного, большого…
        - Ты, поди, устал?
        - Не то слово.
        - Даю тебе два, нет три дня отпуска. Двадцатого, после обеда расскажешь коллегам, что с тобой произошло. О своих впечатлениях и, может быть, открытиях. Собираемся в конференц-зале. Да, и к своей лекции можешь, подготовиться, хотя и экспромт сойдет…
        А затем будет еще разговор в моем кабинете в присутствии компетентных лиц. Ты, конечно же, не в курсе, что у нас тут произошло за время твоего отсутствия…
        *****
        Конференц-зал встретил восторженным сиянием лиц, истомленных жаждой знаний и снедаемых диким любопытством. Перед широкой аудиторией я предстал в цивильной одежде, хотя лучше было бы, наверное, явится в том костюме, в котором я прибыл из временных странствий. Впрочем, тот наряд я для иллюстративности прихватил с собой. Взял и другие экспонаты - те самые арабские дирхемы, что вручили мне Борята и Горята - их я так до конца и не потратил. Прихватил и некоторые небольшие вещички, например, пару домашних идолов - щуров…
        Моя «лекция» - повествование о необычайных приключениях скромного младшего научного сотрудника - заняла без малого два часа. Начал рассказ с того момента, как очутился вдруг на берегу Днепра… Зал замер в немом восторге. Лишь изредка задавали уточняющие вопросы…
        *****
        «Думаю, на сегодня достаточно, - из кресла неожиданно поднялся директор института. - Не будем утомлять нашего коллегу, думаю, он еще не раз поделится своим фантастическим, без преувеличения, опытом. К тому же рабочий процесс не терпит длительного перерыва. Итак, господа, прошу вернуться к изучению тайно прошлого - о, сколько нам открытий чудных…», - сотрудники ответили гулом голосов; делясь впечатлениями от услышанного, они нехотя покидали конференц-зал, а меня начальник едва заметным жестом попросил остаться.
        Когда зал опустел, он также жестом пригласил меня следовать за ним - язык жестов, к которому он прибегал, навевал флер некоей таинственности… но вскоре я понял, что к чему…
        Миновав длинные и довольно-таки запутанные коридоры, мы с директором института, преступили порог просторного кабинета - ранее я здесь никогда не бывал.
        Сразу бросился в глаза, контрастирующий с прочей вполне современной обстановкой, большой старинный стол. За ним, в ожидании, расположились люди. Взгляды, едва я переступил порог, были вновь устремлены на меня - ну как тут не почувствовать себя «звездой».
        Я ненавязчиво окинул взглядом собрание - люди в основном в возрасте хорошо за сорок. Я получается единственный представитель молодой ученой поросли, хотя… почему-то не сразу заметил в числе восседавших за столом своего… коллегу и даже, можно сказать, друга… Яковцева. Почему? Он, что сразу бросилось в глаза, сильно изменился. Лицо похудело и приняло аскетичный оттенок, а сам он как будто бы даже постарел. Болеет? Но тогда почему его сюда ангажировали, причем в своей возрастной категории в единственном числе (кроме меня). Он встретился со мной взглядом и почему-то опустил свои очи долу.
        Я поприветствовал всех легким, снисходительным (в моем положении это вполне позволительно) кивком головы.
        «Вот наш долгожданный герой!» - провозгласил, наконец, директор. Он указал мне на кресло чуть ли не во главе стола. Оно располагалось почти напротив Яковцева и едва я занял свое место, того словно пробил озноб - он съежился и слегка подрагивал. Точно болезнь!
        Хотел уже было подойти и намекнуть об этом директору на правах свалившейся на меня бешеной популярности. Хотя я и до этого мог не соблюдать особой дистанции, несмотря на внешнюю суровость, наш руководитель был весьма демократичен.
        Однако он взял слово: «Что ж, давайте начнем наше внеплановое, можно сказать, чрезвычайное совещание. Представляю вам, господин Улетов, наших участников, гостей».
        А далее директор слегка развеял мои опасения по поводу здоровья коллеги: «Итак, напротив вас, по сути, один из виновников вашего, так сказать, приключения. Да, вы его хорошо знаете, но вскоре узнаете и с другой стороны… Не удивляйтесь, вам предстоит услышать много интересного и эта информация не для лишних ушей, - продолжил он. - По правую и левую руку от Яковцева господин Крепышев и господин Засланский - сотрудники созданной недавно специальной службы по борьбе с преступлениями во времени и всяческими сопутствующими проявлениями - опять-таки не удивляйтесь», - означенные лица слегка привстали и кивнули.
        «Следователь Раскрытко - он ведет дело, в котором вы фигурируете, как основной свидетель - я понимаю, что вашему изумлению нет предела, но вскоре мы начнем разговор по существу.
        А это наши коллеги исследователи - специалисты по перемещениям во времени их фамилии… вам, - он кивнул в мою сторону, - знать пока не обязательно».
        «Да что же такое случилось?! Что за туманная дымка таинственности! Что-то экстраординарное?! Массовое вторжение пришельцев-иновремян?!»
        «Значит, мой провал во времени отнюдь не случаен», - возникла новая мысль, и я произнес ее вслух.
        «Совершенно верно, мой друг. Вас использовали втемную для решения некоей задачи, но об этом позже.
        А сейчас мы хотим послушать вашу историю в более полном, так сказать, варианте. Недаром я вас прервал.
        Не будем утруждать вас новым пересказом. Остановитесь - может быть даже коротко и схематично - над теми моментами, которые вы в своей публичной лекции опустили», - директор задумчиво прошелся по кабинету, многозначительно остановился в шаге от меня, сделав приглашающий жест.
        И я, пусть и довольно сжато, поведал о том, как попал в параллельную историческую реальность. Сперва - в «коммунистическое» Кучково, а затем - на «вольный» Дон. Описал тот мир схематично, но и достаточно красочно, на мой взгляд. Правда, опустил многие детали и подробности моих приключений с криминальным оттенокм.
        Мои слушатели пребывали в состоянии легкого оцепенения, а вот в глазах Яковцева явственно читалась зависть - черная, скорее всего.
        После того как я закончил, по кабинету прокатился легкий гул.
        Слово взял один из ученых мужей, которых директор не представил по ФИО.
        «То, что вы нам рассказали, молодой человек, - настоящее открытие. Оно переворачивает наши представления… и вместе с тем, подтверждает гипотезы… мы в нашем отделе…», - тут он неожиданно осекся.
        «Упавшее знамя» подхватил еще один специалист по перемещениям во времени, фамилии которого директор института также не назвал.
        «Позвольте мне продолжить, - начал он. - Я сделал некоторые заготовки, ведь, как известно, хороший экспромт - подготовленный экспромт. Внимание на экран».
        На нем появились даты и выкладки к ним.
        Ученый начал неспешно в академической манере:
        «Коллеги! Вы, конечно же, помните основные вехи исследований, касающихся возможности перемещений во времени. Но я все же позволю напомнить о некоторых из них - ключевых.
        Итак…
        Март 2018-го. Университет Чарльстона. Были открыты уникальные способности аномалии в виде гамма-вспышек, которые могут изменять время, передвигая его. Во время процесса в космосе, сущность которого состоит в освобождении гигантского количества энергии, начинают образовываться черные дыры, раскрывающие пространство.
        Тогда было сделано заявление о том, что ученые пока не в состоянии научно обосновать собственное открытие. Однако оно может привести к настоящей революции, а для этого предстоит еще изучить, проанализировать и понять сами принципы работы гамма-вспышек, чтобы в будущем человек получил возможность перемещаться во времени и пространстве».
        - Но ведь это, как выяснилось, - тупиковый путь, - заметил кто-то.
        - Да, но позвольте я продолжу…
        Концепция «кристалла времени» впервые была предложена в 2012 году нобелевским лауреатом по физике Фрэнком Вильчеком. Она предполагала существование объекта, нарушающего симметрию времени, то есть «кристалл» не находится в стационарном состоянии, а имеет периодичное поведение во времени - собственно поэтому объект получил название «кристалла времени», по аналогии с периодической пространственной структурой обычных кристаллов…
        - Но ведь это тоже голая теория - одна из гипотез…
        -Совершенно верно. Поэтому позвольте напомнить и о некоторых практических шагах.
        Март 2019. Нашим российским ученым удалось создать компьютер, который на долю секунды изменил общепринятое на квантовом уровне направление Вселенной. Свидетелями открытия стали коллеги из США и Швейцарии, помогавшие московским физикам из физико-технического института.
        В ходе научного опыта исследователи заставили квантовый компьютер вернуться в прошлое, нарушив тем самым второй закон термодинамики. Именно он, с точки зрения физики, описывает единственное принятое направление нашей Вселенной - из прошлого в будущее.
        Дальнейшие исследования натолкнули ученых на вопрос, можно ли обернуть время вспять. По законам квантовой физики, разумеется.
        А в самом начале 2020 года астрофизик Рон Маллет из Университета Коннектикута заявил, что нашел способ путешествовать во времени. И даже написал уравнение, которое могло бы послужить основой для реальной машины времени, а также создал прототип устройства.
        Затем был нашумевший эксперимент ученых из Лаборатории физики Московского физико-технического института. Исследовательская группа проводила эксперименты со временем на квантовом компьютере. Тогда с его помощью смогли вот отправить микрочастицы на доли секунд в прошлое. «Русские научились перемещать объекты размером меньше атома в направлении, противоположном “стреле времени”!», - пиcала Daily Mail.
        После этого исследователи из Стэнфордского университета заявили, что уже в 2025 году будет создан первый концепт машины времени. К тому моменту специалисты должны разработать технологию, позволяющую преодолевать огромное расстояние на сверхсветовой скорости.
        А еще немного ранее было сделано смелое заявление, что уже к 2020 году ученые смогут «разбивать» человека на миллиарды мелких частиц. Конечно, в теории.
        Об этом заявили тогда биофизики, правда, акцентировав внимание на то, что и создание машины времени, возможно, лишь теоретически. Но и для практики есть все предпосылки; суть же заключается в том, чтобы полностью «разбить» человека на молекулы, которые будут перемещаться в квантовом пространстве, за счет чего в перспективе можно будет преодолевать временной континиум и перемещаться во времени. Именно об этом писал Мичио Каку в своей книге «Физика невозможного».
        И, примерно тогда же, ученые исследовательской лаборатории Калифорнийского университета сделали заявление о возможности путешествия во времени примерно через тридцать лет, то есть где-то к 2050 году.
        - Что ж, их прогнозы, можно сказать, сбылись…
        - Да, и в то же время в Массачусетском университете пришли к выводу о том, что машину времени, способную переместить человека в прошлое, можно построить с помощью двух голых сингулярностей 42.
        Общая теория относительности допускает существование замкнутых времениподобных кривых при специфических условиях, которые предотвращают нарушение принципа причинности. Таким образом, природа не допускает возникновения парадоксов из-за путешествия во времени. Однако временные петли могут образовываться при наличии в физической системе экзотической материи с отрицательной массой, существование которой во Вселенной не доказано…
        Слово взял директор института. Он вновь прошелся по кабинету.
        - Все это хорошо и такой экскурс весьма полезен, возможно, мы сможем что-то нащупать… нам нужно выработать гипотезу, каким образом эти мафиози смогли преодолеть временные барьеры. Заслать Улетова в Древний Киев и самим перенестись к нам… Пока ясно, что действовали они по наитию, случайно подобрали методом тыка или интуитивно некий ключ.
        А от метода разложения человека на молекулы, мы отказались (жуть какая!). Решили идти другим путем. И эти бандиты - вернее, их пахан «мистер П» - никого на молекулы не распылял. Все гораздо примитивнее…
        - Да, именно поэтому хочу напомнить, что в Калифорнийском университете тогда же (помимо биофизического метода разложения на молекулы) предположили, что способом путешествия во времени может стать «временная дыра», когда человек попадает в «коридоры» между веками или эпохами.
        - Да, этот вариант во всей нашей истории мы тоже рассматривали…
        - А вот еще уже не теория, а факт: 9 мая 2017-го года в Европейском центре ядерных исследований был запущен новый линейный ускоритель протонов, в задачу которого входило повышение производительности Большого адронного коллайдера. Напомню, что для построения этого девяностометрового устройства, способного разгонять элементарные частицы до околосветовой скорости, потребовалось десять лет. И это время уже близко нашим… гм… антигероям.
        - Что ж, нужно теперь рассказать нашему подлинному герою, - директор кивнул мне - о лже-профессоре Пивображенском и его подручном. ЯКОВЦЕВЕ.
        Его монолог продолжался целых пятнадцать минут и все почти это время я пребывал в состоянии близком к шоку. «Не может быть!» - только и вертелось в моей голове. Но по полочкам все разложилось…
        - То есть вы хотите сказать, что используя «дыры во времени», которые могли образоваться или активироваться во время экспериментов на Большом адроном коллайдере меня и перебросили в нужное им время для выполнения криминальной задачи, но что-то пошло не так. Не по их плану, - вступил в разговор я.
        - Так оно и было, - вступил в разговор следователь Раскрытко. - А у вас оказывается способности и к сыскному делу, - его вполне серьезное выражение лица озарилось улыбкой.
        - В свете вышесказанного, - продолжил я в несколько академической манере, - меня терзают следующие мысли. Я, кажется, уже упоминал о своей встрече с волхвом Всеславом и о той роли, которую он сыграл в моем возвращении. Но я не сказал о его поразительном сходстве с «мистером» П…
        - Филипп Филиппович Пивображенский! - воскликнул директор института, - получается он…
        Крепышев и Засланский как-то напряглись, по их лицам было видно, что в головах проходят непростые мыслительные процессы.
        - Значит, мы можем сделать предположение… - произнес осторожно и в полголоса Крепышев.
        - Что настоящий Пивображенский «провалился»! - воскликнул Засланский.
        - Так может, «провалилась» и вся группа?! - продолжил рассуждения Раскрытко.
        - Надо срочно что-то предпринимать!
        - Срочно искать способ пробиться к нему, установить контакт - резюмировал Засланский.
        - Займемся завтра же…
        - Нет, сегодня же. Вечером. После нашей планерки А если понадобиться для возвращения настоящего «господина П» отправиться в прошлое, я готов. Фамилия обязывает, - улыбнулся он уголками губ, но мгновенно вернул своему лицу самое серьезное выражение.
        - Что ж, вы изрядно нас удивили своими дополнениями, настал черед удивить вас, - продолжил директор института, когда обстановка чуть разрядилась.
        Он вновь встал из-за стола и продолжил, прохаживаясь, свой бьющий наповал рассказ.
        - Как вы уже, наверное, догадались, профессор Пивображенский на самом деле не тот, за кого себя выдает.
        Под этой личиной достаточно длительное время скрывался уголовник - «браток» из так называемых лихих девяностых. Он даже сумел притащить в наше время своих корешей - всех их мы повязали, и они находятся сейчас там, где им и положено - в тюрьме.
        По-хорошему, там должен находиться и этот тип, - он кивнул в сторону Яковцева, - тот втянул голову в плечи.
        - И как этот тип из девяностых сумел замаскироваться под маститого ученого? - прервал я директора, сгорая от любопытства.
        - Вы, наверное, знаете о пропавшей некогда экспедиции?
        - Что-то слыхал, - признался я.
        - А подробности знаете?
        - Нет.
        - Вот те на! Надо интересоваться научной жизнью.
        - Всего не охватишь.
        - И то верно. Так вот экспедиция пропала, но был найден только один человек. Внешне поразительно похожий на настоящего профессора Пивображенского. Двойник! И он сумел вжиться в образ…
        Господин Крепышев, один из членов следственной группы поведает вам эту удивительную криминальную историю, годящуюся для авантюрно-детективного романа. Заодно проинформирует нас о последних новостях этого дела.
        Господин Крепышев, прошу…
        Услышанное действительно сразило наповал. Следователь оказался неплохим рассказчиком - хоть клади все на бумагу и издавай. Поймал себя на мысли, что не отделался еще от «бумажного формата», привычного в том мире, откуда я возвратился.
        Был поражен, узнав, какую роль во всей этой истории сыграл мой «коллега». Он еще больше скукожился, того глядишь инфаркт или еще какой кондратий хватит. Слабоват оказался, подонок!
        - Ну как? - лаконично обратился ко мне директор, когда Крепышев, по его собственному выражению, «доклад окончил».
        «Так вот откуда у мнимого “профессора” все эти повадки - “интеллигентный” матерок, жаргон, все эти призказки про фраера…», - вспомнилось вдруг.
        А вслух я принялся рассуждать: «Можно ли быть уверенным на все сто, что Всеслав и настоящий Пивображенский - одно и то же лицо?.. Ведь люди могут быть поразительно похожими…».
        - Однако, по вашему же утверждению, он общался с вами современным русским языком, - вклинился кто-то из ученых.
        - Да, это сильный аргумент. И все же… Вдруг это не Пивображенцев а кто-то другой из «засланцев», - высказался директор.
        - Что ж, как рабочая версия принимается, но, по крайней мере, на пятьдесят процентов можно быть уверенным в том, что это именно настоящий профессор Пивображенский, - резюмировал Засланский. - Полагаю, нам необходимо срочно создать оперативную рабочую группу и заняться возвращением и профессора, и членов его экспедиции, буде таковые отыщутся. Вам, господин Улетов, будет отведена в этом подразделении ведущая роль.
        - Работаем в строжайшей секретности, - подхватил директор института. - Огласка, - он бросил суровый взгляд на Яковцева - не к чему… хорошему не приведет. К тому же, мы не знаем масштабы и количество шастающих по временным просторам.
        - Тебя, Яковцев, на время работы группы, а, значит, на неопределенный период мы изолируем, - огласил созревшее внезапно решение Засланский.
        - Да, пошлем его якобы на стажировку к нашим зарубежным коллегам, хотя по нему тюрьма плачет, - предложил директор. - А на самом деле стажировка будет в условиях жесточайшой самоизоляции так, как это было во время известной пандемии в двадцатом, кажется, году. И самоизолироваться будешь далеко-далеко от матушки Москвы. Это будет что-то вроде «шарашки» - будешь трудиться ради науки, но под присмотром и контролем двадцать четыре часа в сутки.
        - Какие еще будут идеи? - Крепышев встал из-за стола и прошелся по кабинету.
        - Меня, как ученого и как практика, интересует реализация планируемой миссии по возвращению наших гм… единовременцев, попавших, вероятно, во временной капкан, - слово взял один из представителей науки.
        - Ну, основное понимание, как это сделать у нас, по-моему, имеется, - Крепышев также поднялся из-за стола и подошел к окну. Остановился, посмотрел на открывающийся за ним вид, словно пытаясь найти ответ. - Все эти воронки во времени - мы очень приблизились к их разгадке и с помощью квантовых технологий сможем овладеть проникновением во время, перенесением, думаю, за день-два. А вот что нам еще поможет… господин Улетов, вы говорили о некоей волшебной палочке-выручалочке, которой вас одарил волхв - предполагаемый истинный профессор Пивображенский…
        - Да, она у меня с собой.
        - Этот феномен нужно также изучить.
        - Позвольте полюбопытствовать, - вмешался один из ученых.
        Я потянулся к своему СОВРЕМЕННОМУ кейсу, куда сложил все вещественные доказательства моего пребывания ТАМ. Извлек интересующий артефакт и… не поверил своим глазам, но сперва… пальцам. Чудесная палка на вид была все такой же со всеми прорезями и узорами, но вот материал… Вместо дерева - камень! То есть она окаменела! Я ощупывал ее и, видимо, открыл от удивления рот - почтенное собрание также охватило легкое замешательство - один из коллег, наконец, спросил: «Что-то не так?»
        Я поспешил поделиться неожиданным открытием.
        - Значит, говорите, что точкой вашего возвращения посредством этого прибора стало некое скопление окаменевших деревьев?
        - Да, и уж не предполагаете ли вы…
        - Совершенно верно - этот предмет, так сказать, перенял свойства, - прошелся взглядом по всем присутствующим словно, ища поддержки, один из ученых.
        - Очень интересно! - буквально вскочил и активно жестикулируя, заговорил другой представитель группы. Этот феномен нужно срочно изучать в комплексе - возможно именно это ключ к решению проблем, стоящих перед нами.
        - То есть - проникновение во времени и вытаскивание наших…
        - Да.
        - А кстати, ведь эти бандиты из 90-х смогли пронзить временные стены. Каким образом? Их допросили? - мой вопрос созрел внезапно и был обращен, прежде всего, к стражам порядка.
        - Что ж, ваш интерес вполне резонен, - отвечал Крепышев. - Но не все так просто. Эти субчики, как у них выражаются, «уперлись рогом», «ушли в полную несознанку». К тому же включили своего рода психологическую защиту. Словом, тертые калачи. В общем, и новейшие методы выуживания информации из-под сознания оказались бессильны. Хотя сперва именно с их помощью мы, по сути, все и узнали.
        - То есть не колются, - резюмировал я.
        - Да, если коротко, именно так.
        - И что же, никаких шансов?
        - А знаете что! Давайте-ка вызовем этих героев в кавычках сюда, - неожиданно предложил директор. - Вам, господин Улетов, конечно же, интересно взглянуть на ваших визави.
        Мне оставалось только кивнуть в знак согласия, а господин Засланский продолжил:
        - Что ж, предложение замечательное. Может быть, внезапная встреча с Вами, Олег Витальевич, что-то да перемкнет в их головах, и они станут более откровенными. Проведем, так сказать, очную ставку.
        Раскрылся экран мобильной коммуникации - Засланский выходил на связь с руководством учреждения, где пребывали злодеи.
        - Доставят голубчиков! Через полчаса максимум, - сообщил он.
        Итак, полчаса - отсчет начался, и он для меня сразу начал казаться… ВЕЧНОСТЬЮ. А ведь если поразмыслить, именно оттуда я и вернулся… Ученый и служивый люд тем временем пустился в прения - живо обменивался мнениями - нарастал гул, но он был каким-то тревожным, что ли.
        Через некоторое время Засланский, а затем и Крепышев стали то и дело поглядывать в свои коммуникативные приборы. Я обратил внимание на это, хотя остальные увлеклись, и им было не до сторонних наблюдений - тем более что ученые споры как-то обтекали меня, несмотря, на то, что я был вроде бы центральной фигурой. Но в данный момент от меня отвлеклись - полемика между отдельными группками разгоралась - как водится: сколько ученых столько и мнений.
        Но вдруг все резко переменилось! Засаланский и Крепышев - их лица излучали непередаваемое выражение - смесь напряжения с невиданным паническим ужасом - так, что это невольно наэлектризовало атмосферу, и разговоры, словно повинуясь неведомой силе, стихли.
        Первым встал из-за стола Засланский, а затем и Крепышев стал переминаться с ноги на ногу; Засланский вышел на середину «зала» и прошелся взад-вперед… Крепышев же вдруг застыл столбом.
        Стало ясно, что произошло нечто экстраординарное. Аудитория оцепенела - возникла немая сцена наподобие той, что венчала знаменитого гоголевского «Ревизора».
        Вот-вот должен был прогреметь гром… и он грянул.
        - Господа, - начал Крепышев… мне, вернее, нам - он бросил взгляд на своего коллегу, - сообщили, что наши… гм, обвиняемые пропали… То есть исчезли в полном составе…
        - Вероятно, бежали, - продолжил Засланский. Уже начато экстренное расследование, обнаружили буквально полчаса тому назад.
        После этих заявлений всех присутствующих поразил массовый шок - это уже был не «Ревизор», а самый настоящий «Шекспир», однако… меня вдруг охватило странное чувство - чувство радости, что ли. И внезапно пришло понимание, почему это именно так. Все это время меня после возвращения ОТТУДА меня переполняло то, что наши предки образно и емко называли «грусть-тоска-печаль». Опустошение. Возвращение к серым будням.
        И вдруг новый виток!
        И возможны самые удивительно-неожиданные повороты!
        Работа по возвращению истинного профессора Пивображенскоого или кто он там… И теперь вот это! Жизнь продолжается, и она снова закипает…
        - Как же они смогли, как ухитрились? - я вновь проговорил свои мысли…
        - Вероятно, смогли уйти по тем самым «кротовым норам», - прозвучал ответ.
        «Немая сцена» вмиг ожила, да так, что наполнила зал какофонией разговоров и возгласов, вопросов и ответов.
        «Что ж, господа, нам предстоит большая многотрудная и интереснейшая работа!» - прозвучал в какой-то момент вердикт.
        ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
        42 Здесь и далее информация из открытых источников.