Шарманщик Виталий Вавикин
        Забазу взято далекое будущее. Вымышленные события, города, правители. Правящая элита разделена на касты. Творческий процесс регулируется правительством:людям выдаются «шарманки» - сложные машины, которые считывают чувства людей и применяют их к утвержденным шаблонам. Шарманки создают книги, картины, скульптуры, музыку. Талантливые люди больше не рождаются, не появляются из ниоткуда. Они либо получают свои шарманки по наследству, либо избираются голосованием правящей элиты.
        Виталий Вавикин
        Шарманщик
        
        )

* * *
        Lasciate ogni speranza voi ch’entrate
        Оставьте всякую надежду вы, входящие сюда. Данте Алигьери
«Божественная комедия» («Ад», песнь 3)
        Нет ни одного праведника, ни единого! Никто не обладает пониманием. Никто не ищет Бога. Все отошли от истины, никто ни к чему не пригоден. Никто не делает добра. Никто, ни один человек!
        Уста их подобны открытым могилам. Языком они пользуются, чтобы разносить ложь.
        Яд змеиный у них на губах.
        Уста их наполнены злословием и горечью.
        Им ничего не стоит совершить убийство. Куда ни пойдут они, несут с собой разрушение и горе, и неведомы им пути мирные.
        Нет в них страха и почтения к Богу. Псалтирь 13:1-3; 5:10; 139:3; 9:28; 59:7-8; 35:2; Исайя 59:7-8
        Пролог
        И умерла Муза.
        Мы убили ее… Нет. Это ты убил ее. И кровь эта на твоих руках…
        Теперь слушай- ветер свистит за окном, гуляя по снежным вершинам. Мириады мельчайших снежинок взмывают ввысь, подчиняясь воздушным потокам. Холодно. Клубы пара вырываются из твоих легких, наполняя атмосферу капельками теплоты. Но холод повсюду: в каждом закоулке, в каждой щелочке, в каждом сердце. И мысли искрятся и переливаются кристаллами этой вечной мерзлоты…
        А ты сидишь за столом и куришь. Здесь, в горах, среди промерзшей древесины, на пути к вершине. Сколько людей пыталось покорить ее? Сколько из них повернуло назад, а сколько дошло до конца? Но ты не повернешь. Тебя внизу ничто не ждет. И нет сожалений и грусти. Лишь только тупая немота во всем теле. И чувство такое, словно ты висишь над бездонной пропастью, уцепившись рукой за каменный выступ, и силы покидают тебя…
        Сними пакет со спинки стула. Замерзший полиэтилен хрустит, словно ломается тонкий лед. Холодная сталь обжигает пальцы. Куда ты отправишься после? Уже неважно. Главное- не остаться здесь, в этом мире…
        И как-то вдруг тихо до тошноты. И кажется, еще мгновение- и ты услышишь, как проворачиваются скрипучие шестерни времени. Но ты не слышишь их… Лишь где-то далеко играет пианино, как в немом кино, где через мгновение пойдут роли. И твоя жизнь станет лишь строчкой- фамилией в этом бесконечном списке… Стоп! Нажми на паузу. Сейчас самое время отмотать ленту назад и показать опоздавшим зрителям то, что было до этого.
        Итак: «До того, как умерла Муза».
        Часть первая
        Глава первая
        Порывистый ветер раскачивает кабинку подъемника, которая ползет по канатно-подвесной дороге. Слышишь металлический скрежет? Это проржавевшие швы и соединения скрипят своей старостью. Снег бьет в грязные стекла. Подъем кажется вечностью…
        Снежные бураны- вот настоящая беда этого горнолыжного курорта. Бураны и престиж, которого здесь никогда не было и не будет. Лишь только горы. И если ты любишь их, то они везде одинаковы- далекие и чарующие своей недосягаемостью. С престижем всегда все намного сложнее. Да. Ветра и сырость в горах и в жизни- повсюду. Всегда. И это очень важно для кого-то. Мать их!
        Не пытайся искать поводы для конфликта. Их попросту нет, как нет ответов на непоставленные вопросы. Все относительно. Абсолютно все. Достань из кармана пару таблеток. Минздрав обещает: антидепрессанты помогут. Но они не помогают. Жирный смотрит на тебя и осудительно качает головой.
        - Как можно быть несчастным в этом мире?- спрашивает он.
        - Хочешь конфетку?- спрашиваешь ты, протягивая ему тюбик с антидепрессантами.
        Он трясет головой и вместе с ней трясется его уродливый тройной подбородок.
        - Сколько тебе лет, Батон?- спрашиваешь ты.
        - Тридцать пять,- отвечает он.
        Ты сравниваешь свой и его возраст- всего лишь восемь лет разницы.
        - Когда мы воевали с Сересом,- говоришь ты,- тебе нужно было записаться добровольцем.
        Он молчит. Всегда молчит. Жирный ублюдок! И ни Минздрав, ни психоаналитик не поможет. Только ты и твои воспоминания, которые никому не нужны. Идеалы, которых нет. Война, о которой никто не помнит. Азиатская девочка лет тринадцати смотрит на тебя пустыми глазницами. Кто-нибудь знает, как ее зовут? Кто-нибудь знает, как зовут тебя? Кто-нибудь скажет, куда нанести удар, чтобы прекратить все это одним точным попаданием ракеты? И уже неважно, в кого стрелять. Виновны все. Невинны все.
        - Нужно похоронить ее,- говоришь ты.
        - Кого?- спрашивает жирный.
        Ты смотришь на него, но видишь девочку без глаз. Худенькую, маленькую…
        - Не нужно ненавидеть меня за то, чего я не делал,- говорит жирный.
        - Не нужно любить себя за то, что делал ты,- говорит девочка без глаз, разлепляя синие губы.
        - Знаешь, Батон,- говоришь ты,- когда-нибудь мы все сдохнем.
        И мертвые друзья кивают тебе, соглашаясь с этим. И один из них поет:
        У сержанта Клегга деревянная нога.
        Он выиграл этот трофей на войне, в 1944.
        У сержанта Клегга также есть медаль.
        Оранжево-красно-синяя.
        Он нашел ее в зоопарке.
        Дорогая, дорогая, они и вправду печалятся обо мне?
        Дорогая, дорогая, они и вправду посмеются надо мной?
        Миссис Клегг, вы должны гордиться им.
        Миссис Клегг, еще глоток джина?
        Сержант Клегг шел под зонтом в дождь.
        Он никогда не станет таким, как прежде.
        Некого винить.
        Сержант Клегг получил медаль во сне.
        Из рук Ее Королевского Величества.
        Его сапоги были натерты до блеска.
        Миссис Клегг, вы должны гордиться им.
        Миссис Клегг, еще глоток джина?
        …
        Чертова жизнь!
        - Ян, очнись!- говорит жирный, пытаясь поднять тебя на ноги.
        Тюбик с таблетками падает на пол. Что они подсыпают в них? Или же это все в твоей голове?
        - Тебе за это платили,- говорит жирный.
        - За что?- спрашиваешь ты, а он смотрит на тебя и не понимает, о чем ты.

* * *
        Сними лыжи. Переобуйся. Спешить некуда. В раздевалке тепло и тихо. Ты слышишь, как шелестят вентиляторы электрического отопления, чувствуешь запах бетона. Думать ни о чем не хочется. Голова превратилась в пустой чан, по которому стукнули чем-то железным, и теперь ты обречен слушать это бесконечное эхо своего прошлого. Глаза закрываются, словно желают заглянуть в себя, а когда ты пытаешься держать их открытыми, окружающие тебя стены и пол начинают вздрагивать, уплывая куда-то далеко по бесконечной кроваво-красной реке. Сядь на деревянную скамейку. Прижмись спиной к стене. Все это какой-то чудовищный сон, в котором реальности уже нет, а сновидения все еще далеки. Есть лишь запах бетона да эхо воспоминаний, плывущее по несуществующей реке. Ты стоишь в ней, и вода уже скрывает твои колени, пояс, грудь, шею… Кровавая вода заполняет легкие и, просачиваясь сквозь поры, стекает по коже крупными каплями пота. Постарайся не дышать, не смотреть, не слушать…
        - С тобой все в порядке?- спрашивает какой-то парень.
        Ты смотришь на него невидящими глазами, но он не более чем размытый кровавой водой силуэт. К черту! Попытайся подняться и выйти на улицу. Морозный воздух трезвит. Ты прикуриваешь. Одна попытка, вторая, третья… Теперь домой… Вот только бы вспомнить, где он…

* * *
        Молоденькая официантка улыбается, пытаясь кокетничать. Она знает, кто ты, но ты не знаешь, кто она.
        - Может, что-нибудь покрепче?
        - Не хочу упасть к полуночи под стол.
        И снова улыбка на лице, которого ты не помнишь. И не пытайся понять этого. Просто прими как должное. Ты уходишь добровольцем, а когда возвращаешься, тебе говорят, что мать умерла год назад. «А как же письма?»- спрашиваешь ты. Тетка опускает голову и говорит, что это она писала их тебе. Она… А ты даже ничего не заметил. Совсем ничего… «А ведь я любил ее. Всегда любил»,- думаешь ты… И снова безглазая азиатка устремляет на тебя свой молчаливый взгляд…
        - Почему ты живешь здесь?- спрашивает официантка. Она лежит рядом с тобой поверх одеял, и капельки пота все еще блестят на ее бледной коже.
        - Ты знаешь, где лучше?- спрашиваешь ты, прикуривая сигарету.
        - Ты мог бы поехать в Акрид,- говорит она.
        - Ты была в Акриде?
        - Нет, но ты был.
        - Там нет гор.
        - К черту горы.
        - К черту Акрид!
        Она засыпает. Ты встаешь с кровати и садишься за стол. Оставленная матерью шарманка люминесцирует, чувствуя близость хозяина. Ее невидимые щупальца проникают в твой мозг, роются в воспоминаниях. Принтер жужжит, неспешно печатая на белых страницах черные слова, предложения, абзацы… Может быть, на этот раз она расскажет о безглазой азиатке? Объяснит, почему эта девочка преследует тебя? Ведь война давно закончилась. Но что стало с этим миром? Два миллиарда уцелевших человек все еще продолжают ненавидеть друг друга. Молоденькая официантка в постели по изощренности даст фору опытной шлюхе. Синедрион узаконил подобные отношения с тринадцати лет, с шестнадцати количество партнеров уже не ограничено. Правительство тоннами синтезирует наркотики, наполняя аптеки средствами для снятия послевоенных синдромов. Никто не победил. Никто не проиграл. Никто ничего не вынес из минувшей войны. Лишь только безглазая девочка-азиатка, которая смотрит на тебя в молчаливом протесте. Смотрит и ничего не говорит. И официантка, имени которой ты не знаешь, да и она, наверное, не знает твоего имени. Все относительно. Даже
шарманки, которые созданы творить.
        Они влезают в голову, сжирают твои воспоминания, а потом создают нечто, похожее на шедевр. Книги, картины, музыку… Два миллиарда человек- и всего семь тысяч шарманок. А синедрион сообщает, что искусство впервые после войны переживает небывалый взлет. Единый правитель в Акриде называет цифры, показывает графики. Кому это надо? Жирный покланяется тебе, потому что у тебя есть шарманка. Жирный ненавидит тебя, потому что шарманки никогда не будет у него. Но ведь ты не просил этого! Вот твоя мать- это другое. Она любила книги. Любила искусство. А ты- нет. Но шарманка перешла к тебе по наследству, и ты не можешь от нее отказаться. Как-то раз ты спросил отца, почему он любил твою мать? И снова все дороги привели к шарманке.
        Может быть, в голове у твоей матери действительно было много света, и шарманка, питаясь этими мыслями, создавала по-настоящему хорошие книги, но у тебя света нет. Там есть лишь безглазая азиатка и кровавые реки. Но шарманка почему-то не хочет рассказывать о них. Она создает какие-то глупые книги, которые ты даже не читаешь, потому что все равно не сможешь понять, зачем они нужны. Но редактор платит, а люди говорят «спасибо». И ты в меньшинстве. Помнишь художника, с которым ты встретился однажды у своего психоаналитика? Кажется, он тоже жаловался, что его шарманка рисует не то, что он хочет. Может быть, так везде? Может, ни одна шарманка не создает то, чего хочет ее хозяин? Может быть, все это: музыка, литература, живопись, архитектура- все, что связано с искусством,- одна большая подделка? Хотя вряд ли это имеет какое-то значение. Так было, так есть и так будет. Как безглазая азиатка, которая смотрит на тебя и молчит, и кровавые реки несут вниз по течению нескончаемое эхо боли…

* * *
        Лучи солнца бьют сквозь незашторенные окна, беспокоят словно назойливая муха, заставляя проснуться. Открой глаза. Закури. Клубы дыма заполняют комнату. Ты принимаешь душ. Тело болит. Голова раскалывается. Когда-нибудь шарманка убьет тебя. И все ради чего? Возьми четыре листа, созданные этой машиной. Что за дурацкая история жизни? Ничего общего с твоей. Никаких рек, наполненных кровью. Никакой смерти и хаоса. «Но разве это твоя жизнь?»- читаешь ты, и брови хмурятся, словно живут отдельно от тебя. Что это? Как это? Читаешь дальше. Вот твоя сводная сестра. Вот отец. Почему эта чертова машина включила их в историю? И что это за слепец, который разрушит их жизни? И кажется, что шарманка окончательно спятила. Или спятил ты?
        - Можно я приму душ?- спрашивает официантка.
        - Делай что хочешь,- говоришь ты.
        Она проходит мимо, щеголяя наготой, но ты не обращаешь внимания. Кто-то стучит в дверь. Открываешь.
        - Ян Дивнич?- спрашивает представительно одетый мужчина.
        Широкие плечи, жесткие черты лица, короткие темные волосы, схваченные на висках сединой, и твердый взгляд человека, который явно не станет тратить время по пустякам. Но все относительно. Не так ли?
        - Вы кто?- спрашиваешь ты.
        - Писатель.
        - Ненавижу писателей.
        - Почему бы нам не поговорить в доме?- он заглядывает в комнату, видит голую официантку и спрашивает, сколько ей лет.
        - Не знаю,- признаешься ты.
        - Может, уже больше шестнадцати?
        - Пошел к черту!
        - Эй!- возмущается официантка, смотрит на незнакомца и говорит, что ей уже семнадцать.- Если, конечно, вы из Акрида.
        - Именно оттуда,- улыбается незнакомец и говорит, что его зовут Шмидт.- Писатель.
        - Как романтично!- выдыхает официантка и что-то щебечет о шарманках и росте культуры в индустриальных районах мира.

* * *
        Ты сидишь в ресторане и ждешь, когда вернутся Шмидт и официантка.
        - Никогда не упускай того, что само идет в руки,- говорит Шмидт, подсаживаясь за твой столик.
        - Откуда ты знаешь меня?- спрашиваешь ты.
        Он заказывает бокал красного вина и достает из дипломата помятую рукопись, которую может создать только шарманка.
        - Она еще не закончена, но…- он протягивает тебе кипу макулатуры.
        - Я не буду читать,- говоришь ты.
        - Я тоже не хотел,- признается Шмидт.- Но когда я увидел, что шарманка пишет обо мне…
        - Причем тут я?
        - Она и о тебе пишет. Думаешь, как я тебя нашел?
        - Вот как?- говоришь и вспоминаешь свою шарманку.- Всегда говорил, что настанет день, и все эти чертовы машины сойдут с ума!
        - Легко смеяться, когда от этого не зависит твоя жизнь.
        - Что ты хочешь сказать?
        - Эта шарманка,- говорит Шмидт.- Это все, что у меня есть, понимаешь?
        Ты молчишь и вспоминаешь свою мать.
        - Мне досталась она от отца,- продолжает Шмидт.- А отцу от деда…
        - Мне тоже шарманка досталась от матери,- говоришь ты.
        - А ей?
        - Отец подарил.
        - Подарил?- Шмидт выглядит обиженным.- Ты издеваешься надо мной? Как можно подарить шарманку?!
        - Думаю, когда есть деньги, то можно подарить все что угодно.
        - А как же закон?
        - А что закон? Бывший хозяин шарманки умер, наследников у него не было, вот ее и передали государству. А там уж, сам знаешь, аукцион и все такое…
        - Большие деньги!
        - Отец говорил, что если ты любишь кого-то, то не жалко ни времени, ни денег, ни сил.
        - Значит, моя шарманка не соврала?- спрашивает Шмидт, мрачнея на глазах.
        Ты не ждешь объяснений и говоришь, что твой отец подарил матери шарманку, как только узнал, что она родила ему сына.
        - Последний боец,- говорит Шмидт.
        - Это еще почему?
        - Не знаю,- он пожимает плечами.- Так назвала тебя моя шарманка.
        - Странно.
        - Не то слово. Ты ведь не был на войне, правильно?
        - Был.
        - Был?! Сколько же тебе лет?
        - Я ушел в семнадцать.
        - Но если твой отец мог сделать матери такой подарок, то почемуже…
        - Я сам хотел уйти.
        - В штаб или…
        - Слушай, какого черта ты копаешься в моей жизни?! Я знаю тебя всего пять минут, а ты уже считаешь себя моим другом?!
        - Я спал с твоей девушкой.
        - У нас свободная любовь. К тому же она не моя девушка.
        - После войны все относительно. Верно?
        - Да,- соглашаешься ты.
        - Это тоже моя шарманка написала.
        - Что?
        - Твой отец бросил вас с матерью, когда тебе было четыре. Он ушел к другой женщине и растит ее дочь…
        - Это его дочь.
        - Шарманка написала, что нет.
        - Твоя шарманка врет.
        - Сколько у твоей матери было любовников?
        - Откуда я знаю.
        - Последнему ты сломал руку.
        - Что за…
        - Тебе только исполнилось семнадцать, и мать выгнала тебя за этот поступок из дома. К отцу ты идти не хотел, потому что обвинял его в том, что он оставил твою мать, поэтому решил записаться добровольцем.
        - Я думал, что ты не знаешь об этом.
        - Я думал, что шарманка врет, к тому же ты старше, чем кажешься, а в книге ничего не написано о том, на каком именно этапе войны ты принимал в ней участие. Мне почему-то казалось, что ты один из тех, кто попал под нанобомбы Сереса и после штурмовал великую стену.
        - Мне тогда одиннадцать было, если не меньше.
        - Понятно. А правда, что после смерти твоей матери тетка продолжала писать тебе письма от ее имени?
        - Это тоже твоя шарманка написала?
        - Нет. Твоя.
        - Моя?
        - Ты оставил листы на столе, и, пока твоя девушка принимала душ, я прочитал их.
        - Ну, это уж слишком!- теряешь терпение.- Ты лезешь в мое прошлое, занимаешь мой номер, читаешь книгу, которую создала моя шарманка, перед тем как трахнуть мою девушку…
        - После.
        - Какая разница?!
        - К тому же ты сам сказал, что это не твоя девушка.
        - Да, но шарманка-то моя!
        - Чертова машина. Так ты ее назвал?
        - Пошел к черту,- сдаешься ты, снова садишься за стол и закуриваешь сигарету. Шмидт улыбается.- Что тут смешного?- спрашиваешь ты.
        - А ведь тебе все это нравится,- говорит Шмидт.
        - Что нравится?
        - Хаос. Знаешь, как говорят: войны меняются, солдаты остаются…

* * *
        Вы лежите в постели втроем. Ты, Шмидт и официантка.
        - Хорошо было,- говорит Шмидт.
        - И кровать что надо,- хихикает официантка. В комнате пахнет потом и сигаретным дымом.
        - Ну и что ты думаешь об этом?- спрашивает тебя Майк. Тот самый Майк, который погиб за день до конца войны. Но сейчас он здесь. Рядом. Сидит на стуле и пялится на голую официантку.
        - По-моему, немного костлява,- говоришь ты Майку.
        - Ночью все кошки серы,- смеется он, и ты смеешься вместе с ним. И тебе снова семнадцать.
        - А помнишь ту шлюшку из Янцзы?- спрашивает Майк.
        - Еще бы!
        - Да! Дали мы тогда жару!- Майк поднимается и подходит к окну.- Слышишь как тихо?- говорит он.- Не к добру это, Ян. Кишками чувствую, не к добру!- он оборачивается, и ты видишь, как из его вспоротого брюха вываливаются на пол внутренности.
        - Майк,- говоришь ты.
        - Что?
        - У тебя…- ком подступает к горлу. Ты что-то шепчешь.
        - Ничего не слышу!- говорит Майк и идет к тебе, давя ногами свои внутренности.
        Черная жижа растекается по полу, становясь рекой. Медленной, кроваво-красной рекой, которая неспешно течет вниз вдоль вспаханных южных земель, и спелые плоды кумквата поклоняются ей, словно отдавая последнюю дань памяти. И девочка, азиатка, одетая в ишан, украшенный нарисованными павианами, исполняет танец огня…

* * *
        Ты лежишь на кровати и смотришь в пустоту, в ночь. Шмидт тихо сопит. Официантка уткнулась ему в плечо, свернувшись эмбрионом. Закури сигарету. Разгони ошметки сна. Все это- пустота, вакуум. И шарманка на столе слабо люминесцирует, зазывая тебя. Поднимись с кровати. Возьми стул и сядь. Теперь: «Расскажи мне то, о чем я не хочу слышать,- говоришь ты шарманке.- Расскажи о том, что я должен был делать, но не сделал. Расскажи о том, что я сделал, но не должен был». И снова невидимые щупальца лезут в твой мозг и жрут, жрут, жрут твои воспоминания. И ты помнишь то, что не хочешь помнить. И не можешь забыть то, что хочешь забыть. И так всегда.

* * *
        Утро наступает неожиданно быстро. Радио орет так громко, словно хочет, чтобы ты умер от сердечного приступа, а не проснулся.
        - Все те люди, которые умерли, умерли,- надрывается покойный Джим Кэрролл.- Все те люди, которые умерли, умерли. Они все были моими друзьями, но они умерли.
        Официантка в твоей футболке на голое тело красит перед зеркалом губы, виляя задницей в такт музыке.
        - Панк-рок- это круто!- говорит она и показывает на радио, где Кэрролл поет о каком-то Тедди, который надышался в двенадцать лет клеем и упал с крыши.
        - Где Шмидт?- спрашиваешь ты официантку.
        - Уже здесь,- говорит он, выходя из душа, и тоже начинает пританцовывать.
        Официантка подмигивает ему, а он рассказывает ей об озере Лулу и народе мосо, которые испокон веков исповедуют свободную любовь.
        - Они считают грехом и ересью брачные узы и клятвы на верность. В их языке нет понятий «отец» и «муж». Они полагают, что все мужчины лишены души и годятся лишь для того, чтобы принимать гостей и перетаскивать тяжести. Они исключают ревность, и дети их не знают имен отцов,- Шмидт смотрит на тебя и спрашивает, был ли ты там, когда воевал?
        Ты говоришь: «Нет»,- а он рассказывает о танце огня и о том, что все легенды рано или поздно превращаются в рекламные слоганы.
        Глава вторая
        Мы любим благодаря истине- истине, которая живет в нас. Второе соборное послание апостола Иоанна

* * *
        Акрид- город гротесков. Ты бывал здесь слишком часто, чтобы сомневаться в этом. Гордость- вот что правит этим местом. Гордость с лицом химеры- гнилая оболочка нового мира. Свобода любви, свобода вероисповедания, свобода, выстроенная на костях миллиардов погибших на войне, о которой никто не хочет вспоминать. Вот он- центр мира. Он ведь как яблоко- спелое и свежее снаружи и червивое внутри. Пневмометро изрыли его внутренности. Они глотают миллионы людей каждое утро, промывая мозги бесконечными рекламами нижнего белья и противозачаточных средств, способных стать неотъемлемой частью снятия послевоенного синдрома. Кольцевые дороги опутывают город, как щупальца гигантского осьминога, парят над многоэтажными домами, словно сам Господь простер свои длани с неба и держит их над городом. Хай-тек! Вот только почему, прежде чем заставить новые технологии работать на себя, мы пытаемся ими убить друг друга? «Никогда не доверяй телефонам и торговым агентам,- говорил тебе отец, когда ты еще мальчишкой приезжал сюда.- Все под контролем. Не доверяй даже своей жене, которая спросит тебя о том, о чем спрашивать не
должна». Нет, горы лучше. Они упираются в небо снежными пиками, и ты знаешь, что им наплевать на тебя. Они честны. А здесь… Здесь кругом одни химеры.
        Отец смотрит на дешевую сигарету в твоей руке и говорит:
        - За такой низкосортный товар должен платить не ты, а компания-производитель должна доплачивать тебе за то, что ты куришь это.
        Ты пожимаешь плечами, рассказываешь о своей шарманке.
        - Ты знаешь Ульриха Шмидта?- спрашиваешь ты.
        - Нет.
        - Его шарманка тоже пишет о тебе.
        - Не слишком ли много внимания?
        - Я говорю серьезно.
        - И кто же, по-твоему, этот слепец, который разрушит наши жизни?
        - Не знаю. Думал, ты мне скажешь.
        - Понятия не имею!- отец разводит руками и трясет седой головой.- Скажи,- голос его становится вкрадчивым,- я слышал, правительство синтезировало новый галлюциноген и уже начало поставки на черный рынок, желая узнать его действие…
        - Я не употребляю наркотики,- говоришь ты.
        - Откуда же тогда весь этот бред?
        - Я же говорю- чертова машина! Мне бы такого и в голову никогда не пришло. К тому же шарманка Шмидта тоже пишет об этом.
        - Может, новая волна?
        - Какая еще к черту новая волна?
        - Ну не знаю. Жестокий реализм будней, например. Или всеобщая популяризация наркотиков.
        - Причем здесь наркотики?
        - Извини,- говорит отец, достает телефон и жестом просит тебя помолчать.
        Ты закуриваешь еще одну сигарету.
        - Так о чем мы говорили?- спрашивает отец.
        - Я завязал,- цедишь ты сквозь зубы.
        - Давно?- не отстает он.
        - Какая разница?!
        - Есть разница.
        - Ладно. С тех пор, как вышел из «Ексодуса», ни разу.
        - Хорошо,- кивает отец.- Мне нужно уйти ненадолго. Буду вечером. Можешь занять комнату для гостей… И вот что, Ян. О том, что ты мне рассказал… Поговори с сестрой. Может, она чем-то сможет помочь тебе.
        Он уходит, а ты смотришь ему вслед и говоришь:
        - Я приехал для того, чтобы помочь, а не для того, чтобы помогли мне.
        Но он не слышит тебя. Никогда не слышит.

* * *
        Ты смотришь на Кэт и понимаешь, что в мире полно вещей, которые мы должны держать при себе и никогда не рассказывать о них, как бы нам этого не хотелось.
        - Почему ты не спишь?- спрашивает она, снимая пальто.
        Ты смотришь на часы, которые показывают второй час ночи, и говоришь, что хотел дождаться ее.
        - Бедный,- Кэт улыбается и начинает поправлять бюстгальтер.- Ты не помассируешь мне ноги?- спрашивает она, снимая сапоги.
        - Я хотел поговорить…- начинаешь ты, но Кэт прерывает тебя.
        - Я знаю. Отец позвонил мне и сказал, что у тебя проблемы с наркотиками.
        - Нет у меня никаких проблем!- говоришь ты.
        Кэт садится на диван и протягивает тебе свои ноги. Маленькие ступни упираются в твои колени, и ты чувствуешь исходящий от них холод.
        - Хочешь, я сниму чулки?- спрашивает Кэт и, не дожидаясь ответа, запускает руки под длинную юбку с неприличным вырезом до самого пояса.- Ну вот!- говорит она, бросая чулки на пол.- Так что ты там говорил о наркотиках?
        - Нет никаких наркотиков.
        - Ладно,- мурлыкает Кэт, закрывая глаза.- У тебя такие теплые руки…
        - Моя шарманка…
        - Только не говори, что она сломалась. Не сейчас.
        - Моя шарманка сказала, что тебе и отцу грозит опасность.
        - Как такое может быть? Это же просто машина,- Кэт улыбается, не открывая глаз.- Уверен, что нет наркотиков?
        - Шарманка Шмидта тоже говорит об этом.
        - Шмидта?
        - Ты его знаешь?
        - Может быть.
        - Знаешь или нет?!
        - Не ори на меня!- сестра поджимает под себя ноги и устало зевает.- Что он тебе наговорил?
        Ты рассказываешь ей о незаконченном романе, созданном шарманкой Шмидта, а она снова зевает и говорит, что он всего лишь старый ревнивец, который так и не смог смириться с тем, что его бросили.
        - Так ты встречалась с ним?
        - Недолго. Думала, он забавный, а на деле оказалось- занудный старик с парой искусственных органов,- Кэт хитро прищуривается.- А ты знаешь, что сейчас можно увеличить, ну…- она еще что-то говорит, но ты уже не слушаешь ее.

* * *
        - Почему ты не говорил, что у тебя есть сестра?- спрашивает тебя Майк.
        - Я уеду утром,- говоришь ты.
        - А что будет с ними?
        - Я не нужен им.
        - Но ведь ты любишь их.
        - Все относительно.
        Майк молчит. Друг, которого нет. Жизнь, от которой можно сойти сума.
        - Ты не принимал сегодня антидепрессанты,- напоминает Майк. Нет, это ты сам напоминаешь себе. И в комнате никого. Только ты. Только твое тело… И еще девочка-азиатка без глаз.- Знаешь, это было отвратительно,- говорит тебе Майк.
        - Вся война…
        - Я говорю не о войне,- прерывает тебя Майк.- Я говорю об азиатке.
        - Ты тоже там был,- осторожно напоминаешь ты.
        - Но я уже мертв,- улыбается Майк. Азиатка снимает ишан, обнажая маленькую худую грудь.- Помнишь, как это было?- спрашивает Майк.
        - Мы все были под кайфом,- говоришь ты, но в комнате опять никого нет.

* * *
        Лифт падает вниз. Все спят, и ты один.
        - Почему ты пришел?- спрашивает Марта, кутаясь в махровый халат.
        - Не могу оставаться один,- признаешься ты.
        - Я замужем,- говорит Марта. Ты пожимаешь плечами и молчишь. Марта выглядывает в коридор.- Тебя никто не видел?
        - Нет.
        - Тогда заходи,- она проводит тебя в гостиную.- Выпьешь?
        - Пожалуй.
        Водка обжигает горло.
        - Не бойся,- говорит Марта.- Мужа нет, а дети спят,- она смотрит на тебя и начинает загибать пальцы.
        - Три года,- говоришь ты.
        - И они все еще тебе нравятся?
        - Кто?
        - Мои ноги,- Марта распахивает подол халата.
        - Ну да,- признаешься ты.
        Вы смотрите друг другу в глаза и молчите.
        - Ничего не получится,- говорит Марта.
        - Да я и не…
        - Перестань.
        - Ладно.
        Вы снова молчите.
        - Но мы можем просто поговорить,- говорит Марта, словно боясь, что ты уйдешь.- Хочешь, я покажу тебе фотографии своих детей?
        - Нет.
        - А если я скажу, что старший может быть твоим?
        - Так это мальчик?
        - Да, но не твой,- Марта запахивает халат.- Налить тебе еще водки?
        - Нет.
        - Расстроился, что я отказала?
        - Не все ли равно?
        - Нет,- Марта закуривает.- Последнее время мне кажется, что я превращаюсь в корову. Никто уже не обращает на меня внимания. Даже ты,- она смотрит на тебя, выуживая признание, что это не так, но ты молчишь.- Даже ты,- повторяет Марта и тяжело вздыхает.- У тебя нет с собой амитала?
        - Нет.
        - А раньше всегда был,- она снова вздыхает.- Считаешь меня уродиной?
        - Я просто не мог быть один.
        - А если бы у меня не было месячных, ты бы хотел заняться со мной сексом?
        - Так у тебя месячные?
        - Вот видишь, даже ты не хочешь меня.
        - Мой врач выписал мне хорошие антидепрессанты…
        - К черту антидепрессанты!- кричит она. Ты молчишь.- Я хочу, чтобы ты ушел.
        - Марта…
        - Либо уходи, либо скажи, что хочешь меня.
        - Но ты же сама сказала…
        - Мы можем это сделать по-другому,- Марта нервно затягивается сигаретой. Руки трясутся.- Муж говорит, что после второго ребенка меня только так и можно трахать.
        - Скажи ему, что он идиот.
        - Тебе-то откуда знать, каково это? Ты ведь не был женат!
        - Хочешь, я сам скажу ему, что он идиот?
        - Не надо,- говорит Марта, и ты чувствуешь ее руку на своем плече.- Скажи лучше, что скучал по мне.
        - Я скучал по тебе,- врешь ты, но это лучше, чем возвращаться в густую одинокую ночь. Намного лучше…

* * *
        Горький кофе приводит в чувство.
        - Ты не ночевал дома?- спрашивает тебя сестра.
        Ты киваешь. Прикуриваешь сигарету. Подруга сестры сидит в кресле напротив, скрестив ноги, и просто смотрит на тебя.
        - Нравится?- спрашивает сестра.
        Ты пожимаешь плечами.
        - Мужикам обычно нравятся блондинки,- она пропускает тонкие волосы подруги меж пальцев.- Ее зовут Диана, но ты, если хочешь, можешь дать ей другое имя,- сестра улыбается.
        Ты затягиваешься сигаретой, разглядывая сквозь пелену синего дыма лицо блондинки: никаких эмоций, никаких чувств.
        - Это что, робот?- спрашиваешь ты.
        - Биологический организм, если быть точным,- говорит сестра.- Правительство разрешило выпустить ограниченную серию, чтобы проверить реакцию рынка.
        Ты киваешь, но кофе уже интересует тебя больше, чем эта ненастоящая женщина напротив.
        - А ты знаешь, что физически они такие же, как мы?- не унимается Кэт.- Их выращивают в искусственных матках, изменяя структуру мозга таким образом, чтобы единственным их желанием было служить нормальным людям.
        - Мне это не нравится.
        - У тебя нет воображения!- смеется сестра.- Только представь общество, в котором всю черновую работу выполняют такие как Диана. Они убирают улицы, готовят, воюют за нас, в конце концов, если надо,- Кэт мечтательно прикрыла глаза.- Знаешь, если бы Шмидт не пообещал мне подарить Диану, я бы, наверное, никогда не легла с ним в постель.
        - Ты спала с ним ради этого робота?
        - Что в этом плохого? Разве ты не убивал ради своих идеалов?
        - Не было никаких идеалов.

* * *
        Отец возвращается в полдень. Вы разговариваете о политике и экономическом росте.
        - Ты останешься на годовщину?- спрашивает он как-то между делом.
        - Наверное, нет,- говоришь ты.- Это же была твоя жена.
        - Но ведь Кэт ее дочь, а вы с ней…- отец замолкает.
        Ты вспоминаешь Шмидта. Может быть, его шарманка была права и нет у тебя никакой сестры? И все знают об этом, кроме тебя. Но ты любишь ее как сестру. И это истина. Твоя истина.
        - Когда ты уезжаешь?- спрашивает отец.
        - Может быть, завтра,- говоришь ты. Он кивает…
        Во дворе проткнувшего небо дома Марта гуляет с детьми. Кто-то зовет тебя по имени. Ты оборачиваешься. Единственный друг в этом городе машет тебе рукой. Ты смотришь на него. Смотришь на его сына, закутанного в синенькую шубку и длинный кремовый шарф.
        - А где мать?- спрашиваешь ты.
        Федор улыбается и говорит:
        - А нет матери. Сейчас такое время… Свободная любовь и все такое… Сам понимаешь…
        - Все относительно,- говоришь ты.
        - Да!- смеется Федор.
        Желтый аэрокэб останавливается рядом с вами.
        - Это за нами,- говорит Федор.
        Они скрываются в сером небе. Становятся черной точкой…
        Ты идешь мимо транкобаров и стараешься даже не смотреть в их сторону. Безумие не снаружи. Оно внутри нас. И правительство знает об этом. Знает и позволяет сходить с ума. Но только по их правилам. И никакого хаоса. Передозировка вседозволенности исключается. Все под контролем. И ты уже не знаешь, куда идешь, ты просто не можешь быть здесь. А искрящаяся реклама нового ремингтона вбивает в сознание картинки самоубийства рок-звезды, который застрелился из этой винтовки. И голос в твоей голове: «Ты можешь стать таким же, как он, если закажешь новый ремингтон прямо сейчас, по совершенно новой низкой цене…» «Идите к черту!»- говоришь ты, и транкобары снова улыбаются тебе. И ты идешь, стараясь даже не смотреть в их сторону. А песня из рекламного ролика все звучит и звучит в твоей голове:
        Изнасилуй меня.
        Изнасилуй меня, мой друг.
        Изнасилуй меня.
        Изнасилуй меня снова.
        Я не единственный…
        Ненавидь меня.
        Ненавидь снова и снова.
        Опустоши меня.
        Изнасилуй меня, мой друг.
        Мой любимый внутренний источник,
        Я буду целовать твои открытые раны.
        Ценю твою заботу.
        Ты всегда будешь вонять и гореть…

* * *
        Ночь. Ты лежишь в кровати. Глаза закрыты, но ты чувствуешь, что Майк смотрит на тебя.
        - Знаешь, Ян,- говорит он,- в религии персов есть мост Чинват, по которому должен пройти каждый грешник. И чем больше грехов, тем уже становится мост. Как думаешь, кто из нас мог бы дойти хотя бы до середины?
        Ты открываешь глаза, но в комнате никого нет. Только ты и ночь. Встань с кровати. Выйди в гостиную. Видишь, там, на диване, сидит подруга твоей сестры, ее игрушка? Подойди к ней. Загляни в небесно-голубые глаза.
        - Диана?
        - Да, Ян?
        - Ты что, никогда не спишь?
        - Сплю. Биологически я такой же организм, как и ты,- она смотрит на тебя. Такая человечная. Такая безразличная.
        Сядь в кресло напротив нее. Достань пачку сигарет. Спроси Диану, может ли она курить.
        - Могу.
        - Но не куришь.
        - Нет.
        - Почему?
        - Потому что Кэт не хочет, чтобы я это делала.
        - А Шмидт? С ним ты курила?
        - Да. Ему нравилось смотреть, как я это делаю.
        - Значит, ты успела привыкнуть.
        - Наверное.
        - Что значит «наверное»? Тебе хочется курить или нет?
        - Кэт не хочет…
        - К черту Кэт! Скажи мне, что чувствуешь ты?
        - Я ничего не чувствую. Мне хорошо, когда хорошо моему хозяину.
        - Черт,- вздыхаешь ты, смотришь на нее и понимаешь, что она не врет.- Я, пожалуй, выпью.
        - Я могу принести. Чего ты хочешь? Шмидт научил меня неплохо смешивать напитки.
        - А на заводе, или где там вас собирают, тебя не могли научить этому?
        - Нас не собирают. Мы развиваемся точно так же, как и вы, только наши клетки делятся в несколько раз быстрее.
        - Сколько же тебе сейчас лет?
        - Биологически четыре, но согласно поправке о копирах почти шестнадцать.
        - Это тебе тоже Шмидт рассказал?
        - Да.
        - Представляю, чему еще он тебя научил.
        - Ты хочешь, чтобы я рассказала об этом?
        - Нет.
        - Кэт сказала, что тебе такие штучки придутся по вкусу.
        - Так это она послала тебя сюда?
        - Да. Хочешь, я станцую? Шмидт говорил…
        - К черту Шмидта! Иди лучше сделай мне выпить.
        Затуши сигарету и прикури новую. Скажи:
        - Это еще хуже, чем азиатка без глаз!
        А Диана стоит рядом и говорит, что не знает, как сделать этот напиток. И мост Чинват становится все уже и уже. Все уже и уже…

* * *
        - Тебе не понравился мой подарок?- спрашивает утром Кэт.
        - Избавь меня от таких подарков,- говоришь ты, наливая себе кофе.
        - Копиры такие же люди, как мы, Ян.
        - Да. Только с мозгами как у курицы.
        - Они такие, какими их сделаем мы. Тебе никогда не хотелось создать кого-нибудь по своему образу и подобию?
        - Хочешь сказать, она похожа на тебя?
        - Нет. У нее было слишком много хозяев, поэтому она такая. Но если бы она принадлежала только мне, то я, наверное, сделала бы из нее лесбиянку.
        - Ты не лесбиянка.
        - Зато представь, как было бы забавно!- смеется Кэт, а ты смотришь на нее, и тебе не смешно. Совсем не смешно.

* * *
        Ты выходишь из дома, и желтый аэрокэб уже дожидается внизу. Заберись на заднее сиденье. Слышишь, по радио крутят забытый хит:
        Боли нет, ты отступаешь в прошлое.
        Далекий корабль, туман на горизонте.
        Ты всего лишь преодолеваешь волны,
        Твои губы шевелятся, но я не слышу, что ты говоришь.
        Когда я был ребенком, я болел лихорадкой,
        Собственные руки казались двумя воздушными шариками.
        Теперь, когда я снова испытываю это,
        Я не могу объяснить, ты не поймешь.
        Это не я,
        Я онемел, и мне это нравится…
        Аэрокэб взмывает в небо, и тебе уже на все наплевать. Ты хочешь, чтобы тебе было на все наплевать. А сестра звонит и говорит, что ты должен вернуться. И прощай тишина и горы…

* * *
        Легкий, как воздух, розовый шарф из чистейшего шелка- вот все, что осталось от Дианы. Кэт плачет, закрывая руками лицо.
        - Она была моим единственным другом, Ян! Моим единственным другом!- черная тушь течет по щекам.- Почему она ушла? Почему?
        - Выпей,- говоришь ты, наливаешь в стакан водку и разбавляешь водой.
        - Я не хочу!
        - Просто сделай это!- кричишь ты, устав от стенаний.
        Кэт смотрит на тебя и бессильно протягивает руку за стаканом.
        - Это не поможет,- говорит она, шмыгая носом, но пьет.- Помоги мне найти ее, Ян!
        Ты молчишь.
        - Скажи, что поможешь!- и снова слезы, но на этот раз не в ладони. Они пачкают розовый шарф, оставляют на нем следы туши, крема и губной помады.
        - Я ничего не знаю о копирах,- говоришь ты.- Куда она могла пойти?
        - Откуда мне знать!- кричит Кэт.
        - Могла она вернуться к Шмидту?
        - Не знаю!
        - Так позвони ему и спроси.
        - Я не могу.
        - Что значит не можешь?
        - Мы же с ним расстались! Забыл?! Если я позвоню ему, то он может подумать черт знает что!
        - Ты хочешь найти Диану или нет?
        - Да, но не такой ценой.
        - Тогда я ухожу,- говоришь ты.
        - Нет!- кричит Кэт и тянет к тебе руки, словно ты единственная надежда, которая у нее осталась в этом мире.- Не уходи. Я сделаю, все, что ты скажешь, только, пожалуйста, не уходи!

* * *
        Частному транспорту запрещено использовать аэродвигатели в пределах города, но вам некуда торопиться. Вы с Кэт колесите по бесконечным улицам Акрида в поисках светловолосой девушки в легком осеннем плаще кремового цвета. Сестра слушает «Где ты спала прошлую ночь?» и плачет.
        - Сейчас это моя любимая песня,- говорит она. Ты молчишь. За окном кружится редкий снег. И песня сестры, которая стала вдруг ее любимой, играет и играет по кругу:
        Моя девочка, моя девочка, не лги мне,
        Скажи мне, где ты спала вчера ночью?
        Там, где сосны, там, где сосны,
        Где никогда не светило солнце,
        Я буду дрожать всю ночь.
        Моя девочка, моя девочка, куда ты пойдешь?
        Я собираюсь туда, где дует холодный ветер,
        Туда, где сосны, туда, где сосны,
        Где никогда не светило солнце,
        Я буду дрожать там всю ночь…
        Глава третья
        Старый лифт поднимает тебя на сорок седьмой этаж. Здесь все еще используются стальные тросы и электромоторы, гул которых ты слышишь сквозь шум свистящего ветра. Железные двери открываются. Где-то над головой раздается: «дзинь». Ты выходишь из лифта. Пахнет краской, бетоном и сигаретным дымом. Теперь дверь в квартиру Ульриха Шмидта. Черная, укрепленная железом с золотистым номером 5348. Звонка нет, и ты барабанишь в дверь кулаком. Никто не идет открывать. Никто не берет трубку. А Кэт плачет в своей комнате и прижимает к себе розовый шелковый платок Дианы как единственное, что у нее осталось.
        - Вы друг Шмидта?- спрашивает женщина.
        Ты оборачиваешься.
        - Я-то- это я, а вот вы кто?
        - Мое имя вам ничего не скажет,- женщина смотрит на тебя снизу вверх. Черный плащ, черные очки, черные туфли.- Вы позволите?- говорит она, подходит к двери в квартиру Шмидта и вставляет в узкую щель под старой потертой ручкой электронный ключ. Магнитные замки щелкают, открываясь.
        - Вы живете со Шмидтом?- спрашиваешь ты.
        - С этим шарманщиком? Увольте!- женщина проходит в квартиру. Дверь закрывается, но магнитные замки молчат. Нет. Ты не можешь уйти. По крайней мере, не сейчас. Не так.- Я знала, что вы останетесь,- говорит женщина.
        Она стоит посреди перевернутой вверх дном гостиной, среди разбросанного хлама, который Шмидт, должно быть, собирал всю свою жизнь.
        - Что здесь происходит?- спрашиваешь ты.
        - А ты не видишь?- женщина эксцентрично взмахивает рукой.- Похоже, не мы одни ищем этого шарманщика.
        - Я не ищу его. Я ищу Диану.
        - Вот как?- женщина снимает очки и смотрит на тебя неестественно синими глазами на азиатском лице.- Это имплантаты,- говорит она.
        - Что?- не понимаешь ты.
        - Мои глаза. Мне выжгли их, когда я была еще девчонкой,- ее губы улыбаются. Только губы. Все остальное остается жестким и безразличным.
        Ты молчишь и ждешь Майка. Где же он? Он всегда приходит в такие моменты. Но его нет. Только ты и азиатка.
        - Знаешь,- говорит она, поднимая с пола листок белой бумаги формата А4,- всегда удивлялась, как люди могут покупать все то дерьмо, что создают шарманки.
        - Я тоже,- признаешься ты.
        - С тобой все понятно,- говорит азиатка.- Ты без пяти минут покойник, но почему я? Может, все дело в дешевых имплантатах? Говорят, восемьдесят процентов информации, получаемой человеком, поступает в его мозг через глаза. Наверное, именно так правительство и промывает нам мозги. Но мои имплантаты воспринимают не больше пятнадцати процентов, поэтому я все еще не понимаю творения этих шарманок,- она вздыхает.- А новые глаза стоят ох как дорого!
        - Зачем же тебе новые глаза, если ты считаешь, что правительство…
        - А оно мне надо?!- обрывает тебя азиатка.- Хотя что с тобой говорить об этом! Вы, вояки, все сдвинутые. Особенно твое поколение.
        - Причем тут мое поколение?
        - Притом, что ваши мозги не сварились под градом нанобомб. Вы лишь убивали и гибли, убивали и гибли, убивали и гибли…
        - Хватит!
        - А потом все закончилось. Для нас закончилось. Но вы так и не смогли остановиться. Убивать вам запретили, вас убивать никто не хотел, вот вы и избрали единственно возможный вариант,- она приставила к голове два пальца, изображая пистолет.- Бах! И все. Долой проблемы.
        - Откуда ты знаешь, что я был на войне?
        - Я писала о тебе.
        - Ты- что?
        - Писала о тебе. Газеты, новости, слышал о таком?
        - Зачем писать обо мне?
        - Затем, что вы дохнете как мухи,- и снова рука-пистолет у виска.- Затем, что у тебя есть шарманка.
        - Причем тут шарманка?
        - А ты никогда не спрашивал себя, почему человек, прошедший сквозь войну, ни слова не написал о войне?
        - Шарманка,- уточняешь ты.- Я вообще ничего не пишу.
        - Вот именно!- говорит азиатка.- И подумай, кому это выгодно? Кто хочет превратить народ в безропотное стадо, подчиняющееся кнуту пастуха?- она замолкает и ждет ответа. Но ты молчишь.- Только не говори, что нанобомбы все-таки добрались до твоих мозгов!
        - Нет. Не добрались,- говоришь ты и спрашиваешь ее о ключе, которым она открыла дверь.
        - Просто дубликат,- морщится она.- Он подходит к большинству старых квартир. И не думай, что этому учат на журналистских курсах. Все приходит с опытом, как говорится,- она достает визитку и протягивает тебе.- Если найдешь Диану, то сделай одолжение, позвони мне.
        - А как же Шмидт?
        - Шмидт всего лишь последний хозяин Дианы.
        - Так ты искала ее?
        - Я? Да ты что?! Это ты искал ее,- азиатка надевает очки, идет к выходу.- И сделай одолжение. Не задерживайся здесь долго. Мало ли кто придет и что подумает.

* * *
        Шмидт звонит, не успеваешь ты выйти из его квартиры.
        - Ты с ними заодно?- спрашивает он.
        - С кем?
        - С ними!- кричит он, и ты видишь на экране, как нервно дергается его левый глаз.
        - Я сам по себе,- говоришь ты.
        - Я тебе не верю!
        - Я себе верю. Для меня этого достаточно,- ты смотришь на него, а его левый глаз все дергается и дергается.
        - Ну ладно!- моргает Шмидт.- Скажи, о чем сейчас пишет твоя шарманка?
        - Откуда мне знать! Я не брал ее с собой в Акрид.
        - Что?!
        - Успокойся. Скажи, почему ты убежал?
        - Посмотри, что пишет твоя шарманка, Ян!
        - Не буду я смотреть!
        - Посмотри и скажи мне.
        - Пошел к черту!- ты обрываешь связь, но Шмидт тут же перезванивает.- Где Диана?- спрашиваешь его.
        - Какая еще Диана?!
        - Копир, которого ты подарил моей сестре!
        - Никого я никому не дарил! Черт! Да я и сестры твоей в глаза не видел!

* * *
        Ты возвращаешься домой, смотришь на Кэт и спрашиваешь:
        - Зачем ты соврала мне?
        - Не понимаю, о чем ты,- говорит она.
        - Шмидт сказал, что никогда не видел тебя!- кричишь ты.
        - Не знаю никакого Шмидта.
        - Как это не знаешь?!
        - Ян!- тяжелая рука отца ложится на твое плечо.- Объясни мне, что происходит?
        - Что происходит?- ты закуриваешь и рассказываешь о Диане.
        - Кто такая Диана?- спрашивает Кэт.
        Ты идешь в комнату сестры и приносишь оттуда розовый шелковый шарф копира.
        - Это мой шарф, Ян,- говорит Кэт, и отец согласно кивает.
        Ты стараешься не потерять контроль, но ситуация неизбежно сводит с ума.
        - Вот!- кричишь ты, доставая визитную карточку, которую дала тебе азиатка.- Позвоните ей, она докажет, что Диана существует!
        Отец пожимает плечами, набирает номер. К видеофону подходит мужчина.
        - Девушка,- говоришь ему ты.- Азиатка. Без глаз. Где она?
        - Не знаю никаких азиаток,- говорит он.- Тем более без глаз.
        И отец, и сестра смотрят на тебя, и в глазах у них нет ничего, кроме сожаления.
        - Я позвоню в «Ексодус»,- говорит отец, и руки его дрожат, и кажется, что седины становится все больше и больше.

* * *
        Тишина. Белые стены и кровать. Улыбчивая медсестра с маленькой грудью делает тебе укол.
        - Это поможет уснуть,- говорит она.
        Дверь закрывается, и ты слышишь, как щелкают замки.
        - Ну что, друг?- спрашивает тебя Майк.- Органическая связь сжизнью совсем нарушилась?
        Он сидит под старым ясенем, прислонившись спиной к изуродованному временем стволу, и перебирает струны потертой гитары.
        - Спой мне что-нибудь,- просишь ты.
        Он улыбается.
        - Подожди, вот подтянутся остальные, и спою.
        - А ты начни, а они уж там услышат и подойдут.
        - Ну, раз так…- говорит Майк и затягивает немного охрипшим, но от того не менее приятным голосом:
        Заходи таким, какой ты есть, каким ты был,
        Я в любом случае тебе рад.
        Заходи как друг, как друг, даже, как старый враг,
        Не торопись, поспеши,
        Это твой выбор, не опаздывай.
        Давай отдохнем как друзья, как старые воспоминания.
        Заходи хоть пьяный, хоть под кайфом -
        Я все равно тебе рад
        Как другу, как тренду, как старым воспоминаниям.
        И я клянусь, что я безоружен, безоружен, безоружен…
        Воспоминания, воспоминания, воспоминания…

* * *
        Тебя выписывают в середине декабря. Ты выходишь на улицу и видишь Кэт. Она стоит возле желтого аэрокэба и машет тебе рукой. Вы летите над городом, маневрируя между протыкающими небо небоскребами.
        - Смотри!- говорит Кэт, указывая на огромные дирижабли.
        - Что они делают здесь?- спрашиваешь ты.
        - Сейчас мода на ретро,- говорит Кэт.- Людям нравится.
        - А мне нет.
        И вы молчите…
        На вокзале люди суетятся как тараканы. Золотистый экспресс стоит у перрона.
        - Возьми,- говорит сестра, протягивая конверт.- Это от отца.
        - Что там?
        - Деньги на первое время и записка. Не знаю о чем, я не читала.
        Ты убираешь конверт в карман. В купе тихо и даже не слышно ветра, свистящего за окном. Незнакомая женщина напротив рассказывает о работе, детях и неудачном замужестве.
        - Он никогда не пытался понять моих чувств,- говорит она.- Не хотел заглянуть в мою сущность. Он был таким… Таким… Не знаю… С ним я чувствовала, что горю.
        Ты достаешь из кармана конверт, надрываешь бумагу. Деньги пригодятся, а все остальное…
        - Вы правы,- говорит женщина, наблюдая, как горит конверт в твоих руках.- Шло бы все к черту!
        Она отворачивается к окну, и вы больше не разговариваете. Хотя, по сути, разговаривала лишь она. Ты молчал.

* * *
        Молоденькая официантка лежит в твоей кровати и курит твои сигареты.
        - Все было классно,- говорит она.
        Ты спрашиваешь ее про Шмидта.
        - Это тот, что из Акрида?- оживляется официантка.
        - Так ты его помнишь?
        - Еще бы!- она мечтательно закатывает глаза.- Мы тогда здорово провели время… втроем.
        Она еще что-то говорит, но ты уже не слышишь. Просто лежишь и смотришь в потолок. И ничего не понимаешь. Совсем ничего…
        Подойди к окну. Видишь, там далеко высокие горы- древние и монолитные, как сам мир. Лишь они неизменны здесь. Все остальное относительно…
        Официантка одевается и уходит. Ее губы прижимаются к твоему плечу. Хлопает дверь. Ты садишься за стол. Один. В темноте. И мост Чинват ждет тебя. И все остальное меркнет перед его неизбежностью. А Майк позади тебя сидит под старым ясенем и тихо поет, перебирая струны гитары:
        Мы шли по лестнице,
        Разговаривая о разных событиях,
        На которых меня не было.
        Он сказал, что я был его другом,
        Появившимся внезапно.
        Я ответил ему прямо в глаза:
        Я думал, ты умер уже очень давно…
        О нет, не я,
        Я никогда не терял контроль.
        Ты- лицом к лицу
        С человеком, продавшим мир…
        Смеясь, я пожал его руку
        И хотел пойти домой.
        Я искал образ и страну.
        В течение многих лет я скитался,
        Я приглядывался, невнимательно, но изумленно,
        Ко всем этим миллионам.
        Я должен был умереть раньше,
        Намного раньше…

* * *
        Возьми созданные твоей шарманкой листы. Видишь? Они рассказывают о тебе, о твоей сестре… И неважно, что в ваших венах может течь совершенно разная кровь. Любовь- это истина. Истина, которая в нас. И ты не хочешь причинять ей боль, но все твои попытки что-то исправить имеют обратный результат. И это словно проклятие. И иногда тебе кажется, что лучше бы ты умер, там, на войне. Потому что здесь тебе нет места. Ты изменился… Нет, ты остался прежним. Изменился мир, который ты не можешь больше воспринимать. И нет спасения. Есть лишь только мост Чинват, на который ты рано или поздно должен вступить. Но тебе не пройти по нему. Никогда не пройти. Это как «Валлис», в котором главному герою советуют бросить заниматься двумя вещами: принимать наркотики и помогать людям. Наркотики он бросает, однако вся энергия и энтузиазм полностью обращаются на то, чтобы помогать кому-то. Лучше бы он продолжал ширяться… А твоя шарманка все рассказывает и рассказывает о тех, кого ты любишь, и тех, кто погубит их. И ты не знаешь, кто такой этот слепец. Есть лишь догадка: может быть, это ты сам? И если это так, то не лучше ли
вычеркнуть себя из жизни тех, кто тебе дорог?
        - И что? Вот так вот просто взять и уйти?- спрашивает тебя Майк.
        - Почему бы и нет?- говоришь ты.
        - А ты не думал, что от этого им не станет легче?- говорит Майк.
        - Я отправлю Кэт письмо.
        - Отправь лучше песню.
        - К черту песню! В шарманках нет правды.
        - Но шарманки не ошибаются. Они создают то, что нужно людям. Вот люди могут ошибаться, а шарманки- нет.
        И ты соглашаешься с ним, потому что он твой друг. И ищешь песню, которая могла бы объяснить Кэт все, что ты чувствуешь.
        Мне приснилось, что меня не было рядом
        И ты до смерти перепугалась,
        Но никто тебя не слушал,
        Потому что никого это не заботило.
        Пробудившись ото сна,
        Я ощутил этот страх:
        Что я оставлю после себя,
        Когда все для меня здесь будет закончено?
        И если ты спрашиваешь меня, я хочу, чтобы ты знала:
        Когда придет мое время,
        Забудь о зле, которое я совершил.
        Даже во мне есть то, о чем будешь тосковать.
        И не держи на меня зла.
        А если вдруг ты почувствуешь пустоту внутри,
        Вспомни обо мне,
        Вычеркнув из памяти все плохое,
        Вычеркнув из памяти все плохое…
        Не бойся -
        Я уже получил по заслугам,
        Внешне я изменился, но я остался собой,
        Моя сила- лишь снаружи, но внутри я слаб.
        Я никогда не был идеальным,
        Впрочем, как и ты…
        Забыв о боли, что накопилась внутри,
        Ты уже научилась ловко ее прятать,
        Притворяясь, что кто-то еще может прийти
        и спасти меня
        От самого себя,
        Я не могу быть таким, как ты…
        Часть вторая
        Глава первая
        Единственный недостаток Бога, который можно поставить ему вукор,- это то, что его нет. Ф. Ницше

* * *
        Зависший в чистом небе хрустальный замок сиял подобно драгоценному камню. И единственным, что связывало его с землей, был черный восьмиугольный стержень чистой энергии «Саддук», открытой Иммаилусом Софти триста семьдесят тысяч лет назад. Этот холодный, как самый далекий космос, стержень пронзал замок ровно по центру, уходя в бесконечно голубое небо. Внизу, под замком, находилась высокая гора, покрытая вечнозеленой жимолостью, меж которой сновали насекомые и мелкие животные. Неприступные стены окружали эту гору, но тяжелые ворота, расположенные с четырех сторон света, украшенные бесчисленными драгоценными камнями, были всегда открыты. Двенадцать молчаливых стражников- механических слуг, питающихся энергией «Саддук»,- охраняли эти ворота днем и ночью, хотя и не было в этом мире ни дня, ни ночи. Открытие Софти круглые сутки наполняло мир неиссякаемой энергией, черпавшей силы в глубинах времени и пространства. И казалось уже, что так было всегда. Казалось…
        Джаад вышел из своих покоев. Одет он был лишь в тонкую прозрачную тунику, но это не беспокоило его. Теплый ветер ласкал тело, а взгляд устремлялся за горизонт, туда, где не было ни смерти, ни зла. Казалось, что не было…
        - Легий почти мертв,- сказала ему светловолосая женщина с бескровным лицом и темными, как ночь, глазами. Наготу ее скрывало белое бесформенное одеяние из искусственного шелка, который был легким, как сам воздух. Она подошла к Джааду и встала рядом с ним, устремив взгляд своих глаз туда же, куда и он,- за горизонт.
        - Скоро все это закончится,- сказал Джаад.- Мир Легия падет вместе со своим господином.
        - Каждую тысячу лет мир падает и поднимается с колен, моя любовь,- хрупкая рука женщины легла на смуглое, мускулистое плечо Джаада.
        - Если бы ты была мужчиной, Флаиа, то, может быть, смогла понять, что я чувствую. Но ты не мужчина…
        - И я рада этому, Джаад. Рада, потому что если бы я была мужчиной, то не смогла бы любить тебя так, как я люблю тебя сейчас. Знаешь, как говорил Легий: войны, деньги, власть- все когда-нибудь заканчивается, но не любовь…

* * *
        Пальцы Легия разжались, выпуская руку черноволосой сиделки, ухаживавшей за ним последние годы. Сердце остановилось, запечатлев на сухих губах то ли улыбку, то ли последнее слово, о котором уже никто не узнает: будь то клятва, послание или просьба о глотке воды. Сиделка заплакала. Тихо, беззвучно. И золотые стены заплакали вместе с ней своими холодными прозрачными слезами, которых никто не увидит…
        А краеугольный стержень был все так же холоден и безмолвен. И энергия «Саддук» не знала, что такое боль. Не знала, что такое добро и зло. Для нее все было относительно. Лишь ее сила. Лишь ее безграничная, неисчерпаемая мощь. Сменятся правители, прольются дожди, а она останется неизменной, как переходящий трофей между равных поколений.

* * *
        В самой высокой башне Хрустального замка синее пламя пожирало тело последнего правителя. Легий превращался в прах, в пепел, который будет рассеян над всем миром. И шли скорбящие жители к высокой горе, чтобы проститься с тем, кто правил ими тысячи лет, пролить слезы, отдать дань памяти и встретить нового правителя.
        - Презренные прозелиты!- сказал Тиний, наблюдая за людскими толпами с высоких стен, окруживших покрытую жимолостью гору.- Они льют слезы перед страхом перемен и готовы сплясать на могилах, лишь бы им пообещали хорошую жизнь.
        - Легий любил их,- сказал Хамраш, поднимая голову и вглядываясь в высокую хрустальную башню.
        - Легия больше нет.
        - Так скорби вместе с теми, кто пришел сегодня скорбеть. Скорби или молчи. Потому что прах его все еще с нами.
        - Те, кого ты видишь внизу, плачут не от скорби, и слезы их измеряются не болью утраты, а динариями и драхмами.
        - Скажешь об этом в Синоде, когда мы будем выбирать нового правителя.
        - И не только об этом, Хамраш. И не только об этом…

* * *
        В покоях Джаада было тихо. Флаиа стояла возле постели, наблюдая за лицом спящего возлюбленного.
        - Бог не любит нас,- сказал он, не открывая глаз.
        - Я люблю тебя,- сказала Флаиа.
        - Ты не Бог. Ты не можешь любить нас всех.
        - Сколько мы уже вместе, Джаад?
        - Триста семьдесят пять… Нет, триста семьдесят семь лет.
        - Так, может, хоть на один день ты станешь эгоистом и попробуешь думать только о себе?
        - Если бы я думал о себе, то меня бы не было здесь.
        - Но ведь я-то здесь.
        - Ты здесь, потому что ты помогаешь мне поддерживать мое существование. Быть чуть более живым, чем все то мертвое, что вокруг нас.
        - И поэтому ты ищешь Бога?
        - Боюсь, это невозможно в этом мире. Мы слишком мудрые, чтобы знать, где искать. И нет надежд, остается лишь искушение, которому мы следуем, как слепцы, игнорируя свое сознание. Знаешь, иногда мне кажется, что если Бог и существует, то он боится нас, потому что мы умнее его и ни одно чудо не сможет удивить нас. Он может истратить всю свою силу, чтобы поразить нашу гордыню, но мы будем лишь качать головой и говорить, что мы все это видели и что это всего лишь банальность. И скажет нам Господь: «Я вечен!» А что мы? Разве это удивит нас? Нет. Мы вершим свою жизнь, спасаем друг друга, множим знания и достижения, продлевая в продолжающихся изучениях жизни тех, кто занимался этим до нас. Наша память, в которой мы снова и снова возвращаемся в прошлое, превращает нас в бессмертных. И чем же удивит нас Господь, если даже его вечность не поражает нас?
        - Ты просто отчаялся, Джаад. Отчаялся, потому что ты никогда не искал Бога, ты видел его в Легии. В старом мудром Легии, и этого тебе всегда хватало. Но он оставил нас, и теперь ты страдаешь, желая заполнить образовавшуюся пустоту.
        - Хочешь, чтобы я открылся тебе?
        - Хочу, чтобы ты стал настоящим,- Флаиа коснулась пальцами его лица.- Как твои скульптуры, Джаад. Клянусь, иногда мне кажется, в них больше правды, чем в тысяче слов, которые мы произносим в Синоде. Потому что слова тают, превращаются в пыль и забываются, так и оставаясь словами, а скульптуры живут вечно. И ты живешь вместе с ними. И не нужны слова. Ты всегда будешь их творцом, а они твоими Богами, в которых ты обречен верить. И их жизнь- это твоя жизнь, а твоя жизнь- это их жизнь. И я люблю тебя, потому что ты именно такой, каким я тебя вижу. В этом хрустальном замке или там, за стенами. Все будет одинаково.
        - Нет.
        - Что значит нет?
        - Ты сама сказала, что слова ничего не значат. Это лишь пыль. Помнишь?
        - Ты хочешь обидеть меня?
        - Я хочу, чтобы ты сняла свой хитон.
        - Зачем?
        - Хочу вспомнить, как это было триста семьдесят семь лет назад.
        - Я уже и сама не помню этого.
        - Но ведь ты говоришь, что любишь меня.
        - Это не плоть.
        - И я не увижу это, если ты даже снимешь с себя все одежды?
        - Ты не там ищешь, Джаад. Попробуй заглянуть в себя.
        - Там лишь годы.
        - Очень жаль.
        - Я все равно хочу, чтобы ты разделась.
        - По-моему, это лишь обезобразит нас.
        - Я закрою глаза.
        - Что же тогда ты увидишь?
        - Я ничего не хочу видеть. Я хочу чувствовать.
        - А я не хочу, чтобы ты касался меня.
        - Тогда уходи.
        - Иногда мне кажется, что ты самый порочный из всех нас, Джаад.
        - Иногда мне кажется, что лучше оставить замок.
        - Не стоит искать силу в своих слабостях. Не стоит искать Бога там, где его нет.
        - Легий прожил тысячу сто лет, и знаешь, что он сказал мне перед смертью?
        - Нет.
        - Он мне ничего не сказал.
        - Еще одна молчаливая скульптура?
        - Что ты имеешь в виду?
        - Он был Богом для нас, а мы были Богом для него.
        - Порой мне кажется, что ты никого не любишь, Флаиа. Ты пуста, как стеклянное золото стен в покоях правителя. И твои чувства ко мне- это лишь желание оставаться здесь, в замке, которое ты прячешь даже от самой себя.
        - Когда-то ты тоже был прозелитом, Джаад. И то, что ты поднялся в замок благодаря тому, что Легий выбрал тебя, не делает нас разными. Правитель полюбил твои скульптуры. Ты полюбил мое тело. Мы оба продали свои святыни, и теперь нам остается лишь любить друг друга. Мы- две павших крепости во власти варваров…
        - Можешь выступить завтра с этими речами в Синоде.
        - Ты угрожаешь мне?
        - Всего лишь становлюсь чуть ближе к истине.
        - Все скоро кончится. Правитель будет избран, и чувства успокоятся, Джаад,- она осторожно коснулась его лица. Почти неощутимо, но он улыбнулся.
        - Ты моя муза, Флаиа.
        - Нет,- она качнула головой.- Всего лишь та, кто может разбудить в тебе ее. Теперь же спи. День будет трудным.
        - Знаю…

* * *
        Большой белый престол был пуст. Облаченные в белые хитоны судьи восседали по его краям, а в центре, протыкая сводчатые потолки, пульсировал мглой краеугольный стержень Саддук. Казалось, что дух Легия все еще присутствует здесь незримым слушателем, хотя ветер уже давно разнес его прах по миру.
        - Ну пожалуй, приступим,- сказал Хамраш, открывая церемонию…
        Джаад сидел на большой рубиновой скамье, ожидая, когда его пригласят. Женщина в черном балахоне сидела рядом с ним, и ее белые седые волосы струились по тяжелой ткани к поясу.
        - Как думаешь, что нас ждет?- спросила она Джаада.
        - Что и обычно,- он открыл старую книгу и притворился, что читает.
        - Что это значит?
        - Что?
        - Твое безразличие. Почему ты делаешь вид, что не знаешь меня?
        - Я знаю тебя.
        - Я знаю, что знаешь,- сказала женщина.
        Она сняла капюшон, обнажая морщинистое лицо. Джаад спешно отвернулся. От воспоминаний к горлу подкатила тошнота. Долгие ночи, рваные дни.
        - Не смотри на меня,- попросил он женщину.
        - Почему?
        - Потому что я не хочу…- Джаад перевернул страницу, продолжая притворяться, что читает.- Не хочу вспоминать.
        - Легия больше нет,- напомнила женщина.
        - И нас тоже нет. Давно нет,- Джаад перевернул еще одну страницу.
        - Интересная книга?
        - Не знаю,- мысли спутались. Джаад попытался вспоминать свои скульптуры. Попытался сосредоточиться на работе.
        - Я ненавижу их,- сказала женщина.- Надеюсь, Тиний придет к власти и вернет все к прежнему порядку, что был до Легия.
        - Я не хочу говорить об этом.
        - Ты ни о чем не хочешь говорить.
        - Что в этом плохого?
        - Время тишины прошло, Джаад. Даже если в войне победит Рогил, ничто уже не будет, как прежде,- она коснулась его руки. Такое знакомое и такое забытое чувство. Джаад вздрогнул.- Раньше тебе нравилось меня касаться,- сказала женщина.- Скажи, Флаиа еще не выбросила мою скульптуру?
        - Нет.
        - Ты врешь. Я видела осколки… Хотя ты, наверное, уже не помнишь, как я выглядела прежде,- женщина грустно улыбнулась.- Скажи, когда ты последний раз выходил из замка? Когда был счастлив, наслаждаясь женщиной?
        - Мы избранные, Бертина, а это значит, что у нас нет своей жизни. Мы живем для…
        - Они ведь все равно начнут войну,- прервала его женщина.- Ты знаешь, что это так, и поэтому боишься. Твой колокол уже плачет, и ты знаешь, что не сможешь ничего изменить.
        - Это всего лишь система.
        - А ты сам видел их?
        - Кого?
        - Тех, кто будет воевать за нас. Тех, кто будет умирать ради нашей системы, чтобы смогли мы определить нового правителя.
        - Легий говорил, что они глупые и примитивные.
        - Когда ты меня бросил…
        - Бертина…
        - Я отдала свою жизнь системе…
        - Бер…
        - И я видела их, наблюдала за ними. И знаешь, что я поняла, Джаад? Мне их не жалко. Ни одной жизни. Я думала, что твой поступок сделает меня слабой, но я стала сильнее. Я была среди либертинцев и сравнивала их с нами, Джаад. И ненавидела их всем сердцем. Так же, как ненавижу каждого, кто похож на тебя или меня. И чем больше я об этом думала, тем сильнее во мне становилось желание увидеть, как прольется кровь. Наша кровь, Джаад. Мы пройдем с тобой рука об руку по полям сражений и будем видеть, как умирают ради нас те, кто для нас не более чем инструмент, игрушка, как та статуя с моим изображением, которую Флаиа разбила и выкинула. Всего лишь букашки, но они так похожи на нас, Джаад! И я готова увидеть их боль и страдания. Готова увидеть это, держа тебя за руку и наслаждаясь ужасом, которым будет охвачено все твое естество. Потому что все последние столетия ты не видел ничего, кроме своих статуй и слепой веры в Легия, в то время как я готовилась к этому дню, гуляя среди рек, которые вскоре вспенятся от крови и внутренностей убитых на полях либертинцев. Ты сделал меня сильнее, Джаад, и теперь я
ничего не боюсь, даже увидеть твою боль и страдания. Понимаешь?

* * *
        Запрокинув голову, Абак пыталась разглядеть зависший высоко в небе хрустальный замок.
        - Думаешь, твой брат все еще там?- спросил ее Кариш, обнимая за хрупкие черные плечи.
        - Думаю, да,- кивнула она.
        Кариш промолчал. Он знал эту девушку всего три дня, но она уже иногда начинала казаться ему безумной. Сестра Джаада. Сестра верховного посланника в страну либертинцев, когда настанет час выборов и пробьет колокол священной войны.
        - Когда-то давно он часто навещал меня,- рассказывала Абак, когда они с Каришем лежали на покрове из свежей жимолости под вечнозелеными лиственными деревьями.- Он приходил с женщиной по имени Бертина. Она была намного старше его, но мне она нравилась. С ней было легко общаться, и я верила, что она никогда не причинит вреда моему брату, никогда не заставит его страдать. Это было в ее глазах- любовь и забота, как в глазах Джаада, когда он лепил свои скульптуры. Но потом он оставил ее. Увидел, как стареет ее тело, и испугался этого, ушел к более молодой и сочной. И с тех пор я больше никогда не видела его, но он там, в хрустальном замке. Я знаю это. И надеюсь, когда закончится священная война и миссия, дарованная ему Легием, будет выполнена, он вернется ко мне, в наш дом, где мы снова сможем быть вместе,- Абак мечтательно закрыла глаза, вспоминая далекие времена, оставшиеся в незабытом прошлом.- А может быть,- сказала она,- никакой войны и не будет. Хотя бы в память о Легии.
        - Но кто-то ведь должен владеть Саддуком,- возразил Кариш.
        - Саддук никому не принадлежит, глупый. Это всего лишь энергия, всего лишь сила, которая питает наш мир. Мы открыли ее, и она принадлежит всем нам. Таков закон… Впрочем, как и священная война,- Абак тяжело вздохнула.- Хотя иногда мне жалко тех существ, которые вынуждены убивать ради того, чтобы определить нашего правителя. Ведь их жизни так коротки по сравнению с нашими!
        - Зато их в десятки тысяч раз больше, чем нас. К тому же они всегда что-то получают от этих войн.
        - Но ведь это всего лишь оружие. Мы даем им то, чем они должны убивать друг друга. И лишь когда заканчиваются войны, они учатся применять подаренную им мощь во благо. Страшно даже подумать, что когда-то мы были такими же.
        - Тогда думай, что когда-то они смогут стать как мы. Ведь мы заботимся о них.
        - И учим убивать друг друга.
        - Либертинцы всегда убивали друг друга. Это у них в крови.

* * *
        Поток чистой энергии расщепил пространство и время. Голубая планета предстала перед собравшимся Синодом, приблизилась, увеличилась в размерах.
        - Какая ненужная власть!- сказал Тиний, разглядывая вращающийся шар.- Мы можем уничтожить их в любое время, каждый из нас. Просто взять и разбить их планету о пол, насладившись миллионом брызг соленых вод, а они даже не поймут, что произошло. Знал ли Софти, открывая Саддук, что наделит нас такой властью? Ненужной властью…
        - Сильные всегда заботятся о слабых,- сказал Рогил.- Таков закон. И предстоящая война- это лишь плата за нашу заботу. Мы дали им порох, научили расщеплять атом, теперь мы откроем для них нанотехнологии… Разве за это не стоит пролить немного крови? Тем более что мы же никогда не позволим им уничтожить друг друга окончательно, лишь немного очистим их и без того плотно населенный мир,- он обернулся и посмотрел на Джаада.- Ну что, посланник, готов ты исполнить свой долг? Мир Либертинцев ждет новых открытий. Войди же в него и укажи им путь!
        Глава вторая
        Блажен читающий и слушающий слова этого послания Божьего и соблюдающий все, что в нем написано. Ибо час близок. Откровения Апостола Иоанна 1:3

* * *
        Ангел был странным, не похожим на всех остальных ангелов, которых Нина видела на церковных фресках и рекламных проспектах. Он спустился с неба в лучах слепящей энергии, которая искрилась вокруг него подобно электрическим разрядам. И молнии разрезали небо в этот солнечный день. И ветер поднял с земли опавшие листья и вырвал пучки сорной травы.
        - Перестань бояться,- сказал Джаад павшей к его ногам Нине.- Я- первый и последний. Я- тот, кто живет. Я был мертв, а теперь смотри, я буду жить вечно, и у меня ключи от царства мертвых. Так опиши же, что видишь. Опиши, что происходит сейчас и что произойдет после…
        Подняла Нина голову и увидела открытую дверь возле сошедшего с небес ангела. И сказал ангел:
        - Войди же в эту дверь и узнаешь, что должно случиться.
        И сделала Нина робкий шаг. И перестал привычный мир существовать для нее. Увидела она огромный престол, застлавший небо. Восседал на том престоле сияющий дух. Окружала его радуга, укрывая остальные двадцать четыре престола с облаченными в белые хитоны старцами на них. И сверкали молнии, собираясь возле духа на главном престоле, гремел гром. Все вокруг было прозрачным и чистым, как хрусталь. Держал дух в руках своих свиток. И увидела Нина ангела могучего по имени Хамраш. Спрашивал он:
        - Кто достоин сломать печати и развернуть свиток?
        Но не было никого, кто мог бы сделать это, до тех пор, пока дух занимал главный престол. Заплакала Нина, переполняемая безысходностью и безнадежностью. Но сказал ей Хамраш:
        - Перестань плакать, ибо умер тот, кто занимал престол, и сорваны печати, и развернут свиток.
        Увидела тогда Нина среди старцев двух новых духов. Звали их Тиний и Рогил. И взял Хамраш свиток из рук духа, сидящего на главном престоле. Услышала Нина песню, поведавшую ей о духе на престоле. И поняла Нина, что дух этот заботился о ней и всех жителях ее родной планеты. Но дух умер, и теперь предоставлены они сами себе. И спрашивала песня: «Так кто достоин взять свиток и создать новое царство?» Услышала Нина голоса множества ангелов, окружавших престол. И все они как один говорили о двух духах, достойных этого:
        - Тиний и Рогил. Тиний и Рогил. Тиний и Рогил достойны получить мощь, богатство, мудрость и силу, честь, славу и хвалу! Тиний иРогил…
        Увидела Нина, как твари земные, небесные и морские готовятся к битве. И закричала она, понимая, что ничего не сможет изменить.
        - И судьбы наши теперь в ваших руках,- сказал ей спустившийся с неба ангел.- И вам избирать теперь нового защитника своего.

* * *
        Увидела Нина, как сломали первую печать. Явился всадник на белом коне, и отправился он к главам семи государств, чтобы рассказать им о грядущей войне. Сломали вторую печать, и явился всадник на красном коне, посеял смуту среди семи правителей и вынудил их убивать друг друга. Началась война. И третья печать была сломана. Появился всадник на черном коне. В руках он держал весы, чтобы судить воюющих по деяниям их. Сломали четвертую печать. И увидела Нина седовласую женщину в черном балахоне. Имя ей было- смерть. И сломали пятую печать, и услышала Нина голоса избранных Духом людей. Ждали они, когда закончится война. И ждали они своего нового правителя. Тогда пала шестая печать. Раскололись небеса надвое. И увидела Нина хрустальный замок и собравшихся вокруг него людей. Было их сто сорок четыре тысячи. И омыли они одежды свои в кровавых реках войны, сделав их чистыми и белыми на тысячу лет. И стали они поклоняться новому правителю, воссевшему на престол, дабы защитить их. И была ему передана сила, способная исцелять избранных, излечивать их раны, избавлять от голода и жажды. Тогда сломали седьмую
печать. И воцарилось на небесах молчание…

* * *
        - Грядет война,- сказал Джаад Нине.
        Они шли вне времени и пространства. И были под ними поля сражений, где вороны клевали тела погибших воинов. И услышала Нина весть о том, что Серес пал и все, кто служил ему, умерли в страшных муках. Увидела Нина армии, штурмующие главный город. Увидела старый ясень и солдат, которые изнасиловали юную азиатку, а затем вырезали ей глаза. И бренчала где-то гитара. И затягивал один из солдат хриплым голосом песню, в то время как другие издевались над азиаткой. И смеялись они, слыша ее страдания. И смех этот был громче криков страдавшей жертвы.
        - И так повсюду,- сказал Нине Джаад.- Виновны все. И проигравшие, и победившие. И поэтому, даже когда закончится война, спустится с небес ангел смерти, и возьмет он свой серп, чтобы начать жатву. И свершится Великий суд. И будет избран новый правитель.

* * *
        Когда ангел ушел, Нина вернулась домой.
        - Я видела Бога,- сказала она отцу.
        - Хорошо,- сказал он и отправился на работу.
        Нина вышла на улицу и позвонила в двери соседского дома.
        - Я видела Бога,- сказала она толстяку в засаленной майке.
        Он долго смотрел на нее, затем покрутил у виска пальцем и закрыл дверь. Но Нина не собиралась сдаваться. Она ходила от дома к дому в надежде найти тех, кто выслушает ее рассказ. Весь вечер. Всю ночь. И весь следующий день. Она не хотела молчать. Не могла молчать. Даже когда санитары вкололи ей успокоительное и надели смирительную рубашку, она продолжала кричать о Боге и предстоящей войне. Но уже в сумасшедшем доме…

* * *
        - Я тебе верю,- сказала ей сиделка, когда отчаяние стало настолько сильным, что хотелось покончить с собой.
        - Веришь?- Нина выпучила на женщину покрасневшие от переутомления и лекарств глаза. Мышцы на худом лице вздрогнули. Пожелтевшая кожа натянулась.- Грядет война!
        - Я знаю.
        - Много людей погибнет.
        - Молчи!
        - Я не могу молчать!
        - Ты должна молчать, чтобы выйти отсюда.
        - Ради чего?
        - Ради нас. Ради таких же как ты. Ради тех, кто верит.

* * *
        В комнате было душно и пахло нафталином. Негромко играла музыка. Виг стоял возле окна, выдыхая в морозный зимний воздух сигаретный дым.
        - Теперь ты одна из нас,- сказал он Нине.- Теперь я уверен, Господь хочет, чтобы мы знали о том, что близится час войны. Знали и были готовы к этому,- он рассказал о шарманщиках, которые последние годы писали об апокалипсисе.- Музыка, книги, фильмы- все говорит о том, что конец близок!
        - Причем здесь шарманки?- спросила Нина.
        - Притом, что они последние тысячелетия определяют нашу культуру. И пусть правительство до хрипоты кричит, что это творение наших предков, я как считал, так и буду считать, что шарманки дарованы нам свыше. Как дар, понимаешь? Они умиротворяют нас, успокаивают волнения. Они созданы, чтобы нести свет в наши сердца, но иногда… Я думаю, Господь используют их, чтобы разговаривать с нами. И то, что ты увидела ангела, лишь доказывает мою правоту. Он спустился с небес, чтобы предупредить нас о грядущем конце.
        - Но что мы можем!- всплеснула руками Нина.
        - Мы можем уцелеть. И когда дым рассеется, выйти из своих убежищ и принести в этот мир слово Божье.
        - А как же люди?
        - Те, кто должен погибнуть,- погибнут. Мы же должны построить корабль и подняться над вселенским потопом. Ибо чаша гнева Божьего уже полна. И не будет пощады для грешников. И никто не сможет их спасти.

* * *
        Горы. Нине нравилось новое убежище. За окнами свистел ветер, в камине потрескивала древесина, и какая-то первозданная тишина неизменно наполняла сознание своей кристальной чистотой и покоем. «Почему я?- иногда спрашивала себя Нина.- Почему Господь избрал меня для своей миссии? Что во мне особенного? Ведь я даже не девственница, несмотря на то, что мне всего шестнадцать. Я принимала наркотики и никогда не ходила в церковь. Да на мне грехов чуть меньше, чем на вавилонской блуднице, но тем не менее Бог выбрал меня. Почему?» И чем больше Нина думала об этом, тем больше сомнений появлялось в ней. Плюс это непреодолимое желание уложить Вига в свою постель! И ни одно божественное откровение не могло объяснить молодому телу, что этого не должно быть.
        - Я должна уйти,- сказала Нина женщине, с которой они жили в отведенной им комнате.
        Они проговорили всю ночь, а днем, за обедом, Виг сделал Нине предложение выйти за него замуж.
        - Как замуж?!- удивилась она.
        - Вот так,- сказал Виг.- Мы будем спать в одной постели, и каждый год ты будешь рожать мне по одному ребенку.
        - Нет!- замотала головой Нина.- Боюсь, я еще не готова к этому. К тому же скоро начнется война и все такое…
        - Поэтому мы и должны повышать свою численность. Мы- избранные Богом люди- будем жить здесь и ждать конца света, чтобы после спуститься с гор и заселить земли последователями Господа!
        Нина ничего не ответила, но в эту же ночь собрала вещи и сбежала. Ей даже удалось вернуться к нормальной жизни, убедить себя, что все, что ей показал спустившийся с небес ангел, не более чем плод ее воображения, и зачать ребенка от одного из своих любовников… Но потом видения снова вернулись, и на горизонте опять замаячил сумасшедший дом.
        - Это все из-за твоей беременности,- сказала ей тетка.- Ребенок делает женщину более эмоциональной, разрушая тот незримый барьер, который мы возводим, ограждая себя от трудностей этого мира.
        В тот же день Нина избавилась от ребенка.
        - Я грешна!- кричала она, глядя в ночное небо.- Оставь меня, поставь на мне крест! Забудь обо мне!
        Но Бог не отвечал в эту ночь. Ни в эту, ни в следующую. Никогда…

* * *
        Нина отправила первую заметку в местную газету о неизбежном конце света спустя три года после того, как увидела ангела. Но редактор отказался публиковать эту статью, что, собственно, ничуть не удивило Нину.
        - Это написала твоя шарманка?- спросил редактор.
        - У меня нет шарманки,- сказала Нина и предложила ему поговорить об этом в более интимной обстановке, но он отказался.- А если я скажу, что мне показал все это спустившийся с небес ангел?
        - Уходите!
        И снова безумие и отчаяние.

* * *
        Нина шла по улице и думала о Виге. Может, быть его женой было бы и не так плохо? Рожать ему сына за сыном и умереть в тридцать пять от рака шейки матки или сойти с ума, взять нож и вырезать к чертям всю эту общину. Она представила, как крадется ночью от комнаты к комнате. Представила нож в своей руке и как он входит в мягкую плоть. Теплая кровь из ран бьет ей в лицо, и все эти блаженные глаза смотрят на нее, и нет в них ничего, кроме немого вопроса: «Почему?» «Я не знаю»,- говорит им Нина и ждет, пока жизнь не оставит их тела… «Нет. Это уж слишком!»- сказала себе Нина. Она не собирается умирать от рака и уж точно не хочет никого убивать. Это всего лишь безумие, с которым она вынуждена жить, и будь проклят тот день, когда ангел спустился с неба и указал ей путь, которым она никогда не планировала идти.

* * *
        Отец умер зимой, не дожив до начала войны двух месяцев. Нина стояла у могилы и не знала, о чем сожалеет больше: что его нет или что она не смогла доказать ему, что была права. А СМИ болтали и болтали о событиях на фронте, и некрологи занимали десятки и сотни страниц. Весеннее солнце плавило заскорузлый снег, вороны летали с могилы на могилу, и в голове по кругу играла одна и та же песня:
        Я никогда не буду беспокоить тебя.
        Я никогда не буду обещать.
        Я никогда не буду следовать за тобой…
        Я всегда знал, что все придет к этому.
        Дела никогда не шли так замечательно.
        Я никогда не упускал возможность почувствовать
        Боль, боль, боль, боль, боль…

* * *
        - Давай я отвезу тебя домой,- предложил Нине друг детства.
        Она кивнула, забралась в его пикап.
        - Спасибо, что показал могилу отца.
        - Пустяки.
        - Нет. Не пустяки…
        Они лежали в постели, и Нина видела, как за окнами падает редкий снег.
        - Останешься со мной?- спросил друг детства.
        - А ты этого хочешь?
        - Почему бы и нет? Я- журналист, ты- знаешь о том, что произойдет в ближайшие годы. Мы можем сделать неплохую карьеру вдвоем.
        - Так ты помнишь о моем ангеле?
        - Вспомнил, как только началась война.
        - Странно, правда?
        - Что странно?
        - То, какие мы,- Нина прижалась к нему и сказала, что хочет еще…
        Глава третья
        Оставив Нину, Джаад отправился в Ефес. Саддук перенес его сквозь высокие стены и материализовал в правительственных апартаментах, миновав бдительных охранников и камеры наблюдения. И увидел Джаад женщину, расчесывающую длинные черные волосы. Глубокие морщины разрезали кожу возле ее глаз. Карие глаза выцвели, потеряв глубину цвета.
        - Я знаю причину твоей печали,- сказал Джаад.
        Женщина вздрогнула и обернулась. Стоявший перед ней человек был окружен искрящейся радугой бесконечно менявшихся цветов. Расческа выпала из морщинистых женских рук и ударилась о пол. Маленькое зеркало разбилось. Женщина ахнула, закрыла руками рот, сдерживая крик, но тут же заставила себя собраться.
        - Кто ты?- спросила она незнакомца.
        - Всего лишь посланник,- сказал он, и радуга вокруг него превратилась в скопление крохотных звезд. Они рождались и умирали, чтобы снова родиться, и процесс этот казался бесконечным.- Мне известны твои поступки, твой тяжелый труд и долготерпение,- сказал Джаад.- И также знаю я, что не переносишь ты дурных людей и подвергаешь испытанию всех, в чьи руки вкладываешь частички своей власти. Но отреклась ты от любви, что была у тебя вначале. Так вспомни, где ты была до падения твоего. Покайся и соверши дела, что совершала ты вначале. Потому что если ты не сделаешь этого, то не выстоять тебе в предстоящей беде. Страшные времена надвигаются на этот мир: смерть, боль, страдания. И если будешь ты одна, то не вынести тебе этот груз.
        Видение рассеялось, оставив в память о себе лишь сладкий запах полыни и церковных смол. Женщина долго стояла не двигаясь, затем подняла с пола расческу и переоделась в черный плащ. Личный водитель наградил ее удивленным взглядом, но не стал ни о чем спрашивать. Он отвез ее по указанному адресу и остановился возле старого двухэтажного дома. Открывший дверь мужчина был высок и худощав. Он смотрел на ночную гостью, и глаза его то вспыхивали, то затухали, и сердце билось в груди очень тихо, словно боясь позволить себе чувства и эмоции.
        - Могу я войти?- спросила его женщина.
        - Что-то случилось?
        - Нет, но случится, если позволю себе потерять тебя. Обязательно случится.

* * *
        Экономическая блокада разоряла Мирн. Шлюхи, прикрывая лица черными платками, бродили по опустевшим улицам, готовые отдать свое тело за приличный обед, но никто не хотел предлагать им пищу.
        - Моя страна умирает,- сказал Фариш министру.
        - Может быть, сдаться?
        - Кому? Никто не хочет нашей капитуляции. Им нужен наш крах, наше полное уничтожение как страны, чтобы они могли прийти сюда и присвоить себе все, что останется.
        - Боюсь, у нас нет выбора, правитель. Пустыни подбираются к городу. Еды нет, воды нет. Наше золото ничего не стоит. Наше богатство не кормит, а убивает нас.
        - Оставь меня.
        - Но…
        - Я сказал, оставь меня!- закричал Фариш. Он закрыл за министром дверь и достал из шкафа ятаган отца. Безразличная сталь блестела в лучах палящего солнца.- Все может быть так просто,- прошептал Фариш, поглаживая украшенную сапфирами рукоять ятагана…
        Он просидел так до поздней ночи, и все это время Джаад наблюдал за ним, слушая, как некогда гордый правитель рассуждает вслух. И лишь когда Фариш прижал острую грань к своему горлу, готовясь совершить то, что ему уже казалось неизбежным, Джаад обозначил свое присутствие. Саддук загудел, как пчелиный улей. Тысячи перепончатых крыльев сложились в человеческий силуэт. Руки Фариша вздрогнули, оставив на шее алую полоску, из которой по смуглой коже скатилось несколько капель крови.
        - Оставь помыслы свои!- велел ему Джаад.- Я знаю о твоих страданиях и о твоей бедности, хотя на самом деле ты богат, и о клевете, которую возвели на тебя сильные мира сего. Но придет час расплаты. И вспыхнет война между теми, кто желает получить земли твои и граждан твоих. И будешь ты причиной этой войны. И будет это твоя месть!
        - Месть,- томно прошептал Фариш. Это слово нравилось ему. Оно ласкало разум лучше, чем самый сладкий сон.- Месть,- ему даже казалось, что он чувствует ее сладкую горечь на своих губах, и потому повторял снова и снова:- Месть. Месть. Месть…

* * *
        И пришел Джаад в Пергам- столицу безверия и атеизма. И сказал он перепуганному правителю:
        - Я знаю, что ты живешь там, где престол сатаны. И я знаю также, что не отрекся ты от веры своей, хоть и погубила она многих твоих последователей. Так раскайся же и приготовься к войне! Ибо только кровь может исцелить душу народа этого. И долгой будет эта дорога боли и страданий. И никто не знает, каким будет исход. Но знак уже дан тебе…
        Так ходил Джаад от одного правителя к другому. И слушали они его. И склоняли головы свои, считая посланником своих религий.
        - И дал я им время раскаяться,- говорил Джаад правителю Фиатра.- Но не пожелали они раскаиваться. И готов я повергнуть их на ложе мучений и всех, кто вступится за них, подвергнуть великому страданию, если не отступятся они. И я убью их детей, наслав на них мор. И все узнают, что я- тот, кто проникает в умы и сердца. И воздам я каждому из вас за то, что вы совершили…
        И начинали ненавидеть правители друг друга, считая себя избранными. И готовились они к праведной войне, приближая час выборов в Хрустальном замке.

* * *
        И вручил Джаад страшное оружие правителю Сардисса. И считалось это оружие даром великим, которым смогут воспользоваться во благо уцелевшие воины.
        - И пойдут они со мной рядом во всем белом, ибо они достойны,- говорил Джаад.- Тот, кто победит, будет, таким образом, облачен в одежды белые. Я не сотру его имени из книги жизни, а признаю его имя перед ангелами.
        И перенес Саддук Джаада в Дельфию. И вручил ангел, явившийся правителю этой страны, точно такое же оружие, как и правителю Сардисса. И не нарушилось равновесие сил. И ни один из законов Хрустального замка не был запятнан. И слушали его либертинцы, соглашаясь со всем, что он им говорит, потому что говорил он им то, что хотели они услышать.
        - Я заставлю всех прийти и склониться к ногам вашим, и узнают они, что возлюбил я вас. Ибо исполнили вы мой наказ. Я же в свою очередь буду охранять вас от испытаний, которые надвигаются на весь мир. Победивший станет колонной в храме Бога моего и не выйдет из него более…
        И кивали правители. И желали они начать войну. И разделился мир надвое. И одна часть вершила судьбу Тиния, а другая Рогила. И ударили колокола в хрустальном замке. И закончена была миссия Джаада.

* * *
        - Пора уходить,- сказала ему Бертина. Капюшона на ней не было, и холодный ветер трепал седые волосы.
        - Что станет теперь с этим миром?- спросил Джаад, любуясь далекими снежными вершинами.
        - Он не умрет,- заверила Бертина.- Они и раньше убивали друг друга. По нашей воле или по собственной- неважно. Но за последние столетия, что я провела здесь, мне начинает казаться, что этому миру войны просто необходимы. Они у них в крови. Их жизни слишком коротки, чтобы любить тишину и покой. Может быть, они боятся этого, потому что думают, что именно такой будет смерть? Да, наверно, именно так. Осознание собственной смерти неизменно довлеет над ними, заставляя доводить самих себя до отчаяния, и там, в бездне собственной безысходности, находить надежды и двигаться вперед.
        - Думаю, это их право,- сказал Джаад.
        - Тогда чего же ты переживаешь за них?
        - Не за них, Бертина. За себя. Они будут убивать друг друга, и кровь эта будет на моих руках. Как я смогу с этим жить?
        - Ты всего лишь посланник, Джаад.
        - Я убийца.
        - Ты убийца с тех самых пор, как Легий выбрал тебя для этого. Но ты не делаешь ничего такого, чего бы не хотели эти люди.
        - Люди…- произнес одними губами Джаад. И даже ветер стих, словно прислушиваясь к словам сошедшего с небес ангела.

* * *
        Построенный в заснеженных горах дом выглядел обжитым и ухоженным. Крепкие промерзшие бревна плотно прилегали друг к другу. Белый дым клубился над крышей. Небо было голубым и чистым.
        - Посмотри,- позвала Бертина Джаада, указывая на замерзшее окно.
        Там, за ледяными узорами, где господствовали тепло и покой, темноволосая женщина кормила грудью младенца. Его крохотные губы снова и снова жадно обхватывали набухший коричневый сосок и снова и снова выпускали его изо рта. Беззубый рот инстинктивно причмокивал, а по щекам текло материнское молоко.
        - Почему они живут здесь?- спросил Бертину Джаад.
        - Прячутся,- сказала она.- Прячутся, потому что знают, что скоро начнется война. Война, которую начал ты, Джаад.
        - Я хочу поговорить с ними.
        - Зачем?
        - Не знаю. Может быть, попросить прощения. Сказать, что война продлится недолго.
        - Для тебя недолго, Джаад.
        - Неважно. Я… Я… Я просто хочу прикоснуться к ним. Ощутить их тепло. Заглянуть в их жизнь.
        - Ты знаешь, что это невозможно.
        - Нет ничего невозможного, Бертина,- Джаад вышел из спасительного поля Саддука и постучал в закрытую дверь…

* * *
        Холод. Это было первое, что почувствовал Джаад. Ледяные ладони забрались под белый хитон, пронзая кожу тысячами игл. Джаад улыбнулся. Новое чувство нравилось ему, но симпатии эти не были долгими. Иглы проткнули кожу и стали пробираться дальше, к самым костям. Джаад испугался и сильнее постучал в дверь. Безволосая голова покрылась инеем. Иней навис на ресницах, забил нос. «Ну, где же все?!»- думал Джаад, дергая холодную ручку. Пальцы прилипли к ледяной стали. Мышцы под темной кожей напряглись. Тупая боль обожгла руку. Частички кожи остались на железной ручке. Кровь выступила из ран. «Как это?»- думал Джаад, а кристально чистые снежинки падали с неба на его плечи. И эта тишина! Она была какой-то неестественной, промерзшей до самых атомов.
        - Кто вы?- спросил Джаада Виг, открывая дверь, но тут же растерянно замолчал, увидев, что незнакомец почти неодет.- Как… Как… Как вы здесь оказались?
        - Как?- переспросил Джаад, обернулся, посмотрел на небо и снова на Вига.- У меня кровь,- показал он ему свои пальцы.
        Виг кивнул. Почесал кучерявую голову и снова кивнул.

* * *
        Чай был горячим, мед сладким, а дом уютным. Джаад сидел за столом, закутавшись в шерстяное одеяло, и пытался унять дрожь. Младенец на руках Зои тихо улюлюкал.
        - Могу я прикоснуться к нему?- спросил женщину Джаад. Она вздрогнула и посмотрела на Вига.- Я не причиню ему зла,- пообещал Джаад. Его пальцы дотронулись до розовой щеки младенца.- Это потрясающе!- прошептал Джаад.- Такая нежная, как шелк! И эти черты!- он обследовал лицо ребенка, словно слепец исследует лицо незнакомца.- У вас есть глина?
        - Что?- удивилась женщина.
        - Глина или гипс. Я мог бы передать им линии вашего ребенка, увековечить его невинность…
        - Так вы- шарманщик!- оживился Виг.
        - Шарманщик?- смутился Джаад.- Нет. Я не шарманщик.
        - Но как же тогда…
        - Руками. Нужно лишь знать, что ты действительно хочешь создать. Верить в это. И…
        - Так не бывает,- вздохнула Зоя, и по лицу ее пробежала тень разочарования.- Искусство принадлежит шарманкам, и никто не может без них ничего создать.
        - Я могу.
        - Значит, это не будет ничего стоить.
        - Стоить? Вы оцениваете искусство деньгами?
        - Образно.
        - Если вы достанете для меня глину или гипс, то я докажу вам, что это не так.
        - Я вам не верю.
        - Зоя!- позвал женщину Виг. Они отошли в сторону.- Не знаю, что все это значит, но думаю, мы должны дать ему шанс.
        - Почему?
        - Потому что его появление здесь может быть неслучайным. Ты видела, во что он был одет? Никто не смог бы добраться сюда в такой одежде.
        - Хочешь сказать, что он…
        - Не знаю, знак ли это или проклятие, но мы не должны отвергать его. Что если сам Господь послал нам одного из своих ангелов?
        - Он не похож на ангела.
        - Разве обличие имеет значение?- Виг положил руку на женское плечо и спросил у Джаада, подойдет ли ему камень в качестве материала вместо глины и гипса.
        - В таком случае мне понадобятся дополнительные инструменты.
        - Я достану их для тебя,- пообещал Виг, встретился с нежданным гостем взглядом и улыбнулся, словно одного взгляда было достаточно, чтобы развеять все сомнения.- Обязательно достану.

* * *
        Далекие снежные вершины. Стоя возле окна, Джаад думал: сможет ли он когда-нибудь создать нечто подобное этому величественному покою? Наверно, нет. Он может лишь попытаться, потерпеть неудачу и повторить свою попытку. И так снова и снова… Джаад взял с вешалки одежду Вига и вышел на улицу.
        - Бертина!- тихо позвал он, но ему никто не ответил.
        Не было ни женщины, которую он когда-то любил, ни энергии «Саддук»- ничего. Только тишина и всепроникающий холод. Он был один в этом огромном мире. Чужак.
        - Бертина!- закричал Джаад, и горы подхватили эхом его голос.- Бертина!!!- он упал на колени.
        Страх- вот что испытывал он сейчас. Страх за себя и за тех, кого обрек на страдания. Страх и раскаяние. «И я готова увидеть их боль и страдания,- услышал он в своей голове голос Бертины.- Готова увидеть это, держа тебя за руку и наслаждаясь ужасом, которым будет охвачено все твое естество».
        И звезды безразлично взирали на него с черного неба.

* * *
        Утро. Виг уехал на снегоходе в город, чтобы купить нужные Джааду инструменты. Оставшиеся люди убирались по дому, готовили завтрак, кололи дрова и просто болтали. Иногда Джаад спрашивал Зою, что значит то или иное действие. Иногда просто стоял возле окна имолчал.
        - Почему ты ничего не ешь?- спросила Зоя после того, как он отказался от завтрака.
        - Я не голоден.
        - Странно…- она замолчала, словно не решаясь о чем-то спросить.- Я видела тебя вчера ночью,- Джаад промолчал.- И сегодня все утро. Ты стоишь у окна, словно ждешь, что кто-то должен прийти и забрать тебя.
        - А ты хочешь, чтобы я остался?
        - Думаю, да.
        Джаад не ответил. Он все еще смотрел за окно, но уже никого не ждал. Ребенок Зои проснулся и захотел есть.
        - Видишь,- сказала она Джааду.- Даже дети- и те не пропускают завтрак.
        Джаад улыбнулся и заставил себя сесть за стол.
        Когда наступил вечер, вернулся Виг.
        - Сходи посмотри, что я привез,- сказал он Джааду.
        Они вышли на улицу. На санях, прицепленных к снегоходу, лежал большой кусок необработанного гранита.
        - Если будет нужно, то я достану еще,- пообещал Виг.- Все что угодно…
        Ночь. Ребенок Зои долго плакал, но потом все-таки заснул.
        - Просто режутся зубы,- сказала она встревоженному Джааду.
        Он снова стоял возле окна и слушал тишину, разбавленную тихой музыкой крохотного проигрывателя, которая, по словам Зои, помогла ее ребенку заснуть.
        Это мой декабрь.
        Это мой дом, покрытый снегом.
        Это мой декабрь.
        Это я совершенно один.
        И я
        Хочу только, чтобы исчезло чувство, будто я что-то
        потерял.
        И я
        Отрекаюсь от своих слов, заставивших вас почувствовать то, что чувствую я.
        И я
        Хочу только, чтобы исчезло чувство, будто я что-то
        потерял.
        И я
        Отрекаюсь от всего, что сказал.
        И я отрекаюсь от всего,
        Чтобы найти свой дом.
        Отрекаюсь от всего,
        Чтобы найти понимание…
        Часть третья
        Глава первая
        Да. Иногда такое случается. Наноклетки в голове дают сбой, электронная чихуахуа тявкает каким-то металлическим голосом, валится на бок, и из ушей медленно начинает подниматься черная струйка дыма.
        - Черт!- говорит Бони, поворачивая голову и томно вглядываясь в контуры дымящегося животного.- По-моему, твоя собака сдохла.
        - Что?- спрашивает Хэнзард снизу.
        - Я говорю…- Бони отрывает его от своих бедер и, держа за волосы, поворачивает его голову в сторону собаки.- Твой чихуахуа издох.
        - Как издох?- Хэнзард ползет на четвереньках к питомцу, принюхивается, крутит в руках, как испорченный будильник.- И правда издох,- говорит он.
        Бони лежит на кровати, плотно сдвинув ноги и прикрыв руками обнаженную грудь.
        - Мы должны его похоронить,- говорит Хэнзард.
        - Как похоронить?- кривится она.- Это же почти как тостер. Ты что, собираешься хоронить каждый сломавшийся тостер?
        - Это не тостер,- обижается Хэнзард. Он стоит на коленях и гладит сломанного питомца.- В магазине говорили, что они не ломаются. Почти никогда не ломаются…- он хмурится, вспоминая, сохранил ли гарантийный талон.
        - Какого черта ты не заведешь живого щенка?- спрашивает Бони.
        - Я же говорил.
        - Я не помню.
        - У меня аллергия.
        - Тогда заведи кошку… Живую…
        - И на кошек у меня аллергия.
        - Черт, а еще говорят, что на правительство работают только лучшие из нас!- Бони встает с кровати, забирает из рук Хэнзарда электронного чихуахуа и выбрасывает в мусоропровод.- Вот и все. И никаких душевных терзаний,- говорит она, возвращаясь в кровать.- Теперь иди ко мне и давай продолжим.

* * *
        Рабочий день начинается в девять, но никто не приходит вовремя. Никогда не приходит. Хэнзард поднимается на лифте. Многоэтажный дом протыкает небо. Частная квартира с месячной платой ниже среднего. Деревянная дверь. Женщина с рыжими волосами…
        - Кто вы?- спрашивает она Хэнзарда.
        Он смотрит на нее, спрашивает, как ее зовут, и говорит, что у него есть ордер на обыск в ее квартире. Она возмущается, кричит, что ничего не делала.
        - Это всего лишь формальность,- говорит Хэнзард. Он проходит в квартиру.- Вы живете одна?
        - Да.
        - Понятно,- Хэнзард достает блокнот и делает какую-то пометку.- Могу я узнать, где вы находились семнадцатого ноября с восьми до одиннадцати вечера?
        - Этого года?- спрашивает женщина, глупо хлопая глазами.
        - Послушайте, Анна,- тяжело вздыхает Хэнзард.- Я совершенно ни в чем не обвиняю вас. Я вообще никого не обвиняю, пока не заручусь неоспоримыми фактами,- он достает фотографию.- Знакома вам эта женщина?
        - Нет,- говорит Анна.
        - Это жена вашего любовника,- помогает Хэнзард.
        - Так он женат?!- возмущается она, и щеки ее предательски краснеют.

* * *
        Наручники жмут так сильно, что Олег уже не чувствует пальцев. Свет. Какой-то идиот направил лампу ему в лицо и допрашивает, допрашивает, допрашивает…
        - Хватит!- кричит Олег.
        - Когда вы в последний раз видели свою жену?- не унимается агент Раш.- Почему во время войны вы публиковали ее статьи под своим именем? В каких отношениях вы находились с ее любовником?
        От всех этих вопросов вены на висках вздуваются и голова начинает пульсировать. Хочется сжать ее руками, но руки сцеплены наручниками за спинкой стула, на котором сидит Олег.
        - Пожалуйста, хватит,- умоляет он.
        Раш смолкает. Тишина ласкает уши. Агент закуривает, и Олег просит у него сигарету.
        - Если только вы намерены отвечать на вопросы,- говорит Раш.
        - Намерен,- говорит Олег и думает о том, что если даже у него не будет ответов, то он их выдумает. Да он даже душу дьяволу продаст, лишь бы выйти отсюда.

* * *
        Таксист уснул за рулем, и аэрокэб врезался в крышу недостроенной закусочной. Недовольный клиент звонит снова и снова диспетчеру, жалуясь на задержку, а пожарные и коммунальные службы убирают обломки аэрокэба с проезжей части. Диана стоит возле окна, и огонь, пожирающий крышу закусочной, пылает в ее глазах.
        - Почему я должна находиться здесь?- спрашивает она Нину.
        - Потому что ты хочешь находиться здесь.
        - Я хочу находиться возле своей хозяйки.
        - У тебя нет хозяйки.
        - У каждого копира есть хозяин.
        - Ты не копир.
        - Я копир,- Диана оборачивается и смотрит на Нину.- Вы должны вернуть меня, если не собираетесь использовать.
        - Заткнись!- говорит Нина, закуривает сигарету и бросает пачку к ногам Дианы.- На вот, покури и помолчи. Так будет лучше.
        За окном слышатся звуки сирен. Пожарные вызвали дополнительную машину, и теперь она спускается с неба, заливая горящую крышу закусочной белой пеной. Кто-то стучит в дверь, отбивая заранее оговоренную дробь.
        - У меня есть две новости,- говорит Сергей, выкладывая еду из пакетов на стол.- Первая плохая- нас ищут. Вторая хорошая- если нас ищут, значит, мы на правильном пути.
        Он смотрит на Нину. Она улыбается ему. Диана смотрит на них и спрашивает, с кем она должна будет спать в эту ночь?
        - Ни с кем!- говорят ей в один голос Сергей и Нина. И уже более спокойно:- Теперь ты никому ничего не должна.
        - Понимаю,- говорит Диана.- Шмидт тоже не хотел, чтобы я спала с кем-то кроме него.

* * *
        Все кажется каким-то безумным сном. Анна едет в служебной машине Хэнзарда и уже почти ненавидит Олега. Это все из-за него. Это он во всем виноват!
        - Дайте мне пару минут,- говорит Хэнзард, паркуясь возле зоомагазина. Он выходит из машины, оставляя ключи в замке зажигания.- Если, когда я вернусь, вас здесь не будет, то это лишь усугубит вашу вину,- говорит он.- Даже больше. Докажет ее.
        «Какую вину?- думает Нина.- Что это за игры? Что за психологическое давление? Неужели правительственных агентов учат подобным трюкам? И причем здесь зоомагазин? Может, Фрейд считал, что это подчеркивает или даже усиливает вину преступника в его собственном сознании?» Нина сидит в машине и уверяет себя, что она не хочет сбежать. Она даже не думает об этом! Ну, если только чуть-чуть… Черт! Да зачем ей делать это?! Она нервно одергивает юбку, пряча колени. Сердце учащенно бьется. Хэнзарда нет пять минут, десять… «Он наблюдает за мной,- думает Нина, вглядываясь в окна зоомагазина.- Изучает меня. Хочет, чтобы я запаниковала. Но я же ничего не сделала. Черт!»
        Ее глаза округляются, когда агент выходит из зоомагазина, держа в руках большую белую коробку, поверх которой лежит собачий поводок. «Это еще что такое?»- думает Нина, пытаясь определить предназначение подобного набора и его воздействие на психику задержанного. Черный кожаный поводок соскальзывает с коробки и падает на землю. «А это что еще значит?- думает Нина.- Доминирование? Рабство?»
        - На этот раз с увеличенной гарантией,- говорит Хэнзард, ставя коробку на заднее сиденье.
        «Сказать ему, что он уронил поводок или нет?- кусает губы Нина.- Сказать или нет? Сказать или нет?» Хэнзард матерится и сам замечает пропажу. Он бежит назад и, уже успокоившись, с поводком в руках возвращается.
        «Тяв!»- слышит Нина из коробки. Все! Она уже почти паникует!
        - Мой новый чихуахуа,- говорит Хэнзард, поглаживая кого-то в коробке.- Уже третий. Два других сгорели, но этот, надеюсь, прослужит чуть дольше.
        И снова: «Тяв!» Нина вытягивает шею, пытаясь заглянуть в коробку. Крохотный чихуахуа смотрит на нее тупыми глазами и моргает. «Тяв! Тяв!». И Нина паникует. Уже паникует…

* * *
        Магазин женской одежды. Отдел нижнего белья. Бони и ее тринадцатилетняя сестра. От многообразия форм и расцветок голова может пойти кругом.
        - Даже не знаю, что выбрать,- говорит Кейси.
        - Выбери, что нравится тебе,- говорит Бони.- Это же твое первое свидание, так что, надеюсь, до демонстраций дело не дойдет.
        - В прошлый раз дошло,- говорит Кейси и краснеет.
        - Значит, тем более выбирай то, что нравится тебе,- говорит Бони.- Я, например, делаю именно так.
        - А как же он… они?
        - Плевать на них,- смеется Бони.- Думаешь, им интересно, из какого материала сделаны твои трусы или какой помадой ты красишь губы?!
        - А разве нет?
        - Конечно, нет. Моему, например, вообще наплевать, что на мне надето… пока надето… Хотя иногда мне кажется, что ему вообще на все наплевать, кроме своих чихуахуа! Пока они не сдохнут.
        - Так у него опять сдохла собака?
        - Пррф! Что ты думаешь, пойдет сегодня и купит новую. Чертов аллергик!

* * *
        Агент Раш промокнул платком вспотевшую лысину и сказал Олегу, что во время войны с Сересом они пытали военнопленных током.
        - Наши врачи подключали электроды к их нервным окончаниям и отдавали пульт, регулирующий подачу электроэнергии, нам. Азиаты называли это «кристально чистая боль». Когда слова и унижения не помогают, а они никогда не помогают, это остается тем единственным, что может развязать человеку язык. Электричество пронзает твои нервные окончания, добирается до самых костей и остается там до тех пор, пока проводящий допрос не пожелает прекратить это. Минута, час, десять часов… Боль рано или поздно ломает любого. Боль без надежды на смерть. А унижения- это лишь детские игры. Ты удивишься, узнав, как низко может пасть человек. Думаю, каждый из нас способен превратиться в грязное животное, в свинью и убедить себя, что это необходимость. Но вот с болью никто не поспорит. Как думаешь, сколько времени ты бы смог продержаться?
        - Не знаю,- признался Олег. Скопившаяся слюна стояла поперек сжавшегося горла и не желала проходить внутрь.
        - Ты ведь не был на войне, так?
        - Да.
        - Почему?
        - Я работал журналистом…- Олег замолчал, угадывая следующий вопрос.- Может, из меня получится и не самый удачный пример патриотизма, но я никогда…
        - А кто сказал, что тебя обвиняют именно в этом?
        - Вы сказали,- он наконец-то сглотнул.
        Раш улыбнулся.
        - Сразу видно- журналист. Зубы как у шакала. Только и ждут, чтобы вцепиться кому-нибудь в глотку.
        - Я просто пытаюсь хорошо делать свою работу.
        - А Нина? Она тоже делала свою работу, когда передавала тебе сведения о военных событиях?
        - Я не знаю. Она просто рассказывала мне об этом и все. А ей…- Олег вздохнул. Не нужно было ему говорить об этом, но он не мог ничего придумать.- А ей рассказал обо всем этом ангел.
        - Ангел?- Раш удивленно поднял левую бровь.- Это какой-то псевдоним или что?
        - Это тот, что спускается с неба и вещает голосом Божьим.
        - С неба…
        - Так говорила мне Нина,- пожал плечами Олег.
        - И ты, конечно же, ей верил?
        - Нет, но…
        - Но трахать ее тебе нравилось.
        - Да.
        - Эх, пропустить бы через тебя ток для профилактики!

* * *
        Анна вжалась в стул и стиснула колени, с которых предательски сполз подол юбки. Хэнзард молчал более получаса. Склонившись над столом, он что-то записывал в ее личное дело, иногда меняя ручки, что-то подчеркивая и делая какие-то пометки карандашом.
        - Если я вам мешаю, то могу подождать в коридоре,- решилась сделать предложение Анна.
        - Не мешаете,- заверил Хэнзард, не отрываясь от своих записей.- Вот,- он достал из кармана сложенный лист бумаги.- Заполните пока, если не сложно.
        - Что это?
        - Гарантия на моего чихуахуа.
        - Гарантия на чихуахуа?- руки Анны похолодели. Да что же это все значит?!
        - Вот ручка,- сказал, не поднимая глаз, Хэнзард.- Если будут вопросы, спрашивайте. Думаю, скоро я уже буду знать эту процедуру лучше, чем свою работу,- он откашлялся в кулак, посмотрел на часы, извинился и сказал, что ему нужно отойти.- Надеюсь, к моему возвращению вы уже закончите.
        Дверь за ним закрылась, но не на ключ, по крайней мере, Анна не услышала щелканья замков. Тишина. В соседнем кабинете кто-то разговаривал, но стены сжирали слова, не оставляя даже обрывков. Лишь только фон, напоминающий о том, что где-то есть жизнь. Анна взяла оставленную Хэнзардом ручку и посмотрела на незаполненный гарантийный талон. «Наблюдают ли сейчас за мной? Конечно, наблюдают! Может быть, именно сейчас какие-нибудь сложные приборы сканируют мой мозг, выявляя склонность к заговорам и политическим возмущениям. Что ж, ну и хорошо. Пусть сканируют сколько угодно! Они все равно ничего там не найдут!»
        - Анна Каплан?- спросил агент Раш. Анна вздрогнула, почти взвизгнула.
        - Извините, я не услышала, как вы вошли,- сказала она.
        Раш кивнул и повторил вопрос. Достал блокнот, точно такой же, как у Хэнзарда, и сделал пометку.
        - Ваш любовник сейчас за стенкой,- сказал он, усаживаясь за стол.
        - Олег?- Анна тупо уставилась на серую стену.
        - С другой стороны,- сказал Раш.
        Анна кивнула. У противоположной стены стояли железные шкафы с надписью «Защищено от огня». Раш достал из стола проигрыватель и включил принесенную Хэнзардом из квартиры Анны запись:
        Конец.
        Конец печали.
        Я заплатил за твои ошибки.
        Выделенный тебе лимит времени исчерпан.
        Настала пора сменить тебя на посту.
        Я видел страдания.
        Я видел нужду.
        Я видел, как лжецы и воры злоупотребляют властью
        с целью наживы.
        Я надеялся, я верил.
        Но, сдается мне, это был обман.
        Ты заплатишь за то, что ты сделал…
        - Это всего лишь песня,- говорит Анна.
        - Вот как?- Раш не мигая смотрит ей в глаза и задвигает о политике.
        - Причем тут это?- спрашивает Анна, но слова агента настолько неоспоримы, что она уже сама сомневается, что слушала эту песню, потому что ей нравилось исполнение. Может быть, действительно что-то было? Что-то в содержании. Что тронуло ее.- В чем обвиняют Олега?- спрашивает она, а Раш пропускает это мимо ушей и начинает рассказывать о том, как проводил пытки военнопленных во время войны с Сересом…
        Глава вторая
        Павел был высок и худощав. Годы войны и последовавшие за ней годы правления добавили седины и сердечных шумов, но, в сущности, он остался таким же, как много лет назад, когда Селеста поднялась по старой деревянной лестнице и постучала в дверь его обветшалого дома. В ту ночь они занялись любовью и потом долго не могли заснуть, вспоминая свой скоротечный роман, оставшийся в далекой юности, но отнюдь не забытый.
        - Я должна тебе кое-что рассказать,- сказала тогда Селеста, садясь в кровати.
        Время уже коснулось ее тела дланью неизбежности, оставив неизгладимые изменения, но они почему-то не отталкивали Павла. Наоборот, он знал, что такие же изменения происходят и с его телом, и осознание этого делало его еще ближе с этой женщиной. Он смотрел на ее тронутое морщинами лицо, небольшую грудь, выцветающие глаза и понимал, что любит еще сильнее, чем много лет назад.
        - У меня было видение,- сказала она, вспомнила, что неодета, и прикрылась одеялом.- Только пообещай, что не будешь смеяться.
        - Обещаю.
        - Я видела ангела. Он был совершенно не похож на обычного ангела, но я знаю, что он был именно ангелом. Потому что он знал, понимаешь? Знал о моих чувствах, знал о нас. Он смотрел на меня, и я чувствовала себя открытой книгой, которую читают его темные глаза.
        - Я думал, у ангелов голубые глаза.
        - Ты обещал не смеяться!
        - Я и не смеюсь. Я рад, что ты здесь, и это главное.
        - Да,- Селеста поджала губы.- Ангел сказал мне еще кое-что…- она посмотрела на Павла, взвешивая его силу и стойкость духа. Нет, ничего не изменилось. Он тверд и решителен. Поэтому она рассказывает ему о бедствиях и несчастьях, о которых предупреждал ангел.
        - Так вот почему ты здесь,- мрачнеет Павел.
        - Я здесь, потому что я хочу быть здесь,- говорит она, и он верит. Не ангелу, не словам, а ей…
        Война начинается через четыре года. Долгая, непредсказуемая. Люди мрут, как урожаи в засушливый год. Нанобомбы сжигают мозги солдат, уничтожают мирных жителей, хотя никто уже не мирен. Желание убивать овладевает всеми. Оно блестит в глазах крестьян и правителей, шлюх и святых. Война- это безумие, и безумие это заразнее эпидемии гриппа. Война проникает в кровь каждого своим бесконечным эхом и остается там, и никакие препараты не помогут. Руки сжимают винтовку, и сердце бьется сильнее, предвкушая кровавую жатву. Умрут все, кроме тебя и тех, кого ты любишь. Хаос сильнее порядка. Истина беспомощна, когда оппонент целится в твое сердце. Здравый смысл бесполезен, когда держишь на руках своих убитых детей и жен. Бежать по выжженной земле, уничтожая всех, кто по ту сторону окопов,- вот что движет тобой, когда хаос проникает в кровь. И это история, в которой остаются единицы, но вершат ее миллионы и миллиарды. Бесконечность длиною в оружейный выстрел. Слушай эхо- оно и по сей день звучит в твоей душе и приходит в твою спальню, когда ночи становятся невыносимо долгими. Война, которая принадлежит миллиардам.
Война, которая принадлежит тебе. И ты уже никогда не сможешь поверить, что все закончилось. Мир поверит, а ты нет. И неважно, кем ты был: военным фотографом или солдатом, выжигающим деревни с грудными детьми. Это всегда будет с тобой. Моисей был прав, отправившись с рабами в пустыню и странствуя там до тех пор, пока не сменилось поколение и не родились новые, свободные люди, которые никогда не были рабами. Так и война- память о ней никогда не закончится, пока свидетели ее не уступят место тем, кто будет читать об этом в книгах истории. И будут они помнить об этом, но не будут знать. Потому что бессмертны в этом мире лишь знания. Чувства умирают вместе с вами. И нет никакого божественного воскрешения. Все уходит в пустоту и густую всеобъемлющую тьму. Абсолютно все…
        Павел стоит возле окна, за которым доктор Фрай выращивает новых рабов.
        - Человечество слишком ослабло,- говорит доктор, пряча глаза за толстыми линзами очков, и невозможно понять, что сейчас в них: страх, раболепие перед наукой или же пустота.- Мы потеряли треть своего населения, и нам катастрофически необходимы рабочие руки. Не умы, а руки,- уточняет он.- Умов у нас после войны предостаточно, ведь они не проливали кровь на полях сражений. А вот руки, увы, гниют в земле,- Фрай хихикает, забавляясь над игрой слов.- Храбрецы, как говорится, погибают первыми, а среди умных нет храбрецов. Среди умных есть лишь трусы, которые прячутся за спинами храбрецов.
        Он еще что-то говорит, но Павел уже не слушает его. Он смотрит за стекло, туда, где в искусственных матках развиваются дети будущего, которое станет реальностью раньше, чем Павел успеет впасть в старческий маразм и не сможет понять, что происходит.
        - Мы изменим их ДНК таким образом, что они будут созревать в разы быстрее, чем обычные люди,- возвращается к нему голос доктора Фрая.- Новые технологии, которые нам дала война, позволят внести изменения в их мозг, оставив желание служить и подчиняться,- и снова идиотский смешок.- Жалко, что мы не успели освоить подобную технологию во время Пергамского процесса! Вот было бы забавно не вздергивать участников альянса, выступающего на стороне Сереса, а превратить их в рабов и наблюдать, как бывшие политики и генералы убирают улицы и работают в борделях, обслуживая всех желающих. Даже представить страшно, каким бы спросом они пользовались…
        Павел снова перестает слушать доктора. Он думает о бумагах, которые должен подписать, чтобы дать этому проекту ход.
        - Я хочу получить одного из них,- говорит Павел.- Поселить в своей квартире и посмотреть, как он развивается и реагирует на окружающую его жизнь.
        - Но ведь это как минимум три года!- возмущается Фрай.- У нас нет возможности ждать так долго.
        - Не нужно ждать, когда копир станет совершеннолетним. Я возьму ребенка.
        - Ребенка?- Фрай как-то подозрительно смотрит на Павла, но ничего не говорит. Даже идиотских смешков- и тех нет…
        - Он такой крохотный!- говорит Селеста, разглядывая принесенного Павлом младенца.
        - Доктор Фрай сказал, что его клетки будут развиваться в пять-семь раз быстрее, чем у обычного человека.
        - Так это копир?- вздыхает Селеста.
        - Ты можешь вырастить его как своего сына… Как нашего сына.
        - Нет,- качает она головой.- Извини, но я не хочу смотреть, как будут умирать наши дети.
        Павел молчит. Они смотрят друг другу в глаза и понимают, что иного пути у них нет…

* * *
        Проект «Хамелеон» был первым серьезным проектом, курирование которого было поручено агенту Бени Хаасту. Он вошел в комнату мониторинга и десяток солдат, дружно соскочив со своих мест, отдали ему честь. «Почему всегда подобными проектами управляют военные?- думал Хааст.- Неужели правительство считает их настолько тупыми, что их психологическая устойчивость даже не ставится под вопрос?»
        - Всего лишь руки и мозги,- говорит ему вечером доктор Фрай.
        Они сидят в местном баре и смотрят, как две блондинки играют в пул. Кий ударяет по разноцветным шарам, разгоняя их в широкие лузы. Короткие юбки неприлично ползут вверх, когда блондинки выгибают спины, готовясь к очередному удару.
        - Они что, сестры?- спрашивает Фрая Хааст.
        - Кто?- оживляется доктор, следует за его взглядом.- Ах, эти!- и все. И никаких объяснений, только улыбка, играющая на губах Фрая, словно он знает что-то такое, о чем никогда не скажет.- Свободная любовь- это хорошо!- говорит он, процеживая холодное пиво между зубов.- Подумать только! Кто-то еще считает это пороком! Да нас сейчас так мало, что в пору медали давать каждой женщине, которая рожает третьего, а то и второго ребенка.
        Хааст кивает. Кивает не потому, что согласен, а потому, что привык кивать и соглашаться со всеми, кто выше него по рангу.
        Ночь. Впервые за последние три года Хааст не может заснуть. Когда он штурмовал столицу Сереса, он тоже не спал, но там были объективные причины- взрывы, стрельба, песни солдат… А здесь лишь субъективность: чувства, эмоции. Перед глазами стоят десятки мониторов, следящих за подопытными. «Интересно, есть ли там две эти блондинки?»- думает Хааст.
        - Все начинается с реклам и заканчивается искусством,- говорит Фрай на следующий день.- Война и кризис способны оставить неизгладимые шрамы, но наши технологии могут вычеркнуть все это из отяжелевших голов. Люди должны жить и радоваться жизни, а не сходить с ума, отдаваясь воспоминаниям и боли,- доктор щелкает пальцами, и надрессированный солдат спешно переключает картинки на одном из мониторов.- Наша задача,- продолжает Фрай,- определить то, что наиболее благоприятно сказывается на сознании подопытных. Отбросить все ненужное и оставить удобоваримое. И даже не думайте заикаться о праве выбора! Человек- это такая скотина, которая никогда сама не поймет, что для нее лучше. Как корова, понимаете? Она никогда не хочет, чтобы ее доили, но если этого не сделать, то ей будет только хуже. Так и люди, только с ними всегда все сложнее. Нельзя взять и в открытую запретить им что-то делать. Они тут же поставят своей целью совершить именно это. Вспомните сухой закон! Вспомните запрет на торговлю табачной продукцией! Поэтому мы должны научиться направлять их, указывать путь, которым им надлежит следовать. И уж
поверьте мне, законы и пропаганда здесь совершенно не помогут! Представьте, что будет, если выпустить билль, запрещающий все виды секса?!- доктор Фрай вопросительно смотрит на Хааста, дожидаясь ответа.
        - А что будет?- тупо спрашивает Хааст.
        - Да ничего не будет!- смеется Фрай.- С природой ведь не поспоришь! Можно лишь научиться использовать ее во благо. Вот посмотрите,- он щелкает пальцами, и солдат включает монитор, на котором изображены две блондинки, играющие в пул.- Разве они не очаровашки?- причмокивает Фрай. Хааст молчит.- Разве они не способны лишить сна любого из нас?- доктор смотрит на него и хитро подмигивает.
        - Вы что, ставили свои опыты на мне?- не столько возмущается, сколько удивляется Хааст.
        - Только для того, чтобы помочь вам уловить принцип работы.
        - И в чем принцип?
        - Принцип в том, что ваши естественные волнения, связанные с переходом на новую должность, были перенаправлены на сексуальное влечение к увиденным женщинам. Секс, как говорится, всегда будет намного проще, чем политика. Понимаете, о чем я?
        - Так все это было подстроено?
        - Ну, почему сразу подстроено?! Все обстоятельства сложились естественным образом. Вы сами нашли для себя сексуальный раздражитель. Мы лишь направили вас на эти поиски, когда вы находились в комнате для мониторинга. Хотите верьте, хотите нет, но телевидение всегда было одним из самых грозных оружий.
        - Так все это ради того, чтобы повысить рождаемость?- опешил Хааст.
        - Вовсе нет,- хихикнул Фрай.- Хотя ход ваших мыслей мне нравится. Все это,- он обвел руками вокруг себя,- создано для того, чтобы заставить людей думать так, как нам нужно. Исключить терроризм, если мы, конечно, не хотим его использовать. Добавить в жизнь радости и смеха. Любви и желаний. Надежд и интересов. Подчинив все это определенному контролю и тем самым упрочив стабильность. Ведь власть, как известно, никогда не бывает совершенной. Всегда есть кто-то выше.

* * *
        Большой зеленый попугай с оранжевым хвостом то что-то кричит своим хрипатым голосом, то грызет прутья своей клетки. В магазине очередь. Селеста стоит среди прочих покупателей и не собирается пользоваться особым положением министра Акрида. Люди в толпе всегда говорят странные вещи. Люди, которых ты не знаешь, но судьбу которых вершишь.
        - У нас есть три интересующих вас щенка,- говорит Селесте продавец.
        - Могу я посмотреть на них?- спрашивает Селеста.
        - Конечно,- улыбается он и отводит ее в соседнюю комнату. В небольшом вольере три щенка овчарки играют между собой, пытаясь отвоевать искусственную кость.- Если вам нужна их родословная и документы, то это будет стоить чуть дороже,- предупреждает продавец.
        - Нет,- говорит Селеста.- Меня все устраивает и так. Продавец понятливо кивает и говорит, что в преклонном возрасте неразумно тратить лишние деньги на ненужные бумаги. Селеста выбирает одного из щенков- самого ближнего, без каких бы то ни было заглядываний в глаза и вопросов к внутреннему голосу.
        - Я возьму вот этого,- говорит она продавцу.
        - Прекрасный выбор!- улыбается он.
        - Просто выбор,- говорит она и уже на улице, расплатившись за покупку, пытается определить пол щенка.
        Мальчик. Она улыбается- Джейкобу не помешает хороший друг, хотя и подруга пришлась бы кстати. Личный шофер остановил машину далеко от торговых рядов, и Селесте приходится идти к нему пешком, проталкиваясь сквозь воскресную толпу покупателей и пытаясь не замечать окутавший ее после зоомагазина запах животных кормов. «Интересно,- думает она,- как борются с этим продавцы, или же они попросту не замечают этого запаха? И можно ли его вообще смыть с себя, если стоять целыми днями, позволяя ему пробираться под кожу. Поможет ли душ? Или же нет? Или уже все бесполезно?»
        - Что это?- спрашивает Джейкоб, указывая на коробку, и Селесте нравится его любознательность.
        Копиры ничем не интересуются, кроме желаний своего хозяина, но Джейкоб кажется ей другим. Может быть, потому что у нее никогда не было своих детей и она видит в нем родного сына, а дети для родителей всегда самые особенные.
        - Это твой новый друг,- говорит Селеста.
        - Друг?- Джейкоб заглядывает в коробку, протягивает маленькую ручку, прикасается к черной голове щенка.- Друг,- говорит он.- Друг.
        Щенок лижет его руку. Оставшаяся на коже слюна блестит на солнце. Джейкоб смотрит на свою руку, смотрит на Селесту.
        - Что это?- спрашивает он. Селеста терпеливо объясняет…
        - Нужно будет купить ему детскую энциклопедию,- говорит она вечером Павлу.
        - Хочешь научить его читать?
        - Да.
        Щенок кувыркается на ковре в гостиной и громко тявкает. Павел наблюдает за ним и думает, что Джейкоб проживет меньше, чем это животное. В лучшем случае он умрет глубоким старцем вместе со своим верным питомцем.
        - Я хочу, чтобы Джейкоб называл меня мамой,- тихо говорит Селеста.
        Павел кивает и молчит. «Нужно выпить,- думает он.- Нужно обязательно выпить…»

* * *
        Разбой не удается, и Надя недовольно надувает губы. Подруга улыбается. Кий. Стол. Юбка вверх. Удар. Шар в лузе. Снова улыбка. Хааст сидит за столом и пытается понять, что увлекает этих девушек больше: игра или осознание того, что все мужики в баре пялятся на них? Или же, как скажет Фрай, в подобном вопросе разница не столь важна- главное, что люди заняты тем, что им нравится и тем, что устраивает нас.
        - Шарманки,- говорит Фрай.- Вот первый шаг к созданию идеального общества. Не сомневаюсь, что Клаус был безумцем, отдав право на свое изобретение каким-то там ангелам, которые якобы спустились с неба и вручили ему этот дар, чтобы он поделился им с остальными людьми, но работу он, конечно, проделал огромную. И что самое главное- полезную. Сначала мы лишили мир гениальности, искоренив всех депрессивных шизофреников и извращенцев с их жестким реализмом и безумными фантазиями, теперь мы пойдем дальше. Влияние будет производиться не снаружи. Оно придет изнутри, из собственных мозгов. Главное, чтобы шарманки и проект «Хамелеон» работали в унисон. Одни будут создавать удобные для нас формы искусства, а другие необходимые формы поведения…
        Он еще что-то говорит, но Хааст не хочет слушать его. Лучше пойти поиграть в пул с блондинками… Мысль спотыкается, и Хааст подозрительно смотрит на Фрая.
        - Скажи, что за всеми этими словами ты не промываешь мозги и мне,- говорит он, пытаясь читать ответ по глазам доктора.
        - Не промываю,- говорит Фрай, заказывает пиво и пялится на блондинок за бильярдным столом.- И не забивай себе голову этой ерундой.

* * *
        Твои пустые стены…
        Твои пустые стены…
        Излишнее внимание
        Исключает опасение.
        Не трать свое время на гробы сегодня,
        Когда мы выбираемся за границы нашего разума.
        Не трать свое время на гробы сегодня.
        Разве ты не видишь, что их тела горят?
        Одинокие и полные тоски,
        Умирающие от ожидания,
        Задыхающиеся от отравления.
        Я хочу,
        Чтобы ты остался
        За этими пустыми стенами,
        Издеваясь над тобой,
        Наблюдая
        Из-за этих пустых стен…
        Натан слушал песню и пытался понять, есть ли в ней смысл.
        Женщина. Хотя возможно, это была и девушка. Высокая, с длинными белыми волосами с золотым отливом и темно-карими глазами. Она не была похожа на обычных копиров. Что-то не так. Забыв о песне, Натан изучал ее лицо. Но что же не так-то?!
        - Теперь это твой новый хозяин,- сказал Хааст, указывая на Натана.
        Она кивнула. В глазах пустота, на лице безмятежность. Натан усадил ее в машину.
        - Пристегнись,- сказал он.
        Она подчинилась. Никаких отличий от обычного копира. Но что-то все равно не так. Черт! «Рано или поздно это должно было случиться!- думал Натан, ведя машину.- Паранойя в подобной работе неизбежна. Я ведь почти как сутенер. И даже не почти.- Он закурил.- Что если правительство не разрешит масштабное использование копиров? Что тогда? Я знаю, что тогда- нас всех пустят в расход!» Натан выругался и посмотрел на девушку рядом с собой. «Да, что, черт возьми, с ней не так?!» Водитель, которого он нечаянно подрезал, начал недовольно сигналить. «Нет, это всего лишь паранойя! Все это у меня в голове!» Натан заставил себя не смотреть на копира. Ведь этим занимается не только он один. Есть и другие. Нет, он не видел их, но они должны быть. Чертовы посредники! Сутенеры, мать их… «Может, приехать домой и напиться? У него есть хорошее снотворное. Таблеток сто пятьдесят хватит, чтобы убить мозг, превратившись в овощ». Натан засмеялся. Нет, он определенно слушает не ту музыку и смотрит не те фильмы. Какой смысл думать о будущем, если даже в настоящем не все ясно?! И снова эта девушка. Этот копир!
        - Нужно дать тебе имя,- сказал Натан.
        - Хорошо.
        - Что хорошо? Ты хочешь, чтобы тебя так звали?!
        - Нет… Я не знаю.
        - Черт!- что-то с ней определенно не так. Может, какой-нибудь брак? Нужно позвонить и сказать, что… И что он скажет? Нет, так дело не пойдет.- Ты умеешь петь?- спросил он копира.
        - Петь?
        - Ну да. Спой что-нибудь. Ты знаешь Джона Дауленда? Нет! К черту! Конечно же, ты не знаешь Джона Дауленда. Ты ничего не знаешь…
        - Кое-что.
        - Кое-что! Прф! Все мы кое-что знаем!- Натан замолчал.
        Он точно сходит с ума. Нервы ни к черту. Совсем ни к черту! Когда он последней раз спал с нормальной женщиной? Полгода назад? Год? Надо все это прекращать. Он посмотрел на копира и решил, что на этот раз отвезет ее прямиком к новому хозяину, но почему-то все равно приехал к своему дому.
        - Чертовы привычки!- буркнул он, вылезая из машины.- Чего сидишь?!- заорал он на копира.- Вылезай и иди за мной.
        Новый лифт рванул вверх с такой скоростью, что у Натана заложило уши. В кондоминиуме было тихо и свежо, даже шепота кондиционеров- и того было не слышно. Натан налил себе выпить, сел в кресло. Копир стоял посреди комнаты и не двигался. Что-то в нем определенно было не так.
        - Разденься,- велел ему, вернее, ей, Натан.
        Платье зашелестело статическим электричеством и упало к ногам. Обнажившееся тело было молодым, но отнюдь не идеальным. «Ну точно- брак!- подумал Натан.- Хотя так даже лучше, больше похоже на настоящего человека».
        - Знаешь,- сказал он копиру,- у меня когда-то была девушка…- он прервался, различив в своих словах оттенок гордости, но вслед за смехом пришла грусть.- Все это неважно,- сказал Натан.- Даже если ты не копир, а настоящая девушка, которой промыли мозги в этой чертовой лаборатории. Все это не имеет никакого значения…

* * *
        Ночь. Селеста стоит в дверях детской и смотрит на Джейкоба. Он спит. Такой молодой. Такой невинный. Щенок, которого она подарила ему, подрос и спит на полу рядом с кроватью ее сына. Сын… Это слово почему-то совсем не удивляет Селесту. Любить мужчину- это одно, а любить ребенка- это совершенно другое. Любить и знать, что он умрет раньше тебя, став старым и дряхлым. В одном из отчетов Фрая о копирах она как-то прочитала, что при массовом производстве планируется корректировать их ДНК таким образом, чтобы сердце изнашивалось чуть быстрее, чем остальные органы. Обширный инфаркт, и никакой тебе старости.
        - Я не хочу, чтобы он умирал,- говорит Селеста Павлу.- Я не вынесу, если он умрет.
        Они лежат в постели. Старые, но все такие же влюбленные. «Странно,- думает Селеста.- Почему в этой жизни, получая одно, мы неизбежно должны потерять что-то другое? Карьера, Павел… Нет. Он не поймет. У него где-то есть дочь и, наверное, уже внуки. Здесь мы всегда будем по разные стороны. Всегда».
        Селеста встает с кровати, находит пачку сигарет. Она не курила уже лет десять, но сегодня ей почему-то наплевать на все эти запреты и ограничения. Что стоит одна бессонная ночь в клубах сигаретного дыма по сравнению с тем, что ей предстоит вынести?! Джейкоб умрет у нее на руках, и она ничего не сможет сделать… Пальцы проворачивают колесо зажигалки. Кремень выбивает искры. Желто-синее пламя пожирает табак и бумагу. Мир сжимается до крохотного человечка в детской. Такой большой одинокий мир. Такой большой несовершенный мир…

* * *
        Встреча с Фраем не запланирована. Павел проходит мимо охраны. Снаружи лаборатория больше напоминает военную базу, но когда что-то было по-другому? Доктор предлагает выпить, словно чувствует царящее напряжение. На огромном мониторе, имитирующем окно, меняются фотографии костров и водоемов.
        - Странно, правда?- говорит Фрай.- Испокон веков людей завораживает вид огня и воды, хотя наша стихия земля. Наверное, это у нас в крови- тянуться за тем, чего мы не можем достать.
        - Наверное,- говорит Павел.
        Он старательно отводит глаза, не желая встречаться с доктором взглядом, и ждет, когда доктор сам спросит его о Джейкобе. Но доктор не спрашивает. Все понимает, но не спрашивает.
        - Селеста очень привязалась к мальчику,- говорит Павел.
        - Я понимаю.
        - И я тоже,- говорит Павел, и Фрай кивает.
        На мониторе горящие здания сменяют фотографии наводнений. Целые города покрыты водой, целые кварталы охвачены огнем.
        - Вы можете как-то остановить процесс старения?- спрашивает Фрая Павел.
        - Исследования ведутся очень медленно.
        - Я понимаю.
        - Может быть, через пару лет, если проект разрешат…
        - Понимаю,- Павел смотрит на доктора.- Вы ведь знали, что так будет, не так ли?
        - Думаю, вы тоже знали,- говорит Фрай и переключает монитор в режим наблюдения за базой. Десятки маленьких экранов охватывают сотни человек.- Именно для этого мы все и работаем.
        - Да,- говорит Павел.
        Сотни людей мелькают перед глазами. Сосредоточиться ни на чем невозможно. Кажется, что все эти люди напоминают лишь об одном- о маленьком мальчике по имени Джейкоб…
        - Если проект утвердят, есть ли шанс, что вы сможете помочь ему?- спрашивает Павел.
        - Шанс есть всегда,- говорит Фрай, а на мониторе уже тысячи людей идут по улицам Акрида, миллионы жизней, миллиарды… Голубая планета со спутника выглядит крохотной и беззащитной.- Это как огонь и вода,- говорит Фрай.- Ты думаешь, что управляешь ими, но на самом деле они управляют тобой. И так всегда…
        Глава третья
        Клюв цапли хватает толстую лягушку. Раш прицеливается. Болота. Тишина. Влажность. Даже ветра нет, который обычно раскачивает камыш. «Это не к добру»,- думает Раш. Цапля ни о чем не думает. Цапля глотает лягушку, и Раш видит, как лягушка проваливается по длинной шее в желудок. «Ба-бах!» Раш раздвигает ряску, пробираясь к обезглавленной цапле. Он препарирует ее в застоявшейся протухшей воде. Лягушка жива. Раш держит ее на раскрытой ладони, и кровь с его рук капает в болотную жижу….
        Как-то после войны одна женщина сказала ему, что ей нравятся лилии. Раш вспомнил лягушку и цаплю. Женщина не была цаплей, скорее, лягушкой. Холодной, безразличной лягушкой, которая заснет, как только придет зима, и не додумается надеть пальто, даже если лето никогда не наступит. Ей наплевать. Лишь бы кто-то лежал рядом и грел ее. Холодная, отвратительная лягушка…
        Раш отрывается от записей и смотрит на Анну. «Нет, она не похожа на лягушку,- думает он.- И на цаплю она тоже не похожа. Ведь у цапли нет головы, а у этой голова, вроде, на плечах.- Юбка Анны сползает с колен.- А вот ноги как у цапли,- подмечает Раш.- Зато волосы рыжие. Не черные. И глаза голубые. У азиатов никогда не бывает голубых глаз. Настоящих глаз, а не тех имплантатов, которые рекламируют каждый вечер на спортивных каналах, словно спортсменам без имплантатов уже никуда. Сначала допинг, теперь имплантаты. И еще этот Хэнзард со своими чихуахуа! Как можно убить электронную собаку?! Можно, конечно, обвязать вокруг шеи оголенный провод и воткнуть в розетку, но вряд ли Хэнзард додумается до такого».
        - Что вы писали, когда я вошел?- спрашивает Раш Анну.
        - Заполняла гарантию на собаку вашего коллеги.
        - Заполнили?
        - А должна?
        - Нет,- Раш смотрит на нее и спрашивает, какие цветы ей нравятся.
        - Я не знаю.
        - А животные?
        - Не знаю.
        - Мне нравятся лягушки,- говорит он.- Я даже как-то раз спас одну.
        - Спасли?!
        - Да, цапля проглотила ее, а я вспорол цапле брюхо и освободил лягушку.
        - Мерзость какая.
        - Вы бы предпочли, чтобы цапля съела лягушку?
        - Я не знаю.
        - А если я скажу, что это важно?
        - Для лягушки или для цапли?
        - Для меня,- Раш достает платок и вытирает вспотевшую плешь.- Шутка.
        - Шутка?- Анна смотрит на него и уродливо пытается улыбнуться.
        - Так вам понравилось?- спрашивает Раш.
        - Что понравилось?
        - Шутка.
        - Ну да.
        - Хорошо,- говорит Раш и делает какую-то пометку.
        - Хотя не очень.
        - Хорошо,- еще одна пометка.
        «Да когда же это все закончится?!»- думает Анна, и ей уже наплевать на сползающую с колен юбку и все остальное. Лишь бы выйти отсюда и никогда не возвращаться.
        - Если я сейчас напишу вам пропуск, по которому вы сможете уйти, вы согласитесь со мной поужинать?- спрашивает Раш, продолжая что-то писать.
        - Да,- говорит Анна.
        - Очень хорошо,- бормочет себе под нос Раш.- Очень хорошо.

* * *
        Диана не сопротивляется. Эта покорность начинает раздражать Нину.
        - Думаю, мой бывший был бы счастлив иметь такую жену,- говорит она Сергею.
        Они спорят о том, как лучше выбираться из города. Диана сидит на кровати, и кажется, что не слушает. Кажется.
        - Кто такой Джаад?- спрашивает она.
        - Ты знаешь Джаада?- оживляется Нина.
        - Я не знаю.
        - Как он выглядит?
        - Я не знаю.
        - Как он выглядит?
        - Я не знаю!
        - КАК ОН ВЫГЛЯДИТ?
        - Я не знаю! Не знаю! Не знаю!- Диана закрывает лицо руками и начинает плакать.- Я не помню.
        - Успокойся.- Нина садится рядом с ней и обнимает ее за плечи.- Хотя нет. Лучше плачь. Так ты больше похожа на человека. Плач, я тебе говорю!
        Но слез уже нет. Лишь раскрасневшиеся щеки да растрепанные волосы.
        - Мне нужно привести себя в порядок,- говорит Диана металлическим голосом, поднимается на ноги и идет в ванную. Щелкает замок.
        - Она никогда раньше не запиралась,- говорит Нина.
        - Пусть побудет одна,- говорит Сергей.
        - Она никогда не запиралась.- Нина закуривает и смотрит на дверь в ванную.- Диана?- Тишина.- Диана, с тобой все в порядке?- Тишина.- Черт!- Нина барабанит в закрытую дверь.- Помоги же мне!- кричит она Сергею.
        Мужское плечо наваливается на дверь. Прессованная бумага сдается слишком быстро. Диана сидит на унитазе и говорит, что уже почти закончила. Нина и Сергей стоят в дверях и тупо слушают размеренное журчание.

* * *
        Все кажется каким-то безумием! Шмидт нервно затягивается сигаретой. Сначала копир, который чуть не свел его с ума своей покорностью. Затем свихнувшаяся шарманка, которая стала писать правдивые истории о людях, которых он никогда не знал. Потом люди в форме правительственных агентов и ордером на обыск. И вот теперь эта азиатка с имплантатами вместо глаз… Истлевшая сигарета обжигает пальцы.
        - Черт!- кричит Шмидт, отбрасывая окурок.
        Азиатка улыбается.
        - Знаешь, почему тебе позволили уйти?- спрашивает она.
        - Потому что я невиновен?- пискливо спрашивает Шмидт, стряхивая с пальто пепел.
        - Потому что ты идиот,- говорит азиатка.- Ни один агент не поверит в то, что его может водить за нос такое ничтожество, как ты.
        - Значит, я могу вернуться?
        - Нет.
        - Черт! Я так и знал. Знал! Знал! Это все из-за моей шарманки! Она свихнулась и погубила меня! Чертова машина!
        - Как она могла тебя погубить, тупица?!
        - А то, что она писала… Разве не из-за этого ко мне пришли агенты?
        - Конечно, нет.
        - Значит, все-таки зависть,- прищуривается Шмидт.
        - Что?
        - Я так и знал. Мои книги были слишком хороши,- бредит он вслух.- Всегда были хороши. С первой до последней строчки. И они… Они все завидовали мне. Завидовали и хотели отобрать мою славу.
        - Ну, если честно, то не твою славу, а твоей шарманки, к тому же книги твои были полное дерьмо.
        - Нееет,- мотает головой Шмидт.- Я видел свои рейтинги. Я знал… Знал… А они отняли у меня это!- он вскакивает на ноги и орет, сжимая кулаки.- Они забрали мою жизнь!!!
        - И что?- кривится азиатка.- Удивил. Да они каждый день забирают жизни охапками- и ничего. Думаешь, мир перевернется, если лишится пары дерьмовых книжек, которых ты не написал?
        - Тебе не понять, женщина!- бравирует Шмидт.
        - Какой же ты все-таки идиот,- говорит азиатка.
        - Не понять!
        - Идиот.

* * *
        Агенты приходят утром и спрашивают о Миранде Чжунг. Харрис смотрит на них и думает: «Допрыгалась». Обыск в кабинете превращается в полномасштабный погром. Редактор газеты бегает вокруг них и умоляет сказать, что они ищут.
        - Может, я смогу чем помочь?- суетится он.- Нет! Не ломайте копировальное оборудование!
        Харрис держится в стороне, наблюдая за происходящим. Звонит видеофон, и кто-то спрашивает азиатку без глаз.
        - Нет у нас никаких азиаток,- говорит Харрис.- Тем более без глаз.
        - Кто звонил?- спрашивает его агент Хэнзард.
        - Ошиблись,- врет Харрис, одевается и идет обедать.
        «Она пойдет ко дну и потянет меня за собой,- думает он и улыбается.- Ну и пусть! Мне все равно никогда не нравилась эта работа». Миранда долго не берет трубку. Как и обычно. «Значит, все нормально»- улыбается Харрис.
        - Я занята,- говорит она, появляясь на экране.
        - А мне плевать,- говорит Харрис.
        - Значит, все нормально,- говорит Миранда и улыбается.
        - Помнишь, о чем мы говорили?- спрашивает Харрис. Она кивает.- Так вот, это случилось.
        - Быстро они.
        - Да,- Харрис чешет щетинистый подбородок.- Похоже, я проспорил. Дело действительно стоящее.
        - Еще бы!
        - С тебя причитается.
        - Какую пошлость ты придумаешь на этот раз?
        - Заставлю тебя заварить чай и говорить о будущем.
        - Ну уж нет! Лучше обряди в кожу и отшлепай!
        Они смеются как-то по-детски непринужденно.
        - Будь осторожна,- говорит Харрис и вешает трубку.

* * *
        - Вот засранец!- говорит Миранда, убирая видеофон.
        - Может, хватит меня оскорблять?!- возмущается Шмидт.
        - Да я не о тебе,- Миранда закуривает.- Хотя ты тоже засранец.
        - Ну вот! Я же говорил…
        - Заткнись!- она подходит к окну, отодвигает желтую, давно не стиранную занавеску и выглядывает на улицу.- Ты платил за номер кредиткой или наличными?
        - Я с тобой не разговариваю.
        - Не будь ребенком!
        - Тогда кредиткой.
        - Черт, значит лучше убраться отсюда,- она разворачивается и идет к выходу.
        - Подожди меня!
        - На кой черт ты мне сдался?
        - Ты меня втянула во все это, ты и вытаскивай!
        - Да я вижу тебя впервые!
        - Но ты, по крайней мере, знаешь, что нужно делать.
        - Черт!- она смотрит на него, жадно затягиваясь сигаретой.- Нет, когда-нибудь я обязательно погорю на этом!
        - Ты говоришь о том, чем занимаешься?
        - Я говорю о помощи таким идиотам, как ты!
        Они выходят на улицу и ловят такси.
        - Куда мы едем?- спрашивает Шмидт.
        - Ты удивишься, когда узнаешь, как полезно иногда иметь друзей!
        - А как же агенты?
        - Не знаю, если нами занялся Хэнзард, то мы по уши в дерьме.
        - Кто такой Хэнзард?
        - Идиот вроде тебя, который души не чает в своих электронных собаках, а идиоты, как известно, чертовски старательны!- она хлопает таксиста по плечу и просит остановиться.
        - Твои друзья живут здесь?- спрашивает Шмидт, вглядываясь в лица прогуливающихся по центральному парку людей.
        - Нет. Нам просто нужно сменить машину.
        - Прямо, как в детективе.
        - Слушай, писака, я могу оставить тебя прямо здесь, если ты не перестанешь действовать мне на нервы!
        - Уже молчу.

* * *
        Нина усаживает Диану на кровать, дает ей сигарету и начинает рассказывать историю ее жизни, по крайней мере, ту часть, которую она знает.
        - Все началось с Натана. Не знаю, что он с тобой делал, но если судить по тому, что он трахал всех, кого ему поставляли агенты, то думаю, ты не стала исключением. Кстати, это он дал тебе имя, которое ты носишь сейчас. Потом был публичный дом…- Нина, не скупясь на скабрезности и бородатые анекдоты, рассказывает о тех, кто обычно туда ходит и чем там занимается. За публичным домом следовала пожилая семейная пара, которая решила разнообразить свою жизнь молодым телом в пропахшей нафталином постели.- В общем, думаю, это у них получилось, потому что дед вскоре умер от сердечного приступа, а тебя забрала его дочь, решив, что ты похожа на бабу, к которой ушел ее муж, и можно будет срывать на тебе злость.- Нина смотрит на Сергея и просит его сходить и купить еще сигарет.- Ночь будет долгой, а у этой бабы такие белые зубы, что аж злость берет! Думаю, это надо будет исправить.- Она улыбается и подмигивает Диане.- И вот еще… Джаад сказал, что ты не копир, так что не думай, что все, чем ты занималась, оправдано твоим рождением. Как бы не так!

* * *
        Сон был странным, противоестественным. Бесконечные болота были затянуты черным льдом, на котором повсюду лежали обезглавленные цапли, и из их распотрошенных брюх вылетали жирные черные мухи. Большие лягушки сидели возле разлагающихся цапель и ловили мух длинными языками. Холода не было. По крайней мере, Анна его не чувствовала. Даже наоборот- какой-то жар. Жар во всем теле. Он выдавливает из кожи пот. Соленый пот, который Анна слизывает со своих губ. И Раш. Он сидит на стуле напротив нее и курит сигарету без фильтра. Его камуфляж испачкан грязью и кровью.
        - Танцуй,- говорит он Анне, и она не может сопротивляться.
        Все тело кажется неестественно эластичным. Кожаное нижнее белье натирает промежность. Черные чашечки бюстгальтера вырезаны по центру, и из них торчат налитые кровью соски. Шею сдавливает ошейник, который Хэнзард покупал для своей собаки, но то была другая жизнь. Далекая и принадлежащая кому-то другому. Анна уже не сомневается в этом. Все в прошлом. Будущего нет. Лишь только танец для агента Раша, который в одной руке держит сигарету, а в другой- допотопный рубильник, от которого по черному льду ползут провода. Они обвивают тело Анны, дополняя кожаное белье.
        - Танцуй лучше,- говорит Раш и включает рубильник.
        Тысячи игл пронзают тело. Мышцы сокращаются, сокращаются, сокращаются… Анна поднимается с колен и продолжает танцевать.
        - Молодец,- хвалит Раш.- Очень хорошо,- и снова включает рубильник.- Теперь пой,- говорит он.- Пой и танцуй.
        Мертвые цапли и лягушки поднимаются. Они образуют какой-то дьявольский оркестр с подтанцовкой, которая двигается, повторяя движения Анны.
        - Пой!- требует Раш.
        Анна открывает рот, но кляп затыкает слова. И это допрос, понимает она. Допрос, цель которого- заставить ее петь, но она не может. Электричество проходит по телу. «Ко всему можно привыкнуть,- думает Анна.- Лишь бы жить». Новый удар тока. Она не падает. Она танцует и пытается петь. И пока она танцует, Раш не убьет ее. А это главное. Хоть как-то, но жить…

* * *
        Часы показывают пять утра, но за окном темно. Диана мнется и говорит, что ей нужно в туалет.
        - Иди,- говорит Нина охрипшим голосом.
        От сигарет уже тошнит, но она все равно закуривает еще одну, открывает окно и радуется свежему воздуху с табачным дымом, который наполняет легкие. Сергей спит. Спит, запрокинув голову, но храпа нет. Все предыдущие мужчины, которые были в ее жизни, храпели, а этот нет. Но разве это что-то значит? А может, и значит. Нина оборачивается и смотрит на прикрытую дверь в ванную. Теперь, когда замок уже сломан, ей нечего бояться. Да и что, собственно, может случиться? Даже если она сейчас заглянет в ванную, то, скорее всего, не увидит ничего другого, кроме Дианы на унитазе и этого тупого, ничего не выражающего взгляда темных глаз. Нужно умыться и лечь спать. Голова болит. На языке мозоль. В легких так много никотина и смол, что если подпрыгнуть, то они там забулькают… Нина выбрасывает сигарету и подходит к закрытой двери.
        - Давай быстрее!- говорит она Диане.- А то мне надо умыться, а видеть тебя на унитазе нет никакого желания.
        Тишина.
        - Диана!- Нина прислушивается. Никто ей не отвечает. И снова это чувство чего-то недоброго.
        - А ну к черту!- говорит она и открывает дверь.
        Диана сидит на полу, забившись между унитазом и раковиной. Кровь из порезанных куском разбитого зеркала запястий течет на грязно-голубой кафель.
        - Оставь меня,- говорит Диана, отталкивая от себя Нину, которая, ругаясь, пытается перевязать ее раны.- Оставь, я хочу умереть! Хочу умереть…- Она закрывает глаза, и по щекам начинают течь слезы. Соленые, блестящие в холодном белом свете единственной лампы под потолком. Слезы бессильной ярости.- Я ненавижу их всех за то, что они делали со мной,- шепчет Диана.- Я ненавижу себя за то, что позволяла им делать это…
        Часть четвертая
        Глава первая
        Пусть же попадутся они в ловушки и сети на пирах своих. Пусть падут они низко и будут наказаны. Пусть глаза их будут закрыты, чтобы они не видели. И пусть никогда им не будет покоя. Псалтирь 68:23-24

* * *
        Проповедник входит в бар и приносит с собой зимний холод, который невидимым нимбом витает вокруг него.
        - Эта слякоть сведет меня с ума,- бурчит он, заказывая водку.
        - Не рановато для водки?- спрашиваешь ты, бездумно перекатывая по столу полупустую пачку сигарет.
        - Если время от времени не согревать свое тело, то рано или поздно это выйдет тебе боком,- говорит он, усаживаясь за твой столик, и спрашивает про Акрид.
        - Да черт его знает…- говоришь ты.
        - Это ты верно подметил!- кивает он.- Знаешь, как сказано в Писании: Бог оставил их во власти постыдных страстей. Женщины променяли естественные сношения с мужчинами на противоестественные сношения с женщинами. Мужчины же отказались от естественных сношений с женщинами, воспылав противоестественной страстью друг к другу, стали совершать непристойные акты с другими мужчинами и сами подвергать свои тела наказанию, заслуженному ими за это извращение.
        - Да не все так плохо,- говоришь ты.
        - Э, нет!- кривится проповедник, выпивая стопку и морщась.- От сотворения мира незримая извечная сила Бога ясно проявляется, ибо все это видно во всем том, что создано Богом. И потому нет оправдания людям в творимом ими зле, ибо хотя и знали они Бога, но не почитали его, как должно. Вместо этого предавались они суетным размышлениям, и глупые сердца их почернели от греха. И хотя они считали себя умными, стали глупыми, и променяли славу Бога бессмертного на поклонение идолам. И потому Бог покинул их, оставив во власти дурных желаний, плотских и нечистых, и не препятствовал им осквернять свои тела друг с другом…- он продолжает притворяться, что верит во все это, а ты продолжаешь притворяться, что слушаешь его, глотая антидепрессанты.- Они глупы, никогда не исполняют обещанное и ни к кому не проявляют доброты и милосердия,- говорит проповедник.- И хотя им известен закон Божий, гласящий, что те, кто повинен в подобном, заслуживают смерти, они не только именно так и поступают, но и одобряют когда и другие ведут себя так же.
        - Моя сестра не такая,- говоришь ты.- Она любит меня и отнюдь не глупа.
        - Это хорошо,- говорит проповедник.- Потому что сказано: если ты осуждаешь этих людей, то нет тебе оправдания, ибо когда ты осуждаешь кого-то, то осуждаешь так же и самого себя.
        - Я никого не осуждаю,- говоришь ты.
        - Верно,- кивает он.- Здесь мы можем только горевать, но знай: горести воспитывают долготерпение, долготерпение испытывает характер, а закаленный характер рождает надежду.
        - К черту надежду,- говоришь ты, и проповедник, сверкая пьяными глазами, грозит тебе пальцем.
        Помнишь, что говорил тебе твой психоаналитик? Да. Психология- суть инквизиции нашего века. Интересно, что скажет тебе проповедник о своей религии, или он уже слишком пьян, чтобы говорить об этом? Нет, лучше довериться Минздраву и принять еще пару таблеток…

* * *
        Аэрокэб отрывается от земли. Ты сидишь с официанткой на заднем сиденье, и она спрашивает тебя, почему ты не купишь себе машину.
        - У меня нет водительских прав,- говоришь ты.
        - А почему у тебя нет прав?
        - Пациентам «Ексодуса» после выписки запрещается садиться за руль в течение пяти лет.
        - Да ладно!- говорит официантка.- Твой отец живет в Акриде и не может сделать тебе права? Не поверю!
        - Как хочешь,- говоришь ты, а Майк оборачивается к тебе с переднего сиденья и говорит: «Похоже, эта девочка решила выйти за тебя замуж, дружище!»- Еще чего.
        - Ты это о чем?- спрашивает официантка.
        - О тебе,- говоришь ты и слышишь, как Майк смеется на переднем сиденье. Майк, которого нет, но тем не менее есть. Значит, «Ексодус» не помог. Не мог помочь, потому что все это у тебя в голове и никакие наркотики здесь ни при чем.
        «Вот это верно, брат!»- говорит Майк и снова смеется. Ты расплачиваешься с таксистом. Официантка хозяйничает в твоем номере. Достает из холодильника пиво, сбрасывает с кровати оставленную с утра одежду, вертит задницей, повышая громкость радиоприемника:
        Заряжайте ружья и собирайте друзей,
        Это весело- проигрывать и притворяться,
        Ей слишком скучно, она самоуверенна,
        Но нет, я знаю одно грязное словечко.
        Привет, привет, привет, насколько несчастна?
        Привет, привет, привет!
        С выключенным светом все не так опасно.
        Вот мы и здесь, развлекай нас.
        Я чувствую себя глупым и заразным.
        Вот мы и здесь, развлекай нас.
        Мулат.
        Альбинос.
        Комар.
        Мое либидо.
        Да! Да! Да!
        - Да!- больше выкрикивает, нежели подпевает официантка и отстреливает в тебя свой лифчик.
        И я забыл, зачем я пробую это…
        А, да, кажется, это заставляет меня улыбаться,
        Я считал это невозможным, считал, что это сложно найти,
        Ну ладно, в любом случае, не обращайте внимания…
        И снова этот припев! И снова крики официантки… А потом, когда вы лежите в постели, она рассказывает тебе, что иногда с ней такое бывает- оргазм приходит за оргазмом, и она ничего не может с этим поделать.
        - Просто как кролик какой-то!- смеется она, но ты не слушаешь ее. Ты слушаешь радио, потому что то, что там играют, более удобоваримо, нежели то словодрочество, которое изливает на тебя официантка.
        Проснись! (Проснись!)
        Макияж чуть-чуть поправь, схватив кисть!
        Шрамы после встряски- скрой их!
        Почему должна ты оставлять ключи на столе?
        Твой выход- создать очередную байку о себе…
        Официантка сидит на тебе и демонстративно загибает пальцы, считая количество оргазмов, которые она могла бы испытать с тобой, как с кем-то там еще…
        Я не думаю, что ты веришь
        В мой самооправданный суицид,
        Я плачу, когда ангелы заслуживают смерти.
        Отец, Отец, Отец, Отец, Отец,
        В твои руки я кладу свою душу,
        Отец, в твои руки…
        Почему же ты покинул меня?
        В твоих глазах покинул меня?
        В твоих мыслях покинул меня?
        В твоем сердце покинул меня…

* * *
        Сядь за стол. Шарманка скрыта старой кожей небольшого чемодана. С тех пор, как ты вернулся из Акрида, ты еще ни разу не открывал этот проклятый чемодан. Какого черта должно что-то меняться сейчас? Официантка стонет во сне.
        - Нет, нет. Так я не хочу!- шепчет она.
        Закури сигарету. Спать все равно не хочется, так что, наверно, придется открывать чемодан- все лучше, чем сходить с ума, разговаривая с Майком.
        - Как вас много!- шепчет официантка, и ты почему-то уверен, что речь идет уж точно не о рыбках в аквариуме…
        Еще одна сигарета… Сходи на кухню и выброси в мусоропровод скопившиеся в пепельнице окурки. Голая официантка проходит мимо, словно тебя нет. Босые ноги шлепают по полу. Дверь в туалет не закрывается… Новая сигарета… Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп- официантка забирается в кровать и сразу засыпает… Чертов чемодан! Ты открываешь его, но шарманки там нет. Кто-то украл твою шарманку. Кто-то Украл Твою Шарманку. КТО-ТО УКРАЛ ТВОЮ ШАРМАНКУ… На кой черт кому-то нужна чужая шарманка?! Ты снова заглядываешь в чемодан. Нет. Не показалось. Дождись утра и спроси девушку, которая убирается в твоем номере, куда она дела твою шарманку.
        - Поговорите с менеджером,- говорит она.
        - Где моя шарманка?- спрашиваешь жирного.
        Он смотрит на тебя и спрашивает, почему ты пришел к нему в таком виде. Ты смотришь на себя и не видишь ничего, кроме трусов и тапочек.
        - Ты ведь только из «Ексодуса»,- качает головой жирный.
        - Это не наркотики,- говоришь ты.
        - Вот как?- говорит он.
        - А мне плевать!- говоришь ты.- Где шарманка?
        - Завязывай ты с этим,- говорит жирный и протягивает тебе визитку правительственной организации «Феликс». Такое же название было выбито на твоей шарманке. Они даже иногда звонили тебе и спрашивали, не нуждается ли их продукция в ремонте или замене. Всегда такие вежливые. Всегда такие безразличные.
        - На кой черт им понадобилась моя шарманка?- спрашиваешь ты жирного.
        - Вот именно- твоя,- говорит он.
        Ты возвращаешься в свой номер, идешь и думаешь, почему же ты не одет.
        - Это все тот мост,- говорит тебе Майк, когда ты поднимаешься на лифте.- Считай, что ты уже идешь по нему. Считай, что ты уже…- он смолкает, потому что лифт останавливается и в него начинают набиваться люди. Один, второй, третий…
        Ты возвращаешься в свой номер и звонишь в «Феликс». Улыбчивая до отвращения брюнетка говорит, что тебе присвоен номер 1354 и что твоя шарманка не поддавалась ремонту, поэтому тебе заменят ее в соответствии с пожизненной гарантией на товар.
        - А что было не так с моей шарманкой?- спрашиваешь ты.
        Продолжая улыбаться, брюнетка говорит, что просто секретарь, но если ты готов подождать, то она может узнать причины. Ты соглашаешься. Экран гаснет. Тишина. Даже Майка- и того нет, наверно, пошел по таким же, как он сам, несуществующим бабам. Сигареты кончаются. Нужно было спросить у секретарши, сколько придется ждать. А лучше сказать, что ты перезвонишь сам. И оденься, в конце концов!

* * *
        Выпавший за ночь снег скрипит под подошвами ботинок. Купленный блок «Пэл-Мэла» морозит пальцы. Хочется курить, но для этого нужно разорвать целлофан, в который затянут блок, а ты не хочешь, чтобы всю дорогу до дома из блока вываливались пачки.
        - Вот в одежде уже гораздо лучше,- говорит жирный, растягивая безобразные складки своих щек в подобии улыбки. Ты спрашиваешь о погоде. Он жалуется на боли в области печени и сердца.
        - Восточный трек еще не чистили?- спрашиваешь ты и получаешь еще одну порцию жалоб, на этот раз о повышении процента поломок техники во время морозов.- Как расчистят, скажешь,- говоришь ты.
        Старый лифт поднимает тебя и какую-то морщинистую женщину с мопсом на руках.
        - Я видела вас без одежды сегодня утром,- говорит женщина с укором. Ты надеешься, что с укором. Надеешься и молчишь. А женщина и ее мопс смотрят на тебя.
        - По-моему, ты сходишь с ума,- говорит тебе Майк.
        - Я не слушаю тебя.
        - Ты сходишь с ума.
        - Не слушаю.
        - Сходишь с ума.
        - Не слушаю!
        - Сумасшедший!- говорит женщина с мопсом и останавливает лифт.
        - Видишь,- говорит тебе Майк.- Даже она предпочитает подниматься по лестнице, чем ехать с тобой в одном лифте.
        Ты выходишь в коридор. Двери закрываются за спиной, разделяя тебя и Майка. Но двери не сдержат тех, кого нет.
        - Я не виноват, что ты умер, а я нет,- говоришь ты, но в коридоре никого кроме тебя нет.

* * *
        Секретарша перезванивает в тот самый момент, когда ты настырно пытаешься прикурить. Бумажные спички загораются и гаснут, загораются и гаснут…
        - Я не вовремя?- спрашивает секретарша, тщетно изображая смущение, словно застала тебя за чем-то непристойным.
        - Это же не онанизм,- говоришь ты и наконец-то прикуриваешь.
        Дым заполняет легкие. Где-то здесь был тюбик с антидепрессантами. Чувствуя свою ненужность, секретарша спешно сообщает причины изъятия шарманки.
        - Вы будете забирать ее сами или выберете платную доставку?
        - Доставку,- говоришь ты.
        - В таком случае мы вышлем к вам курьера,- говорит секретарша.- Вам интересны расценки за доставку?
        - Нет.
        Секретарша желает удачного дня и отключается. Ты смотришь на темный экран и думаешь, зачем Кэт понадобилось сообщать в «Феликс» о неисправности твоей шарманки.
        - Вот так всегда,- говорит Майк.- Ты сидишь и ломаешь голову, как помочь людям, а люди берут и помогают тебе.

* * *
        Новая шарманка выглядит совершенно чужой и незнакомой. Курьер хотел выписать счет, но ты настоял, чтобы расплатиться наличными.
        - Видела бы тебя твоя мать!- говорит Майк.
        - Ты не знал мою мать,- говоришь ты и думаешь, что старая шарманка была единственным, что напоминало тебе о ней. Теперь остался лишь старый кожаный чемодан.
        - Может, сначала проверишь?- спрашивает Майк, когда ты убираешь новую шарманку в старый чемодан.
        - А чего ее проверять-то?!- говоришь ты.
        - Ну не знаю,- улыбается Майк.- Вдруг начнет писать какие-нибудь скабрезности или что…
        - Чертова машина!- ругаешься ты, потому что новая шарманка почему-то не помещается в чемодан.
        - Антидепрессанты в левом кармане,- напоминает Майк… И позже. Намного позже. Когда день подошел к концу, в желудке переваривается ужин, а ты лежишь на кровати и притворяешься, что спишь:- Знаешь, Ян, по-моему, у тебя самая бессмысленная жизнь из всех, кого я когда-либо знал,- говорит Майк.

* * *
        Ночь. Радио тихо играет. Ты сидишь за столом, и новая шарманка насилует твой мозг, пробирается в твою память. И ты думаешь… Нет, ты надеешься, что старая шарманка действительно была неисправной. Может быть, когда в «Феликсе» настраивали ее для тебя, что-то напутали, как это всегда бывает. Ведь когда ей владела твоя мать, она была счастлива, перечитывая созданные шарманкой листы. А ты? Во что превратился ты? Ты надеешься, что с новой все будет по-другому. Как сказал проповедник, закаленный характер рождает надежду. И если даже это не сработает, то, по крайней мере, пока ты здесь, за столом, отдаешь свой разум этой чертовой машине, Майка нет в твоей жизни. И только поэтому ты готов сидеть здесь часами…
        Ночь. Радио все еще работает. Ты читаешь созданные шарманкой листы. Ничего не изменилось. Всего лишь новый корпус со старым содержанием, и песня по радио как-то неназойливо вгрызается в голову:
        Тебя держат в неведении.
        Ты знаешь, что все они притворяются.
        Тебя держат в неведении.
        Ну вот, началось…
        Давай, вытаскивай свои скелеты.
        Пой в такт марширующим костям.
        Им нужно, чтобы тебя похоронили, глубоко закопав.
        Твои секреты готовы выйти наружу.
        А ты к этому готов?
        Я больше не хочу ни в чем разбираться.
        Закончена безграмотная мольба.
        Это все… оправдание.
        Парень, это бесконечно…
        Колесо, вращающее меня,
        Никогда не остановится, никогда.
        И это для меня не ново…
        Ты слушаешь песню, и в какой-то момент тебе кажется, что эти же строчки написаны на созданных твоей шарманкой листах. Но это не так. Это безумие. Эта чертова машина сводит тебя с ума!
        - Что ты делаешь?- спрашивает Майк, когда ты набираешь на видеофоне номер «Феликса».
        Ты не отвечаешь. Закуриваешь сигарету и ждешь перед черным экраном.
        - Это же не бесплатная «горячая линия»!- смеется Майк.- Знаешь, куда люди звонят обычно ночью? Верно, а еще лучше завести настоящую подружку и спать. Понимаешь? Спать!- он смолкает, потому что экран вспыхивает ярким светом.
        Блондинка. Безупречная и до отвращения улыбчивая, как брюнетка, с которой ты разговаривал днем. Она смотрит на тебя большими голубыми глазами и спрашивает, чем может помочь. Ты орешь на нее, говоришь, что новая шарманка еще безумнее, чем прежняя, а она просит тебя оставаться на связи и выключает экран… Тишина.
        - Похоже, тебе снова пора в «Ексодус»,- говорит Майк и тяжело вздыхает.
        Экран снова вспыхивает. Блондинка извиняется за то, что заставила ждать, и говорит, что завтра к тебе лично приедут сотрудники «Феликса» и все проверят на месте. Но когда наступает утро и ты открываешь дверь, на пороге стоят правительственные агенты и говорят, что ты должен проследовать с ними.
        - Вот тебе и еще один шаг по мосту Чинват,- говорит Майк.- Еще один шаг.
        Глава вторая
        Закон- нечто духовное, я же- смертный. Я был продан в рабство греху. Я не ведаю, что делаю, вернее, я делаю то, что сам же ненавижу. И если я творю то, чего сам не желаю, то значит, я согласен с законом о том, что он добр. Но на самом деле не я все это делаю, а грех, живущий во мне. Да, я знаю, что добро не живет во мне, в моей грешной природе. Желание совершать праведные поступки всегда со мной, но я не совершаю эти поступки. Ибо не творю я добро, как мне бы хотелось, но вместо того я творю то самое зло, которое не хочу совершать. Послание к римлянам 14-19

* * *
        Агент Хэнзард показывает тебе фотографию азиатки и говорит, что ее зовут Миранда Чжунг.
        - Так значит, она существует?- спрашиваешь ты.
        - Что значит, существует?- спрашивает агент.
        Ты пожимаешь плечами и говоришь, что, когда встречался с азиаткой в квартире Шмидта, она дала тебе свою визитку, но, когда ты позвонил по указанному номеру, мужчина ответил, что не знает никаких азиаток.
        - Как выглядел этот мужчина?- спрашивает агент.
        - Не помню,- говоришь ты.
        - Что вы делали в квартире Шмидта?
        - Искал Диану. Это копир, который принадлежит моей сестре…
        - Мы знаем, кто такая Диана.
        - Вот как?
        - Вы знали, что Шмидт в розыске?
        - Нет.
        - Вы знали, что Миранда Чжунг в розыске?
        - Нет.
        - Как вы познакомились со Шмидтом?
        - Он приехал ко мне.
        - Почему?
        - Потому что его шарманка начала писать обо мне.
        - Почему?
        - Не знаю, я не создавал этих машин.
        - Ваша шарманка принадлежала вашей матери и досталась вам после ее смерти, когда вы вернулись с фронта?
        - Да.
        - Почему вы записались добровольцем, прибавив себе лишнийгод?
        - Тогда это мало кого волновало.
        - Что вы хотели доказать этим поступком?
        - Ничего.
        - Вам нравилось убивать?
        - Лишь тех, кто по другую сторону.
        - У вас есть награды?
        - Я никогда не хотел быть героем.
        - Почему по окончании войны вы не остались в армии?
        - Потому что война закончилась.
        - Значит, вы служили лишь потому, что была война?
        - Да.
        - Что вы можете сказать об офицерах?
        - Ничего.
        - Ничего хорошего или ничего плохого?
        - Просто ничего.
        - Вы поддерживаете отношения с сослуживцами?
        - Они все погибли.
        - Вы обвиняете себя в их смерти?
        - Нет.
        - Они могли бы обвинить в своей смерти вас?
        - Это война.
        - Вас никогда не посещали мысли о суициде?
        - Нет.
        - Почему же тогда вы посещаете психоаналитика?
        - Потому что это оплачивает правительство.
        - Вы когда-нибудь употребляли наркотики?
        - Да.
        - Вы считаете себя наркоманом?
        - Нет.
        - Вы считаете, что легализация наркотиков- это плохо?
        - Нет.
        - Вы обвиняете правительство в том, что во время войны вас заставляли принимать психотропные препараты?
        - Нет.
        - Как вы думаете, почему Миранда Чжунг выбрала вас главным персонажем в своей статье о молодых солдатах, вернувшихся с войны?
        - Потому что у меня есть шарманка.
        - Это ваше мнение?
        - Нет, это она сама мне сказала.
        - В квартире Шмидта?
        - Да.
        - Шмидт может это подтвердить?
        - Его не было дома.
        - Тогда как вы смогли войти?
        - Дверь была открыта.
        - Вы знаете, где сейчас находится Шмидт?
        - Нет.
        - Вы знаете, где сейчас находится Миранда Чжунг?
        - Нет.
        - Какие чувства вызвала у вас эта женщина?
        - Никаких.
        - Но ведь она азиатка.
        - Война закончилась.
        - Со сколькими женщинами вы состоите в постоянной физической связи?
        - С одной.
        - У вас есть дети?
        - Нет.
        - Как вы можете охарактеризовать свою жизнь?
        - Никак.
        - Это вас тревожит?
        - Нет.
        - У вас есть друзья?
        - Один.
        - Как его имя?
        - Он умер. Уже давно умер.

* * *
        Агент Раш сменяет агента Хэнзарда и рассказывает о том, как пытал азиатов током.
        - Вас это беспокоит?- спрашивает он.
        - Нет,- говоришь ты.
        - Вы когда-нибудь принимали участие в чем-то подобном?
        - Нет.
        - А хотели?
        - Нет.
        - Если бы снова началась война, вы бы ушли добровольцем?
        - Нет.
        - Почему?
        - Потому что война не начнется.
        Раш кивает, делает какую-то пометку и достает пачку сигарет.
        - Закуривайте,- предлагает он. Бумажные спички разгораются лишь с третьей попытки.- После войны мирная жизнь кажется лишенной смысла, не так ли?- спрашивает Раш.
        Ты затягиваешься сигаретой и говоришь, что иногда выпиваешь с пастырем из местной церкви.
        - Так вот он говорит: блажен тот, кто может поступать как считает правильным и при этом не чувствовать себя виноватым, а все то, что совершается без веры в то, что это правильно,- грех.
        - А по вам и не скажешь, что вы верующий человек,- говорит Раш.
        - Нет, не верующий, просто проповедник иногда уж больно хорошо говорит, а иногда несет такую чушь, что остается только пить.
        - Да,- взгляд агента устремляется куда-то сквозь тебя.- Так вы считаете, что воевали зазря?
        - Я говорю не о войне. Я говорю о том, что сейчас.
        - Нынче все сложно.
        - Да уж,- говоришь ты.
        Вы сидите и курите, слушая тишину.
        - Странно,- говорит Раш.- Ты мог бы быть моим сыном или другом. Но мы сидим по разные стороны этого стола, и ничто не сможет изменить этого. И как бы сильно не билось сердце, рука навсегда останется твердой, и мы, не колеблясь, нажмем на курок, как только на то будет необходимость. И никаких сомнений и угрызений совести.

* * *
        Ты выходишь из здания АНБ, и желтый аэрокэб уже ждет тебя. Медсестра в «Ексодусе» извиняется, говорит, что ошибки нет, и снова извиняется.
        - А мост все уже и уже,- говорит тебе Майк.
        Ты выходишь на улицу и читаешь брошюрку о вирусе Клейптона, обнаруженном в твоей крови. Лекарства нет.
        - Ну и сколько тебе осталось?- спрашивает Майк.- Сколько еще шагов вперед?
        Ты пожимаешь плечами. Вирус Клейптона вывели азиаты в конце войны, когда все уже, по сути, было решено. Их женщины добровольно позволяли ввести себе этот вирус, а потом отправлялись в захваченные армиями Акрида города и отдавались солдатам победителей.
        - Да, дикие были времена,- говорит Майк, словно читая твои мысли.- Глупо, наверно, избежать пули, чтобы потом сдохнуть от вируса.- И Майк уже не рядом с тобой. Он сидит под ясенем и играет на гитаре:
        Все, кого я когда-то любил,
        Промелькнули у меня перед глазами,
        И ничего больше не имело значения.
        Я глядел в небо…
        Ну, я хотел чего-то лучшего, приятель,
        Я хотел чего-то нового.
        Ну, я хотел чего-то прекрасного.
        Я хотел чего-то истинного.
        И, приятель, я не ищу повода
        Потерять что-то…
        Когда колеса перестают крутиться,
        Когда колеса касаются земли
        И ты чувствуешь, что все закончено,
        Здесь для тебя ничего не осталось…

* * *
        Бармен спрашивает, что будешь пить. Заказываешь пиво. Пена медленно ползет по узкому горлышку вверх. Запах солода врезается в ноздри. К нему добавляется запах затушенных сигарет, человеческой плоти и пота. Чувство такое, что это не бар, а мусорный бак. Оглядись. Никого, кроме тебя и бармена. Похоже, все эти запахи исходят уже от самих стен.
        - Что-то не так?- спрашивает тебя бармен.
        - Здесь воняет,- говоришь ты.
        - Чем воняет?
        - Нами… Вся эта гребаная жизнь провоняла нами…

* * *
        - Мерзко, правда?- говорит Майк.- Уверен, ты даже слышишь, как потрескивает табак твоей сигареты во время затяжки и как где-то тикают часы. Драгоценные секунды утекают, а ты не знаешь, как потратить это оставшееся у тебя время. Ни одной мысли. Ни одной идеи. Хотя, думаю, их и раньше у тебя не было. Прекрасный финал никчемного существования. Ведь если задуматься, то ничего другого мы и не заслужили.
        - Знаешь, Майк,- говоришь ты.- А ведь я единственный, кто тогда не струсил. Единственный…

* * *
        Снег падает с неба. Белый и чистый. Ты идешь по тротуару и слышишь, как кто-то выкрикивает твое имя. Обернись. Желтый аэрокэб медленно катится рядом с тобой по дороге. Пассажир на заднем сиденье знаком тебе- это тот самый мужчина, телефон которого оставила тебе азиатка.
        - Есть разговор!- говорит он.
        Ты садишься в машину. Майк остается на тротуаре. Он стоит и машет тебе рукой, а прохожие все идут и идут сквозь него… Аэрокэб отрывается от земли.
        - Кто вы такие?- спрашиваешь ты незнакомца.
        - Что ты рассказал в АНБ?- спрашивает он. Ты молчишь.- Что бы они ни сказали тебе- это неправда,- говорит он.
        - Я был в «Ексодусе»,- говоришь ты.
        - Не верь им,- говорит он.
        - Не верить чему?- спрашиваешь ты.
        - Тому, что ты болен. Это ложь. Они всегда лгут, когда хотят убрать ненужных им людей. Убрать или подчинить. Подчинить и сломать. Сначала они лишили тебя медали, теперь хотят забрать у тебя твою жизнь.
        - Да кто они такие?- спрашивает Майк с переднего сиденья. Майк, которого нет.
        - Мне не нужна медаль,- говоришь ты.- Во мне было столько амфитаминов, что я просто не мог бояться. Я тупо бежал вперед и жал на курок. Вот и все. Не знаю, что написала обо мне ваша азиатская подруга, но если бы можно было вернуть все назад, то я бы предпочел остаться с остальными.
        - И сплавить мозги под последней сброшенной нанобомбой в этой чертовой войне?
        - Да.
        - Похоже, военные все сдвинутые.
        - Это уж точно!- смеется Майк, но тебе не смешно. Совсем не смешно…

* * *
        В номере отеля, который снимает Харрис, стоят две кровати и кишат тараканы.
        - Скажи мне,- говорит Харрис.- Каково это- уродовать искусство, пользуясь шарманкой?
        - Почему уродовать?- спрашиваешь ты, смахивая со стула хлебные крошки, чтобы сесть.- Я всегда думал, что эти машины создают то, что нужно людям.
        - Эти машины создают то, что нужно системе,- Харрис закуривает.- Знаешь, кто такой Фрай?
        - Нет.
        - Это доктор, который изобрел копиров. Сейчас его отдел пытается прибрать к рукам средства массовой информации, если, конечно, уже не прибрал. Телевидение, например, точно работает на проект «Хамелеон»,- Харрис закуривает.- Они повсюду. В каждом доме. В каждой голове. Информационный поток вливается в мозги, превращая людей в таких же удобоваримых для правительства рабов, как икопиры.
        - Где-то я все это уже слышал,- говоришь ты, вспоминая азиатку с имплантатами вместо глаз.
        - Миранда наткнулась на это, когда изучала причины большого количества самоубийств среди молодого поколения, вернувшегося с войны,- Харрис жадно затягивается. Выпускает через нос дым.- Ты никогда не спрашивал себя, почему не можешь смотреть популярные телепередачи и слушать современные песни?
        - Потому что в них нет смысла,- говоришь ты.
        - Именно!- подхватывает Харрис.- Но ты взгляни на рейтинги! Проект Фрая работает! Сначала он нашептывал, куда лучше идти, теперь указывает! Я даже слышу, как щелкает кнут в его руке, и стадо мычит и поворачивает в нужную ему сторону, отсекая неугодных и нежелающих подчиняться. Но ведь это не война, черт возьми, в которой нужно беспрекословно исполнять приказы, пусть даже тебе и неясен их смысл. На войне мы были пушечным мясом, сейчас нас превращают в тупоголовых копиров, которые живут, чтобы угодить своим хозяевам. Взгляни на все это с верхней ВИП-ложи. Разве ты смог бы отказаться от такой власти?- он смотрит на тебя и ждет ответа.
        Вспомни, что говорил тебе проповедник:
        - Каждый должен подчиняться высшим властям, ибо нет власти не от Бога, та же, что существует, установлена Богом. Те же, что поступают так, навлекут на себя наказание. Ведь правители не вызывают страха у того, кто творит добро, а скорее, у того, кто творит зло. Если хочешь не бояться властей, то продолжай творить добро и услышишь от них похвалу.
        Вспомни и скажи об этом Харрису.
        - Верно!- смеется он.- Ночь почти миновала. День близок. Так отречемся от всего того, что принадлежит тьме, и вооружимся всем тем, что принадлежит свету. Не станем предаваться пьянству и излишествам. Не будем грешить и развратничать, не будем ссориться и ревновать друг друга. Вместо того давайте облечемся в Господа нашего и перестанем потакать нашей греховной натуре! Мне тоже все это нравится, черт возьми! Возлюби ближнего, как самого себя. Любовь вынуждает не причинять зла ближнему. Вот почему любовь- исполнение закона. Но оглянись! Разве ты где-то здесь видишь любовь?! Знаешь, как сказал один пророк: «Разумом своим я раб закона божьего, греховной же натурой своей я раб закона греха. Таким образом, я нахожу в себе, человеке, такой закон: зло- единственное, что доступно мне. Но я вижу, что закон, которому подчиняется мое тело, враждует с тем законом, который принимает мой разум. Тот закон, которому подчиняется мое тело,- закон греха, и этот закон превращает меня в своего узника». И Фрай знает об этом. Знает так же, как знаем ты и я. Ведь как говорит все тот же пророк, «у тех, кто живет, следуя
греховной натуре, все мысли устремлены на то, чего желает эта греховная натура». И Фрай дает нам именно это, отсеивая ненужное и оставляя угодное ему. И чем дальше заходим мы по этому пути, тем сложнее вернуться назад. Знаешь, Ян, за семь лет войны я понял одно: нет ничего хуже войны и бессилия. Но если ради того, чтобы доказать свою правоту, я вынужден буду взяться за оружие, клянусь Богом, я сделаю это.
        - Так ты тоже воевал?
        - Сорок третий Эфесский взвод.
        - Черт возьми! Слышал, вас сильно потрепало в первые годы.
        - Мозги в кашу, как говорят психологи,- смеется Харрис.
        - Да чего уж тут смешного,- говоришь ты.
        - Да я не поэтому,- говорит он.- Первые нанобомбы упали на нас, а последние на тебя. И мы сейчас здесь вдвоем. Вот что меня забавляет…

* * *
        Марта открывает дверь и спрашивает: «Что ты здесь делаешь?» Ты молчишь, потому что не знаешь, с чего начать, не знаешь, как рассказать о смертельном вирусе, который обнаружили у тебя, когда ты был в«Ексодусе».
        - Ну проходи, раз пришел!- говорит Марта.
        Она уходит на кухню и продолжает что-то готовить. Ты стоишь в гостиной и пытаешься подобрать слова.
        - Может, все-таки выйдешь ко мне?- кричишь ты Марте.
        - Одну минуту!- кричит она.
        Закуриваешь сигарету и садишься в кресло. «Чтобы они ни сказали тебе- это неправда,- звучит в голове голос Харриса.- Они всегда лгут, когда хотят убрать ненужных им людей. Убрать или подчинить. Подчинить и сломать».
        - Или просто пришло время сдохнуть,- говорит тебе Майк.- Иникакого тебе обмана. И все по-настоящему.
        - Ян!- говорит Марта, дергая тебя за рукав.
        Ты открываешь глаза и смотришь на грязный передник с желтыми нарисованными подсолнухами.
        - Ну давай,- торопит тебя Майк.- Делай то, зачем пришел, иуходи.
        - Ты помнишь, как мы с тобой…- начинаешь ты, но Марта прерывает тебя.
        - Ты за этим сюда пришел, да?- ее голос становится неестественно глубоким.- Тебе только это от меня и нужно?
        - Не совсем.
        - Что тогда?- она отворачивается, подходит к окну и смотрит на улицу.- Думаешь, то, что было между нами, что-то значит?
        - Для меня нет,- признаешься ты.
        - А для меня да! Каждую ночь, когда мой муж прикасается ко мне, я вспоминаю тебя, и мне становится стыдно. Каждый раз, когда я укладываю детей спать, я вспоминаю те несколько минут, и понимаю, что я никудышная мать.
        - Так говорит, словно это ты во всем виноват,- возмущается Майк.- Если ей нужно кого-то винить, то пусть винит себя и всех тех, кто был до тебя.
        - Я никогда не изменяла мужу,- говорит Марта.- Никогда! Иесли бы не ты…- она смолкает и смотрит куда-то за твою спину.
        Входная дверь открыта. Муж Марты стоит на пороге и тупо молчит. Ты снова смотришь на Марту. Ненависть в ее глазах сменяется испугом. Она сжимается, словно затравленный зверек, загнанный в угол. В повисшей тишине ее вздох кажется неестественно громким. Ее тело вздрагивает, и по щекам начинают катиться крупные слезы. Рыдания настолько беззвучны, что кажется, будто ты смотришь немое кино под аккомпанемент больших настенных часов.
        - Пожалуй, пора уходить,- говорит тебе Майк, и ты не споришь сним.
        Еще один дом остается позади. Еще одна испорченная тобою жизнь… Аэрокэб взлетает в небо…
        - Может, стоит вернуться и рассказать Марте о том, что ты инфицирован?- спрашивает Майк.
        - У нее и без того сейчас проблем по горло,- говоришь ты.- Пусть будет все как есть…
        Ты закрываешь глаза, и сон забирает тебя в свое царство. Морозный воздух окутывает тело. Пара ворон сидит на кладбищенских воротах. «Плохо, наверно, умирать под новый год»,- думаешь ты. Теперь закури сигарету и иди вперед. Легкий ветерок дует откуда-то с севера. Безлюдно.
        - Извините,- останавливаешь ты проходящего мимо старика.- Не подскажете, где здесь можно найти тех, кого похоронили недавно.
        - Друга ищешь?- спрашивает старик и с укором качает головой.- Близких людей нужно провожать, а не искать.
        - Да я подругу ищу,- говоришь ты.
        - Тем более,- вздыхает старик, и ты тоже вздыхаешь.
        - Так где могилы, дед?
        Его изъеденная временем рука указывает тебе направление.
        - Спасибо,- говоришь и идешь прочь.
        Кресты, ограды, могилы… Сколько же их тут! Где-то вдалеке, сквозь завесу из мелких снежинок, ты видишь небольшую группу людей. Свежая могила, грустные лица, слезы в глазах, черные повязки, дорогие венки… Поднимаешь воротник и идешь дальше, бездумно разглядывая надписи на памятниках, крестах и просто табличках, на которых иногда нет даже имени, только номер- деревянный колышек, воткнутый в небольшой холмик, вокруг которого никогда нет следов.
        - Ты на правильном пути, мой друг,- говорит тебе Майк.- Но еще не время. Еще совсем чуть-чуть.
        И черные вороны, срываясь с могильных крестов, кружатся над тобой и что-то кричат, оттуда, сверху… И проповедник, опрокидывая очередную стопку водки, читает что-то из Нового Завета. Ты не понимаешь, но все-таки слушаешь:
        - Покончите с любовью ко всему мирскому и к самому миру. Если кто любит мирское, то нет в его сердце любви к Отцу. Ибо все, что есть в мире этом, все, чего жаждет наша греховная натура, все, чего жаждет наш взор, и все, чем люди так гордятся в этой жизни,- все это не от Отца, но от мира суетного. Мир же уходит в небытие вместе со всеми страстями, что порождает он. Тот же, кто исполняет волю Божью, живет вечно.
        Глава третья
        Он живет во тьме и не знает, куда идет, ибо тьма ослепила его. Первое соборное послание апостола Иоанна

* * *
        - Ты был у отца?- спрашивает тебя Харрис.
        - Я не верю, что он заодно с АНБ,- говоришь ты.
        Харрис закуривает и снова заставляет тебя вспоминать, как ты доказывал отцу и сестре реальность Шмидта, Дианы и Миранды Чжунг.
        - Все дело в копире,- говорит Харрис.- Я почти уверен, что все вращается вокруг этой белобрысой девки. И не говори мне, что ты не веришь в причастность твоего отца к АНБ. Здесь замешаны все!
        И снова история Дианы. Посредник повесился, документы врут… Харрис смотрит на тебя и идет ва-банк.
        - Она не копир, Ян. Понимаешь?
        Ты молчишь… Кто-то стучит в дверь. Совсем не вовремя стучит. И,как сказал Раш, сердце начинает биться сильнее, но рука всегда остается твердой.
        - Я открою,- говорит Харрис. На пороге стоит Кэт.
        - Что, черт возьми, ты вытворяешь?- спрашивает она тебя.
        Харрис отходит в сторону, впуская ее в номер. Дверь закрывается. Кэт обвиняет тебя во всех бедах Марты.
        - Не знал, что вы с ней подруги,- говоришь ты. Харрис спешно собирает вещи.
        - Я ухожу,- говорит он тебе.- Ты со мной или нет?- Ты молчишь.- Если ты все еще не сделал выбор, то сейчас самое время!
        - Какой еще выбор?!- кричит Кэт.
        Ты смотришь то на нее, то на Харриса. Смотришь и молчишь.
        - Как знаешь,- говорит Харрис.
        Дверь за ним закрывается. Ты остаешься с сестрой наедине. Закуриваешь, подходишь к окну и смотришь на улицу, но Харриса нет. Он не выходит из дома. А может, уже вышел?
        - Кто он такой?- спрашивает Кэт.
        - Никто,- говоришь ты и все еще ждешь, что увидишь Харриса на улице…

* * *
        - Извини, что пришлось врать,- говорит тебе отец.
        Агент Хэнзард сидит в кресле, давая ему шанс объясниться. Кэт стоит у окна спиной к тебе и курит. В комнате царит такое напряжение, что кажется, еще немного, и ты услышишь, как в тишине потрескивают электрические разряды.
        - Что рассказал тебе Харрис?- спрашивает отец.
        - Ничего,- говоришь ты.
        Хэнзард поднимает голову и смотрит на тебя. Смотрит и ничего не говорит.
        - Сложная у нас получается ситуация, Ян,- осторожно произносит отец.
        Кэт оборачивается. Синий дым окутывает ее голову, как нимб.
        - Прошу тебя, Ян, не сопротивляйся,- говорит она.
        - Не сопротивляться чему?- спрашиваешь ты.
        - Правде,- говорит Хэнзард.
        - Мы просто хотим помочь тебе,- говорит отец.
        - Но ты должен сам этого захотеть,- добавляет Кэт.
        Ты смотришь на Хэнзарда, но он снова предпочитает промолчать. Достань сигарету и закури.
        - Почему ты молчишь?- спрашивает отец.- Ты- моя кровь и плоть. Думаешь, я смогу причинить тебе вред?
        - Я ничего не думаю,- говоришь ты.
        И снова пауза. Пауза и тишина. И ты уже не здесь- не в доме отца. Ты там же, где и Майк,- под ясенем, в кругу друзей, которых сегодня стало чуть меньше, чем вчера. Майк бренчит на гитаре, а ты делишь психоаптечки тех, кому они уже не пригодятся.
        Полон страха, навсегда чист,
        Я буду здесь сражаться вечно.
        Любопытного, ядовитого,
        Ты найдешь меня,
        Восходящего на небеса.
        Забудь, поверни время вспять.
        Ты будешь в порядке,
        Я же останусь позади.
        Покажи мне, как это -
        Мечтать в черно-белых цветах,
        Чтобы я смог оставить этот мир
        Сегодня ночью…
        Это больно только в самом начале.
        Это просто сломанные кости.
        Спрячь ненависть внутри…
        - Ян!- кричит Кэт, но голос ее кажется далеким и каким-то ненужным.
        - Ты все еще с нами, приятель,- говорит тебе Майк.- Ты все еще с нами…

* * *
        Хэнзард приносит твою шарманку и говорит, что хочет посмотреть, как ты это делаешь.
        - Я ничего не делаю,- говоришь ты. Хэнзард кивает, ставит на стол новенький чемодан и дает тебе ключ.- А где старый чемодан?- спрашиваешь ты.
        - Старый был слишком мал, и его пришлось выкинуть,- говорит Хэнзард.
        - Он принадлежал моей матери,- говоришь ты.
        - Новый намного лучше и дороже,- говорит Хэнзард.
        - Антидепрессанты в правом кармане,- говорит Майк- друг, которого нет.
        Час назад приходил муж Марты и спрашивал, любишь ли ты его жену.
        - Дурацкий вопрос!- сказал ему Майк, но муж Марты, конечно, не услышал его.
        А потом ты почему-то вспомнил проповедника, который говорил:
        - Не удивляйтесь, если мир ненавидит вас. Мы знаем, что перешли от смерти к жизни, ибо любим наших братьев. Тот, кто не любит, остается мертвым. Всякий, кто ненавидит брата своего,- убийца, а вы знаете, что ни один убийца не имеет вечной жизни. Вот откуда знаем мы, что такое любовь: Христос отдал за нас свою жизнь. И мы также должны отдать свои жизни за братьев своих. Если у кого есть достояние мирское и видит он, что брат его в нужде, но не сжалится над ним, то как же можно сказать, что любовь Божья остается с ним? Наша любовь не должна ограничиваться лишь словами и разговорами, она должна выражаться в поступках и быть настоящей…
        Ты проглатываешь антидепрессанты и садишься за стол. Хэнзард ждет. Кэт ждет. Отец ждет…
        - Какого черта?!- возмущается Кэт, читая созданные шарманкой листы.
        Бурые пятна поднимаются по шее сестры к лицу. Поджатые губы дрожат. Она смотрит то на листы, то на Хэнзарда и бормочет проклятия, словно молитву…

* * *
        Отец уводит тебя в свободную комнату и говорит:
        - Что бы тебе ни сказали Харрис и Миранда- это неправда.
        - Что неправда?- спрашиваешь ты.
        - Все!- говорит отец.- Не знаю, как они добрались до тебя, но уверен, все еще можно исправить. Ты на крючке у них, ведь так? Что это: наркотики, женщины, деньги? Я знаю, Харрис бьет по самому низкому в людях.
        - Нет никаких наркотиков,- говоришь ты.
        - Значит, женщины или деньги,- кивает отец.- Как много ты им должен?
        - Да никому я не должен,- говоришь ты и видишь, как отец нервно заламывает руки.- Только не говори мне, что ты увяз в этих грязных сутенерских играх. Нет, только не мой сын!
        - Да какого хрена здесь происходит?!- кричишь ты, но отец не слышит тебя. Боль на его лице бьет сильнее, чем любые слова.
        - Сначала сестра, теперь ты…- шепчет он.- Нет, я не позволю им забрать и тебя… Не позволю…
        - Причем тут Кэт?- спрашиваешь ты.
        Отец смотрит на тебя. И боль в его глазах подкрадывается к горлу тяжелым комом, который невозможно проглотить.
        - Причем тут Кэт?!- кричишь ты.
        Отец молчит. По морщинистым щекам катятся блестящие слезы. Одна, вторая, третья… Ты не помнишь, в какую сторону открывается дверь, и потому едва не срываешь ее с петель. В гостиной никого нет. Еще одна дверь. Дверь, за которой должны находиться Кэт и агент Хэнзард. Дверь в комнату, которую отец всегда оставлял для тебя. Дверь, за которой должна находиться твоя шарманка… Ты знаешь, что должна…
        - Ян, не надо!- кричит отец, но ты уже поворачиваешь ручку.
        Кровь! Кровь повсюду: на стенах, на потолке, на полу, даже окна- и те в крови… И нет ни Хэнзарда, ни Кэт, ни шарманки… И голова идет кругом от этого безумия… И нет этому конца и края…

* * *
        Знаешь, в «Ексодусе» тебе почему-то всегда снятся цветные сны. Яркие, сочные. И сон такой глубокий и спокойный. И просыпаться никогда не хочется, потому что сновидения такие сладкие, такие чистые… И все в них иначе…
        Молодая медсестра с белыми, как звезды, волосами и шикарным бюстом делает тебе укол. Яркая помада блестит у нее на губах.
        - Это поможет вам не думать,- говорит она, и ты чувствуешь тонкий запах ее духов и теплое дыхание на своем лице.
        И снова сон… Долгий… Почти бесконечный… Чем они накачивают тебя? А чем бы ни было, главное- не просыпаться… Никогда не просыпаться… Бродить по вечно белым, покрытым снегом горным вершинам под кристально чистым небом, и пусть солнце всегда согревает тебя. И не будет ни холода, ни жажды, ни боли…
        - Тебе уже лучше?- слышишь ты голос отца, и кажется, что доносится он с самого неба.
        - Мне никогда не было так хорошо,- говоришь ты и снова проваливаешься в какую-то бесконечную пустоту, где нет ничего определенного, лишь ты и яркие сочные краски, наполняющие эту жизнь. Твою жизнь. И ты часть этой жизни, и она часть тебя. И так будет, пока есть ангел с пышным бюстом и волосами- звездами. Он будет приходить каждый раз, как только ты начнешь возвращаться. И губы ее будут нежно что-то нашептывать, возвращая тебя в твой прекрасный сон. В мир без боли, слез и безумия. В мир, где есть лишь необъятная свобода снежных вершин и голубого неба… Бесконечность…

* * *
        Отец держит тебя за руку, помогая сесть в кровати.
        - Мы справимся, Ян,- говорит он.- Обязательно справимся.
        Спрашиваешь его:
        - Как долго я спал?
        - Не думай об этом,- говорит он.
        Ты смотришь за окно. Зимнее солнце слепит глаза.
        - Я хочу знать,- шепчешь ты.
        - Я знаю,- говорит отец.
        - Я хочу знать!- требуешь ты.
        - Я знаю,- шепчет отец.
        - Я хочу знать…- и глаза закрываются. И никакое солнце не сможет рассеять этот мрак. Это безумие…- Что я наделал?!
        - Это не ты, Ян. Не ты.
        - Что я наделал?!
        - Они заставили тебя. Они контролировали тебя.
        - Что я наделал?!!!- орешь ты до хрипоты в горле и пытаешься сопротивляться медсестре-ангелу снова отправить тебя в страну грез.- Что я наделал?! Чтооооооооо?!
        И нет больше глубоких и спокойных снов. Нет больше прежних красок. Ты ползешь по залитым кровью горам к недосягаемой вершине, проткнувшей жирное брюхо почерневшего, разлагающегося неба, из раны которого нескончаемым потоком вытекают кровавые выделения, смешанные с гноем и внутренностями. И боль пронзает твое истерзанное острыми камнями тело, и голод скручивает желудок. И нет шанса добраться до вершины, не утолив голод. И нет способа набить желудок, кроме как заполнив его гноем и кровью, сочащимися из неба. И нет этому конца…
        - Ян!
        - Я больше не могу.
        - Ян, я с тобой.
        - Я больше не могу!!!- и крик разлепляет склеенные веки.- Отец! Почему ты оставил меня, Отец?!
        - Я с тобой, Ян.
        - Почему ты позволил мне уйти?!
        - Я рядом.
        - Почему?!- орешь ты, пока голос не срывается на хрип.
        И медсестра-демон бежит делать тебе укол… И все это не имеет смысла. И все это лишь пыль в темных углах, в которые никто не заглядывает. И нет спасения из этого дома. Дома плоти твоей. И ты заперт в нем, пока жизнь не оставит тебя. И ты кричишь, что хочешь умереть. Умереть и освободиться. Неважно как. Лишь бы уйти. Навсегда. В пустоту.
        - Я мог бы вовсе не существовать,- шепчешь ты, и твой отец плачет где-то за сотни световых лет от тебя. Плачет и в бессилии сжимает твои руки.
        И только поэтому ты хочешь жить. Не ради себя, а ради тех, кому ты нужен. И все друзья, которых уже давно нет, ненавидят тебя за эту трусость. И даже девочка-азиатка, которую вы насиловали и пытали под ясенем, смеется над тобой.
        - Пошла к черту!- кричишь ты.
        И кто-то с неба вкладывает в твои руки штурмовую винтовку. И ты бежишь вперед, убивая всех на своем пути. И небо смеется, забавляясь над твоим безумным гневом. И ему все равно…
        - Расскажи мне о Харрисе, Ян. Расскажи о Миранде Чжунг,- требует небо.- Как давно ты им служишь? Как давно продал им свою душу?
        - Я не помню!- кричишь ты.- Я не знаю!
        - Так вспомни!- громыхает небо.
        - Я не могу!
        - Вспомни!
        - Не могу!!!
        И заклинившая винтовка обжигает руки, когда ты перехватываешь ее за раскаленный ствол, чтобы проломить прикладом голову еще одному не желающему умирать другу.
        - Сдохни!- орешь ты, вколачивая его в землю.- Сдоооохниииии!!!
        - Вот тебе нож, Ян,- говорит небо, протягивая в длани своей бесценный подарок.
        - Я больше так не могу!- кричишь ты, но продолжаешь убивать.
        Продолжаешь, потому что хочешь сдохнуть, но ты уже не принадлежишь себе. Ты разделился на сотни, тысячи тел в залитой кровью форме, которые бегут среди взрывов и мертвецов, чтобы нести смерть всем, кого встретят на своем пути. И ты убиваешь их, упиваясь этим диким экстазом бесконечного самоистязания, которое в своем однообразии уходит за горизонт. И не будет этому конца, пока ты не убьешь всех, кто был когда-то тобой. И лишь в конце тебе будет позволено умереть, а до тех пор ты обречен жить вечно. И никакие крики не помогут. Ты приговорен к пожизненному созерцанию своей собственной смерти.
        - Спаси меня! Спааасии!
        Но небо молчит. Вернее, не молчит, а поет как-то тупо и неуместно, сорванным голосом Майка:
        Падение!
        Нынче тьма начинает набирать силу.
        Задержи дыхание, это далеко не конец.
        Оставь потерянных и погибших позади,
        Теперь у тебя есть шанс найти укрытие.
        Я не желаю менять мир,
        Я просто хочу оставить его более холодным.
        Подожги запал и сожги все,
        Иди по дороге, которая никуда не ведет…

* * *
        - Ян, очнись!- слышишь ты знакомый голос.- Очнись, я не смогу тащить тебя так долго- ты слишком тяжелый!
        Ты открываешь глаза и видишь знакомую черную щетину Харриса.
        - Давай же!- говорит он.- Помоги мне!
        Ты послушно пытаешься переставлять ватные ноги. И это все, на что ты сейчас способен,- сил нет даже думать…
        - Трогай!- кричит Харрис водителю, и желтый аэрокэб устремляется в небо… В усеянное серебряными звездами небо… Ты закрываешь глаза, но небо не исчезает. Оставив тело, ты поднимаешься к нему, в его темную непроглядную пустоту, в его густую бесконечность, и звезды ждут тебя, перешептываясь о твоих прегрешениях, которых нет… Ничего больше нет…

* * *
        В пыльной комнате с задернутыми шторами пара тараканов доедает чей-то завтрак. Тело понемногу оживает, хотя пару дней назад сил не было не то что выносить нескончаемые ломки, но даже для того, чтобы просто дышать.
        - Есть курить?- спрашиваешь ты Харриса.
        Он подходит к тебе и дает свою недокуренную сигарету.
        - Я думал, ты сначала попросишь воды,- говорит он.
        Ты киваешь.
        - И воды.
        - Держи,- он садится на стул и смотрит, как ты жадно пьешь и не можешь напиться.- Еще?
        - Позже,- теперь ты пытаешься отдышаться.
        - Мозги в кучу?- спрашивает Харрис.
        - Есть немного,- говоришь ты.
        - Они это любят- сводить нас с ума. У них есть целая система, машины, оборудование…
        - Они сказали, что ты и Миранда использовали меня, заставив убить сестру…
        - И ты им веришь?
        - Я не знаю. Мне кажется, я даже себе не верю.
        - Значит, у них ничего не получилось,- Харрис улыбается.- Паранойя- это самое здоровое чувство, которое доступно нам в современном мире…
        - Харрис?- говоришь ты.- На кой черт ты вернулся за мной?
        - А ты бы не вернулся?
        - Не знаю.
        - Вернулся бы!- грустно улыбается он.- Мы, военные, все сдвинутые. Знаешь, как поется в старой песне: «Братья по крови остаются собой до конца, и это глубже твоих самых сокровенных мыслей, а не просто новое веяние…»
        - Любишь петь?- спрашиваешь ты.
        - Больше слушать,- говорит он.
        - Мне тоже нравилось слушать,- говоришь ты и рассказываешь про Майка.
        - И он выжил?- спрашивает Харрис.
        - Нет,- говоришь ты.
        - Как и все мы,- говорит Харрис, и вы молчите.
        Молчите, потому что иногда слова просто заканчиваются…
        Часть пятая
        Глава первая
        Я сокрушу мудрость мудрецов и сведу на нет разум разумных. Исайя 29:14
        Ибо глупость Божья превосходит мудрость человеческую, а слабость Божья сильнее силы человеческой. Первое послание к Коринфянам 1:25

* * *
        И закончилось смутное время в хрустальном замке. И был избран новый правитель. И был праздник. И было счастье…
        - Почему ты не пируешь с остальными?- спросила Бертина, но Флаиа не ответила ей.- Никто не может оспаривать последний выбор посланника,- сказала дряхлеющая женщина.
        - Для меня он просто Джаад.
        - Для меня тоже.
        Две женщины, две соперницы, посмотрели друг другу в глаза.
        - Думаешь, он ушел из-за меня?- спросила Флаиа.
        - Он всегда уходит.
        - Что это значит?
        - От Абак ко мне, от меня к тебе, от тебя к либертинцам. Наверное, Легий и выбрал его именно поэтому.
        - Скажи,- осторожно спросила Флаиа,- Джаад оставил тебя, потому что ему велел так Легий или потому что Джаад не захотел видеть, как ты стареешь?
        - Думаю, дело не в страхе и приказах. Думаю, дело в самом Джааде.
        - Он всегда что-то искал,- вздохнула Флаиа.
        - Он искал тех, кому он нужен,- глаза Бертины блеснули.- Помню, когда мы были вместе, он всегда поступал так, словно желал проверить мою преданность ему.
        - Я этого никогда не замечала.
        - Я тоже этого не замечала, пока не потеряла его.
        - У нас все было иначе.
        - У тебя все было иначе,- грустно улыбнулась Бертина.- В любви всегда есть еще одна пара глаз, которая видит иначе, чем ты.
        - Хочешь сказать, что я никогда не понимала Джаада?
        - Неважно, понимала его ты или нет. Главное- был он с тобой счастлив или нет.
        - А ты?
        - А что я?
        - Думаешь, с тобой он был счастлив?
        - Думаю, ему нравилась моя порочность.
        - Он не порочен, Бертина!- возмутилась Флаиа.- Тело для него никогда ничего не значило!
        - И он никогда не хотел прикоснуться к тебе? Никогда не хотел изучить твое тело и вдохнуть его жизнь в одну из своих скульптур?
        - Иногда.
        - Вот видишь.
        - Но это было просто желание, которое всегда можно контролировать. Мы жили не плотью, а чувствами, если, конечно, ты знаешь, что это…
        - Знаю,- покрытое морщинами лицо напряглось.- Знаешь, сколько дней я ждала, что он вернется. Не в то время, когда он ушел к тебе, а сейчас, когда Джаад предпочел нам либертинцев.
        - Но он не хотел тебя.
        - Нет,- в выцветших глазах вспыхнул бессильный гнев.- Мне больно это говорить, но думаю, он ждал лишь одного человека.
        - Меня?- робко спросила Флаиа.
        - Тебя,- выдохнула Бертина.- Но ты позволила ему уйти. Ты сидела здесь, пока он обливался слезами в чужом мире. Ты оставила его. Предала.
        - Я ждала его!
        - Это он ждал тебя, а ты смиренно принимала неизбежность,- высушенные временем пальцы Бертины сжали молодую руку соперницы.- Знала ли ты, чем жил Джаад до тебя? Знала ли ты его прежнюю жизнь, не здесь, а там, за пределами замка?!
        - Пожалуйста, отпусти меня!
        - Как мог Джаад любить человека, который любит только свои чувства?!- Бертина ослабила хватку, позволяя Флаиа освободить руку.
        - Никогда больше не прикасайся ко мне! Ни ты, ни кто-либо другой!
        - Как мог Джаад любить тебя…- вздохнула Бертина.- Как мог любить…

* * *
        Абак ждала тот день, когда брат оставит Хрустальный замок и вернется к ней, но вместо этого сама оказалась в Хрустальном замке. Кариш раболепно оглядывался по сторонам, а она лишь пыталась сдержать нарастающее чувство тревоги. Длинные коридоры уходили в бесконечную даль, залы были огромными и кристально чистыми. В фонтанах журчала неиссякаемая вода, которая несла жизнь и могла исцелить все болезни…
        - Прости, что не смогла сама прийти к тебе,- сказала Бертина Абак и посмотрела на Кариша.- Это твой муж?
        - Пока еще нет,- сказала Абак, поражаясь, насколько же быстро время забирает красоту и свежесть.
        - Что-то не так?- спросила Бертина.
        - Ты всегда была такой красивой!- призналась Абак.
        - А ты всегда была честной,- грустно улыбнулась Бертина.- Помнишь, что говорил об этом Джаад?
        - Ложь, как змеиный яд, убивает медленно, но верно?
        - Именно.
        Они замолчали, зная, что ждать больше нельзя.
        - Что с моим братом?- решилась начать Абак.
        - Он не вернулся.
        - Не вернулся? Как не вернулся?
        - Пойдем,- Бертина взяла ее под руку.- Я отведу тебя к женщине, с которой Джаад жил последние столетия. Она лучше меня сможет объяснить тебе его решение…

* * *
        В покоях Флаиа было тихо и пахло фимиамом. Чистое небо уходило за горизонт. Ветер колыхал шторы.
        - Почему ты отпустила его?- тихо спросила Абак.
        - Я не знала, что он уйдет,- призналась Флаиа.
        - Значит, ты ничего не знала.
        - Последнее время мне тоже начинает так казаться.
        - Если бы Бертина была чуть моложе…
        - Никто не мог знать, как поступит Джаад.
        - Невозможно знать то, что ты не понимаешь.
        - Думаешь, я не понимала его?
        - Нет.
        - Но мы любили друг друга.
        - Иногда этого мало.
        - Ты говоришь как Бертина.
        - Я говорю как сестра Джаада.
        - Почему же он никогда не хотел навестить тебя?
        - Он не хотел этого только когда жил с тобой.
        Женщины замолчали. Кариш стоял на балконе и как завороженный разглядывал раскинувшийся внизу мир.
        - Я могу попытаться вернуть его,- сказала Флаиа.
        - Ты должна попытаться,- Абак взяла ее за руку, чувствуя, как напряглось ее тело.- И неважно, сделаешь ты это ради него, меня или самой себя. Главное, чтобы он вернулся. Главное, чтобы он захотел вернуться…

* * *
        Огоньки в глазах Бертины потухли, словно время высосало из нее и эту силу.
        - Ты просишь меня помочь тебе?- спросила она Флаию.
        - Да,- голос был тихим, надломленным.- Ты- наблюдатель. В твоем праве отвести меня туда.
        - Прошло слишком много времени…
        - Я должна…
        - Мы потеряли его след,- только сейчас Бертина повернулась к просящей женщине лицом.- Мир либертинцев слишком велик…
        - Ну и что.
        - Ты не знаешь его законов, не знаешь правил.
        - Джаад тоже не знал.
        - Ты не Джаад!
        - Но лишь я могу вернуть его. Ты же сама так сказала.
        - Может быть, я этого не хочу.
        - Не хочешь, чтобы вернулся Джаад?
        - Не хочу, чтобы его вернула ты.
        Они какое-то время молчали, не решаясь заглянуть друг другу в глаза.
        - Если бы я только знала иной способ…- прошептала Бертина.

* * *
        Саддук искрился и пульсировал за спиной женщин. Всплески неисчерпаемой энергии тянулись к ним, не желая отпускать в этот странный, враждебный мир.
        - Чувство такое, будто только что родилась заново,- сказала Флаиа, обхватывая руками свои худые плечи.- Почему здесь так холодно?
        - Это ветер,- сказала Бертина.
        - Ветер? Разве у нас нет ветра?
        - У нас все контролирует Саддук, здесь же никто ничего не контролирует.
        - Странно, что этот мир все еще живет.
        - Ты удивишься, когда узнаешь, сколько здесь всего странного.
        - Я уже удивляюсь,- поежилась Флаиа и с надеждой посмотрела на сгусток энергии, который была вынуждена оставить.- Что это за место?- спросила она, оглядываясь.
        - Это пригород Акрида. Двор одного из частных домов.
        - Здесь живет Джаад?
        - Нет. Но здесь живет тот, кто сможет тебе помочь найти Джаада.
        - Я что… Я должна буду общаться с либертинцами?!
        - И не только общаться,- в глазах Бертины на мгновение вспыхнул огонь, но тут же погас.- Постучишь в дверь и, когда тебе откроют, расскажешь обо всем, что знаешь.
        - Но разве я имею право?
        - Ты хочешь искать Джаада или соблюдать правила?!
        - Но…
        - Никаких «но»!- Бертина обернулась и посмотрела на пульсирующий кокон.- Сделаешь, что я говорю, и вернешься сюда. Я буду ждать тебя.
        Флаиа сомневалась.
        - Два часа в этом странном, объятом ночью мире, а потом целая жизнь с человеком, которого ты любишь,- разве это не стоит того?!- и снова огонь в глазах. Огонь, который Бертина уже не могла скрыть.- Иди же!- прикрикнула она.
        Флаиа вздрогнула, повернулась и, пошатываясь, пошла по коротко стриженному газону в направлении небольшого одноэтажного дома…

* * *
        Стук в дверь был негромким, но Хааст проснулся. Жена тихо посапывала во сне. Распятье над кроватью поблескивало в лунном свете. Хааст посмотрел на часы- 2.30. «Может быть, что-то случилось на базе?»- подумал он, поднимаясь с кровати. Пол был холодным. Хааст отыскал тапки и пошел открывать.
        - Кто вы?- сонно спросил он стоявшую на пороге светловолосою девушку. Одежды на ней почти не было, если не считать тонкую, прозрачную накидку, под которой хорошо просматривалось худое тело.- Почему вы в таком виде?
        - Я…- девушка обернулась, словно ища поддержки у невидимого спутника.- Я должна кое-что рассказать,- тихо сказала она, почти шепотом. Хааст напомнил ей, который час.- Я должна кое-что рассказать,- настырно повторила она.
        - Идите домой,- посоветовал Хааст, но дверь закрывать не стал. Молодая грудь под прозрачной накидкой девушки вздрогнула. Небольшие соски набухли от холода. Ветер осторожно перебирал длинные белые волосы.- Где вы живете?
        - Далеко.
        - Далеко?- Хааст подумал о жене и что она скажет, если он впустит эту девушку в дом.- Как же вы оказались здесь?
        - Саддук.
        - Что?
        - Саддук перенес меня из моего мира в ваш.
        - Сад-дук?- переспросил Хааст, пытаясь разглядеть зрачки девушки. «Нет, на наркоманку не похожа»,- думал он.
        - Саддук управляет нашим миром, контролирует природу и все физические и биологические процессы…
        - Пожалуй, лучше пройти в дом,- сказал Хааст, пытаясь взять девушку за руку. Она вырвалась. Шарахнулась от него как от огня.- Что с вами?- опешил Хааст.
        - Никогда… Никогда не смей прикасаться ко мне!- прошипела девушка.
        - Успокойтесь…
        Хааст снова попытался взять ее за руку. И снова она вырвалась. Вырвалась и побежала прочь. Порыв ветра растрепал ее длинные волосы и неприлично поднял к поясу прозрачную накидку.
        - Стойте!- кричал Хааст, пытаясь догнать ее.- Прошу вас, стойте!
        - Бертина!- закричала девушка, останавливаясь возле высокого забора.- Где ты, Бертина?!
        Хааст схватил ее за плечи и повалил на землю. Она не сопротивлялась. Лежала под ним и продолжала звать кого-то, но голос с каждым новым мгновением становился все более и более безнадежным…

* * *
        Горы. Бертина оставила защитный кокон, позволяя ледяному ветру коснуться ее тела. Заиндевелые окна долго не хотели оттаивать от ее дыхания, но в конце ей все-таки удалось отогреть небольшой участок, чтобы заглянуть в дом. Джаад сидел возле камина, слепо исследуя лицо десятилетнего мальчишки с черными кудрявыми волосами. Зрение покинуло его, словно в наказание за принятое им решение. Этот мир был слишком ярким, слишком сочным для слабых глаз, здоровье которых поддерживал Саддук. Когда Бертина последний раз навещала своего возлюбленного, он еще что-то видел. Сейчас же был совершенно слеп. Слеп, но не печален, и это сводило Бертину с ума. Ей хотелось войти в дом и рассказать этому слепцу, как она поступила с его женщиной. Как она поступила с той, на которую он променял ее. Рассказать и увидеть боль и страдания на этом родном лице. И когда из невидящих глаз польются слезы, она рассмеется. И это будет ее месть, которая убьет любимого человека, ставшего ей ненавистным. Но именно поэтому, чтобы продлить мучения, она никогда не сделает этого. Она будет приходить сюда и упиваться своим триумфом. И жить.
Жить так долго, как только сможет, чтобы увидеть мучения всех, кто предал ее и заставил страдать. И никто не сможет спасти их от этого гнева…

* * *
        Фрай. Флаиа смотрела то на него, то на Хааста и понимала, что они не верят ни одному ее слову. Преданная и всеми забытая. Гнев бурыми пятнами покрывал ее бледные щеки, пронзал насквозь естество, и не было от него спасения. «Возможно,- думала Флаиа,- виной всему этот несовершенный мир, который пропитан ненавистью и гневом. Он здесь повсюду, как вирус, от которого нет спасения. Он заразил Джаада, проник в сознание Бертины и вот теперь подчиняет меня. И власть его с каждым часом становится все сильнее».
        - Да поверьте же мне!- закричала Флаиа, вскакивая на ноги.
        Стул с грохотом опрокинулся на пол. Пальцы сжали горлышко графина, который стоял на столе Фрая. Ведомая гневом рука занесла его над головой. Вода полилась на пол, струясь и извиваясь по худому телу. Лицо Фрая было таким близким, таким самодовольным- идеальная цель. Хааст перехватил руку разгневанной девушки. Стальная хватка сдавила запястье. Флаиа разжала пальцы. Графин упал и разбился. Зазвенело стекло. Гнев не находил выхода, сжимая сердце бессильной яростью.
        - Ненавижу!- верещала Флаиа.- Ненавижу вас всех!
        А Фрай уже вызывал санитаров и набирал в шприц лекарство для внутривенной инъекции…

* * *
        Нависшие над кроватью стены что-то тихо нашептывали, словно плакальщики, собравшиеся у постели умирающего, имя которого они узнали лишь перед тем, как войти к нему. Больничный халат, который надели на Флаию, пропитался потом и вонял. Этот запах вгрызался в ноздри и сводил с ума больше, чем нависшие белые стены. «Этот мир убивает меня,- думала она.- Я заразилась его распадом. Его гниение проникло в мое тело и теперь пытается проникнуть в мой разум». И не было спасения от этих мыслей. Они жили отдельной от хозяйки жизнью, сводя ее с ума осознанием безнадежности и бесконечной тревоги.
        - Бертина!- закричала Флаиа, выгибая спину, пытаясь разорвать сдерживающие ее тело ремни.- Я убью тебя, Бертина! Убьюююю…
        А стены все перешептывались и перешептывались о чем-то…

* * *
        - Потрясающе,- сказал Фрай, наблюдая на мониторе за конвульсиями обезумевшей девушки.- Где ты нашел ее?
        - Нигде,- покачал головой Хааст.- Она сама пришла ко мне.
        - Потрясающе,- Фрай облизнул полные губы.- И это тело… Ты видел ее кожу? Она практически идеальна…
        - Убью!- верещала на мониторе Флаиа.
        - А кто такая Бертина?- он включил запись разговора в его кабинете.- Это что, какая-то соперница? Подумать только, как легко в этом мире свести человека с ума?! Немного чувств, немного неверности- и вот он, результат,- он снова посмотрел на монитор, где Флаиа неистовствовала в своей палате.- А ведь она так красива! Кто-то мог бы быть счастлив, заполучив это тело себе в жены…

* * *
        Искушение было слишком сильным. Бертина боролась с ним так долго, как только могла, но оно было сильнее здравого смысла. Увидеть боль, увидеть страх, увидеть муки… Пространство вздрогнуло, пронзаемое искрящейся энергией.
        - Ты!- прошипела Флаиа, и громкий смех ее соперницы прорезал тишину затянутой в мягкий войлок палаты.- Я убью тебя!
        - Нет, не убьешь,- Бертина деловито прохаживалась вдоль кровати.- Как же ты хороша!- Изуродованная временем рука прикоснулась к обнаженной ноге.
        Флаиа напряглась. Напряглась, словно хищник, который выжидает, чтобы разорвать свою жертву: неподвижно, беззвучно, готовясь к финальному броску.
        - Я говорила тебе, что Джаад ослеп?- пальцы Бертины заскользили выше, под подол пропахшего потом голубого халата.- Знаешь, что ценят в женщинах в этом мире?
        - Ненавижу тебя,- Флаиа сжала ноги, пытаясь остановить руку Бертины.- Ненавижу…- она выгнула спину, задыхаясь от беспомощности.
        - Посмотри на меня,- велела Бертина.- Посмотри на меня!- Ремни впились в молодую кожу. Из темных глаз потекли слезы.- Ты никогда не вернешься в свой мир! Не захочешь возвращаться!- шептала Бертина, а слезы все катились и катились по раскрасневшимся щекам Флаии…

* * *
        Фрай не отрываясь смотрел на монитор. Он не мигал, боясь упустить хоть что-то. Помехи на мониторе то появлялись, то исчезали. Фрай прибавил звук, пытаясь расслышать за нескончаемым треском голос старой женщины, вышедшей из искрящегося кокона. «Что это? Кто это?»- лихорадочно соображал Фрай.
        Зазвонил видеофон. Фрай попытался на ощупь отключить его, но в итоге просто смахнул со стола.
        «Ты никогда не вернешься в свой мир. Не захочешь возвращаться»,- не столько расслышал, сколько прочитал по губам старухи Фрай.
        У него началась икота. Он задержал дыхание. Забыл, что надо дышать. Немигающие глаза налились кровью, и в какой-то момент Фраю показалось, что по его щекам текут не слезы, а кровь из лопнувших капилляров. Но все это не имело никакого значения. Лишь старуха и пульсирующий кокон…

* * *
        Фрай шел по коридору, и сердце бешено колотилось в груди. «Главное не бежать!- думал он.- Главное не показывать подчиненным свое волнение!»
        Девушка. Она все еще плакала, когда Фрай вошел в ее палату. Не сломленная, нет. Скорее, отмеченная клеймом ненависти и гнева. Она смотрела на Фрая, и взгляд этот мог растопить любой ледник, прожечь тело и испепелить сердце.
        - Я убью ее!- шипела она.- Убью! Убью! Убью…

* * *
        Ночь. Фрай лежал в кровати и не мог заснуть. Он не сошел с ума. То, что он видел, было так же реально, как разбившийся видеофон, который он сбросил на пол, как простыни, прикасавшиеся к его телу, как газы, бурчащие в животе… Фрай встал с кровати и включил запись, на которой девушка, привезенная Хаастом, рассказывала о войне с Сересом и ее истинных причинах. Что если все это правда? Что если весь этот мир, который он знает, всего лишь полигон для выборов тех, кто всегда будет стоять на десяток ступеней выше? Нет, люди не должны знать об этом. Никто не должен знать об этом, кроме тех, кто стал невольным свидетелем открывшейся истины. Потому что правда перевернет мир, изменит его, уничтожит…
        - Я не позволю этому случиться,- решительно заявил Фрай. Нет, не заявил. Он поклялся в этом. Поклялся самому себе. Ведь теперь он знает. Знает то, что не должен был знать. И он изучит эти знания. Изучит и преумножит…

* * *
        Яркий, всепроникающий свет бил в глаза. Ремни все еще сковывали тело, но Флаиа уже не обращала на это внимания. Искрящиеся диски в созданной Фраем камере вращались вокруг нее. Десятки, сотни дисков… Флаиа зажмурилась, чувствуя, как что-то незримое пробирается в мозг. Она попыталась сопротивляться, но это было сильнее нее. Оно стирало воспоминания, стирало чувства, стирало личность. Сначала Флаиа забыла о своем мире, затем о жизни, которая была прежде, о Джааде, Бертине… У нее не осталось ничего, кроме ненависти и гнева, но вскоре и они превратились в прах… Осталась лишь пустота, которая звенела в ушах своим совершенством. Звенела и звенела… И этот звук начинал нравиться ей- девушке без имени. Девушке без прошлого. Девушке без чувств…

* * *
        Четыре девушки копира были молчаливы и холодны. На вид им было лет тринадцать-шестнадцать, не больше. Идеально гладкая кожа, правильные черты лица, длинные волосы… Если бы Хааст не знал, что пятая девушка когда-то была человеком, то ни за что не нашел бы отличий. По крайней мере, с первого взгляда.
        - Нас могут отдать под суд за это,- сказал он Фраю.
        Доктор щелкнул языком и расплылся в улыбке.
        - Думаю, правительству не обязательно знать об этом. Хотя бы до тех пор, пока мы не убедимся, что система работает.
        - Ты хочешь сказать, что они одобрят это?!
        - Политика сложная штука, Хааст!- Фрай подозвал к себе светловолосую девушку.- Я буду наблюдать за тобой,- пообещал он.
        Девушка смотрела на него темными глазами и молчала, словно машина, которая ждет указаний своего хозяина.
        - Передашь ее сегодня Натану,- сказал Фрай Хаасту, продолжая смотреть на девушку.- Скажешь ему, чтобы пристроил ее в какой-нибудь дом, где ее тело придется кстати,- Фрай ждал реакции на эти слова, но лицо девушки не выражало никаких эмоций.- Думаю, они хотели бы именно этого.
        - Они?- переспросил Хааст.
        - Забудь,- качнул головой Фрай.- Я просто хотел кое-что проверить… И Хааст…
        - Да?
        - Установи за ней непрерывное наблюдение. Так, на всякий случай…
        Хааст кивнул и протянул светловолосой девушке руку. Он вел ее по бесконечным коридорам и вспоминал ту ночь, когда впервые увидел ее на пороге своего дома. Тогда она возбуждала его, сейчас- нет. Девушка без памяти, девушка без прошлого… Когда она еще была другой, Хааст потратил несколько часов, пытаясь отыскать ее родственников, но все было тщетно. Она словно и не существовала в этом мире. Словно все истории были… Нет. Хааст улыбнулся. Когда-нибудь вся эта работа сведет его с ума. Вот он идет и уже готов поверить в полнейший бред, который рассказала ему эта сумасшедшая. А что потом? Он потеряет связь с реальностью и уже никогда не сможет вернуться- вот что потом. Не стоит заглядывать в бездну, если не собираешься прыгнуть в нее. А он не собирается. Он проживет долгую и счастливую жизнь и умрет нянча внуков. А бездна… Бездна- это плохо… Хааст шел и думал о внуках, а Фрай наблюдал за ним и улыбался. И казалось, весь мир принадлежит ему. Казалось… Но Фрай знал, что это не так.
        Глава вторая
        Гипсовый бюст кажется хрупким и беззащитным, когда Дариус берет его огрубевшими руками.
        - Невероятно, правда?- спрашивает Манн.
        Дариус молчит, изучая гипсовый бюст мальчика лет десяти. Толстые пальцы скользят по завиткам кучерявых волос.
        - Мне пришлось выложить за него двадцать тысяч,- говорит Манн.
        - Двадцать тысяч?- Дариус возвращает бюст владельцу.
        - Осторожно!- предупреждает Манн.- Это же исторический момент.
        - Ты уверен, что тебя не обманули?
        - Обманули?!- обижается Манн.
        - Все когда-нибудь ошибаются,- говорит Дариус.
        - И как ты себе это представляешь?!- Манн ждет ответа, но ответа нет.- Признайся, что ты просто боишься в это поверить.
        - Боюсь,- признается Дариус и смотрит на гипсовый бюст.- Ты проверил его по базе?
        - Ничего.
        - Может быть, это какая-нибудь новая афера?- Дариус лихорадочно пытается найти объяснение.- Кто-то взломал базу и…- он замолкает. Голова отказывается думать. Нет. Голова думает, но отказывается воспринимать.
        - Тысячи лет тишины, а тут такое!- пританцовывает Манн.- Знаешь, мне сказали, что этот парень слеп, как крот! Представляешь, первый за тысячу лет творец, да еще и слепой! Страшно даже подумать, что напишут об этом газеты…- Манн замолкает и смотрит на Дариуса.- Скажи мне, что я не сплю!
        - Ты не спишь,- говорит Дариус и садится за стол.- Но лучше бы ты спал.

* * *
        Шмидт поднял воротник пальто и вышел на улицу. Машина, которая кормила его последние десять лет, осталась в запертой квартире.
        - Ты всего лишь шарманщик!- сказала ему три года назад жена и ушла к финансовому менеджеру какой-то макаронной компании.
        «По крайней мере, честно»,- решил тогда Шмидт. Он все равно никогда не любил ее…
        Шмидт посмотрел на часы. Аэрокэб задерживался. Диана стояла рядом, и ветер трепал ее длинные белые волосы…
        - Это копир?- спросил агент Хэнзард, когда Шмидт и Диана вошли в его кабинет.
        - Да,- смутился шарманщик.
        - У меня есть электронная собака,- признался агент.- Это, конечно, не одно и то же, но все же…- он прокашлялся и открыл личное дело Шмидта.
        - Это все про меня?- спросил Шмидт, разглядывая толстую папку.
        - Удивлены?
        - Немного,- Шмидт передернул плечами и посмотрел на Диану.
        - Почему вы не оставили ее дома?- спросил агент, продолжая что-то читать.- Я, например, всегда оставляю свою собаку дома, когда ухожу на работу.
        - Простите,- смутился Шмидт.- Мне подарили ее недавно, и я еще не привык…
        - Понятно,- агент сделал какую-то пометку в личном деле Шмидта.- По крайней мере, не лает, как моя собака.
        - Да,- согласился Шмидт.
        Агент поднялся на ноги и включил электрический чайник.
        - Старая модель,- пожаловался он.- Всегда приходится ждать.
        - Можно завести копира,- осторожно предложил Шмидт.- Очень помогает в хозяйстве, особенно если брать б.у.
        - У меня есть девушка,- сказал агент.- И собака.
        - Ну, если так…- Шмидт пожал плечами и спросил о своей шарманке.- Почему служащие из «Феликса» отправили меня к вам?
        - А вы не догадываетесь?
        - Нет.
        - И мы тоже,- признался агент. Чайник закипел, и он заварил себе чашку чая. Вернулся за стол. Выудил из открытой папки пару скрепленных между собой листов и протянул Шмидту.- Это создала ваша шарманка?
        - Да.
        - До того, как у вас появился копир, или после?
        - После, но разве это важно?
        - Возможно,- агент сделал какую-то запись и сказал, что служащие «Феликса» вынуждены будут конфисковать шарманку…

* * *
        Сладдек смотрит на гипсовый бюст и говорит, что это невозможно.
        - Это может сломать всю систему!- говорит он, и Дариус согласно кивает.- Если Манн окажется прав и тот слепец действительно может творить, не используя шарманку…
        Сладдек смолкает и пытается подсчитать убытки… Его определенно устраивает прежнее положение вещей, и он не хочет ничего менять. «Феликс» вечен. Правительства сменятся, войны начнутся и закончатся, а «Феликс» будет жить. Так было тысячи лет, почему же сейчас какой-то слепец должен что-то менять?
        - Манн не узнал, есть ли еще такие как слепец?
        - Пока нет,- говорит Дариус.- Я убедил его подождать несколько дней и не делать заявление, но это лишь вопрос времени.
        - А наша база? Ты связывался с секретарями «Феликса»?
        - И я, и Манн,- говорит Дариус.- Мы даже запросили базу всех скульпторов и художников и обзвонили каждого из них…
        - И ничего…- понимает Сладдек.- Ни одна шарманка не создавала ничего подобного?
        Дариус кивает. На ум почему-то приходит шарманка Шмидта, вернее, ее незаконченный рассказ.
        - Агенты АНБ занимаются сейчас одним делом…- осторожно начинает Сладдек.- Одна из шарманок… В общем, думаю, она предсказала слепца.
        - Причем здесь АНБ?
        - А ты думаешь, на кого мы работаем?
        - Все мы на кого-то работаем, но…
        - Но я же не знал, что это правда. Сам понимаешь, на шарманки всегда очень большой спрос, а тут вдруг такой шанс обвинить одного из владельцев в невменяемости и передать его право на шарманку кому-то другому.
        - Не кому-то, а тем, кто больше заплатит…
        - Это уже издержки.
        - Да. Издержки.
        - Как находка Манна…- Дариус смолкает и смотрит на Сладдека, указывая на дверь.- Лучше поговорить об этом на улице,- говорит он одними губами, и Сладдек согласно кивает.

* * *
        Агент Раш сел за стол и включил запись допроса Анны Каплан. Что-то в этой женщине не давало ему покоя. Не допрос. Нет. Что-то было в ней самой. В ее образе. Он, как солнечный ожог сетчатки, настырно витал перед глазами, мешая работать. Раш вспомнил о назначенном свидании. Пальцы вспотели, словно в них снова был выключатель подачи тока… Щелк. И тело азиата изгибается на столе, пронзаемое электрическими разрядами. А Раш сидит и смотрит. И цапля, которой он отстрелил голову, чтобы освободить лягушку, лежит у его ног. И лягушка выбирается из ее желудка… И песня. Одна из тех, которые конфисковал агент Хэнзард у Анны. Она играет и играет по кругу:
        Неужели они убедили тебя поменять
        Своих героев на призраков?
        Жаркий пепел на лес?
        Горячий воздух на прохладный ветер?
        Холодный комфорт на цепи?
        И ты изменил
        Ход событий на войне
        За главную роль в клетке?
        Как я хочу, как я хочу, чтобы ты был здесь.
        Мы словно две потерянных души,
        Плаваем, как рыбы в аквариуме,
        И год за годом
        Мы топчемся на старом месте.
        Что мы нашли?
        Все те же старые страхи.
        Хочу, чтобы ты был здесь…
        Раш остановил запись допроса. Увеличил изображение. Прикоснулся пальцами к обнаженным коленям на экране… Всего лишь одна ночь… И он уже почти решился позвонить. Почти решился…

* * *
        Пожар в офисе Манна начинается в 22.30, и локализовать его удается лишь спустя три часа. Дариус и Сладдек стоят среди прочих зевак и, запрокинув головы, смотрят, как пожарный аэрокар, зависнув возле восемнадцатого этажа, направляет мощную струю пены в оплавившиеся окна.
        - Мой бюст! Спасите мой бюст!- кричит Манн пожарным.
        - Теперь нужно найти слепца,- говорит Дариус Сладдеку.
        - Найдем,- обещает Сладдек.- Обязательно найдем.

* * *
        Шмид вышел из кабинета Хэнзарда. Голова болела, и хотелось напиться.
        - Они просто выполняют свою работу,- сказал он Диане.
        Она согласилась. Они вышли на улицу и вызвали такси. Старый лифт поднял их на сорок седьмой этаж. Дверь была закрыта, но не заперта. «Нужно будет написать жалобу в «Феликс»»,- подумал Шмидт, проходя в свою квартиру. Диана сняла пальто и повесила его на вешалку.
        - Тебе помочь раздеться?- спросила она Шмидта.
        Он не ответил- просто стоял и смотрел на то, что осталось от его квартиры.
        - Я же ничего не сделал!- прошептал Шмидт, прошел в гостиную. На единственно уцелевшем стуле сидел агент Раш.- За что?- тупо спросил его Шмидт.
        - Вы скажите.- Раш закурил сигарету.- Ничего, если я буду стряхивать на пол?
        - Да какая теперь уж разница…

* * *
        Дариус смотрит на дешевую сигарету в руке сына и говорит, что за такой низкосортный товар должен платить не он, а компания-производитель должна доплачивать ему за то, что он курит это. Сын пожимает плечами и спрашивает:
        - Ты знаешь Ульриха Шмидта?
        - Нет,- говорит Дариус.
        - Его шарманка тоже пишет о тебе.
        - Не слишком ли много внимания?
        - Я говорю серьезно.
        - И кто же, по-твоему, этот слепец, который разрушит наши жизни?
        - Не знаю. Думал, ты мне скажешь.
        - Понятия не имею!- Дариус разводит руками и трясет седой головой.- Скажи,- голос его становится вкрадчивым,- я слышал, правительство синтезировало новый галлюциноген и начало поставки на черный рынок, желая узнать его действие…
        - Я не употребляю наркотики,- говорит сын.
        - Откуда же тогда весь этот бред?
        - Я же говорю- чертова машина! Мне бы такого и в голову никогда не пришло. К тому же шарманка Шмидта тоже пишет об этом.
        - Вот как?- думает Дариус и звонит Сладдеку.
        - Извини,- говорит он сыну. И уже Сладдеку:- Нужно встретиться.

* * *
        - Пошел к черту!- говорит Кэт и пинает электронного чихуахуа ногой.
        Собака отлетает к стене и начинает тявкать.
        - Осторожней!- говорит Хэнзард.- Это уже третья!
        - А мне плевать!- Кэт расстегивает блузку. Пальцы сжимают подол короткой юбки.- Хочешь посмотреть, что там, или будешь плакать о своей ненастоящей собаке?- и уже после, на полу, пытаясь поправить мокрую от пота одежду:- Так с кем, ты говорил, мне нужно встретиться, чтобы забрать копира?

* * *
        Ночь. Дешевые глазные имплантаты сбоят на холоде, но Миранда старается не обращать на это внимания. Шмидт стоит под фонарем и зовет ее по имени.
        - Не бросай меня!- кричит он.- Пожалуйста, не бросай меня.
        - Ты уверен, что Шмидт работает на АНБ?- спрашивает Миранда.
        - Разве можно в наше время быть в чем-то уверенным,- говорит Манн.- Они даже детям своим готовы промыть мозги, лишь бы те не стояли у них на пути.
        - И я должна тебе верить?
        - А мне плевать,- он вспоминает пожар в своем офисе. Вспоминает Сладдека и Дариуса.- Считай, что я просто хочу отомстить.
        - Если то, что ты рассказал мне, окажется правдой…
        - Вопрос не в том, правда это или нет, вопрос в том, сможешь ли ты предать это огласке, прежде чем они уничтожат все доказательства так же, как уничтожили бюст в моем офисе.
        - Знаешь, что говорила моя мать в таких случаях? Никогда не борись с системой. С людьми- да, но не с системой,- Миранда улыбнулась.- Она умерла у меня на руках, потому что один из солдат Акрида вспорол штыком ей брюхо.
        - Системе плевать на нас. Она как шлюха, которая трахается ради своего собственного наслаждения. И до тех пор, пока ты можешь удовлетворить ее, ты ей нужен, а потом…
        - А потом тебе вспорют брюхо, а твоей дочери вырежут глаза, чтобы она не видела того, что произошло…

* * *
        Анна ждала. Сидела в своей квартире и смотрела на видеофон. Олег не звонил. Раш не звонил. И она уже не знала, какого звонка ждет больше, а какого боится. Все зависело от того, кто позвонит первым. Да. Илучше бы это был Раш. Ужин, вечер, секс. Ему не нужно от нее ничего, кроме тела, а потом она сможет забыть об этом, вычеркнуть из памяти… Но если первым будет Олег, то как она объяснит ему, что должна переспать с Рашем, чтобы их оставили в покое? Да и есть ли у них выбор? Это же просто глупая случайность, просто жизнь… Как та песня… Анна тщетно пыталась вспомнить мотив, но в голову приходили только слова:
        Если ты будешь катиться
        По тонкому льду современной жизни,
        Влача за собой молчаливый укор
        Миллиона заплаканных глаз,
        Не удивляйся, когда затрещит лед
        И под твоими ногами появится трещина.
        Ты скользишь, теряя почву под ногами
        и забыв обо всем на свете,
        И страх наполняет тебя,
        Когда ты цепляешься за тонкий лед…
        Глава третья
        Они- камни подводные в ваших праздниках любви. Без малейших угрызений пируют они с вами, но беспокоятся только осебе. Они- облака без влаги, ветром несомые. Они- деревья осенние, но бесплодные, а потому вырывают их под корень, и, значит, они умерли дважды. Они- волны бурные морские, покрытые пеной постыдных дел своих, звезды блуждающие, которым навечно назначена темнейшая тьма. Соборное послание Иуды 12,13

* * *
        Ночь. Загородный дом агента Хэнзарда. Холодные звезды отражаются в черных окнах. Служебный аэрокар стоит возле закрытого гаража.
        - Ну что, какой у нас план, сержант?- спрашиваешь ты Харриса.
        - А нет никакого плана, солдат,- говорит он.- Уже вообще ничего нет.
        А Майк говорит, что это прямо как в той песне:
        Не нужно мне никаких стен вокруг,
        И никакие наркотики не утешат меня.
        Я видел послание на стене.
        Думаю, мне совсем ничего не нужно.
        Нет. Не думаю, что мне вообще что-то нужно.
        В общем-то, все это были лишь кирпичи в стене…
        Вы поднимаетесь по крыльцу. Массивная дверь открывается наружу- можно и не пытаться выбить ее. Нужно искать другой вход, или окно, или, если повезет, дверь гаража. Вам везет. Внутри нет ни одного инструмента, лишь наметенный ветром в открытые ворота снег. Харрис подходит к двери, ведущей в дом. Заперто.
        - Похоже, агенту плевать только на гараж,- говорит он и бьет ногой в дверь. Она распахивается и ударяется о стену. Где-то внутри дома начинает лаять собака.- Ищи Хэнзарда!- командует Харрис.
        Вы, не сговариваясь, расходитесь в разные стороны. Дом оказывается вовсе не таким маленьким, как казался снаружи. Ты идешь по коридору и распахиваешь одну за другой закрытые двери. В ушах стрекочут бесконечные выстрелы и слышатся крики солдат. Но все это лишь в твоей голове. Крохотная собака выскакивает из гостиной и кусает тебя за ботинок. Маленькие зубы настырно грызут свиную кожу. Ты бьешь ее другой ногой. Даже не бьешь, а топчешь, вминая в пол. Электронные глаза выскакивают из глазниц, искрят микросхемы.
        - Зачем ты сломал ее?- спрашивает Хэнзард.
        Он стоит напротив тебя, сонный, в больших трусах и без оружия.
        - Убей его,- говорит тебе Майк.- Представь, что он- это все, что ты ненавидишь, и убей!
        - Харрис!- кричишь ты.
        Втроем вы вваливаетесь в спальню Хэнзарда, ломая на пути дверь. Кулак агента попадает тебе в бровь, и по лицу струится теплая кровь. Женщина в кровати начинает верещать.
        - Ух!- веселится Майк.- Как в старые добрые времена! Ей богу, как в старые добрые времена…
        Вдвоем с Харрисом вы валите агента на пол. Женщина на кровати продолжает кричать. Ее полные груди трясутся, маяча у тебя перед глазами. И Майк сидит, обдолбанный, под ясенем и играет на гитаре, наблюдая за происходящим севшими зрачками:
        Девочка, ты должна любить своего мужчину.
        Девочка, ты должна любить своего мужчину.
        Возьми его за руку.
        Заставь его понять:
        Этот мир зависит от тебя.
        Наша жизнь никогда не закончится.

* * *
        - Это ничего тебе не даст,- говорит привязанный к стулу Хэнзард. Его подружка, запертая в ванной, барабанит в дверь.- У правды нет лица. Если хочешь кого-то обвинять, то обвиняй себя…
        Ты бьешь его. Бьешь до тех пор, пока есть силы поднимать руки… Тишина. Даже подружка агента- и та стихла.
        - Дай мне сигарету,- говоришь ты Харрису, потому что кулаки болят так сильно, что ты не можешь пошевелить пальцами.
        Крупные капли пота текут по лицу. От полученной информации голова идет кругом.
        - Мост уже слишком узок, чтобы идти дальше,- говорит тебе Майк.
        - Еще немного,- шепчешь ты.- Еще совсем чуть-чуть.
        Зеленые цифры на будильнике Хэнзарда показывают три часа ночи.
        - Расскажи мне про горы,- говорит Харрис.
        - Гор больше нет,- говоришь ты, пытаясь подняться на ноги.- Больше нет…

* * *
        Открой дверь. Слышишь? Настенные часы, там, в дальнем углу: тик-так, тик-так, тик-так… Загляни в комнату отца. Кровать заправлена. Лунный свет серебрит чистые простыни. Знаешь, по-моему, в этом мире ничего нельзя планировать. Ты еще не понял? Тогда зайди в комнату Кэт. Чувствуешь? Это запах лаванды.
        - Красивая,- говорит Майк.
        Ты пожимаешь плечами и включаешь свет. Яркие лучи заливают комнату.
        - Что ты здесь делаешь?- спрашивает Кэт.- Что все это значит?
        Ты молчишь. Молчишь, потому что если видишь свою сестру, значит, Хэнзард не врал: слепец ищет Диану, ты трахал Диану, АНБ ищет слепца, Миранда хочет спасти слепца и отвести к нему Диану… А кто-то наблюдает за этим и хлопает в ладоши. Потому что, как сказал Хэнзард, у правды нет лица. Она безлика… Как и все мы… Всего лишь стена. Всего лишь еще один кирпич… И слепец умрет в любом случае. И если это будут не агенты АНБ и твой отец, то это будешь ты. Потому что вирус, который течет в твоей крови, теперь течет и в крови Дианы… А Кэт сидит на кровати и улыбается. Спроси ее о вирусе. Спроси, хотя и знаешь ответ.
        - Все,- говорит Майк.- Еще один шаг по этому мосту- и конец. Выбирай: назад или вперед.
        - Вперед,- говоришь ты. И от реальности ничего не остается. Ты лежишь с Кэт под ясенем, а Майк где-то рядом бренчит на гитаре:
        Давай, детка, зажги мой огонь…
        Время сомнений закончено,
        Поздно валяться в грязи.
        Оправдываясь, мы только все потеряем,
        Наша любовь станет погребальным костром…
        И как тогда, давно, с молоденькой азиаткой, ты видишь не девушку, а тех, кто убивал твоих друзей и хотел убить тебя. И это не похоть. Это ярость. Месть, которая доступна тебе. И Кэт- она уже не твоя сестра, хотя никогда и не была ей. Она- все то, что ты ненавидишь в этом мире. И если тебе суждено убить слепца, единственного, кто чего-то стоил в этой жизни, то пусть он будет не одинок в своей смерти.

* * *
        Желтый аэрокэб взмывает в небо. Попроси таксиста поймать по радио ретро-волну. Да, это именно то, что ты хотел услышать. Ты и Майк. И некуда больше идти.
        Это конец.
        Это конец, мой прекрасный друг,
        Это конец, мой единственный друг… конец…
        Наших тщательно продуманных планов- конец…
        Всех тех взглядов на жизнь- конец…
        Ни спасения, ни удивления- конец…
        Эпилог
        Проповедник срыгнул и выбросил недокуренную сигарету. Приближалось время проповеди, и паства уже собралась. Люди стояли плотной толпой, шурша одеждой и перешептываясь. На улице падал снег. В церкви горели свечи. Запотевшие окна покрылись инеем, и за закрытыми дверьми гремел голос проповедника:
        - Я молю вас, братья, остерегайтесь тех, кто вызывает смуту и обиды, противоречащие всем наставлениям, что получили вы, держитесь от них подальше, ибо эти люди служат не Господу нашему Христу, а лишь собственным страстям. Они смущают сердца невинных гладкими речами и лестью. Держитесь подальше от них, ибо весть о послушании вашем достигла всех, и все верующие знают, как вы послушны. И я очень счастлив за вас, но я хочу, чтобы вы поступали мудро по отношению ко всему доброму и сохраняли невинность перед всяким злом. И Бог, источник мира, вскоре сокрушит сатану и даст вам власть над ним…
        И люди слушали его. Слушали и верили. Верили, потому что им больше не во что было верить… Или же нет?
        В КНИГЕ ИСПОЛЬЗОВАНЫ ТЕКСТЫ ПЕСЕН (ПЕРЕВОДЫ):
        Pink Floyd- Corporal Cleg (Капрал Клегг)
        Jim Carroll- Those are people who died (Люди, которые умерли)
        Nirvana- Rape me (Изнасилуй меня)
        Pink Floyd- Comfortably numb (Комфортное онемение)
        Nirvana- Where did you sleep last night (Где ты спала вчера ночью?)
        Nirvana- Come as you are (Приходи таким, какой ты есть)
        Nirvana- The man who sold the world (Человек, который продал мир)
        Linkin Park- Leave out all the rest (Вычеркни из памяти все плохое)
        Nirvana- You know you’re right (Ты знаешь, что ты прав)
        Linkin Park- My December (Мой декабрь)
        Linkin Park- No more sorrow (Конец печали)
        Serj Tankian- Empty walls (Пустые стены)
        Nirvana- Smells like teen spirit (Повеяло молодостью)
        System of a down- Chop suey (Китайское рагу)
        Foo fighters- Pretender (Притворщик)
        Foo fighters- Wheels (Колеса)
        Breaking Benjamin- Unknown soldier (Неизвестный солдат)
        Breaking Benjamin- I will not bow (Я не склонюсь)
        Papa Roach- Blood Brothers (Братья по крови)
        Pink Floyd- Wish you where here (Хочу, чтобы ты был рядом)
        Pink Floyd- The thin ice (Тонкий лед)
        Pink Floyd- Another brick in the wall (Еще один кирпич в стене)
        The Doors- Riders on the storm (Оседлавшие шторм)
        The Doors- Light my fire (Разожги мой огонь)
        The Doors- The End (Конец)
        НЕБОЛЬШОЙ СЛОВАРЬ:
        АКРИД- насекомое, по виду напоминающее кузнечика, пригодное для употребления в пищу. По задумке автора- главный город послевоенного мира.
        АМИТАЛ- барбитурат средней продолжительности воздействия, принимается наркоманами при барбитуратовой зависимости.
        АНТИДЕПРЕССАНТЫ- психотропные лекарственные средства, применяемые в основном для лечения депрессии. При передозировке могут вызывать бессонницу, возбуждение, манию, галлюцинации.
        ГАЛЛЮЦИНОГЕНЫ- широкий класс веществ, способных вызвать галлюцинации, субъективные изменения восприятия, мыслей, эмоций, сознания.
        ГРОТЕСК- сочетание реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, ужасного и смешного, безобразного и возвышенного.
        ДИНАРИЙ- серебряная монета, стоимостью равная дневному заработку работника.
        ДРАХМА- серебряная монета, бывшая в обращении в Иудее во времена Иисуса.
        ДЕЛЬФИЯ- город, произвольное название которого берется автором от названия одной из семи церквей, которым в «Откровениях» Бог передал послание через апостола Иоанна.
        ЕФЕС- город, произвольное название которого берется автором от названия одной из семи церквей, которым в «Откровениях» Бог передал послание через апостола Иоанна.
        ИШАН- верхний костюм (Китай).
        КУМКВАТ- плод цитрусовых, по виду напоминающий мелкий апельсин.
        ЛИБЕРТИНЦЫ- потомки евреев, увезенных в Рим и проданных в рабство, но затем освобожденных.
        «МИРАНДА»- программа для обмена мгновенными сообщениями.
        МИРН- город, произвольное название которого берется автором от названия одной из семи церквей, которым в «Откровениях» Бог передал послание через апостола Иоанна.
        ПЕРГАМ- город, произвольное название которого берется автором от названия одной из семи церквей, которым в «Откровениях» Бог передал послание через апостола Иоанна.
        ПРОЗЕЛИТ- обращенный в иудейскую веру язычник.
        САДДУК- выдумка автора, производное от «Саддукея»- ведущая религиозная группировка среди древних израильтян; признавали только первые пять книг Ветхого Завета и не верили в жизнь после смерти.
        САРДИС- город, произвольное название которого берется автором от названия одной из семи церквей, которым в «Откровениях» Бог передал послание через апостола Иоанна.
        СЕРЕС- латинское название Китая.
        СИНОД- собрание представителей Христианской церкви.
        СИНЕДРИОН- верховный совет иудеев, исполняющий также функции суда.
        СЛОГАН- лаконичная, легко запоминающаяся фраза.
        ФИАТР- город, произвольное название которого берется автором от названия одной из семи церквей, которым в «Откровениях» Бог передал послание через апостола Иоанна.
        ХРУСТАЛЬНЫЙ ЗАМОК- выдумка автора, в основе которой лежит Новый Иерусалим- обиталище Бога из откровений апостола Иоанна.
        ШАРМАНКА- самоиграющий трубочный орган, основное отличие которого от других органов заключается в том, что шарманка не управляется руками и ногами исполнителя, она считывает ноты со специальной ленты.
        Ноябрь 2009- декабрь 2009