Последствия старых ошибок. Том 1 Кристиан Бэд
        Дурак космического масштаба #02
          Я - импл-капитан Гордон Пайел. Но друзья называют меня Агжей. Мне 27 лет. Это смешной возраст для моего звания. До моего появления в Армаде не было импл-капитанов. И когда мы добились прекращения военных действий в нашем, Южном, секторе Галактики, меня или премировали, или наказали, я не знаю. А Влана, первая и единственная девушка, которую я любил по-настоящему, лежит сейчас в коме с обширным поражением мозга, и спасти её наша имперская медицина, скорее всего, не может.
        Последствия старых ошибок. Том 1
        Предисловие
        '…ошибки в книгах равны тяжкому преступлению.
        Ложь в книгах должна быть преследуема, как вид тяжкой клеветы'.
        УЧЕНИЕ ЖИВОЙ ЭТИКИ (АГНИ ЙОГА),
        КН. 3. ОБЩИНА. 1926
        Интересно, а ты, читающий всё это, хорошо знаешь свою историю? Основные вехи событий, повлиявших на развитие цивилизации?
        Сколько на твоей планете государств? Сколько в их истории войн? Кто и зачем начинал эти войны?
        Можешь назвать имена хотя бы пары десятков лидеров ведущих держав?
        Я когда-то не мог. До войны я историю Галактики знал в рамках школьной программы.
        Знал, что было две волны заселения космоса - Экзотианская и Имперская.
        Знал, что планета-прародительница погибла.
        Знал, что наши, имперские колонисты второй волны, не везде находили общий язык с экзотианцами.
        Знал, что экзотианцы - психи и мутанты. Это уже не из учебников, а так, вообще.
        Первую волну заселения космоса называют Экзотианской, потому что планеты Ледяного пояса, Абэсверта, с которых всё тогда началось, называли экзопланетами.
        Теперь ледяные миры Абэсверта кажутся нам мало гостеприимными, а вот тогда, похоже, иного варианта не было.
        Я думаю, мифическая Земля должна находиться где-то рядом с Ледяным поясом. Вряд ли первые корабли были в состоянии преодолевать те расстояния, что преодолевают сейчас.
        Экзотианцы осели на трёх планетах. Средних планетах - по удалённости от своих солнц. Самых пригодных для жизни.
        Планеты назывались Тайна, Крайна и Домус. Это самые старые названия, насколько мне удалось выяснить. Теперь Крайну называют Грана, Тайну - Тайа или Тайэ, и только Домус сохранил своё исконное имя.
        Переселенцы Экзотианской волны не ждали, пока учёные проведут необходимые замеры и исследования. Они изменились гораздо больше нас, имперцев.
        Причины просты - излучение чужих звёзд, разница в силе тяжести и магнитных полях новых планет.
        Экзотианцев почти всегда можно узнать «в лицо»: они тонкокостные, фенотипически более разнообразные.
        Я не видел имперцев с золотистыми глазами или зеленовато-рыжих. Или - с более длинными глазницами, например, до самых висков, какие встретились мне на Мах-ми.
        У нас любят говорить, что последствия мутаций непредсказуемы, и ещё не известно, что у среднего экзота с мозгами.
        Учёные миров Экзотики, наверное, более подкованы в этом вопросе. Но поговорить мы не можем - уже пять лет между мирами Экзотики и Империи идут боевые действия.
        Теперь - о второй волне. Имперской.
        Между волнами - если по учебнику - прошло около 300 лет. Но есть факты, позволяющие сомневаться в этом. Те же фенотипические и языковые различия между нашими народами.
        Считается, что мы, имперцы, ближе к землянам по внешности и психологии. Но и нас выгнали.
        Это только в учебниках пишут, что Земля погибала, и люди были вынуждены покинуть её. Негласно существует совсем другое мнение.
        Говорят, что и первая, и вторая волны переселения в космос вызваны политическими конфликтами. Что на Земле стало мало места. И делить стало тоже нечего - все континенты давно уже находились в чьих-то руках.
        Видимо, как полагает инспектор Джастин, один из моих покровителей, главный военный инспектор Его Императорского величества, земляне когда-то предприняли попытку колонизировать космос. Но, когда колонисты поняли, что жизнь на других планетах возможна и без помощи метрополии, начались конфликты, и колонии отделились.
        Инспектор Джастин полагает также, что в результате этих конфликтов Земля была уничтожена, а имперская волна колонизации - остатки космической армады землян.
        А Дьюп, мой друг, лендслер, командующий наземными войсками Южного сектора Империи, считает, что Земля уцелела, избавившись от самой агрессивной части своего населения. Он сказал как-то, что экзотианцы ушли с Земли сами, а нас, имперцев - вышвырнули.
        Я не знаю, кто прав. Возможно, это помнят на планетах первого заселения, Гране, Тайэ или Доме? Может быть, там даже сохранились какие-то документы. Экзотианцы легче, чем мы, смотрят на нестыковки официальной и неофициальной истории.
        В Империи жизнь структурирована таким образом, что её граждан аккуратно приучали презирать и опасаться экзотов. Слово «мутант» не произносилось журналистами и политиками, но вертелось на языках.
        Однако когда я сам столкнулся с экзотианцами на Орисе, Мах-ми и Гране - ничего «нечеловеческого» в них не увидел. Они нисколько не хуже нас, а местами даже получше.
        Экзотианцы однозначно более утончены и чувствительны психически. Это привлекает. С ними легче общаться, они меньше врут, потому что их эмоциональный отклик острее.
        Да, я и сейчас многого не знаю о них. Но раньше - я знал ещё меньше. Мне вполне хватало того пропагандистского мусора, которым забиты дэпы - разновидность сетевых газет. Теперь я достаточно прочитал и о себе, чтобы знать им цену.
        Я - импл-капитан Гордон Пайел. Но друзья называют меня Агжей.
        Мне 27 лет. Это смешной возраст для моего звания.
        Импл - экзотианское словечко. Мы его заимствовали, как заимствовали должность.
        Импл-капитан в случае необходимости или гибели старшего по званию принимает временное руководство до ближайшего перемирия.
        До моего появления в Южном крыле армады у нас не было такой должности. Генерал Мерис, начав затыкать моей персоной возникающие то и дело дыры, очень удивился, узнав, что в армии соседей предусмотрено и такое. И когда мы добились прекращения военных действий в нашем, Южном секторе Галактики, меня или премировали, или наказали. Я - не знаю.
        По образованию я пилот-стрелок. Закончил Академию Армады на Дрейфусе. Это элитная академия пилотов.
        Служить меня направили первоначально в Северное крыло Армады, по сути - на другой конец Галактики.
        И я вполне мог бы остаться пилотом там на всю мирную, а потом и военную жизнь, но судьба распорядилась иначе.
        В Северное крыло был сослан легендарный генерал спецона Колин Макловски (про себя я называю его по старой памяти Дьюпом, хотя это не самое лучшее его прозвище).
        Сослали Дьюпа по сфабрикованному делу. Экзотианское влияние на пограничных территориях Абэсверта было тогда особенно велико.
        Назревала война.
        Правительство миров Экзотики планировало перевести под своё начало все планеты Ледяного пояса.
        Империи принадлежали тогда: Тайэ (одна из трёх планет первого заселения), полдюжины мелких планет и рукотворный гигант Аннхелл.
        Остальные планеты Абэсверта - экзотианские. И, кроме воли Колина, препятствий к расширению экзотианского влияния никто не видел.
        Но воля для наших врагов - штука серьёзная.
        Казнить Колина побоялись. Устраняя из игры крупную фигуру, тем самым вводишь другую, возможно, ещё более опасную и непредсказуемую.
        Вот так он и попал на тот же корабль, где служил тогда я.
        Прошло месяцев десять пока во время первой увольнительной я наконец не столкнулся с ним нос к носу.
        На боевом корабле класса моего тогдашнего «Аиста» - 12 пар пилотов. Дежурят по шесть пар, в разные смены. Я встречал, конечно, Колина в общем зале, но он был гораздо старше меня, а я общался в основном с первогодками.
        Я слышал про его тяжёлый характер, а не менее тяжёлые кулаки иногда наблюдал в действии. Война тогда ещё не началась, шуток, приколов и просто драк было несоизмеримо больше, чем сейчас. Сейчас мои ребята так успевают нашутиться за день, что иногда засыпают сидя.
        Близко мы сошлись с Дьюпом только на Орисе, красивейшей рукотворной планете миров Экзотики, вращающейся вокруг четырёх искусственных солнц. Мы встали тогда по соседству на профилактику, и нас стали потихоньку отпускать в увольнительные. Первые увольнительные в моей армейской жизни.
        Отпускали на двое-трое суток, чтобы к возвращению бойцы успевали и напиться, и подраться, и проспаться. Но я не успел. А вытащить меня пьяного из какого-то злачного места одногодки просто не сумели. Во мне чистых два метра роста, с физподготовкой всегда было более чем нормально, а местное пойло просто напичкано галлюциногенами.
        В результате именно Колину пришлось тащить меня на корабль.
        Он как-то договорился с дежурными, и проснулся я не в карцере, а в его каюте. Он тогда как раз потерял напарника, жил один, хотя обычно пилоты так и живут сработавшимися парами.
        Дьюп говорит, что сам не помнит, почему оставил меня тогда. Он был несоизмеримо старше, его квалификация, как пилота, была гораздо выше моей. Он имел право отказаться от моей скромной в плане навыков персоны.
        Но он почему-то не отказался. И я привязался к нему за те два года, что мы прослужили вместе.
        Однако началась война. Друзья добились реабилитации Колина, и он улетел в Южную часть Галактики.
        Он не хотел брать меня с собой, справедливо предполагая, что я ещё не дорос до взрослой игры в смерть.
        Но я его не послушал и влез во всё это сам.
        Что-то из затеянного мною закончилось хорошо, что-то плохо.
        Мы добились перемирия в Южном секторе, но Влана, первая и единственная девушка, которую я любил по-настоящему, лежала сейчас в коме с обширным поражением мозга, и спасти её наша имперская медицина, скорее всего, не могла.
        История первая. Последствия старых ошибок
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА. РЕЗИДЕНЦИЯ СПЕЦОНА
        Так получилось, что как только я вышел из резиденции спецона, что на площади Первого Колониста - сразу столкнулся глазами с рейд-лейтенантом Лекусом.
        Было ещё туманно, хотя солнце давно подпрыгнуло, оттолкнувшись от горизонта. Офисные работники уже заняли свои места, а праздношатающихся на центральной столичной площади не наблюдалось по случаю обилия патрулей, и патрульные скучали.
        Наши шлюпки - со спецоновскими эмблемами, и их пропустили через кордон к самому зданию.
        Я хотел поздороваться с Келли (с ним я не виделся с начала боевых действий на Аннхелле), с Гарманом (на мальчишку столько всего свалилось), а сам уставился на рейд-лейтенанта, которого попросил тоже привезти сегодня ко мне.
        С Лекусом хотел поговорить Дьюп, а с Келли и Гарманом - я. Но настроение он своей унылой рожей испортил мне.
        Рейд-лейтенант был бледен до зелени. Наверное, Гарман брякнул ему что-нибудь, а может - подействовал сам факт будущего разговора.
        Келли, видя, что я не очень-то весел, начал вспоминать какие-то корабельные байки, но я не воспринимал почти.
        Эмоциональное страдание рейд-лейтенанта висело в воздухе и раздражало меня.
        Я не знал, как мне на него реагировать. Ведь не мальчишка же он, вроде? Он же старше меня.
        Нет, вру, моложе. Вот только я не помнил - насколько? Смотрел же должностную недавно… Года на два?
        На Экзотике молодых людей до 40 вообще называют «мальчик». И это не пренебрежительное, а вполне обыденное обращение.
        Я себя, как мальчика, давно уже не воспринимал, но ведь было на днях желание снять форму вместе с ответственностью за этих вот лекусов!
        И «мальчик», наверно, тоже навоевался. То, что с орбиты - феерверк, на земле - копоть и горелое мясо.
        - Ладно, ребята, - сказал я Келли и Гарману. - Основное - потом. Поищите пока в городе место, где можно напиться. Как только освобожусь…
        Я выдержал многоточие, кивнул рейд-лейтенанту, предлагая ему идти следом, и вернулся в здание спецона.
        Дьюп, наверное, уже ждёт. Он раньше не любил опазданцев.
        В искусственном свете лицо Лекуса позеленело ещё больше. Как аристократия наша ухитряется не загорать в космосе? Колют что-то или переплатили генетикам? Хэд, как же его зовут, лейтенанта этого? Надо бы его как-то успокоить…
        Но имя Лекуса вылетело из моей головы напрочь.
        Наконец, дошли до кабинета. Я открыл дверь и пропустил рейд-лейтенанта вперёд.
        Дьюп, как я и предполагал, уже сидел за столом. Но ничего не читал. Видимо, вошёл только что.
        Лекус застопорился, едва перешагнув порог, и я показал ему на стоящий посреди комнаты стул.
        Кабинет без окон. Одинокий стул по центру… Всё это очень напоминало допрос, и я постарался говорить максимально спокойно, чтобы самому в этом спектакле не подыгрывать.
        Я даже не сел за стол, а встал сбоку, рядом с рейд-лейтенантом.
        - Садитесь сюда, Лекус. Никто вас не съест. Просто хотим прояснить кое-что.
        Я посмотрел на Дьюпа, и он кивнул: говори сам.
        - Скажите, рейд-лейтенант, почему фон Айвин обратился именно к вам?
        Пока я выстраивал эту максимально обтекаемую фразу - на Лекуса не смотрел. Повернулся только когда договорил. И испугался: мало этой зелени, ещё и на висках выступили капли пота, а глаза стали, как у человека с высокой температурой.
        Оби его зовут, вспомнил я наконец.
        - Вы не больны, Оби? Вы можете не отвечать, если вам нехорошо.
        Я коснулся его плеча и понял, что зря это сделал. Плечо до этого подрагивало совершенно незаметно, или я не различал. Сейчас до меня дошло, что рейд-лейтенанта практически трясёт.
        Тем не менее Лекус сидел очень прямо - выправка у него была превосходная. Здесь ему не мешали ни отсутствие парадной формы, ни нервное напряжение.
        - У меня всё в порядке, господин капитан, - сказал он. Начал высоковато, но постепенно голос выровнялся. - И мне хорошо понятно, что я из себя представляю, чтобы фон Айвин мог видеть во мне союзника. Мы… встречались несколько раз. Он шутил над теми вещами, над которыми не шутят. Говорил, что Империя - раздувшийся от самомнения шарик, который вот-вот лопнет. А я поддакивал. Мне льстило, что человек такого ранга говорит со мной, как с равным. Я сам себе противен, господин капитан. Мне и о вас рассказывали такое, что пересказывать я не буду.
        - Вы считаете, что на Аннхелл вас отправили по просьбе фон Айвина? - неожиданно спросил Дьюп.
        И переключил нас обоих с процесса самокопания, на те факты, которыми мы располагали.
        - Нет, мой лорд, - удивился Лекус. Он не знал, кто такой Дьюп, но предположил титул по одежде и манере держать себя. И попал, в общем-то. - Полагаю, что капитану «Прыгающего» я просто надоел, и он решил хотя бы на время от меня избавиться.
        - Раньше вы выполняли просьбы фон Айвина? - продолжал Колин.
        Лекус задумался, покачал головой.
        - По крайней мере, я ничего особенного не помню. Может быть - неосознанно. Он знакомил меня с разными людьми. Иногда что-то просил передать. Но… - лейтенант растерялся. - Так часто бывает между знакомыми. Меня и другие об этом просили.
        - Хорошо, - сказал Дьюп. - У меня больше нет к вам вопросов. - Капитан Пайел, прикажите, чтобы лейтенанта проводили пока в гостевую.
        Я кивнул с облегчением, вывел Лекуса, велев дежурному отвести куда надо. Вернулся.
        Встретил тяжёлый взгляд Колина и чуть не осел на этот самый «пыточный» стул в центре.
        - Бил? - спросил он.
        - Хорошо, хоть не повесил, - выдохнул я.
        И сразу понял, что сказал что-то не то.
        Лекуса мне было жалко, хоть я и скрывал это от себя.
        Нет, ну, а что можно было с ним сделать в той ситуации? Догадаться, что он разведёт бардак и заранее устроить ему разнос?
        Да, я предполагал, что он не воспримет моих приказов всерьёз. Я и проверку начал тогда с него именно поэтому. Чувствовал, как он себя поведёт.
        Посмотрел исподлобья на Дьюпа. Забыл я уже его привычку подводить тебя к неприятным мыслям в воспитательных целях.
        Сроду он мне не выговаривал. Но заставлял выговаривать самому себе.
        Раньше я мог долго молча с ним «спорить» и оправдываться про себя, он не заставлял оправдываться вслух. Но пока мои мысли не выезжали на понятные ему рельсы, он удерживал внутреннее напряжение между нами.
        Да, Лекус мне не понравился с первого взгляда. Да, я предполагал, что воевать он не умеет, и бардак у него будет показательный. Именно поэтому я должен был отнестись именно к нему с пониманием? Чтобы не думать потом, что я просто раздражение на нём срываю? Ну, да. Да! Что мне теперь, утопиться пойти, что ли?
        Дьюп молча смотрел на меня, давая мне время ещё поиздеваться над собой.
        Стены в кабинете были облицованы нешлифованным камнем. Будь я помоложе, то саданул бы сейчас по стене кулаком.
        Какое-то время история с Лекусом казалась мне даже смешной. Пока я не присмотрелся к нему получше.
        Всё-таки идиот и плохо воспитанный человек - две не наши разницы. Надо было самому посмотреть, что получится, раз решил его наказать.
        Мне ведь не было стыдно за второй «воспитательный» эпизод, потому что там я не дал ребятам над ним поиздеваться. А Дьюп всегда самую грязную работу делал сам…
        Я поднял на него глаза. Хватит, может?
        Он кивнул мне - садись рядом.
        - И что мы с этого разговора имеем? - спросил я, всё ещё избегая долго на него смотреть. Хоть и знал, что больше он мне о Лекусе не напомнит. Так он был устроен.
        - То, что у фон Айвина нет своего человека в Бриште, раз он обратился к этому лейтенанту. Или генерису помог случай, или - ищи чужого. Агента, отозванного с другого участка, например.
        - Скорее всего, агентурная сеть у Душки действительна была только в столице. Плюс - какие-то контакты с фермерами. Но на Аннхелле сейчас такая мешанина…
        - Пусть мутная вода осядет. Многим так и так придётся подтверждать свои ошейники. Посмотрим, как поведёт себя агентура бывшего лендслера. Я бы предложил тебе перепоручить дела в Бриште этому лейтенанту, а самому слетать со мной. Полетишь?
        - Да куда угодно, - согласился я прежде, чем вспомнил, что не собирался доверять Лекусу даже табуретку. Но, если Дьюп говорит, что лейтенант справится - я перетерплю.
        Решение показалось мне странным, но я и сам был мастером «странных» решений.
        - Пилоты у тебя под руками есть? - Колин сдвинул брови, размышляя о чём-то.
        - Найду.
        Гарман прилетел с Дереном, Келли - с Неджелом, я мог забрать любого.
        - Хорошо. А то я уже отвык.
        Я неуверенно рассмеялся. Я тоже, конечно, отвык. Но при необходимости справился бы, куда бы делся.
        Пошёл, поговорил со всё ещё бледно-зелёным Лекусом. Интересно, почему всё-таки Дьюп захотел, чтобы допросами в Бриште занялся именно он, а не Гарман, например? Ему чем-то понравился нежный цвет рейд-лейтенантовского лица?
        Или…
        Или он полагает, что агент Душки может принять Лекуса за «своего»?..
        Состояние Вланы оставалось стабильно тяжёлым, я зашёл, проверил.
        Потом нашёл в городе Келли и Гармана и забыл, наконец, про рейд-лейтенанта. Не то, чтобы напился, нет, просто расслабился с ребятами.
        А ночью мы улетели.
        ОТКРЫТЫЙ КОСМОС
        Учитывая, что корабли Локьё патрулировали границы сектора, мы довольно сильно рисковали. Дерена я видел только на земле, потому взял на всякий случай обоих - и его, и Неджела.
        Куда летим - Дьюп не сказал. Просто передал Неджелу курс, записанный на кристалл. Я знал, что на тему куда, зачем и почему - из него каждое слово нужно тянуть клещами, даже если информация не засекречена вообще. И я не спрашивал. Летим и летим.
        Сидел рядом с ним в шлюпке, и мне сейчас этого хватало. Разве что, была бы ещё здорова Вланка. А так… Мне достаточно просто сидеть рядом с Колином. Такое вот странное удовольствие.
        Я часто наблюдал, как люди стремятся обладать объектом любви или дружбы полностью и безраздельно, но сам этим не мучился.
        Друг был здесь. А не разговаривает - значит, ему сейчас так легче.
        И я могу с удовольствием подремать, доверяя его мозгам и рукам Ано. Редкое дело, между прочим.
        Вошли в зону Метью, пришлось просыпаться и пристёгиваться. На шлюпке прокол - дело дискомфортное, но терпимое. Если башка не разболится потом.
        - Может, поспишь? - спросил Дьюп.
        Я мотнул головой. Под черепом разрасталось ощущение пустоты.
        Неджел убрал руки с пульта и откинулся, обвисая в ложементе. Шлюпка будет двигаться в зоне Метью на автомате. А нам, раз не спим, нужно как следует расслабиться, чтобы на мозги не давили ощущения изменённого пространства.
        Говорят, когда только испытывали этот способ перемещения, пилоты иногда сходили с ума просто от мыслей, что ты «где-то не здесь».
        Однако сейчас, кажется, уже не сходят. Хотя любой капитан старается, чтобы во время «прокола» большая часть команды спала.
        Время «зависло», создавая вокруг звенящее ощущение безвременья, значит, шлюпка вошла в прокол.
        Человеку даже думать в таком состоянии трудно.
        Я первое время сам засыпал, без укола. Появлялось вот это звенящее ощущение - и засыпал.
        Веки и сейчас потяжелели. Всё зависло внутри. Даже вдох задержался где-то на середине, и я его потерял и…
        Вышли из прокола.
        Интересно, где? Я попытался определиться по ближайшим звёздам. Но сектор был мне не знаком. Понял только с какой стороны мы от Абэсверта. Не с нашей стороны. Сто процентов - с Экзотианской.
        Неджел, зевнув, пробежался по пульту. Я уже замечал, что его тоже укачивает.
        Как всегда после прыжка, меня подташнивало, и болели мышцы.
        А вот Дьюп сидел в той же позе, даже не пристегнувшись. Везёт же людям.
        КЬЯСНА, ОБЩИНА ЭЙНИТОВ
        Планета утопала в зелени. При посадке показалось сначала, что она вообще необитаема. Сплошное буйство растений.
        Когда спустились ниже, увидели, что даже над городами плавают на платформах подвесные сады. Здесь было слишком много воды и солнца.
        Тем проще было сесть незаметно.
        Маскировка тоже не понадобилась. Эйнитский храмовый комплекс жался к лесу на самой окраине маленького городка. В лесу мы оставили шлюпку, лесом подошли к храму.
        У заднего входа, этакой калиточки в заросшей кустарником ограде, разговаривали трое парней. Одного из них я узнал сразу. По глазам. Практически чёрным, разрезом похожим на зерно айма. Такие я видел только на Тайэ.
        Глаза на едва тронутом золотистым загаром лице словно бы гостили, были лишними, потому что во всём остальном их хозяин казался типичным экзотианцем - высокий, лёгкий, светловолосый.
        Я даже не стал оборачиваться на Дьюпа, чтобы посмотреть - понял он, кто это, или нет. Чего там смотреть - не догадаться было невозможно.
        - Тоо, да йя ста? - окликнул черноглазого другой парень.
        Похоже, Тоо - было именем. Скорее всего - детским. Парню - что-то в районе от тридцати до сорока. По экзотианским меркам ещё даже не юность. В таком возрасте они относятся к своим «подрастающим» наиболее жёстко. Считают, что нужно «держать в руках» и всё прочее. Вот молодёжь и проглотила языки, когда Дьюп поздоровался с ними.
        Понимал я не всё, в общих чертах только. И потому молчал, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
        Одеты мы были в форму без нашивок, Дьюп говорил по-экзотиански без акцента…
        Кажется, он попросил черноглазого проводить нас, потому что тот пошёл вперёд, а мы двинулись следом.
        Храм, как и тот, в котором я побывал на Аннхелле, окружал сад. Плодовые деревья золотились круглыми шарами размером с кулак. Надо бы попробовать, по возможности.
        Я почувствовал, что голоден, и меня это развеселило. Нашёл когда.
        За деревьями белели маленькие строения, разбросанные довольно далеко друг от друга, одно - или двухэтажные, со смешными балкончиками, куда я мог бы запрыгнуть прямо с земли.
        Мы вошли в один из домиков и лицом к лицу столкнулись с Айяной.
        На неё парень был тоже похож. И я её сразу узнал. И она сразу узнала Колина. Меня словно холодной водой облили - так на неё это подействовало.
        - Ты пришёл забрать у меня сына?
        Я бы оторопел, если бы мне такое - вместо «здрасьте», с порога, но Дьюп только плечами пожал.
        Это её успокоило лучше слов.
        Она хотела отослать мальчишку, но тот ТАК уставился, что, уже подняв руку, Айяна бросила кисть вниз, не завершив жеста.
        - Ты с той стороны? - спросила она Дьюпа.
        - Да, - кивнул он.
        - Принеси йилан, Тоо.
        Парень с готовностью вышел.
        Я его понимал. Он бы козла бритого принёс, только б не гнали.
        - Твой сын? - кивнула на меня Айяна.
        Дьюп чуть наклонил голову подтверждая.
        - Некровный?
        - Нет.
        Мне тоже стало немного не по себе. Или - это часть какого-то ритуала, или?..
        Да нет, лучше об этом не думать. Дело, наверное, в местных обычаях. Я знал, что на Экзотике есть такое понятие «некровные дети», но не помнил, что это значит.
        - Большой мальчик… - Айяна покивала, разглядывая меня. Потом повернулась к Колину: - Зачем ты приехал?
        - Мне нужна помощь.
        Удивительно, но она не стала расспрашивать, наоборот, отвернулась к открытому окну и надолго замерла, глядя в сад.
        Проводящая эйи была высока ростом, худощавая, с тонкими благородными чертами лица, но очень тяжёлым взглядом таких же стальных, как и у Вланы, удлинённых глаз.
        В комнате было не холодно и не жарко, довольно уютно. Окна декорированы расшитой тканью, мебель деревянная, как у нас дома. Только отец предпочитал дуб, а тут использовали светлое дерево.
        Вернулся Тоо, принёс чай, сладости и эти самые круглые жёлтые шары. Улыбаясь, посмотрел на меня. Понял, о чём я думал, когда шёл через сад?
        Я взял фрукт и надкусил. Сладкий какой…
        Айяна, наконец, обернулась.
        - Садись, ты ещё не ел в моём доме.
        Дьюп отказываться не стал. Интересно, а она - тоже любила его?
        Айяна уставилась на меня, и её глаза полностью сковали моё восприятие.
        Я как в клетку попал. Пытался пошевелить ресницами и не мог.
        Впрочем, замешательство моё длилось недолго. По недавней привычке я «раскрыл» её на себя, успел почувствовать удивление и… Как в колодец полетел. Аж всё закружилось.
        - Ты не мог сам его научить, - сдвинула брови Айяна.
        - Я и не учил, - пожал плечами Дьюп.
        Он медленно пил йилан, безо всякого выражения на лице.
        - Оставь его здесь! - Айяна сказала это неожиданно резко. - Как он будет жить там? Среди ваших «…».
        Я не понял слова. Но слово было обидное.
        - Скажи, а «ваши» - этого добивались, когда инициировали его?
        Дьюп голоса не повышал, но ему и не надо было этого делать. Его здесь понимали и с полуслова, и вообще без слов.
        Айяна закусила губу и упрямо сдвинула брови.
        - Девочка, - качнул головой Дьюп. - Я не хочу лезть в ваши внутренние проблемы. Но вы избаловали нас тем, что эйниты не вмешиваются.
        - И ты пришёл, чтобы на этот раз мы вмешались?
        - Да.
        Стало тихо. Похоже, всё было сказано. Я искоса посмотрел на Тоо. Он, судя по выражению лица, понял не больше моего.
        Я кивнул ему на дверь. Он бесшумно выскользнул из-за стола. Я тоже ничего не уронил.
        Нас всё равно не замечали. Каким-то неведомым аргументом в споре я уже послужил. Ну и хватит. Пусть теперь сами разбираются.
        Или вдруг им ещё чего-нибудь захочется, что бывает между мужчиной и женщиной?
        - Ты на стандарте говоришь? - спросил я Тоо.
        Он рассеянно кивнул. Мыслями он всё ещё был в комнате.
        - Какая это система? Где мы?
        Он вскинул на меня удивлённый взгляд.
        - Система Дождей, Къясна.
        Ещё бы вспомнить, как это у нас называется.
        - Ты здесь родился?
        - На корабле.
        Тоо говорил и хлопал ресницами, словно пытающаяся взлететь бабочка.
        Красив он был, как бывают красивы только полукровки. Одно дело - тёмные глаза на смуглом лице Дьюпа, другое - такие же на золотистом.
        Тоо был ростом всего пальца на три ниже меня, но лежащее на его колене запястье оказалось тоньше моего вполовину.
        Мы уселись под деревом: тепло, тихо, какие-то насекомые стрекочут в траве. Я так отвык от всего этого. Здорово, наверное, жить вот так?
        - Чужое - всегда кажется лучше, - усмехнулся Тоо, отвечая на мои мысли. - Здесь скучно. Наставники считают таких, как я - лентяями и неумехами, если мы не сидим весь день за книгами или в зале для медитаций. А я почти ничего не видел, кроме сада за храмом.
        Я фыркнул:
        - Тебе что-нибудь страшненькое рассказать?
        - Не стоит, - он зябко повёл плечами. - На тебя даже смотреть больно.
        - Почему? - удивился я.
        - Тех, кто убивает, окружают тени Ашша. Этакая энергия смерти, если по научному. Её даже как-то измеряют, я читал.
        Он вздохнул и начал разглядывать свои руки. На среднем и безымянном пальцах правой руки было по кольцу, оба запястья обвивали браслеты - один плотно, второй болтался.
        Тоо остановился на нём глазами и снял.
        Браслет был в виде металлической змейки, сжимающей во рту хвост. Вместо глаз - кристаллы, похожие на синийские, что используют для записи информации.
        - Возьми, - сказал он. - Носить, конечно, не будешь. Положи куда-нибудь…
        - Почему - не буду? - я повертел в руках змейку. На левой у меня спецбраслет, на правой - ничего. - Если налезет…
        - Он растягивается, - Тоо потянул змейку за хвост.
        Тельце действительно вытянулось.
        Я знал принцип такой растяжки металла, но был он очень дорог.
        - Она, поди, стоит Хэд знает сколько? - засомневался я.
        - Что-то стоить может только память. Бери. Может, увидимся когда-то ещё. Мы же братья.
        - Тоо, чтобы сразу без непонятного. Дьюп… Колин пошутил, что я его сын. Мы даже не родственники.
        - Разве это вам решать?
        - Как это?
        - Есть связи кровные, которые определяет тело, есть связи духовные, тело их не определяет. Они прочнее кровных. Я, кстати, и не слышал, что он про тебя говорил. Я сам вижу… Только не пойму, как тебя зовут. Путаница какая-то выходит. Обычно нетрудно бывает догадаться…
        - Зови Ан… - И я понял, что действительно путаница. Сослуживцы называли меня Агжей, Дьюп - Анджей, малознакомые люди - капитан Гордон Пайел. Тут уже и сам скоро запутаешься.
        Я рассмеялся.
        - Ладно, сам выбирай. - Я рассказал ему немного, как у меня с именами.
        Тоо слушал рассеянно.
        - Неинтересно? - спросил я.
        - Интересно. Просто наставник меня потерял, наверное. Рассердится.
        - А не пошёл бы он…
        - Куда?
        Я осёкся.
        - Ну, это я ругаюсь, но, по сути… Может, ведь и правда больше не увидимся. А наставник тебе и так, поди, надоел. Бить же не будет?
        - Бить?
        У него было такое изумлённое лицо, что я рассмеялся.
        - А поехали, братишка, с нами? Я тебя бойцам буду показывать. В воспитательных целях. На предмет того, что драться без повода - это невежливо. А то завели манеру - кулаками всё решать.
        Я вспомнил ребят, и мне стало вдруг тоскливо. Чего там Дьюп так долго?
        И тут же они вышли.
        В доме на Айяне было тонкое, очень светлое платье, зашнурованное на груди, теперь она надела сверху что-то вроде плаща, тоже очень тонкого.
        Я встал. Тоо тоже вскочил, и по лицу его пробежало, как мышь, сожаление. Так быстро, что я подумал - мне померещилось.
        Дьюп кивнул, пойдём, мол. Выходило - Айяна летит с нами.
        - Парня-то возьмите, садисты! - попросил я.
        - Ему ещё нельзя в прокол, - отозвалась Айяна.
        Дьюп подошёл к Тоо. Постоял какое-то время, разглядывая его.
        Тот беспомощно оглянулся на мать, а потом вдруг опустился на колени. Колин положил ладонь ему на голову.
        У меня было чувство, что я присутствую при чём-то очень интимном и личном.
        История вторая. Энимэ
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА. ОКРЕСТНОСТИ И ГОСПИТАЛЬ
        '…Вся беда в том, что мир, когда он настоящий, - напрочь лишён книжной соразмерности и стройности. Это всегда смесь необъяснимого, непередаваемого, откровенно тупого и жестокого. И этим он толкает пишущего к совершенно иному миру. Миру, устроенному логично. Пусть даже грязному, если речь в романе идёт о грязи.
        В жизни - иначе. Как ни бейся - всё равно будешь совершать неоднозначные поступки: хорошие для одних, плохие - для других, умные для третьих и откровенно тупые для четвёртых.
        Наш мир - живой. Пока он живой - в нём существует неоднозначность и незавершённость.
        Каждую секунду он рождается из линий эйи. Родившись - умирает. Так полагают эйниты.
        Учёные же считают, что мир есть сумма одновременно существующих противоположностей. Разница невелика, в общем-то. Квантовое многовариантное будущее переходит для наблюдателя в четырехмерное одновариантное настоящее. Легко и просто.
        Эйниты полагают, что видят варианты будущего. Мало того, они уверены, что могут влиять на выбор вариантов не поступками, а исключительно силой душевной работы.
        Подтвердить или опровергнуть это трудно.
        Но я наблюдал ситуации, просчитанные логиками, казалось бы, совершенно однозначно. Однако Проводящий говорил: «Нет, будет так», и все наши выверенные расчёты летели влево.
        Конечно, можно спорить, можно считать, что рассчитывали мы неправильно. Но сомнения всё-таки остаются, когда это повторяется.
        Кстати, грешат психическим воздействием на реальность не только эйниты.
        У ледяных лордов тоже морда в пуху. Но действуют они жёстче, и в этом плане эйниты мне симпатичнее.
        Жестокости в мире и так хватает. Хотя она - самое нелогичное, что в нас есть.
        Звери не убивают без биологических причин. Это делают только люди.
        Только мы убиваем, нанося этим вред живым тканям собственной души.
        Я думаю, что душевное вырождение и было причиной массовой экспансии человека в космос. Земляне просто вытесняли тех, в ком желания разрушать оказалось слишком много.
        Но они позабыли, что развиваются интенсивно именно агрессивные цивилизации…
        Возможно, Земля погибла от недостатка адреналина? Или - они нашли выход?
        И всё-таки… Почему мы так невозможно нелогичны? Потому что живые?
        Похоже, совмещение несовместимого - вообще свойство любой жизни. Мы состоим, но не составляемся из отдельно взятых частей…'
        Да, я дочитывал дневник.
        Не подумай чего, я спросил. Дьюп пожал плечами - говорил он всегда мало, а сегодня - особенно.
        А я не мог уснуть. Потому что хорошего конца у сказки не получилось. Влану спасти мы не смогли.
        Айяна сказала это сразу, как только увидела её.
        Она наклонилась над капсулой, и почти тут же выпрямилась, покачав головой.
        - Нет, - начала она по-экзотиански, но я понял почти всё. - Все нити оборваны. Большая судьба - большая плата. Ей нужно было жить по-другому. Тише.
        Потом Проводящая коснулась кончиками пальцев виска и добавила:
        - Дитя я могу забрать с собой.
        И я понял - она знала. Знала сразу. Потому и согласилась с нами лететь.
        Возразить было нечего.
        Айяна сказала, что останется до рождения ребёнка. Ненадолго, потому что девочка родится семимесячной.
        Присутствующий тут же медик потерял дар речи - он, вместе с меддиагностом, недавно озвучивал, что родится мальчик.
        Мы ждали.
        Потеряв Дьюпа, я пытался свернуть горы. Потеряв Вланку, ощутил, что любое движение - бессмысленно.
        Реальность останавливалась. Я мог передвигать слова и чувства как предметы.
        Они проплывали передо мной медленно и неотвратимо. И я видел уже, где было начало их движения, а где вечность обрывалась, и слова превращались в материю.
        Круговорот энергии. Слово и его овеществление. Я мог сейчас сказать стул, остановить сказанное и поставить его на пол. И сесть.
        Но я не хотел. Можешь - только тогда, когда уже не хочешь.
        Почему убили не меня? Почему Тако должен был закрыть меня своим телом, а Влана сесть в якобы мою шлюпку?
        Может, мне самостоятельно прекратить уже самого себя по-тихому, чтобы никто больше не занимал «моё» место в небытии?
        Я механически отмечал, что Айяна то и дело останавливает взгляд на моём лице. Но мне было всё равно.
        Я делал какие-то необходимые дела. Проверял посты, конфисковывал расплодившееся оружие, ловил мародёров, ночевал у Вланки в боксе. В меня два раза пытались стрелять. Оба раза с комическим эффектом.
        Первый «стрелок» старательно выцеливал «капитана Пайела» с крыши. Я долго стоял у него за спиной и смотрел, как синхронизатор прицела мечется в толпе в поисках моего лица.
        Второй шмальнул практически в упор. Из дефрактора. Он ожидал, что я сделаю шаг назад, но я сделал шаг вперёд, возникла завязка между доспехами и излучателем, и выстрела не получилось.
        Обоих я отпустил.
        Через три недели родилась девочка. Семимесячная.
        Это было что-то красное, окружённое блестящей, словно бы зеркальной, сине-фиолетовой плёнкой. Из-за этой плёнки я даже не мог понять, шевелится она или нет.
        - Рубашку давай, чего стоишь? - прикрикнула на меня Айяна.
        Я, не отрывая взгляд от её рук, сбросил на пол китель, и стянул через голову трикотажную рубашку.
        Эйнитка завернула в рубашку ребёнка и сунула мне.
        - Прижми к груди, чтобы не замёрзла.
        Дьюп подобрал китель и накинул мне на плечи.
        - А почему он… Она такая?.. Ну?.. - я не находил слов.
        - Видишь, что ли? - хмыкнула Айяна. - Все такие рождаются. Есть от тела пуповина, есть - от неба. Душа ребёнка всё ещё связана с Матерью. Выйдет плацента, мы перережем пуповину, и сияние тоже угаснет.
        Она ждала, пока отойдёт плацента.
        Больничный хирург, попытавшийся поначалу спорить с Проводящей эйи, теперь забился в самый дальний угол. Оттуда он сигналил мне, чтобы я проверил, дышит ли девочка.
        Я потрогал пальцем крошечный нос и ребёнок чихнул.
        Айяна обернулась.
        - Чего ты её торопишь?
        Она расшнуровала платье, взяла у меня свёрток и поднесла к груди.
        Медик молчал. Ещё вчера он пытался взывать к нашему разуму, объясняя, что маленькому ребёнку потребуется молоко. Что здесь не специализированная клиника, и нужно срочно заказать детскую смесь…
        Айяна только хмыкнула. Я знал, что её чувства пластичнее, чем мои, и не бьют так больно, но всё равно медика прямо-таки передёрнуло.
        Ребёнок явно что-то глотал. Чудом для меня это не было. Если эйниты могли управлять временем зачатия, то почему бы у Айяны не появиться молоку тогда, когда ей это было нужно?
        Она выглядела счастливой, свечение младенца вызывало в её лице ответный свет. Более тонкий и мягкий.
        Я отвернулся. Мне тяжело было смотреть на чужое счастье.
        Если бы я мог - я бы заплакал. Но я не мог.
        - О-о-обесточивать будем? - жалобно спросил хирург.
        - Нет, - сказал Дьюп.
        Айяна согласно кивнула.
        - Надежда всегда есть, - она снова передала дочку мне и поправила шнуровку на платье. - Даже когда в будущем мы не видим надежды - она всё равно существует. - Проводящая помедлила, глядя, как я неловко пристраиваю на груди ребенка. - А тебе лучше поехать со мной. - Она повернулась к Дьюпу. - Отпусти его хотя бы на пару месяцев? Умрёт он у вас. Ты думаешь, я только по его скорбной морде вижу, что он не хочет жить? Сияние усиливается…
        На этой фразе заглянул Мерис, который не решился присутствовать непосредственно при родах и ждал за дверью.
        - Да что это за сияние такое? - взвился он с порога, но осёкся, увидев у меня на руках ребёнка. - Девочка?
        - Девочка, - подтвердил Дьюп.
        Я молчал. Я не чувствовал рук. Младенец совсем ничего не весил, или это я провисал в пустоте вместе с ним?
        - Объясни ему, Айяна, - кивнул Дьюп. - Помещение не прослушивается, я проверил. У тебя получится лучше.
        - Это почему? - спросил Мерис, разглядывая крошечное личико девочки.
        - Айяна - микробиолог.
        - А что, сияние видят именно микробиологи? Врождённый микроскоп в правом глазу?
        Мерис кусался. Он всё ещё не мог примириться со смертью Вланы. И с чувством вины.
        - Сияние эйи видеть - дело привычки. - Айяна жестом отослала хирурга и подождала, пока за ним закроется дверь.
        Она никак не отреагировала на язвительность Мериса. Её манера общаться немного свысока была всё той же, что и на Къясне. И здесь она держала себя хозяйкой. И говорила словно хозяйка. Дьюп, видимо, принял её вместе с манерами, это у Мериса они вызывали раздражение.
        - Вся картина мира, как ты её видишь, - дело привычки, не более. Но сияние эйи ваши учёные регистрируют тоже, не правда ли? - Продолжила Айяна, убедившись, что дверь плотно закрыта.
        Мерис хмыкнул. Он слушал вполуха, всё ещё разглядывая ребёнка. Даже пытался потрогать крохотные пальчики, но не решился.
        - Ничего мистического в сиянии нет. - Айяна уже в который раз обвела глазами комнату в поисках окна. Но окон в боксах не делают. - В любом человеческом организме живут колонии микроорганизмов. Микрофлора является самостоятельным органом, покрывающим стенки кишечника, слизистые оболочки и кожу. Оставаясь невидимым, этот «орган» весит около 2 килограммов и насчитывает порядка ста биллионов клеток микроорганизмов. Это число в 10 раз превышает число собственных клеток организма-хозяина. Микробная экология каждого человека представляет собой чрезвычайно сложную систему, на формирование которой потребовались многие миллионы лет эволюции.
        - Я не на лекцию угодил? - уточнил Мерис, не поворачивая головы. Он смотрел куда угодно, только не на эйнитку.
        - Сияние эйи вызывает именно микрофлора, - снисходительно улыбнулась Айяна.
        - Как это? - не понял Мерис. Он, наконец, оторвался от созерцания ребенка и столкнулся глазами с Айяной. Заморгал от неожиданности - ей трудно было смотреть в глаза без привычки, даже если она не концентрировалась на тебе.
        - Молча, - констатировала Айяна с той же снисходительной улыбкой. - Мы умеем понимать явления и живой, и неживой природы. И умеем общаться с ними. Наши симбионты понимают нас лучше и защищают своих хозяев более эффективно. Это не значит, что сами микроорганизмы, населяющие наши тела, иные. Иной является глубина контакта между симбионтами. А сияние - побочный эффект.
        - Подожди, - перебил Мерис. - Как же тогда может происходить «заражение»?
        - Только при глубоком контакте. При лечении или инициации. Мы говорим с телом, когда лечим. И, настраивая психику новичка, Проводящие говорят со всем его телом. Микрофлора тоже откликается. Она становится более активной в плане защиты своего симбионта. Сияние нарастает постепенно и устанавливается на неком индивидуальном уровне.
        - Вот, таи ма таата, а мы столько лет голову ломали… - Мерис оседлал единственный стул, который мы все упорно не замечали. - Похоже, ты не врёшь, женщина. Изменений у тех, кто «заразился» действительно никаких особенных не было… - Генерал включил, наконец, голову. - Только некоторое улучшение адаптации организма к агрессивным условиям, повышение иммунитета и подобная ерунда… - Он переключился на Дьюпа. - Ты знал?
        - Я догадывался.
        - Как?
        - Больше интуитивно. Айяна, когда лечила меня, каким-то образом договаривалась с моим телом. Не с подсознанием - я не шёл на контакт, а внушаемость у меня от природы низкая. Но у неё получалось. А позже я сделал анализы и обнаружил это самое «сияние». И предположил, что эйниты как-то воздействуют именно на некий коллективный разум микрофлоры, если допустимо так выражаться. Микроорганизмы живут колониями, значит, информацию они как-то принимают и передают. Да и «заражением» процесс передачи сияния назвать нельзя. Мы не наблюдали его при обычном контакте. Помнишь, как ты боялся заразиться от дочери? А привело это только к тому, что ты потерял девочку, побоявшись держать её близко от себя.
        - Да… Хорошо было бы знать заранее… - огрызнулся Мерис. Я видел, насколько болезненна для него эта тема. - Как я вижу, данная информация здесь и умрёт? - Продолжал он раздражённо. - Иногда я не понимаю, а на чьей ты, собственно, стороне, Колин?
        - Я уже объяснял тебе один раз, - предупредил Дьюп без малейшего нерва.
        - А… так это было объяснение? - пошипел Мерис. - Ты ничего не попутал? Мне показалось, что ты тогда хотел удавить меня моими собственными кишками.
        - Хотел бы удавить - удавил.
        Колин оставался таким же спокойным и непроницаемым, как горное озеро в жару. Что ему жара? Мегатонны воды в тёмной ледяной бездне. А вот Мерис - заводился.
        - Мне можно задать пару вопросов этой милой даме? Ты разрешишь?
        - Только выражения выбирай.
        - Обнадёжил. Леди, я могу прояснить, куда из столицы Аннхелла делись эйниты? - Мерис вместе со стулом развернулся к Айяне.
        - А почему ты решил, солдат, что я знаю? - усмехнулась она. - Мы не подотчётны друг другу.
        - Есть у меня кое-какие подозрения, - Мерис прищурился, но выдержал взгляд Айяны.
        - Предполагаешь всеэйнитский заговор, солдат?
        - Предполагаю, что событие достаточно важное, чтобы находиться на пересечении линий. А если так, ты можешь предвидеть, где они прячутся. Ну и где?
        Мерис соскальзывал с вопроса на допрос.
        Айяна, однако, расслабленно улыбалась. Она смотрела и не видела. И ответила не сразу. Но ответила.
        - Действительно, это достаточно ключевое событие, солдат. Но тебе не стоит знать, где они. Это ничем тебе не поможет, а время будет утрачено.
        Она так и сказала - не упущено, не потрачено, а утрачено.
        Мерис посмотрел на Дьюпа. Тот отрицательно покачал головой.
        - Ладно, - согласился генерал. - Допустим, так. Но зачем они заварили всю эту кашу, ты можешь сказать?
        Айяна задумалась. Теперь она сосредоточилась гораздо глубже.
        - Пусть он выйдет, - сказала она наконец и кивнула на меня.
        Я пожал плечами и вышел прежде, чем Дьюп или Мерис успели что-то сказать. Задолбали меня все эти тайны.
        За дверью караулили два моих бойца.
        Я привычно поинтересовался, давно ли они сменились. И только заметив неуставную заинтересованность на их лицах, понял, что вышел вместе с ребёнком.
        Как бы малая не замёрзла, уж больно крошечная.
        Я застегнул надетый на голое тело китель, устроив её за пазухой. Вышел на улицу.
        Перед госпиталем стояло наше, спецоновское, оцепление. Солнце садилось на фоне широких бронированных спин.
        Была какая-то баллада о рождённых на закате…
        Падает солнечный диск.
        Тьма поднимает лицо
        Взгляд изначальных разит
        Через кольцо…
        Я не понимал этих стихов, пока не увидел закат вот так, из-за спин стоящих с оружием. Словно бы мне действительно противостояла тьма, а через кольцо солнечного диска со мной прощался Уходивший в эту тьму друг.
        Я смотрел на солнце, пока не почувствовал, как в затылок кольнуло и перед глазами само собой всплыло лицо Айяны. Красивое лицо, несмотря на возраст.
        Обернулся. С крыльца сбегал ординарец Мериса. Да, похоже - зовут.
        Какой красный закат.
        Я расстегнул китель и показал солнышку, что прячу за пазухой. Это почему-то было для меня важно.
        А потом пошёл обратно в госпиталь. Хотя знал, что ничего хорошего меня там не ждёт.
        История третья. Леопард против вашуга
        АННХЕЛЛ - ПРАТ - ГРАНА
        Я тоже поставил свои условия.
        Во-первых, сказал, что сначала заберу из интерната Леса и отвезу на Грану. На родной планете ему всяко разно будет лучше. Тем более что на Гране мне нужно повидаться с Абио и Н’ьиго.
        Во-вторых, настоял, что полечу сам. Не надо меня никуда везти. Пусть отвезут Айяну с ребёнком. Я прилечу позже.
        Айяна посмотрела на меня пристально:
        - Ну, пусть погуляет ещё недели две.
        - Почему - две? - удивился я. - Раньше успею.
        Она хмыкнула.
        Я хотел огрызнуться, но промолчал. Не то чтобы рассердился. Устал. И мне было пока всё равно, чем эта история закончится. Просто хотелось выполнить взятое на себя до конца.
        Леса подобрал я? Я и должен его куда-то пристроить. И должен узнать, как здоровье Абио.
        Посылать запрос - не в традициях Граны. Там этого не поймут. Так я и сказал обоим генералам. А дальше пусть распоряжаются мной как угодно, мне плевать.
        На том и порешили.
        Лес, увидев меня, поначалу вроде обрадовался. Но когда узнал, что я хочу отвести его на Грану, сразу как-то стих.
        Подрос он совсем немного, но неожиданно раздался в плечах, что было непохоже на его породу. У экзотианцев это происходит позднее. Лесу же по моим прикидкам вряд ли натикало больше девятнадцати.
        Он, однако, не возражал. Без уговоров забрался в шлюпку. Видно, приют надоел ему основательно. По грантским меркам он должен уже считаться взрослым, но в Содружестве хоть какая-то дееспособность - с 21 года.
        Долетели нормально. Лес всю дорогу тихо сидел в углу. Перед проколом я встал проверить, как он пристёгнут, и удивился, что всё у него как надо. Ничего, оказывается, не забыл.
        В этот раз я уже спокойно взял Дерена. (Роса отправил к Келли, долечиваться).
        Грана по неподписанному, но проговорённому с эрцогом Локьё договору, оставалась нейтральной территорией, каковой она собственно всегда и была. И сели мы спокойно. Мало того - Н’ьиго явился меня встретить, и потому военные даже курили в другую сторону.
        Н’ьиго стоял прямо на посадочной площадке. Там, где стоять, в общем-то, не положено. Ветер пытался сорвать его чёрно-синий плащ. Я не знал, цвета какого Грантского дома он носит, но не видел его иначе, чем в чёрном и синем. И волосы у него были иссиня-чёрные.
        Я спрыгнул, не дожидаясь, пока шлюпка перестанет дрожать. Следом выбрался Лес.
        Н’ьиго поздоровался кивком и улыбнулся одними глазами. А потом молча пошёл вперёд.
        Лес вертел головой по сторонам. Посмотреть было на что. Грантские города поражают видимой несовместимостью сельского и индустриального пейзажа. Тем более - в старой части планеты.
        Мы прошли квартала два. Прошли бы больше - голова бы у Леса оторвалась.
        Н’ьиго его спас. Свернул в тупичок и повёл нас в подвал одноэтажного здания.
        Дом, как выяснилось, уходил «в землю» ещё на два этажа. Непонятно было, жилое это помещение или офис - детали стиля и тут переплетались довольно причудливо.
        Плохо освещённые коридоры казались то прямыми, имперскими, то раздувались и изгибались, как змеи. Светильники, двери - и те были разномастными.
        В комнате, куда психотехник привёл нас, стоял шикарный двуспальный диван - мягкий и легкомысленный. На нём можно было и спать, и убеждать пациенток, что ещё не всё потеряно в этой жизни.
        Рядом с диваном обитали - рабочий стол в строгом офисном стиле, бар, карта и всё, что полагается иметь в приличном кабинете.
        Лес с размаху шлёпнулся на диван. Я же продолжал стоять посреди комнаты, оглядываясь по военной привычке в поисках скрытых дверей или чего-нибудь вроде.
        Н’ьиго с той же еле заметной улыбкой отодвинул одну из фальшивых панелей и продемонстрировал вторую дверь.
        А потом подошёл ко мне и коснулся пальцами виска. Я не уклонился и не вздрогнул. Так здоровались на Гране, я видел это не раз и не два, но здоровались в семье, не с чужаками.
        Я медленно поднял руку в ответном жесте и дотронулся до синей жилки на виске Н’ьиго. Он ободряюще улыбнулся мне.
        - Располагайся! Это мой офис. Здесь нас никто не побеспокоит. Абио не смог тебя встретить. Он здоров, - предупредил мой вопрос психотехник. - Отбыл по делам. Он кое-что передал для тебя перед отъездом.
        Н’ьиго повернулся к столу, добывая из его недр обещанное, а я всё ещё не мог прийти в себя.
        Я высадился на эту планету завоевателем, был готов убивать этих худощавых и низкорослых по имперским меркам аборигенов. Но именно здесь меня встречали теперь, как своего.
        Это царапало изнутри. Я привык, что, защищая какую-то территорию, ты не ограждён от претензий живущих на ней. Даже умирая за чью-то землю, ты остаёшься членом презираемого солдатского клана убийц.
        Н’ьиго протянул мне синеватый кристалл в прозрачном футляре. Наверное, сапфир, и на нём явно было что-то записано.
        Я кивнул и спрятал подарок. Абио в норме, это хорошо. Значит, у меня нет долгов перед его родичами.
        Лес насиделся уже и затосковал. Психотехник молча показал ему на часы, потом на дверь. Поднял один палец. Лес кивнул и выскочил за дверь.
        - Куда ты его?
        - Отпустил на полчаса осмотреться.
        - Он тебя понял?
        - Детские жесты, - чуть повёл плечами Н’ьиго. - Похоже, лет до пяти или семи он действительно жил на Гране. Но кровь - пополам.
        - Это не помешает тебе его взять?
        - Не думаю. Но надо будет спросить, чего он сам хочет. Как ты?
        - Плохо.
        Сам того не ожидая, я рассказал Н’ьиго всю историю с подставной смертью Дьюпа, которую так и не смог переварить, и настоящей смертью Вланы.
        Н’ьиго слушал молча. Но, когда я выговорился, мне стало наконец легче.
        - Война, - вот и всё, что он сказал.
        Поднялся и стал колдовать над чаем, разговаривая тихонько с водой.
        Я откинулся на спинку дивана. Общение с Н’ьиго не вылечило меня, но словно бы обтянуло невидимой плёнкой. Какое-то время это будет держать меня, будет охранять от химер. Потом я, может быть, очухаюсь сам, если…
        Я чуть не задремал, но ввалился Лес.
        - На ловца и зверь, - сказал Н’ьиго, устанавливая на специальной подставке чайник и переключаясь на мальчишку. - Иди сюда.
        Лес подошёл. Угол рта у него был в шоколаде.
        Н’ьиго без церемоний повертел его в разные стороны, осмотрев кожу на шее и за ушами, и недоверчиво покачал головой, не обнаружив ничего.
        - А ну, раздевайся.
        Лес, пожав плечами, стал стаскивать с себя одежду, в которую обрядили его в шлюпке мы с Дереном.
        Он был здорово похож на сироту в приютских шмотках, и Дерен пожертвовал запасную защитного цвета трикотажную рубашку и армейские брюки. Брюки пришлось утянуть и закатать.
        Н’ьиго осматривал мальчишку придирчиво и внимательно, задавал какие-то малопонятные мне вопросы, но, как я понял, так ничего и не нашёл.
        - Невероятно, - сказал он, глядя, как Лес не спеша одевается - своей наготы парень вообще не стеснялся. - Первый раз вижу молодого человека, который в таком хорошем возрасте не употребляет наркотиков.
        - Ты уверен? - рассмеялся я. - Есть ещё курево и таблетки.
        - А есть нервные реакции, - парировал он.
        И тут Лес обернулся и посмотрел на меня.
        И я всё понял.
        Это я когда-то полубезуспешно вытряхивал из него всю эту дурь. Я заставлял его отжиматься по утрам, как он ни пытался меня бойкотировать, огрызаться или спасаться бегством.
        Пока я заставлял - он боролся со мной, но когда меня отправили в штрафбат, а его, спустя небольшое время, в приют…
        Лес смотрел на меня, а я читал по его умоляющим глазам, что он делал всё, на чём я когда-то настаивал. Он ждал, что рано или поздно я вернусь за ним. Он верил, что своих не бросают…
        - Хэд… - выдавил я.
        Н’ьиго понимающе покачал головой.
        - Ну, давайте хоть чаю попьём, - я пересел к столу. - Садись, - сказал я Лесу. - Придётся тебе, выходит, лететь со мной на корабль.
        Лес несмело улыбнулся. Просить он меня не мог, я видел.
        ОТКРЫТЫЙ КОСМОС
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «ЗИГЗАГ» - ОКРЕСТНОСТИ ПЛАЙТЫ -
        ФЛАГМАН ИНСПЕКТОРА ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА «ФАКЕЛ»
        - Нет. И не уговаривайте. Сказал - не возьму, значит, не возьму. Парень слишком молодой и возбудимый. - Я смотрел на тонкошеего ушастого пилота-стрелка и шёпотом отбивался от его капитана.
        Едва мы вышли из воздушного пространства Граны, как нас окликнули с нашего же патрульного корабля и попросили сблизиться. И вот сейчас капитан навязывал мне пилота, который якобы просится «вниз», на грунт.
        - Он у вас ещё в космосе не обтёрся, куда его на грунт? Да и я сейчас не на Аннхелл.
        Корабль, куда меня заманили для приватного разговора по неожиданно пустому поводу, в листах манёвров значился, как «Зигзаг». Но, когда я выходил из шлюза, - заметил старинную табличку, дореформенную ещё. То что было там выгравировано, читалось скорее как «Визг». Однако эмблемой была ломаная линия, вроде молнии.
        Я успел открыть виртуальный справочник, пока шли по коридору к капитанской. «Зигзаг» - оказался одним из самых старых кораблей в Южном крыле. С верфей он сошёл раньше, чем старичок «Выплеск» и погибший «Пал». В Северном крыле я таких древних кораблей вообще не встречал, а тут сохранились.
        Капитан мялся и недоговаривал. Я начал подозревать, что дело сроду и не в пилоте, и сделал вид, будто могу сдаться.
        - Ладно, - сказал я, изучая стриженый затылок парня. (Мода - она и в космосе мода. А мы вот хвосты отращивали…) - Покажите мне характеристику на него. А заодно - может, хоть чаем напоите?
        Капитан поспешно согласился. Засуетился, забегал. Волнение я наблюдал неподдельное.
        - Что происходит? - спросил, как только дверь закрылась, и капитан «Зигзага» выпроводил вместе с пареньком-пилотом дежурного. - Не из-за этой же зелени вы меня сюда затащили?
        - Правильно про вас рассказывают, - вздохнул капитан и совсем сник.
        Был он очень в возрасте, видно, из тех, кому операции по реомоложению оказались генетически противопоказаны. Все остальные усилия медиков не могут остановить старение, а Космос старит быстро.
        На твёрдой земле капитан «Зигзага» сохранился бы лучше, учитывая оснащение военной медицины. А так… Ему лет 80 - 90, но инспектор Джастин в свои двести с чем-то выглядит моложе.
        - Обо мне много чего рассказывают, - сказал я спокойно. - Вам помочь связаться с командующим? Есть какие-то проблемы с износом корабля? Я могу выступить посредником между вами, техслужбами и генералом Абэлисом.
        Я его не обманывал и действительно мог учудить сейчас вообще что угодно. Прыгнуть через голову зампотеха Крыла? Легко. Мысли о грандиозности возможного скандала меня даже успокаивали.
        - Бесполезно, - сказал капитан и включил большой обзорный экран, и Большой Космос вывернул перед нами своё звёздное брюхо. - Дело не в износе «Зигзага». Да и комкрыла тут ничего не решает. Видите вон те корабли? Это уже условно «их» территория. Мы ещё утром засняли, что они там делают.
        Капитан с уверенностью пилота пробежался по пульту, увеличивая нужное изображение.
        Я понял раньше, чем он открыл рот и начал объяснять.
        Экзотианцы таскали по орбите какой-то средней величины планеты парные ГМ-генераторы и лупили по ней разрядами, выжигая всё живое.
        Картинка усилила мою чувствительность, и я ощутил эхо боли и агонии.
        - Планета обитаемая? - спросил я. - Это которая?
        - Плайта.
        Я нахмурился. Плайта была заселена примерно, как Мах-ми, довольно плотно и равномерно.
        - Мы доложили наверх, - сказал расстроенный капитан. - Что мы можем ещё сделать? Планета не наша. Или у них там кто-то спятил, или технику испытывают… Двое суток уже бесчинствуют. - Он приблизил сияющие точки экзотианских боевых кораблей. - Не меньше семи десятых процента территории угробили. Вон, видите, счётчик поражения в углу экрана? А это… Это уже мои пилоты с орбитального расстояния снимали. Дым, правда, сильно закрывает обзор, а ближе подойти мы не могли, сектор-то чужой. Но и так ясно, что там сейчас творится.
        Капитан развёл руками. Он не знал, что и предположить.
        И я не знал. Если бы это была наша планета, происходящее можно было бы назвать экзотианской провокацией во время перемирия. Но планета-то не наша.
        - Мне когда доложили, что вас опознали, я понял, что это судьба. Кто, кроме вас, может?..
        Да уж, кто кроме меня…
        Но мозг мой, как ни странно, не искал оправданий, которые позволили бы мне отступить с минимальными потерями гордости. Он уже крутил ситуацию так и этак.
        Экзотианцы решили медленно истребить собственных людей вместе с почвой? Неважно - зачем. Может, и впрямь кто-то сбрендил.
        Что я могу сделать, имея в своём распоряжении голову, стандартную боевую «двойку», двух пилотов очень хорошего класса и Леса, как балласт?
        Да ничего! Или… могу всё-таки?
        ГМ-генератор - штука опасная. Он не только создаёт нестабильное гравитационное завихрение, накапливающее и направляющее светочастотный удар на цель…
        - Капитан, - предупредил я. - Мы с вами сегодня не разговаривали. Обменялись паролями и разошлись. Только просьба у меня к вам будет. У меня на борту пассажир, передержите его пока у себя? Если не смогу забрать - отправите на «Каменный ворон».
        И я быстро пошёл к шлюзу.
        Капитан прав: кто кроме меня? Вернее, кому командование может такое спустить? (Если, конечно, он не сдохнет в процессе?)
        Тут главное было всё правильно рассчитать. До миллисекунд.
        Будь экзотианские корабли подальше от планеты, идея с созданием левых гравитационных завихрений вообще бы не прошла. Но они достаточно близко. Торопятся гады, с орбиты шлифуют.
        ГМ-генераторы создают поле, которое накапливает светочастотный импульс батарей корабля.
        Установлены генераторы на двух крейсерах, которые движутся параллельным курсом. Какое-то время они накапливают разряд, потом лупят по планете и снова идёт накопление заряда.
        Так педантично они и выжигают участок за участком. Остановятся, видимо, тогда, когда, по их расчетам, Плайта уже не сможет сохранять стабильность биосферы, и экологическая катастрофа успешно довершит начатое.
        А, может, это и впрямь какое-то зверское испытание новой техники?
        Ну-ну… Вот и мы сейчас тоже кое-что на них испытаем.
        Шлюпка легко создаст небольшое неучтённое гравитационное завихрение, если сумеет проскочить между кораблями. Нужно только правильно рассчитать домагнитный момент и величину накопленного генераторами заряда. Второго шанса нам не дадут…
        Шлюпка неслась к Плайте.
        И чем ближе мы подлетали, тем отчётливее я ощущал, что планета просто визжит от ужаса.
        Полюса уже затянуло дымом. Я чувствовал и лихорадочное биение ноосферы, и человеческий страх.
        - Дерен, передай пока управление, давай с тобой посчитаем?
        Я обрисовал ему задачу.
        Пилот покачал головой:
        - Без вариантов. Уходим через две единицы в прокол, выходим из него на максимальной скорости, делаем «восьмёрку», проскакиваем, если не изжаримся, между кораблями и опять в прокол. До тридцати ge на выходе будет. Ерунда. А вот сколько на входе схватим - уже от скорости зависит. Значит, из второго прокола можем вообще не выйти, если скорость не сумеем сбросить.
        Говорил Дерен отстранённо. Лицо его не дрогнуло: не побледнел, не свёл брови.
        - Сам что считаешь? - спросил я у него.
        - Я? - растерялся пилот.
        - Ты. Сам бы стал рисковать?
        Вот тут он действительно задумался.
        - А какие гарантии, что они не пришлют ещё два корабля и не продолжат? - спросил он сдержанно, но злость я уловил.
        - Не до того будет. Займутся отрыванием моей головы, если мы выживем, конечно. Так или иначе - «не вмешиваться» наши уже не смогут. А там посмотрим.
        - А если опять война?
        - А ты справочник открой. Мы за три года столько людей не перевели, сколько они за двое суток.
        - Надо пульт в аварийный режим перевести, - констатировал Дерен. - Чтобы он сам на автоматику переключился в случае чего.
        - Объясни второму пилоту, - сказал я. - Если что, я сам могу за пульт сесть. А его можно на пол уложить. На «пену». Всё-таки шансов будет больше.

* * *
        - Адам, посмотри, я там вроде антипреант в сейфе видел?
        - А что ты хо?..
        - Обколоть его нейролептиками, как ты предлагал сделать с Дайего.
        - Но?..
        - Анджей крепче, он выдержит.
        Инспектор Джастин пожал плечами и полез в чужой сейф.
        Сейф был гостеприимно приоткрыт. Эти двое уже что-то искали в нём.
        Капитан «Зигзага» не возражал. Он был похож на выброшенную на берег старую лодку: куда-то смотрел, но определить, куда именно без специальных приборов не представлялось возможным.
        Дьюп вытряхнул меня из медкапсулы, как котёнка. За всё это время мне не дали и рта раскрыть. Да и времени с момента моего появления в капитанской прошло секунд сорок.
        До этого я спал.
        Из прокола мы вышли на автоматике, и, пока я приходил в себя, нас подтянули к «Зигзагу» и отправили всех троих в медблок.
        Медик разбудил только что. Пригнал капсулу в капитанскую и там разбудил.
        А в капитанской меня уже ждали Колин и инспектор Джастин.
        Я ещё не отошёл от искусственного сна, и не понимал, чего они от меня хотят: спорят, крутят туда-сюда, как куклу.
        Иголка вонзилась под лопатку, и я зашипел:
        - Что происходит, может мне кто-нибудь?..
        Второй укол я получил в плечо, потому что попытался вывернуться.
        - Быстро в шлюпку! В инспекторскую!
        - А это ничего, что я голый?
        Дьюп швырнул мне в спину китель.
        - Бегом! - И сам двинулся следом за мной, параллельно сгребая со стола какие-то бумаги.
        Инспекторская шлюпка оказалась гораздо удобнее стандартной. Особенно в плане кресел. Это было как нельзя кстати. Четвёртый «прокол» за сутки. С ума ж сойти можно.
        Одевался я уже в ложементе. Дьюп поправил мне воротничок, проверил крепления ремней.
        Сознание медленно, но верно затягивало туманом. Чем он меня колол? Зачем? И получилось ли у нас что-нибудь? Впрочем, судя по кипишу, видимо, получилось.
        - Сбили хоть один? - спросил я его.
        - Оба сбили, - сказал Дьюп. - Идиоты.
        Голос не был особенно сердитым, или мне так казалось?
        Я улыбнулся - губы сами разъехались. Сбить два корабля шлюпкой, «двоечкой» - это же надо!
        - Посмотри, он ещё и улыбается, - нахмурился инспектор Джастин.
        - Это не он улыбается, - бросил Дьюп. - Это антипреант за него улыбается.
        Ну и пусть анти…преант. Зато хорошо и спокойно.
        Меня сейчас можно было ругать, бить, я бы всё равно улыбался. Я был счастлив.
        Когда шлюпка подошла к инспекторскому «Факелу», мне стало ещё веселее - «прокол» на шлюпке или на корабле - всё-таки не одно и то же. На корабле можно будет поспать.
        Я сладко зевнул.
        Однако поспать мне Колин не дал. Инспектор Джастин ушёл к себе, он плохо переносил проколы, а Дьюп лёг в кресло рядом со мной и начал рассказывать в деталях, что именно я сегодня уже проспал.
        Выходило, что затея наша удалась на все двести. Правда, что там точно произошло - никто теперь рассказать не сможет, потому что взрыв вышел отменный. Он сожрал и оба корабля, и вертевшиеся вокруг технические модули.
        Видимо, помеху мы экзотианцам создали не такую уж большую, и они какое-то время пытались стабилизировать генераторы. Иначе бы такой солидный разряд не успел накопиться. А потом началась цепная реакция, и они сами себя доугробили. Мы-то проскочили в самом начале цикла, а то тоже изжарились бы.
        Да… Соображать кому-то на экзотских судах надо было быстрее. И отключать всё к Хэду. И корабли разводить.
        Наше, имперское, руководство, возможно, и не врубилось бы никогда в то, что случилось на орбите экзотианской Плайты. Но эрцог Локьё - человек настолько же умный, настолько и владеющий техникой провидения и ментальных реконструкций.
        Примерно через стандартный час после случившегося, он связался по долгой связи с инспектором Джастином и потребовал предъявить, наконец, меня. Иначе…
        - Ну и что? - спросил я, беспечно улыбаясь. - Никаких доказательств нет. Даже если велась запись с какой-то из орбитальных станций, шлюпка - настолько мелкий объект… Никто не докажет, что это именно мы там всё устроили. Гравитационная помеха - ерундовая была просто. Ну, не повезло им. Случайный метеорит прошил генератор.
        - Вот-вот, - покавал Дьюп. - Оно и выходит, что ты у нас единственный, кто этот метеорит видел, не считая твоих пилотов. - Я что сейчас должен? Убрать свидетеля?
        - Ну, это бы я хоть понял… - Я фыркнул. - А вот зачем ты меня наркотиками колол? Чтобы я смеялся в ответ на любую твою фразу?
        - Больше ничего уже не успевали. Пока вытрясли из этого дурака, что вы и где вы…
        - Кто - дурак?
        - Капитан. Тоже мне, защитник!
        - Капитан «Зигзага»? - уточнил я весело. - Хороший мужик.
        - Хороший… Из-за него столько времени потеряли.
        - Колин, он же не знал, что мы с тобой друзья. Что он должен был делать, если не спасать меня от разъяренного начальства? - тут мы вошли в прокол, и сознание моё отправилось в заплыв, но гораздо мягче обычного. Я почти мог соображать. - А хорошая штука, в общем-то, этот твой анти-забыл. Надо будет потом…
        - Оптимист, таниа ма акара. - Колин потёр виски. - Слушать можешь?
        - Как ни странно, могу.
        - Слушай тогда внимательно. Не показать тебя эрцогу мы не можем. Что он там сумеет в тебе прочитать про сегодняшнее - хрен с ним…
        - Кто? - зевнул я.
        - Слушай и запоминай. Вслух ты ничего подтверждать ни в коем случае не должен. Ты летел с Граны. «Зигзаг» вас по недоразумению задержал. Дальше вы последние три часа это недоразумение смывали. Пили. Запомнил? Повтори!
        - Дальше вы, то есть мы, эти три часа пили. Ну, запомнил. И что?
        - И всё. Ты пьян, и в чём дело - вообще не понимаешь.
        - А чего мы его так боимся, эрцога этого?
        - Сам увидишь. Не обращал внимания, что в Северном крыле никаких переговоров с экзотами «глаза в глаза» уже двести лет не ведётся?
        Я задумался. Думать было трудно, но Дьюп, похоже, знал, что говорил.
        Пока я служил в Северном, мне вообще в голову не приходило, что с экзотианским командованием можно встречаться и о чём-то договариваться.
        Переговоры велись, что называется «с пульта на пульт». Я знал, что в капитанской и в навигаторской есть специальные видеофильтры, которые предварительно рассеивают, а потом снова «собирают» сигнал.
        - Эрцог Эзерберт Аний Локьё, командующий эскадрой Юга, принадлежит к дому Сиби (Сапфира), одному из влиятельнейших на сегодняшний день домов Камня, - продолжал Дьюп. - Ему 244 года. Он крайне опасный противник и в политическом плане, и в плане психотехник, которыми владеет. Если про ледяных лордов говорят, что они могут убить человека двумя фразами, то Локьё неподготовленного человека раздавит, не открывая рот. Но бояться тебе ни в коем случае нельзя. Страх - плохой помощник. Ты должен оставаться спокоен. Запомни это. В любой ситуации - спокоен.
        Дьюп остался на «Факеле», ведь Локьё не был в курсе, что сам лендслер Юга по случаю болтался в гостях у инспектора Джастина.
        Но эрцог говорил только с инспектором, с ним мы и полетели на экзотианский флагман.
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        Корабль назывался «Айникстэ» - «Леденящий». Или, в прямом переводе, «Убивающий холодом». Милое такое названьице.
        - Скромнее надо быть, - сказал я его острому породистому носу и захихикал.
        Инспектор Джастин покосился на меня.
        - Ты чего?
        - У ледяного лорда должны быть ледяные яйца, - сказал я первое, что выкатилось на язык, и по взгляду инспектора понял, что Дьюп перестарался с лекарством.
        Я хотел фыркнуть, но икнул. Перед тем как мы расстались, Колин ещё и какую-то дрянь пить заставил. Пахла она вином, но, как я понял, вином не являлась.
        Вышли из шлюза, и я остолбенел. Такой роскоши, как на «Леденящем», я вообще никогда и нигде не видел.
        Отделка корабля не только подчёркивала размеры состояния эрцога Локьё, но и радовала глаз. Некоторые элементы интерьера были настоящими произведениями искусства, другие - антиквариатом или внеземными трофеями.
        У входа в шлюзовую камеру, под табличкой с названием корабля и девизом, бил живой фонтан. В струях воды перекатывались «воздушные камни» с Кламэ, ценой в боевую шлюпку каждый.
        Я задержался, чтобы прочитать девиз. У нас на кораблях не было девизов, и я о такой традиции не слышал. Может, это девиз дома?
        Сам бы я перевести не сумел, но спецбраслет помог. Синяя искрящаяся надпись на белом золоте гласила - «Я пью твою жизнь».
        Хорошенький девизец!
        Я захохотал, как припадочный. Инспектору пришлось взять меня под локоть и потащить к белой мембране дверей во внутренние помещения корабля. Сопровождающих нам не полагалось, да и люди эрцога не спешили сбегаться к шлюзу. Ни охраны, ни толпы идиотов из младшего командного состава я не заметил.
        Только когда мы вышли в центральный коридор, нас встретили трое - ординарец и два охранника.
        Ординарец был из младших сыновей того же дома, что и эрцог. Синяя с кипенно-белой отделкой форма. Каждая мышца прикреплена к костям с соблюдением этикета. Лет на вид около сорока, красавец, но не такой беломордый, как наши аристократы. Здесь загорать постыдным, видимо, не считалось. (Я вспомнил, что и единственный виденный мною раньше эрцог дома Аметиста, Энек Анемоосто, тоже был довольно загорелым).
        Коридор, по которому мы шли, больше напоминал музей - старинное оружие, современные дуэльные мечи, сабли.
        Я только головой успевал вертеть - инспектор шагал бодро и тащил меня за собой с минимальными приличиями. Когда он затормозил неожиданно для меня, я вывернулся из его некрепкого захвата и медведем ввалился в полураскрывшуюся дверь.
        Дверная мембрана взвизгнула, подавилась, и я протиснулся в довольно объёмную каюту.
        И споткнулся глазами о тошнотворно-мерцающее пятно.

* * *
        Лёд. Острые голые скалы. Холодный ветер. И злобный искристо-серый зверь с льдинками в глазницах.
        Зверь хлестал себя по бокам хвостом и скалил полупрозрачные клыки…

* * *
        Но я был сегодня неадекватен.
        Я расхохотался, и картинка осыпалась, как осыпается от холода пластик.
        Дверная мембрана взвизгнула ещё пару раз, с шипением раскрылась-таки до конца, и в каюту шагнул инспектор Джастин.
        - Приветствую тебя, Аний!
        - Абэтадасмэ, - прозвучал высокий холодный голос. И только с его звуками я смог сконцентрироваться и разглядеть самого эрцога.
        Эзерберт Аний Локье был длинным и поджарым, как и его зверь. И стальные глаза имел под вид. Лицо - жёсткое и угловатое, широкие плечи, мощный костяк… И блестящая, загорелая лысина!
        Я хихикнул. И опять вспомнил Энека Анемоосто из Дома Аметиста. И понял, что ледяные лорды далеко не такие лёгкие и изящные, как их подданные. Забавно.
        Губы снова разъехались в не очень-то вежливой улыбке.
        - Прошу извинения за своего подчинённого, он немного нездоров, - продолжал инспектор Джастин, подходя к подковообразному бело-голубому столу и опускаясь в серебристое кресло слева от центрального, где восседал Локьё.
        Инспектор изображал человека усталого и несколько озабоченного. (В шлюпке он таким совсем не выглядел).
        Я продолжал стоять столбом посреди каюты и с удовольствием озирался.
        Здесь было на что поглазеть. Хотя бы на чучело эскерона - ядовитого ящера с Ла Анамэли. Или на летающие вслед за фокусировкой моего взгляда светильники.
        То, что Аний Локьё смотрел на меня пристально и недружелюбно - меня совершенно не раздражало. Как и то, что инспектор Джастин усиленно показывал глазами на кресло справа от эрцога.
        Нет, Дьюп гений. Такого дурака, который сейчас во мне бродил, мне бы сыграть никогда не удалось.
        Я наконец «заметил» знаки моего покровителя и упал в кресло. То есть сел, но как-то немного упал - тоже.
        Эрцог перестал поедать меня глазами. Он сидел примерно в двух не очень широких шагах от меня и смотрел теперь на парящую над столом имитацию нашего сектора галактики из бриллиантов и полудрагоценных камней.
        Свет падал таким образом, что бриллианты горели, словно маленькие солнца. Прочие камни были подобраны в цвет планет, как их видно из космоса - затянутая дымкой бирюза, нефрит, яшма… А из чего же серо-голубой Аннхелл? Агат? Нет, пожалуй…
        - Тоже нефрит, - пояснил эрцог Локьё. - Более редкой окраски.
        Он щелчком остановил движение «планет» и резко развернулся к инспектору:
        - Значит, вы утверждаете, что этот мерзавец был пьян и поучаствовать в сегодняшней интермедии возможности не имел?
        - Он уже третий день в отпуске, и вины его в этом я не вижу, - сухо ответил инспектор Джастин.
        - Лэстима тэ, - нахмурился эрцог.
        - Я понимаю, что у тебя есть свои каналы информации, и ты можешь мне не верить…
        - Не в каналах дело, - эрцог раздражённо приподнялся и оперся длинными, но не широкими ладонями о стол. Он, кажется, вообще был порывист в движениях. - Дело в том, что его судьба находилась сегодня на паутине!
        - Ну, уволь, - пожал плечами инспектор Джастин. - В этой вашей «паутине» я ничего не понимаю. - Он подумал пару секунд. - До того, как капитан Пайел отправился на «Зигзаг», он наносил гостевые визиты на Гране, возможно, это повлияло? Грантсы, мастера, прочая ересь… Больше ничего и предположить не могу.
        Эрцог Локьё вдруг всем корпусом развернулся ко мне:
        - Что ты делал на Гране? - спросил он, нехорошо щурясь.
        Эрцог хамит? Или чего он мне тыкает?
        Хэ-эд… Они же вообще все на «ты», вспомнил я.
        - А какая… тебе разница, что я там делал? - спросил я беззлобно, не думая, в общем-то, ничего скрывать. Просто так спросил, из вредности.
        - Смотри в глаза! - приказал эрцог и уставился на меня, как гадюка.
        Испугать он меня не испугал, но напомнил почему-то Тайэ: высокий, стрельчатый зал, чёрные горячие глаза мастера Энима… И стеклистый голодный блеск зрачков вашуга.
        Откуда я так хорошо вашуга-то помню? Я же не видел зверя живьём?
        - Давно я хотел на тебя посмотреть, - неожиданно почти нормальным тоном произнёс эрцог. - Не верил, что такое вот хаго, без роду и племени… Откуда ты только свалился, на наши головы? - И вдруг он повысил голос: - Кто ты такой? Я не нашёл у тебя ни предков, ни корней! Кто ты?
        Не знаю, на что он рассчитывал. К ору меня давно приучил Мерис, и дело это, в плане пробуждения моей личной совести, было безнадёжное.
        Локьё кричал и, видимо, пытался как-то воздействовать на меня, но я повис совсем в другом месте. Более спокойном, кстати. Меня там ждали. Мне были там рады.
        Кто? Да Хэд его знает. Может, это странное состояние было вызвано той психотропной дрянью, которой меня накачали?
        - Всё очень просто, эрцог, - весело сказал я, когда Локьё закрыл рот. - Помнишь детский стишок?
        Я хотел брякнуть глупость про брачные крики диких котов, но губы не послушались, и я сам с удивлением услышал:
        - Жажда и голод взрастили меня.
        От тверди земной. И истинного огня.
        Откуда я вообще это взял?
        Эрцог, похоже, обалдел не меньше меня.
        - Ты знал Рогарда? - спросил он, сверля меня глазами.
        Вопроса я не понял. Но рассмеялся:
        - Я знал всех и не знал - никого.
        Я сам не понимал, что несу. Я был, как пьяный.
        Но эрцог побледнел. И инспектор Джастин тоже. Мне же, благодаря гуляющему в крови нейролептику, было по-прежнему весело.
        - Мы сами с ним уже нахлебались, - инспектор Джастин коснулся пальцами лба. - Предсказать, что он натворит…
        - Мне докладывали, что его «смотрели» два мастера?
        - Мне тоже.
        - Чушь, ересь, - эрцог раздражённо забарабанил по прозрачной столешнице. - Этого просто не может быть!
        - Чего не может быть? - удивился инспектор Джастин.
        Эрцог не ответил. Мне казалось, он сейчас выпустит когти и…
        Я уже видел борозды на пластике столешницы!
        - Энима, - выдавил он наконец. - Мать зверья!
        Не понятно было, ругается он или это ответ на вопрос.
        И вот тут я неожиданно начал «трезветь».
        - А что случилось-то, в самом деле? - спросил я, размышляя, что должен, по их мнению, знать, а чего не должен. - Что я опять натворил-то, по-вашему?
        - Это я у тебя спрашиваю! - повернулся ко мне эрцог.
        Сидел он между мной и инспектором Джастином, вот и вертелся, как…
        - ? - я уставился на него недоумевающе.
        - Два наших корабля погибли в районе Плайты!
        - А что они там делали? Патрулировали? - спросил я нарочито спокойно. - Боевых действий в этом секторе с нашей стороны не было, за это ручаюсь. Есть записи станций слежения. Мы можем прислать. Возможно, они вам чем-то помогут? - Я встретился с ним «честными» глазами и продолжал. - А почему ДВА ваших корабля? Наш патрульный висит там один. Значит, и ваш должен быть один. Там что-то произошло? Эрцог, если вы не приоткроете карты, мы вам не поможем. Политика политикой - но два корабля - серьёзные потери. Как капитан, я вам очень сочувствую.
        Но эрцог игру в сочувствие не принял. И не поверил мне ни на миг.
        Чем дольше я говорил, тем больше обострялись его черты. Он пристально смотрел на меня, и пред моими глазами начала медленно растекаться тьма.
        Меня потянуло в неё, и я сопротивляться не стал. Ощущал, что по-прежнему защищён кем-то невидимым. Доверившись новому ощущению, закрыл глаза и увидел мерцающее переплетение линий.
        Это было похоже на линии эйи, взятые в каком-то другом ракурсе.
        Я стоял теперь не внутри переплетения, а висел немного над ним, и видел светящиеся с разной силой нити и светлые пятна пересечений.
        Мало того, переплетение жило и двигалось. Оно как бы убегало от меня, и приходилось концентрироваться на отдельных светлых сполохах и пятнах, чтобы снова приблизить его.
        Одно из светлых пятен поддалось и стало расти. Я остановил его взглядом.
        Оно светилось и пульсировало, давая себя «ощупать», словно понимало, что я ничего не хочу от него.
        Я «ощупал», поймав в нём неожиданную плотность бусины.
        И пятно-бусина тут же ускользнуло мимо меня, включаясь в другое переплетение линий и пятен.
        Я открыл глаза.
        Во-первых, мы с эрцогом, оказывается, стояли. Во-вторых, холодные серые глаза Локьё стали неживыми, стеклянными.
        - Вы устали, вам нехорошо? - спросил я эрцога и шагнул, чтобы поддержать его.
        - Отойди мальчишка! - буркнул Локьё, раздражённо оттолкнул меня и опустился в своё кресло.
        Я, пожав плечами, сел.
        Захотелось пить, но Дьюп велел мне не притрагиваться ни к чему здесь.
        - Я не понимаю: ты узнал, что хотел узнать, Аний? - спросил инспектор Джастин, когда тишина ему надоела.
        - Я узнал.
        Теперь остекленело и лицо эрцога. Мне почему-то было немного жаль его. Словно бы я отказался ему помочь в чём-то… Но я же и не отказывался?
        - И ты продолжаешь считать, что наш капитан был там, у Плайты? - продолжал инспектор.
        - Да, - подтвердил эрцог. - Тем или иным способом.
        - И что ты предлагаешь?
        - Предлагаю выслать его из системы. Хотя бы на время перемирия.
        - Готов согласиться с тобой. Но в силе ли останутся остальные наши условия?
        - А что вы всё-таки делали на Плайте? - перебил я их неожиданно для себя.
        - Не твоего ума дело! - отрезал эрцог.
        Я встал.
        - Ты так в этом уверен?
        И снова увидел перед глазами светлое пятно, скользившее, как бусина по переплетению нитей…
        - Ты! Обезьяна с гранатой! - взвился эрцог.
        Я моргнул, сбитый с ощущения его криком, и пятно пропало.
        - Агжей, успокойся, - инспектор Джастин поднялся, подошёл и положил руку мне на плечо, усаживая на место. - Не нужно делать того, в чём ты ничего не понимаешь.
        Но эрцог всё-таки задел меня за живое, и я завёлся.
        - Я хочу знать, что они делали на Плайте! Цивилизаторы хреновы! Если я ещё такую «цивилизацию» почувствую в секторе - пеняйте на себя!
        Инспектор Джастин продолжал удерживать меня за плечи. Я был уже совершенно адекватен и не вырывался, но раздражение моё препятствий не знало.
        Висевшая в воздухе модель сектора начала жалобно звенеть, потом камешки оторвались от невидимых «нитей» и застучали по столу.
        Мягкие силиконовые лампы замигали и погасли. Тут же пронёсся вой резервного генератора… Оборвался.
        Корабль вздрогнул и начал погружаться во тьму.
        Инспектор Джастин осторожно поглаживал меня по плечам и что-то говорил. Я не различал слов.
        Эрцог молчал. Только глаза его блестели в темноте, как у зверя.
        На стенах проступили полосы аварийного освещения, нанесённые люминесцентной краской.
        Я начал задыхаться от созданной мною же тяжести и чтобы остановиться, закрыл глаза.
        - Дыши ровно, - пробился ко мне голос инспектора. Я наконец услышал его сквозь звенящий внутри меня свет или мрак, клянусь, я не видел сейчас разницы. - Сконцентрируйся на дыхании и успокойся.
        Я попытался вызвать в памяти какую-нибудь мирную картинку, но перед глазами всё шло пятнами.
        Меня начала бить дрожь. В висках застучало.
        - Считай вслух, - инспектор Джастин посильнее нажал мне на плечи. - И следи за дыханием, так будет лучше.
        Я считал, но всё время путался в числах. Я их не узнавал.
        Почему-то начало ещё и тошнить.
        Наконец свет моргнул и стал разгораться. Видимо, меня всё-таки отпустило.
        - А вы его пристрелить не пробовали? - спросил эрцог, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза ладонями.
        Я тоже смотрел на него сквозь полуприкрытые веки.
        - А вы? - спросил инспектор без вызова. - Только в последнюю неделю в него стреляли два раза. Или больше, Агжей?
        - Не помню.
        В этот момент, я действительно мало что помнил.
        - Что ж, - сказал эрцог, - хорошо, что мы пообщались. Ты всё-таки убрал бы его отсюда хотя бы на время, Адам? На Гране его не возьмут… Может быть, энимэ или эйниты? Он же разнесёт рано или поздно всё, до чего дотянется. Что тебе сказал мастер Эним? - Эрцог вдруг гибко взметнулся над столом, потянулся ко мне, и я выпрямил спину, сжимая кулаки.
        Локьё задел чудом задержавшийся на гладком пластике стола нефритовый шарик, и он радостно отправился на пол, вслед за своими более шустрыми братьями.
        - Я тебя не съем, хоть ты и выложился, дурной. Что-то он тебе сказал?
        - Кто? - хрипло спросил я, давясь собственным языком. Меня уже не по-детски тошнило.
        - Мастер Эним с Тайэ?
        Я помотал головой. Потом вспомнил.
        - Он сказал: дух принадлежит добру, ум - злу, душа - тени.
        - Трехначалие? Сейчас никто уже не исповедует трехначалие… - Эрцог задумался. - Это было только во времена Уходивших. Ты слышал об этом? Рогард - тоже из Уходивших.
        Я покачал головой.
        - Я отошлю его к эйнитам, - признался вдруг инспектор Джастин. - У них есть перед ним должок.
        - Можете не шнырять тут на шлюпках, как зайцы. Мы вас пропустим, - пообещал эрцог. - Пусть хоть эйниты. Уже лучше, чем ничего. А ты, - обратился он ко мне, - будь поспокойнее. Медведи по паутине не ходят.
        Вставая, я чуть не наступил на нефритовый Аннхелл. Наклонился и поднял его. И положил на стол.
        ФЛАГМАН ИНСПЕКТОРА ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА «ФАКЕЛ»
        На обратном пути меня уже только тошнило и ничего больше.
        Вырвало на корабле.
        Дьюп успел затолкать меня в санузел, потому что рвало от души.
        - Что он там натворил? - спросил он инспектора Джастина, заваливая меня, мокрого от воды и холодного пота, на диван, и вытряхивая на плавающий рядом столик аптечку.
        - Ты зря за него боялся. Видел бы ты, какое лицо было у Локьё. Он сегодня из ледяного эрцога стал эрцогом бледным… - зажурчала вода. - Мальчишка ничего не хочет и относительно граты свободен, а силы у него немерено. Только, похоже, и Локьё не понял - какой.
        Дьюп приподнял мне голову, чтобы залить в рот лекарство, и я увидел, что инспектор Джастин пьёт чай из маленькой чашечки, и лоб его медленно покрывается испариной.
        - Он же ведёт себя, как стихийное бедствие. Вчера он воюет с Локьё, сегодня бросается спасать Плайту, даже не задумавшись, что это вообще не наша территория, и всё, что бы там ни происходило, происходит для нас к лучшему. Эрцог при нём вступил в паутину, и этот тут же за ним полез! И ведь залез!
        - Может, вы мне тоже чаю нальёте? - спросил я, кое-как отдышавшись.
        Дьюп заставлял меня глотать какую-то гадость, и она расплавленным кирпичом вливалась в желудок, чтобы принять там более подходящие кирпичу форму и консистенцию.
        - Чаю? - переспросил инспектор Джастин и встал.
        Значит, он пил не чай.
        - А вообще, хорошо мы с антипреантом придумали. Агний (мелкая экзотианская монета в редких местах, где презирают кредитки) против Ания (имя эрцога Локьё), что если бы этот псих, - инспектор глянул на меня, - явился в том же помрачённом состоянии сознания, как он бродит последние дни, он бы порвал эрцога в клочья. Зверь лордов - горный леопард, а Агжей напомнил мне скорее вашуга. Он бы сожрал леопарда вместе с когтями. Хотя… откуда в его породе - вашуги?
        - А я? - улыбнулся Дьюп. - Если бы я лёг под мастера, как мечталось отцу, вашугом бы сейчас и был. Голову запрокинь. - Это уже мне. - Через пару минут подействует. Тебя от антипреанта тошнит.
        - Именно от него? - уточнил инспектор Джастин.
        - Именно. На себе пробовал.
        - А я надеялся, что его после паутины хоть как-то сплющит. Как в воду шагнул.
        - После какой паутины? - спросил я, и перед глазами, как подсказка, тут же возникло светлое пятно.
        - А ну, брось! - сдвинул брови инспектор. - Ты почему сначала лезешь, а потом думаешь? Держи свой чай! В карцер бы тебя, экспериментатора, недельки на две.
        Дьюп фыркнул:
        - Вот так Айяна и сказала: «Погуляй ещё недельки две…»
        - Хватит, погулял уже. За два дня столько наворотил. Пусть сейчас же и отправляется. Был бы чуть поживее, я бы его расспросил сначала. Но допрос придётся отложить. Ставь его на ноги. Я прикажу, чтобы подготовили дежурную шлюпку.
        - Нет, - сказал Дьюп. - Не сейчас. Я сам его отвезу. Теперь неизвестно, когда увидимся. Пусть полежит здесь, он сегодня только и думает, где бы поспать. Спи, Анджей, если тебе хочется. Я разбужу тебя часа через два.
        В животе у меня потеплело. Значит, и Колин скучал по мне.
        Я стряхнул с себя сон, сел.
        - Да я в порядке, в общем-то. Допрашивайте. - И с усилием рассмеялся.
        Смех помог, в голове прояснилось.
        - Ну, сам напросился, - удивился моей покладистости инспектор Джастин. - Кто такой Рогард, скажи на милость? И где ты вообще слышал о трёхначалии?
        - Не слышал я ничего. Он сказал - я согласился.
        - А стихи? Стихи про истинный огонь?
        Я пожал плечами.
        - Само как-то вышло. Да и не помню уже, что я там говорил.
        - Я знаю, кто такой Рогард, - тихо сказал Дьюп. - Или Рагард. Имя передаётся больше в устной традиции. Это поэт, Адам. Поэт эпохи Исхода. Может быть, даже - несуществовавший поэт. Слишком странная биография, слишком много мифов. В общем-то, даже неизвестно: Рогард - это имя или прозвище. Но есть стихи и поэмы, которые приписывают ему. По крайней мере «Поэму об Уходившем» и некоторые дистихи. В частности - дистихи про истинный огонь. Но я не помню, чтобы я тебе это читал, Анджей.
        - И я не помню, - охотно согласился я.
        - Странно всё это, - покачал головой инспектор Джастин. - Аний поначалу даже оскорбился… Скажи, Колин, а разве Эним - не имя мастера?
        - Энимэ - душа всего живого, душа зверя в человеке. - Дьюп сел рядом со мной на диван. - Мастер Эним - это не имя, а что-то вроде титула. Мастер Души Зверя, так иногда говорят. И зверь, подчиняющийся мастеру, необязательно вашуг.
        - Странные религии породила первая волна… Новые «веры» я понимаю лучше - они практичны. Там ясно, зачем они создаются, чему служат. А здесь - интеллект изломаешь…
        - Обращение к Душе Зверя помогло колонистам выжить на Тайэ. Первые переселенцы не знали про двадцатилетние циклы. Они заселились в благоприятное время с затяжной весной и хоть каким-то летом. Вроде бы и орбиту просчитали, но как-то слишком вчерне. А потом выяснилось, что бывают годы, когда весна не приходит вообще, а вашуги едят даже рассыпающийся от холода пластик. Тогда и появились мастера Души Зверя, разбудившие в себе первобытное существо, дикое и невероятно живучее. Они стали вживаться в зверей Тайэ, выяснять, как они могут существовать в условиях многолетнего холода. Звери помогли моим предкам найти проходы к подземным термальным озёрам. Они научили людей употреблять в пищу местные лишайники и ловить в океане рыбу. Кстати, лишайниками на Тайэ питаются даже хищники. Потому они и жрали наш пластик. Так что… судьба вполне могла сделать из меня Мастера Души Зверя, энимэ. Отец был очень рассержен, когда я отказался. Уж не знаю, кто послужил бы мне вернее - вашуг или дьюп…
        - Дьюп - это какой-то местный падальщик?
        - Абсолютно всеядный. Ткань, дерево, стекло. Непереваренные остатки просто капсулируются у него в желудке. Помню, один такой «свин» залез на склад канцелярии и сожрал ящик пластиковых скрепок. Переварить он их не смог, и оплавленные желудочной кислотой шарики разноцветного пластика долго находили вокруг города. Наверно, дьюпу у нас понравилось, и он хотел ещё. А выследить и подстрелить его взрослые не разрешали. На Тайэ до сих пор не убивают зверей просто так. Были времена, когда в глазах зверя можно было увидеть его Мастера.
        - Локье сказал, что они выпустят «Ворон» из сектора. Подумай, это можно как-то использовать?
        - А что эти гады всё-таки делали на Плайте? - влез я, слегка успокоив желудок чаем.
        - Да если бы кто знал. Но ты так и так им всё капитально испортил.
        История четвертая. Плайта
        ОТКРЫТЫЙ КОСМОС, ЛИНКОР ИМПЕРИИ «ЗИГЗАГ»
        - Колин, мне нужно сначала на «Зигзаг», у меня там парнишка и два пилота. Забросишь? А оттуда я сам.
        Дьюп выразил согласие едва заметным движением век. Он снова ушёл в себя весь, и даже уши не торчали.
        В этот раз и я всё никак не мог выйти из комнаты с чёрными кошками. Мне тоже казалось, что со всей этой историей что-то неладно. Чего-то мы недопоняли важного.
        Я совсем забыл про капитана «Зигзага». Но, когда мы попросили принять шлюпку, дежурный позвал к экрану именно его.
        Капитан был человеком выдержанным и глазами не захлопал, конечно, но удивление на его лице прочесть было можно.
        - Не ждали меня обратно? - улыбнулся я.
        - Не ждал.
        Капитан видел рядом со мной лендслера Юга, Колина Макловски, больше пищи для размышления мы ему не дали, но заметно было, что он ожидал другого конца этой истории.
        - Всё в порядке, - успокоил я его. - Хочу поблагодарить вас за помощь и забрать моих людей.
        - Пилотов и мальчика? Пилотов я переправил в госпиталь, у одного точечные кровоизлияния по всему телу, а второму нужен психотехник. Мальчика, как вы и просили, мы отвезли на «Ворон». А вот про «двойку» вашу техники только что доложили. Всё готово. Вы можете забрать её прямо сейчас.
        Я обернулся к Дьюпу:
        - Тогда я, наверное, возьму шлюпку и вернусь на корабль. Ты вниз?
        - Не нравится мне всё это, - сказал Колин, когда «Зигзаг» поляризировался, и мы пошли на сближение.
        - Мне тоже не нравится. Я хотел бы оставить «Ворон» в секторе, слишком большая мишень, и махнуть прямо на шлюпке. Но Лес с трудом находит общий язык с Келли, как бы у них там чего не вышло.
        - Лес?
        - Мальчишку подобрал на Аннхелле. Сейчас ему лет девятнадцать примерно. И он - примерно наполовину грантс. Хотел оставить у Н’ьиго, но не срослось.
        - Я заберу мальчика на Аннхелл. Лети, если хочешь, один. Но будь осторожнее.
        Я кивнул.
        ОТКРЫТЫЙ КОСМОС.
        АЛАЙСКИЙ КРЕЙСЕР «КОГОТЬ» - ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН» -
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        Очнулся я оттого, что не смог потянуться. Дёрнулся раз, другой и понял - что-то держит. Судя по тяжести и холоду - железо.
        Открыл глаза - оно, родимое.
        Распят на стене я был тщательно и с любовью. Запястья аккуратно обмотаны специальной прорезиненой лентой, чтобы наручники не сорвали кожу. Наручники - вообще новьё, аж блестят.
        Я смотрел на эту ленту, и понимал, что основательно влип. Такая тщательность выдавала и замысел, и умение.
        Впрочем, гадать, кто это так постарался, не приходилось. За моим «пробуждением» наблюдали двое. Один - темноволосый, с узкими глазами и длинным торсом, одетый вычурно и богато, второй - короткорукий и кругленький, в мешковатой кофте с застёжками спереди и слишком узких брюках.
        Я не помнил, кто это, не помнил, где я. Воспоминания обрывались на том моменте, когда я отстрелился от «Зигзага» и…
        - Приветствую, капитан! - весело сказал узкоглазый на стандарте, и его раздвоенный кончик языка с пирсингом-бриллиантом, коснулся верхней губы.
        Алаец!
        Тэмо а тори и все его три матери! Откуда здесь взялся алаец?
        - Не имею чести знать, - сказал я, радуясь, что язык повинуется несмотря на сухость во рту.
        Фраза была двусмысленной и, если вдуматься, оскорбительной тоже. Слова «честь» и «алаец» совместить без наличия иронического подтекста было вообще невозможно.
        Алаец вкупе с наручниками - это было совсем плохо. Но испугался я умеренно. Видимо, подсознание полагало, что случались ситуации и похуже. Или оно ещё что-нибудь там себе полагало, не ставя меня в известность?
        Чё ж я не боюсь-то, скотина ленивая? Они же меня чем-то сбили и чуть не прибили.
        - А может, и не надо меня знать, капитан? - рассмеялся алаец, и его «змеиный» язык снова коснулся верхней губы. - Кто меньше знает, живёт хотя бы на час да дольше!
        Толстенький захихикал. Лицо у него было неприятное, и глядел он на меня с брезгливой опаской.
        Алаец же улыбался искренне, а смотрел с обожанием. Он любил меня, как любят гиены отданное им на съедение тело. И, судя по блеску в глазах, предвкушал уже, что может со мной сделать.
        - Что ты успеешь за час? - спросил я, играя роль человека, уверенного, что богиня судьбы уже стоит за мембраной шлюза с лазерным резаком.
        - Дерзишь? - удивился алаец и засмеялся вполне себе радостно. - Ну, дерзи, дерзи… Тебе уже нечего терять, капитан. Ты теперь - только «мясо». Моё «мясо». И я счастлив приветствовать тебя на флагмане «Хайор», по-вашему, «Коготь». А я - Бризо. Ты про меня не слышал. Вы, имперские, только себя и слушаете.
        «Хайор» - название алайское. Но - здесь? Откуда в этом секторе алайские корабли?
        Алайцы, если я правильно помнил, жили на окраинах Юга Империи. В дэпах писали, что это отвратительные гибриды людей и жёсткого излучения своей звезды. И это у них «в начале мира были Боль и Тьма».
        А ещё писали, что Алайцы жестоки не так, как мы, а для собственного удовольствия. Всё. Больше я ничего и не знал, пожалуй.
        Бризо, пристально вглядывавшийся в моё лицо, расхохотался:
        - Проклятые мутанты, да, капитан? Ой, мы прокл-я-ятые. Аж самому страшно.
        Он шагнул ко мне, беззастенчиво разглядывая меня и оценивая моё тело в каких-то своих единицах.
        Я был практически раздет. Не то, чтобы совсем голый, но без брони, в содранном до пояса лёгком комбинезоне. И оружия мне, разумеется, не оставили никакого.
        Руки и ноги были прикованы к усиленной стальными листами стене. Кроме наручников меня держали предохранительные ремни поперёк груди.
        - Хорош! - Бризо с удовольствием хлопнул меня по бицепсу. Рука у него была сухая и шершавая, покрытая микроскопическими чешуйками. - Ты даже не представляешь пока, капитан, что я могу с тобой сделать! - По его телу пробежала судорога удовольствия, глаза заблестели, видно он что-то вообразил себе. - Сначала мы тебя чуть-чуть разогреем, чтобы узнать, что ты любишь, да, радость моя?
        Он подошёл к длинному столу справа от меня. Я не мог видеть, что там, но вернулся он с бичом. Или чем-то вроде, я так и не научился разбираться в этих старинных средствах для избиения себе подобных.
        Потом Бризо отстегнул ремни, поддерживающие меня, чтобы не мешали.
        - Ты в туалет не хочешь? - спросил он неожиданно. - Я бы не хотел портить первое впечатление. - Нет? Пшаки, проверь его.
        Толстяк подошел ко мне с приспособлением, похожим на прививочный «пистолет», и стал водить по телу, ставя кое-где крестики маркером. Искал болевые точки, наверное.
        - Шевелись, чего возишься? - И Бризо поддел толстяка рукояткой кнута, вызвав звонкое верещание.
        - Нам велели достать твой мозг, капитан, и отослать его хорошим умным людям. А тело им не нужно. Радуйся мне! Пока ты меня забавляешь - ты живой.
        Бич свистнул и лёг плоско, вызывая больше жжение, чем боль. Бризо не хотел портить мне кожу. Он просто вот так размышлял, как извлечь максимум удовольствия.
        Я молчал и не дёргался. Чем больше я реагирую, тем больше удовольствия получит это змеиное отродье.
        Я его не боялся. Боль я перетерплю, а будущее меня почему-то не напрягало. Чутьё подсказывало, что я тут не настолько один, как это мерещится алайцу.
        - Умница, капитан, мы с тобой поладим. А вот так? Так больнее, да? - По лицу Бризо было видно, что ему просто здорово - зрачки расширились, глаза блестели. Он был как под дозой.
        Ну, так ведь и я могу уйти в транс, делов-то. Как раз хотелось бы вспомнить, как я сюда попал. Отстрелился от «Зигзага» и… Что?
        В лицо брызнула кровь. Моя собственная.
        Терять контроль над происходящим мне всё-таки не хотелось, и в транс я сползать не стал. А Бризо, скотина алайская, изо всех сил мешал мне думать.
        Он бил увлечённо, но оттого менее технично, чем ему хотелось бы: рука опять дрогнула, кожа лопнула над ключицей…
        Алаец выругался и украсил меня ещё дюжиной симметричных ранок, играя бичом.
        Лицо его кривилось: он потерял настрой, а с ним ушла и часть удовольствия. Я тоже не реагировал: прикрыл глаза и сосредоточился на дыхании.
        Бризо, сообразив, что просто надоел мне и я сейчас вылечу в транс, в раздражении отшвырнул орудие пытки и обернулся к толстому.
        Пшаки, знающий цену хозяйскому интересу, шустро порысил в невидимый мне угол.
        Пискнул коммуникатор. Но Бризо не обратил на него внимания, а Пшаки подойти побоялся. Коммуникатор выдал ещё две или три трели и смолк.
        - Иди сюда, Пшаки! - заорал алаец, хлопая себя по колену.
        Толстяк стал приближаться бочком, готовый сразу же отскочить.
        - Обработай ему раны. Как следует, криворукий! Если не успеет подсохнуть к ночи, я сделаю из тебя кюрфу и буду жрать. Толстый мешок с дерьмом! Ты-то даже для пытки не годишься!
        Бризо изловчился и пнул-таки толстяка. Потом шагнул ко мне, шумно вдохнул, расширив ноздри, и наклонился к моей груди.
        Я почувствовал влажное шершавое прикосновение и понял, что он слизывает кровь.
        - Хорошо, - сказал алаец, поднимая голову и облизывая губы. - Вот так - хорошо… - Он глубоко задышал, обнюхивая меня. - А ты когда-нибудь занимался сексом с мужчинами, капитан? - Он провёл рукой по моему бедру. - Нет? Повезло же мне, сегодня, однако! Работай, Пшаки!
        Алаец доброжелательно улыбнулся мне, ещё раз похлопал по бедру, как фермер, хлопает свинью, радуясь, что она быстро набирает вес, повернулся к двери и…
        Мембрана разошлась, пропуская эрцога Локьё с целой толпой офицеров Содружества.
        Вот это была пауза. Настоящий театр.
        Несмотря на боль, мои губы сами раскрылись в улыбке.
        Эрцог Локьё смотрел на меня, и я видел, что он узнал.
        Лицо Бризо исказилось. Он пока понимал только то, что эрцог припёрся не вовремя, ох, как не вовремя.
        - Вот чем ты занят так, что даже не можешь меня встретить! - рыкнул Локьё. - Где ты взял это мясо? Забыл, что с Империей у нас перемирие? Ты что, оглох, недомутировавшая крыса?
        Смеяться было больно, разорванные мышцы начинали подрагивать, но остановиться я не мог.
        - А ну, снимите его! - приказал эрцог. - Осторожнее, идиоты, это импл-капитан Пайел, доверенное лицо лендслера Юга!
        Двое бойцов бросилось ко мне. Толстый Пшаки взялся им помогать.
        - Приведите капитана в порядок и в белый кабинет, - приказал Локьё. - А ты - пошли, поговорим. - Последняя фраза относилась к Бризо.
        О-па… Так чей же это таки корабль? Экзотианский или алайский?
        По внутренностям карцера определить было сложно. Или это не карцер? Да и название «Коготь» я где-то слышал. Корабль с алайским экипажем на службе Экзотики? Пожалуй, что так.
        Но что всё-таки случилось?
        Толстяк возился со мной умело, навык в лечении ран у него был. Одежду мою он тоже нашёл на раз. Даже спецбраслет вернул. Только без «батарейки». Действительно, зачем ломать дорогую хорошую вещь? Украл элемент питания и ладушки.
        Я оделся.
        Чего-то в моих вещах всё-таки не хватало… Сапфира с Граны, подарка Абио! Вот жадные гады!
        Что же у меня всё-таки с памятью?
        Меня вывели в коридор, и я озирался в поисках хоть какой-то пищи для ума.
        Коридор был стандартный, фиг по нему определишь, где мы. Навстречу попались двое в экзотианской военной форме. Ещё один. А потом сразу группа алайцев.
        Вышли в центральный коридор. Ещё пятеро алайцев. Форма, оружие - отличаются от имперских, но не особенно. Зелёные нашивки, узкие глаза, в среднем - чуть ниже ростом, чем люди…
        О! Это, видимо, «белый кабинет». Треугольный? Ну вот это уже бред. Нет, планировка корабля слишком далека от классической. Наверное, всё-таки алайский.
        А вот и Бризо с кровоподтёком во всю правую половину лица! Эрцог Локьё - левша?
        Бризо выглядел взбешенным. Сделать больно ему, наверное, не так-то просто. Говорят, что алайцы получают удовольствие и принимая, и причиняя боль. А вот «испорченное» лицо для военачальника позор. И эрцог это учёл.
        Меня усадили в кресло. Я пока подчинялся. Наручников не надели, и то хорошо.
        - От тебя одна головная боль, капитан. - Эрцог свёл тонкие белёсые брови.
        - Одна? Не две? - я кивнул на Бризо.
        Локьё улыбнулся криво, помассировал руку.
        - Не знаю я, что с тобой делать…
        - А ты сделай? Может, узнаешь. Мне самому интересно.
        Локьё смотрел на меня прищурившись, и я гадал: увернуться, если он и меня решит украсить, как Бризо, или - пусть бьёт?
        Эрцог поднял левую руку, украшенную витыми экзотианскими перстнями, поправил один из них…
        Я решил не уворачиваться и ждал, чуть наклонив голову, чтобы удар пошёл вскользь, если он будет с левой.
        Но Локьё сдержался.
        - Скажи, - оскалился он. - Как инспектор тебя терпит? Характер у него той же выдержки, что и у меня. И только Боги знают, как ты мне надоел. И я же ещё и вытаскивать тебя должен! - Он «снял» с меня свой тяжёлый взгляд и уставился на Бризо. - Ну? За сколько ты его «купил», мерзавец? Только не ври! Ты знаешь, что я и алайца могу заставить визжать от боли и кататься по полу!
        Бризо замялся, но, увидев, что эрцог приподнимается из кресла, вскинул обе ладони, останавливая его.
        - Ну! - Локьё был не намерен шутить или медлить. - Этот парень был моим гостем и летел от меня. Я перекупаю контракт.
        - Я… - замялся Бризо. - Я не имею претензий… Ваша кровь - моя кровь, ваш гость - мой гость, - бормотал он, вжимаясь в кресло.
        Что, интересно, мог с ним сделать Локьё? Внушить, что остаток жизни Бризо будет любить только бабочек и цветочки?
        - А кто хотел меня купить? - спросил я эрцога.
        - Он не скажет, - пожал плечами Локьё. - Контракты составляются так, что алаец раньше сдохнет, чем откроет рот. Я могу заставить его, конечно. Может, повезёт, и в момент смерти мы ему память взломаем… - Эрцог хищно посмотрел на алайца, потянул паузу. - Но он мне ещё нужен. Так что, забудь. Тебе и так повезло. Хотя тут уже неизвестно, кому повезло больше: мне или тебе. Я пока не заинтересован в твоей кончине.
        Я был уверен - эрцог знает, кто заказал мою голову алайцам. Но мне он не скажет. А выбить из него информацию невозможно.
        При необходимости такие, как Локье могли полностью отключать определённые отделы мозга. Отрезанные от кровоснабжения - эти участки гибли в считаные минуты. И информация гибла вместе с ними.
        В империи знали только один способ разговора с эрцогами - вскрыть череп, как консервную банку. Да и то - вскрывать нужно было максимально быстро, пока обладатель черепа не успел разрушить собственный мозг.
        Бризо тем временем продолжал сереть лицом. С чего бы это?
        - Я могу узнать, что всё-таки твои люди делали на Плайте? - спросил я эрцога.
        Тот удивился.
        - Это ещё зачем? Или тебе что-нибудь посерьёзнее бича предложить, дурак настырный?
        - Просто не понимаю, - сказал я без вызова. - Зачем жечь собственную планету? Откуда здесь алайцы? Боюсь, если ты отпустишь меня, я всё равно влезу снова. Потому что я был достаточно близко от планеты. Это невыносимое ощущение, смотреть и слушать, как она кричит от ужаса. Что же вы делаете, гады?
        Эрцог помолчал. Поморщился.
        - А ты мог бы и сам догадаться. Раз способен чувствовать, что мешает тебе сообразить, зачем в таком деле нужны алайские корабли? Кого ещё на такое пошлёшь?
        Он был прав: Бризо получал удовольствие там, где я страдал от одного вида гибнущей планеты.
        - Но зачем? - настаивал я.
        - Ладно. Только в общих чертах. Примерно то, что знает Бризо - и ты убираешься отсюда!
        - Смотря что я узнаю.
        - Ты с кем торгуешься, мальчишка!
        Эрцог поднялся и уставился теперь уже на меня.
        Но вызова я не принял. Расфокусировал взгляд и ушёл за него. Потом и вообще опустил голову, чтобы не смотреть на Локьё. Я тоже ощущал, что нам не время сейчас ссориться.
        Не знаю, о чём думал эрцог, но и он - посопел-посопел и уселся на своё место.
        - Вообще-то, капитан себе не начальник, - напомнил я миролюбиво. - Прикажут убираться, может, и уберусь.
        - Ладно, Хэд с тобой, - выдохнул эрцог. - Когда ты ещё не родился, мы воевали с хаттами, ты в курсе?
        Я кивнул. Историю войн я знал гораздо лучше истории цивилизации.
        - Помнишь, в чём состояла проблема? Хатты были довольно странными гибридами машин и живой плоти. И если в космосе подбитый корабль не давал шансов ни нам, ни им, то на своих планетах оборону они занимали намертво. Тогда мы взялись за разработку биологического оружия. Этакой помеси вирусов и бактерий, которые разрушающе действовали бы и на механические части хаттов и на их живую плоть. Был создан жуткий и очень агрессивный технобиологический гибрид. Борусы. Технология производства борусов хранилась в строжайшей тайне. В дэпы ничего не попало, но, учитывая неисповедимость путей разведки, твои старшие друзья могут знать кое-что.
        - Я - нет.
        - Вижу. После войны заводы-лаборатории, производившие борусы, были законсервированы. Но не всех это устраивало. Недавно я узнал, что получено разрешение на расконсервацию. По стечению обстоятельств, производство велось именно здесь, на Плайте. Тогда она была почти не заселена. Теперь тебе всё понятно?
        - И вы стали играть против своих?
        - Я был среди тех, кто применял биологическое оружие против хаттов. А эти, зеленомордые, просто не знают, с чем имеют дело. Начинка борусов, переориентированная на гуманоидов, вызовет такие последствия, что мало не покажется никому. Доволен? Понял, что натворил?
        - Из-за меня вы уничтожили не все заводы?
        - Именно. И времени всё меньше. А алайский корабль у меня остался только один.
        - Но если планета не справится с последствиями ударов из космоса?
        - Значит, не справится. Иногда разумнее потерять одну планету, чем двести.
        - Но так нельзя! Там люди! Они не виноваты в том, что на их планете производят оружие!
        - И что ты предлагаешь?
        Я задумался, машинально обвёл глазами каюту и увидел, что Бризо лежит головой на столе, а изо рта у него течёт зеленоватая жидкость.
        - Эрцог! - воскликнул я.
        Но он и сам уже увидел, и нажал кнопку коммуникатора, вызывая медиков.
        Прибежали трое наших, не алайских. Рысью. Скорее всего - из личной обслуги Локьё. Но привести Бризо в чувство они не смогли и утащили его в медблок.
        - Некстати, - сказал эрцог. - Чай, йилан? Только не ври, я же слышу, что у тебя в горле скребёт. Велели не пить ничего у меня?
        Я кивнул.
        - Да, я хорошо переношу большинство известных ядов. Но травить тебя пока незачем. Стоило ли спасать, чтобы отравить? Ну?
        - Йилан, если можно.
        Эрцог сам, не вызывая никого, заварил и разлил напиток.
        В горле у меня не то что пересохло - окаменело. Вся эта мерзкая история, боль, усталость…
        - Я помогу, - решился я, сделав первый, самый запоминающийся глоток. - Выход должен быть. Может, мы просто не там ищем.
        - Вот даже как? Пытаешься дать мне совет? А может, ты просто слишком самонадеян и молод?
        Он щёлкнул по коммуникатору:
        - Ну, что там у вас?
        - Ничего не понимаем, мой лорд. Все анализы - в норме. Показатели крови, давление… - затараторил кто-то по-экзотиански.
        Хоть я и старательно учил последнее время язык, но понимал пока плохо.
        Но эрцог-то понимал.
        - В какой-такой «норме» могут быть показатели крови у алайца? - раздражённо спросил он.
        - В обычной норме, - ответил медик.
        - В человеческой? Откройте справочник и посмотрите! - он выругался. - Ну, что у вас там за нормы?
        - Ннн-е алайские, - проблеял медик. - У него совершенно обычные показатели…
        - Так оттого у него и пена изо рта повалила, айтэ ри Энима!
        - Кровь, - осенило меня. - Он пробовал мою кровь и отравился. Я, выходит, сам по себе для алайца - биологическое оружие.
        - Сияние? - понимающе спросил эрцог. - Забавно.
        - Как я понял, эйниты с микробиологией дружат.
        - Возможно. Но времени в обрез. Сюда идут наши корабли со спецмиссией, связанной с расконсервацией заводов. Формально я уже должен был доложить, что имперцы вероломно напали на планету и уничтожили достояние Содружества, а на деле…
        - Так ведь я же и напал, - перебил я его. - Дай мне алайский корабль? Что-нибудь придумаем. Сколько там осталось целей?
        - Восемь.
        - Иначе, как из космоса, уничтожить их можно?
        - Раньше не получалось. Нужна очень высокая температура и полный охват по площади. Если борусы попадут в воздух - пиши пропало. Они ещё и мутируют в условиях высоких температур.
        - Точечные удары?
        - С такой точностью - нет.
        - Наведение с планеты?
        - Да, пожалуй. Молодец. Но - время?
        - «Батарейку» отдайте, я свяжусь с Колином. Наши что-нибудь придумают.
        - Ваши?
        - А ты как хотел? Под моё честное слово. Ты же понимаешь, что мне поверят, а тебе нет.
        Эрцог несколько секунд смотрел на меня пристально, словно пытаясь найти во мне какой-то изъян. Взгляд был болезненный, давящий и довольно противный, но я терпел.
        Наконец он усмехнулся и вызвал дежурного.
        Стандарты у нас были разные, и пришлось ждать техников, но минут через 20 подходящий блок питания всё-таки подобрали.
        Я активировал браслет и поднял глаза на Локьё.
        - Кстати, почему у меня память, как срезало?
        - Под наводящий луч попал, когда Бризо тебя ловил.
        - Какое-то новое оружие?
        - Новое.
        Он не конкретизировал, но я и не настаивал.
        Огонёк замигал - браслет вошёл в рабочий режим и поймал сеть.
        Я вызвал Мериса, не хотелось прыгать через его и без того больную голову.
        - Генерал, я попал так, что ты и представить себе не можешь. Потом расскажу. Разреши мне связаться с комкрыла и лендслером. Надо разворачивать крыло. Похоже, мы уже напали на Плайту, а корабли - запаздывают.
        Спектаклем с разворотом кораблей дело не кончилось.
        Я связался сначала с комкрыла, генералом Дайего Абэлисом. Он покачал стриженной на один бок головой, но выслушал меня внимательно.
        Не было у него причин мне не верить. И спорить он со мной при эрцоге не стал. Кивнул и отключился.
        И видимо, связался с Дьюпом, потому что тот какое-то время не отвечал, а потом прорезался сам и не через браслет, а через капитанскую связь «Когтя».
        Лицо у него на экране было такое, что я сразу понял: он в курсе.
        Дьюп, однако, заставил меня повторить всю эту историю ещё раз. А потом начал задавать всякие нехорошие вопросы Локьё.
        О чём именно он спрашивает - я почти не понимал, говорили они по-экзотиански, но видел, что эрцог совсем не рад осведомлённости Дьюпа.
        Лендслер называл какие-то незнакомые мне имена, назвал, в частности, и количество кораблей, направляющихся сюда под командованием некоего Пфайфера. Эрцог с неудовольствием кивал.
        Потом Дьюп переключился на меня:
        - Теперь с тобой, Анджей. Встань.
        Мне сиделось очень хорошо. Я, честно говоря, устал уже, как собака.
        Нехотя выполз из-за стола…
        - Отойди от экрана, чтобы я видел тебя во весь рост. Ещё на шаг, - командовал он безо всякого выражения на лице. - Всё. Стой. Теперь раздевайся.
        Я хотел спросить, не рухнул ли он с какого-нибудь дерева, но… Нехорошее у него лицо было.
        Повёл плечами, начал расстёгиваться.
        Ранки на моей груди были просто «склеены» специальным гелем, так что всё, в общем-то, было видно.
        - Теперь спиной повернись.
        По интонациям Дьюпа ничего не читалось. Но то, что он раздражён, я чувствовал кожей. Повернулся.
        - Хорошо, теперь подойди к столу и возьми журнал… Что у тебя с координацией?
        - Устал. Четыре «прокола» за эти сутки и ещё неизвестно, чем меня сбили. Совсем ничего не помню.
        - С какого момента?
        - Как от «Зигзага» отстрелился.
        Я смотрел на Колина и только теперь понимал, чем он отличается от инспектора Джастина или Локьё.
        Те двое воздействовали на жертву направленно: их воля имела конкретную цель, и они умели направлять ее на эту цель.
        Дьюп же не знал границ и направлений. В возбуждённом состоянии он сам становился голой волей. Сила его личности начинала подминать под себя всё - и чужую психику, и пространство.
        Если во время нашего противостояния с эрцогом Локьё инспектор Джастин мог тихо сидеть в соседнем кресле, то находиться рядом с раздражённым Дьюпом было в принципе невозможно. Уж насколько я привык его терпеть, но и мне стало не по себе, а Локьё побледнел, и дыхание его стало мелким, поверхностным, пока он не заставил себя размеренно дышать, контролируя спазмы.
        - Хорошо. Садись пока. - Дьюп перевёл взгляд на эрцога, и я рухнул в кресло. - В общем, так. Не скажу, что верю тебе, Аний. Я могу нарисовать сейчас по меньшей мере четыре сценария совершенно другого развития предполагаемых событий. Но. Даже если предположить, что я поверил, то Пфайфер не поверит никогда. Не поверит, если мы не начнём сейчас военных действий, которые прекратили с таким трудом. Да и точечные удары по Плайте с нашей стороны будут выглядеть более чем странно. Мы могли теоретически получить информацию о наличии там заводов, но вряд ли настолько детальную. Всё это не будет выглядеть фальшивкой только в одном случае… - он помедлил. - Алайцы - продажный народ. Теоретически мы вполне могли бы захватить тебя с их помощью прямо на «Когте». - Дьюп говорил, удерживая глаза Локьё своим необыкновенно тяжёлым взглядом. - А оставшиеся заводы мы уничтожим сами. Наши люди не так чувствительны. Да и наведение с земли сведёт жертвы к минимуму. Через 17 минут в район Плайты выйдут «Кора», «Абигайль и 'Каменный ворон». Остальные корабли пойдут навстречу Пфайферу и перекроют ему дорогу, предъявив
ультиматум и заложника. А ты, Аний, должен будешь убедительно этого заложника сыграть. Других вариантов я не вижу.
        - Я предполагал, что ты мне это предложишь, - прищурился эрцог. - Это смешно - доверяться Империи, но я рискну. Не потому, что питаю иллюзии. А потому что знаю тебя. Хотя вряд ли ты представляешь масштаб нарушений причинно-следственных связей, если со мной что-то случится. - Он провёл холёной рукой по пульту видеосвязи. - Паклай, Бризо там не очухался? Передай кораблю, который сейчас на линии, цели по Плайте. Да, последнюю схему. Сейчас из прокола выйдут имперские корабли - не психовать там. Они нас не тронут. Очухается Бризо - сразу ко мне. - Эрцог снова поднял глаза на Дьюпа. - Но у меня тоже будет условие, лендслер. - Он с усмешкой посмотрел на меня. - Я отдам себя в руки этого молодого человека, если вы по завершении операции передадите его на руки мне. На неделю. Я хочу показать его своему личному врачу.
        - Может, лучше к Бризо? - попытался отшутиться я.
        - Это очень хороший врач, он наблюдал ещё моего отца.
        Я покачал головой:
        - Да ну вас всех. Врачей я люблю ещё меньше алайцев.
        Однако покапризничать мне Колин не дал.
        - Забирай его, Аний. И по возможности поделись информацией с нами. Скоро нам придётся направлять его документы в департамент реомоложения, а с документами пока проблемы. По сегодняшним - он генетически годен, а что там на самом деле - ещё нужно выяснять.
        - С удовольствием окажу тебе эту услугу. Если не передерёмся, можем впоследствии и прооперировать его. У нас всё это вполне можно сделать прямо на корабле.
        Дьюп кивнул и повернулся ко мне:
        - Нейростимулятор у тебя с собой есть?
        Я мотнул головой.
        - Сейчас подберём, - успокоил его эрцог и встал.
        - И декорации подберите, Пфайфер потребует, чтобы ему показали всё по голо.
        Я кивнул.
        - Одиннадцать с половиной минут до выхода из прокола, - предупредил Дьюп. - А Пфайфера затянем на любое разумное время. Исходите из того, что часа два-три у вас есть. Далее мы будем вынуждены предъявить эрцога. После чего возьмём паузу ещё часов на 8 - 10. Надеюсь, трёх кораблей хватит. Тем более команду «Абигайль» ты знаешь, Анджей. Действуй по ситуации.
        - Есть генерал.
        - Отбой связи.
        Я выдохнул и покосился на эрцога. Он - на меня.
        - Два авантюриста - старый и молодой… - усмехнулся он. - Жаль, что я не взял сюда Домато. Придётся надеяться, что это медицинское стадо знает людей лучше, чем алайцев.
        Он коснулся коммуникационной панели, вызывая свою медкоманду.
        - Так что? - спросил я. - Выходит, перемирие нарушено, и мы снова воюем?
        - Ну, формально ты прав. Но… воевать с тобой? Уволь. В следующий раз ты от сектора камня на камне не оставишь.
        - И как, интересно?
        - Это совершенно неважно. Важно, что твоя судьба лежит сейчас в центре паутины. А ты настолько глуп ещё, что считаешь, будто действуешь сам. - Эрцог потянулся к эк-картографу и включил его. В центре комнаты закрутились голографии знакомых планет и звёзд. - Представь себе, что одна из основных звёзд сектора вдруг вошла в нестабильную фазу и собирается коллапсировать. Для эвакуации людей понадобится не одно десятилетие, а мы, вместо того чтобы даже не дышать на эту паршивку, начнём расстреливать её гравитационными ракетами? Не-ет, - протянул он. - Воевать я с тобой не буду. Найдём предлог и восстановим перемирие, вот и всё. А до этих пор… В твоём руководстве есть только один крупный болван. Надеюсь, Адам сумеет его приструнить.
        У меня вдруг закололо в правом боку, и я поморщился.
        - Что-то болит? - вежливо осведомился эрцог. - Домато, к сожалению, находится на моём флагманском корабле. Это обещанный тебе врач. А этих болванов - не советую, - он кивнул в сторону меряющего мне давление мужичка в белом. (А вот наши медики носят красную форму.) - Терпи. Нужно ещё сыграть моё освобождение и встретиться с Пфайфером. А лаять он будет до-олго…
        - Я совсем не мечтаю о встрече с твоим личным медиком. Я вообще медиков выношу плохо. То, что болит - в их отсутствие, обычно, проходит само. Главное - отоспаться.
        - Ну вот и отлично. Это я тебе тоже могу пообещать.
        Я кивнул. Удивительно, но изо всех наших и не наших, я чувствовал себя наиболее комфортно именно с Локьё.
        Наши - тяготились, что ли, своим внутренним состоянием, а с Анием было легко и просто. Он относился к бурлящему внутри него вулкану, как к чему-то обыденному. Хоть я и замечал, что подчинённые боятся эрцога, но был он не более самодуром, чем прочие из их и нашего руководства.
        А вот эмоции Локьё скрывать умел. Стоило зайти кому-то из обслуги, лицо его мгновенно превращалось в маску. Только глаза продолжали жить какой-то своей жизнью.
        По глазам, видно, стоило и распознавать, как он настроен.
        Но умели это не все. Большинство командного состава и обслуги - просто стекленели от его угрюмой высокомерной морды. Ориентировался более-менее только стюард. И того, Локье, видно, привёз с собой.
        Впрочем, из ссобойных были и ординарцы, и полдюжины младших капитанов (было у экзотианцев такое звание) и обер-лейтенантов. Но все они пугливо прятали глаза и каменели от одного его взгляда. В лицо же старались не смотреть вообще. А вот стюард - смотрел. И ориентировался в настроениях своего начальника довольно точно.
        Я наблюдал за этими микроотношениями и ждал, пока пристыкуется «Ворон». Эрцога надо было забрать с алайского судна на наше. А вот для стрельбы по планете команда «Когтя» подходила лучше, чем мои бойцы.
        Эрцог не возражал. Он совершенно меня не боялся. Я очень ощущал его ленивую расслабленность и некоторое глумление над страхом своих же подчинённых.
        Объяснить своим происходящее полноценно, как сделал бы я, он не удосужился. И вся его свита пребывала сейчас в полукоматозном состоянии.
        Сам эрцог был занят отбором напитков, которые он предполагал взять на мой корабль. И больше - ничем. Я подозревал, что он точно знает, как всё закончится и оттого спокоен.
        Наконец корабль качнуло, и я пошёл к шлюзу встретить капитана Келли, который командовал в моё отсутствие «Вороном».
        Алайскую охрану отправил к Хэду, велев на глаза моим ребятам не попадаться.
        Алайцы даже не затребовали подтверждение моего приказа у Локьё. Я устал и начал серьёзно давить на окружающих.
        Медики из свиты эрцога подобрали мне какой-то стимулятор, но впечатлил он меня мало. А приключений в эти сутки я пережил неимоверное количество. И когда шлюз открылся, и что-то бросилось мне оттуда на грудь - едва устоял на ногах.
        Только секунды через две, осознав, что «оно» ещё и визжит, и облизывает мне лицо, я понял, что это - Кьё. Собака здорово выросла, но радовалась мне со щенячьим энтузиазмом. А позади Келли топтался Логан с обрывком поводка в руках.
        Наверное, Кьё могла бы лазать по деревьям - она так плотно уцепилась за меня лапами, что я не знал, как её снять, чтобы не сделать больно.
        Сзади раздался надтреснутый смешок. Эрцог, похоже, тоже решил прогуляться к шлюзу.
        Оживление с лиц моих бойцов сразу пропало. Я посмотрел на эрцога «их глазами» и увидел лысого типа, с холодным высокомерным лицом и брезгливо поджатыми губами.
        Локьё тоже устал, и его, готовое вырваться раздражение плескалось уже где-то совсем рядом с горлом. Это чувствовалось. Его свитские маячили в самом конце приёмной камеры, стараясь не попадаться хозяину на глаза.
        Только Кьё почти не отреагировала на эрцога. Она покосилась, но тут же отвернулась к объекту своего обожания и продолжала меня тщательно обслюнявливать. Собака в эрцоге врага не увидела.
        А вот Келли набычился. Гарман… Гарман, скорее, растерялся. Взгляд его блуждал, перебегая с моего лица на выбритую до блеска физиономию Локьё и обратно. Рос улыбался, но в глазах застыло что-то нехорошее.
        Только Ремьен и Джоб были наигранно спокойны. Они и не собирались размышлять на кого больше похож эрцог - на друга или на врага. Они следили за моим лицом и были готовы стрелять по малейшему знаку.
        Ещё четверо наших встали с оружием у шлюза. Это была уже художественная самодеятельность. Я вообще велел охраны не брать. Но видимо, Келли уловил в моих распоряжениях какой-то подвох.
        Он даже поздоровался только для формы и напряжённо ждал: вот сейчас я…
        Но я улыбался и гладил собаку, дрожащую от головы до хвоста. Так, с собакой на руках, и пришлось идти в каюту, чтобы забрать вещи эрцога да ввести Келли и остальных в курс дела.
        Кьё успокоилась, но с рук уходить решительно не желала, цепляясь за меня с судорожной, нервной силой. Я смирился. Сел вместе с ней за стол, слегка отодвинувшись. Алайские столы и без того для меня неудобны - слишком низкие. Вот на флагмане Локьё мне было в этом плане гораздо комфортнее.
        Ситуацию я изложил максимально сухо. Времени размазывать не было.
        Эрцог сразу кивнул. Но кивок заметил, оказывается, только я.
        Внешность эрцога и его некоторая внутренняя «замороженность» действовали на моих людей плохо. Человека они в нём не видели совершенно. Келли эрцог пугал, Роса - настораживал, Гармана - отталкивал. И все они были готовы только к одному - стрелять.
        Смотрели на чужого командующего, как на дикого зверя, посаженного за стол без намордника, и не очень-то верили, что этого зверя я смогу удержать.
        Локьё оценивал моих людей адекватно ситуации, и глаза его ехидно блестели. Ехидство, скорее всего, тоже замечал только я.
        Видел я и то, что черты лица эрцога заострились. Наверное, он тоже переживал происходящие и отсутствие нервов было чисто внешним.
        Хэд! А ведь эрцог, пожалуй, ещё и эмоционально воспринимал, как к нему относятся мои парни.
        И тем не менее экскурсии на «Ворон» он не боялся. Мне же нужно было пока оставаться на «Когте».
        - Я бы тебе не советовал, - сказал Локьё, когда я это озвучил. У Келли от тыканья эрцога дёрнулась щека. - Я над Плайтой достаточно сегодня налетался. Это не полезно. Командуй с «Ворона».
        - Не пойму твоей заботы, - парировал я. - Боишься, что увижу кое-что ещё? Колин намекал, что дело тут не только в заводах.
        - Я и сам не пойму, чего я вдруг забочусь о тебе, хаго. Но относительность моя к тебе мало корыстна. Ничего ты там по глупости своей пока не заметишь. А даже если заметишь - не поймёшь, мал ещё. А вот нервы испортишь. Планета, она в каком-то роде тоже живая. Твои люди эмоционально тупее моих, мне будет даже интересно, сколько они там нахватают блох. А вот на тебя уже посмотрел. Тебе - хватит. Да и Пфайфер потребует переговоров, а кроме тебя - говорить тут не с кем.
        Эрцог скривил губы в презрительной усмешке, но я уже читал его настоящие эмоции и видел, что он действительно озабочен.
        А вот Келли не видел. Келли уже тащил из кобуры сенсорный, чтобы доставить эрцога на «Ворон» в менее ехидном состоянии.
        - Отставить, капитан, - поморщился я. - Думаю, господин эрцог по доброте душевной даёт нам ценный совет.
        Лицо Келли перекосилось от удивления, но тут дверь отползла, и в каюту шагнул Бризо с двумя своими боевиками за спиной. Боевики, впрочем, остались за дверью. Но Келли хватило и одной алайской рожи…
        - Это!.. - сказал он. - Это!..
        - Это Бризо, - представил я и вцепился в ошейник Кьё. Если бы не моя реакция, мы бы уже знали, съедобны ли для собак алайцы.
        Я вспомнил, что эрцог велел Бризо доложиться ему сразу же, как того выпустят из медблока, вот он и припёрся.
        Да… Не хотел я показывать Келли алайцев так близко.
        - Садись, Бризо, - сказал эрцог. - Происходящее и тебя касается. Ты переходишь в подчинение к капитану Пайелу на время операции по Плайте. «Каменный ворон» возглавит то, что мы с тобой недоделали. Мы должны завершить всё в максимально сжатые сроки, а имперцы нам помогут. Если между вами возникнут какие-то личные трения - обратись ко мне. Ну а если ты свяжешься через мою голову с Пфайфером… - эрцог досказал фразу по-алайски, и Бризо позеленел.
        Воцарилось абсолютное молчание. Мои парни с отвращением взирали на алайца, алаец пустыми глазами уставился на Локьё.
        Я смотрел на пустой стакан. Мне хотелось пить. Да и есть тоже.
        Эрцог повернул голову, поймал мой голодный взгляд, и сказал с усмешкой:
        - Забавно. Грата заставляет меня помогать тебе, мальчишка, но я не чувствую ни гнева, ни раздражения. Напротив, мне кажется, что я отдаю старый долг. Ты знаешь, в чём тут собака порылась?
        - Не знаю. - Я встал и спустил на пол Кьё. - Сроду не имел дела с эрцогами. Разве что до начала войны? Но тот случай - не в счёт.
        - Какой такой случай? - лениво поинтересовался Локье, тоже поднимаясь.
        Келли и остальные продолжали сидеть.
        - Пошли, ребята, пошли. Времени в обрез! - приказал я. - Бризо, я с тобой сейчас через пульт свяжусь. Если что не так - шкуру сниму и на козла надену! Ты понял?
        Бризо изумлённо кивнул.
        Зрачки его начали расширяться. Это у алайцев бывает как от удовольствия, так и от ужаса. Испугался, что ли?
        Мы пошли к шлюзу. Я вспомнил, что не ответил на вопрос Локьё.
        - Ещё до войны меня свела судьба с одним молодым эрцогом на… Ивэри (я вспомнил экзотианское название планеты. По-нашему - на Карате.
        - На Карате? - не понял сначала эрцог, но быстро подстроился под моё восприятие. - Так это был ты? Ты спас племянника Эрзо?
        - Ну… не то чтобы спас, - усмехнулся я.
        - Да, - сказал эрцог. - Бывает же такое. А «ваши» об этом знают?
        - Колин знает, - пожал я плечами. - Он тогда служил вместе со мной.
        - Лендслер? Ну, зато я теперь знаю, кому надо голову оторвать, - развеселился вдруг Локьё. - Знаю, кто просмотрел тебя, хаго. А ведь я ему говорил: стоит неловко коснуться паутины…
        - Прошу, эрцог, - я пропустил его вперёд, невольно перебивая. Да и думал я сейчас о другом. Слышал, что он говорит, конечно, но моя реакция на его слова запаздывала.
        Бризо стоял у шлюза и с ужасом смотрел нам вслед. Теперь лицо его исказилось, и я точнее прочитал эмоции.
        - Чего это он? - спросил я у эрцога. - Испугался, что ли?
        - Так ты же пообещал надеть его кожу на козла. Более страшного алайского проклятия я не знаю. Боюсь, сегодня ночью Бризо сядет за завещание.
        - Вот так всегда… Брякнешь что-нибудь… - усмехнулся я.
        - Часто бывает? - поинтересовался эрцог.
        Я пожал плечами.
        - Не считал. Но бывает. А ты разве знал молодого эрцога из дома Аметиста (фамилию я, к стыду своему, забыл).
        - Почему я должен был знать, кого из обширного семейства первым сунут в мясорубку? Я знал его дядю. И часто говорил ему, старому мерзавцу, чтобы он не играл «в камушки» по росе… Тем более, если руки богами не в то место вставлены. - Эрцог вздохнул.
        - В камушки по росе? А с Пфайфером мне тоже играть в камушки?
        - Не вздумай, дурак! Просто поторгуйся с ним. Представь, что ты случайно заметил четыре наших корабля у Плайты, и один из них - мой флагман. Остальные корабли оказались алайскими. Ты предположил что-то опасное для вас. И расстрелял два корабля. И захватил третий. А «Леденящий» скрылся - это очень маневренный и быстроходный корабль. А на захваченном алайском судне вы неожиданно обнаружили меня. Ну, а что просить - тебе твои старшие друзья подскажут. Но на звёзды с неба не надейся - Пфайфер жадная тварь.
        Мы вошли в приёмную камеру «Ворона».
        У шлюза меня ждала целая толпа.
        - Привет, - сказал я весело. - Чего такие нерадостные? - Я обернулся к Локьё. - Эрцог, я вынужден покинуть тебя. Мне нужно спланировать действия на Плайте. Может, ты отдохнёшь? Начнёт стучаться Пфайфер - я разбужу?
        Эрцог кивнул, и я проводил его в гостевую каюту, велев разместить рядом его людей. Он взял с собой дюжину, как он выразился, дармоедов.
        Поставить двоих у его дверей я всё-таки приказал, размышляя, чего боюсь больше - эрцога или за эрцога.
        Хорошо, что я знал хотя бы ребят с «Абигайль». Мы с Келли быстро отобрали 16 пилотов - по паре на каждую условную цель. «Станцевались» с «Когтем», «Корой» и «Абигайль». «Ворон» я решил не использовать непосредственно для стрельбы, щадя не свои нервы, но нервы Локьё.
        Вдруг в моей голове родилась совершенно посторонняя мысль, и я нажал видеосвязь с гостевой. Эрцог не спал. Он полулежал в кресле и потягивал что-то из бокала, глядя на обзорный экран.
        - Скажи, - спросил я. - Твоя «паутина» - это та странная связь между людьми, которые встречались мне. Сначала я служил с Колином, а потом узнал, что он друг инспектора Джастина. Теперь вот оказалось, что ты знал дядю моего единственного знакомого эрцога? Вот это и есть «паутина»?
        Локьё вздохнул.
        - Это - её материальное проявление. По таким встречам можно отследить прошлое. Но, говоря о паутине, имеют ввиду совсем другое, хаго… - Он помедлил. - Мал ты ещё. Покалечу я тебя. Не лезь ты ко мне с этими разговорами. Представь себе пятилетнего ребёнка, которого допустили к корабельному пульту. Руки у него уже ловкие, на кнопки жать может… Иди лучше, я тебе сомы налью. Сейчас Пфайфер прорежется, такая, извини, свинья, что без сомы его не вынести. Будет брызгать слюной и лезть мордой в экран. Отвратительное зрелище, - эрцог поморщился. - И наручники принеси. У вас такие должны быть…
        Я понял, о чём он.
        - Щас, разбежался, - сказал я, в подробностях вспомнив Душку генериса и эти самые наручники. Шрамы на руках тут же зачесались. - Келли, - я нашёл капитана глазами. - Мне нужна твоя голова. И руки. И Дейс. Или кто там ещё у тебя из технически одарённых?
        Когда на связь с нами вышел генерал Пфайфер, эрцог был закован самым причудливым и жутким образом.
        Ребята постарались. Более устрашающую конструкцию за такой короткий срок вряд ли можно было придумать. И более безобидную - тоже.
        Однако Локьё талантливо изображал жертву. Сомы он выпил совсем немного и его уже «отпустило» - лоб покрылся испариной, вокруг глаз проступила синева. К тому же он расслабился, наконец обвиснув в кресле.
        Пфайфер действительно орал. Однако Мерис тоже давно ни на ком не срывался. И эти переговоры были ему кстати.
        Если коротко, то разговор шёл примерно таким образом.
        «Вы, гады! - визжал Пфайфер. - Нарушили перемирие и вторглись на экзотианскую территорию!»
        «Зато ваш командующий - у нас», - парировал Мерис.
        По силам и менталитету противники были примерно равны.
        Я понял, что Дьюп просто тянет время, пытаясь выиграть хоть что-то сверх рассчитанного нами.
        Он или инспектор Джастин уже пришли бы к какому-то решению в споре с Пфайфером, но Мерис был не менее упрям и так же легко заводился, как и экзотианский генерал-барон.
        Прошло около часа, а они продолжали орать друг на друга с неугасающим энтузиазмом. А ещё будет обещанный тайм-аут после предварительных переговоров.
        Мы должны были успеть. Должны.
        И мы успели.
        Дьюпу удалось затянуть переговоры на сутки! Покончив с Локьё, он подсунул Пфайферу ещё какую-то свинью. Я успел даже немного поспать.
        В полудрёме прибыл и на «Леденящий». Никого из своих я с собой не взял: в обслуге не нуждался, а рисковать ребятами не хотелось.
        Когда мы вышли из шлюзовой камеры, Эрцог, шагающий чуть впереди меня, затормозил, обернулся, и я прочитал в его глазах что-то холодное и жуткое, поднимающееся в нём, как поднимается, раздувая клобук, ядовитая змея.
        Весь сон тут же слетел с меня. Перемена, произошедшая с Локьё, была страшной и разительной. Я невольно потянулся к оружию.
        Но эрцог сделал какой-то жест и мышцы мои превратились в стекло. Умом я понимал, что именно он сделал: овладел вниманием, вошёл в контакт и сковал восприятие. Однако вырваться я не мог.
        Какое-то время Локьё позволил моему сознанию беспорядочно метаться в телесной клетке, а затем «отпустил», и лицо его снова приобрело обычное выражение.
        - Это урок тебе, - усмехнулся он, и в глазах его снова возникла сталь. - Чтобы не расслаблялся. И никогда не доверял таким, как я. Никогда! Ты понял?
        Мне показалось, что, если бы не толпа постороннего народа вокруг, он бы ударил меня.
        Я вздохнул и пожал плечами.
        - Проводите его в медблок! - бросил эрцог двум ординарцам и быстро пошёл по коридору. Его ещё ждала встреча с этим крикливым Пфайфером.
        История пятая. Провалилась бы эта медицина
        «ЛЕДЕНЯЩИЙ», ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ
        Я шагал, глядя в прямую, нервную спину ординарца, уже совершенно проснувшийся и злой. Понятно почему эрцог повёл себя так, но настроение он мне всё равно сумел испортить. И медик для этого моего испорченного настроения был как раз кстати. Хамить медикам я любил и умел. У меня была хорошая практика.
        Однако и тут меня ждал сюрприз. Личный врач эрцога, Домато, здесь медиков называли врачами, был совершенно непохож на наших, имперских.
        Лет ему, по виду, уже перевалило за триста. Шучу, конечно, откуда у медика такие заслуги перед Содружеством? Но выглядел он именно так.
        Костлявый, сухой, с бумажно-тонкой кожей, он был так же стар, как мастера с Граны. Но это был именно человек, а не мастер, полностью пребывающий умом уже совсем в ином мире.
        Домато был ЗДЕСЬ. Он подчинял себе кусок видимой ему реальности, и это было для него достаточно.
        Пока я глазел на медика, как на какую-то диковину, он быстро вводил в компьютер программу обследования, только изредка оборачиваясь на меня. Похоже, этот беглый обзор заменял ему и капсулу меддиагноста, и анализы.
        Я нахмурился - пора было линять. Этого медика мне не съесть, пусть бегает…
        Домато словно услышал мои мысли, обернулся.
        - Что-то беспокоит? - спросил он по-экзотиански.
        - Не уверен, - ответил я осторожно. Меня много чего беспокоило, но к медицине это отношения не имело.
        Домато посмотрел мне в лицо, нахмурил седые брови и перешёл на стандарт, вариант имперского языка для среднего слоя населения. Говорил он без акцента.
        - Что-то беспокоит, я спрашиваю?
        - Кажется, нет, - я попытался отвязаться от него.
        Не отвязался. Пожалуй, даже наоборот.
        - А ну - распрями спину, - приказал врач. В голосе звучали специфические интонации, присущие всем этим медицинским кровопийцам.
        Медики полагают, что им должны подчиняться все, будто они обречены на посредничество между пациентом и богом.
        Я повёл плечами. По грудным мышцам прокатилась волна боли и исчезла где-то внизу живота.
        Так и не нашёл я времени заняться ранками, оставленными мне на память Бризо. Действие стимулятора притупило ощущения, да и не до них стало.
        - Ложись.
        Капсула меддиагноста приглашающе раскрылась, скалясь манипуляторами, но Домато махнул рукой на кушетку, и машина, неправильно расценившая намерения хозяина, с обиженным шипением сложила хищные жвала.
        Возиться со мной Домато не стал. Позвал довольно молодого по экзотианским меркам парня, лет сорока на вид. Весёлого и улыбчивого.
        К осмотру не машиной, а руками, меня в своё время приучил Дарам, и ничего против я, в общем-то, не имел. Это было всяко лучше меддиагноста.
        Парень заново обработал ранки на моей груди, зашил кое-что, а потом надавил на живот так, что я едва не взвыл.
        Меня запихали-таки в капсулу меддиагноста и… обнаружили в кишечнике сапфир, упёршийся какой-то острой гранью, когда врач надавил на живот. Оказывается, я успел его проглотить, хоть и забыл об этом напрочь.
        Молодой врач долго смеялся, когда я рассказал ему эту историю. И я смеялся. И был рад, что сапфир нашёлся, хотя процесс его извлечения удовольствия мне не доставил.
        Однако весёлый парень был чем-то похож на Дарама, у него была бездна хорошего настроения и… Я получил гораздо меньше неприятных ощущений, чем ожидал.
        Пока мы развлекались таким сомнительным образом, Домато от руки составил программу моего обследования.
        Когда он познакомил меня с ней, я честно признался, что его каракули - дикий космос. Он кивнул и ничего пояснять не стал.
        Мне выделили каюту очень похожую на наши, только изначально рассчитанную на одного бойца (такой роскоши на имперских кораблях не водилось). Я почитал в сети что-то про алайцев, чтобы расслабиться, ну, про все эти ритуалы и поединки, и завалился спать.
        Эрцога в этот и в следующие четыре дня я не видел, хотя на «Леденящем» меня пускали почти куда угодно.
        Сам я к Локьё не пошёл, а он меня не вызывал. Вот я и бродил по кораблю бессмысленно и беспощадно - от столовой для обслуги двигателей до личного бассейна эрцога.
        Элиер, так звали молодого врача, взялся устраивать мне экскурсии. У него тоже было одно имя, как у Дарама и главного медика эрцога, и я не удержался - спросил, откуда он родом. Но врач только рассмеялся.
        Я всё-таки плавал ещё в экзотианском и решил, что он просто не понял вопроса.
        Как-то мы, нагулявшись по оранжерее, спустились на нижнюю палубу. К реакторам, где стояла охрана, мы не подходили, конечно, но облазили достаточно, чтобы я получил приличное представление о сходстве и различии наших кораблей.
        Я расспрашивал о каких-то мелочах, мне охотно отвечали. Острые углы обходил сам.
        С Элиером мы больше не вспоминали о его происхождении, но имя медика оказалось неудобным для моего языка, и я постоянно спотыкался об него. Наконец не выдержал и спросил, есть ли какая-то более простая форма? Он рассмеялся, он был вообще любитель посмеяться, и ответил:
        - Можно Элирэ или просто Рэ.
        И тут у меня в голове что-то щёлкнуло. Я до конца не понял, за что именно зацепился, но имена легли вдруг в какой-то осмысленный ряд: Дарам, Элиер, Домато, Рогард… Дарам тоже говорил мне, что уменьшительный вариант его имени - Дарма, последний слог как бы переворачивался.
        Я поднял на своего собеседника глаза, и он перестал смеяться. Покачал головой и положил мне узкую, но крепкую ладонь на губы, показывая, что говорить об этом не надо. И отрицательно покачал головой - совсем не надо.
        Я кивнул, и он убрал руку.
        - А здесь у нас вход в оружейную, - продолжил медик как ни в чём не бывало. - Но нас туда, пожалуй, не пустят.
        - Скажи, Эли…рэ, - да, так было произнести легче. - Существуют такие поражения мозга, которые вообще не лечатся? Я считал, что медицина сейчас достигла всего, чего ей хотелось?
        - Ну, если отхватить тебе полголовы, то это действительно не лечится. Вернее, вырастить-то мы можем всё, но это будет уже совсем другая личность. Причём с определёнными изъянами. А почему тебя это интересует?
        Я рассказал про Влану. Очень скупо, обходя имена и причины.
        - Эйниты, говоришь, отказались? А диагноз какой?
        Точного диагноза я не вспомнил.
        - Наверно, действительно плохо дело, - сказал медик. - Но если можешь, запроси подробный диагноз. И покажи Домато. Хоть совесть твоя будет спокойнее.
        Я кивнул, вспоминая, что для запроса придётся обратиться к эрцогу. Средства связи у меня по прибытии на «Леденящий» изъяли.
        Что ж, к эрцогу, так к эрцогу. Попрощавшись с Элиером, я завернул в главный коридор, прошёл мимо общего зала и… не обнаружил охраны возле каюты Локьё.
        Я не знал, что эрцог плохо выносит разного рода дежурных, и под ногами они у него обычно не вертятся. Да и вообще он не терпит никого лишнего. И без доклада к нему имеют право входить десятка два родственников, не больше.
        Будь я в курсе здешних порядков - просто зашёл бы в соседнюю каюту или вернулся в общий зал и там нашёл кого-то из свитских. Обратился бы к нему с просьбой доложить о моём визите.
        Но ординарцев не любил и Мерис, да и сам я ставил охрану у дверей лишь в положенных протоколом случаях. Потому - просто постучал и вошёл.
        У Локьё сидел медик. Спиной, но это было видно по одежде. И докладывал ему:
        - Функциональные изменения головного мозга - налицо. Обычно мы наблюдаем такие в период, между 120 - 150 годами. Каких-либо генетических предпосылок к более раннему старту третьей сигнальной системы найти не удалось. Возможно, что-то послужило случайным стимулятором. В таком случае очень хотелось бы знать - что? Внешне отклонений нет. Абсолютно здоровый мозг. Все зоны нормально развиты. Ощущение такое, что мы вообще рассматриваем какой-то классический, обычный вариант. Словно бы у него-то как раз всё в порядке. Не в порядке у тех, кто не имеет подобных функциональных изменений при том же строении мозга.
        Медик замолчал и повернул ко мне голову. Я узнал Домато.
        Эрцог тоже воззрился на незваного гостя, но не рассердился вроде. Только буркнул:
        - Лёгок на помине. Чего пришёл?
        - Хотел попросить разрешение сделать запрос на Аннхелл.
        - Ну, так делай, я-то при чём?
        Я оттянул рукав и показал, что браслета общей связи у меня нет.
        - А, - сказал эрцог. - Перестраховщики завелись. - Он хлопнул по панели и выругался, когда загорелся сигнал.
        - Что б вас к Тёмной матери!
        - Служба безопасности, - бесстрастно отозвалась панель.
        - Браслет отдай, дурак! - рявкнул эрцог. - Он тут в гостях, а не в тюрьме. Понял?
        - Вас понял.
        - Не «васпонял», а понял, спрашиваю?
        - Так точно.
        - Одни болваны кругом, - Локьё отжал кнопку. - Иди, мученик. Впрочем, стой. Раз зашёл уже…
        Он лениво развернулся ко мне вместе с креслом, закинул сцепленные ладони за голову.
        - Садись, чего стоишь?
        Я сел.
        Он разглядывал меня с каким-то физиологическим интересом.
        Долго разглядывал. Я сидел и думал о Влане. Как она там, и что вообще с ней такое?
        Элиер был прав - у неё, скорее всего, просто срезало полголовы.
        Я вспоминал пластиковый фиксатор, больше похожий на колпак, и всё больше утверждался в мысли, что как-то так оно и было.
        Что же я диагноз-то не вызубрил?
        - Чего такой скучный? - поинтересовался, наконец, Локьё.
        Я передёрнул плечами: твоё, мол, какое дело.
        - Врачи мои обижают, что ли? - он посмотрел искоса на Домато, но тот игры не принял, да и взгляда, в общем-то, не заметил: смотрел на экран и думал о чём-то своём.
        - Да нет, с врачами как раз всё нормально. Если исключить историю с сапфиром, то более комфортного медобследования я ещё не проходил.
        - С каким сапфиром? - лениво спросил Локьё.
        - На Гране ребята мне подарили сапфир, наверное, с записью, ещё не проверял. А я его проглотил, оказывается, когда Бризо за мной охотился. И забыл об этом. Долбануло по башке - и забыл.
        - Сапфир? А почему вдруг сапфир? - удивился Локьё.
        - А почему - нет? Может, не было под рукой синийского камня. А может - вообще на память.
        - А ну, покажи?
        Эрцог резко подался ко мне. Я не видел в камне хоть какой-то ценности и достал футляр из нагрудного кармана.
        Футляр был прозрачным. Казалось, что сапфир просто лежит на ладони. Крупный такой. Больше келийского ореха. Искусственно не огранённый, но сам по себе очень красивый.
        Только маленький скол у основания, наверное, снижал его ювелирную ценность. Но в техническом плане камень был безупречен. Мы с Элиером рассматривали его на предмет внутренних дефектов в аппарате, которым изучают свойства крови. Там приличное увеличение.
        Эрцог взглянул на сапфир, задумался, набрал что-то на экране и вызвал голографическое изображение. Над столом возникло голо сапфира с мою голову, необработанного, с маленьким сколом внизу.
        - Похоже, - сказал я.
        - Ещё бы, - кивнул эрцог.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Тупишь? Ну, давай сначала на другой вопрос попробуем ответить. ЗАЧЕМ на Гране тебе дали «на память» сапфир?
        - А что такого-то? Воевали мы вместе. Повод есть.
        - Грана - место, где прервался род последних эрцогов дома Обсидиана. Я бы понял, если бы тебе дали там какую-то реликвию, связанную с этим камнем. На память. Но сапфир-то почему?
        Только тут до меня дошло, что сам Локьё принадлежал как раз дому Сапфира.
        Возникла неловкая пауза.
        - Ты узнал этот камень? Это какая-то семейная реликвия? - спросил я наконец.
        - Вроде того, - согласился с моей обтекаемой формулировкой эрцог.
        - Тогда я проверю. Если там ничего не записано и мне его подарили просто на память - могу отдать. Но я проверю не здесь, а на «Вороне».
        - Удивительно наглое молодое существо, - покачал головой эрцог.
        - Нет, ну а что бы ты сделал на моём месте? - удивился я.
        - Да я даже теоретически не мог оказаться на твоём месте! - повысил он голос.
        - Ну, отбери тогда, - пожал я плечами.
        Локьё замер.
        - Это что, оскорбление? - спросил он, вытаращив глаза.
        - Почему, оскорбление? Это констатация факта. Я здесь один и без оружия. Даже если опять сапфир проглочу, то рядом медик.
        Эрцог смотрел на меня, и я видел, что он не знает - злиться ему или расхохотаться.
        - Всё, что ты можешь сделать в этой ситуации - так или иначе граничит с оскорблением, - сказал он с усмешкой. - Ты не можешь отдать мне камень - он и так мой, а НЕ отдать - тем более не можешь.
        - Тогда сделай вид, что никакого камня не было, - сказал я, пряча сапфир обратно в кармашек. - Мне его дал человек, которому я обязан жизнью. Дал с какой-то целью. Пока я не пойму с какой - иной ценности камень для меня не имеет. Или - зови ординарцев. Только побольше. Хлипкие они у тебя какие-то.
        Я расправил плечи и сел поудобнее.
        Эрцог посмотрел на Домато (тот наблюдал за нами с доброжелательным любопытством) и спросил:
        - Ну и что я должен делать, по-твоему?
        - С кем? - переспросил доктор с улыбкой. - С мальчишкой или с камнем?
        - С обоими, - притворно вздохнул Локьё.
        - А зачем тебе камень? Что-то я не замечал за тобой раньше пристрастия к родовым реликвиям. Не ты его терял… - Домато был явно равнодушен в некой корпоративной морали. - Если тебе так легче - думай, что это ты его подарил.
        - А мальчишка?
        - А мальчишку я бы наказал. Просто в профилактических целях. Чтобы знал, что такие игры обычно хорошо не кончаются.
        - Логично, - кивнул эрцог. И повернулся ко мне. - Видишь дверь? Вот иди туда и жди меня там. Я закончу разговор и решу, что с тобой делать.
        Я пожал плечами и вышел.
        Дверь в глубине каюты вела в другую каюту, поменьше. Судя по обстановке - это было личное помещение эрцога.
        Осмотрелся по сторонам и понял, что попал, похоже, в святая святых.
        В маленькой каюте находились очень личные вещи, это чувствовалось. Оправленный в рамку рисунок на стене был явно сделан ребёнком. На полу лежал небольшой ковёр из растительного волокна. Похоже, ручной работы. Возле совершенно стандартного спального места стояла скульптура - очень старая и уже совсем непонятно что изображающая.
        Я присел на корточки. Похоже, какое-то божество - сплетённые тела мужчины и женщины плавно срастались в одно, неразделённое тело.
        Наверное, эрцог спал здесь. Всё в каюте несло отпечаток его внимания, внутреннего присутствия.
        На постели, затянутой, как это принято в армии, пластиковым чехлом, лежала аккуратно заложенная стикером старинная книга. Названия не было видно, а взять её я не решился.
        На плавающем столике дремало ещё несколько книг, какие-то бумаги, принадлежности для письма. Старинные принадлежности. Если бы там не было бумаг, книги ещё можно было бы посмотреть, а так… Мне совсем не хотелось, чтобы эрцог решил, что я роюсь в его личных бумагах.
        Стулообразного ничего я не углядел, не на кровать же садиться. Сел на пол у стены, возвращаясь мыслями на Грану.
        Не скажу, что на душе было совершенно спокойно, но я был почему-то уверен, что эрцог меня не съест. Если бы он действительно хотел отнять камень и расправиться со мной - уже сделал бы и то и другое.
        Что ему могло помешать?
        Скорее всего, формально он прав. Камень, наверное, покинул дом Сапфира каким-нибудь не совсем честным способом. Но зачем Абио оставил мне его?
        Эрцога я прождал не меньше часа, но так ничего и не придумал за это время.
        Локьё вошёл и уставился на меня насмешливо.
        - Ну, - спросил он с каким-то шутливым внутренним вызовом. - И как мне тебя наказать? Отвести в оранжерею? - и вдруг рассмеялся.
        Я первый раз видел его не насмехающимся, а именно смеющимся и не знал, как реагировать.
        - Почему именно в оранжерею? - спросил я поднимаясь.
        - Когда мне было пятнадцать, - сказал, всё ещё улыбаясь, Локьё. - Озабоченный моим ранним взрослением Домато, отвёл меня однажды в оранжерею, нарезал там каких-то веток и познакомил с их воздействием на нервные окончания. Но, по-моему, ты уже перерос такие семейные методы, а? Я, конечно, могу отправить тебя на нижнюю палубу и приказать, чтобы тебе всыпали по первое число, но вряд ли тебя и это впечатлит?
        Я не ответил. Мне совершенно не улыбалось, чтобы меня тупо избили. И язык лучше было попридержать.
        Хотя мне очень хотелось спросить, почему это воспитанием юного эрцога занимался его врач. Неужели больше некому было?
        Эрцог фыркнул.
        - А кому? - ответил он на незаданный вопрос. - Отец занимался политикой, она и съела его до костей. А дядя предпочитал, чтобы племянники сами как-то барахтались и выплывали. Я мог тогда, конечно, пожаловаться отцу, но сначала помешал стыд, а потом я понял, что это тоже был необходимый жизненный опыт… - Он помедлил. - Вот я и не знаю… Что сделать с тобой, чтобы это тоже было для тебя опытом?
        - Опыт будет, если ты мне объяснишь, как я ЕЩЁ мог поступить?
        - Да, может, и никак. Если следовать твоим понятиям о совести. Но будь на моём месте кто-то другой, в этой же ситуации голову бы тебе уже оторвали…
        - И какой опыт я должен тогда извлечь? Что голова дороже самоуважения? И вообще… Ты… знал про сапфир! - догадался я вдруг. Тебе доложили! Ты мог приказать Домато вообще не отдавать его мне!
        - Ну вот, - улыбнулся эрцог. - Головой учишься думать прямо на глазах. Да, мне было интереснее узнать, как камень попал к тебе, нежели вернуть некую условную, давно утерянную реликвию. Отбери мы его у тебя на стадии работы врачей, ты бы просто перестал доверять мне. Хоть я и предупреждал тебя, глупого, чтобы ты НЕ доверял.
        - А тебе хочется, чтобы я чувствовал себя, как мышь в клетке?
        - Мне вообще редко чего-то хочется, - эрцог открыл дверь, разделяющую каюты, и жестом предложил вернуться к столу. Разве что - йилана, иногда. К нему привыкаешь.
        Он поставил кипятиться воду, достал инкрустированную сапфирами коробочку с йиланом.
        - Будешь? Кстати, никакой записи на камне нет. Грантсы примерно так же, как и мы, относятся к семейным реликвиям. Аппарат для голографии мог испортить камень, ведь сапфир не огранён. Скорее всего, тебе подарили его на память. Или как знак. Какой?
        - Я не знаю.
        - Допустим, верю. Но я хочу услышать, как его тебе подарили и в связи с какими событиями. И - КТО подарил.
        - Пытать будешь? - усмехнулся я.
        - Зачем? Медицинское оборудование «Леденящего» позволит мне выяснить всё более простым способом. Не смотри на меня так. Я предупреждал, что доверять мне не следует.
        - Это нечестно.
        - А после этой фразы тебе оторвали бы голову во второй раз. По отношению к особе моего ранга она тоже звучит, как хамство. Я тебя когда-нибудь чему-нибудь научу?
        - Но это действительно нечестно. Что я должен - обрадоваться?
        Эрцог развёл руками.
        - Я могу подумать? - спросил я.
        - Думай.
        Он налил в две маленьких фарфоровых чашечки йилан. Чашечки были почти прозрачные, покрытые синим узором не снаружи, а изнутри. От горячей воды рисунок ожил, и линии его задвигались.
        Я протянул руку и отдёрнул.
        - Спасибо, мне что-то не хочется. Я так подумаю.
        Эрцог расхохотался и достал другую чашку. Стандартную, пластиковую. И, всё ещё смеясь, наполнил её из заварочного чайника.
        - На, пей!
        Я поднял глаза и попытался всмотреться в него. Чего он от меня хотел? В чашке был яд? Какое-то психотропное вещество?
        - Это тоже какая-то проверка? - спросил я.
        - Можешь считать и так, - усмехнулся эрцог. - Но историю с камнем ты мне сегодня расскажешь. Домато позаботится, чтобы для твоей психики это обошлось с минимальными потерями. И обещанное наказание я тебе тоже устрою. Нахальный ты всё же - до невозможности.
        - Можешь не пугать. Чем меня только не били, - огрызнулся я.
        - Оно и видно. Терпения у меня осталось ровно на полчашки. Я допиваю йилан и зову охрану и медиков.
        Я посмотрел в чашку. Потом на Локье, прикидывая расстояние… И услышал, как открывается дверная мембрана.
        Он почувствовал, что я сейчас сделаю. И предупредил это, вызвав охрану. Глаза его смеялись.
        - Ну вот, - сказал он. - Даже допить не дал, хаго. Вечно с тобой так. Доволен?
        Я спиной ощущал, что сзади вооружённые люди. Однако стрелять в корабле они вряд ли решатся, даже из сенсорных. Корабль - это корабль, вокруг столько энерговводов…
        - Не трепыхайся, - предупредил эрцог. - А то помнут.
        - Да?
        Я развернулся и, быстрее, чем охрана успела вскинуть оружие, прыгнул вперёд…
        И тут же какое-то излучение сетью упало на меня сверху, стягивая в тугой кокон.
        Я, наверное, испугался. Ни с чем таким я раньше не сталкивался. Дёрнулся раз, другой…
        Но, чем сильнее я бился, тем сильнее давили на меня невидимые нити.
        В каюту тем временем вплыло медицинское кресло, вошли три медика: Домато и двое незнакомых. Вполне понятно, ЧТО они собирались со мной делать.
        Незнакомое поле просто немилосердно резало мышцы. Я рванулся изо всех сил и от боли на пару секунд потерял над собой контроль.
        Мышцы болели так, словно меня уже резало на куски этой сетью, и меня выбило, как выбивает предохранительное реле на системах энергообеспечения.
        Сердце рванулось из груди, в глазах потемнело, что-то с жутким треском лопнуло и… поле ослабло.
        Я рухнул на пол.
        Перед глазами по-прежнему было темно. С потолка за шиворот сыпалась что-то сухое. Мышцы и кости болели.
        Я поднялся наощупь и стал тереть глаза.
        - А ты говорил, что резервный генератор выдержит! - услышал я весёлый голос эрцога.
        Свет мигнул, и я понял, что это не я ослеп - освещение вырубилось. И аварийное никак не могут запустить, хоть и готовы, получается, были к такому повороту событий. Гады.
        Ещё раз мигнуло. Загорелось, наконец.
        - Живой? - спросил эрцог. И повернулся к Домато. - Вот такое чудовище. Не могут быть у него показатели мозга в норме. Так что ты поразмышляй сегодня на досуге, чего мы ещё не проверили!
        Я понял, что Локьё всё это время нарочно выводил меня из себя. Чтобы продемонстрировать, что я могу натворить.
        Ну и продемонстрировал, в общем-то. Весь пол был усыпан пластиковой крошкой - это осыпались светоотражающие панели на потолке и стенах. Часть кресел тоже потеряла своё нарядное покрытие.
        Но особенно меня поразил лопнувший пополам стол. Огромный литой пластиковый монстр был почти пополам рассечён уродливой трещиной. Это как же меня так угораздило-то?
        Один из охранников тоже пострадал - его до сих пор не могли привести в чувство.
        Я открыл рот и закрыл. Слишком много было народу, чтобы сказать Локьё, что я о нём думаю.
        Отвернулся к стене и стал ждать, пока вынесут стол или выпрут меня.
        Но меня не выперли. Наоборот, эрцог разогнал ординарцев, охрану, техников и сел в одно из уцелевших кресел.
        Я разглядывал карту. Когда дверь закрылась - повернулся к нему.
        Но злость уже, в общем-то, схлынула. И боль прошла. Мышцы покалывало немного, но это было уже вроде щекотки.
        Эрцог кивком пригласил меня сесть рядом, за этот самый обезображенный стол.
        - А ведь ты знаешь, кто дал мне камень, - сказал я. - Меня допрашивали во сне? В процессе обследования?
        Он спокойно кивнул.
        - А комедию разыграли, чтобы показать медику?
        - Дай-ка сюда сапфир, - попросил эрцог.
        Я достал камень и протянул ему.
        Локьё встал, открыл сейф и вынул инкрустированную бриллиантами коробочку. Камень вошёл туда идеально, зависнув на силовой подушке.
        Эрцог закрыл коробочку и протянул мне.
        - Возьми. На контейнере внизу дарственная надпись, чтобы никто не посчитал тебя вором. Это действительно один из родовых камней дома Сапфира, и просто так хранить его может быть опасно для тебя, хаго.
        Наверное, я захлопал глазами, потому что он рассмеялся.
        - Это тебе за то, что ты испортил веками культивируемую теорию о чистоте крови и прочей светской дряни. Мы провели все возможные генетические сравнения - в тебе нет ни капли от великих домов. Тем не менее - что имеем, то имеем. Сердишься на меня?
        - Сам не знаю. Нет, не сержусь. Хотя надо бы. Экспериментаторы хэдовы…
        - Ты знаешь, сколько у меня сыновей? - неожиданно спросил эрцог. - Восемнадцать. Но ни к одному я никогда не чувствовал того, что чувствую к тебе, хаго. Будь хотя бы немного осторожней? Мне будет очень жаль, если с тобой что-то случится.
        Я хотел спросить, что значит «хаго», но экран связи в каюте вдруг ожил.
        Я посмотрел на эрцога, и он кивнул:
        - Это тебя.
        На экране возникло лицо инспектора Джастина.
        - У тебя всё в порядке, Агжей? - спросил он вместо приветствия. - Почему тебя нет в сети?
        Я не знал, что отвечать. Тем более что в углу экрана загорелся ещё один дальний сигнал. С Аннхелла.
        На Аннхелле - Дьюп и Мерис. «Стучится», скорее всего - Дьюп, нужен я Мерису, как же.
        - Вроде в порядке, - кивнул я и взмахнул рукой, вводя в разговор и Дьюпа тоже. Экран разделился пополам.
        Локьё не возражал. Скорее всего, он сам и разрешил этот сеанс связи. Ему ничего не мешало иметь банальный наушник для сообщений дежурного связиста.
        - Минут двадцать назад я ощутил что-то странное, - сказал инспектор Джастин. - А потом со мной связался лендслер. Почему ты был не в сети всё это время?
        Дьюп молча смотрел на меня с экрана.
        - Недоразумение, - сказал я честно. - У меня забрали браслет.
        - А двадцать минут назад ты что делал?
        - Произошло что-то вроде короткого замыкания, - я развернул экран, чтобы было видно, какой разгром в каюте Локьё.
        Дьюп нахмурился. Он мне не поверил. Он меня знал.
        - Я правда нечаянно, - оправдываться было глупо, но как ещё объяснить случившееся?
        - Что у вас произошло, Аний? - спросил инспектор. - Этот малый опять что-то натворил?
        Эрцог оглядел меня и вздохнул.
        - Боюсь, что натворил я. Мне хотелось проверить одну гипотезу, а я никак не мог заставить вашего капитана защищаться. Нервы у него крепкие, пришлось долго пугать. Приношу извинения вам обоим. Я не предполагал, что эхо докатится так далеко.
        Колин молчал. Но я и так видел, что он хочет только одного - чтобы я валил уже на Къясну. К эйнитам. Так ему будет спокойнее.
        - Я прошу ещё три дня, - сказал эрцог. - Но если он заявит о своём желании лететь сейчас - я не буду настаивать.
        - А ты что скажешь? - спросил инспектор Джастин.
        Я вздохнул, посмотрел на Локьё.
        - Я останусь, пожалуй. Мы тут ещё даже толком не подрались. Только я хочу узнать, как там Влана. Если можно - то прямо сейчас.
        - Можно, - кивнул Колин.
        Голограмма экрана закрутилась, превращаясь в шар, и я увидел незнакомое помещение.
        В кабинете лендслера я раньше не был ни разу, и потому не сразу понял, где именно находится моя девочка.
        А находилась она в смежной с кабинетом Колина комнате, куда он перевёз её из госпиталя. Превратил кабинет в палату.
        Сердце у меня сжалось. Но я сказал только:
        - Сбрось мне на браслет полный диагноз. Мне пообещали его вернуть.
        Он кивнул.
        А я смотрел на Влану и не видел: перед глазами всё плыло.
        Я всё ещё не понимал, почему вышло именно так. Почему не мог погибнуть я? Что ещё этому миру от меня надо?
        - Ох, и вставят мне дома, - выдохнул я, когда осознал, что экран давно выключен, а я сижу в каюте чужого корабля и как дурак смотрю в пустоту.
        - А что они с тобой обычно делают? - поинтересовался эрцог.
        Оказывается, он стоял у меня за спиной.
        - Один - разговаривает, другой - не разговаривает. Честно говоря - не знаю, что хуже. Жалко только, что в курсе - оба.
        Я встал.
        Ну и куда идти в таком настроении на чужом корабле?
        - Иди к Домато. Пусть тебе укол какой-нибудь поставит, - посоветовал эрцог. - Сейчас тебе вернут спецбраслет, покажи Домато диагноз. Хотя друзья твои, боюсь, уже наводили справки везде, где это возможно.
        История шестая. Клинок
        КЬЯСНА, ОБЩИНА ЭЙНИТОВ
        Солнце висело низко, но всё никак не могло сесть.
        Колин сам привёз меня на Кьясну, как и в тот, первый раз. Мы попрощались. Обнялись.
        Лучше бы он меня убил.
        Для Дьюпа забросить меня на Кьясну под присмотр Айяны было выходом, а для меня?
        Шлюпка окуталась дымкой электромагнитной защиты и сгинула, в секунды набирая допустимую в атмосфере скорость. Защита нужна была не хитинопластику внешних обводов маленького судна, а птицам и бабочкам, рискующим сгореть в трущихся молекулах воздуха…
        Я улыбался. Я мог сейчас всё - изображать психа на корабле Локьё, ручкаться с алайцами, а ещё лучше - убивать: кого угодно и в любых подходящих количествах.
        Главное - не терять напряжения. Оно было необходимо мне, чтобы жить. А в покойной пустоте Кьясны мой жизненный тонус, нужный для продуцирования смерти, резво стремился к нулю. Значит, и моё желание жить стремилось к этой же выдуманной математиками цифре.
        Когда я застыл посреди парка, как это больное солнце над головой, - мир тоже остановился. И в нём медленно умирала Влана. И все мы были самым проклятым образом больны смертью, Хэд нас возьми. Всех.
        Я ничего не мог сделать для себя. Самоубийство - это не моё.
        Я не способен трагически сунуть в рот разрядник. Мне это кажется идиотизмом. И ощущение этого идиотизма - старше моих прочих душевных болезней.
        Или не старше?
        Рогард, надо же… Как я мог вспоминать Рогарда, если никогда не читал?
        Как вообще может быть такое - вспомнить, что никогда не? Не видел, не знал, не ощущал?
        Ложная память? Гибридизация базофильных нейронов, так, кажется, сказал эрцогский медик, Домато, полупрозрачный от старости маньяк с глазами, повёрнутыми вовнутрь.
        Я его спросил, он мне «ответил». Видимо, мы в расчёте?
        Твой след по воде бежит впереди луны…
        Ты сон до снов о тебе…
        Что это? Откуда это во мне? Почему я это помню?
        Лучше так:
        В небе сани облаков
        Небесами катятся,
        Слишком много дураков
        В одного не сладятся.
        Вот это я знаю - откуда. Фольклор моей родной планеты.
        Я же простой фермер. Небо рухнет сейчас на меня, и станет на одного больного смертью дурака меньше. Вот только, если рухнет небо, других дураков, скорее всего, тоже придавит. Значит, выхода у меня и здесь нет.
        И я сжал себя в комок сам.
        И пошёл.
        Дьюп - сам себе мироздание, а я буду сам для себя тем, с кем я буду вести войну.
        В конце концов, каждый только и делает, что воюет против себя. Все двуногие - неврастеники и хэдова поросль, психи, больные химерами своих и чужих «надо».
        Только солдат свободен. Ему обычно есть в кого стрелять, чтобы реализовать подростковые комплексы. Остальные стоят перед зеркалами, изучая петлю на собственной шее.
        Я-то чем хуже? Мерзавец с ружьём в моём случае не страшнее мерзавца без ружья….
        И я подошёл к группе людей в лёгких храмовых одеждах. И поздоровался. И улыбался.
        И я же созерцал эту улыбающуюся тварь, которая смеётся, когда надо плакать, врёт на каждом слове, а может, и вообще полностью состоит из вранья. Тварь, у которой не хватило самости НЕ полететь на Кьясну. Не достало сил сказать себе и всем прочим, что ей желается исключительно убивать.
        Трусость победила другую трусость. Человек - суть две трусливые твари разом, вот в чём, оказывается, фишка. Но одна трусость всё равно сильнее другой.
        Люди у эйнитского храма были незнакомые, в массе - пожилые, но не из самых крутых, это я ощутил, когда подошла Айяна.
        Потому что все замолчали и расступились.
        Айяна смотрела на меня. Двое из меня наблюдали за ней.
        - Ну-ну, - сказала она и еле заметно качнула головой. Я уже прилично различал эти экзотианские намёки на жесты.
        Один из мужчин открыл было рот, но закрыл уже от её косого желания взгляда.
        - Поздно прилетел, - сказала Проводящая, подняв глаза на солнце, обсевшее всё ту же точку в небе. Стул у него там стоял, что ли? - Но мастер Эйче ещё занимается.
        Айяна указала на тропинку, уходящую в густой сумрак сада.
        - Иди, не перепутаешь. Здание там всего одно. Скажешь мастеру Эйче, что я прошу его заняться сегодня и с тобой. Понял?
        Я кивнул.
        - Иди.
        И солнце село.
        И я пошёл по тропинке. Куда-то во тьму. Даже светлячков не было в этот вечер, хотя потом я видел их в саду постоянно. Не было и света во мне. И вовне меня - его тоже не было.
        Но здание я увидел: длинное и приземистое, как барак. И занавеску вместо дверей, прозрачную, едва подсвеченную изнутри. Значит, там был кто-то живой, раз светилось.
        Я поднырнул под занавеску. И остановился в недоумении. Народу внутри оказалось не под стать звукам. Передо мной, в зале вроде спортивного, сидело прямо на деревянном полу человек сорок. И - тишина. Мёртвая.
        Холостая, когда столько мужчин.
        Эти мужчины не любили ещё так, как я. И не теряли, как я. Значит, их было сорок, но я перевешивал.
        И я был один больше их всех, пока не скользнула вдруг тень, и в середине зала не возник худощавый, старше среднего, человек.
        Я мог поклясться: ещё секунды назад его здесь не стояло. Видимо, это и был мастер Эйче.
        Незаметный, тонкий, неслышно скользящий над полом. Я и не знал, что у эйнитов есть бойцы, потому что никем другим мастер Эйче быть не мог. Бойца распознают по походке и по глазам, телосложение здесь неважно.
        Я неловко поздоровался, смешав привычное абэтодасмэ в бессмысленную кучу звуков.
        Мастер не ответил, только махнул рукой: садись. И я сел прямо на пороге.
        Но двигаться внутри себя я не перестал, и мы сошлись с мастером глазами.
        Он повторил мне:
        - Садись!
        Это был не безразличный эйнитский мастер Зверя, и не грантский, видящий в глубине будущего только свои игрушки. Эйнитский мастер Эйче оставался человеком. И он видел, что сев, я не остановился.
        Он шагнул ко мне, и я поднялся под его взглядом.
        Мастер тенью лежал передо мной. Я был сгустком напряжения, он стоял рядом со своим напряжением.
        Если бы я убил сейчас его тело, мастер, наверное, пожал бы плечами и тенью скользнул мимо меня и себя.
        Только в слепоте ярости можно сойтись с таким бойцом. Но ярость моя всегда пуста. Я из тех, кто убивает так, как чистят свои же раны, или подставляют тело под бич.
        Он посмотрел, я отрицательно качнул головой.
        Он не согласился и указал мне в центр зала.
        Меня невозможно заставить драться, если я не хочу драться. Но я вышел в круг. Мне было всё равно.
        Тьма сгустилась по краям. Я вздохнул и выбросил из себя напряжение. И когда я стал пустым, освещение вернулось.
        - Не философ, - качнул головой мастер. - Но боец.
        Он знал, где его тень, я - нет. Я просто оттолкнул её на время.
        Мастер, склонив голову, слушал. Я молчал, но он слышал меня.
        - А что, - спросил он вдруг, - это хорошо - умереть?
        Я пожал плечами.
        - Хочешь попробовать? - поинтересовался он.
        Мастер Эйче всё-таки нашёл вопрос, на который я не мог себе ответить.
        «Вы перестали пить коньяк по утрам, леди? Отвечайте, да или нет?»
        Я мог бы начать говорить с ним, я мог бы ударить его. Но я ничего не хотел.
        Если стоишь на пути у лавины, текущей с гор, ты хочешь именно попробовать умереть? Или страх отнял у тебя движение? Или тебе просто всё равно, где ты стоишь?
        Пожалуй, что так.
        И я кивнул.
        И мастер кивнул.
        - Я давно хотел вам это показать, - обратился он к сидящим. - Но редкий человек подходит для такого боя. Может, вам больше никогда не придётся этого видеть, - он изменился чуть, становясь более плотным. - Три ипостаси есть в человеке - тело, душа и дух. Сколько из них могут хотеть жить или умереть?
        - Все три? - предположил совсем молоденький парень.
        - А разве тело разумно? - улыбнулся мастер.
        - Но ведь душа не может думать о смерти, - подал голос другой.
        - Думать? Нет, - ответил мастер. - Но желать смерти она может.
        - Дух не может желать или не желать смерти, - сказал ученик постарше. - Дух бессмертен и неспособен рассматривать себя под иным углом.
        - Да, Майлэ, это близко к истинному. Только душа, не выдерживая возложенных на человека задач, может решиться утратить свою смертную часть, связанную с памятью тела, - кивнул мастер Эйче. - Это стремление должно быть сильнее рефлекторного стремления тела - жить.
        Мастер направился к раздвижному шкафчику в стене.
        Если бы он достал меч из воздуха, я бы не удивился. Но меч он вынул из деревянного ящика, развернув тёмную, тяжёлую ткань, скрывавшую наготу лезвия. Обоюдоострый, длиной в два локтя, если мерить по-грантски, с широким долом, довольно лёгкий на вид, что вполне могло быть иллюзией.
        - Иногда стремление души к смерти достигает б о льших величин, чем способно выдержать тело, - продолжал мастер Эйче. - И душа выворачивается. Добро и зло словно бы меняются в человеке местами. Он может убивать во благо и спасать из мести. Увидеть такого выворотня - редкая удача. Длится это состояние недолго. Выворотень должен восстановить в себе баланс жизни и нежизни, или же дух покинет тело, и человек превратится в живого мертвеца. В существо с отрицательным значением граты. В того, в ком смерть перевесила всё жизненное, что он вообще способен был дать. Душа такого человека смертна, в отличие от прочих, она лишена крыльев духа. Тело же может, напротив, обладать меньшей уязвимостью. Но только там, где уязвимость регулирует совесть. Бессовестный человек, как вы понимаете, вообще малоуязвим физически.
        Мастер Эйче прервал свой монолог и кивнул сам себе:
        - Трудно я сказал. Но вы сможете посмотреть, как это бывает.
        И он обернулся ко мне.
        Я слушал и не понимал. Мне не хватало языковых навыков, чтобы уловить все нюансы. Но я чувствовал, что сказанное связано со мной.
        - Ничего, - сказал мастер Эйче. - Поймёшь. Ты же убивать сегодня хотел?
        Я промолчал. Не его дело, чего я хотел.
        - Или умереть? - он протянул мне меч.
        Я тяжело вздохнул. О драке я знал достаточно, мне было мало его сорока, но много его одного.
        Но это было неважно. Потому что ничего, кроме тоски и скуки, я не испытывал, глядя на оружие и толпу мечтающих стать болванами.
        Тягостное ощущение, приковавшее меня к Кьясне, всё усиливалось. На траве среди деревьев мне было чуть легче. Всё, что я хотел сейчас - выйти наружу.
        Я уже один раз позволил сегодня поиздеваться над собой и привести меня сюда. Больше такого не повторится.
        Что позволено Дьюпу, то не позволено больше никому. Пусть сами носятся со своими игрушками.
        Кинжалы духа, блин, мечи ещё чего-нибудь. Мне и на Гране хватило этой херни…
        И я почти развернулся, чтобы уйти.
        Почти, потому что на пути вырос мастер Эйче, и навстречу мне блеснула стальная полоса лезвия.
        Уклониться я уже не успевал. Как не успевал испугаться, пожалеть, подумать.
        Миг занесённой боли замер у меня перед глазами. И мои внутренние двое успели только кинуться друг к другу, затягивая разрастающуюся между ними брешь.
        Я упал на спину. Грудь тяжело вздымалась. Меня разрубило пополам. Я видел это. И видел окровавленный клинок надо мной. Клинок, залитый моей кровью.
        - Ну вот, - тихо и буднично произнёс мастер Эйче. - Иногда нужно именно разрубить, чтобы получить целое.
        Два или три дня я болел. Когда сумел приподняться и дотянуться до спецбраслета на столике в изголовье кровати, оказалось, что три. Но порезов на теле не было, хотя я явственно помнил, как стальная полоса с неожиданным треском…
        Я вспоминал, и лоб тут же покрывался каплями. Едкими, липкими, наверное, это выходил из меня запоздалый страх.
        Перед обедом третьего дня Айяна подняла меня насильно. А потом, умилившись на полуголого, дрожащего мужика, вылила на него чайник холодной воды. А глупый мужик думал, что в чайнике должен быть чай.
        - На, - сказала она, протягивая мне зеркало. Смотри. Нет на тебе ни царапины. Хватит уже валяться.
        Я смотрел. Меня били дрожь и истерический смех, - всё сразу.
        - Учиться будешь с одногодками, - сказала она чуть позже, вытерев меня простынёй и усадив к столу. - Только историю будешь изучать с младшей группой.
        - Это почему ещё?
        - Потому что ты не знаешь истории.
        - А всё остальное как будто знаю! - возмутился я.
        Айяна присела напротив и подпёрла подбородок кулаками, разглядывая меня, как диковину. Кто ты, мол, такой, чтобы спорить с Проводящей?
        Я понял намёк, но сдаваться не собирался.
        - Я даже ваш язык толком не понимаю. На бытовую тему могу говорить, да. Но вся ваша философия у меня вылетает из того же уха, куда её пихают! Я не понимаю вообще, как могло пройти всего триста лет между волнами колонизации, чтобы так ни фига друг друга не понимать!..
        Айяна вдруг нахмурилась. Вернее, брови её дрогнули чуть-чуть, что по-экзотиански называется «эпо», а по-имперски - никак не называется, да и вообще такую гримасу трудно заметить без тренировки.
        - Кто тебе сказал такую чушь? - вопросила Проводящая судя по «эпо» довольно сердито. И подсознание моё тут же отозвалось на её гнев тянущей душевной болью.
        Я растерялся. Информация была - банальнее некуда.
        - В учебнике написано.
        - Думать нужно не только при решении тактических задач, а особенно внимательным следует быть там, где информация разжёвывается и кладётся в рот. Что именно там у вас написано?
        - Что в 332 году от начала колонизации сторожевой корабль «Виржиния» основал первое независимое поселение на Тайэ.
        - Большое поселение? - уже мягче поинтересовалась Айяна.
        - Не помню, - признался я.
        - Шестьдесят три человека, - она чуть прикрыла глаза сосредотачиваясь. - Следующим было поселение в Северном рукаве галактики. Анасьёна. Там сели два больших имперских перевозчика при поддержке нашего линкора «Дождь». Потому что имперский разведкатер на Анасьёну опуститься не смог по причине своеобразной метрологической обстановки, - она распахнула глаза. - Верно?
        Я кивнул. Айяна как из учебника прочла. Но раньше меня этот текст не цеплял: сели и сели, а теперь…
        - А что значит «по причине своеобразной метрологической обстановки»?
        - Это ты меня спрашиваешь? - опять нахмурилась Айяна.
        Пришлось чуть отстраниться от неё. Контакт наш становился всё более болезненным.
        - Раньше я думал, что имеется в виду какая-то обычная обстановка, грозовой фронт или что-то вроде…
        - А теперь - засомневался? - уточнила Айяна. - Ну, уже неплохо.
        Она поднялась и скользнула к окну, потянув за собой шлейф из туники и невесомого плаща. Я вздохнул свободнее.
        - Анасьёна, - нараспев начала Айяна, - это планета подтипа Ла Анамели. Ана-мель - «золотые небеса». Или «Золотые облака», так её называют чаще. Значит, Ана-сьёна… Ну? Переводи сам…
        Я помотал головой.
        Она начала подсказывать:
        - Ты же учил язык? Что значит «сьённа»?
        - Спуск, скольжение, обрыв.
        - На Ла Анамели коллоидные частицы в воздухе создают не только гипнотические изображения, но и серьёзные помехи в навигации. Потому и «золотые облака». А на Анасьёне магнитное поле слабее и тоньше озоновый слой. «Золотые облака» превращаются там в «золотые обвалы», а при неблагоприятных погодных условиях электронная навигация вообще невозможна.
        - А почему тогда первая крупная имперская колония разместилась именно там? Это же как-то странно… Сначала высадились на самой неблагоприятной из трёх планет исконного заселения, а потом на такой же неблагоприятной планете северного сектора?
        - Содружество было не очень радо Империи уже в те годы. Теперь ты понимаешь это?
        - Но мы начали с проблемы трёхсот лет, при чём тут?..
        Айяна вздохнула едва заметно, и я осёкся. Видно, она полагала, что я должен был сам уже догадаться.
        - Колонии не растут как грибы, мальчик. На Анасьёне колонисты большую часть года были оторваны от метрополии, им не удалось при тогдашних техсредствах добиться устойчивой связи. Эта ситуация растянулась на две с половиной сотни лет. Пока не наладили сообщение, первоначальная колония не росла, она даже несколько сократилась без поддержки извне. Условия же на Тайэ были таковы, что имперцы смогли выжить лишь перейдя в Цитадель и ассимилировавшись с её населением. Таким образом, прошло 250 лет, а мы с тобой ещё ни на шаг не продвинулись в плане имперской колонизации. Значит, уже не триста, как ты сказал, а пятьсот пятьдесят. Мне продолжать, или ты уже сейчас готов смириться с моим решением и проходить курс истории вместе с младшими школьниками?
        Я вздохнул. Да смирился я, смирился. И с тем, что шрама нет, и с младшей группой, пошла бы она…
        Айяна встала, чтобы уйти, но обернулась в дверях:
        - А вот к мастеру Эйче пойдёшь с самыми старшими. И руками там без нужды не махай - парни у нас не такие механически продвинутые.
        Интересно, это она выразила мне недовольство или похвалила?
        История седьмая. Семь запретов цивилизации
        КЬЯСНА, ОБЩИНА ЭЙНИТОВ
        Я так и не понял, была ли история с разрубанием меня мечом иллюзией или другим каким-то разводом. И объяснять мне никто ничего не собирался. А пообщавшись с Айяной, я уяснил, что данная садистская процедура была сочтена крайне полезной в плане общего психического здоровья пациента.
        Боль и шок я испытал вполне реальные. Держалась какое-то время и красная полоса на груди. Но раны я не видел даже в момент падения на пол. И кровь не текла. Меч словно бы прошёл сквозь меня, тело пропустило его, и ткани снова сомкнулись.
        Нет, ты не думай, добрее я в результате не стал, но равнодушие к окружающей жизни меня действительно временно покинуло. Способ - тот ещё, но спорить с Проводящей - последние нервы тратить. Вдруг ещё какую-нибудь гадость придумает?
        А нервы мне были нужны. Выбравшись из отупения, я ощутил себя школяром в худшем смысле этого слова. И надо было не сорваться и не послать всех этих учителей. Это была семья Дьюпа. Это я к ним припёрся, а не они ко мне.
        Я не знал ничего из того, что от меня требовали. Даже в Академии пилотов мне не приходилось так остро ощущать свою профнепригодность. Там все были в одинаковых условиях: проходили медкомиссию за медкомиссией, идиотские психосоматические и физиологические тесты, иногда больше похожие на пытки. Но мы твёрдо знали: два года «учебки», и ад закончится, и мы будем летать. Ради этого стоило терпеть. А сейчас?
        Айяна сделала мне послабление - разрешила составить расписание на листе бумаги (тут его положено запоминать). Получилось восемнадцать дисциплин. И с 7 утра до 8 вечера я был полностью занят. А в восемь мне полагалось купать малую. Именно полагалось. В обяз. Этот пункт в расписании меня здорово рассмешил.

* * *
        - Ну и о завтрашней теме, - сказала в конце занятия высокая суховатая женщина-валеоэкономист. - Не мы принесли в этот мир семь запретов цивилизации. Но вы должны рассказать мне на следующем занятии, что думаете по поводу этих запретов и здесь, и сейчас.
        Тётка слиняла, народ побежал купаться, и параллельно размышлять, видимо. А я стоял и скрёб затылок. Может, в культуре экзотианцев и есть какие-то «запреты цивилизации», но в нашей-то их нет! И что я должен готовить в таком случае к следующему занятию? Яичницу?
        Это был мой первый день в здешней учебке, и мне не хотелось тут же и опозориться.
        Оставалось спросить у кого-нибудь.
        С одногодками я пока не успел сойтись. Да и не хотелось. Парни моего возраста казались мне мальчишками, а с теми, кто приближался к местному совершеннолетию, а здесь это сорок два года, я даже в одном учебном зале ещё не успел посидеть. Единственный мой знакомец «из старших», сын Айяны и Колина, Тоо - проходил сейчас практику в другом храме.
        Оставалась самая мелкая ребятня.
        Учебные группы были смешанными. При храме занимались юноши от девятнадцати до сорока двух, на занятия они ходили не по возрасту, а по способностям. И вот как раз девятнадцатилетние глазели на меня с наибольшим интересом.
        Я был чужим, необычным, а значит, внимание притягивал даже против воли.
        Но сначала нужно было искупать малую. Утром я ушёл, когда Айяна её кормила, и пообщаться нам не удалось.
        Семь запретов цивилизации, придумают же!
        Айяна возилась с малявкой на ковре в детской: гладила её, поворачивала, приподнимала за разные места.
        Имени девочке мы пока не придумали. Я называл её Малая или Пуговица (за круглый любопытный нос), Айяна - какими-то ласковыми экзотианскими словечками.
        Я сунулся в детскую.
        Стрельбы не последовало. На меня даже обратили благосклонное внимание и вроде как кивнули.
        Ну-ну. Вот интересно, если не брать в расчёт мастера Эйче, как Айяна планирует со мной справляться, если я буду делать что-то по её мнению не то?
        Мысль эту додумать я не успел, потому что вылетел из детской пулей, и пришёл в себя только на кухне возле ёмкости с питьевой водой.
        Отдышался. Попил водички. Похоже, я был именно той персоной, на которой Проводящей удобно срывать раздражение. Этому меня тоже будут учить, интересно?
        Голова не то чтобы болела, но мозг чесался прямо под черепом! Наверно я только что получил от Айяны не просто по голове, а непосредственно по мозгам.
        Налил воды в деревянный стаканчик и снова отправился в детскую. И уже протягивая Проводящей воду, сообразил, что меня не просто огрели по башке, но ещё и воды заставили принести.
        - То есть: и думать ничего не сметь? - с усмешкой уточнил я.
        - Ну, типа того, - ответила мне Айяна в тон и с тем же имперским акцентом.
        Я фыркнул.
        - Вот потому с ТОБОЙ, - она подчеркнула, - можно и так. Нервная система пластичная, но устойчивая. С другим бы ещё месяц нянчились. У тебя есть этот месяц?
        Я пожал плечами.
        - То-то.
        - Значит, если что - меня можно и?.. - не форсируя интонаций, поинтересовался я.
        - А у тебя какие-то другие предложения есть?
        - В смысле?
        - В смысле воспитания, - Айяна откровенно подсмеивалась надо мной. - Что я, слабая женщина, могу ещё с таким бугаём сделать? Подзатыльник дать?
        - А говорят - эйниты гуманисты, - я картинно помассировал шею.
        Айяна хмыкнула.
        Пуговица закряхтела. Вертела её Проводящая прямо-таки немилосердно. Но малой нравилось.
        Вообще-то, Айяна была права: ментальная оплеуха меня не шокировала и даже, в общем-то, не обидела. Я наловчился терпеть инспектора Джастина, потом Локьё, а до того - испытывал постоянное психическое давление, находясь рядом с Колином.
        Скорее всего, я просто привык. Для кого-то случившееся сейчас в детской могло бы стать событием, но я воспринял незнакомое ощущение именно как подзатыльник. И не больше.
        - Айяна, а можно узнать… - Я увлёкся: смотрел на малую, как она упирается ножками в подставленную ладонь.
        Проводящая подняла голову.
        - Ну… - я замялся. Нашёл же у кого спрашивать. - Семь запретов цивилизации - это что?
        Проводящая неожиданно улыбнулась - то ли мне, то ли стараниям Пуговицы. Чуть прикрыла глаза задумываясь. И вдруг спросила:
        - Скажи, что чаще всего возят контрабандисты через ближайшую развязку в районе Джанги?
        - Наркотики, - отозвался я на автомате.
        - Какие?
        - Хиланг, он же хинг, афеин, кристаллический сахар.
        - А сахар - это что за наркотик?
        - Не из самых опасных, но химически чистый сахар вызывает резкий выброс гормонов в кровь, привыкание, нарушение обмена веществ. В дальнейшем угнетающе воздействует на психику. В следующих поколениях возможны генетические мутации. Используют его спецподразделения втихую, как лёгкий стимулятор, ну и самый дешёвый и ходовой наркотик в бедных кварталах.
        Айяна улыбнулась так же мягко и загадочно:
        - Когда-то чистый сахар был в каждом доме и считался вполне допустимой приправой к чаю, мальчик. Он занимал то же место, которое занимает сейчас разрешённые подсластители. Да, именно тот белый кристаллический порошок, который переправляют контрабандисты.
        - Ну, не знаю, - я пожал плечами. - Пробовал я его. Противная сладкая гадость. Привыкание он вызывает не больше, чем алкоголь или никотин. Соскакивают с него довольно легко, за исключением совсем уж запущенных случаев. Да и кому он нужен? Пока я в Северном крыле служил - кристаллический сахар видел только в капитанской каюте…
        И тут меня осенило: капитану было далеко за девяносто, он, верно, знавал и какие-то другие времена. И мы знали от дежурного, что сахар он всегда держит в сейфе. Нарушение было не такое уж большое, но забавное. Ну а на Юге, среди всей этой неразберихи, я на такую мелочь, как сахар, и внимание перестал обращать. Тут кто только чем не травится.
        - Цивилизация Земли в каком-то смысле была построена на химической обработке продуктов, - продолжала Айяна, заворачивая малую в пелёнку. - Пойдём-ка искупаем этот лепесток чайны.
        - Рафинирование продуктов, - продолжила она уже на кухне, - добавление в пищу химических красителей и консервантов, синтетическая одежда и строительные материалы, пластиковая упаковка продуктов, химическая очистка воды… - Проводящая указала на детскую деревянную ванночку, чтобы я поставил её на стол и налил воды. - Но одним из решающих факторов оказалась именно сахароза. Именно она разделила человечество на две группы: химически чистый сахар вызывал два принципиально разных типа нарушения обмена веществ… Сходи в ноотеку, почитай что-нибудь. Тогда и сможешь поразмышлять, что это за «Семь запретов цивилизации», погубившие генетическое наследие Матери-Земли. Запреты в Империи примерно те же, только об их корнях вы не приучены думать.
        Она проверила температуру воды локтем и развернула Пуговицу, уже пускающую в предвкушении купания пузыри.
        Малая отправилась ужинать и спать, а я вышел во двор. Хоть и досталось мне от Айяны любя-шутя-нарочно, но затылок продолжал чесаться. Радовало одно: раз мозги болят, значит - они есть.
        Ноотека оказалась огромным приземистым зданием, уходящим на глубину по крайней мере пяти этажей.
        На первом размещалась привычная мне голотека, ниже была видеотека, ещё ниже - библиотека звуков, на четвёртом этаже (дальше лифт не пошёл, но кнопочка-то пятого этажа наличествовала(!) оказались книги. Кристаллографические, электронные, пластиковые и…запаянные в вакуумный куб, залитые прозрачным гелем жёлтые изломанные страницы.
        - Что это? - спросил я у миловидной девушки ноотекаря.
        - Это бумага, - улыбнулась она. - Настоящая, без добавок акрила и пластиков.
        - Такая жёлтая?
        - Почему же? Вот здесь, взгляните, совсем белая. Просто чистая целлюлозная бумага очень сильно темнеет уже через сотню-другую лет. Вы к нам на экскурсию?
        Девушка разглядывала меня снизу вверх любопытными искристыми глазами. Из-под аккуратной белой шапочки выбивались зелёные прядки.
        - Нет, мне хотелось бы прочитать что-то про кристаллический сахар.
        - Что-то по химии сахара?
        - Скорее, по истории. Связанное с «Запретами цивилизации».
        Девушка задумалась.
        - Вам было бы проще открыть стандартный учебный курс в голотеке, но если вы хотите… Нам придётся посмотреть самые старые источники. Только нужно будет немного подождать. Книги нельзя доставить мгновенно… - Она замялась.
        - Я подожду.
        Девушка расцвела и бросилась к навигационной панели.
        - Я знаю, что вам будет интересно, - сказала она. - У нас есть копии старинных книг на имперском. Вернее, близком к нему языке. Он назывался центральноевропейский. Эта книга специально была переведена для наших потомков, но распространения она не получила.
        Минут через пять девушка принесла копию книги. Там так и было написано «Копия». «Выписки Мильдара Павича».
        Я по привычке открыл на середине. Да, некоторые конструкции предложений показались мне непривычными, было много и устаревших слов, но в целом текст я понимал хорошо.
        '…любая клетка человеческая устроена гораздо сложнее современного космолёта. А мы взялись ломать и достраивать геном, едва сосчитав в нём отдельные кирпичики. И мы делали это не в лабораториях и на научных станциях, мы стали ломать клетку в промышленном масштабе.
        Мы хотели, чтобы люди покупали и покупали, чтобы они ели, ели и ели, да что там, чтобы они жрали, как свиньи!
        Этот процесс не был централизованным. Никто не планировал химической атаки на человека. Просто мы хотели тогда продавать больше. А чтобы продавать, нам нужно было, чтобы люди потребляли. Техника делалась в означенный период всё более разнообразной при тех же функциях и старательно малонадёжной. А в пищу и воду на всех стадиях: от добычи в природе и выращивания до доставки потребителям - добавлялись химические вещества. Химия нужна была, чтобы отфильтровать воду и вырастить зерно, химию добавляли, чтобы сохранить воду и зерно как можно дольше, химия присутствовала в упаковке для этой сохранности. Мы уже знали тогда о гомеопатии и взаимодействиях молекул при разных условиях. Поодиночке эти технологии не представляли особенной опасности. Но мы никогда не учитывали воздействие всех этих факторов разом.
        Жизнь становилась всё более специализированной: тот, кто выращивал мясо, уже не знал, как его будут готовить, а тот, кто готовил, не думал, о хранении и продаже. И на каждом этапе в пищу добавлялись химические вещества. И они накапливались в живых клетках людей. И вступали между собой в реакции. И разрушали сложную химию человеческого тела.
        Сначала это шло на уровне заводов тела - клеток, потом стало закрепляться наследственно. По-разному в разных землях и у разных людей. Но существовали и другие факторы, связанные с загрязнением природной среды - и они тоже вносили свою лепту. И наступил момент, когда выяснилось страшное: пищи и воды без добавок на Земле более не существует.
        Из воды человек состоит на две трети. Теперь естественные воды заражены самыми разными отходами химических производств, гормоноподобными веществами и консервантами. И бутылированная вода - ещё в большей мере. Именно производители бутылированной воды стали добавлять в неё в микродозах химические вещества, улучшающие сохранность и вкус, это позволяло им лучше продавать воду. Находили в бутылированной воде и следы таких гормонов, как окситоцин, дофамин, серотонин, эндорфины, находили даже седативные вещества и анальгетики. Всё это продавалось, потому что продавать это было выгодно. Всё это влияло на гормональный статус потребляющих эту воду, потому что продавец мечтал привязать покупателя именно к своей воде. В условиях стресса крупных скоплений людей, в разрастающихся городах - гормоны давали людям эмоциональную стабильность. И люди были рады пище и воде с гормонами. Но искусственные гормоны прекращали выработку настоящих. Человек становился всё менее устойчив психически, всё более подвержен депрессиям. И всё это закреплялось в генотипе.
        С продуктами дело обстояло хуже всего, потому что изменения встраивались в сложные цепочки биохимических процессов. Животных кормили зерном и травой, уже с элементами удобрений и веществ, загрязняющих почву. Мясо и молоко было насыщено как этими веществами, так и продуктами гормональной реакции живых тел на них. Человек, получая эту пищу, тоже реагировал связкой химических процессов и гормонов. И медленно превращался в уродливое умом и телом существо.
        Элита человечества постаралась изолировать себя от изменённого цивилизацией питания - но было поздно. Не было уже мест на Земле, где люди были бы полностью в натуральной среде, не загрязнённой химическими отходами человечества.
        Тогда родилась идея переселения на более чистые миры. Потому что Земля погибала. Население её вырождалось, гормональное разрушение превращало часть его в оплывающих толстяков, другая же часть - страдала дефицитом веса, и кости её были необыкновенно хрупкими. Это было то, что век спустя назовут гормональным вырождением человечества.
        Термин «гормональное вырождение» появился, когда проявилась умственная ущербность новых поколений. Мозг их, независимо от перебора или недобора веса, был слаб и истощён, он не мог выносить привычных атомному веку нагрузок. Наступил век пластика - век измученных и бесполезных.
        И с этим веком совпала экспансия в Космос первой волны людей. Лучших из них, тех, кто ещё хотел творить и не мог смотреть на умственно и телесно ущербных соплеменников.
        Они думали, что, вырвавшись из гниющих зубов цивилизации, сумеют сохранить самое ценное - гены. Но некоторые участки генома людей были уже утрачены безвозвратно.
        Мать-Вселенная тоже встретила не с распростёртыми объятиями. Экзопланеты, открытые первыми колонистами, были холодны и мало гостеприимны. А люди уже не были так сильны, как в страшный атомный век. Не были они сильны и духом.
        Лучшие из худших объединились тогда и стали править измученными людьми, которые не в состоянии уже были развивать те технологии, которые создали их предки. Так возникли Дома камня и их ледяная аристократия. Так появилась иная сила, основанная на прозрении и влиянии на события.
        Да, сделано было много. Если бы не ледяная аристократия и введённые ею абсолютные запреты на искусственную воду и продукты - люди погибли бы.
        Но тупик был всё-таки близок. Человечество, брошенное Землёй, не могло вырваться из тенёт Ледяного пояса…'
        Я читал, и картины прошлого становились яснее перед моим внутренним взором. Только теперь я начинал понимать презрение к нам, имперцам, переселенцев первой волны. Мы были для них законченными уродами, изменившимися безвозвратно, без права на реабилитацию. Как, впрочем, и они для нас.
        Они ушли, бежали с заражённой Земли. А мы остались и продолжали загибаться там.
        Наверное, земляне боролись с изуродованной экологией до последнего. Когда через триста лет они поняли, что не справляются, было решено переселить на другие планеты всех. Но и здесь что-то пошло не так. Часть имперцев улетела в космос, другие же - остались. И дверь закрылась вдруг.
        Но почему?
        К сожалению, Павича не интересовали оставшиеся на Земле. Он писал о тех, кто покинул Планету-Мать в первых рядах, об эмигрантах - больных, но пытающихся спастись из последних сил.
        Он много вспоминал о тогдашней Земле, близкой нам по технологиям, но грязной и умирающей.
        Переселенцам первой волны пришлось возрождать культуру и науку заново. Они учились строить те машины, на которых прилетели. Им не хватало инженеров и строителей, при избытке учёных всех мастей. Это был исход учёных и фанатиков, им недоставало рабочих рук.
        Я читал почти до утра. Книга была очень объёмной, я не одолел и половины. И только перед рассветом понял, что так и не добрался до темы урока. «Семь запретов цивилизации» остались для меня тайной.

* * *
        Утром на занятии я понадеялся воспользоваться правом новичка и отсидеться в углу, но преподавательница меня раскусила.
        Пришлось честно признаться, что всю ночь читал Павича, потому что у нас история Содружества трактуется иначе, и мне это показалось интереснее заданной темы.
        Ведь по имперской версии первые переселенцы поторопились и мутировали, столкнувшись с жёсткими излучениями, иной силой тяжести и природными факторами риска на чужих планетах. А по Павичу выходило, что вырождались как раз поздние переселенцы с Земли.
        Я понимал - автор книги не врёт, но он трактует события, как очевидец, только с одной стороны. Однако именно это и было интересно мне, имперцу.
        Преподавательница слушала меня и не собиралась прерывать. Мало того, я видел, что и остальных учеников эта тема задела за живое. Одно дело понятные для них (но не для меня) запреты из учебников, другое дело я, как живое доказательство привычных представлений, вывернутых наизнанку.
        Причём студенты ещё вчера и не подозревали во мне до этого момента «страшного» имперца. Гость и гость. Да и я не презирал никого из товарищей, не искал в них каких-то ненормальных качеств. И вдруг…
        Было тихо, но многие переглядывались.
        Я решил спросить напрямую:
        - В общем, вы в курсе, что «мы» считаем вас мутантами. А вы нас?
        - А мы вас - вырожденцами и захватчиками, - ответил темноволосый парень лет двадцати. - Через триста лет от начала колонизации Содружество немного оправилось от проблем первого переселения, мы начали вести разведку пригодных для жизни планет. И нашли наконец весьма подходящие системы, где ещё через сто лет началась активная разработка климатических карт, разведка полезных ископаемых и прочие необходимые работы. У нас было мало человеческих ресурсов, но много желания и энергии. Молодёжь рвалась в космос с малоперспективных Тайэ и Домуса. И тут появились вы. Не перетерпев этой страшной первой сотни лет на холодных, неосвоенных мирах, не ударив пальцем о палец, вы возжелали осваивать открытые нами планеты.
        В его голосе появился лишний для учебной комнаты напор, и преподавательница едва заметно качнула головой. Юноша покраснел. Я и не подозревал, что брюнеты могут так заливаться краской.
        Губы мои дрогнули в улыбке:
        - Это-то понятно, - сказал я ему. - Такую схему я и сам в состоянии достроить. Мне интересно, что происходило в эти триста лет на Земле? Если там взялись за голову и экология улучшилась, то почему в космос пошла вторая волна? А если нет - почему с Земли, если она реально умирала ещё во времена первой волны, улетели не все?
        Парни и девушки разглядывали меня и молчали. Похоже, вопрос я поставил правильно.
        - Да, это странно, - ответил, наконец, темноволосый. - Если бы все здоровые покинули Землю в первой волне, мы имели бы на выходе совсем иную генетику имперцев. Тут правда что-то не вяжется, - он смотрел на меня неуверенно, как бы извиняясь. - Если самые здоровые ушли с Земли первой волной, среди вас был бы больший процент людей с серьёзными генетическими нарушениями. Но все знают, что это не так. Среднестатистический имперец даже сейчас генетически стабильнее среднестатистического жителя Содружества.
        - Возможно, земляне нашли какое-то лекарство? - спросил я.
        Мой оппонент покачал головой.
        - Если бы нашли, вы пользовались бы им и сейчас. Но ваше лекарство - Генетический департамент, который зорко следит за отклонениями. Значит, ничего радикальнее они придумать не могут. А потом, внушает сомнение число имперцев-колонистов. Если учесть, что в первой волне Землю покинуло около миллиарда переселенцев, то на Земле должно было оставаться не менее десяти миллиардов жителей. Но переселенцев второй волны было гораздо меньше. По разным оценкам - до трети этого числа.
        Он остановился, словно бы не желая продолжать констатацию очевидного.
        Я кивнул.
        - Так ты полагаешь, что во вторую волну включили самых здоровых землян? А остальным сказали что-то вроде… Ну, что космического путешествия им не перенести? - конкретизировать я не стал, это было неважно, что именно наврали более здоровые менее здоровым. - Наверное, оставшимся на Планете-матери пообещали, что, основав колонии, заберут потом всех? А когда вторая волна как-то обжилась, политики обоих волн решили бросить больных соотечественников? Получается, что… мы САМИ оборвали контакт с Землёй?
        В учебной комнате стало тихо-тихо. Каждый человек в обитаемой Вселенной с раннего детства знал, что это Земля погибла или исчезла с экранов связи и оборвала контакты с колонистами.
        Но что если мы были обмануты военными и правительством?
        Имперцы действительно гораздо менее разнообразны фенотипически, чем экзотианцы, словно их специально отбирали. Причём предпочтение отдавалось светлокожим, рослым и темноволосым. Что если это было сделано намеренно?
        Вот только…
        Как такая простая мысль не могла раньше прийти в более умные головы?
        История восьмая. «Паутина»
        КЬЯСНА, ОБЩИНА ЭЙНИТОВ
        Черноволосого спорщика звали Авэль. Я бы сказал, что это женское имя, если бы не видел подшитой к нему физиономии.
        Мы сошлись с ним в перерыве между занятиями. У них тут в середине дня есть большое «окно» на предмет отдохнуть и поесть.
        Авэль мне объяснил то, о чём не стала говорить женщина-преподаватель.
        Да, сказал он, логика моих рассуждений кажется безупречной, но существует слишком много доказательств того, что связь с колониями разорвала именно Земля. А это значит, что достичь истины нам мешают какие-то неучтённые факты.
        Я был бы прав, если бы Земля не исчезла вдруг сама. Наверное, тогда Империя отринула бы её, как слабейшего партнёра.
        Империя. Но не Экзотика.
        По крайней мере, так полагал мой новый знакомый.
        Они здесь, на планетах своего любимого Содружества полагают, что гуманисты. Наивные…
        Видал я этих гуманистов над Плайтой, когда усиленные генератором светочастотные удары крейсеров выжигали на планете пятна, величиной с город.
        И не надо мне говорить, что основная команда была алайской. Была. Но не вся.
        Да и на Мах-Ми я гуманизма наелся до отвращения. Гуманисты просто звереют, когда им надо отстоять свои гуманистические идеалы.
        Авэль уловил глубокую пропасть сомнения на моём лице и поспешил добавить:
        - Я не думаю, что ты ошибся, Агжей. Просто на самом деле там произошло что-то более сложное. Никто не знает, что именно. С нашей стороны - никто.
        - Ну, с нашей - тем более, - невесело усмехнулся я.
        Имперская история, связанная с исходом с Земли, была на порядок скуднее того, что я прочёл в храмовых книгах.
        Мы изучали подвиги первоколонистов, изучали проблемы, вставшие перед ними. Но не было даже спецкурса на тему, куда подевалась планета-прародительница.
        А я всё-таки закончил военную Академию. Где ещё изучать такое, как не у нас, в Гендепе?
        - Тогда пошли, искупаемся, раз нам больше нечего обсуждать? - предложил Авэль. - Ты плавать умеешь?
        Ну, ещё бы я не умел. Как бы я тогда нормативы сдавал?
        Плавание - первый этап подготовки к передвижениям в невесомости. Правда, и дома, на Фрейе, и в учебке - я плавал только в бассейне.
        Дома пловца-раззяву мог схарчить хуг - крылатый хищник, слегка похожий на птеродактиля, а в учебке мы больше плавали под водой, в специальном бассейне-туннеле. Там развивали только те навыки, которые могут пригодиться пилоту.
        В общем, я умел плавать, но не купаться. Не представлял, что можно бездумно плескаться в речке, огибающей поселение эйнитов. Устраивать заплывы на скорость, хохотать, падать на тёплый чистый песок…
        И так и не увидеть ни одного хищника, несмотря на подступающие джунгли.
        Кьясна была удивительно гостеприимной планетой. Здешние хищники избегали инопланетян. Человеческий запах пугал их, а мясо вызывало стойкое несварение.
        Люди вывели здесь гибридную растительность, подходящую для желудков хомо и завезённых животных, выращивали белковые культуры, заменяющие мясо. Мир и покой. Никто никого не ест.
        Потому эйниты со своими заморочками ощущали себя на Кьясне, как дома.
        После купания парни побежали обедать, и я тоже побрёл к дому Айяны.
        Есть не хотелось. Вегетарианская еда эйнитов казалась мне безвкусной, а ягоды юммы отбили последний аппетит.
        Вокруг дома росли плодовые деревья, цветы. Там был приятный тенёк, и я решил не пугать себя раньше времени грозным видом Проводящей.
        Сел, прислонился к рыхловатой душистой коре грока и… задремал.
        Глаза я открыл потому, что на меня смотрели.
        Взгляд, пристальный и доброжелательный, я ощутил так явно, что уже качнулся навстречу, а уже потом удосужился проморгаться.
        На крылечке дома Айяны стоял Тоо. Причём понятно было, что он уже прошёл один раз мимо меня, поздоровался с матерью и снова вышел во двор.
        Я так получил по башке в истории с алайцами, что даже слышать стал хуже? Или что это со мной? Потерял хватку? Сплю, как ребёнок?
        Я встряхнул головой и заставил себя улыбнуться. В любом случае не Тоо был виноват в моей невнимательности.
        - Абэ, Тоо! - поздоровался я.
        Он ответил радостно, но довольно сдержанно. Сдержанность у экзотов часть этикета. Особенно между родственниками, а он усиленно навеличивал меня некровным братом.
        Имперский «брат» не дал ему изобразить достойную протокола встречу, сгрёб… Ну, звиняйте - манеры у меня такие.
        Тоо попытался выкрутиться из моих медвежьих объятий. Я отпустил, чтобы не демонстрировать ему лишнего и не заставлять ничего демонстрировать мне.
        - Где шлялся, мерзавец? - спросил я по-имперски, чтобы он смог догадаться, что это шутка.
        Он догадался и ответил в тон.
        - Это стра-ашная тайна.
        И заулыбался, наконец, не одними глазами.
        - Я тут уже к дереву без тебя приник. Родню нашёл. Ощущаю себя натуральным земным дубом.
        - Отчего так? - Тоо, продолжая улыбаться, кивнул мне на тропинку, убегающую в глубину сада.
        Прогуляемся, мол. Я кивнул и пошёл вперёд.
        - Семь запретов цивилизации сводят меня с ума, - пожаловался по-экзотиански, раздвигая на ходу толстые листья юммы. Между листьев попадались иногда кислые, но очень ароматные ягоды. Я успел их распробовать. - В погоне за истиной мы сгубили сегодня Землю, но особых успехов в науках я пока не достиг.
        Тоо задумался, почесал подбородок.
        - Врать будешь? - развеселился я.
        - Да есть у вас всё это! - махнул он рукой. - Только… На уровне каких-то непроговариваемых истин. Хартию прямого выбора у вас почему-то вымарали отовсюду, где достали. В ум не возьму сейчас, почему так? Эй! - он увидел, ЧТО именно я тяну в рот. - Юммы не переедай, это галлюциноген.
        Тоо был старше меня. По законам Содружества он вступил уже, наверное, в формальное совершеннолетие и, похоже, готовился принять совершеннолетие в общине. И знал он гораздо больше моих одногруппников.
        - В последние годы перед колонизацией на Земле активно шло обсуждение Хартии прямого выбора. Её суть была в добровольной политике самоограничения. До того на Земле абсолютизировался принцип потребления. Но он изжил себя, сломав общественную структуру, присущую людям. В момент принятия Хартии, государства Земли уже не играли своей изначальной роли. Мир был разделён крупными монополиями на зоны потребления. Но потребление исчерпало себя. Рост экономики захлебнулся. И Хартия давала надежду на новые ориентиры, которые позволят обществу воссоединиться. Вместе с Хартией были обозначены семь запретов будущей, свободной от тупика потребления, цивилизации. Но если… - Тоо покачал головой. - Если я назову сейчас семь - ты вряд ли запомнишь.
        - Запомню, - усмехнулся я. - Память у меня совершенно не испорчена гуманитарными знаниями.
        - Это - да, - фыркнул Тоо и тоже отправил в рот кисленькую ягодку юммы. - Хорошо. Но тогда и ты меня потом кое-чему научишь.
        - Это чему? - заинтересовался я.
        - Как управлять шлюпкой, - сказал он, отводя и опуская глаза.
        - А почему я? Разве ты не можешь научиться этому в ближайшей к вам Академии?
        Тоо отрицательно помотал головой.
        - В общине это запрещено?
        - Нет. Но у нас это смешно и неразумно. Высший адепт управляет масками реальности, а не железяками. Но я очень хочу. Потому что…
        Он не закончил, но мне было и так понятно: потому что это умел Дьюп.
        Я кивнул.
        Тоо на секунду закрыл глаза и спросил вдруг:
        - С осознанием или без?
        - В смысле, - затормозил я.
        - Я могу ввести информацию в твой мозг без осознания. Быстро. Как будто ты знал это всегда.
        - Во-от! - сказал я. - Вот за что наши ваших, как огня боятся! Ну, разве так можно - сразу в башку лезть?
        Тоо пожал плечами.
        - Мы очень многое запоминаем напрямую, без осознания. И это происходит совершенно без постороннего вмешательства. Подсознание активируется нечаянно, и событие ложится в память, словно живой активный слепок. Это не внушение, я просто могу активировать на пару минут работу твоего подсознания. Впечатлить, разбудить его. Это совершенно безопасно для нас обоих.
        Я покачал головой:
        - Нет уж, учи словами. Я тебе верю, но…
        - …Но не верю, - закончил с улыбкой Тоо. И тут же сдался: - Давай. Я рассказываю - ты спрашиваешь, где непонятно.
        - Да, - кивнул я с облегчением.
        - Первый запрет оставим на финал, а вот второй связан с живой и мёртвой клеткой. Нельзя смешивать в одном живое и мёртвое. Ну… или живое и искусственное.
        - Например? - не понял я.
        - Нельзя трансплантировать живые клетки в искусственную среду. И наоборот. До тех пор, пока мы не создадим путём конструирования из мёртвых химических веществ живую клетку, этот запрет будет соблюдаться.
        - Почему? Это было бы забавно? Искусственный электронный глаз, например? Я бы в полевых условиях не отказался.
        - Электронный глаз должен будет питаться внутри тебя от какого-то элемента. Работа блока питания создаст электромагнитное поле. Ты должен знать, чем опасна электромагнитная защита, которую используют военные. Она нарушает работу собственных клеток организма. Все вы - в группе генетического риска по причине постоянного контакта с разночастотными полями. Пока не разберёмся, что несёт сочетание живого и мёртвого - это не должно использоваться.
        - А удобно было бы, - вздохнул я с сожалением. - Дальше?
        - Химия, вводимая в тело или соприкасающаяся с ним - должна соответствовать ему по биологической сложности.
        - Объясняй?
        - Химически очищенные пища, одежда, помещения для жилья - запрещены.
        - В смысле?
        - Обеднённый химический состав нарушает химию человеческого тела. Рафинированные продукты питания, например, содержали когда-то всего одно химически очищенное вещество. Сахар - сахарозу, мука - крахмал.
        - Чушь какая, - сказал я искренне. Зачем вообще было так очищать вещества?
        - Было время, когда этот принцип стал основным в питании людей. Все продукты были сведены к моновеществам - хлеб, масло, сахар. Я понимаю, что это даже звучит странно, но так было. Пищевое однообразие разрушило иммунитет и обменные процессы в организмах людей. Это и послужило одной из главных причин генетических нарушений на Земле. Так называемый участок «b» гена 47. Люди, по сути, изобрели новые болезни. Мы не знаем сейчас сахарного диабета не только благодаря хорошей работе генетиков. Химически однородный кристаллический сахар делают исключительно алайцы, распространяя его у нас, как наркотик.
        - Забавно… - я рассмеялся натянуто. - Это два уже? А ещё?
        - Может, хватит пока? Давай поговорим вечером? Сейчас ты не хочешь учиться. Ты постоянно думаешь о другом. Не осознаёшь, но думаешь.
        - Ну, да, - Я кивнул. В голову действительно всё время лезло: как там Влана, Дьюп, мой корабль? - Но… мне надо это выучить, Тоо, меня же тётенька запрезирает.
        - У вас историю читает эле Анасея?
        - Угу.
        - Тогда перерыв уже закончился. Она отпускает не на два часа, а на час сорок.
        Я остановился. Мы даже не успели дойти до беседки в саду.
        - Значит, мы, считай, не поговорили? - дались же мне эти законы! Разве об этом я хотел расспросить Тоо!
        - Наговоримся ещё, - улыбнулся он. - Я вернулся на весь остаток месяца.
        * ВЕСЬ*. Слово скользнуло, острым краем взрезая память. Перевернулось, как месяц рогами вниз. И я упал с него.
        - Твоё ли
        лицо вчера целовал?
        Быть может, солнце с восхода
        К губам приникло?
        Горит всё тело моё
        И губы горят!
        Не только Павича я вчера читал. Увидел на информационном стенде знакомую фамилию и не удержался.
        - Кто был он, этот Рогард? Мальчишка, как я?
        - Никто не знает, кем он был, - покачал головой Тоо. - Рогарда причисляют к Уходящим только по времени жизни. Он был моложе основной массы бунтарей, и нет достоверных свидетельств, что ушёл он именно с ними.
        - Кто знает:
        Сойду я с ума
        По тропинке,
        Что ведёт к тебе?
        Я бежал на занятия. И я думал о Влане. И чужие слова были в тот момент словно мои.
        Деревянное здание, больше похожее на барак.
        Переступаешь через порог - перед тобой прямо на некрашеном деревянном полу сидят и лежат адепты.
        У них ни блокнотов, ни тем более электронных блокнотов. Они учатся здесь думать.
        Обязательную программу знаний в них вбивали в государственной школе. В этом плане - мы равны.
        Я завис в дверях, кое-как отвязался от стихов Рогарда, рухнул на пол рядом с преподавательницей.
        Ученики называли её Ана. Тоо подсказал, что полное имя Анасея.
        - Ты всё ещё болеешь, милый? - спросила она меня ласково. - Та, что ты любишь - живёт в тебе. Не терзай её дом понапрасну. Пусть ей будет тепло у тебя внутри. Те, кто любит, они навсегда двое. В каждом из них - двое, понимаешь? Каждый из них - живёт за двоих, и двое решают своё будущее в каждом.
        Я вздохнул и заставил себя изобразить кивок.
        Эле Анасея была права, Влана жила во мне. Жила в моей памяти, словно в доме. Ходила по моим комнатам.
        Больше всего мне хотелось открыть двери в самом себе, войти и встретиться с ней. Но что-то подсказывало мне, что обратно я больше не выйду.
        Пусть моя память будет её домом. А я…
        После занятий я записал семь запретов цивилизации по памяти. Может, она когда-нибудь сможет прочесть их.
        Семь запретов цивилизации
        1. Нельзя не учитывать влияния психофизических факторов на изменения генома. Генетические нарушения могут быть следствием травмы или сильного испуга, массовых общественных настроений, войн и депрессивных процессов в экономике.
        2. Нельзя нарушать живые поля человеческого тела разночастотными помехами искусственных полей. Нельзя вводить в живое тело работающие искусственные механизмы так же, как нельзя помещать живые клетки в специально созданные механические устройства.
        3. Нельзя нарушать химию человеческого тела с помощью очищенной до мётвого состояния воды, пищи и предметов быта. Человек не способен без вреда для потомства питаться только искусственной и искусственномодифицированной пищей, носить химически синтезированную одежду и соприкасаться с такими же предметами жилища.
        4. Нельзя превышать допустимую плотность человеческих поселений. Это приводит к депрессиям и физическому вырождению.
        5. Нельзя утилизовать вблизи человеческих поселений продукты жизнедеятельности, не способные к разложению в природе.
        6. Нельзя поощрять интрадукцию. Инвазивные виды растений и животных, переносимые людьми с планеты на планету, создают серьёзную угрозу для аборигенных видов. Инвазивные психические программы нарушают деятельность мозга на гормональном уровне. Позже эти нарушения закрепляются в генах.
        (Инвазивными, называют виды живых организмов, которые в результате интродукции (заселения новых видов, привезённых из других уголков земли, в места, где они ранее не обитали) способны активно захватывать новые территории, вытесняя коренных обитателей).
        (Что такое инвазивные программы? Несвойственные человеку виды воздействия на мозг. Пример. В канальном головидеовещании должно присутствовать только то, что навязывается человеку, как некий культурный смысл. Спонтанные потребности должны быть ограничены физическими местами их проявлений. Человек должен затратить определённые усилия для получения исключительно удовольствия - развлекательных программ, еды со сниженным индексом потребления. Все области развлечения должны контролироваться государством).
        7. Нельзя вводить в широкую практику новые знания, не учитывая их взаимовлияние и использование в смежных областях. Любая новая теория, продукция, изобретение могут быть использованы в смежной области как оружие, яд или средство психического воздействия на человека.
        И ещё. Самое главное. То, что не вошло в Хартию.
        Программа жизни - первична во Вселенной. Она «звучит» в колебаниях атомов, силах взаимодействий звёзд, биении человеческих клеток.
        И атомы, и звёзды, и люди - созвучны силам Вселенной, звучат в унисон с ними. Это и создаёт единые совместимые «линии» событий человеческого мира и Вселенских процессов.
        Рождение сверхновой и рождение маленького человека могут быть процессами одной линии. Изменение в малом изменяет большое, как и наоборот.
        Эйниты полагают, что эта всепроникающая программа способна связывать вселенную невидимыми нитями причинности. И человек при должной подготовке может влиять на причинно-следственные связи мировых процессов.
        Может, это и была «паутина», о которой говорил эрцог Локьё.
        История девятая. Сплошная нейрофизиология
        КЬЯСНА, ОБЩИНА ЭЙНИТОВ
        - Нейрофизиология? Это то, где я вообще ни слова не понял?
        - Ничего, постепенно начнёшь понимать. Это важно. Хотя самое важное, что есть в освоенном пространстве - не та информация, которая идёт по дополнительным каналам восприятия.
        - По сети? - спросил я.
        - Про сеть вообще забудь.
        - Да я и забыл уже.
        «Дополнительные каналы - это она о чём? И ведь не спросишь, пробовали, знаем, что без толку… Я вообще пилот или выкидыш Института Философии и Теологии»?
        Я вздохнул и покосился на браслет. Включать его при Айяне было не то чтобы преступлением, но казнь на этот вечер она придумала бы мне точно.
        В эйнитском храме почти не было связи с остальным миром. Ни видеоэкранов, ни сетевых вводов. Даже пищу варили на огне, а по вечерам в домах раскладывали «солнечные шары», наполненные светящимся инертным газом, и зажигали свечи.
        Эйниты старались максимально развести мир внутренней энергии живого и придуманные человеком костыли. Это я уже усвоил.
        Информационные «блага» цивилизации формально не находились под запретом. Их просто сторонились.
        С меня, например, в первый же день сняли форму и средства защиты. Но браслет общей связи я оставил, и никто мне ничего не сказал.
        Другое дело, что браслетом я почти не пользовался. Обходился. Но какие тогда каналы - дополнительные, если она не про браслет?
        Айяна знала, что я не понял. Она долго испытующе смотрела на меня, но наконец сжалилась.
        - Основной канал получения информации - непосредственное её восприятие, без участия сознания. Тебе это должно быть знакомо. Ты способен действовать по интуиции. А дополнительную информацию мы получаем путём сознательного сопоставления фактов реальности.
        - Не понимаю, - признался я честно.
        - Оно и видно, - дёрнула плечом Проводящая. - В норме двуногое без перьев вообще размышлять не склонно. На Земле перед первой волной была натуральная битва умов. Они пытались понять, существует ли вообще свобода воли, если необученный человек в норме не осознаёт своих решений.
        - Это почему? - удивился я.
        - Потому что они у него автоматические, как у тебя ходьба.
        Я почесал щёку. Вот что-то такое мы вроде даже учили.
        - Это «Мир без добра и зла», да? На тему, что преступник не виноват, мол, его так воспитали, а все решения за него принимал мозг? Теория лечения преступников, вместо тюрьмы?
        - Да, - кивнула Айяна. - Она же - «Марионеточная теория»: «Человек только перчатка, важно, какую руку суёт в него общество». Это породило массу проблем на Земле. Книги об этом первопоселенцы увезли с собой, потому мы помним.
        - А они что, тупые были, эти земляне? - поинтересовался я.
        Мир без души - это ж надо…
        - На том уровне развития, ни души, ни тем более духа, природа которого суть тонкие колебания, земляне обнаружить просто не могли, - вздохнула Айяна. - Это было технически невозможно. - Она посмотрела на небо с тем видом, с которым глядят на часы. - Ну, хоть что-то ты знаешь. Иди на лекцию. Позже я найду время поговорить с тобой, и мы вернёмся к теме непосредственного восприятия информации.
        Проводящая отпустила меня жестом.
        Вышло так, что ей пришлось возиться со мной гораздо больше, чем она планировала, а у неё и своей работы хватало. Должность-то немаленькая.
        Но Айяна сама была виновата. Сначала она настояла, чтобы меня допустили к обучению самоконтролю и философии вместе со старшими учениками, потом ей пришлось взять на себя функции моего наставника: тот, кого выделили поначалу, слишком болезненно относился к общению с имперцем да ещё и с убийцей.
        Ну а что он хотел, спрашивается? Чтобы имперский капитан спецона имел чистые руки? Ну, так я мыл их после работы.
        На лекциях по философии мы тоже сидели или лежали на полу. Никто ничего не записывал.
        Сначала нам рассказывали о чём-то. Потом просили прочесть об этом. Потом подтвердить собственными наблюдениями. Потом продемонстрировать опытным путём. И, наконец, каждый индивидуально должен был обсудить эту тему со своим наставником, один на один.
        А потом… Потом нам снова предлагали послушать и обсудить ту же самую лекцию.
        Я лежал, подперев голову кулаками. Хотелось спать.
        По-экзотиански я понимал всё лучше. Но на лекциях количество незнакомых слов зашкаливало, и я с трудом улавливал, о чём вообще идёт речь.
        - Человек состоит из многих несовместимых ипостасей - одной физической и многих духовных. Каждая из ипостасей развивается и эволюционирует. Они подталкивают и стимулируют друг друга. Но преимущественно наше развитие двойственно. Первая ипостась - это животная душа, опирающаяся на физическое тело. В процессе эволюции она развивает мышление и на основе этого получает информацию о мире. Вторая ипостась человека, или его собственно духовное, полностью состоит из информации. Душа - это наша информация о мире. А дух - наработанная вселенной информация о нас. Информация первична. Мы доказали это, изучая мутации людей. В мутациях виноваты не гены, как это считалось раньше. В генах только закрепляется искажённый признак. Мутация - это нарушение организмом восприятия информации об устройстве мироздания и своего места в нём. Информационный сбой. Неприятие духа в себе.
        Я глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь проснуться. Ощущение собственного кретинизма меня очень напрягало последний месяц. Даже в руках медиков Локьё я не ощущал себя таким бревном. Там, по крайней мере, было несколько небезынтересных встреч и разговоров.
        - …Ключ связи мышления и изначальной информации лежит в развитии восприятия. Физическое тело и мышление не имеют общей системы, позволяющей им понимать друг друга.
        Я не выдержал, наконец. Нет, я не сказал то, что уже два часа вертелось на языке: мол, отпустите меня, пожалуйста, домой, на крейсер. Там ребята меня ждут. Боевые задачи…
        Я тупо уснул.
        Когда меня потрясли за плечо и мелодичный девичий голос сообщил, что пора вставать - я решил, что и это мне снится.
        Но нет, это как раз в сон стучалась явь.
        Девочка была на вид лет восемнадцати-девятнадцати, с разноцветными глазами, худая и нескладная, как лосёнок. Но всё равно очень симпатичная.
        Я уже осознал, где именно уснул. Зальчик в «бараке» опустел, а за узким длинным окном висело синевато-красное, закатное солнце.
        Солнце называлось Ареда. Двенадцатый класс безопасности, один из самых благоприятных для нас, двуногих.
        Я сел.
        - А где все?
        - А разбрелись уже, - пропела девочка-лосёнок. - А я подумала, что надо разбудить тебя: у спящих на закате - голова заболит. А бабушка так говорила…
        - Забавно, - сказал я, и, поддаваясь её аканью, спросил. - А почему раньше никто не разбудил?
        Девушка-лосёнок хихикнула.
        - А зачем?
        Действительно - зачем? Что спал, что слушал…
        Я душераздирающе зевнул и вышел в тёплый молочный вечер.
        Было ещё душновато, но чувствовалось, что жара вот-вот спадёт. Шелковистая трава под голыми пальцами снова заставила улыбаться. На территории храма почти все ходили босиком. Ну и я разулся почти сразу, как прилетел. И словно стал моложе на десять лет.
        В прихрамовом саду никого из молодых я уже не увидел, а старшие тут и не шлялись. Одногруппники мои, наверное, на пляж ушли. Можно бы и мне.
        Купанием я не очень увлекался. Шрамы, оставленные Бризо, намокнув, начинали чесаться. Домато не стал ничего делать с ранками. Понаблюдать хотел, гад, чем закончится мой контакт с алайской слюной.
        Организм справился, хоть и заживало непривычно долго, а вот алайцу досталось тогда по полной.
        Были в купании и другие неприятные моменты. Хотя бы то, что посмотреть на меня сбегались девушки со всей округи. Не только из общины, но и жительницы соседнего городка. И история моя их интриговала: никто не знал, кто я и откуда, и шрамов на мне было - как полосок на трири (это такой здешний зверёк, вроде кошки).
        Раньше я бы позволил какой-нибудь девушке себя завести. Сейчас… Сейчас только смотрел на них.
        Хэд! Да ведь солнце уже садится! Малую пора купать!
        Я резко развернулся и двинул в глубину сада к дому Айяны.
        Поселили меня сначала в общаге, куда уходит жить от родителей повзрослевшая молодёжь. Но вчера Айяна выяснила: по ночам мне снится совсем не то, что ей бы хотелось, и взяла меня к себе в дом.
        Сны мне и, правда, приходили здесь странные: я постоянно куда-то бежал, опаздывал, вокруг гибли люди, и я не успевал ничего сделать. Просыпался в поту и снова проваливался в такой же бред.
        По заведённому в храме порядку полагалось рассказывать своему наставнику всё, даже сны. Я и рассказал по глупости. И Айяна тем же вечером вошла в нашу спальню, где кроме меня валялись прямо на полу, но не без удобных матрасов, ещё восемь парней, крепко взяла за руку и повела к себе.
        Обсуждать она свои намерения со мной не собиралась, хотя к мужской компании я был более привычен. А вот в условно родительском доме мне приходилось спать последний раз лет в девятнадцать, когда прилетал на каникулы (если не считать дом фермера в Белой долине). Но - кто бы меня спрашивал?
        Тоо тоже квартировал у матери. Сначала нас обоих отправили мыться, хоть мы были ещё мокрые - оба пришли с пляжа. Потом…
        Потом Айяна расчёсывала волосы Тоо и разговаривала с ним перед сном. И вдруг подошла с этим же ко мне. Сказать, что у меня шерсть дыбом встала - это вообще ничего не сказать. Но что я мог сделать?
        Она усадила меня на стул и стала расчёсывать, а потом - просто гладить по голове! Я еле дождался, пока уложит в постель, накроет почти невесомым - здесь по ночам тепло - одеялом.
        Напоследок она что-то сказала мне. Не по-экзотиански. Или не совсем по-экзотиански. В общем, ничего я не понял. Но более противоречивых ощущений давно не испытывал.
        Хотел поговорить с Тоо, но тот уже спал. И у меня все мышцы словно налились свинцом, а потом стали растворяться в воздухе. И я уснул.
        В общем, сегодня я тупо нервничал, опасаясь того, что будет вечером.
        Но малую нужно было искупать. И отказать себе в этом удовольствии я тоже не мог.
        Росла Пуговица стремительно. Я прекрасно помнил, как она выглядела при рождении и, вернувшись на Къясну, просто растерялся, увидев совершенно другое существо: белокожее, толстенькое, нахальное и довольно бодрое.
        Конечно, большую часть суток девочка спала, она была слабее обычных детей, но во время бодрствования проявляла удивительную активность для такого беспомощного существа.
        Головенку держала плохо, видела, наверное, тоже плохо, но прилагала к этим занятиям фантастическое усердие. И любопытная была - жуть.
        Я шёл, заранее улыбаясь. Айяна сказала, что ещё через пару недель можно будет купать Пуговицу прямо в озере. Здесь так и делают обычно, но моя родилась слишком рано и Проводящая решила перестраховаться.
        Да, я ни на миг не забывал, что Айяна - прежде всего Проводящая эйи, а уж потом мать Тоо и всё остальное. И от этого мне тоже было не по себе.
        Хотя это - ещё, куда ни шло. А вот пытки, страшнее этого садистского глажения по голове, я, честно говоря, раньше не знал.
        Когда шёл по тропинке к дому, насторожила неестественная тишина. Звон насекомых стих, птицы не квикали. А ведь в сумерках у них начинается самая жизнь.
        Будь я сейчас при исполнении - предположил бы засаду.
        Пришлось свернуть в кусты чйайра, обходя дом с тыла. Заодно сорвал две-три ягодки: вяжут, гадины, но тоже вкусные, а юмму я уже всю сожрал.
        Нет, особого беспокойства «гости» у меня не вызывали, кустами я пошёл так, на всякий случай…
        Ну точно. На крыльце дома Айяны стоял боец, и у распахнутого окна детской - второй.
        Видно было, что ребятки с оружием. Но - чьи они?
        Знаков отличия было не разглядеть в полутьме, и я подошёл ближе.
        Разглядел. Тот боец, что у дверей, стоял, умник, прямо под шаром, заполненным светящимся газом.
        Спецон. Ну и кто же у нас в гостях?
        Я скользнул в траву пузом и возник за спиной у того бойца, что рос возле окошка. Подождал, пока он повернётся. Улыбнулся ему ласково и перекинул босые ноги через невысокий подоконник.
        Точно, Мерис!
        Да Дьюп бы и не стал выставлять охрану так близко к дому. И я бы уже не стал.
        - Доброго вечера, генерал, - поздоровался я.
        - Через дверь-то было никак? - поморщился генерал.
        Он стоял возле деревянной кроватки и разглядывал внучку. Та сосредоточенно пинала сбитое одеяльце.
        Проснулась, малая. Сейчас будет час-полтора развлекаться.
        Айяна стояла рядом с кроваткой и, скрестив на груди руки, наблюдала за генералом Мерисом.
        - Вообще-то, я добрый и ласковый, что никого на автомате не «снял». Ты зачем их под свет поставил? Расцвели два дурака и маячат. Ординарцы что ли?
        - Ну, так переставь сходи! - дёрнулся Мерис и я, пожав плечами, вылез в окно и переставил. Вернулся.
        Он всё так же зависал над кроваткой.
        - У нас с кадрами плохо? - спросил я.
        - А когда было хорошо?
        - Попроси у Келли сотни две. Он обойдётся пока без десанта. Пилотов только не бери.
        - Жалко твоих. Я охрану менять не успеваю.
        - Вот и не надо будет менять. Мои парни после Белой долины - в хорошей форме. Чего принёсся-то?
        Я вымыл руки и взял малую. Она тут же закрутила светленькой головёнкой.
        - Хочешь подержать? - весело спросил я Мериса, взиравшего на меня с лёгким испугом: малая была как раз в две моих ладони.
        - Как назвали? - спросил он, не делая попытки взять девочку. Но я решил настоять на своём и сунул кроху ему.
        - Иди, Пуговица, к дяде! Никак не назвали. Тебя ждём.
        Вес был взят!
        Мерис держал малую, как мину с невыкрученным «запалом». Меня это здорово развлекало. Айяну - нет. Но хоть не возражала, и то - ладно.
        И тут случилось то, чего я давно уже ждал. Проснувшись, девочка обычно думала какое-то время, а потом радовала окружающих чем-нибудь мокрым и тёплым.
        Громко смеяться было нельзя, чтобы не испугать ребёнка. А как не смеяться?
        Морда у Мериса стала презабавная, по рукаву побежала тонкая струйка…
        - С боевым крещением, генерал! - сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. - Снимай с неё мокрое, сейчас переоденем.
        Малая была в длинной распашонке, по причине влажной летней жары.
        Но нет, похоже, задачу я генералу поставил невыполнимую. Это надо было записывать на голо, как он забегал по комнате с внучкой на руках, не понимая, что с ней делать и как.
        Я веселился, Айяна терпеливо делала вид, что её здесь нету. А потом и совсем вышла.
        Я принципиально не собирался помогать Мерису. Показал, куда можно положить малую и всучил чистую распашонку.
        Пуговица не любила лежать на мокром и начала сердито морщить нос и супить светлые бровки.
        - Давай-давай, - сказал я. - Меняй. А то сейчас разорётся.
        Мерис озадаченно топтался вокруг деревянного комода, где лежала девочка.
        У меня чесался язык. Очень хотелось сказать что-нибудь вроде: «Слева, слева заходи!»
        Но я кусал губу, трясся от смеха и молчал.
        Мерис решился. Он расстегнул застёжку на пузе и попробовал вытащить из короткого рукава маленькую ручку.
        Малая набычилась и… взревела, как сирена радиационной опасности.
        Мерис отскочил от комода, а я, подвывая от сдерживаемого смеха, подхватил кроху на руки и закружился с нею по комнате.
        Малая это дело любила и тут же смолкла. Я стащил мокрую распашонку и набросил сухую.
        - Всё, Пуговица, попалась. Напугала дядю, да? На, держи, - я отдал кроху Мерису. Начнёт вертеть головой и чмокать - значит, есть захотела. А пока - знакомься давай.
        И я тоже выскочил из комнаты.
        И так скулы уже заболели.
        Только привалившись спиной к двери, я расхохотался, наконец. Ну, Мерис влип. Неужели и у меня был такой же глупый вид?
        Надо было готовить воду для купания, и я, просмеявшись, пошёл на кухню.
        Травяной отвар уже стоял на столе, а воду полагалось тащить мне. Вода грелась в баках на улице. Блага цивилизации здесь тоже имелись, но Айяна сразу сообразила бы, откуда я взял воду.
        И я отправился на улицу.
        И увидел, как на свободной от деревьев лужайке перед домом нахально снижается малая «капитанская» шлюпка, мигая знакомой мне россыпью маячков.
        Дьюп! Вот почему я не сразу понял, кто у нас в гостях - и этот был рядом.
        Я побежал навстречу, от переполнявшей меня радости перемахивая через клумбы.
        Что у нас за праздник сегодня? Кто-то хороший родился или кто-то плохой - помер?
        История десятая. Ночной разговор
        КЬЯСНА, ОБЩИНА ЭЙНИТОВ
        Колин был один. Даже без пилота.
        Мы не виделись всё время моего заточения в эйнитской общине. После того, как я покинул «Леденящий», эрцог велел мне сразу лететь на Къясну, и я первый раз в жизни послушался доброго совета. Потому, наверное, больше никуда по дороге и не влип.
        Послушался я, правда, из своих соображений. Совсем не хотелось допроса инспектора на тему, что я всё-таки натворил на корабле Локьё.
        - Мальчишка, - сказал Дьюп и улыбнулся чуть-чуть, оценивая мой одомашненный вид.
        - А что за столпотворение на ночь глядя?
        - Летел мимо.
        - Мимо?
        Къясна вращалась вокруг солнца, находящегося глубоко в экзотианском тылу. Этот сектор, у нас он шёл просто под номером, называли здесь Система Дождей. Возможно, потому, что климат на многих планетах был теплый и влажный. Особенно на Джанге - столичном мире сектора.
        Но Колин не стал конкретизировать и пошёл в дом.
        Я обогнал его, махнув через очередную клумбу. В этом не было уже особой необходимости, но прыгать мне нравилось. Тело, соскучившись по нагрузкам, вело себя как застоявшаяся лошадь. Оно сказало мне «и-го-го» - и поскакало галопом. Ну и я тоже поскакал.
        - Вижу, что отдохнул, - кивнул Колин, которого я подождал на крыльце. - Что они с тобой делают?
        - Ничего, - удивился я. И понял: что-то таки делают. Я переменился внутренне за эти два месяца на Къясне. Стал гораздо спокойнее и больше походил теперь на человека своего возраста.
        Значит, я опять не просёк, что происходит. Но, по крайней мере, боли или дискомфорта это мне не причиняло.
        - Ну вот и ладно, - сказал Дьюп на невысказанное мной, и провел рукой по моей давно не стриженой голове. - Я вижу, что в тебе что-то изменилось. Надеюсь, это к лучшему.
        Ординарец Мериса, которого я отогнал от «фонаря» - даже не подошёл к нам. Но Дьюп и так опознал его. А может, просто знал, что Мерис уже здесь.
        - Где Виллим?
        - С Пуговицей возится.
        - С Пуговицей? - переспросил лендслер. И добавил по-экзотиански. - Ла майи-эль? (Маленькая, как пуговица').
        Я фыркнул. А он прошёл на половину Айяны, где она не только спала, но и работала, потому мы с Тоо без спроса туда не заходили. И Дьюп просто так не пошёл бы. Значит, между этими двоими всё-таки что-то есть… Я ещё раз фыркнул и поскакал за водой.
        Принёс. Поставил немного воды на плиту, работающую на природном газе, чтобы кипяток был на всякий случай. Достал из шкафчика полотенца и пеленки. Вроде всё.
        Успел налюбоваться на ординарца на лужайке, пока пришла Айяна, следом за ней - Колин, а потом и несколько побледневший Мерис заглянул. Да так и застрял на пороге. Хотя мог бы и войти. Не такая уж маленькая кухня.
        Айяна стала доводить до нужной температуры воду, а малявку передала Дьюпу.
        У того ни один мускул не дрогнул - взял и взял. Или раньше имел дело с полуголыми младенцами, или у него вообще нервы были гораздо глубже, чем у нас с Мерисом.
        Купаться малая любила. Она зашлёпала по воде ножками и ручками.
        Мерис предусмотрительно сделал шаг назад. От брызг спасался?
        Колин опустил руку в воду и Айяна посторонилась, разрешая ему подержать малую. Я махнул Мерису - присоединяйся, мол. Но Мерис на провокацию не поддался.
        И тут до меня дошло, что Дьюп делает что-то странное. Он придерживал левой рукой малую, а правой - несколько раз коснулся её лба, приговаривая что-то почти неслышно.
        О том, что Колин был сосредоточен - говорили капельки пота, блестевшие на его лице.
        Я посмотрел на Айяну: она всё видела, но не реагировала. Значит, сговорились.
        Подошёл поближе. Пуговица была моя, и я должен был понимать всё, что происходит. Хватит мне проблем со своей персоной.
        Но перебивать не стал, спросил, когда Дьюп уже закончил.
        - Что ты делал?
        - Там, где я родился, так защищают младенцев от… - он помедлил. - Неоправданной крови. Вокруг твоей дочки слишком много людей в форме. И ничего с этим уже не поделаешь.
        Мерис, наконец, вошел в кухню. Похоже, он боялся именно обряда, или был против него.
        Я положил на горячую крышку кастрюли полотенце, чтобы согреть его. Сейчас Айяна покормит малую, и та отвалится на боковую.
        Мерис - гад всё-таки. На голую грудь Айяны он может смотреть, а на то, что делал Дьюп, якобы не может.
        Ладно, вдох - выдох и все успокоились.
        Айяна унесла малышку, а мы перешли в гостиную.
        Я видел - все окна были распахнуты - как вернулся Тоо. Махнул ему, но он сразу ушёл к себе. Хотя, вряд ли он не заметил, как я ему семафорю.
        Свет никто зажигать не собирался. На столе сиротливо лежал один единственный шар, заполненный светящимся газом, по стенам прыгали причудливые фигуры, когда кто-то из нас изменял позу.
        Белой тенью возникла Айяна и села на подоконник. Дьюп шумно вздохнул.
        - Ну, а ты что скажешь, женщина? - спросил Мерис.
        - Скажу, что я бы поспорила с человеком, писавшим это заключение. Да, к анализам и энографии придраться невозможно. И относительно физиологии процессов мозга он совершенно прав. Но. Либо у них плохие психотехники, либо - они кое о чём умолчали. Это не может не броситься в глаза человеку опытному. Возможно, вы и сами наблюдали, что в некоторых ситуациях ваш мальчик действует так, словно ЗАРАНЕЕ не имеет выбора. Не может поступить иначе по каким-то важным для него причинам, которые знает, но не осознаёт.
        Я понял, что говорят опять обо мне. Только бы не погнали спать.
        - Или словно бы в нём в определённые моменты срабатывает подсознательная программа, - продолжала Айяна. - Пока довольно трудно понять, что именно происходит. Рискну предположить, что ваши «друзья» пытались разобраться, но результата не получили. Или результат был, но остался им не понятен… Хотя, я думаю, они работали с Агжеем и под гипнозом. Вряд ли так, как это делаем мы, потому, теоретически я могу ввести мальчика в глубокий транс и попытаться вытащить что-то непосредственно из подсознания. Как вариант. Но делать это я не советую. Возраст. Он и так слишком много перенёс. Ему нужен отдых, а не подобного рода эксперименты. Не оправданные ничем эксперименты. Могу вас заверить, если бы людям Локьё удалось узнать хоть что-то достаточно ценное или спорное, они просто не отпустили бы мальчика. И ты, - она посмотрела на Дьюпа. - Тоже рисковал неоправданно. Да, я могу подтвердить - с Агжеем всё не так просто. Но я не буду вмешиваться. И вам не советую.
        - А если он сам захочет? - спросил Мерис.
        - Пусть только попробует, захотеть «сам» с чьей-то подачи, - многозначительно покачала головой Айяна.
        Я молчал. Во-первых, я не понимал, что именно должен хотеть, во-вторых, чувствовал, что как только открою рот, тут же и вылечу отсюда.
        - Значит, ты полагаешь, что информация в его подсознании всё-таки есть? - спросил Дьюп. - В таком случае я не понимаю Локьё.
        - И я не понимаю, - тихо сказала Айяна.
        - А сознательно он может помнить? Например, по инерции или по аккреации? - Колин обернулся, и глаза его блеснули в темноте. - Анджей, скажи, что-то удивило или насторожило тебя на корабле Локьё? Что-то необычное, на что ты не знал, как реагировать?
        Я задумался.
        Меня никто не торопил. Время, казалось, медленно крутилось внутри светового шара на столе. В голову - вообще ничего не шло, и я решил рассуждать вслух.
        - Эрцог вообще странно относился ко мне. Он сразу и принимал и не принимал меня. И приближал, и отталкивал. Не скажу, что меня это удивляло. Мы были врагами, но между нами возникали иногда какие-то человеческие симпатии. Так бывает.
        - А что удивляло? - тихо «подтолкнул» меня Дьюп. Голос его подплывал в темноте как при неуверенной связи. Или это со мной было что-то не так?
        - Меня удивил его личный врач, - ответил я неожиданно для себя. - У него одно имя, как у Дарама. И у его ассистента тоже одно имя. А когда я спросил у ассистента, откуда он родом - тот словно бы не услышал. И ещё… - я задумался. - Не знаю, как объяснить, но… В какой-то момент все эти имена выстроились в моей голове в странный ряд… - Я потёр руками виски. - Между ними есть что-то общее, хоть я и не знаю - что. Три имени. Дарам, личный врач эрцога, Домато, его ассистент Элиер и… Четвёртое имя. Рогард. Кто такой Рогард, Колин? Просто поэт?
        - Не просто поэт, - покачал головой Дьюп. - Рогард - один из Ушедших или Уходящих. Спустя примерно сто лет после первой волны массовых реомоложений, часть тех, кто прошёл эту процедуру заявили о несовместимости развития общечеловеческой морали и современной общественной идеологии. Рогард был одним из изобретателей некой новой философии человека, противоречащей принятым в Империи и Содружестве принципам общественного управления. Понятно, что ни нашим, ни экзотианским властям это совсем не понравилось. И все упоминания о новой философской системе, к сожалению, вымарывались с самого начала. Только первые сборники стихов Рогарда находились в широком распространении, и как их потом ни изымали, найти их можно. Потому его и помнят сейчас как поэта. Последователей новой философской системы очень быстро объявили государственными преступниками. Но, насколько я помню, поймать и посадить никого тогда не смогли. - Он поднялся, подошёл к окну и замер, вглядываясь и вслушиваясь в ночь. - Дарам, как я понял, не экзотианец? Кто он?
        - Это - к инспектору Джастину. Он нас познакомил.
        - Дарам - навигатор погибшего во время последнего нелинейного столкновения «Пала», - помог мне Мерис. - У них были какие-то непонятные мне отношения с Агжеем. Из серии - маразм крепчал.
        - Сам ты - маразм, - огрызнулся я беззлобно.
        Дьюп вздохнул.
        - Ты с ним разговаривал, Виллим?
        - Было. Вашего розлива мужик. Нисколько не проще тебя или Адама. Только должность он занимал пониже. Но, я думаю, сам не хотел. Монстр ещё тот был. Подошёл ко мне на Аннхелле и тихо так говорит: «Сообщите капитану Лагаль, что вы оставляете меня в своём распоряжении». Я уже открыл рот и что-то сказал, когда понял, что… Спирт в этом доме есть?
        - В этом доме есть всё, - спокойно ответила Айяна, но с места не двинулась.
        - Рассказывать такое на сухую я не буду, - сказал Мерис и передёрнул плечами, как от холода. - У меня от ваших штучек - мозги валятся в печень.
        Айяна раздумывала ещё несколько секунд, но встала с подоконника и прошла на кухню. Оттуда она вернулась с небольшим подносом: какой-то местный крепкий напиток, шарики чёрного сахара и местный же аналог шоколада, наколотый крупными кусками. На кухне зашумел, поставленный на огонь чайник.
        Мерис, ругнувшись, пролил в полутьме спиртное, и в комнате запахло по-осеннему терпко.
        Время во мне снова начало зависать, и я потряс головой, чтобы избавиться от этого странного ощущения. Дьюп развернулся вместе со стулом и положил руку мне на плечо, успокаивая.
        - В общем, он ЗАСТАВИЛ меня сказать, всё, что ему было нужно, - продолжил, наконец, закусив сахарным шариком Мерис. - И только спустя две или три секунды я понял, что произошло. Хотел объяснить этому мерзавцу, что о нём думаю, но неожиданно спросил его о погоде…
        Мерис налил себе ещё и залпом выпил.
        - Это был даже не гипноз. Я всё помню. Возникало ощущение какой-то параллельности меня самого: один «я» говорил о чём-то с этим «Дарамом», второй - злился и пытался вклиниться. И ещё. Я думаю, этот парень точно знал, что случится в ближайшие дни. Он говорил со мной так, словно никакого «завтра» для него вообще не существовало. Да и погиб «Пал» очень сухо и просчитанно. Он сцепился с «Новым Бостоном», одним из самых мощных линкоров экзотианской эскадры и буквально утянул его в пространство Метью. Вышли они на орбите Аннхелла, а когда «Бостон» попытался развернутся, «Пал» воспользовался гравитационным моментом планеты и засадил ему прямо в реактор. «Бостон» потерял управление и начал падать. А еле живой «Пал» до последнего держал активированными отражатели. И, будь он хоть чуть-чуть помощнее, ему удалось бы посадить оба избитых корабля. К сожалению, отражатели не выдержали, но взрыв произошёл уже на стадии выгорания реактора антивещества, что называется, в минимальном объёме.
        - Я помню, - наклонил голову Дьюп. - Брешь в строю Локьё они проделали основательную. «Новый Бостон» входил в огневую пирамиду, направляющую движение крыла. По сути, выбив «Бостон» - «Пал» эту пирамиду развалил и дезориентировал всё крыло.
        - Только предвидящий последствия мог решиться на такое, кто-то вроде тебя или Адама…
        Мерис снова налил себе, а Айяна принесла чайник.
        По комнате волной прокатился запах завариваемого йилана, Дьюп убрал руку с моего плеча, потянувшись за чашкой. Мне сразу стало холодно.
        - Как ты познакомился с Дарамом, Анджей?
        Я ждал этого вопроса. Но мне совсем не хотелось отвечать на него при Айяне и Мерисе.
        Выбора, однако, не было. Но я изо всех сил старался обходить скользкие углы. Я и сейчас не понимал своего удивительного доверия к Дараму и привязанности к нему, возникшей с самой первой встречи.
        - На «Пале» и познакомился. Инспектор Джастин сказал, что я должен взять Дарама к себе. Я взял. Не знал даже, что он - навигатор, хотя мне тогда как раз нужен был навигатор. Дарам… вроде как присматривал за мной, по поручению инспектора. Хотя формально подчинялся он мне. Но… подчинялся ровно настолько, насколько и я ему, - сформулировал я, наконец. - Он выполнял мои приказы, но воля его всегда оставалась свободной. Думаю, я бы просто не смог ему приказать что-то такое, чего бы он не захотел исполнять. И то же самое я заметил в отношениях эрцога и его личного врача. Сначала я решил, что дело в возрасте. Домато на полсотни лет старше эрцога, он знает его с детства. Но потом Локьё рассказал мне, что когда он был мальчишкой, Домато бил его в воспитательных целях… Локьё человек крайне властный. От подчинённых он не терпит ни одной незапротоколированной фразы. И он рассказывал мне это, смеясь. Он не сомневался, что именно доктор имел право воспитывать его таким примитивным образом. Я вспомнил, что и сам принимал от Дарама любое насилие над собой, одна кровь Кьёхо чего стоила. Но мне даже в голову не
приходило послать его вместе с этой кровью. И ещё. Колин, ты знаешь, как я отношусь к медикам, но на корабле Локьё оба медика - такие же, как и Дарам. И я почти спокойно терпел всё, что со мной делали.
        - А что там с тобой «такого» делали? - спросил, уловив моё напряжение, Дьюп.
        - Обследований не помню. Но медицинское звяканье обычно вводит меня в ступор. Тут же я чувствовал себя вполне спокойно. А уж сапфир этот…
        - Какой сапфир?
        Я сходил в спальню за камнем. В свете одинокого светового шара он был особенно хорош. Внутри бегали и переливались искры.
        - Один из родовых камней Дома Сиби, - сходу определил Дьюп. - Откуда он у тебя?
        Пришлось рассказывать. Когда я дошёл до того, куда этот камень подевался и как его из меня вытаскивали, я был страшно рад, что вокруг темно и лица моего практически не видно.
        - Если бы мне это предложил обычный медик, я бы его убил, - закончил я. - А тут перетерпел как-то. В общем, они однозначно яблоки из одной корзины - Дарам, Домато и Элиер. Воля и насилие в них переплетены как-то иначе, чем во мне. И не только на меня это влияет. На эрцога, похоже, тоже. Думаю, что Домато вполне мог НЕ сказать Локьё о тех своих наблюдениях, которые напрямую не вытекали из результатов обследования. С него станется. А эрцог ему доверяет явно больше, чем прочим.
        Мне не хватало слов, чтобы объяснить то, что я почувствовал, и я замолчал.
        - При чём тут Рогард - я так и не понял? - спросил Дьюп.
        - Я сам не понимаю, но, когда мне пришло это в голову, я был как раз рядом с Элиером, и он зажал мне рот рукой. Чтобы я случайно эту мысль не озвучил. Я уверен - это как-то связано, хотя я мог всё смешать в одно совершенно случайно, просто по аналогии с одним именем у всех четверых.
        - Это всё? - спросил Мерис, когда моё молчание затянулось. - Услышанное я могу подвести под одну фразу: «Что-то мне такое померещилось…»
        - Я думаю, скоро тебе станет яснее, - парировала Айяна. - Ему не померещилось, генерал Мерис. Философия Ушедших действительно совершенно иначе осмысливает Волю и Насилие. В своё время они объявили существующие правящие системы, ОБЕ системы, и нашу и вашу, - правлением выродков и дегенератов. Мотивируя это тем, что государство, построенное на борьбе за власть и военном преимуществе - это даже не тирания. Это именно правление недоразвитых ублюдков с извращённой психикой, моральных уродов или людей, глубоко больных психически, если так будет понятнее. И, я полагаю, что Ушедшие так или иначе находились на более высокой ступени развития, чем современные нам представители человечества. Так что не торопитесь с выводами, «генерал», - в должность Мериса она сумела вложить столько ехидства, что я опять порадовался темноте.
        - И вот ещё что, - сказал Дьюп. - Я гораздо меньше опасаюсь всех этих фантастических «Рогардов», да и Локьё тоже, нежели твоего старого знакомого Анджей. Фон Айвина. Он тоже что-то знает. Виллим, не вздумай в одиночку входить с ним в контакт. Никак, нигде. Анджей пока останется на Къясне. Но меня уже начинает беспокоить то, что он здесь один и без охраны.
        - Он на территории храма! - возвысила голос Айяна.
        - Это Локьё знает, какие результаты может иметь вмешательство в предопределение эйи. А фон Айвин относится к так называемой «новой» элите, мало что испытавшей на собственной шкуре. И, как правильно указала Проводящая, ничего особенно здорового в системе управления государственной машиной нет. Потому отсутствие личного опыта может завести фон Айвина куда угодно.
        История одиннадцатая. Благодарность
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        Эрцог дома Сапфира Эзерберт Аний Локьё не имел возможности как следует выспаться вот уже пятые сутки.
        Он задрёмывал ненадолго, но дурные события или такие же дурные мысли будили его, и всё начиналось снова: йилан, чтобы окончательно проснуться, протокольные совещания, раздражающие собеседники, отвратительные в своем напыщенном самомнении.
        Самомнение, полагал эрцог, одна из опаснейших форм духовного рабства.
        Чем выше мы ставим себя над миром - тем в более глубокой яме держит нас неизведанное. Чем уверенней мним хозяевами положения, тем глубже души проедены страхом.
        Высокая власть требует смирения, потому что с любой высоты придется когда-то падать.
        Да, он устал. Паутина вибрировала, предупреждая, что варианты близлежащих событий слишком зависят от глупости или ума отдельных двуногих.
        Паутина требовала ухода во внутреннее, но внешнее вцеплялось как гаки, (хищник с влажных планет, состоящий почти на половину из зубастой костлявой головы). И эрцог дома Сапфира погряз в суете.
        Вчера день испортил Пфайфер, которого Локьё именовал про себя «наша любимая истеричка», сегодня надлежало решить что-то с алайцами.
        Время их контракта истекало, а Локьё ощущал, что «Хайор» ему ещё понадобится.
        Он размял плечи и поднялся из кресла, в котором задремал.
        Ему ничего не снилось. Это был «сон вызова», особого транса, когда душа пребывает в иных мирах.
        Эрцог знал, что в таком сне беспомощен, но амплитуда колебаний паутины увеличивалась, и выбора его бестелесная суть в такое время, как правило, не давала телу. Локьё становился вялым и засыпал везде, где предоставлялась такая возможность.
        Мальчиком его когда-то посчитали слабым и болезненным из-за этой способности отдаваться временами небытию. Но годы закалили его дух, научив взирать на мир достаточно строго и в полутрансе вызова, а телом он слаб никогда и не был. Это медицина была слаба. А может, отец, мало одаренный в плане психических дисциплин, не позаботился заранее о балансировке нервной системы сына.
        Эрцог помнил: когда отец, раздраженный вечными болезнями сына, показал его личному медику, болезни на том и кончились. Домато быстро сообразил, что именно происходило с мальчиком, и стал сам контролировать его нервные нагрузки, закалять и разговаривать, когда это было необходимо.
        Он оказался достаточно строгим наставником. Лет в десять мальчишеские истерики прекращал под ледяным душем, в 15 - взялся за розги. Но, к удивлению Ания, такое воспитание как раз не обессиливало его, напротив, Домато легко возвращал ему бодрость духа и определённое равновесие. Не злоупотребляя своей волей.
        Случаев, когда он вот так настаивал на своём, было - по пальцам пересчитать. Первый раз он приучил таким образом будущего эрцога не переходить определённых рамок, где возбуждение сливалось в истерику. Второй… Или правильнее - третий?
        В первый раз его, мальчишку, отец оставил на корабле старшим на время своего отъезда.
        Будущий эрцог (он тогда и представить не мог, что унаследует титул, но и родового гонора хватало с избытком) дня три или четыре ощущал себя полным хозяином положения: командовал всеми, кого видел, требовал абсолютного подчинения, до визга орал на стюарда, не разрешавшего ему без подтверждения отца спиртное.
        Стюард, скорее всего и пожаловался Домато, который вошёл во время очередного приступа мальчишеской ярости и увёл Ания в корабельную оранжерею.
        Там было прохладно и сыро, и разгоряченный мальчик сразу озяб. Да и непонятные действия доктора испугали его, в чём он, впрочем, не собирался себе признаваться.
        Домато аккуратно срезал несколько веток.
        - Смотри, - сказал он. - Это берёза. Прикосновение её ветвей к телу - лечит. Лёгкое прикосновение снимает стресс, сильное - проясняет мысли и возвращает радость. Но берёзовые ветки нам с тобой не подойдут, они старые и хрупкие. Зато здесь растет подходящая ива. Из неё розги получаются не хуже.
        Розги? Аний не знал этого слова, но насторожился. Отсутствием воображения он не страдал и приготовления Домато ему не нравились.
        Тот срезал несколько длинных и гладких ивовых веток, очистил от листьев.
        Потом взял мальчика за руку:
        - Пойдём, мне жаль, что у тебя именно такой характер, но тебе это необходимо.
        - Какой это «такой»? - засомневался Аний.
        - Тебе всё достаётся слишком легко. Это может тебя испортить.
        Мальчику хотелось убежать, но он шёл, ведь он же был таким взрослым.
        В смотровом кабинете доктор вымыл прутья и поставил их в вазу с водой, оставив только один прут.
        - Снимай одежду, - сказал он, и голос был совершенно обычный: негромкий и спокойный.
        - Ты что, собираешься меня бить? - взвился Аний. - Меня?
        - Я полагаю, тебе необходимо именно это.
        - Но я не хочу! Я вообще не желаю больше тебя терпеть! Кто ты такой! Как ты смеешь! - выкрикнул испуганный Аний и понял, что рта лучше было не открывать.
        Взгляд Домато потяжелел. Дрожащий мальчик попятился и сам не понял, как выскочил в коридор.
        Это было неправильно. Несправедливо. С ним нельзя поступать так!
        Он несся по коридору и все, попадавшиеся ему на пути, казалось, оглядывались и смеялись в спину.
        Аний влетел в свою каюту, а не в капитанскую, где он с удовольствием торчал последнее время, и заперся изнутри. Ему казалось, что Домато придёт и попытается вытащить его отсюда.
        Но никто не пришёл.
        К вечеру юный эрцог усвоил, что бывают пытки неизведанностью и одиночеством.
        В полёте была доступна только корабельная связь, и ему не с кем было даже поговорить.
        Он пытался читать. Пытался написать письмо отцу, но не сумел побороть стыда.
        Пытался написать друзьям, но тоже не находил слов, чтобы пожаловаться или спросить совета.
        Да у него и не было друзей, которым он мог бы доверить такое сильное переживание. Раньше он мог бы довериться Домато, но теперь…
        Наконец он просто очень захотел есть. Вызвать стюарда казалось ему верхом глупости - стюард и был, по его мнению, главным врагом и зачинщиком этого беспредела.
        Пришлось пробираться в столовую самому, через силу отвечая на приветствия членов экипажа и свитских. Анию казалось, что все усмехаются про себя, здороваясь с ним.
        Голод тем временем пропал, оставив боль и тяжесть в желудке.
        Он не дошёл до офицерской столовой, вернулся, снова запер магнитный замок.
        Уснуть, однако, не смог. Только часа за два до утреннего сигнала задремал ненадолго, и тут же был выброшен из сна.
        Не корабельной сиреной. До неё ещё оставалось достаточно времени, чтобы одеться, умыться, почистить зубы. И ещё постоять в полутьме коридора, дожидаясь, когда же зашипят раздвижные двери, замыкающие по ночам корабельные сектора, и разгорится свет.
        Потом он быстро пошёл по центральному коридору. И чем быстрее шёл, тем явственнее растягивалось время.
        Доктор был у себя. Он, не спрашивая, открыл дверь в смотровую, и Аний был благодарен ему уже за это.
        Мальчик ещё пытался думать, кто именно был виноват больше во всей этой истории, он или стюард, потом розга свистнула, и мысли о мести тут же пропали.
        За пять или десять минут он пережил заново вчерашние страх и ярость, потом - стыд, сожаление.
        Но порка прекратилась только тогда, когда он обессилел и чувства ушли все.
        Домато спокойно поставил прут в вазу. Он ничего не сказал, но Аний понял, что это не конец.
        Он действительно сорвался второй раз, наверное, дня через три. И в этот раз было гораздо больнее, потому что прошлые синяки ещё не прошли, да и он знал уже, что будет долго и больно.
        Но на этот раз его отпустило. Он понял, что может справляться с собой, и что источник его ярости прежде всего в нём самом.
        И Домато убрал вазу из смотровой.
        Прошло пять лет, прежде чем перед ними снова встала та же проблема: решить, насколько самость человека оправдывает подчинение и даже смерть других, таких же, как он.
        Но теперь боль уже не смогла бы ему помочь. Эрцогу ежедневно приходилось перешагивать через чужие жизни. Всё, чему он научился - не делать этого в поспешности или в гневе.
        Аний Локьё вздохнул, сильно зажмурился, прижимая подбородок к груди и прогоняя головную боль. Еще раз повел плечами. Включил чайник.
        Он привык обслуживать себя сам - слуги и ординарцы раздражали его и мешали умственным упражнениям.
        Корабль вошёл в фазу торможения с приличным толчком: видимо, когда выключился основной двигатель, «боковые» несинхронно приняли скоростную нагрузку.
        Эрцог поморщился. Этот нахальный зеленоглазый пацан - капитан «Каменного ворона» (!), тоже поморщился бы сейчас.
        Сумасшедший имперский щенок на корабле с легендарным для Содружества именем…
        «Каменный ворон» был одним из самых древних судов, сбросивших платформы с переселенцами над Доминэ. Или Домусом, как его называют имперцы.
        Синее морозное небо и тёмная громада корабля. Эрцог так часто видел эти старые кадры, что казалось - он извлёк их теперь из собственной памяти.
        Что сам видел, как вздрагивает левиафан, выпуская к далёкой планете посадочные модули, похожие на неуклюжие речные плоты.
        Что означает это название для мальчишки? Совпадение? Знак? Щенячья блажь?
        И почему именно к этому имперскому капитану вдруг попал утерянный столетие назад родовой сапфир дома Сиби?
        Когда эрцог увидел камень, сердце его стукнуло. Всё разъяснилось, казалось.
        Мальчик, наверное, был полукровкой, внебрачным сыном кого-то из дома Сапфира, или даже его собственным сыном - Аний не очень-то держал в памяти все эти «свои связи».
        Парень был высокий, с мощным костяком, белобрысый - всё это в сумме вполне могло указывать на кровь доминантов - элиты правления мирами Содружества.
        Но нет. Анализы показали, что не только с домом Сапфира, но и ни с одним из правящих домов у щенка не было ничего общего. И тем не менее, хитрые грантские мастера отдали камень ему.
        Эрцог уже отдал приказ навести справки об этом Абио…
        Приказ бессмысленный. В архивах мало что можно найти о грантсах, а отправлять кого-то на Грану… Кого?
        Всё было неправильно, не так. Не нужно было отпускать от себя мальчишку!
        Однако нарушенное слово привело бы к возобновлению военных действий, чего ему сейчас совершенно не хотелось, учитывая путающегося под ногами Пфайфера.
        Ум лендслера, нового лорда Михала, которого щенок-капитан запросто называл Колин, не горячее, чем у «ледяных» лордов. Одно неверное движение вечно истерящего Пфайфера, и Аннхелл навечно останется за Империей.
        И Бездна бы с этой планетой, но не с секторальной развязкой Саа-Сефер. Без неё Домус будет отрезан от метрополии, как и во времена первой волны колонизации.
        Эрцог хмыкнул
        Нет, он не боялся схватки с вашугообразным лендслером.
        Томаш Михал относился к себе жестоко, ставя себя психически и телесно над гратой, что повышало его шансы на победу. Схватиться с ним было бы даже забавно. Это была бы схватка школ и традиций. Кровавая, но весьма любопытная.
        Но «Каменный ворон» - часть обороны сектора, а мальчишка-капитан…
        Закон не запрещал эрцогам привязываться к собственным сыновьям. Они всё равно не смогли бы стать наследниками.
        Наследника придётся выбирать из племянников всех мастей, такова традиция. Только внуки смогут принять участие в борьбе за титул. Потому, хотя бы одного из семи законных сыновей и одиннадцати официально признанных, но незаконных он мог бы любить. Но не любил.
        И первый раз испытал вдруг какую-то симпатию к абсолютно чужому щенку.
        С чего бы это?
        Правда, никто раньше и не отвечал эрцогу так нахально. Даже равные остерегались хамить в лицо, за спиной, впрочем, вытворяя достаточно…
        Этот же за спиной не сказал ни слова, за ним наблюдали внимательно. Но наедине…
        Дурак? Или слишком умный?
        Мальчишка не переходил невидимой грани, точно поддерживая заданный тон. И в этих разговорах «на равных» было непривычное обаяние…
        Локьё в раздражении швырнул алайский контракт на покрытый свежим слоем силикона подковообразный стол и велел вызвать Бризо.
        Тот не промедлил. За более короткое время прибыть с «Хайора» на «Леденящий» было просто невозможно.
        Настроения партнёров алаец чувствовал прекрасно. Хитрый, изворотливый мерзавец. Окажись таким же мерзавцем мальчишка-капитан, задуманное было бы осуществить гораздо проще.
        У эрцога заломило виски, и он раздраженно рявкнул на ухмыляющегося Бризо.
        Бризо любил, когда кому-то рядом больно. Однако приходилось терпеть его. Содружеству нужен Аннхелл - слишком много времени и ресурсов вложили в эту планету, чтобы оставить её имперцам.
        И от непредсказуемого имперского капитана следовало избавиться как можно скорее. Симпатии - симпатиями, а обязанности - обязанностями.
        Другой вопрос - как избавиться? Убийство потянет за собой неправомерное натяжение нитей в секторе.
        Капитан - емкая и тяжёлая фигура. Связи с лендслером, инспектором, грантсами - и вот уже не сбросишь, как пешку с доски.
        Лучше всего подошло бы что-то аккуратное и без лишних эксцессов.
        Тюремное заключение, например. Или высылка из сектора.
        Или - болезнь… Длительная затяжная болезнь, вроде ишчи - «отнимающей память»…
        Бризо что-то говорил, но, видя задумчивость эрцога, замолчал.
        - О чём ты там? - нахмурился Локьё, поняв, что не слушает собеседника.
        - Сматываться нам, говорю, надо. Дельце-то не выгорело. А денежки я взял.
        - Ну и разве не хорошо тебе?
        - Хорошо-то хорошо, а пересидеть бы, - осклабился Бризо.
        Эрцог и так подозревал, кто именно заказал Бризо голову имперского капитана, а теперь его подозрение переросло в уверенность: по данным разведки в сектор Абэсверта возвращались корабли генериса Клэбэ фон Айвина.
        Значит - фон Айвин…
        Нет уж, эта имперская свинья капитана «Ворона» не получит. Это было бы почище, чем перепоручить щенка Бризо, положившись на его «природные» честность и человеколюбие.
        Интересно, алайцы вообще понимают как-нибудь слово «честность»?
        - А что, - лениво спросил эрцог. - Клэбэ много заплатил тебе?
        Бризо глядел исподлобья, но не отпирался. К гиперосведомлённости Локьё он уже привык.
        - Достаточно, - буркнул он, наконец.
        - Значит, я не зря отпустил капитана - он и вправду чего-то стоит.
        - Отпустил-то ты, а расплачиваться… - попробовал огрызнуться Бризо.
        - Ну-ну?.. - выжидающе посмотрел на него эрцог.
        Но алаец уже сдулся.
        - Вот так всегда, - фыркнул Локьё. - Только захочешь тебя наказать примерно, а ты в кусты. Что ж, может, это некая разновидность алайского ума, взамен общедоступных его разновидностей… - он помолчал. - Ты полагаешь, что «Хайор» должен уйти на время? Но давай промоделируем, что может сделать с тобой фон Айвин, учитывая сложившуюся ситуацию: временное перемирие, противостояние с разных сторон условной границы…
        - Ты хочешь сказать, что твои корабли защитят бедного алайца? - удивился Бризо.
        - Ну, не такого уж бедного, учитывая выплаченные тебе деньги, но защитят. А удрать, если начнутся военные действия, ты всегда успеешь.
        Несколько секунд Бризо смотрел на эрцога с сомнением, зрачки его дышали, словно он оценивал что-то более сложное, чем честность привычного партнёра. Потом узкий рот раскрылся.
        - Я тронут.
        - Что значит «я тронут»? Что ты имеешь ввиду, безграмотное животное? «Я тронулся»?
        - У нас тоже есть свои понятия о благодарности.
        Эрцог приподнял в мнимом удивлении брови:
        - Это из какого места у тебя прорезалась вдруг БЛАГОДАРНОСТЬ? Алайцы эволюционируют из крыс в людей? Ты хочешь моей безвременной кончины на почве борьбы с социальной сегрегацией? Я теперь по-твоему должен до конца жизни защищать ту шваль, что бежит из алайского сектора?
        Бризо набычился, и эрцог понял, что какие-то странные чувства действительно терзают капитана «Хайора».
        - Ну-ка, ну-ка, - сказал он, наклоняясь к столешнице - он и сидя был гораздо выше Бризо - и заглядывая в желтые змеиные глаза с вертикальными зрачками. - Что ты этим хотел сказать? За что именно ты мне якобы благодарен?
        - За то, что не дал убить имперца, - выдавил Бризо, и его покрытые тонкими чешуйками пальцы задвигались в противоречивых жестах, как будто алаец хотел сразу выразить и расположение и неудовольствие.
        - На-а-до же, - протянул эрцог. - И чем он тебе понравился? Отвечай! - он свёл брови и перехватил ментальную нить разговора, так что у алайца сдавило горло. - И только попробуй соврать мне!
        - Он… - Бризо хватанул воздуха, закашлялся и выдавил через кашель. - Он живой.
        - Что значит - «живой»? - эрцог желал объяснений.
        Бризо помотал головой и повторил:
        - Живой.
        - А мы, что? Мертвые?.. - начал эрцог раздраженно и замолчал, задумавшись.
        Действительно, в религии алайцев человек изначально мёртв. Рождаясь, он из мира живых переходит в земной мир страданий и смерти. Оттого убийство у алайцев считается актом благородным, можно сказать оживляющим.
        Противоречило бы этому принципу только убийство «живого».
        Похоже, Бризо сомневался в своей оценке имперского капитана до последнего, но слова эрцога о защите «Хайора» - склонили-таки чашу весов.
        - А с чего ты взял, что он - «живой»? - продолжил допрос эрцог.
        - Люди мои говорят. Говорят - он любит.
        - Кого, болван?
        - Всё любит. Мы любим себя - а он любит всё. Мертвый тоже может любить. Но мёртвый любит зачем-то. Я люблю женщину за удовольствия, которые она мне даст и детей, которых родит. Я люблю тебя за боль, которую ты мне даришь. А он просто любит. Как в сказках. Мои люди волнуются и много болтают.
        Эрцог задумался. В чём-то Бризо был прав. Поведение молодого капитана ни под какие корыстные мотивы не попадало, как его ни верти.
        Взять хотя бы историю с самим Бризо. Получив в подчинение алайский корабль, мальчишка вполне мог выяснить отношения и с его капитаном.
        Эрцог вспомнил кинувшуюся на алайца собаку… Нужно-то было всего лишь промедлить долю секунды.
        Но мальчик реагировал на Бризо, как на любого из своих. Локьё видел это прекрасно. Настолько необидчивый? Или?..
        Эрцог вспомнил, как имперский капитан опускал глаза или отводил взгляд, пережидая вспышки его собственного гнева, и поднимал их снова, такие же чистые и настырные.
        - Забавно, - сказал он наконец. - Ладно, возвращайся к своим. Ври фон Айвину, что хочешь - мои корабли в обиду «Хайор» не дадут. Цену моему слову ты знаешь.
        Бризо сдержанно кивнул и повторил так странно звучащее в его устах:
        - Благодарен.
        История двенадцатая. Ледяные яйца
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        Гадкое дельце, думал Локьё, уставившись в закрывшийся за Бризо шлюз. Просто - сквернее не бывает.
        Разговор с алайским капитаном вывернул наизнанку всё, в чём эрцог дома Сапфира пытался убедить себя последние пару месяцев.
        Похоже, щенок-капитан был вписан в паутину гораздо основательнее, чем можно было предположить, анализируя его действия и взаимовлияния.
        Но почему?
        Что в нём особенного, в этом мальчишке?
        Странное неродовое внешнее сходство с наследниками дома Аметиста?
        Ну, так убирают с пути и эрцогов. Ключик можно найти к любому, неуязвимых нет.
        Когда не удаётся сместить отдельное событие, ткань реальности рвут и сращивают с другими параллелями, лежащими в той же плоскости.
        Жертва оказывается в мешке из переплетения нитей граты. Спастись из такой ловушки нельзя. Практически. Разве что, попавший в неё встанет НАД гратой, над судьбой, над предназначением. Сделает то, что сделал этот идиот лендслер, с улыбкой принявший поражение.
        Томаш Михал стал в битве за Аннхелл тем самым «тяжёлым камнем без племени», что лёг на пути у Содружества.
        Его переиграли на грунте. Сослали в Северное крыло Армады, в самое охвостье малообжитых Секторов. Опустили до самого низа.
        Лорд стал никем. Испытал поражение в правах, ломавшее нервную систему и более значительных и подготовленных людей.
        Не каждый готов переселиться из родового замка в крошечную каюту на два условных пилотских рыла. Подчиняться какому-нибудь безродному капитану, принимать пищу в общей столовой и слушать придирки капралов и замполичей.
        От лендслера ждали борьбы или агонии. Он пожал плечами и принял то, что ему дали.
        Дьюп? Ну, пусть будет Дьюп.
        Мало того, оскорбление, брошенное ему в спину старым лордом, он преподнёс личному составу крейсера, как своё прозвище.
        И не дрогнув ни одним нервом «жил» под этой вывеской несколько лет, начав с самой низшей армейской ступеньки. Ни разу не пожаловавшись даже самому себе - потому что судьбу не обманешь.
        Если бы он страдал в глубине души, его продолжало бы затягивать в паутину искусно расставленной ловушки.
        Такая ловушка душит наверняка, мысли о гибели заставляют нити судьбы обвивать жертву всё плотнее и плотнее, пока, вслед за агонией психики не последует агония настоящая.
        Локьё прикрыл глаза, вспоминая. Эта игра того стоила.
        Против лендслера они с Эрзо сумели тогда настроить всех - военного министра Аннхелла, старого адмирала Армады, родного отца.
        Кого-то удалось обмануть, какие-то фигуры подвергались психическому давлению, кого-то подкупали, излишне принципиальных сталкивали в колесо личной граты, где тьма неудач и крушений пожирала их душевную силу.
        Какими же нужно обладать нервами, чтобы плюнуть и забыть сотни предавших тебя соратников, родственников, друзей?
        Лендслер начал подниматься из Бездны почти с нуля - с простого пилота на линейном крейсере даже не первой сотни Северного Крыла. Так, недосписанное старьё, что всё ещё летало из жадности или по недосмотру армейских чиновников.
        Сначала Локьё казалось, что лендслер сгинул. Потом - что обманул их с Эрзо, откатил какой-то запасной вариант по неучтённым линиям.
        Мог ли он практиковать ханер камат?
        Искусство работы с паутиной считается недоступным имперцам. Да и в Содружестве этому надо начинать учить с раннего детства. И найти приличного учителя можно только на Доминэ, где корней этого тайянского Дьюпа не росло никогда!
        Так казалось. Но обмануть можно людей. Судьбу не обманешь.
        Лендслер не сломался или смирился, как того требует поражение, он плюнул и занялся другими делами. Может быть, он и вправду всегда хотел забросить этот проклятый титул с его формальностями и летать на всякой мелкокалиберной дряни, вроде военных шлюпок.
        Или заставил себя захотеть.
        Локьё спохватился, когда новая реальность начала срастаться с вычлененным было куском старой, схватываясь жуткими, мерцающими швами.
        В какой-то момент они с Эрзо попытались убрать лендслера физически. Чёрная лихорадка практически не дает человеку шансов… Но было поздно.
        Томаш Михал, оказывается, имел дело с эйнитами, и черная лихорадка его не взяла.
        Как он успел сойтись с сектантами? Когда?
        Личное дело лендслера молчало об этом. Как и о годах, проведённых на Тайэ, о которых кричали его глаза.
        Эта глубокая чернота могла быть только наследием контактов с тамошним пси-активным зверьём. Глаза хищника на лице человека. Такого не подделать.
        Да и весы качнулись. Значит, эйнитский след в биографии Томаша Михала действительно имел место. И это тоже им следовало бы учесть.
        Не человек и не зверь.
        А корни граты лежат в равновесии. И весы не могут качаться вечно.
        Паутина залечила раны и усилила порванное место очередной страшной бусиной. Скорее всего, вот этим вот капитаном «Ворона», которого, выходит, вызвали из небытия они сами. Два глупца - он и старый Эрзо, почивший недавно в бозе глава дома Аметиста.
        А может, и не боги прибрали его? Эрзо был тем ещё грешником.
        Уже за то, что ухитрился оставить дом без официального наследника, - за это одно его следовало погрузить в Безумие Мглы, заставить вечно лететь в Неведомое, размышляя только и исключительно о смерти.
        Получалось, что проще тогда было - вообще не трогать лендслера. Может, сумели бы переиграть его иначе. Руками его же друзей и врагов.
        На Аннхелле зрел заговор. Ссоры «Дьюпа» с отцом было достаточно для мятежа фермерской части планеты. Если бы старый лорд Михал стал главой правительства…
        Грунт даёт простор для манёвра. В реальности всегда что-то можно свести на нет или вывернуть наизнанку. Но грата не прощает ошибок, чтоб её дакхи съело!
        Эрзо уже умирал, он полагал, что чутье его обострилось перед смертью. Он обманулся.
        И сейчас Локьё остался один у того же полуразбитого корыта - грата, упрямый лендслер и так и не взятый Аннхелл.
        Судьба любит смеяться. Если капитан «Каменного ворона» не врёт, она действительно проверяла мальчишку на молодом эрцоге дома Аметиста.
        «Молодого» планировали после смерти Эрзо швырнуть в открытую пасть судьбы, дабы заткнуть на время старуху.
        Жертвы не вышло, благодаря вывалившемуся из ниоткуда имперскому щенку. Этому хаго без роду и племени, выкидышу самой граты.
        Уцелевшего вопреки всем планам «молодого» отправили на Домус, чтобы не болтался под ногами, а руководство Домом Аметиста временно принял на себя регент, сводный брат Эрзо - Бгоро Тауэнгибер. Кретин, в плане работы с паутиной, не годящийся старику и в подмётки.
        Да, - Локьё кивнул сам себе. - Мальчишку-капитана, похоже, породила свободная воля, высвобожденная «откатом» - усилением паутины, вызванным неудачным воздействием на неё.
        Он «живой», как правильно заметил Бризо. Он любит. Это свойство судьбы - любить порождая и убивая. Одинаково крепко.
        Локьё тоже ощутил это на себе. Несносный щенок искренне любил жизнь, любил врагов и друзей. Он реагировал и на болезнь Бризо, и даже на внезапную слабость Локьё, тогда, во время их первой встречи, когда они оба, враз оказались над паутиной реальности, и эрцог ощутил невыносимый, зудящий звон перегруженных серебристых нитей.
        Парень тут же откликнулся. Даже накачанный наркотиками, (кого думали обмануть?) он не потерял этой своей способности откликаться.
        Он шагнул в паутину и звон прекратился. Она приняла его.
        Что же теперь с ним делать? Что?
        Может, взять да усыновить этого молодого мерзавца? Пусть хоть раз почувствует откат по грате?
        Локьё натянуто рассмеялся и встал.
        По данным разведки у капитана есть новорожденный ребёнок. В эйнитском храме на Къясне.
        Более разумного места, чтобы спрятать дитя, и придумать нельзя. Меченое дитя, от погибшей ещё до родов девушки-эйнитки.
        Новый клубок причинности. И начинка этого клубка может оказаться такой горячей и острой, что ещё не так зазвенит и вспучится истерзанная реальность.
        Это хорошо, что родилась девочка, а не мальчик. И хорошо, что эйниты её забрали. Судьба её стать даром, а не мечом. А Фон Айвину туда не добраться. Будь ребёнок на Аннхелле - за его жизнь эрцог не дал бы ни эрго.
        А вот за самим генерисом следовало понаблюдать. Неуёмность его желаний была не совсем понятна Локьё.
        Фальшивый «Капитан Гордон», конечно, хам и большая заноза… Но к чему столько служебного рвения? Или попытки убрать мальчишку предпринимает не только фон Айвин?
        Следовало прояснить всё это и выждать. Так или иначе, но весы успокоятся и дадут ему возможность действовать.
        Жаль мальчика. Однако гибли и более одарённые Богами. Содружеству нужен Аннхелл, а Империя не уступит.
        На коммуникационной панели неласковым красным зрачком загорелся вызов.
        Бгоро Тауэнгибер! Лёгок же на помине…
        Это тоже было нехорошо и некстати.
        - Слушаю тебя, - с обычной холодностью в голосе отозвался эрцог.
        Холодностью, которая пугала многих, но не регента, пока не умеющего отличить безногую ящерицу от гадюки.
        - И не видишь? - с усмешкой спросил Бгоро.
        Локьё и в самом деле на экран не смотрел, и видел не мужчину, а мальчишку из недалёкого прошлого. Память застилала ему глаза. Как в день первого их знакомства: чёрная, как Бездна, физиономия, ангельские золотые кудряшки…
        Выродился же, как пятно на новеньком сапоге!
        Но Бгоро яавно имел ввиду не околотрансовые галлюцинации эрцога дома Сапфира.
        Локьё включил обзорный экран и увидел ещё пропадающий от магнитных помех сигнал «Крематора», только что вышедшего из зоны Метью.
        Бгоро Тауэнгибер, регент дома Аметиста, сводный брат Эрзо, носивший в средних кругах прозвище «Чёрный регент», славился пренебрежением к правилам безопасности. Он приказал вывести «Крематор» почти нос к носу с «Леденящим».
        Эрцог и без сетки координат видел, что расстояние между кораблями, учитывая «качание», вряд ли составит больше двух магнитных единиц.
        Ещё поди сам тыкал пальцем в пульт, умелец!
        Локьё изобразил губами неудовольствие. Сначала Пфайфер, теперь этот бравирующий юнец (Тауэнгиберу было всего-то 120 с ушами). Резвый, самонадеянный, ничего не умеющий… Пламя и Бездна!
        - Не рад? - делано удивился чёрный регент.
        - Дышу и помню. - Локьё сморщился, словно отведал прокисшего сидра.
        - Дядя так много говорил о тебе… - начал было Чёрный регент, но Локьё бесцеремонно отрубил связь.
        Мол, помехи прут табунами. А ты, раз припёрся без приглашения, вот и болтайся себе, а мне не до болтовни.
        На «Крематоре» причину помех поняли по-своему. Крейсер полыхнул на экране, разрывая возникшую, как показалось дежурной бригаде, гравитационную сцепку, и откатился на зюйд-надир.
        Решили, что сами виноваты в помехах? Ну-ну…
        Эрцог фыркнул и откинулся в кресле. Он ощутил неожиданное облегчение.
        Бгоро Тауэнгибер, Пфайфер, фон Айвин…
        Схождение идиотов означало, что можно будет заняться не изоляцией а, возможно, и убийством молодого имперского капитана, но более мелкими и суетными проблемами.
        В конце концов, капитан - единица неучтённая и не признанная Советом домов Камня. Стоит ли проявлять инициативу?
        Эрцог прекрасно отдавал себе отчет, что инициативу здесь проявлять как раз стоит, но… Но капитан был ему симпатичен, а Тауэнгибер на пару с Пфайфером - старая головная боль.
        Нужно было вызвать кого-то из побочных сыновей, чтобы возвести хоть какой-то буфер между собой и Бгоро. Ральфа? Саббаи? Рико?
        Рико раздражал эрцога меньше прочих. Пусть будет он.
        Локьё отдал приказ и открыл «Книгу снов» - сборник музыкальных и зрительных схем, настраивающих сознание.
        Без медитации сегодня не обойтись, но и визит Тауэнгибера долго ждать не заставит.
        Медлить не стоило. Он велел дежурному не беспокоить до вызова с «Крематора» и выключил освещение.
        Перед глазами медленно потекли в небытие серебристые линии.
        Линии эйи, как называют их пугливые эйниты. Линии вселенского закона, причин и следствий.
        Светящиеся шарики людей и событий проступили в их переплетениях.
        Паутина реальности. Ханер камат.
        Минное поле для неумелых игроков в смерть.
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        Дoма!
        Бойцов в предбанник у шлюза «Каменного ворона» набилось столько, что я видел сплошную стену из радостных и выжидающих физиономий.
        Ну и чего ждём, интересно?
        Я обнял Келли, потом Роса, потом под руку подвернулся какой-то полузнакомый боец из пополнения, и понеслось.
        Каждый из «моих» хотел прикоснуться ко мне, удостовериться, что я здесь и живой. Хорошо, что таких амбалов, как Айим, на «Вороне» немного. Но мне всё равно досталось. Добравшись, наконец, до капитанской, я чувствовал себя изрядно помятым, похоже, даже до синяков.
        Такой традиции, какая сложилась у нас на корабле - вытряхивать по прибытии душу из капитана - на флоте я не встречал ни в Северном, ни в Южном крыле. Похоже, мы завели её сами.
        Я видел, что первогодки теряются и прикасаются ко мне осторожно, неловко, что они не привыкли к такому «близкому» контакту с высшим начальством. Но «старички» отрывались по полной, и это захватило, в конце концов, всех.
        Меня измяли, обслюнявили, потому что к концу церемонии поводок Кьё снова лопнул, и к человеческим рукам добавился её язык.
        Я не сопротивлялся. Ребята тоже имели право на часть меня. Но душою я был не здесь, а на грунте.
        Да, первым делом я вернулся на «Ворон», но тянуло меня на Аннхелл. На корабле мне всё казалось сейчас временным, зыбким. Я ощущал себя курсантом, прилетевшим на недельку на практику.
        Келли, пользуясь тем, что я «где-то не здесь», всучил мне бокал с «акро», приятным, в общем-то, напитком, но крепким и бьющим по морде наотмашь.
        Я выпил залпом, и лишь потом понял, что мне подсунули. Однако даже не выругался. Рухнул в кресло, спасаясь от накатившего вдруг головокружения, и замер.
        Дома. Всё-таки именно здесь, на корабле, я по-настоящему дома. Прилетел на каникулы из очередной Бездны.
        Я пообещал себе не дёргаться и отдохнуть на «Вороне» пару дней. Окунуться в рутину службы, пообщаться с ребятами. Здесь меня «держит» реальность, каким бы я не был внутри, как бы не изменялся.
        Келли что-то рассказывал, я не слышал. Вернее, слышал, но не распознавал слов.
        Звучание речи стало для меня сейчас чем-то вроде журчания ручья, бьющего у входа в храмовый комплекс на Кьясне.
        Его «голос» так напоминает человеческий разговор, что замираешь и вслушиваешься долго-долго, и каждый раз слова не прорезаются только едва. Человек не так хорошо устроен, чтобы понимать ручьи.
        Но вот Келли достучался-таки до моего сознания.
        - …две новых лазерных установки.
        - Новых? - переспросил я. - Веерных, с которыми имели дело в Белой долине?
        Келли расплылся в улыбке, усиленно кивая мне, и протянул ещё один бокал.
        Похоже, для своего личного спокойствия, он бы напоил и привязал меня к креслу, чтобы я не носился одни Боги знают, где.
        Бокал я не взял. Встал, прошелся по капитанской, проверяя координацию, и резко развернулся к нему.
        - Докладывай по существу. Мерис обращался к тебе?
        - Никак нет, - растерялся Келли. Раньше я так быстро не прыгал от состояния к состоянию.
        Я сам от себе обалдел. Но мне некогда было даже размышлять об этих метаморфозах. Следовало срочно выяснить, почему Мерис не взял у Келли обещанных бойцов, куда Дьюп отправил Леса…
        Впрочем, Лес, скорее всего, на Аннхелле.
        При этой мысли во мне что-то дрогнуло, и я понял, что не позволю себе обещанных каникул. На Аннхелл нужно лететь срочно. Рос, слава Богам, в форме. А мне как раз надо поразмышлять в тишине, в шлюпке это хорошо получается.
        Надо взять кого-то вторым… Кажется, обнимался я сегодня и с Дереном…
        Я подошёл к сейфу и распотрошил его мощное пузо.
        - Дерен выпросился-таки переводом? - спросил я, копаясь в пластиковых копиях последних приказов по крылу.
        - Хужее, - сказал Келли, привычно сопящий у меня за плечом. - На «Абигайль» чё-то странное сделалось с капитаном и половиной команды, «психохимия» какая-то. Экипаж отправили в карантин…
        - Что за «психохимия»?
        - Вроде, как… От удара по психике начинается какая-то жуткая болезнь. А Дерен под шумок и слинял к нам на «Ворон». Он здоровый, его два раза через медкапсулу прогнали. Я его взял. А чего его было не взять?
        - А ну, сюда его! - меня кольнуло дурное предчувствие.
        - Сейчас? - удивился Келли.
        - Рысью. Через два часа я лечу на Аннхелл. Предупреди Роса.
        У Келли глаза полезли на лоб, но он сдержался. На лице бывшего зампотеха отразилось что-то вроде: «Быстро же вожжа под мантию»…
        - Сержанта Дерена к капитану! - сказал он, наваливаясь всем телом на пульт и отжимая микрофон. Распрямился. - А Росу-то я сам пойду скажу в каком ты настроении. А то это… Неполезно ему после лечения стрессы всякие.
        - Иди-иди, - усмехнулся я. - Расслабились тут!
        И рассмеялся.
        Келли смерил меня недоумевающим взглядом: только что на его глазах я перешёл в третье состояние духа - резко, с места и вообще безо всяких причин.
        Он покачал головой и вышел.
        Да, переотдохнул я на Къясне.
        История тринадцатая. Информация тоже бывает заразной
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        Келли я на Аннхелл не взял, хоть он и порывался поначалу. Но на кого бы я оставил корабль?
        Капитан Келли был «Ворону» и мамкой, и нянькой. Сам лазил в каждый из шести двигателей с тестером в зубах. Сумел бы - влез бы в реактор. Подумаешь - антивещество? Казалось, он мог приучить к порядку хоть живое, хоть мёртвое.
        Мерис всунул мне его когда-то как няньку, нянькой он и оказался, только по железу. Гениальный зампотех. Найти бы ещё на кого бросать личный состав…
        Капитан Келли сам пошёл проверять приготовленную для меня шлюпку, и его отсутствие в капитанской было мне только на руку. Хотелось переговорить с Колином без свидетелей.
        Сигнал запроса, однако, пожелтел: лендслер был занят.
        Тогда я написал ему: «Ты в курсе про 'Абигайль» и «психохимию?»
        И почти тут же пришёл ответ: «В курсе».
        Что ж, тем более, нужно было лететь. Такие разговоры лучше не доверять эфиру. Колин говорил, что так когда-то называли воздух. Это ж выходит: собака лает, ветер носит…
        Напряжение не отпускало меня. Келли был феноменально косноязычен, и про «психохимию» я не понял пока ничего. То ли ребята заболели от перенапряжения и стресса, то ли это было как-то связано с заразой, которую мы уничтожали на Плайте?
        - Сержант Дерен по вашему приказанию прибыл, - сообщил дежурный.
        - Пусть зайдёт.
        Лёгок на помине. Я как раз просматривал видеограммы расстрела Плайты.
        Обернулся:
        - А Келли вернулся?
        - Капитан Келли остался ждать в коридоре.
        - Скажи, пусть тоже зайдёт.
        Келли слышал меня сквозь не до конца закрывшуюся мембрану шлюза и тут же ввалился вместе с первым пилотом с «Абигайль» Вальтером Дереном. С бывшим первым пилотом.
        Впрочем, думаю, у нас его тоже зачислили в первые. Летал Дерен отлично, вторым я его сажал к Росу только для того, чтобы они могли поменяться без особых проблем.
        Второй пилот, он же стрелок, - на грунте лишний груз. Даже если кто-то начнёт палить по шлюпке, мастерство пилота важнее. Шлюпке проще задать вираж и уйти от луча.
        Я сжал зубы, вспоминая Влану. Если первый пилот не успел, второй больше не нужен.
        Дерен молчал. Он стоял, вытянувшись в струнку, как стоят новобранцы только что из учебки. Смотрел так, что непонятно было: осознаёт он вообще, зачем его сюда вызвали?
        Ой, темнит Келли. Не может такой скромняга сам закидать рапортами. Неужели был запрос с «Ворона» на пилотов? У нас что, тоже есть заболевшие?
        - Садитесь, Дерен, - кивнул я парню и покачал головой. - Капитан Келли, почему мне вообще не доложили, что после моего отлёта на «Леденящий» у нас были проблемы с личным составом?
        - Так у нас-то конкретно и не было, - возразил в недоумении Келли. - Проблемы-то были того… У «Коры» и «Абигайль». О чём и комкрыла, и командующий сектором в курсе. Типа… эпидемия такая. Психическая.
        Я покачал головой. Выходит, всё дело в том, что «Ворон» не входил в непосредственный контакт с «Плайтой»?
        - В следующий раз постарайтесь перестраховаться и сообщайте мне всё, так или иначе касающееся нашего Крыла. И не важно, капитан, где я нахожусь - хоть в Бездне. Это ясно?
        - Так точно, - пробормотал Келли. - Куда уж точнее.
        На лице его недоумение мешалось с озабоченностью.
        - Дерен, что у вас там произошло на «Абигайль»?
        Пилот моргнул, словно бы просыпаясь. Но чётко и грамотно объяснил, что через сутки после завершения операции некоторые члены экипажа, причём совсем необязательно садившиеся на Плайту пилоты или бывшие с ними в контакте, начали покрываться темными, похожими на синяки пятнами. Медики забили тревогу, большую часть команды кинули в карантин, а через месяц карантина Дерен узнал, что оба экипажа расформировывают, и попросился на «Ворон».
        - Сам? - переспросил я.
        Он кивнул.
        И я кивнул. Рекомендации у него были хорошие, Рос тоже помнил его, и Келли утвердил назначение.
        - А вчера, - продолжал Дерен, - просочились странные слухи. Что это была совсем не «синяя болезнь», а что-то другое, вызывающее похожие симптомы…
        Я параллельно листал отчёты и его личное дело. Говорил он верно. Замполич «Абигайль», с которым Дерен, как он уверял, сохранил нормальные отношения, и бросил в разговоре это странное слово «психохимия».
        - Я доложил, конечно, - Дерен чуть наклонил голову, но тут же снова уставился на меня, ловя каждое мимическое движение. - Нет, не капитану Келли, а замполичу «Каменного ворона» старшему сержанту Гарману.
        Дерен нервничал, я ощущал это кожей.
        Боялся, что мне не нравится решение о его зачислении, принятое «через мою голову»? Всё-таки не стажёра взяли или десантника, а пилота основного состава.
        Он видел меня в Белой долине всякого. Наверное, побаивался.
        Я ободряюще кивал ему, хотя думал совсем о другом. О том, что запроси я сейчас более подробную информацию через главный госпиталь, меня пошлют далеко и с салютом.
        Пришлось расспрашивать Дерена, кто именно из пилотов заболел, помнит ли он хотя бы примерно, кто по каким координатам работал?
        Парень, судя по всему, до Академии пилотов успел получить какое-то гуманитарное образование. Речь его была богатой и точной. Успокоившись, он вспомнил довольно много подробностей. Может, и неважных, а может, я вообще перестраховывался. Но в такой ситуации, как мне казалось, лучше было именно перестраховаться.
        Чем дольше я слушал отчёт Дерена, тем яснее понимал - он знает даже то, что сержант знать вообще не должен. И парень вряд ли шпион: просто очень внимательная и наблюдательная зараза. И он мне нужен на Аннхелле.
        Сейчас я не мог даже примерно сформулировать вопросы, что возникнут, если на «Абигайль» действительно произошло заражение борусами. И Дерен мне был нужен, как ходячий справочник по событиям над Плайтой и после.
        Я сказал ему, что он полетит со мной на Аннхелл. Если Дьюп в курсе, то он или точно знает уже, что именно мы словили, и всё под контролем, или информация прошла по линии замполича, а Мерис мог и отмахнуться. И тогда у нас большие проблемы с личным составам минимум двух кораблей крыла.
        Стоп.
        Ведь неизвестно ещё по этому Дерену. Не больной - да, но кто поручится, что не заразный?
        На «Вороне» его изолировать уже поздно, а вот на Аннхелл…
        Я написал Дьюпу про Дерена, и тот отозвался также быстро:
        «Бери».
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА. РЕЗИДЕНЦИЯ СПЕЦОНА
        - Я не пойму: ты перебежчик или провокатор! - Мерис дошёл уже до фазы кипения.
        Я ждал, пока он проорётся. Дьюп думал, полуприкрыв веки. Видимо, Мерис ему мешал, потому что он вдруг перевел на него взгляд тёмных прищуренных глаз, и генерал осел в кресле, сдуваясь и даже закашлявшись.
        Ор генерала Мериса был более-менее оправдан. Пять минут назад я сказал ему, что про историю с Плайтой и «психохимией» нужно сообщить Локьё.
        Мерис взвился и завёл пространную беседу о моём моральном облике.
        Но Колин до сих пор не произнес ни слова. И аргументов генерала он не слушал, я видел.
        - Есть ситуации, Виллим, - сказал он, наконец открывая глаза. - Когда все мы - в одной лодке. Вполне возможно, что эрцог осведомлен о происходящем гораздо лучше нас, и предложение Анджея бессмысленно. И всё-таки, пусть он сделает то, что хочет.
        - Ну-ну, - сказал Мерис, вытирая со лба пот. - А в следующий раз о чём он предложит предупредить Локьё? О передислокации?
        - С такой болезнью мы раньше не сталкивались. Если предположить утечку бактерий, Локьё должен об этом знать, - встрял я.
        - Ага-ага, - ехидно закивал Мерис. - И он радостно поделится этой информацией с нами. Вы что, сбрендили оба? - взвыл он. - Вы надавали ледяной дряни по морде! Локьё собирается компенсировать себе моральные страдания и начистить нам рыла! Пфайфер так и скачет по сектору! А вчера этот проклятый синий эрцог вызвал с севера подкрепление. Разведчики опознали «Крематор», ты понимаешь, к чему всё идёт?
        - Нет, пока не понимаю, - не принял интонации Дьюп. - «Крематор» пришёл с минимальной свитой. Это больше похоже на переговоры. Причём не по нашу душу, а по душу Локьё. У эрцога хватает проблем с правящими Домами Содружества. - Он встал. - Хватит переливать из пустого в порожнее, генерал. Анджей, ты будешь говорить с Локьё один на один?
        Я кивнул. Мне действительно хотелось бы поговорить с эрцогом без свидетелей. Казалось, что так будет легче его убедить.
        Мерис картинно развёл руками и вышел. Он остался при своём мнении. Дьюп снял со спинки кресла свой чёрный китель без знаков различия и тоже свалил.
        Я остался в его кабинете один и при системах связи.
        Не зная, как будет вежливее выйти на контакт с эрцогом, я связался сначала с навигаторской «Леденящего».
        Мне ответили, попросили подождать. Потом дежурный сообщил, что эрцогу доложено, и он свяжется со мной сам.
        Отбой сязи.
        Ну, вот и всё. Этим, как я понимал, история наших переговоров вообще может закончиться: нужен я Локьё со своими идеями. Но зато совесть моя будет спокойна.
        И тут же прорезался сигнал. Эрцог отозвался, ну надо же.
        Локьё выглядел утомлённым, в уже знакомом мне овальном кабинете он был один.
        - Ты правильно сделал, что связался через дежурного, - сказал он, разглядывая меня со спокойным интересом и вполне миролюбиво. - У тебя проблемы?
        - По нашим данным на Плайте происходит что-то странное. Медики спустили бы на тормозах, но один попался занозистый. Сразу после Плайты на «Коре» и «Абигайль» было зарегистрировано несколько случаев «синей болезни». Однако один из медиков утверждает, что это что-то другое. Имеющее, по его словам, не инфекционную, а информационную природу. Может быть, я перестраховываюсь, но на Плайте мы имели дело с малопонятной мне дрянью. Успокойте меня, эрцог, скажите, что… То есть… скажи, что я спятил, и всё такое? Мерис мне это с утра твердит.
        Я неожиданно для себя сбросил официальный тон и с ним - весь груз сегодняшних совещаний. И закончил:
        - Нет у меня пока фактов. Но всё это мне очень не нравится.
        - Я знаю, что на Плайте - карантин, - медленно произнёс Локьё. - Учитывая в сумме всё, что мы там натворили, эпидемии вполне логичны. У меня тоже нет данных, чтобы обеспокоиться как-то особо. - Он потёр виски.
        - Я могу сбросить тебе заключение медиков.
        - Давай, - он прикрыл и снова открыл глаза.
        Похоже, у него болела голова.
        - Эрцог, ты плохо выглядишь.
        - Тогда - Аний или «мой лорд».
        Я улыбнулся.
        - Аний - это для меня слишком фамильярно. А «мой лорд»…
        Он понял намёк. Какой же он имперцу «мой»?
        - Говори просто на «ты». Я скучал по тебе, хаго. Без тебя мне никто не хамит. Оказывается, это скучно. Почему ты обратился ко мне?
        - Я могу не отвечать? Мне сегодня задавали этот вопрос раз двести.
        - Не отвечай. Я почитаю, что ты мне тут переслал. Потом свяжусь. Ты можешь выходить на меня через запрос на личный код или через дежурного. Но ни в коем случае не через главный экран.
        Он выключился, но я успел заметить, что в его кабинет кто-то входит.
        Что ж, что хотел - я сделал.
        Вышел в приёмную. Вместо Дьюпа обнаружил там Леса, которого сгрёб и основательно помял. Лес был в полной спецоновской форме, которая ещё больше подчеркивала, как он вырос и возмужал.
        Дьюп тут же вошёл в приемную вместе с Оби Лекусом.
        Я сделал любезное лицо: у Оби были свежие капитанские нашивки. Но лендслер не дал нам раскланяться, а сразу двинулся в кабинет.
        К моему удивлению, Лес тоже вошёл.
        - Рыба клюнула, - сказал Дьюп этим своим особенным деловым «голосом», привычно не выражающим ни-че-го. - Фон Айвин связался с капитаном, - он кивнул на Лекуса, - и очень желает его видеть.
        - Может, вместо Лекуса мы ему сразу отправим андроида, начинённого рубленными гвоздями? - пошутил я без тени улыбки. - Я бы сам нарубил.
        - Нет, - не принял тона Колин. - Генериса будут судить. Публично.
        Я вздохнул с непритворным разочарованием.
        - А у меня были для Душки такие интересные личные предложения в плане модификации взрывных устройств…
        - «Душка» мне нравится, - сказал Дьюп. - Это подойдёт.
        Лекус кивнул. Лес стоял у него за спиной, как ординарец.
        - Я только не понял, что тут делает мой крестник? - спросил я, переводя взгляд с Леса на новоявленного капитана. - Вы, Лекус, вылетаете в пасть к Душке, а он?
        - И он - тоже вылетает, - ответил за Лекуса Колин. - У мальчика хорошие нервы. Он там пригодится.
        Я внимательно посмотрел на Леса. Пацан едва сдерживался, чтобы не разулыбаться. Ну, ясно: доволен назначением и рад, что такой самостоятельный. Полный щенячий набор.
        - Капитан Лекус, - сказал я, поманив Оби в сторону. - На два слова.
        Я ему действительно сказал всего два слова, на тему, что задушу голыми руками, если по его вине с мальчишкой что-то случится.
        Кажется, он меня понял.
        Стоило Лекусу выйти, как навалились другие дела. Мерис прислал мне для консультации стадо госпитальных медиков, а следом - стадо учёных-инфекционистов.
        Напрягать Колина распылением Мериса на атомы я не хотел, приходилось терпеть, слушать споры кабинетных маньяков с маньяками-практиками и тратить время на разборки, которые без исследований на Плайте смысла не имели вобще.
        Только когда Дьюп улетел на соседний континент, я, наконец, вытолкал Мериса и нашёл время побыть наедине с Вланой.
        Два месяца на Къясне я провел без гормональной терапии, которая сдерживает нашего брата, пока мы в космосе, провел в окружении полуголых девчонок и женщин.
        Но сексуальный контакт у меня был только один. Меня к нему вынудили. И после я понял, что сам не хочу уже вообще ничего.
        Мне нужно было что-то большее, чем секс и это, большее, мне могла дать только Влана. А значит, женщина у меня осталась только одна.
        У неё - многоразовая девственность. Это война.
        Я правильно помнил, как выглядела Влана в медкапсуле. Нашёл в себе силы перечитать и заключения медиков.
        У моей девочки не было половины головы. Уцелел только ствол мозга и часть мозжечка.
        Влана умерла. Только тело лежало передо мной. Его жизнь поддерживала медкапсула.
        Даже если мы найдём возможность клонировать её, она больше никогда не станет собой.
        Клонирование запрещено, но мы нашли бы возможность. Война делает зыбкими и не такие запреты. Но душа Вланы уже не вернётся в тело. Теперь она со мною всегда. Пока жив, пока помню.
        Я сидел на кушетке возле медицинской капсулы с телом Вланы в комнате, смежной с кабинетом Колина. Знал, что никто сюда не войдёт: охрану помещений спецона на Аннхелле Дьюп инструктировал сам, к тому же у дверей и во дворе находились мои парни. И я был погружен в себя совершенно, не отвечая на внешнее.
        Когда закружилась вдруг голова, подумал сначала, что это следствие неудобной позы или усталости. Но это было иное.
        Меня потянуло в сон, сознание расплавилось. И я увидел чужие тени вокруг.
        Вернее, больше ощутил, чем увидел.
        Тени были призрачными. Я не понимал, дремлю или действительно что-то происходит со мною вовне?
        Мне рассказывали о таком. Эйниты называют это состояние «зов». Душа как бы зависает в многомерности мира, ещё соприкасаясь со своим носителем, но уже неявно и нечётко.
        Меня «звали», тянули в другое место, где находились бестелесно такие как я.
        Но я не хотел сейчас отрываться от Вланы, я хотел быть с ней. И сознание моё, уклоняясь от теней, скользнуло словно бы по намагниченной нити вверх, я ощутил себя над переплетением мировых сил.
        Эйниты не вмешиваются. Когда они лечат - они выравнивают жизненную силу пациента, пользуясь своей личной жизненной силой, как маркером, ориентиром, мерой правильности.
        Я вспомнил уроки Айяны. Вспомнил, что нужен контакт сгустка энергии в паутине нитей с моей нервной системой - паутиной моих нервных связей. И нужно быть осторожным - если моя нервная система не выдержит, я сделаю только хуже.
        Движение.
        Поиск в переплетениях нитей бытия маленького тусклого серого шарика, сгустка ещё теплящейся жизни.
        Нужно соотнести это чувство со своим внутренним миром, где цвет живой и красный.
        Не знаю, вышло у меня что-то или нет.
        Контакт был неустойчивым, он то и дело терялся, но пришла уверенность, радость.
        Серый шарик откликнулся? Или это мои нити срослись с ним в едином ритме, добавляя мне путей и задач?
        Я открыл глаза и посмотрел на Влану: сероватое лицо, дыхание, заметное только аппаратам.
        Глупое, неумелое животное!
        На меня вдруг навалилась усталость. Не стоило разделять её с Вланой.
        Я осторожно поцеловал её в губы и вышел.
        История четырнадцатая. Что угодно богам
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        - … только Беспамятным угодно такое самомнение, Аний! Ибо «Астаи э амоэ претопатротэ», что в приложении к современной ситуации я перевёл бы как «промедление подобно оскорблению»! И пока ты разваливал здесь всё, что только можно было развалить, я нашёл нового союзника!
        - Ты искренне полагаешь, что фон Айвин - новый союзник? - усмехнулся Локьё, откидываясь в кресле.
        Бгоро Тауэнгибер с нервностью породистой лошади ржал и мерил шагами немаленькую, в общем-то, каюту. Он был высок, порывист в движениях, и простора ему не хватало.
        - Фон Айвин!.. - начал регент на возвышенных тонах.
        - Проститутка, - с вежливой улыбкой осадил его эрцог. - Пользованная неоднократно и не только нами. Фон Айвин непоследователен и труслив. Невольным союзником быть он, конечно, может, но не более того. За его спиной маячит военный министр Империи, человек давно и безнаказанно продажный. Министр уже и сам не знает, кому служит. Скоро грата сама сорвёт этот созревший плод. А ты, Бгоро, до этого времени даже с алайцами боялся связываться. И не представляешь, что значит иметь дело с людьми беспринципными и продажными в самой своей сути.
        Регент вздыбился и застыл посреди кабинета. Локьё добился, чего хотел - спутал приоритеты. Теперь Бгоро нужно будет несколько часов накручивать себя по новой, чтобы опять поднять тему фон Айвина и возобновления военных действий. Но эрцог не сомневался, он - накрутит.
        Бгоро ещё пару секунд поторчал чёрной статуей посреди кабинета, потом дёрнул ушами и снова зарысил. На этот раз - к креслу.
        Разговор утомил новоявленного регента. Локьё не следил за тем, сколько нервной энергии вкладывал в слова, и у бедняги разболелась голова.
        Бгоро, впрочем, продолжал дёргаться и ёрзать, как мальчишка, получивший подзатыльник. Он мысленно продолжал спор, но аргументов пока не находил.
        Локьё то и дело косился на него. Регент отличался оригинальной внешностью и взоры притягивал отменно.
        Бгоро Тауэнгибер выглядел излишне смуглым для доминанта. Кожа его была не просто коричневой от загара, а чёрной. И лет пятьдесят назад эрцог знавал его золотисто-кудрявым блондином.
        Теперь регент голову тщательно брил. Но из-под черного пигмента всё равно пробивался нежный золотистый тон.
        Тауэнгибер болезненно относился к нечистоте собственной крови. Ходили слухи, что он и волосы выпрямил, но скрывает это до поры, видимо, ожидая, когда хорошо знающие его сдохнут.
        Локьё вздохнул и закашлялся: горло распухло от невысказанных слов.
        Завтра этот разговор, скорее всего, повторится. Регента невозможно убедить в чём-то, расходящимся с его собственным мнением. Он затыкается не за тем, чтобы обдумать чужие аргументы, но чтобы подобрать свои. Впрочем, Пфайфер, тот - вообще не слушает никого, кроме себя.
        В висках заломило, и Локьё прикрыл глаза.
        Дверь разъехалась, вошёл молодой помощник Домато.
        - По вашему слову, мой лорд, - сказал он непротокольное, понимая, что Тауэнгибер совершенно не в курсе взаимоотношений эрцога и свитских и не знает, что заходящие даже по приказу, никакого права голоса в кабинете Локье не имеют.
        Значит, Домато послал Элиера прервать этот навязчивый разговор…
        Пару часов назад эрцог сбросил врачу медицинское заключение, присланное имперским капитаном. Сбросил, так и не успев прочесть.
        Домато прочел, и он озабочен?
        - Извини, Бгоро, я должен на время отдать своё тело медицине, - равнодушно сообщил Локьё, поднимаясь из кресла.
        - Я не претендую на тело, - скривился регент, но не встал, чтобы уйти.
        Задушить его, что ли?
        Молодой врач тем временем приготовил другое кресло, массажное. Потом раскатал антисептический столик, подвесил его рядом с креслом и водрузил туда бокс с совершенно ненужными сейчас медицинскими инструментами.
        На Тауэнгибера он, казалось, не обращал никакого внимания, но регент вдруг занервничал, косясь на блестящие железяки.
        Эрцог тоже взглянул на руки Элиера и понял, что тот, манипулируя предметами на столе, намеренно вводит Бгоро в трансовое подчинение, пробуждая в нем детские эмоции: боязнь медицинских инструментов, ожидание боли и дискомфорта.
        Локьё усмехнулся.
        Регент нервно втянул носом воздух и встал наконец.
        - Извини, Аний, я позабыл, что процедура может помешать тебе… - Бгоро хотел съязвить, но еле слышное, как бы случайное, звяканье заставило его вздрогнуть и поспешно откланяться.
        Эрцог с облегчением лёг в кресло.
        - Что там Домато? - спросил он.
        - Сначала - массаж, - возразил молодой врач.
        Эрцог вздохнул и расслабил мышцы.
        - Удавил бы… - пробормотал он, когда перед сомкнутыми веками всплыло лицо Бгоро.
        - Вам можно сказаться больным, - Элиер упорно общался с эрцогом на «вы». - Я бы даже рекомендовал это. - Он прошёлся сильными руками от основания шеи вверх. - Вам нужно отдохнуть.
        - Покой мне только снится, юноша. А Бгоро так и ждёт, чтобы я признал себя больной выжившей из ума каракатицей, - беззлобно усмехнулся эрцог.
        - Вы думаете, временное командование силами Южной армии Содружества добавит ему уверенности в себе?
        Эрцога пронзила боль. Пальцы Элиера, казалось, на долю секунды вошли прямо в мозг.
        - Извините, - сказал он тихо. - Это было необходимо.
        Локьё ощутил, как последнее напряжение уходит, а тело становится невозможно лёгким.
        У парня золотые руки. Как он сказал? Временное командование? Вряд ли Элиер выражал свои мысли.
        - Так считает Домато?
        - Главный врач полагает, что вам критически необходим отдых.
        - С какого конкретно года он мне необходим, это не уточнялось? - пошутил эрцог.
        С Элиером было легко разговаривать. Парень был самостоятелен в суждениях, но безукоризненно вежлив. Домато растил его «под себя»: он не любил ни тупости, ни разболтанности.
        Странно, но с молодым имперским капитаном Элиер сразу нашел общий язык. Или - НЕ странно?
        - Скажи, а капитан Пайел понравился тебе?
        - Да, - спокойно ответил Элиер. - Война его не испортила.
        - А меня?
        - Вы знали многое в жизни, он - ничего, кроме войны.
        - Уклоняешься от оценок?
        - Зачем сравнивать несопоставимое?
        - Разумно. Ты сам-то видел, что он прислал?
        - Вы настаиваете, чтобы я отвечал, мой лорд? Несмотря на рекомендации об отдыхе?
        - К сожалению, про отдых мы с тобой только шутили.
        - Да, я видел анализы и выкладки имперских медиков. Я согласен с главным врачом. Это информационная инфекция.
        Эрцог не смог справиться с напряжением, и Элиер покачал головой:
        - Я же предупреждал, что этот разговор не для сеанса массажа. Я делаю вам больно, когда вы так напряжены.
        - Если бы все, только вот так делали мне больно… - пробормотал эрцог и натянуто рассмеялся. - Выходит, я не сумел предотвратить заражение. Чудовище выпустили на свободу, и события пойдут теперь по правой горизонтальной ветке… - Он вздохнул и закрыл глаза. - Я не могу подозревать имперцев. Их поведение не дает мне таких оснований. Скорее всего, мы просто опоздали и какие-то хранилища уже были вскрыты.
        - Рано судить, сумел ты или нет! - объявил, входя в кабинет, Домато. - Но одну ошибку ты сделал. Нужно было рассказать лендслеру ВСЮ правду, а не её часть. Болезнь, таким образом, не вынесли бы с планеты.
        Локьё вздохнул. Спорить - не хотелось. Он и так действовал, как не стал бы не то, что эрцог и командующий, а…
        А кто? Ташип бесхвостый?
        Но на одной чаше лежал его гонор, а на другой - левая горизонтальная ветка, где был возможен хотя бы временный договор о мире и переговоры по зонам влияния на Аннхелле.
        - Рискуя, нужно рисковать до конца, не наполовину. Или - не рисковать вообще, - Домато уместил своё старое тело в кресло. - Но, в любом случае - не жалеть потом.
        - Я и не жалею, - эрцог снова прикрыл глаза. Даже простое нахождение врача рядом - успокаивало его. Пусть даже говорил он опять болезненное и неприятное, но всё равно возникала уверенность, что всё, в конце концов, закончится хорошо. - Ты забываешь, что я, прежде всего, командующий…
        - А человек - ты уже после? - усмехнулся Домато. - Да, мы когда-то уже говорили с тобой об этом. Полагаю, это было юношеское, и тебе пора бы уже определиться.
        Локьё открыл глаза, но повернуть голову и посмотреть на врача не смог. Тот был вне его, суженного процедурой массажа, поля зрения.
        - Лучше бы ты бил меня, как раньше… - эрцог сказал это тихо и не наполнено.
        Эмоции с трудом подчинялись Локьё: руки молодого медика погружали его в состояние расслабленного покоя с медленной, сосредоточенной силой.
        Однако сам Элиер мог оглянуться, и сделал это.
        Домато хмыкнул и пересел в соседнее кресло. Теперь Локье мог видеть его лицо.
        - Скажи, Домато, почему боги не дали мне сына? - пробормотал он и подумал: «Как хорошо, что врачу не нужно объяснять, какого именно „сына“ он имеет ввиду. Вот такого, как Элиер, следующий за наставником, словно тень, или мальчишка-капитан…»
        - А ты веришь в богов? - удивился Домато.
        - Нет.
        - Ну, так спроси себя, отчего не захотел сам? И вспомни, что проблем с молодыми много. Они не только портят твои нервы, но и покушаются на твоё личное душевное пространство и твоё личное одиночество. Возможно, до этого времени ты не был готов к подобным жертвам. Да я и сейчас не уверен, что это не очередная блажь. У покровителей твоего «капитана» проблем с ним достаточно, как и у меня с Элиером. За его ошибки ещё долгое время отвечать буду я.
        - Возможно, я, наконец, вырос. Теперь мне кажется, что это лучше, чем отвечать за ошибки Пфайфера или Рауля.
        Рауль Гилоо был побочным сыном эрцога от горячей южанки Инги фон Остерхофф. Но там, где её темперамент доставлял удовольствие, Рауль не годился, а в остальном проблемы в общении у него возникали не реже чем раз в полугодие.
        И всё-таки, Инга любила хотя бы тело Локьё…
        - Хочешь, чтобы тебя любили, и до сих пор не завёл собаку? - усмехнулся Домато. Он умел резать не только скальпелем.
        Дыхание эрцога стало прерывистым, и Элиер снова поднял на доктора полные укоризны глаза.
        - Тебе действительно есть, что сказать мне? - спросил его Домато достаточно резко.
        - Вот только экзекуций при мне устраивать не надо, - перебил его эрцог. - Ты полагаешь, что я совершил ошибку, не объяснив тогда имперцам, с чем именно они имеют дело? - вернулся он к ранее озвученной теме. - И как теперь это исправить?
        - Отдай документы по Плайте. И передай командование Бгоро. Лучше всего временно, на время болезни, я тебе это устрою.
        - Военные действия возобновятся сразу же. Бгоро спокоен, примерно как пороховая бочка.
        - Выход найдёшь потом. Но сейчас, пока командуешь ты, лендслер не нарушит перемирие, несмотря на все провокации регента. Он - человек слова, как и ты. Слухи о твоей внезапной болезни разнесут по Галактике, и ты получишь свою «левую горизонтальную ветку».
        Локьё замер, мышцы его напряглись.
        Элиер убрал руки и распрямился. Какой уж тут массаж?
        - Скажи, Домато, - медленно начал эрцог. - Я устал, я не в силах сейчас коснуться паутины, чтобы понять, куда это всё заведёт… Но ты говорил мне как-то, что не понимаешь линейности наших прогнозов. Чем ТЫ руководствуешься?
        - То, что ты называешь «паутиной» - нелинейно, только и всего, - доктор пожал сухими плечами. - Последователи Аграция способны воспринимать лишь малую часть истинных связей. Это идёт из древнего парадокса о том, что любое законченное учение сужает восприятие. И чем далее - тем более. Я воспринимаю Вселенский закон иначе, но воспринимаю, как ты видишь. Трудно не воспринимать очевидное и уповать лишь на слепой случай. Или считать, что это двуногие управляют миром. Вселенная - сеть, мы в ней лишь рыба.
        Эрцог помолчал. Его чувствительное сознание замерцало, обретая равновесие в сказанном.
        Наконец он выдохнул:
        - Почему ты не говорил со мной об этом раньше?
        - Потому, что ты не спрашивал. Но я рад, что ты не боишься быть ребёнком сейчас. Я сообщу Бгоро, что у тебя серьёзные нарушения мозгового кровообращения, это, кстати, не так уж далеко от истины. А ты полежи. Элиер, я рекомендую полную санацию сосудов и общие процедуры регенерации. И отвечать за результаты лечения будешь ты. Раз уж решился защищать пациента - защищай до конца. И не допускай его общения с регентом, а регент будет настойчив.
        ОТКРЫТЫЙ КОСМОС. АБЭСВЕРТ
        - Эрцог и в самом деле настолько болен, что я не могу даже поговорить с ним? - дежурный с «Леденящего» выпил-таки моё терпение, и я повысил голос. - А ну, дай кого-нибудь старше по званию!
        Хэд!
        Ну вот, рассердился и, сам не заметил, как надавил.
        И, досадуя уже на себя, наблюдал теперь, как лоб бойца покрывается мелкими капельками пота.
        Парень судорожно сглатывал, но сказать ничего не мог. Я выбил его из реальности, и он потерялся. Видимо, пытается сообразить, где он и кто тут «старший по званию».
        Абэ то да хербэ!
        Я постарался выровнять дыхание и найти в окружающем бреде какой-нибудь конструктив.
        - С доктором можешь меня связать? То есть с врачом. С главным врачом эрцога.
        Дежурный с облегчением закивал и, спустя секунд десять, протянувшиеся для меня минутами, на экране возникло раздраженное лицо Домато.
        - Что ты творишь? - выдал он мне вместо приветствия. - Распущенность в эмоциях - это последнее, что я хотел бы видеть в твоём поведении!
        - Я хочу поговорить с эрцогом, - к ответному накату я был готов, и ловко ушёл «вбок».
        - Зачем? - врач уставился на меня холодно и внимательно, словно опять планировал, как сподручнее разобрать на запчасти.
        - Я не готов обсуждать это с тобой.
        - А он не готов сейчас говорить о делах.
        - Я не о делах, - произнес я медленно и членораздельно. - Я просто-хочу-его-увидеть!
        Я не знал, как объяснить Домато, чем именно меня торкнуло. Я возвращался на «Ворон» и вдруг понял, что надо бы глянуть по пути и на эрцога…
        - Стыкуйся, - кивнул он вдруг, прищуриваясь. - Но только попробуй загрузить его чем-то. Голову оторву.
        - Спасибо, - я вложил в благодарность изрядную долю иронии.
        Да, я летел по своим делам. Да, меня оповестили сегодня, что Локьё болен. Да, Дьюп сообщил о возможном прекращении перемирия.
        Но это всё не вопросы для имперского капитана.
        Повода для нашей встречи не было, но…
        Эрцог действительно выглядел не лучшим образом. Он был бледен, измучен и как-то словно бы истончён. Но мне обрадовался.
        - Ты? - спросил он, приподнимаясь на стандартной кровати медблока, изученной уже и моей спиной до тонкостей.
        Моё появление на экзотианской территории действительно выглядело странным, даже если допустить, что я не в курсе последних событий. Но Дьюп сообщил мне и о временной передаче командования регенту дома Аметиста. Некой деревянной обезьяне по кличке Бгоро Тауэнгибер, чтоб его дакхи съело.
        - Мимо летел. Решил проведать.
        - Домато велел ничего не говорить мне о делах?
        - Велел. Но я и сам не собирался. Грузить не хочу.
        - А чего тогда хотел? Удостовериться? - усмехнулся Локьё.
        Вышло иронично и грустно.
        - Проведать хотел. Тупо.
        - Не боишься ты…
        - Кого? - я сделал большие глаза, чтобы хоть немного развеселить его. - Регента что ли? А пусть погоняется. Давно я в догоняшки с Содружеством не играл.
        - А-а… - протянул эрцог. - Я у тебя, значит, на одной стороне воюю, а регент - на другой?
        Он рассмеялся, и щёки его слегка порозовели.
        - Вроде того, - согласился я. - Ты поболей пока, а я проясню для себя: кто тут с кем воюет.
        - Пламя и Бездна, - выругался вдруг Локьё.
        Эрцог хотел дотянуться до подвешенной у изголовья полки, но рука соскользнула, и он потерял опору.
        Я наклонился к нему, придержав легкое плечо:
        - Лежи, а то мне Домато голову оторвёт. Серьёзно так обещал. - Я не смог сдержать улыбку.
        - Тогда бумаги подай, вон там, на краю.
        Я встал, взял опечатанный, запаянный в пластик пакет и протянул ему. Но эрцог покачал головой:
        - Нет, это тебе. Передай в руки лендслеру. И скажи ему, что лучше бы всё это потом уничтожить. Это по Плайте. Возможно, поможет вам чем-нибудь.
        Я кивнул и, расстегнув китель, спрятал пакет под рубашку.
        - В общем-то, твой прилёт - кстати. Я как раз думал, как передать это. Это не для средств спецсвязи.
        - Я передам.
        - Будь осторожнее. И больше сюда соваться не смей. Со мной Домато, он умереть мне не даст.
        АННХЕЛЛ. САА - РОДА
        - Эрцог хочет войны, не больше, чем мы сами, - заявил я, вваливаясь к Мерису.
        - Ты откуда упал? - он поднял глаза от бумаг.
        Он думал, что я улетел на «Ворон», но я же не долетел.
        - Был на «Леденящем», потом на «Гойе», там встретил Дьюпа. Он к тебе послал. Сказал, что на Аннхелле в ближайшее время возможны провокации на «рабочем» континенте, на Роде. И чтобы я срочно подстраховал тебя. Келли висит в воздухе на геостационарке. И с ним «Четтер». У Келли пять сотен свободного десанта, и на «Четтере» человек триста. Но при необходимости, если ободрать оба корабля, можно и полторы тысячи сбросить. Но я бы не советовал оголять корабли. Есть риск экзотических провокаций.
        - Мне тебя и одного пока - за глаза, - перебил Мерис. А Сам где?
        - Он мне забыл доложиться. Могу только догадываться, что Колин собирается повоевать в космосе, раз засел у комкрыла.
        - Локьё действительно отстранён от командования?
        - Скорее, самоустранился. Эрцог болен, но не фатально, вроде.
        - Зачем ты вообще туда полетел? Тебе жить надоело?
        - Я документы привёз от него. По Плайте.
        - Он отдал тебе документы? Официальные документы? - Мерис вытаращился на меня, потом хмыкнул. Почесал щёку и сдался: - Ну, да, ты и здорового замучаешь.
        - Какой есть.
        Я не верил, что замучил эрцога, скорее всего там постарались свои же. Но спорить не стал.
        - Мне остаться здесь, или лететь через пролив, учёных пугать? - спросил я и спёр из коробки на столе последнюю конфету.
        - Останься. Хотя… Лучше оставь вместо себя кого-нибудь поспокойнее. Келли своего, что ли. А сам иди, погуляй. Энергия у тебя через край бьёт, вот и осмотрись. Ты на Роде два месяца не был. Может, на свежий глаз чего и заметишь. Что-то тихо последние дни стало. Не к добру это.
        Я кивнул, вызвал Келли. Приказал охранять Мериса, как меня, потому что тоже ощутил вдруг это самое «не к добру». И, не дожидаясь, пока долетит мой зампотех, смылся.
        С собой взял только Роса и Дерена. Нет, вру, ещё Джоб за спиной маячил и изображал Статую Неподкупного правосудия, что стоит в Университетском городе Содружества на Диомеде. (Там, где учился когда-то Дьюп.) Статуя эта тощая, жилистая, с абсолютно непроницаемой мордой. Типа - меня не купишь.
        Дoжил, называю уже про себя миры Экзотики - Содружеством.
        Это они себя называют - Содружество свободных систем. А мы их - миры Экзотики.
        А они нас - «имперцы», или «зажравшаяся империя».
        А мы их - «психи и придурки».
        Хотя придурков-то с обеих сторон хватает. Парадокс.
        История пятнадцатая. Кто чего боится
        АННХЕЛЛ. РОДА
        Пилоты садились в шлюпку. Я тоже полез.
        К моему удивлению, Дерена совершенно не смутила роль второго пилота. А ведь по квалификации он, мало того, что «первый», но и водил моих ребят в Белой долине в налёты на фермеров. И - никакого гонора.
        Забавный парень.
        - Дерен, - спросил я, разглядывая его более узкую, чем у Роса спину, хотя ростом они под вид. Рос, правда, старше. - А ты у нас каких кровей?
        Спина напряглась.
        Я фыркнул.
        - Я к экзотианцам нормально отношусь, не грузись. И Рос у нас здоровый на голову, да, Хьюмо?
        - Бабка, - выпихнул из себя Дерен. И поправился вдруг. - Бабушка.
        Значит, это бабушкино воспитание из Дерена лезет?
        Иному бойцу не выдержишь - по шее врежешь за эмоциональную тупость, а этот замирает настороженно, даже когда я случайно скачу от настроения к настроению.
        Экзотианская кровь. Более тонкая, возбудимая психика. Рельефнее чувствует, резче, чётче. Выученный летать - летает, как по лезвию.
        Опыта, такого как у Роса, у него, конечно, нет, но мало в чём уступает уже. И нервы при всём при этом - позавидуешь. Не железо - сталь. Наши ребята в массе попроще.
        - Жарко, - переключил меня Рос, пристёгиваясь. - Может, щитки поднять?
        - Я тебе подниму. Вентиляцию до конца выкрутил? Ну и сиди. Не нравится мне что-то, Хьюмо, а что - не пойму. Вроде тихо.
        Спина Дерена опять напряглась, но он промолчал. Тоже ведь что-то почуял, а молчит.
        Хара-а-актер, чтоб его дакхи съело.
        Мы неслись над столицей.
        Я смотрел на обзорные экраны, где давали изображения со спутников. Всё, вроде, как надо. Город почти оправился от того, что творилось тут два месяца назад, баррикады на улицах разобрали. Разве что взорванные дома напоминали о войне да не слишком весёлые прохожие.
        Прибрежные поселения мы тоже миновали нормально.
        Махнули через пролив.
        Напряжение под грудиной нарастало, и я понял, что летим - куда надо.
        Вызвал «Ворон», где в отсутствии Келли и Гармана заправлял навигатор Млич, велел шлюпку нашу с экранов не спускать. Пусть маячит.
        «Рабочий» континент, где выстроены лаборатории и заводы, называется Рода.
        Заселялся Аннхелл именно отсюда. Первоначально экзотианские учёные, работавшие над проектом климата планеты, построили здесь научный комплекс. Поселения «гражданских» появились позже.
        По экзотианской же традиции, ученые, инженеры, лаборанты - на Роде только работают. Их семьи живут, как правило, на большом материке: в столице или в маленьких городках на реке Белой. Там несколько дюжин «летних», как их здесь называют, городков, таких как Бриште, Лльёла или Конья.
        Городки тоже построены экзотианцами. Это у них мы переняли работу вахтовым методом - полгода ученые трудятся, полгода имеют право отдыхать, жить в столице или в «летнем» городке, или в прибрежных посёлках на берегу океана.
        Правда, курортные зоны там только в планах. Строительство начали было, но прекратили, не до него стало.
        - Капитан, - перебил мои мысли Рос. - С меня тут какой-то умный требует, кроме стандартного отзыва, доложить, кто мы и куда летим. Доложить ему на оба плеча?
        - Скажи, что я сам сейчас доложу ему, где не хватает. Садимся, ребята. Дерен, пульт в огневой режим. Щит активировать на 70 процентов.
        Ну, Рос и сел.
        Он крутанулся с активированным домагнитным щитом над сложенным из природного камня бараком, где расположился приграничный патрульный пункт.
        Полевое завихрение вызвало жуткий, воющий звук, акустическим ударом тряхнуло неказистое здание, обтянутое наспех силовой сеткой.
        Местные патрульные кинулись врассыпную, а Рос чинно опустился на пятачке, прямо перед входом в барак.
        Я активировал доспехи и спрыгнул.
        Тишина. Все, кто мог, уже залегли и ждут.
        - Ну? - сказал я. - Кто тут хотел познакомиться? Капитан Пайел, спецон.
        Стало ещё тише.
        - Лучше вылазьте уже, - предупредил я. - Не злите.
        Из-за строения высунулась непокрытая голова, потом плечо с сержантской нашивкой.
        А в шлемах мы кашку на завтрак варим?
        Ан нет, вон он шлем валяется. Сдуло, значит, с башки. Ну-ну…
        - Кто тут старший? - поинтересовался я. - Вы, сержант?
        Голова кивнула.
        - Шлем - ваш лежит? Подойдите, приведите себя в порядок и доложите. Что тут у вас творится?
        - Главнокомандующий приказал… - сержант, подобрал шлем, нахлобучил и медленно с опаской двинулся ко мне. - Чтобы присматривались, кроме стандартного отзыва. Если неадекватные реакции - сразу велел сообщать, куда следует.
        - Куда следует - это мне. Видеосвязь у вас не работает, что ли? Обязательно идиотские вопросы задавать надо?
        - Да работает, но главнокомандующий сказал, чтобы не по связи, а по реакциям смотрели.
        - Типа - нахамить и проверить? Ну и что, я адекватно реагирую?
        - Нет… То есть да, - сержант совсем растерялся.
        - Запись приказа есть?
        - У-устно было сказано.
        Дьюп фигнёй не страдает, но такой приказ - вполне в его духе. Значит, что-то подозревал. Но что?
        Что за «неадекватные реакции»? Чужаки в нашей форме?
        Мерис не предупредил, Хэдов сын, а сам Колин мне сказал только «присмотрись»…
        - Хорошо, сержант, - кивнул я. - Приказано - выполняйте. Докладывать велели мне или генералу Мерису?
        - Так точно.
        - Ну, вот и ладненько. О том, что мы прошли КП успели сообщить?
        - Никак нет.
        - Плохо. Но доля везения есть. Сообщений о моём визите на «рабочий» материк не пересылать. Поняли меня?
        Я залез в шлюпку.
        - Хьюмо, сколько над сектором спутников?
        Рос вызвал карту. Похоже, в «окно» мы пока не попадали. Ну, это поправимо.
        Я связался с «Вороном» и попросил Млича дать запрос на спутниковое «окно» через комкрыла.
        Мне очень понравилась идея ходить в гости без предупреждения.
        Кого же опасается Дьюп? Крупный десант на Аннхелл просочиться никак не может. А вот 5 - 10 бойцов на небольшой шлюпке типа нашей, проколом возле малой массы, - запросто. Сами сколько раз так свинячили, и ничего, сходило с рук.
        И поведение у «гостей» должно быть «неадекватное»…
        Забавно. То есть отзывы и пароли у них есть, а… А чего нету? Лишнего ума? Каких-то человеческих нервных реакций? Андроиды что ли? Смысл?
        И, тем не менее, Дьюп думал о чём-то таком.
        - Джоб, - сказал я. - Дай-ка ножик, - и пояснил в ответ на вопросительный взгляд. - Нашивки надо спороть. По кабакам пойдём пошатаемся. А с капитанскими нашивками - каждый стакан до желудка глазами провожать будут. - Я улыбнулся. - Погуляем, ребята, давно не гуляли. Ты, Вальтер, пить умеешь?
        Дерен растерянно покосился на Роса. Хьюмо фыркнул.
        - Ну, вот и проверим. Не бойся, сержант. Даже боги пьют, солдаты - тем более. Кстати, не вздумай меня капитаном называть. Зови - Бак. Самому трезвому расскажу потом, что это прозвище означает.
        Особо дорогих ресторанов на Роде не было, да они нас и не интересовали. Мы выбрали средней руки «воздушный» бар. Мне такой, как космолётчику, привычнее.
        Столики в воздушных барах плавают под потолком, обзор отличный. А драться в воздухе если придётся, то нам будет веселее. Мы к невесомости привычные.
        Драться к сожалению не пришлось.
        Тихо ещё было, рано для личностей достаточно пьяных, чтобы подраться со спецоном.
        Мы немного выпили. Дерен и Рос начали баловаться, как мальчишки. Джоб - тот мало пить не умел, но за него-то я как раз и не беспокоился, он свою норму знал.
        Я наблюдал. Смотрел, как ведут себя местные, что пьют, как двигаются. Ловил обрывки разговоров - столики плавали под прозрачной крышей, давая мне возможность выхватывать по полфразы то здесь, то там.
        Потом мы перешли с теми же целями в другой бар, потом в третий.
        Смеркалось уже, когда в очередной раз выбрались на улицу.
        - Я бы так послужил, - сказал Рос. - Как сегодня.
        Обычно из него слова не вытянешь. На выпивку он крепкий, но мало-помалу количество алкоголя в крови Хьюмо переходило в качество опьянения.
        Дерен выпил меньше, но тоже улыбался так, что я начал вспоминать: он пил вообще раньше, или мы ему биографию портим?
        Радовал только Джоб - привычно мрачный и невозмутимый, он не переставал мониторить улицу, то и дело, моргая, видимо, успевал просматривать и спутниковую съёмку.
        Свою меру спиртного я знал не хуже Джоба. Дома её называли - «ведро по рубчик». До этой дозы опьянения я почти не чувствую, после - тупо засыпаю. Оттого и пить никогда не любил, не видел смысла.
        Мы шли, растянувшись на всю неширокую улицу. Я не понимал, что ищу, но продолжал искать.
        В задумчивости свернул к многоступенчатой «башне знаний», учёные любят строить такие зиккураты, чем-то они их притягивают, и ребята лениво потянулись за мной. Теперь наша компания уже здорово напоминала «спецон в увольнении».
        Непонятно только, какой Хэд понёс нас на Роду, неужели не нашлось места поинтереснее? Но правила как раз не запрещали напиться и здесь…
        И тут у меня в башке щёлкнуло, и я понял.
        Вот оно - неадекватное поведение: боец КК на грунте - трезвый и серьёзный.
        Патрулируют Аннхелл сейчас, в связи с нестабильной ситуацией, только в режиме облёта. Наземные патрули временно сняли, как слишком большой соблазн для забившихся по щелям противников имперской власти.
        Если бойцы на земле, значит - чертей не боятся и в увольнении.
        Конечно, существуют оговоренные в приказах зоны, куда разрешено соваться, а куда нет, но попробуй всех дураков вылови.
        Ребята, вроде моих, бойцы опытные - море им по колено. А если и засекут кого-то патрульные в закрытом секторе, то своих не сдадут - дурят отпускники, и Хэд с ними.
        Однако трезвыми и серьёзными такие гуляки не могут быть по определению.
        Я резко развернулся и зашагал к стоянке, где мы оставили шлюпку.
        - Всё, кончился отдых, - фыркнул за моей спиной Рос. - Таки капитана вставило.
        - А что искали-то? - спросил Дерен.
        - А Хэд его знает, - Хьюмо душераздирающе зевнул, вызвав зевоту и у меня.
        - Но-но, разговорчики, - бросил я за спину. - Аптечку оба включили и в нормальный вид себя привели!
        - Лучше бы я молчал, да? - шутливо сокрушался Рос, хихикая и пытаясь похлопать Дерена по плечу. Тот уворачивался и пытался активировать в личном браслете функцию «аптечка».
        Мальчишки… Какие они всё-таки ещё мальчишки. А я?
        - Рос, связь с начальником патрульной службы Роды и старшими патрулей.
        Сейчас я им расскажу, что за «неадекватное» поведение, и кого будем ловить.
        Другое дело, что это за люди, и с какой миссией, но потом разберёмся. Главное понятно теперь, в чём искомый неадекват.
        Мы забрались в шлюпку, Рос соединил меня с местным начальником гарнизона. Я даже на имя его не глянул, зачем мне оно?
        Имена пусть Мерис читает, я ему запись отправлю. А моя задача выполнена.
        Неадекват определять - как раз по моей части. Я сам - голый неадекват.
        - Капитан Пайел на связи. Спецон. По приказу командующего. Срочно, всем патрулям. Наземное патрулирование. Задерживать всех перемещающихся по земле в форме. Проверять на наличие в крови алкоголя. При отсутствии алкоголя - арест до выяснения обстоятельств в моём присутствии или в присутствии генерала Мериса. На личное знание задержанных и документы - внимания не обращать. Приказ поняли? Подтвердите. Жду личного подтверждения от всех старших патрулей.
        Я выслушивал подтверждения, а думал о том, где же сейчас носится Дьюп. И это было хорошо. Значит, моё подсознание довольно этим очередным «странным» приказом, который повиснет следующим булыжником на моей биографии.
        И я добавил:
        - Исполнение приказа буду проверять лично. Отбой связи.
        Конечно, ничего я проверять не стал. Хотелось ещё объясниться с Мерисом, и мы полетели в столицу. Говорить по связи я не рискнул, прослушка с орбиты в мои планы сегодня совсем не входила.
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА. РЕЗИДЕНЦИЯ СПЕЦОНА
        Летели над океаном, когда вызвал Мерис. Я приготовился к очередному приступу начальственной заботы о состоянии моей совести, но генерал только спросил:
        - Ты у меня сейчас где?
        - Скоро буду, - координат я не назвал, надо будет, сам посмотрит.
        - Фантастично, - удовлетворился вдруг Мерис. - Давай в темпе, тебя тут человек один хочет сильно. И у меня к тебе вопрос есть.
        - Работаем.
        Я отключился. Судя по интонациям генерала, случилось что-то новенькое.
        - Рос, пожар, - бросил я, хотя кривая скорости и так уходила в «красную зону».
        Что же там, у Мериса, стряслось, и где Дьюп?
        «Человеком» оказался медик. Остепенённый, с очками-микроскопами на лобешнике, он был похож на селёдку в халате. Судя по сухой насупленной морде лица - профессор или вроде того. (Знаков отличия медики не носили).
        В кабинете Мериса медик уже разложил своё вампирское оборудование.
        Я видел, что мужик крови моей хочет, но спросил из вредности:
        - Чем могу?
        Медик выдержал мой ехидный взгляд и подыграл, широким жестом указав на гостившее в кабинете генерала медицинское кресло.
        - Пытать будете? - спросил я весело. - А зачем?
        - А вот решите логическую задачку, - медик легко взял мою интонацию и начал её развивать. - Дано: три корабля, участвовавшие в событиях в районе некой Плайты - «Каменный ворон», «Кора» и «Абигайль». «Каменный ворон» людей на Плайту не высаживает, оттого на нём, якобы, никто и не заболевает. Допустим. Но на «Коре» заболевает 100 процентов экипажа, а на «Абигайль» всего 68 процентов. Мало того, некоторые пилоты «Абигайль», непосредственно контактировавшие с заразой, удивительно долго сопротивляются заражению. Первые признаки болезни проявляются у них только спустя 28 дней после контакта, когда половины экипажа «Коры» уже нет в живых. Мало того, некий Вальтер Дерен, будучи в контакте с инфицированными - вообще не заболевает. Знаете, что послужило последней каплей, спровоцировавшей-таки мой визит к вам?
        - Каплей? - переспросил я. - Спирт, черет?
        - Да ну вас, - усмехнулся медик. - Допросы я начал практиковать. - По бумагам пилотов «Каменного ворона» на Плайте не было, а начал допрашивать - выяснилось, что и они рядом крутились. Некие Неджел и Тусекс?
        - И? - насторожился я.
        - И - ничего! - экспрессивно всплеснул руками медик.
        - Так там ещё и алайцы были, - сказал я. - И тоже, вроде, ничего. Они давно там ошиваются.
        - Да, допрос - дело хорошее, - медик пометил что-то в блокноте, надвинул на глаза окуляры и посмотрел на добытую из меня кровь.
        - Ну и что? - спросил я. - Плавает кто-нибудь?
        Медик приподнял очки и покосился на меня:
        - Кто бы тут ни плавал - теперь доплавался.
        - Надеюсь, меня не в карантин?
        - Да что вы! - медик показал ровные, недавно выращенные зубы. - Вы у нас некий оплот инфекционной невосприимчивости, как я понял. Да ещё и… гм… довольно заразный оплот.
        - Так точно, - я потёр исколотую руку. - Со всеми вышеперечисленными, а так же с некоторой частью личного состава «Абигайль», буквально ел из одной миски. В чём не раскаиваюсь.
        - И с алайцами? - поинтересовался медик.
        - Ну… - я вспомнил Бризо. - В каком-то смысле и с ними. Я не брезгливый.
        Медик упаковал кровь в контейнер. Смерил меня оценивающим взглядом:
        - Вы уж тут жизнью без нужды не рискуйте… до результатов анализов. Я с вами лично свяжусь.
        - Да спасибо, приходите ещё, только банку с собой берите побольше.
        И зачем я так пошутил, дурак?
        Мерис едва дождался, пока медика сдует.
        - Тебе Колин совсем ничего не говорил? - он уставился на меня и стал сверлить глазами.
        - Ну, могу дословно, - я пожал плечами. - Сказал, присмотрись там…
        - Я не об этом, - резко перебил Мерис. - Что он сам планировал делать, говорил?
        - Нет, вообще ничего.
        - Вот же дрянь земная! - Мерис был сразу и зол и расстроен.
        - А что случилось-то?
        - Комкрыла полчаса назад отписался, что этот твой психованный Дьюп или сел на Плайту, или вроде того. По крайней мере, он на орбите на малой шлюпке с кучей зондов болтается и чем-то занят. Как будто не знает, чем это грозит! Рассказывай, что за документы ты ему отдал! - Мерис завёлся нешуточно, и я сразу сдался.
        - Я не читал.
        - Ещё веселее. Сдохнет же, зараза! Сдохнет! - генерал выругался и открыл бар. Спросил сквозь зубы:
        - Налить тебе?
        - Я и так уже налит сегодня до горла.
        Сел. До меня начало доходить.
        - Нехорошо это всё, Виллим, - я старался хоть как-то успокоить его, хотя бы своими интонациями, собственным внутренним равновесием.
        - Нехорошо, - Мерис нацедил из высокой бутылки какую-то маслянистую дрянь, и засыпал жидкость кубиками льда. Эстетика процесса его не интересовала. - Ты с ним тоже ел «из одной миски»?
        - Очень давно. Боюсь, что сейчас это уже не считается. Хотя… мы были тогда все довольно близко на Кьясне.
        - У него же тоже это «сияние»?
        - Думаешь, пронесёт?
        - Да хрен его знает!!!
        Я смотрел на Мериса и понимал теперь, что он не меньше меня привязан к Колину. И сейчас ему здорово не по себе от неподконтрольности происходящего.
        Похоже, эта общая привязанность и была единственным мостиком между нами. Генерал и меня терпел только из-за Дьюпа. С ним-то самим мы редко совпадали во взглядах.
        И ещё я понял, что теперь отличил бы, по-настоящему психует Мерис или комедию ломает, а вот тогда, когда он «сдал» мнимого лендслера террористам - отличить не смог.
        А ведь это было так просто: и лицо сейчас у Мериса совершенно другое, и капельки пота у границы волос на висках, и в глазах такое, что не сыграешь.
        Весь экипаж «Коры» и больше половины экипажа «Абигайль»… А остальные - живы? Что же я не спросил-то, дурак? Живой остался хоть кто-то?
        Значит, эрцог знал, что алайцы невосприимчивы! Эрцог много чего знал. А рассказал то, что посчитал нужным. Политика, чтоб её дакхи съело! Опять эта проклятая политика!
        Но мне нельзя было сейчас заводиться. И я погасил злость, вводя себя в насильственное расслабление полутранса, как учили эйниты.
        Заставил обмякнуть напряжённые мышцы, заставил себя пожалеть обидчиков и поблагодарить за полученные от них уроки.
        «Ами танати, дая тэ ла эоли…»
        «Мать изначального, защити меня от моего гнева…»
        И мне стало легче. Сознание, правда, затуманилось немного, потому что течение времени внутри меня стало иным, чем снаружи. Но думать в таком состоянии даже удобно. В нём вообще удобно. Только я ещё не умел удерживать себя в нём достаточно долго.
        История пятнадцатая. Кто чего боится (окончание)
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА. РЕЗИДЕНЦИЯ СПЕЦОНА
        - Что там было-то с «Корой» и «Абигайль»? - спросил я, подождав, пока Мерис вытряхнет в себя содержимое стакана и нальёт ещё.
        - Ты не в курсе, что ли?
        - А откуда? Хоть в общих чертах скажи, с чем дело имеем?
        Мерис задумался. Полез в сейф, начал копаться там ещё раздражённо, но, кажется, успокаиваясь. Он тоже верил, что я что-нибудь придумаю. Сказал же медик, что я не восприимчив к инфекции. Может, и Дьюп тоже?
        Мерис пробежал глазами несколько пластиковых распечаток, посмотрел на меня, вздохнул. Ему не хотелось тратить время на объяснения, но показать мне что-нибудь лишнее он не хотел ещё больше.
        - Хаттскую войну изучал? - спросил он, закрывая сейф.
        Я кивнул.
        - Вирусную часть помнишь?
        Я прикрыл глаза. Память была ясная и чистая, как файл из учебника.
        - «Первыми биологическое оружие применили хатты. Снаряды, начинённые вирусами, легко преодолевали сопротивление магнитных и домагнитных полей имперских крейсеров. Скорость снарядов была мизерной, они имели хаотическую траекторию движения, и потому не распознавались системами защиты. Снаряды приклеивались к корабельной броне и выделяли химические реагенты, разъедающие хемоплатики внешней брони», - процитировал я. - Ещё вспоминать?
        Мерис хмыкнул и покачал головой:
        - Поди, и броню устойчивую к химреагентам помнишь?
        Я пожал плечами.
        - А чего её помнить? Далтит. Условно живая масса, которая сжирает всё неживое, не защищённое той же домагниткой. Я же на Севере служил на крейсере из далтита, там такие старички ещё на ходу. Жвачку к стене прилепишь - сожрёт.
        - Во-от, - удовлетворённо протянул Мерис. - А откуда у нас появились разработки типа далтита?
        - А я что, хатт, чтобы знать? Этому в Академии не учат.
        - Ох, и хитрый ты, - рассмеялся генерал Мерис. - Типа, и в коридорах ничего не слышал?
        Я вздохнул.
        - Сначала помрёшь ты, а потом уже особист в тебе сдохнет. Зачем тебе компромат на тех, с кем я служил на Севере десять лет назад? Да и не скажу я ничего. Колись сам.
        Мерис повздыхал наигранно.
        - Ты же должен понимать, что разработки велись с двух сторон. Хатты просто успели применить это оружие раньше нас. Но тогда и у нас командование удила закусило. В Империи в это время велись волновые разработки, а на Экзотике…
        Он замолчал, глянул на меня прицельно и выдал:
        - На экзотике, чтобы выкурить хаттов из нор, создали… борусы.
        Слово это Мерис выдавил нехотя, но я уже слышал его от Дьюпа и удивления изображать не стал.
        Мерис вздохнул. Он понял, что знаю я больше, чем ему доложили.
        - Борусы, - продолжал он уже более раскованно, ­ - это гибриды вирусов и бактерий. Сначала это был некий вирус, в структуру которого ввели нанобактерии. На том этапе дело казалось простым и забавным. Вирусы были нужны, чтобы инфицировать живые клетки хаттов, а нанобактерии, встроенные в механизм размножения вирусов, вызывали окисление механических частей того самого «живого железа» из которого наполовину состояли хаты. Однако учёные редко останавливаются на чём-то, а в крови человека тоже есть железо. После войны разработки продолжались. Новые штаммы борусов выявили тенденцию к самоорганизации. Теперь генетически изменённые вирусы вступали в определённый диалог с иммунитетом жертвы. Сначала - при близком контакте, позже - и при контакте на расстоянии. Вирус как бы информационно готовил живой организм к последующему заражению. Когда это выяснили, лаборатории законсервировали. Потому что на том этапе полностью обезвредить вирус не удалось. Болезнь необратима. Мы успели выяснить, что первым делом борусы разрушают в организме жертвы информационно-химические связи, затем кровь и саму способность
организма к кроветворению. Мало того, даже бесконтактно они серьезно поражают иммунитет тех, кто с ними работает. Никакие защитные средства не помогают. Играет роль только сопротивляемость организма. Потому ты и заинтересовал нашего медика. И последнее… - Мерис помедлил. - Борусы достаточно активно мутируют. Если они вырвались на волю, через год могут измениться так, что человечеству придёт очередная хана.
        Экскурс в историю вопроса почти совсем успокоил генерала. Он налил себе ещё из той же бутылки и отхлебнул.
        - А с «Корой»… - Мерис подумал секунду, допил одним глотком спиртное и захрустел льдинками. - Экипажа «Коры» не существует, Агжей. Можно ли эксплуатировать сам корабль - непонятно. Часть экипажа «Абигайль» вроде бы не заразилась. Из заразившихся - в живых на этот момент человек сорок, все - в крайне тяжелом состоянии. В изоляции. Теперь андроидов для ухода за больными у нас достаточно, но поначалу и медики нахватались этой дряни. Выживет ли кто-то - неизвестно. И неизвестно, сколько у нас «контактных» больных. Заражение проявляется не сразу.
        - Андроидов? А они не переносят, ну… - я затруднился с формулировкой, но Мерис понял.
        - А Хэд их знает.
        - Учёных надо просто перестрелять всех, - подвёл я итог, наливая себе воды и насыпая в стакан лёд. - Тогда и война кончится.
        - А что за очередной идиотский приказ о перемещении военных? - Мерис спросил тихо, без нерва, и не сумел выбить меня из полутранса.
        - Какой приказ?
        - Здрасьте вам, твой приказ.
        - А-а, - протянул я, выплывая, наконец, из водоворота времени, крутившегося перед моими глазами. - Ты проверь, пожалуйста. Колин просил присмотреться, я и подумал что… В общем, он сказал, что у мятежников на Роде должны быть некие «неадекватные реакции». Не знаю, с чего он это взял, но Колин словами не разбрасывается. И я предположил, в каких условиях такое было бы заметно. Если я прав - тебе предстоит выяснить, что за люди бродят вокруг наших учёных в нашей же форме. Я не знаю в чём там фишка с этими «бродягами». Психотехников позови, тесты какие-нибудь?..
        - Понял. А ты?
        Генерал не приказывал, он спрашивал. За этот час мы стали друг другу гораздо ближе, чем за все годы войны в Ледяном поясе Абэсверта.
        - Я посплю часа два и полечу, посмотрю, чем занят Колин. Если он меня пошлёт, значит, всё в порядке, я тебе так и «отзвонюсь», что меня послали. Если нет - что-нибудь придумаю по ходу.
        Я встал.
        Мерис посмотрел на меня снизу вверх, хотя умел и сидя смотреть сверху вниз, отставил стакан, поднялся. Я нерешительно шагнул вперед, он улыбнулся и сжал мои плечи. Руки у него были железные, а глаза…
        Они, наверное, ровесники с Колином, подумал я.
        Да, Мерис не изменился так, как Дьюп, процедура реомоложения подействовала на него иначе, но тоже подействовала. И ему тоже, наверное, иногда несладко теперь с самим собой.
        САА - ОТКРЫТЫЙ КОСМОС
        Проспал я немного больше, чем обещал. Когда выполз на улицу, была уже глубокая ночь.
        Мериса будить не стал.
        План действий рисовался смутно.
        Вызывать Дьюпа нельзя, не та тема, чтобы орать на полгалактики. Только лететь.
        Полететь одному? Без пары трудно, вдруг придётся стрелять?
        Росом я рисковать не решился, но Дерен уже был в контакте и не заболел. Значит, пусть будет Дерен…
        Джоба я тоже отправил к Келли, несмотря на его угрюмое ворчание. Он, правда, всучил мне один из своих ножей. При этом таращился, как сова. Знал, что я не ношу подаренный грантский, забываю. Ходячая укоризна, эпитэ ма хэтэ.
        Нож я взял, Джоба выпихал из шлюпки, куда тот залез, вопреки моим указаниям, а Дерена спросил так весело, насколько смог:
        - Ты где больше любишь сидеть - справа или слева?
        - Вы лучше стреляете, - ответил он серьёзно и без колебаний.
        Я усмехнулся, сел за второй пульт. Я бы и сам туда сел. Летал Дерен однозначно лучше, чем я. Стрелял? Ну, не знаю. Может, тоже лучше, но стрелять пока и не требовалось.
        Шлюпка завибрировала, разогреваясь.
        Рос сделал рукой неприличный жест, якобы на счастье. Ну, и потому что вылезти и поддать ему я уже не успевал.
        Мы плавно поднялись метров на сорок, вошли в стартовую спираль: Дерен не баловался, как Рос, не рвал с места. Шлюпка медленно раскручивалась, постепенно набирая нужную скорость, системы жизнеобеспечения отзывались на запросы одна за другой, перемигиваясь на пульте. Этакий классический старт.
        - Капитан, пристегнитесь, - предупредил Дерен. - Через десять минут будем в режиме декомпенсации веса.
        - Навеличивать меня кончай? - сказал я, пристёгиваясь так же лениво, как он стартовал. - Агжей меня зовут. Наедине можешь звать так.
        - Куда летим, Агжей? - улыбнулся Дерен.
        Ему было весело отчего-то.
        Хэд! Так он же думал, наверное, что я - Гордон!
        Я нервно рассмеялся. Сам порой забывал на доли секунды кто я теперь: Агжей, Бак, Гордон?
        У меня ничего нет в этом мире кроме горстки друзей, и эти связи пока удерживают меня и моё имя здесь.
        Но небытие, которое я всё больше учусь ощущать - несоизмеримо больше. Мир, очерченный человеческой психикой, так невозможно мал, что, прикасаясь к его границам, можно уже только от этого прикосновения утратить осознание себя, как чего-то отдельного.
        Чего же мы так боимся смерти, раз это всего лишь утрата отдалённости от прочего мира - вот вопрос?
        Чем дольше я думал об этом, тем меньше боялся небытия. Если меня не будет здесь и сейчас - такая ли это трагедия? Ведь меня не выковыряешь уже из каждого, к кому я прикасался, из воздуха, из звёзд, что на меня смотрели.
        Я есть. И в этом плане у физической жизни - совсем небольшая ценность.
        Я уже не уйду из тех, кто меня любит, и потому терять мне просто нечего. Другое дело, стоит ли тащить за собой в небытие Дерена?
        - Вальтер? - окликнул я пилота.
        Тот сосредоточенно просчитывал ближайшую зону Метью, порождаемую моментом вращения Аннхелла вокруг его солнца, и не сразу повернул голову.
        - Ты смерти боишься?
        Нашёл, когда спрашивать.
        Дерен заморгал, переключаясь с математики на философию.
        - А что? - спросил он. - Всё так плохо?
        - Ну, хорошего, честно говоря, мало. Мы летим к Плайте и чего там нахватаемся - одни Беспамятные знают.
        - Я же там был уже. Может, повезёт?
        - Значит, не задумывался?
        - Почему не задумывался? Задумывался. Только…
        Он замолчал и долго-долго глядел, как мелькают цифры на дисплее навигатора. Казалось, уже ничего не скажет, но сказал.
        - Я, наверное, не умею бояться по-настоящему, капитан. Это от меня далеко. Я смеюсь потом над тем, что казалось мне страшным. Может, не чувствовал ещё настоящего страха.
        - Эх ты, - усмехнулся я. - Классификатор. Руками давай, работай. Выходим не у Плайты, а у астероида Z-16. Осмотреться надо. Если что, считай, чтобы из прокола в прокол.
        - Есть, капитан. А вам… тебе часто бывает страшно?
        - Теперь уже нет. Теперь чаще бывает стыдно.
        Я вспомнил, как вот в такой же малой шлюпке сидели когда-то мы с Вланой. Как я подшучивал над ней, думая, что она - мальчик.
        Я был тогда словно во тьме собственной гордости и невежества. Хотя… Почему - был? Из этой тьмы не выйти.
        Преодолеть гордость можно, но как преодолеть невежество? Чем больше ты узнаёшь - тем больше освещаешь непроявленного во тьме.
        НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД. КЬЯСНА. ПОСЕЛЕНИЕ ЭЙНИТОВ
        Грудки у девочки оказались маленькие и острые, сама она была нескладная, тощая, длинная. Зверёныш, лосенок, очаровательный в дикости и нескладности, но не в плане того, что мне предложили с ней сотворить.
        - Иной судьбы у неё нет, - сказала Айяна, вызвав меня на свою половину, где я оглядывался с любопытством и поначалу пропускал часть её слов мимо ушей. - Это должен сделать кто-то со стороны. И лучше - совсем без желания девушки, так, чтобы надежды у неё не осталось.
        - Надежды на что? - спросил я рассеянно. Моё внимание занимало лабораторное оборудование, к которому руки так и тянулись.
        - Надежды на совместное будущее. Можешь попробовать уговорить её, но лучше бы и не спрашивать.
        - Я что, изнасиловать её должен, что ли? - дошло до меня наконец.
        Айяна промолчала.
        Я перестал оглядываться и уставился на неё, прикусив губу, чтобы не брякнуть что-нибудь нецензурное.
        Она же всё знает! Как она может говорить об этом со мной? Не думает же она, что я способен предать Влану, лежащую сейчас в реанимационной капсуле?
        - У девочки нет иной судьбы, - повторила Айяна, и я сначала не понял, о ком она: о Вланке или о той, другой? Имя девочки-лосёнка вылетело у меня из головы напрочь. - Время уходит. Если ты это не сделаешь - она умрёт. Цепь её жизни разомкнута, понимаешь? Смерть её будет страшной… - проводящая отвернулась, не желая отвечать на незаданные мной вопросы.
        Пришлось спросить вслух.
        - Но я-то почему?
        Айяна обхватила плечи узкими ладонями и смотрела в окно. Потом произнесла чуть слышно:
        - А кто же из живущих при храме?..
        Я был уже хорошо знаком с местными нравами. Никто из юнцов, обучающихся дыханию эйи, действительно просто не был способен на обман глупого беззащитного существа. Доверчивого и смешного.
        - А в городе?
        Айяна покачала головой. Блеснуло хитрое серебряное украшение в волосах, похожее на заколку, но скрывающее, как я подозревал, небольшой стилет.
        - Чужой не посмеет обидеть девушку, принадлежащую Матери. Разве только она сама попросит его? Но она не знает, и знать ей об этом нельзя. Ты - её единственный, почти невозможный шанс. Твоё положение здесь выбивается изо всех рамок. Ты чужак. Но мы приняли тебя.
        - В расчёте на такую вот плату? - разозлился я. - Только не говори, что ты не знала об этом заранее!
        - Я знала, - согласилась Айяна. - Но я не держу ежеминутно в голове судьбы всех наших воспитанников. Вчера я шла через сад и увидела, как девочка на тебя смотрит. И мне открылось. Да, я всегда знала, что будет с нею, но вчера я увидела в переплетениях судеб маленький шанс для неё. Ты хочешь узнать, что с ней случится, если ты не сделаешь того, о чём я прошу?
        Я передёрнул плечами, но уже чувствовал, как сознание заволакивает туманом.
        Айяна знала, что я не садист и не последняя тварь, которая…
        И вот теперь я просто не понимал, смогу ли я. Слава богам, девочка действительно оказалась не против.
        Я привлекал её чем-то, ей и мне неведомым. Или был слишком чужим, чтобы её кровь не стремилась смешаться с моей.
        Синдром чужака, проходимца или завоевателя. Синдром обновления крови. Она боялась, но хотела меня.
        В полутьме сухого песчаного грота я плохо видел её лицо. Я вообще плохо её видел.
        - Эх ты, лосёнок, - я взял девушку за голые, шелковые плечи.
        О том, чтобы всё получилось, Айяна позаботилась сама, и я не ощущал уже своих рук. То, что она мне дала выпить, почти полностью отключило сознание. А сознание было мне всё же необходимо.
        Я никогда раньше не имел дела с такими юными, и, наверное, сделал ей больно. Впрочем, я, так или иначе, сделал ей больно.
        Это была моя последняя ночь на Къясне.
        Конечно, я ещё вернусь, чтобы навестить дочку, но Айяна обещала отослать девушку-лосенка в другой храм.
        Я не увижу её больше. И она меня. Только один раз. Для неё. И для меня.
        САА - ОТКРЫТЫЙ КОСМОС
        - Капитан, личный запрос, - вернул меня в реальность Дерен.
        Я что, совсем охренел уже - так задумался, что не вижу ничего и не слышу? И Дерен хорош: какой может быть «личный» запрос через пульт шлюпки? «Личный» - это запрос через браслет…
        - Вызывает 127145 «Корона», спрашивают капитана Гордона.
        Хэд! Вот теперь я очнулся окончательно.
        Ткнулся глазами в пульт. Точно «Корона»! Флагманский корабль Душки генериса. Эгрэо тэ да хэбэ! Марэ но прэтэ!
        Дерен был совершенно не в курсе нашей взаимной любви, и он отозвался!
        Стандартный запрос - стандартный отзыв. И фон Айвин знает теперь, что я - вот он, болтаюсь в открытом космосе почти что в скорлупе айма.
        Хэд! Я-то как мог вот так «уснуть»!
        - Капитан, что-то не так? - встревожено спросил Дерен. Он почувствовал мою злость.
        Я загнал эмоции туда, где их собачье место, и сказал спокойно.
        - Отвечай, Вальтер. - Всё, что не смерть, то уже судьба.
        История шестнадцатая. «Судьба - дело подневольное»
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        Энрихе Лоо, иннеркрайт, глава военного инженерата, предстал пред «царственные очи» эрцога Локьё сразу по прибытии, ровно за четыре часа до медицинской операции, к которой готовили главу дома Сапфира.
        Локье принял побочного сына без церемоний, прямо в медицинском боксе. Несмотря на протесты проводившего подготовительные процедуры его младшего личного врача Элиера.
        Врач жаловаться не побежал, но демонстрировал неудовольствие, напустив в бокс ядовитого медицинского запаха и включив систему контроля за состоянием пациента, которая то и дело тревожно мигала и взвизгивала.
        Локьё лежал в капсуле, «обколотый» датчиками и опутанный проводами, но поза его была такой вольготной, словно возлежал он на любимом диванчике в корабельной оранжерее. Только бледность и выдавала его вынужденное положение.
        Энрихе не ожидал увидеть отца таким. Эрцог Локьё всегда был демонстративно бодрым, подтянутым, а иногда так и просто неутомимым.
        Иннеркрайт оказался скован непривычным, непротокольным визитом и слишком маленьким помещением, не дающим собеседникам держать необходимую дистанцию.
        Он нервничал, но не показывал вида.
        Это не являлось фигурой речи. Молодого инженера можно было смело пеленать в «простыню» биодетектора, и прибор не зарегистрировал бы какого-то особенного напряжения. Внебрачный сын эрцога был вымуштрован самым категорическим образом. Он умел подавлять свои реакции настолько, насколько это вообще способен творить с собой человек.
        - Господин Лоо прибыл и выражает своё почтение отцу, - доложил сопровождающий, которого выделили Энрихо на «Леденящем», чтобы спрямить его путь к отцу, и удалился с поклоном.
        Так вышло, что Энрихе, хоть и приходился Локьё побочным сыном, носил фамилию своего приемного отца.
        Побочные дети высшей знати, обычно, добавляли родовое «ло» к первым буквам фамилии матери, иногда переставляя слоги для благозвучности или выхватывая что-нибудь из середины. Но фамилия матери Энрихе была Ольгерет, а отца Лоо. И вышло, в конце концов, просто Лоо.
        Эрцог разрешил, он не страдал излишней щепетильностью. Однако на этом, как полагал Энрихе, вся благосклонность кровного родителя и закончилась.
        Локьё оказался черствым, придирчивым и даже жестоким отцом. И были моменты, когда иннеркрайт жалел о том, что согласился пройти процедуру признания генетического родства с домом Сапфира.
        Были и плюсы. Должность иннеркрайта досталась Энрихе вместе с вхождением в Дом камня, хотя он не без оснований полагал, что чуть позже сумел бы возглавить инженерат сам. Когда его вызвали в столицу Дома Сапфира в момент «истинного совершеннолетия», которое наступало в Содружестве в 42 года, он уже был подающим надежды военным инженером и занимал пост не такой высокий, но очень достойный.
        Он мог отказаться от приглашения прибыть на церемонию вхождения в Дом Сапфира. Мог послать новоявленного папашу к белым Ако. Но… не послал.
        Мать не скрывала от Энрихе, кто его отец. Он всегда хотел увидеть отца-эрцога не на голо, а по-настоящему. И всегда мечтал быть достойным его.
        Мог ли предположить провинциальный юноша, что столица - не более чем аквариум с пираньями, окружение эрцога - сборище сановных идиотов, а сам отец уже слишком стар, чтобы вообще хоть чего-то хотеть?
        Но бешеные дети Зимы понесли Энрихе в столицу, заставили терпеть два года светской муштры и унижений, пока его не сочли готовым быть представленным генетическому отцу.
        Два года пыток этикетом, понятиями о том, что подобает и не подобает побочному сыну эрцога.
        Пыток жестоких, унизительных для самости, когда тебе каждый день смеются в лицо, обсуждают каждый твой жест и поворот головы, каждую попытку судить о чем-то самостоятельно.
        Но Энрихе выдержал. Он стал замкнут и сдержан, спрятал всё истинное в себе под маской учтивого безразличия: «Что будет желательно господам? Им угодно получить по физиономиям? Не затруднит ли их подождать, пока я сниму перчатки?..»
        В награду Энрихе получил инженерат, полное отчуждение бывших друзей, презрение родовой аристократии и встречу с отцом, где выяснилось, что испытания только начинаются…
        - Ты должен твёрдо решить, Рико, настоящие ли те желания, что порождает твое ленивое я? Захочешь ли ты того же, если нужно будет пройти через физическую или нравственную боль?
        Эрцог Локьё кивнул подошедшему распорядителю.
        Распорядитель командовал двумя техниками, тащившими небольшой, в метр длиной, но, видимо тяжелый, зачехлённый прибор.
        - Я знаю, что ты сегодня не завтракал и не обедал, - продолжал эрцог. - Скажи, ты испытываешь голод?
        Энрихе, которого отец на опостылевший столичный манер называл Рико, растерянно озирался.
        Поскольку делал он это с прямой спиной и презрением на лице, растерянные слуги подносили ему то влажное полотенце, то запрещённую прямо с утра воду или пирожные.
        Есть ему не дали как всегда без объяснений, и он был не просто голоден, а ещё и раздражён очередным идиотским запретом.
        Но что есть голод в свете здешнего витийства и игры со словами? Как отвечать-то, чтобы опять не попасть впросак?
        В животе заурчало. Энрихе сдался на милость голодного свербения и энергично кивнул.
        - Ты полагаешь, что твоё ощущение - это и есть голод? - уточнил эрцог и усмехнулся. - Не думаю, что ты честен с собой. Голод ли это? Или привычка избалованного человека? Здоровый парень, вроде тебя, легко может провести без еды сутки-другие. Мало того, без еды и без особого дискомфорта. Ты должен сам себе это объяснить.
        Отец ещё раз кивнул распорядителю. Тот расчехлил стоящее на столе устройство, не ставшее от этой операции более узнаваемым. А ведь Энрихе закончил университет военной инженерии.
        Он подошел к столу, рассмотреть, что же это за штука. Эрцог - тоже.
        Дав сыну визуально ознакомиться со странным приспособлением, больше всего похожим на какой-то хитрый капкан или железную сферу, окружённую трепещущими над ней магнитодами, Локьё протянул ладонь.
        Магнитоды - точечные проводники энергии, похожие на подёнок или крохотных мотыльков, тут же облепили его руку до самого локтя.
        - Смотри, внимательно, - эрцог повернулся к сыну. - Это арктор. Саморегулирующееся устройство. Ты будешь получать ровно столько ощущений, сколько в состоянии вытерпеть. В первый раз я оставлю тебя здесь на один час. Одного. Всё это время ты должен будешь проверять любое возникающее у тебя желание. В основном, это будут голод и злость, как я понимаю. Ощутив голод, раздражение моими требованиями, желание не делать того, что тебе приказано и так далее… То есть ощутив ЛЮБОЕ желание, ты должен протянуть к арктору руку, разрешая ему проверить и ретранслировать силу нервного импульса.
        Эрцог встряхнул предплечьем, и мотыльки, словно насытившись, слетели с его руки и снова обсели прибор.
        - Попробуй, ты же голоден, это так?
        Энрихе кивнул.
        Он нерешительно погладил блестящий пластиковый бок машины - она не отреагировала. Голод уже прошёл.
        «Ну что опять за чушь!»
        Он резко взмахнул рукой, и стайка магнитных проводников устремилась к нему, облепляя руку до самого плеча.
        Боль, которая прошила его от мозга до ступней, к руке не имела никакого отношения. Потому, что, когда Энрихе отдернул руку и стряхнул «мотыльков», ничего не изменилось. Боль не прошла. И чем больше усиливалось его раздражение, тем сильнее она жгла его изнутри.
        Он попытался прогнать злость. Начал делать упражнение на релаксацию. Вроде бы успокоился, но ещё с минуту или две испытывал жжение и холод во всём теле.
        Его трясло, зубы стучали, и он не мог ничего сказать.
        - Вот так арктор и действует, - спокойно констатировал эрцог, наблюдая за побочным сыном. И непонятно было - сам он только что «прикасался к боли» или был настолько равнодушен, что «мотыльки» не сработали? - Голод… Ты ещё чувствуешь его, Рико?
        Энрихе помотал головой: ничего, кроме боли и холода он сейчас действительно не ощущал.
        - А что ты чувствуешь? - эрцог уставился на него с равнодушием патологоанатома. - Недовольство, что я приказываю тебе вот так проводить время?
        Энрихе снова энергично помотал головой, но на этот раз соврал, и обрадованные «мотыльки» устремились к нему, словно намагниченные его желаниями.
        - Ну, и это чувство сейчас придёт, - скривил губы эрцог.
        Энрихе его не слышал - в ушах звенело от боли, и Локьё взмахом руки выключил прибор. И даже подождал, пока побочный сын снова начнёт дышать.
        - Ты знаешь, ЧТО ты должен делать с желаниями и чувствами, - объявил он, как ни в чём не бывало. - Помни: за тобой наблюдают не только приборы, но и люди. Если ты что-то простишь сам себе - то ни арктор, ни его разработчики жалости не знают. Чувства или контролируются тобой, или подчиняют тебя, окуная в лёд. Работай. Если испытание будет удачным, мы вместе разберём с тобой вечером запись твоих действий. На первый раз, напоминаю: я оставляю тебя здесь на час. Надеюсь, ты уже достаточно взрослый мальчик.
        Энрихе смотрел на закрывшуюся дверь, и в душе его поднималась незнакомая темная волна - смесь ярости, страха и безысходности.
        Маленькие механические твари роились вокруг него. И даже если ему удастся их обмануть, за ним наблюдают ещё и живые… твари.
        Иннеркрайт вспомнил про испытание арктором, но в нём уже ничего не дрогнуло.
        Самовоспитание - штука так или иначе полезная, даже если методов ты не принимаешь.
        Да он и не жалел уже о принятом решении погрузиться в пучину аристократического бреда. В доме отца Энрихе получил доступ к тому, что никогда не смог бы изучать, будучи «никем»: к паутине и занятиям с мастером, открывшим ему Вселенную.
        Все остальное - было только платой, только инициацией, которую следовало перетерпеть. И то, что он узнавал теперь, стоило всех принесенных им жертв.
        Он моргнул. Память выкинула его из реальности.
        В боксе, где лежал отец, всё так же навязчиво пахло медикаментами. Так же моргали глазк и приборов.
        Отсутствие даже намёка на роскошь поражало Энрихе в личных помещениях эрцога на «Леденящем». Он видел наземные апартаменты дома Сапфира - они были более, чем роскошны.
        А вот корабль и медицинский бокс показались ему типовыми, скудно обставленными, лишенными каких-либо личных удобств.
        Энрихе, склонив голову в вежливом поклоне, передал отцу личные письма на настоящей бумаге.
        Письма ему навязали родственники, решив воспользоваться неожиданной оказией.
        Эрцог письма читать не стал. Он лежал и разглядывал внебрачного сына. Одного из многих - не самого избалованного и не самого успешного, но чем-то похожего на него самого в юности.
        Иннеркрайт был высок, широкоплеч. Фамильное сходство проступало в нём всё сильнее - прямой нос, выступающие скулы, холодноватый, отрешенный взгляд широко расставленных серых глаз.
        Был он чем-то похож и на капитана «Ворона», тот разве что зеленоглазый, и уголки губ всё время приподнимаются в нахальной улыбке.
        Локье кивнул сыну, размышляя про себя, отчего он опять вспомнил имперского капитана? Чем тот его зацепил? Чем он лучше Рико, поведение которого безупречно? Который глядит эрцогу в рот, а не глазеет по сторонам и улыбается, словно накурившийся ики.
        Где он, кстати, сейчас, этот хаго?
        Эрцог с удивлением понял, что думает о капитане «Ворона» с непривычным теплом.
        - Рико, - изголовье капсулы поднялось, повинуясь мысленному приказу Локьё, и он принял полусидячее положение. - Подойди ближе, отбросим протокол.
        Эрцога раздражали сейчас упорно соблюдаемые сыном положенные два метра. Он хотел, чтобы и этот наклонился к нему, и, может быть, даже коснулся плеча.
        - Сядь рядом.
        Энрихе подчинился, куда бы он делся.
        «Такой же, в общем-то, щенок, - размышлял эрцог. - Немного постарше, но, учитывая провинциальное воспитание одного и военную карьеру другого - двадцать лет - разве это разница?»
        - У меня будет для тебя два поручения, Рико, - Локьё вздохнул, мучительно перебирая слова в поисках нужных. - Официально - командование эскадрой принял на себя регент дома Аметиста, неугомонный Бгоро Тауэнгибер. Но я опасаюсь, что и за сутки-двое моего послеоперационного покоя его командование может иметь необратимые последствия для наших отношений с Империей. Я знаю, ты делаешь успехи в построении интуитивных моделей. Между Бгоро и реальностью нужен определённый буфер, который сдержит последствия его нервности, - Эрцог перевёл дыхание. Один из медицинских датчиков тревожно замигал. Скверно. Нужно успеть договорить. - Рико, мне не нужно ухудшение отношений с имперцами. Бгоро задумал некий блицкриг, но кто-то должен проследить, как и куда будет расти мыслимое им «древо». И вовремя прекратить его рост, если потребуется. Быстрая победа - это прекрасно, но баланса с силами Империи мы добивались несколько лет, и, в случае нереальности задуманного регентом, откат будет сокрушительным. Ты должен найти сегодня время и для медитации, и для того чтобы сориентироваться в фактически происходящих событиях.
Помни - это опасно. Сегодняшнее равновесие стоило жизни старому эрцогу дома Аметиста. Не допускай перенапряжения, действуя психически. Всё, возможное для решения в реале, нужно решать в реале.
        Эрцог, отдыхая, откинулся на подушки, и Энрихе протянул ему тонизирующий напиток, плававший у изголовья.
        - Нет, просто воды, - эрцог принял бокал, сделал глоток, помолчал. - И второе. Плайта. Планета обречена. Она должна быть уничтожена, что бы там не думали прочие. Если этого не сделать - гибель цивилизации окажется всего лишь делом времени.
        Локьё жестом попросил добавить в воду льда.
        На пульте загорелась иконка автоматического медвызова, видимо, сработала аппаратура, но эрцог отмахнулся от прибежавшего врача.
        - Я оставляю за тобой право действовать по ситуации, Рико. Я надеюсь на тебя. Доверяй чутью. Не бойся имперцев, среди них есть вполне адекватные люди. Если тебе понадобится говорить с кем-то из них - выбирай людей государственного инспектора и лендслера.
        Вошло сразу три врача под предводительством главного доктора.
        Челюсти Домато были сжаты в раздражении и напомнили Энрихе жвалы ташсгов, малосимпатичных богомолоподобных тварей, с которыми ему пришлось не так давно иметь дело. Его достаточно покидало по галактике за последние пять лет. Хватило бы и на десятерых.
        Энрихе поднялся, вежливо наклонил голову. Холодный, протокольный поклон.
        Эрцог покачал головой.
        - Посмотри на меня, Рико.
        Глаза их встретились.
        - Присмотрись к имперскому импл-капитану. Да, он слишком молод и всё время хамит… - эрцог закашлялся, и Домато отослал Энрихе раздражённым жестом.
        Иннеркрайт так и не успел уточнить, кого именно имперского капитана имеет в виду отец. Насколько он слышал, должность приставкой «импл» в имперской Армаде просто не существовала.
        СПЕЦИАЛЬНЫЙ КРЕЙСЕР ИМПЕРИИ «КОРОНА»
        Аварийная стыковочная машина со страшным скрежетом потрошила шлюпку. Ещё немного и корпус просто лопнет.
        - Дерен, активируй доспехи, - предупредил я и, спасая шлюпку, нажал «автостыковку», позволяя нашему бортовому компьютеру подчиниться приказам «Короны» и разблокировать аварийный выход. По сути, раскрыть верхнюю часть корпуса, словно тюльпан.
        - Дерен, выпрыгиваем сразу! Держись ближе ко мне! На счёт три!..
        Всё, что я сумел - досчитать до двух и пришлось прыгать.
        Летели мы в полную темноту. Реакция у Дерена оказалась хуже моей, а, может, ему просто повезло меньше.
        Когда вояки с «Короны» полезли изо всех щелей малого стыковочного ангара, им удалось разделить нас: я отлетел к стене, а Дерен оказался около нашей распотрошённой шлюпки, прямо у них под ногами.
        Когда включили освещение, я не сразу увидел своего пилота. А увидел - понял, что Дерен так и не включил защиту. Но он же не мог не успеть!
        Душка знал уже, что меня самого бить бесполезно, продуктивнее издеваться над кем-то из моих людей у меня на глазах, и его бойцы с удовольствием пинали моего пилота, лежащего на армированном титановыми нитями металлопластике.
        Скафандры на нас были самые лёгкие, в шлюпке тяжёлый скафандр не нужен. Но домагнитка может держать достаточно серьёзную силовую нагрузку. Неужели, доспех Дерена вышел из строя?
        Вот же Хэдова Бездна!
        Я попытался пробиться к Дерену. Бесполезно. Меня зажали толпой человек в двадцать в тяжёлых скафандрах, и я потерял своего пилота из виду.
        Бойцы с «Короны» старались буквально задавить меня, больше они пока ничего не могли со мной сделать: активированный доспех так просто не вскроешь.
        Беда в том, что домагнитка почти не реагирует на медленное нарастание давления.
        Сила сопротивления полевой защиты тем больше, чем выше скорость приближающегося объекта.
        А ещё доспех рассчитан на то, что отключать его, возможно, придётся собрату по оружию, если он знает, куда пихать руку и сделает это достаточно медленно.
        Пока в я сознании - руку-то запихать не дам. Но больше я тоже ничего сделать не мог.
        Стрелять смысла не было. Бойцы с «Короны» защищены от светоотражающего не хуже меня. А как поведёт себя одинокий импульсный сигнал внутри такой вот «бронированной черепахи» - сам Хэд не знает.
        Ну что ж… Значит, попробуем деструкцию материи.
        Не к добру меня к эйнитам посылали учиться, ой, не к добру…
        Я мысленно коснулся грудной чакры, перемещая сознание в точку, пока ещё ощущаемую чуть правее средней линии грудины. Я ещё размышлял - ударить, уйти в тень… Или…
        Сознание расширилось, и я ощутил, как мерно выдыхают реакторы «Короны».
        Чё ж Душка тупой-то такой, Хэдова Бездна? Шпионы у него, что ли, совсем хреновые?
        Я ощущал, что дыхание реакторов сливается с моим дыханием, вливается в пульс, начинает стучать в ушах. Я ощущал баланс материи и антиматерии, как втекающий и вытекающий из лёгких воздух. Стоило задержать дыхание и…
        Нет, не надо было командованию отпускать меня в отпуск в рассадник эйнитов. Совсем не надо. А если уж отпустили, стоило ли провоцировать?
        Время внутри меня остановилось. Я ещё размышлял логически, как человек, хотя ярость уже поднималась, затопляя сознание.
        На какое-то мгновение я ощутил, что разум забился, как в испуге бьётся рыбёшка, вытащенная из воды.
        Люди в воде замирают. Они тонут только от страха, что подтверждают всплывающие потом трупы. Тело легче воды, а разум - сильнее ярости.
        Но ярость - стило, рисующее раны на ткани мира…
        Стоп, у меня же здесь Дерен!
        История шестнадцатая. «Судьба - дело подневольное» (окончание)
        СПЕЦИАЛЬНЫЙ КРЕЙСЕР ИМПЕРИИ «КОРОНА»
        В ангаре «Короны» тускло мигала аварийка, и сирена пыталась пробиться сквозь слуховые фильтры моего шлема. Экран, который техники развернули, чтобы я мог пообщаться с Душкой, рябил помехами.
        Хоть я и восстановил контроль над собой, бойцам с «Короны» уже неплохо досталось: пол был усыпан тушками душевно ленивых идиотов.
        Почему ленивых? А тренироваться надо. Из моих десантников ментальный удар разъярённого начальства держали уже двое из трёх.
        А Дерен-то у меня где?
        Я нашёл глазами своего пилота.
        Вёл он себя странно. Лежал. Но не как потерявший сознание или избитый, а как… медитирующий, что ли?
        Тело его обмякло, черты лица были расслаблены так, что лицо узнавалось с трудом.
        Я сообразил, что пилот загнал себя в глубокий транс, как это делают жители некоторых экзотианских миров. Кажется боргелиане и… Что-то вроде тэй… джэ? Или тайде?
        Судя по телам бойцов с «Короны», лежащим довольно далеко от моего пилота, Дерена они бросили раньше, чем получили от меня.
        Подручные Душки решили, наверное, что пилот потерял сознание. Как бы не так. Я-то видел, что начудил этот сын безумного бога Хагге.
        Всё-таки уникальная зараза этот Дерен! Он и в безвыходной ситуации сумел развязать мне руки.
        Для Леса я уже вряд ли что-то мог сделать. Я видел, как Леса подручные Душки сбросили в вентиляционное отверстие работающего двигателя. А куда делся Лекус - вообще понятия не имел. Да и не хотелось особенно.
        Я не люблю разбираться, предал ли кого-то боец или погиб геройски. Лучше априори считать, что геройски. И грязных скафандров не ворошить.
        Ну что ж… На мою тушку у Душки тоже были далеко идущие планы. А теперь - кто не спрятался, я не виноват.
        Пока я озирался, набежала новая толпа десантников, но подойти ко мне они боялись. Махали оружием шагов с семи, орали что-то, бол е зные.
        Боялись ли они меня или зверя во мне? Зверя, который пока ещё только бился в телесную оболочку, ведь рядом был Дерен…
        Но Дерен уходил своим путём. Он догадывался, что выбитого в транс изуродованная мною реальность не тронет. Откуда-то у него имелось такое знание.
        Я подозревал, что он прав. Но всё-таки предпочёл бы, чтобы Дерен был защищён от меня и физически.
        Злость была как море, в котором я стоял по пояс. Она постепенно поднималась и грозила затопить мозг.
        Я снова начал терять контроль, давшийся мне с изрядным трудом. И тянуть время было бессмысленно.
        Всё равно Душка в ангар не спустился, он наблюдал за мной с экрана. Трус. Впрочем, уже и не наблюдал - погорел экранчик.
        Хотя у Душки есть сильная сторона. Он в поисках информации обо мне - все помойки, поди, обшарил. Откуда он узнал о моей привязанности к Лесу? Если от Лекуса, то лучше б ему сегодня и в самом деле геройски погибнуть.
        Душка - умная скотина. Пока нашу шлюпку не захватил швартовочный магнитный импульс «Короны», он делал вид, что пощадит мальчишку, если я сдамся.
        Но, увидев, что шлюпка «вошла в контакт», велел тут же избавиться от Леса.
        Рассчитывал меня деморализовать?
        Смешно. Смертей я видел достаточно, и я не делаю ошибок, когда мне целят в лицо или убивают на моих глазах друзей.
        Я просто зверею.
        Единственное, что мне могло помешать - Дерен, которого я не имел возможности и времени оставить где-то по пути. Мне пришлось лететь на «Корону» вместе с ним. Умница, Дерен…
        Я ещё раз взглянул на своего пилота. Лицо его совсем побелело, значит, он умел приостанавливать и работу сердца. Мне его боги сегодня послали.
        Я начал улыбаться.
        Улыбка была нехорошая. Целившиеся в меня отступили к самым стенкам ангара.
        На моего пилота они не обращали внимания. Списали со счёта.
        Чем мне нравится наша Империя - так это психической тупостью. Душка даже не стал размышлять о том, что ЕЩЁ могло произойти с Дереном. Убили и убили…
        Действительно, когда парня его комплекции бьют ногами, всякое случается. Бывает, и зрачки не реагируют на свет…
        Но человек много чего может сотворить с собой, если он сам распоряжается телом, а не тело - им.
        А некоторые умеют распоряжаться и психикой. Уроды, вроде меня.
        Я начал смеяться.
        Корабль вздрогнул. Потом затрясся всеми своими пока ещё стабильным реакторами антивещества.
        Я чуял, что реактора - два. Что они откликаются на мою ярость. Дрожат, готовые раскрыть свои пасти!
        Замкнутые энергетические системы вообще на психов реагируют плохо. Я же - ходячая дестабилизация.
        Я тот, чья тень не привязана к центру равновесия всех прочих тел, а болтается, где ей вздумается. Так сказал мне эйнитский мастер страха.
        У них есть мастера страха, (они же мастера войны), хотя эйниты крайне редко используют силу, только если нужно защитить храм.
        Но я не давал никому обетов, я не эйнит. Я - ходячая дестабилизация. Такого хотели?
        Корабль ещё раз тряхнуло. Реакторы начали подвывать в такт моему смеху.
        Я не знал, что будет, если полностью потеряю контроль над собой и пойду в разнос, а потому сдерживался изо всех сил. Хотя больше всего мне хотелось дать ярости поглотить сознание, и пусть всё идёт к Хэду!
        Завыла сирена: «Внимание, нестабильность реактора».
        «Капитан Пайел! - разнеслось по ангару. - Мы призываем вас сдаться! Не усугубляйте своего положения!..»
        Техники успели спустить в ангар второй голопроектор. Голос был не фон Айвина, а болвана с капитанскими нашивками, который стоял у него за плечом, когда мы «общались».
        Капитан «Короны»? Кораблик пытается уберечь?
        Я начал хохотать. Голопроектор вздулся и лопнул.
        Но кто-то внутри меня, спокойный и холодный, всё-таки ещё удерживал поводья. Ведь, если я разнесу «Корону» - погибнем мы все.
        Но долго ли я смогу сдерживаться?
        Сердце стучало прямо в мозгах. Глаза заволокло той редкой чернотой, которая, кажется ещё и поглощает свет.
        Не знаю, что было бы дальше, если бы на запястье не запульсировал вдруг спецбраслет, и не прорезался сквозь давящую на меня тишину писк ближнего сигнала.
        Я дернулся, чтобы нажать отзыв, но промахнулся. Напряжение, активированный доспех…
        Ещё раз промахнулся. И, с неимоверным усилием приподняв руку… сильно ударился запястьем о металлокерамический обвод гэта!
        Боль обожгла плечо. Тишина лопнула в ушах, и я услышал надсадный вой систем защиты корабельного реактора, жуткий скрип перекрытий в ангарной камере, где я стоял рядом с нашей распотрошенной шлюпкой, топот ног, человеческий вой…
        Глазами я не видел: в глазах жила чернота.
        Кое-как проморгался, потея от страха, что не смогу, ослепну.
        Я стоял один. Все остальные лежали вокруг меня.
        Бойцы с «Короны», кажется, были мертвые. Только один выл, сжимая ладонями виски. Крепкий какой попался… Щенок.
        Тел навскидку было десятка три. Значит, половина бойцов успела-таки удрать. Непорядок…
        Я подошёл к Дерену, наклонился над ним, приподнял. Тяжёлый, собака.
        Он был расслаблен, как будто в его скафандре вообще не было тела. Неестественно бледное лицо, белые губы. Пилот плотно, как в коконе, находился в том странном состоянии, куда ушёл на моих глазах.
        Я активировал экзоскелет, поднял его, перенес в шлюпку. Закрыл её, поставив на максимум отражатели, и запечатал личным кодом.
        Даже если я сейчас разнесу корабль на отсеки, шлюпка, может, и уцелеет.
        Личная безопасность меня не волновала. Я был уверен, что Душка успеет струсить и спасти меня вместе с крейсером.
        Запястье я ушиб сильно, оно продолжало ныть и пульсировать. Или… Это же сигнал! Ведь был же сигнал? Да?
        Нажал, наконец, отзыв. Код запрашивающего не сказал мне ничего, но он высветился, и последней выползла буковка «г». Госпитальная служба. Медик.
        - Слушаю, - сказал я глухо.
        - Где вы? Я уже двадцать минут вас…
        Двадцать? Надо же.
        - Извините, увлёкся. Свинью пытаюсь поймать, - я уже шагал к выходу из ангара.
        Ай-ай - выход заблокировали. Какая жалость, что мне на это плевать.
        Я подпрыгнул, повис на обводе аварийного люка. Там есть и лестница, но кто бы мне её спустил.
        Подтянулся на руках.
        Медик почему-то замолчал.
        Прервалась связь?
        Глянул на браслет: зрачок активации нервно мигал. Глушат. Мило. Значит, Душка жив и здоров.
        Я улыбнулся. На Гране было принято заканчивать конфликт сливанием поганой крови в корыто и ритуальным омовением рук. Прекрасный обычай.
        Экзоскелет отличная штука. Я забрался на люк, кулаком разбил аварийный детектор, сунул в дыру руку, отжал блокатор и протиснулся в открывшийся лаз.
        Так пробираются в ангар техники, когда автоматика дохнет. Трудно запереть в ангаре для шлюпок пилота, который отбывал там штрафные дежурства под руководством желтопузых. Так зовут техников за жёлтые комбинезоны.
        На выходе из лаза меня теперь, конечно, ждут, но это их проблемы.
        Я не собирался на выход. Три перерезанных кабеля - вот вам и дорога через систему вентиляции.
        Скорости там не развить, и я вырезал под собой дыру и вывалился в корабельный коридор, как только дополз до него.
        Вибрация пола мне не понравилась. Она намекала не на нестабильность реактора, а на подготовку к переполяризации. Похоже, я не был единственной неприятностью, преследовавшей сегодня «Корону».
        Меня тоже «пасли». Навстречу уже бежали трое в скафандрах средней защиты, но мне, в отличие от них, не жаль было ни себя, ни «Короны». И я просто ударил из гэта ребятам под ноги.
        Пусть бог техников поможет им не покалечиться - дыру в палубе я выжег основательную, может, и следующую палубу задел, а уж энерговводы пережёг точно - потолок тут же ослеп на левую сторону.
        Запищала «герметичность отсека», и я уже намеренно перерубил ещё один кабель, чтобы сигнализация заткнулась.
        Расположение кабелей в стандартном КК я знал, к сожалению, как свои пять пальцев. И по воздуховодам вместе с Келли лазил, монтировал вместе с ним силовые подстанции и накопители, разводил узлы энерговводов.
        С разбега перепрыгнул проделанную дыру, даже не глянув, куда улетели атаковавшие меня бойцы.
        Палубе дыра не нравилась, она начала подплывать под ногами, наверное, я порушил и изоляцию одной из воздушных подушек.
        В корабле не ведут себя так, как я сейчас. Корабль защищен извне гораздо серьезнее, чем изнутри. Внутри это набор отсеков, соединённых между собой очень условно, плавающих в пустоте магнитных и домагнитных полей.
        А уж если знать все энергетические вены, питающие эти отсеки…
        «Капитан Пайел, сдавайтесь! - заорало в наушниках. - Если вы не сдадитесь…»
        Пришлось вырубить связь. Не люблю незапланированных радиопередач.
        Поднял забрало шлема, чтобы не оглохнуть, и вовремя. Коридор сотрясался от топота.
        Навстречу мне бежали бойцы уже в тяжёлых скафандрах. Разобрались с моими трюками? Нет? Доспех не активирован? Безобразие. Кто ж вами командует?
        - Включить домагнитку! - рявкнул я и сделал им пригласительную дырку в полу.
        Маловата дыра на такое стадо…
        Ещё выстрел. Брызги раскаленного металопластика.
        Один из бойцов сумел зацепиться за горячий, пузырящийся пол, и я вытянул его из дыры за шиворот. Только его мне и не хватало!
        Сунул парню руку за пазуху, отключил доспехи и приложил по башке, чтобы не мешал.
        Опять взвыла сигнализация.
        Полоснул из гэта по месту примерного прохождения кабеля. Пластик зашипел и завулканировал. Потёк сладковатый запах.
        Закись азота, чтоб её дакхи съело. Мне только «веселящего газа» сейчас и не хватает. Видимо, я повредил систему, обеспечивающую этим газом двигатель.
        «N2O» - сообщил анализатор скафандра.
        Умная зараза, но запахи я опознаю быстрее, чем формулы и названия.
        А ведь он и рвануть может! А мне пока помирать рано. Я ещё не устроил Душке личную хаттскую войну.
        Припустил рысью. Двигался я в направлении личных апартаментов Душки фон Айвина, хотя и навигаторская тоже бы подошла.
        По соседнему коридору галопом пронеслись бойцы. Я прижался к стене, но меня даже не заметили.
        Корабль вдруг накренился: компенсаторный механизм палубы не сработал, видно досталось и ему - и я покатился, ударившись плечом о переборку.
        Ничего себе, разрушений я наделал. Или это не я?
        Доспехи смягчили удар, и плечо я не выбил. И то хорошо.
        «Корона» вздрогнула, словно по ней вели обстрел. Ещё раз вздрогнула. По палубе пошла утробная судорога - переполяризация щитов.
        Так вот почему меня так плохо ловят! Мы что, начали с экзотами заново?
        Корабль крутануло, как будто великан раскрутил нас, как юлу, электричество сдохло, и по стенам побежали полосы аварийного освещения.
        Искусственная сила тяжести тоже упала на минимум, значит, досталось и главному генератору.
        Я отключил для экономии экзоскелет и поскакал на своих двоих.
        Теперь на меня вообще никто не обращал внимания. Бойцы неслись малыми группами по своим неотложным делам. Я даже почувствовал себя обиженным их агрессивным невниманием к такой важной персоне, как личный «друг» фон Айвина.
        Освещение появлялось временами на пару секунд, но тут же корабль снова погружался в расцвеченную аварийными трассерами тьму.
        Техники никак не могли запустить систему жизнеобеспечения. Похоже, им кто-то «звёздочкой» выбил три основных силовых узла, а с ними и все генераторы.
        Так у меня Млич умел шутить с противником: синхронный удар в восемь точек корабельной брони, под которыми основные генераторные развязки, временное перенапряжение щита, и генераторы выбивает. А потом бери их тёплыми. Это пока они перезапустят щит через реактор…
        Правда, подойти к чужому кораблю для этого нужно очень близко. Почти вплотную. Да и удар такой для противника мало опасен. Он больше ошеломляющий. Но эффектный, тут не поспоришь…
        Нервы дураку вроде фон Айвина до икоты испортить можно: щит вроде и цел, а энергии - тю-тю.
        «Корона» вздрогнула, пытаясь ответить невидимому противнику огнём, но тут же рыскнула носом.
        Меня потащило по коридору и ещё раз впечатало в пластик.
        А ведь это «Короне» только что «свинью» подложили - маневренный автономный щит. Отстрелили обманку, а корабль противника успел развернуться.
        Какой-то шутник с «Короной» играется. Лупишь по «прямому» противнику, а ответку получаешь вдруг сбоку.
        Ой, как команда-то у нас плохо работает, набок же заваливаемся! Уроды, блин.
        Я встал на четвереньки, на ноги…
        Цел! И наконец вижу развилку между коридорами к капитанской и к навигаторской.
        К Хэду Душку!
        Я развернулся и широкими прыжками понёсся к навигаторской.
        Если это экзотианцы - корабль нужно спасать, тут уже не до личного!
        А Душку потом поймаю и алайцам продам! На органы, чтоб его дакхи съело!
        История семнадцатая. «Правило четвертого камня»
        СПЕЦИАЛЬНЫЙ КРЕЙСЕР ИМПЕРИИ «КОРОНА»
        На одном моём ботинке лежала брыластая собачья морда, другой был ревниво накрыт лапой. Когда я двигал ногами или менял позу, морда поднималась, смотрела на меня большими укоризненными глазами и осуждающе зевала.
        Похоже, от голода. По крайней мере, я, глядя на собаку, тоже едва не зевал, а спать мне не хотелось совершенно.
        Ординарцев и дежурных бойцов Кьё встречала, поднимая загривок, на Мериса - тоже порыкивала.
        Не реагировала она лишь на Дьюпа, сидевшего напротив и колдовавшего над бутербродами с мясом. То ли понравился он ей, то ли его близость к мясу сыграла решающую роль.
        - Почему бы уже не придумать одну религию на всех, - сказал я, глотая густую слюну.
        За горячей пищей пришлось посылать на «Ворон». Я, оказывается, ещё и кухонный отсек на «Короне» обесточил. Талантливый, блин.
        - Ну, это вопрос простой, - сказал лендслер, протягивая мне наконец тарелку. Под его ботинком хрустнул кусок пластика, и Кьё насторожила уши. - По крайней мере, так считается в классической философии. Полагают, что насколько развит человек психически, такую картину мира он и в состоянии принять, ведь религия обязана объяснять нам пока не поддающуюся анализу часть реальности. Есть правило четвёртого камня. Смотри. - Колин разложил на капитанском столе «Короны» остатки хлеба. - Пусть эти три кусочка очерчивают фигуру наших знаний о мире. Как не крути, это будет некий треугольник на плоскости. Два измерения. Теперь добавим четвертый кусочек. Даже если это будет самый маленький кусочек, всего лишь крошка, очередная микроскопическая истина, но перед тобой уже не треугольник, а пирамида, совершенно иная, трехмерная картина бытия. Понимаешь?
        - Вроде да. Может, мне учиться начать?
        - Кончится война - научишься ещё, - буркнул Мерис и заткнул себе рот бутербродом, на который я уже положил, было, глаз. - Жёсткое какое мясо у твоего Душки.
        - Она не кончится, - сказал я. - Это мы кончимся.
        Я снял с очередного бутерброда мясо и бросил в жадно разинутую пасть.
        Кьё щелкнула зубами, сделала судорожное глотательное движение, и мясо, транзитом миновав зубы, проскочило в желудок.
        - Вот так хамкнет - и руку откусит, - оценил Мерис. - Грантская охотничья?
        - Да кто её знает…
        - Боюсь, ты прав, Анджей, - сказал Дьюп тихо и буднично. - Я тоже не ощущаю конца войны.
        - Как можно «ощущать» конец войны? - фыркнул Мерис.
        В другой день Дьюп, может, и промолчал бы, но сегодня он был на редкость разговорчивым.
        - Представь, что ты переплываешь реку, Виллим. А другого берега всё нет и нет. Ты сверяешься со спутником, запрашиваешь точные координаты, но берега нет. И никто не может объяснить тебе, куда он делся.
        - Не нравится мне твое настроение, - сказал Мерис. - «Такой же 'радостный» ты был перед дисквалификацией, помнишь? Скажи честно: что-то накопал или что-то задумал? Мало тебе сегодняшнего? Ещё нужно будет состряпать обвинение для трибунала. Нервы помотают, чтоб их… У фон Айвина - бездна влиятельных покровителей в окружении военного министра.
        - И сам военный министр - тоже, - равнодушно подтвердил Дьюп, откусил бутерброд и, отвернувшись к стене, стал смотреть на звёздную карту сектора.
        Капитанской каюте «Короны» тоже досталось, но питается она автономно, потому пульты работали, и освещение присутствовало.
        Содержание холодильника капитана оказалось, скудным, а вот карта была такая, что возникали мысли о мародерстве.
        Похоже, сделали её по особому заказу, потому что карта давала не просто голографический обзор, но и приятность для глаз: планеты скользили на поводках орбит, дышали протуберанцами маленькие электронные модели звезд.
        - Я должен уничтожить Плайту, - произнёс наконец Колин. - Я много думал, но иного выхода не вижу. Только твой организм, Анджей, с его «алайской» прививкой, может бороться с вирусом. Но кровью одного человека планету не спасёшь. Эйниты и алайцы не восприимчивы. И это всё, что останется от обитаемой вселенной. Уничтожение Плайты будет, скорее всего, стоить мне карьеры. Так что в подобии ситуаций ты не ошибся, Виллим. Все документы я сжёг. Видеосъемки того, что я видел на Плайте - тоже не существуют. Я просто отключил общий мониторинг шлюпки. То, что мы видели через зонды - не записывалось, а зондов нет. Скажу только, что видели мы достаточно. Мы имеем дело именно с той жуткой заразой, которую предположили медики. Ты понимаешь, Виллим, что если Империя получит документы по Плайте, то обязательно найдётся хоть один дурак… А дураков у нас много. Я не уничтожил планету до сих пор только потому, что мне для этого нужна ваша помощь.
        - Неужели ничего нельзя сделать? - спросил я тихо, но Кьё зарычала, что-то почувствовав в моём голосе, и я погладил её.
        - Мы не садились на Плайту, Анджей. Но даже через просмотр сообщений с зондов мои люди вступили в контакт с вирусами. Мы были готовы к этому, хоть и не уверены до конца. Вакцину, сделанную из твоей крови, нам предстояло испытать на себе. Если бы не вышло - неизвестно, чем бы всё вообще закончилось. Здоровых людей на Плайте нет. Я могу поклясться в этом, если хочешь. Я уничтожил записи вместе с зондами не только из политических соображений, но и потому, что записи тоже могут нести зараженную на квантовом уровне информацию. Борусы размножаются быстро, они мутируют. Планета вскоре их не удержит. Мы не в состоянии предвидеть, на что способен коллективный разум вирусов.
        - Может, есть шанс договориться с ним, как-то воздействовать на него?
        - Возможно. Будь у нас время. И средства защиты, кроме твоей крови. На «сияние» можно рассчитывать только в разумных пределах.
        - Айяна тебе помогала? - спросил я. - То-то она не вылазила из лаборатории все два месяца, которые я там провёл.
        - Нет, мы ещё не знали тогда про Плайту. Но прозрения у Проводящих были. Эйниты два месяца, пока ты был на Къясне, работали с твоим иммунитетом, если ты не знал. В результате тот коктейль, что у тебя сейчас внутри, довёл наших медиков до заикания. Когда госпиталь не сумел с тобой связаться, они выцепили меня. Медики же, кстати, спасли и «Корону» от твоего на ней ударного присутствия. Один сумел до тебя дозвониться и тут же сообщил мне. Когда я понял, что ты здесь, на «Короне», нам пришлось действовать максимально быстро. Хорошо хоть под рукой оказался Виллим, который решил встретить меня с комфортом на твоём «Вороне». Видите ли, прыжок на шлюпке вызывает у него последнее время мигрень. Так или иначе - предъявлять фон Айвину ультиматум сидя в шлюпке было бы смешно.
        Да… Вот так, мимоходом, и узнаёшь про себя что-нибудь интересное.
        Значит, если бы не этот разговор, я мог бы до конца жизни не узнать, что на Къясне не просто отдыхал, но и подопытного кролика изображал. С розовыми, развесистыми ушами.
        И на основе моей крови, видимо, уже существует какая-то эйнитская вакцина. А скоро будет и вторая, отечественного производства: медик так облизывался, так хвостом вилял, ну прямо, как Кьё.
        - А если борусы не пародийно, а по-настоящему разумны, как мы? - мне стало жалко этот «коллективный разум», такой же мало информированный, как и мой.
        Утешало только одно - не только меня, Мериса тоже в известность не поставили. Лицо у него сейчас было прямо-таки офигевшее.
        - Будь наша цивилизация менее агрессивной, это можно было бы проверить, - пожал плечами Дьюп. - Но оба правительства захотят только одного - создания сверхоружия на основе борусов. Особенно, если мы найдём возможность контактировать с ними.
        - Дай мне хотя бы сутки, - сказал я и встал, продолжая жевать. Кьё недовольно заворчала, и я снова сел. Ладно, ещё немного покоя, пусть хоть собака поест. - Есть у меня одна сумасшедшая мысль…
        - Я бы лучше дал тебе сутки поспать, - сказал Дьюп. - Ты всё-таки полтора литра крови потерял. Хоть тебе её и компенсировали, отдохнуть не помешает.
        Кто-то постучал. Пульт-то в капитанской работал, а вот автоматика дверей - не очень.
        - Заходи, кто там ломится? - спросил я с набитым ртом.
        Створки дёрнулись, но не открылись.
        - Да пни ты её уже!
        Пневматика взвизгнула, Кьё тоже взвизгнула, из солидарности. Она заранее колотила по пластику хвостом.
        Вошёл Неджел, нагруженный огромным подносом жратвы, добытой на «Вороне». Мог бы вернуться и побыстрей - «Ворон» пристыкован к «Короне».
        - Капитан, - сказал пилот, вежливо наклоняя голову в сторону генералов и одновременно подмигивая мне. - Там медик опять к вам просится. Не пускать?
        - А что ему надо-то ещё? И так уже всю кровь из меня выпил.
        - Вроде как Душку тоже, говорит, привить надо.
        - Душку? Да чтоб он сдох!
        Дьюп покосился на меня, и я кивком отпустил Неджела.
        - Есть ведь ещё просто риск распространения инфекции, - сказал Колин, когда дверь закрылась.
        - Лучше укушу, - буркнул я, и Мерис фыркнул.
        Я уставился на него, как на изображение Всемирной матери.
        - Виллим, - спросил я с недоумением, только что поразившим меня. - А ты-то что делал на «Вороне»? Я понимаю, что Дьюп, тьфу, ведьмин корень, что Колин тут по Душкину душу. Но ты-то что тут делаешь, вместе с моим кораблём!
        - А что, - хмыкнул Мерис. - Хороший корабль. Особенно твой навигатор меня впечатлил. И «Корона» целая… Снаружи целая. И Душка твой полные штаны наложил. Если бы не ты со своими безобразиями, мы бы вообще положили «Корону» в дрейф с одним «Вороном» и даже антенны бы ей не помяли. Мы же не виноваты, что внутри у неё бомба блуждающего действия.
        - Ну, что у меня навигатор умеет делать - я в курсе. Если бы я сразу понял, что это «Ворон» по «Короне» стреляет, я сидел бы себе в ангаре и ждал, пока вы меня ударно спасёте. Кстати, стрелять-то было зачем? Как я понимаю, вы с Колином подошли к «Короне» одновременно?
        - Мы-то - да, - усмехнулся Мерис. - Но комкрыла явится только через час, не раньше, а Душка за это время надеялся от многих улик избавиться. И от тебя - в том числе. Корабли, сопровождавшие «Корону», отошли, конечно, приказ лендслера - не чириканье, но наш сановный друг решил дерзить, и я его понимаю. Да ты сядь и ешь! Медик велел тебя на убой кормить. Если бы из меня столько крови выкачали - я бы умер.
        Мерис лукавил, современные заменители крови не так уж и плохи. Но голод я действительно чувствовал зверский.
        - Ты мне зубы не заговаривай, - сказал я, откусывая от пирога с мясом и засовывая второй пирог в настойчиво открытую пасть. - Если ты здесь, на Аннхелле-то кто остался?
        - Что у меня, замов нет? Там сейчас интеллектуальной работы не требуется - сплошная опись.
        - В смысле, опись? - Я таки удивился. Хотя казалось, что на сегодня мой запас эмоций уже исчерпан.
        Дьюп уже, видно, всё знал. Он сосредоточенно искал что-то в салате.
        Мерис улыбнулся, повертел в пальцах серебряную вилку - посуда на корабле у Душки была что надо.
        - Ладно, не буду тебя мучить. Ты у нас сегодня ветеран боевых действий… - генерал рассмеялся. - В общем, стоило тебе улететь, как патруль остановил на Роде четверых «подозрительно трезвых» бойцов якобы тамошнего же гарнизона. Документы у ребят были в порядке, но ты же приказа-ал! Бойцов задержали. Запросили га-арнизон… - Мерис сделал драматическую паузу. - И выяснили, что все четыре бойца в данный момент якобы мирно несут караул на своих местах. Командующий патрульным пунктом просто обалдел. Но спустя десять минут остановили ещё четверых. Те с патрульными проследовать не пожелали и открыли огонь. Ну и понеслась. Кинули на Роду с воздуха 800 десантников для дополнительного патрулирования и через два часа набрали сотни две бойцов условно идентичных бойцам стоящего там гарнизона. Как ты и предположил - совершенно трезвых. Ещё через полчаса стало ясно, что они там делали…
        - А кто это был-то, андроиды что ли? А как же гамп-контроль? (Этот режим временно ввел на Роде Дьюп, как всегда опасаясь чего-то малопонятного мне).
        - Какие к Хэду андроиды? Генетические войска.
        - А это что?
        - Неуч, - удовлетворился моей реакцией Мерис. - Как же ты пол «Короны» разнёс?
        - «Корона» - стандартный крейсер, - пожал я плечами. - Чего я тут не знаю?
        - А на Роде у нас чем занимаются?
        - Лазерами.
        - То-то и оно. Полиспектральными лазерами больше не занимаются нигде в освоенной галактике. Оттого, если ты заметил, Колин и носился последнее время с Родой, как курица с яйцом. И доносился. Наш розовый друг Душка - клюнул-таки на приманку. Он не знал, что запуск платформы с большим лазером в атмосферу Аннхелла, это большая и, я бы сказал, жестокая шутка. Не можем мы пока использовать полиспектральные лазеры вне атмосферы, не говоря уже про открытый космос. Но на масштабную мистификацию деньги Колин нашёл. Не удивлюсь, если вложил свои.
        Колин поднял глаза от салата и приподнял бровь.
        - Шучу, - быстро сдался Мерис. - Хотя, с тебя станется. Платформу построили грандиозную. Может, хоть куда-то теперь пригодится? Секретность развели такую, что самим страшно стало - вдруг да не раскопает красавчик наш? Но, как мы и полагали, шпионская сеть Душки на Аннхелле в большей части уцелела. Судя по косвенным признакам, информация пошла. План предполагаемых действий фон Айвина тоже был ясен: захватить опытную установку, поднять её в атмосферу и сжечь столицу Аннхелла к Хэду, вместе со мной, Колином и прочими недовольными. Ну и заранее сговориться с экзотианцами, чтобы в нужное время сбросили десант, чтобы оцепить потом место разгрома. Оттого комкрыла не присутствует на нашем дружеском обеде, у него своя задача была. В общем, понимали мы всё, кроме одного - как Душка будет намеченное выполнять. Колин предположил, что фон Айвин привезёт с собой пару-тройку сотен андроидов. Для их выявления мы кое-что предусмотрели. Однако час икс, то есть планируемый запуск платформы, всё приближался, а ни одного андроида мы так и не засекли. Это, признаюсь, стало нас волновать. А тут ещё Плайта… Колин свалил
операцию на грунте на меня, а сам улетел. Мыслей, признаюсь, не было у меня никаких. Я усилил охрану платформы. Подвесил до поры над Родой твоих бойцов… Думаю, мы бы справились, но благодаря твоей «проверке на трезвость», нападения на фальшивый лазер не случилось вообще. Ты же, нагадив в своей манере на «Аннхелле»… Как ты вообще оказался на «Короне»?
        Я помрачнел. В трех фразах рассказал, что Душка предложил мне сдаться, манипулируя жизнью Леса. Связаться с кем-либо он мне возможности не давал. «Корона» легко глушила шлюпку.
        - Свинья, - сказал Мерис. - А мальчик?
        - Мальчик погиб. Я видел. А вот где Лекус? Просил ребят обыскать «Корону», но пока, ты же со мной сидишь, ни слуху - ни духу…
        - Я верю Лекусу, - сказал Колин.
        - Значит, не найдём, - я наелся и откинулся на спинку кресла. Голова сразу потяжелела. Я понимал, что Мерис нахально увёл меня от разговора о «генетический войсках», но ловить его на слове не хотелось. Устал.
        - Сутки, Колин, - сказал я. - Потом - делай с «Плайтой», что хочешь.
        - Могу и двое. Что задумал-то?
        Лендслер смотрел на меня профессиональным тяжелым взглядом. «Давил». Мне очень не хотелось отвечать, но выбора он мне не дал. Я вздохнул.
        - Я поговорю с эрцогом. Может быть… Да не знаю я! Просто чувствую, что надо поговорить.
        - Тогда отдохни сначала. Это не совет, это - приказ.
        Я чуть пошевелил плечами, устраиваясь в кресле удобнее, но тут же меня буквально по башке ударило. У меня же Дерен в ангаре! И никто, кроме меня, его оттуда не выковыряет.
        Я встал. Сытая собака радостно упала на спину, пришлось наклоняться и чесать пятнистое щенячье пузо. Удивительно, как Кьё была привязана ко мне, хоть и выпадало нам пообщаться совсем нечасто.
        - Да уж, отдохнёшь тут. Пошли, Кьёша.
        Кьё подскочила и затрусила к дверям.
        - Ты куда, чумной? - весело спросил Мерис.
        - В ангар, у меня там пилот сидит запертый в шлюпке.
        Нет, не возьму я с собой больше никого к Плайте. Дьюп же летает без второго пилота. Хватит уже чужими жизнями рисковать.
        История восемнадцатая. Тем временем…
        СОЛЕНТ-ЭСПИЛЕР СОДРУЖЕСТВА «КРЕМАТОР», ФЛАГМАН РЕГЕНТА ДОМА АМЕТИСТА БГОРО ЛОРДА ТАУЭНГИБЕРА
        - …а вызова всё нет, - регент дома Аметиста лорд Тауэнгибер бросил в рот жвачку. Содержащийся в ней лёгкий наркотик хорошо снимал возбуждение.
        Реййем барон Пфайфер принципиально не употребляющий наркотики, развлекательную литературу и женщин, относя всё вышеперечисленное к субстанциям, одурманивающим сознание, демонстративно поморщился.
        Он раздражённо рявкнул на дежурного и уставился в экран общей связи.
        Экран сиял голубизной, как мысли извращенца.
        - Адабаэ та мара нэ тэ, - раздражённо пробормотал барон с жутким провинциальным акцентом, от которого не сумел избавиться ещё никто из его многочисленной родни.
        Фраза в примерном переводе на имперский стандарт означала: «Чтоб сдохли и провалились все те кто».
        На экзотианском фраза имела вполне законченное значение, однако при её адаптации для других языков и культур возникали определённые трудности. Дело в том, что «все те» - на имперском стандарте - всего лишь, кто «не эти». А по-экзотиански «все те» - обязательно не наши, а значит, гады и предатели.
        Реййем был четвертым из ныне здравствующих родовых баронов Пфайферов. Ещё живы были его прадед Карл Вильям Пфайфер, отец Вильям Гар и «любимый» племянник Хёрвиг.
        Только дед рано ушёл из жизни. Он оказался необычайно, не по пфайферовски, доверчив и человеколюбив. Вот и доигрался в демократию.
        Восставшие шахтёры привязали пытавшегося воздействовать на них словесно деда к лазерному буру. Хоронить не пришлось ничего.
        Деда звали Олаф. Олаф, барон Пфайфер.
        - Это невыносимо, - сказал регент, имея ввиду акцент барона.
        И тут же на пульте коммуникатора зажглось: «Сообщение дежурного навигатора».
        - Ну, наконец-то! - выдохнул Пфайфер.
        Но навигатор доложил всего лишь о прибытии Энрека Лоо, побочного сына эрцога Локьё.
        Зал для совещаний «Крематора» на первый взгляд казался выполненным в классическом стиле: сияющие белизной стены, чистые линии мебели и средств связи. Но опытный глаз сразу отмечал лёгкую дисгармонию в отделке, слишком дорогие для рабочего помещения украшения и трофеи.
        Везде был налёт едва заметного зажравшегося плебейства. Энергичного такого плебейства, с которым ни дорогие дизайнеры, ни специалисты по этикету ничего не могли поделать.
        Да и само название корабля кое-что говорило о желании регента обратить на себя внимание. Претенциозное «Крематор» не было данью традициям, а только так, по мнению Энрихе, могли попадать во флот столь громкие имена.
        Регент дома Аметиста был полукровкой, «признанным сыном». Его регентство стало случайной, дурной шуткой судьбы.
        Попал он в расклад колоды именно как человек малоизвестный, удалённый от интриг, тот, за кем не стояли серьёзные силы и связи.
        После недавней смерти главы дома, Эризиамо Риаэтэри Анемоосто (или попросту - старого Эрзо), из политических и прочих соображений наследником сначала избрали молодого и особо никого ранее не интересовавшего племянника - Агжелина Энека.
        Судьба ему была уготована страшная. Энека ждала мясорубка родовых междоусобиц, потому как смерть второго за один год главы позволила бы дому Аметиста взять двадцатилетнюю паузу, дабы сильные догрызлись, наконец, и сошлись на одном имени наследника.
        Решение о «введении в игру» Агжелина Энека приняли вынужденно, после истребления практически всей линии Рейка Эбэла, одного из действительно достойных наследников Дома.
        По тем же причинам регентом при не достигшем сорокадвухлетия молодом эрцоге назначили почти никому не известного побочного сына Эрзо. Веселого, темпераментного южанина, далёкого от столичных сплетен и дрязг.
        Новоявленному лорду Тауэнгиберу предстояло стать халифом на час, но судьба извернулась, как гадюка, и укусила сама себя за хвост.
        Юный эрцог неожиданно избежал всех расставленных ловушек, дотянув до конца страшного траурного года. Его смерть потеряла смысл, и парня отправили завершать образование на Домус, в одно из родовых гнёзд Истока.
        А регент оказался на самой вершине айсберга, управляющего союзом домов Содружества. И падать он теперь просто не мог себе позволить - с такой высоты падать смертельно больно.
        Даже внешне регент производил странное впечатление: чёрная кожа, правильные черты лица, кудрявые золотистые волосы (правда на данный момент череп был гладко выбрит), и золотые глаза. Весьма экзотическая, даже для экзотики, внешность. Плюс золото под кожей и темперамент. Немудрено, что регента очень любили женщины.
        Энрихе вошёл и вместо приветствия получил раздражённый визг.
        - Сколько можно ждать тебя, Рико! - взвыл Пфайфер. - Ты прилетел четыре часа назад! Что могло задержать тебя так долго? Разве на «Леденящем» уже открыли бордель? Ты заставил НАС ждать тебя! Локьё нашёл, кого посылать!
        Энрихе, однако, уже знал, как успокоить барона.
        Приподняв в мнимом удивлении бровь, он с холодным интересом уставился на левый обшлаг рукава Пфайфера, где его острые глаза заметили микроскопическую пылинку.
        Иннеркрайт подождал, пока барон проследит за его взглядом, заткнётся и побагровеет. И символически поклонился регенту, продолжая удерживать взгляд на рукаве Пфайфера.
        - Во-первых, Рико я для папы с мамой, или ты настаиваешь на генетическом анализе родства, Реййем? Тем не менее, попрошу пока называть меня Энреком или, если угодно, Энреком Лоо.
        Пфайфер, и без того страдающий полнокровием, стал теперь совершенно похож на помидор.
        Энрихе не просто дерзил. Он делал это с утончённым высоко рафинированным садизмом. Чисто формально иннеркрайт был предельно вежлив, а интонации и намёки каждый волен понимать в силу своей уязвимости.
        Черный регент сохранил непроницаемое выражение лица, но глаза его нехорошо заблестели.
        Имя «Энрек» давно уже стало нарицательным в Содружестве, и употреблялось не иначе, как в сочетании «из тех самых Энреков».
        Локье потешил своё оригинальное чувство юмора, пожелав закрепить в документах именно такой вариант имени сына.
        На родной планете отпрыск носил имя Энрихе, но это вызывало определённые трудности в произношении.
        Зато кое-кого из предков Энрихе по линии приёмного отца знали именно как Энрека Первого и Энрека Второго. Сумасшедших Энреков Лоо. И предпочли бы не знать совсем.
        - Во-вторых, эрцог не здоров, - продолжал троллить барона Энрике. - В чём я вижу и твою вину, Реййем. Где был ТЫ, когда он, рискуя жизнью, вступил в переговоры с имперцами?
        Регент усмехнулся. Он плохо знал Энрихе и решил, что может вмешаться в затеянную им словесную экзекуцию:
        - Ты просто не в курсе происходящего, мальчик. «Переговоры» были исключительной самодеятельностью Локьё. Эрцог с возрастом стал излишне ценить размеренность даже в ведении войны и не рискнул беспокоить имперцев. Вина же барона разве что в том, что он не сумел убедить лорда-командующего в необходимости более активных действий.
        «Мальчика» Энрихе заученно пропустил мимо ушей.
        - Не сумел убедить? - он аккуратно вошёл в паузу в речи регента и заученно аккуратным движением повёл плечами, помня об идеальных складках на белоснежном парадном кителе (на «Леденящем» ценили натуральные ткани). - Что ж, так или иначе, вижу, ты согласен, что барон НЕ ПРЕУСПЕЛ.
        Вот это уже была шпилька так шпилька. Пфайфеера прямо-таки передёрнуло.
        Энрихе же сохранил легкую учтивую улыбку. Он наслаждался самостоятельностью и бесконтрольностью.
        - Раз уж пошел разговор о пленении эрцога, не мог бы ты… - регент запнулся слегка. - …Энрек, прояснить, ПОЧЕМУ эрцог оказался не на «Леденящем», а на корабле алайцев? И что с лабораториями? Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?
        - Почему эрцог не побоялся обследовать вместе с алайцами Плайту? - Энрихе улыбнулся ещё любезнее. - Ну, возможно, у него есть вакцина. Эта странная и неожиданная болезнь наводит меня на мысль, что в его возрасте бывают постпрививочные реакции…
        Глаза регента округлились и полезли из орбит.
        - Ты уверен? - выдохнул не менее ошарашенный Пфайфер.
        - В чём можно быть уверенным, прилетев четыре часа назад практически из столицы? Я едва успел глянуть по самым верхам, что у вас тут происходит, - любезно парировал Энрихе.
        - Беспамятные боги! - регент пошёл мерить длинными ногами зал для совещаний.
        - Я свободен в предположениях, - Энрихе старался глушить яд, так и сочащийся из него. - И предположить могу всё, что угодно Беспамятным. Например, что эрцог намеренно заразился и сдался в плен, дабы сделать определённый подарок Империи. Мне сообщили, что, захватив отца, имперские корабли начали расстреливать из космоса Плайту. Говорят, нынешний лендслер совсем не такой безголовый, как старый.
        Честно говоря, Энрихе нёс первое, что приходило ему в голову, однако с каждой фразой он убеждался, что регент и барон воспринимают его как человека приближённого и компетентного!
        Бешеные дети зимы! Больше всего Энрихе хотелось расхохотаться прямо в надутые физиономии, но приходилось отвечать. Отвечать, выдумывать на ходу, юлить…
        - …Меня самого интересует, каким образом имперцы узнали о лабораториях-заводах на Плайте. Или вы думаете, что Локье сначала информирует наших врагов, а потом сдается им в плен? Я бы внимательнее изучил, кто в ВАШЕМ окружении знал о готовящейся операции. Насколько я знаю, ты, Реййем, до войны был неплохо знаком с… - Энрихе сдвинул брови, якобы вспоминая. - …фон Айвином, кажется?
        Упоминание этой фамилии произвело потрясающий по силе эффект.
        Регент замер на половине шага, Пфайфер захлопнул уже приоткрывшийся рот.
        Повисла тишина, и в этой неожиданной тишине писк коммуникатора прозвучал громом с ясных небес.
        Регент бросился к экрану. Пфайфер раскорячился перед Энрихе, стараясь вытолкать (!) его из каюты.
        Иннеркрайт прекрасно слышал, что говорил дежурный навигатор - появившийся в непосредственной близости блуждающий астероид заставляет техслужбы изменить положение корабля.
        «Крематор» действительно включил двигатели и…
        И Регент рухнул в кресло, а барон попросту сдулся. Стало уже просто по бытовому тихо.
        - Вообще, разведка подтверждает, что на кораблях имперцев - эпидемия неизвестной болезни, - пролепетал регент. - Ты мог бы заняться этим вопросом… Энрек. Нас пока больше волнуют текущие дела, но, при первой же возможности мы прибудем на «Леденящий», чтобы обсудить развернувшуюся вот таким образом проблему. Мы… - Он посмотрел на Пфайфера. - Весьма благодарны тебе за весьма своевременный визит.
        «Да уж, весьма своевременный, - думал, направляясь обратно на „Леденящий“, Энрихе. - Весьма своевременно было узнать, что два осла ждут от фон Айвина срочного сообщения. О чём сообщение - нетрудно догадаться. Фон Айвин, видимо, должен подать им сигнал о совместной операции на Аннхелле. Отец велел поддержать их, если дело выгорит, а если нет…»
        Обращаясь сегодня к паутине, иннеркрайт явственно видел пылающие точки - регент, барон, лендслер…
        Но с избытком хватало и нераспознанных точек, мелких людей и событий, от случайного выбора которых зависело в данный момент невероятно много.
        Энрихе ещё не случалось видеть такой запутанной картины - переплетение десятков и десятков линий, врастающих друг в друга, перекручивающихся, сплетающихся в клубки…
        Сумеет ли он разобраться, очувствовать, что и когда потребуется сделать?
        Конечно, через двенадцать часов отец придёт в себя, но когда ещё он будет в состоянии воспринимать мир во всех его красках?
        Сколько продлится этот проклятый реабилитационный период? Сутки, двое? Или - все десять?
        На миг, один-единственный маленький миг, Энрихе ощутил себя мальчиком, повисшим над бездной.
        Он судорожно вздохнул, выровнял дыхание.
        Он должен. Он сумеет. Иного варианта попросту не существует.
        И не стоит дожидаться очередного шага регента и Пфайфера.
        Если они проспят Аннхелл - это полбеды, беда будет, если он, Энрихе, проспит Плайту.
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        Иннеркрайт связался с инженерным корпусом и запросил все необходимые расчеты по времени нагрева и степени флуктуации для установки «огненного шнура».
        Запрос ушел мгновенно - на «Леденящем» не экономили на дальней связи.
        Список оборудования Энрихе составил сам: два генератора, шесть силовых станций, буксиры, блоки контроля и корабль высокого класса навигации, чтобы координировать размещение станций на орбите Плайты.
        Теоретически Энрихе вполне мог использовать «Коготь», но его мутило уже от одной мысли о нахождении в одном замкнутом пространстве с алайцами.
        Он уже имел с ними дело, они его даже по-своему уважали за проявленную жесткость при спасении крейсера дальней разведки Содружества «Орион».
        А проявить жестокость пришлось. Экипаж «Ориона» был подготовлен психологами ко многим неожиданностям, но не к пыточным борделям Э-лая.
        И разведчикам ещё очень повезло, что вести переговоры поручили Энрихе. Он действовал максимально быстро и зло. И успел перехватить экипаж у перекупщиков живого товара.
        Чтобы взбеситься, иннеркрайту вполне хватило тогда вожделения и животной похоти в узких глазах тех, кого прислали алайцы на переговоры с ним.
        Используя наработанные ментальные техники и силу личного отвращения, он раздавил, как клопов, всех троих «переговорщиков» и вынудил к контакту высшее начальство алайцев, так называемых Клобуков смерти.
        Потом спустился на Э-лай, защитив тело от жесткого излучения только парадным мундиром, принятым в приграничье - черный френч, белые обшлага и золотая тесьма по вороту - продемонстрировав, что кроме брезгливости не испытывает к данному куску Галактики ничего.
        И вытащил-таки и экипаж, и корабль. И то и другое в плачевном состоянии. Но только после того, как объяснил клобукам, через сколько часов сектор будет оцеплен с привлечением сил Империи (это было до войны), если общий язык так и не прорежется.
        Экипаж «Ориона» (хоть их и не сильно трогали) психоцельсам пришлось приводить в чувство несколько месяцев.
        Только половину потом все равно списали. И это был хорошо подготовленный экипаж разведчика.
        Энрихе ещё мог представить себе, что возьмёт с «Когтя» десяток-другой алайских боевиков на «Леденящий», но отправиться на «Хайор» самому?
        Выхода, однако же, не просматривалось. Правда, существовали медикаментозные средства, которые облегчили бы задачу.
        Медицинской частью на корабле отца заведовал Домато. Он был прекрасным врачом, но…
        Иннеркрайт немного побаивался его и предпочёл бы проконсультироваться у другого медика, вот только понятия о субординации другого варианта не предполагали.
        Тем более, что Домато уже помогал ему подготовить тело и психику к операции по спасению «Ориона».
        Встреча с главным врачом, правда, не была тогда настолько личной и прошла в рабочем порядке. Сейчас же - совсем другое дело. Энрихе теперь временный, но капитан «Леденящего», и должен спланировать всё сам.
        Он немного робел, вспоминая стальные глаза доктора и голос, останавливающий сердце похлеще отцовского.
        Главного врача иннеркрайт обнаружил в его же кабинете.
        «А где же ещё? Тоже мне, юный охотник на гакхов», - с изрядной долей самоиронии подумал Энрихе.
        Белая стерильность кабинета ввела его в состояние странного провисания в пространстве:
        - Адаэ, Домато, - сказал он в белую пустоту, и пустота поглотила звучание.
        Это было приветствие младшего. Оно вырвалось само. Старшие говорили друг другу «абэтодасмэ» - «пусть тебя берегут боги».
        - Здравствуй, Энрихе, - белая тень Домато отделилась от сияющей белизны стен.
        Приветствие было стандартным, тон - доброжелательным, но сердце Энрихе бешено заколотилось, а по спине побежал мороз.
        Все хитроумные фразы, которые он выстраивал в уме, шагая по коридору, рассыпались, словно карточный домик.
        Иннеркрайт снова стал маленьким мальчиком, которого поймали на большой лжи. Давно, лет в тринадцать, хотя, казалось, эта история навсегда затихла под грузом прошедших лет.
        Энрихе судорожно сглотнул, усилием воли восстанавливая ритмы дыхания и сердца, собрался с духом и выпалил, опустив глаза:
        - Мне понадобится помощь медицинского цеха, Домато. Похоже, Плайту придется выжечь при помощи огненного шнура. Дело подсудное, но выхода у меня нет. Мне нужен корабль для этой миссии, а иммунитет к вирусу есть только у алайцев. «Хайор» подойдет. Но мне придётся достаточно долго сдерживать эту свору извращенцев. А по окончании операции весь экипаж нужно будет отправить к их чудным богам. Я хотел бы получить какое-нибудь средство от их запаха и вида. Не хочу отвлекаться на мелочи, - Энрихе почувствовал, что как-то доплыл до берега и поднял глаза.
        - Понятно, - сказал Домато с такой интонацией, словно бы понял что-то совсем иное, чем услышал. - Попробуй поговорить с капитаном имперского «Каменного ворона». Я полагаю, у него те же проблемы.
        'Как это - те же? С запахом и видом алайцев или же… С Плайтой?
        «Каменного ворона»? Это корабль, капитан которого захватил, было, отца… Капитан? «И всё время хамит…»?
        - С импл-капитаном Пайелом? - быстро уточнил Энрихе.
        Домато кивнул.
        Да, скорее всего, отец имел в виду именно этого имперского капитана. Капитана Пайела. Судя по рапортам - прямого порождения стихийного бедствия и идиотских поступков.
        Энрихе покачал головой.
        - На «Плайте» психочума, да и тот, кто выживет, точно пойдёт под трибунал. Алайский корабль, мне кажется, подошёл бы больше.
        - Алайцы всего лишь условно невосприимчивы к вирусу, а капитан «Ворона» обладает иммунитетом к нему, и, как я склонен думать, довольно агрессивным иммунитетом. Если тебе позволит гордость, попроси чтобы привили и тебя. Это было бы полезно…
        Домато замолчал и уставился в пространство. Причем непонятно было, что он считает более полезным для иннеркрайта - прививку для его тела или для его гордости.
        - Значит, вакцина всё-таки существует? - не выдержал паузы Энрихе. - Но ведь это меняет дело.
        - Нет, - отрезал Домато. - Это всего лишь даёт нам отсрочку. Вирус очень быстро мутирует, мы прибрасывали диаграмму, взгляни. - Врач вывел график мутабельности борусов на экран. - Но и это ещё не всё. Я полагаю, вирус способен поражать не только человеческий иммунитет, но и информационные устройства. Запомни: никаких съемок, никаких записей, никакого контакта, если вирус пойдёт с вами на контакт. Ты понял меня?
        - Да, доктор.
        - Свяжись с имперцами.
        Энрихе кивнул и вылетел из кабинета Домато раньше, чем до конца осмыслил услышанное.
        В коридоре он тряхнул головой и быстро зашагал к себе в каюту.
        Не доверять словам врача смысла не имело, отец относился к нему, скорее, как к старшему товарищу, чем как к медику.
        Если Домато считает, что имперцы пойдут сейчас на переговоры, значит, у него есть для этого серьёзные основания.
        Да и разговаривать с имперцами в конце концов гораздо проще, чем с алайцами.
        Имперцы - такие же люди, как он, не без пурги в головах, но все-таки люди.
        Да и на капитана Пайела стоило посмотреть поближе, учитывая последние донесения разведки.
        Импл-капитан, надо же…
        «Ну что ж, - Энрихе кивнул сам себе. - Рубикон пройден. Осталось сделать всего две вещи - переговорить с инженерами по поводу доставки оборудования и связаться с этим имперским 'Вороном».
        С инженерами иннеркрайт решил дела часов за шесть, правда, пришлось вылететь на соседний астероид и посмотреть кое-что лично.
        Потом он запросил «Ворон» по официальному каналу, и к своему удивлению, увидел на экране не некого условного «капитана Пайела», а хорошо знакомого по голо и видео лендслера наземных войск Южного сектора Империи Колина Макловски, по какому-то случаю обросшего жуткой чёрной бородищей.
        Хотя… Энрихе вспомнил, что лендслер ведёт свой род от известной линии таянских лордов, а там бородища - дело не удивительное.
        Иннеркрайт представился. Из уважения к рангу собеседника предложил лично прибыть для переговоров на «Ворон». И только потом вспомнил, что за сегодняшний день это будет уже четвертый прокол…
        В шлюпке Энрихе открыл досье на капитана «Ворона». Выбор оказался небогат - разведграммы, касающиеся, в основном, военных действий, короткие сводки, характеристики и личные наблюдения многочисленных шпионов.
        Что-то более основательное нашлось бы в личном архиве отца, но как туда теперь попадёшь?
        Пришлось довольствоваться тем, что есть.
        Иннеркрайт пробежал глазами документы.
        По всему выходило, что импл-капитан Пайел на данный момент был цепной собакой генерала спецона Виллима Мерриса, свирепой и беспощадной. Поднятый генералом из низших чинов, он был предан ему до самых пяток.
        Шпионы сообщали, что импл-капитан Пайел - вероятнее всего бывший пилот-стрелок из Северного крыла имперской Армады, окончивший элитную академию пилотов на Дрейфусе и прибывший в Южный сектор под именем Агжея Верена.
        Биография Верена была скучной - мирная фермерская Фрейя, короткая служба на Севере…
        А вот дальше пошло интересно.
        Два года назад этот условный «Верен» прошел на Аннхелле инициацию в эйнитском храме. После чего побывал ещё в одном эйнитском «рассаднике», на Кьясне.
        Имел контакты с проводящими Эйи.
        Имел подозрительные контакты на Гране.
        Но настораживало прежде всего не это, а «дружба» новоявленного «капитана» с командующим наземными войсками сектора лендсгенералом Макловски, человеком скудным на привязанности и недоверчивым до крайности. А так же с главным военным инспектором Империи Адамом Джастином.
        «Дружба» эта была странная и даже пугающая.
        Как мог простой боец в несколько лет дослужиться до капитана - это одна задачка.
        Но как он мог сойтись так близко с генералом и будущим лордом?
        И, тем не менее, один из источников сообщал, что «капитан Пайел» не просто пользуется покровительством вышеуказанных, он именно дружен с ними. Входит к лендслеру без доклада. Замечен не в компании ординарцев инспектора, а в компании самого инспектора и командующего крылом имперской Армады.
        Чушь какая-то.
        Энрихе аккуратно пошевелил плечами. Кто же он, этот «капитан»? Побочный сын лендслера или инспектора Джастина? Так и то таскался бы порученцем.
        Шлюпка завибрировала, готовясь к проколу. Тошнота поднялась к горлу, и иннеркрайт бросил в рот пастилку аморина.
        Четвертый прокол за сутки. Слишком много для одного дня. Даже более чем.
        Ощутив, наконец, действие успокаивающего препарата, Энрихе откинулся в кресле и закрыл глаза.
        Выйдя из прокола, пилоты шлюпки, которая привезла Энрихе, не обнаружили никакого имперского корабля, пока их не «окликнули».
        «Каменный ворон» прятался в тени астероида - виновника приличных магнитных помех. Видимо состоял астероид, в основном, из железа.
        Энрихе понимал эту вынужденную маскировку - крейсер имперцев болтался в приграничной полосе, вот и играл в прятки.
        Удрать он не мог - незначительная масса астероида не давала возможности тяжёлому кораблю нырнуть в его тени в зону Метью.
        Иннеркрайт не знал, что «Ворон» всё-таки кое-что может, учитывая приличную магнитную аномалию астероида и момент вращения радиальной массы соседней звезды, но он и не был специалистом по навигации.
        Он продавал оружие, человеческие знания и техническое оснащение для военных разработок.
        - Даёте шлюз, - приказал Энрихе первому пилоту. - Ждёте подтверждения и расстыковываетесь. При любых сомнениях в намерениях противника - уходите в зону Метью без меня.
        Первый пилот кивнул. Второй не отрываясь смотрел на Энрихе, и в глазах его бился не испуг, но сумасшедшее какое-то веселье. Энрихе слышал, что есть люди, которых в стрессовых ситуациях разбирает смех.
        Шлюпка мягко толкнулась в бок чужого корабля, как китёнок, решивший пососать мать.
        Мать согласилась. Лязгнули внешние обводы шлюза, зашипел воздух.
        На миг стало тяжело дышать - шлюпка попала под действие магнитного момента корабля и появилась сила тяжести.
        Энрихе подождал, давая телу привыкнуть, и отстегнулся.
        - До связи, господин иннеркрайт, - попрощался первый пилот.
        Энрихе нырнул в шлюз. Камера закрылась за ним, пискнул сигнал, оповещающий, что герметичность достигнута и корабельный шлюз раскрылся навстречу гостю.
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        Нет, этот «Каменный ворон» не был похож на древний корабль Содружества, высадивший первых колонистов на Доминэ.
        Совершенно стандартный линейный КК, этакая бесполая железяка снаружи, а внутри…
        Что же у него должно быть внутри?
        Энрихе перебрал в памяти архивные снимки. Да, немного похоже. Строгий светло-серый металопластик, стилевой минимализм и показная функциональность.
        Иннеркрайт завернул вслед за дежурным от ангара к капитанской, взгляд его скользнул по холлу перед общим залом.
        Холл - без украшений и трофеев, напротив входа в оранжерею - стального цвета надпись с наклоном, словно старинный росчерк: «И так будет!».
        Девиз? На имперском корабле и вдруг - девиз? И какой знакомый девиз…
        Нет, не того древнего «Каменного ворона», но знакомый…
        Однако вспомнить Энрихе не успел. Ещё бы пяток шагов…
        Но коридор кончился, и пришлось выбросить странную надпись из головы.
        На большом экране в капитанской висели сравнительные характеристики лептонного «Магера» и электромагнитной установки ЭЭМ 67, в просторечии называемой обычно «рыбой».
        Обе установки использовались больше в технических, нежели в военных целях.
        Неумелое обращение с тем же «Магером» вполне могло нанести непоправимый вред экологии планеты, но вот уничтожить её таким образом? Вряд ли.
        В капитанском кресле сидел генерал Виллим Мерис (Энрихе хорошо знал его хитрую физиономию по голо). Напротив генерала на столе стояла початая бутылка «Сиреневой ярости». Зверского напитка с окраин Галактики крепостью градусов в восемьдесят.
        Лендслер устроился возле входной двери, рядом с кулером. Он был мощный, с широченными плечами и пронзительными темными глазами. Перед ним стоял заварочный чайник.
        Больше в каюте, куда ординарец проводил иннеркрайта, не было никого.
        Энрихе обернулся, ожидая, что капитан «Ворона» войдёт следом за ним, но…
        - Капитан, к сожалению, пока не сможет присутствовать, - тихо сказал лендслер. - Надеюсь, перелёт прошёл нормально?
        - Более-менее. Рад и вас видеть в добром здравии, - отозвался на приветствие Энрихе и рухнул в кресло.
        Сердце вдруг защемило, и перед глазами побежали пятна. Четвертый прокол за неполный день. Нужно было наплевать на парадный китель и надеть скафандр. Просто скафандр, и плевать на приличия!
        - Тебе нехорошо? - спросил лендслер.
        Придерживаясь экзотианского протокола, он разговаривал с Энрихе, как старший с младшим. Языком он владел изрядно - Пфайфер мог бы брать у него уроки.
        - Извиняюсь, налетался сегодня с избытком, - криво усмехнулся иннеркрайт, тоже переходя на экзотианский.
        - Может быть, медик?
        - Разве что час-другой сна.
        - Если сумеешь уснуть, гостевая каюта к твоим услугам. Нам так или иначе придётся дожидаться капитана Пайела. Связи с ним, к сожалению, последние полчаса нет, а без него разговор будет бессмысленным.
        Энрихе кивнул. Перспектива поспать час-другой на вражеском корабле не испугала его. Сам он для имперцев особенной ценности как заложник не представлял, он не регент.
        И он уснул, правда, не раздеваясь особо, просто повесив на спинку кресла форменный кипенно-белый китель.
        Снились иннеркрайту Кьясна в добрые мирные времена и милая Хеллека.
        Хеллека Эславэ, праправнучка знаменитой Хеллеки Эславэ, давшей имя не менее знаменитой космической станции.
        Снились её бархатистые губы, нежная кожа, и пульсирующая жилка на шее.
        История девятнадцатая. Под горячую руку
        ОТКРЫТЫЙ КОСМОС - ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        В воздухе плавали капли крови.
        Мигала капсула меддиагноста - развернутая и активированная почти в центре шлюпки. Один из пилотов лежал лицом в пульт. Без скафандра, что допустимо, конечно, при локальных задачах… Но… Нашивки-то почему-то капитанские?..
        Где второй пилот? В капсуле?
        Я шагнул вперёд, хватаясь за измазанные кровью поручни. Счётчик радиации на скафандре взвыл, пришлось щёлкнуть по нему, чтобы заткнулся.
        Медленно, перехватываясь для верности, двинулся к капсуле. Невесомость эта, будь она неладна.
        В капсуле оказался не пилот: бледное узкое мальчишеское лицо, маленькая звездочка «парти» у воротника…
        Это я ему подарил эту хэдову звёздочку. В академии их дают… забыл уже, за какие заслуги. Но и за поведение - точно.
        Одна она у меня была. Вечно за длинный язык и лишали.
        Теперь было ясно, почему мы не нашли останков Леса на «Короне». Досталось мальчику - более чем. Вместо нижней части тела - мясо, осколки костей… Однако дисплей медкапсулы показывал - жив.
        А лицом в пульт первого пилота, уткнувшись в область, отвечающую за генерацию аварийного сигнала, лежал капитан Лекус.
        Панель он задевал носом. Интерактивка опознавала его, запускала сигнал и тут же гасила, не получая подтверждения. Вот это слабенькое аварийное «мигание» меня сюда и привело.
        Я вышел из прокола, чтобы примериться, как удобнее проскользнуть к «Леденящему». Всё-таки командовал сейчас не Локьё, а некий Тауэнгибер из дома Аметиста.
        Я стукнулся к Локьё, мне не ответили.
        Зато поймал сбоящий сигнал имперской шлюпки с «Короны», похожий на аварийный.
        У меня не было сомнений в том, что шлюпка наша, имперская. И лидар, и радар видели её совершенно чётко. Шлюпка вписывалась в стандарт, зашитый в компьютерные мозги, и на экране я видел её вплоть до номеров, которые, к сожалению, ничего мне не говорили.
        Засады тут тоже быть не могло. Я использовал для прокола единственный массивный объект, больше и спрятаться было негде.
        Шлюпка, похоже, тоже надеялась перебежать к экзотам. Но что-то у пилотов не заладилось.
        Я отписался Дьюпу и пристыковался.
        Нет, меня даже не замутило.
        Я много чего видел. Видел тела, мумифицированные прямым светочастотным, видел, как потрошит человека магнитный удар, как удачное попадание из импульсного может изорвать на части или прожарить изнутри, видел, как режет человека на ленты полиспектральный лазер…
        Приподнял пилота с капитанскими нашивками, убрав его нос с пульта, удостоверился, что это Лекус.
        Он был негибким и совершенно холодным. Неужели?..
        Датчик на моём скафандре ещё раз взвыл, напоминая про радиационную опасность. Причём опаснее всего с его точки зрения было именно тело Лекуса.
        Этот дурак что, в корабельный реактор лазил?
        Я видел, как Леса сбросили в вентиляционное отверстие двигателя…
        Ну, да, в предрабочую область двигателя можно попасть и через реактор, если аварийный подъемник техники застопорили в нижнем положении.
        А потом затащить Леса на этот самый подъемник и вернуться уже через аварийную шахту.
        Но зачем такие сложности?
        Впрочем, откуда такому, как Лекус, знать режим обслуживания двигателя.
        Он туда не лазил, это я лазил за каким-то хэдом.
        Значит, он видел только один прямой путь внутрь двигателя - маленькую бронированную дверцу возле реактора. Замка там нет, только пломба. И - дежурный.
        Но дежурных снимать я его сам учил.
        Научил, эпитэ ма хэтэ.
        А про радиацию капитан наш читал, видимо, только в книжках? Или рассчитывал на что-то?
        Понять бы, на что? На помощь экзотов? Он у нас ещё и шпион Содружества по совместительству?
        Я пробежался по пульту, проверяя время, когда шлюпка отстрелилась от «Короны», и понял, что Лекус провернул всё именно в тот момент, когда я начал там бесчинствовать.
        Именно это дало ему возможность уйти незамеченным Душкой. А «Ворон» на тот момент из прокола ещё не вышел, и мои ребята его перехватить тоже не могли.
        Если бы он хоть немного помедлил - Колин вытащил бы его.
        Вот тебе и интуиция… Плюс минус пять минут - и ты уже сыграл бы совсем в другую игру.
        Что берегло меня, не уберегло Лекуса. Он не сумел вписаться в кривую везения, не уловил нужный момент.
        Правы ли эйниты, говоря, что удача совсем не слепа?
        Я привычно прошёлся по пульту, проверяя работоспособность основных систем шлюпки. Радиационный контроль оказался заблокированным, видимо, чтобы не трещал постоянно.
        Не надо бы и мне тут долго торчать.
        И Леса нужно срочно переносить в мою шлюпку, ему только радиации сейчас не хватает.
        А в эту медкапсулу можно заложить самого Лекуса, вдруг ещё не поздно хоть что-то для него сделать?
        Смерть мозга необратима, если прошло больше 6 минут, но без меддиагноста я был не уверен даже - умер он или просто в глубокой отключке.
        А ещё я не знал, можно ли перемещать Леса в таком состоянии.
        И куда мне теперь лететь - тоже не знал.
        Счёт, скорее всего, шёл на минуты. «Ворон» на расстоянии одного прокола, но прокола Лес может не перенести.
        Рядом был только «Леденящий». Меня прикрывал от него совсем небольшой момент масс, крошечный блуждающий астероид.
        Я мог прыгнуть из-под него на «Ворон» или выйти из-под прикрытия.
        Экзотианская эскадра - вот она, под самым носом, во главе с этим, хэдовым Тауэнгибером, чтоб он провалился в бездну.
        Дьюп сказал мне перед отлётом, что экзоты с места не двинутся, а скоро на позиции в районе Плайты выйдет и наше крыло.
        Появление в секторе имперской правительственной комиссии - дело ближайших суток, вряд ли - полутора. И к прилёту комиссии никакой Плайты просто не должно существовать. У нас и так будут проблемы с военным инспектором из-за Душки.
        Что же делать-то?
        Повторил вызов Локьё - опять бесполезно.
        Деваться мне было некуда, только сдаться Тауэнгиберу под честное слово, что Леса отправят в медблок.
        Разве что…
        Я набрал код кабинета Домато, которым пользовался иногда, ещё будучи на «Леденящем»…
        И медик отозвался!
        Он сразу узнал меня и не дал рта раскрыть:
        - Тебе сюда нельзя. Эрцог спит после операции. На корабле - регент.
        Я посторонился, давая ему увидеть медкапсулу с телом Леса.
        Лицо врача сразу стало сосредоточенным.
        - Разверни экран к пульту меддиагноста, - скомандовал Домато. - Достаточно. Почему такие безобразные показатели крови?
        - Здесь радиация. Я могу перенести его в свою шлюпку, но не знаю, можно ли?
        - Попробуем. Справа - система искусственного кровообращения, видишь? Я буду говорить, ты - делать. Ищи надпись «Цикл» или «Циклично».
        - «Непрерывный цикл»?
        - Да.
        Я поднял глаза на Домато, и заметил, что кто-то маячит у него за спиной.
        - Теперь вызови меню автодиагноста, - продолжал Домато, но я уловил в его голосе напряжение: он тоже ощутил, что уже не один. - Четвёртый режим поставь.
        - Я его хотя бы довезу?
        - Довезёшь, если сердце выдержит.
        - Тогда принимайте.
        - Ты хорошо меня сейчас слышал?
        - Да плевал я!!!
        У шлюза «Леденящего» меня встречали не только медики, но и вооруженные сенсорным оружием бойцы, видимо, парни из охраны регента (форма другая была - чёрная с золотом).
        Какой-то кретин попытался меня обыскать.
        Я огрызнулся: просто повернулся к нему, но парень отлетел шагов на пять. Остальные схватились за оружие.
        - Тихо, тихо, никто уже никуда не денется! - возвестил из развязки коридоров чей-то звучный, радостный голос.
        Я даже не обернулся - помогал медикам направлять капсулу с телом Леса.
        Ташип бы понял, что оружия у меня нет. Скафандр я сбросил ещё в шлюпке, а лёгкий полётный комбинезон предусматривал только ношение личного или наградного оружия. И носилось оно по уставу поверх одежды.
        Сообщил медикам, что в шлюпке ещё один пострадавший, но нужна радиационная защита.
        Отмечал, конечно, и суету за своей спиной. А суета нарастала.
        Руками никто меня не трогал. И правильно. Сорваться я сейчас мог легко, стоило только оттащить меня от едва живого Леса.
        Неужели понимает Тауэнгибер, что не стоит будить зверя, пока он спит? Или я чего-то ещё в экзотианцах не просёк?
        Прошёл вместе с медиками в смотровую.
        Домато глянул на меня сердито, но ничего не сказал. И я молчал, как рыба об лёд.
        Один из младших медиков обрызгал меня с ног до головы антисептиком. Щедро так обрызгал, почти облил. До меня только потом дошло, что это была и антирадиационная обработка. Когда кожу защипало.
        Тело Леса переложили в другую капсулу, подключили к системам жизнеобеспечения.
        Домато работал с меддиагностом, не глядя на меня. Я же смотрел вроде бы только на его руки, но периферийным зрением отмечал многое.
        Вот в предбанник смотровой, который отделяла только прозрачная пластиковая перегородка, вошли регент (раньше я видел его только на голо, но не узнать такую физиономию трудно) и барон Пфайфер с охраной. Стали рассматривать меня через стену. Я и не знал, что в предбаннике у Домато кунсткамера.
        Вот кто-то из бойцов открыл дверь в смотровую и наставил на меня сканер.
        Наверное, оружие искал. Зря, я не брал с собой ничего, кроме ножа.
        В моих руках - и карандаш оружие, тем более в двух шагах хирургические плазменные и лазерные скальпели, инверторы и даже эдигратор - приборчик для резекции суставов или костей, пораженных «живым волосом».
        Этакий безобидный пластиковый цилиндр, а кости режет, как пластилин, но через заданное расстояние.
        Поставь на пять миллиметров и поднеси к запястью - кожу не тронет, сразу разрежет кость. Если сорвать предохранитель и сунуть эдигратор в рот…
        Можно и к виску приставить, но держать неудобно.
        Мы ещё поспорили тогда с Элиером, трудно ли сорвать предохранитель. Это он меня просветил, насчет сей незамысловатой штуки. Я ему показал, что не трудно - корпус-то пластиковый.
        Регент стоял на шаг ближе к приоткрытой дверной мембране, чем Пфайфер. Значит, не повезёт сегодня ему, если рискнёт сунуться в операционную.
        Домато закончил наконец осмотр Леса, повернулся, внимательно оглядел меня с ног до головы и сказал:
        - Жить будет, но какой-то активной жизнью - не раньше, чем через три месяца.
        Я наклонил голову, благодаря его, и увидел пригнувшегося к самому полу бойца, водившего над моими ботинками сканером.
        Риск - дело благородное.
        - Да нет у меня ничего! - бросил я раздраженно.
        Какой-то ординарец шагнул через порог с наручниками, я посмотрел на него прицельно, и он шарахнулся, чуть не налетев на Пфайфера.
        - Да куда он теперь денется! - повторил регент (я узнал голос, звучавший ещё в коридоре) и вошёл, махнув ординарцу, посторонись, мол.
        Домато нахмурился и велел переместить медкапсулу с Лесом в операционную.
        Я обернулся и уставился на регента.
        Цвет его глаз был совершенно непривычным, впрочем, как и цвет кожи, и какой-то миг я на него просто смотрел.
        Смотрел, не думая про себя, но очень остро понимая, что регент и не подозревает, какой я «подарочек».
        Делов-то, эпитэ ма хэтэ, рвануть на себя регента, схватить со стола за спиной эдигратор и вырвать предохранитель зубами.
        Я смотрел на регента с тоской. Он не оставлял мне выхода.
        Я чувствовал, что он - не Локьё. Я вообще практически не ощущал рядом с ним направленной воли. А, не понимая, что я из себя представляю, регент не станет меня слушать, что бы я ни говорил.
        И Локьё спит.
        Значит, мне придётся действовать иначе, чем я предполагал, когда летел сюда, и действовать придётся силой.
        Эх вы, командиры хэдовы. Эрцог давно связал бы такого, как я, единственным, что может меня удержать - собственной волей: доброй или злой - по своему выбору.
        Или поговорил бы со мной, или сковал, как он это уже проделывал.
        Нагнали мальчишек с сенсорами и думаете, что вы меня поймали?
        Сейчас я схвачу регента за горло, а он даже не предощущает этого. Ташип бесхвостый…
        Или у вас хватит ума предложить мне хоть что-то ещё? Ну, сделайте уже хоть что-нибудь?
        Больше затягивать паузу не имело смысла.
        - Спасибо доктор, - сказал я, поворачиваясь к Домато и показывая регенту спину. - А второй?
        Домато покосился на экран, отражающий показатели, с которыми имели дело в соседнем боксе.
        - Сложно сказать. Смерть мозга - штука специфическая, возможно будут утеряны какие-то функции, часть памяти, но может - и выкарабкается.
        Доктор повернулся ко мне, глянул в глаза. Прищурился.
        Да, вот Домато, пожалуй, понимал, с кем имеет дело, и чем я сейчас займусь. Но вмешиваться он явно не собирался.
        Интересно, а мог бы?
        Но ведь это он разложил на расстоянии моей вытянутой руки все эти хитрые медицинские «ножи». Он знал, что мы с Элиером облазили здесь всё…
        Регент шагнул ко мне, подставляясь уже так, что дальше некуда. Идиот, чтоб его дакхи съело.
        Я чуть отклонил корпус.
        Всё остальное практически слилось во времени. Истошно завизжал Пфайфер, обмяк в моих руках полузадушенный регент…
        - Хватайте его!
        Это Пфайфер.
        - Стоять!
        Голос Домато обдал таким холодом, что и у меня по телу побежали мурашки.
        - У него в руках дискрепторный скальпель! Для регента - это мгновенная смерть мозга. Спасти невозможно.
        И - тишина. Мертвенная тишина, прерываемая лишь шелестом подошв регента, которого я тащил из смотровой.
        У дверной мембраны я остановился и сказал ещё раз:
        - Спасибо, доктор.
        Я знал, что на следующие три месяца - Лес в безопасности. И у них, и у нас медики приносят одну и ту же клятву, где ясно сказано, что они подчиняются не военному командованию, а профессиональному долгу.
        А через три месяца - никто не знает, что будет.
        Я посмотрел на бледно-зелёного Пфайфера:
        - Не надо было входить в смотровую без дезинфекции, - усмехнулся невесело и скомандовал: - Проводи нас, барон. В коридор ты пойдёшь первым.
        Зашипели дверные мембраны, и морально понукаемый мною Пфайфер шагнул в набитый бойцами коридор.
        Дар визга он на время потерял, и командовал из-за его спины я.
        Самым трудным оказалось отойти от смотровой метров на пятьдесят, потому что Пфайфер совершенно остекленел, и я боялся, что он упадёт, что у бойцов не выдержат нервы - а они-то плохо понимали, что за оружие я держу в руках.
        Но до шлюза мы всё-таки дотянули.
        Там я оттолкнул Пфайфера и выпустил на волю всё, что во мне скопилось - и боль, и раздражение, и злость.
        В шлюпке меня долго трясло.
        Я ещё ни разу так не срывался. До тошноты, до помутнения рассудка.
        Перед глазами стояли лопающиеся по ходу главного кабеля переборки, и разлетающиеся люди в белой и чёрной форме.
        Оставалось только надеяться, что все живы, не хотелось портить отношения с Локьё.
        А этот выродок регент? Жив? Или?..
        Отстрелив шлюпку от «Леденящего», я наскоро примотал регента скотчем к креслу второго пилота, не разбираясь особо, что с ним.
        Да нет, должен быть жив, я бы почувствовал, что держу в руках труп.
        Но я всё-таки отстегнулся, дотянулся до регента и сунул руку ему за пазуху, чтобы послушать сердце.
        Сердце билось. Попробовал привести его в чувство, врезав по морде, и мне это удалось: ресницы дрогнули, черная кожа засияла внутренним золотом.
        Я видел раньше достаточно много и чернокожих, и черно-коричневых, и черных иссиня, но вот такого - впервые.
        Золото оживало под кожей у регента, как у обычного человека проявляется румянец. Планета у нас, что ли, такая есть, или это очередной кошмар генетиков?
        - Открой глаза, регент, я вижу, что ты меня слышишь!
        - Тебя казнят за вероломное нападение на особу Дома крови, мерзавец, - скривился пленник, явив мне своё желтоглазие.
        Он морщился, сглатывал, борясь с тошнотой.
        - Какое к Хэду нападение, что ты несёшь? Ты же видел, зачем я прилетел на «Леденящий»? Или ты вообще генетически слепой, как модифицированная инкубаторская курица?
        Я опять начал злиться. В первые минуты волнение за жизнь регента и прикосновение к его теплому живому телу пробудили во мне сочувствие, но оно таяло с каждым мгновением.
        - Что бы ты там ни хотел, ублюдок, отвечать ты будешь за нападение и похищение! Вы, капитан Пайел, перешли все границы, - регент вдруг перешёл на «вы», подчёркивая, видимо, что я действительно его достал.
        Но я не знал экзотианского протокола, и серьёзности угрозы не понял.
        Да и особой силы за его красивыми глазами не ощущал.
        Может, он и мог как-то воздействовать на обычного бойца, но у меня кожа малость задубела от общения с более продвинутыми.
        - То, что вас терпит руководство, говорит только о степени деградации Империи, - шипел регент. - Но я вам не Локье, которому давно пора в Бездну со своими древнегуманистическими!.. - регент запрокинул голову и забулькал.
        Щас вырвет, понял я. И всё это будет плавать потом в невесомости в районе моей морды, даже если закрыть шлем.
        Я зажал регенту нос и рот. Лицо его пошло желтыми пятнами, а выпучившиеся глаза приобрели цвет давно нечищеного золота.
        Когда он начал задыхаться, я его отпустил.
        - Ты что, сопляк, себе позволяешь? Да, я тебя одной фразой в порошок сотру, дерьмо свинячье!
        Тауэнгибер в ярости захрипел, и его опять чуть не вырвало.
        Я снова зажал ему рот.
        - Сбрось эмоции, регент. Хотя бы потому, что тебя тошнит. Если ты действительно не понял, зачем я к вам летел, я объясню. Я хотел от вас помощи. Ты знаешь, что происходит сейчас на Плайте?
        Я убрал руку, регент сделал глубокий вдох и набычился.
        В его голосе зазвенели ледяные нотки, но подо льдом кипела магма. И я понял, что своим объяснением разозлил его больше, чем похищением.
        - Что там происходит - именно тебя и не касается! Ты нарушил дипломатический протокол в перемирие!
        - К Хэду протокол! - я уже тоже еле сдерживался, чтобы не врезать ему по морде ещё пару раз. - Вы же тоже все передохнете! И мы передохнем! Если мы сейчас не уничтожим Плайту!..
        Лицо регента снова пошло пятнами.
        - Ты не имеешь права даже открывать рот без моего приказа, ты, свинья имперская! - он закашлялся и задрал голову вверх.
        Его сильно тошнило.
        - А ты не умеешь нормально мыслить, мутант экзотский! Сейчас не время для дискуссий, понимаешь ты это? У нас с вами сейчас одна задача. Наше противостояние будет стоить гибели всех: и наших, и ваших!
        - Ваших… Плевали мы на ваших, - регент сглотнул. Он уже совершенно пришёл в себя и в его взгляде я читал только презрение. - Ты много на себя берешь, негете эр хаго. Это наша зона контроля. И то, что здесь происходит, касается только нас. Будет необходимо - соберется Совет Домов, и всё решат без имперского дерьма.
        - Регент, неужели ты, даже связанный, болтаясь в пространстве, не можешь посмотреть вокруг нормальными человеческими глазами? Какая сейчас разница, кто мы? Скажи, если мы оба сдохнем, пахнуть будем как-то иначе? Я прилетел за помощью. Прилетел к эрцогу, не к тебе. Если вы не поможете нам… - я физически ощущал, как слова мои уходят в пустоту. - Чтоб ты провалился, ублюдок недоразвитый! Мне нужно взорвать Плайту, и я её взорву! С твоей помощью или вместе с тобой - наплевать! Будешь ты мне помогать или мешать - тоже наплевать! Потому что я тебя заставлю мне помогать, даже если заставлю сначала нахлебаться этой твоей голубой крови, понял ты?
        Регент сглотнул слюну.
        - Я отказываюсь с тобой дальше разговаривать! - проблеял он. - И требую немедленно доставить меня к вашему высшему командованию. Немедленно!
        История двадцатая. Заложник
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        Момента, когда из сна исчезла Хеллека, и его затянуло в кошмар, Энрихе не уловил. Но бездна разверзлась и поглотила вдруг ставшую маленькой женскую фигурку, а пространство задышало серебром паутины.
        Никогда ещё не видел Энрихе такого буйства линий. Паутина жила, дышала, двигалась.
        Иннеркрайта швыряло бессмысленно и бессистемно от образа к образу.
        Он пытался зацепиться за какие-то известные события, но линии вероятностей изменялись прямо на глазах.
        Энрихе тонул в этом сумасшедшем водовороте, голова невыносимо, до тошноты болела и кружилась, но сам он уже не мог выйти из паутины: в какой-то миг ориентиры были утрачены, его затягивало в бездну, но…
        Но закрутило вдруг и выбросило наружу…
        Ярость и гнев!
        Чужие ярость и гнев обожгли его изнутри.
        Энрихе очнулся в поту, несколько секунд лежал, ощущая влажной спиной холодеющую липкость рубашки.
        Сердце судорожно билось. Энрихе снова закрыл глаза, успокоил дыхание и восстановил пульс.
        С волей такой магнитуды и окраски, которая испугала его во сне, иннеркрайту ещё не приходилось встречаться.
        Человек с такой волей мог быть, разве что одним из дома Нарьяграат, дома кровавых эрцогов.
        Потому что только в Альдивааре, в их родовом гнезде, Энрихе ощущал волю, уплощающую и редуцирующую душу.
        Не ломающую и гнущую, а именно делающую душу плоской, свободной только в двух измерениях. Третью и остальные степени свободы забирала кровавая воля.
        Эта воля делала обычных людей марионетками в считанные секунды. И лишь немногие могли выбраться потом из трясины духовного рабства.
        Эрцоги дома Тёмного Королевского граната вели свой род от утраченного рода императоров, рода «выдыхающих пепел».
        Будучи на официальном приёме, Энрихе ощущал их презрительное, коверкающее чувства, дыхание.
        Блатхейн - кровавые господа, так их называли. А кто осмеливался - называли хейдблаттен, кровавые ублюдки.
        И, тем не менее, Нарьяграат был одним из самых влиятельных домов, домом наследников крови Императора, единого когда-то и для Содружества, и для Империи.
        А эрцог дома Нарья Энсель Эйвори носил титул принца и был официальным и неофициальным главой совета Домов камня.
        Всего домов было когда-то девять. Два из них считались уже несуществующими - дом Инья (Обсидиана), остатки крови которого растворились на Гране, и дом Разбитого камня, проклятой Кешлы, тот, чьи лорды пошли когда-то против себе подобных.
        Влиятельными домами оставались на сегодняшний день всего три - Аметист, Сапфир и Тёмный Королевский гранат…
        Окончательно Энрихе разбудил истошный сигнал экстренной связи с «Леденящего», сменившийся не менее истошным визгом Пфайфера:
        - Энрек, у нас ЧП! Этот сумасшедший капитан имперцев высадился на шлюпке с двумя раненными и захватил регента!
        - Регента? - ещё плохо вычленяя реальность происходящего из полудрёмы, удивился Энрихе. - А что регент делал на «Леденящем»?
        - Мы прилетели продолжить наш утренний разговор! Ждали тебя! Этот псих свалился нам прямо на голову! Даже безоружный, он сумел натворить такого!
        - А охрана чем занималась? В хейк играла? - Иннеркрайт резко оборвал поток пфайферовсих излияний. - Помнится, совсем недавно, ты настойчиво интересовался, как Локье попал в плен к имперцам? Что, Судьба наконец улыбнулась и тебе своей ледяной улыбкой? Ладно, ладно, не нужно так орать. Я поговорю с имперцами, надо же как-то вытаскивать нашего дорогого Бгоро.
        - Ты не боишься лететь к имперцам? - взвизгнул Пфайфер.
        - А что, есть варианты? - фальшиво удивился Энрихе, вспоминая, где он, собственно, находится. - И держи язык за зубами. Иначе скоро среди глав Домов камня станет модным посещение «Каменного Ворона». Ностальгия заест. Не могу же я всех подряд вытаскивать? Конец связи.
        Энрике привел в порядок лицо и волосы и вызвал по связи начальника охраны «Леденящего».
        - Что у вас там творится, Гиис?
        Он слушал сбивчивый доклад обычно выдержанного и даже несколько чопорного капитана и размышлял параллельно.
        Размышлял о том, насколько тщательно прослушивают его разговор. О том, как вышло, что этот Пайел в одиночку смог устроить такое.
        Кто он, в конце концов? Разве что кто-то из великих лордов мог, разозлившись, повести себя вот так, сминая психику слабых и разбрасывая вооруженных людей, словно кегли.
        И, судя по рассказу начальника охраны, капитан Пайел не напуган и не удивлен произошедшим. Он уже знает «зверя» в себе.
        Так не ведут себя неофиты, только вчера открывшие «дар».
        Значит, капитан, несмотря на молодость, сильный и опытный противник.
        Что ж, придётся принять холодный душ, чтобы проснуться окончательно. И пусть имперцы получат ещё двадцать минут форы.
        - Где регент? - с порога спросил Энрихе, входя в капитанскую каюту «Ворона». И уперся глазами в имперского импл-капитана.
        Хорош, бандит. Здоровенный-то какой… Метра два дубина, не меньше.
        На обшлагах рукавов и на груди плебейского лётного комбинезона - запекшаяся кровь. Не успел переодеться?
        Он что, летает один, без пилота, забери его белые Ако?
        Волосы цвета спелой пшеницы, прямые черты лица, мощный костяк. Натуральный экзот из высокородных. И так похож на отца…
        Лицо усталое и злое. В углу рта - зубочистка или щепка. А взгляд - как у взбесившейся ледяной кошки.
        И раздражение буквально висит вокруг него, такое плотное и явственное, что еще пара тройка шагов и…
        Но Энрихе не успел ощутить соприкосновения с чужой волей, потому что мгновением раньше в нос ему ударил странный и совершенно не корабельный запах.
        Это был запах свежеиспечённого хлеба.
        Но на военных кораблях хлеб не пекут, там его просто восстанавливают или размораживают. Интересные тут порядки…
        Больше ни о чем Энрихе подумать не успел. Вошли генерал Мерис и лендслер, и капитанское раздражение, висевшее в воздухе каменной крошкой, растаяло, словно снег на ладони.
        - Чай или кофе? - спросил импл-капитан Пайел, насильственно растягивая губы в подобии улыбки и изображая гостеприимного хозяина.
        Он вряд ли успел особенно переговорить со своими - слишком «горяч» и невесомостью от него просто несёт.
        - Всё равно, - отрезал иннеркрайт. - Где регент?
        - Переодевается. Мне пришлось испортить на нём одежду. Нечаянно примотал его к креслу гермоскотчем, другого не нашлось.
        Да уж, такой скотч можно снять только вместе с одеждой или вместе с кожей.
        Вот ведь хаго! Нечаянно устроил кавардак на «Леденящем»? Нечаянно притащил сюда регента и нечаянно примотал скотчем?
        Хорошо хоть бедолагу регента нечаянно не придушил. Хотя последнее - вряд ли случайность.
        Вошёл дежурный с неуставной улыбкой на веснушчатом лице. И с подносом: довольно приличный чайный сервиз, сыр, мясо, зелень и… Горячий, только что испеченный хлеб. А в чайнике, судя по запаху… йилан?
        Ничего себе, живёт Империя, не бедствует. Протокол приёма гостей - как на приличной фермерской планете.
        - Я смотрю, вы не без хлеба, - усмехнулся Энрихе. - Первый раз вижу, чтобы на военном корабле пекли хлеб.
        - Это традиция, - тихо сказал капитан, отламывая кусочек ароматной хлебной корочки. - Ну и самоуправство. Эти хитрые сержантские морды полагают, что вот так можно впихнуть в меня завтрак. Или обед.
        Энрихе понял, что импл-капитан Пайел сегодня ещё не завтракал и не обедал.
        А, судя по тому, с каким интересом изучает хлебную корку - есть даже и не собирается.
        Он немного позавидовал имперскому капитану, нутром чувствуя, что его здесь любят и команда по-своему заботится о нем.
        В состоянии ли мальчишка оценить это? Судя по досье ему 27, а на вид - так и того меньше. Капитан в 27 лет - уже само по себе достижение, а если «под тебя» в имперской Армаде ввели должность импл-капитана…
        Ай да хаго.
        - Я полагаю, что времени у нас очень мало, - сказал иннеркрайт, подсаживаясь к столу. - А потому, давайте выпьем чаю… Вместе. Чтобы я не подумал чего лишнего. И приступим к делу. Я тоже сегодня ещё не обедал.
        Нет, Энрихе не боялся, что его отравят или накачают наркотиками.
        Он лукавил. В целях улучшения психической атмосферы в помещении. Атмосферу следовало как-то разрядить, переговоры же всё-таки.
        Присутствующих иннеркрайт совершенно не опасался. По лицам отлично видно кто на что способен.
        Вот капитан Пайел вполне может придушить голыми лапищами, но про яд он и не вспомнит. Лендслер к такой тактике просто не расположен. Генерал Мерис мог бы, будь они одни. Но они не одни.
        Капитан кивнул, вздохнул и всё-таки отправил корочку в рот.
        Лендслер не двинулся с места. Мерис напротив охотно подсел к столу налил себе из графина, выпил один и молча, стал намазывать на хлеб мясной паштет.
        Они что, сговорились молчать?
        Энрихе тоже взял кусочек хлеба, пристроил сверху аппетитный сырный ломтик и понял, что:
        А. жутко голоден,
        Б. несмотря ни на что чувствует себя «в имперских гостях» куда комфортнее, чем на «Леденящем» или «Крематоре»,
        В. да провалился бы он, этот регент! Чтоб он вообще сдох!
        - Вкусно, - сказал он, прожёвывая бутерброд. - Попробуй мясо, капитан?
        - Да ешь ты уже, не отравлено. Надо будет, я тебя чайником прибью. Небольно. Стоило заманивать тебя на «Ворон», чтобы травить?
        Видимо, это была шутка, и Энрихе изобразил улыбку.
        Импл-капитан Пайел провёл рукой по волосам и уставился на свою ладонь, как будто увидел её в первый раз.
        Что это с ним? Вечные вопросы мучают - жизнь и смерть, и иже с ними?
        - А ради чего - стоило? Регент, как я понимаю, тоже особо не в счёт?
        - Сволочь твой регент. Просто под горячую руку попал.
        - Лёд надо с собой носить, - без улыбки пошутил Энрихе. - В контейнере. Ты ешь, давай, кто же так принимает гостей?
        Капитан нехотя взял ломтик дорогого прозрачного эккского сыра.
        - Это ты ешь, - буркнул он. - Вполне возможно, что ужинать тебе не придётся.
        - А что, в Империи ужинать нынче немодно? - вполне куртуазно поинтересовался Энрихе.
        Вместо ответа капитан Пайел поднялся, подошёл к пульту, быстро пробежался пальцами по интерактивной панели.
        Изображение на главном экране сменилось. Энрихе увидел окрестности звездной системы Z-16, где единственно обитаемой и пригодной для жизни была четвертая планета - Плайта.
        Камера действительно сфокусировались на ней, планета приблизилась, заняла почти весь экран.
        Потом компьютер начал моделировать параметры, необходимые для исключения на планете самой возможности жизни - температура в атмосфере, температура на поверхности…
        Это Энрихе и сам недавно просматривал.
        - Пятиминутка садомазахизма? - спросил он, разливая чай.
        Капитан зло сощурил зелёные глаза, открыл было рот…
        И тут Хэд принёс регента. Здешний ординарец, сопровождавший его, тут же удалился и правильно сделал.
        Регент, узрев официальных лиц, решил отомстить ушам окружающих за весь перенесённый сегодня позор.
        Его не волновало, что одному лицу плевать, а второе уже выпило столько, что скандал может воспринимать только в развлекательном смысле.
        Вообще-то регент сегодня развеселил бы любого: в имперской военной форме он выглядел комично. Она ему совершенно не шла. Но присутствующие особо не слушали и не смотрели.
        Лендслер буровил взглядом стену. Генерал Мерис иногда косился на его равнодушное лицо и кривил в еле заметной ухмылке собственное.
        Лишь капитан Пайел жевал хлебную корочку, и всё больше мрачнел. Похоже, он единственный из сидящих здесь вникал в смысл сказанного Тауэнгибером.
        Регент говорил много и разнообразно.
        Он обвинял имперцев во всём, начиная с развязывания текущей войны и заканчивая алкоголизацией населения приграничных миров.
        Впрочем, Энрике предпочёл Реблеку (Ре-блек - черный регент) обед.
        Горячий хлеб напомнил ему о доме детства. Перед глазами сами собой рождались низенькие города и необъятные морские равнины, засаженные водорослями.
        Потому он и не уследил, в какой именно момент обвинительной речи регента капитан Пайел встал, шагнул к ораторствующему и, не замахиваясь, врезал ему по морде.
        Регенту хватило и символического удара, потому как бить открытой ладонью, капитан «Ворона» обучен не был.
        Раздался хруст. Тауэнгибера припечатало к стене между пультом и расчетным блоком, а капитана швырнул в кресло непонятно как выросший у него за спиной лендслер.
        Впрочем, помогать регенту лендслер не стал - так же молча сел на своё место, даже не взглянув на вынужденного гостя.
        И регент сник. Он выплюнул осколок зуба. Стал шарить по карманам в поисках платка. Но кто бы его туда положил?
        Капитан «Ворона», не вставая из кресла, протянул ему салфетку.
        Регент некуртуазно дохромал до него, вцепился в салфетку и осел в соседнее кресло.
        Лендслер повернул голову и посмотрел на импл-капитана Пайела.
        Тот опустил глаза, как нашкодивший мальчишка. Потом встал, налил из кулера воды, достал из аптечки в стене индивидуальный асептический пакет, положил на столик, плавающий перед регентом. Похоже, он прекрасно понимал начальство без слов.
        Энрек отметил «интересность» отношений этих двоих. Вели они себя так, словно… Не отец и сын, но учитель и ученик, например. Но почему?
        Где и как могли возникнуть между настолько неравными по происхождению такие странные отношения? Лорд не стал бы даже дотрагиваться до подчинённого ему капитана - побрезговал.
        Будь они любовниками?.. Но импл-капитан похож на неотёсанного фермера гораздо больше, чем на любовника.
        Может, всё-таки сын?
        - Я бы предложил переправить регента на «Леденящий». Пока не поздно, - сказал Энрихе, пряча усмешку и откидываясь на спинку кресла. - Эрцог Локьё ещё спит после операции, но в природе существуют и главы других высших домов: эрцог дома Нарьяграат, например, Энсель Эйвори. Или его сводный брат Агескел…
        Бгоро Тауэнгибер посерел лицом.
        Золото ушло у него из-под кожи, словно его туда и не закачивали. С семейством кровавых эрцогов он был знаком лучше Энрихе.
        - А что, есть сведения о подобном интересе? - равнодушно спросил лендслер, снова упираясь взглядом в стену.
        - Со стороны хейд… извиняюсь, блатхейна? - переспросил Энрихе. - Да так, дурной сон мне сегодня был.
        Лендслер скривил губы. Видимо знал, что эрцогов дома Королевского граната называли в народе хейдблаттен - кровавые ублюдки. Впрочем, последнее время это прозвище узурпировал лично Агескел Эйвори.
        - Я останусь на «Вороне» вместо регента, - заявил Энрихе и всё-таки взял ещё кусочек хлеба, хоть и ощущал приятную сытость. - Если хотите - на правах заложника. Мое отсутствие будет менее заметным, если оно вас устроит. Но прежде мы должны уяснить, что же всё-таки решимся делать дальше, если решимся? Я имел несчастье сегодня видеть цифры, относящиеся к скорости мутации вируса. Странные они, эти цифры. Плюс возможность информационного поражения систем с искусственным интеллектом…
        - «Магер» планету такой массы не возьмёт, - дёрнул плечами импл-капитан Пайел.
        - Не возьмет. И взрывать нельзя. Только разнесем эту дрянь, - разрешил себе согласиться Энрихе. - Но существуют и другие способы. «Огненный шнур», например, - он оглянулся на регента, но тот молчал, сосредоточенно оттирая с лица кровь. - У меня есть инженеры, но нет подходящего корабля, способного работать вблизи инфицированной планеты. Вернее, есть алайский «Хайор», но технологию процесса мне и вам демонстрировать не очень хочется.
        Регент так и не поднял головы. Он смирился с тем, что Энрихе нагло разглашает военные тайны.
        - Только есть одно «но», - продолжал иннеркрайт. - На доставку и наладку оборудования понадобится не меньше пяти суток.
        - Тогда мы должны изобразить начало военных действий в районе Плайты, - сказал импл-капитан Пайел.
        Лендслер взглянул на регента.
        Освещение в капитанской вдруг словно бы померкло. Стало так сыро и холодно, что Энрихе скользнул пальцами по подлокотнику кресла, ища автоподогрев.
        Сердце предупреждающе заныло, и он попытался «сместиться левее», раскачивая собственные параметры равновесия в пространстве и сползая в теплую «серость» допричинности. Только она мгла защитить от прямого давления Бездны.
        Импл-Капитан Пайел, как инициированный в рамках этой самой допричинности, отреагировал только формально - наклонился к браслету и приказал дежурному проверить систему освещения.
        Чувствовал он себя, судя по позе, вполне комфортно.
        Свет мигнул, но светлее не стало. Дело тут было не в скачке напряжения, а в пространственном смещении «в тень», которое так явно генерировало сознание лендслера.
        Оставалось только терпеть и ждать.
        Воля лендслера погружала в ледяную воду всю каюту: спина Мериса окаменела, а на регента вообще стало больно смотреть.
        - Это наглое давление, - пробормотал Бгоро, но тон его был очень далёк от уверенного.
        - Никто не сделает это так виртуозно, как ты, лорд Тауэнгибер, - ласково сказал Энрихе, чувствуя, что регент уже мысленно подписывает приговор трибунала по его делу. - Военные действия должны начаться словно бы сами собой. Сейчас. Потом можешь свалить всё на меня.
        - Ты рискуешь, - проронил Мерис и налил себе ещё. И поднял на Энрихе совершенно трезвые глаза.
        - Мы готовимся убить целую планету, - зло сказал импл-капитан Пайел. - А кого-то ещё беспокоят эфемерные… - Он порывисто поднялся, и регент испуганно вжался в кресло.
        - Сядь, Анджей, - тихо сказал лендслер.
        И парень послушался. Беспрекословно, даже не покосился на Макловски.
        Дрессированный, надо же.
        - Мы отпустим регента, если заручимся его поддержкой, - уже громче продолжил командующий и обвёл тяжелым взглядом присутствующих.
        Сердце Энрихе дрогнуло и провалилось в пустоту. Он очень рельефно прочувствовал причины, по которым лендслер всё это время изучал обшивку каюты. Макловски всего лишь старался ни на кого не смотреть.
        - Формально же мы заявим, что обменяли регента на другого заложника, - взгляд лендсгенерала снова остановился на регенте. - Что бы тебе ни пообещали, лорд Тауэнгибер, использование борусов любой из сторон приведёт только к одному результату. Почти стопроцентному. Да, вакцина у нас сейчас есть. Но это не значит, что она будет действовать через два дня или через месяц. Мы отпустим тебя. Но изобразим, что по пути передумали. Тебе всего лишь надо будет открыть огонь по якобы преследующим вас кораблям. Далее, думаю, всё пойдёт само. В какой-то момент, когда операция по Плайте закончится, мы попросим перемирия и вернём вашего инженера.
        Бгоро Тауэнгибер, временно командующий эскадрой Юга, молчал. Но это было грустное молчание.
        Тьма медленно рассеивалась. Напряжение в груди ослабло, и Энрихе понял, что ещё минута-две, и регент капитулирует.
        - Энрек, ты сработаешься с капитаном? - спросил лендслер.
        - Попробую, - усмехнулся иннеркрайт. - Если не подерёмся.
        Капитан Пайел фыркнул и дёрнул плечами. Он совсем не следил за внешней сдержанностью.
        История двадцать первая. Провокация
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА
        - Я, как облаченный доверием Императорского Совета Старших Империи, приветствую всех собравшихся здесь, - инспектор Джастин обвёл глазами главный присутственный зал Аннхелла.
        Не самый большой из виденных им залов и не самый богатый. Но именно здесь решалась сегодня окончательная судьба бывшего генериса Клэбэ фон Айвина. Надзирателя за исполнением законов, преступившего закон.
        Империей всегда правили два совета. Совет Старших и Совет Новых. Но вопросы морали решает только Совет Старших, так заведено.
        Однако уже в самом названии Совета скрывался подвох - многие «старшие» выглядели моложе «новых».
        Привилегированные граждане Империи, собравшиеся в зале, в массе своей не выглядели патриархами. Очень немногие лица могли порадовать блёклыми глазами и старческими морщинами.
        Раннее реомоложение всё больше входило в моду в землях Империи. Сто лет назад процедуры начинали после сорока девяти, сейчас многие решались на них уже в тридцать. А те, кому служба генетического контроля отказала в процедуре реомоложения, вообще не решились отправиться в удалённый от столичных миров пояс Абэсверта.
        Именно поэтому инспектор Джастин вглядывался сегодня в достаточно молодые лица.
        Полдесятка советников… Представитель генерального прокурора, 80-летний, говорят, подающий надежды… Инспекторы… Эти и в самом деле совсем ещё молодые ребята, едва ли достигшие сорокалетия…
        Вряд ли комиссию такого состава всерьёз озаботит судьба какого-то Аннхелла. Их волнуют экономические приоритеты. Если выгоднее будет отдать планету Содружеству - ну что ж… Лица расслаблены, легкомысленны…
        А вот местная элита застыла со сжатыми губами, как здесь говорится - «отведав сырой рыбы».
        Большая часть элиты тайно или явно сочувствует мирам Экзотики. Политика, проводимая последнее время Колином, охладила самые горячие головы, но осудить фон Айвина? В их глазах бывший генерис - герой.
        Инспектор Джастин помедлил ещё немного, наблюдая за залом.
        - На повестке дня у нас всего два вопроса, - объявил он наконец. - Потому я оглашу её, не утруждая секретаря. Первым вопросом мы должны рассмотреть либо предательскую халатность, либо - само предательство. Второй вопрос разберем позднее, в соответствии с тем ответом, который получим по первому. Печально, что именно надзиратель за исполнением законов Империи преступил само понятие Закона. Вина его доказана военным трибуналом…
        Маленький и суетливый, словно красноглазая лабораторная мышь, секретарь, вжимая голову в плечи и вздрагивая, всё-таки решился перебить инспектора:
        - Представитель военного министра в Абэсверте лорд Гарделин предлагает сначала заслушать обвиняемого. Вопрос морали - не только военный вопрос. По двенадцатой поправке уложения Исполнений, обвиняемый может быть обвинён трибуналом, но оправдан Советом, в таких случаях приговор заменяется ссылкой…
        - Я знаю, о чем гласит двенадцатая поправка, - инспектор Джастин снисходительно улыбнулся и нашёл глазами Гарделина.
        Представитель военного министра, был в возрасте, но ещё крепок, потому что не имел дурной привычки шляться по чужим планетам.
        Интересы обвиняемого он представлял здесь один. Крысы из министерства бросили фон Айвина. Вместе с правительственной комиссией на Аннхелл из столичного ведомства не прибыл никто.
        Означает ли это, что военный министр сдался? Решил, что вывести Аннхелл из-под руки Империи всё-таки не удастся?
        Вряд ли. Не тот это человек.
        Но следует ли проявить милость к побеждённому и позволить Гарделину спасти хотя бы жизнь бывшего генериса?
        Ли лорд Гарделин не был бесчестным человеком. Местная знать держала его за некий оплот неподкупности.
        Честь Гарделина обладала гибкостью гранита, как и его ум, но уж то, что удавалось уяснить, представитель министра оберегал цепко.
        Он с детства знал лорда Михала и занимал не такую уж высокую должность, когда началась история противостояния старого Вашуга и его сына.
        Позже, став представителем военного министра в Абэсверте, Гарделин с первых же дней вынужден был лавировать между Колином, жёстко стоявшим на позициях Империи, и его отцом, старым лордом Михалом, мечтавшим проснуться утром под протекторатом Экзотики.
        Но Гарделин был не так уж глуп, как о нём говорили. Он так и не встал полностью на чью-либо сторону - когда вашуги дерутся, стоит ли вмешиваться охотнику с копьём?
        Однако сейчас понятия о порядочности придавили его основательнее могильной плиты. Он не отступился от своего протеже.
        Он плохо знал фон Айвина, но хорошо знал, что обязан его защищать. Даже вопреки логике и собственной карьере.
        И инспектор Джастин поморщился, но кивнул.
        - Хорошо, комиссия выслушает обвиняемого ещё раз. Вы должны строго следить, секретарь, чтобы вопросы задавались ИМЕННО в связи в двенадцатой поправкой.
        Возбужденный зал забурлил. Местная знать почувствовала, что ситуация «дала слабину», а прочие члены комиссии выражали недовольство непредвиденной задержкой.
        Охранники привели Душку.
        Выглядел фон Айвин жалко и трогательно: потрёпанная одежда, помятая рожа…
        Инспектор Джастин видел этого лживого мерзавца насквозь. Его содержали вполне прилично, чтобы он мог привести в порядок и лицо, и платье.
        Фон Айвин был напуган, но военный трибунал не сломил его. Перед Советом стоял сейчас, прежде всего, актёр, лицедей, а уж потом человек, осуждённый на смерть.
        Иной выглядит крепким, но ломается разом и бесповоротно, другой с виду - тряпка тряпкой, но гибок и изворотлив, словно змея…
        На что же он надеется?
        - Скажите, лорд Айвин, ваше предательство объяснялось стремлением к наживе, власти или вы были введены в заблуждение? - прозвучал первый протокольный вопрос.
        Инспектор Джастин прикрыл глаза.
        Сейчас начнётся… Может, зря он позволил Гарделину вытаскивать из петли эту гадюку? Ещё ни одно доброе дело в мире не оставалось безнаказанным. Почему этот случай должен стать исключением?
        - Я полагал и полагаю, что отстаиваю интересы моей Империи, - блеял фон Айвин. А что он ещё мог блеять? - Да, в ваших глазах я выгляжу предателем. Да, я заключил договор с регентом дома Аметиста, командующим сейчас кораблями Экзотики. Но я решился на это лишь потому, что знал - заключен более страшный договор. Я узнал, что силы Экзотики и имперские изменники решили просто уничтожить Аннхелл, как яблоко раздора, чтобы планета не досталась никому! Мои шпионы донесли мне, что извращённый ум эрцога Локьё, который якобы устранился от командования по болезни, готовит прямое уничтожение Аннхелла. И у него есть помощники на имперской стороне! Один из капитанов нашей боевой армады - внебрачный сын эрцога. Локьё давно сумел его подчинить. Вы можете мне не верить, господа, но поверьте собственным глазам, сейчас они как раз испытывают новое оружие на одной из малонаселённых планет в приграничной полосе…
        «Вот оно, - подумал инспектор Джастин. - Сто первое доказательство того, что делать добро мерзавцам не следует по определению. Я могу сейчас оторвать голову фон Айвину. Но я не смогу обработать двести советников в зале так, чтобы никто из них не понял, что подвергся психическому давлению. Что ж, не ошибается только тот, кто ничего не делает…»
        - Господа, - поднялся он. - Я надеялся на раскаяние, а услышал медицинский бред. Я понимаю желание фон Айвина спасти свою жизнь пусть даже ценой клеветы, но нужен ли нам столь дорогостоящий спектакль? Неужели обвинённый, полагает, что мы сейчас вывезем весь Совет искать в приграничных мирах некую планету? У вас есть доказательства для подобных заявлений, обвинённый?
        Под режущим взглядом инспектора Джастина бывший генерис подавился заготовленной фразой, закашлялся, но сунул руку за пазуху и достал плотный конверт.
        - У меня есть доказательства того, что капитан имперской армады Гордон Пайел - незаконный сын эрцога Локьё! - взвизгнул он, и зал в ожидании замер.
        Фон Айвин однако, говорить больше не мог, инспектор Джастин крепко держал его за горло.
        В зале шептались. Знать Аннхелла жаждала скандала, члены Совета - катарсиса или, по крайней мере, смачных подробностей.
        - Я вижу, обвиняемый плохо подготовился к защите, - пожал плечами инспектор Джастин, изображая сочувствие к краснеющему от немой злобы Душке. - Впрочем, меня это не удивляет. Если бы у вас, фон Айвин, имелись действительно важные доказательства невиновности, вы бы не стали нарушать процессуальный порядок, предъявляя их сейчас, а не ПЕРЕД заседанием Совета, как требует кодекс. В результате, никто из Совета не ознакомлен с изменениями вашей позиции, и мы вынуждены объявить перерыв.
        Инспектор Джастин встал, поклонился и сделал знак одному из секретарей выключить протокольную запись. Экраны погасли.
        - Я полагаю, Совет должен взять паузу, чтобы создать подкомиссию для ознакомления с документами, - подытожил инспектор, выдавая залу скупую улыбку главы семейства, который решил оставить сегодня семью без сладкого. - Заседание продолжится завтра в семнадцать по местному времени. Я прошу членов протекторатов и ведомств выдвинуть кандидатуры для подкомиссии в рабочем порядке, послав записки с фамилиями в профиль секретариата. К работе подкомиссия приступит после обеда.
        «Что же у вас господин бывший генерис в конверте? Результаты генетических анализов? Тогда возникает вопрос, каким образом вы достали генетическую карту Локье? Насколько я знаю, ваша разведка особыми открытиями до сегодняшнего дня не блистала… Или эти данные вам предоставили друзья с ТОЙ стороны?»
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        Да, капитана Пайела на корабле любили. Энрихе успел отведать за завтраком и булочки с корицей, и айкэ с толчёными орехами, и натуральные взбитые сливки.
        Вкусная еда сделала его на пару часов миролюбивым и благостным. Обжорой иннеркрайт не был, но хорошую пищу умел оценить по достоинству.
        Капитан Пайел психовал, ел плохо и спал, видимо, так же, но особых проблем Энрихе не доставлял. Нервность капитана не имела конкретной привязки, он просто не умел себя сдерживать. Тем более что пересекаться приходилось не так уж часто.
        Единственное, что напрягало, отсутствие хорошей компании для распития послеобеденной бутылочки пива - капитан не пил совсем, а его зампотех признавал только жуткие травяные настойки, больше всего напоминающие микстуру от кашля.
        С замом же по личному составу вообще никаких отношений не вышло - мальчишке едва перевалило за двадцать, о чём с ним говорить?
        В конце концов, иннеркрайт сошёлся с навигатором с плебейской фамилией Млич на почве красивых логических задач и головоломок. Вот только пива навигатор тоже не пил.
        Лендслер и его зам улетели сразу же после регента, и на корабле воцарились мир и покой.
        Дежурные распустились как розы. Из корабельных коридоров тут же исчезли все положенные по уставу посты. Только у реактора торчали сразу четыре пары бойцов совсем не парадного вида, да какой-то внутренний особист делал вид, что ему врач прописал следить, чем занят Энрихе.
        Самого капитана Пайела личный состав не держал за высокое начальство. Никакой парадной охраны возле капитанской, преданных взглядов и дыхания «через раз». Оттого на «Вороне» и не ощущалось чопорности военных экзотианских судов, где запираешь каюту на магнитный замок, чтобы сбросить надоевший китель.
        Мир и покой царили часов тридцать. Энрихе успел отоспаться, завершить основные расчеты. Он совсем не страдал в заточении на чужом корабле.
        Никто его свободу не ограничивал. Он спокойно заходил и к навигатору, и в капитанскую, подсел на орехи, вазочки с которыми плавали во всех помещениях, где часто бывал капитан.
        Серьёзно его занимала только личность самого капитана Пайела.
        Ну не бывает такого, чтобы пилот без опыта через пару лет службы сначала получал крейсер, а потом под него выдумывали должность. И кто выдумывал! Ледслер да инспектор!
        И ведь хамло этот капитан натуральное. Деревенщина и хамло. И мало того, хамло с глубокой трещиной где-то внутри.
        Вот от кого надо караулить реактор. Это же бомба без всякого механизма. Он сам не знает, когда его вдруг рванёт.
        Энрихе отодвинул нойбук, размял плечи и направился выпить чаю с гостеприимным навигатором Ивэном Мличем. Время было уже почти обеденное.
        Сегодня Млич как раз обещал показать иннеркрайту одну забавную головоломку…
        По пластику коридора зацокали когти - рыжая в пятнах капитанская собака вела куда-то квадратнолицего штрафника.
        Ещё одна картинка местного паноптикума: штрафник гуляет по первой палубе с собакой. Надо бы чиркнуть Бризо. Мол, срочно нужны алайцы с их милыми домашними змеями. Клыкастыми тварями, величиной с полшлюпки.
        А что, тоже колорит.
        Собака была здоровенная, наглая, с умными коричневыми глазами. Она умела забавно хмурить брови, выть по команде, и по команде же лезла целоваться. У навигатора собака гостила часто, и Энрике уже успел с ней познакомиться.
        Вдруг псина перестала тянуть поводок, шлёпнулась на задницу посреди коридора и тоскливо завыла.
        Иннеркрайт затормозил, оглянувшись, какое-то неприятное предчувствие мелькнуло у него в голове, и тут же…
        «Внимание, боевая тревога, - подтвердил его ощущения голос дежурного. - Основному составу занять свои места. Внимание…»
        Что ещё за пирожки с котятами? Нет, перестрелка эти дни велась, конечно, но была она вялая и символическая.
        Энрихе быстро пошёл в навигаторскую, до неё было просто ближе.
        Ивэн Млич склонился над пультом и что-то тихо говорил в микрофон.
        - … три неопознанных корабля… - уловил иннеркрайт. - Больше на провокацию похоже. Нет, не скажу. Опознавательных знаков сканер не даёт никаких, по очертаниям я бы предположил, что верфи наши, но это может быть довоенный заказ. Да. Да, капитан. Да, я «Зигзагу» головидео послал, если дореформенной серии - может, у них кто-то опознает.
        Млич выпрямился и приветливо кивнул Энрихе.
        Во время возни с головоломками «на интерес», иннеккрайт успел выяснить, что нервы у навигатора отсутствуют вообще. Млич выигрывал и проигрывал с одной и той же доброжелательной улыбкой. Генетический дефект, видимо.
        Пришлось спросить прямо:
        - Что-то случилось?
        - Три неопознанных корабля - то ли ваши, то ли наши, пытаются выйти к Плайте, что называется «в пределах общей неразберихи». Мы засекли домагнитное возмущение в районе соседнего астероида. Эти гости явно прощупывали обстановку. Похоже, они теперь в курсе, что мы тут не воюем, а дурью маемся. О! - Млич снова повернулся к пульту. - «Хайор» сигналит. И ваши их заметили. Предупреждают. Видимо, постреляем мы сегодня и на поражение. Ставь пока чайник, не думаю, что прямо сию секунду и понесётся. Мы их «простучали», и они это поняли. Сейчас посуетятся сначала. О, я же совсем забыл!
        Млич кинулся к сейфу и триумфально извлёк из него коробку взрывающихся во рту джангарских сладостей.
        Взрывов ему прямо-таки не хватало.
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА
        Инспектор Его Императорского величества Адам Джастин шагал по гулкому коридору, ничего, кроме усталости, не ощущая. Его ждали в малом зале секретарь и несколько членов недавно созданной подкомиссии, у которых уже возникли вопросы, скорее всего, неприятные, но он не торопился.
        События следовало не просто обдумать, их следовало сдержать. И он весь вживался сейчас в силу, способную стать каждым из звеньев звенящей от напряжения цепи. На миг - но каждым. Лишь тогда рождающиеся сейчас мгновения не разорвутся, а перетекут в бесконечность.
        Охрана расступилась, как вода расступается, пропуская Вечно идущих по песку. Воздух наполнился звуками неведомого и дальнего. Зрение ушло, чтобы пришло зрение иное.
        Створки дверей растворились перед инспектором, пропуская то, что двигалось впереди него.
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        Эрцог Локьё приподнялся на постели, и ощутил, что слабость, хоть и не оставила его совершенно, но разжала свои бархатные лапы.
        Он услышал телом тонкий, восходящий звон, сел, позволяя оси мира пройти через позвоночник, прислушался к свисту звёздного ветра во флейтах небытия и серебряные нити паутины задрожали перед ним.
        «Эмэ, - подумал он. - Актиа эмэ». Что означало: «Сейчас. Или - уже никогда».
        Реальность дрогнула и сомкнулась над ним.
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        - Вот, мать твою, заразу! - выругался Ивэн Млич, бросаясь к пульту.
        Энрихе обернулся и увидел, что корабельных теней, опутанных нитями сканерной сетки на экране больше нет.
        И аппаратура, судя по лицу Млича, работает нормально.
        Просто корабли растворились вдруг в пространстве. Корабли призраки, «Летающие голландцы» из земных легенд.
        - Ивэн, что случилось? - прорезался спокойный негромкий голос из капитанской.
        - Не знаю, капитан. Я никогда такого не видел. Мне даже баек таких в учебке не рассказывали, - на пульте пискнул сигнал. - Капитан, «Хайор» вызывает.
        - Соедини напрямую.
        Энрихе едва успел удивиться, почему алайцы вызывают не его, а капитана «Ворона», потому что Млич повернулся и поманил, подойди мол.
        Энрихе подошёл, всмотрелся в навигаторскую сетку «Хайора».
        - Разворачивается, что ли?
        - Похоже, испугались твои алайцы.
        - Пойду и я с капитаном поговорю…
        - Может, подождёшь? Пусть схлынет.
        - Нет уж, я поучаствую, - усмехнулся Энрихе.
        - … белые корабли! - на экране дрогнуло и скривилось от помех лицо Бризо.
        - Я не помешал? - играя в вежливость, спросил Энрихе.
        У дверей никого не было. Он просто вошёл.
        - Помешал. Садись, - капитан Пайел в вежливость играть привычки не имел.
        Энрихе это иногда забавляло, иногда раздражало, но сейчас он вообще ничего не ощутил.
        - Что произошло? - спросил он, усаживаясь и намеренно не глядя на экран.
        - Алайцы твои сообщили, что отходят.
        - Я им отойду. Дай-ка я скажу Бризо пару ласковых!
        - Он полагает - ты не поймёшь, - усмехнулся капитан Пайел, встречая взгляд Энрихе не менее твёрдым и «тренированным» взглядом.
        Угрозы, однако, в его глазах не читалось. Немного ехидства, пожалуй, не более.
        Алаец слышал их разговор и молчал, что вообще было странно для этого довольно болтливого народа.
        - А ты, значит, понял? - нахмурил брови Энрихе и чуть усилил ментальное давление, что капитан выдержал с той же улыбкой, психической диспозиции вообще не сменив.
        Запас прочности у него, видимо, был немалый.
        Но играл сейчас Энрихе не с капитаном, потому продолжать эксперимент не стал. Он просто тянул время и наказывал Бризо своим невниманием, демонстрируя ему, что недоволен.
        - Нет, я не понял, - легко признался капитан Пайел, параллельно выскальзывая из наброшенных на него психических «пут», как намыленный. - Но я видел - он нервничает.
        Когда-то маленького Энрихе приемный отец учил рыбачить, и скользкая озерная рыба вот так же, шутя, выворачивалась у него из рук. Прощупать бы этого капитана серьёзнее… Не зря инспектор пасёт этого хаго, ох, не зря…
        Но сейчас было не до того.
        - Вот и пусть понервничает! - Энрихе развернулся наконец к экрану и уставился в раскосые глаза Бризо, овладевая его вниманием.
        Сделать это было проще простого. Само подчинённое положение алайца не давало тому особого выбора.
        - Ты куда, дерьмо хаттское, свалить решил? - спросил Энрихе, устанавливая контакт «глаза в глаза». - Думаешь, если отец болен, то можно нарушать условия контракта?
        Алаец моргнул, слабо пытаясь сопротивляться, Энрихе усмехнулся, позволяя собственной воле на миг взять верх над прочими категориями «я»…
        Но особого давления и не потребовалось. Иннеркрайт почти сразу же ощутил, что подсознание жертвы дезориентировано и готово идти следом за своим палачом в тот мир образов, который он ему сейчас будет навязывать.
        - Белые корабли пришли, мой господин, - ещё пытался оправдываться алаец. - Мы не можем остаться. Белые корабли - белая смерть для нас. Алайцам нельзя умирать белой смертью!
        - Меня не волнует, какой смертью вам можно умирать, а какой нельзя! - Энрихе сжал зубы, перекрывая часть горловой чакры и не позволяя всему накопившемуся гневу выплеснуться сразу. Убийство Бризо не входило пока в его планы. - Сорвавший контракт со мной будет мечтать о любой смерти, - Энрихе сосредоточился на багровых оттенках красного, зная, что, приняв этот психический образ, Бризо остальное домыслит сам. - Ты желаешь, чтобы клиенты обращались к тебе, «мой дорогой Бризо»? - Энрихе подержал паузу. - Будь уверен, если ты сейчас уйдешь из системы, то по-другому к тебе обращаться уже никогда не будут!
        Иннеркрайт задержал выдох и продолжал удерживать взгляд Бризо, ожидая сопротивления.
        Обращение «мой дорогой» для алайца - более чем оскорбление. Оно означает, что некто имел с ним сексуальные отношения, да ещё и остался недоволен.
        Если бы за спиной алайского капитана маячил сейчас хоть кто-то из охраны, Бризо не сдержался бы. И, возможно, воздействие пришлось бы усилить, а иннеркрайт не хотел ломать раньше времени такую дорогую игрушку.
        Но Бризо стоял у экрана один.
        Он скривился, и ноздри его раздулись. Сознание тоже судорожно дёрнулось было… Но черты лица тут же обмякли.
        - Значит, так, - продолжал Энрихе, не ослабляя воздействия. - Контракт должен быть выполнен. Можешь немного отойти, на одну-две единицы, не более. А в качестве штрафа отдашь мне двух своих людей. Без гарантий возврата. Надеюсь, ты понимаешь, что мне нужны настоящие бойцы, а не проститутки из твоего походного борделя.
        - Сделаю, мой господин, - прошептал Бризо.
        Энрихе ощущал, как липкий вонючий пот бежит по его спине.
        - И из сектора - никуда, даже если в следующий раз к Плайте слетятся трупные мухи! Ты меня хорошо понял?
        Пошла завершающая концентрацию пауза.
        Энрихе слушал пульс своей жертвы, проверяя, насколько алаец ему послушен.
        У того медленно зеленели белки глаз, и темнело лицо.
        Достаточно, решил Энрихе. Вряд ли Бризо придёт теперь в голову чудить.
        - Отбой связи!
        Иннеркрайт прервал зрительный контакт, отпуская жертву.
        Капитан, ставший невольным свидетелем разноса, который Энрихе устроил алайцу, хмыкнул и сказал как бы про между прочем:
        - Не знал я, что эрцоги опускаются до откровенно ублюдочной манеры общения.
        Энрихе моргнул, чтобы сбросить остаточное напряжение, и только потом медленно обернулся.
        - Насчет эрцога ты мне безмерно льстишь, а что касается манер… Ты что, не знал, что я ублюдок? - усмехнулся он. - Кем ещё может быть незаконный сын?
        И, оставив капитана переваривать эту фразу, иннеркрайт отправился в выделенную ему каюту.
        Происходящее требовало сосредоточенности на внутреннем. А с реальностью капитан «Ворона» как-нибудь справится сам.
        История двадцать вторая. Двенадцатая поправка
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА
        - Абэ, Аний, - инспектор Джастин вгляделся в осунувшееся лицо эрцога. Да, медицинские процедуры мало кому идут на пользу, по крайней мере, сразу. - Я вижу ты уже в добром здравии?
        - Абэ, - кивнул Локьё и сдвинул брови. Он меньше всего любил разговоры о собственных болезнях. - Рад твоему приезду. Хотя покой и без тебя здесь только снился.
        - Мы сами режиссеры собственного покоя, - с улыбкой парировал инспектор Джастин.
        - Тем более что ты хотел бы сей успех развить, - кивнул, усмехаясь, Локьё. - Что у тебя там? - Хороших известий эрцог не ждал, стоило ли иначе Джастину связываться с ним по выделенному каналу?
        - Вообще ситуация больше анекдотическая пока, но в ней есть некая скрытая неприятность. Известный тебе фон Айвин заявил, что капитан Пайел (помнишь его?) твой внебрачный сын. И даже предоставил ТВОЮ генетическую карту. Фальшивую, но потенциал у этой истории есть.
        - Потенциал - Плайта? - прищурился Локьё.
        - А что ещё? Эта скотина в курсе, что мы там творим. Надеюсь, не в курсе, что совместно… Но Айвин надеется, потянув за ниточку, размотать весь клубок…
        - Чем же тебе помочь? То, что сия история полная чушь, ты и без меня знаешь. Сдать тебе пару-тройку фонайвиновских шпионов? Сколько времени у тебя есть?
        - Я взял паузу до завтрашнего вечера. 17 часов по времени Аннхелла тебя устроит?
        - Ну, если не поймаем за это время, то изготовим… - Локьё помедлил, раздумывая. - Но и у меня будет условие…
        Инспектор Джастин встретился с эрцогом глазами, изобразив удивление, что, мол, может быть недоговорено между нами?
        - Да, ты правильно меня понимаешь, - кивнул Локьё. - Я тоже хочу, в конце концов, знать, какие корни у этого парня. Чего из-за него столько суеты?
        - Ты полагаешь, что я в курсе? - искренне удивился инспектор Джастин.
        - Не верю, чтобы ваш «Душка» совсем ничего не раскопал. Ну, да и ты - ближе к Империи, чем я.
        - Ну ты и жук, Аний.
        - Не навозный, надеюсь? - фыркнул эрцог и улыбнулся. - По завершению истории с Плайтой приезжай проведать больного. Официальный повод найдём.
        - Ну, с поводами-то точно не заржавеет, хотя бы сына тебе верну, не забыл? Выздоравливай. И передай привет своему косторезу - зубы он выращивает лучше, чем это делают в Империи. Абэтодасмэ.
        - Абэ, - кивнул эрцог. - Если твоего Душку оправдают-таки, можешь кинуть мне номер транспорта. Всё-таки этот дурак нанёс мне наконец протокольное оскорбление. Намекни ему, что я в ярости.
        Он зевнул и отключился.
        Инспектор Джастин мягко улыбнулся, переключая экран.
        Локьё в добром здравии - и это само по себе хорошая новость. Из плохих были «душка» фон Айвин, правительственная комиссия и черная лихорадка в скоплении сырьевых миров, называемых обычно поясом Гампсона.
        Причём пояс Гампсона находился в северной части галактики, а пояс Абесверта, где он вынужден был сейчас находиться - в южной…
        Хорошо хоть Колин согласился помочь. Лорд Айвин тоже раздражает его чем-то неуловимым, и это заметно, хоть лендслер и мастер скрывать своё раздражение.
        А вот щенка этого невоспитанного, Агжея, прямо-таки передёргивает при виде фон Айвина. Отчего, интересно?
        Да и бывший генерис как-то уж очень навязчиво озабочен персоной молодого капитана…
        Обеденное время ещё не истекло, члены подкомиссии вовсю предавались чревоугодию, и это мешало инспектору вскрыть, наконец, конверт и выяснить, что день грядущий наготовил.
        А вот допросить ещё раз фон Айвина - ничего не мешало. Вряд ли это вызовет лишнее любопытство.
        Инспектор велел привести обвинённого.
        Фон Айвин не знал протокола, и, судя по блеску в глазах, полагал, что инспектор Джастин уже просмотрел бумаги, и будет торговаться. Это могло пролить дополнительный свет на ситуацию, прежде чем её огласят.
        - Я не понимаю вас, Клэбэ, - начал инспектор по-отечески ласково. - Вы могли обратиться с просьбой о помиловании, а выбрали такое древнее развлечение, как цирк. О чём вы думали? Неужели поверили экзотианцам? Вы не знаете, какие они мастера воздействовать на сознание? Вас обманули, Клэбэ, никакого заговора нет.
        Фон Айвин нервно сглотнул. Он явно ожидал каких-то других слов. Неужели так сжился с собственными фантазиями? Или за ним всё-таки стоит не военный министр? Но кто?
        - Вы не поверили, - пробормотал бывший генерис, уставившись в пол. - Но запрос Генетического департамента был! Он проходил через меня лично. Однако пока я собирал документы на этого… - он поморщился, но сдержался, - капитана, его объявили погибшим. Что я мог сделать? Я попытался вывести хамелеона на чистую воду сам, но у него слишком много влиятельных друзей… Чего просто не могло бы случиться, не будь он эрцогским выкидышем!
        Фон Айвин выкрикнул последнюю фразу и голос сорвался. Ему здорово досталось сегодня. И это сделало его менее высокомерным, чем утром.
        Бывший генерис уже сталкивался с психическим воздействием и понял - шансов меньше, чем нет.
        Будь они ближе к столичным планетам Империи, фон Айвин мог бы попытаться пожаловаться на психическое воздействие.
        Север и центральные миры до сих пор живут иллюзией, что подобное воздействие - последствие мутаций, и полагают, что в мирах, подконтрольных генетическому департаменту мутации просто невозможны.
        Мог бы получиться приличный скандал, но только не здесь, на Юге, где на проявления психической силы давно уже закрывают глаза. Потому что демонстрировать её начало высшее сословие.
        Но… запрос Генетического департамента? Чем Агжей мог заинтересовать генетический департамент?
        Такой запрос никогда не сулит ничего хорошего, но и лишнего света на ситуацию не проливает.
        В департаменте заинтересовались не понять чем и запросили документы…
        Понятно, что фон Айвин испугался. Он стал наводить о парне справки, но выяснил нечто глупое и несусветное. Что ж скоро посмотрим, что там у него, в этих бумагах…
        Инспектор Джастин размышлял с лицом холодным и равнодушным.
        - И всё-таки вас обманули, Клэбэ, - сказал он уверенно. - Откуда вы взяли генетическую карту Локье?
        Инспектор мягко, очень мягко «подтолкнул» собеседника. Улыбнулся ему отечески, втираясь в подсознание на место «отца родного».
        Душка замялся, вздохнул.
        - Мне удалось получить карту через Пфайфера.
        - Кого конкретно из этого обширного семейства?
        - Реййема барона Пфайфера - пробормотал Клебе и совсем сник.
        Немудрёная защита его психики была взломана теперь окончательно. Он полностью подчинялся лорду Джастину и в словах, и в мыслях
        - Насколько я знаю, никто из Пфайферов в дом Сапфира особо не вхож, - с сомнением покачал головой инспектор.
        - Пфайфер убедил меня, что карта настоящая и получена одним из его агентов.
        - Мне жаль вас, Клэбэ. Вас просто использовали.
        - Но карта…
        - Когда Локье был у нас в плену, мы имели доступ к его генетическому материалу. Проба официально заверена и с вашими подметными письмами, к сожалению, не сходится, - инспектор Джастин помедлил, давая фон Айвину возможность вдуматься в услышанное. - Знаете, я не буду настаивать на вашей казни. Полагаю, доброжелатели прямо из зала суда побежали докладывать Локье о ваших оскорбительных заявлениях. Так что в случае ссылки вы, Клэбэ, просто станете дичью. Учитывая нахождение в приграничной зоне алайского корабля, вы заработали гарантированный бесплатный тур до Э-лая. Так что выбирайте: или никакого запроса не было, и вы по личной инициативе… Он же вам СРАЗУ не понравился, этот капитан?
        Инспектор Джастин хотел надавить, но давления не потребовалось. Душку самого вдруг прорвало.
        - Сразу, - поморщился он. - Мы родом с одной планеты. Это щенок соседских вонючих фермеров. Я просто остекленел, когда увидел его на «Гойе», на ежегодном собрании капитанов. Я его сразу узнал. Меня ещё тогда удивило, откуда у смуглых ахекских полукровок в сыновьях - высокий золотоволосый мальчик. Ловкий, красивый, сообразительный… Неужели, подумал я ещё тогда, и в Империи наследили эти любвеобильные эрцоги. Я сделал шесть пластических операций, чтобы не видеть в зеркале такого же фермера…
        - Мы больше всего ценны такими, какие есть, Клэбэ, - пожал плечами инспектор Джастин.
        - С этим знанием не так-то просто сжиться, - пробормотал фон Айвин. - А потом, мои подозрения сразу же укрепились, когда я получил из ведомства армады расшифровки приказов по Северному крылу, где ранее служил этот фальшивый «Пайел», - фамилию капитана Душка буквально выдавливал сквозь сжатые зубы. - Дело в том, что уже тогда он имел дело с домами камня. Он встречался в поясе Гампсона с молодым эрцогом дома Аметиста, это отражено в приказе, мало того, есть видеограмма посла, подтверждающая эту встречу.
        - Случайную, скорее всего, встречу, - не удивился инспектор Джастин. - Иначе никакой видеограммы не было бы и в помине. Приказ по крылу - куда ни шло, но видеограмма посла в мирах Империи? Зачем была бы нужна подобная демонстрация, будь встреча НЕ случайной? И это все ваши доказательства?
        - У меня есть ещё! Но все они косвенные! - воскликнул фон Айвин, видя, что не только не убедил, больше позабавил собеседника. - Этот мерзавец скрытен как… Как засланный шпион! Но… корабль, на котором он служил в Северном крыле, был в контакте с эс-эм разумом, с так называемыми «смэшниками». Вы знаете, что способность эс-эм модификаций к зомбированию гуманоидов приближается к ста процентам? И, тем не менее, он сохранил разум единственный из всего экипажа. Чем это может быть, если не влиянием «ледяной крови»?
        - Влиянием ленслера Макловски, - снисходительно улыбнулся инспектор, уже сдерживая смех. - По случайности он отбывал наказание на том же самом корабле. Насколько я помню, то, что лендслер зомбированию не подвергся - удивления ни у кого не вызвало? Анализ, Клэбэ, должен учитывать ВСЕ факторы, а не только те, что вас особенно раздражают. Вам следовало высказать мне свои подозрения раньше, и вы не сделали бы столько ошибок. Или у меня вы тоже подозревали наличие «ледяной крови»?
        Инспектор смеялся, но фон Айвин не замечал этого. Глаза его метались, не останавливаясь на лице собеседника. Он то поднимал, то опускал голову, оглядывался, словно искал что-то потерянное или ждал чьего-то прихода.
        - Вы слишком лояльны к… - бывший генерис поискал глазами внизу и за левым плечом инспектора. - К тем изменениям в генетике человека, которая стала проявляться в южном секторе. Если бы вы были на моей стороне, вы давно бы… Как вы не понимаете, инспектор? Ведь мы же изменяемся здесь! Мы теряем человеческий облик! Мы не должны позволять смешиваться нашей крови с кровью экзотианских выродков! Иначе, ещё несколько веков, и имперское население Юга превратится в таких же мутантов, как эти проклятые эрцоги!
        - Я вас опять не понимаю, Клэбэ, - перебил его излияния инспектор Джастин, щадя себя и собеседника - волосы фон Айвина прилипли ко лбу, он был возбуждён нервно, лихорадочно и излишне. - Как же вы, так ненавидя доминантов, решились способствовать выведению «под руку Экзотики» целой планеты?
        Глаза бывшего генериса вдруг потухли, и он опустил лицо.
        - Это был приказ, - тихо сказал он. - Приказ министра.
        - Вот на этом вам лучше и построить свою защиту, - кивнул инспектор Джастин. - Я поспособствую вам. А о запросе - забудьте. Не было никакого запроса.
        Он отеческим жестом приподнял подбородок бывшего генериса, поймал его взгляд. И фон Айвин повторил почти неслышно, одними губами:
        - Не было.
        «Даже если приказ был отдан министром в устной форме, скандал в правительстве обеспечен, - подумал инспектор Джастин с глубоким удовлетворением. - Надеялись на такую слабенькую психическую блокадочку? Или совсем разжирела Империя, и война будет проиграна, или я ещё не видел всех карт. Посмотрим, что там принёс нам в клюве фон Айвин…»
        ТЭРРА, АЛЬДИИВАР - РОДОВОЕ ПОМЕСТЬЕ ЭРЦОГОВ ДОМА НАРЬЯГРААТ
        Парадная зала была решена в темно-багровых тонах, стены усыпаны всплесками гранатов и слезами гвелии, прозрачного каплевидного минерала, при игре света то принимающего окраску кровавых капель, то радующего глаз искристой побежалостью.
        Но глаза эрцога дома Нарьяграат, Энселя Эйвори, давно уже ничему не радовались. В зале светился только аквариум с живородящими икирскими червями, а стрельчатые окна из храанских шпатов были задёрнуты тяжелыми шторами. Без света - откуда в камнях искры?
        - Возмущения паутины в этом секторе просто невиданные, Агел! Что там вообще творится?
        Эрцог дома Тёмного королевского граната был похож на карлика из детских сказок.
        Травму спины он получил в юности, тогда, когда медицина не могла ещё справиться с «костной болезнью», а знаменитый нос, кривой и длинный, природа, видимо, выделила ему как компенсацию за укороченную шею. Но Энсель Эйвори был из тех, кто умеет сделать пугающей любую внешность. Желающих посмеяться над ним всё никак не находилось, а исправлять недостатки медицинским путём он вообще считал делом слабых.
        Худощавый и мелкий для доминанта, аке (двоюродный брат) эрцога, Агескел, передёрнул узкими плечами, брезгливо выпятил губы и отвернулся. Спорить с Энселем он привычки не имел.
        - Я полагаю, - Агескел пожевал губами. - Старый падальщик доедает там останки регента. Дело обычное и малоинтересное. Кто-то же должен сожрать этого пахнущего рыбой полукровку, сколько бы он не брился.
        - И, по-твоему, это достойно той энергетической каши, которую мы там видим? Я слышал, лендслера реабилитировали?
        - Локьё управится и с ним.
        - Управится? Сколько можно ждать? Сверни ему башку немедленно. И плесни уже масла в огонь! Абэсверт - исконная территория Содружества. Там просто не может быть никакой Империи!
        Агескел пожал плечами. Он даже не стал переспрашивать, кому следует «свернуть башку» - лендслеру или регенту, для верности отметив для себя обоих.
        - А что с грузом оружия и палатой Эдэра? - спросил эрцог, раздражённо дернув носом и доставая тонкий батистовый платок.
        Последнее время приступы аллергии не могли надолго купировать даже лучшие медики.
        Эйниты предположили бы, что организм эрцога Нарьяграат отвергает сам себя, но такая аргументация у него не прошла бы.
        Энсель Эйвори полагал, что может понимать и контролировать всё. А аллергия - не более чем плохая работа врачей.
        - Палата Эдера перекуплена. Никакой военной помощи Империя в южном секторе в ближайшее время не получит. Палата не одобрит ни один военный контракт.
        - Ну, вот и чудесно. Если реальная ситуация просчитана верно, то достаточно лишь слегка сдвинуть точки отсчёта в паутине. Займись этим немедленно.
        Агескел кивнул, опять пожевал выпяченными губами, и слегка наклонил голову, прощаясь. Немедленно так немедленно. Чего уж проще.
        Он прошёл через личные апартаменты старшего брата, спустился в лифте в собственную лабораторию. Миновал полдесятка нагих тел обслуги, закреплённых на стене у входа в назидание прочим лентяям.
        Ему захотелось женщину, и он усмехнулся про себя: опять он истратит энергию сублимации на паутину, и опять придётся устроить с очередной жертвой такое, что сможет его, опустошенного, хоть как-то наполнить.
        Забавником он становится, однако.
        Комната для медитаций была затемнена и лишена окон. Слугам сюда входить категорически воспрещалось, и Агескелу приходилось терпеть в ней автоматические пылесборники и очистители воздуха, хотя вся эта техническая дрянь вполне могла негативно подействовать на концентрацию и глубину транса.
        Он выключил кондиционер, лёг в геостатическое кресло (со стороны казалось, что он просто висит в воздухе) и закрыл глаза.
        Агескел сосредоточился, уходя в транс плавно и быстро, без специальных упражнений и прочей траты времени.
        Транс был для него таким же естественным состоянием сознания, как привычные другим сон или бодрствование.
        Да и задача стояла простая: очувствовать указанные фигуры, сжиться с ними на один долгий болезненный миг и… оборвать нить связи вместе с нитью реальной.
        Реальность, скованная психической программой, сама уничтожит жертву. Найдёт выход энергии завершения.
        Анескел твёрдо знал, что психическое «решение» реальности всегда предшествует физическому.
        В этом не было никакой особенной тайны.
        Просто человека не учат распознавать собственные желания и концентрировать их, выделяя из общего хаоса чувств, мыслей и скрытого.
        Привычная жизненная мешанина питается людьми: энергией их чувств и мыслей. Она заставляет нас биться в паутине реальности оттого, что мы не знаем, чего хотим.
        А сильная тренированная воля может творить в этой мутной воде слишком многое, чтобы её обладатели не возомнили себя всесильными, будучи всего лишь осознающими.
        Ведь играть с реальностью гораздо легче, чем ломать, например, психику себе же подобных…
        Но Агескел ломать научился даже раньше, чем играть с паутиной. Игра же давалась ему тем более легко. Особенно, если в физической реальности в то же время создавался режим благоприятствования решению, программируемому его психикой: слабых подкупали, а сильных устраняли.
        Ну, а о судьбе решившихся противостоять, Агескел Эйвори, обычно, не думал. Проигравшие просто попадут под инерционный полевой откат. Что поделаешь. Грата. Свобода противопоставления воли судьбе.
        Агескел Эйвори открыл глаза и уставился в тёмный колодец потолка: комната для медитаций по традиции сужалась кверху.
        Решение было давно выношено и закреплено в чувственных образах, а потому концентрация отняла у него минут 5 - 10, не более.
        Он давно планировал расправиться с полукровкой-регентом, раздражающим его просто самим своим существованием.
        Расправился бы и с Локьё, но тот был гораздо более массивной фигурой, так плотно увязанной в переплетении линий, что игра с ним потребовала бы «жизненного» риска. Риска завязанного на всей энергии жизни играющего, слишком болезненная и опасная.
        Ведь прежде, чем влиять на реальность, идея перемен должна быть нарисована, очувствованна и принята подсознанием человека, как инструментом. Только тогда идея прямо из подсознания соскальзывает в паутину, преображая мир так, как желает подсознание. И подсознание отдаст столько энергии игрока, сколько возьмёт в себя новая, изменённая жизнь. Сознание же ловит только отклик - и… всё кончено.
        Транс однако же и в этот раз оказался таким глубоким, что Агескел чувствовал себя выпитым.
        Ему казалось, всё будет чуточку проще. Но у аке стучало в ушах, и на глаза наплывала пелена.
        «И какой же в таком состоянии тела можно планировать секс? - весело подумал он. - Разве, что-то в алайском духе?»
        Агескел сел, глотнул тонизирующего напитка, отер выступивший пот, поднялся, чтобы сунуть платок в карман, и его качнуло.
        Он всё-таки направился к дверям, понимая, что сидение в комнате для медитаций - не самый лучший отдых.
        Белоснежный платок так и не закончил свой путь в мягкий бархатный карман вино-багрового камзола. Он был смят и отброшен движением тела в угол, где и замер маленьким, светлым комочком изломанной реальности.
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА
        Нет, фон Айвин ничего нового «в клювике» не принёс.
        Генетическая карта Локьё, разумеется, была фальсифицированной. Тонко и аккуратно, но достаточно явно, чтобы это было видно и не специалисту.
        Карта Агжея, судя по всему, реальности соответствовала, но ничего, способного заинтересовать службу генетического контроля в ней не наблюдалось.
        Второй и шестнадцатый гены, отвечающие за возможность реомоложения - в рамках нормы, общая мутабельность матрицы - тоже вполне ничего, даже вирус никаких следов не оставил, что, кстати, вполне объяснимо - кровь брали далеко не вчера.
        Ну а то, что капитан Агжей Верен параллельно являлся и капитаном Гордоном Пайелом - это даже на руку. Дыма и не должно быть без огня.
        Подкомиссия сообщила выводы, подтверждённые экспертами. Вполне объективные выводы, учитывая, что запрос генетического департамента инспектор изъять успел. Но зал был излишне разогрет, и прения всё-таки начались.
        Инспектор Джастин не вслушивался. Сей гладёж особой опасности пока не представлял. Разве что, придётся выставить пару-тройку свидетелей.
        А свидетели имелись: главный медик военного госпиталя, самолично бравший кровь у Локьё, заместитель лендсгенерала по личному составу генерал Мерис, курировавший единственную доказанную встречу капитана Пайела и эрцога дома Сапфира в рамках совещания по вопросам оккупации Граны, и, наконец, капитан алайского корабля, некий Бризо, который гостил сейчас в кабинете у лендслера в надёжных магнитных наручниках.
        Бризо был презентован лорду Джастину как подарок, на возврате которого Локьё не настаивал…
        - То, что так называемый капитан Пайел, фактически никаким капитаном Пайелом не является…
        - …и порядки спецона! Если применительно к спецону вообще могут быть какие-то порядки!
        - А вы полагали, что капитаны спецона должны носить на лбу табличку с поправкой на дальность и прицельность? Какая разница, что они там творят с биографиями?
        - …подробности операции в районе Граны засекречены настолько, что мы вообще не понимаем, а было ли…
        - … тотальное инфицирование!
        Инспектор Джастин поднял голову.
        - Я хочу услышать, что скажут на это военные? Чем была вызвана эпидемия якобы «синей болезни» на двух кораблях Армады? Чем вообще занимается в этом секторе военная разведка? - толстячок-рейатор из смежного ведомства охраны военных грузов подпрыгнул, размахивая голоболком.
        Видимо, какие-то съёмки у него были. А тут не нужно бы вообще никаких съёмок…
        «Ну вот и подошли к главному, - подумал инспектор Джастин. - Слава Беспамятным, военная разведка относится к ведомству сил Армады. В обход комкрыла запросить хоть что-то будет просто невозможно, а следование процедуре запроса даст отсрочку ещё на сутки. Часов пять на запрос-ответ, и до полусуток на организацию транспорта и дорогу. А через сутки…»
        Через сутки проблему с Плайтой нужно было решить однозначно.
        Конечно, инфекция законсервирована и на одном из пострадавших кораблей. Если информация о нём всплывёт…
        Инспектор Джастин нахмурился и провёл ладонью по поверхности мыслевизора.
        С виду прибор напоминал обычную записную книжку - этакая компактная головидеопанель, на самом же деле, он, прежде всего, позволял переводить в звуки мысленную речь. И связываться на расстоянии так, что окружающие не могли этого и заподозрить.
        Никто из тех, кому инспектор Джастин частично доверил тайну связи через мыслевизор, не знал её принципа. Инспектор просто поставил в известность лендслера и комкрыла, чтобы ему не отвечали, если он об этом попросит.
        И сейчас он просто мысленно вызвал Колина, предупредив - «не отвечай». И попросил его срочно вылететь к Плайте, чтобы поторопить события.
        Мысленная передача текста требовала концентрации, и инспектор Джастин на несколько минут отвлёкся.
        А, подняв глаза, с удивлением отметил, что присутствующий на заседании генерал Мерис нервно постукивает пальцами по плоской крышке электронного блокнота.
        Но Мерис просто не мог, нервничая, постукивать пальцами. Нервы у генерала не стальные, они титановые. Неужели и он ухитряется таким образом что-то сообщать с закрытых заседаний?
        Вот ведь сукин сын!
        История двадцать третья. Всего два часа
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        С самого утра капитан Пайел пребывал в крайне дурном расположении духа, но это не мешало Энрихе любоваться его работой.
        Навигационные задачи мальчишка решал красиво и особо не задумываясь, только изредка перекидывал что-то навигатору. Руки его так и летали над пультом.
        Но больше всего иннеркрайта забавляли разговоры капитана с навигатором и зампотехом. Привыкший к скупой и чёткой терминологии коллег, он не мог сдержать улыбки, услышав что-нибудь вроде.
        Навигатор:
        - А у тебя - белочка в седьмом квадрате скачет…
        Капитан:
        - К Хэду белочку.
        Навигатор:
        - Нельзя белочку обижать. Хвост провиснет.
        Капитан:
        - А плюс пять?
        Навигатор:
        - Да хоть плюс восемь.
        Шпионы отдыхают, в общем. И это ещё, если не вклинивался зампотех.
        Тот привносил в общую лингвистическую неразбериху жуткий акцент плюс какой-то экзотический жаргон.
        Первый раз, услышав фразу: «Так площадки у генераторов ваших схрюкнулись», иннеркрайт чуть сам не захрюкал от сдерживаемого хохота.
        Потом привык, время на это было: генераторы предстояло выровнять строго по точкам условной гравитационной сетки планеты. А точки эти только называются условными, на самом деле - на каждую условную координату приходится и реальная, но плавающая. В общем - та ещё задачка, но иннеркрайт видел, что, несмотря на схрюкнувшихся белочек, капитан и навигатор справляются.
        Да плюс к этому левому зверью, в районе Плайты уже развернулось нешуточное противостояние своих и имперских судов.
        Так что Энрихе, даже ожидая, не скучал.
        Свои огня практически не открывали, ограничиваясь требованиями выдать его, Энрихе. Им иногда отвечали имперские вахтенные каким-нибудь крылатым солдатским хамством.
        Имперское руководство не вмешивалось. Видимо, это была такая особая тактика? Захамить надутых экзотов?
        Иннеркрайт не знал, что в это время руководство в лице лендслера и инспектора Его Императорского Величества инспектора Джастина плотно увязли на Аннхелле, а комкрыла сроду не мешал дежурным хамить, не в его привычках это было.
        Энрихе подозревал, что «из своих», никто, кроме регента, не понял пока, что творится на орбите Плайты. Но, когда активируют «шнур» - поймут все, и стрельба начнётся нешуточная.
        Это его пока мало волновало. Были более серьёзные раздражители.
        Приближался момент, когда нужно будет спуститься на Плайту и проверить систему наведения с грунта.
        Домато советовал ему смирить гордыню и попросить…
        Энрихе взглянул на мрачное, осунувшееся лицо капитана Пайела - играет, или взаправду так сильно психует?
        Это была не первая планета, с которой иннеркрайту предстояло работать методом «огненного шнура». И он не отводил места каким-то особым переживаниям.
        Он и так достаточно рельефно ощущал агонию находящихся на Плайте людей. Но сделать для них ничего не мог. Потому не стоило и голову забивать. Будет с него и тех нервных реакций, которые возбуждаются помимо самоконтроля.
        Однако мальчишке этого не объяснишь, он слишком мало ещё знает себя. В Империи вообще не развита психология самости, чувствительность у населения там ниже и проблема, видимо, ещё не стоит так остро, как в Содружестве.
        - Готово, - сказал капитан Пайел, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза ладонью.
        Поза выглядела демонстративной, но таковой не являлась. И иннеркрайт уже, в общем-то, привык к этой прорве чужих эмоций.
        - Теперь я должен откорректировать настройку с планеты, - сказал Энрихе максимально безразлично. - Мы могли учесть не все помехи.
        - То есть ты хочешь сесть на Плайту? - переспросил капитан и выпрямился. - А он нужен, такой риск?
        - Нужен, - сказал Энрихе тоном, не допускающим вариантов. - И передоверить это я не могу никому. Оборудование уникальное, мне и так голову оторвут за то, что я УЖЕ вам показал.
        - Ну, раз так… Пилотов?
        - Я возьму алайских.
        - Ещё какая-то помощь?
        Энрихе открыл, было, рот, но гордость не поддалась, и он сжал челюсти и мотнул головой.
        - Да, - обернулся он в дверях. - После я могу проследовать для дальнейшего наблюдения на «Хайор».
        - После ты проследуешь для наблюдения сюда. Ты всё-таки заложник, - спокойно парировал капитан.
        И непонятно было, считать эту фразу оскорблением, или нет.
        Энрихе решил не считать, чтобы не портить себе настроения перед посадкой и буркнул, отшучиваясь:
        - Как прикажешь, господин надзиратель.
        И в первый раз за эти пять дней уловил в глазах имперского капитана какой-то интерес к собственной персоне. С чего бы, вдруг? Всё это время они общались, словно ходили по первому льду…
        - Любит же тебя за что-то отец, - усмехнулся Энрихе. - Но я вернусь, ты не обольщайся.
        Шутки капитан, однако, не понял, а в глазах у него застыло нешуточное беспокойство.
        ПЛАЙТА
        Садились двумя шлюпками - в одной инженеры, которых прислали с «Леденящего», в другой - Энрихе с двумя алайскими пилотами (по совместительству - охранниками).
        Пилотов прислали с «Хайора». К удивлению иннеркрайта, распоряжался и говорил с ним не Бризо, а его второй зам, Байгоро Одноухий. Сволочь, подхалим, интриган.
        А одним из присланных оказался второй после капитана человек на «Хайоре» - Паклай, командующий основной группой десанта.
        Выходило, что хитрый Бризо решил таким образом избавиться от одного из своих заместителей?
        Первая посадка прошла, как запланировано, вторая - тоже. Оставалось свести координаты в последней контрольной точке, инженеры повеселели было… И вот тут - началось.
        Сначала вышла из строя шлюпка с этими самыми инженерами. Случилось это, когда пытались стартовать из второй расчетной точки. Пришлось всем тесниться в алайской шлюпке, а там и без того места не густо.
        Но стартовали. И тут же выяснилось, что стартовать мало, нужно ещё сесть там, где требуется, потому что приборы навигации начали показывать что-то фантастическое.
        Место посадки пришлось выбирать наугад, по видимости. Метрах в пятистах от земли шлюпку вообще повело вдруг, и она потеряла управление.
        - Не слушается, зараза! - беспомощно ругался пилот-алаец, пока их мотало в воздухе, а потом тащило по камням. - Всё, - сказал он после посадки. - Сдохла машина.
        - Повреждения? - спросил Энрихе.
        - Бортовой компьютер издох, гадло, даже воняет.
        В шлюпке действительно стоял странный запах.
        - Что там у вас? - раздался в наушнике голос капитана «Ворона», который видимо, держал шлюпку на навигационном экране.
        - Что-то с компьютером шлюпки, - не стал врать Энрихе. - Я выхожу и делаю замеры. Нас снесло немного, и вы сейчас должны дать нам коррекцию. Потом решим, что дальше.
        И он вышел. И понял, что сели они крайне неудачно, потому что со стороны города, который должен был остаться на сто пятьдесят единиц южнее, к ним двигались люди. Пять или шесть аэрогифов, из них один - полицейский.
        - Паклай! - крикнул Энрихе.
        Алаец тут же вырос у него за спиной, а через секунду-другую перед иннеркрайтом уже устанавливали энергетические щиты.
        Что ж, местные - это дело алайской охраны.
        Энрихе начал разворачивать оборудование. Требовалось внести коррективы в расчеты и сделать это быстро.
        Минут пятнадцать он не поднимал глаз, но когда поднял…
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        ИЗ ОТЧЁТА ИМПЛ-КАПИТАНА ПАЙЕЛА
        Через пятнадцать минут я не выдержал и ещё раз набрал этого твердолобого Энрека:
        - Что у вас там творится?
        Иннеркрайт не ответил, но я слышал его взволнованное, прерывистое дыхание. Пошли помехи, потом я услышал шепот:
        - Белоголовые Ако!
        - Энрек, не выключай связь и говори хоть что-то! Чтобы я всё время тебя слышал!
        - Я на связи, капитан, - в голос вернулись сталь и привычная ирония.
        Быстро он перестроился, зараза ледяная.
        - Тут у нас некоторые неприятности. На нас прут местные, - продолжал Энрек с усмешкой. - Но с местными явно что-то не то. Морды у них синие, глаза совершенно пустые. И я бы сказал, что…
        Связь оборвалась, но повизжала немного и восстановилась.
        - …агрессивный какой вирус. Надо что-то делать, капитан. Они нас массой задавят.
        - Что у тебя со шлюпкой?
        - Паклай говорит, что компьютеру совсем каюк. Я думаю, это тоже борусы. Информационное заражение. Они захватили управление шлюпкой и сожгли компьютер.
        - Щит работает у шлюпки?
        - Паклай, щит ра?.. Говорит, работает пока. У него автономный блок управления.
        - Времени вам сколько ещё нужно?
        - Минут сорок хотя бы.
        - Прячьтесь в шлюпку, мы их сейчас сверху немного поджарим. Тридцать секунд. Время пошло.
        Корабль дрогнул, отдавая энергию. Стрельба по планете - дело энергетически накладное.
        Когда светочастотный удар достиг грунта, я выдохнул:
        - Живые?
        - Вроде да! - Энрек опять улыбался.
        Чем хуже шло дело, тем увереннее звучал его голос.
        - Держитесь, помощь будет.
        Я вызвал через пульт Роса и Келли:
        - Хьюмо, помнишь, как шлюпку на Аннхелле обдирали? В атмосфере она в таком убогом виде не сгорит?
        Рос пожал плечами, сморщил загорелый нос, изрядным пятном выделявшийся на бледном после операции по замене кожи лице, и поиграл в мнимом размышлении бровями.
        Размышлять и рассуждать Рос не любил. Если уж чего-то не пробовал, то стоило ли размышлять, проще проверить.
        - Может, и не сгорит, - выдавил он нехотя.
        Летали же как-то на заре космической эры?..
        - В данном случае нам важна не возможная завязка с защитой, а всё, что может блокировать переход на ручное управление, - пояснил я. - Всю электронику нужно отключить, кроме щитов и навигации. Рос, помоги техникам. Келли, кто на ручнике летает?
        - Да кто? Рос вот и Тусекс.
        - Дерен?
        - А Феба его знает.
        - Роса попридержи пока, посади Дерена вторым, пусть привыкает. Спецкостюмы достань. Три. И десять нераспакованных для команды Энрека.
        - Три-то зачем?
        - Я тоже полечу.
        Келли открыл рот, подумал и закрыл.
        - Бегом, чего встал? Времени нет, и не будет!
        ПЛАЙТА
        Шлюпка упала сверху, как саредский коршун. Крутанулась волчком, взмыла.
        Запахло палёной тухлятиной.
        Синяки, лезущие со всех сторон на магнитную защиту периметра, представляли собой идеальные мишени. Разума у них не хватало по причине давней и безвременной кончины.
        Вирус пытался управлять ими, но, чем «старше» был мертвяк, тем хуже он этому управлению поддавался. Потому брали синяки количеством. И как бы ни были хороши боевики-алайцы, двое людей вряд ли могли сдерживать эту толпу бесконечно.
        Энрихе вздохнул и уткнулся в схему систем наведения. Кто знает, сколько ещё продержится нойбук? Силовые щиты вылетали один за другим, вирус не только гонял синемордых на штурм, он трудился и на информационном поле.
        Шлюпка пошла на новый круг, синяки запахли сильнее, воздух разогрелся от светочастотных ударов, и по спине побежал пот.
        Но шлюпка-то в воздухе, значит, капитан что-то придумал? Неужели сумеем выбраться отсюда?
        - Сколько осталось? - спросил за спиной знакомый голос.
        Капитан Пайел? Откуда?
        - Спрыгнул. Пусть ребята погоняют твоих мертвяков, а мы пока начнём эвакуацию. Шлюпка ваша живая, нужно только блок управления выдрать. Но полетите на нашей. Пилотов твоих я не знаю, а в атмосфере кидает, как на качелях. И будет хуже. Сколько тебе ещё?
        - Программа проверяет. Если всё пойдёт так же гладко - пара минут до активации.
        Энрихе сплюнул на серебристый песок - слюна испарилась на глазах, жарко.
        - Больно-то как здесь, - тихо сказал капитан. И повернулся к алайцам. - Сейчас спецкостюмы сбросят. Переодевайтесь. Перегрузки будут. Ценное есть в вашей шлюпке? Много с собой не возьмём, у нас «двойка», хорошо бы втиснуться всем.
        Энрихе помассировал плечи. Он следил, как на экране нойбука удлиняется зелёная «колбаска» проверки.
        - Всё, я заканчиваю, - прошептал он.
        - Ты тоже переодевайся. Давай я подержу хозяйство твоё.
        Энрике передал капитану нойбук и полез в приятный холод спецкостюма.
        - И маску надень, воняет.
        К запаху Энрихе уже притерпелся, было. Но теперь к вони, которую принесли с собой синяки, добавился «аромат» их горелого мяса.
        Он надел полушлем, защитив на всякий случай и глаза. Включил домагнитку.
        - Надо было сразу об этом подумать, - пробормотал капитан Пайел. - Инженерные ваши костюмы - лёгкие слишком.
        - Кто бы знал… Считается что как раз более высокой защиты.
        - Шутят. Ты готов? Активируй «шнур».
        - На орбите будем активировать.
        - Ты уверен, что твоя система продержится до орбиты?
        - А мы тогда как?
        - Успеем проскочить под генераторами. Всё, твоих переодели. Жми - и в шлюпку.
        Энрихе провёл пальцами по экрану нойбука, активируя зоны возбуждения разряда.
        - Всё!
        - Бегом!
        Иннеркрайт завалился прямо на сидящих на полу алайцев. В малой шлюпке - всего четыре кресла, остальным пришлось втискиваться между ними на пол.
        Капитан стоял в дверях, проверяя, все ли поместились.
        - Ну, вот и ладненько, - он кивнул и спрыгнул на землю. Дверь задвинулась с чмокающим звуком герметизации.
        - А капитан куда? - не понял Энрихе.
        - У нас навигация не работает, спалили мы её, пока вас искали, - спокойно ответил первый пилот, здоровенный толстый мужик. - Если пойдём на одной видимости - между вашими генераторами запросто и размажет. Он нам «треугольник» с грунта даст. Ракетой.
        - А сам?
        - Там ваша шлюпка стоит. Комп выбросит и нам же на хвост сядет. Не бойтесь, инженер, мы и не так делали.
        Делали они, как же…
        Шлюпка пошла вверх практически свечкой, и Энрихе стало тяжело дышать.
        Он стянул полушлем. Голова его почти лежала на остром костлявом плече алайского боевика, в другого он упирался спиной, однако специфический запах алайцев его теперь совершенно не раздражал, нанюхался он сегодня всего и с избытком.
        - Вон они, генераторы ваши! - сказал второй пилот. - Горят - отсюда видно.
        Энрихе приподнялся и увидел прямо через армостекло шлюпки две пылающих точки с алыми нитями между ними. «Огненный шнур»! Неужели проскочим?
        - Высота? - деловито спросил первый пилот.
        - Пятнадцать - сто четыре, - отозвался второй. - Поправку вижу.
        - Угол?
        - Восемьдесят пять!
        - Сколько до полного?
        - Восемнадцать.
        - Не выдерживаем. На два - девяносто.
        - Есть на два.
        И тут же шлюпка дернулась вверх так, что дыхание остановилось. Оказывается, до этого был ещё даже не вертикальный взлёт…
        Однако пилоты продолжали разговаривать так же непринуждённо, как и секундами раньше. Энрихе только потом узнал, что, за первым пультом сидел Тусекс, за вторым - Дерен. Он запомнил эти фамилии. Этих парней стоило помнить.
        - Блок скорости?
        - Блок.
        - Выламывай защиту. Семнадцать и две.
        - Семнадцать - потолок.
        - Щит живой?
        - Показывает.
        - Включаешь без команды. Давай полных семнадцать. Готов?
        Ответить Дерен не успел. Тонкие красные ниточки «огненного шнура» вдруг превратились в мощные сиреневые канаты. В шлюпке сработала фотозащита, но помогло это мало - слепящее сияние почти лишило Энрихе зрения.
        Дерен, однако, всего лишь не успел ответить. Щит он активировать успел, иначе быть им в шлюпке уже сушёными.
        - Взял семнадцать - спокойно сказал Тусекс. - Высота?
        - Двадцать - два - двенадцать.
        - На два - уходим в прокол.
        Шлюпку дёрнуло, у алайца, на чьём плече лежал Энрихе, хлынула горлом зеленоватая остро пахнущая кровь.
        - Это не «шнур»! - прошептал иннеркрайт и потерял сознание.
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        Душно. И пить хочется так, что горло болит. Что-то тёплое и солёное течёт в рот, но проглотить не удаётся. Горло не слушается команд, оно словно чужое…
        - А ну глотай!
        Голова вздёргивается вверх, и он давится, кашляет…
        Что же это, Белоголовые Ако, почему так больно? И голоса сквозь шум в ушах…
        - Связи нет.
        - А с алайской шлюпкой связаться пробовали?
        - Если он выбросил бортовой компьютер, какая может быть связь? Морзянкой?
        - По башке себе постучи!
        - Подключи вторую палубу. Технически можно сейчас засечь шлюпку с орбиты?
        - Так «шнур», блин, чтоб его асти ба на амэ! Я дальше этого долбанного «шнура»…
        - Келли, ты за языком последи уже?
        Вот этот голос знакомый - это Млич, навигатор с «Ворона», а ругается зампотех. А кто третий?
        Энрихе открывает глаза: перед ними - сплошное чёрное пятно. Он пытается попросить воды.
        - Ну, давай теперь воды, - соглашается лендслер, угадав желание иннеркрайта по губам или ещё каким-то неведомым ему способом.
        Третий голос распознан.
        После пары глотков Энрихе частично прозревает. Видит над своим лицом мощную загорелую руку лендслера. Выше запястья - резаная рана, рядом окровавленный нож, однолезвийный, чуть изогнутый.
        Энрихе облизывает губы и понимает, что на губах у него кровь.
        - Это не «шнур», - шепчет он. - Я знаю, что говорю. Я два раза…
        - Вижу, что не «шнур», - спокойно отвечает лендслер.
        Где он-то шнур видел?
        - Что с капитаном? - говорить больно, но надо.
        - Пока не видим его. Если он в атмосфере, то мог потерять ориентацию - там сейчас чёрте что творится.
        - Псих он. - Энрихе неудачно вдохнул и закашлялся. Легкие заныли.
        - Все мы в чём-то психи, - кивнул лендслер.
        - Зачем кровь?
        - Вакцины нет. Кончилась. Анджей писал, что им нечем тебя привить. Сначала решили, что ты иммунен, а потом выяснили, но поздно.
        «Вот как? А он-то думал, что выжимали просьбу. Забавно…»
        - Мы - как два брата, - прошептал Энрихе, жмурясь от физической и нравственной боли. - Которые в сказке. «И братья обменялись кровью, чтобы смерть не разлучила их».
        - Это не сказка. В оригинале «И братья подменили анализы крови, чтобы генетический контроль не разделил их».
        - Правда? - удивился Энрихе и уставился на лендслера несмотря на резь в глазах.
        - Правда. Я находил это в архивах. Смысловое совпадение 98%. Лежи, я схожу в навигаторскую. - И лендслер аккуратно переложил голову Энрихе со своего колена на подголовник разложенного в длину навигационного кресла.
        Значит, это - капитанская «Ворона». Долетели, значит. Спасибо пилотам.
        Энрихе закрыл глаза. Всё тело ныло так, словно его избивали не меньше суток. Болели даже ступни и ладони.
        Он подтянул запястье к глазам и увидел на тыльной стороне пятно, похожее на синяк.
        Инфицирование…
        Убить его мало. Инженеров привил, а сам…
        На что понадеялся? Что хаго сам предложит привиться? Ташип…
        Покачал головой и понял: нет. Не так. Он надеялся не возвращаться.
        О том, что его теперь ждёт - лучше не думать, лучше было бы остаться на Плайте вместо капитана. Но вышло вот так.
        Но… Раз кэпа ищут - значит, стартовать он сумел?
        Энрихе заставил себя приподняться на локте и посмотреть на экран, возле которого как белочка скакал Келли. На экране сбоку маячила хмурая физиономия Ивэна Млича, оттого его и было так хорошо слышно в капитанской.
        В этот момент дверь за лендслером почти бесшумно закрылась, и понеслось…
        - Ты куда смотрел, когда он Роса не взял? - выпалил Млич.
        Серые глаза его стали колючими, голос резал сталью. А казался таким добродушным парнем… Зверь же, разве что на экран не бросается…
        - Догадаться нельзя было? Дерен - мальчишка, а у Тусекса - всегда «всё в порядке»! Рос не дал бы ему остаться, вот он Роса и не взял! Ты его что, остановить не мог?
        - А что - я? - пробормотал, разводя руками Келли. - Послушает он меня. А лендслер потом уже прилетел.
        - Послу-ушает, - протянул Млич. - По башке не мог долбануть сзади? Ты же видел, какой все он эти дни ходит? Сам не можешь, так хоть бы меня попросил!
        Лицо на экране погасло, наверное, в навигаторскую зашёл лендслер, и Млич отключился.
        Зато разъехалась дверь и икнула, подавившись здоровенным магнитным ботинком.
        - Келли, мы тут с ребятами… это… - сказал Рос, которого вытолкнули вперед из группы человек в двадцать, оккупировавшей вход в капитанскую. - Подумали тут. Хрен вы его засечёте с корабля. Помехи эти, ну, от «шнура», что ли… - оратором Рос не был.
        - В общем, ты, капитан, шлюпочки четыре бы отпустил вокруг полетать, - помог ему, протиснув вперед свое солидное тело Тусекс. - Нам бы сподручнее искать было. А то сидим тут, как мыши в сыре.
        - Ты-то куда? - взвился Келли, но особой твёрдости в его голосе Энрихе не ощутил. - Ты сам прилетел десять минут назад! Ты вообще в медблок пшёл отседа!
        - Лететь и без него есть кому, - возразил из коридора какой-то парень, видимо пилот.
        За его спиной многоголосо завозмущались.
        - Да и вообще, что это за нагрузка - двухчасовой полёт? - прорезался Дерен, и его звонкий мальчишеский голос тут же перекрыл общий гул.
        Мальчишку тут уважали, видно, было за что.
        - Капитан Келли, четыре шлюпки - это самый минимум, - продолжал Дерен. - Тем более, экзотианцы стрельбу прекратили, они не понимают, что происходит, и в этом плане опасности никакой. А что, если они капитана подобрали уже, пока мы тут копаемся, или подберут таким же манером, выпустив шлюпки?
        - Но лендслер сказал, что…
        - Капитан Келли! - перебил Дерена высокий лейтенант, протискиваясь в капитанскую. - Лендслер лендслером, а на корабле сейчас командуете вы! Он вам непосредственно запрещал посылать шлюпки на поиски капитана?
        Келли сипло вздохнул.
        - А сдохнет кто-то, кто отвечать будет, а, Неджел? Бабушка твоя, Эрза Шмухер, отвечать будет? Класс опасности - четвёртый поставили. При четвёртом классе - какие, к твоей бабушке, пилоты?
        - А если никто не сдохнет? - спросил Дерен. - Вы по ночам спать сможете, капитан?
        Вперёд протолкался просто огромный парень, жилистый, с закатанными до самых плеч рукавами и татуировкой штрафника на выбритом виске.
        - А ты меня пошли, капитан. Кто с тебя за меня спросит?
        - Коста дело говорит, - поддержал боец, татуированный не только штрафной медициной, но и самостоятельно - запястья и шею его оплетали змеи. - Штрафники-пилоты и на соседних КК есть, ты им чирикни по связи. Мясо-то уже не залает.
        - Если чё, напишешь - взбунтовались, гады! - выкрикнул кто-то из коридора, из-за спин передних. Его поддержали неуверенными смешками.
        Глаз у Келли задёргался - мало своих, так ещё и штрафники оборзели.
        Энрихе его понимал - от таких выступлений до неповиновения - рукой подать.
        - Коста, вы собаку в шлюпку возьмите, - сказал вдруг Дерен, словно дело уже было решенное. - Чует она иногда что-то. А вдруг?
        - А мне чё, я возьму, - белозубо усмехнулся рукастый пилот и посмотрел с высоты своего роста на Келли.
        Глаза у бывшего зампотеха налились кровью, он открыл рот…
        Но лейтенант Неджел обнял капитана Келли за плечи, рявкнул на рукастого штрафника:
        - А ну форму в порядок приведи, лётчик Хэдов! - и тот сразу стал словно бы меньше ростом. - Ты, Коста, останешься, Рос - тоже, а остальные - отсыпаться, кто не дежурит! - Неджел махнул пятернёй на дверь.
        Толпа не без гомона, но подалась назад.
        - Ты его проинструктируй пока, - сказал Неджел Росу, подталкивая к нему малость сдувшегося штрафника. - А я свяжусь с соседними «Калифорнией» и «Скорком». На «Скорке» нас точно поймут. Жалко, что у нас пары для Косты нет.
        - Да… там это… Больше не надо нам, - буркнул Рос. - Одну бы сейчас отстрелить. А потом можно ещё кого-нибудь. Втихаря. Из ангара. И Хэд нас потом разберёт, сколько нас было.
        - И то верно, - сказал Неджел. И похлопал Келли по плечу. - Ты не западай, старик, капитан вернётся, всем вставит. Ребятам тоже всё это нервно. А может, и вирус действует. Кто его знает, - и повернулся к штрафнику. - Вызвался - молодец. Пару тебе сейчас подберём из смертников, там трое у нас вторых. Жалко, что квалификации у них никакой… Но смотри: не найдёте - голову всё равно откручу, а капитан Келли подержит.
        - Найдут! - Энрихе поднялся и сел в кресле, превозмогая боль в костях.
        Бойцы были уверены, что он без сознания, и воззрились, как на воскресшего.
        - Ну, чего встали? - усмехнулся иннеркрайт. - Ищите второго пилота. И медика мне. Я тоже лечу. За меня с вас тоже никто «не спросит».
        История двадцать четвертая. Сон в зеленую ночь
        ПЛАЙТА
        ИЗ ОТЧЁТА ИМПЛ-КАПИТАНА ПАЙЕЛА
        - Вам больно?
        В голове зазвенело, словно в неё ударили колоколом.
        - Нет, - соврал я и попытался подняться, но тело плотно оплетали магнитные ленты, прижимая меня к… Кушетке?
        Дышать получалось, но не больше.
        Спецкостюма, скосив глаза, я на себе не обнаружил, но прочая одежда наличествовала. Попробовал головой вертеть - бестолку, обзор закрывал невысокий мутный купол.
        Выходило, что лежал я в чём-то типа капсулы меддиагноста, только объёмнее. А проводов, капельниц и прочей медицинской фигни ко мне почему-то не подключили.
        Ленты держали основательно. Дернулся пару раз, стараясь, чтобы со стороны было не очень заметно…
        Однако от невидимого «собеседника» мои усилия не укрылись.
        - Мы вас освободим, если вы пообещаете вести себя спокойно.
        - Ну, допустим, обещаю, - усмехнулся я.
        - Враньё, - сказал другой голос. - Попробуйте ещё раз?
        - Не враньё, а шутка. Отпустите меня, даю слово, что ничего плохого вам не сделаю, если вы сами меня не спровоцируете.
        - Хорошо, - неожиданно согласился голос.
        Такого ответа я не ожидал, но ленты действительно ослабли. Хоть и не сразу - руки и ноги немного затекли, но я сел.
        - Почему вы мне поверили? - спросил я, растирая онемевшие конечности.
        - Вы - боевой офицер. Полагаю, что в связанном виде - вы для нас более опасны.
        Купол раскрылся, и я увидел человека. Высокого, широкоплечего с костлявым лицом и вполне доброжелательной улыбкой.
        - Странная у вас логика. - Я бросил растирать ноющее запястье, разлучённое со спецбраслетом, и встал ему навстречу.
        В голове от резкого движения зазвенело сильнее, но на ногах я удержался.
        - Больно?
        - Только голова.
        - Понятно. Значит, под самый тальджет-разряд угодили. Уже на расстоянии двух-трёх тысяч километров он для человека не опасен.
        «Километров? Это что за мера длины?»
        - Пойдёмте со мной.
        Я пошёл. Что мне оставалось делать?
        Мы вышли в просторный зал, поднялись на магнитной платформе в помещение, похожее на капитанскую.
        Я внимательно разглядывал незнакомые приборы, высматривая заодно путь к отступлению.
        Мой проводник был несколько негибок, но точен в движениях. Похоже, навыками сражения без оружия он владел. А вот оружия я пока не заметил.
        - Сейчас мы пройдём в лабораторию, потому что стандартная диагностика не зафиксировала следов травмы, - сказал мой проводник. - Не бойтесь, мы не сделаем вам ничего плохого. Вы гораздо более опасны для нас, чем наоборот. Но вы могли погибнуть, и мы были вынуждены перенести вас сюда.
        - Тоже мне, велика потеря, - я тряхнул головой и тут же пожалел об этом.
        - Это вам так кажется, - не согласился мой провожатый.
        Мы прошли кодовую дверь и очутились в помещении, которое вполне могло оказаться внутренностями гигантского меддиагноста - все стены в датчиках.
        Возле пульта, вроде капитанского, сидел второй мужчина, более мелкий, голубоглазый и такой же доброжелательный с виду, как и первый.
        - Садитесь рядом, не бойтесь, - сказал Второй.
        - Нет, - пошутил я. - Не сяду. Боюсь.
        Настрой обоих мужчин я улавливал прекрасно. Они были обеспокоены моим появлением, но зла мне действительно не желали.
        Сел, куда показали. Типичное медицинское кресло. Разве что подлокотники не сомкнулись от прикосновения - меня опять боялись испугать.
        Эта «боязнь испугать» читалась во всём - в осторожных, предупреждающих улыбках, в том, что не сняли с меня одежды, не такой уж и чистой для медицинского помещения, не использовали аппаратуры разительно непохожей на нашу.
        Страха моего боятся? Забавно.
        - Не двигайтесь, пожалуйста.
        Я вздохнул. В медицине - везде похожее занудство.
        - Нет, травмы не вижу, - констатировал второй мужчина. - А голова болит, да? - уточнил он.
        - И звенит. У меня к затылку колокольчик не приварили, нет?
        Он улыбнулся.
        - Мы вас сейчас…
        Второй встал, а меня буквально потащило в сон. Словно бы границы этой странной комнаты стали сами собой бледнеть и раздвигаться.
        - Стоп-стоп, - сказал я, с трудом, но выныривая из предсонного оцепенения. - Не надо меня «сейчас»! Давайте сначала разберёмся, кто вы такие, и что тут делаете?
        Первый покачал головой. Второй улыбнулся:
        - Я же говорил - с ним будет трудно. - Он повернулся ко мне. - Придётся усыплять медикаментозно.
        Он сказал это с такой глубокой внутренней убеждённостью, что я не сумел возразить. Открыл рот и закрыл.
        Так бывало у меня с Дарамом. Я иногда мысленно спорил с ним неделями, и находил действительно весомые аргументы только спустя многие месяцы после полузабывшегося разговора.
        Тот же феномен я наблюдал и в кабинете главного врача эрцога Локьё - Домато.
        В день первой встречи, увидев, что я не впал в восторг от перспективы недельного медосмотра, доктор велел ассистенту открыть дверь в смотровую настежь. «Это, чтобы ты мог сбежать отсюда», - произнёс он таким тоном, что я не сразу потом сумел выйти из этого проклятого кабинета, даже когда мне уже разрешили.
        Воля и насилие. Дарам, Рогард и Домато!..
        - Белые корабли, да? - я успел спросить и отстраниться, хотя вакуумный шприц к моей руке уже поднесли. - Но зачем вы здесь?
        Перевёл взгляд с одного лица на другое. Вроде и не сопротивлялся, просто смотрел, но Первый и Второй замерли.
        - Вам бы не удалось самостоятельное обеззараживание планеты, - ответил Второй таким тоном, словно я вынудил его к ответу. - 90 градусов - недостаточная температура для гибели бактериальных спор. Вы имеете дело не просто с вирусом, но с гибридом. Опасность угрожала всему обитаемому пространству. Вы могли уничтожить цивилизацию.
        - Домато - ваш шпион?
        Второй рассмеялся с явным облегчением.
        - Скажите, капитан, а вы шпион собственных родителей?
        - В смысле? - Он сумел меня удивить.
        - Воля людей свободна по определению. Тело может быть несвободно, разум может быть опутан предрассудками. Но воля границ не имеет. Некоторые из тех, кто живёт среди нас, не могут без вашего мира. Это родной для них мир. И они имеют право погибнуть за него. Они немного лучше понимают взаимосвязи, ведь связано всё. Но они - такие же люди, как вы. И выбирают свою судьбу сами. Воля выше, чем жизнь, иначе жизнь не имеет смысла.
        - Значит, я сейчас тоже свободен хотя бы сдохнуть?
        Он кивнул и улыбнулся:
        - Мы и не собирались ограничивать вашу свободу.
        - Есть ведь ещё и свобода знать? - я попробовал перехватить инициативу.
        - Есть, - согласился мой собеседник и сел напротив. - Спрашивайте. Сумеете спросить - ваше право.
        Оба мужчины находились в пределах видимости, руки не прятали. Усыплять меня насильно они, вроде, не собирались. Что же им от меня может быть нужно?
        - Кто вы?
        - Люди.
        Вот так, да?
        Я понял, что мой собеседник будет отвечать только на точно сформулированные вопросы. Но как же мне их задать?
        - Как вас зовут? - нашёлся я.
        - Меня? Сетистэр.
        - Это и имя, и должность?
        - У вас хорошие гены, - снова улыбнулся он. - Да, это должность.
        - Что значит - хорошие гены? - зацепился я за его слова.
        - Гены большинства ваших соотечественников понесли необратимые изменения.
        - Излучения?
        - Нет.
        - А что тогда?
        Он промолчал.
        - Причина в том, что мы покинули Землю?
        - Нет.
        Я задумался. Как же задать этот проклятый вопрос так, чтобы он ответил?
        Я почти ничего не знал об этих двоих. Да, что там «почти» - вообще ничего. Разве, что их слова продолжали меня беспокоить. Вот эти: «Хорошие гены».
        - Почему у меня «хорошие гены»?
        - Вам повезло. Ваши предки пострадали меньше.
        - Была какая-то катастрофа? На Земле?
        - Ну, вот что с ним делать? - обратился Второй к Первому. - У него действительно хорошая генетика, и третья сигнальная система уже начала развиваться.
        - Он, так или иначе, скоро сам начнёт понимать ответы на свои вопросы, - пожал плечами тот, что меня привёл.
        - Вы должны дать нам слово, - решился Второй. - О том, что никому ничего не расскажете, где были и что видели. Людям ещё не время знать это. Мы полагаем, что решение найдётся, но не нужно сейчас порождать новое противостояние. Мы покажем вам кое-что, но пообещайте, что об этом никто не узнает.
        Я вздохнул. Ну, скажи, кто отказался бы на моём месте?
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН» - ОТКРЫТЫЙ КОСМОС - ПЛАЙТА
        - Умная собачка, хорошая собачка, - Энрихе наглаживал нервно дрожащую Кьё. - Ты же у нас собачка-пилот? И невесомости совсем не боишься, да? Таскают тебя эти гады туда-сюда… - он покосился на Косту, пилота-штрафника сидевшего за вторым пультом.
        Чуда не произошло. Второго годного пилота с испорченной биографией найти не удалось.
        За первым пультом сидел Рос, и на лице его, необыкновенно гладком после удаления ожогов, было написано: «Да пусть хоть дисквалифицируют!»
        Ещё двух штрафников взяли для «балласта». Они не стали делить одинокое свободное кресло и устроились на полу.
        - Кидать будет, - скупо проинструктировал Рос. - Пристегнулись оба. А то в процессе - высажу.
        Энрихе не слушал, он смотрел в глаза Кьё.
        - Хорошая собачка. Умная собачка, - приговаривал он, настраиваясь на немудреную эмоциональную волну животного.
        Собака высвободила морду и уткнулась иннеркрайту под мышку.
        - Думай, Кье, думай. Без тебя мы хозяина твоего не найдём.
        В шлюпку заглянул Келли и уставился на Энрихе:
        - Не боитесь вы со штрафниками… того? Мало ли? Мне тогда лендслер вставит по не балуй.
        - Я час назад с алайцами летал. По сравнению с ними ваши штрафники - воспитанники дамского пансиона. - Иннеркрайт отстегнулся и махнул Росу, подожди мол.
        Он выбрался из шлюпки, повёл Келли назад, по пахнущей горячим железом кишке огневого туннеля. Резко затормозил, сократив дистанцию, и уставился чуть свысока на крепкого коренастого капитана.
        - Мои алайцы, - сказал иннеркрайт тихо, - если не вернусь - должны умереть. Вы за это отвечаете ЛИЧНО.
        Последнее слово он произнес с умеренным ментальным нажимом. Потом развернулся и пошёл к шлюпке.
        Рос едва дождался, пока иннеркрайт вернётся и усядется на своё место. Руки его скользнули над пультом, и малая шлюпка, боевой модуль, отстреливающийся не из ангара, а прямо из оружейного кармана крейсера, плавно вошла в шлюзовую камеру.
        Ещё толчок, и Энрихе почувствовал, как ласковая невесомость приподнимает ноющее тело.
        Рос, казалось, вообще не управлял «двойкой». Он двигался так, словно был слит с ней воедино.
        Сначала они планировали взять большую десантную шлюпку и стартовать через ангар. Но Тусекс предупредил, что даже лёгкая «двойка» едва даёт в условиях атмосферы Плайты семнадцать единиц скорости, а кроме скорости в игре со «шнуром» рассчитывать не на что. И на затею плюнули. А потом и на конспирацию.
        Лендслер и так, и этак узнает, что одна из двоек ушла. Он и сам неплохой пилот, вряд ли Келли удастся его запутать.
        Реакция лендслера будет, скорее всего, зависеть от финала задуманного. Прямого запрета на поиски не давали, существовал всего лишь приказ комкрыла о четвёртом классе опасности. Келли выпустил шлюпку и взял ответственность на себя. При необходимости Рос заявит, что ослушался его - пилота дальше космоса не сошлют.
        - Господа, прошу внимания, - иннеркрайт повысил голос, морщась от усилившейся вдруг головной боли. - Все мои команды выполнять следует беспрекословно. Вопросы есть? Тогда заходим с той стороны, где уже прошёл «шнур».
        Рос кивнул, и шлюпка резко пошла вниз. Энрихе впечатало в кресло.
        - Лейтенант, потише, а то не довезёшь, - поморщился он. - В выжженной части никого нет. Но нам нужно как-то проскочить под этими фиолетовыми лучами. Плотность потока быстро рассеивается. Я полагаю, проскочить можно, если прижаться к грунту. Не торопитесь. Сгореть мы всегда успеем.
        Шлюпка пошла тише, хотя «тишина» в том аду, который представляла собой атмосфера планеты, взбаламученная «шнуром» и неведомым излучением, была понятием относительным.
        Собака лежала безучастно, пристёгнутая специальными шлейками, но вдруг в её глазах что-то мелькнуло, уши дернулись и встали, а в желудке у Энрихо ёкнуло.
        - Мы где-то рядом, - констатировал он. - И нам явно нужно нырять под генератор луча. Предложения будут?
        - Надо, значит надо, - спокойно отозвался Рос, и руки его заскользили над пультом.
        - Свалимся, командир! - попробовал возразить Коста. - Управление потеряем…
        Штрафники завозились на полу.
        - Сейчас буду высаживать по одному, - с неожиданным холодом в голосе предупредил Рос.
        Энрихе, и без того ощущавший смертельные конвульсии погибающей планеты, вздрогнул.
        Штрафники потухли. С ними говорил человек, уже умерший. И не один раз.
        - Не летали раньше как надо, значит научитесь, - продолжал Рос ровно и тихо. - Второй пилот: горизонт - 13, ревер держать вручную.
        Ревер - автоблокиратор скорости. Он включается, когда перегревается обшивка. Но можно тупо задавить податливую интерактивную кнопку.
        - Есть - вручную, - сипло отозвался Коста.
        - Ну вот и хорошо, - безо всякого оттенка произнёс Рос. - Поехали.
        - Севернее, - произнёс Энрихе, когда, наконец, сумел открыть рот, проглотив кровь. Безвкусную уже кровь - сколько ж можно её глотать.
        Кьё заскребла лапами, пытаясь помочь движению шлюпки. Фигуры высшего пилотажа собаку совсем не пугали.
        Оба штрафника на полу были бледными до зелени, лицо второго пилота закаменело, острый профиль Роса - вообще казался нечеловеческим в зелёном свечении над Плайтой.
        Небо, обожжённое странными фиолетовыми лучами, отдавало теперь мертвенной зеленью.
        - Медленнее, лейтенант. Второго захода нам не сделать, - прошептал иннеркрайт. Его затягивало в паутину.
        Ресницы смыкались сами собой, и перед ним в мерцающей бездне играли чистые серебряные линии. Ханер камат.
        И вдруг в узком «колодце» восприятия Энрихе увидел блестящую человеческую фигурку!
        - Снижаемся! - крикнул он, а Кьё зарычала. Но не зло, а как-то по-бабски, визгливо.
        «Двойка» клюнула носом, едва иннеркрайт выдохнул первый звук. Рос - тоже увидел, но не внутри своего существа, а на мониторе - большая магнитная помеха!
        Неужели - шлюпка? Сорокаместная алайская шлюпка - это приличный кусок металла!
        - Надо бы на корабль сообщить - пробормотал Коста, опасливо косясь на первого пилота.
        - Сообщишь. Ты, - сказал Энрихе, сплёвывая на пол. Сколько уже можно глотать. - Давай-давай, - простимулировал он штрафника, который всё ещё ждал команды Роса.
        Ждал и боялся. Огромный, рукастый, выше лейтенанта как минимум на голову, он боялся его сейчас совершенно по-детски, забывая, что второй пилот и должен работать со связью, и что приказы здесь отдаёт всё-таки Энрихе.
        Рос кивнул ему, не отрывая взгляд от экрана и двух боковых мониторов, зрение его было расфокусировано, как у человека, находящегося в глубоком трансе.
        Кивнул он неловко, боком, как дёрнулся. Он не был сейчас пилотом. Он был шлюпкой и видел её экранами.
        Энрихе знал, что существуют военные разработки, подключающие мозг пилота к системам шлюпки напрямую. И знал, из-за чего стопорятся исследования - не выдерживают люди такого вот прямого «обзора».
        Но сейчас он видел, что выдерживают, если это необходимо больше, чем осознание самого себя. Просто убедить в такой необходимости нельзя. Это сумасшествие можно принять исключительно по доброй воле.
        - Вижу шлюпку, - сказал Рос.
        И Энрихе понял, что он именно видит.
        В восприятии первого пилота складывались сейчас в одно сигналы всех систем «двойки», и он «видел» эту сумму, видел несуществующее и недоступное отдельно ни человеку, ни компьютеру.
        - Действуй по обстановке, - согласился Энрихе и подавил кашель.
        Как только они выдерживают постоянные перегрузки, эти сумасшедшие пилоты?
        Шлюпку крутило в агонизирующей атмосфере и выворачивало, едва ли не наизнанку, но Рос, устремившись глазами к невидимой цели, уверенно направлял полёт туда, где первый раз заметил магнитную аномалию.
        Когда до грунта оставалась пара тысяч единиц, кидать стало меньше.
        Энрихе восстановил дыхание, перестал давиться кровью, сунув в рот капсулу с коагулятором сосудов.
        Штрафники тоже повеселели. Живы, они были живы. И даже вроде бы что-то нашли.
        Алайская шлюпка лежала боком на выжженном рыжем грунте. Вокруг неё расстилалась мёртвая пустыня.
        Планета была мертва. Её здания, машины, людей - всё смело и перемололо в пыль буйство стихии. Энрихе ощутил это каждым волоском на теле, каждым ноющим нервом.
        И всё-таки неведомое орбитальное оружие - парная сцепка из двух, похожих на его собственные генераторы, сфер - заходила на новый круг.
        Непонятно было, как вообще уцелела шлюпка. Выглядела она так, словно небесный монстр пожевал её и выплюнул за несъедобностью.
        Аварийный люк, однако, открылся довольно легко. И в его широкий проём они сразу увидели капитана.
        Тот лежал на полу без защитного костюма. Крови нет. Глаза закрыты.
        Рос первым запрыгнул в люк. За ним полез, было, Коста, но Энрихе оттеснил его мощную тушу легко и без особенных церемоний.
        Лейтенант Рос уже прижимал к виску капитана спецбраслет, который рассчитан и на немудрёную медицинскую диагностику.
        - Живой, - шепотом сказал он.
        Капитан улыбнулся и пробормотал что-то, словно во сне.
        - Да он же…
        - Спит! - пробасил Коста неожиданно громко. Пока Энрихе хлопал глазами, штрафник бесшумно навис над его плечом.
        - Поспишь с вами, - произнёс лежащий и открыл глаза. - Ты что тут делаешь, Коста?
        Он знал штрафника по имени.
        - Тебя, мерзавца, ищет! - сердито огрызнулся Энрихе.
        Они прошли Хэд знает, через что, а этот хаго - спит! Как свинья, как!..
        У него просто не было слов.
        В наступившей тишине стало слышно, как визжит и скребётся в висящей рядом «двойке» Кьё, которую забыли отстегнуть от страховочных ремней.
        История двадцать пятая. Брикеты с мясом
        ПЛАЙТА
        - Даже простой боец - это тупая безгласная тварь! А штрафники - вообще вроде брикетов с замороженным мясом!
        - А ну, потише, Коста, раскомандовался, - капитан Пайел поморщился, и наступила сухая колкая тишина.
        Неведомое излучение высушило воздух: он колол горло, вызывал электро-магнитные помехи, не давая устойчивой связи с «Вороном» - треск да обрывки слов.
        Выглядел капитан уставшим, мучился головной болью. Это только в первую минуту Энрихе показалось, что хаго бодр и весел. Сейчас он видел - фиолетовое излучение прошлось не только по их головам.
        Второй раз нырять под медленно наплывающую сцепку из двух генераторов, непонятно на какой тяге бороздящих термосферу Плайты, они не рискнули. Хэд знает, что это вообще было за излучение.
        Решили переждать на грунте. Капитан приказал, а Энрихе не стал возражать: говорил хаго уверенно, выживать тоже умел, не поспоришь.
        Теперь они полулежали рядом в тени шлюпки и ждали.
        Энрихе хотелось бы знать, куда делись генераторы огненного шнура? И что за корабль осуществлял навигацию?
        Если это корабль, а не животное или растение. Ходят же у южных окраин легенды о живых космических парусниках? Сглотнул парусник генераторы, поплохело ему и гадит…
        Иннеркрайт скривил губы в вымученной улыбке. Не хотелось умирать, как попало. Ему бы сейчас приготовиться, отпустить измученную реальность вместе с ноющим телом, а надо было изображать опытного «выживальщика».
        Лихорадочная, сыщитская бодрость отступила, он устал, его мутило. И в будущем тоже ничего радостного не маячило. Военный трибунал был лучшим из вариантов. А худшим…
        Энрихе попробовал улыбнуться, и вышло уже легче, убедительней.
        Чего бы ещё такого он мог сейчас совершить, чтобы ухудшить своё положение? Завербоваться на «Каменный ворон» и громить линкоры Содружества?
        Штрафники опять начали спорить, угнездившись в тени пожёванной алайской шлюпки. Шёпотом, почти неслышно.
        Вставило их после того, как на связь через наручный браслет хаго пробился лендслер и сказал нечто настолько двусмысленное, что Энрихе вздрогнул, ощутив не суть, но тяжесть его слов.
        Капитан ничего пояснять не стал. Кивнул, и голографическая фигурка лендслера свернулась, больше не сообщив ничего.
        Дословно фразу Энрихе не запомнил. Что-то вроде: «Нашлись?..» Дальше следовало ругательство или редкая имперская идиома.
        Видимо высоко над ними бурными темпами развивались события, требующие, чтобы и Энрихе, и капитан Пайел срочно сгинули там, где искать их никто не будет.
        И вот экзот с имперцем сидят теперь возле «двойки», как два новоявленных родича по несчастью. Энрихе клюёт носом, а хаго - дремлет с открытыми глазами.
        Энрихе, сообразив, что и в самом деле задрёмывает, заставил себя для разминки пересчитать пилотов. Не досчитался Роса, приподнялся, оглядываясь…
        Рос пытался определиться на местности. Он снял с алайской шлюпки навигационный блок, покопался в нём и теперь бродил вокруг, пристреливая координаты.
        Пилот думал, как выбираться в случае отказа навигации.
        Энрихе не думал. Его, как и капитана, слишком клонило в сон.
        Клонило так, что сознание уже почти отделилось от тела, и он временами видел себя со стороны. Лежащим у изрытого оспинами бока шлюпки.
        Иннеркрайт не знал, что двадцать минут назад комкрыла, генерал Дайего Абэлис, получил официальный запрос Совета домов Содружества, инициированный регентом дома Аметиста, в котором требовали выдать уже не заложника, а военного преступника Энрека Лоо, не знал, что через четыре с половиной часа в районе Плайты будет правительственная комиссия Империи…
        Но ему хватало чутья понять, что живые они с капитаном Пайелом сейчас никому не нужны. И этого было достаточно, чтобы накормить давно прирученное безразличие к смерти.
        Энрихе взглянул в небо. Невидимый корабль или хтонический зверь приближался. Фиолетовый фронт наступал.
        Рос вернулся, подергал капитана за рукав, мол, надо укрыться в шлюпке.
        Тот отмахнулся, буркнув, что от железа только больше голова заболит, но поднялся, и они с лейтенантом стали смотреть на приближающееся фиолетовое сияние.
        Энрихе, сознание которого то и дело убегало в беспамятство, опять затошнило от подступившего головокружения. Перед глазами заплясали серебристые линии. Его буквально затягивало в транс.
        Капитан Пайел обеспокоенно покосился на обмякшего иннеркрайта, подошёл, склонился над ним.
        От капитана пахло озоном и чем-то ещё. Незнакомым, но не противным, а вроде как от свежескошенной травы.
        Энрихе вздрогнул от непривычной близости чужого тела, но из горла вырвалось:
        - Паутину? Ты видишь паутину?
        - А что это? - капитан Пайел уставился на него зелёными, как изувеченное небо, глазами.
        Сел рядом.
        - Глаза закрой, увидишь, - почти попросил Энрихе. Может, вдвоём они сумеют не утонуть в искажённой реальности допричинных связей?
        - Да не могу я, плывёт всё, - пожаловался капитан. - Я и с открытыми - Хэд знает, что вижу. Словно нас сносит куда-то.
        - Я и говорю - паутина. Зацепиться надо за что-то в реальном, чтобы удержаться здесь. В ЗДЕСЬ! Понимаешь?
        Капитан Пайел кивнул.
        - Я когда ещё в Северном крыле служил, на меня накатывало иногда так, что я не осознавал, где я во Вселенной. Терял ориентацию. Казалось, ещё чуть-чуть, и разум выскочит из черепной коробки и убежит. Или разум останется, но вот так же убежит вся радость. А потом Дьюп… Колин забрал меня к себе в каюту, и я обрёл в нём какую-то твёрдую землю. Что-то устойчивое в этом чужом и пожирающем душу Космосе. Знаешь, Энрек, нет во Вселенной никакого бога. Это вера наша создаёт его, а он потом создаёт нас. Вера делает твердь из небытия, жизнь - из пустоты. И эта вера - наш Бог. Мы порождаем создателя сами, чтобы он стал потом нашей опорой.
        Капитан вдруг плюхнулся рядом и обнял Энрихе. Тот закаменел, понимая, что сидят они с точки зрения этикета недопустимо близко, и что самое страшное - его это уже совершенно не парит. А может, ему даже хочется уткнуться мальчишке носом под мышку, как Кьё.
        - Держись за меня, - просто сказал капитан. - Я знаю, на чём стою. На том, что всё в нас - одно. Начало и конец. Я понял. Это теперь из меня ничем не вышибешь. Я сам себе - космос и грунт. Хрен оно нас утащит!
        Фиолетовое сияние жадно тянулось к людям. Далёкая кромка зелени давно уже была съедена, и оно взялось за бледную бирюзу прямо над головами людей.
        Это было страшно, но совсем не больно. Капитан оказался прав - на значительном расстоянии от условных «генераторов», сияние вреда человеку не причиняло.
        Небо стало сначала цвета болотной зелени, потом прояснилось и снова заиграло бирюзой. В воздухе запахло озоном.
        Лучи не убивали. Они… обеззараживали?
        А потом фиолетовое сияние ушло дальше, пожирая новые единицы пространства.
        Долго никто не решался нарушить молчание. Все уже мысленно попрощались с жизнью, и теперь странным казалось всё - сидеть, смотреть в небо, гладить руками землю.
        Громко дышали испуганные штрафники, зябко растирал плечи Рос, только собака дремала, легкомысленно раскидав лапы - сияния она не испугалась.
        - Я не понял, - сказал Энрихе, которого почти отпустила тошнота. - Это зараза фиолетовая так оздоровляюще подействовала или что-то другое?
        Он попробовал подняться на ноги, но мир с готовностью встал на дыбы, сознание забилось, как птица за пазухой, и иннеркрайт схватился за теплое плечо капитана.
        - Тише, Энрек, - прошептал тот, усаживая его. - Это уже не сияние. Это… словно тетрадь кто-то листает. Терпи.
        Капитан выругался, напрягся. Энрихе стало тяжело дышать и перед глазами замелькали тёмные пятна.
        - Ханер камат, - прошептал он.
        - Да пусть хоть сам Хэд. Хрен он меня отсюда сдвинет!

* * *
        Запылились мои башмаки,
        Всё стоят и стоят у порога.
        Мне без бога бродить не с руки
        Я возьму и придумаю бога
        Чтобы был он со мной молчалив,
        Чтоб был строг и ко мне равнодушен.
        Чтобы, душу кому-то излив,
        Снова стал бы я глух и послушен.
        Чтобы рвали меня на куски
        Лишь за то, что, мол, ценят и любят,
        Что б я с вами не сдох от тоски,
        С теми, кто называются «люди».
        Напев разрывал душу. Но даже выпущенным наружу кускам души не было места на безжизненной планете, и они скреблись, требуя снова открыть им грудную клетку.
        Пел рыжий штрафник, тот, что спорил недавно с Костой. И зелёная тишина аккомпанировала хриплому грудному голосу.
        Не найти мне по сердцу причал,
        И никак одному не согреться.
        Во Вселенной нет больше плеча,
        Что б я смог на него опереться.
        Запылились мои башмаки
        Всё стоят и стоят у порога.
        Мне без бога бродить не с руки.
        Я возьму и придумаю бога.
        Энрихе открыл глаза. Придумать бога…
        Капитан что-то говорил про это? Или приснилось?
        Хаго дремал. Рос сидел чуть поодаль, раскачиваясь и обхватив голову руками.
        Штрафники отделались испугом. Ничто их не брало - ни сияние, ни сдвижки по паутине реальности. Для воздействия на сознание, нужно его сначала иметь…
        Пользуясь беспамятством начальства, штрафники готовились отобедать - разложили галеты, саморазогревающиеся консервы.
        - Там шоколад есть под сидением первого пилота, - сказал, открывая глаза, капитан Пайел. - И настойка какая-то. - Хьюмо, посмотри?
        Рос поднялся и пошатываясь пошёл почему-то от шлюпки, а не к ней.
        - Хьюмо! - окликнул его капитан.
        Пилот повернулся и застыл, непонимающе глядя то на Энрихе, то на капитана Пайела.
        - В нашей шлюпке, - тихо пояснил капитан. И показал рукой.
        Рос вздохнул, зажмурился. Открыл глаза. Сфокусировался кое-как, добрёл до шлюпки, полез в люк.
        - Ты живой, Энрек? - спросил капитан.
        Энрихе хотел было ещё раз попробовать встать, но тут же передумал.
        Рос вернулся с плоской пластиковой бутылкой, перевязанной незнакомой надписью.
        - Трофейная? - робко поинтересовался Коста, подкравшийся к капитану с галетами и банкой консервов.
        - Из Белой долины, - отозвался тот. - Аннхелл. Так с тех пор под сидением и лежала.
        Еду он попросил положить на землю. Наверное, ему тоже было противно даже смотреть на галеты.
        - Нас тут бросили, что ли? - спросил Рос, и штрафники притихли. - Связи нет. Совсем. Я аварийный маяк врубил.
        Штрафники отложили галеты. Это был вопрос, который интересовал сейчас всех, кроме иннеркрайта. Тот - вообще ни о чём не мог думать.
        - Колин не бросит, - ответил капитан.
        Энрихе почувствовал в нём уверенность спокойную и твёрдую, и снова закрыл глаза. Мир стал кружиться меньше, но долгое смотрение - утомляло.
        Капитан сделал глоток спиртного, поморщился, заставил глотнуть Энрихе и Роса и отдал бутылку штрафникам.
        - А что это было? - спросил рыжий штрафник, осмелев от глотка пущенной по кругу настойки вездесущего капитана Келли.
        Эта настойка просто преследовала иннеркрайта. Она облепила ему горло и, как живая, полезла в желудок.
        - Смещение узла паутины реальности, - пояснил он, сглотнув и прокашлявшись. И вдруг понял, что говорить уже может. И даже сесть. - Кто-то умеющий начал воздействие на допричинные связи текущего мира. Но введённая программа не смогла точно наложиться на существующий вариант реальности. Что-то помешало. Не знаю что. Может быть, общая масса задействованных фигур. Но в результате равновесие сместилось. Нас потащило по вариантам возможной реальности - разные ветки, разные решения. Разум начал фиксировать изменения, поэтому у кого-то могли быть галлюцинации, головокружение или тошнота. Или - всё сразу. Разум устроен так, чтобы не замечать минимальных изменений при переходе на другой вариант развития событий. Но когда изменений слишком много, они всё-таки фиксируются, и можно сойти с ума.
        - Только у нас так было, или везде? - заинтересовался хаго.
        - Везде - по-разному, но отголоски прошли сильнее всего по точкам разрыва.
        - А что это - точки разрыва? - судя по удивлению в голосе, капитан был совсем не в теме.
        - Это места особо значимых событий, - прохрипел Энрихе. И подавился новой порцией настойки. Но не возмутился - говорить она ему помогала. - Те места, где от определённого поступка зависит, по какой ветке события пойдут дальше. Вот тут, у нас, тоже была «точка разрыва». Я мог найти или НЕ найти тебя, например. Но я не знаю сейчас, это ли сыграло роль или что-то ещё. Событие в точке разрыва может быть и мелким, незаметным. Вроде - побрился ты или нет…
        Что-то прошуршало рядом, наверное, капитан Пайел прошёлся рукой по щетине.
        - Тебя как зовут-то хоть, капитан? - поинтересовался Энрихе. - Ведь не Гордон же? Какой же ты Гордон?.. - Иннеркрайту вдруг показалось странным, что они чуть не сдохли в обнимку, а по-настоящему не знакомы.
        - Агжей.
        Энрихе приоткрыл глаза и протянул руку:
        - Рико.
        Он представился так, как его звал отец. Данное матерью имя Энрихе не называл никому.
        - Недели не прошло - познакомились, - усмехнулся хаго, легонько хлопнув по протянутой ладони. - Ну и что нам теперь со всем этим делать?
        - Кто бы знал? - Энрихе попробовал пожать плечами, но не преуспел. - Со своей ветки реальности мы всё-таки сместились, я вижу. Но куда нас утащило - один Хэд знает. Одно скажу - изменения не фатальные, иначе крыши бы у нас с тобой посносило точно.
        - А они? - капитан кивнул на штрафников.
        - А у них в башках и нет того, что у нас кружится. Я потому и настоял, чтобы взяли тех, кто попроще. Твой Рос - тоже не самый бездарный. Могло так выйти, что штрафникам и пришлось бы нас вывозить.
        - Ты говорил, что кто-то мог это сделать с реальностью? - капитан нахмурился.
        - Могло и само. Но чувствую - кто-то, - Энрихе зажмурился и уловил внутренним зрением багровые отблески. - Даже могу предположить - кто. Не спрашивай, - предупредил он следующую реплику. - Всё равно не скажу.
        - А зачем?
        Энрихе задумался. Покачал головой.
        - Интриги. Отец, может быть, знает.
        - Может. Но связи не будет. Дьюп сказал - сидите и не высовывайтесь.
        Энрихе улыбнулся. Он знал историю с «дьюпом» и старым Вашугом.
        - А как ты с отцом познакомился? - спросил он.
        - Да вот из-за этой же самой Плайты…
        Агжею вернули бутылку, но пить он не стал. Предложил Энрихе:
        - Будешь? Тебе вроде бы помогает?
        Тот мотнул головой и застонал от боли. Забыл, что надо пока воздержаться от резких движений.
        - Нельзя мне сейчас пить, - пояснил он словами. - Всё это отупляет, а мне - голова нужна. Остатки её. Неизвестно, закончилась эта свистопляска или нет. Может ещё одна волна пойти. Ты… Как бы тебя назвать?.. - Энрихе вздохнул. Капитанское плечо рядом было такое живое и тёплое. - Ты почему, сволочь недобитая, за нами следом не стартовал, как договаривались? Куда ты делся, чтоб тебя белые дети зимы в проруби утопили?
        Ругался он без зла.
        Капитан тоже вздохнул.
        - Посмотреть хотел, что мы тут оставляем. Думал, вдруг живые всё-таки есть, а мы… Решил круг небольшой сделать. Я бы успел. Только с генераторами твоими зараза какая-то началась. Сначала подумал - авария, завис, определиться хотел. Ну и, видимо, расстояние не рассчитал или угол. Если ты не понял - на орбите твои генераторы. Но они использовали их по-своему.
        - Кто? - вскинулся Энрихе и взвыл. Ну, обещал же себе не дёргаться!
        Капитан не ответил.
        - Ты видел кого-то? - отдышавшись, спросил иннеркрайт.
        - Не знаю, может - приснилось.
        Капитан поднялся и пошёл к штрафникам. Он покачивался слегка, но уже не критично. Собака потянулась, вскочила и потрусила за ним.
        Энрихе понял - капитан что-то видел, но будет молчать. Как и он сам будет молчать о своих подозрениях о вмешательстве дома Нарьяграат.
        Общее у них с хаго было только одно - влипли вместе. Да ещё вот эта странная надёжность чужого плеча, и уверенность, что если бросят свои, «враг» не бросит.
        Странная уверенность. Разбивающая мысли о том, что все они трупы. Давно. Уже, примерно, полчаса.
        ЛИНКОР ИМПЕРИИ «КАМЕННЫЙ ВОРОН»
        - Колин, планету нужно срочно взорвать к чертям! Никаких вариантов! Даже следов не должно остаться от всех этих ваших борусов! Ты бы знал, какие документы всплыли! Шлюпки уже ждут пассажиров. В зале заканчивается регистрация тех, кто полетит. Будем у вас через четыре, максимум - четыре с половиной часа. Отводите корабли и…
        - Это невозможно. У меня на планете люди.
        Лендслер выглядел слишком спокойным. Значит, дела у него шли отвратительно.
        - Хэд с ними, с людьми! - сорвался инспектор Джастин.
        Время поджимало, он едва выкроил пару минут, чтобы предупредить Макловски о визите комиссии.
        - Нет, Адам, - покачал головой тот. - Людей я не брошу.
        - Ну, так выводи куда-то!
        - За четыре с половиной часа? Вы - в пределах прямого «прокола», у нас атмосфера и механика.
        - И что ты предлагаешь?
        - Пусть будет, как будет.
        - С ума сошёл?
        - Вроде того.
        - Хорошо хоть не предлагаешь взорвать транспорт с комиссией…
        - Не предлагаю. Ответственность за операцию по Плайте возьму на себя, вот и всё.
        - У тебя там, на грунте, опять этот щенок? - догадался инспектор Джастин. - Ну, попадись он мне!.. Я так понимаю, что тебя не переубедишь? Колин, услышь меня! Это конец твоей карьеры!
        Лендслер едва заметно повёл плечами. Он смотрел на инспектора равнодушно, без вызова. Такой взгляд - хуже всего. Тут уже не переубедишь.
        Адам Джастин вздохнул и сообщил уже вполне официальным тоном:
        - Через пять минут мы начнём садиться в шлюпки. Я тебе видео сейчас с площади дам, чтобы ты был в курсе по времени. Пошла линия?
        - Да, вижу.
        - Старт ты сможешь отследить, ну, а там - думай. Не мальчик уже.
        Инспектор Джастин остыл и задумался, можно ли хоть что-нибудь предпринять, чтобы смягчить последствия фатального решения друга?
        - Что случилось-то? - спокойно спросил лендслер, видя, что отключаться инспектор не торопится.
        - Всплыли документы времён войны с хаттами. В военном министерстве знают, что на Плайте разрабатывалось бактериологическое оружие. Сейчас эти бараны прилетят и поймут, что оружие ты уничтожил.
        - Ну, вот и хорошо, - усмехнулся лендслер. - На этот раз я хотя бы уйду, доделав то, что хотел. Локьё в курсе?
        ФЛАГМАН КОМАНДУЮЩЕГО ЭСКАДРОЙ СОДРУЖЕСТВА ЭРЦОГА ЛОКЬЁ «ЛЕДЕНЯЩИЙ»
        - Твой внебрачный сын - военный преступник! - брызгал слюной регент.
        Эрцог дома Сапфира Аний Локьё с трудом сдерживал зевоту. Крысиное стадо. Сегодня ты у них герой, завтра - преступник. Когда уже набесятся?
        Отдавать Рико под трибунал не хотелось, но если вмешается сводный брат эрцога Эйвори - Агескел, а он, похоже, вмешается…
        - Энрек продал Империи технологию «огненного шнура»! Он уничтожает сейчас наши военные разработки на Плайте, а ты бездействуешь!
        Локьё вздохнул, маскируя под вздохом зевок. Регент прямо-таки искушал эрцога прервать мнимое бездействие и его, регента, придушить.
        Тоже мне, поборник извечной истины, крутящейся в пальцах эйнитского Спящего бога. Сладкожрущая свинья в ермолке государственного долга. Об этом ли надо сейчас думать? С паутиной последние сутки творится что-то совсем гадкое, а этот детский сад вокруг только и занят…
        Просигналил капитан «Леденящего»: «Сообщение Совета высших домов».
        - Вот! - взревел Бгоро. - Вот тебе официальный приказ об аресте, если ты ЕГО ждал!
        Локьё невозмутимо направил палец в сторону кнопки, и в каюте загнусил Агескел, ответственный в Багровом доме за «связи с общественностью»:
        - …Совет домов камня приказывает явиться военному преступнику Энреку Лоо, признанному сыну дома Сиби, а также Совет домов камня приказывает срочно явиться и регенту дома Аметиста в резиденцию дома Нарьяграат для выяснения степени соучастия в учинённом Энреком Лоо беззаконии…
        Регент схватился за грудь и стал медленно оседать на пол.
        Локьё с усмешкой следил, как ворсинки интеллектуального коврового покрытия мечутся в попытках перераспределить неожиданно свалившуюся тяжесть…
        «Как же, - размышлял он. - Разве ж умрёшь так просто с нашей-то медициной? А лучше бы тебе умереть ДО встречи с ублюдком из Багрового дома, гораздо лучше».
        И он направил палец в сторону кнопки медвызова.
        Регента ему было не жалко, но стоило ли, в самом деле, убирать такой забавный буфер между ослабевшим Домом Аметиста и хейдблатеном?
        Вот если бы на полу корчился сейчас Агескел или его братец Энсель, он бы серьёзно подумал, не выпить ли пару чашечек сомы? А полукровка - пускай живёт. Веселее будет.
        Регента уже потащили врачи, когда загорелся личный вызов «с той стороны». На эрцога смотрел побрившийся лендслер.
        - Ну и что за встряска? - усмехнулся Локьё. Бритый налысо Колин Макловски и вызвал когда-то гневный вопль старого лорда Михала: «Дьюп!». - Небо упало на землю? Или наша Галактика напала на соседнюю?
        - Лучше бы так. Через четыре с половиной часа в районе Плайты будет правительственная комиссия Империи. Она ПОЛНОСТЬЮ в курсе нашей проблемы. А на планете сидят два «ликвидатора». В обнимку. Даже если они стартуют немедленно, мы их подберём часов через шесть-восемь.
        - Какой незабываемый скандал нас ждёт! - восхитился Локьё.
        И вдруг он прикрыл глаза и побледнел.
        - Врача вызвать, Аний?
        - Нет. Отключайся. И не удивляйся ничему. Похоже, нас таки потащило…
        САА, СТОЛИЦА АННХЕЛЛА
        Правительственная комиссия уже тусовалась в ангаре, разглядывая большие десантные шлюпки.
        Разговор шёл о возможных удобствах и неудобствах полёта на военном транспорте.
        Не все хорошо переносят проколы, но доставка гражданским кортом заняла бы двенадцать часов, а время дорого.
        Перед отправкой принесли очередную видеограмму из военного министерства, которое параллельно вело собственное расследование.
        Инспектор Джастин знал, что оно пожертвовало фон Айвином, чтобы отвлечь от настоящих шпионов, которых было поздно ловить и устранять.
        Видеограмму, доставленную на кристалле прямо к шлюпкам, воспроизвели тут же, в ангаре.
        На повисшем в воздухе экране возникло оплывшее лицо военного министра, требующего:
        - Срочно и немедленно расследова…
        Инспектор Джастин почувствовал головокружение. Этого ещё не хватало!
        - … Расследова…
        Помехи? Или министра заело, как попугая?
        (Продолжение здесь)