Остров Русь 2, или Принцесса Леокады Юлий Буркин
        Станислав Буркин
        Эта книга - настоящий подарок для тех, кому полюбились герои прикольной трилогии Юлия Буркина и Сергея Лукьяненко «Остров Русь». Это - новые приключения Кости и Стаса, их друзей Кубатая и Смолянина, сфинкса Шидлы и других - в прошлом и будущем, в реальности и виртуальности, на Земле и на Венере. А так же на таинственной и зловещей планете Леокада.
        В «Принцессе Леокады» герой «Острова Русь» Стас выступил как соавтор. Станислав, сын Юлия Буркина, - ныне писатель, лауреат национальной литературной премии «Дебют».
        Художник А. Е. Дубовик
        Компьютерный дизайн С. В. Шумилина
        Юлий Буркин, Станислав Буркин
        Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
        Сергей Лукьяненко:
        - Ну-ну, посмотрим, может ли один из персонажей заменить одного из авторов… :)
        Настоящим и будущим детям и внукам
        Предисловие.
        О том, как мы замечаем разные странности и приступаем к спасению мира. И про гигантские глыбы льда
        В тот вечер мы со Стасом отправились в кино на очередного «Терминатора». То, что на афише была приписка: «новая версия», беспокойства у нас не вызвало. Мало ли какие теперь бывают версии - то режиссерская, то «от Гоблина», то еще какая-нибудь. Новая так новая. Всяко лучше, чем старая.
        Что Шварценеггера не будет, это мы заранее поняли, все-таки губернатор, не дело ему по экрану с берданкой скакать. Но мы думали, хотя бы терминаторша из третьей серии будет. Она, не смотрите что робот, девица хоть куда. При этом еще и ногами, и руками дерется, только шум стоит.
        Но нет. Терминаторши тоже не было. А прилетел из будущего на этот раз какой-то пацан лет десяти. Хотя, конечно, и жидкометаллический. Но вместо того чтобы всех мочить, как давай он изо всех сил со всеми дружить, старушек через дорогу переводить и подбирать бездомных собачек…
        Мы со Стасом смотрели на все это безобразие, выпучив глаза.
        - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил он меня на ухо.
        - Это какой-то хитрый ход, - догадался я. - Сначала он будет хороший, хороший, а потом всех котят передушит и покажет всем, где раки зимуют.
        - Точно, - успокоился Стас. И мы стали смотреть дальше.
        Но вот уже полфильма прошло, даже больше, а ничего не изменилось. Малец этот всем помогает и нотации читает. Просто достал.
        Наконец о том, что прибыл новый терминатор, узнал Джон Коннор и сообщил об этом своей матушке Саре в психбольницу. Где ж ей еще быть? Та, конечно, сразу сбежала, нашла этого пацаненка и хотела его на каком-то заводе расплющить огромным прессом.
        Вот это была правильная идея! Единственная правильная за весь фильм. Но не тут-то было! Пацаненок подарил Саре букетик незабудок и напомнил, что когда-то и ее сын тоже был таким же маленьким, как он. И повернуть рубильник у этой дуры не поднялась рука. Вот так вот.
        Да-да, тут еще можно было думать, что хитрый ход продолжается, хотя и подзатянут… Но слушайте дальше! Когда Сара пошла на завод, она оставила Джона на стреме у входа - вдруг полиция или еще чего… И когда оттуда вышел этот маленький терминатор - целый и невредимый, Джон сразу решил, что мамочке его крышка, и пальнул в мальца из гранатомета. Да промазал.
        Но зоркий глаз юного терминатора засек вылетевшую из ствола гранату, высчитал траекторию и установил, что она мчится прямиком в серого котенка, который жмется у входа в цех. И тогда он прыгнул навстречу гранате и закрыл котенка своей грудью.
        Шарахнуло, котенок юркнул в здание, а пацана разорвало на несколько кусочков жидкого металла. И каждый из этих кусочков слился в нового пацана, только поменьше, и теперь их получилась целая орава - штук семь, но совсем уже маленьких, годика по два.
        И все они стали хныкать, хлюпать носами и просить Джона: «Дяденька, дяденька, мы хотим домой…», «Дяденька, а где киса? Она хорошая…», «Дяденька, зачем ты в нас стреляешь, ты же добрый?..»
        Тут Джона слеза прошибла, бросил он свое орудие, сел на землю и ревет. А жидкокристаллические детки вокруг него в кружок сбились, и ну его по головке гладить да конфеты в рот пихать, откуда только взяли. А тут и Сара с завода вышла, с букетиком.
        Джон ее как увидел, так от удивления онемел. А она его обняла, детки-терминаторы завели вокруг хоровод, и все вместе грянули песенку. А переводчик загундосил:
        - Будь и ты послушным, тихим,
        Не дерись и не буянь,
        Быть агрессором, ребята,
        Это просто божья срань…
        Я понял, что это конец фильма, и чуть не заорал: «Гады, верните деньги!» Хотя не в деньгах, конечно, дело…
        Я посмотрел на Стаса, а у того аж зрачки позеленели и кулаки сжаты, будто он сейчас в экран влезет и отметелит всех этих терминаторов-беби вместе с Джоном, Сарой, режиссером, оператором и всей съемочной группой.
        Тут под какую-то очень знакомую попсовую песенку на английском языке пошли титры, и в зале стал медленно загораться свет. Мы огляделись по сторонам и не поверили своим глазам. Лица у всех были довольные, счастливые, кое-кто даже подпевал. Да что ж это происходит-то, а?!
        Пока по экрану шли титры, мы выползли на свежий воздух, перешли через дорогу и уселись на лавочку в небольшой аллейке. Я ожидал, что Стас начнет возмущаться, но вместо этого он сказал:
        - Костя, а ты не заметил, что с людьми вокруг нас вообще что-то не то в последнее время делается?
        - Нет, - признался я. - Например?
        - Ну… Я вчера в церкви был. Там один батюшка проповедь читал. Рассказывал, какие замечательные братья наши во Христе - католики.
        Я присвистнул и сказал:
        - Ни фига себе!
        - Вот-вот, - кивнул Стас. - Прямо «глобальное подобрение» какое-то.
        - Ну, глобальное оно или не глобальное, это еще рано говорить. Но что-то такое происходит, это факт.
        - Да, надо внимательнее понаблюдать, - согласился Стас. - Усилить, так сказать, бдительность.
        Только он это произнес, как из кустов к нашей скамеечке вышла толпа, человек десять, и окружила нас. Была уже почти ночь, но рядом на столбе светил фонарь, и мы отчетливо видели спортивные штаны с полосками, хмурые рожи и бритые головы.
        - Закурить есть? - спросил тип, больше остальных похожий на гориллу.
        - Нет, - сказал я, морально готовясь к драке. Драться я не люблю, но с детства знаю: в такой ситуации на жалость давить бесполезно.
        - Не курим, - вякнул Стас. Вот же болван, сразу дал повод для наезда: «Спортсмены, что ли? А давай посмотрим, кто здоровее…»
        - Не курите? - переспросил гориллонодобный и сплюнул. - Ну и правильно. Вредно это. А чего вы тут сидите-то?
        «На нашей скамейке», - продолжил я про себя.
        - Христос сидел и нам велел, - заявил Стас.
        - Где это он сидел? - удивился тип. - Он же вроде висел.
        - Тебя не спросил! - продолжал наглеть Стас. - Что вы к нам пристали? Хотим и сидим!
        - А-а, - протянул гориллоподобный. - Ну, тогда другое дело, раз хотите. А то, может, по темноте идти боитесь. Может, до дому вас проводить? С нами не обидят.
        У меня аж челюсть отвисла. Или он так шутит?
        - Не надо нас провожать! - заорал Стас. Перенервничал, видно. - Смотрите, чтобы вас самих не обидели!
        - Нас-то? - хохотнул гориллоподобный, и вся компания загоготала. - Кто ж нас обидит? Люди-то все добрые вокруг… Ну ладно. Не хотите - не надо. - Он снова сплюнул. - Пойдем мы тогда, поищем, кому другому помочь.
        Тимуровцы!.. Вся стая, шаркая ногами, двинулась прочь по аллейке, а мы со Стасом переглянулись. Стало окончательно ясно, что глобальное подобрение наступает по всем фронтам.

* * *
        Домой мы пришли поздно, папа с мамой уже легли, и мы тоже сразу завалились спать. О происходящем больше не говорили, потому что, кажется, оба чувствовали: грядут большие перемены. Но говорить пока не о чем, надо понаблюдать. Было тревожно, но лично мне это ощущение даже нравилось. Пять лет мы жили без приключений. А это, знаете ли, довольно скучно.
        Я лежал и вспоминал о том, что изменилось в нашей жизни за эти годы, словно прощаясь с этим спокойным, но сереньким временем. Мама ушла из музея и организовала косметический салон «Нефертити». Слоган ему Стас придумал: «Не ищите целлюлит у мумий». А все потому, что в музее ей стало нечего делать: все мумии продали в частную коллекцию какой-то странной египетской личности. Почему странной? А вот вам нужна мумия, чтобы стояла в углу спальни и радовала взгляд вам и вашей девушке?..
        Папа перестал искать следы инопланетян и древних цивилизаций, потому что один раз уже нашел, потому что упорный. Зато теперь он увлекается аномальными явлениями, лозоходством, целительством и еще черт знает чем. Периодически обнаруживает в себе всякие паранормальные способности, а по всем углам квартиры валяются разные энергетические рамки и номера газеты «Голос Вселенной». Я, бывает, ее тоже почитываю, а вот Стас терпеть не может, он ведь у нас теперь великий христианин и даже собирается после школы в семинарию.
        А я пока не придумал, куда собираюсь. Не определился. Вот, пожалуй, и все наши новости. Не густо, согласен.
        Проснувшись, я сразу подумал: что-то не так. А потом понял что. Я проснулся сам, хотя сегодня - будний день. Времени уже до фига, а папа с мамон перед уходом на работу нас почему-то не разбудили. Пожалели? Неужели тоже добренькими стали? Я растолкал Стаса и поделился с ним своими подозрениями.
        - Боюсь, ты прав, - сказал он. - Давай-ка посмотрим, что в мире творится.
        Он сел на кровати и щелкнул пультом телевизора. По Первому каналу шел клип Леокадии, и Стас немножко полюбовался на то, как она двигается. Да, классная. И голос приятный. Песни вот только идиотские.
        - Давай, давай дальше, - поторопил я.
        На Втором шли новости. Очень интересные новости. Диктор рассказывал, что отныне израильтяне и палестинцы - друзья навек, и показывали сцены их братания… Мы дождались следующего сюжета. Он был о том, что Гарлем в Нью-Йорке признан районом образцового поведения…
        - Ужас, - сказал Стас и вырубил телик. - Да, у них-то это еще раньше началось: вон какого «Терминатора» сделали. А еще раньше - негра в президенты выбрали.
        - Нет, но это же хорошо, - возразил я неуверенно, - ни войн, ни преступности теперь не будет…
        - Дурак ты, - отозвался Стас. - К добру люди должны приходить сами, по собственной воле. А это не доброта, а болезнь какая-то заразная получается.
        - Думаешь?
        - Да факт! Они заболели, а мы - пока нет.
        - А вот это, между прочим, не факт, - заметил я. - С чего ты решил? Вдруг ты уже тоже стал добреньким?
        - Почему я?! А ты?
        - Я - нормальный.
        - А чем докажешь?
        - Ну, могу, например, дать тебе в лоб прямо сейчас. А ты смог бы?
        Не успел я это произнести, как получил такую затрещину, что искры из глаз посыпались.
        - Ах ты гад! - замахнулся я, но Стас отпрыгнул, встал в стойку киба-дачи и быстро сказал:
        - Это был научный эксперимент. И хватит об этом. Мы уже прекрасно убедились в том, что мы не изменились. Ты агрессивен, это очевидно. Этого вполне достаточно!
        Но я уже и без него остыл.
        - Ладно! - махнул я рукой. - Мы оба нормальные, это факт. Пойдем-ка на улицу, на людей посмотрим…
        Мы быстро оделись и вышли. Народ по тротуару двигался как-то сонно и вяло. И машины тоже.
        - Все ясно, - сказал Стас. - Знаешь, сколько людей ежечасно в ДТП гибнет?
        Мы свернули за угол и обнаружили возле мини-маркета небольшую толпу. Тут народ часто тусуется, выпивает. Но сегодня здесь было особенно шумно, как будто люди собрались на митинг. И по всему было видно, что они - нормальные. Разговор был на самую что ни на есть актуальную тему, потому мы примолкли и стали слушать.
        - …Я с такой бабой жить не согласен! - говорил один пролетарского вида товарищ. - Раньше была баба как баба. Настоящая! Приду домой пьяный, она на меня наорет, да еще и скалкой в глаз заедет. А теперь что? Сама мне спирт в аптеке покупает! Лекарство, говорит. Позор, да и только…
        - И чего тебе не нравится? - встрял другой, слегка припухший.
        - Как это? - удивился первый. - Непорядок. Всякий характер человек потерял. Не женщина, а кукла какая-то!
        - Ну, это еще ладно, - заявил припухший. - Вот на работе у меня что делается, это да! Атас просто. Я на птицефабрике тружусь. Трудился… Накрылась моя работа, ядрить вашу мать, третий день уже пью, поминаю.
        - Что, никто кур резать не хочет? - догадливо прищурился пролетарий.
        - Хуже! - сморщился припухший. - Они их, понимаешь, на волю выпустили! Директор самолично плакат нарисовал: «Свободу пернатым!» Эти чокнутые с ним по фабрике прошли и все клетки открыли. Я им объясняю: это же не чайки, ядрить вашу мать, куры это! Они ж все равно передохнут на воле, только зазря! Нет, им хоть кол на голове теши. Это их личное право, говорят. Всех повыпускали!
        - Может, это птичий грипп на людей перекинулся? - крепко обняв сумку, предположила пожилая женщина.
        - Да не! - выкрикнул кто-то. - Я слыхал, это комары какие-то народ покусали.
        - Какие комары?! - вклинился в беседу смуглый, по-военному подтянутый мужчина. - Теракт это! Враги воду отравили. Они ж нас, добреньких, голыми руками теперь возьмут!
        - А если в кране нет воды, значит, выпили, простите, жиды? - задал риторический вопрос дяденька интеллигентного, но потрепанного вида. - Это, смею вас заверить, откровеннейшая демагогия! Если бы дело было в воде, тогда почему беда не коснулась нас с вами? Меня, например?
        - А ты, профессор, когда в последний раз воду-то пил?! - возразил «офицер».
        Интеллигент смущенно взъерошил волосы, но не отступил:
        - Вода, с вашего позволения, содержится в любых напитках!
        - Оно, конечно, так! - вмешался пролетарий. - Однако сдается мне, алкоголь эту заразу убивает. Я вот, например, безалкогольных напитков не пью уже лет сорок и, как видишь, человеком остался.
        - И я воду не пью… И я! - загомонили вокруг. - А я и пиво-то редко…
        - Что ж, ваша гипотеза кажется вполне жизнеспособной, - признал интеллигент. - Вот только чем вы, любезнейший, докажете, что вас действительно не коснулось это… Э-э-э… - Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово.
        - Подобрение, - подсказал Стас.
        - Вот-вот! Подобрение! Спасибо за термин, молодой человек.
        - Получи доказательство! - рявкнул пролетарий и так влепил ему в ухо, что тот едва не свалился с ног. Но удержался, резко принял боксерскую стойку и стал подскакивать, как какой-то неадекватный Тайсон. Пролетарий удивился, опустил руки и тут же получил в глаз. И они стали мутузить друг друга так, что только перья в стороны полетели. Народ, окружив дерущихся, азартно болел. Видно, здорово уже по агрессии люди соскучились.
        - Прямо как мы с тобой, - заметил Стас. - Такие же придурки.
        - Ну а как по-другому проверишь? - заступился я.
        В самый разгар потасовки у меня из кармана запел голосок Леокадии: «Кис-кис, брысь, кис-кис, мяу…» Только вчера этот ринггон себе закачал.
        - Алле?! - крикнул я в трубку, прикрыв ее рукой, уж очень народ шумел.
        - Костик, - услышат я мамин голос. - Вы проснулись?
        - Да, конечно, - говоря, я немножко отошел в сторону. - А чего это вы нас не разбудили?
        - Ну… - смутилась мама. - Жалко было… Чем занимаетесь?
        - Да так, ничем. Отдыхаем.
        - А, ну молодцы. Отдыхайте. Я к обеду домой вернусь, что-нибудь вкусненькое приготовлю. Хухры-мухры[1 - Хорошо? (возм., др.-египт.)]?
        Та-ак… Совсем с ней плохо. Она с нами по-древнеегипетски пять лет не разговаривала.
        - Хухер-мухер, ардажер[2 - Хорошо, мама (возм., др.-египт.)], - ответил я таким голосом, каким беседуют с тяжелобольными, и отключился.
        А когда сунул мобильник в карман и вернулся, то оказалось, что все кардинально изменилось. Пролетарий и интеллигент стояли, смущенно потупившись, а люди в окружавшей их толпе ласково улыбались друг другу.
        - Вот теперь верю, теперь мы - нормальные, это уж точно, - сказал пролетарий.
        - Как славно! - воскликнул интеллигент. - Как все-таки славно, что мы смогли избавиться от разъедавшей наши души вражды! А ведь еще минуту назад мы готовы были нанести друг другу самые тяжкие телесные повреждения!
        - Вот что, дружище, - смущенно сказал пролетарий, - пойдем-ка со мной. Тут неподалеку есть кафе-мороженое. С детства в таких не бывал, а теперь вот захотелось. Угощаю всех.
        Очередь встретила это предложение овациями.
        - Почему бы и нет? Пойдемте! - воскликнул интеллигент. - Не вижу оснований отвергать приглашение такого прекрасного человека. Не пить же, действительно, вредное для здоровья пиво. То ли дело - пломбир со взбитыми сливками.
        Взявшись за руки, они двинулись прочь, а за ними потянулись и остальные. Мы же со Стасом стояли совершенно убитые.
        - Почему?! - наконец заорал Стас. - Что с ними случилось?!
        - Я-то откуда знаю? - откликнулся я мрачно и сел на скамейку.
        - Знаешь, что я думаю? - сказал Стас, садясь рядом. - Я думаю, у этой болезни длинный инкубационный период. Как у свинки, например. Может, мы с тобой уже тоже заразились, но подобреем позже.
        - И что, у них у всех одновременно инкубационный период закончился?
        - Да, ерунда какая-то получается, - согласился Стас. - Значит, все-таки что-то происходит именно в момент подобрения… Какое-то воздействие. Облучение, что ли…
        - Если облучение, - сказал я, - то возникают два вопроса: что это за облучение и почему оно не берет нас.
        - Облучение… Обучение… - повторял Стас, слегка покачиваясь. - Мобильник дает какое-то облучение, но если бы дело было в нем, все бы уже сто лет назад подобрели…
        - Постой! - воскликнул я. - А ведь когда они подобрели, я как раз с мамой по телефону разговаривал!
        - Что-то в этом есть… Что-то есть… - пробормотал Стас.
        И вдруг меня осенило.
        - Песенка! - заорал я и даже вскочил на ноги.
        - Какая еще песенка? - снизу вверх уставился на меня Стас.
        - Про «кис-кис»! Песенка Леокадии! Она же везде! Она и на английском есть! И в «Терминаторе» этом уродском на титрах как раз она шла, непонятно с какой стати!
        - Точно, - прошептал Стас. - Точно. Костя, ты - гений.
        Мы замолчали и двинулись в сторону дома. Не знаю уж, о чем думал Стас, а я думал о том, что моя догадка выглядит очень убедительно. Эта песенка уже несколько дней крутится по всем радиостанциям на двух языках, и клип - по всем каналам.
        Я даже расстроился. Песни у Леокадии, конечно, тупые - самые что ни на есть попсовые, но голос приятный, и на мордочку она миленькая… На вид - лет шестнадцать, только это обман, конечно. Как-то мы со Стасом об этом разговорились, и я ему сказал:
        - Стас, она - старуха, я тебе точно говорю! Это все вранье и спецэффекты.
        - С чего ты взял? - насупился он. Ему-то она нравится еще больше.
        - Да уж слишком профессионально танцует. Какая там Бритни Спирс, там Волочкова отдыхает. А что она на компьютере «подчищена», так этого никто даже не скрывает. Вспомни, как у нее цвет глаз все время меняется!
        Но Стас мне в тот раз, по-моему, не поверил.
        Мы вошли в наш двор и снова уселись на скамейку. Выходит, в эту песенку заложена какая-то программа, типа двадцать пятого кадра? Тогда ясно, почему алкаши так долго держались: радио не слушают, телевизор не смотрят, а если смотрят, то только футбол и уголовную хронику… Додумать я не успел, потому что Стас тихонько ткнул меня в бок:
        - Есть возможность проверить.
        Когда я увидел, кто к нам приближается, то сразу понял, что он задумал. Шла соседская бабка, которую мы в детстве прозвали Горгоной. Уже тогда даже самые отчаянные пацаны боялись ее дразнить, потому что она и палкой могла огреть, и кирпичом запустить. Сколько себя помню, ни разу не слышал, чтобы она говорила спокойно, без ругани.
        Немного волнуясь, я достал из кармана телефон, нашел опцию «звуки», там - «вызов» и нажал на «ввод».
        Милый, милый, милый,
        Поцелуй меня, -
        запел звонкий, почти детский голосок Леокадии, и я выставил трубу перед собой.
        Милый, милый, без тебя
        Я не могу ни дня.
        Милый, помнишь, мы в «кис-кис»
        Играли во дворе?
        Нравится такой сюрприз
        Не только детворе…
        Кис-кис, брысь,
        Кис-кис, мяу!
        Горгона остановилась как вкопанная.
        Кис-кис, брысь,
        Кис-кис, мяу!
        Горгона повернулась к нам. «Будет нам сейчас сюрприз, - подумал я мрачно, - будет и кис-кис, будет и мяу…» Но старуха молчала. На короткий миг в ее глазах мелькнул настоящий ужас. Потом они вдруг остекленели, как у куклы. Потом исказился, обнажая золоченые челюсти, рот:
        - Ага! Хулиганите, - констатировала она голосом Бабы Яги, искоса смерила нас взглядом и стала копаться в своей чудовищной торбе. - «Сникерс» хотите?
        Мы, признаться, несколько растерялись и не нашли, что ответить. Наконец она выудила помятый батончик, сдула с него какой-то мусор и, щурясь на один глаз, добавила:
        - Шоколадочку американскую?
        - Нет, спасибо, бабушка, - сказал я, чувствуя, как волосы у меня встают дыбом.
        Мы разом поднялись со скамейки и быстрым шагом двинулись к подъезду.
        - Не хотите, как хотите! - крикнула Горгона нам в спину. - Сама съем, не побрезгую!
        - Уф-ф, - выдохнул Стас на лестнице. - Ужас. Мне так страшно никогда в жизни не было.
        - Мне тоже, - признался я.
        - Но заметь, - сказал он. - Мы-то - не добреем!
        - Не добреем, - согласился я. И тут же засомневался: - А точно?
        - Точно, точно, - сказал Стас. - Хочешь, я тебе по башке дам?
        - Нет, не стоит, - покачал я головой. - И так верю.
        - А знаешь что? - встрепенулся Стас. - А ведь в мире, получается, еще довольно много нормальных людей осталось!
        - С чего это ты решил?
        - Раз все из-за песенок, то ведь есть глухие! Они-то Леокадию не слышат!
        Нет, все-таки Стас у меня - голова! Мы поднялись домой, я машинально включил телевизор, и мы буквально прилипли к экрану, потому что там шла чрезвычайная пресс-конференция правительства, и она как будто продолжила наш разговор. Хотя и не сразу.
        За длинным столом Кремлевского дворца во главе с премьером сидели министры с ноутбуками.
        - Итак, подведем некоторые итоги, - сказал премьер. - Рыболовецкий флот упраздняем, никто не против?
        Министры не отозвались, что-то дружно обсуждая между собой. Тук-тук-тук - постучал премьер по столу, и те притихли.
        - Мы сюда работать пришли или что? - спросил он строго. - Тех, кто пришел поболтать, мы сюда больше не позовем. Повторяю вопрос. Рыболовецкий флот упраздняем, потому что рыбку жалко, так? Тут нет возражений?
        Министры дружно замотали головами.
        - Отлично. Люблю, когда согласованно. Что дальше? Внешний долг нам простили, и мы всем тоже все простили, тут ясно… С массовыми требованиями опасных преступников заменить им срок на высшую меру мы тоже вроде разобрались. Пусть сами что хотят, то с собой и делают, никто этим специально заниматься не будет. Что еще? Наркодилеры мешками раздают наркотики… Тут тоже ничего страшного: все равно никто не берет, потому что они вредные. Что еще?
        - Еще верующие, - подсказал один из министров. - Уговаривают случайных прохожих предать их мученической смерти.
        - Не все, я надеюсь? - уточнил премьер.
        - Только некоторые, - подобострастно кивнул министр.
        - Вот и слава богу, - двусмысленно сказал премьер. - Я думаю, беды большой в этом нет, потому что никто их слушать не станет.
        - Так жалко же их. Они плачут, в ногах валяются… Некоторые все-таки не выдерживают, берут какую-нибудь штуковину потяжелей…
        - Хорошо, хорошо, я поговорю с патриархом… - нетерпеливо кивнул премьер, перебирая бумажки. - Вот! - воскликнул он, держа одну. - Добычу нефти, газа и угля однозначно прекращаем, да? Хватит нам уже истощать недра планеты. Так?
        - А где деньги будем брать? - робко спросил кто-то из журналистов.
        - Деньги?! - воскликнул премьер так, словно его спросили о какой-то безделице. - Ну, если понадобятся, где-нибудь, наверное, уж возьмем. У олигархов, например. Мне только сегодня двое звонили, взять уговаривали! Что у нас там дальше по списку?
        Мы со Стасом ошалело уставились друг на друга.
        - Конец мировой экономике! - сказал Стас. - Хана!
        Мы снова вперились в экран. Что-то мы пропустили, потому что разговор перекинулся как раз на глухих.
        - …Что значит «не слышат»? - строго спросил премьер, отзываясь на чью-то невнятную реплику. - Не слышат - заставим. В смысле… Э-э… Попросим. Я консультировался с медиками и ответственно заявляю, что процент по-настоящему глухих людей крайне низок. Большинство так называемых глухих являются слабослышащими. Улавливаете разницу? Слабо, но слышащими.
        - Господин премьер, - обратился к нему сухощавый и подтянутый человек, кажется, министр иностранных дел. - А есть ли принципиальная разница между глухими и слабослышащими, если последние слышат настолько слабо, что нас они не слышат вовсе?
        - Я, конечно, не специалист, - кокетливо прищурился премьер, - но передовая отечественная наука, господин министр, не стоит на месте. Да что там говорить о новейших достижениях, если у нас на вооружении давным-давно имеется элементарный ме-га-фон. Подходишь к такому, извините, слабослышащему, подставляешь ему к уху мегафон и говоришь все, что он должен услышать.
        - А если он не хочет?
        - То есть как не хочет? Гражданский долг, по-моему, еще никто не отменял. А тех, кто не понимает значение этих слов, мы должны, как вы уже, наверное, догадались, мочить… Э-э… Ну, не в том, конечно, смысле, мочить, а как бы вам это объяснить… Э-э…
        - Водичкой, - подсказал кто-то.
        - Вот именно, - кивнул премьер благодарно. - Чтобы в себя пришли.
        - Газета «Правда и истина», - раздался женский голос. - Господин премьер-министр, но будет ли такой подход действенным? Разве мокрый глухой менее глухой, чем сухой?
        - Очень верное замечание, - отозвался тот. - Более того. Возможно, интересы государства требуют сегодня даже большей жесткости, чем всем нам хотелось бы. Возможно, мочить следует не в прямом смысле, а, так сказать, в переносном… Ну а менее ли глухой мокрый, чем глухой сухой, это, знаете ли, вопрос скорее философский, чем насущный. Но я обязательно предложу разобраться с ним президенту.
        - Ничего не понял! - потряс головой Стас.
        - Думаешь, он сам понял? - отозвался я. - Он же специально запутывает. У него работа такая - делать вид, что все под контролем. А то паника начнется.
        - Кстати, - продолжал премьер, - а как у нас там обстоит дело со слуховыми аппаратами? Доложите, Красномордин, - обратился он к полному, похожему на шкаф мужчине с соответствующим цветом лица.
        - Так не носят же! - вскочил тот. - У нас же как? Надо как надо, а все как один!
        - Спасибо, - скептически произнес премьер. - Вы у нас известный мастер афоризма.
        Раздались жидкие овации, смешки и гул голосов.
        - Слушай, они что, вместо того чтобы бороться с подобрением, думают, как глухих подобрить?! - спросил меня Стас. Я пожал плечами и предположил:
        - Просто они сами уже добренькие, вот им и кажется, что это нормально.
        Стас сделал большие глаза. Тем временем премьер постучал по столу и осадил весельчаков:
        - Дома наговоритесь! У кого еще имеются соображения по существу вопроса?
        - Позвольте мне, - поднялся моложавый улыбчивый человек, похожий на индейца.
        - Пожалуйста, пожалуйста, господин Втайгу.
        - Господин председатель правительства, мне кажется, более важной проблемой является не то, как заставить глухих слушать, а определиться, ЧТО они должны услышать, чтобы перестать быть такими нехорошими.
        - Костя! - воскликнул Стас. - И про Леокадию они, выходит, тоже не знают!
        Я согласно кивнул.
        - Не понял? - нахмурился премьер. - Мне доложили, что суть проблемы такова: те наши граждане, которые слышат, противоправных поступков не совершают, а вот те, кто не слышит, - представляют угрозу для общества.
        - Это не совсем так, господин премьер, - настойчиво сказал Втайгу. - Противоправные поступки сейчас совершают все, но те, кто слышит, делятся с остальными, а вот глухие - не делятся. Бандами глухих захвачены ГУМ, Бабаевская шоколадная фабрика и ряд других стратегически важных объектов помельче. И они туда никого не пускают. А на другие объекты люди заходят спокойно и выносят все, что им нужно.
        - Меня неверно информировали, - сказал премьер беспокойно. - Наверное, не хотели меня расстраивать… Вы, Кожемяка Гермагентович, садитесь, садитесь, в ногах правды нет… Я вас, простите, не обидел? О вашей кристальной честности нам хорошо известно. Это не про ваши замечательные ноги сказано. Это пословица такая. Нашего замечательного народа.
        - Позвольте вмешаться, - раздался высокий голос, и на экране возник толстенький розовощекий человек.
        - Валяйте, - разрешил премьер.
        - Я понимаю, что отклоняюсь от темы, но то, что я скажу, кажется мне весьма важным.
        - Что именно? - нахмурился премьер.
        - Дело в том, что в связи с изменением поведения наших граждан наметилась и еще одна нехорошая тенденция.
        - Какая? - спросил премьер. - Только, пожалуйста, не расстраивайте меня еще сильнее. Я вас предупреждаю.
        - Я постараюсь, - кивнул розовощекий. - Дело вот какое. Наши граждане в последнее время практически перестали заниматься, простите, сексом…
        - То есть у нас его снова пет? - хихикнул премьер. - Как раньше, в Советском Союзе?
        Журналисты загомонили.
        - Вот именно, - подтвердил министр, повышая голос. - А это не может не повлиять на демографическую ситуацию…
        - Знаете что, - нахмурился премьер. - Не сгущайте. Мы с вами не вправе вторгаться в интимную сторону жизни наших граждан. У нас не полицейское государство. Или, может, - игриво погрозил он пальцем, - вы переносите на государственный уровень свою личную проблему? - Журналисты зашумели еще громче. - Демографический вопрос, господин министр, у нас и раньше стоял, и еще, извините, постоит… - посерьезнел премьер. - Что-то еще у вас есть?
        - Да много чего, - пробормотал смущенный чиновник. - Одни хирурги операции делать отказываются, другие, наоборот, любую болячку эфтаназией лечат…
        - Вот и разберитесь с этим сами. Привыкли, понимаете, что за вас каждую мелочь решают! Зря вы перебили Кожемяку Гермагентовича. Так как вы сказали, господин Втайгу? Проблема в том, ЧТО должны услышать глухие?..
        Тут Стас треснул по пульту, и телевизор отключился.
        - Ты чего? - удивился я.
        - Костя, а ведь мы вымираем, - зловещим голосом сказал он.
        - Да брось, с чего ты взял?
        - Фрейда надо читать! - заявил он так, как будто сам его читал. - Секс и агрессия - вещи взаимосвязанные!
        - Ерунда это все, по-моему.
        - Что значит «ерунда»?! Ты слышал, что министр здравоохранения сказал?
        - Мало ли что он сказал. Да даже если и так, это все равно ничего не значит. Ну, станут люди этим в десять раз реже заниматься, зато про противозачаточные средства добренькие точно забудут. Не вымрем.
        - То есть тебя все устраивает?
        - С чего ты взял? Все это мне сильно не нравится. Люди становятся какими-то безвольными, бессмысленными идиотиками…
        - Короче, мир, Костя, надо спасать, - заявил Стас веско.
        - И спасать его будем мы? - уточнил я.
        - А кто ж еще?! - усмехнулся он. - Конечно, мы. С Кубатаем и Смолянином было бы сподручнее, но где ж их взять-то?
        - А от кого спасать?
        - «От кого, от кого», - передразнил Стас. - От злодеев, от кого же еще! От тех, кто эту песенку выдумал, чтобы поработить человечество.
        - И кто это? А, понятно. Инопланетяне, - сказал я скептически.
        - «Голоса Вселенной» начитался, - констатировал Стас и вздохнул. - Я не знаю, кто это… - и вдруг, шлепнув ладошкой по столу, он воскликнул: - Зато я знаю, кто нам сможет это сказать!
        - Кто?
        - Леокадия, Костя! Надо ехать в Москву и искать ее!
        Стас забегал по комнате, бормоча:
        - Подожди, подожди, подожди…
        Когда на него нападает вот такая бешеная лихорадочность, его лучше не трогать. Он схватил телефон и набрал 09.
        - Алле! Девушка! Мне нужно срочно позвонить в Москву, в «Останкино»! Да-да, телецентр! Куда? В приемную генерального директора, конечно!
        Я понял ход его мыслей. Действительно, по Первому Леокадию крутят непрерывно.
        - Да, я знаю, знаю, что не даете. Но мне очень, очень надо… Ну, пожалуйста! Ну, девушка! Если не дадите, мне будет очень-очень плохо… - В его голосе послышались надрывные нотки… - Хорошо, хорошо, я подожду!
        Он прикрыл трубку ладошкой и скомандовал:
        - Бумажку и ручку! - потом добавил: - Все-таки есть кое-какие плюсы в том, что люди стали добренькими. Хрен бы она раньше мне стала этот номер искать… Да?! - вернулся он к разговору с трубкой. - Да, записываю!
        - На! - сунул он мне в нос трубу и бумажку. - Звони генеральному. Его фамилия Эрнестов. Я про него передачу видел, как он свою карьеру на телевидении начинал. - Стас говорил, пока я послушно набирал код Москвы и номер. - Носильщиком. Они с другом в две смены работали - один заносилыциком, другой выносильщиком, потом наоборот…
        - Алле?! Слушаю вас? - раздался в трубке предельно приветливый женский голос, и я показал Стасу, чтобы он заткнулся.
        - Я хочу поговорить с Эрнестовым.
        - К сожалению, он в командировке, но я могу соединить вас с его заместителем Хемингуэевым. Как вас представить?
        - Э-э… - замялся я. - А можно без представления?
        - Конечно!
        Я прямо зрительно представил себе ее ослепительную улыбку.
        - Это я по привычке спросила. Шеф будет счастлив поговорить с вами и без всякого представления.
        В трубке заиграла музычка.
        - Эрнестова нет, - сказал я Стасу, прикрыв трубку, - есть какой-то Хемингуэев…
        - Вот-вот, - закивал Стас, - вот с ним они по очереди и работали…
        Музычка прервалась, и в трубке раздался хрипловатый мужской голос:
        - Да-да?
        - Здравствуйте, - сказал я, слегка смутившись и снова затыкая Стаса. - Простите, пожалуйста, я звоню издалека… Скажите, как мне найти певицу Леокадию?
        - Леокадию… Леокадию… - повторил голос. И вдруг заговорил быстро и горячо: - Всякий бы хотел знать! Мы ее и сами мечтали к рукам прибрать! У нее ж популярность бешеная, Зефирова отдыхает! Рейтинг просто невыносимый. Золотая жила. Но никто не знает, где ее искать.
        - Как же так? - удивился я. - Она же по всем каналам выступает!
        - Так ведь не живьем! Это все клипы! Концертов она не дает, а ролики на все канаты приходят неизвестно откуда. И за непрерывную ротацию бабки перечисляются просто чумовые! Чумовые!!!
        Стас прав, в подобрении есть и плюсы. Фиг бы он со мной так раньше откровенничал. Скорее всего вообще бы разговаривать не стал.
        - А от кого они перечисляются? - поинтересовался я.
        - В том-то и дело, что никто не знает от кого. Но по секрету вам скажу, всем известно, что ведет ее продюсер Перескоков.
        - Дайте мне его телефон, - попросил я.
        - Чей? - холодно отозвался Хемингуэев. Я почувствовал, что сделал что-то не так, но все равно пояснил:
        - Продюсера Перескокова.
        - Что-то мне не хочется, - с поразительной для добренького честностью признался телевизионщик. - У меня-то не получилось найти Леокадию, вдруг у вас получится…
        - Я сказал, дайте телефон! - потребован я более настойчиво. - Дайте!
        - Не дам.
        - Дайте, или я что-нибудь с собой сделаю!
        - Ладно, ладно, пишите!
        И он продиктовал.
        По следующему номеру снова звонил Стас. Разговор с Перескоковым был подозрительно коротким. Стас что-то записал и отключился.
        - Не человек, кремень, - сказал он. - Вот адрес. Разговаривать о Леокадии он будет только при личной встрече.
        Еще десять минут сидения на телефоне помогли нам выяснить, что авиаперевозки ввиду их высокой рискованности отменены, но поезда пока еще ходят. И московский рейс отправлялся через пятьдесят минут. Если мы сядем на него, то в столице будем завтра утром.
        - Надо ехать! - воскликнул Стас. - А то и поезда отменят!
        Сборы заняли ровно три минуты. Маме мы позвонили уже по пути на вокзал. Наш отъезд ее, похоже, ничуть не удивил и не огорчил.
        Времени на покупку билетов у нас не было, но в пустом вагоне никто нас о них и не спросил. До отправления было еще несколько минут, а наш вагон был первый от головы состава, и Стас заявил:
        - Костя, что-то у меня душа не на месте! Вдруг машинист добренький, мы тогда три дня ехать будем, а потом еще и не доедем… - говоря это, он уже выбрался обратно на перрон и побежал вдоль локомотива.
        - Постой! - крикнул я, но куда там, он уже лез по лестнице в кабину. Вот он постучал, распахнулась дверца, и здоровенный детина-машинист рявкнул:
        - Чего тебе?!
        - Про-про-простите, - перепугался Стас, - а мы по расписанию поедем или как?
        Нецензурные выражения в ответе машиниста я буду, как это делают по телевизору, «запикивать»:
        - Ты что о… <ПИК!>, придурок е… <ПИК!>? Три минуты до отправления! Пошел на <ПИК!>, пока я тебе не у… <ПИК!> как следует!
        Стас кубарем скатился вниз, и через минуту мы сидели в вагоне.
        - Ф-фу… - облегченно выдохнул Стас. - Слава богу, нормальный!
        Поезд тронулся, и мы проводили взглядом уходящий в прошлое город. Потом застелили нижние полки и завалились на них. Мы лежали молча, пока я не высказал вслух назойливую мысль о том, что все происходящее все-таки действительно происки инопланетян.
        - С чего ты взял? - скривился Стас.
        - Ну а кому еще нужно, чтобы такая ерунда случилась сразу во всех странах? - пояснил я. - Если бы только в России, я бы сказал, американцам или там китайцам. А если это на всей Земле, значит, виноватых надо искать за ее пределами.
        - Про китайцев, между прочим, мы, кроме Олимпийских игр, ничего не знаем, - сказал он, - да и про многие другие страны. Про Зимбабве, например. Может, это негры устроили?
        - А на фига им это надо?
        - А я откуда знаю? На фига талибы белый порошок с чумой в конвертах рассылали? Не, я думаю, это все-таки кто-то наш. Сильно хило для инопланетян. Инопланетяне масштабнее должны мыслить.
        - Например? - поинтересовался я.
        - Например, они устроили бы какое-нибудь ужасное стихийное бедствие, - сказал Стас. - Типа град размером с арбузы. Только представь: глыбы льда падают с неба, проламывают крыши домов, сминают автомобили… А Брюс Уиллис в последний момент выводит президента США через секретный ход к тайному подземному аэродрому…
        - Ну и как, интересно, они полетят, если с неба льдины валятся?
        - Маневрировать будут. С риском для жизни! Ты что, Брюса Уиллиса не знаешь?! Ему и огонь, и лед нипочем! Не, но это если бы в кино, а если на самом деле, то все - конец нам.
        - А почему именно лед? Почему, например, не камни или не песок? Или, если уж тебе масштабности хочется, не гигантские алмазы?
        - Откуда у них столько алмазов? - со знанием дела усмехнулся Стас.
        - Из другой галактики! - легко объяснил я. - Там этих алмазов, как у нас воды в океане, даже больше. Они запустили гиперпространственный тоннель и через него качают алмазы на Землю.
        - Нет, не пойдет! - возразил Стас. - Лед экологичнее. Им же Земля чистенькая нужна. Алмазы твои все завалят, фиг разгребешь, а лед растаял - и все. Они базируются на Южном полюсе, там режут лед и швыряют его во все стороны. Знаешь, что нас может спасти? Глобальное потепление! Нужно заправить ракету фреоном и запустить, чтобы она над Южным полюсом взорвалась. Озоновая дыра станет больше. Земля потеплеет, полюс растает, и им негде станет брать лед.
        - Ага. А Японию затопит.
        - Да и фиг с ней. Зато Землю спасем.
        Тут я пришел в себя:
        - Стас, потепление нам не поможет, потому что мы должны бороться с подобрением!
        - Да брось! - воскликнул он. - Подобрение - это ерунда, детский лепет! А вот когда ледяные глыбы с неба валятся - это да!
        - Но они не валятся, Стас, очнись. Ты ведь это сам только что придумал!
        Он помолчал. Потом сказал:
        - Но, согласись, здорово придумал? - Он задернул на окне шторку, отвернулся носом к стенке и пробормотал напоследок: - Намного лучше твоего дурацкого подобрения.
        - С чего это оно мое? - удивился я. Но он молчал и делал вид, будто спит. Тогда и я отвернулся к стенке.
        Часть первая
        Добрые ужасы
        Глава первая.
        О ласковых ментах, громкой музыке и экстремальных видах спорта
        Я проснулся под скрип и скрежет тормозов, крепко обо что-то треснувшись. Оказалось, о подставку столика: поезд дернулся, и я слетел с полки.
        - Стоп-кран! - прошипел Стас. Он хоть и не упал, потому что лежал на другой стороне купе, зато сверху на него свалился свернутый матрац с подушкой и одеялом. Это, конечно, не больно, но перепугался он не меньше.
        Поезд встал как вкопанный, и послышалось испуганное кудахтанье проводницы. Мы обулись и выползли в коридор;
        - Что случилось? - спросил я полную, похожую на курицу тетку - то ли подобревшую, то ли глуповатую от природы. - Далеко до Москвы?
        - Да совсем не далеко! - воскликнула она, всплеснув руками. - Мы уже по перрону ехали!
        - Шли, - поправил я машинально.
        - Это они шли, а мы ехали! - непонятно сказала она, отпирая дверь.
        Это было самое-самое начало перрона, и до вокзала предстояло еще топать и топать. Не став выяснять причину преждевременной остановки, мы спрыгнули на асфальт и Двинулись вперед. Но когда миновали локомотив, увидели такое, что просто остолбенели. Прямо на шпалах, в метре от тепловоза, взявшись за руки, стояли мальчишка и девчонка лет четырех.
        Чуть дальше на шпалах копошилось еще с десяток ребятишек. Еще тут была молодая женщина приятной наружности, а перед ней стоял наш машинист и орал:
        - Даты что, твою мать, обалдела! Куда ты, <ПИК!>, смотришь?! Тебе люди детей своих доверили! Да я ж, е… <ПИК!> тебя в спину, чуть их всех не перемолол, как, <ПИК!>, котят для пирожков!!!
        - А что я могла сделать? - воскликнула та. - Дети захотели посмотреть на паровозики, не могла же я им отказать! А когда пришли на вокзал, я рассказала им, какой красивый город Санкт-Петербург, и они туда захотели.
        - Пешком, что ли?! - не поверил своим ушам машинист.
        - А что я могла сделать? - повторила свою присказку горе-воспитательница. - Все рейсы до Петербурга отменили! И не кричите на меня! Ничего дурного, кстати, не случилось!
        - Да что ж это с людьми-то делается?! - поразился детина, хлопнув себя по бокам, а потом гаркнул: - Веди детей домой, дура!
        - Я пробовала, они не идут! - отозвалась женщина. - Не могу же я их заставлять!
        - Да что ж это?! - потрясенно и искательно глянул машинист на нас.
        - Дети, слушайте меня! - крикнул Стас, и ребятишки обратили свои улыбчивые взгляды на него. И вдруг Стас захныкал, почти зарыдал: - Мне так плохо, так плохо от того, что вы не идете домой! - запричитал он. - Если вы сейчас же не пойдете домой, я, наверное, буду долго плакать, а потом умру! А-а…
        Ребятишки зашвыркали носами, быстро организовались, разбились на пары и потопали по шпалам к вокзалу. Замыкавшая процессию воспитательница сердито глянула на Стаса и бросила:
        - Как это низко - обманывать детей!
        Минут пять я, Стас и машинист стояли молча, провожая их взглядами. Потом я спросил железнодорожника:
        - Вы правда не знаете, что происходит?
        - Понятия не имею, - яростно пожал плечами тот. - Вижу только, что все дурачками какими-то прикидываются!
        - Они не прикидываются, - отозвался Стас.
        - Слушайте внимательно, - сказал я. - Почти все люди заболели. Нам и вам просто повезло. Если вы хотите остаться нормальным, заткните чем-нибудь уши, так, чтобы ничего не слышать, старайтесь не включать телевизор, приемник и вообще лучше сидите дома.
        - Ты это серьезно? - уставился машинист на меня. - То-то я удивляюсь, что меня сменщики не сменили. Серьезно, выходит…
        - Серьезно, - подтвердил я.
        - А в чем зараза?
        - В одной песенке.
        - В какой?
        - Раз вы нормальный, значит, вы ее не слышали. «Кис-кис, мяу» Леокадии.
        - Не слышал, - признался машинист.
        - А услышите, вам уже все по барабану будет, - сказал Стас.
        - Спасибо, ребята! - воскликнул машинист, тряся нам руку. - Я себе уши изолентой замотаю и пешком домой пойду! Я ж не москвич.
        - Поставь себе крестик, - сказал Стас. - Одного человека ты от подобрения уже спас.
        Я пожал плечами. Один спасенный в этой ситуации - достижение невеликое. По пустому перрону мы протопали до вокзальной площади, и здесь это стало особенно очевидно. Народу тут была тьма-тьмущая, и сразу мы убедились, что подобрение в столице приняло характер катастрофы. Правда, сами москвичи об этом, похоже, не догадывались.
        А жара в Москве стояла еще страшнее, чем у нас. Ведь даже на пляже чем больше людей, тем противнее. И площадь, и шоссе перед ней были плотно забиты неподвижными машинами. Затор не имел ни конца ни края, и я даже подумал, что, возможно, в одной гигантской пробке стоит сейчас весь столичный транспорт.
        Несмотря на это, вместо злобных окриков и нетерпеливых сигналов над всем этим зрелищем витал дух какой-то безмятежной ярмарки. Водители, выйдя из машин, любезничали, высокопарно уговаривая друг друга проехать первыми, и движение протекало еле-еле. Многие просто загорали прямо на крышах собственных автомобилей.
        Между машинами неторопливо ходили какие-то женщины с сумками. Мы прислушались и поняли, что это продавщицы ближайших продуктовых магазинов бесплатно раздают страждущим напитки и еду.
        - Слушай, Костя, а ведь скоро тут начнется полный крандец, - сказал мне Стас.
        - В смысле?
        - Закончатся запасы провианта, и начнется голод. Никто же ничего не производит, все только потребляют.
        - Да брось, - возразил я, - это же Москва. Тут и раньше так было. Помнишь, курс политэкономии? Базис и надстройка. Москва - это сплошная надстройка, тут люди делают только деньги, а продукты им со всей страны везут.
        - Так-то оно так, но ведь сейчас все это не только в Москве происходит, а везде! Я тебе говорю, Костян, скоро тут начнется уже настоящий «День триффидов»!
        А ведь он прав. Вдруг я почувствовал себя абсолютно беспомощным.
        - Стас, - сказал я. - Куда мы приперлись? Что мы тут можем сделать - одни на целую Москву?..
        - Спокойно, без паники! - отозвался тот. - Смотри сюда. Еще не все потеряно. Не перевелись еще на Руси богатыри!
        Я проследил за его взглядом и увидел двух милиционеров… Двух обыкновенных московских ментов, которые выцепили из толпы у входа на вокзал двух обыкновенных морщинистых узбеков и строили их по полной программе. Мы стали подбираться поближе, чтобы послушать, что они говорят… И надежды наши рухнули.
        - Ну нет регистрации и ладно, - услышал я. - Вы не представляете, как мы рады таким замечательным гостям столицы и без всякой регистрации…
        - Предатели! - прошипел Стас. - Сейчас еще и честь им отдадут!
        - Я не знал, что ты такой националист, - удивился я.
        - Я-то как раз не националист, а вот они - должны быть! Их русский народ за порядком следить поставил!
        Сказав это, Стас вдруг твердым шагом направился прямо к милиционерам.
        - Ты куда?! - попытался я поймать его за рукав, но не сумел.
        - Аллах акбар! - рявкнул он, поравнявшись с ментами.
        - Воистину акбар, - ответил один из них, а второй, лопоухий, только опасливо на него уставился.
        Узбеки тихонько отплыли в сторону.
        - Товарищи дежурные, - с ходу наехал Стас, - сдайте-ка мне свое табельное оружие.
        - А нету! - хором ответили те.
        - Как это нету? - опешил Стас.
        - Уже сдали, - отозвался лопоухий.
        - Кому?
        - Не знаем, - пожал тот плечами. - Спросить не успели.
        - И что, вы теперь совсем без оружия?! - возмутился Стас.
        - Как же совсем-то? - замялся мент. - Кое-что есть.
        - Что?
        - А вот: демократизаторы, - ответил второй и показал резиновую дубинку.
        - Давай! - потребовал Стас.
        - А расписочку дадите?
        - Еще чего! - нахмурился Стас, принимая орудие порядка. - Жирно будет!
        - Зачем тебе эти палки? - шепнул я ему, когда мы уже отошли от ментов.
        - Не знаю. Разозлили они меня. За такое наказывать надо. А палки пригодятся. Добреньких по дороге распугивать.
        - А их за это уволят!
        - Кто их уволит, Костя? - скривился брат, забирая вторую дубинку. - Ну а если и уволят? Преступности-то нет!
        Сперва мы думали поймать такси и до тех пор, пока не найдем эту чертову Леокадию, бесплатно кататься на нем по Москве. Но не тут-то было. Все проспекты и улицы были плотно забиты транспортом, так что не покатаешься.
        Минут двадцать мы брели по запруженной улице Мясницкой в сторону центра. Можно было, конечно, угнать мотоцикл и ехать по тротуарам… Но тротуары был:; заполнены вялой массой прохожих. И у кого его угнать?.. Мы остановились, и я вновь почувствовал панику. Никого мы в Москве не разыщем! Такими-то темпами!
        - Надо возвращаться на вокзал и садиться в метро, - сказал Стас, как и я, изнуренный толкотней, пеклом и духотой.
        - С чего ты взял, что оно работает? - спросил я, машинально обернувшись к вокзалу. И обнаружил, что давешние милиционеры плетутся за нами. Увидев, что я смотрю на них, они робко отвернулись, очевидно, рассчитывая остаться незамеченными.
        - За нами, между прочим, хвост, - сказал я Стасу и кивнул на застенчивых преследователей. - Так они и отдали нам свое последнее оружие.
        Менты, виновато потупившись, искоса поглядывали на нас и мяли в руках фуражки.
        - Может, все-таки лучше вернуть? - предложил я. - Вдруг все в норму придет? Тогда нас еще возьмут за одно место из-за этих дурацких дубинок.
        Братец задумался, потом подбоченился, строго посмотрел на две серенькие фигуры и сурово поманил их пальцем. Те сначала сделали вид, что его жеста не заметили, потом переглянулись, изобразили на лицах удивленную радость и, прячась друг за друга, засеменили сквозь толпу к нам.
        - Не нравится мне все это, - успел сказать я до того, как они приблизились.
        - Что вам угодно, любезные граждане? - спросил лопоухий милиционер, от волнения нещадно терзая свой головной убор.
        - Как звать? - спросил Стас, глядя на него исподлобья.
        - Нас?
        - Ну не нас же!
        - Меня - сержант Шиков. Можно просто Вася А вот он - Мыков. Тоже Вася. Документики предъявить?
        - Не надо, - махнул рукой Стас и тут же сменил тон на дружеский: - Я вижу, вы парни хорошие. Вы бы нам лучше помогли, а мы тогда вам дубинки вернем.
        Менты снова неуверенно переглянулись. Внезапно Стас гаркнул:
        - Товарищи милиционеры, срочно требуется ваша помощь!
        Менты тут же вытянулись по стойке «смирно» и отдали нам честь. А сержант Шиков воскликнул:
        - Слушаем ваших приказаний, граждане гости столицы!
        Вот так Стас! А я его дураком считал.
        - Молодцы, - сказал он. - А нужно-то вам решить всего одну задачу. Подогнать нам такой транспорт, на котором сейчас можно было бы передвигаться по Москве. Все понятно?
        - Так точно, товарищ, э-э… А как к вам, извините, обращаться?
        - Господин Стас, - заявил тот. - Просто господин Стас.
        - Так точно, господин Стас!
        - Тогда выполняйте! На все про все вам полчаса!
        - Есть! - козырнули сержанты и, толкаясь, куда-то побежали.
        Я посмотрел на брата и передразнил:
        - «Господин Стас»… Ну и фрукт же ты.
        - Ладно, брось, - смутился тот. - Я же для дела…
        - Что-то сомневаюсь я, что от них какой-то толк будет.
        - Посмотрим, - сказал Стас. - Слушай, Костя, я вот еще что подумал. Раз такие штуки проскакивают, может, лучше вообще спецслужбы подключить? С помощью ФСБ мы Леокадию быстро найдем.
        - Может быть, и так… - сказал я с большим сомнением. - Но знаешь, что-то с ФСБ мне связываться совсем не хочется. Ты же слышал премьера. Вдруг там решат, что мы слишком злые для теперешнего общества, и захотят на всякий случай изолировать?
        - Брось! - усмехнулся Стас. - Не думаю, что на Лубянке кто-то в своем уме остался.
        - А толку тогда с них, с придурошных? - спросил я.
        Ответить он не успел, потому что в этот момент вернулись милиционеры. Со счастливыми рожами они стояли на новомодных, похожих на газонокосилки инерционных скутерах «Сигвей». Раньше мы такие только по телевизору видели, и они нам очень нравились.
        - Гражданин Стас, ваше приказание выполнено! Подходящий транспорт налицо!
        Выглядели скутеры заманчиво: футуристические по форме и дизайну, один оранжевый, как апельсин, другой - серый, точнее «мокрый асфальт».
        - Ну-ка дайте-ка попробовать! - Стас бесцеремонно вырвал из рук милиционера тоненький блестящий руль. - На что тут нажимать надо?
        Сержант принялся нудно объяснять ему, как управлять агрегатом, но Стас не дослушал.
        - Все ясно! - воскликнул он и, вскочив на подножку, газанул.
        Скутер, гудя как пылесос, промчал его метров десять по тротуару, наехал на бордюр, и братец кубарем полетел на газон.
        - Вы что нам приволокли, уроды! - закричал он, вскакивая и потирая ушибленные места. - На нем же еще учиться надо!
        - Так точно, - виновато покивал Шиков.
        - А вы где научились? - поинтересовался я.
        - В прокате, - признался Шиков. - У меня дядька жены там работает. Я у него их сейчас и взял.
        - Некогда нам учиться! - продолжал лютовать Стас. - Тащите что-нибудь другое!!!
        - Стас, успокойся, - остановил я его. - Научимся. Верни уже им палки.
        Минуту спустя счастливые менты семенили обратно к вокзалу, а мы, спрашивая прохожих направление и по ходу обучаясь, катили в сторону метро «Алексеевская», рядом с которым находилась квартира продюсера Перескокова.
        «Сигвей» - штука просто фантастическая. Уже через полчаса мы чувствовали себя уверенно и гнали на максимальной скорости. Хоть мы уже и не дети, но кататься наперегонки любят все. Идиотских картинок подобрения мы по пути насмотрелись предостаточно. Два раза останавливались отдохнуть и перекусить. Первый раз съели по шаурме, а во второй - обнаглели и бесплатно пообедали в ресторане…
        - Вообще все не так страшно, - заметил я, когда мы заканчивали обед. - Я думал, хуже будет.
        - Это пока, - отозвался Стас, поднимаясь, - помяни мое слово!
        Мы вышли, вскочили на свои «газонокосилки» и не спеша поехали рядом.
        - Ну да, в будущем, может, что-то нехорошее и случится, - согласился я. Мы в этот момент переезжали какую-то на удивление безлюдную площадь. - Но сейчас-то пока тишь да гладь. Сам подумай: выпустит, например, какой-нибудь обезумевший тюремщик рецидивистов - вроде бы беда может случиться. Но ее не будет, потому что и рецидивисты подобревшие!
        Разглагольствуя так, я отвлекся и не заметил опасность. В тот же миг мой «самокат» наткнулся на какой-то серо-зеленый пятнистый шланг, и я грохнулся на мостовую. Бормоча проклятия, я вскочил на ноги… И тут шланг, изогнувшись и шипя, распахнул передо мной здоровенную желтую пасть. Это была анаконда! Гигантская анаконда!
        - Костя, беги! - заорал Стас.
        Но я, наоборот, замер. Потом медленно-медленно наклонился и подхватил скутер. А затем коротенькими-коротенькими шажками стал пятиться назад. Змея еще раз угрожающе зашипела, а потом разогнулась и поползла за дом. Вскоре площадь вновь была пуста.
        - Ну у тебя и выдержка! - восхищенно воскликнул Стас.
        - А-а-ага! - отозвался я. Меня трясло мелкой дрожью. Просто я в «Голосе Вселенной» читал статью про анаконд. Про то, что на самом деле они очень миролюбивые и никогда не нападают на людей. А все жуткие истории про них - бессовестные выдумки бульварных писак. Но откуда эта зверюга в Москве?!
        - Похоже, эти придурки зверей из зоопарков повыпускали, - сказал Стас.
        Точно. Я кивнул. Выходит, где-то, и, возможно, даже поблизости, бродят еще тигры и медведи… Их песенками Леокадии не накормишь. Я сделал глубокий вдох и унял дрожь.
        - Может, добудем ружья и устроим отстрел? - предложил Стас.
        - И тебе их не жалко?
        - Жалко. Но представь, что будет, если по Москве бродят хищные звери!
        - Нет, - покачал я головой. - Надо ехать дальше и побыстрей. Мы не можем носиться по Москве с ружьями, отстреливая хищников. Сейчас звери, потом будет что-нибудь еще и не только в Москве. У нас фантазии не хватит придумать, к каким бедам и катастрофам еще приведет все это подобрение. Если его не остановить. Вот это мы и должны сделать. Поехали!
        - Трусы всегда так говорят! - заявил Стас. - «У нас дела поважнее, поглобальнее…» А герои делают конкретное дело, спасают конкретных людей!
        - Стас, я еще на вокзале подумал о том, что дети просто чудом остались живы. Я уверен, сейчас по всему миру происходит множество жутких сцен. Я специально тебя успокаивал, чтобы тебе не пришло в голову спасать всех по одному. Я тебя знаю. Но каждого в отдельности нам не спасти, нужно спасать ситуацию.
        Стас покивал, мол, вот-вот, именно так и рассуждают негодяи… Потом вздохнул, махнул рукой, и мы поехали.
        Вот умеет он остаться чистеньким…
        Было около десяти вечера, когда мы, притихшие и усталые, добрались до нужного здания и вошли в подъезд. Домофон не работал, и дверь была распахнута. Лифт не работал тоже, и, пройдя мимо растянувшего до ушей рот дворецкого, мы по лестнице забрались на самую верхотуру. Уже на первых этажах ощущалась вибрация низких частот, а когда мы поднялись, рев музыки и вовсе оглушил нас. Мы вошли в квартиру. В вестибюле, стоя в очереди в туалет, приплясывали какие-то модельные девицы, и первое впечатление было такое, что мы попали в ночной клуб.
        - Приготовься, Костя! - крикнул мне на ухо Стас. - Интуиция мне подсказывает, что тут мы ее и сцапаем, - и глазки у него стали маслеными. Видно, он очень четко представил, как «цапает» Леокадию.
        Некоторое время мы пробирались через битком набитые тусовщиками залы, где противно мигала цветомузыка и мельтешили лазерные лучи. Лица некоторых гостей были знакомы нам по журнальным обложкам и телешоу. В одном из залов розовощекий бармен в белой рубашке, бордовом жилете и галстуке-бабочке что-то намешивал в стаканах. Почему-то он очень нам обрадовался и предложил, указывая на стаканы:
        - Все безалкогольное!
        Мы отказались и спросили, где найти хозяина. Бармен бросил шейкер и вызвался проводить. Обогнув бар, мы двинулись к занавеске из бряцающих пластиковых цепочек, но тут в рукав бармену вцепился маленький человечек с поросячьими глазками и огромным носом.
        - Ой, какие симпа-атичные! - перекрывая музыку, закричал он и жеманно повел плечиками. - Куда это ты, Ванюша, их повел?!
        - К Вене, - отозвался тот.
        - А-а, - обиженно протянул носатый. - Вечно все Перескокову! - Он мученически закатил глазки. - А пойдемте-ка лучше со мной!
        - Отстаньте от нас, пожалуйста! - отдернулся я.
        - Что значит «отстаньте»?! - радостно воскликнул тот. - Пойдемте! Я вас кое с кем познакомлю!
        - Нам некогда! - попытался вырваться я.
        - Не может быть некогда настолько, чтобы не познакомиться с самой Клавдией Са-мо-гу-до-вой! - вскричал этот тип, ухватившись за меня еще крепче.
        - Ну-ка отпусти его! - потребовал Стас. - Из всех певиц нас интересует только Леокадия!
        - Тогда тем более вам нужно к Самогудовой! Ведь это она дает Леокадии уроки вокала!
        Я глянул на Стаса. Тот кивнул, мол, давай сходим. Крикнув бармену: «Сейчас подойдем!» - мы отдались во власть носатому. Счастливый коротышка поволок нас через весь зал, и вскоре мы увидели несколько до боли знакомых рож.
        - Глянь-ка, прима, каких я тебе милашек привел! - радостно крикнул наш провожатый.
        - И зачем они мне? - хрипло отозвалась пышногрудая дива, пососала через соломинку безалкогольный коктейль, поморщилась и сказала: - Гадость какая!
        Решив, что это про нас, «дитя порока» даже обиделся.
        - Можно подумать, твой этот лучше… - сказал он презрительно.
        - Какой «этот»? - угрожающе нахмурилась прима.
        - Ну, этот… Как его… - Носатый блондин в затруднении пощелкал пальцами. - Сейчас, сейчас, сейчас… Ну… «А - Белкин, бэ - Стрелкин, це - Сопелкин-Свиристелкин!»
        - Так нечестно! Все варианты неверные! - вынырнул из темноты долговязый молодой человек. - Правильный ответ - Грелкин! И с Клавочкой у нас чисто творческий союз и духовное родство, а не что-нибудь! Ведь так, мышка моя? - Юноша присел рядом с певицей и прижался к ней щекой. - Чего тебе от нас надо-то?
        - Да это не МНЕ, а НАМ надо! - воскликнул тот. - Нам же нужны молодые дарования?! Только посмотрите, какие миленькие, - потыкал он в нас пальцем. - А Перескоков их из-под носа уводит. Все к рукам прибирает.
        - Мальчишки-то ничего, - словно негров на невольничьем рынке оглядела нас Клавдия Самогудова, прищурившись. - И впрямь, жирно будет Веничке… - и твердо закончила: - Так тому и быть. Сами раскрутим!
        Стас, офигев, посмотрел на меня. Действительно, о какой «раскрутке» они говорят? Мы что, за этим сюда пришли?
        - Мы не по этому делу, - сказал я.
        - Не надо стесняться, - сказала певица. - Скромность артиста не украшает.
        - Мы не артисты, мы и петь-то не умеем…
        - А кто умеет? - хохотнула примадонна. - Этот, что ли? - кивнула она на носатого. - Или этот? - потрепала по щеке долговязого. - Чтобы стать звездой, милочка моя, петь уметь и не надо. Мне-то вы можете поверить? Если уж совсем слуха нет, будете рэперами.
        - А Леокадия умеет! - сделал стратегический ход Стас.
        - Далась всем эта выскочка, - насупилась прима.
        - Но ведь это вы ее петь учили, - поддержал я брата.
        - Ну, в общем, э-э… - замялась та.
        - Вы или не вы? - прищурился Стас.
        - Танцевать ее - вот он учил, - перевела она стрелки на носатого. Тот удивленно выпучил глаза, но тут же передал эстафету дальше:
        - А говорить ее учил Сема Пятницкий, наш лучший порнографист! - указал он на пожилого, но одетого в штанишки с лямочками небритого мужчину, уткнувшегося соломинкой в стакан. Тот поперхнулся и возмущенно воскликнул:
        - Не порнографист, а редактор солидного журнала! И сплетни это все. Я ее б научил кой-чему, попадись она мне в руки… Да, жаль, не попалась.
        - Выходит, никто из вас ее никогда живьем не видел, - догадался я.
        - Ну уж прямо никогда… - сказала примадонна. Потом вдруг вздохнула и жалобно посетовала: - Что-то в последнее время так трудно врать стало…
        - Все, пошли к Перескокову, - потянул меня за руку Стас, и мы двинулись обратно к стойке.
        - Ну зачем, зачем вам Перескоков?! - вскричал носатый, ломая руки.
        Тут Стас взорвался:
        - Слушай ты, дитя порока! - заорал он, выпучив глаза. - Отцепись от нас! Проваливай!
        - Ай! - всплеснул руками носатый. - Нет, но какая экспрессия! Какая неподдельная страсть!.. Что может быть прекраснее гордого провинциала?!
        Тут Стас на него ТАК глянул, что он все-таки отстал. Бармен, увидев нас снова, радостно кивнул, и вместе с ним мы нырнули в узкий коридорчик за стойкой. Через пару минут мы стояли перед небольшой, но очень внушительной дверью, похожей на дверцу холодильника «ЗИЛ». Бармен повернул катушки кодового замка и ухватился за никелированную ручку.
        «Чпок!» - сказала массивная дверь и отворилась. Мы ступили в таинственный полумрак и оказались в маленьком тамбуре. Дверь за нами захлопнулась, звякнули китайские колокольчики, а когда они смолкли, стало так тихо, что мне показалось, такой тишины я не слышал еще никогда в жизни.
        Помещение было сравнительно небольшим. Посредине стоял стеклянный журнальный столик, по которому дорожкой был рассыпан белый порошок. В одном из светлых кожаных кресел, в кислотно-зеленом махровом халате сидел всем известный продюсер Вениамин Перескоков - мужик с милированной шевелюрой и рожей шахтера.
        Он сидел к нам спиной и нюхал через трубочку порошок. Я видел это в отражении зеркальной стены.
        - Проходите, - бросил он, не оборачиваясь.
        - Значит, так, мужик!.. - с ходу набросился на хозяина Стас, но я не дал ему договорить, с силой наступив на ногу, и шепнул:
        - Добренькие кокаин не нюхают…
        Стас кивнул и тут же спрятался за мою спину. Какое-то время богемно-мафиозный хозяин нас будто бы и не замечал, и эта пауза лишь прибавляла эпизоду значимости. Я кашлянул в кулак и заявил:
        - Извините, что мы без стука. Но мы пришли к вам по очень важному делу…
        - А-а-апчхи! - отозвался тот и принялся теребить напудренный порошком нос.
        - Будьте здоровы, - вежливо сказал я и, осторожно подойдя к столику, уселся в кресло. Но не напротив продюсера, а сбоку. Стас, опасливо на него поглядывая, устроился рядом со мной на мягком подлокотнике.
        Хозяин закончил мучить красный, словно инеем припорошенный нос и, приоткрыв рот, осоловело посмотрел куда-то мимо нас. Я никогда еще не видел человека под действием кокаина, и зрелище, скажу я вам, было не из приятных.
        - Я вот все думаю, кто вы такие? - проговорил он наконец высоким хриплым голосом и зябко засунул руки в карманы халата. И тут мне показалось, что совсем он не грозный, а, наоборот, какой-то потерянный. Мы со Стасом слегка расслабились.
        - Так вот… - начал я.
        Продюсер резко вскинул голову и сфокусировал взгляд на нас.
        - Вы случайно в кино не снимались? - спросил он. - У него еще название какое-то дурацкое - «Кин-Дзадзирис», что ли…
        - Нет, - заявил Стас. - Мы в такой лаже не снимаемся. - И вдруг с наездом добавил: - Лучше вы сами признавайтесь: кто вы-то такой?
        - Я-то? Я - Вениамин Перескоков, - представился старый хлыщ. - Не путайте с Перископовым… - добавил он зачем-то. - А почему вы спросили? Вы же знаете, к кому пришли. Это ведь вы вчера звонили. Вам Леокадия нужна, так? - В кресле он сидел в тапочках на босу ногу, и в глаза мне бросились покрытые ороговевшими мозолями пятки, которыми он нервно постукивал по полу. - Зачем тогда спрашиваете? - повторил он.
        - Это он в том смысле, что вы не обычный человек, - пояснил я. - Вот и спрашивает, кто вы…
        - Чем это я необычный? - спросил продюсер, приосанившись.
        - Обычные люди теперь кокаин не нюхают, - пояснил я.
        - О-о! Как обидно ощущать себя обычным человеком, - простонал тот и поскреб смуглую шершавую щеку, показывая в кривой усмешке зубы. - Черт бы его побрал, этот проклятый сахар!
        Он резко склонился над стеклянной поверхностью и через свернутую в трубочку стодолларовую купюру втянул в ноздрю очередную дорожку белого порошка.
        - Вы хотите сказать, что это не кокаин? - изумился я.
        - Да какой там, к дьяволу, кокаин! - визгливо выкрикнул продюсер. - Сахарная пудра это, будь она проклята!
        - А зачем же вы ее нюхаете? - поразился Стас.
        - Так охота же! - объяснил Перескоков. - Привык я! Хоть что-то понюхать! А-а-апчхи! А когда делаешь вид, что торкает, и правда что-то такое чувствуешь…
        Уф-ф… Камень с плеч! Значит, все-таки добренький.
        - Вот у нас к вам какое дело… - снова попытался я перейти к цели нашего визита, и снова Перескоков перебил меня.
        - Знаю я ваше дело! - рявкнул он почти весело. - А давайте-ка лучше телевизор посмотрим, а?! - Он вытащил из-под себя пульт и нажатием кнопки превратил примерно четверть зеркальной стены в экран. Нервно попереключав каналы, он остановился на MTV, где, конечно же, отплясывала его Леокадия - в джинсовых шортиках и с электрогитарой в руках, и увеличил громкость.
        Я сразу раскусил, к чему он клонит. Эта сволочь хотела, чтобы мы подобрели!
        - Стас, ты понял?! - посмотрел я на брата.
        - Понял, Костя, понял, - отозвался тот сурово. - И знаешь что? Кто к нам с мечом пойдет… Давай-ка не будем у этого гада ни о чем просить. Давай, как в Америке. Поищи-ка тут утюжок какой-нибудь или плойку. Или еще что-нибудь подходящее… А я его пока посторожу.
        Перескоков растерянно поглядывал то на меня, то на Стаса.
        - Сделайте музыку погромче, - сказал я, - чтобы криков слышно не было.
        - Тут полная звукоизоляция, - машинально похвастался продюсер, а потом беспокойно спросил: - А зачем вы хотите кричать?
        - Это не мы будем кричать, а вы, - пояснил Стас. - Наверное. Да точно…
        - Зачем мне кричать? - ненатурально удивился продюсер. - Если вам самим хочется, то мне не жалко, кричите сколько угодно. А мне незачем.
        - Вот и чудненько, - улыбнулся я продюсеру, а Стасу сказал: - Смотри за ним лучше.
        Смежных помещений было несколько - кухня, туалет, ванная, гримерная, спальня… Я перевернул их все, но ничего подходящего не нашел. Разве что миксер? Когда я вернулся, с деловитостью инквизитора закрепляя на агрегате самую страшную насадку, Перескоков наивным голосом обратился ко мне:
        - Странно, что вам не нравится Леокадия. - Он выключил звук телевизора. - Превосходный, по-моему, проект.
        Я молча воткнул миксер в розетку. Неотрывно глядя на него, Перескоков вдруг выкрикнул фальцетом:
        - А вам она, собственно, по какому делу?!
        Я дважды нажал на кнопочку, отчего кухонный прибор издал действительно угрожающий звук. Как бензопила, только какая-то портативная и оттого еще более жуткая.
        - Пожалуйста, не надо, - вновь кардинально сменил интонацию продюсер. - Право же, не стоит. Если я в чем-то и виноват, то я исправлюсь. Честное слово, исправлюсь.
        - Где Леокадия, сволочь? - спросил Стас, а я еще раз поддал газку: «Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!!!», а затем отпустил кнопку.
        Воцарилась тишина. Перескоков запахнулся, нахохлился, став похожим на воробья, и так, как если бы он спешил в туалет, а кто-то не вовремя задал ему сложный метафизический вопрос, нервно выпалил:
        - Не знаю! Не помню!
        Тогда я снова нажал на кнопку и, уже не отпуская, медленно двинулся на продюсера. Перескоков с воплем соскочил с кресла и упал на диван, закрыв руками голову. Ну не мог же я по правде месить человека миксером. Я постоял над ним минуту, потом отпустил кнопку и тихо сказал:
        - Вспомнил?
        - Да, - ответил он глухо.
        Ну, слава богу.
        Не веря своей удаче, я приказал:
        - Вставай и рассказывай.
        Он резко сел и, приняв прежнюю зажатую позу, тяжело вздохнул с видом человека, готового признаваться во всех грехах.
        - А можно, я закурю? - попросил он.
        - Курение вредит здоровью, - заметил Стас.
        - Вы правы, правы, молодой человек. Да, конечно, вы правы, - согласился Перескоков. - Я бы и сам не смог.
        - Веня, - сказал я дружелюбно, - хватит уже юлить. Если вы не расскажете нам то, что мы спрашиваем, вполне возможно, через минуту вы умрете. И, кстати, в муках.
        Его взгляд скользнул по миксеру и ушел страдать куда-то в неопределенность.
        - Так как нам найти Леокадию? - медленно, как гипнотизер, повторил я. - И кто за ней стоит?
        И тут он заплакал. Навзрыд, одновременно с этим чихая:
        - А-а-апчхи! Честное слово! Честное слово! А-а-апчхи!..
        Мне стало его по-настоящему жалко. Быстрее бы он, что ли, раскололся, да и шел бы с миром.
        - Сосредоточьтесь, - сказал я голосом доброго наставника. - Ну же. Сосредоточьтесь на Леокадии, певичке, которую вы ведете.
        - А вот и неправда! - всхлипнул он. - Чушь вы порете! Вовсе я ее не веду. Я ее и в глаза не видел, только, как и все, мечтаю об этом! То, что я наплел Хемингуэеву и остальным, то да, наверное, это было нехорошо, зато сильно подняло мой рейтинг. И все-таки это ведь не повод для того, чтобы убивать человека, правда?
        Я еще не совсем поверил ему.
        - Ну а если не вы, тогда кто же? - спросил я так, как если бы пожурил за какую-то глупость.
        - Не знаю. Клянусь мамой, не знаю! Я целое состояние потратил, чтобы узнать, но так ничего и не узнал. Тогда я и решил говорить, что это я. Все равно никто этого опровергнуть не сможет.
        - Так вон оно что! - воскликнул Стас. - А зачем тогда вы запирались столько времени?
        Услышав, что ему поверили, Перескоков вмиг перестал реветь.
        - Ха-ха, - нервно хохотнул он. - Да у меня же весь бизнес сейчас на этом держится. Да если мои партнеры узнают, что она не моя, я же все потеряю! - Он смахнул слезу рукавом халата. - Итак, теперь, когда вы все знаете, а я ввергнут в пучину нечеловеческого унижения, я прошу оставить меня одного. - Он упал на диван, спрятал лицо в сложенные перед собой руки и стал хныкать, подергивая плечами. - Я старый больной человек. Я нуждаюсь в покое. Оставьте меня.
        Хитрец! Но мы-то ведь не добренькие.
        - Мы не оставим вас в покое, пока вы не поможете нам ее разыскать, - сказал я таким ровным голосом, каким произносят окончательные решения, и «газанул» миксером.
        - Не оставите? - удивился он и вдруг решительно сказал: - Как хотите. Тогда можете меня убивать.
        - Нет, - отрезал Стас. - Ты пойдешь с нами и поможешь нам ее найти.
        Перескоков замер. Почему-то слова брата произвели на него особенно сильное впечатление. Он будто бы перемолол их в себе и наконец решился.
        - Да, конечно, я пойду с вами, - сказал он очень спокойным голосом смирившегося с судьбой человека. Он встал с дивана и, медленно ступая по ковру, принялся метаться взглядом по комнате. - Та-ак, - сказал он, - мои кроссовки и походный рюкзачок…
        Он решительно отворил шкаф-купе, выдернул оттуда пару модных красно-белых тапочек и уселся обратно на диван обуваться. Причем надевал он их на босу ногу и шнуровал так тщательно, словно собирался идти в горы. Мы с удивлением за ним наблюдали.
        Потопав и попрыгав, продюсер убедился, что обут как следует, и вернулся к шкафу. На этот раз он достал оттуда средних размеров рюкзак и принялся напяливать его себе на спину, нервно напевая под нос: «Все выше и выше, и выше - стремим мы полет наших птиц!..»
        Очередными его действиями было буквачьно следующее. Он схватил с полки премию «Золотой миелофон», взвесил ее в руке и запустил прямо в окно, полностью занимавшее одну стену. Массивная статуэтка пробила в окне дыру диаметром с велосипедное колесо, а все остальное стекло покрылось мелкой сеточкой трещин. Затем продюсер в распахнутом халате взял разбег от шкафа, запрыгнул на стол, пробежался по нему и, как ныряльщик, выпорхнул в пробоину.
        Мы со Стасом остолбенели. Едва придя в себя, мы бросились к стеклу и увидели через дыру, как этот тип, сверкая малиновыми трусами, парит над Москвой на маленьком управляемом парашютике.
        Экстремал хренов! Провел-таки нас! И впрямь кремень, не человек!
        Глава вторая.
        Бег по крыше и блистательные перспективы
        - Во дает! - восхитился Стас, глядя, как ловко Перескоков маневрирует между домами соседнего квартала, снижаясь. Но только он это сказал, как беглец, что-то не рассчитав, влетел в стеклянную крышу большого магазина возле метро и пробил ее насквозь. Звон стекла мы не услышали, но увидели, как вслед за продюсером в дыру втянулся его парашют. Но не до конца - частично он застрял в искореженной раме.
        - Он там висит, он зацепился! - радостно воскликнул Стас и бросился к выходу. - Бегом за ним, пока не смылся!
        Вот так и становятся поэтами. Но радость его была преждевременной. Мы оказались запертыми.
        - Что делать, кто нас отопрет?! Ведь не успеем, ведь уйдет! - простонал Стас, ища на двери хотя бы намек на ручку или замок.
        - Слушай, хватит уже стихами разговаривать! - прикрикнул я. - Без тебя тошно. Надо быстрее выбираться отсюда и ловить урода. Он явно что-то знает.
        - Почему ты так решил? - спросил Стас, вытряхивая барахло из шкафов в поисках чего-нибудь длинного и увесистого, подходящего для того, чтобы выломать дверь.
        - Раз он знает, что добреют люди от песенок Леокадии, значит, он, скорее всего, знает и кто это все заварил, - пояснил я.
        В этот момент Стас выудил из шкафа длинный и увесистый резиновый фаллос, почему-то зеленого цвета, повертел его в руках, примериваясь, можно ли им подцепить створку, согнул туда-сюда и разочарованно бросил на пол.
        - Хоть бы что-нибудь у него тут полезное было, - проворчал он и продолжил обыск. - Не уверен я, что он что-то знает, ему просто выгодно, чтобы все так думали. Но может быть, может быть…
        Тут он выдернул с полки черную кожаную плетку, взмахнул и щелкнул ею, как бичом.
        - О! - воскликнул он. - Вот этим его можно пытать, если все-таки поймаем!
        - Не думаю, - возразил я. - Боюсь, ему только понравится, раз это у него тут хранится.
        - Да? - нахмурился Стас, глянул на плеть внимательнее, брезгливо поморщился и тоже отшвырнул ее.
        - Думай лучше, как нам отсюда выбраться, - заметил я. - Давай-ка проверим окна, может, через них можно куда-то вылезти.
        Нам повезло даже больше, чем мы могли надеяться. В гримерке мы обнаружили дверь, ведущую на огромный балкон. Точнее - на террасу. Здесь был небольшой бассейн, два шезлонга и два плетеных кресла, а в горшках стояли здоровенные пальмы. Решение было очевидным. Мы подтащили самую большую пальму к стене и смогли забраться на крышу.
        Крыша была плоская, залитая гудроном, еще не остывшая от дневной жары и оттого пахучая. Ища спуск, мы побежали между вентиляционными трубами и тарелками спутниковых антенн. Тут и там мы натыкались на какие-то каморки с желтыми черепами и костями на дверях. Мы пытались открыть их, но все они были заперты.
        Время от времени мы подползали к краю крыши в надежде найти балкон, куда можно было бы спрыгнуть. Но только на другом конце дома мы, наконец, увидели точно такую же, как у Перескокова, террасу, на которой под мощные звуки музыки колбасилось человек двадцать молодых людей. Мы тут же спрыгнули туда и вбежали внутрь. Никто не обратил на нас ни малейшего внимания.
        Это опять была тусовка поп-звезд и прочего бомонда, и мы быстро поняли, что на самом деле вернулись в квартиру Перескокова, так как она, похоже, занимала весь верхний этаж. Пытаясь найти выход, мы бегали из комнаты в комнату, но это был самый настоящий лабиринт, битком набитый гламурным столичным сбродом.
        В центральном зале было неожиданно тихо, уже не мигали разноцветные прожектора, а один мощный софит выхватывал из темноты небольшую сценку, где на стуле сидел с гитарой старый рокер и эстет с козлиной бородкой - Расческин. Стас притормозил и уставился на него влюбленными глазами. Он всегда обожал Расческина. А тот, перебирая струны, тихонько блеял трагическим голосом:
        …Жила была на свете младая стрекоза,
        Под градом Таганрогом порхала, как коза.
        Но вдруг однажды в бубен ударила гроза,
        И хлынул дождь, в который и псам гулять нельзя…
        - Стас! - зашипел я брату в ухо. - Пошли отсюда скорее! Сбежит продюсер!
        - Тише! - так же шепотом взмолился тот. - Дай дослушать! Повисит еще чуть-чуть, не облезет!
        Слава богу, как раз тут Расческин закончил свое невеселое повествование:
        …Ах, вымокли до ниточки крыла у нашей деточки,
        Висят они, как тряпочки, сидит она на веточке.
        - Все, - сказал Стас. - Побежали.
        Интересно только, куда… И тут же я придумал, что нужно делать дальше.
        - Тихо! - заорал я не своим голосом в возникшей тишине. Расческин уронил гитару и на четвереньках убежал за диван. Гости испуганно посмотрели на меня. - Внимание всем! Слушать мою команду! Пятнадцать минут назад известный вам продюсер Вениамин Перескоков опустился на парашюте в магазин рядом с метро. Его необходимо поймать. Все - на поимку Перескокова!
        Я замолчал и оглядел опешившую тусню. Вдруг вскочил носатый блондин и закричал хриплым фальцетом:
        - Ловим Веничку! Какая прелесть! Все ловим Веничку!
        - Ур-ра! - закричали словно только что вышедшие с экранов телевизора Грелкины, Пятницкие, Расческины, Клавдии Самогудовы и множество других менее известных нам тусовщиков. Из-за шторы выскочил почему-то прятавшийся доселе там плотный щетинистый очкарик, солист группы «ДТП», и, сжав кулаки, прорычал:
        - Бей фонограмщика! - но тут же виновато захихикал и забормотал: - Это я так шучу… Щекоти его!
        Толкаясь и радостно вопя, толпа бросились к лестнице, увлекая за собой всех встреченных на пути. Мы поспешили следом. У парадного подъезда, там, где мы их и оставили, стояли наши «Сигвеи».
        - Отлично! - воскликнул Стас. - Поехали?
        - Костя! - крикнул мне Стас, когда по пути мы обогнали нескольких отставших поп-звезд. - Как ты думаешь, почему все-таки они все свихнулись, а мы - нет?
        - Про нас не знаю, - честно признался я. - А вот про них… Может, они всегда такими были?
        - Да ты что! - не поверил Стас. - Такая патология несовместима с жизнью!
        Когда мы добрались до места, там уже творилось черт знает что. Перескоков болтался на двадцатиметровой высоте, с двух сторон от него, на верхних ярусах галереи столпились его бывшие гости и, хохоча, пытались дотянуться до него лыжными палками, взятыми в отделе спортивных товаров, и гардинами из хозяйственного. Кучка поп-весельчаков рассекала под ним по битому стеклу на трофейных роликах и велосипедах.
        Очевидно, все эти добренькие придурки воспринимали происходящее как забавную и совершенно безобидную игру. Кроме самого извивающегося над пропастью Перескокова. Бедняга вопил и корчился, но от этого веселья только прибавлялось.
        - Они его угробят, - сказал я брату. - Разобьется к чертовой матери!
        - Надо растянуть под ним большое полотно, как делают на пожарах, - предложил Стас.
        Среди унитазов и ванн нам удалось отыскать целую выставку громадных рулонов. Минут пять мы провозились, отрезая подходящий кусок голубого в розовый цветочек сукна. Свернув его и захватив с собой огромный тесак, мы побежали обратно.
        Организовав человек десять держать натянутый батут под Перескоковым, сами мы помчались на балкон, на уровне которого он болтался. «Ве-ня! Ве-ня!» - радостно скандировали внизу. Мы примотали тесак к бильярдному кию скотчем и получилось что-то вроде копья. Этим самым копьем мы со Стасом и принялись по очереди перепиливать стропы парашюта. Натянуты они были не все, но по мере того как одни лопались и Перескоков, повизгивая, опускался чуть ниже, натягивались другие.
        «Пем-м!» - лопалась стропа.
        - Ой! - как ужаленный Винни Пух вскрикнул продюсер и тихим доверительным тоном покаялся: - Ребята, я все осознал… Не надо этого делать.
        «Пем-м!» - лопнула следующая.
        - Ай! - провалился он чуть ниже. - Признаюсь, я был в корне неправ. Прекратите пилить, я же упаду.
        «Пем-м-м!»
        - Ой-ой! Может статься, я вам еще пригожусь. Хотите славы и денег?
        Стас замешкался. «Ве-ня! Ве-ня!» - продолжали скандировать снизу.
        - Деньги нам не нужны, - сказал я деловым тоном. - И слава тоже. Все что нам нужно - найти Леокадию.
        - Без проблем, - сказал Перескоков, уверенно мотнув головой, и тут же добавил: - Но у вас не получится. Потому что даже у меня не вышло…
        - Стас, пили, - приказал я.
        «Пем-м!»
        - Ой! Тихо-тихо! Зачем же так спешить? - возмущенно спросил Перескоков у Стаса и вновь обратился ко мне: - Но, похоже, я знаю способ.
        - Врешь! - не поверил я.
        - К сожалению, нет, - шмыгнул носом продюсер. - Я и сбежал-то, чтобы не расколоться. Потому что понял, как ее найти.
        - Говори! - приказал я. - Ну?!
        Тот закатил глаза кверху, немного помедлил и заявил:
        - Если не можешь выйти на Леокадию, нужно заставить ее саму на тебя выйти.
        - Это пословица? - саркастически спросил я. - Стас, режь!
        - Тихо, тихо! Я ведь знаю, как ее заставить!
        - И как?
        - Очень просто. В шоу-бизнесе ничто так не бесит, как наступающие тебе на пятки конкуренты. Если я сделаю из вас суперзвезд и обеспечу вам первые места в хит-парадах, то те, кто ее ведет, попытаются или переманить вас к себе, или заставить вас замолчать. В любом случае они себя выдадут.
        Стас посмотрел на меня большими глазами, повернулся обратно к продюсеру и воскликнул:
        - А ты умен, Перескоков!
        - Мне часто это говорят, - признался польщенный шоумен и скромно улыбнулся.
        - Но это же долго! - возразил я.
        - Не так уж и долго, если мы ему поможем! - крикнула снизу Клавдия Самогудова. - Вы мне сразу понравились. Веселые ребятки!
        - Я, например, про вас статью напишу, - сказал Пятницкий. - Только на обложку придется голыми сняться.
        - А я вас в рокерской тусне продвину! - прорычал очкарик. - Только режьте быстрее. Очень хочется посмотреть, как эта собака падать будет… Но вообще-то я добрый, - тут же пояснил он с виноватой улыбочкой. - Ну сколько ж ему, бедняге, еше висеть? А собаки - очень милые животные, против собак я ничего не имею… Режьте!
        - Вот его как раз слушать не надо! - поспешно заявил Перескоков.
        - А как вы нас будете раскручивать, если и дальше будете тут висеть? - резонно заметил Стас и перерезал предпоследнюю веревку: «Пем-м!»
        - Я вполне могу руководить процессом прямо отсюда! - очень серьезным голосом заверил продюсер.
        «Пем-м-м!» - особенно звонко пропела последняя стропа.
        - Так я и знал, - грустно промямлил Перескоков, поджал ноги и, кувыркаясь, полетел вниз. Когда с глухим ударом он шмякнулся на наше полотно, все, кто его держал, не устояв, кучей повалились на продюсера сверху.
        - Але-е… Гоп! - донесся из кучи сдавленный голос Перескокова. Шоумен остается шоуменом даже в самой сложной ситуации. Тут же все присутствующие взорвались дружным «ура» и аплодисментами, а мы кинулись с балкона вниз.
        Поднявшись и запахнув халат, Перескоков торжественно поднял палец.
        - Пока я летел, я думал, как же нам назвать наш супердуэт? И вот что я решил: в названии его обязательно должен присутствовать мотив победы добра над злом. Народ это любит.
        - Бог Тот побеждает бога Сета, - пробормотал Стас. - «Тот Сета». Как вам?
        - «Тот - того», - хрипло возразила Самогудова. - После «татушек» - беспроигрышно.
        - Тот - того? - переспросил Стас испуганно. - Но мы же братья!
        - В этом-то вся изюминка, - заверила прима, - точнее, клубничка. Братья, которые очень-очень любят друг друга. Такой гадости на нашей эстраде еще не было.
        - Ура! - заверещал носатый. - Да здравствует наш новый проект - «Тот-Того»! Я сразу понял, что они перспективные! Потащили Веничку домой!
        Еще миг - и ошеломленный Перескоков был придушен в объятиях, сбит с ног и закатан в спасательное полотнище. Перевязав его с двух сторон веревкой, так что голубой в розовый цветочек рулон превратился в огромную брыкающуюся конфету, попсовики, журналисты и фотомодели взвалили его на плечи и двинулись назад в пентхаус.
        Глава третья,
        в которой мне все не нравится, а Стасу, как всегда, наоборот
        Вот уж чего я никак не ожидал, так это что стану поп-звездой. Но куда деваться? Похоже, это действительно был единственный способ найти Леокадию. С гиканьем, песнями и плясками доволокли мы Перескокова до дома. Там «фантик» развернули, и начался военный совет акул шоу-бизнеса. Естественно, в обсуждении при закрытых дверях приняли участие лишь самые-самые, а прочая тусня осталась куролесить в дискотечных гостиных.
        - Что для нас главное? - вопрошала Клавдия Самогудова. - Главное, чтобы к нам потянулись люди. А что для этого надо?
        - Быть самыми достойными? - предположил я.
        - Чего-о? - скривившись, протянул Сема Пятницкий. - Вы откуда к нам приехали?..
        - Надо быть ближе к народу, - подсказал примкнувший к компании знаменитый продюсер Шпулькин, загорелый толстомордый тип с бегающими глазками. - Мелодии должны быть не сложнее «Чижика-Пыжика», слова тупые, а поведение вульгарное. Вот тогда все будет в ажуре!
        - Правильно! - воскликнула прима радостно.
        - Позвольте, позвольте! - вмешался Перескоков ревниво. - Как генеральный продюсер этого проекта я тоже должен высказать свое мнение!
        - Давай, давай, Веничка, - кивнула ему прима благосклонно.
        - Нам ведь нужны не просто звезды, а суперзвезды. Кого сейчас удивишь тупостью и пошлостью? Для успеха это, конечно, обязательные условия, но все-таки недостаточные. Я бы добавил еще насилие и секс.
        Все присутствующие изумленно уставились на него.
        - Я же сказал - «бы». «Добавил БЫ», - смущенно поправился Перескоков. - Но не добавлю. Потому что все мы - люди добрые, и демонстрировать насилие и секс, к сожалению, не можем…
        - Мы-то не можем?! - вскочил Стас.
        - Тихо, тихо, тихо! - воскликнул Перескоков, выскочив из кресла и спрятавшись за спинку. - Мы знаем, какие вы способные, лично я это - во как прочувствовал, - провел он ладошкой по горлу, - но народ нынче не тот! Народ Нынче хлипкий. Никому теперь это не понравится.
        - Вот и не морочь тогда нам головы! - сказала Самогудова, презрительно передразнив: - «Генеральный продюсер»! Тоже мне!
        - Но в чем Веня прав, - вмешался носатый, - что в основе имиджа обязательно должно лежать что-то ужасно гадкое.
        - А названия не достаточно? - спросил я с надеждой.
        - Что ты! - жеманно махнул тот ручкой. - Не название делает группу, а группа название. Какой-то беспредельный экстрим должен быть в самом вашем поведении. Пошлых дураков на сцене - каждый первый, а нам надо угодить в яблочко.
        - Лично нам надо найти Леокадию! - напомнил я.
        - Мы помним, - заверила примадонна, - но мы ведь уже договорились, что для этого вы должны перещеголять ее в популярности. И для верности можно нарушить какие-то ее права, тогда она сама вас найдет.
        - Что значит «какие-то»? Авторские, конечно, - дополнил Шпулькин. - Уж я-то в этом деле ас!
        С презрительной улыбочкой прима покивала, как бы говоря, «вот и я о том же, умник…».
        - Точно! - воскликнул Перескоков. - Как я сам не додумался, коллега! Нужно тупо петь ее песни! Такого никто безнаказанно не оставит.
        - Ее песни?! - скривился Стас. - Мы - ее песни?!
        Издевательски вихляя тазом, он заголосил на музыку «Кис-кис, брысь»:
        Милый, милый, милый,
        Зацелуй меня,
        Милый, милый, от тебя -
        Я млею как свинья!..
        Он остановился, и в комнате повисла напряженная тишина. Наконец, ее прервала прима, прошептав:
        - Гениально.
        - То, что нужно, - тихо подтвердил Грелкин и смачно щелкнул пальцами.
        - Записано! - сообщил Перескоков, помахав телефоном.
        - Придумал! - заявил носатый.
        - Ну, что ты еще придумал? - уставился на него Шпулькин.
        - Я придумал, какой гадости подпустить, чтобы уж наверняка.
        - Ну? - обернулась к нему прима.
        - Тема энуреза, - зловеще произнес тот.
        - О! - даже на миг не задумавшись, блаженно закатил глаза Перескоков. - Вот что значит профессионализм. В десятку! Нельзя насилие и секс - пусть демонстрируют на сцене волеизлияние и мочеиспускание!
        - И призывают к этому зрителей, - прозорливо кивая, добавила прима.
        Внезапно глаза Перескокова округлились, и он вдохновенно промолвил:
        - Борьба добра со злом. Хит всех времен и народов «Ночной позор»…
        Тут только мы со Стасом осознали, что нелепая шутка заходит слишком далеко. Переглянувшись, мы заорали хором:
        - Мы не будем мочиться на сцене!
        Акулы шоу-бизнеса глянули на нас так, словно это пищали комары, и прима сказала Перескокову:
        - Веня, ты пока уведи ребятишек.
        - Все-все-все, мальчики, - вскочил продюсер, схватил нас за руки и куда-то поволок. - Вам спать пора, набираться сил надо, впереди большие свершения. А нам нужно делом заняться: подготовить репертуар, расписать гастрольный план, зарядить поэтов и аранжировщиков, договориться по поводу транспорта, организовать фанатов…
        - Мы не будем делать этого на сцене! - твердо сказал я, остановившись перед дверью.
        - Завтра, завтра поговорим, - ласково сказал Перескоков, впихивая нас в спальню, и захлопнул у нас перед носом дверь.
        …Проснулся я от того, что в мобильном заверещал будильник. Первой мыслью было, как мне неохота переться в школу. Но миг спустя я осознал, что нахожусь не дома и никакая школа мне не грозит. Я лежал одетым и обутым на очень шикарной и мягкой трехспальной кровати с балдахином.
        Рядом со мной, завладев единственным одеялом, безмятежно сопел укутавшийся почти с головой Стас. Вчера он не удержался и сделал по глоточку из нескольких красивых бутылочек, которые мы обнаружили у Перескокова в баре.
        - Эй, - толкнул я его ногой. - Вставай, армахет[3 - Пьяница (возм., др.-египт.)]!
        Он резко сел, осоловело осмотрелся и сказал:
        - Интересно, кстати, нас завтраком кормить будут?
        За что я люблю своего брата, так это за здоровый взгляд на жизнь.
        - Мне тоже интересно, - сказал я. - Давай поищем кухню.
        - Чего ее искать, мы ж там были, - напомнил Стас.
        Точно. Я и забыл. Я же там миксер нашел. Мы сползли с кровати и направились туда. На кухне сидел Перескоков. Он был все в тех же кроссовках и в том же кислотном халате, что и вчера, только сильно порванном на спине. Перед ним на столе лежал сотовый телефон, а в руках он держал бутылку джина. В воздухе стоял отчетливый можжевеловый дух.
        Я даже замер в дверях: Перескоков наливал в стакан прозрачную жидкость… Какое-то время он сосредоточенно смотрел на нее, а потом, к моему облегчению, аккуратно стал переливать обратно в бутылку.
        - А, проснулись, драгоценные мои, - заметил он меня и приветливо качнул головой. - Проходите, присаживайтесь. А я вот так и не смог уснуть. - Вид у него был ужасный. Такой, будто бы он все-таки пил всю ночь. Его шахтерское лицо приняло синеватый оттенок и поросло жесткой щетиной. Красные глаза были полны отчаяния и доброты. - Зато я кучу дел по телефону переделал. Жизнь, кстати, налаживается. Жить будем бедненько, но добренько. Уже и транспорт ходит. Медленно, но ходит. Потому что, когда он не ходит, вреда получается больше, чем пользы. Люди это осознают потихоньку. И в магазинах уже торговля началась.
        - Так ведь можно все без денег брать!
        - Можно, но почти никто уже не берет, потому что это дурно, и народ это понял. Да ты садись, - пригласил он вновь.
        Я присел, а Стас куда-то исчез, видимо, вернулся в спальню. Перескоков взял бутылку и вновь наполнил стакан на треть.
        - Костик, я не могу больше пить, - вдруг трагично сообщил он. - Налить могу, а выпить - никак. Только поднесу стакан ко рту, как душит меня совесть, так, будто я собираюсь кого-нибудь топором зарубить. Вот, глянь! - Дрожащей рукой он медленно поднес стакан ко рту, но та затряслась еще сильнее, заходила ходуном, и в какой-то момент пахучий джин выплеснулся ему на халат.
        - Пятнышко будет! - взволнованно воскликнул Перескоков и, быстро поставив стакан на стол, принялся, чавкая, сосать махровый подол. Кого он решил обмануть? Себя, что ли?
        - И сколько вы так уже насосали? - спросил я.
        Перескоков затравленно на меня посмотрел и буркнул:
        - Зови брата завтракать. Он добрее.
        Я вернулся в спальню, но Стаса там не было. И тут же я услыхал шум и гам со стороны прихожей. Я заглянул в гостиную, в ту самую, из которой продюсер вчера выпрыгнул, и увидел Стаса, пятящегося от целой оравы журналистов с камерами.
        - Скажите, сколько вам лет?! Это правда, что вы внебрачные отпрыски президента?! Вы - близнецы? Ваши ближайшие планы?! Какой вы ориентации?! Так все-таки «кто кого»? - кричали они наперебой. - Кто придумал девиз «Энурез против армии»?
        - Это придумали задолго до нас, - пролепетал Стас, обернулся и беспомощно посмотрел на меня. Уж не знаю, чего он так растерялся, но было ясно, что его надо спасать. Я метнулся обратно на кухню, схватил со стола джин, плеснул немного Перескокову на халат, чтоб ему не обидно было, и побежал к брату на выручку.
        - Куда-а?.. - плаксиво крикнул мне вдогонку продюсер, но я уже был в гостиной. Замахнувшись бутылкой, как гранатой, я заорал:
        - А ну, пошли вон! Убирайтесь!
        В прихожей началась давка. Продолжая выкрикивать вопросы, толпа папарацци стала медленно выдавливаться через узкий тамбур за дверь. Когда исчез последний, Стас, бормоча: «Ноу комментс, ноу комментс», - захлопнул ее. Стало тихо, как в бункере. Не соврал хозяин про звукоизоляцию.
        - Так вот как она приходит, эта пресловутая слава, - многозначительно сказал Стас. - Помнишь, мы книжку читали, как ее там? «Огрызки хлеба»?.. Нет… «Обломки неба»?.. Короче, что-то такое. Про «Битлз». С ними было примерно так же. Встали утром, голова гудит, а пресса беснуется. А что вчера делали, что творили?.. Ничего не помнят.
        - Они-то хоть петь умели, - прервал я его.
        - Так ведь и шоу-бизнес на месте не стоит, - парировал он.
        - Ты лучше скажи, на кой нам все это? Нам Леокадию искать надо, а эти уроды нам теперь проходу не дадут. Всюду будут лезть с камерами и вопросами мучить.
        - Ты что, забыл гениальный план Перескокова? - возмутился Стас. - Именно благодаря славе мы и привлечем ее внимание.
        - Так-то оно так… - сказал я, царапая подбородок. - Но что-то не нравится мне все это…
        - А мне - нормально, - заявил Стас. - Мы, кстати, завтракать все-таки будем?
        - Пойдем, пойдем, - кивнул я, - Перескоков тебя заждался.
        Не успели мы поесть, как в продюсерские апартаменты ворвалась Клавдия Самогудова.
        - Внимание! - с порога объявила она. - Вечером вылетаем на гастроли! Шумиху уже подняли, пиар-кампанию закрутили, рекламу пустили по всем СМИ. А наступать начнем, - она революционно взмахнула кулаком, - из провинции! С самых окраин! С Владика!
        - Но мы же еще не репетировали! - испугался Стас.
        - Еще чего не хватало! - сделала большие глаза примадонна. - Пусть самодеятельность репетирует. У нас уже весь материал готов, а к вечеру будут записаны фонограммы. Вам нужно будет только прыгать и открывать рот, короче - делать шоу. Вас в самолете за десять минут всему мой Лелик обучит, он у меня мастер!
        Я вспомнил вчерашние разговоры и сказал:
        - Лично я мочиться перед всеми не стану.
        Несколько секунду длилось тяжелое молчание. Потом Самогудова махнула рукой и примирительно сказала:
        - Ну ладно… Звездам капризы положены. Обсудили мы это… Наймем дублеров, что же делать. Ну, может, еще девочки с подтанцовки помогут…
        - Вы, конечно, понимаете, насколько мне трудно в этом признаться, - встрял Перескоков, - но лично мне понравилась идея коллеги Шпулькина…
        - Ну да… - задумчиво кивнула ему примадонна.
        - Что за идея? - спросил Стас.
        - Не важно! - встрепенулась прима. - Это все потом! А сейчас - работать! - Она хлопнула о стол пачкой листов: - Вот тексты, выбирайте.
        Мы со Стасом взяли по бумажке, я стал читать, и у меня глаза полезли на лоб. Это была длиннющая песня, но мне хватило первого куплета:
        Нет свободы молодым,
        Миф - «свобода», ложь и дым!
        Но свободе я учусь:
        Где хочу, там и…
        Я поднял мрачный взгляд на примадонну, и она, поймав его, затараторила:
        - Это такая тяжелая роковая баллада в стиле Хрипелова. А припев - народный, пипл схавает!
        Я прочитал припев. Он действительно был знаком мне с начальной школы:
        Хорошо быть кисою,
        Хорошо собакою…
        - Я уже слышала фонограмму! - сообщила Самогудова с воодушевлением, - там в припеве после каждый строчки такой крутой хардовый риф!
        И она прорычала:
        Хорошо быть кисою,
        О! Оу! Оу! О!!!
        Я глянул на Стаса. Вид у него был перепуганный.
        - Костя, - сказал он. - Это кошмар. Послушай:
        Расскажу я вам, мальчишки:
        Мальчик жил, он смелым был,
        Раз он, расстегнув штанишки,
        Лес горящий потушил…
        - Почему же это кошмар? - возразила Самогудова. - Очень проникновенная позитивная песня. Ведь напрочь куда-то ушла из нашей жизни героика. А кто же будет воспитывать молодежь, если не мы - деятели культуры?
        Я схватил еще листочек и прочитал вслух:
        Мы друг друга полюбили,
        Невзирая на ландшафт,
        Мы еще грудными были,
        Писались на брудершафт…
        - Кто пишет вам эти частушки?! - вскричал Стас.
        - У нас целый штат прекрасных поэтов, - отозвалась Самогудова. - Пушкин отдыхает. Тема мочеиспускания раскрыта со всех сторон, она просто выработана, как золотая жила! И всего за одну ночь.
        - Но при чем здесь ландшафт?! - рявкнул я.
        - Как это при чем? - пожала плечами прима. - А ты сочини рифму на «брудершафт». Поэзия, милочка моя, это великое таинство… Но лично мне больше всего нравится вот это… - Она взяла листочки, немножко покопалась в них, наконец, выдернула один и, по-рэперски жестикулируя, речитативом продекламировала:
        Ты помнишь, чувак, мы курили траву,
        Теперь за траву голову оторву.
        Ты лучше, чувак, бы отлил бы в нее,
        Так эк'ологичнее, блин, ё-моё!..
        - Смело! Современно! - сама же оценила она.
        - Супер! Просто супер! - запрыгал на табуретке Перескоков. - Мы порвем эту страну, как грелку!
        Я не знал, что и сказать. Но вовремя пришел в себя Стас:
        - Лично я никуда не полечу, - сказал он. - Ни на какие гастроли.
        - Я тоже, - кивнул я, как мне казалось, твердо.
        Но вечером мы как миленькие погрузились в лимузин Перескокова и двинулись впереди целой автоколонны, везущей звезд эстрады, в направлении аэропорта Шереметьево. Взялся спасать мир, не бойся описаться…
        - Но ведь самолеты теперь не летают, - удивился Стас, когда мы медленно-медленно продвигались через окружавшую здание аэропорта толпу народа с флажками и плакатами «We Love Тот-Того!!!», «I love пи-пи!!!» и даже «Тот-Того, мы пи-пи с вами!» Они были всюду, даже на крыше.
        - Нам ужасно повезло, - сообщил Перескоков, сидевший напротив нас. - Мой пилот однажды побывал на концерте моей бывшей группы и, естественно, оглох. Ничегошеньки теперь не слышит. Так что он летать не боится.
        - А как же он по радио переговаривается? Со всякими там диспетчерами? - спросил Стас.
        - А зачем? - удивился Перескоков. - Это было нужно, когда небо кишело самолетами и на посадку неизвестно было куда идти: вдруг там кто-то уже есть. А сейчас и в небе чистота, и взлетные полосы все свободные, садись - не хочу.
        - А для чего здесь столько народу? - продолжал расспросы Стас.
        - Это ваши фанаты, - пояснил Перескоков.
        - Да откуда у нас могут быть фанаты, если мы еще ни разу не выступили?!
        - Это все, друг мой, дело техники, - сказал Перескоков, - мы профессионалы или где?
        Он достал свой мобильник, приставил его к губам и артистично объявил:
        - Внимание, диспетчерским службам и всем, всем, всем, кто пришел сегодня проводить своих любимцев в турне по дремучим глубинам нашей великой страны! Говорит Вениамин Перескоков. Просьба не путать с Перископовым…
        По тому, как от его негромкого голоса завибрировали пуленепробиваемые стекла машины, и по легкому эху, которое пробивалось из-за них, я понял, что его речь транслируется через громкоговорители на всю площадь.
        - …Встречайте! Звездный кортеж возглавляет лимузин суперсовременной группы «Тот-Того», и я, Вениамин Перескоков, просьба не путать с Перископовым, ее генеральный продюсер! - продолжил наш скромный конферансье, а затем принялся по очереди объявлять остальных участников тура, въезжавших через служебные ворота на аэродром. Тут, словно припаркованные автомобили, в ряд стояли десятки громадных разноцветных авиалайнеров.
        Когда Перескоков закончил, небо над аэропортом озарилось разноцветными огнями, и прозвучал запоздалый треск фейерверка. Неизвестно откуда появились служебные машинки с желтыми мигающими маячками, а вслед за ними, объезжая хоровод лимузинов, прополз очень низкий желтый тягач с большими колесами, тащивший за переднее шасси средних размеров реактивный самолет советского образца.
        К нему придвинули трап, и дверь нашего автомобиля отворил улыбающийся стюард в аэрофлотовской форме. Из прохладного кондиционированного воздуха салона мы вышли на пропахший техникой жаркий ветер и зашагали по асфальту.
        Раньше всех на трап полезла Клавдия Самогудова, своим зычным голосом перекрывая оглушительный гул самолетных двигателей:
        - Я хочу сидеть в кабине!
        - Клавочка, я с тобой! - ломанулось за ней длинноносое «дитя порока».
        После них на борт поднялся пожилой много раз заслуженный артист Комбинезонов с лицом мафиозного главаря под курчавым париком.
        - Костя, я боюсь, - шепнул мне на ухо Стас.
        - Я тоже, - кивнул я, чувствуя, что от волнения у меня начинает дергаться глаз. - От этих уродов можно всего ожидать. Надо было нам настоять, чтобы тур был железнодорожным.
        - Ага! - возразил Стас. - А ты знаешь, сколько ехать от Москвы до Владика? В нынешней ситуации целый год можно тащиться.
        - Да хоть два. Лучше долго ехать во Владивосток, чем быстро лететь на кладбище.
        - Типун тебе на язык, - сказал Стас. - Ладно, пилот-то глухой, он нормальный. Да и наши - не самоубийцы все-таки.
        - Не знаю, не знаю… - сказал я. - Во всяком случае, нужно сразу выяснить, где лежат парашюты.
        …Самолет набился битком - звездами, обслуживающим персоналом и девушками из подтанцовки. Вспарывая облака, мы стремительно набирали высоту. Похоже, пилот у нас был лихач.
        - И сколько нам лететь до Владика? - спросил Стас у Перескокова.
        - Смотря с какой скоростью, - ответил тот уклончиво.
        - А почему нас не инструктируют, как положено, по технике безопасности и не рассказывают, где находятся парашюты? - спросил я заветное.
        - Это частный самолет, и никто тут этого делать не обязан. А парашютов на пассажирских самолетах не бывает.
        У меня похолодело в животе, а Стас бессильно рухнул в кресло и страдальчески закатил глаза. Самолет потряхивала турбулентность, уши закладывало так, что казалось, их залепили пластилином. Но звезды, не испытывая ни малейшей тревоги, принялись за свои беспечные разговоры.
        - Вот что, ребятки, - сказал Перескоков. - Настало время нам хоть немного порепетировать.
        - Где? - удивился я. - Здесь, что ли?
        - А ты как думал? - усмехнулся продюсер. - Тяжела и неказиста жизнь российского артиста. Айда за мной, - и он потащил нас через салон за какие-то шторки.
        Пройдя небольшой тамбур, мы оказались в тесной музыкальной студии с аппаратурой, синтезатором, прикрепленными к полу высокими стульчиками, микрофонными стойками и, конечно же, баром. Тут уже сидели Грелкин, Шпулькин и самогудовский Лелик.
        - Вы готовы? - спросил нас Шпулькин.
        - Да мы и песен-то не слыхали, - возмутился я.
        - При чем тут песни? - засмеялся Шпулькин. - Ну-ка, - повернулся он к Лелику и Грелкину, - покажите-ка ребятам, что значит настоящее эстрадное шоу, - и нажал на кнопку.
        В студии зазвучал бойкий реп на знакомую мелодию. Парочка фаворитов примы вооружилась микрофонами и, приплясывая, запела:
        Жили-были на свете два брата - Стас с Костей,
        И они, то есть мы, прилетели к вам в гости
        Показать вам, как стильнее стать и умней,
        Как забить на условности глупых людей!
        Если кто-то не хочет идти воевать,
        Нужно вовремя мокрою сделать кровать,
        А потом докторам заявить наотрез:
        «Извините, но, блин, у меня энурез!»
        Тут эти отморозки расстегнули штаны и стали пританцовывая, причудливо скрещивать пляшущие в воздухе струйки. При этом они горланили припев:
        И треснул мир напополам, дымит разлом,
        Идет священная война бобра с ослом.
        И меркнет свет, в ночи текут ручьи в узор,
        Ну, кто сказал, что энурез - «ночной позор»?
        Я просто осатанел. Я хотел наконец вдолбить в их дурацкие головы, что МЫ ЭТОГО НА СЦЕНЕ ДЕЛАТЬ НЕ БУДЕМ! Потому что мы этого делать не хотим. А еще потому, что в отличие от заслуженных звезд эстрады мы не умеем делать это по команде и по заказу… Я встал и уже набрал в легкие воздуха, чтобы заявить им об этом уже, наверное, в десятый раз, как вдруг самолет мощно тряхнуло, и я только клацнул зубами.
        Все испуганно повскакали с мест. В студию вломилась Самогудова:
        - Бегом в салон, уродцы!!! Застегните ширинки, пристегните ремни!
        Глава четвертая.
        «Последний дюйм» и радушный совхоз
        Самолет мощно завибрировал и начал терять высоту. Мы кинулись на места. Ощущение было такое, будто мы летим в оборвавшемся лифте. Голова закружилась, и неприятно зашевелились внутренности. Вместе со всеми, кто не был пристегнут, а таких было большинство, мы со Стасом взлетели к потолку и стали барахтаться в невесомости. Так же внезапно самолет вновь выровнялся, и все свалились - кто в проход, кто на сиденья.
        - Мы падаем! Мы падаем! - вопили попсовики.
        - Где, где мой замечательный парашютик?! - горестно выкрикнул Перескоков.
        Но хоть самолет и потряхивало, он уже не пикировал.
        - Спокойно! - командным голосом рявкнула Самогудова, которая прибежала в салон вместе с нами. - Без паники! Это была всего лишь воздушная яма. Пристегнуть ремни, обхватить затылки руками и засунуть головы между коленей!
        Все примолкли и, выполнив ее инструкцию, сидели скорчившись, как креветки, а сама Самогудова исчезла. Через минуту самолет натужно застонал и вновь стал рушиться в пропасть. Тут же прима ворвалась обратно в салон и сообщила почти победным тоном:
        - А вот теперь мы действительно падаем! Сидите так же, как сидите, а я пойду попробую все-таки разбудить пилота. Хоть и жалко его.
        Свет дважды мигнул и погас.
        - Прав ты был, Костя, - услышал я тихий голос Стаса, - надо было поездом.
        Мне стало даже не столько страшно, сколько грустно. Как глупо все вышло. Мы решили, что умнее всех и знаем, как спасти мир. А в результате дали себя уговорить на это уродское шоу… Так нам и надо.
        Я выпрямился и посмотрел в окошко. Теперь, когда в салоне наступила темнота, там, в рассветной дымке, стал отчетливо виден зубчатый силуэт леса. Мало кто расскажет вам, что чувствуешь, когда падаешь в самолете. Так вот, слушайте. Чувство такое, будто катишься на санках с горы к краю пропасти.
        Вдруг в моей голове отчетливым эхом прозвучала последняя фраза примадонны. Выходит, мы падаем, а пилот спит?! И, может быть даже, мы падаем как раз поэтому? А старенькой добренькой дуре жалко его растормошить!
        Как раз в этот момент в полутьме салона вновь возникла ее фигура.
        - Бесполезно! - заявила она. - Но я считаю, унывать не стоит. Давайте-ка споем хором наш новый хит. Как там? «Жили-были на свете два брата - Стас с Костей…»
        Не нравится мне это прошедшее время! Придумала, как скрасить нам последние минуты… Затейница. Я поспешно расстегнул ремень и, спотыкаясь от тряски, стал пробираться в кабину. Ударившись головой о косяк, я миновал тамбур, ворвался в студию и увидел в полумраке распахнутую дверь к пилоту.
        Она болталась из стороны в сторону и стучала о стену. Секунду я стоял, завороженно наблюдая, как в огромном лобовом стекле мелькают рваные облака. Какое-то странное оцепенение охватило меня. Говорят, так иногда бывает, когда находишься в смертельной опасности. Но длилось это только миг, придя в себя, я бросился внутрь.
        В кабине мигал красный аварийный свет. На панели маячила надпись «Взять управление». Пилот храпел, развалившись в кресле. Я изо всех сил хлопнул его ладошкой по лысине. Он сделал такое движение рукой, словно отмахнулся от мухи, и что-то неразборчиво промямлил.
        И тут я увидел, что по полу у него под ногами катаются пустые бутылки из-под коньяка и пепси. Господи, да он же в стельку пьян! Он жрал коньяк, а эта добренькая дура пила с ним пепси-колу! И небось песни с носатым орали…
        Я схватил пилота за грудки и принялся изо всех сил трясти его. Он приоткрыл глаза и снова что-то промычал. В панике я стал лупить его по щекам.
        - Просыпайся! Просыпайся, гад, мы падаем! - вопил я, прекрасно сознавая, что это бессмысленно, ведь летчик-то глухой. - Возьми штурвал, мерзавец!
        - Ах, штурман, - вдруг промямлил тот и неуклюже отмахнулся. - Прошу вас, воздержитесь от рукоприкладства.
        Тут кабину накрыла тень. Я бросил взгляд в окно и увидел, что мы уже совсем низко скользим вдоль лесистого склона. Рывком я выдернул пилота за грудки из кресла, бросил в проход, занял его место и схватился за тугой непослушный штурвал. По мере того как я, словно вожжи, тянул его на себя, машина стала медленно задирать нос. Меня вдавило в сиденье, я ощутил легкое сотрясение и услышал треск. Самолет коснулся хвостом верхушек деревьев, догадался я.
        И тут же случился ужасающий удар. Меня впечатало в штурвал, а нос самолета погрузился в грохочущую тьму. Сквозь разбитые окна в кабину градом влетели какие-то обломки. Перекрывая предсмертный рев двигателей, раздался громовой взрыв, и все озарилось огнем.
        Я выпал из сиденья в проход, прямо на пилота, скатился с него и почувствовал, как меня больно прижало боком к каким-то выпуклостям под приборной доской. Я попытался слезть с них, но мне показалось, что я вешу целую тонну…
        Вокруг трещало и скрежетало, видно, самолет катился, скребя корпусом о землю. Тряхнуло… И вдруг наступила такая пронзительная тишина и такая легкость, что я было решил, что все-таки умер. Но боль в боку заставила понять, что это не так.
        Стараясь не наступать ладонями на ошметки стеклопакета, на какие-то щепки и даже ветки, я пополз по наклонному полу развороченной кабины, так как лежали мы, по-видимому, слегка завалившись набок.
        Меня колотила нервная дрожь, в ногах и в животе то и дело возникала сосущая слабость, в голове гудело. Но все-таки мы приземлились и все-таки остались живы. А еще неизвестно, что было бы, не возьми я в последний момент штурвал в свои руки…
        Вдруг я услышал абсолютно трезвый голос пилота:
        - Ну и кто так садит самолет?
        Придерживаясь за сиденье, я поднялся и хотел со злости как следует пнуть его. Но он лежал все так же с закрытыми глазами и просто бредил.
        - Это был ваш последний полет, штурман, - не открывая глаз, сказал он саркастически: - Вы уволены…
        Через разгромленную студию я осторожно двинулся в салон. Разрушений там практически не было. Похоже, все были живы-здоровы и даже более того, тут, словно в плацкартном вагоне во время посадки, царил приглушенный, будничный базар.
        - Ты, главное, Веничка, не расстраивайся! - кудахтала Клавдия Самогудова. - Самолетик был уже старый, потрепанный… С таким проектом, как «Тот-Того», ты себе десять новых купишь!
        - Это просто безобразие! - сурово вещал Шпулькин. - Кто отвечает за транспортировку в турне? А если мы все будем так выполнять свои обязанности?
        - И какие это у тебя обязанности?! - огрызнулся Перескоков. - Критиковать мы все горазды!..
        Кто-то схватил меня за рукав. Я подпрыгнул от неожиданности. Это был Стас.
        - Костя, ты в порядке?
        - Кажется, да… В башке только звенит и боком треснулся… Надо срочно сваливать отсюда, а то рванет еще!
        - Не-не-не, - быстро помотал головой Грелкин. Глаза у него были как два блюдца и еле помещались на лице. - Я в окошко видел: крылья с баками уже отвалились и взорвались раньше.
        - Точно? - усомнился я.
        - Точно-точно, - снова покивал он взволнованно. - Я полагаю, нам не следует никуда выходить. Нужно оставаться здесь и ждать.
        - Чего? - протянул Стас с сомнением.
        - А - старателей, бэ - карателей, це - эмчеэсовцев-спасателей! - выпалил тот.
        - Це - спасателей! - обрадовался Стас.
        - Ответ правильный! - воскликнул Грелкин. - Вы переходите на следующий уровень!
        - Да! - сделал победный жест Стас.
        - Но ведь за полетом никто не следил, - вернул я к реальности этих перевозбудившихся любителей телевикторин. - Нас могут хватиться только через несколько дней. А то и вовсе не хватятся.
        - Хватятся, - уверенно вклинилась в разговор прима. - О нашем гастрольном туре по всем каналам кричат.
        - И что, спасатели пойдут искать нас пешком? Вертолеты-то не летают.
        - Даже если так, куда мы сейчас среди ночи попремся?
        - Осмотреть самолет все равно нужно, - сказал я. - Вдруг баки с топливом горят близко, и пожар может добраться до нас?
        - Оглядеться, может, и надо, - согласилась прима. - А то в окнах ни хрена не видать. Только не ты пойдешь, а кто-нибудь не такой важный.
        - А вот не надо таких намеков! - вскричал Грелкин.
        - Нет, пойду я! - твердо сказал я.
        - И я! - поддержал Стас. - Мы вместе пойдем. И даже не спорьте, бесполезно.
        - Как мне надоели эти вечные капризы дебютантов! - возвела глаза к небу Самогудова. - Ладно, идите. Но уж, пожалуйста, будьте осторожны. Ведь если мы, к примеру, Лелика потеряем, то и не почешемся, а вот если вас, тогда весь проект - насмарку!
        Двери оказались заклинены. Примадонна нашла возле одного из кресел запасный выход, но и его открыть тоже не получилось.
        - Может быть, мы завалились на двери? - предположил Стас.
        - А с другой стороны дверей нет, - с победным видом развела руками прима. - Так что сидите.
        - Мы можем выбраться через кабину, - возразил я. - Там все окна разбиты. Кстати, осмотрите пилота, он вроде цел, но кто его знает.
        …Светало. Я думал, что мы рухнули в лес, но оказалось, что самолет, похожий без крыльев на гигантский тюбик, лежит на кочковатой поляне среди кустарника и небольших елок. Далеко позади, на склоне холма полыхал какой-то барак, и от него поднимался столб темного дыма. Пожар освещал часть пробуравленной нами ложбины с поваленным^ по сторонам деревцами. Немного пройдя вдоль нее, мы увидели на фоне пожара силуэты коров.
        - Слава богу, - сказал Стас. - Если есть коровы, значит, где-то рядом есть и люди.
        И точно. Человек обнаружился прямо около беспечно пасущихся буренок. Это был крепкий дедок с посохом, в фуражке и в овчинной безрукавке.
        - Как вас там, сильно покорежило?! - спросил он. - Вот иду спасать. Да коров-то не бросишь, а они не торопятся!
        - Не спешите, - сказал я. - У нас все целы.
        - Да-а, повезло вам, парни, - сказал дед, щурясь. - В молодняк упали. Прям в елки. Встреть вы хоть одну хорошую сосну, она б вас пополам разрубила или бы в лепешку сплющила. - Он со знанием дела покивал и добавил: - А вот с коровником совхозу не повезло.
        Я понял, что горит как раз этот коровник. Именно пролетая сквозь него, мы, по-видимому, и потеряли крылья с баками горючего. И случился тот страшный удар.
        - Хорошо хоть животину я как раз на выпас погнал, - продолжал невозмутимый пастух. - А то ведь сколько бы мяса попортили. На бензине-то котлеты плохие получилися бы… Невкусные.
        «Шутник! Надо заставить Самогудову с Перескоковым заплатить за коровник, - подумал я. - У них денег навалом… Хотя что они теперь стоят, эти деньги?..»
        - Дедушка, а мы вообще-то где? - спросил Стас как-то очень наивно.
        Старик задумался, прищурился и откликнулся вопросом на вопрос:
        - А куда летели?
        - На Дальний Восток.
        - О-хо-хо! - хрипло засмеялся старик. - Малость не долетели.
        - Сколько? - уточнил Стас.
        - С пол-России где-то.
        - Дедушка, - взмолился Стас, - скажите же, наконец, где мы?!
        Пастух встал покартиннее прямо, как какой-то Гэндальф, оперся на посох и гордо сообщил:
        - Томская это область, ребятки. Земля сибирская! Добро пожаловать в Кожевниковский район, село Киреевск.
        Переползая через выбоины, чуть в стороне от нас к пылающему коровнику неспешно подрулил уазик с брезентовым тентом.
        - А вот и директор наш пожаловал, - приглушенно объявил дед, сделал шаг в тень и исчез, словно сквозь землю провалился.
        Из машины, громко матерясь, вылез небритый мужчина в белой кепке пирожком. Яростно хлопнув дверцей, он двинулся к нам, шлепая по лужам кирзовыми сапогами.
        - Мать-перемать! Что же это творится-то! - рявкнул директор. За ним из машины выскочил сухонький дедок с портфелем под мышкой и, придерживая на голове шляпу, засеменил вслед.
        - Где Палыч, мать его через колено?! - прокричал директор издалека.
        - Да! - словно передразнивая его, скрипучим голоском вторил старичок. - Где эта сволочь?
        - Вы ищете пастуха? - догадался я. - Дедушку с палкой?
        - Где он?! - прорычал в ответ краснолицый и вдруг, безумно оскалившись, уставился в одну точку, где-то за нашими спинами.
        - Только что был здесь, - честно ответил я, растерянно оглядываясь. Но директор смотрел на коров.
        Вдруг, раскинув руки, хищно растопырив грубые трудовые пальцы, он вприпрыжку побежал к ним, радостно крича:
        - Коровки! Коровки мои! - Животные, мирно пасущиеся на полянке, оторвались от травы, перестали жевать и попятились, а директор, поравнявшись с ними, продолжал: - Где эта старая сволочь, буренушки?! Покажите мне его! Дайте я его рас-це-лую!
        Тут он сорвал с головы кепку, швырнул ее под ноги и, затаптывая ее грязными сапогами, принялся плясать, выкрикивая:
        То не лес трещит,
        Да не комар пищит!
        Это кум до кумы
        Молоко тащит!..
        - Директор у нас человек музыкальный, - гордо сообщил старичок-помощник.
        Я озадаченно посмотрел на него, а потом вновь на начальника, который выкрикнул финальное: «…Поцелуй ты меня, кума-душечка!» и за неимением пастуха принялся обниматься со слегка оторопевшими крупнорогатыми.
        - Я-то думал, хуже, чем в Москве, уже нигде не может быть, - пробормотал изумленный Стас. - А тут уже совсем дикость какая-то… Окончательно уже одобрели…
        - А вы чьи, собственно, будете? - подозрительно прищурился старичок-секретарь.
        - Что значит «чьи»? - удивился я.
        - Вы, случаем, не космонавты? - продолжал расспросы старичок, опасливо обходя нас кругом.
        - Не-не, мы музыканты, - выручил меня Стас. - Мы в самолете летели. На гастроли.
        - Да ты че?! - обрадовался старичок. - Артисты, значит. А мы уж, грешным делом, думали «Буран» к нам приземлился. У нас тут частенько, знаете, с Байконура что-нибудь падает. Спасу нет от этих ступеней…
        Косолапый директор тем временем снова растопырил руки и побежал к нам. Я испугался и хотел уже броситься наутек, но тот резко сменил траекторию и с разбегу заключил в объятия вновь появившегося из тени пастуха.
        - Палыч! Палыч, сукин ты сын! - радостно рычал председатель. - Чтоб я без тебя делал, Дмитрий, ты мой, Павлович?! Ни одной буренушки не потерял! Всех до одной от погибели спас!
        - Да если б эта дура на пять минут раньше грохнулась, от них бы вместе со мной одни шашлыки остались, - скромно посетовал терзаемый в объятиях дедок. - Жалко вот только коровник сгорел…
        - Да и хрен с ней, с этой рухлядью! - махнул рукой председатель. - Я его уже и сам, грешным делом, подпалить хотел. Мы тебе новый, из шлакоблока, построим! Ни одна дрянь космическая его не пробьет!
        - Петр Петрович, так ведь вот тут какое дело, - вмешался помощник. - Не «Буран» это вовсе, а звезды из Москвы к нам пожаловали.
        Председатель замер и в недоумении нахмурился. Потом посмотрел вниз под гору, на белую измятую колбасень нашего лайнера.
        - На ракете, что ли? - спросил он.
        - Не, - подал голос Стас. - Это самолет. Просто у него крылья отвалились. И хвост.
        - А-а, вон оно что, - добродушно кивнул председатель, и глаза его засверкали, как у любопытного ребенка. - А кто там, внутри?
        - Да все! - гордо ответил Стас.
        Директор расплылся в наивной улыбке. Но тут же сделал недоверчивое лицо и с азартом спросил:
        - Что, и Самогудиха, скажете, с вами?
        - Ага, - покивали мы.
        Председатель нахмурился и стал еще подозрительней.
        - А Лелик при ней?
        - С ней, с ней.
        - И Комбинезонов?!
        - Да, - подтвердил я. - И он с нами.
        - А Петросяна у вас, случайно, нету? - от волнения с придыханием подал голос старичок-секретарь.
        - Нет, - признался я честно. - Юмористы с нами вроде не летели.
        - Только этот, - добавил Стас, - Грелкин.
        - Грелкин, это хорошо, конечно, - погрустнел старичок. - Его девки любят. А я вот Петросяна люблю. С женой его смешной…
        Тут председатель, перестав мечтательно трепать затылок, как-то весь сгруппировался и отчеканил:
        - Значит, так! Слушать мою команду. Ты, Палыч, коров в село гони. А вы, Анисим Сергеевич, - ткнул он пальцем в грудь секретарю, - езжайте на базу отдыха «Обские просторы», говорите там что хотите, но чтобы через час все летние домики были свободны! Потом мчитесь в совхоз и обеспечьте нас транспортом. Сколько вас там народу? - обернулся он к нам.
        - Человек тридцать, - откликнулся Стас.
        Председатель озадаченно поцыкал зубом и вновь обернулся к подчиненным:
        - Все поняли?! - спросил он строго и на всякий случай погрозил кулаком. - А я покамест буду звезд из самолета вытаскивать.
        - Так точно, товарищ директор! - ответили старички, и секретарь бросился к уазику. Через минуту его и след простыл. Председатель же всплеснул руками и воскликнул:
        - Что за день! Звезды с неба так и валятся! Желаний не хватит загадывать! - и, приплясывая, он побежал с горы к разбитому самолету.
        Глава пятая.
        Жуткий дебют
        - Добро пожаловать на сибирскую нашу землю! - сияя радушием, повторял директор совхоза, стоя возле кабины и помогая выбираться очередному артисту.
        Мы же со Стасом подгоняли их изнутри.
        - Ядрышников моя фамилия, Петр Петрович, - неустанно приговаривал директор. - Да вас-то я знаю, знаю. Небось не лаптем щи хлебаем, следим тут за цивилизацией!
        - Лично я никуда из салона не пойду! - заявил носатый. - Меня укусил комар! Представьте! Он укусил меня уже здесь - внутри! Что же будет снаружи?! А ведь говорят, у них кусаются только самки! Меня всего передернуло, когда она ко мне притронулась!
        - Придется вылезать, - со вздохом сказал я. - Самолет без крыльев уже никуда не полетит. С минуты на минуту придет транспорт, и вы останетесь тут один…
        - Это ужасно! Просто ужасно! - застонал коротышка и двинулся к оконному проему. - Лучше бы уж мы разбились насмерть, чем так жестоко страдать и унижаться! Я надеюсь, подадут лимузины?
        Наконец-то я увидел всех, кто с нами летел. Кроме тех, кого я уже упоминал, был здесь еще какой-то перепуганный негр, назвавшийся Мармеладным Кроликом, дуэт двоечников-переростков «Наталипортман», пятеро музыкантов-инструменталистов, а также десяток совершенно одинаковых длинноногих танцовщиц. Два звукооператора, два осветителя и одна гримерша. Итого вместе с нами и оклемавшимся лысым пилотом из самолета выбралось тридцать два человека.
        - А вот и наши лимузины! - воскликнул Ядрышников, когда по кочкам, скрипя и бряцая кузовами, к обломкам самолета подъехали два трактора с прицепами, от которых густо несло навозом. - Прошу рассаживаться!
        С минуту потрясенные попсовики молча приглядывались и принюхивались. Первым с надменным выражением лица к прицепу шагнул Комбинезонов и тихонько затянул хорошо поставленным «советским» голосом:
        Наверх, вы, товарищи, все по местам,
        Последний парад наступает…
        За ним двинулись остальные, печально, но твердо подхватив:
        …Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
        Пощады никто не жела-ает…
        Так с революционными и патриотическими песнями на устах к рассвету мы и добрались до «Обских просторов».
        База, десяток маленьких похожих на вигвамы деревянных домиков, располагалась в красивом сосновом бору, на обрыве, с которого открывался вид на широкую полноводную реку Не замечая капризов, обид и стонов нежданных гостей, председатель, пританцовывая от радости, завел всех в столовую, где нас накормили чем-то, пахнущим капустой и напоили мутно-серым киселем. Затем он расселил нас по домикам, приказал всем отдыхать и напоследок, уже садясь в машину, воскликнул:
        - Обед в два, а вечером - добро пожаловать в наш клуб! На праздник в вашу честь! То-то радости будет сельчанам! Вас хотим послушать да себя показать!
        Самогудова послала председателю воздушный поцелуй, тот от смущения аж споткнулся, неуклюже рухнул на заднее сиденье уазика и так, с открытой дверцей, на ходу втягивая в машину сапоги, и уехал.
        До середины дня звезды, включая пас, продрыхли без задних ног: бессонная ночка дала о себе знать. Разбудил ужасающий звон, это повар колотил гигантской поварешкой по подвешенному на веревке куску рельса.
        Видно, благодаря хлопотам Ядрышникова, обед был немножко поприличнее. Но не обошлось и без курьезов. Так, по цепочке еще стоявших у прилавка раздачи столичных звезд прошел листочек под названием «Меню», содержащий три строки:
        • Первое
        • Второе
        • Напиток из бачка
        Несмотря на вызванную этим шедевром оторопь, на сей раз мы уже сумели определить на вкус, что есть что. «Первым» были щи, «вторым» - бигус с кусочком курятины, а «напиток из бачка», несмотря на зловещее название, оказался всего лишь компотом из мандаринов, сваренных прямо с кожурой…
        Клуб села Киреевского, куда мы с мальчишкой-проводником всей толпой явились за два часа до назначенного концерта, оказался неожиданно большим, мест на пятьсот. Нам со Стасом показалось, что и аппаратурой он оснащен очень неплохой: колонки, во всяком случае, по краям сцены стояли огромные. Но два наших звуковика, исследуя оборудование, то и дело хватались за головы и обреченно повизгивали. Ахая и охая, им вторили звезды помоложе. Разрядили напряжение ветераны.
        - Спокойно! - сказала Клавдия Самогудова. - Не надо истерик. Это вам не конкурс Евровидения. Я в начале своей карьеры пела в местах и похуже. И, как видите, жива. Народ нас спас, он хочет праздника, и он его получит!
        - Верно, Клавочка! - поддержал ее Комбинезонов. - Мы - народные артисты и должны быть с народом! Коровник спалили, заплатим концертом.
        - С чего начнем-то? - перешел к делу Перескоков. - С «Тот-Того»?
        - Я считаю, не надо, - возразил Шпулькин. - Проект новый, рисковать не стоит. Нужно на разогрев выпустить тех, кого публика давно знает и любит. - Он покосился на примадонну с Комбинезоновым.
        - Пожалуй, вы правы, коллега, - признал Перескоков.
        - Давненько я не выступала на разогреве, - усмехнулась прима. - Но проект - дело общее. Тряхнем стариной. И все-таки, мне кажется, не с нас бы надо начинать, а с пташек помельче - с Кролика, например, или с «Натали»…
        - Не получится, - вмешался один из звукооператоров, кругленький лысенький усатый человек в потертом джинсовом костюме. - У них фанеры нет. Есть только ваши с Леликом, Комбинезонова и пацанов.
        - Как это, нет фанеры?! - возмутилась примадонна. - А чего они тогда с нами увязались?! Мы что, за всех отдуваться должны?
        - Ну, это не ко мне, - развел руками лысый оператор. - Мое дело маленькое - аппарат настроить, - и он с видом глубокой занятости склонился над звуковым пультом.
        - Эй вы, продюсеры хреновы! - набросилась прима на Перескокова и Шпулькина. - Вы-то куда смотрели?
        - Лично я занимаюсь проектом «Тот-Того», - заявил Перескоков, - а гастрольный директор этого тура - коллега Шпулькин. - Он схватил нас со Стасом за руки и потянул за кулисы. - Пора гримироваться и получать инструктаж!
        Шпулькин покраснел и захныкал:
        - Я тоже, я тоже хочу заниматься проектом! Но меня к нему не подпускают! Меня буквально третируют! Превращают в мальчика на побегушках!
        - Ладно, успокойся, - пожалела его примадонна. - Ты ни в чем не виноват. Уж о своей фонограмме каждый должен был позаботиться сам. Ничего! Пробьемся и без этих бездарей!
        За кулисами Перескоков завел нас в какую-то комнатку, вынул из чемодана два костюма - один серебристый, другой - золотистый, и сказал:
        - Одевайтесь и помните: сегодня - ваше боевое крещение.
        - Что будем петь? - натягивая золотые штанишки, спросил Стас с дрожью в голосе, и я прекрасно его понимал. Хотя нам и нужно было только кривляться и открывать рот, волновался я ужасно. - Песенку Леокадии?
        - Нет, это здесь ни к чему, - махнул рукой Перескоков. - Здесь нет ни радио, ни телевидения, и она все равно не узнает, что вы ее обворовываете. Сегодня у вас дебют, так что ограничимся нашим ударным номером - гимном «Ночной позор».
        - Давайте! - выдохнул Стас почти благодарно.
        Послышалось многоголосое гудение, шарканье шагов, постукивание откидных сидений… Стало ясно, что зал заполняется зрителями.
        - Теперь наденьте вот это, - продолжал Перескоков, выдавая нам странные приспособления - что-то среднее между плавками и собачей шлейкой, тех же серебристого и золотистого цветов.
        - Что это?! - поразился я.
        - Это изобретение коллеги Шпулькина. Креатив беспрецедентный. Дистанционные мочеиспускатели. Вот эту трубку-бурдючок пропускаем между ног, а вот этот пояс застегиваем тут… Видите, вообще незаметно! А вы думали, Лелик с Грелкиным в самолете все взаправду делали? Как бы не так! Человеческий организм - штука капризная, а нам в работе сбои не нужны.
        - Что там, в этой трубке? - спросил я, смирившись и приготовившись к самому худшему.
        - Можешь успокоиться, - усмехнулся Перескоков. - Ананасовый сок. Нам ведь нужно, чтобы был вид, а не запах. Значит, так. Запомните: на микрофоне есть кнопка. Нажмете на нее, он включится, и можете говорить с залом - здороваться, выкрикивать что-нибудь. Но как только начнется песня, сразу жмите снова - отключайтесь. Ясно?!
        - А с этим хозяйством как обращаться? - постучал себя Стас по креативному приспособлению.
        - Не парься, это не ваша забота. Дистанционные пульты будут у нас за кулисами.
        В зале послышались овации, а затем мощный зрительский хор начал скандировать:
        - Са-мо-гу-до-ва! Ком-би-не-зо-нов! Са-мо-гу-до-ва! Ком-би-не-зо-нов!
        - Пойдем посмотрим? - предложил Перескоков.
        Мы выбежали из комнатки. Там, за кулисами, уже толпились все наши, подглядывая за тем, что происходит на сцене. Мы со Стасом втиснулись рядом и тоже уставились - каждый в свою щелку.
        В зале был аншлаг. Тут сидели и дети, и старики, но больше всего было здоровенных мужиков и баб среднего возраста. Мужики хлопали и орали, а бабы деловито раскладывали на коленках принесенную с собой в сумках снедь - вареные картофелины и луковицы - и разливали по стаканам мутную жидкость.
        - Неужели самогон?! - не поверил я своим глазам.
        - Да не-ет, - успокоил меня Стас. - Вода, подкрашенная молоком. Привычка у них. Ну, не могут они без этого. Как Веня без сахарной пудры.
        - Но как морщатся-то натурально! - заметил я, когда один из мужиков на первом ряду, хыкнув, опрокинул стакан, охнул, побагровел и занюхал рукавом. Вот это рефлексы!
        Тут на сцену вышел Комбинезонов, и зал взорвался бурей аплодисментов.
        - Здравствуйте, здравствуйте, дорогие наши сельчане! - начал он, и я заметил, как перед этим он тронул заветную кнопочку микрофона.
        - У-у-у! А-а-а! О-о-о!!! - прокричали зрители в ответ что-то неразборчивое, но восторженное.
        - Знали бы вы, как давно уже мечтал я вот так, по-простому, выйти перед нашими тружениками села и спеть им, то есть вам, свои самые любимые песни, - как по писаному врал ветеран сцены. Тем временем за его спиной появились музыканты-аккомпаниаторы и стали делать вид, что настраивают свои бутафорские инструменты. - Но столичная суета, она затягивает, затягивает… - продолжал маэстро. - Однако есть на земле справедливость, и есть некая высшая сила. И, как говорят в народе, не было бы счастья, да несчастье помогло! Наша вынужденная посадка на вашей гостеприимной земле сделала мою мечту реальностью. И песней, которая сейчас зазвучит, я хочу выразить всю ту благодарность и любовь, которую я к вам испытываю…
        Комбинезонов нажал на кнопочку, отключая микрофон. Зазвучало инструментальное вступление. Музыканты принялись усердно изображать игру, а певец стал как-то затравленно озираться по сторонам. Мне показалось, он вдруг растерялся, и вскоре я понял, в чем дело. Когда началась песня, артист так четко задвигал губами, что у меня никогда и сомнения не возникло бы в том, что он действительно поет… Вот он - профессионализм!
        Но удивило то, что поет он женским голосом.
        …Ах ты, родина моя
        Под Полынь-звездою… -
        хрипловатым сопрано примадонны «пел» перепуганный Комбинезонов, -
        Встречи с милым у ручья,
        Песни козодоя!..
        - Звуковики - дауны! - прошептал Перескоков. - Фанеры перепутали!
        И тут настоящим профи вновь показал себя Шпулькин.
        - Грелкин! - зашипел он. - Грелкин! Маскируйся под Комбинезонова! Выручай!
        Тот показал пальцами нолик, мол, все будет о'кей, и кинулся в гримерную. Буквально минуту спустя он выскочил из нее одетым в точности так же, как мэтр, и даже лицо его за счет толстенных накрашенных бровей стало таким же мафиозным. А еще миг спустя он скорчил постную гримасу, и теперь я реально мог бы их перепутать.
        Тем временем бедолага-ветеран с мрачным как туча лицом кружился по сцене в проигрыше, голосом примы завывая:
        А-а-а-а, а-а-а-а…
        Когда он в очередной раз проносился мимо нашего края, Перескоков и Шпулькин одновременно поймали его за полы пиджака и выдернули за кулисы. Не успел он и рта открыть, как Грелкин сорвал с него парик, натянул его на себя, выхватил микрофон и, выскочив из-за кулис, продолжил танец.
        Когда песня была допета, в свет рампы выбежала Самогудова.
        - Ну, здравствуйте, здравствуйте! - закудахтала она. - Вы, конечно же, узнали нашего молодого, но способного пародиста Грелкина! Ну, что за талантище! Что за уникальная способность к перевоплощению! Петь моим голосом и в то же время как две капли воды походить на моего дорогого коллегу Комбинезонова! Похлопаем, похлопаем ему, друзья!
        Сорвав парик, Грелкин изо всех сил раскланивался и посылал зрителям воздушные поцелуи. Зал просто бушевал от восторга.
        - Ну все, птенчик мой, - сказала примадонна Грелкину, - отправляйся в свое гнездышко. А я, пожалуй, спою теперь вам сама! А?! Как вы на это смотрите?
        Зал одобрительно зашумел, и артистка затянула свой знаменитый хит всех времен и народов - «Сотня синих незабудок».
        …Комбинезонов пережил такой стресс, что больше на сцену уже не выходил. После нескольких песен, исполненных то в одиночку, то дуэтом с Леликом, примадонна объявила:
        - Ну а теперь встречайте виновников нашего торжества. Тех, ради кого мы и отправились на эти гастроли! Самые молодые и, что греха таить, самые талантливые из нас - дуэт «Тот-Того»!
        Скажу честно, героизм и находчивость старших товарищей произвели на меня впечатление, и я настроился не ударить в грязь лицом. Зазвучало вступление нашего фирменного рэпа, подогретые знаменитостями колхозники что-то заорали, и мы со Стасом выскочили в свет прожекторов.
        Да-а… Стоять за кулисами - это одно, а работать на сцене - совсем другое. Однако я понял, что Стас настроен также по-боевому, и мы, освещенные разноцветными пульсирующими фонарями, синхронно принялись отплясывать рэп. И получалось, между прочим, довольно недурно. Вообще-то когда-то, в глубоком детстве, мы занимались танцами, но что мы сможем сейчас чуть ли не профессионально выделывать такие фортели, этого я не ожидал. Энергия зала и впрямь подпитывает и вызывает настоящее вдохновение!
        Жили-были на свете два брата - Стас с Костей, -
        «запели» мы, тыча пальцами сперва друг в друга, а затем в зал. -
        И они, то есть мы, прилетели к вам в гости.
        Показать вам, как стильнее стать и умней,
        Как забить на условности глупых людей!
        Все шло как по маслу. Зрители аплодировали в такт… Десять симпатичных полуголых девочек на заднем плане плясали и вставали в такие позы, что их и одних было бы достаточно, чтобы завести народ, тем более такой неизбалованный развлечениями, как этот. Я уже чувствовал себя так, словно тут на сцене и родился… Пока мы не дошли до последней строчки припева, который нам помогали петь ребята из «Наталипортман»:
        И меркнет свет, в ночи текут ручьи в узор,
        Ну, кто сказал, что энурез - «ночной позор», -
        «пропели» мы, и в этот миг я краем глаза заметил, как из-за кулис с моей стороны высунулся Перескоков и вытянул руку с чем-то вроде телевизионного пульта. И тут же у меня между ног забулькало, и мощная струя облила три передних ряда зала. Нет! Две струи! Со Стасовой стороны выглянула плутовская рожа Шпулькина и его рука с пультом. Я глянул на Стаса. Он стоял с выпученными глазами, расставив ноги и выпятив живот, словно боялся испачкать колени, и поливал зрителей из «дистанционного мочеиспускателя», как из шланга.
        Продюсеры исчезли, и наши струйки тут же иссякли. Мы снова стали танцевать и «петь». Но что-то было уже не так. Что-то подсказывало мне, что шоу пошло наперекосяк. И я понял, в чем дело. Зал перестал хлопать. Люди в передних рядах брезгливо утирались и морщились. Я подумал, что нужно как-то дать знать Перескокову, что номер не прошел, что больше его повторять не надо… Но как раз тут-то на сцену и прилетела первая бутыль.
        Стукнувшись о дощатый пол, она разбилась вдребезги, и в воздухе отчетливо запахло сивухой. Мы продолжали «петь», но еще одна бутыль, не задев меня только чудом, пронеслась возле уха и влетела внутрь большого барабана, а другая угодила в софит, и сверху посыпались стекла и искры. Сразу стало сильно неуютно. Кто-то с первого ряда прорычал:
        - Ах вы, сволочи столичные! Ишь, чего удумали!
        - Нахалы! - вторил визгливый женский голос. - Бей похабников!
        Через десять секунд в душном зале мало уже кого волновало наше музыкальное шоу. Мужики повскакали с мест и, держа в руках кто ножку стула, кто бутыль, ринулись к сцене. Бабы истошно вопили, а дети швырялись в нас всем, что попадалось им под руки.
        - Костя, они не добрые! - крикнул мне Стас. И я понял, что он, наверное, прав. Неужели в эту глухомань песенки Леокадии еще не добрались? А ведь тогда мы этих людей кровно сейчас оскорбили. И они нас сейчас убивать будут… Надо делать ноги! Но именно они, эти самые ноги, перестали с перепугу слушаться меня, и я все продолжал прыгать под дурацкую музычку, улыбаясь приклеенной улыбкой.
        Тут с первого ряда вскочил председатель Ядрышников, повернулся к зрителям и закричал:
        - Спокойно, спокойно, товарищи! Ну, погорячились наши гости, ну, такие нынче в столице веяния! Давайте смотреть на вопрос ширше!
        Но обиженные до глубины души колхозники не пожелали «смотреть на вопрос ширше» и, подмяв председателя под себя, полезли на сцену.
        - Костя, блин! Бегом отсюда! - взвизгнул Стас и схватил меня за рукав.
        Я тут же опомнился, и мы сломя голову бросились за кулисы.
        Глава шестая.
        Про страшный амбар и про поющие гранаты
        Мы влетели в гримерку, и я захлопнул дверь. Тут отдыхали Самогудова, Лелик и Грелкин. Они вспоминали эпизоды своего выступления, давились со смеху и, похоже, находились в состоянии легкой эйфории.
        - А я им, а я им, - уже почти шептала задохнувшаяся от хохота примадонна, - «конечно же, вы узнали нашего талантливого пародиста»…
        - А они… А они… - вторил ей Грелкин, но ЧТО они, выговорить уже не смог и перепрыгнул на другое. - А Комбинезонов себя по лысине… - но и эту мысль закончить не сумел.
        Что касается Лелика, то тот просто лежал животом на столе и только слегка подергивался, повизгивал и постанывал.
        - Хватит ржать! - закричал Стас, как и я, отстегивая проклятый «пояс шахида» и швыряя его в угол.
        - Вы почему покинули зрителей? - строго спросила певица. - Разве можно уходить со сцены до конца фонограммы? Вы что, хотите нам концерт сорвать?
        - Он уже сорван! - выпалил я.
        Тут в дверь раздался такой чудовищный удар, словно в нее врезался настоящий средневековый таран.
        - Выходите!!! - послышалось из-за нее.
        - Что значит «сорван»?! - воскликнула прима. - Вы видите, как вас любят! Одна песня - и ваши фанаты готовы сломать двери, чтобы с вами пообщаться.
        - Дура! - заорал Стас. - Они хотят нас убить!
        - Надо бежать через окно, - перешел я к конструктивному решению, - но сперва нужно забаррикадировать дверь. - Я вцепился в громадный шкаф, но не смог сдвинуть его с места. - Да помогите же мне кто-нибудь!
        Но, кроме Стаса, никто и не шелохнулся. Дверь хрустнула под очередным могучим ударом, и со стен посыпалась штукатурка. Вдвоем мы все-таки придвинули шкаф на нужное место.
        - Зачем это им нас убивать? - спросил Лелик, слегка придя в себя и повернув к нам малиновое от смеха лицо. - Мы же их кумиры, мы их фавориты и любимчики…
        - Уже не любимчики! - выкрикнул Стас. - Сматываться надо!
        - Открывайте, уроды московские! - донеслось из-за двери. - Открывайте, а то хуже будет!..
        - Конечно, надо открыть! - воскликнул Лелик, садясь. - Общение со зрителем - часть нашего тяжкого артистического труда.
        Раздался еще один удар, замок не выдержат, и выбитая дверь с грохотом уперлась в заднюю стенку шкафа.
        - Черт с ними, с дураками! - крикнул я Стасу. - Бежим! - и бросился к окну. Распахнув створки, мы, не раздумывая, сиганули в душистые заросли черемухи.
        Но тут нас уже поджидали колхозники. И они сцапали нас, что называется, тепленькими…

* * *
        Примерно через полчаса все мы, со связанными за спиной руками и, словно альпинисты, сцепленные одной веревкой, двигались куда-то к окраине села под конвоем вооруженных кольями и вилами сельчан. Но утратившие всякую связь с реальностью звезды воспринимали это как некую веселую забаву, вроде свадебного похищения.
        Они то и дело порывались плясать то ламбаду или летку-енку, то сиртаки или макарену, но суровые конвоиры подгоняли их, и танцы быстро затухали. Тогда артисты начинали о чем-то оживленно друг с другом щебетать. Один только Перескоков, более других информированный об эффекте подобрения, явно понимал всю степень нависшей над нами опасности и непрерывно причитал у меня за спиной:
        - Костик, Стасик, простите меня за то, что я вас в это втянул… Это я, я во всем виноват… Но я не хотел… Я хотел как лучше! Вы ведь сами просили… А как еще было найти Леокадию? Но здесь-то про нее, выходит, даже не слышали…
        - Хватит, Веня, - сказал я ему, в который уже раз дивясь его сообразительности. - Мы и сами хороши…
        - А интересно, что они собираются с нами делать? - вывернув насколько возможно шею, с неуместным любопытством перебил нас идущий передо мной Стас.
        - Кто их знает, - ответил я сдержанно. - В деревне нравы жесткие.
        - Жалко, что у нас оживителей нет, - сказал Стас, и мы надолго замолчали.
        Когда нас подводили к какому-то неказистому ржавому строению, Перескоков задергался и беспокойно спросил:
        - Что это такое? А?
        - Элеватор это, темнота столичная, - отозвался кто-то из конвоиров.
        - Какое-то очень нехорошее и неприятное это слово - «элеватор», - сказал Перескоков тихо. - Я всегда говорил, что нужно бороться за чистоту русского языка, искоренять из него всю эту неуместную иностранщину… А что там делают, в этом элеваторе? Правда, он похож на огромную волшебную мясорубку?.. Нет-нет! Только не элеватор! - вдруг взвизгнул он.
        Но, слава богу, эту штуку мы обошли стороной, и нас подвели к воротам огромного, с пятиэтажный дом, деревянного амбара. Там нас встретил отряд суровых пенсионеров с мятыми красными знаменами и большими пожелтевшими от времени портретами вождей, видно хранившимися с древних времен в кладовке Дома культуры.
        - Дело плохо, - сказал Стас.
        Очнулся.
        - Да уж. Встряли, - согласился я. - Надо срочно что-то предпринять.
        Но самым предприимчивым оказался не я. Перескоков за моей спиной вдруг истерически завопил:
        - Власть - народу! Землю - крестьянам! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Даешь коллективизацию и индустриализацию!.. Пятилетку в три года!..
        Но старики и глазом не моргнули, лица их оставались по-прежнему непроницаемыми.
        - Звезды эстрады за возрождение сельского хозяйства! - продолжал вопить Перескоков. - Народ и партия едины!
        - Заткнись! - замогильным голосом откликнулась бабка, державшая на палочке, как хоругвь, вымпел ВЛКСМ. - Раньше о народе думать надо было. А теперича он судить тебя будет, контра…
        - От контры слышу! - огрызнулся Перескоков. - Э-э… - напрягся он, вспоминая слово: - Кулачка!
        От такого выпада лицо суровой бабки окончательно окаменело.
        - Это я-то кулачка? - глухо вымолвила она. - Да я пятьдесят лет на государство… Эх…
        Она замолкла и поджала губы.
        - Что это за самосуд?! - осмелев, воскликнул Перескоков. - А где представители закона? Где совхозное начальство? Где, например, наш дорогой Петр Петрович Ядрышников?!
        - Вышел председатель из нашего доверия, - презрительно процедила бабка. - Слабый оказался. Молодой еще. А вот ты, ты - наш, народный, - сказала она Комбинезонову - последнему в связке, и, рубанув громадным кухонным ножом, отсекла его от остальных. - Ты, Комбинезонов, с нами останешься. С нами судить их будешь.
        - Но ведь это мои коллеги! - пискнул тот.
        - Какие они тебе коллеги?! Они «Землянку» поют? Нет. А ты поешь. «Там вдали за рекой» поют? Не поют… Они тебя самого и на сцену-то не выпустили, пародиста за тебя послали - передразнивать… А ты бы стал на народ трудовой мочиться? А? Стал бы?
        - Не стал бы, - честно сказал он.
        - Так-то, - сказала старуха. - Мы с тобой одной крови, товарищ заслуженный артист… Отойди-ка в сторонку.
        Пинками и зуботычинами нас загнали внутрь, ворота со скрипом затворились, и брякнул железный засов.
        …Во мраке амбара звезды как-то сразу притихли. Видно, и до них, наконец, стало доходить, что переплет-то нешуточный. Снаружи доносился приглушенный говор сразу нескольких голосов, но, как я ни напрягал слух, разобрать ничего не сумел. Лишь однажды неожиданно четко прозвучало слово «бензин», и оно мне сильно не понравилось.
        Стас же, услышав его, наоборот, отчего-то чрезвычайно оживился.
        - Костян! - зашипел он. - У тебя зажигалка есть?
        - Откуда? - раздраженно ответил я, окинув взглядом свой блестящий сценический наряд, на котором и карманов-то не было. - И зачем тебе? Тут же сплошная солома! Поджариться хочешь?
        - Может, у Перескокова? - продолжал Стас. - Он ведь хоть вредные привычки до конца и не доводит, - забормотал он, - но все, что для них надо, у него есть…
        В этот момент за стеной отчетливо прозвучал знакомый голос председателя Ядрышникова, который, по-видимому, стоял прямо вплотную к воротам. Я цыкнул на Стаса и весь обратился в слух.
        - Ну, товарищи, - увещевал Петр Петрович. - Ну, хватит уже самоуправничать! Ведь это же шутка была. Наши гости просто пошутили.
        - За такие шутки в зоне - головой в парашу! - крикнул кто-то.
        - А ты нас, Заплаткин, тюремными порядками не стращай, - отозвался председатель. - Не сбивай с панталыку сознательных колхозников.
        - Ишь, сознательный! - раздался из толпы злобный старушечий голосок.
        - Ведь это ж ананасовый сок был, а не что-то!
        - А ты пробовал, что ли?
        - Что пробовал? - замялся директор.
        - Вот и мы спрашиваем, что ты у них пробовал? - вырвался из гама грозный мужской бас. - Я, например, ничего у них не пробовал и пробовать не собираюсь. А ты, председатель, как я погляжу, так уже напробовался, что всякое рабоче-крестьянское достоинство потерял!
        - Правильно! Правду говоришь! - зашумела толпа. - Они нас за людей не считают, издеваются, оскорбляют и словом, и делом, а он, понимаешь… Защитничек нашелся!..
        Когда вопли чуть поутихли, кто-то добавил:
        - Да чего его слушать-то, прихвостня столичного? Туда же его! В амбар!
        - А ну, не лезь! - вновь рубанул голос Ядрышникова. - А ну, руки-то прибрал! - и в тот же миг снаружи громыхнул мощный выстрел. - Кто тронет, тут и ляжет!
        - Зря ты это, Петрович, - опять раздался все тот же бас, но на этот раз он стал помягче. - Мы же к тебе с уважением. Только народ-то, народ - он завсегда прав. А ружья и у нас есть…
        - Ладно, ладно, - откликнулся председатель. - Стрелять друг в друга мы погодим, не в тире! Отойду я пока, подумаю. Но и вы покаместь не спешите…
        Умница Ядрышников! Не зря он мне сразу понравился.
        Голоса вновь превратились в неразборчивое гудение, и Стас зашипел опять:
        - Костик! Помнишь, как Индиана Джонс веревку пережигал, когда его с отцом фашисты к стульям привязали?
        - Но у него же не получилось ничего, - возразил я, припоминая. - Он зажигалку выронил, и пожар начался.
        - А мы осторожнее будем! Мы его ошибку учтем. Веня! - обратился он к продюсеру. - У тебя зажигалка есть?
        - Конечно! - воскликнул тот бодро. - Она у меня всегда с собой. В заднем кармане.
        Хоть и не нравилась мне Стасова затея, но просто стоять, как коровы в стойле, и ждать, пока с нами разделаются, я не мог тоже.
        Длина веревки, связывавшей нас вместе, позволила мне повернуться к продюсеру спиной >и, плотно прижавшись к нему, вытащить из его джинсов фирменную «Зиппо». Перескоков при этом глуповато похихикивал.
        - Дай мне, - сказал Стас, - а сам веревку к огоньку подставляй.
        Я кое-как передал ему зажигалку, и он почиркал колесиком о кремень… Через минуту мы с ним были свободны друг от друга, а наша альпинистская связка разделилась на две половины. Стас продолжал держать огонек, и я попытался подсунуть к нему узел на своих руках. Но ни он, ни я огонька при этом видеть не могли, ведь руки у нас были связаны за спиной, и процессом руководил Перескоков.
        - Левее! Правее! Ниже! - кричал он мне.
        Я пару раз обжегся, отдергиваясь, но упрямо повторял попытки, и в какой-то момент продюсер забормотал:
        - Вот так, вот так… Тлеет! - наконец обрадованно сообщил он. И тут же Стас вскрикнул:
        - Ай! Я ее уронил!
        Все, блин, как в кино! Солома вспыхнула, и мы принялись топтать ее, чтобы затушить.
        - Фу-у, пронесло, - сказал Стас, когда нам это удалось. - Накалилась, гадина!..
        - А веревка все еще тлеет! - заметил продюсер.
        - Тихо! Не шевелись, - приказал мне Стас и стал легонько дуть на искру. Но она от этого только потухла.
        Тогда, усевшись на пол и корячась самым неимоверным образом, мы нашарили зажигалку, подняли ее и повторили все заново. На этот раз у нас получилось, и через пять минут я оказался свободен. Я попробовал распутать Стаса, но у меня ничего не вышло: узел был мастерский. Тогда я его тоже пережег.
        Потом таким же образом освободили Перескокова и принялись за остальных. Зажигалка пошла по рукам… И мы сами не заметили, как в амбаре все-таки начался пожар. Видно, огонек угодил на участок особенно сухой и густой соломы, и полыхнуло так, что пытаться огонь затоптать даже не стоило.
        Спасаясь от огня, мы бросились в противоположный угол помещения. Свободны были уже все. Краем глаза я заметил, как зарыдали братья «Наталипортман», обнявшись с носатым коротышкой, и мне не в чем было их упрекнуть. Что может быть глупее смерти в вонючем амбаре, да еще если сам себя подпалил?..
        Как раз в этот миг снаружи запели:
        Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…
        Солировал Комбинезонов. Я уже решил проститься со Стасом, но вдруг послышался рев мотора и оглушительный треск. Это прямо сквозь заднюю стену, ломая бревна и доски, в амбар въехал огромный желтый трактор «Кировец», таща за собой длиннющий прицеп. Двигатель хрипло сбросил обороты, и машина, качаясь на пухлых колесах, остановилась посередине полыхающего амбара. Из кабины высунулся директор Ядрышников.
        - Живо на платформу! - скомандовал он, перекрывая хриплым командирским голосом холостой рокот двигателя.
        Звезды бросились на площадку прицепа. Машина надрывно взревела и ринулась на ворота. Миг - и с грохотом снеся их, «Кировец» вырвался из горящего амбара, как желтый огнедышащий дракон из пещеры.
        - Ура!!! - закричали звезды в едином порыве.
        «Кировец» натужно рычал, выбрасывал из трубы клубы черного дыма и гремел прицепом. Разгоняя сельчан, он двинулся вдоль поселка. Из его кабины доносилось заливистое председательское пение:
        …Прокати нас, Ванюша, на тракторе,
        До око-олицы нас прокати-и-и…
        Но к гонкам эта мощная тяжелая машина была явно не приспособлена. По ухабам и выбоинам сельской дороги трактор был вынужден идти медленно, километров пятнадцать - двадцать в час. Так что вскоре разъяренные колхозники, опомнившись, кинулись за нами.
        Не успели мы вырулить на трассу, как, обгоняя вооруженных чем попало преследователей, к нам стали приближаться мотоциклы с колясками и радостные мальчишки на велосипедах.
        - Костя, если догонят, нам хана! - крикнул мне Стас. - Они больше тянуть не станут!
        Я в этом не сомневался, но ответить мне было нечего.
        - Слушай! Это ведь Киреевск, так? - вдруг быстро заговорил Стас. - Точно Киреевск?
        - Точно! - отозвался я, не понимая, к чему он клонит.
        - Я где-то читал про иных села Киреевска! - воскликнул Стас. - Про светлых иных. Они могут помочь нам! - Он уставился в придорожную тьму и заорал: - Выйти из сумрака! Именем чего-то там, выйти из сумрака и помочь нам!
        Он явно перегрелся в этом амбаре. Никто, естественно, ни из какого сумрака не вышел, а вот мотоциклисты и велосипедисты стали заметно ближе.
        - Не получилось, - грустно протянул Стас и тут же воспрял: - Еще идея! Надо сбросить балласт, и трактор пойдет быстрее! Предлагаю сбросить Перескокова!
        - Это неправильная идея, - поспешно заявил, как оказалось, внимательно прислушивавшийся к нам продюсер.
        - А какая правильная? - с интересом спросил Стас. - Считаю до трех. Если не скажешь, какая правильная, сбрасываем. Раз!
        - Надо, надо, надо, надо… - быстро затараторил Перескоков, вытаращив глаза…
        - Два!
        - Надо, чтобы… Надо, чтобы…
        - Три! - рявкнул Стас, и мы подхватили беднягу под руки.
        - Надо, чтобы они подобрели! - крикнул тот с гримасой озарения на лице. - Надо, чтобы они услышали Леокадию!
        - Е-рун-да! - сказал Стас. - Может быть, у тебя с собой радио есть или телевизор? Костя, сбрасываем бестолкового продюсера… Бестолкового продюсера сбрасываем. Ты - за? Против? Воздержался? А я - за. Продюсера надо сбросить…
        Я понял, что он тянет специально, надеясь, что перескоковская сообразительность с перепугу все-таки что-нибудь сгенерирует. И он оказался прав.
        - У нас есть телефоны! - возопил тот.
        - Точно! - воскликнул я. - Стас, собирай у всех трубки! Там в настройках есть опция «звуки»…
        - Не успеем! - сказал Стас. Действительно, ближайший мотоцикл был уже метрах в пяти от нас, за его рулем зверски скалился здоровенный колхозник, а в коляске сидел Комбинезонов и хорошо поставленным голосом кричат:
        - Э, нет, друзья мои гламурные! От народа не уйдете!!!
        - Идея! - воскликнул Перескоков и выдернул из кармана трубу. - Я сейчас ему позвоню!
        «Кому?» - не сразу понял я. Но он, тыкая в кнопки, бормотал:
        - Так… «Контакты»… Комбинезонов…
        Теперь я все понял. Но если мобильная связь не работает? А если тут вообще нет сети? А если у того не Леокадия на звонке?! Но - о чудо! - миг спустя со стороны преследовавших тихо, но отчетливо послышался звонкий голосок певицы:
        Милый, милый, милый,
        Поцелуй меня…
        Колхозник за рулем тут же расплылся в улыбке, и мотоцикл отстал.
        - Сработало! - прошептал Стас.
        Наш продюсер вновь поспешно набрал номер, и песенка заиграла уже где-то на платформе.
        - Коллега! - от волнения визгливо обратился Перескоков к Шпулькину. - Это я вас набрал, не отвечайте! Бросьте свой телефон нашим сибирским друзьям! Подарите его народу, не жадничайте!
        - Легко! - отозвался Шпулькин и швырнул свой поющий «сименс» в толпу.
        Несколько мотоциклистов замедлились и свернули на обочину.
        - Лелик, Лелик, Лелик! - заорал Перескоков. - Я тебя очень прошу, будь так добр, позвони Клавочке!
        - Так вот же она, - глупо хохотнул тот, но принялся послушно набирать номер.
        - Кролик! Кролик! - суетился Перескоков, параллельно отбирая у примадонны уже поющий голосом Леокадии телефон и передавая его Стасу. - Мармеладный мой! Позвони мне. Ну, пожалуйста!..
        Через минуту несколько пиликающих дурацкие мелодии «сименсов», «самсунгов», «нокий» и «моторолл» поочередно улетели в народ. Бегущие впереди остальных начали останавливаться, те, что неслись следом, стали спотыкаться о них и падать… Вскоре погоня превратилась в кучу-малу, и мы от нее оторвались.
        Немного спустя мы увидели, что сельчане, побросав колья и вилы, радостно машут нам вслед.
        - Ур-ра!!! - снова закричали миролюбивые звезды.
        Как раз в этот момент трактор выбрался на трассу и пошел по ней уже с приличной скоростью.
        Отдышавшись, мы со Стасом протиснулись в начало прицепа - к кабине. Оттуда раздавался зычный голос Петра Петровича, проникновенно распевающего:
        А напоследок я скажу!
        А напоследок я скажу…
        Я заглянул в окошечко. Одной рукой директор совхоза вертел баранку, в другой держал ружье, а в зубах его дымилась здоровенная папироса.
        - Петр Петрович! - что есть силы замолотили мы по кабине. - Петр Петрович, стойте! - Наконец Ядрышников нас услышал, оглянулся и смущенно замолк. «Кировец» сбавил обороты, сошел на обочину и остановился.
        - Здорово, хлопцы! - выбрался директор из кабины. - А я тут, понимаете ли, песней увлекся… Все ли живы? Самогудиха, главное, цела?
        - Еще как цела! - жеманно отозвалась примадонна и встала в соблазнительную, по ее мнению, позу: выпятив грудь и отклячив зад.
        - Ох-х ты! - восхищенно хлопнул себя по ляжке председатель.
        - Петр Петрович, - отвлек я его внимание от непотребного зрелища, - от погони мы ушли, спасибо вам огромное…
        - Да не за что! - махнул тот рукой. - Мне одно удовольствие! Не каждый день простому человеку случается таких знаменитостей спасать…
        - А куда мы едем теперь? - спросил Стас.
        - В Томск мы едем, куда ж еще? В славный город Томск, в центр наш областной, - ответил директор с явным благоговением. - Вот доедем, сдам вас с рук на руки губернатору, тогда и назад в деревню отправлюсь. Народ-то у нас хоть и буйный, но хороший, сам воспитал. Побузят, побузят да и успокоятся. Они вообще-то добрые…
        «Теперь-то уж точно», - подумал я, но промолчал. А Стас попросился:
        - А можно тогда к вам - в кабину?..
        - А чего ж нет?! - обрадовался Ядрышников.
        …Двигатель «Кировца» гудел монотонно, уютно, убаюкивающе.
        - Сибирь-то она большая! - перекрывая этот гул, продолжал развивать свою мысль Петр Петрович. - Не то что Россия. Здесь люди правильные живут. Бесхитростные. Вы зла на них не держите. У меня-то взгляды поширше, я в техникуме учился… А они подумали, вы их обидеть хотите. Кто ж знал, что в Москве теперь так модно? - тут он лукаво глянул на меня и резко сменил тему: - А правда, кстати, что в Москве люди хлеб маслом снизу намазывают?
        Честно говоря, я не понял, шутит он или нет, и посмотрел на Стаса.
        - Бывает, что и с обеих сторон намазывают, - серьезно ответил тот. - А случается, и без хлеба масло едят, прямо ложками.
        - Во народ! - искренне изумился Ядрышников.
        - А я вот тоже хочу спросить, - сказан Стас. - Правда, будто бы у вас в Томске прямо по улицам медведи ходят, а?
        - Конечно, правда! - и глазом не моргнул председатель. - И по улицам ходят, и в дома заглядывают. Бывает, что ужинаем вместе, выпиваем… Бальзам они кедровый любят, с пельменями. А я вот что еще хотел про Москву выяснить…
        - Сами-то мы не москвичи… - попытайся я пресечь их соревнование, кто кого переврет.
        - Но в Москве-то небось бывали? - спросил, борясь с рулем, директор со знакомой уже наивно-мечтательной интонацией. Так он при первой встрече спрашивал нас, кто из артистов прилетел в Киреевск. Мы кивнули, а он расплылся в улыбке, и глаза его блаженно затуманились. - И президента небось видели?
        - Не видели, - честно признались мы.
        - А премьера?
        - Нет, - помотапи мы со Стасом головами. - И премьера не видели. Только по телику.
        - Вот и я - только по телику, - сладко вздохнул Ядрышников. - А как думаете, правду говорят, что на дачу он на истребителе летает, а водку редькой закусывает? И даже не морщится.
        - Мы не в курсе, - признался я. Но мне стало интересно. - А что еще про него говорят?
        - Много говорят. Например, как, бывает, увидит его женщина брюхатая в метро, так сразу от бремени и разрешится. Прямо на эскалаторе. А он-то поднимет дите на руки, посмотрит на негода и говорит, к примеру: «Мальчик! Мужики мам нужны!» Поцелует дитятку в пупок и дальше идет - в Кремль, на работу.
        - Так он же туда на самолете летает, - напомнил Стас.
        - Не-не-не, - уверенно отмахнулся Ядрышников. - На МИГе, это он - на дачу, а на работу - на метро, прямо под землей. Чтобы, значит, пробки на улицах не создавать. И, говорят, никогда не опаздывает. Уж очень он у нас правильный. Ленин, так тот все-таки соврал один раз. Про вазу. А этот даже и не пробовал. Бывало, захочет, а совесть не позволяет. Вспомнит Россию-матушку, поля ейные бескрайние, Байкал полноводный, и все! Не может. Не поворачивается язык. Так сразу всю правду в глаза и выкладывает. «Носки, - его спрашивают, - на дворе кто с веревки свистнул?» А он вздохнет да и ответит: «Я свистнул…» «В бане, - спрашивают, - кто свет погасил да баб щупал?» «Я!» - говорит. - Петр Петрович рубанул рукой воздух. - И так завсегда: бензопилу пропил так пропил! Наследил на ковре сапогами погаными так наследил, запираться не станет! «Ты нашкодил, гад? - спрашивают. - Ты ночью по Москве шакалил, стекла бил?» «Я, - говорит, - я шакалил!..»
        Да-а… Много, оказывается, нового можно узнать в народе о нашей политической элите.
        - Петр Петрович, - перевел я, от греха подальше, разговор на более животрепещущую тему, - а вы слыхали о такой певице - Леокадии? - не оставлял меня вопрос, почему в Киреевске народ раньше не подобрел.
        Ядрышников задумчиво свел брови.
        - Нет, не слыхал про такую. А что, красиво поет?
        - Красиво-красиво, - покивал я. - А как же это получилось-то? Вы что, телевизор не смотрите?
        - Как это не смотрим?! - возмутился тот. - Только телевизором-то от тоски и спасаемся. А! - шлепнул он себя по лбу. - Она небось недавно, эта ваша Леокадия, появилась?
        - Ну да, - кивнул Стас.
        - Так тут дело такое, хлопцы. Что-то нам нынешний телевизор совсем нравиться перестал. Всякая там «Бандитская братва» да «Сиськи-письки под стеклом»… Стыд-позор, да и только! Самим смотреть противно, а ребятишкам показать и вовсе нельзя. Вот мы тогда на сельсовете и постановили - отключить трансляционную точку к ядрене фене. Слава богу, свое есть вещание - кабельное. Запаслися кассетами лет на пять вперед да и смотрим. «Волга-Волга» - раза два в неделю, «Веселые ребята» - каждый вечер. Новенькое кое-что - «Ихтиандер», например, «Песня-87», «Песня-88»… Ну и иностранные фильмы бывают, конечно - Блондин, там, с ботинком, «Просто Изаура»… Радио, правда, тоже теперь нет, но нам оно и без надобности.
        - А новости? - поразился я.
        - У нас свои новости, местные. Паренек один наш в городе выучился, каждый день теперь программу делает. По будням. Так и называется: «Будни Киреевска». А еще есть одна программа, так мы на нее не нарадуемся. «О тех, кто в запое» называется. Люди теперь и пить аккуратнее стали, кому ж охота в таком виде на экране показываться?..
        - Ну а что в мире творится, неужели не интересно?!
        - А это мы из газет узнаем. На бумаге - не так страшно.
        Глава седьмая.
        Вольфрамовы метаморфозы
        Много еще чего рассказал Ядрышников о сибирских просторах и о своих односельчанах, но я его уже почти не слушал, то впадая в дрему, то думая о том, как же нам поступить с ним самим. С одной стороны, нам вроде бы следовало отплатить ему за спасение и уберечь от подобрения. С другой - что он увидит, когда вернется в свой совхоз? Горстку добреньких придурков?.. А нам бы такой человек ох как пригодился…
        По сторонам дороги, прямо в сосновом бору, стали появляться краснокирпичные коттеджи и новенькие автозаправки, небольшие шашлычные и солидные кафе. Внезапно трасса вырвалась в поле, за которым в рассветном солнце засияла перехваченная мостом река, а на другом ее берегу раскинулся большой город.
        Тут в кабину замолотили. Мы обернулись и увидели в заднем окошке взволнованного Перескокова. Заметив, что мы обратили на него внимание, он постучал себя в грудь, потом показал пальцем в кабину и скорчил такую плаксивую рожу, что Петр Петрович от неожиданности вильнул рулем.
        - А это еще кто? - спросил он.
        - Это наш продюсер, - сказал я. - В кабину просится. Остановитесь, пожалуйста.
        - А надо? - спросил председатель с сомнением. - Не люблю я этих… Продюсеров…
        - Давайте, - попросил Стас. - Он у нас хитрый. Наверное, опять что-то умное придумал.
        - Перескоков, - представился продюсер, забираясь к нам. В кабине стало тесновато. - Только, пожалуйста, не путайте с Перископовым, - как всегда, добавил он.
        - Ага, - хмуро кивнул Петр Петрович, подозрительно на него покосился и до самого конца поездки больше не произнес ни слова.
        - Значит, так! - начал Перескоков возбужденно. - Не вышло с Владика, начнем с Томска! Разницы - никакой. Первый концерт тура, как и планировалось, - сегодня вечером.
        - Не-не-не, - заорали мы хором, а потом Стас сформулировал четко: - Ваша затея провалилась. Никаких концертов! Вы уже забыли, что только чудом остались живы?!
        - Ерунда это все, - отмахнулся продюсер. - Вся наша пиар-кампания была рассчитана на добрых, кто же знал, что в этой дыре люди до сих пор такие злые…
        «Кировец» взревел. Это Петр Петрович, вновь нехорошо глянув на Перескокова, в сердцах как следует газанул. Но промолчал. Не обратив на это внимания, Перескоков продолжал:
        - Так что начнем с Томска.
        - Но нас там никто не ждет! - возразил я.
        - Ждет не ждет, - махнул рукой тот, - какая разница?! При вашей-то раскрутке?! Не зря ж мы вас по всем каналам рекламировали! Да тем более у меня еще целый день в запасе! И вообще, это вам надо или мне? Вам нужна Леокадия или не нужна?
        - Что вы конкретно предлагаете? - спросил я обреченно, понимая уже, что от концерта не отвертеться.
        - Вам нужно остановиться где-то здесь, отдохнуть, выспаться, а я пока все устрою. Вот, как раз! Стойте! - крикнул он.
        Ядрышников ударил по тормозам, с платформы раздались крики повалившихся с ног звезд, и «Кировец» замер перед небольшим двухэтажным домиком с разноцветными витражными окнами и вывеской: «Гостиничный комплекс «Кеть». Ресторан, отель, сауна».
        - Отлично! - сказал Перескоков. - Тут и устроитесь. А я поеду в город и в течение дня все организую. Вечером вы с триумфом туда въедете и дадите, наконец, свой первый настоящий концерт…
        - Только мочиться мы больше не будем, - твердо сказал Стас, на миг опередив меня. А я добавил:
        - Это опасно для жизни.
        - Никаких проблем, - неожиданно легко согласился Перескоков. - Обойдемся и без этой грубой наглядности. Мне и самому все это как-то не понравилось. Достаточно намека в текстах… Да и вообще, благодаря нашей рекламе, вы можете уже совсем не мочиться.
        - Нет уж, - сказал я, немного успокоившись. - Совсем мы тоже не можем…
        Перескоков шутки не понял и, посмотрев на меня долгим взглядом, отозвался:
        - Как хотите. Дело ваше.
        - А я считаю, надо эту тему вообще с повестки снять, - заявил Стас. - Никаких «Ночных позоров». Нам нужно что? Леокадию разозлить. Вот и давайте исполнять только ее песни.
        - Ну-у… Не знаю, - сказал Перескоков. - В принципе-то да, но реально - не получится. Песни уже записаны, а они все в тему… Ладно, все! Пойду руководить заселением. - Он выбрался из кабины. - Приехали! - объявил он звездам, часть которых уже попрыгала с прицепа на асфальт. - Все спускайтесь! Селимся в гостинице и отдыхаем перед вечерним концертом!
        Артисты, сползая с прицепа, потянулись к крыльцу нарядного домика.
        - Да-а, хлопцы, - нарушил наконец молчание Ядрышников. - Трудная у вас работа. Я б с таким начальством не ужился. Я б его давно уже прищучил…
        - Пробовали, - честно сказан Стас. - Он из окна с парашютом выпрыгнул.
        - Вот-вот, - непонятно отреагировал Ядрышников, словно всегда знал, что такие, как Перескоков, прыгают с парашютами из окон. - Ну что ж, ладно, - продолжал он, погрустнев. - Раз я вам больше не нужен, поеду-ка я домой.
        - Нет, постойте, Петр Петрович, - сказал я. - Есть у меня к вам одно предложение…
        В «Кети» мы отлично выспались и пообедали, а ровно в семь Перескоков влетел в наш с Костей номер.
        - Все вниз! Выезжаем ровно в полвосьмого! Повезло нам несказанно! Как раз сегодня тут должен был состояться городской карнавал, а я за этот день его переориентировал в вашу торжественную встречу!
        - Что еще за карнавал? - удивился Стас. - Мы что, в Бразилии?
        - Сам удивляюсь, - пожал плечами продюсер. - Это очень странный город. Сами аборигены называют его «Сибирские Афины», а карнавал и вправду как в Латинской Америке.
        - Почему Сибирские Афины? - удивился я.
        - Говорят, потому что много скульптур и философов, - пожал плечами Перескоков. - А еще говорят, тут очень веселые правители - мэр Пистолетов, он сейчас в тюрьме сидит, и губернатор Вольфрам, он пока на свободе. Сами любят веселиться и народ повеселить. Вот, например, они как-то решили, что люди соскучились по демонстрациям, и назначили ежегодный карнавал. - Продюсер вытащил из кармана помятую карту и разложил ее на столе. - Значит, так. Сначала нас встретит губернатор, вот тут, на мосту, - ткнул он пальцем в бумагу, - это для журналистов. Кстати, и встреча, и концерт будут транслироваться на всю страну. Губернатор садится к вам, и мы проезжаем к Лагерному саду… - полз по карте его палец.
        - А почему сад «лагерный»? - опасливо перебил Стас.
        - Потому что тут раньше лагеря были, - объяснил Перескоков. - Как кто в столице чего натворит, его сразу сюда ссылали. Оттого тут и народ такой нестандартный. Это по одной версии. А по другой - здесь, прямо посреди города, нашли лагерь древнего человека с двумя мамонтами… Но это все не важно! - продолжил он вести пальцем по карте. - Тут мы медленно-медленно спускаемся с горочки, а за нами - все прочие участники карнавала.
        - А как мы спускаемся? Пешком? - поинтересовался я.
        - Да ну, вы что! На белых лимузинах! Я пять штук добыл, они уже внизу. Все брачные конторы на уши поставил. Вы, губернатор и главные звезды будете стоять на крышах, - продолжал Перескоков. - Вот тут - площадь Новособорная, тут уже готова сцена с аппаратурой. Мимо вас пройдут колонны, вы с губернатором и остальными звездами их поприветствуете, а как шествие закончится, начинаем концерт. Сначала вы, а потом - Самогудова - Лелик - Грелкин.
        - Что поем? - подозрительно прищурился Стас.
        - Песни Леокадии, как договорились. Но с нашими, естественно, текстами. Других фонограмм у нас нет.
        Итак, на пяти роскошных белых лимузинах мы въехали на мост, а посередине него под прицелом телекамер и фотообъективов нас встретил просто-таки удивительный человек. Мы, конечно, поняли, что это и есть обещанный Вольфрам, но никак не ожидали, что этот областной начальник начнет карнавал с себя, да еще так смело.
        Суетливый полненький дяденька был, словно в древнеримскую тогу, завернут в белую простыню, лысина его была покрыта венком из одуванчиков, а ноги обуты в плетенные из лыка шлепанцы. Судя по цвету лица, его выдернули прямо из парной.
        С остекленевшими от подобострастия глазами он в сверкании журналистских фотовспышек вручил нам каравай хлеба с солонкой и громадный символический ключ от города, выпиленный из дерева и покрашенный серебрянкой. После этого он уселся к нам в лимузин и принялся слезно умолять выпить с ним после концерта томского национального кедрового бальзама. «Который медведи любят», - вспомнил я.
        - Раньше он был алкогольный, - непонятно зачем объяснял нам губернатор, - но теперь - безалкогольный. Ну, давайте попьем, - канючил он. - Я ведь и орешки для него сам щелкаю…
        Не скажу, что это прозвучало аппетитно, но мне стало жалко его. Уж больно преданные у него были глаза, да он и не скрывал, зачем ему это надо:
        - Если вы со мной бальзам попьете, меня еще на один срок оставят… Народ вас любит… И бальзам…
        - Да, конечно, попьем, - сказал я. - Обязательно. А вы, кстати, очень похожи на римского сенатора.
        - Правда?! - воскликнул он обрадованно. - Вот спасибо! А я боялся, вы не заметите!
        «Лагерный сад» кишмя кишел людьми. Это были участники карнавала, разодетые в самые удивительные наряды, но разглядывать их у нас не было времени. Подгоняемые Перескоковым, мы вместе с Вольфрамом забрались на крышу лимузина и встали там во весь рост. Громадный ключ мы со Стасом положили себе на плечи, и автомобиль тихонько тронулся.
        Девочки-танцовщицы, покачивая бедрами в такт льющейся откуда-то музыке, пошли по сторонам. Кроме водителя внутри нашей машины остался еще недавно принятый Перескоковым в штат телохранитель. Его голова была, как у араба, замотана в клетчатый платок.
        На крышах остальных лимузинов устроились Самогудова с Леликом и Грелкиным, «Наталипортман» с Мармеладным Кроликом и носатый с Перескоковым и Шпулькиным. Старинный сибирский город превратился в кишащую фанатами столицу российской попсы. Зрители теснились на тротуарах, и толпе этой не было видно ни конца ни края. Наша колонна медленно ползла вдоль проспекта, звезды под приветственные крики махали ручками и посылали воздушные поцелуи, а публика благодарно вопила «ура» и свистела.
        Наконец мы добрались до сцены, и мимо нас пошли остальные участники карнавала. Они действительно были хороши. Тут был и разноцветный китайский огнедышащий дракон-многоножка, внутри которого помещалось двадцать человек, и целые колонны людей, наряженных в разных животных или в экзотические костюмы других стран и эпох.
        Здесь было видимо-невидимо красивых девушек, изысканные легкие одежды которых подчеркивали стройность фигур… Была даже одна практически совсем нагая. Ну, один листочек спереди не считается. Это была ослепительно красивая модель, которая изображала Еву. Вместе с качком-Адамом и резиновым брандспойтом в качестве Змея-искусителя она красовалась в райских кущах, оборудованных в кузове автомобиля «ЗИЛ»…
        Стоя рядом с нами на сцене, воздвигнутой на «площади», которая больше походила на парк с тополями, клумбами и фонтаном, губернатор Вольфрам выкрикивал в микрофон лозунги, словно на демонстрации, стараясь при этом угодить всем участникам:
        - Да здравствует Племя свободных женщин! - кричал он, завидев десяток скудно покрытых звериными шкурками девиц. - Ура!
        - Ура-а! - радостно визжали те.
        - Да здравствуют божьи коровки томских полей!
        - Ура-а-а!
        Эти божьи коровки вообще понравились мне больше всех. Были они, как и положено, оранжевые с черными точками. Пританцовывая, они шли за самосвалом, на котором громоздились два барабанщика, выстукивающие затейливые афроамериканские ритмы. На одном тактовом барабане было написано «Коровка Боря», на другом - «Коровка Коля».
        - Да здравствуют бабочки!
        - Ура-а-а!!! - пищали, помахивая крылышками, разноцветные бабочки-детишки.
        - Пламенный привет нашим замечательным членам движения «АнтиСПИД»! - крикнул Вольфрам.
        - Ур-р-ра! - закричали разноцветные члены.
        Наконец, карнавальная колонна иссякла, и все - как участники, так и зрители - скопились на площади вокруг нашей сцены. Уже начинало смеркаться, и вокруг зажглись мощные прожектора. Тут микрофоном завладел Перескоков:
        - Друзья! - начал он. - Я думаю, вам известно, что сегодня перед вами должна была выступить знаменитая певица Леокадия?!
        Я выпучил глаза, но Стас шепнул мне:
        - Молодец, Веня! Уж об этом-то ей точно доложат!
        - Ле-о-ка-ди-я! Ле-о-ка-ди-я! - принялась скандировать толпа, но продюсер продолжил:
        - Но она, понимаете ли, сказала, что не собирается петь в таком захолустном провинциальном городишке, как ваш…
        - А-а-а!!! - взорвался народ негодованием, и имя певицы потонуло в этом реве.
        - Да и ладно! - заявил Перескоков. - Не больно-то и надо! У нас есть звезды покруче! Встречайте: дуэт «Тот-Того»! - Площадь потряс новый взрыв зрительских эмоций, но теперь это был восторг. - Тем более что наши мальчики, - продолжал хитрый продюсер, - легко исполнят для вас пару ее хитов.
        Толпа взвыла от радости, зазвучала фонограмма, и мы со Стасом, уже привычно прыгая и пыхтя в отключенные микрофоны, «запели» неизвестно чьими голосами:
        Милый, милый, милый,
        Зацелуй меня,
        Милый, милый, от тебя
        Я млею как свинья!
        Честно говоря, на этот раз я прыгал и кривлялся даже с некоторым удовольствием. Приятно было доставить радость всем этим людям и досадить к тому же зловредной Леокадии. Но следующий куплет все испортил:
        Милый, помнишь, мы в «пис-пис»
        Играли во дворе?
        Обмочили гаражи
        И штанину мне.
        Вот черт! А я уже и забыл про эту проклятую тематику. Но уж тут все пошло без сучка и задоринки - именно так, как и задумывали наши великие и ужасные продюсеры. Ну конечно! Это ж вам не глухой таежный Киреевск, это крупный областной центр! Громовым эхом подпевая припев, все эти, только что такие симпатичные мне люди враз принялись радостно справлять малую нужду.
        Я уж не знаю, как эта сволочь Перескоков сумел так настроить десятки тысяч людей, наверное, дело тут в силе телерекламы. Но если так, то, учитывая, что этот концерт тоже транслируется, сейчас вместе с нами мочилась и вся наша необъятная, многонациональная, многострадальная Родина-мать!
        Вот это был настоящий ночной позор. Хуже и представить себе трудно… Но был и забавный момент. Откуда ни возьмись, на площади появился раскрашенный цветочками дрессированный слон и, набирая хоботом воду из фонтана, принялся обливать ею всех окружающих.
        Наконец на подмостки выскочили Самогудова с Леликом, Перескоков стал их витиевато объявлять, а мы спустились вниз. Настроение было отвратное. Чуть-чуть грела мысль, что, возможно, это позорище все-таки выведет нас на Леокадию, но это было слабое утешение, так как верилось с трудом.
        - Здорово придумали! - счастливо скалясь, хлопнул меня по плечу безумный Вольфрам. - Долой условности! Свобода, непосредственность и еще раз свобода! Ну а теперь - ко мне? И - по бальзамчику?!
        - А что, поехали? - утомленным голосом предложил мне Стас. - Пока нас Перескоков не поймал.
        - Поехали, - согласился я и поискал глазами телохранителя, но Стас, поняв меня, поторопил:
        - Да черт с ним, пошли быстрее, а то, не дай бог, еще Веничка увяжется.
        Вольфрам поразил нас размахом своего быта и глубиной воображения. Во-первых, выяснилось, что живет он прямо в старинном особняке областного исторического музея в центре города, которым, как он нам объяснил, до революции владел архиерей. Во-вторых, губернатор оказался чрезвычайно эрудированным и артистичным человеком.
        - А это мой лучший друг! - воскликнул он, когда в фойе музея, громко топая, встречать нас выбежала огромная собака-лабрадор и принялась, крутя роскошным хвостом, слюнявить пухлые пальцы хозяина. - Ее зовут Шланга. Очень умная, хотя, как вы, наверное, уже поняли, ленивая псина.
        Собака исподлобья посмотрела на хозяина, продемонстрировав свои красноватые белки, пошатнулась и рухнула у его ног.
        - Просто удивительно ленивая, - посетовал Вольфрам. - Шланга, вставай! Кому сказал! - попинал ее губернатор и глянул на часы. - Друзья, уже третий час ночи! Вы, наверное, ужасно устали, а мне так хочется многое вам доказать…
        - Да нормально! - воскликнул Стас - Мы отлично выспались днем.
        - Ах так?! - обрадовался Вольфрам. - В таком случае я смогу продемонстрировать вам свои метаморфозы! Перевоплощения - одно из моих любимых занятий. Больше всего на свете я люблю две вещи: Шлангу и перевоплощения!
        Вольфрам свернул в зал русского Средневековья, крикнул нам, чтобы мы не входили, а сосчитали сначала до сорока. Мы посчитали и вошли. Вольфрама в зале не было, зато на деревянном престоле сидел настоящий русский царь. Суровый монарх сжимал в руках скипетр и державу, а на голове его красовалось нечто вроде шапки Мономаха. Я сперва подумал, что это восковая фигура, но царь шевельнулся и грозно объявил:
        - Расхитили бояре казну земли русской! Воеводы не хотят быть защитниками христиан православных! Отдали Русь на растерзание Литве да ханам, да псам немецким! Каждый думает лишь о своей мошне, забыв напрочь об отечестве! - Он выдержал паузу и продолжил спокойнее, но строже: - А посему, повинуясь великой жалости сердца, беру снова государства свои, буду владеть ими самодержавно.
        Он ударил скипетром, и мы вздрогнули.
        - Похож? - вдруг спросил он заискивающим тоном. Колдовство развеялось, и перед нами вновь сидел прекраснодушный губернатор Вольфрам.
        - Здорово, - признали мы со Стасом.
        - Идем дальше! - позвал он и побежал, разбрасывая на бегу регалии. - Не забудьте сосчитать до сорока, - попросил он, влетев в следующий зал.
        На этот раз губернатор сидел в бамбуковом кресле в образе японского императора-самурая, немного смахивающего на Будду, в златотканом кимоно.
        - Хирамота хасаяма? - произнес он. - Сарамата, э-э, харакири…
        Мы сложили руки ладонями и поклонились.
        - Похож?! - взволнованно воскликнул Вольфрам снова.
        Мы стали кланяться еще усерднее.
        - Жалко, язык не знаю, потому - коротко! - вскричал он, вскакивая. - Но я выучу, выучу! Я - гений метаморфоз! Шланга, ко мне! - крикнул он. Большая, лающая басом собака, обгоняя нас, грузно проскакала по паркету и вместе с ним скрылась в следующем зале.
        - …тридцать девять, сорок! - крикнули мы, досчитав, и вошли.
        Приторно пахло розовым маслом. По углам широкой кровати дымили чаши с ладаном, а на перине, обнимая лежащего рядом пса, покоился человек в белом плаще с кровавым подбоем и с печатью муки на лице.
        - Боги, боги! - хрипло простонал он, не открывая глаз. - Шланга!.. То есть Банга! Меня мучает страшная болезнь. Гемикрания называется. Принеси мне, пожалуйста, яду, Банга. - Он страдальчески прикрыл глаза рукой, приоткрыл ладонь, выглянул из-под нее одним плутоватым глазом и спросил: - Похож?
        - Воистину, Эгемон! - признал Стас и зевнул. Я посмотрел на него и понял, что тоже не отказался бы уже и вздремнуть. Лучший Понтий Пилат из всех, что я видел, вскочил с ложа и хотел уже броситься в следующий зал, но я его остановил:
        - Останьтесь, пожалуйста, так, - попросил я его. - Вам очень идет этот образ. Я это еще на мосту заметил.
        - Правда? - застенчиво улыбнулся тот и, повертевшись туда-сюда перед зеркалом, кокетливо оглядел свой наряд. - А я так на работу завтра пойду! - заявил он. - Ну что ж, ладно. Вижу, теперь вы все-таки утомились. Давайте поужинаем - и на покой.
        - Интересный вы человек, - заметил Стас по дороге в столовую.
        - Да у нас тут все такие, - довольно махнул рукой губернатор. - Что ни дворник - писатель-фантаст, что ни сторож - рок-н-ролльщик. Есть даже один журналист, так тот себя и тем и другим возомнил, всему городу уже своими талантами плешь проел… Да все поголовно - художники, артисты… Еще эти, как их… Дизайнеры! А работать некому. Все поэты, в кого ни плюнь…
        - А вы не плюйте, - посоветовал Стас.
        - Трудно, - честно сказал Вольфрам и вздохнул. - Я же все-таки губернатор.
        Вдруг со стороны входа еле слышно раздался хриплый вопль:
        - Караул! Убивают!
        «Вот тебе и раз! - удивился я. - Кто кого гут может убивать, если кругом одни добренькие?»
        - Мне это кажется? - спросил я Стаса.
        - Это голос Перескокова! - крикнул тот. - Бежим! - и мы бросились на звук через залы. Значит, продюсер нас все-таки выследил. Но кто-то настиг и его…
        - Постойте! Подождите меня! - путаясь в полах плаща, прокуратор кинулся нам вдогонку.
        Мы пробежали два выставочных зала, вестибюль… Хриплые вскрики и шум борьбы становились все яснее. Наконец, мы влетели в актовый зал и увидели, что лежащего на столе Перескокова душит висящий над ним на тонких, едва заметных струнках человек в черном трико и черной матерчатой маске, закрывающей все лицо.
        - Я им ничего не сказал… - прохрипел синий уже Перескоков.
        - Да ты ничего и не знал, болван! - ответил ему черный, и тут они оба увидели нас.
        - Помогите! - простонал Перескоков.
        Я схватил стул и запустил им в загадочного злодея. Но тот увернулся, резво взлетел на своих нитках к потолку и побежал по нему на четвереньках, раскорячившись, как паук. Миг - и он выскользнул в форточку под куполом зала.
        - Кто это был? - спросил я у едва живого Перескокова.
        - А я откуда знаю? - не моргнув глазом, соврал тот. - Лазят тут всякие… Странный городишко…
        Тут прибежал запыхавшийся губернатор:
        - Что такое? Что случилось?
        - Да ничего, - отмахнулся Перескоков. - Все в порядке.
        - Да? - прищурившись, спросил Стас. - И то, что тебя душил какой-то тип на веревочках, тоже в порядке?
        - Ну… Мало ли… - пожал плечами продюсер. - С кем не бывает… Был и нету… Эй-эй! - крикнул он, поворачиваясь по сторонам. - Кто тут есть?! Вот видите, - развел он руками, - уже никого.
        - Ну вот и чудненько! - обрадовался губернатор. - В гаком случае пожалуйте к столу.
        - Странные вещи творятся с нашим продюсером, - нарочито громко поделился я со Стасом своей тревогой.
        - Странные вещи, говорите? - внезапно посерьезнел губернатор. - Это еще что. Вот сейчас я вам покажу действительно странную вещь.
        Он подвел нас к стене, на которой висела репродукция Джоконды, вставленная в вычурную золоченую раму, достал толстый черный маркер и нервным движением подрисовал творению Леонардо да Винчи густые гусарские усы.
        - На кого теперь похоже? - таинственным голосом спросил наш искусствовед-любитель.
        Мы пожали плечами.
        - На мужика, - сказал Стас.
        - Так-то! - победно бросил Вольфрам и, не снимая с лица загадочного выражения, упрятал фломастер под тогу. - Этот код разгадал я сам.
        После чего, болтая как ни в чем не бывало о разных глупостях, он провел нас в столовую, где было уже накрыто.
        Вокруг замечательно сервированного овального стола стояло четыре мягких стула. Посредине, как главное блюдо, дымилась и благоухала фарфоровая пельменница, а рядом стоял графин с жидкостью кофейного цвета. Это и был хваленый бальзам. Только мы уселись, как в столовой появился официант и стал повязывать нам салфетки и накладывать в миски пельмени. Когда он удалился, мы принялись за еду. И пельмени, и бальзам были действительно восхитительны.
        - А вы больше так не делайте, - погрозил нам пальцем Перескоков с набитым ртом.
        - Как? - не понял я.
        - Без спросу не уходите, - объяснил он. - Я же волнуюсь.
        Внезапно официант появился вновь.
        - Десерт прикажете сразу подать? - неприятным скрипучим голосом спросил он.
        - Что ты, братец, - после некоторой заминки ответил губернатор. - Где ж это видано?.. - Он внимательно посмотрел на официанта. - А-а, - понял он, - вы у нас новенький?
        - Да, - замогильно отозвался тот. - Совсем новенький.
        - Ой! - вдруг пронзительно вскрикнул Перескоков, уставился в тарелку и принялся нервно глотать пельмени один за другим.
        Тут я обратил внимание, что официант поменялся. Тот был щуплый и молодой, а этот - старый, лысый, но осанистый и с животиком. И Перескоков явно его узнал. Да и мне эта фигура кого-то напоминала, но хоть убей, не помню кого.
        - Простите, как вас зовут, кто вы? - спросил я напрямик, пряча под скатертью нож.
        Воцарилось молчание.
        - Ладно, - сказал наконец официант. - Хватит ломать комедию. Меня зовут… - подчеркивая многозначительность момента, он выдержал паузу. - Меня зовут Адамон Казимирович Перископов!
        - Ой! - вновь взвизгнул Перескоков, теряя самообладание, и принялся стенать: - Я пропал! Просто пропал! Пропал совсем! Уж лучше бы я тогда прыгнул без парашюта…
        - Заткнись, бестолочь! - огрызнулся на него таинственный официант. - Тебе что было велено? Всем говорить, что продюсер Леокадии - ты. А ты, сволочь этакая…
        - Меня пытали! - всхлипнул Перескоков, указывая на нас дрожащей рукой. - Миксером! - и, рыдая, он уткнулся лицом в салфетку.
        - Постойте, постойте! - вмешался я, выйдя из ступора. - Так вы и есть настоящий продюсер Леокадии? Мы все-таки нашли вас?!
        - Еще чего! - рявкнул Перископов. - Это не вы меня нашли, а я вас!
        - Ну ладно, - согласился я. - Это с какой стороны посмотреть. Главное, мы хотим узнать, почему все добреют от ее песенок.
        - А вам какое дело? - вновь огрызнулся Перископов. - Я вот, наоборот, хотел бы знать, почему вы не добреете?
        - Я первый спросил.
        - Эх, убить бы вас обоих, - вместо ответа прошипел злодей. - Но моя госпожа велела только припугнуть вас. Чтоб не суетились по поводу ее музыки и не совали свой нос куда не следует…
        - Ага! - сказал Стас. - Значит, не вы главный, а она? Тогда мы должны встретиться с ней.
        Перископов немного помолчал, раздумывая, потом отцепил свое левое ухо, поднес его к губам. На его пальце при этом блеснул массивный перстень с крупным сиреневым камнем. Что-то побормотав, он прицепил ухо на место и, словно прислушиваясь, закатил глаза.
        - Нас устраивает ваше предложение, - сказал он. - Моя госпожа предлагает вам провести с ней послезавтра совместный концерт в Каире.
        - Отлично! - вскричал Перескоков, моментально ожив. - Свести таких звезд вместе! Все-таки я - гениальный продюсер!
        - Ты-то тут при чем?! - недобро зыркнул на него Перископов.
        - На чем же мы доберемся до Египта в такие сроки? - усомнился Стас. - На самолете мы не полетим, нам уже хватило, а на поезде мы и за месяц не доедем.
        Повисло молчание. Его робко прервал губернатор Вольфрам:
        - Ну, собственно, у меня есть дирижабль.
        Глава восьмая.
        Перископов - герой…
        - Когда?.. - сдавленно прохрипел Перескоков, поперхнулся и закашлялся. Все уставились на него. Он вытер пот, состроил невозмутимую физиономию и, наконец, сумел спросить: - Когда вылетаем?
        Вилка, которую он держал в руке, вдруг стала нервно биться о край миски, он воткнул ее в пельмень и оставил в тарелке, а ладони спрятал на коленях под столом.
        - Немедленно, - сказал Перископов и окинул нас жестким взглядом.
        - Но позвольте! Я не могу отпустить гостей голодными! - вмешался наш толстенький Понтий Пилат. - Это не по-сибирски! Давайте закончим трапезу.
        Перископов насупился, но промолчал.
        - И нам еще поспать нужно, - подхватил Стас.
        - В дирижабле выспитесь! - зло рявкнул Перископов. - Сколько лету до Каира? - уставился он на Вольфрама.
        - А сколько километров до него от Томска? - спросил тот.
        - Пять тысяч шестьсот тридцать два, - отчеканил загадочный продюсер Леокадии.
        - Ага, ага… - покивал губернатор. - Ну тогда все зависит от ветра. А в сантиметрах не скажете? - сделал он крайне заинтересованную физиономию.
        - Полтриллиона шестьдесят три миллиарда двести… - водя пальцем в воздухе, корячился Перископов, высчитывая, и вдруг взорвался: - Дьявол! Вы что, дурака из меня делаете?! На кой черт вам знать, сколько это в сантиметрах?!
        - Просто хотелось проверить, как у вас с арифметикой, - признался Вольфрам. - С географией - в порядке.
        Перископов зарычал и сжал кулаки, но сдержался и почти спокойно сказал:
        - Хватит ваньку валять. Скажите лучше, с какой скоростью летит ваш дирижабль?
        - Новейшей конструкции цеппелин «Крюгер», подарок городу от одноименной немецкой воздухоплавательной компании, развивает от ста тридцати до ста семидесяти километров в час, в зависимости от силы и направления ветра, - хвастливо заявил губернатор.
        - А за какие заслуги вам его подарили? - поинтересовался Стас.
        - За то, что мы местное пиво «Крюгер» назвали.
        - А почему вы его так назвали? - не унимался Стас.
        - Чтобы нам дирижабль подарили, - не моргнув, объяснил губернатор.
        - Значит, лететь нам где-то сутки с половиной, - не слушая их треп, прикинул Перископов. - Приемлемо. Немедленно прикажите приготовить и подать нам вашу воздухоплавательную машину!
        - Один момент! - кивнул Вольфрам, подскочил к тумбочке с доисторическим телефоном и, вращая металлический диск, набрал номер. - Алло! Говорит губернатор. Мне с друзьями нужно срочно лететь в Египет. Подгоните, пожалуйста, «Крюгер» к городскому саду. - Он отвлекся: - Надо взять побольше провизии и подарков для египтян, - сказал он нам радостно-заговорщицким тоном и опять приник к трубке. - Да, и загрузите туда, пожалуйста, побольше кедровых шишек, рыжикового масла, только обязательно из грибов, а не из каких-то там злаков, как вы мне в прошлый раз подсунули… Сто берестяных туесков, десять наборов открыток «Томские трущобы» и восемь петард. - Прикрыв рукой трубку, он пояснил: - Это так - крокодилов попугать. - Он подмигнул и продолжил перечисление: - Еще пять спичечных коробков с сибирской землей и две баночки с моей… Нет-нет, этого, пожалуй, не надо. Все! Позвоните, когда нам выходить, ага? Ну, пока.
        На протяжении всего этого монолога Перископова потряхивало от злости, и как только трубка легла на аппарат, он взорвался:
        - Да на кой черт нам все это нужно?!
        - Вы плохо знаете сибиряков! - воскликнул Вольфрам. - Мы на весь мир славимся своим гостеприимством и щедростью. Не могу же я отправляться в Африку с пустыми руками!
        - Как же вы полетите с нами? - вмешался Стас. - А кто будет управлять губернией?
        - А, - беззаботно махнул рукой тот. - Без меня как-нибудь обойдутся… Не могу же я отпустить своих друзей в опасное путешествие одних. - Он на миг задумался и сказал: - А знаете, я и сам удивляюсь, что это со мной происходит. Раньше я точно никуда не полетел бы, а теперь мне это кажется таким естественным…
        - Ну, так вы ведь теперь добр… - начал Перескоков, но, получив от продюсера Леокадии подзатыльник, подпрыгнул от неожиданности и закончил: - …добрых друзей встретили, с ними - хоть на край света.
        - Вот и я так думаю, - безмятежно отозвался Вольфрам. - Возьму с собой кое-какие документы - законопроекты, распоряжения - и в свободное время поработаю над ними… - сказав это, он с удвоенным аппетитом принялся за пельмени.
        В душных зарослях городского сада толпилось видимо-невидимо зевак, собравшихся посмотреть, как рядом с парком на стадионе «Труд» надувается огромный желтый огурец дирижабля. Освещенный десятком мощных прожекторов, он уже висел над землей, покрывая тенью почти все футбольное поле. Под ним раскачивалась на тросах гондола, похожая на вагон старинного трамвая. Ее окна светились изнутри.
        Под непрерывный блеск фотовспышек мы забрались по трапу внутрь и прощально помахали томичам из окон. Салон был совсем небольшим, и, если уж сравнивать с трамваем, то примерно в половину обычного вагона. Дизайн внутри гондолы тоже был довольно скромный. Место пилота даже не было отгорожено от десяти пластиковых пассажирских кресел, на каждом из которых лежали свернутые серые шерстяные одеяла. Проход был завален коробками с подарками для египтян, и, рассаживаясь, мы пробирались через них, выделывая самые немыслимые акробатические номера.
        Всего на борту дирижабля находилось семь человек. Мы со Стасом в своих клоунских костюмчиках, Вольфрам с папочкой документов под мышкой, чудовищный Перископов с животиком и, старавшийся теперь быть ниже травы и тише воды, Перескоков. А также пилот дирижабля по прозвищу Кречет и, наконец, наш личный телохранитель с ружьем, в темных очках и с забинтованной, будто ему отдавили уши, головой. Время от времени я, проверяя, все ли у него в порядке, дотрагивался до этой повязки и чувствовал, как она ритмично вибрирует. А если приблизиться к ней ухом, можно было отчетливо услышать мрачные и тягучие аккорды «Пннк Флойда». Повязка была намотана прямо поверх наушников.
        Пятнадцать минут спустя мы начали медленно подниматься над стадионом и именно в этот миг услышали снизу душераздирающий крик:
        - А меня?! А как же я?!
        Мы повысовывались из окон и увидели, что это кричит бедняга Шпулькин, окруженный всей прочей столичной братией.
        - А как же мы?! - завопила примадонна, ломая руки. - Ведь это же наш общий, совместный проект!
        - Не горюйте! - крикнул им Перескоков. - Мы не забудем, сколько вы для нас сделали! Но стратегия продвижения требует от нас временной разлуки! Временной! Подчеркиваю: временной!
        - Хватит врать! - отпихнул его Перископов и заорал: - Да кому вы нужны, чучела попсовые?! Посмотрите на себя в зеркало, только не умрите со страха!
        К счастью, дирижабль поднялся уже так высоко, что звезды внизу вряд ли расслышали его оскорбительные откровения.
        В салоне потушили верхний свет, включенными остались только матовые бра на стенах, и вскоре город превратился в лужицу электрических точек вдоль извилистой чернильной полосы томской реки. Потом мы неожиданно погрузились во мглу облаков и отвлеклись от окон. Я зевнул и, в который уже раз осознав, как смертельно устал, окинул наш полутемный салон взглядом.
        Мерно шумел пропеллер. Посвежело, и все окна салопа были теперь плотно закрыты. Водитель колдовал над приборной доской. Губернатор трепался о чем-то с Перископовым, судя по напряженно-злобному выражению лица последнего, проверял глубину его познаний в самых разнообразных областях. Перескоков тупо уставился в непроглядную мглу за окном, и на лице его явственно проступила печать обреченности. А наш телохранитель, наморщив лоб, сидел возле самого входа так прямо, словно проглотил лом. «Пинк Флойд» - музыка нелегкая, особенно для неподготовленного сознания.
        - Странно это, Костя, - сказал мне Стас. - Опять мы летим в Египет. Побывали в древнем, а теперь - в современный…
        Потом он укутался в одеяло, закрыл глаза и миг спустя, развалившись в кресле, засопел. Тогда я тоже хорошенько укрылся и прикорнул на его плече.
        Пробуждение было отнюдь не таким идиллическим. Кабину раскачивало из стороны в сторону, по стеклам хлестал дождь, а в салоне царила паническая суета. Безмятежно спящим оставался только телохранитель у входа. «О господи! Неужели опять авария?!» - подумал я, вспомнив самолет, и именно это воспоминание заставило меня вскочить и пробраться к пилоту.
        - Что происходит? Мы падаем?
        - Нет, - отозвался тот, - но высоту теряем.
        - А это не одно и то же?! Мы разобьемся?!
        - Нет, - спокойно ответил пилот. - Мы снижаемся довольно медленно. Меньше метра в секунду.
        - А почему?
        - Попали в грозу, в область низкого давления. Дирижабль имеет огромную площадь поверхности. Он намок, сильно потяжелел, и подняться выше туч, чтобы обсохнуть, мы теперь не в состоянии.
        - Может быть, нам надо сбросить балласт? - спросил я, кивнув в салон.
        - Вы опять за свое?! - испуганно взвизгнул Перескоков, который, как всегда, все слышал, а сейчас был особенно взвинчен.
        - Я имел в виду коробки с подарками, - успокоил я его.
        - Думаю, в этом нет необходимости, - сказал пилот. - По моим расчетам под нами должна быть степь. В крайнем случае сядем, переждем грозу, обсохнем и отправимся дальше.
        - Но, господин Кречет, ведь это может затянуться и на несколько часов?! - понизив голос, сказал Перескоков с тихим ужасом в голосе. - Коллега Перископов нам этого не простит… Нас поджимают сроки… - Коллегу Перископова он явно боялся сильнее бури, шторма, землетрясения и всех прочих стихийных бедствий, вместе взятых.
        - Ну-у, - протянул пилот и пожал плечами, - вы, конечно, можете попробовать выбросить самые тяжелые коробки. С разрешения губернатора, естественно. Тогда, возможно, садиться и не придется.
        Перескоков ринулся в салон и, даже не думая что-то спрашивать у Вольфрама, принялся таскать ящики к выходу. Я решил ему помочь, позвал Стаса, и мы распахнули дверь. В гондолу ворвался мокрый ветер, он подхватил и заставил летать по салону бумаги Вольфрама. Бедняга бросился ловить их, но, увидев, что мы со Стасом собрались выбрасывать его коробки, забыл о документах и стал метаться между нами и Перескоковым.
        - Что вы делаете?! - стонал он. - Ведь этому всему цены нет! Расхитители! Стойте! Только не бальзам! Ну, дайте я вытащу хотя бы пару бутылочек - чисто для себя…
        Вся эта кутерьма застопорила наши действия, и мы так и не успели выбросить во тьму ни одного ящика, когда гондола довольно основательно стукнулась обо что-то днищем. Мы со Стасом повалились в проход, а наш телохранитель, так, по-моему, и не проснувшись, выпал из кресла в открытую дверь. Я подполз к проему и немного высунулся, чтобы посмотреть, куда он упал. Но тут меня с головой накрыла пенистая морская волна. Едва я успел сообразить, что мы легли брюхом на воду, как волна, откатившись, смыла меня наружу.
        Канув в холодную пучину, я ощутил, как вода ударила мне в нос, и по лицу заскользили шершавые пузыри. Я задел рукой какую-то мерзкую ржавую железяку на илистом дне, а через мгновение оказался на поверхности, кашляя, протирая глаза и с трудом удерживаясь на плаву. «Вот так степь», - только и подумал я.
        Было темно, и отчаянно хлестал ливень. Я явственно слышал, как капли упруго барабанят и по дирижаблю, но не видел его. Зато разглядел коробки, которые плавали вокруг. По-видимому, их смыло вместе со мной. Я уцепился за один из ящиков, и это помогло мне не пойти ко дну снова. Вдруг ливень как-то изменился, стал реже, но крупнее, я поднял взгляд и обнаружил медленно плывущую надо мной гондолу с тускло светящимися окнами и дверным проемом. С нее, как с крыши дома, вода стекала толстыми струями.
        И тут же я увидел нашего телохранителя: он болтался надо мной, ухватившись за дверь. Но совсем недолго: мгновение спустя его втащили внутрь. Я машинально попытался дотянуться до днища, но понял, что это мне не удастся: я и плавающие вокруг ящики сыграли роль балласта, и «Крюгер», полегчав, основательно приподнялся. Меня охватило отчаяние.
        Вдруг краем глаза я заметил, как что-то большое и темное шмякнулось о воду рядом. Я стал испуганно вертеться по сторонам, затем замер и прислушался. И тут кто-то, вынырнув прямо передо мной, крепко сдавил меня поперек туловища - то ли осьминог щупальцами, то ли акула челюстями! Я оцепенел от ужаса.
        - Держись, щенок! - раздался над моим ухом злобный голос. Я вскрикнул от неожиданности и вцепился в говорящую акулу обеими руками. Тут же раздался свист, словно взмахнули плеткой, и меня выдернуло из воды. Еще мгновение, и я сообразил, что лечу за махиной «Крюгера» в обнимку с Перископовым! Как и в резиденции Вольфрама, он воспользовался своими волшебными нитями.
        Наконец мы достигли кабины.
        - Обхвати меня ногами и руками! - крикнул суперпродюсер и легко, как акробат партнершу, закинул меня за спину. Ну и силища! Я вцепился в него, как детеныш лемура в мамочку, а он, каким-то загадочным образом не падая, побежал по мокрому днищу гондолы к двери. Впрочем, я ведь уже видел, как он бегал по потолку.
        Как только мы достигли входа, меня подхватили руки друзей и втащили в салон.
        - Ура!!! - закричали хором Стас, Перескоков и Вольфрам, захлопали в ладоши и принялись было обнимать меня, но я был такой мокрый и холодный, что они тут же оставили эту затею. Стуча зубами, я сбросил с себя одежду, закутался в одеяло и упал в кресло.
        - Спа-па-па-пасибо! - выдавил я из себя, обращаясь к Перископову. Тот скосил на меня свирепый глаз и хрипло отозвался:
        - Заткнись!
        Я вздохнул и подумал: «Характерец у него, конечно, не ахти. Но о людях надо судить прежде всего по делам. А по ним он ведь выходит настоящим героем…» Предложить ему тоже раздеться и просушить трико я не рискнул. Наверное, он такой крутой, что не чувствует ни холода, ни вообще каких-либо неудобств. Вот какие удивительные люди меня окружают!
        Мне вдруг стало так уютно, и я почувствовал себя в такой безопасности, в какой не ощущал себя даже дома. Потому, наверное, что дома я и в опасности себя никогда не чувствовал… К тому же Вольфрам вдруг тихонько затянул, а остальные подхватили:
        We all live in a yellow submarine,
        Yellow submarine,
        Yellow submarine![4 - Из песни The Beatles «Желтая подводная лодка».]
        Этот разудалый марш идеально подходил к моему настроению. Не хотелось бы, конечно, чтобы наш желтый летательный аппарат оказался под водой, но, сквозь дрему подумав об этом, я не испугался, а почему-то, наоборот, тихонько захихикал и уснул.
        Глава девятая.
        Перископов - учитель…
        - Подъем! - разбудил меня голос Стаса. - Приехали!
        Я открыл глаза. Салон был наполнен ярким солнечным светом, все окна были распахнуты настежь, а прямо под нами виднелись песчаные барханы и огромные серые пирамиды.
        - Вот это класс! - не удержался я, разглядывая одно из семи чудес света. К ближайшей пирамиде тянулась длинная цепочка верблюжьего каравана. - А я-то думал, это только раньше тут на верблюдах ездили… - удивился я, натягивая костюм, просохший в знойном дыхании пустыни.
        - Раньше и ездили! - сварливо подтвердил Перископов. - А это не настоящий караван, а туристический. Тут уже давно все ненастоящее.
        - Ну пирамиды-то настоящие! - воскликнул Стас уверенно.
        - Да?! Плохо ты знаешь арабов.
        - Почему арабов? - удивился я. - Арабы живут в Арабских Эмиратах, а в Египте живут египтяне…
        - Арабы живут везде! - отрезал Перископов таким тоном, что перечить ему мне не захотелось.
        - Город! Я вижу город! - раздался радостный крик Вольфрама. Он вглядывался в горизонт через огромный морской бинокль.
        Посмотрев в том же направлении, я тоже, и без всякого бинокля, увидел город. С первого взгляда в глаза бросилось разительное отличие между золочеными дворцами отелей его красочного центра и окраиной, сплошь состоящей из каких-то руин и низеньких недостроенных домиков.
        - Страна явно находится на пике экономического подъема, - заявил Перескоков. - Посмотрите! Кругом стропила, леса, опалубки! Даже не верится, что все эти стройки когда-нибудь будут выглядеть так же красиво, как центр.
        - Лучше бы ты молчал, дубина стоеросовая! - отозвался Перископов раздраженно. - Никогда они не будут так выглядеть! Это ведь не настоящие стройки.
        - Вы считаете? - удивился Перескоков.
        - Не считаю, а знаю, никчемный ты продюсер! - снова огрызнулся Перископов. - Центр - для туристов, а сами аборигены всю жизнь живут в недостроенных домах.
        - Почему? - удивился Стас.
        - Чтобы налог на жилье не платить! - объяснил Перископов и скорчил презрительную физиономию. - Арабы!
        - Внимание! - обернулся к нам Кречет. - Всем занять свои места и пристегнуться! Мне дали добро на посадку возле отеля «Азирис Нуна».
        - Что это значит? - поинтересовался Стас.
        - Какой-то русский придуман, что по-древнеегипетски это значит «спокойной ночи», - пояснил Перископов. - Это полный бред, но мы останавливаемся там.
        - И Леокадия тоже? - оживился Стас, пристегивая к креслу нашего телохранителя, который не слышал команды и при ударе мог вывалиться, как вчера. - И мы сразу познакомимся?
        - Понятия не имею, - сухо откликнулся Перископов.
        - А вы свяжитесь с ней и спросите! - потребовал Стас и бесцеремонно потянулся продюсеру к уху. К правому уху.
        - Не трогай меня! - неожиданно тоненьким голосом взвизгнул Перископов и отпрыгнул от него метра на два. - Никогда, вы слышите, никогда не трогайте мое правое ухо! - сказал он взволнованно.
        - А почему? - испуганно спросил Стас.
        - Оно… - замялся Перископов. - Оно у меня… Побаливает. Стреляет… А коммуникатор у меня - в левом ухе. Запомните: в ле-вом.
        - Да ладно, ладно, - успокаивающе замахал руками Стас.
        Перископов дрожащими пальцами отцепил левое ухо, о чем-то пошептался с ним и уже твердо сказал:
        - Нет, встретиться с Леокадией заранее не выйдет! Она прибудет непосредственно к концерту!
        Предосторожности оказались излишними: на выложенную восточной мозаикой площадь перед отелем мы сели плавно, не почувствовав даже соприкосновения днища с разноцветной плиткой.
        Жарища стояла ужасающая.
        - Ну, ё-моё! - сказал Стас. - Не могла она в Гренландии концерт назначить!
        Вокруг нас быстренько собралась толпа.
        - С аборигенами не контактировать, ничего у них не покупать! - скомандовал Перископов.
        «Как же! Так мы тебя и послушались, - подумал я. - Приехать в другую страну и не пообщаться с местными жителями! Это какими же надо быть нелюдимыми и нелюбознательными людьми!..»
        Но меня опередил Вольфрам:
        - Здравствуйте, дорогие египтяне! - закричал он, выпрыгнув из гондолы с набитым сувенирами ящиком. - От имени и по поручению жителей далекой, но дружественной Сибири…
        - Русска, покупать! - окружив его, стали наперебой кричать торговцы, размахивая какими-то тряпками, аляписто разрисованными папирусами и бутылочками с разноцветным песком. - Я - русска! Мама - Ленинград! У меня покупать, у него не покупать!
        - Спасибо, спасибо! - воскликнул Вольфрам и поставил ящик к ногам. - Но мы прибыли к вам вовсе не за покупками. Наоборот, с подарками. Довезти, правда, удалось немного, но мал золотник, да дорог! Вот сюда, в этот ящичек, я сложил все, что сумел уберечь от… - Он опустил глаза. Ящик был пуст. Он и глазом не успел моргнуть, как аборигены все из него повытащили…
        Мы со Стасом тоже выбрались наружу, и торговцы обступили нас. Сориентировавшись на возраст, они стали впаривать нам другой товар:
        - Леокадия! Купи Леокадия! - кричали они, растягивая перед нами майки с полуобнаженной певицей в самых откровенных позах. - Русска, купи «Тот-Того»! «Тот-Того» - пись, пись! - Теперь мы увидели на майках и себя… Наши позы были еще откровеннее… Ай да продюсеры. Наша популярность в считаные дни приобрела международный характер. - Покупай! - орали торговцы, хватая нас за руки. - Скидка! Халява!
        - Бегом в отель! - рявкнул Перископов, и все пассажиры «Крюгера», больше не артачась, поспешили в прохладное фойе «Азириса».
        Похожий на большого улыбчивого бегемота клерк на ресепшене, увидев Перископова, стал зеленовато-серым и, трясясь от страха, вручил ключи от трех номеров.
        В одном поселили нас со Стасом, в другом Вольфрама и телохранителя, а в третьем остановились продюсеры.
        - Вечером концерт, - сказал Перископов. - Сидите в номере и носа не высовывайте!
        - О нет! - вскричал Стас. - У нас ведь есть еще целый день! Давайте хотя бы искупаемся!
        Лично я еще ночью на всю жизнь, наверное, накупался. Но торчать до вечера в отеле мне тоже не хотелось.
        - Да, давайте! - вторил я брату. - Когда-то в этом море купались солнцеподобные фараоны - самые могущественные и самые справедливые правители на Земле!
        Перископов вперился в меня подозрительным взглядом и долго молчал. Потом расслабился и сказал:
        - Ладно. Так и быть. Как заселитесь, выходите в фойе, свожу вас искупаться. Потом - отдых. Сегодня вам перед концертом нужно набраться сил.
        Перескоков с нами не пошел, сославшись на жару и усталость. Обиженный на вороватых аборигенов Вольфрам тоже остался прохлаждаться в номере, включив на полную мощность кондиционер. Угнетенный «Пинк Флойдом» телохранитель уснул, лишь коснувшись головой подушки, и мы не стали его будить. Так что купаться под предводительством Перископова отправились только мы со Стасом.
        Выйдя из фойе на другую сторону отеля, мы оказались в изумительной, утопающей в цветах душистого олеандра рощице. На ее ветвях, вяло помахивая крыльями, сидели разноцветные попугаи. Неподалеку синел морской берег.
        - Какая красота! - воскликнул Стас. - Какая дикая и буйная природа!
        - Это все ненастоящее, для туристов посажено, - отозвался Перископов. - Здесь за каждый кустик отвечает специальный араб. Кустик завянет, араба уволят, вся семья подохнет с голоду.
        Почему-то эта рощица сразу перестала мне нравиться.
        Добравшись до усыпанного лежанками и солнечными зонтами берега, мы со Стасом тут же сбросили ненавистные костюмчики, схватили ласты и маски, которые выдавали в специальной фанерной кабинке, и нырнули в теплую морскую воду.
        Она была прозрачнее стекла, и я тут же увидел стайку желтых в черную полоску рыб. Настроены они были очень дружелюбно, подплывали вплотную и тыкались в нас носами. Мгновение спустя мимо нас промчались еще две стаи - круглых красных и продолговатых перламутровых рыбешек.
        - Ты видел, видел?! - закричал Стас, когда мы вынырнули.
        Еще бы! Мы нырнули снова. Теперь вокруг нас вертелась компания маленьких бело-серебристых рыбок. Но одна рыбешка повеселила нас больше всех. Она была квадратная, точнее, в форме коробочки, рыжевато-коричневая и с голубыми пятнышками. Она смотрела на нас уморительно серьезно, шевеля губами и тоненькими длинными, как лапки, плавниками.
        Наплескавшись, мы поплыли к берегу. По дороге я нырнул еще раз и вдруг увидел на дне обломки какого-то судна! Возможно, даже пиратского! Мы выбрались на берег. На Перископова, одетого с ног до головы и сидящего под палящим солнцем в шезлонге без зонта, даже смотреть было тягостно.
        - Вот это кайф! - закричал Стас. - Вот это море!
        - Это ненастоящее море, - сказал Перископов. - Залив искусственный - для туристов. Солнцеподобные фараоны тут никогда не купались, - покосился он на меня.
        - Но там обломки корабля! - закричал я и тут же понял, что скажет на это наш циничный экскурсовод. Так и оказалось:
        - Это ненастоящие обломки. Их сделали специально и привезли сюда. Точно такие же лежат в заливах возле каждого отеля.
        О господи! Да есть ли в этой фальшивой стране хоть что-нибудь настоящее?!
        - Пойдем-ка в номер, - предложил я Стасу.
        - Айда, - ответил он. - Какой интерес купаться в аквариуме…
        На обратном пути я заметил, что попугаи примотаны к веткам скотчем.
        Наконец наступил вечер, и нашу группу на огромном автобусе повезли к главному стадиону столицы. Впереди и позади автобус сопровождали мотоциклисты с автоматами.
        - А зачем нам конвой? - поинтересовался Стас. - Люди-то вокруг добрые…
        - Я бы не сказал, - проскрипел Перископов.
        - Как?! - поразился я. - На них что, Леокадия не действует?!
        - Я, я, можно, объясню?! - попросил Перескоков, заискивающе глядя на Перископова.
        Тот безразлично пожал плечами.
        - Так вот! - светясь, сообщил Перескоков. - Леокадию тут и не слышали. Она запрещена! Под давлением религиозных фанатиков.
        - И почему же эти неприятные аборигены запретили такую милую певицу? - насупился Вольфрам.
        - Потому что у нее юбочка короткая и танцы бесстыдные!
        - А мне нравится! - заявил Вольфрам.
        - Так мне тоже! - воскликнул Перескоков. - А знаете почему? Потому что мы оба - неверные собаки. А правоверному мусульманину это нравиться не может.
        - Сегодня ситуация исправится, - нехотя проронил Перископов.
        - Точно! - подтвердил Перескоков. - Именно сегодняшний концерт станет поворотным этапом в истории Египта. Он объявлен как концерт дуэта «Тот-Того», вы ведь тут безумно популярны, так как поете песни запрещенной Леокадии.
        - Но в нашем-то исполнении они не действуют, - заметил я.
        - Вот именно! - воскликнул Перескоков. - Но сегодня на центральном стадионе Каира из-за вас соберутся десятки тысяч зрителей, и концерт будет транслироваться по ТВ. Но вместе с вами на сцену несанкционированно выйдет и Леокадия!
        - А ее не убьют? - забеспокоился Стас.
        «А нас?» - подумал я, но промолчал.
        Перископов хрипло захохотал и отрицательно покачал головой.
        «Они подобреют, - догадался я. - Потому и не убьют».
        Мне стало противно: вместо того чтобы спасать мир, мы, как и тогда, в Киреевске, сами же помогаем всеобщему подобрению. Нет, так нельзя. Я наклонился к Стасу, сидевшему с краю возле прохода.
        - Мы должны помешать ей, - шепнул я.
        - Как?
        - Предлагаю схватить ее, как только она выйдет, и пытать, пока все нам не выложит.
        - Пытать Леокадию? - Глазки у Стаса заблестели. - Всячески? Я согласен! - Тут он покосился на Перископова. - А как быть с этим, он ведь не даст?
        - Подсядь к Вольфраму и предупреди его и телохранителя: пусть, как только она выскочит на сцену, они хватают Перископова и держат изо всех сил, а лучше - пусть свяжут.
        Стас кивнул и пересел.
        Вот такую я затеял комбинацию. Я чувствовал, что мы встряли в опасную игру с какими-то могущественными силами, но что-то ведь нужно было делать!
        Каирский стадион был забит до отказа. Именно тут я понял, что мы со Стасом стали уже настоящими профи. Ведущий, мужчина в белом одеянии под названием «галабея» и в чалме, что-то крикнул в микрофон, зазвучало вступление песенки «Кис-кис, мяу», зрители взревели, и мы без малейшего волнения выскочили на сцену. Приплясывая, мы отчеканили куплет про свинью, ничуть уже не смущаясь, буквально на автопилоте.
        Зазвучал проигрыш… Натренированным уже ухом я заметил еле уловимый стык фонограмм: это была уже другая запись, хоть и той же песни. И тут на сцепе появилась закутанная с ног до головы в пеструю материю женская фигура. Лицо девушки было спрятано под чадрой. Стадион сразу взвыл от восхищения.
        - Чего уставился! Надо ее хватать, пока не запела! - заорал Стас.
        И действительно, чего это я? Через всю огромную сцену мы кинулись к Леокадии. Мы были на полпути, когда она вдруг сбросила с себя цветное тряпье и продолжила танец в костюме из двух ленточек, еле прикрывающих грудь и бедра.
        Арабы ахнули и, по-видимому, оцепенели от шока. Но их замешательство длилось недолго. Уже через минуту зрители из первых рядов стали швырять на сцену всем, что попадалось под руки, включая туфли. Послышались даже выстрелы. Ой-ой-ой, и впрямь могут и убить… Но уж взялся за гуж…
        Как раз в тот момент, когда мы к ней подбежали, Леокадия открыла рот… Я прыгнул… И пролетел сквозь нее! Я упал и больно ударился о дощатый настил. Вскочил… Леокадия уже пела что-то по-арабски.
        Я потряс головой. Как это получилось? Я промахнулся? Я снова прыгнул на нее, на этот раз сзади. Вновь пролетел насквозь и рухнул на доски. Леокадия как ни в чем не бывало заливалась соловьем. «Это голограмма! - догадался я. - Она ненастоящая!» И мне показалось, будто в голове прозвучал ехидный голос Перископова: «Добро пожаловать в Египет!»
        Мою догадку подтвердил Стас.
        - Это не наши технологии! - крикнул он мне. - Слишком круто! Она - инопланетянка!
        Тем временем весь многотысячный стадион, забыв все свои прежние предрассудки, уже радостно пританцовывал и подпевал ей. По-арабски припев звучал почти так же, как по-русски:
        Киыс-киыс, пш-ш-ш!
        Киыс-киыс, миау!
        - Черт с ней! - воскликнул Стас. - Бесполезно! Но Перископов уже должен быть связан, будем пытать его!
        Мы бросились за сцену. И тут же наткнулись на нашего телохранителя. С блаженной улыбкой он танцевал вприсядку.
        - Петр Петрович! - воскликнул я, хотя он, конечно же, меня не слышал. - Что с вами?
        Да! Нашим телохранителем стал именно председатель Киреевского совхоза Петр Петрович Ядрышников. Это его мы спасали от подобрения с помощью «Пинк Флойда».
        Стас приник к его бинтам.
        - Леокадия! - закричал он. - У него в наушниках - Леокадия!
        - Петр Петрович! - сдирая с него повязку, воскликнул я. - Кто дал вам эту гадость?
        - Почему же гадость? - искренне удивился тот. - Красивая музыка! Мне дал ее мой друг продюсер Перископов! Эх, в баньку бы такую музыку! «Кис-кис, брысь, - подпевая, вновь принялся он танцевать вприсядку, теперь уже под звучащую на стадионе песню, - кис-кис, мяу»! - и двинулся к кулисам… - Эх, в баньку нашу сибирскую я вас не сводил!..
        Еще миг, и он уже плясал на сцене вокруг голографической Леокадии…
        В поисках Перископова мы побежали дальше. И нашли его катающимся по пыльному полу какого-то подсобного помещения в борьбе с беднягой Вольфрамом. Борьба была неравной, но умница-губернатор вцепился в продюсера крепко, приговаривая:
        - Ну какой вы все-таки прекрасный человек!
        - Да отстань же ты от меня! - вскричал Перископов как раз в момент нашего появления и взмыл к потолку на своих тончайших нитях. Вольфрам, ослабив хватку, шмякнулся на бетонный пол.
        Мы посмотрели вверх. Перископов на четвереньках стоял на потолке и, неестественно вывернув шею, глядел на нас.
        - Вы ведь хотите встретиться с настоящей Леокадией? - спросил он нас оттуда и, не дожидаясь ответа, договорил: - Скажите этому навязчивому господину, чтобы он прекратил за меня цепляться и не преследовал нас. Если он пообещает, я сейчас же переправлю вас к ней.
        - Пообещайте ему, пожалуйста, - попросил Стас. - Так надо, честное слово. Вы свое дело сделали, спасибо.
        - Надо так надо, - кряхтя, поднялся с пола Вольфрам. - Ладно, обещаю! - задрав голову, крикнул он продюсеру. - Слазьте оттуда, странный вы человек!
        Перископов спрыгнул с потолка и, падая, ловко, как кошка, перевернулся на ноги.
        - Следуйте за мной, - сказал он нам и быстро двинулся вперед.
        Мы помахали Вольфраму и поспешили вдогонку.
        - За стадионом нас ждет вертолет, - сообщил Перископов нам на ходу, - который отвезет нас в Гизу к пирамиде Хеопса. Под ней спрятана кабина нуль-транспортировки. Принцесса Леокадия поручила мне доставить вас на свою планету.
        Так и есть! Все-таки чужие.
        - Зачем? - спросил Стас настороженно.
        Я подумал было, что сработал хитрый план наших акул шоу-бизнеса, и певица хочет разобраться с нами по поводу нарушения ее авторских прав, но Перископов отозвался:
        - Вы ее удивили, не поддавшись ее чарам психокодирования. Она будет вас изучать.
        - А если мы не полетим? - вдруг заартачился Стас. - Что-то мне не хочется… Как-то я устал.
        - А ну, пошевеливайтесь! - рявкнул Перископов и так на нас глянул, что мы без дальнейших промедлений поспешили за ним.
        Выйдя на свежий воздух, мы оказались за трибунами стадиона. Вертолет, висящий на фоне звездного неба, казался игрушечным. К ногам упала веревочная лестница.
        - А как же все наши? - спросил я. - Вольфрам, Перескоков, Ядрышников?
        - Я здесь! - приветливо помахал рукой Перескоков, высунувшись из стеклянной кабины вертолета.
        - За остальных не беспокойтесь, - криво усмехнулся Перископов. - Их никто не обидит. Люди-то вокруг добрые! Ха, ха, ха! - зловеще рассмеялся он.
        Глава десятая.
        О том, как мы узнали почти все, после чего у нас случилось раздвоение личности
        Я думал, что мы приземлимся прямо возле пирамиды, но нет: вертолет медленно снижался к оазису неподалеку. Был уже вечер, адская жара спала, я впервые за все время осмотрелся и как-то всерьез осознал, что действительно нахожусь в Египте. Он мало походил на наши детские воспоминания, и пирамиды мне показались попроще, чем я себе их представлял… Не было в них какой-то древней загадочности.
        В оазисе возле небольшого ручейка работала бетономешалка, а рядом с ней возилось с десяток аборигенов.
        - Они что, дом строят? - спросил Стас.
        - Нет, - сказал Перископов. - Они делают плиты для пирамид.
        - Для новых? - изумился я. Но Перископов удивил меня еще сильнее.
        - Для старых! - рявкнул он и скрежетнул зубами. Шасси как раз коснулись земли. - Выметайтесь! - бросил он нам. - А ты, - обернулся он к Перескокову, - лети на стоянку. Когда понадобишься - вызову…
        Мы послушно спрыгнули на жухлую травку.
        - До свидания, мальчики! - крикнул нам Перескоков, и я почувствовал к нему почти нежность. - «Тот-Того» - был моим лучшим проектом! Я надеюсь, мы еще встретимся!
        Двигатель взревел, с пальм посыпались кокосовые орехи, и маленький вертолетик исчез в темном небе.
        - Надейся, надейся, - проворчал Перископов и принялся что-то искать взглядом на земле. Потом, ориентируясь, он потыкал пальцем в звезды и стал отсчитывать шаги от одной из пальм.
        Пока мы за ним наблюдали, от бетономешалки отошли два прокопченных аборигена с измазанным раствором верблюдом на поводу. Теперь они стояли поодаль, чуть наклонив головы набок, приглядывались к нам и тихо перешептывались. Наконец, о чем-то договорившись, они подошли ближе и остановились шагах в пяти.
        - Твоя Иван, моя Борис, - сказал один из них мне. Я кивнул. Абориген обрадовался и показал на верблюда. - Его Оскар. Хочет тебя катать. Три доллара. Халява…
        - Не-не, - враз помотали головами мы со Стасом.
        - Эй, брат! - обиженно закричал второй. - Мы - русски! Мама Ленинград! Оскар три дня не ель, а брат его обижаль!
        Тем временем Перископов, закончив свои вычисления, остановился возле большого плоского валуна и крикнул нам:
        - Кончайте трепаться с этими идиотами и быстро идите сюда! - и он указал на глыбу: - Отодвигайте.
        Арабы оживились пуще прежнего.
        - Что ты сказать, дорогой? - агрессивно спросил один из них Перископова. - Моя - идиот?! Да мой Оскар твоя мама любиль!..
        Верблюд посмотрел на Перископова, ухмыльнулся и сплюнул. Арабы загоготали. Внезапно продюсер подался вперед и, пристально глядя животному в глаза, испустил какой-то пронзительный гортанный звук. Арабы враз смолкли, а верблюд за их спинами издал жалобный храп и грузно повалился на бок. Арабы посмотрели на бедного Оскара, попятились и, спотыкаясь, побежали прочь.
        - Что ты сделал с верблюдом?! - возмутился Стас. - Он-то в чем виноват?!
        - Ничего, оклемается, - ответил Перископов. - Нечего к людям приставать. Помогайте!
        - А как это вы? - спросил я. - Гипноз?
        - «Зов Анубиса». Древнее искусство воздействия на животных. Меня этому в детстве научили, - отозвался он, отодвигая с нашей помощью глыбу.
        - Он же не специально… - промямлил Стас в тот момент, когда под камнем обнаружился тайный лаз. А я подумал: «Интересное же у него было детство…»
        По неровным каменным ступеням мы двинулись вниз. Хоть глаза уже и привыкли к темноте, мы со Стасом шли почти на ощупь.
        - Не отставайте! - прикрикнул Перископов.
        - Так ведь не видно же ни фига! - пискнул Стас.
        - Ничего с вами не случится, - презрительно сказал Перископов. - Держитесь за мной! Я тут каждый закуток с детства знаю.
        «Да, очень нестандартное у него было детство, - окончательно утвердился я в этой мысли. - Впрочем, и взрослым он вырос не самым обыкновенным…» Внезапно в недрах пещеры что-то забрезжило. Еще поворот, и мы вышли в коридор, тускло освещенный газовыми горелками.
        - Теперь будьте внимательны и повторяйте все за мной. Шаг в шаг! - приказал Перископов, и мы двинулись по лабиринту, напоминающему коридоры компьютерной игры, такой же древней, как эта пирамида. Мы перепрыгивали внезапные провалы колодцев, перешагивали со скрежетом захлопывающиеся металлические челюсти, пробегали те места, откуда затем выскакивали полуметровые пики…
        - Не запыхались? - усмехнулся Перископов, остановившись возле какой-то крайне неприятной личности, стерегущей массивную дверь. Личность была тощей и с головы до ног была замотана в тряпье. - Мы находимся в самом сердце пирамиды. - Перископов коснулся двери, и ее створки медленно разъехались в стороны. - Добро пожаловать на суверенную территорию великой Леокады!
        - Не понял, - озираясь, спросил Стас, - это типа посольство?
        - Типа, - подтвердил Перископов. - Правда, о нем никто не знает.
        «Ай да посольство! - подумал я. - Скорее уж тогда шпионская штаб-квартира… Или даже нет… Тайная база враждебных инопланетян - вот что это такое!»
        Но походило это помещение, скорее, на органный зал. Только огромные блестящие металлические трубы стояли тут полукругом. От них к небольшой площадке в центре тянулись разноцветные кабели и прятались под резиновым ковриком. Вдоль стен, под потускневшими от времени фресками, стояли точно такие же стражники: худые как скелеты и обмотанные серыми тряпками.
        - Вы хотите поинтересоваться, «что это такое?» - риторически спросил Перископов, показав рукой на необычную конструкцию. - Отвечаю. Это - адронный коллайдер, но не простой, а цельнометаллический. Литиевый. Великое достижение моего гения… В смысле, не какого-то там гения, который у меня есть… В смысле, он у меня, конечно, есть… Короче, это мое изобретение! - вспылил, запутавшись, Перископов. - Машина, мгновенно перемещающая человека на любое расстояние.
        - Удивили! - воскликнул Стас. - Я еще в детстве у Стругацких про нуль-транспортировку читал.
        - Но Стругацкие не знали ее тайну, - значительно поднял палец вверх Перископов. - Ее знал только мой друг Никола Тесла! - благоговейно замер он.
        - Это который конденсатор изобрел? - ехидно уточнил Стас.
        - И тайна эта ужасна, - пропустив мимо ушей его замечание, добавил Перископов.
        - А нам расскажете? - поинтересовался я.
        - Обязательно, - усмехнулся Перископов. - С превеликим удовольствием. Но прежде я хочу показать, с кем вы связались и на кого замахнулись, в то время как вам следовало бы забиться в щелку и не высовывать носа… Планета Леокада - это центр великой галактической империи, и единовластной владычицей ее является принцесса Леокадия. Именно она с помощью своего искусства все расширяет и расширяет границы своей державы. Смотрите сюда!
        Он сунул руку под свое черное трико и достал оттуда прозрачный шар с прицепленным к нему клубком черно-белой веревки. Я-то думал, это у него такой животик, а он там, оказывается, шар прятал.
        - Палантир! - шепнул мне Стас.
        Перископов услышал его, победно глянул на нас и подтвердил:
        - Действующая модель!
        Держа волшебный шар в левой руке, правой он размотал веревку, которая оказалась электрическим шнуром в полосатой тряпичной оплетке.
        - Подержи-ка, я удлинитель поищу, - протянул он шар Стасу.
        Тот с трепетом принял артефакт, а мне Перископов сунул конец шнура со штепселем. Побегав по помещению, он отыскал круглый удлинитель-тройник, воткнул его в розетку на стене и, вытягивая из него провод, вернулся к нам.
        - Давай, - протянул он мне руку.
        Я подал штепсель, и он воткнул его. Раздался треск, посыпались искры, шар, жужжа, как вольтова дуга, осветился изнутри, а у Стаса встали дыбом волосы, и в комнате запахло паленым.
        - Что, шибануло? - с жизнерадостным интересом спросил негодяй. - Привет от Теслы… Впрочем, меня тоже всегда бьет. Да поставь ты его на пол, что с ним сделается?!
        - Ты специально, да?! - обиженно воскликнул Стас, опуская шар на каменную плиту.
        - Нет, блин, нечаянно! - хихикнул Перископов. - Ладно, проехали… Теперь смотрите и не говорите потом, что не видели.
        Шар затуманился.
        - Империя Леокады, - воскликнул Перископов, - это сотни покоренных миров. Начнем с ближайшего от вас… Марс!
        Начались помехи, но они вскоре улеглись, и мы ясно увидели, как на берегу марсианского канала гигантские треноги водят праздничный хоровод. Еле слышно, словно с трудом пробиваясь через прозрачную толщу шара, звучала песенка Леокадии.
        - Им теперь не нужна человеческая кровь, - сообщил Перископов. - Теперь они пьют подслащенный клюквенный сок. И все довольны, все смеются… Клюквы у нас много. А что уже лет пятьдесят на планете не появлялось новых треножников, то это всем по фиг. Так-так, - продолжал он. - Давайте-ка подальше… Аракис! О, глядите! Чемпионат среди фрименов по фигурному ползанию на червях.
        - Ужас! - прошептал Стас. - А как у них со спайсом?
        - Со спайсом у них плохо, - честно признался Перископов. - Спайс теперь никому не нужен. - Но тут же сняв с лица лицемерную печаль, он, потирая руки, добавил: - Что и требовалось доказать! Зачем нам еще одна великая космическая держава? А вот еще…
        - Хватит! - остановил его Стас. - Нам все ясно. Нам действительно необходимо срочно встретиться с принцессой. И вы обещали рассказать нам о принципе нуль-транспортировки…
        - О да! - воскликнул Перископов, выдернул штепсель из переноски и, смотав шнур, запихал электропалантир обратно под трико. - Это еще интереснее! Страсть, как интересно! Собственно, зал, в котором мы находимся, как раз и есть кабина нуль-транспортировки. Вы ляжете вот сюда, - показал он на покрытую ковриком площадку, - выпьете таблеточку и заснете. Тут уже стоят координаты Леокады. Я поверну вот эту рукоятку, и через минуту вы проснетесь там. А?! Каково?! - Он аж запрыгал от удовольствия. - Как вам уровень коварства?!
        Мы с удивлением смотрели на него.
        - А чего тут коварного? - спросил я.
        - Ах да, простите, лоханулся, - поскучнел Перископов. - Забыл сказать главное. Эта машина передает не вас самих, а только информацию. Очень-очень подробную, вплоть до строения атомов. И в пункте назначения создаются ваши копии. Так как память у них ваша, они, проснувшись, будут уверены, что это вы сами и есть.
        - Ну и какая тогда разница? - пожал плечами Стас.
        - А вы подумайте, подумайте! - подбодрил пас Перископов.
        И тут я понял.
        - Копии проснутся там, а оригиналы останутся здесь?
        - Точно! - воскликнул Перископов, возвращаясь в приподнятое настроение. - Точно! Когда вы проснетесь, вы будете в полном моем распоряжении, и уж тут я оттянусь! У меня имеется замечательная коллекция инструментов для пыток всех времен и народов.
        Стас мужественно сделал вид, что его беспокоят не столько эти инструменты, сколько странная технология.
        - Дурацкий принцип! - заявил он. - И что, каждый раз, перемещаясь в пространстве, леокадийцы раздваиваются?
        - Да.
        - И что, леокадийцы спокойно идут на это?
        - Да, - кивнул Перископов. - Ведь они ничего не знают. Это знаю только я. Ну и вы теперь.
        - А зачем вы нам это рассказали?
        - Чтобы посмотреть на ваши перепуганные рожицы, - злорадно улыбнулся Перископов. - Пусть там, на Леокаде, с вашими копиями цацкается принцесса, а уж что с вами сделаю тут я… - Он хищно потер ладони. - Ладно. Устраивайтесь. Сейчас я принесу таблетки. - Он повернулся к ближайшему стражнику: - Следи за ними в оба!
        Сказав это, он, пританцовывая от радости и бормоча: «Таблеточки, таблеточки, вкусные таблеточки», - выскочил в соседнее помещение.
        - Да-а, - сказал Стас. - Как-то мне все это…
        Он не договорил, но я его прекрасно понял.
        - Попытаемся бежать? - шепотом спросил я.
        - Ага, - скептически покачал головой Стас. - А как быть с этим чучелом? - Он повел глазами на охранника.
        Эпитет Стас нашел подходящий. Стражник и впрямь был очень-очень странным. Одет он был как для какого-то мрачного маскарада, а его голова под тяжелым шлемом была неестественно наклонена набок, словно висящий на колу перевернутый горшок.
        - А может, он вообще неживой? - предположил Стас. - Может, Перископов для понта с ним разговаривал? Может…
        - Гхе! Гхе! - покашлял стражник, и из его рта вырвалось облачко пыли.
        - Слушай! - воскликнул Стас, - а тебе не кажется, что все эти стражники - ожившие мумии?
        - Кажется, - подтвердил я сразу.
        - Так вот зачем их из музея выкупили! - догадался Стас.
        - Но как потом оживили? - задал я вопрос. И у меня появилось ощущение, что ответ я знаю, просто не могу вспомнить. Я напрягся…
        - Костя! Есть идея! - воскликнул брат, загубив на корню все мои попытки.
        Он потянул меня за руку, и мы вскочили на коврик нуль-транспортировочной машины. Мумии вокруг беспокойно зашевелились и стали робко пододвигаться к нам.
        - Что ты задумал? - спросил я.
        - Нам ведь нужно добраться до Леокадии, так? Но нельзя оказаться в стане врага спящим! И вообще, мы не должны позволить Перископову нас усыпить… Так что… - Он дотянулся до рукоятки, которую показывал Перископов.
        - А вдруг машина настроена неправильно?! - закричал я.
        - А вдруг правильно! - ответил мой безумный братец и опустил рукоять.
        На миг в моих глазах потемнело, потом во тьме вспыхнули разноцветные россыпи искр, сладко засосало под ложечкой, и я почувствовал, что падаю.
        - Стас! - воскликнул я. - Ну кто же так делает?!
        …И тут вновь наступила ясность. Мы со Стасом лежали все на том же коврике, но вот находились теперь в огромном зале-колодце с ложами по бокам. Публика встречала нас аплодисментами. Вперед шагнула стройная хрупкая девушка в белом, ее чистое лицо светилось гостеприимством.
        - Добро пожаловать на нашу благословенную планету, - сказала она, и я увидел, кто это. Это была Леокадия. Но не та певичка, к которой мы привыкли, а величественная и гордая принцесса галактической империи. - Вы мои гости, - продолжала она, - я давно уже мечтаю познакомиться с вами.
        Я посмотрел на Стаса и увидел на его лице восторг и обожание.
        - Не верь ей, - шепнул я. - Не поддавайся!
        …На миг в моих глазах потемнело, потом во тьме вспыхнули разноцветные россыпи искр, сладко засосало под ложечкой, и я почувствовал, что падаю.
        - Стас! - воскликнул я. - Ну кто ж так делает?!
        И тут же вновь наступила ясность. Мы со Стасом валялись на коврике все в том же «органном зале» Перископова.
        - Как ты думаешь, наши копим уже на Леокаде?! - воскликнул Стас.
        - Откуда я знаю?! Мне ясно только одно: отсюда нужно срочно рвать когти!
        И тут в комнату влетел злодей-продюсер.
        - Проклятие! - вскричал он. - Я все забываю, что вы не добренькие и можете не слушаться меня! Но все равно вы ничего не добились. Ваши копии сейчас в плену у моей госпожи, для вас же самих пришло время расплаты! Но я не получу настоящего удовольствия, если вы так и не узнаете, кто я, - сказал он, подходя к нам вплотную.
        Наклонив голову набок, он большим пальцем подцепил под подбородком и, как чулок с ноги, стянул с лица маску.
        - Это же Неменхотеп! - прошептал Стас.
        Да, это был он - герой наших детских кошмаров. Тот, кого мы сварили в кипящем масле, тот, с кем сражался в запаснике музея папа…
        - Снова ожил, - подтвердил я. И тут же додумал прерванную мысль: - И остальных мумий он оживил нашими браслетами!
        - Узнали?! - прошипел Неменхотеп. - Вспомнили меня?! Да, это я, проклятые дети Сета! Да, я оживляю мумий. А еще я делаю мумиями живых! - добавил он зловеще и взмыл к потолку на своих нитях-паутинках. - Стража! - скомандовал он. - Схватите их и свяжите!
        - Сюда бы сейчас Кубатая, он бы нас спас! - всхлипнул Стас в отчаянии. - Костя, ну придумай что-нибудь! Как позвать Кубатая?! - Похоже, от страха у него в голове что-то заклинило.
        Медлительные мумии стали понемногу сужать кольцо вокруг нас. Как слепые, они протягивали к нам свои трухлявые руки, словно нечисть в старом фильме «Вий».
        - Мумии какие-то хилые, - попытался я его отвлечь. - Не то что сам.
        - Да, некачественные какие-то, - кивнул Стас. - Может, потому что он - фараон, а они - рабы какие-нибудь? - Похоже, этот сноб не считает, что от природы все люди равны… - Хилые-то хилые, ио их много, - добавил он и снова начал бубнить никчемную фразу: - Как найти Кубатая?.. Как его найти?..
        - Ну где я тебе сейчас Кубатая возьму?! - рассердился я.
        - Костя! - вдруг горячо зашептал мне на ухо Стас. - Костя, скажи мне как брат, время и пространство едины?!
        Я посмотрел на него внимательно. Взгляд у него был абсолютно безумный.
        - Ну… по Эйнштейну - так, - сказал я неуверенно.
        - А раз так, - выкрикнул он, - то я придумал, как его найти!
        Часть вторая
        Ужасная доброта
        Глава первая.
        О неоднозначной трактовке цветов родного флага и о пользе шага на месте
        При чем тут Эйнштейн?! - выкрикнул я в тот момент, когда один из стражников цепко ухватил меня за штанину. Наша площадка чуть возвышалась над полом, и я с размаху пнул мумию по медному шлему. Тот, глухо звякнув, улетел в другой конец зала вместе с головой.
        - Как при чем?! - выкрикнул братец. - Раз это прибор для перемещения через пространство со сверхсветовой скоростью, значит, из него можно сделать машину времени! Прикрой меня!
        Легко сказать, «прикрой». Мумии были хоть и хилые, но настойчивые. Пинками выведя из строя еще двух, я, пока не подоспели очередные, упал на четвереньки рядом со Стасом. Под ковриком обнаружилась какая-то непонятная конструкция, подключенная к трем разноцветным кабелям - белому, синему и красному.
        - Синий цвет - цвет пространства, а белый - цвет времени! - объявил мой не в меру мудрый брат. - Надо поменять их местами!
        Он схватил оброненный мумией кинжал и перерубил провода.
        - А с чего ты это взял? - спросил я, отпихивая очередного сушеного мерзавца. - Про цвета.
        - Ну-у… - протянул Стас, зачищая кинжалом изоляцию. - Синий - цвет моря и дальних странствий. А белый, белый… - Он замялся, не зная, чего бы такого выдумать.
        - Цвет снега, - ехидно подсказал я. - Снег бывает зимой, а зима - это время года…
        - Точно! - воскликнул Стас, не желая замечать моей иронии, и принялся скручивать концы.
        - А тебе не кажется, что цвет времени как раз синий, раз оно течет как вода? А белый - цвет пространства, не зря же говорят «весь белый свет»…
        - Так нечестно! - возмутился Стас. - На Леокаде, может, так не говорят!
        - Ерунда это все! Ничего эти цвета не значат! А третий провод - что?
        - Красный цвет - цвет энергии, это дураку ясно! - уверенно заявил Стас, отгоняя мумию, которая, хитро оскалившись, тянула к его шее похожие на куриные лапки.
        - Ерунда! - повторил я.
        - Ты неконструктивен! - воскликнул Стас. - Критиковать все могут! У меня хотя бы есть концепция. Вот и не мешай мне!
        - Давай просто посчитаем! - предложил я и начал: - Каргаз, ушур, нердак тушур…[5 - Раз, два, три - крокодил (возм., др.-египт.)]
        - Мы не должны полагаться на случай! - снова оттолкнул меня Стас от проводов.
        - Даже если ты прав, откуда мы знаем, куда именно попадем?
        - А что мы теряем? Здесь-то нам точно крышка!
        - А рванет?! - воскликнул я, когда он уже скрутил концы и, расталкивая трухлявых уродов, потянулся к рубильнику.
        - Скидывай их с коврика! - крикнул он мне. - На фиг они нам в будущем?!
        Мне б его оптимизм… Я послушно спихнул три мумии, Стас опустил рубильник, в тот же миг наступила тьма, тряхнуло, и мы повалились на пол.

* * *
        - Костян, ты жив? - спросил Стас, нарушив абсолютную тишину.
        - Ты что-нибудь видишь? - отозвался я.
        - Ничего.
        - Как ты думаешь, это так темно или мы ослепли?
        Стас немного помолчал, потом сообщил:
        - Я на глаза надавил, пошли разноцветные круги. Значит, не ослеп, а темно.
        - Уже хорошо, - констатировал я. - И заметь: мумий-то нет. Значит, мы действительно переместились.
        - Я и не сомневался, - заявил он.
        Ползком мы принялись исследовать место, где оказались, и довольно скоро пришли к выводу, что на самом деле находимся в той же пещере, где и были. Но теперь тут не было ни мумий, ни инопланетной машины, а значит, Стас и впрямь был прав, и мы переместились не в пространстве, а во времени.
        Не меньше получаса мы шарахались по подземелью в кромешной тьме. Это был тот самый ход, о котором Перископов сказал, что знает его с детства, но теперь здесь не было ни ловушек, ни прочих опасностей, только коридоры и лестницы. Наконец мы нашли неровные ступени, ведущие к выходу. Взобравшись по ним, мы уперлись в каменную стену.
        - Ты помнишь, как он эту дверь закрывал? - спросил я.
        - Нет. Но надо поискать какой-нибудь рычажок, - предложил Стас. - Индиана Джонс, например, начал бы на нашем месте цапать сейчас какие-нибудь статуи за разные органы.
        - Цапай себя! - огрызнулся я. - Ты видишь здесь хоть одну статую?
        - О! Кажется, нашел! - воскликнул Стас.
        - Статую?! - оживился я.
        - Нет, вроде рычаг…
        Тут же что-то затрещало, загудело, каменные плиты перед нами разошлись в стороны, и мы зажмурились от ослепительного солнца. На поверхности был, естественно, все тот же Египет и все тот же оазис, только не было бетономешалки, а у пирамиды не хватало верхних плит.
        Вместо горстки закутанных с ног до головы арабов теперь здесь густо толпились темнокожие мускулистые люди в одних набедренных повязках. И все они, словно муравьи, были чем-то заняты. Таскали носилки с песком, волокли громадные телеги с каменными блоками… Они достраивали пирамиду.
        - Мы в Древнем Египте, Стас, - констатировал я упавшим голосом. - Снова в Древнем Египте… Что за дурацкое совпадение?!
        - Все-таки ты был прав, - жмурясь, почесал затылок брат. - Не те я проводки местами поменял. Следующий раз надо будет скрутить синий с красным. А белый вообще не трогать…
        - Стас! Очнись! - воскликнул я. - Какой «следующий раз»?! Как ты не понимаешь?! Нам ведь отсюда не выбраться! - Но я тут же понял, что развожу панику, и как можно спокойнее добавил: - Давай-ка уберемся, пока нас, как в прошлый, раз к фараону не отвели. Тут-то добреньких нету. Тут все - злые как черти.
        Стас поспешно кивнул, и мы крадучись двинулись в пустыню, подальше от стройки.
        Мы брели до самого вечера. Наткнулись на широкую мутную реку, обрадовались, упали на колени, но тут же принялись отплевываться: вода оказалась страшно соленой. Решили хотя бы искупаться, но даже в самом глубоком месте нам было по пояс, и, пару раз окунувшись, мы перешли реку вброд. Выбравшись на другой берег, вновь поплелись по пустыне, все сильнее ощущая жажду и голод.
        - Слушай, Костя, может, зря мы оттуда ушли? - первым высказал витающую в воздухе мысль Стас. - Там все-таки оазис, люди живые… Они что-то едят. И нас бы, наверное, накормили…
        - Они накормят, - мрачно отозвался я, но повернулся и побрел назад.
        В обратную сторону мы тащились несколько часов, но соленой реки почему-то все не было.
        - Мы заблудились, - констатировал я, выбившись из сил, и уселся на край бархана.
        - Надо было идти на северо-восток, - промямлил Стас, падая рядом. - В сторону России. Там, конечно, славян еще нет, зато климат попривычнее.
        Отвечать на его глупую реплику не было смысла. Я закрыл глаза и стал вспоминать, чем питаются в пустыне. В голову приходило только то, что у верблюдов в горбах есть запасы пищи. Но мы не верблюды, и у нас нет горбов. Еще про пустыню вспомнился Моисей, что он по ней водил евреев. Но тут у нас Стас специалист.
        - Слушай, ты Библию хорошо читал? - спросил я.
        - Новый Завет - хорошо, а Ветхий до сих пор недочитал. Зато мультик видел про «суперкнигу». А что?
        - Чем Моисей в пустыне кормил евреев?
        - А чего их кормить, он что, нанялся? Кто что из Египта прихватил, то и ели. Как в походе.
        - Он же их сорок лет водил! Они что, на сорок лет жратвы прихватили?!
        - Ну да, - согласился Стас. - Столько бы они не утащили… А! Вспомнил! Они манну небесную ели.
        - Это еще что такое?
        - Что-то типа снега, только съедобное. Короче, такая манная каша. Им ее Бог посылал.
        Нам он ничего не посылал, потому я продолжил расспросы:
        - А еще что-нибудь? Еще чем они питались, на одной манной каше-то долго не протянешь?
        Стас пожал плечами, продолжая безвольно ковыряться в песке, потом все-таки выдал:
        - Акридами.
        - Чем, чем?
        Стас вздохнул, как двоечник на экзамене.
        - Ну, там были акриды. Они их собирали и ели.
        - А что такое акриды?
        - Фиг его знает, - признался Стас. - Что-то маленькое и противное. Мне кажется, это что-то вроде шелухи от семечек.
        - Ты сам-то понял, что сказал? - рассердился я. - Откуда в пустыне шелуха от семечек?
        - А я почем знаю? Нащелкал кто-то, - упрямо сказал Стас.
        И только он замолчал, как с другой стороны бархана донесся чей-то неразборчивый говор.
        - Тихо! - прошептал я.
        Мы прислушались. Голоса приблизились и стали отчетливее. Говорили на древнеегипетском. Мы услышали примерно следующее:
        - Держи ее, держи! - кричал один голос.
        Другие тут же подхватили:
        - Лови ее, гадину!
        - За лапки ее!
        - За усики!!!
        Мы приникли к песку и поползли к ребру бархана. На другой его стороне человек двадцать замотанных в лохмотья людей бегали за какой-то еле заметной букашкой, пытаясь взять ее в окружение.
        - Кто это? - спросил Стас испуганно. - На египтян не похожи.
        Тут один из оборванцев крикнул:
        - Есть!
        И все остальные с воплями навалились на счастливца.
        - Может, это энтомологи? - предположил я.
        - Ужас. А кто такие энтомологи?
        - Это ученые, изучающие насекомых, - пояснил я. Я это слово знаю из статьи в «Голосе Вселенной» про разумных тараканов.
        В этот миг удачливый энтомолог выбрался из-под товарищей и отбежал от них в сторону, оказавшись поближе к нам. Он торопливо поднес руку к глазам, и я отчетливо разглядел в ней здоровенного кузнечика или даже саранчу. Энтомолог быстро оторвал насекомому ножки, засунул его в рот и, морщась от омерзения, принялся тщательно пережевывать. Вот это ученый так ученый! Его товарищи, перестав барахтаться в куче-мале, уселись на песок и посмотрели на него с укором.
        - А чего там делить-то было?! - воскликнул тот, оправдываясь. - Да ладно вам! Еще поймаем!
        - Как он только эту гадость есть может? - пробормотал Стас.
        - Я бы сейчас тоже не отказался съесть какую-нибудь гадость, - признался я. - Лишь бы пожирнее была.
        - Где это ты видел жирных кузнечиков? - спросил Стас и тут же предложил: - Слушай, давай уже вступим в контакт с туземцами. Терять-то нам нечего. Может, хоть попить дадут.
        - Что-то как-то боязно, - признался я, но Стас уже встал в полный рост и, подбоченившись, свистнул.
        Охотники за насекомыми замерли и уставились на него. Деваться было некуда, и я поднялся тоже. Решительной походкой мы направились к испуганно перешептывавшимся людям в лохмотьях.
        - Приветствуем вас! Вы говорите по-египетски? - обратился я к странным пустынникам.
        - Не говорим, - неприветливо ответил на чистом древнеегипетском пожилой туземец с большими залысинами. - Во всяком случае, с кем попало.
        Я ничего другого не смог придумать, кроме как поклониться и вежливо улыбнуться. Но Стас с такой встречей мириться не пожелал и спросил с явным наездом:
        - А что это вы тут делаете?
        - Не видите, еду ловим, - все так же неприветливо отозвался туземец. - А вы нам мешаете. И вообще, сами-то вы кто такие?
        - Мы?.. - Стас искательно глянул на меня.
        - Мы - слуги Асириса… - пришел я ему на помощь.
        - Ну, вот и идите отсюда к своему Асирису, - перебил его грубоватый незнакомец. - А нам акрид ловить надо.
        - Так это кузнечики! - вырвалось у меня.
        - Может, и кузнечики, - сказал абориген. - Мы говорим ему: есть охота. А он нам: идите, ловите акрид и ешьте их… Мы говорим: а кто такие акриды? А он: поймаете - поймете, они вкусные…
        - Не, значит, кузнечики - не акриды, - вмешался тот, что сожрал добычу. - Мой сильно противный был. А он сказал, вкусные.
        - Да кто «он-то»?! - не вытерпел Стас.
        - Кто, кто! Моисей!
        Ух ты! Только я о нем вспомнил, а он уже тут как тут!
        - Так вы евреи? - обрадовался я.
        - Сами вы евреи! - обиделся туземец. - Мы дети Авраама и Иакова. Иудеи. Давайте, идите-идите отсюда, отроки, не до вас.
        Сказав это, абориген стал снова рыскать глазами по песку.
        - А вы нас к Моисею не могли бы проводить? - попросил я.
        - От вас, я гляжу, не отвяжешься! - недовольно вздохнул неприветливый абориген. - Иессей, Ахаз, - обратился он к двум мужчинам помоложе, - отведите их к старейшине.
        Темнело. В лагере было видимо-невидимо освещенных кострами палаток, возле которых бесились голые детишки и сновали длинноносые тетеньки с котелками и тазиками. Завидев нас, они бросали свои дела, глазели и тыкали в нас пальцами. Наконец, нас привели к шатру размером с «Икею», перед которым дымился огромный котел.
        - Зачем Моисею одному такая палатища?! - вполголоса спросил меня Стас по-русски. Как-то догадавшись, о чем он толкует, один из наших провожатых пояснил:
        - Это переносной храм. Мы тут молимся. А шатер старейшины - вон. - Он указал на обычную полосатую палатку рядом. Возле нее у костерка сидел старец.
        - Акрид нашли, бездельники? - с ходу напал он на наших проводников.
        - Пока нет, учитель, - отозвались те. - Что не поймаем, все невкусное… - и поспешно сменили тему: - А вы тут двум чужеземцам понадобились.
        - А мне они понадобились? - прищурился старик.
        Те не знали, что и ответить, но он тут же над ними сжалился:
        - Ладно, идите прочь. А вы, - обратился он к нам, - присаживайтесь.
        Мы немного смутились, но присели.
        - Ну, рассказывайте, что там, в далеких странах, делается?
        - В далеких странах только и говорят, что про вас и про ваш поход, - вдруг заявил Стас. - А правда, что, когда вы от фараона бежали, море перед вами само расступилось?
        - Ага! - обиженно сказал Моисей. - Так оно само и расступится. Это я ему повелел силою божьей.
        - А как это с точки зрения физики? - поинтересовался мой неугомонный братец.
        - Какой еще такой физики? Не знаю я никакой физики и вам не советую. Значит, говорите, идет обо мне слава по свету?
        - Идет, - покивал Стас. - Очень вас уважают.
        - А есть-то будете? - неожиданно дружелюбно улыбнулся старик.
        - Да уж мы бы съели чего-нибудь, - согласился Стас.
        - И попили бы, - заметил я.
        - И переночевать бы не отказались, - прибавил Стас.
        - Может, вам еще и ключи от ковчега?.. Ну, ладно, - махнул Моисей рукой. - Айда в палатку.
        Накормил он нас вкусно - бараниной, бобовой кашей и чаем с медом.
        - А зачем ваши там этих ловят? - спросил я.
        - Акрид, - уточнил Стас.
        - А-а!.. - покивал Моисей. - Это для воспитания. В Египте народ мой сильно попортился: одни в грехах, в лени и обжорстве погрязли, другие, наоборот, совсем в рабстве достоинство потеряли. А некоторые - и то и другое. Вот, вожу их теперь по пустыне, мучаю по-всякому, пока не перевоспитаются…
        - И как, получается? - спросил Стас.
        - Ну, не все сразу. Я же сам этот метод придумал. Теперь вот проверяю.
        После ужина Моисей объявил в нашу честь народные гуляния. У его костра собралась молодежь и стала водить хороводы с песенками. Песенки были заунывные и очень длинные. Я из вежливости делал вид, что слушаю с удовольствием, но Стас терпеть не стал.
        - Что-то песни у вас какие-то однообразные, - сказал он. - Давайте я вас чему-нибудь повеселей научу?
        Евреи пошептались и согласились:
        - Давай. Только чтобы про Бога.
        - Так не бывает, чтобы про Бога и повеселей, - насупился Стас.
        А я кое-что вспомнил и предложил:
        - Стас, а может, Армстронга?
        - Точно! - обрадовался тот. - Только это на чужом языке, - обернулся он к Моисею.
        Молодежь с надеждой уставилась на старосту.
        - Смотря на каком, - строго сказал тот.
        - На языке англов… и саксов, - заявил Стас.
        - Хм… И про что там? - все так же сурово сказал пророк. - А то вдруг какую-нибудь гадость петь будем, а сами и знать не будем.
        - Ну, они же просили про Бога. А там еще про то, как ты евреев через пустыню водил.
        - Ты серьезно? - не поверил старец и покраснел от удовольствия. - Уже придумали? А как на их языке мое имя будет?
        - Мозес.
        - Мозес, Мозес… - сморщив лоб, повторил Моисей, словно пробуя словечко на вкус. - Не слишком-то певуче. Ну ладно. Учи.
        Молодежь обрадовалась, и полночи мы проорали эту песню, причем под конец запев уже исполнял не Стас, а сам Моисей, хоть англосаксонские слова и давались ему с трудом.
        - Ты мне потом перевод напиши, - сказал он. - Я на наш язык переложить попробую…
        Проснулся я рядом со Стасом под открытым небом. Я точно помнил, что уснули мы в шатре. Но сейчас его над нами не было. Я сел и сразу понял, в чем дело. Лагерь сворачивался, почти все палатки были собраны, а толпа иудейских священнослужителей заканчивала разбирать переносной храм. Значит, сумев нас не потревожить, убрали и наш шатер.
        Я разбудил Стаса, и мы решили посоветоваться с Моисеем, как нам быть дальше. Объяснить, кто мы и откуда, обычному человеку было бы сложно, но он-то все-таки пророк. Но он как раз руководил разборкой храма и отвечать на все наши вопросы отрядил помощника Ахаза. Нам это не слишком-то понравилось, но зато отпала необходимость что-то объяснять. Вместо этого мы, наоборот, принялись расспрашивать.
        - Кто сейчас в Египте правитель? - спросил я.
        - О-о, - нахмурился Ахаз, - даже и говорить неохота.
        - Почему? - удивился Стас. - Очень злой фараон?
        - Все фараоны - злобные твари. Неменхотеп вообще нас просто достал!
        - Неменхотеп?! - хором воскликнули мы со Стасом.
        - Да, так звали предыдущего изверга, - серьезно продолжал Ахаз. - Но его мы еще терпели. Однако недавно Неменхотеп был околдован двумя чародеями, самолично сварил себя в жертвенном котле, и скоро из него сделают мумию… Так у них тут принято. А на трон теперь взошло уже совсем ужасное чудовище - получеловек-полукот.
        - Сфинкс?! - догадался я.
        - Вот именно, - мрачно кивнул Ахаз. - Этого мы уже не выдержали и из Египта свалили.
        - Знаешь народную примету: где Шидла, там и хроноскаф, - сказал мне Стас радостно, - а где хроноскаф, там и Кубатай со Смолянином!
        - Ахаз, а далеко уже вы от Египта ушли?! - спросил я.
        - Да нет, тут, наверное, меньше дня пути. Мы же не спеша идем. То с храмом возимся, то акрид ищем…
        - А ты мог бы нас к фараону проводить?
        - Я бы на вашем месте лучше к нему не ходил, - поморщился Ахаз. - Он же, говорят, людьми питается. Евреев, говорят, особенно любит, они потому что вкуснее всех.
        - Да брось! - воскликнул Стас. - Он хороший!.. - Ахаз уставился на него подозрительно, а Стас, ничего не замечая, продолжал: - Понимаешь, когда мы были маленькие…
        Я тихо одернул его:
        - Стас!
        - …Сфинкс тоже был маленьким, совсем еще котенком, - ни на миг не снижая темпа, принялся он врать. - Мы его подобрали, напоили молоком и все такое. Короче, он наш должник на всю жизнь, и если мы его попросим, он людей есть не будет. Даже евреев. Проводишь?
        - Ну-у, не знаю, - засомневался Ахаз. - Надо со старейшиной посоветоваться.
        - Так советуйся, - поторопил я его. - Если хочешь, мы тебя сами у Моисея отпросим.
        Пророк руководил сборами священных предметов, проверяя по списку, выбитому на каменной пластине:
        - Жертвенник деревянный! Одна штука.
        - Есть! - отозвался кто-то из священников.
        - Умывальник бронзовый - один!
        - Есть умывальник!
        - Семисвечник золотой!
        В ответ тишина.
        - Эй-эй! - заволновался пророк. - Где семисвечник?!
        - Здесь, - отозвались из толпы священников. - Я его на зуб пробовал, не подменил ли кто.
        - Ну и как?
        - Зуб сломал.
        - Слава богу, значит, золотой! - успокоенно вздохнул Моисей и продолжил инвентаризацию: - Ковчег Завета?!
        - Здесь! - К его ногам вынесли большой украшенный ящик с приделанными, как у носилок, ручками.
        - А что там внутри? - полюбопытствовал я.
        Ахаз сделал очень важный вид.
        - Там хранятся каменные таблички с десятью еврейскими заповедями, - сказал он гордо.
        - А! Это - не убей, не укради, не завидуй… - стал громко перечислять Стас, загибая пальцы. На нас стали оборачиваться.
        - А вы откуда знаете?! - изумился Ахаз. - Они же секретные!
        - То же мне великая тайна! Это же элементарные правила поведения. Да я сам могу вам таких еще сотню сочинить. «Не курить», «Не сорить», «Руками не трогать», «Не влезай - убьет»…
        Тут Стас получил по башке посохом от Моисея, который, оказывается, прислушивался.
        - Ты кто такой, чужестранец, чтобы нам тут проповедовать?! - рявкнул он.
        - Ладно, ладно, забыли, - сказал Стас примирительно. - Мы к вам вот по какому вопросу. Можно, Ахаз нас до Египта проводит? Нам туда позарез надо. Мы знаем, как отучить сфинкса есть людей, особенно евреев.
        Моисей подумал и сказал:
        - Ладно. Если и впрямь его отучите, польза будет, а если, наоборот, он вас самих сожрет - нам вреда тоже никакого. - Одно слово, мудрец. - Берите Ахаза. Но пусть поскорее возвращается. - Он обернулся к своему племени и воззвал: - Евреи!
        - Слушаем тебя, отец наш! - откликнулись те.
        - Становись! Равняйсь! Смир-рно! На месте шаго-ом марш!
        Колонна беженцев с ручной кладью, скотом и вьючными животными ритмично заколыхалась.
        - Вот так и будут на месте маршировать, пока Ахаз не вернется, - пояснил Моисей. - А что? Отличная практика для укрощения гордыни! - и он снова обратился к народу: - Песню запе-евай! - и первым затянул хриплым старческим голосом:
        Go down, Moses way from Egypts land
        Tell all the Pharaos…[6 - Иди, Моисей, из Египта, скажи фараонам… (англ.)]
        И евреи подхватили нескладным хором:
        Let my people go![7 - Отпусти мой народ (англ.)]
        - Пойдемте быстрее, - заторопил нас Ахаз. - Они ж замучаются так топать, а я виноват буду…
        Глава вторая,
        в которой мы снова встречаем кое-каких неприятных личностей и узнаем кое-какие подробности об удивительных болезнях уха
        К городу мы шли очень быстро. Стоило нам чуть замедлить шаг, как Ахаз начинал нас подгонять:
        - Давайте, давайте, не задерживайтесь.
        - Куда мы спешим-то? - заканючил наконец Стас, усевшись на песок. - Я устал.
        - А если даже не спешим, чего рассиживаться? - нетерпеливо потянул его Ахаз за воротник. - Подъем, чужеземец!
        - Может, я хочу повнимательнее тут все рассмотреть? Я еще ни разу в пустыне не был…
        - А я был, - огрызнулся Ахаз. - Нечего тут рассматривать, на то она и пустыня. А мои сородичи, между прочим, на месте топают!
        Мне понравилось его трепетное отношение к соплеменникам, Стас тоже перестал капризничать, нехотя поднялся, и мы двинулись дальше, увязая кроссовками в песке.
        - Хороший ты парень, Ахаз, - сказал я, - ответственный.
        - Ага, - огрызнулся тот, - ответственного нашел. Ты лучше представь, что сейчас обо мне думает вся эта толпа евреев и что они со мной сделают, если я хотя бы к вечеру не вернусь.
        - Слушай, а почему ты говоришь «евреи»? - спросил Стас. - Ты же сам говорил «иудеи, дети Авраама и Иакова»…
        - Это мы пока добрые - иудеи, а как разозлимся - евреи евреями.
        Благодаря его рвению, к окраинам древней столицы мы подошли примерно к обеду. Во всяком случае, так мне подсказывал желудок. Окраины были как окраины: жались друг к другу глиняные мазанки, на натянутых между пальмами веревках сохло разноцветное тряпье, стайка чумазых голопузых детей с криками и хохотом гоняли по двору молодого крокодила.
        Но сколько мы ни шли, окраины все не кончались. В конце концов я понял, что никакие это уже не окраины, а так и выглядит весь этот город. Сытыми и довольными тут были только гревшиеся на солнышке длинноухие египетские кошки. Люди их опасливо обходили или с поклонами подносили им тарелочки с едой. Быстро Шидла в этом деле порядок навел.
        - Я вас до дворца доведу, а там вы уж, пожалуйста, сами, - сказал Ахаз, обматывая лицо тряпочкой.
        - А это еще зачем? - удивился я.
        - Так положено, - сообщил он и самокритично добавил: - Дабы молчал в тряпочку и не осквернял своей иудейской рожей несравненную красоту города-храма.
        - Вот эту? - обвел Стас рукой очередную кучу мусора возле кособокой лачуги за бамбуковым заборчиком.
        - Можно подумать, там, откуда вы явились, стены из мрамора, а крыши золотые, - вдруг обиделся за изгнавшую его столицу Ахаз.
        - Ну, нет, конечно… - признал я.
        - Вот и молчите тогда сами в тряпочку, - сказал Ахаз. - И смотрите сюда. Вот он - дворец фараона. Между прочим, стены у него из мрамора, а крыша золотая.
        И действительно, как раз в этот момент, пройдя через какой-то закоулок, мы вышли на площадь, где за ажурной бронзовой оградой возвышалось похожее на трехзвездочный отель строение с колоннами. Стены его были облицованы синей плиткой и густо усеяны золотистым орнаментом. Возле калитки дежурили два полуголых нубийца с кольцами в носах и копьями в руках. Еще с десяток прохаживались вдоль ограды.
        - Ну, я пошел, - сказал Ахаз. - А как вы, кстати, во дворец проникнуть собираетесь?
        - Не знаю, - пожал я плечами, - подойдем к стражникам, скажем, что мы к фараону…
        - Да? - скривился Ахаз. - А ты знаешь, сколько в день таких желающих подходит? Как что не так - бегом к фараону. А фараоны, между прочим, уже несколько веков без протекции не принимают.
        - А если быть настойчивыми?
        - Что касается настойчивых, то крокодилы в придворном зверинце только ими и питаются… Не-ет, так не пойдет… Может, деньги у вас есть? Драгоценности какие-нибудь?
        Мы со Стасом дружно помотали головами.
        - Эх, шагать моим соплеменникам до рассвета, - вздохнул Ахаз. - Пойдемте. У меня тут неподалеку один знакомый лавочник живет, он много лет во дворец туалетный папирус поставляет. Может, он что-нибудь посоветует, в крайнем случае даст чего на мзду. Он в этих делах неправедных собаку съел.
        Мы свернули обратно в закоулок.
        - А с чего ты взял, что он нам станет помогать? - спросил я.
        - А пусть попробует не помочь, - отозвался Ахаз. - Он ведь из тех, самых хитрых, евреев, которые не ушли с Моисеем, а остались тут и косят под египтян. Но если разоблачат - погром будет.
        - Так ты будешь его шантажировать?
        - Ну, шантажировать… Скажешь тоже. Так, родню напомню.
        - А если он нас же и выдаст?
        - Тогда его все равно спросят, почему мы пришли именно к нему. А ему это надо? Вот, кстати, его хибара.
        Честно говоря, «хибара» эта показалась мне посимпатичнее помпезного фараоновского дворца. Причудливой формы дом из красного кирпича напоминал загородный коттедж среднего российского чиновника, не хватало только тарелки спутниковой антенны на крыше. Ахаз снял с лица повязку, поднялся на крыльцо и подергал за шнурок. Открылось маленькое квадратное окошечко.
        - Привет, Мордыхай, - подмигнул наш провожатый.
        - Ахаз заходит, остальные ждут, - раздался скрипучий мужской голос, и дверь приоткрылась.
        - Я сейчас, недолго, - заверил нас проводник и скользнул внутрь.
        Действительно, не успели мы и словом перемолвиться, как дверь распахнулась, и Ахаз появился на пороге с похожим на пирата пожилым седобородым мужчиной в цветастой юбочке. Оба выволокли на крыльцо по большому тюку. У Мордыхая я заметил на каждом пальце рук и ног по увесистой золотой печатке. Видно, хорошо питаются при дворе фараона, раз на туалетном папирусе можно так зарабатывать.
        - Вам несказанно повезло! - воскликнул Ахаз. - Хватайте вот это, - указал он на тюки, - и бегом за нами.
        Пока мы вчетвером неслись какими-то узенькими переулками, мы узнали от Ахаза, в чем, собственно, дело. Оказывается, туалетный папирус используется еще и для обертывания мумий. На днях Мордыхаю сделали крупный заказ. Тушки погибших во время путча уже выпотрошили, чем-то пропитали, подсушили и набили, а вот как раз сегодня - день обертывания и погребения. Мордыхай приготовил папирус и отправил жену нанять на рынке носильщиков, а тут вдруг мы подоспели.
        - Да вас сам бог ко мне прислал, не иначе, - радостно причитал торговец, то отставая, то забегая вперед, - и людям хорошим помогу, и носильщикам платить не надо! Они сейчас, знаете, почем берут?! Вай, вай, вай! Это просто разбойники какие-то, а не носильщики! Да, плюс стражникам взятка, да жрецу откат, такие кругом поборы, заказу не рад будешь!
        Ко дворцу мы выскочили с обратной стороны, у служебного входа.
        - Побудьте здесь, - сказал нам Мордыхай, остановившись метрах в пятнадцати от охраняемой нубийцами изгороди. - Мне с этими обезьянами потрещать надо.
        Он просеменил вперед, пошептался со стражниками, сунул им увесистый мешочек, а затем махнул нам рукой:
        - Поехали!
        - Ну вот и все, - сказал нам Ахаз. - Поручение пророка я выполнил, за вас я спокоен, теперь можно и к своим бежать. А то мы так до Палестины вообще никогда не дойдем.
        - Дойдете, дойдете! - заверил его Стас.
        - Да? - обрадовался Ахаз. - Скорей бы уж!
        - А сколько тебе сейчас?
        - Тридцать.
        - Н-да… - протянул брат смущенно. - К семидесяти доберешься.
        - Ну, спасибо на добром слове, - поскучнел Ахаз.
        - Мы же не виноваты.
        - Кстати, - поспешил сменить тему Стас и сунул ему клочок папируса, - передай Моисею. Это перевод песни.
        - Отлично! - обрадовался тот. - Пророк на музыку положит, вся пустыня от Азии до Африки орать будет!
        И он со всех ног помчался обратно.
        - А что, - невозмутимо заметил Стас, - все правильно. Армстронг ведь эту песню не сам придумал. Она древняя, негритянская…
        Следуя за Мордыхаем, мы тащили тюки сперва коридорами дворца, а затем по гранитной лестнице и по подземному ходу, пока не оказались в пропитанной терпкими благовониями пещере. Освещена она была десятком факелов, и картина нашим взорам предстала похожая на кадр американского триллера.
        На семи каменных столах лежали человеческие тела, и с ними возилась целая куча народу - что-то кроили и штопали. А между столами прохаживался человек в мантии и нараспев бормотал молитвы, размахивая гигантским кадилом. Иногда он перебрасывался с древними таксидермистами короткими репликами. Видно, он был тут главным.
        - Пошли отсюда, - шепнул мне Стас, когда мы поставили тюки на пол. - Смотреть тошно…
        Но не успели мы сдвинуться с места, как человек с кадилом оказался прямо перед нами, и его лицо показалось мне знакомым.
        - А, торговец! Наконец-то! - встретил он Мордыхая. - Еще бы промедлил с полчасика, и не миновать бы тебе темницы!
        - Вы уж простите меня, господин верховный жрец, - принялся раболепно кланяться тот.
        Услышав это звание, я сразу вспомнил: это же Гопа - советник фараона от южных земель!
        - Вот, еле нашел носильщиков, - продолжал оправдываться торговец. - Кстати, транспортные расходы мы в договоре оговорить забыли. Не изволите ли добавить справедливости ради?
        - Пошел вон, лавочник! - рявкнул Гопа. - Убирайся, пока я не приказал бросить тебя в клетку ко львам!
        - Понял, понял, я понятливый, - запричитал Мордыхай, пятясь к выходу, и исчез в проеме. Мы двинулись было за ним, но Гопа остановил нас:
        - А вы погодите. Распакуете тюки, поднесете сколько надо папируса к столам, на которые я укажу, тогда и пойдете. Поняли?
        Мы со Стасом синхронно покивали головами.
        - А чего молчите? Немые, что ли?
        Мы покивали опять, потому что разговаривать с Гопой нам не хотелось. Конечно, сейчас нас ему узнать было трудно, ведь хоть он и видел нас всего несколько дней назад, старше мы стали на несколько лет. Но кто знает, чем бы мы могли себя выдать, если бы заговорили.
        - Это хорошо, что немые, - сказал Гопа. - Обычно случайным свидетелям таинства мумификации фараона отрезают язык, чтобы чего лишнего не выболтали, но вас, так и быть, не тронем… А точно немые?
        Мы закивали еще усерднее.
        - Ладно, - сказал Гопа, - позже мы вас немножечко огнем попытаем и, если не заговорите, отпустим, а заговорите, сперва все-таки языки отрежем.
        Вдруг он прищурился и пригляделся.
        - Слушайте, - сказал он, - а я вас нигде раньше не мог видеть?
        Мы изо всех сил замотали головами. Если он, даже не узнав, собирается пытать нас огнем, что будет, если узнает.
        - Ну ладно, ладно, - сказал Гопа. - Развязывайте папирус.
        В этот момент, отойдя от одного из столов, к нам приблизился человек атлетического сложения в набедренной повязке. Вот его я узнал сразу. Это был военачальник Доршан. Мы со Стасом склонились к тюкам, а Доршан обратился к Гопе:
        - Проклятый сын шакала, - спокойно, без нажима начал он. - Опять твоя жадность привела нас к беде.
        - От шакала слышу, - также спокойно отозвался Гопа. - Да еще от пустынного. О какой беде ты говоришь?
        Похоже, после неудачного переворота эти двое мятежников не очень-то жаловали друг друга.
        - Поскупился на дратву? «Я все точно посчитал, сэкономим - заработаем!..» - передразнил Доршан. - А ты видел, какие у фараона нынешнего когтищи?! Вот этими когтищами да нам по спинам - вот что мы с тобой заработаем!
        «Это про Шидлу, - сообразил я. - Видно, это он поручил всех погибших мумифицировать. В соответствии с местными обычаями».
        - Да что приключилось-то, страус ты тупоклювый? - все так же бесстрастно поинтересовался Гопа.
        - А то и приключилось, что мне на Неменхотепа ниток не хватило! А он хоть и мерзкий был тип, но фараон… Еле-еле у него в правом ухе веревочки связал, но если кто за кончик дернет, он сразу весь распустится!
        Стас глянул на меня большими глазами, словно говоря: «Ты слышал?!» Слышал, конечно… Ну, Перископов, знал бы я раньше, за что тебя дергать… Вот почему он к этому уху никого не подпускает…
        - Кто его в гробнице дернет, дубина ты стоеросовая? - спросил жрец Доршана ледяным тоном. - Иди работай, маршал недоделанный…
        - Ах ты… - прошипел тот и дернулся так, словно хотел Гопу придушить, но тут как раз увидел нас и удержался. - А это еще кто такие? - спросил он. - Чего приперли?
        - Догадайся, - сказал Гопа презрительно и, запев заунывную молитву, вновь двинулся вдоль столов.
        - А-а, папирус, - сообразил Доршан. - Ну-ка, ну-ка, - отпихнув нас, он сам ловко развязал узел, и тюк рассыпался.
        - Эй ты, фараон самозваный! - заорал он Гопе. - Иди-ка сюда!
        - Чего тебе? - вернулся жрец.
        - Ты что творишь, гнида?! - вскричал бывший военачальник. - Да тут папируса на шестерых еле-еле хватит! А во что мне седьмого заворачивать?
        - Ладно, ладно, заткнись! - отмахнулся Гопа. - Сейчас я тебе еще притащу. Да не такого, а самого качественного. Знаю я тут одно местечко… Так что заворачивай пока всех, кроме фараона…
        Сказав это, он метнулся к выходу, а мы под руководством Доршана стали растаскивать папирус по шести столам, и его помощники, как бинтами, принялись обертывать им мумий. Буквально минут через десять появился Гопа с огромным свитком в руках.
        - Вот, - бросил он его на стол рядом с почти готовой мумией Неменхотепа, - примерь.
        - Хорош! - признал Доршан, развернув свиток, и я краем глаза заметил там какой-то сложный чертеж с множеством пояснительных надписей.
        Бывший военачальник аккуратно завернул Неменхотепа в этот свиток, оторвал лишний краешек папируса и сунул этот кусок Стасу:
        - На. Выкинешь на выходе.
        - Ага, - кивнул Стас.
        Гопа уставился на него, как удав на обезьяну.
        - Вот тебе и немой, - прошипел он.
        - Бежим! - крикнул я и кинулся было к выходу, но Доршан уже крепко ухватил меня за шкирку, а Гопа вцепился Стасу в волосы.
        - Отпусти! Отпусти, сволочь египетская! - орал тот, но вырваться не мог, тем более что к жрецу подоспели двое помощников и скрутили ему руки.
        Доршан подтащил меня к факелу на стене, всмотрелся в лицо и вдруг взвыл:
        - Гопа! Гопа! Да это же те самые слуги Сета, которые фараона сварили! Но они изменились! Они за неделю лет на пять постарели!
        Жрец пригляделся и прошептал:
        - Точно!
        - Не постарели, а возмужали! - пискнул Стас.
        - И не Сета слуги, а наоборот - Осириса! - закричал я, решив, как когда-то, воспользоваться дикостью и суеверностью аборигенов. - Разве вы забыли, что ваш нынешний правитель - наш друг и хозяин?! Забыли, что это он спас нас и невесту Неменхотепа, остановив время?! - Доршан и Гопа переглянулись. Они явно отчетливо помнили все эти недавние для них события. - Если вы нам сделаете что-нибудь плохое, - продолжал я, - он вас точно по головке не погладит! Ну-ка, отпустите быстро!
        - Гопа, давай отпустим, а? - проскулил перепуганный военачальник.
        - Конечно, отпустите, - поддержал меня Стас. - А не отпустите, умрете в когтях сфинкса!
        - Подожди-ка, подожди, - осадил меня Гопа. - В прошлый раз все наши беды случились как раз оттого, что мы им поверили. А сейчас если бы они и впрямь могли сделать нам что-то плохое, они бы уже сделали это, так? Но нет, перед нами просто два перепуганных отрока, которые в отчаянии пытаются нас стращать знакомой кошкой…
        - Но еще неделю назад они были совсем детьми! - напомнил Доршан.
        - Так, может, еще через неделю они умрут от старости? - усмехнулся жрец. - Давай-ка запрем их в темницу, но не станем причинять им вреда, а будем кормить яствами и наблюдать. Если они быстро состарятся и умрут, тогда и проблема исчезнет. А если нет, то сидеть им там до скончания веков.
        - А если о них узнает сфинкс и рассердится?
        - Тогда мы предъявим их ему живыми и невредимыми. А если не спросит, предъявлять не будем.
        - Предупреждаю! - сказал я. - Он вас за это по головке не погладит.
        - Живьем сожрет! - подтвердил Стас.
        - Сомневаюсь, - прищурился Гопа. - Мы ведь ради него стараемся. А то кто вас знает. Прошлому фараону вас представили - и пожалуйста, - показал он на мумию. - Вот мы нынешнего и бережем.
        Ну, хитер! Ну, бестия!..
        Глава третья,
        в которой мы узнаем еще кое-что новое о старом злодее и вновь видим заветное слово, выцарапанное много лет назад
        Темница и впрямь была не самая ужасная. У нас со Стасом в этом деле с детства большой опыт. Это даже не темница была, а наоборот - довольно светлая комната с множеством маленьких, чтобы узники не сбежали, окошек под потолком, в которые било яркое солнце. Я так понимаю, что находилось это помещение на чердаке дворца.
        Поесть нам принесли почти сразу - куски сушеного мяса, вазу с фруктами и плоский глиняный сосуде водой. От всего этого мне стало как-то не по себе. Когда за тобой гоняются и пытаются убить, что-то происходит и есть надежда. А вот тут - безнадега полная: где мы, не знает никто, и надеяться нам не на что.
        - Спасители человечества из нас, Костя, все-таки никакие, - заявил Стас, плотно покушав и развалившись на циновке. - И чего мы так напугались этого подобрения? Лучше уж добренькие, чем такие, как Гопа. Добренькие-то небось нас в темницу не бросали.
        - А как насчет вымирания?
        - Вот как раз тут мы могли бы помочь человечеству, - оживился Стас. - При четком подходе к делу мы могли бы оплодотворять по… - он на миг задумался, - …по пятнадцать - двадцать самок… То есть девушек в день. Нас двое, это, выходит, сорок. Сорок на триста шестьдесят пять, это получается в год, в год… - Он повернулся на бок и принялся чертить пальцем цифры на пыльном каменном полу.
        - Мы что, быки племенные?! - возмутился я.
        - Нет, конечно, но чего не сделаешь ради спасения мира?
        - Стас. Ты забыл про Леокадию.
        - Леокадия, конечно, девка классная, - кивнул Стас, - но ведь она всего одна, а тут, э-э, четырнадцать с половиной тысяч девушек в год получается. На двоих.
        - Я имею в виду, ты забыл про инопланетную агрессию, - разозлился я. - Вспомни, что Перископов рассказывал. Леокадия подчиняет себе миры. Если бы мы даже целыми днями только и делали, что, как ты выразился, «оплодотворяли бы самок», человечество мы все равно не спасли бы.
        - Ну да, - поскучнел Стас. - К тому же там уже во втором поколении все родственниками были бы, а это нехорошо. Хотя есть ведь еще глухие, и их тоже можно было привлечь… Но что теперь об этом говорить, - вздохнул он, откинулся обратно на спину и замолк.
        Днем от нечего делать мы поспали, потом поужинали. Еду нам подсовывали в специальную щель под дверью, потому сосуд с водой был невысокий, но широкий, похожий на пепельницу. Примерно такой же формы были и наши «ночные вазы».
        Я уж не помню, о чем мы болтали там вечером в полутьме, но, думаю, разговор наш был не из веселых. Вдруг заскрежетал засов, дверь распахнулась, и на пороге мы увидели несколько человек с факелами в руках.
        Мы вскочили. Я с испугом подумал о том, что Гопа вполне мог передумать и решить избавиться от нас окончательно. Один из явившихся шагнул вперед, вытянул руку с огнем и внимательно нас осмотрел.
        - Так и есть! - воскликнул он. - Это они. Но как быстро они повзрослели! Тут без магии не обошлось!
        Потом он осветил свое лицо:
        - А вы меня узнаете?
        Лично я не узнал. Типичный древний египтянин средних лет. Стас тоже наморщил лоб, но промолчал.
        - Я - Ашири, советник фараона Неменхотепа от Севера! - воскликнул пришелец. - Я пришел спасти вас из заточения и отвести к великому Осирису, который ныне правит Египтом.
        - Это хорошо! - обрадовался Стас. - Это ты здорово придумал!
        - Правда?! - засиял Ашири. - А вы скажете Осирису, что это я вас спас, ладно? - добавил он заискивающе. - А вот Гопа с Доршаном - предатели.
        - Скажем, скажем, - заверил я, - и попросим его сделать тебя главным советником!
        - Я так и думал, что мы поймем друг друга! - воскликнул Ашири. - Айда к сфинксу.
        - А откуда ты про нас узнал? - спросил я его уже на лестнице.
        - Не всем мастерам мумифицирования нравится, что над ними поставили подлого жреца Гопу, - отозвался тот.
        А, ну понятно. Какой дворец без интриг? И подтверждение этой мысли не заставило себя долго ждать. За одним из поворотов коридора нас поджидала кучка вооруженных воинов.
        - Куда это ты, советник, повел прислужников Сета? - спросил возглавлявший их Доршан. А из-за его спины выглянул Гопа:
        - Выслужиться решил, да?!
        - Прочь с дороги, изменники! - крикнул Ашири, ко голос его прозвучал не слишком-то уверенно. - Дайте мне пройти к фараону!
        - Иди! - выставил перед собой копье Доршан. - Давай, давай! Что же ты не идешь?
        Еще миг, и между воинами завязалась драка. Но ни один из них не успел ранить другого, когда в коридоре раздалось сердитое рычание. Перепуганные стражники опустили копья, распахнулась одна из дверей, и из нее выступила внушительная фигура сфинкса.
        - Кто смеет мешать мне спать?! - рявкнул Шидла. А это, конечно же, был именно он. Вот только с гривой его было что-то не так. Я пригляделся и понял, что вся она накручена на бигуди.
        - О, несравненнейший из несравненных, о сиятельнейший из сиятельных… - забормотал Гопа, когда все, кроме нас со Стасом, рухнули на колени.
        - Короче! - гаркнул Шидла.
        - Мы тут к тебе ведем твоих слуг, - указал на нас хитрый жрец, - а бывший советник Неменхотепа от непослушных Северных земель грязноликий Ашири пытается нас остановить.
        - Это я веду к тебе слуг! - возмутился Ашири. - Это он мне мешает!
        - Молчать! - рявкнул сфинкс, придвинул к нам морду, раздул ноздри и принюхался. - Костя?! Стас?! - воскликнул он. - Глазам своим не верю! Но нос не обманешь!
        Слава богу, Шидле не придется доказывать, что мы - это мы!
        - Ура! - закричал Стас и бросился обнимать нашего любимого сфинкса, но тот остановил его: - Погоди, погоди, человеческий детеныш… Хотя какой ты уже детеныш… Давай-ка сначала разберемся с этими, - кивнул он на египтян. - Так кто вас вел ко мне, а кто не давал?

* * *
        Спустя несколько минут довольный Ашири уводил обезоруженных Гопу, Доршана и их людей в темницу, а мы обнимались с Шидлой.
        - Ну, как тебе тут, нравится? - перейдя на всеземной, спросил я, почесывая сфинксу за ушком. - Как кошки?
        - Кошки? Мур-р… Кошек у меня много, - промурлыкал Шидла. - Рыжие, трехцветные, полосатые!.. На Венере я о таком и мечтать не смел. И если бы только кошки. У меня в зверинце есть еще и тигрицы, и львицы, и пантерицы…
        - Пантеры, - поправил его Стас, поглаживая серебристую гриву с бигуди. - Извращенец! - Как будто бы не он пару часов назад собирался оплодотворять по двадцать самок в день.
        - Ну, - смутился Шидла, - вам, изнеженным людям, этого не понять. Вы не представляете, как замечательно, когда они одного с тобой размера…
        - Представляем, представляем, - заверил его Стас.
        - Пошли ко мне, - махнул лапой Шидла, и мы двинулись за ним. - После венерианской пустыни тут просто рай, так это у вас, кажется, называется. А какая тут трава растет!
        - Какая еще трава?! - выпучил глаза я.
        - Валерьяна - так она у вас называется. А мы на Венере и знать не знали, что валерьянка делается из травы, мы думали, люди синтезировали ее специально, чтобы держать нас в повиновении…
        - Не скучно тебе тут одному, без собратьев? - спросил Стас. Тем временем мы добрались до фараоновых покоев, и я стал оглядываться.
        - Пока нет, - признался Шидла. - Хотя я ведь тут совсем недавно, всего-то недельку какую-то. Мы, сфинксы, вообще-то терпеливые и легко переносим одиночество. Если есть кошки и валерьянка, - ухмыльнулся он.
        Покои новоявленного фараона потрясли меня своим аскетизмом. В освещенном масляными лампами обширном зале, куда мы вошли, не было ничего. То есть вообще ничего, кроме нескольких папирусных свитков. Голый каменный пол, на котором эти свитки и валялись, и голые серые кое-как оштукатуренные стены.
        - Честно говоря, устаю я от земного разнообразия, - признался Шидла. - Только тут и отдыхаю.
        - А спишь где? - спросил я.
        - А вот, - поманил нас Шидла когтем, подойдя к стене и приоткрыв потайную дверцу. - Здесь-то однажды я и усну навеки.
        Мы заглянули. Там, в маленькой комнатушке, стоял хроноскаф.
        - Ну, хватит уже обо мне, - сказал сфинкс. - Объясните-ка лучше вы - как оказались тут снова, да еще и такие взрослые!
        - Шидла, - сказал я. - Ты должен нам помочь вернуться в будущее.
        Мы проговорили около часа. Сфинкс то верил нам, то не верил, но когда в своем рассказе мы добрались до перемещения наших двойников на Леокаду, он вскочил и завопил:
        - Не может быть! Машину нуль-транспортировки изобрел я! Как раз такую, как вы описываете! Я закончил ее проектирование буквально позавчера! Вот! Я сейчас покажу вам! - Он стал бегать по залу, разворачивая то один, то другой свиток и бормоча: - Да где же этот проклятый чертеж, где он?.. Он еще утром валялся здесь! Огромный такой!
        - Ой, - сказал Стас.
        Он достал из кармана обрывок от папируса, в который Доршан упаковал Неменхотепа, развернул его и прочел:
        - «…Итак, нуль-транспортировка, то есть перемещение на любые самые дальние расстояния, возможна! Но при этом субъект раздваивается. Считаю такое решение безнравственным, потому секрет коллайдера умрет со мной, тем более что тут, в Древнем Египте, мне его все равно не построить…»
        Так вот откуда у Неменхотепа-Перископова это знание…
        - Где ты это взял?! - воскликнул Шидла грозно.
        Стас объяснил, и сфинкс приуныл.
        - Трудненько мне будет его найти.
        - Почему? - удивился Стас. - У тебя Гопа с Доршаном в темнице сидят, надо просто допросить их, и все.
        - Они не знают, - отозвался Шидла. - Гопа с Доршаном только тело подготавливали. А затем передали его жрецу бога Анубиса - «Того, Кто Открывает Пути». Этот-то жрец по традиции и хоронит фараона в тайном месте. Чтобы гробницу не разграбили. А спрятав тело, он сам добровольно уходит из жизни. Таково его предназначение, таков обычай. В пирамидах же усыпальницы поддельные, ненастоящие.
        «Добро пожаловать в Египет», - прозвучал у меня в ушах ехидный голос Перископова.
        - Да-а, порядочки тут у вас, - протянул Стас.
        - Не у нас, а у вас, у землян, - возразил Шидла.
        - Нет, теперь уже у вас, ты ведь теперь египтянин, а не мы…
        - «У вас, у нас», какая разница! - прервал я их глупое препирательство. - Вопрос сейчас в другом. Как нам отсюда выбраться в будущее - к Кубатаю и Смолянину! Шидла, - заглянул я с надеждой в лицо сфинксу, - может, все-таки хроноскаф?
        - Да! - воскликнул Стас. - Выручай! Мы, конечно, помним, что в нем энергия кончилась. Но, может, придумаем что-нибудь? Может, можно, например, горючее тут, в Египте, произвести?..
        - Не-е, - замотал головой Шидла, - это продукт высочайших венерианских технологий.
        - Ну, Шидла, ну должен быть какой-то способ?! - уставились мы ему в морду, а Стас вытянул из гривы несколько бигудишек и принялся заплетать сфинксу косичку.
        - Да погодите вы, - смущенно отвел он взгляд. - Только появились, сразу куда-то собираются… Я за неделю соскучился, а вы меня вон сколько лет не видели. Куда спешите-то?! И вообще, раз энергии в хроноскафе нет, значит, остаетесь здесь, и все. Надоели мне эти египтяне…
        - Чувствую я, Шидла, что ты что-то недоговариваешь, - сказал я настойчиво. - Мы тебя очень любим, но мы не хотим оставаться в Древнем Египте!
        - Все равно сперва надо найти гробницу Неменхотепа, чтобы мой чертеж коллайдера не попал в руки безнравственных людей…
        - Шидла, он уже попал, - напомнил я. - Если бы он не попал, нас бы сейчас тут не было… Так что не надо искать гробницу. Не увиливай, Шидла!..
        - О, люди! - воскликнул тот, закатив глаза. - Ну нельзя же так бессовестно пользоваться тем, что сфинксы не умеют врать… Есть один способ, - вздохнул он. - Но он очень, очень опасный…
        И вот что он нам рассказал. Оказывается, при движении во времени образуется некая сила, аналогичная инерции. Поэтому если запустить хроноскаф в будущее, отключив автоматическое торможение, то после того как кончится горючее, он еще довольно долго будет двигаться «по инерции», замедляясь.
        - Почему же ты об этом не сказал раньше?! - воскликнул Стас. - Мы бы тогда и Лину не высаживали!
        Я постучал себя по башке, мол, Стас, придурок, опомнись, мы ведь тогда и не родились бы, она же наша мама…
        - Видишь ли, котенок, - сказал сфинкс, - тогда я не мог воспользоваться этим принципом, так как во время движения по инерции невозможно устанавливать точные сроки прибытия. А ведь вам надо было попасть в свое время с точностью до минуты. Да и мне, чтобы занять место Неменхотепа, нужно было вернуться сразу после его свержения.
        - Факт, - согласился я. - А теперь нам точность не нужна, лишь бы в будущее, в середину двадцать шестого века.
        - Ну, ладно, - опять вздохнул сфинкс. - Не забудьте только, что, попав туда, вы должны будете связаться со сфинксами, чтобы те заправили хроноскаф и переправили его мне сюда в беспилотном режиме.
        - А есть такой? - удивился я.
        - Теоретически есть, мы предусмотрели его при проектировании, но понятия не имели, зачем он может нам понадобиться.
        - Значит, все получается?! - обрадовался Стас. - Давай, Шидла! В прошлый раз мы были в будущем - в 2530-м, теперь надо чуть попозже, чтобы путаницы не случилось.
        - Чуть попозже или сильно позже, это уж как получится, - сказал Шидла. - Я, конечно, произведу расчеты, но они будут очень приблизительные, гарантировать я ничего не могу. Лишь бы вам не попасть в будущее раньше, чем тогда, а то действительно, такая путаница получится, что вовек не расхлебаем.
        Мы замолчали, обдумывая все сказанное. Потом Стас сказал:
        - А знаешь, Шидла, что я вспомнил? В будущем сфинксы хроноскаф продублируют. Помнишь, Костя, они на нем за нами в Антарктиду на полярную станцию прилетали?
        Я кивнул.
        - Может, нам тебе сюда новый переслать? - продолжал Стас.
        - Нет, - помотал головой Шидла, - чтобы петля замкнулась, нужен именно этот.
        Тогда я спросил его о том, что меня беспокоило больше всего:
        - Шидла, только не думай, что я отговариваю, но почему ты так легко согласился? А вдруг что-нибудь не получится, и мы не сможем вернуть тебе хроноскаф, тогда мы-маленькие не найдем его в музее, петля времени не замкнется, и мир исчезнет…
        - Открою вам одну тайну, - сказал он. - У сфинксов Венеры есть древняя легенда, что хроноскаф должен появиться в будущем дважды. Люди считают это чепухой, компьютер Департамента Защиты Реальности выдал вероятность этого события не более трех процентов, да и среди сфинксов мало кто в это верит. Но пророчество такое есть.
        Ночь напролет мы болтали с Шидлой, рассказывая о своей жизни все эти годы, и заплели ему гриву косичками. После бигуди получилось очень красиво. Он мурлыкал и ластился к нам, да и мы, признаться, расчувствовались. Но, несмотря на его уговоры, мы твердо решили не задерживаться в Египте ни дня. Все и так висит на волоске, а в этой дикой стране может произойти вес что угодно. У нас тут есть враги, а у них могут быть союзники… Рисковать нельзя.
        Шидла долго возился с расчетами и выяснил, что мчаться во времени «по инерции» предстоит довольно недолго - всего пять с половиной часов, а потом надо будет вручную включить «торможение». Посчитал он с запасом, так, чтобы в будущем мы оказались на несколько лет позже две тысячи пятьсот тридцатого, то есть уж точно не раньше.
        Потом он написал длинный список разных вещичек, которые заказал сфинксам отправить ему сюда в хроноскафе «с оказией»… Конверт заклеил и строго-настрого запретил нам заглядывать в него. «Там есть кое-что интимное, - пояснил он, смущаясь, - что касается только сфинксов и кошек…»
        Потом он обучал нас управлению хроноскафом в космосе на реактивной тяге и составил нам подробную инструкцию, прилепив ее к панели управления. Это в детстве нас встретила хронопатрульная служба, а теперь встречать никто не будет и приземляться придется самим. Реактивного горючего в баке - кот наплакал, только-только задать ускорение в сторону Земли. Зато тормозной парашют был аккуратно заштопан местными умельцами и свернут самолично Шидлой. Это радовало.
        И вот по приказу сфинкса десять рабов выволокли серебряное яйцо во внутренний дворик дворца. Попрощавшись и ничуть не стесняясь своей «взрослости», даже слегка всплакнув, мы забрались в знакомую с детства кабину. Шидла, шмыгая носом, торчал в проеме люка.
        - Ну, мальчики, как там у вас, у людей, говорят в этом случае?.. - спросил он.
        - С богом? - предложил Стас. У меня была другая версия:
        - Ни пуха ни пера. Это значит, чему быть, того не миновать.
        - И то и другое правильно, - кивнул сфинкс. - А у нас на Венере говорят: «Жизнь - не главное». Но вам это, наверное, не подходит.
        - Не, не подходит, - помотал я головой. - До свидания, Шидла. Ты самый лучший сфинкс на свете.
        - А вы - самые лучшие люди, - сказал он. - Кстати, - вдруг добавил он, - у Стаса под сиденьем лежит мешочек. Там финики для вас и семечки - для Кубатая. Вы говорили, он любит.
        «Ай да Шидла, ай да… кот», - думал я с нежностью, задраивая люк. Потом уселся в кресло и зацепил ремень.
        - Поехали? - спросил Стас.
        Я утвердительно кивнул.
        - Поехали! - воскликнул он и, как когда-то я, треснул ладонью по красной кнопке, над которой было криво выцарапано: «Выход».
        Это слово вселяло оптимизм.
        Глава четвертая.
        На Леокаде, № 1. Знакомство
        - Не верь ей! Не поддавайся! - шепнул я Стасу, видя, с каким восторгом тот уставился на принцессу Леокадию. Но он словно не слышал меня. А инопланетная правительница, которой при ближайшем рассмотрении оказалось действительно лет шестнадцать, не больше, продолжала, обращаясь одновременно и к нам, и к зрителям на балконах:
        - …Планета Леокада - бесспорно, самая замечательная планета во Вселенной. И это не пустое бахвальство. - Говорила она на незнакомом языке, но я понимал все так, словно он был родным мне. Впрочем, после путешествия в будущее подобные трюки меня уже не удивляли. - Уверена, в течение нескольких дней вы и сами убедитесь в этом. Но мы, леокадийцы, неукоснительно соблюдаем свой долг высших существ и потому всегда с величайшим гостеприимством принимаем у себя гостей из других миров, какими бы примитивными и порою неприятными они ни были. Сегодня наши гости - известный музыкальный дуэт с Земли «Тот-Того», братья Костя и Стас!
        Представление это прозвучало довольно двусмысленно, но, по-видимому, сама она этого не заметила. Произнося наши имена, она плавно описала рукой дугу, как бы давая зрителям команду, и те, поднявшись, зааплодировали. Их радужные одежды переливались, а над головами, размахивая крыльями, сновали и металлически поблескивали какие-то небольшие веретенообразные механизмы.
        Чувствуя себя страшно неуютно, я кивнул публике. А вот Стас словно родился для участия в межпланетных шоу. Он галантно раскланялся и даже отправил в пространство несколько воздушных поцелуев. Зрителей, а особенно зрительниц, это не оставило равнодушными: с балконов раздались смешки и ободрительные выкрики.
        - Не думайте, что наше благосклонное отношение к вам - элементарная вежливость или дань формальному этикету, - сказала принцесса. - Леокада хорошо знакома с земной культурой, наш народ чтит вершины земного искусства. А рейтинг вашего дуэта сопоставим здесь с моим собственным. Так что, не сомневайтесь, вы у нас - гости желанные. И я знаю, что вы тоже искали встречи со мной. Наши намерения совпали, и вы здесь. Вам слово. Эта встреча транслируется на всю планету.
        Мы молчали.
        - Ну, смелее!
        - Давай, Стас… - тихонько подтолкнул я брата.
        - Э-э… - замялся он. Потом нервно вздохнул и наконец заговорил: - Ну, мы-то на Земле ничего про Леокаду не знаем, только твои песни. - Меня слегка покоробило, что он обратился к ней на «ты», но я тут же понял: в языке леокадийцев нет традиции почтительно «выкать». - Но их очень любят, да, - продолжал Стас. - Лично я все твои клипы скачал. - Он набирался понемногу смелости и говорил все увереннее: - Ты - лучшая на нашей эстраде, это и вся наша музыкальная тусовка признает, даже Самогудова! И голос, и пластика… Лично я часами могу смотреть… Только мне на английском больше нравится.
        - Почему? - живо поинтересовалась принцесса.
        - Ну, - снова замялся Стас. Потом собрался с духом и выпалил: - Слова уж очень глупые, на английском - не так заметно.
        Его заявление вызвало среди зрителей настоящую бурю. Они повскакали с мест и устроили настоящую овацию. Принцесса Леокадия сперва нахмурилась, и ее глаза, которые только что были светло-голубыми, потемнели и стали вдруг зелеными. Но миг спустя она благосклонно хохотнула и, жестом остановив зрителей, сказала:
        - Твоя непосредственность весьма импонирует моим подданным. И ты, конечно, прав. Тексты моих песен на земных языках оставляют желать лучшего. Их предоставили мне ваши продюсеры, но и их винить не приходится: это задание они выполнили в предельно сжатые сроки. С другой стороны, слова ведь не имеют никакого значения, вовсе не в них основной действующий компонент моих песен.
        - Коню понятно, - пробормотал я.
        - Да? - глядя на меня в упор, произнесла принцесса, и я почувствовал, что готов провалиться сквозь землю. Приподняв подбородок, она добавила: - У вас очень умные кони.
        Публика на балконах цилиндрического зала вновь загалдела, но трудно было понять, что ей понравилось больше - моя дерзость или то, как осадила меня принцесса. А может, и наоборот, что-то публике не понравилось… Стас повертел головой по сторонам, осматриваясь.
        - Ты что-то хочешь сказать еще, э-э, Стасик? - спросила его девушка.
        - Да, - кивнул он.
        - Тишина! - снова заставила замолчать зрителей Леокадия.
        - Я хотел сказать, что мой брат хотел сказать, и я тоже хотел сказать… - Зрители захихикали, а Стас перевел дыхание: - Уф-ф… - потом, собравшись с духом, закончил: - Слова действительно не имеют значения, потому что главное, что ты - самая красивая девушка на свете.
        Пока он говорил, я и сам, залюбовавшись ею, забыл на миг, где мы. А она от его слов буквально засветилась от гордости. Но моя-то реплика была вовсе не о том. Не в красоте ее сила, так же, как и не в текстах… А Стас, похоже, не понял меня.
        - Эй, - шепнул я ему на ухо, - ты забыл, что она натворила?
        - А тебя она совсем не цепляет? - так же шепотом спросил Стас.
        - При чем здесь это?! - возмутился я. Тем более что она меня очень даже «цепляла». - Она - ведьма!
        - Вы о чем это, друзья мои? - игриво спросила Леокадия и погрозила нам пальчиком. - Нехорошо-о! В обществе секретничать не принято…
        - Видите ли, - начал Стас, указывая на меня, - мой брат считает, что ты…
        - Да мы так, ни о чем… - перебил я, основательно двинув его локтем в бок. Он охнул и в ответ изо всех сил наступил мне на ногу. Я сморщился и тихонько взвыл.
        Наша мимолетная потасовка не укрылась от зрительских глаз. Балконы взорвались гомоном и свистом, и мы испуганно завертели головами. Леокадия подняла руку, и спустя несколько секунд негодование публики улеглось. Покачав головой, принцесса строго сказала:
        - Я понимаю, юноши, что вам трудно умерить свои инстинкты. Но придется. Ибо не должно вести себя так в нашем гостеприимном мире, где нет ни насилия, ни раздоров, и где все и вся сосуществует в полной гармонии друг с другом.
        - У нас дома с некоторых пор тоже нет насилия и раздоров, - с вызовом сказал я, решив, что пора уже переходить к сути.
        - Вот и хорошо, - одарила меня Леокадия обезоруживающей улыбкой.
        - Но мы не просили… - начал я, но принцесса остановила меня властным взмахом руки.
        - Леокада не ждет от диких племен, когда они попросят сделать их лучше, - сказала девушка так, как разговаривают с маленькими детьми.
        - …Не просили делать нас добрыми, - упрямо закончил я фразу.
        - Леокада приходит на помощь сама, по зову своего большого сердца. - Сказав это, девушка коснулась ладонью груди. - Но, кстати, вы-то как раз просили.
        - Просили? - удивился я.
        - О да. С просьбой о помощи ко мне обратился представитель вашего мира.
        - Кто он?! Хотел бы я на него взглянуть!
        - Я вас познакомлю.
        - Да кто бы он ни был! С чего это он решает за всех? Может, мы не хотим…
        Но девушка вновь не дала мне закончить.
        - Хотим, не хотим!.. - сказала она с легким раздражением в голосе. - Не надо было быть злыми! Что же касается вашего личного поведения тут, то зарубите себе на носу: то, что вы выросли в мире, где царят законы зла, еще не дает вам права вести себя несоответствующим нашему радушию образом. А если вы проигнорируете это предупреждение, нам придется изолировать вас.
        Пока она говорила это, металлические птички сорвались с верхотуры и, собравшись плотным блестящим кольцом, закружили вокруг нас. Мы обескураженно переглянулись.
        - Так мы договорились? - улыбнувшись, спросила принцесса мягко и кротко.
        - Да, - кивнул я, решив, что вступать в открытую полемику пока не время.
        - Конечно! - воскликнул Стас как-то уж слишком приподнято. Испугался, что ли?
        - Вот и прекрасно! - сказала принцесса Леокадия умиротворенно, сделала легкое движение рукой, и «страж-птички» снова разлетелись по всему залу. - Так будем сотрудничать?
        - Еще как! - подтвердил Стас.
        Да что с ним такое творится-то? Неужели чары подействовали? Но у нас же на них иммунитет. Я пригляделся к его сияющей роже и все понял. «Волшебные чары», вся эта экстрасенсорика и психокодирование тут абсолютно ни при чем. Он элементарно влюбился. Он всегда был неравнодушен к Леокадии, а встреча «живьем» подкосила его окончательно.
        - Вы приняли единственно правильное решение, - кивнула принцесса. - Поверьте, так будет лучше для всех. А теперь, - она хлопнула в ладоши, - позвольте мне пригласить вас на небольшую экскурсию по планете.
        Не успела она договорить, как цилиндрический зал со всеми его балконами и зрителями стал деформироваться так, словно раскрывался громадный бутон. Превращаясь в цветок, он разделился на секторы-лепестки, те начали опускаться, и заполненные публикой ложи сначала стали амфитеатром, а потом и просто горизонтально расположенными рядами. И мы, окруженные все той же публикой, оказались в центре открытой всем ветрам площадки на крыше головокружительного небоскреба.
        Над нами, под нами и вокруг нас роился воздушный транспорт, и со всех сторон нас окружали подсвеченные огнями сумеречные громады зданий инопланетного города. К небоскребу медленно подплыл почти полностью прозрачный аппарат, размером, да и формой напоминающий автобус.
        Принцесса жестом пригласила нас подняться по мостику на палубу, и мы проследовали за ней. Зрители встали и проводили нас долгими аплодисментами. Несколько металлических птичек, сорвавшись с места, прижались к корпусу воздушного корабля и словно бы слились с ним. Когда мы отчалили и метров на десять удалились от площадки, из ее центра, оттуда, где мы только что стояли, в небо ударил фейерверк в форме ажурного сиреневого дерева.
        - Это покруче, чем на вручении «Дебюта», - сказал Стас восхищенно.
        - Какого еще дебюта? - не понял я.
        - Ну, это типа «Оскара», только как раз такую птичку металлическую дают.
        - Стас, ты в порядке?
        Он озадаченно глянул на меня, потом наморщил лоб, потряс головой и сказал:
        - Ой! Это, наверное, мне в момент сборки в перископовском коллайдере что-то чужое в память вплелось!..
        Леокадия сидела в кресле напротив нас и с улыбкой наблюдала за тем, как мы таращимся на диковинный пейзаж.
        - Мальчики, - сказала она доверительно, чуть наклонившись к нам. - Я правда очень рада вашему появлению. Там, - махнула она рукой в сторону фейерверка, - я не принадлежала себе. Это была официальная встреча представителей иной цивилизации, за которой следили миллионы глаз. А сейчас я - настоящая. - Она улыбнулась так осторожно, будто боялась, что мы не оценим искренности и посмеемся над ней.
        - А что в нас хорошего? - спросил я немного грубовато. - Мы же «дикие».
        - Я часто жалею, что я не «дикая», - отозвалась принцесса. - Слова «дикий» и «свободный» - почти синонимы и в вашем, и в моем языке, и это не случайность.
        - Кто тебе мешает быть свободной? - продолжал я дерзить.
        - Я понимаю, Костя, что ты не можешь мне доверять. И тебе, наверное, трудно понять, что престол - это тяжкая ноша, которую не бросишь. Словно дорогое и красивое, но тяжелое и тесное украшение… - говоря это, она коснулась кольца на пальце с сиреневым камнем, и я подумал, что где-то уже видел такое. - Но ведь принцессой я стала не по своему желанию, я родилась ею. И ни один, ни один из всех этих людей, - она с горечью в голосе махнула рукой на город, - не видит во мне меня! Все они видят символ, функцию, знамя… Только вы, люди со стороны, можете видеть во мне меня и ничего больше.
        - Я вижу, - заявил Стас с придыханием. Но Леокадия глянула на него с легким скепсисом.
        - Да? - усмехнулась она. - И какая же я, по-твоему?
        - Красивая, - выдавил Стас.
        - Это - внешность, а она ничего не значит. А какая я внутри?
        Стас молчал.
        - Не знаешь? - покачана головой принцесса. - Не можешь понять? Вот и я не знаю и не могу понять. Потому что с самого раннего детства я знала, что я - принцесса, знала свою роль. И все. У вас есть пословица «Глаза - зеркало души». А какие у меня глаза?
        - Они у тебя бывают разные, - пробормотал Стас. - Наверное, и ты - разная.
        - «Разная», значит, никакая, - с горечью бросила она.
        - Ерунда это все! - сказал я, почему-то начиная злиться. То есть что значит «почему-то»? Земля захвачена, мы здесь - не гости, а пленники. И тут нам, понимаешь, начинают душу изливать. - Нету ни «тебя в чистом виде», ни меня. Мы все играем какие-то роли, носим какие-то маски. Это нормально, и по-другому не бывает. В чистом виде только лоси по лесу бегают.
        - Сам ты лось, - сказала принцесса и обиженно отвернулась.
        - Точно, - подтвердил Стас.
        Принцесса не удержанась и фыркнула. Глянула на Стаса и заявила:
        - Ты тоже лось.
        - А я-то почему? - удивился тот.
        - Потому что вы братья, - заявила она, и тут уж мы расхохотались все вместе.
        - Слушай, а почему ты так просто одета? - спросил я, когда мы успокоились. - Даже какой-нибудь короны или еще чего-нибудь такого нет.
        - Ты имеешь в виду символы монаршей власти? Я сама этот символ. Такова традиция нашего мира: все его жители имеют какие-то внешние знаки отличия - в званиях, в должностях, в профессиях. Только верховный правитель империи не имеет никаких знаков. Я - эталон, и мой цвет - белый.
        А город, над которым мы летели, не был к нам равнодушен. То и дело кто-нибудь из пассажиров встречных капсул, радостно улыбаясь, махал нам рукой.
        - Неужели нас тут так хорошо знают? - удивился Стар.
        - Хорошо знают мой корабль, - пояснила Леокадия, - и то, что у меня сегодня гости с Земли.
        - Но ты ведь говорила, что у нашего дуэта тут высокий рейтинг, - напомнил Стас.
        - Я сказала, рейтинг сопоставимый с моим, - поправила его принцесса. - А у меня он не такой уж и высокий.
        - Не может быть! - искренне изумился Стас. - Неужели леокадийцы равнодушны к твоим песням?!
        Принцесса посмотрела на него подозрительно, но, удостоверившись, что он не ерничает, скромно призналась:
        - Их ценят. Но это, скорее, дань моему высокому положению и заслугам. Видишь ли, поп-музыка - жанр, с помощью которого мне проще всего добиваться своих политических целей в отсталых мирах, вроде вашего. Не обижайтесь, но по сравнению с Леокадой почти все миры - отсталые. Мои подданные скорее прощают мне мои песенки, нежели увлекаются ими. Настоящую же приверженность они проявляют к классике. И не только к нашей.
        - А к чьей еще? - спросил Стас, явно недовольный тем, что леокадийцы так непочтительно относятся к творчеству его любимицы.
        - Сталкиваясь с каждым новым миром, мы, словно пчелы, бережно собираем в свои копилки все самое возвышенное. Это длится уже много веков. Мой мир - средоточие прекрасного. Вся наша цивилизация насквозь пронизана творчеством. Леокада - планета-галерея, планета-филармония, планета-музей.
        - И кто из земных композиторов удостоился ваших симпатий? - поинтересовался я.
        - Многие, - отозвалась она. - Мы очень хорошо знаем земных классиков. Генделя и Баха, Моцарта и Штрауса, Паганини и…
        - Страдивари, - ляпнул Стас.
        - Страдивари был скрипичным мастером, - очаровательно улыбнулась брату Леокадия. - Он скрипки делал.
        Стас растерянно моргнул, а потом упрямо заявил:
        - Ну… Он ведь их не только делал, он и сбацать на них мог что хочешь. И с завязанными глазами, и стоя на канате. На одной ноге.
        Несколько секунд длилась неловкая пауза. Наконец девушка нарушила ее, снисходительно бросив:
        - Естественно. Нам это известно.
        И тут же сменила тему:
        - К сожалению, после моего воздействия… После того, как мир становится добрее и цивилизованнее, его творческий потенциал часто снижается.
        - Вот как? - покачал я головой. - То есть вы берете в очередном мире все лучшее, а ничего нового там уже не создается… Когда пчелы собирают нектар, они не губят цветы. Так что это неудачное сравнение. Так поступают паразиты.
        - Не надо меня оскорблять, это и без того очень болезненная для меня тема! - воскликнула Леокадия. - Но, кстати, не все народы после моего воздействия меняются так радикально. Это зависит как раз от степени «дикости». Те, кто и без того не слишком кровожаден, почти не меняются. Они становятся еще добрее, у них исчезает преступность, но ни на творческий потенциал, ни на рождаемость это не влияет. А есть такие миры, как ваш, в которых все завязано на агрессии… Мы не виноваты, что вы такие злые! Ну скажи, что лучше: когда пишут прекрасную музыку и при этом убивают друг друга или когда НЕ пишут и НЕ убивают? Искусство, при всей нашей трепетной любви к нему, все-таки явление вторичное. Правящая партия Леокады - партия гуманистов-перфекционистов, и мы не можем стоять в стороне, если видим, что убивают разумных существ.
        - И на Землю вы пришли потому, что у нас всегда кто-то воюет? - то ли спросил, то ли сказал утвердительно Стас.
        - Конечно! А теперь у вас никто не воюет. И галстуки не жует. А то ведь смотреть противно было.
        Я чувствовал, что, во-первых, устал, во-вторых, еще не готов к этому спору, поэтому спросил:
        - Куда мы летим?
        Сейчас под нами был уже не город, а темная гладь воды. Принцесса выглядела расстроенной, видимо, разговор с нами разбудил в ней давние сомнения и вызвал не самые приятные мысли. В конце концов, она ведь чуть ли не наша ровесница, и не она, наверное, все это придумала. А какая ответственность лежит на ее плечах…
        - В мой загородный дворец, - отозвалась принцесса. - Он находится на берегу этого озера. С экскурсии по нему вы и начнете знакомство с моей планетой.
        - А у нас, когда между странами завязываются дипломатические отношения, начинают с возложения венков, - сообщил Стас. - К вечному огню.
        Принцесса пристально на него посмотрела, и я заметил, что глаза у нее опять изменили цвет, теперь они были карими.
        - К вечному?.. - повторила она с нотками ревности в голосе. - Такого огня у нас пока нет.
        - Да и ладно, - поспешно махнул рукой Стас. - Обойдемся.
        Корабль добрался до берега и опустился в сад прямо перед порталом дворца. Мы ступили на поблескивающую под ярким электрическим светом мокрую каменную крошку тропинки. Прохрумкав по ней, мы подошли к зданию и поднялись по широкой лестнице в холл.
        Здесь нас встретило человек сто. Кое-кто из них был по-военному подтянут и одет в щегольскую сиреневую форму. Я понял, что сиреневый - государственный цвет Леокады. Другая часть была наряжена очень пестро и разнообразно. И среди тех, и среди других были женщины, но какого-то четкого отличия в их одеяниях я не заметил. Кроме, конечно, принцессы, но это, по-видимому, дань традиции.
        Офицеры подчеркнуто сдержанно кивали нам. Зато остальные, выстроившись в очередь, беспардонно толкались друг с другом за право пожать нам руку, раскланяться и, то на леокадийском, то на ломаном русском, пылко сообщить какую-нибудь поэтическую благоглупость. Вот, например, что заявила мне одна дама в кудрявом парике:
        Велик Колизей и прекрасен Помпей,
        И много прекрасных сложилось затей
        В том мире, где Пушкин, Рембо и Басё
        Все вместе стихи сочиняли про всё…
        А какой-то тощий экзальтированный чудик в колготках и клетчатом берете с помпончиком пробился к нам без очереди, схватил меня за рукав и выпалил:
        - Умоляю, скажите, вы были в Лувре?!
        - Нет, - признался я.
        - А в Ватикане?!
        Я помотал головой.
        Невыразимая мука отразилась на его лице, и он возопил:
        - Тогда умоляю, скажите, где же вы все-таки были?!
        - А что вас конкретно интересует? - строго спросил Стас.
        - Ну, может, вы были в Третьяковской галерее или в Эрмитаже?! - вскричал тот, ломая руки.
        - Вообще-то в Третьяковку у нас была экскурсия, когда мы в восьмом классе в Москву ездили, - признался Стас, опасливо поглядывая на чрезмерно эмоционального эстета.
        - О! - воскликнул тот и вдруг, рыдая, упал нам в ноги. - Тогда умоляю! Я умоляю вас!.. Вы должны возложить на меня руки! - Но тут же передумал: - Или нет. Плюньте в меня!
        Леокадия взяла нас под руки и как-то по-домашнему сказала:
        - Пойдемте, ребята. Когда этот впечатлительный художник придет в себя, он будет гордиться уже тем, что видел вас собственными глазами. Для счастья ему этого будет вполне достаточно. Я их знаю.
        В сопровождении принцессы мы послушно двинулись в следующий зал.
        - Конечно! Естественно! - закричал бедолага нам вдогонку. - Кто я такой, чтобы вы, побывавшие в Третьяковской галерее, на меня плевали?! Что я возомнил о себе?! О, какое разочарование! Какая трагедия!.. Саврасов! Васнецов! Верещагин! Врубель!..
        Бедняга продолжал перечислять малознакомые нам имена, рыдая и катаясь по паркету, и Стас с беспокойством спросил принцессу:
        - Может, все-таки плюнуть в него? Трудно нам, что ли?
        - Земляне бывают милосердными, - усмехнулась та и повлекла нас дальше. А придворные затворили за нашими спинами дверь, и вопли затихли.
        - Здесь у нас проходят соревнования по так называемым гармоничным шахматам, - пояснила принцесса, и мы увидели что-то вроде боксерского ринга. Только вместо мягкого настила тут была мраморная шахматная доска, на которой двое накачанных атлетов по очереди переставляли тяжеленные фигуры. А судья в черном костюме и белом галстуке-бабочке то и дело давал свисток, заставляя игроков возвращать фигуры назад и думать дальше.
        - Так ферзи не ходят! - раздраженно восклицал он. - Ферзи ходят прямо или наискосок. А буквой «Г» ходит конь!
        - А-а, - степенно соглашался громила и, почесав затылок, перетаскивал фигуру в другое место.
        - Это шахматы в тяжелом весе, - пояснила принцесса. - Исконно леокадийская игра. Каждая фигура весит от ста двадцати до двухсот килограммов. В «гармоничные шахматы» могут играть не только очень умные, но и исключительно сильные люди, то есть личности развитые гармонически.
        В следующем зале, больше похожем на бальную студию, несколько пар юношей и девушек показали нам завезенное с Веги искусство танцевать на вертикальных поверхностях и на потолке с помощью специальных липких ниточек и паутины из них.
        - Так вот где Перископов этому научился! - воскликнул я, когда мне позволили примерить на руки и ноги браслеты, стреляющие мгновенно застывающей вязкой жидкостью, и осторожно пройтись по стене.
        Потом мы побывали в «аромаписной галерее». При создании полотен этого синтетического жанра, зародившегося у тау-китян, художник пользуется не только красками, но и бесцветными пахучими растворами. Талантливый аромаписец классической школы достигает того, что настоящий знаток, знакомясь с картиной в абсолютной темноте, может рассказать не только ее сюжет, но и точно указать цветовые оттенки любого мазка.
        Нам это сначала показалось какой-то ерундой, но когда Стас правильно унюхал, что на картине изображен стог сена, а я угадал натюрморт из фруктов, мы свое мнение изменили. Все-таки это, наверное, дело привычки и тренировки. Но Леокадия тут же поставила нас в тупик:
        - А модернисты, наоборот, - сообщила она нам, - играют на диссонансе между зрительным и ароматическим рядами. Они в другом зале. Посмотрим? Понюхаем?
        Мы со Стасом отказались, сославшись на слабую подготовку. Да и вообще, усталость давала о себе знать. С уникальными экспонатами коллекции принцессы мы знакомились все с меньшим интересом, и она это заметила.
        - Вот и пришла пора вам отдохнуть, мальчики, - сказала она, входя вместе с нами в очередной зал, похожий на павильон музыкальной студии под высоким стеклянным потолком, над которым в ночи, мерцая огоньками, струились потоки воздушного транспорта. - Отсюда транслируется большинство моих публичных концертов. Давайте выполним один обязательный ритуал, и вас проводят в спальню.
        - Какой ритуал? - спросил я, ожидая подвоха. Но все оказалось не так страшно.
        - Я должна спеть для вас, - почему-то грустно ответила она.
        - Здорово! - воскликнул Стас. - Прямо вживую? И прямо для нас?!
        - Да, - подтвердила Леокадия. - Согласно традиции, за нами будут наблюдать зрители. Но я постараюсь забыть об этом и буду петь только для вас.
        Что-то тут было не так. У меня возникло такое ощущение, словно она прощается с нами. Принцесса взмахнула рукой, и зал заполнила музыкальная ткань, сотканная из непривычных акварельных звуков с преобладанием какого-то щипкового инструмента.
        Принцесса закружилась в медленном, похожем на менуэт, танце и легко воспарила над полом, словно бы став совсем невесомой. Я этот трюк видел и в ее клипах, но был уверен, что это компьютерная графика. Не прекращая танца, Леокадия запела. Ее чистый, почти детский голос завораживал, а мелодия была неуловимой и странной:
        Ветер осенний, царь дуновений,
        Мир - твой печальный трон.
        Помнишь ли, ветер, дол на рассвете,
        Лютни прелестный звон?
        В небо летели нежные трели,
        Вздохи и смех в садах.
        Дни и недели длилось веселье,
        Но унеслись года
        в никуда
        без следа.
        Ассоциативно иллюстрируя песню, под куполом студии появилось множество таинственных голографических фигур, танцующих вместе с принцессой, они кружились вокруг нее, словно подхваченные вихрем.
        Ветер осенний, царь дуновений,
        Ты - мой последний друг,
        Песней правдивой твой сиротливый
        Пусть раздается звук.
        Светлым обманом, томным дурманом,
        Верой покой смути.
        Верой в цветенье, птичье пенье,
        В то, что весна в пути,
        чтоб прийти,
        нас спасти.
        Когда она приземлилась перед нами, мы со Стасом, признаюсь, оба застыли в легком ступоре, завороженные ее голосом, пластикой и красотой мелодии. По сравнению с этой все ее земные песенки были просто дешевыми поделками.
        - Если вас ударили по одной щеке, что нужно сделать? - строго спросила она вдруг.
        - Подставить другую, - отозвался Стас.
        Кивнув, Леокадия потрепала его по голове, так, словно гладила добрую собачку. Потом протянула было руку и ко мне, но тут же отдернула, потому что я ответил:
        - Надо дать сдачи.
        Я все понял. Она с чего-то решила, что после этой ее песни мы обязательно подобреем.
        - Почему вы отвечаете по-разному? - спросила она, переводя озадаченный взгляд теперь уже серых глаз с меня на Стаса и обратно.
        - Он ответил так, как учит христианская религия, - пояснил я. - А я - так, как мы поступаем на самом деле. Можешь не проверять, он, как и я, не изменился.
        - Вы слышали?! - воскликнула Леокадия, как мне показалось, с торжеством в голосе, задрав голову и обращаясь к невидимым нам зрителям. - Мои чары не подействовали на них! Отныне Леокада видит в них равных и полноправных представителей Земли!
        Она опустила взгляд на нас.
        - И как вы это делаете?! - спросила она взволнованно. - Что вы используете? Бывает, что некоторые особо стойкие особи не поддаются моему воздействию в трансляции, но чтобы вот так, в непосредственной близости… Как это вам удается?
        - Я думаю, это браслеты-оживители сфинксов на нас так подействовали, - заявил Стас.
        Ну кто его за язык тянет? Совсем голову потерял!
        - Браслеты-оживители? - повторила принцесса, нахмурившись. - Кажется, я понимаю, о чем вы. Человек, который явился на Леокаду и попросил нас о помощи от лица всего земного человечества, неспособного справиться с собственными страстями, был в ужасном состоянии. Он оставался живым только благодаря двум удивительным браслетам.
        «Неменхотеп! - догадался я. - Выходит, это он все устроил!»
        - Один браслет он любезно предоставил для исследований нашим ученым, - продолжала принцесса, - и они, выяснив принцип его действия, создали более совершенную модель дистанционных регенераторов. Вот. - Она подняла руку и показала нам кольцо с сиреневым камнем. Тут только я вспомнил, где видел почти такое же, только помассивнее: на пальце у Перископова. - Но от чар этот прибор защитить не может, - закончила она. - Проверено.
        «Действительно, - вспомнил я. - Браслеты-то не только мы надевали. Папа ими сломанный в детстве нос исправил, а мама от аллергии избавилась. И все равно оба от песенок Леокадии подобрели». Но мне не хотелось признаваться принцессе в том, что мы и сами не знаем причину нашей стойкости к ее чарам.
        - Слушай, - сказал я. - Раз ты признала нас равными, давай наконец поговорим о том, зачем мы тут появились.
        - Давай, - кивнула она. - Чего вы хотите?
        - Чтобы ты избавила Землю от подобрения.
        - Это невозможно, - покачала она головой. - Все миры, где разумные существа убивают друг друга, будут изменены. Поверь, мы совершаем это не для себя, мы ведь никого не захватываем. Мы лишь делаем другие народы лучше.
        - Кстати, да, - встрял Стас.
        Вот тебе и раз. Неужели он настолько втюрился, что ему уже и на Землю наплевать стало?..
        - А ты помолчи! - прикрикнула на него Леокадия. Стас насупился. - А ты, - вновь обратилась принцесса ко мне, - ты просто уперся и не желаешь слышать голос разума.
        - Зачем мне что-то слушать, если я все видел? Вы приходите на планету, делаете ее жителей добренькими, и они перестают размножаться. Ведь так?
        - Я ведь уже говорила, что не всегда… А может, им и не надо размножаться, если они такие плохие?! Мы наводим во Вселенной порядок. Тем, кто недостоин, не место в ней!
        Я хотел было спросить ее, кто она такая, чтобы решать, кто достоин жить, а кто недостоин, но она остановила меня взмахом руки:
        - Подожди, не продолжай. Этот спор не имеет смысла. Ты хотел знать, можно ли избавить Землю от подобрения? Я отвечу. Есть одно средство. Но только одно. По древней традиции свобода воли сохраняется народам лишь двух миров. Миров принцессы и принца Леокады.
        Она замолчала. А я ничего не понял. Каких двух миров? А вот Стас догадался.
        - Принц может быть чужеземцем? - спросил он.
        - Должен. Это необходимое условие, - подтвердил» она. - Таков обычай. Если сын вашей цивилизации станет принцем Леокады, то есть женится на мне…
        - Я готов, - перебил ее Стас с видом человека, идущего на муки во имя ближнего.
        - Хм… Много вас таких… - усмехнулась Леокадия.
        - А тебе не рановато замуж? - спросил я.
        - Рановато, - подтвердила она, сердито блеснув в мою сторону большими, черными на этот раз, глазами.
        И вот что она затем рассказала. Традиционно борьба за руку принцессы длится семь лет. Каждый год с того дня, как ей исполняется четырнадцать, на Леокаде проходит турнир. И каждый раз по его окончании принцесса решает, станет ли очередной победитель принцем. Если она принимает положительное решение, устраивается помолвка, турниры прекращаются, и когда ей исполняется двадцать, происходит бракосочетание. Леокадия уже отвергла двух победителей прошлых лет… Беда в том, что если она не выберет ни одного из шести, то за седьмого ей придется выйти замуж, кем бы он ни был.
        - А среди претендентов каких только чудищ и страшилищ нет… - сообщила она и даже плечами передернула от омерзения. - Одни только рукокрылы с планеты Хню чего стоят…
        - Как же так? - поразился я. - Неужели тебя могут отдать замуж за какого-то рукокрыла! А как же наследник?
        - Все просто, - отозвалась она. - Если побелит НЕЧЕЛОВЕК, меня оплодотворят искусственно. - Стас покраснел, а принцесса продолжала, как ни в чем не бывало: - И специальная генетическая технология обеспечит сходство: ребенок будет обладать многими чертами моего мужа, кем бы он ни был. Среди моих предков тоже были негуманоиды, их черты присутствуют во мне. При этом биоадаптационная машина следит и за тем, чтобы от негуманоидного родителя наследнику не передалось ничего, с точки зрения людей, отвратительного.
        - У нее получилось, - ввернул Стас.
        Оставив его льстивую реплику без ответа, Леокадия продолжала:
        - Почему, например, мои глаза постоянно меняют цвет? Это у меня от прадедушки - звероящера. Правда, у него было семь глаз разного цвета… А способность к внушению через песни появилась в нашем роду благодаря тому, что мой прадед в девятом колене был самцом сирены с Титана.
        - Да, невелика радость быть принцессой, - признал я.
        - Я тоже так думаю, - кивнула Леокадия. - Но это мой долг. Родителей ведь не выбирают. Теперь вы понимаете, почему я так обрадовалась, что вы не поддались моим чарам? Очередной турнир состоится буквально на днях, и среди претендентов нет ни одного гуманоида. А вот с землянами леокадийцы вообще существа одного вида, у нас даже дети без всякой машины могут быть…
        При этих ее словах Стас нервно закашлялся и поспешно прикрыл рот рукой. Глянув на него, Леокадия фыркнула.
        - Слушай, - сказал я. - А мы ведь тут вообще случайно оказались, и у человечества случайно появился шанс. Почему это других приглашают, предупреждают, а нас - нет?
        - Убедившись, что вновь открытый или давно известный нам мир не совершит в ответ вероломную акцию и не попытается уничтожить Леокаду исподтишка, мы приглашаем его представителей принять участие в турнире, объясняем, что является ставкой, объясняем все про подобрение.
        - Ничего этого не было! - воскликнул я.
        - Потому что это касается нормальных миров. А более невыдержанного и склонного как к агрессии, так и к суициду и мира, чем ваш, мы еще не встречали. Если бы вы не появились тут, у нас бы и мысли не возникло дать нам эту возможность. Впрочем, преувеличивать шансы и не стоит. Мне не хочется вас расстраивать, но я не хочу внушать вам и беспочвенные надежды. Дело в том… Победить в турнире не так-то просто, но даже победа решит еще далеко не все. Моим избранником сможет стать только тот… - Она помедлила, и я, не дожидаясь, закончил за нее:
        - Кого ты полюбишь. Так?
        - Да, - кивнула она. - Да, это так. Я твердо решила не идти на компромисс и надеяться до последнего. Я не отвергну победителя, только если полюблю его. Но если этого так и не случится, моим мужем станет победитель седьмого турнира, кем бы он ни был.
        Глава пятая.
        О том, как я отговорил Стаса подглядывать за Богом, а потом мы снова столкнулись с непечатными проблемами в космосе
        Все было, как когда-то, давным-давно, когда мы стартовали из музея - треск, рев, перегрузка… Но на этот раз мы были умнее, и невесомость не застала нас врасплох. Мы были пристегнуты ремнями безопасности, и никакого неудобства, кроме ощущения, будто падаешь или качаешься на качелях, я не испытал. Еще о невесомости напоминал мешочек с финиками, который выплыл из-под кресла и болтался теперь у меня перед самым носом.
        Но мне, честно говоря, было неспокойно. В голову лезли самые неподходящие мысли. Я вспомнил, например, как Шидла когда-то объяснял мне, что хроноскаф был сделан сфинксами одноразовым. А мы на нем уже сколько туда-сюда мотаемся - и сейчас, и в детстве… С другой стороны, раз до сих пор не развалился, может, и еще немножко выдержит.
        Я посмотрел на часы, было одиннадцать тридцать, значит, торможение хроногравитационного генератора нужно было включать в полпятого. Тут Стас потянулся к кнопке, над которой был нарисован глаз.
        - Погоди! - остановил я его.
        - А чего ждать? - удивился он. - Давай на космос посмотрим.
        - Еще неизвестно, что мы там увидим.
        - Почему неизвестно? Звезды, Землю…
        - Ты чем слушал, когда Шидла объяснял? Перемещение в заданное время происходит в гиперпространстве мгновенно. Но сейчас время задано не было, и торможение не включилось автоматически, поэтому мы «по инерции» летим в будущее, находясь сейчас вне времени и пространства.
        - То есть нигде и никогда?
        - Вот именно.
        - Слушай, я хочу на это посмотреть, - снова потянулся Стас к кнопке.
        - Не надо! - схватил я его за руку. - Мало ли как это выглядит? Вдруг мы ослепнем или с ума сойдем?!
        - А вдруг мы там Бога увидим?
        - Тогда точно ослепнем или с ума сойдем!
        - А если нет? - упрямился Стас.
        - Если Богу будет надо, чтобы мы его увидели, мы его и так увидим. А подглядывать за ним нехорошо!
        - Хм… - задумался Стас, потом вздохнул: - Ну, ладно, допустим. Потерплю.
        Только я отпустил его руку, как он тут же треснул по кнопке. Я даже рассердиться не успел. Корпус в некоторых местах растаял, образовав иллюминаторы. Но Бог в них не появился. И космос тоже. Вместо этого по стеклу, словно по экранам испорченных телевизоров, бежала быстрая бестолковая черно-белая рябь.
        - Болван же ты все-таки! - сказал я.
        - Зато мы с тобой, Костян, теперь первые люди, которые видели гиперпространство!
        Ну что с него, с дурака, возьмешь?
        - Ну и как, нравится? - только спросил я.
        Стас, изображая интерес, минут пять упорно смотрел на помехи, потом все-таки снова нажал на кнопку, и иллюминаторы задраились.
        - В жизни не видел ничего более захватывающего… - заявил он. - Слушай, а что мы тут с тобой все эти пять часов делать будем?
        - Не знаю, - пожал я плечами. - Может, спать? Мне, честно говоря, хочется.
        Стас помолчал, словно прислушиваясь к своим ощущениям, потом зевнул и сказал:
        - Мне тоже. Ты в кресле будешь спать?
        - Да.
        - Ну и зря. Я лично буду летать в невесомости, она мягче. А в кресле - не вытянешься даже.
        - Зато я и не треснусь ни обо что.
        - Кто не рискует, тот не пьет шампанского, - заявил Стас, отстегнувшись, слегка оттолкнулся от подлокотников и, кувыркаясь через голову, улетел вверх.
        Я немножко понаблюдал, как он пытается остановиться, но вместо этого летает от стены к стене, потом прикрыл глаза и почти сразу задремал. Но тут же проснулся от мысли, что мы ведь можем проспать и оказаться вообще в каком-нибудь другом веке, в котором и Смолянина-то с Кубатаем уже давным-давно нет… Вряд ли я, конечно, в таких условиях усну настолько крепко, но всякое ведь бывает.
        Я посмотрел на брата. Тот, скрючившись, завис под потолком и, словно подушку, двумя руками прижимал к уху мешок с финиками. Вытянулся, называется…
        - Стас, у тебя в часах будильник есть?
        - Есть, - буркнул он.
        - Поставь на 16.20.
        - Ладно. - Он зажал мешок между ног и, опять медленно кувыркаясь в воздухе, принялся ставить время.
        А я снова закрыл глаза и моментально погрузился в сонную пелену.

* * *
        Я проснулся от пиканья Стасовых часов и каких-то сдавленных выкриков и увидел, что он с приличной скоростью мчится мимо меня. Вот он долетел до стенки, ударился в нее выставленными вперед руками и помчался обратно…
        - Что это с тобой? - удивился я.
        - Помоги лучше! - крикнул он, вновь пролетая рядом.
        Я поймал его за руку, и после парочки акробатических номеров он, пристегнувшись, сидел в своем кресле.
        - Уф, - с облегчением вздохнул он. - Когда будильник зазвонил, я резко вытянулся, а ногами, оказывается, в стенку упирался… Ну что, будем тормозить?
        Я посмотрел время.
        - Да, пора. Минуты три еще подождем.
        - Это хорошо, - заметил он. - А то я уже проголодался.
        Я тоже не отказался бы перекусить.
        - А у нас, кстати, финики есть, - вспомнил я.
        - Ну-у… - протянул Стас, - я как-то не сразу заснул…
        - Ты что, гад, все финики сожрал?
        - А тебе жалко? Там их было-то чуть-чуть. Да ты не расстраивайся, нас скоро Кубатай со Смолянином чем-нибудь существенным накормят…
        - Ага! Колбасками хихикающими… - огрызнулся я, но, не удержавшись, улыбнулся: - И «Сушняка» дадут попить. - Потом глянул на время. - Все, пора.
        Как меня научил Шидла, я вскрыл щиток экстренного управления и щелкнул клавишей остановки хроногравитационного генератора. Ничего не произошло, и ничего особенного мы не почувствовали. Что и следовало ожидать. Я снова открыл иллюминаторы. Вот тут изменения обнаружились кардинальные: теперь мы были в космосе. Стали видны огромные сияющие звезды и величественный овал Земли, окутанный дымкой атмосферы.
        - Супер! - сказал Стас. - Когда мы были маленькие, я всем этим как-то даже не проникся. Зато теперь, когда я знаю, сколько стоит космический туризм, я могу по достоинству оценить этот пейзаж…
        - Нам сейчас не до красот, братец, нам сейчас на Землю падать, - напомнил я ему. - Держись за подлокотники, буду запускать реактивный двигатель.
        Я внимательно вгляделся в прилепленный к щитку Шидлин папирус с инструкцией и выжал рукоять зажигания.
        Но ничего не произошло. Только тогда я обнаружил, что датчик бака показывает полное отсутствие в нем реактивного горючего. Я посмотрел на Стаса, надеясь, что, может быть, я чего-то недопонял и тот сейчас подскажет мне, в чем была моя ошибка. Но вместо этого он констатировал:
        - Крандец.
        Я не знаю, как это получилось. В конце концов, Шидла не мог предвидеть абсолютно все. Одно дело - теория, другое - практика. Ведь в этот раз мы отправились в будущее непредусмотренным создателями хроноскафа способом. Возможно, когда мы были в гиперпространстве, реактивный двигатель продолжал работать и уничтожать горючее, возможно, что-то еще… Как бы то ни было, сейчас мы находились в открытом космосе с пустым баком, и вернуться на Землю не было никакой возможности.
        Если в детстве, к тому моменту как нас спасли, мы толком даже и не успели осознать опасность, то теперь она была видна нам более чем отчетливо. А уж как мне сразу есть захотелось…
        - Стас, - спросил я, - а где хоть косточки-то от фиников? Обсосать.
        - В кармане у меня. Я не хотел, чтобы они по всему хроноскафу летали.
        Обсасывать косточки из Стасова кармана мне не хотелось. Но он напомнил:
        - У нас еще семечки есть.
        - Удивительно, как ты еще их не сожрал!
        - Семечки - Кубатаю, - вздохнул Стас. - Это святое.
        Эх, не видать ему наших семечек… Нет, ну каков идиотизм: перенестись через время и застрять в каком-то дурацком космосе! Я отстегнулся от кресла и поплыл к мешку. А Стас тем временем затянул молитву. Не знаю, может, это и правильно, но лично мне от его бормотания только еще тошнее стало.
        - Слушай, - попросил я, ловя мешок, - погоди пока молиться. Давай лучше семечки пощелкаем.
        - Давай, - согласился он вяло. Но потом добавил: - А о душе кто думать будет?
        - О душе будем думать, когда семечки закончатся, - предложил я, осторожно подплывая обратно к креслу.
        Оказалось, щелкать семечки в невесомости ужасно хлопотно. Только я, пристегнувшись, приоткрыл мешок, Стас крикнул:
        - Осторожно, разлетятся!
        И точно, несколько штук уже повисли у меня перед носом. Я осторожно собрал их в кулак. После этого мы со Стасом так же осторожно растолкали все семечки по карманам и тогда уже, доставая по одной, щелкали их, запихивая шелуху в другие карманы. И все равно понемногу в хроноскафе скопилось и стало летать облачко мусора.
        Стас сказал:
        - А знаешь, что я подумал? Что нам с тобой не должно быть страшно умирать, во всяком случае, должно быть в два раза меньше страшно, чем кому-то еще.
        - Почему это?
        - Потому что у нас есть копии - которые на Леокаде. Это как с файлом: если есть копия, то и грохнуть его нечаянно не так страшно.
        - Точно, Стас, - согласился я с воодушевлением. - Молодец, что вспомнил.
        И он правда как-то сразу повеселел и сказал:
        - Нас, наверное, и отпевать нельзя, душа-то у нас с нашими копиями одна и та же, и она пока на этом свете остается.
        Очень это заявление было спорным, но разубеждать его мне не хотелось. Пусть чем угодно себя успокаивает. Опять же молитвы свои заунывные петь пока не будет. И еще я подумал, что нашим копиям там, на Леокаде, тоже, наверное, нелегко приходится. Но все-таки вряд ли они вот так, как мы, висят сейчас посреди космоса в ожидании смерти.
        Пока мы щелкали кубатаевские семечки и пялились в холодный вакуум за бортом, мы разговаривали со Стасом о том, стоило ли нам вообще ввязываться в это рискованное предприятие. Аргументов «за» и «против» высказывалось множество. Наконец Стас сказал мне:
        - Слушай, Костя. А ведь когда мы были с тобой в будущем в прошлый раз, никаких следов подобрения там не было.
        - Да? А по-моему, были. Ты вспомни, какие они там все придурочные.
        - Ну люди там, конечно, со странностями и в основном добрые, но опасностей они не боятся. Одного Кубатая вспомни. И очень они даже размножаются, не вымирают…
        - Ну вообще-то да, - согласился я. - Может, ты и прав. Может, и не надо было нам дергаться, раз мы знали, что все как-то само собой наладится.
        - И что, сидели бы мы сложа ручки и наблюдали, как какая-то паршивая Леокада покоряет человечество? - возмутился мой непоследовательный братец.
        - Никаких следов леокадийской агрессии на Земле будущего тоже не наблюдалось, - заметил я.
        - Выходит, люди с ней как-то сами справились, без нашей помощи. Кто-то другой ее спас, выходит, - сказал Стас. - Или все-таки как раз мы - те наши копии, которые сейчас на Леокаде. Раз мы сейчас это… Того…
        - А если бы мы отсиживались, то никаких копий у нас бы не было, - снова постарался я увести его от грустной темы. - Так что правильно мы с тобой, Стас, поступили…
        Как раз тут кончились семечки. И захотелось в туалет. Помнится, тогда, в нашем детстве, перед нами в хроноскафе уже вставала эта проблема, но тогда она разрешилась просто: нас спасли. Теперь же… Я глянул в иллюминатор… И увидел такое!
        - Стас! - заорал я. - Стас, смотри!
        И мы вместе уставились на то, как по дугообразной траектории, быстро увеличиваясь в размерах, со стороны Земли к нам приближается нечто явно искусственного происхождения.
        - Это Кубатай! - закричал Стас так, что у меня в ушах зазвенело. - Я знал, я верил! И все-таки мы спасем Землю, а не кто-нибудь!
        Спустя минут пятнадцать летательный аппарат, замедляясь, приблизился к нам вплотную. Он был совсем не такой, как в нашем детстве. Теперь это был небольшой космический бот, формой отчетливо напоминающий рюмочку для яйца. «Рюмочка» облетела хроноскаф, прицелилась и аккуратно наделась на него. Было ясно, что этот аппарат создан специально для встречи и захвата хроноскафа.
        Спустя пару минут в люк осторожно постучали. В этот раз мы не боялись пришельцев, поэтому, подплыв к потолку, сами торопливо открыли замок. Крышка откинулась, и внутрь заглянуло лицо… Вовсе не Кубатая. Лицо было женское, украшенное густой рыжей шевелюрой под форменным желтым беретом хронопатрульной службы.
        - Ква-ква! - крикнула женщина и приветливо улыбнулась. Ох, не получил Стас от меня за это в детстве, получит теперь…
        - Ква-ква, - отозвались мы одновременно, но Стас добавил при этом: - Айна!
        Точно! Теперь и я узнал ее. Это действительно была та самая подруга сфинксов, которая когда-то выкрала нас с конкурса кулинаров и передала венерианцам. И она ни капельки не изменилась, даже, по-моему, помолодела.
        - Забирайтесь сюда, - сказала она, - у меня тут искусственная гравитация.
        Мы проползли через ножку-коридор «рюмочки» и минут десять спустя, посетив замечательный клозет-утилизатор, сидели в рубке управления, попивая какой-то умопомрачительного вкуса напиток и болтая с Айной так, словно не виделись всего несколько дней.
        На самом же деле мы прибыли, как оказалось, в две тысячи пятьсот сорок второй год, то есть спустя двенадцать лет после нашего прошлого визита в будущее, а то, что Айна выглядела еще моложе, - обыкновенные чудеса косметики будущего. Прежде всего мы, конечно, спросили ее, как она нас нашла, и вот что она ответила нам:
        - О том, что вы снова появитесь в нашем времени, нам стало известно сразу, как только вы отправились к себе, - и ее веснушчатое лицо вновь расплылось добродушной улыбкой.
        - Откуда?! - не поверил своим ушам Стас - Шидла сказал нам, что на Земле никто этой легенде не верит…
        - Вот Шидла-то и рассказал нам об этом, как только его оживили в Храме Матери-Кошки.
        - Елки-палки! - треснул я себя по голове. - Стас, как мы с тобой про это забыли?!
        - Да, лоханулись, - согласился брат. - И сам он тоже хорош…
        - Нет, - возразил я, - ему-то как раз простительно, он только в теории знал, что его оживят, но мы-то, мы! Мы же его видели потом, он же на продублированном хроноскафе к нам на Южный полюс прилетач!
        - Ну ладно, - махнул рукой Стас. - Ну, лоханулись, что теперь? Главное, что нас все-таки нашли.
        - Скажите спасибо сфинксам, - продолжата Айна, - это они настояли на постоянном наблюдении за околоземным пространством. Хронопатрульная служба расформирована, на Земле в ваше вторичное появление действительно никто не верит, и наблюдения ведутся только из политических соображений - под нажимом Венеры, с угрозой вооруженного конфликта.
        - А как вообще дела на Земле? - туманно поинтересовался я.
        - Подобрение не наблюдается? - ляпнул Стас.
        - Какое еще подобрение?! - не поняла Айна. - Все и так уже добренькие до омерзения! Только сфинксы в нашем сладеньком мирочке и достойны еще какого-то уважения!
        - Нет, но есть же мужественные люди в Департаменте по Защите Реальности, - возразил я.
        - Например?! - запальчиво воскликнула Айна.
        - Например, Ережеп… - Я припомнил, как жестко гнул генеральный директор департамента свою линию в конфликте со сфинксами.
        - Ережеп ушел в гастрономы, - брезгливо поморщилась Айна. - Хобби пересилило долг.
        - А Кубатай! - напомнил Стас.
        - Этот?! - Лицо Айны исказила гримаса ледяного презрения. - Про ЭТОГО я и говорить не желаю, - сказала она.
        Мы помолчали, переваривая услышанное. Очень хотелось, конечно, узнать, что же такого натворил Кубатай - в конце концов, мы ведь именно за ним сюда явились. Но было видно, что у Айны про него лучше больше не спрашивать.
        - Все так грустно? - наконец спросил я.
        - Хуже, - сказала она. - Все очень весело!
        - Департамент скукожился до почти полного отсутствия, - продолжала рассказывать Айна, когда мы уже приземлились - «рюмочка» встала на «ножку», и хроноскаф теперь находился над нами. - И я понятия не имею, зачем вам туда нужно, но сфинксы инструктировали меня именно так: сопроводить в ДЗР, - говоря это, она скорчила кислую гримасу…
        - Слушай, - заметил Стас, - а ты ведь теперь и сама там служишь. Как это вышло, ты же всегда воевала с департаментом?
        - На этом настояли сфинксы. И заставили Кейсеролла принять меня.
        - Кейсеролла? - повторил я, вспомнив кругленького усатого человечка с мечтательными глазами.
        - Да, представьте себе. Именно он руководит сейчас департаментом, - поморщилась Айна. - Дослужился! Все приличные работники разбежались, а он остался… Я еще ни разу не заставала его на месте. Вот увидите, он и на встречу с вами опоздает! Терпеть не могу этого сексиста! Если бы не сфинксы, он бы меня никогда не принял, так как считает, что женщины непригодны для ответственной службы. Все намекает, что хочет перевести меня на полставки. Меня! Опытнейшего агента! А вторые полставки платить как техничке… - Ее голос сорвался от негодования. - А сам носится по миру, пытается заткнуть все дыры и прорехи. А ДЗР тем временем разваливается на глазах. Знали бы вы, чем мы сейчас занимаемся…
        Мы выбрались наружу и оказались на обширной, похожей на стадион поляне, покрытой травкой. Вдруг земля неподалеку от нас вспучилась, образовавшаяся кочка лопнула, и из нее выполз огромный металлический червь. Сокращаясь, он вытянулся из земли метров на пять и остановился прямо перед нами.
        - Это еще что?! - слегка опешил я.
        - Это?! - с веселым негодованием в голосе воскликнула Айна. - Это ползоход - наш теперешний транспорт! Вот к чему привело засилье в ДЗР гастрономов! Прыгоходы департамент запретил, так как выяснилось, что от них, понимаете ли, яйца вываливаются!
        Мы переглянулись, подумав, что это вообще-то довольно веская причина.
        - Да и гнезда, как выяснилось, птицы от сотрясения плохо плетут, - продолжала Айна. - Щели большие оставляют.
        Тьфу ты! Вот она о каких яйцах.
        - Дожили! - вдруг истерически вскричала она. - Вот чем теперь занимается наш департамент!.. - Она нервно вздохнула, успокаиваясь, и сунула нам по тюбику какого-то крема: - Держите! Быстрее натирайтесь, чем быстрее натретесь, тем быстрее поедем!
        Она в один миг скинула с себя одежду, оставшись в одних трусиках, и принялась быстро, словно крем для загара, намазывать на кожу зеленую субстанцию, отчетливо пахнущую навозом. Ползоход загудел и задрожал. Айна похлопала его, приговаривая:
        - Не спеши, Стрелка, не спеши, сейчас все будет!
        - Что это за гадость? - спросил Стас, не в силах оторвать взгляд от стройного тела женщины.
        - Я плохо выгляжу? - остановилась Айна, поймав его взгляд, и снова вздохнула: - Возраст…
        Выглядела она, напротив, прекрасно, а что касается возраста, то она легко могла бы сойти за нашу сверстницу.
        - Что это за крем? - смутившись, поправился Стас.
        - А! Это «быстрин» - такая специальная приправа. Ползоходу она очень нравится, потому он нас и заглотит. Он ведь живой, продукт генной инженерии, созданный на основе обычного дождевого червя. Давайте же скорее, он долго ждать не будет!
        Мы быстро разделись до трусов и принялись поспешно натираться, а Айна заметила:
        - Только крема не жалейте, он еще и от переваривания защищает! Под трусами тоже мажьте хорошенько, были случаи…
        Только она успела это сказать, как червь поднялся вертикально вверх, затем перегнулся пополам и, раскрыв воронкой огромную пасть, аккуратно нахлобучился на Айну. Затем, смачно хлюпнув, сглотнул.
        Стас смело шагнул вперед и тут же попал в пасть следующим. Потом настала и моя очередь.
        Внутри ползохода тоже пованивало, но было довольно просторно. Диаметр внутреннего сечения составлял около метра, внутренние стенки мелко вибрировали и светились ровным розовым светом. Неприятно было только то, что кругом капали и хлюпали какие-то жидкости и слизи.
        - Сейчас мы движемся под землей, на глубине пятьдесят метров, со скоростью около двухсот пятидесяти километров в час, - раздался голос Айны впереди.
        - Быстро! - заметил Стас. - Но мокро.
        - К сожалению, это сейчас единственный на земле быстроходный транспорт, - холодно отозвалась Айна. - На поверхности можно передвигаться только пешком, в крайнем случае на самокатах, но на самокатах мы до департамента два дня добирались бы.
        - А как он узнает, куда ползти? - спросил я.
        - Я им управляю, - отозвалась Айна. - Стрелка - мой личный ползоход, мы - симбионты. Я вижу ее глазами, а она соображает моим мозгом.
        - А в департаменте не беспокоятся о том, что ползоходы сусликам норки нарушают? - спросил Стас. - И кротам еще. И другим разным животным…
        - Вы только там этого не ляпните, - попросила Айна. - А то мы вообще без транспорта останемся.
        - Кстати, а где сейчас Ант? - вдруг вспомнил я про ее сына и решил проявить вежливость. Получается, ему сейчас лет двадцать должно быть.
        - Он тоже в ДЗР, а сейчас на стажировке, на острове, - отозвалась Айна с явственной гордостью в голосе.
        - На острове Русь? - понял я. - Это еще где Кощей-Манарбит?
        - Ну, его-то как раз там нет сейчас, - заверила Айна, - а Антик мой там Иваном Быковичем служит. Я сначала расстраивалась, я все-таки не корова какая-нибудь. Но Кейсеролл мне объяснил, что еще не каждому в его возрасте такую должность доверяют, а он у меня толковый… Ладно, потерплю. Только молоко теперь вообще пить не могу… - Тут она воскликнула: - Подъезжаем!
        Я почувствовал, что наш ползоход движется теперь вверх под углом градусов в сорок пять.
        - Сейчас расслабьтесь, - скомандовала Айна, - и приготовьтесь к анальной эвакуации. Это не больно, но дыхание лучше задержать, наглотаетесь!..
        Глава шестая.
        Перепончатый пенсионер и тайна Кубатая
        Процесс этой самой эвакуации я описывать не буду. Скажу так: наконец мы выбрались наружу… Ну а как мы выглядели… Положение спасало то, что мы оказались не на поверхности, а сразу в помещении, напоминавшем небольшую автомойку: со всех сторон в нас били струи теплой воды и вращались огромные круглые щетки.
        - Для дэзээровцев ползоходы имеют одно важное преимущество против прежних видов транспорта, - заметила Айна. - Департамент - многоэтажное подземное здание, и теперь у нас есть возможность появляться сразу на нужном этаже. Лично я считаю, что это преступное использование служебного положения - навязывать всей Земле транспорт, удобный прежде всего нам самим, но Кейсеролл уверяет, что это случайное совпадение.
        - А как с одеждой? - высказал Стас вопрос, мучивший меня почти так же остро, как то, прилично ли в будущем так пялиться на моющуюся женщину, как сейчас это делаю я.
        - Новую дадут, - уверенно сказал Стас мне на ухо. - Это хорошо. Надоели мне эти клоунские комбинезончики…
        - Стрелка зафиксировал то, что на вас было одето, причем на молекулярном уровне, - отозвалась Айна, - передал информацию сюда, и сейчас вы получите точно такую же синтезированную одежду, какая на вас была.
        - О-о… - скорбно возвел глаза к потолку Стас.
        - А почему вы говорите про Стрелку то «сделал», то «сделала», это все-таки мальчик или девочка? - спросил я.
        - И то и другое, - отозвалась Айна. Душ прекратился, и из отверстий в стенах, осушая нас, ударили теплые струи воздуха. - Вы что, не знаете, как размножаются черви? Они оплодотворяют сами себя и откладывают яйца. Каждые полгода Стрелка приносит по десять-пятнадцать новых ползоходиков.
        - И куда вы их деваете? - спросил я, натягивая прибывший на антигравитационном подносе серебристый костюм участника дуэта «Тот-Того». Копия действительно была идеальная, даже прожженная в киреевском амбаре дыра на коленке была на месте.
        - Переход на новый вид транспорта произошел совсем недавно, - пояснила Айна, - инкубаторы пока не справляются с потребностями населения, так что желающих - навалом. Ну что, готовы? - оглядела она нас. - Прекрасно выглядите. Вы стали совсем взрослыми… - Потом она кокетливо глянула на меня и закончила: - Поэтому постарайтесь в подобных ситуациях не таращиться так бессовестно на обнаженную женщину.
        Я покраснел до корней волос, а Айна как ни в чем не бывало весело воскликнула:
        - Вперед, к Кейсероллу!
        Спустя несколько минут мы были в приемной генерального директора ДЗР, но щекастый улыбчивый молодой человек с прической в виде закручивающейся остроконечной спирали из разноцветных локонов сообщил, что генеральный директор будет с минуты на минуту.
        Только он это сказал, как пол под нашими ногами заходил ходуном, и за дверью кабинета начальника раздался грохот. Еще через минуту оттуда, пыхтя и отдуваясь, вывалился перемазанный желто-зеленой слизью Кейсеролл.
        - Ква-ква! - вскричал он и кинулся было обниматься, но мы так от него шарахнулись, что он умерил свой пыл. - Ползоход промазал, - пояснил он, протер глаза, снял слизь с усов и махнул рукой на дверь. - Я очень к вам спешил, а Пушок у меня совсем молодой. Въехал прямо в кабинет, стену разворотил.
        Секретарь кинулся было в его кабинет, но Кейсеролл остановил его:
        - Погодите, Бачилла, я ведь на минутку заскочил. Сейчас мы вместе с нашими гостями отправимся дальше, вот тогда вы и приведете там все в порядок. Вы тоже останьтесь, - кивнул он Айне. - Пол там помыть, пыль вытереть.
        Айна с ненавистью уставилась на директора, но тот, не заметив ее взгляда, схватил с полки баллончик спрея и принялся опшикивать себя с ног до головы. По кабинету разнесся знакомый уже навозный дух.
        - Новая форма нанесения «быстрина», - гордо сообщил он. - Последняя разработка департамента. Наносится быстрее, от переваривания защищает эффективнее! И главное, стоит пшикнуть им внутри ползохода, как тот срыгивает! И никакой анальной эвакуации! Раздевайтесь! - скоман довал он нам.
        - Опять? Да мы только оделись! - запротестовал Стас. ~ Куда вы нас тащите?!
        - К Смолянину!
        - Другой разговор, - стал поспешно стягивать с себя комбинезон брат, и я последовал его примеру. В щелке за приоткрывшейся дверью кабинета виднелось лениво покачивающееся рыло ползохода, торчащее из пролома в стене.
        Пять минут спустя, попрощавшись с Айной, мы, заглоченные очередным червем, уже вновь мчались под землей. На этот раз прямо за водителем оказался я и видел, что голову и почти все лицо Кейсеролла, включая глаза, накрыла спустившаяся с «потолка» мокрая розовая присоска. Иногда он напряженно скалился и слегка наклонял голову, и я чувствовал, что в этот момент наш транспорт совершает крутой поворот. Несмотря на это, Кейсеролл непрерывно болтал:
        - Честно говоря, при всей моей к вам симпатии, эта история мне сильно не нравится. Надменные сфинксы ничего нам не объясняют, только давят и угрожают прекратить на Землю поставки редкоземельных металлов, если мы не будем продолжать прочесывать околоземное пространство в поисках хроноскафа. Мы объясняем им, что, по нашим данным, ваше вторичное посещение нашего времени невозможно, но они настаивают на своем…
        - Но они правы, мы прибыли! - воскликнул Стас.
        - Н-да, - согласился Кейсеролл. - Это так. Но какова наглость! Они заставили нас еще и разыскивать Кубатая, заявив, что именно он - ваша цель.
        - И это тоже - так и есть, - подтвердил я.
        - Хм, - снова озадачился Кейсеролл. - Ну да. Выходит, сфинксы правы во всем. Приходится признать, что моя неприязнь к ним носит сугубо национальный характер и имеет глубокие подсознательные корни.
        - Это еще почему? - удивился Стас.
        - Понимаете, - сказал Кейсеролл доверительно, - я ведь, когда мода на национальности пошла, выяснил, что я - еврей, и так с этой мыслью свыкся, что даже Талмуд перед сном почитывать стал. Но тут недавно выяснилось, что по отцу еврейство не считается, а по материнской линии я - француз. Из сверхсекретных документов, к которым имею доступ вообще только я один, следует, что ген, на основе которого были созданы сфинксы, был взят у донора-англичанина. Выходит, сфинксы - англичане, и нет ничего удивительного, что я, француз, их недолюбливаю.
        - С чего это? - поразился я.
        - Но как же?! - воскликнул Кейсеролл. - А Столетняя война?! А Жанна д'Арк?! Мы просто обязаны ненавидеть друг друга!
        Мы со Стасом не знали что и сказать. Благо директор ДЗР и не ждал от нас никакой реакции, продолжая болтать:
        - Вот хоть в лепешку разбейся, а найди им Кубатая! Хоть из-под земли достань. А он, может, действительно под землей? Если дэзээровец захочет спрятаться, уж он сумеет!
        - А почему он прячется?
        - А я откуда знаю?! - В голосе Кейсеролла отчетливо чувствовалась фальшь. - Вдруг взял отпуск и исчез. Ну и ладно, это его личное дело. Но тут появляетесь вы… И где его теперь искать? Я уверен, что Смолянин знает, но встретиться с ним я не успел, да и вообще, в последнее время у нас сложились не лучшие отношения. А по связи он кричит, что эта не его тайна и что речь идет о чести джигита… Приказать-то я ему не могу, он ведь на пенсии.
        - Смолянин на пенсии?! - поразился я. - Он же молодой еще!
        - У него в последнее время работа была особо опасная, год за несколько шел. Но об этом он вам сам, если захочет, расскажет. Подъезжаем…
        Ползоход резко повернул вертикально вверх.
        - Пушок! Стой! Стой!!! - закричал Кейсеролл, но мы продолжали мчаться вверх.
        Потом нас тряхнуло, раздался грохот, и лишь после этого мы наконец остановились.
        - Опять промазал, - пояснил Кейсеролл, стягивая с головы присоску. - Ну ничего, ничего, научится… - С этими словами он выдернул из трусов баллончик спрея и принялся орошать им внутренности червя, добиваясь рвотного рефлекса.
        Первым Пушок отрыгнул Кейсеролла, и мы услышали встретивший его вопль:
        - Сколько раз я тебе говорил, чмо французское?! На пенсии я! На пен-си-и!!!
        Потом мы увидели и возмущавшегося. Заметно постаревший Смолянин в узорчатом махровом халате и тюбетейке, из-под которой торчали вперемешку оранжевые и седые локоны, сидел в кресле с книгой в руках и хмуро наблюдал, как мы толчками выдавливаемся из пасти транспортного червя. Только узнав нас, он оттаял и взмахнул перепончатой рукой.
        - Ква-ква, ребятки! Не чаял уж когда и свидеться, век воли не видать! - Он захлопнул книгу и прошлепал нам навстречу, высоко приподнимая обутые в ласты ноги. - Смотри-ка, как вы повзрослели. Прям как я.
        - Ну, я свою миссию выполнил и покидаю вас, - поспешно сказал Кейсеролл, опрыскиваясь спреем. Пушок посильнее высунулся из дыры в полу и воронкой распахнул рот.
        - Вали, вали отсюда, - откликнулся Смолянин. - И помни, - крикнул он уже в закрывающуюся за Кейсероллом пасть, - русские французов били, бьют и бить будут! Это я тебе как историк говорю!
        Голова Пушка исчезла под полом, а Смолянин обернулся к нам и расплылся в счастливой улыбке:
        - Как славно-то на пенсии! Раньше я ему: «есть!», «так точно!», «слушаюсь!» - а теперь так и рублю правду-матку! Не в бровь, а в глаз! - Он прошлепал обратно к креслу и с размаху упал в него: - И какими вы тут судьбами?
        - Нам Кубатай нужен, - заявил я сразу, без обиняков.
        - Кубатай… - сразу поскучнел переводчик. - Слушайте, - воскликнул он, - а чего это вы стоите в слизи этой мерзкой? Айда в бассейн, отмоетесь! - С этими словами Смолянин распахнул дверь в соседнюю комнату и, добавив: - Не жизнь, малина! - прямо в халате с порога плюхнулся в воду, так как это была вовсе не комната, а именно бассейн под прозрачным куполом, к которому снаружи плотно прижимались разлапистые пальмы.
        Мы не заставили себя долго ждать и тоже с удовольствием нырнули в теплую воду.
        - Слышь, Костя, - окликнул меня Стас, выныривая рядом со мной, - а одежды-то нам своей не видать.
        - Почему это? - не понял я.
        - Так ведь Пушок, когда мы раздевались, был в соседней комнате и не видел ее, - объяснил свою мысль мой смекалистый братец.
        - Да если бы и видел, толку б не было! - загребая воду перепонками и ластами, с блаженным выражением на лице кружась вокруг нас, воскликнул Смолянин. - Мой синтезатор сигналы от червяков не принимает. Не люблю я их!
        - Ну и хорошо! - отозвался Стас. - Надоела нам наша одежда, дашь что-нибудь другое?
        - Не вопрос! - обрадовался переводчик. - Я вам халаты дам. У меня таких, как этот, - показал он на свой, - триста штук. Вот точно таких же!
        Мы переглянулись и прыснули, и Стас сказал:
        - Я так соскучился по тебе, Смолянин, я даже не знал, что так соскучился.
        - А я до сих пор не знаю, - заявил тот, - но рад вас видеть, как говорит Ларион.
        - Какой еще Ларион? - удивился я.
        - Да так, один знакомый…
        - Костя, смотри, тут рыбки плавают! - закричал Стас, тыча пальцем в воду. - Прямо как там, в Каире!
        И действительно, со дна бассейна к нам выскочила стайка блестящих рыбешек, и они принялись сновать вокруг нас.
        - Это рыбы-утилизаторы, - сообщил Смолянин, - их на основе пираний вывели. Пожирают любую органику без исключения, только людей не трогают. Но это достигается дрессировкой.
        - Слушай. Смолянин, - опять стал я гнуть свою линию, - рыбки, халаты, это все хорошо, но ты нам зубы не заговаривай! Где Кубатай?
        - Где генерал-прапорщик, я вам сказать не могу, это не моя тайна, - помотал переводчик шишковатой головой. - А если вы будете продолжать допытываться, я замолчу, как воды в рот набрал.
        Он демонстративно сделал большой глоток, и тут же позади него к потолку взмыл фонтанчик.
        - А?! Как вам?! - хвастливо воскликнул Смолянин. - Раньше так могли только киты, а теперь еще я! Это была сложнейшая и болезненная операция, но я все выдержал!
        - Класс! - воскликнул Стас. - Теперь у тебя, как у кита, есть в спине отверстие?
        - Ну, зачем мне новое отверстие? Обошлись тем, что было… - скромно отозвался переводчик.
        - Здорово! - восхитился Стас. - Экономно.
        Братец мой не так прост, как кажется, и я прекрасно понял его тактику. Он решил не переть с вопросами про Кубатая так прямолинейно, как я, чтобы Смолянин не замкнулся, а хвалить его за великие достижения. Это правильный ход. Подплыв к металлической лестнице и выбираясь из воды, я спросил:
        - А что это у тебя за особо опасная была работа?
        - О-о… - отозвался Смолянин, сунув нам по халату. - Это, знаешь ли, тоже не всякому… Я, конечно, на пенсии, но я же подписку… Вы, кстати, есть хотите? Суп с галушками будете?
        Есть хотелось очень, и Смолянин метнулся на кухню, бросив:
        - Я через минутку.
        - Что-то он какой-то напрочь засекреченный стал, - заметил я, машинально беря с полки тоненькую книжицу.
        - Станешь тут засекреченным, если тебе так достанется, - сказал Стас. - Ты посмотри, они тут все вообще не меняются, он один постарел. Представляешь, каким мукам он подвергся?!
        Я перелистал книжечку. Это был сборник небольших рассказов. Заглянув сразу в конец, я прочел: «Оказалось, этот клоун просто случайно упал в водосток, и пришлось ему проторчать там целый день, пока Томми не нашел его. То-то было радости в семье Денборро, когда маленький Джордж привел клоуна домой, и тот, поужинав и отогревшись, показал ребятишкам несколько удивительных фокусов».
        Имена были знакомые, и я, перевернув несколько страничек назад, прочел название рассказа: «Оно». Я перевел взгляд на предыдущую концовку. «…И вы знаете, я, честное слово, даже рад был теперь этой вынужденной остановке, которой обязан знакомству с Энни Уилкз. Лодыжки еще немого побаливали, зато я вез издателю, пожалуй, лучшую свою книгу. Я скосил глаза и не без гордости прочел на титульном листе лежащей на сиденье рукописи: «Пол Шелдон. Возвращение Мизери».
        Тут уж я сразу понял, о чем речь и захлопнул книжку. «Стивен Кинг. Полное собрание сочинений». Я ошалело глянул на Стаса. Тот уже тоже хватал с полок книги и, заглядывая в них, страшно гримасничал.
        - Костя, ты взгляни только! - воскликнул он и выставил перед собой маленький томик обложкой ко мне.
        «Герберт Уэллс, - прочел я. - Дружба миров».
        - А вот, - завопил Стас, - ты только послушай: «Александр Беляев. Весь целиком профессор Доуэль»! Это что за уродство-то такое?!
        Скрипнула дверь.
        - Догадался, проклятый! Всегда был смышлен, - глухо сказал Смолянин, стоящий в проеме с подносом. - Я ведь и забыл, откуда вы. Что ж, придется рассказать, вы ведь все равно уже все поняли.
        И вот что он нам поведал. Оказывается, сверхсложная и сверхопасная работа Смолянина, из-за которой он так изнурен и раньше времени стал пенсионером, проходила в подотделе по защите вымышленной реальности.
        - Помните волшебный шкаф в библиотеке Кощея-Манарбита? - спросил он. - У него еще ножки не хватало. Так эту ножку я там же под шкафом нашел и незаметно в карман положил…
        На основе этого этномагического артефакта специалистами ДЗР был создан специальный секретный прибор, с помощью которого Смолянин и его коллеги внедрялись в вымышленные миры и правили книги, которые были «испорчены» злобными авторами. Он, например, спас Муму. Не дал утонуть Катерине из «Грозы», бросив ей вслед надувной плотик. Он взорвал рельсы прямо перед мчавшимся на Анну Каренину поездом…
        - А чем ты особенно гордишься? - спросил Стас.
        - Особенно? - Смолянин сделал вид, что задумался, но на самом деле он то ли смущался, то ли чего-то побаивался. Потом махнул перепонками и рассказал:
        - Я пытался спасти Ихтиандра. Но никак не выходило. Тогда я устроился учеником к его отцу и стал уговаривать его, чтобы он сделал жабры Гуттиэре. Но у нее оказалась неподходящая группа крови. Я уже думал, что это провал, но отец не мог смириться с тем, что его сын будет одинок и несчастлив. И он снова модифицировал сына. Теперь тот может метать икру. Книга так и заканчивается: «И теперь в глубинах океана вместе со счастливым отцом резвится целый выводок веселых ихтиандриков - детей Гуттиэре». Это так мило, так актуально, - растроганно шмыгнул носом Смолянин.
        - Да, работенка не из легких, - заметил Стас, с аппетитом уплетая последнюю галушку. - Смолянин, я горжусь тобой, ты настоящий герой! - Переводчик значительно покачал головой. - Ведь когда ты был в какой-нибудь книге, - продолжал брат, - ее мир для тебя был самым настоящим, ведь так? И при этом тебе всегда приходилось находить главное зло этого мира и обезвреживать его…
        - Но самая страшная опасность была даже не в этом, - отхлебнув чайку и хрустнув козинаками, сообщил Смолянин. - Самое главное было не перестараться. Знаете, сколько наших ребят не вернулось оттуда? Доисправляли книгу до того, что она просто исчезала. Схлопывалась вместе с ними.
        Так, например, случилось с коллегой Кумоком, рассказал Смолянин. Тот был отправлен в книгу «Повесть о настоящем человеке» и сделал так, что Мересьева вовремя нашли и прооперировали, сохранив ему ноги. Книга стала раза в три тоньше. Но Кумок был очень дотошным и старательным работником, и этого ему показалось мало. Он вновь внедрился в роман и сумел сделать так, что самолет Мересьева не был подбит вовсе и спокойно пролетел над лесом. И книжка «схлопнулась». Исчезли все ее экземпляры и все упоминания о ней. О том, что она когда-то была, помнят теперь только сотрудники подотдела вымышленной реальности. Даже самые близкие родственники Кумока не знают, куда он пропал.
        - Вечная память героям вымышленного фронта, - встал Смолянин, поставив стакан с чаем на столик. Мы поднялись тоже и помолчали вместе с ним положенную минуту.
        - Слушай! - первым нарушил паузу Стас. - Но если ты помнишь про книгу, ты же можешь ее написать заново!
        - Пробовал, - махнул рукой Смолянин, садясь. - Ерунда какая-то получается. У фашистов лапы перепончатые, русские на Берлин на прыгоходах наступают, Кумок - генералиссимус… Я все ж таки не писатель, а как бы наоборот… Да ладно! Шут с ней, с повестью. Еще знаете, сколько книг неисправленных на свете?! Вон, только у меня в шкафу две полки, к работе в которых я готовился, пока меня на пенсию не сослали. Я говорю: да сколько мне лет-то еще?! А они: ты пока в книгах торчал, в них состарился!.. А! - в сердцах махнул он рукой. - На самом-то деле… Инициатива, она везде наказуема!
        Он вздохнул, помолчал, потом встрепенулся и, помотав головой, словно отгоняя горькие мысли, спросил:
        - Может, хватит о делах? Давайте-ка я посуду унесу, еще чайку сварганю, да вы мне о себе расскажете.
        Только он вышел, я вновь бросился к шкафу и принялся просматривать книги, к корешкам которых приглядывался уже давно. Они стояли на полке среди «непеределанных». Это был роман Толкиена «Властелин колец» в семи (!!!) томах. Перелистывая странички и вычитывая обрывочные фразы, я ужасался все более. Горлум выследил Сэма и Фродо, убил и съел. Арагорн сдох от чахотки… Гэндальф вошел в коалицию с Саруманом. Саурон победил, отрастил усы и организовал в Средиземье колхозы…
        - Да, - сказал Смолянин, заглядывая мне через плечо. А я и не заметил, как он вернулся. - Кровавый профессор порезвился на славу… А ведь талантливый вроде был человек… Очень мне хотелось эту книгу исправить.
        - Но я в своем времени читал ее уже исправленной! - воскликнул я. - Фродо пронес кольцо через Мордор и сбросил его в огонь Ородруина!
        - Да? - удивился Смолянин. - Странно, - прищурился он. - Надо об этом подумать… Выходит…
        - А за что тебя на пенсию отправили? - перебил его мой нетерпеливый братец, который не слишком-то внимательно слушал наш разговор. - Ты ведь явно не сам ушел.
        - За правду, Стасик, за правду, за что же еще-то… Работу свою я выполнял с азартом, увлеченно, не за страх, а за совесть. Но нет-нет да и задумывался, а зачем, собственно, мы все это делаем? Но спросить - язык не поворачивался. И вот как-то раз заглянул я к Кейсероллу в кабинет, а там нету никого. И сейф стоит незапертый. Ну, не удержался я, заглянул, нашел там папочку «Подотдел ЗВР», раскрыл, а там в самом начале бумага пожелтевшая лежит, двадцать первым веком еще датированная. А название такое: «Пакт о всемерном подобрении мировой художественной литературы», и подписан он главами спецслужб всех ведущих держав того времени. Только я читать его начал, как меня и застукали…
        - И что?
        - Да ничего! Скандал был. Выяснилось, что документ этот тысячу раз устарел, да и тогда зачем нужен был - непонятно. Но ДЗР-то ведь правопреемник всех мировых спецслужб, вот пакт этот и действовал до сих пор. Ну, пересмотрели, подотдел наш расформировали подчистую. Но меня еще раньше уволили - за недисциплинированность. За то, что в сейф к начальнику без спросу залез.
        - Вот же сволочи! - сказал Стас. - А ведь ты - сколько лет верой и правдой! Рисковал, себя не жалел.
        Пожилой Смолянин, поникнув головой, горестно ею покачивал.
        - А пал-то ты, выходит, в борьбе с подобрением, - продолжал Стас. - Вот и мы, Смолянин, между прочим, мир от подобрения спасаем.
        - Да? - встрепенулся экс-переводчик.
        - Это подобрение случилось в наше время, - пояснил я. - И этот документ, который ты в сейфе нашел, явно тогда и создан.
        - Точно, точно, - покивал Стас. - И специалист твоей квалификации нам просто необходим. - Смолянин выпятил грудь и подбоченился. - Но только вместе с Кубатаем.
        - Друга не выдам, и не просите! - замотал головой экс-переводчик. - Да поймите же вы, стесняется он. Я ему говорю, чего стесняться, дело молодое! А он нет - стесняется…
        - Ну пожалуйста, ну, Смолянинчик… - заныл Стас.
        - Да ни за что! - хлопнул тот ладошкой по коленке.
        - Эх, - вздохнул Стас. Потом что-то достал из кармана и повертел в пальцах перед глазами. - Мы ведь тоже жизнью рисковали… Мы ему семечки везли. Не синтетические, а настоящие. Да все сощелкали. Одно вот только завалялось…
        Он поднес семечко ко рту, но вдруг Смолянин диким голосом заорал:
        - Стой!!! Стой, тебе говорю!!!
        Мы оба подпрыгнули, и Стас семечко уронил. Рухнув с кресла, Смолянин принялся ползать по полу. Наконец он поднял его, держа перед собой двумя пальцами, как великую драгоценность.
        - Да мы же его сейчас в синтезатор, и размножим! - вскричал переводчик. - Да мы Кубатаю сейчас мешок этих семечек сделаем! А потом еще и агрономам отдадим, они же их посадят, и настоящий, живой подсолнечник вырастят. За такой подарок Кубатай вам век благодарен будет. Всю жизнь он об этом мечтал - о настоящих, не синтетических семечках! А жиры и витамины ему сейчас к тому же ох как нужны! Отведу я вас к нему! Пусть хоть застесняется!
        Глава седьмая.
        На Леокаде, № 2. Турнир
        Короче, мы на это подписались.
        Прощаясь, Леокадия объяснила нам, что хотя ей очень хочется побольше общаться с нами, до окончания турнира это невозможно, так как остальные участники решат, что она нам подыгрывает из расово-видовых предпочтений. А у принцессы их не должно быть. И добавила, что, если все-таки случится встретиться, мы должны помнить главное требование к претенденту на ее руку и сердце: он должен быть с ней предельно честен. По закону Леокады одно слово лжи принцессе может стоить претенденту жизни… На весь период сватовства к принцессе это требование считается главным законом планеты.
        Я спросил, почему так пафосно, и она ответила, что для жителей планеты нет ничего важнее того, кому будет принадлежать трон. И слишком многие претенденты пытались завладеть им при помощи лжи.
        - Турнир… - сказал Стас задумчиво, когда приставленный к нам низенький чернокудрый офицер по имени Олдь Первый молча подавал ужин в небольшой столовой. - Я уже и не помню, когда в последний раз всерьез дрался. Классе в седьмом, наверное. И вообще, это же уметь надо. Одно дело драка, другое - турнир.
        - А наши соперники, между прочим, еще и монстры, - добавил я масла в огонь. - Лично я вообще не понимаю, зачем мне в нем участвовать. Тебе Леокадия нравится, вот ты за нее и сражайся.
        - Костя, - перестал жевать Стас. - Ты не представляешь, как мне не хочется, чтобы вместо меня выиграл ты или кто-то другой. Но ты не должен отлынивать. Посуди сам: вдвоем у нас, а значит, у Земли, шансов в два раза больше.
        Я это и сам понимал. Так, выделывался… Ужин был на редкость простой: пресный кусок чего-то вареного - то ли мяса, то ли рыбы, гарнир - нечто вроде сильно переперченной овсянки и какие-то порезанные ломтиками фрукты. Еще пиала горячей голубоватой жидкости с густым травяным ароматом, но практически без вкуса.
        - Тоже мне искусствоведы, - заметил Стас. - А гастрономия им что, не искусство?
        - Не искусствоведы, а эстеты, - поправил я его.
        - Тоже мне эстетовед…
        - Можно вмешаться в вашу беседу? - неожиданно обрел дар речи Олдь.
        - Валяй, - разрешил Стас.
        - В том-то и дело, что гастрономия - искусство, - сказал тот. - И высочайшее. Потому леокадийцы или устраивают гастрономические праздники, конкурсы и фестивали, или довольствуются простой, но сытной пищей. Какие-то особые изыски во время простого ужина выглядят нелепо.
        - Это называется «не путать божий дар с яичницей», - перевел я.
        - Вот именно, - подтвердил Олдь.
        - А почему, кстати, ты - Первый? - спросил Стас.
        - Потому что есть второй, - туманно отозвался тот. Но тут же конкретизировал: - Он - церемониймейстер и завтра будет проводить инструктаж. Олдь - это не имя, а должность. Советник. Нас вообще-то пять.
        Утром по дороге на традиционное знакомство с участниками турнира Олдь Первый успел нам кое-что рассказать.
        - Претендовать на руку и сердце принцессы, - сообщил он, - а точнее, на трон, власть и независимость для своего народа, может любое свободное от брачных уз существо мужского пола, имеющее собственный разум, владеющее речью и от природы передвигающееся на двух ногах.
        - Ну, спасибо хоть на этом, - заметил Стас.
        Олдь Первый удивленно посмотрел на него, видимо, не понимая, за что удостоился благодарности, и продолжил:
        - Почти перед каждым турниром находятся те, кто пытается обойти это правило. В этот раз на свои планеты с позором изгнаны два претендента. Один оказался на самом деле разумным спрутом с четырьмя ампутированными щупальцами из восьми. Два оставшихся он использовал как ноги, а еще два - как руки, и имитировал прямохождение…
        - И что, он бы потом всю жизнь так корячился? - поразился Стас, разглядывая портреты, развешанные по стенам широкого коридора, где мы шли. Человеческие лица на портретах время от времени перемежались довольно жуткими мордами.
        - Нет, зачем же, - отозвался Олдь. - Главное - стать принцем, обратного ходу процедура бракосочетания не имеет. Прецеденты были, - махнул он рукой на портреты.
        - А, ну у нас такое тоже было, - отозвался Стас. - Выбрали Римского Папу, а он теткой оказался. А куда теперь деваться, выбрали так выбрали…
        - Вот-вот, - согласился с аналогией Олдь. - Вообще жизнь монарших особ на Леокаде регламентируется специальным Уставом, который носит прецедентный характер.
        - А кто был вторым мошенником? - спросил я.
        - В смысле? - не понял Олдь.
        - Ну, кто еще пытался пролезть на этот турнир с кучей лишних ног? - пояснил Стас, он-то меня понял.
        - Ах, вот вы о чем…
        Мы уже добрались до дверей, к которым, по-видимому, спешили. Из-за них доносился приглушенный гул толпы. Но Олдь приостановился, чтобы закончить тему:
        - С ногами там как раз все было в порядке, ситуация была посложнее. На Леокаду прибыла делегация из пяти жителей альфы Центавра. Они даже напоминали людей, были встречены принцессой с наибольшей благосклонностью и стали фаворитами прессы… Но спасибо нашим экспертам-дознавателям из астромедицинской комиссии. Оказалось, что наглецы центавряне нарушили три обязательных пункта из пяти!
        - Какие три, если с ногами в порядке?! - поразился Стас.
        - Выяснилось, что, во-первых, центаврянин не может быть существом мужского пола, так как у них пять полов. За мужчину они выдали особь с органами, отдаленно напоминающими мужские. Во-вторых, к нам прибыла как раз такая семья из пяти особей, и все они состояли друг с другом в браке. И наконец, третье, самое вопиющее: благодаря телепатической связи эта семейка, как и все их семьи, имела единую личность и единый разум… А мы-то поражались смышлености претендента… Какие он сонеты для принцессы строчил! Зачитаешься!
        - И зачем ему это понадобилось? - спросил я. - Ведь, наверное, с его точки зрения, принцесса - существо недоразвитое и ограниченное.
        - Я бы не советовал вам высказывать подобное мнение в обществе леокадийского офицера, - холодно заметил Олдь, поджав губы, и взялся за ручку двери.
        - Нет, с нашей точки зрения, она - само совершенство, - заверил Стас. - Но Костя прав, в глазах этих уродов - пола всего два, разум изолированный…
        - Уж очень высоки ставки, - объяснил Олдь, приоткрывая дверь.
        - А почему их только изгнали, принцесса говорила, что за ложь карают смертью, - заметил я.
        - Это - для официально признанных и допущенных к турниру претендентов. А центаврян дознаватели комиссии забраковали раньше.
        - А нас эти ваши дознаватели не забракуют? - спросил Стас опасливо.
        - Нет, вас они даже не будут тестировать. Леокада давно знакома с земным человечеством, а то, что вы - не женаты и не женщины, принцессе известно о вас давно.
        Мы шагнули в светлый зал с огромными окнами-витражами и остановились в нерешительности. Представшее нашим взглядам сборище больше всего напоминало космический зверинец. Разных хвостатых, рогатых и чешуйчатых тварей тут было штук пятнадцать, и выглядели они довольно свирепо. Придворные робко жались по стенкам.
        - Ну наконец-то! - воскликнула принцесса, увидев нас. Сегодня она была одета в бежевый камзол, белые лосины и высокие сапоги, словно собиралась участвовать в скачках. Образ дополняла жокейская кепочка. - Итак, все в сборе. Первый, - глянула она на нашего провожатого, - еще одно такое опоздание, и ты лишишься места при дворе.
        - Нижайше прошу прощения, госпожа, - склонил голову Олдь.
        - Проси его у гостей, - отозвалась принцесса. Зверинец хищно уставился на беднягу-офицера, косясь и на нас. - Не я, а они страдают. Ведь для некоторых из них воздух Леокады ядовит. Зато ее трон почему-то нужен им как воздух.
        На мой взгляд, принцесса пошутила довольно громоздко, но гости поддержали ее одобрительным рыком и визгливым хихиканьем.
        - Я готов к наказанию, госпожа, - склонил голову Олдь еще ниже.
        - Ладно, оставим, - махнула рукой принцесса. - Не будем тратить время на глупости. Второй, ознакомь присутствующих с условиями предстоящего турнира. Кто-то из гостей знает их наизусть, а кто-то не знаком вовсе.
        Произнося последние слова, Леокадия посмотрела на нас, и мне показалось, что она чуть заметно улыбнулась. А глаза у нее на этот раз были «государственного» сиреневого цвета. Я таких глаз еще не видел. Красиво.
        На возвышение к принцессе поднялся рыжебородый офицер. Пока он шел, я глянул, кто стоит рядом с нами. Справа, цокая ороговелыми подошвами, переминался с ноги на ногу какой-то коричневый низкорослый муравьед, морда которого с мягким вертлявым хоботом была укрыта еле заметной прозрачной маской.
        Возле него тусовалась целая группка маленьких, с полметра ростом, оранжевошерстых обезьянок с необыкновенно большими лиловыми кожистыми носами, напоминающими баклажаны, и такими же крыльями, сложенными за спиной. Мне они показались совсем безобидными, но тут одна из них посмотрела на меня, ощерилась, оголяя длинные острые клыки, и смачно причмокнула.
        Тем временем Олдь Второй чуть поклонился и начал:
        - Думаю, всем вам известно, что битва будет проходить в виртуальной реальности… - Мы со Стасом облегченно переглянулись. Поиграть в компьютерную «стрелялку» мы были не против. По залу прошел легкий шумок.
        - Есть вопросы?
        - А почему?! - раздался хриплый голос слева от нас.
        Я глянул туда и внимательно рассмотрел говорившего. Лучше бы я его не рассматривал. Примерно таким я представлял себе горного тролля, когда читал «Властелина колец». Огромный, со свирепой низколобой мордой, с толстенным мускулистым хвостом, с ороговевшей, словно покрытой броней серо-зеленой кожей и высоким роговым «воротником», защищающим шею. Не толкиеновскими были только мешковатые шорты с прорезью для хвоста.
        Поймав мой оторопелый взгляд, Олдь Первый шепнул:
        - Не надо паники. Шансы есть.
        И на том спасибо. Бесстрастным голосом рыжебородый церемониймейстер пояснил:
        - Виртуальность позволит уравнять ваши физические возможности.
        - С какой стати?! - рявкнул тролль.
        - Уверен, так подумал каждый присутствующий здесь, - сказал рыжебородый Олдь. - Ведь каждый, конечно же, считает себя самым сильным, самым ловким и самым выносливым, иначе его бы тут не было. И каждый не прав. Например, жабрами из вас всех оснащен лишь один из претендентов - наш гость с Альтаира. - При этих его словах перед остальными стало жеманно раскланиваться существо с головой рыбы-молота и соответствующим интеллектом на морде. - Если учесть, что один из этапов боя будет проходить на дне водоема, его уже можно считать победителем. - Рыба-молот стал кланяться еще усерднее. - Но ведь вам это не понравится? - спросил Олдь.
        - Нет! - рявкнул тролль. Рыба-молот обернулся к нему и, оскалив акулью пасть, угрожающе зашипел.
        - То-то и оно, - продолжил Олдь. - У каждого из вас есть какое-нибудь физическое преимущество над остальными, принцем же Леокады должен стать самый достойный, то есть самый смелый, самый умный и самый благородный из вас.
        - Несправедливо! - взвыл тролль.
        - Напротив, справедливо, - осадил его Олдь. - В виртуальности ваши тела останутся неизменными, вам лишь будет предложен набор технических приспособлений, восполняющих отсутствие тех или иных органов и возможностей. Вместо когтей - кинжал, вместо жабр - акваланг и так далее. Важнейшее требование к этим приспособлениям состоит в том, чтобы теоретически они могли быть созданы леокадийскими оружейниками и в реальном мире. Но это заняло бы очень много времени. Кроме того, виртуальный поединок удобнее наблюдать зрителям.
        - Плевал я на зрителей! - прорычат тролль.
        Гости загомонили. Особенно усердствовала, возмущенно похрюкивая и тряся ушами, троица грузных, ярко обмундированных и обвешанных знаками отличия свиноподобных тварей. Они были на пару голов выше нас со Стасом и туда-сюда прокатывались по залу на маленьких самокатах.
        - Злувы с планеты Соло, - шепнул нам Олдь Первый. - Очень умны и не лишены понятия о воинской чести. Серьезные соперники.
        - Проклятые свиньи, - чуть слышно прошипел Стас. - Неужели Леокадия может выйти замуж за такую мерзость?!
        - На себя посмотри, - шепнул я ему в ответ.
        Тем временем Леокадия прекратила шум взмахом руки и продолжила сама, обратившись сначала к Рыбе-молоту:
        - Этот турнир - главное шоу Леокады, и не вам лишать этого зрелища моих подданных. Вот станете принцем, тогда и распоряжайтесь. - Вокруг захихикали и захрюкали. - Турнир - это не бойня, это поединок чести, состязание умов. Это игра, а игра - это искусство. Да, искусство жестокое, но ведь искусство всегда требует от нас всего, что только есть, без остатка и без жалости к себе. Кто скажет: искусство или кровавая бойня - столь популярная на Леокаде земная коррида и прочие рискованные игрища с дикими животными? А трюки с саблезубыми долговязиками? Вы видели фильм «Чужие»? - вдруг повернулась принцесса к нам со Стасом.
        Это было так неожиданно, что я растерялся, а Стас выдавил из себя:
        - Да… В детстве.
        - Это мы подкинули земному режиссеру их жуткий образ. Очень строптивые животные. Но неглупые. Леокадийские дрессировщики заставляют их не только прыгать через горящие обручи, но и жонглировать бананами. Я очень надеюсь, что и присутствующие здесь претенденты на мою руку способны не только на клацание зубами и размахивание хвостом. Хотя и это пригодится. А теперь позвольте оставить вас. Готовьтесь и набирайтесь мужества. Я желаю победы каждому из вас. Но должна напомнить: я ничего и никому не обещаю даже в случае победы.
        Сказав это, принцесса резко повернулась и вышла из зала. Претенденты загомонили и, бросая друг на друга неприязненно-любопытствующие взгляды, тоже потянулись к выходу. Вертя головами, мы со Стасом углядели еще троих претендентов. Огромного двуногого хамелеона, до того незамеченного, так как он стоял у стены и слился с ней, и пару насекомых с нас ростом, отдаленно напоминающих богомолов, раньше их загораживала туша тролля. Теперь мы знали всех соперников «в лицо».
        После обеда Олдь Первый проводил нас в «игровые комнаты». Тут мы со Стасом разделились - каждому полагалось находиться в своем изолированном помещении с аппаратурой. В первую очередь молодой леокадиец в офицерской форме выдал мне просторную серую одежду вроде кимоно и велел переодеться. Затем, усадив в кожаное кресло и приспосабливая на голове ленты с датчиками, сказал:
        - Вся планета болеет за вас с братом.
        - Спасибо, - кивнул я. - А почему нам ничего не говорят о предстоящей битве? Где она будет происходить и есть ли какие-то правила? Как пользоваться оружием? У нас ведь будет оружие?
        - Никому ничего не говорят, - отозвался техник, пристегивая мне руки к подлокотникам. - Все в одинаковом положении. Единственное правило: не просите пощады. Попросивший пощады будет изгнан с позором. При этом шанс, что соперник пощадит вас, минимальный, трусов не любят… Об этом не говорят, потому что это разумеется само собой: не пощады же просить вы сюда прилетели. Что касается технических знаний, то они появятся вместе с вооружением. Готовы?
        Я кивнул. Техник надвинул мне на глаза очки, похожие на те, в которых дома я хожу в бассейн, и щелкнул каким-то переключателем. Цветной калейдоскоп, блестки, искрящийся звездный вихрь… Я почувствовал, как погружаюсь в глубину. Почувствовал ее давление со всех сторон…
        …Это давили своей близостью и массивностью стены узкого темного коридора с наклоном, в котором я возник с отчетливым ощущением, что упал сюда сверху. От удара гудели стопы и ныли икры, ноги были рефлекторно полусогнуты для мягкости приземления. Я вскинул голову и с помощью прибора ночного видения действительно обнаружил над головой черную дыру колодца. Интересно, если я полезу туда и заберусь на самый верх, я вновь окажусь в реальности?
        Глупости. И не для того я здесь появился, чтобы лезть обратно. Да и может ли быть что-то реальнее этой каменной кладки стен, с поросшими мхом щелями между глыбами? И может ли быть что-то реальнее опасности, исходящей отовсюду? И чувства необходимости спасти от нее принцессу… Хватит тормозить! Этот миг промедления и без того слишком большая для меня роскошь.
        На ходу выдергивая из ножен тонюсенький меч, я бросился вверх по коридору. Бежать было удивительно легко, несмотря на то что я весь был обвешан какими-то приспособлениями, ранцами и подсумками. Но тут же пришло понимание, что это идеально подогнанный под мою фигуру комбинезон увеличивает мышечную силу конечностей. Я нажал большим пальцем кнопку у эфеса меча, откуда-то зная, что таким образом затачивается его лезвие. Голубая искорка заточки пробежала от эфеса к острию и обратно.
        От кого я должен спасать принцессу? От всех! Всем остальным претендентам вовсе не нужны ее рука и сердце, им нужна ее кровь и плоть! Я явственно представил себе ее хрупкую фигуру в лапищах громилы-тролля, увидел впивающиеся ей в горло клыки оранжевых обезьянок… В глубине души я понимал, что эта странная идея навязана мне извне, но порция адреналина благодаря этим образам впрыснулась такая, что я помчался вперед с удвоенной скоростью. Прыти добавил и мощный рык, который потряс подземелье.
        Если я скажу, что меня гнала только жажда спасти принцессу, а страха я не испытывал, это, конечно, будет вранье. Страх - мягко сказано. Я испытывал самый настоящий ужас и был близок к панике. Мысль, что все это виртуальность, не успокаивала. Все было слишком материально. Почему я не удосужился задать самый важный вопрос: если в виртуальности убьют, на самом деле ты останешься жив? Потому что ТАМ ответ был очевиден: конечно! ЗДЕСЬ он стал уже не так очевиден. Даже совсем не очевиден…
        Изображение в очках стало блекнуть, я сдернул их вниз на шею и обнаружил, что на этом отрезке коридора сквозь маленькие круглые окна под потолком уже пробивается тусклый свет.
        Лестница! Какая-то неуловимая нелогичность ее линий заставила меня приостановиться. И это спасло меня. Вот он - первый враг. От ступеней отделился и, ощерившись, поднялся во весь рост ящер-хамелеон. Его недоразвитые передние конечности были поджаты к острому выступу груди, но от его плеч к моему горлу метнулись металлические протезы-манипуляторы с растопыренными когтистыми пальцами.
        - Попался, теплокровный! - прошелестело у меня в ушах.
        Я отпрыгнул и машинально защитился от металлической лапы ударом меча. Движение мое было неказистым, никаких навыков фехтования в мою подкорку не добавилось, видимо, я обязан был уметь это сам. «Идиот! - подумал я. - Конец моему оружию!» Но неожиданно меч оказался значительно прочнее и острее, чем я думал. Правый протез-манипулятор хамелеона со звоном упал на камень.
        На долю секунды я отвлекся, наблюдая, как по когтям его оставшейся железной лапы пробегают огоньки заточки, и тут же мою шею обвило что-то горячее и липкое. Язык! Конечно же, это язык паршивой ящерицы! На этот раз сработала не реакция, а брезгливое омерзение. Я с невероятной скоростью махнул мечом, и обрубок языка моментально втянулся в хамелеонову пасть.
        - Сволоц млекопитаюссяя, - шепеляво бросил тот и метнулся в боковую лазейку, которую я даже не заметил.
        Миг - и я вновь был один. Меня потряхивало, сердце бешено колотилось, а с шеи на пол упал мокрый «шарф» обрубленного языка. Итак, первый поединок я выиграл на удивление легко, но и назвать это победой нельзя. Враг жив, учитывая способности ящериц к регенерации, скорее всего невредим, озлоблен и еще встретится со мной. Если это - компьютерная игра, то уровень не пройден.
        Но времени на раздумье нет! Я кинулся вверх по лестнице, которая становилась все круче, но неожиданно «вспомнил» о крыльях и ударил ладонью по кнопке на груди. Крылья выскочили из ранца, с хлопком расправились и резкими взмахами подняли меня в воздух.
        Ощущение полета принесло мне внезапный прилив радости, я осознал, что не все потеряно, и улыбнулся. В то же время я ощутил, что движок крыльев каким-то образом связан с моим телом, лететь мне тяжелее, чем бежать, и скоро я устану. Поведя плечами, я заставил крылья вынести меня за поворот, к яркому свету, и тут мне навстречу высыпали оранжевые обезьянки-вампиры. От неожиданности я, вместо того чтобы плавно приземлиться, вновь ударил по кнопке, крылья сложились, и я рухнул на каменный пол, успев только выставить вперед руки.
        Саданулся я основательно, и когда вскочил на ноги, помял, что повредил левую коленку. Не сломал, но хромать буду. Проклятие! Обезьянки, звонко стрекоча, приземлялись рядом. Переминаясь с ноги на ногу и опасливо разглядывая меня здоровенными выпуклыми глазами, они выдергивали из ножен такие же, как у меня, мечи. Почти сразу я разобрал, что стрекотание их состоит из быстрого повторения одного слова:
        - Кровь! Кровь! Кровь, кровь, кровь, кровь! Кровь, кровь! Кровь!..
        Хрена вам, а не крови! Морщась от боли в колене, я принял боевую стойку, чуть согнув и расставив ноги.
        Внезапно справа от меня на пол рухнула сверху какая-то новая тварь. Я отскочил в сторону и полоснул мечом воздух.
        - Урод! Убьешь! - крикнула глянцево-черная хвостатая тварь и ринулась на обезьянок, размахивая мечом и хвостом.
        Да это же Стас! Я бросился ему на помощь, по ходу осваивая и собственный хвост. Эта штука доселе была скручена клубком и болталась у меня на заднице. Сейчас, расправившись, хвост оказался чем-то вроде стального хлыста, состоящего из коротких фаланг, соединенных друг с другом шаровыми креплениями.
        - Богомолов я ухайдакал! - крикнул мне Стас.
        - А я хамелеона, но только порезал, - отозвался я, пару раз нажав на кнопку заточки. Проследив за огоньком на моем клинке, Стас заметил:
        - Затачивай пореже, Фрейд советует.
        Ну не придурок ли? А минуту спустя, предупреждая меня об опасности, он крикнул:
        - Урод слева!
        И спасибо ему. Я хоть и не сразу сообразил, что на этот раз он не на меня обзывается, краем глаза заметил взмывающую слева от меня обезьяну. Я упал на пол и откатился в сторону, оказавшись в итоге на животе. Меч мартышки прошел сантиметрах в трех от меня, зато я хлестанул ее хвостом по лапе и резко дернул вниз. Мартышка взвыла и с хрустом шмякнулась об пол мордой. Я на четвереньках метнулся от нее, но бояться уже не стоило. Под ее застывшей головой быстро образовалась лужа.
        Внезапно четыре ее соплеменника, принюхиваясь, зашвыркали своими лиловыми носищами. Затем перегруппировались таким образом, чтобы быть рядом с телом. Окружив беднягу и оборонительно выставив клинки в нашу сторону, они, шипя, принялись быстрыми движениями что-то хватать и с чавканьем пережевывать.
        О, блин! Они же жрут своего товарища! Хотя кто их знает, может, на их планете такой ритуал? Может, это вроде геройского погребения? Или у них считается, что если его съесть, то он и не умер вовсе, а переселился в них, или еще что-нибудь…
        - Побежали! - крикнул Стас. И был прав. Чувствовалось, что жадность хищников, или, наоборот, благородное чувство долга перед товарищем не позволит этим тварям оторваться от его тела, пока оно не будет сожрано до последнего кусочка. Можно было, конечно, попытаться их всех сейчас-то и перебить, но кто знает, может, во время еды они только свирепее. К тому же что-то подсказывало мне: главным является не уничтожить всех соперников, а раньше других оказаться возле принцессы.
        Мы попятились, потом перебежками миновали площадку, на которой сейчас находились, свернули и вновь оказались перед высоченным лестничным проемом. Ну ясно: это винтовая лестница, а принцесса - на самом верху башни. Все как положено.
        Внезапно Стас выставил перед собой меч.
        - Ты, сволочь! - рявкнул он. - Я не позволю тебе убить принцессу!
        Убить? Он спятил?! Зачем мне ее убивать?
        Я внимательно пригляделся к нему. Такой же, как у меня, глянцевый черный комбинезон был перемазан какой-то зеленой гадостью, наверное, это была кровь богомолов. Взгляд его был блуждающим и диким. Он обезумел от ужаса. И он явно намеревался прикончить принцессу. Да! Точно!
        О господи! Ё-мое! Что за наваждение!
        - Стас! - заорал я, выставив свой меч в защите. - Я не хочу убивать принцессу! И ты не хочешь! Хотя мне кажется, что хочешь! Убить и съесть! Но это же бред! С чего это мы станем есть принцессу, сам подумай?! Это нам внушается, чтобы мы защищали ее друг от друга…
        - Точно? - спросил он с явным недоверием. - А когда я поверю и потеряю бдительность…
        - О! - простонал я беспомощно.
        Как ему доказать?! И я тут же придумал. Было страшно, но я должен был это сделать.
        - Мы оба хотим защитить принцессу, - сказал я медленно и отчетливо. - Мы оба не хотим ее убивать, - говоря это, я опустил меч клинком в пол и стоял перед ним сейчас абсолютно беззащитным. - Мы хотим защитить Землю от подобрения! - вспомнил я еще. - Вместе нам будет проще.
        Тут на меня навалилась такая волна ненависти к нему, что я понял: если он чувствует сейчас то же самое, то он точно убьет меня. Но вместо этого он крикнул:
        - Злувы!!! - и резко взмыл под потолок.
        Я последовал за ним и обернулся уже в полете. Свиноподобные воины, вынырнувшие из-за того же поворота, откуда появились мы, были с ног до головы залиты оранжевым. Видать, обезьянок они все-таки замочили.
        Крыльев им не досталось, наверное, они были слишком тяжелы для этого. Но, увидев нас, они стали палить нитями из знакомых уже нам браслетов. Одна из нитей попала Стасу в крыло, и он бешено, словно муха в паутине, забился в воздухе. Другие нити приклеились к стенам и потолку. Два злува, хрюкая, уже лезли по ним к Стасу и делали это неожиданно прытко.
        Размахивая мечом, я перерубил пару нитей, но не тех, что надо. Злувы были уже рядом со Стасом, а я вляпался крылом в еще одну нить и тоже забился и задергался под потолком. Третий злув проворно лез ко мне.
        - Костя! - крикнул Стас. - Лети к ней! Я выкручусь!
        Я увидел, что он рывком расстегнул ремень, освободившись от крыльев, ухватился за одну из нитей и скользнул по ней вниз. А мне тем временем удалось перерубить ту, что держала меня, и я устремился прочь.
        «Как это он, интересно, выкрутится?! - думал я с легким отчаянием, чувствуя в то же время предательское облегчение от того, что еще на одного соперника стало меньше. Я миновал несколько пролетов… - Но нет, так нельзя! Надо вернуться и помочь ему… Но ведь он сам кричал, чтобы я улетал… И что теперь?! Он меня спасал, а я…»
        Я резко дернулся, пытаясь развернуться на сто восемьдесят градусов, но оказалось, я не настолько хорошо владею техникой полета. Не вписавшись в поворот, я всем телом шмякнулся в стену и не упал только потому, что уцепился за решетку в маленьком окне. И так и остался на ней. Одно крыло при этом хрустнуло и обвисло. Ну не идиот ли я?..
        Прикидывая способы безболезненно спуститься на пол, я удобнее устроился на решетке, просунув сквозь нее ноги и зацепившись хвостом. И вдруг услышал тяжелое: «хрум, хрум, хрум…»
        Я замер. Из-за поворота вывернул и грузной поступью шел сейчас прямо подо мной этот чертов тролль. Если у меня есть какое-нибудь дистанционное оружие - пистолет, автомат, а лучше противотанковая ракетница, я сейчас должен вспомнить о нем… Но я не вспомнил. Не было у меня дистанционного оружия.
        И что я должен теперь делать? Прыгнуть на него сверху? Не получится! Крылья сломались, отцепить их бесшумно я не смогу, а как я буду падать с ними - непонятно… Короче, надо затаиться и молить Бога, чтобы этот урод меня не заметил.
        Хрум… Хрум… Хрум…
        Даже если бы я все-таки решился прыгнуть, теперь всяко не получится. Он уже прошел мимо того места, куда я мог упасть. Наверное, я все-таки мог бы подкорректировать траекторию прыжка хвостом, но для этого нужна тренировка. Елки, неужели эта кровожадная тварь первая доберется до принцессы?
        И вдруг я услышал странный звук. Какой-то очень неподходящий для этого места, но довольно знакомый… Словно спустили воду в гигантском унитазе. Все правильно! Вода была обещана!
        Мощный поток сбил тролля с ног, и он, рыча и кувыркаясь, унесся вниз. Сперва меня это обрадовало, но вскоре я понял, что ничего хорошего в этом нет. Да, у меня есть кислородная маска, а из ботинок выдвигаются ласты. Только что все это против навыков «рыбы-молота»? И даже это не главное. Противостоять такому течению я не в состоянии. Стоит мне спуститься, как меня немедленно унесет вслед за троллем…
        Раздумывал таким образом я недолго. Оказалось, внизу воде некуда было уходить, и уже минут через десять она поднялась до моего пролета. В пенистом водовороте вертелись тела оранжевых мартышек, там же я с удивлением увидел переднюю половину своего хамелеона. Почти уверен, что его разорвал тролль.
        Еще через три минуты вода дошла до моего окна. Я отцепил и сбросил в нее ранец с крыльями. Затем натянул маску, которая прилипла к лицу в сто раз лучше всякого силикона, выпустил из ботинок ласты и нырнул.
        И тут же моему взгляду открылась поразительная картина. В воде, на глубине метров этак пяти, трое злувов и Стас ВМЕСТЕ (!!!) мочили «рыбу-молота». Мочили конкретно. Два злува вцепились в хвост, а еще один и Стас, увертываясь от зубов «молота», тыкали ему в морду какими-то палками. Я не знаю, куда у них делось нормальное оружие, но орудовали они именно дурацкими дубинами.
        Дело это было опасное: «молот» резко изгибался и метался из стороны в сторону, время от времени оттяпывая куски то от одной, то от другой палки. И не только от палок: у злува кровоточила рана на бедре… Но я-то для «рыбы-молота» был совершенно неучтенным фактором. И у меня был меч… Нехорошо нападать со спины… Но он бы не пожалел меня, а Стаса и злувов надо выручать. Я аккуратно подплыл к нему сверху и по рукоятку вонзил свой клинок в шею под таким углом, что лезвие неминуемо должно было войти ему в голову.
        «Рыба-молот» дернулся и затих. Стас показал мне большой палец, мол, молодец, и ткнул рукой вверх, типа «поплыли». Пузырьки углекислого газа, струящиеся вокруг маски, не позволяли мне разобрать его выражение лица. Он двинулся в указанном направлении. Я опасливо покосился на злувов, но те явно не собирались на нас нападать, и мы поплыли одной стаей.
        Минут через пять мы поднялись к поверхности воды и выбрались на сухие ступени лестницы. Я стянул маску и сразу же сказал, указывая вниз:
        - Там тролль!
        Злувы то ли захрюкали, то ли захохотали.
        - Мы его уже это… - сказал Стас. - Короче, он уже все…
        Внезапно из воды вынырнул кто-то темный и шерстяной и, выскочив на ступеньки, вытянул лапу со шпагой. Безоружные злувы и Стас попятились, а я встал в стойку. «Муравьед», а это был именно он, свободной лапой стянул с морды маску, бросил ее в воду и теперь стоял напротив меня, мелко трясясь и мотая во все стороны своим дряблым хоботом.
        - Тихо-тихо! - крикнул Стас - Подождите драться, послушайте меня! Мы тут посовещались и решили, что не стоит нам друг друга убивать. Мы решили, что победителем турнира будет землянин - я или он, - махнул Стас на меня. - И если Леокадия возьмет нас в принцы, мы за поддержку обещаем сохранить свободу воли вашим планетам… А что, - сказал он мне, показывая на злувов, - нормальные ребята! Свиньи и люди вообще ведь очень похожи. Они говорят, принцесса - уродка, каких поискать… Если можно на ней не жениться, то и отлично! Эй, ты, - снова обратился он к «муравьеду». - Если ты с нами, брось меч. У нас много шансов, мы с принцессой одного вида. Мы ей нравимся.
        О дает!
        «Муравьед» нехотя отбросил клинок и, надменно подняв подбородок, сказал высоким гнусавым голоском:
        - Я и сам это хотел предложить.
        Дверь в комнату принцессы была еще через один пролет. Вложенные в мою голову знания подсказывали, что я должен остаться возле этой двери и биться тут со всеми прочими, защищая ее. А потом, оставшись в одиночестве, тихонько постучать. Откроет - я принц. Не откроет - просто победитель турнира.
        Остановившись возле двери, все мы еще раз внимательно посмотрели друг на друга. Ведь каждый думал сейчас то же самое, и каждый мог сорваться и похерить наш договор. Злувы сердито хрюкали, «муравьед» тихо посапывал… Но даже если у кого-то из них и шалили сейчас нервишки, менять решение было уже поздно: вооружены были только мы со Стасом, который взял меч «муравьеда».
        Прихрамывая, я шагнул вперед и постучал.
        - Кто это? - раздался трогательно испуганный голос принцессы из-за двери. Она действительно не знала, кто это, ведь в отличие от всего населения Леокады она, как и мы, не наблюдала турнир по визору, а томилась в ожидании в своей виртуальной спальне. Интересно, она за кого-то болела? Кого-то ждала? Надеялась на чью-то победу?
        - Это мы, принцесса, - отозвался я.
        - Как это мы? Что значит «мы»?! - не поняла та.
        - Нас тут шестеро, а турнир выиграли мы со Стасом.
        - Это неслыханно! - воскликнула принцесса.
        - Леокадия, открой уже! - как-то по-семейному, негромко сказал Стас.
        - Еще чего! И не подумаю.
        - Ломаем?! - предложил я.
        - Не смейте! - раздалось из-за двери.
        - Принцесса, это всего лишь виртуальная реальность, это игра, в которой нет четких правил, - сказал я, чувствуя, что я прав. - И мы устанавливаем свои. - А затем скомандовал: - Ломаем!
        Два злува с разбегу ударили в дверь, и та хрустнула. Ко второму удару присоединились и мы со Стасом, а раненый злув остался в стороне. Дверь слетела с петель, и мы ввалились внутрь.
        Спальня была уютной и не слишком роскошной, в белых и серебристых тонах. Принцесса стояла посередине комнаты в белом пеньюаре, кусая губы и затравленно глядя на нас.
        - Вами попраны все понятия о чести, - сказала ома наконец. - Остаться должен один!
        - Отнюдь, принцесса, - отозвался я. - Никаким регламентом нам не возбраняется договариваться о взаимопомощи. Но ты привыкла к тому, что претенденты ведут себя как убийцы-одиночки…
        - Нет, почему же, порой существа одного вида действуют и сообща, но, победив остальных, они начинают сражаться друг с другом…
        - Это ведь не закон, правда?! - воскликнул я. - Просто вы привыкли, что всем свойственно не доверять другим. И вы делаете на это ставку. Но мы пошли цивилизованным путем…
        - А всех тупых уродов мы прикончили, - заметил Стас.
        - Я всегда чувствовала, что злувы - существа достойные, на которых можно положиться… - задумчиво сказала Леокадия.
        «Муравьед» кашлянул, обиженный, что его не заметили. Стас ревниво пробормотал:
        - Да уж…
        А злувы нервно захрюкали, переминаясь с ноги на ногу.
        Она что, хочет перессорить нас прямо сейчас? Но она продолжала в ином ключе:
        - Но как?.. Неужели они попросили пощады? Тогда они будут изгнаны с позором. Это - закон.
        - Никто ничего не просил и никто не будет изгнан, - поспешно возразил Стас. - Они под нашей защитой, мы пообещали.
        - Ах вот в чем дело! - поняла Леокадия. - За помощь вы посулили им с три короба - и защиту, и, наверное, освобождение от подобрения их народа?!
        - И моего, - влез «муравьед».
        - Да как вы посмели?! - топнула принцесса ножкой. - Вы уже ведете себя как принцы! Но с чего вы взяли, что я действительно выберу в мужья кого-то из вас?! Решили за меня?! Неслыханная наглость!
        - Ну и пожалуйста, - сказал Стас обиженно, - ну и выбери не нас. И выйдешь через пять лет за какого-нибудь вонючего крокодила! Ох и дура же ты!
        - А ты… Ты… - сжала кулачки принцесса, не находя слов.
        - Милые бранятся - только тешатся, - с ехидной улыбочкой вздохнул «муравьед», а злувы захихикали.
        - За тебя мы решить ничего не могли, принцесса, - сказал я как мог спокойнее, когда злувы примолкли. Тон разговора пора было менять. - Мы пообещали, да. Но только если ты выберешь кого-то из нас. Если, принцесса, если. А мы в этом далеко не уверены.
        - Я прошу дать мне время! - отозвалась она, и я увидел, что ее глаза полны слез. Бедная испорченная девчонка. - Мне надо подумать. Один день. Нет, два!
        - Хоть три, - бросил Стас.
        - И все-таки вы дали отвратительный пример всем последующим участникам турниров, - сказала Леокадия, успокаиваясь, и вытерла кончиками пальцев набежавшие слезы. - Теперь вместо честного поединка они всегда будут искать способ договориться.
        - Если ты думаешь, что договариваться проще, чем убивать, ты ошибаешься, - впервые нарушил молчание тот злув, который был ранен, и красноречиво помахал ушами. Я посмотрел на него с благодарностью.
        - Я подумаю и об этом, - холодно бросила ему Леокадия и, вскинув руки, воскликнула, обращаясь в пространство: - Турнир окончен! Техники, выводите уцелевших в реал!
        Глава восьмая.
        На Леокаде, № 3. Охмурение и фиаско
        Выход из глубины был отвратителен. Все тело затекло, во рту пересохло до ощущения бумажного кляпа, но самое противное, что вся одежда ниже пояса была насквозь мокрой. Такова была закулисная кухня главного шоу планеты. Но леокадийцы-то ее не видели, они наблюдали только подвиги. Хотя - «вы настоящие герои!» - первым мне сказал именно техник, отлеплявший от моей головы датчики.
        Оказалось, такого еще действительно не бывало. Участники турниров никогда раньше не входили в коалиции и рубились друг с другом до последнего. Народ Леокады ликовал: наша победа была необычной, красивой и неоспоримой. А вот поведение принцессы слегка разочаровало общественность. По мнению большинства простых леокадийцев, она должна была немедленно выбрать кого-то из нас.
        Да и тайм-аут, взятый ею, был таким же нерегламентированным исключением из неписаных правил, как наш договор со злувами и «муравьедом». Но долго все это публика не обсуждала, быстро переключившись на очередной этап «главного шоу». По нескольким видеоканалам сейчас шли передачи из виртуальных загробных миров «убитых» на турнире участников. Им еще три дня предстояло проторчать в своих «игровых комнатах» с присосками на головах.
        Все это рассказал мне молодой техник, добавив:
        - Это, кстати, самое прикольное, посмотрите обязательно.
        Он помог мне добраться до двери маленькой душевой, а затем привести себя в порядок и одеться. Убирая подмоченное кимоно, он заметил:
        - Это еще ерунда. Я тут перед самым вашим выходом заглядывал в соседние кабины, так две летучие обезьяны - с головы до пят седые сидят. Волосы белые дыбом торчат, только носы да крылья лиловыми остались. А им ведь еще три дня мучиться…

* * *
        Весь первый день из двух, взятых принцессой на раздумье, мы со Стасом, восстанавливая силы, провалялись на кровати. Олдь Первый отпаивал нас какими-то настоями и бульонами, и мы то спали, то щелкали каналами визора, наблюдая «загробные» мытарства своих вчерашних соперников.
        Зрелище было действительно прикольное, учитывая, что по традиции в качестве загробных миров техники использовали книги той планеты, житель которой отправил данного бедолагу на виртуальный тот свет. Так как большинство отправили мы со Стасом, то и загробные миры были из земной литературы. Для зрителей «души» выглядели так, как и при жизни, а вот для окружающих они были соответствующими персонажами. При этом они не знали, что эту роль играть им только три дня, и она казалась им вечной.
        Тяжко пришлось, например, первой из приконченных мной обезьянок. Ее адские муки протекали в образе дикаря Пятницы. Вся подлость заключалась в том, что бедняге постоянно, до колик в животе, хотелось сожрать Робинзона Крузо, а вместо этого приходилось прислуживать ему и изображать дружескую привязанность… Иногда, забывшись, он замирал и так смотрел на англичанина, что тот, поймав его взгляд, вздрагивал. «Что с тобой, Пятница?» - спрашивал Робинзон. Тот, очнувшись, скалился в улыбке и говорил: «Вся хорошая, добрый господина, вся хорошая…»
        «Рыба-молот» оказался в детской фантастической книжке и плавал между сорока островами. Обитающие там детишки считали его подлым птицеобразным инопланетянином и, не позволяя выбраться на берег, почем зря колотили и кололи его деревянными шпажонками. Примерно так же, как на турнире его тыкали палками Стас и злувы. Это продолжалось уже годы, и конца-края этому видно не было.
        Не менее печально отбывал свой срок один из «богомолов». В шкуре графа Монте-Кристо ковыряя куском заточенной ложки прочный гранит скалы. Второй «богомол» двигался ему навстречу, будучи героем романа «Побег из Шоушенка». Мы подозревали, что их муки кончатся лишь тогда, когда их ходы встретятся, и они сполна изопьют горечь разочарования…
        Если бы не тот факт, что все это не по правде, это было бы жестоко. Но зная, что на самом деле все это скоро закончится без малейшего вреда для персонажей, мы со Стасом, наблюдая их мытарства, как, наверное, и все леокадийцы, веселились от души. Время от времени хихикал даже сдержанный Олдь Первый.
        Тролль стал Буратино. Но его папа Карло был вечно пьян как сапожник и все никак не мог его выточить, роняя полено с недооформленной головой то за кровать, то за рваный холст с очагом. По-видимому, в мире злувов была книжка, напоминавшая по сюжету Буратино, а тролля замочила смешанная команда, поэтому иногда, нажравшись накануне как свинья, Карло просыпался злувом, обрезал Буратино нос и вытачивал пятачок… Потом нос снова отрастал.
        Кого изображали еще четыре летучих обезьяны, мы понять не могли, так как они находились в злувовской книге и все время копошились в какой-то неаппетитной жиже. А образы из легенды троллей, в которой оказался «хамелеон», были еще сложнее и безрадостнее - сплошные дым и огонь и горные обвалы.
        К вечеру мы сумели выбраться на свет и ужинали с принцессой в ее личной трапезной на верхнем этаже замка.
        - Рада вас видеть в реальности живыми и здоровыми, - сказала она, улыбаясь.
        - Мы рады еще больше, - заверил я.
        - Видеть меня? - самонадеянно спросила она. И получила:
        - Быть живыми и здоровыми.
        Леокадия усмехнулась. Ей явно нравилась наша непочтительность.
        - Народ требует от меня решения… - сказала она, пригубив местного голубого чая. - А решение это принять не так-то просто. Я должна объявить его послезавтра… Скажу честно, я очень хочу полюбить кого-то из вас. Хоть я и сердилась на тебя, - кивнула она Стасу, - но по существу ты ведь прав, говоря про «вонючего крокодила»…
        - Я погорячился, - промямлил тот.
        - Да нет же, все так и есть. Кто знает, что в самом деле за претенденты будут потом. И если среди них не будет людей, то каким зверем может оказаться седьмой победитель… Но, несмотря на это, мои принципы тверды. Если я не полюблю кого-то из вас, то даже тот факт, что вы люди, останется несущественным.
        - У тебя есть только один завтрашний день, - напомнил я. - Ты можешь полюбить за один день?
        - Иногда достаточно одного мига, - отозвалась она. - И у меня ведь был сегодняшний день.
        - Но мы же не общались…
        - Для того чтобы полюбить, порой и не нужно общаться. Бывает даже наоборот - лучше не общаться… Я много думала. Кстати, если вы думаете, что сделали лучше, став победителями вместе, то вы ошибаетесь. Мне теперь надо не только полюбить кого-то из вас, но сначала еще и выбрать - кого. А это - самое трудное.
        - А давай мы сами выберем, - предложил Стас. - Например, меня.
        - Ну уж нет, - с улыбкой покачала головой принцесса. - Хотя я могу упростить вам задачу. Все женщины так устроены, а леокадийки особенно… Я смогу полюбить того, кто потрясет мое воображение каким-либо необычайным знанием или умением.
        - Так бы сразу и сказала, - заявил Стас с таким видом, будто он, как Винни Пух опилками, был набит необычайными знаниями и умениями.
        После ужина мы, сославшись на усталость, отказались от предложенной экскурсии в потрясающий, по словам Леокадии, музей голографической живописи и устроили со Стасом военный совет.
        - Ну не знаю я, чем ее поражать! - сказал я. - Не представляю.
        - У меня-то есть козырь, - заявил брат.
        - Какой? - изумился я.
        - Евангелие, - отозвался он. - Это, знаешь, такая штука… Сколько народу подкосила. Я ей это все так преподам, что она завтра же покрестится, а послезавтра мы с ней обвенчаемся!
        - А что, - согласился я, - ты сможешь. Так в чем дело? Давай, поехал! Вперед и с песней!
        - Нет, - помотал он головой, - давай все-таки и для тебя что-нибудь придумаем. Чтобы я на твоем фоне особенно выигрышно смотрелся. Пустим тебя «на разогрев».
        Каков наглец?! Но по существу прав… Стратегия - вещь важная. И надо отдать ему должное, он великодушно добавил:
        - А если вдруг все-таки у тебя получится, значит, так тому и быть. А?
        - Ну, давай придумаем что-нибудь… - согласился я.
        И мы придумали.
        Придуманное мне предстояло опробовать на принцессе завтра в первой половине дня. А Стасу под ее охмурение мы оставили вторую половину.
        Завтракали мы снова вместе, и Леокадия спросила:
        - Ну что, сегодня мы в музей поедем? Вы не представляете, какое это чудо! Картины не только объемны, они еще текучи и изменчивы. По сути, каждый раз, посещая эту экспозицию, мы видим нечто совсем иное… Это что-то сверхъестественное.
        Я глянул на Стаса. Он легонько качнул головой, и я сказал:
        - Нет, Леокадия, мне что-то не хочется. Мне бы поговорить с тобой…
        Чувствовал я себя при этом отвратительно.
        - А я поеду! - с воодушевлением сказал Стас. - Мне интересно. А Косте, ему, конечно, неинтересно, он ведь сам - специалист по сверхъестественному. Он в этом деле собаку съел!
        - Неужели?! - живо заинтересовалась Леокадия. - Это была охота или поединок?
        - Что? - не понял я.
        - При каких обстоятельствах было съедено тобой это животное?
        - А! - Я рассмеялся. - Это просто выражение такое есть в русском языке. Оно означает, что человек в чем-то хорошо разбирается.
        - Ах; вот как, - поскучнела Леокадия. - И откуда у тебя это знание?
        - Ну, во-первых, у нас отец - немножко экстрасенс, - ответил за меня Стас, - а во-вторых, он изучал специальное издание. «Голос Вселенной» называется.
        Изучал…
        - Интересно, - сказала принцесса явно из вежливости. - Иногда в местной прессе как раз так называют меня. В самых законопослушных и верноподданных журналах. Льстецов и подхалимов у нас, к сожалению, ничуть не меньше, чем где-либо. Лично я невысокого мнения о своих вокальных данных.
        - Да нет! - продолжал изображать душевный подъем Стас. - «Голос Вселенной» - это не про музыку, это газета о самых удивительных явлениях на Земле! Телекинез и телепортация, пирокинез и Тунгусский метеорит, полтергейст и летающие тарелки! Принцесса, а почему бы вам с Костей не обсудить сегодня все эти вещи наедине, пока я в музей смотаюсь?!
        - Да, - вставил я свое слово, чувствуя, что краснею.
        - Прекрасная мысль, не правда ли?! - вскинула на меня Леокадия томный взгляд своих, сегодня желтых, как у рыси, глаз. - Иногда твой брат высказывает по-настоящему толковые идеи.
        - Да, - тупо повторил я, чувствуя такое смущение, какого не испытывал, пожалуй, еще никогда в жизни.
        - Его школа! - воскликнул Стас великодушно. - Он же старший!
        - Я отправлю с тобой в музей моих лучших знатоков, - великодушно пообещала Леокадия.
        Я вспомнил напыщенных придурков в разноцветных мантиях и кудрявых париках (кстати, оказалось, что это партийная форма гуманистов-перфекционистов) и злорадно подумал, что день у Стаса вряд ли пройдет так уж замечательно. Но этот гад вывернулся:
        - А может, я лучше со злувами? - попросил он.
        - Ну, если эти свиноподобные существа кажутся тебе более интересной компанией… - скептически отозвалась принцесса.
        - Да они классные ребята, ты же сама говорила! - воскликнул Стас. - Ну, тогда все?! Я тогда пошел собираться?!
        И он слинял.
        А мы с Леокадией отправились на прогулку в зимний сад. Это была огромная закрытая оранжерея, полная экзотических цветов, птиц и бабочек, а также фонтанчиков и декоративных строений… Но мне было не до всех этих красот. Я все отдал бы, лишь бы оказаться сейчас на месте Стаса в каком-нибудь пыльном музее. Да что там со злувами, с обычными свиньями и то мне было бы спокойнее.
        Но нет. Я был тут, с Леокадией, и она, как муравей гусеницу, уж простите за банальное сравнение, куда-то меня волокла.
        - Дурное настроение? - спросила она, когда наконец мы оказались в небольшой увитой лианами беседке.
        - Да нет, - промямлил я.
        Мы сидели на скамеечках напротив друг друга, чуть соприкасаясь коленями. Одета она была в серебристое вечернее платье. Похоже, это один из ее любимых цветов.
        - Не можешь оправиться после турнира? - вновь участливо поинтересовалась она.
        - Ну… - пожал я плечами.
        Она нервно хохотнула и сказала с легким раздражением:
        - Ты что-то собирался сказать мне… Так давай. Я слушаю.
        Я почувствовал, что вдруг вспотел. Как мне не хотелось с ней флиртовать… Нет, она классная, но это просто невозможно - флиртовать по обязанности… С другой стороны, возможно, именно сейчас решалась судьба Земли…
        - Леокадия, - начал я как можно более светски. - Можно, я сегодня буду звать тебя просто Лео?..
        - Здрассьте, - отозвалась она очень неодобрительно. - С какой это радости? «Леокадия» - это же не имя, а звание. Как, например, Олдь. Леокадия - значит принцесса Леокады.
        Придурок. Мог бы и сам догадаться.
        - А как тебя звать по-настоящему? - попытался я исправить положение.
        - Ну ты нагле-ец! - протянула принцесса. - Как меня звать по-настоящему, узнает только мой муж. Да и то не сразу.
        - Вот как… - потупился я.
        Что ж, первый тайм можно считать проигранным.
        - Ну, замечательно, замечательно… - заполнил я паузу.
        - Так о чем ты хотел мне рассказать? - вновь спросила она еще более прохладно.
        - Я… Я хотел рассказать тебе о разных удивительных вещах. Ну… Например, пирокинез. Представляешь, некоторые люди на Земле умеют взглядом воспламенять предметы. Посмотрит такой тип, например, на вон тот куст…
        - Вот так? - спросила Леокадия, глянула на куст, тот заискрился, задымился и вспыхнул ярким пламенем.
        - Ну-у… Типа того, - осекся я. - Но это-то, конечно, ничего особенного… Так…
        Мы помолчали.
        - Левитацией тебя тоже не удивишь… - выдавил я.
        - А что это?
        - Та же антигравитация. Способность летать без крыльев и других приспособлений…
        - Да уж… - усмехнулась она, приподнялась сантиметров на десять над скамейкой, не меняя позы, выскользнула из беседки, облетела вокруг нее и приземлилась обратно на свое место.
        - Суггестия… - пробормотал я. - Это вообще - твой хлеб… Кундалини! - вспомнил я. - Да, кундалини!
        - А что это такое? - заинтересовалась она.
        - Это когда в тебя вливается какая-то удивительная энергия, и ты вдруг понимаешь, что на свете самое главное. Тебя всего распирает от внутреннего огня и новой информации, и тебе хочется приключения - главного приключения твоей жизни. Чакры набухают, и наступает просветление…
        Пока я говорил все это, Леокадия внимательно смотрела на меня огромными голубыми глазами, потом вдруг чуть наклонилась, и наши губы соприкоснулись. Поцелуй был долгим и отнюдь не невинным. Наконец она оторвалась от меня и спросила:
        - Вот так?
        - Да… Пожалуй… - отозвался я, ощущая внутренний огонь и набухание чакры. Я потянулся к ней…
        - Стоп, стоп, стоп! - остановила она меня холодно. - Это был научный эксперимент. А дальше получится совсем другое.
        - Извини, - поспешно отпрянул я, вздохнул, успокаиваясь, и спросил: - А как у вас насчет полтергейста и спиритизма? И еще насчет этих, как их… Кругов на полях.
        - На каких полях? - заинтересовалась принцесса.
        - Да на любых. На чечевичных, на гречишных… - господи, что ж это я никаких нормальных полей вспомнить не могу?! - на просовых, ячменных… На маисовых…
        - Что еще за круги? - прервала мои мучения принцесса.
        - Ну, это такие круги, которые… Они такие большие, - развел я руки, - просто огромные, их только сверху видно. - Честно говоря, я плохо соображал, что говорил. Огонь в груди еще горел, и губы еще чувствовали мягкое прикосновение… - Никто не знает, откуда они берутся, - тянул я резину. - Некоторые даже считают, что их оставляют летающие тарелки, ну, это такие космические корабли…
        - Корабли злувов имеют форму тарелок, и они бывают на Земле. Но, насколько я знаю, они стараются не садиться туда, где могут остаться следы. Но если все-таки приходится, то, пожалуй, на посевах остаются как раз такие круги, о которых ты рассказываешь.
        Та-ак… Опять облом.
        - А что такое полтергейст и спиритизм, о которых ты упомянул? - спросила Леокадия.
        Это была последняя возможность. И я уцепился за нее. Я внутренне встряхнулся, собрался и решил не ударить в грязь лицом.
        - О! - воскликнул я. - Полтергейст и спиритизм - это самые удивительные явления на Земле!
        - Неужели?! - выдохнула Леокадия, подчиняясь моему энтузиазму. - Говори!
        - Ты только представь! Предметы сами собой начинают летать! Стеклянные банки с размаху бьются о стены и раскалываются на кусочки!
        - Не может быть! - подавшись вперед, прошептала принцесса.
        - Может! У нас еще и не такое бывает! На стенах сами собой появляются надписи, например: «Убью!» Или наоборот: «Будь осторожен! Бойся жены, она - извращенка!»
        - Поразительно! - вскричала принцесса. - Я должна сообщить об этом нашим ученым!
        - Да подожди ты! Полтергейст, это еще что! Спиритизм намного круче!
        - И что же это такое?! - Леокадия глядела на меня во все глаза. Вот подействовало так подействовало. Да я и сам как-то разошелся. Не-ет, не зря все-таки, выходит, я читал эту несчастную газетенку.
        - Спиритизм - это когда вызывают души умерших и разговаривают с ними…
        - О чем?
        - Да хоть о чем! Можно, например, спросить, как там в загробном мире каким-то другим умершим приходится. Нравится им там или не нравится. Видят ли они тебя, знают ли о последних событиях в нашем мире и как к ним относятся…
        - Быстрее вызывай такую душу! - воскликнула Леокадия. - Я хочу узнать, как там моим папе с мамой!
        Мне сразу стало как-то нехорошо. Я давно уже хотел спросить, где ее родители. А то принцесса есть, а короля с королевой почему-то нету. Но как-то не собрался.
        - Ну, я-то этого не умею… - признался я.
        - Не умеешь?.. - На лице принцессы отразилось разочарование. - А кто умеет?
        - Ну… Если честно, то, мне кажется, никто.
        - То есть как? - Теперь ее лицо стало строгим, если не сказать - мрачным.
        - Ну… Мне кажется, все это выдумки. Как и полтергейст, кстати.
        - Выдумки? - Она смотрела на меня озадаченно. - А-а! Люди сочиняют это как произведения искусства? Литература, поэзия… Ты просто забыл сказать об этом?!
        - Как произведения - тоже бывает. Но некоторые уверяют, что все это умеют по-настоящему. Чтобы денег заработать, авторитет… А на самом деле не умеют. Вранье это все. Ложь. Неправда.
        Она поднялась, и в лице ее отразилась нескрываемая мука…
        - Что ты наделал, Костя, что ты наделал… - сказала она печально.
        - А что я наделал? - испугался я. Такое уж у нее было лицо. У меня возникло чувство, какое было, наверное, у Ивана-дурака, когда Царевна-лягушка корила его за то, что он спалил ее шкурку. Во всяком случае, Леокадия вела себя именно так.
        - Что ж, я объясню тебе, - сказала она. - Леокада - мир искусства. Именно поэтому путать здесь правду и вымысел считается самым недостойным делом. Или искусство, или жизнь. Одно из двух, и никаких полумер. Но даже и не это самое страшное. Страшно то, что ты нарушил ГЛАВНЫЙ ЗАКОН ЛЕОКАДЫ. Претендент на руку и сердце принцессы не должен говорить ей ни слова неправды! Ты забыл?
        Да, что-то такое она говорила. И правда, забыл…
        - А… А я думал, после турнира уже не считается, - промямлил я, чувствуя, что звучит это как какая-то левая школьная отмазка.
        Она смотрела на меня молча, и в глазах ее была безысходная жалость. Я почувствовал, что не просто нехорошо вышло, а, видимо, мне за это будет очень плохо.
        - Я же не хотел тебя обмануть, - сказан я еще более неискренне. - Просто хотелось чем-то удивить.
        - Именно так и завоевывают престол Леокады негодяи, - сказала она бесстрастно.
        - Ой, да ладно… Давай сделаем вид, что я тебе ничего не говорил, - предложил я. - Никто ведь не слышал…
        - Я слышала, - напомнила она. - Я - верховная правительница этой планеты. Нарушен ее главный закон.
        Да, тут не поспоришь…
        - И что мне будет? - спросил я.
        - Казнь через восхищение, - сказала она. - Извини…
        - А что это такое? - спросил я, понимая, что ничего хорошего.
        - Тебя будут восхищать великими творениями искусства до тех пор, пока ты не умрешь…
        - А если я вообще не умру? - выдавил я.
        - Так не бывает, - заметила принцесса. - Но если ты окажешься настолько груб и бесчувственен, что не будешь умирать очень долго, казнь превратится в пожизненное заключение. Но и тогда тебя будут восхищать, пока не умрешь…
        - А может… - начал я, сам еще не зная, что хочу предложить. Но она, отвернувшись, сделала неуловимое движение рукой, и изо всех уголков сада ко мне устремились металлические страж-птички.
        Один в тюремной камере я просидел только полдня. Вечером ко мне подсадили Стаса. В принципе он мог бы мне ничего и не рассказывать, причина его появления тут была мне очевидна. Но когда он все-таки рассказал, выяснилось, что его история даже неказистее моей.
        В отличном настроении, распрощавшись со злувами, которые души в нем не чаяли, и появившись с экскурсии к обеду, он сразу спросил принцессу:
        - А где Костя?
        - Он не сможет пообедать с нами, - уклончиво отозвалась та, но Стас ничего дурного не подумал. Никаких подозрений у него не вызвал даже тот факт, что она была в черном.
        - Поговорили? - спросил он.
        - Да.
        - Ну и как, поразил он тебя?
        - В какой-то степени, - призналась принцесса, без аппетита откусывая кусочек ягодного пудинга.
        - Но не настолько, чтобы в него влюбиться, - усмехнулся Стас.
        - Точно, - согласилась Леокадия.
        - Ну ладно, - перешел к делу Стас. - Давай-ка уже и я с тобой поговорю.
        - Давай, - согласилась принцесса. - Только скажи, ты помнишь, что мне нельзя лгать?
        - Естественно! - воскликнул Стас. - Я и не собирался!
        - Это правильно, - кивнула Леокадия. - Так о чем ты хотел рассказать?
        - Я хотел рассказать тебе об Иисусе Христе, - заявил Стас с воодушевлением. - О нем написана книга, которая называется Евангелие.
        - Книга? - оживилась принцесса. - Это хорошо. Это литература.
        - Да! - воскликнул Стас. - И еще какая! Это главная книга на Земле.
        - Может, мне лучше ее самой прочитать? - предложила Леокадия.
        Но Стас на свою голову не внял ей.
        - А чем тогда поражу тебя я?! - воскликнул он чистосердечно. - Нет уж, давай я тебе о ней расскажу!
        - Ну давай, - кивнула принцесса.
        - Так вот, - начал Стас. - Дело в этой книге происходит примерно две тысячи лет назад в стране Иудее… Жил да был один человек… Даже нет, лучше еще раньше начать. У одной девушки, ее звали Мария, и жила она в городе Назарете, родился ребенок. Но получилось так, что он родился не дома, а в городе Вифлееме, куда Мария пришла с мужем Иосифом…
        - Зачем она куда-то пошла в таком положении?
        - Они пошли на перепись населения. А беременная, не беременная - до этого никому дела не было, времена были очень жестокие. Послушаешь дальше про избиение младенцев и поймешь… И вышло, что Мария с мужем даже в гостиницу не попали, и ребенка она родила прямо в пещере. Но главное не это, а что она при этом осталась непорочной.
        - В смысле, девственницей? - уточнила Леокадия.
        - Вот именно.
        - Н-да… Необычно, - прокомментировала принцесса.
        - А правил тогда в Иудее царь Ирод, - продолжил Стас. - Он сидел в столице, в Иерусалиме. И вот пришли туда однажды волхвы…
        - Кто-кто? - переспросила принцесса.
        - Волхвы, - повторил Стас. - Это такие мудрецы и волшебники. Пришли и говорят: «Где родился Царь Иудейский?» И пошли слухи. Ирод испугался, что этот новый царь займет его место, выяснил у книжников, это тоже такие мудрецы, что этот царь должен родиться в Вифлееме, и послал туда солдат убить всех-всех младенцев до двух лет, он же не знал, какой из них - царь.
        - Ужасное варварство, - сказала принцесса.
        - Да уж, - подтвердил Стас. - Всех детей из домов повытаскивали и поубивали.
        - И после этого вы противитесь подобрению?
        - Это было две тысячи лет назад. Сейчас у нас все по-другому… А ты можешь немножко послушать, не перебивая?
        - Хорошо, я слушаю.
        - Всех вифлеемских детей перебили, но Иисус-то был в пещере, и его не нашли. А когда он родился, в небе вспыхнула звезда и полетела. Ну, комета… И она показала тем самым волхвам, где младенец находится. И они пришли к нему с дарами и предупредили об опасности. Иосиф с Марией и сыном сбежали в Египет, пробыли там до самой смерти Ирода и только тогда вернулись в Назарет…
        Стас говорил и говорил, а принцесса внимательно его слушала. Конечно, в своем вопросе Стас был подкован много лучше, чем я в аномальных явлениях. Все-таки в семинарию одно время думал поступать. Речь его текла связно и образно. Он рассказал о чудесах и проповедях Иисуса, в которых тот призывал возлюбить ближнего своего. О хождении по воде и про Тайную вечерю. И как умыл руки Понтий Пилат, когда Иуда предал за тридцать сребреников…
        Леокадия сидела с глазами, полными слез. От скепсиса, с которым она встретила Стаса, не осталось и следа. А он уже дошел до распятия, рассказал о том, как Иисус, побиваемый воинами, нес свой крест на Голгофу, и про ангела, встреченного апостолами…
        - Вот и вся история, - сказал он, закончив Воскресением.
        - Это действительно замечательная книга, - сказала Леокадия, утерев слезы. - Только немного запутанная. И я немножко не поняла, что хотел сказать автор.
        - Авторы, - поправил Стас. - Понимаешь, там такая бездна смыслов, что все и не перескажешь. Но я могу сказать главное, как я понимаю. Иисус был Богом, посланным на Землю в образе человека. И муки он принял за всех людей для того, чтобы те поверили его словам. А главный смысл его слов был такой: любите друг друга, не делайте никому зла, и после смерти ваши души окажутся в раю…
        - А с ними можно поговорить? - спросила Леокадия осторожно.
        - С кем? - не понял Стас.
        - Ну, с душами. С умершими.
        - Не думаю, - сказал Стас. - Есть, конечно, всякие медиумы, спиритизм там разный, но это все шарлатанство, и Церковь этого ничего не признает.
        - Жаль, - сказала принцесса, но в то же время повеселела, удостоверившись, что его история не смыкается с моей.
        - А, да! - сказал Стас. - Забыл еще вот что сказать. Если молиться, то есть о чем-то искренне просить Бога, это обязательно исполнится. А раз Иисус - это Бог, то можно обращаться прямо к нему.
        - Угу, угу, - покивала принцесса.
        - Ну как, я тебя поразил? - спросил Стас, внутренне ликуя.
        - Как тебе сказать… - отозвалась она. - Книжка, конечно, интересная… - Она явно что-то напряженно обдумывала. - Но я бы лучше сделала так. - Видимо, приняв какое-то решение, она воодушевилась: - Бог присылает Иисуса на Землю сразу взрослым, и тот сражается с Иродом, спасая младенцев, а то их уж очень жалко! Он становится царем, а все спасенные им младенцы становятся апостолами, а то двенадцать - маловато. И у каждого - по сотне ангелов…
        - Стой, стой, Леокадия! - заорал Стас. - Прекрати богохульство!
        - Прекрати что?
        - Евангелие переделывать нельзя!
        - Нет, я понимаю. Я уважаю авторское право, я просто говорю, что так было бы лучше, и эта книга, которая тебе так нравится, была бы еще более великой…
        - Что значит «была бы»?! - вскричал Стас. - Она не может быть другой. Это же не беллетристика, это все - правда!
        - Как это правда?
        - Ну, у вас что, документальных книг не бывает? Мемуаров там всяких?
        - Нет. Точная информация хранится у нас другими способами.
        - А у нас бывает.
        - Тогда это, выходит, не произведение искусства?
        - Еще какое произведение!
        - Дикость какая-то, - сказала Леокадия. Потом прищурилась и с легкой угрозой в голосе спросила: - Значит, говоришь, правда?
        - Правда, - твердо сказал Стас.
        - Значит, правда и то, что, если попросить что-то у твоего Бога, это исполнится?
        - Да, это называется молиться. Но, конечно, Бога нельзя заставить что-то выполнять, Бог - не прислуга, он ничего тебе не должен. Но если что-то сильно и по-настоящему захотеть…
        - Ты не хочешь, чтобы я умерла? - прервала его Леокадия.
        - Нет, конечно! - удивился Стас.
        - Ты сильно и по-настоящему не хочешь, чтобы я умерла?
        - Да!
        - Тогда молись, - сказала она, резко встала, подошла к большому окну и распахнула его. - Поспеши, - крикнула она, - через минуту я уже прыгну!
        Стас вспомнил головокружительную высоту замка, вспомнил, что они сейчас находятся на последнем этаже, и заорал, вскакивая:
        - Нет, Леокадия, нет! Не надо!
        - Так ты мне врал?! - спросила та, и ее волосы развевались у распахнутого окна.
        - Нет, не врал! - крикнул Стас упрямо.
        - Тогда молись! Посмотрим, какова цена твоему Богу!
        С этими словами девушка легко вскочила на стул, с него на подоконник, повернулась к Стасу и сказала еще раз:
        - Молись, я на тебя надеюсь!
        Что ему оставалось делать? Пытаться переубедить ее? На это не было времени. Но можно было попробовать удержать ее силой! Стас кинулся к подоконнику… Но принцесса не стала его дожидаться и шагнула в зияющую пустоту.
        - Господи, еже еси… - забормотал Стас, зажмурившись, потом вспомнил более подходящее: - …Да прикажет Он ангелам своим, да понесут они на руках тя…
        Не прекращая бормотать молитву, он заставил себя открыть глаза и глянул вниз.
        Принцесса еще падала. Она падала, кувыркаясь в полете.
        - …Да не коснешься ты о камень ногою своею…
        Еще миг… И вдруг перед самой землей траектория ее падения изменилась: она стала падать не прямо перпендикулярно, а под углом градусов в сорок пять или даже больше…
        - …Понесут… Понесут тя ангелы… - машинально повторял Стас.
        Да она вообще уже летит параллельно земле! Нет, сделав крутой вираж, она мчится обратно вверх!
        - Понесли! Понесли! Аллилуйя, аллилуйя! - радостно закричал Стас, трясясь мелкой дрожью, когда Леокадия влетела обратно в трапезную и, приземлившись на ноги, грозно встала перед ним.
        - Ну?! - воскликнула она. - И где же был твой Бог?! Если бы я в самый последний момент не включила механизмы левитации, от меня осталось бы только мокрое место! Грош цена твоим молитвам!
        - Так нельзя! - закричал Стас - Я же сказал: Богу нельзя приказывать! От него нельзя требовать!
        - Это вранье, просто вранье! - закричала принцесса в ответ. - Какие-то отговорки и выкручивания!
        И вдруг Стаса осенило:
        - Нет, подожди! Почему отговорки? Ты разбилась? Не разбилась! Я молился, и ты не разбилась!
        Принцесса оцепенела, не зная, что сказать. Наконец она выдавила из себя:
        - Я могу прыгнуть снова, но уже не включать левитацию. И тогда я докажу, что ты врешь.
        - Не надо! - поспешно воскликнул Стас.
        - Да мне и самой не хочется. - Ее голос звучал напряженно. - Но у меня есть другое предложение, - вдруг успокоилась она. - Прыгать будешь ты. Помолись и - вперед.
        - Я не буду, - помотал Стас головой.
        - Тогда тебя ожидает кара за нарушение ГЛАВНОГО ЗАКОНА ЛЕОКАДЫ, - отчеканила принцесса звонко и внушительно. - Ты претендент на руку принцессы, а врешь мне самым наглым образом.
        - Я не вру! - закричал Стас. - Как ты не понимаешь?! Бога нельзя проверять, его нельзя испытывать! Мир так устроен! Существование Бога нельзя доказать логически, иначе исчезла бы вера. А надо-то именно верить, а не знать! А если…
        Но Леокадия не дала ему втянуть себя в теологический спор.
        - Или ты прыгнешь сейчас из окна, или будешь казнен, как и твой братец.
        Про братца это была новость. Принцесса указала рукой на окно:
        - Ну? Вперед. Молись и прыгай. Или к брату в тюрьму - ждать казни.
        Стас глянул вниз, вздохнул, возвел очи к потолку и забормотал молитву подлиннее:
        - Господи Иисусе Христе, Боже наш, Бог всякого милосердия и щедрости, чья милость безмерна и милосердие которого бездонно…
        Он молился долго, а Леокадия, поджав губы, терпеливо ждала. Он молился и обдумывал ее слова. И будущее предстало перед ним в беспощадной кристальной ясности: или он погибнет сейчас, или несколько позже. Второй вариант был все-таки несколько привлекательнее. Молитва закончилась словом «аминь». Потом Стас вздохнул и сказал:
        - Я уж лучше к Косте.
        Глава девятая,
        в которой мы наконец разыскиваем Кубатая и замечаем, что что-то в нем есть…
        Смолянин развил кипучую деятельность. Отправленное в мировой информаторий сообщение о том, что у него имеется семечко подсолнечника, буквально взорвало земную общественность, а в особенности ее передовой отряд - доблестное содружество гастрономов.
        Раньше привычка обывателей лузгать семечки в общественных местах и на улице так раздражала людей воспитанных и просвещенных, что однажды под их давлением плантации подсолнечника были уничтожены под корень, и его частное выращивание было тоже запрещено. А когда спохватились, оказалось, что эти меры привели к полному исчезновению растения на Земле.
        После этого некоторое время в среде самых продвинутых нонконформистов и антитоталитаристов было модно прилюдно щелкать синтетические семечки, как бы напоминая окружающим о том, до чего может довести слепое подчинение мнению большинства. Потом мода прошла. Но болезненный комплекс вины перед подсолнухом у человечества остался. А у Кубатая - еще и немодная теперь привычка и неосуществимая мечта.
        …Смолянин с помощью своего домашнего дубликатора наштамповал целый мешок одинаковых семечек, но к Кубатаю, несмотря на наши уговоры, не спешил.
        - Погодите, погодите, парни! - говорил он. - Сейчас, через час - разница невеликая. Надо человеку настоящую радость подарить… Ему сейчас положительные эмоции не помешают!..
        Как повезло нам и человечеству, что Шидла не пожарил семечки! На то, чтобы самыми передовыми методами ботаники вырастить первую партию растений, потребовалось всего несколько часов.,
        И вот наконец вновь ставшему героем планеты Смолянину посыльные доставили букет из огромных желтых цветов. Выглядели они изумительно, и экс-переводчик был в неописуемом восторге.
        - Вот теперь - к Кубатайчику! Теперь - можно! - вскричал он сразу после того, как за посыльными захлопнулась дверь. Говоря это, он сбросил халат, видимо, чтобы переодеться.
        - На ползоходе поедем? - спросил Стас.
        - Да ни за что! - отозвался Смолянин. - Терпеть не могу этих тварей! Они унижают мое человеческое достоинство!
        - А на чем? - продолжал допытываться Стас.
        - Да ни на чем!
        - Пешком, что ли, пойдем? А далеко это?..
        - Эх, малец! - воскликнул Смолянин, зачем-то снова натягивая ласты. - Прыткий ты, да глупый!
        С этими словами он распахнул дверь в комнату-бассейн, прыгнул в воду и ушел на дно.
        - Нет, ну это уже наглость! - возмутился Стас. - Костя, тебе не кажется, что он нам морочит голову?
        Тем временем посередине водной глади появилась воронка, а Смолянин вынырнул возле лесенки и, зацепившись за нее одной рукой, другой вытянул и положил на край увесистую резиновую пробку на цепочке.
        - Здесь он, Кубатайчик, у меня схоронился, - заявил он. - Не мог я друга в беде покинуть, вот у себя и спрятал.
        Вода в воронке громко захлюпала, и бассейн пересох. А на его дне обнаружился люк, похожий на канализационный.
        - Хватайте семечки с букетом и спускайтесь ко мне, - распорядился Смолянин, а сам прошлепал ластами по мокрому дну и ухватился за ручку на крышке люка.
        С мешком и цветами мы поспешно спустились на дно. Люк был уже распахнут, внизу горел свет.
        - Кубатайчик! Кубатайчик, ты здесь?! - крикнул Смолянин, наклонившись над отверстием.
        - Здесь я, здесь! - раздался голос из подземелья. - Куда же я отсюда денусь-то, Смолянинчик?!
        - Ну вот и славно! - крикнул переводчик. - А я тут к тебе гостей привел!
        - Каких еще гостей?! - Голос прозвучал настороженно. - Я же тебя просил! Не надо мне никаких гостей! Эх, ты… - Свет в проеме люка погас.
        - Хороших, хороших гостей, - заверил Смолянин и подтолкнул нас к отверстию. - Спускайтесь!
        Взволнованный Стас с букетом и я с мешком - за ним полезли вниз.
        - Стоять! Ни с места! - раздался вопль из темноты, стоило нам коснуться ногами пола. - Еще шаг, и за себя не ручаюсь!
        - Кубатайчик, успокойся, - безмятежно сказал Смолянин, спускаясь за нами. - Включи свет, и ты сам увидишь, что бояться тебе нечего…
        Вспыхнул тревожный синий огонек, в тусклом свете которого шагах в десяти от нас стал виден широкий силуэт грузного человека.
        - Ну и кто это такие? - спросила фигура Кубатая все также подозрительно.
        - Кубатайчик, - снова вмешался Смолянин, - я же сказал тебе, если ты включишь весь свет, ты их и сам узнаешь.
        - Только без глупостей! - приказал Кубатай, сделал какое-то движение, и над нашими головами вспыхнула здоровенная люстра.
        Комната, в которой мы оказались, была просторна и обильно меблирована. Шкафы и стеллажи, столы и комоды, диваны и кровати, буфеты и серванты… А в дальнем конце ее, прижавшись спиной к трюмо, с мумибластером в руке стоял хмурый Кубатай. Время не коснулось ни его усатого лица, ни его зеленой шевелюры… Но боже мой, как он потолстел! Этого не могла скрыть даже наброшенная на его плечи просторная розовая накидка с кружевами.
        - Что это… Что это у вас в руках? - срывающимся голосом спросил он, указывая стволом мумификатора на букет.
        - Это подсолнечник, - сдавленно пискнул Стас. - А я - Стас. Стасик, из прошлого. Здравствуйте, дядя Кубатай.
        - Ах! - покачнулся доблестный дэзээровец, и оружие выпало у него из рук. - Держите меня, мне дурно… - и он стал сползать вниз по стене. - Воды… Меня тошнит…
        - Сейчас, сейчас! - опередив нас, кинулся к нему Смолянин и, схватив с комода графин со стаканом, присел возле захворавшего друга.
        «Бульк, бульк, бульк», - проглотил воду Кубатай. Потом выглянул из-за Смолянина и недоверчиво уставился на растение.
        - Они что, настоящие?! - спросил он шепотом.
        - Ну конечно, Кубатайчик, конечно, - заверил его Смолянин. - Разве мы тебе поддельные принесли бы?
        - Но это же… - Кубатай, кряхтя, поднялся и двинулся к нам с протянутыми руками. - Это же чудо какая красота!
        Схватив букет и лучезарно улыбнувшись ему, он наконец посмотрел на нас и воскликнул:
        - Костя! Стас! Неужели это вы? Каким ветром вас надуло?
        Улыбаясь, рот до ушей, Стас заявил:
        - Так по-русски не говорят, - хотя мы и болтали вовсе не на русском, а на всеземном. - Нас ветром пригнало. А надувать, это… - Он сунул цветы Кубатаю в руки и изобразил губами, как будто надувает шарик: - Ф-фу, ф-фу, ф-фу… - делая такие движения, как будто тот в его руках становился все больше. - Это, скорее, вас надуло, - кивнул он на кубатаевский живот.
        - Да? - зарумянился тот. - Так заметно?
        - Еще как! - заверил Стас. - Что это с вами?
        - Давайте потом, - жеманно всплеснул руками Кубатай. - Я вам все расскажу. Давайте сначала поговорим о вас… - Но он тут же переключился на подсолнух. - Нет, ну какая прелесть! - помахал он цветами у себя перед носом. - Какая прелесть! Надо срочно поставить в вазу! - и походкой суетливой гусыни он поспешно направился к буфету.
        - Значит, говорите, пригнало… - хохотнул Кубатай и зачерпнул горсть семечек из мешка, когда мы наконец устроились в креслах возле журнального столика, поставили на него вазу с подсолнухом и приготовились обо всем как следует поговорить. - Как пригнало? Зачем пригнало?.. Хотя нет, подождите! - воскликнул он. - Дайте мне сперва насладиться этим чудом!
        Он просеменил к широченной двуспальной кровати с балдахином, улегся и нажал кнопку на спинке. Зазвучала тихая мелодия, на балдахине замигали цветные огоньки.
        - Погасите свет! - попросил он.
        Смолянин послушно отключил люстру, Кубатай закрыл глаза и несколько минут сосредоточенно лузгал семечки под музыку, выплевывая шелуху в кулак.
        - Это тебе Шидла прислал, - вспомнил Стас.
        - Ай, молодца! - отозвался Кубатай, не прерывая своего занятия. - Вот не знал, что он так ко мне внимателен. - А в наш со Смолянинчиком цирк так и не зашел ни разу…
        - В какой цирк? - поразился Стас.
        - С пингвинами. На Венере. Было у нас такое задание.
        - Мы Шидле много о тебе рассказывали, - пояснил я.
        - Угу, угу… - промычал Кубатай. Некоторое время слышалось только потрескивание и шуршание шелухи. Наконец он сел, свесив с кровати ноги, и разлепил глаза.
        - Волшебно, - сказал он. - Неописуемо. Включай свет, - кивнул он переводчику и вернулся к нашему столику. - Ну, так чему обязаны мы такой радости - лицезреть вас снова? - спросил он меня.
        - Если честно, Кубатай, мы прибыли сюда специально за тобой, - начал я.
        - Да? - спросил он, но мне показалось, что он думает о чем-то своем.
        - Нам кажется, что только ты можешь спасти Землю, - продолжил я.
        - Ага, - сказал Кубатай. - Вот, значит, как…
        - У нас, в нашем времени, случилась беда, - сказал я, чувствуя себя так, словно говорю все это в глухую стену.
        - А вы знаете, - сказал Кубатай, как бы вдруг возвращаясь в реальность, - ощущение странное. Вроде понимаю, что раз они настоящие, то вкус должен быть изумительным, а почувствовать это не получается… Привык к синтетическим… И щелкать неудобно, искусственные-то очередью склеены…
        - Кубатай, ты можешь о чем-то другом думать, кроме семечек?! - рявкнул Стас.
        - А?! Да! Могу! - встрепенулся тот. - Еще как могу! Значит, говорите, беда у вас? Это хорошо! Смолянинчик, будь другом, принеси-ка мне огурчик! Это мне Марьюшка насолила, - пояснил он нам мечтательно. - Вку-усно! С хреном. Не хотите?
        Смолянин прошлепал к холодильнику, а я посмотрел на Стаса.
        - Слушай, - сказал я ему. - По-моему, зря мы сюда приехали.
        - Нет, нет, нет, вовсе не зря! - воскликнул Кубатай, схватил из рук Смолянина пупырчатый огурец и смачно хрустнул им, откусив сразу половину. - Я вам обязательно помогу! - Он забросил в рот вторую половину огурца и сжевал ее. - Несмотря ни на что! - добавил он и постучал ладошками по животу. - Слово джигита!.. Смолянин, - снова обратился он к другу, - тащи всю банку!
        Пока переводчик выполнял его просьбу, Кубатай вдруг посерьезнел, затуманился, обернулся к нам и сказал:
        - Есть одна очень мудрая мысль. Жаль только, что люди часто ее забывают… Да… - Он замолчал.
        - Какая мысль? - спросил я.
        - Да вот… - помедлил Кубатай, - э-э… - потом признался: - Я тоже забыл. Так что там у вас стряслось-то?
        Мы переглянулись, не зная, стоит ли продолжать попытки.
        - Ладно, - сказал Стас. - Раз уж мы здесь. Давай попробуем.
        И он принялся рассказывать о подобрении, о Леокадии и о Перископове.
        - Ага, ага, - бормотал Кубатай, качая головой и глядя куда-то в сторону. Вдруг он встал и пошел к комоду. Стас замолчал, но Кубатай посмотрел на него и заверил: - Ты говори, говори, я слушаю!
        Стас продолжил, а Кубатай достал из комода клочок начатого вязания с клубком бежевых шерстяных ниток, вернулся в кресло и стал, чуть покачиваясь, сноровисто орудовать спицами.
        - …И вот мы у вас, - закончил Стас.
        - И отлично! - заявил Кубатай. - Молодцы. Посмотри-ка, - держа за нитку, он продемонстрировал только что связанный им малюсенький тапочек. - Это меня Маша научила. Правда замечательный? Или замечательная? Пинетки как в единственном числе - пинеток или пинетка?
        И тут до меня дошло…
        - Кубатай! - воскликнул я. - Ты что, беременный?!
        - Тс-с!!! - прижал палец к губам Смолянин и опасливо покосился по сторонам.
        А бывший генерал-сержант, теперь же, оказывается, генерал-прапорщик, с виноватым и одновременно счастливым видом покивал, говоря с разными оттенками интонации:
        - Так и есть… Угу… Точно… Вообще-то да…
        - Так вот в чем дело! - прозрел и Стас. - Ну, тогда все пропало. Куда ты в таком положении…
        - А вот и зря ты так думаешь! - воскликнул Кубатай. - Настоящему джигиту беременность не помешает помочь друзьям спасти человечество!
        - Понимаете, ребятки, - стал рассказывать Кубатай, не прекращая вязать. - Технически-то беременеть мужчины могут уже давным-давно, но обществом это не поощряется. У нас даже есть непечатное ругательство, которое обозначает мужчину, ведущего себя, как женщина…
        - У нас тоже, - заметил Стас.
        - Вот видите, - покачал головой бывший генерал-сержант. - А беременный дэзээровец, это уж совсем ни в какие ворота… Но мужественный человек стоит выше условностей, а настоящая любовь преодолеет любые преграды. У нас с моей возлюбленной Марьюшкой Искусницей случился кризис отношений. Стала она в депрессии впадать, вспоминать Ивана-дурака. А он ведь и впрямь человек приятный, бесхитростный… Что было делать? Вот я и решил завести ребенка. Один-то у нас уже есть, опять же, Ванюша. Но я решил сам второго родить - для равновесия и в доказательство своей безграничной любви. Дурак на такое не решился бы!
        - Куда ему! - поддержал друга Смолянин. - А что парень хороший, так легко ему - на острове-то, там все - сказочное! Я и сам, между прочим, там впервые оказался в вымышленном мире, вдохнул впервые сказочного воздуха. Ох понравилось!
        - Да, Смолянинчик, - посмотрел на него Кубатай ласково. - Помнишь яйца свои золотые?
        - А ты, Кубатайчик, хвостик свой пушистенький, помнишь ли?..
        Оба потупились и мечтательно помолчали. А мы почувствовали себя неловко, словно подглядывали в замочную скважину, и Стас решил разрядить обстановку:
        - Кубатай, а почему ты здесь, у Смолянина? - спросил он.
        - А где ж ему быть? Кто ж за ним еще присмотрит-то? - отозвался экс-переводчик, отвлекшись от сладких воспоминаний.
        - Я не мог оставаться дома, - сказал Кубатай. Он взял со стола пульт, нажал на кнопку, и на серванте вспыхнул экран телевизора. Мы увидели дом, окруженный огромной толпой сердитых граждан с плакатами: «Кубатай - позор ДЗР!», «Долой беременных агентов!», «Наши мальчики верили тебе, Кубатай»…
        Встречались протесты и на другую тему: «ДЗР - логово сфинксов!», «Вон к своим - на Венеру!» …Были и странные плакаты, например: «Не простое, а золотое?» …Был и вовсе тут неуместный, но радовавший глаз: «Слава Смолянину - спасителю подсолнуха!» Но большинство все-таки были понятны, оскорбительны и направлены против нашего беременного друга.
        - Вот, - сказал Кубатай с обидой и выключил телевизор. - Не помнят люди добра. Ну да история нас рассудит… А про Леокаду вашу ДЗР давно знает. Но Землю леокадийцы не трогают. А раз так, значит, вы этот вопрос еще в своем времени решили. А как бы вы его без меня решили? Да никак!
        Полюбовавшись на готовые пинетки, он встал, решительно сунул их в ящик комода, затем, покопавшись, вытащил оттуда саблю и, подняв ее над головой, воскликнул:
        - Вперед же, друзья - на борьбу с добротой!
        - Ур-ра! - закричали мы, хотя его лозунг и показался мне сомнительным. А Смолянин, смахнув старческую слезу, пробормотал:
        - Ну Кубатайчик, ну герой!
        - А ты, Смолянин, ты с нами? - с надеждой спросил его Стас.
        - Ну-у… - протянул Смолянин. - А! - махнул он рукой. - Была не была!
        С этими словами он стянул с лысой шишковатой головы парик с проседью и, оскалившись, содрал со щек морщины.
        - Ни фига в книжках не старятся, возвращаются такими же, как были… Это мы с коллегами придумали, чтобы привилегии иметь за вредность, да на пенсию пораньше свалить!.. Конечно же, я с вами, ребятишки! Куда ж я денусь-то, ведь вы - моя семья! - воскликнул он задорно.
        - Снова вместе! - радостно поддержал его Кубатай, по внезапно уселся обратно в кресло и разрыдался.
        - Простите, друзья, - выдавил он сквозь слезы. - Не обращайте внимания. Это гормональное. Я стал такой впечатлительный, такой сентиментальный…
        И начались суетливые сборы. У меня со Стасом багажа не было вообще, зато для нас были синтезированы два джинсовых костюма и рубашки. Смолянин прихватил с собой лишь маленький опломбированный чемоданчик, и мы постеснялись спросить его, что в нем. А вот Кубатай необходимым, по его словам, багажом заставил всю прихожую.
        Во-первых, это был наш мешок семечек. «Я просто обязан первым на Земле привыкнуть к натуральному продукту, - заявил он. - Это дело не только принципа, но и здоровья первенца». Во-вторых, он выволок из своего подполья целую кадку соленых огурцов. «Как замутит, только ими и спасаюсь», - пояснил он. И наконец, в-третьих, им была собрана здоровенная коробка с пеленками, распашонками, чепчиками и подгузниками. «Ну а как? - всплеснул он руками. - Радость ведь может случиться в любой момент. Где тогда все это брать на Венере?» Возразить было нечего.
        Во время сборов Смолянин и Кубатай перекидывались фразами по поводу предстоящей операции, и мы со Стасом чувствовали, что в отличие от нас они прекрасно ее представляют, а потому не вмешивались. Из их слов мы поняли, что помогать нам будут спецслужбы и Земли, и Венеры, но и те и другие - тайно. Потому что такое партнерство возмутит и простых людей, и простых сфинксов. Видимо, поэтому все дальнейшее выглядело довольно странно.
        Кубатай, переодевшись в широкий, похожий на рясу, черный балахон с погонами ДЗР, набрал на домашнем коммуникаторе номер департамента. На экране появился уже знакомый нам толстощекий секретарь с цветной спиралью на голове.
        - Привет, Бачилла, - помахал ему рукой наш беременный суперагент, - дай-ка нам генерального.
        Секретарь кивнул и, приветливо улыбаясь, прикрыл ладошкой левое ухо, видимо, прислушиваясь к наушнику в нем, потом отозвался:
        - Кейсеролл просит передать, что у него нет времени разговаривать с пенсионерами и беременными, но если вы будете применять силу, он будет вынужден выполнить любое ваше требование.
        - Вот как? Мы возмущены, - заявил Кубатай и потер ладони. - И мы требуем немедленно прислать сюда корабль для диверсии на Венере. А то мы тут взорвем все к чертовой матери, а у нас заложники, - указал он на меня со Стасом.
        Секретарь Бачилла вновь прикрыл ухо, а затем, широко улыбнувшись, заявил:
        - Мировой информаторий проанализировал внешность лиц, которых вы назвали заложниками, выяснил, что не имеет по ним никаких данных, значит, их не существует, и мы намерены проигнорировать вашу угрозу. Что касается диверсии на Венере, то она может обострить наши отношения с недружественными сфинксами, потому мы не можем предоставить вам свой корабль… Но в заповеднике неподалеку от вас посол Венеры охотился на тараколли, и ровно через пятнадцать минут как раз около вашего дома совершит вынужденную посадку посланный за ним венерианский корабль…
        - А посол - Шидла?! - воскликнул Стас с надеждой.
        - Естественно, - отозвался Бачилла.
        - Отлично! - снова потер руки Кубатай и хотел было уже отключиться, как секретарь, вновь подержавшись за ухо, поспешно крикнул:
        - Только учтите, сфинксы не боятся ни угроз, ни смерти! И не вздумайте пытаться подкупить пилота валерьянкой, пятидесятилитровый бидон с которой только что обронил в вашем саду товарно-транспортный ползоход!
        - Ах вот как?! - коварно воскликнул Кубатай и вырубил коммуникатор. - Мальчики, мне тяжести таскать противопоказано. Быстро в сад, тащите валерьянку сюда.
        Пять минут спустя алюминиевый бидон уже стоял в нашем коридоре рядом с кадкой, мешком и коробом.
        - А вот и сфинксы, - сообщил Смолянин, высунув в форточку складную подзорную трубу. - Ну, ребятки, представление начинается! - сказал он и азартно хихикнул.
        Только сейчас я заметил, что одет он в китель дэзээровца и клетчатый шотландский килт.
        - А что? - сказал он, поймав мой взгляд. - Удобно.
        В этот миг нас основательно тряхнуло и в комнате потемнело: грохнувшийся неподалеку венерианский корабль закрыл солнце.
        - Вперед! - закричал Кубатай воинственно и, держа в одной руке саблю, а в другой мумибластер, кинулся в прихожую. Но, задержавшись там, закудахтал: - Огурцы, огурцы не забудьте! И все остальное… В два захода хотя бы заберите. Смолянин, голубчик, хватай кадку, а вы, ребята, берите валерьянку, она нам прямо сейчас понадобится… Вперед! - снова грозно выкрикнул он и распахнул дверь.
        Глава десятая,
        в которой мы многое узнаем, о многом догадываемся, а потом все идет наперекосяк
        Корабль я узнал сразу. Это был тот самый небольшой транспортник, на котором мы когда-то летели на Венеру. Подбежав к видавшей виды, покрытой вмятинами и окалиной космической посудине, мы растерянно остановились. Двери были закрыты, и мы понятия не имели, что делать дальше. Но не Кубатай! Поддерживая животик рукой с бластером, он догнал нас и крикнул:
        - Чего прохлаждаетесь?! Лейте валерьянку вокруг! Только всю не вылейте!
        Осознав все коварство плана Кубатая, мы поспешно откупорили бидон и пошли вокруг корабля, тоненькой струйкой разливая за собой пахучую жидкость.
        Не прошли мы и полпути, как над нами что-то заскрежетало, затем в обшивке распахнулся люк, и из него высунулась встревоженная морда незнакомого нам молодого сфинкса.
        - Что это тут так странно пахнёт? - спросил он, распахнув серебристые ноздри. И тут, увидев нас, он закричал: - Ой, ой, ой, что это вы там в землю выливаете?!
        - Валерьянку! - оскалился Кубатай. - А земля рыхлая, валерьянка быстро впитывается!
        - Ой, ой, ой, - снова завопил молодой сфинкс, - зачем же вы это делаете?!
        - Если ты не впустишь нас в корабль и не доставишь на Венеру, мы ее всю выльем, - сказал Кубатай хищно. - А ее еще много осталось!
        - Ну что же мне делать, что же делать?! - запричитал сфинкс. - Впустить я вас не могу, у меня посол на борту. А валерьянку страсть как жалко!
        - А ты у посла и спроси! - крикнул Стас.
        - Нет, нет, посол не разрешит! - жалобно сказал сфинкс.
        - А ты попробуй.
        - Мяу! Да не разрешит же, я и так знаю! А время-то уйдет! Ну не лейте ж вы ее, хотя бы пока разговариваем!
        - А ты нас впусти, мы тогда перестанем, - сказал Кубатай.
        - У-у, злобные земляне! - воскликнул сфинкс и исчез.
        Но не прошло и десяти секунд, как он высунулся снова:
        - Хватит лить! - рявкнул он. - Мудрый и великодушный посол Шидла приказывает вам подняться на борт нашего корабля.
        Из люка выдвинулся трап, и мы бегом забрались по нему в корабль.
        - Дайте сюда! - отобрал у нас бидон сфинкс и принялся тереться о него мордой. - Идите к послу. Хоть бы он на клочочки вас разорвал!
        С радостным чувством мы проследовали по корабельному коридору внутрь, пока не оказались в рубке и не увидели там нашего дорогого уже привычно кудрявого сфинкса.
        - Шидла! - воскликнул я и хотел было уже броситься вперед, чтобы обнять его, но тот предупредительно рявкнул:
        - Стоять! Ни с места, подлые преступники!
        И я увидел в обеих его передних лапах по мумибластеру.
        - Какая низость так бессовестно пользоваться нашими слабостями, - воскликнул он. - Ни один, ни один, я уверен, сфинкс не попеняет мне за то, что я не смог позволить вам и дальше выливать на землю драгоценную жидкость, так необходимую народу Венеры. Теперь, когда валерьянка спасена, я бы с радостью убил вас! Но вы, коварные люди, конечно же, обезопасили себя, вооружившись страшным смертоносным оружием!
        Что он несет? Я скосил глаза на спутников. Кубатай исподтишка вытаскивал уже засунутый в карман мумификатор, а Смолянин в одной руке держал кадку с огурцами, а в другой сжимал ручку своего таинственного чемоданчика и подзорную трубу, которая, правда, и впрямь напоминала ствол какого-то таинственного оружия.
        - Если бы вы действовали от лица земного правительства, военный конфликт между нашими планетами был бы неминуем, - продолжал гнать Шидла. - Но мы знаем, что вы - преступники, потому и не находитесь под его защитой. Это знают также и народы Земли и Венеры, ведь все происходящее на нашем борту транслируется. Вот, посмотрите сами!
        Не сводя с нас стволов бластеров, он треснул задней лапой по какой-то кнопке, загорелся экран, и мы увидели на нем себя, снятых бортовой камерой. В левом углу экрана в маленькой рамочке торчала голова комментатора, который быстро говорил:
        - …И теперь, после слов посла Венеры Шидлы, беременный отщепенец Кубатай и его бесстыдный прихвостень Смолянин, - на экране в этот момент крупным планом показали коленки Смолянина под юбочкой, - знают, что их постыдную террористическую акцию наблюдают сейчас в каждом доме Земли и Венеры! Может быть, они хотят что-то сказать нам? Оправдаться? Как-то объяснить свои гнусные действия? А? Что скажете, мерзавцы?
        - Э-э… - нерешительно помахал перепончатой кистью Смолянин, - ну, пользуясь случаем, я хотел бы передать привет своим бывшим коллегам по сверхсекретному подразделению…
        Звук его голоса оборвался вместе с гулом из салона корабля, и диктор залопотал снова:
        - Да кого тут интересуют ваши грязные приветы?! Не хотите покаяться, огласите хотя бы свои требования!
        Снова загудело - это опять включили звук из нашего салона.
        - Я требую, - сказал Кубатай, - чтобы на борт корабля немедленно доставили мешок с семечками и коробку с бельем, - заявил он. - Они там стоят, в прихожей у Смолянина.
        - Вы слышали? - закричал диктор. - Слышали?! Этому извращенцу еще и белье потребовалось! А Смолянин?! Каков фрукт?! А мы-то считали, что преступность на Земле искоренена! Только что народ чествовал его как героя-подсолнечника, а он, он, неблагодарный, оказалось, все в лес смотрит!..
        Шидла треснул по кнопке, и экран погас.
        - Джабла! - крикнул он.
        - Да-а? - слегка пошатываясь и облизываясь, весело отозвался молодой сфинкс, появившись на пороге, и потерся спиной о косяк.
        - Выйди наружу и принеси сюда из прихожей дома мешок и коробку. Понял?
        - Мур-р, - откликнулся тот, - то есть я хотел сказать, так точно.
        Сфинкс исчез, Шидла снова нажал что-то задней лапой, облегченно вздохнул и опустил мумибластеры.
        - Уф, - выдохнул он. - Я выключил трансляцию. Знали бы вы, как тяжело мне, правдивому сфинксу, вести эту двойную игру. Только и выручает, что долгое общение с коварными людьми. Значит, так. При Джабле мы враги, держим друг друга на мушке и обмениваемся оскорблениями. А пока его нет, слушайте.
        И вот что он нам рассказал. Оказалось, те двенадцать лет, которые прошли с момента его оживления в Храме Великой Матери-Кошки, не пропали даром. Все это время на Венере в режиме строжайшей секретности шла подготовка к сегодняшней операции. Никто, кроме старейшин - Шидлы, Меглы и Шурлы, - не знает всех ее деталей.
        Главным ее этапом было создание аппарата, способного переместить нас на Леокаду и одновременно в прошлое, то есть в наше время, без создания при этом наших копий. Это была задача не из легких, но над ней трудилась вся венерианская наука, вооруженная знанием принципов работы и хроноскафа, и коллайдера Неменхотепа-Перископова. Пройдя огромный путь длиной десять лет, наука сфинксов успешно справилась с этим.
        Второй задачей было заставить людей продолжать наблюдение за ближним космосом, вовремя найти и транспортировать нас на Землю. Эта задача целиком умещалась в рамки дипломатии, и этим занимался лично Шидла.
        - Наконец, третье звено, - продолжал он. При Кубатае и Смолянине он разговаривал подчеркнуто официально. - Собственно, операция. Прибыв на Венеру, мы должны инсценировать побег Кубатая и Смолянина, а вы, - кивнул он мне со Стасом, - будете доставлены мною в Храм Великой Матери-Кошки, где и базируется новый суперколлайдер.
        - А хроноскаф? - спросил я.
        - Что хроноскаф? - пожал плечами Шидла. - Этот дедушка уже отправился обратно в Древний Египет. Так вот, я буду содействовать проникновению Кубатая и Смолянина к вам, но только тайно… Кубатай, вы помните свой «Сказ о том, как Кубатай-батыр метеозондом служил»?
        - Еще бы, - порозовел от смущения тот. - Но, честно говоря, «Сказ о том, как Кубатай-батыр остров Русь спас» мне нравится больше…
        - Об этом можно поспорить, - сказал Шидла, - но я сейчас говорю о другом. Вы сможете повторить тот свой трюк? Шарики я подготовил.
        - Смогу. Только… э-э… В моем положении… Шариков мне понадобится в два раза больше.
        - Я предусмотрел это. Я пока не придумал, как проникнет в Храм Смолянин, но, чтобы спланировать это, у нас есть несколько дней полета. Пока все.
        - Какой же ты молодец, Шидла, - воскликнул я, - все берешь в свои руки и всего добиваешься!
        - В свои лапы, - поправил Шидла. - Не стоит меня хвалить. Я ведь занимаюсь только тем, что устраняю последствия своей же непростительной халатности, не более. Откуда у ожившего Неменхотепа коллайдер? Это я проворонил свой чертеж… А если бы не коллайдер, Неменхотеп в поист ках могущественных союзников в борьбе за господство над людьми не вышел бы на Леокаду… Выходит, я и есть главный виновник подобрения Земли. А так как я знал, что в моем времени люди отнюдь не добренькие, значит, я должен был помочь вам справиться с этой бедой, чтобы не случился опасный для реальности парадокс. Другими словами, все, что сейчас происходит, не могло не произойти.
        - Типичный фатализм сфинксов, - произнес Стас свою коронную фразу и захихикал.
        - Не перебивай! - поднял лапу Шидла. - Времени, пока ходит Джабла, у нас мало… Впрочем, - расслабился сфинкс, - я ведь уже все рассказал… А его что-то все нет… Хм…
        Шидла включил внешнее обозрение. С мешком в одной лапе и коробом в другой сфинкс Джабла, урча, кругами ходил вокруг корабля по оставленному нами со Стасом валерьяновому следу.
        - Нанюхался, красавчег! - воскликнул Смолянин.
        - Проклятие, - вздохнул Шидла. - Придется корабль вести самому. - Он двинулся к выходу за нерадивым пилотом, но вдруг остановился и пробормотал: - Но как пахнет-то, действительно… Мур-рр… Ну оч-чень соблазнительно.
        Да, как это часто бывает в жизни, безотказное средство оборачивается против тебя же именно ввиду своей мощности. Президент усиливает армию, и его свергает военная хунта… Приносишь на экзамен самые правильные шпаргалки, а у тебя их находят и удаляют с экзамена… Нельзя было брать валерьянку на борт корабля кошек. Нельзя было.
        Но наперекосяк все пошло не сразу. Сперва Шидла сбегал за налакавшимся Джаблой, затащил его вместе с кубатаевским багажом в корабль и уложил отсыпаться. А сам уселся за штурвал, и корабль стартовал к Венере.
        Перегрузка была не то чтобы чрезмерная, но заметная, и Кубатай, сказавшись нездоровым, тоже прилег подремать. Но расслабиться полностью он себе не позволил и лежал в полусне, одной рукой забрасывая в рот семечки, другой выдергивая из кадки огурцы.
        Смолянин сначала смотрел в иллюминатор через подзорную трубу и кричал, что уже видит города сфинксов. Когда оказалось, что это мушиные метки на линзе, он расстроился и уселся смотреть по визору новости, узнавая все новые и новые подробности из своей биографии. А потом, когда надоело и это, тоже, покряхтывая, улегся спать.
        Ну а у нас со Стасом появилась редкая возможность обсудить все, что с нами произошло. Мы уселись прямо на пол (никаких намеков на комфорт в корабле так и не появилось), прислонившись спинами к стенке неподалеку от Шидлы, и стали болтать друг с другом, изредка перебрасываясь словечком и со сфинксом. А вопросов накопилось немало. Например, такой. Откуда взялся Неменхотеп? Как он ожил снова?
        - Я думаю, - сказал Стас, - кто-то нашел браслеты-оживители, которые мы спрятали в подставке у Шидлы, и нацепил ему…
        - У меня в подставке никаких браслетов не было, - отозвался сфинкс.
        Та-ак… Но все-таки у меня оставалось сомнение:
        - Что-то я и у Перископова браслетов не заметил.
        - А они на ногах могут быть, - заявил Стас.
        - Ну да, могут. Но кто и зачем мог его оживить?..
        - А я знаю! - сказал Стас.
        - Так кто?
        - Помнишь того режиссера, который про нас фильм ставил?
        - Помню, конечно.
        - А тебе его фамилия странной не показалась?
        - Компасов… Перископов… Но скажи, зачем бы ему понадобилось оживлять Неменхотепа?
        - А я откуда знаю? Это вообще-то гипотеза… Посмотреть на него, чтобы фильм правдоподобнее был.
        - Ему это не помогло, - сказал я. - Ну, допустим. Примем гипотезу за рабочую. А почему нас все-таки подобрение не берет?
        - Я тут думал, думал про это… И знаешь, что надумал?
        - Ну?
        - Чем мы с тобой отличаемся от всех-всех-всех людей на свете? Что мы такое испытали, чего не испытал больше никто?
        - Ну, говори, не томи!
        - Эх ты… Шидла, подскажи ему.
        - Это же просто, - промурлыкал сфинкс. - Вы путешествовали во времени.
        - Вот! - победно воскликнул Стас. - И какие-нибудь там «темпоральные лучи» нас и изменили!
        - Нет никаких «темпоральных лучей», - сказал Шидла. - Есть «хроногравитационное поле».
        - Вот оно-то, значит, так на нас и подействовало.
        - А мама? Мама тоже с нами перемещалась!
        - Ну… - Стас нахмурил лоб. - Она с нами из прошлого в будущее перемещалась, а из будущего в прошлое - только мы. А, Шидла, может быть такое? - искательно посмотрел он на сфинкса.
        - Не исключено, - сказал тот. - Это только внешне кажется, что туда и обратно двигаться - одно и то же, а на самом деле это два совсем разных принципа. Настоящее «перемещение во времени» происходит только из будущего в прошлое, а из прошлого в будущее это естественный, просто ускоренный, процесс.
        - А Перископов почему не добреет? - спросил я.
        - Ну, во-первых, он Леокадии помогает, может, она его как-то защитила, на фиг ей помощник добренький? А во-вторых, ты правда думаешь, что ожившая мумия древнеегипетского фараона может подобреть?.. Или вот еще вариант: может, это он такой уже подобревший? Представляешь, какой он неподобревший был?
        Нет, есть в нем все-таки что-то… Весь в меня.
        - Вы меня, ребята, простите, - сказал Шидла, - что я с вами почти не разговариваю. Сложный участок космоса - сплошные астероиды.
        - Давай, давай, не отвлекайся, - сказал ему Стас. - Мы вообще так просто болтаем. - И продолжал: - А я знаешь, Костя, о чем все думаю? Раз Неменхотеп на Леокаде был, значит, там его двойник остался… Ох и достанется же там от него нашим копиям…
        И мы еще поговорили с ним так немного, пока не проснулся Джабла. Вот тогда и начался форменный кордебалет.
        Молодой сфинкс еще не совсем пришел в себя от валерьянки, и когда увидел, что люди свободно разгуливают по кораблю, а безоружный Шидла сидит в кресле пилота к нам спиной, перепугался окончательно. Схватив с пола кубатаевский мумибластер, он завопил:
        - Лапы вверх, молодые человеческие самцы!
        От неожиданности я страшно перепугался, но Шидла, глянув на молодого и глупого сородича краем глаза, сказал:
        - Спокойно, спокойно, брат Джабла. Эти двое - не враги, а легендарные братья Стас и Костя из прошлого. Их потомок создаст нас. Ты знаешь эту легенду?
        - Конечно, знаю! - вскричал Джабла. - И сердце мое наполняется трепетом! Неужели это они?! Неужели это то самое второе пришествие Кости и Стаса, в которое не верят люди, но верят сфинксы?!
        - Это оно, - лаконично подтвердил Шидла, не отрываясь от лобового иллюминатора и искусно лавируя между крупными астероидами.
        - А те двое? - спросил Джабла.
        - Те двое - враги, но они спят. Перетащи их осторожно в спальный отсек и включи гипносон. Чтоб уже до Венеры не просыпались. Костя со Стасом тебе помогут.
        Мы тихонько перенесли на нижний ярус железной койки Кубатая, который сладко похрапывал с половинкой соленого огурца во рту, а на верхний положили Смолянина. Его перепончатые руки при этом подергивались, и он нервно вскрякивал во сне. Джабла во время этой процедуры тихо и блаженно бормотал: «Я - в одном корабле со Стасом и Костей!.. Я с ними вместе перетаскиваю врагов!.. Мур-р!..»
        Когда мы вернулись в рубку, Джабла уселся возле пилотского кресла, склонил голову и обратился к старшему:
        - О смелейший из смелых, мудрейший из мудрых брат Шидла!
        - Мурр, - благосклонно отозвался тот и развернулся к нему мордой.
        - Шидла! - воскликнул Стас. - Не отвлекайся!
        - Пояс астероидов закончился, - махнул тот лапой. - Так что тебе, братец Джабла?
        - Я хочу тебя спросить вот о чем. Правда ли го, что я думаю? Действительно ли, что отныне и я - такая же часть легенды, как ты и они, и обо мне Венера будет помнить вечно?
        - Думаю, что так, брат Джабла.
        - О высокочтимейший из высокочтимых, - снова поклонился тот. - У нас на борту - почти полная канистра… Мур… Тебе не кажется, что в связи с таким великим моментом нам надо бы… Того?..
        - Интересная мысль? - сказал Шидла дрогнувшим голосом.
        - Шидла, не вздумай пить валерьянку! - завопил Стас. - Тебе корабль надо вести!
        Сфинкс хитро посмотрел на нас и сказал:
        - Джабла, прими управление, мне нужно кое-что сообщить нашим друзьям с глазу на глаз. - Пойдемте, пойдемте. - Он встал из пилотского кресла и поманил пас в соседнюю каюту.
        Мы послушно пошли туда за ним… Тут-то он, смущенно мурлыкнув, и врубил гипносон.
        Проснулись мы от треска и грохота.
        - Тревога! Тревога! Подъем! Мяу!!! - кричали сфинксы, бестолково бегая из отсека в отсек. Валерьянкой от них несло за версту. О венерианский грунт корабль шмякнулся так основательно, что обшивка треснула, и воздух с шипением выходил наружу.
        Шидла первым опомнился и стал вести себя адекватно.
        - Возьми себя в лапы, брат Джабла! - строго сказал он. - Быстро тащи человеческие скафандры, они в бойлерном отделении!
        Молодой сфинкс метнулся выполнять приказ.
        - Эх вы… - начал Стас.
        - С кем не бывает, - промямлил Шидла, но тут же заговорил твердо: - Не время обсуждать, нужно действовать! Кубатай!
        Парочка доблестных дэзээровцев как раз ввалились в наш отсек.
        - Да? - отозвался Кубатай.
        - Грузовой отсек раздавлен всмятку, все ваши шарики лопнули.
        - Как?! - прикрыл горестно Кубатай рот ладошкой. - Неужели все?
        - Да, все.
        - А какого они были цвета?
        - Красного.
        - Мой любимый цвет… - сказал Кубатай и всхлипнул.
        - Ну же, крепитесь, коллега, - сказал ему сфинкс. - Не распускайте нюни, хотя, конечно, я понимаю, в вашем положении…
        - Ничего, ничего, - сказал Кубатай, отнимая платочек от глаз. - Я смогу. Я выдержу и это.
        - Вот и славно. Итак, наш план кардинально меняется. Как только вы наденете скафандры, я отвлеку Джаблу. Вы двое выскользнете наружу, захватите первый попавшийся антиграв, а его водителя возьмете в заложники. Ни на Земле, ни на Венере никто не должен знать о том, что мы действуем в сговоре! Встречаемся через час в Храме Матери-Кошки. Там вы должны будете захватить меня в плен и силой вынудить запустить коллайдер!
        Дышать становилось все труднее: воздух стал очень холодным и едким. В этот миг в отсек вернулся молодой пилот с кучей скафандров и бросил их на пол:
        - Вот!
        - Молодец, брат Джабла! - воскликнул Шидла, показывая Кубатаю и Смолянину лапой за спиной, мол, быстрее, быстрее! - Четко выполняешь приказы! Объявляю тебе за это благодарность с занесением в личное дело и присвоением очередного звания!
        - Мур-р… - обомлел тот. - А то, что я корабль… Того…
        - Ну, с кем не бывает? - повторил Шидла все ту же мудрую формулу, поворачиваясь так, чтобы мы были вне поля зрения его собеседника. Тем временем мы уже натянули скафандры. - Я думаю, в связи с этим нам надо принять по несколько капель… А? Джабла? У вас нет возражений?
        Он снова потряс за спиной лапой.
        - Возражений? - сказал Джабла. - Нет. Могу ли я возражать… Но своевременно ли это будет?
        - Куда уж своевременней? Мы на родной Венере, вы совершили подвиг, все живы и здоровы… А корабль… Ну что корабль? Вы знаете, брат, когда мне было примерно как вам, я однажды такое сотворил… Сейчас я расскажу вам… А наши дорогие гости с Земли, я думаю, подождут… - Так, мирно бормоча и мурлыча, два сфинкса, не глядя на нас, двинулись в рубку, а Кубатай со Смолянином, прихватив свои вещи, на цыпочках метнулись вон.
        Двадцать минут мы со Стасом как идиоты проторчали в скафандрах в тамбуре корабля, ожидая, пока Шидла расскажет молодому пилоту какую-то дурацкую историю, а после на управляемом им антиграве мчались в Храм Великой Матери-Кошки, разглядывая убогий венерианский пейзаж.
        - А Джабла не спросил, куда делись Кубатай и Смолянин? - попивая апельсиновый сок, благо скафандры нам теперь были в самый раз, поинтересовался Стас, воспользовавшись переговорником.
        - Ха! - вскричал слегка неадекватный Шидла, нервно вылизываясь. - Да он даже не заметил! Вот молодежь!
        - А почему он там остался? - спросил я, наблюдая за тем, как сквозь облака пыли мимо нас, высоко подпрыгивая, к кораблю скачут сфинксы, как правило, на трех лапах, одной прижимая к животам банки с «Вискасом» или пакеты сухого корма.
        - Я разрешил ему пригласить туда сегодня всех его друзей и сослуживцев! Празднует повышение! Канистры им с лихвой хватит… Нет, завидую я нашей молодежи! - воскликнул он обличительно. - Напейся валерьянки, разбей корабль, отпусти врагов-землян, а тебе за это - звание, премия, почет и благодарность… Вот что значит оказаться в нужное время в нужном месте…
        - Шидла, милый, - сказал Стас. - Как ты можешь осуждать его, если только что сам лакал с ним валерьянку?
        - Не надо! - выкрикнул Шидла нервно. - Я-то, м-мяу, для дела пил!
        - А-а, - покивал Стас, делая вид, что аргументация сфинкса его вполне устроила.
        Вскоре мы были внутри висящего в полуметре над землей куполообразного здания Храма. По нему туда и сюда сновали кошки всех мастей, серебряногривые смотрители здоровались с Шидлой, хмуро поглядывая на нас, ловили кошек и уносили подальше от глаз землян.
        Шидла провел нас в светлый зал, и мы скинули скафандры. Технологичным дизайном помещение напоминало операционное отделение атомной электростанции. Все было такое же стерильное, сложное и навороченное. Разительное отличие состояло в том, что в центре зала стояла скульптура сфинкса с саблей в лапах, морда которого показалась мне знакомой, а прямо над ней, искрясь и медленно вращаясь, в воздухе висел шар из прозрачного материала диаметром около метра. И из него лучиками выходили во все стороны такие же прозрачные стержни сантиметров десять длиной.
        Если бы шар был чугунным, я бы сказал, что он напоминал глубоководную мину времен Второй мировой войны. Но его искристость и прозрачность вызывали совсем иные, радужные ассоциации.
        - Это и есть наш суперколлайдер. - Шидла обвел зал лапой. - А это, - указал он на шар, - его кристаллическое ядро, тайну которого знаю только я. И уж в этот раз, как тогда с Гопой, не получится… Вот, возьмите, - Он протянул нам прозрачный голубоватый стержень, точно такой, какие торчали из кристаллического ядра. - Это сердечник. Для того чтобы машина сработала, нужно его сломать.
        - Оружие Сеятелей… - прошептал Стас.
        - Каких еще сеятелей?! - глянул на него Шидла, как на идиота. - У нас тут лишай и то не растет!..
        Он продолжил инструктаж, и мы узнали, что в тот миг, когда сердечник будет сломан, все, кто находится в диаметре до трех метров от него, перенесутся на Леокаду и в прошлое - в наше время. Причем, сломавшись, сердечник запустит также и механизм самоуничтожения коллайдера во времени. Выполнив свою функцию, эта машина исчезнет вместе с памятью о ней. Получится так, что ее никогда и не было.
        Я спросил, почему нельзя было отдать сердечник на Земле, и Шидла ответил, что активировать его можно только в непосредственной близости к ядру, в этом зале.
        - А как мы вернемся на Землю? - спросил Стас.
        - Понятия не имею, - отозвался Шидла. - Я вообще-то надеялся сделать прибор многоразовым, чтобы у вас было два сердечника, работающих туда и обратно. Но эта задача оказалась мне не по зубам.
        - Да, смешная волшебная палочка, - заметил Стас. - Работает только в этой комнате и только в одну сторону…
        - У Леокады уже в ваше время на вооружении был мощный межзвездный флот, - сказал Шидла смущенно. - Если вы поладите с принцессой…
        - Легко сказать, - заметил я.
        - Мур-р, - вздохнул Шидла. - Мы сделали все, что в наших силах. Только постарайтесь, когда появятся наши друзья, сыграть гак, чтобы никто не понял, что у нас все было запланировано.
        - Чего ж тут не понять, - отозвался Стас, пытаясь засунуть сердечник в задний карман джинсов.
        - Дай сюда, - отобрал я у него стержень. - Сядешь - сломаешь… Я его лучше в руках буду держать, пока не понадобится.
        - Пожалуйста, - пожал плечами Стас. - Но где Кубатай-то со Смолянином?
        - Да, - глянул на часы Шидла, - ваши друзья задерживаются… Может быть, их арестовали и обезвредили?
        И как раз в этот миг страшный визг и вой поднялся где-то за стенкой. Еще минуту спустя в зал коллайдера вбежало штук пять перепуганных сфинксов, а за ними ворвались и наши доблестные дэзээровцы.
        - Спокойствие, это ограбление! - крикнул Кубатай, держа в одной руке за шкирку перепуганную полосатую кошку, другой приставив к ее голове бластер. Он был уже без скафандра, его животик под балахоном с погонами ДЗР выглядел воинственно, а за спиной веревками был привязан короб.
        Сфинксы, рыча и мяукая, сбились в кучку вокруг Шидлы.
        - Именем суверенной республики Венера, отпусти кошку, подонок! - крикнул Шидла и тут же спросил тоном ниже: - Кстати, нас снимают?
        - Да, все происходящее транслируется и у нас, и на Землю, - отозвался кто-то из сфинксов.
        - Так отдай же мне нашу любимую, э-э…
        - Аппрокцимацию! - подсказал один из служителей храма.
        - Да, - подтвердил Шидла.
        - Ни за что! - заявил Кубатай. - Если вы не выполните наших условий, я вышибу этой кошечке… Этой милой кошечке… - Кубатай вдруг всхлипнул, вытер кошкой навернувшуюся слезу и закончил: - Мозги.
        Зал заполнился возмущенным гулом.
        - А вот тут у меня их еще штук пятнадцать! - выкрикнул Смолянин, потряс кадкой, и оттуда раздался целый мяукающий хор. - Всех порешу, век воли не видать!
        - А где огурцы? - тихо спросил Стас.
        - Кубатайчик съел! - также вполголоса отозвался Смолянин.
        - Если вы немедленно не отпустите кошек, Венера начнет войну с Землей! - выкрикнул один из сфинксов.
        - Нет, я официально заявляю, что это не так, - сказал Шидла. - Эти двое - земные преступники, отщепенцы и позор этой несчастной планеты.
        - Подумать только, - негромко сказал другой сфинкс. - И этот человек занесен в список почетных граждан Венеры… Памятник ему стоит… - махнул он лапой на каменную фигуру под шаром, и тут только я понял, что у скульптуры лицо Кубатая. - …Мы доверяли ему своих котят, отпуская в цирк…
        - Люди - существа слабые, - отозвался Шидла. - А слава - тяжелое бремя. То, что сейчас вытворяют эти двое, - их сугубо личная инициатива, она не имеет никакой политической подоплеки и не должна привести к межпланетному конфликту.
        - Жалко, - сказал тот сфинкс, что грозился войной.
        - Вы будете болтать или выполнять наши требования?! - взвизгнул Кубатай.
        - Да?! - снова потряс кадкой Смолянин, вызвав очередной всплеск мяуканья.
        - А каковы они, ваши требования? - спросил кто-то.
        В зале повисла тишина.
        - Ну, - сказал Кубатай. - Это… - Он стал затравленно озираться по сторонам.
        - Может, вы хотите попросить политического убежища? - спросил Шидла.
        - Можно! - закивал Кубатай.
        - На Леокаде? - снова уточнил сфинкс.
        - Да! Точно! - затряс головой Кубатай. - Отличная идея!
        - Ну так убирайтесь туда! - сказал Шидла. - Эта машина легко перенесет вас на эту отвратительную планету и избавит от вас и Венеру, и Землю. Только отпустите наших Матерей-Кошек…
        Говоря это, Шидла поднял лапу над какой-то кнопкой и внимательно посмотрел на меня. Я понял, что пора действовать, и подтолкнул Стаса к налетчикам. Кубатай кивнул нам, а Смолянин подмигнул.
        - Негодяи не хотят отпускать наших Матерей-Кошек, главную нашу ценность и святыню. Но, о чудо, два молодых человека, легендарные герои Костя и Стас, тоже, между прочим, почетные граждане Венеры, вновь оказались у нас в гостях, и они сумеют уговорить подонков отпустить их.
        - Мы, кстати, тоже хотим на Леокаду, - сказал я на всякий случай. - Так, посмотреть.
        - Без проблем! - отозвался Шидла.
        - Кошек отпустите, - тихонько сказал я, обернувшись к Кубатаю.
        - Что? - спросил тот.
        - Кошек отпустите, говорю, зачем они нам на Леокаде?
        - А! - понял наконец Кубатай, опустил кошку на пол и погладил ее.
        - Аппроксимация! Симочка! Кис-кис-кис! - закричал один из сфинксов, но та не хотела уходить и терлась о Кубатаеву ладонь.
        Радостно хохотнув, Смолянин перевернул кадку, вытряс оттуда целую стаю кошек и зашипел:
        - Кыш! Кыш! Пошли отсюда! - и принялся разгонять их своим чемоданчиком.
        - Мяу! Мяу!!! - загомонили те, разбегаясь. Кинулась прочь и Сима.
        - До свидания, кисонька! - всхлипнул Кубатай и вытер нос рукавом.
        - Так убирайтесь же отсюда вон, бандиты! - вскричал Шидла и нажал на кнопку. А я одновременно с этим сломал свою прозрачную волшебную палочку.
        И полыхнули цветные искры, и завертелся хоровод образов перед глазами, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь. В который уже раз… Последним, что я услышал, был обращенный к Шидле запоздалый крик Кубатая: «Спасибо за семечки-и!..»
        Часть третья
        Долгожданное зло
        Глава первая.
        В тюрьме на Леокаде. О да :((( Зато в какой компании!
        В принципе это была даже не тюрьма, а, скажем так, изолированные апартаменты. Впрочем, мне уже надоело описывать наши тюрьмы. Скажу только, что тут было несколько чистых светлых комнат, удобная мебель. Короче, уютно.
        - А я, кстати, не испугался! - воскликнул Стас, заканчивая. - Ей не успел, а тебе скажу. Я не прыгнул из окна просто потому, что я христианин. В Евангелии такая история уже есть. Дьявол поставил Иисуса на краю пропасти и говорит: ну-ка прыгни, и если Бог не хочет твоей смерти, ангелы тебя спасут. А? Слабо? Но Иисус не прыгнул. Нельзя, говорит, искушать Господа твоего. А я что, лучше Иисуса, что ли?!
        - Стас, ты успокойся, - сказал я. - Мне-то не надо доказывать, что ты правильно сделал, что не прыгнул. Я это и так знаю.
        - А кому мне еще доказывать?! - кипятился Стас. - Этой-то ничего не докажешь! Она вообще ничего не соображает! Евангелием ее хотели охмурить! Ее охмуришь, пожалуй. Из нее христианка, как из меня… Черепаха! Ой… - остановился он, вспомнив, как однажды Кощей Бессмертный чуть было не превратил его именно в черепаху.
        - Да, трудно тебе с ней будет, - заметил я.
        - Что значит, мне «с ней будет»?! С чего это мне с ней как-то должно быть?! Да пошла она знаешь куда?!
        - Представляю, - сказал я. - Но давай сформулируем корректнее. Скажем, «я разочарован». Так?
        - Да. Вот именно. Я разочарован. И вообще, ты забыл, где мы находимся? Какая разница, очарован я или разочарован, если мы приговорены к пожизненному заключению, да, может, еще и загнемся тут по-быстрому. Завтра начнут восхищать.
        Да, он прав. Похоже, я уже настолько привык, что мы постоянно попадаем в безвыходные ситуации и как-то всегда выкручиваемся, что расслабился.
        - Слушай, а правда, - поднял я тему, - почему, куда бы мы ни попали - на Венеру, в Древний Египет, в Антарктику или вот сюда, мы вечно оказываемся в плену или в тюрьме?
        - Может, у нас карма плохая? - ляпнул Стас. Вот тебе и христианин. - А может, просто потому, что тюрьма, плен - это приключение, - продолжал он. - Пока мы дома сидим, в школу ходим, нас ведь никто в тюрьму не сажает. А вот как приключения начинаются…
        - Я бы даже сказал так, - поддержал я, - если бы кто-то писал о нас книгу, он бы нас мимо тюрьмы точно не провел.
        Мы переглянулись.
        - Ты намекаешь на то, что мы снова в вымышленном мире? - спросил Стас.
        - Ну, допустим. Хотя я об этом не думал.
        - Если это и так, то эта гипотеза нам ничем не поможет. Мир уж какой есть, такой есть, за его пределы все равно не выпрыгнешь. Ты когда-нибудь видел, чтобы какой-нибудь персонаж высунул голову из-под обложки книги? Нет? Я тоже. Да и вообще, даже самый реальный мир - в каком-то смысле все равно книга, которую пишет о нас Бог. Так что вымышленный-невымышленный - для нас разницы нет. Мне это еще Решилов когда-то объяснил. И можно об этом даже больше не разговаривать.
        Ну что ж. Трудно было с ним не согласиться. Одно могу сказать: автор этого мира, будь он Господь Бог или какой-нибудь второсортный писатель-фантаст, тюрьму нам сочинил на этот раз довольно сносную. Спасибо ему.
        Но Стаса, похоже, тема не оставляла, и он сделал вот что. Встал посередине комнаты, поднял голову в потолок и сказал:
        - Эй ты, автор! Или авторы. Сделайте-ка уже побыстрее что-нибудь, чтобы нас отсюда поскорее выпустили! - После чего обернулся ко мне и сообщил: - Богу как-то легче молиться. Пиетету больше. А тут так и хочется сказать: «Эй вы, сволочи!..»
        - Не надо, - только и успел я сказать, как в коридоре раздался шум - звон ключей, скрип петель и гомон нескольких голосов.
        Мы кинулись к двери, приникли к решетке и увидели… О боже ж ты мой! Мы увидели… Кубатая и Смолянина!!!
        - Он услышал! Услышал! Кубатай нас спасет! - заорал Стас и запрыгал как сумасшедший. А миг спустя чуть не свихнулся и я, потому что вслед за дэзээровцами стражники втолкнули в тюрьму еще одного меня и еще одного Стаса.
        - Костя! Костя! - заорал Стас, тот, который сидел со мной, сквозь решетку. Не мне, а второму Косте.
        - Кто это?! - удивился тот и принялся озираться. Причем говорил он по-русски.
        - Это я, Стас!
        - Это мой двойник, которого Неменхотеп сюда отправил, - сразу понял Стас-два, - а Костя с тобой?
        - Здесь я! - крикнул я.
        - Ну а где им еще быть, если стоило нам тут появиться, как нас сразу - в тюрьму? - сказал Костя-два. Сообразительный. - Вот и их также. Ну, как вы тут?
        - Нормально! - крикнул Стас. - Короче, с Леокадией спорить бесполезно! Учтите!
        - Идите, идите, - толкнул его один из стражников. - Не велено разговаривать!
        - Ты, козел! Ты че пихаешься?! - завопил Смолянин. - Не трожь Кубатайчика! Не видишь, мужчина в положении!
        Я во все глаза рассматривал себя через решетку, и мне почему-то ужасно хотелось до себя дотронуться. Я бы сказал «возникло непреодолимое желание», если бы оно не было легко преодолено дверью камеры.
        - Судя по форме, - вторил Смолянину Кубатай, - вы - военнослужащие, не так ли? История учит, что воины всех без исключения армий, во все века, с особой бережностью относились ко всему, связанному с материнством… Древнеримский историк Плиний сообщает, что во время длительных походов римских легионеров…
        Но дослушать поучительную историю генерал-сержанта о римских легионерах мы не смогли, так как скованных наручниками дэзээровцев и наших двойников протолкали вперед, и мерное бормотание Кубатая, смешавшись с эхом сводчатого коридорчика, стало неразборчивым.
        Стас посмотрел на меня странным взглядом.
        - Я хочу его потрогать, - сказал он.
        И мне не надо было объяснять, что он говорит о своем двойнике.
        Нет ничего удивительного в том, что, когда вторые Костя и Стас появились на Леокаде, они были моментально арестованы. Ведь каждая собака знала нас тут в лицо: сперва мы стали самыми главными героями планеты, претендентами на ее трон, а потом - преступниками, нарушившими главный закон планеты… И вдруг нас увидели разгуливающими на свободе, да еще в сопровождении двух более чем странных типов.
        Теперь-то я одинаково хорошо знаю все, что происходило с каждым из нас, но некоторое время мне придется условно называть себя то просто «я» - это тот Костя, который уже давно на Леокаде, то «я-второй» или «Костя-второй» - это тот, который появился на ней со Смолянином и Кубатаем. То же и со Стасами. Но эта путаница, поверьте, будет недолго. Обещаю.
        Мы пытались переговариваться, но наши камеры были слишком далеки, и ничего из этого не получилось. Попытки мы прекратили, но близость с двойниками вызывала сильнейшее возбуждение. А Стас все приговаривал: «Вот увидишь, Костя, вот увидишь! Кубатай нас спасет!..»
        На следующий день, сразу после завтрака, в отношении меня и Стаса начали приводить в исполнение приговор о высшей мере наказания. Это был, так сказать, первый сеанс, но когда он закончился, мы уже всерьез сомневались, что протянем долго. А вы попробуйте четыре часа подряд наслаждаться балетом личинок разумных тарантулов? Посмотрел бы я, что вы запели бы после этого.
        Тем временем меня-второго и остальных вновь прибывших водили на встречу с Леокадией, предварительно проведя гипносеанс усвоения леокадийского языка. После двух-трех сказанных Костей и Стасом фраз Леокадия остановила их:
        - Пожалуй, с вами мне говорить не о чем, так как вы слово в слово повторяете то, что я уже слышала от ваших предшественников. Мне это по меньшей мере скучно. Поверьте, вскоре с вами произойдут точно те же метаморфозы, что и с прошлой парой: Костя перестанет считать меня коварной злодейкой, а Стас потеряет сегодняшнюю влюбленность. Мне же нужно хорошенько подумать, что с вами делать. С одной стороны, вы ничего предосудительного не совершили, с другой - вы копии государственных преступников… Пока я и мои советники будут решать этот непростой вопрос, вам придется посидеть в камере. Уведите их, - махнула она страже.
        Я-второй попытался вырваться, крича при этом:
        - Мы не сделали тебе ничего дурного! А вот ты поработила нашу планету!
        А Смолянин, увидев, как нас поволокли из зала, заверещал:
        - Не трожьте пацанов! Кто тронет, тому пасть порву!
        - Уведите этого ластоногого тоже, - скомандовала Леокадия и осталась наедине с Кубатаем. Дальше беседа протекала так. (Восстановлено по его рассказу.)
        - Кто ты, загадочный незнакомец? - спросила принцесса томно. Высокий усатый мужчина явно будоражил ее воображение.
        - Я - человек с планеты Земля, джигит Кубатай из славного осетинского рода, - ответил тот. - Экс-генерал-прапорщик Департамента по Защите Реальности, укротитель пингвинов на Венере, настоящий русский баян и покровитель златошвеек.
        - О, как ты многогранен, чужестранец, - произнесла Леокадия с дрожью в голосе. - А что с твоей фигурой? И что за странный на тебе наряд?
        - Наряд мой, как никакой другой, удобен для человека в моем положении. Ведь я - беременен, милая девушка. Ношу я плод любви под сердцем осетинским.
        - Как?! - вскричала принцесса. - Но ведь ты мужчина!
        - О да, - ответил тот. - Еще какой. Но это меня не останавливает. - Леокадия внимала ему, широко открыв глаза. - Скажите, о милая девушка, - продолжал он, вдохновляясь, - разве это справедливо, что одна половина человечества способна наслаждаться радостями материнства, а другая нет?
        - Но так распорядилась природа, - заметила принцесса.
        - Но мы - люди. Мы - хозяева нашей природы, не так ли? Природа распорядилась так, чтобы мы ходили со скоростью пять километров в час, а мы летаем быстрее света. Природа велит нам ходить голыми и жить в лесу, но мы носим одежды и строим дворцы.
        Ты женщина. Зачем же ты в шелках?
        Ведь цель одежды - только чтоб не зябнуть,
        А эта ткань не греет, так тонка.
        Сведи к необходимости всю жизнь,
        И человек сравняется с животным.
        Так рассудил поэт Вильям Шекспир.
        И я скажу: коль скоро я изведать
        Хочу и боль, и радость материнства,
        Меня не остановит глупый факт
        Непринадлежности к какому-то там полу!
        Кубатай замолчал. Леокадия встрепенулась и закрыла рот.
        - Да, - сказала она. - Твое решение достойно уважения и восхищения. Я постараюсь сделать все, чтобы все вы поскорее вышли на свободу. Однако лицам, незаконно вторгшимся на территорию суверенной планеты Леокады, предписано пройти массу формальностей… Я попытаюсь что-нибудь сделать. Я все-таки принцесса, - кокетливо напомнила она. - А у тебя, чужеземец, есть шансы, ты меня поразил…
        - Шансы на что? - не понял Кубатай.
        - Мы обсудим это позже, - уклонилась от ответа Леокадия. Пока отдохните с дороги. В таком положении это особенно необходимо. Стража! - хлопнула она в ладоши. - Уведите его к остальным.
        Когда Кубатай пересказал эту беседу сокамерникам, Стас-второй с нескрываемой ревностью заметил:
        - Похоже, Леокадия на тебя запала…
        - Да брось, Стас, не может быть, - жеманно махнул тот рукой.
        - Запала, запала, - уверенно повторил Стас. - Ну что ж, так тому и быть. Тем более что речь идет о судьбе человечества. Если вы поженитесь, ты ее уговоришь снять с Земли чары подобрения. (Вот какой все-таки смышленый у меня брат. С ним-то, со Стасом-вторым, Леокадия не разговаривала на тему освобождения от подобрения мира принца…)
        - Но я не могу! Я несвободен! - воскликнул Кубатай и постучал себя по животу. - Меня Марьюшка ждет!.. Возможно.
        - Марьюшка ждет и еще подождет, - цинично заявил Стас-второй. - Надо планету спасать. Да и вообще, сравнил. Какая-то там Марьюшка или принцесса!
        - Джигиты не продаются! - вскричал Кубатай. - Что бы ты понимал, малец!
        - Да ладно, ладно, перестаньте, - стал их успокаивать я-второй. - Ничего же еще не ясно. Вот будет ясно, тогда и будем решать, как быть.
        Точку в споре поставил Смолянин:
        - В натуре чувак дело бакланит.
        Сразу после обеда принцесса в сопровождении всех пяти Олдей лично посетила нашу тюрьму. Чтобы она могла разговаривать одновременно со всеми нами, нас со Стасом временно перевели в камеру с дверью напротив камеры наших двойников и Кубатая со Смолянином.
        - Я хочу, чтобы вы поняли, - начала принцесса, - я не считаю вас врагами. И я стараюсь сделать все, что только возможно для вашего освобождения. Но поверьте, мое положение не упрощает, а усложняет задачу. Любой из подданных мог бы пытаться обойти закон, я же - само воплощение его.
        - Отмазки, - пробормотал из-за решетки Смолянин.
        - Но, к моей радости, - проигнорировав его реплику, продолжала Леокадия, - у вас есть и другие могущественные друзья. - Мы насторожились. - Начну издалека. Много-много лет назад, когда представители Леокады впервые прибыли на планету Соло, нравы на ней царили дикие и грубые…
        - Нам помогают злувы! - радостно прошептал Стас.
        - Однако многое в обычаях и традициях ее обитателей, - говорила Леокадия, пропустив его слова мимо ушей, - импонировало нам. И прежде всего их понятия о чести и благородстве. Нам удалось найти с ними общий язык, даже подружиться и подкорректировать их эстетические взгляды, не применяя то, что вы называете «подобрением». Надо отдать должное моей бабушке, это она, будучи принцессой, сумела провести в законе специальную поправку, и с тех пор вопрос о «подобрении» жителей планеты Соло ежегодно обсуждается в парламенте и ежегодно им предоставляется отсрочка с правом участия злувов в турнире…
        - Принцесса, очень длинно, - набравшись смелости, сказал я.
        - Да, действительно, - согласилась она. - Вам это все ни к чему. Скажу главное. Раз в десять лет злувы проводят на своей планете конкурс с озорным названием «Рваная клизма». Думаю, не нужно вам объяснять, что нужно было сделать сильнее всех, чтобы порвать ее…
        - Пукнуть, - не удержался Смолянин.
        - Вот именно, - гневно глянула на дверь камеры принцесса. - Но так было до благотворного влияния Леокады на их культуру. Уже давно этот конкурс из грубого и глупого зрелища превратился в соревнование во всех видах искусств. Это самое демократическое состязание художников на свете, в котором может принять участие любой желающий. Леокада с радостью включилась в эту игру. Время от времени спонтанно проводятся и «внеочередные» «Клизмы». Вот и сегодня представитель Соло на Леокаде сообщил мне, что через два дня стартует такая внеочередная «Рваная клизма».
        Принцесса смолкла.
        - Здорово! - прошептал Стас со скрытой издевкой. А потом добавил: - А мы-то здесь при чем? Зачем ты нам про эту клизму рассказала?
        - Ах да! - встрепенулась принцесса. - Главное-то я вам и забыла сказать! Если участник по каким-то причинам находится в тюрьме, выиграв конкурс, он освобождается из-под стражи. Таков исконный обычай злувов, и Леокада его ратифицировала.
        - Очень похожая ситуация случилась в пятнадцатом веке с земным поэтом Франсуа Вийоном, - сообщил Кубатай. - Приговоренный к повешению, он был амнистирован как победитель в поэтическом состязании в Блуа. По условиям сонет должен был начинаться строчкой «От жажды умираю над ручьем». Это придумал Карл I, герцог Орлеанский, по случаю того, что в его замке пересох колодец. Кстати, и сам герцог был поэтом и написал сто тридцать одну балладу. Ранее, в 1415 году, после битвы при Азенкуре герцог попал в английский плен и провел в лондонской тюрьме двадцать пять лет. Возможно, потому он и отнесся с пониманием к сложной ситуации Вийона. Победивший поэт-убийца был освобожден, но изгнан из Парижа. Впоследствии он писал стихи на воровском жаргоне и умер при неизвестных обстоятельствах.
        Леокадия слушала его, не перебивая, затаив дыхание и чуть приоткрыв рот. Кубатай смолк, и пауза затянулась.
        - Закрой рот, - тихо сказал Стас. - Он уже все сказал.
        - Да! - встрепенулась принцесса. - Действительно, простите, заслушалась. Как замечательно, что среди вас наконец-то появился умный и эрудированный человек. Теперь, зная о том, что и в вашей истории имели место подобные факты, я спокойна за то, что вы все поняли. Но обратите внимание еще раз, как жесток ваш мир: поэзия и убийство, сострадание и война… Все это так переплетено у вас. Убийцу отпускают за красивое стихотворение. Дикость!
        - У нас это было полтысячи лет назад, - заметил Стас. - А у вас происходит прямо сейчас.
        Принцесса пропустила его наезд мимо ушей и сказала:
        - Мне осталось лишь добавить, что арбитром «Клизмы» в этот раз выступает благородный злув Хру'Нестор, один из троих участников давешнего турнира, а тема, которую он установил, звучит так: «Два в одном». И последнее. Это мой личный совет. Номер может быть групповым, синтетическим. Если он победит, из-под стражи будет освобождена вся команда его создателей.
        - А судьи кто?! - крикнул Смолянин как-то очень классически.
        - Народ, - отозвалась Леокадия. - Решение принимается абсолютным большинством. Но… Я постараюсь как-то посодействовать… У нас ведь тоже есть оппозиция, есть недовольные и моей политикой, и вашим арестом, есть желающие мне насолить… Я сумею это использовать. Короче, готовьтесь. Сообщите, что вам нужно для победы, и вам будет предоставлено все без ограничений.
        - Пулемет «Максим», - тихо пробормотал Стас.
        - Что-что?
        - Ничего, - буркнул Стас.
        - Ну и замечательно.
        Она хотела уже уходить, но один из Олдей, не Первый, курчавый, не Второй, рыжебородый, а другой, лысоватый и улыбчивый, впервые подал признаки жизни:
        - Принцесса, вы не сказали о праве народа, - вкрадчиво сказал он.
        Все-таки полезно иметь советников.
        - Ах да! - спохватилась Леокадия. - Действительно. Согласно прецедентному праву, которым регламентирована жизнь принцессы, если она еще не замужем, народ вправе требовать от нее сочетаться браком с победителем «Клизмы». - Сказав это, она бросила томный взгляд на дверь, за которой был заперт Кубатай. - И отказаться она не может. Так вышла замуж моя прабабушка и была счастлива до конца своих дней.
        - А он может? - раздался из-за двери робкий голос Кубатая.
        - Что может?
        - Отказаться?
        - Он может, - отозвалась принцесса. - Если он, конечно, конченый идиот и ему безразлична судьба его планеты.
        - А если победит команда? - поинтересовался я.
        Леокадия искательно глянула на советников.
        - Народ вправе выбрать из нее фаворита, - сообщил еще один, самый симпатичный, чернобровый Олдь, который, по-моему, даже был женщиной.
        - Ну и законы… - пробормотал Стас.
        - Множеством этих поправок народ в лице парламента уже много веков борется за ограничение королевской власти, - пояснила Леокадия. - Практически каждая последующая правительница, добиваясь каких-то поблажек для себя, дает повод парламенту вписать еще несколько подобных пунктов… И жизнь каждой последующей принцессы оказывается втиснута во все более и более узкие рамки. Но иногда это даже помогает.
        - Как корсет помогает сохранять и без того замечательную фигуру, - не удержался от сравнения Кубатай.
        - О да, мой джигит! - воскликнула Леокадия и порывисто покинула тюрьму.
        Глава вторая.
        О пользе домашних заготовок и ветрености инопланетных красавиц
        - Я в конкурсе участвовать не буду! - заявил Кубатай, стоило ей исчезнуть.
        - Как же это, Кубатайчик?! - закричал Смолянин. - А если мы выиграем, всех тогда отпустят, а ты останешься?!
        - Если я буду участвовать, ничего вы не выиграете, - самокритично заявил Кубатай. - Я ведь ничего не умею.
        - Да ты что, Кубатай?! - воскликнул Стас-второй. - Ты ведь все на свете знаешь!
        - Знать и уметь - это совсем не одно и то же.
        - Ерунда! - воскликнул Стас-первый. - Давайте придумывать сценарий, и я уверен, место там найдется всем.
        И мы принялись за подготовку. И заканчивали ее, когда состязание уже вовсю стартовало, и другие участники выступали на главных площадках планеты. Стать полноправными зрителями нам, заключенным, не разрешили, но установили в наших камерах визоры. Но мы не следили за ходом конкурса. Во-первых, мы боялись убедиться, что с остальными нам тягаться бесполезно. Во-вторых, мы не хотели что-нибудь нечаянно повторить. И в-третьих, у нас просто не было на это времени.
        Нас так и не объединили, но оставили в камерах напротив, и в процессе подготовки мы могли общаться. «Два в одном». Идей было много, но одна возобладала, и неожиданно именно Кубатай стал главной символической фигурой нашего замысла. Делать при этом ему не надо было почти ничего, так что разговорами о своем «ничегонеумении» он отвертеться уже не мог. Главным же действующим лицом был Смолянин, а мы - два Кости и два Стаса - были не более чем фоном. К счастью, мы обнаружили, что копиям очень легко двигаться синхронно, и это делало нас незаменимой подтанцовкой.
        Не буду ничего рассказывать заранее. Скажу только, что подготовка была серьезной и масштабной. Мы не постеснялись потребовать от устроителей построить специально для нашего выступления зал, и они легко согласились на это. Время от времени нас посещали или связывались с нами злувы Хру'Наум и Хру'Каган. Они выступали комментаторами конкурса и явно болели за нас. Хру'Нестор, арбитр, тоже, по их словам, болел за нас, но для объективности на время конкурса он был ото всех изолирован.
        Кроме того, как сообщили нам злувы, которые и впрямь были отличными, хоть и не самыми опрятными ребятами, никакие личные симпатии не заставят арбитра древней игры поступиться принципами и кому-то подсуживать.
        Еще они помогли нам кое-какими рекомендациями. Например, это как раз они посоветовали не смотреть других участников, так как даже невольное повторение чужой идеи или приема считалось на «Клизме» страшным грехом и вело к потере голосов, а то и к проигрышу.
        И вот назначенный день наступил. Наш зал напоминал формой китайский стадион «Птичье гнездо», который нам с Костей понравился, когда мы смотрели по телику Олимпиаду. Но у нас строение было пограндиознее, просто потому что зрителей должно было присутствовать на порядок больше, и это был не стадион, а бассейн. Зато воздвигнут он был за два дня. Все-таки леокадийские технологии потрясали, а местная присказка на все случаи жизни - «Трудно придумать…» очень нам импонировала. Мол, стоимость материалов, сложность изготовления, энергозатратность и прочее - особого значения не имеют. Трудно придумать.
        Каждому из нас на шею прилепили по маленькому бумажному кружочку. Если его коснуться, он начинал работать как микрофон, коснуться снова - отключался. Ну, эти приколы нам еще по «Тот-Того» были знакомы. Мы проверили фонограммы, еще раз оговорили друг с другом и с техниками нюансы и стали маяться в томительном ожидании выхода.
        И вот, когда прибывшие к назначенному сроку зрители расселись, комментатор Хру'Каган объявил:
        - Час настал! Наши последние участники - команда с планеты Земля! Даже если они и не станут победителями, Леокада должна будет всегда помнить о них с благодарностью, как об авторах проекта этого замечательного архитектурного строения!
        - Взгляните налево, - вторил ему Хру'Наум. - Вы видите табло, на котором высвечиваются голоса, отданные зрителями Леокады и планеты Соло за данного участника! Пока мы видим цифру «ноль», но это только пока! Итак, номер землян - мюзикл «Эмбрион в эмбрионе»! Встречайте!
        Мы к тому моменту уже были в специальной комнате под бассейном. Дальше я постараюсь рассказывать так, словно видел все глазами зрителей.
        В центре бассейна заклокотала и вспенилась вода, свет в помещении погас, и зазвучала таинственная музыка из фильма «Человек-амфибия». Затем на месте бурления из-под воды поднялась круглая сцена с большим белым яйцом посередине и четверо танцующих вокруг него юношей в шортах и разноцветных майках.
        В принципе уже само по себе это было круто. Ведь юноши эти были - вчерашние претенденты на престол, победители турнира, брошенные принцессой в тюрьму. Трибуны встретили нас аплодисментами, заглушая музыку и болтовню злувов-комментаторов. Но только этот шум стих, как раздался разочарованный голос арбитра Хру'Нестора:
        - Ну нет, друзья! Это ни в какие ворота не лезет. Эффектно, конечно, я бы даже сказал, загадочно. Ну да, перед нами - любимые всеми персонажи, причем почему-то еще и в двойном размере. Но традиция «Рваной клизмы» испокон веков зиждется на анонимности. Использование своего былого авторитета, своей былой популярности - прием если не запрещенный, то как минимум не одобряемый. Вы покажите, что вы можете сейчас! Какова художественная ценность именно этого номера?! Или это все, на что вы способны?
        И как раз в этот миг из воды вынырнул покрытый чешуей Смолянин. Сделав в воздухе кульбит, он вскочил к нам на сцену и, шлепая по ней ластами в такт музыке, проникновенно запел:
        Уходит землянин в свой дальний путь,
        Мамане махнет рукой.
        Все, что он хочет, - всего лишь вернуть
        Земле своей облик свой.
        Смолянин картинно приложил к глазам перепончатую руку и, оглядев зал, продолжил:
        Но приговор принцессы ему
        Будет суров н строг.
        И, как всегда, тех бросают в тюрьму,
        Кто неволи терпеть не смог.
        Тут Смолянин запел ритмичный припев, а мы четверо как могли (спасибо за науку московским попсовикам) принялись изображать подтанцовку:
        Лучше лежать на дне
        В синей прохладной мгле,
        Чем мучиться на унылой,
        Силком подобревшей Земле.
        Будет шуметь вода,
        Будут лететь года,
        И в блеклом тумане скроются
        Добрые города.
        Пропев последние слова. Смолянин запрыгнул на яйцо, а затем картинно нырнул с него в воду, сделав тройной кульбит. Крамольный политический контекст его песни был настолько очевиден, что не заметить его было невозможно. А ведь среди зрителей были не только леокадийцы, а среди леокадийцев - не только сторонники принцессы. Зал взревел.
        Хру'Нестор забыл выключить микрофон, и слышно было, как он взволнованно похрюкивает. Заметив спой прокол, он взял себя в руки и заявил:
        - Ну что ж, все это мило, очень мило. Претензии к эстетическому наполнению снимаются. Но где раскрытие темы? Где, собственно, «два в одном»? И что такое «Эмбрион в эмбрионе»?
        Это был ожидаемый вопрос. Раздался треск, скорлупа яйца рассыпалась, и из него вылупился Кубатай в облегающем, подчеркивающем его беременность трико, черкеске и папахе. Публика ахнула. Хру'Каган и Хру'Наум наперебой закричали:
        - Вот оно! Вот - два в одном! В яйце - мужчина, да не простой, а беременный! То есть два человека!
        Тут из воды вновь вынырнул Смолянин и вновь запел на лирический мотив, указывая то на нас, то на королевское ложе:
        Даже не глядя, кто враг, кто друг
        (нрав у нее таков),
        Что-то принцесса сажает вдруг
        Лучших своих женихов…
        Услышав очередную крамолу, зал громогласно вздохнул, и над нами завертелась небольшая стайка страж-птичек. А Смолянин продолжал:
        Так, брат, ей замуж не выйти никак,
        Наследника не зачать…
        Если пойдет все и дальше так,
        То будут мужчины рожать.
        И припев они, приплясывая, пели уже вместе с Кубатаем. Причем Смолянин подыгрывал себе на появившейся у него в руках малюсенькой гармошке, а Кубатай - на гитаре, пристроив ее, как гусли, на животе:
        Лучше лежать на дне
        В синей прохладной мгле,
        Чем мучиться на унылой,
        Силком подобревшей Земле.
        Будет шуметь вода,
        Будут лететь года,
        И в блеклом тумане скроются
        Добрые города!
        Они замерли, и зал вновь разразился аплодисментами и смешками. Мы были готовы к этому. Но мы считали, что сказанного все-таки недостаточно, и нужно еще напомнить, намекнуть публике о том, что наша судьба в ее руках.
        Кубатай взмахом руки заставил всех замолчать. Свет погас, луч прожектора выхватывал из темноты только его необычную фигуру. И он произнес:
        - О, как близки наши миры, братья леокадийцы. Вдумайтесь. В 1458 году по земному летоисчислению узник тюрьмы, поэт Вийон, был освобожден герцогом Орлеанским за победу в поэтическом состязании, написав прекрасную «Балладу противоречий»…
        Пока наша четверка была в темноте, мы скинули с себя костюмы, оставшись в одних плавках. А свет прожектора переместился на Смолянина, и тот, пробормотав: «Вот кусочек… Перевод мой», - вскинул перепончатую лапу и стал читать:
        По фене ботаю, свою захлопнув пасть,
        Сквозь слезы ржу, моргалы закрывая,
        Держусь за шнобель, чтобы не упасть,
        Я туп как дуб, я все на свете знаю.
        Те для меня, в натуре, кореша,
        Кто для меня не сделал ни шиша.
        Откинувшись, я все же срок мотаю.
        На мнительных ушах висит лапша…
        Я нужен всем, и всеми ж я пинаем.
        Произнеся последнюю фразу, Смолянин, вызвав тучу брызг, картинно рухнул в воду, но забыл при этом выключить микрофон, и еще пару минут публика слышала его бульканье, фырканье и покряхтывание. И мы вместе с Кубатаем нырнули тоже. Зажегся общий свет и осветил символично пустую сцену, усыпанную огромными кусками яичной скорлупы.
        Что тут началось! Это был настоящий фурор. Кто-то кричал: «Победа!» или «Лучшие!», кто-то - «Освободить их!», а кое-кто и - «Долой тиранию Леокадии!»
        - Вот это действительно что-то! - воскликнул Хру'Нестор, обретя дар речи. - Прекрасно, просто прекрасно. Да простит меня публика, но я не удержался и тоже присочинил в стиле:
        Я голоден, но в рот не лезет хавчик,
        Я злув-урод, но я же и красавчик…
        Мы четверо и Кубатай выползли на сцену и сидели на краешке, ожидая окончательного решения зрителей. Кубатай отжимал папаху, когда неожиданно сквозь зрительский гвалт прорвался, явно усиленный такими же, как у нас, микрофонами голос принцессы Леокадии:
        - Я хочу напомнить почтенной публике о праве выбрать в команде-победительнице фаворита и принудить несчастную принцессу выйти за него замуж! И если он захочет, я поеду или поплыву за ним, куда он только не прикажет.
        Кубатай испуганно посмотрел на нас, затем бросил папаху, поднявшись, по-собачьи отряхнул с тела брызги, взял гитару и проникновенно запел незапланированное, но, по-видимому, выстраданное. Это получился как бы выход «на бис»:
        Милая моя,
        Взял бы я тебя,
        Но там, в краю далеком,
        Есть у меня жена…
        Неожиданно для всех, под аккомпанемент Кубатая, в ответ ему запела сама принцесса Леокадия:
        Милый осетин,
        Мил ты не один,
        Люб из вашей команды
        Мне больше всех Смолянин!
        Вот это была новость! Воистину «сердце красавицы <…> как ветер мая…» Но тут вновь слово взял Хру'Нестор:
        - Все, все мне нравится в выступлении землян! - сказал он. - Но тема, тема… Она все-таки выявлена слабо. «Два в одном». Вам не кажется, что беременный мужчина в яичной скорлупе - это все-таки натяжка? Было бы хотя бы так: в одном яйце - второе…
        Кубатай включил микрофон и произнес сурово и загадочно:
        - Ну что ж. Коль так, то так тому и быть. Кости! Стасы! Прикройте меня.
        Это тоже был экспромт, но мы сразу догадались о намерении Кубатая и сомкнулись вокруг него плотным кольцом. Он присел на корточки, и некоторое время притихшая публика слышала лишь его приглушенное покряхтывание. Затем он поднялся во весь рост и поднял над головой здоровенное голубое яйцо.
        - Свершилось! - воскликнул он. - Я снесся! - и тут же пояснил нам, отключив микрофон: - Это наши биоинженеры постарались, спасибо им. Все-таки мужчине трудно выдержать девять месяцев. Половину срока ребенок дозревает в яйце.
        А зал тем временем ревел от восторга. Только Хру'Каган неожиданно вскричал:
        - Не считается! Это - домашняя заготовка!
        Но ему возразил Хру'Нестор:
        - Лично я в толковых заготовках не вижу ничего дурного!
        - Да?! - возмутился Хру'Каган. - Но если принять это за норму, «Клизма» превратится в концерт по заявкам!
        - По каким еще заявкам, коллега?!
        Но на их профессиональное похрюкивание никто уже не обращал внимания. Цифры на табло сменялись с головокружительной скоростью. Не включившийся в полемику Хру'Наум сообщил:
        - Вы все, конечно, помните, что голоса с планеты Соло приходят к нам с некоторым опозданием, так что точное их количество мы сказать пока не можем. Но уже сейчас ясно, что земляне победили!
        Мы запрыгали от радости и кинулись обниматься… И когда я обнимался со своим двойником, вдруг произошло нечто странное. Мы как будто бы слиплись. Меня все время к нему тянуло, но рядом мы оказались только во время выступления, и от волнения это чувство как-то притупилось. А вот теперь мы просто примагнитились друг к другу. Обнять-то я его обнял, а вот оторваться не мог. И что-то происходило между нами. Какое-то движение энергий. Какие-то искры вертелись перед глазами, а в ушах звенели колокольчики, и меня как будто бы немножко било током. И вдруг…
        Хлоп! И мы слиплись с ним окончательно. Стали одним человеком! Вот тут-то две наших памяти и стали одной. Я знал теперь все, что со мной происходило и на Леокаде, и в прошлом, в Египте времен Моисея. Знал, как мы нашли Смолянина с Кубатаем и как переместились сюда с помощью Шидлы…
        А вот с нашими плавками произошло что-то странное. Они как бы взаимопроникли друг в друга и развалились на тряпочки и ниточки. И я стоял теперь совершенно голый, прикрываясь руками.
        Но, елки-палки, что при этом случилось с публикой!
        - Вот это другое дело! Вот это два в одном, так два в одном! - кричал Хру'Каган. - Вот это - полное раскрытие темы! Все мои претензии снимаются!
        Стас потом рассказал мне, что, увидев происшедшее со мной, он и Стас-второй тут же кинулись друг к другу, но оба вспомнили предостережение злувов о недопустимости повтора и от греха подальше нырнули в воду. А вынырнул Стас уже один и поспешно натянул штаны от костюма. А вот я не додумался.
        Тем временем комментатор закричал:
        - Все! Голоса подсчитаны! Отрыв гигантский, победа землян неоспорима, и они немедленно освобождаются из-под стражи!
        Но его мало кто слушал. Вместо этого зал сначала неуверенно, а затем все громче и громче принялся скандировать:
        - Костя - принц! Костя - принц!
        - Но я не готова… - растерянно пролепетала Леокадия.
        - Костя - принц!!! Костя - принц!!! - ревела публика.
        Я стоял в лучах прожекторов совершенно оторопевший, прижав ладошки между ног, и раскланивался. Мне, конечно, было приятно такое всеобщее признание, хотя моей заслуги в происшедшем не было никакой. Но мне сильно не хотелось жениться на Леокадии. Стасу-то и то уже не хочется. В то же время отказаться - значило бы лишить Землю возможности освободиться от подобрения. А разве не за этим мы сюда явились, не для этого столько всего пережили?!
        Вот если бы Леокадия вышла замуж за Смолянина, раз он так ей понравился, все было бы замечательно. Но как перевести на него симпатии толпы? Я этого так и не придумал. Ведь публика и без меня знает о том, что именно Смолянин - избранник принцессы… Эх, разбередили мы в душе народа бунтарское начало…
        - Слушайте меня, подданные моей планеты! - весомо произнесла принцесса, и зрители притихли. - Я беру тайм-аут, - заявила она. - Два дня!
        - Как, опять?! - взревела публика.
        - Да, опять, - отрезала она.
        - Но это беспрецедентно! - взвизгнул кто-то.
        - Значит, создадим этот прецедент, - веско ответила она и покинула трибуну.
        А к нам на сцену выбрался мокрый Смолянин и радостно воскликнул:
        - Ну че, клево я прочитал? Кубатай, а ты теперь мне самый что ни на есть настоящий братишка, раз тоже яйца несешь! Респект тебе и уважуха! Станешь принцем - не забывай!
        Оказалось, под водой он не слышал ни песенки Кубатая, ни ответа Леокадии и понятия не имел, что она теперь влюблена в него.
        Глава третья.
        Очень короткая. О том, как полезно публичному человеку иметь двойника
        И вот мы в замке правительницы.
        - Но что же делать, Костя?! - воскликнула Леокадия, ломая руки. - Ты хороший! Но, прости, я не хочу за тебя замуж! Я хочу замуж за него! - И она прижалась щекой к плечу Смолянина. Тот надулся, выпятил грудь и сказал:
        - А я что? Я разве против? Я вообще еще женат не был, а тут - сразу на принцессе! Не хило, правда? Вот тебе и пенсионер!
        - Костя, ты только не обижайся! - снова обратилась ко мне девушка.
        - Да я не обижаюсь, - отмахнулся я. - Слушай, но в конце концов ты же принцесса. Ну я понимаю, долг, традиции, все такое… Но в экстренном-то случае, неужели ты ничего не можешь сделать по-своему, если очень сильно захочешь?
        - Против воли народа? Могу, конечно, только я при этом трона лишусь…
        - Развели демократию! - усмехнулся Стас. - А тебе он, кстати, так нужен?
        - Кто? - не поняла принцесса.
        - Конь в пальто. Трон.
        Принцесса, задумавшись, наморщила лоб. Это была явно новая для нее идея.
        - Нет, ну, допустим, ради любви я могла бы кое-чем поступиться…
        - Кое-чем?! - возмущенно воскликнул Кубатай. Снеся яйцо, он теперь постоянно находился в каком-то холерическом возбуждении. - Да ради настоящей любви можно поступиться абсолютно всем! Давайте сбежим! Давайте скитаться, как Бременские… нет, мы назовемся «Беременские музыканты»! Будем ночевать в чистом поле, греться у костра и выступать для простого народа! Прочь тесные душные стены замка! Так всегда, во все века поступали влюбленные принцессы! Во всяком случае, в сказках.
        И он запел, готовый, по-видимому, отработать еще не один десяток шоу:
        Ничего на свете лучше нету,
        Чем бродить друзьям по белу свету,
        Тем, кто дружен - не страшны тревоги,
        Нам любые дороги дороги…
        Когда-то это был наш любимый мультик, и пел Кубатай так заразительно, что мы со Стасом подхватили:
        …Нам любые дороги доро-оги,
        Ла-ла, ла-ла, ла-ла…
        Леокадия смотрела на нас как на идиотов. И мы уже дошли до строчки «Наша крыша - небо голубое» (я, кстати, всегда удивлялся, почему это не самое распространенное название охранных предприятий), когда принцесса охладила наш пыл, резонно заметив:
        - Кстати, о небе. А как мы тогда, если я перестану быть принцессой, полетим на Землю снимать подобрение? С какой стати космический флот подчинится мне?
        - А ты пока не говори никому, - сказал я, понимая, что это не самое удачное предложение.
        - Ты забыл, что о своем решении я должна объявить завтра?
        - А может, вам с Костей заключить фиктивный брак? - придумал Стас. - Улететь, а там пережениться?
        Леокадия посмотрела на него тяжелым взглядом.
        - Я с самого начала чувствовала, Стасик, что мы не подходим друг другу, - сказала она. - Я могу оставить трон, я могу отречься от престола во имя великой любви, хоть мне это и очень тяжело, ведь есть долг, честь, а мои подданные для меня словно дети… Но вот так, «фиктивный брак», «пережениться»… Это, Стасик, не мое…
        - Ладно, ладно, считай, что я ничего не говорил! - успокаивающе замахал руками тот.
        - А может, можно как-то по-другому на Землю свалить? - подал голос Смолянин.
        - О, мой возлюбленный! - вскричала Леокадия, ломая руки. - Может быть, и можно что-то придумать. Обмануть можно всех, но только не себя! В споре с этим юношей, - указала она на Стаса, - я осознала, что нет, я не могу бросить свою планету на произвол судьбы!
        - Жалко, - сказал Смолянин. - Но давайте подойдем к вопросу с другой стороны. Давайте пока подумаем, как, если не с помощью вашего космофлота, можно было бы отсюда свалить, если бы ты все-таки передумала.
        - Можно было бы попросить злувов, я уверена, они бы помогли. Можно было бы обратиться к Перевозчику, но его сейчас нет на Леокаде, есть только его сумасшедший брат…
        - Стоп-стоп-стоп, - остановил ее Стас. - Ты о чем это сейчас?
        - Ну, о том странном человеке, который позвал меня спасать Землю. Я прозвала его Перевозчик, потому что он несколько раз мгновенно перемещал меня с Леокады на Землю и обратно с помощью своей волшебной машины. В подземелье, где она установлена, спрятана клетка с его безумным братом-близнецом…
        И вот что она нам рассказала. В тот раз, когда Леокада встречала нас, все было обставлено торжественно, и стартовую площадку телепортационной машины Перископова перенесли в главный зал планеты, протянув к ней кабели. На самом же деле постоянно она находится в подземелье. Перископов время от времени появляется там, но обычно там, в клетке, торчит лишь его голый сумасшедший брат-близнец. Его кормят, поят, а он рычит, воет и просится на волю…
        Мы со Стасом переглянулись. Мы одновременно поняли, что все это значит. Перископов мотается туда-сюда, но куда же он девает после копирования своих двойников?.. Все просто. Перископовых - два. А в короткие промежутки времени перехода с планеты на планету - даже три. Когда он отправляется на Землю, его двойник остается тут в клетке, в качестве «сумасшедшего брата», а когда он возвращается на Леокаду, он «слипается с ним», а двойник торчит в клетке на Земле. Вот такое техническое решение.
        Когда мы рассказали об этом Леокадии, она впала в ступор.
        - Постойте, - сказала она, придя в себя. - Я раз пятнадцать моталась с его помощью с Леокады на Землю!
        - А зачем? - удивился я. - У тебя же есть космофлот.
        - На корабле даже со сверхсветовой скоростью до Земли лететь почти сутки. А с помощью Перевозчика - раз, и там… Выходит, все эти разы в его власти оказывались мои копии?! И что он с ними делал? Неужели?..
        - Подожди, подожди! - воскликнул я. - А может, у тебя тоже есть «сумасшедшая сестра»?
        - А каждая новая копия «слипается» с ней, - пробормотал Стас, заканчивая мою мысль. Логично.

* * *
        Через несколько минут мы уже мчались на прозрачном летучем корабле к главному залу планеты. Затем спустились в подземелье… Вот он - Перископов! Мечется по клетке, как пойманный тигр. Но страшнее, потому что мумия, да еще и голая… У меня аж мурашки по коже пошли от одного его вида.
        - А, проклятые! - взвыл он, лишь завидев нас. - Вы здесь?! Значит, мой план сработал! Но почему же ОН так долго не возвращается?
        - Кто это «он»? - спросил я.
        - Он - это я! Чего тут непонятного?! - заорал Неменхотеп. - А я - это он! Но он меня запер! Сколько раз это уже повторялось! Ну, поймаю я его!!! - Действительно, сумасшед ший. Диагноз «раздвоение личности». - Что он застрял там, на Земле?! Я уже изнываю в этой проклятой клетке! Выпустите меня! Выпустите, и я выполню любое ваше желание!
        - Лучше скажи, где ты прячешь копию принцессы?! - решил взять его на пушку Стас.
        - А, прознали, проклятые слуги Сета! - взвыл тот. - А вот не скажу! Не выпустите - не скажу!
        - Значит, мы все правильно вычислили! - сказал Стас. - Да куда он мог ее деть, здесь она где-то!
        - А может быть, не здесь?! - закричал Неменхотеп. - Может, в другом каком-нибудь месте! - но прозвучало это довольно неубедительно.
        - Заткнись, думать мешаешь! - рявкнул на него Стас и обернулся ко мне. - Костя, давай так. Мы тут с Кубатаем поищем вторую Леокадию, а вы со Смолянином поднимитесь наверх и уведете эту.
        - Зачем? - не понял я.
        - Так ведь «слипнутся» же! - объяснил Стас. - Сейчас-то все идеально получается: эта полетит с нами на Землю, а та, если мы ее найдем, останется правительницей Леокады.
        Нет, ну если кто-то скажет мне, что у меня брат не гений, я тому точно по башке надаю! Леокадия все слышала и, даже на миг не задумываясь, потянула нас наверх:
        - Пойдемте, пойдемте! - воскликнула она. - Нам надо держаться подальше от этого места. Я уже чувствую, что меня как будто что-то тянет вон в тот коридор, - показала она Стасу.
        - Значит, копия там! - уверенно воскликнул он.
        - Кубатай-джигит! Стас! - сказала принцесса. - Найдете ли вы мою копию или не найдете, в любом случае ищите нас потом… В музее улиток.
        - Кого? Улиток? - переспросил Стас.
        - Вот именно, - подтвердила Леокадия. - Как до него добраться, вам объяснит любой прохожий.
        Стас кивнул и позвал:
        - Кубатай, пошли.
        - Тихо, тихо, - прошептал тот. Он стоял, наклонив голову, и с улыбкой умиления на лице прижимал к уху яйцо. - Стучится!
        - А обязательно было назначать встречу в музее? - промямлил я, стоило нам подняться наверх, и до меня окончательно дошел смысл слов Леокадии. - Казнь через восхищение продолжается?
        - Не надо капризничать, - оборвала меня принцесса. - Казнь толком еще и не началась, и вы никак не могли слишком уж устать от созерцания прекрасного. А улитки, между прочим, это очень интересно.
        И это действительно оказалось занятно. Цивилизация крупных разумных улиток относилась к созданию раковин примерно так, как мы относимся к архитектуре. Разница в том, что мы стройматериал берем извне, а улитки - прямо из себя. Однако леокадийцев так увлек этот вид творчества, что многие местные художники тоже стали строить раковины, а самые экстравагантные даже принципиально жили в них.
        А вот улитки в этих раковинах жить не соглашались. Но порой использовали их в качестве моделей и создавали точно такие же сами. Для леокадийского художника этого направления факт, что настоящая улитка живет в копии его раковины, считался вершиной признания его мастерства.
        Каких только раковин тут не было! И круглые, и продолговатые, и витые, и прямоугольные, и белые, и цветные, и перламутровые, и полосатые… Да что я рассказываю! Загляните в какой-нибудь справочник по земным моллюскам, там и то - разнообразие невиданное. Прибавьте к этому интеллект и опыт двух цивилизаций, да представьте себе эти конструкции величиной с хороший гараж, иногда с окнами, башенками и крылечками… Просто красота!
        Пока мы ходили по музею, а он представлял собой огромную скалу, на уступах которой, как на родной планете улиток, и покоились «ракушки», я задал принцессе вопрос, который давно вертелся у меня на языке:
        - Леокадия, а человеческие цивилизации встречаются часто?
        - Нет, - покачала она головой. - Часто встречаются их следы. Человеческие цивилизации, как правило, склонны к самоуничтожению. А те, которые еще не совершили суицид, просто находятся еще на пути к нему. При этом, как правило, агрессивны и некоммуникабельны. Наладить контакт с негуманоидными мирами бывает намного проще.
        Обидно, да?
        Стас с Кубатаем появились часа через полтора.
        - Нашлась! - сразу выпалил Стас. - У нее там небольшая квартирка, ну, типа нашей камеры. Тоже с визором и с кухонным синтезатором…
        - И как она вас встретила? - с ноткой ревности в голосе полюбопытствовала Леокадия.
        - Она не верила своему счастью. Она видела все, что происходило на планете по визору, и проклинала тот день и час, когда связалась с Перевозчиком. Она думала, ей предстоит прозябать в этом подземелье до скончания дней… И тут появились мы. Как она рыдала и благодарила за все! Зацеловала нас с Кубатаем с ног до головы.
        - Это так, - скромно потупившись, подтвердил постройневший джигит.
        - Между прочим, такая она мне намного больше нравится, - признался Стас. - А когда я объяснил ей, что она остается править на Леокаде и никто другой не претендует на это место, она просто онемела от восторга. Ведь она каждый день наблюдала по визору, как ее планетой распоряжается какая-то копия-самозванка…
        - Это она - самозванка! - воскликнула Леокадия.
        - Это ты так считаешь, - махнул рукой Стас. - А она - наоборот. Но я объяснил ей наше единственное условие: больше никаких подобрений и не мешать нам снимать чары, и она согласилась считать тебя своей полноправной представительницей на других планетах. Короче, потом она все это как-нибудь официально оформит, а сейчас надо делать ноги, пока вы нечаянно где-нибудь не встретились и не слиплись.
        - И она ни разу не выразила сомнения насчет такого резкого изменения политики? - спросила Леокадия. - Не попыталась протестовать?
        - Да какие протесты?! Эта ду… Ой, извини, принцесса. Эта бедняжка была готова на все.
        - Ну что ж… - сказала принцесса. - Хоть мне и прискорбно слышать о том, как легко, оказывается, сломить меня в неволе, но все к лучшему.
        - Я думаю, тебя… Ее никто не сломил, - сказал я. - Просто у нее было время подумать, посмотреть на все со стороны, находясь не наверху, а в самом низу. Она просто стала мудрее.
        - Ну-ну, - поджала губы принцесса.
        - Да не обижайся, - сказал я. - Ведь и ты сейчас улетаешь отсюда, чтобы делать все против своей прежней политики, вовсе не потому, что тебя сломили.
        - Ты прав, - тут же легко согласилась она.
        - Стас, браток, а ты поговорил с пленницей про корабль на Землю? - спросил Смолянин.
        - Подожди, милый, - сказала Леокадия, томно глянув на него. - Я думаю, нам все-таки лучше обратиться к злувам. Не надо лишний раз привлекать к себе внимание. Покинем планету как частные лица.
        - А что делать с Перископовым? Неужели оставим так?
        - Это - не наша забота, - покачала головой принцесса. - Уверяю вас, ОНА о нем позаботится.
        Спустя еще каких-то два часа в компании Хру'Нестора, Хру'Наума и Хру'Кагана мы мчались к Земле, распевая:
        Мы свое призванье не забудем,
        Смех и радость мы приносим людям!
        Нам дворцов заманчивые своды
        Не заменят никогда свободы!
        Не заменят никогда свободы!
        Ла-ла, ла-ла, ла-ла…
        Йе-йе!
        Глава четвертая.
        Еще короче, потому что в ней ничего не происходит, и мы просто летим и болтаем. И потому что дело явно идет к концу
        Мы так боялись из-за какой-нибудь глупой накладки упустить нашу неожиданную удачу, что не стали задерживаться ни на миг и не взяли с Леокады ничего. Улетали так же налегке, как и прибыли. Принцесса слегка расстраивалась от этого, ведь ей пришлось бросить множество дорогих и любимых с детства вещей. Но тогда она прижималась к Смолянину и спрашивала:
        - Милый, я же все правильно сделала, правда?
        - Да без базара! - восклицал тот, поглаживая перепонкой ее волнистые волосы. - Правильнее некуда.
        И она успокаивалась.
        …Мы все вместе сидели в гостиной корабля в креслах вокруг стола. Был вечер.
        - Нам будет хорошо? - спросила Леокадия Смолянина так, будто была не владычицей грозного мира, а совсем маленькой девочкой.
        - А что ты теряешь?! - цинично заявил тот. - Не понравится со мной, вернешься на Леокаду, слипнешься со своей копией, и поди потом разбери, где ты, а где она!
        - Но я ведь не захочу вернуться? - продолжала сюсюкать девушка, видно, долгие годы обделенная лаской.
        - Не захочешь, не захочешь! - уверенно воскликнул Смолянин. - Я тебе такое покажу! Такого тебе никто больше не покажет!
        И он, хитро улыбаясь, постучал свободной рукой по крышке прихваченного с Земли чемоданчика, который теперь снова везде таскал с собой.
        Мы со Стасом молча наблюдали за этой идиллией, и нам совсем не хотелось вмешиваться и нарушать ее.
        Рядом с Кубатаем стоял открытый сундук, доверху набитый детским бельем, и здоровенное голубоватое в крапинку яйцо лежало на нарядных тряпочках сверху. Мечтательно разглядывая его, джигит тоже все время молчал.
        Переглянувшись со Стасом, мы подумали, по-моему, об одном и том же: как все-таки хорошо, что мы нашли их. И вовсе не только потому, что они помогли нам, но и просто потому, что все эти годы мы очень по ним скучали.
        Неужели наши приключения снова подходят к концу, и нам опять предстоит расставание?
        Минут через пятнадцать к столу подсели злувы: все необходимые расчеты были выполнены, программа полета задана и теперь они были свободны до самой посадки - до завтрашнего полудня.
        Хру'Каган, я его узнаю по бежевому пятнышку на пятачке, качнул ухом и сказал:
        - Хорошо, что матушка не знает, что я лечу на Землю.
        - Почему? - поинтересовалась принцесса.
        - Там у них, в стране под названием Эквадор, водится удивительной красоты черная свинья. Я с детства ею бредил. Мама очень боялась за меня, сестре жаловалась… А мне бы хоть одним глазком взглянуть.
        - А у вас со свиньями… Э-э… - не зная как сказать, протянул я, вспомнив странные отношения сфинксов с кошками.
        - Ничего! - воскликнул Хру'Нестор. - Ни в коем случае! Как вы могли подумать?! Мы относимся к ним как к идеалу, как к несбыточной мечте…
        - Почему мечте? - удивился Стас. - Летите на Землю, вывозите, сколько хотите. Стадами. Люди с удовольствием обменяют их на продвинутые технологии и всякие полезные штучки…
        Хру'Нестор захрюкал и запыхтел от возмущения, и его выручил Хру'Наум:
        - Если вам действительно интересно, я объясню вам непростую ситуацию со свиньями…
        Нам, конечно, было интересно, и вот что он нам поведал.
        Свиньи и жители Соло - никоим образом не родственники. Внешнее сходство - чистейшая случайность. Но с эстетической точки зрения злувов, земные свиньи - существа буквально идеальной красоты. Прямо-таки злувские эльфы. Особенно самки: утонченные и миниатюрные, не испорченные цивилизацией и интеллектом.
        Когда леокадийцы впервые в качестве шуточного подарка привезли правителям Соло небольшое стадо земных свиней, представители правящей верхушки передрались из-за них и растаскали по своим жилищам.
        Это вызвало в обществе злувов бурю. В свиней влюблялись. Их безмозглым поведением возмущались. Их жалели и ненавидели… Но главное, народ окончательно возненавидел правительство. Тогдашний президент Соло обнаглел до того, что попытался провести закон, позволявший, во-первых, жениться на земных свиньях, во-вторых, иметь неограниченное количество жен. Вот тут-то и случился государственный переворот со сменой общественной формации.
        Во время переворота свергаемая верхушка во главе с негодяем-президентом пыталась спастись, держа свиней заложницами. Операция называлась «Обмен заложниками», но обмена не произошло. Прекрасные хрюшки погибли вместе с хунтой.
        С тех пор ввоз свиней с Земли на Соло жестко запрещен. Им поклоняются, их почитают, о них пишут поэмы и баллады. Тем более что в какой-то степени злувы обязаны им нынешним справедливым общественным строем…
        Но искушение слишком велико, и злувам их собственным законом запрещено даже находиться на Земле, кроме, естественно, исключительного случая, когда об этом просит сама принцесса Леокады.
        - Но мы покорнейше просим не настаивать на нашей высадке, - закончил Хру'Наум, обращаясь к Леокадии.
        - Конечно, - кивнула та. - Вы будете ждать распоряжений на борту корабля.
        А мы не знали, что и сказать, и плавно переключились на другие темы. Рассказали кое-какие аналогичные эпизоды из земной истории. Рассказали о себе, о наших приключениях…
        Конечно, в этом полете все мы стали значительно ближе друг к другу. Много разговаривали с Леокадией, но уже не как с принцессой, а как с нормальной девушкой. Зашел, например, разговор о ее родителях - короле с королевой.
        - Мне было двенадцать лет, когда при дворе появился Перевозчик, - рассказала она. - И как раз в этот момент у папы сильно заболел зуб мудрости. Был флюс. И Перевозчик убедил папу, что лучшие дантисты сейчас - на Земле, ведь в мирах, где произошло подобрение, эта профессия пришла в упадок.
        - Вот оно - ваше подобрение, - проворчал Стас.
        - Во всех благих делах бывают издержки, - отозвалась Леокадия, но тут же поправилась: - Впрочем, я уже почти убеждена, что вы правы: минусов подобрение приносит больше, чем плюсов… Правда, в политическом смысле для Леокады это однозначный плюс, но меня научили думать, что мы не агрессоры, а благодетели…
        - Угу… - пробурчал Стас.
        - Так вот, - продолжила принцесса свой рассказ, - КОГДА Перевозчик рассказал папе о жестоких, но умелых земных дантистах, тот, как мужественный человек, безбоязненно решил лечить зуб именно на вашей планете. Перевозчик предложил свой метод перемещения, но папа предпочел старый добрый звездолет. И мама тоже полетела с ним. Перевозчик сопровождал их.
        Мы со Стасом переглянулись. Собственно, дальше можно было уже и не рассказывать.
        - Папа с мамой пропали без вести, Перевозчик и наши спецслужбы их долго искали… Спустя год они были признаны пропавшими без вести. А спустя три - мертвыми. Это соответствует закону, регламентирующему жизнь монаршей семьи.
        - Что-то как-то слишком быстро, - заметил я.
        - Теперь я и сама это понимаю! - воскликнула она. - А тогда - не задумывалась и приняла как данность. Я привыкла считать, что жизнь монарха принадлежит народу, и если он отсутствует и не способен править три года, это то же самое, что умер… И дорогостоящие поиски прекращаются… Но я на многое смотрю теперь другими глазами. Ведь нашлась же моя живая копия… И премудрый Кубатай рассказал нам о земном герцоге, проведшем в плену двадцать пять лет. Я буду искать их на Земле! Смолянинчик, ты поможешь мне?
        - Ха-ха! Еще бы! - отозвался тот. - Само собой!
        - Спасибо тебе, милый. Я знала, что ты мне не откажешь, - тихонько промолвила Леокадия.
        - Смешная ты!.. - заметил Смолянин. - Вся в меня!..
        - Вся в тебя! - согласилась девушка и, победно глянув на нас, тихо сказала: - Теперь я знаю, какая я.
        Тут ее осенило.
        - Милые злувы! - воскликнула она. - Пожалуйста, свяжитесь с… с принцессой на Леокаде, и пусть она попытается выяснить у двойника Перевозчика, где наши родители!
        Хру'Наум поспешно ушел в рубку, но, вернувшись, сообщил, что принцесса пока не откликается. Оно и немудрено: она ведь принимала сейчас престол после долгих лет заточения… А никто из окружавших ее придворных об этом не должен был догадываться.
        - Ничего, - кивнула Леокадия. - Свяжемся завтра или послезавтра.
        …В связи с ее рассказом Стас спросил, есть ли на Леокаде своя религия, и девушка ответила, что есть, но и религией-то ее назвать трудно. Все знают, что есть бог, и его зовут Колесник. Но о нем не говорят, не обсуждают, не делают икон, не молятся… Просто знают, что он есть, и все тут. И никаких отправлений культа.
        - Короче, живем в лесу, молимся колесу… - пробормотал Стас.
        Леокадия неодобрительно на него посмотрела, но промолчала.
        - Знаете что?! - вдруг встрепенулся он. - А чего это мы тут рассусоливаем, как будто на курорт летим? Нам надо план разработать, как снимать подобрение. Ты уже это делала когда-нибудь? - обернулся он к Леокадии.
        - Никогда, - помотала она головой. - Но принципиальной разницы никакой нет. Запустить песенку той же силы, но противоположного воздействия по всем телеканалам - вот и все. Это несложно. Но такого клипа у меня нет.
        - Клип - это не проблема! - воскликнул Стас. - У нас же в российском шоу-бизнесе все схвачено! Самогудова - наша фанатка, Перискоков - наш друг! Про тебя вообще не говорю, на тебя наши продюсеры молятся…
        - Выходит, надо лететь не домой, а в Москву? - поморщился я, вспомнив наши столичные похождения.
        - Нет! - воскликнул Стас. - В Москву я ни ногой! К этим придуркам? Да ни за что! Дома снимать будем!
        - Стас, - отозвался я, - мне тоже в Москву не хочется. Но дома мы не потянем. Хорошо во всяком случае не сделаем. Весь шоу-бизнес делается в Москве. У нас ни студии приличной, ни специалистов…
        Стас ненадолго задумался, потом сказал:
        - Ну, от качества-то тут ничего не зависит. Так, по-моему? - глянул он на Леокадию. - Твое воздействие, это ведь как двадцать пятый кадр, не зависит ни от музыки, ни от слов?..
        - Да, - подтвердила она. - Только от моего внутреннего настроя, который передается в интонациях. Запись вообще можно сделать «живую», была бы фонограмма аккомпанемента и необходимая для исполнения музыкальная аппаратура.
        - Костя! - воскликнул Стас. - Что мы, аппаратуру дома не найдем? Нам ли, ветеранам межпланетного шоу-бизнеса, бояться трудностей?!
        - Вот именно! - вдруг поддакнул Кубатай.
        Мы удивленно на него уставились.
        - А что вы на меня так смотрите? - насупился он. - Цирк на Венере, это что, не межпланетный шоу-бизнес?
        - Да, конечно, конечно, - успокоил я его и вернулся к теме разговора: - А фонограмма? Где ее брать?
        - Минусовка… - ты говоришь, от песни не зависит? - снова обернулся он к Леокадии.
        - Не зависит.
        - То есть мы можем взять любую песню из караоке! Костя, ты понял?! Решим какую, что-нибудь сверхпопулярное, чтобы без труда фанеру найти, и напишем ей слова на леокадийском.
        - Я могу и на русском, - сказала она. - Я на многих земных языках уже пела, и тексты запоминаю моментально, у меня ведь генетически модернизированная память.
        - Ну… Может быть… - согласился наконец я. - А съемка? А прокат? Или как это называется?.. Ротация!
        - Значит, так! - воскликнул Стас. - Я все придумал! Когда мы будем на Земле?
        - В полдень, - напомнил я, - мы же посчитали…
        - Отлично! Записываться будем вечером в ресторане «Медведь», он через дорогу от нашего дома. Там и караоке есть, и аппаратура - там по выходным группа «OZколки» играет. А съемка, ротация… Через ваши коммуникационные системы можно выйти на нашу телефонную сеть? - спросил он Хру'Нестора.
        - Боюсь, что… - начал тот, но его прервала Леокадия.
        - Я умею это делать, - сказала она. - Когда искали папу с мамой, нам приходилось пользоваться вашими телефонами и даже прослушивать их. Все коды я помню наизусть.
        - А я помню телефон Перескокова! - подпрыгнул от возбуждения Стас. - Давайте быстрее в рубку! Позвоним ему и скажем, что у него есть шанс снять новый клип Леокадии! Лучше даже так: совместный клип Леокадии с дуэтом «Тот-Того»!.. - Я поморщился, и Стас поправился: - Хотя ладно, хватит и одной Леокадии! Завтра в шесть вечера, в ресторане «Медведь»! Адрес… Адрес наш домашний скажем, ресторан где-то рядом, найдут! Я не удивлюсь, если он вообще придумает, как прямо оттуда выступление транслировать! Вперед!
        Мы так заразились его лихорадочной взвинченностью, что соскочили с кресел и помчались в рубку.
        - А успеют они до шести добраться?! - спросил я по пути.
        - Захотят - успеют! Ну, если не будут успевать, переназначим на попозже! И кстати, чем больше звезд в кадре, тем быстрее клип раскрутится. Пусть тащит с собой всех, кого только сможет!
        - Если они еще живы, - продолжал я упадничество, злясь на себя за это.
        - Все живы! - уверенно воскликнул Стас. - Сколько нас не было-то?! Все живы и здоровы! Войн нет, преступности нет, а то, что они, возможно, не размножаются, так это пока не важно! Ну может, там бардак и разруха, конечно, но это все ерунда, не в первый раз!
        С этими его словами мы всем гуртом и ввалились в рубку.
        Глава пятая.
        Сон + свадьба без баяна, или о том, как все-таки приятно сеять зло
        Когда мы связались с Перескоковым, он просто ошалел от радости, кричал, что все будет, и что мы как раз вовремя, потому что на эстраде сейчас, как и везде, полный швах, и теперь мы с ним перевернем мир… А вот с принцессой-копией на Леокаде связаться так и не удалось. Но пока и не горит: сперва нужно расколдовать Землю, а потом уж браться за поиски королевской четы.
        …Летающая тарелка нацелилась на посадку в рощице за городом, неподалеку от моста через реку. Обычно по нему довольно оживленно снует транспорт, сейчас же, глядя в иллюминаторы, я испугался, что мои зловещие предсказания все-таки сбылись. На дороге не было никого. Хотя жив же Перескоков. Но он в столице. А у нас в провинции может быть все уже совсем худо?
        Космический корабль мягко приземлился на гидравлические лапы. Обеспокоенные своей тягой к прекрасным свиньям злувы остались ждать принцессу на борту. Мы со Стасом прощаться с ними тоже пока не стали, пообещав при любом раскладе тут еще появиться.
        Утопая по колено в траве, сопровождаемая птичьим чириканьем, наша пестрая компания двинулась к шоссе и вскоре выбралась из рощи. Меня мучили самые скверные предчувствия.
        - Какой девственный мир! - оглядываясь по сторонам, воскликнул Кубатай, зачем-то переодевшийся в сиреневую форму леокадийского офицера и папаху. Драгоценное яйцо, обернутое для безопасности в пеленки и распашонки, покоилось в вещмешке у него за плечами. - Березки, сосенки… А воздух-то, воздух какой! Ребенку, между прочим, это очень полезно…
        Он говорил что-то еще о здоровом образе жизни и правильном воспитании детей, но я не слышал его, погруженный в тягостные мысли. Шоссе было пустым до самого поворота за лесной массив в нескольких километрах от нас. Но когда я уже окончательно решил, что город вымер, из-за деревьев вырулила одинокая машинка. Это были белые «Жигули», и ползли они еле-еле. Ну, слава богу, как минимум один человек остался!
        Мы со Стасом принялись махать руками. Автомобиль остановился перед нами и распахнул дверцу. Я заглянул. За рулем благостно улыбался заросший многодневной щетиной мужичок затрапезного вида.
        - За груздями ходили? - спросил он, расплывшись счастливой улыбкой, и блеснул золотым зубом.
        - Ага, - кивнул я.
        - Правильно! - сказал он. - В магазинах-то нет ничего.
        - До города подкинете? - спросил я.
        - А чего же нет? Садитесь, конечно.
        - Только нас пятеро…
        - Да поместитесь. Вы вроде не толстые.
        - А не оштрафуют?
        - Кто? - хохотнул дяденька. - Вы что, с Луны свалились, что ли?
        - С нее! - подтвердил Стас, запихивая в потрепанный салон Леокадию со Смолянином.
        Принцесса озиралась по сторонам примерно так же, как когда-то мы со Стасом пялились на древнеегипетскую повозку.
        - Только у нас с деньгами… - замялся я.
        - Точно, с Луны! - сказал дяденька. - Я что, зверь - с попутчиков деньги брать?! Да и зачем они теперь?
        Подобрение продолжается в полный рост. И в этом есть свои плюсы. Мы со Стасом тоже забрались назад, и принцессе пришлось сесть притихшему Смолянину на колени. А Кубатая мы посадили впереди. Он все-таки вроде как с ребенком. Устроившись, он снял папаху, перевернул, положил на колени и бережно опустил в нее вещмешок с яйцом.
        Меня так и подмывало расспросить водителя, как сейчас тут живется, но я решил не вызывать у него встречных вопросов, тем более что совсем скоро мы увидим все собственными глазами.
        Когда машина со скоростью километров пятнадцать в час поползла дальше, Смолянин из любопытства стал вертеть и шатать ручки на дверце. В какой-то момент та распахнулась, и Леокадия на ходу чуть не вывалилась наружу. С перепугу Смолянин дерганул ручку с такой силой, что она оторвалась и осталась у него в руке. Но дверца захлопнулась.
        - Чувак, у тебя это… - испуганно сказал переводчик на своем фирменном русском.
        - Ну? - отозвался тот, не оборачиваясь.
        - Пимпочка от калитки того… Накрылась.
        - Чего?! - не понял водитель.
        - Да все путем, - смутился Смолянин и окончательно затих до конца поездки.
        Кубатай потянул носом, поморщился и, естественно, на всеземном заметил:
        - Этот жуткий агрегат пахнет очень неэкологично.
        Его заявление подсказало мне, как узнать хотя бы что-то о состоянии нынешней экономики.
        - С бензином перебоев нет? - спросил я водителя как бы между прочим.
        Ответ действительно был красноречивым:
        - Ага, нет… С брошенных машин сливаю. Еще с месяц поезжу, потом пешком ходить начну. Но это даже хорошо! Полезнее! А этот, - кивнул он на Кубатая, - иностранец, что ли?
        - Да. Осетин, - ляпнул Стас.
        - А не похож, - сказал водила, - хоть и шапка… - Он искоса глянул на кубатаевские зеленые волосы. - На американца больше похож. Прической.
        - У него родители американцы, а сам - осетин, - зачем-то продолжал Стас вяло нести пургу. - Но ему пришлось долго жить на чужбине… Он скитался… Голодал…
        - Дела-а… Говорят, там у них в Америке кризис-то еще похлеще нашего. Но это даже хорошо. Глобализма больше нет, антиглобализма - тем более… А в городе-то вам куда?
        Я назвал адрес.
        - Сделаем. Без проблем…
        Так, перебрасываясь малозначительными фразами, мы и добрались непривычно пустынными улицами до нашего дома.
        Во всех наших детских приключениях как-то так всегда выходило, что домой мы возвращались в то же самое время, в которое исчезали. На этот раз было иначе. Хотя, конечно, реально мы отсутствовали намного меньше, чем ощущали сами. Ведь наша память вмещала двойной срок.
        На самом деле прошло около двух месяцев. Мы покинули дом в начале лета, а возвращались - в конце… И все-таки это был срок. Весь этот период был так насыщен событиями, что скучать о доме как-то не приходило в голову. Но зато теперь меня охватило такое щемящее волнение… Как тут мама с папой? Они хоть и подобревшие, но, наверное, все равно за нас волновались…
        - Костя, - сказал Стас изменившимся голосом, когда мы выбрались из «Жигулей» и встали перед подъездом, - я сейчас, кажется, разревусь. Честное слово…
        - Кончай, - сказал я, чувствуя то же самое. - Пошли наверх. У нас еще дел невпроворот…
        Дверь была незапертой, и мы ввалились в квартиру без звонка.
        Папа с мамой пили чай и смотрели телевизор. По телевизору показывали помехи. Услышав топот, родители обернулись.
        - Мальчики вернулись, - сказала мама. - Я же тебе говорила, с ними все будет хорошо.
        - Я тоже тебе говорил, - отозвался папа. - Что с ними могло случиться?
        - А они не одни, - заметила мама. - С друзьями. Это хорошо. Заходите, заходите, присаживайтесь. Чаю попьем. Правда, его уже нет.
        Они были такие спокойные, такие сонно-равнодушные, что мне захотелось попросить Леокадию немедленно спеть им песенку-озлоблялку, чтобы они пришли в себя. Но мы со Стасом еще на корабле это обсудили и решили, что торопиться не будем, что пока они такие, нам удобнее будет провернуть свои дела…
        Все стали рассаживаться вокруг стола, а я в поисках чего-нибудь к чаю заглянул в буфет и в холодильник… Везде было шаром покати. Тут только я понял, что пьют папа с мамой вовсе не чай, а горячую воду.
        - В магазинах уже ничего нет? - спросил я.
        - Ну… Иногда что-нибудь и можно найти, - отозвался папа. - Но мы с мамой решили поголодать немножко. Чтобы здоровыми быть. Давно собирались, да все не получалось как-то. А сейчас - очень даже хорошо получается.
        - А что это вы такое смотрите? - спросил Стас, тыкая пальцем в экран.
        - Это? - глянула на экран мама. - Да так, ничего.
        - Сам вижу, что ничего. И так по всем каналам?
        - Да нет, почему, - отозвался папа. - На некоторых - разные программы идут.
        - Чего же вы эту ерунду смотрите?
        - Какая разница, - сказала мама. - Нам нравится. Успокаивает.
        - Куда вам еще дальше успокаиваться?! - воскликнул Стас и, обернувшись к Леокадии, заговорил на ее языке: - Ну, принцесса, был бы я правителем Земли, я бы точно Леокаде войну объявил!
        - За что? - не поняла та.
        - Да за то, что вы, леокадийцы, сделали с моими родителями!
        - Да? Еще неизвестно, что вы, земляне, сделали с моими! - парировала та.
        А ведь и в самом деле. Я как-то не смотрел на это в таком ракурсе.
        - Не мы, а один-единственный Неменхотеп! - возразил Стас уже не так экспрессивно.
        - Я тоже - одна-единственная, - парировала Леокадия.
        - Мало ли что. Зато это политика всей вашей планеты.
        - Мало ли что, - передразнила его принцесса, - зато ваших родителей я расколдую, а вот живы ли мои, еще неизвестно…
        Папа с мамой во время их диалога переводили взгляды с принцессы на Стаса и обратно.
        - Молодец, - сказал папа, - шумерский выучил.
        - Это не шумерский, - сказал я.
        - Все равно молодец.
        - Стасик, - вмешалась мама. - Ты бы нам представил своих друзей.
        - Чтобы познакомиться, - добавил папа. - Чтобы общаться.
        - Это - Кубатай, - взял я инициативу в свои руки. - Мы вам про него рассказывали.
        - Как же, как же, помним. Очень приятно, - протянул руку папа, и они обменялись рукопожатиями.
        - А это - Смолянин, - продолжал я, - и его невеста Леокадия.
        - Невеста? - переспросила мама. - Значит, будет свадьба? Мы переглянулись. Про свадьбу мы вообще-то не думали.
        - А что, - сказал я, - давайте устроим?
        - Какая еще свадьба?! - воскликнул Стас. - Нам делом нужно заниматься!
        - А каким делом? - продолжал я, моментально представив себе, как все четко складывается. - Нам нужно снимать толпу народу, и чтобы Леокадия в ресторане песню спела. Так? Это все очень хорошо сочетается со свадьбой. Времени навалом, пока посидим в «Медведе» одни - посемейному. А то ведь жрать хочется, гостей покормить надо, а у нас ничего нет!
        - Ну, не знаю… - сказал Стас.
        - Чего ты не знаешь-то?! - воскликнул я.
        - А думаешь, там что-нибудь есть?
        - Пойдем посмотрим! Надо хотя бы папу с мамой покормить, а то они уже что-то слишком здоровые от своего голодания! Ну и разведаем, а то ведь припрутся телевизионщики, а снимать нечего!
        - Хм. Ну ладно. Свадьбу так свадьбу, - встал Стас. - Может, нам их еще и обвенчать? Тогда сначала покрестить надо…
        Я подумал, что не стоит, наверное, крестить инопланетную принцессу и перепончатого переводчика, и сказал:
        - Да пусть так живут. В гражданском браке… Ну все, встали! Айда в «Медведь»!

* * *
        Пока мы перемещались в ресторан, поддерживая пошатывающихся родителей под руки, мама сказала, кивнув на невесту:
        - Интересная девушка. Как, ты сказал, ее зовут?
        - Леокадия.
        - А еще у вас такой Леокадии нету?
        Я с удивлением посмотрел на нее. И вдруг понял, что вопрос не лишен смысла.
        - Ну-у… Вообще-то есть, - признался я. - Но она далеко, у себя дома осталась.
        - Жалко, - сказала мама. - А может, еще есть?
        - Пока нету! - отрезал Стас.
        - Может, поискать? - предложила мама.
        - Поищем, поищем… - успокоил ее Стас.
        Ресторан был закрыт, и я, упорно нажимая на кнопку звонка, уже было решил, что наша затея провалилась, как вдруг дверь открылась. На пороге стоял мужчина с азиатскими чертами лица, по-видимому, кореец. Выражение лица у него было растерянное, он явно ожидал увидеть кого-то другого. Потом, натянуто улыбаясь, он сказал:
        - Извините, мы закрыты.
        - Это мы поняли, - сказал я. - Но, понимаете, нам нужно срочно справить свадьбу.
        - Одну минуту, - сказал мужчина, поднес руку к уху, и я понял, что он включает слуховой аппарат. Вот это сюрприз! - Повторите, что вы сказали? - попросил он.
        - Вы нормальный! - воскликнул Стас. - Слава богу! Мы тоже нормальные! Нам нужно отпраздновать свадьбу.
        - Свадьба, это прекрасно! - искренне сказал кореец. - Я уж думал, их больше не бывает. Я бы с удовольствием помог вам, но нахожусь сейчас в ситуации дефицита ВСЕГО. Наши скромные запасы провианта просто бесценны, и я не могу себе позволить…
        Внезапно он остановился, уставившись остекленевшими глазами на Леокадию. Потом сказал:
        - Я ничего не путаю? Это она?!
        - Она, она, - подтвердил я, решив сперва, что он потрясен тем, что видит на пороге своего заведения поп-звезду.
        Но оказалось, не мы одни такие умные… Кореец попытался быстрым движением отшатнуться и захлопнуть дверь. Но Стас успел всем телом сунуться вперед, я последовал за ним, и мы выдавили ресторатора в вестибюль.
        - Идите, идите отсюда! - закричал тот, пытаясь вытолкнуть нас обратно. - Я сейчас вызову ми… Администрация ресторана оставляет за собой право выбора клиента!
        - Как вас звать? - спокойно спросил Стас, и директорский пафос сразу как-то сбился.
        - Сон. Дмитрий Иванович Сон, - представился он. - И я требую, чтобы вы немедленно…
        - Постойте, - остановил его Стас. - Дмитрий Иванович, мы - не грабители. Выслушайте нас.
        Кореец напряженно огляделся по сторонам, потом сказал:
        - Ну, говорите. Только она пусть молчит.
        - Хорошо, - сказал Стас. - Слушайте. Через пару часов здесь будут все звезды российской эстрады - и Самогудова с Леликом, и Грелкин, и телевидение… Мы будем записывать тут новый клип Леокадии и транслировать запись в эфир. Согласитесь, это дорогого бы стоило, если бы не тот кошмар, который происходит сейчас на Земле.
        - Бот именно, - сказал Сон. - А сейчас мне это все совсем ни к чему. К тому же я не собираюсь помогать ей.
        - Ваша позиция внушает уважение… - начал я, но меня перебил Стас:
        - Если вы понимаете, что чары на наш мир наслала она, - кивнул он на принцессу, - то вы должны поверить и в то, что она может их снять. И именно сегодня она это и сделает. С помощью трансляции прямо из вашего захудалого ресторанчика. И уже сегодня вечером люди начнут становиться нормальными, а через пару дней нормальными станут все. И жизнь вернется в свое прежнее русло. А ваш ресторан станет самым знаменитым в мире. И что, вы будете против этого из-за какого-то куска колбасы? Вы не поможете нам спасти мир?
        Кореец нахмурился, потом сказал:
        - Ни за что бы не поверил вам, если бы своими глазами не видел ее перед собой. Это у нас-то!.. Хорошо, проходите. Я выставлю все, что у меня есть. Но учтите, быстро обслуживать я вас не смогу, я же тут один…
        - Ничего, мы подождем, - сказал Стас.
        - Я помогу, - вызвался я.
        - У вас караоке работает? - поинтересовался Стас.
        - Вы будете петь караоке?! - поразился Сон. - Сейчас?
        - Будем, - сказал Стас так, словно шел на подвиг.
        - Ну и дела! - воскликнул ресторатор. - Работает.
        - Ну, тогда, Костя, давай, - сказал мне Стас. - Пока я с караоке разберусь и рассажу всех, ты с Дмитрием Ивановичем по кухне все реши…
        Надо отдать должное корейцу-ресторатору, ничего из запасов он от меня скрывать не стал. Да в этом и не было смысла. Запасы были просто грандиозны. Ящиками и упаковками были завалены все подсобные помещения.
        Занимаясь вместе со мной нарезками и салатами, Сон объяснил мне, что, когда наступило подобрение, его друзья-глухие достаточно быстро сориентировались и принялись создавать запасы на то время, когда наступит полный крандец. И как раз сейчас-то он и начал подступать вплотную. Первое время он пытался еще держать ресторан в рабочем состоянии, но через несколько дней закрыл. Люди вдруг перестали понимать, зачем платить деньги, да те и обесценились напрочь.
        Из зала на кухню прорывались звуки музыки, пищал проверяемый Стасом микрофон…
        - Вот с электричеством нам повезло, - сказал Сон, когда мы брали из холодильника пакеты пельменей и высыпали их в большую кастрюлю с кипящей водой. - У нас же атомная электростанция, она полностью автоматизирована, и нашелся умный человек, отключил ее от ЕЭС. Правда, мы, неподобревшие, живем сейчас как на вулкане и ждем нового Чернобыля. На станции ведь, наверное, такой же бардак, как везде. Но пока вроде тьфу-тьфу-тьфу…
        Еще он рассказал, что с первого же дня катастрофы люди перестали заказывать спиртное. Бывали, правда, исключения - ведь есть и такие люди, которые искренне считают, что алкоголь - это благо в чистом виде. А один человек с необычным именем Любомир до сих пор регулярно сюда заходит, и Дмитрий Иванович, не скупясь, наливает ему водку. Тот, выпивая, приговаривает: «Ученые выяснили, что алкоголь выводится из организма в течение суток. Так что пить приходится каждый день».
        - Я потому вам и открыл, что думал, это он, - признался Сон. - Кроме него уже с месяц сюда никто зайти не пытался…
        Примерно через полчаса мы все сидели за столом, который ломился от угощений, в тарелках дымились пельмени, и Стас мучил бутылку шампанского, пытаясь ее открыть. Папа и мама с вялым любопытством оглядывали «охотничий» дизайн зала. Несмотря на то что ресторан рядом с нашим домом, они ни разу сюда раньше не заходили.
        Стас наконец довел дело до конца: пробка с хлопком улетела в потолок, и шампанское, пенясь, забрызгало скатерть. Разлив его по бокалам, он сказал мне:
        - Переводи.
        - На какой? - растерялся я.
        - М-м… На леокадийский, - сказал Стас. - Его тут, кроме папы с мамой, все знают.
        И он начал свою маленькую речь:
        - Поводов для праздника лично у меня сегодня целых три. Во-первых, я рад гостям и ужасно рад снова оказаться дома. Во-вторых, за этим столом встретились все самые дорогие мне люди: мои папа, мама и брат, мои герои детства - Кубатай и Смолянин, и, наконец, девушка, в которую я еще совсем недавно был влюблен.
        Он подождал, пока я переведу (принцесса при этом потупила взор), и продолжил:
        - А третий, главный, повод - то, что Леокадия и Смолянин полюбили друг друга. Это для меня огромная неожиданность, но неожиданность приятная. Любите же друг друга и будьте счастливы!
        Ай да Стас. Тамада-профи. Я был готов подписаться под каждым его словом. Разве что кроме «влюбленности». Кубатай захлюпал носом и утер глаза. Мы зазвенели бокалами, пригубили, и тут мама сказала:
        - Горько?
        - «Горько» - это по русской традиции значит, что жених с невестой должны встать и поцеловаться, - сказал Стас на леокадийском.
        - Горько, горько!.. - стали скандировать мы.
        Смолянин и Леокадия неуверенно поднялись и стали озираться по сторонам. И вдруг со стороны входа раздалось мощное:
        - Горь-ко, горь-ко!!!
        Мы обернулись. В вестибюле с радостными рожами толпилась вся попсовая компания.
        - Горь-ко, горь-ко! - улыбаясь и размахивая руками, скандировали вновь прибывшие во главе с Самогудовой и Перескоковым. Два оператора нацелили на жениха с невестой объективы, а несколько техников, пробившись вперед, принялись устанавливать софиты и еще какие-то приспособления.
        Смолянин и Леокадия посмотрели друг на друга, а потом поцеловались.
        - Ура!!! - вместе с нами заорала толпа и ввалилась в зал.
        - Как добрались? - спросил я у Самогудовой.
        - Отлично!
        - А на чем?
        - На самолете, конечно!
        - А вы не боитесь летать… После того случая?!
        - Да ни капельки. Пилот у нас есть, слава богу, не разбился. А самолетов бесхозных в любом аэропорту сейчас навалом! Летай не хочу! Ну, что снимаем?
        Вопрос был очень своевременным. Стас суетился возле караоке, всучив Леокадии радиомикрофон.
        - Кстати, трансляция уже вовсю идет, - сообщил Перескоков. - Кризис кризисом, а посмотреть на свадьбу такой звезды, как Леокадия, хотят все. Да еще жених такой необычный!
        - Эт'точно! - подтвердила Самогудова.
        - А по-моему, миленький, - встряло «дитя порока». - Такой ушастенький… И перепоночки такие на руках… Эротичные…
        - О! - возвела очи к потолку примадонна. - Да тебе гаечный ключ покажи, ты про него то же самое скажешь!
        - Еще бы! - вскричало «дитя». - У него такая форма… Соблазнительная.
        В этот момент Стас, перекрывая общий гвалт, спросил в микрофон:
        - Ну что, все готовы? Включайте камеры!
        - Все уже давным-давно пишется и транслируется! - отозвался Перескоков.
        - Отлично! - воскликнул Стас, передавая микрофон Леокадии, и щелкнул кнопкой музыкального центра. Грянуло вступление.
        Мы вчера долго ломали голову, выбирая. На самом деле, что это будет за песня, было абсолютно все равно… Потому и трудно было выбрать. Ну и хотелось все-таки, чтобы и ей нравилось, и людям, когда они в себя придут…
        Главными песнями-кандидатами были: латиноамериканская «Бессаме Мучо», битловское «Yesterday», «Под небом голубым» Гребенщикова и, не знаю уж почему, сомнительная «Голубая Луна». Ну и еще одна, которую мы наконец и выбрали по патриотическим мотивам.
        Вступление отгремело, и Леокадия, которой мама по просьбе Стаса повязала на голову платок, плавно выбросила вперед свободную от микрофона руку и запела:
        Под сосною,
        Под зеленою
        Спать положите
        Вы меня!
        Самогудова, не удержавшись, подхватила вторым голосом, и камеры уставились на нее:
        А-ай, люли-люли,
        А-ай, люли-люли,
        Спать положите
        Вы меня.
        И тут все-все-все грохнули вместе, да пустились в пляс вокруг торчашего посреди зала хвойно-древесного бутафорского ствола:
        Калинка, калинка,
        Калинка моя,
        В саду ягода малинка,
        Малинка моя!..
        Ах, калинка, калинка.
        Калинка моя,
        В саду ягода малинка,
        Малинка моя!..
        - А-а!.. - распевно подала голос Самогудова, и Леокадия, приложив пальчик к щечке, ни дать ни взять красавица из русской деревни, проникновенно продолжила:
        Ах, сосенушка
        Ты зеленая,
        Не шуми же
        Надо мной!
        Я и не заметил, как на сцене оперативно подключили к усилителям свои гитары музыканты из «Наталипортман», а за ударную установку уселся их барабанщик. И Леокадия пела уже не под фанеру, а под живой аккомпанемент:
        А-ай, люли-люли,
        А-ай, люли-люли,
        Не шуми же
        Надо мной!
        Папа и мама ошеломленно оглядывались по сторонам. Они явно не понимали, как сюда попали. Но выражения лиц у них были такие выразительные, что мне стало абсолютно очевидно: подобрение закончилось!
        А вот попсовики практически не изменились. Правильно Стас когда-то сказал, что они всегда были такими же придурочными. Хоть подобревшие, хоть неподобревшие.
        Музыканты по-роковому жахнули припев, и все вновь запрыгали вокруг дерева:
        Калинка, калинка,
        Калинка моя,
        В саду ягода малинка,
        Малинка моя!..
        Музыканты играли все быстрее и экспрессивнее, гости скакали как очумелые… А жених-то, жених!.. Смолянин и Кубатай прыгали втроем с чучелом медведя, ухватив его за лапы, и один из операторов тщательно фиксировал их замысловатые па. Оператор что-то им крикнул, и они, пританцовывая, вместе с чучелом стали перемещаться к выходу из ресторана.
        Я глянул в окно и увидел, что из домов на улицу вывалил народ, и кто-то танцует, кто-то обнимается, и повсюду, словно в Новый год, расцветают букеты фейерверков! А вот и Смолянин с Кубатаем и чучелом уже тоже пляшут там, и люди рукоплещут им, водят вокруг них хоровод…
        Ах, калинка, калинка,
        Калинка моя,
        В саду ягода малинка,
        Малинка моя!..
        Припев повторялся уже раз в десятый, и я подумал, что, наверное, клип действительно будет уникальным - столько звезд, столько экспрессии, столько неподдельной, ненаигранной радости, да прибавить к этому само событие избавления от подобрения…
        И тут в центре зала что-то мне показалось странным… Я вгляделся… И волосы у меня встали дыбом. Хоровод вокруг ствола был сейчас двойным. Так вот, поразило меня внутреннее, меньшее кольцо. Я увидел в нем пляшущих с перепуганными рожами себя и Стаса в железных ошейниках! И я сразу понял, откуда они взялись.
        Эта мысль периодически возникала в моем сознании, но я малодушно гнал ее от себя: когда мы переместились на Леокадию, другие МЫ остались у Перископова в коллайдере. И они потом переместились в Древний Египет. Но ведь и при этом перемещении должны были остаться еще одни «ДРУГИЕ МЫ»!
        А значит… Да! Вот и он - Неменхотеп! С клоунским колпаком на голове и красным носом на резиночке. Все в том же внутреннем круге хоровода он держит в руках цепи от наших ошейников. И там же, с плутоватыми улыбочками на рожах пляшут еще две мумии, крепко держа на цепи немолодых, одетых в лохмотья, мужчину и женщину с благородными лицами.
        Музыка стихла, и все уставились на эту жуткую компанию… А я почувствовал, как непреодолимо меня тянет «слипнуться» с очередным моим двойником.
        - Папа, мама! - закричала Леокадия, увидев благородную чету. - Вы живы!
        - Пока… - проскрипел Неменхотеп. - Но это продлится недолго, если ты не будешь меня слушаться. Быстро пой подобрялку! Иначе я твоих родителей прямо сейчас прикончу! И ваши копии тоже! - рявкнул экс-фараон, глянув на нас со Стасом. - А вы - снимайте, снимайте! Транслируйте! - приказал он телевизионщикам.
        Тут неожиданно подала голос мама:
        - Неменхотепшиша! Шерен хомороша кыц![8 - Неменхотепчик! Отпусти людей немедленно! (возм., др.-египт.)] - сказала она холодно.
        - А! И ты здесь, неверная жена?! - воскликнул псевдопродюсер. - Пришла, наконец, пора мне с тобой рассчитаться!
        - Это не твоя жена! Это моя жена! - воскликнул папа. - Ты забыл, фараон, как я тебя наказал в прошлый раз?! А теперь я стал еще сильнее, и я заставлю тебя подчиниться моей силе гипноза! Чтобы ты никого не обижал. Чтобы всем хорошо было.
        Папа выставил вперед руки, вперился Неменхотепу в глаза и что-то беззвучно забормотал, делая магические пассы. Но на фараона его заклинания не подействовали.
        - Вот и чудно! - воскликнул он, хрипло расхохотавшись. - Все мои недруги собрались в одном месте! Очень удобно! Со всеми враз и разделаюсь! Пой подобрялку, считаю до трех! - прикрикнул он на Леокадию. - Раз!..
        Та растерянно огляделась по сторонам и подняла к лицу микрофон… А я ничего не мог с собой поделать: шажочек за шажочком я приближался к своей копии.
        - Два! - сказал фараон.
        Я покосился на Стаса и увидел, что и он, точно так же как я, пододвигается к центру зала.
        - Три! - рявкнул Неменхотеп, и в этот миг мы со Стасом, сделав пару прыжков, кинулись в объятия к своим двойникам.
        Треск, разноцветные искры, электрические разряды… И как только мы слиплись, я сразу узнал, каково мне пришлось в плену у Неменхотепа… Туго пришлось… Но, кстати, теперь я знал и то, например, почему эти мумии у Неменхотепа такие хилые. Сам-то он оживители таскает круглосуточно, а их только немножко подзаряжает, конкуренции боится…
        Наша одежда, как и в прошлый раз, осыпалась ниточками, и мы со Стасом стояли посреди зала под прицелом телекамер совсем голые, только в железных ошейниках.
        - Ха! - сказал Неменхотеп и потянул за цепи. - Теперь вас в два раза меньше, и это в два раза лучше…
        И именно в этот момент мой гениальный брат, которого Неменхотеп держал за поводок в правой руке, сделал неуловимое движение к уху фараона. Мы ведь теперь знали его страшную тайну! Стас аккуратно дернул за торчащую из уха веревочку… Лицо фараона перекосилось… И он прямо на глазах начал разваливаться на куски. «Распускаться», как вязаный носок… Стас же при этом говорил голосом Глеба Жеглова:
        - Неменхотеп, он же Перископов, он же Перевозчик, он же продюсер, он же фараон… За все свои бесчисленные злодеяния ты приговариваешься к смертной казни через распускание!
        Минуту спустя на месте фараона посередине зала лежала кучка каких-то тряпочек и шнурков. Я думал, что, как в американских фильмах, сейчас все эти лоскутки зашевелятся, сползутся, соединятся обратно в Неменхотепа, и все начнется сначала… Но - ни фига подобного! Тряпочки валялись совершенно безжизненно.
        И тут же я понял почему. Неподалеку от них на полу лежало колечко с сиреневым камешком. И ни одна ниточка от Неменхотепа в него не попала. А значит, оживительная сила кольца на эти лоскутки не распространяется. Кто-то накинул мне на плечи плащ, я завернулся в него, посмотрел на Стаса и увидел, что тот тоже кутается в какую-то разноцветную тряпку и растерянно смотрит на то, что осталось от нашего могучего неуязвимого врага…
        Ни с того ни с сего мне вдруг стало жалко его. Слишком много в нашей жизни было с ним связано - и в детстве, и сейчас. Но новая, только что приобретенная часть моего сознания, еще недавно принадлежавшая моему проторчавшему все это время в неменхотеповском плену двойнику, немедленно взбунтовалась и погасила это сентиментальное чувство волной мстительной радости.
        В этот миг в зал какими-то странными приплясывающими походками вбежали Смолянин и Кубатай.
        - Разойдись, сволочи!!! - завопил вдруг Смолянин страшным голосом. - Всех в натуре замочу! Век свободы не видать! А-а!!!
        И с этим диким криком он, а с ним и Кубатай, набросились на двух оставшихся мумий и принялись их метелить так, что только клочья в разные стороны полетели.
        - Что это сы-сы-с ними? - спросил Стас, постукивал зубами.
        А я догадался:
        - Леокадия спела озлоблялку, а они-то были нормальные!
        - Т-т-точно! Леокадия! - быстро обернулся он к принцессе. - Лови своего мужа, его срочно нужно успокоить! Можешь применять любые методы!
        Смолянин же тем временем держал за грудки ту мумию, у которой на поводке была королева, и, вытрясая из нее последние крупицы жизни, орал на леокадийском:
        - Да за маманю!.. За мою родную тещу! Да я тебе нос откушу, мерзавец ты сушеный!!!
        А Кубатай, вторя ему, расправлялся тем временем со второй мумией:
        - На короля, подлец, руку поднял?! Леокадия мне - сестренка названая, я за ее папочку тебя как комара ухлопаю!!! Скажи: «З-з-з…»
        - Тихо, тихо, тихо… - ухватила их за руки принцесса и повлекла куда-то в уголок. И мы услышали, как она тихонечко им что-то напевает.
        - Прелесть какая, - сказала мама, оказавшись рядом с нами. - Все как положено. Какая же свадьба без драки?..
        Через минуту Смолянин и Кубатай вернулись к нам совершенно нормальными. А Леокадия кинулась обниматься со своими родителями. Король при этом, обескураженно оглядывая Смолянина, тихонько, чтобы тот не слышал, спросил:
        - Это что, дочка, твой муж?
        - Да, папенька, - потупившись ответила она.
        - Ох… Чем же тебе звероящер-то не приглянулся?..
        Смолянин тем временем ухватился за меня и, тяжело дыша, бормотал:
        - Ох, отпустило… А я уже за всех тут перепугался. Никого бы не пожалел…
        В этот миг Стас тоже увидел на полу колечко-оживитель, которое там так и валялось, взял его, поднял над головой и торжественно сказал:
        - Вот оно! Вот - проклятый артефакт. Вещь не из своего времени. Как хроноскаф, как браслеты сфинксов… Из-за таких-то вещей все беды и происходят! Кольцо надо срочно уничтожить. Но как?
        - Я знаю! Дай-ка его мне! - сказал Смолянин, оживившись, и аккуратно выхватил колечко из его рук. - Я по этим делам - специалист. Так и так мне придется позаботиться, чтобы другое волшебное колечко упало в кратер горы Ородруин. А пока… - он глянул на такой же перстень на пальчике Леокадии, - пока поношу. Обручальным побудет…
        Он аккуратно надел кольцо на свой палец, чуть прищемив перепонку. И, улыбнувшись, они с Леокадией нежно прильнули друг к другу.
        - В Ородруин?! - поразился я.
        - А как ты думал? Долг есть долг. Я обязан помочь хоббитам спасти Средиземье. Вы ведь и сами знаете, что в этой книге должно быть не семь томов, а только три, и все хорошо кончается. Не зря я столько времени с собой эту штуку таскаю!
        Он наклонился, вынул из-под стола свой чемоданчик, сломал пломбу, распахнул крышку… И мы увидели внутри… Мы увидели… Увидели какую-то облезлую деревяшку.
        - Это ножка от магического шкафа Кощея, - пояснил переводчик. - Активный элемент прибора, погружающего в вымышленную реальность. Я ее из Департамента Защиты Реальности спер, когда на пенсию уходил. А что?! - озираясь на наши укоризненные взгляды, воскликнул он. - Это даже не воровство! Я ее туда принес, я и унес. Мой артефакт, что хочу, то и делаю!
        - Но вы ведь собирались с Леокадией лететь на другие планеты, снимать чары подобрения, - напомнил я.
        - И полетим! - воскликнул Смолянин. - Сначала я ей помогу тут, потом она мне - там. А? - подмигнул он девушке и прижал ее к себе покрепче. - Муж и жена - одна сатана! Мы же ведь с ней одной виной повязаны. Она реальные миры подобряла, а я - вымышленные. Теперича пришло время исправлять содеянное, но вместе-то оно веселей! А если еще и друг Кубатайчик с нами будет, так больше мне и желать нечего! И раньше он мне другом был, а как яйцо снес, и вовсе братом стал.
        - Но «Властелина колец» ты ведь хочешь все-таки как раз подобрить? - уточнил я.
        - Это случай особый. Тут нужно замкнуть временную петлю, чтобы парадокс не случился. Раз у нас в двадцать шестом веке этот текст таким знают, значит, так тому и быть. Да и согласитесь: семь томов - это все-таки перебор… «Руки прочь от хоббитов!» - скажем мы профессору-маньяку…
        - А ты, Леокадия, готова со Смолянином в книжки нырять? - поинтересовался я. .
        - Я готова нырять с ним, куда он только пожелает. Знали бы вы, какое это счастье - просто слушаться своего мужа и любить его! Я на такое даже и не рассчитывала. А Смолянин у меня - мужчина видный, хоть куда. Все у него на месте, даже кое-что дополнительное имеется… Это я про перепонки, - вдруг покраснела она, - ну, может, и еще про что… А главное - с ним не соскучишься! Я, наверное, тоже себе перепонки отращу, красиво ведь! У прадедушки моего такие были. Я, когда маленькая была, на портрете в коридоре замка часто ими любовалась.
        Музыканты тем временем зарядили «Шизгару», директор Сон на радостях все вытаскивал и вытаскивал ящики с напитками и упаковки с едой. Попсовики лихо отплясывали и пили за здоровье молодых. Две изрядно потрепанные мумии совсем уже сдулись и с осоловелым видом сидели за столом. В принципе на каждой свадьбе можно увидеть личностей в таком примерно состоянии… Папа с мамой знакомились с родителями Леокадии… Праздник катился своим чередом… И не только у нас в ресторане. Гудела вся страна, а то и вся планета.
        - А ты? - спросил я Кубатая. - Ты как? Ты ведь сейчас в прошлом, до твоего времени еще полтысячи лет! Как же ты вернешься в будущее?
        Кубатай, потупившись, ответил:
        - Я пока не знаю. Но, глядя на вас, мои юные друзья, я понимаю, что на свете нет ничего невозможного. Нет и безвыходных положений. Как-нибудь да выкручусь.
        - А может, тебе заморозиться? - предложил Стас. - А в будущем тебя разморозят и оживят.
        - Можно и заморозиться, - отозвался Кубатай. - Но я ведь теперь не только за себя отвечаю, - с нежностью кивнул он на яйцо. - Не хочу я, чтобы мое дитя с младых ногтей «отморозком» называли! А оно гордое будет, все в отца. К тому ж его еще высидеть надо. В корабле - тепло, покойно… Да и какая мне разница - будущее, прошлое?! Мне главное, чтобы интересно было! Так что покатаюсь я пока со Смолянином и с женой его. С ними - весело. Хотя иногда, конечно, и грустно бывает - без Марьюшки моей. Но, кто знает, может быть, еще и наоборот - не я к ней вернусь, а она меня разыщет. Как? Откуда ж мне знать. Как-нибудь! Она ж у меня - Искусница!
        В это время сзади к нам подошла Самогудова, приобняла нас с Костей за плечи и сказала:
        - Ну что, ребятки, карьеру делать будем?! Дуэт у вас классный, а после этой трансляции ваш рейтинг - выше крыши! Надо быть дураками, чтобы этим не воспользоваться.
        Но мы оказались «дураками».
        - Ну нет, - сказал я. - Спасибо, но с меня хватит. Я вот тут придумал вдруг: пойду-ка я в фотографы. Где мы только не побывали с братом, чего только не видели - а ни единого зримого свидетельства не осталось. Вот и сейчас - свадьба идет! У Смолянина!.. А фотографа нет. Непорядок. Сбегаю-ка я домой за камерой…
        - Зря, зря, Костя, отказываешься…
        - Может, Стас? - предположил я. - У него, по-моему, больше способностей.
        - Не-е, - протянул тот, оказавшись поблизости. - Дурак я, что ли, на сцене кривляться? У меня другие планы. Серьезные.
        «Интересно, что за планы такие?» - подумал я, но промолчал. Расскажет, куда денется.
        Послесловие,
        в котором я узнаю, что где две, там и три…
        Кубатай, Смолянин и Леокадия с родителями покинули Землю на корабле злувов утром следующего дня.
        …Пока я все это записывал, дни бежали незаметно, и я не скучал. Приятно было наблюдать, как жизнь вокруг снова налаживается и как нормальные, иногда сердитые и раздраженные, но иногда добрые и справедливые люди приводят в порядок свой мир. Сами, без всяких инопланетных помощников.
        Но когда я закончил писать, стало скучновато. И как раз тут Стас затеял разговор:
        - Я знаешь о чем думаю… Почему все-таки мы знаем «Властелина колец» в трех частях уже сейчас, когда Смолянин только собирается книжку «исправить»? Тебя это не удивляет?
        - Гм… Меня уже ничего не удивляет… - отозвался я. - Мало ли почему. Ну, например, мы ведь понятия не имеем, куда они отправились и когда он заберется в эту книгу. Может, он еще в прошлом окажется и оттуда в нее войдет. Это для нас приключения кончились, а для них - нет.
        - Про нас ты уверен? - посмотрел на меня Стас насмешливо.
        - А ты - нет? - насторожился я.
        - А я Леокадию искать собрался, - заявил он. - Поможешь?
        - Что?! - поразился я. - Опять?!
        - Не, не ту, что на Леокаде осталась, и не ту, которая замуж за Смолянина вышла, а еще одну. Ведь когда ее Неменхотеп туда-сюда перевозил, он и на Леокаде, и на Земле по ее копии оставил.
        - С чего это ты взял?! Почему Неменхотепа два было, а Леокадии вдруг целых три?
        - А ты головой подумай. Неменхотеп-то всю эту систему сам придумал, потому, появившись на планете, он преспокойно слипался со своим двойником, а улетая, снова раздваивался. Но принцессе он не мог все это рассказать, потому и там, и там держал по одной ее копии. Когда вторая копия на той же планете появлялась, он их вместе сажал, и они слипались, въезжаешь?
        - Сложно, - признался я. - Но что-то в этом есть…
        - Я на бумажке схемы рисовал, - признался Стас. - Так все и получается. Ну, сам прикинь: принцессу мы нашли на Леокаде, значит, ее последний перелет был с Земли на Леокаду, а не наоборот. Выходит, должна быть на тут ее копия!
        - Но это только гипотеза…
        - Уже нет. Я, честно говоря, уже начал… Позвонил Вольфраму, тот вышел на египетское посольство, кое-что выяснил…
        Ох и прыткий же у меня братец!
        - Ну ты даешь! А помнишь, мама сказала: «Может, еще поищете?..»
        - Так я тогда все это и понял… Буду искать. Она же мне все-таки нравится. Особенно когда хорошенько в темнице отсидится… А как у нее глаза разными цветами переливаются!..
        - А я к этому так привык, что уже и замечать перестал… Но если она тебе так нравится, что же ты на Леокаде нос от нее воротил?
        - Ну, там особая была ситуация… Вообще-то, даже если бы она мне и не нравилась, спасать-то человека надо, разве нет? А нравится - не нравится… Найду, посмотрю. Если что не так пойдет, отправлю ее на Леокаду, пусть с той слипается!
        Вот урод. У Смолянина, что ли, научился?
        - И как это, интересно, ты ее отправишь?
        - Как, как! Как-то мы с тобой туда смогли попасть?! Значит, понадобится - отправлю. Но мне кажется, не понадобится. Так поможешь ты мне ее найти или на тебя уже не рассчитывать?
        И что вы думаете? Мы стали ее искать. И нашли, хоть это было очень и очень непросто. И не только ее, но и еще кое-кого…
        Но это - уже совсем другая история. Я ее как-нибудь потом расскажу.
        А эта история - закончилась!
        Авторы благодарят за подсказки и конструктивную критику Сергея Лукьяненко, Зою Буркину, Владимира Захарова и Михаила Миркеса.
        notes
        Примечания
        1
        Хорошо? (возм., др.-египт.)
        2
        Хорошо, мама (возм., др.-египт.)
        3
        Пьяница (возм., др.-египт.)
        4
        Из песни The Beatles «Желтая подводная лодка».
        5
        Раз, два, три - крокодил (возм., др.-египт.)
        6
        Иди, Моисей, из Египта, скажи фараонам… (англ.)
        7
        Отпусти мой народ (англ.)
        8
        Неменхотепчик! Отпусти людей немедленно! (возм., др.-египт.)