Эстляндия Андрей Булычев
        Сотник из будущего #5
        На Северной Руси наступили страшные времена. Затяжные дожди и морозы летом 1228 г. от Р.Х. уничтожили весь урожай и привели к лютому голоду сразу в нескольких её княжествах. С запада, воспользовавшись ослаблением Великого Новгорода, русским землям грозят усилившиеся рыцари Ордена Меченосцев и войска Ливонцев, а в это же время в Пскове, в самой столице, зреет смута и заговор против власти князя Ярослава. В соседней датской Эстляндии войска короля Вальдемара II откатываются под напором «крестоносцев» на русское Копорье, теряя одну за другой свои крепости. Отсидеться в глухих лесах Деревской пятины или встать в единый строй со своим бывшим врагом против одной большой общей угрозы? Андреевская бригада готовится к новым боям.
        Андрей Булычев
        Сотник из будущего. Эстляндия
        Часть I. Мир
        Глава 1. В Господине Великом Новгороде
        Свинцовое, тёмно-серое небо висело так низко, что казалось, будто бы верхушки сосен на вырубках окунаются в него и впитывают из этого клубящегося марева обильные потоки воды. Хотя куда уже дальше её было впитывать. Второй месяц кряду с конца августа вообще без перерыва лил, ни на час не прекращаясь, на всех землях северной Руси этот холодный затяжной дождь.
        Как ни спешил Андрей поспеть в усадьбу до начала ненастья, однако немного он всё-таки припозднился. После возвращения из рейда на свейскую крепость Сёдертелье, проходя по Волхову мимо Господина Великого Новгорода, пришлось его отряду делать остановку в княжьей усадьбе. Ничего не поделаешь, вопрос тут был даже не в дружеских отношениях между командиром бригады и Новгородским князем, а скорее в самой политической подоплёке всего этого дела. С Сотником на русскую землю возвращалась его невеста, а фактически даже жена, герцогиня Шведская Марта Кнутсонн, дочь самого короля Эрика X Кнутсонна и родная сестра нынешнего правящего монарха Эрика XI «Шепелявого». Дело это было невиданное, и нужно было сделать всё, чтобы проживание столь высоких особ на земле Новгородской было бы законным и максимально удобным для сюда прибывших. Ну а для этого сейчас нужно было ох как постараться!
        - Здрав будь, славный князь, защитник земли русской Ярослав Всеволодович, - поклонился Андрей высокому и крепкому мужчине, встречающему его прямо у парадной лестницы крепостного детинца.
        - Кланяюсь я тебе и как командир Андреевской Новгородской бригады, и как сопровождающее лицо великой герцогини Шведской Марты Кнутсонн! - и Сотник сделал полшага назад.
        Впереди него оказалась красивая молодая женщина с накинутым поверх головы шёлковым бирюзовым платком, прижатым к её светлым волосам широким золотым обручем. Во всей этой стройной фигуре, в изгибе шеи и в спокойном величественном взгляде читалось высокое достоинство и уверенность. Аристократию и благородную кровь при всём желании спрятать было невозможно!
        Герцогиня сделала вежливый поклон и на хорошем русском языке с необычной мягкой картавинкой поприветствовала хозяина усадьбы:
        - Здрав будь, князь Новгородский и Переславль-Залесский, сын великого князя Всеволода Юрьевича, победитель многих врагов и защитник земель русских! Слава о твоих деяниях далеко от земель Гардарики уже по всему свету разлетелась. Знают в мире тебя и как полководца удачливого, и как хозяина мудрого да рачительного, а также и как христианина доброго, душою чистого и милосердного. Оттого и обращаюсь я к тебе с личной просьбой своей о покровительстве высшем да о защите на всех землях, тебе подвластных. И как дочь славного короля Швеции Эрика X Кнутсонна, и как внучка княгини русской Софии, а ещё и как мать малого дитя я к тебе обращаюсь и защиты у тебя прошу! - и Марта взяла у стоявшей прямо за её спиной служанки завёрнутого в одеяло малыша. Тот, как видно, только недавно проснулся, тихонько кряхтел и, почувствовав родной запах, завозился сильнее, пискнул и начал тыкаться в прикрытую одеждой высокую грудь матери.
        - Мой венценосный брат Эрик фактически слова не имеет в своём же королевстве, ограниченный в монарших правах интригами высшего регентского совета. Сама я по настоянию главы этого же совета была заточена в замке с сыном-младенцем, голодала и постоянно ждала лютой смерти, получая многочисленные угрозы. У кого же, как не у тебя, мне искать защиты, о славный русский князь! - и Марта опять легко поклонилась.
        Ярослав обвёл глазами всю площадь детинца, что раскинулась во внутреннем дворе крепости перед высокой лестницей красного входа. По бокам от помоста стояли его бояре, воеводы и воины из ближней дружины. Все из них с самым глубочайшим вниманием наблюдали и вслушивались, что тут в сей миг происходило. А происходило здесь и сейчас невероятно важное событие, которое потом можно будет часами обсуждать как в своей привычной среде, так и в обществе больших и важных господ. И всюду ты будешь с самым превеликим вниманием выслушан и привечен как первый и самоличный видак!
        С легендарным командиром Андреевской бригады из дальнего заморского похода вернулась сама герцогиня свейская с дитём. И вызволены они были с боем новгородцами из неприступного каменного замка, спасённые тем самым от уморения голодом и от смерти лютой! А теперь герцогиня просит защиты для себя и для сына у нашего князя Ярослава! И ещё поговаривают, что сын-то у герцогини от самого Андрея Сотника рождён!
        Вот так или примерно такими словами и будет уже через пару часов разноситься сия весть среди новгородцев от самых нижних торговых рядов да площадей с их толчеёй простолюдинов аж до самих палат у господ Высшего совета и до именитых купцов из Ста Золотых поясов Господина Великого Новгорода.
        Всё это князь прекрасно и сам знал и продолжал теперь играть свою уже обговоренную с ним заранее роль властителя немалой части русских земель.
        - Здрава будь, герцогиня Шведского королевства Марта Кнутсонн, дочь славного короля Эрика X и сестра ныне правящего монарха Эрика XI, внучка уважаемой нашей княгини Софии Володимировны, а в замужестве - королевы датской. Рад я приветствовать тебя и сына твоего на гостеприимной земле ваших предков, кои сами никогда в обиду своих детинцев никому не давали. И сейчас я надеюсь быть твоим защитником и покровителем ревностным, как и подобает христолюбивому русскому князю! - и Ярослав сделал лёгкий и величественный поклон.
        Затем он повернул голову чуть влево и посмотрел своим слегка прищуренным взглядом с лукавыми искорками в глазах на русского комбрига.
        - И тебе желаю здравствовать, барон Любекский Андрей, командир доблестной бригады Новгородской, покрывшей себя славой великой во многих битвах и в походах воинских. Пойдемте-ка в терем мой, там-то с дороги дальней поснедаете, отдохнёте да и расскажете о делах ваших и обо всём том, что там, за морем Варяжским, делается, - и он, величественно кивнув, направился сам вверх по лестнице.
        - Простите, Ваше Высочество! - и князь, галантно поклонившись Марте, крепко стиснул Андрея. - Живой, живой, не продырявили в этот раз твою шкуру свеи, - и он стрельнул глазами в сторону шведской герцогини.
        - Ну что Вы, княже, мою шкуру так просто не возьмёшь. - Сконфуженно улыбнулся Сотник, никак не ожидая столь бурного проявления чувств от такого высокого властителя. Ведь хоть и дружны они были и благоволил к нему Ярослав, однако пропасть-то между ними стояла преогромная.
        - …Да и без потерь почти обошлось, - рассказывал он Всеволодовичу. - Опыт-то в этом деле вон у нас уже какой богатый, как-никак третий замок в Шведском королевстве мы нынче брали. Это, ежели посчитать ещё те, что были ранее взяты во всех прочих датских и германских землях.
        - Ваше Высочество, может, вам пока в светёлку надобно пройти? - обратился князь к Марте. - А то мы тут растрещались на радостях, а мальцу-то, небось, и покушать бы нужно, одёжки сменить там, ну или ещё чего-нибудь, - и он сконфуженно кивнул на ерзающего и хнычущего на её руках малыша.
        - Спасибо, князь. - Улыбнулась Марта. - Было бы хорошо, если бы нам с Леонидом и моей Эммой, - и она кивнула на свою служанку, - дали бы немного времени заняться ребёнком и привести себя в порядок. - Сына пора кормить, вы ведь, мужчины, становитесь такими громкими, когда голодные.
        - Это да-а, - ухмыльнулся князь. - Не то слово - громкие! - Я ежели вон оголодаю, так и вообще громогласным становлюсь, вся моя дворня скорее на кухню бежит, лишь бы мне по пути под горячую руку не попасться. Так что Леонид здесь в своём праве, сразу видно - мужчиной растёт, - и он кивнул на разревевшегося во весь голос малыша.
        Вскоре обе шведки прошли в боковую дверь большого приёмного зала вслед за двумя местными дворовыми девками. Они что-то уже там увлечённо обсуждали на ходу, а князь присел во главе большого дубового стола на своё хозяйское резное кресло и весело подмигнул Сотнику.
        - А присядь-ка ты о мою правую руку, о благородный барон Андреас. Да и расскажи мне всё по существу и безо всякой спешки. Ибо уверяю тебя: быстро мы женщин к этому столу сегодня уже не дождёмся. Так что времени у нас с тобой на беседу будет в достатке. Ну а заодно, дабы не скучать без них, мы пока тут мёдов пряных отведаем. Или же ты к заморскому фряжскому вину более привычен? - и он опять весело подмигнул Андрею. Эй, мёдов нам и вина на стол, да закусить ещё чего-нибудь перед трапезой! - громко крикнул Ярослав. В дальнем конце зала тут же хлопнула боковая дверь и послышался, отдаляясь, топот ног. Челядь у князя-воина была, как и сама дружина, крепко выученная да сноровистая, она привыкла исполнять всё с ходу и буквально на лету.
        - …А потом как мы из самострелов и луков с берега Невы ударили, так Сумь с Емью вприпрыжку в лес припустились, а шведы было посопели, позыркали по сторонам да вокруг, ну и побросали мечи с копьями на землю, - рассказывал Андрей князю. - Ярл этот Адольфус попробовал было, конечно, покочевряжиться для начала, условия какие-то там себе начал выторговывать. Но я ему сразу же сказал: три минуты - и вы сдаётесь, или же мы вас всех здесь одним разом выкосим.
        - И правильно! - перебил его Ярослав. - Нечего было вообще с ними там церемониться, никто бы с тебя не спросил за то, что вы их посекли бы прямо там же, на этом самом Невском берегу. Ибо, как тати, и безо всякого объявления войны на нашу землю нынче шведы пришли. А перед этим ведь только что вечным миром нам клялись да извинялись истово за то, что в финских землях этот рыжий ярл Ральф свой меч против нас поднял. Дескать, по ошибке, по незнанию да по недоразумению всё так вот там вышло. Безо всякого одобрения короля и всего их высшего регентского совета он сие дело самолично сотворил. Хороша же была та ошибка, ежели через полгода после всех этих стонов от того свейского посла они с ещё большими своими силами да на многих судах к нам вновь туда нагрянули. Если бы не этот ваш Орешек да большая ратная помощь от карел, то двумя сожжёнными селищами на Ладоге мы бы там точно не отделались! - и Ярослав с хрустом куснул свежей солёной капустки, заедая ей добрый глоток ставленого мёда. - Извиняй, Андрей, перебил я тебя, рассказывай дальше, что у вас случилось. Я-то, конечно, и сам там был, на месте той
битвы, приплыл через три дня со своей дружиной малой, ну и поспрошал уже обо всём. Но от тебя-то интереснее же будет слушать сей рассказ. Умеешь ты поведать обо всём как-то вот эдак посильнее, пошибче, что ли, да и покраше, чем все остальные рассказчики.
        - Хорошо, княже. - Кивнул Андрей. - Не можно было нам бить да сечь там всех этих сдающихся. Да ведь для Господина Новгорода те пленные шведы - это ведь, пожалуй, что даже и получше будет, чем ежели их битые и резаные тушки. И как свидетели недобрых дел их державы против Руси хороши они, и выкуп получить за них отменный можно, да и потом, когда вернутся они к себе в королевство, много ведь чего они рассказать там могут своим из неприятного. Как их били здесь в хвост и в гриву под этой русской Невской крепостью. Как гоняли их суда на Большой Ладоге, а потом ещё и на берегу как за одну минуту целую треть самострелами положили. А особенно как опасно стало рекой Невой ходить мимо той могучей русской крепости, топящей любое судно своими большими баллистами. Да и вообще, князь, тот, кто хоть раз бросил своё оружие и сдался врагу по своей воле, не боец уже потом будет. Прежде чем на явную смерть перед врагом встать, он теперь сто раз о том подумает, как бы ему эту смертушку избежать да живым и не калечным человеком остаться. И той неуверенностью в своих силах он ещё и других вокруг себя заразить сможет.
        - О как! - удивился таким умозаключениям Ярослав. - Хм, а что, есть правда в твоих словах, Андрей. Оттого ты и на Усвятах пленных попросил выпустить вместе с их князьями давеча?
        - Ну-у, и для этого тоже, - протянул Сотник, прихлёбывая лёгкую медовуху, хорошо сдобренную пряными травами и приправой. - А главное, чтобы с их князьями можно было узелок доверия завязать, у нас-то с ними основной враг один и тот же теперь. Который исподволь что те же литвинские, а что и русские земли отъедает по кусочку.
        - Да-а, есть такое, - задумчиво протянул Ярослав. - Рыцари Ордена меченосцев около Пскова вновь зашевелились. Мало им уже нашего Юрьева да крови князя Вячко, теперь они уже и на исконные земли Новгорода зубы свои точат. От Полоцкого княжества вон кажный год откусывают по десятку верст, а ослабших литвинов, пока у них там идёт большая свара, в глухие Задвинские леса уже загнали. А все потому что вкус крови почувствовали немцы, давно ведь им укорота никто не давал. Да и обученных воев и рыцарей к ним много теперь из Германии морем подходит. Данов-то они разбили там у себя! У Вальдемара II Датского земли Шлезвика и Гольштейна отобрали, а где им ещё теперича своим кровавым ремеслом заняться? Только ведь и могут они, что мечом себе на жизнь зарабатывать, - и он опять подлил мёда в бокал.
        - Да, - кивнул, соглашаясь с ним, Андрей. - Поратимся мы с германцами ещё изрядно, князь. Западных Полабских славян: ободритов, лютичей и лужичан - они ранее вконец извели, кого умертвили из них, а кого в рабство обратили, земли их под себя забрав. Сейчас вот немцы на землях пруссов оседают и остальные балтские народы поодиночке примучивают, а там уже - дай срок - и до нас своим копьём дотянутся. Думаю, что одним нам со всем этим уже не справиться. Нужно будет коалицию против немецких воинских орденов создавать, что датчане, а что шведы или же те же литвины, все ведь не в восторге от их жадных аппетитов. На земли каждого из перечисленных народов рыцари свой интерес имеют. А в Прибалтике так и вовсе своё коренное население есть. Те же ливы, латгалы и эсты, что веками и тысячами лет этой землёй ранее владели. А тут пришли с запада господа, кого из местных вырезали, кого в рабство обратили, а кого в дремучие леса и в болота загнали. Ливы с латгалами покорены уже немцам, а вот эсты за свою свободу пока ещё борются. Поддержать их всемерно - и будет у нас крепкий союзник на западных окраинах. Да и
литвины вон как в последнее время усиливаются, и на латинян волками глядят. Эти уж точно себя в обиду им не дадут.
        - Да, есть уже тут завязочки в этом деле, - усмехнулся ему в ответ князь. - В литвинских землях большая распря второй год как идёт, по всему видно, что молодой и боевитый Миндовг там над всеми сейчас верх одерживает. Около четырёх литвинских племён уже его руку у Немана держат. Ещё вот Мацея: куршей он переломит да ятвягов угомонит - и, Бог даст, быть ему тогда единым властителем у всех литвинов. Уже два раза от него послы в нашем Новгороде были, всё пытаются они нас за себя склонить да нашими русскими мечами усилиться. Но мы-то ведь тоже здесь не лыком шиты, а ну как укрепится этот Миндовг чрезмерно, а потом и позабудет всё наше к нему добро? Поэтому мы помогаем ему, конечно, помаленьку, но и о себе тоже наперёд теперь вот думаем. И здесь для нас главное - это земли Полоцкого княжества на запад не упустить. И так ведь они в сторону литвинов вон всё время раньше смотрели, в нас своих соперников только лишь видя. Ну да после Усвятского сражения, видать, всё же осознали полочане, за кем же тут вся сила и чью руку им лучше держать надобно. К нам вон в союз нонче склоняются они и просят их от
рыцарей-крестоносцев защитить. Уж больно по Западной Двине эти немцы в последние годы озоровать начали. Да ладно, поговорим мы с тобой об этом ещё. Что ты делать-то сейчас собираешься, Иванович?
        Сотник отставил от себя бокал и посмотрел в глаза Ярославу.
        - Марту с сыном, князь, я не оставлю. И так вон она натерпелась из-за меня, чуть было голодом ведь не уморили её вместе с дитём. Если нужно, так буду драться за них и хоть против какой рати сам выйду!
        - Ой-ой-ой, распетушился-то он как, погляди, - рассмеялся Ярослав. - Да я и сам со всей своей дружиной в общий строй с тобой встану, ежели придётся. Сам же слышал, как прилюдно всем объявил о своей защите и об самом высшем покровительстве, причём как самой герцогини, так и её сына. А я своих слов, Андрей, понапрасну на ветер не бросаю. Надобно только подумать теперь, чтобы ей самой тут было бы удобственно жить. Что ты сам-то скажешь обо всём? - и он со всем вниманием поглядел на Сотника.
        - Марта, князь, моя невеста, а по сути - уже жена, - ответил, немного подумав, Андрей. - У нас с ней сын Леонид, и главное, что мы друг друга любим. Хотели бы мы всё по-человечески устроить, чтобы супружество наше было бы освещено церковью, а для этого она прежде приняла бы крещение по нашему православному обряду, ну и уже потом мы бы смогли с ней обвенчаться. Понимаю, что из-за её титула это может быть непросто, поэтому и обращаюсь я к тебе, князь, за помощью. Сам я, ты знаешь, в высших новгородских кругах не вращаюсь, и никакого желания нырять в сей мутный омут, честно говоря, у меня и вовсе даже нет. Да и бумагу я три года назад ещё подавал, ту, в которой наперёд отрекался ото всякой светской, мирской власти на нашей земле, дабы только не возбуждать против себя здесь завистников.
        - Да знаю я, - отмахнулся Всеволодович. - Потому и не тащу тебя на все эти советы. Ведь не совладаешь ты на них с собой, не сдержишься, надерзишь тамошним склочникам, улаживай опосля их слезливые жалобы и разбирай всю эту гнилую возню. Думаю я, что с Владыкой можно будет поговорить и о крещении герцогини, и об вашем с ней венчании. И ты ещё о сыне своём никак позабыл, а, тятенька? Лёнька-то твой, чать, тоже ещё пока без креста? Ладно, ладно, понимаю я, что не до того вам пока было. Ну, так я сам ему теперь крёстным буду, чай, не откажешь своему князю в такой просьбе? - и Ярослав с усмешкой поглядел на Андрея.
        Сотник аж поперхнулся от неожиданности.
        - Почту за великую честь, князь! Не смел даже надеяться на такую великую милость!
        - Ну ладно, ладно, будя. - Улыбнулся Ярослав. - Чай, и я сам не у простого мальца в крёстных отцах буду! В нём ведь кровь и наших князей русских, и шведских с датскими монархами есть. А от батеньки ему так и вовсе благородная баронская досталась! - и он, хлопнув Андрея по плечу, громко расхохотался.
        Глава 2. Ненастье
        Как ни спешили в поместье управиться досрочно с уборочной, а всё-таки не совладали со всей той горой дел, что навалилась на все хозяйства. Сотник загодя потребовал от Парфёна подготовиться к грядущему ненастью, ибо точных сроков его начала он не знал, помня лишь, что сплошные дожди должны зарядить уже в самом конце лета. Как это обычно бывает, когда сильно спешишь, что-то обязательно упустишь. Выяснилось, что кому-то не хватило инвентаря, где-то захромала кобыла или же тягловый бык, кто-то на недавнем сенокосе распорол себе ногу, а у кого и вообще дранкой или тёсом не был покрыт сверху амбар или овин. Вот и носился главный управляющий по всему огромному поместью со многими своими помощниками, всюду распекая нерадивых или же недостаточно расторопных работников. Поместные поля с уборкой запаздывали. Крестьяне в первую очередь старались прибрать своё личное добро. Слух о предсказаниях Хозяина о трёх страшных годах был на слуху у каждого.
        - Архип, вот не совестно тебе? Андрей Иванович ведь вон какое вспоможение твоему хозяйству дал. От зерновых посевов на две трети освободил, переведя всё на твой любимый овощ да на пряные травы, а ты вишь как, свой овин не хочешь под сушку зерновых снопов отдавать. Эвон у соседей всё уже под завязку там забито, они обмолачивать их не успевают, а ты вон всё поперёшничаешь здесь. Ну вот что ты за человек-то, право слово, Архип?!
        - Ну, ладно тебе, Парфён Васильевич, наговаривать-то на меня! - вскинулся огородник. - Я же не отказывался вовсе от вспоможения, просто свою рожь с пшеницей и с овсом я уже всю высушил, а сейчас вон их обмолот заканчиваю. Ну а чтобы ничего просто так в хозяйстве не простаивало, у меня там горох с бобами и с кукурузикой пока подсушивается. Ежели их сейчас сырыми на долгое хранение заложить, то ведь глазом не успеешь моргнуть, как всё плесенью и гнилью пойдёт, только и останется опосля, что выкидывать. Да вон сам ты, Парфён Васильевич, своими глазами погляди на моё гумно! - и крестьянин кивнул на большое строение с прилегающими к нему сараями и навесами, стоявшее в самом углу большого двора.
        Здесь, на отгороженном от земель остального обширного хутора утоптанном месте, стояли скирды ещё не обмолоченного пока жита. На этом участке, называемом гумном, проводился его обмолот, а также шло последующее веянье зерна. Тут же рядом стояли и большие навесы, где хранились оберегаемые от непогоды ранее сжатые снопы. Рядом с гумном высилось большое бревенчатое сооружение - овин, в котором и производилась основная сушка снопов, шёл их обмолот, а далее происходило подсушивание уже обмолоченного зерна. В овине сейчас было жарко, из него при виде высоких гостей порскнули младшие чумазые Архиповичи, делом которых был пригляд за сушкой, поддержание высокой температуры внутри строения, и самое главное - это общий пригляд, чтобы не дай Бог ничего бы не вспыхнуло в этом огромном натопленном сооружении. Ибо овин состоял, кроме самих огромных бревенчатых строений, ещё и из ямы, где располагалась большая очаговая печь без трубы, которая-то и создавала здесь высокую температуру, потребную для просушки урожая.
        На верхних ярусах и по всем бокам овина лежали сейчас снопы сжатой пшеницы, убранной самой последней из всех зерновых. Центр нижнего яруса с полом из плотно утоптанной глины был занят горками зерновых культур, лущёного гороха, бобов и кукурузы.
        Парфён запустил руку в гору с горохом, внутри её было горячо и сухо.
        - Ого, как просушил-то ты его, однако! А не взопреет ли он у тебя от суши-то такой сильной?
        - Да не-ет, Васильевич, - протянул уверенно Архип. - Посуху сбирали ведь его, влаги-то потому и нет у меня на урожае. Правда, вот это золотое зерно, что Хозяин кукурузикой назвал, не вызрело ведь ещё вовсе, с молоком это евойное зерно на корню стоит. Поди, с месяц, а то даже и с полтора ещё ему нужно будет, чтобы оно совсем вызрело да в початке затвердело. Тако же и с семечком подсолнечным, его я и вовсе не стал пока вообще с поля собирать. С него-то, с недозрелого, никакого ведь масла пока не выжмешь, и кукурузику тоже половину я пока в поле оставил, а ну как будет у нас ещё месяц, да и останется всё-таки добрая погода?
        - Ну, ну. - Кивнул управляющий имения. - Смотри сам, ты же у нас сам себе голова, Архипка. Тебе-то хорошо, у тебя вон, целых три теплицы под стекло давеча плотницкие выставили, ежели вдруг ненастье зарядит надолго, ты весь овощ туды на просушку утянешь, а вот у всех остальных-то и этого в хозяйстве даже нет.
        И оценив дела у Архипа в его Лосиной пади, Парфён поехал на соседнее росчище к главе большой семьи Первуше Кривому, который был сам из псковских крестьян и вёл полеводство совместно с тремя своими взрослыми и семейными братьями.
        Всё население хутора старше восьми-десяти лет трудилось сейчас на уборке яровой пшеницы, ячменя и овса. Жалобы у всех были одни и те же: урожай хороший, колос полное зерно набрал, и теперь его нужно было весь сжать, свезти на гумно, подсушить там, затем обмолотить, провеять, ну а потом ещё раз всё подсушить и закладывать уже в самом конце на хранение в амбары.
        Мужики отложили косы и, смахивая с лица пот, столпились возле управляющего.
        - Парфён Васильич, нам бы ещё кобылку какую на пару неделек в хозяйство. Моя-то Пятнушка ожеребилась давеча и не может тягло так уже бодро, как вон раньше, таскать. А Бурку, что ты нам давеча давал, твой Ильгизка позавчерась ишшо за реку Ямницу угнал. Тама, говорит, он нужнее будет, этот вот конь. Ну как так-то?! Ведь и мы не управимся без него теперича здесь. - Горестно махнул рукой Первак. А вслед за ним загомонили и все его три брата: Вторак, Третьяк и Четвертак.
        - Всего неделя осталась нам до конца августа, а тут работы будет непочатый край!
        И опять чуть понизив голос, задал старший из всех братьев уже такой привычный вопрос:
        - Есть ещё время-то до ненастья, Парфён Васильич? Может, всё же обойдёт оно нас тут стороной?

* * *
        Не обошло. И времени всё доделать у работников уже не было. В конце августа 1228 года от Рождества Христова на всю северную часть Руси небеса опрокинули бесконечные дожди, и шли они уже ледяные до самого декабря месяца. Урожай хлеба и всех зерновых культур крестьяне убрать с полей не смогли. Всё необходимое для зимовки скота сено либо полностью сгнило на лугах, либо и вовсе даже не было скошено или свезено на хозяйские дворы. Начинались страшные бедствия!
        По тревоге были подняты все воинские подразделения бригады. Денно и нощно вымокшие до самой последней нитки седоусые воины и сопливые курсанты воинской школы проводили всё своё время среди раскисших полей и огородов, прибирая и сберегая всё то, что только было возможно. Да и всех ремесленных с кожевенных, прядильных, плотницких, воскобойных, кузнечных, гончарных и прочих артелей, с мастерских и с заводиков тоже бросили крестьянам в помощь. В усадьбе оставалась сейчас только дежурная сотня да работал оружейный заводик, ладящий непрерывно самострелы-реечники. Ну и, разумеется, трудились до самого изнеможения плотницкие артели, покрывающие везде, где только это было нужно, протёки крыш и в спешке выстроенных ранее многочисленных навесов. Сейчас они строили повсюду в поместье новые овины и сушильни и опять ладили на хуторах и на росчищах многочисленные навесы да укрытия.
        Дымил, правда, вовсю у глиняного карьера своими огромными печами для обжига ещё и кирпичный заводик, спешащий наделать побольше огнеупорного кирпича для печных артелей, так же ладящих десятки печей и очагов в отстраиваемых повсюду в великой спешке строениях.
        Все же остальные выкапывали из грязи картофель, репу, редьку, свёклу и морковь. Срезали с залитых водой грядок капусту и свозили это всё в малые хуторские и в огромные поместные сушильни. Затем всё это там очищалось от грязи и закладывалось для последующей просушки в огромные дырявые ящики-короба. Печи в этих сушильнях горели теперь круглосуточно, не погасая ни на час. И всё новые партии подготовленных овощей закладывались для длительного хранения в специальные кладовые.
        В овинах же непрерывно веялось зерно и всякое другое семя, тормошилось и переворачивалось сено с соломой да сушился наготовленный веточный корм. Ничего не должно было пропасть! Каждый помнил про три, а то и четыре года страшного ненастья.
        - Поднапряжёмся, господа старшины, - просил Парфён бригадных командиров. - Ещё две недельки бы надо потрудиться, чтобы все то, что сейчас свезли в сушильни, приготовить к долгой закладке. Упустим мы хоть один день, а потом ведь уже поздно будет!
        - Да что мы, без понятия, что ли, Васильевич?! - отмахивались воинские начальники. - Чай, не святым духом питаемся пока, - и выводили свои команды для работы.
        В середине сентября пришёл караван из далёкого немецкого Любека. Перегрузившись с больших морских коггов на речные суда в Ладожской гавани, он прошёл по Волхову мимо Господина Великого Новгорода. Около Ильмень-озера присоединил к себе ещё семь ратных ладей, возвращавшихся в Андреевское, и, пройдя по нескольким рекам, встал на разгрузку у причалов поместья.
        - О-о-о, к нам помощнички подошли! - кричали мокрые и грязные воины своим только что прибывшим товарищам. - Лоботрясы! Пока вы там свеев с лесными народами гоняли по Ладоге, их замки брали да развлекались от души, мы вон тут трудились в поте лица и без продыху. Никакого просвета ведь впереди нет, всё льёт этот дождь сверху. Так что давайте, братцы, присоединяйтесь и вы уже!
        Главной задачей у возвратившихся была разгрузка судов каравана. Почти десять тысяч пудов пшеницы, овса, ржи и ячменя было вывезено водным путём из Западной Европы. Портовый город Любек здесь выступал в роли посредника, скупая все, что только было можно, через своих торговых агентов и переправляя потом с торговой наценкой в четверть прежней цены, как это и обговаривалось ранее между его советом и бароном Андреасом. Всё это теперь шло морскими караванами на Новгородчину. Хорошо было всем. Городская казна германского города и мошна его купцов пополнялись серебром и золотом, а русские получали огромные объёмы такого ставшего им вдруг очень нужного зерна. Пришли и ещё некоторые товары в виде стекла, каких-то там жидкостей и порошков, железок, красок, квасцов и прочего непонятного добра. Для чего всё это сюда приплыло, было пока непонятно, и все товары до поры до времени закладывались по своим хранилищам, дожидаясь возвращения Сотника.
        После трёх дней разгрузки торговые ладьи вновь наполнили трюмы восковыми свечами, липовыми бочонками с мёдом, скатками пеньковых канатов и парусиной. Много на этот раз отправлялось готовой меховой одежды в виде шуб, шапок и всевозможных накидок из шкур бобра, соболя, горностая и куницы - это было сработано для богатеев. Грузили в обширные трюмы пошитое попроще и для народа: изделия из меха белки, лисы, зайца да и просто из хорошо выделанной овчины.
        Отдельно грузились кожаные изделия: обувь, всевозможной длины и ширины ремни, поддоспешники, сёдла, ножны, плащи, кошели, разноразмерные вёдра и бурдюки.
        В отдельных мешках заносили тканую мужскую и женскую одежду, пошитую из пряжи льна и шерсти. Грузили рядом штуки тонкого тканого полотна и скатки из более грубого. Ставили в сколоченные ящики гончарные товары, начиная от небольших расписных глиняных свистулек и игрушек, заканчивая огромными кувшинами, опарницами и сковородами под целого кабана.
        Оружия и доспеха вовсе никакого не было. На складах лежало починенное из трофеев с Борнхёведе, но приказа на его отгрузку пока не поступало. Непонятно было, когда это всё, где и у кого потом выплывет, а усиливать своего возможного противника никому не хотелось. И так, по донесению любекских торговцев, цена на всё военное снаряжение подскочила недавно аж на четверть цены, а это говорило, что кто-то сейчас усиленно готовится к будущей войне и скупает все то, что только появлялось годного на рынках.
        Последними занесли три больших мешка с тонким кружевным плетением усадебных мастериц, пользующимся огромным интересом у европейской аристократии, и ещё небольшой обёрнутый плотной кожей мешок с молотым кайенским перцем.
        - Нету более. - Развёл руками перед любекским купцом Юргеном Заксом Парфён. - Это всё, что мы смогли тебе найти, Юрген, да и то по хорошему знакомству. По весне ещё постараюсь приготовить лично для тебя, но много отгрузить тоже не обещаю, видишь, как с погодой-то ныне дела обстоят.
        - Я, я. - Покивал купец. - Я дать очень короший цена за этот товар. Ты не забыть про меня, Парфён.
        Семена кайенского жгучего перца, попавшие в этот мир, проросли, и эта культура, прекрасно прижившаяся в усадьбе и выращиваемая теперь рассадой в местных теплицах, потом перекочевывала и на подоконники жителей, в их избы. Все пряности, и жгучий перец в том числе, стоили же в это время в Европе баснословно дорого, совершая свой длинный путь в неё из Юго-Восточной Азии. И пользовались они там неизменным и стабильным спросом ещё долгие века.
        - Всё, удачного плаванья вам! - Махнули руками провожающие купцов Андреевцы. Ладьи одна за другой медленно отошли от пристани и направились вниз по течению Ямницы. Большая вода давала возможность пройти через мелководья и пороги, добираясь до Ладоги быстрее, чем в прошлые года. А там уже следовало перегрузиться на огромные морские когги и идти сильным караваном по озеру и по Неве к Варяжскому морю[1 - Балтийское море.].
        После русской крепости Орешек начинались уже неспокойные места, а вот там-то как раз-то и следовало «держать ушки на макушке». Но команды у ганзейцев были весьма опытные, да и с русскими ушкуйниками у них был заключён договор - ряд о морской охране. И это всем давало уверенность в благоприятном исходе плаванья. Щукарь клятвенно обещал, что с судами по пути ничего не случится, их непременно встретят и возьмут под защиту уже на самом Ладожском озере. Зря, что ли, за их проводку такие хорошие деньги были обещаны боевитым новгородским ушкуйникам?
        Глава 3. «По-семейному»
        - А ты сам посуди, Тысяцкий, все те выгоды Новгорода от того, что под нашей защитою тут будет герцогиня свейская жить. - Навис над Семёном Емином Ярослав. - Ты же ведь сам правильный счёт любишь, не зря же вон у нас такой прирост в торговых делах идёт в эти последние три года. И так, давай посчитаем: первая выгода - она прямо-таки очевидная - это то, что член королевской семьи, аж сама герцогиня Шведская, не куда-то там к своему дядюшке в Данию, а к нам, на Русь, жить ушла. А это что? - и он сам же на свой вопрос ответил: - А это-то, Семён, означает, для понимания всех народов, что Русь ныне сильная и что она вполне даже уверена в себе, и что с ней можно смело любое дело, хоть то же торговое, а хоть бы даже военное или ещё какое, скажем, союзное вести. Тем более что готландцы эту самую герцогиню очень и очень сильно любят, не зря же у неё там свой замок был, и она сама не раз у них на высшем тинге речи вела. А Готланд у нас самый первый торговый партнер. Ведь верно, если, конечно, мне память не изменяет? - и князь уставился на Тысяцкого.
        - Пока да. - Немного подумав, кивнул тот. - Пока первый, князь. Только вот с Ганзой у нас оборот всё более и более в последнее время растёт, особенно с её торговым городом Любеком. Причём так растёт, что эти готландцы даже и в обидах бывают порой, уж больно им в последние годы эти немцы повсюду на пятки наступают.
        - Ну, вот и тем более, значит, что в большом интересе они все, дабы с нами и далее в согласии быть, а тут ещё и герцогиня Марта вполне счастливая и довольная себе здесь, припеваючи поживает. И чего не торговать-то, когда всё стабильно у твоего торгового партнёра?
        - А вот тут мы, господа малый совет, плавно переходим ко второй и даже, пожалуй, самой главной выгоде Новгорода - это к политической пользе от пребывания Марты у нас. А именно в том, что один из самых главных врагов Руси - резко усиливающаяся сейчас Швеция - должен пять раз теперь подумать, прежде чем с нами войну затевать. У нас ведь, по сути, чистый претендент на королевский трон Швеции живёт. Он, конечно, пока ещё совсем маленький, но в его-то жилах течёт кровь его великого деда - самого Эрика X Кнутсонна, первого шведского короля, благословенного церковью. И этот малыш обязательно подрастёт, а Швеция, как это уже не раз бывало, ведь может проиграть с войну с нами и с нашими союзниками. Вполне возможно, что народ её будет потом бунтовать, требовать наведения порядка в своём королевстве. Ну а для начала, как это обычно водится, он захочет крови виноватых во всём этом безобразии, что только у них там будет твориться. А тут, пожалуйста, на Руси есть готовый монарх, никак не связанный с ошибками прежних властителей. Есть для нас политическая выгода от всего этого? - и сам же он опять и ответил на
свой вопрос: - Есть, да ещё и какая! Эдак мы можем разом из врага сделать Швецию если уж не другом, то хотя бы нашим добрым соседом. И мирным путём, договором, сумеем поделить все наши интересы и сферы влияния в соседней Тавастии. Ну и третий вопрос - это то, что герцогиня сама лично захотела принять православие! Это, конечно, уже вопрос нашего уважаемого Владыки, и я бы не хотел тут говорить ничего лишнего, - и Ярослав Всеволодович вежливо поклонился представителю высшей власти в вечевой республике. - Вы и так все знаете, какой ныне натиск от латинян идёт на наши пределы и на наших союзников да соседей с запада, а тут вот у нас какое событие! Это может стать хорошим примером для всех колеблющихся. И вообще усилить нашу церковную власть в её святом миссионерском деле.
        - Всё это хорошо, - воспользовавшись паузой, встрял в речь князя член малого высшего совета, посадник Иванко Дмитриевич. - А ну как мы, наоборот, против себя всех вокруг себя обратим? Брат Марты, чай, сейчас пребывает в обиде за это дерзкое вызволение герцогини из замка? А вдруг он объединится со своим датским дядюшкой Вальдемаром да ещё и попросит опосля помощи у самого Латинянского Папы Григория IX? А тот, недолго думая, возьмёт да и объявит новый крестовый поход супротив нас. И так уже немцы в Пскове местных господ подзуживают да перетягивают под себя. Нас-то, может, они и не изведут, а вот каждый из врагов по хорошему куску для себя от новгородских земель отгрызёт. Да ещё, не дай Бог, сам Псков от нас оттяпают, воспользовавшись евонным ослаблением!
        - Отгрызут они, как же, оттяпают! - вскинулся Ярослав. - Мы им все зубы там повыбьем, коли они на наши исконные земли свою волчью пасть разинут. Чай, это нонче-то не после Калки времена, когда вся наша Русь совсем без дружинных воев осталась, почти всех их там, в этой злой сече, потеряв. Литвинов с финнами да со свеями мы уже порядком приструнили, а там ужо и до крестоносцев скоро наши руки дойдут, дайте вот только мне срок!
        - Тише, тише, господа Малый совет! - Поднял руку Владыка. - Понимаю я, что о родной земле каждый из вас по-своему радеет и печётся. Однако хотел бы напомнить, что власть наша должна к единому мнению приходить и устранять все возникшие главные разногласия ещё до общего обсуждения на Большом совете, как это мы сообща уже с вами и решили ранее. Всё это - дабы не сподвигнуть простой люд к бунтарству, а затем и к ослаблению верховной власти Господина Великого Новгорода. Сами ведь понимаете, как страшна бывает необузданная толпа, подогретая призывами к разрушению, стяжательству и к порочной вольнице. Уж мы-то с таким традиционным вечевым управлением у себя всего этого сполна ведь во все времена хлебнули. Поэтому спокойно думаем, господа, а потом приводим всех к общей мысли на Большом совете новгородских господ. Моё же мнение, как православного пастыря, таково, что коли души людские сами просятся в лоно нашей церкви, да ещё и молят защиты у нас, так и отказывать им в этом великий грех был бы. Но и об укреплении своей земли, дабы не подвергнуть её опасности, я тоже, как Владыка, всё время должен думу
думать. Так что давайте мы ещё раз всё вместе здесь и сейчас обсудим.
        И дальше продолжилось обсуждение всех тех рисков и выгод, что появились в связи с этим неожиданным приездом шведской герцогини на новгородскую землю.
        В итоге было решено на Большом совете господ держаться всем единого мнения, что приезд герцогини Марты Кнутсонн на землю Великого Новгорода есть большое благо. Саму же её заверить в самом высшем покровительстве и в защите и предложить ей место проживания, как в самой столице, так и у мужа Андрея Сотника в его личном поместье на свой выбор и по желанию. Также настойчиво ей порекомендовать принять православное крещение для самой себя и для своего сына, причём как можно скорее.
        Обряд крещения герцогини и её сына проходил уже в ближайшее воскресенье в главном храме Северной Руси - Софийском соборе. При крещении Марта получила православное имя Мария. У малыша имя и так было по святцам от греческого святого Леонида. Также не пришлось менять при крещении имя и служанке Эмме, ибо среди православных святых была и своя Эмма-Емилия Кесарийская.
        - Стало быть, Лёнька как был, так и остался Лёнькой, - пояснял Митяй своим друзьям, стоявшим в едином ратном строю отборной сотни.
        Так в начищенных до блеска доспехах, в парадном построении и проследовали они вслед за своим командиром и за новокрещеными на Новгородский Княжий двор, где по случаю крестин был устроен званый обед для всех желающих. Красивая процессия шла по центру города. Впереди на двух белых конях ехала сама герцогиня с Сотником, держащим на руках сына. А за ними парадным строем под громкую барабанную дробь вышагивала отборная воинская сотня. Восемь десятков крепких бойцов-рубак в своей лучшей броне шли впереди колонны, держа над собой лес длинных копий с острыми гранеными наконечниками. Сзади них в одной колонне шли в кольчугах два десятка юношей из воинской ратной школы, держа на плечах самострелы.
        - Андреевские, Андреевские! - слышался шепот из толпы зевак. - Вона как их вои слаженно шагают, да ещё под эту свою музыку антиресную.
        И тут идущий во главе всей колонны Тимофей не выдержал и решил «добить» новгородцев уже полностью.
        - Сотня! Песню запевай! И раздался на главной улице самого древнего русского города звонкий запев Андреевского «соловья»:
        - Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваши деды?
        Общий хор голосов грянул в ответ:
        - Наши деды - славные победы.
        Вот где наши деды!
        И потом с лихим посвистом под топот сапог понёсся общий припев:
        Соловей-соловей, пташечка.
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поёт,
        Канареечка жалобно поёт!
        Так и зашла сотня под крепостные своды Ярославова дворища, сопровождаемая стайкой мальчишек-сорванцов и многочисленными зеваками.
        - Машенька, потерпи немного, - попросил Андрей любимую. - Сама понимаешь, такое событие большое для всех, да и хорошо это, когда к тебе народ так благоволит. Ты немного посидишь для приличия в общей зале, а потом вы с Лёнькой и Эммой в светёлку свою уйдёте. Все же понимают, что малец наш особого ухода себе требует. Да и сейчас, после третий чарки, всем им уже и не до вас здесь вовсе будет.
        - Хорошо, Андрюша. - Улыбнулась Марта, во крещении Мария. - Шумно здесь очень, да и утомились мы с сыном, затемно ведь сегодня поднялись, чтобы всё успеть.
        Как Андрей сказал, так всё и вышло. Первые три чарки были подняты за здоровье новокрещеных, всего честного новгородского люда и веру христианскую, ну и, разумеется, про князя новгородского здесь тоже не забыли. Всё шло вполне себе чинно и степенно, потом хмель понемногу ударил в голову, и пир уже пошёл горой. Веселье только ещё набирало свою силу, а шум в большой зале терема стоял внушительный. Здесь праздновали самые высокие люди Господина Великого Новгорода: первые его купцы, старосты городских концов и улиц, хозяева мастерских и артелей. Присутствовали тут также большие воинские начальники и, конечно, бояре. На огромном теремном дворе стояли заставленные всякими яствами и хмельными напитками длинные столы.
        Для Андреевской сотни был накрыт отдельный широкий и богатый стол, но воины на спиртное здесь не налегали. Не то это было место, чтобы им расслабляться.
        - Вот доберётесь до дома - пображничаете, сколько у кого душа попросит, - нахмурившись, выдал Андреевцам Варун. - Севастьян, а тебе нынче тут приглядывать за всеми внизу, и смотрите, с местными только не цепляйтесь, они-то ведь горазды с чужаками задираться. А мне самому наверх надо. Я бы, конечно, лучше здесь, на солнышке, расположился с вами, да вот же в этом тереме, в духоте и тесноте возле Иваныча сказано быть.
        - Иди, Варун Фотич. Да не беспокойся ты за нас, здесь всё чин чином будет, - успокоил старшего по разведке бригады командир пластунской сотни.
        Марта уже было хотела тихонько выйти из-за стола, как слово взял сам Новгородский князь. Он величественно оглядел весь большой, уставленный столами зал. Шум и гам постепенно стихли. Все присутствующие замерли, глядя на него в ожидании.
        - В первый же миг встречи я сказал, что рад приветствовать герцогиню Марту с сыном на земле её предков, на нашей Новгородской земле. А ещё я более рад тому, что теперь уже во крещении герцогиня Мария будет здесь жить как у себя дома. Так пусть же не разочаруются они никогда, а чтобы ей и сыну её Леониду тут бы удобнее и веселее жилось, перед крыльцом их ждёт особый подарок! - и входные двери настежь распахнулись.
        Перед крыльцом стояла придерживаемая под уздцы княжьими конюхами великолепная чистокровная арабская кобыла серой масти с тёмными пятнышками на шерсти по всему корпусу. Лошадь эта была великолепна! С правильным и плотным, худощавым телосложением, присущим этой породе. С прямой головой, длинной изогнутой шеей и прямым крупом, с высоко поставленным хвостом - это был воистину княжий подарок!
        - Её родители родом прямо из Аравии, - усмехнулся Ярослав, наблюдая, с каким восхищением оценивают знающие люди кобылу.
        Но многих зрителей интересовала не только эта лошадь. Народ во все глаза рассматривал и стоящего рядом с ней маленького коника пегой масти, высотой в холке не достающего даже до груди конюха. Коник этот был чем-то похож на тяжеловоза, только в уменьшенной его копии: с короткими толстыми ногами, большой головой и с широким туловищем. Покрыт он был густой шерстью, с длинной пышной гривой и хвостом.
        - Это мой подарок для крестника. - Улыбнулся князь. - Пусть с самой колыбели на своём первом коне учится держаться Леонид. Сего коника англичане называют пони, а сам он привезён с Шестландских островов, что стоят в северном море между норвегами и англами. Ну а коли у крестника ещё и сестрёнка или братик потом появится, так и у них будет своя вот такая же чудная лошадка, это я обещаю! - и Ярослав озорно подмигнул Сотнику.
        - Спасибо, князь! - Улыбнулась Марта-Мария. - Это действительно прекрасный подарок!
        - Ну так! - аж крякнул Всеволодович от удовольствия, радуясь, что угодил именинникам. - Наливай, что ли, по полной! - и он махнул рукой.
        - Слава князю Ярославу! - кричали радостные новгородцы. Эх, веселись, душа!

* * *
        Наутро у многих хорошо погулявших изрядно болела голова. Кто-то отпивался капустным рассолом или квасом, кому-то было болеть недосуг, ибо дел, как обычно, было всегда очень много. Шла уборочная страда, многие новгородцы имели свои земельные наделы вне города, и нужно было помогать работающим на них холопам или хотя бы за ними приглядывать. С утра небо начало заволакивать густыми низкими тучами, а потом на землю хлынул обложной холодный дождь. До головной ли тут боли, когда с полей ещё ничего не убрано, а сено так вообще не было высушено как следует и не прибрано в сенники сараев да под навесы.
        Смотрел Сотник на большие лужи в пузырях, на серую уличную мглу и хмурился. Вот оно, похоже, то ненастье, о котором он загодя предупреждал. Пора было двигать к дому, в поместье, но в Новгороде оставалось ещё одно незавершённое дело. Князь очень просил его задержаться, ибо совсем скоро должно было сюда прибыть посольство от литвинов. Сам Миндовг шёл с ним для встречи с Ярославом. А кому, как не Андрею, было присутствовать на этих переговорах? Ведь именно он поспособствовал в своё время сближению народов, ещё тогда, три года назад под Усвятами.
        - Он тебе доверяет, Иванович! - пояснял Ярослав свою просьбу. - Ты же сам ему помог тогда, когда знамёна всех полёгших в битве князей и все их символы власти обратно ему вернул. А всех уцелевших в той кровавой сече литвинов ведь сам же Миндовг после вашей беседы с их личным оружием да при конях в свои родные земли вывел. Думаю, все это у них там весьма даже оценили да себе на ус намотали. А ещё более того важно, как он обставил это своё возвращение в свои литвинские земли. Ведь пришёл-то он назад не как побитый врагом предводитель, но как спаситель всего сводного войска. Да и племенные старшины Селов, Ятвягов, Куршей и Жемайтов именно ведь из его рук да при стечении всего народа обратно свои знамёна принимали. Каково это? Ах, и хитрец же Миндовг, он даже Мацея в сторону подвинул, хотя тот тоже ведь в этой страшной битве выжил! Далеко пойдёт князь от Аушкайтов и Литвы. Правильно ты, Иванович, посоветовал присмотреться к нему! Ну и у тебя личное же дело осталось, ты ведь пока что ещё жених, как-никак. - С улыбкой подмигнул ему Всеволодович. - Когда у вас венчание-то с Марией будет?
        - Да вот в ближайшее воскресенье уже, - ответил ему Андрей. - Но мы хотели это как-то по-тихому, по-семейному, что ли, провести. А то уж больно весело мы эти крестины справляли, аж до сих пор вон в голове шумит!
        - Ну, по-семейному так по-семейному. - Ударил, вставая, ладошками по коленкам Ярослав. - Чай, я тоже как крёстный уже сюда подхожу? Не прогоните уж теперь-то меня?
        - Да что ты говоришь-то, князь! - возмутился Сотник. - Мы завсегда рады будем тебе и всем твоим близким!
        - Ну, вот и хорошо. - Улыбнулся Ярослав. - Вместе с сыновьями, значит, я у вас буду. Я ведь после переговоров с Миндовгом, как и говорил ранее, на Новгородском княжении Фёдора и Александра оставляю. Сам же намереваюсь занять Владимиро-Суздальский стол. Ну а там, Бог даст, так и на великокняжеский в стольном граде Киеве сяду. Но то дело не быстрое, ты же сам всё это понимаешь. При сыновьях за воеводу Фёдор Данилович останется. Ему и тиуну Якиму, помимо помощи малолетним княжичам, надлежит ещё и новгородцев к походу на немецкий Дерпт подготовить. Думаю, как только реки льдом накрепко встанут, попробую-ка я крестоносцев на прочность испытать. Возьму вон дружину из Переславля и Владимира да пройдусь с ней по землям Дерптского епископства. От тебя большой военной силы в подмогу не надо, вы и так только что из дальнего похода вернулись. Ну, сотни три-четыре, кто уже совсем дома засиделся, можешь, конечно, и отпустить со мной.
        На том они и порешили, а дождь всё лил и лил, не прекращаясь.

* * *
        Венчание, как и хотели Марта с Андреем, прошло тихо и по-семейному. Горели свечи и лампадки в Соборе Рождества Богородицы, красивейшем трёхглавом храме Антониева монастыря. Седовласый отец Валентин вёл чин церковного благословения брака торжественно и неспешно.
        - …Венчается раб Божий Андрей. Венчается раба Божия Мария. Господи Боже наш, славой и честью венчай я, - и на головы новобрачных батюшкой были возложены венцы.
        На душе у Сотника и Марты было светло и радостно. Наконец-то и перед Богом, и перед людьми они были уже законными супругами и можно было вести нормальную семейную жизнь. А вот и последнее поздравление от священнослужителя:
        - Поздравляю вас, дорогие, с законным браком. Сегодня совершилось величайшее событие в вашей жизни - сегодня вы получили Божие благословение на совместную жизнь. Сегодня свершилось торжество и радость не только в вашей жизни, но и в жизни всей нашей Церкви. Потому что вашим браком вечность пришла на землю, вечность вошла в область времени. Потому что вашим браком приблизилось Царство Небесное. Ибо сказано, что Царство Небесное пришло там, где двое - уже не двое, а одно. Вот что такое брак. Идите же по жизни вместе рука об руку. Можете поздравить, дорогие мои, новобрачных…
        Подошёл первым Митяй, давно уже, ещё с прошлогоднего Балтийского похода, нашедший общий язык с Мартой. Потом поздравила дочь Анна, старшие сыновья Василий с Ильюхой. Все искренне радовались и обнимали новобрачных, желая им семейного счастья и любви. Подошёл князь с княжичами Фёдором и Александром. Подковылял степенный дядька Аким, а за ним следом и седые ветераны Варун Фотич, Будай Властиборович, Тимофей, Савва…
        В этот раз столы накрывали в новгородской усадьбе Сотника. Народа было звано немного, и всё было спокойно, «по-семейному».
        Глава 4. Литвинское посольство
        Караван литвинов из пяти ладей, пройдя от Западной Двины и по всем Задвинским и Усвятским волокам, спускался теперь к северу по бегущим к русскому озеру Ильмень полноводным и широким рекам. В конце серпеня[2 - Август.] подошли к русской крепости Холм, где посадник из старых дружинников, седой хмурый Ратибор, самолично чуть ли не обнюхал каждое судно гостей, держа их с причала на прицеле своими лучниками и арбалетчиками.
        - Не любишь ты литвинов, ох и не любишь, признайся, посадник? - спросил его с усмешкой командир охранной сотни Айварас.
        - А что мне вас любить-то? - сурово глядя в глаза литвину, вымолвил Ратибор. - Вы два с половиной года назад тут уже хорошенько прогулялись. Всю округу выбили и вымели везде подчистую. Только те, кто в крепости схоронился, остались тогда живы или не ушли к вам в полон. У нас вон почему речная пристань и все посады, да и те же приречные строения, свежие? Да потому как отстроились они уже после этого вашего последнего набега, а все старые, что ранее были, так те тогда в пепел обратились.
        - Нас тут не было, посадник, ты давай уж это, не неси тут на нас-то напраслину! Здесь проходили люди князя Игнаца, а не мы. Кстати, они были одного с вами языка, русины! - рявкнул со злостью воевода Миндовга Радвил и демонстративно положил руку на рукоять меча.
        - Я знаю, кто был! - с достоинством ответил посадник, даже не поведя бровью на угрожающий жест литвина. - Чай, сам тогда оборону здесь держал и князя вашего хорошо запомнил, - и он, сняв шелом, обернулся и перекрестился на хорошо видимый с реки крест Холмской церкви.
        - Не спорьте, - остановил надвигающуюся ссору литвинский князь. - Мы идём в Великий Новгород с миром, чтобы искать союза с Русью. Нам нужно позабыть былые обиды и жить дальше. И лучше, если мы будем союзниками, чем станем искать зла друг другу. Вот, погляди, - и он показал на оттиск на пергаменте древнего знака Новгорода в виде направленного вверх «трезуба». - Это пропуск, полученный для прохода по вашим землям от ваших послов. Этого тебе, надеюсь, достаточно?
        Ратибор внимательно вгляделся в пергамент и с достоинством кивнул.
        - Достаточно, князь. Однако суда ваши всё равно досмотреть надобно.
        - Наум, останешься за меня тут и проверишь все ладьи. Лишнего тут не усердствуй, как-никак, к нам посольство идёт. - Кивнул боевитый посадник своему немолодому десятнику и опять повернулся к литвинам. - Вам с самой ближайшей свитой дозволен будет свободный проход в посад, на торжище да и в саму крепость. Я вас туда лично провожу. Всем же остальным людям, прибывшим с тобой, князь, прости, но придётся пока пребывать на пристани, ибо наша крепость есть порубежная твердыня, а по вам особых указаний для нас пока что не было.
        - Хорошо, - согласился Миндовг и отдал распоряжение стоявшему рядом шляхтичу: - Марич, покажешь человеку посадника наши суда. Тут он при своём праве, так что вы не препятствуйте ему и видите себя чинно.
        - Убрать оружие! - крикнул выступающий впереди свиты посадник. - Всем на стены, усилить караул на пристани!

* * *
        После Холмской крепости, дня через три пути, возле впадающих в Ловать малых речек Гусинец и Вилень караван застигло ненастье. Налетевший резко ветер поднял большую волну и чуть было не свернул мачты. Паруса успели спустить и шли теперь вниз, только лишь влекомые течением. А потом всё небо заволокло сплошными тучами и на землю хлынул проливной дождь. Остановку сделали в небольшом сельце Рамушево, расположенном в устье речушки Вилень. Хорошего приюта оно дать путникам не смогло из-за крайней своей бедности, и на следующий день посольство продолжило путь дальше. Впереди в двух днях пути было уже огромное озеро Ильмень, а там, если не будет сильного волнения и шторма, покажется уже Волхов и сам Новгород.

* * *
        Потоки воды обильными ручьями сбегали с городской возвышенности в реку. Пятый день уже не прекращался этот дождь, с избытком напитав землю влагой. Для самого литвинского князя был подан конь. Вся остальная его свита шла следом, хлюпая по грязи сапогами и поднимаясь от пристани в сторону Ярославова дворища.
        - Здрав будь, князь Аушкайтов и Литвы Миндовг, сын славного князя Довгерда!
        Новгородский князь Ярослав при боярской свите встречал прибывших на вершине лестницы терема. Был он одет в корзно, в мантию ярко-синего цвета, накинутую на красный кафтан и забранную золотыми застёжками-фибулами с яркими каменьями. Штаны его были заправлены в мягкие красные сафьяновые сапоги, а на голове была надета алая, вся в золоте и в самоцветах шапка, отороченная собольим мехом.
        Всё во время важных приёмов было продумано до мелочей. Князь-воин Ярослав, представляющий сейчас высшую власть сильной и богатой Северной Руси, принимал у себя князя племён Аушкайтов и Литвы, только ещё собирающего под свою руку многочисленные местные племена.
        - Поднимайся наверх ко мне, Миндовг, сын Довгерда! Нечего славному князю под дождём мокнуть. - Улыбнулся Ярослав и, немного подумав, сделал сам шаг навстречу.
        Прибывший и уже изрядно промокший Миндовг, нахмурившись, огляделся вокруг. Затем он посмотрел вверх и, увидев, что на хозяина, вышедшего из-под навеса, также как и на него, сейчас льёт, как-то легко взбежал по лестнице и подошёл к русскому князю.
        - Здрав будь, русский князь Ярослав Всеволодович, великий полководец и защитник своей земли! Я пришёл к тебе с вечным миром и с предложением о дружбе!
        Оба князя пристально вгляделись в глаза друг друга, а потом как-то само собой спонтанно обнялись на верхней площадке.
        - Ух, - явственно послышался вздох облегчения от всей многочисленной свиты, что с обеих сторон окружала место встречи властителей. Дело будет! Первый миг - он всегда самый важный при такой личной встрече, и он начался сегодня, как видно, со взаимной симпатии. Теперь же осталось только вести вдумчивые посольские разговоры и договариваться.
        - Пойдём в терем, князь, нечего нам тут на улице мокриться, вон какое ненастье-то на дворе ноне стоит! - и Ярослав, развернувшись, первый шагнул вовнутрь дворца по расстеленным ковровым дорожкам.
        В этот день по обоюдному согласию было решено «о важном» пока не говорить. Гостей радушному хозяину следовало хорошенько угостить да повеселить, за этим делом в самой непринуждённой обстановке можно было просто познакомиться, ну и подготовить почву для дальнейших серьёзных переговоров.
        - Прости, Миндовг, на охоту не могу я тебя позвать, - обратился к литвинскому князю Всеволодович. - Вон ведь какая мокреть-то вокруг нынче. В такую-то погоду добрый хозяин и худую собаку даже из дому не выгонит. Да и зверь, небось, не дурак, весь сейчас по чащобам дремучим залёг. Будем под крышей лучше пировать.
        - Хорошо, князь, - на довольно чистом русском ответил ему Миндовг. - Погода обязательно наладится, а для соседей главное - чтобы наладилась их дружба. Мы ещё успеем хорошо поохотиться, Ярослав. У нас на Немане зверя тоже много.
        - Добро-о, - протянул Ярослав. - И у нас его немало, но твоё приглашение, Довгердович, я принимаю! Пошли, пока тут столы накрывают, я тебя по всему дворищу вокруг проведу, тут у нас везде переходы крытые. Мне вон недавно сарацины красивых скакунов из Аравии привезли, племенные жеребцы - просто сказка, а не кони! - и князь аж причмокнул в восхищении. И оба правителя в сопровождении самой малой свиты отправились, так сказать, «на экскурсию», осматривать «местные достопримечательности».
        «Есть контакт! - подумал Сотник, пропуская процессию. - Впереди ещё будет пир, а наш-то князь, видать, ещё тот психолог, похоже, что мосты наводить он хорошо умеет. Вот и надеяться можно, что с литвинами всё сладится».
        Мимо него как раз проходил Миндовг и, оглядывая стоявших у стен, он вдруг натолкнулся на взгляд Андрея. Всего пару мгновений длился этот зрительный контакт между ними, но Сотник отчётливо понял - его признали!
        Сзади тихонько потянули за рукав, и Андрею шепнули в ухо:
        - Иванович, мне на пару слов бы тебя нужно, это важно!
        Рядышком стояли его ветераны Будай с Варуном.
        - Что у вас тут приключилось? - встревоженно спросил друзей Сотник, когда они отошли от людного места подальше. - Пришибли, что ли, кого невзначай?
        - Да нет! - успокоили его ветераны. - Командир, ты помнишь, я тебе про одного шляхтича рассказывал, которого в первом набеге под Казариным в полон взял, а потом с него всё про литвинское войско выпытал? Так вот, этот шляхтич, коего Маричем зовут, он тоже здесь, в этом же самом посольстве состоит, - докладывал Сотнику Будай. - Я ему серебра тогда ещё дал, все, что у меня было с собой, отсыпал, а чтобы подозрение у своих от него отвести, аккуратно так плечо ему просадил и пообещал, что мы его потом обязательно найдём.
        - Да, как же, помню, ты мне про него после вашего возвращения рассказывал, - подтвердил Андрей. - Думаю, что и он про это тоже не забыл. Должно быть, пригодилось ему твоё серебро, и та рана, которую он в «геройском бою с русскими» получил, знать, ему тоже весьма даже к месту пришлась. Видно, в рост сей «отважный герой» пошёл после того набега, и уже позже к Миндовгу даже в саму свиту он смог пробиться. Тогда делаем так, друзья: сейчас в пиршественных залах терема накроют столы, потом будет большое застолье с обильными возлияниями. Вы там особо хмельным-то сами не увлекайтесь, а постарайтесь-ка этого шляхтича в удобном месте подкараулить да хорошенько эдак с ним с глазу на глаз поговорить. Я знаю, у вас это хорошо получается при желании, только глядите, чтобы аккуратно всё было, как-никак это же человек от посольства. Хорошо припугните его для начала, напомните былое, а потом уж и расспросите про весь расклад да по всем делам у литвинов. Что хотят они от нас, чего боятся, с кем и против кого дружить в будущем мыслят, об чём торговаться и до каких пределов думают? Да и вообще, не затевают ли они
чего «втихую» за нашей спиной, прикрываясь сами красивыми словами о дружбе? А уже потом, в самом конце вашей беседы, непременно заплатите ему и пообещайте, что наши люди его обязательно найдут и потом ещё много серебра принесут, особенно если он чего-нибудь им полезного для нас там расскажет. Тут серебра, братцы, жалеть ну никак нам нельзя. Это серебро может много крови русской сберечь.

* * *
        Пир по случаю приезда высокого литвинского посольства проходил, как это и было принято на Руси, с большим размахом. Он должен был показывать богатство самого хозяина и его подвластных земель, а также его отношение к своим гостям. Такие пиры могли способствовать сближению сторон, и были они сначала прелюдией, а затем и итогом самих переговоров.
        Как и предписывала старорусская традиция, каждый из званых гостей рассаживался согласно занимаемого им положения, и не дай Бог тебе было влезть выше своей «жёрдочки», заняв место более почётного гостя, обида тут была страшная! Поэтому рассаживали всех в залах особые распорядители. Место Сотника было возле главного - Большого стола, где сидели самые первые княжьи люди. И Андрей заметил уже немало косых взглядов от местных бояр, сидящих «пониже» его. Но на то была воля князя, и прилюдно против «русского барона» никто ничего сказать не посмел.
        Сами князья сидели за отдельным столом на Большом, возвышенном месте, с которого можно было видеть любого из здесь присутствующих.
        Первые тосты, как водится, были подняты во славу святой Софии и батюшки Господина Великого Новгорода, за земли Литвы, за здравие князей и господ, и первых, лучших боярских людей, за доблестное воинство и за мир между двумя державами. Тостов было много, и пили все на пиру от души!
        Среди первой подачи блюд традиционно на Руси шла кислая капуста с сельдями и икра в разных её видах, от белой свежесолёной и красной малопросоленной до чёрной от крепкого посола. Её подали вместе с уксусом и с прованским маслом. Тут же навалом шли балыки с вяленой белорыбицей, осетриной и белужиной. Потом шла ботвинья, жареная паровая рыба, уха нескольких видов, мясо множества сортов и видов готовки, открывали же всё жареные лебеди и павлины, подаваемые на больших золотых блюдах, торжественно проносимых по всему залу. Вслед за «царскими» птицами богатырского сложения слуги несли зажаренные на вертелах туши оленей, кабанов, косуль, лосей и даже быков. После цельно зажаренных туш демонстрировались и кулинарные диковинки, например, тушу животного умудрялись изготовить наполовину варёной, а наполовину жареной и всю её набивали тушёными овощами, фруктами и птицей. Всё это хорошо сдабривалось соусами и маринадами.
        Питие на княжьих пирах было обильным, одних только медов здесь было с десяток самых разных видов и на любой вкус, от самых лёгких и светлых до тёмных, крепких и густых, выстоянных десятилетиями в глубоких подвалах да в огромных дубовых бочках и заправленных потом всякими пряностями. Подавали также на столы пиво олуй, настойки из местной ягоды и завозной вишни, а кроме того иноземные западные и византийские вина. Всё это разливалось по кубкам прислугой - чашниками. Так как при обилии тостов всё полагалось пить до дна, то многие здесь упивались безмерно. За этим здесь тоже следили специальные слуги, выводившие гостей «проветриться», а коли было нужно, то и «опорожнить желудок», ну и т. д.
        Как русских, так и иноземных гостей, пришедших с литвинским посольством, угощали традиционно щедро и весьма настойчиво. Даже у Андрея, подготовившегося к этому загодя и принявшего заранее специально выделанного угля, да ещё и выпившего за три часа до пира граммов сто крепкого алкоголя, чтобы настроить свой организм, и плотно потом поевшего жирной пищи, к середине пира замутилась голова. Что уж тут говорить обо всех остальных гостях?
        Вот стольник-распорядитель взмахнул призывно, и двое дюжих слуг подхватили под руки от стола напротив упавшего в общее блюдо с карасями очередного литвинского шляхтича. «Уморился, сердешный, и это уже, наверное, третий!» - подумал Андрей, наблюдая, как его аккуратно транспортируют «подышать свежим воздухом». А от дальнего конца столов в это время привстали разом двое бригадных ветеранов Варун с Будаем.
        «Ага, а ведь это похоже на то, что выводили как раз-таки нашего шляхтича. Вот тебе и раз, а ну как при такой-то его крайней “усталости” с ним теперь разговор не состоится, и где нам его потом искать? Ладно, посмотрим, как получится», - и Андрей «сосредоточился на прослушивании местного фольклора».
        Ой да выходил Садко на круты берега,
        Да пошёл Садко подле синя моря,
        Нашёл он избу великую,
        А избу великую, да во всё дерево,
        Нашёл он двери, в избу пошёл.
        И лежит на лавке царь морской:
        «А и гой еси ты, купец - богатый гость!»
        Перед гостями играли три деда-гусляра в длинных светлых одеждах, с большими седыми бородами. Мелодия и их голоса перебивались шумом изрядно подвыпившего общества, и они сейчас играли уже больше для себя. Самое популярное сказание здесь было про «Садко», местного героя былин, начинавшего свой путь с гусляра-сказителя, зарабатывавшего этим на жизнь, играя на праздниках. В этой части былины он направился поиграть на гуслях к Ильмень-озеру, дабы отвлечься от печали.
        Уже более часа, не прекращаясь, шла эта старинная песнь, и казалось, что деды готовы ещё столько же петь, пересказывая все злоключения и подвиги Садко.
        Андрея отвлёк громкий голос, раздавшийся от Большого места:
        - Хочу передать сей кубок с вином фряжским в дар славному воинскому начальнику новгородскому Андрею, сыну Ивановичу, в знак своего особого расположения и за большие его ратные заслуги перед Нами! Только вот недавно вернулся он из заморского похода дальнего, где взял крепость наших обидчиков шведов. А до того его люди вместе с союзниками из племени Карелы и Ижоры хорошо проучили набежников, рвавшихся к Ладоге. Здравия тебе, барон русский и Любекский Андрей! Многие лета и славных побед над врагами нашими! - и князь прилюдно отпил из золотого в каменьях кубка, передав его затем главному стольнику. Тот бережно, мелкими шашками, неся перед собой сию драгоценную посудину так, чтобы даже ни капли на пол не пролить, подошёл к отмеченному высочайшим княжьим вниманием и осторожно передал её Сотнику в руки.
        «Да-а, а тут, пожалуй, ведь где-то около целого литра будет, - подумал Андрей. - Ну, теперь-то уж точно - прощай, разум!» - и он, держа обеими руками кубок, начал вливать его содержимое глоток за глотком в себя.
        - Э-э-эх! - Андрей перевернул тяжёлую чашу, и последние капли упали из неё ему прямо в рот! - Благодарствую покорно, князь! - и Сотник, демонстративно потрясая пустым кубком, сделал поклон Ярославу.
        - Любо! Любо! - раздался громкий хор голосов по всему залу. - Добрый воин Сотник, по делам славным его и ему такая честь!
        Основная масса гостей совершенно искренне радовалась такому вот прилюдному признанию заслуг Андрея. Но много было и таких, кто сидел сейчас за столами с самыми кислыми лицами и недовольно что-то там про себя ворчал. Ну да ведь всем же не угодишь!
        На высоком пиру особо почётным считалось получить кубок с вином или же блюдо с княжьего стола. А если из этого блюда прилюдно ещё отведал и сам князь или же он отпил из этого кубка, то это уже была наивысшая честь!
        Неменьшим почётом слыло получить от князя, так сказать, «обед на дом». Это был вообще отдельный ритуал, когда специальные стольники и теремные слуги прибывали в дом к обласканному высшей милостью и приносили с собой всё, что было нужно для обеда. Ну, разумеется, кроме самой мебели.
        Государевы слуги торжественно накрывали стол, расставляя на нём всевозможные яства и напитки. После этого старший стольник из особой «княжьей» фляги наливал в кубок вино и с особыми «величальными» словами вручал его хозяину от имени самого князя.
        Андрей присел на лавку и закусил только что им выпитое эдаким хорошим ломтём копчёного осетра. В голове начало «пошумливать» гораздо сильнее. «Да-а, такими объёмами я здесь пить хмельное ещё не привык. И где же этого шляхтича с его бравыми ветеранами носит?! Ещё час-другой вот такой вот пьянки - и тогда меня самого придётся “проветриваться” выносить», - подумал Сотник, налегая на закуску.

* * *
        - Идите, любезные, идите уже! - Будай с Варуном сами подхватили под руки мычащего что-то невразумительно литвина и кивнули теремным служкам на высокое крыльцо. - Там вона ещё пара человек под боярский стол свалилась, как бы не затоптали ненароком таких высоких гостей. А этого уж мы сами проветрим, то дружок наш давний, так ведь, Марич?
        Шляхтич что-то опять замычал и затряс хмельной головой. Слуги понятливо кивнули, развернулись и побежали к крыльцу.
        - Ну, всё, работаем!
        Варун тихонько, с каким-то хитрым переливом свистнул, и от длинного строения, еле различимого в вечерних сумерках и в дождливом мареве, вынырнуло разом три фигуры в длинных кожаных плащах.
        - Лучше туда, командир! - Кивнул за плечо Родька. - Там конюшня стоит безлюдная, мы уже всё в округе возле неё проверили, и освещается она, кстати, чуток - двумя светильниками изнутри.
        - Добро, - согласился Варун. - Давай, Властиборович, понесли его по-быстрому через двор! А вам, Родька, в оба глаза теперича глядеть, чтобы ни одна душа не прошмыгнула к нам в конюшню! - и ветераны потащили «мотающуюся тушку» в строение.
        - Ванька, тебе там задний вход приглядывать! Калева, мы с тобой здесь, у головного, схоронимся! - отдал команду старший пластун, и фигуры Андреевских разведчиков пропали разом, также как и появились, словно их тут только что и не было.
        - Охолони-ись! - прорычал Варун, окуная по самые плечи шляхтича в большую кадушку с водой. - Раз, два, три, - просчитал он вслух и вытащил хмельного наружу за шкирку. - Видишь меня? Видишь? - Литвин только мотал головой и что-то такое невразумительное бормотал.
        - Опохмели-имся! - пробасил Будай, и они вдвоём с другом вновь опустили своего подопечного головой в кадушку.
        - Раз, два, три… - На пятом счёте из глубины пошли пузыри, «ныряльщик» забил ногами и попытался было выдернуть голову наружу.
        - Ра-ано пока, мило-ой! - пробурчал Варун и с силой втолкнул выныривающий затылок обратно в кадку. - Девять, десять! Ну что, пока что для начала хватит!
        Марич сидел у кадушки, тряс головой, разбрызгивая вокруг воду, истошно кашлял и что-то там причитал тонким сиплым голосом.
        - Русские свиньи сполна заплатят за такое дурное обращение со мной, - наконец-то смогли разобрать его бормотание ветераны.
        - Ух ты! Трезвеет уже паря, даже лаяться вон начал, - глубокомысленно изрёк Будай. - Ну что, чтобы уж совсем бедолаге полегчало!.. - и шляхтича опять макнули в воду. Тот сразу же начал отбиваться изо всех сил, пытаясь вырваться из таких цепких рук русских воинов.
        - Раз, два, три. - Держа за длинные волосы на затылке, резко макал его в кадушку старший разведки. Наконец «ныряльщик» умудрился-таки извернуться и резко лягнул его, попав в бок. Фотич тут же выдернул купальщика и бросил его на покрытую прелой соломой и навозом землю.
        - Гляди-ка, протрезвел ведь, зараза, мне вон даже бочину ногою прошиб, ну, значит, совсем ожил.
        А литвин в это время лежал ничком на соломенной подстилке конюшни и содрогался всем телом. Его колотило и беспрестанно рвало, а этот кислый противный дух человечьей блевотины перебил все местные и такие привычные уже запахи, исходящие от гнилой соломы, конского пота и навоза. Наконец-то судороги прекратились, шляхтич поднял голову и, лёжа на полу, начал шарить у себя на поясе.
        - Ну, начинается, - проворчал Варун. - Похоже, что обидели мы его с тобой, Властиборович. Не понравилось нашему гостю такое лечение, - и он кивнул на глядящего с яростью и злобой литвина. - Ты никак это искал, что ли, а, воин?
        Чуть в сторонке на перевёрнутом деревянном ведре лежала сабля и нож-засапожник.
        Шляхтич подобрался и с шипением резко выпрыгнул из нижней стойки в сторону этого ведра.
        - Бум! - Удар ноги Варуна пришёлся ему прямо в бок, в область печёнки, и Марич, широко разевая рот, снова скорчился, лёжа на полу.
        - Ты его, часом, не зашиб там, Фотич? - озабоченно протянул Будай, присаживаясь на корточки рядом со стонущим.
        - Да не-е, оклемается, поди! Зато теперь-то он уж точно очухался, - уверенно протянул в ответ Варун. - Видел, как своё добро бережёт? Словно рысь снизу к нему выпрыгнул. Шустрый!
        Минуты через три литвин задышал уже ровнее и присел на корточки. Его затравленный и злобный взгляд прекрасно передавал все испытываемые им к ветеранам чувства. Марич сплюнул тягучую слюну и с каким-то подвыванием заговорил:
        - Свинорылые, грязные, вонючие русские пожалеют, что вообще родились на этом свете от своих завшивленных и дурных матерей. Они покаются, что посмели прикоснуться к человеку Миндовга! За поругание его чести и чести его князя их ждёт самая страшная смерть, и они ещё будут умолять о ней, сидя на колу. Но он не даст им её, нет, они будут умирать медленно и в великих муках!
        Бах! - Первая затрещина опрокинула его снова на пол.
        - Это тебе за свинорылых русских, - зло выговорил Варун.
        Шляхтич напрягся и постарался снова вскочить на ноги.
        «Тресь!» - и он снова покатился вниз.
        - Это тебе за враньё, гадёныш! Мы, в отличие от тебя, крыса помойная, сейчас чистые и хорошо пахнем, ты вон на себя лучше взгляни! - и он с размаху влепил ему под дых. - А это тебе уже за наших матерей! Никто и никогда не смеет их оскорблять, тем более уж такая падаль, как ты! Ты что же, никак думаешь ещё отсюда живым выбраться, да?! Ну ты и настоящий дурак, Марич! Всё-ё, каюк теперь тебе здесь пришёл! Лучше молись своим языческим богам, пока у тебя ещё есть немного времени!
        Шляхтич сжался и перевёл взгляд с одного на другого русского.
        - Меня нельзя убивать! Я человек из княжьего посольства! Меня все будут искать! - как то шепеляво забормотал он. - Вас обязательно найдут, а потом казнят!
        - Нет, Марич, никто тебя не будет искать. Всё подворье уже перепилось вдрызг вместе со всеми слугами, а в залах сейчас идёт самое веселье, и там вовсю гремит музыка. Конюшня эта плотно закрыта, а на улице идёт дождь, который заглушит любой шум отсюда. Ты же сейчас просто захлебнёшься водой в кадке, как это только что недавно и делал, а потом мы тебя положим в твою же блевоту, и уже утром, когда тебя здесь найдут, все решат, что ты просто в ней захлебнулся с перепоя. Согласись, какая славная смерть для благородного шляхтича! - и страшные русские придвинулись ближе.
        - Узнаёшь меня, Марич? - и тот, чей голос был литвину действительно смутно знаком, снял с опорного бревна конюшни тусклый светильник.
        Марич пригляделся и узнал в нём того страшного русского воинского начальника, который пленил его три года назад в самом первом набеге на Русь, что закончился затем смертью многих его товарищей.
        - Да, я узнал, я узнал тебя. - Забормотал он с надеждой. - Зачем вам меня убивать? Ведь я уже был вам когда-то полезен! У меня есть с собой серебро, заберите его себе всё, но оставьте мне жизнь!
        Словно сама смерть прикоснулась к литвину. Он понял, что русские сейчас с ним не шутят и он легко может уйти за кромку.
        - Да зачем нам твоё серебро, Марич? У нас и своего в избытке, - усмехнулся Будай и вытащил объёмистый и тяжёлый кошель. - Что ты ещё можешь нам предложить за свою никчемную жизнь?
        - Я, я… - пробормотал литвин. - Да всё, что пожелаешь, господин. Ты ведь оставил мне её тогда, в самом первом нашем набеге, ещё и серебра с собой дал. Я и сейчас могу быть вам полезным.
        - Ты? - Скривился недоверчиво русский. - Да что ты можешь знать? Ты же просто мелкая сошка в большой княжьей свите. Когда ты в ту, в нашу первую встречу мне пел, от тебя хоть какой-то ещё толк был, а наша дружина в тот раз смогла взять много крови от твоих соотечественников. А сейчас мы, похоже, просто здесь зря теряем время, - и русские шагнули к шляхтичу.
        - Подождите! Я знаю много! Я вхожу в княжескую свиту Миндовга и помогал ему принимать посольство от рыцарей-крестоносцев и от Дерптского епископа. Я многое слышал из тех переговоров, и они касались нападения на Полоцк и Псков!
        - Так-так-так. - С сомнением покачал головой Будай и посмотрел на Варуна. - Ты думаешь, ему можно верить, Фотич, и он сейчас нам говорит правду?
        - Ну-у, я не зна-аю, - с мрачной улыбкой протянул разведчик. - Не верю, я ему что-то, друг. Вон в прошлый-то раз он наше серебро себе взял, а сказал совсем мало. Уж лучше притопить его здесь, заразу. Хотя гляди сам, если он сейчас много расскажет, так, может, и пусть пока поживёт ещё? Глядишь, и правда вдруг сможет наперёд быть полезным да ещё и серебра для себя заработает, - и достав из ножен свой кинжал, он резко сорвал пучок волос с головы собеседника и с каким-то глубокомысленным видом чиркнул по нему лезвием. Дамаск срезал их, а отшатнувшийся от неожиданности шляхтич ещё больше побледнел.
        - Ну, говори, - с каким-то сожалением в голосе выдохнул Властиборович. - Только ты уж говори всё, что знаешь, и безо всякой утайки. Тебе сейчас хорошо-о-о нужно постараться, Марич.
        Шляхтич судорожно кивнул и, присев на корточки, заговорил.
        В их землях полным ходом шло объединение десятков больших и малых племён из балтских, русинских[3 - Славянские.] и финно-угорских народов в одно большое межплеменное, а по сути - уже даже и в государственное объединение. Основными и самыми сильными племенами в этом «котле народов» выступали племя Литва, Аукшайты, Селы, Ятвяги, Курши, Голядь и Жемайты.
        Единения между ними сейчас не было. Основными центрами силы выступали двое. Это князь Мацей, который подобрал под себя после гибели князей и старшин все рода племен Селов и Куршей. А также Миндовг, объединивший вокруг себя племена Аукшайтов, Литву, Жемайтов[4 - Жмудь.] и проживающих на их землях ещё издревле славян-русинов.
        Оба лидера пытались договориться со сблизившимися между собой племенами Ятвягов и Голяди, которые сами тяготели со своей стороны к союзу с балтскими пруссами.
        Между всеми этими тремя союзами племён были серьёзные противоречия, главным из которых выступало то, против кого им быть и чью же сторону силы принять. Ибо самим, в отдельности против сильных внешних врагов было им уже сейчас не выстоять.
        Мацей был близок к тому, что дружить нужно с крестоносцами, и даже рассматривал саму возможность допуска на свои земли латинянских священнослужителей.
        Ятвяги с Голядью держались за свои старые, исконные и языческие обряды и верования. Свою независимость они блюли жёстко и были готовы воевать до последнего и со всеми вокруг, а в первую очередь - с немецким Тевтонским орденом крестоносцев, «отъедавшим» понемножку земли у пруссов и уже присматривающимся к ним.
        Князь Миндовг из всех вышеперечисленных был самым осторожным, и он старался прежде всего подобрать всех под себя без большой крови и был готов дружить со всеми теми, кто мог бы ему помочь усилиться и создать могучую независимую державу во главе с самим собой.
        С Полоцком у них дружбы пока не получилось. Князь Святослав Мстиславович после Усвятского побоища отшатнулся от литвин и сам, будучи родом из ветви Смоленских Ростиславовичей, сдружился с князьями Смоленскими, Торопецкими и Владимирскими. А теперь он заключил союз и с усилившимся Новгородом. Как ни пытался Миндовг склонить его посулами к общей войне против крестоносцев, отобравших ранее у Полоцка его нижние земли по Западной Двине, но полочане пока что были непреклонны. Воевать они теперь были готовы только лишь в союзе с русскими княжествами хоть против крестоносцев, а хоть бы даже против тех же литвин.
        С Мацеем никакого согласия и быть не могло, ибо он, также как и его соперник Миндовг, считал себя претендентом на всеобщую власть и делить её с молодым и амбициозным князем категорически не желал. Прямой войны между ними пока ещё не было, но всё могло измениться в самое ближайшее время, как только станет ясно, что кто-то из них оказался слабее своего конкурента.
        Ну и, собственно, сами крестоносцы. Вот эта информация действительно заслуживала всей той возни, что они здесь устроили со шляхтичем. Буквально за месяц до ухода Миндовга с этим посольством в Литву в град Вильно прибыли посланники от епископа рижского Альберта, послы от Ордена меченосцев и от епископа Дерптского - Леальского - Германа.
        В грамоте, переданной князю, епископ Альберт представлялся как легат[5 - Представитель.] от самого Папы Григория IX, и он настоятельно рекомендовал принять все те предложения, что до Миндовга доведут послы. На протяжении целой седмицы велись эти непростые переговоры, но к какому-то определённому решению все эти стороны пока что ещё не пришли. Латиняне предлагали прочный мир и поддержку Миндовгу в его противостоянии с князем Мацеем. А в ближайшем времени они обещали военную помощь и против русского Полоцка, да и против других русских княжеств, если у Миндовга вдруг случится с ними конфликт. За всё это они просили пока допуск на литвинские земли своих священников и строительство на них небольших замков, в которых бы эти священники со своей небольшой прислугой и охраной проживали и откуда бы они могли проповедовать, как они выразились, «истинную веру». На следующий год Мацею предлагалось принять участие в военном походе крестоносцев на датские земли в северную Эстляндию. Местные племена язычников-эстов можно было бы хорошо пограбить, да и долю от добычи с датчан ему пообещали хорошую.
        Племена Ливов и Латгалов уже изъявили своё желание выступить в этот поход, также как и псковчане, так что где-то в июне месяце можно было ждать общего сбора, назначенного под Ригой и Дерптом.
        - Стоп! - вдруг рявкнул Варун, перебивая сбивчивую речь шляхтича. - При чём здесь вообще крестоносцы и наш русский Псков? Ты о чём тут речь ведёшь, а, Марич?!
        Литвин испуганно пригнул голову. Он тут вообще ни при чём, но только самолично слышал, как оруженосцы из свиты рыцарей похвалялись, сколько они смогли выпить пива и медов, когда были на недавних переговорах во Пскове. Да и боярин из Пскова Никола Сырков, что только недавно встречался с его князем, так тот тоже поведал, что их высокие люди боятся прихода к ним новгородского князя Ярослава со своим войском. И что они не желают принимать участие в уже запланированном князем походе на немецкий Дерпт. Ибо видят в этом в первую очередь посягательства на свои древние вольности, коих могут лишиться с приходом такого боевитого и решительного властителя. И, дескать, уж им лучше держать руку иноземцев-латинян, потому как за ними нынче вся сила.
        - Ну и дела! - только и протянул озадаченно Будай. - А ты, часом, не врёшь ли нам всё это сейчас, Марич, чтобы только вот себе цену набить, а? За такой навет можно ведь вмиг головы лишиться. Ты сам это хоть понимаешь?
        - Да, конечно, я всё понимаю! - затараторил литвин. - А только так всё это и было на самом-то деле. И даже бумагу какую-то составили посланники папского легата и псковского князя Мстислава Давыдовича! В которой их замирение на времена вечные прописано.
        - Однако, - одновременно протянули Андреевские ветераны. - Мы, значит, тут к новому походу готовимся на Ливонцев, а там свой русский Псков втихую за спиной с нашими врагами вовсю сговаривается. Ну и ну-у! Ладно, Марич, что ещё ты нам можешь рассказать?
        Больше ничего важного от шляхтича они не услышали, так, мелкие придворные сплетни, и не более того. Разговор нужно было заканчивать, и так он уже затянулся сверх запланированного. Но уж больно интересные вещи им тут рассказывал этот литвин.
        - Ладно, довольно здесь «воду лить», Марич! Самое главное, что нас интересовало, мы от тебя сейчас уже услышали, - остановил разговорившегося «собеседника» Будай. - Это тебе за интересные вести, с задатком на будущее, - и он протянул объёмистый, позвякивающий серебром кожаный кошель. - Имей в виду: если к тебе в Вильно пожалует от нас человек, то ты ему все новости, также как и нам сейчас, поведаешь. А уж он тебе за такую услугу вот к этому вот задатку и ещё столько же добавит. Узнаешь ты его по заветному слову. Он тебе скажет: «На Новгородском торгу шкурка белки в цене хорошо выросла, ну а кунья зато вниз пошла». А ты ему на это ответишь: «Так куниц-то ныне Карела много стрелой набила, вот и сбросила она оттого свою цену в четверть». Вот так вы другу дружку и узнаете. Всё ли ты понял, Марич? Запомни же эти особые слова накрепко! - и Будай вновь медленно повторил обе заветные фразы.
        - Коли будешь с нами дружить и пользу приносить, так богатым станешь. А с богатством большим и путь наверх у тебя будет гораздо легче. Ну а мы-то тебя завсегда поддержим, - и Властиборович кивнул на бочонок с оружием. - Забирай своё железо, Марич, оправься как следует и на пир шагай, он сейчас в самом разгаре там. Да на нас-то обиду не держи, мы ведь из тебя весь здесь хмель выветрили, а ты ещё и сам подзаработал неслабо при этом, - и подмигнув, русские ветераны вышли из конюшни.
        Шляхтич сидел в тусклом свете жирника на унавоженном, покрытом сеном и соломой полу и разглядывал кожаный кошель. Развязав на нём тесёмку, он высыпал часть серебра из него на ладонь. Были тут дирхемы с арабской вязью, лежало несколько серебряников Ярослава Мудрого с родовым знаком Рюриковичей, виднелись в кошеле и крупные деньги. Как минимум пять коротких ромбовидных киевских гривен длиною с палец и ещё несколько рублей - половинок от длинных новгородских гривен - лежали объемной кучкой. Всё вместе в кошеле это серебро весило довольно прилично, и было оно большим богатством по нынешним меркам. Неподалеку в стойлах переступали копытами и фыркали лошади, а за стеной всё так же лил затяжной дождь. Марич вздохнул, поднял с ведра свою саблю с ножом, мотнул головой и сплюнул сквозь зубы. А жизнь-то не так уж и плоха! Ему опять повезло, и теперь есть куда расти выше в этой иерархии. Ещё немного - и он отстроит на родовых землях у Немана свой собственный замок, и тогда с ним будут считаться все те, кто сейчас смотрит на него свысока. А русские… Ну что же, пусть это будут русские, те, кто принесёт ему так
нужные средства. И отряхнувшись от грязи и соломы, он отправился в сторону высокого крыльца.

* * *
        - …И нашему послуху из свиты литвинского князя стало доподлинно известно, что псковский боярин Никола Сырков встречался с Миндовгом и за спиной у Новгорода вёл беседы об том, чтобы им совместно идти к союзу с Ливонцами. А также он сказал литвинам, что высокие люди Пскова вместе с их князем Мстиславом Давыдовичем не только в задуманный загодя поход на Дерпт не собираются, но даже уже какую-то совместную бумагу с латинянами подписали, которую им посланник папского легата доставил, - докладывал князю уже на следующий день Сотник.
        - И что же в той бумаге написано? Твой посланник тоже о том ведает? - нахмурив брови, переспросил его недоверчиво Ярослав.
        - Нет, князь, то он не ведает, ибо сам он её не читал, - признался Андрей. - Однако довёл он до моих людей, что там прописано про вечное замирение между Псковом с одной стороны и Орденом меченосцев с Ливонскими епископствами с другой.
        - Не верю! Не верю я в то, что Псков осмелится от матери Руси и от Господина Великого Новгорода отойти. И что в капкан к латинянам он свою голову согласится сунуть, я тоже не верю! - Вскочил с места Всеволодович и, словно разъярённый тигр в клетке, заходил из одного конца светёлки в другой.
        В комнате повисла пауза. Сидящие напротив Сотника воевода Фёдор Данилович с тиуном Якимом разом насупились и косились теперь неодобрительно на Андрея.
        «Ну да, конечно, верные сподвижники князя, одной головой все они здесь привыкли уже думать. Для них есть только одно правильное мнение - Ярослава, все же остальные - изначально неверные и подлежат лишь дружному осуждению, - подумал он с досадой». Ладно, его дело было князя предупредить, а всё-таки всегда лучше все варианты наперёд просчитывать. И Андрей опять постарался убедить Всеволодовича повременить с зимним походом на Дерпт.
        - Что если перед этим походом провести хорошую разведку во Пскове и попытать там своих людей, что они слышали про всё это? Есть же люди, верные Новгороду, и в свите Псковского Мстислава, да и среди высшего боярства наверняка должна быть сильная проновгородская партия.
        - Ты, небось, Иванович, своих людей не хочешь отдавать в поход, тогда так и скажи нам, - усмехнулся, пристально глядя ему в глаза, воевода. - Так-то мы и без твоих трёх сотен там сами вполне справимся. Устал, должно быть, после набега на шведский замок, жена молодая опять же тебя ждёт, - и он эдак криво сощурился.
        Сотник вспыхнул и хотел было надерзить Даниловичу, но тут уже вовремя вмешался сам князь:
        - Тихо! Вы тут на личное-то мне не переходите! Я Ивановичу верю! Но и ты меня, Андрей, уж пойми, целых два года я готовил этот поход на наш бывший Юрьев, а теперь на немецкий Дерпт, который латиняне в настоящее осиное гнездо превратили. Ну не может наш русский Псков не понимать, что не союзники они ему, а враги лишь смертные. Наверное, лживую весть твои послухи тебе принесли, ты уж осторожнее сам с этим будь. Я же после переговоров с литвинами оставляю на Новгородском столе сыновей Фёдора с Александром, а сам уже иду на Владимирский стол. Как ранее мы и обговаривали, в декабре месяце я вернусь сюда с Переяславскими и Владимирскими полками. Вам же, - и он посмотрел на Фёдора Даниловича с Якуном, - готовить в поход местную новгородскую рать. Андрея Ивановича я с походом не неволю. Сколько он сможет, столько пусть и выставит своих людей.
        «Хм, а ведь есть, проскользнул какой-то холодок у князя ко мне, - подумал Сотник. - Вот так вот нашепчет кто-нибудь про тебя “высокому начальнику”, а ты тут ему под руку своё мнение, отличное от его, выскажешь. И всё, сразу же в немилости окажешься. Ладно Ярослав, этот честной князь - воин, он привык в глаза смотреть и говорить всё то, что сам думает. А ну как какой-нибудь интриган был бы на его месте? Напоют ему, что комбриг много возомнил о себе и теперь вот к личной самостоятельности тяготеет, да ещё приплетут, что не уважает он княжью власть, что весьма плохо о ней отзывается. И всё, после очередного кубка на пиру, что тебе тут же с улыбкой преподнесут, загнёшься ты потом в страшных муках. Ну их! Домой хочу, в поместье своё! С женой и сыном побыть, с друзьями увидеться, да и хозяйством уже пора заняться…»
        - На вечер у Высшего совета Господина Великого Новгорода назначена встреча с литвинским посольством. Пройдёт она на подворье у Владыки, - напомнил князь. - Но перед этим, на вчерашнем пиру, мы с Миндовгом уже порешили прежде между собой провести личную встречу. Так что с часу на час я жду его прибытия, а вам всем надлежит в ней тоже участвовать. Князь этот мне нравится, взгляд у него прямой, он его не прячет, не отводит в сторону, когда говорит. Вот и поглядим, до чего мы с ним сможем здесь договориться, прежде чем наши пустобрёхи на Большом совете будут балаболить. Всегда полезно личную приязнь иметь перед таким важным делом! - и он поучительно поднял указательный палец вверх.
        Литвинов за столом переговоров было всего четверо, также как и самих русских, этикет то предписывал, и соблюдался он всегда строго и неукоснительно. Помимо самого Миндовга, напротив сидели моложавые, как и сам их князь, литвинские воеводы Радвил и Альгис. Тут же поблёскивал умными глазами и седобородый Гинтарис, отвечающий, как видно, за общие посольские дела и за связи с соседними державами. Все приветственные слова уже были сказаны, обычаи гостеприимства соблюдены, гости попотчеваны, и теперь оставалось только лишь договариваться.
        - Мы хотим мира, - с небольшим акцентом произнёс Гинтарис. - У нас теперь нет повода для вражды с Новгородом и с его союзниками. Объединённой князем Миндовгом Великой Литве быть, как этого и хотел его славный отец Довгерд. Но нам противостоят племена, которые противятся нашему объединению в одну могучую державу. И ещё есть сильный враг, который угрожает и нам, и вашим Новгородским землям, - это Орден меченосцев, Тевтонский орден и вся Ливонская конфедерация. Сами мы со всеми ними пока не справимся, и нам нужна ваша поддержка. В противном случае если наши общие враги, объединившись, разобьют нас, то они потом обязательно придут и на вашу землю.
        «Поэтому отдайте нам кровь своих воинов и деньги, много денег и много крови, - подумал Андрей. - Мир не меняется с веками, и опять русского Ваню будут пытаться заставить отстаивать чьи-то чужие интересы».
        - Мы тоже желаем мира с тем союзом племён, что будет под рукой у Миндовга, - чётко выговорил Ярослав. - И мы сможем ему помочь в становлении его единой, сплоченной князем державы. Но где гарантии, когда это ваше новое княжество станет сильным, что оно не забудет всё наше добро и не повернёт свои копья вновь против русских земель, как это уже не раз уже было прежде?
        Миндовг при этих словах русского князя нахмурился. Как видно, напоминание о не таком уж и далёком поражении до сих пор глодало его исподволь, и он, похоже, так до конца и не свыкся с этой горькой ролью побеждённого.
        «Ох и не прост этот князь литвинский, ох и не прост! - думал, разглядывая его со стороны, Сотник. - На двух, а то даже и на трёх стульях он хочет сидеть. И будет уважать он всегда только лишь силу. Коли сильная Русь, значит, будет он ей союзником, ну а как ослабнет, так отъест столько от неё, сколько в его пасть поместится, и даже при этом не поморщится». И Андрей непроизвольно стукнул костяшками пальцев с надетыми по такому случаю перстнями по дубовому столу.
        Миндовг перевёл взгляд на лицо Андрея, затем он оглядел его руки. На среднем пальце у Сотника блестел большой золотой перстень с изображением скачущего с мечом всадника.
        - А что ты думаешь, Андрей, обо всём этом? Скажи мне честно. Я тебе верю, с тех самых пор, как подарил этот перстень, - и он кивнул на руку Сотника.
        Андрей посмотрел на Ярослава. Тот чуть кивнул, и Сотник, поднявшись, по привычке одёрнул кафтан.
        - Ярослав Всеволодович, Миндовг Довгердович, многоуважаемые гости и высокие люди-господа Руси. - Каждой из перечисляемых сторон Сотник сделал отдельный поклон, величая их, как и положено было по обычаю этого времени. - Простите, если я буду говорить сейчас прямо и, не желая того, вдруг сам кого-то из здесь присутствующих обижу. Русь пережила поражение от монголов при Калке, и теперь она восстанавливает свои воинские силы. Полного единства в её землях пока нет, но наши северные, центральные и северо-западные земли будут крепкими, и с годами они только лишь усилятся и устоят при ударах любых внешних врагов. А время придёт так, и вся Русь объединится, и не будет уже такой силы, которая бы её смогла стереть с земли. Я же в своём докладе перед вами исхожу прежде всего именно из этого. Из того, что Руси быть всегда, и что быть ей сильной и справедливой державой.
        Великому княжеству Литовскому тоже быть, и держава эта постепенно вберёт в себя в основном все сейчас разрозненные балтские племена и народы. А князь, объединивший их, войдёт в саму историю, и о нём ещё долго потом слагать легенды будут, - и Андрей пристально посмотрел в горящие каким-то внутренним огнём глаза Миндовга. - Нашим державам суждено граничить друг с другом, и кем им быть - врагами или же соседями добрыми, - только вам, князья, и предстоит решить самим. Ибо с вас-то и пойдёт всё это и далее, в грядущие, неизведанные ещё века. И потомки наши на поле брани или в одном строю против общего врага будут стоять, или же они напротив друг друга встанут, и в этом случае кровь друг друга они потом веками лить будут. А враг у нас общий уже есть, и если мы не отнесёмся к нему со всей нашей серьёзностью, то быть для нас одной большой беде. Я говорю сейчас про тот немецкий натиск, который стальным клином идёт на восток, и во главе этого клина стоят такие военные католические ордена, как Тевтонский и Орден меченосцев. И хотя девиз последнего ордена гласит: «Помогать - защищать - исцелять», а по факту
для всех их он - «Drang nach Osten», что в переводе с немецкого буквально «Натиск на Восток»!
        О судьбе западных славянских народов, живущих от Лабы[6 - Эльба.] до Одры[7 - Одер.] вы сами и так уже все прекрасно знаете. Где-то около полувека прошло, как нет на земле племён Лютичей, Бодричей и Лужичан. Они или уничтожены, или же утратили свою народность, покорённые, а затем и растворённые своими завоевателями. Такая же судьба сейчас ждёт и племенной союз пруссов. За него сейчас всерьёз взялся немецкий Тевтонский орден. Теперь там крестоносцы отстраивают опорные крепости и замки, занимая в них до поры до времени оборону. Они ведут латинское миссионерство, ищут слабые звенья между отдельными племенами, а потом уже начинают действовать по древнеримскому принципу - «разделяй и властвуй»! Сейчас между собой стравливаются западные пруссы: Кульмы и Помезаны, восточные Барты и Надрувы, и все они вместе и заодно с рыцарями уже воюют теперь с северными пруссами: Сембами, Погудами и Натангами. Помяните моё слово, уважаемые: пройдёт всего лишь век - и вовсе не станет такого народа, как пруссы. Его ждёт похожая с полабскими славянами судьба. А потом придёт и ваша очередь, - и Сотник кивнул в сторону
послов, - а также и очередь нашего русского Пскова, а возможно, что и Полоцка. И тогда случится то, что только недавно произошло с отбитым рыцарями городом Юрьевым, носящим теперь уже немецкое название - Дерпт.
        Опять же вам свежий пример от наших самых близких соседей. Семь десятков лет назад к устью Двины, там, где жили ливы, прибило бурей корабль немецких купцов из Бремена. Они провели добрый обмен с местным населением, и этот обмен оказался очень даже выгодным для самих торгашей. После того купцы договорились с ливскими вождями от Двинских родов поставить на этом самом месте торговое поселение, и они даже за это заплатили им немного серебром. Скоро рядом с первым возникло ещё одно, а потом уже и третье укреплённое городище. Архиепископ Бременский, прознав об этом, с согласия самого римского папы направил к ливам для проповеди своих священников. И очень скоро на месте этих поселений возникло уже Ливонское епископство во главе с Мейнардом, которого потом сменил епископ Бертольд. Проповеди священников большого успеха не имели, ливы активно сопротивлялись проникновению католицизма и даже силой изгнали епископа Бертольда с их земли. Вот тогда-то Папа и объявил первый крестовый поход против ливов. В 1198 году от Рождества Христова войско крестоносцев высадилось в Ливонии, разбило войско ливов и заставило их
креститься огнём и мечом. На этих землях было основано много крепостей, а для защиты и натиска на восток был основан военно-религиозный Орден меченосцев. Также как и ливы, вскоре было подмято под латинян и ещё одно прибалтийское племя - латгалов. Сопротивляющиеся вожди и население здесь попросту уничтожались, а все, кто покорялся, становились по факту слугами завоевателей. Сейчас укрепившиеся ливонцы ведут свой натиск на север, где они столкнулись с сопротивлением племён эстов и Датского Эстляндского герцогства. Бьют они также и на восток, на Русь, где уже уничтожены вассальные полоцкие княжества Кукенос и Герцике, а у нашего Новгорода отбит город Юрьев, и теперь уже на очереди стоит Псков. Ну и, конечно же, давят ливонцы в последнее время на юго-восток, где балтские племена объединяются в свою единую державу, надеюсь, что под вашей рукой, князь, - и Андрей поклонился Миндовгу.
        - Ты считаешь, Андрей, что у Литвы мало своих сил и мы не сможем за себя постоять против немецких рыцарей? - усмехнулся князь.
        - Нет, я так не считаю. - Покачал головой Сотник. - Но их может стать гораздо меньше, если вы войдёте в союз с крестоносцами, которым не нужен такой сильный сосед, как вы. Вас непременно используют в войне с врагами ливонцев, а когда вы обескровите свои силы, то уничтожат уже и самих.
        - А русским разве нужна сильная Литва? - Уставился ему прямо в глаза Миндовг. - Зачем вам, русским, нужен ещё один сильный сосед?
        - Я не могу отвечать за всех русских князей, но полагаю, что ваша земля Руси не нужна, - твёрдо ответил ему Сотник. - У Руси есть где прирастать и без этого и есть от кого отбиваться и с кем ратиться, - и заметил краем глаза, как при этих его словах согласно кивнул князь Ярослав. - Не поддавайтесь, князь, на посулы латинян, не нужно вам втягиваться в их войну с эстами и с Эстляндским герцогством! Вам нужны ваши живые воины, чтобы объединить свои земли, - глядя в глаза Миндовгу, медленно проговорил Андрей.
        За столом повисла пауза. Миндовг не выдержал и отвёл свой взгляд.
        - Ты многое знаешь, Андрей, - проворчал он. - Но я и сам пока ещё ничего не решил. Мне, как великому князю, нужны деньги и воинская слава. Очень много нужно и того, и другого, а где всё это добыть, как не в большом воинском походе? На восток-то уже не пойдёшь, там я опять с тобой встречусь, - и он криво усмехнулся.
        - Это да-а, - протянул Сотник. - На востоке добычи и славы вам нет.
        Теперь уже сам русский князь негромко фыркнул и громко крикнул в дальнюю часть залы:
        - Эй, что-нибудь там горло принесите смочить, да побыстрее чтобы! Ну, всё, Иванович, ты все, что хотел, уже сказал?
        - В целом да. - Кивнул тот и присел на скамью.
        - Ну что же, спасибо за такой подробный сказ. - Кивнул Ярослав. - Значит, это всё-таки правда, что Литва собиралась идти в поход на северные земли эстов и во владения датчан совместно с крестоносцами?
        Миндовг засопел и заёрзал на высоком почётном кресле.
        - Я уже сказал, князь, что ничего ещё пока не решено. Но посольство от Рижского епископа Альберта, да, было у нас этим летом. И латинянами нам было предложено идти в совместный поход на север. Ответ епископ будет ждать до христианского праздника Пасхи, именно после неё и будет собираться объединённое войско под Ригой и Дерптом.
        «В очень непростое положение попал Миндовг. Теперь и сам Ярослав видит, какую двойную игру затеяли литвины», - думал Андрей, наблюдая за нахмурившимся русским князем.
        - Оставьте нас все, - наконец проговорил он. - Думаю, что нам лучше обо всём переговорить вдвоём с глазу на глаз. Я надеюсь, что после этого между нами уже не будет никаких недомолвок.
        Миндовг молча кивнул, и его приближенные встали. Крепкие и боевитые с виду воеводы Радвил и Альгис выходили из залы легко, а вот седобородый и сутулый Гинтарис всё оглядывался, как видно, до последнего надеясь остаться со своим князем.
        «Ну да, как же, не хочет дедушка, чтобы такие важные посольские дела здесь без него решались, - подумал наблюдательный Андрей. - Похоже, много что завязано у литвинов на нём». Но слово уже было сказано, и князья остались в зале вдвоём.
        В горницу принесли небольшой столик, куда выставили кубки и закуску из копчёной и солёной рыбы, жареной на вертеле птицы и хлеб. Из напитков поставили кувшины с мёдом, пивом и тёмным квасом. Сюда же выставили пустые кубки и несколько серебряных тарелок. Все были сытыми, и к еде никто не прикоснулся. Радвил с Альгисом налили себе пиво, все русские плеснули по полкубка мёда и теперь молча цедили его, поглядывая друг на друга. Один лишь Гинтарис из всех ничего себе не налил. Он сидел как нахохлившийся старый филин, и его крючковатый острый нос ещё больше давал ему сходства с этой птицей.
        Прошёл почти час, когда послышался призывный крик. Из небольшой горенки сбоку выскочили двое слуг и распахнули двери в зальную комнату.
        Князья сидели за столом со светлыми лицами.
        «Ну, значит, договорились с глазу на глаз, - удовлетворённо подумал Сотник. - Выходит, что быть миру с литвинами!»
        Долго потом вместе не засиживались, всё действительно было уже князьями определено. Господин Великий Новгород помогал Миндовгу взять все южные балтские племена под себя и вылепить из всего этого сильную самостоятельную державу под управлением князя. Всем присутствующим было понятно «какого».
        Пока помощь подразумевалась серебром, провиантом и оружием. Людей у Миндовга хватало и своих. И только при крайней опасности и нападении сильного внешнего врага предусматривалась отправка к нему в помощь русских дружин. Того же самого Ярослав ждал в ответ и от своих новых союзников. Сфера интересов будущего великого литовского княжества не распространялась на русские и на зависимые от них земли. Литвины также отказывались от готовящегося крестоносцами похода в северную Эстляндию и по прошествии двух-трёх лет, когда они разберутся со своими внутренними проблемами, должны будут выйти в большой общий поход с русскими на Ливонию. На пять лет купцы обеих сторон освобождались от всех таможенных сборов и платили только отдельный налог со всей торговли в княжью казну. В столице литвин Вильно и в их крупном городе Кярнаве, также как и в русских Новгороде и Пскове, будут теперь располагаться торговые дворы со своими особыми уставами и местным управлением. Русь свою веру Литве не навязывала, каждый был волен сам для себя выбирать, во что ему верить и кому и как поклоняться. При изъявлении желания союзников
прислать своих православных священников князь Ярослав обещал с этим помочь.
        - Ну, Довгердович, нам осталось теперь лишь только породниться, - с улыбкой проговорил Ярослав. - У тебя вон уже Войшелек подрастает, небось, на коне не хуже батьки скакать научился? А у меня для него аж две невесты на выбор есть, хоть Мария, а хоть бы даже и Ульяна, каждая из них за такого славного княжича пойдёт. Правда, сопливые пока мои девки, Феодосия вон уже устала с ними нянькаться да в тереме воевать. Ну да придёт время - муж на место быстро их поставит, не забалуют у него, чать! - и он раскатисто расхохотался.
        - Мал он ещё у меня! Только девятый год парню пошёл. - Улыбнулся Миндовг. - Но мысль твоя, Всеволодович, мне уже нравится, я думаю, что мы к ней ещё чуть позже вернёмся.
        - Обязательно вернёмся, - подтвердил русский князь. - Ну что, уважаемые, теперь будем на Высший совет собираться? Осталось только теперь там все эти наши договорённости через одобрение высоких господ Новгорода провести. Ох и муторное же это дело, скажу! Я вон своему Ивановичу сейчас завидую. Он-то туда не ходок, пойдёт сейчас к себе на подворье - да к молодой жене под бочок. А нам ещё полночи в этом думном тереме париться.
        Глава 5. На торгу
        Митяй с Маратом прошли по мосту на Славенский конец, туда, где располагался огромный Новгородский торг. До отправления в усадьбу оставалась всего пара дней, а сидеть в батином поместье без дела уже порядком наскучило. Оно было забито сейчас народом, что называется, «под завязку». Не было бы этого дождя - так можно было бы вырваться в лес, но теперь-то там, разумеется, делать было нечего.
        Сотни людей, также как и парни, месили на торгу грязь, слоняясь по многочисленным купеческим рядам. Продавцы и зазывалы буквально из своих кафтанов выпрыгивали, пытаясь хоть что-нибудь да продать из своего товара.
        - Ах, какой короший парень! - Закатывал глаза приказчик из пруссов, наглаживая нитку с янтарём. - Если бы сейчас светило солнце, то я бы смог показать всё красоту этого ожерелья. Но, увы, этот дождь всё только портит, - и он зацокал в негодовании языком.
        - Я возьму эти бусы за три ногаты, семь - слишком дорого для них. - Покачал головой Митяй. - Уступай - и мы будем с тобой в расчёте.
        - Что он такое говорит?! - воскликнул торгаш. - Да такого янтаря больше уже никогда с Варяжского моря на берег не вымоет! Сейчас только одна тёмная смола из пучины выходит. Как будто бы море тоже грустит вместе с пруссами, вынужденными отстаивать свою землю от тевтонцев. А вот эту каменную смолу ещё при его отце Годукке вымыло на берег, и она теперь такая светло-жёлтая, словно мёд, с красивым красным отливом. - Прусс поднёс жировой светильник, и действительно, даже его маленького огонька хватило, чтобы показать всю красоту этого камня.
        - Хорошо, только из уважения к твоему народу, что сдерживает натиск крестоносцев, я дам четыре ногаты, - проговорил спокойно Митяй. - Или если ты не согласен, так мы здесь найдём другого.
        - Хорошо, хорошо, - согласился приказчик. - Только из уважения к молодому воину я сделаю ему такую большую скидку, - и прусс завернул бусы в отрез из фряжского полотна. - Невеста будет рада такому подарку! - и он подмигнул слегка покрасневшему парню.
        Потолкались по оружейным рядам, Марату приглянулся простой с виду кинжал в кожаных ножнах. Был он без орнамента, без украшения и обережных знаков да надписей, какие зачастую наносились на такое холодное оружие. Только на его лезвии с обеих сторон стояло по правосторонней свастике. Он покрутил его в руке и спросил цену. На удивление молчаливый продавец с медным скуластым лицом и раскосыми глазами усмехнулся и на весьма плохом русском назвал цену кинжала:
        - Этот стоит пятнадцать ногат, но тебе я продать за двенадцать, и ни ногата меньше, он есть из Тибет.
        Маратка покрутил ещё раз этот кинжал, постукал по его лезвию ногтём и послушал звук.
        - Хорошо, я беру его. - Кивнул он оружейнику и полез за пазуху доставать кошель.
        - Неужели так хорош? - спросил друга Митяй, когда они отошли от оружейной лавки. - А с виду ведь совсем обычный, и на дорогой дамаск вовсе не похож. Нет в нём того особого узора стали.
        - Хороший кинжал, - подтвердил Марат. - Я именно такой у своего дяди видел. Он говорил мне, что это редкий клинок из далёкой горной страны. Вот и этот купец подтвердил. Странный он какой-то, ты не находишь?
        - Да купец как купец, тут кого только и из каких стран на торгу нет. - Пожал плечами Митяй. - Пошли-ка лучше подкрепимся, у меня в животе уже вон кишки парадный марш играют.
        Неподалёку под навесом как раз расположились торговцы всякой снедью и напитками, и здесь же, укрываясь от дождя, можно было спокойно и без сутолоки перекусить.
        - Ко мне, ко мне подходите! - призывно прокричала круглолицая баба в крашеном шерстяном платке и в меховой телогрейке. - У меня здесь всё горяченькое, только вот с пылу с жару, пироги из печи, сбитень с приправками острыми.
        Тётка была с виду опрятнее, чем все остальные, и, рассчитавшись с ней за пироги с рыбой да за добрые кандюшки[8 - Большие глиняные горшки-кружки, имеющие ручку.] с горячим напитком, ребята привстали тут же под навес, чтобы перекусить и потом уже отдать посуду хозяйке.
        Рядом стояло несколько новгородцев, которые, похоже, заканчивали свою трапезу и, видать, только что хлебнули немного хмельного. Оттого-то, небось, их разговор разносился теперь на всю округу.
        Один коренастый и крепкий дядька в вывернутом вовнутрь мехом драном полушубке что-то громко доказывал трём другим. Делать пока всё равно было нечего, и парни прислушались к этому гомону.
        - А я вам говорю, что неспроста это всё! Видать, прогневила наша высшая власть небеса, вот они и пролились на нас таким обложным дождём. Три седмицы уже льёт он, не прекращаясь, а ведь это самое время для уборки жита было. Чего жрать-то будем теперича, когда мы все старые запасы подберём, а всё новое зерно у нас на поле сгниёт?!
        Правильно Твердило говорит, князь с посадником и Владыкой во всех бедах виноваты. До Господина Великого Новгорода им вовсе никакого дела нет. Один вон на великокняжеский стол в Киеве метит и нонешнего Владыку с собой хочет забрать. Другой в рот Переяславскому князю только лишь смотрит, а в своём граде у него всё без призору остаётся. Вон Великий мост ужо пять годов подряд не чинен, того и гляди его Волхов в Ильмень-озеро сметёт. Как тогда град-то наш жить будет? На челнах ведь туды-сюды вовсе не находишься.
        К гомонившим мужикам подошло ещё человек пять, и все вместе они стали громко хаять власть.
        - Рожь уже на треть за эту седмицу к своей прежней цене подскочила, эдак если и дальше цена на зерно будет расти, то останется только старые да драные поршни вываривать и мох с болота глодать!
        - А зерна-то богатеи много навезли из-за моря! Чаво бы его люду весь не раздать, всё равно ведь оно там лежмя лежит! - орал третий. - Нет, они его, только когда мы с голоду помирать будем, на большой торг выставят, чтобы мы последнее, что у нас есть, им бы снесли!
        - Гнать такую власть нужно! - орал другой. - Ярослав выше нашего стола себе власть ищет. Не угодил, вишь ли, ему уже наш Господин Великий Новгород. Чай, в Киеве-то нет такого дожжа, и зерно там не погнило на корню, как вон у нас. Поговаривают, что малолетних сыновей он за себя здесь оставит. А нам-то они на что, какой с них будет толк вообще на княжении?! Другого князя нам надобно! Другого к себе призовём! Пущщай Ярослав сам уходит и молодь свою с собой забирает, а мы другого себе, лучшего найдём!
        - Ещё и на войну нас сбирать задумал. Рассорит вконец с рыцарями-крестоносцами и бросит опосля одних, безо всей своей дружины. Ему-то та дружина нужна будет, чтобы киевский стол держать и от таких же, как он сам, князей отбиваться, - вторил ещё один склочный мужик.
        - Пошли отсель, Марат, здесь всегда так: поорут, поорут для начала, а потом и между собой драку затеют. Нечего нам возле смутьянов тереться, - и ребята, оставив пустые кандюшки хозяйке, вышли из-под навеса.
        - Бр-р, - пробормотал Митяй. Ему вода с крыши попала прямо за ворот, и он недовольно поёжился. - Сыро и зябко. Неужели и вправду, как батя сказал, этот дождь будет до самого декабря хлестать?! Надоело уже тут торчать, скорее бы домой пошли, и чего мы тут только ждём?
        - Дядька Варун поведал давеча, что как литвинское посольство к себе уйдёт и как только мы караван с Путятой из германских земель дождёмся, так сразу же и к себе в поместье двинем, - ответил ему Марат, и ребята прибавили ходу, пробираясь по ряду суконщиков.
        Уже у самого выхода с торга Митяево сознание что-то вдруг зацепило. Он приостановился у крайней лавки и присмотрелся к той возне, что сейчас происходила в небольшом тупичке между рядами.
        Трое парней лет четырнадцати, прижав какого-то мальца к земле, шарили у него за пазухой и периодически шпыняли. Но даже не это было главное, неподалёку от них стояли двое здоровых и взрослых парней, которые бросали вокруг цепкие и острые взгляды. Вот эту-то идущую от них тревогу и алчную, хищную злость сейчас-то и почувствовал Митяй. Картина была практически такой же, что и четыре года назад, когда его так же вот хотели ограбить на этом же торгу.
        - А сукно-то у вас плотное ли? А то сносится за зиму, и даже холопу на потом не останется. - Потрогал он один из отрезов в лавке.
        - Да что ты, что ты! - запричитал приказчик. - Это сукно из самой Фризии завезено. Да ему ведь сносу не будет! У нас тут аж пять расцветок в лавке есть. Какое вам лучше для начала-то показать?
        - А покажи-ка ты нам пока рудный[9 - Красный.], что ли, - протянул Митяй, а сам подтолкнул ничего не понимающего Маратку. - Вон, глянь-ка аккуратно там, там вон, в тупике!
        Малец, как видно, был отчаянный и попытался-таки вырваться от шпаны. Он что есть мочи завопил и сумел всё же сбросить со спины одного из грабителей.
        Взрослые парни, приглядывавшие за молодыми ворами и наблюдавшие в основном за ближними подступами, отвлеклись, и два одновременных сильных удара свалили их прямо в грязную общую кучу барахтающихся на земле пацанов.
        Первым с земли с руганью вскочил здоровый, с щербиной в зубах, с крупным подбородком и злыми глубоко посаженными глазами парубок лет эдак 18 с виду. Он выдернул из-под меховой телогрейки длинный кинжал и перебросил его из одной руки в другую. За ним тут же поднялся и коренастый рыжеволосый подручный с крупными конопушками на всём лице. У этого в одной руке оказался топор, а другая распустила кожаный шнур, на конце которого покачивалась небольшая металлическая гирька-кистень.
        - Да ладно! - усмехнулся Митька и скинул с себя кожаный плащ с капюшоном, оставшись в зелёном кафтане, на котором виднелись нашивки за награды и ранения. То же самое сейчас совершенно синхронно сделал и Марат, и они стояли рядком, загораживая проход. В правой руке у друзей уже были короткие мечи пластунов, а их левые синхронно занесли швырковые ножи для броска.
        - О ё! - вырвалось у конопатого. - Никак на Андреевских нарвались!
        - Чего надо-то?! - Зло цыкнул слюной через выщербину в зубе атаман шайки. - А хоть бы и Андреевские даже, однако, мы тут тоже на своей земле! - и он отступил чуть назад.
        - Ну да, а хоть бы даже на своей, и что, вот так вот среди бела дня, значится, можно мальца грабить?
        - Эй, мелкий, а ну-ка подь сюда! - и Митрий, нахмурив брови, перевёл взгляд на того парубка, кто сейчас удерживал малыша. Он вдруг резко дёрнул рукой с швырковиком, показывая ложный бросок. Руки, удерживавшие мальца, разжались, и тот, вскочив на ноги, быстро кинулся к Митяю.
        - Что они забрали у тебя? - спросил Андреевец, не спуская глаз с воров.
        - Да у меня куна в кошеле была. Мамка муки наказала купить. То ведь последние деньги уже в семье были, а у нас пятеро малых ещё, и все они меньше меня, а тятя с отходного промысла пока не вернулся, - бормотал мальчишка.
        - Кошель сюда, быстро, - прошипел Митяй. - Считаю до трех, потом вас всех здесь порубим на куски, а Посаднику доложим, что катов на торгу кончили. Хочешь проверить на себе боевую сталь, Щербатый?! Раз! Два! - и Митяй чуть отвёл назад руку с мечом для замаха.
        - Клоп, отдай этому кошель, - зыркая глазами, медленно, сквозь зубы проговорил атаман.
        Самый маленький из воровских заманух подбежал и, боязливо поглядывая на занесённое оружие, сунул в руки мальца потёртый кожаный мешочек.
        - Ну, значит, тебе опять сегодня повезло, гадёныш! - Сощурил глаза Митрий. - Голова-то не болит с того раза, как четыре года назад я приложил тебя об бревно? Ну что, чай, не узнал, лесовина?
        Глаза Щербатого расширились, а на лице промелькнуло удивление.
        - Узнал, узнал, значит, - усмехнулся Митька. - Ну, на третий раз я тебя точно убью, знай, а пока что живи, - и Андреевцы синхронно, шаг в шаг отступили назад, оттесняя своими спинами мальца к выходу.
        - Увидимся ещё. - Скривился атаман и снова сплюнул на землю. - Я тебя сам порву, фуфлыга[10 - Невзрачный (старорус.).]. Посмотрим еще, чья тогда возьмёт, - и влепил подзатыльник Клопу. - Какого ляда, божедурь ты лесная, эту куну из кошеля-то не вытащил? Тебе же сказали только его отдать, а про деньгу здесь вообще речи не было! Солому жрать теперь будешь! - и он в злости пнул пацана грязной поршнёй в живот.

* * *
        - Как зовут-то тебя, паря? - спросил у только что отбитого мальца Митяй, идя по мосту.
        - Да Перваком меня кличут, дядь, - охотно пояснил мальчишка, - потому как я первым у тятеньки с матушкой народился.
        - Ну да, а в семье у вас ещё пять мал мала, слышали уже, - усмехнулся Марат.
        - Ага-а, - протянул мальчишка. - Много нас, и все ведь есть хотят. Что-то тятеньки больно долго нет, как бы чего худого с ним не вышло, он ведь бондарь у нас. На Ладоге большой ряд у них с товарищами был. Должен бы уже прийти давно домой. Ведь придёт он, да, дядьки? - и малец с надеждой посмотрел на Андреевцев.
        - Да какие мы тебе дядьки, так, года на четыре-то всего постарше будем, - усмехнулся Марат.
        - Ага-а, конечно, - недоверчиво протянул мальчишка. - Вон как эти вас на торгу забоялись.
        - Да и ты не промах, не поддался шпане, а синяки ничего-о, заживут, главное, что деньгу для семьи сохранил.
        Мост они уже миновали, и теперь ребятам нужно было расходиться по разным новгородским концам. Митяй подал руку пареньку.
        - Я Митрий, а это мой друг Марат, мы курсанты воинской школы отроков из Андреевской бригады Сотника. Надумаешь к нам идти - долго не думай, пока годов не набрал, а я за тебя слово замолвлю, у тебя вон струнка воинская есть. И вот ещё, на-ка вот возьми, а то без хлеба семья осталась, - и он посмотрел на друга. Марат согласно кивнул, и Митяй сунул прямо за пазуху пацану узелок с купленными на торгу калачами.
        - Братьёв с сестрёнками угостишь. Ну, давай, Первачок, до встречи! - и, махнув рукой, Андреевские пошли в свою сторону.
        - До свиданья, дядьки, - пробормотал мальчишка, глядя им вслед. - Спасибо вам за всё!
        Глава 6. Домой
        - Ну, вот и всё, одним врагом у нас пока меньше, - задумчиво проговорил Ярослав и помахал уходящим вниз по Волхову в направлении к Ильмень-озеру посольским ладьям литвинов. - Хоть на какое-то время наши южные рубежи теперь будут прикрыты. А ведь ты прав оказался, Иванович, насчёт подготовки крестоносцев в поход на Эстляндию. Ну да теперь в следующее лето они туда без литвинов-то точно уже не сунутся. Годика три у нас есть до той войны. Даны за это время усилятся, вот и увязнут Ливонцы в сваре с данами посильнее. А нам-то ведь и на руку это будет. Однако про сговор с Псковом я всё же, Иванович, не верю. Ну не могут псковитяне такими-то пустыми дурнями быть. Похоже, что специально латиняне их очернить пытаются, дабы между нами клин раздора вбить.
        - Дело твоё, князь, моё же было тебя предупредить, - ответил ему Сотник. - В декабре, как ты и приказал, мой Дозорный эскадрон прибудет к Новгороду, старшим на него я поставлю сына Василия. И всё же ещё один совет разреши тебе дать.
        - Ну-у? - заинтересованно протянул Ярослав. - Говори, конечно. Слушаю!
        - Народ, князь, волнуется, бузить сильно начинает. Как бы бунта какого в граде не вышло. Сам ведь знаешь, Великий Новгород со своим вечевым управлением на это дело весьма будет горазд. Тут вот военный поход намечается, неурожай такой страшный, все корма и зерно у людей погнили, да ещё и князь на другой стол уходит. Надо бы усилить дружину княжичей, да и за большими княжьими амбарами хорошо приглядеть. Зерна-то с неметчины здесь много заложили, но его ещё сохранить и правильно в дело пустить нужно.
        Ярослав выслушал и небрежно махнул рукой.
        - Пустое! Я тут воеводу сильного с большой сотней оставляю. У Владыки свой полк в граде есть. Да и тиун Яким у нас калач тёртый, чай, давно уже на большом хозяйстве стоит. Мне сейчас дружина и во Владимире нужна будет, сам ведь понимаешь: вся сила князя - в его войске. Коли сильная дружина у него, так и собачиться никто с ним не станет. Да и вернусь я уже назад совсем скоро. Всё хорошо будет, но за совет всё равно тебе спасибо.
        Андрей молча поклонился и чуть отступил назад.
        На следующий день Андреевцы начали подготовку к отправке домой. Уходить нужно было пятью речными ладьями по поднявшейся от многоводья реке, а это значило, что будет много работы на вёслах. Да и внимания нужно будет уделять реке гораздо больше, чем обычно, ведь нет-нет, а в её мутных водах мелькали подмытые деревья, сучья, ветки и какой-то крупный мусор.
        За день до оправки каравана в Новгород прибыл из немецких земель Путята. Два закадычных друга крепко обнялись.
        - Э-э, да ты никак постарел, медведь, вон уже новое серебро в бороде появилось! - Улыбался Андрей.
        - Да с тобой не только серебро появится, скоро уже вообще весь седой стану, - усмехнулся купец. - Три последних седмицы уже, почитай, не спал, пока вон сюда с Любека шли. Ладно хоть ушкуйники Редяты четыре наших больших когга исправно охраняли. Не то за Готландом шведы бы точно всех вырезали. Злые они на русских нонче, но и сломя голову тоже уже не лезут. Щукари развернулись было, а тех уже и след простыл. Побаиваются!
        - Да-а, - протянул Сотник. - Одних морских злодеев-данов мы приструнили, и тут же взамен им другие объявились. Нет, нужно, как я и говорил, на острове Котлин большую крепость с удобным портом да с хорошей гаванью ставить, и там вот свой флот постоянно наготове держать. Тем самым мы сразу же укорот многим морским злодеям дадим. Путь им на нашу Ладогу уже перекрыли, а придёт время - так и весь Водский залив под себя заберём. Но для этого для начала нужно, чтоб даны нам этот остров уступили. Там у них сейчас небольшой пост с маленькой гаванью есть. Взять-то его на раз-два-три легко можно. И даже вообще без крови обойдёмся. Но лучше, чтобы это всё мы миром с ними решили. Вот и будет тогда наша торговля процветать и шириться, а вы, купцы, не будете от каждого паруса на горизонте шарахаться.
        - Да-а, хорошо было бы так, как ты говоришь, устроить, но сомневаюсь, чтобы нам его даны просто так вот отдали. А вообще, нужно с Тысяцким о том потолковать. В первую голову он ведь этим озабочен, да и всем на руку было бы, если бы морские пути чистыми для нас стали.
        - Ну, ладно, теперича уже к нашим делам. Тебе любекский бургомистр грамотку вот передал через меня, прочитаешь на досуге, - и Селянович передал свиток Андрею. - Шлёт он на словах своему барону низкий поклон и долгие, долгие лета. И ещё просит передать, что потребности в Андреевских товарах постоянно растут и все, что было послано ему в прошлый раз для торга, уже давно там продано. С начала следующей навигации он с нетерпеньем будет ждать новый караван из баронского поместья.
        - Ладно, посмотрим, что да как. - Кивнул в ответ Сотник. - Я так понимаю, что это последнее плаванье уже для этого года?
        - Ну да, так-то две или три ладьи ещё, может быть, подойдут сюда из западной Фризии, и от англов ещё одну ждём, но там так уже, мелочёвка обычная будет. А эти четыре когга мы перегрузили на Ладоге на речные ладьи и сюда быстрее поднялись. Вода сейчас стоит высокая, так что от порогов для нас трудностей по проходу не было. Пять ладей с зерном, как мы и обговаривали, разгрузили на Орешке. Столько же оставили у посадника града Ладоги. А всё остальное вот сюда по Волхову пригнали.
        - Сколько зерна всего с вами в Новгород пришло? - спросил у купца Андрей.
        - Так, десять ладей полных, а в каждой из них почти тысяча пудов загружена, - подсчитывая в уме, ответил Селянович. - Ну, пусть даже и немного меньше. В девятой и десятой-то только половина от загрузки зерном, а всё остальное - уже по мелочи для мастерских и для ремесленных артелей. Плюс всякие порошки, квасцы, рудные материалы, каменный уголь, да ещё вон песка белого пудов двадцать с собой везём. Мастер стекольный из Богем ну никак без всего этого не соглашался переселяться к нам. Так мы ещё и всю его семью с собою тащим.
        - Стекольный мастер из Богем?! - аж с придыханием проговорил Андрей. - Да что ж ты сразу-то не сказал, медведище ты моё лесное?! - Сотник аж чуть не станцевал от такой неожиданной новости. - Я ведь уже год у себя бьюсь, всё пытаюсь наладить это производство в поместье. Ну, ничего ведь так и не получается! Уж слишком это сложное и хитрое дело по литью стекла! Как уговорить-то тебе его только удалось?
        - Да как-как… - озадаченно глядя на друга, пробормотал Путята. - Что-то с властями у него там не задалось, разорили его и чуть было на костёр с женой не спровадили. Ну вот, а тут, значит, мой приказчик Малмышка недалече торговался за новую партию стекла. Ты же сам сказал его тащить, сколько только можно, отовсюду. Предложил он мастеру к нам перебираться, ну а тот и ухватился за это приглашение сразу. Ему-то, чать, терять уже было нечего, окромя своей жизни да жизней своих близких. Однако в свою очередь тоже этот мастер с крепким норовом оказался. «Или забираете меня со всеми моими материалами и со всеми анструментами, или же я тут остаюсь и на костёр пойду», - усмехнулся Путята. - Все равно, дескать, без любимого дела мне более жизни нету. Ну, вот как-то так всё там в итоге и вышло. Малмышка стекло в ладью сторгованное загрузил и туда же этого стекольщика с семьёй и со всеми его причиндалами определил. Ну, они потом быстрее ходу по реке к морю, пока, значит, его на костёр там не спровадили.
        - Замечательно! - Потёр руки Сотник. - Вот теперь и будет у нас кому стекольное производство основывать. Каждый хороший стекольный мастер ещё кучу сопутствующих знаний с собою, дружище, несёт. Для литья стекла ведь чего только не требуется знать, одних только хитрых примесей с десяток там уметь готовить нужно. А это медный и железный колчедан, поташ, всякие кислоты и квасцы, да много чего ещё нужно. Ну ладно, ты его куда с семьёй определить хочешь? А то у меня всё местное подворье полностью забито. Скоро месяц уже, как мы тут толчемся и на головах друг у дружки все спим. Как-никак, а целая большая сотня здесь со мной сейчас осталась.
        - Да я к себе всех, кто караваном пришел, заберу, - махнул рукой Селянович.
        - Чай, у меня места не меньше, чем у тебя, будет. Когда отправляться домой-то думаешь?
        - Не позже послезавтрего, - ответил Андрей. - Нам ещё рекой вверх по течению идти в этом дожде, - и он поднял голову вверх.
        Такого ливня, как раньше, уже не было, но всё равно сверху непрерывно шла мелкая морось, оседающая на всём вокруг. Земля же до такой степени уже пропиталась влагой, что просто не вбирала её в себя, и она или же стекала в реки, в болота, ручьи и овраги, или же просто стояла всюду огромными непросыхающими лужами.
        - А ты ведь об этом меня ещё загодя предупреждал, - тихо проговорил Путята, глядя на Сотника.
        - И об этом тоже. - Кивнул тот. - Но это ведь только начало. Следующее лето будет передышкой, а потом опять несколько лет непогода всё вокруг выбьет. И времени нам на подготовку уже больше нет. Всё, что мы сейчас не успели, будет теперь стоить жизни людям.
        - Дэк мы и так старались ведь, - тяжело вздохнул Селянович. - Все излишки с немецких земель выгребли. Серебра так и вообще свободного уже не осталось, я и из оборота чуть ли не половину его уже на закуп изъял.
        - Да к тебе-то нет вопросов, друг. - Кивнул Сотник. - Мы вместе же уже третий год всем этим вот занимаемся. До князя я нашего достучаться никак не могу. Ему бы всё войной и высокой властью жить, а до такой малости, как грядущий мор, Всеволодовичу как-то и дела нет, бабы, дескать, ещё нарожают, - и он с досадой топнул по раскисшей земле. - Ну, неужели не понимают ни он, ни его тиуны со всеми советниками, что густонаселённая земля - это много крестьян, ремесленников и всякого работного люда, а это значит - много хлеба и налогов в казну?! Это многочисленная, сытая и хорошо вооружённая дружина. Это большиегорода, хорошо обработанная земля, а не сплошные леса и безлюдье на сотни вёрст вокруг. Да будь у нас избыток населения, не немцы бы на нас давили и изгоняли с родных вотчин, а мы бы уже на берегах Эльбы свои крепости ставили.
        - Тише, тише, ну что ты раздухарился-то? Кричишь вон, по грязи топаешь, словно ребёнок. И по князю ты тоже аккуратней говори, не ровён час, донесут ему послухи, перевернут всё так, как им надо. Вот и будет тебе тогда вспоможение для народа. Глазом не успеешь моргнуть, как по бревнышку раскатают всё твоё поместье.
        - А-а… - отмахнулся Андрей. - За Каменный пояс тогда уйду. Там своё баронство обосную и к вам в гости с посольством ездить буду.
        - Да тише ты, Андрюха, - одёрнул его вновь Путята. - Ну что за вожжа-то на тебя сегодня нашла?! Даже шутковать так не смей! И себя, и меня, и всех наших близких погубишь, и дело общее можно будет тогда сразу же сворачивать. Ты что, не понимаешь, что только Рюриковичи здесь, на Руси, могут высшую власть иметь? Пусть они ссорятся между собой, скидывают друг друга со стола, коленами и родами ссорятся друг с другом. Но как только кто-то, кроме них, попытается вылезти здесь вверх, так по седьмое колено ведь всех тогда близких вырежут. Помни это всегда и живи сам с этим. Не такой уж Ярослав и плохой князь, и много хуже есть на наших землях, так и ничего, живёт ведь люд как-то? - и он посмотрел пытливо в глаза Сотнику.
        - Да ладно, понял я, - вздохнул Андрей. - Накатило на меня что-то, видать, устал я от всей этой сутолоки. Домой я уже хочу!
        - Ну, маненько ведь осталось. Потерпи, Андрюха! Скоро в свои термы сходишь вон с Мартой. Спинку там потрёшь ей. Ну и бассейны покажешь эти с фонтанами, - и Путята, хохотнув, отскочил от Сотника, едва успев увернуться от оплеухи.
        - Всё бы тебе зубоскалить, торгаш. - Шутейно нахмурился Андрей. - Ты куда зерно надумал определять, что с этим караваном пришло? Как-никак оно чисто на твои деньги было закуплено.
        - Да у меня в загородном поместье пара больших амбаров уже заготовлена. Но всё туда точно не уместится. - Пожал плечами Путята.
        - Ну, тогда пару-тройку отправь в Торопец к Давыду и одну-две - в град-крепость Холм, там посадник-воевода - боевитый и хозяйственный муж, у него никакое добро не пропадёт, - посоветовал другу Андрей. - А у Давыда Мстиславовича княжество небольшое, а тиун там тоже муж весьма серьёзный, хотя, конечно, и скряга он знатный. Ну да то, может, и лучше будет сейчас, чай, сумеет им правильно распорядиться да сохранить. А всё остальное, что к себе не сможешь засыпать, так я заберу с собой. Не внушает мне сейчас доверия этот Новгород, бурлит он, что-то нехорошее в его недрах зреет. Да ты и сам знаешь - нельзя все яйца в одной корзине хранить.

* * *
        27 сентября на большом празднике Воздвижение Креста Господня отстояли службу в храме Иоанна на Опоках, и на следующий день, помолясь на кресты Святой Софии, большой караван Андреевцев отчалил от огромной новгородской пристани. У бревенчатого причала стояла небольшая толпа из родни воинов и близких, из тех, кто не захотел уходить из большого столичного города, несмотря на настойчивые уговоры. Всю свою родню Сотник, невзирая на протесты дочери, забрал с собой. В усадьбе оставался только лишь старый дядька Аким и муж Анны Артём. У обоих мужчин всем делом жизни была их служба, и каждый из них себя видел пока только лишь в столице.
        - Коли совсем припекать начнёт, так завсегда в лес отойти смогу, - проскрипел дядька Аким. - А без личного пригляда усадьбу лиходеи махом спалят. Не волнуйтесь, ступайте себе с Богом, глядишь, и пронесёт беду мимо.

* * *
        - Вот, Мартушка, именно на этом озере-море и играл на гуслях Садко морскому царю, который объявил, что утешен он игрой гусляра и хочет его за то наградить, - рассказывал жене Сотник, когда караван вошёл на просторы Ильменя. - Летом тут очень красиво, лишь бы только волнения не было, ну а сейчас так ведь везде неприветливо.
        Марта потеплее укутывала сопящего во сне сына. Сырой ветерок на огромном озере пронизывал всех насквозь.
        - Какие же у вас тут просторы, - ответила мужу герцогиня. - Теперь я понимаю, почему у русских людей такая широкая душа. - Вам попросту нельзя быть другими, ощущая ежесекундно себя в таком вот громадье.
        - Хм, ну-у, что-то такое в этом действительно, пожалуй, есть. - Кивнул задумчиво Сотник. - Вы уж тут тоже аккуратнее, чтобы вас не просквозило. Больше вон в каютке сидите с малышом. Седмицы три, а то и все четыре нам ещё придётся вверх по течению идти. Умаемся все.
        - Не волнуйся, милый. - Улыбнулась Марта. - Это гораздо лучше, чем сидеть взаперти. Ты ещё не забыл, что у тебя жена и сын из потомков викингов, бороздящих морские просторы? Так что считай, что мы сейчас в своей стихии в отличие от тебя, - и она лукаво улыбнулась Андрею.
        - Но-но, - усмехнулся Сотник. - У моего ганзейского Любека одних только торговых судов за полсотни штук будет. А русские ушкуйники - так те вообще уже два раза сносили напрочь эти ваши разбойничьи столицы в Балтийских шхерах. Ещё и главные ворота притом из них к себе добычей забирали. Так сказать, на добрую и долгую память. Потому давайте уж не будем славой мериться, герцогиня! - и они, словно дети, весело рассмеялись.
        - Андрюш, а ты заметил, как возле Эммочки два твоих дружинных воя увиваются? Фрол рыжий и еще какой-то там воин, вроде из пластунов, - спросила Марта, глядя, как возле её служанки и спасительницы, стоящей в отдалении, у противоположного борта ладьи, разыгрывается очередная сценка.
        - Совсем утомили девицу мои пострелы, да? - спросил, нахмурившись, Сотник. - Разогнать их, что ли, по разным ладьям?
        - Да нет, не надо, милый, пусть уж они сами там разберутся, не встревай. - Улыбнулась ему в ответ Марта.
        Действительно, молодая и пригожая шведка приглянулась сразу двум орлам Андреевцам. Рыжий Фрол из судовой рати наперегонки с пластуном Лютнем сражались теперь за внимание и сердце юной девицы. Вот и сейчас на удивление галантный и вежественный Лютень поднёс Эмме меховую накидку. «Ибо холодно как-то нонче особо, прямо вот зябко на палубе под этой сыростью-то стоять». Девушка мило улыбнулась и приняла подарок от ухажера.
        И тут как тут рядом сразу же оказался Фрол.
        - Эммочка, пожалуйте рукавички, специально для вас самолично я их пошил. - Сержант-ладейщик протянул ей мягкие, мехом внутрь, непромокаемые рукавицы. Девушка надела их и посмотрела с благодарностью на обоих русских воинов.
        - Спасибэ вам. Я благодарить, - покраснев, с сильным акцентом произнесла она. А два бойца, уже нахохлившись, словно драчливые петухи, прищурившись, смотрели друг на друга.
        - Отойдём? - Покрутив шею, словно на разминке, кивнул в сторону носовой части судна Фрол.
        - А пошли! - Кивнул ему в ответ Лютень и решительно шагнул мимо мачты.
        - Ну, начинается! - проворчал Сотник, осерчав. Но ничего сделать он не успел. Совершенно незаметно для всех зрителей, да и самих участников всего этого действия, откуда-то сбоку выскочил вдруг командир ладейных Боян Феррапонтович. Раздалось два глухих шлепка затрещин, и обоих «петухов» отшвырнуло к разным бортам.
        - Всю дорогу у меня трюмы драить будете! - рявкнул зло подпоручик.
        - Тебе потом до весны все ладьи ещё в поместье смолить, Фролка, а по тебе, Лютень, Варун Фотич уже сам будет решать, как быть, но думаю, что мало тоже не покажется, уж я-то его норов хорошо знаю! В походе ссору затеять решили, стервецы?! От безделья измаялись?!
        Виновники торжества, похоже, только сейчас осознали все те риски, что принесла им эта глупая ссора, и они, резко развернувшись, попытались было прошмыгнуть к корме, чтобы там затеряться среди народа.
        - Стоять! - кровожадно прорычал Боян. - А ну-ка, орёлики, скребки в зубы - и пошли скамьи да палубу драить! До вечера всё дерево желтизной не будет блестеть - так я вас точно тогда в трюм отправлю мириться. Вы у меня за это плаванье все трюмы теперича отскребёте! И не зыркай там, пластун, своими зенками! Я на время плаванья тут хозяин! А не нравится - так иди вон к комбригу пожалуйся. Поглядим тады, что с тобой тогда будет!
        - Не, не, дядька Боян, извиняй, я это, я же за скребком пошёл, - пригнув голову, пробормотал Лютень и поплёлся за инструментом.
        - Ну почему мне всегда правой-то достаётся? - пробурчал рыжий Фрол, потирая горящее огнём ухо и догоняя соперника.
        - Вот ведь что, Андрюша, любовь делает! - проворчала Марта и укоризненно посмотрела на мужа. - А ты мне даже рукавички за всё плаванье не сшил. Эх ты-ы… - и величественно кивнув Эмме, герцогиня направилась к кормовой каюте.
        - Да ё-моё! - пробормотал Сотник. - Эти трое здесь, значит, хороводятся, а я тут ещё и крайним остался! Весело, блин!
        - Я всё слышу, Андрей! - раздался голос любимой. - А мальчиков так карать всё же жестоко. Понимаю, ну, день наказания им для порядка, но вот на всё плаванье - это уже слишком! Ты бы поговорил с дядей Бояном, а? Это же любовь, милый! - и Марта, нежно улыбнувшись, закрыла дверь каюты перед носом у мужа.
        Дни тянулись за днями. На судах было очень тесно. Вместе с грузами и со сводной сотней в усадьбу уходило немало семей и близких воинов. На палубах и под натянутыми тентами часто слышался детский смех и женские голоса.
        При подходе к южному берегу Ильмень-озера караван судов разделился. Большая его часть пошла в реку Полу, а пять ладей вошли в Ловать, чтобы доставить зерно в Торопецкое княжество и в Холмскую крепость. Дня через три после прохода через Ильмень Андрей пересел на замыкающую ладью. Именно в ней и шло всё семейство мастера-стеклодува из Богемии.
        - Мартин Горст, господин барон, - поклонился, представляясь, стекольщик. - А это моя жена Ирма и наши дети.
        Немолодая, аккуратно одетая женщина в тёмном пуховом платке поверх длинных светлых волос и в накинутой сверху платья из плотной шерстяной ткани меховой телогрейке присела в глубоком поклоне и подозвала пятерых своих отпрысков. Двое уже довольно взрослых парней-близнецов, с виду лет около четырнадцати, и три девчонки от пяти до десяти лет дружно повторили приветствие вслед за своими родителями.
        - Всё ли хорошо у вас, нет ли каких-нибудь ко мне просьб или, может быть, жалоб? - обратился к Мартину Сотник на довольно хорошем немецком. - Может быть, у вас есть вопросы по питанию, или же вашей семье не хватает тёплой одежды? Вечера здесь сейчас стоят холодные, а тут ещё и эта постоянная сырость. - Кивнул Андрей на пасмурное небо.
        - Нет, нет, что вы, господин, мы ни в чём не нуждаемся и испытываем все те же трудности в этом пути, что и все. Нам было бы грех жаловаться. - Развёл руками мастер и вопросительно посмотрел на Сотника. - У господина барона есть ко мне вопросы? Я с удовольствием и искренне на все их отвечу, - и он опять поклонился.
        - Да, я прежде всего хотел бы познакомиться с тобой, Мартин, и со всем твоим семейством, - ответил Андрей и вежливо кивнул жене мастера. - Вы можете заниматься своими делами, Ирма, а мы сейчас просто поговорим с вашим супругом.
        - Похоже, мне вас сам Бог послал, господин Горст. Я ведь давно мечтал открыть в своём поместье стекольное производство. Но сколько бы ни пытался начать это дело, у меня до него всё никак руки не доходили. Уж больно это сложное и ответственное ремесло, я вам скажу. Тут нужно много особых навыков и приспособлений иметь.
        - О да, господин барон, - соглашаясь, кивнул стекольщик. - Даже у меня, хотя я в этом деле с самых малых лет и учился у своего отца с дедом, и то до сих пор возникает много трудностей в этом производстве, а порою случается и досадный брак. Вынужден признаться, что, работая почти что четыре десятка лет, я так и не постиг ещё всех вершин в этом сложном искусстве. Слишком много в нём своих тонкостей, и не всё здесь зависит от самого человека, а многое - ещё от грамотно подобранного и качественного материала, и даже просто от того же везения и удачи.
        - Ясно. - Покачал головой Сотник. - А что это за история с вашим преследованием богемскими властями, и почему вы были вынуждены так быстро скрыться из родных мест? Расскажите, если это, конечно, не секрет.
        - О да, это очень грустная история, и она мне чуть не стоила жизни, да и жизни всех моих близких были тоже в большой опасности. - Мастер заметно помрачнел. Как видно, неприятные воспоминания до сих пор угнетали его, но он всё-таки собрался с духом и продолжил свой рассказ: - Нашу семейную мастерскую по отливке и выдувке стекла основал ещё мой дед, который перебрался сюда из-под Богемской Шумавы. Здесь, в Исполиновых горах Судет, в Дёрфле, более полувека назад он сварил своё первое стекло и выдул из него потом первый сосуд. В то время это было маленькое село, лежащее в долине между двух гор, рядом с идущими тут же рудными разработками. Но оно очень быстро росло, и скоро здесь появилась светская власть, назначенная владельцем всех этих земель графом Гаррахом, а с ней вместе тут же появилась и власть церковная. Мы исправно им всем платили все установленные подати и налоги. Жили, конечно же, не бедно, но и работали с раннего утра и до поздней ночи не покладая рук. Основными работниками в нашей мастерской были сыновья и взрослые внуки основателя семейного дела. Нанимали мы и нескольких тружеников для
самой грубой и простой работы. Спрос на стеклянные изделия непрерывно рос, а я, приняв дело от своего отца, начал ещё и отливку оконного и витражного стекла, которое было у нас гораздо лучше и качественнее, чем у всех конкурентов. Наверное, это-то нас потом и сгубило. Кто-то из них пожаловался, что я не плачу в полной мере налогов в казну графа и городка, а также что утаиваю часть прибыли для уплаты церковной десятины. Люди графа перевернули вверх дном весь наш дом, нашли там спрятанное на чёрный день серебро и всё то, что было нужно для закупки оборудования, материалов, оплаты работникам, да и просто для покупки той же пищи. Всё это объявили незаконными излишками и изъяли тут же в казну. Аббат основанного рядом с городком монастыря, зная, что у меня и так всё уже забрали люди графа, потребовал тем не менее заплатить ещё и дополнительную десятину за последние три года. И назначил он для меня плату в тысячу фунтов витражного стекла. Для меня это было совершенно неподъемным делом, что я прямо ему и высказал и добавил ещё, что мне проще уйти в работу к язычникам в недалёкую Мазовию, чем ждать милости от
своей же родной церкви. Ну, вот за этот свой язык я как раз и поплатился. Меня тут же объявили грешником и еретиком, наложили огромный штраф и дали три дня для того, чтобы начать отливку стекла и принести прилюдно покаяние во всех грехах. В противном же случае и меня, и всю мою семью ждал церковный суд инквизиции, а что это такое, вы, наверное, и сами прекрасно знаете. Средств на выплату штрафа, на дополнительную десятину и даже просто на запуск производства у меня уже на тот момент не было, а без всего этого, как мне кажется, моё самое искреннее покаяние всё равно бы не смогло защитить мою семью. Вот тут-то и появился ваш торговый приказчик Малмыж. Я уже был в отчаянии, и у меня просто опустились руки, но он мне рассказал, что один русский барон очень привечает мастеровых людей из Европы, и там у него я и вся моя семья, все мы будем в совершенной безопасности. Вот мы, недолго думая, и собрались в путь. Этот приказчик, он у вас очень смелый и, как видно, хороший организатор. Я ему сказал, что поеду на Русь только лишь со своими приспособами и со всеми материалами, ибо на новом месте стекольное дело
начинать без всего этого будет просто немыслимо. Так он за одну только ночь со своими людьми вынес всё моё железное имущество из мастерской и все те многочисленные компоненты, сухие смеси и растворы, которые только будут нужны на новом месте. А утром его ладья с моей семьёй и со всеми нашими вещами уже бежала на север по направлению к морю.
        - Какая занимательная история! - подивился Сотник. - Воистину сам господь, Мартин, вёл вас в наши края. У меня в поместье уже работает множество даровитых людей из самых разных дальних стран. Не один из них не пожаловался ещё на жизнь, и пока что всем у меня нравится. Да, и самое главное, вы можете быть абсолютно уверены, что уж у нас-то руки инквизиции до вас теперь точно не дотянутся. Так что можете совершенно спокойно у нас жить и работать. Осмотритесь пока на месте, обживитесь в своём новом жилище, приглядитесь ко всему, продумайте, где бы вам лучше разместить свою мастерскую. Оцените местные материалы для начала работы. Прикиньте и закажите, какие вам будут нужны печи и оборудование. Оцените, сколько будет нужно всего людей в помощь. Потом мы уже всё обговорим и заключим с вами справедливый ряд. Вот и работайте на благо семьи и своей новой родины.
        - Это просто какая-то сказка. - Благодарно улыбнулся Мартин. - Я и мои помощники мальчишки уже так истосковались по своей работе за эти долгие три месяца. Хочется уже поскорее встать к горну и варить стекло. Лишь бы у вас был хороший кварцевый песок, известь, щёлочь или поташ. Все остальные присадки для придания стеклу цвета у меня на первое время пока есть.
        - Всё решим, мастер, - успокоил его Андрей. - Мои люди уже производили большие полевые изыскания в поместье и во всей ближайшей округе. Они этим занимались ещё тогда, когда запускали производство огнеупорной керамики и кирпича. И много чего интересного они в наших землях нашли. Одного вот пока не могу вам обещать - это каменного угля. Его залежей у нас просто нет на нашей северо-русской равнине, а везти издалека этот каменный уголь будет весьма и весьма накладно. Бурый, болотный под торфяниками, конечно же, у нас есть, но его не нароешь вот так вот просто. Залегает он там на слишком уж большую глубину. И как вам поднимать температуру для плавления смесей в печах, над этим мы будем ломать голову уже вместе. Ну да, там умные головы есть, глядишь, как у нас тут говорят, покумекаем сообща, а там что-нибудь да и придумаем. Да и пару ладей всё-таки с углём я вам обещаю уже к лету, ну а там дальше будет видно.
        Наконец-то по левому борту показалось устье реки Полометь. Теперь оставалось выгребать в сторону Лычково, а там ещё немного - и будет уже родное поместье. Караван наконец-то подходил к дому.
        Глава 7. В поместье
        - …За геройство при обороне Ладоги для награждения вызываются бойцы карельского взвода пластунов! - и начальник штаба бригады Филат Савельевич торжественно повысил голос: - Прапорщик Онни - медалью «За храбрость» I степени, с положенными к ней премиальными. Десятник, сержант Калева - Орденом Святого Георгия II степени, звеньевой капрал Микко - Георгием III степени, вожатый воинских собак капрал Йибу - Георгием III степени, боец Онтро - Георгием IV степени. Курсанты I курса воинской школы Тиуру, Коргей и Трюггви награждаются медалью «За храбрость» II степени.
        Каждому из выходящих к накрытому красной тканью столу в большом зале штаба Сотник самолично прикалывал его награду к форменной куртке и выдавал положенные премиальные.
        - Рулевой Фроуд Треска и впереди смотрящий Ульф из судовых команд за геройство на Ладоге и в Вотском заливе награждаются Орденом Святого Георгия IV степени, - продолжил вызывать награждаемых начальник штаба.
        - У нас сегодня особое награждение, друзья. - Сотник обвёл глазами заполненный народом зал. - Сегодня два наших бойца получают Орден Святого Георгия I степени и становятся полными кавалерами этого солдатского ордена, а по правилам, помимо наградных премиальных, получают они ещё и своё первое командирское, офицерское звание «подпрапорщик». Для награждения вызываются! - и комбриг взял паузу, подчёркивая всю торжественность момента. - Подпрапорщики пластунской сотни Родион Крестцовский и Мартын Андреевич Юрьевский! - и два таких непохожих друг на друга бойца вышли к Сотнику.
        «Только несколько лет карел Мартын дрался с крестоносцами под рукой у князя Вячко, обороняя Юрьев, а Родька - тот и вовсе на лесных промыслах белок бил, а вот же, поди, за три с небольшим года сии мужи до охфицеров выслужились и полную колодку Георгиевских крестов получили, - думали многие из присутствующих. - Есть куда им теперь расти!»
        Комбриг приколол золотые «Георгии», выдал каждому кожаный мешочек с восьмью гривнами премиальных и погоны с одним красным просветом посредине.
        - Ну что, осталось вам сюда теперь только бы по звёздочке заслужить, господа подпрапорщики. - Улыбнулся им подполковник. - Но для этого нужно будет ещё постараться, и не только лишь в ратном деле. В поместье вскоре откроются офицерские курсы, в коих будет обучаться по очереди весь командирский состав бригады. Ибо без нужных знаний воевать дальше и командовать при этом людьми вовсе уже не можно. И вы, господа подпрапорщики, зачисляетесь на эти курсы в самом первом потоке. Поздравляю вас!
        Отходили от стола пунцовые от такого большого внимания и чествования кавалеры и не знали теперь, радоваться им или же горевать. Давно уже гуляли разговоры средь воинов, что командиров теперь будут по-особому учить, но всё это было пока как-то далеко. А вот, поди ж ты, с них-то всё и начинается.
        «Ох и хлебнём мы теперь. - Чесал голову Родька. Что значит учёба в поместье, он уже давно понял. К учёбе здесь подходили очень даже сурьёзно. Вон курсанты школы, те могут доподлинно каждому поведать обо всех этих тяготах. - Одно только письмо, медицина, химия, да ещё и языки иноземные чего только стоят! А они ещё там какую-то физику и, как её, логикусу зубрят, и всё это помимо всего остального военного дела да ещё десятков прочих наук», - думал пластун. Приплыли, как говорит его дружок Митька.
        - …И в заключение хочу я, друзья, чтобы мы почествовали наших храбрых работников Вторака и Ослопю, кои не только выстроили досрочно Невско-Ладожскую крепость Орешек, но и защитить её смогли от нападения многочисленной рати, стоя в одном общем воинском строю. Кровь свою на ней пролили, но не струсили и не отсиделись они там, в казематах, а великую доблесть проявили при её обороне. Выходите перед честным людом, братцы!
        И из толпы вытолкнули двух плотников. Было видно, как им неловко было сейчас стоять перед всеми зрителями. А из толпы присутствующих уже слышалось громовое хлопанье и восторженные выкрики.
        У Вторака рядом с медалью «За храбрость», полученной «за Полометьский затон», теперь прикололся и серебряный солдатский «Георгий». У Ослопи Георгиевский крест был и вовсе самой первой воинской наградой. И у каждого из них теперь рядом с трудовой бронзовой второй степени появилась уже на жёлто-зелёной колодке и ещё одна серебряная - «за такой важный и доблестный свой труд», как опять же отметил Андрей Иванович.
        - Ну, Ослопя, ты теперь и важный же жоних получился, - подколол друга Вторак, когда всех распустили после награждения. - Выбирай теперича любую себе молодку, каждая за такого-то хероя захочет замуж пойти. Пять гривен с пятнадцатью кунами премиальных одним разом ведь получил, это окромя ещё работного ряда. И чего не строить-то теперича для себя хозяйство?
        - Не-е, ну что ты, Вторуш. Да какая мне там жени-итьба, - протянул в смущении здоровяк. - И что я с женой-то делать буду? Я када с девкой вона здороваюсь на улице, ну, не знаю прям, чё делать даже, хоть бяги сломя голову прочь. А када меня Катька-лекарша вон на плясовую позвала на том давнишнем вечере, куда вы меня хитростью заманили, так я чуть было под землю со стыда не провалился, а ей вон все ноги чуть было вусмерть не отдавил. Не-е, Вторуш, не моё это дело - женихаться. Я вон лучше топором буду махать да бобылём спокойно жить.
        - Ну и дурак же ты, Ослопька, - беззлобно ругнулся Вторак. - И откуда только такое божедурье на мою голову взялось?
        - Так знамо дело откуда, - протянул здоровяк, перепрыгивая через огромную лужу. - Новгородские мы, с плотницкого конца, значит, люди.
        - Тьфу ты, балаболка, с конца он плотницкого, - сплюнул с досадой Вторак. Пошли уже скорее, пока вон всего дождём не промочило. У меня Машенька такие пироги по этому сурьёзному случаю напекла - прямо вот объедение! И медовухи ещё разрешила сегодня испить, как-никак, мы с тобою «Георгия» нонче ведь получили! А это вовсе не халам-балам вам, не кажный боец вот такой вот крест на своей груди имеет!
        - О-о-о, пироги - это хорошо, - протянул, зажмуриваясь, Ослопя. - У тебя жена, Вторуш, умница и старательница. Люблю я её стряпню! - и он аж зачмокал от радости и предвкушения будущей трапезы. - Мне бы вот такую хозяйку гожую, так и я, быть может, решился бы тадысть на эту самую жонитьбу.
        - Хм! - Посмотрел на него внимательно Вторак. - Ну, наконец-то, хоть в первый раз я от тебя за всё время разумное слово сейчас вот услышал. Так-так-так, ты смотри только назад мне теперь не сдай! Слово - оно ведь, Ослопь, того, не воробей, вылетит - не поймаешь! Значит, говоришь, на хорошей-то хозяйке, глядишь, может быть, и женился бы? - и Вторак задумчиво зачесал мокрую от дождя голову. - Хм, ну что же, ради такого доброго дела будем мы тебе девку искать, всю Деревскую пятину перевернём, а найдём всё же невесту. Как же, ведь сам Ослопя жониться задумал!
        - Да не задумал я, ты чего это всё сейчас переворачиваешь?! - воскликнул здоровяк, и Вторак еле увернулся от его шлепка.
        - Поздно, друг, поздно, - поддразнил его Вторак и прибавил, как только мог, ходу, перебираясь через разливы огромных луж и грязь.

* * *
        - Ну, вот, Мартушка, и наш дом! - пропуская вперёд себя жену с малышом, проговорил Сотник. - Здесь в тереме князь Торопецкий Мстислав с женою жили. От ран он тяжких у нас лечился и здоровье своё правил. Тут же у них и малыш Гришка народился в самом начале этого лета. А как уж дожди обложные зарядили, так они к себе домой двумя ладьями ушли. Там-то в княжестве у него дел невпроворот теперь, а тут вон ненастье ещё всю землю накрыло. Личный пригляд за своим уделом ему нужен.
        Всё в тереме было чисто и прибрано. Новую хозяйку встречали три бабы из прислуги, истопник дед Никифор и хромой, скачущий на деревяшке-протезе сторож из стариков-ветеранов - Радовлад. Все они низко, в пояс, поклонились прибывшим.
        - Ну, вот и твоя гвардия, знакомься с людьми, Мартушка, - а сам поздоровался по-мужски как с равными с встречающими дядьками. Оба они были из старых дружинных воев и уважение к себе вызывали с первого же взгляда.
        Женщины что-то там тоже бубнили про себя. Самая пожилая стряпуха, бабка Любомира, как великую драгоценность приняла из рук Марты Леонида и с умилением теперь агукала. Лёнька сначала было нахмурился, изучая прежде незнакомое ему лицо, видать, захотел ревануть, но потом всё же расслабился и соизволил улыбнуться.
        - Ну, всё, теперь пойдёт дело, - усмехнулся Сотник, - признал он вас. Теперь уж точно с рук не слезет.
        Эмма стояла позади всех рядом с Митяем и, видать, чувствовала себя не в своей тарелке. Но вот и к ней подошла самая молодая из прислуги, девка Настёна, и с интересом оглядела её платье.
        - Меня Настей кличут, а тебя как? - весело улыбаясь, задала она вопрос служанке герцогини.
        - Эмма, - тихо ответила ей девушка. - Я плохо знать русский, простить, Настия, - и она залилась краской.
        - Ой, какая же ты красивая, Эммочка! - залепетала Настя. - А какая у тебя шубка интересная и колечко на пальчике серебряное. А мне мой жених из заморского похода вот какие бусы привёз, - и она качнула нехитрым разноцветным украшением. - А давай с тобой дружить будем?
        - Бать, ну бать, ну пойду я, а? - пробубнил у порога Митяй. - Я вещи вот тут, в углу, оставлю.
        - Да куда же ты пойдёшь, Митенька?! - воскликнула герцогиня. - Сейчас же уже кушать будем. У нас есть что-нибудь, чтобы нашего сынка накормить? - и посмотрела на стряпуху.
        - Да, да, конечно, хозяйка, мы ведь вас ждали! У нас всё горячее, с пылу с жару. Вы и обернуться не успеете, как на стол уже выставим, - ответила та и ойкнула - Лёнька приноровился и схватился ручонкой за её широкий, как картошка, нос.
        - Не-не-не, ну-у что вы, в самом деле? Я ведь в казарме поснедаю. - Покачал головой Митька. - Ну, бать, ну там же все наши ребята уже собрались, меня вон одного только ждут. Ну, побёг я, а? Я завтра к обеду лучше зайду!
        - Любомира, дай парню пирогов, а то останутся мальчики голодными, - скомандовала Марта. - Есть ведь, наверное, напечённые? - и забрала малыша у стряпухи.
        - Дык аж три разных, хозяйка, у нас нонче есть. - Всплеснула руками бабуля. - С капусткой, с лесной ягодой и с мясцом сготовили! Побегла я, сейчас все их наложу, - и она поспешила в стряпную.

* * *
        - …Ну вот, а потом как пластуны всех со стен повыбили, так мы с ними развернули свои самострелы во двор - и давай уже сверху бить латников. Там расстояние-то небольшое было, от силы шагов двести, да и то навряд ли. Так болты со звоном в броню входили, аж этот звук до нас на стены долетал, - рассказывал во взводной горенке Митяй. - Ну а потом наши рубаки поднажали, и шведы поскорее в главную цитадель рванули. А кто прямо там же руки вверх задрал и свои мечи на мостовую бросил. Ну и дальше уже бой внутри самой цитадели шёл. Там такие переходы узкие, был бы у свеев дух на высоте - положили бы в них наших обильно. Но не те они уже были, совсем не те. Понятно ведь уже всем было, что им там счёт жизни на минуты шёл. А тут ещё со всех сторон ревут: «Ge upp och hall dig vid liv! Ge dig i kung och hertiginna Errickson, ge upp och lev vidare! Vem som inte overlamnar kommer att do!»[11 - «Сдавайтесь - и останетесь живы! Именем короля и герцогини Эрриксон, сдавайтесь - и живите дальше! Кто не сдастся, тот умрёт!» (швед.)] Что мы, зря все эти три года иноземные языки у себя тут учили? Ну, шведы и там тоже
побросали свои мечи. Жить-то ведь всем охота, а тут ещё у них сомнение появилось: а может, и правда именем короля их сейчас здесь бьют? Как-никак, а его сестра герцогиня рода Эрриксонов в сем замке была заперта и в нём же голодом со своим младенцем морилась. Как у нас там говорят на латинском наречии? Психология, да? Вот, братцы, точно, она самая! Пригодилась всё-таки!
        - Ну а потом комбриг этого рыжего Ральфа, что у него в Тавастии меч стащил, разом срубил, а мы с ребятами нашу Марту-Марию побежали искать. Оказалось, что её служанка Эмма в кладовой дальней прятала. Молодец девка, одна из всех там её подкармливала и поддерживала в заточении. Ещё и против нас с каким-то ржавым ножом вышла, не побоялась даже, - и, вспоминая былое, Митяй усмехнулся. - Там сейчас около неё с самого шведского Сёдерделье начал рыжий Фрол крутиться, ну, тот, что из судовой рати дядьки Молчана. Драчливый такой, забиячливый, ну, вы его знаете, он «Георгия» сегодня за лихой абордаж получил.
        Ребята, плотно набившиеся в горенку, дружно закивали и загомонили:
        - Да знаем мы его, знаем, ты лучше дальше рассказывай, на что нам про все эти женихания слушать?
        - Так что рассказывать-то? А дальше уже сам путь до нашего Новгорода был. Ну а потом как раз про женитьбу рассказ, вы уж извиняйте. Комбриг с нашей Мартой-Марией в храме Антониева монастыря обвенчались, церковь там такая красивейшая, други! А перед этим они, конечно, с Лёнькой покрестились в православие, всё чин по чину, все как и положено, и её Эмма-служанка тоже вместе с Мартой наш православный крест приняла. Ну а дальше было посольство литвинское, и потом уже долгий путь домой. У вас-то тут как? Как жили-то вы, братцы? - и он обвёл глазами друзей, плотно набившихся в небольшой комнатушке.
        На печурке в большом горшке грелся традиционный ягодно-медовый взвар, который помешивал длинной ложкой Сёма. А по всей комнате и даже, пожалуй, по всей казарме выпускного четвёртого курса разносился запах пирогов.
        - Доставайте, братцы, чай, уже разогрелись в духовке, как бы не ссохлись они там. - Кивнул Лёшка сидящим у дверцы духовой пещерки.
        Три огромных пирога, откинув заслонку, выложили на столик и начали их на нём резать.
        - М-м-м! - У всех потекли слюнки.
        - Вот это пирог, вот это я понимаю! - восхитился Оська. - Никада прежде я такой не едал, даже когда с мамкой жил, - и в его глазах отразилась грусть.
        - Налетай, братва! - скомандовал Митяй. - И ты давай, Славка, тяни свой кус, чай, не перваш-головастик теперича, так что заканчивай нам тута вот стесняться!
        - Ну что тебе рассказывать-то, Мить? - спросил друга Петруха. - Вам ведь и слушать всё это неинтересно будет. Два месяца у нас здесь ломовая работа шла. В грязи, в мокроте и в поте лица мы возились. Всё ратное учение побоку пошло, главным было - это урожай спасти. Таскали мокрые снопы с полей на овин, веяли там зерно и сушили. Овощи выковыривали из огородов и мыли их, опять же сушили, а потом закладывали в бурты. Вот только неделю как перед вашим приходом все свои работы уже закончили. Всё, что могли, то сумели сохранить, ну а что-то пропало, что уж тут поделать, - и он развёл руками. - Мы вот боимся подумать, что же по всей остальной земле будет? По рассказам ладейщиков, ведь и в Смоленском, и в Торопецком, и в Полоцком княжестве до сих пор, не прекращаясь, обложной дождь льёт. Северные земли Владимирского, Ростово-Суздальского, Черниговского, Рязанского княжеств все в сплошном ненастье. Мы-то запаслись тут на года, а что же с простым людом вокруг будет? У многих ведь родичи, братья, сёстры, мамки с батьками там остались. Как же с этим теперь быть, Мить?
        - Ну что я вам скажу, братцы? - Нахмурился взводный. - Зная своего батьку, думаю я, что без вспоможения людей мы не бросим. Иначе для чего же столько зерна и всякого припаса на хранение у себя заложили? И ведь не только у нас, а и в стольном Новгороде, и в Торопце, и на Ладоге - везде всё, что было свободным из складов, то теперь уже припасами забито. Ещё и зимой, я слышал, санными караванами из Булгарии и из дальних Киевских земель рожь сюда вывозить будут. Там приказчики Путяты хорошо пробежались, просто вывезти они пока ничего не смогли.
        - Ну, тогда ладно. - Зашевелились парни. - Чай, не допустим людского мора, поможем своим землякам!
        Глава 8. Поместные советы
        - Ну что, братцы, вот мы все вместе наконец-то здесь собрались! - открыл общий поместный совет Сотник. - Понятно, что ещё в Орешке полусотня с ладожанами осталась, не все ещё ладейщики сюда подтянулись, но это уже мелочи. Бригада и школа уже дома, уважаемые наши хозяйственники и ремесленные тоже на месте, значит, можно перед вами говорить и совет со всеми держать. - Андрей окинул взглядом большой зал штаба, где на скамьях и на стульях сидело более полусотни человек. Были тут и командиры в воинской форме при наградах и планках «за ранение», сидели и серьёзные ремесленные старшины, а кое-где виднелись и выборные от крестьянских хозяйств. Представительство было здесь полным, и все с огромным вниманием слушали командира бригады и хозяина всей этой земли.
        - За этот год нам, господа совет, многое уже удалось у себя сделать. В воинской части бригада помогла Новгороду разбить шведов и их союзников тавастов на их же землях и потом отразить нападения уже на наши. Отстроена нами крепость Орешек, запирающая от набегов всю русскую Ладогу. Племя карелов полностью перешло под управление Господина Великого Новгорода, и они принимают православный крест. Бригада наша растёт, и мы даже были вынуждены прекратить в неё набор, пока полностью не решён вопрос с продовольствием и на улице творится вот такое. Отсюда сразу же перейду я к делам хозяйским, ибо сами понимаете, что не бывать крепкой дружины, коли у неё пузо от голода свело. То, что творится на улице, это жуть жуткая, и вы сами теперь всё прекрасно понимаете. Надеюсь, что все вопросы, почему мы убили столько строительного материала на овины, риги, тока, склады, амбары и всевозможные сушильни, сами собой отпали? - и он посмотрел на старшину всех плотников Луку Тесло.
        Тот только заёрзал на своём месте и пригнул голову, спрятавшись за спиной, сидящего впереди, широкоплечего кузнеца Никиты.
        - Парфён Васильевич мне уже доложился по всем запасам, и теперь совершенно ясно, что гниль урожая и падёж скота от бескормицы, мы у себя здесь не допустим. Питаться мы сможем безо всяких ограничений. На посевную следующего года зерно и семя тоже есть. Приплод можно расширять, и скотину забивать нам не придётся. Остаются даже большие избыточные запасы на будущие года. Но вопрос - сможем ли мы смотреть со стороны, как будет вымирать простой люд в окрестностях, да и вообще во всех окружающих нас землях Руси? А мор будет, и будет ещё какой! Крестьяне вон меня прекрасно сейчас понимают, ибо они от сохи и от земли испокон веков привыкли жить, - и Сотник посмотрел на согласно кивающего огородника Архипа. - Народ урожай в этом году не собрал. Всё зерно и овощ, какой только был у крестьянина, у него в мокрых полях сгнили. Сена, соломы и веток он на зиму не смог заготовить, - и выставив руку, начал загибать пальцы. - Сентябрь, октябрь - люди будут доедать остатки того, что ими было припрятано на «чёрный день», смешивая всё это с трухой и с опилками. Ноябрь, декабрь - крестьяне забьют всю свою скотину, ибо
кормить её будет уже нечем, а она у них будет реветь и мучиться. Январь! - и Сотник зажал пятый палец. - В январе есть будет вообще нечего, всё и так уже давно подметено под ноль! А впереди ещё два самых лютых зимних месяца, а вот загнуть пальцы на руках я уже не могу, ибо не знаю, сможет ли вообще народ перенести голод дальше. Как вы сами-то думаете, что будет, как же тут выжить-то люду простому, а, братцы?
        - Ну-у, в больших-то городах, может, и протянут они ещё январь и февраль, Иванович, - произнёс задумчиво Парфён. - Там ведь склады есть большие, посадские, те, что на осадной месяц, в случае чего завсегда специально закладываются начальными людьми. Да и у богатых купцов, и у зажиточных господ завсегда тоже излишки свои есть. А ещё мы зерна из немецких земель кое-куда завезли немало. Победует, конечно, народ, помучится, но думаю, что в больших городах он протянет до марта, а то и до самого апреля.
        - Ага, протянет он, - проговорил скрипучим голосом Варун. - Да как только голод начнётся, так вся округа в энти самые большие города со всех дальних пятин сберётся. Вот в декабре-то и побредут все на Новгород, на Торжок, Руссу, Холм, Ладогу и на Демьян. - Загибал пальцы на руках командир разведки. - А более всего, ведомо, в стольный Новгород люди пойдут, ну и то же самое в других княжествах и в землях, конечно же, будет. Там, где только двадцать, тридцать тысяч горожан было, в два раза по стольку теперь, думаю, уже люда соберётся. А что потом будет, вы это здесь можете сами себе сейчас представить? - и он обвёл взглядом зал.
        Многие сидели, задумчиво теребили свои бороды да чесали затылки.
        - А начнётся бунт, кровавый и безудержный, - сам же и ответил на свой вопрос Фотич. - Людям надо жрать, а жрать будет нечего! Такой огромности едаков ни один город попросту не выдержит. И все те запасы, что были уже заложены во всех амбарах и в посадских складах, сметут всего за один лишь месяц, ну а потом уже придёт время и для господских подворий. До конца зимы уже во всех городах еды не останется. А в марте, когда у нас ещё стоят морозы и вовсю метёт пурга, на северную Русь придёт лютая голодная смерть!
        В зале повисла тишина. Ни один человек, замерев, не шелохнулся. У каждого сейчас перед глазами стояла картина совершенно реального и уже случавшегося в русской истории страшного бедствия.
        - А что делать-то? - выдохнул Первуша Кривой, представитель от крестьян-полеводов. - Как христианам-то нам можно помочь, а, господа совет? Чай, ведь грех будет, тута сидячи, кисели овсяные распивать да пузо зимой на печи своё почёсывать, а? - и он в каком-то простецком своём удивлении обвёл огромный, набитый людьми зал.
        - Да не дадим мы народу помереть! Поможем всем миром, чем только сможем! Надобно выручать люд русский! - послышались возгласы, и всё собрание забурлило.
        - Тихо! - негромко произнёс Сотник и приподнял руку. Постепенно шум стих, и все теперь напряжённо ждали, что же им скажет сам комбриг. - Народ свой в беде бросать мы, конечно, не будем. Не по-христиански это, не по-людски, - и он, встав из-за стола, заходил перед большой навешанной на стену самодельной картой Северной Руси. - Но и в словах Варуна Фотича тоже много горькой правды. Сколько бы ни было в стольном Новгороде зерна, хоть завези ты его в три раза больше, чем ранее, но полностью грядущий голод уже в нём не сдержишь. У нас столько зерна попросту здесь нет, да нам и довезти-то его даже туда не дадут - вырвут, вынесут всё, а любую охрану перебьют. Да и как ты будешь сечь обезумевший люд, я вот этого не представляю. Сколько могли, мы уже из немецких земель через Путяту Селяновича зерно на Русь завезли. Теперь же вот будем действовать так! - и он, приняв решение, сурово оглядел зал. - С сегодняшнего дня на землях всего поместья и в ближайших, соседних с ним, объявляется карантин! Кто прошел начальные образовательные курсы, тот это слово и его значение уже и так знает. Но для всех я его всё
равно здесь разъясню. Наше Андреевское на три года закрывается от всего внешнего мира. Все выходы за его пределы - только с разрешения руководства поместья. Никого просто так к Андреевскому тоже не допускать! Выставить на всех тропах, на дорогах и на трактах кордоны и засады! Варун Фотич, по этим карантинным вопросам я назначаю тебя старшим! - и заместитель Сотника по разведке привстал с места.
        - Нужно продумать, как можно закрыть наше поместье не просто от прохода или прихода сюда массы людей, которые всё равно разнесут его в клочья, если будут знать, что тут что-то для них есть. А вообще сделать так, чтобы сюда не хотели и даже просто боялись близко подойти! Пугать людей железом - это, конечно, не выход. Думаю, что самое правильное было бы пустить слух, что здесь живёт сама чёрная смерть! - и десятки сидящих в недоумении и страхе перекрестились. - А делать нечего, господа совет, иначе мы просто не удержим тут людской вал. Нас сметут, а наши запасы всё равно ничего не решат. Понятно, что неприятно отгораживаться от общей земли, но делать это нам нужно! Фотич, распространяйте слух, что в нашем поместье идёт страшный мор от какой-то неизвестной и жуткой болезни и все, кто просто подходит к Андреевскому, обречены будут на страшную смерть. Везде, по всей ближайшей округе развесьте тысячи чёрных клочков ткани, вешайте там черепа животных, кости, бересту с предупреждениями, все то, что даёт со стороны видимость происходящего здесь чего-то такого жуткого и непонятного. Всё, что вы задумаете,
пускайте немедленно в ход. Не мне тебя учить, Фотич, ты в таких делах уже получше моего соображаешь. Все выходы за пределы поместья открытых дозоров и карантинных заслонов - только лишь в чёрном. Лица закрывать масками или повязками по самые глаза! Тимофей Андреевич, - обратился комбриг к первому заместителю, - готовьте рейдовые группы. Как только прекратятся эти дожди и морозом прихватит землю и реки, так сразу же начинайте объезды окружающих земель. На два дня пути от поместья берите под учёт и контроль каждое лесное росчище, сельцо, хутор или погост. С советами и с расспросами особо ни к кому не лезьте, народ там будет везде обозлённый. Но как только вы увидите, что кто-то уже до самого края доходит, забирайте с собой в поместье при условии переселения к нам на три года. А уж дальше, коли захотят, так потом домой обратно вернутся. Насильно никого не неволь, только чтобы сами и только при большом желании или же согласии.
        - Ясно. - Кивнул Тимофей. - Сделаем, Андрей Иванович. Это ведь отряды не только верхоконными должны быть, но ведь и упряжные с ними тоже нужно отправлять?
        - Ну-у, наверное, - подумав, согласился Сотник. - Тогда включайте в каждую группу зимние оленьи или конские упряжки. Тут вы уж сами подумайте, как это будет лучше сделать. Так, плотникам и печникам будет особое задание. Опыт сооружения больших домов у вас уже есть, вон как казармы на два этажа ловко вы тут отгрохали, - и он глянул на Луку. - Любо-дорого на вашу работу посмотреть! Теперь принимайтесь за сооружение общих домов-приютов, назовём их коротко, ну, скажем, «общежитиями». Начиная с декабря, с января, думаю, что при большом притоке народа селить его нам уже будет некуда. Понятно, что где-то мы сами ужмемся и уплотнимся, но всё это нас не спасёт. Нам нужно ещё с десяток таких вот больших общежитий на множество отдельных, небольших комнаток при общих коридорах. Там будет нужен хороший обогрев и кухни для приготовления пищи. А рядом придётся ставить уборные и места, где можно помыться и постираться. Много что нужно будет нам ещё продумать. При большой скученности народа у нас могут вспыхнуть болезни. Нашим медикам нужно быть готовыми к санитарной обработке всех прибывающих и к строгому
постоянному контролю за чистотой! Не то мы тут доиграемся, и правда, не дай Бог, действительно сама чёрная смерть придёт, она ведь тесноту и грязь ох как любит! Поэтому здесь самая сильная строгость необходима! Слышите меня, Елизавета?
        - Так точно, господин подполковник! - Вскочила с места бригадный медик. - С самого начала придётся всем людям объяснять, почему у нас тут так заведено! Ничего, головастиков… хм… прошу прощения, курсантов первых курсов ведь приучаем, и простой люд тоже поймёт, коли ему всё правильно объясним. А потом уже и нам проще будет добиваться от всех порядка. Справимся, Андрей Иванович! - уверила командира главная лекарша.
        - Ну, добре! - согласился Сотник. - Парфён Васильевич, заселяющиеся люди будут приходить в себя, лечиться и восстанавливаться у нас, всё это по-христиански, и всё это правильно. Но как только они совсем оживут, нужно будет сразу же думать, где мы им сможем дать какую работу. Сам же понимаешь, от безделья здоровый человек станет непременно дурью страдать, а это у нас ну никак не позволительно. Они, конечно же, никакие не рабы и не холопы, и мы их вовсе не собираемся неволить ломовым трудом, но работать они должны и должны, помимо того, соблюдать здесь у нас самый строгий порядок. И тут уже этот вопрос ложится на заместителя по тылу Лавра Буриславовича. Любая пьянка, драка, хуление властей или же хулиганство у нас никак не допустимы и будут караться самым серьёзным образом. Об этом нам тоже нужно подумать наперёд. Через три года мы, конечно же, эти вожжи отпустим, а пока поместье переводится на карантин и на особое военное, осадное положение. Мы вступили в страшное время, господа совет. И оно сейчас, повторюсь, ещё вот только, только сейчас начинается. Следующий год будет благоприятный для
крестьянства, но семян и зерна для посевов у него уже не будет совсем, так же, впрочем, как и скотины. Всё это, как мы уже ранее говорили, исчезнет вот этой вот нынешней зимой. И затем Север Руси вступит в два года сплошного голода, не считая ещё и этого полугодия, которое и так уже не все смогут пережить. А потом на ослабленную Русь придут крестоносцы, ну а там уже недалече и до монголов будет. Вот так-то вот, братцы, такой вот мой невесёлый для вас сказ. Так что крепко думайте, господа совет, очень крепко! И ещё два особливых дела для всех. У нас здесь, в поместье, немало служивых людей из бригады и из школы, у кого их близкие далече живут. Мне вон уже задали вопрос: а что с их близкими всеми-то теперь будет? И то ведь верно, господа, они ведь, наши, все здесь будут жить, в поместье, в сухости и тепле. Будут есть, будут пить сладко, а их матери, отцы, братья и сёстры в это самое время будут от голода умирать где-то? Неправильно это, не по-человечески-то! У меня бы и у самого в таком случае кусок хлеба в рот не полез и никакая служба не шла. Значит, нужно нашему штабу продумать, - и Сотник кивнул
поднявшемуся Филату Савельевичу, - продумать дальние выходы за нашими близкими. Вы наш девиз все знаете: Андреевская бригада своих не бросает! Будем вывозить своих всех! - и Сотник рубанул по столу рукой. - Не позднее декабря месяца, готовьте дальние отряды спасения! Ну и уже последнее для всех. Это как в басне: когда лев заболел, всегда найдётся куча шакалов и гиен, готовых его растерзать или хотя бы хорошо потрепать шкуру. Вот Русь как раз сейчас в таком же образе льва и выступает. Поэтому нам, накопившим воинскую силу, умение, навыки и лучшее оружие, сейчас сам Бог велел заступиться за этого «нашего льва». Сил у нас, конечно же, нет таких, как у этого царя зверей. Но постоять за русскую землю мы сможем, у нас уже у самих острые клыки и стальные когти длинные выросли! Поэтому всем воинским подразделениям бригады!..
        И в зале разом встало более трёх десятков людей в воинской форме.
        - Готовиться к жестоким боям в ближайшие три года! Нам предстоит выбить клыки у гиен и у шакалов, что будут к нам лезть. Нужно не допустить натиска врага с запада. Рыцари-крестоносцы уже готовят свой завоевательный поход в Прибалтике. Нам же предстоит их встретить и выбить с русских земель, если они на них зайдут. Готовьте, братцы, своих людей к большим битвам!
        А теперь я порошу остаться здесь всех гражданских, а от бригады - тыловых и розмыслов. Все же остальные воинские мужи могут быть пока свободны.
        В зале сидело сейчас меньше двух десятков людей. Основная масса их была одета в самые что ни на есть обычные кафтаны и только на нескольких была воинская форма.
        - Ну что, господа хозяйственный совет. Во-первых, спасибо вам большое за ваш огромный труд. Пока мы шведов и лесовиков на Ладоге и в Тавастии гоняли, вы тут работали у нас не покладая рук и в поте лица. Только лишь имея такой крепкий и надёжный тыл, как у нас, можно было вот так доблестно, как наши славные воины, сражаться. Потому как мы были сытые, накормленные отменной пищей, облачённые в крепкую и надёжную броню, да ещё и с дальнобойным и лучшим оружием в руках и на прекрасных конях верхом. А что бы нам так было-то не воевать? - и Сотник при всех встал из-за стола и глубоко поклонился. Многим присутствующим стало просто как-то даже неловко от этого величания. - Ну вот, а теперь новые испытания уже к нам подходят, и мы их все, конечно же, вместе преодолеем, потому как дружны и крепки, потому как едины в своих помыслах и в стремлениях. Чем я могу вам помочь, что нужно вам, хозяева земли русской? Как и чем бы облегчить ваш нелёгкий труд можно?
        С места загомонили:
        - Да всё есть, всё хорошо, грех жаловаться, Андрей Иванович! Эвон сколько всего теперича у нас, и так вон с голодухи, как некоторые, здесь не пухнем!
        С места вскочил встрёпанный и вспотевший от волнения Архипка.
        - Андрей Иванович, правда, ведь грех жаловаться нам. Теперича надежда большая у нас есть, что переживут наши семьи все вот эти вот лихие годы. За одно то, что предупредил ты о нём, тебе от нас самый низкий поклон. А по помощи… - и он посмотрел на шикающих на него работных представителей. - Ну что вы, в самом деле, сказать мне слово не даёте? Меня Иванович сам знает, я ведь просто так глотку драть не буду, всё только по делу ему скажу!
        - Говори, говори, Архип, ну, право слово, ну чего вы человеку рот-то затыкаете? - с улыбкой сказал Сотник.
        - Ну да. - Кивнул огородарь. - Вот именно, что нечего мне тут его затыкать. А скажу я только, Андрей Иванович, что надобно нам поболее бы тягловой скотины иметь в хозяйствах. Без неё, родимой, ну очень тяжело нам нашу работу делать. Нет, я ничего не скажу, по одной коняшке-то у каждого из нас уже есть. Но это как обычно бывает: у кого-то там кобыла ожеребилась и её в работу уже не впряжёшь, у кого-то вдруг жеребец захромал, да и мало одной-то лошадки на всё огромное хозяйство, а на людских плечах на земле-то всё ведь не вывезешь. Опять же анструмента железного у нас маловато, плуг вон по рукам с хозяйства на хозяйство прыгает, и кажный норовит его подольше у себя продержать, а весной ведь любой день на вес золота! Кос и серпов тоже вот пока что маловато. Бочек, кадок у меня как у огородаря - так и вообще раз-два да и обчёлся. А они же мне нужны и для квашения овоща, и для полива, да мало ли для чего ещё они потребны, - разошёлся смоленский крестьянин. - Ну, ты уж извиняй меня, Андрей Иванович, ежели я сейчас что не так тута сказал. Прошу прощения тогда, - и он, поклонившись, бухнулся на скамью,
покраснев от волнения.
        - Даже не извиняйся, Матвеевич. - Покачал головой Андрей. - Всё ты сейчас правильно сказал. Вам нужно давать больше помощи, слишком у вас тяжёлый и важный для нас труд. Мы вот с Парфён Васильевичем и с Лавром Буриславовичем прикинем всё, посчитаем серьёзно, - и он поглядел и на мирового, и на воинского хозяйственников, - да крепко потом подумаем, сколько вам ещё лошадей в хозяйства передать сможем, правда ведь, друзья?
        - Ну, из последнего похода в финские леса мы новых лошадей мало долей добычи получили. - Зачесал голову Буриславович. - Ну, ладно, ладно. - Поднял он руки перед возмущённым Парфёном. - Лошадок эдак двадцать, да ладно, пущай тридцать, мы вам, конечно, выделим, чего уж там! У нас так-то добрых жеребят от хорошей породы много нонче народилось. Будут вам кони для крестьян. - Махнул он решительно рукой.
        - Ну, вот и славно, - обрадовался Сотник такой податливости своего воинского заместителя по тылу. - Одно ведь дело делаем, Лавруш. Да ладно, не жмись уж ты!
        - Ну, ещё пяток лошадок найду, Андрей Иванович, но это уже точно всё! Извиняй, сам же только что недавно нам таких задач здесь понаставил, а они все только лишь на конях решаемы.
        - Хорошо, - согласился Андрей. - Земледельцы и сельские хозяйственники могут быть свободны. Только если Рузиль Имамеевич, как главный животновод, здесь пока пусть задержится.
        - Ну, вот, друзья, и до вас дело дошло. - Улыбнулся Андрей. - Отчёт по работе заводов и артелей Парфён Васильевич мне уже представил. Все ваши потребности он там подробно прописал, сейчас мы тут не будем об этом всём говорить. Я к вам к каждому вскоре приду и уже на вашей земле и в вашей личной артели или же в мастерской с вами не спеша побеседую. У каждого из вас есть свои проблемы, задумки и пожелания, и с каждым из них нужно будет разбираться вдумчиво. Главное то, что наши производства наконец-то заработали в полную силу и выдают такую продукцию, которой не стыдно торговать не только на Руси, но и во всех дальних Европах и в Азиях. Мы теперь не гоним на продажу один лишь воск, мёд, шкуры, пряжу и полотно, а делаем хорошие и готовые вещи, которые идут за счёт этого втридорога и покрывают нам все наши внутренние расходы. И нужно нам всё время развиваться, господа ремесленный совет. Если мы будем выпускать ту продукцию, что сейчас гонят все, то наши конкуренты, ну, то есть эти соперники по хозяйству, соседи, или как хошь ты их там назови, нас обязательно вскоре опередят и сделают всё это лучше,
чем мы здесь. У них ведь и мастера опытные, и материал богатый буквально под ногами. Ты вон копни поглубже в той же Швеции, Богемии или в Силезии, а там руда лежит какая-нибудь. Или вот грызани гору шахтой, а там уже и залежи каменного угля откроются. И расстояния у них не в пример нашим. За три седмицы можно будет всю эту Европу из конца в конец на лошадях пройти. А у нас здесь на Новгородчине полгода требуется до некоторых «медвежьих концов» добираться. Нам позарез нужно делать новое и держать его секреты изготовления до поры до времени в строгой тайне. Но для этого будут нужны хорошие знания. А чтобы их получать, надлежит вести большие изыскания и нарабатывать опыты, и уже потом все эти накопленные знания пускать на пользу в дело. Так что мы, господа совет, подошли сейчас вплотную к созданию Академии. Это слово, пришедшее к нам от эллинов, означает собрание умных людей, которые всё как раз сообща обмозговывают, изучают до полного своего понимания, а потом всё записывают и передают эти знания уже простым людям. Придёт время, когда науки будут передаваться в простых школах всем малолетним, а более
сложные науки - подросткам-недорослям в училищах и даже взрослым людям в самых высших заведениях. Но до этого пока ещё очень далеко, сейчас, как я сказал, нам нужно копить знания. По Совету Академии: я продумаю и отберу туда самых грамотных людей от каждого нашего дела. Для начала они сообща будут собираться пару вечеров в неделю, потом, как уже дело пойдёт, можно будет и вообще их освободить от нынешней работы, лишь бы они серьёзно наукой и изысканиями занимались. Но это, я повторюсь, всё в будущем. На нынешний момент у нас начнётся большое дело - это стекловарение и «стеклоделанье». В поместье вместе со своей семьёй заехал стеклодув и стеклодел из Богемии Мартин Горст. Мастер этот весьма опытный, и технологией варки, выдувки и отливки стекла он владеет отменно. С нами он готов поделиться своими знаниями и обучит столько людей, сколько будет нужно. Всё это, конечно же, не за просто так - мы ему и его семье здесь даём кров, защиту и безбедную жизнь. Он же сможет у нас заниматься своим любимым семейным делом. Вы и сами понимаете, какой это сложный труд - стеклоделанье, сколько тут хитрости и сколько
наук знать нужно. Так что я просто рад безмерно такому вот удачному повороту. Сам я и мечтать ранее не мог, что мы сможем здесь наладить это дорогое и такое востребованное стекольное производство. Стекло к нам шло из-за моря с огромной переплатой. Сами мы с Аристархом Константиновичем и с Осипом попытались было его у себя варить, печей вон понастроили, песку белого натащили, но, - и Сотник развёл руками, - ничегошеньки-то у нас тут не вышло. Так ведь, господа? - и он посмотрел на главного печника грека и на его друга из посадских гончаров.
        - Очень сложное дело, - подтвердил печник. - Не тот материал мы подобрали, видно, под стекло, теперь-то понятно, что нам был нужен другой.
        - Не-ет, - протянул, не соглашаясь с ним, Осип. - Материал как раз что и тот, а вот температуру в печах мы так и не смогли поднять до нужной, не плавилась в наших печах та порода, что основу стеклу даёт.
        - Тише, тише, господа. - Поднял руку Сотник, пресекая на корню готовый уже начаться традиционный спор. - Не кипятитесь только тут. Вот вам и будет интересно посмотреть на деле, в чём же там загвоздка была. Немец Мартин прибыл сюда со всем своим инструментом, с приспособами и с материалами на первое время. А главное, он заехал с секретами, кои держит до поры в своей голове. С ним же будут работать и два его сына-близнеца, а вам, Парфён Васильевич, нужно оказать всё - подчеркну: всё - вспоможение, лишь бы поскорее начать такое нужное для нас дело. Стройте мастерские, ладьте особые печи и котлы, всё, что хотите, делайте, но к январю месяцу чтобы стекольная мастерская дала свой первый стекольный вар! Ну ладно, с этим пока у нас всё. Второе дело - тоже очень важное. Вы обращали внимание, как мы держим у себя те знания, которые нам передали наши предки или которые мы уже сами получили от жизни? - и Сотник взглянул в зал.
        Аристарх задрал голову и важно пророкотал:
        - Вот в Греции были сотни библиотек, где хранились знания и мудрые мысли, накопленные людьми за многие века. Почти всё это было утрачено в тёмные времена, а то, что сохранилось, лежит сейчас в монастырях и переписывается вручную монахами.
        - Всё верно, - подтвердил Сотник, - многое было утрачено, а что-то лежит за монастырскими стенами. У нас на Руси знания передавались в основном из уст от деда к отцу, от отца к сыну и уже потом шли поколениями дальше. Знания тем не менее копились, но многое из наук и секретов мастеровых держалось да и сейчас держится в строгом секрете и доступно очень немногим. Мы умеем писать на берестяных и на пергаментных свитках, но одна книга из того же пергамента - это считай, что целое стадо скотины. Пока его из шкур выделаешь, там полгода времени пройдёт, а потом ещё писать сколько нужно этой особой кисточкой. Стоимость пергамента просто неимоверная, оставлять знания на бересте - это тоже не выход. Ладно, вон в школе или на курсах пишут у нас стилом на вощаных досках, а потом всё стирают и переписывают по новой. Но из всего этого хорошей книги ведь не сделаешь, а книг нам потребуются многие тысячи, - и он заметил, как зашевелились в зале. - Не верите, поди, сейчас, что такое громадье книг можно будет сделать, а вот поди ж ты, и нам тут у себя их придётся выпускать. Одна только ваша академия будет их
десятки за год готовить, а потом ещё и множить. Наша наука без книгоделанья будет оставаться мёртвой, она просто не сможет донести все свои знания до множества людей, как мы этого сами хотим. Так что встаёт вопрос: нужны нам умения и опыт, как же можно делать дешёвую бумагу. И главное, как делать её очень и очень много. А помимо неё, нужно понять, как делать ещё чернила. Те, что мы используем сейчас на пергаменте из сажи, это, конечно же, не выход. Скорописи на них нет, смываются они довольно быстро и выцветают или же загущеваются мигом. Так что первым делом для академии назначается наука, как можно делать бумагу и всё остальное, что потребно для письма. Нужно будет потратить время, материалы, провести сотни самых разных опытов, но всё-таки найти лучший способ, как всё это можно у себя делать. Сейчас вот такой опыт есть у арабов и у китайцев. В Европе тоже что-то такое начинает получаться, но всё это пока что очень дорого и медлительно. Так что нужно думать и искать свой собственный удачный способ. Для нашей академии будут выстроены свои здания и опытные мастерские. Нашим строителям уже такие задания
даны. И давайте определим время сбора академиков, ну, скажем, каждый четверг после обедни всех устаивает? Ну, добре. - Увидев, как закивал согласно народ, покачал головой Сотник. - И последний на сегодня совет - пороховой. Все, кроме пороховых и пушкарных советников, могут быть сегодня свободны.
        Зал опустел. Сидело в нём теперь только всего около десятка человек.
        - Устали уже, господа, заседать, вон сколько мы тут вас держим, а у вас там дела в хозяйстве стоят. Но надо потерпеть ещё немного, потом так долго мы уже тягомотиться с вами не будем. Итак, по пушкам дело ещё с лета сдвинулось. Когда в бронзовое литьё кованную из доброй стали нашими кузнецами казённую часть начали вплавлять, вот всё тогда и получилось. Как теперь, ствол выдерживает ли выстрелы?
        - Выдерживает, - подтвердил старший из розмыслов Онисим. - За последние два месяца литейщиками Зосимом и Фёдором было отлито четыре пушечных ствола, и в каждом из них стоит кованный людьми Никиты казённик, никаких разрывов более у нас не было. Все пушки прошли испытания двойным зарядом от положенного.
        - Отлично. - Удовлетворённо кивнул Сотник. - С пушками вы не спешите, лучше делайте их медленно, но качественно. Как мы ранее и определялись по названиям, калибр у этих пушек мы оставляем прежним. Весь он должен быть всего трёх видов. Первый - это для малых пушечек с кулак ребёнка, ну или с яблоко, а по новым нашим мерам - равный пятидесяти пяти миллиметрам. Второй - для средних пушек - девяносто миллиметров. И третий - для больших в сто двадцать пять. Выдерживайте вы его строго, иначе от неточностей будут потом сложности с боеприпасом, да и вообще много калибров мы себе пока позволить никак не сможем. Что у нас с лафетами, с ложами под эти пушки?
        - Под малые и средние пушки лафеты уже отработаны, господин подполковник, - доложился Онисим. - Отдачу они выдерживают отменно, получились не такими уж громоздкими и тяжёлыми, можно их легко на санях возить. По полю, конечно, посложнее будет, но недавно мы с Гудымом поставили на них по четыре широких колеса, и если не сильная грязь, то можно уже и вдесятером среднюю пушку по полю толкать. А вот по большим пушкам всё уже гораздо сложнее, слишком уж они громоздкими у нас выходят. Зимой-то куда ни шло, на специальных волокушах вполне даже можно вытащить их на поле боя, а вот летом… я даже и не знаю, как быть, - и Онисим огорчённо вздохнул.
        - Ну что же, будем думать. Глядишь, и найдётся какое решение, может быть, те же оси поменять, колёса больших размеров поставить? Вы опыты такие ставили? - уточнил у мастеров Андрей.
        - Да по-всякому мы уже пробовали, - нахмурившись, проскрипел Лука Мефодьевич. - Они после бабаха так лягаются, что все оси нам на лафетиях разбивают. Ох и сила же от энтого выстрела, я скажу, ну и сила!
        - Ладно, будем искать выход, - произнёс Сотник. - Время у нас пока есть, мы их в бой кидать и показывать сейчас не собираемся. Так что годков пять для отладки орудий и наработки навыков обращения с ними у нас ещё пока есть. Вы сейчас приступайте к изготовлению дальнобойных онагров, про которые мы ещё давеча весной говорили. Это для нас будет временная замена пушек. Понятно, что по силе они им не равны, но хоть что-то для усиления войска, а всё же дадут. Нужно их четыре-пять штук к следующему лету иметь. Ох и чую я - горячее-то лето у нас будет! Пороховщики, что у вас с таким нужным нам зельем сейчас?
        С места поднялся заместитель по тылу Лавр Буриславович.
        - Доложусь по отдельным частям порохового зелья, командир. Селитры мы имеем пока что десять пудов, вся она вывезена к нам готовой Путятой Селяновичем. Своя в селитряницах ещё у нас не вызрела, Рузилем Имамеичем заделано было десять особых огромных буртов. Туда же свезены все отходы со всей усадьбы: навоз, тухлятина, даже, прошу прощения, всю мочу мы в них вылили изо всех общих уборных. Всё это закрыто сверху соломой, закидано опять же поверху навозом и потом ещё присыпано известью. По верху и по бокам выставлены там плотные навесы. Вонь рядом с ними стоит такая, что за сто шагов аж нос воротит. Когда можно будет проверить, Андрей Иванович, а ну как уже вызрело там это зелье?
        - Рано, - отмахнулся Сотник. - Ещё пару лет нам точно нужно, чтобы кристаллы… ну-у, этот порошок такой белый там осадком высыпал. Терпим пока и завозим к себе селитру через Селяновича. Другого способа сейчас у нас здесь нет. Десять пудов всего селитры… - Покачал он головой. - Мало это, конечно же, для нас, очень мало! Половина из этого потребуется нам уже этим летом, а тут ещё и испытания пушек проводить. Нда-а, - огорчённо протянул Сотник. - Нужно ведь где-то искать селитру, без неё у нас никакого дела не выйдет.
        - Зато серы и древесного угля у нас много наготовлено, - продолжил доклад Буриславович. - Серы с италийских земель Селянович сюда от души нагнал. Два полных сарая ею уже у нас забито. Углежоги Васильевича крушины много нашли и тоже наготовили нужного уголька почти столько же, сколько и самой серы. Помимо того, поташа в достатке наделано, канифоли, дёгтя и скипидара. С югов, из дальних Дербентских земель, пришло к нам с десяток больших кувшинов со смоляной вонючей жидкостью. Есть запасы льняного масла и топлёного жира. При получении команды розмыслы готовы приступить делать особые снаряды - «бомбы», о которых вы нам давеча говорили и которые уже ранее кидали при штурме Любека, выкуривая из замка данов.
        - Ну, тогда на сегодня всё, все советы на этом закрыты. С каждым мы ещё побеседуем лично, господа, - и Андрей распустил людей по домам. А за окошками уже сгустились осенние сумерки.
        Глава 9. Зима
        С середины ноября на Новгородские земли пришли сильные холода. Но ещё две недели сверху шла мелкая ледяная крупа. А потом ударил такой сильный мороз, который за два дня сковал ледяным панцирем все реки, ручьи и болота. Деревья и земля трескались, пропитанные сверх всякой меры влагой. Непроходимые ранее пути и дороги с приходом холодов начали открываться, и во все стороны из поместья пошли летучие отряды к Торжку, Смоленску, Демьянску, Руссе, в Псковские, Рязанские и Ижорские земли. В их задачу входило найти родственников своих бойцов и школьников, загрузить их в нарты из оленьих упряжек и вывезти потом в Андреевское.
        - В большие селения не заходить! Держаться всем в кулаке, ночлег разбивать подальше от людей, - инструктировал эти отряды Сотник. - Приглядывайтесь ко всему, присматривайтесь, но сами в досужие разговоры ни с кем не вступайте. Для всех вы купеческие караваны из Суздаля с сильной охраной, ищущие зерно. Но зерна нигде нет, вот вы и возвращаетесь теперь пустыми домой. А люди, что вывозятся на санях, - ну а людей вы с собой прихватили за хорошую плату. Что уж вам, совсем пустыми, что ли, домой возвращаться?
        Уходило в дальнюю дорогу девять отрядов. В каждом из них было по два десятка верховых воинов и по десять саней конных и оленьих упряжек.
        Дозорные и рейдовые группы ушли по окрестностям ещё раньше. На всех подступах к усадьбе выставлялись теперь карантинные посты и засады. Десятки рулонов-штук чернёной и красной материи пошли на мелкую ленту, развешенную вокруг поместья.
        - Чёрная смерть! Чёрная смерть между Яжелбиц, Крестцов и Лычково бродит! - понеслась весть по Деревской пятине, а потом и по всей Новгородчине. Люди этих мест стали бояться, всё непонятное и подёрнутое страшной мистикой казалось им опасным и пугающим.
        Как и предполагалось, к декабрю месяцу у многих жителей сёл, хуторов, росчищ и погостов из окрестных пятин закончились последние запасы зерна, которые до последнего придерживали, ещё надеясь отсеяться весной. Но теперь надежды дожить до неё уже не было, а о посевах можно было и вовсе забыть. Многие начали забивать последнюю птицу и скотину. Оставалось ещё только вываривать до вонючей кашицы старые шкуры и обувь да пытаться продержаться хоть немного или же искать пищу там, где она должна была быть.
        - В город, в город надо идти! - слышалось во многих избах причитание страдальцев. - Там монастырские подвалы глубокие, зерном доверху засыпаны в склянь! Там в крепостях на случай вражьей осады тьма зерна заготовленного есть! Там богатые купцы рожь на чёрный день припасли в своих огромных амбарах. Вот где можно продержаться до лета, чай, не звери они, не дадут православному люду вконец вымереть!
        Первые партии «доходящих до конца» из окружающих поместье селений начали прибывать в усадьбу уже в конце ноября. Грязные худющенькие тела детишек, закутанные в рванину, принимались самыми первыми, за ними уже шли их родители. Всех их для начала кормили жидкой тюрей на курином бульоне, затем мыли, стригли и обрабатывали от вшей. Потом одевали в простую и тёплую одежду и заселяли в бараки-общежития. В каждой комнате дежурил посменно курсант воинской школы, следящий за состоянием новых жильцов, ибо санитаров на всех не хватало. Людей кормили и отпаивали горячим. Главным было дать им восстановить силы, всё остальное уже будет потом.
        Подходило время отправки дозорного эскадрона в Новгород. Поход на Дерпт от Пскова князь Ярослав не отменял. Около столицы уже начали собираться дружины из Владимиро-Суздальского и Переславль-Залесского княжеств. В самом же городе сейчас назревал бунт. Переполненный толпами голодных, прибывших из всей округи беженцев, он бурлил на площадях и посадах, бил в вечевой колокол и искал виноватых во всех своих бедах. Не будь под рукой у князя и господней верхушки нескольких тысяч профессиональных воинов из этих вот собранных дружин, то всепоглощающий пожар разрушения охватил бы Новгород уже в декабре месяце.
        Дозорный эскадрон готовился к выходу из поместья в сторону Пскова, именно там ему предполагалось соединиться с дружинами Ярослава, и уже затем, вобрав к себе псковской полк ополчения, дождавшись князя, всем вместе им следовало ударить по немецкому Дерпту.

* * *
        - Андрей Иванович, четвёртый выпускной курс в поход просится, у них как раз должна начинаться двух месячная полевая практика. Может, отправим ребят с эскадроном, чтобы они опыта набрались? - обратился к комбригу начальник воинской школы. - Василий Андреевич - командир хороший, не допустит, чать, чтобы они лишнего там рисковали, а им самим от того всё польза будет.
        - Хм… - Почесал Сотник лоб. - Большой войны всё равно, думаю, не будет. Ребята все лёгонькие, обозные навыки они отменно и давно выучили, а закрепить их на большом выходе действительно полезно им будет. Зато по дополнительному пуду муки, а то и по два, можно будет в каждые сани загрузить. Ладно, Кочет Свирьевич, - наконец определился Андрей. - У нас восемь десятков и ещё плюс двое из четвериков. Доведи до них, что завтра в пять утра от нашей усадьбы по всему большому карантинному кругу объявляется общий старт для всего их четвёртого курса. Те двадцать пять курсантов, которые преодолеют все трудности пути и придут первыми, получат в награду право идти в поход. Все же остальные буду проходить лесную практику в дозорах здесь. И предупреди парней, что бежать им просто так никто не даст, по пути им будут всячески мешать и устраивать им засады. Вот пусть и выкручиваются, как только могут. Из условий - только то, чтобы в группы они более пяти человек не сбивались. Ну и это, аккуратнее пусть будут, у них, как-никак, уже боевая сталь в руках, чтобы наших там засадников ненароком бы не поранили.
        - Всё понял, доведу до всех, Андрей Иванович. - Кивнул Кочет и направился, хромая, на общее построение школы.
        - Один день, даже половина, на подготовку осталась! - крикнул ему вслед Сотник. - Не опекай их там лишнего, поручик, пусть сами выкручиваются, они без пяти минут как выпускники!

* * *
        Воздуха лёгким не хватало. Грудь ходила ходуном, словно мехами загоняя такой нужный уставшему телу кислород. Вот уже пятые сутки шла эта выматывающая гонка. Позади была уже половина пути. Миновав вершину путевого треугольника у Крестцового погоста, лыжники приняли на юго-запад в сторону Лычково. Первая засада выметнулась из сугроба возле Яжелбиц, ребята были свежими и отбились от хлещущих шестами пластунов довольно легко. Только Митяй получил с оттяжкой по хребту, отступая самым последним.
        Вторая засада слетела с сосен под озером Ямным - отбились они и от неё. И опять не повезло их старшему. Огромный, отливающий лиловым цветом синяк показывал место удара лешака под левым глазом.
        Его пятёрка из лучших друзей - Маратки, Петрухи, Игнатки и Оськи - решила держаться вместе, невзирая ни на что, и шла она теперь в самой середине гонки. Далеко вперёд неё ушли группки и единицы из природных лесовиков, с детских соплей привыкших бегать на лыжах. У этой же пятёрки был Маратка, он как мог старался, вылезая из кожи вон, но природному степняку не хватало лыжной сноровки, и теперь он тянул их всех назад.
        - Бросьте меня, братцы, уходите сами вперёд, из-за меня же не поспеете к концу! - хрипя, просил он в очередной раз своих друзей.
        - Да пошёл ты, - обозленно ругнулся Оська. - Ты за кого тут нас принимаешь-то, берендеич?! Вместе везде были, и в этот поход тоже вместе пойдём!
        - Хватит болтать! - рыкнул Митяй. - Силы берегите, оболтусы. Петро! Пошёл вперёд, через пять вёрст привал готовь. Пару часов роздых на днёвке нужно будет дать, - и резко опережая четвёрку друзей, по примятому десятками лыж снегу вперёд устремился их лучший бегун.
        Митяй, как лидер группы, выбрал свою тактику, разбив мысленно весь большой внешний карантинный треугольник из двухсот восьмидесяти вёрст на примерно равные восемь отрезков пути. Группа шла без резких рывков, ориентируясь на самого слабого своего лыжника. Вперёд по команде всегда выдвигался самый быстрый Пётр, который сам, будучи из потомственных заонежских охотников, выполнял главную роль во всей группе. На нём была подготовка ночлега и днёвок. Когда ребята до них дотягивали, всех их здесь уже ждал костёр и горячий мясной взвар в котелке. Затем был отдых, и уже после него группа двигалась дальше. Плетясь в самом начале гонки позади всех команд, через три дня такой грамотной тактики их пятёрка уже переместилась в крепкую середину и постепенно начала набирать темп. Многие просто не выдерживали большой нагрузки, отдав основные силы в своём первом рывке. Да, видать, и «засадники» хорошо погоняли «лидеров».
        - Всё, братцы, собрались - и вперёд! Петя, тебе, как обычно, костёр затушить, прибрать здесь всё и потом нас догнать. Оська, возьми мешок разведчика у Маратки. Игнат, на тебе будет полог. Группа, вперёд! - и опять потянулись снежные вёрсты.
        На седьмой день пятёрка уже выходила в голову гонки. Впереди, конечно, были группки и единицы лесовиков, но сил на последний рывок хватало, и ребята готовились ускориться.
        - Группа, внимание! Справа цель - пять сотен шагов! - рявкнул Петька, оглядывая окрестности с обрывистого берега Поломети.
        «Блин, ну, ведь пара десятков вёрст до нашей Ямницы осталось, а там будет уже и усадьба, - с досадой подумал Митяй. - Опять эти засадники, чтоб им! Это ведь уже четвёртые по счёту!»
        - Группа, к бою! - и он сорвал со спины самострел. Но вокруг было на удивление тихо, не выпрыгивали со свистом из сугробов пластуны, норовя влепить по ногам или по телу палкой. Не били по рукам и по груди тупые стрелы. Вокруг царило полное безмолвие.
        - Что там, Петь? - выдохнул Митяй, забираясь к другу.
        - Да вон на реке то ли сани, то ли ещё непонятное чего стоит. А вокруг них кто-то в чёрном лежит, - ответил курсант и протянул руку в том направлении, где действительно что-то темнело.
        - Группа, разобраться по берегу, идём полукругом! - отдал команду старший звена, и пятёрка поползла к цели.
        На льду стояли небольшие сани, а возле оглоблей лежали без движения исхудавшие мужчина и женщина. В санях вдруг кто-то шевельнулся. Подкравшись, Митяй заглянул вовнутрь. В какой-то трухе из обглоданных веток и обрывок от тряпок и шкур внутри саней лежали семеро детишек возрастом от двух и до десяти лет от роду. Самая старшая из всех, девочка, гладила головку малыша и, поправляя на нём рванину, что-то тихонько шептала. Лицо у неё было обтянуто кожей, и на нём лишь светились внутренним живым огнём большие глаза. Такими же исхудавшими были и все те, кто сейчас тут был рядом.
        - Петя, проверь старших! Ребята, глядим малышей! - резко бросил команду Митяй и перегнулся через борт саней. - Кто ты, милая? Откуда вы будете?
        - Дядечка, мне бы хлебца Ванечке дать, он уже с ночи совсем не плачет и холодненький весь, - еле выдохнула слабым голоском девчушка и снова погладила малыша. Митяй потрогал его головку. Она была ледяной.
        - Командир! Старшие холодные уже, всё, отмучились они.
        - Митяй, трое дышат ещё из детинцев, - прошептал надтреснутым голосом Оська, прощупывая с соседнего борта всех малышей.
        - Петро! Бегом к ближайшей роще! Разжигай костёр, ставь воду греться, - просипел сдавленным голосом Митяй. - Группа, берём сани и катим их за Петькой! Ну, взяли! - и страшный обоз покатился к берегу.
        Как ни пытались отогреть и спасти всех, кто был в санях, однако в живых оставалось только трое - четвёртый малыш умер на руках у Маратки, когда он закутывал его в свою меховую куртку.

* * *
        - Господин подполковник! - докладывал командир большой пластунской сотни Севастьян. - В усадьбу вошла последняя тройка курсантов. Пятёрки под командой Митяя нет. Она шла уже в головных, но пропала где-то за Лычково. На их поиски вышла вся Дозорная сотня!
        Через несколько часов в усадьбу подскочил гонец, который доложил:
        - Пятёрка Митяя нашлась. На неё наскочил один из наших дозоров, через несколько часов они будут, и не одни. Замёрзли ребята сильно.
        - Принимайте детей, - устало попросил встречающих Митрий. - Трое из девяти человек большой семьи в живых осталось, вы их не разлучайте только. Там Акулинка за старшую, так она без них всё равно никуда не пойдёт. Из-под Старых Калинцов на Торжок бедолаги шли. Надеялись там от голода укрыться, да, видно, у родителей уже сил не осталось. Об одном только жалеем - что на пару часов раньше на эту Полометь не вышли, всего на пару бы часов пораньше туда поспеть - так и ещё одну душу сберечь бы смогли, - и он махнул с досады рукой.
        Ребята были вымотанные до предела и замёрзшие. До встречи с дозором все свои верхние меховые куртки были у них отданы детям.

* * *
        Четвёртый курс воинской школы замер на построении перед зданием штаба, а рядом с ним стоял в строю и дозорный эскадрон, готовящийся к выходу на Псков.
        - По итогам лыжного пробега по большому карантинному кругу определилось двадцать пять человек победителей от воинской школы, коим доверено идти в дальний поход, - зачитывал Кочет Свирьевич приказ по бригаде.
        «…Иван Ложкин, Роман, сын Петра, Третьяк, сын Густояра, Михаил Белозёрский, Яков Бондарь…»
        «Ну, вот и все двадцать пять счастливчиков, - как-то уже безучастно думал Митяй. - Всё правильно, все эти ребята достойные. Ну, да и ладно, зато где-то в лекарских бараках под постоянным присмотром сейчас отогреваются три человечка. Три живых души».
        - Особым распоряжением командования, - повысил голос начальник школы, - обоз Дозорной сотни, выходящей на Псков, дополняется пятью санями с возничими из воинской школы. Те сани комплектуются курсантами Маратом, сыном Азата, Петром Онежским, Игнатом Никодимовичем, Осипом Третьяковичем и Митрием Андреевичем. Им же от воинского совета бригады и от лица её командира лично за человечность и за примерное мужество объявляется особая благодарность! Названной пятёрке выйти из строя!
        Парни стояли перед тремя сотнями глаз и перед улыбающимися лицами курсантов и старших воинов и в грохоте хлопков множества ладоней всё не могли поверить, что это сейчас происходит именно с ними.

* * *
        - Ну, в добрый путь, сын! - провожал Дозорный эскадрон Сотник. - Ты там, Василий, особо-то не геройствуй, сломя голову и без оглядки вперёд не лезь. Что-то не нравится мне весь этот ваш поход. Ох и не то время выбрал Всеволодович, чтобы рыцарей-крестоносцев к ногтю прижать. Да ты и сам знаешь, я ведь тебе давеча тоже говорил, что наши послухи донесли, дескать, не жалуют псковичане нашего князюшку. Воли их верхушка хочет от Новгорода и полной независимости, а посему с рыцарями Ордена меченосцев да с епископом Рижской епархии они что-то там сейчас у себя мутят. Вы там глядите повнимательнее и всегда сторожко держитесь, чтобы только между двух жерновов в этом выходе не оказаться. А не то раздавят вас как котят под этим Псковом. Если что-то будет не так, то уходите сразу же домой через Новгород! Поглядите там хорошенько, может, малолетним княжичам ваша помощь понадобится, да и наши люди не все ещё оттуда ушли. Глядишь, и вывезете кого с собою в поместье.
        На Псков уходило три конные сотни «о три конь». Три десятка саней везли на себе провиант для всей рати и корм для их лошадей.
        А в это самое время в тереме Псковского посадника заседал совет господ, с ними же здесь сидели посланник от Рижского епископа Альберта и ещё трое старших братьев рыцарей, представляющих Орден меченосцев. Как водится, совет этот проходил весьма шумно, все друг друга уже несколько раз обозвали, а кое-кого при этом даже успели потаскать за бороду. Господние мужи сидели все красные и разгоряченные, и только лишь немцы с надменной и холодной улыбкой поглядывали со стороны за всем этим действием.
        «Русские - дикари, варвары, ну что с них взять? - думали они. - Ничего, совсем скоро дойдут руки и до этого Пскова и здесь разместится приличная крепость с костёлом. А всех тех, кто не примет правильный крест, можно будет просто порубить, как это уже было в том же русском Юрьеве и что именно сейчас и делается по всей восточной Прибалтике. Но пока эти бородатые варвары нужны нам для противостояния с сильным Новгородом и датчанами, поэтому улыбаемся, просто смотрим на всю эту дурь и дичь и снова улыбаемся».
        - Ярослав войско большое собирает под Новгородом, - горячился Тысяцкий Твердило. - Если мы под руку ливонцев сейчас же не перейдём, так нас, высоких господ Пскова, всех тут в теремах повырежут, а наших чад и жён в прорубь на реке Великой затолкают. Для чёрного же люда мы объявим на площадях об выгодном предложении немцев. Они уже нам десять саней муки сюда завезли, и ещё столько же с их главными войсками скоро подойдёт. Нашему Пскову голод не грозит в отличие от спесивых новгородцев. У них там княжьи дружины, уже все запасы, небось, подчистую подъели, пока там вои к походу собирались. Вот и пусть теперича собак да кошек у себя жрут! И нечего нам свою волю навязывать, мы хотим сильного мира сего руку держать!
        На том и порешили. Фактически Псков, откачнувшись от общерусской политики, переходил на сторону усиливающегося запада. Новгородское влияние в управлении этой земли сходило на нет. Многие сторонники князя Ярослава и Новгородской республики были вынуждены бежать из города с семьями. Тот же, кто этого не успел сделать, погиб.
        Часть II. Война
        Глава 1. Неудачный поход
        Дозорный эскадрон шёл по зимней дороге на запад, основной его путь проходил по хорошо уже замёрзшим речкам и озёрам. В сёла и на погосты не заходили, шли очень сторожко, как будто бы это сейчас была чужая сторона. Все остановки и ночёвки делали только после хорошего огляда вокруг и на скрытных лесных полянах.
        Под Псков прибыли уже ближе к январю месяцу. Не доходя до города вёрст пятнадцати, в лесном урочище около реки Черёхи Андреевцы устроили длительное становище. Нужно было дождаться подхода с севера сборной новгородской рати и тех дружин, что Ярослав привёл из Владимирского и Переяславского княжеств.
        - Игорь Русинович, бери свою первую сотню и обойди Псков с юга у устья речки Похвальщина, где она впадает в Великую. Обогни город большим крюком и уже опосля только держи путь на запад, - отдавал распоряжение Василий своим командирам. - Встанешь там в самом удобном месте между Печорами и Изборском, оглядись вокруг хорошенько. Там тракт старинный на Ливские и Латгальские земли проходит. Вот и проверишь, кто там и для чего сейчас по нему ходит. Если появится вдруг войско крестоносцев, так сразу же о нём нас предупредишь. Только осторожнее гляди там, местных, смотри, не цепляй, они и так нонче взвинченные донельзя! Святослав Павлович, тебе со своей полусотней идти на северо-восток к речке Удохе. Встретишь там полки Ярослава Всеволодовича - и до нас сразу же стрелой, чтобы мы знали, где с ним соединяться и что нам дальше под его рукой делать. Все остальные встают здесь на долгий лагерь. Округу держим дозорами плотно!
        - Мартын Андреевич, отойдём? - и командир эскадрона с подпрапорщиком зашли за крайние сани. - Андреевич, ты у нас тут старшой от пластунов, что идут с нами. Места эти тебе знакомые, в Пскове, пока у князя Вячко служил, ты, небось, десятки раз здесь уже бывал, так ведь?
        - Ну а как же, - согласился карел. - Приходилось, конечно, бывать, и не раз, поди. Чай, Юрьев-то от града Пскова совсем недалече стоит.
        - Ну, вот, один ты у нас такой из местных. Стало быть, тебя мне и просить о таком особом деле нужно. Надо бы разведать, что сейчас в самом городе делается, послушать хорошо да оглядеться там. С народом потереться с седмицу и потолкаться на большом торгу. У нас ведь как издревле на Руси заведено? Всё, что бы ни творилось в самых высоких теремах, уже на следующий день на большом торжище простые люди обсуждают. Никаких секретов от народа ведь никогда не утаишь. Только вот как туда заехать, чтобы подозрения не вызвать, сам-то ты что думаешь?
        Пластун огляделся вокруг и постучал по саням рукой в меховой варежке.
        - А вот так и поедем, Андреевич. Трое саней с собой возьмём, закидаем немного овса в них и ещё сена, вот с этим и проедем на торжище. Как бы для того, чтобы расторговаться да зерна дабы прикупить, мы нонче в этот Псков издалеча пожаловали. Понятно, что не до зерна сейчас на торгу, днём с огнём его, как видно, не сыщешь нонче, ну, вот мы и потолчемся там в его поиске подольше. Чай, не заподозрят ничего, мы же ведь осторожненько, - и карел озорно ухмыльнулся.
        На том и порешили, и все отряды, как и было предписано командиром, убыли в своих направлениях.

* * *
        Псков бурлил. Только вчера толпа простолюдинов, подогретая умеющими хорошо говорить людьми, разнесла несколько богатых подворий на высокой стороне города. В закромах были обнаружены запасы зерна и продовольствия, и как ни пытались защитить своё добро их хозяева, это только ещё сильнее распалило голодных и злых людей. Пролилась кровь, а потом хозяев и защитников просто забили насмерть дрекольем и растоптали. Теперь же те же самые люди, что ранее подговаривали народ на разбой, объясняли всем, что в постигшем Псков голоде виноваты только лишь сторонники спесивого и злого Новгорода и их воинственного князя Ярослава.
        - Именно они скупили загодя всё зерно и вывезли его потом из города, оставив в несчастном Пскове его лишь самую малость. И поделом, что их, предателей, постигла такая заслуженная кровавая кара! - нашёптывали эти людишки. И дальше вели они свои россказни, что своё чёрное дело новгородцы уже сделали и теперь пищи на Псковских землях осталось совсем мало. Если бы не их друзья с запада, протянувшие руку помощи и милосердия да пославшие в город десять саней с мукой и с зерном, то город бы давно весь вымер. А теперь Ярослав в отместку за дружбу с латинянами и за разорение подворий своих сторонников гонит на Псков полки из дальнего и чужого всем Переяславля да Владимира.
        - Уж они-то, эти дружины, зальют нашу сторонушку людской кровью, ни стариков, ни жён с детишками малыми не пожалеют! - Закатывали глаза кликуши. - Ох, горе нам, горе, горе горькое! Кто теперь встанет на нашу защиту? Где нам, сирым, найти столько воинов боевитых?! - и тут же выдавали новости, что, дескать, епископ Рижский Альберт и Дерптский Герман не оставят своих соседей без помощи и защиты. Приведут они сюда тысячи храбрых воинов и заслонят своей стальной грудью наш родной Псков от злого нашествия с востока. А ещё они везут сюда много зерна и муки большими санными караванами.
        Народ волновался и верил, ведь всегда хочется верить во что-то хорошее, пусть оно даже и абсурдно.

* * *
        - Пропускаем обоз, мы не грабители! - Кивнул на идущие по старинному тракту сани каравана Игорь. - По коням! - отдал он команду, и сотня влетела в сёдла. - Обойдём Печоры с юга и делаем рывок в сторону Выру. Может быть, там увидим что-нибудь для нас интересное!
        Отряд взял юго-западнее псковских земель, осматривая по пути окрестности озера Алуксне. Где-то тут, как предполагал их командир эскадрона, и должны были двигаться сейчас на восток передовые силы меченосцев, и было бы хорошо знать о них русским загодя. Выходя из леса на большую поляну, передовой десяток сотни первым увидел конный отряд, идущий в их сторону. По прикидкам, было в нём людей столько же, сколько и Андреевцев, и Игорь, развернув свою сотню, решил атаковать встречных первым.
        - Целься! - Сотня реечных самострелов взлетела, прижавшись к плечам всадников. Отряд противника напротив замер от неожиданности. Против него, выступив из лесной опушки уже развёрнутым построением, вышла вражеская конница. До гибели одного из отрядов оставались считаные минуты!
        - Отставить! - вдруг неожиданно для всех раздался крик командира. У двоих стрелков дрогнули руки, и болты ушли поверх голов цели.
        - Знаменосца вперёд! - рявкнул Игорь. - Литвины перед нами, смотрите, это их значок!
        Действительно, посреди разворачивающейся литвинской сотни плескался на вершине древка хорошо знакомый символ - две белых полосы с одной красной посредине.
        Два конных отряда замерли друг перед другом. Для каждого эта земля, где сейчас произошла встреча, была вражеской, и расслабляться им тут было никак нельзя.
        - Ванька, в двух шагах за мной будь! - буркнул подпоручик знаменосцу и сам выехал вперёд.
        Навстречу ему также выехали двое литвинов.
        - Сотник новгородской Андреевской бригады Игорь, Дозорный эскадрон! - представился русский командир.
        - Передовая сотня князя Литовского Миндовга, сотник Витовт! - представился литвин.
        - Мы тут вас чуть было на раз не положили! - Улыбнулся русский.
        - Ладно я хоть значок вовремя разглядел, почто без дозора-то идёте и несторожко так?
        - Ха! - выкрикнул задорно шляхтич. - Мы и есть сами дозор. Это кто кого ещё положил бы здесь! - и он, уперев руки в бока, заносчиво оглядел собеседника и всех стоящих в отдалении русских.
        - Ну, ладно. - Махнул рукой Русинович. - Не будем ссориться, главное, что всё же не схлестнулись, - и обернулся назад. - Отбой, ребята, союзнички это! - Строй зашевелился, опуская самострелы и закидывая их за спины.
        Шляхтич тоже обернулся и что-то крикнул своим. Там тоже пошло движение, и боевой строй конницы сломался.
        - Что делать-то собираетесь? - спросил у командира литвинов Игорь. - Чай, неспроста вы тут шастаете у немцев под самым боком?
        - Миндовг выходит из Вильно в направлении Пскова, как он и обещал русскому князю, - ответил Витовт. - Дня через три-четыре можно будет его ждать уже здесь. Нас будет три тысячи, так что когда все войска объединятся, то крестоносцам придётся несладко.
        - Угу, - отозвался Игорь. - Хорошо было бы. А сейчас-то вы куда так торопитесь?
        - Ха! - весело воскликнул литвин. - Ты думал, у нас дозора не было, сотник? Есть, просто он у большого торгового тракта отряд крестоносцев заметил, - и кивнул на крутящегося рядом всадника. - Вон Радвилас выводит нас на них. Пошли вместе, а не то Миндовг подойдёт - никому славы не оставит, всё сам себе заберёт, он до этого у нас шибко жадный, - и громко сам же расхохотался своей шутке.
        - Ну, пойдём, сколько их там было? - спросил Игорь.
        - А сколько бы ни было, нам всё равно. Что, боишься сечи, русский? - и Витовт вновь рассмеялся.
        - Я про то, что хватит ли на всех славы-то той? - усмехнулся в ответ Андреевец. - А то, может, этот отряд одним вам на зубок будет.
        - Да нет. - Стал серьёзным литвин. - Там с обозом целая сотня в охранении идёт. Рыцарей, правда, немного, от силы если пять или шесть, а вот все остальные у них там сержанты, ну и ещё какой-то идёт серый сброд. С наскока бы мы на них не налетали, издали проредили бы для начала, но теперь-то с вами можно и в открытую уже немцев бить.
        - Ну-ну, - усмехнулся Игорь. - Теперь-то можно, двумя сотнями.
        Радвилас вывел сотни точно в то место, где ночью отдыхал немецкий обоз. Площадка у примыкающей к речке опушки леса была грязной и хорошо утоптанной, а от кострищ всё ещё шёл дымок. Как видно, обоз с неё ушёл совсем недавно, и до него должно быть недалеко.
        - В догон! - крикнул Витовт, и его сотня с гиканьем вылетела на речной лёд. Русские бросились следом за ними. Через три часа гонки малая лесная речушка вошла в более широкую Лидву - это уже начинались земли Пскова. Наконец-то впереди, в белой дали, показалось чёрное пятнышко, увеличивающееся с каждой минутой в размерах. И через полчаса преследования стал хорошо различимым большой конный отряд. Похоже, что немцы тоже уже давно заметили преследователей, но отступали до поры до времени, прикрывая обоз. Наконец они остановились и развернулись лицом в сторону погони.
        В первой шеренге их клина выстраивались рыцари в белых накидках с изображёнными на них символами ордена - красным крестом и мечом. Все они были одеты в броню и сидели на высоких, защищённых кольчужными доспехами конях. Братья-рыцари составляли вышедшую из высокого воинского сословия германских земель элиту и основу для всех орденов. Они занимались только лишь военным делом, были прекрасно вооружены и имели отменную защиту. На следующей ступени иерархии орденов были так называемые сержанты, или же полубратья, и превосходили они рыцарей своей численностью в среднем в десять раз. Полубратья входили в свиту рыцарей как оруженосцы и как сила поддержки. Вооружённые и экипированные не намного хуже самих «братьев», они представляли сейчас собой не меньшую опасность, ибо в вооружение некоторых из них входили и арбалеты. Будучи гораздо проще, чем Андреевские «речники», в упор броню просадить они всё же могли запросто.
        - Витовт, давай мы их сами тут болтами встретим? - предложил Игорь, всматриваясь, как строятся шагах в пятистах меченосцы.
        - Что, испугался, русский?! - С какой-то весёлой злостью оскалился ему в ответ шляхтич. - Это вам не лесных тавастов по финской тайге гонять. Если боитесь, так держитесь сзади, а мы вам покажем, как могут воевать настоящие воины.
        - Ну, давай, - согласился Игорь, - Покажи. Тогда мы тебя стреловым боем прикроем, - и, обернувшись, отдал команду: - Сотня! Боковыми уступами становись! Ведём бой самострелами! Накоротке сходимся только в самом крайнем случае! Разобрались полусотнями вдоль обоих берегов!
        В это время речной лёд задрожал. Издалека, постепенно набирая скорость, в сторону союзников начал выходить клин меченосцев.
        - Литва! - бросил клич Витовт, и навстречу немцам вылетела вся литвинская сотня. Река, стиснутая возвышенным берегом, была шириною шагов в пятьдесят. Именно по ней сейчас и сходились оба конных отряда. Раздался громкий грохот и треск, истошно заржали лошади и загомонили их всадники. Ударная мощь крестоносцев была гораздо сильнее лёгкой конницы литвин, и они, пробив своими тяжёлыми копьями первые ряды, затем начали крушить самую середину построения. В ход уже шли мечи, тяжёлые топоры и ударно-дробящие шестоперы. От рыцарей со скрежетом отскакивали удары мечей и копий врагов, только один из шестерых вздыбился на смертельно раненом коне и рухнул вместе с ним на лёд. Остальные в окружении трёх десятков сержантов прорвались через порядки литвинов и уже собирались ударить им снова в тыл. Но перед ними стояли ряды нового противника, а на пике их знаменосца трепетал бело-голубой флажок с косым Андреевским крестом. Этот враг, застывший двумя косыми уступами в молчании, не спешил сам нападать.
        Инициатива была в руках у рыцарей, они прорвались через первый отряд, а теперь их слуги добивали его остатки уже за их спиной. Сейчас они сомнут и разделаются так же и с этими!
        - Вперёд! - рявкнул старший брат Иоган, и меченосцы ринулись в бой.
        «Расстояние до цели - сто шагов, - думал Игорь. - По разу только ударить успеем, о перезарядке можно будет сразу забыть».
        Впереди раздался крик торжества и отчаянья, и из мешанины тел, разрывая литвинскую сотню на части, на русских вынеслось три с половиной десятка всадников с тяжёлыми рыцарями во главе.
        - Распределить цели! Середина - по клину, остальные - по бокам… Бей! - рявкнул Игорь и сам выжал спусковой крючок. Сто десять болтов в упор, с расстояния пятидесяти шагов, скосили большую часть прорвавшихся, а рыцарей они положили всех. Потом на оставшихся ринулась и вся русская сотня.
        - В копья! Русь! - Игорь с ходу вынес длинное копье, пробивая им высокорослого сержанта. Вырывать остриё из тела времени не было, и немец завалился с ним на бок. Сотник вырвал из ножен меч и огляделся. Противника перед ними уже не было, а в семидесяти шагах впереди немцы добивали союзников русских.
        - За мной! - крикнул сотник, и Андреевцы пошли в сечу. Исход боя сразу же был решён, и вместо задуманных «клещей» для литвин немцы их получили сами. А теперь они падали один за другим, вырубаемые своими врагами. Сотня прошлась через смешавшиеся порядки и вырвалась на речной простор. Впереди был обоз. Возле него суетились и мелькали какие-то фигурки, пытавшиеся спешно собрать сани в подобие небольшой крепости.
        - Быстрее! Потом их тяжелее выбивать будет! - заорал Игорь и, настёгивая коня, сам ринулся вперёд, а с ним плечо в плечо катила лавина всадников.
        Щёлк! И болт впился в тело соседнего бойца. Хлоп! - и стрела, ударив, словно булыжником, по нагрудной броне, отлетела в сторону. От саней били из луков и арбалетов драбы, обозники и лёгкие пехотинцы меченосцев. Именно они сейчас оказались наиболее опасным противником, забравшим кровь у нападавших. Всадники ворвались вовнутрь незавершённого круга из пары десятков саней и начали рубить всех мечами.
        - Милости, милости, Христа ради! - орали двое мужиков в грязных кафтанах, стоя с бородачом в богатой шубе на коленях.
        - Ого, да тут русские! - подумал сотник и рубанул драба, целящегося в кого-то из арбалета.
        Через минуту всё было кончено. На расстеленные попоны Андреевцы споро сносили своих убитых и раненых. Двоим бойцам помощь уже не потребовалась - оба они были пробиты арбалетными болтами. Около десятка воинов были ранены легко, и все в конной сшибке. Один боец был без памяти. Болт пробил ему нагрудную пластину и, сломав ребро, застрял в ране. И теперь с ним работали два сотенных медика, обученных специально этому непростому делу.
        К Игорю сзади подошёл Витовт.
        - У меня четыре десятка убитых и увечных, ещё столько же поранены сильно. На конях пара больших десятков только останется. Всё, считай, что уже нет сотни, - и он тяжело осел в снег.
        Его правая рука висела плетью, шлема на голове не было, и от рассечённого уха по щеке и шее бежал кровавый ручеёк.
        - Ну, показал, как могут воевать настоящие воины? - хрипло спросил его Игорь и бросил медикам: - Нашим поможете - потом и союзных гляньте, и в первую очередь вот этого шляхтича!
        - Рассказывайте, кто такие, почто с врагами в одном обозе шли? - расспрашивал Игорь стоящих перед ним на коленях русичей.
        - А кто ты такой, чтобы указывать боярину свободного Пскова, с кем ему дружбу водить, собака ты новгородская?! - Злобно оскалился тот бородач, что был в волчьей шубе, и попробовал было вскочить на ноги.
        Хлесь! Плётка стоящего с одного бока бойца, сдирая со щеки кожу наглеца, ударила его по голове, и тот, громко взвыв, упал навзничь.
        - А в следующий раз, коли ты не по делу вякнешь, гнида, это уже тогда меч будет. - Пнул его в бок всё тот же охранник. - Отвечай господину сотнику вежественно и по существу. Для нас вы все тут изменники, коли с немцами заодно, и подлежите теперь смерти лютой!
        После этого разговор наладился, и все трое наперегонки поведали весьма интересную историю. Паскал Гущин, боярин псковский, был отряжён с двумя десятками воинов да с обозными простолюдинами в Рижское епископство, дабы принять там из рук Альберта заверенный папским легатом договор о дружбе и о вечном мире. Тут же ему был передан десяток обещанных ранее саней с мукой и с зерном. Под охраной передовой орденской сотни эти сани с обозом крестоносцев должны были торжественно въехать в город при стечении толп народа. Два десятка русских ратников специально оставили при идущем далеко позади основном войске. И всё это дабы при его входе в город все видели величие ордена и единение с ним уже зависимых псковичан.
        - Через сколько дней придёт остальная орденская рать? - спросил пленных Игорь.
        - Дэк дня на два, пожалуй, они от нас отстают! - уже с гораздо большим рвением, чем это было ранее, отвечал ему боярин. - Вы только меня не убивайте Христа ради, мы же с вами русские, одной ведь все крови будем. У меня дома жё-онушка и пятеро детишек мал мала на лавках сидят и свово тятеньку ждут.
        - Ага, вспомнил он про родную кровь, - ругнулся Иван Репей, тот самый боец, что только недавно потчевал боярина плёткой.
        - Обоз с зерном отпустить в Псков! Русичей из обозников тоже с ним, - распорядился сотник.
        - Эй, Игорь, ты что это общей добычей распоряжаешься? - сунулся было в разговор Витовт и зашипел от боли.
        - А ну стой, не ерепенься тут! - заорал на него пожилой русский санитар, зашивающий на руке рану. - Или тебе без руки охота остаться?!
        Игорь подошёл поближе. На попоне, закончив с русскими, санитары уже начали оказывать помощь литвинам.
        - Сотник, сколько твоих рыцарей выбили? Одного из шести? Ну, вот и остальных они столько же против нашего посекли. Так что из шестой части добычи забирайте с собой этого рыцаря, он оглушённый, вон только что в себя пришёл, вот и будет вам за кого выкуп требовать. Ну и с поля боя всё железо бери с собой, мы только то, что с трёх прорвавшихся десятков, себе забираем и их коней, да вот этот десяток саней из рыцарского обоза. И ещё знай, что Новгород с Псковом не воюет, так же, впрочем, как и вы. Вот и пускай себе везут еду в город. Не хватало ещё, чтобы нас горожане потом прокляли!
        Шляхтич поморщился и смолчал, он сейчас был явно не в том положении, чтобы диктовать этим русским свои условия.
        - И скажите князю Миндовгу: пусть он встаёт с ратью под Изборском. А мы Ярославу доложим сами, где он с вами соединиться сможет, - прощаясь через пару часов с Витовтом, наказывал ему Игорь. - Увидимся ещё, прощай, сотник! - и русский отряд, взяв к востоку, скрылся за поворотом небольшой речушки.
        - Тьфу ты, - сплюнул литвин и выругался им вслед. - Мы идём на юг к нашему князю! - скомандовал он остаткам своего отряда. - Для всех воинов, чтобы слышал каждый: это мы разбили большой немецкий отряд, а русские только ограбили их обоз. Не зря же мы с собой пленного рыцаря ведём. Он как раз сгодится и для выкупа, и для подтверждения наших слов! - и он кивнул на надменно молчащего меченосца. - Долю с добычи получит каждый, обещаю!

* * *
        На следующий день торг снова бурлил:
        - Новгородцы рядом, они рыщут вместе с литвинами уже в окрестностях самого Пскова. Только вчера вот они ограбили на Лидве обоз с продовольствием, идущий в город из Риги. Всю его охрану во главе с рыцарями посекли, и только лишь наш храбрый боярин Паскал Гущин смог вырваться со своими людьми из той сечи и вывезти муку и зерно в город. Если бы не он, то эти жестокие новгородцы уморили бы наш народ с голоду!
        Псковский люд был в ярости. На призыв собираться в ополчение откликнулось более тысячи человек. И уже к вечеру к имеющейся в городе постоянной дружине была готова встать многочисленная подмога от народа.
        Ещё через день русские люди с восторгом встречали своих защитников, пришедших к ним с запада. В город втягивался двухтысячный отряд крестоносцев и их союзников из ливов и латгалов. Теперь Псков был готов заодно с немцами выйти на брань со своими единоверцами.
        Именно все эти новости и донёс сейчас Василию командир приписанных пластунов Мартын, вернувшийся из разведки города.
        Русские полки, собранные Ярославом для удара по ливонцам, дошли до сельца Дубровны, что стояло на берегу реки Удохи. Это было пограничное место между новгородскими и псковскими землями. И здесь посланниками Пскова князю было заявлено о категорическом нежелании этого города принимать участие в походе на Дерпт и Ригу, и вообще было отказано в доступе на свою землю.
        Ярослав был поражён до глубины души. Всё его дело последних лет, которое он так тщательно готовил, надеясь вытеснить латинян из русского подбрюшья, летело сейчас в тартарары. Перед ним стояла дилемма продолжать поход дальше, но тогда уже придётся втягиваться в гражданскую войну, проливать родную кровь и карать своевольный Псков или же отложить задуманное на более удобное время. Может быть, он бы и поступил сейчас более решительно, но в его же родном Новгороде сейчас тоже было неспокойно. Голод до предела обозлил людей и обострил все имеющиеся многочисленные противоречия. Новгородцы также отказали князю в своём участии в общем походе, и под рукой у князя оставались только лишь чужие для этих мест дружины из южных русских княжеств.
        Не выдержав обиды и своей беспомощности, Ярослав покинул новгородские земли, уведя с собой в Переславль все набранные полки и свою личную дружину. Вместо него на княжении в Господине Великом Новгороде оставались его малолетние сыновья Фёдор и Александр.
        Литовскому князю Миндовгу была отправлена грамота с объяснением невозможности идти сейчас на ливонцев. Литвинские рати развернулись и ушли в свои земли.
        - Идём на Новгород! - отдал распоряжение эскадрону Василий.
        - Комбриг предвидел такой исход загодя и предупредил: коли что-нибудь подобное случится, так возвращаться к себе большим крюком.
        Впереди были сотни вёрст январской морозной дороги по обезлюдевшим землям. Лишь кое-где виднелись редкие следы пребывания в этих местах человека.
        К концу второго месяца зимы Дозорный эскадрон наконец-то прибыл в Новгород.
        Глава 2. Чёрный город
        Сотни заходили по Волхову в северную русскую столицу и не узнавали её. Чернели обгорелыми брёвнами подворья купцов и крепких ремесленных, дымилось свежее пожарище дома какого-то боярина, да и многие избы простолюдинов смотрели на мир пустыми чёрными проёмами дверей и оконных продухов. На пепелищах ползал на коленях чёрный люд и, ковыряясь среди завалов, что-то там разыскивал.
        Всегда ранее военные дружины встречались людским ликованьем, подначками, смехом и добрыми шутками. Нынче же толпы с дрекольем, с топорами и копьями провожали отряд каким-то злым и жадным взглядом. Глаза людей ощупывали сани, всадников и их лошадей. Трёхсотенная дружина, вымотанная долгим переходом, тем не менее внушала всем своим видом уважение. Лезть на бывалых и хорошо вооружённых воинов значило быть убитым. Нет, тут пока поживы не было, и гасли в глазах голодные и злые огоньки.
        Вот уже и Неревский конец, теперь путь эскадрона был в его самый западный край, где и располагалась новгородская усадьба Сотника. Ещё до подхода к нужной улице расслышали шум и гомон. Большая толпа, человек в сто, крушила богатое, стоящее по соседству с Сотниковым поместье. Пара десятков уже толпилась и у его ограды, и, держа в руках большое бревно, они, покрикивая, примерялись к воротам. Над надвратным помостом и забором из заострённых лесин мелькали три головы в шлемах.
        - Открывайте ворота, всё равно мы всё здесь порушим! - орали им с улицы.
        - Уходите, шлынды[12 - Бродяги (старорус.).]! Нет вам тут поживы! - отвечал им из-за внутреннего помоста забора дядька Аким и потрясал мечом. Всех вас посеку!
        - Мы тебя разорвём, остолбень[13 - Дурак.] старый! - орали ему в ответ.
        - Открывай, мы знаем, что у тебя закрома забиты зерном!
        Затрубил резко рог, и послышался свист. Передовая сотня намётом неслась в сторону толпы разбойников.
        - Дружина, дружина идёт! - раздался крик самых сообразительных.
        - Тикайте, братцы, сейчас тут всех сечь будут! - и толпа бросилась с криками врассыпную. Перед такой массой воинов дураков заступать путь не было. А воины хлестали бегущих плётками и били их по спине древками копий. Через три минуты при подходе основного обоза никого из толпы уже здесь не было. Перед воротами усадьбы лежало лишь брошенное бревно, да у соседского двора на чёрном истоптанном снегу краснели растерзанные тела соседей.
        - Вовремя вы подошли, Васька! - Обнимал своего воспитанника старый дружинник. - Ещё бы немного - и просадили бы нам здесь ворота! Мы бы, конечно, просекли кого-нибудь, а потом бы всё равно нас здесь растерзали. Лютый народ с голодухи стал, сколько уже крепких подворий в городе разорили! Ну, давайте, загоняйте сани! - и закричал, стиснутый подскочившим Митяем: - Тише ты, окаянный, все кости старику раздавишь! Эко вымахал-то, не в отца, тот-то, пожалуй, уже поменьше твоего будет!
        Весь переулок перегородили рогатками и выпряженными санями. Эскадрон расположился сразу на нескольких соседних подворьях. Хозяева их были до смерти рады такой сильной защите. Да и пища не в пример местным воям у этой дружины тоже водилась.
        - Ну что рассказать вам, ребятки? - Седой покалеченный воин прихлёбывал медовуху, разлитую из припрятанного для особого случая кувшина. - Дела нонче в Новгороде и в окружающих его землях совсем плохи стали. За другие-то я вам не скажу, не бывал пока дальше окраин, всё усадьбу нашу берёг, а вот что тут людской мор страшный идёт, то уж сам это доподлинно знаю. Да и вы уже всё поняли, поди. Осень и зима нонче выпали нам ненастные, дождь вообще вон без передыху шёл от Господина дня и до Николина. Неурожай и случившаяся из-за него дороговизна взвинтили цены на зерно на торгу донельзя. Ещё этот раздор вон со Псковом и приход переяславских полков с нашим князем тоже ведь так некстати случились! И так-то ведь жрать нам было нечего, а тут ещё и житницы для прокорма чужих воев открыли. Кормить же их нужно было? Сами по себе знаете: не может быть воин голодным!
        - Вечевой колокол у нас бил весь декабрь не переставая, народ волновался, но присутствие многочисленных ратей хоть как-то, но всё ж таки всех сдерживало. А как только вон князь с полками в дальний поход ушёл, так тут уже в открытую и сам бунт начался. Осьмого декабря с Ильмень-озера вверх на Волхов пошёл лёд, который забил большим затором всю реку. Вода ринулась поверх льда паводком и снесла опоры «Великого моста». Затем простая чать воздвигла великую крамолу на епископа Арсения и добилась его низложения. На торгу уже давно орали, что он верховную кафедру не добром взял, а дав мзду князю. Его взашей вытолкали со Владыкова двора и чуть было вообще даже насмерть не растерзали. Баламуты орали, дескать, во всех невзгодах Господина Великого Новгорода виноват сам первоиерарх с князем. «Не уберегли они город, не отвели беду лютую и ненастье стороной от наших земель». На кафедру Владыки вернули старого, больного и онемевшего Антония, а к нему приставили ещё двух выборных: Якуна Моисеевича и Микифора Щитника. Но волнения на этом так и не угасли. Теперь гнев толпы обернулся уже против высших господ
новгородских: Посадника и Тысяцкого. Все ведь знали, что они верные сторонники Ярослава Всеволодовича из Владимирско-Суздальской руки. Вот и пустили слух, что всё то зерно, которое загодя пригнали из-за моря, они, дескать, умышленно прячут от народа на своих подворьях, чтобы только люд простой голодом уморить. Ну и ринулся народ разорять их подворья и бить их самих. Но только, окромя слуг и небольшой охраны, никого они там не нашли. Зерно, что там было, конечно, разграбили. Всех домашних побили дубьём, а теперь вот рыщут по всему городу и грабят всех, кого только захотят. Ну, вы и сами всё давеча видели. - Кивнул Аким за окно.
        - А склады-то хоть остались с житом? Ведь много его завезли через Путяту Селяновича из германских земель, - спросил дядьку Василий.
        - Да какой там! - буркнул ветеран. - Даже до осадного припаса, что в крепости хранился, злыдни уже добрались, а им и отдали всё, лишь бы толпу хоть как-то успокоить. Да всё равно надолго его не хватило, от силы на седмицу все угомонились, а потом всё опять по новой началось. Так ладно бы грабили и выносили пищу, ведь жгут всё то, что вынести с собой не могут, вот так и два амбара недавно на Владыковом подворье спалили. А может, и специально кто-то всё подпаливает, дабы тем самым волнения побольше сотворить. Не ведаю я того, не знаю. Мы ведь со стариками безвылазно уже два месяца тут оборону держим, - и он кивнул на троих седых ветеранов, сидевших вместе с остальными за большим столом.
        - И кому это выгодно может быть, дядька? - Внимательно посмотрел на него Василий. - Ты говори, вижу же, что есть у тебя какие-то мысли.
        - Ну, есть, - нехотя признался Аким. - Только то думки мои, их ещё ведь проверить бы нужно.
        - Проверим, не сомневайся, - заверил его командир эскадрона. - Не зря же мы сюда пришли. Ты говори, Васильевич.
        - Ну что говорить, похоже, что рука сторонников Внезда Водовика и Бориса Негочевича власть в Новгороде под себя прибирает. Их люди во всех этих сварах участвуют и на торгу да на вече народ мутят.
        - Нда-а, - протянул задумчиво Василий. - Эти двое ни перед какой кровью не остановятся, лишь бы из-под Ярослава верховную власть выбить. Это теперь получается, что и его детям опасность грозит. Фёдор и Александр - мальцы совсем несмышлёные, а оставленные с ними при княжичах воевода с тиуном совладать с огромной толпой точно не сумеют. У них ведь только лишь одна сотня есть охранная. Там ещё и наш Ильюшка с ними, надо бы, Митяй, с братом поговорить, что он сам-то расскажет? Сможешь ты его найти и вызвать к нам сюда?
        - Сделаю. - Кивнул Митяй. - Завтра же к нему пойду.
        - Не пойду, а пойдёте! - Нахмурился Василий. - Проход за пределы этой улицы по одному я запрещаю! Тем более на конях. Нечего здесь народ дразнить! Они уже и так вон всю скотину у себя в посадах подъели, а ради лошади и перед одним вооружённым воином их ничего не остановит, его вон прибьют втихую, а коня разделают. Всё! Все переходы - только в броне и оружно, не менее чем звеном! Сотники! Доведите мой приказ до своих людей!
        - Есть, господин поручик, довести до людей передвижение звеном и оружно, но без коней! - встали, повторяя приказ Василия, три его сотенных командира.
        Спозаранку пятеро курсантов во главе с Митяем шагали с Неревского конца в сторону Людина к княжескому детинцу. Время было раннее, и встречных на улицах было совсем мало. Одиночки и небольшие группки с опаской посматривали на идущих уверенно по самой средине улицы молодых воинов. Такое уж сейчас было время, когда приходилось бояться всех и каждого.
        - Дядя, дядя, дай корочку, - глядя горящими голодными глазами на курсантов, протянул, стоя на обочине, худющий малец лет десяти.
        Митяй постучал себя по карманам. Ничего съестного у него не было.
        - Извини, паря, пустой я ныне, - с сожалением проговорил он и шагнул в сторону, чтобы его обойти.
        Какой-то надрывный всхлип заставил его обернуться. Мальчишка стоял на том же месте с поникшей головой и с обвисшими вдоль тела руками, а из его впавших глаз текли по щекам слёзы. Что-то знакомое было в этой понурой фигуре. «Где то я его уже видел», - подумал Митяй и вернулся к мальчишке.
        - Ну, не реви, не реви, сказал же тебе, ты ведь мужик, - протянул курсант и нагнулся, вглядываясь в лицо.
        - Да я не за себя, дядечка! - всхлипывал мальчишка. - У меня двое братишек малых уже померло, а вчерась ещё и сестрёнку в общей скудельнице схоронил. Пятеро их было у матушки с тятенькой, окромя меня. Так тятя с отходного промысла ещё с лета не вернулся, а матушка пару седмиц назад уж как представилась. Один я за кормильца у семьи оставался, - и он, шатаясь, шагнул в сторону, чтобы уйти.
        - Первачок, никак ты? - негромко проговорил Митяй и посмотрел на Марата. - Не узнаёшь того мальчишку с торга, а, берендеич?
        - Да вроде похож на него, только исхудал уж больно, - неуверенно отозвался друг.
        - Первачок, а помнишь, в сентябре месяце на торгу шпану от тебя отбили, они у тебя ещё последнюю куну в кошеле срезали?
        Тот оглядел воинов осмысленным взглядом и улыбнулся.
        - Помню я, дядьки, вы мне ещё тогда узелок с калачами дали, так мы всю неделю их потом по самому малому кусочку откусывали.
        - Вот те раз. - Покачал головой Митя. - Значит, не вернулся всё-таки с Ладоги тятенька?
        - Не вернулся, - прошептал мальчишка и снова поник головой.
        Митяй задумался. Бросать мальчишку на произвол судьбы ему не хотелось, уйди они сейчас - и он себе этого потом точно не простит. А семья мальчишки - та уж непременно вся вымрет.
        - Далече изба-то твоя, Первачок? - спросил он мальца.
        - Да нет, дяденька, сразу же за Троицкой церковью у ручья она стоит, - ответил мальчишка. - Там ещё мосток из брёвен через него перекинут, вот третий дом от того мостка-то уже и наш будет.
        - Ну, ладно, - принял решение Митяй. - Сейчас ты идёшь с нами в княжий детинец, там у нас важное дело есть. Обождёшь маленько, а потом и за твоими малыми пойдём. Поедешь с нами в дальнее поместье, или, может быть, тут хочешь оставаться?
        - Так здесь оставаться - это всё равно помирать, дяденька, поеду я. Только братишку с сестрёнкой моих не оставьте, - с какой-то тихой надеждой попросил мальчонка.
        - Тьфу ты, так ведь сказал же, что после детинца будем их забирать. Ну, пошли, братцы! - и пятеро курсантов с Первачком направились к недалёкому уже детинцу.

* * *
        - Ну ты и похудел, Ильюха! - Улыбнулся Митяй, отрываясь от объятий и разглядывая старшего брата. - Что, на службе у княжичей совсем уж так плохо кормят?
        - Да и ты вроде как не раздобрел, - усмехнулся в ответ Илья. - Вон лицо какое обветренное, и скулы одни лишь только выпирают.
        - Да мы из похода только пришли, из-под Пскова. Считай, что два месяца в избе не были, я вот только у дядьки Акима на усадьбе отогрелся - и сразу к тебе, - ответил младший брат.
        - Однако, - протянул Ильюха. - Из-под Пскова, говоришь? Так что поход-то, неужто немца так быстро одолеть смогли?
        - Какой там. - Нахмурился Митяй. - Не было, считай, никакого похода. Псков полностью, весь под крестоносцев лёг. Князя нашего не приветил, пригрозил ему полки совместно с немцами супротив него вывести. Вот Ярослав и осерчал да и увёл свои дружины в Переславль. Миндовг тоже к себе в вотчину ушёл. А мы одну сотню меченосцев выбили совместно с литвинами и к вам сюда подались. Батя Василию наказал пока около вас тут быть и присматривать за княжичами, чтобы их тут без отца вдруг не обидели.
        - Да-а, всё плохо у нас. - Посмурнел Илюха. - Чёрный люд Новгорода бунтует, грабит и жжет поместья и усадьбы, забивает насмерть сторонников Ярослава. А мы тут сделать ничего не можем. У нас и сил-то всего ничего здесь осталось. Охранная сотня и три десятка от старого полка Владыки Арсения только в крепостном детинце стоит. После его низложения все близкие люди батюшку оставили и по своим уделам дальним разбежались. Наш-то Артём у нас здесь пока, тоже с нами. Эдак совсем скоро народ узнает, что Ярослав увёл свои дружины в дальние земли, так и вообще ничего уже бояться не будет. Чую я - быть скоро беде.
        - Ну, вот Василь и хотел поговорить обо всём с воеводой Фёдором Даниловичем да с тиуном княжичей Якимом. Лучше, наверное, чтобы у нас на подворье им встретиться, мы там весь тупик улицы заняли со своим эскадроном. Коли к вам все прилюдно пойдём, как бы волнения и бузы этим не вызвать, народ, я гляжу, нынче дружину совсем здесь не жалует?
        - Это да-а, - согласился Ильюха. - На вечевых площадях орут, что дороговизна хлеба из-за переяславских полков в нашем Новгороде случилась. Дескать, они все запасы продовольствия, пока у нас тут собирались, подъели и с собой всё остальное в поход забрали, а о простом народе не подумали и голодать его оставили. Кто-то народ здесь против власти натравливает. А ему, народу-то, сейчас много и не надо, ему вон только на врага укажи - и он его голыми руками рвать будет. Ладно, пошли к княжичам, там всё сам расскажешь.

* * *
        - Держи горбушку. - Протянул Митяй большой ломоть ржаного хлеба Перваку. - Всё сразу же не съедай, чтобы от еды кишки не прихватило.
        Первак засунул в рот маленький кусочек, а остальное надёжно спрятал за пазухой.
        - Это мальцам моим. - Кивнул он серьёзно. - Лишь бы только дождались, не померли.
        - Ну, так веди поскорее. - Кивнул Митяй. - Нам поспешать нужно, так что ты выбирай путь покороче.
        День уже был в самом разгаре, и народа на улицах стало теперь гораздо больше, чем парой часов ранее. Тянулись куда-то озабоченные группки людей. Одиночки же держались в основном ближе к забору. На дружинных смотрели с неприязнью, то там, то здесь слышались злые крики, а на одном из перекрёстков пара десятков мужиков в рванине и вовсе заступили им дорогу. У многих из них в руках были топоры, колья и переделанные из кос копья.
        - Что надо здесь?! - рявкнул высокий худой мужик и крутанул широкой боевой секирой.
        - Мы никого не трогаем! - выкрикнул в ответ Митяй. - Идём здесь по своей воле, а не супротив вас. Почто гостей задираете, люди Господина Великого Новгорода?
        - Знаем мы таких гостей! - Оскалился бородатый мужичок, стоящий рядом с предводителем. - После них хозяевам самим жрать нечего! Пошли вон отсель. Мы вас к себе сюда не звали!
        - Подожди, Заяц! - Ткнул соседа в бок тот, что стоял с секирой. - Откудова сами-то будете, коли гостями назвались?
        - Андреевская бригада! Дозорный эскадрон Василия, - ответил Митяй, сжимая в руках короткий меч. Момент был воистину критический. Случись сеча - задавить их толпой не составит большого труда. Мужичьё было на своей земле, и к ним в случае схватки тут же придёт подмога в отличие от тех же Андреевцев.
        - Бригадные? - вопросительно протянул предводитель. - А в Тавастии был кто из вас в Ледяном походе, или вы по малолетству в своём поместье отсиживались?
        - Все пятеро были, от начала и до конца. Шли в центральном клине Андрея Сотника.
        - О как! - Мотнул головой атаман ватаги, передавая свою секиру соседу.
        - Подержи, пока я со знакомцами поздоровкаюсь, - и он степенно направился к ребятам. - Ну, здорова, Андреевцы. Я и сам о прошлом годе в этом клине по землям еми шёл. Признал я вас теперь. Ты, паря, своего воеводу Андрея лечил вместе с девкой-лекаршей. Это когда его там шведы всего на брани посекли. Журавлём меня кличат, из находников я, - и он протянул руку в приветствии.
        Напряжение у всех сразу спало, и мужики разговаривали с курсантами уже спокойно.
        - Сторожко тут идите, - предупредил Журавель Митяя. - Дружинных у нас нонче совсем не жалуют, ладно вот мы, ещё хоть какое-никакое, а вежество всё ж таки к вам имеем. Ну а там, за ручьём, уже ватага Клеща всю округу местную держит. Вот с ними-то вам лучше бы и вовсе даже не встречаться. У Клеща все сподвижники - из воров и душегубцев, коли нарвётесь на них, не пожалеют, на мелкие части вас всех порубят, - и кивнул Зайцу. - Проводишь их до ручья, а потом подождёшь там, пока они назад выйдут. Всё-таки дело доброе делают, чего хоть маненько не помочь? Глядишь, одним грехом на душе меньше станет, - и перекрестился. - Эх, времячко ныне злое…
        До ручья дошли быстро. Заяц остался ждать у мостка, а ребята поспешили дальше. Вот наконец-то и нужная изба бондаря. Без взрослых хозяев всё здесь казалось заброшенным. Лежали у входа две незаконченные кадки и ведро, из трубы не шёл дымок, из заткнутых продухов и окон не слышалось ни звука.
        Первачок кинулся в дверь и забормотал. В избе было так темно, что, как говорится, хоть глаз выколи. Маратка выбил кремнем о кресало сноп искр и зажёг трут. В свете огонька стала видна куча тряпья, около которой стоял на коленях Первак и что-то там тихонько бормотал. Митяй подошёл поближе и пригляделся: в куче рванины лежали два исхудавших донельзя малыша. Ни пола, ни возраста их сейчас было не различить, ясно было одно - дети были маленькими, и дошли они в своём истощении до крайности. Старший брат с чмоканьем старательно разжевывал отломленные от горбушки кусочки и всовывал их в ротики мальцов. Его глаза светились счастьем - живы, живы его малыши!
        Минут через двадцать отряд отступал к ручью со всем оставшимся в живых семейством Первачка.
        - Почто так долго возитесь?! - прошипел рассерженно Заяц. - Тут Клещова ватага только вот недавно проходила, еле затаиться от них сумел, - рассказывал бородач, испуганно озираясь по сторонам.
        - Так Журавель ведь говорил, что не их уже эта земля? - спросил Митяй, шагая за новгородцем.
        - Да им-то что с того? - проворчал в ответ Заяц. - Они во все концы города шастают и грабят где хотят. А на нашем так и вовсе постоянно промышляют, рядом же мы совсем. Силов у них больше, оружие есть, но стычки всё ж таки случаются, мы им за просто так здесь тоже не уступаем.
        Впереди из бокового переулка вдруг послышались крики, и прямо в сторону Андреевцев выбежала в драном сарафане босая девка лет четырнадцати, держащая на руках ребёнка. А за ней неслись семеро что-то весело орущих мужиков и парней.
        - Стоять!
        Девка заскочила за воинов, остановилась за их спинами и, всхлипывая, прижала ребёнка к груди.
        - Клещовские это, Клещовские, - забормотал испуганно Заяц, пятясь назад.
        - Подержи-ка, дядя, пока. - Митяй передал ему в руки братишку Первака, а сам сорвал из-за спины небольшой щит. - Стенка, вперёд! - рявкнул он, и пятеро курсантов разом шагнули к разбойникам.
        - Ну что, Щербатый, я же тебе говорил, что мы с тобой ещё встретимся! Это третья и последняя, ты не запамятовал?! - и Митяй чуть опустил щит, открывая лицо.
        Перед ним первым среди ватажников стоял с мечом тот здоровый разбойник с выщербиной в передних зубах, с кем ему уже дважды пришлось иметь дело на торгу. Рядом с ним, поводя копьём из стороны в сторону, стоял и его коренастый рыжий подельник.
        - Ага, опять ты! - Прищурился атаман и крикнул своим: - Бейте их! А тебе я лично кишки выпущу! - и толпа ринулась с диким ором на курсантов.
        Бам! По щиту Маратки ударило шипастое било кистеня. Он чуть выскочил вперёд из строя и уколол мечом противника в грудь. Отскок назад - и тот завалился ему под ноги.
        - Тесним! - крикнул Митяй, и пятёрка начала наступать на разбойников. Копьё конопатого злодея скользнуло вверх, направленное туда наклоном щита Оськи. Рыжий немного завалился вперёд и не успел вовремя отдёрнуть назад руку, а по ней, отсекая, уже ударил острый меч.
        - А-а! - катаясь по земле и зажимая обрубок, орал калека. Всё, этот уже был не опасен.
        Напротив Митяя, орудуя своим мечом, крутился сам атаман. Он с остервенением рубился, пытаясь достать такого ненавистного ему врага. Но сноровки в таком бое у разбойника было мало, и все его удары сейчас попадали лишь по щиту противника или вовсе рассекали пустоту.
        - Ну, всё, гад, заканчиваем! - выдохнул Митяй и принял очередной удар на щит. Не мешкая, он тут же выскочил из строя и, сблизившись с Щербатым, чуть крутанувшись, ударил его мечом в самое основание шеи. Раздался хруст разрубаемых позвонков, и атаман ватаги, разбрызгивая вокруг кровь, завалился в снег.
        На этом красном снегу, лёжа на спине, выл рыжий подельник атамана, а в проулок улепётывали двое оставшихся в живых разбойников. На месте короткого боя валялось четыре трупа.
        - Меч подберите. - Кивнул друзьям Митяй. - Хороший меч. До этого гада, видать, дружинному воину служил, - и подошёл к конопатому. - Живи пока. Ещё раз я тебя застану за разбоем - тогда ты уже рукой не отделаешься. А Клещу привет передай от Андреевских. У него ещё пока есть время, чтобы сбежать, потом мы и за ним тоже придём.
        - Ты кто такая? - спросил Маратка у отбитой от разбойников девки.
        - Акулина я, дочь купца-суконщика Микулы, - ответила та и, покраснев, прикрыла разорванный на боку сарафан. Девчонка была красивая, с длинной русой косой, спадающей на уже сформировавшуюся высокую грудь и ниже до пояса, с большими, яркими и зелёными глазами в обрамлении длинных ресниц.
        - На, покройся пока, занеможешь а то, зябко вон на улице нонче. - Протянул Марат девушке свою верхнюю куртку. - Накидывай, накидывай давай, у меня ещё вон поддоспешник тёплый, войлочный, а под кольчугой другой кафтан есть. - Он посмотрел на босые ноги девки. - Гляди-ка, ты ведь босая от энтих-то из свово дома убегала, что, совсем времени даже и поршни накинуть не было?
        - Не было. - Затрясла головой Акулина. - Как находники всех в доме посекли, я насилу Егорку успела схватить, да в чём была, в том на улицу и выскочила.
        - Понятно. - Кивнул Марат и снял с одного из убитых меховые сапожки. - Вот, на, надевай давай, самая маленькая нога у этого из всех побитых была.
        - Не-ет! Я такое не надену! - Замотала головой девка. - Это с убитого снято, никак не можно мне такое носить!
        - Дура, что ли? - Удивлённо посмотрел на неё берендеевич. - Через десять минут у тебя ноги оледенеют, а через час ты уже на них и вовсе ходить не сможешь. Январь с лютыми морозами на дворе! Сляжешь вон неможная, и кто тогда твоего мальца потом будет приглядывать? О живых сейчас нужно думать!
        Акулина постояла молча и потом нерешительно протянула руку.
        - Давай сапоги, потом уже отмолю этот грех.

* * *
        Купеческий дом пылал, а разбойников рядом с ним уже не было, как видно, они убежали к себе за подмогой. Заяц уже третий раз проканючил Митяю, что нужно бы поскорее им отсюда уходить, ибо с минуту на минуту здесь можно было ждать подхода всей своры Клеща, а у него, дескать, людей очень много.
        - Уходим быстро! - отдал команду старший звена. - Марат, вы с Зайцем впереди, выносите малышню в нашу сторону, а мы с парнями вас сзади прикроем!
        Минут через десять, когда уже должен был показаться нужный им перекресток, где до этого они встретились с Журавлём, Митяй заметил позади погоню. В их сторону бежало человек двадцать мужиков, что-то орущих и размахивающих копьями.
        - Стрелами встретим, там у них доспешных нет. - Кивнул Митяй и сорвал со спины лук. Первые стрелы ударили в бегущих шагов за сто пятьдесят. Шли они густо, четыре лучника за десять вздохов-выдохов выпустили чуть ли не по стреле на каждый. Там, где шла погоня, сейчас стоял визг и истошный вой, а по дороге каталось несколько человек. Человек семь их лежали в снегу и вовсе молча.
        - Отходим, пока они там в себя не пришли! - и курсанты побежали в ту сторону, куда только что ушёл Заяц со всей детворой.
        От знакомого перекрёстка навстречу им выбежало человек тридцать во главе с Журавлём, а рядом с ним семенил Заяц.
        - Ваши чуть дальше дожидаются. - Кивнул им за спину мужик. - Уходите, мы сейчас этих сами здесь добьем. Будут наперёд знать, как к нам, на нашу землю лезть!
        - Спасибо вам. - Сделал лёгкий поклон Митяй. - Выручили вы нас, мужики!
        - Пустое. - Махнул ему рукой Журавель. - Вы и сами нам тут помогли, хорошо вона как Клещовским-то кровь пустили. Энтих мы вона добьём, - и он кивнул на дальний конец улицы. - Так больше уже к нам лезть-то теперича и не будут.
        - Ну, прощевайте тогда! - и четвёрка курсантов бросилась догонять своих.

* * *
        Вечером, когда темнота начала накрывать город, в уличный тупик возле Андреевской усадьбы, превращённый эскадроном в крепость, прибыл тиун княжичей Яким. Он обошёл всё вокруг, посмотрел с одобрением на дежуривших в полном боевом обличье воинов.
        - Эко вы тут устроились, как будто бы не в своём городе, а во вражьем посаде оборону держите. Хотя и то верно, не наш это уже город, не наш. Того и гляди вон чернь на княжий детинец полезет. Владыку изгнали, чуть было не растерзали его совсем, у Посадника и Тысяцкого вон все усадьбы пожгли. Это хорошо, что вы сюда зашли такой силой, не сегодня-завтра до людей всё равно ведь дойдет, что Ярослав Всеволодович ушёл в Переславль, не знаю даже, как всё потом у нас здесь обернётся. Пойдем-ка потолкуем, Василий, - и большое начальство надолго заперлось в светёлке.
        Через день в Новгороде на площадях забили вечевые колокола и город забурлил.
        - Князь бросил свой люд на молодых несмышлёнышей и увёл все боевитые дружины на восточную Русь! А вдруг к нам враг придёт, кем отбиваться-то от него будем? Голодными людишками?! Да какой же он князь после того?! Нового нам нужно призывать, нового! - орали одни.
        - В детинце запасы зерна ещё есть, там всего-то сотня дружинных на охране стоит. Почто им столько зерна там заложено, когда простой люд с голодухи с деревьев уже кору жрёт и вымирает?! Забрать всё зерно! - призывали на грабёж другие.
        И распалённая многотысячная толпа двинулась с вечевых площадей к княжьей крепости. Над жизнью молодых Ярославовичей нависла реальная угроза.
        - Эскадрон, тревога! - прокричал команду Василий. - Горнист, сигнал! - и в воздухе густым басом загудел тревожный сигнальный рог. Все действовали так, как и было отработано днём ранее. Обозная команда выводила запряжённые сани из подворий, расставляя их вдоль улицы и рассаживая на них беженцев. Охранная сотня выводила осёдланных верховых лошадей. В это же самое время две с половиной сотни Андреевцев в полном боевом облачении вынеслись с Неревского конца в сторону крепости. Народ на улицах шарахался в стороны, стараясь не попасть под копыта конницы. Всадники шли грозно с поднятыми вверх копьями, со свистом и гиканьем, их было слышно загодя, и никто не смел заступить им дорогу. Вот наконец и сама крепость, у её ворот стояла огромная гомонящая толпа.
        Протяжно загудел рог с надвратной башни, ворота широко распахнулись, и навстречу подходящему эскадрону вынеслась охранная сотня княжичей. Несколько человек не сумели отбежать вовремя, и их вбило в грязную дорогу копытами лошадей. Конные сотни соединились и, развернувшись в сторону Волхова, вылетели на речной лёд. За ними следом на него же выходил и обоз из пяти десятков саней. А с речных берегов вслед им неслись крики, свист и глумливое улюлюканье. Да ещё вылетело несколько стрел из простых лесных луков, не причинив, впрочем, никому вреда. Отряд уходил старинным трактом в сторону Зайцева и Крестцов. Добираться до дома нужно было как можно скорее. В обозе сейчас из Новгорода уходило около ста пятидесяти беженцев, и многие из них были сильно ослаблены голодом.
        А в это время толпа народа ворвалась в детинец и порушила там всё, что только было можно. Никаких ценностей и запасов продовольствия люди там не нашли, и это только ещё больше распалило толпу.
        На очередном вече новгородцы решили искать себе нового князя и послали в Чернигов за Михаилом. Все верные князю Ярославу господние люди были либо убиты, либо бежали из города, а всё их имущество разделили между городскими сотнями и концами. На должность Тысяцкого и Посадника были выбраны Борис Негочевич и Внезд Водовик.
        Новый князь, прибывший из Чернигова, удовлетворил все требования новгородцев. Он целовал прилюдно крест, обещая соблюдать волю горожан, и поклялся освободить от всех налогов беглых смердов на пять лет. Оставшихся в живых сторонников прежнего князя и тех горожан, кто вообще когда-то служил в его ближнем окружении, под страхом смерти заставили выплатить огромные отступные. Это был своего рода налог за сохранение их жизни. Деньги, полученные таким образом, пустили на строительство нового моста через Волхов, ну а часть, как водится, прикарманили.
        И всё равно не было мира в этом неспокойном городе. Вновь в нём горели избы и усадьбы на многих концах, и опять бил тревожно вечевой колокол.
        Глава 3. Прогрессорство в поместье
        Десятого февраля караван из Новгорода достиг карантинной черты Андреевских земель. И уже на следующий день в усадьбе принимали вывезенных беженцев. Всех их нужно было отмыть, одеть, накормить и разместить в жилье под особым присмотром.
        - Здравы будьте, князья Ярославовичи! - с уважением поклонился молодым мальчишкам Сотник. - Рад видеть вас в своём поместье живыми и невредимыми!
        - Ну, это твоим сотням, Андрей Иванович, нужно спасибо сказать. - Кивнул ему приветственно Ярославов воевода. - Вовремя они там у нас оказались, вряд ли мы бы смогли прорваться без твоей рати. Ты особо-то не расстраивайся, мы тебя здесь надолго не стесним, - и усмехнулся. - Чуть вот передохнём, в термах отогреемся, а потом в сторону Торжка двинем. Надо князю обо всем, что там случилось, самолично поведать. Самое главное, что княжичи с нами, а Новгород ещё вернётся! Вот увидишь, побузотёрит, кровь обильно пустит, а потом обратно под крепкую Ярославову руку запросится.
        В усадьбе всё шло по уже давно заведённому распорядку. Дымили ремесленные мастерские, на полигонах и стрельбищах копошились в снегу курсантские взводы и бригадные сотни. В дальнем пушкарском овраге бухали глухие взрывы и выстрелы. Там шёл отстрел и испытание последних, только недавно отлитых пушечных стволов и сработанных новых боевых метательных зарядов.
        - Солнце моё, Мартушка, совсем тебе уже тут тоскливо у нас стало? - жалел жену Андрей. - Февраль - это ведь самый что ни на есть месяц глухозимья у нас, здесь, на Руси. Ладно ещё у нас тут все какое-никакое, а движенье то есть. А вот в малых сельцах народ словно в берлогах сидит до апреля, носа вон на улицу не кажет.
        - Да нет, всё хорошо. - Улыбнулась Марта. - Зато я уже пироги научилась печь, а позавчера вон в опарнице даже уже своё тесто у меня вызрело. Нешуточное это дело, я тебе скажу, дорогой, не одной герцогине крови такое не по силам, - и она с улыбкой щелкнула мужа по носу.
        - Ну, тесто - это, конечно, серьёзно, - протянул в ответ Сотник. - Я вот что думаю, Лёнька у нас подрос, он вон на коленках даже быстрее бабки Любомиры и деда Никифора носится. Только вон с Эммой ему, пострелёнку, не совладать. А как ты смотришь на то, чтобы тебе поучительствовать в нашей школе и на командирских курсах? А что, и тебе все хоть какой-то выход в свет, и нашим оболтусам эти знания лишними не будут. Можно давать несколько часов такого предмета, как, скажем, история и культура древности. Ты ведь интересовалась античностью и временем эллинов, ну так добавить туда же что-нибудь из Древнего Египта и Вавилона, вот и получится тогда целый курс лекций. Если ещё будешь, кроме философов и поэтов, о полководцах Македонии, Спарты, Рима и Карфагена рассказывать, так ребята будут открыв рот тебя слушать. Да и иноземными языками можно было бы нагрузить наших ребятишек. Пока у мальчишек глаза на всё новое горят, такие знания хорошо ими впитываются.
        На двадцать пятое февраля в усадьбе был запланирован запуск стекольной мастерской. В отстроенном, приличном по величине здании собралось десятка два зрителей. С края, чтобы не мешать мастерам, стояли все те, кто принимал участие в подготовке этого важного момента. Были среди них главный печник Аристарх, каменщик Александр, гончар Осип, углежог Василий и кузнец Никита. Тут же со стороны наблюдал Лука Тесло и его люди. Всем было интересно поглядеть на это необычное дело.
        Мартин Горст в окружении сыновей-близнецов и ещё четверых русских подмастерьев «священнодействовал» около специально отстроенных хитрых шихтовых печей. Уже который час в этих печах, сложенных и вылепленных из огнеупорных материалов, нагнеталась высокая температура. Меха непрестанно качали в горны, где раздуваемый воздухом древесный уголь выдавал большой жар.
        - Добавляй пару лопат каменного угля! - крикнул мастер, и его сын Михаэль бросился к одному из раскрытых мешков. Каменного угля было очень мало, но именно он мог сейчас поднять такую нужную температуру плавления смеси.
        Мастер залез на боковую лестницу и помешал длинной кочергой в огромном кувшине густое варево.
        - Гуд! - крикнул он и отдал команду своим подмастерьям: - Мало! Мало! Чуть-чуть дай!
        Как видно, все в его команде друг друга уже отлично понимали и сделали всё, как было нужно. Кувшин начал медленно под действием рычагов наклоняться, и жидкое стекло тонкой струйкой потекло по жёлобу на вращающийся внизу каменный круг. Под действием центробежной силы вар стекла начал растекаться по нему и принимать относительно ровную, тонкую и округлую форму. По краям это стекло, конечно же, было несколько толще, чем в центре, но это уже было некритично.
        Сейчас самым важным было не допустить его быстрого охлаждения, иначе весь труд этой многодневной подготовки пойдёт коту под хвост, и тогда всё просто придётся переделывать. При быстром охлаждении стекло становилось закалённым, а от этого очень хрупким. Оно просто разлеталось от малейшего удара буквально в пыль. Для предотвращения этого под каменным кругом, равномерно нагревая его, продолжал всё время гореть костёр, и только через полчаса его можно было постепенно гасить и уменьшать жар. А уже потом, через несколько часов после процесса постепенного охлаждения, можно было начинать резать полутораметровый круг на ровный квадрат.
        В это самое время один из сыновей мастера отвёл к себе небольшой ручеёк вара и длинной трубкой с загубником начал выдувать какой-то пузырь. На глазах у изумлённых зрителей этот пузырь вдруг начал постепенно превращаться в бутыль с узким горлышком и округлым расширением в самой ёмкости.
        Всё Сотнику стало понятно - теперь в поместье есть и своё стекольное производство. А значит, можно варить и отливать оконное оптическое стекло и запускать стеклодувное дело для изготовления сосудов.
        - Ну ты, Мартин, молодец! - горячо похвалил мастера Андрей. - Всего лишь за три месяца с чистого поля такое великое дело поднял! Чудесно просто!
        - Ну, не всё так хорошо, барон. - Нахмурился старший Горст. - На три, от силы на четыре плавки у меня ещё пока всё здесь есть, а вот уже потом такого чистого стекла, как сейчас, нам тут больше не сварить. В лучшем случае оно будет мутным и толстым, как когда-то получалось у римлян. И всему виной отсутствие необходимых компонентов и материалов. С песком проблем вообще нет, у нас тут на месте есть прекрасный белый кварц. Поташа здесь тоже в достатке. Парфён Васильевич прислал его мне много, он у вас и так делался для каких-то местных нужд. Но нужно ещё сюда много извести, белой глины, примеси железа, свинца, ну и ещё много всякого. И самое главное - это каменный уголь. Без него создать большую температуру варки никак у нас не получится.
        - Ну что же, - кивнул, соглашаясь с мастером, Сотник, - всё, что вы перечислили, мастер, у вас непременно будет, и в нужном вам количестве. Самое главное, что работа уже идёт. Ну а компоненты и уголь мы вам обязательно сюда навезём.
        Через день, присутствуя на очередном академическом совете, что теперь собирался в усадьбе каждый четверг, Андрей вдосталь наслушался споров о том, нужно ли вообще делать эту бумагу, и всяких прочих причитаний от весьма умудрённых жизненным опытом мужей. Дескать, и зачем вообще всё это им было нужно, просиживая тут с обеда и до позднего вечера? И не лучше бы было, вместо того чтобы здесь вот эти пресветлые четверги впустую убивать, потрудиться бы на такое понятное и нужное общее благо, скажем, того же поташа поболее выгоняя? И два главных страдальца-«академика» - затравщик Томило Завидович с его напарником и товарищем по этому делу главным смолокуром поместья Василием Чёрным - начали вновь всем доказывать, какой же это сложный процесс в их работе.
        - Поташ - это ведь вам не просто такая вот очищенная зола, нет, её же ещё потом хорошо выщелачивать будет нужно! А это, мы вам скажем, очень и очень долгое и муторное дело. Сначала вы в эдакий большой горшок с дыркой на самом его дне засыпаете подготовленную золу, ну а потом пропускаете через него горячую воду. Всю вот эту воду опосля вы опять собираете и затем снова пропускаете вот именно таким же способом ещё по многу-многу раз, пока она, вот эта самая водица, не станет такой густой, ну, словно бы как молодой, но уже постоявший седмицу в бочке мёд. И вот только опосля вы уже начинаете выпаривать из этой вот самой густой воды всю её лишнюю влагу, пока от неё там не остаётся один лишь серый порошок. И вот этот-то порошок как раз-то и будет такой всем нам нужный поташ! - Задрал поучительно вверх палец Василий.
        - Ты почто же нам всё энто дело в мелочах-то таких рассказываешь здесь?! - горячились соседи-«академики». - Эвон сколько у нас тут рядком мастеров-то сидит. Эдак кажный может о своих хитростях и обо всех трудностях другому поведать!
        - А потому рассказываю, - горячился Васька, - потому как хочу, чтобы мы нужным делом здесь занялись вместо каких-то там непонятных и ненужных бумаг и энтих самых… во - чернилов! Вот чем нам заниматься-то всем нужно, что и так уже у нас здесь есть, и до ума только всё это надобно доводить! А не в мечтаниях быть, как у энтих там, как их там? У эллинов, во! Точно, у них самых! - и он посмотрел внимательно на набычившегося Аристарха.
        Сегодняшнее собрание грозило опять перерасти в привычную, долгую и непродуктивную свару между господами «академиками». Но тут совершенно неожиданно для всех раздался громкий хлопок ладони о стол, и Сотник, как только общий шум совсем утих, оглядел весь зал.
        - Ну что, успокоились, научные, зело умные мужи-академики? Ох и горазды же вы свои глотки рвать! Так бы вы и загадки природы да ремёсел разгадывали, как вот только что между собой сейчас лаялись. Ладно, что уж о том говорить? Ничего-то вы ещё не поняли пока, для чего вообще этот ваш совет умных мужей у нас был основан. Сейчас я вам кое-что покажу, что-то расскажу, ну а вы потом уже сами думайте. Нужно ли нам вообще новые науки развивать? Есть ли куда вперёд нам идти? А может, и правда стоит только в своём лишь привычном деле ковыряться? Будут ли вообще новые открытия впереди или даже целые новые ремёсла? Ну так вот, - и Сотник резко достал с пола и положил перед собой на стол какой-то большой предмет из необычной материи, лишь отдалённо похожий на заплечный мешок, носимый Андреевскими пластунами, - перед вами рюкзак, или, как его у нас называют, заплечный мешок. На основе его сделаны и походные мешки всех наших разведчиков, правда, они гораздо тяжелее и менее прочные, чем вот этот, а ещё промокают они, как ты их ни вощи. А всё почему? А всё потому, что материал в них не такой, как здесь, а вы вот
его сами сейчас и пощупайте, - и Сотник кивнул на стол.
        «Академики» с огромным интересом гладили. и щупали изделие из 21 века.
        - Ну, идём дальше, поглядим, что скрывается интересного для вас внутри, - и Андрей раскрыл изделие известной в его прежнем времени фирмы. - Я буду показывать и перечислять, а вы пока молча слушайте. Фляжка армейская в чехле, - и Андрей потряс ею в воздухе. - Не пустая, - и он следом за фляжкой достал из мешка и большую стальную кружку, в которую, быстро открутив крышку, влил из посудины какую-то жидкость. - Угощайтесь - это вино, - и кружка с хорошим фряжским пошла, словно братина, по кругу. - В такой фляжке, господа, удобно хранить любые жидкости. Особенно она удобна воину в походах. Полезная вещь? Согласны?
        - Да, конечно, очень полезная, удобная, и не расколется никогда так, как моя глиняная. - Стукал по стальному боку пальцем Осип. - И кружка тоже хороша!
        - Вот перед вами набор медицинских инструментов, но извините, трогать я вам их не дам, да и сам до них не стану дотрагиваться, а не то Лизавета нам покажет тут опыты! Всем навтыкает так, что никому мало не покажется! Так что смотрим на них только со стороны, - и Андрей открыл пластиковый прозрачный короб, в котором на белой холстине лежали всевозможные щипчики, зажимы, пинцеты, скальпели и прочие приспособы из большой походной хирургической аптечки МЧС. Выглядело всё тут солидно. Ну а медицина в поместье пользовалась у всех без исключения огромным уважением!
        - Перочинный нож, небольшой с виду, а вот так раз разложил его - и режь что хочешь! Вилка, ложка - ну, это вы и так уже знаете, у нас уже давно введено есть в трапезных-столовых этим. Вы просто хотя бы посмотрите, какая здесь сталь и какой тут рисунок красивый, полюбуйтесь! Так, а вот мы дошли уже и до тряпок, - и Андрей выложил на стол целую гору вещей. Был тут свитер из плотной шерстяной вязки, брюки и футболка х/б, флисовая кофта со штанами, спортивный костюм и кроссовки, прочнейшая скандинавская куртка спасателей с брюками, треккинговые ботинки и панама.
        Люди в этом веке были практичные, все они в той или иной степени в материалах для одежды разбирались. Как починить свой кафтан, брюки, шапку или же сапоги, знали превосходно. Так что оценить качество одежды, материалов или швов могли вполне уверенно, и сейчас на их лицах читалось самое искреннее удивление. Как, откуда такие вещи?! Где и кто же их шьёт?!
        Старший суконной артели, Иван Крапива, и вовсе был в каком-то творческом шоке, обнюхав и потискав швы, а теперь он и вовсе пробовал на зуб материал куртки спасателей.
        - Не прокусишь, даже и не старайся, Иван Радилович, - усмехнулся Андрей. - Только если хорошо заточенным ножичком по нему с силой ударишь, но мы же не будем с тобой портить такую прекрасную вещь? Наборный инструментальный, здесь нож с кучей всяких приспособ, входящих в его комплект. - Это уже больше всего заинтересовало мастеровых, и самое большое любопытство у них вызвали маленькие плоскогубцы.
        - Часы наручные, они отсчитывают время, отмеряют его с такой скоростью примерно, с какой бьётся наше сердце, вот, слушайте, - и первым к ним приник ухом литейщик Зосим. - Ну и самая изюминка сегодняшнего вечера!
        Андрей с большим тщанием всю эту неделю заряжал через имеющийся зарядник на солнечной батарее свой диодный фонарь и сотовый телефон. За четыре года пребывания в этом мире ёмкость батарей этих устройств была уже, конечно, не та, что когда-то, но они пока что ещё работали. И минут десять для того, чтобы совсем уж «добить» его «академиков», у него было.
        Свет включённого фонаря ослепил полутёмное помещение зала каким-то ярким и неземным сияньем. Люди начали жмуриться с непривычки, а кто-то в испуге и вовсе пригнулся, и Андрей отвёл его свет в сторону. Только дед Кузьма с Лукой Тесло сидели рядышком ровно и посмеивались, глядя свысока на поражённых зрителей. Им-то эта Сотникова штуковина ещё с давних пор образования поместья была уже хорошо знакома.
        - Сие есть фонарь, который питается светом солнца, а потом, накопив его в себе, отдаёт всё вот таким вот неистовым светом наружу. Ну и напоследок, - и Андрей включил уже сотовый телефон.
        Перед затаившими дыхание зрителями в маленьком квадратном окошечке шумела на перекатах небольшая порожистая речка. Вот какой-то тонкий прут резко дёрнул нацепленный на него шнур, изогнулся и начал вытягивать из быстрой воды бьющуюся рыбу. Сотник куда-то потыкал в этой штуковине, и рыбу с рекой сменил лес, полянка, а на полянке горел костерок, и на нём кипело в котле какое-то варево. Сотник опять нажал на чудную штуку, и перед зрителями раскинулось безбрежное южное море с белым песком и пальмами на берегу. Картина приблизилась, и накатывающая волна чуть было не вплеснулась в зал.
        - Ну, всё, достаточно, - решил Андрей. Выборка кадров была и так самая щадящая для сознания. Но и этого хватило, чтобы все впали в какой-то шок. Зал потрясённо молчал.
        - Это не сказка и не ворожба, господа академики. О чём вы не слышали и чего до этого не видели, о чём сейчас пока нет у вас знаний и чего вы пока ещё вообще не понимаете, - не значит, что этого совсем нет или же не может быть. Вот как именно в этом случае, с теми вещами, которые я вам уже показал. Всё это вещи, сделанные руками обычных людей или механизмов, безо всякой там ворожбы, в том я клянусь и перед вами кладу честной крест! - и Андрей размашисто перекрестился три раза. - Повторяю: никакой ворожбы и никакого колдовства! Всё это сделали такие же люди, как вы, только ещё более умные и умелые, имеющие при себе хорошие инструменты и знающие многие хитрости из новых, неведомых вам ремёсел. Для чего я всё это вам показал сегодня? Вы этого сейчас сделать не сможете, и ваши дети сделать не смогут, и праправнуки ваших внуков даже этого не сделают, но пусть это будет вечным напоминанием всем нашим «академикам», что есть нам к чему стремиться и куда идти. Самое главное - это забыть ту дикую, дичайшую дурь, которую я тут только что недавно слышал, что, дескать, ничего нового развивать нам не нужно, а
нужно лишь лучше дорабатывать то, что мы и так сейчас имеем. Так вот вам доказательство, что нам нужны знания, которые потом дадут новый опыт и уже затем откроют и новые навыки. Если мы будем умнее и образованнее других народов, то, значит, и разовьёмся ещё лучше, устоим от натиска всех врагов и расширим сами свою державу. Будем умными и сильными - значит, с нами самими все захотят дружить, а кто пограбить придёт, так тому мы клыки с когтями вырвем! Ну, на сегодня пока всё. О бумаге и чернилах мы будем в следующий четверг думать, только теперь уже в опытном цехе. Академический совет на сегодня закончен. До свидания, господа академики! - и Андрей вышел из зала.
        А люди ещё долго сидели молча, обдумывая всё, о чём они тут услышали и что они только что видели собственными глазами.

* * *
        - Давай, Ильюха! - Махнул командир розмыслов Онисим своему заместителю, стоявшему около «взведённого» онагра. Прапорщик крикнул какую-то команду, и двое бойцов из прислуги орудия бросились к вырытому неподалёку окопчику. Офицер подшагнул к натянутой праще и поднёс огонёк к лежащему в ней большому круглому предмету. Потом он сам шустро отбежал на десяток шагов и резко дёрнул за идущую от торсиона длинную верёвку. Онагр протяжно взревел и взбрыкнул, словно его живой аналог из дикой природы.
        На глазах у пары десятков зрителей в небо по пологой дуге взвился круглый шар и устремился в ту сторону, где стояло несколько деревянных щитов, а за ним в полёте оставался какой-то дымчатый след. Вот шар сблизился со щитами и ударил в один из них. Щит ударом сбило на землю.
        - Опять та же история, господин подполковник. Ну не работает у нас эта бомба! Как мы не мудрим с энтим вот селитровым шнуром, ну никак не добьёмся точности взрыва. Вот так, как будто бы обычным камнем бьём в трёх из пяти случаев, - объяснял Сотнику главный «военный инженер».
        Все присутствующие на испытаниях подошли к онагру. Его команда выкатила из окопчика очередную глиняную бомбу, сделанную из толстостенной твёрдой керамики, и теперь прочищала на ней затравочное отверстие.
        - Так, давайте заново пройдём все наши действия по подготовке выстрела, - предложил испытателям Андрей.
        - Натягиваем торсион рычагом, выставляем прицел, - перечислял Илья, - ставим спусковой рычаг на сдерживающий упор. В бомбу вставляем селитряный шнур, зажимаем его там пробкой, чтобы он не вылетел, а саму бомбу вкладываем в кожеток пращи. Прислуга бежит в окоп, а я поджигаю шнур. Потом тоже отбегаю и дёргаю за шнур. Вроде всё!
        - Ну да, точности тут не добьёшься. - Кивнул Андрей. - Нам нужен верный и надёжный расчёт по времени горения шнура. Потратьте его хоть весь, сколько у нас есть, а добейтесь понимания, сколько времени горит шнур длиной с полмизинца, с мизинец, с ладонь, в локоть длиной, длиной в два шага, в три, в пять. Запишите себе все расчёты на бересте, перепроверьте это всё по десять раз.
        - Так ведь и шнуры по-разному горят, - вставил своё слово Егорий - наводчик онагра. И смутившись, спрятался за спину своего командира.
        - Та-ак, - протянул Андрей. - Молодец, капрал, наблюдательный и верный у тебя глаз. Всё правильно, вот и вторая причина нашей неточности. Мы не можем рассчитать единое время горения шнура из-за того, что он всё время у нас разный при изготовке. Его отличие и в толщине, в силе пропитки селитряным раствором. Даже состав этого раствора, полученный из количества заложенных в него веществ, имеет здесь значение и даёт такое разное время горения шнура! А тут всё должно быть строго, просто строжайше едино. Ты понимаешь, о чём сейчас идёт речь, Томила Завидович? - и Андрей посмотрел внимательно на главного затравщика.
        - Ну, так-то да-а, - протянул он. - Это ведь надо теперь всё сто раз вымерить и прийти к единому деланью от начала и до самого конца.
        - Вот и займитесь с розмыслами. До лета ещё времени много, и нечего понапрасну такой дорогой пороховой заряд изводить. Сколько у тебя ещё тут бомб на испытание осталось?
        - Три штуки всего! - доложился Ильюха.
        - Ну, хоть одна-то должна как надо сработать? - усмехнулся командир бригады.
        - Да больше сработает. - Махнул рукой Онисим. - Пусть прицел тогда Егорий покруче берёт. Повыше-то бахнет, это уж точно!
        - Ну, давай. - Махнул Андрей рукой, и все присутствующие на испытании вновь залезли в окоп.
        Первая бомба взорвалась на высоте, не долетев шагов двадцать до своей цели. Град осколков керамического сосуда и металлических обрезков выбил широкое пятно на снегу. Даже в деревянных щитах высекло несколько мелких щепок.
        - Ну, неплохо. - Кивнул Андрей. - А вот долетела бы - так с десяток бездоспешных положить бы смогла.
        - Вторая - с вложенным туда мешком с горючей смесью! - показал на керамический шар с красной полоской Илья и приступил к зарядке.
        Перелёт. Всего шагов на десять перелетел этот сосуд, но взрыв был гораздо красивее и эффективнее первого. Помимо полсотни мелких металлических обрезков, в землю ударили и огненные брызги зажигательной смеси.
        Большое пятно шагов в пятьдесят было теперь покрыто копотью, а половина щитов горела. Выбитых щепок было уже раза в три больше, чем в первом случае.
        - Зажигательная! - крикнул Илья и показал на бомбу с жёлтой полосой.
        Теперь онагр бил прямой наводкой, и со ста шагов он послал свой снаряд точно в цель. Вся площадка в районе щитов полыхала ярким пламенем. Мелкие брызги вынесло за десятки метров, и они, как огненные стрелы, вошли в сугробы, оплавляя их до земли.
        - Неплохо. - Кивнул Андрей. - Как раз такая смесь что надо. Правильно, что ты, Томило Завидович, настоял, чтобы в неё ещё серу и древесного угля добавили, и селитра там не лишняя, смесь густая получается, на доспех попадёт - так сквозь его швы да стыки пройдёт и кожу до мяса потом выжжет. А вот нефти можно бы уже не добавлять, её и так у нас очень мало. Хватит там льняного масла, топлёного жира и скипидара с живицей. И так всё будет гореть отменно. Ещё бы нам дальность броска повысить. Сколько всего весу в этих бомбах, Ильюш?
        Тот пошептал, прикидывая, и потом ответил:
        - В самой тяжёлой, с одним пороховым зарядом и с металлической сечкой, полтора пуда, ну, это если по новой метрической системе, то где-то килограмма двадцать три. В зажигательной бомбе с сечкой - около двадцати, а вот в чисто зажигательной будет всего пуд веса, то есть шестнадцать килограммов.
        - На какое расстояние уверенно бьёт самая тяжёлая бомба?
        Прапорщик опять подумал и ответил:
        - Полтора пуда более чем на сто пятьдесят шагов такими онаграми мы пока не закидывали. Это ведь полевые, а не стационарные орудия. Если их сильнее делать, так они тяжёлыми выйдут, и тогда уже таскать просто так их по земле мы не сможем.
        - Думайте, господа! - Показал на стоящий онагр слушавшим разговор старшим мастеровым Сотник. - Со ста пятидесяти шагов враг всю прислугу орудий выбьет стрелами уже после первого выстрела, после того как он поймёт, насколько они для него опасны. Нам нужно двести пятьдесят, даже триста шагов уверенного боя, чтобы уберечь жизни розмыслов-орудийщиков. Делайте для этого что хотите, разбирайте и переделывайте торсионы и блоки, придумывайте другой метательный рычаг. Используйте в торсионах конский волос или жилы животных, просите всё, но только постройте к лету пять онагров такого же веса, но которые будут превосходить эти по дальности в два раза. У вас три с половиной месяца есть, господа, три с половиной! - и Сотник пошёл прочь с полигона.
        - Шустрый какой, - ворчал Кузьмич, ощупывая с Гудымом механизм онагра. - Три с половиной месяца он нам дал, а че бы не два? Это где же видано, да за такое короткое время, эдакую хитрую механику - и всю сызнова переделать?! Это вам вон не пушку новую разом из бронзы отлить.
        - Но-но! У пушек тоже, знаешь ли, своих хитростей много! - попенял другу главный кузнец поместья Никита. - Мы пока до казённой части с литейщиками додумались, как её там правильно ставить, так всю голову себе сломали. Тоже, знаешь ли, непростое это дело будет. А то на тебе, механика ему не нравится!
        После окончания полигонных испытаний Андрей подозвал к себе Никиту.
        - Ну что кузнец, будет у меня и для твоих людей отдельное задание, - и он достал из сумки железную шипастую штуковину. - Вот, это вот называется частик, или же «чеснок», и если вот таких изделий насыпать полосой шириной в шагов, скажем, десять или двадцать, то в этом месте можно будет остановить атаку вражеской конницы. Да и пехота, проколов себе ноги, там тоже надолго застрянет. Главное здесь - это верно вот саму эту штуковину сладить. Четыре её шипа должны под равным углом расходиться от центра, и как бы ты её ни кинул в спешке на землю, один из шипов всё равно должен будет вверх глядеть. Потому как такая удачная форма принимает устойчивое положение, как бы и куда бы этот чеснок ни бросили. Размер у этого изделия небольшой, длина каждого шипа с мизинец, и он будет невидим в траве или же в снегу. Коли попадёт он под копыто коня, так его остриё пробьёт его снизу и выведет лошадь из строя немедленно, и когда она упадёт, то зачастую будет подминать под себя и своего седока. Сможете сладить такие штуки?
        Никита крутил и так и эдак шипастую железяку, потом кинул её на притоптанный снег, и она действительно, опираясь на три стержня, встала одним из своих остриёв к верху.
        - Хм, занятно, - хмыкнул кузнец. - Ну а что не сделать-то, чай, и похитрее штуковины ведь ладим. Сколько надо-то их, Андрей Иванович?
        - Да сколько только сможете. - Улыбнулся Сотник. - Коли свободное время выдалось, так вы и ладьте их. Вот будет у нас много этого чеснока в походе - тогда мы себе все бока-фланги сможем им прикрыть от удара вражеской конницы.

* * *
        Следующий академический четверг, как и обещал Сотник, проходил в специально отстроенном для «академиков» опытном цеху.
        Здесь с раннего утра уже шла суета, топились какие-то печи, бегали туда и сюда рабочие с водой и какими-то тряпками. Наконец, после обеда, двери цеха открылись и академики зашли в просторное помещение.
        - Сегодня я покажу вам самое начало бумажного дела. Тут представлен самый простой способ отливки бумаги, - объявил Андрей. - Не все ещё секреты в нём пока разгаданы, ничего вообще у нас не доработано, но тут уже доделывать всё дальше придётся вам, а пока вы просто слушайте, и как только я скажу, так подключайтесь к работе, - и Сотник в такой непривычной для него чёрной закопченной одёжке подошёл к огромному котлу-чану. - Вот сюда у нас скидывается вся размолотая на жерновах до состояния муки масса. А это вот всё отходы: липовое лыко, нижняя часть от коры деревьев, всякие там остатки от шерстяных, суконных и портняжных мастерских, ну и самое лучшее из всего этого, что только тут есть, - это самое обычное тряпьё, то есть выношенная уже и негодная к дальнейшей носке рванина. Перед этим все, конечно же, хорошо промывается, затем высушивается, ну а потом, как я уже сказал, размалывается и закидывается у нас в большой котёл. Опосля сюда же мы заливаем тёплую воду и добавляем ещё животный клей. Его нам нужно много, и если что, у столяров его делать давно уже умеют. Скорее всего, сюда же нужно для
крепости бумажных листов и для их отбеливания класть ещё какие-нибудь добавки, но я пока этого ещё сам не знаю, и работать над этим опять же придётся вам.
        - Так, теперь всю эту массу нужно тщательно и долго перемешать. Но всё это мы и так уже тут до вас сделали. А теперь надевайте вон все старую одежду, как и я, поверх своих кафтанов, будете нам дальше помогать и на личном опыте закреплять всё услышанное.
        С двумя десятками новых помощников работа пошла уже гораздо веселее. Несколько человек сейчас мешали варево в чане. Остальные готовили специальные рамки, показанные им Сотником. Из проволоки с мелкой ячеей делали прямоугольник, затем его опускали аккуратно в котёл и держали там, не шевелясь, какое-то время. Потом прямоугольную рамку медленно поднимали, и волокна густой жижи оставались на сетке.
        - Вот это и есть то самое литьё бумаги, - объяснял своим помощникам Андрей. - Ждём немного, когда с рамки стечёт вся вода. А потом промакиваем её сухой тряпкой снизу, чтобы собрать весь избыток влаги. Затем переворачиваем отлитую бумагу на сухую ткань и перекладываем её другим слоем, - и Андрей всё сказанное продемонстрировал на личном примере. Все, кто сейчас держал в руках рамки, повторили весь этот процесс за ним на стоящих тут же специально для этого столах.
        - А теперь кладём на лист пресс, - и Андрей поставил сверху толстую дубовую доску. - На эту доску мы возлагаем сверху ещё один лист бумаги, который опять же прокладываем со всех сторон тканью, а сверху снова приставляем доску, и так десять, двадцать, тридцать слоёв подряд. На самом верху стопки для лучшего пресса можно будет положить утяжеление в виде той же каменной плиты. После всего этого на наши стопки мы подадим горячий воздух для лучшей просушки и чтобы не допустить на них плесени. А уже через два дня все наши листы мы снимем и развесим на верёвках для окончательной просушки. Ну и затем нам останется их только лишь обрезать, чтобы все они имели одинаково ровный размер. Всё ли всем понятно?
        - Понятно, - протянули слаженно академики и приступили к работе. Процесс изготовления бумаги был делом очень увлекательным.
        - По чернилам будем решать позже! - объявил Андрей. - Вы пока, главное, с бумагой тут разберитесь и подумайте, что ещё можно здесь улучшить и как вообще ускорить это само дело.
        Глава 4. Весенние хлопоты
        - Здравствуйте, дети! - Перед застывшим по стойке смирно учебным взводом второго курса стояла высокая молодая женщина. Она с открытой и доброй улыбкой осматривала замерших перед ней мальчишек в военной одежде. - Присаживайтесь, пожалуйста, детки, - мягким грудным голосом с лёгкой картавинкой попросила учитель. - Давайте теперь будем с вами знакомиться. Меня зовут Марта-Мария. Я буду преподавать вам такие науки, как история и культура Древнего мира, основы античной философии и иноземные языки, такие как: датский, германский, шведский и ещё плюс латинский. С вами уже занимается здесь латинским и греческим языком Аристарх Константинович, есть учителя и по другим языкам, и все мы будем друг друга в чём-то дополнять. Ведь каждый учитель превосходит другого в каких-то своих знаниях. Ну а вам уже будет, с чем или скорее с кем потом сравнивать. И вы сможете впитывать то самое лучшее ото всех своих учителей, что у них есть, - и женщина по-доброму улыбнулась, оглядывая курсантов. - А теперь давайте знакомиться с вами. Я вас очень попрошу вставать по одному и буквально в трёх предложениях что-нибудь о себе
рассказывать. Ну, вот, к примеру, как я, - и она положила правую руку на грудь. - Я Марта-Мария, родилась в Швеции у папы Эрика, а в этом году я вышла замуж, венчалась, родила сына и приехала сюда жить. Коротко и всё понятно, ведь правда? Ну а теперь попробуйте примерно так же рассказать и вы.
        Первым встал помощник командира учебного взвода, самый крепкий и старший из всех ребят, четырнадцатилетний Иван Онежский. Всегда такой уверенный и говорливый, тут он вдруг покраснел, а на его лбу выступили капельки пота.
        - Я, я… - мямлил он и замолчал, не в силах продолжать дальше. Из глубины комнаты начали пробиваться смешки, авторитет командира начал трещать по швам.
        - Ну же, смелее, воин, вы же командир, и на вас смотрит весь ваш отряд, дайте пример своим людям! - задорно подбодрила оробевшего мальчишку Марта. Этого хватило, чтобы он тряхнул головой и быстро затараторил:
        - Я Иван Онежский, по отцу Иванович, родился на погосте Вознесенья у Свирской губы Онежского озера. Отец мой и дед охотниками-промысловиками были и на ушкуях в набеги дальние ходили.
        - Ну вот, умница, какой же ты хороший мальчик. - Улыбнулась ему Марта. - Всегда ведь трудно начинать первому, но ты не спасовал и справился, как настоящий командир. А теперь присаживайся, пожалуйста, и уже дальше после тебя продолжит следующий по очереди мальчик.
        Ваня с облегчением упал на скамейку, а его вскочивший сосед Афоня в это самое время бодро рассказывал о себе:
        - Афонасий с Шексны, родители померли в детстве, пригрели сначала соседи, а потом монахи Белоозерского монастыря выкормили.
        Дальше рассказывал о себе десятник Егор:
        - Егор, по батюшке Семёнович, из рода дружинников князя Смоленского Мстислава Давыдовича.
        Следующим был Мишаня: родителей он не знает, подобрали его уже замерзающим монахи Юрьева монастыря в стольном Новгороде, они же ему и имя это дали.
        - Вячеслав, по батюшке Давыдович, из Торопца, - коротко и скромно представился торопецкий княжич.
        Так постепенно Марта познакомилась со всеми ребятами второго учебного взвода, второго курса воинской школы.
        - Ну что же, а теперь давайте для начала я вам расскажу про самого смелого воина древности - царя Леонида Спартанского, который не побоялся всего с тремя сотнями своих воинов выйти против огромной армии завоевателей персов и перегородить им проход в родные земли. Все спартанцы погибли, но задержали врага. А Греция, воодушевлённая этим великим подвигом своих храбрых воинов, смогла затем собрать и объединить все свои силы для отпора захватчикам.
        Все мальчишки с горящими глазами слушали такой интересный рассказ от своего нового учителя.
        - Герцогиня, а такая добрая, - удивлялся Ваня Онежский, подшивая вечером свежий подворотничок на кафтан-куртку. - Я онемел сначала, а она меня так лихо и правильно подправила, что у меня язык аж сам собой залопотал.
        - Ага, и ты ей давай про ушкуйников рассказывать? - засмеялся Славка, заканчивая свою «подшиву» и пробуя её на прочность. - Ты бы ещё сказал, что твой дед те ворота из древней шведской столицы на своём ушкуе вывозил, вот бы ей, наверное, приятно это было.
        - Ох, блин, а ведь и верно, сплоховал я, не подумал, что ненароком обидеть могу. - Застыл с иголкой в руке Иван. - Она же ведь и правда свейская герцогиня, как же это я так?!
        - Да ничего, чай, не обидится, вот чё выдумываете-то! - буркнул Егор.
        - Она вон даже глазом не повела, когда ей там Ванька это чесал. У меня дядька в том походе, где её из крепости вызволяли, был. Так он говорит, что свеи её с ребёнком чуть было голодом вусмерть не уморили, и она там совсем уже слабая была. А всё за то, что она за нас была, ну, за нашу Русь, значит. Так что свой это человек, и рассказывает она интересно. Я как будто сам сегодня в строю с царём Леонидом стоял. Вот прям всё своими глазами словно бы видел.
        - Это да-а, - протянули мальчишки. - Эдак учиться-то, конечно, интересно с нею будет.

* * *
        Четвёртый, выпускной, в это время сидел по своим взводным кубрикам и зубрил науки. Вощаные таблички и берестяные свитки с записями передавались от одного курсанта к другому. На носу у них были выпускные майские экзамены. Этот выпуск в школе будет первым, и можно было даже не сомневаться, что проведёт его большое начальство со всей строгостью, дабы последующим выпускам было чего бояться и к чему потом готовиться. От нарядов и дозоров всех старшаков пока освободили, и так им в сутках не хватало времени, чтобы догнать упущенное. Днём мальчишки не слезали с коней, проходя верховую подготовку, и не вылезали с полигонов, где отрабатывали навыки различных видов боя. Ну а вечер им был отдан на самоподготовку. Главное здесь было не заснуть, пригревшись у тёплого бока печки и слушая монотонный бубнёж соседа:
        - Halt![14 - Нем.] - Стой! Gehen! - Иди! Aufgeben! - Сдавайся! Hallo! - Здравствуй! Lass das Schwert fallen! - Брось меч!
        Наконец, когда уже стаял снег и по реке пошли льдины, было назначено общее построение всей школы, где было объявлено о начале итоговых испытаний. Под развёрнутым знаменем, прошедшим через битвы, курс выпускников торжественным маршем уходил с плаца. Впереди у них был сумасшедший и трудный месяц, а через две недели, когда речная вода очистилась от коряг и подтопленного леса, к пристани вдруг подлетели две ладьи.
        На бревенчатый настил выпрыгнули незнакомые воины в броне, и потом по приставленному мостику-трапу степенно сошли вниз два боярина в богатых шубах. Третьим с ними выступал высокий, чернобородый и немолодой воин в богатых доспехах.
        - От князя Новгородского и Черниговского Михаила Всеволодовича к боярину новгородскому Андрею Сотнику! - выкрикнул глашатай, забегая впереди прибывшей свиты.
        - Проходите, люди добрые. - Степенно поклонился всем Тимофей. - Андрей Иванович ждёт вас в своём тереме с супругою Марией, а я его заместитель, стало быть, буду.
        - А что, самому недосуг ему было здесь нас встретить и тем самым своё особое вежество проявить? Чай, нечасто первых княжьих людей здесь принимаете? - напыщенно надув губы, протянул самый важный из бояр.
        Тимофей ничего не ответил, лишь слегка улыбнулся и пошёл чуть впереди. Так все и шли далее молча. Бояре пыхтели и сопели, потея в своих представительных шубах, пять десятков прибывшей дружины шли оружно, бренча доспехами и боевой сталью. Через десять минут подошли к терему, около которого собралось уже более пяти сотен человек. Все они были при оружии и как-то сами собой стояли, разбившись по отрядам. Недоброе молчание этих воинов, как видно, изрядно нервировало подошедших. Прибывшая дружина подобралась, перехватив поудобнее копья. Старший из воинов огляделся вокруг и покачал головой.
        - Вот как у вас гостей-то встречают, все словно бы для боя здесь собрались!
        Пожилой ветеран, дядька Аким, стоявший с краю, опустил щит на землю и, чуть сдвинув шлем, проскрипел:
        - Так и гости, господин воевода, ведь тоже разными бывают. Кто с доброй улыбкой к хозяйской пристани причаливает, а кто как нурман разбойный с открытыми мечами и секирами на неё выскакивает.
        - Хм, - усмехнулся старший из черниговских воинов. - Показалось вам, дядька, с миром мы сюда пришли, не прольётся нонче ничья кровь, - и демонстративно показал пустые руки.
        - Здравствуйте, гости дорогие, мир вам и почёт! - Встречал прибывших перед теремом Андрей. - Испейте вот кваска с дороги, чать, запарились-то на таком жарком солнышке? - и он поглядел с улыбкой на вспотевших в своих жарких шубах бояр. Каждому из господ по обычаю седой старины хозяйка самолично подала с вежливым поклоном по небольшому резному ковшику с холодным квасом.
        Бояре чинно отпили, и самый важный из них прогудел:
        - Спасибо за привет, хозяин. Прибыли мы к тебе от князя нашего общего, Михаила Всеволодовича, что занимает Новгородский и Черниговский стол. Тебе же вот самому как-то недосуг было пока ему поклониться, - вставил елейным голоском он «занозу».
        Андрей на это и «глазом не повёл».
        - А мы тут, в глубинке, ведь всего и не знаем, да и не ведаем вообще, что там в большом мире делается, - и мягко улыбнулся. - Проходите, гостюшки, в терем. Отведайте хлеб-соль, а потом уже и побеседуем о деле, - и обернувшись, кивнул Тимофею. - Дружину Черниговскую не забудьте попотчевать, служивые, чать, тоже ведь голодные с дороги.
        Немного раздобревшие после обильной трапезы бояре разговор начали первыми:
        - Андрей Иванович, сидя в этих дальних лесах лесной Деревской пятины, похоже, что и не знает всего того, что сейчас в большом мире делается?
        - Нет, вообще ничего не ведаю, - с простым лицом подтвердил Сотник. - Как вот только из похода на свеев вернулся, так и не знаю, что и где приключилось. Да и мор вокруг был, мы ведь тут от всего мира отгородились у себя.
        - Ну да. - Кивнули бояре. - Так мы и думали. Вот и сами боялись сюда плыть, пока не донесли нам, что обошла чёрная болезнь твоё поместье стороной. А случилось на земле нашей очень важное. Князем в новгородских землях его народом и всеми лучшими людьми был призван наш Черниговский князь Михаил. Все, кто не захотел волю народную и волю нового нашего князя исполнять, покинули спешно пределы наших земель, а кое-кто даже и жизнь при этом свою потерял, - и боярин Прибыслав метнул острый взгляд на Сотника. - Вот теперь князь Михаил уже и сам хочет знать, с кем же это славный боярин новгородский Андрей: с народом ли он и с князем ли законным или же с теми, кто супротив земли Новгородской стоит?
        В светлой зале терема повисло молчание.
        Андрей вздохнул. Как же он не хотел в своё время лезть во все эти интриги и дрязги сильных мира сего. Предавать кого-то и выкручиваться ему вообще претило, но и кровь проливать, затевая большую свару, тоже было нельзя. Как-то нужно было выбираться из всей этой вот ямы.
        - Господа бояре и ты, славный воевода Ростислав, послушайте, что я вам сейчас скажу. Мне мирская власть не нужна, хватает её как воинской, так и хозяйской в самом своём большом поместье. От неё я наперёд уже отказался и все нужные бумаги на то оставил в Новгороде. Вы можете о том у оставшихся во власти бояр спросить, уж они-то об этом должны ведать. Потому-то я ни на какие господние советы вообще не хожу, ибо моё дело воинское - это отбивать у врага желание лезть на Новгородские земли. Вот и стараюсь я крепить для этого свою дружину и готовить её к предстоящим походам. Все же перестановки в верхах новгородских меня, в общем-то, не касаются. Коли народ принял князя Черниговского, так и я ему поклоняюсь и служить так же буду, как и при Ярославе Всеволодовиче, честно и с мечом своим. Но знайте, что меч этот только лишь против внешнего врага обращён будет, но никак не против русских людей. Ну, в самом крайнем только случае, если этот русский люд или какая там дружина сама на моё поместье пойдёт, - и он искоса взглянул на воеводу. Тот, похоже, этот намёк понял.
        Бояре посидели, покрутили в своих головах ответ и так и эдак, ища в словах хозяина какие-нибудь недосказанности или хитрости. Наконец боярин Неждан решил подвести первый итог всего этого разговора: князя Михаила боярин Андрей над собой принимает и служить ему обязуется верой и правдой, так ли они его сейчас поняли?
        - Так, - подтвердил Сотник.
        - Платить подати в княжескую и городскую казну вы обязуетесь?
        - Хм, - усмехнулся Андрей, понимая, куда клонит боярин. - У меня освобождение от всех податей на восемь лет вперёд за особые заслуги на поле боя бранном, всей моей дружине эта привилегия дана. И освобождение то не просто старым князем ему пожаловано, а дано от самого Высшего Господнего совета Новгорода.
        Бояре заёрзали и засопели.
        - А нету ни князя того, ни Посадника с Тысяцким, и самого Владыки уже прошлого на своих местах нет, да и совет совсем другой теперяча у стольного города. Так что и освобождения от налогов у боярина Андрея, выходит, что тоже нет. И коли ты, боярин, принимаешь над собой власть князя Михаила, так и подати с хозяйства, как и все другие, тоже платить обязан. О размерах же сих податей сам Михаил потом тебе отдельно скажет.
        «Нда, шах и мат! - подумал Сотник. - Сначала меня в общий строй поставили, затем ободрали как липку, ну а теперь, похоже, скажут “Фас!” и покажут, на какой сече я умирать буду. И попробуй ты только дёрнись, никто большую и, главное, чужую дружину за своей спиной оставлять не захочет. Или ты за нас, или жди “в гости” черниговские полки».
        - Хорошо, - вздохнул Сотник. - Только подати-то те не можно мне вот никак пока собрать, неурожай ведь везде нынче, сами же понимаете, уважаемые.
        - Да то уже не наше дело, - усмехнулись бояре. - Говорим же, что потом сам князь решит всё по этому. Ну а мы только приказчиков пришлём, вот они и посчитают, сколько с хозяйства и чего там в казну от тебя причитается.
        Ну что же, пришлось соглашаться и с этим тоже.
        - А вообще обстановка непростая, Андрей Иванович, - дружелюбно рассказывал воевода. - В Новгороде волнения чуть было поутихли с приходом нашего князя, но всё равно пока неспокойно. Голодно народу. Зерна и муки с собой Михаил привёз, но ему же в первую руку дружину нужно кормить, вот на всех того-то зерна всё равно не хватает. На западных рубежах нонче вовсе неспокойно. Ливонцы, собрав большие силы, воюют Эстляндское герцогство Дании и примучивают вольных эстов. С ними заодно Латгалы и Ливы приславшие свои большие дружины немцам в помощь. Да и Псков, похоже, тоже с латинянами заодно. Есть большое опасение за наши Ижорские земли и за Копорье. Коли выбьют крестоносцы датчан с Эстляндии, а потом ещё и у нас кус отгрызут по Вотскому заливу, так и заберут под себя выход с Ладоги и запрут нас, как в бочке, на Ильмень-озере.
        «Вот-вот, - подумал Андрей. - Пока вы тут дрязги между собой устраиваете, скоро вас со всех сторон уже обложат, вздохнуть свободно не сможете». Сам же посмотрел в глаза Ростиславу.
        - Дружина моя нужна стала князю Михаилу?
        - Нужна, - не стал отнекиваться воевода. - Знаем, что сильная она у тебя, и в тех местах не раз вы уже сражались. С новгородцев хорошее ополчение мы пока собрать не сможем, своих полков с Чернигова вывести много тоже не удастся, сам ведь знаешь, там у нас степь рядом, всё время возле неё приходится настороже быть. Да и неспокойно нынче в южных русских княжествах, того и гляди кто на княжий стол ухватиться задумает. Вот и рассчитываем мы на твою дружину. Коли хорошо послужишь ты князю Михаилу, Андрей Иванович, так можешь рассчитывать на его личную милость. Уж он-то тебя не обидит.
        - Да, это так. - Согласно закивали бояре. - Михаил Всеволодович - добрый князь, только будь ты ему верен, а он тебя и обласкает милостью.
        «Ну да, ну да, - подумал Андрей. - А ещё во время войны тебя будут совать во все дыры и кидать на все копья, чтобы только ты силу растерял и перестал представлять для князя угрозу». Но всё равно делать было нечего, и воевать, похоже, им всё равно теперь придётся.
        - Ладно. - Кивнул Андрей. - Буду собирать свою рать в поход. Какие сроки поставлены и куда нам нужно будет прибыть?
        - Хорошо, - вздохнули облегчённо бояре. Вот и этот камень упал с их плеч: покорный боярин, засевший в глубине Деревской пятины, теперь не опасен и готов со своей дружиной воевать за нового князя.
        - Перед отплытием сюда, в Новгород, пришла новость, что крестоносцы взяли приступом Ревель, а теперь они идут всей своей ратью на Нарву. Сколько датчане ещё будут сопротивляться, никто не ведает, известно только одно: к князю Михаилу идёт посольство от датского короля Вальдемара II. И было бы неплохо, если бы боярин Андрей тоже находился в это время рядом с князем, - посоветовал Сотнику Прибыслав. - Всем ведь известно, что у них есть личные, а теперь вот даже и родственные отношения между собой через супругу боярина.
        - Хм, однако, всё-то они про всё уже знают! - усмехнулся Сотник. - Ну что же, когда нам отплывать?
        - Мы уходим завтра поутру, прости, боярин, что не можем разделить всего твоего гостеприимства, - отвечал Прибыслав. - Не далее как через три седмицы, как раз когда к июню подсохнут дороги, отправляй ты, боярин, свои конные рати в Ижорские земли. Сам же с пешими ратями прибывай водой в Господин Великий Новгород.
        Бояре уплыли к Михаилу, как видно, торопясь доложиться об удачно сделанном деле, а вот Андрей ещё два дня ходил хмурый и всё обдумывал непростую ситуацию, в которую он сейчас попал.
        Нет, выкрутиться и отказаться от похода ну никак бы у него сейчас не получилось. Воли перед новгородским князем у него не было. Тот был его господином, как ты здесь ни крути. И откажись он от любого его предложения - так непременно бы стал врагом со всеми вытекающими из этого последствиями как для него самого, так и для всех тех, кто шёл с ним «ноздря в ноздрю», делая общее дело.
        - Ладно, будем внимательнее и осторожнее, прорвёмся, впервой, что ли, нам? - и он махнул рукой.
        Глава 5. В дальний поход!
        - В поход идём всей основной силой. В поместье остаётся только лишь малая сотня, крепостной взвод да младшие курсы школы, - доводил общий план выхода на командирском совете Сотник. - Дозорный, Обережный эскадроны и большая Степная сотня идут в направлении: Русса, Луга, Копорье прямым путём о три конь. Пять сотен вёрст лесами - это непростой переход, но опыта нам в этом не занимать. Коней, Василий, берегите, не спешите в пути и делайте большие привалы. Ваш выход уже через три дня. Девять с половиной сотен нашей конницы должны будут прибыть на Копорье ближе к концу июня. Большая Пластунская сотня делится на две половины. Первая под началом самого Варуна Фотича выходит на двух ладьях послезавтра. Связывайтесь по пути на Ладоге с ушкуйниками Редяты и предлагайте им серьёзное дело в Эстляндии. Коли Щукарь захочет, так пусть присоединяется к нашему походу тоже со своими людьми. Его самого на Ладоге вы не ждите, он, думаю, собираться седмицу, не менее того, будет. Вы же уходите сразу Невой далее, в Вотский залив. Ваше дело, Фотич, это провести разведку на море и на Эстляндской земле. Вызнайте хорошо про
всё, что сейчас творится в тех землях, чтобы можно было нам понимать, как же вести эту войну. Если Нарва ещё не под осадой, так свяжитесь с её гарнизоном, а если враг её уже обложил, так сами не рискуйте и уходите западнее. Для нас важнее всего, чтобы вы смогли найти свободных лесных эстов. Северо-восточные эсты - Вирумцы - так полностью и не покорились ещё воле датчан и ливонцев, только один их клан из пяти, что на самом побережье живет, принял ранее власть данов. Все же остальные в своих лесах пришельцев очень не жалуют. Вот и найдите старшин этих кланов, передайте им предложение принять участие в походе против завоевателей и уверение в нашей будущей помощи. Очень надеюсь, что это предложение их должно будет заинтересовать. Ладно, далее по выходу. Через седмицу после ухода конной рати по реке отправляется вся остальная часть нашей бригады, а это, собственно, вторая половина пластунов, розмысловая сотня с онаграми, судовая рать, тыловая и медицинская службы, ну и ладьями ещё идут три курса ратной школы. Это все старшие её курсы: третий и четвёртый, ну и тот, что уже выпустился только недавно, после
итоговых экзаменов. Решено свести их в один отдельный эскадрон под командованием своих наставников, в нём сейчас всего триста двадцать пять человек. Итого в нашем речном отряде идёт общим количеством семьсот восемьдесят - восемьсот бойцов. Все общие силы, участвующие в походе, это восемнадцать сотен человек, и мы ещё к себе Редяту Щукаря с его людьми пригласим. Думаю, что он согласится, чать, не раз уже вместе, плечом к плечу воевали. Сила, как видите, получается у нас солидная. Плохо то, что мы не знаем, какой численностью нам противостоит враг. Да и в союзниках наших большой уверенности у меня тоже нет. Неясно до конца, что вообще на уме у князя Михаила и у его ближних бояр. Но делать нечего, со всем этим, братцы, мы будем разбираться уже на месте. А сейчас ещё раз всех предупреждаю: времени на подготовку к выходу у нас осталось совсем мало. Используйте его с умом. Всё, на этом наш совет закончен! - подвёл итог Сотник, и командиры потянулись к выходу.

* * *
        В приёмном зале детинца на знакомом княжеском кресле сидел чернобородый, высокий и крепкий мужчина с тёмными, большими и выразительными глазами на широком лице. Он внимательным, цепким взглядом осмотрел Сотника с головы до пят и, с каким-то лукавым прищуром вглядевшись в его глаза, кивнул ему на стоящую неподалёку скамью.
        - Другой бы на ногах стоял, но барону-то ведь можно и посидеть рядом с князем, как сам-то ты думаешь, боярин Андрей?
        - Да как скажешь, князь. - Вежливо кивнул Сотник. - Ты хозяин здесь, и тебе самому виднее, как со своими гостями обходиться.
        - Это да-а, - согласился Михаил, - я тут хозяин. Но у любого хозяина ведь разное приятие к своим гостям. Кого-то из них он считает своим человеком и готов его обласкать и приветить, а другому даже и слово доброе подарить бывает жалко. Ну а кто и вовсе не люб ему, тот так и будет в сторонке стоять в окружении княжьих воев. Ты бы каким гостем хотел у меня быть, боярин?
        - Честным, - ответил, глядя прямо ему в глаза, Андрей. - Мне не по нутру, стоя у хозяина за спиной, хулить его, да и других людей в его доме я бы не стал лаять или чернить. Моё дело - воинское, честное - землю и народ этого хозяина от сторонних воров и грабителей оберегать. И важно, чтобы свою честь при этом мужскую и воинскую можно было бы мне сберечь.
        - Хм, - хмыкнул князь. - То достойный ответ, - и он переглянулся со стоящими рядом боярами. - Ну что же, мои бояре Прибыслав с Нежданом поведали мне о вашем разговоре, что состоялся давеча в твоём поместье. Коли будешь служить честно мне, как ты вот только что сейчас говорил, так и я тебя не обижу, Андрей. Ну а коли, как сам только что молвил, будешь за спиною с врагами моими хулой заниматься, то уж не взыщи тогда, боярин, сам понимаешь, сейчас время такое. Непростое, злое нынче время! Ладно, завтра в этой же зале поутру состоится посольский совет с представителями короля Дании Вальдемара II. Дела сейчас у данов идут из рук вон плохо, и они будут искать с нами союза. Думаю, что ты бы мог тоже посоветовать, как нам лучше вести дело с датчанами. Всё-таки ты уже не раз с ними встречался. И в разговоре высоком, и в битве большой с ними был. Говори открыто: что сам-то об этом мыслишь?
        - Хм, - задумался Андрей. - Датчане - хорошие мореходы, князь, но и на суше они тоже крепко воюют. Ничуть они не хуже тех же ливонцев в бою. Но для начала нужно знать, какие силы вообще остались у них в Эстляндии и сколько им там противостоит врагов. Хорошо было бы понимать, чем бы датчане могли поступиться за нашу им помощь, а на что они бы не пошли ни при каких условиях.
        - Ну, это и мне бы было интересно, - усмехнулся Михаил. - Вот это всё мы и расспросим завтра у посланников короля. И всё-таки соглашаться ли нам на военный союз с ними, как сам-то ты думаешь? Не приведёт ли он нас сейчас, и так ослабленных, к тяжёлой и изнурительной войне с опасным противником? К той войне, к которой мы пока ещё сами не готовы?
        Андрей посмотрел в глаза князю.
        - Воевать, Михаил Всеволодович, с крестоносцами Господину Великому Новгороду всё равно скоро придётся. Мы им тут поперёк горла стоим и очень сильно мешаем. Поэтому если и воевать, то нужно именно сейчас, когда нас самих на эту войну зовут. Как только уничтожат крестоносцы здесь Датскую Эстляндию, так тут же сразу они и за нас возьмутся. А вот тут тогда мы будем против них уже одни на бранном поле выступать. Самое правильное сейчас, по мне, так это привлечь к войне на нашей стороне как можно больше союзников. Литвины, конечно, после прошлого неудачного сбора вряд ли так легко уже в дальний поход соберутся, у них там сейчас и так большая свара идёт, а вот свободных эстов можно было бы к себе и подтянуть. Они, конечно же, люто ненавидят данов, но пообещать им защиту и помощь против всех - и западнее наших земель, южнее датской Эстляндии, эсты слепят своё зависимое от Новгорода княжество Виронию. Главное - это помогать им постоянно, не бросать одних против сильных соседей, вот и будет у нас ещё один противовес и союзник в этой прибалтийской стороне. А с датчанами говорить нужно твёрдо, князь. Дескать,
мы совместно с вами, конечно, повоюем, но и вы за это нам отдаёте свою крепость Нарву и все земли вокруг неё, да и плюс ещё остров Котлин в придачу. Этот остров как раз в заливе напротив реки Невы стоит, и очень он нам со временем пригодится. Нужно сделать всё для того, чтобы закрепить это речное устье за собой навечно. Да и вообще, зачем датчанам там этот остров, который постоянно угрожает нашей главной торговой дороге на запад? Лучше уж пусть там наша крепость и военный порт стоят да важные торговые пути стерегут. Датчане, конечно, покапризничают для начала и на такие уступки сразу же не пойдут, но, увидев нашу твердость, я думаю, что на наши условия они всё же согласятся, потому как без нас, в одиночку, они потеряют уже всю Эстляндию.
        - Интересно, интересно. - Михаил задумался. - Значит, говоришь, твёрдо нужно держать свою сторону, и никуда они без нашей помощи не денутся, так?
        - Точно так, князь, - подтвердил Андрей. - Сразу не согласятся, поломаются для порядка, а потом всё равно примут все наши условия, у них там земля под ногами горит, и им не до долгих переговоров.
        - Хорошо, быть по сему. - Стукнул по подлокотнику кресла Михаил. - Готовьтесь к приёму посольства, - отдал он распоряжение своим ближникам. - Будете гостей в терем вести - так людишек повеселее найдите. Где-то пожарища прикройте от глаз. Сотню вон дружинных со щитам выставьте, что ли, стеной, чтобы не видно было всего срама и недавнего разора в городе. А народу хлеба раздайте на площадях, чтобы не крутились под ногами у иноземцев и не выпрашивали у них милостыню!

* * *
        Две ладьи, пройдя через Лужскую губу, приняли резко к югу. В половине дня хода должно будет уже открыться устье реки Нарвы, туда-то и правил сейчас Фроуд Треска. Далее будет пятнадцать вёрст по реке, и должна уже потом показаться сама Нарвская крепость. У старшего над следующими на палубах пластунов Варуна было чёткое указание: «При возможности коменданту крепости передать свиток от Сотника и, не задерживаясь, идти дальше на запад. Через сутки хода высаживаться на берег и углубиться на юг. В прибрежных районах встречи с людьми избегать, а через пару дней хода искать уже их с лесными кланами эстов самим. Постараться найти местных старшин и вступить с ними в переговоры от имени Новгорода. Призвать вождей независимых эстов на войну с крестоносцами».
        - Капитан, вижу вдали по курсу паруса нескольких судов! - раздался крик Карасика с верхней реи. - Нас, похоже, они пока ещё не заметили.
        Фроуд вопросительно взглянул на Варуна.
        - Идём на сближение! Это, должно быть, датский флот патрулирует Нарвское устье, - отдал тот команду, и суда взяли курс на несколько точек, виднеющихся в глубине залива.
        Вот показалось и широкое речное устье. Перекрывая его, стояли на якорях с приспущенными парусами три больших морских судна с надстройками. А с боков на русские ладьи вдруг начали заходить два небольших маневренных судёнышка. Ни на одной рее из всех судов не было пока видно флагов. Всё это сейчас выглядело очень подозрительно.
        - Командам приготовиться к бою! - отдал распоряжение Варун. - Что-то я не вижу тут датских флагов. Уж больно негостеприимно нас тут встречают союзнички!
        - К бою! К бою! - пронеслось на судах, и на палубах засуетились их воинские команды, надевая доспехи и готовя своё оружие.
        - Отверни-ка ты вправо, Трескович, - попросил Варун капитана. - Вот и проверим, как они отреагируют, когда мы перед самым их носом в гости заходить передумаем. - Коли это датчане, так просто прокричат что-нибудь обидное и к себе потом позовут, ну а коли…
        Договорить он не успел. На стоящих у речного устья судах вдруг резко забегали люди, поднялись якоря, а на мачтах начали натягиваться паруса. С боковых же судов, выходящих наперерез русскому отряду, раздались громкие угрожающие крики.
        - Флаг на ближайшей ладье, я вижу флаг Ганзы! - раздался крик Трюггви.
        - Уходим! Уводи отряд! - крикнул Варун. - Ганза - союзница крестоносцев! Это ловушка для датчан, и мы сами чуть было в неё не угодили. Уносим отсюда ноги, Фроуд!
        - Я сам! - бросил капитан и, отодвинув в сторону рулевого, взялся за кормовое весло. - Через сто ударов сердца я приму резко на правый борт, бейте все с левого по преследователю, он как раз перед вами откроется. Затем буду уходить дальше этим же курсом и уже потом, оторвавшись от первой ладьи, дам резко на левый борт, заходя на второго преследователя. Вот здесь вы теперь все бейте уже с правого борта!
        Две русских ладьи сейчас оказывались взятыми немцами в клещи. Сзади от устья реки шли три больших судна типа коггов с огромными палубными настройками. А два маневренных судёнышка готовы были вцепиться в Андреевских, словно злые лайки в лося, и так они могли задержать их до подхода своих охотников. Сейчас всё зависело только от мастерства капитанов судов. Кто из них окажется более опытен и искусен, тот и выиграет эту схватку, а приз в ней был один - это жизнь!
        Вот наперерез отряду вылетела левая ладья ганзейцев. Правая в это время чуть отставала и готовилась зайти на цель позже.
        - Рано! Рано! - крикнул Фроуд, зажав намертво рулевое колесо.
        На стремительно подходящем судне слышались торжествующие крики, а в руках у его команды виднелись копья и абордажные крючья. Вот сейчас они засыпят палубы русских этими копьями и дротиками, а потом уже и зацепят их абордажными якорями!
        - Внимание! - проревел Треска, и четыре десятка бойцов с самострелами резко поднялись над бортом, готовясь к бою.
        - Поворот! - прокричал капитан, и трое его помощников разом навалились на рулевое весло. Ладья аж застонала корпусом от натуги, уходя по дуге на новый курс.
        - Бей! - раздалась команда Варуна, и четыре десятка болтов разом ударили по опешившим от такого маневра ганзейцам.
        - Перезарядка! - рявкнул Фотич. - Калева, добавь со своим десятком с кормы! Всем остальным быстро на другой борт!
        Судно в пенном буруне выходило теперь навстречу второму ганзейцу. А с ведомой русской ладьи, повторившей маневр за своей ведущей, в рыскающего по волнам подранка били опять всем бортом мощные реечные самострелы.
        Со вторым ганзейцем повторилось всё то же самое. Добивать врага времени не было, к месту схватки уже спешили тяжёлые когги. И бросив немцев, русский отряд взял курс на запад.
        Далеко за кормой остались паруса врагов. Больше без поддержки своих огромных морских судов эти малые ладьи уже лезть не хотели. Их команды и так сократились резко, почти что на целую треть, и теперь весь отряд ганзейцев шёл с одной общей скоростью.
        К вечеру, как Карасик ни вглядывался вдаль, он уже не мог найти на горизонте паруса преследователей. А через сутки в полной темноте пластунский отряд высадился на побережье лесной бухты.
        - Быстрее, быстрее! - торопил своих бойцов Варун. - Ну, давай, Трескович, двигай обратно. Там в устье Невы ты встретишь ушкуйников Редяты и будешь действовать уже вместе с ними.
        Немолодые уже мужчины обнялись. Фотич закинул за спину мешок разведчика и побежал по рыхлому песку в сторону заросшего соснами берега. Пока стояла ночь, пластунам нужно было уйти как можно дальше на юг. Здесь, на побережье, находиться им было слишком опасно.

* * *
        - Может, кинуть всё-таки стрелу, дядька?! - нервничал молодой Емелька, поглаживая лук.
        - Я тебе кину, мелочь рыбья! - Пригрозил ему кулаком десятник Пахом. - Ты почто знаешь, что это вражьи всадники к нам скачут?
        - Да а как по-другому-то? - удивился парень. - Уж точно не наши. У наших-то и лошадей таких мохнатых нет, и верховые на них обличьем - ну чистые степняки! Я таких о прошлом годе на новгородском торгу сам видел, когда наш посадник там коня для себя выбирал. Эх, жалко, хороший был конь! Всех ведь лошадей при такой-то голодухе подъели, а теперь вот и дозором по окрестностям уже не пройти.
        - Сами живы остались, и то ладно, - проворчал Бурав, зрелый и кряжистый воин из старших посадских. - Во-о, гляди-ка, к нам, кажись, они скачут! Ну, поглядим, кто же это такие, - прогудел он, поглядывая в сторону брода из-под прижатой ко лбу ладони.
        И правда, к Лужскому острогу, небольшой, сработанной из брёвен крепостице, проскочив через открытый прибрежный луг, подъехало пять всадников явно неславянского обличья. Руки у них были свободны, и держались они совершенно спокойно и с большим достоинством.
        - Эй, затворники, старшой тут ли, на стене, у вас? - на совершенно чистом русском языке прокричал передний степняк в стёганом малахае и в кожаном подшлемнике на голове.
        - Для кого затворники, а для кого вои православные! Сами-то вы кто такие будете? - недоверчиво оглядывая конников, высунул нос из угловой башни Славко Вышень, посадник Лужской крепости.
        - Андреевская бригада, слыхали ли о такой? - ответил ему степняк.
        - Да как не слыхать-то, - удивился посадник. - Только уж больно не похожи вы на наших новгородских воев. Обличье у вас как бы не то!
        - Как надо обличье, нашенское, - усмехнулся всадник. - Мы дозорное передовое звено от неё, из большой Степной сотни. Через сто вёрст ниже рекой начинаются ижорские земли, а западнее них - эстляндские, не слыхали сами тут чего-нибудь подозрительного? Нет ли чужих ратей каких поблизости? Может, рыбаки или купцы чего-нибудь вам подсказали, мимо острога проходя?
        - Да нет, - протянул Славко. - Мы бы точно услышали, ежели кто на нашей земле бы тут озоровал. Сказывали, что у устья, в Лужской губе, немецкие корабли рыскали и местных рыбаков там хорошо пощипали, но чтобы здесь вот кто-то чужой ходил - не-ет, того точно не было.
        - Говоришь, на Вотском заливе немцы рыбаков местных грабят? - протянул степняк. - Ох, как интересно, - и он покачал головой. - А про чужих на суше не слыхали, говоришь? Ну, так вы за стены выходите хоть иногда, а то сидите тут сиднем на заднице, защитники, а у вас вон под боком уже немец ходит!
        - Да ладно! - встревожился посадник. - Не может того быть, до немца-то от нас тьма дней пути. Это ежели даны где-то в верховьях ижору погоняют, да и то они потом к себе уходят побыстрей. Не-е, шуткуешь ты что-то, - и посадник погрозил всаднику пальцем.
        - Да больно нужно мне шутковать, - усмехнулся собеседник. - Вон рыбак только недавно сказал, что чужой десяток на конях видел. Он сам со стороны нижнего течения наверх на долблёнке своей плыл. А вы - «шуткуете»! Не до шуток тут! Ладно, скоро вся наша конная дружина сюда подтянется и на дневку будет вставать. С испугу стрелу, глядите, не пустите в них, а то глазом не успеете моргнуть, как вас по бревнышку здесь раскатают! - и громко гикнув, развернувшись, дозорная пятёрка порысила к дальней лесной опушке.
        Через час через брод пронеслось ещё три десятка таких же степных воинов, как и первые. Эти покрутились молча перед острогом, словно разнюхивая вокруг, и потом так же молча унеслись вслед предыдущей пятёрке. А через короткое время на большую поляну у острога вышли первые сотни конного войска.
        - Ох, мамочка! - протянул Емелька. - Сколько же их всего?
        Поток воинских отрядов полноводной рекой выходил из дальней лесной опушки, а над ними стеной стояли поднятые вверх копья.
        В это самое время два десятка Андреевских ладей подходили по Ильмень-озеру к Волхову. Ещё чуть-чуть - и покажутся главы Софийского собора Господина Великого Новгорода. Пешая рать бригады спешила пройти столицу без остановки. Уже за Дубовицей можно было вставать на дневку, после чего двигать дальше в сторону Ладоги и, пройдя Невой, уходить в Вотский залив.
        В детинце наконец-то закончились долгие трёхдневные переговоры с посланниками датского короля. Старший иноземного посольства канцлер Кристиану оказался «крепким орешком». Ни на какие уступки земель идти он в первые два дня не соглашался. И только горькая весть о том, что последняя крепость Датской Эстляндии пала, взятая приступом крестоносцами, а остатки от разбитого немцами войска откатились на русскую территорию в Копорье, заставила его всё же смягчить свою позицию.
        - У вас всё равно не осталось здесь земель, граф! - дожимал князь посла. - И вам не удержать столько земли, сколько было в ваших руках ранее. Нарва - словно тот камень, который будет вас тянуть на дно, и у нас с вами всегда это будет болезненная тема, которая не даст нам жить друг с другом в долгом мире. Не я, так другой князь всё равно захочет убрать эту крепость от своих рубежей, также как и Котлин, который стоит прямо на нашей главной торговой дороге. Уступите их нам - и все вопросы будут разом сняты, а наши рати смогут выйти в поход. Тем более что Нарва и так уже вам не принадлежит.
        Граф взял два часа на раздумье, и в итоге между двумя державами родился договор.
        Королевство Дания и Новгородская республика объявляли себя союзниками, обязуясь поддерживать друг друга в военных делах на суше и на море против любой третьей стороны, претендующей на их владения в Восточной Прибалтике. Дания соглашается на присоединение крепости Нарвы к Новгороду вместе с прилегающими к ней землями до Чудского озера на юге и реки Пуртсе на западе. Также она уступала Господину Великому Новгороду остров Котлин в Вотском заливе, что стоит напротив устья Невы.
        Всё, теперь оставалось ещё выбить ливонцев из Эстляндии, а это была очень непростая задача!
        Глава 6. Лесные эсты
        На Копорье шла княжья дружина в тысячу воинов. Новгород своё ополчение не выставил, голодный народ воевать за высокие интересы не захотел. Откликнулось на призыв сотен пять из былых находников, надеясь пограбить и досыта поесть на войне. Можно было надеяться ещё на сотен пять от ижорцев и воти, да около тысячи воинов обещал выставить граф Кристиану из тех данов, кто отступил под натиском немцев от Нарвы на восток. Итого пять тысяч вместе с Андреевцами собирали союзники против примерно такого же по численности войска ливонцев.
        Теперь нужно было объединить все эти силы и выбрать то место, где они смогут нанести удар.

* * *
        - Фотич, у меня такое чувство, что мы в этом лесу не одни, - поделился с командиром своими сомнениями Родька. - Уже часа два у меня вон затылок чешется, а рука сама собой за мечом тянется.
        - Знать бы ещё, кто нас выслеживает. Ладно эсты, а если это немецкие лесовики или их союзники из латгалов и ливов? - откликнулся Варун.
        Отряд пластунов за ночь отдалился от побережья вёрст на десять, и теперь они продолжали идти по лесу на юг. Разведчики пару раз натыкались на следовавшие в восточном направлении конные отряды, и они, затаившись, пропускали их дальше. По внешнему виду всадники принадлежали к ливонцам, и нужно было проявлять осторожность, чтобы не ввязаться в ненужный сейчас бой.
        Из лесного полога возникли неожиданно Калева с Петром, и, поднырнув под большой еловой лапой, они опустились около командиров.
        - Старшие, шагов через сто впереди идёт хорошо набитый тракт, свежих следов на нём много, с одной стороны там болото начинается, а с другой овраг лежит с ручьём, - рассказывал Калева. - И поворот там удачный - очень хорошее это место для засады. Да я понимаю, что не время сейчас для засады. - Кивнул он, упреждая ответ Варуна. - Дело-то не в этом, там, окромя нас, уже кто-то расположился. Да, - подтвердил он, заметив недоверие офицеров. - Йибу с его чутким Арно хорошо сработали. Пёс загодя чужих там учуял, ну а потом и мы их уже разглядели. Спрятались засадники удачно, десятка два на самом повороте, и по десятку по бокам от него залегли.
        - Кто это может быть, разглядели? - задал дозорным вопрос Варун.
        - А кто их знает, Фотич. - Покачал Калева головой. - Близко никак к ним не подберёшься, они бы сразу нас там заметили. Но одеты все просто, бронных мы никого не увидели, и ходят они так легко, как хозяева, каждый листик в лесу чуют, даже хвоинку не помяли, пока туда шли. Хорошие лесовики, почти такие же, как мы, - и усмехнулся.
        - Так-так-так, - задумчиво пробормотал командир отряда. - Значит, как лесные хозяева себя ведут и место самое удобное для засады выбрали. А ведь они вполне могут быть лесными эстами. Значит, делаем так, - и он, подозвав под большую ель командиров десятков, начал ставить всем старшим отряда задачу.

* * *
        Пять десятков виронцев расположились для засады со всем знанием этого дела. Три десятка самых сильных воинов с секирами и топорами на длинных ручках залегли по обеим сторонам дорожной петли, проходящей на удобном участке. Были среди них и пятеро мечников в кольчугах и шлемах из дружины вождя. По десятку копейщиков из молодых воинов располагалось по бокам, на расстоянии пятидесяти шагов от центра засады. Их делом было свалить деревья, блокируя дорогу, и затем поддержать копьями и стрелами сзади удар их тяжёлого засадного центра.
        Всё должно было получиться удачно, не зря же жрец Меелис окропил кровью чёрного петуха оружейную сталь.
        - Уку принял нашу жертву, ваш поход будет удачным! - провозгласил он торжественно. - Идите и заберите жизни чужаков, пришедших незваными на нашу землю.
        Теперь же оставалось только ждать и ударить по команде походного вождя Каиро, как они и планировали.
        Молодой воин Лембит сидел под сосной, сжимая своё копьё. Его десяток был с западной стороны от дорожной петли. И в зависимости от того, с какой стороны будет подходить к засаде жертва, им и предстояло бить её в голову или же в хвост, как уж придётся.
        - Идут, идут! - Трое быстрых дозорных проскочили мимо западной стороны засады и ускорили бег. Их делом было предупредить походного вождя загодя.
        Сердце у Лембита колотилось, казалось, что даже Химот, самый старший в их десятке, слышит эти удары. Эх, и засмеют же его после боя! Парень постарался переключиться и вспомнил разорённую родную деревушку и спалённые нивы на лесном росчище. От этих воспоминаний на него накатила злость, и наконец он успокоился. Скоро враг заплатит за кровь и смерть близких!
        Вдали послышался топот копыт и позвякивание металла. Химот, стоявший у большого подрубленного дерева с топором, прижался ухом к земле. Он резко поднялся и прокричал болотной выпью. Опасность! - и все, кто только что готовился к бою, приникли как можно ниже к земле, замерев и буквально не дыша.
        Мимо засады проходила воинская полусотня. На трёх огромных конях впереди отряда ехали рыцари в длинных белых балахонах с нанесённым на них красным крестом и мечом. По бокам отряда ехали воины на конях поменьше, в длинных кольчугах, держа вверх длинные копья. В центре этого строя следовали стрелки - лучники и арбалетчики. Был среди них и монах в серой одежде. Перед поворотом один из рыцарей вдруг остановился и, словно хищный зверь, начал оглядывать окружающие дорогу заросли. Затем он что-то резко крикнул, и на всех головах ехавших ранее в войлочных подшлемниках оказалась защита. Два десятка лёгких воинов слетели на землю и взяли на прицел заросшие кустами обочины. Медленно, медленно поводя жалами копий, отряд двинулся дальше.
        Лембит чуть-чуть приподнял голову над заросшей травой кочкой. Огромный, как гора, рыцарь проезжал по дороге прямо напротив его. На его голове был надет массивный шлем в виде горшка, забрала его было приподнято, и какие-то ледяные глаза этого воина словно бы впились в молодого эста.
        «Ну, всё, я пропал! - похолодел Лембит. - Сейчас он выкрикнет команду - и два десятка его лёгких воинов ринутся вырубать нашу засаду!» Руки и ноги эста стали словно ватные, он, силясь, сбросил оцепенение, уже готовясь закричать, но немец проехал мимо, и его цепкий взгляд ощупывал теперь другие заросли.
        «Пронесло! Не заметили!» - вздохнул с облегчением паренёк, когда последний воин из отряда крестоносцев миновал их засаду. Через пару сотен ударов сердца вдали растаял шум копыт и позвякивание стали, а ещё через несколько минут мимо десятка Химота вновь на запад пробежала тройка дозорных.
        - Бегают словно зайцы, - проворчал им вслед старый воин. - Нет бы разглядеть хорошо, кого это несёт в нашу сторону по дороге. Не затаись мы как следует - так всех бы меченосцы тут побили, у них-то броня супротив нашей дерюги, - и он с сожалением ощупал несколько медных блях, нашитых поверх своего двойного кафтана. - Тьфу! - сплюнул он. - Этот только если лесную стрелу на самом излёте остановит. Куда там ему против боевой стали! Ладно, отдыхайте пока. - Кивнул он своим воинам. - Акто, а ты за подсечённым деревом приглядывай, поправь там, если вдруг что надо. - Кивнул он здоровяку с большой секирой.
        Часа три не было никакого движения, и вдруг вдалеке с левой стороны затрещала сорока и погодя на дороге показались всё те же трое из дальнего дозора.
        - Обоз идёт! - крикнул пробегающий мимо засады Яак. - Теперь уже точно наша добыча!
        - Ну-ну, посмотрим, - проворчал Химот. - В прошлый раз вы все тоже были уверены, - и оглядев десяток, нахмурился. - Суур, вы с Лембитом сместитесь чуть правее, у вас у обеих ноги самые лёгкие. Как только наши там, в середине дорожной петли, бой завяжут, то вы первые туда наскакивайте и лёгкие копья в спины обозным мечите. А тут и мы к вам на подмогу подоспеем и прикроем, если, конечно, будет от кого.
        Издали донёсся скрип телег и шум конских копыт. К месту засады действительно подходил обоз. Как ты ни смазывай густым дёгтем эти тележные колёса, а всё равно они будут стонать и скрипеть, растирая оси.
        Первой проходила пятёрка конных воинов. Было сразу заметно, что одеты и вооружены они значительно хуже того отряда, что проследовал тут совсем недавно. Только у одного из этих пятерых воинов виднелась длинная, по колени кольчуга. В открытых шлемах было их всего двое. Из вооружения у четверых были в руках копья, а один держал арбалет. Мимо засады одна за другой проследовало десять телег, на каждой из которых сидело по одному грязному возничему в рванине. Замыкала обоз такая же пятерка верховых, как и в его начале.
        - Хорошая добыча. - Довольно улыбнулся Химот и, глядя на Акто, прижал к губам палец. - Тихо! Ещё чуть-чуть. Пусть они подальше втянутся в дорожную петлю! - Здоровяк понимающе кивнул и перехватил поудобнее секиру.
        Вдруг шагах в ста справа послышался треск сучьев и грохот от падения большого дерева. И тут же раздались громкие крики сразу нескольких десятков людей.
        - Руби, Акто! - рявкнул десятник, и здоровяк ударил лезвием секиры по поддерживающей ствол верёвке. Дерево чуть треснуло в месте подруба, но продолжало уверенно держаться. Химот махнул рукой, и его десяток ринулся сквозь лесные заросли к месту битвы. Акто ударил пару раз секирой по дереву, но оно всё так же продолжало держаться.
        - А-а, - пробормотал он. - Что толку, если оно сейчас здесь упадёт? Всё равно этот обоз уже почти выбили, - и, перехватив поудобнее секиру, он заспешил вслед за своими товарищами. Это было очень опрометчивое решение.
        Суур бежал впереди. Вот, выскочив за поворот, он размахнулся и метнул в цель одно из своих лёгких копий. Лембит выбежал за ним следом, готовя своё копьё, но метать его было пока нельзя. Шагах в двадцати перед ними на дороге сейчас шёл ближний бой. Всё перемешалось среди телег, и только трое из всех конных отбивались копьями от наседавших на них эстов, все же остальные всадники уже лежали на земле мёртвые. Несколько обозных, как видно, попробовали было нырнуть в овраг и болотину, но тут их добивали лучники лесовиков. Только трое из них, как видно, будучи старыми воинами, не растерялись и, выдернув из телег широкие щиты, отбивались там от нападающих.
        «Ну, ничего, ещё немного - и их всех задавят массой», - понял Лембит и приготовился метнуть своё первое копьецо.
        Какой-то посторонний глухой шум заставил паренька оглянуться назад, туда, откуда они только что с напарником прибежали.
        Вылетевший из-за недалёкого поворота первый рыцарь на полном ходу пробил насквозь здоровяка Акто, и, не вынимая из тела копье, он выхватил из ножен свой длинный меч. Хек! И под копыта огромного коня свалился разрубленный по самую грудину десятник Химот. За первым рыцарем чуть левее орудовал мечом второй, а ещё пара десятков воинов в доспехах попроще добивали сейчас засадников, прорубаясь к телегам. Хлоп! - на глазах у Лембита Суур начал заваливаться на спину, а из его груди торчал кончик арбалетного болта.
        Одна небольшая ошибка, небрежность или недосмотр стоил теперь жизни десяткам людей. Удача в бою очень переменчива, и теперь из победителей эсты вдруг резко превратились в жертву.
        Около Каиро сгрудилась пара десятков воинов, остальные были уже порублены или успели скользнуть под лесной полог. Он бы мог тоже нырнуть туда же, но его нога была пробита арбалетным болтом, и, привалившись к телеге, рядом с ним сейчас сидели и истекали кровью два его раненых старших сына.
        Как же плохо всё сегодня обернулось! Ну откуда взялся на их голову этот отряд меченосцев? Пришло время умирать, и вождь огляделся вокруг. Они были пока ещё живы только из-за того, что обозные телеги, словно бы небольшая крепость, перегородили узкую лесную дорогу, не давая биться верхом. Но немцы уже спешились, и теперь они подступали к эстам плотной шеренгой, орудуя своими длинными копьями и мечами.
        - Русь! - вдруг раздался рёв множества голосов, а во врага ударил ливень болтов из арбалетов. - Русь! - и на дорогу из леса выскочили фигуры в лохматых балахонах, добивая опешивших от неожиданности немцев. Человек пять их из состава лёгких оруженосцев вскочили на коней и попытались скрыться.
        Бах! - с треском и грохотом рухнуло дорубленное дерево, перегораживая единственный проход на запад. Через две минуты на дороге всё было кончено.
        - Есть из вас кто-нибудь, кто говорит по-русски? - крикнул Варун, останавливаясь перед завалом из телег.
        - Я говорить! - выкрикнул немолодой уже эст, отодвигая с пути своих людей. - Я есть Каиро, вождь восточного клана Вирумаа. А кто есть ты, воин? - и он, опираясь на копье, остановился на месте, слегка пошатываясь. Из его бедра на землю струился ручеёк крови.
        - Я Варун, воевода из новгородского войска. Меня послали найти ваших вождей и старейшин племени. На земле эстов сейчас враг, который несёт вам смерть или порабощение. А мы хотим с вами мира и союза против этого общего врага. Ты можешь меня провести к старейшинам своего племени, Каиро, чтобы я лично донёс до их ушей все те заветные слова о мире, что мне наказали вам передать?
        - Землю вирумов уже привыкли топтать ноги завоевателей, - с горечью ответил эст. - Русские тоже, также как и немцы с данами, приходили к нам не раз уже с мечом. Как мне верить вам? Ведь чужакам нужна только лишь наша земля и мы сами как рабы.
        - Нет! - Мотнул головой Варун. - Два года назад, когда по вашей земле шли наши конные рати, ни один волос не упал с головы местных жителей, и за каждый колосок с ними шёл справедливый расчёт. Скажи, наши конные рати хоть кого-нибудь из вас здесь обидели?
        Вождь помолчал, что-то обдумывая, и покачал головой.
        - Нет, русские всадники были честны, и никто из моих соплеменников не пострадал. Тогда лишь лилась кровь чужаков данов и предателей из западных племен, пошедших за ними. Вы дадите нам уйти отсюда? - и он кивнул на дорогу с лежащими на ней трупами.
        - Вы свободные люди, - удивился русский, - и вольны делать всё, что вам угодно. И это ваша добыча. Мы только помогли вам отбиться от нашего общего врага.
        «Меелис говорил правду про великую удачу в его походе! - подумал Каиро. - Я с сыновьями жив, а эти русские отдают мне такую богатую добычу!» Он посмотрел в глаза сурового, покрытого множеством шрамов человека.
        - Я никогда не забуду вашу помощь, русский! Если бы не вы, мы бы все сегодня полегли на этой дороге. Нам нужно только немного залечить раны, а для начала надо замести следы битвы и уйти подальше от дороги. По ней слишком часто в сторону Нарвы движется враг.
        Через пару часов ничего не напоминало о произошедшей здесь недавно схватке. И по примятой траве, уходящей в лес, немного погодя скользнули трое разведчиков с лёгкими лесными луками.
        - Пеко, ты это видел? - переспросил высокий рыжий воин товарища, разглаживающего пальцами примятую траву. - Похоже, что восточные вирумы с этими русскими заодно. Ты видел, как они легко сообща расправились с этими крестоносцами на дороге? Может, у них всё так и было здесь задумано?
        - Не знаю, - проворчал его товарищ-следопыт. - Нам нужно или идти за ними следом, или же возвращаться к старейшинам Харьюмаа и рассказать им всё то, что мы тут только что увидели. Данов изгнали крестоносцы, и их гнёт оказался ещё более жестоким. Пусть старейшины с вождями сами думают, как теперь быть народу. Наше дело маленькое, - и следопыт, ещё раз погладив пальцами примятую траву, развернулся в противоположную от направления уходящего следа сторону.
        - Идём к Раазику как можно быстрее! - и тройка разведчиков из прибрежного племени эстов Харью побежала, скользя среди деревьев, на северо-запад.
        Глава 7. Лужский дозор
        Передовая пятёрка большой Степной сотни шла вдоль левого берега реки Луги. Где-то чуть меньше чем за полдня перед ними здесь явно прошёл небольшой конный отряд. В следах на сыром месте воды было всклянь, но и края этого следа ещё как следует не оплыли, держа свою форму. Значит, не такой уж он и старый был, этот след от копыт. А вот и кострище. Юлай, лучший следопыт дозорного звена, соскочив с коня, разрыл голой рукой пепел.
        - Здесь они ночевали, Рашид. - Кивнул он уверенно, - Точно тебе говорю, их это ночёвка. Вон и стреноженные кони на этой поляне паслись. - Показал он на хорошо утоптанное место.
        Командир дозора посмотрел на небо. Солнце только подбиралось к своей верхней точке. Ну что же, неизвестные опередили их совсем ненадолго, если не сегодня, так завтра они их точно смогут нагнать. По всему выходило, что расстояние между двумя отрядами неуклонно сокращалось. По следам, в этом отряде было пятнадцать лошадей, также как и у Рашида. А вот сколько же в нём было всего всадников? Это была задача, которую им и предстояло решить. У берендеев на пять человек приходилось ровно пятнадцать лошадей, ибо шли они «о три конь», меняя их по мере наступления усталости у верховой лошади. Но Юлай был уверен, что у следующего перед ними отряда людей было как минимум вдвое больше, а часть лошадей, скорее всего, шла там всё время под вьюками. Чётко объяснить он это командиру не мог, но Рашид очень хорошо знал своего друга и совершенно доверял его чутью. Да и видак из местных рыбаков не зря ведь сказал про полный десяток чужаков, и нужно было быть осторожным.
        Как ни шла быстрее степная пятёрка, нагоняя идущий перед ними отряд, а всё же свои силы им нужно было экономить. Резвость коня ох как могла ещё пригодиться при боевой сшибке.
        - Отдых! - крикнул Рашид. - Айдар, Усман, пойдемте лошадей выгуляем. Юлай и Мурат, вы готовите обед!
        После длительной гонки никак нельзя было пускать лошадей на водопой. Нужно было, чтобы они постепенно остыли после долгой скачки, и только потом их поить. Через час на полянке уже вовсю кипело мясное варево в небольшом медном котле звена. Напоенные кони срывали траву у опушки и фыркали, отмахиваясь от слепней хвостами.
        - Сегодня нагонять их не будем, - задумчиво сказал Рашид. - По всему видать, что на ночёвку мы рядом друг с другом будем вставать. Дадим нашим коням хороший отдых и пойдём на первых заводных. Как только сблизимся и поймем, кто это, так сразу же перескакиваем на головных, и если это враг, то идём на него в бой. Тетивы луков перетягиваем с утра!
        - А если это дозор новгородцев или тех же союзных данов? - спросил самый молодой из всех Усман. - И что мы, вот так вот третий день впустую будем за ними красться?
        - Лучше больше молчи, жеребёнок! - усмехнулся Юлай. - У тебя вон молоко матери ещё на губах не обсохло, а всё туда же - спешишь своих старших перебивать.
        - Простите, уважаемые. - Поклонился паренёк. - Не хотел ваши мудрые речи перебивать, дозвольте мне вас дальше слушать.
        Уважение к старшим у степных народов было развито очень сильно.
        - Впустую ничего не бывает, - поучал молодого Рашид. - Коли это наши новгородцы, так почему же они, так таясь, тогда по своей земле-то тут идут? А если это даны, так тоже интересно, что им вообще тут, в глубине новгородских земель, нужно? Это сейчас мы с ними как бы союзники, а вот как война с крестоносцами закончится, то как дальше-то с ними мы будем жить? Ко всему с сомнением нужно подходить, Усманчик! Всё на вкус и на свой зуб нужно пробовать, уяснил ли?
        - Уяснил, абзый! - Поклонился паренёк. - Спасибо тебе за науку.
        - Ну и хорошо, что уяснил. Тебе теперь котёл вымыть, костёр залить и все попоны за всеми прибрать, - перечислил задания для молодого старший звена. - Всё, готовимся к выходу!
        На ночёвку вставали с осторожностью, на десять стрелищ от места отдыха прошлись по свежему следу, осматривая всё вокруг.
        - Идут спокойно, - на молчаливый вопрос звеньевого ответил следопыт Юлай. - Но кони у них уже изрядно устали, думаю, что вёрст через пять или семь от нас они непременно на отдых встанут.
        В этот раз костёр разводили в глубоком овражке, а сварив мясо, быстро его съели, запивая горячим варом из деревянных мисок. Спали сторожась. Неизвестные были совсем рядом, а ну как они проявят особую внимательность и пройдут эти пять вёрст назад по своему же следу?
        «Вот Рашид бы это обязательно сделал, - подумал про своего друга Юлай. - Тот ещё битый степной волк».
        Ну, вот и рассвет. Быстро позавтракав сами, коням задали остатки овса, затем их оседлали и перетянули тетивы на луках. Всё. Теперь оставалось только сблизиться с впереди идущими, и если это будет враг, то завязать с ним бой.
        Первым, как обычно, шёл Юлай. Тропка, идущая по пологому левому берегу Луги, то ныряла в лесную чащу, то выскакивала на полянку или на заливной луг. В руках у берендеев были их луки, а стрелы из них были готовы сорваться в цель. Но пока всё было спокойно, и только у ближайшего перелеска сороки устроили перепалку.
        - Проверьте с Муратом. - Кивнул следопыту звеньевой, обходя с тремя другими воинами полукругом приметную полянку.
        Минут через пять из кустов вышел Юлай и помахал вверху рукой. «Опасности нет, и можно к нему подъезжать». Пятёрка собралась на полянке, хорошо прикрытой от реки кустами. Чернеющее на земле кострище было залито только недавно, а пепел по его краям был и вовсе ещё горячим.
        - Только что перед нами ушли. - Кивнул на тропу Юлай. - Стрелищ пять, от силы шесть они впереди идут.
        - Алга![15 - Вперёд!] - Махнул рукой звеньевой, и отряд кинулся в погоню. Хорошо отдохнувшие кони взяли быстрый и экономичный ход рысью, и вот через час такого движения впереди мелькнули фигуры всадников.
        - Раз, два, три… десять, - считал вслух Рашид. - Всего десять верховых при пяти вьючных лошадях. Хм, а ведь не ошибся Юлай, всё как он читал по следам, так оно и есть. Вот последний всадник скрылся за дальним поворотом тропы, и звеньевой махнул рукой - Сближаемся с отрядом. Если это враг, то бьём его стрелами. Усман, как только сшибка начнется, отстанешь немного, твоё дело - наших заводных приглядеть, а мы вчетвером на своих головных останемся. В схватку, смотри, не лезь! - и он тронул коня, выходя из кустов на тропу. - Вперёд, богатуры!
        Незнакомцев перехватили удачно, они вышли на широкий прибрежный луг и теперь поднимались на небольшой холм.
        - И-и-и-у! - завизжал пронзительно Рашид и выдернул лук из сайдака. Четвёрка на заросших шерстью невысоких лошадях заходила на движущихся друг за другом всадников с боков. Следующий головным воин в длинном сером балахоне выскочил из общего строя. На его одеянии были чётко различимые на расстоянии красные символы Ордена меченосцев.
        - Бей! - рявкнул Рашид и резко дёрнул тетиву. Первая стрела, выпущенная из мощного степного лука, пронзительно спев песню смерти, ударила разворачивающегося замыкающего под лопатку. Гранёный игольчатый наконечник разорвал два кольца кольчуги и вошёл в сердце. А рука берендея, выдернув из колчана три стрелы, послала их одну за другую в цель.
        - Бом! Бом! - ударили они в выставленный ливонцем щит. Острая боль резанула левый, отставленный чуть в сторону локоть. Арбалетный болт прошёл впритирку рядом с костью, раскровенив руку.
        - Не сближаться! - крикнул звеньевой. - Всё время двигайтесь! - и пригнулся. Рядом с его войлочной шапкой свистнула стрела. Два лучника и арбалетчик немцев не дали сблизиться с врагом и мешали закидать наверняка стрелами противника. Оставив на земле два тела, ливонцы поспешили скрыться в перелеске.
        «Восемь - пять», - думал Рашид, наскоро осматривая лежащие на траве трупы.
        - Один твой. - Кивнул он Юлаю. - Ты ему прямо в горло угодил. И кто-то ещё из их стрелков ранен, вон, кровяная дорожка как хорошо видна.
        Юлай, осматривающий след, согласно кивнул.
        - Хорошо кровенит, надолго сил у него не хватит, совсем уже скоро с коня свалится.
        Теперь следовало не отпустить врага и идти дальше на его плечах. Всадники вскочили на головных и кинулись в погоню. За ними, прилично отстав, следовал Усман, гоня заводных лошадей.
        Тропка нырнула в лес, и отряд следовал теперь со всей осторожностью. Здесь легко можно было нарваться на засаду. След был хороший, а кое-где на листьях веток виднелись кровавые следы. Впереди лесок заканчивался, и опять показалась покрытая кустами поляна. На ней возле лежащего на земле тела стояли двое, и у обоих в руках виднелись луки. Стрела впилась в грудь коня Айдара, набиравшего скорость, и, слетев через его голову, воин покатился по земле. «Щёлк! Щёлк! Щёлк!» - ударили несколько раз тетивы степняков, и ещё два тела упали на траву, пробитые стрелами.
        - Как ты, Айдар?! - крикнул Рашид, подскакивая к лежащему товарищу. Берендей поднялся на ноги, тряся головой.
        - Всё хорошо, командир. Ударился только немного при падении, ничего, вот сейчас в себя приду! А вот коня жалко, - и воин с сожалением покачал головой. - Какой хороший это был конь!
        К ним подскакали Юлай и Мурат. Лицо у следопыта было озабоченное.
        - Рашид, мы там дальше по тропе прошли, но следа впереди нет, оставшиеся туда не уходили! Только вот эти трое здесь недавно прошли.
        - Что-о?! - протянул, ничего не понимая, звеньевой. - Эти трое стрелков в прикрытии ведь были? А значит, они прикрывали остальную уходящую от нас пятёрку, или же нет?
        - Нет. - Покачал уверенно головой Юлай. - Я не мог пропустить их след, пятерых на поляне точно не было.
        На Рашида накатывала волна отчаянья и злости. Эти немцы перехитрили их как молодых щенков. Трое стрелков не прикрывали остальную часть отряда, нет, они их выманили сюда за собой и встретили потом на этой поляне. Где-то в лесу осталась самая сильная часть отряда, а сзади с запасными конями идёт только лишь один молодой Усманчик.
        - По коням! - заорал командир. - Айдар, бери чужую лошадь! За мной! - и развернув коней, отряд кинулся назад.

* * *
        Когда из кустов вылетело пятеро чужаков, единственное, что успел сделать Усманчик, это ударить копьём первого верхового. Стальное жало пробило стёганый доспех, плоть и вышло из спины врага. Два меча опустились разом на голову и на спину паренька уже секундой позже. Оставшаяся четвёрка немцев попыталась было поймать разбегающихся по лесу лошадей. Им удалось взять только двух своих вьючных и ещё одного залитого кровью коня этого убитого степняка. Остальные лошади, чувствуя чужаков, к себе их не подпустили, разбежавшись.
        - Уходим! Мы и так потеряли здесь много времени! Сейчас эти собаки будут здесь! - рявкнул здоровенный ливонец. И четверка, настёгивая своих коней, пустилась быстрой рысью в сторону реки. Буквально через двадцать ударов сердца по недавнему месту лесной битвы проскакали берендеи. Глядя на лежащего порубленного паренька, Рашид только сильнее сжал челюсти.
        - Не уйдут!
        Времени доскакать до реки у немцев уже не было. И призванный на эту войну из Саксонии рыцарь Генрих с сожалением взглянул на недалёкую воду. Стоит им только в неё зайти, как их тут же перестреляют с этого берега вот эти вот узкоглазые русичи. Они кружили на своих невысоких конях перед немцами и молчали.
        Генрих подбоченился и, приняв гордую позу, выкрикнул в сторону чужих всадников:
        - Кто-нибудь говорит из вас на немецком? Я рыцарь из Саксонии Генрих. Вы взяли шесть наших жизней против одной. Забирайте всех коней и доспехи убитых и уходите к себе. Зачем вам ещё трупы? Довольно будет и одного мальчишки!
        Рашид наложил стрелу на тетиву и ответил на скверном языке иноземцев, что изучил в своё время, охраняя торговые караваны ганзейцев:
        - Положите мечи на землю и поднимите руки, может быть, вам и оставят тогда жизнь. Вы на земле Господина Великого Новгорода и убили на ней нашего воина. За это вас будут судить, сдавайтесь!
        - Ах ты грязная собака! - взревел рыцарь. - Мой меч захотел? Так получи же его! - и он бросил вперёд коня.
        Берендеи не приняли прямого боя, они расходились от нападающих на них в стороны. Последнее дело - бить коня, степняк никогда не подстрелит его просто так. Но нужно было взять хотя бы пару ливонцев живьём, и резко развернувшись, Рашид послал стрелу в гнедого жеребца. Тот встал на дыбы и, заржав, отпрыгнул вбок, заваливаясь. Немец, не успев освободиться из стремян, был подмят под ним и теперь лежал без движения. «Оглушило», - подумал звеньевой и, разматывая аркан, бросился на помощь к Юлаю. Вскоре на поляне лежали двое связанных ливонцев. Третий всадник лежал со стрелой в груди, и Рашид подошёл к рыцарю. Его конь подёргивал копытами в смертной агонии, а саксонец лежал без движения. Берендей чуть повернул лежащую как-то неестественно голову в шлеме и потрогал шею.
        - Всё, готов! - с сожалением вздохнул он. - А какой бы хороший пленный был, ну почему ты не мог с коня быстро спрыгнуть, а? - и, махнув с досадой рукой, он пошёл к пленным.

* * *
        - …А затем мы похоронили Усмана, не спеша и хорошо поговорили с пленными и пошли вверх по реке на соединение с вами, - докладывал командиру Степной сотни Рашид. - Я их язык не очень уж хорошо знаю, - и он кивнул на двух связанных пленников. - Вон того рыжего вообще расспросить не смог, знаю точно, что не на немецком он что-то своё лопочет. Зато вот второго разобрал легко, он говорит, что этот рыжий вообще из их союзников ливов. Вот этот второй-то, Карл, как раз таки и поведал, что они из того войска крестоносцев, которое два месяц назад взяло штурмом крепость Нарву, а войско данов оттеснило на наше Копорье. Потом их дальний дозор пустили в верховье реки Луга, дабы проверить всю землю до местного русского острога. Тут проходит посуху к Вотскому заливу один из старинных путей, а чуть ниже того места, где мы с ними бились, река сильно углубляется, и туда уже спокойно могут заходить большие ладьи. Вот там, у устья Сабы, что вливается в Лугу, и должна будет их ждать та самая ладья, которой они должны будут передать все собранные в дозоре сведенья.
        - Хорошо. - Кивнул Азат. - Нужные ты вести сейчас принёс. И по ладье этой есть нам о чём подумать, жаль вот только, что мальчишку вы потеряли. Ай-я-яй, - и он поморщился. - Как так-то, Рашид, почему же не уберегли вы его, что, горячий совсем был, вперёд лез?
        - Да нет, Азат. - Покачал головой звеньевой. - Перехитрили меня немцы. Сам я во всём виноват, держал его позади, думал, что укрою там от опасности. А эти отвели мне глаза впереди и сами же в спину ударили, как раз туда, где наш Усманчик с заводными конями шёл.
        - Ясно. - Кивнул Азат. - Забирайте пленных, и пойдемте к Василию. Сейчас там их хорошо расспросят и по этой ладье тоже решат, что с ней дальше делать.
        - Ладью выпускать никак нельзя! - решили в штабе сводного отряда. - Эдак уже через три дня ливонцы будут знать, что с юга на них большая конная сила идёт. А будучи предупрежденными, могут они и всеми силами тогда ударить. Ладью эту нужно нам брать! Но вот как это сделать, не имея даже приличной лодки, вот это и есть сам вопрос.
        - А давайте-ка мы под обличьем крестоносцев к ней пойдём? - спросил старший из сопровождающих конницу пластунов, поручик Саватей. - Мы вон с Мартыном на германском хорошо балакаем. Ещё бы пленного немца подговорить, чтобы он нам помог, серебра ему посулить того же, и можно будет попытаться взять её.
        - Рискованно, конечно, но делать нечего, - немного помолчав, согласился Василий. - Хорошо, готовьте команду для захвата ладьи!

* * *
        Речная плоскодонная ладья стояла у небольшого мыска Луги. В этом месте в реку заходило две притока: по левую сторону - Саба, а чуть ниже - речушка Вруда. Ширина русла здесь была приличной, и в случае опасности всегда можно было нырнуть вниз по течению, прикрываясь от стрел с берега высокими бортами. Конный десяток, идущий вниз по течению, заметили задолго до его подхода. Всадники шли спокойно и не таясь. На переднем виднелся балахон с красным крестом и мечом. Остальные тоже были в приметной одежде.
        - Генрих ведёт свой дозор, как и уславливались, в первую седмицу июля, - проворчал довольно капитан ладьи. - Он, как всегда, точен. Посмотри-ка, Уилфред, он что, там ещё кого-то тащит вьюками? Вон трое через спины заводных перекинуты.
        Не доходя сотни шагов до ладьи, на глазах у команды судна рыцарь вдруг зашатался в седле и неловко сполз на землю.
        - Рыцарь Генрих получил серьёзное ранение от русских! - прокричал знакомый капитану оруженосец и, спрыгнув с коня на землю, кинулся стремглав к своему господину.
        - Помогите им там, болваны. - Людвиг толкнул двух здоровых гребцов. - Уилфред, возьми своих воинов, посмотри, что там у них!
        Всё внимание команды судна было приковано к тому, что сейчас происходило на берегу, и никто из них не заметил, как у кустов вниз по течению к ладье скользят пятеро пловцов с кинжалами в зубах.
        - У него голова разбита, - тараторил оруженосец, указывая на обмотанного какой-то холстиной господина. - Мы на русский разъезд натолкнулись, всех их побили, а троих даже в плен взяли. Но господина по голове сильно перначом оглушило, чудо, что вообще он жив остался.
        - Берите его под руки, - отдал своим людям команду Уилфред. - А зачем вам столько пленных? Для хорошего разговора нам бы и одного тут за глаза хватило. Что их, всех на ладью, что ли, теперь тащить?
        - А вдруг они бы уперлись у вас? Вот самого разговорчивого-то и оставите, а остальных всех потом за борт, - и Карл провёл ребром ладони по шее.
        - У нас все разговаривают, - мрачно усмехнулся Уилфред. - Ладно, сами их теперь на ладью тащите!
        «Пятьдесят, сорок, тридцать, двадцать шагов до судна», - считал про себя Мартын и на очередной кочке выругался на немецком:
        - Pass auf, Schweine! Mein Kopf spaltet sich! Halt mich nicht fest, ich komme selbst![16 - Осторожно, свиньи! У меня голова раскалывается! Не держи меня, я сам дойду!]
        Опекающие его воины отпустили руки, и злой рыцарь сам дошёл до корабельных мостков.
        Встречающий всю эту процессию Людвиг напрягся. Что-то неправильное было вокруг, от всего этого веяло сейчас какой-то фальшью и опасностью. Капитан пристально посмотрел на входящего по мосткам рыцаря Генриха и громко закричал:
        - Тревога! Это враги! Отчаливай!
        Двумя резкими боковыми ударами Мартын столкнул в реку придерживающих его немцев и выхватил меч.
        - Русь! - разнёсся боевой клич над рекой.
        Сзади слышался яростный рёв и звон стали. Его отряд расправлялся с опешившими от неожиданности воинами Уилфреда. Подпрапорщик резко оттолкнулся ногами и с замахом меча впрыгнул на палубу ладьи. За ним следом спешил десяток с окровавленными мечами и саблями, а с противоположного борта уже залезали из реки с кинжалами пластуны карелы. Двадцать ударов сердца хватило полусотне всадников, чтобы вылететь на речной берег, и в немногих защитников судна ударили их стрелы и арбалетные болты.
        - Мы сдаёмся, мы сдаёмся, милости! - кричал Людвиг. - Мы не сделали русским ничего плохого! - и он первым бросил на палубу свой меч.
        - Троих наших положили, - вздохнул Саватей, указывая на накрытые с головой тканью тела, лежащие на берегу. - Если бы полусотня степных так быстро сюда не подлетела, то два раза ещё по стольку же тут легло. Хорошо ведь резались, сволочи, - и он сплюнул на землю.
        - Да, жаль, что не обошлось без потерь, - подтвердил Мартын. - Зато теперь их войскам весточку некому о нас подать. Теперь мы можем выходить на соединение с главными силами.
        Глава 8. Битва под Нарвой
        На большом поле, выбранном для общего смотра всех сил, выстраивались союзные рати. Первыми князь Михаил поставил две свои дружинные тысячи. Черниговские полки блестели хорошей бронёй, над их сотнями реяли боевые стяги и хоругви.
        Далее стояли тысяча двести датских воинов, половину из которых составляла тяжёлая латная конница.
        Над Андреевской бригадой реял бело-синий флаг с косым крестом и со Святым Георгием на щите, поражающим копьём змея. Рядом плескалась на ветру красная хоругвь с ликом Спасителя. С правого фланга их строя стояло девять с половиной сотен всадников, далее выстроилось и пешее войско. Над тремя сотнями стоявших у левого фланга Андреевцев реяло бело-голубое знамя с архангелом Михаилом. Здесь стоял отдельный эскадрон старших курсов воинской школы. Около восемнадцати сотен Андреевцев вышли в этот дальний поход.
        Впритык к бригаде, слева от неё, отдельной дружиной стояло три с половиной сотни ушкуйной рати, пришедших с Ладожского, Онежского и от Белого озёр. Далее топтались пять сотен разномастно одетых и вооружённых кто чем придётся находников-новгородцев и пять сотен их союзников из народов ижоры и воти. У последних и вовсе не было никакого доспеха, а из вооружения виднелись лишь одни копья, топоры да лесные луки. Но всё равно войско собиралось немалое - более шести тысяч выставляли союзники против ливонцев.
        - Можно такой силой воевать, задавим ливонцев! - Улыбался князь Михаил, гарцуя на породистом жеребце на виду у всей сводной рати.
        - Да, среди них есть больше половины настоящих воинов. - Кивнул довольно сдержанно герцог Эстляндии Кристофер. - Однако другая половина - это так себе, какое-то лесное мясо с палками.
        - Ничего, у ливонцев тоже вон немало воев из бывших смердов. Почти все их ливы и латгалы только что из лесов и болот выбрались, - проворчал в ответ воевода Михаила Ростислав, осматривая колыхающийся и гомонящий строй новгородских находников.
        - Что по всему этому думает русский барон? - спросил герцог у молчаливо стоявшего поодаль Сотника. - Ему ведь уже пришлось достаточно много повоевать и с немцами, и с нами, - и он погладил плечо, пробитое в своё время самострельным болтом.
        Андрей покачал головой. Не нравилось ему столь легкомысленное отношение князя и всей его свиты к предстоящей кампании. Слишком уж всё легко у них здесь выходило.
        - Впереди Нарва, сильная крепость с большим гарнизоном, как донесла моя разведка. Около неё стоит более чем трёхтысячное войско ливонцев, а к ним туда постоянно подходят отряды, пополняя их. И непонятно, чего ещё ждать от Пскова и от Дерптского епископства - нынешних союзников ливонцев. У каждого из них поболее чем тысячная рать под рукой будет. Если враг ударит по нам с двух направлений, то тогда мало никому не покажется!
        - Нужно действовать решительно! - отмёл все разговоры князь.
        - Конечно, если мы здесь будем сидеть до осени, то тогда никакого толку от этого похода не будет. Нужно бить врага первыми и срочно! Выходим завтра же к Нарве!

* * *
        Два десятка ладей влетели в Нарвский залив с попутным ветром, три перекрывавших проход в реку больших ганзейских когга брали на абордаж опытные ушкуйники Редяты. Андреевские бойцы поддерживали их со стороны стрелковым боем. Немцы отбивались отчаянно. По два десятка их арбалетчиков и лучников выстроились на возвышенных носовых и кормовых настройках, отстреливаясь от атакующих.
        - Залпом бей! - прокричал командир первого взвода выпускного курса Иванко Назарович. Митяй плавно выбрал спусковую скобу, и болт сорвался с направляющего к своей цели. Пять десятков болтов от двух взводов, выстроившихся у бортов каждой ладьи, выкосили стрелков с кормовой настройки.
        - На пятнадцать щелчков заряжай! - послышалась команда от взводного. - Бить самостоятельно, по готовности!
        «Всё правильно, тут главной была скорость стрельбы. На расстоянии в сто шагов мы своим речником любую броню здесь пробьём», - думал Оська, накручивая рычаг взвода самострела. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Щёлк! Пятнадцатый щелчок известил о зарядке оружия.
        На кормовой настройке успевшие перезарядиться раньше уже выбили остатки защитников, и Оська выбрал для себя более сложную цель. Над высоким бортом то там, то здесь мелькали головы в шлемах, вот один из ганзейцев открылся, делая замах с копьём. Оська, не целясь, навскидку выжал спуск. «Бах!» - ударил самострел. «Щёлк! Щёлк!» - ударили рядом самострелы его друзей - Митяя и Маратки. Копейщик так и не успел сделать свой бросок - его с разворотом отшвырнуло от борта ударившими разом болтами, и было непонятно, кто же в него попал. Сразу несколько стрелков одновременно разрядили своё оружие.
        - Не жадничайте! - выкрикнул командир. - Распределяйте цели равномерно, сейчас ушкуйники на борта полезут, всем зарядиться и бить цель по готовности!
        С подошедших трёх ладей ушкуйников в борта коггов впились якоря-кошки, и теперь суда сходились борт к борту. Несколько ганзейцев мелькнули над палубой, попытавшись было перерубить абордажные концы, но их тут же выбили самострельщики.
        - Ура-а! Бей! А-а-а! - раздался рёв Щукарей, и на борта коггов полезла полуторасотенная отчаянная рать. Дальше битва происходила на палубах, и стрелкам доставалась лишь редкая цель.
        - Трое на мачту! - крикнул взводный, и самые лёгкие стрелки полезли наверх, держась руками за натянутые канаты. Теперь, когда ганзейцам было уже не до Андреевцев, по ним можно было вести стрельбу и с горизонтальных рей мачты, а также и с верхового «вороньего гнезда». Минут через двадцать с командами коггов было покончено. Тот, кто хотел жить, сдался на милость победителей, а остальные приняли смерть в бою на палубах и в трюмах своих кораблей.
        Две лёгкие ладьи ганзейцев не стали испытывать судьбу. И так их команды поредели в недавней схватке более чем на треть. Они уходили по реке в сторону крепости. Всё, Нарвский залив был в руках у русских, и часа через три двадцать шесть ладей и три больших когга вошли в речное устье. А в трёх десятках вёрст выше по течению стояла уже сама крепость.
        - Широкая река! - Покрутил головой Михаил. - Не перепрыгнуть её и не перейти вброд, что делать-то тут будем? - и он оглядел свою свиту.
        - Так вот Андрей Иванович пусть и поведает нам, как он эту крепость два года назад чуть было штурмом не взял, да опосля отчего-то передумал, и зачем он потом от неё уже дальше ушёл? - Кивнул на Сотника ближний боярин князя Прибыслав.
        - Не было намеренья её тогда мне брать, - проворчал в ответ Сотник. - Да и не я там тогда был, а старший мой сын Василий. Правильно, что на стены не погнал людей. Коли надо было бы, так взяли бы, конечно, её, а так моя конная рать тогда просто мимо неё шла. У неё своя цель в глубине эстляндских земель была. Да и не дело это - брать такие укрепления в конном строю. Для того особая подготовка и припасы нужны.
        - Как переправились-то здесь? - спросил его черниговский воевода Ростислав. - Широкая ведь река, не Днепр, конечно, но поширше нашей Десны уж точно будет.
        - Конная рать тогда вплавь шла, для того мои воины обучены. Разметали заслон на берегу и сотню латников, вышедшую из крепости, выбили, ну а потом уже дальше пошли, - ответил Андрей.
        - Ну, так пусть, коли они такие умелые, и в этот раз его сотни вплавь идут, - предложил князю Прибыслав. - Завяжут пока боем ливонцев на их берегу, ну а там и мы к ним уже на подмогу подоспеем?
        - Совсем ты любишь Андрей Ивановича, - усмехнулся князь. - Извести его, что ли, задумал, боярин? И чем он тебе только так не угодил? Его конную тысячу ещё в реке хорошо проредят, до берега и половина от неё не доберётся. А вторую половину уже на берегу копьями встретят и для удара даже развернуться не дадут, я правильно говорю?
        - Точно так, князь, - подтвердил Сотник. - Тут нахрапом ничего не сделаешь. Ливонцы свои три тысячи растянули на подходе к берегу и только ждут от нас ошибки. Нам нужно действовать хитростью. Дайте день на то, чтобы все воеводы свои домыслы, как тут действовать, вам подготовили, а потом уже на общем совете всех выслушайте и выберите самый из них разумный.
        - Ну что же, пожалуй, я так и поступлю, - немного помолчав, принял решение князь. - Завтра после общего обеда каждому озвучить свою задумку, как нам ливонца с его берега выбить, а потом ещё и крепость взять. Всё, ступайте к своим ратям, воеводы!

* * *
        Обед был по-княжески обильным, как будто бы и не было лютого голода в окружающих землях. В больших походных шатрах, поставленных на лесной опушке правого берега, одно блюдо сменяло другое. Вот занесли запеченные на вертелах целиком туши оленей. Прислуживающие у столов дюжие молодцы быстро отрезали самые аппетитные зажаренные куски и, выложив их на серебряные подносы, поднесли на главный стол, туда, где сидел русский князь с герцогом Кристофером.
        - За славного Черниговского и Новгородского князя Михаила, да продлятся его годы! За справедливого и щедрого властелина, объединившего земли северной и южной Руси и заставившего трепетать врага! - провозгласил здравницу новоутвердившийся новгородский тысяцкий Борис Негочевич.
        - Любо! Любо! - заревели присутствующие, поднимая наполненные до краёв кубки. Только датский герцог с командиром латной кавалерии Мадсом и сам Сотник отпили с улыбками молча.
        - Что-то не вижу я радости на твоём лице, Андрей Иванович, - со сладкой улыбкой и так, чтобы слышали многие, спросил Сотника боярин Прибыслав. - Или тост стольного городского головы тебя не порадовал, или ты приболел, может быть, часом? Вон и кубок свой до конца не выпил, так, только немного его пригубил, словно иноземец какой.
        Шум за столом стих, и множество глаз устремились на собеседников.
        «Вот только этого мне сейчас не хватало, - подумал Андрей. - Что ж ты лезешь, боярин? И где только я тебе дорогу успел перейти? Нужно было как-то выходить из этого щекотливого положения, ещё объявят смутьяном, желающим зла князю, и потом - «Ага!» Мечом по шее, ну или яду в кубок подсыпят. Хотя это сейчас вряд ли. Пока бригада может быть полезна своими мечами, всё же не посмеют меня убрать, - просчитывал все варианты Андрей. - Ну ладно, подхалимы, вы сейчас сами нарвались», - и он резко встал из-за стола.
        - Моя бригада и я сам привыкли на деле доказывать свою верность властителю и никогда, повторюсь, никогда и никого мы не предавали! Кровь свою проливали, жизни клали в жестоком бою. С честью и храбростью бились против многократно превосходящих нас сил врага, о том вон можете хоть наших союзников иноземцев спросить. А свою верность и доблесть мы не на показных пирах с большими кубками привыкли показывать, а с мечом и копьём стоя в ратном строю. Князя Михаила же я и все мои люди уважают и принимают его всем своим сердцем, ибо против врага он нашего лютого вышел, а не отсиделся где-то там, в дальнем Черниговском тереме. Прости, князь, ты за мой прямой язык. Не привык я паутину, словно мизгирь в углу, плести и сладкие словеса на ней узорами развешивать. Чтобы не было глупых и пустых разговоров, пью я этот кубок, желая тебе здоровья и многих лет, - и Андрей разом осушил серебряную посудину с фряжским вином.
        Михаил поднялся с места и вслед за Сотником осушил и свой кубок.
        - Я верю Андрею. Здесь, в этом шатре, нет для меня чужих людей!
        - Любо! Любо! - заревели военные начальники и вся княжья свита. Многие тут искренне радовались, что не быть разладу в их войске, но были и такие, кто сидел за столами с кислыми улыбками и прятал глаза.
        «Всё равно нужно держаться настороже», - решил для себя Андрей, присаживаясь на скамью. Очень влиятельные враги открылись для него на самом верху господней лестницы, и с этим нужно будет теперь всегда считаться.
        После пира были долгие рассуждения, как же лучше врага бить. Советы давали все, каждому хотелось проявить в глазах князя свою удаль и показать решительность. Да ещё, видать, и вино играло в головах советников. В итоге главное обсуждение генерального плана решили отложить на следующий день, и уже на ночь глядя все здесь собранные начали расходиться по своим личным шатрам.
        Сотник сидел всё так же на своём месте за столом.
        - Андрей Иванович, тебя что, не угостили как полагается, или, может, обнесли добрым вином на пиру? - усмехнулся воевода Михаила, подсаживаясь рядышком.
        - Да нет. - Покачал головой Сотник. - Всё честь по чести, Ростислав Игоревич. Грех жаловаться, попотчевали от души. Но прости за откровенность, думаю я, что сегодня совет воинский здесь у нас впустую прошёл, боюсь, что так же и завтра будет. Горазды все на глазах свои глотки драть да удаль бесшабашную показывать, а дело между тем у нас на месте стоит. А ведь рать ливонская на противоположном берегу реки только лишь усиливается день ото дня. Я уже говорил, что мои дозорные и разведчики не раз уже замечали подход к ним новых отрядов с западной стороны. У нас же подмоги, я тут полагаю, ждать, похоже, неоткуда.
        - Это да-а, - протянул Ростислав. - Затягиваем мы нонче поход, но у тебя, Иванович, никак и своё соображение по всему этому есть. Может, посвятишь меня в задумки?
        До утра просидели два военных начальника в большом шатре, обсуждая и прикидывая что-то на сильно расчерченном пергаменте. И когда уже начали гаснуть звёзды на небосводе да посветлел зарёю восток, оба они стояли у княжьего шатра.
        - Олежко, ты, как князь кваса или рассола попросит, намекнул бы ему, как бы так, между прочим, что мы здесь вдвоём с Андреем Ивановичем у шатра сидим и что его очень сильно видеть хотим, - пояснял воевода княжьему ближнику, бывшему всегда рядом при своём господине. - Может, снизойдёт он до нас, сирых, и примет для отдельного разговора с глазу на глаз?
        - Хорошо. - Важно кивнул тот. - Князь уже захотел было квасу испить, думаю, что вскоре он его ещё пожелает. Подскажу, Ростислав Игоревич, про вас.
        Так вскоре и случилось. Видать, после обильного вчерашнего застолья у князя болела головушка, а во рту было сухо, и уже через час оба воеводы были приглашены в его шатёр.
        Михаил сидел за походным столом уже одетый, лицо у него было «помятое», и было видно, что ему сейчас невесело.
        - Сказывайте, воеводы, чай, не просто так вы сюда спозаранку заявились, когда самое время было бы спать, - проворчал он, оглядывая ранних посетителей.
        - Так точно, князь, дело у нас безотлагательное, - начал рассказ Ростислав. - Никак нам нельзя лишнего дня дальше терять. Всю ночь мы с Андреем Ивановичем кумекали и под утро уже все свои мысли воедино собрали, - и он показал пергамент. - Думаем мы, что опять на сегодняшнем совете из пустого в порожнее все только и будут воду лить, а тут у тебя, князь, уже общее понимание будет. Коли ты посчитаешь нужным, так примешь наш замысел, ну а коли нет, так всё равно будет всё так, как ты сам скажешь. - Развёл руками черниговский воевода.
        - Ну, давайте, подсаживайтесь. - Кивнул милостиво Михаил. - Что вы там этой ночью надумали? - и крикнул в сторону полога: - Эй, Олежко, неси-ка сюда лёгкого мёда, башку править будем!
        В обед на общем сборе всех воевод, послушав вдоволь противоречивых советов от всех собравшихся, князь хлопнул в раздражении по столу ладонью.
        - Довольно уже, пока вы там ночью бражничали, я думу думал, как бы нашего ворога извести, так что вот и вы теперь послушайте. А если кто будет против моей задумки, так может прямо здесь же и высказаться при всех!
        В шатре повисло гробовое молчание.
        - У тебя, Борис Негочевич, пять сотен из Новгородских находников под твоей рукой стоят. Знаю я: мужи они крепкие, к топору с детства приучены. Вот ты им и дай задание, дабы они начали большие плоты рубить и вязать их чуть повыше нашего лагеря. Думаю, что пять или шесть десятков больших плотов за сутки-другие для них ведь несложно будет сладить? - Новгородский тысяцкий угодливо кивнул.
        - Сделаем, князь, уже к завтрашнему вечеру все их сладим, я самолично за этим прослежу.
        - Хорошо. - Кивнул Михаил. - Ещё и приставных лестниц пусть навяжут из хлыстов, они нам для взятия крепости пригодятся. У тебя, Андрей Иванович, есть два с половиной десятка ладей твоих, да и у ушкуйников, что к твоей рати примкнули, их тоже семь или восемь наберется. Вот на них-то да на сколоченные плоты мы и будем садить всё наше пешее войско. Ладьи наши, не в пример ганзейским коггам, с удачным для реки плоским дном сработаны. И они вполне даже могут к самому берегу подходить и на него сидящие внутри рати высаживать. Вот с них-то, с этих ладей, да с плотов и пойдёт всё сборное пешее войско на противный нашему берег. Но и это ещё не всё. Перед тем, ночью, верстах в пяти выше по течению нужно будет вплавь переправить всё наше конное войско. Вот так с двух сторон мы и ударим по ливонцам. Может, кому-то не по нраву этот план и у кого-то ещё лучший есть? - и Михаил ласково оглядел совет.
        Дураков среди собравшихся не было, все сидели молча и с самыми разумными лицами трясли бородами.
        - Хороший план, уж лучше, конечно, чем придумал наш князь-то, и быть ничего не может!
        Только датскому главнокомандующему герцогу Эстляндии Кристоферу зашептал что-то на ухо командир его латной конницы Мадс, и тот заёрзал на скамье, важно кивая.
        - У нашего союзника Кристофера есть какие-то сомнения в моём плане? - с лёгкой улыбкой вопросил Михаил, глядя на датчанина.
        - Нет, план князя хорош, - согласился тот. - Но латная кавалерия не может переправляться через реку так, как это делают русские. Она слишком тяжёлая для такого маневра, и её кони с всадниками пойдут сразу же на дно. Прошу придержать её для более удачного дела, зато в бой пойдут шесть сотен тяжёлых датских пехотинцев.
        - Хорошо, быть по сему! - решил князь. - А теперь давайте обсудим все мелкие части общего замысла, дабы у нас каждый точно знал, что и когда он должен будет делать.

* * *
        - Русские что-то явно задумали, господин! - обратился к командующему всем ливонским войском Герману старший рыцарь Ордена меченосцев Иоган. - Они рубят большие плоты и подогнали к своему берегу три десятка ладей. Только три ранее захваченных ими когга перекрывают подход к крепости со стороны реки, все же остальные суда у них здесь.
        - Похоже, что они всё-таки решились нас атаковать! Безумцы! - воскликнул Рижский епископ, возглавлявший поход. - Готовьте войска к битве!

* * *
        Вечером десятого июля, когда ночь укрыла от лишних глаз берега реки, князь отдал команду к началу битвы. Три тысячи конной дружины Черниговцев и Андреевцев устремились вверх, выше по течению, где начали переправу вплавь. Профессиональные воины привыкли преодолевать водные преграды с конём. Вся новгородская земля была покрыта многочисленными реками и озёрами, Чернигов и вовсе стоял на полноводной Десне. Тысячи верховых воинов широкой полосой вошли в тёплую июльскую воду. На глубине всадники соскользнули со своих лошадей и, держась со стороны течения, плыли, подгребая и помогая им этим. Всё их оружие и доспехи были уложены в надутые воздухом кожаные непромокаемые мешки. Первой на берег вышла большая Степная сотня. Подскочивший конный дозор из двух десятков латгалов был выбит ей полностью. Но шум, поднятый ими, достиг дальнего разъезда, и теперь сотня гнала его в сторону ливонского лагеря.
        На берегу напротив лагеря союзников раздался рёв сигнальных рогов и ударили в тревожное било. Там всё пришло в движение и слышались крики.
        С южной стороны горизонт осветился сотнями зажигательных стрел, которые ударили по лагерю и по выстраиваемым для битвы ливонцам. Две тысячи всадников, из которых полторы принадлежали к хорошо экипированным немцам, развернулись и постарались ударить по коннице русских. А за ними вслед медленно двинулась и пешая рать, ощетинившаяся копьями. Русская кавалерия не приняла ближнего боя и, осыпая стрелами и арбалетными болтами противника, начала отход в южную сторону.
        - Давайте сигнальную стрелу! - Махнул рукой князь.
        Пять десятков плотов с пешцами и три десятка ладей отошли от правого, русского берега. В поднявшейся сумятице, когда главная угроза немцами виделась с юга от конницы, они переправу пехоты союзников заметили слишком поздно. Новгородские находники первыми соскочили в прибрежную воду со сработанных ими же плотов.
        - За Новгород! За Софию! - ревели пять сотен глоток мужиков, вооружённых копьями, секирами, большими топорами и мечами. Передовой заслон лёгкой пехоты, успевший дать несколько залпов из луков, был сметён и буквально разорван разъяренными русскими, а с подошедших к берегу ладей уже выходила тяжёлая датская пехота.
        Ливонские военачальники не успели организоваться, ночной бой никак не входил в их планы. Их основное войско готовилось к бою с русской кавалерией и отошло к югу, и пока их пехоту развернули, на берегу, помимо новгородских находников, уже громящих вражеский лагерь, выстроились в плотные шеренги и датские копейщики.
        - Быстрее, быстрее! - торопил ладейщиков Андрей. Гребцы яростно ворочали вёслами.
        - Раз! Раз! Раз! - отбивали ритм старшины. Суда неслись к левому берегу, где всё сильнее разгорался шум битвы. Семь ладей Щукаря подлетели первыми, и три сотни ушкуйников вылетели из них на берег.
        - Тяжёлая пехота первой, стрелки за ними вперёд! - отдал команду комбриг, и семь пеших сотен Андреевцев, вышедших на берег, двинулись в битву. Всходящее за спинами союзников солнце ослепило ливонцев. Их центр проминался под напором тяжёлых латных ратников. Длинные копья были откинуты в сторону, в прямой сшибке с пехотинцами они уже были помехой, здесь рубились мечами, топорами и секирами.
        Бригада шла стеной. «Раз! Раз! Раз!» - напирал Фрол на щит, оттесняя вражеского воина. «Бум! Бум!» - секира немца ударила по верхнему краю щита, вырубая из него щепки. Фрол сдвинул щит косой плоскостью чуть левее, и третий удар широкого лезвия, заскрежетав по умбону, соскользнул вниз.
        - На! - Русский воин выбросил резко руку с мечом и пронзил открывшегося противника в бок.
        Сзади раздался рёв сигнального рога.
        - Вниз! - послышалась команда, и тело само среагировало сотни раз отработанным на учениях движением. Фрол упал на одно колено, прижимая свой щит к соседнему. Низкая стойка из сотен воинов со щитами дала возможность стрелкам сзади дать прямой залп. «Бам! Бам! Бам! Бам!» - ударили сотни самострельных болтов по колышущейся стене ливонцев.
        - Вверх! Дави! - вновь раздался крик команды, и Фрол вскочил вместе со всей шеренгой на ноги.
        - Русь! Русь! - закричали бойцы и ударили в попятившегося врага.
        Ливонская кавалерия тяжело развернулась и пошла к месту разгоравшейся на берегу битве. Сотня всадников её уже была потеряна от летящих в ночи болтов и стрел в ходе бесполезного преследования отходящей русской конницы. Союзники их обманули, они растянули ливонские войска и ударили по ним с двух направлений. И теперь нужно было лишь только устоять и успеть сбросить с берега их атакующую пехоту. Но и тут не всё было ладно, на спине у немецкой опять висела многочисленная русская конница. И особенно ей досаждали идущие впереди остальных всадники на небольших, но быстрых, заросших шерстью степных лошадках. Они с визгом крутились за отходящими латниками и выпускали тучу стрел. Один, второй, третий десяток уже упал на траву. Из пяти выпущенных стрел хотя бы одна да находила уязвимое место в защитных доспехах всадников или же пронзала их лошадь.
        Командир ливонской кавалерии Вольф подозвал к себе вождей от конных дружин латгалов и ливов.
        - Задержите их хотя бы на немного, нам нужно оторваться и разметать русскую и датскую пехоту на берегу!
        Пять сотен лёгкой конницы союзников немцев, развернувшись, бросились вслед за уходящими степняками. А из леса, зажимая их к реке, вылетели три тысячи конной русской дружины. Буквально пять минут хватило им, чтобы сбить эту лёгкую кавалерию и вырезать её всю подчистую. Тяжёлую немецкую конницу в это время уже принимала на копья датская пехота.
        - Ура! Русь! - раздались крики с западной тыловой немецкой стороны, и в спину ливонцев ударили пять сотен незнакомых воинов. Неожиданная подмога ускорила их поражение, они и так еле держали свой фронт, прогибаясь под напором русской и датской рати. Немцев охватила паника, и, бросая оружие, они устремились к ближайшему лесу и под защиту крепостных стен.
        Общий разгром довершил удар по немецкой кавалерии трёх тысяч русских конников, уже истребивших ранее их союзников. Зажатые между копьями пехоты и клинками дружины крестоносцы бросились прочь, а за ними по пятам, осыпая стрелами, шла большая Степная сотня. Разгром ливонцев был сокрушительным!
        Кое-где на поле ещё добивали сопротивляющиеся и пятящиеся группки врагов, а большая масса пехоты крестоносцев устремилась к Нарве. Новгородские находники, ушкуйники Редяты и воины из ижорской дружины налегке, не обременённые бронёй, ворвались на их плечах в крепость. От подножия вала перед стенами их поддерживали Андреевские стрелки.
        - Маратка, Оська, прикройте! - крикнул Митяй и, выглянув из перевёрнутой телеги, выжал спусковой крючок. «Щёлк!» - со стены с криком сорвался лучник. «Бум! Бум! - ударили в телегу две стрелы. - Бам!» - и одна словно молотом оглушила парня, ударив по касательной в его шлем. «Щёлк, Щёлк!» - разом ударили самострелы друзей, сбивая со стены германских стрелков.
        - Митяй! Живой?! - трясли они товарища, привалившегося к тележной оглобле.
        - Живой, да живой я, - прошептал он. - Голова вот только словно колокол церковный гудит. Расстегните уж лучше шлем, братцы. Мне его ремешок чуть было башку набок не свернул.
        Парни отстегнули от подбородка кожаный ремешок и присвистнули. На шее Митяя внизу, от одного уха до другого шла широкая багрово-синяя полоса.
        - Вот тебя и тряхнуло, братишка! - сочувственно пробормотал Маратка. - На-ка вот водой пока запей, полежи да отдышись здесь, - и он протянул снятую с пояса глиняную фляжку с водой. - Эко ж повезло-то тебе, шлем сегодня наверняка от верной смерти спас. Ладно, ты давай отдыхай здесь, а мы пока повоюем, - и он начал накручивать рычаг взвода самострела.
        На стены крепости лезли по приставным лестницам и шестам лёгкие воины, а в ворота вслед за новгородскими находниками, ушкуйниками и ижорцами входила уже тяжёлой поступью латная пехота.
        Крепость пала, и началось её разграбление.

* * *
        Перед князем Михаилом рядом с Андреем стояли Варун и два эстских вождя Айвар и Рандольф.
        - Это, князь, вожди от восточного племени эстов виронцев, - представил их Фотич. - Пять сотен воинов они с собой привели и вместе с нами с тыла по ливонцам ударили. Хорошо подгадали нужный момент.
        - Да, молодцы. - Милостиво кивнул Черниговский князь. - Помогли нам в битве, что же, и дальше с нами ратиться против немцев пойдёте?
        - Пойдём. - Кивнул Айвар, выглядевший постарше. - Мне сказали, что мы можем союзниками с Новгородом быть и что он сможет нам оказать помощь в создании своего княжества.
        - И кто же это, кто вам такое пообещал? - Улыбнулся эстам князь. - Это дело ведь вовсе даже не быстрое, тут же ещё нужно и интересы датской короны учитывать!
        - Князь, не отказывай эстам. Вся нынешняя война по своей сути сейчас на их исконной земле идёт. Уж лучше нам такого союзника иметь, чем врага, - тихо, так, чтобы это слышал только лишь Михаил, посоветовал ему Андрей.
        - Хорошо, Айвар и Рандольф. Мы всё это обсудим с вами позже, у нас ведь здесь ещё пока сражение не кончилось и сам бой в крепости идёт. Вы эти места хорошо знаете, вот и отправьте свои дружины, чтобы они по лесам частым гребнем прошлись, туда много немцев с поля боя укрылось. Выбьете их - и обратно с общим войском соединяйтесь.
        Из пешего войска крестоносцев уцелели немногие. Конница ливонцев, прикрывшись заслонами, смогла откатиться на запад, но и она была ополовинена в схватке, побита и вымотана до предела. Все уцелевшие в сражении войска крестоносцев и гарнизоны небольших крепостей отходили сейчас в сторону столицы Эстляндии - города-крепости Ревеля. Именно сюда направлялись сейчас и все резервы Рижского епископства и Ордена меченосцев.

* * *
        - Врага нужно добить, пока он опять не собрался с силами! - горячился, доказывая на военном совете свою точку зрения, Андрей. - Ливонцам будет достаточно одного месяца, чтобы они восполнили свои потери! К ним из Германии постоянно подмога на кораблях подходит, потом их будет уже гораздо сложнее выбить из Эстляндии!
        Точно такого же мнения сейчас был и датский герцог Кристофер, напиравший на союзнические обязательства Новгорода и на необходимость продолжения войны.
        Но многие из присутствующих воевать дальше желанием не горели. Ижора, воть и новгородские находники понесли серьёзные потери в битве, а самое главное, что они только что разграбили богатую крепость и, присвоив львиную часть добычи, им уже больше рисковать не хотелось.
        До воинского лагеря долетели неприятные вести из Новгорода. Там доведённый до отчаянья голодом народ опять взбунтовался и пожёг многие господние дворы. Для простого человека ничего не поменялось с этим изменением во власти. Что просуздальская, что прочерниговская партия господних людей правила в этом городе, а люди всё так же вымирали без хлеба. Да пожалуй, что стало в последнее время только ещё хуже, чем это даже было ранее. Умные же и прозорливые из людей пытались бежать с новгородских земель на юг, спасая свою жизнь и жизнь свих близких.
        Лето стояло доброе, но земля засеяна не была, всё зерно, какое ранее хранилось для посевной, было в основном подчистую съедено этой зимой. И как выживать дальше, было теперь народу непонятно.
        У князя Михаила были и свои заботы. В центральных и южных русских княжествах сейчас разгоралась нешуточная борьба за Великокняжеский стол в Киеве. Были и желающие сесть на княжение в Чернигове из старых конкурентов. Собирал в Переславле рати и искал союзников среди Владимиро-Суздальской линии и обиженный на Михаила князь Ярослав. Черниговский князь мог легко лишиться своего отчего удела. До Новгорода ли было ему со всеми этими трудностями и бедами простого люда, когда у него самого власть уходила из-под ног? А тут ещё этот западный поход, где он рисковал потерять свою дружину или же серьёзно её ослабить.
        - Мы освободили восток Эстляндии от немцев и захватили сильную Нарвскую крепость! У нас большие потери, и нам нужен год, чтобы восстановиться. На этом я поход пока завершаю, - наконец объявил он во всеуслышание.
        Андрей сидел на своём месте и не верил своим ушам. Всё, что собиралось и делалось с таким трудом и кровью, бросалось сейчас на половине пути. Можно было не сомневаться, что не пройдёт и месяца после ухода русской рати, как сюда вновь вернутся крестоносцы и они снова возьмут под себя всю эту землю, ещё и вырезав в отместку за недавний поход всех новгородских союзников. Немыслимо! Однако многие на совете с радостью поддержали решение князя.
        - Хватит, повоевали - теперь уже и не стыдно возвратиться домой с такой-то добычей! Любо! Собираемся домой! - кричали убелённые сединой бояре и люди из ближней княжьей свиты.
        - Так неправильно! - Ударил по столу ладошкой герцог Эстляндии. - У нас есть договор, по которому новгородские дружины пойдут освобождать Ревель. За это король Вальдемар Победоносный был готов уступить Нарвские земли и остров Котлин!
        Военный союз трещал сейчас по швам…
        - А что бы Андрею Ивановичу не идти дальше вместе с союзным датским войском? Он же и сам вот только недавно похвалялся и убеждал всех, как нам нужен был этот поход! - перевернул слова Сотника ближний княжий боярин Прибыслав. - Так вот пусть он и идёт теперь брать столицу Эстляндии вместе с союзными нам данами. И тогда наш договор будет с королём формально соблюдён. Андреевская рать ведь по своей сути представляет здесь и сам Великий Новгород!
        «Шах и мат! Вот так вот тебя и переиграли эти придворные интриганы, - отчётливо понял сложившуюся ситуацию Андрей. - И похоже, что именно теперь-то у меня дороги назад уже и нет. Как миленький пойдёшь воевать, исполняя высшую княжью волю. Да-а, патовая ситуация», - думал Андрей.
        Через три дня первой на восток уходила княжья дружина - Михаил спешил в Чернигов. Вслед за ним по той же дороге потянулось и войско новгородских находников с потрёпанными дружинами от ижоры и воти. Все они были нагружены вьюками и обозами с добычей, взятой с грабежа крепости.
        Возле Нарвы оставалась полуторатысячная Андреевская бригада с тремя сотнями ушкуйных команд, тысячное датское войско и четырёхсотенная дружина виронцев. Это было более чем трёхтысячное войско, сопоставимое по численности с Ливонским. Но численного перевеса над врагом, как прежде, у него уже не было.
        В крепости осталась сотня черниговских воинов и три с половиной сотни раненых, сотня из них была из Андреевской дружины. Сто двадцать человек, павших в битве и умерших в первую неделю от ран, похоронила бригада в большой братской могиле.
        На запад! Союзные рати уходили на запад в сторону небольшого городка Раквере, или, как его ещё называли эсты, Тарбапеа[17 - Голова быка.]. Здесь, около реки Сымеру, ливонцы зализывали полученные ими под Нарвой раны и пополнялись новыми воинами, готовясь к боям.
        Глава 9. Битва при Раквере
        - Вот, Родион, тут у них латная кавалерия вот в этом лесочке располагается, ну а там, правее, пехота свой лагерь разбила. Ещё чуть дальше у болотины - их ещё отсюда не видно - стоят то ли ливы, то ли латгалы, их так просто не разберёшь, - объяснял расположение вражеских сил взводному командиру звеньевой Лютень.
        - Да-а, - протянул Родька, - жаль, языка Варун Фотич нам запретил брать, так бы у него все, что было нужно, повыспросили. Ну да ладно, и так уже многое понятно даже и без него, - и он начал наскоро набрасывать на бересте схему расстановки войск, как его учили на командирских курсах. Лютень и Ваня Изборский уважительно сопели, поглядывая искоса на труд своего взводного. Нешуточное это дело - вот эта вот офицерская премудрость!
        - Всё, выходим назад!
        Два десятка фигур в накинутых сверху лохматках скользили по сосняку на восток, впереди была большая поросшая кустарником поляна. Родька принюхался словно пёс, втягивая настоянный на хвое воздух. Эх, собачки им, конечно, во взводе не хватало, такой вот, как у карелов. Хорошая собака, большим помощником в лесных делах выступала. Тут же приходилось полагаться только лишь на своё чутьё. Вокруг всё было спокойно, и Родька, подняв руку, махнул ей. Пластуны гуськом метнулись через открытое место.
        От дальнего края поляны, словно из ниоткуда, вдруг вырвалась стенка немецкой конницы. Всадники, набирая скорость, растягивались полукругом, чтобы охватить пластунов.
        - Лютень, со мной, остальные, на прорыв, - и подпрапорщик сунул Ваньке берестяную скрутку со схемой вражеских сил.
        Шесть пластунов спина к спине стояли в кольце закованных в броню немцев, их самострелы разобрали свои цели.
        - Wer auch immer du bist - gib auf![18 - Кто бы вы ни были, сдавайтесь!] - глухо прокричал один из латников в закрытом стальном шлеме.
        - Die Russen geben nicht auf! Die Andrejewskaja-Brigade ist ein Traum![19 - Русские не сдаются! Андреевская бригада стоит насмерть!] - на корявом немецком прокричал в ответ Родька, судорожно сжимая в руках самострел.
        «Ну, вот и всё, - думал он, - отвоевался. Из таких капканов живыми не выбираются. Ну, хоть ребята в лес успели уйти».
        - Андреас бригада? - вдруг вслед за пластуном повторил тот немец, что только что предлагал им плен, и поднял забрало шлема. На Родиона и окружающих его воинов смотрели цепкие холодные глаза.
        Рыцарь опустил копьё и спрыгнул с коня. К нему тут же подскочили из-за спины три оруженосца, один из них принял уздечку, а двое других - копьё и щит. Немец неспешно подошёл к Родиону и встал напротив него. Все стоявшие вокруг замерли.
        - Курт Майер, сотник кавалерии герцога Саксонии Альбрехта I. - Ударил он себя кулаком по стальному нагруднику. - Русский, ты был в битве при Борнхёведе?
        Родька, коверкая слова, подтвердил: да, два года назад он воевал с данами в землях Гольштейна.
        - Бой в лесу за неделю перед битвой. Датские копейщики с острова Фюн. Ведь это был ты, когда помог на лесной дороге моей сотне? Вы все были в этой странной рванине, - и он кивнул на накидку разведчика.
        - А-а, - усмехнулся Родька. - Да, было дело, чуть было всех вас на свои пики тогда не подняли эти даны. Может, и нужно было им дать это сделать. Глядишь, и не стояли бы сейчас вот перед вашими копьями! - и потом снова ответил на плохом немецком: да, он помнит этот бой, они помогли тогда своим союзникам.
        - О да, мы были тогда союзниками, - подтвердил рыцарь. - Услуга за услугу, вы можете быть свободными, русские. Курт Майер - благородный человек и не любит оставаться в долгу. Но не попадайтесь мне более! - Немец резко развернулся и с помощью оруженосцев тяжело забрался в седло.
        - Lass uns gehen! Es ist eine Ehrensache![20 - Уходим! Это дело чести! (нем.)]
        Стальные жала копий пропали, круг распался, и сотня конницы, набирая скорость, скрылась из виду.
        - Что это было, командир? - спросил подпрапорщика бледный Лютень. - Мы все здесь уже с жизнью попрощались, думали, успеть хотя бы по одному немцу с собою на тот свет забрать.
        - Да знакомого одного встретил, - усмехнулся Родька. - Вперёд, братцы, быстрее за нашими, они, небось, уже за пару вёрст отсюда убежать успели. Скоро по нам тризну справлять будут.

* * *
        - Нам противостоит трёхтысячное войско ливонцев, - рассказывал общий план битвы начальник штаба бригады Филат. - Из них более тысячи - это латная рыцарская кавалерия и около трёх сотен лёгких всадников от союзников. Ещё пять сотен союзников от ливов и латгалов составляют плохо вооружённую пехоту, остальная тысяча с лишним воинов - это немецкие тяжёлые пехотинцы. Наши силы примерно равны немцам. У нас, с подошедшими от короля Вальдемара по морю подкреплениями есть шесть сотен латной датской кавалерии, восемь сотен нашей бригадной конницы, из которых полторы сотни - это лёгкие степняки, ну и все остальные силы - это пехота, пластуны и розмыслы. Из пехоты: более трёх сотен тяжёлой датской, семь сотен нашей, три - ушкуйников Редяты, и четыреста - лёгких виронцев. Как видите, перевеса нет ни у кого. Думаю, что это понимают и сами немцы. Учитывая местность, на которой встал враг, думаю, что он будет атаковать нас своим клином, это ведь их излюбленный приём. По бокам у наших ратей обширные болота и топкие низины, коннице в обход или для обхвата и удара в тыл не пройти. Поэтому грядёт жестокое встречное
сражение. Потери при таких прямых схватках бывают огромные, даже при абсолютной победе мы можем потерять очень много своих воинов. Нужно продумать, что же тут нам можно предпринять.
        Последовало долгое обсуждение. Герцог был уверен в своих воинах.
        - Мы остановим этот железный клин немцев, нам не привыкать принимать их на свои копья. Тем более что у нас есть теперь русские самострельщики, которые его срежут, а мы уж потом его и добьём!
        - Сколько у нас всего бомб на онагры, Илья? - спросил Сотник у главного орудийщика бригады.
        - Дык как и докладывал ещё при начале похода, господин подполковник: на каждый из пяти онагров по полтора десятка бомб запаса будет. - Встал с места прапорщик. - Всё давно испытано, онагры и заряды работают надёжно. За три сотни шагов самые тяжёлые заряды сможем закинуть со всей уверенной точностью.
        - Хорошо. - Кивнул комбриг. - Лавр Буриславович, у нас чеснока много ли ещё осталось, собрали сколько-нибудь его после Нарвского сражения?
        - Мешков пятнадцать больших точно будет, Андрей Иванович, - ответил главный тыловик. - Всё, что смогли найти и на поле боя выковыряли, да ещё и запас на ладьях оставался, сейчас вот всё в трюмах наготове лежит.
        - Ну, вот и пришло время для всех наших боевых припасов, - подвёл итог Сотник. - Если мы тут, под Раквере, сможем перемолоть все силы ливонцев, то противостоять нам в Западной Эстляндии будет уже попросту некому. И тогда Ревель сам падёт, после нашего решительного штурма и без подхода к нему подкреплений. Датский флот, как я знаю, ведь наглухо закрыл ему гавань?
        - Именно так, - подтвердил Кристофер. - Мы уже неделю как взяли Ревельский залив в плотную блокаду. Так что по морю подкрепление к немцам больше не придёт!
        Второго августа, на Ильин день, две армии противников выстраивались напротив друг друга для решительной битвы. Немцы, как и предполагал штаб, выбрали для себя построение клином. Впереди в качестве основной ударной силы выстраивалось тысяча двести всадников тяжёлой рыцарской кавалерии. Сразу же за ними пристраивались верхом три сотни союзников из прибалтийских племён. После этого уже шла тяжёлая германская и лёгкая сборная пехота.
        Намеренье ливонцев было понятно: ударить в центр русского построения железным клином латников, расколоть его надвое и уже потом раздробить деморализованные половинки своей тяжёлой пехотой.
        Для того чтобы противостоять такому натиску, нужно было погасить скорость удара, остановить этот железный клин, а затем сдавить его с боков и самим разорвать на части. Таков и был основной русский план.
        Союзные войска строились в виде срезанной в вершине латинской буквы V, боковыми сторонами расширяясь к противнику. В основании встала самая устойчивая часть пехоты союзников - тяжёлые копейщики датчан с длинными пиками и двести ветеранов Андреевцев. Сразу же за ними расположились три сотни стрелков из воинской школы и пять онагров. И уже дальше, в резерве стояла вся конница.
        По бокам встали все остальные Андреевцы, ушкуйники и воины виронцы. В их задачу входило сжать немецкий клин с флангов, когда он завязнет в битве.
        - Давайте! - Махнул рукой комбриг, и полусотня розмыслов кинулась раскидывать чеснок по полю перед построением, сюда же втыкали под углом заостренные колья и укороченные копья.
        Всё это делалось быстро и на скорую руку, нельзя было настораживать противника раньше времени, чтобы он не изменил направление удара.
        Масса войск впереди пришла в движение. Вот с тихого шага, постепенно ускоряясь, клином пошла тяжёлая рыцарская конница.
        - Дотягивай! - раздалась команда Ильюхи, и заскрипели вороты, натягивающие торсионы онагров.
        - Пятьсот, четыреста пятьдесят, четыреста, триста пятьдесят, - считал, сидя на сколоченной из лесин небольшой вышке-треноге, пройденные конницей отметки Филат и потом резко свистнул. - Бей!
        Командиры орудий подожгли фитили на бомбах, и пять онагров, разом взревев, выметнули навстречу коннице керамические ёмкости с красной полоской. Одновременно с ними ударили навесом и самострелы-речники. Селитряные фитили, шипя и оставляя на лету дымный след, достигли порохового заряда. «Бабах! Бабах! Бабах!» - бомбы рванули над головами всадников, осыпая всё вокруг металлической обрезью и разбрызгивая капли горящей зажигательной смеси. Первые ряды кавалерии уже валились, выкошенные бронебойными болтами, и тут кони налетели на рассыпанный чеснок. На десятиметровой засеянной полосе этого примитивного, но удачного оружия вставали на дыбы и валились первые лошади с их всадниками, а в идущих за ними всё били и били мощные самострелы. Темп наступления клина замедлился - слишком много неприятных неожиданностей получили немцы на подходе к стене копейщиков.
        - Sidde! Ingen at rejse sig![21 - Сидеть! Никому не вставать! (дат.)] - прокричал приказ командир датской пехоты Йенс. - Никому не вставать, сзади бьют русские самострелы!
        Митяй вновь, как и два года назад, когда он стоял на поле Борнхёведе, накручивал рычаг своего речника, а рядом с ним плечом к плечу стояли его верные друзья. Три шеренги стрелков, из которых выпускники школы были первыми, заряжали своё оружие.
        - Первая шеренга, бей! - рявкнул Кочет, и сотня гранёных болтов сорвалась с направляющих. - Заряжай!
        Упав на колени, Митяй вырвал болт из кожаной сумки и поставил его в гнездо самострела.
        - Вторая шеренга, бей! - и над головой резко хлопнули самострелы курсантов-четвертачков. А Митяй, работая рычагом взвода, по щелчкам уже взводил своё оружие.
        - Заряжай! - и вслед за выпускниками для зарядки опустились и курсанты четвёртого курса школы.
        - Третья шеренга, бей! - Курсанты-третьяки разрядили оружие и по команде тоже опустились на колени.
        Всё, есть пятнадцатый щелчок, оружие к бою готово! На этом расстоянии такого усилия тетивы и самострельных плеч было уже достаточно, и раздалась команда начальника сводного эскадрона школы.
        - Первая шеренга, товсь! Бей! - и опять сотня болтов ударила в подходящую конницу.
        - Spearmen rejser sig! Kavaleri til lanserne! Bliv i ko![22 - Копейщики, встать! Кавалерию на пики! Держать строй! (дат.)] - раздалась команда старшего датчан, и немецкая кавалерия напоролась на строй копейщиков.
        Пехотинцы в плотных порядках орудовали длинными пиками. На две-три эти традиционные пики приходилось по одному воину с алебардой, где, помимо наконечника, был ещё топорик и железный крюк - хоть им руби, хоть коли, а хоть стаскивай с лошади вражеского всадника и добивай его уже потом на земле. Главным было остановить наступательный порыв вражеской конницы, и общими усилиями это всё же удалось сделать. Теперь началась долгая и тягучая сеча.
        А в это время, выбиваемая стрелами и болтами с флангов на огневой рубеж, выходила уже немецкая пехота.
        - Бей! - рявкнул Филат, и командиры орудий подожгли фитили на осколочно-зажигательных бомбах. Метательные рычаги выкинули снаряды в подкатывающую за конницей пехоту. «Бабах! Бабах! Бабах!» - взорвались они, над гущей людей накрывая наступающих градом осколков и брызгами горящей смеси. Эффект от удара по пешему войску был гораздо сильнее, чем по коннице. Здесь не было такой сплошной брони, и мелкие металлические осколки находили незащищённые участки или же пробивались сквозь звенья кольчуги, калеча и раня людей. Самой же страшной была горючая смесь. Десятки людей катались по земле с истошным воем и визгом, пытаясь её затушить, но всё было тщетно - этот средневековый напалм прожигал до костей, и спасения от него не было.
        - Прицел - самый малый, - скомандовал Филат. - Пехота подходит на сто пятьдесят шагов!
        Теперь нужно было быть вдвойне осторожным, чтобы только не попасть по своим, и командиры орудий срезали часть запального фитиля с бомб, сверяясь по своим специальным линейкам. Все доработанные селитряные фитили были уже на это время единообразны и имели одинаковое время горения.
        - Ниже, ниже прицел! - Выбил клин наводки Егорий, опуская орудие.
        - Бей! - раздалась команда для всех. Онагры взревели, и над головами копейщиков, задержавших конницу врага, пронеслись бомбы. Бах! Бах! Бах! Пять разрывов накрыли огненным облаком и осколками целые десятки вражеских пехотинцев, подбегающих к месту схватки.
        - Пора! - крикнул Сотник и вскочил на коня.
        Взревели сигнальные рога, и с двух боковых сторон от русского U-образного построения, охватывая фланги немцев, ударила лёгкая и стремительная пехота союзников. Именно сейчас в этом своём резком ударе она и была наиболее эффективна. Виронцы и русские ушкуйники били секирами и топорами, бросали в противника с ходу сулицы и копья. Три сотни Андреевцев, разрядив самострелы в упор, врубились боевыми тройкам, орудуя в тесноте своими короткими мечами пешцев.
        Над полем боя стоял неумолкаемый шум, звон и рёв голосов. Немцы были хорошими воинами, первые ряды их тяжёлой конницы всё-таки смогли прорубиться сквозь боевые порядки пеших данов, и, вырвавшись из тесной сечи, они начали заходить им в тыл.
        - В копья, сынки! - прокричал Филат и сам, схватив в руки длинную пику, заскочил в общий курсантский строй. За ним забежали и те пять десятков воинов из расчётов онагров, что стояли сзади.
        - Русь! - заревел четырёхсотенный прямоугольник и мерной поступью пошёл вперёд.
        - Раз! Два! Раз! Два! - под счёт привычно орудовал пятиметровой пикой Митяй. - Раз! - и длинный гранёный наконечник пробил кольчужную бармицу, прикрывающую шею рыцаря. - Два! - Пика пошла назад, а всадник, обливаясь кровью, сполз с седла на землю.
        - В стороны! - прокричал команду датчанин Йенс, и разорванные крылья шеренг, когда-то бывшие единым строем тяжёлых копейщиков, начали медленно расходиться, пятясь от центра вбок.
        - Ну, вот и наше время пришло, Василь! - проговорил Сотник, оглядывая из седла всё конное войско. - Пора и нам бить, пока там немцы наших мальчишек не посекли!
        - В атаку! Русь! - кинул он клич, и четырнадцать сотен датской и русской кавалерии с оглушающим рёвом обрушились на врага.
        - В сторону! В сторону! Наша конница идёт! Всем с дороги быстро, стопчут всех! - поторапливал пятящиеся курсантские сотни Филат.
        На полном ходу мимо них сейчас неслась лавина всадников. Уставшая и наполовину выбитая в бою конница ливонцев уже не смогла остановить яростного порыва тяжёлой датской и русской кавалерии. Пять сотен её оставшихся в живых всадников были вырублены на раз, а затем кавалерия союзников обрушилась на теснимых с боков немецких пехотинцев. Враг не выдержал, дрогнул и обратился в бегство. На протяжении целого дня и ночи шло его непрерывное преследование. Затем добивать бегущих было поручено большой Степной сотне, пластунам и хорошо знающим эту местность вирумцам. Остальные войска приводили себя в порядок после тяжёлого боя. Впереди у них был ещё город-крепость Ревель. И нужно было ставить точку в этой кровавой войне!
        Глава 10. Ревель
        - Командир, на полянке чужие! - докладывал звеньевой пластунского дозора Лютень Родьке. - Около десятка осёдланных коней под охраной двоих в кольчугах стоят. Да ещё в кустах кто-то рядом с ними возится. Не разглядели мы там всего, день ведь, не подберёшься близко, да и держатся они там сторожко.
        - Кто же это, ливы или латгалы? Небось, немцев-то, уже всех подчистую на поле боя посекли? - спросил пластуна Родька.
        - Да нет, похоже, что всё-таки из тяжёлой конницы эти будут, у немецких-то союзников и сами кони послабже, да и амуниция не такая уж богатая, как у них, - ответил ему сержант. - Думаю я всё же, Родь, что это рыцарский десяток на Ригу после сражения отходит.
        - Интересно, - проговорил командир. - Заканчиваем днёвку! Ну, поглядим, кто же это там заблудился в лесу.
        Второй уже день взвод пластунов Родиона проверял леса в районе реки Соодла. Везде было тихо. Наткнулись, правда, на пятёрку пробирающихся к себе пеших ливов да взяли трёх немцев-драбов, бросивших свой обоз. Всех их отправили под охраной двух молодых бойцов к Раквере, а сами пошли дальше. Надежды кого-нибудь встретить уже не было, страх гнал проигравших сражение быстрее, чем шло их преследование.
        Родька уже собирался дать команду возвращаться к себе, а перед этим позволить людям хороший отдых, но вот же похоже, что пятёрке Лютня сегодня повезло, и теперь два десятка пластунов скользили по лесу в сторону укромной полянки.
        - Ванка, ты туда со своими ползи. Лютень, а вы с того бока заходите. Пётр, вы давайте с этого по-тихому, - отдавал шёпотом распоряжения взводный. - Все остальные, за мной. Подползайте ближе, а как только сорока закричит, так сразу же бейте всех тех, кто там за оружие схватится. Главное, к лошадям им не дайте подобраться!
        И бойцы в лохматках, словно лесные призраки, пропали из виду, скользнув в кусты и в высокую траву.
        На поляне всё так же стояли возле лошадей двое воинов с арбалетами. Как видно, были они из низшего орденского сословия меченосцев. На их головах были небольшие округлые шлемы, ниже пояса опускалась кольчуга, а на поясных широких ремнях в простых чёрных ножнах висели мечи. Посреди полянки в обрамлении кустов боярышника стояло несколько берёзок. Там шло какое-то шевеление и раздавались приглушенные стоны.
        Родька огляделся. Его намётанный взгляд заметил несколько кочек, появившихся здесь только недавно. Ага, а вот одна из них медленно-медленно переместилась под крайний куст боярышника.
        - Наглеет Лютень, а ну как в этих кустах сторожкий дозорный засел, вот и получит он тогда гранёный болт в свою лихую башку. Ну, ладно, теперь все на своих местах, - и взводный, подняв ко рту ладони, выдал сорочий стрёкот.
        Щёлк, щёлк! Два самострельных болта, выпущенные в упор, пробили насквозь сторожей. Их арбалеты рухнули на траву вместе с телами хозяев.
        А над поляной разнеслась резкая команда:
        - Beachtung! Deutsche, du bist umgeben! Gib auf oder stirb! Lass deine Waffe fallen![23 - Внимание! Немцы, вы окружены! Сдавайтесь или умрёте! Бросайте оружие! (нем.)]
        Из кустов боярышника с криком выскочило трое воинов с обнажёнными мечами, прикрывавшихся щитами. Раздалось несколько самострельных щелчков, и все они рухнули на землю. Кочка у ближайшего куста словно вспучилась, с неё слетел пук травы, и показалась фигура в лохматке, перезаряжающая самострел.
        - Командир, там ещё двое сидят, луков и самострелов при них нет, и лежит еще рядом с ними кто-то, - доложился Лютень.
        Пластуны, держа оружие наготове, скользнули в кусты боярышника.
        На земле лежало двое в окровавленных серо-красных балахонах, один из них был в забытье. Второй, чуть приподняв голову, оглядывал подступающих врагов горящим лихорадочным взором. Его серое осунувшееся лицо было искажено гримасой боли и страдания, а с губ сорвался стон. Лежащих на земле прикрывали своими спинами двое воинов в таких же серых балахонах с нашитыми на них символами Ордена меченосцев - красным мечом и латинским крестом в его навершии.
        Один из них, стоявший без шлема, с висящей вдоль тела окровавленной левой рукой и с мечом в правой, показался Родьке знакомым.
        Высокий выпуклый лоб, волевой подбородок и эти стального цвета глаза.
        - Курт Майер, рыцарь из Саксонии, брось свой меч на землю, мы не воюем с ранеными! - выговорил трудную для него фразу Родька и сам первым опустил свой самострел.
        Немцы стояли в кругу пластунов, и один за другим на их глазах русские вслед за своим командиром опускали оружие.
        Родька закинул самострел за спину и шагнул к зелёной подстилке, на которой лежали раненые.
        Перед ним замер немец. Секунду-другую смотрели воины в глаза друг друга. Наконец рыцарь опустил меч и сделал шаг вбок. Родька, присев на колени, внимательно осмотрел лежащих.
        «Да, этот, похоже, уже всё», - подумал он. Серо-синюшное лицо рыцаря, находившегося без сознания, само говорило о всей серьёзности его ранения. Дыхания у него уже не наблюдалось.
        - Отходит, - пробормотал Родька.
        Он сдвинул грязно-красный балахон с груди. Передняя часть нагрудной брони его была пробита в двух местах, а на защите плеча виднелась большая рваная вмятина.
        - Нет, бесполезно, слишком много он крови потерял, да и столько времени был с такими ранами, - и он потянулся ко второму рыцарю. Второй охранник что-то быстро спросил у Курта и дёрнулся было к Родьке с мечом. Десяток самострелов разом уставился в него.
        Майер отдал резко команду, и его товарищ опустил свой меч.
        Родька откинул рваный балахон с нашитыми символами меченосцев. У этого воина на нагрудной броне справа в районе ключицы было одно входное отверстие. Вторая рана была на правой ноге чуть выше колена.
        - Снимайте доспех! - Кивнул Родька рыцарям и показал жестами, что он от них хочет.
        Коротко переговорив между собой, меченосцы начали осторожно освобождать своего раненого от защитного железа. Дело это было небыстрое, и бедняга изрядно измучился, пока не остался в длинной льняной рубахе до колен и в штанах. Разрезав и то, и другое, взгляду Родьки наконец-то открылись раны. Плечо рыцаря было пробито арбалетным болтом насквозь, и его затупленный кончик, пройдя буквально в пальце от ключицы, выглядывал теперь со спины. Похоже, что кости не были задеты, и это уже было хорошо. На ноге над коленом был большой и рваный разрез. Как видно, копьё пешца при ударе сюда наконечника рассекло кожу с мышцами и на своём возвратном ходе вырвало кусок плоти из раны. Крови воин потерял много, но и тут, похоже, кость не была повреждена.
        - Емелька, а ну пошли сюда! - крикнул Родька, подзывая своего взводного лекаря. - Пётр, мы с тобой ему помогать будем, подсаживайтесь сюда ближе.
        Меченосцы, переминаясь с ноги на ногу, внимательно наблюдали, как русские промывали рану их товарищу какой-то сильно пахнущей хмельным жидкостью. Затем они дали ему отпить несколько глотков из фляжки, а коренастый рыжеволосый детина, порывшись в своём мешке, достал страшного вида изогнутые клещи. Вот он тщательно их промыл этой же вонючей водой и, поднатужившись, вытащил из раны на плече арбалетный болт. Раненый резко прокричал и потерял сознание.
        - Тихо, тихо! - успокоил рыцарей Родька. - Спать, спать! Он только спать! Зашивай его, Емеля, а я того пока гляну.
        Второй раненый был уже без дыхания, пластун тщательно пощупал его руку у запястья и шеи, отодвинул веко.
        - Всё, робята, извиняйте, но этому уже не помочь, - и как-то виновато вздохнув, он стянул с головы свою плоскую шапку из плотного зелёного сукна. - Отвоевался уже ваш рыцарь, крови он много потерял. Что ж вы сами-то ему не помогли? А этот на поправку, похоже, что пойдёт. Но нужно два, нет, даже три дня отдыха, нельзя вам его пока тревожить.
        Немцы очень плохо понимали, что им сейчас пытается объяснить этот странный русский. Его речь перемежевалась германскими и чуждыми им словами. Наконец-то до них всё же дошёл смысл сказанного.
        - Мы можем оставаться здесь три дня? И вы не будете забирать нас с собой?
        - Да. - Кивнул Родион. - Сейчас раненому нужен покой, он просто не перенесёт дороги. Мы оставляем вам флягу с крепким хмельным и чистой тряпицы для перевязки. Обрабатывайте его, как мы сейчас, и давайте больше питья, а нам уже пора, - и он повернулся, чтобы уходить.
        - Спасибо! - тихо произнёс в спину рыцарь. - Я опять в долгу у русских.
        Родька обернулся и подмигнул Курту.
        - Лучше бы вам не приходить со своими долгами. Слишком дорого это для вас выходит, - и уже на немецком выдал заученную на курсах фразу: - Auf Wiedersehen! Geh in Frieden zu deinem Haus und komm nicht mit einem Schwert zuruck![24 - До свидания! Идите к себе с миром и не приходите обратно с мечом!]
        - Всё, ребята, бегом! Нам за сутки ещё до своих добраться нужно!
        Последний пластун нырнул в полог леса, и на полянке осталось только трое живых людей.

* * *
        - Идём на Ревель! - отдало приказ своим войскам союзное командование через четыре дня отдыха. На Эстляндской земле оставалась ещё одна крепость, занятая врагами.
        Этот город, ставший столицей Герцогства Эстляндского, стоял на берегу огромного морского залива ещё задолго до прихода сюда датчан и немцев, и назывался он у эстов Kalevan - Калева, или, как ещё именовали его новгородцы, Колывань. Название его, скорее всего, было взято из финно-угорских языков, и происходило оно из древнего предания о богатыре Калеве. Ещё сто лет назад упоминал этот город в своих сочинениях арабский географ Аль-Идриси, и уже тогда он казался этому искушённому путешественнику большой крепостью. За прошедший век много чего произошло на земле эстов. В ходе нашествия датчан она утратила свою независимость, а на месте Kalevan - Колывани возник город-крепость Ревель как столица датской провинции - Герцогства Эстляндского.
        Сейчас этим городом-крепостью владели отбившие его у датчан ливонцы, и они явно не собирались его сдавать. Разведка доносила о сильном гарнизоне, к которому пришли немалые подкрепления, да и часть войск противника, потерпевшего поражение при недавней битве под Раквере, всё же сумела туда отступить. Учитывая хорошие каменные и земляные укрепления крепости, штурм её обещал быть очень трудным.
        Между тем датский флот свою задачу по блокированию гавани с моря выполнил, и хотя бы это облегчало задачу при грядущем штурме, не требуя распылять свои силы ещё и на контроль моря.
        Войска союзников шли по большому тракту огромной колонной. И только припасы розмыслов и тяжёлые онагры перевозились по морю. Наконец, через седмицу пути, воины увидели перед собой огромное озеро.
        - Юлимисте. - Кивнул в его сторону герцог Кристофер. - В десяти верстах к северу будет и сама крепость. Мы уже к ней подходим, барон.
        Первое столкновение с неприятелем произошло на подходе к городу. На узком пятивёрстном участке между озером и морским заливом стояло наготове три сотни тяжёлой немецкой кавалерии. Её всадники попытались с ходу атаковать передовую Степную сотню, оторвавшуюся от основных сил. Дозор Рашида, идущий впереди, заметив опасность, резко развернулся и кинулся предупредить своих об опасности.
        - Немцы идут! Латная конница! Сотни в три, если не больше!
        Степная сотня развернулась и начала отходить к основным силам. А навстречу несущимся во весь опор за передовым дозором тяжёлым всадникам от уходящих степняков уже полетели стрелы. Как бы ни были они защищены бронёю, но то одна, то другая стрела, а всё же находила своё уязвимое в доспехе место, и падали на траву огромные кони и их всадники.
        У степняков во все времена самым излюбленным приёмом был маневр с обманным отходом, вот и сейчас Степная сотня мастерски, не отрываясь от тяжёлой немецкой кавалерии, буквально на своём хвосте увлекла её в узкую болотистую низину у небольшого озерца Пае.
        Ещё немного - и волна всадников в блестящих доспехах, несущихся на своих больших рослых лошадях, захлестнет отходящих и вырубит их в прямой сшибке. Но эти невысокие, обросшие длинным волосом степные кони с их лёгкими седоками в сёдлах, чавкая копытами по грязи, вдруг резко набрали скорость и ушли далеко вперёд. От окружающего низину соснового перелеска вдруг выскочила кавалерия союзников. Пять сотен датской латной конницы развернулось с запада, отрезая немцам путь назад. Семь Андреевских сотен вышли с севера и с юга, а с востока показались идущие под барабанную дробь плотные шеренги пехоты. Ливонцы сбросили скорость бега и замерли на месте.
        - Это капкан! - крикнул Герберт, командир тяжёлой немецкой кавалерии. - Нам нужно прорываться назад!
        Над низиной раздался густой и протяжный гул сигнального рога. «Бей!» Семь сотен самострелов, из которых более двух сотен были мощными реечными, выпустили свои тяжёлые болты, а затем вслед им полетели и бронебойные стрелы.
        Теряя людей, немцы развернулись и пошли на прорыв, а им навстречу, набирая ход, шла датская латная конница. С оглушительным грохотом и треском противники встретились у самого западного края низины.
        - Русь! - прокричал Сотник, и конница Андреевцев ударила с флангов. Не прошло и десяти минут, как тяжёлая кавалерия немцев, зажатая в болотистой низине, была вырублена вся до последнего человека. У коменданта Ревеля в распоряжении теперь оставалась лишь только пехота.
        10 августа с утра с восточной стороны, беря крепость в широкое кольцо, пронеслась лёгкая конница. Предместья пылали. В огне сейчас сгорали бревенчатые лачуги простолюдинов, поселившихся за крепостными стенами. Немцы не хотели оставлять противнику ничего, и команды факельщиков поджигали любую клетушку.
        - Эгей! - гаркнул Юлай, проносясь на коне мимо горящей сараюшки. Щелканул его степной лук и лук друга Мурата, и двое закопчённых пешцев с факелами в руках рухнули на землю, а степные всадники с посвистом поскакали дальше. Около четырёх десятков немцев, не успевших укрыться за стенами, стали добычей берендеев.
        - Плохой воин, - цокал языком Юлай, выдёргивая стрелу из спины убитого. - Зачем тут всё жёг, зачем всё ломал? Война закончится - людям жить где-то нужно будет. Э-эх, совсем плохой воин. - Покачал он головой, отбрасывая в сторону трофей. - Это не меч, это какой-то ржавый нож у тебя, - и он, что-то ворча себе под нос, пошёл к следующему факельщику, лежащему со стрелой в спине у сарая.
        Близко к крепостным стенам подъехать не удалось - на пять сотен шагов били с высоких башен стреломёты-скорпионы. Одна тяжёлая стрела ударила в бок коня и вышла с другой его стороны. Всадника чудом не задело. Он соскочил с пронзённой лошади и запрыгнул за спину подскочившего на помощь товарища.
        Степная конница отошла на безопасное расстояние, и всадники, спешившись, оглядывали крепостные стены. Да-а, такую крепость им ещё брать не доводилось!
        Андрей осматривал крепостные укрепления. Хорошая фортеция для этого времени! Датчане обнесли высокие бревенчатые стены камнем, пробили там бойницы, а наверху выстроили парапет, за которым можно было укрываться от стрел противника и самим вести дистанционный бой. Немцы тоже не сидели без дела, укрепив и надстроив все, что только могли.
        Кроме огромной надвратной, вдоль крепостных стен на расстоянии ста пятидесяти шагов друг от друга стояли большие округлые башни, на которых располагались дальнобойные стреломёты-скорпионы. Сами стены были высотой около девяти-десяти метров, а перед ними ещё был насыпан вал и выкопан глубокий ров.
        С наскока такие крепости брать было бесполезно, и теперь Ревель обкладывался со всех сторон.

* * *
        - Длиннее лесины рубите, длиннее, чтобы у вас ещё запас в высоте был! - командовал готовившим штурмовой припас Лавр Буриславович.
        Вот уже восьмой день, как шла подготовка к предстоящему штурму. Было необходимо заготовить пять десятков лестниц, сотни разноразмерных щитов, наделать корзины и плиты из ивового прута. Всё то дерево, что не сгорело в предместьях, шло теперь тоже в дело. Немцы внимательно наблюдали со стен за приготовлением союзников. На вылазки они больше не решались, им хватило уничтожения всей тяжёлой конницы и ночного боя с осаждавшими, когда отряд в сотню лёгких кавалеристов, решивших пробиться в сторону Риги, был полностью выбит или взят в плен. И теперь со стен слышалась брань, угрозы, да время от времени били луки и метали тяжёлые стрелы скорпионы.
        С утра третьего дня под руководством главного розмысла бригады Онисима с южной и восточной сторон к крепости широким полукольцом осаждавшие начали выстраивать и свои укрепления. Сначала устанавливались плетёные из ивняка корзины, затем их быстро забивали камнями, глиной и землёй и тут же выставляли щиты и защитные бревенчатые стенки. Временные укрепления выдерживали удар от стрел луков и арбалетных болтов, да и мощным скорпионам они уже были не по зубам. Работы шли днём и ночью, полукольцо осадных укреплений постепенно сжималось, и наконец-то союзники смогли приблизиться на расстояние уверенного боя даже для самых простых самострелов. Приближалось время генерального штурма, и оно работало явно против осаждённых.
        В восточной части Ревельского залива у выстроенного временного бревенчатого причала постоянно шла разгрузка из подходящих сюда по морю судов. Высаживались на берег воинские десятки, выносилось на пирс продовольствие и боевой припас. Из Андреевских ладей с шумом и гамом под дружный счёт с натугой выкатили пять больших онагров, и теперь их медленно перетаскивали в сторону крепости. Илья метался от одного орудия к другому, проверяя смазку осей и исправность широких деревянных колёс. То и дело слышались его громкие крики:
        - Больше дёгтя лейте! Мажьте оси, ворвани не жалейте!
        Со скрипом и стоном, но онагры всё-таки ползли вперёд.
        Немцы, почуяв неладное, начали активно обстреливать защитные полевые укрепления осаждавших. То в одном, то в другом месте вспыхивали пожары от их зажигательных стрел. Как ни смачивали активно дерево внизу, но погода сейчас стояла сухая, и вся эта влага выветривалась очень быстро.
        - Скорее бы уж на стены! - ворчали бывалые датские воины, пришедшие на подмогу морем из далёкой метрополии. Их, опытных заслуженных пехотинцев, участвовавших ранее не в одном штурме во всех этих многочисленных войнах, что вело Датское королевство, было сейчас на осаде уже более тысячи. Именно датской пехоте, по замыслу командующих, и надлежало идти на стены первыми, и они это прекрасно знали. Но похоже, что перед этим их герцог с этим союзным русским бароном решили выжать из них вообще все силы. Какой уже по счёту день не расставались они с лопатами, с кирками да с топорами, работая под стенами Ревеля как обычные строители и шахтёры. А тут ещё начали гибнуть их товарищи, подведя временные укрепления к крепостным валам.
        - Пора ливонцам укорот дать! - потребовал Сотник у своих командиров. - Вчера вон два десятка пешцев на оборонительных работах датчане потеряли. Совсем уже немцы вконец там распоясались! Бьют на выбор со стен, даже уже и не прячутся. Завтра перед рассветом наши стрелки занимают позиции в осадных укреплениях. Работа на них утром продолжится как обычно, но как только враг начнёт бить со стен, вы подавите его стрелами и самострельными болтами. И потом уже не давайте их стрелкам даже головы там высунуть, чтобы на каждую бойницу по три наших самострела их стрелков караулили. Они, конечно, поборются там для начала с нами, но мы же их превосходим в стрелковом бое по всем статьям, так что думаю, что уже до обеда всех мы там задавим. И вот тут-то нужно будет уже и дальше их в страхе держать и не отпускать потом с самого короткого поводка. Пусть даже выглядывать из-за крепостного парапета боятся. А завтра к вечеру мы и онагры выкатим на прямой бой. Розмыслы примерятся, пометают для лучшей пристрелки простые камни и приготовят на утро свои бомбы. Сколько у нас их всего? - спросил Сотник у Ильи.
        - На каждый онагр у нас их было три вида, по пять бомб в каждом, господин подполковник, - ответил орудийный прапорщик. - После битвы под Раквере у нас на каждое орудие осталось по две бомбы осколочно-зажигательной и по пять из чисто осколочных и зажигательных. Последние мы пока что вообще не тратили. Итого у нас дюжина на каждый онагр есть, или же шесть десятков всего и на все орудия.
        - Хорошо. - Кивнул Сотник. - Зажигательные бомбы мы пока оставляем в резерве, а вот все остальные вы приготовьте к бою. Но перед этим хорошо побейте зубцы на стенах камнями. Постарайтесь хорошо пристреляться, чтобы потом наши дорогие снаряды зазря не закидывать. Общий штурм назначается на послезавтра. С рассветом атакующие колонны пойдут на приступ. Герцог просит оказать ему честь, он хочет, чтобы его датчане зашли на эти стены первыми. Так предоставим же союзникам такое право, как прежним хозяевам этой крепости. Их тысяча двести пехотинцев перед рассветом скопятся у осадных укреплений и по сигналу герцога Кристофера ринутся с лестницами, мостками и ивовыми плетнями ко рву, закидают его ивовыми корзинами и щитами, установят там мостки, а затем, перемахнув через ров, пойдут на стены. Думаю, что как раз в это самое время ливонцы опомнятся и начнут бить сверху штурмующих. Вы сами прекрасно понимаете, какие потери они при этом будут нести, если их там не поддержать. Датчане уверены в нас и просят дать им только лишь зацепиться за самый верх крепостных стен. Потом уже, в тесном бою, они вырежут и
сметут их защитников вниз, а затем и ворвутся в город. Второй волной атакующих за ними пойдут семь сотен лёгкой пехоты из веронцев и наших ушкуйников. Ну и мы не заставим своих союзников ждать, ударим, как и было уже обговорено, следом. Даны просят только лишь нашу стрелковую поддержку. Они её сами на себе в своё время испытали и теперь очень даже уважают. Без неё они бы просто не решились на такой отчаянный штурм. Поддержим союзников?
        - Поддержим! - послышался дружный ответ бригадных командиров.
        За час до рассвета стрелковые сотни бригады заняли осадные укрепления перед крепостью. Восемь сотен самострелов и луков приготовились ударить разом по врагу.
        За ночь немцев тревожили пластуны, которые вели постоянный беспокоящий обстрел снизу. И теперь в предрассветной тишине слышно было только, как перекликаются сонные караульные на стенах, да, шаркая и тихо переругиваясь, прошла пара сотен рабочих данов поправлять осадные щиты и брёвна перед стенами. Рассвет медленно разгонял темноту. Вот, неспешно потянувшись и зевая, расчёт башенного скорпиона начал натягивать торсионы своего двухплечевого огромного орудия. В направляющее вставили тяжёлую стрелу. Старший расчёта прицелился в мелькающие среди щитов фигуры. «Щёлк!» - и она унеслась вниз в сторону недалёкой цели.
        Хлоп! - стрела, пройдя в какой-то пяди от датчанина с лопатой, ударила в корзину, наполненную землёй и камнями.
        - Чуть-чуть бы левее - и конец был бы этому дану, - пробормотал Маратка, перехватывая поудобнее свой речник. «Хлоп, хлоп», - несколько стрел из луков впились в большие щиты.
        - Товсь! - разнеслась вдруг команда над всей линией укреплений. - Бей! - и сотни стрел и болтов выкосили большую часть защитников с южной стороны крепости.
        Старший расчёта башенного скорпиона закладывал новую стрелу на направляющее, когда пара десятков стрел и болтов ударила по верхней площадке, по людям и по самому орудию. Сто ударов сердца потребовалось стрелкам, чтобы выбить дежурную смену с южной и восточной сторон крепости. Над главной цитаделью загудел тревожный рог. Сотни воинов устремились на стены.
        - Тревога! Тревога! Тревога! Русские и датчане идут на приступ! Всем к бою!
        Наступил критический момент: если стрелки внизу устоят и подавят активность обороняющихся, то хозяевами положения станут уже штурмующие. Ну а коли устоят ливонцы, то потери осаждающих возрастут в разы.
        - Работаем на счёт, на три щелчка! - крикнул Митяй своему звену и, выставив арбалет в бойницу, выжал спусковой крючок. «Хлоп!» - арбалетный болт пробил кольчугу лучника на стене. Митяй спрятался за большим щитом и начал перезарядку самострела.
        - Я! - выкрикнул Оська и, приподнявшись над своим щитом, выпустил болт в цель. Хлоп! Стрела немца-лучника впилась на расстоянии в ладонь от его головы.
        - Лучник справа, у третьего зубца от башни, целит в нас! - выкрикнул самострельщик, накручивая рычаг зарядки.
        - Я! Я! - выкрикнули одновременно Маратка с Игнатом и, вынырнув из-за своих укрытий, послали болты в указанную Оськой цель.
        - Я! - крикнул Петька и выбил из своей бойницы арбалетчика на правой башне.
        Круг стрелкового звена замкнулся, и в свою бойницу выставил уже перезаряженный самострел Митька.
        Буквально минут за десять со стен было выбито две сотни защитников, а из прислуги скорпионов уцелели лишь единицы. Обороняющие крепость были готовы отбивать штурм, но его всё не было, и они становились лёгкой мишенью для русских стрелков. Наконец наступил момент, когда ни один из защитников не смел даже высунуть голову, не рискуя получить в неё болт.
        Вновь на южном и восточном рубежах повисла тревожная, натянутая как струна тишина. Две противоборствующие стороны затаились.
        - Внимание! - раздался голос заместителя командира бригады Тимофея. - Все делимся на три смены. Две отдыхают, а одна стережёт немца. Обед доставят прямо сюда, в укрепления, после него подойдут онагры, и здесь будет опять жарко. Так что никому не расслабляться, всем держать цель и не давать немцам даже головы наружу высунуть!
        Стрелки разделились: треть из них караулила врага, а остальные пока отдыхали. Изредка хлопала тетива луков или щёлкали самострелы. В основном били они безрезультатно. Наученные горьким опытом, ливонцы предпочитали не высовываться. И всё же любопытные изредка находились, и то там, то здесь слышались крики боли и ругательства. Время от времени стрелы всё же находили своих жертв.
        Прямо в котлах принесли горячий обед. Осаждённые, заметив движение и суету внизу, резко всполошились, но восемь сотен стрелков их очень быстро успокоили, и на стенах опять стало тихо.
        - Hey Hans! Geh essen! Geh, geh, Mittagessen! Wir haben gegessen, jetzt sind Sie dran. Keine Sorge, wir werden hier Wache halten![25 - Эй Ганс! Иди есть! Иди, иди, обед! Мы поели, теперь твоя очередь. Не волнуйся, мы тут пока покараулим!] - издеваясь, прокричал «полиглот» Мартын и облизнул деревянную ложку.
        В ответ со стен послышалась ругань и угрозы.
        - И чего бранятся-то? - Пожал плечами Мартын. - О них же, бедных, волнуюсь, мы-то вон поели, а они-то, сердешные, как же?
        Вскоре со стороны лагеря показались медленно подкатывающие онагры. Их огромные туши толкали со всех сторон десятки человек. Орудия грохотали по неровностям поля и громко скрипели, но всё-таки продолжали двигаться к стенам. Над стенами и в бойницах крепости опять замелькали головы, и снова защёлкали самострелы и луки. Наконец расчёты установили онагры чуть позади защитной линии, и их тут же начали прикрывать смоченными водой щитами и плетнём.
        - Булыжником заряжай! - отдал команду Ильюха, и орудийная прислуга начала натягивать рычагами торсионы, а в ударные пращи вставили большие камни. - Прицел на зубцы ставь! - и наводчики клиньями и шестами начали направлять онагры. - Бей!
        Из пяти камней только один врезался в зубец, отколов от него угол.
        - Поправка! - прокричал командир орудийщиков, и на следующий залп уже два камня попали в цель. А через час пристрелявшиеся наводчики сбили все зубцы с южной и с восточной сторон.
        Обнажённая по пояс прислуга, обливаясь потом, накручивала торсионы, таскала камни и работала огромными рычагами. Двое были ранены со стен стрелами, но пославших их и соседям это стоило жизни, и больше желающих рисковать уже не находилось. До позднего вечера били онагры камнями. Теперь у наводчиков уже было полное представление, как им кидать бомбы. Суетной и заполошный день заканчивался. Отойдя в разбитый неподалёку лагерь, стрелки и орудийные расчёты ужинали и устраивались отдыхать, а их в ночь сменили пластуны. Им нужно было караулить укрепления с онаграми и постоянно беспокоить врага.
        Под утро в темноте весь лагерь союзников зашевелился. Как ни пытались командиры скрыть шум от тысяч людей, но подготовка к приступу в тишине не прошла. Штурмовые сотни данов с лязгом и со стуком осадного припаса, со звоном оружия занимали осадные укрепления. Немцы было всполошились, но, наученные уже такими вот ночными ложными тревогами, вскоре опять успокоились. В предрассветной серости вновь повисла тишина, штурмовые колонны замерли в ожидании сигнала. И вот в ещё тёмное небо взмыла огненная стрела.
        - Вперёд! - Махнули своим сотням командиры, и датские воины ринулись ко рву. Каждый из них, помимо своего личного оружия, нёс ещё корзину, плетёный ивовый шит или же связку прутьев. Воинские десятки волочили жерди, мостки и высоченные лестницы. Ров начали заваливать и выставлять на нём переправы. Шум при этом уже стоял неимоверный. Караульные на стенах трубили в рога! Ревель просыпался. Тревога! Враг пошёл на штурм! И сотни защитников города устремились на крепостные стены.
        Основной приступ шёл с южной и с юго-восточной сторон, именно тут двигались штурмовые датские колонны. Но со всех других сторон крепости, создавая ложные цели, слышались тоже крики и звон оружия. Даже с моря, подойдя к пристани на расстояние полёта стрелы, ладейщики ударили из луков и арбалетовов, приковав к себе часть сил оборонявшихся. В предрассветном сумраке и в начавшемся хаосе разобрать что-либо было сложно, и на стенах сейчас царила заполошная суета.
        Проскочив через засыпанный ров, датчане начали приставлять лестницы к стенам. По ним тут же устремились наверх воины, а навстречу им летели стрелы, болты, копья, камни и брёвна. Смолы и кипятка было мало, но всё, что было тяжёлое, посыпалось на их головы.
        - Бить по своему прицелу и готовности! - раздалась команда на русском, и от Андреевских стрелков ударили луки и самострелы.
        - Осколочно-зажигательными бей! - крикнул Илья, и командиры орудий подожгли пять фитилей.
        «Бах! Бах! Бах!» - пять огненных разрывов осветили своими яркими вспышками южную часть крепостной стены. В защитников ударил град мелких железных осколков и брызги густой горящей смолы.
        Пороховой заряд доработанных бомб, помещённый в меньшего размера сосуд и находящийся внутри большого керамического, взрываясь, конечно же, не мог создать такую убойную шрапнель, как в далёком будущем. Но учитывая, что основная масса защитников была без доспехов, металлическая обрезь ранила и секла людей сверху, нанося им глубокие порезы. Особенно же болезненными были горящие капли смолы.
        - Осколочно-зажигательными бей! - и второй залп осветил крепостные стены. Всё, больше этих бомб не было, и нужно было переходить на другие.
        - Осколочные заряжай! Быстрее, быстрее работаем! - поторапливал расчёты Илья. - Там данов выбивают, им поддержка нужна! - и очередная партия бомб, дымя и сверкая искрами фитилей, ушла к пристрелянным целям.
        На крепостную стену заскочил один, за ним другой воин. Они зарубили нескольких защитников и сами упали рядом с ними, посечённые и исколотые. Но им на смену заскочила уже пара десятков новых бойцов, и, сражаясь в тесных проходах, штурмующие с грозными криками начали теснить немцев. А на стены крепости, заполняя парапет, уже врывались целые сотни. Наконец датчане пробились к башням и, вырубив их защитников, ворвались в город! Закипели бои на улицах!
        - Вперёд! - крикнул Сотник, и вслед за первой на стены пошла вторая волна из лёгкой пехоты виронцев и ушкуйников.
        - Стрелки, наверх! - За лёгкой пехотой к лестницам бросились Андреевцы.
        Через пять минут со стен во внутреннюю часть крепости, поддерживая пехоту союзников, ударили сотни самострелов и луков. Ревель был уже обречён, теперь ожесточённые бои шли на его узких улочках. Первыми, проламывая сопротивление оборонявшихся, шли тяжёлые пехотинцы датчан. Их поддерживали Андреевские стрелки. Лёгкая пехота в это время «зачищала» городские здания и внутренние крепостные строения. Через два часа ожесточённой резни атакующие колонны вышли к главной цитадели города. Засыпав её стрелами и арбалетными болтами, штурмующие ворвались внутрь замка. Город пал. Только кое-где ещё маленькими островками держались отдельные каменные дома да из подвалов крепости выбивали их последних защитников.
        К обеду сопротивление всюду было подавлено, и герцог Кристофер отдал Ревель на разграбление войскам.
        Андреевская бригада, захватив с собой раненых и убитых, вышла за крепостные стены, её сотни приводили себя в порядок. На этот раз потери у русских были небольшими - основной удар приняли на себя датчане, потеряв при этом штурме почти треть своих воинов. И Андрею было сложно их упрекать, видя, с какой яростью они крушат всё то, до чего только могут дотянуться. Такие здесь были обычаи…
        На третий день разграбления Ревеля со всех сторон крепостной стены затрубили рога и закричали глашатаи: «Именем короля Вальдемара II Победоносного, все, кто не явится к вечеру в воинский лагерь, будут объявлены ворами и дезертирами. Их ждёт виселица и позорная смерть, а всё имущество отойдёт в королевскую казну! Спешите в свои сотни и встаньте под флаг короля!»
        После обеда вереница грязных бойцов в окровавленных одеждах и посеченных доспехах, с узлами награбленного за плечами потянулась из крепостных ворот в сторону лагеря. А наутро следующего дня в город влетели сотни конных латников. Десятка три мародёров было отловлено в городе и приведено для скорого полевого суда. Половина из них, не имевшая серьёзных ранений и не представившая правдивых объяснений причины своей задержки, была вздёрнута на виселицах перед выстроенным войском. Герцог наводил в своих войсках порядок.
        А русская бригада в это время хоронила своих погибших. С начала похода из восемнадцати сотен её воинов погибло или же умерло от ран почти три сотни. Ещё одна сотня оставалась в Нарве после самого первого кровопролитного сражения этой кампании.
        Подходило время возвращаться домой. Все свои задачи здесь Андреевцы уже выполнили. Договор между королевством Дании и Господином Великим Новгородом был полностью соблюдён.
        - Мы вам очень признательны, барон, за вашу неоценимую помощь в освобождении нашей земли от захватчиков, - выступал с пафосной речью на пиру герцог. - Теперь плечом к плечу мы сможем противостоять в Прибалтике этому давлению немцев. Да здравствует крепкий союз Новгорода и королевства Дании! Ура! - Все присутствующие поднялись с места и выпили за произнесённый тост.
        Не было на этом пиру только представителей от эстов. Пока шли сражения и от них была нужна помощь, датчане ещё как-то мирились с присутствием виронцев. Но вот только закончились бои - и на представителей от местного населения начали смотреть с явным волчьим прищуром. Как ни пытался Сотник убедить герцога Кристофера в необходимости и выгоде существования здесь независимого княжества эстов, тот был непреклонен.
        - Датское королевство никогда не пойдёт на то, чтобы дать эстам свободу. Если местных не держать в жёсткой узде, то они будут постоянно бунтовать и в итоге вырежут здесь всех датчан от мала и до велика. Только сила и власть короля будут править отныне Эстляндией! - провозгласил Кристофер. - И мне очень жаль видеть, как такой прославленный русский воевода печётся о каком-то диком и лесном народе!
        «Ну что же, значит, пока не время, - подумал Сотник. - Ничего, вот поддержим виронцев, дадим им хорошего оружия, обучим у себя несколько десятков их воинов. Вот потом и посмотрим, что вы там по поводу Виронии скажете. Как миленькие признаете сильное и союзное Новгороду прибалтийское княжество!»
        На следующий день после пира по случаю взятия Ревеля в гавань зашла ладья с востока. Из неё на причал вышло четыре десятка раненых русских, датчан и виронцев, а капитан судна поспешил к коменданту.
        Через час всех облетела весть: пока союзники пробивались к Ревелю и брали штурмом этот город-крепость, от Дерпта к Нарве пришло войско епископа Германа, а с ним ещё и псковская тысяча. Немцы, пользуясь тем, что ближником князя Михаила, боярином Прибыславом, в крепости был оставлен смешной гарнизон в сто человек, а рядом с ней нет никакого русского войска, взяли её приступом за малое время. Вырваться на ладье удалось только лишь четырём десяткам раненых, все же остальные были убиты или взяты в плен.
        - У нас там сотня раненых оставалась, из которых только два десятка на этой ладье вырвались! - горячился комбриг. - Всем войскам объявляется общий сбор! Степная сотня выходит на Нарву немедленно!
        Не прошло и часа, как на восток рысью вылетело сто двадцать всадников. Остальные подразделения бригады начали срочные сборы.
        - С вами пойдёт четыре сотни моей латной конницы, - оповестил Андрея герцог Эстляндии. - Мы союзники и не оставим вас одних, тем более что в Нарве были и наши раненые.
        Пехота бригады, раненые, розмыслы и орудийщики грузились на суда, стоявшие в гавани. В них же заходили новгородские ушкуйники и виронцы. Семь конных сотен под командой комбрига вместе с латной кавалерией датчан вышли на восток рано утром следующего дня после прихода ладьи. Конница шла ускоренным маршем по уже такому знакомому ей пути.
        Через восемь дней пришли первые сведенья от степных дозорных: в Нарвской крепости расположился гарнизон немцев. Они же стоят отдельным лагерем возле самого города. Псковская тысяча расположилась от них отдельно, она стоит в трёх верстах к западу и перекрывает старинный тракт. У немцев в поле около шести сотен тяжёлой конницы и пять сотен пехоты. Псковская тысяча почти вся пешая.
        Глава 11. Последняя битва
        - Это не ваша война, мужи честные, люди Псковские! Вы что же, думаете, что немцы всё время будут с вами хороводы водить да гостинцы в виде обозов с зерном станут к вам слать? Мой князь Вячко тоже на сладкие посулы германцев купился. И где же он сейчас? А его люди и его град Юрьев где?! Я вас спрашиваю! Вспомните!
        Две рати расположились напротив друг друга. Перед псковичанами стоял высокий воин с обветренным и красным лицом, был он немолод и, как видно, хорошо бит жизнью. На лице и на руках шрамы, волосы на голове в седине. Сей муж не побоялся выйти от замерших в грозном молчании Андреевцев и приблизиться на сто шагов к противостоящей им стене из щитов.
        - А я вам скажу где! Князь Вячко, его воины и все его люди от мала и до велика были вырезаны псами рыцарями, будь то хоть русские или же эсты. И нет сейчас того града Юрьева, а есть крепость Дерпт, где сидит епископ германский и с высоты отстроенных каменных башен глядит каждый день на восток. А на востоке в пяти днях пути стоит ваш Псков, пока ещё русский град. Вы обижены на господ Новгородских, что прижимают вашу вольность. Вы злы на князя Ярослава, что звал вас в поход на ливонцев. На русский народ и на русскую землю-то с чего вы озлобились, люди Пскова?! - выкрикнул воин, и от замершего напротив строя послышался шум и гомон.
        - Ты говори, да не заговаривайся! Учить он нас тут вздумал?! Мы против русской земли не шли, мы за себя, за свою свободу поднялись, от произвола и притеснения отбиться идём! А что дал нам твой князь Ярослав и твой стольный Новгород?! Больно смелый ты тут выступать! Псков он поносит, а сам вон с иноземцами данами заодно! Кто ты таков, чтобы нам за юрьевцев тут говорить?! Они все там были побиты! Небось, сам из нехристей и теперича болтаешь здесь попусту языком! - слышались выкрики от псковской рати.
        Воин постоял молча и на глазах у всех развязал боковые ремни нагрудного пластинчатого доспеха, скинул его перед собой, а затем стянул и кольчугу с поддоспешником, за ней потом стащил и длинную рубаху. На поле перед всем народом стоял воин с православным медным крестом на груди, и всё его тело было покрыто страшными шрамами.
        - Я Мартын, и имя мне дано во крещении в вашем же соборе Иоанна Предтечи. А это я заработал в том бою с меченосцами, будучи десятником у князя Вячко, - и он провёл рукой по страшным шрамам на своей груди. - Простите, люди русские, что и меня не убили тогда! Хотел я рядом с князем своим пасть, да двух раненых на своих плечах вытащил, а потом уже с кровью и сознание само утекло.
        Строй напротив замер. Сотни людей молча смотрели на стоящего перед ними воина.
        - И Псков я не поношу, то ваш град, а с ним и ваша судьба, вестимо, и вам эту судьбу, словно тяжёлую ношу, дальше нести. Но и против русской воли и против креста православного, русского, мы вам тоже не дадим пойти! Эта земля, на которой вы сейчас тут стоите, уже сама русская, она полита нашей кровью в прошлой битве, а вы пришли сюда с врагами и забрали её у Руси для латинян, по правде ли это?!
        - Врёшь! - послышались крики от псковичан. - То датская земля, и эта Нарва - датская крепость! Мы только и пошли с немцем, дабы иноземцев данов приструнить!
        - Это земля Господина Великого Новгорода! - торжественно провозгласил Мартын. - И полита она русской кровью, неужто вы не видели скудельницу и большой крест над ней? Там сотни наших воинов лежат. Эта земля и крепость переданы по договору от короля Дании Вальдемара, и да, даны - наши союзники, которые помогли нам тут бить германцев и помогут их и далее изгнать из всей Прибалтики, дайте нам только время! А вон идут и ваши союзники, чтобы убивать русских, - и Мартын показал на облако пыли с восточной стороны. - Ударите по нам с ними заодно?! Ну, давайте, а мы вас тут встретим! - и он у всех на глазах начал опять облачаться в доспехи.
        Псковские ряды сломались, там сейчас стоял шум и гам. В одном месте, где колыхались на ветерке хоругви и знамёна, даже началась потасовка, и несколько человек в приличном иноземном доспехе вскочили на стоявших поодаль коней и унеслись в восточном направлении.
        Наконец, наоравшись вдосталь, основная масса пехотинцев закинула щиты себе за спины и длинной колонной пошла в южном направлении. Около трёх сотен человек, подняв свои копья вверх, пошли в сторону замершего и наблюдавшего со стороны за всем происходящим союзного войска.
        Не доходя двух десятков шагов, вперёд вышел седой и степенный дедок. Он стянул с головы конусообразный шлем, низко поклонился и выкрикнул звонким голосом:
        - Простите Христа ради, сынки! Не знали мы, что эдак тут нонче дело-то обстоит! Окрутила, охмурила, задурила нам голову немчура, что заодно с нашей господней сотней всё мутит. Не дело нам супротив друг друга в этой сечи стоять. Не серчайте, примите под свою руку? Будем с вами заодно крепко биться супротив нашего общего врага. В том мы кладём крест честной! - и подошедшие ратники все дружно перекрестились.
        Сотник кивнул Мартыну.
        - Ну что, Андреевич, теперь это твоё войско! Сам же с людьми только что разговаривал, вот и веди их теперь на свой правый фланг. Пусть там встают в общий строй.
        Подходящее с востока войско немцев замерло. Как видно, то, что произошло только что перед ними, расстроило все планы их командования. По всем расчётам, уже полчаса как должны были убивать друг друга тысячи людей на этом поле. Но перед ними стояло монолитное полуторатысячное пешее войско, а с его обоих боков блестели доспехами большие отряды конницы.
        Такого немцы никак не ожидали, и в рядах пяти сотен пехотинцев поднялся глухой ропот.
        - Вперёд! - Сотник махнул рукой и перехватил поудобнее свою пику со щитом. Мерной тяжёлой поступью под барабанный бой союзники двинулись на сближение.
        Строй противника колыхнулся. Ещё не начав битву, немцы её уже проиграли, их шеренги начали понемногу пятиться назад. Туда, под прикрытие крепостных стен, за четыре версты от этого поля нужно было им успеть отойти.
        Но времени на это им не дали. Настильным боем сначала взлетели с запада тысячи стрел и арбалетных болтов, выбивая свои жертвы, а затем, охватывая войска противника с боков, ударила союзная пехота. Кавалерия датчан и русских зашла в тыл, разметала конницу немцев и затем ударила их пешее войско с тыла. Теперь битва превратилась в побоище. От избиваемой и преследуемой по пятам германской кавалерии скрыться в Нарве удалось от силы лишь пяти десяткам. Пехота дерптцев легла на поле почти вся. Захвачено было в плен не более пяти десятков. Войска союзников взяли Нарву в кольцо.
        Их взгляду открылась страшная картина. На самом верху крепостной стены, как видно, для устрашения или из мести захватчики устроили место казни для пленных. Десятки захваченных ранее воинов уже полуразложились. Они свисали на пеньковых верёвках или были насажены на колья.
        - Отдайте нам всех наших людей из тех, кто ещё остался в живых, и у вас ещё будет шанс выжить! - крикнул Сотник, мрачно оглядывая крепостные стены.
        - Убирайтесь к себе, грязные свиньи! Здесь уже нет ваших людей. Они издохли тут две седмицы назад, порадовав перед этим нас своими криками, - ответили ему со стен. - Или попробуйте взять нас приступом. Мы вырежем всю вашу рать, а пленных так же развесим по этим стенам!
        Андрей посмотрел на небо, на солнце и на высоченные бревенчатые стены. Август стоял жаркий, две седмицы уже не было здесь дождя.
        - Илью и Лавра Буриславовича ко мне, живо! - отдал он распоряжение. - Выставляй свои онагры на прямую наводку. Сколько у тебя осталось всего бомб?
        Командир орудийщиков пожал плечами.
        - Всё так же, как я докладывал перед выходом из Ревеля, господин подполковник. По одной осколочной и по пять зажигательных на каждое орудие. Зажигательные мы вообще пока не трогали, приказа ведь не было их метать.
        - Теперь будет, - проговорил сквозь зубы Андрей. - Сколько вам нужно времени, чтобы здесь выставиться?
        - Ну, пока их выгрузим из ладей, потом подладим да дотолкаем сюда… - подсчитывал вслух Илья. - Думаю, что к рассвету орудия уже будут готовы, - наконец-то уверенно он доложил.
        - Хорошо, - кивнул Сотник, - действуйте! Берите столько людей себе в помощь, сколько только будет нужно, а Лавр Буриславович вам в этом поможет.
        Заместитель комбрига по тылу понимающе кивнул, а Андрей обращался уже к нему:
        - Весь наш горючий припас, что мы везли в отдельных кадках, выгружайте с ладей сюда. Приготовьте пустые вёдра и бадейки, а дальше я вам покажу, что будет нужно делать.
        - Хорошо, Иванович, сделаем. А лестницы, щиты-то готовить? Когда штурмовать на стены-то полезем?
        - А штурма не будет. - Покачал головой комбриг. - Хватит нам уже людей терять, Буриславович. У нас вон и так четыре сотни из восемнадцати навеки здесь, под поклонными крестами, остались. Там, в крепости, мирного населения нет. Будем карать за злодеяния врага. Пусть он потом сто раз подумает, как наших пленных умучивать!
        Весь оставшийся день и всю ночь шла разгрузка из ладей осадных орудий и их припасов. Потом их с боевыми припасами доставили под стены крепости. К рассвету напротив крепостных ворот и по периметру стен стояли онагры и было выстроено всё союзное войско. Все люди знали, что им было нужно делать.
        Густым и низким басом протрубил сигнальный рог.
        - В последний раз предлагаю гарнизону крепости Нарва сдачу! - крикнул Сотник. - Все, кто не запятнал себя смертью и пытками пленных раненых, останутся живы, виновные же предстанут перед полевым судом. Даю вам время, пока не взойдёт солнце, потом вы умрёте! Я всё сказал…
        Со стен опять послышалась грязная брань и угрозы.
        - Скорее это солнце повернёт прочь, чем русские возьмут крепость! - кричали её защитники, но, однако, высовываться они уже боялись. Тысяча луков и пять сотен самострелов караулили каждое их движение, и около каждого десятка стрелков-лучников стояла бадейка с налитой туда горючей смесью.
        Сотник поднял руку.
        - Время вышло, огонь!
        Мимо рядов лучников с наложенными на тетивы зажигательными стрелами пробежали с горящими факелами специальные люди.
        «Шу-у-ух!» - с шипящим шелестом в небо взвились тысячи огненных метеоров, и они впились в брёвна стен, в балки переходов и в дранку крыш внутри самой крепости.
        - Бей! - крикнул Илья, и онагры выбросили первые зажигательные бомбы.
        Огоньки фитилей в полёте добрались до малых сосудов с порохом, находящихся внутри основных снарядов, и на Нарву с грохотом пролился ливень горючей смолы.
        - Бей! - и ещё вылетели пять бомб с жёлтой полосой на боку. - Бей! Бей! Бей!
        Над крепостью разверзся огненный ад. Горели стены, пылали чадным пламенем ворота и дома. Тушить их было нечем, да и было это бесполезно. Зажигательную смесь можно было только засыпать песком, но на стенах его, разумеется, не было. Через десять минут весь город-крепость был охвачен пожаром. Пламя ревело, пожирая все, что только могло гореть. Жар был такой нестерпимый, что стрелкам пришлось отойти на семь, а затем и на восемь сотен шагов.
        Орудийщики оттаскивали свои онагры подальше, поливая их и себя водой. От них и от их расчётов шёл пар.
        - Смотрите и передайте своим, что бывает, если против русских творить лютое зло! - показывал плененным немцам на горевшую крепость Мартын. - Вас отпустят, но помните, что я вам сказал!
        Из крепости выбежало в горящих одеждах, спасаясь, только лишь несколько десятков. Развалины её дымились ещё целую седмицу.

* * *
        - Барон, для меня была честь воевать с вами! Надеюсь, что мы и дальше будем союзниками! - Командующий латной датской кавалерии Мадс отсалютовал мечом, и его сотни, развернувшись, пошли на запад.
        - Прощайте! - крикнул Андрей и уже тише произнёс: - Я тоже на это надеюсь, очень надеюсь, Мадс.
        Через день на юго-запад в свои лесные урочища потянулись обозы союзников-виронцев.
        - До встречи, друзья! - командиры бригады прощались с вождями и со старшинами эстов. В телегах и на вьюках лошадей у них было нагружено трофейное оружие и доспехи.
        С Андреевской бригадой в поместье уходило полсотни молодых виронских воинов. У них впереди был долгий путь и трудное обучение воинским премудростям.
        А на месте Нарвы оставалось три сотни псковских воинов, не пожелавших возвращаться домой. Им и сотне Андреевцев предстояло на месте сгоревшей заложить новую русскую крепость и встать щитом на западном новгородском рубеже.
        Приложение
        НАГРАДЫ И ВОИНСКИЕ ЗВАНИЯ АНДРЕЕВСКОЙ БРИГАДЫ НА 1229 ГОД ОТ Р. Х.
        Воинские звания бойцов Андреевской бригады
        Воинские звания командиров (офицеров) Андреевской бригады
        Конец книги.
        Для создания обложки использовалось фото с сайта pixabay.
        notes
        Примечания
        1
        Балтийское море.
        2
        Август.
        3
        Славянские.
        4
        Жмудь.
        5
        Представитель.
        6
        Эльба.
        7
        Одер.
        8
        Большие глиняные горшки-кружки, имеющие ручку.
        9
        Красный.
        10
        Невзрачный (старорус.).
        11
        «Сдавайтесь - и останетесь живы! Именем короля и герцогини Эрриксон, сдавайтесь - и живите дальше! Кто не сдастся, тот умрёт!» (швед.)
        12
        Бродяги (старорус.).
        13
        Дурак.
        14
        Нем.
        15
        Вперёд!
        16
        Осторожно, свиньи! У меня голова раскалывается! Не держи меня, я сам дойду!
        17
        Голова быка.
        18
        Кто бы вы ни были, сдавайтесь!
        19
        Русские не сдаются! Андреевская бригада стоит насмерть!
        20
        Уходим! Это дело чести! (нем.)
        21
        Сидеть! Никому не вставать! (дат.)
        22
        Копейщики, встать! Кавалерию на пики! Держать строй! (дат.)
        23
        Внимание! Немцы, вы окружены! Сдавайтесь или умрёте! Бросайте оружие! (нем.)
        24
        До свидания! Идите к себе с миром и не приходите обратно с мечом!
        25
        Эй Ганс! Иди есть! Иди, иди, обед! Мы поели, теперь твоя очередь. Не волнуйся, мы тут пока покараулим!