Сотник из будущего. Балтийский рейд Андрей Булычев
        Сотник из будущего #3
        На Балтике идёт ожесточённая война между владычицей северных морей Данией и союзницей Великого Новгорода Ганзой. Боевые действия развернулись как на море, так и на суше. Две огромные, по меркам средневековья, армии: короля Дании Вальдемара II "Победоносного" и союза северо-немецких земель с вольными городами Ганзы готовы сойтись в решающей битве. Остаться в стороне у русского Новгорода уже не получится. Нужно принять участие в этой войне. Перед сформированной Андреевской бригадой поставлена задача - совершить дерзкий рейд по Балтике и, прорвавшись с боями, встать в общий строй со своими союзниками. Умереть или победить, покрыв себя славой! Так уж повелось издревле, что свой союзнический долг Русь платит кровью!
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
        ПРОРЫВ НА БАЛТИКУ.
        ГЛАВА 1. XIII ВЕК.
        Шла вторая четверть тринадцатого века. Время яростное и динамичное.
        Западная Европа рождала один за другим крестовые походы, заливая восток кровью. Боролась у себя с ересями, безжалостно вырезая или выжигая при этом подчас целые области, как это было с теми же катарами на юге Франции. Тут же не прекращались многочисленные династические войны. Шла ожесточённая борьба за сферы влияния, а так же за господство над сопредельными территориями.
        Великий Чингисхан (Тэмуджин), железной рукой объединивший разрозненные монгольские и тюркские племена и лично организовавший завоевательные походы в Китай, Среднюю Азию, на Кавказ и в Восточную Европу, основал самую крупную в истории человечества континентальную империю. Им и его прямыми потомками от первой жены Бортэ, так называемыми чингизидами были сметены с лица земли великие и древние государства: Тангутское царство, государство Хорезмшахов, Китайская империя Цзинь, Багдадский халифат и многие другие. Громадные территории были поставлены под управление степного закона «Ясы», и уже готовились к походу далеко на запад непобедимые монгольские тумены.
        В Восточной Европе Римскими Папами Целестином - III и Гонорием - III были объявлены крестовые походы, целью которых было насильственное распространение христианства в его западном варианте, а при его неприятии оправдывалось и само истребление местного непокорного населения.
        На захваченных прибалтийских землях крестоносцам удалось создать Тевтонский орден, ставший фактически военизированным государством. Целью его стала постоянная агрессивная экспансия на северные и восточные сопредельные с ним земли.
        Под ударом рыцарей были местные прибалтийские племена, западные русские земли и активно формирующееся Великое княжество Литовское.
        На Балтике, грозя вот-вот перейти в ожесточённую войну, усиливалось противостояние между Ганзой - крупным союзом свободных торговых городов и морской владычицей Данией, ещё со времён викингов привыкшей к безраздельному контролю всего, что происходило на берегах Восточного (Балтийского) моря.
        Швеция, укрепив центральную власть, начала активно колонизировать территории к востоку от Ботнического залива, заселённую финскими племенами Сумь, Емь и Карела.
        Средневековая же Русь находилась в сжимающемся кольце усиливающихся и мотивированных на войну соседей. Разделённая на множество княжеств и ослабленная постоянными междоусобицами и раздорами, она только что понесла тяжелейшие потери от монголов в битве при Калке, практически полностью лишившись своего профессионального воинского ядра - княжеских дружин. И времени на то, чтобы собраться воедино и восстановиться, у неё уже не было.
        Как это не раз уже бывало, да и ещё будет в истории, вновь вставал вопрос: «Быть ли Руси вообще, и сможет ли она отстоять свою веру и независимость в этот кровавый и жестокий век. Или же падёт под пятой очередного завоевателя и исчезнет так же, как и множество других народов исчезало в истории времён прежде.»
        ГЛАВА 2. В ПОМЕСТЬЕ.
        - Вставай, лежебока! Хватит дрыхнуть уже! - выдернул из сладкого сна Митяя батин голос.
        Как же не хотелось вставать в свой единственный и такой долгожданный выходной, лежа на мягком матрасе-сеннике родной избы. Но натренированное тело уже само вытолкнуло его из пастели, двадцать секунд, и обутый, да одетый по пояс паренёк стоял перед крыльцом, умываясь и обтираясь обжигающей ключевой водой.
        - Пробежимся легонько, пока солнышко не встало? - подмигнул сыну Сотник и подал рушник.
        - Легонько? - усмехнулся Митяй и поправил короткий меч на оружном, поясном ремне.
        «Легонько» в батином исполнение запросто могло быть и пятнадцатью, а то и двадцатью вёрстами в самом что ни на есть его жёстком потогонном темпе. И это ещё хорошо, если без ускорений да всяких там упражнений на силу или выносливость.
        - Не-не… для удовольствия, спокойненько так, с наслажденьицем, - улыбнулся в ответ Андрей. - У тебя же как-никак кани-икулы начались! - и лукаво подмигнул.
        Воротный пост миновали быстро. Дежурный наряд издалека опознал командира с сыном и выпустил их из крепости без проволочек. Вот под ногами прогрохотали доски перекидного через ров мостика, и кожаные подошвы полусапожек затопали по плотно набитой дороге предместья.
        За прошедшие два года Андреевское было уже не узнать. Отстроилась усадьба. В центре её, семиметровыми стенами с башенками и боевыми навесами высилась деревянная крепость, за стенами которой в двухэтажных казармах располагались боевые подразделения бригады, ратная школа отроков, столовая, штаб, госпиталь, склады и прочие-прочие многочисленные постройки, по большей своей части, сугубо воинской принадлежности. Всё же хозяйственное и производственное теперь располагалось уже за крепостными стенами в так называемой Андреевской слободе, по одной из улиц которой как раз и пробегали наши «физкультурники».
        После жилых изб с огородами, уже ближе к обширному выгону, стояли прядильные и ткацкие цеха, оружейно-слесарный и воскобойный заводики, кожевенные мастерские сапожников, шорников, седельников и прочих родственных производств по изготовлению кожаной основы для брони, щитов, колчанов, ножен и прочей воинской ременной амуниции.
        В самом конце слободки, в низинах, прятались дымные производствапо выплавке и ковке металла с их шахтными печами, доменками да кузнечными горнами, а также стояли гончарные и кирпично-керамические печи для обжига глиняных изделий.
        Ну и уже совсем на отшибе, на самых что ни на есть выселках, находились мастерские кожемяк, где в огромных деревянных чанах с известью шкуры животных очищались от волокон и шерсти, а уже следующей стадией производства было их дубление да размягчение специальными растворами. Что за вонь стояла вокруг всего этого, представить себе было несложно.
        Мимо как раз такой мастерской Сотник с Митей и пронеслись с максимально возможным ускорением, наконец-то выскочив на простор обширного выпаса. Скотину хозяйки ещё не успели выгнать, и на огромной поляне вокруг усадьбы было пока мирно и тихо.
        Небо с востока подкрашивалось в ярко розовый цвет, обещая уже через час согнать всю эту предрассветную дремоту, залив всё вокруг щедрым солнечным светом. Пока же утренняя прохлада приятно холодила разогревающиеся при беге тела, и в тренированные лёгкие с глубокими вдохами вливался настоянный на полевом разнотравье чистейший и целебный воздух Русского Валдая.
        Дальше дорога запетляла вдоль речки по лесным перелескам, то и дело, выскакивая к росчищам из стоящих на них крестьянских хуторков с распаханными и окультуренными полянками вокруг.
        Кое-где за заборами из жердей у изб и хозяйских построек уже мелькали фигурки их хозяев. Весной да ранним летом у селянина сон короткий, что носок у воробья. Ему требовалось успеть вовремя, положить семена во влажную и прогретую землю. Тут ведь как, если чуть зазеваешься или же, наоборот, поспешишь, то и не видать тогда урожая осенью. Вот и выходили в посевную всей семьёй от мала до велика, не желая потерять ни часа понапрасну. Блага семенами и инвентарём поселенцы в усадьбе были обеспечены уже в достатке. Знай себе, мил человек, трудись - не ленись.
        Сделав полукруг, отец с сыном, обогнув по большой дуге усадьбу, выбежали на свежую вырубку. Зимой тут под приглядом главного плотника поместья Луки Тесло шла заготовка деловой древесины. Сейчас же собранные в огромные штабеля брёвна проходили свою естественную сушку, чтобы уже следующей зимой быть оттащенными на специальных санях-волокушах к нужной стройке и стать частью крепостной стены, к примеру, или той же крестьянской избой пятистенком, да хотя бы даже и хлевом для поместной скотины.
        Рядом с вырубками как обычно соседствовали сопутствующие лесные промысла, использовавшие в своём производстве многочисленные отходы от валки леса: вершины, сучья, пни, ветки и корневища.
        Была и на этой своя смолокурня, занимающаяся выгонкой смолы, скипидара да дёгтя, плюс заготовкой древесного угля для кузниц в специально подготовленных для этого углежогных ямах.
        Сейчас, в это воскресное утро, тут было тихо, и, миновав открытое место, Сотник с Митяем уже было скрылись в лесу, как вдруг на узкой лесной тропке перед ними неожиданно материализовалась серо-зелёная и бесформенная человеческая фигура в длинной маскировочной накидке. Обе руки стоявшего были свободны и приподняты вверх, показывая, что в них нет никакого оружия, и его можно не опасаться.
        Ну, конечно. А по бокам тропы замершую фигуру страховали-то, как минимум, двое «лешаков», вооружённых как положено, и уже готовых к бою. И это только те, кого удалось разглядеть намётанным взглядом профессионала.
        - Господин майор, разрешите доложить!? - послышался глухой голос из-под лицевой, из конского волоса, сетки маскировочного балахона.
        - Докладывай! - спокойно ответил Андрей, останавливаясь в трёх шагах от старшего лесного дозора.
        - Получен сигнал из штаба «для комбрига новости, просьба срочно прибыть в усадьбу!». Докладывает командир дозора, звеньевой, капрал Лютень!
        - Принял, капрал! Благодарю! Продолжайте нести службу, - кивнул Сотник и, уже проскакивая мимо «лешака», чуть замедлился и шепнул, - В целом, неплохо, только вот заднего левофлангового подтяни. Засвечивается уж больно, когда из самострела выцеливает.
        И пара снова понеслась по лесной тропе, держа направление к усадьбе. Митяй кинул взгляд назад, но, ни фигуры, ни малейшего намёка на то, что тут только что было боевое дозорное подразделение, уже не было. «Лешие» растворились в чаще без следа.
        - Небось, старшой думает, выбирает теперь, на какой из муравейников своего «засвеченного» стрелка посадить, - усмехнулся про себя мальчишка и прибавил хода. Темп бега был теперь взвинчен до максимума, ведь в усадьбе их ждали.
        Возвращались уже с другой стороны, пробегая мимо опытного огорода, где под особым неусыпным контролем и тщательным уходом, росли принесённые в это время культуры «из другого времени»: картофель, огурцы, томаты и подсолнечник, кукуруза, жгучий кайенский перец и ещё некоторые злаковые культуры.
        В слободе уже проснулись.
        Самыми первыми, как обычно, вставали бабы. Им и коров да коз подоить, затем отогнать всю скотину на общий выпас, где дальше уже было дело пастуха смотреть за ней, чтобы она не разбредалась, а целенаправленно бы подстригала зелёный ковёр разнотравья. Ну, или объедала тот же густой кустарник у лесных опушек. Хозяйкам же следовало не забыть вовремя подготовить снедь на всю семью да переделать ещё уйму всяких важных и нужных дел.
        Сильная половина человечества вставала, позёвывая, попозже. Умываясь да почесываясь, готовясь вкусить всё то, что им тут уже приготовили, глубокомысленно обдумывала она свои грандиозные планы на предстоящий трудовой день, споро работая при этом ложкою в горшке. Затем мужики шли трудиться, кто в поле, а кто-то, если он ремесленный и мастеровой умелец, в свои цеха или артели. Ну а на женщинах, собственно, оставался весь дом со всей его детворой, огородами, и всем большим и хлопотным семейным хозяйством. Помощниками во всей этой круговерти непрерывного труда были, конечно, дети, которые в это время очень рано взрослели и взваливали на свои худенькие плечи немалую часть семейной работы.
        Сегодня был Воскресный день, выходной, и семьям можно было поспать чуть-чуть побольше, а потом, чинно вышагивая по улице во всём чистом, идти на воскресную литургию в поместную церковь. Совсем скоро малиновый, утренний колокольный перезвон оповестит всех о начале службы и пригласит православный люд в храм Святого Георгия, где местный батюшка, отец Кирилл, вместе с прихожанами восславит в своих искренних молитвах Небесного Отца.
        ГЛАВА 3. ВЫСОКАЯ ВСТРЕЧА.
        Быстро миновав слободку, Сотник с сыном подбежали к воротному посту, где их уже ждал вестовой из штаба.
        - Господин майор, весь штаб в сборе! Получена весть от гонца с дальнего Селигерского дозора! В нашу сторону идут около трёх сотен гриди, о дву-конь, при знамёнах князей Ярослава Новгородского и Мстислава Торопецкого. Ждать подхода к усадьбе их можно через три-четыре часа. Докладывает вестовой штаба, курсант-уч.капрал воинской школы Пётр! - и, опустив правую руку от берета, парнишка сделал шаг в сторону, освобождая проход.
        - Вольно, капрал, свободен! - и Сотник направился визбу, чтобы привести себя в порядок и затем спешно прибыть в штаб.
        А ребята в это время, обнявшись, присели на скамеечку с внутренней стороны поста крепостных ворот и оживлённо беседовали. Мальчишки дружили ещё с курсов молодого бойца, с того самого памятного дня, когда за глупую драку с Лёнькой их обоих с Петром чуть было не выперли из Андреевского. И не последнюю роль в том, что они всё-таки остались, сыграло личное поручительство георгиевских кавалеров и сверстников Митяя с Мараткой.
        Два года прошло уже с тех пор и столько воды утекло за это время. Оба они были уже курсантами третьего курса воинской школы, и каждый теперь сам командовал своим учебным подразделением. Митяй тянул лямку помощника командира 1 учебного взвода, Петька же был командиром учебного десятка во втором взводе его друга Маратки.
        - Так и не решил к себе ехать, Петь? - сочувственно глядя на товарища, спросил Митяй.
        - Да нет. Ну что я на родное пепелище-то смотреть буду? Всех своих похоронил достойно ещё на прошлых летних каникулах. Братишка с сестрёнкой совсем малые у нас тут, в поместье рядышком, на хуторе тётки Прасковьи. Нет уж, я лучше здесь пригожусь. Вон вестовым при штабе быть на время отпуска доверили.
        - Тоже та ещё служба, Митяй, я тебе скажу! - и мальчишка сокрушонно покачал головой. За дежурные сутки порою так набегаешься, что потом спишь без задних ног, как убитый. Да у нас вон посчитай, половина ребят никуда не поехали, что уж там, в основном ведь в школе сироты учатся, и я вот, выходит, теперь им стал…
        - Да брось ты, Петь, ну ты что говоришь, какой ты сирота-то? У тебя вон мы есть. Сто братьев по школе будет, считай. А тётка Прасковья тебя так вообще как за родного сына почитает. Не нарадуется вон, что вы все с ней породнились. Ты для неё за первака теперь, помощник самый главный. Каково ей без дядьки Назара - то дальше жить? Уже и сама старенькая, твоих младших вон приветила, молодец, нянчится, а тут и ты ей самый помощник. Да и ей самой есть для чего теперь жить!
        - Ну, это-то да, всё верно, родное всё тут. Ещё бы с вражиной той посчитаться, что моё селище на Ладоге спалил да всех его жителей посёк без жалости. Вообще тогда было бы хорошо, Мить. По всему выходит, что емь свой набег делала, да и два шведских дракара по Ладоге в то же самое время рыскали. Это явно они неспроста там рядышком крутились. Ладно, и вправду, в своё время всем им наши слёзы да кровушка отольётся. Встретимся ещё! - и Петька до боли сжал рукоятку своего меча, - Ладно, Митяй, спасибо тебе. Побежал ка я к штабу! Сейчас, небось, ещё поручений целыми горстями насыпят. Не зря вон все командиры спешно собираются, - и, вскочив со скамейки, Петька затрусил в сторону главного двухэтажного здания поместья.
        За большим столом уже собрался весь высший совет бригады. И с приходом Сотника посыпались доклады. По всему выходило, что дальний дозор отследил перемещение большого воинского отряда ещё задолго до начала земель поместья. Где-то возле озера Селигер, под стягами князей Ярослава и Давыда, шло сейчас более трёх сотен отборной конной гриди - дружинников,составляющих личную охрану высших лиц Руси, прекрасно вооружённых и экипированных.
        Врага с этой стороны Андреевское не ждало, но, как и положено, в это неспокойное время, было оно всегда на стороже и сохраняло здоровую боевую подозрительность. Поэтому был отдан закономерный приказ: «В поместье объявить тревогу и подготовить все наличные силы к бою! Всё гражданское население срочно укрыть в лесных схронах. Материальные средства в крепость пока не прятать, а ждать дальнейшего развития событий».
        Более половины личного состава бригады в связи с массовыми летними отпусками находились в это время в отлучке. Поэтому ударный кулак набирался небольшой, что-то где-то около трёх с половиной сотен конницы. Крепостная полусотня занимала свои места на стенах, а степная полусотня со взводом разведчиков Варуна, спешно оседлав коней, уже вылетела навстречу нежданным гостям.
        «Выяснить и установить, кто и с чем к нам сюда такой сильный да незваный едет. Поулыбаться и проявить вежливость, если добрый друг. Осыпать стрелами и арбалетными болтами, задержать, сколько можно, если это коварный враг!» - такова была задача у передового заслона.
        Поместье изготовилось к бою.
        - Я же говорил тебе, Давыд, нас тут уже давно ждут. Вон, поди, от самого Селигера «не отсвечивая», ведут дозорные Андрея Ивановича. Небось, ещё пара-тройка часов и глядишь, сюда передовая сотня подскочит, чтобы тут нас перенять, да в полон взять! - и Ярослав раскатисто засмеялся, представив, какая суета сейчас стоит в усадьбе у его друга Сотника.
        Князь был озорной, и посылать вперёд себя вестовых с предупреждением о своём высочайшем посещении сих отдаленных мест не захотел. Как сказали бы семь-восемь столетий спустя: «Пусть для всех, наш приезд будет сюрпризом»!
        Под Яжелбицами на броде через реку Полометь на встречу, из береговых кустов вдруг выехал знакомый по былым сражениям заместитель Сотника по разведке дядька Варун и, пристав в стременах, громогласно закричал.
        - Здравы будьте, славные витязи, князья русские Ярослав Всеволодович и Давыд Мстиславович! Поместный боярин Батюшки Великого Новгорода, командир Андреевской бригады Андрей Иванович, велел мне недостойному передать Вам, Ваши Сиятельства, что уж больно шибко заждался он таких высоких гостей у себя, и всё-то у него готово давно к самому что ни на есть высокому приёму доблестных князей!
        - К высокому приёму, как же… - усмехнулся Давыд, покашливая, - Вон нас как из кустов чуть ли не целая сотня самострелов встречает и гостеприимно так выцеливает. Да, небось, уже пара сотен ваших лешаков с самострелами по окрестным кустам нас тут ползком обкладывает. А то я не помню, как вы литвин в моём княжестве с коней ловко ссаживали! - и снова резко закашлялся.
        Вид у Давыда Мстиславовича, в отличии от крепкого Ярослава, право слово был «не очень». Сказывалось тяжёлое ранение, полученное в битве с литвинской ратью позапрошлою зимой на Усвятском льду. Тогда копьё шляхтича пробило все защитные доспехи князя и, словно расколов рёбра, вошло ему в лёгкое. Буквально чудом Сотнику удалось вырвать с того света Давыда, ибо с такими ранениями в этом времени попросту не выживали. Но полностью восстановить здоровье раненого не получилось, о чём и говорил его сероватый цвет лица, видимая слабость, да непрестанное покашливание Торопецкого князя.
        - Ну что, Фотич, так и будем у брода стоять, или тебе время велели потянуть, да полюбезничать с нами подольше? - подмигнул командиру Андреевской разведки Ярослав.
        Варун усмехнулся и громко свистнул. Из всех прибрежных кустов и деревьев, как горох, посыпались бойцы передового заслона, закидывая на бегу за спину луки и самострелы и заскакивая на лету на коней, выведенных из густых зарослей. Лица некоторых бойцов князьям были знакомы. Вот сотник степной сотни берендей Азат со своими сыновьями, взводным Ринатом и курсантом воинской школы Мараткой. Вот заместитель степного сотника Мугатар и разведчики Севастьян с Родионом. Знакомых лиц тут было много и, выстраиваясь в общую походную колонну, со всех сторон теперь слышались приветственные крики, шутки да подколки с громким смехом. Встретились боевые товарищи, не раз прикрывающие друг другу спину в бою и изрядно уже пролившие свою и чужую кровь на одном ратном поле.
        Через три часа марша показался небольшой острожек с пристанью возле устья Ямницы, что впадает в полноводную Полометь, а там уже и до самой усадьбы было недалече.
        На большой поляне перед въездом в Андреевское стояли в парадных расчётах три сводные сотни бригады и ратной воинской детской школы.
        Развевались на ветру стяги, высилась боевая красная хоругвь с Нерукотворным Спасом на образе. Все воины в строю были в начищенных до блеска доспехах. При парадном облачении и при оружии. После командиров и знамённой группы стоял бригадный оркестр, которым командовал Ладислав, ветеран, потерявший руку в сражении на Усвятах, но главное - не потерявший самого себя, и нашедший теперь своё место в строю, рядом с ратной сталью и музыкой.
        - Бригада, равняйсь! Смирно-о-о! Равнение на середину!
        И к голове походной колонны от замершего строя направился с торжественным и серьёзным лицом командир бригады Андрей Иванович Сотников. «Сотник», как звали его многие по давней привычке.
        Не доходя трёх шагов до князей, комбриг резко вскинул правую руку к своему зелёному берету и доложился перед высшей воинской властью Новгорода:
        - Светлый князь Ярослав Всеволодович, бригада из сводных сотен Андреевского поместья для торжественной встречи построена!
        Князь Ярослав спрыгнул с коня, бросив поводья порученцу, и крепко перед всем строем, по-братски, обнял Сотника.
        - Князь, окажи честь, поприветствуй бригаду и обойди строй. Ждут воины, - тихо проговорил Андрей, кивнув в сторону замершего строя.
        Ярослав мгновенно всё понял и вышел на середину:
        - Здравствуйте, Андреевцы, славные русские воины - витязи!
        Сотни еле заметно шевельнулись и мощно, дружно рявкнули: «Здравия желаем. Ваша Светлость!»
        - О как! - удовлетворённо крякнул князь, - Благодарю Вас за славную ратную службу Отчизне!
        - Ура! Ура! Ура-а-а!!! - разнеслось окрест.
        И по особому знаку Сотника, бригадный оркестр неожиданно для прибывших, заиграл бравурный военный марш. Ярослав вышагивал вдоль замершего и стоявшего «на вытяжку» строя и вглядывался в справных воинов. Вглядывался и находил среди них многих, с кем довелось ему прошлой зимой, стоя плечом к плечу, заслонить дорогу вглубь Руси для многочисленного врага. А затем встать с ними насмерть в битве на Усвятском льду преградив откатывающим литвинам путь назад, и разгромить там их на голову, покрыв себя вечной славой в веках.
        Знал Ярослав, что означают красные и золотые полоски на груди у многих стоящих тут воинов - знаки ранений и тяжких увечий. И что значат эти серебряные крестики (ордена), да блестящие кругляши на цветных ленточках (медали) - как высшая форма награждения за проявление отваги и доблести воина. Знал и гордился, понимая, что пусть хоть как самостоятельная боевая единица, а всё же эта бригада есть одно целое со всем русским воинством. И не посрамит она его славу, но только лишь преумножит, если придётся.
        И стоя уже в свите вместе с князем Давыдом наблюдал, как с лихим посвистом проходят мимо них, сборные сотни, втягиваясь головными в дубовые крепостные ворота, и поют задорную солдатскую песню:
        «Солдатушки, бравы ребятушки,
        Есть у вас родная?»
        Есть родная, мать нам дорогая,
        Наша Русь святая!
        Слитно грянула в ответ запевале колонна.
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваша слава?
        В ответ…
        Наша слава - Русская держава,
        Вот где наша слава!
        И понёсся над усадьбой залихватский припев, подхваченный сотней голосов:
        Соловей, соловей пташечкаа
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поет
        Канареечка жалобно поёт!
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваши деды?
        Наши деды - славные победы,
        Вот где наши деды.
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваши сёстры?
        Наши сестры - пики, сабли востры,
        Вот где наши сёстры.
        Соловей, соловей пташечка-а
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поет
        Канареечка жалобно поёт!»
        Так общей колонной и втянулись в крепостные ворота, где, уже спешившись, воины перемешались между собой и начали знакомиться, обниматься с уже знакомыми, шутить да подначивать друг друга. Началась обычная, в таких случаях, суета встречи. Высокое же начальство проследовало по приглашению Сотника в штаб, чтобы, пока на свежем воздухе накрывались общие столы, можно было бы поговорить с глазу на глаз и определиться с планами на ближайшее будущее.
        Андрей уже в штабе, ни на глазах у всего воинства, обнялся с Давыдом Мстиславовичем и со всеми ближними командирами прибывших, отметив, про себя, бледность Торопецкого князя. Каждого прибывшего обнесли крынкой с холодным резким квасом, с жары и долгой дороги - самое то! Затем уселись за общий стол. Андрей по праву хозяина представил командование своей бригады - первого заместителя Климента, начальника разведки Варуна, начальника штаба Филата да тыла Лавра.
        Ярослав Всеволодович взяв слово, поблагодарил всех за торжественную встречу и дал пояснение своему столь неожиданному для всех прибытию в поместье:
        - В граде Киеве, традиционно главный на Руси престол занимал представитель смоленских Ростиславовичей - Владимир Рюрикович. По его-то инициативе и собирались нынче русские князья, чтобы вновь попытаться договориться о прекращении постоянных междоусобиц, борьбы за власть и земли. А также попытаться объединить основные воинские силы перед лицом постоянных вражеских угроз со стороны недружественных соседей.
        Но как это часто случается среди сильных мира сего, каждый князь был озабочен только своими делами и целями. Диалога опять не получилось, а многие властители и вовсе не явились на зов Великого Киевского князя, попросту проигнорировав его. Да и власти, в общем-то, Киевский князь как раньше, в старину, уже не имел. Центр силы русской земли всё больше смещался на север, в земли Владимиро-Суздальского княжества, к которому были близки и зависимы такие крупные, как Ростовское, Переяславское, Ярославское, Костромское, Тверское, Муромское, Галицко-Дмитровское и несколько других более мелких княжеств. А также признавали номинальную зависимость и несколько других княжеств, и в том числе свободолюбивая Новгородская республика.
        Вот и переместились во Владимир после общего съезда двенадцать князей, что были в орбите его политики. Там-то и удалось договориться и решить свои территориальные споры, наметить ряд династических браков, решить многие другие вопросы, а главное - наметить ту политику и направление развития активно укрепляющейся Северо-Восточной Руси. И первой задачей сейчас было отбить военный натиск западных держав: Немецкого Тевтонского ордена крестоносцев, Шведского и Датского королевств, несущих к нам на кончиках своих мечей западную католическую веру и своё понимание жизни. Не допустить уничтожения и поругания родной Православной веры. При всём при этом, не просто отстоять свои земли а, напротив, расширить своё влияние в Прибалтике и на сопредельных с племенем кареллой финских территориях племён еми и суми. При решении этих вопросов, вернуть соседнее Полоцкое княжество в орбиту русской политики, оторвав его от влияния литвин. Им же дать понять, что Русь сильна, как и прежде, и пытаться выступать против неё - смерти подобно! Как это уже только недавно, в общем-то, и было продемонстрировано на льду Усвятского
озера.
        С востока угрозы пока не ждали, надеясь, что монголы навсегда или, хотя бы, на очень долго погрязли в войнах с далёким востоком и югом, и им теперь не будет дела до какой-то там северной Руси.
        Всё это было понятно, как и понятно желание князей собрать воинскую силу в единый кулак, а вот тут Сотнику нужно было сделать всё, чтобы как можно дольше оставаться самостоятельной боевой единицей. По большому счёту, никому из высших мира сего ведь не было дела до отдельной Андреевской бригады, с такой заботой и трудом взращиваемой им.
        В общий строй её! На такую же многочисленную ораву вражеской рати, что идёт стеной напротив! Одна-две таких битвы, и сточится его бригада, истечёт вся кровью в ближних рубках-сражениях. Поэтому, выполнение боевых задач Сотник видел не так как многие военачальники этого мира. Тактика его действий была в максимально-эффективном использовании имеющихся сил, всех их навыков и оружия. А самое главное - в минимальных для этих сил потерь. Враг же должен был их нести несоизмеримо больше. Он должен был быть наголову разбитым и получать в итоге общее стратегическое поражение. И всё это следовало мягко внушить всем высшим представителям местной власти, а в нашем случае, Ярославу Всеволодовичу, князю, возглавляющему военную силу всего Великого Новгорода.
        Поэтому делаем это ненавязчиво, исподволь и аргументировано, а какая может быть лучшая аргументация, как не традиционная баня, немного хмельного и благожелательная беседа старых боевых товарищей. Рецепт надёжный и проверенный ещё по той, «прошлой жизни» майора Сотникова.
        И не просто банька, а БАНЯ, с большой буквы! Детище Андрея, русского мастера гончарных дел Осипа и великого греческого умельца, практически учёного этого времени, Аристарха Константиновича, коего злые и завистливые языки называли просто и пошло - пе-е-чник.
        Спроектирован и отстроен банный комплекс был наподобие старинных римских терм. Это, конечно, не огромнейшие термы римских императоров Трояна или Агриппы, но уступая им по размерам и по внутреннему качеству отделки, бани Андреевского дополнили общую мысль нагрева полов, стен и бассейнов своими особыми новшествами, взятыми из лучших банных традиций народов мира.
        Были тут отделения русских бань и финских саун, с внутренней деревянной отделкой и различаемых в основном только по температурному режиму, поддерживаемому в парной.
        Финская парная была значительно жарче, а главное, на много суше русской, но зато в русской парной был ВЕНИК - народное изобретение, пришедшее к нам от мудрых предков, из глубины веков. Использовался он для банного (венечного) массажа тела, обрызгивания кипятком каменки, нагнетания пара и, конечно же, для создания своего особого банного и ароматного духа. Плеснёшь на раскалённые голыши горячим настоем из целебных лесных трав, зашипит, расходясь от них, облако ароматного пара, проникая во все поры, лёгкие и бронхи парильщика. И выходит из тела с каждым хлёстом веника вся немощь и хвороба.
        «Парьтесь, дяденьки и тётеньки, и деток к бане приучайте, повышайте свой иммунитет и набирайтесь здоровья. Бог Вам в помощь!»
        Какие только веники не ладили для бани. Берёзовые, дубовые, липовые и ольховые, пихтовые да крапивные, из рябины и пижмы, и каждый из них имел свои особые медицинские, восстанавливающиеи укрепляющие здоровье свойства.
        Вот и сейчас, напарившись от души в жаркой парной, Андрей с Ярославом бухнулись с разбега в бассейн спрохладной водицей - ляпота-а! Давыд по совету хозяина сидел в это время во влажном, тёплом хамаме, восточной разновидности бани, и вдыхал пар от специально подобранного травяного лёгочного сбора. Вот уже десять минут как его отпустил постоянно душивший и изматывающий тело кашель, лицо Мстиславовича опять порозовело и дыхание вновь, как и до тяжёлого ранения, стало ровным и глубоким.
        - Ох, Андрей Иванович, никак кудесник ты, такое чудо чудесное создать, мне после таких бань уже и снова жить захотелось, - расслаблено произнёс Торопецкий князь, - Думал, признаться, немного мне на белом свете осталось. Дышать тяжело стало и в груди постоянно болит. Неужели рано ещё о погосте думать?
        - Давыд Мстиславович, - задумчиво произнёс Андрей, - Ранение твоё тяжёлое. Я же сам тебя на месте правил и лечил в тот первый месяц под Усвятами, что мы к уходу домой готовились после той битвы. Так-то вообще чудо, что ты жив остался. Литвинское копьё всю грудину твою разбило и, пройдя дальше, само лёгкое порвало. Думал, вообще, что ты кровью истечёшь.
        - Прости меня, Андрей Иванович, прости, не жалуюсь я, ты меня с того света на Усвятском льду вытащил. До скончания своего века за тебя и сам я, и близкие мои будут молиться. Так-то хоть дела свои смог привести в княжестве в порядок. Наследника лишний год удалось к самостоятельной жизни подготовить. Тут ведь уже и каждый день бывает в радость…
        - Прости, что перебиваю тебя, княже. Но ты никак уже на тот свет собрался? Так рано тебе ещё! - нахмурившись, произнёс Сотник. Видишь, если после этих вот сегодняшних разовых банных процедур даже тебе полегчало, так выходит, и вовсе не безнадёжно всё. Просто тебе, пресветлый князь, нужно особое и постоянное длительное лечение, а ты вон скачешь без отдыха за такими-то вот витязями «вдогон», - и он кивнул на довольно ухмыльнувшегося новгородского князя богатыря Ярослава Всеволодовича.
        Торопецкий князь виновато опустил голову, понимая всю справедливость сказанных слов. Ведь то же самое ему не раз уже говорил Сотник, ещё тогда, когда ухаживал за ним раненым. Выходит, он сам не внял его словам и понадеялся как обычно на русское авось, ведь и так же заживают раны. Да и как было беречься, когда на него столько дел навалилось разом после недавнего литвинского нашествия. Нужно было срочно восстанавливать разорённое княжество и крутиться там «как белка в колесе». Как-то не до себя уж тут было. Вот и загнал себя, что дальше уже некуда. Один вон погост впереди…
        - Помоги, Андрей Иванович, Христом Богом прошу! Давыд Мстиславович как брат мне! Сколько лет вон отважно обороняет землю русскую от врага в своём княжестве. На тебя теперь только одна надежда! Ты ведь настоящие чудеса творишь в лекарском искусстве, сам всё своими глазами видел! - просительно смотрел ему в глаза Ярослав, - Ну а мы уж не поскупимся, Иванович, отблагодарим, что хочешь, для себя проси.
        - Хм… - хмыкнул Андрей, - Не в благодарности дела пресветлый князь. Я ведь и сам Давыда Мстиславовича люблю и уважаю. И сделаю всё, что только в моих силах будет. Даже не сомневайся. Однако ведь многое зависит и от него самого. Надобно будет ему сделать такое лечение, которое будет беспрерывно продолжаться не один месяц, не два и даже не три, а, может быть, целый год и даже ещё чуть больше. И всё это время он должен будет беспрерывно находиться в этой усадьбе и под моим постоянным приглядом. Ну, или же перед глазами других моих лекарей. И при этом будет беспрекословно соблюдать все строгие требования, и принимать не всегда приятные зелья. Есть ли такая возможность у него? Ведь и обязанности властителя своей земли, военачальника и прочие другие многие обязанности постоянно над ним, как над властителем земель, тяготеют.
        Торопецкий князь помолчал, вздохнул и ответил:
        - Не боюсь я уходить на тот свет, хоть и мало пока пожил на этом, да, однако же, весьма славно и полезно для Отечества, как мне кажется. Одно вот только плохо, Всеслав мой совсем пока мал, двенадцать годков ему всего, не готов он ещё княжью власть принять. Ни знаний, ни жизненного опыта, да и ни воинского умения, ничего у него пока нет, так, дитё он совсем неразумное. Мамка да бабка уж больно его занянчили, пока я всё по дальним походам с дружиною ратился. Да вот видно и я пережалил слишком мальца, всё-таки двух деток от хворобы схоронить нам с моей Анной пришлось, занянькали вот, видать. Давно уже его пора к серьёзной воинской службе приучать, а то так и будет всё за мамкин подол держаться. Отсюда и личная просьба у меня к тебе, Андрей, будет. Возьми ты его в свою воинскую школу на обучение? Много я о ней хорошего слышал. И знаю, что не забалуешь там особо у тебя. Пусть же наравне со всеми растёт в воинских трудах и заботах, своим потом и кровью ратную науку постигая. И коли всё же возьмёшь княжича, так требуй с него больше, чем со всех остальных, безо всякой скидки на его княжью кровь. Хоть секи
или на хлеб/воду сажай Славку за любую малейшую провинность.
        - Тише, тише, князь, ну что ты, в самом деле, так разволновался! Детей у нас не секут. В школе это строжайше запрещено, наказаний же и так, без того, с избытком хватает. Да и наказание - это ведь не главное. У нас ведь как, сам коллектив своих курсантов воспитывает. Сословных делений в воинской школе так же и в помине нет. Все отроки перед присягой и наставниками там равны.
        - Что уж говорить, привози своего наследника, так и быть. Только просьба у меня, на первых порах о его принадлежности к наследным князьям никто знать не должен. Ну а дальше уже видно будет, по ходу учёбы, как-нибудь, думаю, разберёмся.
        - Самому тебе, Давыд Мстиславович, отстроим теремок в усадьбе, где ты сможешь со всей своей семьёй да с ближниками этот год со всеми подобающими удобствами жить и лечиться. Так что, завтра, послезавтра же, на самой быстрой ладье можно будет тебе выдвигаться в Торопец. Там ты, княже, как всё уладишь, оставишь свою вотчину на верных и честных людей, ну и милости просим обратно, в наше поместье. Будем уже тут твоё здоровье править, а Всеславу как раз придёт пора, проходить курсы молодого бойца (КМБ) для поступления к осени в школу.
        Закончив банные процедуры в помывочной, и завернувшись в льняные простыни, Андрей пригласил князей в трапезную, где за лёгким обедом можно было подкрепиться и продолжить дальше беседу.
        А беседовать, судя по всему, было о чём.
        Ох, и неспроста явились к нему два властительных князя. На Балтике очередной кризис в отношениях между основными политическими игроками - союзом свободных немецких городов Ганзой и старой владычицей северных морей Данией разразился всё-таки ожесточённой войной.
        Датским королём Вальдемаром II при поддержке своего племянника Оттона I, герцога Брауншвейг - Люнебурга, было захвачены побережье Померании, включая и большой остров Рюген, а так же северные земли Гольштейна, Мекленбурга и Ратцебурга. В данный момент с переменным успехом шли позиционные бои во владениях графов Шверина и Гольштейна, которые, прекрасно понимая, что не справятся с датчанами в одиночку, признали себя вассалами курфюрста Священной Римской империи, герцога Саксонии Альбрехта I, и объединили войска.
        Сложившийся мощный военно-политический союз поддержали Бременский архиепископ Герхард, князь Мекленбурга Иоанн I, большой город Любек, имперский Гамбург, а также несколько северогерманских западнославянских (вендских) князей.
        Дело пахло большой дракой! Слишком большие силы были вовлечены в конфликт, и отсидеться за Ладогой у Новгородской республики уже явно не получалось. Но и тут всё было опять, же не просто.
        Объявить войну Дании и ударить ей в спину, было бы, конечно, заманчиво, но в данный момент её мощный Королевский флот явно доминировал в Восточном море, и выведи Новгород свои корабли в море, как неизбежно остался бы и без кораблей, и без всего своего войска. О перемещении же сухим путём можно было даже и не думать. Столько земель вечных противников Руси на долгом пути преодолеть было просто нереально.
        Была и ещё одна причина не начинать широкомасштабных военных действий с Вальдемаром II. Дания прочно занимала часть восточных прибалтийских земель в северной Эстляндии с их столицей в крепости Ревель. И тут её интересы пересекались с хищными интересами немецких орденов Меченосцев, Тевтонского, ну и зарождавшегося Ливонского. Убери с политической шахматной доски Восточной Балтики фигуру датского короля, и землям Пскова с Великим Новгородом тогда уже явно не поздоровится. А так, противники хоть в какой-то мере, но сдерживали друг друга взаимным противовесом. Обоюдно сковывали свои военные силы и не давали им пока в полную силу развернуться да обрушиться затем на ослабленную Русь.
        Однако же и совсем в стороне остаться от этой войны было бы тоже неправильно и непредусмотрительно. Это как в групповой драке за кустиком «затихариться». И свои потом тебе это припомнят да накажут, и противник твою слабость заметит и всё равно, в конце концов, в одиночку «отметелит».
        Вот и пал выбор у Господнего совета Батюшки Великого Новгорода на Андреевскую бригаду. А что? Гениальная мысль, надо сказать, и Ганзу не обидели - прислали воинскую подмогу союзнику, и датскому королю показали, что Новгород в глобальном противостоянии с Данией как бы ни заинтересован, но и острые зубы он всё равно для врага имеет.
        Княжья же дружина или многотысячное ополчение остались на своей земле, а то, что три или четыре сотни на ратное поле вышли, так то, для понимания некоторых, что у Новгорода, дескать, память хорошая, и он любое зло помнит. И тот дерзкий рейд датских корсаров на своей земле не позабыты, и притеснения новгородских купцов, захват их ладей, убийство команд, да и много ещё чего недоброго, что было. А если будет нужно, то новгородцы, ведь могут ударить по врагу уже и по серьёзному, да ещё и всем своим войском навалятся. Поэтому лучше было бы Вольдемару с ними не ратиться и не вредить с таким трудом, выстроенным с русской республикой отношениям.
        - Ты только сам уж шибко там не рискуй, Иванович, - виновато потупив взгляд, проговорил Ярослав Всеволодович, - Я бы и сам, поверь, с удовольствием всю свою дружину бросил в битву на спесивых данов. Давно уже пора им было укорот дать! Постоянно они свои острые зубы на наши Ижорские земли и Копорье за этой своей Нарвой точат. Но что тут поделаешь - политика, етить её через коромысло! Не волен в полной мере я в своих заграничных походах. Пока не одобрил Господний совет, только и остаётся, что меч свой точить да ждать, когда какой враг сам к нам в гости пожалует. Хотя, по секрету тебе скажу, что грядёт в недалёком будущем и для нас большое дело. Уж больно финские племена Суми и Еми в последнее время распоясались. Науськивают их на нас Свеи, вот те и лезут с набегами на Ладогу, да наших союзников, Карел, на их же земле вырезают. Так что, береги себя и людей, грядёт нам с тобой ещё одно общее дело. Пока же, только тебе выпала честь встать под русским знаменем в далёком заграничном походе. Знаю, что своей доблестью твоя бригада не посрамит честь всего нашего воинства, а токмо покроет себя ещё большей
славой на иноземном бранном поле. В том надеется и Господний Новгородский совет, и об этом шлёт тебе грамоту, на право держать оружие за союзников от его высочайшего имени.
        - Значит, в своём выборе способа боя я могу смело выступать как свободная военная сила от новгородцев? - уточнил Сотник.
        - Хм…Ну, если это не противоречит или не вредит общему плану наших ганзейских союзников, то, думаю, что можно, - задумчиво ответил Новгородский князь и отхлебнул кваса из большой глиняной канопки, - Эх и хоро-оший квасок, ударяет в носок, экий же резкий он у тебя, - ухмыльнулся князюшка.
        - А насчёт твоего вопроса, понимаю я тебя, Андрей Иванович. Бережёшь ты своих людей как никакой другой из воевод и, небось, не хочешь, чтобы их на убой выставляли по дури, али ещё по какому другому злому умыслу. От немчуры-то этого вполне себе можно ожидать. Союзнички, етить! Морокотники! Чтоб им! (люди без понятия - старорусское ругательство). Всё бы им чужими руками жар загребать! Так что, ты, пожалуй, делай, как считаешь нужным. Новгородцы вообще испокон веков своим своенравием славились, о том-то уже давно все знают, поди. Ну, уж «не зарывайся» совсем-то, конечно, всё по уму должно быть, без дурного озлобления. Да не мне тебя учить Иваныч. Тебя учить - только портить, как ты сам говоришь! - и весело рассмеялся правильной пословице.
        - Когда выдвигаться, какими силами и на чём? Морских судов у меня нет, князь, - уточнил Сотник, понимая, что дело об участии в дальнем походе бригады в новгородских верхах, в общем-то, уже решённое, и оставалось только подчиниться, да подготовиться к его выполнению.
        - Ну, что же, вопросы правильные, - качнул головой Ярослав, - Времени на раскачку у тебя нет, Иванович. Вот-вот где-нибудь в Северо-Германских землях может состояться главная битва соперников, и там наше присутствие, как я уже ранее говорил, будет крайне желательным. Поэтому, собирай свои силы и тремя-четырьмя сотнями выдвигайся поскорее за Новгород к самой Ладоге. Там уже у одной из укромных пристаней, в устье речки Оломна, впадающей в Волхов, тебя будут ждать четыре снаряженных для дальнего морского плавания ганзейских когга и ещё несколько быстроходных ладей. Команды на них большей частью наши, новгородские, из тех проверенных ушкуйников, что постоянно морским разбоем в наших же интересах промышляют. Есть там и опытные ганзейские мореходы, что постоянно по Варяжскому морю ходят, да и все премудрости этих дальних плаваний постигли сполна. Вот этими-то самыми коггами и ладьями вас по Волхову, Ладоге и далее по реке Неве к морю-то и доставят. Тяжёлого товара у вас в трюмах не будет, так что, пожалуй, пройдёте вполне, осадка, думаю, вам это позволит. Ну а дальше уже по морю мимо Готланда, да
прямиком в Голштейнские земли. Морем идти вам, конечно, сторожко нужно. На Балтике сейчас вовсю кипят сражения. Датский флот берёт на абордаж или же топит всё, что только увидит. А крупные его силы рыщут у самых наших восточных побережий и перекрывают там всё. Боятся даны нас пропустить, ох, боятся! Держат на заметке, что мы большими силами можем прорваться на помощь союзной Ганзе. Вот и ведут разведку да поиск, дабы упредить нас и утопить, не подпустив к союзнику на запад. Так что, ты подумай хорошенько, посоветуйся там на месте со шкиперами, как можно было бы удачней пройти в германские земли. Ну и самое главное. В помощь и для какого совета на чужбине, к тебе от Новгородского посадника определён купец первой Ивановской сотни Строков Путята.
        И, увидев, как заулыбался Сотник, усмехнулся довольно:
        - Знаю-знаю, как вы дружны с ним, знаю. Вот и ладно! Специально у Господнего совета для тебя его выпросил, да он и сам был тому рад радёшенек.
        - Стало быть, все вопросы по провианту, или по какой другой хозяйской части вы с ним там сами и решите. Сей муж в походе может быть тебе и в посольских делах шибко полезен. Знакомства с готланскими и ганзейскими купцами у него весьма обширные. Чужеземными языками он искусно владеет. Средства опять же ему на ваш вояж новгородская казна без скупости отмерила. Теперь ты только тряси его, да обирай там, как липку, - и князь снова рассмеялся.
        Всё Андрею было ясно. И высокое начальство, закончив трапезу, вышло из бань. Пришло уже время отдыхать дружине. И так ведь притомились сердешные, ожидаючи. Вон заместитель Андрея по тылу, Лавр Буриславович, уже в который раз, эдак хитро так в трапезную заглядывает, как бы невзначай проверяя - а не надо ли ещё чего поднести гостюшкам? А то, может, уж засиделись там высокие господа? Так-то для вас в господской избе уже и хмельной стол после доброй баньки ждёт - дожидается. Да и еда не в пример вот этой закуске весьма богатой и обильной на том столе будет.
        Но вот вскоре и весь банный комплекс наполнился громким хором сотен мужских голосов, восторженными криками дружинников, плеском воды в бассейнах, да хлёсткими ударами веников из парных. Пошла жара! Дружина отдыхала после дальнего перехода в невиданном пока досель чуде - в Андреевских термах. Будет что, потом рассказать у себя дома!
        ГЛАВА 4. ГАРОЛЬД ВОЛОСАТЫЙ.
        Гарольд Волосатый второй месяц бороздил просторы Восточного моря. Это был уже его второй выход после того года, что был дан королём Вальдемаром II на поправку от ран и приведение в порядок своих дел в жалованном лене Вайлефьёрда (землях, жалованных вассалу на условиях несения им службы).
        Время и деньги, жалованные из королевской казны, были потрачены не зря, и под командой опытного морского волка были теперь три прекрасных боевых судна, сработанных на лучших верфях в Роскилле, а так же быстрая и маневренная дозорная ладья.
        Первый весенний выход дал неплохую добычу в три жирных ганзейских торговых когга и пяток рыбацких лодок, которыми викинги так же не побрезговали. Большая часть от захваченных команд пошла, кормить рыб, кого-то продали в рабство, были и такие, кто через кровь своих бывших товарищей вступил в команду данов. Но таких всё же было немного, ведь если ты предал один раз, то где гарантии, что не предашь и в другой, но уже теперь и своего нового хозяина. Поэтому обычный исход в абордажной схватке у проигравшего был - пасть на палубе в бою или быть сброшенным за борт. Товар же из трюмов добычи перекочевал к победителям. Парочку судов в качестве приза даже удалось привести домой и выгодно их продать в столичной бухте.
        Команда Гарольда была довольна: «Наш свёрнутый нос удачлив. С таким капитаном серебряные всегда будут водиться в кошелях, а лучшие девки будут довольно визжать, сидя у нас на коленях», зачастую похвалялись они, сидя в приморских тавернах и кабаках. Так что, проблем с набором в команды у «Волосатого» не было.
        Не успели ещё отдохнуть от весеннего рейда, как в июне на общем королевском сборе капитанов поступил высочайший указ:
        «Всему датскому флоту выйти в море. Восточное (Балтийское) море отныне объявляется Датским. Все суда, следующие по нему, досматривать. Не имеющих королевской грамоты - разрешения на плавания в Датском море, конвоировать в порты Дании. Суда, отказывающие подчиниться: имени короля - захватывать или топить. Команды предавать скорму суду на месте. Суда Ганзы или её союзников захватывать, команды же предавать смерти незамедлительно. Весь захваченный товар предавать для учёта и выделения причитающейся доли в главной королевской гавани Роскилле и в Ревеле-столице Эстляндского герцогства.»
        Летом 1227 года от Рождества Христова на море и на суше начались ожесточённые боевые действия. Капитан и предводитель морского отряда Гарольд Волосатый очень надеялся, что сможет сейчас, как и два года назад после того памятного рейда в русскую Гардарику (Русь), снова выделиться и доказать своему королю, что он, потомок славных викингов, достоин гораздо большего, чем быть простым капитаном морских разбойников. Были и свои личные мотивы в этой войне у пирата. Уж больно скверные слухи ходили в последнее время среди падких до славы конкурентов, что, дескать, совсем уж и не славен был тот недавний поход на русский восток. И, якобы, свою основную команду он попросту бросил там, на убой и в плен к новгородцам. Да и раны свои получил он в позорном бегстве от какого-то там русского сотника, а вовсе не в победном сражении, как докладывал королю».
        В золоте недостатка не было. Золото давало покровительство главного морского министра Герхарда. Вот и сидели в королевской крепости Кёге у пролива Эресунн в цепях его бывшие подчинённые, однорукий Хаук и Гюнтер. Зря они, вернувшисьиз новгородского плена, попытались, было, найти правду и призвать к ответу своего бывшего капитана. Знал «Волосатый», правда - она всегда на стороне того, у кого тяжелей кошелёк. Ещё немного и вернётся он со славой да с богатой добычей из дальнего похода. Передаст, кому нужно, золото и не станет тех, кто захочет искать ненужную здесь никому правду.
        «Всё в этом мире покупается и продаётся, только лишь всё дело в цене» - именно так и думал Гарольд, выходя всвоё новое плаванье. Участок для патрулирования ему был определён как обширный треугольник с вершиной у шведского острова Утё. Восточными же и западными границами его были крупные острова Швеции Готланд и Эланд.
        - Ну что, Олав, я же говорил, что мы и в этот раз вытянем для себя хороший жребий? - усмехаясь, проворчал капитан, глядя с прищуром на своего первого помощника. Всего-то десять марок серебра, и командир восточного крыла Эрик Могенсен отдал нам такой жирный кусок на прокорм. Уж в нашем-то треугольнике всегда найдётся, кого пощипать. Тут сходятся морские пути из Готланда в Любек, Кёльн и Гамбург, а из Ливонии купцы везут свои товары в Швецию. Но самое главное, именно тут или немного южнее проходят суда в русский Новгород, и ещё далее, через него, по рекам и волокам на знойный юго-восток. Чего только не перевозят они в своих трюмах, Олав! Одни только шелка и специи, только подумай, чего стоят! А драгоценные меха с русского севера!
        - Самое главное тут что? Это быстро вырезать команду, не дать им вцепиться в тебя, а то уж больно они кусачие порой бывают, сам по себе знаю, - и Гарольд, нахмурившись, непроизвольно погладил свою руку.
        - Да, надо всыпать дозорным посильней, чтобы не спали на мачтах, не то прозевают и купцов, и боевые суда руссов. Не очень-то я верю в эти басни, но кто ж его знает, вдруг их флотоводец и вправду окажется настолько хитрым, что поведёт свои суда таким необычным путём вдоль побережья Швеции. Проскочат, пропустим их - все на реях или в подвалах королевского пыточного замка окажемся! - представив такую картину, Волосатый передёрнул плечами и истошно заорал на дозорного, сидящего в «вороньем гнезде» мачты.
        - Трюггви! Карась ты снулый! Зорче смотри в море! Опять там дремлешь, рыбий потрох! Спустишься вниз, я тебя лично как следует, выпорю!
        - Я не сплю, капитан, простите, капитан! - заверещал худенький и забитый вечными понуканиями и придирками юнга, - Вот только что по правому борту чайка пролетела, а в дали, по левому борту пенистый бурун от ветра пошёл. Я всё внимательно смотрю и стараюсь, капитан! - продолжал причитать, поскуливая, малец.
        Его уже два раза за это плавание беспощадно выпороли в назидание всем остальным, и третий мальчишка бы просто не выдержал, и так уже покрытый коростой ран от такой вот жестокой науки.
        Порядки в датском королевском флоте были суровые. Власть капитана была деспотичной и непререкаемой. Он легко и просто мог казнить любого, за какой-нибудь проступок в море, ну а уж выпороть, тут уж как говорится - что воды попить.
        Всё на судне подчинялось строгому распорядку: вахты, работы по поддержанию порядка в плавании, приёмы пищи или отработка приёмов захвата противника.
        У каждого из команды в плавании, кроме основной судовой, было ещё и своё боевое дело.
        Кто-то был хорошим стрелком: лучником или арбалетчиком.
        Кто-то далеко и точно метал абордажные крючья-кошки, чтобы затем подтянуть к себе судно-добычу.
        У кого-то из самых сильных и отчаянных головорезов была в бою роль передового тарана: перемахнуть, закованным в железо, с борта на борт, метнуть на лету тяжёлое копьё или топор да врубиться с ходу в противника, разрубая мечом или секирой щиты, доспехи и пока что ещё живую плоть.
        Дело же Трюггви Карася было маленькое - ему нужно было пошустрей подносить арбалетные болты и стрелы тем стрелкам, что занимали «воронье гнездо» на мачте во время боя, и вели оттуда сверху прицельный обстрел. На большее в бою он пока не годился. Ну а в обычном плаванье предстояло ему висеть в этом «гнезде» между небом и палубой, пронизываемым до дрожи всеми ветрами насквозь, да вглядываться зорко вдаль, в надежде заметить далёкий парус на горизонте. Такие вахты Карасик делил со вторым дозорным юнгой Нудом (узел-дат.), и там, наверху, несмотря на холод, ему было гораздо комфортнее, чем внизу. Под облаками хотя бы не приходилось уворачиваться от постоянных тычков и затрещин, да ещё не нужно было вечно мыть и скрести эту смолистую палубу да полы в каютах и в вонючем, пропахшим ворванью (варёным жиром морских млекопитающих), трюме. Но выбора не было. Не стало его с того самого дня, как привёл его отец к хозяину родного Вайлефьёрда, не имея возможности расплатиться с многочисленными долгами семьи. Вот с этого самого момента и до самого скончания хозяина - «Волосатого», он теперь его личная
собственность и просто говорящая вещь. Трюгви опять вспомнил родительскую рыбацкую лачугу у побережья, растянутые для просушки сети и играющих в песке, одетых в сплошную рванину, братишек и сестрёнок. Мама, наверное, опять поставила на очаг большой глиняный горшок с рыбьими хвостами да головами, закинула в него пару щепоток муки и пучок крапивы с лебедой. Помешивает теперь всё это варево своей длинной деревянной ложкой да выходит время от временина крыльцо и, приставив ко лбу ладошку, вглядывается с надеждой в морскую даль. «Что-то задержались сегодня рыбаки с утреннего лова, не случилось бы чего! Море, оно ведь такое, и кормит рыбаков, и само обильно себе их жизни забирает…»
        От нахлынувших воспоминаний у мальчугана сами собой навернулись слезы, и он смахнул их с ресниц.
        Не дай Бог хозяин увидит, или Бьёрн Одно Ухо, старший абордажной команды, злющий медведеобразный детина. Тогда быть ему опять непременно поротым, а то и вообще могут в море выкинуть за нерадивую службу. И проморгавшись, Трюгви пристально обвёл взглядом море. Всё вокруг было пустынно, серые волны сливались вдали с небом, и дозорный, заканчивая осмотр правой стороны, начал уже поворачиваться к корме, когда у теряющейся линии горизонта, на самой границе восприятия, ему показалось, как будто бы там что-то мелькнуло. Может, это просто чайка пролетела, или же волна вспенилась под свежим ветерком? Карасик, как только мог, напряг своё острое зрение. Нет, по правому борту, в заднем его секторе, явно что-то виднелось, и это была точно не чайка и не какой - нибудь там пенный бурун. Парус! Да, именно его только что заметил глазастый юнга. И вытянувшись в сторону цели, Трюгви в волнении закричал: «Вижу парус! Парус по правому борту, там, ближе к самой корме!»
        Все на судне мгновенно бросили свои дела и выстроились у борта, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в серой дали. Но тщетно. Даже забравшиеся на мачту второй дозорный Нуд, и считавшийся самым глазастым в команде Ульф (волк-дат.) не смогли ничего там разглядеть.
        - Тебе всё пригрезилось, маленький негодник! - разъярившись, заорал Гарольд.
        - Ну, теперь я точно с тебя шкуру спущу, а ну быстро слезай из гнезда! - и он потянулся за линьком, тонким смолёным канатом из пеньки, который зачастую применялся для наказания провинившихся.
        - Подожди, капитан, - тихо проговорил старший рулевой, седой и умудрённый жизненным опытом Фроуд Треска.
        - Выпороть мальца ты всегда успеешь, а вдруг он действительно настолько зорок, что видел парус и, протянув время, мы спугнём нашу добычу. Я бы на твоём месте пока не спешил с наказанием, а занялся бы делом, - и, покачав головой, он пошёл на корму к рулевому колесу.
        Волосатый, было, вспыхнул, собираясь отчитать лезущего не в своё дело старика, но затем задумался. Ведь в его словах действительно был определённый резон. Ну что же, с наказанием можно будет пока и повременить! Главным сейчас было не спугнуть и не упустить такую долгожданную добычу!
        - Убрать парус! Передать сигнал на остальные суда «Ложиться в дрейф и затаиться!». Всем вести наблюдение за морем!
        На соседних с флагманским «Драконом», «Змее», «Вороне» и дозорной ладье, «Стрела» так же поспешно спустили паруса, и все суда мерно закачались на волнах.
        Минута проходила за минутой, но ничего не менялось, горизонт всё так же оставался чист, и капитан уже снова начал терять терпение, когда вдруг с верхушки мачты раздался резкий крик Ульфа.
        - Вижу парус! Капитан! Карасик был прав, судно идёт именно там, где он и сказал.
        - Хм, - хмыкнул Гарольд, - Похоже, на сегодня порка отменяется. Маленький негодник не соврал.
        - Ну-ка посмотри там повнимательней, паршивец, может быть, ты еще, что-нибудь там увидишь!? - и дозорные уступили место малышу.
        - Вижу чётко два паруса, хозяин! Идут тем же курсом, что и раньше! - тонким голоском пропищал Карасик.
        - Ну а какие паруса ты видишь? Что за корабли там вообще!? - снова прорычал капитан.
        - Нет, хозяин, этого пока не разглядеть. Слишком уж они далеко от нас.
        - Толку-то от тебя, негодник! - проворчал Гарольд, - Кого мне тут ждать вскоре, и к чему вообще нужно готовиться?
        Капитан, конечно же, был не прав, и это на судне понимал каждый захудалый матрос. Зоркий глаз дозорного очень ценился в старину, в отсутствии тогда всякой оптики. И маленький забитый Карасик сразу же поднялся на несколько пунктов в глазах у всей этой отчаянной команды. Ведь каждый понимал, что зоркий глаз - это лишний шанс не упустить свою добычу на бескрайнем морском просторе, да и удрать всегда легче от более сильного противника, заметь только ты его вовремя.
        Но и интерес капитана был не праздным. В Восточном (Балтийском) море только недавно отошли в прошлое те типы судов, на которых отважные мореплаватели викинги совершали свои опустошительные набеги на всех тех берегах, докуда только они могли добраться.
        Основными кораблями для набегов у них были стремительные дракары. Для перевозки же товаров и грузов предназначались более вместительные, но и медлительные, неповоротливые - кнорры. Суда эти могли ходить как под парусом, так и с помощью гребных вёсел. Грузоподъемность кнорров была около 30 тонн. Дракары перевозили груза гораздо меньше, но их главным достоинством были скорость и мореходность - это воистину были волки северных морей!
        Многие народы брали в пример принципы судостроения у викингов. Но с накоплением опыта и под давлением объективных причин, а именно необходимостью в перевозке больших грузов на большие расстояния, совершенствовались как суда, так и сама наука судостроения у всех приморских государств средневековья.
        Самым совершенным на тот момент был Ганзейский тип судна - Когг.
        Это было высокобортное, палубное и одномачтовое, а позже и двухмачтовое судно с мощным и широким корпусом. Характерная особенность коггов были навесной руль и прямые штевни (брус в оконечности судна), сильно скошенные к линии киля.
        Длина этого судна была около 30 метров, ширина их - семь, восемь, а порою и девять метров. Не зря слово Когг происходило от немецкого «кугель» то есть шар, а во фризском она так и вовсе означало «бочка». Отсюда и видимое достоинство такой конструкции - перевозка как можно большего груза и неплохая мореходная устойчивость. При своей осадке в три метра, грузоподъемность ганзейца составляла до 200 тонн. Огромный рывок, согласитесь, с 30, как у того же дедушки - кнорра.
        Рейковый прямой парус площадью в 180-200 м^2^ поднимался на высокой мачте, составленной из нескольких собранных и подогнанных в единый ствол бревен. Кормовая надстройка (ахтеркастль) была конструктивно связана с корабельным корпусом. На ахтерштевне крепилась платформа с зубчатым ограждением. Кормовая площадка занимала около половины длины судна. Под ней располагались помещения, имеющие вход с палубы, и жилые каюты. В бортовых стенках кают иногда прорубались окна. Форштевень заканчивался наклонной мачтой - бушпритом, служившим для растяжки паруса спереди.
        На кормовых и носовых надстройках, представляющих собой своего рода небольшие крепости, располагались стрелки: лучники и арбалетчики. Когги Ганзы оказали большое влияние на развитие парусных судов во всей Северной Европе. Принципы же работы средневековых ганзейских верфей взяли затем за основу и многие другие морские страны.
        Основным новгородским типом судов этого времени были ладьи - однодеревные долбленые суда, с наращенными по краям бортами и одним прямым парусом. Проблема была в том, что найти настолько большое дерево было редкостью, поэтому новгородские ладьи были максимум 15 метров в длину и три-четыре в ширину, а высота их борта была не более двух или трёх метров. Соответственно, и грузоподъемность их не превышала 50 тонн, серьёзно уступая в этом коггам. Зато неоспоримым их преимуществом была возможность проходить по более мелководным путям, заходить из моря в реки и перемещаться «посуху» волоками. Важным преимуществом была их хорошая мореходность и большая, в сравнении с другими судами, маневренность.
        Датское боевое судно по своему типу и характеристикам было ближе к ганзейскому коггу, взяв, что-то и от кораблей предков - викингов. Уступая по грузоподъёмности ганзейским судам, оно значительно превосходило их по скорости и по маневренности.
        Судно имело обшивку внакрой, резко скошенный форштевень и навесной руль. Мачта у него ставилась посредине и удерживалась крепкими снастями. Рей (горизонтальный брус), опускавшийся на палубу, нес большой прямоугольный парус, на котором можно было брать рифы, то есть при необходимости уменьшать или увеличивать площадь паруса, подвязывая его нижнюю часть.
        На брусе форштевня крепился треугольный помост с зубцами для размещения стрелков. Боевая палуба занимала около половины длины судна и поднималась над основным корпусом на прочных стойках. В носовой и кормовой части датские суда украшались стилизованными изображениями животных, зачастую драконов, как у их предков викингов.
        Корабль был палубным, и на люке трюма зачастую помещали шлюпку. На мачте выше рея крепили "воронье гнездо" для наблюдателей и стрелков. Клотик мачты (самый её верх) обычно венчало изображение креста или флаг.
        Приближавшиеся к датчанам суда явно не были ганзейскими торговыми коггами. Паруса их были гораздо меньше, да и размером корпуса они им значительно уступали. При внимательном рассмотрении эти суда более всего походили на ладьи с наращенными бортами. В любом случае это была добыча, и теперь никак нельзя было её упустить.
        - Всем быть наготове! Скоро эти корыта приблизятся и заметят нас даже уже без паруса! - выкрикнул капитан, - По моей команде, как только они резко изменят курс, быстрее поднять парус и пуститься вдогон! У нас ход гораздо быстрее, и уже до вечера мы отправим их команды на дно, кормить рыб.
        И, действительно, примерно через час нервного ожидания ладьи вдруг резко сменили курс, развернувшись к востоку.
        - Поднять парус! Рулевой, бери мористее, у нас преимущество в большом парусе! Мы их легко за пару часов нагоним! Абордажной команде готовность при приближении, не спешите пока в броню облачаться, мы ещё побегаем за этими зайчиками! - и Гарольд весело оскалился.
        В действительности, погоня много времени не заняла, и уже через два часа из «вороньего гнезда» мачты по ближайшей ладье ударили два лука и арбалет. Ещё десять минут хода, и добыча, сбросив парус, покорно закачалась на волнах. На её палубах царила суета и смятение. Высокий широкоплечий мужчина, как видно, старший на судне, сложив ладони, рупором прокричал на немецком.
        - Мы мирные торговцы из Ливонии, плывём с грузом кожи в Готланд, в его главную гавань Висбю. Ливонцы всегда уважали и признавали власть датского короля в этих водах. Чем мы прогневали вас? За что вы преследуете и обстреливаете наши мирные суда?!
        Волосатый, стоя в кормовой надстройке, надел на голову свой блестящий шлем и прорычал в сторону ливонца:
        - Мне плевать, что вы там признаёте или не признаёте, грязные ливонские собаки! Что вы, что эти грязные готландцы, к кому вы там сейчас идёте, в последнее время слишком много о себе возомнили! Вы только и делаете, что плетёте заговоры против моего достойного короля да гадите исподтишка славой датской короне! Всем сейчас же сложить оружие и выстроиться у кормы! Кто не подчинится, тому немедленно смерть!
        И уже своей абордажной команде, что выстроилась в полной готовности и при оружии по правому борту:
        - Секите всех! Нам некогда возиться с пленниками и незачем их кормить!
        - На абордаж!
        Действия абордажников у Гарольда были отработаны и отшлифованы как надо. И уже через пять ударов сердца, на палубы торговцев по перекинутым мосткам ринулась, размахивая боевым железом, ревущая орава с «Дракона» и «Змея». Никакого сопротивления, надеющиеся на снисхождение ливонцы, не оказали, и уже через пять минут с ними всё было кончено. На палубе захваченных судов лежала изрубленная команда, и оставалось только выбросить её за борт да замыть большие лужи крови.
        - Фрост, приберитесь там у себя, и оставь на своей захваченной ладье призовую партию в десять человек. Пусть идут в паре с моей, к ближайшей гавани Датской Эстляндии. Тут ходу-то всего три дня будет, а мы пока продолжим патрулирование, - отдал распоряжение второму капитану со «Змея» командир отряда.
        И уже для своей команды:
        - Всё здесь прибрать, чтобы чище, чем на трофее «Змея», было!
        - Олав, выделишь десятерых бездельников на это корыто. С кож много серебра не возьмёшь. Ну да, с паршивой овцы - хоть шкуры клок, уж что-нибудь да капнет в кошель. Да и сами торговые суда тоже денег стоят. А мы продолжаем плавание дальше. Заходим северней Готланда и держимся ближе к берегам Швеции!
        ГЛАВА 5. ЗАБОТЫ КОРОЛЯ ШВЕЦИИ.
        Для королевства Швеции первая половина ХIII века была временем смут, мятежей и междоусобиц. За верховную власть с переменным успехом и кровопусканием конкурентам боролись конунги из трёх могущественных родов: Стенкиля, Сверкера и Эрика.
        Во внешней политике шведы признавали верховенство на Балтике датской короны, однако старались проводить и свою независимую политику, прекрасно понимая, что с данами шутки плохи. Стоит только довериться этим потомкам викингов, и мигом станешь их самой захудалой провинцией, ещё и предварительно ограбленной подчистую. Одно радовало. Сейчас Вальдемару II было явно не до Скандинавии. Он был полностью занят войной с Ганзой и с её союзниками.
        У короля Швеции Эрика ХI Шепелявого было сейчас несколько забот. Самой главной из них было укрепление своей власти в королевстве. И, будучи бездетным, задача эта представлялась ему далеко не из лёгких. Нельзя было забывать, сколько претендентов на верховную королевскую власть в стране только и ждали случая, чтобы её заполучить.
        Мать Эрика, дочь датского короля Вальдемара I и его жены Софии Владимировны Новгородской, кроме сына, родила мужу ещё и трёх дочерей: Марту, Ингеборгу и Софию. Все герцогини были пока не замужем, и можно было бы уже серьёзно подумать, как использовать их перспективное замужество для укрепления своего весьма непрочного положения на шатающемся троне. Да и с появлением племянников посмертная передача власти в руки своей же линии рода представлялась королю вполне даже разумной. Главным тут, конечно, было, чтобы родные сестрёнки с племянниками не оправили бы его на тот свет пораньше, чем планировалось. Но до этого ещё было далеко, а вот присматривать перспективную партию в королевских дворах Европы следовало уже сейчас.
        Ещё одной заботой правителя было желание и возможность прирастить новые земли к королевству. Да и вообще, следовало направить кипучую энергию своих подданных на кого-нибудь из внешних врагов, дабы найти им применение в войне за родную корону, но никак не во внутренних разрушительных для страны мятежах да склоках. И идеальным направлением для такой экспансии представлялось Эрику восточное направление. По ту сторону Ботнического залива лежали языческие земли Тавастланда, населённые финскими племенами Суми и Еми. За ними же лежали земли племени Корелы, а следом уже богатые русские земли Новгорода. Ярлы, крупные шведские феодалы и католическая церковь - все они, каждый по-своему, были заинтересованы в большом походе на восток.
        При всём при этом никак нельзя было допустить ухода из-под власти шведской короны и своих исконных земель. Особенно это касалось Готланда, огромного острова, лежащего к югу от материковой Швеции, примерно в ста верстах.
        Жители Готланда вели активную торговлю и занимали ведущие позиции в посреднической торговле на Балтике между Восточной и Западной Европой.
        На побережье острова существовала целая система удобных гаваней, которая в русских летописях называется Готским берегом. Готландские купцы имели свой гостиный двор в Новгороде, а в 1161году вообще заключили договор с Саксонским герцогом Генрихом Львом относительно режима торговли на Готланде и в немецкой Голштинии.
        Готландцы рано подчинились верховной власти шведского конунга (произошло это ещё до конца IХ века), которая со временем только всё более и более усиливалась. Так, в обмен на торговые привилегии в материковой Швеции и на других островах королевства они приняли на себя обязанность платить ежегодный налог казне и после христианизации участвовать в военно-морском ополчении Швеции-ледунге. Но во всех внутренних делах островитяне сохраняли пока полную самостоятельность. Верховным органом готландского самоуправления был альтинг «всеобщий тинг гутов, то есть собрание всех людей», который концентрировал в себе высшую власть на Готланде со всеми такими её аспектами, как суд, налоги, военное дело, внешняя и внутренняя политика, законодательство.
        На этот остров издавна с аппетитом поглядывала владычица морей Дания, прекрасно понимая, что откуси она у Швеции такой завидный кусок да размести в его гаванях свой военный флот, и тогда вся восточная Балтика была бы у неё под контролем. Оставалось только дело за малым - разбить Ганзейский союз, и тогда уже никто не посмеет отвергнуть её притязания.
        - Собирайся, Марта, пришло время навестить этих своенравных гутов. Островитяне должны раз от раза видеть своих властителей, чтобы не забывать, под чьей они там короной живут, - напутствовал свою сестру в зале королевской резиденции столицы Упсалы король Эрик.
        - Поприсутствуешь там на их главном тинге в качестве почётного гостя. Помолишься в кафедральном соборе святой Марии в главном городе Висбю. Его что только что недавно отстроили там с таким размахом, глядишь, и пошлют тебе небеса завидного жениха. Пора бы уже! - усмехнулся король, глядя на высокую и стройную голубоглазую девушку с длинными светлыми волосами, собранными в тугую косу.
        Марта, словно яркий весенний цветок, была полной противоположностью своему болезненному венценосному брату.
        Прозвище Эрика ХI «Шепелявый» восходило к строкам рифмованной «Хроники Эрика», в которой говорилось, что «конунг нетвердо владел языком, был шепеляв, да к тому же ещё и хром». Очевидно, он страдал от рождения травмой головного мозга, которая и вызвала дефект речи и его хромоту. Красота же сестры на фоне короля только подчёркивала все её достоинства. Но надо сказать, что, кроме физических достоинств, Марта обладала ещё и живым умом, знала несколько языков, читала труды античных авторов и вполне себе могла поддержать спор о различиях во взглядах двух древнегреческих философов Аристотеля и Платона.
        По меркам средневековья, она была уже совсем взрослой. Ей шёл двадцать третий год, но, как видно, обременять себя узами брака герцогиня вовсе не спешила, и уже далеко не первый претендент на её руку, сердце и приличное приданное уходил восвояси в конфузе и в смятении. Язычок у герцогини был острый, а выставить на посмешище высокородных и чванливых болванов у неё получалось превосходно.
        - Эрик, ты же знаешь, что я не стремлюсь к замужеству. Имей ввиду, если ты ещё раз пришлёшь свататься ко мне очередного набитого дурака, я просто уйду в монастырь. И знай, что Архиепископ меня поддержит. Уж он-то будет очень рад заполучить к себе такую высокородную и скромную монашку, - театрально закатив глаза, с придыханием проговорила хулиганка.
        - Боюсь, сестрица, что с такой послушницей из монастырского прихода, напротив, все монашки с послушницами разбегутся. Да и у нашего Архиепископа терпение не настолько крепкое, чтобы спокойно терпеть все твои взбалмошные выходки, - проворчал король, - Всё это славянская кровь нашей бабушки! Так что, держи себя в руках, сестра, и веди как подобает особам королевской крови! По поводу же твоему замужества, долго тянуть я тоже не намерен. Мне нужен наследник из нашего рода Эриков, чтобы укрепить центральную власть и не ввергнуть страну в пучину хаоса и кровавой междоусобицы. А ты, как и все остальные сёстры, должна мне в этом помогать! Неужели непонятно, что возьми власть в свои руки люди родов Стенкиля и Сверкера, то вас в первую очередь предадут смерти как первых конкурентов на верховную власть?! - прошипел разозлённый король.
        Марта приблизилась, обняла брата и погладила по голове. Она на два года была его старше, и, рано оставшись без матери, искренне его жалела и любила.
        - Хорошо, Эрик, не злись, я буду покорна своему королю и постараюсь ему помогать во всём, обещаю, - покладисто прошептала на ухо Марта, - Только не спеши меня выдавать замуж, ты же не хочешь сделать свою сестру несчастной.
        - Хорошо, - вздохнул король, - Будь, по-твоему, а я пока не буду спешить. Может быть, судьба услышит мои молитвы и сама пошлёт вскоре тебе достойного избранника.
        - Когда отправляться на Готланд, король? - Марта отошла и слегка склонила голову, подчёркивая этим уважение и покорность брату.
        - Думаю, через неделю, если не подведёт погода. Возьми с собой Ингеборгу. Девочке скоро исполнится шестнадцать, и ей пора бы уже начать заниматься делами семьи. Может быть, хотя бы она не заставит своего брата волноваться о продолжении рода? - и он с иронией посмотрел на старшую сестру.
        - Я буду только рада, Эрик, только рада! - мило улыбнулась Марта, - Мне кажется, в её жилах течёт гораздо меньше славянской крови, чем у меня! - и они уже вместе совершенно искренне рассмеялись.
        ГЛАВА 6. НА ОЛОМНЕ.
        Андреевские ладьи, пройдя по озеру Ильмень и выше по Волхову в ветреную и безлунной ночью, стремительно проскочили через Великий Новгород, не останавливаясь. По левую руку через пару вёрст хода тайно высадили возле речки Питьба два звена пластунов с десятником Родькой и взводным, прапорщиком Саватеем во главе. Остались с ними и двое подростков из третьего курса воинской школы Митяй и Марат. В том деле, для чего высаживали пластунов, их помощь была совсем не лишней. После этого, караван судов пошёлпо реке ходко дальше. Нужно было как можно быстрее проскочить ещё более двух сотен вёрст вверх по Волхову, где в устье речки Оломна их уже давно ждали.
        Не доходя около восьми десяток вёрст до Ладоги, ладьи зашли в укромный затон, в котором виднелась приличных размеров пристань, а на берегу высились какие-то строения. Причалить помогала пара местных лодочек лоцманов, и речные ладьи бригады буквально «в притирочку» встали рядом с казавшимися такими огромными, пришвартованными к пристаням морским коггам.
        На берегу, освещённом факелами и жировыми светильниками, их уже ждали, и высыпающие на причал и берег сотни встречали приветственными шутками и здравницами сами хозяева и прибывшие сюда заранее Варуновские разведчики.
        Сотник, вышедший по мосткам на берег в числе первых, сразу оказался в плену у медведеобразного, здоровенного человека с крупными и выразительными чертами лица.
        - Андрюха! - стискивал его в объятиях Путята, - Ну, наконец-то! Заждались мы уже вас!
        - Отпусти, оглашенный! - смеялся командир, - Задушишь ведь, медведище! Веди в избу, Селянович, расскажешь всё там, без лишних ушей.
        И, обернувшись, отдал команду: «Старшим по разгрузке и размещению людей назначаю Лавра Буриславовича. Подпоручик, найдите местного хозяйственника, с ним всё согласуете по своей части и затем сразу же в штаб!»
        - Прапорщик Боян, вам со своей ладейной командой разместить суда понадёжнее, прибраться, и уже потом можете все отдыхать. Время подготовиться к плаванию у вас будет ещё достаточно!
        - Климент Петрович, отдай распоряжение по несению службы часовых в дозорах да секретах, и милости прошу к нам! - обратился Сотник к своему первому заместителю.
        И уже громче ко всем:
        - Штаб и командование бригады, прошу на совещание! Остальному личному составу привести себя в порядок, прибраться, поужинать и размещаться на постой! Мы тут надолго, ребята, отдыхайте! Думаю, хозяева о нас позаботились, и угостят, и разместят, как подобает, да и в баньке намоют, напарят…
        Со всех сторон послышалось довольное ворчание сотен и команд, смешки да шутки. Долгое плавание в летний зной по рекам Полометь, Пола и озеру Ильмень наконец-то закончилось. И воинам можно было немного передохнуть перед дальним морским переходом.
        В большой освещённой несколькими светильниками избе, превращённой по случаю в штаб, за столом сидели старшие командиры бригады, близкие сподвижники и друзья Сотника. От «местных» присутствовал сам представитель Господнего совета Батюшки Великого Новгорода, купец Первой Ивановской сотни и еще с детства друг Андрея, Строков Путята Селянович. С ним же рядышком сидели четыре шкипера с тех морских коггов, что сейчас были пришвартованы у местного пирса. Особняком недалече сидел ещё один незнакомый всем новгородец.
        - Ну что, господа, начнём наш первый общий совет похода в таком вот составе? Давайте я представлю своих командиров, а потом Селянович познакомит с теми, с кем нам предстоит идти в дальний поход, - взял первым слово Сотник.
        - - Мой первый заместитель, поручик Климент Петрович.
        И перед всеми, сделав лёгкий поклон головой, привстал высокий русоволосый с большим выпуклым лбом и аккуратной седой бородкой ветеран. На плечах его серо-зелёной форменной, скроенной из плотного сукна и столь непривычной для местного времени куртки, лежали зелёные погоны с одной красной полоской кантом - посередине. На этих погонах виднелись три небольшие бронзовые звёздочки, а на груди блестел солдатский и офицерский георгиевские кресты - IVстепени с оранжево-чёрными колодками, серебряная медаль «за храбрость» I степени и красная планка «за ранение».
        - Начальник штаба бригады, поручик Филат Савельевич.
        С места поднялся невысокого роста крепкий черноволосый мужчина с глубоким вдумчивым взглядом. «Мозг бригады». Как видно, однако, в штабах он всё своё время не просиживал и его грудь так же украшали все те же боевые регалии, что и у предыдущего офицера.
        - Начальник разведки, поручик Варун Фотич.
        Со скамьи с кряхтением поднялся самый колоритный из всех четырёх заместителей Сотника. Был он веськакой-то «колючий», среднего роста, седой, с кустистыми бровями на сером обветренном лице, покрытым многочисленными шрамами. Серые, стального цвета глаза цепко держали всё вокруг и смотрели открыто с какой-то едва скрытой насмешкой. Сразу было понятно, что мужик он не простой, «тот ещё волчара - битый», оттого-то и «вся его шкура в шрамах».
        Одежда его тоже выделялась среди повседневной формы Андреевцев. На форменной, как у всех куртке, поверх была накинута пятнистая, в серо-жёлто-зелёных разводах и с какой-то длинной бахромой накидка. На ногах виднелись такие же необычные штаны и обувка в виде ичиг или, как бы сказали в другие времена, индейских мокасин. В это же время или, вернее сейчас, это была стандартная обувь разведчика бригады, пошитая индивидуально для каждого из прочной и выделанной шкуры лося и идеально подходящая для бесшумного и мягкого передвижения по лесу. Наград у командира разведчиков видно не было, но у таких людей с этим проблем по определению быть не могло.
        - Разрешите присутствовать! - в дверь зашёл заместитель комбрига по тылу Лавр Буриславович, - Люди размещаются, для них уже тут палатки и шатры натянуты. Начинают ужинать и готовиться к отдыху. Местный хозяйственник - крепкий мужик, сразу разгрузку судов взял в свои руки. Я там для контроля старшину Ждана оставил и сразу же к вам, - и присел по кивку Сотника.
        - Как вы, господа, поняли, это мой четвёртый заместитель по тыловой и хозяйской части подпоручик Лавр Буриславович. Присаживайтесь, пожалуйста, продолжим знакомство.
        Дальше были представлены командиры обережного и дозорного эскадронов Тимофей и Василий. Отдельной степной сотни Азат Хайдарович. Старшие судовой рати и ладейной команды: Молчан и Боян Ферапонтович.
        - Ну что же, мои все. Познакомь и ты нас с уважаемыми шкиперами, Путята Селянович? Тебя-то я уж, извини, представлять, тут не стал. Мы все с тобой знакомы давно, а многие в своё время даже в походы вместе хаживали.
        - Ну вот, - обиженно крякнул представитель высокого новгородского Совета, - Опять, как всегда, завистники задвинули и обидели самого слабого!
        И все в избе искренне рассмеялись, глядя на этого пышущего могучим здоровьем черноволосого жизнерадостного богатыря. Обстановка в избе сразу стала проще, и некоторая напряжённость, какая бывает при встрече незнакомых людей, куда-то разом улетучилась.
        - Управлять теми морскими коггами, что вы видели у пристани и что повезут нашу рать, будут надёжные и доверенные капитаны. Все они немцы по крови, но уже не первое поколение вслед за своими отцами, да дедами ведут морскую торговлю с нашим Новгородом. Имеют свои дворы у нас, где и проживают сейчас вместе со своими семьями. Не раз и не два уже выполняли они наши «особые» просьбы и поручения. Датчан они люто ненавидят, ибо лично от них пострадали. У кого отец, брат или сын от их злодейств пали, кто-то и лично с ними был ранен в схватке. Так что, я сим мужам полностью доверяю, чего и вам так же делать предлагаю.
        - Ну, так я начну. Михаэль, капитан когга под названием «Pferd», по-нашему «Конь», самый старший и опытный из всех присутствующих шкиперов, - и с места поднялся худощавый степенный и уже пожилой мужчина. По его морщинистому и обветренному лицу можно было предположить, что он провёл в море гораздо больше времени, чем на берегу. Лицо его было скуластое и вытянутое, а нос с горбинкой придавали весьма харизматичное и суровое выражение.
        - Дитрих, капитан когга под названием «Еnte» - «Утка».
        На вид второй представленный капитан был полной противоположностью первому. Немолодой, но крепкий боровичок с маленькими глазками на весьма добродушном и круглом лице. Поднявшись, он улыбнулся и окинул присутствующих спокойным и уверенным взглядом. Крепкие руки и такое же обветренное, как у первого капитана, лицо говорило само о его профессиональной принадлежности. Впрочем, это касалось и всех присутствующих здесь моряков. Так сказать, это была их «визитная карточка».
        Третьим и четвёртым капитаном были, соответственно, Курт и Зигфрид с «Barsch» - «Окуня» и «Wai» - «Кита». Эти капитаны были моложе первых двух и были похожи друг на друга. Впрочем, они действительно были родными братьями. Отец, в прошлом известный капитан Вальдемар Краузе, передал им по наследству своё дело вместе с крепкими коггами, а заодно с ними и горячую любовь к морю. И теперь высокие светловолосые и скуластые здоровяки с русыми бородками горели горячим желанием посчитаться за отца с датчанами, утопившими старшего Краузе вместе со всей его командой под островом Рюгеном ещё прошлым летом.
        Последним представленным был русский.
        - Перед вами, братцы, Радята Щукарь, - и по избе прокатился шёпот, все зашевелились и вытянули шеи, рассматривая представленного. Имя знаменитого новгородского ушкуйника, совершавшего дерзкие и стремительные рейды со своей командой по восточной Балтике, было у всех на слуху. Более года о нем, правда, ничего не было слышно, и поговаривали даже, что он со своей командой погиб где-то в очередной отчаянной схватке под шведским Эландом. Но вот же, живой и здравствующий он стоял в избе перед всеми и иронично так щурился.
        - Да, именно он, братцы, и пойдёт с нами в плаванье. У него тоже есть свои личные счёты к датской короне, и кому, как не ему знать все трудности и опасности в Варяжском море и все способы как их преодолеть.
        - Ну, всё, Андрей Иванович, «со своими» я всех познакомил, продолжай теперь уже ты.
        Сотник обвёл всех присутствующих взглядом и продолжил совет.
        - Что ж, господа присутствующие, у нас есть ещё пара недель до выхода в море, и ближе мы все познакомиться ещё успеем. А пока выслушайте общую картину и затем, как у нас тут принято, будем её уже дополнять все вместе по частям.
        - Что мы имеем? А имеем мы труднейшую и практически не выполнимую задачу - прорваться через Ладогу и Неву в Вотский (Финский) залив и через него уже выйти далее на Балтику. Затем же пройти по открытому морю, около 1300 вёрст и высадиться на немецком берегу в Голштейнских землях, где-то между приморскими городами Любек, Росток или Киль. Почему считаю эту задачу невыполнимой? А всё потому, что датчане далеко не дураки и ждут нас, напрочь заперев Вотский залив в самом удобном для этого месте, в зауженной его части, около самого устья реки Невы. Да и дальше, на Варяжском море, как нам уже донесли, рыщут весьма солидные силы их флота. Именно поэтому мне и представляется невыполнимой задача по силовому прорыву на Балтику. Всё остальное, думаю, будет гораздо проще. Но как решить эту головоломку… Хм… - и Сотник покачал в сомнении головой.
        - Тебя, старшой, гляжу совсем эти даны, запугали! - раздался с противоположного конца стола ехидный и насмешливый голос.
        В избе сразу повисла тяжёлая и натянутая пауза.
        - С таким-то настроем да супротив врага никакого антиреса нет ратиться! Лучше сразу лапки сложить и сидеть, вообще не выходя с Волхова. Ещё и дружиною зовутся! - продолжал буквально издеваться над командиром старшина ушкуйников Радята.
        После последней фразы за столом началось опасное шевеление, и Андрей понял: «Ещё чуть-чуть, и Щукарю будет очень плохо. И это «плохо» начнётся прямо здесь и сейчас, далеко не выходя от стола, если, конечно, срочно всё не пресечь.»
        - Стоять! Тихо все! - рявкнул командир яростно, и всё снова стало тихо, лишь осязаемое чувство опасности вибрировала в избе, словно натянутая струна.
        И уже другим елейно медовым голосом, от которого у всех знающих Сотника пошёл лёгкий озноб по спине, Андрей обратился к нахалу.
        - Уважаемый воитель солёных морей и побережий всего варяжского моря, Радята, простите уж, по-батюшке не знаю, как Вас величать…
        - Ивановичи мы! - важно надулся и откинулся назад в вальяжной позе ушкуйник.
        - Радята Иванович. Вы, к сожалению, сейчас не дослушали меня, невежественно перебив. От того-то между нами и возникло тут некоторое недопонимание. Волею высшего Господнего совета Новгорода, меня поставили старшим в этом походе. Поэтому попрошу, уважаемый, вас впредь меня не перебивать, ибо у меня всё равно есть привычка выслушивать всегда всех, кто только хочет выступить со своим любым словом, советом, или каким предложением. В противном же случае, если вы всё же не внемлите этой моей настойчивой просьбе, то вы можете сразу же отправится туда, куда только сами посчитаете нужным, но уже, к сожалению, не с нами. И тогда, в этом случае как-нибудь уж там сами объясняйтесь с высшей властью Батюшки Новгорода. Мне же, повторюсь, порошу впредь на совете не мешать! А сейчас, с вашего разрешения, я всё же, пожалуй, продолжу.
        Выслушав всё сказанное со снисходительным видом и неопределённо хмыкнув, Радята только кивнул головой, показывая, что здесь у него так то авторитетов нет, а насчёт «продолжить»…ну…он, в общем-то, не против.
        «Нда…Придётся обламывать «ерша», иначе общего дела с ним не будет,» - подумал Сотник и продолжил совет.
        - Итак, я сказал, что считаю прорыв на Балтику нашими силами невозможным, ибо, сколько бы мы их эти силы не выставили, датчане всё равно подтянут их гораздо больше, опираясь как на свои рейдующие морем отряды, так и на тот флот, что стоит сейчас в готовности в Эстляндских гаванях. В любом случае нас задавят, пустят кровь и дальнейшего хода по морю уже не дадут. Но у нас главная задача не схлестнуться в морской баталии, а добраться без потерь в германские земли и уже там встать со своим знаменем в ряды союзников. Вот отсюда и нужно исходить и придумать, как и что нам лучше сделать. Предлагаю все свои задумки изложить на очередном совещании через три дня. Карту Вотского залива и всей Балтики вы можете смотреть тут, эта изба отныне и будет у нас штабной.
        - А по мне, так всё равно на море с данами схлестнуться придётся. Хоть думай, хоть не думай, всё одно - воевать, - опять встрял Щукарь и, заметив на себе десятки колючих взглядов, передёрнул плечами, - Да ладно, чё уж, говори дальше старшой, не мешаю…
        - Спасибо, - усмехнулся Сотник, - Давайте по очевидным местам пройдёмся, коль пока у нас нет определённости в дальнем плавании. И так, какие силы мы имеем? Четыре больших морских кога. Два ладейных дозорных судна бригады, что как по реке, так и по морю быстро ходить могут. Плюс три ушкуя Радяты Ивановича Щукаря нужно будет сюда же прибавить. Из бригады в плаванье пойдут пять с половиной сотен. Ещё пять десятков ладейной команды под командованием прапорщика Бояна, - и из-за стола привстал главный шкипер Андреевцев.
        - Пять десятков судовой рати под командованием прапорщика Молчана, - и все перевели взгляд наглавного «абордажника» бригады. Пластунская полусотня разведки прапорщика Севастьяна. Две сводные сотни из обережного и дозорного эскадронов под командованием поручика Тимофея. И последнее… Сотня курсантов третьего курса нашей воинской школы под командованием начальника воинской школы, поручика Кочета. По личному составу, участвующему в плавании пока всё. Есть у кого-то вопросы? - и комбриг обвёл глазами совет.
        - Да, господин майор, есть, разрешите! - и с места поднялся Василий Андреевич, командир дозорного эскадрона. Статный, похожий на Сотника мужчина с такими же светлыми волосами и умными голубыми глазами. На плечах куртки у него виднелись погоны поручика, а офицерские георгиевские и владимирские кресты да планки за ранения показывали, что перед советом стоит доблестный воин.
        - Всего у нас собирается девять с половиной сотен вместе с курсантами. В плаванье идут пять с половиной. Возникает вопрос по оставшимися четырём сотням, не идущим в плаванье. Неужели же им придётся домой возвращаться и ждать там своих боевых товарищей?
        - Хм…С математикой у вас всё в порядке, поручик, - улыбнулся Сотник, - Отвечаю. В предстоящем деле будет участвовать вся наша бригада за исключением, разве что, крепостного да сторожевого взвода, ведущих оборону и дозор в самом поместье и вокруг него. Ну и, разумеется, младших курсов воинской школы. Ибо рано им ещё воевать, дети считай. Для всех же остальных у нас дело найдётся. Так что, не волнуйтесь. Как только для этого наступит подходящее время, я до вас всё сполна доведу.
        - Давайте пока послушаем начальника тыла Лавра Буриславовича, как у нас по его части дело обстоит, и во всём ли сейчас порядок с обеспечением бригады.
        Общий доклад тылового начальника занял весьма продолжительное время, и из него стало ясно, что средства для похода по питанию, амуниции, вооружению и всему тому громадью мелочей, которые нужны для нормальной жизни большого воинского подразделения, выделены новгородской властью в полном объёме. Требуют они, конечно, дополнительной проверки по месту, и к ней, с помощью выделенных Путятой Селяновичем сведущих людей, он со своими тыловикам и приступит уже поутру.
        На что Путята тут же заверил, что проблем с этим не будет и его приказчики с рассветом откроют все склады, амбары и сараи и, разумеется, во всём Андреевским помогут.
        - По оружию, амуниции и воинскому снаряжению проблем нет. У каждого есть все, что ему положено, начиная от огнива, ложек, котелков, иголок да ниток, двух сменных комплектов формы и сапог, и заканчивая кольчугами, бронёй, мечами, пиками, саблями, ножами и кинжалами, самострелами, шлемами и прочим, прочим, прочим, что должно быть в дальнем походе у воина. Всё это было не раз уже проверено-перепроверено на многочисленных воинских смотрах, как своими строевыми командирами, так и самим Буриславовичем, да и всем руководством бригады. Да вы и сами всё знаете, Андрей Иванович. Перед отходом из усадьбы итоговый смотр провели и все выявленные на нём замечания мы давно уже устранили.
        - По самому важному, а именно оружию дальнего боя мы имеем восемь больших стреломётов для установки на морские суда. 122 самых совершенных самострела реечной перезарядки, двести пять «козьей ножкой» и остальные сто тридцать из того более простого типа, что мы называем «Самсонами» с перезарядкой типа «Самсонов пояс». Плюс, конечно, каждый воин имеет свой личный лук да ещё по паре метательных дротиков-сулиц.
        Оружию дальнего боя в бригаде традиционно уделялось особое внимание. Но самые совершенные самострелы «реечного типа» с плечами и дугами из элитной булатной стали, способные послать свой болт за 400 метров, и, пробивая при этом любую броню, были крайне дороги и сложны в производстве. И как не бился главный оружейник усадьбы дед Кузьма, а вооружить их всеми пока не удавалось. Вот и шли в бой Андреевцы с разномастным оружием, пусть и усовершенствованным да подогнанным под каждого стрелка.
        Дальше на совещании обсудили рабочие вопросы и, уже заканчивая его, Сотник подвёл итог:
        - Выход планирую на второе июля. Оставшиеся до него четырнадцать дён использовать для определения всего того личного состава, кто идёт морем, а кто остаётся тут. Имейте ввиду, что к нам будут постоянно подходить по суше и реке наши воины, не успевшие по команде «срочный сбор» прибыть из отпусков. Так что, занимаемся на месте комплектованием команд и их «боевым слаживанием». Остающимся, приказываю нести дозорную службу и готовить коней к большому переходу. Уходящим в море, приступить к тренировкам в судовых командах и особеннов подготовке к абордажному бою. Варун Фотич, Боян Ферапонтович и вы, Радята Иванович, приступайте завтра же к разведке Невы и самого Вотского залива. Нам нужно знать, есть ли скрытные береговые посты там, у датчан, на нашем пути. И хотя бы примерное расположение морских заслонов и патрульных групп врага в этом заливе. Всё это нужно делать скрытно, чтобы, не дай Бог, не насторожить раньше времени противника.
        - Да ладно,старшой, не учи учёных, уж я-то всё в этом деле и так знаю, - с ехидной усмешкой, прищурясь, выговорил Щукарь. Раскомандовались тут больно сухопутные!
        - Ну-ну… - улыбнулся Сотник и положил свою руку на сжатую в кулак и аж побелевшую от напряжения руку Варуна, - Спокойно, Фотич, человек знает, похоже, что говорит. Он же не сухопутный как мы, а знаменитый морской волк. На этом совещание считаю закрытым. Отдыхайте, господа! Попрошу только остаться начальника разведки.
        - Андрей! Я тебя не понимаю, ты почто при всех хвост не выщиплешь у этого петуха прилюдно!? - возмущённо воскликнул разъярённый Варун, - Да он же всё совещание над тобой издевался! Ну не хочешь сам - так дай я его проучу, гадёныша. Ишь, знаменитый ушкуйник тут выискался, да мои ребята или же абордажники Молчана любое его корыто с командой на лоскуты порвут! Ты нам только скажи!
        - Стоп, стоп, друг! Охолони немного! - поднял руки вверх Сотник, - Ну что ты так разволновался-то?
        - Никто из вас не смеет трогать пока этих ершей. Вот вам и задание на устойчивость, сможете сдержаться или нет с ними. И всем своим подчинённым передай по большо-ому такому секрету. Это вот, чтобы побыстрее до всех долетело и дошло, - и Андрей улыбнулся, - Что, дескать, тут такая проверка у командира над всеми ними, а то, и правда, кончат в тихую ушкуйников, и даже следов самых петушастых из них мы уже не найдём. Они нужны нам очень, друг. Поверь. С их-то опытом рейдов на Балтике. Да с их отчаянным гонором и готовностью драться с любым врагом. Повторяюсь, они нам очень нужны! Будет для них у меня серьёзное дело. А насчёт проучить и поставить Шукаря на место… Хм… - Сотник усмехнулся… - Всё будет! Ты главное не волнуйся! - и толкнул легонько Варуна плечом. Я что тебя оставил-то, Фотич. Помнишь, я давал поручение Путяте поболее вызнать про двух новгородских купцов: суконщике Жидиславе Супеече и Остромире оружейнике? Ладно, с Остромиром-то покончено. За его сговор с датчанами и попытку навредить Новгороду, рассорив с Ганзейским союзом, он своё уже получил. Приговор был суровым, но справедливым, как бы
он там не пытался выкрутиться. И, небось, теперь ему там жарко в самой преисподней. А вот со вторым злодеем всё совсем непросто. И ведь не зря за ним приглядывали всё это время. Я ещё два года назад попросил Путяту приставить к нему надёжных и сметливых людей, чтобы ходили да слушали, чем занимается сей подозрительный купчина, и кто возле него там рядом вьётся. Вот и о прошлом годе, не зря же всё лето уже теперь наше звено разведчиков помогало Путятским соглядаем в их непростом деле. Да к тому же заодно ребята вызнали кое-что по его усадьбе, по пристаням да лавкам на торгу, а главное по тем людям, с кем он своё знакомство водит, и по всем прочим людям, с кем он сам видится или же его личные подручные. Да ты и сам всё это знаешь. Так вот, пришло время нам с ним заканчивать, Фотич. На нём и так много крови было, когда он на торговые караваны ватагу Свири Кривого наводил, а потом ещё с них же гад, и наживался. Так ещё как мы с тобой и подозревали, после кончины Остромира также, как и он, этот паук, на скользкий путь предательства встал. Не зря они до этого с ним подельничали и делились вестями о купцах
да, о том, что, когда и куда повезут.
        - Так знамо дело! - воскликнул Варун, - Один купец суконщик через свои лавки сбывал награбленный шёлк да всякие ткани, другому купцу по оружию и металлу было удобней своим знакомым товаром торговать, вот и делились с друг дружкой для своей же личной выгоды. Видать, и с данами Остромир Жидислава познакомил не зря. Те давно поставляют сукно из Фландрии на наш Новгородский торг и ещё дальше. Вот и взяли на заметку не чистого на руку купца, готового за серебро и злато через кровь переступить и свою душу продать. А как Остромира не стало, так притихли немного, а затем уже и с этим Жидиславом «снюхались». С кем-то из местных «ушлых» им же всё равно нужно было свои тёмные дела делать?!
        - Точно, Фотич! Ты всё верно говоришь. Глаз да глаз датчанам за Новгородом постоянно нужен. Мы ведь у них как кость в горле торчим, мешаемся тут на востоке с их имперскими амбициями…ну-у, вернее…с их заносчивостью и стремлению ко всеобщей власти на севере всей Европы, значит. А тут ещё и этот наш союз с их извечным врагом Ганзой. Вот отсюда и это стремление всё вызнать да помешать нам, где только будет возможно. Правда сейчас, после того как Гарольд Волосатый так неудачно подставил своего короля во время того разбоя в наших внутренних водах, датчанам напрямую путь сюда ужестал закрыт. Но по всему видно, что они пока не успокоились и действуют теперь весьма хитрее и уже через своего верного союзника - Вельфов. Не зря же все дела в последние два года через них делаются. Не-ет, неспроста у них такая любовь с Супеечем. Тут дело не только торговлей, но и изменой опять пахнет. Не зря вёрткие людишки Остромира по всем местным пристаням да на торгу с конца половодья вертятся, и все сведенья о боевых дружинах или проходящих судах, в особенности же, о морских собирают. Да и пара быстроходных ладей неспроста
у него на пристани дежурит. В полной готовности стоят, и, что характерно, без груза, но зато при полной команде. Мыслю я, их задача по надобности быстрее нужную весть до датчан донести. Вот и не грузятся они, чтобы только у них быстрее ход был. Всё продумал злодей. Ну да недолго ему осталось уже. Через три дня на самой быстрой ладье мы с твоим самым лучшим десятком пластунов убываем в Новгород. Там нас уже ждут те две пятёрки с Саватеем и Родькой, что мы тамоставили втихую, проходя рекой через город. Вот все вместе там и раздавим это змеиное гнездо.
        - Это для этого ты Парфёна взял? - кивнул понимающе Варун.
        - Да, Фотич. Я ему ещё тогда, когда на управляющего уговаривал идти, пообещал, что рассчитаюсь за него с Жидиславом за весь оставшийся у него долг. Васильевич ведь до сих пор не знает, что злодей его умышленно под убой вместе со всей семьёй подставил. И товаром на тридцать гривен завладел, и всем тем имуществом Новгородским, какое только у того было, в уплату его прошлого долга. Да ещё и десять гривен непокрытого займа на заведомо умученном человеке оставил. И ведь знал мерзавец, что в разоряемом ватагой Свири караване вся семья Парфёна из Владимира Суздальского возвращаться будет, с женою да с малыми детками. Это ж кем надо быть! Он ведь их задолго всех лично знал, улыбался, небось, за одним столом сидячи, с детками его играл! Они же купцами сотоварищами, и как бы приятелями по общим торговым делам были! Воистину, необъятен омут в душе этого человека! Хочу я, Варун Фотич, чтобы наш Парфён сам точку во всём этом зле поставил. Ему и самому ведь тогда легче жить станет, да и справедливо это. Хотя и говорят, что месть грех, но тут, я думаю - то по правде будет?
        - То по правде будет, командир, - медленно кивнул головой друг, - Всё правильно ты задумал, Андрей…
        Со следующего утра, как и было определено на ночном совете, сводные сотни, уходящие в морской поход, приступили к изучению особенностей судового и абордажного боя на ганзейских коггах. Все бойцы, разумеется, уже десятки раз прошли всё это на своём родном озере в Андреевском. Но там-то у них были привычные речные ладьи, а в этом затоне стояли огромные бочкообразные морские суда. Всё на них было сейчас в новинку, поэтому и требовалось для обучения время и вёдра пота. Но трудностями «бригадных» было не испугать, так что шум, гвалт и ругань стояли теперь в затоне изрядные.
        Нещадно палило солнце. Одна команда на коггах меняла другую, пока взмыленные бойцы валились в теньке у пристани на короткий отдых. В одну из таких пауз-пересменок, лежащие и загорающие без дела на солнышке ушкуйники Щукаря, видно, хорошо принявшие с утреца хмельного «на грудь», совсем уже распоясались и начали отпускать слишком грязные шутки по поводу «вот этих вот неумелых лягух из сухопутных». Андреевцы-то и так на этих любопытных бездельников злым волком смотрели, а тут уже, видно, им совсем невмоготу стало. И в сторону ушкуйников отправилось сразу трое: два Ивана из дозорного эскадрона, да рыжий Фрол из судовой рати прапорщика Молчана. Ребята все были резкие, и драки, по всему, уже было не избежать.
        - Стоять! Доложите своим командирам, голуби мои сизокрылые, что проверку на устойчивость вы не прошли. Пусть теперь старшие сами придумают, чем бы эту вашу неуёмную энергию теперича занять! Ну, или я им сам подскажу, если у них самих там фантазия вдруг закончилась, - с коварной усмешкой выговорил неизвестно как оказавшийся у пристани комбриг, - К своим командам кругом марш!
        И трое бойцов, синхронно развернувшись, рванули быстрее прочь.
        - Значит, от безделья устали маяться, пахари солёных просторов? Нажрались уже с утреца тут бражки, гляжу. Небось, и на баб теперь потянуло, со скуки-то? - спокойно так спросил «Щукарей» Сотник.
        - А ты кто такой, чтобы издеваться над прославленной морской дружиной-то!? Да мы если захотим, то всех, кого хошь, порвём тут скопом! - вскочив с места, орал высокий жилистый мужик с большой серьгой в ухе и длинным смоляным чубом.
        - Ну, прям цыган, какой, - подумал Андрей, - И откуда, только такие среди белобрысых и голубоглазых северян тут встречаются? Загадка генетики, однако,… А у тебя папа не из сарацын чаем был, а чубарёк? - подмигнул крикливому Андрей.
        И тот аж поперхнулся от неожиданности.
        - Ты это, почто моих тута задираешь то, а…?! - от ближайшего костерка вразвалочку, словно нехотя, вставал сам атаман ушкуйников Радята, - Не командир ты им, так что не замай моих! А то!
        - А то что? - не дав договорить атаману, перебил его Сотник, - Мы только вчера на совете договорились с тобой, что ты мне мешать не будешь! И что вы разведку Невы и залива начнёте незамедлительно! А вы сами вместо этого не просто тут бездельничаете да бражничаете, так ещё с пьяных глаз над моими людьми умудряетесь издеваться! Так вот, пошли-ка мы с тобой вон туда, на самую дальнюю полянку. И как раз вот там ты мне одному с глазу на глаз всё и расскажешь, имею ли я вообще право с твоих людей за дело спрашивать, и чем ты там ещё мне хотел грозить.
        - Всем оставаться на месте! Только мы, двое!
        После этих слов у обширной пристани с сотнями, находящимися на ней мужчин, вдруг стало оглушительно тихо. Инстинктивно сотни рук потянулись к оружию и все напряглись в ожидании неизбежной развязки.
        Нехорошая была эта тишина!
        - А пошли! Думал, я испугаюсь? - оглянувшись, с вызовом выкрикнул Щукарь и поднялся, захватывая с собой круглый щит с секирой.
        Сотник усмехнулся и на глазах у всех отстегнул оба меча с боевого пояса, прислонив их аккуратно к пеньку.
        - А я вот так пойду, дружинный! - выкрикнул с насмешкой атаман и сплюнул на землю.
        - Ну, так ты ещё копьё с шестопёром с собою прихвати. Всё не так страшно то идти будет, - усмехнулся Сотник и зашагал, не оборачиваясь, в сторону указанной им дальней полянки.
        Радята при последних словах Андрея как-то так зло ощерился, постоял, подумал, затем положил на землю щит, а сверху уже на него секиру и отстёгнутый с пояса меч.
        - Надо будет, и кинжалом его возьму! - уверенно заявил он своим, и пружинной походкой отправился догонять Андрея.
        Длинный, жаркий день подходил уже к концу. Наступающий летний вечер был готов дать прохладу и отдых от выматывающего всё живое дневного зноя. Птицы начинали щебетать с новой силой, порхая по веткам кустов и деревьев. Труженицы пчёлы беспрестанно гудели, перелетая с одного цветка на другой. Два человека, оставляя за собой примятые дорожки в густом разнотравье, вышли на середину лесной поляны.
        - Ну что, старшой, на ножичках никак решил со мной потягаться? - ухмыльнулся Щукарь и вытащил из ножен большой широкий кинжал, эдакий полу меч, резко взмахнув им в воздухе. В левой руке обратным хватом у него был зажат кривой кинжал восточного типа, больше похожий на ятаган.
        - Ну ты, конечно, грозен, Щурёнок, - усмехнулся Сотник, - Много чести для тебя доставать боевое железо. Я тебя по-отечески сейчас, барбос, тут повоспитываю. Видно, тятенька недопорол в своё время да к вежевству и почтительности не успел приучить своего шалопая! Вот ты и вознесся, негодник сверх меры. Как же, гроза, блин, местных болот и грязных луж!
        Взъярённый таким открытым над ним издевательством Радяна стремительно кинулся вперёд, желая одним резким броском покончить с этим самонадеянным дружинником. Он не раз вступал в яростные битвы в своих дерзких рейдах, как на шатких палубах кораблей, так и на самом берегу, и в его движениях сквозила полная уверенность и точный расчёт. Резкий рубленый удар справа в локоть противника, если и не доставал его, то уж в любом случае заставлял уходить в противоположную сторону, где того уже ждал коварный, рассекающий шею, встречный хлёст кривого ятагана.
        Правый бок пронзило резкой болью, до такой степени нестерпимой, что захотелось быстрее вжаться в землю, свернувшись, и просто пытаться хотя бы тихонько дышать. Потому что на самом деле, дышать сейчас было нереально трудно!
        Ошибка многих опытных воинов заключалась в шаблонном использовании наработанных долгими годами практик и привычек ведения поединка. Одна, две, три, ну пусть пять работающих и удачных боевых связок давали им абсолютную уверенность в себе и не заставляли уже относиться к самому бою как к искусству. Скорее, для них это уже становилось привычной и обыденной работой. Вот как раз это-то и лишало такого бойца искры творчества, загоняя его словно бы в рамки.
        - Нет, дружок, художником тебе не быть! - подумал Сотник, мгновенно «прочитав» всю боевую связку, а с ней и саму манеру ведения боя атамана.
        От косого удара полумеча атамана - уход нырком с полуразворотом. Левой рукой одновременно с этим тихонько толчком блокируем плечо, не давая ударить обратно, а правой рукой пробиваем резко в печёнку, благо, она как раз сейчас идеально для этого открыта. Вот так! На!…Знаю… Очень больно, ну простоо-очень!
        Всё это, конечно, делалось быстро и на одних рефлексах, только искры-мысли едва успевали за движениями тела.
        - Какой молодец, всё-таки, а!
        Почти без сознания, одной ногой уже в нокауте, а своим кривым ятаганом так и пытается зацепить, закончить своё атакующее движение. Вот, что значит, Боец!
        - Нет-нет…Железки теперь на землю, и дышим, дышим, просто учимся сейчас заново дышать.
        Сотник выбил кинжалы, отпихнул их в сторону и присел в паре метров от постанывающего и согнувшегося в поясе противника.
        Минут через пять-семь, морской бродяга задышал ровнее, а ещё через три-четыре, выпрямился и в упор уставился на Андрея.
        - Ах, ты ж гадёныш шустрый!
        Резкий прыжок Радяты он почти что «прозевал», и атаман, выдернув на лету засопожник, ударил им точно в то место, где буквально мгновение назад сидел Сотник.
        Уйдя кувырком в бок и вскочив на ноги, Андрей раскачивался, делая мелкие шажки из стороны в сторону змейкой. Что там, на уме у ушкуйника? Ещё сподвигнет его просветление метнуть нож, вот и «довыпендриваюсь» тогда, - мелькнула в голове мысль, и он продолжил «качать маятник».
        Заинтересованно понаблюдав на странные движения Сотника, Радята не решился-таки оставаться без своего последнего оружия, и атаковал противника, сделав резкий укол ножом в его грудь.
        А вот тут уже работает связка Андрея. Передний блок обоими руками с отводом ножа вперёд, куда он и сам так-то хочет идти по инерции, да с проворотом вокруг своей оси «по часовой», удар каблуком сапожек сверху в стопу…! Так положено, не морщимся тут, нас так учили! Правая рука основанием ладони бьёт резко в запястье…Всё верно…Нож улетает далеко в сторону. А вот теперь…Н-на!…И Андрей от души «дал леща» в правое ухо Щукарю.
        - Я тебе говорил, что я теперь тебя за твоего тятю воспитывать буду!? Н-на-а! - ещё в другое ухо с размаха! - Четыре десятка, опорось, уже поди, разменял?! А всё дурью маешься, Радятка! Н-на-а опять леща! А ну-ка иди сюда, гадёныш!
        Всё перемешалось в голове у Радяты. Никогда с ним не было такого. Даже в самой лютой и безнадёжной сече он ни разу не терял присутствия духа. А тут в голове у него стоял сплошной колокольный звон, и сквозь него в помутнённое сознание проникал крик его отца!
        - Ты почто старших не уважаешь, Радятка! Ты почто бражничаешь целый день, щенок! Почто ругаешься, окоёмник, бранными словами!
        «Бах, бах, бах!» - сыпались звонкие удары оплеух и затрещин…Именно затрещин, хлёстких и ошеломляющих. Были бы удары кулаком - понятно. С кровью, с болью и с осколками зубов, пришла бы к нему боевая ярость, и он бы сцепился с любым соперником не на жизнь, а на смерть. Но это, это было что-то другое, словно из далёкого и давно позабытого детства. Так его когда-то воспитывал только лишь его тятя, уже более четверти века назад, когда он ещё был шибутным да бедовым мальчишкой. Проказничал и бедокурил Радятка стабильно, за что и получал часто суровое отцовское воспитание.
        Щукарь вдруг глухо всхлипнул и, сев на землю, сложил на коленях и локтях голову.
        - За дело всё, за дело, батька! Секи, сколько надо, виноват я!
        - Хм, - Сотник покачался, стоя на носках, и сел рядышком с ушкуйником. Ну ладно, ладно, Радят, всё-всё…Закончили. Ну не буду уж больше шпынять. Ты охолони тут малясь. Просто сам меня пойми, ну как мне было тебя по-другому-то встряхнуть, ты же упёртый какой - не прошибёшь!
        Щукарь, помолчав, поднял голову и глубоко вздохнул:
        - Как по отчеству-то тебя, командир?
        - Иванович я, - ответил Сотник.
        - Выходит, что оба у нас бати Иванами были. Ну, так не ты-то меня воспитывал сейчас, старшой, не ты. Вот как наяву всё это было. Отца я видел, Сотник, тут, вот как тебя сейчас, и слышал прямо здесь, вот на этой самой поляне. Словно морок какой-то нашёл! И голос его, и затрещины прямо такие же, что он мне когда-то давал! Всё его! Даже ругался батя, Царствие ему небесное, как когда-то по молодости, когда я набедокурю чего. Как такое может быть то, Иванович? - и он пытливо посмотрел на Андрея.
        Что тут можно было сказать человеку? Что у него от кратковременной потери сознания при первом нокаутирующем ударе и от последующих затрещин разум вдруг помутился, и что-то там ему привиделось затем? А, может, что это его совесть, которая всё равно в нём есть, живой ведь человек-то, хоть и задавленная она, да спрятанная до поры до времени, но пробудилась, и за своё взялась? Сам ведь точного ответа не знаю, - подумал Сотник. А…пусть всё идёт как есть!
        - Не знаю я, Радят, - только и ответил атаману Андрей, - Видать, не пропащий ты человек, коли твой тятя тебя не оставляет, и порой помогает в разум войти.
        - Вот и я так думаю, что неспроста я тут тятю видел. Видать, это знак мне такой был. Ведь если рассудить здраво, то всё верно ты мне говорил и про поход, и про то, что польза от него всем русским, а стало быть, и нашим новгородским землям. И о войске своём вон как печёшься, готовишь к походу его. Это всё я, баламут, тебе тут порчу вместо того, чтобы добрым делом для общей же пользы заняться! - и, словно сбрасывая с себя тяжесть, Радята вскочил на ноги и повернулся к Сотнику.
        Андрей тоже на рефлексах был уже в верхней стойке.
        - Прости, командир, за поведенье своё недостойное. За гордыню и худые слова мои. За то, что боевое железо против тебя безоружного поднял и не сразу понял всего того, что ты мне сказать хотел. Спасибо за науку твою, словно завеса-наваждение с меня спала какая-то. Ты для меня теперь атаман, что прикажешь, то и буду делать. Ибо знак мне был свыше дан. А Бог даст, с победой коли вернёмся, заложу я храм святого Иоанна в честь отца в своём родном ладожском селище. Вот тогда-то и ладно всё будет. И просветлевший лицом Радята открыто посмотрел в глаза Сотнику.
        - Договорились, друг! - и мужчины крепко обнялись.
        Через пять минут на пристань, замершую в немом молчании, вышли два увлечённо беседующих человека. Было видно, что эти близкие по духу люди обсуждают какое-то общее для них дело. Один, правда, при этом слегка прихрамывал, да растирал горящие ярким огнём припухшие словно пельмени уши.
        - Дела-а…
        Открывая назначенный ранее совет, Сотник, обвёл взглядом штабную избу. Все, как и в первый раз, занимали свои места. Вот за столом, что-то чиркая в пергаменте, сидит начальник штаба Филат Савельевич. Первый заместитель комбрига Климент Петрович тихонько шепчет на ухо начальнику разведки Варуну, а тот только при этом хмурится да машет, как и всегда, недовольноголовой. Ганзейцы сидят по лавкам чинно и ровно, ожидая начала совета. Сидящий рядом с ними Радята Иванович тоже непривычно спокоен и сосредоточен. Вот в избу заскочил запыхавшийся от заполошной суеты сборов заместитель по тылу Лавр Буриславович, и Андрей начал совет.
        Первыми на нём заслушали строевых командиров, доложивших о положении дел в своих командах и об итогах тренировок в затоне.
        Затем начальника тыла и штаба бригады. Доложивших о прибытии и постановке на довольствие уже более восьми сотен бойцов. Ещё около полутора сотни воинов, с их слов, должны были подойти в ближайшую седмицу, подтягиваясь из всех дальних концов на сбор по тревоге.
        Командир степной сотни Азат Хайдарович доложил, хмурясь, что с лошадьми пока у них совсем беда, из усадьбы да с отпускниками пригнали их только три сотни, да ещё табун в пару сотен голов вот-вот уже на подходе. И собрать верховых лошадей в тысячу голов, как и было приказано на этой седмице, будет просто не реально. Да даже если бы и собрали, то им, как минимум, ещё дней пять потребуется, чтобы, как положено, отдохнуть с дальнего перехода да откормиться на свободных выпасах.
        Сотник нахмурился и покачал головой. И все с недоумением на него посмотрели. Никто пока не понимал смысла собирать такое большое количества лошадей в том месте, где, в общем-то, сейчас готовился морской поход.
        Разведка доложилась о том, что дозорная ладья с «карельским» взводом под командованием Онни уже третий день как ушла к Неве и, наверное, парни уже приступают там к своей работе.
        Щукарь от себя добавил, что и два его дозорных ушкуя уже сутки как выдвинулись на максимальной скорости к Вотскому заливу для начала морской разведки, а к нему вскоре подойдут ещё пара из Новгорода и общее их количество тогда составит пять с полутора сотнями команды.
        В общем, всё было по плану, и Андрей решил, что пора уже приступать к тому главному, для чего, собственно, они сегодня все и собрались, а именно - разработать план прорыва в Вотский залив с реки Невы и всего того, что затем должно было последовать.
        Предложений и проектов по прорыву в море было много, так же как и разгоревшихся за ними споров и горячих обсуждений. Все сходились к тому, что действовать нужно ночью и желательно в самую ненастную погоду, а в идеале, так ещё и при попутном ветре вообще. При невозможности проскочить незаметно, коггам необходимо было бы прорываться в открытое море, а вёртким ладьям да ушкуям попытаться связать боем датчан и, как можно сильнее, отвлечь их от тяжёлых морских судов новгородцев. Все понимали, что шансов на успех было действительно очень мало, слишком большим, просто подавляющим преимуществом на море обладал сейчас их противник. Даже отчаянный атаман ушкуйников Радята Щукарь задумчиво хмурился и покачивал как-то недовольно головой. Ганзейские же шкиперы и вовсе, все, померив своими пальцами на расстеленной карте, о чём-то затем пошептавшись, выдали заключение, что всё здесь бесполезно, и в поход сейчас идти просто бессмысленно.
        Андрей внимательно выслушал всех, хмыкнул над заключениемдружного квартета немецких коллег. И уже тогда, когда общий гвалт в избе затих, а споры по обсуждению всех личных предложений закончились, подвёл конечный итог:
        - Всем спасибо за ваши задумки господа. Некоторые из них действительно вполне себе интересными будут. Ну, вот хотя бы взять мысль командира судовой рати прапорщика Молчана. А это навязать плотов побольше и на каждый из них поставить по паре светильников, как бы как на морских судах на нос и на корму. Мысль, полагаю, интересная будет. Десять-пятнадцать таких плотов собрать для нас ведь не такуж сложно будет. Течением из Невы их в ночной залив хорошо эдак вынесет. Так что, какую-то часть судов данов они на себя в качестве приманки, хотя бы на время, но оттянуть смогут. Ну а нам как раз это и нужно будет, чтобы их в единый кулак в центре собрать, от побережья оттянув. Но всего это, конечно же, не решит. Поэтому действовать мы будем так.
        Слушайте окончательный план наших действий, и если что-то кому-то будет непонятно, то дополним и обсудим его уже в конце. Итак…
        Одна наша дозорная ладья со взводом разведки из карел сейчас уже, наверное, проходит Ладожское озеро и заходит в реку Нева. Их задача прочесать самым тщательным образом оба её берега от Ладоги до устья и возле самого места впадения реки проверить весь берег Вотского залива. Уверен, что где-нибудь тут у датчан должны быть выставлены посты, контролирующие русло Невы. И способы подачи сигналов на патрульные суда в заливе, у них, думаю, тоже имеются. Поэтому разведке была поставлена задача, вскрыть все эти посты, по возможности себя при этом никак не обнаруживая.
        Два ушкуя Радяты Ивановича вышли так же к заливу, чтобы постараться проскочить в него ночью и уже там всё на месте разведать. Даже если их в итоге и засекут, то ничего страшного, потомки викингов всё равно нас здесь уже ждут и тогда-то уж точно соберут все свои силы в один кулак для «горячей и дружеской встречи». Вот тут-то мы будем их всех уже видеть и знать, сколько их всего, да где они теперь располагаются.
        - Через пять дней все наши конные сотни, что не участвуют в морском походе, выходят в направлении Эстляндского Ревеля, что находится под управлением датской короны. Путь туда, конечно, долгий, но и идти им можно будет налегке. Не для боя идти, а для того, чтобы потревожить Эстляндское герцогство и оттянуть на себя хотя бы какую-то часть его внимания. Путь там датчане в Ревеле думают да гадают - по морю мы к Ганзе прорываемся или уже совсем с ума сошли и сухим путём к своему союзнику решили пройти. Так-то для них, как для истинных европейцев, мы ведь вообще вечная загадка. Никогда им бедным не угадать, что же ещё от нас можно ждать. Вон, вы об этом того же Михаэля или Дитриха спросите, они я думаю, вам это подтвердят.
        И шкиперы немцы согласно закивали своими седыми головами:
        - Я, я…Натюрлих! Русские такие странные люди…
        - Ладно, отвлеклись. Помимо обманного и отвлекающего маневра будет там и ещё одна задача у нашей конницы. Нужно хорошенько и крепко разведать все пути-дорожки в этом краю. Чую я, что не раз нам ещё туда придётся наведаться к западу и к северу от Чудского озера. Поэтому и пройти всё придётся заранее ножками, да заодно и на свои карты всё поточнее нужно будет нанести. Конница, нашумев и приковав к себе внимание местных, должна будет после всего этого уйти южнее Чудского озера к самому городу Пскову. Там с местными властями всё уже Ярославом Всеволодовичем обговорено, и псковичи только рады будут получить хотя бы на время такое вот усиление в виде отборной конной дружины. Вот там-то вы, Василий, и отдохнёте после своего длинного похода да затаитесь до поры до времени, - обратился Сотник к командиру дозорного эскадрона. Только ещё про одну задачу вашего рейда я не договорил пока. Но это уже, скорее, будет вопрос к отдельной степной сотне Азата, что вместе с вами пойдёт. Пока, в отсутствии достаточного количества коней, только эта сотня и будет идти совсем налегке, и «о двуконь».
        - В вашу задачу входит, Азат, пройти подальше к западу вместе со всеми. Осмотреться там на будущее и уже с того места, где основные силы будут шумно разворачиваться на Псков, вы тайно от них отделяетесь и по-тихому уходите к устью реки Казари, что впадает в Матсалуский залив Балтики. Места там дикие. Залив мелководный и сильно заросший растительностью. Кругом дремучий лес и почти что совсем нет местных жителей. Осматривайтесь хорошо и оставляйте своё звено, вместе со звеном наших самых лучших конных разведчиков из дозорного эскадрона. А затем напрямую уходите в Псков, к дозорным Василия. Задачей же оставленных звеньев будет затаиться и ждать, всё вокруг пролезть и разнюхать, но ни в коем случае никому там не попасться на глаза. А ждать они в этом забытом углу будут возвращения нашей бригады! - и посмотрел на удивлённые лица присутствующих, - А как вы хотели? Наша задача ведь не только прорваться на Балтику и выйти там, на немецкий берег. Но ещё и вернуться с победой домой. Уверен, после поражения на суше даны только ещё злее станут, и для них уже будет делом чести нас на морское дно пустить при
том отходе назад. Так что, путь домой вполне себе может даже и потруднее быть, и нужно будет заранее продумать как можно этот самый обратный свой путь обезопасить. Вот взгляните на карту Варяжского моря, вернее, на его восточную часть. У нас вообще есть два пути отхода в Новгород. Это тот, по которому мы вырываемся сейчас в Балтику, то есть через Вотский залив и через узкое горлышко Невы. И южный путь через Рижский залив да по Ливским владениям в Западную Двину, а по ней уже известными нам всем волоками вверх на Усвяты, Ловать, Полу. Ну и к нам в усадьбу, по уже родной для нас речке Поломети. Всё! Больше водного пути к нам нет! И датчане, даже не сомневайтесь, запрут их накрепко оба! А крестоносцы в Риге им ещё в этом помогут. Неважно, что они сейчас в союзе с Ганзой и как бы косвенно являются и нашими союзниками. Нет! Шанса уничтожить такое хорошее русское подразделение уж они-то точно не упустят! Поэтому мы сделаем всё возможное, чтобы к ним от наших послухов и купцов пришла «надёжная весть», что по Западной Двине к морю двигаются ладьи за русской дружиной. По Ладожскому направлению так же пустим
схожие вести и устроим там хорошее шевеление. Приказ о том нужным людям уже отдан. Ну а поподробнее им уже наш начальник разведки все что кому надо растолкует.
        И Варун согласно кивнул, показывая, что всё понятно и к исполнению принято.
        - Датчане распылят свои силы в Вотском и Рижском заливе, блокируя нам единственные водные пути. Ну, а к себе мы вернёмся уже не водой! - и посмотрел на зашевелившихся и удивлённых соратников, - Да, господа офицеры, мы всегда будем делать то, что от нас никак и никогда не ждут.
        - Послушайте. Предположительно в конце лета, когда всё закончится в Гольштейнских землях, мы уйдём обратно морем не северным или южным, а вообще третьим, срединным путём, пройдя по самому центру Балтики. Суда высадят нас, пройдя мимо острова Сааремаа в том самом Матсалуском заливе, в южной части Эстляндского герцогства, где нас и будут ожидать два заранее оставленных конных звена, про которые я вам уже ранее говорил. И вот тут всё будет зависеть от того, как быстро мы сможем выйти из-под неизбежного удара возмездия теперь уже сухопутных сил датчан и немецких крестоносцев. Можете поверить, что злы датчане на нас будут чрезмерно и сделают все, чтобы только угодить своему королю и закопать нас в своей земле.
        - Вот тут-то вся скорость от наших гонцов и потребуется, чтобы известить тебя, Василий, - и Сотник посмотрел на сына, - Как только ты получишь о нас весть, немедленно наносишь удар всем своим эскадроном на север в направлении Ревеля и Дерпта, отвлекая внимание от нас и оттягивая на себя все силы врага. Степная сотня по хорошо ими разведанному пути идёт максимально быстро на запад нам на встречу и гонит с собой коней. Нам их хватит три сотни. Думаю, для вашей сотни опытных степняков перегнать их - выполнимая задача?
        И Азат, подумав, кивнул утвердительно головой.
        - Ну вот…
        Теперь в головах у всех начала складываться уже вся мозаика предстоящего большого дела. Хитро! Ах как хитро всё придумал Сотник! Люди зашевелились и начали обсуждать да заново прокручивать все части плана.
        - Андрей Иванович, вопрос есть, - послышался голос старшего ладейной команды Бояна Ферапонтовича.
        - Да, слушаю, прапорщик, - далему слово командир.
        - В общем-то, всё понятно, но у меня все же есть два вопроса. Первый вопрос по направлению плаванья при походе, так сказать, «туда» и второй, это уже по пути, так сказать, по движению «оттуда». Общее-то направление и сам путь до Матсалуского залива мне ясен. Но вот что делать со всеми нашими судами, грузами, командой и, наверняка, появившимися ранеными, мне пока совсем не понятно.
        - Бросить суда в заливе и сжечь, а самим стать обузой для нашей рати. Сковать её и подставить под удар…Хм…Что-то не понимаю я.
        И все с напряжённым вниманием вновь уставились на Сотника.
        - Очень правильный вопрос задаёшь, Ферапонтович, и я рад, что ты его сам сейчас тут вот задал. По первому части пути - «туда»: прорываться в открытую Балтику мы будем севернее, держась поближе к шведским берегам, там, где нас не ждут и с заходом по пути в Готланд. По второй части пути - «оттуда»: действительно, наши стрелковые сотни сядут в Эстляндии на доставленных им коней и получат при этом высокую мобильность…мм…большую скорость хода и уже тогда наверняка смогут уйти из-под любого удара. Но у нас-то ещё остаётся судовая рать и судовые команды, грузы и что всегда, к сожалению, неизбежно в войне, с нами будут наши раненые воины. И никого из них мы, конечно же, никогда не бросим. Поэтому сразу же после высадки стрелковых сотен когги в сопровождении ладей пойдут сразу же на остров Готланд и в главной его гавани Висбю, встанут на якорь, где будут проводить судовой ремонт. Судовые же команды с нашими ранеными будут отдыхать, лечиться и ждать снятия датской блокады. Можете не сомневаться, как только датчане поймут, что наша бригада прорвалась к себе и что высочайший указ короля ими не выполнен, их
тут же снимут и стянут обратно к метрополии. После того поражения, какое, как я надеюсь, понесёт датское королевство в генеральном сражении на германских землях, думаю, что Вальдемару II будет уже не до Восточной Балтики. Ему бы закрепиться да устоять самому на троне! Вот какая у него основная задача будет. А с разгромленными сухопутными силами и без флота под рукой, это, думаю, попросту будет невозможно, и он сам это должен понимать. Король ведь далеко не дурак. Да и на Готланд, чтобы там добить наши когги у его флотоводцев, ума также не хватит напасть. Слишком это крепкий орешек будет для них, тем более сейчас. Ну а уж с гутами, я надеюсь, наш главный посол договорится, - и Андрей с усмешкой взглянул на Путяту.
        Тот с достоинством поднялся, кивнул слегка головой, важно надул щёки и нахмурил строго свои густые чёрные брови.
        - Нунаконец-то и об важных посольских делах тут вспомнили. А то всё бы им воевать да врага за нос водить!
        Затем весело улыбнулся, разом сбросив с себя личину спесивого чиновника и обстоятельно ответил:
        - С Готландом у Батюшки Великого Новгорода сложились давние отношения. Не всегда, конечно, они были гладкие. Ибо и у них, и у нас главная задача состоит в том, чтобы своя собственная земля развивалась да чтобы своё купечество прибыли получало. Но поняли мы все уже давно, что все дела нам всё равно лучше миром решать. Так что, больших разногласий между Новгородом и Готландом сейчас нет. И у нас в Новгороде, и у них в Висбю стоят свои гостиные дворы с пристанями, складами, домами и мастерскими. Считай, что это как бы такие маленькие городки в большом общем граде. Так что, где встать да отдохнуть всем нашим судам и их командам там есть где. С местными властями, уверен, мы всё решим полюбовно. Самые высокие грамоты нам на то от наших властей дадены. Датчане к нашим гутам на остров даже не сунутся, не волнуйтесь, ибо их там весьма не любят. Все эти вопросы мы предварительно ещё при первом заходе в Висбю на месте решим.
        - Ну и отлично! - удовлетворительно кивнул Сотник, - Как только блокада Вотского залива датчанами будет снята, можете сразу же, Боян Ферапонтович, тогда уж и возвращаться домой. Как раз, полагаю, что к тому времени по осени вода будет высокой, так что, глядишь, и на своих судах-так и до Новгорода сможете добраться. Ну, а дальше уж вас там наши речные ладьи до дому домчат.
        Больше вопросов на совете не было, и доработанный план, предложенный Сотником, был принят всеми за основу.
        Через пять дней конница под командой Василия убывала «шевелить» датчан под Ревелем, а Сотнику ещё предстоял путь в Новгород, ставить точку в истории с Жидиславом, а вместе с ним и на всей имеющийся там агентуре датчан.
        ГЛАВА 7.БАТЮШКА ВЕЛИКИЙНОВГОРОД.
        Новгород встретил дозорную Андреевскую ладью перезвоном колоколов на многочисленных церквях да блеском куполов Софийского собора, главного православного храма вечевой республики, Батюшки Великого Новгорода.
        Построен он был ещё два века назад, и заложили его великий князь Ярослав Мудрый со своею супругой, княгиней Ириной (Ингигердой). Белоснежный собор имел пять глав, шестая венчала лестничную башню, расположенную в западной галерее южнее входа. Маковицы глав Софии были выполнены в форме древнерусских шлемов. Четыре из них были свинцового цвета, а пятая светилась ярким сусальным золотом. Все новгородцы с трепетом относились к храму Святой Софии, искренне считая её покровителем города и всей новгородской земли. Недаром издревле пришли слова: «Где святая София, там и Новгород!»
        Не раз, подходя к пристани, каждый на ладье перекрестился и обратился с горячей молитвой к главной святыне северной Руси о высшей помощи в добрых делах и её заступничестве.
        На пристани их уже ждали. Перескакивая по мосткам на брёвна пристани, Андрей сразу же попал в крепкие объятия дядьки Акима.
        - Здорово, Васильевич! Ты как дубок крепок, - Сотник, улыбаясь, потирал руки, - Не берут года княжью гридь, хоть сейчас на коня!
        - Да ладно тебе, пересмешник, - усмехнулся старый воин, - Сам уже дед давно, а всё над стариками подшучиваешь. Не те у меня уже силы теперь, чтобы в дальние походы хаживать. Так, только внучат понянчить, да и то уже за твоими пострелятами-то не всегда угонишься.
        - Ну ладно, ладно, дядька. Не прибедняйся, повоюем ещё, столько дел у нас с тобой впереди! Нам ведь твой опыт да умения шибко бывают нужны. Вот и сейчас, не с проста мы сюда примчались.
        - Да понятно, - усмехнулся ветеран, - Коли сам-то без всей дружины сюда прилетел. Да и по ребятам из твоих дозорных я уж кое-что понял, хоть они и молчат «как рыбы в воде», и всё по городу да по его окрестностям, словно те волки рыщут. Вон старшие их Саватей с Родионом заждались тебя, уж поди, - и кивнул за спину, где чуть в отдалении от причалов стояли одетые в невзрачные серые армячки да в старые штопаные перештопанные одёжки знакомые лица.
        - Разведчики, блин, замаскировались - то как! - порадовался за командиров пластунов Сотник.
        Он за суетой выгрузки как-то и не заметил в причальной сутолоке своих людей. И ведь ясно, что не только двое их тут. Небось, как минимум, пара звеньев, словно частым гребнем сейчас всю пристань прочёсывают.
        И, уже целенаправленно теперь присматриваясь, выделил из разношёрстной и гомонящей толчеи людей, несколько своих разведчиков. Работают, однако, ребята!
        - Господин хороший! Не надо ли чего? Может, разгрузить, погрузить, донести что-нибудь нужно! Мы ведь добрым людям завсегда готовы помочь! - подскочив к Сотнику, заголосил запылённый, со спутанной и облепленной соломою шевелюрой Саватей.
        А Родька свистнул, и из хаотичной толпы разом вынырнули пять крепких, одетых в такую же рванину, «грузчиков».
        - Ты не подумай, господин, у меня вон битюги крепкие! Если будет надо, так хоть и саму ладью на своих спинах до самой твоей усадьбы допрут!
        Андрей только хмыкнул, глядя на весь этот маскарад, и кивнул назад:
        - Вон тиун мой, Парфёном зовут, да купец Путята вам покажут, что и куда снести нужно. Да там клади-то изрядно, поди, а много ли у тебя ребят, старшина, под рукой, коли у меня работа какая срочная для вас будет?
        - Так артель-то изрядная у нас, хозяин! Окромя вот энтих пятерых, и ещё с десяток тут же на пристанях трудятся. Ну а коли будет нужно, так и ещё с десяток свистну, так прибегут, чтобы какую серьёзную работу побойчее бы тебе сделать. Бодро ответил Саватей.
        - Хм… о как! А что у вас с работой-то? Не перебивает ли кто, иль может забижает малёха??
        - Да не-ет, что ты, господин. Были тут какие-то залётные, озоровать, было, начали, лезли, куда не надо. Дэк потом пропали что-то уж больно шибко. Не любят у нас ведь чужих. Так что, будьте спокойны, никто тут ни нас, ни вас забижать не посмеет, забижалка ещё та не выросла! - и довольно рассмеялся.
        - Ну-ну, - усмехнулся Сотник и кивнул на своих людей, что сейчас стояли позади. - Вот со мной ещё артель плотницкая пожаловала, будет тут усадьбу поправлять да достраивать. Так что мы все вместе пойдём, и им будет, что донести. Вон там, сколько кулей да рогож с инструментом железным на палубе лежит.
        И отдал команду: «Приступайте к разгрузке!»
        Пройдя по Софийской стороне на самый запад Неревского конца, и уже зайдя на подворье Сотника, все наконец-то скинули с себя маскарад и поприветствовали друг друга, как и подобает.
        - Молодцы, Саватей! Я и то не всех наших на пристани разглядел. Хорошо в роль вошли, мм…личину, говорю, разумно артельных одели, не враз и поймёшь, что это люди служивые. Смотри, как бы не понравилось совсем! - и все, кто был на крытом дворе Андрея, весело рассмеялись, представив пластунов в роли вечных грузчиков.
        На крыльце, сияя радостными улыбками, стояла хозяйка, дочка Сотника Анна в окружении детишек Алёшки, Дарьи и Ванечки. Все они, даже двухлетний Ванятка глубоко поклонились батюшке и деду. Дочка подала резной липовый ковшик с пряным сбитнем - самое - то в летнюю жару. Андрей, как и было положено по старинному этикету, выпил всё до донышка и уже после этого обнял всех родных, а Ванятка тут же перекочевал на руки дедушки.
        - Проходите все в дом, милости просим, в горнице уже на всех накрыто, - позвала гостей хозяйка, - Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
        Такому-то количеству едоков уместиться всем за столами было не просто. Ну да справились как-то, в первой, что ли служилым?
        В это самое время Митяй с Мараткой выполняли свою часть задания по контролю за Жидиславом и за его людьми. Одеты они были, как и подобает двум нищим подросткам, оставшимися «без рода, без племени» да вынужденными перебиваться случайным куском хлеба, что подают сердобольные горожанами Христа ради, в виде милости. Или же за какую-нибудь разовую работу типа «принеси, подай - иди дальше не мешай!»
        Всё их одежонка состояла из пыльных и рваных рубах да таких же портков, еле прикрывающих грязные ноги в старых лаптях. Лица и руки, также как и рванина, покрывал слой пыли и грязи. Одним словом, босяки, которых нередко можно было встретить в больших городах Руси, да и вообще всего мира в этом времени.
        Вот уже вторую седмицу, мальчишки крутились у четырёх суконных лавок, где приказчики Супеича сбывали свой товар на обширном Новгородском торгу. Сегодня удалось за горбушку помочь одному из них в доставке сукна с Жидиславова подворья, что находилось в весьма удобном Славенском конце, вместе со своей пристанькой, стоящими в готовности к плаванью ладьями и обширными складами, клетьми да амбарами.
        Робко переступая за приказчиком Афоней, ребята зашли за высокий забор, и на них со злобным лаем кинулись два огромных кобеля.
        - Держите крепче своих зверей! - заорал наниматель, - Они мне вон так босяков порвут, кто потом сукно на подводу грузить будет, да опосля ещё на торгу разгружать? Может, вы согласитесь за горбушку? - и он хмуро посмотрел на двух здоровых сторожей, что оттаскивали рвущихся с цепи псин.
        - У нас свово дела тута с избытком! - огрызнулся тот, что был с косым шрамом через всю щёку.
        - А ты, Афонька, видать, давно сам плетей не получал от хозяина, коли чужих тащишь на наше подворье. Сказано же было, не пущать никого из пришлых. Вот сейчас скормим их псам, чтоб неповадно было кого попадясь сюды приводить. Сам кишки да ошмётки опосля собирать будешь! - и приспустили немного захлёбывающихся лаем собак.
        - Ага! А убытки за простой на торгу с вас самих-то тогда и вычтут! - нашел, что сказать, приказчик.
        - Хватит орать! - вдруг раздался окрик из дверей конюшни, и к воротам вышел среднего возраста мужчина в армяке из крепкого дорогого сукна, да в хороших кожаных сапожках. На широком поясе у него была прицеплена кривая сабля и кинжал, а в руках была плетка, которой он постукивал по своим ладным сапожкам.
        Все тут же примолкли и сжали головы, даже псы-волкодавы как-то вдруг враз присмирели.
        - Что тут у вас? - и холодные, мутные как у рыбы глаза как будто бы насквозь прощупали всех стоящих.
        - Да вот, Душан Завидович, сукно-то с моей верхней лавки всё скупили. Ежели сейчас на торг замену не завезу, так и вовсе без барыша хозяина оставлю. Вот тогда-то он точно мне всю шкуру на лоскуты спустит. А это вот босяки приблудные с местного торга, чтобы загрузить всё. На них и векши тратить не надобно, за кусок хлеба подрядиля вон их.
        Душан опять посмотрел внимательно на мальчишек и выдал сквозь зубы:
        - Всё бы тебе своевольничать, Афонька, сказано было, не тащить чужанина на подворье. Ладно, их счастье, что наши битюги с животами слегли, да сейчас в сарае отлёживаются. Быстро загрузил подводу и чтобы я их тут более не видел! А то, и правда, псам скормим, да и тебя с ними заодно в придачу, - и, усмехнувшись, зашёл в дом.
        Эх, не зря всё-таки они с Мараткой крутились с самого утра у этой крайней лавки! Как будто привело их что-то туда на этого вот приказчика, думал Митяй, укладывая штуку плотного синего сукна на подводу. Теперь бы как можно больше всё разглядеть на дворе, а позже, уже в своём подворье, они его план на пергамент нанесут да расскажут старшим, что и где тут заприметили. Ещё бы от этих складов как-нибудь поближе к пристаньке попасть да рассмотреть, что там за строения стоят на бережку. Но Афонька и хмурый пожилой ключник, что выдавал товар со склада, приглядывали за всем внимательно, и отойти никакой возможности от склада не было.
        - Хозяин, каурую бы напоить. Совсем у вас за лошадьми не смотрят, как я погляжу. К полдню ведь совсем на жаре разморит скотину, - вдруг, подобострастно глядя на приказчика, заявил Маратка.
        - А тебе-то в том, какое дело? - презрительно фыркнул Афоня, - Ты таскай, давай, отрабатывай вон свой хлеб.
        - Так жалко скотину-то, у нас в степи да за такое «по самое не балуй» бы хозяин выпорол. Ещё падёт, чего доброго! - и зашёл на суконный склад за очередным грузом.
        Рыжая лошадь действительно была уже весьма старой клячей. Дело её было нехитрое, вези себе тихим шагом все, что нагрузят в повозку, терпеливо жди вечера, чтобы поесть сена и напиться воды из долблёной деревянной кадки в конюшне.
        Вот и сейчас она просто стояла, привычно задремав и свесив устало голову. Всё как обычно, ведь день такой жаркий и долгий…
        Зерно же сомнения уже было посеяно в душе приказчика. И минут через десять, когда была загружена последняя штука дорогого фламандского сукна, Афоня, почесав затылок, выдал как бы между прочим Маратке:
        - Ты давай это, степняк, вон там вон ведро возьми да черпани-ка чуть пониже пристани из речки, во-он там, куда тропинка идёт. Там, ещё бывает, бабы на мостках бельё полощут, вот и наберёшь водицы. Скотину-то, и правда, напоить надо, не хватало мне из-за неё ещё ответ перед хозяином держать. Пусть хоть когда издохнет, только бы не под моим началом. Не расплатишься потом за эту клячу. Как за молодую возьмут, уж я-то знаю! Ну а с меня уж, так и быть, лишний ломоть вам, как только разгрузитесь на торгу.
        Маратка тут же подхватил деревянное ведёрко, что стояло у сарая, и направился, туда, куда ему указал приказчик.
        - Смотри только, по тропке иди и к пристани ненароком не сверни, а то мигом без башки останешься, даже я туда не хожу! - крикнул вслед пареньку Афоня.
        И уже еле слышно пробурчал: «Нагонят к себе нурманов, а тем кровушку пролить, что воду из ведра выплеснуть. И что только у нас толкутся столько времени, к реке спокойно не подойти.»
        Митяй стоял рядом и отметку для себя сделал: «Значит, и правда иноземцы у Жидислава на подворье живут. Ещё бы Маратка что-нибудь увидел там интересного, вообще бы хорошо тогда было.»
        В это самое время Марат, пройдя по пути две клети и какой-то склад, сойдя с тропинки, метнулся лаской в густые заросли крапивы и уже дальше ужом заскользил в сторону пристани. Быстрее, быстрее, пока им дали такую возможность. Ни один кустик не шевельнулся на его пути, только вылетели пара пичуг, никого, впрочем, при этом не насторожив.
        А вот и сам причал. У бревенчатой платформы с мостками, стоящей на крепких дубовых сваях, была пара речных ладей, в каждой из которых сидело по часовому. Вот один из них что-то громко сказал другому на чужом языке, и они вместе расхохотались, как видно, над какой-то шуткой.
        Рядом с пристанью стояло два больших сарая, видимо, используемые для зимнего хранения и ремонта судов. Сейчас же из них время от времени выходили и заходили вовнутрь крепкие мужчины, и на некоторых из них были одеты кольчуги, а к поясам прицеплены мечи. Воин воина всегда узнает по манере держаться, по походке или по многим другим особым признакам. Марат был уже воином и, внимательно всматриваясь, отмечал их количество, вооружение и даже то расслабленное поведение, с каким они тут все держались. Видать давно тут сидят, успокоились, и службу «спустя рукава тащат». На берегу всего один дозорный с копьём, некоторые из чужаков вообще вон без оружия. Но и людей так-то не мало. Только на поляне вокруг сараев их с пару десятков трётся, а ведь и внутри строений наверняка кто-нибудь тоже есть.
        «Ну, всё, пора уже назад, пока не хватились да чего-нибудь не заподозрили» - подумал паренёк и замер. Из дальнего сарая вышел высокий костистый седой воин с чеканным суровым лицом, в кольчуге да при мече и громко выкрикнул:
        - ?ndring af vagter! slap af loafers! (Смена часовых! Отдыхайте, бездельники! - Дат.)
        Двое часовых на судах и на берегу тут же зашевелились, готовясь покинуть свой пост, а им на смену уже подходили от сараев новые.
        А вот это уже интересно! К большой и разлапистой сосне, что стояла чуть в сторонке и повыше пристани, шагал четвёртый воин с луком и колчаном за плечами. А по стволу вниз уже скользил сменяемый им стрелок.
        «Не так уж и просты эти чужаки! - подумал Марат, - Нельзя недооценивать противника! Всё, теперь ходу! Как раз охрана меняется, и им пока явно не до контроля окрестностей, а вот мне нужно спешить, и так тут лишнего задержался!» - и подросток быстрее заработал локтями с коленками, чтобы только поскорее убраться подальше.
        - Ты где столько времени бродил! Я уже сторожей хотел крикнуть, чтобы тебя искать! - набросился на Маратку приказчик, - Те уж тогда бы точно с тебя всю шкуру спустили! Ладно, дружок твой отговорил, то, что ты малахольный, рассказал. Почто теперь мокрый да в грязи весь?
        - Да я на там берегу ногу зашиб, и в воду упал, хозяин, пока воду-то в ведро набирал. Там мостки-то, подгнившие совсем, вот и не удержался на них. Оттого-то и долго всё вышло! - выпучив глаза и шепелявя, ответил мальчишка.
        - Ну, всё! Быстро поим скотину и пора на торг, и так-то уже много времени тут потеряли! - суетился Афоня, прикидывая, что с таким-то тяглом они и до обеда не успеют разгрузиться.
        - Ну, вы, охламоны, и вымазались! - воскликнул Андрей, обнимая чумазого сына с его другом, - Всё-всё, немного осталось, пацаны, скоро прихлопнем здесь всех пауков разом. Давайте-ка быстро мыться и ужинать! Вон в бане горячей воды ещё много осталось, и Анна уже заждалась вас со снедью.
        - Да мы не голодные, бать, по паре кусков хлеба же сегодня заработали, а этот полоумный так и вообще успел искупаться на дворе у Жидислава, - Митяй сделал дурашливое лицо, дразня друга.
        - Даже так?! - удивлённо приподнял брови Сотник, - Ну, вечером расскажите, как все соберутся, а сейчас быстро в баню, ащеулы (пересмешники, зубоскалы-др.рус.).
        Уже к ночи ближе, выслушав всех и собрав все сведенья воедино, Андрей отправился на княжеское подворье. Ярослав Всеволодович не спал и принял гостя сразу.
        - Ну что, Андрей Иванович, как там у вас на Ладоге, всё ли готово к походу? Может быть, какая моя помощь нужна будет, сказывай?
        И уже после обстоятельного рассказа по делам на Оломне и посвящения в план по прорыву на Балтику и обратно, он вновь повторил свой вопрос: «Ведь не спроста ты сюда сейчас сам явился, Иванович, что-то есть такое, в чём тебе моя помощь требуется?»
        Сотник вздохнул и признался:
        - Есть, Ваша Светлость, правы вы. По походу у нас всё более-менее определено уже, и мы вскоре уже будем готовы там всё начать. Маловато, конечно, коней пока для такого то продолжительного конного рейда по Эстляндии. Ну да как-нибудь, поди, справимся, а уж к обратному прорыву на Псков, сколько их нужно ещё из поместья подгоним, времени ещё много на то есть. Нас же с Путятой заботит тот враг, что сейчас в самом сердце Батюшки Новгорода засел и, если его не выковырнуть, то он нам много ещё бед может натворить, да вообще всё нам попутать. И Андрей поведал подробно всю историю сговора новгородских купцов Остромира и Жидислава с датчанами и их личное участие в наводке разбойных ватаг на купеческие караваны, да в извлечение от этого всего личных барышей. Не забыл рассказать он и про ту историю, где Жидислав опорочил своего бывшего сотоварища по купеческим делам Парфёна, хотя сам же и подставил его со всей семьёй под удар разбойников. И много ещё что поведал князю про его былые тёмные делишки. Да про нынешние деяния на руку врагам Новгорода рассказал.
        Слушал князь и всё более темнел лицом.
        - Я сейчас же свои сотни подниму, и мы прихлопнем весь этот вертеп! - наконец не выдержал он.
        - Затем и пришли к тебе, Ярослав Всеволодович, ибо ты власть и не можно нам без твоего одобрения в стольном городе оружие поднимать. Только прошу тебя немного повременить с наказанием изменников, ибо тогда не все его получить смогут. У нас ведь вести, словно ветер из уст сказавшего, разлетаются. Наутро уже весь город о том будет гудеть, и часть самых шустрых врагов тогда уж непременно скроется. Я же предлагаю их всех вместе собрать и разом тогда прихлопнуть, чтобы не один ворог от наказания не ушёл!
        - Ну-ка, ну-ка, что ты предлагаешь тогда сделать? - заинтересованно пододвинулся князь поближе.
        - За этот год пригляда, что мои с Путятою люди ведут за купцом Жидиславом, мы, в общем, всех его сподручных уже выявили. Знаем, с кем он из иноземцев якшается, кто у него в соглядатаях личных состоит. Завтра же мои люди начнут разносить весть на торгу, на пристанях и везде, где только можно, что по реке Пола к озеру Ильмень идёт большое сборное войско на многочисленных речных ладьях. Да и тут уже в столице тайно начинают собирать дружину в какой-то дальний поход на запад, и примерно через пару седмиц общим войском все будут уже выдвигаться к морю. Во-первых, получив такую горячую весть, можешь не сомневаться, княже, все наши главные враги соберутся обсудить её вместе. А где это делать, как не у Жидислава на усадьбе? Не в Немецком же дворе у всех на виду им собираться? Вот тут-то их и можно будет прихлопнуть всех разом. Во-вторых, получив такую весть, уверен, все, обсудив, они одну свою ладью, что сейчас на пристани у купца в готовности стоит, сразу же с донесением к датскому фловодцу отправят.
        Ярослав недоумённо уставился на Сотника:
        - Так предупредят же врага, как вам-то тогда быть, Андрей? Всё же откроется разом?
        - И пусть, княже! Пусть предупреждают, что не ранее, чем через две седмицы соберется большое Новгородское войско да пойдет, отдохнув как следует в городе, водою в поход. Нам только-то на руку будет, ибо мы гораздо раньше в залив прорвёмся, когда враг уверен, будет, что нас там и близко-то от него нет. И он только ещё свои силы в горлышко залива начнёт стягивать, снимая свою сеть из судов с других морских путей.
        - Хитро, хитро… - только и выговорил князь, покачивая головой, - Я бы на такое точно купился, будь на месте того главного датского флотоводца. Ну а третье-то что? Никак и третья задумка у тебя есть, не зря же сам считать начал? - усмехнулся лукаво Ярослав.
        - То уже больше просьба будет к тебе, уважаемый Ярослав Всеволодович. Разреши и мне с моими людьми поучаствовать во взятии усадьбы? Особенно же важно для нас, чтобы мы сами Жидиславов терем штурмом взяли. Он и его люди сполна должны ответить за все свои злодеяния. Отдай его мне, я человеку слово дал, - и Сотник твёрдо посмотрел в глаза князю.
        Ярослав помолчал, подумал и ответил минуту спустя:
        - Без тебя бы тут всё равно ничего и не было бы. Хорошо, правь над ним правосудие на месте. Постарайся только бумаги, какие есть, сберечь, и сподручных купца Посаднику для правежа оставь.
        - Спасибо, князь! - поблагодарил его Сотник и положил на стол пергамент, - А это начертание усадьбы купца. Мои люди и снаружи, и изнутри всё уже разведали, так что теперь всё попроще дружине будет, - и они углубились в изучение плана.
        Усадьбу Жидислава обкладывали грамотно и основательно. Нужно было ни в коем случае не насторожить врага и, разумеется, никого при штурме не упустить. Бригадная ладья с командой и двумя пятёрками пластунов стояла в нескольких стрелищах выше по течению. Три пятёрки Андреевцев, одетых под мирных горожан, держались на расстоянии, только издали наблюдая спешащих в усадьбу людей Жидислава.
        Вот один вернулся с толкучки торга, другой с многоголосой пристани, третий…У всех у них были горячие сведенья о подходе и сборе в городе русских воинских ратей. Нужно было поскорее всё донести до хозяина, выслужиться, да показать ему всю свою нужность и расторопность. А в сумерках уже побежали те же топтуны обратно гонцами в город да на стоящие особняком иноземные подворья.
        «Созывают всех, кто посвящен на совет» - понял Андрей и отдал своим людям команду стягивать петлю вокруг усадьбы потуже. Дело было уже ближе к ночи, и оставаться незаметным становилось гораздо проще.
        А вот стали появляться и приглашённые. По улице верхом на лошадях и пешком прибывали по двое, трое, и даже впятером званные люди. Затем наступила долгая пауза, и взводный пластунов Саватей прокричал громко птицей выпью. Всё, началась активная часть плана - «перехват гостей». С лёгким шумом к Андреевским пластунам присоединились подошедшие десятки княжьей гриди и рассредоточились по обоим концам улицы.
        Ждём…
        Время перевалило уже далеко за полночь, как в Жидиславовом подворье вдруг резко взлаяли псы и, грохнув калиткой, на улицу вышли двое. Как только они прошли пять-шесть десятков шагов подальше, из травы обочины вдруг вылетели несколько теней, раздался шум падения тел, и снова на улице повисла тишина.
        - Двое есть, - считал Сотник, - На подходе ещё две пешие пары, тройка и пятёрка визитёров на лошадях. Пеших, как и уговаривались заранее, берут и пеленают рядом с подворьем Андреевские пластуны. Конных, придётся брать подальше, чтобы только не спугнуть сторожей купца, а это уже дело княжьей гриди. Ребята бравые, опытные, управятся, - подумал Андрей.
        Заскрипели ворота, и на дорогу с горящими факелами выехала пятёрка верховых. На улице раздались громкие гортанные голоса.
        - Иноземцы! И ведь ничего не боятся, как у себя дома себя здесь ведут!
        Гридь справилась. Из дальнего конца улицы, где верховых уже принимали, не раздалось ни вскрика. Только резко пропало вдруг световое пятно от факелов, да брехали собаки в соседних дворах. Ну да это не страшно. Гробовое молчанье настораживает опытных сторожей всегда гораздо больше, и участники предстоящего штурма приблизились к усадьбе вплотную.
        Теперь дело оставалось за сигналом с реки. Как только иноземная ладья уйдёт с пристани за дальний поворот, можно будет ждать сигнальную стрелу. И тогда уже штурм, как и планировали! В противном же случае придётся ждать рассвета, и надежда Сотника подать ложную весть врагу на Балтику себя бы уже не оправдывала.
        Минуты бежали за минутами, и, когда восток горизонта только начал сереть, с реки в небо вдруг сверкнула яркая искра.
        Есть сигнал!
        И Сотник, сбросив тёмный плащ, махнул рукой: «Штурм!»
        Первая пятёрка пластунов закинула на заборные колья арканы и словно стайка летучих мышей взлетела вверх. В руках у них уже были самострелы и луки, а по арканам уже стремительно перескакивали вовнутрь прикрываемые сверху новые бойцы пластунской полусотни.
        С внутреннего двора раздался яростный лай псов, после щелчков самострелов вдруг перешедший резко в истошный вой.
        «Всё! Теперь главное стремительность!» - подумал Сотник, подскакивая вместе с пластунами к двери терема. Ворота за его спиной уже распахивались, и в них вливалась сотня из княжьей дружиной в тяжёлых доспехах с факелами. Со стороны пристани же слышались крики и звон железа, то высадились после того, как Андреевские пластуны сняли часовых, княжьи воины с двух боевых ладей.
        - Добрыня! Веди своих к реке, там даны с нашими у причала бьются, ударишь им в спину, а мы тут и сами справимся! - крикнул Сотник старшему гриди.
        Из терема выскочили двое, один с первого же наскока попытался было рубануть мечом Савватея, и тут же сам упал с пробитою головой. Второй подвывая и что-то злобно выкрикивая, сделал замах секирой, и в его грудь вошёл меч командира пластунов.
        - Вперёд, не останавливаться! - взревел Савва, и полтора десятка разведчиков ринулись, рассыпаясь по двое вовнутрь терема.
        На причале в это время шёл яростный бой. Хоть часовые и были бесшумно вырезаны пластунами, но их старший, тот высокий и костистый седой воин с чеканным суровым лицом викинга, виденный ранее Мараткой при разведке и шагнувший сюда на поляну, словно из древней саги, словно нутром, почувствовал разлившуюся вокруг тревогу. Ему хватило услышать только пару всплесков возле берега, лёгкий стук о борт ладьи да падения тела мёртвого лучника с сосны.
        - Angst! Alle mod v?ggen! (Тревога! Всем в стенку!-Дат.)
        И высаживающихся на берег с двух причаливающих ладей княжих дружинников встретила плотная стена из двух десятков копий и щитов. А около пяти лучников и арбалетчиков карабкались уже на ближайшие сараи да склады для выбора лучшего места боя.
        - Именем князя Ярослава и святой Софии Новгородской сложить оружие! - раздалась команда сотника русской гриди, - Ингвар! Прикажи своим сложить мечи и останетесь живы, клянусь словом князя, мы сохраним вам жизнь и меч!
        Старший датчан оскалился по-волчьи и выкрикнул сотнику:
        - Что жизнь, когда у воина не будет чести, а меч он что, возьмёт с земли, словно какой-то трель!? Скажи мне, Олег!
        Затем, подняв вверх и в сторону русских воинов свой меч, отдал резко команду:
        - Alt sammen i en kile! Ga igennem til baden og forlad floden! Vi har en chance! Til skytter for at sla russiske ?ldste! (Все в клин! Прорваться к ладье и уйти рекой! У нас только один шанс! Стрелкам бить по старшим русским! - Дат.)
        Буквально в секунды стенка скандинавов перестроилась в клин и яростно ударила в русский дружинный строй, а с береговых построек вылетели стрелы и арбалетные болты.
        - Всем разобраться и бить по стрелкам! По готовности! Огонь! - это уже распределял свой десяток пластунов на берегу Родион.
        Митяй с Маратом работали левофланговой парой, и два их щелчка самострелов слились хором в один, буквально сорвав с крыши ближайшего сарая пробитое насквозь тело датского лучника.
        Несмотря на весомый численный перевес русских, клин датчан буквально вспорол три шеренги защитников пирса, и сеча в свете факелов уже шла теперь на его бревнах. И тут с рёвом:
        - Русь! София! - с тыла вдруг ударила та сотня, что шла на подмогу дружине от терема подворья. Расклад сил тут же мгновенно изменился. Численное преимущество русских стало уже более чем семикратным. Не было уже стрелковой поддержки, а сами датчане, сдерживаемые гридью на пирсе, падали один за другим, пробитые самострельными болтами.
        Митяй, сидя с Маратом на самом верху того самого сарая, откуда только три минуты назад они сняли лучника, заканчивал перезарядку своего самострела, натягивая его ударные плечи. Всем хорош самострел с перезарядкой рычагом тип «козьей ножки», надёжный, скорострельный и мощный весьма, однако попробуй-ка ты его перезарядить, балансируя на самом коньке крыши. Зато и обзор тут был отменный, позволявший бить врага сверху буквально на выбор.
        Раздался щелчок. Всё! Перезарядка почти закончена. Болт с гранёным наконечником быстрее на направляющее и навести оружие на цель.
        Внизу шла яростная сеча, от ударов мечей и секир раскалывались, не выдерживая, щиты, ревели яростно воины, с отрывистым рыком вкладывая в каждый удар всё свою силу и ненависть к врагу. Вот высокий дан, достал своим мечом русского дружинника и открылся в общей сечи. Митяй нажал на спусковой крючок, и болт, пробив прочный доспех на груди, прошёл сквозь всё тело, а справа раздался щелчок самострела Марата. Гранёная смерть нашла ещё одного врага внизу…
        - Ингвара живым брать! - выкрикнул княжий сотник Олег, и вокруг оставшейся пятёрки, вставшей спина к спине выстроилось большое кольцо русских дружинников с мечами и копьями наперевес.
        - Ингвар, повторю, князь обещал жизнь! Положите мечи перед собой! Никто не обвинит вас в трусости, достойно бившихся против стольких врагов!
        Командир данов, отирая кровь с рассечённого лба, усмехнулся и выкрикнул в ответ:
        - Спасибо за заботу, Олег! Только кто мне вернёт моих храбрых воинов? Как мне затем смотреть им в глаза там, на небесах, скажи, если я вот сейчас сдамся и останусь в живых?!
        Он что-то произнес, и вся его пятёрка синхронно повернулась внутрь своего маленького круга, обняв друг друга за плечи и плотно прижавшись голова к голове.
        Ни одна стрела, болт или копьё не вылетели в такую открытую и лёгкую мишень. Честь воина - превыше всего!
        - Zeelandis, do for kongen! (Зеландцы, умрём за короля! -Дат.)
        Датчане стремительно развернулись и с яростными криками ринулись навстречу своей смерти. Через несколько секунд на поляне всё было закончено.
        В это самое время пластуны Савватея «зачищали» купеческий терем. Он был огромным со всеми его комнатами, переходами, клетями и подвалом. Но нигде уже не было того сопротивления, которое они встретили у самого входы. Только выбили меч из дрожащих рук хозяина, а самого его в исподней рубахе и без штанов выбросили на освещённый факелами двор.
        Тут же уже стояли несколько человек из прислуги, приказчики да два бугая из охранников, отсвечивая свежими, наливающимися на глазах синяками.
        Вид у всех был испуганный и покорный. Да и как по-другому, когда среди ночи тебя поднимает такая вот орава вооружённых воинов с криками «именем князя и святой Софии!» и вытаскивает затем нагим во двор?
        - Есть здесь Афоня из приказчиков? - обратился к стоявшим «гражданским» Саватей, и из толпы вытолкали робкого вида мужичка.
        - Почто не у себя дома, а у хозяина на дворе ночуешь нонче? - взводный задал вопрос до предела испуганному от грозного вида окружающих приказчику.
        - Прости, господин, велено было с другими людьми тут ночью быть, вот и не ушел, поэтому домой, - дрожащим голосом залепетал Афоня, всячески стараясь показать, что он готов делать всё и говорить только правду, лишь бы не сердить всех этих страшных воинов.
        - Хорошо, а теперь скажи-ка ты правду, братец, для чего это тебя и других тотут нонче ваш хозяин оставил? - и Савватей пристально вгляделся в глаза приказчика.
        Афоня всхлипнул и снова залепетал:
        - Да он нам всем наказ дал, чтобы мы всех нужных ему людей обежали да созвали на подворье к ночи. И каждому свою особливую грамотку давал, которую мы им бы передать были должны.
        - Та-ак, - протянул взводный, - Кто к иноземцам ходил? - и вновь поглядел на Жидиславовых людей.
        В толпе прошло шевеление, и из неё вышли двое одетых почище и посправнее остальных.
        - Стало быть, мы ходили, господин, - ответил тот, что выглядел постарше и посерьёзней, - Приказчики мы, с нижних суконных лавок, меня Иваном, а его Петром кличут. Я намеднина Немецкий двор к Карлу купцу из Браунгшвейга с грамоткой ходил.
        - А я на Готский двор к Густаву из Риги, - подал голос Пётр.
        - Мы против своего князя и Батюшки Новгорода ничего худого не замысливали, - вновь взял слово Пётр, - Если чего худого и было тут, так мы в неведенье о том сами были. Наше дело маленькое - торг вести да перед хозяином отчёт держать.
        - Ага, «я не я и корова не моя», разберёмся! - усмехнулся Савватей и повернулся к вышедшему из дома Сотнику.
        - Прапорщик! Бери ещё пятерых, и переверните тут вверх дном весь дом. В первую очередь ищите тайные места для хранения пергамента и берестяных грамот. Такие вещи в подвалах не хранят, так что они должны быть там, где сам хозяин живёт, или совсем рядышком, под его постоянным приглядом. Вот и вскрывайте все сундуки, лари и шкатулки в опочивальне да ближайших комнатах. Простучите все стены, потолок и полы. Ну да, не мне вас учить, времени у нас мало, через пару часов светает, ещё через час сюда прибудет князь с городским начальством, и к этому времени у нас всё тут должно быть готово. Вместе с бумагами, можете отдельно и оружие на двор вынести. Вещи и ценности не трогать! Им отдельный учёт люди посадника и тысяцкого потом вести будут. Фотич, бери своих людей и проведи быстрый опрос всех, начиная с управляющего, тиуна, да и всех местных, кто что видел или слышал тут противозаконного. Все они сейчас напуганы, в себя пока не пришли, да и видели, что теперь уже не утаишь ничего, и приказчики прилюдно о ночном сборе уже тут поведали. Так что, правильно вопросы задашь - они всё сами основное расскажут. Ну
а поподробнее уже у посадника «на подвале петь будут».
        Жидислав после смерти жены жил бобылём, без детей, - и Варун с пятёркой пластунов увёл всю дворню к дальней обширней конюшне, чтобы без лишней суеты и шума вдумчиво там всех расспросить.
        Дошло время и до «душевного» разговора с самим хозяином. Он так и сидел, сжавшись около крыльца, куда его в одном исподнем толкнули в самом начале. Рядом лежали двое его зарубленных при штурме ближников, и вид своих бывших подручных не давали ему успокоиться и собраться с мыслями. Жидислава бил озноб. Сумбурные мысли же лихорадочно мелькали в голове. Всё пропало! Открылась его тайная связь и работа на врагов, он только что слышал разговор своих приказчиков и теперь не сомневался, что теперь всё выйдет наружу. А в этом случае ему уже никто не сможет помочь. Все, кого только он прикармливал или одаривал из нужных и «высоких людей», все как один от него тут же открестятся и даже пальцем не пошевельнут, чтобы хоть чем-тоему помочь, боясь только за свою шкуру. Нет, теперь он живой никому уже не нужен. Ведь хотел же всё тут продать и с золотом да каменьями уходить потом в Киев или в тяготеющий к литвинам Полоцк! Отсиделся бы там с пяток годков, пока бы всё тут не успокоилось, ну или на новом месте бы, глядишь, обжился. А теперь уже всё! Поздно! И Жидислав от отчаянья и жалости к себе аж взвыл, глядя на
стоящих в отдалении воинов.
        Вот двое поговорили о чём-то и тот, в ком можно было сразу узнать старшего, подошёл к купцу.
        - Жидислав, я Андрей Иванович, бывший сотник Дозорной сотни князя Мстислава Удатного, ты уже возможно слышал обо мне как о командире Обережной и Дозорной сотен из Деревской пятины. Понятно ли я излагаю? - и посмотрел прямо в глаза купца.
        Тот ещё больше сжался и опустил глаза вниз.
        - Стало быть, понятно и, стало быть, слышал. Ну что же, тогда продолжу. Мне известно обо всех твоих делах с врагами Батюшки Новгорода - датчанами, с кем свел тебя твой покойный дружок Остромир. Знаем мы всех людей, с кем ты свою паутину заговора плел, и большинство их тут уже спеленали. Показания на дыбе они, будь покоен, в подвалах посадника непременно дадут. Но я сейчас не о том. На тебе кровь моего близкого человека и всей его семьи, и я ему лично обещал эту встречу!
        Жидислав встрепенулся и подобрал под себя ноги.
        - То навет господин! Нет на мне никакой крови. Никого я не убивал! - заверещал он снизу как затравленная крыса.
        Из распахнутой настежь калитки с улицы шагнула внутрь двора мужская фигура в длинном чёрном плаще. Подошла и встала рядом с Сотником.
        - Ну, здравствуй, Жидислав Супеич, вот и свиделись мы, - раздался глухой голос, и плащ спал на землю с человека.
        - Свят, свят, свят! Сгинь, нечистый! - вскричал Жидислав и, побелев на глазах, упал на колени и быстро-быстро трижды перекрестился.
        - Не ожидал, значит, меня живым тут увидеть, думал, я со всей своей семьёй в овраге у Свири лежу? - тихо произнёс Парфён.
        - Так это ты, нечистый Супеич, всё зло с нами сотворил?! Молись же теперь о своей душе, что ты сам так подло загубил. Не быть ей на небе после самого страшного суда. А земной суд буду я сейчас вершить, ибо имею на то кровное право теперь! - и Сотник, сняв со своего пояса меч, протянул его Парфёну.
        Тот постоял над тонко подвывающим изменником и качнул головой.
        - Не могу я так, Андрей Иванович, рубить человека безоружного, не палач. Дайте мне поединок, и пусть нас рассудит Бог!
        - Хм… - хмыкнул Сотник и отдал команду, - Поможем нашему другу, братцы!
        И уже через минуту во дворе в круг воинов с факелами и с обнажёнными мечами втолкнули Жидислава, кинув ему под ноги меч недавно убитого подручного.
        - Чей меч, купец? Кто были эти двое, что защищали вход в твою избу?
        Жидислав стоял посреди ярко освещённого факелами двора и всё не верил, что это происходит с ним. Словно был это какой-то страшный сон и стоит только закрыть да открыть глаза, как пройдёт кошмар, и будет снова всё как прежде.
        - Я повторяю, кто были те, кто пал, защищая тебя? - повторил громче свой вопрос Андрей.
        - Заброд и Луд, - хрипло ответил купец.
        - Ну вот, Васильевич, и над этими двумя правосудие свершилось. Остался только один Душан из всех тех душегубцев.
        И, подозвав к себе одного пластуна, попросил:
        - Найди Варуна Фотича, пусть он определит Душана среди задержанных, да крепко-накрепко его свяжет. Та птичка может много что напеть про дела своего хозяина. Для самых грязных дел он у него, похоже, был и все его тёмные тайны знает.
        Жидислав нагнулся и поднял с земли меч. Всё было так хорошо, был хороший барыш, были нужные связи и почитание. Были такие грандиозные и дальние планы, но тут пришли вот «эти» и всё разом пошло прахом! И первым, кто был во всём виноват, это был он, его бывший компаньон Парфён! Ну почему же он не сгнил в овраге вместе со всеми, а привёл сюда вот «этих»!?
        Чёрная и злая душа купца ждала выхода и отмщения, и, резко перехватив меч, он с криком ярости кинулся на Парфёна.
        Купцы всегда и везде отличались боевитостью. Без знаний азов «оружного дела» в их профессии было не выжить, опять же, и на покупку дорогого боевого железа немалые средства им найти было можно. Ну а в поместье у Сотника так вообще, начальную военную подготовку проходили все, начиная от крестьянина с самой дальней росчищи, заканчивая и самим управляющим, кем, собственно, и был Парфён Васильевич.
        Поединок был захватывающим, все воины, что стояли в кругу, напряглись и жадно глядели, как летают в центре круга мечи, и только слышен был звон железа. Жидислав нападал одержимой яростью, раз за разом нанося удары сопернику. Вот в очередной связке ударов его меч скользнул, неудачно отбитый Парфёном, и распорол тому правый бок. Кровь заструилась, кропя землю под ногами, и Жидислав радостно взвыл, уже мысленно празднуя победу. Удар, ещё один, ещё, и он добьёт своего соперника. Но в это время, увлекшись, он слишком выставил ногу вперёд и тут же вскрикнул, отскакивая назад и подволакивая её. Бедро было хорошо взрезано, и теперь кровоточило.
        Запал изменника сразу же пропал, и он начал рыскать из стороны в сторону, пытаясь спрятаться от разящих ударов. Но везде на внешнем кольце его ждали острые мечи дружинников. Спасения не было и, собрав все силы, он взмахнул мечом, чтобы сделать мощный и губительный замах. Парфён был наготове и своим стремительным колющим ударом он резко вогнал острейший меч прямо в сердце врага.
        Всё! Бой был закончен. Но ещё долго над телом Жидислава молча стоял победитель.
        - Не трогайте его, пусть он сам отойдет, когда сочтёт нужным. Пусть побудет тут сам с собой, - сказал Сотник и направился к Варуну.
        Постояв над холодеющим телом, Парфён посмотрел на небо, нагнулся и вытер окровавленный меч об исподнюю сорочку врага.
        «Всё! С прошлым покончено. Спите спокойно, мои близкие, вы видели, я за вас отомстил!» - и он решительным шагом направился вслед за командиром.
        С рассветом на подворье верхами пожаловало высокое начальство. Сам Князь Ярослав Всеволодович, Посадник Иванко Дмитриевич, Тысяцкий Семён Емин при большой свите. Даже Владыка за себя первого думного дьяка прислал, обещав прибыть чуть позже, после окончания утренней службы.
        Дело обещало быть вопиющим - раскрытие внутреннего заговора против вечевой республики и настоящий ночной бой дружины с её внешним, иноземным врагом. Причём где? В самом её сердце, Славенском конце Батюшки Великого Новгорода! Это вам не шутки!
        На середине обширного двора, на двух богатых восточных коврах стояли резные дубовые кресла, вытащенные из купеческого терема. Перед ними стояло два массивных стола со сложенными на них стопками пергамента и свитками берестяных грамот. Рядышком на земле, на расстеленной «вотоле», грубой плотной ткани из растительного волокна, лежала груда самого разного оружия, что было найдено в самом доме или в прилегающих подсобных строениях.
        Одних только мечей самой разной работы тут было порядка десяти. Рядышком лежали пять луков и самострелов, сабли, секиры, копья, кинжалы и палицы, разнообразные виды кольчуг и брони. Жидислав не был железных или оружейных дел купцом, и все находящиеся сейчас на дворе прекрасно представляли для себя истинную стоимость только одного хорошего меча. И одновременно с этим они понимали, что это, собственно, уже никакой не товар, а самое что ни на есть боевое и «рабочее» оружие. А тут его хватило бы на приличную такую дружинку.
        Рассевшееся на креслах высокое начальство со свитой за спиной с интересом выслушала подробный рассказ Путяты Селяновича о всей изменнической деятельности хозяина подворья. Были представлены найденные в личной спальне Жидислава письмена и грамоты иноземцев с указанием того, что именно интересует в Новгородских землях Датского короля Вальдемара II и его племянника Оттона I герцога Брауншвег-Люнебургского. Копии расписок в получении вознаграждений и даже верительное письмо от канцлера Вальдемара о полном доверии и представлении интересов датской короны Карлу купцу из Браунгшвейга.
        Путята Селянович сам состоял в купцах Первой Ивановской сотни, не раз был на купеческих судах и результаты самого первого горячего расследования доводил до высокой комиссии уверенно и грамотно. Были представлены задержанные ночные посетители, в том числе и иноземные. Были кратко опрошены видаки из подручных Жидислава. Очень много интересного про деяния своего хозяина рассказал его помощник по тёмным делам Душан. Отпираться им смысла не было, и так всё было явно и лежало на виду. Так что «пели» они под пристальными взглядами правителей откровенно, стараясь, конечно же, свалить всё в первую очередь на самого хозяина да на его первых подручных. Всё тут и так было явно и понятно…
        - В темницу их ко мне, в подвал! Мои люди с ними ещё долго и вдумчиво теперь поработают. Там они ещё много что интересного вспомнят! - нахмурившись, бросил Посадник, - Здесь, говорят, большой бой был, князь? - и посмотрел на Ярослава
        Тот нахмурилсяи, медленно покачав головой, ответил:
        - Да, с целым хирдом отпетых головорезов пришлось ночью моим людям рубиться. Сам Ингвар Кнут (узел) из Зеланда ими предводительствовал, слышали, думаю, о таком? Тот ещё волчара. Бой был отчаянный, потому мой первый сотник Олег столько людей здесь и потерял. Пойдемте лучше к пристани, всё сами своими глазами там и увидите. Не стали до вас пока прибираться. И вся свита отправилась на место ночной схватки.
        Около стенки длинного ладейного сарая, прикрытые окровавленными рогожами, лежало около двух десятков окровавленных тел русских воинов, сложивших свои головы в ночном бою. Доспехи с них были уже сняты, и зрелище порубленных и посечённых тел в запёкшейся чёрной крови выглядело жутко. Ещё большую оторопь вызывала картина, открывшаяся у самого пирса. Воинов Ингвара пока не стали убирать, и они пробитые и посечённые лежали, сжимая своё оружие там, где их и застала смерть. Всё вокруг указывало на яростную схватку.
        - Сколько их тут? - оторвав взгляд от тел, глухо спросил у сотника Олега Ярослав.
        - Тридцать три у пирса, князь. Ещё трое дозорных чуть дальше лежат, два у дальнего сарая, другой под сосной. Троих удалось живыми взять, один оглушённый, очухался уже, но пока что молчит. Двое с ранами, не знаю, выживут ли, их Андреевские по-лекарски обиходили уже.
        - Как так, такие большие потери-то при таком-то перевесе? - скрипнул зубами Ярослав.
        Олег, сам раненый в бою, поправил, морщась, правую руку, что висела на шейной перевязи и, хмурясь, ответил.
        - Давно с такими отборными воинами я не ратился, князь. Ты меня знаешь, и про мою сотню худого не скажешь, думаю. Хирд ко сну ещё не успел отойти, своих в плаванье проводив. У нас же времени ждать их не было, рассвет уже вовсю подступал. Дозорных сняли чисто, худого Андреевским пластунам не скажу. Однако Кнуд наготове был, а его люди все в броне да при оружии. Для нас же первой задачей было их живыми взять, вот и пытались, сколько могли, за то и поплатились. Потом-то уже насмерть их бить стали, от того-то и чистых пленных нет, все после беспамятства нами были взяты. Хорошие воины, князь, против нас тут вышли. Все как один на смерть пошли. Ни один не захотел почётного плена.
        Князь с представителями высшей власти Новгорода вновь подошли к длинному ряду погибших русских воинов и склонили, скорбя голову. Многих из них Ярослав лично знал в лицо и не раз ходил с ними в дальние походы. Однако голову в бою им пришлось сложить на своей земле у самой святой Софии Новгородской.
        - Отпевать и прощаться прилюдно будем! - крикнул громогласно князь, - Пусть каждый новгородец видит, что враг не дремлет и, помимо своих вечных драк и склок на вече, о защите своей земли тоже подумает. Да и нас, дружину, куском хлеба не попрекает впредь! За тот хлеб кровью нашей обильно плачено! - и пошёл со двора.
        А на подворье развернулась уже свита Поместника и Тысяцкого, пересчитывая и приходуя всё-то добро, что только тут было. Всё имущество изменника по закону отходило казне, и было его тут изрядно.
        Вечером, уже в княжеском тереме, обсуждая дальнейшие планы, опять покачал головой Ярослав:
        - Какие потери, Андрей Иванович, кто бы мог подумать, что такой ярости бой будет. Знал бы, что на подворье хирд Игвара из Зеланда стоит, больше бы людей с реки на ладьях послал. Я-то сам его уже видел в бою в Эстляндии, повезло еще, что он на пристань не смог прорваться, точно бы тогда рекою ушёл.
        - Не ушёл бы, князь, - усмехнулся Сотник, - не научились у нас по ней ещё ногами ходить.
        И, отвечая на вопросительный взгляд Ярослава, пояснил:
        - Все ладьи после того, как сотня дружины высадилась от причала, отошли. А датская, так та и вовсе вниз по течению уплыла. Видать, причальные концы оборвали в суете. До сих пор что то писари Посадника её не нашли, всё выглядывают поди - и грустно вздохнул, разведя руками.
        Князь, прищурив глаза, с улыбкой посмотрел на Андрея:
        - Ну-ну. Значит, уплыла куда-то, что даже, и найти не смогли. Да и Бог с ней, пусть плывёт, небось, хорошим людям-то она, где и сгодится?
        Сотник, отбросив шутки, кивнул:
        - Сгодится в походе, Ярослав Всеволодович. У этих же пауков её уже не заберёшь себе, коли, что к ним уже в руки попало. Даром, что ладья та с боя взята.
        - Ну ладно, пусть так. Вам там ещё с боя ратное железо причитается. Тринадцать твои пластуны на берегу угомонили, а это почти третья часть хирда как-никак. Из них пять стрелками будут. Сколько бы крови моей дружине стоили, коли б за свои луки успели бы взяться? Так что спасибо твоим стрелкам.
        - Это тебе, князь, спасибо, - кивнул Андрей, - За то, что с изменником разрешил покончить моему человеку, в ноги тебе он кланяется, благодарен, что за кровь своей семьи отомстил.
        - Ладно, не стоит, то по правде всё! - нахмурился князь, - Отплываете завтра?
        - Да, перед самым рассветом. Не к чему глаза лишним людям мозолить. Да и ладья там одна есть приметная, - усмехнулся Сотник.
        - Ну, добре, - кивнул Ярослав Всеволодович, - С Богом!
        ГЛАВА 8. БОЙ ПОД НАРВОЙ.
        Четыре конные сотни под командованием поручика Василия шли в Эстляндское герцогство налегке. Путь от Ладоги до Ревеля посуху был весьма не близкий. Предстояло пройти более шести сотен вёрст в малонаселённой и лесной местности, преодолевая при этом на пути десятки рек, речушек, озёр и болот.
        Сначала нужно было двигаться южнее Невы по русскому Копорью, затем через ижорскую возвышенность в направлении реки Нарва, и всё время старинным путём - трактом. Переправившись через эту полноводную реку, необходимо было следовать по прибрежной равнине вдоль Вотского залива Балтики до озера Кахала, и уже от него забирать к юго-западу до озера Ярлепа. Именно от этого озера Степной сотне Азата следовало скрытно переправиться через реки Кейла, Атла и уходить о «дву конь» на Матсалуский залив в западной Эстляндии. Дозорному же эскадрону Василия следовало прикрыть их отход, помочь скрыть след и увести возможную погоню за собой в Псковские земли.
        И нужно было учитывать то, что конные сотни идут по недружественной земле. А здесь ведь, если только замедлил ход, то тут же окажешься в окружении врага. Ну а коли наберёшь большую скорость, чем нужно, и вымотаешь при этом коней, опять же не оторвёшься от неизбежной погони.
        Сменные лошади были только у степной сотни. Да на каждую из пятёрок дозорного эскадрона приходилось по одной, идущей со вьюками.
        От окраины русских земель за Копорьем по Ижорской возвышенности, населённой балтско-финскими племенами, шли сторожко, постоянно рассылая передовые и боковые дозоры охранения. Степная же сотня шла далеко впереди, в отрыве от всех главных сил, где-то вёрст за двадцать, рассыпавшись на отдельные десятки и прочёсывая местность. Её главной задачей была разведка пути и перехват вестников к датчанам. Перед землями Датской Эстляндии сделали большой привал, чтобы дать отдых людям и лошадям. Впереди была самая трудная часть рейда.
        Через реку Нарву переправлялись вплавь, держась от лошадей справа, чтобы течением ненароком не затянуло под гребущие конские ноги. Река тут хотя и глубокая, была шириной всего около полутора стрелищ (200-300 м). Переправа через такие водные преграды для лошадей и людей была делом привычным, и уже много раз отработанным как в походах, так и на тренировках.
        Гарнизон из Нарвской крепости стоял на стенах и с тревогой смотрел на русский конный отряд. Наконец, видно, подгадав самый удобный момент, когда в воде были все основные силы русских, комендант Хаген Ларсен отдал приказ, и из распахнутых крепостных ворот вылетела сотня кавалеристов в блестящих на солнце доспехах. За ними, чтобы поддержать возможный успех своей конницы, выбегало ещё около пары сотен пехотинцев с длинными пиками наперевес.
        За исключением крепостной полусотни и гарнизона Ракверри-Табапеа (Голова быка - рус.), это были в основном все сухопутные силы Эстляндии к востоку от Ревеля, и сейчас датский комендант очень ими рисковал. Но уж больно ему хотелось славы и признания. Да и эти глупые русские, уж очень нагло и самоуверенно они себя вели на его земле, оставив у места переправы всего-то около пары десятков конницы - заслона.
        Сотня тяжёлой конницы, спеша втоптать врага в землю, резко оторвалась от прикрытия крепостных стен и своей пехоты. Хаген со своим знаменосцем выскочили вперёд всех. За короля! И в этот самый момент им в правый фланг ударили стрелы из затаившейся в ближайшей роще степной полусотни. Ринат, сын Азата, верно рассчитал момент, и затаившаяся полусотня с диким визгом и свистом вылетела именно тогда, когда датчане только что проскочили её, и с расстояния ста метров были идеально открыты со спины и с правого бока. Два десятка из русского заслона у берега подняли свои самострелы и тоже дали залп в упор, буквально выкашивая переднюю линию кавалерии. Хаген, пробитый насквозь, выронил копьё и свесился из седла. Красное с белым крестом знамя упало на примятую траву луга вместе со своим знаменосцем. В рядах наступающей кавалерии творился хаос и смятение. Было нужно поскорее уйти от реки под защиту своих пеших копейщиков и дальнобойных крепостных арбалетов.
        - Alt tilbage! Hurtigere til f?stningen! De forste ti! Vi tager banneret og kommandanten med os! (Все назад! Быстрее к крепости! Первый десяток! Знамя и коменданта забираем с собой! - Дат.), - отдал приказ командир сотни датских конных латников.
        Даны были хорошими и отважными воинами, и первый десяток, все как один, бросились к павшему коменданту и королевскому знамени.
        Но время было упущено, и на берег с пронзительным свистом уже выскакивали переправившиеся русские сотни. И, казалось, отовсюду роем, находя незащищённые бронёй места, летят степные стрелы. А тут ещё и три самострела реечно-редукторного взвода с возможностью перезарядки верхом ударили в упор по отважному десятку.
        Побросав всё, в панике развернувшись, остатки сотни ринулись к воротам крепости, сминая на своём пути своих же пеших копейщиков. В начавшимся беспорядке не было уже того, кто сможет собрать волю в кулак и встать, сжав зубы, на пути врага. Сотник латников лежал рядом с комендантом, и над ними уже проносились, разворачиваясь, переправившиеся первые русские сотни.
        От полного избиения датчан спасли их «инвалиды и старики», как обычно называли они сами этих воинов из крепостной охранной полусотни. Ударили со стен заблаговременно взведённые скорпионы и тяжёлые арбалеты. И разом развернулись русские, уходя из-под удара тяжёлых стрел и болтов.
        Итог боя был неутешительным. Около пяти десятков латников и более сотни пехоты потеряли под стенами Нарвы датчане. В отдалённом сосновом бору русичи схоронили двух своих павших воинов.
        Без потерь не обошлось, но и путь на запад был для русских сейчас полностью открытым. Теперь гарнизон, пока к нему не придёт подкрепление морем, уже точно не вылезет за крепостные стены. Ну а звено рыскающих в окрестности степных конных, попадающихвремя от времени как бы «случайно» им на глаза - тут им только в помощь, чтобы спокойней было за стенами сидеть.
        - Дня через три нагоните, Рашид, как только попугаете этих в сласть, - отдал приказ полусотник Ринат, - Не увлекайся слишком, береги себя, а то мне сестрёнка Фая, как тогда в детстве, все волосы за тебя повыдергает. Как я плешивым то перед своей будущей невестой покажусь? Смотри у меня! - и воины, улыбаясь, обнялись на прощание.
        Впереди был рывок к столице герцогства, городу крепости и порту Ревелю. Как бы сотни теперь уже не спешили, а всё же весть по морю от Нарвы их всё равно гарантированно обгонит. А в том, что она будет, можно было даже не сомневаться. Оставалось только идти вперёд настолько быстро, насколько вообще это было возможно, не отвлекаясь и не вступая в сражения или в короткие сшибки.
        Эсты, коренное население, обложенное данью новых хозяев и постоянно ими притесняемое, любви к датской короне не испытывало. Не раз уже поднимались они на борьбу, пытаясь скинуть с себя ярмо захватчиков. Но силы были не равными. Эсты, чудь, чухонцы, как называли их новгородцы в средние века, были разделены на племена, а те, в свою очередь, дробились и дальше по родовому признаку.
        Используя имеющиеся противоречия и раздробленность местного населения, датчане, проводили старую, как мир, политику «разделяй и властвуй». Большая часть знати эстов, видя силу захватчиков, приняла их сторону, дабы хоть так сохранить свою власть. Тогда, когда более девяносто процентов местного населения исповедовали язычество, они за прошедшие два десятка лет власти датских королей в большинстве своём уже приняли христианство его западного толка.
        Главными проводниками колонизации Прибалтики были немецкие наёмники, в основном выходцы из Вестфалии. Именно они составляли основное военное ядро и в землях герцогства, будучи хорошо обученными и вооружёнными бойцами. А в качестве вспомогательных сил вместе с ними выступали легковооружённые отряды лояльных Дании эстских племенных вождей.
        В рейдовом эскадроне прекрасно понимали настроение местного населения. Никто даже и не думал, чтобы нарушить их традиции, верования, лишить их имущества или нанести ещё какую-нибудь обиду. За всё платилось сполна русскими серебром и бралось только по обоюдному согласию после честного торга. От того-то перед русскими всегда был указан и открыт наилучший путь, а их кони, да и сами всадники были сыты и боеспособны. Впереди, в трёх днях пути начинались земли подконтрольные Ревельскому гарнизону, и нужно уже было быть настороже.
        ГЛАВА 9. ПРОРЫВ.
        Порывистый восточный ветер гнал волну Вотского залива, вспенивая её на гребне. Небо хмурилось и сыпало мелким дождём. Погода на Балтике такая непредсказуемая, и даже летом она меняла своё настроение, словно капризная женщина, то одаривая моряка своей солнечной улыбкой, то хмурясь и заливая его слезами дождя, а то, бросаясь на суда и корабельные снасти, с воем ветра дав приступах ярости. Вот и сейчас, сидя в своей качающейся каюте, командир восточного крыла датского королевского флота Эрик Могенсен в сотый раз перебирал и обдумывал все те сведенья, что поступили к нему в ближайшее время и заставили лично возглавить общий выход в море.
        Сначала патрульным судном издали были замечены дымные сигналы береговых дозоров, которые сообщали, что через Неву в сторону залива двигаются какие-то суда. Затем действительно были замечены силуэты двух быстроходных русских ладей, что проскочили по южной стороне залива, в сторону Нарвы, и пропали, как не пытались их обнаружить посланные в погоню дозорные.
        А три дня назад и с самой Нарвы по морю прилетела весть о нападение больших конных сил русских, и о гибели в том бою самого коменданта крепости да командира латной кавалерийской сотни в придачу.
        По словам вестников, русских было никак не меньше тысячи, а ещё с ними шло несколько сотен степной конницы. И как бы героически не бился с ними благородный комендант Хаген Ларсен и все остальные отважные датские воины, но большая их часть сложила головы в том жарком бою, перебив, правда, при этом без счёта русских варваров. И что вскоре всю эту орду можно будет уже ждать под стенами самой Ревелькой крепости.
        Вчера же и вовсе в Ревельскую бухту влетела ладья, прибывшая из русского Новгорода, спешащая с посланием от находящего там Ингвара Кнута. И весть в ней была одна:
        «Большое русское войско идёт речным путём к Новгороду, где к нему присоединятся ещё много ладей с воинами для прорыва в Восточное море. Ожидать их можно будет через две-три недели».
        Вот теперь-то всё и сложилось в голове у морского начальника! Русские всеми своими силами начали против них боевые действия, и спешат они на помощь своим союзникам - немецкой Ганзе. И как не просил его герцог Эстляндский Кристофер усилить сухопутные силы перед вторжением русской конницы, ответ у Эрика был один: «Приказ короля - утопить русский флот в заливе, не допустив его в открытое море»!
        А для этого было нужно стянуть все силы в один кулак и ждать наготове подхода противника. Более тридцати больших военных судов находилось уже в узком заливе, растянутых в неровную линию, с ними было ещё полтора десятка быстрых ладей, да и ещё на подходе были приличные силы, стягиваемые сюда срочно с других участков. Оставалось только ждать этих русских, которые, по уму, вряд ли должны были пока сюда сунуться на своих утлых судёнышках, и, похоже, именно сейчас пережидавших эту непогоду где-нибудь в заводе на тихой реке.
        Но бдительность терять было нельзя, и Эрик крикнул вестового: «Сигнал всем кораблям! Усилить наблюдение! Уменьшить расстояние между судами! Будем уменьшать ячею на сетке. Нам тут любая рыба сгодится!» - и улыбнулся такому удачному сравнению.
        - Ну что, атаман, самое время подходит нам в Варяжское море прорываться, - обратился к Сотнику старшина ушкуйников Радята Щукарь, стоя на качающейся палубе главного когга. Он снова облизнул палец и поднял его над головой. Точно так же, как по команде сделали и капитаны коггов Михаэль, Дитрих, и Курт со своим братом Зигфридом.
        - Я, я, гуд! Ветер с норд остен (северо-востока), он всегда несёт дождь и холод с туманами, и не редко бывает долгим. А это как раз то, что нам нужно, - озвучил общую мысль капитан с «Коня». И остальные ганзейские капитаны дружно закивали, поддерживая сказанное.
        - Ну что же, тогда действуем, как и условились, по нашему плану, - согласился с ними Сотник, - Варун Фотич, твой выход! Начинайте!
        И вниз по Неве унеслись две ладьи с пластунами.
        Все дозоры датчан по берегам реки и ближайшему побережью были давно уже определены и взяты на контроль. Не зря две седмицы подряд пластунская полусотня всё там на пузе исползала да «в каждую мышиную норку и беличье гнездо заглянула». Уже даже имена и клички датских сторожей чуть ли не наизусть вызубрили. Так что, оставалось только обезвредить все их три поста по пять человек в каждом, а уж дальше путь был свободен.
        Онни с одним из карельских десятков достался тот первый, что был на самой реке. К огромной прибрежной сосне, где в густом верхнем ярусе была устроена смотровая засидка, ползли звеньевой Калева и двое молодых парней из его рода Микко и Васси.
        Маленькую землянку, обустроенную в паре десятков шагов от засидки, окружали остальные восемь разведчиков во главе с самим прапорщиком. Арно, обученный лесной службе пёс карельского взвода, чуть привстал и, молча оскалившись, вытянул морду в сторону прикрытого шкурой входа. Шерсть на его рыжем загривке топорщилась. Что-то сейчас очень настораживало собаку.
        Онни поднял свою руку собранной ладонью к небу, а затем резко опустил её. И все пластуны припали, прижавшись к земле. Из землянки, откинув шкуру, вылезли двое. Один, как видно, старший, отошёл чуть в сторону к росшим густым кустам смородины, и справил малую нужду чуть-чуть, было не на затаившегося там пластуна. Повернулся в сторону второго и что-то крикнул, махнув рукой в сторону реки. Второй дозорный в накинутом сверху тёмном плаще угрюмо посмотрел в серое небо, смахнул с лица капли дождя и зашагал в сторону засидки.
        - Понятно, это смена поста. Значит, в землянке осталось ещё двое. Будем брать сейчас, - и Онни приготовился к броску.
        Старший датского дозора, как видно, разминая застоявшиеся суставы, несколько раз присел, разводя руки. С дозорной сосны, находящейся в прямой видимости от землянки, на крик сменщика спускался уже по ветвям отдежуривший своё. Онни приподнялся и резко метнул свой швырковый нож в старшего дана. Тот ещё не успел войти ему в спину, а к землянке уже метнулись с копьями пятеро.
        Калева со своими людьми действовал, как и было условлено, самостоятельно. Как только к сменщику спустился сменяемый воин, в него сразу же впились две стрелы из небольших карельских охотничьих луков Микко и Васси. А сам Калева метнул копьё в подходящего и бросился на него с небольшим мечом.
        Противник карела оказался опытным бойцом, летящее копьё пронеслось от него буквально в волоске, сам же он, уходя от броска с разворотом, встречал меч командира звена уже своим длинным мечом. Тут бы, наверное, Калеве и конец, но стрела Микко, вжикнув, вошла в левое предплечье противника, и он, вскрикнув, бросился в лес.
        - Йибу, ты с Арно, Онтро и вы трое разинь, добейте этого шустрого! У него вон как кровь хорошо идёт, и наш Арно его быстро по следам найдёт! Вездесущий командир, казалось, успевал везде. Была обложена надёжно землянка. Вслед упущенного Калевой дозорного отправлена погоня с собакой. Оставалось ставить точку во всей этой истории с постом у реки да поскорее выдвигаться к своим.
        На призывы сдаться из землянки слышались в ответ только яростные ругательства, да вылетела ещё пара стрел из её входного проёма.
        - Дымарь! - крикнул взводный.
        И в единственное отверстие землянки, кроме входного - продух, распространяя удушливый дым, полетела штатная скатка бересты, наполненная смесью из сухого гриба трутовика, трухи гнилушек, коры дуба да старого оленьего ворса. Не прошло и минуты, как в слезах и соплях, хрипя и кашляя, из своего укрытия на улицу выскочили двое, с мечами. Их бой был проигран изначально, а вскоре к их мечам у большого пня присоединился и тот, с каким уходил от погони поединщик Калевалы.
        - Опытный лесовик был командир. Если бы не наш пёс, не смогли бы его так быстро взять. По болоту и ручью хотел уйти. Как лось пёр, даром, что столько крови от раны потерял, - объяснял звеньевойОнни.
        - Нет, это не противник хорош, а я вас мало гонял в нашей усадьбе! - нахмурился прапорщик, - Ну, ничего, вот вернёмся с похода, наверстаем ещё, - и кровожадно посмотрел на Калеву.
        Ближе к вечеру пришло сообщение от всех отрядов пластунов. Береговые посты датчан уничтожены, путь к морю свободен.
        Ветер так же устойчиво дул с северо-востока. Темнеющее на глазах небо сыпало дождём. Предстояла самая опасная часть рейда - прорыв из устья Невы в залив, а затем по нему и дальшев открытое море.
        - Ну что, Радята Иванович, твой выход, дорогой! - обратился к главному ушкуйнику Сотник.
        - Через минут двадцать, как совсем стемнеет, ребята выталкивают на течение пятнадцать связанных плотов со слюдяными фонарями на концах. Для лучшей парусности ещё и щиты на них набили, так что должны хорошо в залив зайти.
        - Постарайся под их прикрытием проскочить как можно южнее, за сам Котлин без парусов, лишь на одних вёслах, так вы будете незаметнее. Всех и надолго наша хитрость, конечно, сбить не сможет, так что рано или поздно, а всё же даны к тебе «на хвост упадут». Вот тут уже вы на всех парусах рвите, как только можно быстрее, западнее. Твои ребята там только недавно всё разведали и ещё умудрились назад проскочить. Так что, постарайтесь и сейчас не подставиться. И помни, вы все нам нужны живыми, не спеши ты пока драться Иванович, успеется ещё, обещаю! Вам нужно будет лишь оторваться от погони и встретиться с нами уже в Готланде. В самом Висбю уже все, кому было нужно, предупреждены, и размесят вас там как полагается, со всеми удобствами. Вы, я думаю, с вашей-то хорошей мореходностью должны там быстрее нашего оказаться.
        - Да не переживай ты, Иваныч! - бодрился Радята, улыбаясь, - Никто покамест Щукаря не прищучил ещё! Острога та покуда на меня не выросла!
        Ну-ну, - усмехнулся Сотник, - И ещё одно, в каждую из твоих пяти ладей будет по паре моих людей приписано. Да не хмурься ты, не для пригляда то, а только лишь для помощи. У них там самострелы хорошие, дальнобойные и пробивные весьма будут. Луками-то в такой дождь да в сырость ведь не больно-то на расстоянии повоюешь. И самое главное, у каждого из них в особой суме по кувшину с греческим огнём будет лежать. Небось, слыхал о таком? Судно в такую-то погоду они наврядли спалить смогут, а вот ежели панику создать, сумятицу вызвать, да ещё и время вам выгадать - это вполне даже запросто. Так что, лишними мои ребята тебе точно не будут. Ну и вы их не обижайте уж там, - и Сотник улыбнулся лукаво.
        Обижа-аешь, атаман! - басом протянул Радята, - Одно же дело делаем. Беречь будем ребят, не сумлевайся даже. Ну, добре, Иванович! Обнимемся на дорожку, - и мужчины стиснули друг друга по-братски.
        - Господин! Русские идут! - с громким криком барабанили в дверь каюты Эрика Могенсена снаружи.
        - Ах ты, чтоб тебя! - выругался командир восточного крыла флота Его Величества и, натягивая кожаный плащ, выскочил на палубу флагмана. Ветер с дождём усилился и сейчас бил ему в лицо. Только безумные русские могли прорываться в море в такую погоду!
        Подскочивший капитан, пересиливая ветер, громко прокричал доклад, протягивая руку к востоку.
        - Господин! Дозорная ладья доложила, что от устья реки идут русские суда. Их много. Будем атаковать?
        Эрик огляделся вокруг и отдал команду: «Всем судам собраться к флагману! Быть готовым к атаке! Подать общий сигнал!»
        Через минуту над заливом раздался утробный рык флагманского сигнального рога: «Все ко мне! Готовность к атаке!»
        Пять ушкуйных ладей неслись серыми тенями на всех вёслах, прижимаясь как можно ближе к южному берегу. Мористее, где-то в районе острова Котлин, раздавался рёв сигнальных труб. И уже удалось удачно разминуться с парой дозорных датских ладей спешащих на зов своего флагмана.
        - Давай, ребята, наддай посильней, пока они там с плотами воюют, - крикнул Щукарь, оскалив в усмешке зубы, - Ещё немного! Ещё!
        Вдруг прямо по носу показался из дождливой хмари бок другого сторожевого судна датчан, как видно, оставленного специально, чтобы стеречь, не отходя далеко, южный берег, и из него в сторону русских раздался повелительный окрик.
        - Без остановки, бей!
        И в сторожевую ладью с тридцати метров метнули свои копья пять специально отставленных от вёсел бойцов. Разрядили разом самострелы Андреевские стрелки. Пять ладей без остановки пронеслось мимо сторожей и каждая из них «отработала» по врагу. С её же палубы раздавались сейчас громкие крики и стоны. Борт развернуло под волну, и её тут же начало захлёстывать водой. Но датчане были опытными мореходами, и под резкими командирскими криками она, только что потерявшая ход, начала медленно разворачиваться по ветру. А с её палубы раздался тревожный и резкий звук рога.
        - Ну, всё, через пятнадцать-двадцать минут тут будет тесно, - понял атаман, - Всё равно уже обнаружены, и отдал команду, - «Парус поднять! Быть готовым к бою!»
        Минут через тридцать хода, уже заходя за Котлин, наперерез им из ночной мглы вдруг выскочили ещё две быстрых дозорных ладьи с их острыми носами и стремительными обводами корпуса. Датчане сразу же опознали в ушкуях своих врагов и начали сближаться на расстояние копейного броска.
        Щёлк! Щёлк! Щёлк! Ударили самострелы Андреевцев, и несколько особо любопытных «поймали» по арбалетному болту.
        Самострелы с перезарядкой рычагом типа «козьей ножки» были мощным и дальнобойным оружием. Но пробить борта ладей они всё равно не могли, и к замыкающему ушкую наперерез бросились сразу оба датчанина. А от них самих во все стороны залива неслись резкие звуки призыва.
        «Тревога! Тревога! Враг!» - ревели датские сигнальные рога.
        - Огонь по кормчим! - взревел Щукарь.
        И все самострелы ударили туда, где на корме судна работал рулевым веслом в прикрытии щитов самый опытный и умелый мореход из команды.
        Вот передняя дозорная рыскнула влево и ушла с прямого курса на русский ушкуй. Видно, самострельные болты сделали своё дело, пробив-таки прочные щиты. Но вторая ладья по-прежнему упорно сближался с ушкуем и кормчего, прикрытого какими-то кормовыми надстройками, выцелить было попросту невозможно.
        Игорь с Фролом, приписанные Молчаном из Андреевской Судовой рати на кормовой ушкуй, отложили свои самострелы и подтянули к себе особые сумы, выданные им самим Сотником на тот самый крайний случай. И вот этот самый случай теперь наступил. С приближающейся ладьи данов уже слышались азартные крики и ругательства. Их команда явно готовилась сцепиться и пойти на абордаж. В окружении всего своего флота, в отличии от русских, они это вполне могли себе позволить.
        Сосуды с так называемым греческим огнём были изготовлены и испытаны в Андреевскомсовсем недавно. В состав горючей смеси входили льняное масло, сера, доставленная откуда-то с большим трудом Путятой, растолчённый древесный уголь, канифоль и скипидар (перегон живицы хвойных деревьев, получаемый в поместье на смолокурнях). Горючая смесь полыхала с огромной температурой, и потушить ее, потом было крайне сложно. А попытки залить пожар водой приводили только к ещё более сильному её горению.
        До данов оставалось уже не более 15 метров, и скандинавы начали метать копья с топорами, чтобы прижать к бортам русскую команду и затем забросить на их борта свои абордажные крюки.
        Игорь с Фролом зажгли на глиняных кувшинах специальные фитили и, резко выпрямившись, метнули их в набегавшую на них ладью.
        - Горят, смотри, как вспыхнули, Игорёх! - заорал радостно рыжий Фрол и обернулся к товарищу.
        На скамье, неловко привалясь на весло, лежал лицом к небу его боевой товарищ и друг, а в его широко открытых голубых глазах застыла какая-то неземная отрешённость и печаль.
        - Игорёк, Игорюня, Игорё-ёхаа! - тряс друга за плечи Фрол, никак не желающий принять то, что его уже с ним здесь нет, и уже никогда больше не будет.
        - Ну как же так-то! - и, вырвав из груди лежащего друга копьё, он с криком ярости метнул его в мечущихся на соседней палубе врагов.
        Ладьи, надув попутным ветром паруса стремительно неслись на запад. Скорее увести за собой погоню! А за их спинами слышались заполошные крики, и полыхал ярким светом пожар.
        - Время! - махнул рукой Сотник, и четыре огромных когга в окружении трёх дозорных ладей вышли с одного из полноводных рукавов Невы в Вотский залив. Теперь уже всё решало только самое настоящее везение.
        Смогли ли оттянуть за собой все силы «Щукари»? Не встретится ли по пути какая-нибудь шальная датская ладья, известив о прорыве русских весь свой флот? Ветер был попутный, а ночная мгла с моросящим дождём надёжно укрывала скользящие к северо-западу суда.
        Ходу, теперь только ходу!
        ГЛАВА 10. НА АБОРДАЖ!
        Второй день плаванья встречал два шведских судна тёплой и безветренной погодой. Тот порывистый ветер с дождём, что дул больше недели с русской Гардарики стих, и от него, в качестве воспоминания, остался сейчас только туман. Туманы вообще были нередким явлением на Балтике и могли здесь стоять порою неделями.
        Вот и сейчас, когда холодную и сырую промозглость над морем сменяло тепло, белая, как молоко, кисея плотно окутывала всё вокруг - мачту, парус, снующую по палубе команду.
        Второе судно сопровождения «Норланд» под командой её шкипера Андерса прижималось к «Морскому коню» вплотную, чтобы только не отстать и не потеряться, как это случилось уже с «Ласточкой», пропавшей где-то за кормой.
        - Герцогини, вам лучше зайти в каюту, туман очень насыщен влагой, и вы можете легко в нём простудиться! - склонился в учтивом поклоне старший шкипер Арвид, - Как правило, такие туманы летом не держаться дольше трёх дней, так что Ваши Высочества, думаю, что вам осталось потерпеть уже недолго.
        - Ни в коем случае! - задорно вздёрнула вверх свой носик более молодая и задорная Ингеборга, - Снова забиться в эту тёмную каюту как в нору! Ну уж нет, и не надейтесь, шкипер, вы нас туда не загоните!
        - Ты только посмотри, как тут всё необычно, Марта! - обратилась девушка к более взрослой белокурой красавице, стоявшей с ней рядом. Как будто мы с тобой находимся в какой-то сказке! Вот сейчас, как в старинной саге появится из тумана резной нос дракара. И бородатые викинги закричат хором: «О-одиин!», - и проказница звонко рассмеялась, - Боишься, сестра?!
        Стоявший рядом уже весьма пожилой шкипер нахмурился и произнёс с лёгким укором:
        - Прошу Вас простить меня за мою дерзость, Ваше Высочество, но на морских просторах севера не принято дразнить тени ушедших, а уж тем более, поминать их богов. Это бывает очень опасно, и тут я боюсь больше за вас, чем за себя и за всю свою команду, - и он опять учтиво поклонился герцогиням.
        - Ага, Марта, а Арвид-то испугался быстрее тебя! И это наш отчаянный и смелый морской волк! Р-р-р! - хулиганка снова громко рассмеялась.
        - Веди себя, как подобает особе королевской крови, Ингеборга! Ты своим смехом заглушаешь даже звук судового колокола. И не обижай нашего славного шкипера, ведь он заботится о нас как добрый старый дядюшка, - с улыбкой проворчала старшая сестра хулиганке, - Не обижайтесь, уважаемый Арвид. Девочка так долго сидела взаперти нашего замка, а тут у неё такая свобода и простор. Она успокоится, будьте уверены. Вам нужно ещё совсем немного потерпеть, - и Марта мягко и искренне улыбнулась старшему шкиперу королевского флота Швеции.
        А корабельный колокол продолжал время от времени громко отбивать свой сигнал. Бом! Бом! Бом! Если отставшая «Ласточка» где-нибудь неподалёку, то её команда должна была непременно услышать призыв главного шкипера.
        Суда Гарольда Волосатого шли впритирку рядом друг с другом. Прошло уже полдня, как вошли они в полосу густого тумана. Глаза верховых были здесь уже не нужны, и полагаться теперь приходилось только лишь на остроту слуха. Поэтому и на большом, и на малом дозорном судне царило сейчас полное молчание, а звонкий подзатыльник Карасику от Бьёрна Одно Ухо, казалось, донёсся с флагмана до всех датских команд.
        - Капитан, спереди и справа по курсу слышу какой-то звук! - вдруг раздался возглас стоящего на носу Троелса Совы, прозванного так за его отменный слух и умение видеть ночью лучше других.
        На палубе все резко зашевелились, у кого-то стукнул о борт багор, раздался приглушённый смешок и переговоры. Троелс нахмурился и посмотрел на капитана.
        - Всем молчать, тухлые селёдки! Если ещё от кого только звук услышу, пойдёте все разом Готландскую камбалу на дне кормить!
        И команда снова замерла, лишь бы не испытывать гнев «свёрнутого носа».
        - Есть звук! - опять раздался крик «слухача», - С правого борта идёт, как будто звенит вдали что-то.
        - Бери правее! - отдал команду рулевому капитан, и датский отряд пошел, сменив старый курс.
        Через десять-пятнадцать минут уже каждый «старый морж», просоленный долгими годами плаваний, смог отчётливо различить звон сигнального колокола на каком-то судне.
        - Всем готовиться к бою! - отдал сигнал Гарольд. В этой части Восточного моря, в дне пути от Готланда, союзников и мирных мореходов для него не было. А в памяти всплывал чёткий и однозначный указ короля Вальдемара для своего флота:
        «Восточное (Балтийское) море отныне объявляется Датским. Все суда досматривать. Не имеющих королевской грамоты, разрешения на плавания в Датском море, конвоировать в порты Дании. Суда, отказывающие подчиниться, именем короля захватывать или топить. Команды предавать скорму суду на месте. Суда Ганзы или её союзников захватывать, команды же предавать смерти.»
        - Так что, горе всякому тому, кто был не на датском судне, но в «Датском море». Каждый из них был уже заранее приговорён. «Война всё спишет»!
        Звук колокола чётко выводил Гарольда на ничего не подозревающую жертву, и на его палубах в полной боевой готовности уже застыли абордажные команды.
        Старший шкипер шведского короля Эрика ХI провёл в море больше дней, чем на берегу. И как шутили иногда при дворе чопорные светские интриганы, у него между пальцев уже начали расти перепонки. Не зря и прозвище своё он заслужил - «Утка». А может быть, тому виной была давняя рана, полученная в бою с ливскими пиратами, и сделавшая его рот чем-то отдалённо похожим на клюв селезня.
        Но всё это были глупые шутки и, когда из тумана на ничего не подозревающих шведов вдруг вынырнули военные корабли датчан, первое что он сделал, это прикрыл своим телом двух графинь.
        - К бою! - и в его грудь ударили разом стрела вместе с арбалетным болтом.
        А с надвигающихся на шведов кораблей летели и летели стрелы, копья, арбалетные болты и абордажные крючья, да слышался рёв ярости и злого торжества. Наверное, именно так ревёт стая волков, вцепившаяся со всех сторон в загнанного ими оленя и понимающая, что всё, добыча от них уже никуда не уйдёт, и теперь это просто их мясо!
        - Тяни резче! - командовал Бьёрн Одно Ухо, старший абордажных команд.
        И его люди, упершись в доски палубы, подтянули сцепленные специальными абордажными кошками-якорями большие суда друг к другу.
        - Вперёд! И по специальным перекидным мостикам, канатам, да и просто перепрыгивая через борт, на «Морского коня» ринулась волна орущих и машущих топорами, мечами и секирами абордажников, буквально сметая всё живое на своём пути. А из вороньего гнезда и с возвышенной кормовой надстройки всё били и били в цель луки и самострелы.
        Шведы не были трусами. Да и два этих больших королевских военных суда были укомплектованы лучшими на их флоте командами. Свита герцогинь и вовсе состояла из двух десятков благородных и отважных воинов, закрывших своими телами девушек и готовых умереть, но только не допустить до них врага. Схватка с оправившимися от первого шока неожиданности шведами была яростной и кровавой. Люди, стиснутые на скользкой от крови палубе, резали, били и кололи друг друга всем тем оружием, которое только у них было. Никто и не думал просить пощады, сражаясь до конца. Преимущество датчан было во внезапности нападения, в двойном перевесе по людям и в хороших стрелках, заранее занявших удобную позицию и успевших хорошенько проредить шведов. Датчане постепенно стали одолевать, тесня защитников к корме, а с «Морского коня» в туманную даль всё нёсся и нёсся сигнал колокола о помощи. Последняя надежда, что подоспеет потерявшаяся «Ласточка» и чудом поможет спастись, меркла…
        - Сотник, там бой к концу уже идёт, по всему видно! Одолевает кто-то, - высказал своё мнение о доносящимся в море шуме старший судовой рати Молчан.
        - Знать бы ещё, кто это, - глухо отозвался Андрей.
        Его отряд прорвался в открытую Балтику из узкого Вотского залива и прошёл уже более трети общего пути на запад. Впереди, всего в паре дней хода, уже откроется вскоре остров Готланд, где можно будет немного передохнуть и соединиться с ушкуйниками Щукаря. И сейчас самым разумным было бы не подвергать свой отряд риску, а пройти в тумане мимо того, кто сейчас так яростно режется в недалёкой морской битве. Но какое-то необъяснимое чувствословно толкало Андрея туда, где в это время гибли люди. И он всё же принял, казалось бы, такое неверное, но такое нужное ему решение.
        - Всем готовится к бою. Идём на абордаж!
        Даны уже праздновали победу, на каждом из шведских судов осталось всего по горстке защитников, прижатых к самой корме. Всех яростней они защищались там, где в окружении израненных и окровавленных воинов стояли две прекрасные девушки. В стрелках уже надобности не было, и все они уже давно покинув свои посты, ринувшись на палубы добычи, чтобы обшарить одежду и пояса у трупов, в надежде найти где-нибудь свой серебряный.
        - Пошли с нами, Карась, ты что застыл тут? - крикнул ему Нуд, перемахивая через борт на шведское судно.
        Но Трюггви всё не мог с собой ничего поделать. Там на его глазах только что погибло столько людей в отчаянной и яростной схватке, и вся палуба кораблей сейчас была буквально залита человеческой кровью да завалена изуродованными трупами. Его доброе сердце ещё не успело ожесточиться, и ему было очень страшно, ведь он, по сути, был ещё совсем маленьким мальчиком, только что недавно оторванным от семьи.
        - Именем короля Дании Вальдемара Победоносного, сдавайтесь, собаки, всё равно вам всем смерть! - ревел похожий на медведя, огромный старший абордажников Бьёрн Одно Ухо.
        На «Морском коне» в окружении своих семи израненных телохранителей застыли в ужасе от только что увиденного здесь, побледневшие шведские герцогини. А вид прекрасных созданий только ещё больше распалял нападавших. И когда Гарольд Волосатый взревел: «Добейте уже вы их!», на отважных защитников накинулась теперь уже сразу вся орава. Минута, и тела изрубленных телохранителей рухнули все, как один, на палубу.
        - Ну что, цыпочка, поцелуй меня, и ты моя! - захохотал Бьёрн Одно Ухо и протянул свою волосатую, окровавленную лапищу к старшей из девушек.
        Шлёп! Раздался звонкий шлепок пощёчины. И оторопевший «медведь» непонимающими глазами уставился на Марту.
        - Именем короля Швеции Эрика ХI, как вы вообще смеете приближаться к нам, образины!? - выкрикнула она и выхватила из-за пояса небольшой кинжал.
        - А ну дай сюда свою спицу, женщина! - взревел обиженно Бьёрн и попёр вперёд.
        - Подожди, Бьёрн! Успеешь ещё! - осадил его Волосатый.
        - Кто вы такие? И что делаете тут, на теперь уже моём корабле?
        - Этот корабль не твой, наглец, а благословенного короля Швеции Эрика ХI. И вы все ответите за свой разбой, захват этих судов и за убийство людей короля! - воскликнула покрасневшая от гнева старшая сестра, - Мы же Герцогини Марта и Ингеборга, родные сёстры правящего короля Швеции Эрика и дочери первого благословенного святым престолом короля Швеции Эрика Кнутссона! И как я поняла по вашим флагам и весьма грязному выговору, вы плохо воспитанные датчане!? Мы же с сестрой являемся племянницами вашего короля Вальдемара II! - всё это Марта выпалила на прекрасном датском языке, вообще без какого-либо акцента. Ведь в своё время всей их семье приходилось скрываться в Дании от захватившего престол в ходе дворцового переворота Кнута II Хольмгерссона Длинного, и язык своих захватчиков она знала в совершенстве.
        Да и вообще Марта была очень образованной и сообразительной девушкой. Вот и сейчас она выбрала ту единственно верную тактику, какая только была возможна в той ситуации, когда разгорячённые после абордажа матросы окружали их на этой скользкой от крови палубе.
        Ситуация была весьма не простая. Какими бы отчаянными головорезами не были Гарольд Волосатый и вся его команда, но в дела высшего света им лучше было с головой не влезать. Без этой самой головы можно было тогда запросто остаться. Хотя и показывать свою слабость перед командой капитану тоже не следовало. Вот и сейчас, встряхнув лохматой головой, Гарольд прорычал:
        - Рад приветствовать Вас, Ваши Высочества, на корабле короля Дании Вальдемара II «Победоносного», отошедшего под его корону по праву законной военной добычи! Бывшая его команда вела себя очень неуважительно по отношению к моему государю и к его флагу, обнажив своё оружие и пролив кровь его подданных, за что они все теперь и поплатились. Думаю, мой король будет очень недоволен поведением подданных короля Швеции, действующих столь дерзко в его водах. Не бойтесь! Вас тут никто не тронет, но вы проследуете с нами в главную гавань Дании Роскилле, где и будете переданы первым людям нашего государя.
        - В качестве кого вы меня тут удерживаете, шкипер? Ещё и собираетесь вывозить в свой Роскилле без моей на то воли!? - гордо вскинув голову, ледяным голосом спросила герцогиня. Если я пленная, так оденьте, как полагается, тогда уже на меня и сами цепи!
        - Нет-нет! - нахмурившись, ответил Волосатый, ему очень не нравился разговор с этой настырной и самоуверенной высокородной девчонкой, и он с трудом сдерживался, чтобы только не наговорить ей лишнего, да ещё и при свидетелях. Но нужно было сдерживаться, всё-таки племянницы его короля! И рамки приличия тут стоило соблюдать.
        - Вы наши гости и только, - прорычал он, отворачиваясь.
        - Тогда высадите нас в Висбю на Готланде, если мы не ваши пленники. Сами же плывите дальше, куда считаете нужным. И советую оставить наши корабли вместе с нами в порту. Вы их захватили незаконно! Мы же на вас не нападали!?
        Терпение Гарольда лопнуло и, развернувшись к своему первому помощнику он, покраснев, заорал: «Олав! Уберите их в каюту и закройте там, чтобы я их даже не видел всё оставшееся плаванье. Берём курс на Зеландию, в Роскилле-фьёрд! Всё равно у нас уже пол команды нет после этой битвы с упрямыми шведами. И приберитесь тут! Пройти негде, все палубы завалены трупами!»
        - Так, значит, мы всё-таки пленники! - воскликнула Марта, но Гарольд её уже не слушал, он остолбенело, всматривался в расступающийся туман, из плотной молочной кисеи которого, уже разворачиваясь бортом, выходил большой ганзейский когг с Андреевским флагом на мачте.
        Сотник стоял на носовой стрелковой надстройке и всматривался в выступающие из тумана очертания двух сцепленных судов. На одном из них виднелся красный флаг с белом крестом, а на другом, чуть меньшего размером, колыхался синий с жёлтым скандинавским крестом.
        - Да Ёлки ж с палками! - выругался Андрей, увидев по сути представителей двух схватившихся враждебных русским флотов. Ожидания прийти на помощь возможному союзнику не оправдались, но делать уже было нечего. Весь его отряд растянутым полукругом сейчас стремительно шёл в атаку. И Андрей отдал резко команду стрелкам: «Бей!»
        Взревевшая сигнальная труба заглушила щелчки залпа арбалетов и луков, буквально выкашивающих в упор ошалевшего от неожиданности противника.
        - Молчан! Всем абордажным партиям бить врага на расстоянии, у нас подавляющее преимущество в стрелковом оружии! На абордаж пойдете только тогда, когда там уже целей достойных не останется. Передай всем своим «Ждать!»
        Конструкция ганзейского когга идеально подходила для того, чтобы с него работать дистанционном оружием. Носовые и кормовые надстройки были сильно завышены и представляли собой, по сути, стрелковые башни, ещё и защищённые к тому же сверху зубцами. «Воронье гнездо» - наблюдательная корзина на мачте, также служила для размещения двух, а то и трёх стрелков. И сейчас пять десятков самострелов с «Коня» посылали одну за другой граненую смерть на палубы противника.
        Датчане оправились быстро, попробовали было перестроиться, подняв щиты и выставив копья в направлении нападавших, но сцепившие абордажными крючьями и якорями борта русские, по принятым тут правилам боя, мостки не перекинули и в ближайшую схватку не ринулись. А продолжали осыпать врага арбалетными болтами, стрелами и метательными копьями. Один за другим падали на палубу бойцы Гарольда, даже не успев ещё скрестить своё оружие с новым врагом.
        Команда датчан была и так уполовинена предыдущим сражением. Её стрелки давно покинули свои посты для грабежа, и противостоять русским, по сути, было уже не кем. И этот голос, отдающий команды, как напоминание о ранах двухлетней давности в том неудачном рейде по внутренним рекам Гардарики! Наконец-то Гарольд понял, с кем он столкнулся тут в открытом море, и его звериное чутье, столько раз вытаскивающее его из бед все эти годы, сейчас буквально возопило: «Спасайся, иначе смерть!»
        Скинув шлем, боевые перчатки, сапоги, пояс с оружием и кольчугой на палубу, Волосатый резко отпрянул от падающего, пробитого болтом Олава, и дёрнул за собой Бьёрна Одно Ухо: «Быстрее за мной, образина, или сдохнешь тут же на этой палубе!»
        Рывок, и они оба нырнули в холодные воды Восточного моря. Вода в июле тут не превышала 20 градусов, и нужно было поскорее отплыть от места схватки, найти дозорную ладью и постараться скрыться. Сейчас это был единственный шанс уцелеть, и использовать его нужно было по полной!
        А с борта флагманского когга, наконец, раздалась команда: «На абордаж!»
        И семь десятков русских воинов ринулись добивать редкие очаги сопротивления.
        Тактика боя на всех Андреевских судах была одинаковой - максимальное подавление врага на расстояние, а затем уже ближний бой «на добитие». И уже очень скоро схватки на судах затихли. Деморализованные датчане, оставшиеся в живых после двух абордажей и покинутые своими старшим, предпочли лучше жизнь и плен, складывая своё оружие на палубы. Были взяты три больших датских и два шведских корабля. Быстрая дозорная ладья скрылась в тумане на вёслах и, хоть за ней и ринулись в погоню две русских, надежда, что её настигнут, была призрачной.
        Сотник шагал по палубе и осматривал лежащих. Русских воинов тут не было, тех нескольких человек, что погибли или были ранены в схватке, уже унесли в лекарские каюты, где их осматривали, а раненым незамедлительно оказывали первую лекарскую помощь. Андрей же надеялся, что и среди врагов будут те, кому ещё можно будет помочь и дать шанс на жизнь.
        - Господин майор, там, в кормовой каюте две девицы! Обе прилично одетые и шипят что-то как кошки не по-нашему, злющие уж больно! - доложился взводный судовой рати Святозар.
        - Интересно, не зря же говорят, что женщина в море к беде, вот ведь не повезло кому-то, - пошутил Сотник и направился вслед за ним к кормовой надстройке.
        - Hur vagar du springa ut i barbararnas adla manniskor! Bjodnagondighit? (Как смеете вы врываться к благородным людям, варвары! Вас сюда кто-то приглашал?! - Швед.) Перед Андреем, заслоняя собой другую девушку, стояла высокая голубоглазая блондинка. Её волосы, собранные в тугую косу, лежали на высокой вздымающейся в ритме дыхания груди. Глаза же горели каким-то неистовым голубоватым огнём.
        - Что она сказала-то, Михаэль? - Андрей с обескураженным видом обратился к сопровождающему его ганзейскому капитану.
        Тот замер на несколько секунд, вздохнул, зачем-то почесал затылок и перевёл всю пламенную речь очень просто, как - баба эта ругается сильно и говорит, что нас она к себе сюда не приглашала. И ей кажется, что ты недостаточно образован, Андреас.
        - Хм… Даже так? - удивлённо произнёс Сотник, - Ну, так переведи ей, что я извиняюсь за то, что вошёл к ним без приглашения, и ещё уточни, через кого его вообще то можно было получить, ибо никого другого, кроме них, что-то тут больше и не видно. Да-а, и как-нибудь так поаккуратней намекни, что ли, что образование - это не всегда то, что бывает заметно с первого взгляда. Да и вообще это и не главное в жизни, был бы сам человек хороший, - и посмотрел на «зависшего» Михаэля, для которого роль переводчика, судя по всему, оказалась совсем неподъёмной.
        - Не нужно мучиться! - хмыкнула блондинка, - У вашего толмача ужасный выговор, да и перевирает он изрядно к тому же. Я могу и сама прекрасно говорить на вашем языке. А теперь представьтесь, коли уже и так сюда зашли, хоть и без нашего приглашения! - и гордо задрала свой носик.
        - Однако… - протянул Андрей, - У вас прекрасный выговор, сударыня, хоть и заметно, что наш язык для вас всё же не родной.
        И, вытянувшись по стойке смирно, щёлкнув подошвами сапог о доски каюты, громко представился:
        Андрей, сын Ивана Хвата из Торопца, бывший сотник дозорной сотни князя Мстислава Удатного, ныне же командир бригады и старший рейдового отряда кораблей Батюшки Великого Новгорода! С кем имею честь беседовать, госпожа, и куда вы путь держали? - и с улыбкой посмотрел в глаза прекрасной незнакомки.
        - Герцогини шведского королевства Марта и Ингеборга из рода Эриков! Мы на трёх судах нашего брата короля Эрика XI направлялись в гавань Готланда, порт Висбю. Но были предательски тут атакованы датскими военными кораблями. Все наши люди пали в бою, самих же нас перед вашим нападением заточили вот в этой самой ужасной каюте. Моей сестре после всех увиденных ужасов стало весьма дурно. Согласитесь, для юной девушки зрелище кровавой бойни это совсем не то, что она должна была видеть?!
        - Сожалею, Ваше Высочество, ещё раз прошу прощение за нарушение всех вежеств и этикетов, война… - и Сотник развёл грустно руками, - Вам сейчас же окажут медицинскую - лекарскую помощь и будут обращаться со всем возможным почтением! - и, оглянувшись в проём двери каюты, отдал команду, - Елизавету сюда, быстро!
        Заскочившая на зов молодая девушка в необычной военной форме резко приложила сложенную ладошку к зелёному берету на голове и, вытянувшись по стойки смирно, доложилась:
        - Господин майор, сержант медицинской службы Елизавета, по вашему приказанию прибыла!
        - Вольно, Лизавет! - улыбнулся Андрей, - Окажи помощь их высочествам, герцогиням славной Шведской короны. У младшей, похоже, шок от увиденного, сама знаешь, какое нужно ей дать успокоительное. Да и старшей тоже не помешает, хоть она пока и держится молодцом, - и, повернувшись к герцогиням, произнёс, - Прошу прошения, Ваши Высочества, оставлю Вас наедине с нашим главным медиком - лекарем Елизаветой, мне же пора идти, служба не ждёт! Если будут какие-нибудь вопросы, обращайтесь. К вам в качестве личной охраны и пажей будут приставлены наши молодые воины. И выйдя, подозвал к себе Митяя.
        - Сержант, берёшь со своим учебным взводом на себя охрану герцогинь и оказываешь всё гостеприимство и почтительность, какое только тут возможно. Головой своей за них отвечаете! - и увидев, как нахмурилась недовольно мордаха сына, скомандовал, - И не кривимся тут! Я что ли светские приёмы должен обеспечивать, когда у меня вон более пяти сотен душ за плечами! Отставить вопросы! Сам выкручивайся, на то ты и командиром назначен. И для тебя опыт будет, как с высокими особами нужно общаться.
        Перегрузив такую ношу на плечи сына, Сотник с облегчением рванул выполнять множество срочных дел, требующих его непосредственного внимания и контроля. А Митяй, нахмурившись, гаркнул команду своему взводу: «Петька, сегодня твой десяток охраняет местных девах. Завтра твой, Оська! И чтоб с почтительностью и уважением там, это как-никак герцогини свейские. У их каюты стоять, а ежели пойдут куда, звеном чтобы сопровождали! Головой за них отвечаем, сам майор сказал. И форму поправьте, вон у Игната погон сорвало. Как-никак мы теперь пажи их высочества!» - и лукаво подмигнул окружившим его ребятам.
        Марта с живым интересом рассматривала присевшую около младшей сестры Елизавету. Та, раскрыв большую квадратную суму из плотной материи, что-то там перебирала и наконец-то достала какие-то глиняные горшочки с заткнутыми горловинами и небольшой серебряный сосудик с ручкой.
        Девушка была весьма симпатичная, русые волосы её были собраны в тугой хвостик, а чистенькое розовое личико с большими серыми глазами ничуть не портил шрам на левой щеке. Одета она была крайне необычно для этого времени, впрочем, как и все её боевые товарищи. Но те-то мужчины, а это же девица! На ней сверху была одета серо-зелёная, плотно прилегающая к телу и приталенная куртка с зелёными лоскутами на плечах и тремя красными полосками на них. На груди куртки у девушки тоже виднелись какие-то разноцветные полосочки. Ниже куртки одеяние состояло из такого же цвета штанов навыпуск и сапожек из мягкой выделанной кожи. На голове опять же необычно, и в то же время гармонично ко всей остальной одежде смотрелся тёмно-зелёный берет с бело-голубым околышем посредине и красным флажком на боку. На поясе туго затягивал талию широкий кожаный ремень с прицепленным к нему мечом в ножнах и парой метательных ножей. Девушка была воином! И это было удивительно! Любопытство просто распирало Марту и, оставив привычную манеру чопорного высокомерного общения, она присела рядом и спросила девицу:
        - Элизабет, неужели вы понимаете толк в военном и медицинском деле, расскажите мне, что вы сейчас делаете?
        Девица вытащила пробку из одного и другого горшочка, смешала всё это в серебряном сосудике и добавила туда ещё какого-то порошка из матерчатого мешочка. Подняв глаза на герцогиню, она, дружелюбно улыбнувшись, ответила:
        - В медицинском, военном, да и, пожалуй, в любом другом деле учиться нужно постоянно, а я ещё достаточно юна, чтобы чем-то тут хвастаться, - и снова открыто улыбнулась, - Но вы не волнуйтесь, у вашей сестры просто сильный испуг и душевный шок от всего тут увиденного. Ей просто нужно принять ту целебную смесь, что я навела только что вот в этой серебряной чаше, а затем ещё и хорошенько выспаться. Вам же, Ваше Высочество, тоже было бы полезно выпить два-три глотка, и потом отдохнуть. Вы, конечно, прекрасно держитесь, но всё же позвольте своему организму и душе немного успокоиться. Поверьте, вам самой станет гораздо легче, и завтра уже вы будете здоровы и веселы, а я Вас навещу, и мы с Вами ещё обо всём побеседуем.
        И после того, как герцогини, сморщившись, выпили то горькое лекарство, что она им только что приготовила, она улыбнулась и покровительственно, словно маленьким, указала на их постели: «Спать, спать, всё остальное завтра. Не переживайте, вы тут у нас в полной безопасности. Вас сам Митяй со своим взводом охраняет!» И опять дружелюбно улыбнулась.
        Действительно, лекарство начало действовать, и головы девушек вскоре стали такими тяжёлыми. Спать, как же хотелось спать. Все вопросы теперь завтра, как им сказала эта милая девушка-воин. И глубокий сон сморил герцогинь. А Елизавета выскользнула за дверь. Ей сегодня предстояло ещё столько работы со всем своим десятком медиков-лекарей…
        ГЛАВА 11. РЕЙД ДОЗОРНОГО ЭСКАДРОНА В ЭСТЛЯНДИИ.
        Второй день конный эскадрон Василия, встретив большой отряд противника у озера Кахала, уходил от него на юго-запад. Можно было бы помериться силами с войсками герцога Датской Эстляндии Кристофером, не такой уж и большой перевес у него был в коннице, состоявшей наполовину из слабых доспехами и оружием эстских дружин. Да приказ отца был железным: «В большие сражения не вступать, главная задача эскадрона - разведка и прикрытие степной сотни, людей же беречь как зеницу ока!». И так только недавно хорошо повоевали под Нарвой, практически разгромив её гарнизон. Так что, уходили, слегка покусывая своим заслоном дозоры врага, и откатывались на юг к озеру Ярлепа. Именно от него следовало «степнякам» уходить тайно на запад, к Матсалускому заливу Балтики. И как раз именно в этих местах, прикрывая отход сотни Азата, будет уже можно ударить по уверовавшим в свои силы и оторвавшимся от своих пешцев конным эстляндцам.
        Природа Прибалтики богата озёрами, большими заболоченными участками и густыми лесами. Были там и тёмные дремучие еловые чащи, и вековые сосновые боры с деревьями в два обхвата, и смешанные широколиственные дубовые, осиновые да липовые рощи с густым и разросшимся кустарником. Реки Эстов не были слишком широки, но глубиной они были изрядной, сами обильно питаясь влагой от лесов, болот и многочисленных в этой местности ручьёв. Не одну из этих рек уже пришлось преодолеть эскадрону вплавь, так же, как и преследующей по пятам коннице данов. Состояла та конница примерно из трёх-четырёх сотен лёгких кавалеристов эстов, вооружённых в основном копьями и простыми луками. Да пары сотен тяжёлой конницы датчан и немецких наёмников, вооружённых уже гораздо лучше своих вассалов и представляющих собой реальную опасность.
        Переправившись бродом через приличных размеров речку Атла, Василий обнялся с командиром «степняков» Азатом.
        - Давай, Хайдарыч, удачи тебе, сколько смогу, придержу тут этих шустряков. Ты главное на Кынское болото выйди побыстрее, а там уже и затеряешься в западных лесах, чтобы даже и твоих следов было не найти.
        - Тебе удачи, Андреевич! - улыбнулся Василию пожилой сотник берендей, - Помнишь, как я тебе науку в «детских» давал, главное для степняка - грамотный наскок: подскочили, пошумели погромче, потрогали врага за душу, засыпали стрелами и отскочили, пока он там с силами собирается.
        - Эх, были бы мы о двух-трёх конь, дядька, всё было бы просто. А так одними наскоками тут не получится, придётся данов и в обороне, видно, сдерживать, чтобы наши кони затем рывок на Псков выдержали. Вот тут, думаю, и самое место для этого как раз будет. По бокам нас им обойти сложно будет. Мы тут излучиной реки хорошо прикрыты. В твою сторону они тоже не пойдут, там болотина обильная. Значит, одна им дорога - прорываться через брод по натоптанной дороге или делать нам большой охват с востока. А это, что в одном, что в другом случае - время. Пока пешцев для прикрытия к броду подведут, пока по дремучим лесам обойдут нас, те нужные двое, а то и трое суток, мы как раз для себя тогда и получим.
        - Ну, добре, - кивнул Азат, и сотня степных воинов налегке, «о дву конь» ушла в сторону Кынской болотистой равнины.
        - Сотням Игоря и Неждана схорониться возле брода! Сразу погоню не бить, а пропустите её себе за спину. Там уже «заслонные» с твоей сотней, Будай Властиборович, вёрстах в трёх пусть их и принимают. Так что, по этой дорожке, что через брод идет, выдвигайся уже да затаись. Смотрите только, не одного не выпустите из ловушки, не то они нам всё тут испортят на броде!
        И сотни поспешили занять свои места.
        Василий стоял чуть правее брода, прикрытый росшими на берегу густыми и раскидистыми ивами. Река Атла, бегущая на север, в этих местах, как видно, споткнувшись о край небольшой возвышенности, делала плавный поворот и уходила на двадцать вёрст на северо-запад, доходя до заболоченной Кынской равнины. Приняв от неё обильную влагу, она вновь поворачивала на север, неся свои воды к морю.
        Только час назад, отходя по старинному, набитому веками пути, эскадрон прошёл её бродом. Вода коням доходила порою по грудь и трудности с переправой не вызвала. Брод был широким, с хорошим галечным дном. От того-то, видно, и переправлялись по нему все путники издревле, вытоптав по обеим сторонам большие поляны.
        Издали послышался конский топот, и к броду подлетели два десятка всадников из заслона. На этой стороне их уже встречало звено Бажена, и воины спешились, давая короткий роздых своим лошадям.
        В это время с дальнего конца поляны перед бродом вынеслось более пяти десятков разномастно одетых верховых, из которых только около полутора десятков имели хоть какую-то броню и кольчуги. Загомонив, они всем скопом бросились к переправе и, выдернув из-за плеч луки, пустили стрелы в сторону заслона. Посланные простыми луками из ясеня стрелы передового дозора эстов не представляли большой опасности, но и пренебрегать ей не следовало. И «заслонные», вскочив на коней, отстреливаясь из своих композитных сложносоставных луков, пустились рысью прочь по лесной дороге. Через пару минут, через брод, вздымая волны, прошла вдогонку погоня, и на правом берегу остались лишь два сбитых русскими стрелами тела да их кони. Вот одно из тел пошевелилось, и воздух огласил громкий стон:
        - Раненый! - понял Василий и подал сигнал затаиться.
        Минут через десять, как видно, отойдя от падения с коня, подстреленный эст сел и начал раскачиваться, не прекращая стонать. Из его плеча торчала стрела, которая и доставляла бедолаге невыносимые страдания.
        Вдруг вдали раздался топот многих сотен копыт, и на прибрежную поляну из лесного полога вынеслось несколько сотен всадников. Среди них, одетых в броню и кольчуги, хорошо вооружённых воинов было значительно больше, в дальнем же отряде, который шёл под красным знаменем с белым крестом, их и вовсе было абсолютное большинство.
        - Вот и основные конные силы датчан и наёмников немцев пожаловали, - понял Василий и подал знак, - Приготовиться!
        Несколько всадников в хороших доспехах подъехали к сидящему раненому и начали его о чём-то расспрашивать. Тот, не прекращая стонать, что-то залопотал и кивнул в сторону брода и уходящей вдаль дороги. Очевидно, резкие движения причиняли ему сильнейшую боль, потому что его стенания стали ещё более протяжными и громкими. Всадник в блестящем шлеме с яркими перьями что-то недовольно выкрикнул, и спешившиеся четверо эстов в простой серой одёжке подхватили с земли своего товарища и понесли в сторону от брода.
        - Передайте по цепочке, - кивнул первому сотнику комэск, - Первый залп из самострелов по латникам на том берегу. Затем уже бить стрелами тех, кто будет на самом броде, - и, пристроив среди ветвей свой самострел поудобнее, подкрутил рычагом ещё три деления на рамке натяжителя. Хорошо смазанный механизм не издал ни звука, и туго натянутые булатные дуги «речника» скрипнули, встав на свой максимальный взвод.
        Лёгкоконные сотни эстов по команде старшего начали входить в воду брода. Кони громко фыркали и норовили макнуть морду в реку, всадники же изо всех сил не давали им этого делать. Каждый из них понимал, что обильное питье сразу после длительной скачки для коня опасно. Очень часто такое небрежение приводило к отекам и воспалению соединительной ткани между копытной костью и роговой стенкой копыта. В прошлом, когда кони были главным транспортным средством, это ревматическое заболевание так в народе и называлось - «опoй». Поэтому, прежде чем напоить лошадь после скачки, ее долго вышагивали, то есть водили шагом без нагрузки. В этом случае они успокаивались, пили меньше, и исчезал сам риск опоя.
        Времени для соблюдения всего этого у Эстляндцев не было. Им следовало поскорее пройти переправу, чтобы не потерять стремительно уходящих от удара русских. Вслед за переправляющейся сотней эстов к броду начали подтягиваться и другие подразделения. Датский латный отряд приблизился на двести-триста метров, и можно было уже начинать бой. Василий вжал в плечо ложе приклада и прицелился в самую отдалённую группу с красным знаменем. Всадники всё время перемещались, и говорить об уверенном выстреле было, конечно, сложно, но он откинул прочь все сомнения и, совместив мушку прицела с прицельным полукругом на дуге «речника», уравновесил дыхание и плавно потянул спуск. Самострел громко щелкнул, ударив отдачей в плечо. Времени проверять свой результат, не было. Его выстрел послужил именно той командой, по которой вся засада русских ударила залпом из самострелов. Не мешкая, сорвав из-за плечевого саадака лук, Василий выхватил из колчана сразу три стрелы. Русские дружинники, выученные столетиями воевать со степными воинами, переняли многое полезное из их приёмов и из тактики боя. С мощными степными композитными
луками, сделанными из дерева, костей и рогов животных, пришло к ним умение бить без промаха, как с земли, так и со скачущей во весь опор лошади. Посылая свои стрелы в цель, они, кроме отменной точности, умудрялись вести стрелковый бой ещё и с большой скорострельностью. Вот и сейчас командир русичей выпустил одну за другой три стрелы по легко переправлявшимся конным эстам. Следовало срочно засыпать их стрелами. Не дать выскочить на противоположный берег и развернуться для атаки.
        Огонь засады был губительный и, разворачивая на стремнине брода коней, лёгкая сотня погибала, теряя один десяток за другим. На свой берег обратно выскочили, спасаясь, буквально единицы, река же ниже по течению окрасилась в ярко красный цвет. По ней несло вперемешку людей и коней, и желающих прорваться на противоположный берег уже не было. Отошедшие от неожиданности эсты скакали вдоль реки и пускали в прибрежные заросли противоположного берега стрелы. Расстояние тут было небольшое, и они, сбивая ветки, впивались в стволы с характерным сухим треском. Несколько бойцов Василия, несмотря на хорошую защиту, всё-таки уже успели получить лёгкие ранения, и он отдал команду своим сотням: «Укрыться всем! Бить во врага только из самострелов!»
        Так бойцы были менее подвержены риску и, хотя противник, будучи на открытом месте, нёс несоизмеримо большие потери, вступать с ним в размен командир русского эскадрона не желал.
        Самострел (арбалет), превосходя лук по дальности стрельбы и пробивной способности, значительно уступал ему в скорострельности. И увидев, что ответный огонь русских стал значительно реже, посчитав, что они подавлены стрелами лучников эстов, датский командир решился навалиться на противника уже всеми своими силами. Три сотни лёгких стрелков бросились к самому срезу берега и, гарцуя, начали плотно засыпать недалёкие заросли стрелами. Основной же датский отряд, подгоняя впереди себя и прикрываясь сотней легкоконных эстов, бросился к броду. Наступал момент истины! Если вырвутся на противоположный берег даны, прикрытые их стрелками, то непременно сомнут не готовые к конному бою русские сотни. Василий, закусив губу, был уже готов дать команду на отход, как вдруг из-за спин эскадрона послышался резкий свист и леденящий душу вой огромной волчьей стаи. В бой с древним дружинным кличем шла сотня Будая, вырезавшая в трёх верстах отсюда головной дозор врага и пришедшая так своевременно на помощь. Секунды замешательства врага хватило Василию, чтобы оценить обстановку и отдать такую нужную сейчас команду: «Всем
огонь с луков! У кого самострел на заряде, бить по латным данам! Огонь!»
        Потеряв от первого же дружного залпа сотню воинов и видя, что при выходе с брода их непременно примет уже развёрнутая в лаву русская конница, датский военачальник Вилфред дал команду на отход. Он и так уже потерял у этого брода более двух сотен своих воинов, не считая головного дозора, а самое главное, был ранен самострельным болтом в плечо сам герцог Эстляндии Кристофер, и далее следовало поступать осторожно. Ладно, эти дикие эсты, их можно будет набрать еще столько, сколько нужно, но потерю королевской конницы…Нет, это ему уже точно не простят!
        - Вовремя ты, дядька, подоспел! - обнимал седоусого сотника Василий, - Ещё бы минута-другая, Властиборович, и мы бы их тут точно не удержали! Как есть бы вырубили всех!
        Будай только довольно щурился и улыбался, подкручивая свой седой ус.
        - Эх, Василий Андреевич, мы с твоим батькой столько раз друг дружку выручали по прежней нашей дозорной службе у славного князюшки Мстислава Удатного! Что уж тут говорить. Что дальше-то делать будем, скажи?
        Василий оглянулся вокруг и выдал решение.
        - Будем на постой вставать крепко, пусть их наблюдатели видят, что мы здесь лагерь разбиваем основательно и надолго, да рогатками подступы к броду укрепляем. Нужно у врага создать видимость, что мы дальше пока не собираемся идти, сами по берегам в разные стороны дозоры пустим да мелькать время от времени станем, своё постоянное присутствие этим показывая. К ночи разложим костров побольше, а сами оставим заслон да пойдём маршем на юго-запад в сторону Дерпта. Долго стоять и воевать нам теперь не удастся, сам посмотри, мы уже имеем пару десятков раненых, а это значит, что становимся малоподвижны и уязвимы. Готовь хороший заслон, Будай Властиборович, сейчас похороним павших, и отправим две сотни с ранеными в путь. Не забудь пойманных коней себе оприходовать, они как раз для заслона сгодятся, чтобы «о дву конь» за нами вдогон уходить.
        Свою задачу дозорный эскадрон выполнил сполна. Эстляндцев, пока они не залижут раны да не подтянут свою пехоту к броду, можно было больше не опасаться. Степная сотня получила такое нужное ей время, чтобы скрытно уйти к Матсалускому заливу, а противник при этом понёс ощутимые потери. Свербела только на душе мысль, что и тут без потерь не обошлось. Семь могил осталось на этом берегу, под самодельными берёзовыми крестами. Семь воинов потерял в основном от эстских стрел дозорный эскадрон, и ещё два десятка раненых нужно было суметь вывезти за Чудское озеро. А впереди предстоял тяжёлый рывок на Псков по недружественным землям Ливонского ордена, мимо Дерпта, бывшего русского, захваченного крестоносцами Юрьева.
        Но сейчас дозорный эскадрон свою главную задачу уже выполнил. Значит, сможет её при возвращении всей бригады, и довести до конца.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
        СОЮЗНИЧЕСКИЙ ДОЛГ.
        ГЛАВА 1. В МОРЕ.
        За ночь туман над морем рассеялся, и русский отряд, определившись с курсом, поднял паруса, направляясь к острову Готланд. Павших похоронили, согласно древнему обычаю в море. Палубы отмыли от следов крови, и ничего уже не говорило о том, что совсем недавно на них кипели яростные абордажные схватки.
        Жизнь на судах шла по определённому распорядку. Вахты службы для членов команды сменялись временем отдыха. Кто-то из моряков поправлял крепление паруса, кто-то скрёб палубу и борта, чинил амуницию или занимался другими неотложными делами.
        В 8:00 по судовому, отмеряемому песочными часами, времени отрывисто прозвучали удары судового колокола, и вся судовая команда, судовая рать и сотня приписанного десанта выстроилась рядами вдоль бортов. Возле мачты стоял сам командир бригады и его первый морской капитан. Три знаменосца, по человеку от каждого из присутствующего на судне родов войск, вынесли из капитанской каюты флаг и, надёжно закрепив его к специальному тросику, подняли над мачтой. На ветру затрепетал Андреевский стяг. Вся команда замерла по стойке «смирно», отдавая дань уважения своему главному воинскому символу.
        После традиционного осмотра строявсех распустили, и Сотник приблизился к стоящим возле кормовой каюты герцогиням. Ночной отдых пошёл им явно на пользу, и девушки в лучах солнца выглядели просто восхитительно.
        - Доброе утро, герцогиня Марта, доброе утро герцогиня, Ингеборга! Вы прекрасно выглядите! И я искренне рад, что Вы приняли моё приглашение продолжить плавание на моём головном флагманском корабле. Тут Вам действительно будет более комфортно, ну а мы сможем проявить всё своё гостеприимство, какое только будет возможно в дальнем морском плавании, - И Андрей со всей возможной учтивостью и галантностью глубоко поклонился особам королевской крови.
        «О Боже, я выгляжу как болван на этой палубе! Ну что я могу знать про эти светские этикеты из тринадцатого века. Мне бы ещё сюда шляпу с перьями вместо берета, так вообще бы можно было в петушиных поклонах палубу перед девицами мести, - думал, краснея, Сотник, - И эта Марта, она прямо прожигает насквозь своим васильковым взглядом!»
        Андрей вообще, напрочь отказывался себя понимать! С ним явно что-то происходило не то. Никогда ещё в этом мире он себя не чувствовал так скованно, словно «не в своей тарелке». И ещё больше покраснев, словно школьник на своём первом свидании, он поднял глаза на девушек.
        - Доброе утро, Андрей! - с лёгкой картавинкой, мило улыбаясь и практически вообще без следов акцента, произнесла Марта и, повернув голову, слегка подтолкнула локтём сестрёнку.
        Та только насмешливо хмыкнула и, дурачась, протянула:
        - Go-оd mo-оrgon befalhavare! (Доброе утро командир! - Швед.).
        И задрала вверх свой носик.
        Марта осуждающе зыркнула на проказницу и сама, покраснев, сконфуженно произнесла:
        - Прошу прощение за поведение моей младшей сестры, похоже, она ещё слишком юна, чтобы иметь почтение к большому возрасту и к положению собеседника.
        Андрей, сам не ожидая от себя, громко хмыкнул и опустил взгляд.
        «Ну да, «старпёр» ещё тот, а ещё девицам глазки строит! Быстро собираемся с мыслями и ведём себя дальше, как ни в чём не бывало! Что-то ты расслабился, Андрюха, перед такой-то неземной красотой!» - и, потемнев лицом, он поднял взор на герцогинь.
        - Простите, Андрей! - Марта, сама не своя, комкала платок в руках, - Я не хотела вас обидеть, это всё моё слабое знание русского языка. Вы выглядите очень молодо и приятно! - Марта второй раз за эти три минуты извинялась перед этим необычным русским воином! С ней тоже явно что-то творилось. Сердце бешено стучало, в висках пульсировало, а она сама несла какую-то несусветную чушь, и хотелось уже поскорей провалиться сквозь доски палубы. Подальше от всего этого и от этих пронизывающих, казалось, её насквозь глаз!
        Собравшись с мыслями Марта, наконец, продолжила:
        - Спасибо вам за приглашение. Ваш корабль действительно гораздо устойчивей, а каюта удобнее той прежней, нашей. Ваши же люди, эти юные воины, настолько учтивы, что могли бы с честью служить при любом королевском дворе Европы. Не хватает ещё только вашей воительницы Элизабет, что обещала к нам прийти и пообщаться. Но и ваши судовые порядки нам тоже интересны! Мы с сестрой с превеликим интересом наблюдали за вашей церемонией поднятия флага. Это очень красиво! У вас столько необычного, Андрей, что мы просто ещё не успели заскучать! - уже весело и мило щебетала Марта, и от той былой неловкости между ними уже не осталось и следа.
        - Очень рад, герцогиня, что Вам тут нравится, - улыбнулся Сотник, - Елизавета сейчас ухаживает за ранеными, я думаю, что смогу её вскоре подменить, и она к Вам присоединится, Ваше Высочество, - и Андрей вежливо поклонился.
        - Подменить!? - воскликнула Марта, - Вы что-то понимаете в уходе за ранеными, командир?
        - Хм, ну-у чуть-чуть, самую малость, - улыбнулся Андрей. И ещё раз, склонив голову, попрощался с «Их Высочествами».
        - Чуть-чуть, чуть-чуть, - повторяла, словно пробуя на вкус, необычные слова младшая сестра и, лукаво улыбаясь, глядела на покрасневшую и прячущую взгляд Марту, - Моя сильная и смелая Марта, кажется, чуть-чуть позволила себе влюбиться? И в кого, в русского командира, который спас её от злых разбойников!? - и она погрозила ей пальцем, - Я всё, всё потом расскажу Эрику!
        - Не выдумывай глупостей, Ингеборга! Причём здесь вообще влюбилась! Просто мне очень интересно беседовать с этим странным человеком! - нахмурилась Марта, - А будешь меня подкалывать, так я расскажу епископу Уппсальскому, что ты читаешь тайком книги по астрологии - и, увидев, как напряглась сестрёнка, рассмеялась.
        - Пошли лучше прогуляемся по кораблю, пока мы тут с тобой не рассорились в конец.
        И девушки, взявшись за руки, приступили к его осмотру.
        - Ну что тут у нас, Лизавет? - спросил Сотник главного медика бригады, зайдя в большую носовую каюту корабля, переоборудованную под госпиталь.
        - Наши пять раненых стойкие, Андрей Иванович, - Елизавета полила руки командира крепким раствором хмельного, - Только Иван с судовой рати «Окуня» пока чтов себя не пришёл после того, как его оглушило на палубе шведа. А из троих шведов один совсем слабый, жар у него сильный, да и то сказать странно, что жив ещё с такой-то распоротой брюшиной. Ну и из восьми датчан у одного сильная слабость и еле-еле живица - пульс бьется. Видно, после отсечения руки он слишком много крови потерял, похоже, не сразу ему после боя тугой перехлёст наложили. Да тот, у которого грудь болтом пробило навылет, вообще пока в сознание не приходил, все что-то кричит в забытьи, кого-то зовёт.
        - Всё понятно, давай, Лиз, первым шведа на стол положите, будем ему сейчас рану очищать, - и дюжие санитары положили на широкие доски стола первого раненого.
        Рассекая края потемневшей раны и очищая её от тёмной зловонной крови, никто из стоящих за операционном столом не почувствовал, как в каюту зашёл ещё кто-то из посторонних. И только когда о палубу вдруг стукнуло тело, все повернули голову на шум. В трёх шагах от операционного стола на досках каюты лежала Ингеборга, а над ней тоже, как видно, в полуобморочном состоянии стояла её бледная старшая сестра.
        - Твою ж мать! - выругался Сотник и закричал, наливаясь яростью, - Митяй, паж недоделанный, ты вообще сдурел сюда посторонних заводить! А если младшая сейчас сотрясение получит или вообще с ума тронется от увиденного?!
        - Лиза, накрой пока рану холстиной, а мне руки помой хмельным, - Андрей подскочил к лежащей герцогине и наложил палец на её сонную артерию, - Есть пульс!, - затем аккуратно приподнял веки и отдал распоряжение стоявшему рядом с Митяем звену «пажей», - Мадаму аккуратно в её каюту, Елизавета сейчас с вами пойдёт!
        - Вы, Марта, надеюсь, сами сможете до кормы добраться? - и посмотрел на испуганную и растерянную девушку.
        Та только судорожно кивнула, показывая, что ей, в общем-то, помощь в доставке не нужна.
        - Ну что встали, лоботрясы? - посмотрел на застывших по стойке «смирно» пажей Сотник.
        Митяй только судорожно сглотнул и пролепетал:
        - Как в каюту-то Её Высочество нести?
        Вид его, надо сказать, был при этом крайне растерянный.
        - Нежно! И быстро! - взрыкнул Сотник.
        И мальчишки, мигом распределившись, принялись за руки иза ноги отрывать от пола высокородную девицу.
        - Да вы что, курсанты! - протянул злым, свистящим шепотом комбриг, - Особу королевской крови лапать! Не боитесь, что её венценосный братец вам потом же ваши ручки да по локоть обстругает?!
        И тут же, глядя на старшую «офигивающую» от всего происходящего сестру, поправился: «Мне можно, я лекарь!»
        - Вон в углу чистые носилки стоят! Аккуратненько на них её светлость положите, укройте чистым полотном и быстрыми кабанчиками рысите с ней в их каюту. Лицо только материей не укрывайте, смотрите, и головой вперёд несите!… Хм, а то примета плохая, ежели наоборот. Я с вашего позволения продолжу! - и он опять галантно поклонился Марте, продолжавшей стоять с округлёнными глазами посредине каюты, откинув материю с брюшины оперируемого.
        После завтрака, милостиво принятого герцогинями, причём младшая, отойдя от шока, не уступала в аппетите старшей, девушкам вновь захотелось общения. Но Елизавета, удостоверившись, что здоровью Ингеборги ничего не угрожает, упорхнула по срочным делам, и выбор в качестве жертвы совершенно естественно пал на «главного пажа» герцогинь - Митяя.
        - Садитесь, Митрий, рядом, мы желаем с тобой беседовать!
        Митяй с большой опаской присел на краешек скамьи и приготовился к изощрённой пытке.
        - Расскажите нам что-нибудь о себе? - с милой улыбкой попросила Марта, наблюдая как мальчишка буквально у неё на глазах, начинает краснеть.
        - Так что рассказывать-то? - сглотнув, ответил он, - Родился, значит, жил у мамки, пока батя в походы с князем ходил, ну а потом, как она померла, так вот по воинскому учению меня сюда определили, - и замолчал, уткнувшись взглядом в пол.
        - Дева Мария! - воскликнула Марта и, отбросив все этикеты, прижала подростка к груди, - Так ты сирота, маленький! И вместо домашнего тепла и уюта видишь только одну эту грязь и кровь! А тут ещё на тебя всё время орёт этот твой хам, командир! О, мой бедный мальчик!
        Последняя фраза сочувствующей, видно, переполнила всю чашу терпения парня, и он буквально вырвался из рук Марты:
        - Никакой я не сирота! У меня из родни вся бригада, и я за них, и они за мной хоть в огонь, хоть в воду пойдут! И тепла с уютом у меня хоть отбавляй, хоть в казарме, в своём кубрике, а хоть и дома, в избе. У вас вон небось в дворце холодина и сырость с теменью, чуть ли не кострами там отапливаетесь в очагах, а уж про хижины простолюдинов так я и вообще молчу. А у нас в нашей усадьбе уже у каждого захудалого крестьянина изба закрытой печью отапливается! И даже по-настоящему стекольному окошку на каждой крестьянской избе! Где ещё такое увидишь-то! И вообще мы в школе не только про грязь и кровь проходим, а, кроме всяких там языков и правила счёта со сложением, географию, историю, ботанику, физику и ещё семь-восемь наук учим! И командир у нас хороший, самый лучший он! Он каждого своего бойца как свою кровную родню бережёт, а если и ранят кого, или кто увечье в бою получит, так он сам своими руками целыми сутками того выхаживает. Вы вон жалеете меня, а о своих-то людях ведь даже и не позаботились ничуть! Где они, сколько их после сечи в живых осталось, считали хоть? А ведь это он вашего шведа лечил,
когда вы к нему в госпиталь изволили из своего праздного любопытства ворваться. Спасал он его от огневицы, чтобы тот до смерти не сгорел! Ааа…, да что с вами со всеми говорить-то! Вы ведь дальше своего титула ничего и не видите вокруг! - и, махнув рукой, он выскочил из каюты, хлопнув дверью.
        Марта сидела поражённая и молчала. Как говориться, «крыть тут было нечем»!
        На флагманском когге флотилии, кроме тяжёлых раненых в трюме, содержались ещё и все захваченные в плен. Было их немного, всего-то порядка трёх десятков, и у Сотника с начальником разведки Варуном наконец-то дошли уже руки и до них. Каждого следовало хотя бы кратко допросить и отсеять все те сведенья, какие только могли пригодиться в дальнейшем.
        Первыми в каюту доставили подростков Трюггви Карася, Нуда и Джиллиса. Ничего интересного поведать они не смогли, мальчишки были себе как мальчишки и, взяв честное слово, что они не будут никуда лезть, им было разрешено перебираться из вонючего тёмного трюма на верхнюю палубу.
        Затем дошла очередь и до взрослых моряков. Слушая похожие истории каждого о том, что они завербовались к Гарольду волосатому из Вайлефьёрда, как к авторитетному и удачливому капитану, после чего просто выполняли свою работу, как и было положено моряку, Сотника вдруг что-то зацепило в очередном рассказе старшего рулевого флагманского корабля, седого и опытного морехода Фроуда Трески. И, посмотрев на переводившего с датского Михаэля, он поднял ладонь кверху. Стоп, пусть повторит всё то, что он только что рассказал с середины!
        - Он рассказывает, что прошлым летом, когда он ещё служил старшим рулевым у старого капитана Каролайна, у них случился сильный бой с одним из двух нагнанных ими ганзейских коггов под островом Рюген, что вёз свои товары из Фризии в Гардарику. Бой этот стоил жизни более трети команды на их двух судах вместе с их капитаном, а сам Фроуд получил там стрелу в бедро, и чуть было не пошёл на корм рыбам, ибо рана оказалась тяжёлой.
        Треска, рассказывая это, видно, и сейчас вспоминал все свои злоключения и потирал, морщась, свою правую ногу.
        - Ему пришлось долго лечиться и, уже не имея средств, он и был вынужден завербоваться рулевым к Гарольду, который как раз набирал себе команды на корабли. Человеком Волосатый был дрянным, и Фроуд, поплавав и поведав всяких людей за эти три десятилетия, это понял прекрасно, но выбора у него не было и, чтобы только погасить свои многочисленные долги, он и пошёл под его начало.
        - Всё это хорошо, Михаэль, может быть, рулевой сам по себе очень даже не плохой человек, но меня сейчас интересуют подробности того боя с ганзейским коггом под Рюгеном, всё, что он видел и помнит о нём, о судне немцев и об его команде.
        Пока капитан «Коня» переводил вопрос, и они о чём-то переговаривались с Треской, Андрей внимательно за ним наблюдал. Никак рулевой не походил на обманщика или пустого человека. Весь его вид показывал, что этот человек давно привык зарабатывать на жизнь своим тяжёлым морским ремеслом, а, значит, доверять его словам было можно.
        Из рассказа рулевого выходило, что захваченный ганзейский когг был как близнец похож на все те, что были сейчас во флотилии у Сотника. Товар в трюмах у него был в виде доброго фризского сукна, что так ценится во всех странах на берегах Восточного моря, и за него в качестве законной доли с добычи, каждый из их членов команды получил свою добрую долю.
        - Да, он достаточно хорошо помнит и сам бой, и как получил стрелу в ногу. Сознания он не терял и хорошо помнит, что капитана захваченного судна взяли живым и, как и полагается, предали властям в ближайшей гавани. Там ещё хорошие доки для ремонта судов есть, а на берегу в городе Кёге находится королевская крепость с тюрьмою, где как раз и содержат захваченных на вражеских судах высоких пленников, да и просто всяких там мятежников и преступников.
        - Почему он так обо всём этом осведомлён?
        - Да просто почти что год он как раз и провёл в этой самой гавани, излечиваясь от полученной под Рюгеном раны. И у него там остались неоплаченные пока долги и масса знакомых.
        Услышанная информация была очень интересной и требовала тщательного обдумывания.
        Через пару дней с Вороньего гнезда мачты раздался крик впереди смотрящего, а через час уже показалась и сама земля. Готланд! Корабли подходили к его главной гавани Висбю, где планировалось отдохнуть и встретиться с отрядом ушкуйников под предводительством Радяты Щукаря.
        ГЛАВА 2. ГОТЛАНД.
        Благодаря своему выгодному расположению, Готланд доминировал в балтийской торговле. Через него проходил основной маршрут торгового серебрено-мехового пути, а система удобных гаваней позволяла принимать большое количество судов. Это было идеальное место, чтобы отдохнуть перед предстоящим броском в западную Балтику.
        Чтобы не настораживать власть, суда легли в дрейф в паре вёрст от гавани, и в неё пошла только одна дозорная ладья с их «главным послом» Путятой Селяновичем.
        Строкова в Висбю прекрасно знали, и уже через час отряд из девяти больших судов и трёх дозорных ладей причалил в гавани у русского подворья. Радости Андрея не было предела. У причала он разглядел ушкуи Редяты, а на берегу и самого Щукаря в окружении новгородцев.
        - Значит, смогли ушкуи прорваться южным путём, отвлекая от основного русского отряда силы датского флота!
        Крепко обнявшись на берегу со старшим ушкуйников, Андрей внимательно вглядывался в его лицо:
        - Что-то я на твоём челе, Шукарь, следов усталости от дальнего плаванья я не вижу? Обленился, отъелся, поди, здесь на берегу, пока мы вон какие корабли в море добывали! - и он кивнул за спину, где рядом с ганзейскими коггами стояли три захваченных датских и ещё два шведских судна.
        - Да-а, тебя Иваныч, хоть не пускай в море, с пустыми руками ты не можешь вернуться! Всё что-нибудь отобрать у слабеньких норовишь, - поддержал шутку Радята, - А мне вот так не свезло. Когда мимо Котлина на запад прорывались, нас там дозор данов обнаружил и на «хвост присел» основательно. Пришлось в бой вступать, а уже дальше в рассыпную прорываться. Один ушкуй со всеми ребятами мы там всё-таки потеряли, атаман, - и Щукарь горестно вздохнул, - Да и на других у нас есть потери. Спасибо твоим! И самострелами своими убойными, и греческим огнём помогли они нам изрядно. Пожалуй, без этого бы нам и не выбраться вовсе с этого узкого Вотского залива. Ну а уж как мы затем на Варяжское открытое море выскочили, так и затерялись потом в нём, ну и прямиком сюда на Готланд направились. Шестой день вон вас уже дожидаемся, вот от того-то, небось, и выглядим отдохнувшими.
        - Царствие Небесное рабам Божьим, в бою с врагом голову сложивших! - перекрестился на крест, венчавший купол стоявшего тут же на русском дворе небольшого православного храма, Сотник, - Нужно будет поминальную службу по погибшим воинам справить. Пойдём к людям, - и старшие военачальники направились к толпе встречающих.
        Все люди были размещены на постой. Команды прошли помывку, были накормлены и теперь отдыхали, набираясь сил для продолжения плаванья. Герцогини, попрощавшись, убыли в имеющееся на острове королевское поместье. Всё-таки хоть и номинально, остров входил в состав шведского королевства.
        По совету Путяты представителям альтинга, верховного совета Готланда, были переданы два отбитых у датчан шведских судна «Морской конь» и «Норланд», и все возможные недоразумения были полюбовно разрешены. Готландцы торжественно возвращали суда королевской короне, а русский отряд в благодарность получал массу материальных благ от «докования» - ремонта судов, до поставки отменного провианта и других, столь необходимых в долгом плавании припасов.
        Впереди была вторая часть пути по открытому Балтийскому морю, высадка десанта в самом удобном для этого месте на немецком побережье Гольштейна, и, собственно, совместные боевые действия в составе союзных Новгороду сил. Следовало снова всё рассчитать, прикинуть и совершить этот морской рывок. Но у Андрея всё время крутилась мысль, не дающая ему покоя, и для её осуществления нужно было ещё кое в чём разобраться.
        В просторной светёлке, освещаемой несколькими жировыми светильниками и восковыми свечами, собрался традиционный совет. По основному плану никаких противоречий и разногласий не возникло, всё было понятно, и не раз уже обсуждалось, народ был готов расходиться, как вдруг Сотник постучал по столу и, перекрывая общий гул, провозгласил:
        - А, не сделать ли нам небольшой крюк, господа?!
        В комнате мгновенно стало тихо, и все непонимающе уставились на своего командира.
        - Я вот что хочу с вами обговорить, други. Совсем недавно нам с Варуном Фотичем стало известно о том, что на юго-восточном берегу датского Сёлунда, в проливе Эресунн, есть гостеприимный городок Кёге, со вполне себе такой уютной морской гаванью. Так вот, кроме привычных для прибрежных городков ремонтных доков, пристани, костёлов, таверн и прочих, прочих построек, есть там ещё одно серьёзное заведение, а именно королевская крепость, с находящейся в ней вместительной тюрьмой. И там, как нам рассказали добрые люди, содержат много захваченных на вражеских судах высоких пленников, да и просто всяких там мятежников, ну и всяких прочих достойных людей из тех, кого не любит король Дании Вальдемар. Вот я и думаю, а не нанести ли «Володе», ну, то есть этому самому Вальдемару, наш ответный русский визит, так сказать, «визит вежливости» и как раз именно у этого самого городка, как вы считаете, друзья? А что? Пару лет назад он отправил далеко вглубь наших земель, аж за самый Новгород, два своих судна, полных головорезов во главе с этим своим вечным неудачником Гарольдом Волосатым. Так что, я считаю, что мы
вполне себе вправе на наш ответный визит. Возьмём крепость и освободим тамошних узников. Не всех, разумеется, а самую достойную её часть. Варун Фотич со своими людьми их быстро просеет да каждого «на зуб попробует». Воров и душегубцев - обратно в тюрьму на прежнее место, ну а хороших людей мы возьмём с собой. И королю хорошо, лишних едоков ему кормить не надо, и нам неплохо, глядишь, и пригодятся потомв каком-нибудь добром деле.
        В избе стояло напряжённое молчание. Но по мере того, как не до конца ещё привычная манера излагать мысли и довольно специфический юмор командира стал доходить до его людей, то один, то другой из присутствующих начал багроветь лицом и, наконец, в комнате раздался общий оглушающий хохот. Мужчины смеялись до слёз, все, от умудрённых сединой морских волков и ветеранов, до молодых прапорщиков командиров. Предложение «нанести визит вежливости» в самый центр датских земель, несмотря на все сложности и видимые риски, показалось всем очень заманчивым, и осталось только всё хорошо продумать и подготовиться. Всё это было решено делать, не отходя от выполнения основной задачи, то есть от соединения с силами союзников.
        На следующий день Сотник собрал всех датских пленников на дворе и обратился к ним через переводившего уже по традиции Михаэля. Суть всего его обращения сводилась к тому, что русские на них зла не держат. Датские матросы и судовая рать честно служила своему королю, и они были верны данной присяге. Но вот после того, как их прилюдно бросил капитан, наделённый над ними королевской властью, то данную ими присягу уже можно считать законченной. Новгородцы им дарят свободу, и они вольны теперь идти на все четыре стороны. Однако тот, кто готов честно служить Новгороду, в общем, и командиру русской бригады в частности, будут с большой радостью приняты на общих со всеми основаниях, получат достойную плату серебром за свои труды и уважение в экипажах. Для принятия решения им даётся час, и по прошествии этого времени тот, кому не интересна русская служба, пусть себе «катиться» в город и ищет там работу. Желающие же служить могут подойти во-он в то здание, которое у них называется «штаб», и там уже с ними будут разговаривать вот этот уважаемый первый шкипер флотилии Михаэль и русские командиры, господа Филат,
Молчан и Боян.
        Через час более двух десятков датских моряков стояли перед штабом, ожидая своей очереди, здраво рассудив, что уж лучше войти в состав сильной команды, чем побираться здесь у гутов и искать себе место на каком-нибудь старом рыбацком корыте. Были здесь и наши знакомые с «Дракона»: старший рулевой Фроуд Треска, юнги Трюггви Карась с Нудом и глазастый моряк Ульф.
        С каждым из прибывших был заключён ряд, по которому определялось его довольствие и плата как члена команды.
        Фроуда, после заключения этого самого ряда-договора, теперь уже его капитан Михаэль попросил пройти в отдельную комнату, где с ним хотели ещё переговорить отдельно.
        В небольшой комнатке, освещённой парой светильников, сидели уже знакомые по первому опросу на судне два русских командира, самый старший и его помощник, седоватый, с кустистыми бровями на хмуром обветренном лице, покрытом многочисленными шрамами.
        - Присаживайтесь, Михаэль, и вы, Фроуд, присаживайтесь, пожалуйста рядышком, - предложил самый старший из начальников, голубоглазый, с русыми аккуратно зачёсанными волосами и широким носом. И тоже, как и первый, покрытый многочисленными шрамами.
        «Те ещё волчары, тёртые опытные воины!» - словно кожей чувствуя силу и уверенность, исходившую от русских, подумал Фроуд, и неловко присел на краешек предложенной скамейки.
        - Ну как, рулевой, как тебе судно, команда, не обижает ли кто? - спросил старший и открыто приветливо улыбнулся Треске.
        Треска попробовал вскочить, но остановленный жестом командира, отвечал со скамьи:
        - Суда у русских крепкие и надёжные, с хорошими корпусами и внутренней отделкой, это он сумел оценить ещё в плаванье пока сидел в трюме.
        Собеседники напротив улыбнулись, по достоинству оценив юмор датчанина.
        - С командой он пока не знаком, но, как ему кажется, ребята в ней все надёжные и команда у русского господина дружная и опытная. Его пока никто не обижал, в команду его только что приняли, и он познакомился только с капитанами ганзейских коггов. У него есть большая надежда, что его и дальше обижать не будут, да он и сам этого не позволит, всё-таки не мальчик, и под парусами ходит уже три десятка лет.
        - Всё верно, - кивнул старший начальник и представился, - Меня зовут Андрей Иванович, я старший во всей нашей флотилии, но, разумеется, подчиняться ты, Фроуд, будешь своему первому начальнику, капитану Михаэлю. Человек он достойный и моряк, что надо, таких ещё поискать нужно. Если кто-то обижать тебя, либо других людей с бывших кораблей датского флота будет, то обращайся напрямую ко мне. Разберёмся. Лишь бы вы все честно служили, моряк. Пройдёт время, и вольётесь в наш коллектив, станете своими, и даже не будете уже представлять, как без всего этого раньше жили. Вам у нас понравится, уверяю! - и он опять дружески улыбнулся рулевому. У меня же к тебе личная просьба, Фроуд, будет. Я хочу нанести визит в тот город, где ты проходил лечение после раны, полученной в бою под Рюгеном. В нём есть королевская тюрьма, где содержат много достойных людей, тех же капитанов с судов, ранее взятых на абордаж. Так вот, могу тебе дать своё слово воина, мы постараемся сделать так, чтобы не причинить вреда ни одному мирному жителю этого городка. Не будем жечь доки и склады, суда в гавани и дома горожан, не будем
грабить, убивать и насиловать, как это зачастую бывает при захвате городов. Наша цель только тюрьма. Сухопутных воинов я бы тоже не стал трогать, но по зову своих командиров они возьмутся за оружие, и тут уже, как говорится, я бессилен, с ними нам придётся воевать. Про тюремщиков и защитников замка, сам понимаешь, я уже и не говорю. Если не сбегут, то попадут под меч все. Вот такое предстоит нам дело. С тобой ли или без, но мы его всё равно сделаем. Правда, с тобой это было бы сделать нам гораздо легче. Поэтому я и прошу тебя, как опытного рулевого, о помощи. И ещё, в качестве награды и в случае успеха ты самолично получишь три гривны серебра, огромные деньги, как ты, надеюсь, понимаешь. Если тебе будут помогать люди из бывшей команды, то они тоже будут вознаграждены. Что ты на это скажешь? - и Сотник пытливо вглядывался в глаза Трески.
        Тот помолчал, подумал, видно, всё взвешивая, и спокойно ответил.
        - Спасибо большому русскому командиру за то доверие, что он выразил простому рулевому. Да, ему бы очень не хотелось, чтобы пострадали простые мирные люди в том городе, где его приветили и вылечили. Насчёт сухопутных солдат, а тем более тюремщиков, он не испытывает никакого волнения. Если всё будет так, как сказал Андрей Иванович, а в его слове он ничуть не сомневается, то он с радостью послужит своим новым хозяевам. И да, он попробует договориться с теми людьми, кого он знает и кому доверяет по прошлой службе. Он думает, что они будут тоже рады быть полезными и хорошо себя показать, вступая в свою новую команду.
        Андрей вздохнул с облегчением и протянул руку Фроуду, скрепляя, таким образом, то соглашение, которое они только что тут негласно с ним заключили. Как с души камень свалился, дело всё-таки весьма щекотливое, и помощь этого опытного датского моряка будет им весьма полезной.
        Всё было определено и понятно. Нужно было готовиться к продолжению плаванья, проводить учения с воинами, приглядывать за тем, как проходит лечение раненых, и решать все те задачи, которые всегда стоят перед воинским командиром. И вот в этот понятный мужской мир войны, пота, крови и железа вдруг ворвался совершенно другой: цвета солнца, неба, цветочного аромата и весеннего ветра. У ворот русского подворья стояла она! Герцогиня Шведская Марта с сестрой Ингеборгой, как говорится, собственной персоной.
        - Андрей! - с традиционной картавинкой укоризненно проворчала старшая сестра и сморщила носик, - Вы уже третьи сутки находитесь во владениях шведского короля и всё никак не соизволите нанести нам визит. Что это? Неуважение к Шведской короне, плохое воспитание, или это всё ваша чрезмерная скромность?
        Два голубых бескрайних моря смотрели, пронизывая Андрея насквозь.
        «О господи! Ну, за что мне это! Ведь всё было так мило, пока мы не натолкнулись в тумане на этих бедолаг датчан, так увлечённо дорезающих шведов,» - подумал Сотник и глубоко вздохнул. Вопрос был задан, нужно было что-то отвечать, и он выдал первое, что ему пришло в голову:
        - Я очень рад Вас видеть, Ваши высочества. Занят был весьма, служба, знаете ли… - и он опять страдальчески вздохнул.
        - Ну да, ну да, - произнесла ехидно Марта, - Ваша радость от того, что вы нас видите, вот так и проступает на вашем печальном лице. Тем не менее, надо сказать, что мы очень признательны вам за наше избавление от плена, за оказанное гостеприимство на флагманском корабле и за заботу и лечение наших раненых. Обо всём этом я непременно позже доложу моему царственному брату Эрику и полагаю, что он вас щедро наградит. Вас же я прошу посетить нашу королевскую резиденцию, что находится на этом прекрасном острове. Да! - перебила попробовавшего было что-то вставить Сотника Марта, - Забыла вам сказать, никакие отговорки нами не принимаются! Вы же нехотели нам отказать, Андрей?! Можете с собой взять…мм, с десяток своих людей. И нам хотелось бы видеть среди них нашего главного пажа, этого славного мальчика Митрия, и ещё вашу девицу воительницу Елизавету. Сегодня же, к семи вечера будем вас ждать! - и, одарив очаровательными улыбками Сотника и стоявшего с ним Варуна, парочка упорхнула по своим царственным делам.
        - Нет-нет-нет, Иваныч, ты на меня тут даже не заглядывайся, я по этим княжеским пирам не ходок, ты же меня знаешь! Нет во мне нужной обходительности! Да и вообще, у меня сейчас срочный выход в город с десятком Родьки, - затараторил Мефодьич, перехватив на себе оценивающий взгляд командира, и быстренько унёсся в глубь двора.
        - Всё сам, всё сам вечно, - проворчал Андрей и пошёл разыскивать Митьку с Лизаветой.
        ГЛАВА 3. КОРОЛЕВСКОЕ ПОМЕСТЬЕ.
        Королевское поместье Готланда располагалось в весьма живописной бухте. Большой каменный замок был окружен рвом, заполненным водой. Преодолеть его можно было, только вплавь или же через дубовый навесной мост, опускаемый на огромных кованых цепях. Стена, опоясывающая внутренний двор и сам замок, была высотой около семи или восьми метров. На самом её верху были зубцы, а по четырём углам стояли башенки с острыми шпилями и бойницами. Кое-где поверх этой самой стены мелькали шлемы воинов, несущих свою службу по охране поместья.
        - Одна-ако! - протянул командир обережного эскадрона Тимофей, оглядывая оценивающим взглядом всю фортецию, - Хорошо тут шведы отстроились. Крепким орешком будет, ежели его кто вдруг разгрызть захочет!
        - Эх, нашего Онисима бы сюда, - поддержал разговор Климент, - Каждый камень бы тут ощупал, да ещё на зуб попробовал. Ему ведь всякая крепость по душе. А по мне, так лучше степной простор, чем среди таких вот каменюг торчать.
        - Крепость эту ещё при короле Кнуте I Эрикссоне ставили, лет сорок-сорок пять назад примерно. Да потом перестраивали не раз уж, поди. Шведы ведь прекрасно понимают, какое важное значение имеет для них этот остров, вот и не хотят выпускать его из своих рук. Ладно, с местными как-то полюбовно у них всё решается. Глубоко они к ним не лезут, привилегии в торговле по всему королевству дают, вот те и рады в составе их государства быть. А тем же датчанам только дай возможность сюда влезть, столько крови гутам и обосновавшимся здесь шведам пустят - мама не горюй! Ну и вынесут, разумеется, все, что только можно с острова! Так что, крепость с гарнизоном тут правильно стоит, и интересы шведской короны она не зря охраняет, - разъяснял своим друзьям и боевым товарищам Сотник, пока они ждали распорядителя перед мостом.
        Наконец, все формальности были решены, и Андреевцы в сопровождении почётного эскорта конных королевских латников проследовали в замок. На всём пути на них в упор таращились воины, мастеровые и какие-то люди, как видно, из местной шведской обслуги. Всем было любопытно взглянуть на тех людей, которые вызволили из лап датчан их герцогинь. Да и посмотреть, надо сказать, было на что.
        
        Горели на груди, начищенные по случаю торжественного приёма, награды. Светились на погонах бронзовые звёздочки и лычки. Всё было строго, торжественно и красиво.
        - Командир Новгородской бригады Андрей, сын Хвата Ивана, со своими людьми! - торжественно и громко провозгласил герольд, объявляя прибытие гостей.
        В большой зале, освещаемой свечами и огромными открытыми светильниками, стояли в виде буквы «П» столы, а за ними уже сидели местные. Людей за столами было около пяти десятков, и все они сейчас во все глаза смотрели на вошедших. С почётного места привстала старшая герцогиня, одетая в красивое синее платье, пошитое из дорогой шёлковой ткани, и гул голосов в зале немедленно стих.
        
        Лезвие меча было длинное и узкое, с глубоким и узким долом и красивым орнаментом у рукояти. Клинок меча заметно сужался к острию, а его расширенная крестовина обеспечивала отличную защиту для рук. Шикарный подарок для любого воина!
        - Каждый из наших русских гостей, прибывших сюда со своим командиром, получит в подарок баселард! - и Марта опять сделала жест, по которому из той же боковой двери вынесли девять больших кинжалов или малых мечей отличной работы. Длинна их была что-то около итальянского локтя или двух футов, что составляло примерно 65-70 сантиметров в переводе на метрическую систему измерения.
        - Воительнице Елизавете ко всему, от нас ещё личный подарок причитается, - и на бархатной подушечке вмиг зардевшей девице поднесли красивое янтарное ожерелье.
        Поблагодарив герцогиню за дорогие подарки, Андреевцы были приглашены за стол, заняв самые почётные места по правую руку от старшей хозяйки. Собственно, как раз именно сейчас начинался сам пир, и по долгожданному знаку герцогини скандинавы буквально накинулись на стоявшие тут блюда. Покушать шведы любили! Да и кто/когда из здоровых и сильных людей, находясь, всё основное время на свежем воздухе и в постоянном движении, этого не любил?
        Широкие дубовые столы буквально ломились от множества яств. Преобладали тут в основном мясные блюда из жареной, запеченной, томлённой, варёной телятины, свинины, мяса ягнёнка и птицы. Много было рыбных блюд, как из пресноводной, так и морской рыбы - копчёной, солёной, жареной и варёной. Овощей же было поменьше, чем на русских застольях. В основном навалом на больших блюдах лежала морковь, капуста, свёкла, лук и чеснок. Из мучной пищи преобладали белые лепёшки из пшеницы. Серые же ржаные хлеба, составляющие основу пищи бедняков, так же, как и бобовые культуры, на столы знати старались не выставлять. Тут обилие дорогой пищи и питья показывало сам статус хозяина, а его старались в глазах гостей не ронять.
        Подавали блюда в глиняных горшочках, где запечённое и томлённое в духовых печах мясо было приготовлено с овощами и специями того времени: чёрным перцем, шафраном, корицей, зирой, имбирем и гвоздикой, а так же зеленью: горчицей, петрушкой, укропом и чесноком с луком.
        Мясо животных и птицы лежало большими кусками и даже целыми тушками на огромных подносах. Вилки в это время ещё не использовались, и каждый отрезал своим личным ножом себе тот кусок, который ему был по вкусу. Приборов для принятия пищи за столом фактически было два, это сам нож и руки хозяина, ну-у или, в крайнем случае, соседа или милой соседки.
        Напитки в застолье скандинавов были самыми разнообразными. Северная культура обильного употребления пиво и хмельных медов у потомков викингов рано переплелась с винопитием. Их пра-пра-прапрадеды вкушали прекрасные вина Франции, Испании и стран средиземноморья, совершая свои дальние морские походы ещё триста и даже четыреста лет назад. Так что, толк в вине их потомки знали.
        Вино было основным напитком знати и, помимо того, считалось наиболее престижным и здоровым выбором. Потребление вина в относительно умеренных количествах, особенно красного, помогало, как тогда думали, пищеварению, генерировало хорошую кровь и улучшало настроение. Пряные вина обычно делали путём смешения обычного (красного) вина с ассортиментом специй в виде имбиря, кардамона, перца, мускатного ореха, гвоздики и сахара.
        На юге Европы как раз в это время начиналась активная дистилляция с целью перегонки и очистки спиртосодержащих жидкостей. Из продуктов виноделия и сахара на выходе получалось неплохое бренди, которое стало широко распространяться в Европе уже в XIII веке.
        Периодически, то один, то другой присутствующий из местной знати вставал и торжественно произносил тосты со здравницами. Незаменимый полиглот Михаэль переводил всё Андрею, и он воочию убедился, что разнообразием тостов тут, в общем-то, не блещут.
        Все темы тостов сходились в их одинаковом и стандартном начале: «Слава Королю Эрику, здоровья ему и его сёстрам герцогиням Марте и Ингеборге», ну и далее кому что ближе. «Чтобы торг был удачным, а прибыль с него шла в руки присутствующим. Чтобы наши мечи были остры, а враги от грозного вида «сами бы свои руки вверх вытягивали». Чтобы море давало попутный ветер, наполняющий паруса наших судов, и не забирало бы их с командами в свою тёмную пучину», ну, и так далее…
        Хмельное, налитое в серебряные чаши и кубки, опрокидывалось затем залпом в рот, обильные же его подтёки с лица обтирались широкими рукавами, и хозяин с благородной отрыжкой плюхался довольный на своё прежнее место.
        - Андрей! - с любезной улыбкой обратилась Марта к Сотнику, - И вы сами, и ваши люди уж больно скромно ведут себя за столом. Я, право, не узнаю в вас таких отважных и напористых в схватке и столь скромных в пиршественном зале. Или наши яства и питие вам не по вкусу, или вы в обиде на меня и на моих людей?
        - Что Вы, Ваше Высочество! - чуть не подавился куском запеченной телятины командир, - Всё очень вкусно, и никаких обид в принципе тут быть не может. Просто мой отряд находится в боевом походе, а у нас категорически не принято в нём питие хмельного. Ваш же шикарный стол мы оценили по достоинству! А мои люди привыкли, если позволяет обстановка, вкушать блюда, не спеша и тщательно их пережевывая. Я, конечно, не сторонник Катона, с его ограничениями по поводу излишней роскоши, но в то же время считаю чревоугодие римских императоров Вителлия и Калигулы чрезмерным и неподобающим истинному христианину. Тут же всё вполне себе достойно, и мы здесь чувствуем себя как дома.
        - Вы увлечены античными философами и поэтами! - воскликнула Марта, буквально пронизывая Андрея насквозь своим лучистым взглядом.
        - Ну не то, чтобы увлечён, Ваше Высочество - замялся тот, - Читал в своё время. Даже конспектировать, хм…переписывать их труды как-то приходилось. (Спасибо строгим преподавателям Истории и Истории Государства и Права в военном институте!).
        - Как интересно! - воскликнула герцогиня, - А вы ведь совсем не тот ограниченный служака, за которого порой себя выдаёте. И мне бы очень хотелось с вами пообщаться в другой, более спокойной обстановке.
        Сотник напрягся и почему-то снова начал краснеть.
        - Мы бы могли с вами обсудить труды Гомера и Платона! Согласитесь, а как интересно описывает историю древности Корнелий Тацит! - и Марта аж закатила глаза, - Вот это было время, время расцвета культуры и самой мысли! Как много мы потеряли от него в прошедших, тёмных веках!
        - Ничего, Ваше Высочество, всё ещё вернётся с её развитием истории самой цивилизации по спирали, - кивнул Андрей.
        - Вы полагаете? - удивлённо переспросила Марта и ненадолго задумалась, - Может быть, вполне может быть!
        - Однако давайте же не будем уходить далеко в историю от нашего сегодняшнего. Полагаю, что уважаемые гости уже порядком заскучали, пока мы тут с вами беседовали об античных временах и об их авторах.
        - А дабы это как-то компенсировать, предлагаю и вам сказать свой тост и всё же под него выпить, хотя бы один полный кубок, - и проказница весело рассмеялась, показав ряд белоснежных ровненьких зубов.
        Ну что же, делать было нечего. В таких просьбах хозяевам отказывать было не принято, и Андрей встал со своего места, приподняв на уровень груди свой серебряный кубок.
        - Переводи, мой бедный Михаэль! Ваши Высочества! В первую очередь, как и принято, в достойном обществе, я хотел бы пожелать здоровья, славы и удачи Вашему царственному брату, королю Швеции Эрику XI! Да продлятся славой его годы! Прекрасному острову Готланд и его людям желаю дальнейшего процветания и богатства. Нашим же странам и народам пожелаю жить в добром мире и согласии, чтобы никогда не обнажать мечи друг против друга, а только лишь, если против нашего общего врага. Нашим же очаровательным и гостеприимным хозяйкам я, право, даже и не знаю, что ещё тут можно пожелать. Я просто признаюсь, теряю дар речи, ибо Ваша красота затмевает всё вокруг. Вы молоды, умны и прекрасны, Ваши Высочества, так дай же Бог Вам счастья и исполнения всех Ваших самых сокровенных желаний! - и Сотник, поклонившись в сторону герцогинь, разом осушил кубок прекрасного французского вина.
        - А Вы можете быть весьма красноречивы, Андрей, своею речью вы заткнули тут за пояс всех прочих гостей! - мило улыбнулась Марта.
        - Om han fortfarande kunde slass lika bra som att tala! (Если бы он мог ещё так хорошо воевать, как говорить! -Швед.), - вдруг раздался насмешливый голос с противоположной стороны стола.
        - Dessaryssar alskarall tidattskrytasa mycket. Men det Finns ingen av dem. De kan inte ens begransa dessa vilkarna fran de finska skogarna. Vad kan vi saga om striden med riktiga krigare! (Эти русские всегда так любят хвастать. Но воины из них никакие. Они даже этих дикарей из финских лесов не могут приструнить. Что уж говорить о схватке с настоящими воинами! - Швед.)
        И отовсюду послышались язвительные смешки.
        Михаэль переводил слова смазливого высокого молодого и светловолосого мужчины с длинными волнистыми волосами и носом с горбинкой. Сотник же молча слушал перевод и багровел.
        В это время Марта с окаменевшим лицом и ставшими вмиг ледяными глазами буквально на секунду опередила Андрея, закричав гневно по-шведски:
        - Hur vagar du Sigurd vid mitt eget bord for att forolampa mina egna gaster att de raddade mig fran skamligt fangenskap och gjorde ditt jobb!? Nar du vandrade nagonstans i dimman just nu! Det skulle vara battre om du inte tystade och inte bryter munnen! (Как смеешь ты, Сигурд, за моим же столом оскорблять моих же гостей, что спасли меня от позорного плена и, выполнив твоё же дело!? Когда ты где-то бродил в это время в тумане! Лучше бы тебе промолчать и не разевать свой рот!).
        И уже по-русски продолжила речь:
        - Если кто-то забыл, то и во мне течёт русская кровь от моей бабушки новгородской княгини Софии и более того, в нашем короле Эрике и датском короле Вальдемаре II «Победоносном» бежит она же! Может быть, такой храбрый Сигурд или кто-то ещё из здесь присутствующих хочет и им нанести оскорбление?! - и обвела пристальным взглядом весть зал.
        Ответом ей было гробовое молчание.
        Андрей поднялся и поклонился в сторону герцогини.
        - Спасибо Вам, Ваше Высочество, за уважение к гостям, а особенно же к Родине Вашей царственной бабушке Софии Владимировны, к моей Родине, а, вернее, к нашей! - и он протянул руку в сторону русских гостей, - Из воинских заслуг достопочтимого и, как видно, благородного Сигурда мне известно только то, как он отважно бросил свою герцогиню в столь опасном плаванье, сохранив в целости свою буйную и кудрявую голову. Но, наверное, ему можно поверить на слово, ведь он-то «настоящий воин» и, полагаю, явно не боится тёмных финских лесов, впрочем, также, как и схваток с датскими морскими разбойниками, - и, договорив это всё, Андрей спокойно сел на своё место и продолжил, как, ни в чемне бывало, есть свой кусок мяса с самым, что ни на есть невозмутимым видом.
        Удар, что называется, достиг своей цели. И багровый от охватившей его ярости Сигурд буквально с пеной у рта начал что-то в бешенстве выкрикивать в сторону Андрея. Гости повыскакивали с мест, а кое-где даже уже засверкали кинжалы.
        - Сидим все спокойно, с места не вставать! Всем есть за столом, но контроль вокруг ведём! - коротко бросил подчинённым Сотник, и уже отдельно Михаэлю, - Что он мне сказал-то там, Миш?
        - Хм…обзывал словами нехорошими он, Андреас, тебя, и вроде бы как на поединок вызвал, с любым оружием и немедленно.
        - А что там Марта ругается и кричит так ему?
        Михаэль опять коротко хмыкнул, почесал затылок и, неспеша, ответил:
        - Так их высочество ругается на него очень. Обещает всё королю рассказать, и хоть этот ярл, по её словам, и является сыном высокородного сановника, по её словам, кары он всё равно избежать не сможет. Требует, чтобы он извинился и говорит, что не потерпит на этой земле никакого смертоубийства. Ну а он ей отвечает, что обиду только кровью можно смыть и он тут в своём праве.
        - Ага, значит кровью и он в своём праве? Ну что же… - спокойно проговорил Сотник и резко вскочил на ноги.
        Мгновение, и весь русский десяток стоял как сжатая пружина, опустив руки на рукоятки своих мечей.
        - Я принимаю твой вызов, Сигурд! - глядя прямо в глаза шведу, резко произнёс Сотник, - Ты оскорбил меня, назвав хвастуном, ты оскорбил всё славное русское воинство, назвав их «никакими», ты оскорбил свою госпожу, перебивая её своими истеричными воплями и выкрикивая грязные ругательства в её присутствии, и даже тогда, когда она запретила тебе открывать свой рот! Если ты считаешь, что такие обиды можно смывать кровью - так пусть же это так и будет! Я принимаю твоё предложение биться любым оружием и немедленно! Но запомните все, - и он обвёл глазами присутствующих, - Не я был зачинщиком поединка, и не на мне будет сегодняшняя кровь. Бьёмся двумя мечами во дворе, без щитов, сейчас же!
        И все местные немедленно понеслись во двор занимать наиболее удобные места.
        Зрелищ в средние века было совсем немного, люди в основном жили своим устоявшимся кругом общения. Тут даже любая склока между соседями становилась предметом пересудов на месяц. Что уж говорить о настоящем поединке!
        Это было интересно! И о любом его исходе можно будет потом рассказывать годами, привирая и фантазируя для благодарных слушателей.
        Во дворе уже начало темнеть, и образованный гостями широкий круг освещался многочисленными факелами и жировыми светильниками, подвешенными на стенах. С крепостных стен во внутрь двора перевесились, наблюдая за всем происходящим, дежурившие воины. Из каждой подворотни и у каждого строения в отдалении стояли люди из поместной прислуги. Каждому было интересно! Но не было тут одной, той, для которой в сердце Андрея уже было своё особое место.
        Ну да, ей, как гостеприимной хозяйке, это всё было явно неприятно. Что, что, но вот всего этого на своём приёме, похоже, Марта явно не желала…
        «Расстроил хозяйку, и нужно было мне этого напыщенного дурака заводить!» - с грустью подумал Андрей и, передав куртку Митяю, выбрал для боя два меча. Свой, проверенный и испытанный в боях для правой, и сегодняшний подарок Марты для левой руки. Он как раз будет чуть-чуть полегче.
        Покрутив мечи и привыкнув к их весу и балансу, Сотник взглянул на переминающегося с ноги на ногу соперника. Был он выше Андрея, с более длинными конечностями и смотрел на своего русского соперника с какой-то высокомерной насмешкой и даже, похоже, со снисходительностью. Как же, длинные руки, длинные мечи, на тело натянул длинную крепкую кольчугу практически до колен, а тут какой-то чужак безродный, которого нужно проучить. И Сигурд, весело оскалившись, что-то крикнул стоявшей в окружении воинов Ингеборге. Та с горящими глазами только махнула платочком, и Сигурд как тигр прыгнул вперёд, разрубая воздух резким ударом.
        Один хлёст, другой сверху, ага, вот этот боковой с левой руки летит в его правый локоть! Уходим мягко в сторону и принимаем плоской стороной меча новый удар, направленный уже в левую ключицу.
        Зрители буквально ревели от восторга, наблюдая за яростным мельканием клинков шведа. Только самые искусные воины, стоявшие в толпе и на стенах, понимали главное - бой вёл не он!
        Русский командир всё время всего-то на миг, опережая удар противника, уходил чуть в сторону или назад, как в каком-то невиданном танце, и ни разу, ни единого раза, пока он ещё не произвёл удара своим мечом! Он как будто бы играл с этим более молодым и сильным, яростным в бою противником.
        Как видно, досконально «прочитав» почерк боя Сигурда, неуловимым движением в боковом уходе Андрей вдруг сверкнул левым мечом Марты, и из правой руки шведа выпал красивый, с золочением и большим огненным опалом в навершии эфеса, клинок. Ещё блеск клинка русского, и Сигурд, теперь уже сам, пятясь назад, начал припадать на свою правую опорную ногу. А из его ран на запястье руки и голени на мощённый камнем двор обильно заструилась кровь.
        - Ну что, благородный потомок викингов, пора ставить точку в нашем поединке?! - бросил шведу Андрей, - Благодарю тебя за оказанную честь сойтись в схватке с «настоящим воином»!
        Как видно, до того каким-то образом дошёл смысл сказанного русским, или же это подсказала его такая обидная улыбка на столь ненавистном лице и, собрав все свои силы и природную ярость в кулак, Сигурд бросился вперёд, рубя левой наотмашь. Правая нога подволакивалась, с кровью ушла немалая часть его сил, и, не достигший своей цели боец, чуть-чуть замедлился с выходом из атаки после столь мощного удара. Сотник же действовал так же легко и непринужденно, как и в самом начале поединка, ничуть при этом не устав.
        Левая нога переместилась с поворотом «против часовой», уводя тело чуть в сторону от этого последнего удара, а правая рука как будто сама собой в провороте легко подрезала мечом теперь уже и левую руку соперника. Раздался звон второго выпавшего меча, и Сигурд застыл посредине круга на месте с опущенными и кровоточащими руками. Теперь он был в полной власти этого русского, и тот был хозяином над его жизнью. Во дворе было тихо. Сотни людей застыли в полном молчании, ожидая закономерной и трагической развязки. Разумеется, сейчас Сигурд падёт замертво к ногам победителя, как же может быть иначе, когда задета твоя честь! Но странный русский постоял посредине освещённого круга, покачиваясь на носочках. Затем резко вложил свои мечи в ножны и пошёл в замок. Весь десяток его спутников так же синхронно, как слаженный боевой отряд, проследовал за ним следом.
        В зале приёмов никого не было, и вошедшие застыли посредине, оглядывая стены, увешенные дорогими восточными коврами, шкурами, рогами охотничьих трофеев и разнообразнейшим новым и старинным оружием. Посмотреть тут было на что!
        Но сейчас Андрея интересовало только то, где же сейчас сама хозяйка, и попробовать хоть как-то перед ней извиниться за пролитие крови на этом злосчастном приёме.
        Забежавшая с улицы Ингеборга нырнула с ходу в боковую комнату, прикрытую тяжёлой тканью, и до Андрея донеслись вскрики и приглушённые голоса. А затем из комнаты выпорхнули разом обе девушки, и глаза одной из них сияли счастьем и ярким весенним небом.
        - Ты жив! Ты жив, Андрей! - воскликнула Марта, качнулась вперед, словно желая подскочить к русскому, и тут же отпрянула назад, снова на себя «одев маску» величественности и достоинства. Я очень рада за Вас, о славный русский командир! Сигурд считается сильнейшим воином, трудно найти ему равному в бою на мечах. И знали бы вы, как я рада, что эта ваша с ним ссора не закончилась тут смертоубийством. Ведь это обязательно бы омрачило саму радость присутствия на острове и всего моего путешествия и, наверное, к сожалению, даже знакомства с вами…А так, всё прекрасно. Все живы и это главное, - вновь щебетала Марта, глядя сияющими глазами на Андрея.
        - А как я рад, Ваше Высочество, - улыбнулся Сотник, - Право, мне самому не по душе само кровопролитие и смертоубийство, но в данном случае по-другому было уже просто нельзя. Надеюсь, Сигурду это будет уроком на будущее, и он будет осторожнее в проявлении своей высокородной спеси. Раны же его не опасны и заживут уже через пару месяцев.
        - Да-да, - кивнула Марта, - Ингеборга мне рассказала о поединке, сама я не могу такое смотреть.
        - К сожалению, приём закончился таким вот образом, и гости разъезжаются. Перед тем, как вас проводить, Андрей, я хотела бы у вас кое-что уточнить.
        Сотник обернулся и кивнул своей команде, чтобы они оставили его наедине с герцогинями.
        ГЛАВА 4. СОГЛАШЕНИЕ.
        - Андрей, вы, наверное, понимаете, что цель вашего плаванья уже стала известна, и ваше желание поквитаться с датчанами за всё то зло, что они у вас совершили, тут разделяют многие. Я же, как член шведской королевской семьи, связана узами родства и с датским королевским домом. Вы ведь знаете, что Вальдемар II приходится мне родным дядей?
        Сотник озадаченно посмотрел на герцогиню и кивнул утвердительно.
        - Так вот, я бы хотела лично навестить своего дражайшего дядюшку и выразить ему протест за враждебные действия его флота у наших земель, что является прямым нарушением всех имеющихся между нашими странами договоров. Тем более, что и сама я с сестрой, - и Марта кивнула на Ингеборгу, - Понесли от этих враждебных действий ущемление своей личной чести и достоинства. Вы ведь совсем недавно сами так же не спустили хамство наглецу? - и девушка посмотрела строго на русского командира.
        - Вы хотите, чтобы я доставил Вас к Вашему дядюшке?! - удивлённо переспросил Марту Сотник.
        - Именно так, Андрей, вы меня совершенно правильно поняли.
        - Но как же Вы, герцогиня, ответите на его вопрос о вашем прибытии к нему на судах неприятеля? - вновь удивлённо переспросил Сотник, совершенно не понимая для чего ему вообще эта очередная обуза.
        - Ничего страшного, ведь именно вы и освободили меня от его разбойников, напавших на наши корабли в наших водах, ещё и около нашего же острова Готланд. Это будет неплохой укор для него, дабы впредь не посягать на наши интересы в этой части северной Балтики. За нас с сестрой вы можете не волноваться, с нами в Дании ничего не случится. На море же и под вашей охраной я буду более чем уверенна, что нам ничего не угрожает. Да и в случае неприятной встречи с королевским флотом, полагаю, у вас будет дополнительный шанс избежать боя, имея таких высоких заложниц королевской крови, как мы с сестрой.
        И с улыбнувшейся Марты мигом слетел весь пафос.
        - Я не намерен никем прикрываться, тем более Вами! - начал было вскипать Андрей, но на его руку неожиданно легла лёгкая и тёплая ладошка девушки, и он буквально застыл с открытым ртом.
        - Всё, всё, всё, я знаю все, что Вы мне хотите сказать, мой дорогой спаситель! - и она вновь мило улыбнулась, - Простите меня за мои столь неуместные шутки, девушкам же можно многое прощать? - и она взглянула прямо в глаза Андрею, - Вы ведь не заставите нас плыть в Данию на моём единственном судне с только что набранной командой и под охраной этого Сигурда, которого сами только что к тому же ещё и ранили?
        - Хм…Аристотель со своим учением о логике «Органон» вам, как у нас на Руси говорят, и «в подмётки не годится», Ваше Высочество. Умеете вы людей убеждать и уговаривать!
        И Андрей поднял, словно сдаваясь «на милость победителя», свои руки.
        - Доставим Вас с сестрой в земли датского короля. Но и у меня будет к Вам, Ваше Высочество, тогда одна просьба, которая, думаю, может показаться Вам весьма странной.
        - Хм… - хмыкнула Марта и улыбнулась, - Я вся во внимании, говорите же. Вы так редко что-нибудь просите для себя, что мне теперь даже самой стало очень любопытно.
        - Ваша королевская резиденция хорошо защищена, герцогиня. Я полагаю, и её защитники достаточно обучены крепостному бою? Мои же люди проходили науку такие крепости брать. Вот я и прошу Ваше Высочество разрешения нам освежить все эти навыки. Полагаю, вашему гарнизону тоже будет очень полезна такая встряска и наука, как отбивать вражеский приступ. Нам-то с Вами на Готланде делить нечего, но ведь всегда найдутся те, кто на эту жемчужину в шведской короне сможет положить свой глаз. Вот тут им и пригодится всё умение обученных воинов как противостоять врагу.
        - Очень интересно, - задумчиво проговорила Марта, - И на какое время вы хотите занять мою крепость?
        - Что Вы, что вы, Ваше Высочество, мы даже и не думаем занимать её! Только стены, только лишь одни внешнии стены, и не более двух дней, ведь уже на третий у нас запланирован выход в море.
        - Ну что же, - решилась Марта, - Будь, по-вашему. На два дня с завтрашнего рассвета крепостные стены, и только они, в вашем распоряжении. И учтите, мои воины должны быть выучены крепостному бою не хуже легендарных защитников Трои из эпической поэмы Гомера!
        - Хорошо, Ваше Высочество, погоняем их от души, даже не сомневайтесь! - и, улыбнувшись, Андрей откланялся, убывая с такого интересного во всех отношениях приёма.
        Крепостное каменное зодчество в странах Европы было на порядок более развито, чем в средневековой Руси. Сложенными из камня крепостями в XIII веке могла похвастать далеко не каждая столица русского княжества, тогда как в одной только Дании их насчитывалось более десятка. В западной Европе зачастую даже крупный феодал обзаводился собственным каменным замком, дабы защитить себя любимого от набегов алчных соседей. Не забыта тут была и наука строительства крепостных сооружений, оставшаяся ещё от эпохи завоевания римлян. На Руси же многочисленные остроги, крепости, крепостицы и прочие защитные сооружения строились в основном из леса, которого тут было в достатке, так же как и людей, умеющих с ним работать.
        Нужно было шлифовать имеющийся и нарабатывать новый опыт как такие крепости защищать ну и, разумеется, как их брать приступом.
        С рассветом три сотни Андреевцев, разбитых по подразделениям, выстроились перед крепостью. На её стенах, помимо шлемов воинов, то и дело мелькали головы людей из свиты герцогинь, а где-то стояли, как видно, и сами хозяйки поместья.
        Для бригады же проводились такие ставшие уже привычными занятия.
        - Взять крепость всегда непросто, для этого требуются осадные орудия, подкопы, штурмовые лестницы, наработанные навыки ведения осадной войны. Самый верный способ взять крепость это, конечно, её осадить, и ждать, когда в ней закончится продовольствие, и среди защитников начнётся голод. Сам при этом ты больших потерь не несёшь, если, конечно, периодически не лезешь на приступ. Однако в случае длительной осады, голод грозит и самим осаждающим после того, как они опустошат все окрестности. Ведь подвоз продовольствия при ведении боевых действий осуществлять всегда крайне затруднительно. Для нашей же бригады это и вовсе невозможная роскошь ввиду того, что мы всегда ведём войну подвижную. А таскать с собой такие осадные орудия как требушеты или пороки, метающие каменные глыбы на большие расстояния и крушащие ими стены, для нас вообще подобно смерти. Ибо став малоподвижными, мы тут же станем уязвимыми и попадём под удар врага, - объяснял своим воинам особенности крепостной войны Сотник, - Тем не менее, навыки нужны разные, так что делимся на сотни и по очереди отрабатываем штурм и оборону от атакующих.
Третья сотня пока отдыхает, готовит новые лестницы и ждёт своей очереди!
        И пошли двое суток учений крепостному бою.
        «Ничего, - думал Сотник, наблюдая за всё более слаженной работой своих бойцов, - Пятьсот лет спустя, если, конечно, ход истории не изменится, наш прославленный русский полководец Александр Васильевич Суворов неделю будет гонять своих «чудо богатырей», отрабатывая на крепостных макетах штурм Измаила. И возьмёт считавшуюся неприступной крепость быстро и с минимальными потерями! «Пот кровь бережёт!» - вот его лучшая поговорка на данный случай»
        - Смена! Теперь вы, Климент, на стену, а Тимофеева сотня будет преодолевать ров, и «взлетать» к вам по лестницам. Работаем, братцы!
        Шведам давно надоела вся эта толкотня и суета в их поместье. Эти ненормальные русские даже среди ночи умудрялись устроить по паре приступов при тусклом свете факелов. Если бы не приказ герцогини, этой взбалмошной Марты, они бы давно отогнали чужаков от стен. Но приходилось терпеть и они, стиснув зубы, наблюдали, как перескакивают по приставным мосткам через ров, а затем сноровисто карабкаются на стены по длинным лестницам одни «Иваны», а другие «пихают» в них палками, обвязанными какими-то тряпками на конце. Дикари, что с них взять!
        Итогом всех учений стало стойкое убеждение - без военной хитрости, долгой подготовки и осадных орудий хорошую крепость прямым штурмом не взять! А если даже и взять, приложив по максимуму все усилия и умения, то потери при этом будут просто огромными.
        Ну что же, в любом случае опыт был приобретён, и брать тюрьму-крепость в городе Кёге теперь уже было можно.
        Назавтра был назначен выход в море!
        ГЛАВА 5. ЗАПАДНАЯ БАЛТИКА.
        По заранее разработанному и утверждённому на последнем командирском совете плану, все силы отряда, включающие в себя пять дозорных ладей, четыре ганзейских когга и три захваченные у датчан военных корабля, должны были пройти открытым морем за датский остров Борнхольм.
        Дальше силы отряда разделялись. К немецким землям Шлезвиг-Гольштейна в северо-западную часть Любекского залива уходили четыре ганзейских когга и три дозорных ладьи с частью пластунов, которым следовало замаскировать большие морские суда и немедленно приступить к разведке местности и охране самого места тайной стоянки.
        Остальные силы отряда на трёх датских кораблях и паре дозорных ладей выдвигались прямиком к проливу Эрисунн, к тому нужному месту в датской Зеландии, где и стоял городок Кёге.
        После захвата крепости следовало снова делать рывок на юг через пролив Кадетринне и соединяться с уже ожидающими их в немецких землях силами.
        Погода благоприятствовала флотилии, штормов в это летнее время не было, а лёгкий попутный ветер, надувая паруса, гнал русские корабли к своей цели. За долгое плаванье люди приноровились к своей работе моряка и делали всё сноровисто и без понуканий. Различий и ущемлений в отряде не было, команды все тут были многонациональными. Было много ганзейских немцев, славян, карел и людей из балтских народностей. Датчане, принятые на русскую службу, чувствовали себя в этой среде достойно и уверенно. Их высокая выучка и опыт старых моряков были сразу оценены и признаны в общей команде по достоинству.
        Трюгви Карасик был по-настоящему счастлив. Не было того постоянного ожидания удара или унижения, как это было в команде у его прежнего хозяина Гарольда. Всё здесь у него делалось как-то легко и весело. Да и служба, по сути, оставалась такой же, что и раньше - дозорным в вороньем гнезде и подающим припасы стрелкам наверх во время морского боя. Личную опёку над мальцом взял на себя пожилой рулевой, и они на пару теперь старались выучить такой непокорный русский язык. Получалось пока плохо, но датчане не отчаивались.
        А буквально вчера удалось Карасику отличиться. Несмотря на то, что на семи больших судах на мачтах были смотровые площадки с «вороньем гнездом», именно он разглядел на горизонте с зюйд веста далёкие паруса. Отряд подходил к датскому острову Борнхольм, и тут уже следовало передвигаться с особой осторожностью. После его крика все паруса срочно опустили, подняв их только после того, как замеченные далёкие суда скрылись из глаз.
        - Молодец, малец! - погладил его по голове русский капитан со смешным именем Боян, - Острый глаз у тебя! Первым среди всех в такой дали паруса углядел. На-ка, держи вот, - и сунул ему в руку серебряную монету.
        Ни разу ещё в своей жизни Карасик не держал настоящих денег, а теперь это была его честно заработанная награда, и время от времени он прикасался самыми кончиками пальцев к серебряному кругляшу, что был надёжно завязан в матерчатый узелок. И ещё зорче и внимательней обводил глазами горизонт, а ну как ещё раз повезёт! Но море оставалось пустынным. Купцы, не рискуя отправляться в плаванье во время военных действий, сидели в своих гаванях, ожидая развязки. Военные же суда эта часть западной Балтики пока что не интересовали. У них были свои задачи вдали от этой датской земли.
        За время плаванья герцогини подружились с Елизаветой и с интересом слушали её рассказы про то, как рождалась Обережная и Дозорная сотни, как набирали в воинскую школу сирот по всей северной и западной Руси, про сражения с разбойниками и литвинскими ратями. Неподдельный интерес вызывали рассказы, про быт и ремёсла в поместье. Даже то, что рабочая слободка и предместье усадьбы освещается жировыми светильниками и вдоль дорог для пеших путников сложены деревянные дорожки, а сами дороги мостят камнями, было необычно. Много, что рассказывала Елизавета, но девиц как всегда особенно интересуют наряды, военная форма и внешние проявления воинского этикета.
        - Элизабет, ты уже рассказала про эти блестящие полосочки и звёздочки на плечах, что вы все званием величаете. А почему у некоторых на груди разноцветные ленточки пришиты, а на нашем приёме и вовсе серебряные крестики и блестящие кружочки были нацеплены? - любопытствовала Марта.
        - Так это всё просто, Ваше Высочество, - улыбнулся главный медик бригады, - Каждый такой кружочек или крестик, что Вы на груди видели, это знак боевых заслуг того, кто его носит, и называется такая награда медалью, это если кружок на ленточке, или орденом, если это крест. Орден по своей значимости гораздо выше медали будет. Он только за какой-нибудь особый подвиг выдаётся. Медали тоже разными по своему значению бывают. Те, что серебром горят, они будут выше бронзовых или оловянных. Да их так и называют - первой степени, второй и третьей, и это всё от важности самого деяния и храбрости совершённого зависит. А красные и жёлтые полосочки на правой стороне груди - это всё знаки за ранения: красная - просто был воин ранен, ну а золотая, - и Елизавета вздохнула, - За тяжкое раненье или какое увечье выдаётся.
        - Ничего себе! - хором ахнули герцогини, и во все глаза как будто бы в первый раз начали рассматривать форму Елизаветы, - Так у тебя же тоже красная полоска есть! Ты что же это, была в бою ранена?! И на левой стороне груди три разных ленточки прицеплены, а на приёме так и вовсе серебряный крестик висел! - воскликнула старшая герцогиня.
        - Была, - согласно кивнула русская девушка, - У нас два года назад была жаркая схватка на реке Полометь, кстати, с тем же разбойником Гарольдом, вернее с его людьми, что и на вас напали в тумане. Вот там-то я и получила стрелу в плечо от датского лучника. Ну да не хочу я об этом вспоминать, обошлось, да и ладно! За этот бой мне и первую награду вручили - Георгиевский крест IV степени, а сестрёнка моя Екатерина медаль «За храбрость» II степени получила. Ещё дулась, завидовала потом дурёха! Затем были схватки с разбойниками на Усвятских волоках и под городком Холм. За них бронзовая медаль II степени дана, и последняя серебряная «Храбрость» за сражение на льду Усвятского озера с войском литвин.
        - Ты там воевать с мужами на ро-овне!? - вскричала поражённая Ингеборга, расширив глаза.
        - Ну как, наравне, - передёрнула плечами Елизавета, - Я там из самострела била, до копья-то, слава Богу, у меня дело не дошло, силы ведь всё равно не те, чтобы в общей стенке с мужчинами стоять. Но страху я тогда натерпелась! Жуткое дело, когда на тебя летят тысячи всадников, а лёд под ногами аж трещит и колышется! Мы бьём в них, бьем, а они летят, отбегаем, и тут нам в спину сотни стрел бьют вдогонку. В мой щит только две вошли, как молотом по спине ударило! А потом мы три ночи не спали, всё с командиром людей зашивали. Столько крови было, вспоминать сейчас страшно! - и Елизавета, словно отгоняя видения, взмахнула руками, - Ну, так вот, Ваши Высочества, чтобы не носить всё время, не греметь орденами да медалями, и придуманы эти наградные полосочки под полевую, так сказать, рабочую форму.
        - Так получается, и наш паж Митрий тоже не для красоты те ленточки носит, и он, что, самый настоящий воин? - захлопала глазами Марта.
        - Конечно, ещё какой воин! - удивлённо ответила Лиза, - Вы что же, думаете, его просто так, шутки ради к Вам в охрану отрядили? Да он со своим другом Мараткой, небось, пол десятка взрослых мужчин воинов стоит. У него вон вообще два «Георгия» из наград и ещё медали, а из ранений вон жёлтая и красная на груди, сами посмотрите, - и все втроём уставились на подходящего к ним от капитана подростка.
        - Митенька, малыш, не бережёт вас командир. Это же надо детей и девиц в бой-то посылать! - воскликнула по бабаски жалостливо старшая герцогиня.
        - Вы чё это?! - удивлению «пажа» не было предела, - Причём тут командир и дети? У нас детей в бригаде отродясь не было. Только ежели КМБ проходят летом, а так, все остальные бойцы после присяги!
        - Зря Вы так! - обиженно протянула за Митяем и Елизавета, - Я с Вами по-дружески, как Вы и сами просили, а Вы всё с ног на голову переворачиваете. Как же после этого-то Вам что-нибудь рассказывать? - и тоже обиженно надула губы.
        - Я не понимать, что не так сказать мой сестра? - подключилась к беседе Ингеборга и посмотрела непонимающе на Марту и Елизавету с Митяем.
        - Ну как Вы не поймёте, Ваши Высочества, что все те, кто служат в бригаде, за честь почитают это. Ведь из десятка только единиц принимают сюда, самых лучших и надёжных берут. А вы Митяю «дитё, ребёнок!» Мне - «девчонка»! Ещё и командира пытаетесь оскорбить. А он за нашими спинами никогда не прячется, всегда впереди идёт, и нашу кровь как зеницу ока бережёт! А если раны случились в бою, так сам лучше всякого лекаря за раненым ухаживает. От того-то и потери у нас, не в пример другим ратям, низкие. И сын его Митяй такой же воин, как и все, для него прозвище дитё, пожалуй, настоящим оскорблением будет!
        - Митяй - сын Андрея!? - вдруг уловила из общего потока фраз Марта, и поражённая уставилась на паренька, - Как же я раньше не поняла! Ведь он так на него похож! Те же глаза, и лоб, и губы! Хм… а как же на это смотрит твоя матушка, Митрий, стало быть, жена Андрея.
        - Нет маменьки, четыре года уж как померла, - и мальчик отвернулся, уперев взгляд в море.
        - Бедный малыш, сиротинушка! - опять вскинулась жалостливо Марта, качнувшись в сторону паренька, словно желая его прижать к своей груди.
        - Да господи-и-и.. ж! - аж взвыл тот, и метнулся в сторону главной каюты, где Сотник сидел за столом и обсуждал что-то со всеми своими капитанами.
        - Думаю, перед датским островом Мён самое правильное разделяться будет. Согласен с вами, господа капитаны, - кивнул утвердительно Сотник и уставился на вошедшего Митяя.
        - Что случилось, сержант, почему в каюту врываетесь без приглашения?
        - Разрешите доложить, господин майор!? - вскинул руку к берету с воинским приветствием Митяй.
        - Докладывайте уж теперь.
        - Прошу вас освободить меня от должности старшего охраны их Высочеств, ибо я могу не сдержаться и наговорить им дерзостей. Готов понести любое заслуженное наказание! - и Митяй застыл по стойке «смирно», уставившись в одну точку.
        - Так-так-так… - постучал пальцами по столу с картой комбриг, - Значит, освободить тебя, да? Ну, а что, конечно, можно и освободить. Это запросто! - и Сотник встал со своего места, - У нас же тут так всё просто! Хочешь быть десятником, да на, пожалуйста, служи десятником! Не хочешь десятником? А иди во взводные или вообще вон в сотники, может, понравится? У нас ведь тут всё по желанию! Вот мне, например, надоело командовать бригадой, а пойду-ка я в старшие пажи к Их Высочествам, девицам герцогиням. Буду с ними кисели с чаями распивать, да важные беседы беседовать. Вот господа капитаны - ваш новый командир флотилии, задавайте теперь ему все те вопросы, какими только что недавно меня тут пытали, и по питьевой воде, и по провианту, такелажу, и по месту смены курса. Да по всему спрашивайте! Садитесь, господин бригадир, командуйте тут, не стесняйтесь, - без тени улыбки обратился Андрей к сыну и, увидев, как тот испуганно захлопав глазами, начав пятиться к двери, вдруг оглушительно рявкнул:
        - Стоять, сержант! Быстро сел на указанное тебе место!
        - Да не волнуйтесь Вы, так Ваше Высочество! Это всё юношеские порывы и природная стеснительность. Парень не привык вращаться в обществе столь ослепительных дам, и вы правы, женского тепла матери ему, вестимо, не хватает, как, впрочем, и многим нашим воспитанникам, принятых в школу сиротами, - успокаивал расстроенную герцогиню Андрей, - Хотя, скажу вам по секрету, у него есть девушка, с кем он свободно и по душам общается. Я даже думаю, что её не грех даже и невестой ему назвать. Она сейчас ждёт его в нашем поместье, скучает, - и Сотник улыбнулся, вспомнив Ладу.
        - А вас, Андрей, никто не ждёт в вашем поместье? - кокетливо с улыбкой спросила Марта и, увидев, как тот буквально потемнел на глазах и отвернулся, бросилась к нему и схватила за руку.
        - Простите меня, пожалуйста. Я не хотела вас обидеть и причинить вам боль. Это всё мой дурацкий характер. Не сердитесь, благородный Андрей, на глупую девчонку, - и Марта, стоя в упор и держа за руку, буквально в каких-то сантиметрах взглянула ему в глаза.
        Раздавшийся сбоку топот подошв заставил их отпрянуть друг от друга.
        - Господин командир бригады, сержант воинской школы Дмитрий Андреевич для несения службы по охране их высочеств прибыл! Разрешите приступать?
        Сотник внимательно оглядел его с головы до ног, отмечая, как буквально на глазах краснеют щёки и уши парня. Хмыкнул и, подняв руку к берету, козырнул.
        - Приступайте!
        Затем развернулся, сделал пару шагов к своей каюте и бросил уже на ходу:
        - Что, хватило пяти минут покомандовать бригадой, чтобы потом за ум взяться?
        - Да я лучше болтовню Их Высочеств потерплю, чем как дурак буду выглядеть перед этими морскими волками. Поиздевались от души, как над последним юнгой, - буркнул Митяй и пошёл менять дежурное звено.
        ГЛАВА 6. ДАТСКИЙ БЕРЕГ.
        В дне пути от датского острова Мен, как и было решено ранее, новгородская флотилия разделилась. Ганзейские когги и три ушкуя ушли к Гольштейну в Любекский залив, а датские корабли с двумя дозорными ладьями взяли курс к датской Зеландии.
        Теперь вблизи вражеского берега следовало быть предельно внимательными, чтобы не натолкнуться на суда неприятеля. Погода, как это нередко бывает на Балтике, резко испортилась, и небо сыпало дождём. А порывистый ветер заставил серьёзно уменьшить парус, чтобы только не повредить мачту и не порвать такелаж. И всё равно корабли кидало из стороны в сторону, как какие-то мелкие щепки. Команда вымоталась от непрерывной борьбы со стихией, но был тут один большой и несомненный плюс. Никто в здравом уме и рассудке не выведет в такую погоду свои суда из защищённых от непогоды гаваней в море, а, значит, можно было не опасаться и встречи с датским флотом.
        На третий день после смены курса с юго-востока показался мыс полуострова Фальстербу. Теперь от него нужно было пройти на запад не более трёх десятков вёрст и уже тогда откроется нужная бухта Кёге.
        Фроуд Треска, как и обещал, вывел отряд точно к цели.
        Высадку было решено производить глубокой ночью. Поэтому подходили к датскому берегу медленно и уже в глубоких сумерках.
        - Варун Фотич, ты как всегда начинаешь первым. Постарайся не насторожить портовую стражу и не нашуметь там. Берёшь под свой контроль пирс и всю прилегающую территорию. Ну а мы уже через пару часов за тобой отшвартуемся. Сигнал фонарём, как и условились, прерывистый, по три блика. В твоих ладьях с десяток датчан под предводительством Трески пойдут. Они язык знают, так что, глядишь, если что завяжут разговор и отведут, хоть на время глаза береговой стражи. Как вы там всё подчистите на причале, так сразу же выдвигайся с Фроудом к крепости, и просто там пока понаблюдайте. Ну а там дальше уже и мы подтянемся, - заканчивал свой инструктаж командиру разведки Сотник.
        - Всё, давайте братцы, удачи вам!
        И две дозорных ладьи с пластунами скользнули к берегу, где кое-как, еле заметно, сквозь пелену дождя мелькали искорки огней и факелов приморского городка.
        Неполный десяток береговой стражи ютился в своей хижине у самого пирса. В тёмном и вонючем помещении было тепло от протопленного очага, и свет от единственного жирового светильника тускло освещал прокопчённые стены, пару лавок, на которой дрыхли двое, да сидящего спиной к очагу и покряхтывающего пожилого десятника. Трое стражников сидели тут же на чурбачках за замызганном низким столиком и играли в кости, споря порой до хрипоты.
        - Хватит жульничать, Торстен! - горячился худой и жилистый Хаген Кочерга, - Ты уже третий раз сбрасываешь шестёрки! Что, я не вижу, как ты что-то там шепчешь, а потом ещё и подкидываешь кости боком!
        - Что хочу, то и шепчу, хоть молитву, хоть трактирную песню! Как хочу, так и кидаю! А тебе нечего завидовать, Кочерга, коль ко мне сегодня удача сама в руки идёт, - невозмутимо отвечал ему полный и невысокий партнёр и кивнул в сторону десятника.
        - А будешь орать, Мадс тебя мигом пораньше на смену отправит.
        И, перемешав все в кожаном стаканчике, крепыш снова высыпал на стол кости.
        - Ах ты, пивной бочонок! - аж взвизгнул скандалист и схватил удачливого игрока за руку, - Ты опять нашептал на кон!
        Спор грозил перейти в потасовку, и Мадс нехотя привстал со своего места:
        - Я ведь уже сказал вам успокоиться! Всё неймётся, бездельники? Кочерга, одевайся и иди, смени с Олафом парней у пирса! А ты тоже зря тут посмеиваешься, счастливчик! - и старший стражи с прищуром посмотрел на толстяка, - Быстро метнулся к «Копчёному Палтусу» и принёс два кувшина с тёмным пивом. Один кувшин тебе Ханна и так даст, а за второй уже ей сам заплатишь. И не криви мне рожу тут, а то на всю ночь под дождь поставлю! - и десятник показал Торстену кулак, - Ты и так хорошо этих двух дурачков сегодня обул. Так что, не грех и поставить угощение для своих товарищей.
        Так удача в очередной раз проявила свою благосклонность к полному счастливчику, который сам, не ведая того, шёл под проливным дождём от бухты в городок к ночному трактиру Ханны и что-то там ворчал себе под нос.
        Ладья вынырнула из темноты около навеса, освящаемого факелом и жировым светильником. Под него только что зашла новая смена стражников, и сейчас четверо с удивлением вглядывались в проступающие очертание судна.
        - Кто такие? Отзовись! - опомнившись, крикнул Хаген и перехватил поудобнее копьё.
        - Не узнаёшь своего знакомца, Хаген? - раздался из ладьи смутно знакомый голос, - Кто меня с пирса гонял, когда я тут искал работу? Успокойся, это я, Фроуд Треска, забыл, что я жил и лечился от ран целый год в вашем городе? Ты, Кочерга, мне еще говорил, что я не смогу найти хорошего хозяина и скоро сдохну где-нибудь под монастырским забором как собака.
        - Ааа, Треска, как же, как же, помню, ты ещё оставил тут кучу долгов, когда уходил в плаванье. Какой только дурак взял тебя в команду с твоим-то дурацким характером, - проворчал стражник и крикнул Оллу, в руке которого была зажата верёвка от сигнального колокола.
        - Отбой, Олаф, это свои. Хоть что-то новенькое услышим да стрясём на выпивку от этих бродяг.
        На причальный помост из подошедшей ладьи выскочили трое и закрепили на кнехтах (причальных тубах) канаты, брошенные им с ладьи. Тут же с бортов начали выскакивать члены команды, а первая пятёрка закутанных в длинные плащи с капюшонами, во главе с Фроудом, направилась прямо к навесу стражи.
        - А я-то думал, вас как обычно по двое дежурит! - воскликнул подходящим первым Треска, - Как-то по гостинцам-то не подрасчитал!
        - Тащи всё, что есть, ещё мало будет - ухмыльнулся Хаген, - Нас тут четверо вместе со старой сменой, да в сторожке ещё столько же дрыхнут, - Не скупись, моряк!
        Когда до стражи оставалось буквально шагов семь, следующий за Фроудом Варун резко оттолкнул его в сторону и сбросил просторный плащ из грубой кожи. Уже готовая к броску рука резко послала вперёд кинжал, и стоявший у сигнального колокола Олаф медленно сполз вниз.
        - Трево…! - только и успел воскликнуть Хаген Кочерга, тоже пробитый сталью.
        - Первый десяток, за мной! - глухо крикнул главный разведчик русских и побежал за Фроудом к сторожке.
        Вскоре на причале начала выгрузку вторая ладья, и два десятка пластунов, мягко топая кожаными подошвами по брёвнам, устремились вслед за старшим и проводником.
        Тёмные каменные дома стояли на узкой кривой улочке, утопая в грязи. Дождевые стоки, смешиваясь с отходами и грязью, мутным ручьём бежали по ней вниз прямо к морю. С левой стороны улицыбыло какое-то подобие тротуара из утрамбованной глины вперемешку с мусором. Именно по нему и вышел на следующих впереди отряда Фроуда и Варуна малыш Торстен, держащий на вытянутых руках два кувшина с пивом.
        Горшки, выпущенные из рук хозяином, глухо плюхнулись в лужу, сам же он распластался на стене дома, вжимаясь в неё и икая от страха. Приставленный к горлу, остро отточенный нож уже чуток надрезал кожу, и только одно мгновение отделяло толстячка от той черты, в которой жизнь переходит разом в смерть.
        - Переведи ему, Фроуд, хочет ли он жить? - обратился к проводнику Варун.
        - Говорить, что сильно хотеть, - справился с переводом Треска и, выслушав дальше сипящий шёпот, кивнул держащему стражника командиру.
        - Говорить, что делать всё, только просить жить.
        - Ну, добре, - кивнул Варун и немного ослабил нажим ножа, - Пусть ведёт нас к крепости. Вместе там оглядимся, а потом уже будем звать наших.
        Через пару часов, как и было условленоранее, на флагманском корабле отряда дозорные заметили сигнал с берега - три прерывистых мигания фонаря, затем опять по три, и так непрерывно повторами.
        - Господин майор, пластуны знак подали - «путь свободен!»
        Сотник пристально посмотрел в сторону берега и на море. Ветер уменьшился, а волны перестали кидать суда из стороны в сторону. Качка, конечно, ещё была, но всё равно это уже далеко не то, что было вот только что днём. Оставался только дождь, который лил уже который день, практически не прекращаясь ни на минуту. Но и он был сенйчас на руку.
        - Вперёд к пирсу, держать самый малый, прямо на фонарь!
        И через десять минут по пристани с глухим шумом застучали сотни ног.
        Десант пошёл!
        - Докладывай, Родион, - кивнул на ходу Сотник, спускаясь с причальных помостов.
        - На берегу был пост стражников, уничтожен полностью, сигнал подать они не успели, и в сторожке тоже всех оставшихся «в ножи» взяли. Затем Варун Фотич с передовыми одного языка взял, тот в город за выпивкой бегал, и уже вместе с ним мы все до крепости прогулялись. Темно там, конечно, «не зги не видно», только в одной крепостной превратной фонарь горит. Мост через ровик поднят. Да он нам и не преграда, хотя длиной шагов в семь будет, ну а глубиною «с ручками». Около крепости секретов и наружных постов нет. Доклад закончил.
        - Спасибо, сержант! - кивнул Сотник.
        И, обернувшись, отдал распоряжение командиру судовой рати Молчану.
        - Пристань своими людьми оцепи, чтобы ни одна мышь сюда не проскочила! Как крепость возьмём, когда на суда отходить будем, твоей рати прикрывать всю бригаду с пластунами заодно.
        И уже Родьке:
        - Веди нас!
        - Сотни, за мной, бего-ом марш!
        Три сотни воинов ринулись по ночной улочке через город.
        Через несколько минут весь десант был под стенами крепости. Дело было уже ближе к утру, и следовало поторопиться.
        Предложение выманить старшего смены из превратной башни было отклонено сразу. Пока ты растолкаешь сонных стражников, а те, в свою очередь, разбудят своего старшего. Пока до него разозлённого побудкой дойдёт, для чего это нужно каким-то мутным личностям с их непонятными желаниями пройти в его крепость ночью, повторяю, НОЧЬЮ! Да будь тут хоть сам канцлер, и то вряд ли ему мост через ров спустят и откроют крепостные ворота. Ну, как минимум, поднимут из постели самого коменданта, а тот, в свою очередь, взбешённый весь гарнизон «на уши» поставит! Нет, тут нужно было действовать по-другому, не зря сотни, а особенно пластуны, потели под похожей крепостью на Готланде.
        - Давай, Фотич, твоим трём десяткам слово! Пусть на крюках перелазят через стену. Даже если и шуманут там, ничего страшного. Сонную сражу, они выбьют на стенах за секунды, ну а уж потом, не мешкая, пусть во внутрь двора летят! И главное, взять превратную с отдыхающей там сменой! Смотри, если они всё же успеют запереться, мы их «никаким Макаром» отуда потом не выковыряем, а тогда и ворота не сможем открыть. Поэтому хоть в боковые проходы со стены, да хоть с тыла, со стороны крепостного двора, а ты мне во внутрь превратной ворвись! За нас дальше, как только на стены взлетите, уже не волнуйся, по вашим крюкам к вам в спину сразу подмога пойдёт, поддержим вас, сколько сможем. Но рассчитывай там больше на себя!
        - Понял, командир! - кивнул старший разведчик и побежал ставить задачу своим пластунам.
        Для преодоления таких крепостей лучше бы, конечно, было иметь лестницы, но где же их сейчас навязать в этом ночном и дождливом городе.
        Поэтому в качестве приспособлений подходили только трёх и четырёх зубчатые крюки, заострённые и выкрашенные в чёрный цвет, чтобы не давать блики и навязанныена прочные, плетёные тросики.
        По общей команде три десятка рассредоточившихся под фронтальными стенами пластунов метнули крюки на вершину девятиметровой стены. Больше половины из них, не зацепившись, сорвались со стуком и скрежетом обратно, но на двенадцати тросиках уже карабкалась вверх первая волна штурмующих. Вскарабкавшиеся наверх крепили и сбрасывали к подножию стены верёвочные лестницы с деревянными перекладинами, и наверх уже пошла вторая волна. А пластуны, не мешкая, ринулись выбивать превратную башню.
        Несущий службу в самую плохую «собачью вахту» и так, в принципе, считает себя обделённым судьбой, а тут ещё этот ветер с дождем, и стоять ему ещё больше двух часов на этих холодных и скользких камнях. Так что, дремал весь наружный десяток, пристроившись, где только можно под козырьками да в арках стен. Разумеется, тех четверых, кто дежурил на фронтальной части крепостной стены, стук и металлический скрежет крюков разбудил, но спросонья они действовали вяло, и были перебиты в считанные секунды выскочившими из темноты чёрными фигурами. Тем не менее, шум, крики умирающих да звон падающего на камни оружия был изрядный, и в крепости началось сонное шевеление.
        В превратную ворвались с правого бокового хода, что вел со стены, и чуть позже со двора.
        Хрясь! И короткий широкий меч Варуна рубанул по сунувшему наверх в узкий винтовой проход стражнику. Резко оттолкнув его на поднимающегося второго, тройка пластунов ринулась к тяжёлой дубовой двери, ведущей в караульное помещение первого этажа, где как раз и находились механизмы поднятия решетки и ворот. Громко орал скинутый вниз стражник. Своим телом он заблокировал тяжёлую дверь, и не давал ей захлопнуться.
        Иван Репей буквально щучкой бросился в оставшуюся щель, только бы не дать ей закрыться! В его тело разом ударило копьё с мечом, но, уже умирая, он всё-таки сумел метнуть свой швырковый нож и забрать с собою мечника. А самое главное, он дал ту золотую и необходимую паузу, чтобы под напором пластунов дверь распахнулась и, уже врываясь во внутрь, Варун с Родькой начали сечь всех, кто только там был. Такая же тройка, потеряв у тыловых дверей одного раненого, врубилась в превратную с другой стороны.
        Башня была взята! И уже послышался лязг и скрежет механизма ручного привода лебёдки, опускающего подъёмный мост и открывающего крепостные ворота.
        На дворе шёл бой, те пять десятков второй волны, что перемахнули по верёвочным лестницам через стены, сдерживали вылившиеся из дверей казармы на двор пару сотен датчан. Главное не дать им прорваться к превратной башне! Удержать её любой ценой!
        - Русь!
        Вдруг раздался рёв двух сотен голосов, и с тяжёлым грохотом от открывшихся ворот ринулась навстречу врагу тяжёлая, закованная в броню пехота. Щиты ударили в щиты, копья дробили и пробивали тела, яростно звенели и мелькали мечи. Тяжёлый мерный грохот железной фаланги заполнил своим ритмом всё вокруг. Напор русской стенки становился всё сильнее. Вдруг со стены по команде рога слетело вниз множество факелов, освещая двор, и ударили залпом десятки самострелов, выкашивая ряды защитников крепости. Датчане дрогнули, и началась паника!
        Паника - это страшно! Она делает из только что храбрых и спаянных общей дисциплиной воинов разом испуганное и беспомощное стадо. Только что смертельно опасные бойцы вмиг стали добычей, и Андреевские сотни с рёвом гнали их и секли всюду, где только могли настигнуть. А со стены, давая шанс на жизнь, ревел голос бывшего рулевогокоролевского флота Фроуда Трески: «Overgiv dig under vinderens nade, og v?r i live! Giv op, for det er for sent! Slip dine vaben og overgiv dig» (Сдавайтесь на милость победителя и будете живы! Сдавайтесь, пока не поздно! Бросайте оружие и сдавайтесь! -Дат.)
        То в одном, то в другом месте датчане бросали наземь оружие, вставали на колени и поднимали руки. Битва закончилась, и началась зачистка крепости.
        Кое-где в крепостных строениях, казармах и коридорах подземелья вспыхивали, время от времени короткие и яростные схватки с её загнанными в угол защитниками. Но вот погас последний очаг сопротивления в тёмных и узких коридорах королевской тюрьмы - крепость Кёге пала.
        До рассвета оставалось совсем немного, и нужно было спешить!
        - Всех узников на тюремный двор, на их место крепостную стражу! - отдал команду Сотник, - Варун Фотич, на тебе быстрый отсев! Постарайся настоящее ворьё и душегубцев из камер не выпустить. Всех же добрых людей мы забираем с собой, там уже вовремя плаванья будет время поподробней с ними разобраться. Сейчас же время! Самое главное - не потерять время! - и Сотник пошёл к раненым.
        В ночном бою бригада потеряла два десятка бойцов погибшими и более трёх ранеными, но всё могло было быть гораздо хуже, не возьми пластуны превратную башню. Теперь главным было сохранить жизни тем, кто уже лежал на носилках, готовясь к отправке на корабли.
        - Елизавета! Всех раненых перевязать и срочно в госпитальные каюты! Скоро туда ещё узники добавятся, посмотри сама, в каком они состоянии, - и Андрей кивнул на тех, кого выводили и выносили из тюремных казематов.
        Зрелище было действительно страшным. Места лишения свободы и сейчас-то не место для комфортной и весёлой жизни, а в средневековье же это и вовсе был сущий ад. Попадающие в застенки вообще крайне редко выходили оттуда живыми, а если всё-таки и выходили, то здоровье они зачастую оставляли там.
        Тюремные помещения были низкими и, как правило, узкими, без достаточного света и притока воздуха. Женщины, мужчины, дети - все узники содержались вместе. Пища для заключённых давалась крайне скудная, обыкновенно это были хлеб и вода. Постелью людям служила гнилая соломана земляном, пропитанном подпочвенной водой и испражнениями, полу. Тюремное же подземелье представляло собой холодное, сырое, плохо освещенное помещение с тяжелым, пропитанным кровью и вонью воздухом. Несчастных нередко приковывали к стенам и полу в самом неудобном для них положении. Для этого существовали особые приспособления в виде колодок, крюков, деревянных или железных крестов, узких клеток, цепей и кандалов, заставляющих узника находится только в одной, максимально неудобной для него позе. Руки и ноги людей затекали, начинали неметь, нестерпимо колоть и нарывать. Просидев так дни, недели или месяцы, несчастный испытывал нечеловеческие муки. Туалеты - отхожие места, в тюрьмах не были предусмотрены, поэтому справляли нужду люди прямо под себя.
        Не имея возможности нормально двигаться, заключенный страдал от холода, голода, вшей и блох, а также от вездесущих крыс, которые наглели настолько, что могли поедать омертвелые и гниющие конечности еще живого пока человека.
        В тюрьмах были целые штаты палачей, дознавателей и умельцев по пыточному делу. Пытка была нужна как средство наказания, устрашения и получения признаний. Применяли многочисленные способы пытки: огнём, водой, подвешиванием, вытягиванием на дыбе, терзали тело раскалёнными клещами ибили кнутом, человек ведь очень изобретателен в деле мучения себе подобных.
        Всего были освобождены более двух сотен заключённых, половина из которых не могла даже самостоятельно передвигаться. Для их доставки на корабли вместе со своими раненными пришлось выделить две сотни воинов.
        Раненых стражников, которых было более шести десятков после перевязки, поместили в доме и придомовых пристройках бургомистра.
        Андрей, сидя в кресле градоначальника, сурово глядел тому в глаза и, увидев, что бледное и трясущееся от страха официальное лицо как следует прониклось всей сутью момента, - кивнул Фроуду, - Переводи.
        - Я, командир русского отряда Андрей, коего зачастую кличут Сотник, официально, как верному слуге короля, передаю тебе для него грамоту, в коей изложены причины взятия вашей крепости. От вашего Кёге до столицы королевства Роскилле всего-то четыре десятка вёрст по прямой будет. Для моих воинов это всего один день пути, по морю же, да в обход Зеландии он может составить от силы пару дней, ну, может, и чуть больше при такой то погоде. Скажи, какой мне путь выбрать господин, Йенс? - и Сотник пристально уставился в глаза датчанину.
        - Не знаю, господин Андреас Сотник, - пролепетал тот трясущимися губами, - Вы, как великий воин, вправе выбирать любой путь для своего воинства. Сам же я прошу только о милости для своих людей. Ведь мы мирные люди и не причинили вреда никому из русских.
        - Хм, достойно для лица, состоящего у власти, просить прежде за своих людей, а не за себя. Вы хороший бургомистр, Йенс. Я уже пообещал, что не причиню ущерб населению Кёге и своё слово сдержу обязательно. За ваши же личные выбитые ворота и дверь прошу принять мои искренние извинения и вот эту компенсацию, - и Андрей положил на стол серебряный «Рубль», составлявший полновесную половину новгородской гривны (отсюда и название рубль - отрубленная часть), - Просто сами вы их добровольно никак не захотели открывать, вот моим людям и пришлось приложить к ним некоторые усилия. Но согласитесь, наш с вами разговор явно того стоил, да и ваших раненых с крепости не держать же нам было на улице под дождём?
        И Йенс, выслушав перевод, быстро-быстро утвердительно закивал:
        - Всё хорошо, вообще никаких претензий к русским воинам и, если им нужно будет ещё выбить пару дверей, тем более за такую-то хорошую компенсацию, так он с радостью их сам этому командиру ипредоставит.
        - Нет уж, спасибо, - улыбнулся Сотник, - Йенс, у вас полчаса, чтобы на лучшей своей лошади убыть в столицу с грамотой для короля и вестью о нас. В противном случае я не исключаю, что вы туда можете опоздать, и тут уж не взыщите, - и он, сочувственно улыбнувшись, развёл руками, - Да, и отдайте приказ, чтобы никто не приближался к крепости на расстоянии полёта стрелы, пока сюда не прибудут королевские воины. Не стоит рисковать!
        Через двадцать минут в рассветной серости по дороге на Роскилле проскакало три лошади. Бургомистр со слугами поспешил исполнить свой долг, а на пирсе в это время уже заканчивалась погрузка.
        Ещё через часто тут, то там в кривых переулках, прижимаясь к стенам домов, начали мелькать фигуры жителей. Ну а через два - каждый уже знал, что город ночью захватила целых три тысячи свирепых воинов, то ли из Ганзы, а то и вообще из далёкой Тартарии. Они взяли приступом крепость и, перебив всех её защитников, отправились частью по суше, а частью по морю дальше. И теперь они будут брать столицу, и только сам король может спасти страну от всей этой свирепой и беспощадной силы.
        Часов через десять, уже в самом Роскилле творилась настоящая паника.
        - На город движется настоящая орда, более десяти тысяч русских и немецких воинов идут, чтобы не оставить здесь камень на камне и перебить всех её жителей и защитников!
        Король был далеко в германских землях, и стать спасителем отечества теперь предстояло канцлеру Кристиану и первому королевскому морскому министру Герхарду.
        Были подняты по тревоге все воинские отряды Зеландии, начат сбор ополчения. Крепости и замки подготовились к осаде. А флот во главе с самим Герхардом вышел перекрыть Роскилле фьёрд, чтобы только не допустить корабли врага к столице. Самые быстрые гонцы от канцлера неслись в это время в Гольштейн к Вальдемару II с мольбой о помощи.
        - Повтори ещё раз, что тебе наплёл этот русский, - в который раз задавал свой вопрос канцлер бургомистру из Кёге.
        И несчастный Йенс, потея от страха перед столь важными господами, рассевшимися перед ним в большой зале, в очередной раз пересказывал, как этот русский Андреас спрашивал его совета, как ему идти на столицу королевства, напрямую сухим путём или же лучше морем.
        - И я ему посоветовал оставить всякие враждебные помыслы и не трогать подданных его Величества! - бормотал герой.
        - Ага, и он так тебя и послушал, - буркнул Кристиан, - Может быть, это именно поэтому как раз и не видно никого из его воинов под стенами нашей крепости? - и все придворные хором рассмеялись, оценивая тонкий юмор и издевку большого начальника.
        Тем не менее, какая-то ясность была нужна, и три сотни кавалерии отправились на разведку в сторону Кёге. Через два дня после того, как гавань городка покинули суда бригады, в город залетела датская конница.
        Никого из врагов по пути сюда кавалеристы не встретили, тут же была реальная возможность отличиться. В крепости непременно должен был быть неприятель, иначе, зачем там был поднят мост через ров и заперты изнутри ворота, а жителям так вообще запрещено подходить ближе полёта стрелы?
        Уже третий час командир конного отряда всматривался в каменные стены с безопасного расстояния. Всё вокруг было очень странно и подозрительно! От врага в любой момент можно было ждать, какого угодно подвоха! Но Мадс был храбрым воином, и на утро было объявлено о начале штурма.
        За ночь жителей обязали наготовить длинные лестницы для стен, плетёные щиты и корзины, чтобы завалить ими ров, а затем перекинуть переправу через него в виде мостков. А ещё сотню своих мужчин город был обязан поставить под крепостные стены. Кому, как не им, предстояло первыми «лечь» при отчаянном штурме? И уже всюду слышался плач и стенания, жёны и матери заранее оплакивали своих близких, понимая, что шансов уцелеть им «бездоспешным» и идущим первыми, практически, что нет совсем.
        Ночью подоспела ещё пара сотен латной кавалерии и по сигналу рога вся эта людская масса ринулась брать цитадель. Потери, конечно, были! Попробуй ты проскочить через шаткие завалы из ивового плетенья во рву, или забраться на десятиметровые стены по скользким и неустойчивым лестницам.
        Но крепость всё же была доблестно взята, а вот врага победить не удалось. Его в крепости просто не было! А воинственный Мадс стоял в окружении командиров и смотрел на большой деревянный щит, на котором были выцарапаны какие-то письмена. Грамоте начальство обучено не было, это вам не дикая и отсталая Русь, где в Новгородской республике ВСЁ население было стопроцентно грамотно! И это тогда, когда большинство жителей Европы вместо подписи чертили крест, ну или ставили оттиск от своего большого пальца. Известно, что Анна, королева Франции, дочка князя Ярослава Мудрого, в одном из своих писем жаловалась батюшке: «В какую варварскую страну ты меня послал отче: здесь жилища мрачны, церкви безобразны и нравы ужасны».
        Издревле Батюшка Великий Новгород является центром летописания и книжности. Вдумайтесь, на Новгородчине писали не только официальные документы - даже крестьяне вели активную переписку, касавшуюся не только бытовых вопросов, но и дел…хм… амурных…
        Грамотей всё же был найден. Был он из портовых учётчиков, что вели дела с иноземными купцами, и письмом русским владел. Стоял сейчас он у щита и шевелил пришоптывая губами.
        «Привет тебе, командир датский, и воинству твоему тоже не хворать. Вы наконец-то взяли эту крепость, проявив силу духа и храбрость викингов. Освободите же, не мешкая, своих боевых друзей, что томятся в местной тюрьме. Они хотят пить и есть, и уже давно устали вас ждать. Передайте «на верх», что крепость сия вам как укор за бесчинство Гарольда Волосатого на реке Полометь два года назад. В Роскилле зайдём позже, когда будет время, это уже будет ответ за Ингвара Кнута из Зеланда, что в Новгороде гостил этим летом, упокой Господь его душу. Ну всё, места писать уже нет. Прощайте. С уважением Андрей Сотник.»
        Кстати, история о том, как бесстрашный градоначальник Кёгге господин Йенс испугал злобного командира многочисленной русской орды Андреаса и не дал в обиду своих жителей, а ещё и забрал с него выкуп серебром, в итоге заставив убраться за море, стала с этих пор легендой и передавалась затем многие-многие поколения, ещё и воплощённая позже в скульптурном камне.
        ГЛАВА 7. ГОЛЬШТЕЙН.
        Две великие армии Европы топтались в землях графов Шверина и Гольштейна. Силы у них были примерно равными.
        У короля Дании Вальдемара II и его племянника герцога Брауншвейг-Люнебурга Оттона I было четырнадцатитысячное войско, состоявшее из трёх тысяч рыцарей, пяти тысяч регулярной пехоты, пяти тысяч вельфских и германских наёмников и тысячи ополченцев из Дитмаршена.
        У армии германской коалиции под командованием графа Шауэнбурга Адольфа IV, князя Мекленбурга Иоганна I и герцога Саксонии Альбрехта I было под началом двенадцатитысячное войско, состоявшее из трёх тысяч рыцарей, пяти тысяч регулярной пехоты и четырёх тысяч германских наёмников.
        Всё должна была решить одна битва. Останутся ли северные германские земли свободными и смогут ли дальше развиваться, беспрепятственно торгуя, и взаимодействуя друг с другом напрямую. Или же и дальше на всей Балтике будет сохраняться диктат Дании, которая на данном этапе развития стала для всех окружающих самым настоящим тормозом.
        Корабли русского отряда спешили на соединение с остальной флотилией по проливу Кадетринне. Погода налаживалась. Дождь прекратился, и лёгкий ветерок давал хорошую скорость судам. На второй день командира попросили пройти в большую кормовую каюту, где в это время со своими людьми работал Варун. Тот, улыбаясь, кивнул в сторону лежащего на топчане седого и исхудавшего старика.
        - Погляди-ка, старшой, может, напомнит этот дедушка кого из твоих знакомых? - и заговорщицки подмигнул сидевшему тут же штабисту Филату.
        Дедушка был явно измучен всем тем, что ему пришлось пережить в тюрьме. Был он, как видно, когда-то здоровым и красивым мужчиной. Теперь же одни светло-голубые глаза горели умом и жаждой жизни на его сером и скуластом лице.
        - Я хочу к морю. Дайте мне видеть и вдыхать его с палубы. Я целый год мечтал увидеть его и свою семью, - на хорошем русском языке с лёгким акцентом тихо проговорил старик.
        - Да, отец, непременно! Помогите, ребята, - и они, поддерживая его под локти, вывели на палубу. Старик присел на канатную бухту и закрыл глаза. Было видно, как он буквально вытянулся навстречу свежему ветерку, а по его щеке катится слеза.
        - Спасибо вам, теперь моя мечта сбылась, - хрипло прошептал он.
        - Наверное, когда-то вы были моряком, и море для вас стало так дорого, отец? - сочувственно спросила стоящая рядом Марта.
        - Да, госпожа, море было для меня вторым домом. Я и своим сыновьям привил любовь и уважение к нему. Мои мальчики все пошли по моим стопам и двое из них уже стали капитанами больших коггов.
        - Прошу прощения, а как вас величать, отец? - Сотник внимательно вгляделся в черты лица старого капитана.
        - Вальдемар Краузе, господин…
        Андрей развёл в сторону руки и рассмеялся:
        - Ну, тогда сбудется и вторая ваша мечта! Совсем скоро, отец, вы сможете увидеть своих достойных сыновей!
        - Не зря я эти дни без сна и отдыха тут дознание вёл, пока вон некоторые грамотки свои перебирали да чаи в каюте гоняли, - и Варун ехидно посмотрел на Филата.
        - Ну-ну, ты не очень-то! Могу тебе, старый разбойник, своё место уступить, пиши да перебирай вон себе грамотки и чаи в каюте гоняй, - подколол разведчика начальник бригадного штаба.
        - Да не-ет, работай, чё уж там, у каждого своё дело, кто на что учился, там и пригодился, как говорил мой батя, Царствие ему небесное, перед тем как выдрать меня лозой. Кому-то нужно и в грамотеях ходить, а кому-то вот подвиги совершать, - и мужчины рассмеялись.
        Настроение у всех было прекрасным. Из отбитых двух сотен страдальцев многие были достойными и уважаемыми людьми. В основном в этой тюрьме содержались узники, проходящие по морской части, капитаны или старшие рулевые многих стран и национальностей, имевшие неосторожность попасть на глаза датским рейдерам. Были среди них даже несколько человек из русских земель и даже пара ушкуйников, что ходили когда-то под командой Редяты Щукаря.
        Чудом или знаком из прошлого казалось обнаружение в подземельях тюрьмы однорукого Хаука и Гюнтера Следопыта, что были когда-то захвачены командой Сотника в бою. Узники находились сейчас в самом жалком состоянии и, если бы не острый взгляд Варуна да горячечный шёпот Хаука, твердившего одно слово «Полометь, Полометь», признать в них былых воинов было бы крайне сложно. Теперь же всем требовалась забота и внимание. И все члены команды, как могли, старались поддержать освобождённых горемык и своих раненых. Даже герцогини, откинув все сословные предрассудки, принимали в этом посильное участие.
        В редкие минуты отдыха Андрей беседовал с Мартой буквально обо всём. Девушка была умна и обладала при этом добрым и живым характером, и Сотнику доставляло удовольствие даже лишь то, что она находится с ним сейчас рядом. Можно было просто, не говоря ни о чём, стоять на палубе вдвоём и смотреть, как заходит на западе прямо в море малиновое солнце.
        - Как печально, что всё имеет конец в этом мире, - с грустью произнесла Марта и, поправляя пальчиками светлый локон, посмотрела с кручиной на Андрея, - Пройдёт несколько дней плаванья, и мы расстанемся уже навсегда. Вы пойдёте в битву, а затем вернётесь в родные земли. Мне же после аудиенции у дяди предстоит возвращаться ко двору брата в Швецию, и мы больше с вами никогда уже не увидимся. Вы будете хоть иногда обо мне вспоминать, Андрей? - и девушка посмотрела на Сотника своими удивительными глазами, полными слёз.
        - Я буду помнить вас всегда, Марта, не нужно печали, - прошептал Андрей и взял девушку за руку, - Вы молоды и красивы, выйдете замуж за достойного человека, родите много детишек и лишь изредка будете вспоминать это увлекательное приключение, которое случилось у вас этим летом.
        - Вы так говорите, как будто вам совершенно всё равно и до меня, и до моих чувств, жестокосердечный Андрей! А ведь я, как бы это не выглядело странно, первый раз полюбила человека, мужчину, и это вы, Андрей! - в отчаянье воскликнула девушка.
        - Тише-тише, Ваше Высочество, - произнес Сотник, - Помните, Вам нельзя проявлять свои чувства, тем более к такому старому и простому вояке из какой-то там дикой Гардарики.
        - Я прекрасно помню о своих обязательствах перед престолом, Андрей! Но я просто человек, просто женщина, и мне уже 22, а ведь это возраст далеко не юной девы, когда уже и в 16 лет выходят замуж. Пойми, я просто не смогу смотреть больше ни на кого, мне просто никто больше не нужен! Пожалуй, я действительно должна уйти в монастырь, коль мне в этом жестоком мире не посчастливилось найти своё женское счастье, - и крупные слёзы потекли по щекам герцогини.
        - Я тоже постоянно думаю о Вас, моя дорогая, - сжал руку герцогини Сотник, - Но гоню, как могу, свои переживания, чтобы только не поставить Вас в неловкое положение.
        - Так скажите просто о своих чувствах! Я хотя бы буду знать о них, и мне будет легче жить! - воскликнула Марта, вглядываюсь в глаза Андрея.
        - Хорошо, - проговорил он тихо, - Я люблю Вас, Марта, с первой секунды, как только увидел тогда, на залитой кровью палубе. Я люблю вас и буду любить всегда, моя милая девочка, как бы далеко мы не были друг от друга. Я Вас люблю…
        И сердца двух влюблённых, казалось, сейчас стучали громче скрипа мачты, громче хлопков парусов и прочего корабельного шума. Они стучали в унисон…
        Возвращающиеся из Дании корабли на подходе к Любекскому заливу встретили два ушкуя Редяты Щукаря. Сам он вместе со вторым взводным пластунов Саватеем поднялся по верёвочной лестнице на флагманский корабль Сотника. Пять дней плаванья не были для Андрея праздными. Хватало работы по лекарской части, много времени занимали проверка и учёт всех тех, кого удалось вызволить и вывезти из датских застенков. Зато нужно было видеть счастливые глаза Радяты, принимающего в качестве царского подарка двух своих спасённых из тюрьмы людей с того самого ушкуя, что был потерян в последнем отчаянном рейде.
        - Откормишь ребят, Иванович, ещё справней прежнего у тебя бойцы будут! Не зря у нас за одного битого двух небитых дают, - улыбнулся Сотник старшине ушкуйников.
        - Спасибо, атаман! - буквально расцвёл улыбкой Щукарь, - Это же мои ближние друзья Милята с Ратшей. Я с ними столько прошёл, а тут думал, не увижу их больше, уже ведь и свечку в церкви за них поставил. Должник я твой атаман! - и Радята, чего с ним никогда прежде не было, низко поклонился.
        - Ну ладно, ладно, Иваныч, одно дело же делаем, - поспешил сменить тему командир, - Присаживайтесь и рассказывайте, что там у вас? Провели разведку всех окружающих земель, много ли неприятеля в окрестностях стоянки, далёко ли основные армии от нашего залива? - буквально засыпал он вопросами прибывших.
        - Значит, по порядку, господин майор, - начал доклад Саватей, - Место, где мы стоянку сделали, доброе, там у бухты небольшой, но глубокий рукав в русле местной реки имеется. На берегу укромный рыбацкий хуторок ещё старого полабо-славянского населения из бодричей стоит, домов на семь. Ни немцев, ни датчан они не жалуют за их многочисленные обиды и притеснения, ну а с нами им вроде как делить нечего. Так что, мы полюбовно с ними там договорились. Они нам рыбку, не за просто так, конечно, поставляют, и проводники из них, командир, одно загляденье, - и Саватей аж причмокнул уважительно.
        Неприятеля вокруг вёрст на двадцать точно нет. Ближайший гарнизон датчан стоит в Любеке и в Ойтине, ну и изредка конные дозоры по дорогам между этими городами проходят. Обычно в них не более десятка или двух воинов бывает, да ещё в бухте пару раз рыбаки боевые корабли видели, чьи, не могу сказать, мы ведь всё время хоронимся не высовываясь. Сюда к нам дозоры не доходят, ибо места тут заливные да шибко болотистые, не удобные они тут для конного прохода. По поводу вражеских армий точно не скажу, - развёл руками Саватей, - Но коли приказ будет, языка возьмём, он-то всё и сможет поведать нам, - и он уставился на Варуна своим цепким и проницательным взглядом.
        Тот только кивнул в знак согласия, и пластун продолжил:
        - А так, местные пару недель назад на ярмарку в Любек копчёную рыбу свозили, по словам да сплетням горожан, войска Адольфа и Вальдемара аккурат, в дне пути от Гамбурга стоят.
        - Хорошо, - кивнул Сотник, - Я что-то примерно такое и предполагал. Выдвигаемся в вашу «добрую тайную стоянку», выгружаемся, а уже позднее будем смотреть, что нам там далее делать.
        Следующим утром к рассвету суда, совершившие рейд в датские земли, втягивались по одному в дугообразный и глубокий речной рукав. Впереди и по бокам следовали ушкуи Редяты, внимательно следя, чтобы входящие суда не сели на мели. За пару часов при благоприятном ветре со всем делом удалось управиться, и местный затон был теперь под завязку забит большими и малыми кораблями.
        Выгрузка заняла довольно много времени, и только к вечеру все уже угомонились. Каждый прибывший десяток имел своё имущество - десятский котёл, палатку, пологи и прочее. Всё то, что было нужно для жизни в походе. И сейчас пять десятков палаток и больших шатров, выстроенных ровно как по линейке, создавали у рыбацкого хутора вид городка с его улочками и внешним защитным забором из нарубленных в лесу рогатин.
        В центре, как и положено, стоял штабной шатёр, и сейчас в нём все командиры от взводного и выше дорабатывали план боевых действий на германских землях. Собственно, всё всем и так было ясно. Новгородцы прорвались через всю Балтику в земли своего союзника Ганзы, и теперь только предстояло соединиться с её основными военными силами и принять участие в генеральном сражении с их общим врагом. А вот как это сделать - вот это и был вопрос. До Гамбурга по прямому тракту от Любека нужно было пройти полторы сотни вёрст, да до самого Любека от хутора около пятидесяти, и русские, обременённые припасами, находясь тут без тягловой силы, представляли собой очень удобную мишень для многочисленной датской кавалерии.
        Сотник сидел и слушал предложения своих командиров по дальнейшим действиям бригады. Были среди них и довольно дельные. Его правилом было: «Инициативу подчинённых не подавлять, а направлять в нужное русло, учить и подсказывать, а не мешать работать.»
        Кому нужны только хорошие и «забитые» исполнители - болванчики, смотрящие с пустым немым обожанием в рот начальнику? А если он действительно где-то что-то упустил, ошибся, не учёл или попросту недоработал, вот тут-то жизнь его по башке и ударит, вместе со всеми заодно. В военном же деле это «по башке» зачастую и вовсе оборачивается большой кровью и жертвами.
        - Подведём итог. Из основных предложений - это прорыв по главному тракту Любек-Гамбург, где набитый хороший путь и, соответственно, будет большая скорость передвижения. Но у него есть один серьёзный минус. Датчанам хватит пяти сотен конных латников, чтобы раскатать нас на этом тракте в блин. И поверьте, они это сделают, ибо воевать королевская кавалерия умеет. У нас же своей конницы здесь вообще нет. Второй путь, какой предлагает командир пластунской полусотни Севастьян, это прорыв на юго-запад по большим лесным массивам. Тут нам, конечно, бояться тяжёлой датской кавалерии не придётся, но вот скорость передвижения со всем нашим барахлом упадёт до самого минимума, а сами мы вымотаемся до предела.
        Сколько в среднем несёт на себе наш боец из обычной пехоты? - и Сотник взглянул на начальника тыла Лавра Буриславовича.
        Тот покряхтел, почесал травмированную коленку и выдал уверенно:
        - Дык пуда два-то точно на каждом будет, а то и поболее на некоторых, как на тяжеловозов свои же нагрузят. В десятках - то и котлы, и пологи с палаткой, а ещё есть лопата, кирка, верёвки, да много ещё что там есть. Из личного же имущества на пешце, окромя своих лат и кольчуги со шлемом, длинная пика со щитом, самострел с луком и запасом припасов к ним, меч, кинжал, ножи, топоры или секиры, пара метательных сулиц и вещевой мешок с личным барахлом из продуктов да сменных вещей, посуды. Тьфу!… Да много чего там ещё есть.
        - Ну и как нам с этим по лесам гулять? - спросил Сотник и обвёл взглядом шатёр.
        - Тяжко! - вздохнул первый заместитель Климент, - По бездорожью дней десять мы будем топать, это если они нас не обнаружат и своих лесовиков - охотников на нас не запустят. Да и мы после такогото марша далеко не вояки уже будем.
        - Вот-вот, - вздохнул Андрей, - Но соединяться с немцами нам всё-таки как-то надо. И начал что-то чертить на большом куске бересты угольком, вглядываясь в лежащую на столе карту.
        - Кто знает, сколько будут идти вести от Роскилле до Гамбурга по материковой части Даниии немецкими землями Шлезвик-Голштинии, да если ещё с хорошими королевскими гонцами? - вдруг опять задал вопрос совету Сотник.
        - Ну-у, дней восемь-девять, пожалуй, вполне нужно будет, чтобы доскакать, - почесал голову начальник штаба Филат и заинтересованно взглянул на чертеж Андрея, - Никак опять что задумал, Иванович?
        - Хм… давайте-ка поставьте себя на место короля Дании Вальдемара II Победоносного, уважаемые господа. Муж этот весьма умудрённый житейским и военным опытом. Храбр и отважен, безусловно, но и разумом он силен, само собой, иначе бы не был бы таким хорошим хозяином для своих земель. А ещё над ним висит ответственность за его войско и за всё своё королевство. Так вот, посмотрите-ка на бересту пока. Я тут угольком на ней начиркал, чтобы дорогую карту не портить, но вы с ней потом сами сверитесь. И что мы видим? Король Вальдемар со своей армией стоит под Гамбургом в самом низу бересты, вот тут, - и Андрей, подняв лист, ткнул в нижний его край, - Всё основное снабжение, вести из Дании и пополнение к нему подходит с двух направлений вот отсюда, - и Сотник ткнул в жирную точку в самом верху, - Это на севере Шлезвик и сама материковая Дания. И вот отсюда, - и он показал точку в середине правой стороны листа, ближе к самому её краю, - Это Любек, куда приходит всё из островной Дании по морю. А теперь соединяем все точки между собой линиями, - и Сотник показал всем, что у него получилось. Фигура эта, как вы
все знаете, треугольник, и мы в этой фигуре примерно вот тут, - ткнул он рядом с точкой - Любеком, - А теперь представьте себе. Королю, находящемуся со своими войсками в глубине вражеских земель, вдруг приходит весть о том, что на его главном острове Зеланде, рядом со столицей флот врага высаживает многочисленный десант, который занимает прибрежный город, берёт приступом мощную крепость-тюрьму и угрожает самой столице королевства. Затем приходит весть, что враг высаживается в Любекской бухте и занимает сам Любек, а желательно при этом ещё и берёт штурмом саму крепость.
        И Сотник поставил большой чёрный крест на правой точке треугольника.
        - Снабжения у Вальдемара от Любека нет. Туда по морю с десантом пришёл большой вражеский флот и высадил армию непонятного и, как видно, весьма многочисленного противника. От Гамбурга можно вот-вот ждать удара основных немецких сил, имеющих на родной земле постоянную подпитку свежими подкреплениями и хорошее снабжение. А тут ещё эти дурные вести из столицы, где тоже орудует кто-то непонятный. Что в этом случае будет делать король? - и Сотник обвёл взглядом внимательно слушающих командиров.
        - Да как угадать-то? - чесал лоб начальник штаба Филат, поглядывая то на карту, то на расчерченную командиром бересту, - По всему, у него целых три пути есть: или по немцам ударить, или по нам, коли мы Любек займём, или отходить по основной дороге на Шлезвик, ближе к своим исконным землям.
        - Все верно, - кивнул Андрей, - Правильно штаб думает. Но в первом случае идти в генеральное сражение, когда у тебя в тылу шевелится сильный враг, опасно. Хотел бы при более благоприятных обстоятельствах, король бы давно по врагу ударил. Как видно, не уверен был он в своих силах, выжидал. Думаю, теперь он тем более по немцам сам не ударит. Во втором случае идти на нас, полагаю, ему тоже пока не с руки. У него ведь, получается, всё та же ситуация, что и в первом случае. Только теперь у него на спине будет висеть равная с ним по силе союзная германская армия. А это опять всё те же грабли, ну, в смысле, он снова оказывается как в той кузне, «между молотом и наковальней». Вальдемар же не знает, что мы тут нагло блефуем, хм…ну, что мы хитрим, и что наш молот во-от такой маленький, - и Сотник показал половинку мизинчика, - А чтобы убедить его в серьёзности наших намерений и сил, мы с вами постараемся как можно больше шума под Любеком навести. Правда, Варун Фотич?
        Главный разведчик усмехнулся и кивнул:
        - Как не навести? Обязательно наведём, коль надо!
        - Конечно, надо, - кивнул Сотник, - И нашему флоту дело будет, пощиплете датчан, Боян Ферапонтович, совместно со славными ушкуйниками?
        - А то, как же, - кивнули морские волки согласно, - Пощиплем, даже не сумлевайся, командир!
        - Вот и попятятся тогда датчане на север, чтобы и с юга от немцев, и с востока от неизвестного врага себе во фланг удар не получить. Ну, а уж тут мы без серьёзных трудностей как раз и сможем тогда соединиться с союзниками. - Подвёл итог командир бригады, - А сейчас давайте ка ставить задачу отдельно каждому нашему подразделению.
        И совет продолжил свою работу.
        Тёплая летняя ночь мягко опустилась на землю, давая успокоение от дневных забот и тревог. На большой поляне, где был разбит палаточный походный городок, пылали костры. Бойцы кушали наваристый мясной кулеш из свежего мяса и пшена, заправленный салом, луком и специями, да вели негромкие разговоры. Впереди были походы, сражения и многие-многие опасности, и нужно было использовать каждый свободный час, а, может быть, даже минуту, чтобы прожить их в спокойствии. Никто ведь не знает, сколько ещё этих минут и часов отмерено судьбой воину.
        - Вот и подходит время нашего расставания, - грустно улыбнулась, глядя на Андрея, Марта, - Завтра поутру мы скажем друг дружке прощай и всё закончится.
        - Не знаю, - помедлив, ответил Сотник, - Я никогда не могу загадывать наперёд. Планировать, что-то готовить да, но вот загадывать у меня как-то вообще не получается. По-моему, судьба настолько непредсказуема, никогда ведь не знаешь, что там она ещё тебе готовит. Знаю я одно, что ты, Марта, сейчас рядом со мной, и мне очень хорошо с тобой.
        - И мне, мой милый Андрей, - прошептала девушка, прижимаясь к нему.
        Они уже порядком удалились от лагеря. Недалеко плескался мелкой волной Балтийский залив. На окружающих лугах после сенокоса стояли, темнея, копны душистого сена.
        - Посмотри, как красиво вокруг, какая сегодня лунная сказочная ночь, милый!
        - Да, душа моя, действительно как в сказке, - и тихо прошептал стихотворение:
        Какая ночь! Как воздух чист,
        Как серебристый дремлет лист,
        Как тень черна прибрежных ив,
        Как безмятежно спит залив,
        Как не вздохнет нигде волна,
        Как тишиною грудь полна!
        Полночный свет, ты тот же день:
        Белей лишь блеск, чернее тень,
        Лишь тоньше запах сочных трав,
        Лишь ум светлей, мирнее нрав,
        Да вместо страсти хочет грудь
        Вот этим воздухом вздохнуть.
        - Какие прекрасные стихи! - в восхищении воскликнула Марта, - Кто их написал?
        - Наш русский поэт, Афанасий Фет. Тебе понравилось?
        - Очень, - прошептала Марта и встала, нежно глядя в глаза Андрею.
        - Обними меня…
        Горячее дыхание девушки буквально обжигало Сотника, её высокая упругая грудь прижалась к его груди. Андрей не смог больше сопротивляться своим чувствам и крепко стиснув Марту в объятиях, поцеловал её.
        - Ещё, ещё, милый, - прошептала она, и они слились в поцелуе, застыв у копны душистого сена.
        Потом всё было как в каком-то сне. Андрей, быстро разворошив стожок, подхватил Марту на руки и, крепко прижав её к себе, перенёс на травяную перину. Нежные, сладкие, пахнущие земляникой губы. Упругая девичья грудь, жаркие бёдра под тонким шёлковым платьем. Шёпот и стоны. Всё смешалось в эту лунную ночь.
        - Ты меня правда любишь, мой герой? - шептала Марта, лёжа у Сотника на груди.
        - Правда, моя девочка, правда…
        - Тогда обещай мне, что мы с тобой будем вместе, просто пообещай мне и всё!
        - Мы обязательно будем вместе. Что бы ни случилось, обещаю, - прошептал Андрей и крепко прижал свою женщину к груди.
        А потом была долгая и сладкая ночь, и сверчки пели песню любви на лесной поляне.
        Наутро небольшой отряд герцогинь в сопровождении пластунского десятка отправился в сторону старинного тракта Ойтин-Любек. Там периодически проходили конные разъезды датской кавалерии, которые и должны были, затем доставить девушек к их дядюшке, датскому королю Вальдемару II.
        Андрей стоял и смотрел, как уходит по тропе на запад с людьми охранения его Марта. И долго стоял перед глазами этот дорогой образ милой светловолосой девушки с такими яркими васильковыми глазами.
        Время поджимало. Нужно было срочно выдвигаться к Любеку, достаточно большому городу-порту, располагавшемуся в устье судоходной реки Траве. Ранее на его месте располагался славянский торговый посёлок
        племени ободритов и их небольшая княжеская крепость Любице («Любимая»), которая стала к концу XI века резиденцией ободритской династии Наконидов. Затем в ходе немецкой колонизации всё было «переварено» на новый лад, но вот некоторые славянские названия сохранились уже на века. А сейчас сюда пришёл новый хозяин - датчанин, который устанавливал здесь уже свои порядки.
        Город имел мощные оборонительные стены и гарнизон. Брать его штурмом - значило потерять много времени и крови. Тут нужно было действовать только хитростью. Самую большую опасность представляла размещавшаяся внутри городских стен в отдельной казарме конная датская сотня и три сотни тяжёлых пехотинцев. На стенах несли службу в основном немцы-стражники из городского ополчения, в стойкости которых у Сотника были серьёзные сомнения. Важным было войти в город и занять главные ворота, ну а уж там, как заставить гарнизон сложить оружие, что-нибудь придумаем на месте.
        - Фотич, тебе нужно позарез взять датский разъезд. Взять ювелирно, чтобы ни один из них верхами не ушёл и не предупредил бы гарнизон, - напутствовал друга Сотник.
        - Сделаем, командир, мои люди уже присмотрели удобное для этого место. Как знали, что может понадобиться, - и три десятка пластунов ушли в направлении Любека.
        На общем утреннем построении застыли в строю четыре сотни из состава бригады и сотня преданных сил из ушкуйников Редяты. Под знаменем и боевой русской хоругвью с ликом Спасителя Сотник ставил своим воинам задачу:
        - Братцы! Мы совершили невозможное! Прорвали блокаду королевского датского флота в Вотском заливе Балтики и пробились в немецкие земли, ещё и захватив при этом три больших военных корабля.
        - Мы взяли датскую крепость-тюрьму и освободили томящихся в её застенках узников. Вы сами видели, во что превратили их королевские тюремщики, и если бы не вы, их участь была бы печальной. Впереди ещё одно трудное и опасное дело. Нам, чтобы соединиться со своими союзниками, нужно взять немецкий город Любек, что сейчас занят датчанами. Если мы проявим решительность, ум, дерзость и отвагу, тогда мы это сможем сделать. Будем колебаться, и топтаться под его стенами, истечём кровью и понесём непоправимые потери. Наши братья пластуны уже выдвинулись к нему, и я верю, что они выполнят своё задание. Так же, как и верю в наших прославленных ушкуйников под командой легендарного Редяты Ивановича Щукаря, от одного имени которого кидает в дрожь врага на восточном побережье Балтики. Ему с нашими бригадными ладейными командами и ладейной ратью предстоит хорошо потрепать датчан на море. И я верю, что с этой задачей справятся и они. Все вместе мы добьёмся общей победы, верьте мне! Берегите себя и своих боевых товарищей. Будьте милосердны к сдающемуся врагу и ко всему мирному населению, которому, запомните, мы не
враги. С Богом, братцы! Идите и победите!
        Строй из пяти сотен русской рати развернулсяи, тяжело топая кожаными сапогами, прошёл стройными рядами мимо боевых знамён.
        Началась финальная часть прорыва на германской земле.
        ГЛАВА 8. ЛЮБЕК.
        Датский конный разъезд следовал по своему привычному пути. Только час назад с рассветом они выехали из крепостных ворот Любека, и нужно было до темна, успеть добраться до Ойтина. Погода была хорошая, служба не обременительная, и настроение у Фроста, командовавшего этим отрядом из двух десятков конников, было прекрасным. В Любеке, в доме, который он занимал, его ждала согласная на всё ради своих детей хозяйка Анхен. Королевского жалованья на весёлую жизнь вдали от опасностей в этом уютном тыловом городе ему хватало с избытком. А то, что удавалось время от времени доходно сбыть забираемого у местных, хватало уже на покупку новой должности полусотника. А это уже перспективы! Вот и ехал Фрост впереди колонны, довольно покручивая лихие кавалерийские усы, а за ним ехал его вестовой с красным королевским значком на длинном древке.
        Старинный дорожный тракт делал крутой поворот в дубовой роще у небольшого ручья, и первый болт арбалета со звонким лязгом пробил нагрудную броню командира. Сзади и спереди на дороге рухнули зелёной стеной подрубленные деревья, запирая отряд и не давая, набрав ход, выскочить из места засады. Лошади, храпя и истошно ржа, вставали на дыбы, выбрасывая из сёдел всадников, люди метались, не понимая, откуда к ним приходит смерть, а болты били и били, выкашивая отряд. Последними упали двое, ринувшиеся на пролом в лесные заросли. Один напоролся на вылетевшее из кустов копьё, второго в спину сразило сразу два самострельных болта. Скоро на тракте стало тихо, и только слышалось журчание ручейка в овражке.
        - Так, у нас есть время до вечера, - инструктировал старого конника, командира Обережного эскадрона, Тимофея и всех его людей Сотник, - К вечеру крепостная стража всегда немного расслабляется. Основная суета у них заканчивается. Им скоро уже крепостные ворота на ночь закрывать. Селян и горожан, заезжающих и выезжающих с местного торга, сколько могли, они уже пощипали. Впереди ещё долгая ночь, и можно пока что расслабиться. А тут на знакомых лошадях, в знакомой броньке и в закрытых воинственных шлемах, при отрядном значке возвращается домой их доблестный конный разъезд. Да не просто так возвращается, а ещё и торжественно гонит перед собой пару десятков «местных оборванцев», одетых в самую что ни на есть рванину и несущих на себе тючки с их же награбленным имуществом.
        - Славные воины короля опять отличились и поймали мятежников?!
        - Какие же они молодцы, наши королевские конные латники (?re til kong Valdemar den sejrrige! ?re! ?re! -Дат.)
        - Не морщитесь даже, а учите наизусть, по одному и все хором. Знайте, я вас ещё не один раз проверю!
        - Фроуд Трескович! Ты их тут погоняй пошибче, чтобы ни один датский стражник даже с расстояния десяти шагов не заподозрил изъяна в их новгоро-одском произношении, - проокал Сотник басом, - Латы и шлема начистить, чтобы блестели как у кота…! Ну, вызнаете, как и что. Пробоины и вмятины на них прикройте так, чтобы в глаза не бросались. Да что я вас учу, вы и сами всё знаете, вас учить, только портить! - повторил он свою любимую поговорку, - Вид иметь на подходе к крепости бравый и торжественный, вы же победители, вон, сколько мятежников, ещё и с их скарбом захватили!
        - Мятежники, вы в плену, с вас скоро шкуру сдирать живьём будут. Так что, побольше уныния и печали на лицах, чтобы глазками не зыркали там по сторонам до поры до времени! На себе, на теле только кинжалы иметь, и то их хорошо в рванину замотайте! Тючки со «смородёренным» на плечах так, чтобы только сдёрнули, и у вас сразу в руках самострел с клинками оказался. Ну, всё, пошли! - и Андрей перекрестил первую штурмовую группу.
        Пока «ряженые» неспешной колонной выдвигались к крепостным воротам, в лесных предместьях Любека скапливались основные силы. Быстрого конного подскока у бригады не было, и нужно было только уповать на то, что передовой отряд сможет выполнить свою задачу, займёт ворота с надвратной башней и зачистит часть стены. Основным же силам эти две версты открытого пространства менее, чем за двенадцать-пятнадцать минут, было не преодолеть. Не справятся «ряженые» - десятки лягут на подходе к цитадели.
        Десяток датской стражи, что дежурил на воротах, весьма притомился на дневном солнцепёке и сейчас предавался предвечернему отдыху. Только что, обильно перекусив, стражники, лёжа и сидя в теньке, лениво переговаривались между собой. День был такой же, как вчера, позавчера и, как впрочем, уже целый год этой крепостной службы, чем занималась их сотня в этом немецком городе, взятым в своё время их славным королём без боя. Торг сегодня был слабый, и отнять у входящих/выходящих местных было особо нечего. Так, несколько курей, корзина с рыбой и с овощами, вот и весь улов за весь день. То ли дело, когда на большие праздники собирается из окрестностей немчура, да ещё недобитые бодричские славяне приходят. Вот тут-то можно было и поживиться славно, и упругих девок да баб пощупать, хм…ну и не только, конечно. А заодно и их грязным мужикам по хребту накостылять. Сегодня же тут было скучно…
        Выезжающий с северного тракта конный отряд заметили сразу. В предвечерних лучах солнца блестели начищенные доспехи и шлема. Высоко на древке развивался красный отрядный значок. До времени их возвращения было, конечно, ещё больше суток, но всё становилось ясно, глядя на то, как гордо они гнали впереди себя толпу связанных между собой оборванцев.
        - Ты уже успел сегодня славно потрудиться, Фрост! - крикнул десятник стражи, опираясь на своё копьё, - Наконец-то будет хоть какое-то развлечение в этой вонючей дыре! Давно мы тут уже никого не четвертовали да на кол не подсаживали! Так местные могут и совсем страх перед людьми короля потерять.
        Высокий всадник с лучшим из всех доспехом и с закрытым забралом шлема поднял вверх копьё и что-то глухо проревел в ответ.
        До рва с опущенным мостом оставалось всего шагов пятьдесят. И по команде Тимофея/Фроста раздался дружный рёв двадцати глоток:
        - Слава королю Вальдемару Победоносному! Слава! Слава! Слава!
        Стража подобралась и в верноподданническом воодушевлении излила свою любовь к монарху в таком же ответном и дружном кличе!
        Дубовый, крепкий, обшитый железом мост глухо гудел под стуком конских копыт. К переднему правому «мятежнику», у которого что-то блеснуло в комке рванины на теле, потянулся своей пятернёй длинный и лопоухий Олаф.
        - А ну, что там у тебя, грязная скотина!? Дай ка сюда!
        - Ннна-а! - кинжал резким росчерком вскрыл ярёмную вену на шее стражника. Кровь хлестнула во все стороны, обдавая стоящих вокруг красными брызгами.
        Резкий сигнальный свист прозвучал уже через мгновение после того, как всё во входящей в ворота колонне пришло в движение. Латники, не останавливаясь в проходе, понеслись вперёд, рубя мечами опешившую от неожиданности стражу. Их дело было, разбившись на пятёрки, пройтись по городу и посеять всюду панику. Пластуны же, зачистив всё у ворот, ринулись в надвратную башню и на стены. Эффект неожиданности работал пока на дерзкий отряд, и было необходимо использовать его теперь по максимуму.
        Щёлк!
        Щелчок самострела Ваньки Изборского слился с коротким криком стражника и он, чуть не сшибая Родьку, скатился вниз по винтовой лестнице.
        - Вперёд! На стену!
        И пятёрка пластунов ринулась наверх. Выскакивая в боевом запале в арку прохода, десятник чуть было не схлопотал копьё в грудь. Буквально в волоске прошло от него стальное жало. Сказались бесчисленные тренировки, и тело среагировало быстрее мысли, уходя в сторону от смертельного удара.
        На! Остриё меча вошло в левое подреберье, рассекая ослабленную тут боковую кольчугу и человеческую плоть копейщика. Родька, не вытаскивая меч, упал на колени и сдёрнул с плеча взведённый самострел. С левого бока так же пристроился звеньевой Лютень из Торопецких.
        Щёлк!
        Первым вылетел болт звеньевого, и в десяти шагах впереди завалился бегущий высокий воин с мечом.
        Щёлк!
        И, выронив щит, опустился на камни второй пробитый Родькой воин.
        - Перезарядка! - скомандовал десятник и, прикрывая стрелков, вперёд выскочили двое пластунов с большими щитами.
        Вовремя! В один из них с глухим стуком впилась стрела.
        - Лучник в ста шагах, за копейщиком, открытый! - крикнул Ванька, выглядывая из-за щита.
        Щих!
        Стрела буквально состригла прядь кудрявых русых волос с макушки Изборского пластуна.
        - Не высовываться! Бьём разом втроём! - отдал команду Родька, накручивая рычаг взвода на рамке механизма.
        - Все готовы?! Пётр, высунь шлем этого, - и десятник кинул щитовому часть лежащего датского доспеха.
        - Бьём без команды, как только стрела ударит!
        Звон по шлему ударил звонко колоколом, и разом три русских самострела ударили из-за щитов.
        - Вперёд! - рявкнул Родька, и пятёрка ринулась по стене дальше.
        В это время через захваченные ворота в город начала вбегать первая тяжёлая сотня, закованная в броню, а на стены по внутренним винтовым лестницам уже спешили подняться курсанты ратной воинской школы.
        В городе же в это время творилась форменная паника!
        По улицам носились конные пятёрки данов, рубящие мечами и колющими копьями своих же воинов. Визжали женщины, и кричала истошно детвора. Жители носились, стремясь укрыться в дверях домов и любых строений. Ревели сигнальные рога на стенах и у городской ратуши, где была казарма гарнизона. Два десятка самых боеспособных и отчаянных датских конных латников уже лежали перед ощетинившейся длинными пиками стеной щитов. А в ворота всё продолжали и продолжали вливаться новые сотни захватчиков, отодвигая свою стенку всё дальше и дальше в город.
        - Климент, давай глашатых! - отдал команду комбриг, и на крепостную стену полез десяток немцев, что добровольно влились к ним после вызволения из «гостеприимного Кёге».
        Через пару минут с захваченной северной стены в город заревели голоса, из свёрнутой в трубы бересты.
        - Achtung! Achtung! Deutsche, Leute von Lubeck, hort zu! Die Macht der danischen Eroberer ist vorbei! Hansa, Graf von Holstein Adolf IV., Nimmt Sie unter seinen Schutz. Besiege die danischen Invasoren und schlie?e dich der Hansa-Seite an! (Внимание, внимание! Немцы! Жители Любека, слушайте! Власть завоевателей датчан закончилась! Вас берёт под свою защиту Ганза, граф Гольштейна Адольф IV. Бейте захватчиков датчан и переходите на сторону Ганзы! -Нем.)
        И так продолжительное время, на протяжении получаса:
        - Achtung! Achtung! Deutsche, LeutevonLubeck…
        То в одном, то в другом месте начали опускаться вниз щиты, копья и луки немецкой крепостной стражи. Из слухового окна дома вылетел первый кирпич и упал на голову датскому пехотинцу. С крыши другого слетела одна, затем вторая и третья плитка черепицы. Затем, как по цепочке, по всему городу раздался крик: «Бей датчан!», подхваченный уже рёвом сотен голосов. И в бывших хозяев города полетел град камней. На стенах западной, восточной и южной сторон уже кипел ожесточённый бой многочисленного немецкого ополчения с их недавними старшими и командирами из датчан.
        - Общая атака! - поднял свой меч Сотник и заревел, - Га-а-анза! Слава Адольфу IV!
        Штурмовые колонны, скандируя, медленно двинулись к центу города, куда уже под градом камней отступили все датские силы и оставшиеся им верными их немногочисленные союзники.
        К ночи, в городе за датчанами оставалась лишь центральная площадь с баррикадами да двумя зданиями, отведёнными ранее под казармы.
        - Площадь окружить! В ближний бой не вступать, бить врага на расстоянии, чтобы он и носа не мог высунуть! - отдал распоряжение своему заместителю Клименту командир.
        - Селянович, теперь твоё дело по местной власти, ты же у нас за посольское дело отвечаешь. Найди их сам, договорись с ними, объясни, что они больше тут датчан уже не увидят, а к ним навсегда теперь пришла Ганза. Ну и пусть они сами тут порядок наводят, и ко мне, кроме как оказать помощь бригаде, пусть даже и не подходят, некогда! У меня вон и так дел невпроворот! Ежели что, так себе вон все лавры освободителя-победителя можешь приписать. Нужно как-то ещё этих загнанных в угол викингов выкурить. Сдались они мне теперь, когда этот город, по факту, уже и так нами взят!? - ворчал Андрей, вглядываясь из узкого перегороженного разным хламом переулка на центральную площадь.
        На ночь активную фазу войны было решено не начинать, вели только беспокоящий обстрел из луков и самострелов да метали, освещая и бодря врага, факела. Две третьих людей в это время спали, а треть не давала спать противнику. Так, собственно, и провели эту ночь.
        Поутру комбригу пришлось-таки сыграть свою роль прославленного военачальника-освободителя. Как напутствовал Путята Селянович: «Сиди себе, важничай, надувай щёки, хмурь брови да бубни себе под нос перед представителями местной общественности, что ты, дескать, тоже за дружбу и воинское братство, и также искренне разделяешь с ними всю радость от освобождения этого уютного городка. А особенно, ты рад от того понимания местными вождями, что бригаде нужна вся их посильная поддержка и самая их широкая да бескорыстная помощь. Особенно если она, эта самая помощь, будет всё дальше расти со временем, и только лишь ещё более крепчать и увеличиваться». На что смутившиеся представители славного Любека начали ёрзать, мямлить и слезливо оправдываться, что, их и так уже хорошо датчане заставили поделиться, и они бы, конечно, с чистым сердцем всё непременно бы отдали.…Только серебра да злата у них осталось всего ничего, а так они, конечно, какой-никакой, но выкуп русским наберут. Тут уже пришло время гневаться Сотнику, до которого наконец-то дошло, что его воспринимают тут, как и положено в этом времени, за
военачальника, взявшего город «на копьё» и по традиции требовавшего выкуп за милосердие сильного к местным жителям.
        - Alliierte! Alliierte! Hansa und Russland sind Verbundete! Nur Proviant, Obdach und gute Einstellung! Brauchekein Goldund Silber! (Союзники! Союзники! Ганза и Русь союзники! Только провиант, кров и доброе отношение! Золото и серебро не надо! -Нем.) - перевёл Путята.
        Наконец-то до представителей городской власти дошёл весь смысл сказанного, и они, весело лопоча, чуть было не пустились в пляс от радости. Грабить и насиловать не будут! А служить и помогать войскам союзников Ганзы, да они с превеликой радостью, господин!
        Все дипломатические вопросы были решены полюбовно, и предстояло теперь решить военные. Что дальше делать с датчанами и главное как?
        Все, разумеется, единадушно, сходились во мнении, что их надо убить. А вот как это сделать, тут были, конечно, варианты.
        - Ну да, ну да, - хмыкнул Сотник, - Две сотни отличных бойцов, которые знают, что им терять уже нечего, и их всё равно теперь ждёт смерть. Так они вам тут и дались! Это вам не сонную отупевшую стражу перебить. Они в обороне, считай, столько же жизней возьмут, сколько и их там самих. Вы готовы кровью умыться да оставить там, на площади и в осаждённых казармах, хотя бы сто своих воинов? - и он с насмешкой обвёл взглядом «раздухарившихся» командиров.
        - Я не готов, - сам же на свой вопрос и ответил командир.
        - Но что-то же делать надо? - развёл руками Тимофей, - Не оставлять же их и половину своей бригады здесь, в осаде, чтоб им не скучно тут было, «за компанию».
        - Да и пусть катятся на все четыре стороны…
        - Полторы-две сотни не такие уж великие силы, к тому же половина из них с ранениями. До Гамбурга они уж точно все не доберутся. А те девять-десять десятков, если даже и придут, то всё равно ведь никакой роли в общей военной компании не сыграют. Нам же, напротив, полезно будет, чтобы до Вальдемара весть именно из их же уст дошла. Что, дескать, русские большими силами с моря высадились, взяли легко и играючи Любек, и отпустили просто так спокойненько целых полторы сотни датских воинов. Хотя могли бы их раздавить, как клопёнка, в городе. А сейчас они готовятся ударить уже и самому королю в спину! Каково? - и оглядел господ офицеров.
        - Во! Учитесь! Стратегия называется! - глубокомысленно поднял палец вверх начальник штаба Филат.
        - Больше масла в горшок лей, не жалей! - командовал старший звена розмыслов Илья.
        - Лавр Буриславович, больше масла нужно и скипидара, смолы, серы и селитры, ежели, конечно, она тут есть, даже жира любого, какой только найдёте тут, несите. Всё нам сгодится.
        - Да где ж я тебе серу-то с селитрой найду! Чать, не в поместье свовом стоим, а в самих херманских землях! - причитал, качая головой, тыловик.
        - Не знаю, господин подпоручик, моё дело, как сержанта розмыслов, маленькое, я должен пару-тройку добрых кадок этого зелья, по приказу уже через час намешать. Вон, можно к Путяте Селяновичу, что ли обратиться, он с местным бургомистром и торгашами «вась вась» как бы уже давно.
        Через час со сходящих к центральной городской площади улочек растащили перекрывающие их повозки, и по баррикадам, выстроенным датчанами из всякого хлама, по настильной траектории ударили пять онагров снятых ночью со стен.
        
        Для онагра метательной машины торсионного типа закинуть добрую каменюку или горшок со смесью на 150 шагов не представляло никакой сложности, и уже через полчаса содержимым первой кадки была пропитана рухлядь и хлам баррикад. Затем в них ударили зажигательные стрелы, и в небо с рёвом взмыло жаркое и чадящее пламя. Две фигурки защитников, объятые пламенем с жутким криком, метались по площади, пока не рухнули, пробитые стрелами.
        - Чтоб не мучились, бедолаги. Страшная смерть сгореть заживо! - покачал головой пластун Лютень.
        Следующие полчаса онагры били по казармам, куда перебрались все остатки датского войска, щедро заливая их горючей смесью.
        Вдруг в городе раздался рёв труб, и на центральной улице, ведущей к воротам, показался отряд пеших латников в начищенных до блеска доспехах, со щитами и с поднятыми вверх пиками. Впереди, в островерхом шлеме выступал крепкий, с резкими чертами на скуластом, покрытыми шрамами лице, русоволосый командир. За ним шли два знаменосца, толмач, горнист и барабанщик.
        Колонна остановилась у входа на площадь, и ровными рядами с поднятыми вверх пиками расположилась по её краю. Командир под барабанный бой и призыв горна спокойно и торжественно вышел на середину площади. Над ним развивался синий на белом фоне гвардейский Андреевский флаг, ставший в этом времени боевым символом бригады, и Боевая Хоругвь с образом спасителя на красном фоне. Сотник поднял руку, и всё стихло на площади.
        - Переводи! - и в сторону осаждённых казарм понеслись слова командира бригады, усиленные берестяным рупором, - Я командир новгородской бригады Андрей Сотник, являясь союзником Ганзы, предлагаю жизнь и честь славным воинам короля Вальдемара Датского! Для обсуждения условий предлагаю выйти ко мне вашего старшего. Жду пять минут. Время пошло!
        И снова всё стихло.
        Был, конечно, риск. Озлобленные потерями и запертые в ловушку датчане могли ударить по переговорщикам из арбалетов, какие бы они не были у них отсталые, но уж за сто то шагов командира со знаменосцами они бы положили уверенно.
        Но в ходу было понятие о рыцарской чести. И не одна стрела или арбалетный болт не вылетел в сторону русских.
        По прошествии пяти минут Андрей махнул рукой и забил тревожную дробь барабанщик, курсант III курса воинской школы, Алёшка.
        Русские переговорщики уже были готовы развернуться и уйти, и тут от одного из занимаемых осаждёнными здания, отделилась процессия из трёх датчан.
        Впереди шёл высокий, с рублеными чертами лица и большим горбатым носом командир в хороших доспехах и с поднятым на шлеме забралом. Сзади него следовали двое в закопчённых латах с королевскими флагами на древках. Не доходя трёх шагов, датчане остановились, и горбоносый, ударив себя в грудь правой рукой, что-то хрипло прокричал.
        - Переводи, - кивнул Сотник.
        - Я барон, Карл Петерсен, комендант этого города. Что Вы хотите нам предложить?
        - Переводи.
        - Первое. Вы, барон, бывший комендант этого города. У него и так есть свой бургомистр и военный комендант всего этого полиса и городских предместий из местных немцев. У вас же только два здания на этой площади и всё! Город взят передовыми русскими войсками союзников Ганзы. Второе. Предлагаю Вам со всеми своими людьми, при знамёнах и личном оружии, выход за пределы Любека. Гарантирую вам, всем при этом, жизнь и свободу, а чтобы вас не растерзало местное население, мы обеспечим вас своей надёжной защитой. Третье, если вы через полчаса не уйдёте из города, я вас всех тут сожгу, уж поверьте! - и Сотник прямо взглянул в глаза барону, - Вы видели, как горели ваши баррикады и их защитники? Ваши казармы уже облиты горючей смесью. Через полчаса мы их подожжём, и они превратятся для вас в духовку. И последнее, для вас и ваших знаменосцев будут выделены три лошади. Вы, благородный человек, барон, и я не хочу, чтобы вы теряли своё достоинство и лицо. Скачите со своими знаменосцами к королю и доложите, что тут произошло, и как вы героически, с честью, вывели свои войска из уже захваченного огромной русской
армией города. При этом, ещё и не потеряв королевских знамён с личным оружияем. Это всё! Больше я ничего обсуждать с вами не намерен. Да, и у вас, барон, только тридцать минут на всё!
        Чётко развернувшись, под барабанную дробь русские переговорщики вышли за стену щитов, окружающую площадь.
        Через двадцать минут по главной улице города, в сторону ворот, в окружении русского конвоя вышло чуть меньше сотни датчан. Вид их был понурый, шли они замотанные в рванину кровавых бинтов, закопчённые и с сажей на лицах и одежде. Но все были при личном оружии и распущенных знамёнах, а впереди, на трёх выделенных им лошадях гордо ехал сам барон со своими знаменосцами. С крыш домов, заборов и из-за стены русского конвоя летели в бывших ненавистных властителей гнилые овощи и тухлая рыба, но ничего более. Дисциплинированные немцы были предупреждены, что русский конвой бьёт стрелами без промаха.
        Датчан вывели за стены, барон обернулся и, что-то резко выкрикнув, ускакал со своими знаменосцами по дороге на юг.
        - Vimoder russiske svinienr igtig kamp! (Мы ещё встретимся в настоящем бою, русские свиньи! -Дат.)
        - Что он вякнул-то? - усмехаясь, спросил Климент у Путяты.
        - Да грозился ещё в бою с нами встретиться, в настоящем как бы бою, а типа не в этом. Ну и, гадёныш, напоследок как у них водится, нас свиньями русскими обозвал.
        - Ах ты ж, благородное…! - последовали непереводимые эпитеты, - Он, значит, весь чистый и «гхероический» такой, а город-крепость свой прос..л, отряд свой тоже бросил и от него прочь ускакал. Ещё и пять десятков раненных да обожженных на центральной площади города бросил. Лечи их теперь да от местных мстителей охраняй!
        - Хм…ничего, Петрович…Сам же знаешь, что это самое (…) всегда всплывает когда-нибудь. Глядишь, и в битве встретитесь с ним ещё. Так что, ты не кипятись. И друзья пошли заниматься своим делом.
        А впереди был ещё бросок к союзникам.
        ГЛАВА 9. В СТАНЕ КОРОЛЯ.
        Король Дании Вальдемар II Победоносный был хорошим воином и мудрым предводителем. Он, реформировав державу и укрепив свою внутреннюю власть, проводил очень активную и удачную внешнюю экспансию на всех своих соперников и конкурентов в бассейне Балтийского моря.
        Ему только оставалось сломить сопротивление объединенных сил немецких графов, князьков да свободных ганзейских городов, и всё! Всё Балтийское море тогда станет датским! Впрочем, так же, как и все окружающие его земли.
        Но эти шустрые немцы тоже не зевали и, сколотив приличный союз, смогли всё-таки набрать приличную армию, числом не уступающую его главным силам. Правда, много - это не всегда значит лучше. В том, что его испытанные в боях ветераны разобьют немчуру, Вальдемар даже не сомневался.
        Осталось только выбрать удачное для этого место. Терять же своих воинов королю не хотелось, ведь впереди были ещё походы в северную и восточную Балтику, а для этого ему было нужно много хороших и преданных бойцов.
        И время этой развязки было уже совсем-совсем близко. Армия союзников, вытесняемая с северных германских земель, допятилась до самого Гамбурга, большого и богатого города северной Германии. За спинами у немцев теперь был только он и широкая река Эльба.
        И теперь, как только разгромленные в генеральной битве союзники ринутся в город, тут же воины короля на их плечах ворвутся в него, грабя и сея всюду смерть.
        Всё складывалось как нельзя лучше!
        Но два дня назад с севера на быстрых ногах гонца пришла первая плохая весть. Из столицы королевства Роскилле канцлер Кристиан сообщал, что русский флот, неизвестно как оказавшийся у берегов метрополии, высадил свой огромный десант в бухте у города Кёге, захватив при этом сам город и его мощную крепость. А теперь он уже угрожает и самой столице королевства. Канцлер смог собрать под свою руку около семи тысяч ополченцев и профессиональных воинов и поставил заслон сухопутному врагу, готовый драться, как он сообщал, до последней капли крови. Первый морской министр Герхард так же вышел со всем флотом в море, чтобы заслонить подход врага к столице от Роскилле-фьёрда, и тоже был готов биться до последнего матроса!
        После прочтения этой строчки король впал в неистовство и долго слал проклятия с обещаниями самых удивительных видов пытки, какими он непременно подвергнет первого морского министра при их личной встрече.
        - Если бы эта светская, морская…почесалась бы и лично бы проконтролировала блокаду Руси на востоке, то теперь бы им всем не пришлось стоять на исконно датской земле и сражаться до последней капли крови или матроса! - ревел в своём шатре взбешенный монарх.
        Ещё несколько опасных минут доставило окружающей свите настроение крайне горячей ярости самодержца, снизошедшее на него после прочтения грамоты какого-то русского Сотника, доставленное ему тем же столичным гонцом.
        - Ты посмотри только, Оттон, что пишет этот наглец, которого, по словам министра Герхарда, его славный капитан Гарольд гонял по всей новгородской речке около пары лет назад, - шипящим от злобы голосом просвещал племянника Вальдемар, - А ведь тот капитан ещё был обласкан мною за всё это. На-ка вот, полюбуйся сам!
        И племянник углубился в дебри датского правописания:
        «Его Величеству, королю Дании Вальдемару II от командира новгородской бригады Андрея Ивановича, коего кличут Сотником.
        Вы, Ваше Величество, мудрый и храбрый король, за что Вам от меня личное уважение и почёт. Но, увы, с некоторыми Вашими деяниями я крайне не согласен!»
        - Каков нахал! - взревел король и воткнул кинжал в стол! - Не согласен он с деяниями моими! Да кто он такой! Да что он о себе возомнил, червь земная!?
        Побледневшая свита быстро-быстро закивала в поддержку мнения своего монарха.
        «…Мало того, что Вы притесняете наших людей на море, так ещё со стороны Нарвы нашему Копорью и нашим же исконным Ижорским землям угрожаете! Нехорошо это!
        Да, и смею Вам напомнить про хирды Ингвара Кнута из Зеланда, что в Новгороде гостили этим летом. Земля им пухом. А два года назад посланный Вами и Вашим морским министром грязный пират Гарольд Волосатый, воровской татью, прикрываясь чужим флагом, в наши внутренние речные воды пролез, и разбой под этим же флагом там учинил, пролив при этом кровь невинных русских людей. Очень некрасиво, Ваше Величество! Посмотрите только, в какую грязную, гнусную историю втянули Вас и замарали Ваше светлое имя эти бесчестные люди…»
        В стол воткнулся второй кинжал короля.
        - Я продолжу, Ваше Величество? - спросил робко племянник и забубнил после ответного злого кивка дядюшки.
        «…Мы, конечно, разбили отряд Гарольда на реке Полометь. Три четверти убили или пленили, отбили у него всех наших пленных. Но этот нехороший человек весьма прытко удирал от нас, и мы, к сожалению, так и не смогли его поймать. Недавно, кстати, после нашего прорыва на Балтику он опять же, бросив свои корабли, команды, и все Ваши флаги, вновь умудрился от нас сбежать, опять, буквально без боя. Видно, талант у него, Ваше Величество, так хорошо и быстро скрываться от любой опасности. Но и это не главное, а главное - это то, что мы нанесли Вам ответный визит на Вашей, же исконной Датской земле. И поверьте, нанесём его ещё и ещё раз, сколько только будет нужно и, если на то будут серьёзные основания или какой приказ.
        Очень всё же рассчитываю на нашу дружескую и добрую встречу!
        С Уважением, А.С.!»
        Подпись, оттиск печати.
        Король взревел и наконец-то не мелочась, расколол стол огромной секирой.
        «Знайте, всегда полезна физическая нагрузка при сильном душевном волнении!»
        - Захватившему в плен этого наглеца, наградой будет столько серебра, сколько только поместиться в его боевой шлем! - истошно орал в своём шатре разъярённый самодержец.
        И скоро уже всё войско в датском военном лагере знало, как можно стать очень и очень богатым человеком.
        Решающее сражение было необходимо отложить, ибо стоило обдумать ту ситуацию, вкоторую попадали датчане, находясь так далеко от своей столицы. Бросать всё, и нестись на выручку столицы Роскилле было, по меньшей мере, глупо. Слишком далеко сейчас находилась Дания, чтобы успеть туда к развязке.
        Через два дня прискакал новый гонец, буквально загнав до смерти своего коня, и сам, падая от усталости, протянул королю новое послание от Канцлера.
        В нём сообщалось, что огромное русское войско убоялось-таки отваги и храбрости, верно подданных короля. Погрузилось на свои бесчисленные корабли и убыло в неизвестном направлении прочь от королевства. И, похоже, что теперь это событие можно объявить как великую победу над бесчисленными русскими варварами.
        И ещё тут приводилось письмо какого-то русского Сотника, что оставил его в крепости Кёге, начертав на большом щите.
        Список с этого щита вместе с переводом тут же прилагался:
        «Привет тебе, командир датский, и воинству твоему тоже не хворать. Вы наконец-то взяли эту крепость, проявив силу духа и храбрость викингов. Освободите же, не мешкая, своих боевых друзей, что томятся в местной тюрьме. Они хотят пить, и есть, и уже давно устали вас ждать. Передайте «наверх», что крепость сия вам как укор за бесчинство Гарольда Волосатого на реке Полометь два года назад. В Роскилле зайдём позже, когда будет время, это уже будет ответ за Ингвара Кнута из Зеланда, что в Новгороде гостил этим летом, упокой Господь его душу. Ну, всё, места писать, уже нет. Прощайте. С уважением, Андрей Сотник.»
        - Одного шлема будет мало! - твёрдо решил король и пообещал в награду ещё.
        Теперь в лагере, у костров датских воинов, только и ходили разговоры о том, куда бы они потратили такое баснословное богатство.
        А на следующий день в королевскую ставку прибыли родственники короля. Шведские герцогини Марта и Ингеборга изъявляли горячее желание увидеться с царственным дядюшкой и задать ему некоторые щекотливые вопросы. Самыми неприятными, из которых были те, почему его подданные, под королевским флагом Дании, разбойничают в исконно шведских водах, ещё и захватывая при этом военные корабли хозяев. Причём, как это было в их случае, ещё и с лицами из королевской династии этих вот самых хозяев. Чудо, как хорошо, что нашёлся ещё тот, кто смог их отбить у этих самых натуральных разбойников. А иначе неизвестно, чем вообще это всё бы закончилось.
        За что вот всё это вот свалилось на его голову за эти последние дни, Вальдемар решительно не понимал. Но, тем не менее, он выдал предсказание, оказавшееся воистину пророческим, и заставившее ещё внимательней вслушиваться во все его слова близкой королевской свите.
        «Похоже, всё только начинается, и до конца тут ещё очень далеко!»
        Приезд красавиц племянниц совсем выбил из колеи «гостеприимного» дядюшку, учитывая и так его непростое душевное состояние. Теперь ещё нужно было как-то решать возникшие дипломатические проблемы. Ссориться с этим дурачком на шведском престоле Эрике Шепелявом пока решительно не хотелось. Тут бы со своими проблемами на этих германских землях разобраться!
        Шведский же флот был сильным соперником, и гнать обиженного племянника в объятия своего врага Ганзы было бы сейчас весьма неразумно.
        - Я всё улажу, девочки, - натянуто улыбнулся Вальдемар, - Произошло какое-то недоразумение. Вашей короне будет непременно компенсирован весь понесённый вами ущерб, причём сторицей, в этом вы даже не сомневайтесь. Мы с Эриком сами обо всём договоримся. Тому же, кто вас отбил, будет присвоен титул барона, ну а того, кто покусился на Вашу честь, я обязательно казню. Обещаю! Называйте же имена несчастного и счастливчика.
        И король с важным лицом посмотрел на стоявшего тут же главу походной канцелярии. В душе ему очень нравилось казнить и миловать, ну или миловать и казнить, без разницы в каком порядке, главное, чтобы это выглядело со стороны по-королевски значимо и величественно!
        - Несчастный - Гарольд Волосатый! - присела в лёгком поклоне Ингеборга.
        И король натуральным образом вздрогнул от только что услышанного знакомого имени.
        - А счастливчик - командир русского войска Андрей, которого у них там кличут Сотник, Ваше Величество, - произнесла с милой и лёгкой улыбкой Марта.
        Королевскую аудиенцию пришлось срочно заканчивать…
        Через день пришло и подтверждение в пророческом даре короля. В спешном порядке по северо-восточному тракту от Любека прискакал барон Карл Петерсен с двумя знаменосцами.
        - Ваше Величество! Любек взят жестоким штурмом! Содеял это большой русский отряд под названием «бригада Андрея Сотника». В гавани города стоит огромный новгородский флот. Врага неисчислимое множество, мы отбивались, как могли, но силы наши были неравны, и нам с большим трудом удалось пробиться к Вам сквозь плотные вражеские порядки.
        - Я вывел сто человек под королевскими знамёнами при оружии, и сам обо всём поспешил доложить Вам! - с пафосом декламировал барон.
        - Барон Карл Петерсен! Я казню Вас за трусость как коменданта города, сданного врагу, ещё и бросившего при этом своих людей. У вас есть только один шанс выжить - это смыть свой позор кровью, - устало и каким-то надтреснутым голосом проговорил Вальдемар, - А теперь пошёл вон с моих глаз долой!
        Войска союзников стояли от королевской армии недалеко. Их разделяли всего около трёх вёрст сухой земли, небольшая речка да заросшая камышом болотина.
        И в том, и в другом войске было много тех, кто воевал не за идею и из любви к Родине, а банально за деньги. Таких наёмников в это время хватало повсюду. И, желая не прогадать, либо совершив какой-нибудь проступок у себя, такие люди частенько перебегали из одной армии в другую, легко меняя хозяев. Дело было привычным и даже, пожалуй, повседневным. Так что, все и всё друг про друга знали, и последние сплетни из лагеря Вальдемара до германской армии доходили с опозданием в часа три, от силы - четыре. Так же, впрочем, как и до датской, об их ближайших соседях.
        Который день уже на совете у Адольфа IV шло бурное обсуждение возникших недавно неприятностей у датского короля. Поникшие было немецкие князья и графы, буквально прижатой к Гамбургу армии, сейчас вновь воспряли духом, и теперь требовали от своего главнокомандующего самых скорых и решительных действий.
        - Нужно бить сейчас, пока Вальдемар ошарашен высадкой русских под Роскилле и Любеком, а дух его войска упал, - горячился князь Мекленбурга Иоганн I.
        - Нет! - кричал герцог Саксонии Альбрехт I, - Пусть Вальдемар повернёт свои войска на Любек и сцепится с этими восточными варварами. Они хуже язычников и, чем больше их там поляжет, тем нам же затем и будет лучше! Ну а потом уже мы ударим ослабленному Вальдемару в спину и тем самым обеспечим себе верную победу.
        В этом был, конечно, свой резон, и с наступлением решили пока не спешить.
        - Однако, каковы союзники! - цокал языком Адольф, - И на море суда датчан потопили, и на исконной королевской территории похозяйничали. Ещё и Любек с его прекрасной гаванью и снабжением для врага умудрились при всём при этом отбить!
        - Нет, если вдруг останется этот самый, как его там, Андреас Сотник живым, то нужно будет непременно его наградить.
        - А что там за конфуз у Вальдемара произошёл с производством в бароны того, кто освободил его племянниц? Это ведь и был этот самый русский? Я же не ошибаюсь? - и граф громко расхохотался над только что недавно рассказанной ему забавной историей, случившейсяво вражеской ставке.
        - Как забавно! А вот давайте ка его сами и возведём в баронский титул? С нас за это не убудет, всё равно вряд ли он останется в живых, столкнувшись в битве с обиженными на него датчанами. А вот Вальдемару это хорошим щелчком будет! - и граф хлопнул в ладоши, призывая своего главного писаря.
        - Подготовьте бумаги о производстве нашего доблестного союзника Андреаса Сотника в бароны, и покажите мне завтра же к вечеру эскиз его герба. Подробности о его деяния, я полагаю, тебе уже известны Иоган?
        В ставке Вальдемара II в это время шло совещание - что же делать дальше в свете ближайших, открывшихся, неприятных обстоятельств.
        По всему теперь выходило, что только недавно прекрасная позиция для королевских войск становилась теперь для них же самой натуральной западнёй.
        С юга нависала сильная армия объединённых германских союзников. С северо-востока, отрезая один из основных путей снабжения морем, через порт Любека, угрожала, судя по всему, высадившаяся с судов большая русская армия. И вариантов, что делать дальше, у короля было несколько. Это, как советовал командир рыцарской конницы Бьёрн, прикрываясь пехотным заслоном, ударить на северо-восток по русским, не имеющим тут конницы. Да и раскатать их в лепёшку! А потом уже развернуться и ударить всей своей массой по немцам.
        - Плохой план, - подумав, отверг это предложение король, - Русские закроются в Любеке, и будут выбивать нас из-за крепостных стен, да при этом станут ещё делать вылазки, на что они мастаки. А в это время, пока мы будем скованны с ними долгой возней, нам ударят в спину уже немцы, и вот тогда-то они как раз уже нас самих раскатают в блин.
        - Обрушимся на немцев, пока русские не подошли! Разделаемся с ними, а потом повернём на Любек, - советовал командир регулярной пехоты Эймунд.
        - Русские уже тут! Вы что, не знаете, что их конные разъезды два часа назад обстреляли наш северный заслон и, подрубив, хорошо завалили тракт деревьями. Совсем никудышный план! - отверг предложения пехотинца король.
        - Значит, будем делать так! Сегодняшней ночью снимаемся и, прикрываясь заслонами, уходим на север в направлении Ноймюнстера. Так мы обезопасим себя, прикрывшись с востока большими озёрами и болотами, и выйдем из этой ловушки. С севера к нам подойдут наши подкрепления и снабжение из материковой Дании. Ну а на юг, наступающим немцам мы всегда сможем нанести удар с удобной для нас позиции.
        План короля был мудр и все, разумеется, с ним согласились.
        ГЛАВА 10. БИТВА ПРИ БОРНХЁВЕДЕ.
        Десяток пластунов Родиона, одетых в зелёную полевую форму, лежал в густой траве, буквально слившись с разросшимися кустами на обочине старинного тракта. Столько же людей из десятка карела Калевы сидело на ветвях деревьев с обеих его сторон. Только час назад по этой дороге на север прошла основная масса датских войск. А сейчас, прикрывая их отход и чуть ли не пятясь, уходил за ними последний заслон из сотни датских копейщиков сострова Фюн.
        Вдруг с южной стороны послышался громкий топот и лязг, и на ощетинившуюся копьями фалангу вылетели из-за поворота германские латники. Для конницы самую страшную формацию как раз и представляет такая устойчивая стена копий и щитов, без возможности их обхода с фланга или тыла. Узкая дорога в лесу совершить этот маневр как раз не давала, и конница буквально напоролась на широкий строй опытных воинов.
        Вставали на дыбы, истошно ржа, покалеченные кони. Вылетали из сёдел под их копыта всадники. Немцам пришлось совсем туго, как вдруг с флангов по их врагу ударили десятки самострелов невидимого союзника. Сцепившиеся противники не сразу осознали изменения в почерке боя, и каждый из невидимых стрелков успел выпустить по два, а то и три бронебойных болта.
        Наконец опытный сотник копейщиков крикнул какую-то команду, и пять десятков его бойцов, бросив копья, кинулись стремглав в чащу. Прикрывать их на дороге остался только десяток седых ветеранов, да ещё с пяток раненых, кому бежать куда-то уже просто не было смысла.
        Германцы, почувствовав слабость врага, издали яростный ликующий клич и ринулись в битву, с остервенением рубя своими длинными мечами копья, щиты, руки и головы врага.
        Через несколько минут всё было закончено.
        - Wer ist da? Wem kann ich fur die rechtzeitige Hilfe danken? Zeige dich! (Кто тут? Кого я могу отблагодарить за своевременную помощь? Покажись! - Нем.), - крикнул в лес командир всадников, гарцуя с окровавленным мечом на лошади.
        Из кустов с обочины, буквально в десяти шагах от него, вдруг появился, словно из неоткуда, человек в зелёной, облепленной кустами да травой накидке и громко представился:
        - Десятник пластунов Андреевской бригады, сержант Родион, по батюшке Иванович! А вы кто такие будете? - и перекинул с руки на руку свой самострел, - Wer du bist?
        - О-о! - воскликнул немецкий командир, - Андреас бригадер? Рус, рус?
        - Андреевский, Андреевский, рус, рус, - передразнил немца Родька, - Новгород, Русь! - и опять громко спросил, - Wer du bist? - чуть приподняв самострел.
        - Oh ja ja! Herzog Albrechts Wachpferd hundert! (О да-да! Дозорная конная сотня герцога Альбрехта! - Нем.), - гаркнул немец, вложил свой меч в ножны и спрыгнул с коня.
        Жеребца тут же подхватил шустрый паренёк оруженосец, а высокий кавалерист подошёл к русскому.
        - Der Zenturio Seiner Hoheit, Herzog von Sachsen Albrecht I. Kurt Mayer!
        (Сотник его Высочества, герцога Саксонии Альбрехта I Курт Майер!), - и стукнул сжатым кулаком в броню на груди.
        - Гуд! Союзник, значит, - кивнул Родька и выдал коряво то немногое, что уже успел заучить из немецкого.
        - Hansa und Nogorod Union! Freunde! Gut? (Ганза и Новгород - союз! Друзья! Хорошо?)
        - Ohjaja! Union, Freundschaft! Gut! (О да-да! Союз, дружба! Хорошо!), - соглашаясь, кивнул сотник и обвёл рукой своих воинов. Затем показал на груду тел лежащих датчан, на Родьку, лес и, стукнув себя в грудь, торжественно поклонился.
        - Ага, - кивнул пластун, принимая благодарность союзника, - Union! Union! (Союз! Союз!). Извиняй мил человек. Пора мне на доклад к командиру. Ещё увидимся! - и, сцепив руки в замок в жесте «дружба», потряс их над своей головой. Затем как-то боком, боком сделал три шажка в сторону и буквально растворился в окружающем тракт лесу.
        Немцы только покачали головой и по команде своего сотника кинулись обшаривать трупы да оттаскивать в сторону своих раненых и убитых товарищей.
        Через час Андрей уже знал, что войско союзников близко, и отдал команду выдвигаться скорым маршем на соединение.
        На обширную поляну у озера Ильзе, занимаемую объединёнными войсками, под барабанную дробь и при развёрнутых знамёнах, хоругви и отрядных значках, колонной посотенно вступала русская рать. Пехота шла мерной поступью, бренча сталью и поднимая сапогами дорожную пыль. На всех была одета начищенная броня, а в руках зажаты щиты и длинные пики. Необходимо было произвести впечатление на союзников. Как говорят в народе, сначала «встречают по одёжке, а провожают по уму»?
        «Ну, уж свой ум то мы им потом покажем!» - решили русские.
        А сейчас шли ровно, словно на параде.
        - Запевай!
        «Соловей, соловей пташечка-а
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поет
        Канареечка жалобно поёт!»
        Разнеслось на поляне, где разом стих шум многотысячного лагеря. Всем было интересно лично увидеть союзников, о которых они уже столько слышали.
        Четыре пеших сотни, подойдя к шатрам предводителей союзной армии, развернувшись, выстроились в ровную линию.
        - Бригада, равняйсь! Сми-и-и-рно! - разнеслось с правого фланга, - Равнение на знамя! - и знамённая группа под барабанный бой вынесла в центр перед русским строем боевое знамя бригады и военную хоругвь. Чётко развернувшись, Сотник уверенной и твёрдой поступью прошагал к стоящим в окружении телохранителей германским военачальникам. Интуитивно выделив самого главного из них, графа Адольфа, Андрей вскинул к шлему руку в латной перчатке и доложился:
        - Новгородская бригада прорвалась на помощь своим союзникам в Гольштейн! По пути сожжены, потоплены и захвачены двенадцать вражеских судов. Взяты штурмом две крепости, из которых одна в Дании. Освобождены две сотни узников. Уничтожено около тысячи врагов. Бригада готова продолжить сражаться в рядах союзного Великому Новгороду войска.
        Доложил командир бригады Андрей Сотник!
        - Подойдите поближе, Андреас! - благосклонно улыбаясь, попросил главнокомандующий граф Адольф IV.
        - Из благородного ли вы сословия, и велик ли ваш лен (земли)? - перевёл толмач слова графа.
        - Мои предки служили ещё при Ярославе Мудром в его личной гриди. В бой водили десятки и сотни из отборной княжьей дружины. Поместье же моё обширное и составляет не менее десятой части всей вашей Голштинии, Ваше Сиятельство.
        - О-о! Это очень хорошо, этого вполне достаточно для соблюдения всех необходимых условий, - кивнул граф и громко провозгласил, - Андреас Сотник из Новгорода за свои деяния на просторах Балтики, в землях Дании и Голштинии, присваиваю тебе титул Барона Любекского, с передачей в лен этого самого города и всех его ближайших предместий. Будь мужествен, верен, великодушен, благоразумен и учтив. Неси с честью свой титул и пользуйся всеми положенными ему вольностями и привилегиями! Ввиду производства тебя в столь высокий титул в походном воинском стане, мы церемонию посвящения упрощаем. Ты и так уже сам опоясан мечом и находишься в высоком сословии всадников. Ни золотые шпоры, ни удара по щеке в качестве жеста смирения тебе при этом посвящении уже не требуются. Но грамота, подтверждающая баронство с соответствующей короной и гербом, вручаются, как положено, - и граф развернул большой свиток, на котором был нарисован щит, где на золотом фоне чёрный двуглавый орёл с красными лапами распустил свои крылья. Внизу было изображено светло-синим фоном море, на груди орла был малый щиток с голубым Андреевским
флагом, над головой же у него сияла золотая баронская корона с жемчужинами.
        «Определите своих людей, Андреас, в положенное для них место. Мой комендант лагеря поможет вам там разместиться, и вечером жду вас лично, барон, с двумя своими лучшими людьми. Будет небольшой скромный пир по случаю вашего баронства, ну и там же, полагаю, мы в тесном и дружеском кругу обсудим все наши общие дела,» - и Адольф милостиво кивнул, показывая, что теперь Сотник может быть свободен.
        На огромной поляне горели сотни и тысячи огней, у которых воины объединённой союзнической армии готовили себе ужин, отдыхали после длительного трёхдневного перехода и вели между собой разговоры. У всех у них была в основном одна тема - это предстоящее сражение, которое, судя по всему, уже теперь было не за горами. Никто не знал, что принесёт оно им, ранение от меча или стрелы, увечье от острого и безжалостного железа или даже саму смерть. Каждому хотелось, чтобы судьба была к нему благосклонна, а беда бы обошла стороной. Пока же можно было отдохнуть и прожить ещё один мирный день.
        В шатре у графа Адольфа было душно от горящих тут факелов со светильниками и двух десятков толкущихся, приближённых сиятельных особ. Стол, стоящий посредине, был буквально завален горами разной снеди и заставлен самыми разнообразными напитками. Провозгласив десятки здравниц за каждого из присутствующих тут отдельно и за всех их вместе, разговор, как и положено, у хорошо подвыпивших мужчин разбился на десятки разных тем и вёлся весьма свободно и громко. Каждый старался похвалиться друг перед другом своей храбростью и личными заслугами. Слушать же другого никому на пиру было попросту не интересно.
        Андрей сидел и терпеливо выжидал ту минуту, когда можно будет под каким-нибудь благовидным предлогом скрыться от всей этой «высокой» компании.
        - Барон, ты совсем не пьёшь и почти ничего не ешь за моим столом. Что это, излишняя скромность или гордыня? А, может, мои повара тут всё плохо сготовили и мне стоит их тут же при всех выпороть? - с улыбкой спросил Сотника граф.
        - Нет, что Вы, Ваше Сиятельство, всё очень вкусно, - ответил Андрей, - Просто у нас в бригаде закон - вообще не пить хмельного в походе. Как же я буду требовать со своих подчинённых соблюдение правил, сам же при этом их нарушая? А покушать, так я со своими людьми уже насытился, - и он кивнул на переводившеговсё Путяту и сидевшего рядом Климента.
        - Дело людей низшего сословия смотреть с обожанием на своего господина, а не искать у них изъяна! Вы же должны быть выше всех этих законов и предрассудков, ведь вы барон, Андреас, никогда не забывайте про это!
        Сотник только покачал головой, не соглашаясь с Сиятельством, но не спорить же было с ним. Да и смысла в этом никакого не было. И он, улыбнувшись, громко провозгласил тост.
        - За боевое содружество союзников и победу над врагом под командованием славного и милостивого полководца графа Адольфа IV!
        - За Адольфа! - хором заревели гости и подняли свои кубки.
        Правда, были тут и сидевшие с кислыми минами, в основном сам присутствующий Герцог Саксонии Альбрехт I и его приближённые люди.
        - Однако, видно, не всё так гладко в командовании союзников, - решил Андрей, наблюдая такую характерную реакцию саксонцев на традиционную здравницу.
        - Простите за то, что отвлекаю вас от пира, Барон, но коли вы всё равно так воздержаны к хмельному и праздности, я хотел бы уточнить кое-что по вашим военным силам. Вы совершили столь впечатляющие подвиги, но привели в военный лагерь только четыре с небольшим сотни своих воинов, - любезно расспрашивал Сотника граф, - Остальные остались в Любеке и придут позже, или они уже на подходе?
        - Это все силы, что пришли посуху, Ваше Сиятельство, - ответил Андрей, - Остальные полторы сотни воюют сейчас на море, блокируя побережье Голштинии. С этими же четырьмя с половиной сотнями мы и совершили всё то, о чём вы и так здесь уже знаете.
        - Хм… - скептически хмыкнул граф, - Всего четыре сотни воинов. Не велика же подмога от Новгорода. У нас и венедские славяне более тысячи бойцов под нашу руку прислали. И как только вам удалось столько дел с ними натворить? - и граф с сомненьем покачал головой.
        - Стараемся воевать не числом, а умением, Ваше Сиятельство, - уверенно глядя в глаза немцу, ответил Сотник.
        И тот только опять покачал головой:
        - Посмотрим, посмотрим. Грядущая битва всё покажет!
        Наутро, как и предполагалось ранее, в том же большом главном шатре был собран военный совет. Высший свет армии изволил болеть после вчерашнего пира, и обсуждением военных планов здесь занимались в основном боевые командиры крупных подразделений. Титулованные же особы лишь изредка вмешивались в этот процесс, внося в него нотку беспорядка, нервозности и некоторой эмоциональности.
        Всё сводилось к тому, что было необходимо сниматься и идти навстречу расположившейся на равнине, под деревенькой Борнхёведе, армии Вальдемара. Если этого не сделать сейчас, то усиленная подходящими из Дании подкреплениями его армия снова подопрёт их к Гамбургу, и тогда уже точно нанесёт союзникам сокрушительное поражение.
        После долгих споров, что делать, как, и в каком порядке следовать в пути, наконец-то было принято общее решение, и через час в лагере началась суета и шум сборов. Вперёд ушла вся конница, оставив за собой плотно набитый копытами тракт.
        - В походную колонну станови-ись! - разнеслось по поляне, и под мерный такт барабанов на север пошли Андреевские сотни.
        Бойцы шли налегке. Все, что было можно, везла на себе сотня отбитых у датчан в Любеке лошадей да три десятка мулов и ослов, подкупленных у местных шустрыми тыловиками.
        - Балуете вы людей своих, балуете, барон, - неодобрительно покачал головой обгоняющий на породистом жеребце русскую бригаду граф Адольф, - Лошадей нужно беречь! На них рыцарь в бой идёт, а люди и так дотянут свои пожитки куда надо. Воин никогда свой меч или копьё перед боем не бросит! - и он опять осуждающе покачал головой.
        - Всё нормально, Иванович, - подскочил к командиру с какой-то боковой дорожки в сопровождении двух своих пластунов начальник разведки Варун, - Основное войско короля стоит у Борнхёведе, верстах в тридцати пяти-сорока к северу отсюда. Конница-то за день там уже будет, а пешими союзнички ещё двое суток туда будут топать. Ребята там сейчас всё пролезут, разнюхают, распишут, что и как на карте, так что скоро и сами всё будем знать. И по нашей колонне боковое охранение всюду выставлено, можно не опасаться неожиданностей.
        - Ну, добре, - кивнул Сотник и, обернувшись на идущую колонну, отдал приказ, - Веселей, ребята! На войну идём, скоро ворога разобьем с Божьей помощью и к себе домой двинем, загостились уже на неметчине поди!? Песню запевай!
        И взвилась над колонной старинная солдатская песня:
        Взвейтесь, соколы, орлами.
        Полно горе горевать!
        То ли дело под шатрами
        Лагерь - город полотнянный,
        Морем улицы шумят,
        Позолотою румяной
        Там, едва заря настанет,
        Строй пехотный закипит,
        Барабаном в небо грянет
        Закипит тогда войною
        Богатырская игра,
        Строй на строй пойдет стеною
        Слава матушке - Софии
        Слава русскому всему,
        Слава вере православной
        И солдату молодцу!
        - Немцы со своими союзниками приближаются кравнине Борнхёведе с юга. Как Ваше Величество и сказало, с востока русских сил нет. Как доложились наши лазутчики, в Любеке базируется только их флот и находится на излечении около трёх десятков раненых воинов. В самом городе бургомистр и военный комендант из самих немцев. На стенах находятся только две, от силы три сотни немецких стражников.
        - Мы бы могли легко взять этот город и казнить всех изменщиков, переметнувшимся к врагам короля, - докладывал военный министр Вёстмар Андерсон.
        - Не время, ещё не время, Вёстмар, - покачал головой монарх, - Сначала мы разобьём этих напыщенных немцев тут в генеральном сражении, а уж Любек и сам нам тогда откроет свои крепостные ворота. Его бургомистр ещё будет лежать у моих ног и с мольбой протягивать в руках ключ от города. Помяни моё слово! Вот тогда мы и устроим всем горожанам наш справедливый суд! - и в его глазах словно сверкнул отблеск далёкого пожара, - Меня заботит сейчас, где же эта русская армия, о которой мне столько много все докладывали. Не могут же ею быть эти пять сотен, что влились к немцам недавно. Уж больно много делов натворили эти русские в последний месяц. Ну да ладно, скоро и так всё само собой прояснится. У тебя готов общий план сражения?
        - Да, Ваше Величество, - поклонился министр, протягивая пергамент, - Здесь расставлены все наши и все предполагаемые силы противника, причём в том порядке, в каком их обычно выстраивают сами немцы. Они довольно прямолинейны и предсказуемы. Поэтому смею надеяться, и в этот раз всё будет как обычно.
        - Ну что же, оставь его мне, - кивнул Вальдемар, - Я хочу с ним сам позже ознакомиться и всё обдумать ещё до начала большого военного совета.
        Большой военный совет в стане союзников проходил традиционно шумно. Тут не было такого жёсткого единоначалия, как в датском королевском войске, и приходилось выслушивать каждого, у кого только было своё мнение от того, где им встать в битве и что им в ней делать. Дошла очередь высказаться и Сотнику, и он, встав с дальнего места, где сидел вместе с начальником штаба Филатом и Путятой, развернул большой пергаментный лист, где был расчерчен личный план предстоящей битвы.
        - Наши силы примерно равные, господа. И мы, и они имеем сильную рыцарскую конницу в три тысячи всадников у каждого, которая на поле боя работает словно таран, раскалывая и разрывая боевые порядки противника. Ещё есть около тысячи лёгкой конницы, которая традиционно поддерживает действия тяжёлой. И есть пехота в восемь тысяч человек. Король Дании, я полагаю, будет ждать от нас и сейчас таких же действий, как обычно. А это - таранный натиск конницы на его центр и на его правый западный фланг, так как с востока все армии скованны болотистой местностью, и после того таранного удара уже поддержка конницы всей пехотой. Я же предлагаю изменить традиции, и построить битву не так, как от нас сейчас ждут. Мне представляется важным использовать самую сильную сторону нашей пехоты, а это - насыщенный плотный строй копейщиков. Выманить тяжёлую конницу короля нашей лёгкой на себя, приняв их на копья пехоты. Заставить втянуться в тягучее сражение и лишить датчан их тарана. После этого, преследуя неизбежно отступающих рыцарей своей развернувшейся лёгкой кавалерией, ударить всеми силами своей рыцарской конницы
строго в правый фланг с желательным её заходом врагу в тыл. Угроза с тыла и фланга, а так же напор нашей пехоты в центре, думаю, лишат датчан мужества, и так только что видевших, как погибает и отступает их собственная рыцарская конница. И они обязательно побегут. Свой отряд, я думаю, будет правильнее выставить в центре, прикрывая фронт копейщиков. У моей бригады большая насыщенность бронебойными арбалетами. У каждого бойца они есть, и тут мы будем особенно полезны, выбивая защищённых бронёй рыцарей.
        - И этому выскочке мы доверили баронский титул! - буквально заорал с места герцог Саксонии Альбрехт, брызгая слюной.
        Его толстые влажные губы тряслись, а на длинном, крючковатым носу раздувались широкие волосатые ноздри:
        - Благородные люди всегда сходятся в битве с благородными, и только потом, выяснив, кто из них сильней и даровав милость побеждённому, растаптывают простолюдинов! А он собирается тут выбивать рыцарей своими русскими варварами. Может, ещё научит местных немецких крестьян взяться за арбалеты и выйти против местной знати? Мои рыцари будут биться как всегда - благородно! - закатив глаза, буквально завизжал он.
        - Согласен с герцогом! Мои рыцари тоже захотят добыть себе славу! - вскакивая с места, проорал князь Мекленбурга Иоганн I, - А так, мы никакой славы для благородного сословия не оставим!
        Были, конечно, голоса в поддержку плана Сотника. За него в основном выступили предводители славянских-венедских князей, свободных городов и германские пехотные командиры. Графу Адольфу IV в такой ситуации было весьма непросто. Нельзя было расстраивать сложившуюся коалицию. Альбрехт с Иоганном были не те люди, кого вот так просто можно было переубедить или же кому тут можно приказать. Но в плане Сотника было явно видно рациональное зерно, и теперь граф молчал, глубоко задумавшись.
        - Ваше Высочество, у Вас лично почти полторы тысячи рыцарей, сохраните хотя бы их для обходного удара во фланг с лёгкой венедской конницей. Держите их в укрытии до последнего, и только, когда увидете, что весы битвы замрут уже в самомеё конце, вот тогда то и нанесите свой решительный удар. Это будет Ваш последний и решающий козырь, - перевёл Путята последний довод Сотника.
        И Альбрехт определился с окончательным планом битвы.
        Небо с востока окрасилось золотом рассвета. Две огромных, по меркам средневековья, армии готовились сойтись в решительном сражении на равнине Борнхёведе.
        - Всё идет так, как Вы и говорили, Ваше Величество, - склонил голову перед королём военный министр Вёстмар, - Построение такое же, как обычно. Впереди выстраиваются конные рыцари для своего прямого таранного удара.
        - Хорошо! - кивнул король, - Вытягивайте их на наёмную германскую пехоту и вельфов, всё равно их не жалко. Как только они совсем в ней завязнут, кидайте в бой мою регулярную тяжёлую пехоту Эймунда! Они добьют в тесноте их конницу и погонят её остатки назад, расстраивая немецкие ряды. Как только Эймунд глубоко врубится в немцев, единым клином наших конных рыцарей Бьёрна врубайтесь в уже подточенный пехотой центр, прорвите его и плените графа и всю его свиту. А кто не захочет сдаваться, вырубайте их всех прямо там же на месте. Мне не нужны такие союзники! Так разом мы выбьем всё немецкую аристократию и заменим её своими благородными и верными нам людьми. И приведите ко мне этого русского командира!
        Четыре с половиной сотни русской бригады стояли, как и было определено планом, чуть сзади общего пехотного строя. У каждого воина был щит с удлинённым копьём-пикой, две метательных сулицы, меч и стрелковое оружие, состоящее из лука с запасом стрел и самострела. Тяжёлая и сковывающая броня осталась в лагере, основной упор в защите сейчас ложился на кольчугу, шлем и щит. Ничего не должно сковывать воина в необходимом маневре. Поодаль, с такой же целью стояло около пяти десятков лошадей под сёдлами.
        - Вперёд не лезть! - был озвучен приказ командира, - Отроки воинской школы стоят в последней, третьей шеренге! Передовая была на матёрых седых ветеранах, им и принимать, если что, удар первыми, сберегая мальчишек.
        От немецкого строя с ровного шага и, постепенно разгоняясь до огромной скорости, ринулись к центру вражеского строя, туда, где только что недавно стояла конница датчан, два тяжёлых рыцарски клина. Один - с латниками герцога Саксонии Альбрехта, второй - князя Мекленбурга Иоганна готовился сойтись с такими же, как и они, благородными датскими рыцарями. Но их на поле боя со стороны датчан встречала уже копейная немецкая и велфская пехота наёмников. Королевская же конница Вальдемара в это самое время выходила по оставленным для неё проходам в свой тыл и там вновь разворачивалась. Тысяча семьсот немецких рыцарей с яростным ожесточением врезались в пятитысячный пехотный прямоугольник, почти что расколов его своими клиньями на три части. Но устойчивый в обороне строй из многих рядов копейщиков, прогнувшись, вобрал в себя как губка два железных рыцарских клина. Не дойдя до задних рядов пехоты, тяжёлая латная кавалерия потеряла своё основное преимущество: скорость, напор и силу рассекающего удара. И в центре поля началась долгое и тягучее сражение. Когда каждый рыцарь, не имея с боков и тыла прикрытия, был
вынужден отбиваться от многочисленного и вездесущего врага.
        Скользили со скрежетом по броне жала копий. Отскакивали от них стрелы и метательные дротики, но, то в одном, то другом месте слетали всадники из сёдел от боковых ударов, проламывали их твёрдые доспехи топоры клевецы (от слова клюв) и боевые молоты, пробивали в упор бронебойные болты арбалетов. Так же, как и их хозяева, умирали и калечились в бою рыцарские кони. Зачастую было проще подрубить им секирой ноги, а оглушенного и упавшего с лошади рыцаря добить уже на земле.
        
        - Хорошо! Очень хорошо! - улыбался король Вальдемар, - Смотрите внимательней, девочки, вы расскажите своему царственному брату, моему племяннику Эрику, про этот великий час торжества славного датского оружия. Со мною лучше дружить!
        Герцогини Марта с Ингеборгой стояли в датской свите на возвышенности, обозревая всё поле боя. Сердце у старшей сестры трепетало от такого грозного и страшного вида сражения. Но ещё больше оно трепетало от страха за того, кто сейчас находился с противоположной стороны долины, и кому вот-вот тоже предстояло вступить в бой. Марта достала свою маленькую серебряную нательную иконку с ликом Богородицы, что подарила ей когда-то давно любимая русская бабушка княгиня, и зашептала молитву о сохранении жизни любимого человека в этой страшной битве.
        - Время! Они завязли в наших копейщиках как в болоте! Кидайте в бой мою тяжёлую пехоту Эймунда! - крикнул Вальдемар, и пять тысяч выученных датских пехотинцев ринулись вперёд. Хорошо защищённые длинными до колен кольчугами со стальными нагрудниками и наплечниками, они были вооружены в основном оружием ближнего боя: мечами, секирами, и копьями-алебардами, представляющими собой комбинацию из жала копья и лезвия топора с острым и изогнутым клювовидным обухом.
        
        Тяжёлые пехотинцы с грозным рёвом прошли сквозь мешанину пехотинцев наёмников, добивая немецкую рыцарскую конницу, и с яростным криком: «Дания! За короля!» устремились на строй немецкой пехоты.
        У датчан уже было явное преимущество. Они только что добили самую сильную часть ударных сил немцев, а ряды пехоты их врага были частично расстроены теми тремя сотнями окровавленных рыцарей, кому только что посчастливилось вырваться из смертельной ловушки.
        - Арбалеты товсь! - отдал команду Сотник, - Настильно огонь! Затем бой луками без команды!
        И четыреста пятьдесят арбалетов послали свои болты в наступающую пехоту врага. Тут же, с задержкой буквально в несколько секунд, бригада ударила из мощных сложно-составных луков. Первые ряды датчан, не ожидавшие удара болтов и стрел, были буквально выкошены прилетевшей на кончиках стальных жал смертью. Каждый из взрослых лучников посылал стрелу за двести пятьдесят-триста шагов, и делал это так быстро, что, когда первая стрела уже входила в тело врага, третья только срывалась с тетивы лука. Ненамного уступали им в искусстве стрельбы и курсанты школы.
        Рука Митяя машинально выхватывала из колчана по две нужных стрелы с острыми, как жало, гранёными и бронебойными наконечниками и, стремительно накладывая на тетиву, рывком посылала их во врага. Целиться было не нужно, всё дело тут было в самой скорости боя. Групповая цель на поле была столь велика, что хотя бы одна из трёх стрел гарантированно находила свою жертву.
        Датчане, потеряв в первые десять секунд множество убитыми и ранеными, были вынуждены резко снизить темп атаки, прикрыться щитами и перестроиться, дав такое нужное для немецкой пехоты время подготовиться к схватке. И, наконец, сблизившись, две стены пехотинцев вступили в жестокий ближний бой.
        - Бригада, перезарядить самострелы! - последовала команда, и четыреста пятьдесят стрелков начали взводить своё оружие.
        По способу перезарядкивсе они были разные, но уже через минуту все их типы были снова готовы к бою.
        - Ждём, ребята, ждём! - отдал команду Сотник, обозревая общую картину сражения.
        Хоть бригада и находилась на небольшой возвышенности, однако вести стрельбу поверх голов своей пехоты было рискованно, слишком всё там уже перемешалось в этой отчаянной пехотной свалке.
        - Что-то тут не то, - думал Андрей, - Не может Вальдемар уповать только на одну лишь свою пехоту. Вот уже третий час шло сражение «стенка на стенку» на равнине, пропитанной кровью, и не одна из сторон не могла перевесить чашу весов победы. Лишь бы у нашего графа хватило выдержки, и он не кинул в бой свой последний конный резерв! Пока он у нас есть, есть и верный шанс разбить противника!
        - Время! - наконец-то решился король Дании, - Бьёрн! Стройте рыцарский клин, я сам поведу вас к победе! - отдал приказ командиру своей латной конницы Вальдемар.
        И, натянув на голову поданный оруженосцем тяжёлый закрытый шлем, взял в руки длинное рыцарское копьё.
        - За мной, мои славные рыцари! Вперёд к славной победе за своим королём! - глухо проревел из-за забрала его голос.
        - За короля! - проревели три тысячи рыцарей, и клин датчан пошёл набирать скорость.
        - Твою ж мать!… - выругался Сотник, глядя на разворачиваемый вдали живой таран, - Так они же своим клином как раз по нашему центру пробьют! Похоже, что король совсем напрочь списал свою пехоту, раз повёл своих рыцарей через общую свалку сражения. Понять его было можно, силы оборонявшихся были подорваны длительной резнёй в центре. Пехотинцы вымотались в тяжелейшем трёхчасовом сражении, и противостоять этой катящейся стальной лавине долго они просто будут не в состоянии. Их, наверняка, сомнут после короткой и яростной сшибки, а потом затопчут.
        Но ведь при этом, так же втопчут в грязь и свою пехоту!? Хотя действительно, какое дело королю до жизни простого пехотинца, когда на кону у него сама победа!
        Король решил одним ударом прорвать центр и, проломив его, обрушиться затем на ставку противника. А то, что на пути клина будет стоять русская бригада, так это даже ещё и лучше! Раскатают и пройдут по ней дальше, вычеркнув очередного врага из длинного списка короля!
        - Внимание все! На нас идёт рыцарский клин! Достать сулицы, «тыльники» ввинтить! Установить по фронту, как уже делали на учениях против конницы! Курсантам добавить сюда же и свои копья! Быстрее всем, быстрее братцы, время! - отдал команду Сотник, сам завинчивая заострённый бронзовый «тыльник» на второе древко сулицы.
        У каждого бойца бригады было по две штатные полутораметровые метательные сулицы, навинчивая на которые тридцатисантиметровые «тыльники» и устанавливая, вбивая их в землю этим «тыльником» под углом, русские получали простейшее оружие против конницы. Брюхо рыцарской лошади было незащищённым, в отличии от её морды и боков и, наскочи она на такое препятствие, её бы ждала неминуемая смерть или же тяжёлое ранение. Вскоре к защитной полосе из сулиц добавились и облегчённые двух с половиной метровые курсантские копья. Мальчишкам дальше предстояло вести только дистанционный стрелковый бой. У матёрых же воинов оставались их пятиметровые пики с игольчатыми четырёхгранными наконечниками, страшные для любой брони.
        - Реечные товсь! - и сотня самых совершенных арбалетов с натянутыми до предела дугами замерла, выбирая вдали свою цель.
        - Огонь!
        Слитный щелчок оповестил о дальнем залпе на триста пятьдесят метров.
        - Перезарядка!
        - Козы товсь! Огонь! - и две сотни самострелов рычажной перезарядки типа «козьей ножки» ударили на расстояние двести семьдесят-двести восемьдесят метров.
        - Самсоны товсь! Огонь! - и с расстояния двухсот метров ударили менее совершенные самострелы с перезарядкой типа «Самсонов пояс».
        Огонь арбалетов со стороны не был таким впечатляющим, как туча лучных стрел, падающая со свистом на врага. Но ведущийся залпом, он скашивал первые ряды тяжёло бронированных рыцарей, выбивая острие клина. И показывал их уязвимость пока что ещё живым соседям. Очень неприятно, когда перед тобой валиться целый ряд товарищей, создавая при этом ещё и преграду из мешанины тел людей и животных.
        - Всем товсь! - раздался крик командира, - Огонь! - и с расстояния семи десятков метров (бригада уже второй год жила по удобной десятичной системе, откинув в сторону пяди, локти, плечи, вершки и шаги), по врубавшимся в пехоту латникам ударили в упор триста заряженных самострелов.
        - Огонь без команды, по готовности! - рявкнул Сотник, накручивая зарядный рычаг своего речника, - Пятимся назад! Нам нужно набрать хотя бы ещё двадцать-тридцать метров!
        И строй бригады, перезаряжая на ходу оружие, попятился назад, набирая такие нужные им сейчас метры.
        А впереди, буквально в семидесяти метрах от них, шла сейчас ожесточённая кровавая сеча. Срезанный датский клин вошёл, как нагретый нож в масло, в эту толпу пока что ещё живых бойцов и в завалы из тел уже убитых и раненых. Всадники не разбирались, друг перед ним или же враг, протыкая копьями и рубя мечами всех подряд. Да и трудно было отличить в этой толпе окровавленных и обезумивших от долгого убийства людей, кого-либо из-под закрытых тяжёлых шлемов.
        Три минуты всего потребовалось рыцарям, чтобы пройти сквозь порядки пехоты. Полторы тысячи самострельных болтов вылетели из самострелов бригады за это время, прореживая ряды латников.
        - В пять рядов стройсь! Сомкнуть ряды! Курсантам бить самострелами из пятой шеренги!
        Наконец, выйдя на простор поля, рыцари увидели впереди себя такую вожделённую добычу - вражеский стан с кучкой военачальников и тыловых крыс у их шатров и знамён. Казалось, протяни копьё, и наколешь на него графа или герцога. Между ними находился только плотный пехотный прямоугольник, ощетинившийся длинными пиками под Андреевским бело-синим знаменем и красной хоругвью. Русские! Достойная добыча! Те, о ком уже до каждого тут дошли всякие рассказы и небылицы. Ещё один рывок, и больше не о ком будет рассказывать! Рыцари рванули вперёд, и сотни коней вздыбились, заваливаясь с истошным ржанием, напоровшись на железные наконечники вбитых в землю сулиц, а в следующих за первыми рядами разрядили залпом арбалеты. Порыв конницы был опять сбит, и рыцари ввязались в очередной тягучий бой с хорошо подготовленной копейной пехотой.
        - Раз два, раз два! - считал про себя Сотник, орудуя тяжёлой пятиметровой пикой.
        Раз! И длинное, гранёное, шилообразное остриё пробило шейную кольчужную бармицу у рыцаря напротив, выйдя с другой её стороны.
        Два! И он отдёрнул пику назад.
        Раз! Удар пришёлся в центральную латную грудину другого всадника, и наконечник только проскрежетал по кованной броне.
        Два! Отскок с уклоном назад, и меч пронёсся над головой, буквально чуть-чуть не задевая шлем.
        Раз! Сотник пробил боковой доспех рыцаря, выбившегося вперёд и открывшего свою менее защищённую часть тела.
        Два! И он добил гранёный наконечник в пробой брони, и дальше в податливое тело.
        Три! Выдернуть красное острие из заваливающего на бок всадника!
        - Командир, заходят сзади! - истошно выкрикнул заместитель Сотника Климент, уклоняясь от меча, налетающего на него рыцаря.
        - Держись, Петрович! - откликнулся Андрей и отдал команду:
        - Каре! Все в каре! Курсантов и раненых в центр!
        И в этот момент при перестроении в единственно возможную в этом случае защитную формацию квадратом, где каждая его сторона была обращена к противнику лицом, а спиной в центр, к находящимся там стрелкам, откуда-то из-за спин передовых рыцарей вдруг вылетел намётом всадник с длинным копьём наперевес и с ходу пронзил им Климента. Его самого буквально выбило из седла сразу двумя самострельными болтами, но он своё уже сделал. И сейчас наруках у Сотника умирал его друг Климент, с кем он с мальчишек прошёл всё ратную школу воина. Выбился в командиры лучшей княжьей сотни Мстислава Удатного. Совершил десятки удачных и не очень походов. И кто спасал его, закрывая собой не раз от смерти. Сколько лет они делили все радости, опасности и невзгоды! И вот теперь на этой вот далёкой чужбине Андрей не смог его самого уберечь.
        - Иди, Андрейка, иди к нашим, ты там нужен. А мне уже хорошо, мне уже совсем не больно. Как же там хорошо, Андрей, - он улыбнулся и закрыл навсегда глаза.
        - ААА! - взревел, вскакивая Сотник!
        - Русь!
        - Русь! - откликнулось слитно каре!
        - Раненых в центр! Горнист, сигнал «В атаку»! Барабанщики школы, громче ритм марша «Прощание Славянки»! Покажем европейцам, как могут умирать русские воины!
        И над полем боя прозвучал сначала сигнал горна «В Атаку!», а затем три барабана и горн с трубой из внештатных школьных музыкантов грянули так полюбившийся всем марш. Русские готовились умирать!
        Случилось непонятное, многочисленная и храбрая конница датчан топталась у ощетинившегося пиками русского каре и не могла заставить себя снова навалиться и затоптать его своей многотонной массой. Сотни тел их товарищей уже лежали у красных пик. А эти страшные русские улыбались такой странной и дерзкой улыбкой под эту их непривычную благородному уху музыку. Наверное, им просто нравилось умирать тут на поле боя?! Но рыцарям-то ведь хотелось жить! Какой смысл им пасть тут, как это случилось уже только что с их доброй половиной. Павшим-то теперь не нужно ничего, в отличие от пока что ещё живых!
        - Я не верю своим глазам, мои славные рыцари пасуют перед какими-то варварами с востока! - воскликнул в сердцах Вальдемар. И вскинул вверх меч, - Раздавите их!
        - Карл Петерсен, барон, это твой шанс смыть с себя пятно позора за Любек.
        Бывший комендант крепости отдал салют мечом и ринулся в битву. Через три минуты его окровавленный конь проскакал мимо королевской свиты прочь, но уже без своего седока…
        Путята Селянович бился как когда то давно в своей дружинной молодости в общем ратном строю, принимая очередного верхового латника на копьё. Чуть, чуть не хватило ему времени для уклона и пернач (боевая дубинка, булава) рыцаря, словно дубовым бревном оглушив, ударила вскользь по его островерхому шлему. Тут бы Селяновичу и конец! Затоптали бы на смерть богатыря тяжёлые кони. Но надрываясь от непосильной натуги, вытащили дядьку медведя на себе курсанты Оська с Игнаткой. Вот тебе и слабачки мальчишки!
        - Наскок! Ещё наскок! - строй русских только теснее смыкался, заслоняя собой раненых, убитых и мальчишек курсантов с арбалетами.
        Страшно! Зря говорят, что умирать не страшно, тем более в четырнадцать мальчишеских лет. Но страх можно и нужно уметь перебороть! Его нужно держать в руках! И Митяй ещё крепче сжал в руках арбалет, взводя на нём рычаг натяжения.
        А губы, словно сами собой всё громче и громче шептали заученное ещё на втором курсе школы стихотворение «Русь» какого-то хорошего, как говорил батя, поэта Сергия Есенина:
        «ПОТОНУЛА ДЕРЕВНЯ В УХАБИНАХ,
        ЗАСЛОНИЛИ ИЗБЕНКИ ЛЕСА…»
        Щёлк! Самострел взведён на максимум!
        «…ТОЛЬКО ВИДНО НА КОЧКАХ И ВПАДИНАХ,
        КАК СИНЕЮТ КРУГОМ НЕБЕСА…»
        На! Болт вошёл в грудь рыцаря, наскакивающего на батю.
        «…ВОЮТ В СУМЕРКИ ДОЛГИЕ, ЗИМНИЕ,
        ВОЛКИ ГРОЗНЫЕ С ТОЩИХ ПОЛЕЙ…»
        Рядом стоящий верный друг Маратка, удивлённо взглянув на Митьку, вдруг тоже подхватил знакомые всем пацанам школы строчки:
        «…ПО ДВОРАМ В ПОГОРАЮЩЕМ ИНЕЕ
        НАД ЗАСТРЕХАМИ ХРАП ЛОШАДЕЙ…»
        - - Зарядить самострел до упора!
        «…КАК СОВИНЫЕ ГЛАЗКИ ЗА ВЕТКАМИ,
        СМОТРЯТ В ШАЛИ ПУРГИ ОГОНЬКИ…»
        Уже весь третий курс воинской школы горланил такое знакомое всем стихотворение:
        «…И СТОЯТ ЗА ДУБРОВНЫМИ СЕТКАМИ,
        СЛОВНО НЕЧИСТЬ ЛЕСНАЯ, ПЕНЬКИ.
        ЗАПУГАЛА НАС СИЛА НЕЧИСТАЯ,
        ЧТО НИ ПРОРУБЬ - ВЕЗДЕ КОЛДУНЫ…»
        Щёлк! Самострел взведён на максимум. Болт на направляющее.
        «…В ЗЛУЮ ЗАМОРОЗЬ В СУМЕРКИ МГЛИСТЫЕ
        НА БЕРЕЗКАХ ВИСЯТ ГАЛУНЫ.
        НО ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, РОДИНА КРОТКАЯ!
        А ЗА ЧТО - РАЗГАДАТЬ НЕ МОГУ…»
        На! И болт выбил из седла огромного дана, прикрывающего кого-то в богатых золочёных доспехах!
        «…ВЕСЕЛА ТВОЯ РАДОСТЬ КОРОТКАЯ
        С ГРОМКОЙ ПЕСНЕЙ ВЕСНОЙ НА ЛУГУ…»
        Щёлк! Выпустил болт Маратка, и золочёный доспех выронил меч из перебитой руки.
        «…ОЙ ТЫ, РУСЬ, МОЯ РОДИНА КРОТКАЯ,
        ЛИШЬ К ТЕБЕ Я ЛЮБОВЬ БЕРЕГУ…»
        На третий повтор, стихотворение, яростно ревело уже всё русское каре…
        - Они бешенные, Ваше Величество! Мы только зря здесь теряем время и людей, - докладывал сидящему на попоне монарху начальник рыцарской кавалерии Бьёрн.
        - Ещё немного, и мои обескровленные сотни начнут отход сами, без команды.
        Бледный от потери крови Вальдемар зашипел. Придворный лекарь накладывал уже третью тугую повязку на его раны. Король действительно был храбр и не страшился идти лично в бой. Но судя по всему, эта последняя рана лишила его такой возможности. Рука монарха, пробитая русским арбалетным болтом, висела теперь без движения словно плеть.
        В это время где-то глубоко в тылу, на восточном, а чуть позже и на западном фланге заревели тревожно сигнальные рога, а следом послышался и лязг стали.
        - Что там ещё, Вёстмар? - устало спросил своего военного министра король.
        - Ваше Величество, немцы обрушили свою конницу на наш правый фланг. Предатели из тысячи Дитмаршена перешли на сторону врага и ударили нам с левого. Судя по всему, уже ослабленные потерями, наши воины долго не выдержат. Нам нужно срочно отходить, мой король!
        Оборона датчан трещала по всем швам, только что упорно сражавшиеся пехотинцы бросали своё тяжёлое оружие и спешили скрыться в окружающих лесах и в заросших болотистых равнинах. Каждый спешил спасти свою жизнь, и только две сотни личной королевской охраны готовились подольше задержать врага.
        - Марта, Ингеборга, быстро уходим! Через пять минут, тут будет германская конница!
        - Но дядя! - крикнула старшая герцогиня, - Шведы не воюют с Ганзой и Саксонцами!
        - А кто сказал, что кто-то будет разбираться в гнилой дипломатии на поле боя? Увы, мои девочки. На поле боя есть только победитель и побеждённый, ну и ещё есть добыча для победителя. И я бы не рекомендовал молодым девушкам становиться сейчас добычей для озверевших от крови мужчин! Вперёд! Иначе я прикажу сделать так, чтобы вы не достались на поругание этим немцам!
        В это время на отходящий отряд вынеслось около трёх сотен конницы немцев, и перед поредевшей свитой короля закипел ожесточённый бой.
        - Уходите, Ваше Величество! Мы не сможем их долго сдерживать! - прокричал начальник королевской конницы и, опустив забрало, ринулся в схватку.
        - Филат! Принимай командование! Собрать всех раненых и убитых! Начинайте прямо тут оказывать первую помощь! - отдал команду Андрей, - Главное - останавливайте кровотечение, ну да не мне вас учить! Коней сюда! Мы идём защитить герцогинь, я пообещал, что с ними ничего не случится!
        Битва Сотника ещё не закончилась. Он должен был лично убедиться, что человек, ставший ему таким дорогим в этом мире, находится в безопасности, и ради этого он был готов пойти на всё! И пять десятков русских воинов на лошадях скорым намётом ушли на север кровавой равнины.
        Через десять минут гонки по старинному тракту в направлении Ноймюстера показался небольшой отряд из полутора десятка всадников, уходящих на северо-запад. Как видно, уставшие в долгой битве кони не были в состоянии быстро нести своих седоков и русский отряд теперь неумолимо их догонял.
        - Король Дании Вальдемар Победоносный, стойте! - прокричал сзади такой до боли знакомый и родной для Марты голос.
        - Я командир русской бригады Андрей Сотник, барон Любека Андреас, обещаю Вам и Вашим людям свою защиту!
        - Я их задержу! - разворачивая коня и выхватывая меч, прокричал военный министр Вестмар и споследним десятком личной охраны бросился на преследователей.
        Что могли сделать двенадцать, пусть и хороших воинов, против более чем пяти десятков вооружённых и обученных самострельному бою русских стрелков…
        - Стойте в отдалении и ждите здесь! - отдал приказ своим людям Андрей, и один приблизился к королю.
        - Ваше Величество, я забираю Ваших племянниц. Обещаю Вам обеспечить их защиту и доставить на Шведскую территорию. Точно такое обещание я давал им месяц назад, только уже для того, чтобы доставить к Вам, и, как видите, своё слово сдержал. И уберите, наконец, кинжал, никто не собирается Вам угрожать, а тем более лишать Вас чести, пленив. Вы свободны!
        - Переведите дядюшке, Ваше Высочество, - и Сотник галантно кивнул Марте.
        Король судорожно сглотнул и, пряча оружие, спросил Марту:
        - Вы ему доверяете и поедете с ним?
        - Да, дядя, - только и кивнула племянница.
        - Хорошо, - буркнул монарх и развернул коня.
        Постояв немного на месте, он снова тяжело его развернул и приблизился к Сотнику вплотную. Его вид был печален, вся дорогая, и качественная броня была сейчас поцарапана и местами пробита. Шлем помят, а правая окровавленная рука монарха свисала плетью.
        - Но почему?
        - Что почему, Ваше Величество? - переспросил Сотник после перевода Марты.
        - Почему Вы меня отпускаете, барон? Я готов был отдать за вас два полных шлема серебра, а это огромные деньги. Вы же, отпуская меня, теряете сейчас гораздо больше, чем серебро, вы теряете возможность прославиться в веках, пленив великого Датского монарха, - и король пытливо вгляделся в лицо этого странного русского, пытаясь его хоть как-то понять.
        - Всё просто и сложно одновременно, Ваше Величество, - пожал плечами Андрей.
        - Ну, так потрудитесь мне всё же объяснить, барон, - величественно кивнул Вальдемар.
        - Хорошо, - согласился русский, - Зачем мне брать Вас в плен, Ваше Величество, и подвергать унижению? Вы и так проиграли эту битву, а с ней и возможность теперь доминировать на Балтике. Тем не менее, Вы умный и успешный правитель, и не допустите раскола и падения в бездну своей державы. Пройдёт время, и Вы сможете восстановить часть своих сил, но диктовать то, как всем жить на берегах этого моря, у Вас уже больше не получится никогда. Чрезмерное же усиление Ганзы и немецких земель Новгороду тоже ни к чему. На наших западных окраинах и так свили своё гнездо два немецких военного ордена, а наёмники со всей Германии стекаются туда, чтобы пограбить под папское благословение своих «восточных соседей». И не только Новгород, но и ещё много местных народов. Новгороду, нам, русским, нужен хоть какой-то противовес взаимного сдерживания в Восточной Балтике.
        Сотник помолчал, подумал, посмотрел внимательно на Марту и продолжил объяснять:
        - Поверьте, Ваше Величество, русским не нужны Ваши земли на Западе, я сейчас говорю не только о Дании, а вообще обо всей Западной Европе. У нас и так много своих забот, и есть куда прирастать, обживая обширные восточные и северные земли. Сейчас Русь расколота распрями на множество удельных княжеств. Со всех сторон ей угрожают враги, а до прихода самого сильного - монголов осталось всего-то ничего. Со всеми своими трудностями мы, конечно же, справимся. И все те народы, которые нам угрожали или угрожают, будут в итоге разгромлены, потеряв былую силу, как это уже было с хазарами, печенегами или половцами, терзавшими веками Древнюю Русь. Так будет ещё не раз с немцами, шведами и франками, с монголами и османами, с литвинами и ляхами по отдельности и объединёнными все вместе. Так будет с каждым, кто придёт на русскую землю с мечом. Каждый враг, упиваясь временной своей победой, и нашей кровью, в итоге потеряет всё и будет потом скулить в обиде веками, забившись в свой угол. А Русь! - и, Сотник, улыбаясь, посмотрел в небо, подняв голову, словно что-то увидел там, - А Русь станет могучей, единой и
великой державой. Она всё в итоге преодолеет и всё вынесет на своих могучих плечах, как бы и кто бы ей в этом не мешал.
        - Откуда тебе известно всё это? - глухим голосом спросил Вальдемар, пристально вглядываясь в лицо русского, - Ты что, провидец, барон?
        - Я всё знаю, я всё это сам видел, король… - спокойно и как-то обыденно ответил Сотник и улыбнулся Марте с Ингеборгой, - Поедемте со мной, Ваши Высочества? Обещаю, я не дам Вас никому в обиду.
        К Андрею подскакал командир разведки Варун и, учтиво поклонившись королю, обратился затем к своему командиру:
        - Иванович, мы тут трёх лыцарей евойных сцапали, и в паре вёрст с юга сюда латники немецкие скачут. Что прикажешь то дальше делать?
        - Так, - покачал головой Андрей, соображая, - Датских рыцарей освободить, и срочно сюда. Пусть у датчан будут свои национальные герои, спасшие их короля! Зачем им нужна чужая милость? Сами берём герцогинь под охрану и торжественно следуем в лагерь. Они ведь не пленницы, а высокие гости из нейтральной державы! Но «ушки держим на макушке», от наших «гхероических» союзников, теперь, после битвы, можно, пожалуй, всего ожидать!
        Кортеж уже разворачивался, когда Вальдемар стоя в окружении трёх своих воинов, прокричал Сотнику:
        - Дания не будет воевать с русскими! Я дам завет своему народу, если ты доберёшься невредимым на Родину! Прощай, барон!
        - Прощайте, Ваше Величество! - и пробормотал, - Дания действительно не будет воевать с Русью после того, как королевство потеряет прибалтийскую Эстляндию, уж дальше-то нам, думаю, не пересечься. А вот чтобы вернуться живым на Русь, придется, конечно, теперь хорошо потрудиться.
        - Саксонцы, едрит их через коромысло, - зло выругался Варун, сплёвывая на землю сквозь зубы, - Херцог своих рыцарей положил зазряшно на датских пиках, а теперь ему, видать, славы срочно потребовалось, чтобы захваченным королём прикрыться.
        - Спокойно, Фотич, не ерепенься, - успокоил друга Сотник, - Это же типа наши союзники. Ведём себя важно и учтиво. Не забывайте, что мы теперь личная охрана герцогинь славной Шведской короны!
        Подлетающие полторы сотни германской рыцарской конницы со всех сторон обступили русский кортеж. Вид всадники имели весьма непрезентабельный. На многих доспехах были видны пробоины и глубокие царапины. Некоторые и вовсе не имели шлемов, накладок или латных перчаток. Кровь и пыль покрывала седоков и их коней.
        - Досталось, однако, благородной рыцарской кавалерии от суровых датских парней с их копьями, - подумал Андрей.
        - Стоять! - рявкнул высокий латник в дорогом доспехе и откинул забрало шлема.
        - О-о! Этот длинный крючковатый нос и толстые влажные губы я узнаю из тысячи лиц, - подумал Сотник, - Сам герцог собственной персоной, видать, решил в конце сражения подвиг совершить!
        - А ну в сторону! Кто такие и кого вы тут к себе тащите?!
        - Назовитесь, задавая вопрос! По вашему виду, увы, сложно понять, к чьему войску и к какому военачальнику вы принадлежите, - улыбнулся дерзко Сотник.
        - Ты разговариваешь с самим Герцогом Саксонии Альбрехтом I, невежда! Неужели так сложно меня узнать, русский?! - чуть ли не прорычало Его Высочество.
        - Рад признать в Вас Ваше Высочество! - учтиво кивнул, улыбаясь, Андрей, - Просто я привык, что люди столь высокого положения ведут себя более вежливо, ну-у…и выглядят соответственно. И да, я русский, как вы изволили выразиться, Ваше Высочество, Ваш союзник, барон Андреас Любекский! - важно кивнул Андрей, - Имею честь сопровождать в ставку гостей главнокомандующего объединённых союзных сил графа Адольфа IV, герцогинь шведской королевской династии Их Высочеств Марту и Ингеборгу, приходящимися родными сёстрами правящего короля Швеции Эрика XI! - торжественно, как глашатый, продекламировал Сотник.
        - Никакие они не гости! Это племянницы короля Вальдемара, и они будут моими пленницами как военный приз! - завизжал герцог, брызгая слюной и глядя на девушек с каким-то алчнымвожделением.
        - Я поклялся защищать их жизнь и их честь до последней капли крови! - твёрдо глядя в глаза Саксонцу, произнёс Сотник и направил свой арбалет ему в грудь.
        Мгновенно пять десятков мощных самострелов выбрали свои цели среди всадников герцога, а герцогинь оттеснили в центр образованного тут же круга.
        Немцев было больше на сто человек, но каждый из них уже твёрдо знал, чего стоит это русское оружие, направленное в упор прямо в твоё сердце. И над встретившимися нависла зловещая пауза…
        Вдруг с севера раздался топот копыт и к развилке дорог, где происходила встреча, подлетело шесть десятков всадников с русским Андреевским значком на пике.
        - Сотня, серпом стой! Самострелы товсь! - раздалась уверенная команда Тимофея, и русская подмога, встав полукругом, взяла рыцарей на прицел.
        Ситуация начала меняться коренным образом, и теперь уже саксонцы начали нервничать, понимая, что их при необходимости положит тут вот эта сотня с десятком русских всадников, только начни они битву.
        Вдруг из строя прибывшей подмоги, оставив лошадей, выскочили двое подростков и проскочили к русскому центру.
        - Ваши Высочества, о Вашем прибытии доложено лично главнокомандующему графу Адольфу IV. Он с нетерпением ждёт Вас в своей ставке, - доложил Ваш старший паж Митрий и, учтиво поклонившись, мальчишки, прижав правую руку к груди, а левую - к эфесу мечей, присели в высшем приветствии на одно колено.
        - Это ж где они так галантности-то такой выучились, стервецы! - изумлённо глядя на представление, подумал Андрей.
        - Нда… И тут не обломилось Альбрехтику, - глубокомысленно высказался Варун, глядя, как по одной из дорог уходит восвояси полторы сотни латной саксонской конницы…
        Дни после сражения неслись словно стрелы. Только что встало на востоке с рассветом солнце, и не замечаешь, как за сплошной чередой дел оно уже садится на западе.
        На третий день бригада прощалась со своими погибшими. После обряда отпевания каждый, включая многочисленных раненых, смог проститься со своими друзьями и побратимами возле братской могилы. Сто два человека потеряла бригада на равнине Борнхёведе, заплатив большой кровью за союзнический долг. Ещё более сотни русским воинам требовалось серьёзное лечение, и о движении домой пока не было и речи. Многих из них до дома просто не смогли бы тогда довезти.
        Правда, такое же и даже гораздо худшее положение было и в войсках союзников. Особенно сильно оказались выбиты Саксонские и Мекленбургские рыцарские тысячи.
        - А ведь граф Гольштейна Адольф не так-то прост, - думал Сотник, - И главного врага Данию с шахматной доски большой политики сбросил, и своих союзников - конкурентов по северной Германии обескровил. Жаль только, что в этой шахматной партии не деревянные фигуры, а конкретные живые люди свои головы складывали, - и Андрей аж заскрипел зубами, вспомнив старинного друга Климента, сотника Петра, десятников Ивана, Ийбу, и всех своих погибших товарищей.
        - Что-то наш славный русский барон хмур и не весел?! - поднял кубок с вином на пиру по случаю победы граф Адольф, - Предлагаю тост за славные дела его воинства и желаю здравия, удачи и многих лет ему самому! Если бы не его отряд, не знаю, довелось ли бы мне вообще вот тут с вами сидеть. Ведь именно русский отряд остановил и приковал на себя большие силы прорвавшейся в центре рыцарской конницы короля. И дал такую нужную нам паузу, чтобы перестроиться и нанести ему ответный удар!
        Все, кроме саксонского герцога и его людей, подняли кубки с вином и с одобрительными криками выпили их до дна. Основная масса союзников русских уважала, остальные же - боялись.
        - Лишь бы вы не мешались, - подумал Андрей и встал со своего места, - Люди моей новгородской бригады и я сам были рады служить под началом столь доблестного полководца, каким, несомненно, является Его Сиятельство, граф Адольф!
        И все одобрительно закричали, подтверждая только что им сказанное.
        - Мы были рады идти в бой, чувствуя надёжное плечо своих верных союзников, и наша русская кровь смешалась на этой равнине с вашей. Мы все потеряли здесь своих друзей и товарищей. И я предлагаю тут, за этим вот праздничным столом, вспомнить всех, кто не дожил до нашей общей победы! - и выпил кубок до дна, не чокаясь.
        Необычный для традиционно весёлых и праздничных застолий тост был оценен всеми по достоинству, и каждый осушил его до дна, молча вспоминая своих потерянных друзей и товарищей.
        Затем было много тостов и веселья. Но у Андрея что-то не было никакого настроения, тем более, что за соседнем главным столом граф Адольф чересчур любезно и весело шутил с герцогинями.
        - Словно павлин свой хвост распушил! - подумал Сотники поймал себя на мысли, что ему крайне неприятно столь пристальное внимание этого известного дамского угодника и сердцееда к этим милым девушкам, - Да и ладно, скоро уже в дорогу, а там можно будет забыться в усадьбе, только лишь иногда вспоминая всё пережитое в этом походе.
        Очередной приступ веселья за соседним столом подтолкнул его к мысли пораньше закончить застолье и он, с трудом распрощавшись, убыл к себе в русский лагерь, где его ждала небольшая и такая уютная походная командирская палатка.
        - Ладно, и пусть себе развлекаются, как хотят, просто так никто герцогинь не обидит, ведь на страже у них всегда их верные пажи.
        Около полночи Андрея разбудило какое-то шебуршание снаружи. Кто-то тихонько и настойчиво поскрябывался в платку.
        «Похоже, немецкие мыши совсем уже обнаглели, скоро уже танцевать на спящих станут!» - подумал Сотник и, выглянув за входной полог, нос к носу столкнулся с Мартой.
        - Какой же вы невежда, барон! Стоило только ему стать героем и отличиться в сражении, как можно уже на произвол судьбы бросать маленькую и беззащитную девушку, да? - тихонько прошептала хулиганка, - Я еле-еле отбилась от домогательств этого повесы графа. Хорошо, хоть мои пажи не такие безжалостные, как их командир! - и она как мышка юркнула вовнутрь.
        - Марта, мы в лагере, вокруг тысячи мужиков!
        - У немцев все перепились «вдрызг», а русские спят как их лесные медведи в берлоге! - приложила к его губам свой пальчик герцогиня, - Тихо! Ты сам шумишь как испуганная монашка. Или ты хочешь прогнать прочь свою маленькую, испуганную и замёрзшую девушку, которую обещал лично охранять её дядюшке?! - и она прижалась к нему своим горячим и упругим телом.
        Никто, разумеется, и никуда из палатки никого не прогнал, и впереди у двух влюблённых была жаркая и нескучная ночь…
        На следующее же утро всё было как обычно, и Марта была подчеркнуто холодна и чопорна. Лишь изредка Андрей ловил на себя её искрящийся взгляд, и они тут же отворачивались, словно какие-то заговорщики.
        Наконец, пришло время, когда со всей осторожностью можно было вывозить раненых в гавань Любека. Впереди были осенние шторма с полосой длительной непогоды, и теперь нужно было спешить.
        Русский отряд на выделенных графом Адольфом лошадях проходил мимо большого, дубового православного креста. На огромной каменной плите были высечены имена сто пяти человек, учитывая и умерших от ран.
        «ЗДЕСЬ, НА РАВНИНЕ БОРНХЁВЕДЕ, В 1227 Г. ОТ Р.Х., В СОСТАВЕ СОЮЗНОГО ВОЙСКА ПРИНЯЛИ БОЙ, ПОБЕДИЛИ И ПОГИБЛИ ГЕРОЯМИ ВОИНЫ НОВГОРОДСКОЙ БРИГАДЫ: АЛЕКСИЙ ИВАНОВИЧ ИЗ ПОДОСИНОВЦА, АНДРЕЙ МЕТЛА РЯЗАНСКИЙ, АХАВА ИЖОРСКИЙ, КЛИМЕНТ ПЕТРОВИЧ НОВГОРОДСКИЙ, ОННЕЙ СЫН КАЛЕВЫ ИЗ ВУОКСЫ, ЮРЬЁ ОЛМАРИ ЭСТЛЯНДСКИЙ, ЯКОВ ПЯСТА ИЗ ПСКОВА.»
        «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ПАВШИМ ГЕРОЯМ! ПОМОЛИМСЯ ЖЕ ОБ ИХ ДУШАХ!»
        ГЛАВА 11.В ОБРАТНЫЙ ПУТЬ НА ГОТЛАНД.
        Бургомистр немецкого Любека встречал перед входом в город со всеми лучшими людьми города своего барона и всё его прославленное войско. Город был празднично украшен по случаю приезда своего доблестного освободителя.
        - Давайте без церемоний, Ганс. Мы русские воины - люди простые, и не любим лишних условностей. В вашу внутреннюю жизнь я лезть не собираюсь. И вообще по своему обету, данному ещё два года назад господнему совету Великого Новгорода, я не вправе, кроме военных, занимать ещё какие-либо властные господние посты. Полагаю так же, что это касается и вашего города. Поэтому, оставляя за собой титул барона вашего славного города, отказ от которого мог бы быть расценен графом земель Гольштейна Адольфом IV как личное оскорбление, объявляю отныне ваш город вольным. Сам же, на правах баронства буду давать вам только лишь одни советы, если вы, конечно, их испросите у меня. Все формальности вы можете обсудить с моим личным послом и проверенным в делах Строковым Путятой Селяновичем, ну и, разумеется, уладить их с самим графом Гольштейна. А мне лучше покажите, как там мои раненые и датчане себя чувствуют в оборудованном госпитале нашей Елизаветы, - и пошёл дальше в центральные ворота.
        У городского главы Любека случился настоящий шок. Только что, вот так запросто и мимоходом его город фактически получил статус «вольного», а это были громадные перспективы, от которых у главы даже закружилась голова. Конечно, предстояли ещё переговоры с графом Адольфом IV и он, разумеется, сможет ещё «остричь шерсть» с горожан, но всё равно статус «вольного города» однозначно перевесит все предстоящие формальности и затраты!
        - Запишите в городские аналлы эту дату, Фриц! - прошептал бургомистр старшему писарю, - 22 августа отныне объявляется «Днём вольности Любека», и будет праздноваться теперь как праздник города!
        Подготовка к плаванью заняла пять дней. Корабли были отремонтированы в доках Любека по самому высшему разряду. В трюмы были загружены вода, провиант и тонны прекрасного кованого железа, стекла и прочего товара.
        На разделе доли с добычи и премиальных, отпущенных союзниками, по совету ушлого, не потерявшего от боевой травмы свой острый разум Путяты, Андрей выторговал у благосклонного к нему Адольфа возможность вывоза чистого металла в криницах, слитках и кованых полосах. Какой смысл было тащить тонны битой брони и оружия, всё равно непригодных для русского боя, когда можно было взять в десятки раз больший объём железа, и уже у себя изготовить всё то, что им было нужно. Средневековая Русь добывала своего железа очень мало, и в основном это была низкокачественная болотная руда - лимонит/бурый железняк, естественно отлагающийся в корневищах болотных растений. В Германии же в самой, в её Рудных горах на границах Саксонии с Богемией активно добывали и выплавляли высококачественную руду в больших количествах. Недалеко были приальпийские разработки. И особенно много руды и уже готового выплавленного железа завозили судами из близкой Скандинавии.
        Так что, как говорится, было бы не грех воспользоваться относительно дешёвым сырьем, да и вывезти его к себе по морю.
        На это же, а также на так нужное в поместье стекло, и различные инструменты была потрачена половина полученных от Ганзы премиальных в три тысячи марок. По своему номиналу эта счётно-весовая денежная единица Северо-Германских земель, весящая 234 грамма серебра, равнялась примерно новгородской серебряной гривне. Так что, возвращались домой корабли с набитыми трюмами. Подходить к Новгороду предполагалось по большой осенней воде, и проблем с проходом по Неве и Волхову не ожидалось.
        
        В проливе Кадетринне русской флотилии не встретилось ни одно судно. Тут только недавно хорошо поработали ушкуи, и ладьи под командой Редяты Щукаря и датские корабли пока не рисковали заходить в эти неспокойные для них воды.
        Обходя в вечерних сумерках с севера датский остров Борнхольм, и прижимаясь к южному краю Скандинавии, на отряд выскочили три патрульных судна датчан. Не разобрав, кто перед ними и не видя флагов принадлежности, они приблизились на двести метров и были встречены ливнем стрел и арбалетных болтов. Трюгви Карась только что подал по верёвке в «воронье гнездо» очередной тул со стрелами и теперь с восторгом наблюдал, как слаженно бил с высоты мачты из лука Ульф и русские мальчишки арбалетчики Пётр и Игнатка. Осознав ошибку и потеряв десятки убитыми и ранеными, датчане отвернули от русских и скрылись курсом на зюйд (юг), по направлению к Борнхольму.
        - За подмогой поспешили, - проворчал старый шкипер Вальдемар Краузе, стоя на капитанском помосте головного когга возле своего старшего сына Михаэля.
        - Любекские шкиперы говорили, что датчане там, у Рённе, много сил держат, чтобы центр Балтики контролировать. Как бы эти волки на нас всю свою стаю теперь не навели, - проворчал, качая головой, Михаэль, - Нам-то до Шведского Эланда ещё трое суток хода будет.
        Двое суток плаванья прошли в напряжении. В отдалении, отскакивая назад или в стороны, как только за ними бросались в погоню ушкуи Редяты, держались два быстроходных судна датчан. Периодически от них поднимался к небу густой чёрный дым.
        - Своих на нас наводят. Видать, скоро можно будет гостей ждать, - пробурчал Сотнику Варун, - Зря ты, Иванович, не дал нам с ними той ночью на абордаж сцепиться. Сейчас бы и не ждали погони.
        - Хватит, наобордажничались уже! Бригада и так потеряла полторы сотни убитыми. Да вон ещё сотня в госпитальных каютах лежит, Лизка с Катькой и санитарами сутками от них не отходят, всё выхаживают! А тебе бы всё подраться, старый! - сурово глядя на Варуна, в сердцах бросил Сотник, - Мы свою миссию выполнили! Пойми! Всю! Полностью и даже с избытком! Теперь нужно всех вернуть домой живыми! Это наша главная задача сейчас, Фотич, понимаешь ли, нет? Мысли уже как командир, а не как простой воин-рубака! Ты же целый поручик, а ведёшь себя как десятник капрал, - укорял Андрей своего старого друга, - Ну, сколько бы мы ухлопали на этих трёх дозорных судах датчан? Сотню с небольшим. А своих, сколько бы на них положили на абордаже? - и он посмотрел на Варуна.
        - Ну-у…Десятка три-четыре как «пить дать», дрались бы ведь, как проклятые, - кивнул, понимая расклад, разведчик.
        - Во-от, а оно нам надо? У Щукаря и так на ушкуях команды поредели, пока он у Любекской бухте резался. Пришлось свою судовую рать да добровольцев к нему из немцев подсаживать. Так что, отходим без схваток, огрызаясь и только показывая зубы, но отходим, друг.
        - Да я чё, я всё понимаю, - кивнул Варун, - Лишь бы эти сами нам дали уйти, - и кивнул за корму.
        К концу третьего дня, когда вдали уже вырисовывались очертания Шведского Стенсхамна, с кормы показались далёкие паруса погони:
        - Вижу много парусов! - тревожно вглядываясь в западную сторону, крикнул зоркий Карасик.
        - До Эланда сутки хода. Немного не успеваем, Андреас, - покачал головой капитан «Коня», - Через два-три часа их быстроходные дозорные суда догонят нас, а затем свяжут боем. Ну а следом за ними уже подтянутся и их большие корабли.
        Андрей подумал и поднял рупор:
        - Боян Ферапотнтович, у тебя самая быстрая ладья у кого, у Якова Ладожского?
        - Так точно, командир! - раздался ответный крик командира Ладейных команд.
        - Его задача - быстрее ветра проскочить вперёд. Там в бухте Кальмар стоит часть королевского Шведского флота. Просите помощи. Скажите, что датский флот вторгся в воды Швеции!
        - Дайте ка сюда свою «кричалку», барон, - раздался голос за спиной.
        Андрей обернулся, сзади стояла Марта. Ей немного не здоровилось в пути, качка вызывала тошноту и резкую смену настроений, и она большее время проводила в каюте, беседуя со ставшей ей уже подружкой Елизаветой и с командиром охраны Митяем.
        - Это рупор, Ваше Высочество, кричать нужно вот сюда, - и Андрей показал на зауженное отверстие.
        - Я поняла, - улыбнулась девушка и прокричала распоряжение Якову.
        - Яков! Передайте капитану любого встреченного шведского судна, что герцогини Марта и Ингеборга из королевского рода Эриков нуждаются в защите. Их, плывущих на Родину на русских кораблях, преследует датский флот.
        - Вас понял, Ваше Высочество, - раздался ответный крик.
        И быстроходная русская ладья устремилась на восток.
        Через три часа, как и предсказал Михаэль, в сгущавшихся сумерках русский отряд нагнали первые три датских ладьи из погони. Они будто волки кружили в небольшом отдалении и пускали сигнальные стрелы, обозначая цель. К середине ночи их стало уже семь, и датчане решились на свой первый бросок. С обеих сторон строя на когги разом устремились быстроходные ладьи. Им наперерез выскочили ушкуи Редяты, и ударили арбалетчики со всех судов. Море подсвечивалось факелами и горящими стрелами. Как видно, сами не ожидавшие такой плотности стрелкового боя, датчане начали отворачивать в сторону и выходить с боевого курса. На одном судне, как видно, были выбиты рулевые, и оно, потеряв ход, начало медленно разворачиваться боком. Ладья Бояна выскочила из строя и, пройдя параллельно, осыпала её в упор стрелами и болтами. Проходя, в каких-то десяти-пятнадцати метрах от борта, на палубы викингов полетели три зажигательных глиняных горшка. Пламя вспыхнуло в темноте ярко-малиновым цветом, поджигая парус и охватывая огнём всё судно, а с бортов с криками отчаянья посыпались в море фигурки, спасаясь в нём от яростного огня.
        - Теперь до утра уже не сунутся, - покачал головой старший Краузе, - У нас есть время пройти ещё вёрст сорок.
        Действительно, впечатлённые быстрой гибелью дозорной ладьи датчане не предпринимали никаких враждебных действий, следуя в отдалении и накапливая силы. К десяти утра у них, растянутых полукругом, было уже более пятнадцати дозорных и около десятка больших военных кораблей. А вдали виднелись паруса ещё четырёх.
        - Как видно, ждут подхода последних, - кивнул Михаэль Сотнику, - Через часа три подойдут, и тогда все вместе на нас навалятся. Нужно собрать наши в единый плотный строй, так нам самим же будет легче отбиваться. Глядишь, и не сразу тогда вырежут, - усмехнулся немецкий капитан.
        Общая скорость всего флотского отряда равняется скорости его самого тихоходного судна. Четыре тяжелогруженых ганзейских когга не давали набрать хорошей скорости остальным судам бригады. Но не один человек на быстроходных ладьях и ушкуях даже не помыслил бросить своих товарищей и уйти в отрыв. Все экипажи готовились к своему последнему бою.
        Трюгви в очередной раз оглядывал гладь моря. С запада, окружая русский отряд подковой, готовился к бою многочисленный датский флот.
        Скоро суда сцепятся в яростной абордажной схватке, и тут будет очень страшно. Пока же Карасик наслаждался последними мирными минутами. Он уже поднял в «воронье гнездо» несколько тулов со стрелами и несколько кожаных мешочков с арбалетными болтами. Всё для боя тем, кто встанет в это самое опасное на судне место. Ведь в первую очередь стрелков выбивают из высоких «вороньих гнёзд», и тогда русским мальчишкам здесь уже точно не позавидуешь, поскольку тонкое плетенье гнезда не сдержит вражеские стрелы.
        Карасик окинул в последний раз горизонт, уже собираясь слезать, как вдруг его глаз заметил какую-то далёкую точку на востоке. Задержавшись и вновь вглядываясь вдаль, он разобрал, что со временем точка размывается и состоит из нескольких более мелких:
        - Вижу вдали суда курсом остен! - раздался его крик, и в сердце каждого появилась надежда.
        Через несколько минут их, как видно, заметили и на датских больших кораблях, где были такие же вороньи гнёзда, и на высоких мачтах началась суета. Поднимались и спускались с них люди, а концы строя «подкова» перестали сходиться. Как видно, датский командир не любил неопределённости и решил пока подождать подхода неизвестных судов с востока. Вполне ведь могло быть, что это были датские суда их восточного крыла. И тогда с русскими разделаться будет уже гораздо проще.
        Примерно через полчаса среди сближавшихся семи судов удалось разглядеть русскую ладью Якова. На помощь спешила подмога!
        - Din hoghojd, kapten Holger och hans skvadron ar glada att tjana dig! Vad vill du gora?! (Ваше Высочество, капитан Хольгер со своим отрядом рад служить Вам! Что прикажете делать?! - Швед.)
        - Kaptajnen er glad for at se dig! Tag en plads i r?kkerne. Prov ikke at komme ind i slaget, men hold danskerne v?k! (Рада Вас видеть, капитан! Займите место в строю. Постарайтесь в бой не вступать, но не подпускайте датчан близко!), - крикнула подошедшему флагманскому судну герцогиня, махая приветственно рукой.
        - Jaglyssnar! Слушаюсь! Скоро сюда прибудет ещё отряд. Я послал за ним дозорное судно, - ответил швед, и его суда заняли своё место сзади, прикрывая собой общий строй.
        А сам Хольган с развевающим флагом Шведского королевства чуть-чуть приотстал, замыкая колонну.
        - Что нужно датчанам в водах короля Швеции Эрика?! - прокричали с замыкающего судна в сторону датского флагмана.
        Через какое-то время ему ответили:
        - Это свободные воды, где вы тут видите землю Шведской короны. Пусть шведы убираются к себе и оставят датскому флоту русских. Дания не воюет со Швецией, и они пока могут быть свободны.
        - На русских кораблях члены королевской семьи благословенного рода Эриков! И пусть Датчане разворачиваются сами, пока не поздно! Шведские моряки почтут за честь постоять за своих герцогинь! Или датчанам мало одного Борнхёведе, и их капитан готов втянуть два королевства в новую войну? - ответил с издевкой швед, «надавив на живое».
        Датский командующий ничего не ответил, и его суда следовали прежним курсом, не сближаясь, однако, с отрядом. А через пару часов появился большой отряд из двадцати шведских кораблей и настойчиво, но без боя, оттеснил датчан в сторону. Вдали показались очертания большого шведского острова Эланд, и датский флот, сменив курс, благоразумно ушёл в открытое море.
        Через три дня закончилась первая часть морского прорыва домой, и бригада высадилась на отдых в готландской гавани Висбю.
        Снова, как и два месяца назад, Сотник сидел в окружении друзей на званом приёме в готландском королевском поместье. Слушал песни певцов менестрелей, разговоры гостей, произносил тосты и здравницы и, ловя мимолётные взгляды Марты, всё не мог отделаться от мысли, что это, по сути, её прощальный официальный приём. И больше он уже никогда не увидит свою герцогиню.
        Русский отряд седлал коней и был готов уже отправиться в путь, туда, где расположилась на русском подворье Вюсбю бригада, когда к командиру подошла служанка и тихо его поманила за собой.
        - С вами хочет увидеться одна особа, барон, следуйте за мной, - и проскользнула в боковой вход замка.
        В маленькой боковой комнате, куда Сотник поднялся по винтовой лестнице, его ждала Марта.
        - У нас с тобой только час времени, Андрюша, мне нужно соблюдать определённые правила, ты же меня понимаешь? - произнесла с придыханием Марта, обнимая своего возлюбленного.
        - Я всё понимаю, моя маленькая, - прошептал Сотник и поднял её на руки.
        - У нас только час, - опять напомнила она с улыбкой и щёлкнула его по носу.
        Корабли бригады выходили из гавани Висбю в восточном направлении. Полгорода всыпало на берег, провожая русское войско, и была среди них та, что заняла в сердце Сотника своё пустовавшее после смерти жены Доброславы место.
        Марта стояла сейчас в своём ярко-голубом, под цвет её красивых глаз, платье и, прижав руки к груди, смотрела на удаляющегося от неё её Мужчину. Ей было неловко, казалось, что она утратила свою красоту, и Он это увидел! Ведь вот уже третью неделю её подташнивало, и она с тенями под глазами вообще не могла смотреть в сторону любой еды.
        А у Сотника в это время стояла перед глазами их прощальная встреча, когда его Марта, такая прекрасная в свете светильника, в накинутом на голое тело лёгком и простом платьице, сняла с груди серебряную православную иконку Богородицы и одела ему на шею.
        «Это, Андрей, нательная иконка от моей русской бабушки. Пусть она бережёт тебя от всех бед и опасностей, и я верю, что мы с тобой ещё встретимся, любимый…»
        ГЛАВА 12.ПОСЛЕДНИЙ РЫВОК.
        Бригаде предстояло совершить свой последний морской переход, пройдя мимо острова Сааремаа в Матсалуский залив южной части Эстляндского герцогства, где её ожидали два заранее оставленных и замаскированных конных звена.
        Традиционный и прямой путь через Вотский залив был перекрыт обозлённым датским флотом. Здесь же они русскую бригаду явно не ждали.
        Сентябрьским дождливым днём, когда над морем висели полосы тумана, русский морской отряд проскочил в узкое место между материком и островом и вошёл в нужный мелководный залив. Глубины этого залива, сплошь заросшего камышом и другими водными растениями, были никому неизвестны, и суда шли по нему с самой медленной скоростью. Ориентиром направления служило устье реки Казари, и к вечеру пятнадцатого сентября корабли наконец-то подошли к берегу. Заросший сплошным кустарником и лесом, он был безлюдным, казалось, что здесь вообще не ступала нога человека.
        Неожиданно с правого борта, там, где заросшие камыша закрывали особенно густо подход к берегу, серо-зелёная стена растительности расступилась, и к отряду скользнула небольшая лодка долблёнка.
        Передний гребец привстал и поднял в приветственном жесте руку:
        - Командир, на берегу всё спокойно. Больше двух месяцев вас тут дожидаемся, однако, - докладывал Ийбо, - В заливе всего одна маленькая деревушка из местных эстов стоит, в ней из мужиков семеро. Живут тайно, ибо натерпелись от немцев и данов уже. Ловят рыбу, ну и так, небольшие поля и огородики у них для прокорма есть. Мы им с Азаматом, - и карел кивнул на звеньевого степняка, - Помогаем, чем можем, ну и они народ простой, добрый, нам взаимностью отвечают. Так что, хорошо жили, пока тут вас ждали. Никто чужой мимо не проходил. Да и пройти-то сюда сложно, однако, пути и дороги не зная. Пару седмиц назад какая-то ладья, было, заходила в залив, так мы даже обрадовались сначала, подумали, что это вы возвращаетесь. Но она там, на мель села, видать, намучились гребцы, с неё снимая, и также эта ладья потом и ушла восвояси. Вот и все наши новости, не считая того, что три дня назад младший брат Азамата Камиль хорошего такого, жи-ирного лося стрелой добыл. Так что, мы тут теперь с мясом.
        - Мясо - это хорошо, - кивнул Сотник, слушая подробный и бесхитростный рассказ пластуна.
        - Ну что, Азамат, теперь дело за тобой. Нужно, как можно быстрее добраться до Пскова к командиру конницы Василию и доложить ему о нас.
        Азамат кивнул и спокойно с достоинством ответил:
        - Доскочим, командир, не сомневайся! Природного торка никакая опасность не остановит! - и он три раза сплюнул через плечо.
        - Ну, теперь точно не остановит, - усмехнулся Андрей и отдал команду, - Начинаем высадку! Всё закончить к сумеркам, чтобы кораблям обратно проливом в темноте на большую воду уйти!
        Восемь степняков в это время, оседлав коней, уходили на восток только им известными и заранее разведанными тропами. В их задачу входило, не вступая в бой, проскочить более пятисот вёрст по враждебной земле Эстляндского герцогства и поземлям, захваченным орденом крестоносцев, и привести обратно к заливу всю степную сотню с заводными лошадьми. И делать это нужно было быстрее, ибо вот-вот закроют небо сплошные тучи, и тогда тут пройти будет очень и очень трудно.
        Степные воины и их лошади были научены совершать длительные переходы. Хороший богатур мог есть, пить, спать, и даже, извините за нескромность, справлять естественные надобности на ходу, не слезая со своего коня.
        Он чутко улавливал его состояние. Ведь конь для него был гораздо ближе, чем просто средство передвижения. Это был практически его друг. И понимая, что он устал, хочет, есть или пить, степняк или пересаживался на другого - заводного (если это было нужно, то и на ходу), подтягивал на нём подпругу и следовал дальше на свежем, не снижая темпа движения. Или же вываживал, поя и кормя на выпасе травой либо захваченным в дорогу овсом. Скорость передвижения тут зависела только от состояния лошадей. Степные же воины имели при себе все то, что им было нужно в пути. Кожаную флягу, бурдюк с водой или молоком кобылицы, взбиваемого и выбраживаемого в степной напиток кумыс, кусок тонко нарезанного мяса, который подкладывали под седло, а тот уже превращался под воздействием веса всадника и лошадиного пота, по своей сути, в походное «отбивное».
        Седмицы хватило Азамату с его воинами, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее Балтийский залив от русского лагеря под Псковским Изборском. Только уже южнее Дерпта (Юрьева) наскочили они на ливонский разъезд, состоящий из двух десятков всадников и, лишь ссадив семерых стрелами, сумели сбросить погоню «с хвоста».
        26 сентября поднятый по тревоге дозорный эскадрон из трёхсот русских всадников обрушился на предместья Дерпта, заставив наглухо запереть там гарнизон.
        Степная сотня Азата в то время, как прикрытие отвлекало от них врага, гнала на запад заводных. У каждого воина было по четыре лошади, и они, перескакивая с одной на другую, преодолели нужное расстояние всего за шесть дней.
        - Здравствуй, Андрей! Рад тебя видеть, друг! - широко улыбался Азат, такой скупой на видимое проявление чувств, - Вы сделали всё, как ты и задумал? Мы тут уже наслышаны про великую битву в германских землях.
        - Да, друг! - обнял командира степной сотни Андрей, - Остался только последний рывок, и мы уже дома, жаль только, коней нам для обратного пути теперь гораздо меньше нужно, - и Сотник тяжело вздохнул.
        - Не тужи, Андрей. Слава о наших воинах на века в умах и сердцах народов останется. У нас в степи есть славная поговорка: «Умеющий жить, сумеет и умереть», для хорошего воина великая честь пасть в славном бою за правое дело! Вон, главное, молодых всех до одного сберег, - и он кивнул на возмужавших в походе курсантов, принимающих у степной сотни и обихаживающих своих коней, - Хорошие воины из них будут, даже по глазам и ухватке видно, как наши мальчишки изменились в походе! - и он потрепал по голове своего Маратку.
        Тридцатого сентября, дав отдохнуть лошадям, степная сотня с двухсот шестидесятью бойцами, прибывшими из-за моря, вышла на хорошо протоптанный уже путь, и под озером Выгула соединилась с дозорным эскадроном Василия. Шестьсот восемьдесят конников составляли теперь большую силу, и по преследующим семи сотням всадников из немецкой орденской конницы в удобном для засады месте ударил слаженный залп луков и самострелов, выбив за десять минут треть отряда преследователей. Уцелевшие развернулись и сопровождали отходящую к Пскову бригаду, уже только издали.
        По древнему русскому городу, видевшему за свою бурную историю рати варягов и норманнов, чуди и немцев крестоносцев, шли на восток конные сотни Андреевской бригады. Горожане, прижавшись к заборам, провожали ряды усталых и суровых воинов, глядя на них с неподдельным любопытством. Над колонной колыхался лес пик и отрядных значков, а в голове её виднелось знамя с косым Андреевским крестом и красная православная хоругвь.
        Через город, давший Руси великую княгиню Ольгу, в крещении Елену, проходило, возвращаясь из дальнего похода, войско победителей - русское войско, вернувшееся домой.
        А кровь и грязь смоются, раны залечатся, и снова будет, кому поднять булатный меч в защиту своих людей и земли.
        Бригада пробилась! Бригада вернулась домой!
        Все иллюстрации и обложка для книги взяты с сайта https://pixabay.com/ru/