Сохранить .
Сотник из будущего. Южный рубеж Андрей Булычев
        Сотник из будущего #2
        Обережная сотня освобождает от ватаг разбойников большую часть земель Великого Новгорода. Торговые пути «из варяг в греки» скоро будут свободны. В Андреевском начинает работать воинская школа, где детей-сирот учат ратному искусству и множеству наук сам Сотник и его ветераны. Построены новые ремесленные мастерские, выпускающие прекрасные и востребованные изделия и лучшие образцы оружия. Сельское хозяйство строится на новый лад, выращивая новые для этого времени культуры и готовясь насытить закрома земляков. А с юга-запада Руси начинают угрожать нашествием усилившиеся и объединившиеся литвины. На Балтике нарастает противостояние между владычицей северных морей Данией и союзницей Новгорода Ганзой. Для отражения всех этих угроз сил сотни явно не хватает, и нужно создавать новую дружину, которая будет нести порубежную службу, разведку, а также сможет сломать и спутать планы многочисленных жестоких врагов Руси. Сотнику нужны верные сподвижники и собственное, хорошо обученное войско!
        Сотник из будущего. Южный рубеж
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.ШКОЛА СОТНИКА.
        ГЛАВА 1.НЕМНОГО ИЗ ИСТОРИИ.
        Обережная сотня Андрея Сотника «зачищает» от разбойных ватаг большую часть земли Великого Новгорода. Основные торговые пути северной Руси «из варяг в греки» совсем скоро будут свободны.
        В усадьбе Андреевского поместья начинает работать ратная воинская школа, где детей сирот учат воинскому искусству и множеству наук сам Сотник и его сподвижники по былой ратной службе.
        В поместье построены новые ремесленные мастерские, выпускающие прекрасные и востребованные изделия и лучшие образцы оружия.
        Сельское хозяйство строится на новый лад, выращивая новые для этого времени овощи и зерновые культуры, готовясь насытить закрома земляков своей продукцией.
        А с юго-запада Великому Новгороду начинают угрожать нашествием усилившиеся и объединяющиеся в единую державу Литвины. На Балтике всё нарастает противостояние между владычицей Восточного моря Данией и союзником Великого Новгорода Ганзейским союзом.
        Для всех этих угроз, сил «Обережной сотни» явно не хватает, и нужно создавать новую «Дозорную сотню», которая будет нести порубежную службу, вести разведку на дальних и ближних подступах к новгородской земле, а также сможет сломать и спутать планы многочисленных, коварных и жестоких врагов Руси.
        Сотнику нужны верные сподвижники и собственное, большое, хорошо обученное войско, чтобы преодолеть все трудности и опасности этого лихого и кровавого века!
        ГЛАВА 2.ДОМОЙ.
        По рыхлому и ноздреватому мартовскому снегу, поверх льда Валдайской речки Полометь, шёл в сторону устья Ямной большой обоз. Двадцать саней в нём неспешно катили в сопровождении двенадцати верховых всадников. Седоусые дядьки с копьями в руках и с мощными сложно составными луками за плечами выглядели грозно и устрашающе, притягивая к себе внимание многочисленных встречных торговых караванов, спешащих до закрытия ледового пути проскочить домой. Ещё больше внимания притягивали к себе те, кто сидел или лежал в проезжающих санях обоза. Были в них и суровые ветераны, и безусые юнцы, и даже две пригожие девицы держали в руках поводья. Объединяло же их одно. Серьёзные и цепкие взгляды повидавших большую кровь воинов, справное оружие и наличие ран, перевязей и многочисленных следов крови и пробоин/порезов на одежде.
        - Обережные! Обережные идут! Ты смотри ка, сама Андреевская Обережная Сотня возвращается, вон все то в крови как! - шептали купцы, их возничие и караванная охрана, споро уступая дорогу и снимая шапки перед этим грозным воинским санным поездом. Слава о деяниях этой Сотни за каких-то полгода стала легендой и разлетелась уже далеко за пределы самой северной Руси - Новгородчины, где и была создана только недавно.
        Шёл 1235 год от Рождества Христова (все даты и само летоисчисление дано в новом времени). Средневековая Русь раздроблена на отдельные княжества и ослаблена смутой и княжьими междоусобицами, а в её лесах полно разбойничьих ватаг, терроризирующих население. И не было закона и порядка в её землях!
        На внешних рубежах тоже было всё неспокойно. С враждебного запада шёл натиск рыцарей ордена Меченосцев и Тевтонского. С севера, на союзников и данников Новгорода племя Карела - свершали набеги финские племена Сумь и Емь, поддерживаемые и науськиваемые Свеями (шведами). С юго-западного направления рвались грабить и разорять Русские земли, объединяющиеся и всё более усиливающиеся Литвины. И уже совсем скоро на северную Русь из-за аномальных погодных условий, морозов и затяжных дождей летом, придёт жуткий голод, выкосивший половину её жителей. Когда жуткие случаи каннибализма были совсем не редки, не говоря уже о том, что жизнь человека в это лихое время вообще не стоила ничего.
        А ещё где-то далеко на юге, в степях копила силы и расширялась, покоряя и поглощая соседние страны и народы, могучая монгольская держава, созданная великим правителем средневековья, железным Чингисханом (Тэмуджином).
        Пройдёт чуть больше десяти лет, и обрушатся её непобедимые тумены на русские земли, сметая города, княжества и все те рати, что сможет выставить против них разрозненная Русь. Обезлюдеют её земли, и падёт на них степным арканом удушающее тяжкое монгольское иго, что целых двести лет будет потом сковывать любое её развитие.
        Всё это было доподлинно известно командиру Дозорной Сотни Великого Новгорода Андрею Ивановичу, сыну Торопецкого десятника Хвата, в чьей личности органично слилось сознание далёкого потомка, отставного офицера из двадцать первого века и его предка, бывшего Сотника Элитной Княжьей Дозорной Сотни. И всем этим личностям было настолько комфортно и естественно в едином теле и сознании, что никакого разлада вообще не ощущалось. Все они прекрасно и органично дополняли и обогащали друг друга всеми теми знаниями, навыками да умениями, что были когда-то у отдельного человека из средневековья и нового времени.
        Самой же целью Андрея стало сделать всё, чтобы облегчить и укрепить свою землю от всех тех бед и напастей, каких только было возможно и в его силах. И с созданием своей первой вот этой боевой рати в виде Обережной сотни стал он к этой заветной цели хотя бы ещё на один шаг ближе.
        Прошло всего три месяца как Господний (Высший совет) Великого Новгорода выдал грамоту с разрешением на её создание. Определив основной задачей борьбу с заполонившими всю северную землю ватагами разбойников.
        И вот очищены торговые пути в ближайшей округе, а сами разбойники преданы смерти. Но знал и понимал Андрей, что это только начало на его долгом пути и сколько ещё таких банд орудует в землях всей Руси!
        Вторым самым важным решением Господнего Совета было разрешение укреплять жалованное ему Андреевское поместье с её усадьбой и обустраивать в ней воинскую школу отроков, оставшихся сиротами, и детей из семей дружинных ветеранов, что сами захотят их ему доверить.
        - Подтянись!
        Понеслась команда по длинному каравану, и кони начали набирать ход, следуя пожеланиям своих возничих.
        Скорее домой, в родное Андреевское, где можно будет снять с себя всю броню и кольчуги, разложить по оружейным хранилищам луки, самострелы, копья, мечи и многое из того, что лежало сейчас наготове рядом с их хозяевами.
        А больше всего хотелось поскорее войти в жаркую парную да стряхнуть, смести, сбить с себя весь этот многодневный пот добрым берёзовым или дубовым веником. Махнуть ещё один ковшик травяного настоя на горячие голыши и зажмуриться от удовольствия, чувствуя, как горячо и покалывая струиться по твоим жилам кровь.
        - - Хорошо-о! Живой яяя…!
        И с рёвом и хохотом с такими же разгорячёнными товарищами броситься в снежный сугроб, заорать, зарычать, чувствуя блаженство от этой яростной силы, борьбы и столкновения двух великих стихий: жары и лютого холода!
        А потом снова бегом в парную, хлебнув по пути из резного липового ковшика хмельного ржаного кваса!
        - Поддай парку, Филат! Аррр!
        Всё это будет, а сейчас воинский караван входил в устье речки Ямницы, что впадала по правую руку в полноводную Полометь, и оставалось совсем уже недалеко до дома.
        - Передний дозор вперёд к усадьбе! Пусть готовятся к встречи там! И передайте, что у нас трое серьёзно раненых, нужна будет срочная обработка.
        - Пошли! - скомандовал резко Сотник. И вверх по реке устремились три всадника во главе с другом, берендеем Азатом.
        Сотня подходила к дому.
        Вот впереди уже показался поворот, а за ним высокий обрыв. И сани вкатились на огромную ровную поляну усадьбы, что располагалась между двумя лесными речками Дубницей да Ямницей. На ней виднелся ряд строений, юрт и большая изба, что с лёгкой руки самого Андрея все быстро начали называть ее ранее тут незнакомым словом штаб. Коротко и солидно.
        Перед избой уже высыпало всё оставшееся в усадьбе население. Временный комендант и «мастер самострельщик», дед Кузьма, а так же освобождённый от похода по причине ранения, гончар Осип, лекарша Агафья, главная повариха усадьбы Миронья. Стояли группкой малолетние внуки Кузмы Лада с Ваняткой и ещё несколько мужиков да баб с детьми, что были совсем только недавно отбиты сотней у злодеев разбойников, и проходили лечение да восстанавливались теперь в поместье.
        У всех встречающих были счастливые и восторженные лица. Ещё бы! Вернулись с боевого похода их, ставшие такими близкими и дорогими друзья и товарищи. Оттуда, где летает оперённая смерть, и свистят острые клинки, рассекая тела. И вернулись они с победой, а самое-то главное живыми!
        - Сотня, становись!
        И затопали твёрдыми кожаными подошвами подбитые сапоги да онучи по двору, замер ровный строй в едином дыхании. Только трое раненых лежали на санях, приподнявшись, да смотрели во все глаза со стороны с такими же серьёзными и торжественными лицами, как и их стоящие сейчас в строю боевые товарищи.
        Сотник развернулся и окинул взором свою рать. На правом фланге стояли два десятка ветеранов под командой седоусых друзей десятников Климента и Филата.
        За ними звено лесовиков-разведчиков с потемневшими от постоянного пребывания в снегах, на ветру и на лютой стуже лицами, под командованием вечного ворчуна - следопыта Варуна. За ними возмужавший в походах двенадцатилетний сын Сотника Митяй со своим сверстником берендеечем Мараткой, ладейный старшина Ивор, да бравые боевые девки, шестнадцатилетние двойняшки Катеринка и Лизавета. Не хватало ещё тут в строю тех, кто получил ранения в схватке с ватагой Чудина-крепыша Вторака, что лежал на сене саней с пробитым бедром, и двух ратников ветеранов Петра и Семена, которые получили их, отбивая натиск разбойников Мечника в том их последнем и отчаянном натиске.
        - Сотня, равняйсь! Смирно! Благодарю Вас за Вашу доблесть и отвагу, проявленную в бою с превосходящим нас силами врагом!
        Сотня замерла и, набрав в грудь воздух, проревела трижды слаженно:
        - Ура! Ура! Ура!
        - Шестьдесят три злодея больше не поднимут свой топор на добрых людей. Не сожгут их дома и не утащат в свой стан их жён да детей на погибель, и не отнимут имущество у купцов вместе с их жизнями!
        - Перед этим вы разгромили ещё две ватаги и уничтожили их злодеев -приспешников, очистив от всей этой нечисти всю окружающую нас местность - нашу Деревскую пятину Батюшки Великого Новгорода! Честь вам и почёт, доблестные воины!
        - А сейчас, братцы, для всех вас долгий отдых и крепкое лечение от ран для наших раненых. Все большие дела и ратное учение продолжим уже после того, когда все вы как следует, отдохнете и восстановитесь.
        - - Сотня, разойдись! - и строй рассыпался по двору.
        - Ну что, Агафья, не страшные раны? - спросил Андрей после осмотра последнего пациента, пожилого уже дядьки Лавра, что и так-то пошёл на осмотр только что из-за самого грозного приказа Сотника.
        - Командир! Да стрела, то только чуть чиркнула по плечу, даже кольчугу же, как следует, не пробила! Так ведь, только кончиком жала кровь пустила, и синяк на самом плече набила. Ну что, из-за каждого пореза, что ли теперь к лекарше ходить!? Я уж понимаю вон те трое с ранами, им и внимание и пригляд положен, а я-то что?
        Андрей посмотрел на него спокойно и спросил:
        - Вот ты, Лавр Буриславович, ходил в большой поход южнорусских князей на половцев, в том 1203 году с Романом Галицким, припомни?
        - Ну а то, как же, конечно, Андрей Иванович, мы же с тобой как раз тогда десятниками были, ещё и спорили порой, чей десяток у нас доблестней будет.
        - Было такое, - усмехнулся Андрей. А помнишь ли Родислава из десятка Матвея Рыжего?
        - Да как же его не помнить? - кивнул согласно Лавр - Первый весельчак и заводила как-никак в сотне то был, где пошутить над кем али поддеть кого надо, всегда то он тут как тут рядышком вечно оказывался.
        - Ну вот, а конец ты его помнишь ли, Лавруш? - пытливо глядя в глаза своему старому боевому товарищу, вдруг тихо спросил Сотник.
        - Так он ранен был «копчёными» в походе, командир, у одной сухой балки как помню, дело было, да потом вот и помер сердешный в пути обратно.
        - Вот-вот, Буриславович, всё ты верно говоришь, помер он. Ранен был стрелой половецкой в бедро Родька, от того много крови потерял да ослаб сильно. Хотя ранение, если подумать, не таким то уж и серьёзным было. Кость с жилами у него не задело, даже ходить мог и на коне скакал о первых двух дён. Стрела-то половецкая не осталась у него в ноге, а так, лишь срезала кус мяса и в коня уже дальше зашла. Да только грязи у него много в рану набилось, мы же считай, месяц уже тогда в походе были, все пропотели и запылились там в конец. Вот и мучился всю седмицу Родька, весь огнём горел, знобило его и ногу как бревно разнесло потом от пропавшей, чёрной гнилой крови. Так и помер у нас на руках боец, - вздохнув, вспоминал Андрей, - там же и прикопали его на седом кургане рядом с могилой древних степных воинов. Я тогда ещё в прикрытии нашего обоза с ранеными стоял и всё это сам видел.
        Половцы у нас на спине плотно висели, думали, уже и не выберемся вовсе. Да ладно сам Мстислав Удатный подоспел, повезло, выручил нас князь. И скажу я тебе, Лавр Буриславович, что не только одного Родьку мы тогда от огневицы потеряли. Вот так же, с пару десятков бойцов точно от неё сгорело и в чужую степную землю легло, - вздохнул, опять замолчав.
        - Да-а, - протянул Лавр. Дела-а однаако…
        - Ну вот, а ты говоришь, цара-апина, ме-елочи. Лечись, друг! Куда я без тебя, старого битого волка?
        Встал и вышел из лекарского закутка избы на свежий воздух улицы.
        На улице было шумно и весело. Как-никак вместе собралось целых два больших десятка бойцов и столько же гражданских вместе с ними. Слышались крики, смех, топот копыт выводимых лошадей, чтобы те не застоялись. Всё слилось в одном шумном и весёлом гомоне.
        Вот два седоусых ветерана вцепились друг другу в плечи и ходят кругом, норовя сорвать захват противника, и навязать ему свой ход поединка. Неожиданно один сделал два шага вправо, увлекая по кругу соперника, и когда тот, чуть-чуть потеряв равновесие, качнулся, сразу же резким ударом подсёк правую ногу под голень и резким толчком повалил его набок, условно добивая уже на земле ножом.
        - Понял, Митяй, как нога должна подсечку то делать? - спросил снизу проигравший того светловолосого парнишку с розовым шрамом на лбу, что стоял молча рядом со своим приятелем бередейкой и наблюдал за схваткой.
        - Ага, понял я, дядь Степан, - кивнул мальчишка утвердительно, - только и Маратка вон такой вёрткий, что не больно-то его ногой подсечёшь. Как уж меж кувшинок вертится, тут и не подцепишься к нему.
        - А вот это очень даже хорошо, Митрий, значит, на полном серьёзе вы с ним бороться будете. Знай, что чем сильнее противник, тем крепче навык у вас у обоих разовьётся, - с серьёзным видом растолковывал прописные истины победитель недавней борьбы Олег, тот ветеран, что был с русой бородкой.
        Пять дней уже прошло, как пришла сотня с похода. Все отмылись, отоспались и отъелись за время отдыха, и было видно, что уже самим бойцам начало порядком надоедать вот это затянувшееся безделье. Пора было уже приниматься за тренировки и ратный труд по боевому слаживанию в десятках. Да и по самой усадьбе дел хватало с избытком для всех.
        Небольшие корректировки в планы Сотника, конечно, вносила весна, которая всё больше и больше начинала уже вступать в свои права. То здесь у конюшни снег просядет, то плетень вдруг обвалится под тяжестью сугроба. А с крыш вообще свисали длинные сосульки, которые приходилось постоянно сбивать. На санях ездить пока было можно, но с каждым днём раскисшее крошево снега делало это занятие всё сложнее и сложнее. Ещё неделя и вообще встанут все торговые пути на реках, только и останется ждать мая, когда с первыми ладейными караванами, да по большой воде ляжет сюда новый водный путь. И то ненадолго, три-четыре седмицы, а там спадёт вода, обнажая перекаты и отмели Поломети, и вновь придётся переходить купцам на старый Селигеров путь, где полно трудоемких земных переволоков да речных переправ через многочисленные пороги.
        Но всё это впереди, а сегодня по рыхлому подтаявшему речному пути пришёл в усадьбу последний зимний караван. И встречая его, вся усадьба собралась на большом речном обрыве, предупреждённая заранее конным дозором.
        - Едут, едут уже!
        И действительно, вдали из-за речного поворота выплывали пять саней, с пока ещё далёкими и неразличимыми отсюда в них фигурками.
        Народ задвигался и загомонил, ну а как же, интересно ведь, кто к ним пожаловал!
        И вот, поднявшись с натугой по речному склону, въехали те сани на поляну перед самой усадьбой, и начали с них выходить степенные мужики, попадая прямо в объятия Сотника. Лука Тесло, Первак, Гудым и Ослопя, не просто ремесленники плотницкой артели, они те, что стали самыми близкими друзьями, советниками и приятелями для Сотника. А для Митяя, что со всех ног кинулся их обнимать, так были они и вовсе побратимы, ибо вместе они свою да чужую кровь проливали при недавнем осеннем переходе в Великий Новгород.
        - Здорова, Лука Мефодьич! Вы каким ветром-то сюда так рано? Мы же вас раньше мая-то и не ждали совсем, - хлопал старшего плотницкой артели по плечу Андрей.
        - Кхе, кхе. Так что валяться-то на печи, Андрей Иванович? И так все дела переделали уж дома, а эти-то два непролазных месяца так и вовсе дома тоска была бы сидеть. Вот и решили с ребятками пораньше, с самым последним санным обозом выйти, боялся уже и не поспеть, вон, как нынче-то солнышко припекает. Да и сам ты уже знаешь, в Крестцах товарищей раненых после боя мы оставили, за них же душа болит и мается, как они там, вдали! - традиционно кхекал артельный.
        - Да, а что за них переживать-то? - усмехнулся Сотник и протянул руку в сторону избы, откуда спешили, поддерживая с боков хромого Вторака, гончар Остап с ладейщиком Ивором. Вот они уже и сами к вам идут!
        - Матушки Святы! - воскликнул Первак разводя в изумлении руки, и сразу же бросился к своему брату близнецу, увлекая за собой и всю артель.
        - Да-а, Андрей Иванович, тебе и Митяю моя артель теперь по гроб жизни обязана, вон ведь как ты сына смог обучить воинской науке. Если бы не он, как есть положили бы нас всех в том лесу, где банда Ворона орудовала. Да и раненым нашим он весьма искусно помощь оказал, - уважительно говорил Лука, сидя за богато накрытым столом, - А уж про Второчка так и вообще просто слов у меня нет. Если бы вы тех разбойников не извели под Крестцами, его бы да ремесленников Ивора и Остапа косточки давно бы лесное зверьё по своим берлогам растащило. Должники мы твои теперь, не зря всё же душа сюда стремилась. Скорее бы уже за работу взяться, я же помню, какие у тебя огромные планы по строительству. Вот и набрал с собой побольше хороших плотников со столярами, как ты мне сам говорил. Всего нас пятнадцать приехало для работ, с инструментом всяким и «приспособами». Даже и не знаю, хватит ли места теперь разместить всех, а то я смотрю, у тебя уже чуть ли не городок за эту зиму образовался, и воинов да баб с детишками вон сколько прибыло.
        - То ли ещё будет, Мифодьич, то ли ещё будет… - задумчиво кивнул Сотник. Скоро десятки детей для обучения в школе начнут сюда прибывать, а там и воины для комплектования новой сотни и крестьяне с ремесленниками подтянутся. Так что, станет в усадьбе совсем тесно. Ну да всех как-нибудь уж разместим, никто на улице в любом случае не останется. Вон, уже пять юрт стоят походных и ещё три готовы к установке. Мы всех их с отбитой добычей взяли у разбойников, так что за размещение своей артели не переживай. Лишь бы вы не подвели с таким объёмом работы. Как-никак три казармы двухэтажные под школу и сотни ставить. Ремесленных мастерских три здания. Да конюшни, амбары, бани и прочие хозяйственные постройки нужны. Это сколько же всего надо! А изб, сколько нужно ставить на самой усадьбе и в ближайших от неё росчищах, да на дальних вырубках, где семейные крестьяне будут жить. У меня уже голова кругом идёт! А ну как не справитесь с таким объёмом работ?!
        Лука задумчиво почесал затылок, вздохнул и сказал спокойно:
        - Работа, Андрей Иванович, конечно, огромная. Считай, новый городок предстоит тут возводить, а ещё ты про оборонную стену крепости упомянуть забыл. Только она, сколько сил, времени и материала на своё возведение заберёт. Ну да я вот думаю, что всё-таки со всем этим мы должны справиться. Платишь ты за работу без скупости, сам же, как хозяин не склочный и условия работы очень хорошие. Опять же, трудиться всегда у тебя интересно мастерам. А на Руси работящего народа хватает, слава Богу, православные трудиться в удовольствие любят. Так что, гожих работников сюда найти, думаю, не сложно будет. Я же, пока дома на отдыхе был, грамотки своим артельщикам в Торжок и Руссу отправил, чтобы они сюда, как только смогут, скорее прибыли и своих значит умелых земляков, сколько есть, всех, стало быть, захватывали. Так что, думаю, навалимся всем миром по весне, и к осени не узнаешь уже своё поместье, господин Сотник славной Обережной Сотни Великого Новгорода.
        - Слава то о вас широко раскатилась, многие вообще за честь почтут тут работать. Ещё и на ярмарках да вечёрнях долгих зимних будут хвалиться, и рассказывать, как у самого Обережного Сотника трудились. Так что, не беспокойся, а лучше скажи ка мне, что это у тебя за трава то такая интересная в коробах возле окошек стоит? - и заинтересованный Лука подошёл к одному деревянному ящику с рассадой, желая руками потрогать зелёные всходы.
        Шлёп! Вдруг раздался звук удара тряпки, и немолодой старшина артели, таким бодрым козликом отскочил на середину избы. А рядом, грозно уперев руки в бока, стояла здоровенная тётка Фёкла, отбитая полтора месяца назад из разбойного стана Свири, стояла и шипела как разъярённая кошка:
        - Куда руки свои тянешь, олух окаянный! Тебе что, хозяин разрешил эти всходы трогать, супостат ты неприкаянный?!
        Андрей наклонился к столу и уже просто не в силах с собой совладать от такой вот живой картины, давился от хохота, только глядя на весьма сконфуженного Луку.
        - Прости меня, Лука Мифодьевич сердешно, смилостивься друг. Забыл я тебя предупредить заранее, что смертельно опасно приближаться к этим ящичкам у окошек. И сам-то вон бочком только хожу рядом, с боязнью великой и оглядками, уж больно грозная охрана возле них дённо и нощно службу несёт. Страшусь сам, как бы и меня тут не прибили бы ненароком, не разобрав, да ошибочно - и снова расхохотался, не удержавшись.
        - Ну, вы и скажете тоже, Андрей Иванович - покраснела всегда бойкая Фёкла, - Вам-то можно трогать всё, что вам надобно. Это вот этого упыря худого пущать я не буду, пусть даже не надеется, злодей, ещё нечаянно сделает чегось негодного, и завянет тогда вся наша драгоценность.
        Лука обошёл большим кругом грозного часового и снова сел за стол.
        - Да-а, дела, Иванович, тут уже и шаг то сделать страшно, не то, что потрогать чего, - и, взглянув пристально на Фёклу, причмокнул, - Это тебе хорошо, вон разрешают трогать всё, что надо.
        Сотник усмехнулся:
        - Ну, это она образно, Лука, образно.
        И они вместе уже рассмеялись, как только что нашкодившие мальчишки.
        - Это, Лука Мифодьевич, те детки растений, что будут потом высаживаться в ваш парник, который вы давеча по осени сладили. А потом уже и по всему огороду, как только тепло накрепко встанет из него рассадятся. Семена же и всходы этих растений воистину для нас драгоценные, потому как из них со временем вырастет всё то, что будет кормить многих добрых людей, спасая их от голодной лютой смерти. От того-то, понимая всю важность, и несут службу справно в охране вот такие вот грозные часовые. Чтобы ненароком их никому повредить, а Ваську кота так и вообще в юрту ко мне выселили от греха подальше.
        - Кстати, ты же бобыль, как я знаю? - шепотом продолжил Сотник, - Ну, так и приглядись к женщине. Так-то добрая она, работящая и вдовая, может и чего сладится, а? - и подмигнул покрасневшему старшине.
        - Ага! Уж больно грозная она, вон как службу то несёт, не подступишься… - и мужчины перевели тему разговора в другое русло.
        ГЛАВА 3.ВЕСНА В ХЛОПОТАХ.
        Апрельская весна вовсю хозяйничала в Андреевском поместье. Только недавно сошёл лёд с Ямницы, и разросшаяся река шумно гнала свою мутную воду с ветками и мусором к устью. Кое-где на поляне и вырубках ещё виднелись полоски снега, но уже было понятно, что неделя, другая, всё стает и подсохнет под жарким солнцем земля, давая жизнь дружным зелёным всходам. В небе ещё тянулись последние караваны птиц, возвращавшихся из долгой зимовки, а с ближайших озёр, прудиков и болот уже доносилось кряканье, чивиканье и гогот всех тех, кто спешил завести семью и дать жизнь своему новому пернатому потомству.
        С ближайшей же вырубки раздавались крики и щёлканье самострела. Там шла пристрелка тех двух реечных арбалетов, что уже успел сладить мастер Кузьма в своём закутке избы у «оружейки». Возле огневого рубежа стоял сам Сотник и наблюдал в бинокль, как входят в мишень арбалетные болты за сто метров (140 шагов) от стрелка.
        На рубеже ведения огня рядом с Сотником стоял сам мастер и что-то там подкручивал да настраивал блестящими хитрыми инструментами в своём творении, самом совершенном на тот момент личном стрелковом оружии, а именно мощном ручном, реечном самостреле.
        - Ну-ка, давай, Митяй, по центру бей тремя болтами. Только в валик ложе упри поплотней, и спуск на паузе вдоха и выдоха делать не забудь, - отдал команду отец.
        Раздался щелчок, и Андрей кивнул одобрительно:
        - Во-от, теперь в самый центр влепил, давай ка ещё двумя туда же повтори для стабильности боя, и будем считать, что оба самострела мы пристреляли.
        - Ну что, Кузьмич, глубоко в брус болт входит? - показывал мастеру глубину пробоя Андрей.
        - Да, Иванович, больше ладони, однако дыра будет, почесал лоб мастер, а по твоей метричной да через десяток системе измерения, так и вообще, на все девять сантиметров в дерево вошёл, - показывал он спицу, вынимая её из свежего отверстия в брусе.
        - А давай-ка похулиганим немного, - предложил Сотник, устанавливая к мишени прочный щит дружинного пешца, а за ним ещё и лёгкий металлический шлем всадника приладил по центру.
        Резкий звон с рубежа мишеней известил, что болт попал туда, куда надо и, когда зрители отодвинули щит, их взору открылась удивительная и занятная картина.
        Мало того, что бронебойный болт пробил насквозь сам щит и шлем, так он и в сосновый брус даже сумел зайти на пару сантиметров. Удивительной силы оружие был этот раеечник-самострел! Настоящая гроза для защищённого бронёй средневекового воина. И это именно в их усадьбе новгородский мастер Кузьма смог осмыслить, понять принцип его работы, и даже смог смастерить и довести до ума пару своих изделий. Осталось только найти прилежных подмастерьев, отстроить хорошие мастерские с набором инструментов да найти хороший материал для изготовления механизма и плечей/дуг арбалетов, и тогда можно уже будет освоить выпуск изделий для своей стремительно растущей дружины.
        Вокруг усадьбы кипела работа. Большая часть артельных обтёсывали брёвна, укладывая их по размерам в большие пачки. Несколько плотников занимались изготовлением досок. Сначала с помощью клина толстое бревно раскалывалось посредине, а затем каждая половинка ствола расщеплялась на дольки, и каждая из них обтёсывалась топором, скобелем и сглаживалась рубанком, только после этого получалась доска. Очень трудоёмкая и тяжёлая работа согласитесь. Это вам не пилорама нового времени, тут всё больше ручками или горбом, своим или соседским, без разницы. Хотя соседским, конечно, всё-таки предпочтительнее будет.
        У воинской дружины был свой тяжкий труд - крепить ратное умение, проливая обильно пот, дабы сохранить в будущем свою кровь и кровь своего боевого товарища. И «обережные» десятки, коих с приходом отдельных дружинников и даже групп в последние пару месяцев набралось уже полных три, отрабатывали свои боевые задачи с превеликим усердием.
        В это самое время первый десяток Филата с крепостным звеном Онисима из небольшого, наскоро собранного учебного острога, отбивал приступ двух других десятков Тимофея и Степана. Работа здесь шла на совесть, только были слышны стук учебных мечей да копий по щитам и возгласы бойцов, подбадривающих друг друга.
        Пока основная масса защитников крепости увязла в позиционном бою на её северной и западной стороне, старательно сбрасывая приставные лестницы и шесты штурмующих. К ним с юга стремительно, на конях подлетело Степное звено Азата, свистнули волосяные арканы и вот наверх острога стремительно взлетели четыре всадника, сыновья звеньевого, Ринат с Маратом, их родич Мугатар, да сын Сотника Митяй, временно до школы приписанный к степным воинам. Минута, и был повержен единственный дежурный защитник южной стены, а звено, уже разбившись на пары, ударило дружно в тыл основной обороне, синхронно работая при этом саблями, и прикрывая друг друга щитами.
        - Всё-всё, стоп! - раздался крик со свистом заместителя Сотника Климента, - Плохо, Филат! Десяти минут даже не продержались твои бойцы в последней осаде! Как бабы на плетне повисли, что к соседке в огород полезли да и застряли там! Эдак вам вообще в школу к детям придётся пойти. Вот уже совсем скоро сюда придут сопляки, и будете вы с ними в одной связке работать. А что? Седой да малой, вот будет красота! - и засмеялся вместе со всеми кто только был рядом из победившей в учебном бою стороны.
        Филатские слазили и что-то угрюмо бурчали себе под нос. Обидно было вот так вот просто опростоволоситься бывалым и седым воинам, словно каким-то детинцам не опоясанным. И Филат, чтобы хоть как-то снять свою досаду, озвучил общую мысль всех своих соратников: «Не в жизнь, Климент Петрович, не взяли бы нас в осаде! Кто же знать наперед-то мог, что эти степные с тыла ударят, пока мы вот тут со всеми бой ведём?!»
        - А вот это он зря сказал, - усмехнулся Азат, сворачивая особой скруткой свой волосяной аркан.
        И точно, над поляной понеслись такие обидные и громкие эпитеты, из которых всем слышавшим стало вдруг предельно ясно, что десяток недоношенных головастиков из дальнего волчьего болота только и годен на то, чтобы с пиявками там «шурымуры» водить, да улиток ублажать втайне от тех же самых пиявок. А как воины они и вовсе-то негодные, а надобно, пожалуй, посоветовать Сотнику, дабы перевести всех этих дармоедов в помощь на кухню. Вон, хоть в прислугу к Родькиной жене, главной кухарке усадьбы, Миронье например. Да ведь и оттуда похоже их грязной тряпкой погонят в зашей, не уживутся ведь. Так и останется их определять в помощь старшине Лавру, чтобы опять же было кому нужники чистить. В общем, лучше бы Филат промолчал, да не накалял страсти, и было видно, что эта здравая мысль уже давно витала в головах всего понурого охаянного десятка.
        - Это ещё звено разведки Варуна в дело не включилось! Незачем было с такими то горе-вояками! - добил в самом конце Клим, и поменявшиеся десятки снова начали готовиться продолжить свою ратную учёбу. Только теперь сверху занимал оборону уже десяток Тимофея, прекрасно понимая, что теперь легко ему не будет, и раздосадованные поражением товарищи сделают всё, чтобы снять с себя готовую вот вот налипнуть кличку головастиков. В мужском кругу такие обидные прозвища пристают быстро, и каждый присутствующий это знал прекрасно.
        Чуть поодаль от учебного острога шла боевая учёба звена разведки. Отрабатывались приёмы снятия сторожей и дозора. Роль сторожа была за Севой, к нему же пытались незаметно подобраться бывший промысловик-охотник Родька и карел Мартын, а за всем приглядывал со стороны начальник разведки, суровый и вредный ветеран Варун. И всё вроде бы получалось у разведчиков, ни раскисший снег не скрипнул под тяжестью серых балахонов, ни веточка подлеска не колыхнулась, выдавая, вообще никакого движения не было вокруг. Вот-вот уже взметнуться над землёй две фигуры, подминая под собой незадачливого караульного, и затолкают в его мычащий рот тряпку. Но в последний миг раздался пронзительный свист, взметнулась над головой сторожа сабля и пошла, выводить невидимые глазу узоры в весеннем воздухе.
        - Стоп все! Вы ещё на булат там киньтесь со своими то кинжалами, горячие лесные парни! - осадил своих пластунов звеньевой разведки Варун.
        - Плохо крадётесь, лесовики! А ведь ещё из промысловиков будете, как вы зверю-то глаза отводили, когда вон простого рязанского мужика обмануть даже не смогли?
        И успокоил задохнувшегося от возмущения Саватея:
        - Тихо-тихо, Сева, пошутил я! Рязанского дряхлого дружинника из дырявой рязанской сотни обмануть не смогли. И опять съязвив, поднял успокаивающе руки, - Извиняй, Саватей, ну не лесные вы бойцы там были! Вам, в Рязани, всё бы с булгарами да мордвой иль черемисами ратиться! И откуда, только ты сам такой-то вот гожий в этом деле там выискался, не пойму…
        - Давайте меняйтесь теперь. Сейчас Родька на стороже встанет, глаза закроет и будет пять раз по сто медленно-медленно считать, а вы попробуйте, как ласка к нему неслышно прокрасться. Поглядим…
        ГЛАВА 4.УПРАВЛЯЮЩИЙ.
        У избы-штаба Сотника встречал пожилой кряжистый дружинник с длинными свисающими седыми усами и косматыми бровями на скуластом, словно резном лице. Старшина сотни Лавр Буриславович собственной персоной решительным шагом подошёл к командиру и сразу же ворчливо продолжил, какой-то разговор, видно уже ранее начатый, да не законченный в своё время.
        - Вот я и говорю, Андрей Иванович, крупы осталось дней на десять, мясо вообще к концу уже подходит, муки, ладно, ещё на месяц хватит, но никак не более того. Овощей совсем мало, одна репа, да и только на пару седьмиц. Рыба и специи у нас закончились, а соли полпуда в бочке. Что есть-то будем скоро, командир? А коли дети придут с первыми водными караванами, их-то чем тогда кормить будем? А ещё для носки ни обуви, ни одёжки нет никакой вовсе. И вообще, Иванович, я понимаю, что для сотни старшина нужен. Но вот если поместье расстроиться с сотней и самой школой, да ремесленная слободка со всеми её запросами и хуторами крестьянскими, я просто не справлюсь с таким то валом работы по учёту и контролю всего. У меня уже сейчас голова пухнет, и сна нету, издёргался весь уже! Нужен тебе, Сотник, грамотный и честный управляющий, иначе всё твоё хозяйство, как есть развалится. Да и времени на ратное дело у тебя совсем не останется, только и будешь сам ходить по усадьбе и всё считать да учитывать, а я вот сам уже не могу совладать с таким морем цифири и всех этих мудрёных названий.
        Андрей посмотрел грустно на Буриславовича и кивнул согласно:
        - Да, всё верно ты говоришь, Лавруш, ну где же такого взять то мне, чтобы грамоте был обучен, и честный был, свой до донышка, да к тому же проверку уже прошедший?
        Старшина посмотрел внимательно в глаза командиру и тихо со значением проговорил:
        - А ты присмотрись к Парфёну, Иванович, он ведь из новгородских купцов-суконщиков будет, грамоту и счёт ведает отменно, я тут сам убедился в том, когда намедни попросил его помочь с учётом остатков продуктов. Вон три грамотки, да за пол часа мне набросал, - и протянул свитки Сотнику.
        Тот быстро их просмотрел и понял, что действительно в усадьбе есть грамотный человек, хорошо разбирающийся в математических действиях и грамматике, а главное аккуратист изрядный. Настолько всё было чётко и аккуратно изложено да разнесено по видам и количеству учёта «как по полочкам», да ещё с общим суточным потреблением и рационом, а также выходу по порциям на среднего взрослого человека или ребёнка да вообще-вообще на всё население усадьбы.
        - Да-а! - протянул Сотник, - Нужно срочно брать!
        - Ну вот, и я о том же - облегчённо вздохнул старшина.
        Парфён сидел в избе на лавочке и молол на ручной мельнице пшеничную крупу для вечерней каши. Попал он в усадьбу из разбойничьего стана злодея Свири Кривого вместе со всем остальным отбитым там полоном. В том полоне и мужиков хватало, но особенно было много баб и девок из тех, кого злодеи захватывали в ближайших землях новгородской Деревской пятины или в избиваемых ими торговых караванах. Использовали разбойники своих пленников для всех тяжёлых и грязных работ, при этом нещадно их истязая и не сколько не заботясь об одежде и пропитании. Долго, как правило, страдальцы не выдерживали, умирая от мук голода и побоев, а на их место тут же набирали новую партию жертв. Так и работал годами этот страшный конвейер, пополняя телами умученных пленников ближайший овраг.
        Но вот пришла Обережная сотня, уничтожила злодеев и освободила всех тех, кому только посчастливилось выжить. Одним из этих счастливчиков как раз то и был Парфён, в прошлом успешный новгородский купец-суконщик, весельчак, песенник, балагур и просто красивый и статный мужчина. Теперь же это была только тень былого. В торговом караване купца, что был уничтожен разбойниками, погибла вся его семья, что возвращалась с ним в Новгород из Владимира. Ещё там погибло всё его дело со всем товаром и со всеми его людьми. Но самое главное, погибло все то, что держит человека в этом мире. Погиб сам смысл жизни и его существования. Вот и оправившийся от голода и истязаний Парфён уже не был тем былым весельчаком да заводилой, как прежде. А был он спокоен, тих и задумчив. Делал всё аккуратно, прилежно да с тщанием, но так…без огонька, замкнувшись в себе. И весь вид его говорил: «Коли нужно, так и ладно, сделаю всё то, что скажите», а после сидел, прислонившись к печи, и что-то всё вспоминал да опять думал о своём.
        Андрей зашёл в избу, окинул её взглядом, приметив чистоту и порядок. Посмотрел на хозяек, что замешивали в кухонном закутке кислое тесто, разминая и тиская его своими крепкими закатанными по локоть руками, и проговорил тихо:
        - Бабоньки, извините, мне нужно поговорить с Парфёном Васильевичем. Сказано это было очень спокойно и вроде как с просительной вежливой интонацией, но и двух минут не прошло, как вся орава женщин с детьми, что только что там находилась, пулей вылетела за дверь, не забыв ещё вытащить из своей «оружейки» мастера Кузьму, да при этом плотно закрыла входные двери.
        Авторитет у Сотника в поместье был непререкаемый!
        - Присаживайся, Парфён, присаживайся, - попросил Сотник вскочившего мужчину, - Если ты не против, я тоже рядышком с тобой присяду и спину погрею. Эх! Хороша печка! Нравится? - и посмотрел на бывшего купца.
        Парфён снова попробовал вскочить, но был вежливо придержан на месте рукою Сотника.
        - Царская печка, Хозяин, удивительная просто. Не в жизнь такого чуда не доводилось мне видеть, везде ведь очагами у нас топят, а дымы в волоковые оконца да верхние продухи выводят. От того-то и дымно всё время в избах наших, да и так вот как здесь спину уже не погреешь, - тихо сказал, улыбнувшись, собеседник.
        - Да-а… - протянул Сотник, - Эту печь ладил иноземный мастер-печник Аристарх. В ней много секретов скрыто в виде тепловых камер и всё тех же поддувов да всяких хитрых продушин. А самое главное, ты прав, тепло и уютно человеку жить в избе с такой чудо-печью, да и готовить в ней пищу очень даже удобно и приятно будет. Ещё второй вопрос у меня к тебе, Васильевич, будет, - и посмотрел прямо в удивлённые глаза своего собеседника, отвыкшего уже и от обращения то к себе по отчеству, - Много ли на Руси сирот да беспризорных детишек ты видел?
        - Да порядком всегда их, иной раз вон сердце кровью обливается, глядя, как побираются они на паперти у церквей, все обмороженные да в струпьях иль язвах. А сколько их по домам ходит, корочку хлеба выпрашивая, и любую работу предлагают сделать, только бы накормили бедолаг! У нас ведь, что не год, то недород или мор, да пожар какой, я уже про набеги врага или вот этих же разбойников не говорю, - и его глаза блеснули огнём. Не каждый родич готов приветить сироту, ибо и своих-то «семеро по лавкам» и прокормить их порой нет уж никаких сил. Вот и ходят малыши да мучаются, пока не упокоятся бедные, - и, тяжко вздохнув, неожиданно для себя выговорившись, перекрестился на образа «в чистом углу».
        - И третий вопрос у меня к тебе будет, - твёрдо произнёс, глядя в упор на Парфёна, Андрей, - Видел я как глаза у тебя загорелись при упоминании о злодеях, а это говорит мне о том, что не затухла твоя душа, и горит в ней огонь, требуя справедливости и возмездия всякому злу. В этом случае буду я говорить, с тобой прямо и открыто. У Руси есть множество врагов, которых даже, и называть-то замучаешься, но я всё же перечислю.
        Итак, враги внутренние, что как клещи сосут кровь людскую, это всевозможные злодеи, разбойники, воры и лихоимцы. Враги внешние, что льют её как водицу, разоряя своими набегами или нашествиями, это племена половцев, литвин, еми, да много кого. Вырезают под основание людей наших немецкие рыцари орденов меченосцев и тевтонского, да грабят и выжигают всё на западе свеи. А впереди у нас ещё более страшный враг, поверь мне, монголы, что всю нашу землю хотят поработить, вырезая народ под корень. И вот для всей этой вот своры кровавых завоевателей, врагов нашей матери святой Руси вот именно в этом самом месте, где мы с тобой находимся, Васильевич, начинает выковываться меч. Он, конечно, пока ещё не готовое к бою смертельное оружие, а только его начальная поковка, что разогревается ныне в горне. Но пройдут годы! Выучатся в ратной школе отроков наши будущие железные сотни, возьмут они в свои руки самое совершенное в этом мире оружие и пройдут тем мечом, выкованные в нашей усадьбе-кузне, да ещё и прошедшие через огненную закалку войны. Вот тогда, когда будет у нас свой меч, из лучшей русской булатной стали,
разнесёт он непобедимыми русскими ратями в пух и прах любого страшного врага Отчизны! И не страшно будет больше жить в ней.
        - Веришь мне, что так будет, Парфён Васильевич?
        И не смел отвести глаза бывший пленник и купец от такого пронизывающего насквозь, пристального взгляда стальных глаз Сотника.
        - Верю, хозяин… - только и смогли прошептать его губы.
        - И я верю! Но только запомни, что для каждого меча всегда должны быть отменные ножны. Иначе ржой покроется то совершенное оружие, затупится затем и вовсе сломается. И не будет уже того булатного меча, что отсечёт головы всем своим врагам. Нет у меня, друг, пока таких ножен. Я знаю, как воевать и как готовить отменных воинов. Я могу стрелу посылать из своего степного лука на три сотни шагов и попасть в цель. Я готов выйти биться на мечах и саблях один против десятерых врагов. Но не могу я такое хозяйство вести, где требуется кропотливый ежедневный контроль и учёт за всем тем, что в поместье находится и делается. Как мне всем своим ратным делом заниматься, когда голова только о сортах пшеницы да парах онучей и рваных сапог болит?! Поставил я по хозяйству старшину сотни Лавра Буриславовича. Но ведь и он, какой бы там не был хваткий и умелый, а все же по сути, больше воин со всеми своими специфическими знаниями и умениями, ну никакой он не чистый хозяйственник, как положено на то управляющему.
        - Трудно мне, Парфён, без надёжного помощника, - и замолчал, глядя в пол.
        В избе надолго повисла пауза. Парфён сидел, задумавшись, тихонько вздыхая, и молчал смущённо.
        - Дело-то какое ответственное, хозяин!
        Сотник взглянул на него и усмехнулся:
        - А то! Только настоящим, проникнутым пониманием важности такое по плечу! Справишься, Васильевич, будешь мне верным помощником?! Станешь лучшими ножнами для нашего будущего булатного меча, что мы с тобой здесь выкуем?! - и задорно глядя, подмигнул.
        Парфён махнул рукой, рассмеялся искренне и от души, словно скидывая камень с души, вот так в первый раз за всё-то время, что был в усадьбе. И ответил с горящими глазами:
        - А буду, хозяин! Я за тобой в огонь и в воду пойду, ты же мне жизнь спас от смерти лютой, покарав злодеев и дело за тобой, как я вижу, честное и светлое. В лепёшку расшибусь, а слажу лучшие ножны, что только есть во всём нашем мире!
        - Вот и ладно, Васильевич, принимается! Но только с одним условием, негоже тебе меня хозяином звать, коли ты моим первым помощником будешь, и в своём лице всю важную тыловую, хозяйственную, то бишь службу представлять будешь. Зови ты меня Андреем Ивановичем, и только так! Очень тебя Христом Богом прошу. И в лепёшку расшибаться не спеши, ты мне целый и здоровый здесь нужен, чтобы энергией и задором бил через край, до каждой мелочи доходя. По рукам?!
        И двое потрёпанных жизнью мужчин крепко их стиснули, заключив свой искренний, честный союз.
        - С Лавром Буриславовичем мы уже переговорили, и он сам тебя посоветовал как грамотного и честного управляющего. Я полагаю, что общий язык и понимание вы с ним завсегда найдёте, так что ты седмицу пока с ним походи, приглядись ко всему, а там я уже тебя всем представлю как управляющего нашего поместья по хозяйству и моего заместителя по тылу.
        - Может, какие-то вопросы у тебя есть, помощник, дела незавершенные в Новгороде или…кхм…извини, семейные вопросы?
        Парфён опустил глаза и вздохнул:
        - Да, есть у меня два дела, Андрей Иванович, что душу мне тяготят. Это предать земле, по-человечески, останки семьи и того торгового каравана, что под озером Ямным истерзаны были. Крест там поставить хочу, и помолиться за невинно убиенные души на их могиле. И второе дело меня тяготит, даже и не знаю, как сказать, но и держать его в себе не могу. Это долг мой купеческий рядный, под тот товар, что я вёз к сбыту на торг. Не могу я у тебя легко служить, Андрей Иванович, зная, что висит на мне незавершённое обязательство, ведь не вор я и никогда им быть не могу.
        - Хм…однако, - промолвил Сотник, - То достойно с твоей стороны, Васильевич, что перетерпев зло такое ты в первую очередь о своём честном имени печёшься и не ссылаешься на страшную долю, что выпала тебе. Как велик твой долг перед заимодавцем, и кто он такой, мне поведай?
        - Один из старшин купцов-суконщиков Жидислав, у которого три лавки свои на торгу в Великом Новгороде стоят.
        Сотник нахмурился и пристально посмотрел на Парфёна:
        - А по отчеству твой Жидислав не Супея ли сыном будет?
        - Точно так, - ответил ему бывший купец, - Ты его знаешь, Иванович? Андрей нахмурился и откинулся назад, что-то обдумывая про себя.
        - Нет, друг, лично я с ним не знаком. Но как видно, по всему, все же придётся. Есть у меня некоторые вопросы к этому купцу, пока что личного характера, может, со временем, и тебе я о них поведаю. Пока же не проси и, увидев, как кивнул согласно Парфён, продолжил. А, каков твой долг, и как вы срядились, подскажи.
        - Да как обычно, Андрей Иванович, Жидислав ссудил мне 30 гривен под товар отличного качества сукна фламандских мастеров, что следовало отвезти для розничной торговли во Владимир и забрать там, на ту же сумму, шёлковых тканей. На обратном же пути я должен был присоединиться со своей семьёй к тому каравану, что шёл с восточными тканями из далёкого магометанского юга. Двадцатью гривнами в случае непредвиденных обстоятельств мой заём покрывался всем моим имуществом - лавочкой на новгородском торгу да усадебкой в Словенском конце Новгорода. Стало быть, десять гривен долга осталось за мной после того разбоя лютого, что погубил весь наш торговый караван со всеми его людьми.
        - Скажи мне, друг, - продолжал беседу Сотник, - А был ли кто-нибудь с тобой от твоего купца-товарища в том самом несчастном походе?
        - Да, конечно, Супеич со мной своего приказчика в помощь послал, Душана с его помощниками Забродом и Лудом.
        -Так-так-так, - проговорил, задумавшись Сотник, - И вы всю дорогу вместе ехали он самого Великого Новгорода до Владимира и обратно? - и взглянул остро.
        - Да нет, Иванович, не всю, прав ты. Сейчас вспоминаю, что после Яжелбиц, уже на обратном нашем пути, Душан мне сказал, что нужно ему со своими людьми срочно выехать верхом в Новгород по такому делу, которое не требует никаких отлагательств.
        - И что, вот так резко взял ни с того, ни с сего и сказал? А с чего он вообще это взял-то?
        - Так он сказал, что для него весточку его хозяин передал через хозяина постоялого двора Жмудина из этих самых Яжелбиц.
        - Так-так-так, - опять проговорил сотник, - Становится всё интереснее и интереснее.
        - Андрей Иванович! Ты никак подозреваешь, в чём нехорошем Жидислава? Так брось, не мог он ничего замыслить худого, пять лет мы с ним вместе дела делали, хоть бы на векшу меня обманул когда, да и хозяин дорожного подворья сам, как я помню, приказчику грамотку отдавал при мне же.
        - Ладно, ладно Васильич, успокойся, я же просто с тобой беседую. Извини, что заставил вспомнить горькое. Давай-ка ты иди уже к старшине, а по поводу того долга в десять гривен, что были не покрыты твоим имуществом, не волнуйся.
        - Я его на себя беру, и уже сам с Жидославом за тебя рассчитаюсь в скорости. А ты иди уже да скажи там бабанькам, пусть в избу заходят, а то у них там тесто вот-вот поди с опарницы убежит.
        И когда тот вышел, сидел и долго думал под негромкий разговор хозяек на кухне да стук скалок, раскатывающих кругляши теста под будущий пирог с рыбой.
        По всему выходило, что честного купца Парфёна подставил злодей купец Жидислав. Завладев его товаром на тридцать гривен, да ещё и захватив всё имущество, более чем на двадцать, и ещё долг оставил на заведомо умученном человеке в десять гривен. И ведь знал подлец, что с ним вся семья возвращаться будет, жена с тремя малыми детками. Это, каким же надо извергом то быть! Ведь всё спланировал отменно. И людей своих в торговый поход приставил, и с хозяином подворья Яжелбиц Жмудином да атаманом разбойников столковался. Одного только он предусмотреть не смог, что выживет тот добрый купец Парфён, всем своим смертям назло, а атаман Свиря Кривой уже перед тем, как уйти за кромку, напрудив под себя от страшных предчувствий, сам поведает Андрею и разведчику Варуну о всех своих связях с тем коварным купцом суконщиком.
        Зло не должно оставаться ненаказанным, и со всем этим нужно было что-то делать. И прежде всего, стоило посоветоваться с Варуном.
        ГЛАВА 5.ПЛАНЫ СОТНИКА И ВАРУНА.
        Звон била известил всех находящихся в усадьбе, что подходит время обеда. Плотники и столяры откладывали в сторону свои топоры и рубанки, дружинные десятки убирали учебные мечи и копья в специальные стойки, а степное звено торопилось почистить и покормить своих лошадей. Следовало поскорее всё прибрать порядком, чтобы спокойно умыться и приступить к трапезе за большим общим столом. Накрывали его хозяйки большими холщовыми скатертями и заставляли снедью, что готовилась тут же, напротив, в общей штабной избе. Сегодня на обед в больших глиняных горшках была традиционная каша из дроблёной пшеницы, заправленная топлёным маслом, а также уха из свежее пойманной речной рыбы. Ну и каждому досталось по хорошему кусу варёного мяса от только недавно забитого бычка. Из овощей были только пареная репа да лук, так как сказывался уже весенний недостаток с продуктами. Подвоза-то уже не было, а то старое, что было взято с добычей в разбойных станах, уже подходило к концу, и нужно было ждать ещё пару, тройку седмиц до прибытия новых караванов по реке.
        Пока что не голодали, ибо восполнить растрачиваемую тяжёлым трудом энергию, в усадьбе ещё было чем. Запив всё тёплым напитком из мёда, разведённого в кипячёной воде с пряными травами, все отправились на традиционный послеобеденный отдых. Русская сиеста не была такой долгой как во многих жарких странах, но час/полтора послеобеденного отдыха - это дело святое. Кто-то разошёлся по своим юртам, кто-то устроился на завалинке или на лавочках двора, подставляя лицо ласковому весеннему солнышку, а вот два известных «бокогрея» усадьбы дед Кузьма да Парфён всё норовили пристроиться к горячей печке избы. И даже грозная Фёкла давно уже смирилась с этой их вредной привычкой, и не ворчала как прежде.
        - Как-никак начальство отдыхает!
        Всё затихло в усадьбе, и даже непоседливые малыши, во главе с внуком Кузьмы Ваняткой, тихонько сидели у амбара и возились себе в насыпанном специально для них речном песочке.
        - Варун, потолковать надо, - тихонько окликнул пристроившегося на скамье друга Сотник.
        - Ну вот, никакого покоя мне нет! - традиционно начал ворчать себе под нос ветеран, тем не менее, скоро встав и следуя за командиром.
        - Ладно, не бурчи, старый, успеешь ещё зимой в своей берлоге выспаться, - подначил Андрей командира разведчиков, и мужчины присели рядышком на дальней завалинке.
        - У меня к тебе, собственно, два вопроса будет, Фотич, - начал беседу Сотник, - И первый вопрос, что мы будем делать с той информацией, то есть, вернее, с той вестью, что получили от бывшего старосты Чудина в наш крайний выход?
        Варун поскрёб голову и, взглянув на Сотника, усмехнулся.
        - Видать, не только у меня голова за это болит, а я уж думал, что отпустил ты ту весточку на ветер, Иваныч.
        - Да нет, не отпустил как видишь, - задумался, вспоминая былое, Андрей.
        Месяц назад, когда была уничтожена лютая ватага язычника Чудина, при допросе пленённого старосты, тот, чтобы только вымолить себе лёгкую смерть рассказал тогда очень и очень много интересного, умеющему спрашивать Варуну.
        Первая важная информация касалась подельников атамана, свивших своё гнездо в самом Великом Новгороде. Были там связи с теми, кто с охотой сбывал награбленное злодеями добро и с теми, кто давал ватаге весточку о наиболее лакомых торговых караванах, что выходили в путь, и даже о тех, кто всему этому покровительствовал и покрывал всё это свыше. Ниточки тянулись очень далеко вверх, и оборвать их всех разом было пока делом немыслимым, а вот ударить по прямым организаторам и исполнителям было возможно. Но только для этого требовалась вся информация, чтобы подобраться как можно ближе и прихлопнуть одним махом всех пауков. Вот это и обсуждали в деталях Сотник и командир разведки/контрразведки в одном лице.
        - Но это будет, скорее, вторым вопросом, Фотич, - продолжил Андрей, - Сам понимаешь, «абы как» туда в верх не подобраться и придётся, похоже, опять просить помощи у нашего друга Путяты. Вот ни за что я не поверю, чтобы у купца первой Новгородской гильдии не было бы своей агентуры среди тех, кто приглядывает за порядком на торгу, да и вообще в городе. Ну и знать он связке купцов Жидислава со Свирей и Остромира с Чудином что-нибудь, хотя бы виде тех же слухов должен. Как-никак купцы эти сильные, и влияние в своей среде имеют. И я не удивлюсь, мой друг, если они даже связаны меж собой как-нибудь в итоге окажутся, - продолжал развивать свою мысль Сотник, - Вот сам посмотри, один купец Жидислав занимается сукном да тканями, и разбойников Свири Кривого он наводил именно на такие караваны, что как раз такой товар и возили. А вот взять купца Остромира, что с Чудином Мечником был в сговоре, так вот тот всё больше по дорогому железу, булату и дамаску свой интерес имел. Ну и, соответственно, по тем изделиям, которые из этого самого железа и выходят, то есть по элитному оружию и броне, каким он же сам и
торгует. А из всего этого я делаю вывод, что у них на лицо имеется какой-то сговор между собой. Один из них занимается сукном, тканями и всем тем, что с этим связано, и при этом не перебегает дорогу купцу «металлисту». А коли попадёт к ним какой-нибудь конкурентный товар в руки, так, похоже, они своему товарищу его и передают для дальнейшего сбыта с последующим расчётом. Как говорится, «бизнес и ничего, кроме бизнеса», - и, увидев удивлённые глаза Варуна, поправился, - Я говорю, торг и ничего, кроме торга, всё ради барыша, ради прибыли. А вот то, что при этом реки крови льются от этого самого организованного ими же злодейства, их, похоже, это совсем даже не смущает. «Людишек» то они как бы за мошек держат. Ну, прихлопнули их подельники десяток, другой! Подумаешь! Другие народятся, как вон те на соседнем болоте.
        Варун сидел молча и смотрел с уважением на командира:
        - Вот башка у тебя, Иванович! Всё-то ты слова разные незнакомые знаешь и мудрёно так говоришь, а потом разъяснишь всё по-простому, и всё сразу окажется понятным. Вроде и я совсем даже не дурак, и где-то около того мои мысли порою бродили, но вот так, чтобы всё воедино собрать, да потом опять разложить всё отдельно по лавочкам… Не-ет, на то голова нужна! Стратегия энта! Во! И указал пальцем вверх, показывая всё свое уважение к командиру.
        - Ну, ладно-ладно, перехвалишь меня, - хмыкнул Андрей, - Не весь ещё мы клубок-ребус с тобой, друг, разгадали, и не всех пауков по углам той паутины ещё даже разглядеть смогли. Самые жирные из них на потолке да в тени пока у нас остались, сидят там, жиреют и новые козни строят. Ну, да и до них, даст Бог, доберёмся и тогда уж поговорим серьёзно! А пока нам, возможно, отработать то, что мы там ещё интересного узнали от старосты Чудина, а именно весть о прибытии к выбитой ватаге ладейных разбойников по большой весенней воде. Давай-ка вспоминай дословно, что он тогда нам поведал?
        И Варун начал по памяти цитировать те сведенья, что поступили к ним при допросе после боя около месяца назад.
        - У Чудина Мечника есть, друг из скандинавов, дан Гарольд Волосатый, с кем они когда-то грабили ганзейских купцов на Варяжском (Балтийском море). Тот должен был, как купец на двух морских кноррах доставить свой железный товар на Новгородский торг купцу Остромиру. После этого, не теряя ни дня, он пересаживает свою команду на две речных ладьи, что к его прибытию будут уже готовы к походу и идёт вверх по реке Пола с проходом в Полометь. В Поломети, недалеко от устья с левого берега, есть вход в небольшую, но глубокую речушку Малиновку, где у ватаги разбойников в небольшом затоне прячется база их речного флота. И на базе той, в ладейных сараях, хоронясь от осадков, стоят на специальных подставках-стапелях несколько судов, что были ранее захвачены чудинцами. Все они дожидаются своего часа, чтобы выйти в рейд по близлежащим рекам Пола, Ловати да Шелони, где и проходит основной западный речной путь «из варяг в греки». Вот отсюда то, от речного затона, обе ватаги, местная Чудина и скандинавская дана Гарольда, соединившись, и планировали начать свой кровавый поход.
        - Всё верно, - подтвердил Сотник, - Ватаги Чудина уже нет, осталась только одна пятёрка охраны вот этой самой речной базы, но, то вам на один зубок будет, правда? - и усмехнулся, разглядывая Варуна, - А вот разыскать эту самую базу, да по многочисленным речным притокам весной, будет ох как не просто, но на то ты и разведка, мой друг. Тут только на тебя, как всегда, и остаётся одна наша надежда. Возьмёшься?
        Варун посмотрел на Сотника, усмехнулся и ответил спокойно:
        - Да давно уже готовы мы, Иванович. Всё собрано в дорогу уже. Осталось только мяса вяленного захватить, да сухарей побольше. По лесу-то ещё снега хватает пока, так что где лыжами, а где снегоступами дня за четыре, думаю, должны до места дойти.
        - Ну ладно, коли так, - вздохнул Андрей, - Опять вон вас приходится гнать на улицу под самую хлябь и распутицу, а самому тут в тепле отлёживаться.
        - Ага! - засмеялся начальник Андреевской разведки, - Да мы лучше по хляби и болоту на своём пузе полазим, чем вот тут на этих вот твоих тренировках каждый день пот проливать. Надоело уже! Сами уже готовы были дело себе придумать, ладно вон хоть ты подсказал, - и подмигнул лукаво командиру.
        - Ну, коли так, то собирайтесь, поутру выйдете, а там, через неделю после вас и мы вдогонку выступим. О месте встречи договоримся уже на выходе.
        ГЛАВА 6.РАЗВЕДКА ЗАТОНА.
        Путь для звена разведки был тяжелейшим и занял не четверо суток, как планировалось, а всю седмицу. Прошедший на второй день рейда дождь «раскиселил» в жидкую кашу весь снег в лесах и пришлось зачастую брести по колено, а то и по пояс в этой жиже, сбросив лыжи. Каждый малый овражек, ручей и речушка превращались в труднопреодолимое препятствие, и на исходе шестых суток, уже стоя напротив предполагаемой разбойничьей речки, мокрые и усталые лесовики совсем впали в уныние.
        Бурная и разлившаяся Полометь не оставляла никаких шансов звену переправиться на другую сторону, а время между тем неумолимо шло. И обсушиваясь да греясь у разведённого костра, Варун в сотый уже раз задавался вопросом, что же им теперь делать. Рядом с ним сидели такие же мокрые и промёрзшие до костей разведчики Сева, Родион и Мартын и угрюмо сушили одежду.
        - Должен быть какой-то выход, мужики, должен, думайте! - и снова молчание и сосредоточенное сопенье ребят было ему ответом.
        Так и не найдя никакого выхода, все уснули на набросанном на прогретую землю лапнике, тесно прижавшись друг к другу, и только посменный часовой чутко вслушивался в ночные шорохи леса.
        Утро начиналось с весёлого гомона птиц и ранних лучей весеннего солнышка. Снега после дождя практически не осталось, и везде виделась светло-зелёная радующая глаз зелень. Вот-вот должны были уже раскрыться почки на деревьях, и тогда весь лес покроется молодой листвою. Настроение как-то само собой поднялось, и командир озвучил единственно возможный и реальный в их случае план. Следовало разбиться на две пары, и каждой пройти вверх и вниз по течению, внимательно осматривая прибрежные заросли. Оставалась только надежда найти какое-нибудь средство переправы и вот эту надежду, им и следовало использовать.
        Родьке с Севой досталось подниматься вверх по течению особо «не отсвечивая», и они, таясь, кустами пробирались вдоль своего обрывистого берега.
        - А если бы плот покрепче связать, Сев, неужто бы мы сюда не доплыли тихонько, из самой что ни на есть усадьбы сплавом? - фантазировал в слух Родион.
        - Ага! При такой-то быстрине и порогах вверху?! Да нас бы враз разметало на стремнине или бы о корягу так долбануло, что вообще ни один не выплыл, - охладил его мечты более взрослый и опытный Севастьян, - Даже сейчас тут, где внизу по реке течение спокойней, и то на плоту будет сложно выплыть. Да и строить его только из сушняка можно, а это пару дней точно займёт, а то и более, причём с учётом того, что всю нашу одежду на верёвки пришлось бы порезать для увязки.
        Родька кивнул, соглашаясь, и вдруг его глаза, обшаривающие небольшую прибрежную бухточку с водоворотом, зацепились за какой-то тёмный предмет, что лежал в корнях большого и раскидистого дерева. Он подошёл поближе и остолбенел! У подмытого рекой берега, под корнями нависшего дерева, закиданного ветками и листвой, виднелась часть днища одногодревка или долблёнки, как её ещё называют.
        - Сева, сюда иди! - не сдержавшись, громко вскрикнул разведчик. И уже через минуту они вместе сбрасывали хворост и листву, освобождая от мусора лодку.
        - Вот ты везу-учий, Родька! - протянул напарник, разглядывая плоскодонную, вытесанную из единого ствола посудину, - Локтей десять в длину будет. Старая, конечно, и рассохлась порядком, но думаю, что починить, да проконопатить вполне можно. Нам для переправы самое то, пойдёт! Ты давай-ка, счастливчик, дуй за нашими, а я тут пока смолы поищу да начну её чинить, чтобы время зря не терять - и Родька что есть духу понёсся за второй парой, что осматривала нижний участок реки.
        - Вот не зря я у командира под Крестцами тебя выпросил! В первый же день как тебя у Бондаря отбили, я понял, что годный ты для дозорной службы человек, - хвалил глазастого охотника Варун, всегда такой скупой на похвалу.
        Всё звено уже третий час занималось ремонтом долблёнки. Видно, пролежала она тут не один и не два года. Кое-где рассохлась и треснула, но было видно, что хотя бы на одну речную переправу на неё рассчитывать было можно. Севастьян наскрёб с большой голыш сосновой смолы из подтёков расщепленных сосновых деревьев, и её тут же разогрели на костре. Распустили пару арканов из конского волоса. Поставили внутри лодки распорки и теперь тщательно конопатили бока и днище. К вечеру долблёнка была готова. Осталось только вытесать простейшие вёсла да подготовить длинные слеги, и уже в сумерках можно было начинать переправу.
        Напоенная весенней влагой река стремительно неслась к далёкому Варяжскому морю, захватывая с собой ветки, деревья и всевозможный мусор. И было видно, как из очередного мутного водоворота выныривает вращаясь порой целое дерево, чтобы затем опять нырнуть и скрыться в тёмной и пенистой пучине.
        Лодка разведчиков казалась такой ненадёжной на фоне этой грозной стихии, но деваться было некуда, и четвёрка отважных, дождавшись сумерек, установила её на воду в спокойной бухточке и оттолкнулась от берега. Началась ожесточённая борьба за жизнь, и каждый в лодке делал всё, чтобы эта борьба закончилась победой.
        Четыре весла по два на каждую сторону синхронно опускались в воду.
        - Левое, тише! - крикнул старший.
        - Гляди, чтобы нос углом по течению шел!
        - Левое, поддали! Скулой держимся, скулой, к берегу!
        Лодка стремительно неслась по реке и чуть-чуть, каким-то чудом не заскочила в один из водоворотов, вовремя отведённая веслом-рулём Варуна. А справой стороны ей угрожала очередная опасность в виде большого притопленного бревна, что с широким разворотом уже было готово протаранить утлою корму лодки.
        - Все резко! Раз! Раз! Раз! - раздалась команда старшины, и долблёнка рывками начала уходить из-под удара, - Мартын, слегой, слегой отводи! - снова раздался крик, и карел с натугой начал отталкивать тяжеленный комель. Буквально в какой-то пяди, переворачиваясь и закручиваясь по оси, проскочил этот огромный чёрный «плавун».
        Всё. Вот и ещё одна опасность миновала. Лодка уже порядком отяжелела и просела от просачивающейся из всех щелей воды, но и противоположный берег был уже совсем рядышком.
        - Слегами, слегами, резче толкай! - раздалась очередная команда, и лесовики начали дружно отталкиваться, уже доставая до дна и резко ускоряя движение лодки. Ещё чуть-чуть и уже можно будет выскакивать на берег.
        Варун оглянулся и обмер. Сзади, закручиваясь к центру, к лодке приближалась огромная воронка. В этом водовороте, в мутной пене уже вращались какие-то кусты и обломки деревьев. Осталось буквально пара секунд и…
        - Все на берег! - раздался истошный крик командира и, выученные до автоматизма выполнять команды тела, вылетели разом с однодревка в воду. Быстрее всех оказался карел Мартын. Всё своё детство провёл он в отчем доме на одном из бесчисленных карельских озёр. Видно, та детская рыбацкая сноровка ему и помогла, и он, уже стоя на берегу, принимал да подтаскивал слегой к берегу враз отяжелевших от ледяной воды товарищей.
        Родька лежал вниз головой в грязи, и его тело сотрясалось от рвотных судорог.
        Сева лежал на спине и, закинув голову вверх, глубоко дышал, а насквозь мокрые с головы до ног Варун с Мартыном провожали глазами те обломки лодки, что уже успели перемешаться в смертельном водовороте, и уносились теперь вниз по течению.
        - Однако сушиться надо, старший, - проговорил совершенно спокойным голосом карел, - Коли не высохнем сейчас, так горячка всех заберёт.
        Действительно, нужно было отогреться и хотя бы немного восстановить свои силы. Всё снаряжение, что было с ними в лодке, было безвозвратно утрачено. Один только Мартын непонятно как сумел на своих плечах вытащить походную суму или, как её ещё называл Сотник, рюкзак разведчика.
        Ну и оружие… Разведка никогда не расставалась со своими небольшими лесными луками, кинжалами и ножами, сохранилось он и сейчас, так что не всё так безнадёжно. Оставалось только привести себя в порядок да продолжить выполнение задания.
        - Мартын, друг, найди недалеко укромное место и разведи там костёр. Сейчас я ребят в порядок приведу, и мы к тебе подтянемся, - скорее попросил, чем приказал, командир, и лесовик, кивнув, исчез среди деревьев.
        Через час все уже сидели вокруг костра и старательно растирались тем крепким, хмельным, что было во фляжке у старшего. Каждый уже выпил его по паре глотков, и наружный спиртовой компресс с настоем на травах, согревая изнутри, всё быстрее гонял кровь по телу, согревая его. Руки и ноги покалывало, а горячая волна от желудка уже пробежала по всему телу. И теперь снова хотелось жить и есть! Есть, как же хотелось всем есть! Вымотанному организму срочно требовалась калорийная пища для восстановления сил, но эта ночь могла предложить всем только по куску размокшего вяленого мяса и небольшой кашицы сухарей, что сохранились в рюкзаке у Мартына.
        Варун обвёл взглядом каждого и произнёс ободряюще:
        - Не робей разведка! Главное, что все живы! Вон, у нас запасливый Мартын, даже накормить всех умудрился!
        Родька при этих словах только и смог грустно вздохнуть, накормил, это, конечно, было сильно преувеличенно.
        - А ты, Родька меньше бы блювал на берегу, что, там в реке русалки плохо угощали?! - потешался над молодым разведчиком Севастьян.
        - Не приглянулся, видать, не сладилось, а то, глядишь, и жрать бы так не захотелось, всё бы ему нашу жратву переводить! - ворчливо подхватил поддевку командир, и лица у всех посветлели от такой вот немудрящей шутки.
        - Не робей, разведка! - опять произнёс свою любимую поговорку Варун, - Вы вспомните только, как мы две недели у разбойничьего стана Свири Кривого на морозе да в сугробах проползали, а тут уже даже и сугробов-то тех нет, одна только грязь и осталась. Сейчас вот всю одежду высушим, поспим ночку да обедать уже у разбойничков в избушке будем, помяните мое слово! - и подмигнул враз повеселевшим ребятам.
        Нужную речку с протокой нашли быстро. Была она в какой-то паре вёрст ниже по реке, и сейчас разведчики-лесовики вглядывались в строения на берегу небольшого озера-затона, от которого то и выходила та самая протока в Полометь.
        На берегу были видны три длинных крытых дранкой сарая и изба, из верхних продухов которой струился вверх лёгкий дымок.
        - Видать, обед наш готовят, - усмехнулся Сева.
        Часовой был один. Долговязый худой дядька сидел, греясь на солнышке, и чесал за ухом у небольшой кудлатой собачонки. Ещё одна лежала на боку и дремала, закрыв морду лапами. Рядом стояло прислонённое к стенке копьецо, а из-за пояса дядьки выглядывал небольшой топорик.
        - Службу несёт спустя рукава, это хорошо-о, - тихонько проговорил Варун, лёжа рядышком с Родькой и спрятавшись за кустом крушины.
        - А вот-то что собаки, это, конечно, плохо, они нас враз выдадут, почуяв. Тем более, что твоей травкой от запахов уже давно водяной пользуется на дне.
        Ну да делать нечего, будем брать так! - и засвистел птичкой, подзывая к себе всё звено.
        План, в общем-то, был незамысловатым. Главное, нужно было подобраться к избе как можно ближе, на самый бросок.
        - Трое штурмующих: Варун, Севастьян и Мартын берут часового и ватагу с избы в кинжалы, а Родька стоит на подстраховке с луком, и помните, один нам нужен живым! - разъяснял всем командир.
        Трюк с дымовыми шашками тут не прокатывал из-за их отсутствия, поэтому самым слабым звеном был бой внутри помещения, ну да делать было нечего, и время уже пошло на минуты.
        Худой продолжал играть с лохматой Буськой, когда насторожившийся Беляк вскочил и зарычал на ближайший куст напротив входа в избу. Буська тут же развернулась в ту же сторону, куда скалился кобель, и злобно тявкнула.
        - А что-о!? - протянул Худой и приготовился уже заорать, подавая команду тревоги, почувствовав какое-то движение, когда сбоку от куста резко выросла человеческая фигура, а в его горло вошла стрела.
        Собаки с визгом прыснули в стороны, и трое разведчиков уже влетали в дверь.
        Хек! Левая рука Варуна отвела перехватом запястья руку с топором, а правая - боковым ударом кинжала тут же вскрыла гортань нападавшего. Продолжая движение корпуса, командир резким ударом ноги в промежность завалил вскочившего с лавки разбойника.
        Минус два!
        Третий падал обратно на полати, откуда, только что вскочил, но только уже со швырковым ножом Мартына в своей груди. А вот четвёртый оказался самым подготовленным, и его короткий меч практически вскрыл бок Севы, что заскочил в избу последним. Спасла его только былая, отменная подготовка княжьего дружинника и, когда противник постарался нанести второй удар, разведчик успел резко сблизиться и нанести ему прямой укол в сердце.
        Всё, изба зачищена!
        Слышалось только заполошное дыхание победителей, да выл в углу, держась за то место, где сходятся ноги, незадачливый ватажник.
        - Как ты, Сев? - тревожно вглядывался в друга Варун, у которого мечом рассекло армячок.
        Сева ощупал себя, поморщился и, сняв всё с верху, продемонстрировал длинную и неглубокую царапину, идущую справа от груди вниз через весь бок.
        - Нормально, командир, царапина, обошлось на этот раз!
        - Да-а, - протянул Мартын, - Чуть глубже, и тебя Сотник бы на целых два месяца от службы освободил, а так ты ещё больше пахать будешь, чтобы не зевал больше.
        То был добрый карельский юмор, как все, в общем-то, и поняли.
        Вошедший Родька уже шуровал в очаге, проверяя, что там сготовили злодеи, и доложился командиру.
        - Фотич, а ты был прав насчёт обеда, сейчас уху будем есть, ну, конечно, прибраться ещё нужно.
        - Вот я же говорил, что Родьке, где бы пожрать только нужно! - усмехнулся Варун.
        После того, как прибрались и пообедали, был проведён осмотр трофеев, который показал, что в двух ладейных сараях находится два грузовых, с расширенным трюмом, судна струга, что были загружены захваченным у купцов товаром. В третьем же стояла красивая остроносая ладья, всеми своими стремительными обводами корпуса показывающая, что это боевое и небольшое судно, человек на десять-пятнадцать. Как раз подходящее для быстрого перемещения по рекам.
        Допрос деморализованного пленника показал, что они о разгроме ватаги знали, были на стороже и только ждали подхода судна друга-атамана Гарольда Волосатого, чтобы уйти с ним прочь из этих страшных мест. Да вот как-то не сложилось…
        Звали пленного Лапоть, что, в общем-то, полностью соответствовало его облику. Попал он в разбойничью ватагу совершенно случайно, взятый из освобождённых рабичей, что везли булгарские купцы себе с торга. В рабскую же кабалу с его слов он попал по причине не возврата кабального займа хозяину за прошлый посевной материал. Не уродилась рожь у человека - потерял свободу, вот так тут было с этим всё просто.
        В кровавых делах Лапоть поучаствовать не успел, и Варун чувствовал - не врёт недотёпа. Кровь на людях он «видел». Поэтому пленному была обещана жизнь да честный суд в Великом Новгороде, ну а он выложил в ответ всё, что только знал о ладейном разбое и исправно помогал по хозяйству до прибытия сотни.
        ГЛАВА 7.РЕЧНОЙ РАЗБОЙ.
        Гарольд Волосатый вышагивал по ладье, что ходко шла под парусом по широкой русской реке Пола и хмурился. Не нравился ему этот поход. Слишком много тут было неопределённости и мало места для маневра. Если бы не сам командующий королевским датским флотом и первый морской министр Герхард, что потребовал его безусловного выполнения, в жизни бы не сунулся он в эти узкие речные берега. Нет тут привычного морского простора, солёных брызг и воя свежего ветра в парусах. Не трогает душу скандинава суровая природа русского севера. Но у короля данов тут были свои интересы, и их следовало, безусловно, исполнять. В Восточном (Балтийском) море и на побережье уже какой год шла ожесточённая тайная война между доминировавшей со времён викингов на Балтике Данией и всё усиливающимся в последнее время Ганзейским союзом.
        Немецкие северные земли с их свободными приморскими городами Любеком, Гамбургом, Ратцебургом и десятками прочих резко усиливались, ведя при этом активную торговлю друг с другом и дальними землями. И их уже не устраивала роль Дании как властителя, надсмотрщика и душителя всякой свободы на просторах Балтики. Эта тайная война была готова вот-вот вылиться в ожесточённую и явную, и необходимо было срочно собрать все возможные сведенья о том, готов ли Новгород Великий поддержать свою союзницу Ганзу, а если удастся, то и постараться помешать этому. По большому же счёту нужно было постараться разорвать этот союз. Поэтому, кроме большой денежной суммы, для подкупа новгородских должностных лиц Гарольд оставил своему агенту, купцу Остромиру большой свиток с письменными инструкциями, что и как делать для подрыва отношений союзников. Сам же он приступил к выполнению второй части плана. Следовало дискредитировать своего противника - этих проклятых немцев, что посмели угрожать владычеству гордых потомков викингов. И нужно было под видом ганзейских пиратов совершить как можно больше кровавых злодейств во
внутренних водах Великого Новгорода, посеяв тем самым раздор между союзниками. Поэтому и шли под парусом две боевые речные ладьи, а на день впереди них двигались два судна купцов, торгующих оружием и металлом. Вот они и должны были стать первой жертвой нападения пиратов. Товар же у них с удовольствием был готов принять агент дана, тот самый купец Остромир, платя при этом звонкой монетой или ценящимися в Европе мехами.
        На третий день пути, когда до нужного поворота на Полометь оставалось не более десяти вёрст, впереди вдруг показались два паруса. Забравшийся на «воронье гнездо» мачты юнга с острым глазом подтвердил, что осадка у купцов низкая, видать везут тяжёлое, а у крайней ладьи на корме виден хвост в виде красного веера.
        - Наши суда! - понял Гарольд и отдал на соседнее судно под командованием Скёгги приказ готовиться к абордажу. По семь с половиной десятков опытных головорезов на каждом судне было под его командой. Лучших королевских моряков и воинов выделил Герхард для такого важного дела. И каждый из них, как настоящий профессионал сам прекрасно знал, что ему нужно делать, облачаясь в броню и готовя своё оружие к бою.
        - Вышата Гредиславович, две ладьи догоняют, вон, как ходко-то идут, - обратился к купцу приказчик Филипп.
        Купец прошёл на корму, где уже стоял его главный кормчий Боян, и с тревогой всмотрелся в приближающиеся суда.
        - Что думаешь-то, Боян, нет ли худого чего от этих вон, что сзади идут, с чего бы им так разогнаться?
        Боян не спеша посмотрел вниз на осадку своего судна, послюнявил, подняв вверх палец, покосился на хлопающий под свежим ветерком парус и проговорил спокойно:
        - У нас осадка под железным товаром, Гредиславович, в два раза больше, да и ладьи наши поширшее ихних будут, от того то и ход у энтих посудин шибче. А по флагу, это суда из Ганзы, что нашим союзником на Варяжском море будет, неужто думаешь, что немцы в наших внутренних водах озоровать станут?
        Вышата пожал плечами и ответил:
        - Тебе виднее, кормчий, пойдём, Филипп, укладку проверим, - и отошёл к трюмной лестнице.
        На двух русских ладьях было примерно по сорок человек, и двенадцать из них были охраной, старший над которой Молчан. Человеком он был суровым и недоверчивым. Несмотря на спокойствие начальства, старшина, тем не менее, отдал приказ для своей дружины быть наготове, и вот ладьи сблизились. На палубе у бортов выстроились все, кто только тут был. Нечасто вот так вот в плаванье встречаются попутчики, и всем было интересно, какие же вести принесли им немцы.
        - Эгей, новгородцы, привет вам, мир да добро! - возвышаясь над бортом, прокричал высокий черноволосый мужчина с длинной бородой и свёрнутым на бок носом, - Кто вы, и куда путь держите? - с небольшим каркающим акцентом продолжал он спрашивать.
        - Я купец оружейной гильдии батюшки Великого Новгорода Вышата Гредиславович, к Твери путь держу, - важно ответил хозяин русского торгового каравана, - А вы кто такие, и почто же торопитесь так?
        Его собеседник громко расхохотался, подняв верх обе руки и прокричал:
        - Я купец великой Ганзы из Любека, Готфрид Нибур!
        - Да здравствует Ганза! - ещё громче проорал он, и его крик подхватили все, кто находился на двух его судах, что уже почти в притирку прижались борт к борту с русскими ладьями.
        А затем раздалось:
        - Achtungalle! Machdichbereit! (Внимание все! Приготовиться! Нем.) V?ropm?r ksompa alle! Bay!( - Внимание все! Бей! Дат.)
        И в столпившихся вдоль бортов русских ударил плотный залп десяток копий, стрел и арбалетных болтов. На палубе Вышаты всё смешалось в кровавом хаосе, только и слышались вопли, громкие стоны раненых и хрипы умирающих людей. Ладьи вероломных потомков викингов синхронно сблизились, подтянутые брошенными абордажными кошками, и с них на русские палубы с рёвом посыпалась лучшая на тот момент морская корабельная рать, размахивая секирами, мечами и швыряя на лету в цель копья. Только в нескольких местах палуб вспыхнули короткие и ожесточённые схватки, это продавала подороже свою жизнь охрана русского купца, но и она была вскоре смята бешеным натиском атакующих.
        Тем не менее, несколько человек, с русских ладей успели выпрыгнуть в воду и уже отплывали от взятых штурмом судов. И Гарольд Волосатый отдал громкий приказ:
        - Hosdem, derikkesky derivandet! Laddemsvom metilkysten! Deskalo verleve! ( - В тех, кто в воде не стрелять! Пусть плывут к берегу! Они должны выжить! Дат.)
        Ближайшими к его ладье были охранники Светозар и Онни, они, оглядываясь на близких врагов, вжимали головы пониже вводу, но упорно продолжали тащить за собой своего раненого старшину Молчана. У того от потери крови давно уже не осталось сил, и он бы сразу пошёл на дно, но верные товарищи буксировали его к берегу, не бросая.
        - Se pa de modige russere! De opgiver ikke deres sarede! Betal dem for deres mod, og du giver et par pile ved siden afdem, sa de ikke tror,at de sa let frigores!
        ( - Посмотрите на смелых русских! Они не бросают своего раненого! Воздайте им за их храбрость, а вы дайте рядом несколько стрел, чтобы они не думали, что их так просто отпускают! Дат.)
        Угасающим сознанием, словно через пелену, смотрел Молчан, как громко на незнакомом языке что-то орёт высокий волосатый враг, а его кличу вторит хор многочисленных голосов победителей, и падают рядом в воду стрелы.
        Всё! На этом его сознание погасло.
        Гарольд прохаживался по ладье русских и хмурился. Как нехорошо было спланировано нападение, а трёх своих человек убитыми и ещё пятерых серьёзно раненными он уже потерял. И всё эта русская охрана, настоящие храбрые воины, насмерть встали с мечами против викингов. Старший, которому он отдавал честь, когда его уже утаскивали вплавь подручные, на его глазах зарубил двоих и серьёзно ранил третьего, пока благородный Хаук, его лучший боец, не разрубил ему мечём грудную клетку. От такой страшной раны не выживают, твёрдо знал пират, поэтому и разрешил он отпустить этого столь опасного русского.
        Досаду от потерь частично скрашивал вид богатой добычи. Сотни единиц разнообразного, прекрасной работы оружия и брони. Тонны металла в слитках и кованых полосах. Да! Богатство по нынешним временам огромное! Всё это следовало срочно переправить в Новгород и сбыть там, через Остромира или же переправить в Данию. Даже с учётом того, что его агент заберёт себе процент за «нагляд» и продажу, выйдет огромная сумма, и тогда-то он будет воистину богат. Нужно будет по пути только растерзать ещё пару торговых караванов, чтобы как следует наследить, подставляя Ганзу поосновательней, и всё, он свою миссию тут выполнил. Можно будет спешить на победный доклад к самому командующему датским флотом, и ждать от короля великой милости. И от дурного настроения, вызванного недавними потерями, у Гарольда не осталось и следа. Всё идёт как нельзя лучше, а люди? Людей он наберёт у его товарища по пиратскому прошлому Чудина.
        - - Всё, заканчивайте! Все трупы за борт! Этих двух русских пленных, купца и кормчего убьём позже после пыток и допроса на берегу, а пока свяжите да бросьте их в трюм! Всем распределиться, как я сказал, по ладьям. Мы выдвигаемся к Поломети, пополним команды, пару дней отдохнём и тогда уже докончим начатое!
        И четыре ладьи под красными флагами Ганзы вышли в направлении устья реки Полометь.
        ГЛАВА 8.БОЙ В ЗАТОНЕ.
        - Шикарно тут они устроились! - качая головой, проговорил Сотник, осматривая речную базу вместе с Варуном.
        Как всё капитально устроено, и сухие ладейные сараи со сходами в воду для судов, и небольшая кузня с варочной для смолы да ремонтным инструментом. Вот рядом амбар для хранения продуктов и сарай награбленного с караванов товара. Видно, действительно, покойный атаман хорошую школу морехода в своё время прошёл, пока пиратствовал на Балтике, да и староста его, надо признать, был хозяйственником отменным.
        Теперь же в этом месте предстояло устроить засаду для самого друга Чудина, дана Гарольда Волосатого и, зная какие скандинавы хорошие воины, стоило тщательно продумать всё, чтобы избежать потерь.
        В избе, ставшей временным штабом, сидели вокруг большого стола все старшие боевых групп и командиры, а сам Сотник, в который раз хмурясь, окидывал большой лист пергамента, на котором была расчерчена схема затона и речки Малиновкой с её протокой в Полометь.
        Пауза явно затянулась, и восемь присутствующих командиров начали потихоньку между собой перешептываться. Сотник досадливо поморщился, ещё раз расчерчивая какие-то стрелочки на своей схеме. Затем поднял от неё глаза, обвёл всех взглядом и, когда вокруг стало так тихо, что даже было слышно гудение комара, пролетающего у дальнего конца стола, возле сидящего старшины Лавра Буриславовича, заговорил:
        - Послушайте, братцы, мой план, затем скажите, что непонятно, и все вместе внесём уже в него дополнения. Итак, наши силы - всего пятьдесят четыре бойца. Из них трое временно прикомандированных: Вторак, Ивор и Осип, что сами добровольно с нами напросились. Плюс два мальца: Митька с Азатом, две девки - лекарши: Лизка с Катькой да два тихохода из крепостной пары - это Онисим с Ильёю. Итого мы имеем девять человек, кого в прямой бой кидать никак нельзя, и остаётся у нас всего-навсего сорок пять бойцов. Сила, конечно, тоже немалая. Но ведь и данов может быть никак не меньше, а полагаю, что даже и больше может быть. Одна боевая ладья от сорока до восьмидесяти бойцов на себя брать может. Берём среднее, и где-то шестьдесят человек выходит. Каково?! - и оглядел притихших товарищей, - И это всё не лесные разбойники, а матёрые морские рубаки! Самое правильное тут было бы отказаться от прямого с ними боя, засыпать их стрелами с лесного берега, ударить бронебойными болтами и заставить отступить. Увидев такой отпор, они, я думаю, уже в ближний бой не полезут, понимая, что находятся не на своей земле, и что это
им не три сотни лет назад, когда наша Русь была безлюдной и слабой, а викинги были непобедимыми лихими парнями. Тут и зубы можно будет потерять вместе с самой челюстью. Так что, уверен, не полезут к нам даны, а мы затем спокойно и без крови сможем домой уйти.
        Командир замолчал и спокойно смотрел на своих ветеранов. Пауза повисела-повисела и рухнула в бурчании и гомоне голосов.
        - Тихо вы! - крикнул на ворчунов Климент, - А то вы нашего Сотника не знаете! Хрен он, когда врага от себя целым отпустит. Просто на вас посмотреть хочет как обычно, мнение своих балбесов услышать! А вы и ведётесь!
        Сотник усмехнулся:
        - Психологи, блин!
        На раз его уже читают. Помолчал немного и продолжил:
        - Да, вы правы, врага целым я отпускать не люблю, но и класть ваши жизни, ради победы, радости для меня никакой нету. Хотя, как я понимаю, выбора у меня нет, и вы всё равно будете настаивать на бое с превосходящими силами противника? Все в избе единодушно подтвердили и так очевидное.
        Бою быть непременно!
        - Ну что же, коли так, то слушайте тогда меня все внимательно. От чёткого выполнения этого плана будет зависеть, сколько всего прольётся нашей крови. Увы, такая победа и над таким врагом без этого просто быть не может, как бы прискорбно это не звучало. Поэтому нужно сделать все, чтобы пролить её как можно меньше. Прибытия викингов мы ждём со дня на день, но совсем не факт, что они сразу же пойдут в протоку. Гарольд - волчара битый, если до стольки лет в своих рейдах дожить сумел. Так что, первое, что мы должны знать, это известие, когда они появятся. С дозором у устья будут дежурить разведчики и наш самый шустрый бегун Митяй, ему и весть нести от Варуна. Маратка, конечно, будет с другом проситься, но придётся ему его тут на базе ждать. Слаб он пока для скорого бега. Не угонится, и мы только зря время потеряем.
        - Итак, Варун посылает весть с Митяем, а сам берегом сопровождает ладью до того места, где они высадят свою разведку. Что так смотрите на меня? Даже не сомневайтесь! Прежде, чем протоку пройти, они тут всё своими руками прощупают и удостоверятся, что на них засады нет. Поэтому, пока их разведка не отработает и не скажет своему хозяину, что путь чист, её и пальцем ни в коем случае даже трогать не смейте. Только когда ладья в затон пойдёт, в ножи берите, и то тихо чтоб!
        - Ну вот, и когда судно к нам зайдёт, перекрываем ему отступление назад в реку и всех, кто находится на борту, методично уничтожаем из укрытия.
        - На этот случай у нас имеется три самых мощных реечных самострела, четыре попроще. Но тоже довольно мощных с перезарядкой в виде «козьей ножки», пять ещё более простых с перезарядкой типа «самсонова пояса», ну и восемь уже самых простых с привычной всем ручной перезарядкой. Как видите, двенадцать первых самострелов пробьют любой доспех, а первые три так и корму в упор продырявить смогут, расстояние-то здесь совсем небольшое. Ну а, остальные у нас будут работать луками.
        Сотник сделал паузу, вглядываясь в план и почёсывая карандашом ухо, проговорил:
        - Ну что же, может, получится, главное, братцы, нам не подставляться! И подготовить сюрпризы на самый крайний случай.
        - Вы все должны понимать, что у данов самое совершенное на тот момент оружие, и все они отличные бойцы. Ведь они всю жизнь воюют и той войной живут, а сейчас вон вообще с Ганзой и всеми немецкими городами побережья бодаются, значит, у них арбалеты и хорошие луки имеются, только зевнём, столько дырок понаделают, только держись! Так, давайте обсудим все мелочи и детали, пододвигайтесь ко мне поближе, и над большим столом пошла кропотливая штабная работа.
        Четыре ладьи медленно втягивались в устье Поломети. Ветер уже не был попутным, только чуть-чуть надувая паруса, и уже следовало бы перейти на вёсла, но Гарольд Волосатый не спешил. Зачем из хороших воинов раньше времени делать плохих гребцов, когда их силы могут понадобиться в ратном деле. Он пока не чувствовал опасности, но всегда и везде нужно было соблюдать осторожность, тем более, если ты находишься так далеко от своего дома. А тут ещё эти непонятные слухи, о какой-то там Обережной сотне, что успешно действовала против разбойников, причём как раз где-то в этих землях. Да о развешанных на деревьях разбойниках и отсутствии у купца вестей от Чудина, была тут какая-то смутная тревога. Всё вместе это весьма настораживало, но вот верить своему агенту, трусу Остромиру, как-то тоже не хотелось, ему и так всё время мерещилась дыба, да щипцы палача в подвале Наместника за своё сотрудничество с врагами Великого Новгорода. А Чудина просто так тоже не возьмёшь, это с его-то звериной интуицией?! И пират отбросил все ненужные опасения в сторону. Вот-вот с правой стороны уже должна открыться нужная ему
протока.
        - Трое вперёд! - махнул рукой капитан, и к лесному берегу заскользил небольшой челн дозорных, под командой Гюнтера, имя которого действительно в переводе значило как охотник.
        - Вот они, Фотич, к пологому мыску гребут, - шепнул старшему Родька. Отходить надо! Если у них глаз острый, то среди голых кустов любую тень разглядеть смогут.
        Варун согласно кивнул и тихо отдал команду:
        - Уходим к затону на «мягких лапах», там их дозор встречать будем, да глядите, чтобы ненароком какой след не вмяли, земля-то ныне мягкая, как ласка крадитесь поверху.
        Гюнтер с двумя лесовиками из финской суми вытащив на берег челн, показал, молча растопыренную ладонь и затем ею же указал в лес. Тройка рассыпалась веером и, держа друг друга на виду, заскользила в сторону затона. Лесовиками все они были бывалыми и шли, примечая каждую мелочь, ощупывая взглядом постоянно саму землю и подлесок. Вот один присел и поднял резко вверх руку. Все тут же присели, и в их руках мгновенно оказались небольшие лесные луки, а на тетивах уже лежали стрелы. Всё было тихо в лесу, заполненным птичьим гомоном, и все трое мигом собрались у того места, что привлекло внимание дозорного. Около поваленного бревна на влажной и мягкой земле виднелась небольшая вмятина, будто от пятки, да и на самом бревне мох был явно потревожен. Их явно тут ждали, и волосы на загривках у дозора встали торчком, а сами они напряглись, словно кожей чувствуя, куда войдёт первая стрела невидимого врага. Жизнь обнаруженного разведчика короткая, и это знал каждый из них прекрасно. Но секунды шли за секундами, а оперённой смерти всё не было, и Гюнтер, не выдержав, начал повторный тщательный осмотр места.
Разглядывая всё вокруг общим панорамным зрением, он отметил наклонившееся в их сторону сухое дерево, у которого верхушка была сломана как видно недавним сильным ветром. Пройдя чуть в бок, обнаружил он добрый кусок от её верхушки, что, как видно, при изломе выбросило в сторону лежащего бревна, и уже при падении тот содрал с него кусок мха да упал комельком на землю, чуть-чуть её примяв.
        - Overspisning flyveagar skgoblin!( - Объевшиеся мухоморов лешие! Дат.) - выругался старший и подозвал к себе обоих финнов. Им хватило всего пары секунд, чтобы всё понять, и дальше к затону, они дошли уже без приключений.
        Минут двадцать уже наблюдал за базой старший дозора, и ничего его не могло насторожить. Греясь на завалинке, у входа в избу сидел часовой, да и какой это был часовой, так, одна пародия. Его копьё было прислонено к стене, плотницкий топорик на поясе был сдвинут подальше, а сам он, отсвечивая голым торсом, гладил двух лохматых собачек и что-то там мурлыкал себе под нос. На подмостках у затона сидел какой-то невыразительный пожилой мужичок и удил с него рыбу, вот только что на глазах он вытащил приличных размеров язя. А над избушкой из верхнего продуха шёл еле видимый дымок, и даже до недалёкого перелеска с дозором доходил явно различимый запах ухи. Гюнтер ощутил во рту прилив слюны. Дело было к обеду, и хотелось уже поесть чего-нибудь горяченького. Всё было спокойно, и можно было тихонько подкрасться поближе. Вдруг из избы неожиданно вывалились два мужика и, широко разевая пасть, начали бранить друг друга плохо понятными датчанину словами. Единственно, что он смог разобрать, это были какие-то местные ругательства, связанные со свиньёй, собакой и чьей-то там матерью.
        - Bastards! Deeralleberusether! ( - Сволочи! Они же тут все пьяные! Дат.) зашипел Гюнтер, приметив, что и бузотёры, и рыбак, и даже сам часовой заметно покачиваются. А рыбак так и вовсе, пока вытаскивал из реки рыбу, как то умудрился свалиться с мостков, и теперь вот весь мокрый вылезал, громко ругаясь. Удочки у него в руках уже, разумеется, не было.
        Всё тут было ясно, и дозор, уже не таясь, вышел на базу. Какие бы ни были разбойники недотёпы, но службу они всё же знали и, когда Гюнтер подходил к избе, его уже встречали четверо грязных и косматых мужика с простыми копьями да топорами в руках. А сзади от затона, заметно пошатываясь, подходил с длинной оглоблей тот самый мокрый рыбак. Всех их хватило бы волкам Гарольда на полминуты, время только выхватить короткие мечи да пошинковать в капусту. Но старший дозора улыбнулся как можно дружелюбнее и, вытянув в стороны пустые руки с зажатой сосновой веточкой, начал спокойно что-то говорить на незнакомом для русских языке.
        - Старший дозора Гюнтер приветствовать люд Чудина, - довольно сносно переводил один из финнов, - Где есть ваш хозяин и почему он не встречать сам своего друга Гарольда?
        Один из недавних скандалистов почесал глубокомысленно голову, засунул топор за пазуху и что-то зачастил по-русски.
        - Меедленно, меедленно говори, - морщась, выговорил переводчик и начал пересказывать все то, что понял из сбивчивого рассказа русского.
        - Эта пьяная свинья говорит, что их атаман Чудин прислал весть, ждать его в затоне после завтра. У них много дорогого товара, а дороги ещё не просохли, поэтому они и задержались с подходом.
        Финн усмехнулся.
        - Ещё он просит не говорить хозяину, что ты увидел их, пьяными, иначе за это он может лишиться головы. Они решили всё тут выпить до прихода ватаги и не рассчитывали быть нами застигнутыми.
        Гюнтер оглядел весь двор и усмехнулся:
        - Переведи им, что, если они не приготовят нам царский ужин, скрыть это досадное происшествие ему будет весьма и весьма трудно.
        После того, как финн закончил говорить, все русские мужики разом начали кивать и униженно кланяться.
        - Beskidte russiske svin!( - Грязные русские свиньи! Дат.), - Гюнтер сплюнул на землю и кивнул переводчику, - Оску, ты останешься с этими животными и смотри, чтобы они тут не перепились, пока мы будем сюда грести. А мы с Ялмари приведём в затон весь отряд. И последнее, спроси у того лохматого, как зовут их собак, этот вопрос им просил задать сам хозяин. Похоже, что для проверки.
        Оску перевёл вопрос и, выслушав торопливое объяснение, ответил:
        - Он сказал, что собаку женщину зовут «сучека Бусы», а собаку мужчину «кабелья Белый или Беляк», что-то в этом роде.
        Гюнтер кивнул и развернувшись лёгко побежал в сторону протоки со вторым молчаливым финном Ялмари.
        - Ну, всё! Начинается вторая часть балета - «развязка», - подумал Сотник, самолично играя роль лохматого и придурковатого недотёпы.
        План пришлось менять и корректировать, ведь никто не ожидал прибытия такого огромного числа врагов, но вот главного изменить уже было нельзя. Предстояло сразиться с полутора сотнями отборных, вымуштрованных головорезов, и у командира стоял холодок на душе.
        - Эй, финна, пошли, что ли в избу, у меня там солёная рыба вку-усная, - причмокнул и подмигнул, дурачась, Сотник.
        - Я не финна, я есть воин сумь, свинья, - гордо вскинул голову Оску, направившись, тем не менее, вслед за русским.
        Какой же финн откажется от хорошей рыбы, тем более ждать своих товарищей предстояло долго.
        Дверная притолока была низковата и, когда гордый финский воин выпрямился, зайдя внутрь, резко вдруг развернувшийся русский нанёс ему жёсткий удар основанием левой ладони в печень. Оску согнулся пополам, но все же успел потянуться за сапожным ножом. И в это время второй резкий удар в затылок вырубил его сознание. Помощь зашедших «в развалочку» товарищей тут уже не понадобилась.
        - Этого пока вяжем! Плотникам быстрей подрубать стойки пристани! Всем остальным занять свои позиции и не высовываться! При ведении огня чаще менять свои места! - и над затоном раздалось тревожное кряканье селезня.
        - Сигнал для всей сотни. К бою!
        Первым в протоку заходил челн с Гюнтером и двумя гребцами, за ним на вёслах втягивалась большая ладья с резкими обводами корпуса под флагом Ганзы. На её палубе можно было увидеть огромную команду из не менее, чем семи десятков человек, а сзади на буксире заходило ещё две явно купеческие, с расширенным трюмом и командой из девяти человек в каждой.
        Итого девять десятков воинов «с хвостиком», против его пяти.
        Вторая ладья с флагом Ганзы в затон не спешила и была пришвартована к противоположному берегу Поломети.
        - Может, оно и к лучшему, - вздохнул Сотник, - Этих бы хотя бы суметь «переварить»!
        Скёгги, капитан боевой ладьи, вглядывался в открывшийся за протокой затон. Он не был большим, но для стоянки нескольких ладей подходил идеально. Глубокий и закрытый со всех сторон густым лесом, он чем-то напоминал ему Балтийский берег финского племени Сумь в Ботническом заливе.
        Настоящее волчье логово для их пиратского промысла!
        Рядом стоял лучший боец их команды Хаук и тоже осматривал берега строения, что стояли рядом со сходнями и небольшим бревенчатым причалом.
        На берегу всё было спокойно. Слонялись по берегу три русских мужика в каких-то неказистых и серых мешковатых одеждах.
        Вот один из них подошёл к самой бревенчатой пристани, помахал эдак вальяжно приближающейся ладье рукой и на глазах у всей команды справил, покачиваясь, малую нужду прямо, напротив, в озеро.
        - Bastard! Dettema flosses, sahantillader sig enbeskidt russi skgris! ( - Сволочь! Этого нужно выпороть, что он себе позволяет грязная русская свинья! Дат.), - возмущённо выдохнул Скёгги!
        И Хаук согласно кивнул. Караван из трёх судов полностью вышел из протоки, втягиваясь в затон. Челн Гюнтера уже приставал к пристани, и из него готовились выпрыгивать к швартовым гребцы.
        В этот миг ближайший и пока что не выпоротый русский спокойно развернулся да зашёл бочком в ближайший сарай. Как-то незаметно пропали все остальные серые фигуры, и в воздухе резко сгустилось предчувствие опасности. Скёгги не мог себе отчётливо сказать, что было вокруг не так, но вся его битая-перебитая сущность просто сейчас вопила: «Вокруг смерть! Спасайся или дерись!»
        И он уже успел открыть рот для подачи сигнала тревоги, когда с резким свистом в его грудь вошёл первый арбалетный болт!
        И со всех сторон по ладьям ударил дождь стрел и болтов! На палубе ладьи всё смешалось в красном хаосе из мешанины окровавленных тел.
        - Бей! Бей! Бей!
        Только и слышался крик со всех сторон затона. И падали, порою пробитые насквозь, славные датские воины.
        - Sk?rme op! Crossbowmen og bueskytter skyder! De ?ldste opdrager krigerne! Alle er klar til overfaldet! Klip rebet! (Щиты вверх! Арбалетчики и лучники вести огонь! Старшим поднять воинов! Всем приготовиться к штурму! Руби канат! Дат.), - разъярённым медведем взревел Хаук.
        И в верх ушла дымная стрела - отчаянный призыв к хозяину Гарольду о помощи.
        Пару десятков пиратов смело смертельным дождём с палубы. Но остальные были опытными воинами и прекрасно понимали, что их единственный шанс выжить - это биться и атаковать, причём срочно, не теряя ни секунды!
        С грохотом над бортами встала стена щитов. Упал в воду со стрелой в спине воин с секирой, но всё-таки сумел перерубить канат-сцепку с соседней ладьёй. И вот воду вспенили весла, а ладья споро пошла к берегу, набирая ход. Из-за щитов всё чаще стали высовываться лучники и арбалетчики, отвечая на огонь лесных стрелков.
        - Пора! - понял Андрей и, резко свистнув, скомандовал, - Стенка пошла!
        Откуда-то из-за избы дружно вылетел десяток русских воинов в полной броне и с большими щитами пешцев под командой десятника Тимофея. За ними, прикрытые тяжёлой пехотой, неслись Вторак и Ивор с топорами наготове.
        Бум! Бум! Бум! Загрохотали щиты, наглухо закрывая собою плотников.
        - Руби канаты! - опять отдал команду Сотник.
        И по толстым причальным канатам, сдерживающим подрубленный причал, дружно ударили топоры.
        Щёлк! Щёлк! Щёлк! Забили дробью стрелы по щитам, выбивая из них щепки. Бум! Ударил гулко, пробивая щит насквозь, первый арбалетный болт!
        Бум! Ещё один вошёл вглубь стенки, и из неё вдруг выпал, образовав разрыв, пробитый Назар.
        Всё! Кульминация!
        «Если сейчас викинги положат стенку и ворвутся на берег, то их тут уже ничего не остановит, и тогда даны вырежут всех!» - отчётливо понял Андрей и, выскочив на середину двора, громко закричал
        - Всем бить по стрелкам ладьи! Огонь!
        Сосредоточенный огонь десятков луков и арбалетов по открывшемуся противнику сделал своё дело и дал такую нужную золотую паузу русским.
        Один за другим лопнули подрубленные канаты. Пристань подкосилась и резко рухнула в сторону подходящей к берегу ладьи, с глухим ударом отталкивая её от берега. Стенка начала отходить за сарай, а позади неё, неся на спине одно и оттаскивая за вороты кольчуг два других окровавленных тела, с натугой шагал Тимофей. Одна за другой ударили в него стрелы из ладьи. С глухим хрустом впился куда-то арбалетный болт. Десятник пошатнулся и присел, наклонившись на одно колено.
        - Ру-у-усь!
        Раздался рёв древнего дружинного клича и, встав окровавленный на ноги, он сделал, шатаясь те так нужные шаги, чтобы уйти с телами за стену избы.
        И началось новое противостояние стрелков.
        Лучники у данов были отменными. Арбалетов у них тоже было с избытком. И из зарослей да сосен, с верхних стрелковых насидок, начали слетать сбитые ветки. Вдруг раздался резкий вскрик Митьки, и он слетел к подножию сосны незащищенный и совершенно открытый врагу. Сотник похолодел. На его глазах из кустов вылетела маленькая фигурка Митькиного друга Марата и, подхватив под руки, начала оттаскивать его в кусты - прочь с линии огня! Свистнула одна, затем вторая стрела, и вот уже упал на землю сам маленький берендеич! Вдруг выскочившая из-за кустов Лизка схватила мальчишек и потащила их обоих в заросли.
        Всё это видел, как будто в каком-то полусне Сотник. Его Митьку убили! Убили его сына!
        Над поляной раздался рёв неистовый ярости! И высаживающиеся на берег, сумевшие всё-таки причалить два десятка данов, невольно замерли, не в силах совершить такой сейчас нужный резкий бросок. А со всех сторон нёсся жуткий леденящий кровь вой волков. Русская дружина страшно и неистово шла в ближний бой.
        - Руби всех! Ру-у-усь!
        Первыми ударили в данов шесть оставшихся от стенки воинов, хотя бы немного сковав выбегающую от ладьи ватагу и приняв на щиты их удары мечей и секир. Затем в скандинавов со всех сторон врубились мечники под командой Климента и Филата, а в довершение, из зарослей вылетели потерявшие всякий страх самострельщики, и на глазах у врага, завершив перезарядку, выпустили в упор бронебойные болты. Среди них, помимо седых мужиков, выделялись две русые девки. Одна с окровавленным плечом рыча как рысь, дотянула рычагом взвода «козьей ножкой» дугу своего арбалета и буквально в упор пробила тяжёлую кованую броню огромного викинга.
        На Андрея нашла высшая степень ярости. Он крутился в самом центре битвы и неистово хлестал вокруг обоими мечами. Вот один его противник рухнул с перебитым плечом, второй упал, фонтанируя разрубленной шеей, третий неловко подломился в ногах и затем уткнулся в землю. На берегу уже не оставалось никого из целых врагов и, с разбегу оттолкнувшись от высоких сходней, Сотник буквально взлетел вверх. Ему нужно было добраться туда, где оставались ещё враги, те, кто только что убил его сына, а теперь он убьет их. Убьёт их Всех!
        Время сжалось до игольного ушка и, пролетая сверху к палубе, синхронным хлёстом сверху вниз Сотник рассёк двух выцеливающих кого-то на берегу арбалетчиков. Приземление на обе ноги! Левый меч парировал и отвёл в бок удар секиры высокого рыжего дана, а правый булат уже врубался в его открытый бок. Удар ноги и мёртвый противник рухнул на палубу, освобождая проход.
        Перед Андреем стояли последние пять оставшихся в живых противников. Двое из них стояли уже с взведёнными самострелами и целили в него. Старший, лучший воин всей дружины Хаук поднял резко меч и закричал:
        - Skyd ikke! Jeg k?mper alene. Han er en stor kriger, og det er en ?re for mig! ( - Не стрелять! Я бьюсь один. Он великий воин и это честь для меня! Дат.)
        Арбалетчики послушно опустили оружие, и высокий голубоглазый воин со светло-русыми волосами манерно поклонился и вышел вперёд, вынимая из ножен оба своих меча. Казалось, что всё стихло вокруг, и даже раненые перестали стонать, словно почувствовав всю важность момента.
        - Рыцарь, значит! Ну-ну! - проговорил угрюмо Сотник, - А как мирным людям головы сечь да баб насиловать, куда всё ваше рыцарство девается?!
        Сплюнул на палубу, смахивая рукой кровь с рассечённого лба и уже вновь закипая холодной яростью:
        - Закончим, мразь!
        И четыре меча встретились со звоном в воздухе. Бой «обоеруких» сродни полёту стрекозы. Ты видишь её тело, но не видишь биения крыльев, что держат её в воздухе. Так и тут, понять со стороны кто и как атакует, как парирует удары и отводит меч противника, было со стороны абсолютно невозможно. Двое мечников танцевали на палубе среди лежащих тел, какой-то ведомый только им танец и только свист воздуха да звон стали говорил, что всё это происходит в самом центре мелькания смертоносного металла. Вдруг Хаук издал резкий шипящий звук и отпрянул назад, а на его левом бедре заструилась ручьём ярко алая кровь. И снова схлестнулись мечи, но было заметно, что дан всё тяжелее уходит из-под атаки, замедляясь и приволакивая раненую ногу. И вот очередная связка ударов. Отведя левым мечом оружие противника, Сотник резко рубанул боковым справа!
        Хлесть! И рука дана покатилась по палубе вместе с зажатым в ней мечом. Хаук пошатнулся и замер, ожидая добития в шею.
        Андрей весь побелел, сжимая в руке мечи. Ему нужно было всего десять ударов сердца, чтобы порубить всех на палубе, мстя сейчас за сына. Но он не мог переступить через себя! Не мог переступить через Человека! А перед ним, наклонив головы и вытянув перед собой рукояткой вперёд мечи и кинжалы, стояли пять былых противников. И один вот-вот уже рухнет на палубу от кровопотери.
        - Этих взять живыми! - скомандовал Клименту Сотник.
        - Бейте замыкающую ладью! Закрыть протоку, самотрельщики, за мной! - и, спрыгнув на берег, кинулся в сторону Поломети.
        Команда крайней ладьи, воспользовавшись заминкой, перерубила связывающий её канат и тихо уходила в сторону протоки, на её борту из всего экипажа оставалось в живых всего шесть гребцов, но шансы уцелеть у них были. Небольшое течение уже было готово втянуть в протоку судно, когда впереди захрустело и с грохотом рухнуло большое дерево, закрывая единственный проход.
        - Огонь! - подал команду сотник, и залп из полутора десятка арбалетов смёл всех тех, кто был на палубе.
        - За мной! - и дружина стрелков вновь устремилась вслед за своим командиром.
        Гарольд Волосатый был осторожным командиром. Поэтому и сумел он дожить до сорока лет, пройдя через десятки абордажей и штурмов да сколотить себе немалое богатство таким то опасным промыслом. Вот и сейчас, предусмотрительно ожидая вести от своего второго капитана Скёгги, прохаживался он по палубе, пришвартованной к противоположному берегу Поломети ладьи, да поглядывал в сторону недалёкой протоки. Увидев сигнальную дымовую стрелу, он даже не подумал прийти своей команде на помощь, реально посчитав, что, если они подали сигнал, то, значит, там всё совсем плохо, и им он уже ничем не поможет. Поэтому тут же отдал сигнал готовиться к отплытию и быть наготове.
        Когда на правый берег вылетел отряд врага, ему осталось только отдать приказ, и ладья сразу устремилась вниз по течению. Толкали её восемь вёсел с каждого борта, но самое главное - за него было попутное течение.
        - Всем рассредоточиться и бить по своему выбору. Огонь!
        И Андрей первым нажал на спуск своего речника.
        Расстояние до уходящей цели было уже больше ста пятидесяти метров, но болты резко входили в борта, щиты и в тела находящихся на палубе воинов. Рассредоточенные на возвышенном берегу стрелки были в выигрышном положении, поэтому и выкашивали дождём болтов всю открытую палубу судна. Если бы не это течение, песня великого датского пирата Гарольда Волосатого была бы однозначно спета сегодняшним вечером. Но видно, пока была не судьба, и залитая кровью ладья под красным флагом Ганзы уносила его прочь по течению, а в теле его сидело два болта. И лёжа с искажённым от страха лицом, он смотрел на уже далёкую фигурку человека, который продолжал посылать из самострела один за другим бронебойные болты. Больше четырёх сотен метров ушло судно, а они всё долетали, впиваясь в высокий борт.
        Скорее из этих мест! Он сделал всё, что мог, и даже больше для своего короля, потеряв в этой земле больше ста элитных воинов и пролив свою кровь. А теперь нужно было срочно уносить свои ноги из этих страшных мест!
        - Всех раненых и мёртвых сюда! - резко выкрикнул командир, и суета на поляне перед избой приняла упорядоченный вид.
        - Санитарки - лекарши, старшина и Ивор, ко мне, остальным быстро греть воду! Контроль территории, зачистка и дозор, бегом! - резко отдал команду Сотник, и отлаженный маховик его дружины закрутился ещё быстрее. Все знали, что такие команды исполняются только бегом, и уже через пять минут в центре были расстелены рогожи, а из избы притащили два котла заранее нагретой воды и сюда уже начали подносить раненых и убитых.
        Андрей сам на своих руках нёс сына, а у него в глазах была какая-то пелена, и в висках пульсировала боль.
        - Как же так, как же так! Не углядел! Не уберёг!
        Положив мальчика на рогожу, он взрезал ножом окровавленную одежду на боку. Взгляду открылась следующая картина. В левом боку было входное отверстие от стреловидного арбалетного болта. Крови было немного, как видно, тот болт и не давал выходить кровотоку. Само попадание было ниже сердца, как раз где-то в районе или чуть выше селезёнки, и где-то около самого лёгкого, во всяком случае, выходящая кровь не была характерно алой и не пузырилась. Андрей достал зеркальце и приставил его к губам сына, про себя воздавая небесам горячую молитву Преображения: «Отче наш! Еже еси на небеси, да светиться имя твоё, да придёт царствие твоё, да будет воля твоя, яко на небеси и на земли!…Великий Господи! Милостивый Боже, помилуй моего сына раба Дмитрия! Дай ему милость жить! Прошу тебя! Подняв зеркальце и взглянув на него, Андрей застонал поражённый, на его поверхности было видно чуть запотевшее пятно! Есть дыхание! Живой Митька!
        Сотник выпрямился и проревел:
        - Все лекари ко мне! Мыть руки крепким хмелем! Начинаем операцию немедленно!
        И пошла борьба за жизни раненых. Вначале Мите извлекли стреловидный болт, немного разрезав по бокам раны кожу скальпелем. Буквально по миллиметру вдвоём с Ивором, у которого пальцы воистину были железными, его вытаскивали. Затем рану тщательно промыли остававшейся перекисью водорода, перевязали чистой холстиной, а в рот влили немного успокаивающего и антибиотик широкого спектра - те две таблетки ципролета, что пока ещё были в аптечке. Дальнейший осмотр показал, что у мальчика ранена и правая нога. Стрела по касательной вырвала кус мышцы, ладно хоть кость не была задета.
        - Обрабатываем и перевязываем!
        На затылке обнаружилась приличная ссадина. Как видно, при падении с дерева получил Митя сильный удар, а затем уже и впал в беспамятство.
        Всё! Сделано всё, что только можно было в этих условиях. И теперь оставалось только молиться. Переходим к следующему раненому.
        Азат принёс Марата и положил на то место, где только что лежал его маленький друг. Спасая Митю, берендеич получил две стрелы, одна и сейчас торчала в его левой ноге, а другая распорола мышцу на предплечье. И снова Ивор с Андреем, иссекая края раны, осторожно влив настой обезболивающего, вытаскивали данскую стрелу. Сама раненая в плечо Елизавета с Екатериной ассистировали, как могли, облегчая труд Сотника. Убирали самодельными тампонами кровь. Обрабатывали раны и инструмент крепким настоем. Помогали зашивать. Работали все как настоящая хирургическая бригада.
        Из Тимофея извлекли две стрелы и болт, ещё у него было сквозное ранение голени с переломом кости, но жить десятник будет однозначно, организм у ветерана был могучим.
        Следующим был Вторак. Когда плотник рубил канат, придерживающий пристань, болт влупил ему в верхнюю правую часть бедра, пройдя навылет, и оставалось только обработать да прочистить раневой канал и уже потом забинтовать.
        - Следующий!
        До поздней ночи шла непрерывная борьба за жизни дружины и последними, кому оказали помощь, были уже сами лекари.
        Вот обработана и зашита рана плеча от стрелы данов у Елизаветы.
        Зашито рассечение на груди от секиры, полученное в рукопашной схватке у Ивора. Про порезы и раны Сотника можно было вообще не говорить. Их насчитали более семи. Благо, все они были не опасными, хотя и стоили большой кровопотери хозяину. Но, как и строжайше требовалось в Сотне, положена была обработка, изволь пройти всякий! И к этому все уже давно относились серьёзно.
        Потери сотня понесла серьёзные. Погибли ветераны с десятков стоящих в «стенке» Назар и Фока. Во время ближнего боя на берегу пали посечённые Иван и Василий. Умер прямо в верхней засидке пробитый стрелой данского лучника Светозар. Ещё по троим прогнозы были совсем не утешительными. Слишком много крови потеряли десятник Степан и бойцы Григорий со степняком Мугатаром.
        У рыжего весельчака Кочета из бывших смоленских дружинников и вовсе пришлось ампутировать ногу ниже колена, настолько размозжена была кость.
        Более, чем у половины оставшихся, были серьёзные порезы и рассечения. Но всё, что было можно, для их излечения было сделано. Оказали помощь даже десяти раненым данам, чудом недобитым в горячке боя. Всего же их взяли четырнадцать, из которых Хаук и Гюнтер были командирами. Хауку перетянули да обработали, как могли, обрубок руки, из тела Гюнтера же извлекли две стрелы, и дать какие-то прогнозы по обоим было пока очень сложно. Слишком серьёзными были раны для этого времени.
        На одной из ладей при досмотре были найдены забитые до полусмерти с переломанными рёбрами купец Вышата и кормчий Боян, которые и поведали о той беде, что с ними приключилась в пути.
        - Значит, говоришь, намеренно они Ганзу подставляли, - задумчиво проговорил Сотник, когда купец закончил свой рассказ.
        - Да, - шёпотом, кашляя, проговорил Вышата, - Я хорошо расслышал, как их старший радовался, рассказывая своему ближнику, что в наших трюмах столько добра, которое Остромир змеюка, выгодно сбудет по хорошей цене и ещё им король добавит от себя за такое то вот «очернение» Ганзы.
        - Это всё очень интересно, - покачал головой Андрей. И очень важно для властей Новгорода. Похоже, готовится хорошая «подстава», и наш кровавый паук Остромир в ней будет самый прямой её участник.
        - Значит, поступим мы так, - и он посмотрел на Варуна, - Я сейчас же пишу подробное донесение о произошедшем Владыке и Посаднику. Ты, Фотич, на малой ладье, что стоит в среднем сарае и как и все готова к плаванью, немедля с десятью бойцами выходишь вниз по реке. Доходишь до указанного купцом места боя и находишь там всех тех, кто смог спастись с купеческого каравана.
        Варун покачал головой и высказал сомнение:
        - Больше суток прошло, Иваныч, со времени взятия того то купеческого каравана. А ну как разбежались спасшиеся, как их нам тогда найти-то?
        Сотник подумал, кивнул головой каким-то своим собственным мыслям и продолжил:
        - Да ты можешь не сомневаться, далеко они всё равно не уйдут, у них же там, на руках раненые и они их не бросят. Должны они быть где-то там, около реки, рядышком, и высматривать проходящий купеческий караван для помощи. Пошуми там по-русски, поругайся, что ли покрепче, как ты вон можешь. Глядишь, они и вылезут. Берёшь тогда их на борт и возвращаешься к нам. Затем уже уходишь в Великий Новгород и через дядьку Акима находишь в нём нашего Путяту. Ну а там ему всё расскажешь, и вы уже на месте решите, как правильней будет действовать, чтобы раздавить этот змеиный клубок.
        - Я же думаю, что на этом месте останусь надолго, у нас тут целый госпиталь лекарский будет и, пока я не буду убеждён, что спас всех, кого только можно, мы отсюда не уйдём. Ну а потом потихоньку уже поднимемся к своей Ямнице и будем ждать от вас известий, благо, большая вода ещё с месяц будет позволять это. Варун согласно кивнул, давая понять, что ему всё ясно.
        Сотник обнял его и подбодрил как обычно:
        - Давай, разведка, вперёд, не робей! Только тебе это по плечу, друг!
        Малую ладью к этому времени уже спустили в затон, и Варун со своим неразлучным звеном и семерыми крепкими бойцами, оттолкнувшись от берега, взял направление на выход в протоку к Поломети.
        Сотник проверил раненых. Посидел, вслушиваясь в ровное дыхание Митяя, да так и уснул, привалившись к стенке рядышком. Не могли его уже разбудить ни стоны раненых, ни шарканье ног проведывающих раненых друзей товарищей, ни шепот меняющихся дежурных санитаров. Вымотанный до предела организм требовал хотя бы немного покоя.
        Разбудил его только крик часового, что был выставлен у протоки и, заслышав далёкое тревожное кряканье селезня, он мгновенно вскочил на ноги. Оглядев избу лазарета, опустился на колени возле Мити и увидел, что с его лица схлынула бледность, дыхание стабильное и ровное, а сам он спит. Затем подозвал к себе дежурившую и саму перевязанную Елизавету и, выслушав доклад о состоянии всех больных кивнул.
        - Пока поите всех укрепляющим взваром, что нам Агафья дала, а утром будем вместе менять повязки всем, - и после этого уже вышел на двор.
        К пристани в это время подходила малая ладья Варуна, и было заметно, что людей на ней стало гораздо больше, чем уходило ранее.
        Первым на сходни выпрыгнул Варун и, поздоровавшись с командиром, доложил:
        - Как ты и сказал, Иванович, за устьем, на левом берегу, у костра все горемыки сидели.
        - Всего шестеро их с купеческого каравана уцелело. Трое охранников, из которых старший уже, похоже, что доходит. У него там грудь клинком вскрыта и все рёбра рассечены, но те двое из его дружинки, что из реки вынесли, ни на шаг от него не отходят, всё пекутся о нём. Ты бы посмотрел его всё же, Сотник? Видать, командир он хороший, коли ребята так за него горой стоят.
        - Обязательно посмотрю, Фотич. Всех посмотрю, у нас тут целый лекарский приют ныне образовался, и мы отсюда уйдём не скоро теперь. Что ещё интересного расскажешь?
        - Ну, что сказать, найдёныши рассказывали, что вчера вечером мимо них та удравшая от нас ладья проскакивала. Спешил пират сильно. Видать, хорошо ему в хвост и в гриву вы всыпали с берега. Всеми вёслами, говорят, под барабан гребцы работали, аж волна из-под носа ладьи шла. Никак мы теперь его не нагоним, как бы не стали спешить, Сотник.
        - Ну, что же, - махнул рукой Андрей, - Позавтракайте и идите в Новгород, как только сами сможете. Всё равно, я думаю, больше, чем на сутки, вы не отстанете от них. У данов там должно быть раненых изрядно, да в их старшего я один болт-то уж точно всадить смог. Ну а там уже как в Новгороде с Путятой увидитесь, сами на месте и решите, как дело сможете развернуть.
        И, наскоро перекусив, опять пошёл в избу, занятую под лазарет.
        Ладья Гарольда стремительно неслась вниз по течению под флагом Ганзы.
        Скорее добраться до озера Ильмень, а там, проскочив его и сам Новгород, уйти дальше в Восточное море. Уж там-то его точно не смогут найти те люди, что вырезали большую часть его команды. Даже в этой ладье, что близко не встретилась с этими бешенными русскими, было восемь трупов и ещё трое находились при смерти. Он и сам получил ранения и теперь испытывал слабость от потери крови.
        Главное, что королевское задание было выполнено, он как смог подставил этих паршивых немцев, а то, что потерял столько прекрасных воинов, это уже не его вина. Тем большую награду следовало просить и ждать милости за такой риск. Жаль было только потерянного добра, что могло дать такие огромные деньги для безбедной жизни в каком-нибудь поместье. Но, с другой стороны, он сам жив и ещё сможет отомстить этим проклятым русским, но будет это уже на родных морских просторах. И тогда-то уже он сам будет диктовать им правила ведения боя. Это с его-то опытом пиратского промысла!
        - Резче вёслами работаем! Резче! Если не хотите, чтобы вас вот так же побили как этих нерасторопных свиней!
        И гребцы ещё прибавили темп. Все прекрасно помнили, как выбрасывали за борт их мёртвых товарищей, пробитых болтами русских на таком огромном расстоянии. И каждый из них чувствовал, что в их затылок дышит погоня.
        ГЛАВА 9.В НОВГОРОДЕ.
        Путята в третий раз внимательно перечитывал пергамент от Сотника. И ещё раз попросил своего друга Варуна всё подробно ему пересказать.
        - Не злись, старый, тут ведь каждая мелочь может быть важна. Сам понимать должен - великая морская держава, имеющая такое влияние на Балтике, и вдруг посылает своих головорезов пиратов во внутренние земли другой стороны. Причём к той, с кем она сама же большой торг ведет, и интерес в хороших отношениях с ней же ещё и имеет. Ну, вот какой резон данам с Новгородом Великим ссориться? Совсем тут всё непросто, понимать должен!
        - Ты что же это, купец, уже нашему воинскому слову не веришь? - побледнев от гнева, вскинулся ветеран, - Да ты знаешь, сколько они наших братьев на том затоне положили? И ещё неизвестно, сколько выживет из тех, что кровь свою за новгородскую правду там пролил! А не веришь, мне так там торгаш из ваших имеется, Вышата - оружейный купец и кормчий его, старшина охраны да ещё пять христианских душ из недобитой ладейной команды. А коли уж и православных тебе мало, так вон четырнадцать данов во главе с их благородным Хауком есть, их самих с пристрастием поспрошайте, коли теперь нам не верите!
        - Тихо, тихо, что раскипятился-то, - подняв вверх руки, проворчал Путята, - Верю я тебе, друг, и Сотнику верю, просто повторяю, что дело это не шуточное, тут ведь дело большой войною пахнет. А война нам сейчас да ещё с одной страной, ох какая лишняя будет. И так со всех сторон только и успеваем, что от врагов отбиваться. А тут ещё эта Дания! Как же - Владычица морей!
        - Да мне хоть Англы с Франками и всеми Маврами в придачу, лишь бы они к нам не лезли! - всё продолжал кипятиться начальник разведки Обережной Сотни.
        - Ну да, ну да, ты всех там готов вырезать, - усмехнулся Путята, - А вот то, что пленных захватили да ещё из благородных людей, это очень хорошо. И видаки ваши весьма кстати будут. Чую я, Высокий господний совет Великого Новгорода как положено расследование проводить будет, от Ганзейцев то ведь это уже не скроешь теперь никак, а уж они как союзники Новгорода обязательно потребуют серьёзного расследования. Тем более, что на них самих навет, да ещё и через их флаг был. А уж они о том узнают непременно! Это я тебе лично обещаю, друг! - и он так хитро подмигнул Варуну.
        - Ты давай пока отдыхай, а я к Тысяцкому на доклад отправлюсь. Жди меня тут и из дома, смотри, не шагу. Чую я, вскоре за тобой высокие люди приедут.
        Варун помолчал и ответил Путяте:
        - Я за правду хоть перед кем не испугаюсь, и ответ держать буду, да только боюсь, пока мы разговоры разговаривать будем, все наши враги то по щелям разбегутся!
        - Ишь ты, смелый-то какой выискался! - улыбнулся Путята, - А за Остромира можешь не переживать, я после того, как грамотку Андрея прочёл, сразу же ходоков за ним присматривать выставил, да и на датский двор, ну и к пристани мои люди тоже ушли без промедления. Так что, сам отдыхай и команде своей передышку дай. Вон вы как за этот поход все вымотались.
        Далеко за полночь уже расходился экстренно собранный Высокий Совет. Внимательнейшим образом был выслушан вестник от Сотника Обережной Сотни и его ближний помощник Варун. Перечитана несколько раз та подробная грамота/доклад Сотника, но вопросы у Совета всё оставались, и главным из них, как и предполагал Путята, был: «Зачем всё это было Дании!?». И, если все выводы Сотника были верными, то выходило по всему, что вот-вот стоило ждать начала большой войны между союзом Ганзы, Гольштейна и Мекленбурга с одной стороны, и самой Дании с Вельфами во главе с королём Вальдемаром-II - с другой. А это означало конец всей торговли на Балтике до победы какой-нибудь из сторон, что однозначно приведёт к огромным убыткам всех тех, кто вот этой самой торговлей как раз живёт, и вообще непонятны никакие политические последствия всех вот этих действий.
        - Уж больно умный этот ваш Сотник там! - рычал староста Неревского конца боярин Мироний, - Вон и выводы свои подсовывает, что за Ганзой нужно держаться. А что Ганза то!? Союз десятков торговых городков, что порою с нами же из-за тех же цен на ту же кожу или воск режутся. Сколько торговых судов мы уже у них в Любеке то проиграли?! Они ведь только и думают там о своих немцах, до нас ли им там вообще!? А это вы только подумайте, сам король Дании Вальдемар завоеватель! Ещё его предшественник Кнуд-VI по всему побережью немцев только что вот недавно гонял. Да у него армия и флот вообще не чета ганзейскому! Как блох их всех на Балтике раздавит. И нас с ними же заодно, если только туда сунемся!
        - И что, Мирошка, твои даны будут на нашей же земле купцов новгородских резать и их караваны разорять, а мы так и будем за своими стенами тут сидеть, лишь бы с королём не поссориться?! Увидят западные волки нашу слабость - всем скопом тогда навалятся. Мало вон нам свеев да крестоносцев с их рыцарскими орденами! Отвечали Неревскому Мирону, с другого Славенского конца.
        Владыка покачал головой и в очередной раз постарался успокоить не на шутку разошедшихся спорщиков.
        В итоге, наоравшись вдосталь, пришли к общему мнению. Война Великому Новгороду с ещё одной великой державой, королевством Данией пока не выгодна. Но и показывать слабость перед кем-либо будет равнозначно поражению.
        Поэтому следовало для начала провести тщательное расследование. В поместье к Сотнику следовало отправить особую комиссию во главе с Тысяцким Семёном Еминым сменившим на этом высоком посту Фёдора Якуновича, и уже там, на месте, со всем этим разобраться, опросив всех участников недавнего боя. Захваченных пленных данов следовало привести в Новгород, и уже тут решать, что делать со всеми ними и с теми сведениями, какие станут известны во время расследования. Пока же будет проводиться расследование, дана Гарольда и купца Остромира следовало задержать и заточить в крепость, а на всё их имущество временно наложить арест до самого конца всей вот этой проверки, и потом уже решать, что с этим имуществом делать. Заодно Тысяцкому предписывалось провести ревизию всего того, что сотня отбила за эти полгода, и выделить доли всем сторонам, как и было предписано ранее утверждённым положением.
        Сотнику Обережной Сотни вынести благодарность за уничтожение разбойничьих ватаг и торжественно вручить Знамёна и Хоругвь. А также выделить три сотни гривен в виде награды за высокий ратный труд и сотню на пропитание, и всякое развитие. Заслужили!
        На этом Совет и закончил свою работу.
        Варун готовил к отплытию три больших ладьи и ту свою маленькую, на которой и прибыл с вестью в Новгород.
        С ним же готовились к отплытию семь десятков собранных отовсюду отроков, тех, кому предстояло проходить обучение в воинской школе Андреевского. Были они разных возрастов, от одиннадцати до четырнадцати лет, разного характера и телосложения. Да и судьба у них у всех была разная.
        Основная масса мальчишек была из сирот, потерявших в лихое время своих родителей. Но были здесь и сыновья, да внуки бывших дружинников и воинов, что ранее служили с самим Сотником или с его друзьями, а от того-то и доверившими им самое дорогое, что только бывает - свое чадо, будучи уверенными, что за них точно можно не бояться. Всех их выучат и выведут в люди и вырастят из них тех настоящих воинов, что так котировались в этот жестокий и опасный век на Руси. Самыми же счастливыми в Великом Новгороде были домашние Сотника, которые уже чуть было не сошли с ума от этого постоянного ора, вечных драк, шалостей и разборок детворы, что уже больше месяца сопровождали всю эту разросшуюся армию. И вот, наконец, все они были готовы отправиться по реке в ратную школу.
        За то время, что детвора была в новгородской усадьбе, многие из них успели откормиться да окрепнуть, и зачастую вся нерастраченная энергия из них била, что называется через край.
        Настал день отправки. Все семь десятков мальчишек как смогли, выстроились на берегу, и перед ними вышел угрюмый, суровый и пожилой, но, сразу видно, такой крепкий и даже какой-то опасный дядька. Вся эта стая пацанов, почувствовав перед собой настоящего лидера, мгновенно затихла и угомонилась.
        Варун прошёлся вдоль строя, вглядываясь цепким взором в стоявших перед ним салажат, немного постоял, молча, и начал свою речь.
        - Я десятник разведки Обережной сотни Великого Новгорода Варун Фотич! Мне 48 лет, сопляки! И из них тридцать шесть я только и делал, что убивал врага. И, поверьте мне, что его легло в землю больше того, чем вас всех вот тут вместе взятых стоящих! Но ещё больше врагов пыталось меня убить, - и он вдруг скинул с себя рубаху.
        Вся толпа мальчишек хором ахнула, заворожено глядя на дядьку. Всё его тело: грудь, бока, живот, руки и спина - всё было покрыто многочисленными шрамами и рубцами. Варум обвёл свирепым взглядом всех вокруг и опять продолжил говорить:
        - Я жив, потому что все эти годы постоянно учился воевать. А учился я хорошо. И скажу вам по секрету, я и сейчас учусь, и учусь у самого великого командира, о котором когда-то только слышал. Это мой, и уже теперь будущий ваш, командир Сотник Андрей Иванович. И всем вам повезло, что вы попадёте именно к нему в воинскую школу. Значит, те, кто будут в ней хорошо учиться, и не будут сачковать, получат шанс дожить до моих лет и рассказывать потом об этом, как я вот вам сейчас. Постарайтесь же это понять и оценить, но вы ещё должны знать, что из вас сто раз по сто потов сойдет, и пройдут годы трудных мучений и воинских тренировок, прежде чем вы чего-то будете стоить как воины. Если вы к этому не готовы - лучше откажитесь сейчас, потому что потом это будет сделать сложнее. На раздумье вам даю час, затем начинаем погрузку и идём к усадьбе рекой.
        - Я всё сказал. Разойдись!
        На девятый день Сотник решился покинуть с ранеными речной затон. Всех их уложили на сено, покрытое толстым войлоком, и от них же ни на секунду не отходили дежурные лекари. Сам Сотник по несколько раз проверял состояние каждого, и по всему выходило, что уже больше смертей в дружине не будет. Не смогли выходить только жестоко раненого Григория, все же остальные понемногу шли на поправку. Мальчишки и вообще всё старались вытянуть голову да понаблюдать, как шла загрузка в ладьи.
        - Пошли!
        И караван судов начал вытягиваться из протоки на речной простор, беря направление вверх к усадьбе. А за ним на высоком мысе высился большой крест с огромной вытесанной табличкой, на которой было написано:
        «В этом затоне 03.05.1225 г. от Р.Х. вела бой с данами Обережная Сотня Великого Новгорода. Уничтожен 91 морской пират, взято в полон 14. Тут же была добита ватага Чудина Мечника.
        Мы потеряли шесть русских воинов:
        Ивана, Василия, Светозара, Григория, Назара, Фоку.
        Вечная им память! Помяните их души!
        Эта земля находится под охраной нашей Сотни!
        Сотник Обережной сотни Великого Новгорода Андрей, сын Ивана.»
        ГЛАВА 10.НАГРАЖДЕНИЕ.
        На широкой центральной поляне перед усадьбой замерла в едином строю, склонившись на одно колено, Сотня. Все были одеты с иголочки, в новую, пока ещё такую непривычную, но красивую форму, а в руках на изгибе держали зелёные береты с яркими околышами.
        - Я клянусь! - раздался голос Сотника, стоявшего в такой же, как все, форме на правом фланге.
        - Я клянусь! - раздался слитный хор сотни повторявшей священные слова Присяги.
        - Принимая это боевое знамя и Хоругвь Всемилостивейшего Спаса!
        - Принимая это боевое знамя и Хоругвь Всемилостивейшего Спаса! - опять повторила Сотня.
        - Стоять за свою Родину, Святую Русь, верно и честно, служа ей и защищая её до своей последней капли крови и до последнего вздоха!
        - Стоять за свою Родину, Святую Русь, верно и честно, служа ей и защищая её до своей последней капли крови и до последнего вздоха!
        - Буду верен своей Присяге во веки вечные, В том целую свой Крест!
        - Буду верен своей Присяге во веки вечные, В том целую свой Крест! - строй в едином движении достал личные нательные кресты с груди и поцеловал их.
        - Становись! Смирно! Равнение на знамя! - прозвучала команда, и строй замер, глядя, как батюшка в сопровождении подъячных подносит к сотнику и знамённой группе два освящённых Боевых Знамени и Хоругвь.
        Первое знамя Знамя Обережной Сотни было выполнено в виде традиционного Георгиевского адмиральского флага, где в центре перекрестия Андреевского флагаАндреевского флага(голубым крестом был помещён красный геральдический щит с каноническим изображением святого Георгия ПобедоносцаГеоргия Победоносца(что поражает своим копьём змея.
        Боевое знамя воинской школы отроков отличалось от Знамени Сотни только тем, что на нём было изображение Архангела Михаила с мечом, попирающего нечистого.
        После этого ритуала, поцеловав священные знамена, Сотник вышел перед строем, а за ним встала знамённая группа, распустив колыхающие на ветру боевые символы.
        - Воины Обережной сотни Великого Новгорода! Вы разбили несколько разбойничьих ватаг и сильнейший боевой отряд данов. Очистили торговые пути от злодеев и вызволили из плена наших добрых людей. Рисковали, погибая, и проливали свою кровь, но не дрогнули перед превосходящими силами врага. Честь Вам и почёт, воины! Наша сотня родилась и прошла боевое крещение! Вспомним же и помянем всех тех, кто отдал свою жизнь в боях за Святую Русь! Никодима, Ивана, Василия, Светозара, Григория, Назара, Фоку. Вечная память нашим павшим героям!
        Строй дружно ответил:
        - Вечная Память!
        - Надеть головные уборы! - отдал команду Сотник.
        И сотня синхронно надела на головы свои береты.
        - Хочет ли сказать кто-нибудь из почётных гостей пожелания воинам?-спросил командир у стоявших рядом высших должностных лиц Новгорода.
        - Нет-нет, продолжайте, Андрей Иванович, - быстро проговорил Тысяцкий Семён Емин.
        Он уже повидал всякое в своей жизни, но был искренне поражен той торжественностью момента, что царила сейчас перед ним здесь, и предпочёл уж лучше выступать в роли наблюдателя, в общем то также, как и все остальные высокие гости.
        Впрочем, это вполне устроило Андрея, желавшего провести всё чётко по самому высшему воинскому разряду и «без лишних рассусоливаний местных чинуш».
        - Переходим к торжественному награждению отличившихся!
        И на середину двора вынесли два больших стола, накрытых дорогой красной материей, на которых лежало множество матерчатых конвертиков и коробочек.
        - Сегодняшним днём введены награды Сотни и нашего поместья: ордена, знаки воинской доблести, медали и особое наградное оружие. И сегодняшним днём, Медалью за доблестный труд II степени с премиальными в десять кун награждается:
        Старшина плотницкой артели Лука Мефодьич!
        И не ожидающей подобного плотник вздрогнул, когда его вдруг начали выталкивать из стоящей толпы к столу:
        - Дык меня-то за что!? - он аж покраснел, когда Сотник самолично приколол ему бронзовую медаль на жёлто-зелёной шёлковой ленте.
        - За доблестный труд! - торжественно и громко повторил Сотник, продолжив награждение.
        - Ещё этой же медалью были награждены все плотники артели, что начинали работу в прошлом году, и плюс травница Агафья и вечные труженицы усадьбы Миронья с Фёклой.
        - Медалью святой Анны с мечами и пятнадцатью кун каждой за спасение раненых в Крестцах, не убоявшись разбойников награждаются:
        И вновь в центр были вызваны Агафья с Мироньей, а на их груди, рядом с трудовыми наградами, заалели ещё по одной медали на бело-красной ленте и с бронзовыми мечами.
        - Орденом святой Анны IV степени и тремя гривнами серебра награждается ремесленный старшина Кузьма за своё изобретение и запуск в производство лучшего реечного самострела!
        Кузьма ошалело стоял и бормотал:
        - Да мы же вместе, дык я-то до ума его только ж довёл, да куды ж деньжищи-то такие огромные!
        А на его труди на колодке из бело-алого шёлка, засветился новенький серебряный крест.
        Шло награждение сотни, начиная от наград с малого достоинства к более высшим наградам.
        Десять бойцов сотни получили оловянные медали «За храбрость»-III степени на бело-голубой ленте и двадцать кун премиальных каждому.
        Двенадцать человек - бронзовую медаль-II степени и двадцать пять кун серебром в придачу.
        Тринадцать бойцов - серебряную-I степени и целую гривну серебром премиальными.
        Не были забыты и погибшие, каждый из них был удостоен серебряной медали «За Храбрость» с последующим вручением семье погибшего и разовой траурной помощью в десять гривен серебром, огромными деньгами для Руси для того времени.
        - Вызываются Георгиевские кавалеры! - торжественным голосом проревел Сотник, и строй замер, не шевелясь.
        - За личную храбрость и самоотверженность Георгиевским крестом -IV степени и премиальными в пять гривен серебра каждому, награждаются - и вышли получать георгиевские кресты доблестные разведчики Варун, Севастьян, Мартнын и Родион.
        За ними боевые кресты Святого Георгия получили отважные командиры Климент и Филат, не один раз проявляя чудеса храбрости на поле боя. Самоотверженная спасительница раненых мальчишек Елизавета, сама же при этом получившая ранение, но не вышедшая из боя и поддержавшая огнём своего самострела отчаянную атаку на берегу против данов, так же получила заслуженный Георгиевский крест.
        Сотник подошёл к лежащим на левом фланге строя, на специально установленных носилках, раненым героям Тимофею, Митяю и Марату и прикрепил каждому георгиевский крест на георгиевской оранжево-чёрной шёлковой ленте.
        Каждому из раненых в бою передавались отличительные знаки ношения: «За ранение» - красный и жёлтый «За тяжёлую рану» в виде шёлковой ленточки и металлической полоски к полевой/ повседневной форме.
        - Переходим к производству в чины! - начал, говорить Андрей, но был вдруг остановлен Тысяцким Новгорода.
        Он, улыбаясь, стоял чуть в сторонке, возле Путяты Селяновича и обратился вдруг ко всему строю.
        - Прошу меня простить за вмешательство. Но ваш доблестный командир забыл упомянуть, что по моему ходатайству, от лица всей сотни, он тоже награждается командирским георгиевским крестом IV степени и двадцатью гривнами серебра премией! Ура-а!
        - Ура-а!
        Заревел строй, и все лица, что были вокруг, действительно светились искренним восторгом. Каждый видел в бою Сотника, и ни у кого не возникло даже тени сомнения в неискренности или же не заслуженности этой высокой награды. Тысяцкий подошёл к Сотнику и самолично приколол к его груди высшую боевую офицерскую награду - орден Святого Георгия Победоносца!
        - Продолжайте, пожалуйста, Андрей Иванович, - улыбаясь, кивнул член Высшего Господнего Совета Великого Новгорода и, переведя дух, командир продолжил прерванную церемонию.
        - С сегодняшнего дня в Сотне вводятся новые воинские звания и знаки соответствия им! Первым идёт «рядовой боец», он же солдат как общее название для всех сухопутных пешцев при отсутствии морской рати», и оно, это звание присваивается изначально каждому проходящему службу в Сотне. Звание «старший боец» и погонами с одной поперечной полоской награждаются… - и пошло перечисление имён воинов, затем зазвучали звания и имена капралов, сержантов и старших сержантов. Самое высокое солдатское звание младшего начальственного состава «старшина» с продольной широкой полосой получил начальник тыловой службы Сотни Лавр Буриславович.
        И закончилась эта церемония производством в офицеры.
        Андрей и сам в своё время был майором, поэтому на его плечах уже красовались погоны с двумя просветами и одной большой бронзовой звездой в центре.
        Он пожал руку и вручил погоны прапорщика с просветом и одной маленькой звёздочкой в центре командиру крепостного звена Онисиму. Подпоручиков с двумя звёздочками вручил командирам взводов Филату, Тимофею, Степану и Азату.
        Заместителям сотника Клименту и Варуну были присвоены звания поручика с вручением погон, где красовались по три маленьких бронзовых звёздочки.
        Так же было объявлено о введение офицерских наград орденов святого Владимира Крестителя, святого Георгия Победоносца и святого Андрея Первозванного с соответствующими степенями.
        После этого, заметно увеличившаяся в размерах от недавно влившегося пополнения, Сотня торжественно промаршировала мимо многочисленных гостей, зевак с корабельных баркасов и пришедших крестьян из окрестных поселений.
        Строй шёл, с силой печатая шаг по двору усадьбы своими новыми, крепкими и короткими кожаными сапожками. А на груди у многих проходящих блестели новенькие яркие награды и знаки «за ранения». Шла Сотня уже успевшая за столь короткое время покрыть себя воинской славой.
        А рядышком, сбоку, стоял с открытыми от восхищения ртами строй будущего первого курса воинской школы отроков. Тех, кому ещё предстояло выучиться и продолжить славные боевые традиции их старших товарищей. И как же им хотелось идти сейчас вот в этом вот доблестном строю и блестеть боевыми медалями и орденами.
        - Запевай! - раздалась команда.
        И грянул слитный хор голосов старинную бравую солдатскую песню.
        «Солдатушки, бравы ребятушки,
        Есть у вас родная?»
        Есть родная, мать нам дорогая,
        Наша Русь святая!
        Дружно грянул в ответ запевале общий хор голосов, слитно топая по поляне:
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваша слава?
        Наша слава - Русская держава,
        Вот где наша слава!
        Рявкнул опять ответ воинский строй…
        И понёсся над усадьбой залихватский припев, подхваченный сотней голосов:
        Соловей, соловей пташечкаа
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поет
        Канареечка жалобно поёт!
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваши дедыдеды( Наши деды - славные победы,
        Вот где наши деды.
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваши сёстрысёстры( Наши сестры - пикипики( Вот где наши сёстры.
        Соловей, соловей пташечкаа
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поет
        Канареечка жалобно поёт!
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваши детки?
        Наши детки - стрелы очень метки,
        Вот где наши детки.
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваша силасила( Нашу силу на груди носили -
        КрестКрест(вот наша сила.
        Соловей, соловей пташечкаа
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поет
        Канареечка жалобно поёт!»
        Подхватили припев уже все зрители, кто только собрался на огромной поляне усадьбы.
        - Да-а… Ты меня поразил, Андрей Иванович, - задумчиво и уважительно проговорил Тысяцкий, сидя за столом с Сотником и другими новоиспечёнными офицерами, где «обмывали», как уж испокон веков было принято в русской армии, полученные награды и звания, - Такие бы традиции да нам всем себе ввести, но ты же знаешь, Андрей Иванович, сколько тут сразу склок встанет, из-за каждой мелочи же нам на Совете лаяться приходится, тут уж не до всяких церемоний. Так что, ты пока всё сам двигай, а мы со стороны понаблюдаем, глядишь, и возьмем что-нибудь потом для себя в виде примера.
        - Да, господин Тысяцкий, я понимаю, новое двигать всегда трудно бывает. Но и без движения вперёд никак, затопчут же. Вон как в той же борьбе купцов со своими конкурентами, тут только зевни, и не заметишь, как тебя разорят более шустрые.
        - Вы лучше скажите, как там с данами захваченными, есть что-нибудь полезного из всего этого?
        Семён Емин усмехнулся и не спеша ответил:
        - Да куда же они денутся то от нас! Их и видаки наши узнали, что иноземцев принимают да ведут учёт в столице, и показания страдальцев наших с разбитого купеческого каравана имеются. Вот и вражина этот Остромир во всём уже признался, а особенно грамотка от данов тут прямо к месту пригодилась, очень удачно она нашлась у него в доме в особом потайном месте. В ней там много чего было прописано полезного, и подпись с печатью главного советника датского короля на ней опять же имеется. Так что, вывели мы всех на чистую воду, ко многим предателям в Новгороде та ниточка протянулась. Но и тут опять не всё так просто. Конечно, королю датскому предъявить мы многое теперь сможем и Ганзе опять же приверженность союза продемонстрируем, да ещё и выгоды материальные от всего этого получим. Но никакой войны начинать с самой Данией мы пока не будем. Не в наших силах и интересах это сейчас. У нас вон очередная угроза на юго-западных границах нависла. В последние годы идёт быстрое усиление литвинов, того и гляди, они исконно русские земли под себя подберут. Вон, Смоленское и Торопецкое княжества не в силах уже от них
отбиваться, у нас вон помощи просят. Полоцкое так и вообще союзником выступает от нас отдалившись. Думаю, что к концу лета, осенью, следует ждать их конницу и в наших пределах. Как раз им к этому времени будет, что там пограбить после сбора урожая да подготовки податей. Так что, Сотник, будет к тебе просьба у Господнего Совета: нужно будет дозором пройти по нашим южным и сопредельным с нашими землям, у тебя то вон как хорошо получается разбойников бить. А мы уж тебе поможем всем, что тебе для того нужно будет да расходы на довольствие поднимем. Что скажешь на это, Андрей Иванович?
        Сотник помолчал, задумавшись, и ответил большому начальнику:
        - Я, господин Тысяцкий, очень благодарен вам лично и всему Высокому Совету, Батюшке Новгороду и земле Русской за честь нести службу ратную. Но сил пока, сам видишь, немного у моей дружины. Она сейчас только сколачивается и получает своё боевое крещение. От разбойников очищена только одна наша Деревская пятина и ещё четыре ждут своего часа. Я в это лето планировал посылать одну полусотню выбить разбойников из соседней Шелонской пятины, по которой как раз идёт основной торговый путь по рекам и волокам к самым верховьям Днепра. На это-то моих сил хватит, а вот для ведения боевых действий с серьёзным внешним врагом, их, господин Тысяцкий, явно недостаточно, - и, заметив разочарованный взгляд, продолжил, - Ты, господин Тысяцкий, меня не так понял. Я от задания Высокого Совета не отказываюсь и выполнять его даже теми силами, что имею, в любом случае буду. Но прошу от вас помощи в расширении своих ратных сил и создании, в первую очередь, как минимум ещё одной Сотни - Дозорной да плюс отдельной ладейной рати. Вот эти силы можно будет готовить как раз для ведения разведки или боевых действий с внешним
врагом. В первую очередь, им придётся иметь дело на западе с Литвинами и немецкими рыцарскими орденами, а на северном направлении - сдерживать натиск угрожающим нам финскими племенами Суми и Еми, да стоящими за ними шведами.
        Тысяцкий при этих словах аж крякнул одобрительно и со вздохом облегчения ответил:
        - Ну это же совсем другое дело, Сотник, а я уж думал, ты отказываться станешь. За это всё, что ты сейчас сказал, можешь не волноваться. И средствами поможем, и хорошим людям подскажем, что им на службу к тебе правильно будет пойти и за доброе дело постоять. Грамоту от Высокого Совета на все эти дела, полагаю, ты уже через месяц получишь. Так что к августу/сентябрю уже будь готов, Андрей Иванович, действовать на наших южных рубежах. А по поводу своего датского врага тебе, думаю, уже особо можно не заботиться. Скорее всего, власти Дании свалят всё на личную инициативу пирата Гарольда Волосатого, что-то типа «он самого короля обманул, грамоту подделал или хитростью, введя всех в заблуждение, её получил да корсарствовать самолично ушёл», вот так вот ответ дадут и в крепость его на время упекут, дурака. А мы, я думаю, пока ограничимся той компенсацией, что получит Великий Новгород за понесённый ущерб и извинения с уверениями в дружбе от скандинавов. Но на заметочку себе всё это тоже возьмём, а придёт время, при удобном случае рассчитаемся, кровью за кровь наших людей возьмём, даже не сомневайся. Ты же
сам от всего этого ничего не потеряешь. Доля от трофеев твоя неприкасаемая, а от выкупа полона тоже получишь сполна. Да я думаю, у тебя на этот счёт обид и не может быть. Вон как по чести мы всё просчитали и правильными частями разделили. Шесть от десяти частей, это, я скажу, огромный куш получился!
        - Да-а! - согласился Андрей, - Никаких претензий тут быть не может. Всё справедливо учтено и разделено. Теперь наша Сотня на годы вперёд нужды знать не будет, и своё развитие получит с Вашей помощью, господин Тысяцкий! - и они подняли свои кружки с хмельным за новоиспечённых офицеров.
        Раздел трофеев действительно был справедливым. Люди в свите Тысяцкого были опытные и деловые. Три дня учитывали всё то, что удалось за всё последнее время отбить у разбойников и заморского пирата. Самую большую ценность представлял тот клад, что зимой удалось найти в разбойничьем логове Свири Кривого под Ямным.
        Скорее всего, разбойники Свири разбили караван иноземного купца, специализирующегося на сбыте драгоценных украшений, и того, что было в укрытой от всех суме, хватило покрыть две десятых доли от всего отбитого. Ещё на две хватило дорогих шёлковых тканей и сукна, мехов, пряностей и прочих-прочих не нужных, в общем, то в усадьбе товаров. Пришлось передать в части долей и большую часть отбитых судов. Но и того, что оставалось, было очень и очень много. Удалось оценить и оставить себе в виде шести положенных по ряду долей весь тот металл, стекло, и оружие, что только было в общем отбитом. Осталось сотне всё простое и практичное сукно и кожа, а из речных судов боевое да торговое и та небольшая ладейка, на которой Варун доставлял срочную весть в Великий Новгород.
        По деньгам за вычетом выплаченных к наградам премиальных оставалось тоже прилично. Что-то около пяти сотен гривен серебром. Так что, для развития поместья всего сейчас действительно хватало. И Сотнику было только нужно время, чтобы всё организовать должным образом.
        На следующий день после праздника в усадьбе Высокая комиссия во главе с Тысяцким начала подготовку к отплытию домой. Скоро должна была начать спад после большого весеннего паводка река, и с возвращением решили не мешкать. Всё казённое имущество на плоскодонных лодках переправили к тем складам, что были в устье Ямницы с Полометью, и уже от сооружённой там пристани суда должны были по течению уходить в стольный Новгород. Вместе с Тысяцким готовился уходить на ладье и купец Вышата Гредиславович. Высокой комиссией по ходатайству Сотника ему была возвращена одна ладья и пятьсот гривен серебра в виде половины от отбитого у пиратов товара. Мог бы он вообще без всего остаться, уже и так потеряв по факту всё своё имущество. Но как говорится, Сотник был Человеком, и Высокая комиссия вняла его просьбе. С этого самого момента у Андрея появился ещё один верный друг в Великом Новгороде.
        Выздоровление начальника купеческой охраны Молчана шло медленно, так как рассечённые рёбра требовали длительного ухода и контроля и так ведь чудом выкарабкался с того света. С ним остались его верные спасители и соратники Святозар и карел Онни. Добровольно, по собственному желанию остался в усадьбе и кормчий Боян со всеми своими людьми ладейщиками.
        У Сотника была мысль создать свою ладейную рать для действия на водных путях против речных разбойников и пиратов, а со временем и вовсе о выходе на Балтику можно было подумать. И упустить хороших специалистов в этом деле было бы просто глупо. Так что вскоре в усадьбе вполне мог появиться ещё один род войск и соответствующие воинские звания матросов.
        Вот и сейчас ладейная команда Бояна во главе с кормчим и ладейным мастером Ивором целыми днями что-то там тюкали топориками и тёслами, скоблили, шкурили и смолили борта ладей да делали ещё много нужного для приведения судов сотни в идеальное состояние.
        Прощание с Высокой комиссией прошло с воинским построением под боевым флагом. Суда отходили от причала в устье Поломети и ещё долго смотрели с палубы на воинский строй Сотни раненые датские командиры Хаук и Гюнтер. Всё, что они тут видели в последнее время, заставляло их крепко задуматься. И уже совсем не казались дикарями эти странные русские, а их страна уж точно не была варварской, как вечно любили это изображать на традиционно спесивом западе.
        - Я теперь уже сто раз подумаю, Гюнтер, как мне избежать похода на восток, - медленно говорил Хаук, поглаживая свою культю.
        - - Очень может стать, что в следующий раз тут рукой не отделаешься, и тогда уже придётся оставить голову.
        - Это точно, командир, - кивнул, соглашаясь, его старший разведчик.
        - Я бы тоже не хотел больше с ними встречаться в бою. У нас и так уже есть враг на море, зачем же нам ещё лезть в эти дикие леса. Да и долг у меня теперь перед этим русским рыцарем Андреем. Если бы не его высокое лекарское искусство меня бы на этой палубе точно уже не было.
        - Согласен, - задумчиво проговорил Хаук, - Осталось только дождаться, когда нас выкупят соотечественники, и я жду не дождусь, как увижу этого паршивого Гарольда. Можешь не сомневаться, Гюнтер, даже с одной рукой я смогу ему обрезать уши за всё-то бесчестье, что он всем нам принес, заведя в эту страну и так подло бросив.
        С высокой комиссией попутно ушло более трёх десятков ветеранов Сотни. Ещё около десятка ушло в сторону Торжка и к Владимирско-Суздальским землям. Андрей дал два месяца своим людям на отдых и решение личных, семейных дел. Кому-то нужно было просто повидаться со своими близкими, и они ехали с дорогими подарками, красуясь необычной новенькой формой и амуницией. А кому-то нужно было подготовить свои семьи к переезду на новое место жительство в поместье. Сотник разрешил переселиться в Андреевское всем желающим и уже закладывались возле центральной усадьбы десятки срубов да размечались будущие участки под огороды и даже под сами улицы.
        Дел было много и, если бы не незаменимый помощник, его трудоголик управляющий Парфён, он бы просто не справился с таким валом дел.
        Закладывалось сразу три крестьянских хутора на тех росчищах, откуда для усадьбы выбиралась всё это время древесина. Выкупленных из кабального рабства крестьянских семей прибыло гораздо больше запланированного, а тут ещё попросились несколько из тех, что были отбиты недавно у разбойников, да ещё и их родственники присоединились. Каждый в этом неспокойном мире хотел стабильности и уверенности под сильной рукой у справедливого хозяина. Сотник же на эту роль подходил просто идеально.
        Каждой семье, помимо выделения своего участка, выдавалась крупная и мелкая живность, начиная от курей и заканчивая коровами и лошадьми, а так же сельскохозяйственный инструмент и посевной материал. Помимо этого, с каждым хозяином заключался ряд, где была прописана вполне приемлемая для всех сторон подать. Одним из обязательных условий было требование хозяйствования по новым прогрессивным для этого времени правилам, с непременным за всем этим контролем со стороны властей поместья.
        Полевое сельское хозяйство следовало вести по более прогрессивной трёхпольной системе севооборотасевооборота(чередованием парапара(и яровых культурозимых и яровых культур(То есть, сначала должен был быть пар, затем высевались озимые: рожьрожь(а потом уже и яровые: овёсовёс(и просопросо(Всё это обязательно сочеталось с животноводствомживотноводством(на которое сотник хотел сделать особый упор. КормовойКормовой(для него должны были служить естественные луга и гумённые корма поместья. Почвенное плодородие при грамотном хозяйствовании должно было восстанавливаться в паровом поле, куда нужно было вносить навознавоз(несколько раз за лето обрабатывать для уничтожения сорняковсорняков(накопления влаги. Все посевные площади уже смогли хорошо удобрить золой от веток и корчевий от сведённых лесов. Но и их тоже сводили не бездумно. Оставляли лесные полосы и большие массивы между зарождающимися сейчас хуторами. Необходимы были посадки липы, черёмухи и клёна как основных деревьев медоносов средней русской полосы. С этой целью уже несколько раз выезжали подводы за Яжелбицы и завозили, рассаживая сотни и сотни
саженцев на новых местах.
        Андрей тоже возился, как только выпадало время, на своём опытном обнесённым забором огородике. Подходило уже время высадки из парника всей той рассады, что сейчас в нём зеленела: томата, огурцов, перца кайенского, ржи, пшеницы, кукурузы и подсолнечника. Часть семян он уже высадил в открытый грунт, и осталось только наблюдать, как всходят свежие зелёные ростки над ровными грядами, и гадать, смогут ли они догнать тех, что были выгнаны ранней весной на окошках в ящичках, а затем уже пересажены в парник.
        Так же рядом с высаженными сеянцами лука, чеснока и гороха из нового века были посажены овощи, найденные купцом Путятой по специальному заказу: огурцы, капуста, морковь, красная свекла, бобы и пряные травы в качестве приправ. Можно было уже ждать к осени прибытия семян сладкого перца и из далёкой Византии.
        На картофельном участке огородика высились гряды с сортами Розары, Снегиря, Удачи, Вятки, Жуковского и сверхраннего сорта Импалы. Высажены были все те клубни, что были в самом начале пути Сотника, в его походном рюкзаке. Всё было качественно удобрено перегноем и обильно посыпано золой. Оставалось только ждать урожая да изредка поливать, полоть и окучивать. Большим благом было и то, что о таком вредителе картофеля, как колорадский жук, тут можно было вообще не беспокоиться.
        Если с этим было всё стабильно, то вот ростки винограда Амурского сорта «Таёжный» и яблонь, что вышли из семян, были пока маленькими, и Андрей решил сейчас не рисковать и не спешить с их высадкой в открытый грунт. Тем более, что ещё не прибыли водным путём заказанные саженцы груш, вишни и яблок из более южных земель Руси: Киевского и Черниговского княжеств. Он прекрасно помнил, что первые яблоневые сады на нашей земле были заложены на территории Киево-Пеерской лавры ещё при Ярославле Мудром, и за прошедшие два столетия произрастало их в наших землях уже немало сортов. Но для них вообще пока в этой северной стороне следовало соорудить оранжерею на подобие той, что построили в своё время трудолюбивые монахи Соловецкого монастыря. Там, в оранжереях, для обеспечения растений водой, под землёю были проложены трубы из обожжённой глины. В созданном тружениками Соловецком ботаническом саду росли овощи, лекарственные травы, дыни, арбузы, апельсины, виноград, персики и розы. Эти южные растения выращивали в специальных парниках, а тепло в них поступало по трубам с воскобительного и свечного заводиков, и оно
обогревало землю снизу. И всё это великолепие было у самого полярного круга и совсем рядом с Ледовитым океаном! Так что, повторить всё это было можно и даже нужно. Оставалось только всё продумать, спроектировать и отстроить. Хорошая, пригодная для керамики глина была уже найдена гончаром Осипом рядом с усадьбой, причём, помимо обычной красной, удалось недалеко найти и глину белую, из которой при обжиге температурой более 1000 градусов можно было бы получить огнеупорный кирпич для кладки печей или даже промышленных доменок. Поэтому, по возвращению Осипа в усадьбу и заселению его в неё со всей семьёй, можно будет ставить небольшой кирпичный заводик ну и гончарную мастерскую заодно.
        Оружейная мастерская будущего механического заводика уже отстраивалась, и плотники, подняв стены, были готовы уже перекрывать крышу да приступать к её внутренней отделке, к пристрою кузницы, а так же плавильного и сборочного механического участков.
        По всей усадьбе слышалось звонкое тюканье топоров и тёсел, шаркали скобели и рубанки, слышалось вжиканье двуручной и лучковой пил. Более трёх десятков плотников и столяров под неусыпным контролем артельного Луки и управляющего поместьем Парфёна спешили сделать тот гигантский объём работ, что они запланировали до осени. Отстраивались три большие двухэтажные казармы под воинскую Школу отроков и Обережную, да ещё теперь и Дозорную сотни, госпиталь на двадцать/тридцать коек и настоящий банно-прачечный комплекс. Закладывалась вокруг усадьбы оборонительная стена с помостами, башенками и укрытиями для крепостной рати. Окапывался ров и трамбовался вал. А ведь ещё даже не приступали к строительству конюшен, свинарника, птичника и овчарни. В проекте оставался воскобойный свечной заводик и псарня. Сотням были нужны специально обученные овчарки для охранной, розыскной и дозорной службы, собаки и несколько щенков различных пород уже жили в сарае под предводительством четвероногого старожила усадьбы Волчка и начинали тренировки.
        Самой же большой заботой Сотника была воинская школа отроков.
        ГЛАВА 11.КУРСЫ МОЛОДОГО БОЙЦА (КМБ).
        Всего прибыло к июню месяцу более девяти десятков подростков. Ещё несколько мальчишек должны были влиться с вернувшимися с побывки ветеранами как их внучата. Ничего не поделаешь, Сотник сам пообещал всех принять, так что можно было ожидать более девяти десятков курсантов, проходящих тут обучение.
        - Отроки, равняйсь! Смирно! - поступила команда временного начальника школы поручика Филата.
        - Господин Сотник! Отроки для поступления и отбора в воинскую школу построены!
        - Всего в строю девяносто два отрока. Все разбиты на два взвода, по три учебных десятка каждый. Докладывает поручик Филат, сын Савелия, - и он встал сбоку от Андрея да батюшки, присланного в усадьбу Владыкой, отцом Кириллом, и уже отстраивающем в ней небольшую церковь Святого Георгия.
        - Отрокам вольно! - отдал команду Сотник и начал знакомить их с теми, под началом кого им и придётся провести курсы подготовки к поступлению в Школу, а возможно и все четыре дальнейших года учёбы.
        - Отроки! Представляю вам ваших командиров! Командиры взводов: старшие сержанты Пётр Иванович и Семён Васильевич, - и сбоку от начальника школы Филата встало два суровых и строгих ветерана, - Командиры учебных десятков капралы:
        1.Иванко Назарович.
        2.Ермолай Иванович.
        3.Тит Фёдорович.
        4.Мартын Андреевич.
        5.Онуфрий Григорьевич.
        6.Олег Парфёнович.
        Старшина школы, сержант Будим Ферронович.
        После представления Андрей не стал «накачивать моралью» детей, им и так чего только уже не вбили в головы седые дядьки ветераны. Сказал только по существу:
        - У всех стоящих здесь есть шанс стать воинами, самыми лучшими и элитными бойцами, а, может быть, даже и командирами, как знать. Но для этого каждый должен стараться, каждый должен суметь показать и развить все свои лучшие качества и способности, такие как сила, воля, мужество, храбрость и терпение. Вы должны уметь быть добрыми и отважными одновременно. Должны научиться быть милосердными и твёрдыми. Должны научиться быть верными друзьями и пламенными защитниками своей Родины и Православной Веры. Воинским, церковным, естественным наукам и языкам мы тут вас всех научим, - и посмотрел вопросительно на отца Кирилла. Тот согласно кивнул, давая понять, что все уговоры Андрея по обучению им отроков в силе, а те небольшие разногласия, что возникли по поводу преподавания - это мелочи, и будут решаться в рабочем порядке.
        - - Учиться вам предстоит четыре года, то есть четыре полных курса. Но для этого вам предстоит ещё пройти курс молодого бойца, так называемый сокращённо КМБ. Этот период обучения вы никакие не курсанты и даже ещё не учащиеся нашей школы. Вы те, кто только хочет ими быть. И только тот, кто пройдёт и преодолеет все трудности поступления до первого сентября, да с кого к тому времени сто потов сойдёт, тот уже после успешных итоговых экзаменов будет зачислен на первый курс и уже тогда станет настоящим курсантом первого курса воинской школы отроков Батюшки Великого Новгорода.
        - Тогда он получит свои курсантские погоны, серые береты, поясные кожаные ремни, форму и право называться молодым воином нашей школы. Пока же вы ещё никто, и с этого самого момента как раз уже и начинается ваш отбор. А сейчас…
        - Отроки, равняйсь! Смирно! Вольно, направо! Филат Савельевич, приступайте к занятиям по распорядку. До устья с Дубницей и обратно бего-ом маарш! - и мимо понеслась толпа разношёрстно одетых и обутых подростков. Все они пока казались серой массой с гладко остриженными головами и торчащими в стороны большими ушами да широко открытыми и испуганными глазёнками. Из них, преодолевая все трудности и муки тяжёлого обучения да становления в суровой мужской среде, и должны были вылепиться, выковаться те настоящие воины и защитники Руси, что станут со временем в общий ратный строй.
        - Посмотри, Маратка, как пацаны носятся! Если бы не наши ранения, мы бы с тобой тоже сейчас с ними в одном строю до того устья бы неслись. Суров батя, для новичка десять километров туда и десять обратно большим расстоянием будут, - покачал головой Митяй.
        Маленький берендей пожевал травинку и глубокомысленно изрёк:
        - Твой батя, сотник Андрей Иванович, мудр и справедлив. Он лучше сейчас слабых телом и духом отсеет, чем потом их наставникам в школе мучить и им самим и всем вокруг мучиться. Вот увидишь, месяца не пройдёт, а они уже как степные кони носиться будут, и нам с тобою их ещё догонять, потом предстоит. Не знаю, как ты, Митяй, а я у сотника в этот самый курс молодого бойца скоро сам проситься буду. Не хочу я от них отставать, и так же не очень хорошо же ведь бегаю, а ты лежи вон до сентября и лечись, у тебя-то ранения вон более тяжёлые, и восстанавливаться тебе дольше нужно.
        - Ну что ты, друг! - аж покраснел от досады Митяй, - Вместе и пойдём проситься, что я тут один делать то буду возле госпиталя, пошли-ка лучше рыбу пока что ли удить, как планировали.
        И двое мальчишек с удочками, поддерживая друг друга за плечи, захромали в сторону ближайшего озерца. Уже месяц прошёл со дня памятного боя в затоне, и их молодые организмы быстро шли на поправку.
        А девяносто два пацана в пыльной и мокрой от пота одежде разворачивались у большого валуна рядом с устьем Дубницы. Им предстоял ещё такой же длинный путь обратно, а сил на него уже и не было.
        - Подтянись! - ревели бегущие по бокам десятники, - Это вы ещё гусиным шагом да в прыжках с низкого приседа не шли, то ли ещё будет, желудки! Тащитесь тут как беременные росомахи! Всем упор лёжа принять головастики! Упор лёжа я сказа-ал! Легли на землю все, руки согнуты в локтях! Делай раз…
        И основная колонна начала отжиматься, дожидаясь отставшую от всех пятёрку.
        - Подхватили отстающих под руки! Воинская Школа и Сотня своих не бросает, а вам только предстоит стать её курсантами! Вперёд лентяи!
        И строй снова заковылял вперёд, таща за собой по очереди отстающих.
        - Строй, упор лёжа принять! Делай раз! Делай два! Делай раз! Делай два! Делаем пол раза - замерли все в полу отжиме быстро!
        - Быстрее догоняем товарищей, девочки! - орали, издеваясь, десятники, - Они из-за вас тут мучаются, отжимаясь грязи и в пыли, а вы там ползёте как червяки на грядке!
        Это было только самое начало КМБ, трёхмесячного курса молодого бойца.
        Каждое утро начиналось традиционно и по утверждённому распорядку. С рассветом, по сигналу горна и рёву дежурного по школе командира
        - Отроки, подъём! Строиться!
        Девять десятков мальчишек вылетали из своих палаток и старались поскорее встать в строй по своим десяткам. Удавалось им это далеко не сразу и, бывало, по пять-шесть раз следовали, чередуясь, резкие команды наставников, прежде, чем разгорячённые подростки успевали, буквально уже на лету одевшись, поскорее вскочить в строй.
        А пока:
        - Отбой курсы! Подъём! Отбой! Подъём! Сто раз «отбиваться» будете, пока на лету одеваться не научитесь! Вы что думаете, враг ждать будет, пока вы штаны натянете?! Каждая лишняя секунда это труп вашего товарища и друга, которого вы бездельники защитить в бою не успели!
        После этого следовала команда:
        - Бегом марш! - и отроки совершали неизменный, традиционный утренний пятикилометровый круг вокруг усадьбы.
        Затем по распорядку проходила получасовая зарядка на развитие мышц, суставов и сухожилий, так называемая «растяжка». После этого следовала помывка с обязательной проверкой всех штатными лекарями школы бабушкой Агафьей и двойняшками Елизаветой и Екатериной. Если у кого-то находились не стриженые ногти, грязь на руках или на теле, ребятня была готова буквально «сквозь землю провалиться». Ведь все отроки были поголовно влюблены в санитарок красавиц Сотни, тем более, одетых в такую вожделенную для мальчишек военную форму, да ещё и с боевыми наградами на груди. А у Елизаветы так и вообще блестел новенький Георгиевский крест за геройство и спасение раненых, проявленное в «затоне», и алел ещё яркий знак «за ранение». Да и у Екатерины тоже была заслуженная в бою награда - бронзовая медаль «за храбрость». А тут за свои грязные ногти приходилось стоять перед всем строем сверстников и ещё при всех выслушивать, как это нехорошо быть грязнулей, лентяем и замарашкой! Вот тут точно лучше «сквозь землю провалиться» или умереть от стыда вполне даже было можно!
        Потом был сытный завтрак в общей столовой, получасовой отдых и приборка в палатках и возле спального расположения.
        После этого шла пара устных уроков, и первым из них шёл традиционно «Закон Божий», который вёл отец Кирилл, и где давались знания основ православного вероучения.
        Вторым уроком шёл час устных естественных наук. Где самим Сотником давались основы физики, химии, ботаники, зоологии и географии, необычных и таких интересных предметов.
        После устной учёбы отроки шли на два часа обязательных работ по усадьбе. Чаще всего работа требовалась на строящейся гимнастической площадке или военном полигоне, где вместе с плотниками и помогающим им взрослыми бойцами сотни, ребята помогали вкапывать столбы, поперечные брусья и брёвна. Копали там необходимые рвы и окопы, строили всевозможные лесенки да препятствия, в общем, занимались всем тем трудом, результатами которого им предстояло самим же позже пользоваться.
        Далее следовала помывка.
        Опять проходил лекарский осмотр, а за ним сытный обед, после которого давалось два часа послеобеденного отдыха, так необходимых для восстановления детских сил. И вот после того, как заканчивался этот благословенный дневной отдых, следовал обязательный для всех и в абсолютно любую погоду бег к тому самому валуну возле дальнего устья.
        Постепенно ко всем приходило умение терпеть физическую нагрузку. У мальчишек наращивались мышцы, и открывалось дыхание, но это всё постоянно перечёркивалось повышением требований со стороны столь суровых наставников.
        - Упор лёжа принять, бездельники! - ревели они, - На кулаках двадцать раз отжались! Игнат, я не понял тебя, ниже отжимаемся голубь, ниже! Грудью касаемся земли, грудью я сказал, а не хитрым брюхом! За твоё безделье всем дополнительные десять отжиманий, вперёд бездельники, не расслабляемся!
        И шипели на Игната во всех сторон его товарищи!
        - Ну, Игнат, получишь ты после отбоя своих «горячих»!
        Не останавливал командиров ни дождь, ни ветер, ни зной. Бывало ползком, из набитой ногами грязной дороги или луж выбирались мальчишки на обочину, учась ползать по-пластунски ужом. А десятники всё равно были вечно чем-то не довольны.
        - Куда задницу поднял, Ивашка третий?! (Ивановых было несколько в школе, этот же был из третьего десятка).
        - Тебе уже «пол булки» из датского арбалета отстрелили! Третий десяток у вас раненый, вы теперь всю дорогу Ваньку на себе несёте! - и снова следовала резкая команда, - Вперёд лентяи, Сотня своих не бросает! Вперёд!
        - Шестой десяток, вам Осипа нести, он ногу вон сбил и хромает теперь, так что вперёд, подхватили товарища и бегом марш!
        После большого бега уже в усадьбе давался час на передышку и приведение себя в порядок. Стиралась, а потом сушилась зачастую на своём теле одежда, и можно было в полдник скушать кусок пирога да выпить чаю или тёплого сыта.
        Потом по распорядку был час начального курса рукопашного боя, где с отроков пока только требовалась отработка так называемой страховки - наработка умения уходить от риска получения травм. Учили их падать на спину, на бок или вперёд по ходу движения. Прыгали с разбега «щучкой» с кувырком через одного, двух, трёх, четырёх и даже через пять человек. Учили держать равновесие на высоте и падать сверху, не расшибаясь и не получая травм.
        Отроки курсов проходили сейчас всё то, что в своё время уже успел пройти Митяй во время своих индивидуальных тренировок с отцом. Теперь же он сам смотрел на всё это с Мараткой со стороны и уже в десятый раз просился у бати на этот самый курс молодого бойца, где хоть и было так тяжело, зато совсем не было скучно, и где был свой слаженный мужской коллектив.
        Сотник на все эти просьбы только хмурился и говорил:
        - Рано, рано, рано вам. Вон, у вас раны ещё не до конца закрылись. Тяните пока мышцы и суставы индивидуально и вдали от всех, бегайте потихоньку, а как увижу, что вы готовы и уже совсем восстановитесь, так сразу переведу к остальным. И два друга уходили подальше, чтобы вдали от всех глаз подготовить себя к полноценной службе на курсах молодого бойца.
        В завершении всего, перед ужином и после него, для отроков было по часу письменных занятий и чтение. Каждому были выданы береста и стило. На них и на общей доске выводился новый для этого времени алфавит, и писались цифры, а затем уже всё это проговаривалось вслух, и вёлся общий громкий счёт.
        После ужина и вечерней молитвы давался час личного времени и всё! Раздавалась долгожданная команда: «Отроки, отбой!»
        После чего мальчишки, вымотанные до предела, спешили поскорее забыться в таком необходимом для их растущего организма ночном сне.
        Не каждый выдерживал такой тяжёлый ритм, и за время прохождения курса было пятеро таких, кто самолично, не выдержав тягот физической и моральной нагрузки, покинули ряды Школы и Сотни навсегда. Таких, немедленно выводили за пределы усадьбы и отправляли к родне, у кого же её не было, ехали в Юрьевский монастырь Великого Новгороде, где Владыка и его помощники сами потом помогали им устроиться в жизни.
        Бывает же так, что воинское дело не является призванием человека, глядишь, и в чем-нибудь другом сможет себя найти парень.
        А в один из вечеров случилась неприятность.
        Выматывались отроки изрядно, и на этой почве нередко бывало, что разгорались среди них трения и конфликты. Ссориться-то они ссорились часто, всё-таки чисто мужской молодой коллектив постоянно рождал здесь конкуренцию и борьбу за лидерство. Но каждый помнил заповедь Сотни: «Чужого можно и зубами рвать, своего не смей даже в грудь ударить». А тут вечером, после отбоя, схватились за палатками Лёнька со второго десятка и Петька с пятого. Давно они друг на друга зуб точили, чего уж там не поделили в первый раз ещё, тогда, в мае, уже поди и сами то, небось, не помнили, а тут, в июле, совсем уже до края парни дошли. И вот на последнем традиционном кроссе, когда пришлось всем отжиматься дополнительно из-за самого слабенького Прошки из десятка Леонида, вскинулся вдруг над пыльной дорогой Петька и обозвал весь второй десяток беременными жабами. Конечно, обидно стало Лёньке за такое то некрасивое сравнение, и пятый десяток уже в ответ получил от него совсем уж плохое сравнение с отходами от свиней. Вот и катались они после отбоя в крапиве, набивая на голове противника шишки и ссадины. И пол КМБ ухали да
подбадривали славных рукопашников и защитников чести и достоинства своих родных подразделений.
        Безжалостная карающая длань Возмездия и Порядка в виде дежурного десятника Ермолая долго себя ждать не заставила. И уже через десять минут вояки, размазывая кровь из разбитых носов, стояли перед суровым и молчаливым Сотником, а вся остальная мальчишеская рать дружно и прилежно изображала из себя уже давно и глубоко спящую в пастелях Невинность.
        - Так-так, значит, за десятки свои стояли? - произнёс спокойно и холодно командир. А то, что каждый десяток и любой боец - это часть целого организма курса, школы и сотни, вы подумали?
        Об этом как-то мальчишки не думали и стояли сейчас с понурыми головами.
        - Значит, сотня, по-вашему, беременная лягушка или фекалии свиньи, так?! И кровь наших бойцов всё равно, что вода, чтобы вот так вот в дури мальчишеской её проливать?! И так вот вы её приравниваете к той, что два с половиной месяца назад рекой лилось в бою против элитных датских воинов?!
        С этим Лёнька и Петька были, конечно, категорически не согласны и, если бы только можно было всё отмотать назад…
        Но приговор был суров и закономерен.
        Обоих завтра же утром вон из поместья! Курс поднять по тревоге, у него сейчас ночной марш бросок на те же традиционные двадцать километров. А дабы сил на дурь не оставалось, нагрузки увеличить в разы!
        Обоим же десятникам из командиров нарушителей объявлялось порицание за упущение в работе со своими подчинёнными.
        Курс, возглавляемый сегодня лично Сотником, ушёл на марш бросок, а Лёнька с Петькой сидели на одной лавочке возле палатки второго десятка и не могли поверить, что вот так вот обидно быстро закончилось это время трудов, учёбы, дружбы и всего того, что уже стало исподволь их родной сущностью, войдя уже в саму их кость и кровь. И как уже дальше жить без всего этого они теперь себе просто не представляли. Оказывается, нужно было вот так вот потерять это всё разом, чтобы потом разом же всё и понять.
        Вернулся усталый строй их бывших товарищей в пыльных и мокрых робах. Они, вымотанные, умывались да подбадривали провинившихся мальчишек, и казалось, выйдет вот сейчас перед строем Сотник, позовёт их, поругает ещё раз последними словами, и снова будет всё как раньше.
        Но нет. Десятки после построения прошли лекарский осмотр у красавиц Елизаветы с Катей, которые, как могли, успокаивали штрафников мальчишек и гладили их по светлым головёшкам. Но от этого стало им только ещё хуже и хотелось реветь, уткнувшись как когда-то давно в маменькин подол.
        Затем десятки позавтракали и ушли на учёбу, а Ленька с Петькой, позавтракав отдельно от всех, были выедены дежурным капралом Мартыном Андреевичем за пределы усадьбы к тому дорожному указателю и поперечной горизонтальной оглобле, что перекрывал дальний въезд в усадьбу. Капрал, вздохнув и покрутив пшеничные усы, хлопнул их легонько по плечам и подбодрил:
        - Держитесь, бойцы, может и вымолите себе прощение своей стойкостью, если, конечно до печёнок, прочувствовали свой грех. А вот соваться за пределы этого знака ни-ни, даже не думайте, не советую. Тут граница запретная для всех чужих начинается, а вы теперь, братцы, увы, чужие уже для нас. Так что, коли без разрешения в усадьбу зайдёте, то каждый будет считать вас за нарушителя! А я, думаю, что вам и того проступка, что уже был, за глаза хватило! - и, сказав это, ушёл на службу.
        Нагрузка, как и приказал Сотник, была значительно увеличена. И на второй день после случившейся на курсах драки не выдержал Прошка и самолично попросился об отчислении.
        Оружейник Кузьма стоял напротив Андрея и в очередной раз пытался его убедить оставить мальчишку в Школе.
        - У него же руки золотые, Иванович! Он из тех двух часов, что у вас, в день на обязательные работы положены, саморучно реечно-редукторный механизм для натяжения самострела выпилил, отшлифовал и вообще до ума довёл! Это в его-то двенадцать лет, в двенадцать повторяю, Сотник!
        - У мальчишки талант, он же лучшим нашим оружейником со временем станет, в ты его «взашей гонишь»!
        Андрей стоял и думал, ситуация, конечно, не простая, оставлять на курсах парня тоже не правильно будет после того, как он сам сдался и изъявил желание покинуть курсы, но и доброго и трудолюбивого сироту Андрею вот так просто выгонять тоже не хотелось. Слабенький он здоровьем был, куда же после него в жизни этой попадёт и что с ним дальше то будет никому ведь не ведомо. И так ведь молодец, сколько боролся. Пятеро то до этого ушедших, не в пример ему здоровее были.
        - Ладно, Кузьма, я пока ничего тебе не обещаю, давай посмотрим и вместе выслушаем парня, а потом уже с тобою вместе примем обоюдное решение.
        И Кузьма рысцой посеменил к въездному знаку со шлагбаумом.
        Рядом со знаком, на скамеечке, сидели два пропылённых и совершенно несчастных воробья Лёнька и Петька. Общее горе их давно сблизило и подружило. Все эти две ночи они спали, прижавшись тесно друг к другу, делили скудную пищу, приносимую им тайком ночью товарищами, пили из одной берестяной посудки и всё на что-то надеялись. Теперь вот возле них стоял третий худой и какой-то поникший воробышек Прошка и тихо им шептал:
        - Простите, братцы. Из-за меня вас выгнали, это я во всём виноват и по своей слабости вас всех подвёл. Вот и пойду теперь с вами, как мне было в десятке после вот этого всего оставаться?
        - Дурак ты, Прошка, - скрипнул зубами Лёнька, - Не из-за тебя мы вылетели, а по своей дури и гордыни, прав был Сотник, когда меня отчислил вместе с Петькой, скажи, друг? - и он посмотрел на товарища по несчастью.
        - Всё верно, Лёнь, нечего нам было делить с тобой, и кровь проливать друг друга нельзя было. Сотник же правильно сказал, что каждая её капля принадлежит Сотне и её беречь нужно! А мы только сейчас по-настоящему это всё поняли и оценили. И как нам дорога Школа стала и наши Курсы, со всеми вами, дошло, а ты вот так вот просто, раз и всё бросил, - и покачал укоризненно головой.
        В это время к скамейке подошёл старший оружейник, оглядел печально троицу и изрёк:
        - Страдаете, голуби мои? Вижу…
        - Ты, Проша, пойди ка за мной, Сотник с тобой поговорить хочет.
        - А это вам, - и сунул незаметно Лёньке кусок пирога, завёрнутый в холстинку, что ему только что на кухне передала главная кухарка Миронья, - Вы не отчаивайтесь только, ребята, Сотник он человек справедливый и отходчивый. За вас уже несколько человек просило, а, как в народе говорится, «вода камень точит», глядишь, и смилостивится ваш командир, - и повёл за собой бледного Прошку.
        - Откуда ты и из каких сам будешь, Прохор, рассказывай, - строго глядя в глаза подростку, задал вопрос командир.
        Прошка вытянулся по струнке и начал чёткий доклад:
        «Родом я из Чернигова, отец там ремесленником оружейником был. Да сгорела во время пожара его мастерская, и домик, что рядом был, тоже сгорел вместе с маменькой и двумя младшими сестрёнками. Тятя только нас с моим братишкой Матвейкой успел вытащить, а там уж крыша избы обвалилась.»
        В глазах у мальчишки стояли слезы, но он продолжал и дальше чётко докладывать:
        «Потом подрядились с каким-то дядькой в Новгород Великий идти, а уже там работать в его мастерских. Но в пути в прошлое лето занедужил отец и помер в Торжке, вот и остались мы с Матвейкой совсем одни. Ну а потом уже и я сам заболел, когда кушать совсем не стало, вот и потерял братишку, не углядел, выходит. После, уже батюшка Феррапонт меня вылечил, обогрел да и сюда отправил.»
        - Ндаа…типичная история детской беды для этого времени, - думал Андрей, - Сколько ещё на Руси вот так детишек сирот мучается и угасает от голода да болезней.
        - Так, Прохор, я твоему горю искренне сочувствую. Но скажи мне, почему ты курсы оставил, ведь мог бы и дальше готовиться к поступлению в школу?
        Прошка вздохнул и опустил голову:
        - Стыдно мне, господин Сотник, стало тут оставаться, из-за меня и моей слабости вон, сколько хороших людей то страдает, а двоих так и вообще отчислили напрочь. Как мне после этого всем в глаза то смотреть? - ответил совсем не по-детски мудро мальчишка.
        - Страдают они, - хмыкнул Сотник, - Из-за дури своей они страдают, а физическая сила тут не главное, Прохор, был бы сильным дух у человека, а мышцы то нарастут. Ладно, решим мы с тобой так. От курсов ты уже отчислен и тебя лично на поруки берёт старший оружейный мастер поместья, кавалер ордена святой Анны четвёртой степени дед Кузьма. Так? - и строго посмотрел на вскочившего при таком официальном обращении Кузьму.
        - Так точно, господин сотник, беру на поруки! Будет у меня в подмастерьях, Андрей Иванович.
        - Хорошо, - кивнул головой Сотник, - Сейчас ты оставишь точное описание своего брата Матвея, все его приметы, и с попутным торговым караваном наш человек попробует его разыскать и доставить в усадьбу. Тебе же даётся год на укрепление и поправку здоровья, а уже следующим летом ты будешь повторно проходить курсы молодого бойца для зачисления в воинскую школу отроков по всей строгости, и тут уж не взыщи, спрос будет по полной!
        Прошка столбом застыл, слушая, что ему говорил Сотник, и не верил своим ушам. Ему не придётся скитаться и голодать, у него будет свой дом и любимая работа в усадьбе. А самое главное есть шанс, что найдётся его единственный оставшийся родной человек, братишка, и он сможет ещё раз попробовать поступить в эту удивительную школу, где так интересно и где получаешь столько необычных знаний. Он просто не верил, что сейчас всё это происходит с ним лично.
        - Разрешите только один вопрос, господин Сотник, - осмелился тихонько мявкнуть малыш.
        - Хм…? - удивлённо хмыкнул Андрей, - Ну, говори!
        - Господин Сотник, оставьте, пожалуйста, Лёньку с Петькой на курсах, Христа Ради прошу - пропищал тоненьким голосом малец.
        Андрей аж поперхнулся от неожиданности.
        - Пошёл на улицу, нахалёнок! - быстрее выталкивал мальчишку за дверь побледневший Кузьмич.
        - Всё-всё-всё, мы уже ушли, Иванович, спасибо за мальца, - и мышкой вышмыгнул за ним сам побыстрее в дверь.
        - Ну, кино-о! - только и смог протянуть удивлённый Сотник.
        - Терпите. Не будете уходить?
        Перед Лёнькой с Петькой стояли два подростка в военной форме сотни, в зелёных беретах солдат и погонах рядовых бойцов, при штатном оружии и с сверкающими георгиевскими крестами на груди.
        - Так точно, господа бойцы! - вытянулись в струнку мальчишки.
        Да ладно вам тянуться, давайте вместе посидим на лавке, - и Митька первым присел возле полосатого шлагбаума.
        - Садитесь, что маячите то, сказали же вам, - проворчал Марат, и нарушители дисциплины присели рядом.
        - Третий день уже сидите, да? - продолжил разговор Митяй.
        - Третий, - подтвердил, горько вздохнув, Лёнька.
        - И ещё тридцать третий будете, - передразнил его берендейка, - Вы что же, так вот как девки печалью командира взять хотите?
        - Не-ет…не берём мы никого, просто не в мочь нам идти отсюда, сил нет, как обратно хочется в нашу Школу назад вернуться.
        - Ну, так проявите силу характера, курс бежит, и вы вместе бегите. Курс отжимается, а вы рядом отжимайтесь. Курс работает, и вы тут около усадьбы что-нибудь копайте или убирайте там что-нибудь, чтобы, главное, было видно, что вы настоящими бойцами до смерти хотите быть, а не девками плаксами в грусти и печали. Жалобить тут никого не надо, это тут точно не пройдёт. Нужно характер свой проявить, мужество! - внушали уже успевшие повоевать мальчишки своим сверстникам.
        - Всё поняли?
        Лёнька с Петькой синхронно кивнули в ответ.
        - Тогда держитесь ещё четыре дня. Как только полная седмица исполниться с того дня, как вас отсюда за дурь выперли, то коли выдержите, мы за вас с ходатайством к Сотнику пойдём. Имеем право как бойцы и Георгиевские кавалеры, правда, Маратка? - спросил Митяй у друга.
        - Правда, пойдём, - подтвердил Марат. За правильных пацанов - можно!
        И у курсов молодого бойца появились два последователя, делающие всё то, что делали отроки в усадьбе, только ещё больше и ещё более старательней.
        - Бегают? - спросил как то Андрей вернувшегося с традиционного кросса Ермолая.
        - Ещё как бегают, - усмехнулся десятник, - Только больше нас, быстрее нас и дальше нас. Аж самому их жалко стало, господин майор. Откуда только силы то у них берутся? - и виновато вздохнул.
        - Ну-ну, - кивнул Сотник, - Пошли азы рукопашного боя курсу давать! Я думаю, что сегодня можно уже будет всю солому из-под слег убрать, пусть привыкают, что нет им смягчения на земле, и нужно быть внимательней к верховым работам и высотному бою. Пригодится в рати.
        Между двумя высоким щитами на высоте двух метров были выставлены длинные слеги, по которым и бегали, уворачиваясь от шестов инструкторов, мальчишки, падали и учились при этом держать равновесие, группироваться и вообще вести правильный верховой бой.
        Двадцатого июля, как раз через неделю после ч.п., на курсах перед Сотником стояли по всей форме два самых младших Георгиевских кавалера поместья и держали в руках рапорты в виде написанных пергаментных листов, вручая их с довольно нахальным и официальным видом самому командиру.
        - Значит, ходатайствуете за нарушителей? - усмехнулся Андрей, - Ну-ну…Дежурный строй, курсы! - отдал команду дежурному десятнику и вышел на крыльцо штаба.
        Над усадьбой раздался сигнал горна: «Строиться у штаба».
        А через три минуты перед крыльцом стояли все девять десятков отроков, учитывая всё прибывающее пополнение и сейчас замерших, буквально не дыша, в ровном двух шереножном строю.
        Напротив строя замерли все командиры и два подавших рапорта бойца кавалера.
        Что-то сейчас будет! Так прямо и говорила повисшая вокруг всех напряжённая как тетива тишина.
        - Капрал Иванко! Привести от шлагбаума ранее отчисленных отроков Леонида и Петра, - отдал команду Сотник.
        И все пять минут, пока не вернулась к строю троица, все так и стояли, замерев, не шелохнувшись.
        Буквально всё стихло в усадьбе. Даже вечные труженики плотники отложили свои топоры и с напряжённым вниманием вслушивались в происходящее.
        - Отроки! Неделю назад за грубое нарушение дисциплины и личное поведение, позорящее высокую честь воина, из курсов молодого бойца школы были отчислены отроки Леонид и Пётр. С просьбой восстановить их на курсах поступило пять рапортов от георгиевских кавалеров Сотни. Это очень серьёзно, и я это понимаю. Надеюсь, что это поняли и сами провинившиеся, и все те, кто стоит сейчас на этом плацу. Вам, отроки даётся один шанс, и я очень надеюсь, что вы сделали для себя подобающие выводы.
        - Курсы, равняйсь! Смирно! Сегодняшним днём временно, до сдачи итоговых переводных экзаменов, на курсы возвращаются отроки Леонид во второй учебный десяток и Пётр в пятый. Этим же днём на курсы так же во второй и пятый учебные десятки соответственно прикомандировываются бойцы Сотни, Георгиевские кавалеры Дмитрий Андреевич и Марат Азатович. Условно восстановленные отроки закрепляются за ними как за личными поручителями. А теперь даю вам десять минут на подготовку. Сегодня у вас большой марш бросок до лодочной базы в устье Ямницы с Полометью и обратно. Сорок километров - не шутки, поэтому десятникам прошу упражнениями отроков пока не нагружать.
        - Всё! Время пошло!
        В этот день настрой на курсе был такой, что даже отдай команду Сотник до Великого Новгорода бежать, все бы с радостью ринулись её исполнять. Педагогика, однако!
        ГЛАВА 12.МИРНЫЕ ХЛОПОТЫ.
        Жизнь на усадьбе шла своим чередом. Строительство в ней шло полным ходом. Уже во многих местах столяры приступали к чистовой внутренней отделке, настилке полов и остеклении окон. Стекол у разбойников было отбито с избытком, и Андрей решил его использовать на все постройки. В планах было даже сооружение Зимнего сада, но тут было пока непонятно, что делать с её обогревом, да и вообще было необходимо сооружение нескольких десятков нормальных дымоходных печей по всему разросшемуся поместью. А печника Аристарха всё не было, хотя уже пришёл третий караван из Великого Новгорода.
        Возвращались с побывки ветераны. Многие приезжали с семьями, планируя перебраться на жительство в усадьбу. Кто-то привозил с собой в обучение сына, ближнего родича или внука. Курсы отроков были уже переполнены, и не было учебных десятков меньше семнадцати человек.
        - Всё! Стоп приём! - был вынужден твёрдо сказать Сотник, - Все последующие кандидаты будут приниматься только следующей весной. В противном случае Школа пока просто не справится с таким количеством учеников, итак ребят больше сотни.
        Вчера для Андрея был вообще день сюрпризов. С тремя десятками из своей бывшей Дозорной сотни от князя Мстислава пришёл старший сын Андрея Василий. Ему было 26 лет, и он был очень похож на своего отца в молодости. Был он такой же светлый и голубоглазый, крепкий да справный молодой мужчина.
        Когда только эти десятки подходили к устью Ямницы в усадьбу ворвались верхами двое дозорных из степного десятка и подали тревогу.
        - Чужая рать идёт!
        Мгновенно были выведены в ближайший лес за засеки ратные курсы и всё гражданское население усадьбы. Выдвинулось для удара из засады пять конных и три пеших десятка. Но всё обошлось мирно, как только прибывшие были опознаны.
        - Ну, у тебя и порядок, батя! - уважительно протянул Василий, оглядывая готовую к бою конную рать да выглядывающие из лесных зарослей взведённые самострелы.
        - Ну, всё как положено, сынок! - крепко обнял своего старшенького Андрей, - Мы же тут воинское поселение как-никак. Пойдёмте в усадьбу, вон как все запылились да вымотались в долгой дороге. Сейчас в бане все помоетесь, поедите, а там и поговорим вечером, - и седоусые ветераны пошли размещать новых прибывших воинов.
        Многие из местных и гостей уже были знакомы по прошлым годам совместной службы да по прошлым боевым походам. Так что, всюду слышались радостные выкрики, шутки и весёлый смех. Считай, что свои дети прибыли для многих пожилых дядек.
        - Хорошо у тебя, батя! - признался Василий, теребя волосы на голове прижавшегося к нему младшего Митьки. Как всё отстраивается то тут с размахом, и порядок опять же чувствуется. Я ведь к тебе проситься под руку пришёл и тридцать три лучших бойца своей Дозорной сотни с собою привёл.
        - Как так получилось-то? Неужто так плохо служить под началом Мстислава Мстиславовича Удатного сынок стало? - удивлённо спросил его Андрей.
        - Не буду кривить душой, бать, тяжело стало под рукой у князя ходить. Как будто после того поражения у Калки подменили нашего князя. Сам телом высох. Задирает простых бойцов придирками безо всякого повода, никогда ранее не замечен в спеси и гордыни был, ведь такой лёгкий и задорный человек, так нет, бегает теперь злой как собака, то и, гляди, набросится. Издеваться и оскорблять всех без меры всякой начал. Да и общается всё больше с половцами, кого в Галицкое княжество во множестве привёл и с венграми якшается. Окружение его всё теперь только из них. При дворе вообще мало кого из русских осталось. Обидно это всё дружине, мы-то ведь помним его другим. Настоящим витязем. Защитником земли русской помним! Сколько степняков вы с ним били-то раньше, скажи!?
        - Ну да, - согласно кивнул Андрей, - Люди меняются, а после тяжких поражений зачастую, что и не в лучшую сторону. Опять же, зачем он в эту борьбу за Галичское княжество только влез, мне вот совсем не понятно.
        - Вот-вот, - подтвердил Василий, - А тут нам ещё грамотка от Владыки Новгородского пришла, что наш бывший командир полезным делом для нашей земли занялся, и рать в своём поместье с его благословения сколачивает. Вот мы отставку у Мстислава выпросили и сюда прямиком отправились. Честно говоря, было опасение, что посечёт нас где-нибудь на отходе ближняя гридь да те же половцы княжьи побьют. Но видно, есть ещё в Удатном доля былого характера, стерпел он обиду и отпустил нас живыми. Вот мы теперь и здесь уже, у тебя.
        - Тому я очень рад, сын. Вот вас уже двое теперь со мною рядом. Ещё третий был бы рядом, вообще было бы мне тогда бы было спокойно, - и улыбнулся, - Ну да у нашего среднего сейчас самая служба в княжей дружине Ярослава Всеволдовича начинается. Год ведь уже как он из отроков вышел. Теперь вот славы и опыта ищет, - и усмехнулся вспоминая себя.
        Сотник снова обнял сыновей и обратился к старшему:
        - Вы пока осмотритесь тут, Василь, отдохните. Но и долго прохлаждаться я вам все же не дам. У нас тут ратному делу все учатся. Начиная от малых отроков и заканчивая седыми стариками. Что, не веришь? Видел бы ты, как наш старшина Сотни Лавр Буриславович на пробежках носится. Не в жизни тебе его после ваших-то конных походов не догнать. Разбаловался я гляжу у князя! - и они все втроём рассмеялись.
        Ещё одним сюрпризом был приход небольшого обоза, в котором, помимо несколько семей ветеранов, приехал со своими домашними гончар Осип и присоединившийся к ним такой долгожданный печник Аристарх.
        При виде их Сотник чуть было уже в пляс не пустился.
        - Дорогие ж вы мои! Я ж вас «как из печки пирожок жду»! Размещайтесь в тех домах, что вам Парфён Васильевич покажет. Ты Аристарх, пока пару, другую дней осмотрись и оботрись, для тебя ведь тут вообще всё новым будет. А Осипу нужно будет обжиться немного с семьёй на новом месте. Вот после все вместе и потолкуем спокойно о деле. У меня-то к вам разговор серьёзным и долгим будет.
        И пошёл к бане, где вовсю парились бойцы, прибывшие с Василием.
        За трое последующих суток пригнали из-за дальних степей два стада домашней скотины. Коровы, козы и овцы были значительно крупнее, чем привычные мелкие лесные русские породы. Большая часть осталась в выстроенном скотном дворе усадьбы. Почти треть раздали семьям крестьян и ветеранов, заселившихся в свои подворья.
        Вокруг было весело и многолюдно. Брехали собаки, мычал отгоняемый на пастбище скот, звонко голосили петухи. Началась настоящая деревенская жизнь.
        - Прямо, ляпота! Как в колхозе утром, - подумал Сотник и пошёл полоть траву в свой огородик, откуда уже собирали первый урожай гороха, огурцов, редиса и прочих овощных культур.
        Помидоры уже начали буреть, жгучий перец выгнал первые перчинки, а картофель дал цвет, и через недельку, другую можно было снимать первый урожай самого раннего сорта Импалы.
        Но сейчас уже мысли и чаянья Андрея занимали его два довольно необычных проекта. Те, какими ему хотелось увлечь печного мастера грека Аристарха и гончара Остапа, связав для дела их вместе. И от правильно поставленного с ними разговора может завесить, будет ли в поместье свой родной мастер печник и смогут ли они все совместно освоить и построить то, что так интересовало и мучило сейчас Сотника.
        - Вот и посмотрим! - сам себе сказал Андрей и направился к той избе, где по приезду обосновался гордый потомок Эллинов.
        Аристарх сидел на скамеечке возле крыльца и вёл чуть ли не философскую неспешную беседу о достоинствах разных видов глины и способах обжига изделий из неё со своим соседом Осипом. Жили они действительно по соседству. Ну а общие темы для их бесед мастерам было вообще не трудно найти.
        - Не помешаю, уважаемые? - спросил Андрей и присел рядышком.
        - Да мы сами, Андрей Иванович, к тебе с Аристархом вот собирались зайти, только сказали, ты в огороде пока у себя работаешь, так и не стали пока мешать.
        - Правду сказали, повозился немного, благо погода отменная стоит. Вон как всё вокруг спеет. Глазом моргнуть не успеем, как уже на полях крестьяне рожь да пшеницу жать начнут.
        - Это да-а, - согласился Осип, - Ты, Иванович, может покушать зайдёшь? Пока бегал по делам, небось, и во рту то с утра ничего не было?
        - Нет-нет, - даже не суетитесь! Спасибо, благодарствую! Я что зашёл то. Хотел поинтересоваться, как вы тут устроились? Нет ли какой нужды у вас или трудностей на новом месте?
        - Нет-нет, Иванович. Всё, что было нужно, Парфён Васильевич нам уже выдал. Всего хватает, - поблагодарил Осип, а вместе с ним согласно закивал головой и Аристарх.
        - Я всё же уточню. Всего ли хватает в доме тебе, Аристарх Константинович? - на русский манер повеличал греческого мастера Сотник и хитро так, с улыбкой, на него взглянул.
        - Всё хорошо, Андрей! - усмехнулся грек., - Мне вот только моей печки не хватает, а так-то тут можно жить, светло, чисто, уютно, как нигде на Руси. Мне здесь нравится. И люди хорошие вокруг.
        - Места тут действительно хорошие, а люди ещё лучше будут, - подтвердил Андрей. У меня к вам обоим и, прежде всего к, тебе Аристарх, будет серьёзный разговор. Долгий разговор. Выслушайте пока меня и потом, пожалуйста, подумайте да дайте свой ответ, - и продолжил, увидев искреннее внимание Аристарха и Осипа.
        - В этом поместье, Аристарх Константинович, сейчас отстраивается необычный городок. Такого, поверь мне, нет больше негде. Тут будет создана новая воинская школа и заложено новое воинское учение. Общая его суть в том, как отстоять свою землю от всех угроз и любых врагов и при этом не лечь всем в неё же. Вот посмотрите, как строится нынешний бой в наше время, по простому. Выходят друг напротив друга две рати и начинают друг друга колотить да резать в ближнем бою, заливая всё вокруг кровью. Кому-то на этом поле, извините, кишки выпустят, кто-то после этого в горячке умрёт, потери у всех сторон колоссальные. Я же собираюсь доводить дело до ближнего боя только в том случае, когда без этого уже точно не обойтись. Перед этим же нужно постараться сделать всё, чтобы поразить врага на дистанции, или вообще на самом начальном подходе. Моё дело, повторюсь, сберечь своих бойцов, добившись эффективной победы. Для этого мне нужно будет лучшее в мире оружие и надёжная броня. Дистанционное оружие, не имеющее аналогов в мире, у меня уже имеется и именно сейчас оно нарабатывается до нужного нам количества. Брони,
чтобы защитить воинов, хватит на годы вперёд. Есть и любое оружие для ближнего боя. Но мне ещё очень хочется его довести до совершенства и унифицировать.
        По глазам Аритстарха Андрей видел, что он удерживает мысль и многие выражения и обороты речи, рождённые из греческого и латинского языка, ему абсолютно понятны. Поэтому Сотник начал глубже развивать свою мысль:
        - Для производства же этого самого совершенного оружия мне нужны печи, домны и кузни, которые смогут дать хорошую температуру для нагрева, обработки металла или его сплавов. Уже сейчас мы имеем несколько видов самого разного металла в виде слитков, криниц, полос или поковок, и всё это нужно будет срочно запускать в работу. Но не может прогресс идти только благодаря одному военному делу. Мне нужно так же развитое и гражданское производство. А это хорошее сельское хозяйство с племенным отбором и воспроизводством поголовья разных пород скота в животноводстве, мощное зерновое хозяйство, производство овощей и плодов. У меня даже виноград будет родиться в открытом грунте, даже не сомневайтесь. Да-да, есть уже такой сорт, не удивляйтесь, о гордый потомок Эллады, - пошутил сотник, - А вообще, мы тут о высоких материях рассуждаем, а у нас люди до сих пор живут с кострами в домах, когда уже полторы тысячи лет назад в античной Греции и Риме, всюду были прекрасные печи. А уж какая распрекрасная печь в нашей избе, тут оценили уже и все жители поместья. Только здесь, рядом, будет стоять к зиме более пяти
десятков изб. А скоро ещё построятся казармы, и везде будет вставать один вопрос отопления. Но, кроме вот этого, я вам хочу предложить ещё один интересный проект, примеров которому ещё пока не было во всех северных землях и очень долго ещё не будет. А хочу я создать зимний сад, где будут произрастать, и радовать людей диковинные южные растения весь круглый год, а для этого необходимо будет спроектировать такие печи, которые будут гонять по трубам горячий воздух и обогревать ими землю. Но и это не все, - видя в глазах слушателей искреннее изумление, решил их уже совсем добить Андрей, - Давно ли вы были в настоящих римских банях, в самых настоящих термах, Аристарх?
        Тот был явно не готов к такому вопросу и просто «завис», вспоминая что-то из того, что уже давным-давно было и так же уже ушло из его жизни.
        - Да, Андрей Иванович, наконец-то очнулся он от своих мыслей, я когда-то был и в греческих, и в старинных римских термах или, вернее, в том, что от всех них сейчас осталось. Были, конечно, бани и термы в Константинополе. Но то, что было в прогрессивные эллинские века золотого расцвета культуры, я полагаю, не возродится уже никогда. То жалкое подобие, что есть в Херсонесе, Киеве или тем более вашем Новгороде, настоящими банями и назвать-то даже будет трудно! - горячился мастер-печник, - Вы даже не знаете, какое это сложное производство отопления самих терм, бассейнов с водой и жарких парных. Ведь это же просто настоящее искусство, - и он закатил глаза.
        - Прошу меня, конечно, простить, Аристарх Константинович, но я позволю прервать твою высшую медитацию выведя из священного творческого экстаза и расскажу немного о римских термах императоров Агриппы и Каракаллы или того же императора Траяна, к примеру, где могли мыться даже женщины.
        Итак, сама сложность в этих термах состояла в проектировании системы центрального отопления, в которую входили специальные печи с подогревом пола и стен, так называемые гипокаусты. В термах с помощью этих печей нагретая вода и воздух под специально рассчитанным наклоном циркулировали по многим полостям, как под всем полом, так и в специальных воздушных ходах стен. При этом строители так рассчитывали толщину стен с использованием хитрого двойного покрытия, чтобы пол не был бы чрезмерно горячим и не обжигал ноги. Верхнее же покрытие вообще состояло из больших кирпичей и слоя специально для этого сбитой глины, а также ещё одного основного покрытия. Все это уже держалось на небольших кирпичных и блочных опорах, которые сразу размещали в шахматном порядке. В стены так же встраивали прямоугольные кирпичи, которые изнутри были полыми и затем их уже крепили далее к конструкции металлическими скобами. Ну а внутри стены терм украшали прекрасным белым и розовым мрамором или штукатурили особым влагозащитным раствором.
        Одежду при входе в термы оставляли в раздевалке. Затем посетители могли заняться спортом или мазали своё тело ароматными маслами и благовониями. Сама банная «программа» начиналась с купания в бассейнах с холодной водой, затем по порядку в чуть теплой, а потом в тёплой и горячей, ну и затем опять все охлаждались в прохладных. В бассейнах били фонтаны, и снизу поддавался пузырящийся воздух. К услугам посетителей были профессиональные массажисты, которые после специального обучения могли своим массажем облегчать страдания раненым, больным и ослабленным людям. Были там, разумеется, парные с разной температурой нагрева и комнаты для мытья с душами и с медными ёмкостями - ванными. Римские бани вообще были не только местом, где было можно искупаться, но и местом для отдыха и общения между собой. После того, как человек помылся и попарился, он мог выбрать для себя то, что было ему по душе: слушать музыку, читать книги в специальных библиотеках или слушать речи ораторов и даже, как я уже говорил, заниматься спортом и гимнастикой.
        - Я ничего не упустил, Аристарх Константинович? - задал вопрос Сотник греку, сидящему с горящими глазами, который вслушивался буквально в каждое слово рассказчика.
        - Нет-нет, Андрей Иванович, всё очень интересно, продолжайте, никогда не думал, что вы настолько образованный человек, мне интересно буквально все, что вы рассказываете.
        - Хорошо. Тогда я продолжу. Я хочу, чтобы мы с вами создали в этой усадьбе, что-то в виде тех древних терм в сплаве со всеми лучшими традициями бань мира.
        Вот возьмите ту же русскую баню, Аристарх Константинович, к ней вы пока испытываете, к моему глубокому сожалению, очень и очень мало уважения. Хотя поверьте, в ней есть то, чего нет в других. Нагреваемую печь каменку с нагретыми примерно до 400 градусов голышами в русских банях поливают после хорошего нагрева запаренным настоем из трав или веток деревьев. Выходящий влажный пар открывает и прочищает все поры тела, а тут ещё запаренный берёзовый, дубовый или пихтовый веник проводит своего рода тот же массаж ну и местный нагрев кожи. Всё это в комплексе очень и даже очень полезно для человека.
        Баня финских племён, которые называют сауна, чем-то схожа с русской, но там гораздо суше и пот не стекает по телу, а испаряется, это тоже способствует потере веса, а также приливу жизненных сил.
        А вот далеко-далеко отсюда, на востоке, за океаном, на островах в Японии есть бани сэнто. Там в парной, нагретой до пятидесяти градусов, человек погружается в бочки с водой температурой где-то около сорока градусов, а в воду эту вливают настой из полезных трав. Иногда, ещё в сухую бочку засыпают кедровые опилки, и уже потом их нагревают. В человека, когда откроются поры, попадает много полезных веществ от этого очень полезного для организма кедра с его маслами и прочими веществами, что как раз и содержаться в опилках.
        Ну и последняя баня - хаммам. Она вышла из римских и греческих банных традиций и сейчас получает своё распространение в южных магометанских землях. Хаммам обогревается с помощью большого котла с водой, под которым непрерывно горит огонь. Пар, образованный от постоянного кипения воды, подаётся через небольшие отверстия, которые находятся в стенах и на полу. Используют в восточных банях бассейны и большие, горячие массажные плиты. Температура воздуха в хаммаме не такая большая, как в других банях мира, но за счёт огромной влажности, близкой к ста процентам, у человека происходит постоянное потоотделение, что в сумме с прочими процедурами опять даёт всё тот же лечебный и восстанавливающий эффект.
        Национальных видов бань в мире много, есть в каждой из них свои отличия и особенности, но везде есть у них и одно общее, всегда им нужен хороший нагрев, а тут уже без вас никак не обойтись, уважаемые мастера.
        Осип с Аристархом продолжали сидеть и слушать Сотника.
        - А скажи, Андрей Иванович, для чего тебе всё это? - спросил заинтересованно грек.
        - Я отвечу вам образно, господин мастер. Вот представьте, поход наших сотен лютой зимой среди заснеженных и заледенелых северных лесов. Той же разведке Варуна недели среди сугробов придётся не раз провести. Да и всем бойцам дружины, я вас уверяю, достанется, таская и не снимая с себя пуды брони и меховой одежды неделями, а то возможно и месяцами. Но вот заканчиваются бои, и люди возвращаются в свои дома. Как сделать так, чтобы поправить их душевные и физические силы? Как провести быстрое и эффективное восстановление организма? И тут я вам отвечу. Душевные раны исцелит церковь, семья и дружный коллектив единомышленников. А вот для физического восстановления уже нужна хорошая медицинская помощь, качественное питание, гимнастика и весь комплекс позитивных и оздоровительных процедур в виде тех же бань, бассейнов, зимнего сада и всего прочего, прочего, прочего. В нашем с вами случае, если спроектировать те бани, о которых я только что говорил, да объединить лучший опыт всех народов, вы можете себе представить, какой удивительный шедевр мы тут сможем получить?
        У слушавших мастеров уже давно горели глаза. И, разумеется, они оба были готовы дать своё горячее согласие на проектирование и возведение такого невиданного ещё на Руси чуда, какое им только что предложил Андрей.
        - Аристарх Константинович, я вижу, как вы загорелись нашим проектом и, это характеризует вас как великого мастера не чуждого новизны, но всё-таки мне придётся спустить вас немного на землю. Дело в том, что, в первую очередь, поместью нужно эффективное индивидуальное печное отопление. Пройдёт всего-то два три-месяца, и снова придётся людям зажигать эти варварские костры в очагах изб и отапливаться прямым огнём, а ведь совсем рядом с ними находится такой великий мастер по печам, - и он с усмешкой посмотрел на грека.
        - Ай-ай-ай, как вы меня удачно, как это говорят на Руси, «охомутали» да, Андрей? - усмехнулся печник., - О таком проекте, о каком только недавно вы мне так красочно рассказали, я даже и мечтать то не мог! Что может быть лучше для мастера, чем делать что-то новое и великое, что переживёт его самого?! Ведь уже больше семи веков никто не брался за такие проекты терм после падения самого великого Рима. И вот в этих диких лесах Гипербореи, на самом далёком её севере, есть возможность всё это воссоздать! Вы хоть понимаете, что ведь я теперь просто спокойно спать не смогу!? О коварный искуситель! - театрально воскликнул потомок эллинов.
        - А я от своих слов не оказываюсь и скажу вам даже больше, - продолжил хозяин поместья, - Моя сотня и хозяйственный совет поместья предложат вам хорошие деньги за то, что вы научите своему полезному ремеслу десятки наших людей. Построите своё печное отопление в каждом доме усадьбы, в каждой казарме и в каждой избе крестьянина. Мы же совместно с вами и другими грамотными строителями и мастерами разработаем специальную котельную, которая будет централизованно отапливать механический завод с его доменкой, кузней и цехами, воскобойно-свечной и гончарно-кирпичный заводики, а также суконную и кожевенные мастерские. Ну а про зимний сад и банный комплекс мы с вами только что уже говорили, за это в своё время возьмёмся обязательно, обещаю. Сколько вы хотите, Аристарх Константинович, за то, чтобы ваше умение в постройке тех же домовых печей перестало быть тайной, и стало бы служить добрым людям для их обогрева и процветания?
        Аристарх улыбнулся и ответил:
        - Я тебе, Андрей, своей жизнью обязан, когда ты меня в своё время отбил от степняков. Какие уж тут могут быть деньги, когда действительно речь идёт об общем благе, да и тем более, впереди у нас такие проекты на долгие годы на перспективу предстоят. Просьба же к тебе у меня командир будет личная.
        - Я весь во внимании, - приготовился слушать Андрей.
        - Моя семья: жена, трое детей, престарелые родители проживают на Тавриде в городе Кафа. Там сейчас с приходом монголов Джэбэ идут большие гонения на христиан, и для моих близких нет никаких гарантий, что их там не убьют или завтра же не продадут в рабство. Если бы я только мог им помочь…
        Сотник подумал и, всё взвесив в уме, дал ответ:
        - Через три дня, Аристарх Константинович, в Великий Новгород направится по делам службы мой гонец. У него, помимо послания пергамента к городским властям, будет личное письмо к моему другу, купцу первой гильдии и очень влиятельному и ответственному уж поверьте человеку, Путяте Селяновичу. И я очень, повторяю, о-очень убедительно его попрошу, чтобы он по своим каналам вывез всех ваших близких тайно из Таврии. Там сейчас с приходом монгольских войск действительно стало оставаться опасно. Мы можем попробовать вывезти вместе с вашими близкими и ещё несколько хороших специалистов ремесленников. Особенно, если они будут такими же порядочными людьми, как и сами вы, мастер. Но для этого я от вас попрошу письмо как гарант того, что мы выступаем и от вашего доброго имени. Ну а тут потом по прибытии уже всех разместим, дадим работу, обучение наукам для их детишек да вообще просто хорошую, свободную и безбедную жизнь. За вашу же науку в печном деле готов прямо сегодня же, даже без решения Совета, выплатить, ну, скажем, 50 гривен из личных своих сбережений. Что вы на это скажете, мастер?
        Аристарх ориентировался в деньгах Руси и, помолчав, покачал головой:
        - Нет, Андрей Иванович. Если уж ты настаиваешь, чтобы мои секреты служили людям, и чтобы я обучил им твоих людей на общее благо, то пусть будет половина от той суммы, что ты назвал. Тем более, ты решил мне помочь с моими близкими. Я думаю, это будет правильно.
        И они ударили с Сотникам «по рукам», заключив, таким образом, особенно нужный для Андреевского договор.
        - За каждую печь в любой избе вам будут идти хорошие деньги, даже не сомневайтесь, Константинович, казна всё выделит на это дело сполна, только вы начните поскорее своё производство. Я полагаю, что Осип уже рассказывал вам о найденных в окрестностях усадьбы нужных видах глин? Всё это находится рядом, и есть люди, которые тут же перейдут под ваше начало. Так что, приступайте к производству кирпича и керамических воздухо отводных труб немедленно, время не ждёт! - и поспешил дальше, оставив уже озадаченных мастеров за обсуждением, с чего же им всё тут начинать.
        ГЛАВА 13.ПОДГОТОВКА К ПОХОДУ.
        Целыми днями пришлось проводить Сотнику в хлопотах по хозяйству.
        Постепенно поместье отстраивалось и принимало начальные черты большого связанного между собой организма.
        Заселялись семьями отстроенные избы, обрабатывались поля и, помимо всех основных строительных работ, шла постоянная заготовка/закладка древесины на будущее. Её требовалось очень много и пришлось, чтобы не сводить все деревья у усадьбы, отодвигать лесные заготовки подальше.
        Крупные ветки и хлысты с вершинками деревьев уже не сжигались просто так на золу, как это было прежде, а сортировались, и частично шли на строительство, а частично на переработку для дров и древесного угля, которого для кузни и будущей литейной доменки в совсем уже недалёком будущем потребуется очень и очень много.
        В военном деле поместья произошли коренные изменения, и были образованы две отдельные сотни со своей спецификой подготовки и обучения их личного состава с учётом всех тех задач, которые им ещё предстояло решать в недалёком будущем.
        Головной военной единицей была объявлена бригада со своим управлением в виде её командира Андрея, его первого заместителя Климента, начальника штаба Филата, заместителя по разведки Варуна и начальника тыла, бывшего старшины сотни Лавра. В состав бригады отдельными единицами вошли степной взвод под командованием благородного берендея Азата, формируемый крепостно-розмысловый взвод Онисима, судовая рать (морская/речная пехота) под командованием выздоравливающего Молчана, ладейная команда матросов Бояна и формируемое медицинское звено Елизаветы.
        Обережная сотня отделялась от Дозорной.
        Была она пока самой многолюдной и состояла в основном из ветеранов да пожилых воинов. В ней было четыре взвода под командованием командиров Степана, Онисима, Радислава и Угрима. Старшиной сотни назначили Ждана. Командовал же всей Обережной сотней выздоравливающий после ранения в затоне Тимофей со своим заместителем Игнатом.
        Самой малочисленной была пока Дозорная сотня, основанная из ядра прибывших с Галицкого княжества бывших дружинников Мстислава Удатного.
        Командиром её был назначен Василий, и в ней было пока что только два взвода с командирами Будаем, Игорем и старшиной Нежданом.
        В эту сотню постоянно подходило подкрепление из воинов помоложе, и нужно было только время, чтобы сформировать в итоге, на её основе полноценную боевую единицу.
        Всего же после переформирований и определения структур во всех боевых единицах, вместе со всеми вспомогательными подразделениями погонного, боевого состава уже насчитывалось 262 человека, и это, разумеется, без учёта курса школы отроков.
        Сила уже собиралась огромная!
        После строевого смотра с вручением офицерских и сержантских погон вновь произведённым воинам, Сотник объявил большой сбор для всего офицерского состава в штабной избе. Следовало посоветоваться и объявить план действий на ближайшие месяцы.
        Всего на офицерском совете присутствовало семнадцать офицеров, восемь из которых были из новопроизведённых.
        Поздравив ещё раз в тесном кругу командиров с их первыми офицерским звёздочками, Сотник попросил традицию обмыва и представления по случаю производства провести пока без размаха, по скромному, пообещав, что, когда все соберутся после выполнения похода к Рождеству, вот тогда и погуляем от души, как следует. Сейчас же времени на подготовку к боевому походу оставалось очень мало и следовало буквально за неделю всё успеть.
        - Итак, господа, слушайте общий план военной компании нашей бригады на август/декабрь месяц, затем предлагаю его обсудить, и уже после этого - дополнить всеми нужными деталями.
        - Итак, на повестке у нас две основные задачи, что поставил перед нами Высший господний Совет Великого Новгорода.
        Первая задача - это продолжение очистки Новгородских и прилегающих к ним земель от тех разбойничьих ватаг, что перекрывают своим лиходейством основные торговые пути, грабят проходящие по ним купеческие караваны и разоряют при всём этом, ещё и всю близлежащую округу.
        На очереди для очистки у нас Шелонская пятина, кусочек Деревской, южные Псковские земли и немалый треугольник Полоцкого, Торопецкого и Смоленского княжеств.
        Основной торговый путь с системами волоков для ладей и грузов тут идёт от озера Ильмень по реке Ловать и далее уже, через Западную Двину по направлению на Днепр, к морю.
        В этих местах действуют три основных ватаги. Одна, о которой у нас, к сожалению, мало сведений, действует исключительно на водных путях с использованием речных судов. Свидетелей речные пираты не оставляют, действуют очень решительно, жестоко и грамотно. Чувствуется, что ими руководит опытный атаман с большим воинским умением. До нас дошла только его кличка Гридень, и, мне кажется, братцы, что это кто-то из наших бывших сотоварищей, что прошёл в своё время через воинскую княжью службу, а затем вот уже занялся таким недобрым делом. Как к нему подобраться я пока не представляю, скажу только, что есть сведения, что его ладьи, возвращавшиеся после речного разбоя, видели возле городка Холм, что стоит у впадения реки Куньи в Ловать. Возможно, это и есть та зацепка, что позволит позднее выйти на эту ватагу. Кроме неё есть ещё две, о которых нам достаточно хорошо известно. Это так называемая Медвежья и Волчья сотня, как они сами же себя окрестили, ну и атаманы у них, соответственно, зовутся Гришка Медведь и Семён Волк. Базируются эти ватаги примерно, где то в районе Усвятского озера. Там как раз недалеко
проходит основной для этого пути Усвятский волок, за который-то эти ватаги постоянно конкурируют и даже порой между собою воюют, что в итоге не мешает им снова мириться, и вновь заниматься своим разбоем.
        По одной эти ватаги громить будет хлопотно и долго, поэтому я предлагаю их собрать в одном месте, сыграв у них на обоюдном чувстве соперничества и уже тогда всех вместе и прихлопнуть одним разом. В каждой из этих ватаг насчитывается от шести до восьми десятков разбойников, так что силы у них будут приличные, и действовать нам против них потребуется сообща. После разгрома банд зачищаем их базы и переходим к выполнению следующей задачи. А следующей нашей задачей после очищения земель от разбойников является несение дозорной службы, разведка и контроль наших земель от нашествия внешних сил, то есть Литвинов.
        Теперь для вас немного информации для раздумья, касается она Литвинов как народа вообще и их войска в частности.
        Итак. Каждый Литвинский шляхтич (благородный человек), имеет своё войско. Важнейшей её частью является конница, значение же пехоты всегда у них было гораздо меньше, чем почти во всех других западных армиях мира. Конный шляхтич и пять-семь человек его вооружённой прислуги, а это паж, оруженосец и несколько человек конной рати, вместе составляют основную боевую единицу Литвин - копьё. Это что-то типа нашего звена будет.
        Двадцать копий у них уже образуют стяг, а несколько стягов, соответственно, дружину. Дружины составляют основную ударную силу, способную сражаться в едином конном строю. Основную часть знати Литвинов составляют служилые шляхтичи, они в основном есть те потомки дружинников древней Киевской Руси, что ушли в своё время при Крещении Владимира Красное Солнышко от него на запад, не желая оставлять свою древнюю языческую веру, и смешались уже там на этих землях с балтскими племенами, ну и с западными славянскими, разумеется.
        Язык у литвинов очень похож на наш русский, и они сами его называют русинским, хотя всё больше в нём чувствуется влияние балтских и даже уже немецких корней. Веры они в основном языческой, хотя в западных и северо-западных землях у жемайтов, земгалов и куршей чувствуется христианское католическое присутствие, в нашей же восточной стороне напротив, есть влияние православное.
        Вообще, сейчас литвины это, по сути, котёл народов - славян и балтов, из которого со временем, помяните моё слово, выйдет мощная нация, которая будет противостоять всем, кто только с ней граничит. Получат от неё и немецкие рыцарские ордена и эсты с латгаллами, ну и нам русским, учитывая всю нашу разобщенность, раздолбайство и вечное соперничество между собой, чувствую, тоже хорошо достанется. Литвинское войско весьма опытное и сильное ввиду того, что уже многие столетия оно ведёт многочисленные войны абсолютно со всеми своими соседями. В связи с этим, его руководство большое значение придаёт созданию боеспособного и большого войска. Воинская служба у литвинов является обязанностью для каждого мужчины, способного носить оружие. В случае нападения врага или подготовки к большой войне собирается всеобщее народное ополчение для его разгрома и последующего преследования.
        В случае же войны каждый шляхтич, независимо от величины своего поместья, должен отправляться в поход в полном вооружении и экипировки. Кроме того, каждый литвин землевладелец, в зависимости от своего материального положения, обязан выставлять определённое количество всадников и пехотинцев, разумеется, также в полном вооружении и готовности к ведению боевых действий.
        Основную ударную часть шляхетского ополчения литвин составляют тяжеловооружённые всадники копейщики. Они вооружены большими копьями и мечами, имеют надёжное защитное снаряжение, кованную броню, а также тяжелых обученных строевому бою коней.
        Другая часть - конные стрельцы - имеют в основном луки и арбалеты ручного взвода. Воины составляют, как я уже говорил, небольшие отряды - копья, которые затем объединяются в хоругви. Они выступают под собственными знамёнами-хоругвями, отсюда у них и такое название. Хоругви комплектуются по территориальному принципу проживания или выставляются для войны крупными землевладельцами. Во время боя знамёна строятся суженными впереди колоннами - клиньями. Спереди располагаются тяжёловооружённые латники копейщики, за ними более лёгкая конница, а уже за ними идут конные стрельцы.
        Пехота у литвинов используется в основном для охраны обозов, при строительстве дорог для передвижения войска или в критические моменты битвы, когда нужно навалиться всей массой и задавить врага, зачастую даже трупами вот этой самой пехоты, комплектуемой из бедноты, и от этого никакой ценности для них не имеющей. В обороне литвинская пехота уже более эффективна, она способна превратить свой обоз в неприступный лагерь, ставя телеги по кругу, оковывая их железом и связывая между собою цепями. Особую опасность литвины представляют как отличные опытные наездники и стрелки.
        В данной момент литвины ещё только собираются в единую нацию и у них пока нет такой личности, которая могла бы их сейчас всех объединить. Там сейчас больше десяти основных князей: Казимир, Довмонт, Тадэуш, Винцент, Ян, Зигмас, Мидовг и другие. И у каждого князя своя рать, и своё мнение как правильно нужно вести войну, поэтому-то и бывают нередкими ссоры да разногласия между ними. В этом то и есть их главная слабость, ибо позволяет их бить в тот момент, когда они разобщены. По предположению Высокого Новгородского совета Литвинское нашествие на наши земли и земли окружающих нас русских княжеств следует ждать где-то в начале осени. Разумеется, от нас не ждут, что мы их сможем разгромить в одиночку. Слишком малыми силами для этого мы пока располагаем, но вот вести разведку, пощипать врага, сбить с него запальную спесь и замедлить движение до подхода основных русских сил, мы с вами вполне сможем и это нам уже под силу.
        Так что, сейчас мы будем действовать по обычному сценарию.
        Первой для разведки места предстоящих боевых действий у нас выдвигается на быстрой малой ладье сам начальник разведки поручик Варун, а с ним и его десяток под командованием Севастьяна. Всё, что только можно, проверьте и разнюхайте там на месте, Фотич, ну да, не мне тебя учить. Вот и посмотришь в деле на наших новеньких карелов, что привёл из дома Мартын с Онни, да развеетесь немного там. Небось, опять заскучали в усадьбе без дела?
        - Да конечно, командир, мы же не степные, чтобы целыми днями кобылам хвосты крутить, - подмигнул разведчик, традиционно подначивая своего друга Азата.
        - Ну ты не очень-то, - успокоил друга Сотник, - Им тоже та ещё задачка предстоит, - А предстоит вам, Азат, со своим степным взводом и Дозороной сотней, ну если быть точнее, то по факту полусотней, совершить пятисот верстовой бросок к месту встречи с двигающейся по реке на ладьях нашей пехотой.
        Итак. Послезавтра, 25 июля, с рассветом уходит малая разведывательная ладья Варуна.
        26 - уходит Дозорная сотня Василия со степным взводом Азата.
        И уже 31июля выдвигаются на двух наших больших ладьях четыре стрелковых взвода Обережной сотни со всем управлением бригады.
        В поместье же остаются Курсы молодого бойца ратной Школы под командованием нового начальника Кочета и его десятников со старшиной. Так же для охраны усадьбы остаётся и крепостной взвод Онисима. Командует же всем исполняющий обязанности коменданта, начальник тыла, прапорщик Лавр Буриславович. У нас же тылом на время похода будет заведовать старшина Обережной сотни Ждан Невзорович, и от него мы сейчас услышим краткий доклад о подготовке к походу, - и названный сержант, специально приглашенный на офицерское совещание, поднялся со своего места.
        - Господа офицеры! По судовой команде и по ладьям вам доложат отдельно прапорщики Малчан и командир ладейной рати Боян. Я же доложусь, что по питанию у нас всё приготовлено и собрано уже в амбарах у пристани в речном устье, а будет на то команда, то будет сразу же без промедления доставлено на судно. Стрел и болтов наготовлено с запасом.
        Из арбалетов мы имеем: Реечных семь, восьмой Кузьма обещал успеть доделать до выхода. С перезарядкой типа «козьей ножки» двадцать пять, «Самсонова пояса» и ручной перезарядки ещё пятьдесят пять будет. Плюс один мощный и дальнобойный типа «скорпиона» крепостной взвод устанавливает сейчас на нос боевой ладьи. Медикаментов, холстины, лубов, а также «крепкого хмельного» для обработки ран у нас в достатке. Все бойцы обеспечены: формой, оружием, бронёй и экипировкой, всё как положено по всем требуемым в походе нормам.
        - Доклад старшиной Обережной сотни, сержантом Жданом Невзоровичем, закончен, - и он присел на своё место.
        Дальше докладывал командир ладейной команды прапорщик Молчан. Пояснивший, что все три судна и их команды к походу готовы и замечаний по ним нет, плановый ремонт, и подготовка судов прошли успешно, места предстоящего плавания им известны, ибо ходили по ним уже не раз ранее. То количество людей и грузов, которые планируется взять, разместить можно, но придется, однако весьма всем потесниться.
        Командир судовой рати, прапорщик Молчан, ещё не до конца восстановился после полученного от данов ранения и сейчас ходил в корсете, который очень помогал заживлению его рассечённых рёбер. Но он на отрез отказался оставаться в стороне и теперь принимал самое активное участие, в подготовке к походу, гоняя своих подчинённых - взвод речной пехоты «до седьмого пота», отрабатывая с ними различные способы абордажа, речного боя и высадки.
        Основной проблемой в этом взводе был недостаток мощных самострелов, способных пробивать борта судов и вести бой на больших дистанциях. Но производство мощных и совершенных самострелов типа реечного было занятием очень трудоёмким, и долгим. Вот и приходилось пока воевать тем, что сейчас было.
        - Всему своё время! - в очередной раз сказал прапорщику Командир, и он, закончив доклад, сел на своё место.
        ГЛАВА 14.УСВЯТСКИЙ ВОЛОК.
        На Руси основное движение грузов шло по водным путям, связывая как заграничный, так и внутренний грузопотоки по многочисленным и полноводным рекам и озёрам.
        Главной проблемой было то, что была явная граница (водороздел) между бассейнами рек, текущих на север и северо-запад к Варяжскому (Балтийскому), и северным морям. А также по рекам, текущим на юг к Днепру в бассейн Русского (Чёрного моря) и на восток к Волге с её выходом на Каспий и уже дальше через него к самим Персидским землям.
        Для соединения между собой притоков крупных рек, относящихся к разным бассейнам, использовались так называемые волоки, которые располагались чаще всего в верховьях рек на самых узких перешейках водоразделов.
        Для волока обычно выбиралось место с наиболее коротким путём, при этом удобное для перетаскивания ладей, челнов и всех других речных судов посуху, через перешеек между двумя протоками, которые должны были быть достаточно полноводными для продолжения дальнейшего плавания.
        Места такие были известны человеку издревле, по ним-то и шли так называемые в старину «пути их варяг в греки».
        Население, проживающее в этих местах, помимо своих основных занятий крестьянским трудом, занималось и волоковым промыслом, всегда дающим стабильный да хороший доход, и объединялись крепкие мужики для этого непростого дела в артели.
        Как правило, места больших волоков были хорошо заселены.
        Дело было старинное, а волоковые мастера людьми опытными. Работали волоковые артели споро, так как деньги получали не за время, а по сдельному ряду. Им было выгодно скорее сделать одно дело, чтобы затем взяться за другое и получить обговоренную плату. На волоках зачастую не одна и не три артели работали, а гораздо больше, только замешкаешься, и отобьют у тебя заказчика. У каждой артели были свои взводы-спуски для судов, а вот волоковая дорога была для всех общая. И её, называемую «бечёвником» поддерживали всеми теми силами, кто только занимался этим промыслом. На берегах рек и озёр вместо причалов были сделаны для ладей взводы/спуски. Два бревна были утоплены в воду, а на сухом месте к их концам уже прикреплялись другие, далее третьи, ну и так далее. Изнутри ходовые бревна отглаживались стругами и жирно смазывались салом, чтобы максимально уменьшить трение. Наставив ладью, её за корму охватывали канатами и тянули либо людьми, либо лошадьми или тягловыми быками. Ладья шла легко до конца ходов, у которых её уже ждали длинные дроги с такими же на них ходами, как и по ходовой дороге. Дроги тоже были
разными по своим размерам, ориентируясь по ладьям. Привязав ладью, артельные запрягали лошадей или быков столько пар, сколько было нужно по весу, и везли её по дороге спускать в другую реку или озеро по таким же самым ходам, как и в самом начале.
        Поздней осенью на волоках использовались и гигантские сани. В конце судоходного периода купцы, используя короткий промежуток времени, когда земля уже покрывалась снегом, а водный путь ещё действовал, успевали перескочить волоком водораздел и затем уйти по чистой воде в Днепр. Но это предприятие было рискованным из-за непредсказуемой погоды, готовой в любое время сковать реки льдом. В таком случае только и оставалось поместить свой товар и ладьи в специально отстроенные в этих местах сараи, сторожить да ждать весны, либо вывозить всё санями по уже замёрзшим рекам.
        Рядом с волоками развивалось судостроительное ремесло.
        Старинные ладейщики дерево для постройки выбирали грамотно. Бревна сначала выдерживали, а обводы распаривали и выгибали как надо. Затем уже ладью собирали и качественно смолили. Такие суда служили при хорошем уходе десятки лет.
        Строили так же и другие ладьи, грубо сколоченные из толстых досок и бревен, да пригодные на то чтобы плыть только вниз по течению, всего на одно плаванье. Такие были совсем дешевы, и служили они тем купцам, которые спускались по Днепру и по нему дальше в степные места, где лес был в хорошей цене. Распродав товар, они продавали и сами ладьи для строительных материалов да на топливо.
        Вот в этих-то местах волоков уже больше недели работала разведка Обережной сотни во главе с поручиком Варуном. Места расположения двух основных ватаг были ими определены и изучены, с этим особых проблем не возникло.
        Ватага Гришки Медведя располагалась возле малого Воробьёвского волока. Между озерами Сиверст и Ордосно, по которому от Ловати к главному, длинному волоку Усвятскому шёл первый, самый короткий отрезок сухого пути.
        Ватага Семёна Волка располагалась возле второго малого волока-Плюховского, рядом с маленьким городком Жижец на берегу одноимённого озера Жижицкого, что шёл затем в сторону Западной Двины.
        Границей их влияния и темой для вечных споров и раздоров между ватагами выступал как раз этот самый большой двадцатикилометровый отрезок самого главного Усвятского волока. Уж больно жирным куском он был, не давая покоя атаманам.
        Сами они, Гришка с Семёном, были из ненаследных сыновей служилых княжьих людей (вторые, третьи и т.д. сыновья, те, кому не доставалось наследство отца). Во взрослую жизнь их выпихнули без больших средств, с одним только мечом и конём.
        Походили они с ратями в походы и послужили разным князьям, так и не задержавшись надолго в какой-то одной определённой дружине. Видно, виной был их склочный да спесивый характер, который-то и не давал им ужиться в нормальном воинском коллективе.
        Однако кое-какой боевой опыт они всё-таки получили, и личное самомнение при всём этом имели высокое. Каждый из них считал себя обделённым судьбой и планировал это исправить с помощью того же меча и своей личной безраздельной власти.
        Место волоков же для этого подходило идеально. Были тут люди, из кого можно было набрать свои ватаги, и кто сможет отдать, а вернее, у кого можно было бы силой забрать пропитание и всякое другое благо. А главное, были тут те, кто, будучи богатым, следовал по этим волокам речными торговыми караванами. Какой только не перевозили тут купцы товар, зачастую, бывало, что очень даже дорогой да редкий. Вот и занялись напыщенно названные именами лесных хищников ватаги «медведей» и «волков» грабить, да забирать имущество частью товаром, а частью деньгами у проходящих волоками купцов. С кого-то из них было достаточно просто уплаты, а кого-то зачастую убивали или разоряли, увидев, что жертва слабая, не могущая дать достойный отпор, и к тому же «жирная», везущая большие ценности.
        «Робин Гудами» Гришка с Семёнами не были и обложили своей данью всю окрестную округу, а особенно те артели, которые занимались волоковым промыслом и строительством да ремонтом торговых ладей.
        Характеры у атаманов были весьма погаными, и уже не один артельный старшина или ладейный мастер закончил свою жизнь на колу или же были растерзаны в зверином загоне на страх и в назидание прочим.
        Население страдало, но поделать с этим ничего не могло. Ватаги разбойников были большими и хорошо вооружёнными, а власти в этих землях по сути то и не было. Здесь сходились земли Новгородской республики и трёх западных русских княжеств: Полоцкого, Торопецкого да Смоленского, и им, вечно ссорящимся между собой или с внешними врагами, дела до местных проблем вовсе никакого не было. Лишь бы исправно шли подати, а вот с этим-то проблем тут как раз и не было.
        Так что наши атаманы начали себя считать уже местными боярами и подумывали вообще о том, не легализовать ли им здесь свою местную власть, вообще объявив себя и официально ею.
        Но для начала им следовало бы определиться, кто тут всем этим разбойничьим промыслом будет единовластно владеть. А для этого нужно было уничтожить своего конкурента и сожрать его кусок добычи. Вот и ждали «медведи» удобного случая, чтобы нанести сокрушительный удар по «волкам», а те соответственно строили аналогичные планы против «медведей».
        Первыми, вечером восьмого августа к назначенному месту сбора возле большого озера Ордосно, прибыли конные десятки Дозорной сотни и степного взвода. Пятисот верстовой переход дался им без большого труда, так как груза вьюками с собой везти не пришлось, шли же о «дву конь», меняя по очереди лошадей. Да и опыт у всадников был огромный, в дальних походах наработанный.
        Пехота по рекам подошла через два дня и, замаскировав суда, бригада разбила свой лагерь у заросшего лесом северного берега.
        Личный состав сидел около своих десятских котлов и уплетал разваренный кулеш из варёной пшеницы и добытой разведкой дичины. Отдых обещал быть недолгим, и каждый воин старался использовать его с толком.
        Командиры же собрались в одном большом штабном шатре и сидели, обсуждая в деталях тот план, который уже вырисовывался, исходя из полученных сведений разведчиков.
        - Так-так-так, - барабанил по карандашу пальцами Сотник, - тут вы отменно поработали, Варун Фотич. И места их логовищ выявили, и подходы к ним разметили, где дозоры и сторожа у них стоят, всё с этим ясно. Можно, конечно, как предлагает Филат, нанести удары по каждому логову отдельно, но боюсь, что немалая часть ватаги сможет тогда сбежать при нашем штурме. Местность уж больно для отхода тут удобная, сплошной край болот, озёр и заросших лесом речушек. А упускать кого-нибудь отсюда мне бы очень не хотелось. Года не пройдёт, а из них, из этих самых недобитков, новое змеиное племя, расплодившись, повылезет. Поэтому я предлагаю всё-таки разобраться с разбойниками «в тёмную», сыграв на их традиционно плохих отношениях друг с другом.
        Давайте попробуем обдумать такой план, - и Андрей начал излагать то, что у него уже начало вырисовываться пока что только ещё в одной его голове.
        - Фотич, где у этих медведей с волками сходятся самые острые интересы, что они тут делят и за что ссорятся постоянно?
        Варун почесал голову и ответил уверенно:
        - Все артельные, с кем мы под видом купеческих приказчиков разговаривали аккуратно, говорят, что самая большая война у них из-за главного большого волока вечно выходит. Из-за Усвятского, получается, ссорятся, что аж больше двадцати вёрст сушей тянется. Поэтому и платят все купцы на нём двойное мыто разбойникам, за ту половину пути, что от Двины до середины Усвят идёт - это стало быть «волкам», и вторую от середины Усвят в сторону Ловати, тут уже «медведям» причитается.
        - Всё правильно, - кивнул Сотник.
        - А что будет, скажи-ка мне, разведка, если особо богатый, просто богатейший такой небольшой караван, да нет, даже всего-то одна ладья с малой охраной пойдёт в сопровождении конкурента и соперника? Причём, идёт она, эта ладья под охраной конкурента свой отрезок пути, а ещё и в чужой заходит, но платит при этом, только одному разбойнику, а другому же показывает кукиш, а?
        И Андрей с улыбкой воззрился на своего друга.
        - Дэк, что будет-то! Ясно, что будет-то! - аж разволновался Варун, - Бой будет жестокий, не простят они такое другу дружке! Это же для них свою слабость показать означает, если уступят, то им в их лихом деле такое всё равно, что сродни смерти самой будет. Биться они будут однозначно тогда!
        Вот, - поднял палец Сотник, - А нам то того и нужно. Значит, поступим мы так.
        Сейчас у нас десятое августа. Сегодняшний вечер мы все отдыхаем. Завтра готовимся к бою и готовим большую ладью к волоку, а вы разведка выдвигаетесь к намеченным местам. Говоришь, вы уже под видом приказчиков будущих проходных караванов тут поработали? Ну, вот и отлично! Даю вам два дня на то, чтобы разнести весть по всем волоковым и ладейным артелям о том, что тринадцатого с утра по Усвятскому волоку пойдёт богатая ладья с золотым товаром и сопровождать её, а так же платить за её переход будут только одной, самой лучшей и главной в этих местах ватаге. Можешь не сомневаться, что до «медведей», что до «волков» та весть птицей долетит незамедлительно. И каждый из атаманов решит, что его «кидают», хм.., что это его отодвигают в сторону и мимо него проходит такой вот жирный и заманчивый кус. А его конкурент собирается стать самым главным на всём волоке и задвинуть конкурента, нуу..то есть соперника.
        - Что разбойник будет в этом случае делать? - и посмотрел в горящие пониманием глаза своих офицеров.
        - Всё верно, он соберёт все свои силы и ударит по коварному соседу и по охране каравана, чтобы и конкурента обнаглевшего убрать, и золото этого каравана не упустить.
        Причём эта мысль будет и у медведей, и у волков, у каждого одновременно. Нам же сейчас предстоит так спланировать бой, чтобы одним ударом разом со всеми покончить и, не дай Бог! Я повторяю - не дай Бог! Ни в коем случае не потерять никого из своих людей. Хватит нам уже тех потерь, что мы понесли этой весною! Поэтому давайте сообща думать, да всё ещё раз подробно обсуждать, - и в палатке пошло оживлённое обсуждение.
        Семён лежал, облокотясь об подушки на кошме, совсем недалеко от костерка, у которого над углями запекалась на вертеле целая туша кабанчика, а два здоровых и заросших бородами мужика ворочали её, равномерно прожаривая со всех сторон.
        - Эй, Гундос! Отрежь-ка румяненького с этого бока. Да не с того, а с вот этого, дурак! - капризно вскрикнул атаман. За каждым вашим шагом приходится самолично следить, ничего сами ведь сделать не могут! И никто не поможет тут…
        Трое сидящих рядом ближних помощника напряглись, понимая, что это камень в их личный огород. И надо быть повнимательней, ибо настроение у атамана такое изменчивое, что в каждую секунду можно было ждать от него вспышку ярости.
        - Да уйди ты, безрукий!
        Оттолкнули они кострового и сами начали дожаривать кабанчика, высказывая тем самым полную лояльность своему хозяину.
        - Ну, наконец-то - протянул тот, - Уже, наверное, дождёмся то к ужину мясца-то!?
        С берега недалёкого озера Жижицкого дул лёгкий ветерок, снося в сторону дым и мелких насекомых. Рядом было расстелено полотно, на котором лежали порезанные овощи, и стояло несколько богатых, ранее взятых из добычи, серебряных кубков.
        Семён уже было приготовился отдать распоряжение на начало трапезы, как вдруг его отвлёк приближающийся звук копыт лошади.
        - Кто там? Узнайте! - и пара стоящих рядом телохранителей в кольчугах и при оружии сорвались с места по направлению к усадьбе, что располагалась рядом, буквально в двух сотнях шагов.
        Через пару минут они же быстро подошли вместе с прибывшим дозорным и человеком их сельца Плюховского, что стояло рядом с одноимённым нижним и коротким Задвинским волоком.
        - Кто таков и что тут надо? - нахмурившись, спросил прибывших Семён.
        Дозорный Афонька шмыгнул носом и косноязычно доложил:
        - Дык сижу я на дереве значит хозяин, а моя кобыла Травка то на полянке пасётся, а этот бежит по полянке мимо и к кобыле моей прямиком! Я думал, он её схитить хочет, и в него рогатиной ужо хотел было ткнуть. А этот-то давай орать, что у него дело до самого «волка» есть и, что если я его ткну тут, то атаман самую важную весть не узнает, и меня самого за это мечем, посечёт. Вот я и сказал ему, чтобы он прыгал на ту кобылу, и мы сразу сюда прискакали, вот значит.
        - Что за весть-то, дурак? - нахмурился атаман, - Коли блажь какую принёс, так прямо вот тут на этом самом вертеле за место кабана тебя изжарить велю!
        Прибывший вестник упал на колени и заголосил. Пришлось подручному Слепню дать мужику несколько пинков, и только после этого удалось от него добиться понятного рассказа.
        Картина вырисовывалась отвратительная. По всему выходило, что Гришка Медведь совсем оборзел и перестал вообще во что-нибудь ставить Семёна. Иначе как было объяснить то, что, как стало известно от приказчиков богатого каравана, вернее, одной ладьи с золотом, что он, гад, наплевав на все ранее достигнутые соглашения с Волками, решил самолично и втихаря эту самую ладью сопроводить к Двине через все три волока. Не иначе как предложенная богатым купцом плата за помощь все глаза Медведю затмила!
        Это была Война!
        И, взревев, Семён вскочил на ноги и потребовал собирать всех, кого только было возможно.
        К ночи на поляне «волков» перед усадьбой стояли семьдесят два человека и ещё пятеро должны были вот-вот прибыть из ближайшего городка Жижицы.
        Войско у «волков» было вооружено неоднородно. Основная масса была без брони, с луками и копьями. Но были тут и воины с хорошими мечами, секирами и экипировкой, отбитой у охраны торговых караванов, вот они-то и составляли отдельную ближнюю дружину атамана.
        Перед толпой вышел Семён и начал всем объяснять, почему им непременно нужно завтра уничтожить этих «медведей» и что с ними со всеми будет, если они это не сделают. В общем мотивировал.
        - Да они вас всех на куски резать будут тем оружием, которое выкупят с этого купеческого золота! Да они вон тех же литвинов наймут или ещё кого на это-то богатство, и тогда вообще вас всех ждёт самая страшная смерть, какая только бывает!
        Разбойники стояли на поляне и понимали, что выбора у них уже нет, как и пути назад. Или они «медведей» прикончат, или те их самих изведут, и второго тут уже не дано.
        Выступать к Усвятскому волоку, чтобы встретить ладью решили с рассветом. Всё равно было уже совсем поздно и по ночи идти в поход показалось опасно, боялись засады. Поэтому на поляне разложили костры и стали ждать утра. То же самое и в это же самое время происходило в тридцати километрах к северу, в логове «медведей», где после общего сбора насчиталось семьдесят пять бойцов, которые также готовились выступать на битву к Усвятам.
        Сотник стоял перед замершим строем и заканчивал уже привычный инструктаж перед боем.
        - Итак, братцы, повторяю для всех боевую задачу в вкратце. Самая опасная часть задания ложится на тех, кто будет находиться в ладье-приманке…
        Через час разведка под видом приказчиков купца выдвигается к старшине волоковой артели Василию под Воробьёвый волок. Как хотите, уговаривайте его, хоть золотые сыпьте ему на голову. Но чтобы он соблазнился, поднял своих людей и уже по темноте протащил нашу ладью через Воробьёвый, а там, таким же манером, на Усвятском нашу ладью должны подхватить уже артельные Ухвата. Не позднее рассвета ладья должна быть на самой макушке большого Усвятского волока, где на той большой центральной поляне у межевого знака, его середины, она у нас должна встать намертво. Делайте, что хотите Варун Фотич, ломайте дроги, поите артель, пляшите, в общем, стойте там и не двигайтесь никуда с места. Главное, будьте готовы занять оборону в ладье, как только увидите, что на вас надвигаются «медведи». А я думаю, что именно они окажутся первыми, увидев следы от ночного волока, да и агентура им весть принесёт, а вы ей, я думаю, поможете.
        И, увидев понимающий кивок Варуна, продолжил излагать дальше.
        - Итак, соблюдая все меры безопасности, вы завязываете дистанционный бой с первыми прибывшими разбойниками и стараетесь как можно больше оттянуть время. Ну а дальше уже будет действовать Дозорная сотня Василия, степной взвод Азата и оставшаяся полусотня от Обережной на заводных конях «дозорников», тех, что они сюда привели переходом.
        Вся конница «до поры до времени» должна будет намертво затаиться в окрестном лесу вокруг поляны и ждать сигнала - дымовой стрелы и горна.
        - Всё понятно?
        Поднял руку Молчан.
        - Слушаю вас, прапорщик! - разрешил задать вопрос командир.
        - Почему в засадную ладью не попал ни один из моих людей? Я понимаю, что мы пока хуже прочих бойцов воинскому бою обучены. Но вдруг на волоках кому-нибудь хитрые вопросы послухи от разбойников зададут? Тут ведь ладейные-то вопросы не простые, не каждый вон из пехоты или всадников их даже порой понять просто сможет, а уж чтобы верно ответить.…Вон взять ту же оснастку ладьи или способы крепления деталей у судна. Поймут, что тут, что то не чисто, и вся наша операция сорвётся сразу, - высказался он и сел на своё место.
        Сотник помолчал, подумал и ответил.
        - Хорошо, я согласен. В засадную ладью добавляем двух человек из судовой рати, тебя, Молчан, и кого ещё? - и он посмотрел на командира речной пехоты, - Святозара, - коротко ответил тот.
        - Хм. Я почему-то даже не удивлён.
        - Итак, на речной ладье идёт «молчаливый кормчий» Боян с двумя своими помощниками Молчаном и Святозаром, а также с двумя «приказчиками» Варуном и Севастьяном. У них есть команда из двадцати матросов, которые даже ножа не показывают наружу, типа совсем безобидные и не представляющие никакой опасности. Ещё есть десять охранников, которые вроде бы как и вооружённые, но на хороших воинов похожи совсем не должны быть! А похожи они будут у «купца» Тимофея на каких-то там «раздолбаев» из вчерашних крестьян, - и командир Обережной сотни, кому предстояло изображать купца, понимающе кивнул командиру. Для пущего маскарада-скоморошьего, чтобы сбить с толку всех возможных наблюдателей, в ладье поедут три пассажира. Дебелая и хохочущая почаще над всякими там глупыми шуткам девка, я это тебе говорю, тебе, Лизавета, не удивляйся. Да два сорванца мальчишки, которые будут там от души дурью у всех на глазах маяться и с безделья мешаться. Это вам понятно?
        Все участники «маскарада» понимающе кивнули.
        - Чтобы даже намёка на ваше боевое прошлое во время пути не было! Смотрите! Устраивайте, как хотите, своё скоморошное представление, но главное сбейте и отведите от ладьи приманки любое подозрение. А, как только разбойники, клюнут на нашу жирную наживку, да пойдут на приступ, вот тут-то ваши тридцать семь луков и самострелов и должны уже будут сказать своё весомое слово! Давайте теперь обсудим детали. Варун, а вам можно уже выдвигаться к Воробьёвому волоку. Всё, друг, удачи тебе!
        И разведка ушла первой.
        Ещё рассвет не разогнал тьму на поляне со стоянкой медвежьей ватаги, а атамана уже трясли за плечо, пытаясь разбудить.
        - Что так рано, собаки! Ещё не рассвело даже! - угрюмо рявкнул заросший чёрной смоляной бородой хозяин.
        - Беда, Григорий Устимыч! Беда! - отскочил от него ближник Рыжун, мужик с огненно-рыжей спутанной шевелюрой и косым шрамом через всю левую щёку.
        - Что случилось-то, Рыжий? Говори ты уже толком!
        - Послух наш из-под Воробьёвого волока прибежал. Говорит, ладья та, что мы утром ждём, ночью с артелью Васьки первый волок прошла, а потом без передышки на Усвятский перескочила, где её уже артель Ухвата взяла на дроги да быстро так потащила.
        - Что-о!? - заревел Гришка Медведь, - Да как так!? Да я на кол же обе их артели посажу! Собирай людей! Вдогон все пойдём! Что про ватагу волка послух говорил, что-нибудь слышал ты про неё? - одеваясь и доставая броню и оружие, бросил атаман.
        - Послух сказал, хозяин, что в ладье человек от волков был и похвалялся там прилюдно, что волки готовятся принять эту ладью сразу же на Усвятах, - отвечал Рыжун, подавая атаману шлем.
        - Всех в погоню! Догнать ладью!
        И «медведи» скопом ринулись к Усвятскому волоку.
        Уже три часа как взошло солнце. День 13 августа ожидался быть жарким. И четыре пары лошадей с натугой катили четырёхосные, на восемь широченных колёс дроги, по набитому ногами и копытами старинному Усвятскому волоку.
        Следовало поскорее добраться до макушки пути, до межевого знака, той его середины, откуда с большой поляны вниз, под небольшим уклоном двигаться по жаре уже будет полегче.
        Вот и подгонял Ухват, здоровый ширококостный мужик свою артель, чтобы поскорее выполнить эту работу по ряду и уйти к себе без промедления. Не всё ему нравилось в этом заключённом с приказчиками богатого купца договоре, что-то такое неуловимое было в нём и всё тревожило душу опытному старшине. В той ли быстроте было дело, с какой ему выдали тройную плату за привычный, в общем-то, труд, в суете ли, когда его за ночь два раза навестили эти самые приказчики купца и просили готовить команду, в каких-то мимолётных ли взглядах, какими осматривали окружающий лес и поляны судовая команда и её охрана. А уж совсем стало тревожно, когда он увидел мелькание Цапли возле загружаемой на сходни ладье.
        Вот не зря рядом крутился послух от разбойничьей ватаги «медведей». А тут ещё один из тех мужиков, что был с мечом на поясе, вдруг заявил, что им бы только до макушки волока добраться, а там уже их «волки» под охрану возьмут. Цаплю, как он это только произнёс, исчез - «как ветром сдуло», а Ухват теперь даже думать боялся, чем же всё это может закончиться для него самого и его артели, если они вдруг попадут под жернова двух могущественных банд Заволочья. Не могли его даже отвлечь весёлые шутки Елизаветы, дочки купца Тимофея, и проказы сына кормчего Митьки да его смуглого товарища берендейки Марата, которые юркими ужами носились вокруг неспешно едущих дрог и кричали как оглашенные на всё округу.
        - Не робей, артельный! - подмигнул Ухвату тот пожилой и хваткий, с цепкими глазами, приказчик, что назвался ранее Варуном, - Недолго уже осталось! А работу хорошо выполните, так я ещё для вас премиальные попрошу у хозяина, - и дал подзатыльник пробегающему рядом мальчишке, - Под ноги смотрите, оглашенные! Лизка при этом крике ещё громче рассмеялась и кинула в мальчишку сосновой шишкой.
        - Не робей-то не робей, да скорее бы, что ли, маковка была бы уже! Вон как ныне-то солнце жарит, коням уж тяжело становится, сейчас-то у нас самый подъём пошёл!
        И, прикрикнув на последнего в связке мужика артели, Ухват пошёл к головной конской паре.
        Наконец показалась та самая поляна, где на самом верху водораздела стоял старинный межевой знак середины волока. Тут каравану следовало сделать небольшую остановку и уже после неё продолжать движение под уклон к Плюховскому.
        - Покушайте, работнички! - предложили пятерым артельным ладейщики и, достав снедь, расстелили на земле холстину.
        Было как раз обеденное время. Солнце припекало, и всё погрузилось в какую-то сладкую дрёму. Не сиделось на месте только старшине артели Ухвату. Он по-настоящему оправдывал своё имя, пытаясь всё охватить, не упустить ну и поправить что где не так. Вот и сейчас, пока остальные сидели, обходил он с большим кожаным ведром свои дроги долгуши да смазывал обильно вонючей ворванью (китовым, моржовым и тюленьем жиром) оси. У таких огромных средств перемещения это было самое слабое место, чуть зевнёшь, и под гигантским весом, да ещё с такой-то силой трения вмиг без оси останешься, а это уже верный крах всего волока и огромные убытки для всех. Так что, беспокоился мужик не зря. Но вот, наконец, и его уговорили присесть да посёрбать съестного.
        А неугомонные охранники на противоположной от обедающих стороне вдруг решили устроить учения. И это по такой-то жаре!
        Бумкали глухо удары секир и мечей по щитам да колотили по ним резко копья. Шум издавали охранники приличный, но вот и они угомонились вдруг разом, да присели за соседней скатертью.
        - Ну, вот и поели, - перекрестясь и поблагодарив купца Тимофея, артельный начал поднимать своих людей и пошёл традиционно обходить дроги.
        - Да что же это такое-то, ратуйте! - раздался его крик от боковины дрог, и купец с приказчиками пошли посмотреть, что же его могло там так взволновать.
        Возле средней оси уже толпилась вся артель и о чём-то возбуждённо между собой разговаривала. При приближении Тимофея с приказчиками все они разом затихли, и из-под дрог поднялся Ухват.
        - Да как, же так-то!
        На его бледном лице читалась угрюмая решительность, и он медленно потянул из-за пояса свой топор. У всех артельных разом тоже оказались их рабочие топорики, и над поляной вдруг нависло напряжённое молчание.
        Ухват оглянулся вокруг и увидел, что он уже стоит со своими людьми, окружённый ладейной командой да охранниками, и вид у них у всех был при этом весьма решительный. А стоящий перед ним Тимофей всё так же весело и непринуждённо стоял и дружелюбно ему так улыбался.
        - Что-то случилось, Ухватушка, или еда тебе наша не понравилась? Или головушку твою буйную напекло? Почто шумите-то тут да волнуетесь православные?
        Артельный оглядел всех вокруг, не укрылись от его глаз ни цепкие взгляды ладейных, ни оружие, приготовленное к бою у охранников. Но человек он был решительный и сильный духом. Вот и сейчас, передвинув топорик на поясе, прямо глядя в глаза купцу начал говорить.
        - Негоже так с работниками честными поступать, купец. Мы с тобой верный ряд заключили. Ты мне ещё условие поставил поскорее волоком идти, а тут что же такое?! Почто имущество артельное попортили? Думаешь, если охрану с сабельками имеешь, так и озоровать тут тебе можно?!
        - Так что случилось-то? - опять с той же улыбкой спросил купец.
        - Да вот сам смотри, - и Ухват отошёл в сторону, его артельные расступились, и глазам открылось то, что на месте одной из центральных осей отсутствует колесо, и нет ступицы да придерживающих/скрепляющих конструкцию шпилек с концевиками. В общем, на месте оставалась только голая ось.
        - Ай-ай-ай! - замотал головой Тимофей, - Это ж где мы колесо-то могли потерять-то, а старшина?
        - Ты, Тимофей Андреевич, не шути эдак, - угрюмо ответил ему Ухват, - Никто колесо не терял! Я сам только что перед вашим обедом всё здесь обошёл да проверил, ещё и сала погуще на все оси намазал!
        - Ну ладно, не обижайся, старшина, ряд то у тебя выгодный, это я знаю. За вынужденный простой мы сполна заплатим, так что можешь даже не волноваться. А лучше скажи мне, сколько ремонт-то по времени у тебя занять может?
        Ухват хмыкнул и зачесал голову.
        - Ну, за час, два вполне сможем управиться так-то. Это, если сильно стараться, конечно. Запасное-то у нас всё с собою есть.
        - Да не надо спешить, не надо старшой, а то глядишь, в спешке-то ещё что-нибудь испортится да отвалиться ненароком, - и подмигнул лукаво, - Да и запасного ничего не надо, всё мы тебе вернём сейчас же. Ты уж не серчай, Ухват. Просто это так неосторожно моя охрана сноровку да навыки себе нарабатывала. Кто же знал, что озорники так разойдутся-то, - и он показал охране кулак, - За это неудобство я тебе ещё семь кун серебром положу сверх былого ряда, по рукам, артельный? - и купец опять доброжелательно подмигнул ему своим озорным зелёным глазом.
        - Ну, ладно, коли так, сразу бы и сказали, что так вам надо, нет же, втихаря от нас всё, - заворчал, поворачиваясь, Ухват.
        Да крикнул уже своим:
        - Что стоим-то, бегом шест с колодой тащите, сейчас, как только ремонт начнём, приподнимать всё понемногу придётся!
        И пошла неспешная работа.
        Время было уже около трёх по полудню, когда почти что вся работа была уже закончена, и оставалось только всё ещё раз хорошенько смазать да продолжать движение.
        В это время от недалёкого леска вдруг начала свою трескотню сорока. А возле стоявшего около работающих артельных купца вдруг как из-под земли вынырнула диковинная фигура то ли человека, то ли вообще лешего. Весь он был одет в какой-то балахон или толстую тканную паутину серо-зелёного цвета, из которой выглядывали какие-то пучки травы, перья и тесёмочки. Артельные даже отпрыгнули подальше от неожиданности, как тот появился, и схватились за топоры.
        - Тихо-тихо, - успокоил их купец и подошёл к «лешему».
        Тот начал что-то тихо ему говорить, затем, как они побеседовали, купец махнул рукой, и леший так же резко пропал в траве, как только недавно появился. А изумлённые артельные всё осматривали то место, где он только что стоял, и испуганно между собой переговаривались.
        Тимофей развернулся в сторону ладьи и отдал резкую команду: «Готовность номер два!»
        Тут же пошло движение, люди купца полезли наверх и чем-то там защёлкали, частью рассыпались по близлежащим зарослям, а охрана так и вообще сдёрнула из-за плеч луки и взяла всю округу под контроль.
        Затем хозяин каравана подошёл к Ухвату, и перед старшиной стоял уже не тот вальяжный и расслабленный купчина что прежде. Нет, перед ним был воин, даже командир воинов, с решительным взглядом и мягкой, прямо таки кошачьей и опасной грацией.
        - Ухват, прости, что в тёмную с тобой играли. Через пятнадцать-двадцать минут тут будут две разбойничьих ватаги медведей и волков. И все они тут будут умирать, но перед этим они, конечно, постараются и нас убить. Так что, забирай, друг, своих людей да лошадей и двигай ка во-он на ту опушку леса. Там вас встретят мои люди, ну и спрячут «от греха подальше».
        Ухват стоял, верил и не верил словам говорившего. Ясно было одно, что это один из элитных воинов, по всему это было видно, а уж Ухват был мужик опытный да битый, повидал он в своей жизни многое. Не понимал он только одного, как вообще можно противостоять сразу двум многочисленным разбойничьим ратям! Кто же они? И именно этот самый вопрос он как раз и задал Тимофею.
        - Про Обережную сотню не довелось слышать, старшина? - ответил тот вопросом на вопрос.
        - Да кто же про неё не слышал-то! - воскликнул артельный. Сколько уже душегубов-то они извели, да потом все леса к северу ими развесили!
        - Вот мы и есть те самые «обережные», а сейчас сюда пришли и за вашими злодеями. Всё, уже время, Ухват, быстрее уходи давай!
        Через пять минут к указанной опушке уходили артельщики, ведя под уздцы четыре пары лошадей.
        Ухват же идти наотрез отказался:
        - Тут мои дроги, да и волок свой я не закончил, значит, по ряду здесь и должен быть, так что, не гоняй меня, старшой! Да и ватажники все в лицо меня знают. Увидят, что я у дрог то тут вожусь, глядишь, и не насторожатся тогда до поры то до времени.
        - Ну что же, останься, - кивнул, соглашаясь, Тимофей, - Только как стрелы метать начнут, чтобы сразу под дрогами схоронился, вот и приготовь там пока для себя место заранее, чтобы сразу туда юркнуть, как только до горячего дойдёт.
        И, поглядев в северную сторону, откуда они пришли к макушке, отдал команду: «Всем готовность номер один! Приближается медвежья ватага, волчья тоже в часе пути. Начинаем братцы!»
        С северной опушки леса на поляну выступило несколько человек, все верхом на лошадях, и первым выступал высокий с рыжей шевелюрой детина, который, приложив руку к ко лбу, начал пристально вглядываться в ладью.
        В это время возле ладьи шла суета, ладейная команда бегала туда-сюда с какими-то деревяшками. Тюкали топорики, и далеко слышались крики упорно работающих людей. Ближайшим к ватажке у ладьи был знакомый старшина волоковой артели Ухват, мужик угрюмый и довольно нахальный, которому бы давно уже было пора укорот дать.
        «Например, на целую голову» - подумал про себя подручный атамана Григория Рыжун и усмехаясь, направив коня к центру поляны.
        - Кто такие и почему нам положенную дань не платили?! - угрюмо обратился он к высокому немолодому мужику, что вышел от дрог навстречу пятёрки верховых.
        - Купец Батюшки Великого Новгорода Тимофей, - с лёгкой улыбкой и без тени страха или хотя бы почтительности ответил хозяин ладьи, - Я все мыта в торговой Новгородской гильдии исправно выплатил паря, а вы что тут, никак ещё одну плату устанавливаете никак?
        Рыжун аж онемел на несколько секунд от такой наглости.
        - Ты из себя дурака-то, купец, не изображай! Каждый на этих волоках нам платить обязан! Это тебе не какая-то драная Новгородская пятина, а личная земля боярина Григория Медведя!
        - Да ла-а-адно!? - удивлённо воскликнул купчина, - Так я же уже всё заплатил, только вот атаману Семёну давеча и сполна. А он же мне лично сказал, что я тут смогу спокойно передвигаться. Неужто наврал?! Так он и сам вроде как вот-вот должен сюда явиться и взять нас под охрану, - и, нагло улыбаясь, воззрился на побледневшего рыжего ватажника.
        - Вот-вот, говоришь должен, явится? - обеспокоенно поглядел на купца Рыжун.
        - Ну да, ждём, вот и человек, что от него был, уже и встречать его побежал. Мы бы и сами поехали поскорее, да вот поломка в пути случилась, так-то Ухват обещал всё в скорости поправить.
        И стоящий поодаль с топором в руках старшина волоковщиков согласно кивнул, подтверждая его слова.
        - Так! Никуда никому не уходить с этого самого места! Не то всем хуже будет, тебя, Ухват, это как раз в первую очередь касается, допрыгался ты уже, борзо-ота! Трое с этими тут остаётесь! Приглядывайте здесь за ними, а я пока к атаману! - и рыжий с места взял в галоп с одним из своих подручных.
        Через минут двадцать на поляну выступила огромная и разношёрстная толпа мужиков с совершенно разным оружием, бронёй и экипировкой. Каждый нёс то, что прихватил в своё время в виде добычи из своих разбойничьих набегов, и о каком-то единообразии или порядке тут вообще не могло быть и речи.
        Толпа вышла и замерла у опушки, а от неё отделились те трое всадников, во главе с рыжим, что уже были тут ранее.
        - Боярин Григорий повелел вам всем покаяться в своих худых деяниях да в корыстном обмане супротив него, - начал напыщенно рыжий, - И повелел, коли вам только жизнь дорога, то немедля сложить всё оружие, что только у вас тут есть, вот здесь вот возле ладьи, а самим уже потом выйти к нему. Там-то он уже сам каждому по справедливости да от своей милости всё и воздаст!
        - Батюшки-и! - скоморошно воскликнул Тимофей! - Нам же на то время нужно, дайте ещё минуток десять, пока мы тут всё приберём, оружие найдём да рядочком-то всё сложим для лепоты?
        В это время, с противоположного ближнего края поляны к стоящему во главе всей ватаги на красивом жеребце мужчине в блестящей броне подскакали двое. Они переговорили о чём-то с атаманом, а затем галопом ринулись к ладье.
        - Рыжун! Волки в двух верстах ходу! Атаман сказал поскорее заканчивать тут, что телишься-то?! - заполошно выкрикнул один из гонцов.
        Рыжий вскинулся и истерично завопил: «Быстро все к атаману пошли, а то всех прямо тут сечь начну!» и вытащил свой меч.
        - Ну, коли так-то, тогда коне-ечно, - протянул Тимофей и, вдруг как-то разом преобразившись, отдал команду, - Всех, кроме рыжего, бей!
        Неожиданно над бортами ладьи вскинулось пара десятков воинов с самострелами, и тут же раздался дружный залп. Шесть пробитых тел как подкошенные рухнули на вытоптанную траву. Седьмое же уже волочилось, дрыгаясь в петле аркана, и истошно выло на всю округу.
        «Всем одеть броню! Представление кончилось, работаем по полной братцы!» - отдал команду Тимофей, скидывая с себя верхнюю тканую одежду и оставаясь в броне.
        «Ухвата вниз! Самим распределиться, как планировали!»
        И возле ладьи, стоящей на дрогах, началась деловая суета.
        - Что это они! - всполошился атаман «волков», увидев, как у него на глазах снопами валятся возле ладьи его люди, а по её бортам вдруг разом выросли головы в шлемах.
        - Никак прозевали волков, а ведь говорили, что они ещё только на подходе! Да это же половина только, видать, сюда идёт, а остальные-то уже тут в ладье сидят! - промелькнула в его мозгу догадка.
        - Нужно поскорее их всех на поляне прикончить, чтобы они вместе не успели соединиться, - и он, оглядевшись, заревел, - Медведи, вперёд! Рвите их!
        И семь десятков разбойников с отчаянным криком ринулись к небольшой искусственной крепости.
        Позиция у оборонявшихся была идеальная.
        На огромных дрогах на восьми здоровенных колёсах стояла большая торговая ладья. Её и без того высокие борта были ещё к тому же прикрыты большими щитами пехотинцев, а почти четыре десятка обороняющихся распределились по двум ярусам обороны. Полтора десятка бойцов били самострелами с нижнего, из-под дрог, прикрываясь её колёсами. Остальные же два десятка вели в основном лучный бой с верхнего яруса из-за ладейных бортов со щитами.
        В первые три минуты была выкошена почти половина нападавших, а тут ещё вдруг, с южного направления вылетело два конных десятка и ударило по растерявшимся «медведям». Ударила это ближняя дружина подошедших «волков», и всё смешалось в единой сече на поле.
        За всадниками с рёвом наступали шесть десятков пеших разномастно одетых воинов, потрясавших своими копьями и секирами.
        Ближняя рукопашная схватка - зрелище воистину страшное. Озверевшие люди, сбросившие с себя всё человеческое, резали, кололи и рубили на части таких же, как они, людей. Они катались по земле, наносили друг другу удары ножами, кинжалами, камнями, да всем, чем угодно, и всем, что только попадало им под руку. Душили и ломали шеи, добивали лежащих раненых. Никаких благородных правил ведения боя тут вообще не было. Оно лишь одно было для всех: «Убей другого, пока он не убил тебя!»
        Ладья стояла как будто в каком-то островке бушующего людского моря ярости, и порой к её бортам приливала эта серая волна людей в грязных зипунах да кафтанах, и лишь изредка в кольчугах или броне. Приливала да откатывалась, оставляя после себя окровавленные и корчащиеся на земле в муках тела.
        - Горнист, сигнал! - рявкнул Тимофей команду, и сам же выпустил из лука вверх дымную сигнальную стрелу.
        Над поляной раздался заглушающий битву сигнал горна.
        «Ту туру ту! Ту туру ту! Ту туру ту тутуту!»
        И так несколько повторений подряд. А на флагштоке ладьи вдруг взвился Андреевский Флаг с косым голубым крестом!
        - Русь! - раздался рёв трёх десятков голосов на Ладье, отбивая очередной штурм ватажников.
        - Русь! - вдруг раздался рёв сотен глоток со всех сторон поляны, и из лесных зарослей вылетели полторы сотни дружинников в сверкающих бронях, с флагом и красной боевой Хоругвью Нерукотворного Образа Спаса!
        - Русь!
        И были смяты два конных десятка, попытавшихся вырваться из сечи.
        - Русь! - кричал вместе со всеми Андрей, развернув Дозорную полусотню уступом.
        Как и два года назад, когда он в последний раз шёл в конную атаку на Калке, горячило его кровь общее для всех чувство идущего в сечу воина. Тем более, что рядом с ним вновь, как когда-то, шли в бой его старинные друзья, а с ними вместе был даже его старший сын Василий. А, значит, живо его дело, и жива сама Дозорная сотня, прошедшая через десятки битв и сейчас вот снова идущая за правое дело в бой.
        - Русь!
        Уклон в бок от выброшенного навстречу копья пехотинца. Конь выносит вперёд, хрясь! Меч рассекает его шею, и Андрей вылетает вместе с друзьями навстречу тем двум десяткам верховым, что пытаются скрыться в лесных зарослях.
        Левая рука откинулась назад с сулицей да выбросила её вперёд и чуть влево, сбивая истошно орущего воина, а его правая уже закручивала меч для подготовки удара по другому всаднику в богатых доспехах.
        «Всё пропало!» - поняли одновременно оба атамана. Это ловушка, и сейчас их всех тут будут убивать. Поэтому нужно было срочно выбираться самим и оставить всё это тупое мясо из своих простых ватажников на месте, чтобы они хотя бы на немного смогли задержать порыв этой конной дружины. Набрать на замену новых-то потом будет не проблема.
        Главное было выжить самим!
        Сразу же были позабыты все старые обиды и разногласия, и объединившаяся перед опасностью конная дружинка медведей и волков ринулась в отчаянье на прорыв, чтобы постараться пробиться в лес.
        Всё было хорошо. Казалось, судьба в очередной раз вытаскивает Семёна из жаркой переделки, давая ему очередной шанс на жизнь. Прикрываясь ватажниками мужиками, они уже почти, что выскочили с поляны, когда на них уступом, разметав пехоту, вылетело два десятка верховых в блестящей броне.
        - «Не успеваем,» - понял Семен, и его конь понёс прямо на немолодого, но такого страшного дружинника. Семёну самому довелось в своё время походить в гриди, и он сразу понял, что перед ним элита воинской рати. Выдавала стать и то, как он держался в седле, и как смотрел, окидывая одним цепким взглядом всё поле боя, выдавала его сама манера вести личный бой.
        Рядом с Семёном скакал, истошно крича, его подручный Афоня. Ветеран, почти не глядя на него, метнул левой рукой сулицу, и Афоньку буквально выбило из седла на землю. Семён ещё попытался отскочить вбок, уйти, но сверкнувший клинок перечеркнул его жизнь, а дальше конь понёс уже свесившегося и окровавленного хозяина.
        - Выходи, Ухват, всё уже. Победили! - улыбаясь, подбадривал артельного Тимофей.
        Всё поле вокруг было усеяно окровавленными трупами, кое-где раздавались ещё стоны, и подходили к шевелящимся добивающие.
        Страшная правда войны - добить врага, чтобы тот не мучился, тем самым оказывая ему милость, ну или чтобы он, выжив, не поднял на тебя вновь своё оружие. Добро и зло всегда идут рядом в этом кровавом деле войны.
        - Видишь, вот и тебе довелось повоевать, даже геройство смог проявить, - отбивая свои то дроги, подшучивал над артельным Варун.
        - Да ладно вам потешаться-то, Варун Фотич! Я такого тут страху натерпелся, когда «эти» к самим нашим дрогам пробились да своими железками начали в нас тыкать. Ну, думаю, вот и смерть уже моя пришла! И истово перекрестился. Ну, вот и помахал немного топориком-то со страху!
        - Молодец, старшина, - улыбаясь, хлопнул его по спине Тимофей, - Хорошо отмахивался, ребята отметили. Ну да ладно, ты проверь пока тут всё своё хозяйство, а уж потом обратно нужно будет ладью к Воробъёвому волоку тащить.
        - Это как так, обратно то? Так вы что, к Двине что ли не пойдёте вовсе? - удивлённо переспросил ратного командира артельный.
        - Нет. Нам нужно обратно двигать, - улыбнулся Тимофей, - Мы тут уже всё своё дело сделали. Торговые пути очистили, разбойников разбили, а теперь-то уж вы сами как-нибудь тут всё по справедливости решайте. Смотрите только, новых медвежат с волчатами не разведите за место вот этих вон, - и он показал на поле, - Уж лучше сразу на корню пресекайте любое безобразие. Тогда и грузов поболее будет через волоки ходить, да и вам тогда приварок с того станет пожирнее и гуще.
        И Тимофей направился к походному лазарету, где колдовали возле раненых их санитарки.
        Серьёзной работы у Елизаветы с Екатериной не было, не пришлось даже подключаться в помощь Сотнику.
        Не зря было хорошее настроение у Тимофея. Всего ранения получили семь человек. Да и то, более-менее серьёзное было только у одного Ипата, оборонявшего нижний ярус дрог и пропустившего удар копья в бедро. Самое главное, что кость его не задета была, и девочки уже переходили к перевязке, закончив и обработав основную часть раны.
        Дальше на очереди был Святослав, которому на верхнем ярусе стрела вспорола щёку, Калева, разведчик из карельского десятка, не упустивший двух ватажников в лесу и получивший касательное ранение предплечья, ну а дальше на очереди были вообще самые лёгкие ранения.
        Так что, как говорится - обошлось малой кровью. И это всех радовало.
        Андрей обходил поляну и в очередной раз убеждался в правиле, что хорошо настроенный военный механизм и грамотно расставленные по своим местам командиры - это великое дело и залог успеха.
        Все знали свою задачу и спокойно, без лишней суеты да понуканий, её выполняли.
        В больших казанах дежурными костровыми варился ужин. Стреноженные кони паслись под приглядом на травянистой лесной опушке. Заканчивала уже своё дело трофейная команда, собиравшая оружие, броню и всё-то ценное, что только оставалось от разбитых ватаг на поляне.
        Возле штабной палатки заканчивалась сортировка и допрос пленных разбойников.
        Всего захватили в плен пятнадцать ватажных, и только один из них оказался подручным атамана, тот самый рыжий, что в своё время ставил ультиматум от «медведей». Все остальные были простыми ватажниками из бывших крестьян, ступившие на кровавую дорожку по злому року или какой-то своей личной беде. Реальных злодеев среди них не оказалось, поэтому было решено сохранить им жизнь да передать в руки Торопецкому князю Давыду Мстиславичу для суда.
        А вот с рыжим всё было совсем не просто. Многие из окрестных помнили те прилюдные казни, в которых он участвовал сам лично и даже порою был их затейником да организатором. Крови на этом человеке было изрядно, поэтому и его допрос «с пристрастием», в сторонке от всех, Варун проводил жёстко.
        А уже под вечер к Сотнику подскочил Онни и попросил его подойти к командиру разведки.
        - Они там закончили. Ждут вас, - с лёгким акцентом кратко доложился карел и побежал обратно.
        На Рыжуна после «тесного общения» с Варуном было неприятно смотреть. От его былой спесивости и злой решительности сейчас не осталось и следа. На земле сидел морально и физически раздавленный жалкий и поникший человек. Видимых телесных повреждений, кроме багровой полосы на шее, следа от аркана, видно не было, но всё чётко говорило, что совсем недавно испытал тут Рыжун много неприятного. Волосы на его голове все были слипшимися от пота, на лице виднелись дорожки от слёз, да и вообще весь он был здесь какой-то помятый и раздавленный.
        - Я что позвал-то тебя, командир, - начал главный разведчик бригады, - На вот этом-то понятно, и «клейма ставить негде», все руки у него в крови от невинных жертв. Он и сам лично людей убивать любил, зачастую на потеху себе да атаману, и других на такой же кровавый путь наставлял. Но вот кое-что он всё-таки нам интересного поведал, пока мы тут мило с ним беседовали, вот за этими самыми кустиками.
        - В ватаге у них был человек, который около года назад сбежал из той самой «призрачной» банды таинственного атамана Гридня, о котором даже следов никаких не остаётся, зато торговые ладьи пропадают бесследно на реке Ловати и в её притоках. Да вот он сам и повторит всё тебе, Иванович!
        - Повторишь ведь моему командиру, самому сотнику Обережной сотни, всё то, что ты только что про Гридня нам пел, а?! - и он наклонился к рыжему.
        Лоб Рыжуна покрылся бисером пота, и он быстро-быстро закивал головой.
        - Всё-всё скажу, всё, что знаю господин!
        Из торопливого рассказа пленного вырисовывалась следующая картина.
        Гридень, зрелый уже мужчина, сам был из бывших княжьих дружинников, занимая какую-то воинскую должность у ратных.
        «Что-то там случилось у него неприятного на службе, и он с частью своих людей покинул своего князя да обосновался где-то возле городка Холм. Городок же этот стоял на пересечении рек Ловати, Куньи и прочих водных путей, что шли к главным волокам с севера на юг. И миновать эти «речные ворота» не один торговый караван не мог. Вот и била выборочно ватага Гридня такие небольшие караваны да отдельные ладьи, что представляли ему интерес.
        Свидетелей своего разбоя он не оставлял, действовал сам крайне осмотрительно и чётко, вот и не было по нему серьёзных зацепок, а люди тем не менее гибли и пропадали. Был бы живым тот перебежчик, всё бы было просто. Рассказал бы у Варуна всё как миленький, и про место логова ватаги, и про состав банды, да про всё её вооружение и секреты. Но был он убит в той первой шестёрке разбойников, что положили из самострелов рядом с Рыжуном в самом начале, и теперь вот оставалось довольствоваться только той информацией, что осталась у подручного атамана «медведей», да продумывать план его уничтожения, исходя только из того, что брать его было нужно у городка Холм.
        Поэтому опять полночи горели светильники в штабной палатке, а оттуда слышались голоса командиров, обсуждающие планы дальнейших действий.
        Итогом же обсуждения стало следующее решение.
        Малой ладье с десятком разведки под командованьем Варуна выдвигаться к городу Холм, где в течение четырёх дней до восемнадцатого августа провести тщательную, глубокую разведку. Было необходимо собрать любую информацию о ватаге Гридня или вообще обо всех боевых ладьях и их командах, что только есть в окрестностях этого города.
        Так же предстояло распустить слухи на местном городском торге, на пристани да в ладейных артелях, что сами занимались строительством новых судов и ремонтировали получившие какие-либо повреждения.
        Слухи же должны быть такими.
        Богатый купец Тимофей попал на волоке в засаду к «медвежьей» ватаге. Одну ладью ему пришлось там бросить. Сам же он, с самой богатой частью товара, имея на борту раненых и поредевшую команду, хочет поскорее провести срочный ремонт и уже дальше двигаться к Великому Новгороду. А за всё это он готов платить большие деньги, потому что уж больно товар у него богатый, такой, что о стоимости ремонта, даже печали нет, лишь бы поскорее всё поправить и дальше плыть.
        Восемнадцатого августа действительно в Холм прибудет та самая ладья с купцом и его семьёй, где будет тот самый дорогой товар, семеро реальных раненых воинов ну и совсем немного людей из охраны.
        После малого ремонта ладья затемно, ранним утром девятнадцатого августа, должна будет отойти от пристани, и тут на её борт в тайном да удобном месте взойдут три полных взвода Обережной сотни, укрывшись до поры в трюме.
        Ну а дальше, как говорится, будет настоящий сюрприз для речных пиратов. Лишь бы они только клюнули на такую приманку.
        - Обязательно клюнут! - сказал Варун и сплюнул через левое плечо, чтобы не сглазить.
        - Должны клюнуть, - подтвердил офицерский совет, и тоже сплюнули каждый по три раза.
        - Ну что за суеверия! - проворчал Сотник и точно так же поплевал.
        Примета, однако!
        Продолжим!
        - Нам тут за эти три-четыре дня придётся хорошо поработать. Выбираем всю добычу разбойников из их логовищ. Грузим на отбитые у них ладьи и волоками, в темпе, перетаскиваем всё к Ловати. Там же уже своим сплавом ночною порой уходим за Холм и до времени хоронимся. Ну, а дальше уже и будет задействована та первая часть плана с ловушкой для столь неуловимого Гридня.
        Дозорная сотня и степной взвод сопроводят пленных разбойников до Торопца и передадут, полон местному правосудию в лице их князя Давыда Мстиславовича. Ему же, старшим объединенной бригадной конницы подпоручиком Василием, должна быть передана грамота от Высокого Господнего Совета Батюшки Великого Новгорода. В грамоте той прописана цель нахождения в его землях, союзных Великому Новгороду этой самой конницы, а также будет дано предупреждение о возможном и совсем скором нашествии Литвин.
        Зная Литвин, а также их тактику, опирающуюся на конные рейды по территории врага с главной целью пограбить всё, до чего только руки могут дотянуться, можно предположить, что придут они в сентябре, когда у населения будет в достатке продуктов и фуража для лошадей, да и вообще когда есть, что грабить. Схлынуть же обратно к себе они должны будут примерно к середине октября. Это будет, скорее всего, их разведывательный, и скажем, пробный выход. А вот уже своими главными силами они навалятся на Торопецкое княжество, на север Смоленского, и на юг Новгородских земель, скорее всего в январе. Всё это для того, чтобы успеть за три месяца вынести всё, что только можно, и вообще опустошить да ослабить наши земли. Вот тут тогда и будут происходить основные боевые действия. Поэтому, Василий, твоя задача, не вступая в серьёзные сражения и сшибки с литвинами, покусывать их разрозненные отряды, уничтожать мелкие и дозорные силы, да выбивать обозы. Изучай их тактику, ослабляй, как можешь, но только не вздумай сходиться с ними в прямой сече. Чтобы ни одного всадника ты не потерял за осеннюю кампанию!
        - За каждого бойца с тебя лично спрошу! И не хмурься тут! Не пришло ещё время нам с этим врагом в одиночку биться! Так вот, ты свою конницу, как только увидишь, что литвины домой уходят, тоже сразу же уводишь сюда домой в поместье. А уж после Рождества мы соберём все свои силы в одну бригаду, и уже тогда совместно с основным Новгородским ополчением да с Ярославовой княжьей дружной ударим по врагу.
        Волоковая артель Василия, сына Устима из Плюховской, дотащила свои дроги с иноземной ладьёй до макушки главного Усвятского волока и замерла там на месте, крестясь. На ближайшем от межевого знака дереве висели пять тел, а возле одного, с ярко-рыжими волосами, была прикреплена навощенная табличка, и на ней виднелась какая-то надпись.
        - Прочти! - кивнул в сторону таблички своему русскому приказчику Готфрид, богатый купец из Ганзы.
        «На этом месте, Обережной и Дозорной Сотнями Великого Новгорода полностью уничтожены две ватаги разбойников Григория Медведя и Семёна Волка, что разоряли волок и всю округу. Перед вами их атаманы и старшины, остальные похоронены рядом. Злодею тут не место!
        Сотник Обережной и Дозорной Сотен Батюшки Великого Новгорода Андрей, сын Ивана.13.08.1235 г. от Р.Х.»
        ГЛАВА 15.КОНЕЦ ГРИДНЯ.
        Городок Холм был небольшим и компактным. Стоял он в удобном месте на древних путях, связывающих северную Русь и европейскую Балтику через систему переволок с южной Русью, степью и Чёрным (Русским) морем. Строили Холмские артели небольшие суда да занимались ремонтом повреждённых и обветшавших. В округе растили много льна и зерновых культур. Ладили так же здесь телеги, прялки и посуду как деревянную, так весьма искусно и глиняную. Народ тут был мастеровой, хваткий и работящий.
        Как-то под вечер четырнадцатого августа к городской пристани пришвартовалась небольшая ладья с командою из десяти человек. Вышедшие на причал мужики в рваных зипунах и накинутых поверх кафтанах подошли к стоящим тут же зевакам и завели с ними разговор. Затем часть из них направилась в сторону города, а часть пошла к месту расположения ладейных артелей, где ремесленный люд к тому времени уже заканчивал свою работу и был вообще настроен, общаться с любым желающим.
        Развлечений в то время было немного. И самым основным из них было обсуждение тех новостей, что поступали от проходящих мимо торговых караванов.
        Сколько на Новгородском торгу нынче за пуд ржи давали, а почём в Киеве соль шла, где какой князь умер или женился, да кого опять злодеи на волоках разорили. Всё было интересно местным жителям, и уже через два дня вся округа городка знала о недавнем кровавом нападении на богатого купца этим злодеем разбойником Гришкой Медведем. Да о том, что в скором времени те горемыки, что буквально чудом живы остались, сюда в городок чиниться придут.
        Так что, когда восемнадцатого августа с утра купеческая ладья Тимофея подходила к причалу, у пристани уже загодя собралась приличная толпа зевак.
        Пожаловало сюда и местное начальство. Сам толстенный Холмский посадник Жидибор в окружении всей своей посадской рати, аж в два десятка захудалых бойцов да пары своих «ближников» телохранителей. Стоял посадник, грозно нахмурив брови, да выпятив своё пузо и сплёвывал на землю, поглядывая презрительно вокруг из-под кустистых бровей.
        По сходням на берег вынесли семерых раненых, и хлопотавшие возле них две девки начали тут же на глазах у зевак менять на них окровавленные холстины.
        - Бедненькие, да как же их так! - жалели пострадавших мужиков местные сердобольные бабы.
        - Видать та сеча была знатная! - трогали бока ладьи со следами от стрел и сулиц умудрённые опытом мужики.
        А поодаль уже шло заключение ряда со старшиной местной ладейной артели.
        Сторговались о ремонте быстро. Сам-то он был несложным, и ладейщики обещали всё поправить до вечера. Так что, приплывшая небольшая команда из двух десятков человек прямо недалеко от пристани разложила свои пожитки, да и занялась приготовлением пищи.
        Рядом крутились любопытные, и зачастую можно было услышать то в одном, то другом месте, как возникают оживлённые разговоры да пересуды, и новости с огромной скоростью распространялись вокруг.
        «Было-то их две ладьи, да людей шло с ними достаточно. Аж шесть полных десятков вместе с охраной плыло. Но вот напали на них на нижнем волоке люди Гришки Медведя и побили большую часть. Только лишь одной ладьёй смогли уйти, да и то с ополовиненной командой. Купец говорит, что ладно хоть самый богатый товар отбить сумели. И коли уж до Новгородского торга добраться смогут, так и ладно, не обеднеет, поди. А товар-то там, какой хороший! Везут они южные ткани богатые: шелка да поволоки, и ещё по секрету шепнули люди с ладейной команды, что у купца есть золотой и серебряный товар при себе. Да ещё он каменья самоцветные везёт, что у него заказали ювелирных дел Новгородские мастера.»
        «Вот и боятся они у нас долго стоять, хотят поскорее отплыть, потому-то и заплатили хорошие деньги Кузьме артельному да нашему посаднику Жидибору не торгуясь. Лишь бы к ним начальство местное не цеплялось, ну а Кузьма бы поскорее ремонт свой к вечеру закончил.»
        Вот именно такие новости сейчас рассказывали друг другу на местном торгу мужики да бабы.
        - Ну что, Варун, клюнули злодеи? - спросил разведчика «купец» Тимофей.
        - С полной уверенностью не скажу, Андреич, - задумчиво ответил тот, - Но то, что подозрительные люди рядом крутились, это точно. Проследили мы тут за одним, пару раз он уже на своём небольшом челне в недалёкую отсюда речку Кунью нырял. Там на ней, если пару миль вверх пройти, причал интересный есть, и усадебка рядом стоит довольно приличная, а у причала две прекрасных боевых ладьи привязаны, ну и на берегу несколько крепких сараев стоит. Про хозяина втихаря спросили, но ты же знаешь, чуть сильней интересоваться станешь, местные сразу же насторожиться могут, да вдруг до него о том весть донесут. Поэтому известно только, что хозяин усадьбы из бывших дружинников, ведёт он жизнь затворническую. Ни с кем он особо не общается, а зовут его якобы Мирослав. Ну, вот, пожалуй, и всё, что мы знаем.
        - Хм…ну, что же, - хмыкнул Тимофей, - Так-то всё сходится, вполне может быть, что и он. В любом случае, мы действуем по утверждённому Сотником плану, и где-то за часа два до рассвета отчаливаем вниз по реке да принимаем на борт абордажную команду. Так её назвал командир? - и, увидев подтверждающий кивок от собеседника, продолжил.
        - Вам, Фотич, сейчас главное не упустить тот момент, когда боевые ладьи пиратов вниз проскочат. Скорее всего, они в полночь пройдут, затемно, чтобы их никто ненароком не увидел. Вот тогда то и станет ясно, что злодеи клюнули, и у нас всё идёт по плану.
        На ночь все устроились на ладье. Выставили сторожей и уснули под мерный плеск волн, бьющих в борта да о брёвна причала.
        - Тимоха, Тимоха, подъём! - тряс друга за плечо Варун, - Только что те две приметные ладьи от устья Куньи вниз проскочили! Клюнули всё-таки злодеи!
        - Поднимаем всех! Через полчаса выступаем! - отдал команду командир Обережной сотни, и со всех сторон послышался шум поднимающейся на ноги команды.
        Часа через два тихого хода по течению реки большая ладья Тимофея и малая разведчиков прижались к пологому левому берегу и, помогая себе веслами, они тихо зашли в небольшую бухточку, где их уже поджидали четыре грузовых и одна боевая ладья.
        Хорошего свободного места у берега не было, поэтому пришлось прижаться к боку широкой купеческой ладьи. От бортов им скинули широкие сходни и закрепили речные посудины между собой.
        - Здоровья тебе, командир! - поприветствовал Сотника Тимофей, запрыгнув к соседям, и ветераны крепко обнялись.
        - Проходили мимо вас две ладьи?
        Андрей так же обнялся с Варунум, кормчим Бояном и ответил:
        - Как же, прошли, прошли, где-то часа за два до вас в полной тишине вниз проскочили. Мы за ними не гребли, вообще не следили, чтобы ненароком не насторожить. Так что через час начинаем погрузку личного состава, а там и выходим. Скоро уже светать начнёт.
        Две ладьи шли неспешно, без паруса, влекомые вниз только одним течением.
        В малой сидели четверо человек ладейной рати и семь разведчиков во главе с Варуном. В большой купеческой с высокими бортами можно было разглядеть только два десятка команды. Да и то, некоторые из них были в кровавых повязках, а возле носовой части виднелись две молодых девицы с длинными косами и два подростка. Трюм ладьи был укрыт огромным полотнищем. Видно, купец очень берёг свой драгоценный товар, тщательно и надёжно всё упаковав.
        Солнце давно взошло, и открывалась прекрасная видимость на саму реку и на её живописные, поросшие густым лесом, берега. Чего только не повидали они за все свои годы! Видели стада заросших волосами гигантов мамонтов и огромные стада северных оленей в эпоху последнего ледникового периода.
        Видели костры первобытных людей, что пришли сюда из далёких земель. На этих берегах издревле жили лесные жители, занимающиеся охотой да собирательством. И вот примерно шест сотен лет назад, смешиваясь с уже живущими в этих землях балтскими и финно-угорскими племенами, пришли сюда ильменские славяне. Теперь-то местный люд уже и не мог достаточно точно сказать, какой же крови в нём больше, так всё здесь перемешалось. Новгородцы мы или руссы! Как зачастую называли их и соседи. Именно по этой реке, по древнему пути «из варяг в греки» плыл около трёх веков назад великий князь Владимир Красное Солнышко, чтобы взойти на Киевский престол и, объединяя Русь, обратить её в единую Христову веру.
        Две боевых ладьи вышли для перехвата на стрежень реки практически одновременно. Только вот выплыли большая купеческая с мелкой дозорной из-за крутого речного изгиба, а их тут уже поджидала хищная, с резкими обводами, боевая. Сзади же из-за поворота выскочила точно такая же, отрезая всякую возможность отступления. Видать, до этого где-то поджидали в укромном месте свою добычу.
        - Суетимся и изображаем панику! - отдал команду Сотник, переодетый в одного из членов команды. На палубе началось хаотичное движение, суматошные крики и мелькание голов над высокими бортами с уставленными поверх щитами.
        - Кто такие и куда путь держите!? - раздался повелительный выкрик с той ладьи, что им вышла наперерез. А над носовой её частью показалась фигура в отличном доспехе княжьего дружинника.
        - Купец Батюшки Новгорода Тимофей, по отцу Андреевич! Путь держу с Византии из Константин града в Новгород Великий со всем своим дорогим товаром. Подорожную грамоту от Новгородских властей имею, а вы кто такие, чтобы препятствие ходу моему тут чинить?! - уверенно ответил хозяин торгового каравана.
        - Мы люди Торопецкого князя Давыда Мстиславовича, - ответил воин с уже приблизившейся ладьи, и голос этот показался отдалённо знакомым Андрею.
        - А с каких это пор люди Торопецкого князя, да на исконно Новгородской земле озоровать стали? Мы-то у себя рекою путь держим. Так что не мешайте нам служивые и дайте дорогу!
        - На вашей ладье есть то, что принадлежит нашему князю! - усмехнувшись, сказал тот же воин в островерхом дружинном шлеме да с длинными светлыми усами. И отдал какую-то команду уже в глубь своего судна, что в плотную прижималась к ладье Сотника.
        - Неправда то! - воскликнул купец, - На ладье только то, что принадлежит мне! - и взглянул в глубь судна, где, откинув полог, уже готовились к бою более семи десятков Обережной сотни, - Так что тут вашего-то?! Что надо вам?!
        - Ваши жизни! - выкрикнул вдруг Гридень, атаман речных разбойников. И тут же отдал команду своим: «Вперёд!»
        Над бортами ладей разбойников вдруг взметнулись десятки фигур, а воздух наполнился слитным звуком щелчков луков и самострелов. В правый борт разом впились несколько крючьев и приготовились перекидные сходни с шестами для удобства быстрого перемещения на соседнее судно.
        - Ждём, ждём! - крикнул Сотник, держа свой взведённый самострел в направлении борта.
        Вот загрохотало по левому боку, и теперь уже купеческая ладья была полностью сжата со всех сторон. Раздался слитный рёв, а на борта с накинутых сходней, шестов и мостков посыпалась толпа орущих и машущих разным боевым железом атакующих. Доли секунд только длилось их онемение при виде встречающего их снизу плотного строя из восьми десятков бронных воинов.
        «Бей!» - раздался крик, и слитный залп десятков арбалетов буквально смёл с бортов всех тех, кто вот только что мнил себя победителем.
        «К бортам!» - опять раздалась команда, и к каждому борту бросилось по четыре десятка воинов.
        «Бей!» - послышалась команда, и на вторую волну атакующих, что уже были готовы продолжить натиск, обрушился град сулиц и копий.
        «Поднять знамя Сотни!» - отдал команду Андрей, и на флагштоке ладьи затрепетал Андреевский флагАндреевский флаг(голубым крестом и символичным изображением святого Георгия ПобедоносцаГеоргия Победоносца(поражающего своим копьём чёрного змея.
        «Руби стяжки! Мостки скидывай!» - метался по палубе Гридень, сразу поняв, в какую он попал в ловушку, и делавшего всё, чтобы спасти себя и хотя бы какие то остатки своих людей.
        «Всем стоять! Самострелами, сулицами с борта бей!» - рявкнул свирепо Сотник на тех, кто уже был готов ринуться на абордаж соседних судов. Эта его своевременная команда явно спасла не одну жизнь горячих «обережников». Как не были растеряны происходящим разбойники, но воинами они были опытными, и уже приготовили свои стенки щитов, ощетинившись копьями и готовясь достойно встречать у себя абордажные партии врага.
        Андрей же им такой возможности не дал. И, пока в закрытые щитами тела били сулицы да копья, успели перезарядиться те пять десятков самострелов, что как раз только и ждали своего часа ударить.
        И вот он наступил.
        «Самострелами бей!»
        И раздался слитный залп, выкосивший большую часть копейной стенки.
        «На абордаж!» - и восемь десятков воинов отработанным до автоматизма движением ринулись на палубы соседних ладей, яростно сметая всё на своём пути.
        «Ру-усь!» - ревели глотки с обеих сторон, слышался звон и скрежет металла, да падали на окровавленную палубу люди.
        С левой ладьёй всё было законченно быстро. Её сильно поредевшая команда не смогла оказать достойного сопротивления многоопытным ветеранам, что вёл за собой Тимофей, и пала целиком довольно быстро.
        С правой же было посложнее. Около восьми бывалых воинов выстроились в плотную стенку возле своего лидера и чётко сдерживали натиск, отбиваясь копьями, секирами и мечами от противника. Вот упал один пробитый копьём «обережный» боец, второму просёк руку атаман Гридень и его быстрее оттащили товарищи.
        «Русь!» - раздался такой же слитный боевой клич дружинки, и плотная стенка сделала шаг вперёд, синхронно работая копьями.
        «Стенка!» - отдал команду Сотник.
        И рядом с ним выстроилась такая же плотная боевая формация из десятка плотно прикрытых щитами воинов.
        «Самострелы заряжай! Стенка вперёд! Раз!»
        И раздался стук копий о щиты уже с обеих сторон.
        Завязался тягучий пеший бой, когда каждое подразделение, состоявшее из опытных воинов, могло часами вот так биться, выискивая и не находя ошибок в обороне противника.
        - Андрей - Дозорный Мстислава Удатного, ты ли это? - раздался вдруг возглас из-за стенки противника.
        - Я! - ответил Андрей, - Был им когда-то! А сейчас я Сотник Обережной и Дозорной сотен Новгорода Великого. А ты кто?! Уж больно голос мне твой знаком воин.
        - Ну вот, гляди ка! Сама Обережная сотня за мной пожаловала! Великая же честь для меня сирого напоследок! - раздался насмешливый голос из-за стенки, - Мы с тобой не раз когда-то в походы ходили Сотник да на пирах сидели рядом, мёд пили. И на учебных боях доводилось выходить друг против друга тоже не раз. А вот же под конец довелось и смертным боем сойтись.
        - Узнал я тебя! - крикнул в ответ Сотник, - Трудно мне тебе здоровья желать в такой-то час, однако, приветствую тебя, Мирослав сын Ивана, храбрый сотник Смоленского князя Мстислава Давыдовича! Что же привело тебя, достойного воина, на этот кровавый путь разбоя и стяжательства?!
        - А нет уже давно той сотни, Андрей, и сотника того нет Мирослава! Не нужны бывают верные воины своим князьям, очень неудобны и неугодны они порою для власти становятся. Вот и нет княжьего дружинника Мирослава, а есть атаман Гридень! Одно меня радует, Сотник, что от хорошей стали жизнь я сегодня прерву, а не от поганой верёвки или лихоманки в подвале.
        - Не порти мне последний праздник, друг. Не проси о сдачи! - и отдал команду своей дружине, - Вперёд, раз! Вперёд, два!
        И снова ударили копья в щиты, а из второго ряда выметнулись руки с тяжёлыми секирами да ударили сверху, их разбивая.
        - Как работают-то! Как работают в свой последний час злыдни! - кивнул Сотнику стоящий рядом с мечом Климент.
        - Эдак сколько они наших жизней то заберут в таком смертельном отчаянье! - вторил ему Филат.
        Сотник стряхнул с себя жалость к этим седым ветеранам из бывших смоленских дружинных, с кем и сам ходил когда-то в битву в едином строю. И принял решение. Каждая минута промедления могла стать последней для кого-то из его команды, а этого он никак не желал! Итак Сотня уже понесла невосполнимые потери.
        «Самострелы в три шеренги становись!» - раздалась резкая команда.
        «Стенка, на колено в упор!» - и два ряда копейщиков разом опустились на колено.
        «Первая шеренга, Бей!» - и пять самострелов в упор удалили поверх своих копейщиков.
        «Вторая шеренга, бей!» - и пять арбалетных болтов пробили щиты насквозь войдя в их хозяев.
        «Третья шеренга, бей!» - ещё пять пробили броню трёх застывших на месте воинов.
        У них уже не было щитов, и сами они шатались от полученных ранений, но, тем не менее, продолжали упорно держаться на ногах с мечами в руках. Вот их предводитель, воин с длинными пшеничного цвета усами и висевшей как плеть левой рукой поднял меч и взревел: «Русь!»
        Все трое с места ринулись в последнем броске на замерший строй копейщиков.
        Через пять секунд всё уже было кончено.
        «Не так вы должны были уйти, воины! Не так и не здесь!» - качал головой Сотник стоя у поверженных тел.
        Эта схватка с настоящими бойцами обошлась Сотне дорого. Трое «обережников» были убиты. Ещё около девяти получили серьёзные ранения. Причём, двое из воинов, получивших те ранения, были в критическом состоянии.
        У Назара, десятника с первого взвода, была отсечена кисть руки. У Алексея, с Молчановской Судовой рати, копьё пробило кольчугу с бронёй, а за ней, развалив ребра, дошло до лёгких, и теперь они оба лежали, истекая кровью на подстеленной рогоже палубы.
        Не теряя времени, ладьи подогнали к берегу, где предстояла долгая борьба за жизни раненых. Благо, теперь у Андрея уже были обученные помощники в лице медсестёр и Митяя.
        - Климент! - позвал своего заместителя Андрей, - Бери разведчиков и всех «обережных». На двух захваченных ладьях поднимись до той усадьбы, что у устья Куньи стоит. Всё там выжгите дотла, чтобы даже следов логова не осталось на том месте! Если местные с Холма будут что-нибудь там вякать, старших их тащите сразу ко мне. Разберёмся, как они тут у себя под боком приютили целую банду! Побеседуем…
        Две возвращавшихся ладьи Мирослава на пристани Холма переполоха не вызвали. Боярин вёл жизнь затворника, и что-то определённого про него сказать местным было нечего. Есть у него хорошие ладьи и большая дружина. Местных они не обижают. Наоборот, постоянно закупают продукты в большом количестве да дают пожертвования бедноте на прокорм и про Храм не забывают. А то, что отдаляются от всех, так-то их личное дело и лучше уж туда не лезть. Вот и сейчас, все проводили глазами эти две ладьи, что шли ходко на вёслах к своей усадьбе, да продолжили свои дела.
        Один Жидислав взволновался не на шутку, услышав новость про возвращение боярина.
        - Готовь поместных! В гости пойдём, - отдал он распоряжение своему ближнику да полез в сундук, чтобы найти для себя какой-нибудь важный выходной наряд.
        В Кунью зашли на полном ходу, уверенно держа путь к небольшой пристани у видневшейся неподалеку усадьбы.
        На берегу уже ждала толпа из несколько воинов, мужиков в простой одежде, как видно, работников, да нескольких баб с детишками.
        - Всем стоять! Не двигаться! Именем Великого Новгорода, оружие на землю! - и на пристань под визги баб и детей да заполошные крики мужиков с шумом посыпались высаживаемые воинские десятки. А над ладьёй вдруг взвилось боевое знамя Сотни.
        Раздалось несколько щелчков самострелов, и на землю рухнуло четверо воинов, неосмотрительно схватившихся за оружие. Трое остальных предусмотрительно положили свои мечи и копья на землю и замерли, понимая, что перед столькими наведёнными самострелами уж лучше стоять смирно.
        - Степан! Держи со своим взводом пристань, - отдал команду Климент, - Всех мужиков связать, баб и детей не трогать!
        - Онисим, твой взвод зачищает сараи и все хозяйственные постройки!
        Взвода Угрима и Радислава - на вас штурм усадьбы! Варун! Твоим разведчикам прочесать, проверить ближайший лес!
        И пошли людей по дороге к городу, для контроля!
        - Всё работаем братцы! Вперёд!
        И сотня ног затопала своими крепкими кожаными подошвами по берегу.
        Небольшое сопротивление оказали только в самой усадьбе, пытаясь отстреливаться из луков. Но самострелы двух десятков быстро подавили лучников, и через десять минут пять их трупов, пробитых болтами, уже лежали перед крыльцом, а двоих раненых «обережников» уже перевязывали холстами свои же товарищи.
        - Всё обыскать, проверить каждую щель! - бросил Климент и подошёл к пленным воинам. Всего на пристани и в усадьбе взяли пятерых и уже пытались от них получить хоть какие-то сведения. Держались они, отойдя от первого шока, независимо и вызывающе. Ломать их Клименту не хотелось, поэтому единственное, что он им сказал, когда те ему заявили, что сейчас прибудет посадник, и он ещё ноги его целовать будет, чтобы выпросить прощение.
        - Насчёт посадника разберёмся, а вы, тати, разбойники и убийцы, перекрываете торговые пути Новгородские и за всё-то только уже достойны лютой смерти!
        В это время подбежал дозорный разведки Онни и доложил:
        - Поручик, на дороге отряд в два десятка копий пешим строем идёт. Впереди трое верхами. Один в бобровой шубе и сильно толстый, видать, Посадник сам будет. Лицом кра-асный!
        - Всем занять свои позиции! - отдал команду Климент, - У нас гости, встречаем!
        Через десять минут на небольшую полянку перед усадьбой выехала тройка верховых, один толстый, в богатой бобровой шубе и весьма спесивого вида, остановился посреди двора и уставился перед собой. Прямо перед ним в богатом кресле с высокой резной спинкой сидел воин в дорогом доспехе и жевал, смачно откусывая копчёный окорок, да отрезал от него кинжалом крупные ломти и передавал их за спину. А там по бокам стояли с довольными мордами ещё два головореза в таких же богатых бронях и вызывающе нагло глядели на подъезжающих.
        - Кто такие, что вы тут устроили, где боярин Мирослав!? - чувствуя исподволь какую-то неуверенность перед этими дерзкими дружинниками, и оттого на себя злясь, завизжал Жидибор.
        - Ты почто скотину-то свою пугаешь? - усмехнулся Климент, - Вон как она прянула-то, как только ты тут заголосил. Взбрыкнёт ещё ненароком, и выпадёшь из седла, да ещё шубейку свою богатую перепачкаешь в пыли барин.
        И стоящие сзади наглеца воины громко рассмеялись.
        - Да вы знаете, кто я такой!? - снова завизжал, задыхаясь Жидибор, - Да я сам посадник Холмский! Взять их! - и он указал на троицу двум своим ближникам.
        Не успели те слезть и сделать шаг, как с лёгким шелестом у двоих стоявших за креслом вылетели мечи из ножен, и солнце засияло на остро отточенных и отполированных дорогих клинках. Ещё же страшнее были их глаза, взгляд настоящих головорезов и убийц.
        Ну их! Ближники попятились назад и спрятались за коня своего же хозяина!
        - На посадника мечи поднять! - вновь завизжал толстяк, - Да я вас всех на кол посажу! И обернувшись, снова отдал команду истерическим голосом: «Воевода, взять их!»
        Два десятка прибывших со своим старшим копейщиков начали разворачиваться. Вдруг один из наглой троицы свистнул, и со всех сторон раздался топот десятков ног. Миг, и прибывшие с посадником были взяты в плотное кольцо, а в их лица смотрели пять десятков взведённых самострелов.
        - Ну, кто же так начальство своё встречает? - с лёгкой ухмылкой сказал Климент и неспешно вставая, расправил плечи.
        - Перед тобой, пёс, заместитель командира Андреевской бригады Обережной и Дозороной сотен, поручик Климент, сын Петра. Сам же боярин Андрей Иванович ждёт тебя барбос на том самом месте, где только недавно истребил всю речную разбойную ватагу Мирослава, бывшего сотника Смоленского князя Мстислава Давыдовича, которого все звали атаман Гридень. И первый вопрос его будет, как ты, пёс смердячий, навоз свинячий, смел пригреть на земле, что была тебе дана в управление самим Новгородским Посадником, этого вот самого злодея душегуба!
        - Быстро с коня слез, упырь лесной! - заревел вдруг страшный воинский начальник.
        И бледный Жидибор тучной ласточкой слетел с коня в низ и начал быстро-быстро кланяться, касаясь вспотевшим лбом дорожной пыли.
        Во все времена на Руси было развито чванство, лизоблюдство и чинно почитательство среди должностных лиц, которых в уже гораздо более поздние времена назовут чиновниками. Разумеется, не был исключением и наш 13 век. Вот и прогибался да показывал всю свою максимальную степень преданности и рабского преклонения перед более сильным, наш толстый и спесивый посадник.
        - Хватит уже! Лоб расшибёшь - бросил презрительно Климент, - Пошли за нами! И сам пошел, не оборачиваясь в сторону пристани.
        - Быстрее заканчиваем погрузку! - отдал он распоряжение и обернулся к подошедшим, - Кто тут за воеводу? Ко мне! - и к нему подбежал пожилой ветеран, представившийся Ратибором.
        - Как же ты, братец, до такого сраму-то свою дружину довёл? - укоряюще спросил его Климент.
        Воинская рать городка Холм была действительно одета и экипирована в рваньё и выглядела ужасно. В штопаных-перештопанных одёжках и лаптях да с копьями и ещё дедовскими щитами она представляла собою просто жалкое зрелище. Бронька вообще была только у самого воеводы, да ещё парочка старых кольчуг виднелась поверх штопаных зипунов у двух его десятников.
        Ратибор смотрел виновато под ноги и молчал.
        - Ты вообще в бой-то сам ходил когда? - спросил его Варун, только недавно вынырнув из окружающих усадьбу кустов.
        Ратибор поднял голову и в его глазах блеснул огонёк:
        - Ратный бой с Литвинами и Тевтонцами вёл. В молодости на половцев тоже довелось хаживать, ну и против чуди да еми стоять приходилось не единожды.
        - Во-от! Я же чую служилую кость! - улыбнулся ему уже приветливо Варун.
        - Да что сделать-то!? На прокорм ведь даже не выделяется ничего. Так лишь, чтобы только ноги не протянули дают! - махнул сокрушенно рукой воевода, - Крепостица пообветшала, запаса стрел и болтов на самострелы нет. Коней вообще всех уже лишились, теперь даже дозором по окрестностям-то пройти не на чем стало. Распалился уже не на шутку старый служака. Вместо пяти десятков воинов, чтобы южный Новгородский рубеж держать, у меня всего-то под рукой их два десятка осталось. Остальные от такой жизни просто разбежались уже кто куда.
        - Всё ясно, Ратибор, - кивнул ему Климент, - Сейчас мы к нашему командиру, как только погрузку закончим, пойдём и ты тоже с нами отправишься. Возьми с собой одного десятника и ещё трёх бойцов, чтобы на малом челне обратно после встречи смогли вернуться. А этих мы, пожалуй, с собой заберем, - и он кивнул в сторону посадника и двух его приближённых, - Тут дело изменой и связью с разбойниками попахивает. Пусть в Новгороде с ними лично разбираются. Захваченных на месте с оружием разбойников казнить клинком! Воины всё-таки были, когда-то. Невместно их вот так на верёвках вешать. Всё, готовимся к отходу!
        И на дворе продолжилась суета.
        Вниз по реке от места недавней битвы с ватагой Гридня вытягивался большой караван. Три боевых ладьи и четыре больших купеческих судна, медленно ворочая веслами, отгребали от берега. Вперёд дозором ушла малая ладейка с Варуновской разведкой. Сбоку, провожая строй судов, держался челн Холмского воеводы, и уже теперь исполняющего обязанности местного Посадника.
        Сотник приставил рупором ладошки ко рту и крикнул:
        - Давай, Ратибор! Греби к себе и помни про литвинов! У тебя всего три седмицы в запасе, чтобы успеть приготовиться! Набирай людей в дружину и крепость готовь к осаде. Теперь у тебя достаточно средств, чтобы крепкую полусотню сколотить. Держись, братец! Удачи!
        И ладьи, вытянувшись цепочкой, вышли на стрежень реки.
        На речном мысе Ловати, в пяти милях от небольшого Новгородского городка Холм, стоял высокий деревянный крест. А на нём проходящим мимо судам бросалась в глаза вощаная табличка:
        «Здесь, Обережной и Дозороной Сотнями Великого Новгорода, была уничтожена ватага разбойника Гридня. Были убиты семьдесят пять его злодеев.
        В бою с разбойниками погибли и умерли от ран русские ратники:
        Иван сын Василия.
        Фёдор сын Игната.
        Матвей сын Никодима.
        Алексей сын Севастьяна.
        Православные, помолитесь за души почивших воинов!
        Разбойникам здесь не место! Эта земля находится под охраной!
        Андрей сын Ивана. Сотник Обережной и Дозорной Сотен Великого Новгорода. 19.08.1235 г. от Р.Х.»
        ГЛАВА 16. АНДРЕЕВСКОЕ.
        В Андреевском шла подготовка к особому событию. На завтра планировался выпуск КМБ (курсов молодого бойца). И вся жизнь усадьбы крутилась возле этого.
        Два дня уже как вернулась Обережная сотня с похода, и всё это время шли непрерывные итоговые экзамены для тех подростков, что уже пролили тут столько вёдер пота, мечтая поступить в ратную школу.
        Позади был марш-бросок на сорок километров к устью Ямницы с дорожными заплечными сумами, набитыми песком, и всё выдержали его достойно.
        Позади так же была полоса препятствий выстроенного учебного полигона. Все отроки прошли её «на отлично».
        Были сданы основы страховки начального курса рукопашного боя. Мальчишки практически танцевали на высоте, перебегая по тонким шестам и уклоняясь от ударов длинных учебных копий наставников. А если даже и падали с них, то уподоблялись кошкам, мгновенно группировались и уходили от добивающих ударов понизу.
        Последней была сдана начальная теоретическая часть по арифметике и письму. Пусть коряво да с ошибками, но писать могли уже все, по счёту и сложению всё тоже было неплохо.
        - Молодцы! - похвалил старшего курсов Кочета Андрей, - Вы, я тут смотрю, времени то зря не теряли без нас!
        - Да как можно, господин майор!? - удивился начальник отроков, - Вы там кровь проливали в бою, а мы, чтобы тут бездельем занимались! Чем ближе к выпуску с курсов, тем всё больше втягивались мальчишки, каждый час использовали для дела, безо всяких там выходных и отлучек.
        - Они, небось, там уже свои береты с погонами во сне видят! - и улыбнулся по-детски.
        - Вон, какой воспитатель-то поучился из Кочета! - подумал Андрей, - А то говорили тут некоторые, не справится, уж больно весёлый да озорной мужик, никакой серьёзности в нём нет. А вот же получил человек увечье в бою, не забился в тоске на полати, не запил, а с детьми искренне, от души возится.
        Готовый офицер воспитатель, однако! Нужно его в прапорщики производить, заслужил! А то, что озорной, и душа лёгкая, так это даже ему в плюс будет. Дети ведь тонко чувствуют человека.
        - Ну что, Кочет Свирьевич, пойдём место расположения школы посмотрим? Как казарма получилась, по-твоему?
        И они отправились к только недавно отстроенному зданию будущего первого курса ратной школы отроков, где уже пятый день непрерывно топились только недавно выложенные мастерами Аристархом и Осипом чудо печи. Ведь нужно было успеть изнутри, просушить положенное сырое дерево. И всё это для того, чтобы можно было комфортно жить да учиться такому большому количеству детворы.
        На широкой центральной поляне, перед усадьбой, прозванной уже плацом, замерли в едином строю, склонившись на одно колено, Курсы Молодого Бойца Ратной Школы. Все подростки были одеты с иголочки, в новую, пока ещё такую непривычную, но красивую форму.
        «Я клянусь!» - раздался голос Кочета Свирьевича, стоявшего в такой же, как все, форме с наградами на правом фланге.
        «Я Клянусь!» - раздался слитный хор более девяти десятков детских голосов, повторявших священные слова воинской Присяги.
        «Принимая это боевое знамя!»
        «Принимая это боевое знамя!» - опять повторила Школа.
        «Стоять за свою Родину Святую Русь верно и честно, служа ей и защищая её до своей последней капли крови и до последнего вздоха!»
        «Стоять за свою Родину Святую Русь верно и честно, служа ей и защищая её до своей последней капли крови и до последнего вздоха!»
        «Буду верен своей Присяге во веки вечные, В том целую свой Крест!»
        «Буду верен своей Присяге во веки вечные, В том целую свой Крест!» - строй в едином движении достал личные нательные кресты с груди и поцеловал их.
        - Школа, становись! Смирно! Равнение на знамя! - прозвучала команда, и строй замер, глядя как батюшка в сопровождении подъячных подносит к Сотнику и знамённой группе Боевое Знамя Школы.
        Само Знамя Школы было выполнено в виде традиционного Андреевского флага, где в центре косого перекрестия был помещён жёлтый геральдический щит с каноническим изображением Святого Михаила с мечом и попирающим ногами нечистого.
        После этого, поцеловав священное знамя, Сотник вышел перед строем, а за ним встала знамённая группа, распустив колыхающие на ветру боевые символы.
        - Воины! Да, именно с этой минуты, после принятия Присяги, вы все уже теперь молодые воины и официально перешли в это сословие!
        - Воины! Вы прошли отбор на Курсах Молодого Бойца и теперь все достойны стать курсантами Ратной Школы Отроков Батюшки Великого Новгорода! С чем всех вас поздравляю!
        - У вас совершенно необычный курс! Вам надлежит стать первыми, кто откроет эту дверь к тем знаниям и умениям, что помогут защитить нашу Родину от любого её врага! Будьте же достойны великих боевых традиций наших предков. С честью и гордостью несите на своих плечах погоны и знаки нашей Школы! В добрый путь сынки!
        И к крыльцу со стоящими столами начали по одному выходить сто два курсанта первого курса Школы.
        Каждый из них получил по серому берету с околышем, нарукавной нашивке первого курса, так называемого традиционно «минусом», и погоны с вышитой жёлтым буквой «К».
        Каждому он пожал руку, поздравляя, и пожелал доброго пути.
        Лёнька и Петька стояли перед командиром, и не было никого в этот момент счастливей, чем они. Хороший урок на всю свою жизнь получили мальчишки, и их руки крепко сжимали заветные береты и погоны родной Ратной Школы.
        - К торжественному маршу!
        - По взводно!
        - На одного линейного дистанции!
        - Первый взвод прямо, остальные напра-аво!
        - С места, строевым, шаго-ом марш!
        И качнулись ровные ряды курсантов, отбивая строевой шаг.
        - Песню запевай! - скомандовал начальник Школы, и над усадьбой разнеслась так полюбившаяся всем старинная солдатская песня:
        «Солдатушки, бравы ребятушки,
        Есть у вас родная?»
        Запел звонко школьный запевалала Ванька «три»:
        «Есть родная, мать нам дорогая,
        Наша Русь святая!
        Дружно грянул в ответ запевале общий хор голосов, топая по поляне:
        Солдатушки, бравы ребятушки,
        Где же ваша слава?
        Наша слава - Русская держава,
        Вот где наша слава!»
        Рявкнул опять в ответ воинский строй…
        И понёсся над усадьбой залихватский припев, дружно подхваченный сотней голосов:
        «Соловей, соловей пташечкаа
        Канареечка жалобно поёт.
        Раз поёт, два поёт, три поет
        Канареечка жалобно поёт!»
        Стояла толпа жителей поместья и приехавших гостей да любовалась на бравых молодцов, а бабы утирали слезы, традиционно жалея деток, вот так вот вдруг, в раз, сразу ставшими такими взрослыми.
        Стоял строй Обережной и Дозорной сотен, Судовой рати и Ладейной команды, только недавно вернувшихся с боевого похода.
        Смотрели седые ветераны и улыбались мальчишкам в форме - «Добрая смена им растёт!»
        Толком не передохнув после похода к волокам, Андрей с головой ушёл в хозяйственные проблемы. Их было множество!
        «Легче врага, блин, бить и своё геройство показывать» - ёрничал он про себя, - Чем решать, как тут можно увеличить выпуск кирпича и где взять столько тесаной доски на строительство.»
        Первыми его отловили Аристарх с Осипом, поведавшие, что за тот месяц, что он бездельничал да прохлаждался развлекаясь на «югах Новгородчины», они тут успели запустить в производство кирпичную фабрику и наготовили уже простого да огнеупорного кирпича в изрядном, кстати, количестве.
        Аристарх обучил семерых сметливых русских мужиков премудростям непростого печного дела. И после того, как ими совместно были сложены пять стандартных печей в крестьянских избах, пятеро печников продолжили это дело уже самостоятельно. Двое же самых грамотных, во главе со своими мастерами приступили к выполнению другой непростой задачи. К проектированию и кладке печей в тех больших двухэтажных домах, что уже достраивали плотницкие артели Луки. И первыми нужно было их выложить в казарме ратной Школы.
        Проблему с отоплением решили в итоге следующим образом:
        Были построены две большие, на оба этажа печи, с топками, выходящими в коридоры первого этажа. От них через систему глиняных керамических труб горячий воздух уже затем подавался по всем спальным, по учебным и прочим помещениям. Была так же отдельная печь для дежурного наряда курса и комнаты офицеров.
        Если с кирпичами всё было относительно просто и требовалось только время для их изготовления, сушки и обжига, то по трубам были серьёзные проблемы. Процесс изготовления керамики был и так-то хлопотным, а тут ещё требовалось делать довольно сложные изделия, строго выдерживая их форму и все необходимые размеры. Вот это как раз сейчас и втолковывали Андрею два его лучших мастера по глиняному производству.
        - А ты представь только, Андрей, сколько нам тех труб потребуется, когда мы тут начнём центральную тепловую станцию класть! А сколько их будет нужно для обогрева зимнего сада? - втолковывал Сотнику, прямо как неразумному ребёнку, Аристарх, - Мы просто не успеваем ничего сделать в этом сезоне! Ты же сам сказал, бросить все силы на возведение печей в крестьянских избах и Школе. И так уже кирпичи сушиться да обжигаться не успевают, непрерывно, в три смены у печей уже мужики работают, чуть не падая там.
        Андрей смотрел страдальчески на грека да чесал голову:
        - И какой же выход, Аристарх Константинович, может быть из всего этого?
        - Ну, какой, какой. Придётся пока ладить автономное отопление в каждом из строящихся зданий. А это механический заводик, со всеми его цехами, да воскобойно-свечное и гончарно-кирпичное производство. А суконно-портняжная и кожевенная мастерские? А если ещё птичник ладить, как ты сказал? То опять же, всё отапливать нужно. Временную банно-прачечную наши плотники уже начали отстраивать, так что и туда отопление да нагрев воды нужно будет продумывать. А уж по тем баням, что в проекте у нас были да по тому зимнему саду нам теперь только уже мечтать остаётся, да дальние планы строить. Раньше следующего лета даже приступать к ним времени у нас не будет, правда, Осип? - и Аристарх с грустью посмотрел на своего приятеля.
        - Да, правда, - подтвердил гончарный мастер, - Мы вот тут уже себе вовсю голову сломали, как нам тянуть от теплового центра трубы по всей огромной территории и как сделать это так, чтобы горячий воздух весь свой жар по пути не терял. По всем нашим замерам он по керамической трубе за сто шагов почти, что треть тепла теряет! И это в августовскую ночь, причём не самую холодную, а что тогда зимою будет, вы можете себе представить? - и Осип закатил глаза к небу.
        - Да, понятно, проблему с потерей тепла нужно будет решать. А вы не думали керамические трубы помещать внутрь деревянных, но только гораздо большего размера, как в оболочку, и уже внутрь этих деревянных, засыпать те же кусочки обожженной глины под названием, нуу…хотя бы керамзит, да закапывать затем всё в земляные траншеи? - задал наводящий вопрос Андрей и увидел, как сразу же загорелись глаза у его собеседников, - - Всё-всё-всё! Мне пора, уважаемые! А вы думайте и поэкспериментируйте пока с теплопроводностью, вот попозже мы с вами всё это ещё раз и обсудим.
        С трудом вырвавшись из цепких лап мастеров песка и глины, Андрей тут же попал в оборот к артельному старшине всех работающих столяров и плотников Луке Тесло.
        - Кхе-кхе, - традиционно кхекал мастер деревянных дел и «грузил» хозяина поместья проблемами с поставкой хорошего леса для изготовления досок, - Иваныч, я, конечно, понимаю, что для тебя глина важней дерева стала, но ты пойми, доска - это не бревно! Чтобы только одну доску сладить, это столько нужно усилий приложить, помнишь?! Ведь её нужно сначала правильно расщепить, потом обтесать, да ещё и обстругать, обгладить, а уж потом только сушить. А для всего этого, какое дерево нужно? Правильно, особое. А ты только посмотри, что нам с верховьев Ямницы гонят, да это смех один, а не дерево для доски! Чем мы в лекарском госпитале пол-то будем стелить? Дранкой что ли, получается или опилками?! - и Лука укоризненно уставился на Сотника.
        Следующим был оружейник Кузьма, у которого были проблемы с размещением оборудования для изготовления луков и реечных арбалетов.
        - Андрей Иванович, понятно, что для тебя глинщики и плотники важнее, чем оружие для бригады. Но ты вспомни, на сколько гривен серебра мы в то оборудование и в инструменты то вложились, что сейчас с ним будет под осеннем дождём, простаивая да дожидаясь своей крыши и сухого помещения? Это я уже не говорю про выпуск «реечников», что ты потребовал довести до одного в неделю. С такими-то условиями мы и два-то в месяц скоро перестанем давать. Вон уже вечерами как прохладно становится, а тут ведь работа тонкая и нужно на ней сосредоточиться полностью, а не думать, как бы свои пальцы обогреть.
        От Кузьмы Андрея перехватывали сразу три хозяйственника: Управляющий поместья Парфён Васильевич да старшины Сотен, подразделений и Школы Ждан, Лавр, Неждан и Будим, и у каждого были свои проблемы от вопросов в количестве закладываемых на зимнее хранение овощей, до пошива формы, тулупов, зимних полушубков и валенок и многое, многое другое.
        Голова пухла, и выматывался от всей этой чехарды Андрей знатно. Все дела тут требовали его оценки и грамотного решения.
        Так поневоле в новый поход запросишься. Понятно теперь, почему викинги постоянно воевали!
        Для своего огородика тоже нужно было время. И в первых числах сентября до начала заморозков им лично был выкопан весь картофель, которого, в общем, если учитывать все сорта вместе, получилось более двенадцати вёдер. Самыми урожайными показали себя скороспелый Импала, белый сорт Удача и красный Розара. Теперь только осталось его весь сохранить и, дав хороший уход, уже на следующий год готовиться к раздаче семян по индивидуальным хозяйствам. Глядишь, через два-три года на Новгородчине появится ещё один распространённый овощ. Не зря же уже «в новом времени» его называли «второй хлеб» и кормил он людей щедро, особенно же простого человека.
        То же самое было по зерновым, которые так же дали неплохой урожай. Рожь, пшеница, кукуруза да подсолнечник уже успели вызреть, и их можно было даже раздать понемногу рачительным и умелым крестьянам, чтобы они и сами развивали своё зерновое хозяйство.
        Особенно порадовал Андрея кайенский перец, давший из сорока высаженных в теплице кустиков большое количество мелких и чрезвычайно жгучих плодиков-перчинок. Будет чем теперь скрасить довольно пресную местную пищу.
        На своей жаркой родине кайенский перец был растением многолетним, и все сорок кустов были Андреем аккуратно выкопаны, пересажены в горшки и затем переданы лучшим хозяйкам с инструкциями. Так что, у многих изб теперь в окна выглядывали красивые зелёные деревца.
        С высаженным виноградом пока было посложнее. Тот сорт Амурский Таёжный, что пришёл в это время с косточками изюма, весною дал хорошие ростки, но они были ещё слишком слабыми, чтобы говорить с уверенностью, что всё получилось удачно. И Андрей решил пока не рисковать. Теперь только требовалось время и терпение. То же самое можно было сказать и по семенам яблок.
        И всё-таки за всей суетой и сотнями, заполонившими всё мелкими делами, Сотник не мог не заметить, что дела в Андреевском постепенно налаживаются, а само оно постепенно принимает вид крепкого хозяйства.
        Стояли уже начальные, постепенно отстраиваемые оборонительные стены, за которыми уже раскидывался небольшой городок или как здесь называли - Слободка. Рядом с усадьбой виднелись распаханные поля и выкорчеванные лесные участки-росчиши.
        Дымили трубами мастерские да избы, и даже уже большие дома принимали обжитой вид, постепенно просушиваясь изнутри. Перегонялись приличных размеров стада скотины и табуны лошадей. Куда-то скакали верховым порядком и маршировали пешим строем воинские подразделения. Везде и всюду чувствовалась жизнь и движение.
        Даже накатывающая осень с её дождями и хлябью, казалось, не могли её уже затормозить.
        Не хватало только в усадьбе Дозорной сотни и отдельного Степного взвода, и их ждали боевые товарищи с нетерпением, часто с тревогой вглядываясь на юг, в даль. Как там они? Смогли ли уйти от удара литвин. Все ли вернуться обратно?!
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВОЙНА С ЛИТВИНАМИ.
        ГЛАВА 1.СОВЕТ ДЕВЯТИ КНЯЗЕЙ.
        Девять главных князей, входящих в союз Литвинов, собрались в Вильно, столице Аукштайтов. Представляли они многонациональное население всей той обширной территории, что простиралось от русских княжеств на юге и на востоке до польского королевства на западе, а также прибалтийских территорий, занятых Тевтонским орденом и орденом Меченосцев на севере. Присутствовали тут представители балтских народов: Аукшайтов, Жемайтов (Жмудинов), Селов, Ятвягов и так называемые русины, говоривших на старославянском языке.
        Князей звали: Казимир, Довмонт, Тадэуш, Винцент, Ян, Зигмас, Мидовг, Гидемин и Игнац.
        На повестке стоял вопрос о выборе единого правителя объединённых Литвинских земель, и в большой зале князя Аукшайтов Гидемина было сейчас чадно да шумно.
        - По всему видно, ты не зря нас всех тут собрал! - горячился князь Жмудинов Казимир. Сам хочешь себе трон поставить и от всех наших общих земель один править! Так не бывать тому! У Жемайтов гораздо больше прав на верховное представительство. Мы уже сколько лет сдерживаем натиск Тевтонского ордена и ордена Меченосцев сами! Да если бы не наши рати, то крестоносцы бы давно тут всех бы повырезали, или по западному римскому обычаю бы всех окрестили! Вот где были бы тогда все ваши вольности! И он продемонстрировал крепко сжатый кулак.
        - Да если бы не мы! - вскинулся Гедемин, - То до крестоносцев наши земли бы давно под себя Новгород подобрал и так же по восточному обряду всех окрестил как их тот князь Владимир! Вот откуда для нас самая большая опасность исходит! У русских немереное богатство накопилось. Если бы не то поражение на реке Калке от монголов, то их князья в этом зале бы сидели да пировали за столом, а наши кости бы уже вороны в поле обклёвывали!
        И в зале снова раздался шум вечных спорщиков.
        В итоге, не придя к единому мнению по поводу общего объединения под чью-то одну руку, князья перешли к обсуждению тех прочих острых проблем, которые вообще было необходимо решать на текущий момент. Всех тревожил тот всё усиливающийся натиск, с которым западные католические ордена входили на территории свободных народов. Поучительной была судьба тех балтских племён, которые не смогли отстоять свою независимость и уже прекратили своё самостоятельное существование. Представители этих племён Пруссов и Куршей так же присутствовали в зале и надеялись на поддержку Литвинов, дабы с их помощью отбить свои земли у крестоносцев.
        На повестке стояла большая война с католическими орденами. Но война, это прежде всего, деньги и, причём, деньги очень большие, а где и как их было взять, как не опять той же войной. Вот и решили «мудрые» литвины ограбить своих восточных соседей - земли Смоленского и Торопецкого княжества да ещё Новгородской республики заодно. Тем более учитывалось то, что основные русские рати почти все полегли на Калке. И противостоять натиску литвин было фактически не кому.
        С этим разобрались быстро и совет мудрого Гедемина, где именно стоило брать нужные средства на войну, был всеми князьями услышан. Осталось только определиться со временем похода, и с какими силами его совершать.
        После долгого обсуждения было решено готовить силы семи князей для основного удара, который ориентировочно запланировали на середину/конец января. Но перед этим, в сентябре следовало опустошить юг Новгородских земель в самых её богатых районах, у древних торговых путей и волоков. Да «взять на копьё» небольшое Торопецкое княжество, где малая княжеская дружина не смогла бы оказать достойное сопротивление сильным Литвинским ратям.
        Далеко вглубь Руси заходить этой осенью не требовалось. Главным было награбить как можно больше припасов и фуража, чтобы уже затем зимою, в свой главный набег, не испытывать нужды и суметь тогда разграбить побольше русских земель.
        Определили трёх князей для осеннего похода. Ими оказались Гедемин и Тадэуш, которым с двухтысячной ратью следовало взять всё Торопецкое княжество вместе с её столицей, да разбить слабую дружину Давыда Мстиславовича всего-то в триста копий числом.
        Семи сотенная рать русина Игнаца должна была зачистить богатые земли вокруг Усвятских волоков, а затем, взяв на копьё расположенные там городки Усвяты, Жижец и Холм, всё там вокруг разорить и вывезти добро к себе.
        Основной ударной силой в походе выступали тяжёлые конные княжьи дружины, которым совместно с многочисленной вспомогательной конницей следовало пройти частым гребнем и уничтожить все имеющиеся там наличные воинские русские силы. Нужно было постараться хитростью или наскоком, без долгой осады, взять все города да поселения и уже в самом конце набега защитить те обозы, что будут вывозить награбленное добро, перегонять скот и захваченных рабов в свои земли.
        Время начала вторжения спланировали на десятое сентября. Именно в этот день с раннего утра конным Литвинским ратям следовало ворваться на западную Русь.
        ГЛАВА 2.НА ПОМОЩЬ ДАВЫДУ.
        - Дозволь доложить, Княже? - попросил Давыда Мстиславовича гонец, который только что прибыл от десятника Михаила, объезжающего дозором пределы княжества.
        Давыд, мужчина с резким профилем и серьёзными серыми глазами, кивнул, внимательно вглядываясь в тревожное лицо гонца.
        - Со стороны Литвинов и Полоцкого княжества рать идёт, Княже! Видели конных в бронных доспехах, всего где-то около сотни. Ещё чуть меньше в стороне шли, так те вообще на степняков были больше похожи. Близко к ним мы уже не стали подходить, а меня сразу меня к тебе гонцом с докладом отправили.
        - Быстро ли идут, и какой порядок передвижения у рати? Есть ли обозы и пешее войско у них? - задал вопрос Давыд.
        - По всему выходит, что они, не торопясь, идут «о двуконь». Кони в походе недолгом, по всему видать, были не измотаны вовсе. Обозов и пешей рати с ними мы не видели. Заметили только, что много вьюков было у них приторочено на заводных, но что там в них ведь не разглядишь и не проверишь.
        - Всё ясно! - кивнул князь.
        - Воевода, приготовить город к обороне! Ворота закрыть и воинов на стены поднять! Посмотрим, что за незваные гости к нам пожаловали.
        Дозор Василия давно заметил Торопецкий десяток, что издали приглядывал за перемещением его отряда. Никаких враждебных действий он не оказывал, но и не реагировал на любые попытки наладить с ними контакт. Так и шли они рядом до самого Торопца, где те проскочили затем вперёд в приоткрывшиеся для них ворота.
        Василий велел остановиться в трёх стрелищах от крепости всему отряду, сам же подъехав к воротам, спрыгнул из стремян, и встал напротив главной воротной башни.
        - Кто таков и что нужно?! - раздался густой бас сверху.
        - Сотник Дозороной сотни Великого Новгорода Василий, сын Андрея, со своей сотней. Иду к Торопецкому князю Давыду Мстиславовичу с грамотой от Великого господня совета Батюшки Новгорода. Могу ли я князя услышать?
        Пауза у ворот явно затянулась и, когда Василий уже начал терять терпение, тот же голос неожиданно пророкотал:
        - Тебя узнали, Сотник, ты был давеча у князя Мстислава Мстиславовича Удатного на службе, и отец твой Андрей Иванович сам родом из нашего города, так же как и твой дед, Хват Иванович. Так что, лично ты можешь с грамотой зайти, а вот отряд твой пусть пока перед воротами подождёт высокого княжьего решения.
        И дубовые, окованные железом ворота со скрипом отворились ровно на ту ширину, чтобы пропустить только одного человека.
        На внутреннем дворе ждали трое воинов в хорошей, начищенной до блеска броне, да в островерхих шлемах при оружии. Передний из них выступил вперёд, окинул взглядом с головы до ног прибывшего командира и с лёгким скандинавским акцентом, поджав губы, выговорил ему:
        - Давай свою грамоту. Князь даст свой ответ, когда сочтёт нужным.
        Василий окинул взглядом двор, заметил за стеновым засадом лучников и самострельщиков, готовых к бою, усмехнулся и ответил скандинаву:
        - Дружинный, как меня зовут, ты уже знаешь, тут представили. Твоё же имя мне не ведомо, невежливо это. Грамоту свою я смогу отдать в руки только самому князю и никому более, потому как она от самого Владыки Великого Новгорода мне выдана, с его личной печатью и подписью. Ну, а коли нет у князя нужды в этой самой грамоте, да в нас самих как союзной Новгородской рати, так мы можем и уйти, да затем сами будем против нашего общего врага ратиться.
        Скандинав помолчал, нахмурившись, и ответил:
        - Я передам твои слова Князю. Имя же моё Аскольд. Я старший княжеской гриди (старший телохранитель). А ты дерзок, Василий, сын Андрея! - и он, ухмыльнувшись, ушёл в сторону терема. Двое же его воинов не сдвинулись с места и продолжали в упор разглядывать сотника, а их руки демонстративно лежали на рукоятках мечей.
        Минут через десять этих «гляделок» вернулся Аскольд и, что-то сказав на скандинавском наречии парочке, кивнул Василию:
        - Князь тебя ждёт. Пойдём.
        И два телохранителя расступились, пропуская его вперёд.
        Давыд Мстиславович сидел на большом резном кресле в просторной и светлой горнице со множеством окон, а по бокам его залы горели толстые восковые свечи. Всё внутри княжьего терема выглядело крепко и надёжно.
        - Давай грамоту, - сказал Давыд негромко после представления сотника и, внимательно осмотрев печати, сорвал резко сургуч и углубился в чтение.
        Всё замерло в это время в зале, где, кроме телохранителей в это время, присутствовало ещё пятеро из ближней княжеской свиты.
        - Сколько людей у тебя, сотник? - закончив чтение, задал он вопрос.
        - Всего восемьдесят два, князь, - ответил на вопрос Василий.
        - Не густо, однако же, Батюшка Великий Новгород подмогу-то своему союзнику присылает.
        И от его свиты раздалось недовольное бурчание.
        - У меня всего-то три сотни дружины наберётся, вот и ваших восемь десятков прибыло, что делать-то с нашествием Литвинов таким войском то будем?
        - Воевать будем, Князь! - твёрдо глядя ему в глаза, ответил сотник, - Не числом, так умением, как говорит мой батюшка.
        - Знаю я твоего отца. Добрый воин Андрей Иванович. Если бы ещё подмогу побольше прислал, так вообще бы было здорово, - проворчал Давыд, - Но вот то, что ты уверен в самом себе и своих силах, то мне действительно любо. Хорошо, когда в подмоге старшим настоящий боец стоит, а не торгаш мелкий, который только и будет делать, что за стенами отсиживаться да о своём прокорме и безопасности печься. В моих-то воинах я уверен. Мы всё время в нашем малом княжестве, что ёрш перед щуками выступаем, привыкли уже крутиться. Через нас ведь то Полоцк со Смоленскими ратится, то вот Литвины озоруют.
        - Ладно. Сейчас заводи своих людей. Размещай вон их, куда тебе мой тиун укажет, - и пожилой полный мужчина при этих словах согласно кивнул головой, - А затем к вечеру жду всех вас на совет, думать, как мы совместно свою оборону строить будем, - и, увидев вопрошающий взгляд у Василия, сделал паузу, - Что-то сказать хочешь, сотник? Слушаю…
        - Княже, в бою на Усвятском волоке отцом были разбиты две разбойные ватаги Семки и Гришки. Четырнадцать разбойников пленённых было велено к тебе на суд доставить.
        - Вот как?! - заинтересовался Давыд, - Слышал я об этих лиходеях, да всё как-то руки до них не доходили. Сколько же всего-то их было?
        - Что-то около двух сотен, - ответил спокойно Василий.
        - И сколько же из них вы там посечь смогли?
        - Да всех, княже. Только вот эти остались для твоего суда. Наш командир не стал их на месте смерти предавать, ибо все из простых крестьян они, и личной крови на них не было. Так что, как Давыд Мстиславович рассудит, так пусть и будет, говорит. Вот мы и привезли их сюда вьюками.
        - Потому у тебя сотня не полная? Много людей в том бою с ватагами потеряли? - опять заинтересованно спросил Давыд.
        - Да нет, князь. Никого не потеряли. Моя сотня только формируется, и в неё временно передали три десятка степных воинов из берендеев да торков союзных, что у нас служат. А так раненых человек пять со всей нашей стороны было, да и то ничего серьёзного, так, царапины.
        - Против двух сотен разбойников и вообще без потерь?! - не поверив, воскликнул князь, - Так вы, наверное, тайно на ночлеге те ватаги взяли!?
        - Да нет же, - протянул Василий, - С обеими теми ватагами одновременно рать шла, а сейчас наша Обережная сотня, наверное, уже и ватагу Гридня под Холмом добивает.
        - Так-так-так! - повеселев, воскликнул Давыд Мстиславович, - Выходит, не простых воинов мне Новгород-то в помощь прислал, - и резко вскочил с кресла, - Пошли-ка твою рать, сотник, смотреть, и по пленным поглядим, что с ними делать.
        Дозорная сотня повзводно в два ряда стояла на внутреннем дворе перед теремом. Впереди была основная под седлом, позади неё стояла заводная, вьючная лошадь. Все воины были в отличной броне и с завидным оружием. Выглядели они удало да задорно и, глядя на них, аж глаз у бывалых дружинников радовался.
        - Здорово, молодцы! - крикнул со ступеней терема Давыд.
        - Здравия желаем, Князь! - слитно рявкнула сотня. И тот аж крякнул от удовольствия.
        - Вот как надо дружину-то учить! - кивнул он стоящему рядом воеводе Борису, - И разбойников разбили, никого из своих не потеряв, и перед князем орлами выглядят! Показывайте, кого вы там мне на суд привезли. И сотник махнул рукой, чтобы вперёд вывели пленных ватажников.
        Вечером на общем военном совете собрали воедино все те сведения, что только были о грядущем литвинском нашествии и убедились в общей нерадостной картине. По всему выходило, что на оборону земель Торопецкого княжества сил у её князя не было.
        Три сотни дружины у Давыда Мстиславовича находились в самой столице княжества Торопце. И по десятку в трёх небольших городках Клине, Кунье и Казарине. Так же ещё посадская крепостная полусотня охраняла каменные столичные стены, да по десятку старых увечных ветеранов были за деревянными частоколами вышеперечисленных посадов.
        - Пусть держатся, сколько смогут, хоть на пару часов задержат Литвинов, и то Торопцу в помощь будет, - горячился один из молодых княжьих сотников Ратиша.
        - Да куда там пара часов, - спокойно отвечал ему седоусый ветеран Тихомир, старший крепостной рати, - За двадцать минут враги через посад перекинутся и всех там внутри вырежут. Даже голову над частоколом ведь поднять не смогут.
        - И что, сразу городок, просто так вот без боя отдавать? - хмуро спросил второй сотник Хотен.
        - Да нет, - вздохнул посадский, - Умирать-то они будут, только всё равно время нам не дадут тут изготовиться. Если Литвины разгонятся, всё одно возле нас быстрей любого гонца окажутся, вы их не хуже меня знаете. Не зря у них символ на стягах такой - «летящий рысью витязь».
        - А ты что молчишь, Василий, - кивнул ему Торопецкий князь, - Как бы ты на моём месте действовал, чтобы свою землю от разорения спасти?
        - Ждал твоего слова, Давыд Мстиславович, поэтому и не встревал в разговор серьёзных мужей, - усмехнулся Новгородский сотник, - Всё правильно тут все говорят в отдельности, однако, для прямого боя сил у нас сейчас явно недостаточно. И в этом случае, я согласен с вашим крепостным старшиной Тихомиром. Все три малых городка с их посадами будут взяты приступом за несколько минут. Причём брать их будет вторая волна Литвинов из их лёгкой конницы. Первая же с князьями проскочит в Торопец и постарается взять его сходу-нагоном. И, если мы будем не готовы к этому первому мощному удару отборных дружин, то и возьмут. Запросто! Посады же те наши сами рухнут от второй волны, Литвинам на это действительно много времени не потребуется.
        - И что ты, удалой Новгородский сотник, тоже как крепостной посадник предлагаешь все городки без боя бросить? - с подколкой бросил ему Ратиша.
        - Помолчи! Выслушали уже тебя, не твоя очередь, - недовольно оборвал своего сотника Давыд, - Я Василию слово давал! Продолжай, союзник.
        - Городки я предлагаю оставить. Всё, что можно, уже сейчас надо вывезти, чтобы ничего врагу не оставлять, а те три десятка дружины и ещё три крепостных в один кулак в столице собрать, чтобы тут оборону стен усилить. Затем я предлагаю спрятать до поры до времени мою сотню в Чёрном урочище, возле Слободского озера. Как только мимо нас прокатятся две первых волны Литвинской рати, мы постараемся разнести им обоз и рассеять всю пехоту. После этого уже начнём беспокоить осадную рать и выбивать их мелкие отряды, что будут снаряжаться за фуражом и провиантом. Ну а дальше, думаю, им без своих обозов и пехоты в осаде то будет совсем кисло. Как-никак это же шляхтичи, и везти долгую осаду голодными да морить голодом своих коней им будет явно не по нутру. Они же го-ордые!
        - Главное тут будет не дать им то, что они хотят, и за оставшиеся пару седмиц, успеть всё сюда вывезти или спрятать.
        В большой зале, где заседал совет, повисло молчание. Лишь слышались шаги Давыда, в раздумье переступающего по комнате. Наконец он, приняв решение, остановился и посмотрел на сидящих за большим общим столом.
        - Ну что же, всё разумно. Действовать мы будем так. Тебе, Велимудр! - и с места поднялся тиун управляющий, - Надлежит вывезти всё продовольствие и корм для скота да лошадей в Торопец. Всё, что вы не сможете вывезти, надёжно схороните. Не сможете схоронить, сожгите. Но чтобы ничего не досталось врагу! В помощь тебе передаю сотню Ратиши. Он воин решительный да скорый, не позволит никому противится, - и вставший сотник кивнул, показывая, что указание князя ему понято.
        Сотне Хотена выставлять каждые три дня по три десятка дозорных, чередуясь, главное не допустить внезапного нападения Литвинов. Не забывайте дальний дозор посылать, да пусть не стесняются в земли Смоленского и Полоцкого княжеств заходить, чтобы только не прозевать тот первый рывок конной рати.
        Сотне Ивана совместно с посадской крепостной сотней, повелеваю заняться подготовкой к обороне. Проверьте каждый камень стены лично и обновите валы. Проследите, чтобы весь осадной припас у нас был в тройном достатке, стрелы, болты, камни, брёвна, смола и кипяток. Ну да не мне вас учить, однако, но есть хотя, на что посмотреть вон у Новгородских. У них почти у каждого, помимо лука, по самострелу к перемётной суме коня приторочено.
        - А у нас, сколько их вообще? - и он посмотрел на воеводу Бориса.
        - Нуу… - взохнул тот, - Около пары десятков будет. Да уж больно медленный бой у них, княже. Мы ведь всё больше с луков привыкли бить. На них-то и упор в своей обороне делаем.
        - Говори, - кивнул князь Василию, увидев, что тот хочет что-то возразить командиру всей Торопецкой рати.
        - Против лёгкой основной конницы Литвинов, а особенно же ихней пехоты, луки действительно будут лучше, благодаря своей скорострельности и тому, что броня у них в основном лишь в княжьих дружинах есть.
        А вот против этих самых бронных дружин, когда они в первом отчаянном приступе на стены пойдут, самострел будет просто незаменим. Именно постоянным самострельным боем можно будет ратников проредить и заставить уже поджидать вторую волну, чтобы уже она на штурм шла и несла потери, заливая кровью шляхты предместья.
        - Опять слышу разумные речи, сотник. Сколько у вас всего тех самострелов будет, и не могли бы вы хотя бы часть мне на время осады одолжить?
        - Всего их шесть десятков у нас, князь, и половину вы можете забирать себе. Мои люди ещё поучить, да погонять в самострельном бое твоих смогут, коли ты, конечно, того пожелаешь.
        - Быть по сему! - махнул Давыд Мстиславович, заканчивая совет.
        ГЛАВА 3.ТРИ КНЯЗЯ.
        Тёмной ночью с девятого на десятое сентября Литвинские рати князей Гедемина, Тадэуша и Игнаца выдвинулись к границе Торопецкого княжества со стороны союзного им Полоцка. Утром, разделившимся ратям предстояло совершить рывок в сторону Великих Лук, а дальше через земли волоков на Холм и, разоряя по пути Торопецкие земли, взять штурмом их столицу.
        Всё было готово к походу, и стоявшие рядом князья вели между собой неспешную беседу, вглядываясь в предрассветную даль, а лёгкий сентябрьский ветерок развивал стяги за их спинами.
        - Ну что, Игнац, сколько опять себе из добычи нахапаешь? - подколол князя из восточных литвин князь Аукшайтов.
        - Всё бы вам, русинам, награбить побольше, от того-то сам и напросился на богатые Новгородские земли. Смотри вот только, о крепости Великих Лук и Холмскую свои зубы не обломай!
        - Ты за собой, Гедемин, поглядывай лучше, себе-то вон Торопец в набег выбрал, а это ещё тот жирный кусок будет, - буркнул ему в ответ Игнац.
        - Да ладно вам, не спорьте уже! - успокоил молодых и горячих мужчин более взрослый и выдержанный Тадэуш, - Всем хватит добра, только не зевай его брать у руссов.
        - И то верно! - кивнул Гедемин, - Светает уже, пора выходить!
        И действительно, вдали показалось розовое свечение утренней зари. И всё в Литвинском войске пришло в движение.
        - Ну что, Вперёд!
        И два потока конной рати ринулись на русские земли.
        Мугатар в полной темноте подскакал и осадил своего жеребца возле одинокого костерка, что горел на пологом берегового склоне Слободского озера.
        - Скачите срочно к князю! Доложите, что Литвины строят свою рать, пусть готовятся принимать! Я к своему сотнику! - и с места галопом рванул в ту сторону Чёрного урочища, где хоронилась Новгородская Дозорная сотня. А в сторону Торопца от затоптанного костерка стрелой вылетели три верховых.
        Литвины идут!
        - Всё не так, как рассчитывали! - злился, кусая свои губы Гедемин.
        Две дружины в шесть сотен тяжёлых всадников и пять сотен лёгкой конницы стрельцов стремительным броском, как копьё, вошли в тело Торопецкого княжества.
        В стороне осталась Кунья, городок, мимо Клина рати тоже прошли намётом«в притирочку», не задерживаясь. Но всё было тихо вокруг, ни одного человек не встретилось им по дороге, ни одна голова не поднялась из любопытства над недалёким от шляха частоколом. Не дело дружинам было возиться с мелкими посадами, их дело столица княжества, а с этой мелочью уже разберутся лёгкие сотни. Но Гедемин нутром чувствовал здесь какой-то подвох.
        И, вытянув руку в сторону Клина, отрывисто бросил команду одному из своих десятников личной стражи: «Проверьте всё там! Затем догонишь меня и доложишь!» После чего унёсся дальше в сторону Торопца.
        Ворота крепости были закрыты и, в подлетевшую сотню, рассчитывающую в возникшей суматохе и панике у русских ворваться лёгким путём-нагоном в город, ударили со стен и надвратной башни сотни луков и самострелов. Две минуты всего занял её рывок обратно, но почти половину дружинников успело выкосить тем огнём в упор.
        Ждали их, ждали русские и готовились! Вот и гонец от Клина и Кунь городка доложил о покинутых жителями домах и об отсутствии всего живого вокруг.
        Взять с наскока этот Торопец уже явно не получалось, но и остановить развернувшуюся да обозлённую первыми потерями рать было уже совсем сложно. Нужно было попробовать взять штурмом крепость, тем более, что никак не могло там быть больших воинских сил.
        - Разбирайте дома и стройте большие щиты да крытый таран! Рубите из лесин лестницы подлиннее! Лучников под стены поставьте, да побольше, пусть высунуться не дают! - отдал команду Гедемин.
        И воины ринулись разбирать и рушить дома в пригороде, только недавно брошенным своими жителями.
        - Берегите людей! - крикнул Торопецкий воевода, переходя по крепостным ходам вокруг стен города, - Не вступайте с ними в перестрелку, у нас и так-то людей мало, нечего их так понапрасну терять! Вот как они все скопом на приступ полезут, вот тогда-то мы и ударим дружно!
        Через пару часов взревели сигнальные рога да трубы в Литвинском стане, что обосновался на недалёком холме, и ринулось со всех сторон на приступ более тысячи воинов, из которых добрую половину составляли одетые в кольчуги и броню ратники.
        Под прикрытием огня лучников, закрываясь своими длинными щитами и большими сколоченными из жердин и досок укрытиями, рванули обозлённые сотни под стены, подтаскивая за собой десятки длинных лестниц. Секунды, и вот уже по ним карабкаются наверх дружинники Гедемина и Тадэуша. А по главной дороге на широченных колёсах катился большой, чем-то похожий на сарай, таран-враг любых крепостных ворот. В нём ударное бревно с массивным бронзовым навершием на конце было подвешено на крепкую раму. Толкали таран укрытые за деревянными навесами больше полусотни воинов. И это чудо инженерной мысли со скрипом и скрежетом уже подъезжало к городским воротам. Всё для того, чтобы их разрушить и дать проход в город литвинской рати.
        Из крепостной надвратной башни разнёсся по окрестностям рёв сигнального рога и три сотни русских луков, да пять десятков самострелов в придачу обрушили дружно свой огонь на штурмующих. Длинными рогатинами со стен откидывались приставленные лестницы вместе с лезущими по ним штурмующими. А на головы осаждающих с высоты, посыпались тяжеленные брёвна и камни, да ещё в придачу полился кипяток и горящая смола из разогретых загодя котлов.
        - Больше смолы готовьте в «надвратной», сейчас к вам таран подойдёт! - суетился на стене крепостной старшина Тихомир.
        И, когда таран приблизился к воротам, да по ним глухо бухнул его первый удар, на него сверху полилась раскалённая смола и масло, а внизу раздались вопли обожженных. Но это было только начало.
        Ударили в пропитанное горючей жидкостью дерево сразу несколько горящих стрел и таран вспыхнул ярким пламенем. Дикий истошный вой сгораемых заживо огласил всю округу, а несколько человек в пылающей одежде вылетели из-под горящего укрытия и живыми факелами бросились прочь от городских стен. С крепости по ним не стреляли, и страдальцев своей сталью успокоили уже свои товарищи, лишь бы только те не мучились.
        Страшная картина уничтожения в огне такого большого количества людей у ворот, да понесённые потери от готовой к обороне русской рати в первые же минуты приступа, внесли сумятицу и неуверенность в ряды осаждавших. И, увидев, что штурм затягивается и превращается в тягучую затяжную битву с огромными потерями для атакующих, литвинские князья дали сигнал к отходу. И как горох посыпались с лестниц, отбегая, фигурки воинов. Бросали свои большие защитные укрытия десятки и откатывались подальше, а со стен неслось дружное «Ура!» и слышалось ликование. Первый штурм был отбит, и теперь предстояла долгая осада.
        Со стороны русских потери были не большими, всего около двух десятков погибло от Литвинских стрел, ну и примерно столько же получили ранения.
        Штурмующие же понесли их гораздо больше.
        Погибло более ста пятидесяти воинов, из которых не менее половины были дружинниками князей. Серьёзно раненых и обожженных было тоже не меньше. Так что, о продолжении штурма речи пока вообще не было, нужно было укрепиться и подождать подхода пешего войска и обозов с осадным припасом.
        - Нет полного единения между Литвинскими князьями, Василий Андреевич, - докладывал на небольшом походном совете в Чёрном урочище командир степняков Азат, - Это даже по тому, как у них обозы идут, чувствуется. Вроде бы и цель у них у всех одна - Торопец, а у Тадэуша южнее, чем у Гедемина, караван проходит на пару вёрст.
        - Так это понятно, - вставил своё слово командир первого взвода Дозороной сотни прапорщик Будай, - Для князей главное - добыча, и делить её с союзником они явно не собираются. Вот и идут изначально обособленно друг от друга. Так же и отходить будут порознь, помяните моё слово!
        - Нужно будет сделать так, чтобы отходить нечем было. Во всяком случае, с награбленным добром, - рубанул рукой в воздухе командир второго взвода Игорь, - Обрушиться разом и разогнать по лесам тех, кого посечь, не сможем!
        - Сколько людей в обозах? - задал вопрос командиру степного взвода Василий.
        - В каждом обозе идут по две, две с половиной сотни драбов (пеших воинов). Ну и в охране у них по паре десятков лёгкой конницы - доложил Азат.
        - Не ждут нападения Литвины, - задумчиво проговорил сотник, -
        Тогда делаем так…
        По лесной дороге с громким скрипом двигалось более тридцати повозок запряжённых парой, а в некоторые и по две, а то даже по три пары лошадей было. Со всем тем осадным имуществом, что ждали под Торопцом, передовые рати, шли походной колонной обозы. С фуражом, снаряжением и припасом для войска, да с хорошими шатрами и выпивкой для разудалой и весёлой шляхты.
        Часть драбов ехали на повозках. Большая же часть их шла по бокам колонны. Стояла погожая погода и над караваном висела завеса из пыли, взбитой сотнями копыт, и ног, одетых в лапти.
        - Больно медленно тащатся твои! - буркнул недовольно старшему обоза Мацею, командир конной охраны Мариш.
        - Быстрее всё равно никак не получится, и так салом через каждый час оси приходится смазывать. Того и гляди, нам на дороге добро придётся вместе с повозками бросить, - ответил обозный старшина.
        - Ничего, сейчас это урочище стороной пройдём, а там уже большая поляна будет. Поправим всё и побыстрее пойдём.
        Два тела старших, идущих в голове колонны, слетели под копыта своих коней почти одновременно. За ними скосило и остальных, все те два десятка лёгкой конницы, что шли с обозом для его охраны. И уже на пешую и обозную рать обрушился ливень стрел и болтов с обеих сторон лесной дороги. Нападение было столь неожиданным, что никто сначала ничего не понял. Вокруг только падали со стрелами в телах мечущиеся в панике мужики, кого и воинами -то назвать было сложно. Сталкивались повозки, хрипели и поднимались на дыбы лошади, калеча копытами пробегающих. Хаос вокруг был полный. Не было той объединяющей силы, которая могла бы пресечь, задушить на корню панику и создать хоть какую-то линию сопротивления. Единственными, кто во всём этом уцелел, было около трёх десятков попадавших на землю и забившихся под повозки пешцев. Да чуть больше того их разбежалось по окрестным лесам, побросав на месте всё своё оружие, состоявшее по большей части из копий да топоров на удлинённой ручке. Потерь у нападавших не было. И, разглядывая место разгрома обоза, довольный Сотник подозвал к себе Будая.
        - Властиборович, нам пора ко второму обозу двигать, пока они из удобного для нас района не вышли, а ты оставь на месте своих пятерых посуровее. Пусть пленные пешцы все повозки с грузом вон в тот овраг скидывают, прольют всё хорошо дёгтем и смолой, что с собой везли да подожгут. После этого пусть ребята их гонят в шею, сечь их дураков уже рука не поднимается, так что пусть к себе бегут и там уже в своей стороне панику сеют. А как ребята закончат всё тут, пусть твоя пятёрка сама нас найдёт. Мы же пока вторым Гедеминовым обозом займёмся.
        Идущий севернее на пару миль обоз Гедемина уже миновал плотно заросшую лесом местность близ Слободского озера, и встречать его уже пришлось на обширной поляне. Успех решило то, что Литвины явно не ждали нападения, уверенные в том, что все русские рати в страхе откатились за крепостные стены, как это уже было с тремя брошенными русскими городками. И от того шли своей дорогой Гедеминовичи беспечно. Оттого идущая в голове охрана из трёх десятков лёгких всадников полегла под ударом Дозорной полусотни полностью. До встречной сечи тут практически не дошло. Основная масса была скошена ударом стрел и уже затем была добита вплотную сблизившимися с ними русскими дружинниками в броне.
        Сзади же с дикими визгами заходили на повозки страшные степные всадники, мечущие на скаку одну за другой стрелы и начавшие свою круговерть смерти, когда скачущие всадники на полном скаку их выпускали по десятку в минуту. Через пару минут в этот смертельный круг влились почти пять десятков Дозорной сотни и, пытавшиеся, было, составить свои повозки в оборонительную линию обозники, бросили всё и встали на колени, подняв руки.
        Всё! Больше обозов на Торопецкой земле у Литвинов не оставалось.
        И следовало поскорее уничтожить захваченное, чтобы противник не смог бы здесь найти ему применение. Пылали чадным огнём повозки, облитые горючей смолой, маслом и дёгтем. Горело зерно и овёс, а с ними и прочие припасы. Всё это добро было так жалко уничтожать! Но каждый понимал, что воин без пищи - не воин, и много железом на голодный желудок ты не на машешься. С пленными поступили так же, как и в первом случае. Загрузили раненными повозки и погнали к границе княжества - вон с русской земли!
        После этого, выставив дозоры, Василий, спрятав след, увёл свои силы в то же укромное место, откуда они только недавно вылетели.
        У князя восточных Литвинов Игнача тоже не задалось всё, как он планировал. Были с наскока взяты такие русские городки как Усвяты и Жижец. Но вот под Великими Луками с его мощным гарнизоном и, как не странно, под небольшой Холмской крепостью пришлось им крепко сесть в осаду. Все попытки взять их с ходу привели к большим потерям, и шляхта вымещала теперь свою злобу на том местном русском населении, которое не успело ли или не захотело схорониться.
        Смотрел воевода Ратибор со стен Холмской крепости на объятый огнём пригород, на пристани да причалы Ловати, и на все те мастерские, что занимались таким доходным для городка ладейным промыслом и кручинился. Это же сколько времени и сил потребуется, чтобы заново всё тут отстроить да наладить. Одно только радовало, что не далась крепость врагу на зуб, более полусотни Литвинов уже лежали под её стенами, а сколько ещё с ранениями да с увечьями прочь отскочить смогли. Ещё радовало то, что людей с припасами смогли схоронить за крепкими стенами от набега, ну а коли люди есть, то и вокруг всё со временем восстановится. Русский ведь человек, он шибко трудолюбивый. Если его на смерть сразу не затопчут, то встанет он, пришибёт врага и заново у себя всё затем отстроит.
        - Ну-ка дай самострел! - потребовал Ратибор у пожилого ратника.
        Заступил левой ногой в железное стремя на носу и упёр его ложе себе в тело. Затем нагнулся и правой рукой захватил за взводной рычаг типа «козьей ножки» да с натугой потянул его к себе. Заскрипели дуги с тетивой, и щёлкнул взведённый рычаг мощного оружия. Болт лёг в направляющее на ложе, и старый ратник прицелился в фигуру далёкого Литвинского военачальника, который с важным видом впереди всей своей свиты осматривал как горели русские ладейные мастерские.
        Вдох, выдох, вдох, выдох. Вдох ии…на паузе плавно пальцем выбираем крючок спуска тетивы.
        Ложе своей отдачей больно ударила в плечо, а важный литвин, такой уверенный в себе, вдруг покачнулся в седле и медленно сполз на землю. Возле лежащего навзничь подстреленного началась суета, подскочила вся свита и попыталась его поднять, всё озираясь да ища то место, откуда могла прилететь смерть. Никто не мог поверить, что из такой далёкой отсюда крепости может исходить та опасность. А Ратибор, перезарядив своё дальнобойное оружие, уже накладывал на направляющее новый болт.
        Вот опять взят новый прицел, и раздался ещё один щелчок самострела. И ещё одно тело свалилось возле прежнего, только тут литвины поняли, что огонь ведётся из крепости.
        Нужно отдать им должное. Они не разбежались, бросив на месте своих погибших командиров, а вынесли их на плащах, даже потеряв при этом одного убитого и раненого ратника. Но и окрестности крепости, до этого многолюдные, тут же, сразу опустели. Никому не хотелось получать издалека русскую смерть.
        - Спасибо тебе, Андрей Иванович, угодил, - гладил арбалет, подаренный ему Обережной сотней, седой ветеран.
        - Держи, Наум, видишь, какое оружие хорошее, теперь сто раз подумают эти, прежде чем тут под стенами у нас шляться.
        И Ратибор передал оружие тому старому ратнику, который более других внушал ему доверие, как своему старому сослуживцу.
        - Смажь гусиным жиром, и тетиву навощить не забудь! Не дай Бог, ещё дождём намочит. Как зеницу ока такое оружие беречь нужно!
        С двадцатого сентября зарядили обложные дожди в Торопецкой и окружающих её землях. Разом промокла вся осадная рать, как не пыталась хорониться в шалашах да под навесами из разобранных русских изб и строений.
        В единственном походном шатре осадного войска собрался совет двух князей со свитой, чтобы решить, что же им делать дальше.
        Торопец сдаваться не собирался, и два последующих штурма были отбиты обороняющимися гораздо легче первого. И это было понятно, такого задора и уверенности у штурмующих-то уже не было, да и недостаток припасов и фуража на них уже начал сказываться.
        Стрелки литвинов давно уже перестали засыпать стрелами любое движение на стенах - приходилось беречь стрелы. В котлах копья (десятка) варилась только конина, да и то уже дающая какой-то мутный и вонючий вар с пеной. В пищу шла давнишняя убоина с тухлецой, и лишь по паре горстей пшеницы выдавали к ужину.
        - Не задался поход! - ворчала шляхта, - Отвернулась удача от наших князей!
        - Скорее бы в дома, к горячему очагу, - шептали стрельцы вспомогательной конницы и те немногочисленные драбы, на чьи плечи в основном-то и легли главные труды по ведению осады.
        - Нельзя нам сейчас войско уводить! - горячился молодой и горячий Гедемин, - Как перед остальными князьями покажемся? Да нас Казимир от Жемайтов и Зигмас от Селов, что остались сейчас стеречь север да запад от крестоносцев, засмеют. А если Игнац с Новгородчины припасов да полон богатый наберёт, так и вообще все пальцами на нас будут показывать да говорить, что мы неудачники. Нам нужен ещё один последний, самый решительный штурм всеми силами, и тогда точно к ногам падёт Торопец. Вот и будем мы тогда все «на коне»!
        - Как штурмовать-то будем, Гедемин!? - увещевал его более опытный и поживший своё Тадэуш, - Осадный припас весь утрачен, провианта и фуража уже нет. У нас вон кони от бескормицы падают! И людей за эти две недели, сколько мы потеряли!? Почти две сотни дружины и четыре из людин уже под уже стенами за последние штурмы осталось. Не просто будет теперь этих мокрых и голодных из-под навесов на смерть выгнать.
        - И что ты предлагаешь, до зимы вот так тут сидеть? - вскинулся Гедемин.
        - Нет, - покачал головой Тадэуш, - Пока ещё есть дороги, нам нужно уходить, потом всё размесим под ливнем и точно тут в грязи утонем, а до холодов с твёрдой землёй мы тут точно не досидим. Да и от этих русских дозоров всё труднее становится отмахиваться. У них и кони, и люди сытые, каждую ночь стан беспокоят, стрелы кидают да уходят от нашей погони. А теперь и с крепости уже начали вылазки делать, видать, поняли, что мы слабы.
        - Да, эти русские дозоры как кость в горле! Если бы мы их уничтожили в свой первый наскок, то и своих обозов бы не лишились, а с осадным припасом бы давно крепость взяли.
        - Мишко! Неужели так сложно выследить этих неуловимых русских? - обратился князь к своему лучшему сотнику.
        Уставший и не выспавшийся, с впалым и серым лицом шляхтич вытянулся перед Гедемином и, хлопая глазами, ответил:
        - Великий князь, мы уже два раза за их хвост цеплялись, но каждый раз они от нас уходили легко. У них рать «о дву конь» и все они на сытых лошадях. Мои же шляхтичи на своей одной, да ещё и отощавшей к тому же, просто не в состоянии на равных бороться. И так уже более двух десятков бойцов потеряли от их степняков. Думаю, если бы они с нами ратиться захотели, так давно бы уже в рубке сошлись. Но, похоже, им то этого не надо, вот и покусывают как слепни издалека. Наскочат, засыпят стрелами и уходят от погони.
        - И это говорит мой лучший сотник! - в сердцах воскликнул князь, - А где вы были, когда мне докладывали, что нет русской рати в Торопецких лесах, и вся она тут в крепости закрылась? Конечно, сейчас-то легко всё на бескормицу спихнуть! - и, выругавшись, махнул рукой.
        В итоге совет после бурных споров решил, сделать последний отчаянный ночной штурм, выведя на приступ все имеющиеся силы, и уже, если не получится с тем приступом, то после этого отходить к Полоцкой земле.
        Назначили его через три дня, а за это время следовало наготовить побольше лестниц и укрытий на колёсах, чтобы приблизиться всей силой, и попробовать перемахнуть разом через все четыре стены, растянув защитников крепости по всем участкам. Основной же удар следовало нанести с восточной стороны.
        Именно эти сведенья сейчас и получил командир дозорного взвода Будай от только недавно захваченного шляхтича из фуражной заготовительной команды, что обшаривала давно покинутый жителями Казарин. Ничего стоящего, кроме своей смерти, не нашло там два десятка литвинов, приняв её от выследивших их русских дозорных. И вот сейчас около остывающего костра Марич всё рассказал. Просто не было уже у него душевных сил держаться, и он сам попросил себе лёгкую смерть.
        - Нет, дорогой, - улыбнулся ему Будай, - Мы теперь тебя к своим спровадим, а от нас ты ещё и денег получишь в придачу. Только знай, придёт время, и наши люди с особым, тайным знаком попросят тебя ещё об услуге, а за всё это ты будешь получать звонкую монету, - и ударил вскользь кинжалом по плечу, - Это чтобы ты подозрения у своих не вызвал, - улыбнулся он взвывшему от боли литвинскому предателю. Перевяжите его! - и направился к сотнику.
        - Ну что же, всё совпадает, - кивнул Василий, - Ещё вчера наш дозор суету в неприятельском стане заметил. И то, что лестницы ладят да щиты сколачивают, а теперь вот мы и про время штурма узнали. Осталось как-то наших предупредить да показать, где основное направление приступа будет, ну и самим подготовиться к битве.
        Двадцать восьмого сентября в тёмную и сырую ночь зашевелилась разом вся литвинская рать. Загодя были заготовлены и принесены лестницы да большие сбитые для укрытия целого десятка щиты. Оставалось только выстроиться по своим направлениям, и по сигналу князей рвануть, что было мочи на крепостные стены. Очень были обозлены литвины на всё то, что им довелось уже тут пережить. Зубами бы рвали защитников, только бы им до них вплотную добраться. Вот и готовились они к ночному приступу со всей возможной ответственностью и остервенением. И уже ждали сигнала, когда вдруг с восточной стороны, откуда и готовился их основной удар, вдруг послышался громкий рёв сигнального рога. А на строящиеся к приступу рати посыпались из недалёкого леса огненные стрелы. Зажечь они, конечно, ничего не смогли, но в крепости поняли, что что-то сейчас происходит во вражьем стане, и все защитники по тревоге были подняты на стены.
        Князьям было понятно, что ни о какой внезапности речи уже быть не может, но и остановить запущенный механизм штурма было сейчас невозможно.
        Все копья и стяги, воинские подразделения литвинов, были уже выдвинуты на свои исходные позиции и приготовлены к рывку.
        - Марич, забирай лёгкую сотню Вацлава и отгоните этих шакалов от лагеря! Они и так нам уже всю внезапность сорвали! - проорал в бешенстве своему первому сотнику Гедемин и дал команду к началу штурма.
        Вот так восточное направление главного удара у штурмующих и лишилось подавляющего преимущества. Атакующие колонны узкими лентами со всех сторон кинулись к крепостным стенам, а с них на встречу метнули десятки факелов, просмолённую ветошь и солому, да затем ударили в освещённые цели из самострелов и луков. Ночной штурм хорош тогда, когда застаёт осаждаемого врасплох. В случае же, когда этого достичь не удаётся, ночь зачастую оборачивалась против самого атакующего. Так вышло и в этой битве, когда находящиеся внизу стрелки и штурмующие на лестницах оказались прекрасно подсвеченными. Лучники литвин били снизу наугад и падали сами выкашиваемые точными выстрелами с крепости. Понеся большие потери, побросав лестницы и щиты, литвины откатились в свой лагерь. Над их войском повисло уныние, и они начали сборы к отходу.
        Тридцатого сентября при мелком моросящим дожде, оставив небольшой заслон, рать Гедемина и Тадэуша начала отходить в сторону союзного Полоцкого княжества. А буквально на их плечах висела Новгородская Дозорная сотня. Совсем не с таким настроение врывались враги на русские земли. По размешанной грязной земле двигались изрядно поредевшие хоругви. Вьючных лошадей уже не осталось, и шляхтичи с осунувшимися и серыми лицами ехали на истощённых конях. Под Куньем городком из соснового бора ударили луки Дозорной сотни по отступающей рати, и одна из них пробила на сквозь ногу князя Тадэуша. Ближнего боя Новгородцы опять не приняли, отойдя по лесной дороге и засыпав преследующую хоругвь литвинских дружинников стрелами.
        А в это время из открывшихся крепостных ворот вылетели сотни Торопецкого князя. Давыд Мстиславович сам вёл в атаку свою рать. И удар отдохнувшей русской рати буквально втоптал в грязь оставленный перед городом заслон.
        Давыд самолично срубил мечом пожилого, с отвисшими усами хорунжия, и теперь, оглядывая поле боя, довольно щурился. По всему выходило, что в этот раз княжество удалось отстоять.
        А в полоцкую землю уходили оставшиеся пять сотен от более, чем двухтысячного, войска. Были они истощёнными и израненными, и у них по пятам шла неуловимая Дозорная сотня Новгородцев.
        Примерно в это же время из районов волоков между реками Западной Двины и Ловати откатывалась с небольшим обозом дружина Игнаца. Главной цели, полного разорения русских земель в своём районе, достигнуть не удалось, но кое-какое добро у русских им всё же удалось награбить. Самое же плохое было то, что под неприступными Новгородскими крепостями полегло около трёх сотен воинов из восьми, а под Холмской крепостью был убит из русского самострела сам князь. И теперь в восточных землях литвин предстояла долгая смута и делёж- кому из оставшихся сыновей занять княжье место погибшего отца.
        ГЛАВА 4.КНЯЖИЙ ПИР.
        Княжий пир устроили в самых больших залах терема. Было звано всё воинское сословие, начиная с десятника. Приглашены даже те простые воины, которые отличились в недавней войне. Вся остальная дружина и рядовые бойцы праздновали в других обширных помещениях дворца.
        Ради украшения и, дабы показать всё величие события, вокруг центрального четырехгранного столба установили поставцы - полки с золотой и серебряной посудой.
        Вдоль стен терема перед лавками расставили длинные дубовые столы, а на них постелили скатерти. Затем разложили сосуды с солью, уксусом, перцем и прочими приправами - люди любили обильно сдобрить острым свою пищу.
        Сам князь сидел за отдельным столом, стоявшем на возвышении в углу пиршественного зала, а вместе с ним сидел и маленький наследник, княжич Всеслав, которому исполнилось десять лет, и рядом же был воевода Борис.
        Распоряжался княжьей трапезой дворецкий. Под его началом находились десятки стольников и чашников, прислуживавших за столом и обносившими гостей яствами да меняющими блюда и напитки.
        Порядок подачи блюд на княжьих пирах был особым. Он был призван демонстрировать гостям всё значение и величие самого князя и всей его власти.
        Сначала на стол ставились холодные закуски и блюда из овощей, а также жареное мясо домашней скотины, птицы и дичи, плюс к этому выставляли рыбу.
        Рыбу на Руси любили и готовили её обильно, по многим рецептам. На Торопецком пиру сначала подали кислую капусту с сельдями. Рядом в качестве закуски поставили икру в разных видах: белую, то есть свеже соленую, красную мало-просоленную и черную крепкого посола. По видам тут присутствовала икра осетровая, белужья, стерляжья, щучья и линёвая. Подавали отдельно икру с перцем и мелко изрубленным луком, сдабривая её по вкусу уксусом и привозимым издалёка прованским (оливковым) маслом. Икру так же дополняли балыки, которые тут назывались «спинками», и «провесными» (разновидности вяленой) рыбинами: лососем, белорыбицей, осетриной, и тд.
        К этой рыбе подавали ботвинью, представляющую собой холодный суп на кислом квасе, в который добавляли предварительно сваренные и мелко протёртые щавель, свекольную ботву, укроп, зелёный лук, хрен, крапиву и другую съедобную траву (по-старорусски - «ботву»-отсюда и название).
        После этого следовала разнообразная паровая рыба, а уже за ней и жареная.
        От этого изобилия рыбных закусок не спеша переходили к ухе.
        Каких только видов ухи не было на столе: щучья, стерляжья, карасевая, окуневая, язевая, судачья, сборная…
        Наряду с ухой подавали кальи - блюдо русской и финской кухни, который представлял собой рыбный суп, сваренный на огуречном рассоле из стерляди.
        К каждой подаваемой ухе следовало свое, тельное блюдо, то есть тесто из рыбной мякоти с приправами, которое запекали в форме различных фигурок (кружков, полумесяцев, поросенка, гуся, рыбы и т.п.).Ну, и обязательным рыбным блюдом традиционно были также пироги и пирожки с начинками из рубленой рыбы, с визигой, сельдью, сигом и прочими видами рыбы.
        Хмельных напитков выставлялось на пир тоже великое множество.
        Был тут «ол» - древнерусский аналог пива, в который традиционно добавляли полынь. Это растение не только придавало ему приятный привкус, но и усиливало сам алкогольный эффект хмеля.
        Берёзовица - переброженный берёзовый сок, который несколько лет для крепости настаивали в дубовых бочках.
        Вишняк - напиток, который требовал холодного брожения. Готовили его из вишни, которую собирали, перемалывали, заливали мёдом, а затем долго настаивали. Крепкая настойка долго готовилась, но зато она и хранилась годами. На выходе же получалось что-то среднее между крепкой медовухой и слабоалкогольным вином.
        Ну и, собственно, основной хмельной напиток Руси.
        Мёд подавался варёный, хмельной и ставленый. Самым простым был варёный и готовился он буквально за один месяц по технологии, сравнимой с варением пиво. Хмельной делался за три-пять лет, и он начинал бродить на смеси ягод и мёда, выстаиваясь затем в бочках. Самым долгим было изготовить мёд ставленый, который выстаивался порой по 15-20, а иной раз, что и по 40 лет.
        Было на столе и вино из дальних южных стран. В основном предпочтение тут отдавалось красным винам.
        Гостей веселили, играя на гуслях, сопелках, дудочках, свирелях и бубенцах музыканты. Развлекали своей потешной возней скоморохи.
        Князем Давыд Мстиславович был радушным. И не было того чванства и неискренности, какое наблюдал не единожды Василий на подобных пирах у других властителей. То ли тому причиной было само маленькое княжество, где, по сути, каждый друг друга знал, то ли сам удалой князь так всё устроил. Однако, каждый чувствовал себя свободно и веселился от души. Да и было чему радоваться. Ведь был разбит сильный и превосходящий многократно числом враг. Свои же потери были минимальными.
        На пир, кроме Василия, были званы одиннадцать человек от Дозорной сотни, все её командиры десятков и взводов. И уже не раз поднимались бокалы да рога с хмельным за доблестных союзников Новгородцев. По достоинству были оценены их ратное умение и сметливость, что помогли отстоять княжество от супостата. И каждому дружиннику были выделены дорогие подарки. Командиры же получили по большой серебрянной шейной гривне. А Василию Давыд Мстиславович прямо на пиру одел прилюдно золотую шейную гривну, считающейся на Руси знаком высшей признательности от Княжьей власти, своего рода орден самого высокого достоинства.
        - За твою доблесть и честь воинскую хочу с тобой выпить! - с акцентом выговорил ему скандинав Аскольд, - Нехорошо мы с тобой как то наше знакомство начали, сотник.
        - Так давай поправим? - усмехнулся Василий и подал скандинаву полный рог ставленого мёда.
        - А давай! - согласился дан и протянул такой же, если не больше, Василию. Оба воина посмотрели на свои посудины, расхохотались. Но деваться-то уже было некуда, и они стоя выпили их каждый до самой капли. А за тем обнялись под одобрительный рёв дружин. Так у Василия появился ещё один друг из хороших воинов в Торопецком княжестве.
        Дозорная Новгородская сотня с приданным ей степным взводом уходила обратно к себе в поместье ранним утром третьего октября. Путь ей предстоял тяжёлый и долгий. Предстояло преодолеть более пятисот вёрст верхами по осеннему бездорожью и непогоде. Но это был путь к себе домой, и всадники были веселы и радостны. А с крепостных стен вслед уходящим Новгородцам махали вслед многочисленные провожающие.
        В добрый путь!
        ГЛАВА 5.КОРОЛЕВСКАЯ МИЛОСТЬ.
        Судно Гарольда Волосатого, расправив паруса, подходил к острову Зеландия, где в Роскилле-фьёрде находилась столица Датского королевства. Позади были тысячи километров по стремительным рекам Гардарики и суровому Восточному морю (Балтике). Экипаж у Гарольда был не полным ввиду больших потерь на берегах далёкой Новгородской Поломети.
        И, побоявшись погони, капитан не стал набирать новую команду, загрузив только тех, кто у него был. Поэтому вымотались за многодневный поход все изрядно. Да и шторм, нагрянувший с норд веста, хорошо потрепал судно и обессилил людей.
        Пришлось датчанину более, чем на месяца, поставить «Дракона» на ремонт в Готландские верфи. Но теперь всё было позади, и осталось зайти в родной фьёрд да бросить якорь в порту Роскилле. После чего уже можно было идти на доклад к всесильному морскому министру Герхарду и ждать грядущей аудиенции у короля.
        Гарольд не сомневался, что сможет выставить себя с самой лучшей стороны. Формально своё задание он выполнил полностью. Скомпрометировал во внутренних Новгородских водах потенциального врага и конкурента Ганзу, устроив там пиратские нападения под её флагом. Передал инструкции и денежные средства важному агенту в самом Новгороде. Поучаствовал в жарком сражении, да ещё и сам ранения получил, пролив кровь за Короля. И капитан посмотрел на свою руку, которая до сих пор была на перевязи. Всё было за него, оставалось только суметь себя правильно подать перед Его Величеством Вальдемаром - II Победоносным и ждать вожделенной награды.
        В большом приёмном зале королевского дворца пылали камины, давая тепло и уют в этом промозглом и сыром от моросившего осеннего дождя городе. Тени от больших восковых свечей, горевших по бокам, делали лицо короля ещё более резким и воинственным. Да и действительно, это был воин, проведший многие годы в походах и битвах. Ему досталось в правление неспокойное время, и много невзгод свалилось на его плечи. Только недавно был закончен крестовый поход против язычников в восточную землю эстов, благословенный Папой Гонорием -II в своей булле.
        В Прибалтике была захвачена большая территория, и на ней было основано герцегство со столицей, городом крепостью Ревелем.
        Удалось присоединить и некоторые северогерманские территории, что были письменно признаны самим германским королем и императором Священной Римской империи Фридрихом II.
        Однако недавно короля постигли неудачи.
        В 1223 году король и его сын были вероломно похищены приглашённым ими на пир Шверинским графом Генрихом. Воистину детективная история!
        Этим воспользовался Фридрих II, потребовавший возвращения немецких территорий и выплаты ему огромной компенсации. Вальдемару ради себя и сына пришлось согласиться на эти позорные условия.
        После освобождения он пытался возвратить потерянные земли, но всё было пока безуспешно. Его старший сын недавно погиб на охоте, рано умерла любимая жена, Дагмара Богемская.
        Король не опускал руки. Внутри страны Вальдемаром решительно проводились государственные и экономические реформы. При нём была составлена опись земель королевства, так называемая «Земельная книга короля Вальдемара». В неё помещались сведения о хозяйстве: их структура, размер, принадлежность и информация об выплачиваемых с них налогах.
        Самой же большой головной болью и заботой короля было всё усиливающееся противостояние с северными германскими землями, которые активно развивались и не желали подчиняться былой владычицы Балтики.
        Основным же конкурентом, связывающим все эти разобщённые земли, была Ганза - крупнейший политический и экономический союз торговых городов северо-западной Европы. Цель Ганзейского союза было обеспечение своим участникам привилегий в районе ганзейской торговли. Опорой же и защитой ганзейских купцов служили рыцарские ордены. Ганза вела самостоятельную от Дании внешнюю политику, приобретала крепости и поддерживала средствами, а зачастую и военной силой местные власти, зачастую вступая с ней в противоречия. И вот-вот можно было ожидать начало боевых действий между соперниками, как на суше, так и на море. Поэтому для того, чтобы ослабить своего потенциального врага, и посылали с ведомо короля удачливого и решительного капитана Гарольда в эту далёкую Гардарику к руссам.
        - Пусть заходит, - кивнул Вальдемар, и распорядитель выскользнул за дверь.
        Зашедший в зал приёма Гарольд глубоко склонил свою голову, замерев там, где и было предписано дворцовым этикетом.
        - Капитан Гарольд Волосатый из Вайлефьёрда, - огласил герольд, церемониймейстер.
        - Подойди ближе, отважный капитан, - негромко сказал король, вглядываясь в лицо Гарольда, - По твоим ранам видно, что ты славно потрудился, выполняя то, что Нами было тебе предписано? - и посмотрел вопросительно прямо в его глаза.
        Пират склонил глубоко голову в почтительном поклоне и замер, ожидая дальнейших расположений короля.
        - Говори! - милостиво кивнул Вальдемар.
        - Мои дракары, под флагам Ганзы, потопили несколько торговых караванов во внутренних речных путях Гардарики, мой король! Все они были взяты на абордаж. Нескольким человекам из их команд мы позволяли скрыться, чтобы они разнесли о нас весть. Похоже, что Новгородские власти очень взволновались на недружественные действия своих союзников, потому что на нас были посланы огромные силы. В стеснённых берегами руслах рек сложно маневрировать и, к сожалению, потеряв в битве большую часть своей отважной команды и уничтожив множество врагов, мы с огромным трудом смогли прорваться в воды Королевского Восточного моря. Я сам получил ранения в последней битве и хочу засвидетельствовать, что люди великого короля Дании дрались как отважные львы. Только этим и может объяснить то, что я стою перед вами, о Ваше Величество! - и Гарольд опустился на одно колено, склонив почтительно голову и передвинув висящую на чёрной перевязи руку вперёд.
        - Встань, мой храбрый капитан, - кивнул милостиво головой король.
        И, дождавшись, когда тот поднимется, задал ещё один вопрос:
        - Надеюсь, ты выполнил всё то, что тебе поручал мой министр.
        И стоявший подле него морской министр Герхард почтительно наклонил голову:
        - Да, мой король! Всё исполнено в точности. Я выполнил поручение министра перед тем, как вошёл во внутренние воды Гардарики за Ильмень озером. Всё для того, чтобы не подвергать риску нашего агента. Ведь никто не знал, какие опасности и вражеские силы могли нас подстерегать на нашем тернистом пути.
        - Да, - кивнул Вальдемар, - Ты проделал трудный путь, покрыв себя славой. И пусть тебя не беспокоит потеря одного из твоих кораблей и части команды. В награду за усердие и пролитую кровь ты получишь из казны три тысячи марок серебра и лён (жалованная земля, поместье) в родном Вайлефьёрде.
        - Я даю тебе год на лечение и приведение в порядок всех своих дел. И ровно через год мне будет нужен мой храбрый капитан с тремя крепкими кораблями и командой, готовой постоять за своего Короля. Нас ждут великие дела! И ты, Гарольд Волосатый, - и король в первый раз за всё время обратился к нему по имени, - Можешь добыть себе ещё большей славы и богатства! Иди! - и поняв, что аудиенция закончена, капитан с глубоким поклоном, пятясь, выскользнул из зала за дверь.
        ГЛАВА 6.ХЛОПОТЫ В НОВГОРОДЕ.
        В 1225 году Новгородцы призвали к себе на княжение Ярослава Всеволодовича князя Переславль-Залесского, сына великого Владимирского Князя Всеволода, Большое Гнездо и отца будущего святого защитника русской земли Александра Невского.
        Ярослав был человеком храбрым и решительным, а в воинском деле умелым и к тому же удачливым полководцем. Дружина его любила и готова была, как говорится, идти за ним «в огонь и в воду». По исполнению трёх лет в Переславле отцом над ним был совершен «обряд пострига и посажения на конь», что по древней славянской традиции со столь малых лет вводило его в воинское сословие. Уже в десять лет его послали с войском на опасную южную окраину Руси, где велась постоянная борьба с половцами. Успел князь повоевать в многочисленных междоусобных княжьих войнах, да ещё и с крестоносцами на западных рубежах сходился не раз в битве. Именно такой опытный воинский предводитель как раз и нужен был новгородцам в преддверии того большого нашествия литвин, которое уже ждали и к которому готовились.
        Властями Великого Новгорода было по достоинству оценено предупреждение от своих послухов с враждебных земель да учтены те сведения, что поступили от Дозорной сотни Андрея, после их недавних боёв под Торопцом. Всё это собранное воедино говорило о грядущем большом противостоянии с врагом на своих южных рубежах. Поэтому княжескую дружину Ярослава было решено усилить до трёх тысяч, выделив все полагающие для этого средства на её содержание и вооружение.
        Разрешено было Великим Господнем Советом Новгорода и комплектование большой дозорной сотни в Андреевском, да ещё и со всеми прочими вспомогательными подразделениями, какие только требовались. А именно ладейной командой, судовой ратью, крепостной и степной полусотнями, да ещё и обозную команду разрешалось заодно создать.
        Андреевская дружина получалась уже серьёзной силой и требовала для себя приличных средств, но и дела её говорили уже сами за себя. Был заметен хороший приварок для казны, значительно увеличившийся после освобождения от разбоя основных торговых путей. Да и вес Батюшки Новгорода в глазах соседних княжеств: Владимирского, Торопецкого, Смоленского и даже враждебного Полоцкого сильно вырос.
        Слухи о недавней эффективной борьбе небольшой числом Дозорной сотни Новгородцев против огромной литвинской рати разнёсся далеко за пределы северных Русских земель. А уж разгром пирата Гарольда Волосатого, да взятие всей датской агентуры в столице и вообще давал властям крупные козыри в предстоящей политической игре на Балтийском направлении. Так что средства было решено вкладывать в Андреевское безо всякого ущемления.
        Нашествие литвин в Великом Новгороде думали ждать не раньше середины, а то и конца февраля. Слишком морозным да нереально трудным мыслилось вести войну в студёном январе. Поэтому и княжье войско да сборную новгородскую рать решено было посылать к Торопцу не раньше начала последнего зимнего месяца. Доводы же Андрея, приглашённого на этот Совет, где обсуждалась предстоящая зимняя кампания о необходимости пораньше выдвигаться к южным новгородским рубежам «большими людьми», услышаны не были.
        - Кто ты такой тут, спорить с боярами да самыми серьёзными людьми Новгородскими! - кричали ему на Господнем Совете, - Выскочка! Знай своё место, сотник!
        И Андрей стискивал зубы, понимая, что ничего он не добьётся тут от своей горячности. Слишком сильными врагами могли стать все эти напыщенные бояре, с особой ревностью следящие за любым, кто только начинал подниматься вверх на политическом небосклоне республики.
        Ну да ладно, его дело было предупредить, а уж сам он был волен действовать со своею ратью по своему личному усмотрению. С князем же Ярославом Всеволодовичем общий язык удалось найти гораздо легче. Ну да это и понятно, воин в воине всегда, прежде всего человека видит, а Андрей в глазах князя был человеком легендарным. Столько битв и походов пройти за свою жизнь, сколько ему довелось, не каждому в этом времени было дано.
        Вот и этим октябрьским вечером сидели они в большой зале княжьего терема, что стоял в предместье Новгорода, и вели неспешную беседу. Всё было интересно Ярославу, и про старые походы сотника в степь услышать, и про его недавние дела с разбойниками да с датским пиратом, и по обустройству поместья и ратной школы отроков рассказ, всё слушал князь с превеликим вниманием и интересом.
        - Да-а… - протянул он, - Дела ты грандиозные у себя там затеял, Андрей Иванович. Обучение воинов новому ратному искусству, то вообще дело серьёзное, а то, что наши воинские традиции да умения не только не забываешь, но ещё и развивать пытаешься, то вообще достойно уважения. Чудно, конечно, для меня многое, и непривычно всё как-то у тебя, но полагаю, что время всё рассудит и определит правду, а то, что, неверное, в итоге отсеет или отсечёт. Непросто, ох непросто пробиться через боярскую косность да их природное чванство! Они всегда только о своём личном интересе да о своей мошне пекутся. Знаю, знаю, как на тебя помои лили на недавнем Высоком Совете все эти торгаши. Ну да их дело это гривны считать, а наше - свою землю ратным железом оберегать!
        И с этим Андрей был полностью согласен. Решено было действовать совместно, не дожидаясь подхода новгородского ополчения под предводительством столичного Посадника и Тысяцкого. А для этого было необходимо выдвинуться в Торопец пораньше, сразу же после Рождественских праздников, и объединить уже свои силы с князем Давыдом Мстиславовичем под его Торопцом.
        Забрав пришедшие из германских земель инструменты и оборудование для ремесленной обработки металла, по большой воде две груженые ладьи Сотника готовились к отправке в родную усадьбу.
        - Ты мне всё труднее и труднее задачи ставишь друг, - улыбнулся провожающий на пристани Путята, - Ладно, заказанное тобой ремесленное оборудование для обработки металла, ради которого мы все ремесленные мастерские в германских землях перевернули, в итоге всё же нашли и вывезли. Тут-то понятно, что ты это всё ради развития своего оружейного производства затеял.
        Родственников твоего грека Аристарха из Кафы торговой ладьёй вытащить нужно? Хорошо, вывезли, а с ним и ещё заодно несколько ремесленников с семьями прихватили, что захотели тоже бежать от монгольского гнёта.
        Тут тоже понятно, они прекрасные мастера и всегда будут полезны в поместье.
        Ну, вот ради чего стадо оленей от северных карелов и саамов тащить скажи мне глупому! Я вот этого вообще не понимаю. Чем тебе твои кони-то не угодили? У них же даже скорость хода выше. Да на оленях же вообще невозможно в бой идти.
        И купец засмеялся, только представив Андрея верхом на олене с мечом и со щитом в руках.
        - А вот зря смеёшься купчина, - улыбнулся Андрей, - Понятно, что верхом на них не навоюешься, да и ход у них медленней, чем у коня. Но вот там, где на лошади по болотам и большим снегам не пройдёшь, там зачастую только олени и смогут выручить. У них ведь копыта всегда к зиме обрастают длинным щетинистым волосом, вот и становятся они чем-то похожими на наши людские снегоступы и везде, где нужно пройдут. В корме этот зверь не прихотливый, а мясо его вкусное, в общем, я вижу только одни плюсы от их использования, - перечислял другу достоинства северной скотинки Сотник, - Самое главное в разведении - это правильно, для начала, их разместить, чтобы это место было хорошо продуваемым да прохладным. Тогда и гнус с мошкарой оленя не заедят, и сами они не сопреют под своей тёплой шкурой. Ну да у меня в войске уже есть пара десятков северных карелов, да ещё, думаю, скоро столько же подтянуться на подмогу. Вот и будут в поместье следить за этим делом.
        Чувствую я, друг, что придёт скоро время для ратных дел к северо-западу от нас. Если с племенем карелов у Батюшки Новгорода союз да полное согласие, то вот с финскими племенами Сумь и Емь исконная вражда во все времена была. А сейчас их ещё шведы на нас натравливают, обещая золотые горы да давая поддержку, если они только на нас с севера нападут. Так что, когда «по-серьёзному» в Карелии вспыхнет, вот тут-то ты и вспомнишь меня с этими самыми оленями, над которыми так сейчас любишь потешаться, - погрозил ему пальцем Андрей.
        - Ну ладно, пошутили, и будет, пора нам уже отчаливать! - и друзья крепко обнялись, прощаясь на брёвнах причала.
        Ладьям Сотника предстоял не близкий путь по мутным и холодным осенним рекам в своё далёкое поместье, где его давно уже заждались.
        С ним, помимо команды, плыли ещё три десятка воинов, желающих служить под его началом да хорошо наслышанных о воинской славе и доблести новой рати. Плыли с ними так же несколько ремесленников со своими семьями и скарбом, пожелавшими переехать для продолжения своей работы и своего дела на новое место в те завидные условия, что им всем предложили.
        Сидело тут отдельной группкой около десятка черноволосых и загорелых греков из тех, что удалось тайно вывезти Путятой из самой Таврии от жестокого монгольского гнёта. Было видно, как они сильно мёрзнут на пронизывающем октябрьском ветру, несмотря на все выданные им длинные шерстяные плащи да меха. Но им нужно было как-то потерпеть эти десять суток пути и уже тогда, как им было обещано, они смогут войти в свой новый дом, где уже смогут спокойно жить, не опасаясь за свою жизнь и судьбу детей. Помимо пожилых родителей Аристарха, жены Елены и их троих детей, плыли вместе с ними зодчий каменных дел Александр и портной Феодосий со своей женой и с двумя детьми. Людьми они были довольно грамотными и интересными, так что за беседами как-то удалось скоротать это долгое плавание.
        А на десятый день показалось уже и устье Поломети, где их заметил разъездной дозор бригады, и теперь до дома оставался только день хода.
        ГЛАВА 7.В УСАДЬБЕ.
        Конец октября - самое неуютное время в центральной и северной Руси. Не зря его старинное название было «грязник». Обложные дожди пропитали всю землю и казалось, что сама влага висела, всё обволакивая, в воздухе. Вытяни руку и на ладошке начинают оседать её мелкие бусинки.
        Перелётные птицы, сбившись в стаи, давно уже улетели на юг, и леса без птичьего пения стояли, казалось, пустыми, роняя свои последние жёлтые листья на землю.
        Замерла жизнь и в самом Андреевском. Основные строительные работы на период распутицы были закончены, а строительные наёмные артели убыли до весны по своим домам. Призывно на заутреннюю и вечернюю молитву звонили колокола Храма святого Георгия, призывая своих прихожан. А над избами и большими двухэтажными казармами поднимался из печных труб дымок, показывая, что внутри, в их тёплых помещениях, укрытых от холода сосновыми бревенчатыми стенами, шла своя жизнь.
        Непривычно для этого времени горели в ночи окна во многих избах, освещённых изнутри свечами да жировыми светильниками. За стенами крепости, между её внутренними строениями да в недалёком предместье, слободке, горели светлыми пятнами уличные светильники, освещая неярким жёлтым светом ночную осеннюю темень вокруг. Такое во время раннего средневековья могла себе позволить не каждая столица Западной Европы, утопая в грязи, вонючих отбросах и ночном мраке. А тут, вдали, в самой глубине северных русских лесов это всё уже начало входить в привычку, так же, как и то, что по бокам всех улиц и переулочков лежали выложенные из расщепленных половинок жердин тротуары, а кое-где уже и виднелись участки мостовых.
        Внутри крепости да по улицам слободки уже можно было переходить, даже не замочив ноги. Но всё равно осень есть осень, и дежурные по Школе заставляли курсантов досуха чистить свои кожаные сапожки от налипшей на них грязи.
        - Ты что ль, Гришка, за меня полы в коридорах будешь мыть и другой смене дежурство сдавать!? - злился старший курсантской смены, уч.сержант Лёнька, - Пока все не вычиститесь, в жизни твой грязный взвод вовнутрь не запущу!
        - Ладно-ладно, не ори, что я поделаю, коли полигон размесили как на пашне, - устало согласился чумазый командир третьего учебного взвода. Сейчас почистимся все. Пошли, ребята, оттираться, сами знаете, с Лёнькой бесполезно спорить, он ещё с КМБ со всеми драться любит.
        И, хохотнув над незамысловатой шуткой своего уч.сержанта, ребята пошли к навесу с щётками, корытами с водой да ветошью.
        - Жалко ребят! - кивнул на мальчишек дневальный Оська, - Их взводный Онуфрий третий день вон лютует. Как «сидоровых коз» пацанов по полигонам да по марш броскам гоняет. Вот и лезут они поскорее в расположение, чтобы хоть в сушилке немного согреться.
        - Да знаю я, - тяжело вздохнул Лёнька, - Ну что поделать, сами виноваты, нечего было Аристарху Константиновичу латинскую словесность срывать. Обнаглели совсем от доброты грека, вот и поплатились со своим мяуканьем, да хрюканьем на уроке. Теперь вот, и, правда, сами как свинки после грязного полигона выглядят.
        Школа отроков была сформирована сразу после выпуска Курсов. Старшим школы был назначен прапорщик Кочет. Командирами же четырёх учебных взводов назначили старших сержантов Ермолая, Тита, Мартына и Онуфрия, как самых умелых и правильных в обращении с детьми дядек. Старшиной школы так же оставался заботливый Будим Ферронович. В каждом взводе помощником командира был назначен свой уч.сержант из ребят, и по два десятника уч.капрала командовали в нём учебными десятками. Требования суровой воинской дисциплины со стороны опытных и взрослых командиров в Школе старались совмещать с элементами самоуправления и самоконтроля со стороны самих курсантов, и это давало хорошие результаты.
        Отроки были сыты и одеты. У каждого отделения-десятка была своя тёплая комнатка/кубрик, а у курсанта хорошая постель с личной тумбочкой и стулом. Многие из них в своей жизни вообще не спали ни на чём, кроме соломы или сена, да вообще редко когда сытыми-то спать ложились, а тут такое, подушки, простыни, контроль за чистотой рук и одежды. Да и вообще у них тут был свой коллектив и интересное мужское дело. А ещё была цель стать настоящими воинами, такими, чтобы ничуть не хуже вон того же Митьки, помощника командира первого взвода, или того же Азата, помощника командира второго, у которых на груди рядом с «Георгиями», появилось ещё по одной бронзовой медали - «Храбрости» за недавний августовский поход.
        Андрей жил в своей избе так же с дедом Кузьмой, Ладой и Ваняткой, ставшими ему словно семья. Всё так же по вечерам за печкой пел свою песню сверчок, а над широким столом склоняли головы старые боевые товарищи Климент, Филат и Варун. Та полномасштабная карта, что пришла сюда из 21 века, к сожалению, не захватывала Торопецкие и Псковские земли, где им предстояло сражаться этой зимой, и приходилось пользоваться той, что, как умел, составил Василий, придя в усадьбу с недавнего похода. Вот и «кумекали» ветераны, прикидывая, что же им ждать от литвинов, и к чему нужно быть готовыми в предстоящей зимней компании.
        - Девять князей со всей своей шляхтой и с набранными призывными силами, Иванович, это же тысяч двенадцать, тринадцать будет! - чесал голову начальник штаба бригады поручик Филат, - Да они же нас просто расплющат под этим Торопцом вместе со всей Ярославовой и Давыдовой дружинами. Припрут к стенке и навалятся всей силой, а потом уже, когда всех положат в поле, то после этого свободно по всем землям и пойдут гулять, да подчистят каждую избу у холопа. Уж не Новгородским ведь пешцам в лаптях за их конскими хвостами гоняться. Тут крепко думать нужно!
        - Вот и думай, ты же у нас штаб, голова-а!
        - А я вот думаю, что нам лучше в Торопце за крепкими стенами закрыться и в осаде их силы подтачивать, - высказал свои мысли Климент, - - Пару их штурмов, да ещё с хорошим уроном для них мы-то легко отобьём, а там уже своими вылазками литвинов сковывать будем, чтобы они всё время большую рать под стенами Торопца держали и не особо по нашим землям разгуливали. Ну, а как долгожданное ополчение с Посадником да Тысяцким подойдёт, так можно будет уже с двух сторон тогда, и ударить по осадному войску, а вот после этого уже своими конными дружинами по частям литвинов бить.
        - Пока ты там сидеть да ждать новгородское ополчение за стенами будешь, шляхта за один зимний месяц весь Новгородский юг как липку обдерёт, - ворчал, нахмурившись, Варун, - Им верхами по льду рек ох как просторно будет передвигаться. Сами знаете, у нас же все городки да селища на речных руслах стоят. Только подходи по реке да вывози всё подчистую санным обозом. На нас же потом всю вину и свалят в Господней Совете, что вот ратные то костьми не легли-ии, удерживая супостата от разорения земли. Вы тут вот лучше прикиньте, сколько у них пешцев с основной ратью придут? - и посмотрел вопросительно на Филата.
        - Ну, тысячи три-то точно драбов будет, - ответил ему начальник штаба.
        - Ну, вот три, - продолжил Варун, - К ним пусть ещё три от лёгкой конницы в помощь дадут, да сотен пять шляхты на усиление. Как раз запереть нас, обложив в Торопце, хватит, а для остальных тогда-то самый простор и откроется, и «гуляй-не хочу»! Нельзя, братцы, их просто так отпускать! Нельзя, чтобы они себя хозяевами на нашей земле чувствовали! И опять все склонили голову над самодельной картой.
        - Ладно, давайте пока подобьём все те свои силы, что у нас будут участвовать в походе, - предложил друзьям Сотник.
        - Дозорная Сотня-120 бойцов. Обережная Сотня-125. Степная полусотня - 55 воинов. Плюс сюда прибавится командование бригады со своим взводом охраны и знамённым звеном - это ещё где-то около сорока человек. В любом случае, мы набираем не больше трёхсот пятидесяти человек конницы, выгребая все, что есть в бригаде. Ещё около сотни - это те, кто будет сидеть в самой крепости, и помогать в обороне, и это люди из команд крепостной полусотни, медиков, ладейной команды, судовой рати и обозников. Твой взвод разведки я считаю отдельно, Варун Фотич, не волнуйся, в усадьбе ты у нас не останешься, - улыбнулся Андрей, уловив беспокойство старого ворчуна, - Для тебя мы что-нибудь такое особенное, как всегда, придумаем. Давайте-ка, я теперь попробую всё вместе собрать и связать из всего того, что мы тут с вами наговорили да надумали, ну а потом уже всё это сообща тут подкорректируем, ну и что-нибудь убавим или добавим к нашему общему плану.
        - Итак, враг будет превосходить нас численно, и вступать с ним в прямой бой для нас будет смерти подобно. Даже если мы каким-то там чудом совместно с князьями его и сможем разбить, то почти всю нашу бригаду там, на поле, мы и оставим. А я этого не хочу и не допущу, также как и вы. Предлагаю объединить свои конные силы с Ярославовой дружиной и не допустить порыва литвин в Новгородские земли, а всю нашу пешую рать посадить на усиление в Торопецкую крепость. И ещё, предлагаю создать на базе нашего разведывательного взвода и приданных ему опытных лыжников лесовиков, что-то по типу отдельной лесной лыжной рати. С засадой с помощью конницы, как осенью было у Василия, в этот раз у нас уже точно не получится. Литвины один раз обожглись, и теперь будут чётко отслеживать все те конные отряды в округе, что там будут следы оставлять. Они не дураки, и наездники из них хорошие. Как волков нашу конницу выследят да обложат, а уже потом в прямой сече на копья всех возьмут. А вот хорошо подготовленный лыжный отряд взять уже не так-то просто будет. Конница за лыжниками в лес по сугробам не пройдёт, и тут уже главное
нашим отрядам самим не увлекаться да не отрываться далеко от больших лесных массивов, нанося постоянно мелкие, но болезненные укусы. Сформируем три лыжных отряда по паре десятков бойцов, в каждом и прикрепим к нескольким базам снабжения. И пусть себе разъединяются, объединяются, когда нужно да работают по врагу. При облавах и погонях быстро рассыпались по лесу, и ушли от конницы, а потом снова собрались вместе и опять вцепились врагу в штаны, вон как наши лайки медведей треплют на охоте, отвлекая от нас.
        - Есть, конечно, и против этого средство. Это создать такие же ягд (охотничьи) команды из опытных охотников-лыжников да задавить нас числом и умением. Но, думаю, что не успеют литвины в этот раз организоваться, и столько охотников у них в этот раз тоже не будет. Не промысловики они по натуре своей, это наши привыкли месяцами в тайге белку в глаз бить, чтобы шкурку не портить. Так что, тут мы их на шаг и порой даже на два пока что опережаем.
        Подумав, малый штабной совет решил взять этот первоначальный план за основу, корректируя и добавляя уже в него что-нибудь со временем.
        Варуну было дано задание сформировать шесть десятков лыжников, перемешав в них опытных лесовиков из карел и вепсов с теми воинами из бывших русских охотников промысловиков, которых в бригаде тоже было немало. За пару месяцев можно было вполне себе сбить неплохие команды и потренироваться на лыжных переходах да в отработке особой охотничьей-диверсионной, как её уже тут сами все называли, тактике.
        В каждый десяток передавался один реечный самострел дальнего боя для самого лучшего стрелка снайпера. Седьмой, особой конструкции забирал себе сам Варун. Оружейный умелец, мастер Кузьма, с Прошкой установили на самом дальнобойном речнике единственный имеющийся у Андрея монокуляр «veber ultra sport» с десятикратным увеличением. И теперь зачастую можно было видеть, как Варун удалялся со своими снайперами разведчиками подальше на стрельбище и пристреливал под себя это уникальное, дальнобойное оружие.
        Прошка вообще, наверное, сейчас был самым счастливым человеком в усадьбе. Неделю назад с последним торговым караваном из Торжка привёз приказчик Путяты Селяновича Зосим худого малыша, в котором ошалевший от радости Прохор узнал своего младшего потерянного им более года назад братишку. Малец был измождён до крайности и помещён для поправки здоровья в госпиталь. И теперь Прохора можно было найти только в двух местах. Около своего верстака в оружейной мастерской самострелов и в больничной палате брата. Выпуск речников же удалось довести до семи в месяц, и общее их количество к началу похода должно было составить не менее пяти десятков. Плюс не мене, чем восьмидесяти, было с перезарядкой «козьей ножкой», да с простой ручной перезарядкой и «самсоновым поясом» вообще было уже более полутора сотен, так что стрелковая насыщенность бригады на пробитие брони была теперь высокая.
        Нагрянувшая с метелями и снегопадами зима укрыла Андреевское белым снежным одеялом. Реки оделись плотным ледяным панцирем, и вновь неугомонная ребятня со слободки каталась вниз с обрывов на ледянках. Иной раз среди детворы можно было увидеть и курсантов ратной Школы. По выходным давались увольнительные, и бравые мальчишки в красивой форме вовсю старались произвести впечатление на слободских девиц, а те, как обычно, подшучивали над ними да сбивались в небольшие шумливые стайки.
        Вот и сегодня, как год назад, Митяй нёсся по речному накатанному обрыву, крепко сжимая за плечи Ладу, и сердце его сладко замирало от счастья, находясь рядом с любимым человеком. Всего-то год прошёл, а сколько уже за это время случилось. Побывал ни в одной битве, на волосок от гибели был, и кровь свою да чужую пролил в боях изрядно. Не был он уже тем наивным да смешливым мальчишкой как когда-то. Возмужал и окреп Митяй. Но сумел он сохранить человечность и доброе справедливое сердце.
        Вот и сейчас краснели его щеки, когда смотрел он на свою подругу да слушал её голос.
        - Ты, Митя, вперёд только не лезь, когда вы все на рать пойдёте. И так вон уже два раза ранен был, а в последний раз так вообще целый месяц встать не мог после тех вон стрел данских.
        - А мне понравилось, - улыбался в ответ мальчишка, - Вон как ты от меня ни на шаг тогда не отходила в госпитале. Даже Катька с Лизкой боялись подходить.
        - Дурак ты, Митька! - вспыхнула девчонка, - Я тебе серьёзно говорю, а тебе бы всё шутки шутить!
        - Ладно-ладно, - примирительно сложил он руки, - Есть беречь себя!
        Только, чур, в следующий раз мы с тобой опять вместе на ледянках кататься пойдём?
        - Посмотрим, - улыбнулась Лада, - Как вести себя будешь! - и парочка весело рассмеялась.
        В декабре по окрепшему льду, как и обещал Путята, в усадьбу пригнали большое оленье стадо более, чем в три сотни голов. Гнали его опытные карелы из северных родов, что жили по соседству с коренными оленеводами саамами. Только у тех они были по большей части тундровыми и более мелкими. Карельский же северный олень был таёжным и был более крупным со своим более тёмным окрасом да широкими копытами в обрамлении жёсткой щётки волос, что позволяло ему передвигаться по сугробам и болотистой местности.
        - Эх, годик назад бы заняться этим! - с досадой думал Андрей, глядя, как стадо уходит в специально приготовленный для него огромный загон крааль, - Сейчас бы в поход взяли побольше оленьих упряжек, и не было бы тогда нужды разведке бегать на лыжах. Ну да с десяток Варуновские карелы всё же обещали подготовить, вот и посмотрим теперь их в предстоящем деле. Так сказать, обкатаем на практике. Глядишь, и пригодится в будущем.
        Рождество по традиции в поместье отметили весело и с размахом. В школе были объявлены каникулы, и уже не мелькали вокруг усадьбы полуголые мальчишеские фигуры, несущиеся строем на кроссе по сугробам.
        Везде по уже введённой традиции были наряжены ёлки, и все получили подарки и жалованье. Средств на всё было достаточно, и никто обиженным не был, начиная от самого простого крестьянина дальних хуторов, заканчивая сотенными командирами и другими офицерами бригады. Повеселились, отъелись да отдохнули, а тут уже подошло время собираться в поход.
        И вот в большом общем зале на втором этаже штаба собрались все командиры, начиная с десятника. Для каждого была определена и поставлена задача в большом общем деле. Командиры сотен и взводов доложились о своих подразделениях. Начальник тыла Лавр Буриславович доложился уже за всё хозяйство. Каждый воин был одет в овчинный полушубок с шапкой ушанкой и меховые рукавицы с тёплыми верхними штанами. У каждого было по две пары обуви, утеплённые кожаные сапоги и валенки как сменная обувь. Плюс каждого воина обеспечили просторным балахоном из прочной белёной холстины и палатками на каждое звено-пятёрку.
        Провианта и фуража тоже запасли достаточно. Стрел и болтов было в избытке. По индивидуальному оружию вопросов тоже не возникло, строевые смотры проводились постоянно, и все имеющиеся недостатки устранили уже загодя.
        ГЛАВА 8.НА ЛИТВИН.
        Первыми в Торопецкое княжество на своих десяти оленьих и двадцати конных упряжках убыл обоз разведчиков под командованием Варуна.
        Затем выдвинулся под охраной степной полусотни сборный крепостной и тыловой обозы. И уже десятого января отправилась основная конная дружина с командованием бригады при своём знамени и боевой хоругви.
        Путь бригады лежал мимо городов Демьяна и Холм на Великие Луки, где ей следовало соединиться с дружинной ратью князя Ярослава Всеволодовича.
        Проходили конные сотни возле русских поселений и вглядывались их жители на проходящие мимо рати с любопытством и тревогою. Что им ждать от предстоящей войны? Удержат ли эти воины супостата, не доскачет ли и сюда жадный до грабежа и разбоя литвин?
        Под Холмом устроили дневку. Уже пошли сильные крещенские морозы, и гнать людей да спешить в такой лютый холод явно не стоило. Радовало одно, то, что литвины их пока не опередили и в набег ещё не ушли. Значит, было время развернуться и приготовиться, как следует, к обороне.
        Грелись замёрзшие ратники в Холмской крепости и отсыпались после обильной трапезы. Андрей сидел в светёлке у Холмского воеводы Ратибора, попивал с ним горячий медовый взвар да слушал его рассказ про то, как удачно получилось тут отбиться совсем недавно от набега литвинов, и какая тут под стенами серьёзная сеча была.
        - Спасибо, Андрей Иванович, за то, что дал нам возможность крепостную полусотню сформировать, и за те припасы да оружие, что дал, отдельное спасибо тебе. Особенно же твой самострел сгодился. Я из него большую шишку подстрелил под нашими стенами, как бы даже не самого воеводу болтом пробил. Уж больно суетились возле него приближенные. Ну, да и им тоже «на орехи» досталось!
        - Молодец, воевода, что подготовиться тут успел и не сдал врагу крепость, иначе бы все пропали от их князя Игнаца, уж больно жестокий да корыстный он был, даром, что одной речи с нами-русин. Всю вон округу людской кровью залил, до кого только добраться сумел. Похоже, что ты именно его тогда и подстрелил из своего самострела. Ну да туда ему и дорога. Молодец! - и посмотрел на ошарашенного этой вестью Ратибора, - Я тебе в подарок или награду ещё пару таких же как этот оставлю. Владей ими на славу и страх врагам, да готовься к новой обороне. Вполне могут и сюда литвинские сотни ворваться, там-то к югу они всё уже подмели подчистую и вывезли, так что, если что и брать, так это только тут за вашими стенами или даже ещё севернее, если проскочить смогут. Это когда ещё новгородское ополчение сюда подойдёт, чтобы щитом встать. Так что вы тут пока расслабляться не думайте!
        Двадцатого января в районе Великих Лук конные сотни Андрея соединились с княжескими дружинами Ярослава и Давыда, а уже двадцать второго от степной полусотни Азата пришло с гонцом Мараткой сообщение: «Литвины в огромном количестве выдвигаются со стороны Полоцкого княжества.»
        Всё тут же пришло в движение в русском лагере.
        Разведчики Варуна, разделившись по десяткам, укрылись в глухих чащобах, рассредоточившись возле лесных дорог. Остальная же рать замерла на большой поляне, на той центральной дороге, что шла с запада из земель Литвинов через Полоцкое княжество в самый центр русских земель. Как поведёт себя враг? Разделится и даст себя атаковать по частям или пойдёт дальше единым войском?
        Однако литвинские князья сделали для себя правильные выводы из своего прошлого нашествия, и делить себя на части не стали, наступая единым тринадцатитысячным кулаком.
        Первыми на большую поляну выскочили всадники Степной полусотни Азата. Оборачиваясь на полном ходу, они, привставая с седел, пускали из своих мощных степных луков стрелы себе за спину, туда, откуда показались преследующие их сотни большого литвинского дозора.
        - Прикройте степных! - дал команду Андрей, и две полных сотни его бригады вылетели навстречу литвинам.
        Их командир, увидев перед собой всё русское войско и летящих к нему на перехват ратников, боя не принял и, развернувшись, увел свою конницу за край леса.
        - Уф, насилу оторвались, командир! - Азат, приблизившись, гладил шею своего жеребца, который шумно дышал и пофыркивал, - Прицепились как собаки, вёрст семь нас гнали. Видать, не пуганные ещё! Мы, пока уходили, десятка два, а то и три-то их точно из луков ссадили. Да им-то что, как кабану по щетине шишкой.
        - Всё войско идёт, Андрей! Не разделялось пока, видать, на нас выходят, чтобы ударить разом! Сами-то они идут ходко, а вот по бокам сильные боковые охранения пускают из лёгких конных стрелковых сотен. А те уже всё, что могут, прочёсывают, единственное, это пока в глубь чащи не лезут, краем по ней проходят. И обозы у них под хорошей охраной, мы вон только подскочили, пустив по три стрелы, так у нас тут же две сотни на хвосте повисли, и ещё одна на перехват вышла, ладно хоть кони не подвели, еле уйти смогли. Трудно нашей разведке, однако, в этот раз будет…
        - Всё ясно, Азат, давай на доклад к князьям! - скомандовал Андрей, - Мугатару скажи, чтобы подальше пока своих отводил, нужно, чтобы они коням роздых дали.
        После доклада степного командира князья решили пока в бой не вступать и действовать по ранее намеченному ими плану, перекрывая путь к новгородским землям да ожидая, когда войско врага разделится, а дальше уже бить его по частям.
        Торопецкий князь Давыд Мстиславович увёл свои четыре сотни в столицу, где уже располагалась княжья крепостная и сводная пешая сотня из Андреевской бригады. Заперся и приготовил город к осаде.
        Трёхтысячная дружина Ярослава с конной частью бригады Андрея уходила по Западной Двине в её верховья, в сторону Селигерских озёр, отбивая наскоки лёгкой конницы литвин, и всё время, последовательно уходя из-под удара девятитысячной массы преследующих их литвинских князей. Вместе с ними уходил и дружинный гридень Ильюха, средний сын Андрея, служащий у князя Ярослава.
        А трёхтысячное войско под командой князя Селов Зигмаса готовилось к своему первому штурму крепостных Торопецких стен.
        Основную массу осадной рати составляли пешцы-драбы, разбитые на копья-десятки, и на сотни-знамёна или хоругви. Сейчас они занимались тем, что готовили осадные лестницы, тараны, большие передвижные укрытия-щиты на широких лыжах и прочее, нужное для штурма, снаряжение.
        Всюду слышался перестук топоров и крики людей. Сугробы и весь лес вокруг был сплошь вытоптан на сотни метров рядом с осадным лагерем. Вот и сейчас группа драбов тащила с шумом и гомоном из леса огромную сухую лесину для костра и обсуждала все достоинства и недостатки их сегодняшнего дежурного повара, что обещал им сварить на ужин знатную мясную кашу.
        Вечерело, и в первую очередь это ощущалось в лесу. Там, где тени от деревьев уже создавали лёгкий сумрак и скрадывали движения, три силуэта в белых балахонах, плавно скользя на широких подбитых камусом лыжах, крались за шумной группой в сторону лагеря. Вот и опушка леса, и Варун, скинув лыжи, передал их Родиону.
        - Дальше не ходите, Родька! Тут с Мартыном заляжете в сугробах и прикроете мой отход, если что. Но, если вдруг меня конными обложат, да перехватят, не дожидайтесь и уже самостоятельно отходите в глубину чащи на лыжах. Не угонятся уж за вами, поди, и старый разведчик, - поправив на спине белый чехол, опустился на снег и заскользил по нему, словно диковинная ящерица. Пять минут, и его уже не было видно на разворошенных литвинами сугробах. А рядом с лесной опушкой, огибая ее, прошёл верхами дозорный литвинский десяток, внимательно вглядывающийся в лесную чащу да окружающие её сугробы.
        - Пуганные уже, смотри, как сторожатся-то, - шепнул Родион своему другу карелу, - Видать, наши уже хорошо где-то пощипали, вот и озаботились охранением.
        Варун замер, вжавшись в сугроб, увидев вражеский дозор. Но всё внимание конников было обращено к лесу и в сторону разведчика, успевшего уже приблизиться на метров сто к лагерю, они даже не посмотрели. Да и его маскировочный халат прекрасно сливался с белоснежным покрывалом земли, а след шёл по разворошённой следовой дорожке пешцев, и был в ней не различим. Солнце уже зацепило своим краем за верхушки леса. Ещё немного времени, и на землю опустятся вечерние сумерки. Наступало самое удобное время для разведчиков. Противник уже утомился за целый день трудов и забот, готовил себе ужин, разведя костры, и не было в нём той внимательности и сторожкости, которая приходит к ночи и заставляет людей вслушиваться в каждый шорох.
        Варун по-пластунски приблизился примерно на триста пятьдесят метров к лагерю и замер за небольшим кустом, вглядываясь вперёд. Хороших целей пока не было, и нужно было спокойно выждать. Со спины был снят белый чехол из-под речника самострела, развязана тесьма, и разведчик прижал к плечу приклад оружия, всматриваясь в его оптику. Десятикратное увеличение монокуляра, словно по волшебству, приблизило к себе лица драбов у ближайшего костра. Казалось, протяни руку, и можно ухватиться за спутанную белую бороду у этого в рваном малахае или сорвать пятнистую заячью шапку у того, что широко открыл рот и хохотал, что-то рассказывая смешное своим товарищам.
        Достойных целей вокруг не было, ну не тратить же болт да рисковать, раскрываясь ради какого-то пехотинца, пусть даже он и будет командиром копья, и Варун посмотрел на запад. До настоящей ночной темноты оставалось от силы всего-то минут пятнадцать, и ждать дальше с выстрелом тоже не следовало, иначе ночная тьма просто уберёт все достоинства дальней оптики, и тогда уже точно никого подстрелить не удастся. До стрелка донёсся громкий вскрик и хохот от ближайшего костра, и Варун вновь прильнул к прицелу. Тот пешец, что был в рваном малахае с белой бородой, видать, только что подшутил над самым молодым товарищем и теперь парень на месте смешно прыгал у костра, вытряхивая из-за своего воротника снег. А сидевшие у костра рядом товарищи хохотали, глядя на него, да держались за бока.
        «Видать, хмельного уже хлебнули, вот и веселятся,» - подумал Варун и хотел, было, перевести прицел правее, как вдруг смех у костра резко оборвался, и мужики начали что-то суетливо поправлять да прятать, испуганно при этом поглядывая в сторону. Снайпер перевёл прицел левее и обмер. Шагах в пятисот двигалась большая группа всадников на красивых лошадях и в богатой одежде. Вот они остановились у одного, затем у другого костра, подъехали к навалом тут лежащим и только недавно изготовленным лестницам, и всадник в самой богатой шубе на гнедом коне что-то там эмоционально закричал да начал размахивать руками. Отъехав, в другом месте он вообще выхватил свою плётку и начал настёгивать ею какого-то понурого мужика в сером, а тот только прикрывал руками голову да покорно стоял на месте.
        «Видать, большая шишка едет!» - решил Варун и, втиснув приклад самострела, поплотнее в плечо, провернул легонько скрипнувший булатными дугами рычаг ручного ввода на максимум, на самый крайний зубец натяжной рейки.
        «Ну, давай же, давай, иди же ко мне!»
        До всадника было пока изрядно и, наверняка, подстрелить его было пока очень и очень сложно. Оставалось только ждать и надеяться, что он подъедет для точного выстрела поближе.
        Казалось, уже группа всадников, закончив объезд, готова была удалиться в глубину лагеря, когда кто-то из свиты, показал на что-то тому самому важному да как раз в сторону стрелка, и все они начали медленно выдвигаться к тому месту, где лежали навалом большие жердины. С ними рядом и горел костёр ближайшего десятка драбов, за которыми наблюдал снайпер.
        Вот и здесь повторилась такая же, что и недавно, сцена с криками и поркой плёткой нерадивого десятника, каким оказался тот сжавшийся и перепуганный пешец в пятнистой заячьей шапке.
        Варун уравновесил дыхание, буквально слившись воедино со своим дальнобойным самострелом, а цель уже начала буквально расплываться в сгущающихся вечерних сумерках, и он, выдохнув, плавно выбрал свободный ход спускового крючка. Самострел резко ударил в плечо отдачей, посылая болт вдаль, и тот своим гранёным наконечником пробил шею богатому всаднику, разрывая гортань. Резко, не завязывая чехол, стрелок закинул самострел за спину, развернулся и как только мог, быстрее ужом пополз к лесу. Метров за сто до него он привстал на ноги и, согнувшись, вбежал в густую тень, где подскочившие товарищи уже натягивали ему на ноги петли от лыж.
        - Вперёд, ребята, ходу! - крикнул командир, и тройка заскользила по ночному лесу, а за спиной вдали в литвинском лагере слышались усиливающиеся заполошные крики и суета.
        - Смотри-ка, командир, как литвины-то нынче всполошились! - кивнул Онни Севастьяну, что лежал с ним рядышком в зарослях ивняка, - Не иначе кто-то разозлил их, уже второй разъезд вон рядом проходит.
        И действительно, за те три часа, что лежали в засаде разведчики, мимо них прошли верхами два полусотенных дозора. Цель явно была крупной и не по зубам для восьми стрелков, и предстояло только ждать чего-нибудь более удобного. А что она появится, никто даже не сомневался, уж больно хорошей для передвижения зимой была эта ровная поверхность реки, тянувшаяся в сторону Полоцкого княжества. И именно по ней сейчас проходила связь между литвинскими землями и осаждающей Торопец штурмовой ратью.
        Наконец вдали показалась тёмная точка, постепенно с приближением приняв очертания обоза. В отдалении уже можно было насчитать с десяток саней с сеном, и овсом, фуражом для коней, идущих под общей охраной семи лёгких всадников.
        Севостьян поднял голову и застрекотал сорокой, приняв решение нападать, и восьмёрка разведчиков приготовила луки, а Митяй припал к прицелу своего речника, выцеливая из него старшего обозной охраны.
        - Бей! - резкая команда послужила той вехой, что отделила жизнь от смерти более, чем десяти человек на этом речном льду.
        - Не увлекайся, пусть бегут, время не трать! - одёрнул молодого карела Калеву старший разведгруппы.
        И они все вместе начали стаскивать в одну кучу сани. Вот последние уткнулись в общую кучу выпряженным передком, и Онни, разведя рядом костерок, начал разносить жарко пылающий берестяной факел по всем. Сено в санях было хорошо высушено, и уже через три минуты тут всё было охвачено жарким огнём.
        Митяй, заканчивая перезарядку своего речника, взглянул вдаль и вздрогнул. Из-за речной излучины выплывали пока ещё такие маленькие тёмные фигурки всадников. И было их много.
        - Тревога! - закричал мальчишка, и разведчики, вскочив на свои широкие лыжи, заскользили к речному обрыву. Нужно было поскорее подняться на него, а там перескочить через небольшой перелесок, где около опушки их ждали пять оленьих упряжек с нартами, отрываться от погони. Последним отходил Севостьян с Митяем и, оглянувшись, уже можно было различить, как к ним на рысях летят всадники.
        Севостьян оттолкнулся и заскользил вниз на широких охотничьих лыжах, вдруг ветка орешника спружинила, и его правая лыжа на полном ходу боком влетела в молодую сосну. Буквально какого-то мгновения не хватило опытному лесовику уйти от столкновения, и вот он уже лежит распластанный на снегу.
        - Дядька Севостьян, вставай! Подъём! - хрипло вскрикнул подросток, подтягивая со снега вверх командира.
        - Ох! Нога! - вскрикнул тот, и снова опустился на снег, - Беги, Митяй! Не уйти уже мне, видать, ногу тут вывихнул! Попробую придержать этих, сколько могу, а вы, как и обговаривали, уходите по руслу лесной речки. Там снег рыхлый, не должны вас литвины догнать.
        - Ты мне, прапорщик, тут панику не разводи! - вдруг басом закричал на командира мальчишка, - А ну встал, взводный, жопу в горсть да прыгай лежмя на лыжи! На кого свой отряд решил бросить!?
        - О ё моё! - только и пробормотал ошарашенный офицер, покорно ложась на сдвоенные лыжи.
        - За ремень хватайся! - и, отталкиваясь с натугой сулицей, Митяй, хрипя всеми лёгкими, потащил командира через перелесок.
        За спиной уже слышались азартные крики литвинов, когда они выехали наконец из перелеска. От стоящих нарт подскочили трое во главе с Онни и положили в одни Севостьяна, а на крайние заскочил уже сам мальчишка.
        - Гони! - и нарты начали плавно набирать ход, уходя в верховья лесной речки.
        Литвины были обозлёны недавней гибелью князя Селов Зигмаса, и теми нападениями, которые случались всё чаще и чаще в последние дни. Поэтому командир дозорной полусотни, увидев уничтоженный обоз с фуражом и спины тех, кто это сделал, решил их уничтожить, во чтобы то ни стало, и не считаясь не с какими потерями. Тем более, за каждого убитого и пойманного русского «лесовика» князьями была обещана огромная награда в два строевых коня, и нужно было постараться её получить. Вот и летели всадники мимо побитых у горящих саней соотечественников, скалили зубы и сжимали в руках копья и мечи. Рывком был преодолён речной обрыв и, проскочив небольшую поляну, полусотня, продираясь, углубилась в негустой лесок. Пройдя его насквозь, Ян, высокий командир из племени Ятвягов, увидел свою добычу.
        Впереди, на отдалении двух сотен метров мерно и, казалось вовсе даже не быстро, удалялись пять странных саней, влекомых впереди какими-то рогачами. В каждом из саней сидели по две фигурки в белом и сжимали в руках луки. Ян, убрав меч в ножны, тоже выхватил из колчана лук и выпустил в сторону последних саней стрелу. Буквально трёх метров не долетев, та впилась в снег.
        - Уйдут! - зло подумал ятвяг и, закинув лук обратно в колчан, резко с места бросил коня вперёд, пришпоривая и нахлёстывая. Ему нужно было сделать всего-то один рывок, и добыча будет у него в руках!
        Лесная речка была занесена снегом буквально по пояс, и нарты своими широкими полозьями-лыжами проминали его совсем не на много. Олень, конечно, уступал коню в скорости, но только не на заснеженной трассе. Главным было уйти от первого удара литвин и набрать хорошую скорость. Лёжа на крайних нартах, Митяй прицелился в пустившего стрелу всадника на обрыве и нажал на спуск, но тот литвин резко рванул своего коня с обрыва вперёд, и болт пробил тело соседнего воина. В паре метров позади саней в снег впились сразу две стрелы.
        - Ещё чуть-чуть и достанут! - стиснув зубы, прошептал паренёк, накручивая ручку взвода на рейке оружия.
        Всего на ней было двадцать зубцов, но на расстоянии двухсот метров вполне себе хватало натяжения и пятнадцати. Вся перезарядка речника на нартах длилась секунд двадцать пять, и уже две новые литвинские стрелы впились в нарты.
        - Только не в оленя! Лучше в меня! - взмолился Митяй, наконец-то поставив самострел на боевой взвод.
        Конь нагоняющего сзади всадника хрипел, роняя хлопья пены, и буквально рассекал мощной грудью сугроб, стараясь вырываться вперёд.
        Митяй, быстро прицелившись, нажал на спуск одновременно с выпустившим в него стрелу врагом. Тяжёлый болт буквально выбил из седла полусотника, пробив его насквозь вместе со всей бронёй и одеждой. Но и сам мальчишка громко взвыл, схватившись за левое плечо. Стрела ятвяга срезала хороший кус мяса на левой руке.
        Русло реки в этом месте делала большой изгиб, и с четырёх передних саней по открывшейся погоне разом ударили луки, ссадив на землю нескольких воинов.
        Ни о какой дальнейшей погоне за русскими лесовиками речи уже быть не могло. Кони вымотались в этом сумасшедшем беге по сугробам. Командир лежал на снегу без памяти, а с ним погибли и были ранены ещё семь воинов. И обозлённые потерями ятвяги, сгрудившись на речном повороте в бессилии, потрясали вслед уходящему обозу копьями.
        - Мы ещё встретимся, русские!
        Три дня шла тризна под осаждённым Торопцом по князю Селов Зигмасу. На целых три дня только одним своим выстрелом был задержан стремительный набег на восток, дав приблизиться спешащему новгородскому ополчению хотя бы ещё на семьдесят вёрст. Сын Зигмаса Довгерд, вставший за отца над осаждавшими, горячился в шатре.
        - Долго ещё сидеть будем? Весь осадный припас уже наготове! Если бы вы все решительней были, то и отец бы сейчас не был сгоревшим прахом. А мы бы уже давно пировали в тереме у Давыда!
        Сложно было возражать горячему предводителю Селов. И последний довод, что не прорубили ещё по всему льду вокруг крепости дорожки да заступы, был им так же легко отринут.
        - Прорубим на месте! А потом и на стенах порубим всех русских защитников как псов!
        Ранним утром двадцать восьмого января взревели сигнальные трубы в лагере осаждающих, и всё трёхтысячное войско многочисленными штурмовыми колоннами поползло с западной и южной стороны к крепостным стенам.
        Первыми по ним ударили два собранных Андреевскими мастерами скорпиона, те стационарных стреломёта, которые могли бить в даль более, чем на семьсот шагов. А с четырёхсот их уже поддержали десять реечников, и уже затем к ним подключились арбалеты более простых систем. Атакующие же просто не могли быстро приблизиться к крепости из-за той обильной наледи, что специально по совету Андреевских розмыслов (сапёров) заледенили на всех подступах. Приходилось прежде вырубать ступеньки на склонах, набрасывать вершины деревьев и хворост, теряя при этом время и становясь прекрасной мишенью. И то в один, то в другой щит впивался арбалетный болт или тяжёлая стрела скорпиона, и ранее голубой лёд перед крепостью уже обильно окрасился в красный цвет. Но, несмотря на это, атакующие всё продолжали упорно приближаться к своей цели. И вот с крепостных стен уже ударили луки, засыпая литвинов тяжёлыми стрелами. Более трёх сотен воинов потерял враг, прежде чем смог приблизиться на уверенный выстрел снизу, и вот теперь уже обороняющиеся были вынуждены укрыться от непрерывного дождя их стрел.
        - Готовьте бревна! - закричал Андреевский крепостной старшина Онисим, и по сигналу его горна на осаждающих полетели десятки специально поднятых на стены брёвен, камней и огромных колод. Падая, они перемешивали атакующие отряды, калеча и убивая людей, да разбрасывали их по ледяным валам. Со стуком встали десятки длинных лестниц, и по ним как саранча тут же полезли наверх атакующие.
        - Масло и смолу зажигай!
        И вспыхнули ярким пламенем десятки котлов, заранее разогретых на стенах.
        - Подавай!
        Вот огромные двухведёрные ковши, удерживаемые по трое дюжими ополченцами из кузнецов да кожемяк, выплеснули своё адское варево вниз на головы штурмующих. И тут же раздался дикий ор сгораемых заживо, а огненная смесь всё лилась и лилась обильно вниз, сжигая людей, лестницы, щиты и прочие осадные конструкции. Огненного вара было наготовлено в избытке, и литвины, сломленные той жутью, что они здесь увидели, бежали прочь от этих страшных стен, бросая оружие.
        - На вылазку! - отдал команду Онисим, и две сотни ратников из Торопецкой дружины в специально загодя заготовленных и одетых на ноги ледоступах с железными шипами ударили по центру в уже дрогнувшее и деморализованное войско штурмующих. Хитрая обувь позволяла уверенно двигаться по льду, и на подступах к стенам дружинники посекли не одну сотню ударивших в панику драбов.
        Итог Торопецкого штурма для осаждающих был плачевным. За один день полегло или было покалечено около трети их войска, так что о продолжении активных боевых действий под стенами уже не могло быть пока и речи. Нужно было готовиться к затяжной осаде и требовать для себя ресурсы и подкрепления.
        Головное девятитысячное войско литвин во главе восьми князей шло по пятам у Ярославовой дружины. Силы были явно неравными, и приходилось отступать всё дальше и дальше в верховья Западной Двины.
        Второго февраля со стороны Селигерских озёр к Ярославу Всеволодовичу подошла долгожданная подмога. Около семи сотен ратников и ополченцев из Торжка прибыли с огромным санным обозом, а две их сотни из служивых ратников были конными. Дальше отступать уже было нельзя, и на военном совете разработали общий план действии.
        Учитывалось прежде всего то, что Новгородское ополчение под предводительством Посадника и Тысячного должно было к этому времени приблизиться к городу/крепости Великие Луки и преградить пути для отступления и снабжения всего литвинского войска. Поэтому решились на хитрость.
        Бригаде Андрея было необходимо выманить за собой часть сил к реке Волкоте, а уже там совместно с тайно отошедшей половиной Ярославовой дружины обрушиться в удобном месте на преследователей. Было, конечно, в этом плане уязвимое место. Если литвинские князья только узнают про ослабление русского заслона на Двине, его уже ничего бы не смогло спасти от многократно подавляющего численностью противника. Просто навалятся и сомнут всем скопом! Но нужно было рисковать, и пятого февраля в удобном холмистом месте Валдайской возвышенности дружно ударили тысячи топоров по берегам Западной Двины, делая непроходимыми для конной рати все окрестные леса. Деревья валились не абы как, а внахлёст и наперекосяк, так что, куда бы только не сунулся враг, везде бы его на десяток вёрст ждало сплошное море из перемешанного между собой леса. Саму реку тоже перегородили завалами стволов, за которыми стояли сцепленные между собой цепями сани, образуя своего рода крепость. Всё это прикрывалось Торжковскими пешцами, а видимость присутствия всей конной рати создавали постоянно перемещающиеся с место на место большие верховые
отряды.
        Литвинские князья в окружении свиты стояли в отдалении и смотрели с любопытством на всю эту суету.
        - Что-то опять задумали эти русские! - со злостью выговорил Гедемин и насторожился, внимательно вглядываясь, как в восточном направлении отдаляется более трёх сотен с таким ненавистным и памятным ему флагом Андреевской сотни.
        - Что, прошлых друзей увидел? - с усмешкой поддел его князь Куршей Мацей.
        - Таких бы друзей и…! - выругался Гедемин, - Эти сотни никак нельзя отпускать, они в прошлом году нам много крови пролили! И через минут двадцать за отходящей от основного русского войска Андреевской бригадой ринулось вдогон, более тысячи литвинов верхами. Вот и устье Волкоты, и сотни, свернув, понеслись по неширокой реке в её верховье.
        Гедемин торжествовал. Наконец-то приближался тот сладкий миг расплаты за осеннее поражение, которое он так ждал, и за все те насмешки, которые ему, гордому князю, пришлось пережить с избытком от своих товарищей. И вот дозорные сотни этого проклятого Андрея загнаны в узкую ледяную ленту реки и осталось только его нагнать да раздавить. Шляхтичи уже нагоняли русских, заметно утомившихся, прокладывая себе путь по сугробам и начали подтягивать к себе поудобнее копья да доставать из ножен мечи. Вот впереди показался изгиб реки, и русские, нырнув за него, скрылись из глаз.
        - Быстрее! - закричал Гедемин и поднял свой меч над головой. Литвинская тысяча вошла узкой змеёй за поворот и сразу же непроизвольно снизила ход. Перед ней вместе с Андреевцами стояло более полутора тысяч ратников, и уже натягивали тетиву своих мощных сложносоставных луков. Сзади с дальнего конца разнеслись заполошные крики, а по берегам обрывистой реки из сугробов вдруг выросли многочисленные фигуры русских воинов.
        - Западня! - промелькнуло в мозгу у Гедемина, и на всю его рать посыпался дождь стрел. Бой был недолгим, но яростным. Поняв, что если они будут топтаться на месте, то всех их тут просто перестреляют, литвины бросились на прорыв, где и были полностью, во главе со своим князем, изрублены превосходящими силами.
        Не спасся из них никто…
        На Западной Двине в качестве пробы основное войско литвин попыталось было пробиться через основной завал реки, но, потеряв пару сотен воинов побитыми стрелами, да примерно столько же порубленными пешцами из Торжка, в самой гуще мешанины из брёвен и стволов успокоилось и встало лагерем.
        Наступило шаткое равновесие. Литвин было уже меньше девяти тысяч против основного четырёхтысячного русского войска, но они были на чужой земле, и от каждой опушки или сугроба можно было ждать стрелу или арбалетный болт. Ни одной ночи не обходилось в их лагере без суматохи или тревоги. Нападения и налёты уносили жизни шляхтичей и простых воинов, а главное, держали их в постоянном напряжении и не давали так нужного, полноценного отдыха.
        Седьмого февраля с утра вдруг в литвинском лагере поднялась суматоха, и через час опустели расчищенные и утрамбованные тысячами ног поляны, а враг, прикрываясь крепкими заслонами, начал откатываться на запад.
        - Видать, весть до их князей дошла о том, что новгородское ополчение к ним с запада зашло, пути отхода перекрыв, - решили в свите Ярослава.
        - Куда, думаете, враг скатываться будет? - задал он главный вопрос своим воеводам. Самым вероятным всем показался путь через Усвятские и близкие с ним озёра, там удобнее всего было соединиться с той ратью, что осаждала Торопец, и уже затем оттянутся к союзному Полоцку, да и простора для литвинской конницы в тех местах было изрядно. Ведь именно в ней, в коннице, видели свою силу их князья.
        Нужно было, во что бы то ни стало, предупредить ополчение новгородцев и убедить их перекрыть пути отхода на Усвятском озере. И выбор, кто это может сделать, пал на Андреевскую бригаду.
        - Вы ведь уже тут каждую тропку изучили, Андрей Иванович, - не приказывал, а просил Ярослав Всеволодович, - Никто быстрее вас не доберётся до Великих Лук при учете, что по пути там ещё и вражеские разъезды будут. Кому, как не твоим разведчикам, их преодолеть?
        Поэтому сразу после совещания в вечерних сумерках, собрав все свои силы в кулак, Андреевцы с севера, огибая основное вражеское войско, начали свой рискованный рывок. Шло их три с половиной сотни, считая и те два десятка на оленьих нартах, что так удачно зарекомендовали себя недавно в разведке.
        Мимо главных сил литвин прошли ночью, удачно не столкнувшись ни с одним из их разъездов, а затем двое суток без отдыха, только сменяя заводных коней, шли сотни в сторону новгородской рати.
        Торопец остался южнее на тридцать вёрст, и уставшие Андреевцы, вступив на лёд большого озера Лобно, собрались рывком проскочить его открытое пространство, срезая этим хороший крюк.
        До Великих Лук оставался всего-то один день хода.
        Небольшое поселение на берегу озера, две сотни Селов взяли буквально за десять минут. Не спас его ни трёхметровый частокол, ни отчаянное сопротивление четырёх десятков защитников ополченцев. Мужиков частью побили стрелами прямо на стенах, а частью посекли мечами, с ходу перескочив через них во внутрь. И теперь над Лобно стоял дикий визг умучиваемого мирного населения и довольный хохот победителей, да над несколькими избами уже вставало чадное жаркое пламя.
        Отворачивать было поздно, и, заметив близкие дымы от горящего поселения, Андрей принял решение атаковать в лоб. Русские сотни шли, развернувшись большой дугой, и увлечённая грабежом и насилием шляхта заметила опасность со стороны озера с большим опозданием.
        - Тревога! - первым заорал сотник с вислыми светлыми усами.
        - Тревога, русские! - подхватили десятки голосов, пытаясь оседлать коней и сбиться в кучу.
        - Стрелами бей! - раздался рёв командира бригады. И больше трёх сотен стрел разом вылетели из мощных степных луков. Хороший верховой лучник выхватывает из заплечного колчана по три стрелы сразу, и одну за другой с разницей в секунду выпускает их в цель. За те двадцать секунд, что русские сотни подлетали к Лобно, каждый воин успел выпустить как минимум семь, а то и восемь стрел. Квалификация у Андреевских стрелков была самая высокая, и Сотник мечом успел срубить только одного вояку, выскакивающего из ворот и натягивающего на ходу штаны.
        - Азат! Зачистите тут всё! Бригада, вперёд! Не задерживаемся!
        И сотни экономным ходом, сменив заводных коней, пошли дальше на Великие Луки.
        Двенадцатого февраля вымотанных до предела бессонным маршем Андреевцев заметил конный разъезд основного Новгородского войска.
        И уже через час Андрей докладывал руководству ополчения план уничтожения всего литвинского войска.
        - Вы поймите! Если мы сейчас эту шляхту выпустим отсюда, то они как собаки раны залижут, и уже через пару лет снова же к нам полезут грабить, набравшись опыта. Если их бить, то только так, чтобы они на десятки лет запомнили и не приходили уже больше.
        - Легко тебе говорить, - едко выговорил Новгородский Посадник Иванко Дмитриевич, - Вы, всадники, на коней, как горячо станет, вон вскочите и только вас здесь и видели. Как же дружи-ина, лучшие во-ои! Простому-то пешцу, что тут от литвинского копья помирать будет, вы-то не чета будете вовсе! А их всех на льду положим перед такой оравой!
        - Мы Посадник, с вами все в один строй встанем! И два моих сына тоже со мною рядом будут. Старший да младший, коли судьба, так все с вами тут ляжем - ответил Иванко Андрей.
        - Хм, - только хмыкнул тот и не нашёлся, что на это возразить.
        - Ладно, не горячитесь! - поднял примирительно руки Тысяцкий Семён Емин, - У нас шесть тысяч ополченцев с хвостиком. Против нас будет сколько всего?
        - Девять, вместе с сорванными с осады Торопца, - уверенно ответил Андрей.
        - А на хвосте у них как меч будет висеть Ярославова да Давыдова дружина с Торжковцами, а это более четырёх тысяч бойцов, из которых как минимум три с половиной отборная, закованная в броню гридь. Вы понимаете, что шляхта как между молотом и наковальней у нас окажется уважаемые?!
        - Ну да, а наковальней-то нам быть, - всё продолжал брюзжать хмурый Посадник.
        Но всё-таки разработанный Ярославом и Андреем план был принят, и всё Новгородское ополчение потянулось южнее к Усвятскому озеру, где проходило главное направление - путь в Полоцкое княжество и в земли Литвин.
        Дорога заняла около полутора суток, и всё это время сотни ехали, заснув на ходу в сёдлах.
        - Вон как вымотались-то служилые, - уважительно поглядывали на Андреевцев новгородцы.
        - Это, Прошка, тебе не варево лаптем из котла то хлебать, - толкнул локтем молодого ополченца с длинным копьём седой десятник Михаил.
        - Ну да-а, - протянул Прошка, - Я слышал, у них воинскому делу-то с соплей учат, даже школа какая-то особая есть для отроков.
        - И мне сват рассказывал, - подтвердил идущий рядом Мартын Соловей, прозванный так за свой изумительной чистоты голос, - У них там дети такое вытворяют. Не каждый взрослый даже такого мальца в оборот-то возьмёт.
        - Да-а, - протянул Михаил, - Вона как они торговые пути за эти два-то годика расчистили. Все берега рек и большие торговые дороги разбойниками завесили. Купцы на торгу рассказывали, едешь, аж жутко становится, везде висят сотни разбойников и таблички на них с надписью «убиты Андреевской сотней! Не лихоимничайте тута!»
        - Вона как! Ну, тогда и не страшно с такими-то, супротив супостата стоять!
        Подвёл итог самый старый ветеран десятка дядька Саватей.
        - Сотник сказывал, что их старший пообещал сам со своими сыновьями с нами в один строй встать, а коней сотен, говорит, подальше отгоню, чтобы мы даже не думали, что они могут бросить нас в трудный час. Говорит, или побьем ворога вместе с мужиками, или все рядом ляжем!
        - Да-а-а… - протянули мужики и перекрестились.
        ГЛАВА 9.УСВЯТСКОЕ СРАЖЕНИЕ.
        - Братцы, хочу с вами всеми совет держать! - громко обратился к своим бойцам, замершим в едином строю, Сотник.
        - - Мы с вами прошли не одну битву, и, дай Бог, чтобы не последнюю. Все вы под моё начало пришли добровольно, и хоть вы давали присягу, однако неволить вас не хочу. Ибо грядёт страшная сеча, и у каждого должен быть свой выбор, как и где её принять.
        - Вон там! - и Андрей, обернувшись, протянул руку вдаль, - Идёт более девяти тысяч обозлённых неудачами, лишениями и потерями врагов. - У них же попятам идёт дружинное войско князей Ярослава Всеволодовича и Давыда Мстиславовича, и гонит оно их сюда как затравленного раненого зверя. Для того, чтобы уйти в своё логово, литвинам нужно прорваться сквозь нас, другого пути им нет. Вы представляете, как поведёт себя лютый зверь, если преградить ему дорогу? Поэтому сеча здесь будет страшная!
        - Посмотрите вокруг, вот расположилось лагерем новгородское ополчение. Шесть тысяч мужиков пришли сюда со своим оружием, чтобы сразиться с тем врагом, который посягнул на его землю. Они не ратные и не обученные бойцы, как вы. Все они из простых крестьян, рыбаков, мастеровых, плотников или хлебопёков, и им предстоит завтра встать в общий строй со своим копьём, дедовским мечом, а зачастую так и вообще с топором или рогатиной. И они это сделают и умрут, если надо, чтобы только не дать ускользнуть тому злодею, который вот только что недавно ещё грабил, жёг и насиловал на его родной земле.
        - Я для себя с сыновьями уже решил встать в один с ними строй, чтобы хоть как-то его укрепить и чтобы все Новгородцы видели, что мы здесь единое целое, и не побежим при первой опасности прочь, развернув своего коня.
        - Не сможем сдержать удара супостата, ляжем тут вместе со всеми удерживая этот южный рубеж нашей земли. Ну а, коли удержимся до подхода князей, так честь нам и почёт в этом.
        - Вы же, повторюсь, вольны для себя выбрать то, как вы биться будете. А теперь отдыхайте и копите силы для боя.
        В сумерках горели костры на опушке лесистого Усвятского озера, сидели у них русские десятки, готовили в котлах нехитрое варево да спокойно между собой разговаривали. И были многие из ратников задумчивы. Как там оно завтра будет, будут ли они вообще живы? Вернуться ли к своим семьям и доведётся ли им увидеть близких? Так бы и пролетели сейчас эти сотни верст, чтобы хоть на миг их всех увидеть, обнять или прикоснуться.
        О приближении врага дозорные сообщили заранее. Сначала на лёд озера выскочила передовая дозорная сотня Куршей. Видно было, как всадники приподнимаются на стременах и вглядываются в выстроившиеся ряды Новгородского ополчения.
        Ещё и ещё сотня за сотней выходили литвинские войска на лёд из восточного лесного края озера. А вот показался и основной, большой отряд. Издалека над ним были видны стяги, а всадники блестели дорогим доспехом.
        - Видать, нача-альство пожа-аловало, - басом пророкотал стоящий рядом с Андреем кузнец Микуло, сжимающий в одной здоровенной руке щит, а в другой - огромный топорище на длинной ручке.
        - Да копью-то без разницы, князь ты или простой всадник! - усмехнулся пеший десятник Михаил, - Да, Прошка? - и подмигнул пареньку с длинным копьём.
        - Дык всё ж хорошо-то оно, когда длинное! - подшутил Мартын Соловей, сжимая свой большой лук.
        И все вокруг засмеялись, разряжая обстановку.
        - Что, Сотник, сдюжив ворога то? - серьёзно спросил Андрея Михаил, и все вокруг смолкли, вслушиваясь в их разговор.
        - Обязательно сдюжим, брат! Как не сдюжим, когда мы друг за друга встали и свою землю защищаем от врага.
        - Это да-а! - протянул уважительно Михаил, - Сдюжим! Твои вон все как один в общий строй встали, даром, что лучшая дружина. Уважа-аем!
        - Владыка! Владыка идёт! - понеслось волной по рядам ополчения, и всё войско в едином порыве встало на колени перед пожилым старцем с крестом в руке, осеняющим им русскую рать.
        Началась служба перед битвой. Благословение на подвиг.
        - Эх, не нравится мне это! - окидывая взглядом, стоящие в единой молитве ряды русских ополченцев, проговорил князь Куршей Мацей,
        - Можно было бы попробовать обойти, - поддержал его молодой, но разумный Миндовг, - Без конницы, да по снегам они нас точно не остановят.
        - Вы что, позора ищите!? - презрительно протянул князь Витовт, - Что, уже мужиков испугались с копьями? Или Курши только с бабами в разорённых селищах привыкли воевать? - и остальные пять князей засмеялись, показывая своё моральное превосходство да удаль над сомневающимися.
        - Строим дружины к бою!
        И всё на восточной стороне озера пришло в движение.
        Владыка, благословил воинов и отошёл с поднятой вверх боевой хоругвью, а перед строем забегали сотники и другие воинские начальники, проверяя, всё ли в порядке в рядах.
        - Давай, Василий, пора, - кивнул Сотник старшему сыну, и над строем пронёсся звук сигнала горна.
        Несколько сотен ополченцев выскочили вперёд и начали втыкать двухметровые заострённые с обеих сторон колья в плотный снег и лёд впереди строя. Три минуты, и поверхность озера покрылась ими словно тёмной щетиной.
        - Сигнал!
        И Василий опять, подняв вверх свой горн, протяжно прогудел команду. А из общего строя по всей его длине вышли Андреевцы, сжимая в руках взведённые самострелы.
        Было их 270 и, растянувшись цепочкой, они стояли друг от друга в паре, а то и в трёх шагах. Слева от Андрея стоял младший сын Митяй, а по правую руку у него был - старший Василий.
        - До упора заряжай!
        И заскрипели дуги самострелов дозаряжая и дотягивая их тугие плечи до максимума, приводя грозное оружие в готовность к самому дальнему бою.
        Во время прямого боя дружины литвинских князей чаще всего строились суженными впереди клиньями-колоннами. Впереди располагались защищённые тяжёлой бронёй копейщики, а за ними следовали прикрытые стрельцы лёгкой конницы. Задачей такого клина было смять вражескую рать бронированным кулаком тяжёлых всадников, расколоть её, внести в ряды пехоты противника страх и панику. Затем уже из-за этого железного прикрытия вылетала лёгкая конница, до этого поддерживая атаку своими стрелами, и преследовала бегущего врага, вырубая его или пленя.
        - Вперёд! - оскалив рот, выкрикнул Витовт, и его дружина, так же, как и шесть других по количеству участвовавших в битве князей, железным клином начала медленно набирать разбег по льду.
        - Ждё-ём! - проревел Андрей, вглядываясь в тёмную массу всадников впереди.
        - Ждё-ём!
        Вот передовые, тяжело вооружённые всадники, достигли первой цепочки красных флажков, что были загодя расставлены по озёрному льду.
        Четыреста шагов - это начальное расстояние для убойной стрельбы самострелов реечников.
        - Реечные, огонь! - и он сам, припав к прицелу, спустил спусковой крючок, выцеливая одного из трёх передних шляхтичей своего центрального разгоняющегося клина.
        За результатом следить было некогда, всё дело было в быстрой перезарядке мощного оружия и в точном его бое, а клинья врага, набирая ход, уже подходили ко второй линии флажков. Триста шагов - начало эффективного огня для арбалетов с перезарядкой типа «козьей ножки».
        - «Козы», огонь!
        И семьдесят болтов одним своим залпом, войдя в клинья, выбили в каждом их них всё остриё. Именно там находились самые рослые и защищённые кованой бронёй шляхтичи, выполняя сокрушающую роль тарана для всего клина!
        На третью двухсот пятидесяти шаговую линию срезанные клинья влетели уже с приличной скорость, набрав так нужный им разбег. Ощутимо дрожал лёд от многочисленного стука копыт тяжёлых коней. И Митяй, стоявший сбоку от бати, буквально ногами чувствовал эту вибрацию от несущийся на него многотонной махины.
        - Мне не страшно, мне не страшно, мне не страшно! - шептали губы, а руки быстрее докручивали взвод рычага «речника».
        Щелчок боевого взвода известил о том, что дуги натянуты на максимум, теперь болт на направляющее, всё он успел с перезарядкой! Прижать самострел к плечу. Прицел. Клин всадников надвигался с пугающей скоростью.
        - Не страшно! - твердили губы.
        - «Реечные», огонь!
        Плавный спуск крючка и резкий удар в плечо прикладом известил, что болт самострела ушёл к цели. Проверять результат стрельбы, не было времени и Митяй, закусив до крови губу, судорожно спешил закончить свою последнюю на этом рубеже перезарядку.
        - Огонь! - донёсся крик команды, и на семь несущихся клиньев, буквально выкашивая передних всадников, обрушился огонь уже перезаряженных семидесяти «коз» и ста пятидесяти простых арбалетов ручного взвода.
        Наступал самый опасный момент для всей Андреевской бригады.
        Правильно ли всё рассчитал Сотник и не погубит ли эта последняя, пятая по счёту, перезарядка с огнём с 50-60 шагов в упор всю его бригаду? Сумеют ли стрелки вовремя укрыться за щитами и копьями стенки новгородцев?
        Множество мыслей пронеслось в мозгу у Андрея в те секунды, когда он спешил с перезарядкой своего личного арбалета.
        - Всё, пора! Всем огонь!
        И двести семьдесят арбалетов всех систем ударили в упор, пробивая насквозь доспехи шляхты. В каждый из поредевших клиньев ударило около сорока болтов, буквально вышибая из седла всадников, и это уже были не те начальные ударные клинья, а толпа неистово орущей и несущейся намётом конницы.
        Бригада, сделав последний залп и развернувшись, неслась, что было сил, к основному войску, а за их спинами, уже приготовившись сечь мечами да бить копьями, настигала обозлённая рать, и густо из-за спин полетели стрелы лёгкой конницы.
        То одна, то другая фигурка застывала на месте и падала на лед, окрашивая его красным. Как не пытался всё продумать командир, но от этих стрел он уберечь своих бойцов уже не мог.
        Не всем смогли помочь предусмотрительно наброшенные на спины те небольшие круглые щиты, что закрепили заранее, а вот забитые в лёд колья своё дело сделали и дали ту необходимую паузу, чтобы бригада смогла выйти из-под удара.
        Пробивались грудь и брюхо коня, и визжавшие да вздыбившиеся животные образовали настоящий завал перед последней преградой. И вот в эту вот кучу обезумивших животных и людей ударили разом по команде сотни сулиц и копий из всего Новгородского строя.
        Буквально по трупам, давя своих раненых, пробилась вперёд подпираемая сзади литвинская рать и навалилась на ощетинившийся копьями строй. Сокрушительного таранного удара здесь уже не получилось. Так началась вязкая и долгая сеча.
        Десяток Михаила работал слаженно. В нём не было профессиональных воинов, но новгородцы на то и новгородцы, они всегда были готовы что к битве, что к драке, такой уж это был задиристый да упрямый народ. Сначала своего формирования привыкли северяне железом или кулаками отстаивать свою независимость и саму землю. Сказало своё слово и наличие высокого духа, да и опыт, наработанный на ратных учениях и в предыдущих многочисленных битвах, помог. Никто не дрогнул и не отступил из них, ведя ближний бой.
        - Подсоби! - рявкнул Михаил Прошке, и они вдвоём приняли на копья слишком уж ретивого шляхтича. Раз, и стряхнули его уже пробитого вбок. А в это время вперёд выскочил ещё один шустрый, и Прошка еле успел присесть да прикрыться щитом от сабельных ударов, забарабанивших сверху.
        - Хек! - выдохнул Мартын Соловей, нанося свой удар копьём по угрожающему парнишке противнику. Броня у шляхтича была отменная, и жало только скользнуло, заскрежетав о его железный бок.
        - На, пёс! - выкрикнул шляхтич и с замаха рубанул Соловья по голове. Затем резко развернулся боком, норовя срубить ещё и десятника.
        Щёлк! Резкий удар Митяева самострельного болта не дал врагу нужного мгновения, и он уже пробитый повалился на землю. А парнишка, отскочив, начал новую перезарядку оружия. От резких движений и ударов приклада открылась ещё незажившая рана на плече, и весь его рукав уже пропитался кровью. Но до этого ли было в такой жаркой битве?!
        Батя крутился рядом, работая длинным копьем, взятым из рук погибшего ополченца. Его напарником был самый старый из десятка Михаила-Саватей, и они уже ссаживали из седла третьего литвина, когда выскочивший сбоку конный стрелок всадил стрелу в плечо напарника.
        Щёлк! И в него, дробя череп, ударил болт самострела старшего сына Василия, а сам он, выхватив копьё из ослабевших рук раненого, встал в пару к отцу.
        Рядом, с огромным топором на длинной ручке крутился как разъяренный медведь, весь заросший чёрным волосом, новгородский кузнец Микуло, с хрустом и скрежетом рассекая перед собой людей и животных и яростно воя. Чуть-чуть только увлекшись, он выскочил из строя, и в него ударило копьё всадника в высоком и сверкающем шлеме.
        - Митяй, бей этого! - крикнул Андрей, узнав в нём высокого начальника.
        Бум!
        Арбалетный болт ударил в богатый щит и, пробив его насквозь, вошёл в тело, а воин в своих кованных доспехах выронил его и склонился на шею коня.
        «Князя убили! Витовт погиб!» - заорала шляхта, и в остервенение рванула вперед, не давая врагу забрать тело своего князя.
        Ближняя сеча, казалось, уже шла вечно, выматывая силы противника и унося жизни с обеих сторон. Но всё же время и, правда были на стороне русских, и от противоположного края Усвят, на лёд озера вылетели вдруг, сразу же разворачиваясь, княжеские отборные сотни Ярослава и Давыда.
        Князья сами под своими развёрнутыми знамёнами вели в бой дружины, и удар бронированной конницы в тыл резко решил исход сражения.
        Со стороны литвин началась настоящая паника. Зажатые с двух сторон, они пытались ещё оказывать хоть какое-то хаотичное сопротивление, но их участь уже была предрешена, и вот, то в одном, то другом месте воины бросали оружие, опускались на колени на лёд, поднимая вверх руки, и прося этим пощады.
        Илюха вместе со своей сотней в числе первых вырвался на Усвятский лёд. Большая часть противника рубилась с Новгородским ополчением, и удар сзади был для того неожиданным. Самыми первыми были изрублены тысяча драбов, что шла за своими конными. Илья получил вскользь удар копья по броне от рослого рыжего детины и боковым хлёстом меча развалил ему голову.
        - Вперёд! Бей в песи круши в хузары!
        И, прыгнув за спину падающего пешца, конь ворвался в самую гущу боевого порядка врага.
        - Раз, раз, раз, - опускалась рука со ставшим красным от крови клинком. И вот строй драбов прорван и, пройдя его, сотни устремились на всадников, увязших в сражении с русским ополчением. Литвины просто уже не успевали развернуться и достойно встретить набравшую скорость русскую конную дружину. И падали наземь срубаемые острым булатом.
        Разгром был полным!
        Из девяти тысяч врагов, погибло более половины, остальные же были по большей части ранеными да увечными, и неизвестно, сколько из них могло бы вообще выжить после такого.
        Из литвинских князей, по традиции храброго народа, не прячущихся за спины, а атакующих врага в ударных клиньях выжило только двое, Мацей и Миндовг.
        Потери русских, особенно у новгородского ополчения, были тоже не маленькими. Погибло более тысячи, и было серьёзно ранено столько же ратников. Пятьдесят два Андреевца погибло в этом бою, и более ста человек получили серьёзные ранения или увечья.
        Никогда раньше не видели таких потерь Обережная и Дозорная сотни. Но и в таком огромном сражении, пришлось им сойтись с внешнем врагом «стенка на стенку» впервые. И вот сейчас Андрей вместе со своими помощниками делал всё, чтобы облегчить страдания своим бойцам.
        Прямо на Усвятском льду были расстелены большие пологи, на которых шла обработка ран, перевязка и фиксирование травмированных конечностей. Начальный опыт медицинской подготовки был уже у многих его воинов. И все они трудились, не покладая рук, когда после бригадных бойцов пошёл сплошной поток раненых новгородских ополченцев. Обделять их своей помощью Андрей разумеется не мог, ведь в этом времени не окажи ты её вовремя, и шансов выжить у человека оставалось очень мало.
        Про чистоту повязок или их смену, про нормальную обработку ран тут ничего не знали. Специальных медицинских команд тогда просто ещё не было, и оказывали первую помощь свои же более опытные товарищи, перевязывая раны, чем придётся, да традиционно прижигая их раскалённым железом.
        К импровизированному госпиталю подсочил сам Ярослав Всеволодович, спрыгнул с коня и подбежал к Андрею, зашивающему рану десятнику ополченцу Михаилу. Именно с ним недавно они бок о бок держали оборону в едином строю, а теперь вот иголка накладывала швы на его распоротую копьём грудь.
        - Андрей! Про твоё лекарское умение тут многие всякое рассказывают. Выручай! Там Давыд Мстиславович совсем плохой уже, все наши лекари в один голос твердят, что бесполезно всё, и его уже не спасти. На тебя только одна надежда!
        - Что с ним? - завязывая узел на шве, поднял Сотник глаза на князя.
        - Копьё справа броню и рёбра пробило, сейчас вот лежит и кровью исходит.
        - Опять полостная операция, - подумал Андрей, - И никаких гарантий на успех. Сколько уже людей тут умерло от внутренних кровоизлияний.
        По «той» своей истории он помнил, что в сражении на озере Усвяты Давыд Мстиславович погиб, но и разница была на лицо. «Там» большая часть литвин смогла скрыться, оставив с отбитым полоном только треть павшими на льду. И через несколько лет снова вернулась с оружием, наученная, и умудрённая горьким опытом. А в этой истории скрываться было уже некому. Или плен, или смерть, другого выхода им русские просто не оставили.
        Нужно было попытаться спасти Торопецкого князя, настоящего воина и защитника Руси.
        - Мартын, гони нарты за князем, а я пока тут приготовлюсь! - отдал распоряжение командиру оленьей команды Сотник, - Только на сено аккуратно его укладывайте, и дорогой не растрясите!
        Операцию делали вчетвером с Митяем и штатными медсёстрами близняшками Елизаветой и Екатериной. Копьё проломило рёбра с доспехом и пробило лёгкое, вызвав обильное кровотечение. Повезло, еще, что не было открытого пневмоторакса, и то количество воздуха, что всё-таки попало во внутрь, не привело к самому кризису и остановке дыхания. Откачав сколько было возможно кровь из раны князя кожаной грушей, её затем обработали крепким хмельным, удалили сломанные осколки рёбер, промыли и обложили сухим мхом сфагнумом, который сам по себе был прекрасным антисептиком и хорошо впитывал кровь. Раненому дали обезболивающее и, всё зашив, закончили операцию, положив на кошму и тщательно укрыв Давыда у костра.
        - Ярослав Всеволодович, мы сделали всё, что смогли, и теперь дело только за его организмом, а он у князя сильный. Будем надеяться, что теперь уже всё будет хорошо! Только сейчас ему нужен хороший уход, а это, прежде всего, долгий покой и тёплый воздух с укрепляющим питьём, - объяснял Андрей князю, - Да и вообще, несколько сотен наших воинов в таком же состоянии находятся. Нельзя с ними никуда трогаться, иначе больше половины мы потеряем в пути.
        - Ну что же, - Ярослав окинул взглядом, выросшие по берегам Усвята многочисленные шатры и походные палатки, - Значит, будем пока стоять тут. За месяц, другой думаю, будет видно, кто пойдёт на поправку, а кого уже отпевать придётся. Завтра решать уже нужно, что мы со всеми пленными делать будем. Приходи-ка к обеду на совет, Андрей Иванович, - уважительно обратился Ярослав, - Там твой здравый голос ох как будет нужен. Да и сам уже отдохни хоть немного, ты вон весь в крови, небось, даже не отдыхал вовсе?
        - Хорошо, князь, ещё несколько человек тяжёлых у нас, с ними вот только разберёмся, а остальным уже всем мои бойцы помогут.
        - Гляжу я и удивляюсь, Андрей Иванович, уму твоему да знаниям. Так мало тому, ещё и каждый твой воин хоть лекарем, хоть розмыслом быть обучен.
        Необычно это! - и, покачав головой, пошёл к своему коню.
        А Сотник так и не лёг в эту ночь, так же, как и многие его товарищи, оказывая помощь раненым воинам.
        На совете присутствовали от ополчения Посадник с Тысяцким и старосты трёх городских концов Плотницкого, Славенского и Людинова, что принимали наравне со своими людьми участие в битве. Тут же были Владыка, князь Ярослав Всеволодович, и представлявший тяжело раненого Торопецкого князя его воевода Борис. Андрей, чьи сотни своей доблестью заслужили всеобщее уважение, был зван на Совет особо, как командир отдельной отличившийся рати.
        Как это бывает обычно на совете, было много пустых слов и порожних обсуждений, которые, вымотанный до предела бессонными сутками Андрей просто пропустил мимо своего сознания, не задумываясь. И вот, наконец, добрались до самого главного.
        Что делать дальше и как быть с пленными и ранеными врагами?
        Продолжать поход сейчас в Литвинскую землю значило сразу же столкнуться с сильным Полоцким княжеством, и тогда нужно было начать с ним затяжную войну, к которой Великий Новгород был пока не готов, и так полностью увязнув в борьбе с немецкими рыцарскими орденами.
        Поэтому было решено возвращаться, дав шесть недель на отдых, приведение в порядок, да хоть какую-то поправку для раненых воинов.
        Что делать с пленёнными литвинами вообще и с их князьями в частности? Примерно так стоял следующий вопрос, и тут уже разгорелся жаркий спор.
        - Казнить супостата! - горячились старосты Новгородских концов, и посадник Иван их явно в этом поддерживал.
        - Вон сколько крови нашей забрали, а селищ и погостов то сколько поразоряли, да их жителей всех посекли или умучили! Казнить злыдней в отместку, да в назидание!
        - Нельзя казнить! - не соглашался Владыка совместно с князем, - Они свои жизни на милость нам отдали, надеясь на христианское снисхождение и сложив своё оружие! Нельзя казнить! Тем мы только озлобим сердца врагов и на долгие годы вызовем ответную месть в их соплеменниках. Вот и придётся на этих рубежах тогда постоянно нам большое войско держать. Да отбивать наскоки и нашествия.
        - Нельзя долго ратиться с Литвинами, - качал головой Тысяцкий, - Они в союзе с Полоцким княжеством нам тут все Задвинские волоки могут перекрыть, а сколько ещё проходящих караванов тогда перехватить смогут. Считай, что треть торговли мы враз можем лишиться, и вот тогда вообще нам притока зерна от Днепра не будет. Неужто голода и бунта в Новгороде хотим? Да и войско на южном рубеже в готовности держать, это же сколько денег-то на всё надо, вы сами то хоть посчитали!?
        Спор не утихал. И Владыка, внимательно посмотрев на усталого Андрея, предложил: «А давайте мы послушаем, что нам доблестный сотник Андрей Иванович скажет. Каждый из вас уже доброе слово сказал тут про этого достойного мужа, так что, полагаю, его совет для нас всех тоже лишним не будет» - и все согласились, уставившись на Андрея.
        Вымотанному до крайности Сотнику было уже всё равно в этот момент до всякого там политеса и он, встав да по привычке одёрнув форму, начал резко и чётко докладывать все то, что только думает по всему этому поводу.
        - Господа Совета! Нам же мало войны на западе с крестоносцами, что кусочек за кусочком понемногу отгрызают наши земли в Прибалтике! Подождите. Скоро они к нам и под Псков придут, чтобы забрать его!
        - Нам же мало вялотекущей войны с финской Емью на севере?! Скоро и там ратиться будем, и у себя под Ладогой ещё схлестнёмся с ними!
        - А там уже и шведы пожалуют, давно они на наши земли зарятся! Весь запад у нас в огне! Но нам же всё мало этого, мы сами готовы зажечь сейчас и свой юг тут!
        - Знайте! Литвинские племена, резко усиливающиеся сейчас, скоро сольются в единое государство, которое на долгие века станет могучим врагом для всякого, кто только захочет с ним воевать. Оно нам надо?! Мы не завоюем эти земли, да они нам и ни к чему. У нас вон весь восток до самого Каменного пояса (Урала) со всеми его богатствами не освоен!
        - А ещё монголы на Русь не подошли с их железными туменами. Вот они-то точно все рати да дружины поодиночке вырежут, дождёмся ещё!
        - Самое мудрое сейчас - это вступить пусть и во временный, но в союз с литвинами. Они испытывают ненависть к крестоносцам?! Мы тоже! Они отстаивают он них свою независимость и свою веру?! Мы тоже! Нам нечего с ними делить по большому счёту! Да, они скоры на разбой и грабёж. Но сейчас мы их наголову разбили, и они увидели всю нашу силу. Покажите им теперь, что им же выгоднее с нами дружить против нашего общего врага. Помогите немного средствами! Вот и будет у нас надёжный союзник на юге. А силы крестоносцев оттянутся с наших западных пределов уже для противостояния с ними. И вот тут-то мы литвинам в этом сами то и поможем против нашего общего врага.
        Андрей так же резко закончил, как и начал, и сел на своё место.
        - Одна-ако! - только и протянул Новгородский Посадник. Никто и никогда не разговаривал так чётко и ясно, но крыть тут было нечем, всё было сказано разумно, и в шатре повисла тишина. Только и был слышен шум лагеря за его стенками.
        - А, пожалуй, всё верно говорит Андрей Иванович, - первым заговорил после паузы Ярослав, - Уж ему-то в сочувствии к врагу не попеняешь. Как сотни его бились, думаю, каждому тут ведомо, да и сейчас вон он битву ведёт, пока мы все в шатрах отсыпаемся, и пытается сохранить жизнь каждому простому ополченцу.
        Возразить тут опять было нечего.
        - Ладно, жизнь сохраним, согласился Совет, а куда такую прорву-то девать, почти пять тысяч человек полона? Их и кормить и лечить ведь нужно.
        - Да отпустите вы их, пусть сами к себе идут и раненых пусть своих забирают. А князьям их знамёна отдайте. Тем вы и им честь сохраните, и на свою сторону опять же будет проще перетянуть впоследствии.
        - Дайте мне с князьями переговорить от вашего имени? - попросил Андрей, - и, получив разрешения, направился в южному обрывистому берегу озера, где держали всех пленных.
        Для захваченных литвинских князей был поставлен большой походный шатёр, и теперь Мацей с Миндовгом с нескрываемым интересом разглядывали представителя Высокого русского совета. С чем он пришёл? Может быть, прямо сейчас тут их всех жизни лишат, наказав за содеянное?
        - Вы не собираетесь нас казнить? Я тебя правильно понял, - горделиво, подняв подбородок, спросил Андрея князь Мацей.
        - Нет, не собираемся, - подтвердил Сотник, - Более того, вы вольны уходить к себе все без исключения, и когда только вам заблагорассудится.
        - Хоть сейчас?!
        - Хоть сейчас, - снова подтвердил Андрей.
        - Более того, вам разрешено каждому забрать своё личное оружие и более того… - и Андрей оглядел князей, - Вам разрешается забрать все знамёна и все атрибуты власти, причём всех князей, что были нами нынче в бою захвачены.
        Повисшее в шатре молчание прервал самый молодой князь Миндовг.
        - Почему?!
        Андрей посмотрел ему прямо в глаза и сказал медленно и разборчиво, чтобы каждое произнесённое слово впечаталось в сознание будущего Великого Литовского Князя:
        - Вам возвращаются знамёна всех девяти литвинских княжеств для того, чтобы вы знали, Русский народ не враг Литвинам. У нас с вами уже есть один общий враг, который всем нам угрожает. Мы вас наказали за ваше вероломное нападение и за то зло, что вы нам принесли, на нашей земле! - и Андрей сурово вгляделся в глаза каждого князя, а те опустили глаза.
        Сказать тут было нечего. Всё справедливо.
        - Мы сожалеем… - только и слетело с губ Миндовга.
        - Надеюсь, что это больше не повториться. Я знаю точно, уж поверьте мне, уважаемые князья на слово, что Руси быть великой. Пройдут века, и она сокрушит всех тех врагов, которые ей сейчас угрожают. И будущей Великой Литве! - и Андрей сузил глаза, пристально вглядываясь в Миндовга, - Под управлением Единого Великого Князя! - и он сделал пузу, подчёркивая всю важность того, что он сейчас говорил, - Было бы разумным иметь такого сильного и надёжного союзника на востоке как Русь. Если, конечно, Литва ещё хочет быть великой. Вы же, сохранив часть войска и все! Подчеркиваю, все! Воинские и княжеские регалии, не утратив, и не отдав в чужие руки ни одну из них, с честью можете вернуться к себе на родину и показать себя спасителями всех тех, кого сюда завели горячие и неразумные головы некоторых неудачных правителей. Я всё сказал, а сейчас вы вольны в своём решении, за вами выбор - и Андрей хотел развернуться.
        - Подожди, Сотник, - остановил его тихий голос Миндовга, - Я хотел бы тебе дать свой личный перстень, - и он протянул большой золотой перстень, на котором был изображён всадник в доспехах и с поднятым мечом, - Я запомнил твои слова, и этот мой личный подарок, знак моей же личной признательности к тебе. И я думаю, что мы ещё встретимся, но только теперь в гораздо более приятной обстановке.
        - Обязательно, князь!
        И Андрей вышел из шатра.
        На сороковой день после битвы вся Андреевская бригада почтила память погибших при защите русской земли воинов. В общем строю стояли сотни и подразделения при развёрнутых знамёнах. По команде, в едином движении опустились воины на одно колено, склонив головы и шепча молитву, поминая павших товарищей. А над высоким обрывом Усвятского озера, возносясь к синему небу, высился огромный деревянный крест.
        «Здесь 15 февраля 1226 года защищая южный рубеж своей земли от врага, пали смертью храбрых в едином строю русской рати воины Андреевской бригады: … Иван сын Петра, Иван сын Семёна, Иван сын Тимофея, Ийбо Дьяниш, Илокас Роукку, Креслав сын Любомира… Вечная память героям!»
        А всем выжившим в лютой сече нужно было жить дальше и готовиться к новым сражениям. Унынию места нет в сердцах! Уныние есть один из главных смертных грехов - как учил воинов батюшка, отец Кирилл.
        Двадцать восьмого марта первыми в направлении своего далёкого от Усвят поместья отправлялась Андреевская бригада. Нужно было успеть пройти ледяной дорогой все эти вёрсты, пока не началась весенняя распутица. Три сотни верховых под боевым развёрнутым знаменем и с обозом раненых проходили у высокого берега, на котором столпились тысячи русских ратников, провожая домой своих боевых товарищей.
        - Запевай! - раздалась команда, и множество людей впервые именно здесь услышали прозвучавшие слова прекрасного марша «Прощание славянки» ставшего в последствии народным.
        Наступает минута прощания,
        Ты глядишь мне тревожно в глаза,
        И ловлю я родное дыхание,
        А вдали уже дышит гроза.
        Дрогнул воздух туманный и синий,
        И тревога коснулась висков,
        И зовет нас на подвиг Россия,
        Прощай, отчий край,
        Ты нас вспоминай,
        Прощай, милый взгляд,
        Не все из нас придут назад.
        Прощай, отчий край,
        Ты нас вспоминай,
        Прощай, милый взгляд,
        Летят, летят года,
        Уходят во мглу наши рати,
        А в них - солдаты.
        И в небе темном
        Горит солдатская звезда.
        А в них - солдаты.
        И в небе темном
        Горит солдатская звезда.
        Летят, летят года,
        А песня - ты с нами всегда:
        Тебя мы помним,
        И в небе темном
        Горит солдатская звезда.
        Тебя мы помним,
        И в небе темном
        Лес да степь, да в степи остановки.
        Свет вечерней и новой зари -
        Не забудь же прощанье Славянки,
        Сокровенно в душе повтори!
        Нет, не будет душа безучастна -
        Справедливости светят огни…
        За любовь и за русское братство
        Прощай, отчий край,
        Ты нас вспоминай,
        Прощай, милый взгляд,
        Прости-прощай, прости-прощай…
        - Вот дают Андреевские, - завистливо вздохнул Прошка, провожая взглядом полюбившихся всем боевых товарищей.
        - Да-а… - вздохнул перевязанный Михаил, поддерживая под руку пожилого новгородского ратника Саватея. Как биться, так они вона и петь мастера. И песни то у них, не чета всем нашим, затяжным.
        - Следующей весной, старый, как с тобой ранее и уговаривались, в Андреевское пойдём. В ноги Сотнику падаем, а я свово младшенького, да ты внучка «кровь из носа», а должны в ратную школу определить!
        - Добро, Мишка! Согласен. - поддержал своего друга Сава, - Пусть уж в люди выбираются с такой-то командой!
        Конец второй книги.
        В оформлении обложки использована фотография с
        https://pixabay.com/ru/photos/%D1%80%D1%8B%D1%86%D0%B0%D1%80%D1%8C-%D0%B4%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%B5%D1%85%D0%B8-%D0%B1%D0%B8%D1%82%D0%B2%D0%B0-%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%B9-4561687/https://pixabay.com/ru/photos/%D1%80%D1%8B%D1%86%D0%B0%D1%80%D1%8C-%D0%B4%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%B5%D1%85%D0%B8-%D0%B1%D0%B8%D1%82%D0%B2%D0%B0-%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%B9-4561687/(https://pixabay.com/ru/photos/%D1%80%D1%8B%D1%86%D0%B0%D1%80%D1%8C-%D0%B4%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%B5%D1%85%D0%B8-%D0%B1%D0%B8%D1%82%D0%B2%D0%B0-%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%B9-4561687/)

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к