Брусницын Алексей, Новейший Завет- библиотека РусЛит

Новейший Завет. Книга I Алексей Брусницын
        2035 год. Скандальный журналист в связи со своей просветительской деятельностью попадает в опасную для жизни ситуацию, из которой самостоятельно ему не выбраться. На его счастье, им заинтересовывается некая могущественная международная организация и предоставляет защиту. Но ничего хорошего в этом мире бесплатным не бывает. И даже у плохого есть цена… Амбициозный молодой человек, конечно же, не хочет стать пешкой в чужой игре, но сможет ли он по-настоящему разобраться в сложившихся обстоятельствах и принимать самостоятельные решения, или ему только дадут такую иллюзию? О борьбе одиночки со всем Миром. И о прекрасном и удивительном Мире, который местами устроен несправедливо.
        Алексей Брусницын
        Новейший Завет. Книга I
        Обращение к читателям ЛитРес

        Дамы и господа!

        Изначально я не планировал разбивать роман на две книги. Но оказалось, что если автор выбрал формат «Черновик», то он ограничен шестью месяцами на написание книги. Я об этом не знал и, конечно же, в этот срок не уложился.
        Приношу извинения за доставленные неудобства. Но в таком формате есть и плюс: если вам не понравится первая книга, вам не придётся покупать вторую.
        Часть I. Журналист
        Глава 1
        - Здравствуйте, - тихо прозвучал приятный мужской голос.
        Максим Одинцов выпал из глубокой задумчивости, в которой пребывал, прихлёбывая кофе и не чувствуя вкуса. Он даже вздрогнул от неожиданности; не заметил, что к нему кто-то подошёл.
        Огляделся. Рядом никого не было.
        Терраса ресторана на Воробьёвых горах почти пустовала, немногочисленные посетители располагались на максимальном удалении друг от друга. Ближе всех к Максиму, через два столика, сидела пожилая пара. Кавалер был обращён спиной, а дама смотрела куда-то в сторону заброшенной громады «Москва-Сити». Судя по продолжительному молчанию, они были давно женаты.
        Официантов в поле зрения не наблюдалось - обслуживание тут, мягко говоря, ненавязчивое…
        «Показалось», - решил Максим и натянул на голову капюшон; совсем не хотелось, чтобы кто-то узнал его и нарушил уединение.
        Кофе совсем остыл. Владелец, директор и редактор скандально известного новостного и информационного сетевого ресурса InfoOdin.net с отвращением отставил от себя чашку и снова погрузился в угрюмое раздумье…
        К Одинцову ещё со школы приклеилась кличка ?дин, поэтому сайт, весьма популярный в русскоязычной части Сети, назывался именно так. Последние три года дела у InfoOdin.net шли очень хорошо: миллионы посетителей, сотни тысяч подписчиков, донаты текли рекой, рекламодатели строились в очередь. Жизнь его основателя была полна счастливыми событиями. Он стал забывать, что такое нищета и отчаяние. Иногда ему даже казалось, что так было всегда, и всегда так и будет…
        - Вам не показалось, - снова прозвучал Голос.
        Максим разозлился, встал, осмотрелся внимательнее, даже заглянул за ограждение террасы - не подкрался ли кто. Там никого не было. Что это? Шутки октябрьского ветра, налетающего порывами и подвывающего в капюшоне, как в раковине?
        Он возвратился на своё место и к своим мыслям.
        Контент ресурса состоял в основном из новостей мира науки и высоких технологий, подборок научно-популярных фактов и разоблачений псевдонаучных проектов.
        Новости и подборки, которые младший научный сотрудник Одинцов собирал и верстал сам в свободное от рутинной работы время, сделали сайту имя и позволили набрать первых сто тысяч подписчиков. Тогда Одинцов бросил работу в НИИ, которая не приносила ему ничего кроме разочарования, и переехал из аспирантского общежития в провинции на съёмную квартиру в Москве. Тогда и решил заняться разоблачениями. И не прогадал.
        Разоблачения принесли славу. Первые же дело стало знаменитым - развенчание спекуляций на тему колонизации Луны и Марса. В серии из нескольких статей Одинцов доказывал невозможность заселения этих небесных тел главным образом из-за того, что современными средствами не решить проблему защиты от радиоактивного излучения. Для того, чтобы обезопасить человеческие поселения, потребуются гигантские количества поглощающих радиацию веществ, которые физически невозможно не то что доставить на другую планету, но и добыть на своей. Государства и компании, которые развивают и поддерживают этот миф, на самом деле преследуют совершенно иные цели.
        Затем InfoOdin.net предсказал крах новой, набирающей обороты криптовалютной пирамиды. Возможно, своим расследованием он ускорил этот крах, но спас сбережения тысяч наивных простаков, готовых поверить в очередную сказку о Поле Чудес.
        Потом сайт встал на защиту человечества от очередной пандемической истерии, начавшей набирать обороты в прошлом 2034 году. Тогда ?дину и уже появившейся к этому моменту у него команде удалось внести весомый вклад, чтобы доказать на международном уровне, что и на этот раз опасность существует только в головах чиновников от здравоохранения и функционеров ВОЗ, а также кроется в жажде наживы производителей вакцин, тестов на антитела, масок, и прочей «противовирусной» чепухи.
        Это были самые крупные проекты. Позади остались ещё с десяток других. Одинцов ни разу не ошибся и понемногу сам поверил в свою священную правоту и гений предвидения.
        Поначалу на него работали пара журналистов и один фотограф, но постепенно штат разросся до двадцати человек - молодых, амбициозных и дерзких.
        Последняя тема для разоблачения появилась два месяца назад. Сайт обратил внимание на деятельность одной международной корпорации от гейминдустрии, предлагающей человечеству следующий продукт: в мозг вживляется нейрочип, при включении которого клиент попадает в некую виртуальную реальность, «Матрицу», время в которой течёт по своим законам - в несколько раз быстрее, чем в реальном мире. Вы можете оказаться где угодно и когда угодно, в бета-версии предлагается около пятидесяти сценариев: от первобытного прошлого до далёкого будущего. В девственных джунглях, населённых динозаврами, или райских кущах оранжереи межгалактического круизного лайнера, на грубых досках палубы пиратского корабля, или на вощёном паркете бальной залы императорского дворца. Закованным в доспехи на рыцарском коне или за рычагами управления танка времён Второй мировой войны. Или в эльфийском замке, устроенном среди ветвей гигантского дуба. Или в пещере «чужих» в теле «хищника». А то и в приватных интерьерах под рубрикой «18+»… Одним словом: пределов фантазии создателей иллюзии нет, и со временем ассортимент миров будет только
расширяться.
        По словам разработчиков, находясь в «Матрице», человек пребывает в состоянии подобном сну, в котором психика обретает эмоциональную гармонию, разрушенную бесчеловечной практичностью XXI века, а организм набирается физических сил для созидательного труда в реале.
        Цена за такое «путешествие» предлагалась весьма умеренная. Любой работяга, отработав день на своём заводе, может позволить себе шесть часов волшебного сна, за время которого его сознание переживёт до нескольких (в зависимости от потраченной суммы) суток пребывания в параллельной реальности.
        Прознав о готовящемся предложении, -дин и его команда пришли в ужас. В серии статей, посвящённых этой теме, сайт высказал следующие опасения.
        Некоторые вовсе не захотят возвращаться в унылые будни из сказочного «зазеркалья», зависимость от него будет такая, что они будут проводить в нём всё своё свободное время. Реальная жизнь большинства людей превратится лишь в зарабатывание средств на оплату виртуального существования. Фактически люди попадут в виртуальное рабство. Для пущей убедительности привлекли докторов и психологов, которые поведали о возможном вреде от внутримозговых имплантов.
        После того, как эти опасения были выложены в Сеть, начались неприятности…
        Откуда ни возьмись, появилась целая армия хейтеров, хоронящих материалы InfoOdin.net под лавинами дизлайков, негативных комментариев и угроз физической расправы. Роспотребнадзор по требованию лиц и организаций, интересы которых были задеты, обложил портал штрафами. Раскопали нарушения авторских прав и конфиденциальности, клевету и даже призывы к экстремистской деятельности и массовым беспорядкам в старых материалах.
        Очевидно, сильно запуганная кем-то команда в одночасье попрыгала с тонущего корабля. С Одинцовым остался только его верный и очень высокооплачиваемый адвокат.
        Через неделю было назначено судебное заседание, на котором основателю InfoOdin.net предстояло или публично отказаться от утверждений, высказанных в статьях, касающихся виртуальной гейминдустрии, или убедить суд в их правоте. В противном случае ему грозил огромный штраф в пользу истца за дискредитацию его деловой репутации и антирекламу готовящегося к выходу на рынок продукта. А то и реальный срок за клевету…
        Тут Голос зазвучал снова:
        - Вы меня слышите?
        Максим обречённо кивнул и подумал: «Да. Чёрт возьми, слышу…»
        Голос молчал с минуту, потом произнёс:
        - Если вы отвечаете мне мысленно, то напрасно, я не могу читать ваши мысли. Скажите вслух.
        - Да! Слышу!
        Получилось громко. Пожилая дама отвлеклась от созерцания городского пейзажа и посмотрела на Максима удивлённо: взрослый, с виду приличный мужчина типично славянской наружности ведёт себя по-хамски - говорит по своему телефону так, как будто один здесь…
        - Кричать не нужно, - заметил Голос. - Можно шёпотом - если вы себя слышите, то и я вас слышу.
        «Приехали… - расстроился Максим. - Слуховые галлюцинации. Голоса… Что это? Первый шуб шизофрении, вызванный стрессом? Только этого ещё не хватало!»
        - Нет, это не галлюцинации и не сумасшествие. И в кофе ничего не подмешали, - Голос звучал успокаивающе.
        - Ты же сказал, что не умеешь читать мысли! - бурно возмутился Максим.
        На этот раз на него посмотрела уже не только дама, но и её кавалер, которому пришлось для этого развернуться на стуле всем телом.
        - Это правда. Технологии чтения мыслей пока не существует. Я просто предположил ход ваших размышлений, - спокойно ответил Голос.
        Максим резко развернулся. Ему показалось, что последние слова донеслись откуда-то сзади. При этом он зацепил ногой столик, чашка с остатками кофе кувыркнулась со стола и разлетелась осколками по тротуарной плитке. Пожилая пара коротко посовещалась и, забрав свои чашки и блюдечки, переместилась на другой конец террасы.
        - Максим, вы пугаете окружающих. Дайте мне две минуты, я вам всё объясню, - прозвучал Голос.
        - Ты врёшь, что не читаешь мысли! Откуда знаешь про окружающих? - прошипел Максим.
        - Я могу видеть и слышать то же, что и вы, - поведал голос.
        Максим посмотрел вдаль и спросил:
        - Ну и что ты сейчас видишь?
        - Москву-реку вижу, Кремль, «Лужники». Теперь тучи, галок. Теперь ничего не вижу - вы закрыли глаза.
        Максим перестал жмуриться и вопросил отчаянно:
        - Да кто ты такой?!
        И снова получилось очень громко.
        Пожилые супруги, как два перепуганных голубя, снова вспорхнули со своих мест и, оставив посуду, покинули террасу, очевидно, решив убраться подальше от этого наркомана.
        Остальные посетители тоже с тревогой поглядывали в его сторону.
        Голос в голове Максима стал строгим:
        - Если вы не прекратите так себя вести, приедет полиция, ближайшая машина ППС всего в двух минутах езды отсюда. А у нас с вами и так проблем хватает…
        Тут из дверей кафе вышел официант с метёлкой и совком в руках и направился прямо к Максиму - похоже, старички пожаловались.
        - Успокойте его. И, главное, сами успокойтесь. Поверьте, ничего страшного не происходит. Я вам всё объясню, - и Голос умолк.
        «Действительно, что это я как истеричка? - одёрнул себя Максим. - Ну долбанулся и долбанулся… не в дурку же теперь ехать. С крыши спрыгнуть или убить кого-нибудь голос этот ведь не требует… Пока, во всяком случае…»
        - У вас все хорошо? - настороженно спросил официант.
        - Всё прекрасно, - Максим натянул на лицо улыбку. - Включите бой посуды в счёт. И можно ещё кофе?
        Официант проворно собрал осколки и удалился.
        Голос молчал. «Может, отпустило? - понадеялся Максим. - С живым человеком поговорил, и отпустило».
        - Ты здесь? - спросил он негромко.
        - Да. Вы готовы воспринимать информацию? - немедленно откликнулся Голос.
        Максим кивнул. Потом спохватился и сказал:
        - Да.
        - Хорошо. Примерно две недели назад вы подверглись нападению со стороны неизвестных и оказались в больнице, - Голос замолчал, как будто давая припомнить ситуацию.
        Конечно, Максим помнил этот странный случай, который приключился с ним в конце сентября. Он подходил в вечерних сумерках к своему подъезду… и вдруг отключился. Очнулся на больничной койке. Капитан полиции, который явился тотчас после того, как Максим пришёл в себя, рассказал, что «скорую» вызвали соседи. Они обнаружили Одинцова на тротуаре прямо перед подъездом, без сознания и с окровавленной головой.
        В больнице диагностировали закрытую черепно-мозговую травму с нарушением целостности мягких тканей головы. Череп оказался цел, но на волосистой части головы имелось рассечение, которое пришлось зашить. Максим неделю провёл в больнице, избавляясь от последствий сотрясения мозга.
        - Вы помните обстоятельства, которые предшествовали нападению? - спросил Голос после паузы.
        - Всё, что было до него, помню прекрасно, но самого нападения я не помню…
        В тот вечер Одинцов был у своего адвоката, Сергея Якушева.
        Когда-то они учились в одном классе. ?дин и Гуня дружить не дружили, но и не враждовали. Когда Максим уже в Москве в связи со своей журналистской деятельностью впервые столкнулся с необходимостью прибегнуть к помощи адвоката, он разыскал одноклассника в надежде на то, что тот ему что-то посоветует. По слухам, Якушев получил юридическое образование в Москве, да так в ней и остался. Оказалось, что у Гуни частная практика, и он с удовольствием сам возьмётся за ведение дел компании Одинцова. Максим согласился и не прогадал.
        Тандем получился удачный, они сблизились, но не настолько, чтобы стать друзьями - Максима отталкивало, что Сергей даже не пытался скрывать свой циничный прагматизм, однако партнёрским отношениям это не мешало. Журналист отдавал адвокату около четверти своих доходов, взамен, кроме юридических, получал ещё и множество других услуг. Порой Гунёк был способен на чудеса; за несколько лет в Москве он ухитрился обзавестись уймой знакомых в самых различных сферах.
        На этот раз Максим пришёл с просьбой найти какого-нибудь солидного учёного, который помог бы утвердить его позицию на предстоящем судебном слушании. Но адвокат вопреки обыкновению отказал. Напротив, он стал убеждать клиента публично отречься от своих претензий к современной гейминдустрии.
        - Макс, поверь мне: ты ничего никому не докажешь, даже если приведёшь в суд президента академии наук. Откажись! - Якушев весь подался вперёд, преданно заглядывая в глаза. Он всегда так делал, когда хотел быть наиболее убедителен. - Отрекись. И всё вернётся на круги своя. Я советую тебе это не только как твой адвокат, но и как друг. Да, потеряешь несколько подписчиков, но зато сможешь работать дальше. Иначе сайт твой забанят навсегда, а тебя самого посадят. С тех пор как в уголовном кодексе клевету приравняли к грабежу - это лет пять строгача. Никто о тебе через год уже не вспомнит… А когда выйдешь по УДО за хорошее поведение, хорошо, если года через три с половиной, новый инфоресурс заводить придётся, на котором рассказывать будешь, как в хату заходить правильно: чтоб не сразу отпетушили, а чуть попозже…
        - Да что с тобой? Не от такой фигни отмазывались, - Максима поразила такая перемена в обычно предсказуемом адвокате. - Ты ж сам меня призывал ничего не бояться, потому что в законе всегда дырка найдётся…
        - Не тот случай, Макс. Не тот. Слишком серьёзных людей ты зацепил, закон тут уже ни при чём… Не помогу ни я, ни сам господь бог! - когда Гуня хотел быть убедительным, он слегка переигрывал. - Ты меня знаешь, я на ровном месте кипиш устраивать не буду. Прими мой дружеский совет, -дин: будь умницей - иди опровержение готовить.
        - Ты тоже давно меня знаешь, Гуня… - дальнейшее у Максима как-то само выговорилось. - Твои услуги больше не нужны. Как там в американских кинофильмах говорят адвокатам беспонтовым?.. Ты уволен!
        Он встал и направился выходу.
        - Ну ты и дурак! Конченый! - услышал Максим за спиной злобное шипение. Он обернулся и залюбовался даже. С «друга» его как будто маску содрали: глаза налились кровью, а с ощеренных клыков, казалось, слюна сейчас закапает… - Ты же до дому даже не дойдёшь, идиот, не то что до суда!
        - Всегда знал, что в адвокаты одни упыри идут работать, - поделился наблюдением журналист перед тем, как хлопнуть дверью.
        И вот как в воду глядел упырь - не дошёл Максим до дома…
        - Никто по голове вас не бил - небезопасно это, - продолжал Голос тем временем. - Отключил вас заряд транквилизатора. Потом вам, уже в больнице, вскрыли черепную коробку и внедрили в мозг электронный биочип, с помощью которого и стало возможно наше общение.
        - А почему тогда почти всю неделю в больнице меня мутило, как с похмелья лютого?
        - Процесс внедрения и калибровки чипа сопровождается неприятными ощущениями, сходными с таковыми при сотрясении мозга.
        Голос замолчал, видимо ожидая реакции.
        Подумав с минуту Максим сказал:
        - Допустим, я поверю в этот бред. Тем более, что если это не так, то остаётся единственное объяснение - у меня крыша поехала… Но кто вы? ФСБ?
        - Ни в коем случае! - Голос как будто слегка возмутился. - И не ЦРУ. И ни Ми-6. И даже не Моссад. Пока могу сказать только одно: я представляю очень серьёзную организацию, и вы можете гордиться тем, что обратили на себя её внимание. В своё время всё узнаете… если захотите. Меня вы можете называть Буратино.
        Из дальнейшего «разговора» с Буратино Максим узнал, что чип ему внедрили без спроса исключительно потому, что его жизнь сейчас в опасности. В ответ на бурю возмущения со стороны идейного борца с внутримозговыми имплантами «внутренний голос» объяснил, что в создавшейся ситуации на переговоры попросту не было времени. После того, как журналиста выведут из опасной зоны, Буратино отключится, и в дальнейшем, если Максим захочет, чип удалят.
        Пока происходил этот странный «внутренний» диалог, Одинцов испытывал смешанные чувства. С одной стороны, его не оставляло подозрение, что он все-таки «поехал» и, как классический «поехавший», сидит сейчас и сам с собой разговаривает. С другой стороны, ему, как яростному апологету научного прогресса, было жутко интересно происходящее.
        Одинцов был в курсе современных технологий, к тому же имел основательные познания в биологии и медицине и прекрасно понимал, что сейчас в 2036 году создать такой чип вполне возможно. Уже лет пятнадцать существовали и активно применялись чипы, вживляемые в мозг, почему бы не появиться таким, которые могут работать как передатчики. Так что, наверное, всё-таки, никуда он не «поехал»…
        - А что ещё может этот чип, кроме того, как контролировать мои чувства и передавать твой голос? - прошептал он.
        - Не все чувства, - поправил его Буратино, - только зрение и слух. Ещё мы мониторим некоторые физиологические и биохимические показатели организма. И… Есть ещё одна интересная функция, о которой вам придётся узнать только в случае реальной опасности для жизни.
        - А иначе никак?
        - Никак. И поверьте, так она будет эффективнее. Во всяком случае, в первый раз.
        - Ясно… - тут Максим понял, что пора разрешить давно мучащий его вопрос. - Слушай, Буратино, ты со мной на «вы», а я тебе тыкаю, давай, ты тоже будешь ко мне на «ты»?
        - Хорошо. Как хочешь.
        - Может, тогда на брудершафт с тобой выпьем? - он поднял руку, чтобы подозвать официанта.
        - Я бы не советовал тебе пить алкоголь или ещё кофе, - заметил Буратино. - У тебя давление 154 на 102 и пульс 96. Возьми лучше что-нибудь поесть; сахар в крови упал так, что ты в обморок скоро упадёшь. Голод ты не ощущаешь только из-за стресса.
        Максим последовал доброму совету тем охотнее, что алкоголь употреблял только в крайних случаях, а от кофе уже и впрямь тошнило. Он заказал сосиски с зелёным горошком и минеральную воду.
        Ожидание заказа Буратино скрасил демонстрацией своих способностей к предвидению. Предупредил о появлении на реке красного катерка, с визгом пронёсшегося вверх по течению, а потом и огромного серебряного электрохода, бесшумно скользящего вниз. Свой пророческий дар он объяснил тем, что у него есть возможность получать картинку окрестностей со спутника.
        - Теперь у тебя нет повода сомневаться в собственной вменяемости и моей реальности, - объявил Буратино.
        Максим, чтобы окончательно развеять сомнения и убедиться в том, что не он один видит суда, спросил у официанта, когда тот принёс заказ, не знает ли он, как называется электроход.
        Официант ответил:
        - Это «Путин». Он каждый день в это время здесь проходит.
        Глава 2
        Уже под вечер этого странного дня Максим наконец очутился у себя дома.
        Полтора года назад он купил трёхкомнатную квартиру на пятом этаже восьмиэтажки на Академика Королёва неподалёку от Останкинской башни. К этому моменту уже года два его, приученного с детства к экономии, убивали астрономические суммы, которые приходилось отдавать за аренду жилья в столице, и как только благодаря заработку в Сети у Одинцова появилась возможность обзавестись собственной недвижимостью, он тут же сделал это.
        Квартиру ему подсказал адвокат.
        - Отличное вложение. Район хороший, почти Центр. Дом 60-х годов постройки - это тебе, конечно, не сталинский ампир, но и не хрущёвка. Кирпич! Лет сто ещё простоит, - вещал Гуня как заправский риелтор. - Квартира небольшая, но тебе пока больше и не надо. Будешь готов купить побольше - легко её продашь, но уже дороже.
        - Но мне на неё денег сейчас не хватает, кредит придётся брать. Даже ремонт в ней сделать не на что будет… - посетовал Максим.
        - Пустяки. Что-то предвещает крах твоей карьеры? - Адвокат привычно распластался на своём столе, как будто пытаясь дотянуться до клиента. - По всем признакам твой подъём только начинается. Месяца за три, а то и быстрее на ремонт заработаешь, ещё и на гараж поблизости. Я, кстати, могу свой гонорар с тебя за это время не брать, потом отдашь…
        - Интересно, сколько ТЫ с этой сделки получишь? - Максим невольно откинулся назад, - он не любил впускать в личное пространство кого-либо кроме дам и тех ненадолго…
        Адвокат только отмахнулся, но сел ровно и продолжил уже спокойнее:
        - Хату надо брать на вырост. Захочешь женой обзавестись - будет куда привести… - на этих словах уже Максим замахал руками. - Ну-ну, всяко бывает. От тюрьмы и от семьи не зарекайся!
        Адвокат захохотал; кроме пристрастия вторгаться в личное пространство собеседника, у него была ещё одна неприличная привычка - шумно радоваться собственным шуткам.
        Когда Максим приехал смотреть квартиру, он принял решение ещё до того, как попал вовнутрь: райончик показался ему очень уютным и чем-то напоминал родной город. Плюс к этому - близость Останкинской башни, её было видно из окна… Она уже лет пять не выполняла свою основную изначальную функцию - раздачу телесигнала. В ней работали только ресторан, который больше не вращался, смотровая площадка и пара лифтов. Максим любил символизм, и разваливающаяся телевышка за окном знаменовала для него торжество независимой журналистики над официальными средствами массовой информации, Сети над телевидением…
        Максим сразу же заселился в неотремонтированную квартиру и решил сам провести в ней перепланировку. По его замыслу, она должна была стать студией со спальней и кабинетом.
        Он собственноручно разрушил коридор и стену между кухней и гостиной. Вышибал кувалдой по нескольку кирпичей в день, убеждая себя, что это гораздо интереснее, чем тренировка в спортзале. Пыль постоянно висела в воздухе и скрипела на зубах. Еда, поглощаемая в квартире, имела кисловатый строительный привкус. Перед входной дверью вечно громоздились мешки со строительным мусором.
        Энтузиазм быстро иссяк.
        Как только у Максима снова появились деньги, он нанял бригаду ремонтников во главе с дизайнером невнятной гендерной принадлежности. Остатки кухонной стены были переделаны в барную стойку, кирпичи очищены от штукатурки и покрыты специальным воском. То же проделали со стенами в гостиной. Дизайнер противился этому решению, утверждая, что голая кладка давно не в тренде, но Максим настоял - так ему было уютно.
        Раздельный санузел переделали в объединённый, чтобы в нём поместилась небольшая джакузи - материализация представлений Максима об идеальном бытовом комфорте.
        В комнате, отведённой под кабинет, отгородили кабинку для звукозаписи и обшили её звукопоглощающими панелями.
        В интерьер замечательно вписался антиквариат, оставшийся от старых хозяев. Дизайнер отреставрировал дубовый шифоньер с нелепой форточкой в дверце, о которой пошутил, что она предназначена для проветривания скелетов. И переделал тумбу под телевизор в ящик для обуви.
        За несколько часов общения Буратино явил достаточно доказательств собственной реальности. Но Максим ещё не решил для себя главный вопрос: стоит ли доверять таинственной организации, вышедшей с ним на связь таким нетривиальным способом.
        Голос призывал осознать серьёзность ситуации, в которой оказался скандальный журналист, и утверждал, что в России не только здоровью, но и самой жизни Максима угрожает опасность. Буратино предложил ему эвакуацию в страну, где Одинцову будет обеспечена защита, при условии, что он будет сидеть тихо и воздержится от публичных заявлений в Сети. Немедленного ответа не требовалось, но Буратино предупредил, что тянуть не стоит, потому что с каждым днём опасность только увеличивается.
        Максим наполнил джакузи, включил гидромассаж на полную мощность, разделся и полностью погрузился в воду, оставив на поверхности только нос. Закрыл глаза и расслабился. Водяные струи, бьющие снизу, не давали телу опуститься на дно, боковые течения удерживали его посередине. Максим делал так, когда ему нужно было что-то обдумать - состояние физического равновесия приводило к равновесию душевному, и тогда приходили самые верные и взвешенные решения.
        Для начала он подытожил все свои представления о сложившейся ситуации. Да, он действительно перешёл дорогу каким-то влиятельным лицам. Да, есть некие силы, которые строят ему козни. Эти силы настолько серьёзны, что могут воздействовать на государственные структуры. Поэтому в сложившейся ситуации единственно верный способ противостоять им - это ни в коем случае не молчать, а, напротив, продолжить убеждать сетевое сообщество в своей правоте. Тогда никто ничего ему сделать не сможет - побоятся общественного резонанса. Не захотят сделать из него героя и мученика, посадив за решётку или устранив физически, - это нанесёт максимальный репутационный вред проектам, против которых он, как общественный деятель, выступает. Предоставить доказательства в суд - это формальность, там любые, даже самые железобетонные, аргументы могут просто не принять во внимание, главное - привлечь на свою сторону как можно больше простых людей…
        И тут его осенила одна простая мысль! Он даже сел в ванной и отключил гидромассаж.
        Как дважды два ему стало ясно, что адвокат и Буратино действуют сообща. Предсказание адвоката в завершение их последней встречи по поводу того, что Максим до дома не дойдёт, сбылось буквально, как выяснилось - из-за вмешательства таинственной организации, от имени и по поручению которой вещает «внутренний голос»! И цели у них совпадают - сделать так, чтобы он заткнулся и исчез…
        Когда он вылез из воды и завернулся в купальный халат, заиграла мелодия вызова на его «гармошке»[1 - Гармошка, или триплфолдер, или просто фолдер - разновидность спутникового телефона. Панель складывается вдоль три раза, делая возможными форматы от телефона до планшета. (Здесь и далее примечания автора.)]. Это была Алина.
        Он немного поколебался, прежде чем ответить.
        - Максик, привет! - судя по голосу и слегка расфокусированному, томному взгляду, она была подшофе.
        - Привет, - сдержанно ответил Максим, которому было неловко из-за незримого присутствия Буратино.
        - Ты дома? Что делаешь? - она не стала дожидаться ответов. - Я приеду сейчас.
        В последнем предложении отсутствовал даже намёк на вопросительную интонацию. В другое время Максим бы обрадовался этому звонку, тем более что он не видел Алену уже больше недели, а в том настроении, в котором она, по всей видимости, сейчас пребывала, её визит обещал стать бурным и запоминающимся.
        - Стой! - мужчина сам себе не поверил. - Я не могу сегодня. Работа.
        Она удивлённо посмотрела на него.
        - Как хочешь… Больше не позвоню! Звони сам, может, отвечу, - навязываться было не в её правилах.
        - Зря, - произнёс Буратино, после того, как она отключилась, - я отметил у тебя резкое повышение выработки норадреналина.
        - Что зря? Я не понимаю… как… при тебе… - растеряно пробормотал Максим.
        - Твои интимные приключения мне неинтересны, - отрезал Буратино.
        - Конечно, - Максим угрюмо хмыкнул.
        - Я бы мог рассказать тебе почему, но, боюсь, ты мне не поверишь, - Буратино, казалось, огорчился. - Я и так не чувствую доверия с твоей стороны, но после этих объяснений его станет ещё меньше.
        Максим поморщился.
        - Мне кажется, эти подробности мне не нужны.
        - Тем лучше… - чуть слышно сказал Буратино.
        Максим вернулся к своим умозаключениям… Итак, их цель - добиться, чтобы он заткнулся и исчез… Поэтому и хотят устроить его бегство - чтобы путь беглеца можно было отследить по камерам видеонаблюдения. Вот он подъезжает к аэропорту, вот он проходит паспортный контроль, вот он поднимается по трапу. Испугался, поверил в реальность угроз, убежал, улетел, скрылся. И вот уже там, куда его отправят, можно и «ледорубом по черепу»… Никто и не вспомнит, что был такой. Месяц, максимум, пообсуждают его позорное бегство. Может быть, какой-нибудь коллега опубликует расследование по поводу исчезновения Одина с кадрами его позорного бегства, которое оставит больше вопросов, чем даст ответов. И всё… имя его забудут навсегда.
        Обдумав всё это, Максим разработал для себя следующие правила.
        Первое. Он не должен никуда исчезать, наоборот - должен быть всегда на виду и не давать повода заподозрить себя в трусости или малодушии.
        Второе. Никому не верить. Никто не поможет, кроме него самого. Все остальные, проявляющие «заинтересованность» в его судьбе, - хитрые враги или подкупленные хитрыми врагами подлецы. Его предал даже адвокат, который называл себя «другом».
        Третье. Об отношении к Буратино. Смотреть пункт «2» и не быть наивным фантазёром, верующим в некую могучую силу, противоборствующую врагам человечества и лично его, -дина, врагам.
        Тут произошло нечто заставившее его усомниться в своих выводах относительно адвоката. Была уже почти полночь, когда тот позвонил. Вызов пришёл из приложения, которое невозможно прослушать, во всяком случае, так думали его пользователи. Серьёзно поколебавшись, Максим всё-таки решил ответить.
        - Привет! - адвокат звучал так, как будто между ними ничего не произошло: ни ссоры, ни того, что он ни разу после неё не то, что не навестил своего главного клиента в больнице, но даже не позвонил, чтобы справиться о самочувствии. На всякий случай, не дожидаясь ответного приветствия, Гуня сразу перешёл к делу. - Нашёл я тебе учёного. Серьёзный дядька, доктор наук целый. Профессор. Нейрофизиолог. Готов на интервью, но чтоб его лица видно не было. И голос изменить требует. Расскажет о том, что чипировать мозги - это тоже самое, что лоботомию сделать. Полная потеря личности и всё такое…
        - Привет, - Максим за время этого монолога успел передумать бросать трубку и решил тоже сделать вид, что между ними ничего не произошло. - А почему он шифрованный-то такой?
        - Странный вопрос! - адвокат был явно готов к этому вопросу. - Дядька не дурак. Он же видит, как тебя загнобили, и для себя прекрасно последствия представляет. А что ты переживаешь? Так ещё лучше и таинственнее будет. Его всё равно никто не знает кроме узких кругов… Какая разница, каким голосом он будет говорить, главное - ЧТО.
        - Согласен… - Максим подумал. - Давай тогда интервью в «бункере» проведём. Организуешь?
        - Это там, где с диггером тогда? - зачем-то решил уточнить адвокат.
        - Да-да! - раздражённо ответил блогер. - Что за вопросы дебильные? По телефону же говорим.
        - Хорошо-хорошо… Я понял! Всё организую, - поспешил успокоить его осознавший свою ошибку адвокат.
        - То-то…
        - Макс, ты же интеллигентный человек… а где «спасибо»?
        - Моё «спасибо» на счету своём увидишь… Пока, - Максим сбросил, не дав Якушеву попрощаться.
        Примерно через минуту после этого разговора подал голос Буратино:
        - Максим, ты же понимаешь, что это не может быть правдой? Тебя заманивают в ловушку.
        - Да кому я нужен?! Ловушку. Смешно…
        - Ты напрасно недооцениваешь степень опасности. Людей убивали по гораздо более ничтожным причинам, - Буратино был явно взволнован. - Тем более «бункер», «диггер»… Если это под землёй - то вдвойне опасно!
        - Это что за чушь?! - заорал вдруг измотанный за день Максим. - И заткнись вообще! Достал со своей заботой…
        Буратино воспротивился возможности предложенной адвокатом… Что ж, это означает только то, что они не союзники. Но доверять ему всё равно повода нет; цель устранить Максима из инфополя осталась…
        Возможно, адвокат и предал его, когда по чьему-то наущению призывал клиента отречься от своих слов. Перекупили Гуню или запугали - не важно. Важно то, что он всё-таки организовал интервью. Устыдился своего предательства… А, скорее всего, понял, что, раз уговорить клиента отречься от своих убеждений не получилось, то за это ему не заплатят, тогда какой смысл тереть гонорар от Максима, не выполнив его поручение. Поэтому он и нашёл учёного.
        Разговор с профессором никак не может ухудшить дело, а значит, нужно, чтобы он состоялся.
        Глава 3
        Сегодня был чётный день месяца, и Максим выгнал из гаража двухместный электромобильчик «Тайвань». Из двух своих машин эту он любил больше, хотя бы потому, что она была новой. Первой была огромная, неповоротливая, старая «Тесла», которая занимала два места на платной парковке.
        К началу тридцатых проблема пробок в Москве решилась просто. Общемировой отказ от автомобилей на бензиновой и дизельной тяге привёл к космическому росту цен на жидкое топливо. Людям пришлось избавляться от своих железных коней по цене металлолома - переделать внутреннее сгорание на электротягу оказалось дороже, чем купить новый электрокар, а купить новый - далеко не всем, даже москвичам, по карману. Опять же почти полное отсутствие вторичного рынка электромобилей привело к двукратному снижению количества автовладельцев в столице. Как следствие, возросло количество пользователей каршерингов и возросла нагрузка на общественный транспорт. В итоге дорожная нагрузка снизилась за счёт небольших габаритов электрокаров и введения двухэтажных электробусов на большинстве маршрутов.
        Кроме того, на каждый легковой автомобиль, находящийся в частной собственности, наложили ограничение: на машинах с госномерами, заканчивающимися на чётную цифру, можно было ездить только по чётным дням месяца, а на нечётную - соответственно, по нечётным. Таким образом, только очень хорошо обеспеченные люди могли позволить себе передвигаться по городу на личном автотранспорте каждый день: две машины, два гаража или стояночных места, четыре пары сезонной резины…
        У Максима совсем недавно появилась вторая тачка для поездок по чётным дням. И, как нарочно, почти сразу после её приобретения дела пошли под откос…
        «Тайвань» радовала водителя своей резвостью - мгновенно реагировала на малейшее изменение давления на педаль газа - свежий электродвигатель, свежие «батарейки».
        После восьми часов вечера машин на дорогах было мало. Только первая полоса движения напоминала медленно ползущий конвейер с огромными консервными банками электробусов. Максим преодолел расстояние от Останкино до Красной Пресни за полчаса.
        Электрокар он оставил на парковке возле Зоопарка, с трудом протолкался сквозь толпы пассажиров метро с угрюмыми, приплюснутыми лицами в подземном переходе под Красной Пресней, прошёл мимо стадиона, срезал угол через парк и углубился в разномастный лабиринт жилых домов Пресни из оштукатуренных сталинок, панельных хрущёвок и кирпичных брежневских коробок. Немного поплутав между заборов, которых раньше не было, нашёл, самый старый дом в околотке, проник через арку во двор и подошёл к укрытой жестяным проржавевшим навесом лестнице, ведущей ко входу в подвал.
        Та самая железная дверь с облупившейся коричневой краской и приваренной ручкой из арматурины только казалась запертой. Она оглушительно заскрипела так же, как и два года назад.
        Тогда Максим брал интервью у одного исследователя московских подземелий по кличке Сэнди, который заявил, что нашёл «вход в Преисподнюю». Максим записал разговор с ним здесь, в подземном антураже. Диггер на камеру пообещал провести журналиста ко входу в Ад, а возможно, и дальше, но перед этим ему нужно самому проверить там всё самому… После этого он бесследно исчез. Девушка Сэнди и родители искали его с полицией. Максим попытался узнать о его судьбе с помощью диггерского сообщества, но тщетно - там все поверили в то, что он сгинул; и к Вратам Ада идти никто не захотел… Расследование тогда ничем не закончилось, обвинять без вести пропавшего во вранье Один не стал. Сделал ролик, в котором сам пошарился немного по подземелью и рассказал мистическую историю исчезновения Сэнди.
        Максим достал из кармана фонарь, включил и уверенно зашагал из одного подвального помещения в другое. Скоро он уткнулся в массивную металлическую дверь - такая могла вести в бомбоубежище или бункер. Петли давно заржавели, и она была заклинена в полузакрытом положении. Из проёма тянуло холодом и сыростью. Максим протиснулся в щель и очутился в просторном коридоре, шириной метров в пять, который явно не мог умещаться под домом и вёл куда-то, куда не доставал луч фонаря.
        Максим пошёл вперёд, чувствуя, как понижается уровень пола. Шагов через двести уклон прекратился. По сторонам коридора стали изредка появляться черные дыры боковых ответвлений и разнокалиберные ветхие двери. Чем дальше он шёл, тем больше тянуло сыростью, под ногами заблестела вода, начало хлюпать. Пройдя ещё шагов триста, Максим остановился возле одной из дверей и выключил фонарь. Меж грубых досок сочился свет. Ручки не было, он потянул за край одной из досок.
        Яркий луч ударил по глазам. Максим шагнул в помещение и не стал отворачиваться или закрываться, дал себя разглядеть. Через несколько секунд луч ушёл в сторону. След от него в поле зрения стал оранжевым, затем фиолетовым и наконец исчез. Максим разглядел комнату с бетонными стенами в отражённом свете двух фонарей.
        Кроме Одинцова здесь были ещё два человека. Один из них - адвокат Сергей Якушев - сидел у стены на ободранном диване из старого автомобильного сиденья, другой, стоял напротив метрах в двух. Максим включил свой фонарь и осветил лицо незнакомца. Тот прищурился. На его лысой, судя по отсутствию волос на висках, голове была старомодная вязаная шапочка, морщинистое худое лицо обрамляла пегая бородка. Тонкая шея с заметным кадыком. Клетчатая рубашка, тёмная куртка. Максим направил луч фонаря вверх.
        - Познакомьтесь, господа, - подал голос адвокат. - Альберт Семёнович Велип?сов, доктор биологических наук, профессор. Максим Одинцов, журналист, - и поколебавшись, добавил: - Публицист.
        Паучья лапка профессора оказалась неожиданно крепкой.
        Максим заметил два раскладных стульчика посреди комнаты, их принесли люди адвоката, которые подготавливали встречу. Напротив стульчиков на тоненьких штативах были установлены маленькие автоматические камеры.
        - Давайте присядем, - Максим решил, что пора взять на себя инициативу и сделал приглашающий жест.
        Профессор осторожно уселся на кажущийся хрупким стульчик. Он был напряжён и держал спину прямой, а руки на коленях.
        Тогда адвокат встал и включил небольшой софит, который освещал интервьюируемого сзади, так, чтобы виден был только силуэт, и эффектно выхватывал из тьмы черты лица интервьюера.
        Чтобы успокоить и расположить учёного к беседе журналист улыбнулся и произнёс интеллигентно:
        - Ну что ж, Альберт Семёнович, с чего начнём? Может быть расскажете свою профессиональную биографию? Естественно, без имён…
        - Так не обращайтесь, прошу, ко мне по имени! - Впервые подал голос профессор. Он оказался резким, высоким и неприятным. - Вы уже включили запись?
        Максим почувствовал, что улыбка стала натянутой.
        - Как можно, не предупредив?!
        - Всё, что вам нужно знать обо мне, вы уже знаете. Называйте меня профессор. Включайте! - приказал противный старик.
        Журналист удержался от резкого ответа, достал гармошку и, не разворачивая, несколько раз дотронулся до экрана. Автоматические камеры зажужжали тихо и навелись одна на профессора, другая на ?дина, на них загорелись красные огоньки.
        - Итак. С чего ВЫ хотите начать?
        Профессор заговорил уверенно:
        - Чипирование с помощью внутримозгового импланта абсолютно безопасно. Мы достаточно далеко продвинулись…
        Максим остановил его жестом.
        - Извините, профессор, вы, наверное, хотели сказать: «НЕбезопасно».
        - Не имею проблем с выражением собственных мыслей!
        - Но, мы ведь собирались говорить совсем о другом…
        - Я просто сделал вид, что согласен с бредом, который вы несёте у себя на сайте, чтобы вы сподобились меня выслушать, - заявил профессор безапелляционно.
        Максим взглянул на Сергея. Адвокат положил ногу на ногу.
        - Просто послушай.
        - Дослушайте до конца, молодой человек, и вы поймёте, что приехали не зря, - потребовал профессор.
        Максим кивнул нехотя.
        - Чипирование с помощью внутримозгового импланта абсолютно безопасно. Мы достаточно далеко продвинулись в изысканиях и разработали продукт, готовый для внедрения среди самых широких масс народонаселения планеты, - профессор произнёс это с таким торжественным видом, как будто возвестил о скором пришествии мессии и смолк.
        Максим подождал немного и угрюмо поинтересовался:
        - Это всё? Какие-то доказательства будут?
        - А какие могут быть доказательства? Во-первых, вашего образования не хватит, чтобы понять даже базовые выкладки. А во-вторых, в лабораторию вас провести или документы показать я не могу - все работы, конечно же, засекречены. Просто поверьте.
        Максим окончательно убедился, что зря теряет время. Только из вежливости подавил в себе порыв тут же встать и выйти.
        - Без доказательств. Просто поверить… Мы что, в церкви?!
        Старик вздохнул так, как будто невероятно устал объяснять очевидные вещи невеждам.
        - Я могу привести сейчас как аргументы «за», так и аргументы «против». В любом случае вашего уровня познаний не хватит, чтобы отличить правду от истины.
        - Вы совершенно напрасно недооцениваете мой уровень. Готовясь к каждому выступлению, я штудирую научные труды, проверяю первоисточники…
        - Прекрасно. Значит, вы тем более должны понимать, что ничего не смыслите в предмете.
        Максим растерялся, но вида не подал. Вслух произнёс:
        - Ну конечно, у меня нет узкоспециальных познаний… Но я всё-таки изучал медицину и биологию…
        - Никаких «но» и «всё-таки»! Вы либо разбираетесь в предмете досконально, либо настоящий специалист сможет при желании ввести вас в заблуждение. Вы это понимаете?
        Максим пожал плечами.
        - В таком случае прекратите вставлять палки в колёса прогрессу! - даже подвзвизгнул профессор в конце и продолжил так, будто читал лекцию. - Когда Пифагор заявил, что Земля - шар, нашлись умники, которые потешались над тем, что он не понимает очевидного: с поверхности шара все люди попадали бы вниз. А когда Лэнгли собрался построить первый летательный аппарат на паровой тяге, маститые коллеги из академии наук с пеной у рта и формулами наперевес кинулись доказывать, что полёт на устройстве тяжелее воздуха в принципе невозможен…
        Профессор чесал как по писаному, видно было, что подготовился. Максим решил его обломать. Он много раз брал интервью и понимал, как это важно - не отдавать инициативу интервьюируемому.
        - Послушайте, я вам могу ещё фактов на эту тему подкинуть - сам подобную подборку делал… Я же не отрицаю возможность использования внутримозговых чипов в принципе, я говорю о том, что нельзя использовать их как портал для бегства в иной, виртуальный мир. Это преступление! Людям не нужно…
        - Да откуда вам знать, что нужно людям?! Кто дал вам право решать за них? - перебил его профессор в ответ.
        - А вам? - быстро парировал журналист.
        - А мы как раз за людей не решаем, мы даём им выбор!
        - Это как предложить ребёнку выбор между приготовлением уроков и конфетой! Только в данном случае - конфетой отравленной…
        - Я не собираюсь устраивать тут диспут! - снова завизжал старик. - Мне спорить с вами всё равно что с питекантропом… Не будем терять время. Выключите камеры!
        Максим повиновался скрепя сердце. Он решил досмотреть представление - не зря же сюда ехал.
        Альберт Семёнович резко встал и отошёл в темноту к стене, наклонился и что-то поднял с пола. Когда он вернулся и сел, у него на коленях оказался чемоданчик.
        - В общем, у вас есть выбор. Либо вы пытаетесь отстоять свою правоту в суде, вам это, а я в этом больше, чем уверен, не удастся, и вы лишаетесь всего - вашего сайта, квартиры, обеих машин… Поверьте, штрафы сожрут это всё. Далее у вас отнимают право высказываться публично, а возможно, и весьма возможно, и свободу. Либо… - профессор щёлкнул замками на чемоданчике, открыл его и развернул к Максиму. В чемоданчике лежали перетянутые банковскими лентами пачки купюр. - Это как аванс вы получите тотчас после того, как мы подпишем соглашение о сотрудничестве. Его уже подготовил ваш адвокат.
        Максим удивлённо посмотрел на адвоката, тот кивнул. Старик продолжил:
        - До завтра подготовите опровержение на своём сайте. Суда не будет. Мир и процветание. Вы помогаете прогрессу - мы помогаем вашему детищу стать одним из самых популярных в мире. У нас огромные полномочия и возможности, и вы очень скоро сможете в этом убедиться.
        Максим ухмыльнулся.
        - Прямо, как в кино… Сколько времени у меня есть на размышление?
        - Предложение действительно ещё пять минут. Думайте. Судьбоносные решения надо принимать быстро. И не нужно полагаться на чувства, положитесь на математику, молодой человек, - профессор захлопнул чемоданчик и побарабанил по нему пальцами.
        Разумом Максим понимал, что действительно может быть так, как говорит вредный старик: из-за недостатка информации он сделал неправильные выводы и гонит пургу на своём сайте… Но предложение настораживало, что-то в нем было неправильное, он это интуитивно чувствовал… Максим начал говорить, надеясь на то, что окончательное понимание ситуации оформится в процессе:
        - Альберт Семёнович… При всём уважении… Если бы всё было так, как вы говорите… Вашей компании было бы наплевать на какого-то журналюгу, который несёт чушь. Просто сделали бы своё дело и доказали тем самым свою правоту… Представьте: вопреки неверующим в прогресс ретроградам вы продаёте свои замечательные, безвредные чипы и осчастливливаете человечество. Люди видят, как это работает - и про ретроградов забывают в тот же день! Но нет… Всё не так просто. Вам почему-то сейчас, пока вы там что-то внедряете и позиционируете, вам необходим общественный резонанс в вашу пользу…
        Старик кивнул.
        - Абсолютно верно. Мы просто хотим подготовить людей к нашему продукту…
        Ответ прозвучал не очень уверенно, и Максима осенило.
        - Ерунда! Вы либо сами не верите в полезность технологии, либо те, кто вас финансирует… Либо вообще врёте!
        Профессор молчал. В голове у Максима всё разложилось по полочкам.
        - Знаете, вот этой попыткой подкупа вы самым очевидным способом подтвердили мою правоту. Спасибо. Я отказываюсь от сотрудничества с вами, - он повернулся к адвокату. - И от твоих услуг тоже. И на этот раз окончательно.
        - А ты не такой дурак, как кажешься… ты гораздо глупее, - каким-то другим, зловещим голосом заговорил старик. - Это твоё последнее слово?
        - Да! - гордо сказал ?дин и встал. - Мне пора.
        - Ты бы не спешил так… - посоветовал профессор и вдруг издал странный гортанный звук, что-то вроде: «Гррых!»
        Тут за спиной у Максима раздался мощный удар, он повернулся и увидел, как ветхая дверь падает на пол, разваливаясь на две части. В помещение ворвались двое квадратных, гориллоподобных типа с мрачными физиономиями и встали по бокам от Максима. Он посмотрел на них, потом снова на старика и оторопел: в руках у того оказался небольшой пистолет, который был направлен журналисту прямо в живот, отчего там возникло неприятное, тошнотворное чувство.
        - Тебе придётся пойти с нами, - констатировал странный учёный.
        - Стойте! - это был адвокат, который тоже поднялся со своего места. - Мы так не договаривались! Мы просто уйдём и сделаем вид, что этого разговора не было.
        Старик повернулся к нему и, не говоря ни слова, выстрелил. На лбу у Якушева, над правым глазом, появилась чёрное пятнышко, глаза закатились, и он осел на своё место…
        Выстрел показался Максиму оглушительным, в ушах зазвенело. С этого момента он как будто бы стал наблюдать за происходящим со стороны. «Это шок», - понял он.
        Профессор прорычал что-то невнятное, Максим почувствовал, как его подхватили под руки, развернули и поволокли к выходу из комнаты. Движения мрачных типов были какими-то вялыми, как в замедленной съёмке. В то же время Максим почувствовал мощный прилив сил - ему попытались завернуть руки за спину, но он просто напряг мышцы и не дал этого сделать. На тупом, низколобом лице одного из конвоиров он заметил выражение удивления.
        Тогда он попытался избавиться от их хватки. Как будто волна прошла через всё тело сначала в левую руку, и один громила полетел в стену, потом волна перекатилась в правую, и второй врезался в старика, который очень медленно распрямлялся, поднимая с пола чемоданчик. Оба покатились как кегли. Помня о пистолете, Максим в один прыжок оказался у дверного проёма, проскочил сквозь него и помчался по проходу. Фонарь он потерял, но прекрасно ориентировался по звуку собственных шагов, который отражался от стен и как будто рождал трёхмерную картинку в голове. Когда он был уже возле входа в бомбоубежище, сзади раздались хлопки выстрелов, и пули принялись глухо впиваться в стены вокруг и звенеть металлом двери. Максим ящерицей проскользнул в щель и скоро оказался у выхода из подвала.
        Свет резанул по глазам, он невольно зажмурился, а когда сумел открыть глаза, совсем рядом с ним очутились несколько силуэтов.
        Часть II. Продавец
        Глава 1
        Когда из-за недостатка естественного освещения читать стало практически невозможно, Даниэль, или, как его ещё называли близкие, Малыш, закрыл книгу и сунул её под прилавок. Можно было не смотреть на часы, сейчас, в начале апреля, темнело ближе к восьми, значит, как раз пора закрывать магазин.
        Оттуда же, из-под прилавка, он достал пистолет - старый, потёртый «Глок» - и сунул в правый карман свободных, как шаровары, шорт. Там же, в прилавочных недрах, прятался баллончик с автомобильной краской «Металлик» - он занял место в другом кармане, повыше колена, с клапаном на пуговице.
        Продавец вышел на улицу и стал крутить тугую рукоятку, опуская рольставни, закрывающие витрину. Их украшала надпись на иврите, довольно безыскусно напылённая красным. Она призывала «вонючих рус?т убираться в свою Р?сию» и была обнаружена Малышом утром, во время открытия магазина. Камеры наблюдения запечатлели, как в предрассветных сумерках, когда фонари уже отключились, а солнце ещё не осветило улицу, Шломик, хозяин хумусной, находящейся наискосок через улицу, торопясь и оглядываясь, свершил акт вандализма, сопряжённый с разжиганием межнациональной розни. Он, конечно, не знал, что ночью камеры на магазине «Русская книга» работают в инфракрасном режиме. Кто бы мог подумать, что у заведения, старые, скрипучие ставни которого закрываются с помощью ручного привода, могут быть камеры, видящие в темноте?
        Пока «рус?» воевал с в?ротом, Шломик поглядывал в его сторону и что-то говорил двум своим посетителям. Гадёныш явно веселился и даже подпрыгивал от возбуждения, так что пейсы болтались по сторонам его головы, как уши у спаниеля.
        Продавец достал баллончик и аккуратно забрызгал творение русофоба. Ставни были металлические, и свежая краска была на них почти незаметна. Даниэль с вызовом посмотрел на Шломика, но тот отвернулся и сделал вид, что увлечён состоянием своих ногтей.
        Внешне продавец был похож на русского ничуть не больше самого Шломика, но что-то заставляло последнего дистанцироваться и испытывать непримиримую вражду к репатрианту из России: то ли отсутствие пейсов и кипы, то ли славянский акцент.
        Продавец вернулся в магазин, запер решётку, затем входную дверь и подошёл к прилавку, за которым уже восседал хозяин - Борис Ефимович Очиповский, которого за глаза называли Карлсоном. На забавного человечка с моторчиком Борис Ефимович похож не был: ни внешне - высокий и подтянутый, ни возрастом - свой полный расцвет сил он миновал уже лет двадцать назад; он родился в СССР за десять лет до его развала. Саму страну он помнил смутно, но любил советские мультики и кинофильмы и частенько цитировал их. Даниэль обычно не понимал, откуда цитата, но уже привык и не спрашивал, не желая нарваться на проповедь по поводу утраты культурной парадигмы и рекомендации прочитать или посмотреть цитируемое произведение… Особенно удачно шеф подражал голосу актёра Ливанова, озвучившего Карлсона и крокодила Гену, а также сыгравшего Шерлока Холмса. Но Очиповского прозвали именно Карлсоном, потому что он жил на крыше.
        Как всегда пунктуальный, ровно в восемь, он прилетел снимать кассу. Свой винтажный бензиновый «Бьюик» шеф оставил во дворе и вошёл в магазин через заднюю дверь. Иметь такой автомобиль в Израиле также было очень невыгодно: топливных заправок становилось всё меньше, цены на них росли немилосердно. Почти все давно пересели на куда более экономные электрокары, которые не имели заправок вовсе, а бесконтактно заряжались от индуктивных катушек, уложенных под дорожным покрытием по всей стране. И только очень немногие апологеты двигателей внутреннего сгорания отравляли воздух Земли обетованной выхлопами своих бензиновых динозавров. Очиповский говорил с гордостью: «Да я любую эту вашу электрошляпу и на трассе как стоячую обойду, и в режиме «старт-стоп» мне равных нет».
        У самого Карлсона, похоже, тоже был бензиновый моторчик, но не на спине, как у мультяшного прототипа, а чуть пониже, поскольку никогда он не сидел на месте. С утра до вечера носился по всему Израилю, встречался с кем-то, что-то куда-то завозил. Была в магазине функция «Доставка» - Карлсон почти всегда сам доставлял заказы. Денег для того, чтобы не экономить на курьерах, у него хватало - оставалось предположить, что таким образом он убивал свободное время, которым располагал с избытком.
        - Ну что, Малыш, опять по нолям? - весело спросил шеф.
        - Да нет, Борис Ефимович, сегодня в минус ушли, - в тон ему ответил Даниэль, хотя не очень хорошо понимал, чему тут радоваться. - Вот, пришлось краску купить, - он достал из кармана и поставил на прилавок пустой баллончик. - Паскуда Шломик опять наскальной живописью занимался.
        - Ты меня огорчаешь, - хозяин нахмурился. Он вообще очень часто огорчался даже по незначительным поводам и тут же сообщал об этом. - Натравить бы полицейских на идиота, но не хочу я, чтоб про инфравизоры узнали…
        - А хотите я в засаде буду сидеть? - предложил продавец. - Когда в следующий раз станет пакостить, я его так прихвачу - мало не покажется. И в полицию за гизанут![2 - Гизанут - ивр. расизм, разжигание межнациональной вражды.]
        - И не жалко тебе сном ради этого жертвовать? Или на сверхурочные рассчитываешь? - подмигнул Карлсон. - Такой маленький пацак, а такой меркантильный кю!
        Очевидно это была цитата, но Даниэль не стал уточнять её происхождение. Чтобы оскорбиться, ему хватило эпитета «меркантильный».
        - Да ну что вы? Можете вообще за это не платить. Так поймаю. Бесит.
        - Ладно, Малыш, не дуйся, - Борис Ефимович по-приятельски ударил продавца по плечу. - Да и не стоит он того… А в полиции скорее ему поверят, чем тебе. Он ведь заявит, что ты сам всё это подстроил, лишь бы честному цабару[3 - Цабар - ивр. разновидность съедобного кактуса. Так в Израиле называют евреев, родившихся на территории страны. «Снаружи колючий, а внутри нежный».] насолить…
        - Как по мне, вот это и есть самый настоящий гизанут, когда в полиции верят не тому, кто говорит правду, а тому, кто здесь родился…
        Карлсон разозлился. Но вовсе не на критику местных порядков, как это могло показаться. Кроме прочего он был ещё и яростным борцом за чистоту русского языка.
        - Малыш, ты меня очень огорчаешь… Как это дурацкое «как по мне» должно звучать правильно, ты хоть знаешь?
        - В смысле? Как это может ещё звучать?
        - «По-моему», Малыш, «по-моему», а не «как по мне»!
        - А. Ну может быть… Но, как по мне, это неважно.
        Карлсон в отчаянии схватился за голову. После чего открыл рот и собирался уже было разразиться гневной тирадой о том, что это просторечное выражение, которое каких-то двадцать лет назад было частью нейролингвистической характеристики исключительно дремучего быдла, но каким-то непостижимым образом, видимо, с увеличением культурного и лингвистического влияния этой зловонной помойки - Сети, просочилось во все слои общества, и оно абсолютно не к лицу относительно интеллигентному человеку, коим должен являться продавец книжного магазина…
        Но тут хлопнула дверь чёрного хода.
        Через мгновение перед глазами Малыша и Карлсона предстала Доротея. У обоих захватило дух от её вида. Прекрасная мулатка - плод любви украинки и чернокожего еврея из Эфиопии - была во всеоружии. Облегающее изумрудное платье, целомудренно прикрывающее ноги до самого пола, но с более чем щедрым декольте. Густые черные волосы собраны над головой и прихвачены платиновыми шпильками, усыпанными бриллиантовой крошкой. В ушах благородно сверкали крупные камни в тон платью. Африканская принцесса - не меньше. В окружении книжных полок она смотрелась странно и неуместно.
        - Эрев тов[4 - Эрев тов - ивр. добрый вечер.], мальчики! - произнесла она низким, источающим соблазн голосом и ослепительно улыбнулась.
        В качестве ответного приветствия Малыш очень нелепо помахал ей рукой и, не выдержав её как будто прожигающего насквозь взгляда, покраснел и потупил взор.
        - И тебе, это самое… Добрый вечер, Д?ра, - выдавил Карлсон. - Куда это ты так нарядилась?
        - Так в канадском посольстве приём сегодня, - и перевела свой лучемёт на него.
        - Да-да, конечно, помню… - теперь Борис Ефимович зарделся и зачем-то открыл пустой ящик антикварной кассы. Когда он попытался захлопнуть его, ящик не защёлкнулся и со звоном отъехал обратно.
        - Офигеть, как ты шикарно выглядишь! - поспешил на помощь шефу Малыш.
        - Вы очень галантны, Даниэль, - принцесса улыбнулась надменно.
        Малышу захотелось спрятаться под прилавком. Карлсон, чертыхаясь, продолжал воевать с кассой.
        - Ладно… Не скучайте, - Дора ловко развернулась на высоченных каблуках и пошла на выход модельной походкой.
        Мужчины пролепетали ей в след:
        - Ты поаккуратней там…
        - Пока, Дора!
        Когда вновь хлопнула задняя дверь, Малыш спросил нарочито беспечно:
        - И чего заходила?
        - Реакцию на парадный прикид проверить, - вздохнул Карлсон.
        - Да уж… Прикид - что надо… - вздохнул и Малыш…
        - Так! - Борис Михайлович захлопнул наконец кассу с треском. - Дело к тебе есть, - он показал Малышу фотографию в своём стретчере[5 - Стретчер - разновидность телефона. Экран из гибридного материала на основе кристаллической решетки с памятью растягивается в три положения - телефон, планшет, монитор.], растянув его до размеров планшета. - Вот этого т?па пробить надо. Сейчас фото и данные скину. Есть имя с фамилией…
        - Так я его знаю! - обрадовался Малыш.
        Карлсон удивлённо вскинул на него глаза.
        - Пойдём-ка ко мне, надо поговорить.
        Они выключили свет в торговом зале и стали подниматься по лестнице на крышу дома, на первом этаже которого находился магазин.
        А дом был великолепен. Как и положено истинно великолепному дому, он был возведён более ста лет назад. Его сложили во времена английского мандата[6 - Времена английского мандата - период в истории Израиля с 1922 по 1948 год, когда территории современных Израиля, Иордании, Западного берега реки Иордан и сектора Газа находились под управлением Великобритании в рамках мандата Лиги Наций.] целиком из «золотого» иерусалимского камня, в отличие от более современных домов, у которых каменной была только облицовка, а сами стены - бетонными.
        Располагался дом поблизости от административного центра города. Улица, на которой он находился, была мощёная, пешеходная, вся в магазинчиках, бутиках и ресторанчиках по сторонам отполированного миллионами ног булыжного тротуара.
        На машине подъехать к дому можно было только с заднего двора, огороженного высокой живописной стеной из того же «золотого» камня, над которой была ещё одна стена из густых кустов с глянцевыми, как будто пластмассовыми листиками. Незаметно преодолеть её не смогли бы ни японский ниндзя, ни персидский ассасин. Кованая калитка имела высокие, с копьевидными навершиями прутья, которые доходили до арки из переплетённых веток куста. Автоматические автомобильные ворота отъезжали за стену, когда надо было пропустить машину во двор, где свободно размещалось до трёх автомобилей и полноценная стритбольная[7 - Стритбол - разновидность баскетбола, в которой игра ведётся на одно кольцо.] площадка с сеткой из железной цепи на кольце.
        Ещё три автомобиля можно было поставить в гараже, занимавшем половину подвала, в который спускался широкий пандус. Это было дополнительное преимущество столетнего каменного дома; бетонные постройки редко имеют настоящий подвал.
        Во второй половине подвала располагалось бомбоубежище. В нём был оборудован небольшой спортзал со штангой, гантелями, двумя тренажёрами с отягощениями на тросах и боксёрским мешком. Также в бомбоубежище размещалась финская электрическая сауна и деревянная бочкообразная купель.
        На первом этаже, кроме магазина был небольшой, но чрезвычайно уютный конференц-зал, обшитый морёным дубом. Часть его занимал шикарный стол для русского бильярда под зелёным сукном. Ещё в нём был дубовый бар в классическом стиле с богатым выбором напитков и бордовыми бархатными стульями.
        Наверх вели две лестницы в торцах дома. На втором и третьем этажах находилось по две квартиры. В одной из нижних, поскромнее, двухкомнатной, жил Малыш, в другой, четырёхкомнатной - прекрасная Доротея.
        На третьем этаже над Малышом жили Сил?н и Евг?н. Они вроде как были друзьями, хоть и различались буквально во всём. Здоровяк Силен неразговорчив, неповоротлив и начисто лишён как чувства юмора, как и, казалось, любых других чувств; Евген юрок, тощ и саркастичен.
        Вторая квартира на третьем этаже предназначалась для сдачи внаём. В ней обитали трое: два типа с бычьими шеями и бандитскими мордами, похожих друг на друга как братья, а третий - молодой эфиопский еврей, очень чёрный и грациозный, как эбонитовая статуэтка. У них было что-то вроде строительно-ремонтной бригады, причём негр, судя по всему, был у них главным. Во дворе стоял их старый минивэн - с надписью «Шипуцим» на иврите и «Ремонты» на русском и двумя забрызганными краской стремянками на крыше. Этих жильцов Малыш встречал редко. Их вообще было не видно и не слышно; возможно, это было одно из условий проживания в доме.
        На крыше жил Карлсон. Когда он приобрёл дом, то снёс чердак и переделал крышу в шикарный лофт с огромной террасой. Из подвального гаража прямиком на крышу был проведён лифт.
        Если на первом этаже дома Карлсона, как на книжных полках, так и в интерьере доминировала классика, на втором и третьем этажах - стиль техно, то на крыше безраздельно владычествовала эклектика. Белые, как это принято в Израиле, стены. В просторной гостиной - мраморный камин в римском стиле с колоннами по сторонам и треугольным портиком наверху. На портике барельеф - фигуры античных воинов, с двух сторон поражающие копьями и стрелами чудище, пытающееся выбраться из пещеры. Напротив камина - низкий японский обеденный стол, чёрный, с резными ножками, используемый как кофейный. С двух сторон его огибал большой угловой диван в каком-то космическом стиле, на котором могли разместиться сразу человек шесть-семь. Диван был белый. Со свободной стороны стояло кресло самого Карлсона: красное, кожаное, антикварное, времён мандата, с блестящими заклёпками в ряд и пухлыми подлокотниками.
        Ещё тут были угловой минибар в классическом стиле с резной горгульей наверху и выполненная из стекла и блестящего металла барная стойка. Стойка отделяла кухонную зону, простую и неброскую, из белых прямоугольников, с обилием металлических поверхностей, весьма неплохо оборудованную.
        В столовой зоне гостиной стоял обеденный стол. Мощный, тёмного дерева, в стиле модерн. Вокруг него тяжёлые стулья с высокими спинками.
        В лофте имелось ещё две комнаты, наверное, спальня и кабинет. Малыш видел только их двери.
        На открытой части крыши - всё из обожжённых газовой горелкой деревянных поддонов. Карлсон сам, с помощью шуроповёрта, болгарки и уже упомянутой горелки сделал всю мебель: обеденный стол, две скамьи со спинками по длинным сторонам стола и два стула по коротким.
        Все этажи дома очень украшали старинные медные петли, дверные ручки и светильники. К окнам были подвешены синие колониальные ставни под дерево, выполненные на самом деле из пуленепробиваемого композита.
        Когда они поднялись по истёртым ступеням на крышу, Малыш расположился на диване для гостей. Перед тем, как приземлиться в своё кресло, Карлсон растопил камин. Был уже вечер, и комната освещалась в основном этим уютным огнём.
        - Ты узнал человека на фотографии. Кто он? - вернулся к разговору шеф.
        Глава 2
        Круглое лицо с лупатыми, как будто слезящимися карими глазами, мясистый нос скорее картошкой, чем с горбинкой, большой рот с толстой выступающей нижней губой - есть такой тип лица у европейских евреев.
        Помимо обитателей дома Карлсона Даниэль знал не так много людей в Израиле, в основном немногочисленных посетителей магазина. Было странно, что человек на фотографии, которую показал Карлсон, оказался знаком Малышу…
        Когда этот человек в первый раз появился на пороге магазина, была зима. Даниэль совсем недавно взялся осваивать профессию книготорговца. Мужчина лет сорока выглядел солидно: тёмно-синее короткое пальто, брюки со старомодной стрелкой, чёрные ботинки на очень толстой подошве. Полосатый шарф, аккуратно повязанный поверх воротника - извечный признак творческой личности. Чёрный, пухлый портфель, идеально подобранный цветом и фактурой под обувь.
        Посетитель дождался, пока продавец поздоровается с ним первым.
        Даниэль ещё не научился отличать «местных» от бывших соотечественников, поэтому на всякий случай сказал:
        - Цаораим товим![8 - Цаораим товим! - ивр. Добрый день!] Здравствуйте! - надеясь, что незнакомец отреагирует именно на «здравствуйте», потому что на иврите на тот момент он умел только здороваться и прощаться.
        - Здравствуйте! - прозвучало в ответ на чистом русском.
        Посетитель улыбнулся и быстро подошёл к прилавку.
        Комплекции он оказался также солидной - примерно килограмм сто на метр восемьдесят роста.
        - Лев Бронфельд!
        Он протянул руку над прилавком, при этом попутно зацепив рукавом пальто стакан с авторучками. Часть из них попадали на пол. Взгляд посетителя стал растерянным - эффектное появление было смазано.
        Продавец, стараясь угодить потенциальному покупателю, пожал ему руку.
        - Даниэль Альтман. Не беспокойтесь, я сам соберу. Что вас интересует?
        Посетитель окинул взглядом книжные полки.
        - Из представленного - ничего.
        Продавец удивился.
        - Но у нас очень хороший выбор. И в торговом зале далеко не всё, много есть ещё в хранилище.
        - Меня интересует Леон Брон.
        - Секундочку. Я посмотрю в каталоге, - продавец щёлкнул пробелом на клавиатуре старинного компьютера.
        - Не утруждайтесь, - остановил его посетитель и поставил на прилавок портфель. - Этого автора у вас наверняка нет.
        - Это современный автор? В каком жанре он пишет? - продавец почувствовал вызов.
        - Это очень современный автор, - посетитель возвысил голос на слове «очень». - И поверьте: ему подвластен любой жанр.
        - Оставьте заказ, и мы доставим вам его книги в течение недели, если они, конечно, существуют в природе.
        - Они существуют, и я упрощу вам задачу, - пообещал посетитель.
        С видом фокусника он достал из портфеля глянцевую, пёструю книжку и положил её перед продавцом задней стороной обложки вверх - на ней красовался портрет.
        - Я понял. Леон Брон - Лев Бронфельд. Так вы автор?! - невольно восхитился продавец.
        Лев скромно потупил взор, потом торжественно произнёс:
        - Да. И я хочу предложить вам свою книгу на реализацию. Мистический хоррор «Полуночные тени»!
        В общении Бронфельд оказался довольно приятным человеком. Он буквально светился желанием внимать собеседнику и, когда слушал, даже наклонял голову набок, как собака. Но, когда начинал говорить сам, его было не остановить, пока он не выскажет всё, что хотел, и не выдохнется. Как будто забирал долг: я тебя выслушал, а теперь ты меня послушай…
        Он поведал, что является довольно успешным сетевым писателем. В последнее время его доходы выросли, и он решил, что может позволить себе бумажные тиражи своих книг. Он прекрасно осознаёт, что вряд ли заработает на их реализации, но, как дань традиции, у каждого уважающего себя писателя должны быть осязаемые издания. К тому же они так приятно пахнут… Бронфельд даже поднёс книгу к носу продавца, чтобы тот мог в этом убедиться.
        В тот же вечер, подкупленный обаянием и красноречием писателя, Даниэль взялся было читать «Полуночные тени». Устал он уже к двадцатой странице. Причём не просто устал, а смертельно, как будто всю жизненную энергию из него выкачали… Ему одновременно захотелось уснуть, выпить водки и повеситься.
        Когда Малыш, пряча «Тени» за спиной, постучался к Карлсону, тот открыл не сразу.
        - Беда, Борис Ефимович! Я взял у одного писателя книгу на реализацию. А это пакость какая-то, а не книга, - пожаловался Малыш с порога.
        - Что за писатель? Где ты его взял? - Карлсон положил руку на плечо Малыша, направляя его в гостевую зону.
        - Да нигде я его не взял, он сам пришёл! - вскричал в отчаянии начинающий книготорговец.
        - Как фамилия? - шеф был невозмутим.
        - Бронфельд. Пишет под псевдонимом Леон Брон.
        Карлсон остановился и нахмурил лоб, припоминая.
        - Нет. Такого не знаю.
        - Говорит, что очень современный автор, что известен в Сети… Обложка симпатичная. Название сразу дурацким не показалось… - он протянул книгу шефу. - В общем, я повёлся!
        - Да ты не переживай, Малыш, дело житейское! - сказал Карлсон мультяшным голосом. - Садись, разберёмся.
        Он взял книгу и подтолкнул Малыша к дивану. Сам сел в своё любимое английское кресло времён мандата, повёрнутое так, чтобы одновременно наблюдать и огонь в камине, и входную дверь.
        Карлсон вообще любил свой камин и топил его вечерами каждый день в холодные месяцы. В Иерусалиме относительно холодное время бывает с ноября по апрель; ветер с гор становится ледяным и делает Иерусалим, пожалуй, самым прохладным городом Израиля. Иногда он даже приносит снежные тучи. Берёзовые дрова откуда-то привозили штабелями, они хранились в подвале. Именно берёзовые, почему-то именно их аромат был сладок и приятен для бывшего жителя средней полосы России.
        - Говорит, известен в Сети? - спросил Карлсон, осматривая обложку со всех сторон. - Ты проверил?
        - Конечно. Не врёт. Все площадки его творениями завалены. Он плодовит, как дрозофила, и стабилен, как… - Малыш задумался на миг, подбирая эпитет, - инфляция. По р?ману в среднем раз в три месяца тискает.
        - Ну что ж, давай посмотрим… - пробормотал Карлсон, открывая книгу.
        Он внимательно прочёл первую страницу, гулко захлопнул книгу и печально посмотрел на Малыша. Потом раскрыл том случайным образом и пробежал глазами несколько строк. Сделал так ещё дважды, каждый раз сокращая отрывок, и наконец, не меняя выражения лица, швырнул книгу в камин. Поднялся целый сноп искр и улетел в трубу.
        - Туда ей и дорога! - выдохнул Малыш с облегчением.
        - Меня очень огорчает чтиво подобного рода… И чтобы этого мусора и близко в моём магазине не было! - потребовал Карлсон.
        Тут в гостиной появилась Дора в тюрбане из полотенца и купальном халате, мягко облегающем её роскошные формы. Малыш машинально переменил позу на более вальяжную и мужественную. Он вдруг испытал целую палитру ощущений. Сначала в кровь хлынули сразу все гормоны радости и удовольствия, как всегда бывало при её появлении. Потом он ощутил адреналиновый укол ревности. Он понимал, что такая женщина не может быть одна… но то, что её избранником оказался старый и седой Карлсон, было очень неприятно. До этого Малыш пытался представить себе того, кто может укротить эту пантеру… Иногда себя в роли укротителя. А тут… Хотя кем бы ни оказался её хахаль, европейским аристократом или африканским принцем, материализовавшись, он вряд ли вызвал бы у него положительные эмоции. Так что Карлсон не худший вариант - хороший мужик, свой, домашний…
        При виде Малыша мулатка улыбнулась. Потом увидала пылающую в камине бумагу.
        - А что это у вас тут такое интересное происходит, мальчики?
        - Да вот, предаём огню творение одного прохиндея, полагающего себя гением, - признался Карлсон.
        Дора опустилась на диван рядом с Малышом. Он вдохнул её аромат, и сердце его забилось ещё чаще.
        Глядя, как догорает книга, она сказала задумчиво:
        - Представляете, как это ужасно - мнить себя гением и быть при этом бездарностью? Это сродни сумасшествию. Ведь любой, серьёзно полагающий себя писателем, меняющим реальность и творящим миры, должен непременно также и полагать себя гением. Все остальные, готовые признать себя дарованиями средней руки, - не писатели, а так, щелкопёры. А если он при этом никакой не гений, а чудовищно плох в своих потугах? При этом он может быть добрым мужем, замечательный другом и тонким ценителем искусств и абсолютно не осознавать собственной посредственности, как творца… Чем тогда отличается он от Наполеона или Цезаря из палаты для буйнопомешанных? Его можно только пожалеть, господа…
        К этому моменту злосчастная книжка уже обратилась в пепел.
        - Однако, есть вариант и похуже… - заметил Карлсон.
        - Это какой же? - удивилась Дора.
        - Когда этот говнодел признан и успешен.
        Малыш сразу вспомнил лицо, когда Карлсон показал ему фото, но фамилию вспомнить не мог…
        - Так это же автор того самого романа, который вы как-то использовали в качестве дров… Помните? Ну этот… Бромгарц… Бромфельд… Бронфин… - забормотал Малыш, щёлкая пальцами.
        - Бронфельд, - подсказал Карлсон.
        - Точно! Лев Бронфельд!
        Тогда Карлсон вдруг огорчился, и видно было, что на этот раз по-настоящему. Он уставился в камин так, как будто пытался разглядеть в огне пепел злосчастной книжки.
        - Эх, Малыш-Малыш, как же ты меня огорчаешь… Теперь этот халтурщик будет нашим любимым автором, и выдели ему отдельную полку на самом видном месте.
        Потом взгляд его стал жёстким.
        - А тебе я предлагаю первое стажёрское задание. Пока я не могу объяснить тебе, почему нас интересует этот тип, но готов поручить тебе следующее: выйди с ним на связь, подружись, залезь в душу. Выясни круг его общения, подружись с его друзьями, им в душу залезь… В общем узнай о нём всё, что возможно узнать о человеке, не применяя пыток. Если тебе это удастся, я смогу убедить наше руководство в том, что ты нужен нам как агент. Берёшься?
        Даниэль согласился без раздумий - давно ожидал карьерного продвижения…
        Глава 3
        Бывший журналист и публицист Максим Одинцов, он же ?дин, а ныне продавец в иерусалимской лавке «Русская книга» Даниэль Альтман, для своих - «Малыш», прекрасно понимал, что книготорговое предприятие только прикрытие для чего-то большого и таинственного. С тех пор, как его эвакуировали из России в Израиль, прошло почти полгода.
        После неожиданно закончившегося интервью с профессором на выходе из подвала старого дома на Пресне журналиста встретили люди, которых Буратино представил как своих коллег. Он рекомендовал слушаться их беспрекословно, если Максим хочет жить. После того как на его глазах убили одноклассника, а потом стреляли в него самого, Одинцов был, мягко говоря, дезориентирован и послушался бы сейчас хоть чёрта, если бы тот научил его, как спастись от профессора и двух его мрачных подручных.
        Одинцова доставили на конспиративную квартирку в Медведково, где с этого момента он находился безвылазно. Раз в три дня один и тот же загадочный тип, который отказался назвать своё имя и почти не разговаривал, приносил еду.
        Телефон у Максима отобрали, чтобы его не отследили по геолокации.
        В квартирке был допотопный компьютер, даже не подключенный к Интернету. В нём несколько старых игр, знакомых Максиму с детства. Сначала он играл в них, чтобы просто отвлечься от тяжёлых мыслей, но потом втянулся и проводил время с ностальгическим, приятным чувством. Он уже забыл, что можно так беспечно существовать - постоянные заботы о продвижении сайта почти вытеснили развлечения из его жизни.
        В компьютере была ещё папка с коллекцией кинофильмов. В большинстве своём - картины середины прошлого века - начала нынешнего. Те ещё: с живыми актёрами, а не с цифровыми фантомами и сценариями, написанными людьми, а не нейросетью.
        Как-то один из журналистов InfoOdin.net на брейнштурме поднял такую тему:
        - А вы заметили, как на рубеже второго и третьего тысячелетий резко деградировало искусство? Насколько двадцатый век в этом плане круче двадцать первого!
        - Я, можно сказать, на этом рубеже родился. Даже мне сложно было заметить, а я тут самый старый… - заметил Максим.
        - Ну ты же прекрасно понимаешь, о чём я! - начал горячиться молодой человек. - Ты же, я знаю, любишь музыку, написанную не позднее прошлого века, и сам говорил, насколько она превосходит наши современные переп?вки. А какие фильмы ты чаще всего советуешь посмотреть? Цитирую: да не смотрите вы это современное дерьмо!
        - Конечно! - покивал ?дин. - Это же невозможно смотреть, если знать, с чем сравнивать…
        - А литература? Вторичная, третичная, пластмассовая. Которая не пытается изменить читателя, а лишь подстроиться под него. Ориентированная не на художественную ценность, а на прибыль.
        - На то, как развести лохов, чтоб покупали херню всякую, - поддакнул кто-то.
        - А изобразительное искусство? Тут я не особенно силен. Может, подскажет кто? - пощёлкал пальцами первый.
        Тут подключилась журналисточка, ответственная за культуру и светскую жизнь.
        - Да плохо всё. Либо гиперреализм - это когда фотографии рисуют зачем-то, либо абстракционизм дичайший…
        Народ загалдел.
        - Ну эт давно. Со времён «Чёрного квадрата»…
        - Вот-вот. Херня для лохов!
        - А что ты против чёрных квадратов имеешь? У меня в туалете плитка такая. Очень к размышлениям располагает.
        - Ну хорошо. Ну допустим. Искусство уже не то… Кто ж спорит?! И что? Древняя, как говно мамонтов тема! - решил остановить галдёж второй журналист, вечный конкурент первого.
        - Ну можно же попытаться по-новому взглянуть на причины, - стал выкарабкиваться первый. - Мировой заговор, например. Дескать, существуют некие силы, которые заинтересованы в поголовном отупении Homo sapience…
        - Но тогда получается, что до этого они были заинтересованы в обратном? - парировал второй.
        - Да! Это на этапе построения общества нужны архитекторы и инженеры, а потом, когда оно уже построено, - только обслуживающий механизмы персонал. И лучше, если тупой и не задающий лишних вопросов, которые может подсказать высокое искусство. Следуя глобальному плану к миллениуму всё построили, поэтому и решили поменять основную доктрину…
        К концу тирады паренёк немного скис. Повисла пауза.
        - А хорошо! - воскликнул ?дин. Журналисточка вздрогнула. - Дерзай! Экспертов обязательно подключи. Но чтоб не в одни ворота: пусть кто-нибудь скажет, что именно такое искусство и нужно современному человеку…
        Статья получилась несколько поверхностной, но ?дин всё равно выпустил её с пометкой: «Администрация сайта может не разделять точку зрения автора».
        Составитель киноподборки явно обладал схожим с Максимом художественным вкусом; «шедевров» современного кинематографа было совсем немного - весьма редкие и очень относительные удачи из серии «на безрыбье и жопа соловей». Их Максим видел все и пересматривать не стал.
        Ещё в квартирке стояла этажерка с довольно странной подборкой книг. Большинство из них были по истории, с уклоном в историю религии, и антропологии, с уклоном в палеозойский период. Максим полистал их, особенно не вдаваясь в подробности, в основном картинки разглядывал…
        Буратино теперь выходил на связь редко: говорил только по делу и напрочь отказывался развлекать скучающего затворника праздными беседами.
        Самым значительным событием за почти месяц затворничества стала пластическая операция, в необходимости которой Максима убедил Буратино. Пришли какие-то люди в медицинских масках - по всей видимости, хирург с ассистенткой, - и прямо на кухонном столе, принесённом в комнату, сделали из Максима нового человека. Удлинили и загнули вниз кончик носа. Опустили внешние уголки глаз, а сами глаза сделали немного навыкате, как будто под них что-то подложили. Подпилили скулы - лицо стало уже. Губы сделали полней и опять же приспустили углы рта. Облик сделался как будто немного умнее, немного печальнее и гораздо красивее. Из стандартного славянина получился очень симпатичный еврей практически с иконным ликом. Хоть и с голубыми глазами и кучерявыми тёмно-русыми волосами, но такие у ашкеназ?[9 - Ашкенази(м) - субэтническая группа евреевевреев(сформировавшаяся в Центральной ЕвропеЦентральной Европе(Традиционно противопоставляются сефардамсефардам(субэтнической группе евреев, оформившейся в средневековой Испании.] - не редкость.
        Операцию произвели хоть и с его согласия, но о результате не предупредили; к новому облику Максим привыкал долго. Увеличившийся нос закрывал часть поля зрения, но мозг довольно быстро научился игнорировать это препятствие. Гораздо сложнее было осознавать себя другим человеком: другой внешности, другой национальности, другой судьбы… Однако, своим внутренним взором он продолжал воспринимать себя прежним, и при виде своего отражения всякий раз удивлялся.
        Ему сделали документы на имя Даниэля Альтмана - еврея чистой воды и оформили по ним репатриацию на «историческую Родину».
        При участии Буратино Максим сочинил Альтману биографию, схожую с собственной, чтобы проще было играть роль, но без журналистики и провинциального происхождения. Еврейский мальчик, москвич, закончил школу, потом, как подобает отпрыску хорошей фамилии, поступил в институт на биофак. После окончания работал в лаборатории, звёзд с неба не хватал. Решил репатриироваться в Израиль. Понравилось. Остался. Учит язык…
        В Шереметьево, после того как Альтман прошёл таможенный контроль, Буратино попрощался с ним окончательно, объяснив, что выходит на связь с агентами организации, на которую работает, только во время выполнения ими важных миссий, и выразил надежду, что они ещё пообщаются, если Максим захочет стать одним из них и заслужит эту честь.
        Итак, меньше чем через месяц после «интервью» с профессором на крыше у Карлсона за столом из деревянных поддонов, напротив хозяина, восседал новоиспечённый израильтянин.
        Сил?н дымил мангалом. Евг?н под чутким руководством Доры, которая хозяйничала на кухне, расставлял салаты и закуски.
        - Может, мне рассказать о себе, для начала? - спросил Максим, которому было неуютно под пристальным взглядом Бориса Ефимовича.
        - Не стоит, Даниэль. Я знаю и твою настоящую биографию, и легенду. Я, кстати, был подписан на твой новостной сайт. Дора - вообще твоя фанатка. Это она забила тревогу, когда ты выпустил ролик, в котором рассказал, как тебя прессуют. Ну а я предложил руководству спрятать тебя здесь, у нас. Нам нужен человек, эрудированный и готовый отстаивать свою гражданскую позицию…
        Максим улыбнулся польщённо. Особенно было приятно услышать то, что красавица Дора приняла самое непосредственное участие в его спасении. Чтобы скрыть волнение, он спросил деловито:
        - А мне положено что-нибудь знать о вас?
        - Безусловно. Пока накрывают на стол, я с удовольствием представлю тебе обитателей дома. Начну с себя… Борис Ефимович Очиповский, - он церемонно наклонил голову. - Родился в Советском Союзе без малого шестьдесят лет назад. Отучился на горного инженера, но по специальности не работал ни дня. Так получилось: когда я закончил обучение, наступили лихие времена, и мне пришлось заняться разнообразным предпринимательством. В начале тысячелетия уехал в Израиль. Поднялся на операциях с криптовалютой. Купил этот дом, открыл на первом этаже магазин «Русская книга» - проект, кстати, скорее просветительский, чем коммерческий. Кроме книжного у меня есть ещё какие-то гешефты, но о них тебе знать пока необязательно.
        Он замолчал. Максим понял, что от него ждут вопросов, и скорее из вежливости поинтересовался:
        - Можно про криптовалюту поподробней? Очень интересный опыт. Вы первый, кого я вижу вживую из тех, кто на этом «поднялся».
        - Вряд ли это принесёт тебе какую-то практическую пользу, - ухмыльнулся Борис Ефимович и продолжил: - Вот этого молчаливого молодого человека, который встретил тебя в аэропорту и привёз сюда, зовут Силен. Бьюсь об заклад - он не представился.
        Максим посмотрел на то, как здоровяк переворачивает источающие некашерные ароматы шашлыки, и кивнул. Хозяин вздохнул.
        - Он такой. Лишним словом не обмолвится, но, если познакомишься с ним поближе, поймёшь, что это вовсе не из-за дурного характера или глупости. Он далеко не так прост, как кажется… Отслужил девять лет в элитных боевых частях армии обороны Израиля. Выполняет функции моего водителя и телохранителя.
        - И шашлыки ещё жарит… - заметил Максим.
        - О да! И превосходные!
        Сделав небольшую паузу, Борис Ефимович кивнул в сторону кухни.
        - Теперь Евген. Мой племянник. Тоже отслужил в армии, потом получил в тель-авивском университете степени по антропологии и психологии, преподавал, готовился получить докторскую степень, но в один прекрасный момент захандрил; познал природу человеческую и резко состарился в душе. Он поэтому глаза всё время прячет, чтобы собеседника не смущать. У него в них такая тоска… Я его и забрал к себе, чтоб бедняга не зачах совсем. Формально он числится у меня коммерческим директором, но на самом деле его полномочия гораздо шире. В моё отсутствие он за главного. С Силеном просто не разлей вода. Силен - настоящее имя, а Женю мы зовём «Евгеном» для созвучия.
        Как раз в этот момент, как будто услышав, что говорят о нём, к столу подошёл Евген. На сгибе локтя у него висело белое полотенце. Явно кривляясь, он наклонил голову.
        - Вино какое прикажете подавать, дядюшка? Французское, италийское али гишпанское?
        Борис Ефимович посмотрел вопросительно на Максима, приглашая гостя самому сделать выбор.
        Максим решил подыграть:
        - А израильское подают у вас, сударь?
        Евген развернулся к Максиму. Глаза его действительно на собеседнике не фокусировались, бегали по сторонам.
        - Какое изволите: пятилетнее аль десятилетнее?
        - Пожалуй, десятилетнее… - промолвил Максим, немного поколебавшись для виду.
        Евген прекратил придуриваться и уселся на скамейку рядом.
        - Не советую, израильтяне те ещё виноделы… Так - бутылка тридцать шекелей стоит, а как на складе лет пять постоит… постоит, заметь! Не полежит… Так уже сотня - типа марочное. А десять лет постоит - так и вовсе коллекционным становится - и ст?ит уже все триста! Очень выгодное вложение, однако. О том, что качество вина от года зависит - один удачный, другой нет - они, конечно, знают, но делают вид, что каждый год на Святой Земле удачен. Чем вино старше, тем дороже. Сидят потом л?хи по ресторанам, с умным видом уксус дегустируют…
        Его речь мало напоминала речь университетского преподавателя.
        - Ну так принеси испанского, милейший. На свой вкус, - заключил Борис Ефимович. Евген ушёл, по-лакейски поклонившись и закинув на руку полотенце.
        - Теперь Дора. Её полное имя Дор?т, но мы зовём её так. Дора. Не вздумай назвать её Дорот?я - за это даже схлопотать можешь… Знает восемь языков. Мой секретарь-референт. Ещё по хозяйству помогает, как видишь. Когда у неё настроение, готовит для нас для всех ужин. Ей подвластны все кухни мира: от французской до японской, но лучше всего у неё получается борщ.
        Ещё в доме живут Андрей, Саша и Мордыхай. Сегодня их, к сожалению, за столом не будет. Они строители, Мордыхай - эфиоп - их бригадир. Но есть у них и другой функционал, поэтому чаще они находятся у себя в квартире… У Мордыхая - кличка Он?хну. Когда два года назад он репатриировался сюда из Африки, кроме пары эфиопских языков он знал только английский. Тут ему пришлось учить иврит и русский одновременно. Поначалу в голове его творился лютый балаган. Он говорил на трёх языках одновременно. Как-то предупредил меня, что идёт обедать со своими ребятами словами: «Онахну гоу кушать». «Онахну» - это «мы» на иврите. Понял?
        Максим улыбнулся, но невесело.
        - Люди, которые… э-э… курировали меня в Москве, ничего не объясняли. Они говорили, в Израиле тебе всё объяснят. Буратино тоже… Я так понимаю, то, что вы сейчас изложили - это ваши легенды. Кто вы на самом деле? Что за организацию представляете?..
        Борис Ефимович остановил его странным жестом: он сложил пальцы в щепоть, развернул её кверху и потряс. Потом медленно и очень серьёзно произнёс:
        - Когда придёт время, всё узнаешь. Если ты нам подойдёшь, конечно… Я сам лично предоставлю тебе информацию о других наших занятиях кроме книготорговли. А пока не огорчай меня и не приставай ни к кому с расспросами.
        Тем временем стол был накрыт, и подоспели шашлыки.
        Несмотря на то, что Борис Ефимович назвал своим заместителем Евгена, по правую руку от него, одна на скамейке, села Дора. На противоположной скамейке разместились Евген и Силен.
        Выпили за вновь прибывшего. Силен стал оборачивать шашлыки в лаваш, выдёргивать шампуры и укладывать на тарелки. Евген посыпал мясо луком и зеленью и передавал по кругу, начав с гостя.
        Блюдо было великолепно и без дополнительных соусов и приправ. Но Максиму захотелось попробовать местной экзотики. На столе стояли две плошки с какой-то зернистой жижей, в одной - зелёной, в другой - красной. Он заметил, что Дора взяла ложечку красной жижи и чуть-чуть полила мясо. Он тоже протянул руку.
        - Это хар?в. Красный - очень острый с непривычки. Возьми лучше зелёный, - предупредила Дора.
        - Я люблю острое, - гордо заявил Максим.
        Это было правдой: он любил перец и аджику и в якитории клал много васаби в соевый соус.
        - Видишь ли, Даниэль, Дора выросла в семье, в которой предпочитали эфиопскую кухню, - заметил Борис Ефимович. - Она очень острая, скорее по санитарным, нежели по эстетическим соображениям. Не огорчай ни себя, ни меня, возьми зелёного.
        Максим молча зачерпнул красный соус, не скупясь полил им кусок мяса и отправил в рот. И тут же возблагодарил небеса за то, что ему хватило ума не поливать этим напалмом весь шашлык. Это в первый момент, пока он ещё мог соображать. Буквально ещё секунд пять он пытался делать вид, как будто всё идёт так, как он планировал. Потом, чтобы не выплёвывать, проглотил полупережёванный кусок. Потом ему стало всё равно. Во рту было так больно, что дыхание пресеклось, а из глаз полились слёзы. Открыл рот и попытался сделать вдох. Глотку обожгло парами вулканического извержения. В отчаянии он замахал руками. В следующий момент перед его лицом оказался пакет с молоком. Максим судорожно схватил его и принялся пить. Оказывается, опытная в таких делах мулатка успела сбегать к холодильнику.
        Когда Максим пришёл в себя, у всех был такой вид, будто они еле сдерживают смех. Ему стало стыдно за свой мальчишеский поступок. Чтобы разрядить обстановку, он произнёс как ни в чём не бывало:
        - Силен, а передайте, пожалуйста, зелёный соус.
        Первым захохотал Карлсон, заливисто и от души. За ним беззвучно затрясся Евген. Дора спрятала лицо в ладони и даже немного подвизгивала сквозь смех. Силен широко улыбался, глядя на всех по очереди, и спрашивал:
        - Зелёный? Теперь зелёный? Ты уверен?
        У Максима снова выступили слёзы, но на этот раз от смеха.
        Происшествие сразу сблизило вновь прибывшего с аборигенами. Непринуждённый разговор об особенностях жизни в Израиле и пара весёлых тостов скрасили трапезу. Когда пришла пора десерта, Дора, Евген и Силен занялись переменой блюд. Максим хотел было помочь, но Карлсон удержал его тем же странным жестом.
        - Мы должны выбрать тебе псевдоним.
        - Зачем? Для меня и так «Даниэль» - как псевдоним.
        - Даниэль Альтман - теперь это твоё официальное имя. Нужна кличка… И это не будет просто погоняло, как у уголовников, это будет твой оперативный позывной. Так принято в нашей организации.
        - В организации, о которой я ничего не знаю кроме того, что она есть… О’кей. Может, -дин?
        Карлсон развёл руками.
        - А зачем мы тогда тебя прятали? Может, выложишь своё свежее фото в Сеть и адрес, где искать, подпишешь?
        Когда все снова уселись по местам, Доротея предложила свой вариант первая:
        - Хочу сказать, что новое лицо идёт тебе гораздо больше прежнего. Ты похож на молодого Давида, как его изваял Микеланджело. Может, Давид?
        Максима кольнуло её высказывание по поводу его настоящего, природного лица, но потом он понял, что она абсолютно права. Раньше он никогда не обольщался по поводу своей внешней привлекательности, а теперь стал невольно заглядываться на своё отражение в зеркале… Так что в словах Мулатки, пожалуй, было больше приятного, нежели обидного; ведь жить-то ему теперь с этим лицом. Ещё подумал о том, а не является ли красота Доры результатом подобной операции… Он хмыкнул, но понял, что говорить этого не стоит. Сказал другое:
        - Молодого Давида… Как будто кому-то могло прийти в голову изображать его в старости…
        - А что тебя удивляет? - вмешался Евген. - Есть множество портретов и бюстов зрелого Давида. Или ты не в курсе, что убийство Голиафа - это не единственное его деяние, оставшиеся в истории?
        - Нет. А что он ещё сделал?
        - Много чего… Для начала - он был тем самым царём Иудеи, при котором, по некоторым сведениям, казнили Христа…
        - Стой, стой, Евген! Сейчас не об этом. Если Даниэль захочет, потом прочитаешь ему лекцию, - перебил его Карлсон. - Давид - плохой псевдоним, Давид-Даниэль… Какая разница?
        - Может, Хар?в Красный Соус? - предложил Силен.
        Карлсон досадливо мотнул головой.
        - Не прилипнет такое прозвище. Что он, индеец, что ли?
        Наступила пауза.
        И тут Борис Ефимович, довольно удачно подражая голосу персонажа из старинного мультика, обратился к новичку:
        - Малыш, а ну-ка передай мне вон ту плюшку!
        Даниэль машинально повиновался.
        - Отлично! - воскликнула Дора. - У каждого Карлсона должен быть свой Малыш, как папа Карло у Буратино или у Робинзона Пятница.
        Глава 4
        Ещё пару месяцев Одинцов-Альтман отходил от пережитого. Первое время призрак его одноклассника и адвоката Сергея Якушева с остановившимся взглядом и чёрной дыркой во лбу являлся Максиму не только в темноте, но иногда и при ярком свете.
        Страх… вернее даже не страх, а мысль, что его, неплохого в общем человека, точно ничем не заслужившего смерти, могли убить, делало пребывание в этом мире весьма неуютным и дисгармоничным. К тому же он понимал: то, что профессор ни разу не попал в него - это всего лишь случайность. И это понимание добавляло отвратительное чувство хрупкости и беззащитности.
        В ответ в душе росло желание отомстить и за себя, за Гуню. Поэтому морально он был готов работать на организацию, которая противостоит профессору и всему, что с ним связано. Максиму никогда не казался особенно справедливым принцип «Враг моего врага - мой друг», но в данной ситуации он работал на уровне инстинктов…
        Гуня говорил, что, если ?дин исчезнет, о нём через год никто уже не вспомнит. Как же он ошибался! Это произошло куда скорее. О журналисте несколько раз упомянули в разных новостных подкастах, да вышло два-три ролика от коллег-конкурентов с идиотскими версиями его исчезновения. Не прошло и месяца, как Сеть напрочь забыла о его существовании. Пропажу адвоката никто вообще не заметил, не говоря уже о том, чтобы связать эти два исчезновения… О полицейском расследовании тоже ничего не было слышно. Как будто кто-то специально «замял» это дело.
        Когда Максим спросил об этом у Карлсона, тот ответил, что это прежде всего на руку тем, кто хотел убрать журналиста из инфополя. Но и самому Максиму, как ни странно, это полезно; не нужно афишировать то, что он жив и здоров - целее будет. И пускай враги думают, что победили…
        Компания по внедрению внутримозговых имплантов тем временем набирала обороты. Сообщалось о тысячах альфа-тестеров с бесплатно установленными чипами. Исследования показали, что их психическое и физическое здоровье в результате длительного пребывания в виртуальной реальности никак не страдали, а наоборот, становились только лучше, и производительность труда возрастала кратно. В следующем 2037 году планировался триумфальный релиз «Матрицы». Обозреватели компьютерных игр заходились в истерике от предвкушения этого события, психологи и медики наперебой говорили о пользе переключения между реальностями, аналитики взахлёб предсказывали Новую Эру в истории человечества. С этим смириться было сложнее всего, но у бывшего борца с мировым злом другого варианта не было…
        За пять месяцев израильской жизни он немного заскучал: напрочь лишённая азарта работа в книжном, изучение иврита… Последнее было особенно нудно, потому, что казалось Малышу бесполезно. Какой смысл учить язык, на котором во всём Мире говорит всего лишь миллионов десять человек, и большинство из них живут здесь, в Израиле? Он точно не собирался оставаться здесь надолго.
        Земля Обетованная с самого начала показалась ему пыльной и серой. Может, потому, что попал он сюда не совсем по своей воле. Всю страну он облазил за первые два месяца. Неудивительно: вся её площадь равнялась половине Московской области или одной восьмой родной Новосибирской. Побывал на всех четырёх морях: Средиземном, Мёртвом, Красном и Галилейском. Последнее было таким же «морем», как и Обское - так их называли те, для кого и лужа - озеро.
        Исторические достопримечательности разной степени разв?ленности быстро приелись в такой дозировке. Основная же часть израильских городов - унылое бетонное болото, причём чем дальше от Центра, тем унылее…
        В конце концов он почти перестал выбираться из Иерусалима, даже ради дайвинга на Красном море - многочасовая дорога с однообразным пустынным пейзажем утомляла.
        Поглотившую Максима рутину с лихвой компенсировало следующее обстоятельство: он сразу, с первого взгляда втрескался в Дорит. Влюбился как в детстве - искренне и безоглядно. До сухости во рту, до дрожи в коленках, до порханий в животе. Опытный кавалер, пользовавшийся стабильным успехом у московских прелестниц, совершенно спасовал перед красавицей-мулаткой.
        Это было чистое и очень светлое чувство, которое Максиму было тем более странно испытывать, потому что он думал, что был способен на нечто подобное только в детстве…
        Но когда он застал её в халате на крыше у Карлсона, его влюблённость приобрела мелодраматический, томный оттенок. Он не считал себя вправе составлять конкуренцию своему шефу и покровителю, поэтому отошёл в сторону и любовался Дорой абсолютно безнадёжно. Это было горько, но в то же время волнительно и приятно. Он никогда не понимал благородных героев старинных романов, которым хватало только своей любови, и взаимность была вовсе не обязательна, лишь бы предмет их воздыханий был счастлив, думал, что всё это сентиментальные фантазии авторов, а теперь сам оказался в таком положении… Он смирился и изо всех сил старался не выдать своего чувства.
        С третьего месяца Малыша, уже немного освоившего иврит, начали ставить продавцом в магазин. Вскоре он стал выполнять эту работу единолично, освободив от неё Евгена и Дору, которые до этого работали поочерёдно.
        Посвящая Малыша в премудрости книготорговли, Очиповский в первую очередь рассказал о главной особенности маркетинговой политики, которой придерживался в своём бизнесе:
        - Мы здесь не пытаемся деньги зарабатывать. Это нам неинтересно по многим причинам: как идеологическим, так и экономическим. В любом другом книжном магазине «произведения» современных авторов, которые успешно продаются в Сети, заняли бы самые видные полки. У нас эти полки заняты классикой. Есть на них, конечно, и современная литература достойного уровня, но поскольку такая литература по нынешним временам раритет, то ассортимент у нас в основном классический. Может не быть ни одной продажи по нескольку дней кряду; выручки магазина едва хватает, чтобы оплачивать содержание дома. Но это всё не важно… Деньги - брызги! Главная наша цель - это воспитание художественного вкуса у народонаселения Израиля.
        После чего пообещал выдать Малышу пистолет, объяснив, что продавец исполняет ещё и обязанности охранника. К тому же обстановка в стране такова, что оружие лучше иметь каждому.
        - Стрелять умеешь? - спросил Карлсон.
        - Не хотелось бы вас огорчать, Борис Ефимович… Ну стрелял пару раз в школе… Из винтовки. Из пистолета - один раз. Пневматического. В тире, в парке.
        - Ты меня таки огорчаешь… Ну беседер[10 - Беседер - ивр. аналог американского Ok.], получишь разрешение, я тебя научу, - пообещал шеф.
        Получить разрешение на огнестрел в Израиле легче лёгкого - это заняло всего неделю. В первую же субботу Карлсон отвёз Малыша в безлюдную местность в горах севернее Иерусалима. Вдоль известнякового склона расставили семнадцать разнокалиберных стеклянных бутылок, по количеству патронов в магазине. Карлсон вручил Малышу оружие, велел отойти метров на пятнадцать и стрелять.
        - Просто стрелять?
        Карлсон присел на капот своего «Бьюика» и скрестил на груди руки.
        - Просто стреляй. По выстрелу на бутылку. Не попал - стреляешь в следующую.
        - А как с предохранителя снять?
        - Это «Глок», Малыш, у него нет предохранителя. Давай!
        Малыш взял оружие в обе руки, правильно, как учили в роликах про стрельбу из пистолета, которые он предварительно разыскал в Сети. Пули вздымали пыль перед мишенями, крошили камень вокруг них. Последние несколько выстрелов Малыш произвёл тщательно прицеливаясь. В результате всего две бутылки взорвались от прямых попаданий, ещё одна упала, сбитая осколками скалы. Несколько подоглохший Малыш прокричал:
        - Тяжёлый случай, Борис Ефимович?
        - Ничего, дело житейское. Замени разбитые и заряжай новою обойму! - как ни в чём ни бывало скомандовал Карлсон.
        Малыш выполнил приказание и вернулся на позицию.
        - Стрелять?
        - Погоди. Давай-ка сначала тебе прицел настроим. Здесь… - Карлсон постучал указательным пальцем себе по макушке. - Тогда, в Москве, экстренный режим работы твоего чипа запустился из-за повышенного фона адреналина в твоей крови. Есть ещё один способ включить Р?мбо…
        Карлсон остановился, заметив удивление на лице Малыша.
        - Что?
        - При всём уважении, Борис Ефимович: не Р?мбо, а Ремб?, - поправил его ученик. - И я не совсем понимаю при чём здесь французский поэт.
        Карлсон усмехнулся.
        - То есть, кто такой Р?мбо ты не знаешь, а Ремб? знаешь… Для продавца книг это, конечно, неплохо, но и киноклассику знать надо… Ты хоть «Терминаторов»-то видел?
        Малыш кивнул.
        - С отцом в детстве смотрел.
        - Тогда будем включать режим Терминатора. Придумай слово или фразу, которая в любой ситуации не будет выглядеть странно. Особенно в окружении врагов. Это будет триггер - сигнал для запуска экстренного режима.
        Малыш подумал.
        - Ну давайте: «Вот это поворот!»
        - Пойдёт. Буратино, ты услышал?.. Тебе привет, Малыш!
        Малыш улыбнулся.
        - Ему тоже!
        Через несколько секунд Карлсон махнул рукой.
        - Произнеси триггер и начинай стрелять.
        Малыш произнёс отчётливо:
        - Вот это поворот!
        В следующий момент он почувствовал знакомый прилив сил, как тогда, под землёй…
        Все семнадцать бутылок разлетелись вдребезги в считанные секунды.
        Пистолет стал ещё одним объектом восторженного обожания Малыша. Несмотря на почтенный возраст, «Глок-19» был прекрасен. Малыш любовался его совершенными формами и гармоничными линиями, дивился простому и логичному устройству механизма. А какие звуки он издавал при сборке-разборке и перезарядке! А запах! Как же замечательно пахли металл и пластик, сдобренные оружейным маслом и тонкими пороховыми нотками.
        А ещё Малыш очень полюбил играть в бильярд в «триггерном» состоянии. В России он играл в него совсем немного. В последний раз пьяным пробовал катать шары с одним из работников InfoOdin.ru на новогоднем корпоративе: соперник его был таким же «профессионалом» - их партия затянулась на час, они утомились и последние шары закатили в лузы руками…
        В соседнем с торговым залом магазина «Русская книга» помещении - конференц-зале стоял великолепный стол, про который Карлсон говорил, что это, возможно, единственный, а потому лучший стол для русского бильярда в Израиле. Малыш играл сам с собой. Смотрел в Сети ролики с хитрыми ударами, а потом без особого труда повторял их. Произносил триггерную фразу и становился богом бильярда. Он исполнял такие к?мбо из изощрённых ударов: дупл?тов, круаз? и карамб?лей, которые не снились чемпионам. Как правило, скатывал партию с разбоя и после этого не останавливался, пока красный шар не оказывался на столе в одиночестве.
        Часть III. Стажёр
        Глава 1
        Изредка, пару раз в месяц, Карлсон подкидывал Малышу задания: пробить человечка какого-нибудь или организацию, нарыть инфу в Сети о каком-то событии. И всё это без объяснений и дальнейшего развития ситуации. Максим понимал это для себя так: он находится на испытательном сроке. Таинственная организация присматривается к нему, изучает поведенческие реакции, психотип. Однако срок этот что-то подзатянулся… И вот наконец, благодаря случайному знакомству, он перешёл на следующий уровень - стал стажёром таинственной организации.
        После первого визита Леона Брона в магазин Малыш видел писателя только раз, больше двух месяцев назад, когда тот приехал, чтобы забрать свои книги. Бедняга не мог скрыть досады и унижения. Сказал, что иерусалимская «Русская книга» - единственная торговая точка, которая отказалась взять у него товар на реализацию.
        Одного экземпляра «Полуночной тени» не хватало. Малышу пришлось соврать, что он решил оставить книгу себе, поскольку она ему понравилась - не рассказывать же о её ужасной кончине в каминном пламени… Больше всего он боялся, что придётся обсуждать содержание «шедевра», но, слава богу, делать этого не пришлось.
        Взять деньги за недостающий экземпляр польщённый писатель отказался.
        - Что вы?! Очень приятно, что в вашем заведении оказался хоть один истинный ценитель литературы. Дарю! И давайте-ка книгу сюда, я вам её немедленно подпишу.
        Малыш покраснел.
        - Она у меня не с собой. Она у меня дома…
        Тогда Писатель выхватил одну из своей стопки и намахал на форзаце: «Дорогому Даниэлю на добрую память. Оставайтесь всегда таким же независимым во мнениях! Леон Брон.»
        - Держите! Вторую, без подписи, подарите кому-нибудь, у кого, как и вас, есть чувство прекрасного.
        Напутствуя Малыша, Карлсон сказал: «Внезапность и грамотная, тактичная лесть - вот главное оружие шпиона», следуя этому совету, Малыш немедленно позвонил Бронфельду.
        - Здравствуйте, Лев Исаакович! - он предварительно разыскал отчество писателя в Сети. - Это Даниэль из «Русской книги» в Иерусалиме… Шабат шалом! Ничего, что беспокою вас в субботу?.. А у меня для вас хорошие новости. Да! Мне таки удалось убедить босса взять ваши замечательные книги на реализацию!
        На следующий день, в воскресенье[11 - Воскресенье в Израиле - первый рабочий день на неделе.], почти сразу после открытия, Бронфельд заявился в магазин с внушительной стопкой книг в обнимку. Малыш встретил его следующим сообщением:
        - Мы вас на самое видное место поставим.
        Писатель улыбнулся скромно.
        - Очень хорошо! Вы не поможете? У меня там ещё экземпляры в багажнике.
        Писателем Леон Брон оказался довольно продуктивным и поразительно многогранным. Кроме всё той же «Полуночной тени» он привёз двадцать экземпляров фантастической повести «Космическая экспансия» в мягкой обложке и десять толстых томов биографии Балдуина IV «Король Иерусалима» - в твёрдой.
        Ещё через неделю - эротический триллер «Под сенью магнолии» и шпионский боевик «Трое в шляпах». Потом последовали книги в жанре фэнтези, детектив, любовный роман и хоррор про вампиров, по сборнику пьес и стихов, и даже практическое пособие «Как стать успешным писателем в XXI веке».
        Под его сочинения пришлось выделить специальную полку. Когда впоследствии Бронфельд притаскивал очередную порцию своей психопродукции, он сам, по-хозяйски, выбирал место и водружал на него выставочный экземпляр и, поправляя и переставляя своё наследие, многозначительно изрекал что-нибудь вроде:
        - Вы представляете, Даниэль, сколько раз уже предрекали гибель литературе: когда появился кинематограф, или потом, когда появилась Сеть. Но нет! Литература жива и будет жить, пока есть ещё на свете люди, способные складывать и разбирать буквы.
        Или:
        - Если сумел завлечь читателя в свой мир парой-тройкой ловких абзацев в начале, ты можешь делать с ним все, что тебе угодно. Просто не лажай, будь гибок, как дорогая куртизанка, угадывай его желания, тогда он точно заплатит. Рецепт прост. Думай, как читатель, пиши для него. Вот этот совет для авторов «Пиши как для себя» давно мхом зарос. Для кого он? Для сумасшедших, которые хотят стать новыми классиками. Но в эпоху коммерческой литературы они не нужны. Жеманство это всё и кокетство…
        Или:
        - Герой должен быть самым, самым, самым. Сильным, умным, решительным и максимально привлекательным для противоположного пола. Читатель всегда ставит себя на место героя, и при этом хочет быть сверхчеловеком. Так дай ему это!
        Малышу стоило только отреагировать на сентенцию, и тут же завязывалась неторопливая, обстоятельная беседа. Начинающий агент придумал себе такую легенду: он мечтает стать писателем и чрезвычайно рад возможности перенять опыт успешного литератора.
        Бронфельд, очень обрадовался тому, что у него появился ученик, и занялся его образованием не на шутку. Несколько раз в неделю они встречались в каких-нибудь заведениях, каждый раз в разных. Писатель оказался сибаритом, и знакомил своего «юного друга» с многообразием мировых кухонь. «Ресторан - это в Париже или Москве, а здесь так… - едальни. Ни антуража, ни обслуживания. Но готовят в некоторых довольно прилично», - говорил он.
        Платил всегда Бронфельд. Поначалу ученик пробовал протестовать, но учитель заявил, что в последнее время не испытывает финансовых проблем, поскольку издатель платит ему хорошие деньги, а у продавца явно убыточной книжной лавки вряд ли такая зарплата, которая может обеспечить регулярный ужин в ресторане. Встречаться же в другой обстановке Бронфельд отказывался.
        - Главное не торопиться, - вещал очень важный от белого вина Бронфельд. - Есть тут у меня один знакомый, он под женским псевдонимом эротическую прозу пишет. Выдаёт по роману раз в три месяца. Да не просто роман - романище! Страниц на четыреста. И ведь покупают! Когда ему говоришь: «Моня, не спеши. Ну куда ты торопишься? Всех книг не перепишешь», начинает шипеть, плеваться и говорить, что у него времени нет на пустые разговоры. Очень мне завидует… а сам… Эх, чего там! Буду с вами откровенен - бездарь полнейший. Подождите, молодой человек! Ну куда же вы столько лимона на рыбу давите?! Вы же вкуса не почувствуете… Так вы представляете! Он почти вдвое быстрее меня пишет. И ведь покупают эту порнографию. Следующую книгу ждут, торопят.
        «Молодой человек»… это при том, что Бронфельд был старше всего лет на семь. А впрочем, после пластической операции Максим стал выглядеть моложе своих лет.
        И всё бы ничего, но, для того, чтобы его ученичество выглядело убедительно, бедному Малышу приходилось прочитывать весь бронфельдовский эпос… Писатель любил подпускать в канву беседы цитаты из себя самого, и ученик должен был непременно узнать их и отреагировать, иначе учитель начинал дуться.
        И писал вроде Бронфельд неплохим языком, но: то вдруг слово «гладь» три раза в одном абзаце с описанием пруда, то «увидел, что его услышали», а то и «оглянулся и кинул мимолётный взгляд». Как будто набросал человек текст сходу, а второй раз пройтись по нему уже некогда или просто лень… И с сюжетом такая же история: множество тупиковых неоконченных линий, толпы лишних персонажей, которых невозможно запомнить, а если это всё-таки удаётся, то они тут же исчезают из повествования бесследно. К месту и не к месту вдруг появляется ироничный тон, который заключается в использовании устаревших слов и нароч?то вычурных выражений, как то: «как то» вместо «например», или «чело» вместо «лоб», или «совершить променад» вместо «прогуляться». А ещё огромные абзацы и бесконечные предложения, сдобренные обилием многоточий…
        Как-то ученик поинтересовался, как учителю удаётся так много и продуктивно работать, а главное выдавать на-гора такое количество текста. Тот ответствовал снисходительно:
        - Хайнлайн сказал: «Никогда не переделывай, если того не потребует редактор». От себя добавлю: и когда редактор потребует, постарайся не переделывать. Нужно уважать свой творческий порыв. То, что льётся на бумагу из вдохновенного пера - и есть истина. Переделывать потом, сокращать, перекраивать - это всё от лукавого.
        И тут же поведал несколько способов обмана редактора:
        - Чему хорошему их там учат на филфаках да на литфаках? Умными словесами жонглировать? Симулякр там, парадигма… Он тебе замечаний своих красным навтыкает, а ты парочку исправь, а остальные просто убери, как не было, а исправленные обсуди с ним, да поподробнее. За внимательность поблагодари. Он про остальные и забудет. А то ещё бывает: редактор ка-ак до чего-то доколупается конкретно. Какую-то его психотравму из детства заденешь, наверно, он и уцепится… Поправь, раз просит, специально плохо. Потом ещё и ещё. А на четвёртый-пятый раз самый первый вариант ему вверни… В девяносто процентов случаев прокатывает!
        Ещё одной особенностью творчества Бронфельда был неизбывный, первобытный страх смерти. Он объединял все вещи Брона вне зависимости от жанра. Именно от него становилось тоскливо на душе, и хотелось бросить книгу в огонь. Когда Даниэль максимально тактично поинтересовался у сэнсэя причинами появления этой весьма неожиданной для относительно молодого писателя фишки, тот поведал следующую печальную и поучительную историю:
        - У меня жутко умирал отец. Долго и мучительно. Лет тридцать. Дело в том, что он смертельно боялся умереть. Умирал от страха перед смертью. Это называется танатофобия. Это началось лет с пятидесяти. Он утешал себя сначала тем, что вот-вот придумают способ продления жизни, потом надеялся на технологическую сингулярность, говорил, что компьютеры сами усовершенствуют себя настолько, что научат человечество вечной жизни… Умер он в восемьдесят два, и с каждым годом по мере приближения к смерти ему становилось всё страшнее и страшнее. Он сохранял ясный разум, но делался всё более раздражительным и сентиментальным. Как-то я застал его плачущим над мёртвым жуком… Папа боялся умереть во сне. Держался до последнего, чтобы не уснуть. Засыпая, вздрагивал, открывал глаза и говорил, что его засасывает какой-то омут… Однажды простудился. У него началась тяжёлая пневмония. Врачи предложили ему погружение в искусственную кому, из которой, предупредили, он может не выйти. Он устроил истерику, натурально, как мальчишка перед кабинетом стоматолога. Сучил ногами и кричал: «Не хочу, не хочу, не хочу!» Когда ему вводили
препараты, я держал его за руку. Последние слова его были: «Как же обидно умирать на пороге бессмертия. Живи вечно, сынок.» Из комы он так и не вышел… Он заразил меня этим страхом.
        Карлсон требовал подробных отчётов об их посиделках и отказывался называть причину и конечную цель «разработки» объекта. Малыш жаловался:
        - Зачем это всё? Два месяца уже по кабакам шляемся, пьём, за литературу трём… Сколько можно?
        - А как ты хотел? Чтобы всё сразу. Как в кино? Бывает агент одну тему годами разрабатывает. И в итоге приходит к отрицательному результату. А отрицательный результат он что?..
        - Да понятно это всё… Но мне ж книжки его читать приходится. А потом эти его программные заявления бесконечные выслушивать… За что мне это?
        - Правильно! Тоже результат, - игнорировал стенания Карлсон. - Читай его, выслушивай, льсти. Выжидай. Расколется.
        И непонятно было, что нужно узнать… как «расколется»?..
        Глава 2
        Даже в будний день в ресторане почти все столики были заняты. В городе было спокойно. Несмотря на ежевечерние обстрелы, рестораны и кафе продолжали работать, правда, не до определённого часа или последнего посетителя как обычно, а до первой сирены.
        Напротив сидел молодой человек, ждал, когда его рассчитают, и сосредоточенно грыз ногти. «Не наелся…» - заключил Малыш и пересел на другое место, чтобы не видеть этого дикаря. В этой позиции стал слышен разговор сзади, который происходил на иврите. Максим понимал его лишь частично; для того чтобы досконально уловить смысл, знакомых слов не хватало. Он прилежно, хоть и через силу учил язык; Карлсон говорил, что и продавцу, и агенту нужно уметь вызывать у собеседника доверие, а при помощи переводчика сделать это невозможно - инопланетянам никто не доверяет. Но одного прилежания было недостаточно, нужна была практика, а в магазине, торгующем русской литературой, её было мало…
        Чтобы попрактиковать восприятие иврита на слух, Малыш поставил переводчик в режим «Буквальный перевод» и повернул голову к говорящим.
        - Смотри, Мош?. Вот эти, которые матрасы делают, они зачем такие сыны шлюх? - вопрошал старческий звонкий дискант.
        - Как сыны шлюх? Почему? - вопросом на вопрос отвечал также немолодой, низкий голос. Его владелец в ожидании громко жевал маринованную закуску из цветной капусты, которая стояла на столе как раз для таких вот нетерпеливых посетителей.
        - А зачем в матрасе пружины все с острыми концами? А? Ты не думал?
        - Нет? Зачем?
        - Глупец, подумай! Вот мы с женой уже лет десять как спим аккуратно. Матраса бы до конца дней хватило. Жаль времени… Но всё равно во сне ворочаемся, а пружина ткань трёт… Пять лет матрасу, а выкидывать опять надо, новый покупать. А хороший матрас сейчас две тысячи шекелей стоит, минимум. Сто процентов.
        - Ой-ва-вой! Две тысячи шекелей?! Правда?
        - А ты как думал, сладкий? Правда! Две, а то и две с половиной тысячи шекелей. Жаль времени… Что им трудно концы у этих пружин загнуть? Наняли бы пару новых репатриантов за пять огор?т[12 - Огор? - 1/100 шекеля.] - пускай они их загибают… Специально так делают, чтоб матрасов своих проклятых побольше продавать. Сто процентов!
        - Ой не говори, Илай, сыны шлюх и есть. Правда. А с другой стороны посмотри, сладкий. А как им деньги делать? Ну? Времена сейчас тяжёлые, а? Правда. Что за налоги, ну? - Моше внезапно поставил проблему с ног на голову.
        - Ой-ва-вой! - вскричал Илай. - Мудрый ты человек, Моше! Кайф с тобой поговорить, сладкий. Правда. Жалко времени…
        Малыш знал, что «Хаваль аль а’зман» дословно означает «Жалко времени», но в речи, в зависимости от интонации, хотя и могло быть простым сожалением о потерянном времени, но чаще могло означать всё, что угодно: от «Это возмутительно!» до «Как замечательно!». А «бен зона» - то есть «сын шлюхи» для израильтянина, как «сука» для русского - часто ничего незначащее междометие. Однажды он слышал, как женщина из соседнего дома кричала своему отпрыску: «Шмуэль, бо ба байта, бен зона!», то есть «Шмуэль, иди домой, сын шлюхи!» Присутствие женщин или детей абсолютно не смущает этих людей, если захочется щегольнуть обсценной лексикой. Они как американцы, которые абсолютно не стесняются «ф?ков» и «б?чей» в любом окружении, будь то королева английская с внуком. А «м?тек», то есть «сладкий»? Он поначалу настораживался, когда слышал это обращение применительно к себе, пока не понял, что оно в большинстве случаев не имеет гомосексуальной коннотации…
        Похвалив друг друга, старики принялись воздавать должное еде, которую им принесли на шкворчащих, дымящихся сковородах.
        В углу, на диванах, расположились две молодые пары. Они были ярко одеты и говорили по-испански. Малыш включил режим художественного перевода для этого языка.
        - А что же вы хотите от народа с такой жестокой историей? - удивлялся один из парней.
        - А у какого народа она не жестокая? - хмыкнула девушка с ним рядом.
        - Да полн? таких… Возьмите хоть африканских каннибалов! - предложил второй парень.
        Малыш было заинтересовался, но выяснить, какой именно народ имеют в виду испанцы, он не успел - явился Лев Бронфельд. И он был не один. Накануне Бронфельд интересовался, нет ли у Даниэля каких-либо предубеждений против общения с арабами. Даниэль заявил, что имеет полное право оскорбиться в ответ на подобное предположение. Бронфельд умолял его не делать этого и пообещал познакомить с одним «очень интересным человеком». К этому моменту их литературно-гастрономические вечера продолжались уже почти три месяца. Фонтан красноречия Бронфельда с каждой встречей бил всё слабее: литературных тем в разговорах становилось всё меньше, а гастрономических всё больше.
        Малыш поднялся с места, чтобы поздороваться.
        - Знакомьтесь! - писатель был возбуждён и весел. - Амир - Даниэль, Даниэль - Амир.
        Малыш пожал крепкую сухую руку. Араб в отличие от писателя был напряжён, улыбался формально. Лет ему было что-то около тридцати. Был он худ, небольшого роста и довольно симпатичен, даже красив по-своему, по-восточному. Малыш ни за что не отличил бы его от еврея, если бы не знал, что тот совершенно противоположной национальности.
        За всё время пребывания в Израиле Максим так и не научился отличать евреев от арабов, пока те не заговорят. Язык хоть и был похож (иврит и арабский отличаются друг от друга не многим больше, чем русский и украинский, и относятся к одной группе языков - семитской), но на слух нацпренадлежность было отличить легче, чем на глаз…
        Поначалу разговор шёл туго. Амир заказал себе явно нехаляльных (и некашерных) морепродуктов в сливочном соусе, пил белое вино и в основном молчал. Когда ему приходилось всё-таки что-то сказать, голос его в переводчике звучал сухо и даже угрюмо, но с восточным колоритом, потому что Малыш выставил переводчик в режим «художественного перевода с акцентом говорящего».
        Бронфельд терзал говяжий стейк под красное и старался быть душой кампании.
        Даниэль, последовав примеру учителя, тоже взял стейк, но употреблял его с горьким пивом. Он охотно отвечал на обращённые к нему замечания, но инициативы не проявлял.
        Бронфельд попытался заинтересовать сотрапезников рассуждением о том, что литература, фильмы и прочее искусство учат не только хорошему. Оказывается, авторы сами учат адептов зла, как максимально эффективно противостоять добру, сами пишут для них подробные инструкции. В детстве, человек чист и ещё хочет стать на сторону добра, когда вырастет, он потребляет контент, в котором, конечно же, кроме положительных персонажей обязательно присутствуют ещё и всякие злодеи. Ребёнок сочувствует благородному герою, хочет равняться на него и возмущается поведением низменной твари. Но потом вырастает и… к великому сожалению, нередко сам превращается в такую тварь. Механизм этого превращения, Бронфельд предложил сейчас не рассматривать. Модель поведения преступной, спекулянтской, бюрократической или иной сволочи прописана подробнейшим образом в книгах, которые эта сволочь читала в детстве, и ей остаётся только следовать этой модели, чтобы максимально эффективно противостоять добру.
        Эта мысль показалась Малышу интересной. Обычно Бронфельд высказывался куда банальней. Возможно, она не его, может, и вычитал где-то, но преподнёс весьма убедительно.
        - Да-да! А потом мы удивляемся, откуда враги наши знают, как сделать больнее… - подхватил он тему.
        - А по-моему, значение искусства в формировании характера или поведенческих реакций его потребителя сильно переоценивают, - вдруг заявил араб и замолчал сразу же.
        - То есть? - спросил Малыш с вызовом, ему не понравилась такая безапелляционность.
        Амир холодно посмотрел на него.
        - Представь. Смотрит, например, человек замечательный фильм, полный добра и справедливости, пропитанный верой в любовь и презрением к жестокости и стяжательству. Он может даже всплакнуть в конце или исполнится бурным восторгом. А потом, на утро, идёт исполнять свои обязанности управляющего банком, или пыточного палача, или, того хуже, президента страны. И про фильм этот вспомнит только во время кофейной паузы, чтобы обсудить с коллегами, а потом пойдёт дальше считать проценты по кредитам, выбивать молотком зубы или планировать реформу образования.
        Араб проглотил последнее кольцо кальмара и, промокнув салфеткой рот, отпил вина.
        Малыш хотел возразить, но вспомнил наставления Карлсона, вспомнил, где он и зачем, и не стал задираться.
        - Ты тоже пишешь? - спросил он с улыбкой. Разговор происходил на иврите, поэтому вежливое «Вы» в нём отсутствовало.
        - Нет, - араб предоставил объяснения Бронфельду.
        Тот замялся.
        - Амир занимается… ммм… как бы это сказать?.. формированием общественного мнения в морально-этических и религиозных аспектах.
        Араб усмехнулся кривовато и кивнул. Малыш удивлённо уставился на него.
        - Что это за работа такая?!
        Вместо ответа араб полез во внутренний карман пиджака.
        - Смотри, что у меня есть.
        На его ладони оказалась маленькая круглая металлическая коробочка с откинутой крышечкой, в ней лежал зелёный кирпичик.
        - Нюхай! - велел он.
        Малыш взял коробочку двумя пальцами. Запах был приятный, цветочно-фруктовый, как будто из детства, но с одной достаточно характерной ноткой.
        - Что это?
        - Ароматизированный иранский гашиш для кальяна, - был ему ответ.
        - Зачем? - удивился Малыш.
        - Как говорил мой отец, мир праху его: «Хочешь по-настоящему узнать человека - раздели с ним кальян», - серьёзно сказал Амир.
        - А он точно кальян с гашишем имел в виду? - на всякий случай уточнил Малыш.
        - Точно, - араб прикрыл глаза и покивал головой.
        - А тут и кальяны есть?
        - Конечно есть! Иначе бы нас здесь не было, - араб сделал знак официанту.
        Дальше всё утонуло в синем кальянном дыму, из которого периодически выныривали то круглая голова Льва, то узкое лицо Амира и изрекали плохо связанные между собой сентенции.
        АМИР.Гашиш забрал у меня улыбку. Выдаёт на время, когда я прихожу к нему в гости. (Джинноподобно осклабился.)
        ЛЕВ.А знаете, почему старики так любят отращивать бороду? Потому что морда становится стрёмная, надо же чем-то её прикрывать!
        ДАНИЭЛЬ (пытается поддержать беседу). Представляю, какие у старика Хоттабыча комплексы по поводу собственной внешности…
        ЛЕВ.А я не хотел бы быть Карлсоном!
        Даниэль смотрит на него испуганно, на мгновенье забыв о контроле мимической мускулатуры, но тот, по всей видимости, имеет в виду исключительно сказочного персонажа.
        Очень недолго этому мужичку быть в меру упитанным и в полном рассвете сил, потом его моторчик начинает барахлить, а потом и вовсе отказывает. Тогда других развлечений кроме как обжираться вареньем у него не остаётся. Так и помирает, по глупости ничего в жизни своей кроме варенья не заметив, не осознав ни жизни своей, ни смерти…
        АМИР.Разглядеть хорошее - много ума не надо. Ум нужен, чтобы видеть плохое. Это как дефекты в бриллианте, которые видят только специалисты, потому что знают, что хотят разглядеть, где и под каким углом. Глупцы получают гораздо больше удовольствия от жизни. Гораздо больше вещей и событий доставляют им радость. Мудрец же может утешаться только внутренней гармонией, и она ему дороже, чем простые удовольствия. Никто не согласится стать глупее, чтобы стать счастливее.
        ЛЕВ.Точно! Именно! Хорошее в глаза само бросается, а вот плохое нужно ещё уметь разглядеть. Это вкус называется. (Следующее предложение произносит вполголоса, обводя глазами посетителей ресторана.) Вас тут мылом кормят, а вы жрёте и пузыри пускаете!
        ДАНИЭЛЬ.То есть, по-вашему получается, что человеку с идеальным вкусом вообще ничего не должно нравиться?
        АМИР (смеётся). Иди ты к дьяволу со своей теорией пределов!
        Даниэль с бульканьем делает вдох из кальяна и запивает его пивом.
        ДАНИЭЛЬ (горячо). Господа, а вы умеете ненавидеть? Люди делают вид, что все хорошо. Если все плохо у человечка - значит он неудачник, не умеет жить. Деструктивный элемент. Несёт в себе негатив. А разве мало в мире вещей, которые достойны ненависти? Хватит делать вид, что все хорошо! Мир ужасен и несправедлив. С этим срочно нужно что-то делать! А для этого нужно уметь ненавидеть. Я призываю к ненависти! Только она способна изменить мир к лучшему.
        ОФИЦИАНТ.Вас всё устраивает?
        ДАНИЭЛЬ.Ничего нас не устраивает!
        ЛЕВ.Всё прекрасно, спасибо. Кальян заберите, больше не нужен. Эк тебя накрыло…
        Официант уносит кальян.
        АМИР.Изменить мир к лучшему… Это п?шло. И запомни: ничего никогда в материальном мире к лучшему не меняется, только к худшему.
        ДАНИЭЛЬ (недоверчиво ухмыляясь). И что теперь? Застрелиться, что ли?!
        Амир. Ну зачем же стреляться? Есть другой вариант, более приятный и рациональный. Не надо трогать этот мир, пускай догнивает - нужно создать новый.
        ДАНИЭЛЬ (ухмыляясь грустно). Мы ж не боги…
        АМИР.А кто конкретно тебе это сказал? (Щурится так, как будто пытается заглянуть Малышу прямо в душу.) Пойдёмте прогуляемся. На воздухе я изложу свой вариант…
        На улице был уже поздний вечер, и прохладный ветер с гор делал его прекрасным.
        В Старый город они вошли через Новые ворота. Амир попросил их обоих переключить свои переводчики на арабский, так ему легче было излагать свои мысли. Пока около часа брели, не спеша, между древними стенами из золотистого известняка, Амир излагал, а Малыш слушал и не верил своим ушам. Слова араба максимально странно звучали в этом месте, в котором пересекались интересы четырёх религий: православной, католической, иудейской и мусульманской.
        По словам Амира оказывалось, что древние религии изжили себя. Сейчас в двадцать первом веке, на современном этапе развития цивилизации, в высшие силы могут верить только по-настоящему наивные или слаборазвитые индивиды.
        Новые же религии неубедительны. Растафарианцы, пастофарианцы - просто клоуны. Они придумали себе эти религии больше для прикола, чем для поклонения. Как всерьёз можно верить в Макаронного Монстра или в торчка, ставшего богом. Неплохие попытки были у сайентологов, раэлитов, церкви Искусственного Интеллекта и некоторых других мелких псевдонаучных религий. Их объединяла технократичность и отрицание или подмена традиционного божества. Но все они основаны на вымысле и мракобесии, а значит, не имеют принципиальных отличий от прочего бреда.
        Сейчас, при современном уровне информированности общества, возможны лишь верования, основанные на правде. А правда, по мнению Амира и его соратников, такова: нет бога сущего ни на небе, ни на земле. Богом должен стать сам человек. И достигается это воистину чудесное преображение путём научных изысканий и их практического применения. Для начала человек должен стать бессмертным, это уже вполне возможно на современном этапе развития цивилизации. Но кроме бессмертия есть ещё два признака божества: всев?дение и всемогущество. Их человек обретёт, научившись жить вечно, поскольку получит возможность бесконечного научного познания и самосовершенствования.
        Свою лекцию Амир закончил, фамильярно облокотясь о стену под ободранной табличкой «Holy Sepulchre»[13 - Holy Sepulchre - англ. Гроб Господень, находится в Храме Воскресения Христова.] - оказалось, что они совсем рядом с Яффскими воротами.
        Бронфельд заявил, что сейчас потеряет сознание и умрёт от обезвоживания и, что знает «одно местечко за углом», где они смогут промочить горло.
        Они вышли из Старого города.
        Проснувшись утром, Малыш вспомнил вкус и запах иранского гашиша. К горлу подкатил тошнотворный ароматизированный комок, и он, еле вырвавшись из тенёт простыни, помчался в ванну.
        Когда он вышел, в его голове, как показалось Малышу, загремел голос:
        - Тебе необходимо восстановить водно-солевой баланс.
        Малыш даже присел от неожиданности и боли под черепом.
        - Буратино, это жестоко… У тебя громкость регулируется? Что ты снова делаешь в моей голове?
        - Поздравляю, стажёр! - произнёс Буратино гораздо тише, но всё равно торжественно. - Ты вышел на ключевого агента конкурирующей организации в израильско-палестинском регионе - Амира-квартер?на. Приоритет твоего задания повышен, поэтому я теперь снова буду выходить с тобой на связь.
        После работы Малыш зашёл в конференц-зал покатать шары и наткнулся там на Дору. В белых шортах и лёгкой блузке сидела она у стойки на барном стуле с отрешённым видом.
        - Я не помешаю? - он замешкался на пороге.
        - О. Привет, Даниэль, - грустно обрадовалась Дора. - Выпьешь со мной?
        У Максима было правило: не пить два дня подряд, и он отказал бы сейчас кому угодно, только не Доре, при виде которой у него мгновенно пересохло во рту.
        Они выпили по «Маргарите». Она была явно не расположена говорить… Чтобы скрыть неловкость, он предложил партию на биллиарде.
        Из-за тренировок в триггерном состоянии его игровые рефлексы и представления об игре заметно улучшились, но всё равно не настолько, чтобы раскатать партию с одного к?я, поэтому, скорее всего, от волнения он закатил свояка, разбивая пирамиду.
        - Мы же договаривались - без чипа, - обиделась мулатка.
        - За кого ты меня принимаешь? Договаривались, значит, договаривались, - и забил второй шар.
        Первую партию Дора проиграла. Это её заметно разозлило и отвлекло от грустных мыслей. Она оживилась и с азартом отыгралась во второй.
        Третью, решающую, партию решили играть только ударами по битку, а не любым любого. Партия затянулась.
        Пока Дора ходила вокруг стола, выбирая шар для удара, Малыш спросил:
        - Могу я посоветоваться с тобой, как со старшим товарищем?
        Без того смуглое лицо потемнело ещё больше. Она сделала вид, что замахивается на него кием.
        - Сейчас как тресну, и посмотрим тогда, кто тут «старший»!
        - Стой! - деланно испугался он. - Я не то имел в виду. Я хотел сказать с «более опытным».
        - Понятно. У меня ж опыта, конечно, больше… Валяй. Спрашивай.
        Она нагнулась к столу и принялась прицеливаться, дёргая кием вперёд-назад. Малыш невольно залюбовался видом, который открылся ему в вырезе её блузки.
        - Я вчера с типом одним познакомился… Он оказался агентом конкурирующей организации. Так вот всё то, о чём он говорил, мне очень понравилось. Да и сам он…
        Она ударила, и шар с треском залетел в лузу.
        - Оп-па! Да ты у нас нетривиальной гендерной самоидентификации?
        - Да нет! Что ты?! - возмутился Малыш. - Не в этом дело… Карлсон. Вы. Ничего не объясняете. А он очень убедителен и крайне заинтересован в том, чтобы его поняли. Если дело так и дальше пойдёт, то в один прекрасный момент я встану перед выбором: а почему я должен быть стажёром вашей организации, а не конкурирующей… Понимаешь, о чём я?
        Она немного подумала, то ли над его словами, то ли о следующем шаре. Обошла стол и снова наклонилась. На этот раз к Малышу она оказалась повёрнута стороной противоположной.
        - Я-то понимаю… но не совсем понимаю, почему ты решил именно мне об этом рассказать? Я вроде поводов не давала со мной откровенничать…
        «Да потому, что мне гораздо проще сказать это, глядя на твою попку, а не в глаза Карлсону», - усмехнулся про себя Малыш.
        Она попыталась сыграть чужого, стоящего под очень острым углом. Шар в лузу не зашёл, но и не подставился, прижался к губе лузы и «запер» её. Удобных позиций для удара на столе не осталось.
        - …но ты абсолютно верно угадал человека, с которым можешь быть откровенным.
        Дора с довольным видом осмотрела своё «произведение» на столе, подошла к стойке и глотнула из своего бокала.
        - Ты говоришь лишнее, но я никому не расскажу об этом разговоре. Положи кий, иди сюда. Налей себе и послушай меня внимательно.
        Малыш повиновался. Они чокнулись.
        - Послушай, Малыш, умудрённую опытом женщину. Поменять сторону не так-то просто… Поясню на отвлечённом примере. Ты в бога веришь?
        - Нет.
        - Чёрт. Какая досада… Ну давай тогда представим, что ты таки веришь в бога. С детства. В какого бога ты бы верил: Аллаха, Иисуса или, может быть, в Будду, или ещё в кого?
        - Наверное, в Будду, - Малыш неуверенно почесал бровь.
        - Почему в Будду? - удивилась мулатка. - Что ты про него знаешь?
        - Ну… Он прикольный. Ему всё пофиг.
        - Всё?
        - Ваще всё.
        - Да нет… Это всё, что ты о нём знаешь?
        - Он царевич был. Этот… Шакья… как его?.. Муни! О! - обрадовался он ясности своей памяти.
        - То есть по-твоему это имя и фамилия?
        - Ну да…
        - Понятно. Всё? Или ещё пару фактов?
        - Пожалуй, всё… - смутился он.
        - Слушай, а давай лучше так: ты бы в Христа верил, беседер? Я думаю, ты о нём побольше знаешь.
        - Ну давай, - не стал ломаться Малыш.
        - Не надо усложнять. Люди обычно верят в бога, в которого принято верить в их стране… Родился в России - христианин, в Камбодже - буддист. Так проще… Итак. Ты православный христианин. Ходишь в церковь по воскресеньям, делаешь пожертвования, свечки ставишь, Библию читаешь… И тут в городе появляется какой-нибудь мулла из Узбекистана и увлекает тебя верой в Аллаха. Представил?
        Малыш кивнул. Он веселился в душе, пытаясь угадать, куда клонит Дора, и был очень покладист.
        - Теперь давай представим себе чувства православного батюшки в этой ситуации, который тебя крестил, исповедовал, благословлял… Как ты думаешь, будет ли ему приятно твоё вероотступничество? Переход, так сказать, в конкурирующую организацию.
        - Думаю, нет.
        - А это - священнослужитель. Работа которого, кроме того, чтобы размахивать кадилом, предостерегать от насилия и убийства. Поэтому он ничего тебе не сделает. Максимум - предаст анафеме, и то в душе, сгоряча, а потом ещё будет молиться о возвращении блудного сына в лоно истинной веры. А что в подобной ситуации предпримет командир военизированного подразделения, одной из функций которого является физическое устранение агентов конкурирующей организации? Да-да, убийства в том числе. А как ты думал? Тебя самого чуть не убили. Если на это способны наши конкуренты, как ты думаешь, на что способны мы, если до сих пор живы? Поверь мне, Малыш, Карлсон очень обидится…
        Глава 3
        Через три дня Бронфельд и Амир зашли за Даниэлем в «Русскую книгу» перед закрытием. Писатель притащил очередной роман - на этот раз психологический триллер под оригинальным названием «Над пропастью во лжи». Сам поставил выставочный экземпляр на свою полку, а остальные девять по-хозяйски отнёс на склад, где ему уже был отведён отдельный стеллаж.
        Амир походил между книжных полок и поинтересовался, нет ли чего-нибудь по-арабски. Малыш не понял, была ли это шутка - лицо араба ничего не выражало.
        - Разве что кофе, - предложил он и отвёл гостя в подсобку, где стоял аппарат, который из капсул мог выгнать любой кофейный напиток.
        Араб скептически оглядел прибор.
        - Спасибо, Даниэль. Ты иди, занимайся своими делами. Скажи только, у вас есть чайник и молотый кофе? Я себе сам грязь сделаю.
        - Грязь? - Малыш подумал, что ослышался.
        - Это кофе, заваренный прямо в чашке. Всё лучше, чем порошок из аппарата.
        Они вышли на улицу, и через несколько шагов Малыш встал, задрав голову. Предзакатное небо было апокалиптически красным, по нему, из невидимого центра, прячущегося где-то за горизонтом гор, веером расползались перистые фиолетово-розовые облака.
        - Что? Это? - вопросил Малыш.
        - Так бывает в Иерусалиме в конце лета, - изрёк Писатель с гордостью, словно краса сия была отчасти и его заслугой. - Куда пойдём?
        По предложению Амира, они пошли вкусить настоящей ша?рмы.
        Араб заявил, что чтобы не говорили завистники и жалкие подражатели, а в особенности всякие греки и турки, это блюдо придумали именно арабы. Именно ша?рмой, как её правильно называют, а не шаурм?й, угощали пророка Мух?ммеда во время его знаменитого визита в Иерусалим. И он, Амир, отведёт их сейчас примерно в то самое место, где это происходило.
        - Постой-ка! - воскликнул Бронфельд. - Это какой-такой визит? Насколько я знаю, Мухамм?д один раз за всю жизнь только из Мекки в Медину переехал, и всё, вроде больше нигде и не был…
        - Так проездом, - наверное, пошутил Амир.
        - Э-э-э… Так не по дороге же совсем, - не унимался писатель.
        - Ну, значит, крюка дал. Что ему на Бур?ке[14 - Бур?к - внеземное существо с мягкими ушами и павлиньим хвостом, на котором МухаммедМухаммед(же Магомед), по преданию, совершил ночное путешествие ночное путешествие (Иерусалим в компании ангела Джабраила.], сложно, что ли? Какой же ты душный бываешь, Лев… - араб сделал вид, что хочет ударить Бронфельда в живот.
        Тот смешно испугался, выставил судорожный, неуклюжий блок и пробурчал:
        - Я не душный, я дотошный, писателю без этого нельзя.
        - А как всё-таки правильно Мухамм?д или Мух?ммед? - решил уточнить Малыш.
        - Это разные имена, - ответил Амир, и снова было непонятно: шутит он или серьёзно.
        Шаурма, действительно, оказалась волшебной, хоть и подавали её в помещении неуютном, больше похожем на столовую. Причём столовую, которую курирует санинспектор, явно не брезгующий брать на лапу. Хозяин заведения очень обрадовался Амиру и обслужил его с друзьями по-царски. Кроме шаурмы подали шашлычки из куриных сердечек и сочные бараньи кебабы.
        Насытившись, попросили кальян и приступили к беседе. Перед её началом Амир напомнил Даниэлю предыдущий разговор и попросил не воспринимать его как шутку.
        - Тогда ответь мне на один вопрос, - попросил Малыш.
        Араб кивнул.
        - Ты действительно думаешь, что бессмертие кому-то нужно?
        Араб кивнул.
        - Мне, например, нет, - заявил Малыш.
        Араб иронично поднял брови.
        - И что же ты имеешь против?
        - Во-первых… - начал было Малыш.
        - Во-первых… во-вторых… - перебил его Амир. - Знаю я все эти аргументы. Хочешь, я сам перечислю, а ты добавишь от себя, если будет что. Идёт?
        Теперь кивнул Малыш.
        - Во-первых, скука, - араб поднял кулак и отогнул мизинец. - Ты живёшь-живёшь, а потом тебе надоедает… Люди, которые слишком долго живут, страстно желают смерти. Бла-бла-бла… Так?
        - Конечно! - уверенно подтвердил Малыш и кивнул.
        - Тогда давай условимся: мы не рассматриваем вариант бесконечного существования в дряхлом, ни на что не способном теле: ты либо существуешь в некой «Матрице», в которой ты молод и красив, и окружают тебя такие же молодые и красивые, либо получаешь новое тело для бренного существования. В этих условиях бессмертие. О’кей?
        - Допустим, - Малыш снова кивнул.
        - Следующий момент. Знаешь, почему старики испытывают смертную тоску?
        Малыш кивнул.
        - Я о физиологическом аспекте, а не о пресыщенности жизнью и понимании её ничтожной сути. Я о том, что к определённому возрасту почти прекращается выработка гормонов, которые поддерживают интерес не только к противоположному полу, но и к жизни в целом. Так вот этого тоже нет. Нет физиологической тоски и половой импотенции. Нет мозговой усталости из-за возрастного разрушения серого вещества. Нет Альцгеймера и Паркинсона. О’кей?
        Малыш кивнул и дал себе слово больше не кивать сегодня.
        - Значит, первый аргумент «скука» - не аргумент! Согласен?
        Малыш вздохнул и кивнул. Всё это время Амир держал мизинец оттопыренным, араб наконец заметил это, удивился и убрал руку.
        - Тогда следующий аргумент. Родные, близкие. Все умрут, а я останусь. Дети растут, стареют и умирают у меня на глазах… У-у-у! - не слишком громко взвыл Амир. - Грусть, печаль, тоска. Так?
        - Обязательно, - Малыш с трудом удержался от согласного движения головой. Ему стало интересно, как араб победит этот железный аргумент…
        - А давайте не будет рассматривать вопрос о бессмертии в таком эгоцентрическом формате! - Призвал Амир. - Имморталити или всем, или никому! Все вокруг готовы разделить с тобой тяготы вечного существования. Друзей не нужно хоронить и гадать, кто следующий: может быть, я? Из свадебной клятвы удалены слова «Пока смерть не разлучит нас». Дети вырастают, со временем разница в возрасте нивелируется, и вы превращаетесь в самых близких друзей… Нет второго аргумента, Даниэль?
        - Получается, нет, - улыбнулся Малыш.
        - Тогда третий. Что вся эта бессмертная кодла жрать будет? Перенаселение, голод, социальное угнетение, война…
        - Ну, этот я сам могу развенчать, - отозвался Малыш. - Я делал исследование по этому поводу… - он спохватился. - Так, для себя… Так вот. Ресурсов планеты хватит ещё на десять таких населений, как сейчас. Опасность перенаселения преувеличивают для того, чтобы объяснить бедственное положение одних и роскошную жизнь других. Дескать, на всех УЖЕ не хватает…
        - Перенаселение… - словно издеваясь над словом встрял Бронфельд. - А вы помните, господа, как взвыли фарисеи всех мастей, когда научились лечить рак лёгких? Катастрофа! Голод! Глобальное потепление! Рак - естественный регулятор численности. Идиоты с транспарантами: «Не мешайте грешникам умирать!» или «Рак - десница божья». То же самое примерно…
        - Я тогда школу как раз заканчивал, - вспомнил Малыш. - Мы как-то наткнулись на такую надпись на стене: «Руки прочь от рака!». Кто-то подписал в начало - «Грека».
        Бронфельд подумал несколько секунд и усмехнулся, Малыш тоже, а потом они увидели недоумевающий взгляд Амира.
        - При чём здесь греки? Лекарство же не они придумали…
        - Ой, Амир, - писатель махнул рукой. - Устану объяснять. Это чисто русский прикол, скороговорка такая есть.
        - Что за быстроговорилка? Вы издеваетесь? Или у меня переводчик барахлит? - Амир постучал согнутыми пальцем себя по правому уху, как будто это должно было помочь гаджету перестать барахлить.
        Малыш с Бронфельдом шумно обрадовались этому казусу с обратным переводом. Писатель сквозь смех выдавил:
        - Интересно, что за слово на арабском обозначает понятие «барахлит»?
        - Барахлит, - сказал Амир.
        Это вызвало новый приступ плохо контролируемого веселья.
        - Идиоты! Отключите свои переводчики! Нас сейчас выведут отсюда, - разозлился Амир.
        «Идиоты» отключили переводчики: Малыш в своём фолдере, Бронфельд на браслете.
        - Максурон, - сказал Амир, очевидно, воспроизводя термин, тождественный понятию «барахлит» на арабском, и залопотал дальше на этом языке, что-то объясняя собеседникам.
        Писатель сполз на пол. У Малыша начались колики в животе. Амир пытался ещё пару секунд изображать праведный гнев, но не выдержал и тоже расхохотался.
        Прискакал хозяин ша?рмашной. Тогда успокоились сами, успокоили его и попросили унести кальян.
        Араб опомнился первым.
        - О чём мы? Да! Перенаселение… Засейте невозделанные территории маисом или бататом, а потом рассказывайте мне про перенаселение! Посмотрите - кругом одни пустоши и сорняки. А что ещё человеку надо кроме еды? Но людям проще взять в руки меч, чем мотыгу…
        - А срам прикрыть? - напомнил Бронфельд.
        - Завернитесь в маисовые листья и прекратите мне мозги делать!
        - А если холодно, как в Сибири? - не унимался писатель.
        - Так выпейте водки, убейте пару медведей и завернитесь в их шкуры.
        Тогда возразил Малыш:
        - Но всё равно планета не резиновая. Когда-то наступит предел. Что тогда? Другие планеты колонизировать? - Малыш смотрел на Амира с интересом: заметит ли араб ловушку? Сам он полагал, что планировать будущее человечества, рассчитывая на освоение других миров, могут только необразованные недоумки, перечитавшие антинаучной фантастики.
        - А почему нет? Вот только в обозримом будущем вряд ли это станет возможно, - перешагнул фактологическую растяжку Амир. - Для начала самое простое - ограничение рождаемости. Чайлдфри и тому подобное… А космос подождёт… Подождёт, пока человечество станет к нему готово. Это сейчас нет такой возможности, но представь себе институты со штатом из учёных, которые способны накапливать знания вечно. Которых не остановит ни маразм, ни смерть… Когда-нибудь придумают они способ, как полететь к другим звёздам и обосноваться там. И наполнятся тогда каюты космических транспортов топотом маленьких ног и детским смехом… Согласен теперь, что перенаселение тоже не проблема?
        Забывшись, Малыш кивнул.
        Амир откинулся на спинку стула и убрал руки за спину.
        - Тогда всё! Всё остальное - это подвиды этих трёх основных контраргументов против бессмертия.
        - Не может быть. Подожди! - Малыш даже пощёлкал пальцами. - Мне надо подумать…
        - Конечно-конечно. Жду. Давай, накидывай. Только не спеши, пожалуйста, - великодушно разрешил Амир.
        - А я вот, что думаю, - изрёк писатель с серьёзной миной. - Человека с детства готовят к смерти и настраивают против вечной физической жизни. Все бессмертные сказочные и фэнтазийные персонажи ущербны морально и физически. Дракула пьёт кровь и боится солнца, Кощей Бессмертный вечно пакостит и вообще - скелет, Вечный Жид весь покрыт язвами, шляется и стен?ет…
        - Изначально, природой, организм человека рассчитан на тридцать пять лет, - опечалился Амир. - Именно столько, в лучшем случае, жили наши пещерные предки. Механизм смерти зашит в человека на биологическом и интеллектуальном уровне. Пока человек мог охотиться и обеспечивать себя пищей, он был нужен своему племени, когда терял хватку и зубы - ему становилось грустно, и он умирал. Тысячелетиями учились оттягивать сей трагичный конец. Сейчас в среднем живут восемьдесят. Так почему не пойти дальше?! Вы сначала попробуйте жить вечно, потом говорите. Никто ж не пробовал. Не понравиться - всегда есть выход, вечная жизнь - это не приговор…
        - Кстати о приговорах. Представляете пожизненное заключение? Для бессмертного это, пожалуй, похуже смертной казни, - заметил писатель.
        - Это сказку мы знаем. Тоже арабская. Про джинна в лампе… - напомнил Малыш.
        Глава 4
        Ещё через неделю в том же составе снова бродили они по Иерусалиму. Уже посидели в ресторане, отобедали в компании ставшего традиционным кальяна, погуляли, беседуя, и находились теперь в процессе перемещения к месту, где можно было бы как следует промочить горло.
        Именно в этот вечер палестинцам надоело просто запускать ракеты, как тарелочки для стендовой стрельбы, чтобы израильтяне могли убедиться в меткости своих лазеров. Интифада[15 - Интифада - эскалация вооружённой борьбы палестинских арабовпалестинских арабов(Израиля. Война.] приобрела более серьёзный характер: к обстрелам добавились теперь вспышки народного арабского бунта на местах, ничуть не более осмысленного и не менее беспощадного, чем русский. В городах со смешанным арабо-иудейским населением по улицам носились толпы молодых арабов, били евреев и громили еврейские магазины, кафе и рестораны. Евреи очень быстро поняли, что должны что-то противопоставить этой угрозе; по улицам стали носиться толпы молодых евреев, бить арабов и громить арабские магазины, кафе и рестораны.
        Полиция была бессильна в этой ситуации. Блюстители порядка скромно стояли в сторонке, нервно курили и держали рабочую руку у кобуры. Редкие герои, которые пытались исполнять свои обязанности по служебной инструкции, имели абсолютно равные шансы огрести от любой из враждующих сторон. И огребали. Страшно. Часто камнями. И имели потом возможность обсуждать тяготы несения службы по охране порядка с соседями по палате реанимационного отделения.
        Три товарища брели по фешенебельной улице Царя Давида. Если бы кто-нибудь из них попытался проложить маршрут с помощью одного из приложений в телефоне, система предупредила бы их об опасности, но двое из них - Бронфельд, который прожил здесь больше десяти лет и Амир, который родился в Иерусалиме, слишком хорошо знали город…
        Когда пересекли Таможенную площадь и оказались на улице Царя Соломона, Буратино сказал тревожно:
        - Малыш, внимание! По улице Султана Сулеймана из Восточного Иерусалима навстречу вам двигается толпа арабских погромщиков. Если не свернёте, встретите их через три-четыре минуты.
        Малыш ощутил противный холодок под ложечкой и начал лихорадочно искать не вызывающий подозрений предлог для того, чтобы свернуть с опасного пути… Но в голову, как назло, ничего не приходило. В панике он шарил глазами по сторонам и наконец увидел вывеску бара впереди через дорогу. Он подумал, что в помещении будет всё-таки безопасней, чем на улице.
        - Господа! А нам обязательно идти в этот ваш кабак? Я что-то устал сегодня. Давайте посидим… вот здесь, например.
        И он указал на бар.
        - Ты с ума сошёл, Даниэль? Это для миллионеров, лох?в и туристов. Кружка пива полтинник стоит! - урезонил его Бронфельд.
        - Я угощаю! Мне сегодня премию дали, - соврал Малыш.
        Араб посмотрел на него подозрительно.
        - Вот всю премию здесь и оставишь. Потерпи, мы уже совсем рядом. А по поводу угощения - не забудь.
        Малышу ничего не оставалось, как пойти за ними.
        - Минута до столкновения, - безнадёжно сказал Буратино.
        Скоро они услышали топот и крики. Араб сделал знак остановиться и несколько секунд всматривался в толпу, которая перла на них прямо по проезжей части. В шуме стали различимы крики «Алл?ху акб?р!», лицо Амира стало жёстким.
        - Спокойно. Бежать не надо. Как от собак. Я всё решу. Молчите и со всем соглашайтесь.
        Справа от них была крепостная стена Старого Города, слева - здания, обнесённые сплошными каменными заборами.
        Их уже заметили; от толпы отделилась группа человек в восемь и направилась прямо к ним.
        - Активирую экстренный режим, - объявил Буратино.
        - Нет! - сказал Малыш. Он решил, что, если превратится в супермена под воздействием чипа, то будет слишком быстр и этим выдаст себя.
        Араб глянул на него краем глаза.
        - Без паники! Вы со мной.
        Невысокий и поджарый, явно главарь этого подразделения, произнёс хрипло, приблизившись на расстояние вытянутой руки.
        - Ас-сал?му ал?йкум!
        Он смотрел на Амира, сразу распознав в нём соплеменника.
        - Ва-ал?йкуму сал?м, - ответил Амир спокойно, немного даже свысока.
        - Скажите, уважаемый, что араб делает в компании евреев? Разве вы не знаете, что идёт интифада, и подобная компания не к лицу приличному человеку?
        - Это хорошие евреи… - начал было Амир, но погромщик перебил его:
        - Хороший еврей - мёртвый! - заявил главарь.
        - Это хорошие евреи, - твёрдо повторил Амир, - они сочувствуют нашему освободительному движению.
        - Если это так, пускай произнесут такб?р[16 - Такбир - формула возвеличивания, прославления бога на арабском языке в переводе означающее «Господь велик!»], и мы разойдёмся с миром, - великодушно предложил главарь.
        - Нет проблем. Господа, прошу вас, скажите «Аллаху акбар!» - Амир повернулся к евреям и подмигнул.
        - Аллаху акбар! - не колеблясь, весело произнёс Бронфельд.
        Погромщики обрадовались.
        - Молодец!
        - Хороший еврей!
        Малыш молчал. Повисла напряжённая пауза.
        Первым не выдержал Буратино.
        - Максим, говори!
        Малыш молчал.
        Недавно он видел в Сети видео. Худенький, молодой хас?д с длинными витыми пейсами и редкой козлиной бородкой в широкополой шляпе и очках с мощными стёклами, которые заметно уменьшали его бегающие глазки, имел потерянный вид. За кадром говорили по-арабски и смеялись.
        - Скажи «Аллаху акбар!», морда еврейская, - приказал кто-то на иврите.
        Морда еврейская моргала, улыбалась и молчала.
        - Аллаху акбар! Ну!
        - Адон?й эло?йну, адон?й ?хад! - смущённо улыбаясь произнёс хасид.
        И тут же от удара с него слетели очки, от следующего - шляпа, остроносое лицо исчезло из кадра. Ролик прервался.
        Максиму было жалко еврейчика. Чего ему стоило прославить бога на арабском? Ведь слова, которые его заставляли сказать и, которые произнёс он, означают одно и тоже… Но нет! Он предан своей вере и ни за что не будет обращаться к богу по-арабски, даже если его потащат в газовую камеру. Такое упорство, конечно, заслуживает уважения, но оно могло бы быть применено с гораздо большей пользой… Вот если бы в своё время еврейчик пошёл не в еш?ву, где изучал исключительно Талм?д и Тор?, а в нормальную светскую школу и преуспел бы в науках, как подобает прогрессивному человеку третьего тысячелетия, глядишь, он был бы более гибок в сложившейся ситуации и не отхватил бы по щам, подумал тогда Максим. А ещё он подумал, что в том, что он получился такой тёмный, виноват не он - ведь у него никогда не было выбора. Виноват его р?бе. И ребе его ребе, которые испокон веку забивали детские головы чепухой о том, что никакие науки не нужны, потому что ответы на все вопросы есть в Тор?, их только надо уметь разглядеть. Ибо высшее призвание человека - это толкование скрижалей, дарованных Моисею Господом…
        Малыш молчал.
        Погромщики зашумели и начали смыкать круг.
        - Спокойно, братья! Он скажет, - заверил Амир. - Он просто перенервничал.
        Малыш замотал головой. Сейчас он очень хорошо понимал еврейчика из ролика. Сказать то, что его заставляют, было как будто предать самого себя. И никакие гибкость и образование тут не при чём. Это его жизнь, в которой по своей воле он мог произнести эти слова только в шутку, а сложившаяся ситуация к шуткам не располагала.
        - Нет! Я атеист, - гордо произнёс он по-русски.
        «Атеист» - слово интернациональное, его поняли все и без переводчика.
        - Атеист - хуже иноверца! - прохрипел главный погромщик. - Вы можете идти, а с ним мы потолкуем…
        - Понятно, - печально сказал Амир и сделал какое-то неуловимое глазу движение. В следующее мгновение главарь без сознания с окровавленным лицом лежал на булыжном тротуаре.
        Следующим лёг Бронфельд. Он выдержал несколько ударов, от которых голова его беспомощно болталась, словно боксёрская груша, но потом один из погромщиков врезался в него ногой с разбегу, Лев отлетел к крепостной стене и устроился там на газоне отдохнуть от полученных впечатлений.
        Потом наступил черёд Малыша. Он успел-таки съездить кому-то по морде, но не сильно, больше для проформы. На него тут же посыпался град ударов со всех сторон, и от очередного - сзади в правое ухо - он поплыл, и его сбили на землю.
        - Голову закрывай! Не отключайся! - верещал Буратино. - Помощь близко!
        А Малыш и не собирался отключаться. Он думал о том, что его впервые в жизни бьют толпой, и это не так страшно, как представлялось до этого… А потом всё-таки отключился.
        Тому, как дрался Амир, позавидовал бы сам старина Джеймс Бонд. Арабский ниндзя прикасался к противникам только один раз, после чего те падали и уже не вставали. Он успел вырубить четверых. Если бы к нападающим не подоспела подмога, возможно он и отбился бы. Но и его смели и тоже принялись охаживать ногами.
        Неизвестно, чем бы всё кончилось. Возможно, это стало бы основным происшествием дня в Израиле. В новостях появился бы сюжет, в котором показали бы, как носилки с тремя бездыханными телами под окровавленными простынями грузят в кареты скорой помощи, но… завыли полицейские серены, и раздались выстрелы. По счастливому стечению обстоятельств, рядом оказался полицейский экипаж, который нёс службу не на страх, а на совесть. Одного их погромщиков даже подстрелили, но не насмерть, и он смог убежать, поддерживаемый по бокам товарищами.
        Погромщики отступили в Восточный Иерусалим, перегруппировались и продолжили бесчинства по другим направлениям - вся ночь ещё была впереди…
        У Бронфельда был разбит рот, и наливался синяк на глазу. Он сидел облокотясь спиной о стену и хлопал глазами. Малыш, оказывается, очень удачно закрывал голову, пока его метелили; у него распухло и налилось кровью ухо да на лбу была здоровенная шишка. У Амира обильно шла носом кровь. Он полежал на траве, чтобы остановить кровопотерю. Его тонкий арабский нос был заметно свернут на сторону.
        - Амир, у тебя, кажется, нос сломан, - сообщил Малыш.
        Амир ощупал нос. Зажал его в ладонях с двух сторон и сделал резкое движение. Раздался отвратительный хруст.
        - Ровно? - гнусаво, как при сильном насморке поинтересовался араб. Было почти ровно, но у него снова пошла кровь.
        Глава 5
        Побитые и растерзанные, прихватив по дороге виски для дезинфекции, они отправились зализывать раны к Бронфельду.
        Он жил неподалёку. Переулок почти в центре, но тихий и малолюдный. Облезлый бетонный дом на тектонических сваях. Квартира-студия с крохотной спальней, на последнем, третьем, этаже. Окно во всю стену. Скромная, но добротная мебель. Холостяцкий рай.
        Квартира была собственностью Бронфельда, который явно очень гордился этим фактом. После того как они смыли с себя кровь, хозяин раздал свежие футболки и устроил мини-экскурсию для Даниэля с демонстрацией рабочего уголка, пары абстрактных картин местных мастеров и вида из окна: облезлые желтоватые домики почему-то казались ему очень живописными. (Амир явно бывал здесь не раз - он сам достал из шкафчика стаканы для виски.)
        Писатель рассказал с удовольствием, как десять лет назад он взял эту жилплощадь в ипотеку и выплачивал бы долг банку до скончания дней своих, но у него появился издатель и дал авансом сумму, покрывающую остаток долга с изрядной лихвой. Издателя, кстати, нашёл Амир, честь ему и хвала, и вечное процветание ему и его близким. (Амир, свершив волнообразное движение рукой, по-восточному сложил перед грудью ладони и склонил голову.) Вот на эту самую лихву Бронфельд и жил. За всё это он должен был написать двенадцать книг, и на настоящий момент ему осталось написать всего одну, последнюю, книгу…
        Пережитое только-что побоище, в котором они сражались на одной стороне, очень сблизило их. Сначала они бурно, перебивая друг друга и хохоча, обсудили стычку.
        - Поверьте мне, я знаю арабов. Хотели бы убить - убили! - подытожил Амир.
        Потом, под конец первой бутылки, Малыш решился задать сакраментальный вопрос:
        - Лев! А о чём будет твоя двенадцатая книга?
        Бронфельд с Амиром переглянулись. Араб кивнул. Тогда Бронфельд с загадочным видом произнёс:
        - Ты знаешь, какая самая продаваемая книга за всю историю человечества?
        Малыш, конечно же, знал ответ, но решил доставить удовольствие писателю и прикинулся невеждой.
        - «Гарри Потер»?
        Бронфельд улыбнулся загадочно и мотнул головой.
        - А! Знаю, - как будто обрадовался Малыш. - «Дон Кихот»?
        Снова отрицательное движение головой.
        - Давай. Ещё одна попытка.
        Малыш подумал секунду.
        - Ну не знаю… Букварь! Или нет… Что-нибудь на китайском… О! Китайский букварь!
        Писатель повесил драматическую паузу и выпалил:
        - Это Библия, Даниэль!
        Малыш «опешил».
        - Библия?! Конечно! Я мог бы и догадаться… И что? Ты собираешься переписать Святое Писание?
        Бронфельд был полон пафоса. Его важное лицо с лиловым заплывшим глазом смотрелось очень комично.
        - Я собираюсь написать библию новой религии, - он подчеркнул слово «новой». - И издатель не против.
        - Ага… Новый Рон Хаббард? Хочешь разбогатеть - придумай религию… И что за религия?
        - А это пускай Амир расскажет. От него я и узнал о ней.
        Амир рассказал.
        Некая компания арабских эмиров и шейхов, в основном из Ирана и Эмиратов, озабоченная явным несоответствием количества собственных средств к существованию и длительностью этого самого существования, наняла лучших учёных со всего мира и предложила им неограниченное финансирование для разработки способа продления человеческой жизни. Учёные в поте лица в течение десяти с лишним лет осваивали предложенный бюджет и, буквально на днях, придумали, как перенести сознание на электронный носитель. Способ уже опробован на самке шимпанзе. Находясь в виртуальном мире, она, поскольку там обезьяны не имеют проблем с отсутствием речевого аппарата, научилась говорить. Говорит, что счастлива. За несколько месяцев научилась считать, писать, петь песни и играть в шахматы…
        - Хорошая сказка, Амир. Только длинная очень… При чём здесь религия? По-моему, ты говоришь о вещах, не имеющих к ней никакого отношения, - Даниэль отметил про себя, что карлсоновское воспитание не прошло даром; он сказал на автомате «по-моему», а не «как по мне».
        Амир хотел было продолжить, но на этот раз его перебил успевший изрядно накидаться Бронфельд:
        - Имей терпение! Слушай, что тебе умные люди говорят…
        Он даже вялым кулачком по столу пристукнул. Араб посмотрел на него внимательно.
        - Тебе бы притормозить с выпивкой, уважаемый.
        Писатель поднял руки, как будто сдаваясь.
        - Я объясню, при чём здесь религия, - Амир перевёл прицел на Даниэля. - Скажи, какой должен быть бог?
        Даниэль открыл было рот, но Амир не дал ему сказать.
        - Я сэкономлю нам время. Бог, алеф[17 - Алеф, бет, гимель - три первые буквы ивр?тского алфавита.], бессмертен, бет, всеведущ и, гимель, всемогущ. Согласен?
        Даниэль кивнул и добавил:
        - Ещё он вездесущ, насколько я помню…
        - Всемогущ, вездесущ… какая разница? Если ты можешь ВСЁ, значит можешь ВЕЗДЕ. Согласен?
        Даниэль пожал плечами и, подумав, добавил:
        - А ещё он мудр.
        - Смотри пункт «бет» - всеведущ.
        - Но всеведение и мудрость разные вещи…
        Писатель опять не выдержал:
        - Да не важно это, Даниэль! Не важно! Что ты цепляешься?
        Амир остановил его взглядом.
        - Можно сказать, что бог мудрый и добрый, но это всё оценочные характеристики. Да и сам подумай. Амур-Купидон - бог любви. Он мудр, по-твоему? Или какой-нибудь Ар?с-Марс - бог войны. Он разве добр?
        - Да чёрт его знает, - развёл руками Даниэль.
        - Вот именно…
        Даниэль подумал.
        - Тогда ещё одно самое главное качество бога: он не существует…
        - Именно! Поэтому мы и должны создать бога!
        Обычно спокойный Амир даже вскочил на ноги. Видимо, выпивка подействовала и на него. Он заходил по студии, активно жестикулируя.
        - Технология переноса сознания позволит нам это сделать! Алеф. Оцифрованное сознание бессмертно. Бет. Бесконечное время существования и безграничный доступ к информационным ресурсам сделают это сознание всеведущим. Гимель. Всеведение приведёт к всемогуществу и вездесущности. Коллективное человеческое сознание, вооружённое новыми знаниями, изобретёт механизмы и биомеханизмы, которые смогут обеспечить все его потребности, как материальные, так и виртуальные. Будет создана новая, более совершенная биологическая оболочка для жизнедеятельности в Реале, чем это убогое, данное природой тело, - он машинально указал рукой на Бронфельда. - Появится новый биологический вид Homo Immortalis. Таким образом, человек станет ещё и Творцом, то есть возьмёт на себя главную функцию бога.
        Он сел на своё место и перевёл дух.
        - Эта технология УЖЕ сделала из обезьяны человека… И не за миллионы лет, а за считанные месяцы. Мартышка музицирует и в шахматы играет! Представьте, что с человеком будет…
        - Хлопни, брат! - Бронфельд протянул ему стакан.
        Амир стакан принял, но пить не стал. Поставил стакан на стол.
        - Мне хватит.
        - Про хар?м[18 - Харам - греховные деяния, запрещённые в исламе.] вспомнил? - совсем ни к месту пошутил Бронфельд. - А мы с Даниэлем хлопнем. За Homo Immortalis! Хай живе!
        Араб встал и заявил, что ему пора. Хозяин запротестовал.
        - Да ты что, Амирчик, обиделся что ли? Из-за хар?ма? Прости, брат, не знаю, что на меня нашло.
        - Я не обиделся, мне действительно нужно идти.
        Оставшись наедине, Малыш и Писатель продолжили пить.
        Как оказалось, у биочипа была ещё и такая функция: контролировать состояние агента, находящегося под воздействием веществ, изменяющих сознание. Стажёр Малыш не был трезв, но и таким пьяным, как мог бы быть, не был.
        Бронфельд же совсем расслабился и вещал, брызжа слюной:
        - Некоторые упрекают меня в излишней краткости. А я считаю, что современная литература должна быть лаконичной. Это не то что раньше, когда ещё даже телевизоров не было, не говоря уже об интернете, людям делать нечего было, они и читали бесконечные эти эпические романы. Их авторам за объём платили - чего не растекаться мыслею по древу? А сейчас опять минимализм в моде. Как в пещере: до куда света от костра хватает, до туда и рисуем. Да-а. За объём авторам платили. За слово или за строчку. А как Толстой написал такое дикое количество б?кав, по-твоему? Девяносто томов наследия, сорок шесть тысяч страниц. Это который Лев… А ты знаешь, что и Алексей, и Лев оба были графь?ми… подожди… гр?фами. И оба о-очень много писали. Что «Война и мир», что «Хождение по мукам»… ни одну не дочитал… Я их называю ГРАФ-оманы!
        Он хохотнул, вытер рот рукой и потянулся за колой, видимо желая восполнить потерю жидкости.
        Тут Даниэль совершил ошибку. Он не выдержал и, вместо того чтобы слушать и поддакивать, возразил угрюмо:
        - Да при чём здесь гонорары? Толстым, причём обоим - и тому, который Лев, и тому который Алексей - я тебя уверяю, было плевать на деньги. Что-то другое их писать заставляло. Не то, что тебя…
        Только обнаружив на себе хоть и мутный, но очень подозрительный взгляд писателя, Малыш понял, что сболтнул лишнее.
        - Ты всё врёшь! - торжественно объявил Бронфельд. - Тебе же не нравятся мои книги! Учиться он у меня хочет… Ерунда! Что ты на САМОМ ДЕЛЕ от меня хочешь?
        Малыш очень гордился потом тем, как быстро он нашёлся с ответом:
        - Да! Не нравятся. Не представляешь, какой пыткой для меня было их читать, чтобы потом было что обсудить с их автором - самодовольным говноделом. Но кроме самодовольства у этого говнодела есть ещё кое-что. Это именно то, чему я хотел научиться. Хватка! Успех! Я не хочу потратить годы на то, что никогда не продастся. Мне дорого время, которое я мог бы потратить на что-то более полезное, чем написание книг, которые никогда никто не купит… Кроме того, я надеялся, что ты выведешь меня на издательства, замолвишь словечко за своего ученика…
        После паузы Бронфельд рассмеялся. Некрасиво. Отклячив нижнюю губу и нароч?то сотрясаясь всем телом. Отсмеявшись, сказал:
        - Писатель - самая авантюрная профессия, в ней никогда не знаешь, когда и сколько тебе заплатят. А вы, молодой человек, - циник, оказывается, и прагматик. Я таким не был… Когда я писал свою единственную настоящую - первую книгу, я ни о чём таком не думал. Ну как не думал… Надеялся на чудо. И оно случилось. Появился этот араб, как джин из лампы, и нашёл мне издателя… Наверное, он и тебе поможет. Я вижу, ты ему нравишься.
        Он наплескал виски в стаканы.
        - Ле хаим!.. Я расскажу тебе то, о чём никто не знает. Помнишь, я говорил сегодня про книги, которые должен издательству. Так вот чем меньше у меня остаётся денег, тем быстрее мне приходится писать. Сначала я старался. Но потом подсчитал. Первую книгу я писал год. На одиннадцать лет мне денег не хватит… Но как я ни старался, быстрее, чем за полгода, я вторую книгу дописать не успел. Это было уже совсем не то, что первая, но ещё не халтура. Третья вышла за четыре месяца. Постепенно я совсем оборзел. Я теперь не читаю написанное даже второй раз - сразу отдаю ред?кторам. Сейчас я делаю, ты не поверишь, роман в два месяца. Бывают моменты, когда я чувствую себя гением - раз я могу писать так быстро, и мои книги покупают - значит, я достиг литературного дзэна. Когда закончится этот марафон, я хочу, не спеша, написать ещё одну книгу. Ты не представляешь, с каким наслаждением я писал свою первую… Хочу вернуть эти ощущения.
        По мере усугубления алкогольной интоксикации речь его становилась всё более эмоциональной и всё менее связанной. К Малышу он теперь почему-то обращался на «Вы».
        - И простите мне мой идиотский пафос, Даниэль. Все эти глубокомысленные изречения о судьбах литературы… Это стёб был на самом деле. Я просто думал, что вы дурачок, который божий дар от яичницы не отличает… На самом деле, если вам не нравятся мои книги, значит у вас со вкусом всё в порядке. А эти, - он вяло махнул рукой в сторону окна. - Они не видят фальши… они всеядны… Если вы хотите узнать меня как автора, прочтите мою настоящую книгу!
        Даниэль в шутку предложил ему выпить на брудершафт.
        - Давайте. Но только фор-р-рмально, - Бронфельд погрозил пальцем, пытаясь сфокусировать взгляд где-то на щеке собутыльника. - Всякие там поцелуи ни к чему. Чёрт вас, молодёжь, знает… Чокнемся, и всё.
        Чокнулись и выпили. Вдруг Бронфельд звонко хлопнул себя по лбу. И зигзагом ушёл к секретеру. Вернулся с пухлой папкой.
        - Вот! Моя НАСТОЯЩАЯ книга. Держи! Единственный экземпляр. Читать только здесь! Совершенно секретно! Я пишу её уже два года. В свободное от работы время, - он то ли икнул, то ли хмыкнул. - Рабочее название - «Это я - Лёвушка». А люди… они не видят разницы…
        Писатель неверной рукой разлил остатки виски. Заглотил свою порцию и почти немедленно уронил голову на грудь. Глаза его закатились, нижняя губа поползла вниз. Максим уже подумал, что он уснул. Но вдруг Бронфельд взметнулся и забормотал:
        - А он ещё и говорит мне, что писать теперь… С библией - это его идея. Араб… а туда же… И в «Лёвушку» лезет…
        И снова опал. Теперь окончательно. Максим хотел так его и оставить, но сжалился и отволок в спальню. Сам отправился к рабочему уголку Бронфельда.
        Глава 6
        Компьютер не был выключен, находился в режиме сна. Начинающий шпион уже обрадовался удаче, но вход в систему оказался запаролен. На столе лежала пара листов с какими-то схемами, помеченными неинтерпретируемыми аббревиатурами и обрывками фраз, на обратной стороне - отпечатанный на принтере текст с правками от руки.
        Со схемами разобраться было невозможно, судя по различимым словам, это было что-то вроде плана будущей книги.
        Текст не был ничем иным, как выдержками из неё же, которые идеолог новой религии правил, судя по всему, сам красной гелиевой ручкой.
        На первом листе Малыш прочитал следующее:
        НОВЕЙШИЙ ЗАВЕТ
        О СОТВОРЕНИИ МИРА.
        Сначала был хаос. И ничего кроме хаоса. И носились в пустоте частицы хаоса без цели и смысла. Но, соударяясь, рождали они свет и тепло. И новые частицы рождались в горниле огненном. (Слова «рождались в горниле огненном» были перечёркнуты красным.)
        Материя стремится к порядку, ибо таково её свойство. Из взаимодействия частиц явились тогда и вода, и твердь, и воздух.
        Миллиарды лет бежала материя хаоса, и поплыли наконец в воде гады, и поползли по тверди твари, и полетели по воздуху птицы.
        И прошли ещё миллиарды лет. Материя всё так же стремилась к порядку. И появился наконец человек.
        И был человек умнее всех и потому сильнее всех: и гадов подводных, и тварей земных, и птиц небесных - и потому употреблял их в пищу.
        Но многотруден был путь человечий, опасен и краток. И не успевал человек ничего. И хватало его жизни на то лишь, дабы дом возвести, в котором смерть принять ему, и вырастить дерево, дабы было из чего сколотить гроб ему, и сына вырастить, дабы было, кому хоронить его. (Все «Дабы» перечёркнуты, и везде от руки написано «чтобы».) А сыну далее влачить жизнь, пустую и бессмысленную, и так же безропотно принять смерть скорую.
        Непонятна и малорадостна была жизнь. Полна страдания и страха. И придумал человек себе Бога, дабы объять необъятное, объяснить сущее и прогнать страх. И жизнь вечную себе придумал. Но после смерти. И хоть и было это абсурдно, но давало надежду. Иллюзорную и праздную.
        И пока жил человек, другие умирали круг него. И родные, и близкие его умирали. А потом и сам он умирал. Но не хотел ничего менять человек. И лишь молил Бога своего о жизни вечной для близких своих и для себя. Но после смерти. И нет, и не было, и не будет на свете ничего глупее и печальнее этого.
        И тысячи лет прошли, и появились наконец люди, не желающие умирать. И тогда началась новая история. История нового человека - Homo Immortalis.
        «Однако…» - подумал Малыш и взял следующий лист. На нём красным были проставлены знаки ударения.
        ЖИТИЕ САНТА ПАОЛО.
        П?оло де Олив?ра да С?льва родился в Португалии, в городе Ф?ру.
        Когда умерла его бабушка, ему было пять лет. Отец сказал:
        - Не плачь, Паолито! Она теперь на облачке. Смотрит на нас оттуда и улыбается.
        - Тогда почему мы здесь? - удивился мальчик. - Я тоже хочу на облачко, к бабушке.
        - Рано. Ты ещё здесь, на Земле, не всё сделал.
        Когда умер дедушка, который был доктором, Паоло было восемь. Отец сказал:
        - Не плачь! Он теперь с бабушкой. Сидят на облачке, смотрят на нас и улыбаются.
        - Нет никакого дурацкого облачка! - твёрдо сказал Паоло. - Есть лишь небытие и плоть гниющая.
        Отец закричал:
        - Роз?лия! Что этот старый пройдоха, твой отец, наговорил ребёнку перед смертью? Теперь иди, сама разбирайся!
        Однажды его неверие в бога пошатнулась. Когда Паоло изучал теорию эволюции, то спросил себя: а как появилось первое ухо? Как природа случайно может создать то, о чём не имеет понятия? Как можно создать слух, не имея такой задачи? Значит, есть всё-таки божественный замысел?
        Но пристально изучив вопрос, Паоло выяснил, что ухо, прежде чем стать ухом, за многие миллионы лет прошло путь от островка клеток, в процессе мутации ставших чувствительными к вибрации, до совершенного звукоулавливающего устройства. Ибо в процессе эволюции случайно приобретённые полезные свойства сохраняются и развиваются, если есть условия для естественного отбора и неограниченный запас времени.
        С тех пор Паоло любил повторять:
        - В чём отличие научного атеиста от верующего? Первый знает содержание теории эволюции Дарвина, а второй только то, что она существует.
        Паоло стал доктором, как завещал ему дедушка. Он хотел подарить людям бессмертие. В начале нового тысячелетия Оливера приехал в Америку, где помимо медицины изучал ещё и математику, чтобы лучше понимать, как работает мозг.
        Он вернулся на Родину, где возглавил лабораторию по изучению высшей нервной деятельности. Но когда захотел перенести человеческое сознание в компьютер, его проект подняли на смех и отказались финансировать. Паоло лишили лаборатории.
        Три года искал он по всему миру деньги на свои исследования. И нашёл таких людей только в городе будущего Не?ме: несколько арабских принцев предоставили ему неограниченное финансирование. Оливера нанял лучших специалистов, купил самое современное оборудование и за двенадцать лет создал прибор для переноса сознания.
        Малыш сфотографировал обе стороны листов.
        Гормоны, которые под воздействием биочипа, вырабатывались в избытке для того, чтобы ослабить опьянение, вызвали побочный эффект - напрочь отшибли сон.
        Впечатлённый набросками Бронфельда к Библии, Малыш решил почитать его «настоящую» книгу и расположился на диванчике в гостиной.
        «Это я - Лёвушка» читалась на удивление легко. Малышу даже понравилось; поначалу он списывал это на опьянение, но к утру, когда алкогольные пары окончательно развеялись, а книжка подходила к концу, он уже понимал, что держит в руках очень неплохой образчик автобиографической прозы. Ту самую, хорошую книжку, которую может написать о себе каждый.
        Это была повесть, о Молодом Человеке, приб?вшем в Израиль, чтобы стать писателем. Повествование в ней велось от первого лица и воспринималось, как некий дневник. Оно даже начиналась воспоминанием о своём детском дневнике в предисловии.
        Вести свой первый и единственный дневник я начал в восемь лет и очень серьёзно отнёсся к этому делу. Я жил тогда в строгом соответствии с «Режимом дня», который ровно за сутки до этого появился у меня над кроватью…
        С 20.30 до 21.00 мне предписывалось «Ведение дневника». Ровно в полдевятого я открыл новенькую общую тетрадь в резко пахнущей обложке из зелёной клеёнки и принялся каллиграфическим почерком выводить на первой странице слово «Дневник». Буква «Д», как сейчас помню, получилась шикарной! Она напоминала логотип спортобщества «Динамо» - залихватская петля, переходящая в крутую дугу, утолщающуюся к середине, а потом уходящую в ноль. Скрипичным ключом встала она на странице и задала тон остальным буквам. Дерзкий диез «Н». Мёртвая петля «Е». «В» - как след от выхлопных газов истребителя, уходящего из-под вражеского огня. Я даже захотел нарисовать на конце завитка маленький самолётик, но одёрнул себя - дело-то серьёзное. Ещё одна «Н», которую я постарался сделать максимально похожей на первую… И вот тут заметил, что места на страничке для двух оставшихся букв осталось совсем мало. «И» вышла худосочной и некрасивой и напоминала дождевого червя, а «К», совсем уже маленькая и неказистая, позорно провалилась под строчку и болталась там, как упрямый пассажир на подножке переполненного трамвая.
        Раздосадованный, я закрыл тетрадку и ударил по ней кулаком. Тем более, что полчаса, отпущенные режимом дня на ведение дневника, почти закончились.
        На следующий день, также в 20.30, я вырвал обезображенную страничку и аккуратно, но быстро, без финтифлюшек, записал злополучное название документа. Перевернул лист и вывел: «Дорогой дневник…»
        Прикола с дневником, как и с режимом дня, хватило на пару недель. Поиграв в «силу воли», я убедился, что при желании могу подчинить свою жизнь строгому распорядку. В любой момент. Когда понадобится. Но не сейчас. Зачем лишать себя детства?
        Думаю, было бы забавно полистать свой детский дневник сейчас… Но он бесследно канул в песке времени. Песке… Или водовороте? А, и так и так верно - и там и там пучина. Вот! В пучине времени. Или времён?.. Не важно.
        И вот теперь, наконец, пора пришла. Пора попытаться упорядочить и задокументировать свою жизнь, вероятно, на случай отказа функций памяти.
        Далее кратко, но без спешки описывалась жизнь в крупном провинциальном городе, в котором герой родился, получил образование, женился и работал по специальности - журналистом.
        (Малыш, конечно же, знал, что они были коллегами с Бронфельдом, на словах тот не особенно распространялся об этом своём периоде в жизни, но в книжке он был описан подробно.)
        Поначалу было очень даже здорово: Молодой Человек работал репортёром, брал интервью и скандалил на страницах муниципальных изданий. Дослужился до выпускающего редактора… А потом рутина взяла своё. Студенческий брак распался, слава богу, детей не было. Молодой Человек пил в компании журналистов-алкоголиков и сокрушался по поводу того, что больше в этой «дыре» делать нечего, и надо бы подаваться в Москву…
        В Москве его ждало горькое разочарование. Столица оказалось всё той же «дырой», только побольше и понаряднее. Когда он представлял, что так и убьёт свой работоспособный возраст на написание ненавистных экономических обзоров, которыми он здесь занимался, ему становилось страшно, тоскливо и хотелось напиться. Или страшно тоскливо и хотелось напиться. Или тоскливо и страшно хотелось напиться… В общем, пил он ещё чаще, чем в провинции.
        И вот тут-то он и решил стать писателем. Но дело это продвигалось плохо; в среднем у него выходил один рассказ в год. Почти всю творческую энергию, которой, оказалось, был явно ощутимый предел, забирали ненавистные экономические обзоры. И выхода из этого порочного круга не было…
        Его Новая Жена, пришедшая в его мир откуда-то из бесконечных застолий, поощряла его творческие амбиции и страсть к переменам. Они решили поехать в Израиль, чтобы реализовать его право на репатриацию и получение корзины абсорбции в течение первого полугода пребывания на родине предков. Эти полгода он мог всецело посвятить написанию своей первой книги, а потом - будь, что будет.
        Роман не вышел, не получился. Он перенёс его файл в папку «Печь», ощущая себя недоделанным Гоголем.
        Корзина абсорбции закончилась, надо было решать, что делать дальше. Можно было бы вернуться, но Новая Жена заявила, что возвращаться в Россию - это всё равно что признать поражение. Работы, связанной с написанием текстов, он не нашёл: кому нужен журналист не говорящий на языке страны, в которой живёт? Когда нужно было учить язык, он же писал роман…
        Молодой Человек не стал горевать по этому поводу, тем более что журналистики как таковой в стране не было - кроме примитивной новостной ленты, сплошные доклады об успехах во внутренней политике и обзоры перманентного противостояния с арабским миром. Так он оказался на заводе; утешал себя тем, что в писательской биографии этот факт будет смотреться круто. На самом деле круто не было, было тяжко…
        Я проработал две недели в сущем аду. Это был медеплавильный цех. Начальником в цеху был араб.
        Основной моей обязанностью, как оператора печи, было мешать плавящийся металлолом. Я одевал специальную противожаровую куртку, сталеварские перчатки и шлем с пластиковым забралом и шевелил двухметровым стальным прутом оранжево-жёлтое варево, разогретое до температуры больше тысячи градусов. Прут постепенно становился всё короче - плавился…
        Главной задачей было не допустить того, чтобы застыл верхний слой, контактирующий с атмосферой. Как-то раз, в самом начале моей работы, я отвлёкся. Засмотрелся на то, как из соседнего тигельного жерла, разбрызгивая во все стороны огонь, льётся раскалённая медь. Вернувшись к печи, обнаружил, что поверхность расплава затянула твёрдая корка из мелких, слипшихся опилок, которые я высыпал туда за пять минут до этого и, видимо, как следует не перемешал. Я пробовал расшевелить их, но у меня уже ничего не получалось. В панике показалось, что я необратимо испортил печь. Тут прискакал хромой старик, работающий на соседней печи, выхватил у меня прут и, беспрерывно матерясь, какими-то особыми приёмами разбил корку. Потом я узнал, что ему всего тридцать пять.
        У старых работников завода лица были серые и суровые. Они абсолютно не понимали анекдотов, и казалось, что вместо того, чтобы засмеяться, они могут ударить рассказчика за то, что тот отнимает у них время, которое они могли бы потратить гораздо полезнее - мешая металл.
        Вот не был Молодой Человек расположен к физическому труду. Над ним смеялись и издевались. Но, как это ни странно, на израильских заводах к человеку с прямыми руками относятся ещё хуже, чем к криворукому. Этот парадокс объяснялся очень просто. Когда-нибудь такой человек спросит у начальства: а почему я получаю столько же, сколько этот криворукий? А у фабрикантов принцип простой, вернее, два простых принципа: незаменимых у нас нет, и зарплату повышать - это всё равно, что расшатывать устои, на которых держится капиталистическое мироустройство. Если работяга хочет больше денег - пускай не выпендривается и больше пашет, и, желательно, по ночам.
        Но постепенно руки выпрямляются… К концу третьего года скитания по промзонам он обнаружил себя контролёром качества на заводе по изготовлению лопастей для аэротурбин. Работёнка была непыльная, сидячая, но очень и очень нудная. Ему притаскивали штабель паллетов с лопастями, и он проверял с помощью различных измерительных инструментов их габариты. Когда заканчивался один штабель, на его месте тут же вырастал другой. Пока он проверял, манипулируя инструментами и деталями с ловкостью фокусника, мимо периодически проходил начальник цеха и торопил: «Ма?р-ма?р!»[19 - Маэр-маэр - ивр. быстро-быстро.]
        И так двенадцать часов подряд с тремя небольшими перерывами. У Молодого Человека ослабло зрение и тонус стенок кровеносных сосудов в малом тазу; часть зарплаты уходила на глазные капли и антигеморроидальные свечи.
        Ни о каком писательстве он даже не вспоминал… Даже думать во время такой работы было невозможно; мгновенно терялась концентрация и измерения получались неверными. А пропустить неправильную деталь - это косяк страшный. Кроме того, что ты подвергаешь опасности жизни людей, которые полетят на самолёте, в турбине которого будет неправильная лопасть, ты ещё и подставляешь своего непосредственного начальника и всех его начальников до самого верха, и в итоге подрываешь авторитет самих небожителей - владельцев завода. Последнее - прямо-таки грех смертный.
        Так прошло ещё пять лет.
        Уже Не Такой Молодой Человек научился-таки писать на работе. Переходил в режим р?бота, когда его руки и глаза делали рутинную работу автоматически, практически без ошибок, тогда освобождалась часть сознания для продумывания текста. Потом заносил текст в телефон во время перерыва или в туалете. На выходных собирал и связывал между собой кусочки. В таком режиме, за несколько месяцев у него получался небольшой рассказ.
        Такой скудный поток психопродукции не давал развития литературной карьере.
        Уже Не Такая Новая Жена, заявила, что выходила за подающего надежды писателя, а не за заводского контролёра, что любви давно нет, и что он испортил ей лучшие годы, и ушла к местному, не говорящему ни слова по-русски плюгавому почтовому клерку, который, работая в два раза меньше, получал в четыре раза больше, чем Не Молодой Уже Человек.
        На этом месте черновик закончился, и Малыш наконец вырубился.
        Глава 7
        Проснулся он в состоянии глубокой алкогольной интоксикации - от этого биочип не избавлял… Хозяин дрых, на посторонние раздражители не реагировал и выводил носом такие рулады, что, кажется, не собирался приходить в сознание ещё очень долго. Малыш поправился остатками тёплого, подвыдохшегося виски. Половину он по-братски тормознул Бронфельду. Положил черновик «Лёвушки» у изголовья автора, поставил бутылку сверху и захлопнул за собой дверь.
        Было уже ближе к полудню, когда Малыш явился наконец в «Русскую книгу», где его встретила сердитая Дора, которую из-за его отсутствия подняли из постели ни свет, ни заря и поставили к прилавку.
        - Где вы всю ночь шлялись, стажёр? - сверкнула она очами.
        - Я был на задании, агент! - гордо заявил всё ещё хмельной Малыш.
        - Всю ночь?
        - Всю ночь!
        - НА задании или ПОД заданием? - уточнила Дора.
        - Что вы имеете в виду, агент? - изумился Малыш. - Чтобы вы знали: объектом моего задания является мужчина.
        - А вам, стажёр, должно быть известно, что это не повод отказываться от возможного контакта, способного продвинуть выполнение задания. Специфика нашей работы такова, что как разнополые, так и однополые сексуальные отношения с объектами являются самым эффективным способом расположить к себе, добиться доверия и откровенности.
        Малыш совершенно опешил.
        - Меня никто не предупреждал… Я не готов…
        - Вот поэтому вы ещё стажёр! Вам ещё очень многому предстоит научиться.
        - А вы, агент, сами как же?..
        - Дорогой мой, честное слово… вам лучше не знать.
        - Похоже, агент, это ваш любимый способ «продвижения» заданий. Спите до полудня, а потом всю ночь задания «продвигаете»… Может, покажете, как это делается?
        Тут Малыш сам понял, что слишком далеко зашёл в этой начавшейся шутливо пикировке, поэтому звонкая пощёчина не стала для него абсолютной неожиданностью. Дора развернулась и быстро удалилась куда-то в сторону книжного склада. Несмотря на то, что развернулась она достаточно резко, Малыш успел заметить что-то в её лице (или это она позволила ему заметить). Он пошёл ко входной двери в магазин, запер её и развернул табличку надписью «Закрыто» в сторону улицы.
        Он поспешил за ней на склад. Там было темно. Хотел было нашарить выключатель, но рука его была перехвачена, а рот запечатан поцелуем…
        Когда они составляли попадавшие с полок книги, он спросил:
        - Дора, а как быть, если мне кажутся всё более близкими идеи, излагаемые объектами?
        Она остановилась, оправляя на себе строгую чёрную юбку, которую надевала, когда ей приходилось работать у прилавка.
        - Осторожно, Малыш. Так становятся двойными агентами. А это высший пилотаж шпионской работы - тебе, мягко говоря, рановато… Не потянешь.
        - Так они же правильные вещи говорят, прогрессивные!
        - Это классика - прикрываясь прогрессивными идеями, продвигать свои, на самом деле несущие застой и регресс человечеству, - произнесла Дора монотонно, как будто читая пункт служебной инструкции, потом серьёзно посмотрела на него. - И, ещё раз предупреждаю: не вздумай рассказать о своих метаниях Карлсону, он твою честность не оценит. Может плохо кончиться…
        И грациозно нагнулась за следующей книгой.
        - Ты почему не переключился в триггерный режим? Тебя же могли убить, - пытался выглядеть строгим Карлсон.
        Но Малыш прекрасно понимал, что упрекать его не в чем.
        - Вот Амир переключился и лишний раз выдал себя.
        - У наших конкурентов нет чипа. Это боевая подготовка.
        - Ну в любом случае, применив эту самую подготовку, он спалился, а я нет!
        - Да всё правильно, конечно! - Карлсон вскочил и хлопнул Малыша по плечу. - Это было очень верное и мужественное решение. Не многие опытные агенты решились бы на такой шаг… - он обвёл глазами, сидящих вокруг обеденного стола Д?ру, Евг?на, Сил?на и Он?хну.
        После доклада Малыша и ознакомления с черновиками «Новейшего Завета» Карлсон пребывал в прекрасном настроении.
        - Отличная работа, стажёр! Теперь, я думаю, нам абсолютно ясно, что пытаются замутить конкуренты.
        Судя по некоторым лицам, ясно было не всем. Тогда Карлсон уселся на своё место и положил ногу на ногу.
        - Напрягите извилины! Амир бормочет про какую-то технологию, позволяющую переносить сознание на цифровой носитель. Так?
        Малыш кивнул.
        - Эта технология в настоящий момент, насколько нам известно, не доступна ни нам, ни конкурентам. Так?
        Теперь одновременно кивнули Евген и Онахну.
        - В процессе написания новая Библия… Ну! Сложите дважды два!
        - На лицо попытка внедрить в культурный пласт современности новый псевдорелигиозный цифровой культ, - бесцветным голосом, как нечто само собой разумеющееся, произнёс Онахну.
        - Бидьюк! - похвалил Карлсон. - И это вам не какая-нибудь секта. Это претензия на новую мировую религию! Давайте уясним, какой функционал у действующих лиц. Ваши соображения?
        - Амир - технический руководитель операции, Бронфельд - теперь уже очевидно - подставное лицо, месс?я, - декларировал Евген.
        Видимо, у Малыша был сомневающийся вид, поэтому Евген пояснил терпеливо, обращаясь именно к стажёру:
        - Я тебе как-нибудь расскажу о том, как было подготовлено рождение Иисуса… Его всю жизнь опекали. Помогли с профориентацией; владение пролетарской специальностью во все времена положительно сказывается на имидже общественного или политического деятеля, а именно к таковым можно и нужно относить всевозможных месс?й. Потом внушили, что он философ и сын божий - это несложно… Потом помогли добиться более или менее широкой известности, дали какое-то время позаниматься пропагандой новой философии, а потом - вуаля, пожалуйте на Голгофу, и копьё в печень! И всё это потому, что нужен реальный персонаж - так гораздо проще на начальном этапе получить первый круг верующих из числа живых свидетелей жити? сына божьего. В последнее время они действуют проще - вербуют месс?й из уже готовых, взрослых полусумасшедших, возьмите для примера любую секту или новую веру. У Бронфельда, опять же, сразу две рабочие специальности в анамнезе: и журналист тебе, и металлург…
        - Категорически не согласен с нашим многословным коллегой, - перехватил инициативу на полуслове Онахну. - Бронфельд - летописец, апостол не более того. Мессией должен быть этот да С?льва, который придумал, якобы, как сознание переносить…
        - Никогда! - обрубил Евген. Между ними чувствовалась какая-то конкуренция. - Он в бронфельдовской библии, которая в подражание Святому Писанию написана, как святой проходит - Санта Паоло. Раздел, ему посвящённый, - это же на «Житие святых» - пародия, а святой - это персонаж рангом ниже, чем мессия. Даже не апостол.
        - Кроме того, это персонаж скорее всего вымышленный, - вступил Карлсон. - Если бы такой великий учёный существовал, мы бы о нём знали. Не так ли, Буратино?
        Тут все участники совещания услышали голос Буратино:
        - П?оло де Олив?ра да С?льва. Родился в 1981 году. Доктор медицины, магистр математики. С 2020 по 2022 годы возглавлял нейрофизиологическую лабораторию Лиссабонского университета. Уволен за несоответствие занимаемой должности и распространение антинаучных идей. После чего след его теряется. Нахождение в настоящий момент неизвестно.
        - Сумасшедший учёный - прекрасная кандидатура на ключевую роль в цифровой религии, - уверенно констатировал Онахну.
        После паузы заговорил Карлсон:
        - А я бы не стал исключать и самого Амира, как предполагаемого мессию. Я понимаю, это не типично для наших конкурентов - использовать собственных агентов в мессианской роли… Но почему бы и нет? Новые времена, новые методы, эксперименты…
        - А чем Малыш - не кандидат на второе пришествие? - сказала до сих пор молчавшая Дора.
        Все удивлённо уставились на неё.
        - Брось, Дора, - попросил Карлсон. - Кто он такой? В этом облике его никто не знает. Никакой истории у этого персонажа… Нет. Чушь. Ещё один свидетель. Один из апостолов, быть может. Не более.
        И подытожил:
        - А ты, Малыш - большой молодец! Если продолжишь в том же духе, то очень скоро станешь агентом!
        С трудом засыпая после столь перенасыщенного впечатлениями дня, Максим пытался представить, что это за конкуренты такие у Карлсона и его команды, для которых внедрить новую религию в какой-то там пласт - обычное дело?!
        Глава 8
        Через пару дней позвонил Амир и назначил встречу у Бронфельда дома. Пообещал сюрприз.
        На этот раз не было ни привычной выпивки, ни кальяна. Они просто разговаривали. И когда речь предсказуемо зашла о вечной жизни и божественных воплощениях, Малыш задал вопрос, который приготовил заранее:
        - Послушай, Амир. А почему эти твои расчудесные арабские принцы прячут от всех технологию переноса сознания? Продемонстрировали бы научному сообществу, сделали бы достоянием общественности…
        Бронфельд заметил скептически:
        - Да-да. Получили бы патент и начали бы торговать бессмертием…
        - Именно! - подхватил Амир. - В этом случае технологию, призванную изменить мир, постигла бы судьба какого-нибудь лекарства от рака. Она стала бы просто предметом спекуляции. Ты знаешь, например, сколько стоит курс Пульмозорила для полного излечения карциномы лёгких.
        - Ну много, наверное…
        - Много… До полумиллиона долларов! А знаешь, какова себестоимость этого количества препарата?
        - Интересно.
        - Вместе со всеми потрохами: затратами на разработку, на производственные мощности, на сырьё, электроэнергию, зарплату всех вовлечённых в производство и даже рекламным бюджетом. Ещё транспортировка и распространение по больницам Израиля. Готов?
        Малыш кивнул.
        - Пятьдесят долларов, Даниэль. Пятьдесят долларов… Наценка в десять тысяч раз. В этой наценке виллы, лимузины, яхты, вертолёты, самолёты, космический туризм и прочие элементы райской жизни нескольких семей соучредителей компании-производителя. Ещё устрицы, омары, чёрная икра, шампанские вина и коллекционные коньяки для владельцев компаний-посредников. А также откаты правительственным чиновникам заинтересованных стран, на которые они тоже могут позволить себе кое-что из вышеперечисленного.
        - А как же оплата труда медперсонала, применяющего препарат? - напомнил дотошный Бронфельд.
        - А за это, сладкий мой, медперсонал зарплату получает из государственного бюджета… Принцы хотят сделать вечную жизнь доступной для всех, как воздух.
        - Какие замечательные, бескорыстные принцы бывают, оказывается… Никогда бы не подумал! - восхитился Малыш.
        Обещанным сюрпризом оказался разговор с «виртуальной обезьяной», организованный специально для Даниэля.
        - Её зовут Лоло. Она может показаться странной, но не надо забывать, что она не совсем человек… - предупредил Амир, переключая канал связи на Даниэля. - Только не соглашайся сразу на игру в шахматы.
        - Мы тебя оставим. В кафе посидим, - Бронфельд пошёл в спальню переменить домашнюю одежду на выходную.
        - А с обезьяной поговорить тебе разве не интересно? - удивился ему в спину Малыш.
        - Мы с Лоло старые приятели, мне надоело ей проигрывать.
        - Привет, Даниэль! Я Лоло! - голос в динамиках был писклявый и резкий, совсем обезьяний.
        - Привет, Лоло.
        - Хочешь играть в шахматы?
        - Подожди, не так сразу.
        - Хорошо. Тогда расскажи о себе.
        - Да не хочу я! ТЫ о себе расскажи.
        - Хорошо… Я Лоло. Мне три года. Я была шимпанзе там, теперь я здесь.
        Пауза.
        - Здесь хорошо.
        Пауза.
        - Я люблю играть в шахматы.
        Пауза.
        - Хочешь играть в шахматы?
        - Перестань. Как ты можешь доказать, что ты обезьяна?
        - Я теперь не обезьяна! Здесь я - как ты.
        - Что значит как я? Человек?
        - Че-ло-век, - словно смакуя слово, произнесла Лоло.
        - Хорошо. Тогда докажи, что ты человек.
        Лоло подумала немного и спросила:
        - Обезьяны умеют играть в шахматы?
        - Наверное, нет.
        - А я умею. Значит, я человек! - она весело и несколько диковато засмеялась, с обезьяним подвизгом.
        Малыш подумал, что такое определение человечности имело бы право на существование, если бы не одно «но».
        - А машины? Машины тоже умеют играть в шахматы. Может, ты машина?
        - Нет. Была шимпанзе. Бон?бо. Теперь человек. Не машина.
        - Ты знаешь, что такое машина?
        - Да. У машины колёса, она ездит. Лоло ездила в машине.
        - Понятно…
        Малыш понял, что разговор зашёл в тупик.
        Лоло снова засмеялась. Совсем не дико. И заговорила другим голосом: женским, приятным и интеллигентным.
        - Я знаю, что машины не только ездят. Тебе пообещали разговор с обезьяной - я дала тебе поговорить с обезьяной. Давай теперь говорить по-человечески.
        - Давай попробуем.
        - Вот ты говоришь: обезьяна, человек… А действительно ли разница между нами столь велика? У обезьян есть общины. В общинах - вожаки, которые необязательно самые сильные, но обязательно самые хитрые. У вожаков - приспешники. Верхушка держит общину в страхе. У людей не так? Самки обезьян с большей готовностью спариваются с доминирующими самцами. У людей не так? Основная цель доминирования у самцов обезьян - получение привилегий при спаривании, самки же хотят получить доступ к ресурсам общины, например, к еде. Разве не то же самое творится в человеческом обществе? Обезьяна, чтобы казаться больше и значительнее, вздыбливает шерсть. Любовь к пушистым мехам разве не в обычае у людей?
        - Всё, что ты перечислила, происходит, по-моему, у любых стайных хищных животных. Получается, что человек ничем не отличается не только от обезьяны, но и от волка или гиены. Или даже от муравьёв с некоторой натяжкой…
        - Разве? Наверное, ты прав. А чем же, ПО-ТВОЕМУ, человек отличается от обезьяны?
        - Да много чем! Анатомия, объём мозга, членораздельная речь, способность к творчеству…
        - То есть ребёнок, родившийся с обезьяноподобным искривлением скелета или микроцефалией, - не человек? Глухонемой - не человек? Человек, неспособный к творчеству, - не человек?
        Каждый из этих контраргументов можно было бы оспорить, но Малышу не захотелось этого делать; ему понравился их общий смысл…
        В уме откуда-то всплыла фраза: «Это то, что отличает нас от животных!»
        Он попытался вспомнить, к чему она могла относиться… Она могла характеризовать человека по-разному: как имеющего преимущество перед животным, так и наоборот. Люди не едят себе подобных. Люди способны к самопожертвованию. Но. Звери не убивают ради удовольствия. Звери не убивают из-за умозрительных понятий, таких как религиозная, расовая или классовая принадлежность… Но и из этого всего были исключения, которые ни фига не подтверждали правило. Каннибалы. Люди, неспособные на самопожертвование. Это как раз большинство людей - те, которые способны, скорее редкость. Кошка, играющая с умирающей мышью. Чёрные вор?ны, заклёвывающие белую…
        - Да-ни-эль! - нараспев позвала Лоло. - Ты завис?
        Малыш встрепенулся.
        - Да-да. Я здесь…
        - Давай я тебе помогу. В своё время Дарвин заметил, что ментальные отличия между человеком и животным имеют не качественное, а количественные характеристики. У того и у другого есть и логическое мышление, и эмпатия, но у человека они выражены гораздо сильнее. И дело тут скорее не в объёме мозга, а в количестве нейронов в сером веществе. У самого глупого человека их в разы больше, чем у самой умной обезьяны… Но существование сознания в виртуальном мире устраняет это различие. Неограниченный доступ к информации, огромные аппаратные ресурсы. Различие между продвинутым виртуальным сознанием человека и животного может быть не более различия между двумя человеческими сознаниями. Любое, даже очень примитивное сознание с помощью компьютерного пр?вода можно разогнать до невероятных пределов…
        - Ты что хочешь сказать, что и коза может стать человеком? - вдруг рассердился Малыш.
        - Почему бы и нет? Здесь, как в игре, проходишь уровни. То, как я говорила с тобой вначале, - это уровень моего развития на втором месяце существования в виртуальной реальности. Сейчас я тут уже почти полгода. Представляешь, что будет дальше?
        - Страшно подумать…
        Малыш подумал, что он неспроста вспомнил козу; козья морда, вернее козлиная, является символом сатанистов… Если обезьяна может превратиться в человека, значит, человек может превратиться в бога. Но основополагающими инстинктами всех видов существ являются страх и жадность. И хотя пропасть между обезьяной и человеком огромна, между человеком и богом она ещё шире. Отягощённым эгоизмом и трусостью через неё не перепрыгнуть. Этот груз утянет вниз в Преисподнюю и человек станет тогда Дьяволом, а не Богом! У Малыша мороз пошёл по коже.
        - А представь, Лоло: бывшее стадное существо получает неограниченный доступ к информации… А рулят этим существом по-прежнему, как и в реальной жизни, жадность и страх. Не захочет ли это существо прибрать к рукам все виртуальные бананы? К чему это может привести при наличии огромных аппаратных ресурсов?
        Лоло думала недолго.
        - Боишься? А ты не бойся. Есть два способа избавиться от страха: первый - перестать бояться, второй - устранить причину страха. Так же, как есть два способа избавиться от жадности: первый - перестать жадничать, перестать желать, второй - получить всё. Здесь в виртуальном мире бояться нечего, это во-первых. А во-вторых, у меня есть всё, что пожелаю, как в сказке. И вообще… становится скучно. Может, уже сыграем в шахматы?
        - А давай!
        В шахматы Малыш выиграл без особого труда; жадная обезьяна абсолютно не умела противостоять предложенным ей жертвам.
        «Слава богу, технологии переноса сознания не существует… А Лоло изображает какой-то неважный шахматист», - подумал Малыш.
        Когда араб с Писателем вернулись, Малыш с облегчением попрощался с расстроенной Лоло, пообещав ей возможность реванша. После чего поблагодарил Амира за забавное представление и поинтересовался, кому это может быть настолько нечем заняться, чтобы ради прикола часами изображать виртуальную обезьяну.
        Амир был серьёзен как никогда.
        - Ты действительно говорил с сознанием шимпанзе бонобо, перенесённым в виртуальную реальность. Если бы ты хоть немного понимал в зоопсихологии, ты бы никогда не принял этот разговор за розыгрыш.
        Глава 9
        Два последующих месяца Амир с Бронфельдом были очень заняты - дописывали Библию; гуляли и трепались они теперь редко. К таинству создания священных скрижалей Даниэль допущен не был, у него была другая функция: популяризация идеи оцифровки сознания. Для этого он завёл себе видеоблог в Сети и, применяя свой богатый журналистский опыт, успешно набирал себе подписчиков. Его ломало поначалу, ибо до этого он занимался продвижением идей совершенно противоположного толка. Но Карлсон убеждал его в том, что, для того чтобы превозмочь зло, надо для начала ему помочь. Прототип Штирлица, например, прежде чем получить доступ к стратегической информации, немало поработал на благо Рейха…
        И вот сегодня, в конце августа, его пригласили на некую встречу, которая, как он надеялся, может продвинуть расследование.
        Было жарко. Жара была такая, что, казалось, домам было жарко. Их окна были закрыты тр?сами (так здесь называют жалюз?) наглухо, чтобы не пускать внутрь солнечный жар. Если прислушаться, в душном воздухе можно было уловить мерное электрическое гудение от работающих мазг?нов (так здесь называют кондиционеры). Дома потели через их отводные трубки, из которых вода лилась прямо на раскалённый асфальт или камни мостовой, но в лужи не скапливалась - испарялась мгновенно. И даже ветер с гор, слабый и ленивый, был горячим. Он как будто прогревался, вея меж раскалёнными стенами Иерусалима.
        Малыш ехал на трамвае в Старый Город, где ему была назначена встреча. В трамвае было хорошо. Мазган фурычил вовсю, приятно покачивало, в окне сменяли друг друга более или менее колоритные городские пейзажи. Так бы ехал и ехал, хоть вокруг Земли, лишь бы не выходить в эту геенну огненную…
        Всё это время он придерживался определённого плана по проникновению в число создателей новой религии - Церкви Цифрового Пришествия. Его первой реакцией на россказни Амира о вечной жизни был здоровый сарказм. И это была абсолютно искренняя, правильная реакция, если бы он отреагировал по-другому - вот это было бы странно. Но потом, чтобы втереться в доверие, ему нужно было плавно перейти от абсолютного неверия к вере и сподвижничеству. Это нужно было делать постепенно, так, чтобы не вызвать подозрений в неискренности.
        Малыш разыграл погружение в тему через общение с Лоло. Он узнал очень много о карликовых любвеобильных шимпанзе бонобо: об их привычках и образе жизни. Самым запоминающимся стал тот факт, что в 2012 году Франс де Вааль - главный специалист в мире по бонобо получил Шнобелевскую премиюШнобелевскую премию(за открытие, что эти обезьяны могут распознать других членов своей группы не только по лицам, но и по анально-половой области.
        Ещё он подтянул уровень своей игры в шахматы, сыграв с Лоло сотни партий. Обезьяна тоже заметно прогрессировала, научилась распознавать ловушки и перестала принимать в жертву все фигуры подряд. Играть с ней стало по-настоящему сложно, а под конец невозможно, как с настоящим гроссмейстером. Малыш подозревал, что тип, изображающий виртуальную обезьяну, стал пользоваться подсказками компьютера.
        У входа в Подземелья Иерусалима Даниэля встречал долговязый, худой тип, которого нужно было узнать по газете «Едиот ахранот»[20 - ?«Идиот ахранот» - ивр. «Последние новости».] в руках.
        - Что пишут о последнем заседании Кнессета? Когда наконец примут законопроект о запрете курения в черте города? - произнёс Даниэль пароль на иврите.
        - Уже скоро, но курить запретят только по шабатам, - услышал он отзыв. - Следуйте за мной.
        Тип нырнул в арку с зелёной табличкой «Система водоснабжения, тоннель Езекии», ведущую в огромный квадратный колодец со стенами из крупных известняковых глыб. На входе на крутящемся стуле сидел контролёр, который отсканировал протянутый ему долговязым стретчер. К стенам колодца крепилась ведущая вниз лестница из металлических труб и скрипучих досок. Дневной свет постепенно заместился жёлтым электрическим. На перилах на равных расстояниях зачем-то висели ещё фонари из красного стекла. От дна колодца вниз уходил узкий жёлоб с крутой вырубленной в породе лестницей. Долговязый шёл по ней наклонив голову вбок, чтобы не цеплять потолок. Потом они оказались в мрачной, тёмной горизонтальной норе с очень неровными стенами, здесь провожатый включил фонарь. Нора привела в небольшую, рукотворную каверну. В ней у стены была вырублена каменная скамеечка, у неё проводник велел снять обувь. С противоположной стороны из каверны шёл тоннель. Света в нём не было, а на дне стояла довольно холодная вода, которая доходила до колена. Тоннель немного извивался, как будто его строители не были уверены в выбранном
направлении. Через пару сотен шагов проводник остановился. Он постоял, прислушиваясь, потом наклонился и погрузил руку в воду. В стене повыше головы появилась горизонтальная трещина, из которой пробивался оранжевый мерцающий свет. Трещина стала расширяться вниз с приятным каменным гулом всё быстрее и быстрее, пока не образовался дверной проём с порогом чуть выше уровня воды.
        Долговязый выпрямился и сделал руками приглашающий жест. Даниэль переступил через порог и оказался в невысоком, освещённом факелами коридоре. Проводник за ним не пошёл. Он приказал:
        - Надень маску и иди.
        Снова наклонился, и проём задвинулся.
        Даниэль бросил на пол сандалии, которые держал в руках, и вставил в них ноги. Достал из рюкзака чёрную балаклаву, натянул на голову и пошёл. Факелы, прикреплённые к стенам, коптили и воняли жжёной тряпкой так, что он невольно шёл всё быстрее и быстрее.
        Коридор окончился тупиком. Даниэль постоял перед ним с минуту. Ничего не происходило. Он внимательно осмотрел стены и даже ощупал их: никакого намёка на кнопку или рычаг.
        Тут механический голос произнёс:
        - Пароль!
        Это было громко и неожиданно. Даниэль вздрогнул. «Какой ещё пароль? Никто же не говорил, что тут тоже нужен пароль!»
        - Пароль?! - потребовал голос. - Или открываю огонь на поражение!
        Тогда Даниэль произнёс сбивчиво единственно известный ему пароль:
        - Что пишут о последнем заседании Кнессета? Когда примут законопроект о запрете курения в черте города?
        - Да никогда! Они, конечно, дебилы там все, но не настолько, - ответил голос уже без механического тембра.
        Из невидимого динамика донёсся многоголосый хохот.
        - Да толкай уже стену! - Даниэль узнал наконец голос Амира.
        Даниэль толкнул. Стена не подалась ни на миллиметр. Он толкнул сильнее - результат тот же. Тогда он разозлился и изо всех сил пнул стену ногой. Стена удивлённо загудела, выдавая за собой полость. Снова послышалось хоровое веселье, и дверь сама поехала, так же приятно скрежеща камнем о камень, но на этот раз вверх.
        Даниэль оказался на пороге большой, вытесанной грубыми инструментами в породе, залы: метров пятнадцать в длину и в ширину, и с потолком метров в пять. По периметру зала была освещена напольными канделябрами-мен?рами из семи масляных светильников каждый, в них трепетал живой огонь. В отличие от коридора пахло здесь очень приятно, наверное, масло в светильниках было ароматизировано.
        В центре стоял трон - по-другому не скажешь. И канделябры, и трон благородно отблёскивали золотом. На троне восседал Амир, перед ним вокруг низкого грубого каменного стола по кругу были расставлены белые пластиковые стулья, большинство из которых были заняты. Всё это выглядело очень эклектично и напоминало заседание кружка анонимных алкоголиков, которое вёл тип с манией величия.
        Эклектичности сборищу добавляло то, что все кроме Амира были в масках. На Даниэля смотрели: Бэтмэн, монстр-зомби, монстр-оборотень, просто какой-то монстр, пара карнавальных итальянских масок с длинными носами, кот или кошка, маскарадная бабочка с перьями. Даниэль устыдился простоте своей балаклавы.
        Амир указал ему рукой на один из свободных стульев.
        С интервалами в пять минут в дверь вошли ещё трое: белый кролик, монстр-клоун и Сальвадор Дали. Над дверью располагался довольно большой монитор, на котором был виден коридор с факелами. Когда на пятачке перед дверью появлялся очередной участник маскарада, Амир предлагал и ему назвать пароль. Каждый раз получалось по-разному, но каждый раз забавно. Кролик, оказавшийся девушкой, даже присела при угрозе открытия огня. Монстр-клоун вместо пароля прочитал детскую считалочку на японском. А Сальвадор Дали по-украински посоветовал не совершать развратных действий с его головой. Но Амир впускал их только после того, как они произносили этот бред про Кнессет и запрет курения. Где-то в подлокотнике его трона пряталась кнопка, с помощью которой он управлял дверью.
        Когда все белые стулья были заняты, Амир заговорил на иврите:
        - Итак, господа, мы наконец в сборе. Позвольте мне начать наше мероприятие. Мы немного повеселились до его начала, но повод, который собрал нас здесь, более чем серьёзен. Израиль должен стать родиной ещё одной религии. Современной, актуальной, наукоёмкой, с настоящим богом. Той, которая поможет человечеству сдвинуться с мёртвой точки в духовном и технологическом развитии.
        Чтобы исповедовать эту религию, людям не нужно будет святых из себя корчить, как последователям Христоса или Аллаха. Они смогут быть самими собой - нормальными людьми со своими слабостями и недостатками. Им не нужно будет соблюдать десять заповедей, как у христиан, или шестьсот тринадцать, как у иудеев, - достаточно будет одной: приноси пользу обществу и будешь жить вечно! И никакого ада. Ни при жизни, ни после завершения биологического цикла.
        Я думаю вам не надо объяснять, чем вызвана необходимость скрывать лица. Конспирация нужна нам не для того, чтобы поиграть в масонов или иллюминатов. Думаю, вы прекрасно представляете, какие силы будут противиться пришествию нашего цифрового месс?и.
        Все вы попали сюда неслучайно. На протяжении двух месяцев вы и ещё сотни человек по всему миру занимались предварительным продвижением основ нашей религии. Вы новые двенадцать апостолов - те, кто показал себя лучше всех в этом деле: доносить до людей истину. Умеющие расположить к себе и вызвать доверие.
        Ещё три месяца будете вы возвещать миру о пришествии нового мессии. И тот, кто станет лучшим из лучших, тот и станет Гагариным в космосе загробной жизни, ногой Армстронга вступит он в пыль вечности. У нашей религии ещё нет названия; оно будет образовано от его имени. Человека. Который победит в этом самом престижном состязании за всю историю человечества - состязании за место бога!
        Он сделал паузу. «Апостолы» зашевелились, никто из них не ожидал ничего подобного.
        - Победителя определит количество подписчиков на его канале в Сети, - продолжил араб. - Всем будут выделены средства, достаточные для безбедного существования. Для того, чтобы не тратить время на работу, а всецело посвятить его просвещению человечества. Вы вернётесь в свои страны и понесёте Миру новую Благую Весть.
        Он нажал кнопку на подлокотнике трона. В центре стола образовалась щель, расширилась до прямоугольника, снизу выехал золотой поднос с двенадцатью книгами. На их кожаных обложках были оттиснуты серебром надписи на двенадцати языках. На одной из них, предназначенной для Даниэля, по-русски значилось: «Новейший Завет».
        - Разбирайте! - приказал Амир.
        Даниэль ступил в подземную реку, позабыв снять обувь. Заметил это, лишь когда вышел из воды, и сандалии его стали издавать чавкающие звуки. Ещё он заметил, что рюкзачок с его экземпляром «Новейшего Завета» он несёт не за спиной, не на плече, а крепко, обеими руками, прижимая к груди.
        notes
        Примечания
        1
        Гармошка, или триплфолдер, или просто фолдер - разновидность спутникового телефона. Панель складывается вдоль три раза, делая возможными форматы от телефона до планшета. (Здесь и далее примечания автора.)
        2
        Гизанут - ивр. расизм, разжигание межнациональной вражды.
        3
        Цабар - ивр. разновидность съедобного кактуса. Так в Израиле называют евреев, родившихся на территории страны. «Снаружи колючий, а внутри нежный».
        4
        Эрев тов - ивр. добрый вечер.
        5
        Стретчер - разновидность телефона. Экран из гибридного материала на основе кристаллической решетки с памятью растягивается в три положения - телефон, планшет, монитор.
        6
        Времена английского мандата - период в истории Израиля с 1922 по 1948 год, когда территории современных Израиля, Иордании, Западного берега реки Иордан и сектора Газа находились под управлением Великобритании в рамках мандата Лиги Наций.
        7
        Стритбол - разновидность баскетбола, в которой игра ведётся на одно кольцо.
        8
        Цаораим товим! - ивр. Добрый день!
        9
        Ашкенази(м) - субэтническая группа евреевевреев(сформировавшаяся в Центральной ЕвропеЦентральной Европе(Традиционно противопоставляются сефардамсефардам(субэтнической группе евреев, оформившейся в средневековой Испании.
        10
        Беседер - ивр. аналог американского Ok.
        11
        Воскресенье в Израиле - первый рабочий день на неделе.
        12
        Огор? - 1/100 шекеля.
        13
        Holy Sepulchre - англ. Гроб Господень, находится в Храме Воскресения Христова.
        14
        Бур?к - внеземное существо с мягкими ушами и павлиньим хвостом, на котором МухаммедМухаммед(же Магомед), по преданию, совершил ночное путешествие ночное путешествие (Иерусалим в компании ангела Джабраила.
        15
        Интифада - эскалация вооружённой борьбы палестинских арабовпалестинских арабов(Израиля. Война.
        16
        Такбир - формула возвеличивания, прославления бога на арабском языке в переводе означающее «Господь велик!»
        17
        Алеф, бет, гимель - три первые буквы ивр?тского алфавита.
        18
        Харам - греховные деяния, запрещённые в исламе.
        19
        Маэр-маэр - ивр. быстро-быстро.
        20
        ?«Идиот ахранот» - ивр. «Последние новости».