Завтра я стану тобой Мария Бородина
        Я - Сирилла Альтеррони, земская жрица. Ворчливые пациенты да муж-тиран - вот всё, что было в моей скучной жизни. Но однажды в неё ворвалась девочка Элси. Теперь она вторгается в моё тело когда захочет, где бы я ни находилась. Страшно, когда не можешь скрыться от своей беды. Пока я ищу зацепки, клубок загадок растёт, как снежный ком. Позорные тайны прошлого выплывают на поверхность, а единственный человек, которому я доверилась, хранит в своём шкафу столько скелетов, что туда лучше не заглядывать.
        Мария Бородина
        ЗАВТРА Я СТАНУ ТОБОЙ
        Пролог
        Она приходит вместе с ночью. Неслышно открывает двери и ступает на порог, пока я собираюсь ко сну. Проходит невесомыми шагами гостиную, крадётся по лестнице и затихает за дверью. А когда я, наконец, поддаюсь дремоте - влетает в спальню и ложится на край кровати. Рядом со мной.
        Её тощие руки с обвисшими кожными складками опускаются на талию. Ледяные пальцы крадутся пауками по коже. Я прислушиваюсь к её сиплому дыханию. И снова осознаю, что всё могло быть иначе.
        - Ты виновата во всём, - шепчут мне в ухо растрескавшиеся губы, сочащиеся гноем. Запах могилы становится слишком явственным, чтобы его отрицать. - За что ты так со мной?
        И я начинаю лепетать в темноту глупые оправдания. Мой шёпот перемежается её вздохами: булькающими и печальными. Знаю, что ни одна из названных причин не имеет веса - это лишь способ заглушить глас совести и отмолить спокойствие. Я виновата, как ни крути. Но так хочу доказать себе и ей, что достойна шанса на прощение.
        Наш разговор завершается одной и той же фразой. И мурашками ужаса, бегущими по коже. Из раза в раз, изо дня в день.
        - Ты должна была оказаться на моём месте, - её голос полон укора. Как и всегда.
        - Прости меня, - выдавливаю я. - Знала бы ты, как я хочу всё изменить.
        Не дослушав, она уходит во мрак. Забирает с собой шорохи и запах сырой земли и уплывает сквозь стены. Я остаюсь наедине с тишиной, на мокрой подушке. И представляю, как она спускается, паря над ступенями лестницы, в гостиную и задерживает взгляд на картине над каминной полкой. На этом холсте мы вдвоём. Навеки.
        И, может быть, её глаза тоже блестят от слёз.
        Глава 1
        Странный посетитель
        ГОД 325 ОТ ВОЗМЕЗДИЯ ПОКРОВИТЕЛЕЙ
        Я ненавижу субботу.
        Но не за гнусное воскресенье, воняющее ленью и чревоугодием, что непременно приползает следом. Не за шум и возню на городских площадях. И даже не за перебои в расписании повозок. Я ненавижу этот день недели за дежурства по амбулатории, что постоянно выпадают на мою долю. У меня есть два весомых антибонуса, которые заставляют чаще сталкиваться с этой участью: молодой возраст и отсутствие отпрысков. По этой же причине я чаще остальных жриц работаю в праздничные дни.
        Дежурства всегда хлопотны и утомительны. Ты остаёшься единственной жрицей на всю амбулаторию и в одиночку принимаешь занемогших со всего Девятого Холма. Но это ещё полбеды: в послеобеденные часы нужно отправляться на домашние вызовы. И на этот раз в твоём распоряжении не только квартал, за которым ты закреплена, но и весь город. Бывали дни, когда нам выделяли колесницу, но в последнее время это случалось редко: слишком велики были затраты. Так что, те, кто не держал лошадей, ходили пешком. Никто не портит за сезон столько сапожек, сколько снашивает на городских дорогах земская жрица!
        Бывали, правда, субботы, когда домашних вызовов не оказывалось вовсе. Но это в тёплое время. В этом же годовом цикле[1 - - ГОДОВОЙ ЦИКЛ - мера времени, соответствующая одному календарному году. Включает в себя четыре сезона (каждый по восемьдесят дней) и четыре межсезонья, разграничивающие сезоны. В каждом из межсезоний по одиннадцать дней, в четвёртом межсезонье, завершающем годовой цикл - двенадцать.] даже третий сезон[2 - - ТРЕТИЙ СЕЗОН - самый тёплый сезон годового цикла. Соответствует лету.] выдался сырым, промозглым и дождливым. Поэтому, хорошего ждать не приходилось.
        Вот и в ту субботу по улицам гуляла гроза, рассыпаясь миллиардами капель на тротуарах. Небо казалось сплошным синяком с прорывами кровоточащих ссадин. Промозглый ветер выл в кронах, и, кувыркаясь по крышам домов, поворачивал флюгеры. В такие серые дни хорошо сидеть дома, греясь у камина, читать книги, дарить радость близким. Но никак не коротать часы в амбулатории, ожидая горькой участи в виде листа вызовов.
        Из тёплого кабинета, где воздух пропах листьями чабреца и мяты, наружность казалась особенно неприветливой. Сидя за столом у окна, я наблюдала, как к регистратуре амбулатории подтягиваются посыльные с разных кварталов и передают вызовы. Один за другим, иногда - цепочкой, словно дети, играющие в гусеницу. Закрытые зонтами, занавешенные капюшонами, в клеёнчатых и кожаных плащах не по сезону. Пара посыльных уже возвращалась дважды. Значит, дело совсем тёмное.
        - К какому же часу я сегодня до дома доберусь? - зевнула я, глядя сквозь мутное стекло, как регистратор фиксирует очередной вызов.
        - Что я могу ответить? Не повезло вам родиться с Потоком Света, - хихикнул мой помощник, нефилим[3 - - НЕФИЛИМЫ - раса человекообразных существ, обитающих в Сердце Земли наравне с людьми. История происхождения нефилимов берёт своё начало в мире, существовавшем до Возмездия Покровителей. Люди, соблазнённые запретными знаниями Разрушителей, искусственно создавали их в лабораториях, выращивая из маленьких частей человеческих тел. Полагают, что люди хотели воплотить ангелов из древних сказаний (отсюда и пошло название расы), но результат себя не оправдал. От людей нефилимы отличаются синеватой полупрозрачной кожей, низким ростом, серебристыми радужками глаз с вертикальными зрачками и кожистыми отростками на спине, напоминающими крылья летучей мыши. У нефилимов кучерявые волосы и точёные черты лица. Кровь нефилимов фиолетового цвета и называется гемолимфой. Их раны заживают очень быстро и без шрамов, а также они не могут чувствовать боль. На Девятом Холме нефилимы не являются полноправными членами общества (так как были созданы руками человека и неподвластны Покровителям) и работают, в основном, на
обслуге. Также в связи с хорошей способностью к регенерации и нечувствительностью к боли, мужчин-нефилимов охотно берут в дозор.] Шири, разливая по чашкам успокоительный отвар. - И не повезло стать Посвящённой[4 - - ПОСВЯЩЁННАЯ - женщина, прошедшая на седьмой день жизни ритуал Великого Посвящения и получившая способность использовать магию ценой жизни своего отца.].
        - Если рассуждать так, как ты, то здесь все жрицы - последние неудачницы, обделённые благостью Покровителей!
        - А так оно и есть, - Шири хохотнул, протягивая мне чашку, окутанную паром. - К кому ни сунься, у каждой свой порок, свой крест и свой камень за душой. Ну, никакого внутреннего сияния. Вам всем нужно было родиться в день прославления Покровителей Хаоса!
        - Рот бы тебе зашить, Шири!
        Я едва удержала в руках накалённый фарфор. Влажная испарина растаяла на пальцах. Отхлебнула отвар. Терпкий вкус мяты скользнул по губам и провалился в горло. Плечи окутало тёплое облако. Теперь сырые дорожки и намокшие листья за окном казались частью другого мира, а оконное стекло - границей раздела. И выходить за порог амбулатории хотелось ещё меньше.
        Я сделала ещё глоток и заела удовольствие лесными орешками. Протянула горсточку Шири через стол, но помощник лишь покачал кучерявой головой. Пожав плечом, я закинула в рот дополнительную порцию. Силы мне сегодня пригодятся.
        Мимолётное блаженство могло бы растянуться до масштабов вечности, если бы громкий скрип не ворвался в кабинет. Тяжёлая дверь отъехала от косяка, и в проёме показалась знакомая женская голова.
        - Ну, почтение моё, - прокаркал растянутый лягушачий рот.
        Впрочем, к таким приветствиям мы привыкли.
        Я вжалась в кресло, ожидая взрыва. Ленор Лазовски знала вся амбулатория: от младших помощников по санитарной обработке до верховной жрицы. Едва появляясь на пороге, она начинала отборно хамить и плеваться ядом. Но при этом всегда требовала к себе особого отношения. А если не добивалась танцев с бубном под звуки тамтама - грозила проклясть весь род неугодного до седьмого колена. Противоречить Ленор боялись все, ибо проклинать - единственное, что она умела делать хорошо. Даже слишком.
        - Моё почтение, - пробормотала я приличия ради.
        Оценивающе посмотрев на чашки с отваром и поморщившись, Ленор фыркнула.
        - Дежурная жрица подкрепиться изволит! - замахал руками Шири. - Подождите пять минут! Мы вас позовём!
        - Только и можете отвары гонять, - недовольно процедила Ленор. - Управы на вас нет! В Пропасть бы вас всех, лентяев этаких! В коридоре человек вот-вот Покровителям душу отдаст, а вы не шевелитесь!
        - Мы сквозь стены видеть не можем! - Шири сверкнул серебристыми глазами. Треугольные отростки на его лопатках развернулись и стали походить на рваные крылья летучей мыши. - Да и не похожи вы на умирающую. Поэтому, будьте так любезны, подождите, пока жрица освободится.
        Я едва сдержала смех, глядя, как щёки Ленор покрываются багровыми пятнами. Шири - единственный работник амбулатории, который мог сказать ей что угодно и когда угодно. Он не боялся её проклятий и не страшился быть собой. Ленор при всём желании не смогла бы наказать его: Устои категорически запрещали использовать магию на нефилимах. Она, разве что, бросила бы пару ласковых. Но у Шири на каждое слово всегда находилось ещё десять-двенадцать.
        Госпожа Лазовски, причитая, нырнула во тьму коридора. Дверь, потеряв опору, гулко хлопнула о косяк. Потом - ещё раз, громче. Уверена, что она специально толкнула её, дабы продемонстрировать своё презрение.
        Я утомлённо выдохнула и положила на язык ещё пару орешков. Каждый раз, когда я видела эту женщину, я благодарила Покровителей за то, что меня не закрепили за рабочим кварталом, где она жила вместе со своими детьми.
        - Вот как я её! - Шири блеснул глазами и снова развернул недоразвитые крылья. - Здорово ведь, правда, Госпожа Альтеррони?
        - Вот и перекусили, - мрачновато констатировала я, доставая из ящика стола трубку для прослушивания.
        - Да бросьте вы! - Шири выпучил глаза и стукнул кружкой о столешницу. - Пейте, пейте! Не торопитесь! Что там может быть-то? Она сама - свежа, как огурец. Разве что, её сынок перебрал хмельного, как в прошлый раз.
        - Тот, который Гай? - я фыркнула, направляясь к двери. - Да уж. Весело было младшим помощникам вытирать коридор после него.
        - Допейте отвар, - упрямо проголосил Шири мне в спину. - Устал я смотреть, как вы бледнеете день ото дня.
        - Можешь выпить его сам, - парировала я.
        - Ваши миазмы малокровные хватать?! - возмутился Шири. - Да чтоб вас!
        За шесть циклов работы я уже так привыкла к тирадам Шири, что научилась не обращать на них внимания. Игнорируя возмущённые возгласы, я выплыла за дверь, и густой полумрак опрокинулся мне на плечи. В мрачных галереях коридора, соединённых арочными перемычками, весь сезон пахло влажностью и плесенью: стоки плохо отводили дождевую воду с крыши, и она сочилась на чердак. От едкого запаха захотелось чихнуть, и я прикрыла рот ладонью.
        Как я и думала, Ленор поджидала меня чуть поодаль, деловито подбоченившись и почёсывая квадратный подбородок.
        - Что вас беспокоит? - отрезала я на ходу. - Это срочно?
        - Я тут не при делах, милочка, - хохотнула Ленор, хватая меня за рукав. От такой бесцеремонности меня передёрнуло. - Тут у входа мальчик занемогший образовался. А я просто мимо проходила, на рынок шла.
        - Что за мальчик? - я вырвала руку, опасаясь, что за пару секунд она успеет пришить мне одно из своих проклятий.
        - Должно быть, он из заезжих, - Ленор с показной скромностью опустила глаза и повела носком туфельки. - Ни разу его не видела.
        Я остановилась, почувствовав, что пар вот-вот повалит из ушей. Ленор переминалась с ноги на ногу с самодовольным видом: то ли гордясь своим вмешательством, то ли получая удовольствие от моих эмоций. То, что я не могла вскрыть мотив её поступка, раздражало меня ещё больше.
        - Вам не кажется, что не стоило вмешиваться в чужие дела? - я, наконец, дала волю раздражению. - Он сам должен решить, нужна ли ему помощь!
        - Ишь, какие жрецы пошли бессердечные! Милочка, да он сознание теряет, - Ленор невозмутимо накручивала на палец русый локон. - Со скамьи упал, может, и до сих пор там валяется.
        - А вы даже не могли помочь ему подняться?!
        - Так вы должны, а не я, - Ленор развела руками. - Знали ведь, куда шли, посланницы света! Не нравится - валили бы колбасы вялить или шкуры дубить. Или перевозить мусор с рыночной площади.
        Чтобы не вызвать огонь на себя, я сорвалась с места и рванула к парадному входу. Мрамор пола надменно зацокал под каблуками. Я слышала, как Ленор тащится за мной, шаркая сношенными туфлями. И умоляла Покровителей, чтобы она споткнулась по дороге и не успела увидеть, как я откачиваю бедного мальчонку.
        У парадного входа воздух всегда был свеж. Высокие окна пропускали много света даже в грозу, а выбитое верхнее стёклышко в одном из них не давало запаху плесени просочиться в холл. Редкие задымлённые лучи плясали по полу, вычерчивая спирали и окружности, ложились на стены дрожащими квадратами, разбивались о канделябры. Вдоль стен с мраморной облицовкой, под просветительскими плакатами, строились ряды кресел для посетителей. В будни сидячих мест катастрофически не хватало. С понедельника по пятницу занемогшие толпились у кабинетов и передавали друг другу недуги, кашляя и чихая в спрессованный воздух. Лишь по субботам холл вымирал, и превращался в подобие светлого храма.
        Вот и сейчас мой взгляд встретил пустые кресла с промятыми сидениями бежевого бархата. Никаких посетителей. Никакого мальчика.
        В недоумении я ринулась в противоположный отсек коридора и снова наткнулась на пустоту. В радиусе двадцати шагов не наблюдалось никого. Разве что, тени дрожали в запаутиненных углах. Коридор заполняла густая тишина: лишь двери дальних кабинетов тихонько хлопали на сквозняке.
        - Что стоишь, милочка? - Ленор подбежала ко мне и, запыхавшись, привалилась к стене. Помимо вечного недовольства ей не давала жить ещё и грудная жаба. - Помогай!
        - И где вы видели его? - я обвела взглядом холл с мозаичным сводом.
        - Ммм, - Ленор скривилась, глядя в пустой отрезок коридора. - Удрал, наверное. Мальчишкам не объяснишь, когда нужно уделить больше времени здоровью. Но раз уж пришла - помогай! Мне! Видишь, как дышу?! Словно повозка в груди громыхает!
        Ярость ошпарила грудь. Глаза на мгновение занавесила белая пелена. Наглость - второе счастье, воистину! По этому параметру госпоже Лазовски равных не было на всём Девятом Холме.
        - Вы могли бы и в кабинет зайти, если вам нужна помощь! - я закусила губу, чтобы подавить гнев.
        - Ну, раз уж мы здесь, не пойдём же мы обратно?! - выкрикнула Ленор. Одышки как не бывало: она тараторила, как телеграф, широко раскидывая руки и брызгая слюной. - У меня ноги не ходят! Я еле-еле до амбулатории дотащилась от рабочего квартала. Знаешь, сколько мне до сюда по ухабам шлёндрать?! Мне, немощной и бедной многодетной женщине?!
        - Вы, кажется, на рынок шли! - я попыталась придать голосу максимальную твёрдость. - Вот и идите.
        - Поосторожнее, жрица, - Ленор сморщилась, как печёное яблоко, и зыркнула на меня исподлобья. - Ой, безрассудная ты!
        Мы застыли, сверля друг друга взглядами: грузная Ленор, привалившаяся к колонне, и я, бледная и малохольная, с ногами на ширине плеч и трубкой для прослушивания, сжатой в кулаке. И если в голове Ленор, наверняка, росло желание возмездия за неслыханную дерзость, то я судорожно соображала, как лучше поступить. Рвануть в кабинет, оставив Ленор в холле, или же сдаться и демонстративно осмотреть её, под предлогом оказания первой помощи? Удрать - означало сдаться. Пойти на поводу у Ленор - сдаться тоже. Решить бы ещё, какое из поражений станет более масштабным.
        Сопоставляя обрывки мыслей, и придя, в конце концов, к выводу, что бесконечно лечиться от несмываемых проклятий будет куда хуже, чем перетерпеть унижение, я сделала выбор. Выполнить требование Ленор будет проще, проще, чем расхлёбывать последствия собственной глупости. Главное в такой ситуации сохранять спокойствие. Спокойствие и добродушие.
        - Присаживайтесь, - буркнула я себе под нос. - И расскажите подробно про ваши жалобы.
        Гневная гримаса на лице Ленор сменилась глубоким удовлетворением. Жабьи глаза участливо заблестели, а уголки рта поползли вверх. С довольным видом она оторвалась от колонны и понесла тяжёлое тело в кресло.
        - Задыхаюсь, - самозабвенно выпалила она.
        - На вдохе, на выдохе? При нагрузке? При ходьбе? В какое время суток чаще?
        - Бедная больная женщина того и гляди к Покровителям уйдёт, а она ерунду спрашивает, - оборвала Ленор. - Не видишь, неуч, мне помощь нужна!
        Но осматривать Ленор не пришлось. Едва я склонилась над ней, расстёгивая воротник, тишину прорвал скрип на высокой ноте.
        Фигурные стекляшки в дверях звякнули, разбросав по полу цветные блики. Ручка повернулась, приоткрывая ход в наружность. В холл ворвался мощный поток воздуха, смешанного с дождём. Холодный ветер скользнул по ногам, забрался под юбку, раздув её колоколом. Тронул искусственные цветы в вазонах и, пробежав по стене, засвистел под потолком.
        - Вот он! - Ленор оживилась и вскочила с кресла.
        - Кто он?!
        Но объяснять не пришлось. Яркая картинка сложилась в воздухе сама, из мозаики стеклянных бликов и дождевых капель.
        Через раскрытые двери мне навстречу нёсся мальчик. Сложно было судить о его возрасте: он казался настолько измождённым, что едва держался на ногах. Землисто-зеленоватый цвет кожи выдавал тяжёлое малокровие, худоба - плохое питание. Длинные светлые волосы развевались за спиной, как плащ. Казалось, что он убегает от преследователей и надеется укрыться в амбулатории. А ещё казалось, что он рассчитывает на мою помощь. Но не как пациент, а как…
        Услышав негласный призыв, я ринулась навстречу. Поймала его на бегу, ухватила за плечи и вгляделась в скуластое лицо. Циклов четырнадцать, не больше.
        - Что нужно тебе, дитя? - промямлила я.
        Мальчик поднял на меня бесцветные глаза в оправе длинных ресниц, и мороз пробежал по коже миллионом острых игл. Эти глаза не могли принадлежать подростку. Взор древнего старика пронзил меня и вышел остриём промеж лопаток. Казалось, что в нём заточено всё Сердце Земли. Вся его мудрость, все ошибки и вся скорбь.
        - Что ты ищешь? - спросила я тише. - Ты прячешься? Кто обидел тебя?
        Плечи мальчика мелко задрожали под моими руками. Глаза распахнулись ещё шире. Изогнутые ресницы почти коснулись лба.
        - Мама?! - он выгнулся и потянулся к моему лицу.
        Глава 2
        Сплошные неприятности
        - Мама?! - настойчиво повторил мальчик, ощупывая мои щёки.
        - Ты кто? - я замялась, поражённая искренностью, - ты ищешь маму, мой золотой?! Постой… Твоя мама была здесь, да?
        - Ты - мама?
        - Я - не мама, - помотала головой.
        - А кто тогда?!
        Я украдкой взглянула на Ленор. Та с неподдельным удовольствием раскинулась в кресле, наблюдая за нами. «Продолжайте же, дети мои», - кричал её надменный взор. У неё, определённо, появится повод посплетничать с подружками сегодня вечером. Если, конечно, у Ленор Лазовски есть подружки.
        - Я всего лишь жрица, - я с трудом подбирала слова, чтобы не напугать и не обидеть ребёнка. - Но мы попробуем найти твою маму, если ты расскажешь, в чём дело.
        Глаза мальчика напряжённо забегали. На бледном лбу проступили капельки пота, а плечи задрожали так, что одежда пошла волнами.
        - Я… - промямлил он, нервозно озираясь.
        - Ты потерялся, да? - повторила я, сжав его потные ладошки в своих.
        Мальчик помотал головой и оглянулся на дверь. Напуганный, словно подстреленный кролик: кажется, даже дышать боится. Вот и думай теперь, что означает этот жест.
        - За тобой гонятся? - спросила я робко.
        Маленький посетитель закивал. Солнце, выплывшее из за туч, заглянуло в холл сквозь стекло и разбросало блики в его спутанных волосах.
        - Что же ты сделал такого, что тебя начали преследовать?
        Мальчик выкинул руки вперёд и обхватил мои плечи.
        - Спрячь меня, мама! - сорвалось с его губ вместе с капельками слюны.
        - Мама? - я всё ещё не могла реагировать на непривычное слово, которым меня никто никогда не называл и не назовёт. - Но… зачем прятать тебя, дружок?
        - Я всё расскажу! - выдохнул мальчишка, сжимая кулачки на моих плечах. Как во сне я заметила, что на жёлтом платье проступили грязные следы в форме ладоней. - Ты только спрячь, мам!
        Пока я судорожно соображала, где можно укрыть мальчика, и не приведёт ли это меня в Пропасть, дверь распахнулась снова. Потоки ветра, ворвавшиеся в холл, иглами вонзились в грудь и плечи. Сначала я услышала цокот набоек, а потом дверной проём заслонила тёмная фигура. По выпуклым погонам и ружью, мотающемуся за спиной, я узнала дозорного.
        И он двигался к нам.
        Мальчишка обернулся, и его лицо перекосила гримаса ужаса. Он разжал пальцы, выпуская шёлк моего платья. И прежде, чем я успела хоть что-то сообразить, выскользнул из моих объятий и метеором ринулся в слепой отсек коридора.
        Дозорный, ничего не объясняя, бросился за ним. Размеренный цокот его каблуков перерос в канонаду. Он пронёсся мимо меня чёрным вихрем, едва не сбил с ног и даже не извинился!
        - Что происходит, треклятые Разрушители! - выкрикнула я, хватаясь за голову.
        - Разрушителей поминаешь в обители света? - с ехидством отчеканила госпожа Лазовски. - Ну-ну.
        Я перевела взгляд на Ленор. Та по-прежнему сидела в кресле, вальяжно раскинув ноги, и с любопытством наблюдала за происходящим. Как же захотелось ударить её трубкой по голове! Аж ладони зазудели! Сжала руки в кулаки, чтобы подавить губительное желание. Кровь застучала в висках, опаляя лицо жаром.
        - Мы с вами ещё поговорим, - выцедила я, бросаясь следом за дозорным.
        - Занемогшую бросила? - прокаркала мне вслед Ленор. - Жди беды, жрица! Жди большой беды! Себя потеряешь! Будешь молить Покровителей обернуть время вспять!
        Времени бояться не было. Я метнулась в пыльную темноту, едва не поскользнувшись на мраморе, и помчалась к противоположному концу коридора. Ноги путались в оборках юбки, угрожая сцепиться и опрокинуть меня на пол. Судя по шуму и возне, доносящимся из процедурной, дозорный всё-таки настиг цель.
        - Ааааай! - зазвенел колокольчиком голосок мальчишки.
        - Что ты мне обещал, поганец?! - рявкнул в ответ дозорный. - Ну-ка, повтори!
        - Хватит! Хватит! Прошу тебя, папа!
        Папа. Вот тебе и номер. Кажется, мальчонка - сирота. Только дети, лишённые родительского тепла и ласки, называют мамами и папами первых встречных.
        Подлетев к нужной двери, я перевела дыхание. Чувствовала я себя, как Ленор Лазовски после пробежки трусцой. Ни секунды не мешкая, я ворвалась в процедурную.
        Мальчик корчился в углу, прижимая к уху ладонь, и повизгивал, как затравленный щенок. Тонкая ниточка крови ползла по его щеке, прокладывая путь к шее. Дозорный тянул мальчишку за шкирку, пытаясь поднять, но тот лишь сильнее вжимался в пол.
        - Вы бьёте его, - я упёрла руки в бока. - Беззащитного ребёнка!
        - И что? - дозорный вскинул на меня бесцветный взор. До чего же неприятный тип!
        - Это превышение полномочий!
        - Не учите отца, госпожа, - отозвался дозорный. - Правило неприкосновенности работает лишь для жителей Девятого Холма. А этот парень - просто беженец-воришка, у которого нет хартии[5 - - ХАРТИЯ - документ, обеспечивающий право проживания в определённом городе Сердца Земли.] и документов.
        Я вздохнула, пытаясь обуздать бурю, разгулявшуюся внутри. Понять дозорного было сложно, но вполне реально. Отлавливать нарушителей - его работа и обязанность, и то, с каким цинизмом он выполняет её, не должно иметь значения. Более того: как бы я ни отрицала, мы похожи. Нас - жриц - тоже порой обвиняют в бессердечии. Оно и понятно: если будешь сочувствовать всем и каждому, через пару годовых циклов дойдёшь до безумия. Расплавишься и закоптишься, как восковая свечка во мраке. И останется только выжженный фитиль.
        - И что же он украл? - я снова попыталась расставить точки над и.
        Мой вопрос влетел в стену, расколотился на отзвуки и остался без ответа. Я, как безумец, разговаривала с пустотой. Странные посетители продолжали выяснять отношения, словно меня не было рядом.
        - Ты врёшь! - взвизгнул мальчик, пытаясь вырваться из цепкой хватки. - Пусти!
        - Покажи-ка свою хартию, малец! - дозорный сдвинул желтоватые брови.
        - Нет у меня никакой хартии, я родился здесь! - пленник с вызовом посмотрел на своего мучителя.
        - Прекрасно, воришка. Документ?
        - Я не воришка! - мальчик пихнул дозорного в живот.
        - Ах, так?!
        Рассвирепев, дозорный поволок мальчишку за шиворот к двери. Мальчик брыкался, выгибался и визжал, как дерущийся кот. Его поношенные ботинки не по размеру молотили по полу, раскидывая труху. На раскрасневшихся щеках блестели кривые дорожки слёз.
        - Постойте! - окликнула я дозорного, едва он выволок упирающегося подростка за дверь. - Что, если я установлю над ним протекцию?
        - Забудьте, - бросил он через плечо. - Парнишка - нарушитель, и должен быть наказан по всей строгости Положений.
        - Нет! - завизжал мальчишка, выгибая тощее тело дугой. - Ты всё врёшь! Врёшь!
        Через десяток секунд сырая темнота погасила вопли и оставила меня в одиночестве. Вокруг сгрудилась тишина, такая густая и совершенная, что, казалось, можно услышать стук сердца, если хорошенько напрячь уши. О произошедшем теперь напоминали лишь грязные разводы в углу помещения, пара капелек крови на полу, да звенящая головная боль. И незнакомая, сосущая тревога под рёбрами.
        Я потёрла виски. Вдавила ногти в кожу так, что она сделалась горячей. Только странная тревога никуда не уходила. Забыть пронзительный взгляд мальчонки не получалось. Равно, как не выходило и понять, почему он так врезался в память. Когда я закрывала глаза, я видела его лицо: явно и чётко. Так, словно он опять стоял рядом и протягивал ко мне руки. И даже звуки, срывающиеся с его обветренных губ, чётко доносились до слуха. Как граммофонная запись, повторяющаяся снова и снова. Одно-единственное слово, пронзающее сердце и выворачивающее наизнанку душу. Слово, которое я мечтала услышать последние двенадцать годовых циклов.
        Мама.
        Я смахнула выступившие слёзы. По пальцу растянулся чёрный развод сурьмы. Хватит! Я здесь не для того, чтобы раскисать и предаваться болезненным думам! Люди со всего Девятого Холма приходят ко мне, чтобы получить помощь и исцеление. Если я не смогу быть сильной, я не оправдаю их надежд!
        К моему облегчению, Ленор в коридоре не оказалось. Должно быть, досмотрев представление, она побежала на рынок обмусоливать с торговками свежие сплетни. И я не сомневалась, что стану героиней её сегодняшних историй.
        В кабинете меня ждал Шири с двумя кружками отвара и листом вызовов. Судя по выражению его лица и расправленным крылышкам, я оказалась права в своих мрачных ожиданиях.
        - Шестнадцать, - сообщил он угрюмо.
        - Треклятые Разрушители! - простонала я, забирая заветную бумажку. Сразу оценила географию адресов: хуже и не бывает! - От самого края рабочего квартала до района Храма Вершителей! И когда уже закончатся эти простуды и лёгочные?!
        - Никогда, - Шири вальяжно хлопнул меня по плечу. - Даже когда мы с вами уйдём к Покровителям, простуды и лёгочные останутся на этой земле. Увы и ах.
        - Тебе-то хорошо рассуждать. Тебе не ходить по адресам…
        Впрочем, я оказалась неправа. Простудами и лёгочными дело не ограничивалось. В графе «Повод для вызова жрицы» красовались совершенно удивительные причины.
        - Всё болит, - карикатурным басом зачитал Шири, словно прочувствовав мои мысли. - Нога не идёт. Рваное дыхание. Зудят коленки. Посмотрите-посмотрите, госпожа Альтеррони!
        - Запор, - прочитала я в конце списка. - Тридцать восемь годовых циклов. Тоже мне, повод. Мог бы и сам до амбулатории добраться.
        - Видимо, у него тоже нога не идёт, - мрачно констатировал Шири.
        Тучи за окном растянулись до самого горизонта. Небо походило на огромный холст, небрежно вымазанный серой краской. Дождь разыгрался не на шутку. Сплошные потоки воды копьями летели вниз, сравнивая небо с землёй. Капли врезались в подоконник, крошась на мириады брызг. Мир преломлялся в каждой, переворачиваясь с ног на голову.
        И я тоже хотела, чтобы мой мир перевернулся.
        ***
        Я вышла из амбулатории в два часа дня, с чемоданчиком в одной руке и зонтом - в другой. Ливень поутих, превратившись в ленивый дождик, но это не давало повода разгуливать без прикрытия.
        Влага, сгустившаяся в воздухе, пропитала платье, едва я сошла с крыльца. Треклятые Разрушители, как всегда забыла взять с собой плащ! С моей-то предусмотрительностью - неудивительно. Почтение Покровителям за то, что хоть зонт дома не оставила.
        Я ненавижу прогулки по отсыревшим улицам почти так же, как ненавижу субботы. В такие моменты всегда вспоминается, что мой муж держит двух прекрасных меринов и заботится о них, как о родных детях. Тем не менее, я всегда ходила по адресам пешком и возвращалась домой на общественной повозке. Ведь, если верить моему мужу, его мерины созданы для спортивной езды по лужайке возле дома, а не для скачек по ухабистым улочкам Девятого Холма.
        Лужи на Центральном Проспекте лежали сплошняком, перемежаясь с островками густой грязи. Пара километров напролом - и вода захлюпала в туфлях. Чулки пропитались насквозь, да так, что водяные пятна поднялись над окантовкой обуви. С раздражением я отрывала ноги от мостовой, каждый раз опасаясь, что подошва останется в придорожной луже. Воздух вокруг пах свежестью, мокрой пылью и скошенной травой. В обычной ситуации - самый прекрасный запах из существующих. Но не сегодня. Когда на плечи сваливаются проблемы, даже любимое блюдо кажется бумагой.
        Гребни крыш, торчащие из вороха отмытой листвы, походили на разрушенные зубы в воспалённых дёснах. Мансарды тонули в сероватом тумане, оставляя после себя размытые силуэты. Я тащилась вдоль парковой зоны, стараясь найти в себе силы не сесть в лужу и не зареветь, как младенец. «Давай же, Сирилла, - звенел в голове голос покойной матушки. - Не позорь наш клан! У нас нет слабых женщин. Бери пример со своей сестры!» «Ты ещё будешь гордиться мной, мама!» - пообещала я мысленно, и призрак прошлого растаял вместе с одиноким лучом, что на мгновение прорвал завесу туч.
        Ветер то и дело налетал порывами, пытаясь раскачать и сбить с ног. Я старалась съёжиться посильнее, чтобы устоять и сохранить уходящее тепло. Капли барабанили по листьям над моей головой, гнули их резные края и, срываясь, падали на зонт. Покровителям не было никакого дела до географии моих домашних вызовов, равно как и до моего состояния.
        Парк остался позади, и я вышла к городскому рынку. Дождь украл пушистые очертания деревьев, превратив улицу в бесцветный коридор. Зайдёшь в такую дымку - заблудишься ненароком.
        Дом первого занемогшего находился у рыночной площади и прятался в паутине виноградника. Проём с выбитыми дверьми, меж досок которых сочилась смрадная темень подъезда, напоминал беззубый рот. Четыре окна на верхнем этаже, щурясь, поглядывали на меня.
        Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я едва не соскользнула вниз. Бросив зонт, вовремя ухватилась за перила и потянула запястье так, что кости захрустели! И как я только после этого не отправила к Разрушителям мясника Доната, жалующегося на боли в суставах и категорически не соглашающегося хоть немного сбросить вес!
        С занемогшими, вызывающими на дом по делу, диалог я строила быстро и эффективно. Поэтому пять адресов у площади я вычеркнула из списка быстро. После, перебежав дорогу у рынка и едва не влетев под колесницу, я вспрыгнула на отходящую повозку номер пять и помчалась в рабочий квартал сквозь дождь и ветер. Через восемь минут тряски я была на месте.
        Рабочий квартал по праву считался самым хмурым местом на Девятом Холме. Деревьев здесь произрастало мало, лишь голая почва чернела кругом. Здесь, на самой окраине города, не было и мощёных тротуаров, как в центре. Лишь пара хлипко протоптанных тропинок тянулась вдоль ряда просмоленных домиков.
        От остановки пришлось тащиться по голой грязи. Нужный мне дом находился у подножия холма, почти в лесу. К тому моменту, как я добралась до пункта назначения, мои туфли превратились в грязевые комки. Пришлось доставать из чемоданчика бутыль воды и устраивать им водные процедуры, прежде чем зайти на порог.
        Дверь открыла полная женщина в алых одеяниях. К счастью, на мои туфли она даже не взглянула и сразу пригласила внутрь.
        - Матушка слегла, - сообщила она на ходу.
        В комнате царил беспорядок. Кучи тряпья пестрели по углам. Мебель выглядела расшатанной и прогнившей. Обычно такие интерьеры я видела в домах одиноких и немощных стариков, что не смогли произвести потомство или отправили сыновей на Посвящения[6 - - ПОСВЯЩЕНИЕ (ВЕЛИКОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ) - ритуал, проводимый в Храме Вершителей на седьмой день жизни любой девочки. Цель ритуала - открыть Поток, чтобы девочка смогла использовать магию. В ходе ритуала отца девочки отправляют к Покровителям путём отрубания головы на жертвенном алтаре. Отец может отказаться отдавать свою жизнь за дочь, но в этом случае единственный его путь - пожизненная ссылка в Пропасть.].
        Но, судя по всему, хозяйка дома не была одинока. Рядом с кроватью старушки, сидели ещё две дамы среднего возраста. Одна из них, судя по чёрному платью и глухому вороту, была непосвящённой[7 - - НЕПОСВЯЩЁННАЯ - женщина, не прошедшая на седьмой день жизни ритуал Великого Посвящения по причине бегства, смерти или отказа отца. Непосвящённые не имеют права использовать магию и получать образование по специальностям, связанным с использованием Потока. Они обязаны всю жизнь носить чёрные одежды и закрывать плечи. Также непосвящённые не имеют права заводить отношения с мужчинами и рожать детей.].
        Я наклонилась над кроватью пациентки. В лицо врезался пустой и отрешённый взгляд человека, потерявшего рассудок, и, судя по всему, давно. Засаленные волосы, небрежно скрученные в узел, перепачканный рот, слизь, застывшая корками в носу. И запах застарелой мочи, тяжёлый и густой. Запах лежачего занемогшего, который ни с чем не перепутаешь.
        Нет. Эта женщина всё же была одинока.
        - Кем приходитесь занемогшей? - я посмотрела на женщин, безупречно отыгрывающих беспокойство.
        - Д-дочери, - произнесла полная алая дама.
        - Почему не ухаживаете за мамой должным образом?
        - Мы ухаживаем! - непосвящённая всплеснула руками. - Она ведь только вчера слегла.
        - До этого ходила, ела и пила сама, - закивала женщина в алом.
        Только вчера. Свежо придание! Я слышала это каждый раз, когда приходила на дом к обезножившим ненужным старикам. А по факту видела гниющие пролежни, опрелости, грязное бельё и ногти, которыми можно копать землю.
        Но кто такие жрецы, чтобы поучать и читать нотации? Я прикусила губу, дабы не сказать лишнего, и произнесла ключ. Поток пришёл быстро, ошпарив головокружением. Краски перед глазами, как и обычно, сделались болезненно-яркими. Воздух заиграл желтизной. К потолку поплыл запах, напоминающий аромат сандала и ванили - неизменное амбре моих заклинаний, к которому я никак не могла привыкнуть.
        Я приложила руки к вискам старушки. Золотой свет коконом окутал её голову. Дымка сгустилась, занавесив сморщенное лицо, и покатилась по шее. Лишь у лба старушки осталось голое пятно. Потоки энергии сновали мимо, чётко огибая его.
        - Кровоизлияние в мозг, - констатировала я, убирая руки. - Обрываю нити.
        Золотистое сияние сбежало с моих пальцев, как вода, и растаяло.
        - Значит, вчера у неё случилось кровоизлияние, - заключила непосвящённая. - Жрица… эээ… Госпожа…
        - Госпожа Альтеррони.
        - Госпожа Альтераци, напишите нам заключение о её невменяемости, чтобы мы смогли продать этот дом без проблем с дозорными!
        - Застарелое кровоизлияние, - пояснила я. - Месяц как минимум. Об этом и дам заключение.
        Женщины переглянулись. Недовольные гримасы исказили три похожих лица.
        - Но, - возразила та, что прежде не подавала голоса, - у дозорных же возникнут вопросы, почему так давно… И почему жрицы у нас не было.
        - Возникнут, - я пожала плечом. - И у меня возникли, если честно.
        - Но госпожа Альтераци!
        - Альтеррони.
        - Может, мы придём к консенсусу?
        Я промолчала. Сжав зубы, настрочила заключение, в котором, как и положено, указала истинную давность недуга. Положила бумажку на стол. Единственная, с кем эти дамы должны будут прийти к консенсусу - совесть.
        Следующий адрес - слава Покровителям - оказался совсем рядом. Через два дома. Однако, пройдя пару десятков метров, я снова нацепляла на туфли грязи. И снова пришлось поливать их водой у порога.
        У двери меня встретила девушка в светло-серых одеяниях, совершенно здоровая на вид. Проводила в маленькую прихожую с комковатой грязью на полу, где воздух был до оскомины пропитан табаком. Почти все мужчины рабочего квартала курили, многие - даже дома. А в этой семье, судя по аромату, курили не только мужчины.
        - Разувайтесь, - выпалила девушка, глядя на мои истерзанные туфли.
        - Регламент запрещает, - сложив зонт, я поставила его в запаутиненный угол.
        - Вы же несёте Поток света! - девушка дерзко вскинула подбородок. - Вы должны!
        - А потому могу сказать, что вы в состоянии были сами дойти до амбулатории, - нашлась я. - Что мешало?
        Девушка скривилась, сделавшись похожей на печёное яблоко. Её голубые глаза недобро блеснули, и мне захотелось развернуться и зашагать прочь. Конфликтные занемогшие встречались почти каждый день, и каждый раз я с трудом преодолевала желание поставить их на место.
        - Не хотите разуваться - будете слушать меня здесь, - скандалистка брезгливо подвинула мне стул. Деревянные ножки шаркнули по доскам пола, скатывая грязь в колбаски.
        Пожав плечом, я присела и откинулась на спинку. И не таких встречали. Главное - сохранять спокойствие и улыбаться. И не лезть на рожон.
        - Слушаю, - отрезала я. - Уже давно слушаю.
        - Знаете, жрица, - девушка неожиданно стала мягкой. - Покровители не связываются со мной[8 - - СВЯЗЬ С ПОКРОВИТЕЛЯМИ подразумевает менструацию у женщин.] вот уже целый сезон.
        - Это, безусловно, экстренный повод обратиться за домашней помощью в дежурный день, - я закивала с показной участливостью. Эмоции рвались наружу, застывая комками в горле. Приходилось глотать их вместе с вязкой слюной. - И как я могу вам помочь?
        - Посмотрите, не забеременела ли я? - произнесла девушка шёпотом.
        Ох уж эта извечная дилемма молодости. Беременна - не беременна. От мужа - не от мужа. Мальчиком, или - о, ужас - девочкой. Видели таких. И не таких.
        - В течение сезона вы могли явиться на осмотр, - возразила я. - Магические методы расходуют слишком много энергии и не входят в Положение оказания помощи на дому.
        - И что?
        - А то, моя дорогая, - я пожала плечом, - что сегодня у меня шестнадцать адресов. Если я пойду вам навстречу, на помощь занемогшим меня может просто не хватить.
        - Это ваши проблемы! - девушка капризно топнула ногой. - Зачем мне идти на осмотр? Это позорная процедура! И ведь только с помощью Потока света можно посмотреть пол ребёнка!
        - Я всё сказала, - я поднялась со стула и принялась расправлять платье. - Приходите в амбулаторию. Вы ведь и сегодня могли дойти сами.
        - Так какой же дурак в такую погоду на улицу выйдет? - девушка возмущённо пожала плечами.
        - Например, дежурная земская жрица.
        - Ну, вы же сами знали, куда шли!
        Уходя, я хлопнула дверью. Просто не выдержала.
        Сойдя со ступеней, я долго рассматривала свои руки, не в силах поверить, что вышла из себя при исполнении. Самым горестным было осознавать, что взбесило меня не безрассудство молодой женщины, и не её лень. Меня вывело из себя то, что она ждёт ребёнка. Покровители даровали ей благо, которого не дали и никогда не дадут мне.
        После шести адресов рабочего квартала я в своём жёлтом платье стала походить на выжатый лимон. Вернее, на гниющую скомканную цедру. Вода пропитала оторочку юбки, и теперь оборка при каждом шаге обвивалась змеёй вокруг лодыжек. Комья грязи налипли на подошвы. Даже кончики волос отсырели, и теперь неприятно холодили шею.
        Осторожными шагами я приближалась к остановке общественной повозки. Грязь пузырилась под ногами, как ведьмино варево. Дождь и не думал прекращаться. Мало ли того: ветер снова пошёл в разгул. Налетел, ударил в лицо, и, вырвав зонт из моей руки, понёсся по улице дальше вместе с добычей.
        - Ээээй! - закричала я, провожая взглядом зонт. - Треклятые Разрушители! За какие грехи?!
        Крик улетел вместе с порывом ветра и запутался в листве одиноких деревьев. Крупные капли ударили по затылку и заскользили по волосам. Опомнившись, я развернулась и помчалась за улетающим в никуда зонтом. Ноги, стиснутые промокшими туфлями, ныли и просили пощады, но послушно месили грязь.
        Тщетно. Зонт стремительно отдалялся, словно зазывая вернуться в недры квартала. Пролетел чёрной медузой над грязевыми бороздами, подпрыгнул, едва не вцепившись спицами в крону кривой берёзы, а затем спикировал вниз и, не касаясь земли, унёсся за чей-то забор.
        Молния пронеслась по небу, на мгновение выбелив землю и превратив деревья в фиолетовые зигзаги. Я раздосадовано хлопнула себя по бёдрам и снова помянула Разрушителей: на этот раз, громче. А что мне ещё было делать? Осталась в одиночестве под проливным дождём, в мокром платье и почти развалившихся туфлях, уставшая, как вьючный вол, да ещё и с тяжёлым чемоданом в руке! Скажи кому - засмеют!
        Впору было помчаться домой, но я не могла. На мне висело ещё пять адресов.
        - Спокойно, - пробормотала я, стараясь не расплакаться от досады. Запрокинула голову, подставив лицо дождю. Горьковатый привкус белил для щёк скользнул по губам. - Спокойно, госпожа Альтеррони. Это - не худшее, что могло с вами произойти. Осталось ещё пять домов. Всего пять.
        Раскат грома разлетелся по облакам. Набрав громкость, он обрушился на землю, а затем плавно сошёл на нет. Сквозь басовитые отзвуки прорезалось цоканье копыт.
        Бросила взгляд в конец улочки. О, удача! Пятая повозка стремительно приближалась к остановке со стороны леса. Ну, хоть сейчас Покровители пришли на помощь! За двадцать минут я доскочу до элитного квартала, а оттуда - рукой подать до Храма Вершителей.
        Тройка измождённых гнедых коней пронеслась мимо. Фонтанчики брызг весело летели из-под копыт. Я отчаянно замахала вознице. Заметив меня, он взметнул в воздух красный платок. Значит, подождёт.
        Я подхватила свой чемодан и рванула к остановке. Мокрые волосы облепили лицо. Грязь с аппетитом всасывала мои туфли, знаменуя каждый шаг жадным чавканьем. Сил почти не осталось: усталость разливалась в мышцах, как расплавленный металл.
        С трудом подняла голову. Потоки дождя полились на веки, кромсая картину перед глазами на дрожащие лоскуты. Впереди по-прежнему чернела витая тропа, укрытая сплошными лужами. Остановка совсем не приблизилась! Пара десятков метров до пункта назначения теперь казались долгими километрами.
        - Ещё рывок! - успокоила я себя, не понимая, что произношу это вслух.
        Сохранять позитив в такой ситуации было крайне сложно. Контролировать себя - ещё труднее. Всё, чего я могла желать - чтобы это никак не сказалось на занемогших. И не помешало мне выполнить свой жреческий долг.
        Собрав силы в кулак, я сделала рывок. Слякоть с хлюпаньем выплюнула мою ногу, едва не потопив туфлю. Вывернула стопу, пытаясь посадить обувь на место. Пятка послушно зашла в вырез туфельки, но вот беда - голень пронзила судорога. Да с таким напором, что я от неожиданности согнулась пополам. И так неудачно, что не смогла удержать равновесие и бухнулась в слякоть на одно колено.
        Жидкая грязь поползла по юбке, пропитывая тонкий шёлк. Я не удержалась от истерического хохота: всё же, лучше, чем рыдать. Превозмогая себя, поднялась и одёрнула юбку. Серовато-чёрное пятно нырнуло меж складок, но при первом же шаге снова высунулось наружу.
        На кого я теперь похожа? Бродячие псы и то чище.
        Чертыхаясь, я потащилась к остановке. Платье, обвисшее от влажности, собирало ветки и оборванные листья. Завтра грядёт большая стирка! Хорошо, что впереди выходной.
        Кондуктор в повозке зажалась в угол и всю дорогу косилась на меня, словно я перебрала хмельного. Даже денег не взяла. Её опасения понятны: нормальные люди в таком виде по улицам не разгуливают. Только особо отъявленные земские жрицы, вроде Сириллы Альтеррони.
        В элитном квартале дверь мне не открыли. Тщетно я громыхала воротами, дёргала глухо закрытую калитку, звонила в колокольчик. С той стороны забора отвечала лишь тишина, перемежаемая шёпотом дождя и шелестом листьев. Я простояла под ливнем положенные по регламенту десять минут, а затем, нацарапав на кусочке пергамента записку и втиснув её в щель, пошла прочь. Их проблемы.
        До района Храма Вершителей я добралась пешим шагом за четверть часа. К тому моменту я почти слилась с дождём и походила на бестелесную тень. Ноги тащили меня сквозь улицы на автомате. Тело давно перестало подчиняться сознанию. Внутри остались лишь рефлексы: никаких чувств и эмоций. Когда на негодование не остаётся сил, приходит смирение.
        Стоит ли говорить, что на каждом адресе на меня смотрели, как на безумную? И нюхали воздух, пытаясь понять, не тянет ли от меня зелёным змием. В обычной ситуации я бы рассвирепела и выдала что-нибудь колкое. Но когда дождь съел тебя, подобрать слова бывает сложно. Равно как и постоять за свою профессиональную честь.
        Адрес с запором я специально оставила напоследок. Словно надеялась, что вызывающему молодому мужчине станет стыдно за ерундовый повод.
        Нужный мне дом спрятался в тихой глубине квартала, в густой поросли вишен и слив. Когда я добралась до него, небо уже начало приобретать тёмно-фиолетовый отлив. Дождь и не думал прекращаться. Похоже, зарядил на целую неделю.
        Дверь распахнула заплаканная женщина в тёмно-оранжевом. Взгляд её мокрых глаз горел надеждой. Удивительно, но она не стала оглядывать меня с ног до головы, как люди на предыдущих адресах. Её не смутили ни туфли, обляпанные землёй, ни обвисшие от влаги волосы, ни грязное платье, которое к тому моменту можно было отжимать. Она сразу пригласила меня войти: без лишних церемоний и замечаний.
        - Госпожа Альтеррони! - начала женщина с порога. - Ну, неужели! Наконец-то вы пришли! Мы очень ждали именно вас!
        Впрочем, мой настрой её слова никак не изменили. Обида скреблась в груди, как бешеная кошка. Хотелось выплюнуть её из себя. Вырвать, да так, чтобы навсегда: словами, взглядами, замечаниями…
        - Ждали именно меня на запор? - со скептицизмом пробормотала я. - Бодрый мужчина тридцати восьми годовых циклов мог бы и сам…
        Мой голос оборвался, едва я зашла в спальню. На постели, почти сливаясь с белыми простынями, лежал молодой мужчина. Его болезненно блестящие глаза были слишком огромны для истощённого лица с выпирающими скулами. У кровати занемогшего горбился мальчик-подросток. Своими ладошками он сжимал паукообразную руку мужчины и время от времени гладил её.
        - Моё почтение, жрица Альтеррони, - пробормотал мужчина сухими губами и тут же застонал. Пот проступил на его лбу крупным бисером.
        Я кивнула в ответ, не в силах выговорить приветствие. С недугом всё было ясно: его бы распознала с первого взгляда любая выпускница Академии.
        Только… как? Такого не должно быть! Ему равно к Покровителям! Почему такой молодой?!
        - У Оскара чёрный недуг, - подтвердила женщина мои догадки. Как во сне я заметила, что она вытирает глаза. - Уже пустил щупальца, как сказала жрица Хамовски. Везде, где только можно.
        - Простите, - выдохнула я, не зная, как оправдаться.
        Стыд полоснул по щекам горячей волной. Хотелось спрятаться, закрыть лицо, отвернуться, лишь бы скрыть свои чувства. Иногда завидное умение делать выводы преждевременно играло мне вовсе не на руку. Уметь бы ещё стелить соломку прежде, чем упасть.
        - У него боли, - проговорил мальчик из своего угла.
        - Госпожа Хамовски уже выписывала господину Оскару обезболивающие настойки? - поинтересовалась я. - Жгучий перец, боль-траву?
        - Жрица Альтеррони, - женщина умоляюще взглянула на меня и отвернулась к окну, словно стесняясь своих слёз. - Боль-трава не помогает Оскару. Вот уже второй день она не облегчает боли. А сегодня у него раздуло живот. Я слышала…
        - Что?
        - Я слышала, что именно ваш Поток направлен на долгое облегчение сложных болей, - женщина закрыла лицо руками. - Простите, простите нас за беспокойство, жрица Альтеррони, но Оскар не может больше терпеть. Сможете ли вы ему помочь?
        Сказать, что я изумилась, значит не сказать ничего. Врождённое заклятие моего Потока казалось мне абсолютно бесполезным в работе. Занемогшие с острой болью обычно посылали за жреческим активом, а не шли в амбулаторию. Иногда, правда, меня просили облегчить зубную боль, пока помощники по частям вырывали чьи-то разрушенные зубы, и это была единственная область применения моего дара. Для остальных видов болей существовали базовые заклятия, которыми в той или иной мере владела каждая жрица, закончившая Академию.
        Я никогда не считала, что Покровители наделили меня чем-то особенным. И завидовала уникальным врождённым заклятиям моих коллег… До того, как положила ладони на вспотевшее тело Оскара и призвала свой Поток.
        Знакомое головокружение смазало краски. Руки задрожали. Золотые нити, переплетаясь паутиной, заскользили по коже Оскара. Унимая чужую боль, главное - не перетянуть её себе. Когда моя непосвящённая сестрица, не обученная в Наставне азам защиты, тайком использовала магию на дворовых кошках, у неё получалось именно так.
        - Мне намного лучше, - выдавил Оскар. - Я уже не чувствую боли.
        - Ещё минутку, - попросила я. - Нужно закрепить результат.
        Я закрутила энергетические потоки спиралью и послала их вдоль позвоночника. Жёлтые нити просветили тело занемогшего насквозь, словно пропитав его мёдом. Жрица Хамовски была права. Щупальца чёрного недуга везде: в лёгких, в печени, в брюшной полости.
        - Посмотрите, - я показала на чёрную дыру, сформированную энергетическими нитями. - Это - основной узел. Он пережимает кишку. Болей не будет сутки, но причина останется. К сожалению, я не в силах ему помочь.
        - Нам ничего не нужно, - выдохнула женщина. - Лишь бы этой боли не было.
        В наших краях чёрный недуг считался неизлечимым. Редкие жрицы Девятого Холма могли приостанавливать его, но защита в этих случаях не помогала. Это всегда сказывалось на их здоровье. Да и, к тому же, спустя несколько недель, хворь начинала цвести снова и пускала новые щупальца.
        - Обрываю нити, - произнесла я, когда на щеках Оскара проступил лёгкий румянец.
        Жёлтые нити стеклись в одну точку, сжались в комок и, загоревшись яркой вспышкой, растаяли в воздухе. Сандалово-ванильное амбре взлетело под потолок, пропитав комнату.
        - Вот и всё, - я опустила руки.
        - А теперь я помогу вам, - отозвалась хозяйка дома. - Даже не возражайте.
        Я услышала знакомые слова ключа, слетающие с её уст. Женщина попятилась к окну, вытянула руки, и потоки горячего воздуха окутали меня, щекоча кожу. Удивительно, но они не вздыбливали волосы и не колыхали складки юбки: просто проникали сквозь меня, не встречая препятствий. Однако влага с кожи и одежды стремительно испарялась. Ко мне возвращалось удивительное ощущение комфорта и уюта, смытое дождём.
        Через три минуты волосы и платье уже были сухими. Оставалась лишь одна нерешённая проблема: грязное пятно на юбке. Впрочем, теперь она казалась не столь важной. Некоторые неприятности можно оставить на потом.
        Уходя, я долго слушала благодарности. И думала о том, какими разными бывают люди и как их ломают обстоятельства. Я ненадолго оставила Ленор, не пожелав потакать её капризам, и тут же поймала проклятья в спину. А за двадцать четыре спокойных часа для незнакомого занемогшего, после которых боль неизбежно вернётся, получила уйму добрых слов, да ещё и помощь.
        Когда я вышла на аллею перед Храмом, темнота уже наводнила улицы. Беззвёздное небо опрокинулось на город, как синее шерстяное покрывало. Дождь, наконец, успокоился: теперь лишь редкие капли падали вниз, оставаясь кругами на лужах.
        Дежурство закончилось. Я шла домой, волоча неожиданно отяжелевший чемоданчик. И надеялась, что завтра будет лучше, чем сегодня.
        Глава 3
        Первый прыжок
        - Где ты пропадала весь день? - врезалось в уши, едва я перешагнула порог.
        Я застыла в дверях, не в силах даже поднять взор на мужа. Йозеф коротал время в раскладном кресле у растопленного камина, вытянув ноги в полосатых вязаных носках. Он, как всегда, не удосужился ни отпереть калитку, ни взять мои вещи, ни принять вертикальное положение.
        - Я?! - сорвалось с губ.
        - Ты, Сирилла, - Йозеф лениво повернул голову, но так и не поднялся с кресла. Его щёки, заросшие щетиной, залоснились в свете открытого огня. - Не я же.
        Я скинула у порога искорёженную обувь. Кажется, туфли после сегодняшнего приключения отправятся на помойку. Прошла в гостиную, протопав по дощатому полу, и бросила чемоданчик на диван. Отчитываться перед Йозефом не было ни малейшего желания. Мы давно уже не только не делились личными переживаниями, но и не спали в одной постели.
        - Сирилла, - монотонно повторил Йозеф, запахивая полы халата. - Я тебя спрашиваю.
        - Как будто бы не знал, что я дежурю сегодня, - бросила я в пустоту, накалённую раздражением и свечными огнями.
        - Бедненькая. Устала, должно быть. И проголодалась, - в голосе моего мужа, однако, не слышалось и капли сочувствия. - Я тоже голоден, Сирилла. Переоденься и приготовь поесть. Мы хотя бы поужинаем вместе.
        - Я с ног валюсь, Йозеф, - отрезала я. - Не до еды мне. Почему ты сам не мог что-нибудь сообразить?
        - Кухня - женское дело. Не заставляй меня умирать с голоду и заниматься тем, чем я не должен.
        Запах оплавленного воска неожиданно стал явственным и острым. Я зыркнула через плечо. Два круглых карих глаза, выглядывающие из-под длинной чёлки, держали меня в фокусе. Этот взор подтверждал, что Йозеф будет биться за свою точку зрения до последнего.
        Имеет ли смысл противоречить ему сейчас, когда у меня нет сил даже перекусить? Ведь спор будет бесполезен. Я никогда не добьюсь от мужа ни понимания, ни заботы, ни желания разделить мою нелёгкую долю. Даже вечером, после субботнего дежурства, когда вымотана до предела и не держусь на ногах.
        Когда хочешь изменить то, над чем не властен, приходит ярость. Вливается в кровь огненным потоком, ошпаривает виски, стучит в голове частыми ударами пульса. И занавешивает глаза чёрным. Да так, что за этой пеленой не видишь ни того доброго, что было, ни других, ни себя.
        - А что же ты должен тогда?! - не выдержав, подлетела к креслу и топнула ногой. Половицы заскрипели, но выстояли. Лишь посуда в серванте жалобно звякнула. - Всё здесь делаю я! Я зарабатываю на жизнь, я готовлю, я убираюсь, я стелю тебе постель и стираю рубашки, я даже в стоке ковыряюсь и чищу выгребную яму! А ты в знак благодарности не можешь хотя бы раз уступить мне!
        - Что?!
        Взгляд мужа стал острым и пронзительным. Таким и убить можно. Вот и мне показалось, что в горло влетело лезвие и вышло со стороны спины, протыкая насквозь. Ощутила себя выпотрошенным цыплёнком и на миг забыла, как дышать. Я потёрла горло, прогоняя иллюзию. Не помогло.
        - Кажется, ты забыла важные вещи, Сирилла! - Йозеф вскочил с кресла и выпрямился, как струна.
        Брови мужа, задёргавшись, сошлись над переносицей. Грузная тень нависла надо мной, как саван смерти. Рука Йозефа взвилась в воздух, и тень дала отросток - щупальце чёрного недуга, не иначе. Широкая ладонь с глубокими линиями мелькнула надо мной: того и гляди, опустится на затылок! Я сжалась в комок и инстинктивно прикрыла голову руками, готовясь принять удар.
        Однако боли не последовало. Как и удара. Лишь тишина стала гуще, законсервировав нас в остановившихся секундах. Казалось, что даже часы перестали тикать.
        Не знаю, сколько мы стояли так, друг напротив друга. И когда я уже хотела взять на себя вину и покаяться, лишь бы прервать никому не нужный конфликт, голос Йозефа прорвал затянувшуюся тишь.
        - Сирилла, ты живёшь в моём доме, - сказал он. - Мы по-прежнему муж и жена. Я ношу твою фамилию. А ещё, Покровители уже двенадцать годовых циклов не дают тебе ребёнка. Хочешь продолжать жить тут - будь добра, плати хоть услугами.
        - У нас нет понимания. Я расторгну наш союз, - сорвалось с моих губ, и я снова съёжилась, опасаясь, что Йозеф не выдержит.
        - Я давно этого жду, - выдавил Йозеф мне на удивление. - Но никак не дождусь. Имел бы право - сам давно бы порвал с тобой, но дурацкие Устои и Положения ни во что не ставят мужчин. А ты - эгоистка, держишь меня при себе и играешься. Тебе ведь просто не хочется возвращаться в твою гниющую развалюху. Потому что на нормальную квартиру твоего дохода никогда не хватит.
        Каждое слово, слетающее с его губ, прошивало насквозь. И, что самое ужасное, Йозеф был прав. Но и я была права тоже. Вот только у наших правд не было точек соприкосновения. Они не сшивались в одну истину, которая могла бы стать нашей общей.
        Не ответив ни слова, я нырнула в боковой коридор. Ноги вынесли меня в маленькую кухню с видом на захламлённый задний двор.
        Я сорвала с крючка старый домашний халат и накинула его прямо поверх платья. Открыв окошко погреба, вытащила ощипанную тушку утки, отмыла её и натёрла солью и специями. Растопила печь. Пока резала лук - чихала в кулак и вытирала слёзы. Вот и пришла пора благодарить Покровителей за то, что дождь смыл всю косметику.
        Я нафаршировала утиную тушку гречневой крупой с жареным луком и положила поверх ломтики яблок. Замахнулась иглой с толстой нитью и стянула тушку, да так плотно, что начинка полезла через горло. При этом я едва не пришила кружевную оторочку рукава к утке и пару раз укололась. Теперь главное следить за временем, чтобы блюдо без потерь дошло до кондиции.
        С чувством выполненного долга я швырнула утку в печь. Есть не хотелось совершенно. Стараться ради Йозефа - тем более.
        Когда я гневалась на мужа, я старалась воскресить в памяти всё лучшее, что у нас было. Раньше это помогало. Теперь же вместо счастливых картин молодости всплывали обиды, и я никак не могла прогнать их дурное послевкусие. Я снова и снова вспоминала те моменты, когда Йозеф не утешил, не подошёл, не спросил, не позаботился, не помог… И двух роскошных меринов в нашей конюшне. А потом - общественную повозку, на которой я ежедневно возвращалась домой.
        Я не обязана была брать на себя всё, но брала снова и снова…
        ***
        Когда я добралась до своей спальни, часы показывали десять. Стянув через голову грязное платье и отправив его в корзину для белья, я нырнула под одеяло. Мелодия дождевых капель, колотящихся о стекло, и далёкий шелест листвы убаюкивали и возвращали спокойствие. Ветерок, врывающийся в открытую форточку, мягкими волнами скользил по занавескам.
        Тревога растаяла, едва голова коснулась подушки, а усталость неожиданно стала приятной. Разлилась по мышцам терпкой тяжестью, смежила веки, понеслась чередой образов перед закрытыми глазами… Вслушиваясь в тиканье часов, я подумала о том, что жизнь, пожалуй, не так и ужасна. Я - дома, завтра - выходной. Можно будет поспать подольше, и я, пожалуй, позволю себе эту роскошь. Я это заслужила.
        Сон, настигший меня, вопреки ожиданиям, оказался беспокойным и тревожным. Я скакала верхом по бескрайнему полю, спасаясь от полчища чёрных всадников. Казалось, что я отрываюсь от преследователей. Но, едва я давала коню отдохнуть, на горизонте снова появлялись чёрные пики, выставленные в кровавое небо. Я неслась, ища потайные тропы, путала дорогу, ходила кругами, но каждый раз всё заканчивалось одинаково. Горизонт заливала чернота. И я понимала, что идут за мной…
        Но вот, бесконечный путь кончился. Конь увяз в болоте, и всадники нагнали меня, обступив. Чёрные вуали плащей и флагов занавесили небо. Десятки красных глаз вытаращились на меня, пророча скорую смерть…
        Едва копьё в три роста поддело меня под рёбра, я с криком проснулась. Картины сна растаяли в темноте, вместе с удивительно явной болью. Ощупала живот, надеясь найти кровавую рану. Руки скользнули по корсету, который не хватило сил снять. Цела.
        Я попыталась вдохнуть поглубже, дабы свежий воздух рассеял обрывки видений. Шмыгнула носом и обнаружила, что могу дышать только через рот. Втянула посильнее - внутри носа проклокотало влажное бульканье.
        Гадкий насморк, тебя ещё не хватало! Как я надеялась, что после сегодняшней прогулки под дождём злая участь меня минует, но нет же! Но, надо отдать должное Покровителям, это - не худшее, что могло произойти. Многие из наших и лёгочную хватали.
        Опасаясь, что к утру меня может залихорадить, я поднялась с постели и закрыла форточку. Ветер, несущий за собой капельки дождя, обиженно стукнулся в стекло и затих. Я дёрнула штору, занавешивая багрово-красное небо, так похожее на образ из моего сна. Комната погрузилась во мрак. Теперь лишь редкие молнии, просачиваясь сквозь плотный бархат, вспышками рассеивали темень. Гроза сходила на нет, как и страшная суббота.
        Лёжа в темноте под парой одеял, я пыталась призвать Поток, дабы облегчить насморк. Но сон накрывал быстрее благости Покровителей: слова ключа спутывались клубком на языке, теряли звуки и слоги, преображались в труднопроизносимые сочетания, не имеющие никакого отношения к магии. Прогоняя небытие, я начинала сначала, но всё завершалось так же. Голова кружилась, веки слипались, слова путались, а я старалась удержать последние крупицы рассудка. До тех пор, пока очередная волна сна, связавшая узлом язык и скрутившая мысли, не прервала мои мучения.
        Я опять неслась по полю, только на этот раз - на своих двух. Воздух звенел ароматом реки, утренней росы и камыша. Розовый рассвет разгорался на горизонте сочной ниткой. Толстые стебли разнотравья хрустели под подошвами, а полевые цветы рассыпали лепестки по подолу моей жёлтой юбки. Я чувствовала себя освобождённой и вольной. Как птица, что уносится к югу в холодное время. Я бежала, оставляя позади километры, и дышала этой мимолётной свободой и радостью, позволяя ей заполнять каждый уголок тела и разума.
        Продравшись через цветущий багульник, я вышла к озеру. Прозрачные воды дробили рассветные блики, переламывали деревья, крошили сиреневое небо. Я наклонилась, чтобы зачерпнуть воды и ополоснуть лицо. Пальцы коснулись ледяной глади, и вода бриллиантами заструилась по коже.
        Склонилась ближе, дабы рассмотреть своё отражение. И вдруг увидела по ту сторону её. Ту, что одинаково страстно желала и вернуть назад, и вычеркнуть из памяти.
        - Ты виновата, Сирилла, - рука отражения, так схожая с моей, прорвала прозрачную гладь и легла на плечо, стиснув кожу. Мёртвый мороз проник в каждую клеточку тела, превращая меня в стекло. - Ты должна была оказаться на моём месте!
        ***
        - Просыпайся! - женский голос прервал мой сон, расколотив иллюзии на смутные отголоски видений.
        Не размыкая век, я сделала глубокий вдох ртом. Нос завалило окончательно: если накануне вечером я ещё могла кое-как втянуть воздух, то теперь не получалось вообще. Удивительно, но и усталость никуда не ушла. Напротив: сделалась глубже и тяжелее. Словно металлическая проволока с острыми краями оплела мышцы. Должно быть, насморком дело не ограничится.
        - Ещё рано, - выдавила я через силу. Ну, точно - простуда налицо. Мой голос сделался писклявым и осип, да так сильно, что я его не узнала!
        - Просыпайся! - зов повторился. - Пора! Через десять минут будет семь утра!
        Значит, не показалось.
        Кто-то мягко, но настойчиво долбил меня в спину, точно промеж лопаток. Интересно, кто к нам заявился с утра пораньше? Экономку мы не нанимали, а матушка Йозефа, как и моя, давно ушла к Покровителям. Конечно, к нам могла нагрянуть младшая сестрица мужа, но с чего бы ей тревожить мой сон с утра пораньше, да так настойчиво?
        - Я ещё посплю, - ответила, не открывая глаз. До чего же некомфортно разговаривать незнакомым голосом! Да и звуки внезапно усилились и обострились: кажется, я могла различить, как пыль падает на пол. - Отстань!
        - Нельзя, - женщина снова толкнула меня. - У нас мало времени.
        Что же это за гостья такая невоспитанная? Или Устои не изучала в Наставне? Может быть, это моя тётушка решила заглянуть к нам в гости? Но тогда меня разбудил бы Йозеф, а не она. Да и тётушка не дура поднимать себя с постели в такую рань, ещё и в выходной, и гнать на другую окраину Девятого Холма, чтобы потолкать меня в спину… Если только Сасси или Лекси не подхватили чего дурного.
        Точно! Тётушка приехала потому, что одна из моих кузин захворала. И как я сразу не догадалась?
        - Сегодня же воскресенье, - возмущённо выкрикнула я. Возглас получился визгливым и смешным. Значит, простуда спустилась к гортани. Как бы не пришлось завтра брать освобождение от работы. - Мне нужно сил набраться. Никто не уйдёт к Покровителям за пару часов.
        - Да, сегодня воскресенье, - незнакомка с поразительной лёгкостью подхватила меня под мышки и посадила на кровати, поддерживая под спину. - Поэтому нам и пора подниматься, милая.
        - Какая я тебе милая?! Что это ты со мной делаешь?! - выплюнула я, открывая глаза.
        Ресницы коснулись лба, и вокруг растянулась монотонная пустота. Меня словно погрузили в болото с головой. Ни окна, ни бархатных штор, ни трюмо у двери: лишь тёмная жижа. Я тщетно хлопала веками, но видела лишь дрожащую сероватую пелену, что изредка перемежалась линиями бликов. Подняла руки к глазам, дабы убедиться, что они не завязаны. Ресницы кольнули кончики пальцев: так странно, так сильно. Словно швейные иглы. Никогда не думала, что ресницы колются.
        - Вставай скорее, Элси, - женщина скинула мои ноги с кровати. - Вот, умница.
        - Элси?!
        Скользнула ладонями по подбородку и шее. Сплошные жилы и торчащие кости. Грудь куда-то исчезла, как и корсет, который я забыла снять. Вместо него - просторная ночная рубашка из грубого материала, неприятно льнущая к телу.
        Чьё это тело?! Я ли это?! Почему?!
        - Мамааааааа! - меня охватила паника, прорываясь наружу криком. Как в детстве. - Мама! Мамочка! Да что же это?! Где я?! Мамаааааа!
        Вот только мамы рядом не было. Как и веры в то, что этот кошмар не станет моей вечностью.
        Глава 4
        В чужом теле
        - Мама! - упорно рвалось наружу. Горло обжигала ядовитая боль, по щекам катились слёзы. Солоноватый привкус скользил по губам и спускался в горло. - Мамааааа!
        - Я здесь, милая, - незнакомка притянула меня к себе. Ладонь с загрубевшей кожей проползла по моему новому лицу, собирая слёзы. Странно, но облегчение снизошло сразу, словно меня обнимали руки родного человека. - Не бойся ничего. Я с тобой. Сейчас ты проснёшься окончательно, и всё пройдёт.
        Страх промчался по нервам, заставив сначала окаменеть, а потом - задрожать. Треклятые Разрушители, что за фокусы?! Почему я - это не я? И где она, моя потерянная линия жизни? Неведомым образом я оказалась в теле незрячего подростка, да ещё и новая мать у меня объявилась?! Разве такое бывает?
        Но куда сильнее страха донимали сомнения. Что делать? Как действовать? Сказать - не сказать? И что случится, если я не стану притворяться той, кем не являюсь?! Нужно подумать, хорошо подумать…
        Прикусила губу, чтобы не выдать лишнего. Наверное, слишком сильно, потому что кожа отозвалась незнакомой пульсирующей болью. Ойкнув, я прикрыла рот ладонью. Забавно: не могу видеть, но чувствую каждую складочку на новой коже.
        - Что случилось? - выдохнула я в плечо новоиспечённой матушке.
        Дыхание незнакомки тёплой волной ударило в лицо. Скользнуло по коже, очертило щёки и растаяло, перемешавшись с воздухом. Никогда раньше я не обращала внимания на такие мелочи. Новое восприятие мира через звуки и ощущения сводило с ума. Интересно, громко ли я буду кричать, если у меня заболит живот?
        - Просто тебя лихорадит, Элси, - женщина коснулась шершавыми губами лба, а потом погладила по спине. - Почтенные Покровители, сначала - Лукас, а теперь и ты. Мы попробуем с этим справиться, когда он уйдёт.
        - Кто уйдёт? - как же неудобно дышать ртом! Кажется, что захлёбываешься при каждом слове. - Лукас?
        - Элси, - голос незнакомки стал строгим и серьёзным. - Не пугай меня, пожалуйста.
        - Ты же сама это сказала. Что Лукас уйдёт…
        Почтенные Покровители, что я несу?! Кто такой Лукас? Почему я вообще о нём заговорила? Лучше уж прикинуться больной и молчать. И держать ушки на макушке, дабы не пропустить важную информацию. Соберу по кирпичикам новое настоящее - решу, как быть дальше.
        - Элси, ты точно в порядке? - женщина снова провела ладонью по моей щеке. Её грубая кожа едва не царапала мою.
        - Никуда я сегодня не пойду! - раздался издалека обиженный мальчишеский голосок. - Снаружи уже светло, значит, он не заберёт меня! Тебе лишь бы выгнать меня отсюда, женщина!
        - Лукас! - прикрикнула незнакомка. - А ну, готовься! Помоги сестре!
        - Ну, вот, - недовольно буркнул Лукас. Приближающиеся шаги показались до раздражения громкими. Кажется, он хромает. - Опять эта лентяйка ничего не хочет. А мне из-за неё страдать.
        Теперь уже две пары рук поднимали меня с постели. Покорившись, я встала, но едва разогнула ноги, жуткое головокружение чуть не уложило обратно. Если бы я могла видеть, у меня потемнело бы перед глазами.
        - А теперь - готовьтесь, - приказала моя новая мамочка. - Он вот-вот появится!
        - Давай, Элси, - Лукас помог мне опуститься на колени и сам встал рядом.
        Ощупала пол. Какой же он холодный и липкий! Кажется, хорошо притоптанная земля. Такое я видела только в очень бедных домах. В старых прогнивших бараках за рыночной площадью, да на окраинах рабочего квартала. Вот, значит, куда меня занесло! Даже в непригодной для жилья хижине, что досталась мне в наследство от матушки, пол был дощатым.
        Стоп! Почему я думаю, что мы вообще на Девятом Холме? Мы можем находиться где угодно: от старой земли до параллельной реальности, как в женских романах. Хоть Совет и не одобрял подобную литературу, мы с сестрицей в юные годы часто читали её из-под полы и менялись книгами с подружками по Наставне.
        Чужие ладони легли на мои виски и осторожно потянули голову вниз. Судя по более грубой коже, принадлежали они Лукасу. Острый подбородок прижался к груди, а дыхание обожгло кожу. Теплота побежала по мышцам, разгоняя кровь.
        Почтенные Покровители, как не обезуметь от этой сверхчувствительности! В детстве я опрокинула на ноги бадью с кипятком, и после этого недели две вздрагивала, когда простыня или поток воздуха касались изувеченных стоп. Шрамы от ожогов запечатали на моём теле вечную память о тех днях. Теперь же похожие ощущения волокли меня в прошлое против воли. Всё было так же, как и в те ужасные дни: разве что, без боли.
        Были ли те дни вообще? Была ли боль, были ли шрамы? Непривычно и странно осознавать, что моё прошлое теперь существует в отрыве от меня. У этого слепого тельца, которое, кажется, состоит из одних костей - своё прошлое и своя история.
        - Приготовились? - шепнула женщина, оборвав поток мыслей.
        - К чему? - произнесла едва слышно, и тут же спрятала язык за зубами, едва не прикусив кончик. Я должна знать, что от меня хотят! Должна!
        Страх поднялся по позвоночнику, на мгновение парализовав. Ещё одно лишнее слово, и я себя выдам! Но, к счастью, никто не отреагировал на мимолётную реплику. Лишь Лукас пригнул мою голову сильнее, да тишина задрожала от напряжённых вздохов.
        - Стой так, - пояснил Лукас. - Если зашумит в ушах - прислонись ко мне. Но не вздумай падать. Иначе будет, как в прошлый раз.
        - Поняла, Элси? - подхватила женщина. Судя по тому, что её голос приблизился и заставлял пространство странно вибрировать, теперь она стояла на коленях рядом со мной. - Ты ведь не хочешь, чтобы Лукасу было больно?
        Мотнула головой, пытаясь привести в порядок мысли. Вопросы копились внутри, угрожая прорваться и выбрызнуться, как гной из назревшего нарыва. Почему мы должны стоять на коленях и таращиться в пол?! Почему Лукасу должно быть больно, если я упаду?! Почтенные Покровители, что за шантаж?! Заберите меня отсюда: хоть к себе, хоть туда, откуда я явилась! Пусть это всё прекратится! Пусть…
        Интересно, властны ли Покровители над этим гиблым местом? Услышат ли они меня сейчас?
        Приближающиеся шаги провали тишину пульсирующими толчками. Новоиспечённая мать быстро коснулась моей руки, словно подавая знак. Потом я услышала, как ключ проворачивается в замке. Один раз, другой, третий… Грубо лязгнула щеколда, за ней - ещё одна. Что-то, зазвенев, стукнулось о дверь.
        Мы заперты? Но почему?!
        Скрип старых петель молнией пронёсся над головой, и по лодыжкам прокатилась холодная волна воздуха. Хлопок двери показался оглушительным. На миг моя голова опустела, отправив в никуда и нужные вопросы, и ненужные эмоции. А потом в опасной близости раздались шаги: тяжёлые и ритмичные. Кто-то деловито вышагивал перед нами. Судя по твёрдости шагов - мужчина, хорошо владеющий свои телом.
        Зашуршала бумага, и что-то тяжёлое бухнулось на пол прямо передо мной. Воздух снова завибрировал, покачнув ткань моей сорочки. До чего отвратительно, когда грубый лён трётся о кожу!
        - Мясо, - в уши штопором ввернулся незнакомый голос. Так оно и есть, мужчина. - Свежайшая говядина. Приготовишь своим, чтоб на малокровие больше не жаловались. Поняла?!
        Отгремев, слова растаяли. Всё, что осталось - напряжённое сопение с обеих сторон. Моя новая мама. Лукас справа. И нарастающий шум, похожий на громыхание повозки, в голове.
        - Поняла?! - повторил незнакомец громче. В голосе его послышалась угроза.
        - Поняла, - ответила мать: твёрдо и бесстрашно. - Я приготовлю мясо для детей.
        Шарканье туфель показалось зловещим. Устрашающее напряжение обручем сдавило грудь, на миг остановив сердце. Повозка в голове загрохотала громче, и я неловко пошатнулась. Но выстояла.
        - Где твоя благодарность, женщина?! - раздалось ближе. Чужое дыхание, как пламя, опалило волосы у виска слева. - Сама же говорила, что для того, чтобы Покровители быстрее связались с Элси, ей нужно есть мясо!
        Покровители должны со мной связаться? Этого ещё не хватало. Только неделю назад этот кошмар пережила.
        - Благодарю вас, мой господин, - произнесла моя новая мать. С выдержкой, ровно и чётко. Кажется, моё состояние волновало её куда больше, чем странный тип. - Да. Ей нужно есть мясо и бывать на свежем воздухе.
        - А вот этого - не жди, - отрезал мужчина. - Никто и никогда не увидит Элси, кроме… Кроме… Ты знаешь, кого. Слишком рискованно. Скажи спасибо хотя бы за то, что твой пройдоха-первенец иногда видит мир.
        - Лукас не пройдоха…
        - Не смей возражать, - рявкнул незнакомец, да так, что меня едва не опрокинуло звуковой волной. - Ты знаешь, на каких вы тут правах. И знаешь, что будет, если он вас выдаст. А ну, благодари!
        - Благодарю вас, мой господин, - повторила мать, как заевшая патефонная пластинка. С той же ледяной интонацией и твёрдостью.
        Похоже, у неё вместо нервов - металлические струны. Или шёлковые нити, о которые можно обрезать пальцы. Как же я завидовала её выдержке! Я бы давно отдала концы от страха, если бы со мной так разговаривали. Да о чём вообще говорить, если дрожу, как осиновый лист, лишь от того, что это чудовище в человеческом обличии ходит рядом!
        - Благодарю вас, - передразнил Лукас недовольно. - Гааааспааааадин!
        - Залечивай мальчишку, женщина, - продолжил незнакомец, как ни странно, проигнорировав вызов. - Мне нужна будет рабочая сила на сборе абрикосов. Всё поняла?
        - Поняла, мой господин, - бесстрастно отозвалась мать.
        Я едва не потеряла сознание. Сбор абрикосов? Я что, в рабовладельческое общество вернулась, где бесправные люди вкалывают на плантациях? И, если да, то почему этот изверг поминает Покровителей?
        Мысли спутал нарастающий грохот в голове. Треклятые Разрушители, гадкая повозка, тут как тут. Мчится по каменистой колее, выписывая восьмёрки разболтанными колёсами, подскакивает на выбоинах, трещит досками. Теперь даже не нужно было закрывать глаза, чтобы увидеть её в деталях. До щепки, торчащей из стыков, до вышитого узора на шапочке возницы…
        Повозка неслась прямо на меня. На меня…
        Голова закружилась, отправив рассудок дремать на задворки. И ноги отказались меня держать… «Плохо дело», - мелькнуло в голове вспышкой молнии, и тут же погасло. На мысли просто-напросто не осталось сил.
        Но прежде, чем я свалилась на Лукаса, потеряв опору, влажный воздух снова защекотал голые стопы. Дверь нашего убежища хлопнула во второй раз. За невидимой преградой зазвенели ключи, залязгали засовы и крючки. Нашего мучителя в комнате больше не было.
        - Почтенные Покровители, - прокомментировал Лукас, торопливо обхватывая моё тщедушное тельце. Казалось, что его пальцы протыкают сорочку и проваливаются между рёбрами. - Вовремя. Вовремя!
        - Выстояла! - выкрикнула я, собираясь в комочек.
        И тут же провалилась в глубокое небытие.
        ***
        Я пришла в себя от того, что шершавые пальцы новой матери мерно блуждали по моей голове. Путались в волосах, поглаживали за ушами. Воздух вокруг казался спрессованным и накалённым. Она приводила меня в чувство простейшим заклинанием. Вот только почувствовать запах её магии я не могла, как и увидеть цвет.
        «Залечи мальчишку!» - всплыл в памяти голос незнакомца. Выходит, у моей новоиспечённой мамы - Поток света, как и у меня! Вот ирония судьбы! Я приоткрыла веки и сощурила слепые глаза, довольная догадкой. Знать бы ещё, как использовать новое знание. И как мне быть дальше.
        Несомненно, прежде нужно будет опробовать новое тело. Интересно, какой Поток Покровители определили этой тщедушной слепой девчонке?
        - Всё хорошо, Элси? - ударил в лицо голос матери: непривычно громкий и обеспокоенный. Шероховатые ладони скользнули по щекам и сошлись под подбородком. Руки её едва заметно подрагивали.
        - Всё хорошо, - отчеканила в ответ.
        - Это точно ты, Элси? - странный вопрос опрокинулся на меня, как чан ледяной воды.
        - Это я, мама, - сдавленно проговорила я.
        Почтенные Покровители! Может, стоило сказать правду? Если она спрашивает, значит, может быть в курсе того, что происходит!
        - Плохие новости, Элси, - выдавила мать. Теперь в её голосе уже не слышалось железной выдержки, что меня так восхитила. Он дрожал и срывался. - Твоя сорочка - в крови. С тобой связались Покровители. А это значит, что нас разлучат сразу, как только Элсарио узнает об этом!
        Я шумно проглотила воздух. Действительно, плохие новости. Но почему нас должны разлучить? Кровная связь - это ведь не заразные миазмы. Вопрос дрожал на языке: острый, как стрела, горько-солёный, как слёзы. И как хотелось плюнуть на предосторожность и открыто задать его! Только мой страх оказался сильнее здравого смысла. Всё, что я могла делать - слушать.
        - Мы должны скрывать это от Элсарио как можно дольше, - произнесла мать полушёпотом.
        Элсарио, значит? И кто только посмел опорочить Имя Верховного Покровителя людских судеб, назвав в Его честь это мерзкое чудовище?! Нарекать сыновей в честь Верховных Покровителей - непозволительно дурной тон! Поморщилась от негодования. Живот тут же скрутило спазмом, гораздо сильнее, чем обычно.
        - Ты должна быть готова, - подытожила мать. - Сегодня или завтра твой дар откроется. И это уже точно. Помнишь, о чём мы договаривались?
        Я едва не проглотила язык от изумления. Вот это номер! Почему это мой дар должен открыться только сейчас?! Не иначе, как в развитии отстаю. Малышки-стихийницы, прошедшие жалкие семь годовых циклов, во всю поджигают поля и гоняют голубей воздушными потоками. А мне, как минимум, двенадцать!
        - Пожалуйста, расскажи ещё раз, - рискнула я спросить.
        - Ты опрометчива, Элси, раз забываешь важные вещи, - в голосе матери слышались и отчаяние, и разочарование.
        - Я просто хочу быть уверена, - нашлась я. - Мне страшно.
        Тишину пробороздили шаги. Только на этот раз они были легки и походили на перешёптывание пожухлых листьев в четвёртом сезоне. Мать расхаживала туда-сюда перед жёсткой койкой, на которой я лежала. Ритм её шагов и дыхания выдавал сильную тревогу. Удивительно, как быстро я научилась различать эмоции людей вслепую, даже не чувствуя их запахов.
        - Не вздумай использовать талисман Элсарио, - воздух качнулся перед моим лицом, приподняв волосы надо лбом. - И вообще о нём не думай. Если ты настроишься на него и прыгнешь в его тело, это будет конец. Он сразу прознает всё.
        - Пры… - я проглотила звуки, срывающиеся с губ; твёрдые и ледяные, как градины.
        Так вот, значит, как это называется. Прыгнуть. Безобидное и лёгкое слово, явно не описывающее весь спектр страданий и эмоций, что мне пришлось испытать за жалкую пару часов. Но теперь, по крайней мере, хоть что-то стало понятно. Виновата в произошедшем не я - виновата слепая девочка. Она просто прыгнула и волею судеб попала в моё бренное тело. Лишь одна важная деталь мешала принять историю, как есть: ни у одной из женщин Сердца Земли никогда не было магии, позволяющей перемещаться в чужое тело. Об этом только в страшных сказках писали, да и то не так часто.
        - Используй только те талисманы, которые приносит Лукас, - продолжала поучать меня мать. - Не так важно, в чьём теле ты окажешься. Важно, что далеко отсюда.
        - Угу, - я кивнула, поморщившись от очередного спазма внизу живота.
        Значит, у слепой девочки есть талисманы. Должно быть, что-то вроде тотемов, которые иногда используют стихийницы и чернокнижницы для усиления. Нужно поискать их здесь. Но только когда перестанет донимать живот. Любая боль в этом теле кажется невыносимой.
        - Ты испугаешься мира, Элси, - проговорила мать с печалью в голосе. - Обязательно испугаешься, ведь ты никогда не видела его и не чувствовала. Но пусть это не собьёт тебя с пути. Делай так, как мы договаривались. Зови на помощь, кричи, проси о спасении. Расскажи всем, кого встретишь, что Элсарио держит нас в погребе. Что у Элсарио - абрикосовые сады, повозки с лошадьми и дом за высоким забором. А, может, даже два дома. Расскажи всё, что знаешь о нём! Что Элсарио покупал сегодня говядину на рынке. Что он носит штаны из потёртой кожи. Расскажи, какой у него голос! Всё расскажи! Если тебя сочтут безумной - настаивай на своём! И так, пока не вернёшься обратно.
        Ужас свернулся под ложечкой, как ядовитая змея. Выставил гремучий хвост, выплюнул раздвоенный язык - того и гляди, ужалит! Тошнота вкатилась в горло плотным комом, и я сглотнула, чтобы протолкнуть его обратно. Так вот, значит, чем сейчас занимается девочка в моём теле! Чувствую, что если повезёт вернуться назад, я встречу новый рассвет в изоляторе для безумцев. Или - в лучшем случае - привязанной к кровати. Если, конечно, Йозефу не придёт в голову более здравая идея: закопать меня заживо.
        - И долго я буду в чужом теле? - только и получилось выговорить.
        - Ты пугаешь меня, Элси! - голос матери сорвался в крик. - Как можно так безответственно подходить к важному делу?! Мы ведь столько раз обсуждали это!
        - Прости меня, - выдавила, прервав её пылкую речь. - Я спросила это потому, что мне интересно другое. Попав в моё тело, чужой человек тоже очень удивится. И начнёт вести себя странно. Это… это будет заметно.
        - Будет, - я услышала, как что-то хрустнуло рядом.
        - И Элсарио тоже заметит это!
        - Да, - произнесла мать. - Я тоже этого очень боюсь. Это - наш второй путь к плохому исходу. Но если мы не рискнём сейчас, плохой исход наступит в любом случае. А так у нас хотя бы будет шанс.
        Шанс. Четыре буквы - а сколько надежды. Но каким призрачным казалось это слово сейчас… Я сжала губы, пытаясь не разреветься. Мне не было особого дела ни до слепой девочки, ни до её семейства. Я опасалась за себя. За своё настоящее тело и настоящую судьбу, которая и без того казалась несладкой.
        ***
        Пространство каморки сжалось и стало душным и скользким от тепла растопленной печи. Вдалеке журчала вода и булькало масло. Уютно громыхала металлическая посуда. Нож, коварно хихикая, скрёб по сковородке. Мать жарила мясо на ужин. И очень кстати: желудок настойчиво просил нормальной пищи. Ведь съесть грубое травяное варево с распаренной крупой на обед я так и не смогла, несмотря на то, что мать, поминая Разрушителей, упорно его в меня пихала.
        День прошёл монотонно и вяло. Я так и не смогла подняться с койки. Каждый раз, когда я вставала по нужде, голова кружилась так, что приходилось просить поддержки. А стоило провести пару минут сидя - воскресала зловещая повозка с разболтанными колёсами. И, разгоняясь, ехала на меня.
        - Как ты себя чувствуешь? - Лукас осторожно присел на край койки и, приподняв мою голову, положил её себе на колени.
        - Не так плохо, как ты думаешь, - решила я соврать.
        - Брешешь, - фыркнул он. - Ты белая, как потолок! Может, воды тебе принести?
        - Я с удовольствием поем мяса, когда оно будет готово.
        - Почтенные Покровители, слава вам, - задорно пропел Лукас. - После того, как ты плевалась своей любимой чечевицей, я уже ни во что не верил.
        - Боишься, что к Покровителям уйду? - сорвалось с моих губ.
        Молчание повисло в воздухе. Масло на сковороде зашипело громче, словно ругая меня за греховные домыслы. Судя по тому, что Лукас не спешил отвечать, мои худшие догадки оказались близки к истине. Моё состояние слишком тяжёлое, и я могу уйти в любую минуту.
        Интересно, если я и правда уйду к Покровителям этой ночью, кто останется в моём настоящем теле? Девочка Элси? Или я проснусь, как ни в чём не бывало, и пойду на работу, влившись в привычную рутину будней?
        - Хочешь, сказку расскажу? - хрипло процедил Лукас, пытаясь залатать брешь тишины.
        - Расскажи лучше про то, что снаружи, - попросила я, поудобнее устраиваясь на его коленях. Каждое движение давалось неимоверным трудом. Никогда в жизни я не была так разбита.
        - Снова?! - с издёвкой хмыкнул Лукас. - Я ведь и так каждый день тебе рассказываю!
        - Пожалуйста, - произнесла я ласково. Набрела на ощупь на его худосочную руку, погладила по плечу. Нечаянно пропустила между пальцами локон его волос. Длинные… - Я очень прошу тебя. Просто умоляю.
        - Глупая женщина, - кажется, Лукас улыбнулся. - И что тебе это даст, Элси?
        - Спокойствие, - нашлась я. - И веру. В то, что я всё сделаю правильно. Сегодня или завтра.
        - Ты ещё во что-то веришь?
        - В то, что всё будет хорошо, - я попыталась улыбнуться.
        Не знаю, насколько фальшивой получилась моя улыбка. Под стать фразам и мыслям, должно быть. Ведь на самом деле я ни во что уже не верила. Даже в то, что этот кошмар скоро закончится, как обещала мать.
        - Ладно, - Лукас бережно пригладил мои волосы. - Ладно…
        Я навострила уши, стараясь не упускать деталей. Даже дышать старалась тише. Впрочем, это не было столь необходимо. Ни один звук не оставался незамеченным для моей новой ипостаси.
        - Ты испугалась бы, попав наружу, - прошептал Лукас хрипло. - Хотя, нет… Ты не увидела бы эти громады с десятками глаз. Не почувствовала бы чужие запахи.
        - Запахи?!
        - Снаружи пахнет опасностью, Элси, - пояснил Лукас. - Знаешь, что такое запах? Это как вкус, он так же проходит через тебя. Только вкус остаётся внутри, а запах - летит дальше. Представь, что на твоём языке - кровь. Кровь и пыль. И немного жухлой травы. Так пахнет мир, что за стенами, Элси. Так пахнут люди с их помыслами.
        - Неужели все без исключения?! - выдавила я с изумлением.
        - Не все, - отрезал Лукас. - Но большинство.
        - Почему тогда… - я задержала дыхание, пытаясь сформулировать вопрос так, чтобы не выдать себя. - Почему же ты часто ходишь наружу?!
        - Там есть многое, что может удивить. Например, небо. Оно похоже на шёлковое покрывало над головой. Каждый раз, когда дует ветер, оно складывается по-новому. А ночью на нём появляются блёстки.
        - И как же оно не падает? - попыталась изобразить удивление.
        - Наверное, его держат те, кого мама зовёт Покровителями, - суставы Лукаса громко хрустнули. Должно быть, откинулся назад или пожал плечами. - И они же зажигают ночью свечи.
        - А они не устают? Это ведь тяжело, держать небо, не выпуская его ни на секунду.
        - Не думаю, - выдохнул Лукас. - Они ведь могут всё. Всё, что захотят!
        Некоторое время мы молчали. Лукас нежно перебирал мои волосы, а я пыталась склеить воедино полученную информацию. Нужно узнать, что это за место. Хотя бы приблизительно. Пока всё, что мне удалось соткать из обрывков, походило на расцвеченную сказку, порождённую детским воображением.
        - Тогда почему Покровители ещё не освободили нас? - спросила неожиданно для самой себя. - Почему подвергают нас опасности? Заставляют рисковать?
        - Нас не ждут снаружи, Элси, - Лукас горестно вздохнул.
        - Думаешь?
        - Там уже есть и ты, и я, - я снова услышала, как Лукас улыбается. - И наша мама. Мы свободны там, и живём, как захотим. И мы счастливы там втроём.
        - Глупости!
        - Нет, не глупости, - Лукас хихикнул. - Есть вещи, которым не нужны доказательства.
        Я едва сдержала ностальгическую улыбку. Вот они, яркие детские фантазии во всей красе. Защитная реакция на травму. Неудивительно: что он вообще видел, кроме этих стен? Хорошо, пусть воображает себе другую жизнь, за пределами этой комнатушки, если ему от этого легче. Мечтать - его неприкосновенное право.
        Тёплые руки с мозолистыми пальцами вплетались в мои волосы, как гребень. И с каждой минутой проблемы уплывали всё дальше. Я даже позволила себе расслабиться, несмотря на отвратительное головокружение. Пожалуй, всё, чего мне не хватало раньше - близкий человек. Тот, кому я могла бы довериться и открыть самые потаённые уголки души. Родственная душа, готовая подхватить под руки, когда нет сил идти дальше. Девочка Элси, никогда не видевшая мира, оказалась куда богаче Сириллы Альтеррони.
        - Элси, - выдал Лукас неожиданно. - Ты какая-то другая сегодня.
        - Нет, - должно быть, я побледнела ещё сильнее. Щёки моментально похолодели, а на лбу выступил холодный пот. - Это всё недуг. Голова слишком сильно кружится.
        - Справа или слева? - выстрелом ударилось в переносье. - Отвечай.
        - Что справа или слева?
        - Справа или слева? - повторил Лукас более настойчиво.
        - С-слева, - выдохнула я, едва не захлебнувшись словами.
        - Ты прыгнула! - Лукас неожиданно вскочил, чуть не уронив меня. - Нет, не ты. Элси прыгнула!
        - Я не прыгнула, Лукас! - тревога забилась в груди, как подстреленный голубь.
        Ещё немного, и меня прижмут к стенке! Нужно срочно выкручиваться, но как?! В голове мелькнули две мысли. Можно, конечно, сознаться во всём. Но не факт, что узнав о прыжке, Лукас и мать будут держать эмоции при себе. Судя по тому, какую реакцию демонстрирует Лукас, такого не будет точно. Крики привлекут внимание Элсарио, обязательно привлекут! И тогда нам несдобровать.
        Можно продолжать притворяться той, кем я не являюсь. Тогда у нас появится маленький, но шанс. Шанс! Четыре буквы. И пронзительная надежда, которой можно упиваться до бесконечности - в каждой.
        - Элсарио?! - выдавил Лукас с пренебрежением. - Это ты?! Признавайся!
        Я едва не поперхнулась вязкой слюной. И - на всякий случай - отползла по койке подальше. Такого поворота событий я просчитать не сумела.
        - Что там? - судя по приближающимся шагам, мать оставила сковородки и ринулась к нам.
        - Она прыгнула, мам! - испуганно прокричал Лукас. - Это не Элси! Это кто-то другой, кто слишком хорошо ею притворяется!
        - Элсарио?! - испуганный голос матери вспорхнул под потолок, как бабочка.
        - Я Элси! - выкрикнула, что есть мочи, и с неожиданной резвостью подскочила на койке. - Элси!
        Я спустила ноги на пол и, не сумев устоять, бухнулась на четвереньки. Локти и колени заныли, встретив землю, бёдра прострелила боль. Слабость впечатала меня в холодный пол, не давая подняться.
        - Признавайся, Элсарио, - строгий голос матери пронёсся надо мной. - Ты специально это подстроил?!
        - Я не Элсарио! - завопила я. Горло загорелось огнём, и крик перешёл в сиплый кашель. Задохнувшись, я сжалась в комочек.
        - Свежо придание, - отозвалась мать, с трудом возвращая меня на койку. - Кто ещё стал бы притворяться моей дочерью?! Да только ты на такое способен! Чтобы я ничего не подозревала, и ты мог разлучить нас жестоко и неожиданно!
        Паника раздвинула рёбра, поднялась по шее и пошла горлом. Кое-как преодолев натиск спазмов, я сделала вдох и закашлялась снова. Нет уж, хватит с меня опасных приключений! Пришла пора признаваться. Только как сделать это, если я чувствую себя червяком, извивающимся в рыбацкой снасти?! Если тело содрогается от кашля, а для того, чтобы дышать, приходится прикладывать неимоверную силу?!
        - Я знаю, что ты давно договорился с покупателем, - процедила мать сквозь зубы. Выдержка снова вернулась к ней, сделав голос твёрдым. Слова отскакивали от стен ледяными глыбами, падали на голову, как камни. И каждое ранило. - И знаешь что, Элсарио? Я не отдам тебе Элси. Лягу поперёк дороги, умру сама, но не отдам! Слышишь меня?!
        Я сложилась клубочком, пытаясь остановить кашель, но это не помогало. Толчки рвались наружу, стискивая грудь и выдавливая из неё последнее. Воздуха катастрофически не хватало. Подступало забытье: густое, как болотная вода, и такое же тухловатое. Отвернулась к стенке, пытаясь спастись от натиска небытия. Ткань сорочки, успевшая пропитаться густой и тёплой кровью, неприятно хлестнула по бедру.
        - Я слишком дорого заплатила за Элси, - донеслось до меня сквозь ватную пелену. - И ты не отберёшь её у меня.
        Последнее, что я услышала прежде, чем обморок утопил меня в своих чёрных водах, были шаги. Знакомая твёрдая поступь, отрезанная от нашего маленького мира деревянной дверью и чередой засовов и замков.
        Шаги приближались.
        Глава 5
        Неконтролируемое безумие
        Не знаю, сколько продолжалась темнота, но она была мучительной. То топила в потоке чёрных вод, не давая вдохнуть, то гнала по гулким коридорам. А иногда - толкала вниз с невидимого выступа, обрекая на бесконечное падение. Слишком густая, чтобы хранить образы, и слишком плотная, чтобы позволять собою дышать.
        Когда забвение рассеивалось, и тьма давала брешь, мне мерещилось, что меня куда-то волокут, как мешок с картофелем или мукой. А потом мрак наваливался опять, стирая обрывки чувств и ощущений. И я снова летела, тонула, падала, гонимая им.
        Первое, что я ощутила, проснувшись - запах гари. Не веря себе, втянула его глубже сквозь заваленный нос. Так и есть, он родимый! Самый сладкий аромат в Сердце Земли, этим утром - так точно. А это значит, что…
        Словно опасаясь подвоха, я разлепила сначала один глаз, а потом - другой. Над головой, в облаке мутноватого света, кружились пылинки. Выше висел родной потолок. Знакомая змеистая трещина скалила зубы в побелке между расходящимися балками. Как же я любила её в этот момент!
        - Почтенные Покровители, - хрипло хихикнула я. - Скажите мне, воскресенье сегодня или понедельник?!
        Сомнений не оставалось: голос мой. Кровать, в которой я лежала, тоже оказалась моей. Пошевелила руками, дабы убедиться, что они не привязаны, потом - согнула ноги в коленях, подбросив одеяло. Покрутила стопой, не веря своим глазам и везению. Мой дом. Моё тело. И я. Свободная!
        Солнечный луч, прорвавшийся сквозь тюль, нахально прыгнул на ресницы и прострелил глаз. Сомнения тут же атаковали голову, потопив радость. Неспроста всё так легко, неспроста. Тут таится подвох. Неужели Йозеф поверил девочке, что провела целые сутки в моём теле?
        А, может, это всё приснилось мне, и не было никакой девочки? И сегодня - воскресенье? И впереди - день большой стирки, метлы и неухоженных грядок? Я готова была в это поверить. Лишь бы не возвращаться в холодный подвал, в чужое тело!
        Села на кровати, и косточки корсета больно врезались в кожу. Затёкшая спина отозвалась ноющей болью. Я опять не разделась! Пора завязывать с этим. Нужно больше времени уделять себе, своему здоровью и…
        - Проснулась? - знакомый голос расколотил остатки сна вдребезги.
        Я лениво повернула голову. Шея хрустнула, и по плечу пробежала боль. Йозеф полулежал в кресле у гардеробной и таращился на меня заспанными глазами. Судя по паре подушек, торчащих из-за его спины, ночевал он тоже здесь. Нервно усмехнулась: вот где он - подвох! Вот уже добрую половину годового цикла мы с Йозефом жили в разных комнатах. Значит, девочка натворила-таки дел.
        - Как ты чувствуешь себя? - участливо пробормотал муж.
        - Почему ты вдруг решил этим поинтересоваться? - съязвила я. Слишком уж приторным казалось это показное участие - аж затошнило! - Совесть проснулась? Или я совсем расклеилась, и теперь боишься, что потеряешь бесплатную прислугу?!
        В меня полетела подушка. А следом за ней - и другая. Два мягких снаряда. Раздражённо отправила их обратно. Оба раза - мимо.
        - Тебя лихорадило вчера, - Йозеф зевнул, и, подобрав подушку, снова запустил ею в меня. - Да так сильно, что ты бредила. За ночь жар спал, но не факт, что тебе снова не станет плохо.
        Сердце пропустило удар. Всё, как я и думала. Одно радовало: лихорадка-то пришла вовремя! Теперь странное поведение вполне можно списать на бред. Оставалось только надеяться, что девочка не слишком сильно подмочила мою репутацию и не наговорила лишнего.
        - Бредила?! - попыталась изобразить изумление. - Ты о чём?
        - Ты говорила о Покровителе людских судеб Элсарио, - сказал Йозеф, и последняя надежда на то, что девочка мне приснилась, рухнула. - О его грушевых садах. И о том, что он держит в погребе узников.
        - Абрикосовых садах, - поправила я и чуть не прикусила губу. Ни к чему наводить Йозефа на лишние вопросы: он и так многое пережил этой ночью. Теперь я должна приучать себя обдумывать каждое слово!
        - Ты помнишь?
        - Ну, немного, - интересно, какой ответ он хочет услышать? - А что я ещё говорила?
        - Кричала, что мир странный, - приподнявшись с кресла, Йозеф дотянулся до моего лица и пощупал лоб. От его прикосновений передёрнуло. - Что он душит тебя. И повторяла своё имя.
        - Моё имя?!
        - Ну да, - Йозеф пожал плечами. - Сирилла Альтеррони.
        Я едва не проглотила язык от изумления. Откуда бы девочке Элси знать моё имя?! Хотя… Она вполне могла прочитать надпись на рабочем блокноте.
        Дыхание остановилось, и воздух встал в горле комом. Сердце зашлось в бешеной пляске: маленькая тёплая птица в клетке из рёбер. Девочка, которая всю жизнь была слепой, вдруг начала читать?! Бред!
        Значит, Элси искала именно меня, чтобы прыгнуть?! Но почему?
        Вопросов оказалось слишком много. Времени размышлять - не было вовсе. Ответов, впрочем, не было тоже. Ни одного.
        - Точно? - с недоверием посмотрела на мужа.
        Йозеф отвёл глаза и, наконец, оторвался от кресла. Обошёл кровать, держа меня под прицелом настороженного взгляда, и облокотился на подоконник. Грузная фигура заслонила свет.
        - Сирилла, - сказал он. - Мне кажется, тебе нужно вызвать жрицу. Тебе не место в амбулатории сегодня.
        - Я сама себе жрица! - всплеснула руками, протестуя. - Сейчас я призову Поток, и стану как новенькая.
        - Тебе нужно взять освобождение от работы, - пояснил Йозеф. - Хотя бы на пару дней. Я слишком испугался, глядя на тебя.
        Странное чувство заполнило грудь и потянулось щупальцами к горлу. Обида, вперемешку с задавленной яростью. И сожаление. Горькое сожаление о двенадцати годовых циклах, потраченных на этого человека. Я отвернулась, стараясь не встречаться взглядом с Йозефом. Всё, чего я хотела - чтобы он не заставлял наши отношения агонизировать бесконечно.
        - А ты не боишься гнать меня на кухню, когда я прихожу, едва держась на ногах?! - вырвалось из горла. - Нет?!
        - Это - другое дело. Это твоя обязанность.
        - Вот и не строй из себя заботливого мужа! - я перешла на крик.
        Горло отчаянно саднило, и я то и дело сглатывала, сбиваясь. Вкус обиды дрожал на языке солоноватой горечью. А, может, это были слёзы.
        - Сирилла, у тебя никогда раньше такого не было, - Йозеф снова попытался возразить.
        Я лишь демонстративно вздёрнула подбородок, не желая слушать мужа. Он давно раздавил то, что осталось от моей любви, своим неучастием. И дурак бы понял: бесполезно воскрешать былые чувства. Тот максимум, что мы могли дать друг другу после всего пережитого - уважение. Но здесь подстерегала ещё одна проблема: Йозеф не понимал, что это такое. Совсем не понимал…
        Бросила взгляд на часы. Семь утра. Ещё успею привести себя в порядок. Преодолевая боль в мышцах, я скинула ноги с кровати. Пальцы тут же подцепили толстую верёвочку, валяющуюся на полу.
        - Это ещё что, - выкрикнула я, вытаскивая находку на свет.
        Странная вещь обвилась вокруг запястья, как змея, и стянула кожу. Шёлковый тросик с нанизанными деревянными рунами, зубчиками чеснока и сушёными семенами походил на шаманские бусы. Или на чётки, с которыми воздают славу Покровителям храмовницы. Только слишком уж они оказались длинными - обернулись вокруг кровати двумя кругами. Шедевр чьего-то рукоделия отменно нёс смесью пряностей и сандалом. Я втянула адское амбре и едва удержалась, чтобы не чихнуть.
        - Это я вчера попросил в Храме Вершителей, - буркнул Йозеф. - Боялся, что твою душу прибрали Разрушители.
        - Разрушители? - я едко хихикнула. - Что за бред?!
        - Знала бы ты, как я вчера перепугался, не говорила бы так!
        Отшвырнув мудрёный реквизит, я метнулась к трюмо. Но не успела я разглядеть в зеркале своё отражение, как руки Йозефа поймали меня на бегу.
        - Нет, Сирилла, - его пальцы сжали плечи и впились в кожу, как пыточные щипцы. - Ты никуда не пойдёшь!
        Неужели он собрался удержать меня силой? Давненько отношения с Йозефом не приносили мне сюрпризов и неожиданностей. Нет, он поднимал на меня руку, и не раз. Но моя работа негласно считалась моим личным делом, вмешиваться в которое он не имел ни права, ни компетенции.
        - Я сама решаю, куда мне ходить, а куда - нет! - я развернулась, вырываясь. Жгучая боль поползла по коже. Ну вот, теперь останутся синяки.
        - Я думал, что вчера ты обезумела, а сегодня ты, как ни в чём не бывало, вскакиваешь и бежишь к своим занемогшим?! - Йозеф выкинул руки вперёд и в ярости сжал мои плечи. Светло-рыжий квадрат окна, прошитый кружевом теней, задрожал перед глазами, когда он начал меня трясти. Чувствовала себя тряпичной куклой. - Ты только и делаешь, что работаешь! Работаешь-работаешь-работаешь! Нормальные женщины отдают себя семье, а не чужим людям!
        - Конечно, - я собралась с духом и оттолкнула Йозефа. От неожиданности он попятился назад, потерял равновесие и налетел спиной на тумбочку. Ваза розового стекла зашаталась и упала к его ногам. Громко звякнула, будто ругнувшись, но не разбилась. - А нормальные мужья - добывают хлеб!
        Не дожидаясь, пока Йозеф опомнится, я обогнула кровать и вылетела к гардеробной. Нырнула в пропахшее лавандой пространство, унылое и монотонно-жёлтое от моих повседневных нарядов, и прихватила первое попавшееся платье. Пожалуй, слишком лёгкое для установившейся погоды, но сейчас выбирать не приходилось.
        Приближающиеся шаги, скрипящие по половицам, звучали, как реквием.
        - Не поняла ещё? - Йозеф рывком метнулся к двери. - Сегодня ты остаёшься здесь!
        - Это ты ничего не понял, - я изо всех сил старалась держать себя в руках, но получалось плохо. - Только я решаю, куда мне идти.
        - Сирилла, - кажется, Йозеф пытался вернуться к конструктивному диалогу. Он вцепился в платье, что я держала в руках, как в мамину юбку. - Вернись в постель. Я позову жрицу.
        - Мне не нужна жрица, - выдохнула я ему в лицо.
        Взгляд врезался в переносье Йозефа, и в голове весьма некстати всплыла наша первая встреча. Это случилось на концерте струнной музыки в Храме Вершителей. «Вы похожи на солнце», - повторял Йозеф, поймав меня в дверях. Тогда он ещё не знал, как я ненавижу жёлтый цвет…
        - Давай я провожу тебя, - неожиданно потеряв прыть, Йозеф запинался на каждом слоге. - Я правда ведь… Правда за тебя опасаюсь, хоть ты мне и не веришь.
        - Если опасаешься за меня, Йозеф, - я осторожно вытащила тонкий шёлк из хватки его кулаков, - приезжай за мной после приёма на повозке. Покатаешь меня по адресам. Глядишь, и туфли поношу подольше. Я буду тебе очень благодарна.
        Ох, зря я это сказала. Когда бой идёт не на жизнь, а на смерть, лучше не затрагивать спорных тем. На всякий случай я попятилась к двери. И правильно сделала.
        - Сколько раз говорить тебе, - глаза мужа снова налились кровью. - Мои мерины созданы только для спортивной езды! Они все копыта собьют на этих ухабах!
        Знакомое чувство обиды снова царапнуло сердце. А потом - стиснуло грудь и пробежало по нервам мощным импульсом. Сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Горькая правда плавала на самой поверхности. Его раскаяние - лишь пустой звук. Йозеф любовался своим солнцем, но не считал зазорным и выстрелить в него. Он никогда не изменился бы ради меня.
        Но ведь и я тоже не обязана меняться ему в угоду! Где оно, моё святое право быть собой? И почему я похоронила его за самопожертвованием? Если бы со мной была Сиил, я никогда не разрешила бы топтать себя. Я знала бы себе цену. Сиил была моей стеной…
        Но Сиил не было. И больше не будет.
        - Всё ясно, - я выскользнула за дверь. - Не говори после этого, что заботишься обо мне.
        - Сирилла!
        Я прошмыгнула в уборную и щёлкнула щеколдой. Включила воду, заглушив ворчание мужа. Времени нагреть чан не оставалось - пришлось мыться ледяной. Обтеревшись, кое-как втиснулась в шёлковое платье цыплячьего цвета, которое не надевала с позапрошлого третьего сезона. Стянула волосы в пучок на затылке, выпустив пару прядей, и оценила своё отражение в зеркале. Для высокого звания жрицы, пожалуй, неопрятно. Для слепой девочки Элси - замечательно. Впрочем, теперь я радовалась любому отражению. Главное, что оно было моим.
        Когда я шла через гостиную, покидая дом, Йозеф, как и обычно, полулежал в раскладном кресле у камина. Он даже не обернулся мне вслед. Впрочем, я тоже не нашла для него нужного взгляда. Мы всё сказали друг другу раньше.
        ***
        Молочная теплота утра легла на плечи, едва я вышла за калитку. Природа провожала затянувшийся дождь. Ветерок скакал по деревьям, нашёптывая листьям песни о дальних краях. Лужи и ручейки вдоль бордюров ловили солнце и кидали его осколки в глаза прохожих. И, хотя воздух ещё хранил аромат мокрой пыли и влажной листвы, чистое небо обещало долгожданный погожий день.
        Улицы наполнялись суетой, гомоном голосов и цоканьем лошадиных копыт. Скрипели колёса повозок, шуршали утренние газеты и складки платьев. Постукивали калитки и скрежетали замки, провожая хозяев на работу. Мелодия типичного утра на Девятом Холме. Такая родная, что не хочется выбрасывать её из памяти.
        Несмотря на то, что время поджимало, я выскочила из повозки на две остановки раньше, точно около рынка. Решила пройтись пешком, обдумать произошедшее и насладиться прекрасным понедельником. А заодно - привести мысли в порядок и расставить факты по полочкам. Вряд ли я смогу нормально работать, мусоля в голове мысль о слепой девочке в сыром подвале. И о том, что сегодняшняя ночь может снова вбросить меня в чужое тело.
        Я и не заметила, как ноги, отклонившись от заданного курса, утащили меня за рыночные ворота. Даже в ранний час в торговых рядах царило оживление. Гомон голосов перемежался стуком топора и шелестом тканей. Ветерок пах маком и ванилью: булочницы усердно месили тесто и растапливали печи, чтобы закинуть туда первую сдобу. Торговцы выкладывали на прилавки спелые яблоки, груши и абрикосы.
        - Моё почтение, госпожа Альтеррони, - улыбнулась из толпы женщина с корзиной. Её лицо показалось мне знакомым, но имени вспомнить я так и не сумела. - Разве вы не на приёме сейчас?
        - Моё почтение, - ответила на автомате. Стремление пациентов обо всём прознать, не упустив ни детали, всегда раздражало. Ведь, разузнав что-то интересное, непременно переиначат на свой лад. А потом - расскажут другим. - У меня специальное задание.
        Кивнув, знакомая незнакомка ретировалась. Пронеслась мимо прилавков с кухонной утварью, махнув синим подолом, и прошмыгнула в проулок, где торговали бумагой и перьевыми ручками. Я лишь проводила женщину взглядом. Рассказывать ей, почему мне захотелось проветрить голову перед работой, у меня не было ни малейшего желания. К тому же, я и сама не находила этому логичной причины. И это пугало и настораживало.
        Я обогнула бытовые ряды и вышла во фруктовый павильон, крытый тканевыми навесами. Неизвестно зачем купила пять мытых абрикосов в бумажном кульке. Закинула один в рот. Сочная мякоть рассыпалась на языке, обнажая косточку. Сладкий сок окропил горло. Есть не хотелось совершенно.
        Я пронеслась под навесами, едва не заплутав в лабиринте рядов. Оказавшись, наконец, под открытым небом, упёрлась в линию складов. Замшелые стены с изъеденными временем камнями тянулись, как барьер, до самых чёрных ворот. Ноги вынесли меня на захламлённую тропку, извивающуюся вдоль стены. Обогнув склады, я весьма удачно упёрлась в лавку мясника.
        Запах свежего мяса в лавке, как ни странно, не вызывал отвращения. Мясник Донат с упоением раскладывал на прилавке вырезку. Тёмные треугольники парной говядины, нежная свиная мякоть, потроха… Кусочки на продажу выглядели так аппетитно, что их хотелось съесть сырыми! Заставить человека хотеть сырого мяса - настоящий дар. Понятно, почему другие мясные точки свернулись, не выдержав конкуренции.
        - Свининки захотели, жрица Альтеррони? - выкрикнул Донат, заметив меня в дверях. - Подходите! Самую свежую завешу. А, может, говядины? Только ночью забили.
        «Расскажи всем, что он покупал сегодня говядину на рынке!» - воскрес в голове обеспокоенный голос. Я сглотнула и помотала головой, прогоняя воспоминание. Что подумает обо мне мясник, если я пристану к нему со своими тараканами? Да и как я скажу ему? «У вас вчера покупал говядину изверг-извращенец, который держит у себя в погребе женщину и двух детей-подростков»?! После такой тирады от изолятора для безумцев меня уже ничто не спасёт.
        Но желание докопаться до истины выматывало куда сильнее беспокойства о добром имени. Даже страх перед изолятором казался ничтожным в сравнении с ним. Может быть, всего один вопрос сможет дать подсказку и спасти меня!
        Шальная мысль не давала покоя и крутилась в голове, как муха над куском мяса. Разгадка лежала слишком близко. Так близко, что грех не протянуть руку и не взять! Помявшись и посомневавшись, я решила уступить опасному желанию.
        Одёрнула юбку, натянула дежурную улыбку и двинулась к прилавку, сочиняя на ходу новую ложь. Когда не знаешь, с чего начать, начни с приветствия! Пожалуй, надо попробовать.
        - Моё почтение, - поздоровалась я.
        - Так что вам взвесить? - Донат подкинул в воздух свиной уголок и тут же его поймал. Сочная мякоть упала на прилавок. - Свинина, говядина, баранина?
        - Как ваши суставы, господин? - решила начать издали.
        - Вытяжка из хрящей телят творит чудеса, - похвастался Донат. - Я благодарен вам, госпожа Альтеррони. Ещё немного подлатаю суставы и смогу самолично ездить за товаром на Седьмой Холм.
        - Чудесная новость, - я сняла с лица улыбку и попыталась изобразить беспокойство. - Но, к сожалению, я к вам не с такими хорошими вестями.
        - В чём дело? - брови Доната поползли вверх. - Неужели состав моей крови…
        - Нет-нет, - Почтенные Покровители, как же тяжело врать! - Ваше здоровье потерпит. Но у вас могут быть проблемы.
        Судя по складкам, моментально нарисовавшимся на переносье мясника, он явно не пришёл в восторг от нашего разговора.
        - Какие проблемы? - выдавил он сквозь зубы.
        Комок подкатил к горлу. Вот уж накликала я проблем на свою голову! Захотелось ретироваться, да поздно. Теперь путь один - продолжать врать, и желательно - поубедительнее.
        - Вчера был зафиксирован случай заражения миазмами, - я старалась тщательно продумывать каждое слово. - Полагают, что заражение произошло через говяжью вырезку…
        Договорив, я едва удержалась от истерического хохота. Ситуация складывалась нелепее некуда. Почтенные Покровители, актриса бы из меня не получилась точно! Что за чушь я несу!
        - Да? - заплывшее лицо Доната приобрело багровый отлив. - И что же за миазмы?
        - Они вызывают неукротимую рвоту, профузный понос и обезвоживание, опасное для жизни, - я попыталась придать лицу обеспокоенное выражение.
        - Моё мясо чисто, - выдавил Донат в ответ, принимаясь демонстративно убирать говядину с прилавка.
        Чудесно. Сбила человеку торговлю. А вдобавок, кажется, нажила себе врага.
        - Я не предъявляю к вам претензий, поймите, - почувствовала, как краснота наползает на щёки. - Но я должна знать, кто покупал вчера говядину. Чтобы предупредить возможные последствия.
        - Не будет никаких последствий! - рявкнул Донат. - Зуб даю! Моя продукция - с лучших ферм Седьмого Холма. Она чиста.
        - Я просто прошу вас ответить на вопрос, потому что, - замялась на мгновение, выдавливая из себя вымысел. - Потому что мне велело начальство. Получу по голове, если не предоставлю сведения. Поймите и меня тоже.
        - Ну, ладно, - сбросив кусок говядины в металлический чан, Донат упал на стул. Дерево опасно захрустело, приняв его вес. - Надеюсь, что это не информация для конкурентов.
        - Какая конкуренция?! Вы что!
        - Колбасница Дрон брала четверть туши. Потом приезжал повар из гостиницы, взял и говядины, и баранины для постояльцев. Сарина - экономка Бессамори - нагрянула около десяти утра. И Эринберг. Самолично.
        - Эринберг? - поинтересовалась я. - Тот самый, из элитного квартала? Тот, что держит одёжную лавку?
        - Да, - Донат кивнул. - Я ещё удивился, что он явился за мясом сам. Обычно приезжает его эконом, это синекожее крылатое отродье.
        У меня не было никаких оснований подозревать Эринберга во всех пригрешениях, но предположение вполне могло оказаться правдивым. Мрачный и спокойный лавочник был холост и вёл отшельническое существование в доме за высоким забором, на самом краю элитного квартала. Казалось, что мирская суета утомляет его, и он всячески стремится от неё оградиться. Если в подвале Эринберга обнаружатся узники, Девятый Холм ещё долго не уснёт.
        - А кто ещё брал говядину? - спросила на всякий случай.
        - Так, по мелочам, - Донат пожал плечом и едва не сбил жёлтую медовую липучку для мух, что барахталась над его головой, как толстая макаронина. - Бабки косточки брали на суп и своим собакам. Как и обычно.
        Я медленно отступила к двери. Всё, что я хотела, я уже услышала. Продолжать диалог не оставалось ни малейшего желания.
        - Благодарю за ценную информацию, - мне не верилось, что всё прошло так гладко.
        - Будьте любезны, жрица Альтеррони, - отойдя от ярости, Донат снова поменялся в лице. - Сообщите мне, было ли это связано с говядиной.
        - Что было связано? - выскочило из моего рта.
        Донат неоднозначно повёл глазами. А я - торопливо прикрыла лицо ладонью. Вот глупая! Теперь оставалось только надеяться, что Донат не придаст случайной реплике значения. И не подумает про несуществующих конкурентов. Получить с его увесистой ноги под зад мне совершенно не хотелось.
        - Миазмы, - пояснил Донат, почесав поросшую щетиной щёку. - Вы же собрались искать заражённых.
        - Да-да, - опомнилась я, вспоминая легенду, которую пять минут назад придумала сама. - Конечно, сообщу. Да помогут вам Покровители!
        - Вам бы они помогли, - с сарказмом прокомментировал Донат.
        Я вылетела за дверь и с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий лесом. Задрала голову в небо, и верхушки сосен, торчащие из-за каменной ограды, закивали мне. Покровители сами привели меня сюда, чтобы развеять мои сомнения и страхи, и я оправдала их ожидания. Теперь нужно брать ноги в руки и бежать в амбулаторию: приём вот уже минут десять, как идёт. И хорошо, если Шири сообразил начать с перевязок и промывания ран.
        Избавившись от наваждения, что вытолкнуло меня из повозки на две остановки раньше, я подобрала юбку и помчалась к рыночным воротам. Обернувшись напоследок, я заметила, что Донат, как ни в чём не бывало, выкладывает говядину на прилавок.
        Глава 6
        Бочка дёгтя
        В первый день недели амбулатория оживала. Просыпалась от спячки, как медведь, и начинала негодовать вместе с работниками. Окна, такие широкие и светлые в конце рабочей недели, по понедельникам превращались в зашторенные заспанные глаза. И даже холл у парадного входа сжимался и становился тесным и душным. Занемогшие занимали кресла, толпились у дверей, обнимались с колоннами, ожидая своей очереди на приём. Пропахшие плесенью коридоры наполнялись гомоном голосов, топотом ног, хлопаньем дверей и сиплым кашлем. Я одинаково сильно ненавидела эту суету и не могла без неё жить. За годы работы она влилась в мою кровь и проросла тело, как сорная трава - землю.
        И на этот раз всё было, как обычно. Едва я зашла за парадные двери, передо мной предстал знакомый мир. Распахнул объятия, пропахшие сыростью и чужим дыханием, и вобрал в самое пекло. Маленький кусочек жизни остался неизменным. И это было мне необходимо.
        Я ворвалась на полном ходу в холл. Голоса занемогших вокруг сплелись в многозвучную какофонию и вскружили голову. Сквозь стену звуков уверенно прорывался разговор двух дам почтенного возраста. Судя по громкости голосов, обе были не просто глуховаты, а тугоухи.
        - Да что этот настой?! - кряхтела одна. - Моя мать боль-травой крыс да собак бродячих травила. А ты внутрь его хочешь?
        - Так мне жрица назначила, - оправдывалась другая. - Говорит, боль-трава останавливает чёрный недуг.
        - Чёрный перец, чёрный перец! Послушай меня, - перебила первая. - Вот хороший метод очищения. Нужно вымочить суровую ткань дождевой водой в полнолуние. Потом - раздеться, обмазаться мёдом с ног до головы, обмотаться ею. И пустить снаружи горячий воздушный поток…
        - Кошачий вонючий лоток? - фыркнула собеседница. - Да я уж лучше боль-траву…
        Я пронеслась мимо, едва не сбив с ног разукрашенную даму в светло-зелёном платье. Пролепетав на ходу извинения, метнулась в коридор, и ощутила, как в поясницу впился разгневанный взгляд. Толпа занемогших встретила меня хором раздосадованно-возмущённых вздохов. Судя по всему, я потеряла чувство времени и задержалась куда дольше, чем казалось.
        - Госпожа Альтеррони! - кричал кто-то из самой гущи столпотворения. - Мне только спросить!
        - Вот обнаглели, - раздалось из другого угла. - Им ещё и деньги платят за то, что опаздывают!
        Игнорируя возмущённые реплики и воззвания к совести, я прорвалась сквозь скопище народу и ввалилась в кабинет. Захлопнула дверь и налегла на неё всем телом, словно это могло защитить меня от чужого негодования. В лицо ударили горячие лучи, просочившиеся сквозь стекло окна.
        Я вытолкнула из груди спрессованный воздух. Теперь главное - не забыть то, что сказал Донат. А если не хочешь, чтобы память подвела, лучше записать. Потянула сумку за ремень и вытащила наружу рабочий блокнот и карандаш.
        - Вы долго сегодня, - произнёс Шири вместо приветствия.
        Я подняла озадаченный взгляд на помощника. Как я и предполагала, Шири уже начал перевязки. Он вывалил на кушетку тюк с бинтами, обезболивающими настойками и мазями. В кресле у его стола тянула ошпаренную ногу юная занемогшая. Кокетливо приподняв подол, девушка весьма прямолинейно строила Шири глазки. А он - весьма забавно не реагировал на попытки растопить его сердце.
        - Проспала, - соврала я, машинально кусая карандаш. - Что нового?
        - Стоун заходила, - Шири подмигнул мне, и юная пациентка, ждущая перевязки, тут же состроила недовольную гримасу. - Просила вас.
        - Стоун?!
        Сердце камнем ушло в пятки. Окно, обрамлённое кружевными шторками, задрожало перед глазами, опасно покачнулось, но выстояло. Если госпожа Стоун вызывает к себе, значит дело плохо. Очень плохо. И, что самое ужасное, каких жутких догадок ни строй, всё непременно окажется ещё хуже. Я называла это правилом Стоун. Негласное правило, влияющее на действия в простой арифметике Сириллы Альтеррони. Тщетно попыталась вспомнить провинность, за которую меня можно было наказать, но ничего не шло в голову. Разве что, сегодняшнее опоздание. Но Стоун сама опаздывает, и ловить соринки в чужих глазах с её стороны было бы глупо.
        - Увы, не могу обрадовать вас, госпожа Альтеррони, - крылышки Шири поднялись и развернулись. - Мне так хочется признаться, что я пошутил, но жизнь - тяжёлая штука.
        - Я поняла, Шири!
        Вместо того чтобы стремглав побежать в кабинет руководительницы, я ринулась к своему столу. Кинула сумку в шкаф, набросила на плечи белую накидку униформы и, усевшись в своё кресло, открыла блокнот. Карандаш дрожал в руке, выписывая в воздухе нелепые загогулины. Щёки полыхали огнём. В голове крутилось одно: записать! А потом можно и отправиться на экзекуцию.
        - Можно? - дверь кабинета скрипнула, и в проёме показалась голова в голубой косынке.
        - Подождите! - оборвала я.
        Женщина, изобразив недовольную гримасу, исчезла за дверью. Через секунду из коридора донеслись приглушённые возмущения. Чувство невыполненного долга стиснуло сердце, заставив его на мгновение остановиться. А ведь мне ещё и к Стоун тащиться!
        Но прежде, чем портить себе жизнь, нужно зафиксировать отправные точки. В голове, цепляясь друг за друга, вертелись четыре слова. Бессамори. Эринберг. Колбасница. Гостиница. Всю дорогу до амбулатории я повторяла их про себя в разном порядке, строя мыслимые и немыслимые ассоциации, но одно из них непременно забывалось.
        Послюнявила пальцы, словив на себе брезгливый взгляд обожжённой крали. Обложка блокнота стукнулась о столешницу. Страницы, потрёпанные по краям, побежали назад, показывая фамилии, даты явок, сведения о выданных освобождениях от работы. Я привыкла писать вразнобой, просто открывая блокнот на первом попавшемся чистом листе.
        Наконец-то! Чистая страничка! Переплёт нежно хрустнул, открывая разворот…
        В следующее мгновение я сама почувствовала себя ошпаренной. Когда кипяток попадает на кожу, первое время боль не ощущается. Лишь потом она накатывает неотвратимой волной, принося с собой багрянец воспаления и пузыри. Вот и я словно зависла в этом растянувшемся мгновении, что приходит перед болью. Воздух затвердел и стал стеклянным. Кожа онемела. Онемела голова. Онемели и мысли, превратившись в тяжёлые камни.
        - Что? - только и смог выговорить задеревеневший язык.
        - Всё хорошо, госпожа Альтеррони? - Шири оторвался от посетительницы и бросил в мусор охапку использованных бинтов. - Вы побледнели.
        Сделала вдох. Выдох. И снова - вдох. Ни к чему плодить лишние слухи. Ни к чему.
        - Малокровие, - отозвалась я. - Прибрали бы его Разрушители.
        - Вам нужно есть больше мяса! - Шири со знанием дела погрозил пальцем. - Покровители не зря велели людям употреблять животных в пищу!
        Слова Шири утонули в гомоне мыслей. Онемение отступало, только его место занимала не боль, а тревога. И ужас. Пронзительный ужас.
        С разворота блокнота на меня смотрели кривые буквы, выведенные детской рукой. Они убегали со строчек, падали плашмя, словно их вычерчивали с закрытыми глазами. Четыре слова. Ни одной запятой. Четыре слова, оставляющие мурашки на коже. И уйму вопросов, распирающих голову.
        «Споси нас тетя гатрэ», - кричали буквы.
        ***
        - Альтеррони? - госпожа Стоун указала сухой рукой на кресло для посетителей. Казалось, что её загнутые ногти вот-вот продерут дыру в пространстве. - Садитесь сейчас же.
        Как же я люблю госпожу Стоун за безупречный такт и хорошие манеры! Но ещё больше я люблю себя обманывать. Особенно в подобных ситуациях, когда просто необходимо себе это внушить.
        Я нехотя протопала по половицам к столу исполняющей обязанности верховной жрицы и опустилась в кресло. Бордовый бархат обивки показался колючим, как наждак. Начало разговора не предвещало ничего хорошего.
        - И что вы скажете в своё оправдание? - Стоун зыркнула ледяными глазками из-под густых бровей. - Я жду.
        - В оправдание? - слова застряли между зубами, как волокна отварного мяса. Квадрат окна неожиданно показался слишком ярким, а воздух - слишком терпким. - Я ни в чём не провинилась, госпожа Стоун!
        - Не провинились, говорите?! Вы не обслужили два адреса в дежурный день, - госпожа Стоун покачала головой. Хорошо ещё, что пальцем не погрозила. - В чём причина?
        Кислота подступила к горлу. Живот скрутило спазмом. Этого ведь не может быть! Просто не может! Но осуждающий взор Стоун говорил сам за себя. Непоправимое случилось. И теперь оставалось выяснить, каким образом.
        - Я прошла все адреса! - даже в разговоре с начальством я старательно избегала унизительного слова «обслуживать». - На одном, правда, мне не открыли дверь.
        - Проспект металлургов, дом двадцать пять, - Стоун наморщила щёки.
        - Да, да! - закивала, тщетно надеясь, что начальница примет мою сторону. - Элитный квартал.
        - Ждать нужно было дольше, - отрезала Стоун хладнокровно. - Хозяйка не смогла с постели встать, а единственная на тот момент помощница в уборную отлучилась. Почему вы это не предусмотрели?
        - Я и так прождала десять минут под проливным дождём! - я начала выходить из себя. - Без зонта, между прочим! Может, мне нужно было час протоптаться под их воротами, пока они все свои потребности удовлетворят, помимо базовых?!
        - Берите с собой зонт, - госпожа Стоун пожала плечом. - Это же не проблема.
        Картинка перед глазами запульсировала красным. Линии обрели неимоверную чёткость. Я видела каждую пылинку, висящую в воздухе. Да знала бы она, что к чему! Я сжала зубы, чтобы не зарычать. Точка кипения пройдена. Сейчас повалит пар.
        - Мой зонт, - я вскочила с ненавистного колючего кресла и подлетела к столу, с вызовом упершись в него руками, - улетел часом ранее, госпожа Стоун.
        - Улетел?! - Стоун посмотрела на меня, как на умалишённую.
        - Да, улетел, - язвительно выцедила в ответ. - За чужой забор. Знаете, ветер имеет свойство подхватывать лёгкие предметы и тащить за собой. В тот день лютовала непогода, а мне даже не выделили колесницу.
        Стоун перекосило. Судя по выражению её лица, поздно было выпрашивать у неё понимание и сочувствие в любом виде.
        - Не разговаривайте со мной таким тоном! - она стукнула по столу кулаком.
        - Ну, так услышьте же меня! - я пристально смотрела в её ледяные глаза. Кровь распирала виски. - Я обошла все адреса, как мне и полагалось. Если занемогший не открыл дверь - это уже его дело, а не моё. Я поступила строго по регламенту и себя виноватой не считаю.
        - Допустим, - госпожа Стоун сбавила тон. - Допустим, они не открыли вам. Но за вами оставался ещё один адрес. И в гостинице вам не могли не открыть дверь. Как объясните?
        - Гостиница?! - я едва не подпрыгнула. Мой голос стремительно терял уверенную интонацию, превращаясь в писк задавленной мыши. - Меня не вызывали из гостиницы!
        Стоун равнодушно пожала плечом и подцепила ногтём журнал вызовов, неизвестным образом оказавшийся у неё на столе. Открыла его на последней исписанной странице и, развернув, протянула мне.
        - Последний, - подсказала она.
        Втягивая запах книжной пыли, я вглядывалась в небрежные записи. Знакомые фамилии, знакомые адреса. Лишь последняя строка не нашла отклика в памяти. Написанная неразборчивым почерком, кренящаяся вниз, как прогнившая доска. Злая строка.
        - Линсен Морино, - прочитала я, едва разбирая перекрученные каракули. - Тридцать четыре годовых цикла. Гостиница «Чёрная гвоздика», встретят на проходной. Ранение бедра. Время регистрации вызова - шестнадцать часов двадцать минут.
        - Угу, - Стоун самодовольно выставила грудь. Она походила на кошку, что играет с умирающей мышью. И роль мыши на этот раз, конечно, досталась мне.
        - Вы издеваетесь сейчас?! - я толкнула журнал к начальнице. Страницы обиженно зашелестели, распушившись веером. - Я ушла на адреса в два! После одиннадцати часов вызовы не принимают!
        - Вызов был неотложным, - возразила Стоун. - Поэтому его не могли не принять. А ваш рабочий день длится до семи вечера, так что, это ваша вина.
        - Для неотложных вызовов существует жреческий актив!
        - Да, - кивнула Стоун, - и жреческий актив приезжал к этому мужчине вечером. Потому что вы не соизволили прийти.
        - Как?! - я почти кричала. - Как я могла узнать, что после моего приёма поступил вызов?!
        - Заглянуть в амбулаторию между адресами, например, - Стоун развела руками.
        - Я скакала из квартала в квартал, как мышь, убегающая от кота! - я уже не сдерживала себя. - И едва успела на все вызовы! А вы предлагаете мне ещё и в амбулаторию возвращаться?!
        - Ваш рабочий день до семи вечера, - Стоун улыбнулась: то ли с издёвкой, то ли рисуясь. - Но, к счастью, ваша безалаберность в субботу была покрыта визитом жреческого актива. А сегодня этот мужчина сам явился сюда, чтобы получить помощь. Из-за вас, госпожа Альтеррони, занемогший тащился через весь город, вместо того, чтобы соблюдать постельный режим, как предписано.
        Ветка цветущего жасмина ударила в окно, вторя её словам. Лепестки посыпались по подоконнику, как снежинки из старых сказок. Даже кустарник насмехался надо мной!
        - Значит, не так уж он и пострадал, если нашёл силы дойти до амбулатории, - отметила я не без раздражения.
        - Поверьте, пострадал он сильно, - покопавшись в столе, Стоун выудила из ящика сложенный вдвое документ и протянула мне. - Вот заключение жреческого актива, что нам передали.
        Я притянула листочек к себе и пробежалась глазами по тексту. Если верить документу, мужчине действительно не повезло. Обширное повреждение кожи, рассечение мышц в нескольких местах, продолжающееся кровотечение, малокровие средней степени тяжести, вызванное кровопотерей. Но почему тогда он не в постели сейчас?! Стоило ли мучить себя и приходить, преодолевая боль, на приём ради того, чтобы наказать жрицу, которая не явилась на вызов?! Ясно одно: этот Морино - тип редкой наглости. Из разряда «мне все должны».
        - Он не мог добраться до нас с такой раной, - вынесла я вердикт. - Даже на повозке.
        - Добрался же. Сам, без сопровождения.
        - И как? - я чувствовала себя обезумевшей. - Как, скажите на милость?!
        - У него и спросите, - процедила Стоун сквозь зубы. - Не я же его тащила. Он сейчас в процедурном. Окажете ему помощь, как полагается.
        - У меня приём сейчас! А гостиница территориально относится к участку жрицы Василенко!
        - Но не Василенко допустила ошибку, - ответила Стоун холодно, - а вы. Вам и отвечать. А занемогших примете после. Подождут. Ваш рабочий день, повторюсь, до семи вечера. Всё успеется.
        Меня затошнило. От непредусмотренных превратностей судьбы. От вседозволенности Стоун. И от запаха оплавленного воска, что теперь казался обжигающим и едким. Захотелось дать себе разрядку, чтобы раз и навсегда избавиться от гнетущего груза эмоций. Вот только последствия пожинать не хотелось. Совсем.
        - Знаете, что, госпожа Стоун?! - я всплеснула руками, давая выход накопившейся обиде. - Это уже слишком!
        - Я тоже работала на участке, - выдавила Стоун. - И тоже получала наказания. Но никогда не повышала голос на начальство: просто делала всё, как мне говорили.
        Я напыщенно выдохнула, но сдержалась. Стоун лгала. Зельеварка по образованию, она никогда не работала земской жрицей. Она вообще не была жрицей: Покровители определили ей поток хаоса. Именно поэтому молодая чернокнижница Стоун считалась лишь исполняющей обязанности верховной жрицы, а не непосредственной руководительницей амбулатории. Поговаривали, правда, что она прекрасно видела сглазы и проклятья на занемогших и хорошо распознавала спорные недуги. Кто, впрочем, знает? Тема способностей Эднэ Стоун и её карьерного роста в амбулатории была под запретом, и работники никогда не обсуждали её. Даже между собой.
        - Хорошо, - выдавила я. - Я приму его вне очереди.
        - И стоило ли негодовать?
        - Я лишь отстаиваю свои права.
        - В процедурной сейчас стажёрка, недавняя выпускница Академии, - в очередной раз огорошила меня Стоун. - Разъясните ей все нюансы. Пусть поможет вам.
        - Ещё стажёрки мне не хватало! - выплюнула я, уже предчувствуя, как сорву накопившуюся злость на бедной девочке.
        - Будьте терпеливы, - Стоун повела бровью. - Ей точно нельзя грубить. Её мать - в Совете.
        - Почтенные Покровители! - я схватилась за голову.
        Стоун проводила меня удовлетворённым взглядом кошки, что наконец-то проглотила свою полуживую жертву. Едва за мной захлопнулась дверь, я позволила себе с облегчением выдохнуть.
        Я уже подумывала зайти в уборную и ополоснуть лицо, дабы унять ярость, но тут меня поймала молодая нефилимка в косынке. Бесцеремонно подхватила под руку и вытащила из толпы. Не имела понятия, что ей нужно, но сил сопротивляться у меня не осталось. Поэтому я покорно протащилась с нею в слепой отрезок коридора, к большому окну.
        - Госпожа Альтеррони! - обеспокоенно произнесла нефилимка, едва мы остановились. - Я - прислужница с Проспекта металлургов. Госпожа Стоун уже извинилась перед вами за мою безответственность, но я хотела бы сказать это вам лично.
        - Извинилась?! - я в недоумении посмотрела на нефилимку.
        - Я виновата, что не открыла вам дверь, - два маленьких крыла взметнулись вверх. - Хозяйка очень негодовала и требовала, чтобы я лично объяснила это вам. Я рассказала всё госпоже Стоун и попросила прощения, а теперь признаю свою вину и перед вами. Не сердитесь на нас с хозяйкой, прошу!
        Ярость снова забурлила под ложечкой. Вот оно, значит, как! Каждый играет, во что горазд?! Ну, Стоун!
        - Всё нормально, - произнесла я вслух. Бедная прислужница не могла ничего изменить, и она точно не была виновата в том, что произошло в кабинете Стоун. - В следующий раз будьте внимательнее.
        Серебристые глаза нефилимки загорелись.
        - Спасибо! - радостно прокричала она, убегая в толпу. - Да помогут вам Покровители!
        Кусая губы от негодования, я отвернулась к окну. Смахнула подступившую слезу: ядовитую и солёную. За кованым забором амбулатории носились дети. Бегали вокруг цветущих кустов, салили друг друга, заливались, падая в траву. Я завидовала их беззаботности, наивности и чистоте. До ноющих болей в сердце, до одышки.
        Интересно, почему время так меняет людей?
        Глава 7
        Ложка мёда
        К процедурной я приближалась с гудящей головой. Частый пульс распирал виски. Мысли перекрикивали одна другую. Они походили на штормовые волны: каждая новая накатывала сильнее, и мощнее била. И ранила всё глубже, размывая меня, как береговой песок.
        Меня не хватало, чтобы вместить весь поток негатива, и теперь он лился через край, как молоко из переполненного кувшина. Подлянка госпожи Стоун. Несвоевременный вызов в гостиницу. Йозеф, жаждущий изгнать из меня Разрушителей. Толпа озлобленных пациентов под дверью кабинета. Недоумок с опасной раной в процедурной, которому вздумалось притащиться на приём…
        Но самой важной казалась мысль из четырёх непонятных слов. «Споси нас тётя гатрэ».
        Догадаться бы ещё, что это означает. «Споси» с одинаковой вероятностью может быть как словом «спаси», так и «спроси». Если написать два первых слова слитно, между ними встрянет «осина». Третье и четвёртое, если повторить ту же манипуляцию, соединит «тяга». Но самым подозрительным казалось четвёртое. Гатрэ. Даже не слово - набор букв, выбивающийся из строчки острым камнем. И куда от него плясать: к гетрам или к гадам? Даже когда мне удавалось переключиться на более важный аспект - раненого в процедурной - подсознание выкрикивало это сочетание букв, громко и чётко. Как призыв. Гатрэ.
        Пытаясь навести порядок в голове, просочилась сквозь живую баррикаду, галдящую разноголосьем, и нырнула в отдалённую часть коридора. Отсчитала пять дверей по левой стороне. Вот она, нужная! Приоткрыта и ходит туда-сюда на сквозняке, выпуская на пол дрожащую линию света.
        Сразу сделалось дурно. Сейчас придётся, как девочке, высасывать оправдания из пальца. И лебезить перед незнакомцем, словно я его кухарка. Самое обидное, что я не виновата! Но кто здесь спросит, чего я хочу, а чего - нет?! В амбулатории имеет вес лишь один аргумент - надо!
        Мне представились злобные глаза, мечущие стрелы взглядов, сжатые кулаки, слова полушёпотом сквозь зубы… Прежде, чем кипятиться и показывать гонор, нужно задуматься, хочу ли я этого. Пожалуй, нет.
        - Почтенные Покровители, защитите меня, - прошептала я, переступая порог.
        Яркий свет резанул по глазам, превратив всё вокруг в сплошное жёлтое пятно. Потом оно съёжилось и развалилось на тёмные синяки со смешными хвостиками. Кто-то снял жалюзи со всех окон, и теперь комнату затапливало солнце.
        К счастью, раненого недоумка я не увидела: должно быть, разместился в кресле за ширмой. Процедурная околдовывала пустотой: лишь стажёрка раскладывала на столе инструменты. Девушка была пухлой, как сдобная булка, и лощёной, как фарфоровая куколка. Её накидка открывала край ярко-голубой юбки, расшитой гранёной бирюзой.
        Камни на повседневных платьях, да ещё в таком количестве - признак хорошего материального положения. Проглотила горькую зависть. В качестве защитного камня Покровители даровали мне яшму, но она украшала лишь одно моё платье. То, в котором я выходила замуж.
        - И удобно вам так работать? - выдавила вместо приветствия, чтобы хоть что-то сказать.
        Стажёрка обернулась, рассыпав по плечам медовые локоны. Точно, кукла! Небось, глядя на меня, думает, что за растрёпа такая пожаловала.
        - Моё почтение, госпожа, - пробормотала девушка, краснея. - Госпожа…
        - Сирилла Альтеррони, - представилась я.
        - Зейдана Бессамори.
        Я старалась не выдать волнения, но руки затряслись. Нет, не из-за того, что Зейдана происходила из золотого выводка пророчицы Совета. Стоун уже всё сказала, а предупреждён - значит вооружён. Больше меня волновало другое. Вчера у них на обед подавали говядину. Может, напроситься к ней в гости: обследовать погреб, а заодно и жаркого перехватить? От одной мысли об этом захотелось свалиться на пол и умереть от истерического хохота.
        - Врождённый дар есть? - задала я традиционный вопрос.
        - Мой Поток может очищать раны от миазмов, - Зейдана пожала плечом. - И незначительно ускоряет заживление. Поэтому мне и сказали, что могу пригодиться тут. У мужчины сложная рана.
        - Где занемогший? - поинтересовалась я.
        Зейдана молча повела головой в сторону ширмы.
        - Ну, что? - я попыталась улыбнуться. - У нас есть заключение жреческого актива. Пойдёмте смотреть, что там. Если всё так, как они описали, нам долго придётся возиться.
        Стараясь собрать волю в кулак, я проследовала за ширму. Зейдана юркнула следом, забрав с собой ножницы и лоток для отходов.
        Я до последнего страшилась поднять голову и взглянуть на раненого. Чувствовала себя без вины виноватой. Ожидала, что убьёт меня глазами. Но вместо острого изобличающего взгляда я поймала лишь растерянный прищур светло-жёлтых глаз. И не менее растерянную улыбку.
        - Моё почтение, госпожа Альтеррони, - соскочило с губ незнакомца вместо долгих претензий.
        - Моё почтение, - выдохнула то ли с раздражением, то ли с облегчением. На всякий случай, заглянула в карту и продолжила, - господин Морино. Так значит…
        - Да-да. Я вызывал вас в субботу, но так и не дождался, - перебил Морино. - Теперь я могу посмотреть вам в глаза.
        Слова прилетели в самое сердце, как осиновый кол. Я едва не проглотила язык. Всё-таки, надеялась, что участь быть оплёванной чудесным образом меня минует. Глупо было полагаться на удачу, очень глупо! Надежды имеют свойство умирать, рушиться, рассыпаться пеплом. А мои - особенно хрупки.
        Ледяной ветер ворвался в грудь. Сжала кулаки, останавливая ярость. Слаб тот, кто не умеет держать эмоции под контролем. Не разрешу себя сломить! Скорее, Девятый Холм уйдёт под землю, чем я позволю ему поживиться своей горечью!
        - Конечно, не дождались, - произнесла я, отчётливо выговаривая каждое слово. - Потому что отправлять посыльного нужно до одиннадцати утра.
        - В одиннадцать я ещё был цел и невредим, - Морино улыбнулся на один бок. Проглотила его ухмылку с долей восхищения: бодрячком держится для тяжелораненого и малокровного. Ещё и сил хватает претензии высказывать. - Всё случилось в четыре дня.
        - На такие случаи существует жреческий актив, - ответила я резко.
        - Жреческий актив тоже приезжал, - Морино сложил руки на груди и укоризненно покачал головой. - А вот к вам мне пришлось идти самому. Потому что жреческий актив не имеет компетенции чистить раны от миазмов и спасать от столбовой болезни.
        Вязкое молчание заполнило комнату. Воздух между нами накалился так, что, казалось, вот-вот затрещит, порождая разряды молний. Взгляд Морино не сжигал и не ранил, но настойчиво и медленно уничтожал. Сравнивал с землёй, как коса - траву. До чего неприятный тип!
        Морино был прав. И я тоже не ошибалась. В этом мире слишком много углов, под которыми можно смотреть на истину. Только Морино привёл достойные аргументы. А мои пришлось оставить при себе: ведь он даже не стал бы слушать! А потому возмущение всё ещё кипело внутри, как раскалённое масло. И прорывалось наружу с каждым новым словом, с каждым движением.
        - Показывайте, - выплюнула я.
        Зейдана за моей спиной тихонько охнула. Неужели я произнесла это так резко?
        Морино молча отодвинул простыню, скрывающую его ноги. Правое бедро закрывала толстая повязка, едва держащаяся на медовом пластыре. Судя по тёмным пятнам на бинте, кровь шла долго и обильно. Странно: Морино должен быть бледным, как холст, но его щёки всё ещё отливают розовым…
        - Я латал крышу. Лист металла упал на меня и рассёк бедро, - выдал Морино с поразительным спокойствием. - Мне казалось, что проскочил до кости. Чуть не сошёл с ума от боли. Думал, что Покровители приберут к себе раньше срока.
        - Я не вижу сквозь повязку, - оборвала я.
        - Мне кажется, это ваша компетенция снимать их, - Морино пожал плечом. Мне показалось, что на его лице мелькнуло беспокойство. Скорее всего, действительно показалось.
        Я прочистила горло. Вдохнула так глубоко, что между рёбрами засаднило. «Не злись, Сирилла, - успокоил меня внутренний голос. - Не спорь с недоумками. Себе дороже. Пять минут позора, и всё. Как в Академии, на экзамене по науке безумия, помнишь?» Конечно, я помнила. Дождливый день, хмельная комиссия и я…
        Я склонилась над Морино, стараясь не дышать. Долго копошилась, развязывая фиксатор. Осторожно дёрнула краешек пластыря, отрывая повязку. Ожидала увидеть кровавое месиво и рваные лоскуты кожи. Но потрёпанный бинт, свалившийся в лоток, к моему изумлению, открыл практически чистый участок. Нет, рана была на месте - небольшая дуга чуть выше колена ухмылялась, как беззубый рот - но опасности она явно не представляла. Вверх от неё ползли толстой паутиной свежие шрамы. Вот и всё. Никакого месива из рваных мышц. Никакого заражения.
        Я несколько раз моргнула, пытаясь поверить глазам. На всякий случай, поднесла к лицу заключение жреческого актива с описанием раны. Потом - ещё раз внимательно осмотрела бедро Морино. Еле сдержала удивлённый возглас. Впечатление создавалось такое, словно с момента ранения прошла добрая треть сезона. Повреждение такого масштаба закрылось более чем вполовину за пару дней! То, что я видела, ломало все мои представления о мире. О таком не писали в наших учебниках. «Нефилим что ли?!» - едва не сорвалось с губ. Вовремя проглотила фразу: ещё примет, как оскорбление, и тогда не отмоюсь.
        Но факт оставался фактом. Лишь нефилимы регенерируют так быстро. Только Морино совсем не походил на нефилима. Не бывают они такими рослыми. Тяжёлые длинные волосы для них - большая редкость. Да и кровь Морино красного цвета, как у людей. Не фиолетовая.
        Одно из двух. Либо кто-то использовал на нём заклятие жизненной силы, либо он был ранен не в субботу, а намного раньше, и это - подлог. Подлый подлог с подкопом под меня. Только кому это нужно, если моё имя не гремит?
        На всякий случай я взглянула на дату заключения. Чистое письмо, никаких исправлений. И магическая печать - настоящая, действующая. В чём же дело? Неужели, мир действительно перевернулся и пошёл на меня войной?! Да я обезумлю, если не выясню, что за странные вещи творятся!
        - Вы хотите сказать, - осторожно проговорила я, - что с субботы ваша рана стянулась более чем вполовину?
        - Жрицы из актива хорошо отреагировали на денежное поощрение, - пояснил Морино. - Три часа от меня не отходили.
        - Не может быть, чтобы такая громадная рана зажила так скоро, - возразила я. - Покровители даровали жрицам силу света, но не способность творить чудеса.
        - Откуда вы можете знать, насколько она была громадной? - Морино развёл руками. Его явно не приводила в восторг тема разговора.
        - У меня на руках заключение жреческого актива, если вы не заметили!
        Раздражение, наконец, взяло верх над здравым смыслом и смяло меня, как пергамент. Я помахала перед лицом Морино заветной бумажкой. Но едва он дёрнул рукой, пытаясь перехватить заключение, отпрянула.
        - Жреческий документ, - пояснила я, - не должен находиться в руках занемогшего.
        - Я не знаю, как быстро должны заживляться раны, и насколько они опасны, - произнёс мужчина. - Вы здесь лечите, не я. Но повторюсь, что три жрицы вложили в меня все свои силы. И я не виноват в том, что на мне это затянулось быстрее, чем на других. Все переносят недуги по-разному, выздоравливают - тоже.
        - В чём-то вы, конечно, правы, - отрезала я категорично. - Но я тоже родилась не вчера. И работаю уже не первый год. И не было на моей памяти сложной раны, которая затянулась бы за пару дней. Либо я обезумела, господин Морино, либо вы темните.
        - Я считаю непозволительным хамством ваш тон, госпожа Альтеррони!
        Громкий голос Морино привёл меня в чувство. Кажется, пытаясь дорваться до истины, я действительно перегнула палку. Проглотила накипевшее и с силой укусила себя за язык, чтобы промолчать и не нагнетать конфликт. Боль стрельнула так, что на глаза навернулись слёзы. Рот заполнил солоноватый привкус крови.
        - Вас, наверное, что-то беспокоит, госпожа Альтеррони? - Почтенные Покровители, он ещё и издевается!
        - Не ваше… - запнулась, пытаясь подобрать слова повежливее. - Сейчас мы решаем рабочий вопрос, господин Морино. Что бы меня ни беспокоило, эта тема неуместна.
        - Согласен, - он кивнул. - Поэтому давайте не будем чесать языками на сторонние темы. Есть я со своей раной. Есть вы со своей силой. Давайте всё поскорее завершим.
        Отличная идея! Хоть в чём-то я была согласна с ним! Теперь нужно поскорее расквитаться с наглецом, а потом - на приём. И желательно прикрываясь стулом, чтобы отражать атаки разгневанных ожиданием занемогших.
        - Зейдана, - услышала я свой голос издалека. - Я сейчас обезболю его. Через минуту можете начинать чистить рану.
        - Ага, - отозвалась Зейдана.
        Воздух запах обеззараживающими настоями и травяными отварами. Заклацали жреческие ножницы, то сжимаясь, как зубы, то расставляя бранши.
        Как и обычно, я обошла занемогшего и встала со спины. Водрузила ладони на его виски и прочла ключ. Мир медленно поплыл перед глазами, делаясь глубже и насыщеннее. Горький аромат зелий заглушило приторное сандалово-ванильное амбре. Голову Морино окутало золотое сияние. Дымка постепенно спускалась ниже, овладевая его телом и забирая боль. Как бы я ни хотела причинить ему боль сейчас, я не могла выполнить свою работу плохо. Он получит лучшее, что я могу дать.
        - Начинайте, Зейдана, - скомандовала я, когда поток энергии спустился по ногам занемогшего на пол.
        ***
        Самый волнующий момент рабочего дня - это не приём первого занемогшего. Не выписка обезболивающих настоев для тех, кого вот-вот приберут Покровители. Не бесконечные споры со Стоун. И даже не дискуссии с очередной лощёной дамой о причинах появления прыщика на виске. Сильнее всего сердце земской жрицы замирает, когда в одиннадцать часов утра её помощник приносит лист вызовов.
        Куда придётся идти сегодня - загадка дня для любой земской жрицы. Лист вызовов - безошибочный индикатор её настроения. Когда он пуст, любая жрица возносится на седьмое небо. Если же лист заполнен до предела и исписан с двух сторон, ничто не поможет вернуть радость. Ведь количество вызовов определяет, во сколько жрица вернётся домой и увидит ли перед сном детей и мужа.
        Никто не может предугадать, что принесёт помощник сегодня: мгновение счастья или тягучую печаль на границе с чувством обречённости. Именно поэтому когда Шири протянул мне заветный документ, сердце зашлось.
        - Три, - прокомментировал Шири, заметив мою реакцию.
        С облегчением выдохнула. Неплохо. После того, что я пережила в субботу, сегодняшний день покажется прогулкой налегке.
        - Зато какие! - помощник заискивающе подмигнул.
        - Всё так тяжко?
        - Читайте, госпожа Альтеррони, читайте!
        Повернула листок к себе, поднесла к лицу. Всё ясно. Семейство Реано снова решило позвать меня в гости! Я приходила к ним на прошлой неделе и ещё не отошла от предыдущего вызова, а тут… Реано никогда не скандалили, как Лазовски, но спасения от них не знала вся амбулатория. По занудству равных им не водилось на всём Девятом Холме.
        Я схватила карандаш и принялась замазывать осточертевшую фамилию. Это не спасало от визита, но успокаивало не хуже стакана хмельного. А уж спокойствия я желала, как глотка свежего воздуха. Ведь сегодня меня втянуло в эпицентр безумия. В прямом и переносном смысле.
        К половине двенадцатого поток занемогших поредел, а к полудню, наконец, оборвался. Кабинет наводнила тишина. После приёма обычно чувствуешь себя тряпкой, а мир перед глазами плывёт, как отражение в озере. Вот и я с ужасом думала о том, как пойду по улицам с таким головокружением. Слишком многие сегодня нуждались в помощи Потока. Слишком многое я отдала, ничего не получив взамен.
        Чашка тёплого отвара вернула миру чёткость. Но ощущение отстранённости всё равно не покидало. Словно тело опустело, прогнав дух, а я лишь наблюдала за ним со стороны. В голову закралась шальная мысль о девочке Элси и её попытках установить связь, и по коже побежал холод. Залез в грудь и камнем лёг на сердце. Почтенные Покровители, только не средь бела дня! Только не на работе.
        К часу дня я выдвинулась на адреса, и тревога немного утихла. Когда солнечный день раскрывает объятия тебе навстречу, чувствуешь веру в лучшее гораздо острее. Этот понедельник действительно походил на самородок, выглянувший из глухой оправы дождливых дней. Лужи просохли. Ручьи дождевой воды, обмелев, застыли тёмными нитями у бордюров. Небо вышло из берегов и выплеснулось на оконные стёкла.
        Огненные венчики цветов кивали с клумб. Лёгкий ветерок звенел ароматом жасмина и скошенной травы. Остановившись на крыльце, я втянула его поглубже и слилась с третьим сезоном. Настоящее казалось доброй сказкой, а о будущем, в котором мне придётся возвращаться домой, думать не хотелось совершенно.
        - Сирилла, - кто-то легонько тронул меня за локоть.
        Дыхание перехватило. Сладкий жасминовый запах застрял в горле. Неужто Йозеф решил приехать за мной? Только этого не хватало. Нет, повозка оказалась бы кстати, но не слишком ли поздно каяться? Что резать хлеб, когда он засох?
        Фыркнув, я дёрнула рукой. Пусть не думает, что принимаю подачки.
        - Сирилла, - повторил голос мягко. И только теперь я сообразила, что принадлежал он не Йозефу.
        Повернула голову и поймала светло-жёлтый взгляд и однобокую ухмылку. Треклятые разрушители, Морино! Почему он не зализывает раны в кровати, как положено порядочному раненому? Откуда он, скажите на милость, прознал моё имя?!
        Я ринулась к воротам, желая уйти от преследователя. Продолжать диалог не было ни желания, ни сил. Чувствовала, что, едва приведя мысли в порядок, снова выйду на эмоции. Не ошиблась.
        - Сирилла, постойте!
        - Госпожа Альтеррони, - оборвала я, не оборачиваясь.
        - Госпожа Альтеррони, - покорно пронеслось над плечом. Судя по частым шагам, Морино не собирался отставать. И как только ему удаётся так быстро идти, если в субботу чуть не отрубило ногу?! Да он по стенке сейчас должен ползать, а не за женщинами бегать! - Послушайте меня, пожалуйста!
        - Перестаньте меня преследовать! - не выдержав, развернулась и застыла в воротах.
        - Я только хотел поблагодарить вас, - Морино остановился напротив. - За то, что после вашего приёма могу идти, не спотыкаясь и не подвывая от боли. Но теперь у меня пропало желание.
        Ветерок, расшалившись, ударил по лицу. Кинул в глаза песчинки и нырнул в кроны, как сорванец. С самого утра я мечтала поскорее забыть об этом странном человеке, что меня подставил. О мужчине, ноги которого отрастают сами по себе, как хвост у ящерицы. Но он появился неизвестно откуда, да ещё называет по имени?! Да за последние три дня я пережила столько, сколько за всю жизнь не получилось!..
        Самообман. Те дни, когда искали Сиил, всё-таки, были страшнее.
        - А желание жаловаться не пропало?! - я скривила губы.
        - Что? - бровь Морино поползла вверх.
        - А то, что я ничего не понимаю!
        - Не понимаете, за что я хотел вас поблагодарить?!
        - Что вам от меня нужно?! - гневные слова внезапно потекли рекой. Оставалось только вовремя открывать рот. - Сначала вы отправляете посыльного в неположенное время. И - заметьте - я не имела возможности даже узнать о дополнительном вызове, потому что обслуживала шестнадцать дежурных адресов! Потом вы жалуетесь Стоун и делаете меня без вины виноватой! После этого - пытаетесь одурачить меня на приёме, показывая старую рану вместо свежей! И, наконец, ловите в дверях и называете по имени, которого я вам не говорила!
        - Вы представились Зейдане, - возразил Морино. - Из-за ширмы всё прекрасно слышно.
        - Как бы там ни было, - продолжала я тираду, - если под меня кто-то копает, используя вас, передайте этому подлому человеку, что ничего у него не выйдет. И что он явно перепутал меня с кем-то. Не такая уж я и весомая фигура, господин Морино!
        - Линсен, - оборвал он. - Просто Линсен, без всякого глупого официоза.
        - Вы слишком быстро сдали себя, Линсен, - фыркнула я с пренебрежением.
        - Ни на кого я не работаю, - проговорил Линсен в ответ. - Я лишь сообщил Стоун о том, что мой адрес не посетили, чтобы мне вовремя обеспечили лечение от столбовой болезни. И, пожалуй, был слишком резок с вами поначалу, за что прошу прощения. Но это всё. А сейчас я благодарю вас, как бы тяжело мне ни было. С субботы я ещё не чувствовал себя так легко.
        - Вы всё сказали? - несмотря на то, что Линсен благодарил искренне, приносить извинения в ответ желания не возникло.
        - Всё, - выдохнул Линсен.
        - Спасибо вам, - произнесла неожиданно для самой себя. Странно, но на сердце потеплело. - В наше время редко благодарят, и этот случай мне запомнится. А сейчас я должна идти.
        Линсен пожал плечом и снова улыбнулся. А я не знала, как принимать эту однобокую ухмылку: как тонкий сарказм или как знак расположения. В одном была уверена: не настолько он желает расстаться, как жажду этого я. Навязывается. Только для чего?
        Одно из двух: либо это подкоп, либо я ему приглянулась. Второй вариант я отмела сразу: кому может понравиться растрёпанная, раздражённая и уставшая женщина в небогатом платье не по размеру? Значит, всё-таки, подстава. И пусть мне не хочется в это верить, нужно быть готовой получить нож в спину.
        А ещё - нужно быть готовой к бессонной ночи. И к тому, что завтрашний день будет ещё тяжелее. Не усну, пока не пойму, кому я понадобилась и зачем.
        - Госпожа Альтеррони, - уходя, Линсен обернулся через плечо. - Я на повозке, и если вам сейчас нужен транспорт…
        - Меня встретит муж, - оборвала я. - Благодарю.
        Отвернулась и выплыла на проспект. Кружевная тень деревьев тут же съела меня, расписав кожу золотыми блёстками. Несколько мгновений спустя повозка Морино пронеслась мимо. Подняла столб пыли и исчезла за поворотом, нырнув в проулок. Добротная, такой не укупишь, сколько ни вкалывай. Даже колёса не скрипят.
        Стоп. Он что, сам приехал на повозке с такой раной?!
        Что-то в моей голове не сходилось. Недодуманные мысли торчали пиками и больно кололи каждый раз, как я натыкалась на них. Пытаясь сшить всё воедино, я потеряла реальность и врезалась в крупную пожилую женщину с тростью. Уже спиной поймала снаряд гневных фраз. Вспомнилась Ленор Лазовски с её проклятьем. Странно, ведь именно в тот день всё началось! В субботу! Может быть…
        Может быть, так действует её проклятье?! Уж в этой области равных Ленор не было. Обладай я таким даром и подобной беспринципностью, давно бы разжилась на наведении порчи. Но, видимо, Лазовски не думала о заработке. Ей больше нравилось унижать.
        Пережёвывая произошедшее, я двигалась всё дальше. Амбулатория давно уплыла назад и скрылась за порослью цветущего кустарника. Солнце согревало лучами тротуары, скакало бликами по шпилям зданий, превращало ветер в парное молоко. А меня мысли затягивали в ледяное болото. Впору было выкинуть их из головы, да не получалось. Потому что впервые за последние шестнадцать годовых циклов я чётко осознавала, что влипла по горло.
        Глава 8
        Круг сужается
        Визиты в дом Реано походили на бесконечное перечитывание одной и той же книжной страницы. Когда знаешь наизусть каждое слово и каждый сюжетный ход, и раз за разом возвращаясь в начало, пережёвываешь их снова, до тошноты и кислой оскомины. Сначала магофон, мелодично отозвавшись на звук моего голоса, открывал дверь в подъезд милого розового домика на четыре квартиры. Потом я поднималась по шаткой лестнице на второй этаж и сворачивала вправо. А дальше - начинался спектакль.
        - Всё болит, - плакала Мирит Реано, поглаживая сухие икры. - Ноги стягивает, сердце колет. И пульс, этот пульс… В уборную подолгу не хожу. Только встану, как голова начинает кружиться. И в висках долбит. Вот так: тоооок-тоооок-тооооок.
        Я делала вид, что увлечена рассказом, и с сочувствием кивала. Монолог Мирит каждый раз повторялся практически слово в слово. Её жалобы не имели ни фокуса, ни системы. Не было им и подтверждения: за шесть последних циклов я просвечивала её, где только можно, и каждый раз видела организм практически здоровой женщины сорока восьми циклов. Десять годовых циклов назад, будучи в полном расцвете сил, Мирит, по известной ей одной причине, самовольно приковала себя к постели. Другие члены клана так хорошо повелись на этот трюк, что она решила полежать ещё немного. Это «немного» продолжалось и поныне. Мирит, в конце концов, сама поверила в свои истории.
        - Вы-то вот улыбаетесь, - Мирит пускала слезу и, зажмурившись, откидывалась на подушку. Поднимала тунику, оголяя полный живот. - Вам хорошо, вас Покровители здоровьем наградили. А я?! Сколько мне ещё мучиться?! Это не жизнь - это прибежище Разрушителей! А вам смешно! Неужели вам не видно: я тяжело занемогла!
        Всё, что я могла сделать в ответ - прослушать её ещё раз, сделав вид, что ищу недуг, и ещё немного покивать головой с сочувствием. А потом - выписать на листике бумаги рецепт на пару успокаивающих отваров. Мирит Реано нуждалась в помощи совершенно иного профиля. Вот только обезумевшей себя не признавала.
        - Что мне делать с ней, госпожа Альтеррони? - одёрнул меня господин Реано уже у выхода. - Мы ведь ночами не спим с ней. Без конца жреческий актив гоняем туда-сюда…
        Я слышала этот вопрос каждый раз, уходя от Реано. И каждый раз отвечала одними и теми же словами.
        - Вы знаете, куда идти, - сказала я и на этот раз. - При амбулатории работает чернокнижница - специалистка по науке безумия. Она поможет Мирит. Мы - жрицы - не суёмся в тонкие материи, только на физический уровень.
        - Зачем? - господин Реано пожал плечами. - Моя жена не безумна.
        Спорить смысла я не видела. Меня здесь не слышали. Визиты в этот дом были чуть более чем бесполезны. Каждый раз, когда я уходила от Реано, я чувствовала себя измождённой и выпитой до дна.
        Милый розовый домик, наконец, скрылся в поросли деревьев. Я перескочила на другую сторону улицы и нырнула в деревянный сектор. Там, в одном из домов, меня ждала вторая занемогшая - молодая женщина с чёрным недугом. Несмотря на тяжёлое состояние, она в одиночку тянула семью, не прекращала работать и вела полноценную жизнь.
        У калитки меня встретила заплаканная мать занемогшей:
        - Не успели вы. Ушла она час назад…
        - В амбулаторию? - не поняла я.
        - К Покровителям, - выдохнула женщина, заливаясь слезами.
        - Но только вчера я видела её на рабочем месте! - изумилась я.
        - Она слегла утром, - пояснила мать, закрывая лицо, - и ушла почти сразу. Бедненькая моя…
        Я стояла у калитки, под разлапистыми ветвями вишен, и готова была заплакать вместе с нею. Не верила тому, что слышала. Наверное, так уходят сильные женщины: сразу и без боли.
        Третья занемогшая - молодая пророчица Кирк - ждала меня в домике на границе между холмистым выступом и рабочим кварталом. Кирк могла похвастаться не только красотой и обаянием, но и крепчайшим здоровьем. Однако водился у неё и существенный недостаток: работать она не любила. От слова совсем. А вот освобождения от ненавистной работы брать - так за милую душу.
        В доме Кирк я попала на очередной спектакль. Но если Реано играла в одиночку, то Кирк подпевали все её сокланцы: от мала до велика. Дочь причитала, как мамка мучилась ночью, маленький сын картаво дразнил Кирк калекой, а мать - гладила её по голове. Сама же Кирк томно закатывала глаза и стонала, жалуясь на боли в спине, лихорадку и покраснение суставов.
        Симулировала, надо отметить, она превосходно. Но мой небольшой опыт оказался сильнее её актёрских способностей. Долгожданного освобождения от работы Кирк не получила. Спектакль мне не понравился.
        Дом Кирк я покинула около трёх часов пополудни. Выйдя на тенистую берёзовую аллею, я размяла затёкшие плечи. Остаток дня принадлежал мне. Только этой свободы не хотелось. Совсем. Из-за Йозефа. Из-за предчувствия неизбежного. Из-за говядины и узников в чьём-то подвале. И из-за «Споси нас тётя гатрэ».
        Сил слоняться по городу у меня тоже не осталось. Я думала только о тёплой постели и крепком сне. А потому решила не давать отсрочку неизбежному и ехать домой.
        Чтобы попасть на ближайшую остановку, нужно было выйти в рабочий квартал и пройти пару улиц. Тропинка шла под гору. Пучки вереска торчали вдоль обочины, отбрасывая на ноги кучерявую тень. Туфли оставляли глубокие следы: земля, пропитанная долгими дождями, ещё не просохла до конца. Я старалась не думать о том, что ждёт меня дома, но была уверена: что-то ждёт. И сюрприз этот будет отнюдь не приятный: Йозеф был способен на милости лишь в первый годовой цикл нашей семейной жизни. Предчувствие неладного скреблось под рёбрами, как шкодливый котёнок. Хотелось разодрать кожу и вырвать его вместе с сердцем. Чтобы нечему было болеть.
        Подняла голову в небо. Пушистые барашки облаков уносились на север. Зашептала молитву, прося помощи у высших сил. Почтенные Покровители, я снесу всё! Только сделайте так, чтобы я больше никогда не возвращалась в чужое тело, в холодный подвал! Чтобы забыла об этом кошмаре, как о том, что случилось шестнадцать годовых циклов назад!
        Спустилась с горы и вышла на узкую улочку. По левую руку потянулись деревянные домики с просмоленными крышами. Некоторые вполовину ушли под землю, сравнявшись окнами с тротуаром, некоторые - кренились на бок. Отдельные - стояли, пестря раскрашенными стенами, в окружении ухоженных клумб и садов. Чахлые яблони тянули в небеса искривлённые руки-ветви, словно вымаливая у Покровителей пощады. Совсем как я.
        Вот она, долгожданная остановка! Судя по свежим полосам в придорожной пыли и следам копыт, повозка отчалила совсем недавно. А жаль. Придётся пожариться в солнечных лучах, ожидая следующую.
        Обошла остановку по кругу. Потом - ещё и ещё. Дорога на горизонте по-прежнему целовала небо, а в воздухе висела та же густая тишина. Как назло, ни приближающегося гомона, ни стука копыт. Да и людей вокруг не видно: вымерли, что ли? Вот проклятье!
        Проклятье?
        Я ведь уже думала об этом, когда парой часов ранее вписалась в пожилую даму. Наверняка, Лазовски благословила меня своим дурным языком на несчастья! Столько совпадений не могло наслоиться друг на друга просто так, волею судеб. Кто-то постарался…
        Посмотрела на рдеющий солнцем горизонт. Никакого намёка на приближающийся транспорт. Коли уж я оказалась в рабочем квартале и вдобавок никак не могу дождаться повозки, почему бы кое-что не прояснить? Мне теперь нечего бояться: ниже дна не падают.
        Решившись, я спустилась на тротуар и нырнула в глубину улиц.
        ***
        Шаткий, поросший лишайником забор едва не опрокинулся на меня, когда я открывала калитку. Ржавые петли застонали от толчка. «Лазовски», - гласила надпись, выведенная детской рукой на ящике для почты. Вот и пришла пора побывать в гостях у самой скандальной посетительницы амбулатории. Что ж, всё когда-то происходит впервые.
        За калиткой раскинулся неухоженный сад с лохматым кустарником и клумбами, поросшими сорной травой. Тропинка, мощённая разбитым щебнем, вела к крыльцу под навесом. Деревянные подпорки обвивали поросли винограда, создавая подобие беседки.
        Дом Лазовски выглядел столь же запущенным, как и сад. Краска на стенах давно облупилась и растрескалась от дождей. Со скатов крыш свешивались бархатные поросли мха. Заходить внутрь не хотелось: ни по доброй воле, ни по принуждению.
        - Напился же?! - знакомый голос из распахнутого окна заставил вздрогнуть. - Носом чую змия зелёного!
        - А что, только тебе можно? - перебил другой, принадлежащий юноше или молодому мужчине. - Хочу выпью хмельного, хочу - виноградного!
        - Ах ты, паразит! - громкий шлепок прервал спор. - Чтоб глаза мои тебя не видели! Работать бы шёл, гадёныш окаянный!
        Да, нелегко, оказывается, живётся госпоже Лазовски!
        Я поднялась по грязной лесенке и застыла у двери в раздумьях. Кулак завис в воздухе. Постучать - не постучать?
        - А ну вали с кухни, баран паршивый! - доносились из щели приглушённые крики. - И чтоб я тебя больше не видела!
        - Ай-яй!
        - Жрать сегодня не получишь! - очередной шлепок. - И чтобы из комнаты не высовывался! Не зли мать!
        Я попыталась абстрагироваться от хаоса, происходящего внутри. Представила, что уши заложены ватой. Вслушалась в пение птиц и шелест листьев. И лишь потом, выдохнув до предела, постучала в дверь. Перекликающиеся голоса моментально затихли. А потом я услышала тяжёлые шаги.
        - Кто там?! - выкрикнула Ленор издали.
        - Жрица из амбулатории, - я сжала губы, стараясь, чтобы голос не срывался.
        - Не вызывали! - грозно проговорила Ленор. Похоже, она сама перебрала хмельного: слова и звуки скомканы и неразборчивы.
        - Я на патронаж, - выцедила я. - Вы плохо чувствовали себя в субботу.
        - Да кто вам сказал такое? - по ту сторону двери прокатился хохот.
        - Дежурная жрица.
        За дверью на мгновение воцарилась тишина: напряжённая и тяжёлая, как воздух перед грозой.
        - А ну, представься! - потребовал голос в конце концов. - Ходят тут ещё всякие.
        - Сирилла Альтеррони, - сдавленно выдохнула я.
        - Точно?! - дверь отошла от косяка, и из щели выглянул знакомый глаз. Пахнуло сухой лавандой, пылью и перегаром. Как я и думала, госпожа Лазовски собственной персоной!
        - Кто же ещё?! - я всплеснула руками. - Думаете, к вам пойдёт кто-то по доброй воле?!
        - Думаю, что у тебя слишком длинный язык, - Ленор, наконец, распахнула дверь. Тёмно-синее платье её было измято и обляпано мукой, отёкшие лодыжки вываливались из домашних туфель, как тесто из кастрюли. - С теми, кто может испортить твою жизнь, нужно разговаривать вежливо.
        Жар обдал щёки, но я смолчала. С этим не поспоришь.
        - Вечно тут стоять будешь? - Ленор жестом пригласила меня войти.
        Я перешагнула порог и попала в захламлённую прихожую. Из узкого окошка под потолком лился скупой свет. Судя по обрубку канделябра, торчащему из стены, как перевёрнутый могильный камень, свечи здесь давно не зажигали.
        - В комнату, - по-хозяйски скомандовала Ленор, показав на покосившуюся дверь с ободранной краской.
        - Ага, - кивнула я, принимаясь расшнуровывать ботинки. Всё-таки, страх перед порченной жизнью оказался сильнее регламента.
        - Не разувайся, - отрезала госпожа Лазовски.
        Спотыкаясь о наваленные пучки трав, я отворила дверь. Гостиная оказалась столь же захламлённой и тёмной. На книжных полках пластами белела пыль. Кресла, скучившись в центре комнаты, танцевали странный танец на покосившихся ножках.
        - Ну-с, - Ленор присела в одно из них, раскинув полные ноги. - С чем пожаловала?
        - К-как вы себя чувствуете? - начала я издалека.
        - Чудесно, - отрезала Ленор. Судя по запаху перегара из её рта, она не обманывала. - Ещё что спросишь?
        Пульс застучал в висках, а сердце подскочило к самому горлу. Словно сама хмельного перебрала! Я незаметно ущипнула себя за ладонь. Боль разлилась по коже, возвращая трезвость рассудку. Я должна сохранять спокойствие, что бы она ни говорила. Нельзя поддаваться панике!
        - Принимаете ли вы назначенные вам отвары? - пролепетал мой язык, не внимая призывам здравого смысла.
        Ленор резко мотнула головой. Её тяжёлая рука взметнулась в воздух и со всех сил опустилась на подлокотник кресла. Обвисший подбородок затрясся, как холодец. Два отёкших глаза ввинтили в меня разъярённый взор.
        - Что я, глупая что ли?! - рявкнула она. Казалось, что она вот-вот забрызжет меня слюной.
        - То есть, вы их не принимаете, - уточнила я, попятившись.
        - Молчи! - Ленор снова ударила по подлокотнику. - Я же не глупая, и вижу, что пришла ты ко мне не с тем!
        Стёкла в старом серванте зазвенели, подхватив крик госпожи Лазовски.
        Захотелось сделать ещё шаг назад, но я остолбенела. Ноги похолодели, вросли в пол и укоренились под досками, как два дерева. Тревога, подкравшись, схватила за горло. Мои губы беспомощно дёргались, но слова не шли наружу.
        - Я…
        - Ну, так что нужно тебе? - огрызнулась Ленор. - Говори, покуда я добрая.
        - Снимите с меня проклятье, - выдавила я через силу.
        Злобный взгляд Ленор неожиданно сделался удивлённым. Лохматые брови поползли вверх, и пергаментную кожу лба перерезала сетка морщин.
        - Я ничего на тебя не вешала, милочка, чтобы снимать, - сказала она с усмешкой.
        - Но в субботу, в амбулатории вы бросили мне в спину, что я потеряю себя…
        - Что уж мне, пошутить нельзя? - Ленор хрюкнула и закинула одну ногу на другую. - Запомни, жрица. Не каждое слово имеет силу. Но любое обретёт её в твоей голове.
        - Что же это получается? - я развела руками. - Что я сама накликала на себя неудачи?! Бред какой! Может, вы сейчас говорите неправду?
        - Пфф! - Ленор хлопнула в ладоши, разогнав кружащиеся в воздухе пылинки. - Ну, жрица, коли очень нужно тебе, чтобы я сняла с тебя проклятье, могу повесить на тебя что-нибудь, а потом - снять. Идёт?!
        Я стояла посреди гостиной, как оплёванная, не в силах двинуться с места. Если Ленор не прокляла меня, то к чему это странное стечение обстоятельств? Почему меня выбило из колеи? Почему несчастья сыплются на голову, как градины в разгар второго сезона?
        - Так значит… - протянула я.
        - Ничего я на тебя не накладывала, - хохотнула Ленор. - Иди-ка ты отсюда.
        Я с возмущением выдохнула. Свои цели Ленор Лазовски всегда выражала чётко и лаконично. Хотя бы за это её можно было уважать.
        Развернувшись, я протопала в прихожую. Старалась не спотыкаться о развороченные доски пола и раскиданный хлам, но всё равно спотыкалась. Сгоряча едва не сорвала хлипкую дверцу с петель. Прогнившее дерево жалобно заныло, и к моим ногам упал ворох щепок.
        - Когда смотрю на тебя, Альтеррони, - тут же прилетело в спину, - меня одолевают злоба и тоска.
        - Это ещё почему? - бросила я через плечо.
        - Тилен, - протяжно выдохнула Ленор. - Моя дочка. Она тоже носила бы жёлтое, если бы этот неразумный гад не сделал ноги с Девятого Холма перед самым Посвящением. Благодаря ему, у неё теперь нет ни будущего, ни магии.
        Когда я закрывала за собой дверь, до слуха донеслись протяжные всхлипы. Госпожа Лазовски, оказывается, умела плакать…
        Память тут же воскресила детство. И её. Ту, что являлась ко мне каждую ночь, а утром, когда я уходила в амбулаторию, укоризненно поглядывала на меня с портрета.
        Мне ли не знать, как тяжело быть непосвящённой…
        Глава 9
        Порванные узы
        Я оказалась права: Йозеф приготовил мне сюрприз.
        Едва я переступила порог, как чуть не споткнулась об очередную нить, увешанную символами и вензелями. Странный оберег красного цвета походил на кровеносный сосуд, выдранный из-под кожи. Чертыхнувшись, с пренебрежением отцепила реквизит от половика и отшвырнула в сторону. Нить звякнула бубенчиками, дёрнулась, как змея, и скорчилась в углу.
        - Что за фокусы?! - выкрикнула я с возмущением.
        Мне ответила тишина пустой гостиной. Знакомый, полный укора взгляд с портрета полоснул кожу. Как всегда, до неприятного щекотания. Почти до боли.
        Я расшнуровала ботинки и бросила их к порогу. Протопав по доскам, кинула чемоданчик на диван. Как же сиротливо смотрится кресло у камина без Йозефа! И почему его нет? Неужели в Храм Вершителей отправился, душу мою у Покровителей вымаливать?!
        Расслабившись, я присела на любимое место мужа и откинулась на спинку. Потёртый бархат лизнул кожу. Солнце, просочившись в дальнее окно, ударило по глазам и снова спряталось за деревьями. Кружевные тени затанцевали на полу.
        - Йозеф! - выкрикнула я. - А ну, встречай жену!
        Крик пулей пронёсся под потолком, отрикошетил в пол и растаял. И тишина снова навалилась со спины, став гуще. Тяжёлая и незнакомая, как утренний туман.
        - Йозеф! - повторила я на всякий случай. - Спускайся немедленно!
        Никакого ответа.
        Поднявшись, я обошла гостиную. Заглянула за шторы, словно надеясь обнаружить блудного мужа. Вынырнула в кухню, открыла ход в погреб. Вгляделась в землянистый мрак… Пусто! Только запах плесени, сырость и шорох мышиных лапок.
        Тревога молнией пронзила позвоночник. Кончики пальцев онемели и стали холодными. Йозеф никогда не выходил из дома в это время! Никогда!
        Хлопнула себя наотмашь по щеке. Довольно паники! Это - вовсе не повод тревожиться. Может быть, Йозеф просто спит наверху? Я вернулась в гостиную, тенью пронеслась мимо камина и взлетела по лестнице. Распахнула комнаты. Дверь моей спальни вытащила за собой очередную нить с бубенцами, сухими цветами и деревянными символами. У мужа меня, как и обычно, встретила незастеленная кровать и куча хлама.
        - Спокойно, Сирилла, - прошептала я себе под нос. - Просто в доме закончился хлеб, и Йозеф вышел его купить.
        Почтенные Покровители! Кого я обманываю?! Йозеф никогда не беспокоился о хозяйстве и пище насущной. Он вообще ничем не занимался, кроме своих меринов, которых в нашей ситуации куда выгоднее было бы зарубить на колбасу. И если бы Йозеф прозябал в конюшне, он увидел бы, как я подхожу к дому!
        Долго размышлять о причинах отсутствия мужа, к счастью, не пришлось. Снизу заскрипела входная дверь, а затем тишину разорвали голоса.
        - Проходите, - я не могла не узнать Йозефа. - Она скоро вернётся с работы.
        - Вы уверены в своих догадках? - раздался следом незнакомый женский голос. - Защита Покровителей мощна, особенно у жриц. Ваша жена не блудница и не воровка, чтобы поддаваться искушению и растрачивать душу на Разрушителей.
        Я затаилась за дверью, прислушиваясь. Хорошо, что Йозеф не заметил мои ботинки и чемоданчик! Разговор принимал весьма интересный оборот.
        - То, как она вела себя вчера, не поддаётся иному объяснению, - загундосил Йозеф. - Это - козни Разрушителей, не иначе!
        - А вариант с переутомлением вы рассматривали? - Почтенные Покровители, как же мне нравится эта здравомыслящая женщина, кем бы она ни была! - Затянувшаяся усталость. Расстройство. Безумие, в конце концов!
        - Переутомление?! - фыркнул Йозеф с пренебрежением. - Да на ней пахать можно, как на коне!
        Пахать. Как на коне!
        Ярость ударила в голову. Вот она, бескорыстная любовь моего мужа! Закачавшись от нахлынувших эмоций, я едва не врезалась головой в стену. Почтенные Покровители! Хороша благодарность! И этого человека я оправдывала, вспоминая всё лучшее, что было между нами?! И я ещё пыталась воскресить свою любовь к нему?! Отвратительно!
        Женщина внизу что-то невнятно пробормотала. Интонации её голоса звучали умиротворённо и тепло.
        - Какая усталость, какое расстройство?! - возмущённо ответил Йозеф. На этот раз его голос приблизился. - Она ничего и не делает, чтобы уставать и расстраиваться! Ладно бы дети были, тогда бы уставала. Так бесплодна же, как песок у океана! Она даже в постель со мной не идёт! Разрушители постарались, ясно дело!
        - Странно, - ответила женщина. - Вы утверждали, что любите свою жену.
        - Конечно, люблю, - без доли смущения проговорил Йозеф. - Иначе не держал бы её в своём доме. Кому нужен бесполезный балласт?!
        Глаза защипало, и щёку согрела горячая влажная дорожка. Слова Йозефа были подобны ножу, прилетевшему в спину. Я свято верила, что он благодарен мне за мой труд. И за то, что всё ещё берегу наши отношения, превратившиеся в пытку. Я жалела Йозефа, не желая оставлять одиноким и потерянным[9 - - ПОТЕРЯННЫЙ - разведённый мужчина или вдовец. Не имеет права повторно вступать в брак и заводить отношения с женщинами.]. Но он меня - нет.
        - Треклятые Разрушители! - голос Йозефа раскатился по этажу, как гром. - Её чемодан… Она уже вернулась!
        Я торопливо вытерла слёзы оборкой рукава. Сейчас или никогда!
        Собрав волю в кулак, я вышла из-за двери к лестнице. Отсчитала ногами несколько ступеней вниз: так, чтобы было хорошо видно гостиную. У двери стояла пожилая женщина в белых одеждах храмовницы. Раскрасневшийся от волнения Йозеф поднял лицо мне навстречу.
        - Да, я вернулась, - сообщила я, глядя в знакомые затуманенные глаза. - И я слышала всё, что ты сказал. Поэтому подумала и решила, что не считаю должным продолжать обременять тебя своим присутствием!
        - Сирилла! - голос Йозефа дрогнул. - Ты неправильно всё поняла!
        Началось. И почему людям легко порочить других только за спиной?!
        - Что я могла понять неправильно? - ярость вела меня, как путеводная звезда. Но сейчас это было к лучшему. - Ты был однозначен. Моё пребывание здесь не приносит тебе пользы. А потому я решила уйти.
        - Когда решила?!
        - Прямо сейчас, - я почувствовала, как губы растягиваются в неестественной ухмылке.
        Госпожа в белых одеждах попятилась, с недоумением поглядывая на нас. Явно не ожидала, бедняжка, что её приведут в такой бедлам. И уж точно не желала становиться свидетелем разборок между супругами.
        - И куда ты пойдёшь? - Йозеф снова начал порочную игру. - Разве не знаешь, в каком состоянии домишко твоей матушки после того, как низину затопило?
        - Уж лучше на улице, но одной, - голос дрогнул, но я не сдалась. - Я найду своё место.
        Я всем сердцем любила дом Йозефа, ставший мне родным. Любая мысль о том, что придётся покинуть насиженное гнездо, отдавалась неприятной щекоткой в теле. Только выбора не оставалось. Рано или поздно я должна была решиться и выйти из золотой клетки. И я вытиснулась между прутьями, расцарапав кожу. Только что.
        Наружность казалась слишком большой и незнакомой. Но в голове уже зрел план. Несколько ночей я проведу на старой квартире, пока не сниму приличную комнату где-нибудь на окраине. А потом - займусь расторжением брака. Нам обоим будет лучше поодиночке.
        - Остынь, Сирилла! - Йозеф выкинул руки вверх.
        - Я спокойна. Я совершенно спокойна. Да и ты сказал то, что сказал, на холодную голову. А значит, был честен.
        - Пережди хотя бы ночь, а потом решай!
        - Не об этом ли ты мечтал, Йозеф? - я улыбнулась, спускаясь с лестницы. - Вот и радуйся. Покровители осуществляют твои надежды.
        Краснота обдала щёки Йозефа. Опасность задрожала в воздухе запахом пота и жгучего перца. Казалось, ещё мгновение, и он кинется на меня. Порвёт одежду в хлам, раздробит кости, раздерёт кожу на лоскуты. Я привычно подняла руки к груди, желая защититься, но тут же уронила их снова. Он всегда рад видеть мой страх, но на этот раз я не буду потакать его играм.
        Я боролась с желанием покорно опустить голову, повиноваться, покаяться, лишь бы не доводить дело до битвы! Но и понимала: это ознаменует мой новый проигрыш. Моё падение после первого полёта. Я всегда знала: в тот день, когда я не опущу головы, затянувшемуся фарсу придёт конец. Это станет концом моего «до» и началом «после».
        Боевой огонь в глазах Йозефа потух. Краснота отлила от лица и спустилась на шею. Понимание того, что конец уже наступил, должно быть, дошло и до него.
        Буря оставила Йозефа и Сириллу на разных берегах реки. Нас больше не существовало.
        ***
        Проводить незваную гостью было делом совести.
        Всю дорогу до остановки я не знала, куда себя деть. Храмовница всячески меня поддерживала: должно быть, видала и не такое. Только мне её речи были, что ушедшему припарки.
        Я посадила женщину на повозку до Храма Вершителей. Ссыпала пригоршню мелких монет в ладонь кондуктора в качестве оплаты проезда. Когда храмовница подняла руку, прощаясь, я отвела взор, сделав вид, что наблюдаю за птицами. Я надеялась, что больше никогда не увижу эту милую женщину: ни по делу, ни на улице. Дел натворил Йозеф, а стыдно было мне.
        Возница хлестнул мерина поводьями, и повозка тронулась. Скрипя разболтанными колёсами, она скрылась за поворотом и растаяла в море садовой зелени. Когда цокот копыт сошёл на нет, и улицу объяла тишина, от сердца отлегло, и я, наконец, вздохнула с облегчением. Мои пять минут позора миновали. Инцидент исчерпан. Осталась только ноющая рана в памяти, и прикасаться к ней не хотелось.
        Не хотелось и возвращаться в дом Йозефа, что стал чужим мне: а в одиночестве - и подавно. Я слишком хорошо знала, чем это чревато. Только выхода не оставалось. Мне необходим хотя бы минимум вещей на первое время. И монеты, припрятанные на чёрный день от любопытных глаз. Маленький запас, который может спасти мне жизнь.
        Пройдя ещё пару кварталов на север, я вышла к стоянке наёмных повозок. Не веря удаче, попыталась договориться с одним из возниц о срочной транспортировке вещей. Старый нефилим охотно пошёл на диалог. Цену, правда, заломил такую, что в голове невольно воскресло желание перекантоваться в доме Йозефа ещё ночку. А то и нырнуть назад в опостылое болото будней и стать прежней покорной женой. Притвориться, что никогда не обижалась на Йозефа и принимала с благодарностью любое унижение. И сделать вид, что не слышала слов, которые ранят сильнее пуль.
        Но цена моей свободы была гораздо выше. Поэтому я заглянула в сумку, пересчитала сбережения в кошельке и, невесело кивнув, залезла в повозку. Но предупредила, что расплачусь лишь по завершению сделки.
        Деревья бежали по обочине навстречу, и, поравнявшись, уходили назад. Колёса подпрыгивали на кочках и хрустели мелкими камушками. Я то и дело жмурилась, преодолевая желание заплакать. Привычное рушилось, как карточный домик, и становилось чужим. Я сама выдрала себя из старого мира. Но когда резала по живому, даже не подозревала, что рана будет так саднить и кровоточить. Теперь я болталась в невесомости, без зацепок и точек отсчёта. И не знала, что случится завтра.
        Но больше всего пугала не неизвестность. Самым страшным казалось то, что путь назад ещё был! Я могла вернуться домой и сделать вид, что ничего не произошло. И остаться в привычном мире, на старой роли. Ведь скорее Йозеф примет меня снова, чем отпустит. Поворчит для вида, но примет! Он может презирать меня, но отрицать, что я нужна ему, глупо.
        Почтенные Покровители, уж лучше бы у меня не осталось шансов!
        Повозка остановилась у дома, и я вытерла глаза. Спрыгнула в траву, едва не запутавшись в подоле. Но пока шла по мощёной тропке к воротам, слёзы нахлынули снова. Я ущипнула себя за плечо, надеясь, что боль заглушит грусть. Нельзя, чтобы Йозеф видел моё состояние и пытался на нём играть. Он не упустит такой случай! За долгие годовые циклы совместной жизни я слишком хорошо узнала мужа.
        Долго собиралась прежде, чем толкнуть дверь. А когда решилась - она на удивление легко поддалась. Странно, что Йозеф не заперся. Видимо, ждал. Я тоже стала для него предсказуемой. Не сосчитать, сколько раз я пыталась уйти и возвращалась вновь.
        Знакомая гостиная показалась холодной и мрачной. Чужой. Она больше не обнимала и не тянула к себе, а наоборот: стремилась вытолкнуть, как чрево - нежеланного ребёнка. Свет, проникающий сквозь широкие окна, померк и стал мутным и матовым, как в склепе. Лишь одно оставалось неизменным: Йозеф сидел на своём любимом месте. Лохматая черноволосая макушка, как и прежде, торчала из-за спинки кресла.
        Услышав мои шаги, Йозеф лениво поднял голову.
        - Вернулась? - сонно проговорил он.
        В груди разлилось сомнение: тягучее и липкое, как жжёный сахар. Выбросило щупальца сквозь кожу и окрутило запястья. И я вдруг обнаружила, что не хочу ничего менять. Здесь - моё гнездо, и я не желаю улетать. Подняться бы в спальню, прилечь на кровать и, смакуя приятную усталость, наблюдать, как над горизонтом разливается красный закат. Вычеркнуть бы из памяти последние два часа!
        Но иногда нужно пойти наперерез своим желаниям, чтобы получить большее. Сдаться всегда просто. А я развязала войну. И теперь обязана идти до конца.
        Хотя бы раз я должна выстоять!
        Я сжала руки в кулаки: так крепко, что молния боли взлетела к локтям, прожигая кожу. Вдохнула, чтобы умерить сердцебиение, ставшее невыносимым. И лишь после этого произнесла:
        - Я пришла, чтобы уйти. Насовсем.
        Вот и перекрыт последний путь к отступлению. Пол под ногами превратился в спрессованный воздух. Иллюзии рухнули, оставив наедине с колючей реальностью. Стало зябко и душно. Захотелось набросить на плечи одеяло и завернуться в него, как в кокон. И не вылезать, пока не стану бабочкой.
        - Всё ещё злишься? - мягко проговорил Йозеф. - Прекращай.
        - Начал ты, Йозеф, - возразила я. - Начал и закончил.
        - Чтобы я больше таких глупостей не слышал, - оборвал муж. - Приготовь-ка поесть. С утра у меня во рту ничего не было, кроме горелого яичного суфле.
        - Теперь ты готовишь сам, - я пожала плечами, вспоминая утренний запах гари. - Привыкай.
        - Что ты сказала?!
        Кресло жалобно скрипнуло разболтанными ножками. Тень на полу удлинилась и почти коснулась окна на задний двор. Поднявшись, Йозеф подлетел ко мне. Его глаза ещё не горели яростью, но губы уже сжались, а скулы - напряглись. Я хорошо знала, что означает это выражение лица, и к чему обычно приводит такая реакция. Сомнения снова напомнили о себе, призывая покорно опустить голову и оставить безумную затею. Мне даже захотелось провалиться сквозь землю, прямо в пристанище Разрушителей. Или перемотать время на несколько дней вперёд. Туда, где я уже свободна.
        Или туда, где я избита, загнана и поймана. И пытаюсь проживать привычные будни, как ни в чём не бывало.
        Два глаза выжидающе поглядывали на меня. Две ладони сжались в кулаки. Сердце снова превратилось в раненую птицу, рвущуюся на волю. Я хотела прекратить это здесь и сейчас. Но не так, как обычно. На этот раз победа должна остаться за мной. Кем я стану, если позволю неопределённости и слабостям одолеть себя?
        - Повтори, Сирилла, - Йозеф задохнулся.
        - Теперь ты готовишь сам, - я гордо вздёрнула подбородок. - Меня в твоей жизни больше нет.
        - Неправда! - знакомые руки взметнулись в воздух и вцепились в мои плечи. Пальцы упёрлись точно в утренние ссадины и сдавили кожу. Я едва не взвыла от боли. - Куда ты пойдёшь-то?! У тебя нет даже места для ночлега! Ты не ценишь то важное и необходимое, что я даю тебе! И не признаёшь, что пустое место без меня, Сирилла!
        - Почему же ты так держишься за это пустое место?! - выкрикнула я ему в лицо. - Может быть, потому, что сам ничего собой не представляешь?!
        В следующую секунду меня отшвырнуло толчком. Гостиная пронеслась перед глазами по кругу, и я врезалась в стену у лестницы. Край перил с размаха влетел в живот, и я закусила губу, чтобы не взвыть от боли. Из глаз едким потоком брызнули слёзы. Теперь притворяться было бесполезно. Оставалось лишь держаться с достоинством.
        - Думай, что говоришь, - чёрная тень накрыла меня. - И прикидывай свои возможности, прежде, чем шутить. А то и вправду выгоню - недорого возьму.
        - Ты ничего не понял, - прошептала я, глотая слёзы. Взгляд упёрся в переносье Йозефа. Его глаза недобро поблескивали. - Я и вправду ухожу.
        - Перестань шутить, Сирилла! Мне это не нравится!
        - Я не шучу!
        Тень стремительно выпустила щупальце, и на затылок обрушилась ладонь. Уши оглохли от пронзительного звона, а голову наполнило пульсирующее гудение. Не удержав равновесие, я приземлилась на лестницу. Пересчитала спиной нижние ступеньки и съехала к её подножию. И даже попыталась снова встать на ноги. Но не успела я опомниться, как меня пригвоздили к лестнице новые удары. И боль, разливающаяся по мышцам горячей лавой.
        - Ты останешься! - выкрикнул Йозеф, швыряя меня оземь. - Ты никуда не посмеешь идти, пока я не скажу! Всё поняла?!
        - Я всё равно уйду, - выдавила, проглотив кровь из треснувшей губы. - В чужой ли дом, к Покровителям ли. Да даже на улицу, милостыню просить! Лишь бы подальше от тебя.
        - Гадкая пленница Треклятых! - надо мной нависла толстая подошва домашних туфель.
        Я вцепилась в его брюки, желая отвести атаку, но силы не были равны. Он отшвырнул меня, как надоедливую собачонку, и я снова грохнулась на лестницу. Удары и пинки прилетали один за другим, пригибая к ступенькам. И каждый выжимал из меня новые слёзы. Йозеф бил по голове, словно желая вытряхнуть из меня моё решение. Только получалось наоборот: он вбивал его крепче. Теперь оно уже не казалось безумным, и меня распирало от желания поскорее осуществить задуманное.
        Йозеф перевернул меня на живот и навалился сверху всем телом, вжав в лестницу. Намотал волосы на ладонь и поднял мою голову. Острое ребро ступеньки царапнуло горло, заставив закашляться. Я уже не могла разговаривать: лишь прерывисто дышала и плакала, презирая себя за беспомощность.
        - Со мной шутки плохи, Сирилла, - проговорил Йозеф в самое ухо. - Не повторяй больше своих ошибок.
        Слёзы текли из глаз, скатываясь по щекам и собираясь на подбородке. Так больно мне ещё никогда не было. Я была готова на всё, чтобы заглушить эту пронзительную муку. Даже признать, что хочу остаться. И покорно пойти с мужем в постель на весь остаток дня и ночи.
        - Проси прощения, - Йозеф с силой потянул мои волосы и тут же снова отпустил.
        Шея наскочила на ребро ступеньки, и дыхание на несколько секунд оборвалось. Пришлось признать горькую правду: если я сейчас не остановлю это, всё может закончиться плачевно. Йозеф вышел из-под контроля. А я - перешла грань.
        Открыла, было, рот, чтобы попросить его остановиться, но язык больше не подчинялся мозгу. Что-то навек сломалось в голове после ударной терапии Йозефа.
        - Нет, - выговорила я через силу. - Я ухожу.
        - Ну, смотри, - прошипел Йозеф.
        Чёрная тень снова наползла на меня: ещё секунда, и обрушатся новые удары! Почтенные Покровители, выдержу ли я? Хватит ли меня на то, чтобы покинуть этот проклятый дом ползком?
        - Ты сама во всём виновата! - прогремел над головой грозный рык.
        Голос мужа перекрыл внезапный стук в дверь. Мощный и настойчивый. Такой силы, что даже стёкла в окнах начали позвякивать в такт ударам.
        Йозеф, вздрогнув, отошёл от меня:
        - Кто это может быть в такой час?!
        Воспользовавшись возможностью, я перевернулась на спину и откашлялась. Капельки крови сорвались с разбитой губы и упали на платье.
        - Разрушители пришли тебя прибрать, - выдавила я.
        - Сгинь! - бросил Йозеф через плечо. - Но не надейся, что я с тобой закончил.
        Между тем, стук повторился. На этот раз звучал он куда сильнее. Тот, кто стоял за дверью, точно не собирался сдаваться. Знал бы этот незнакомый человек или нефилим, что только что спас чужую жизнь!
        Йозеф подкрался к двери и отодвинул засов. Высунул голову в щель.
        - Моё почтение, господин Альтер… Альтогрони! - прошамкал знакомый старческий голос из-за двери.
        - Моё почтение, - голос Йозефа приобрёл удивлённые нотки. - Госпожа Уразов?
        - Земля гудит, - пожаловалась гостья, покряхтывая. - Вы что-то делаете тут!
        Я готова была задохнуться от счастья, да мешала боль в истерзанных рёбрах. Госпожа Уразов - наша соседка - являлась к нам редко, но метко. Старческое слабоумие почти съело её рассудок, но, к сожалению или к счастью, совершенно не повлияло на мощную магию земной стихии, которой она владела. Приходила Уразов, чаще всего, с нелепыми претензиями, реже - за солью или лучинами. Отвязаться от бойкой старушки было невозможно при любом раскладе. Каждое слово госпоже Уразов нужно было повторять по восемь раз, иначе смысл сказанного проходил мимо её головы. Альтернативы не представлялось: если госпожа не была удовлетворена визитом, она обвиняла нас во всех грехах и устраивала беспорядок на участке. Взмахом руки выкорчёвывала цветочные кусты, портила посадки и клумбы, баррикадировала калитку земляным завалом. Да на совесть.
        Но сейчас я готова была заобнимать старушку до смерти. И непременно осуществила бы затею, если бы не ослепляющая боль во всём теле.
        - Ничего не трясётся! - выкрикнул Йозеф в приоткрытую дверь.
        - Ась? - ответил возглас госпожи Уразов.
        - Говорю же, всё у нас в порядке! Вам показалось!
        - Показалось, да? - разочарованно прокряхтела госпожа Уразов. - А я вот сижу в кухне, думаю цветы полить. И тут как земля трястись начнёт. Как полтора сезона назад тряслась. Так и сейчас трясётся. Что-то у вас не то! Прекратите, иначе я жаловаться буду!
        - Вам показалось! - повторил Йозеф, пока терпеливо.
        - В Совет отправлюсь! Да трясётся же! Вы что-то делаете!
        Воспользовавшись случаем, я подобрала под себя ноги и с трудом разогнула колени. Потрогала ссадины на икрах и, выдавив немного крови, поморщилась от боли и отвращения. Нещадно болел и низ спины, собравший ступени. Боль заполняла меня до краёв, как смертельный яд. Она рвалась наружу стонами и криками. Сегодня Йозеф, определённо, был исключителен в своих попытках подмять меня под себя.
        Опираясь на перила, я вскарабкалась наверх: настолько быстро, насколько позволяла боль. Госпожа Уразов подарила мне время, которое нужно использовать с толком.
        - Вы неправильно меня поняли! - Йозеф внизу начинал кричать. - У нас всё в порядке!
        - Но земля-то трясётся, - возразила Уразов.
        Я проковыляла по коридору, нырнула в уборную и щёлкнула задвижкой. И едва не закричала, когда из зеркала над раковиной выплыло отражение. Растрёпанная, грязная и окровавленная краля по ту сторону корчила недовольные рожи. Я склонила голову к плечу, и незнакомка послушно повторила движение. Глупо сомневаться - это я. Страшная, как вся моя жизнь. Если я выйду в таком виде к вознице - испугается и уедет, оставив меня на дороге с пожитками!
        Надо что-то с этим делать.
        Я развязала хвост, отправив волосы гулять по плечам. Повернула ручку, и вода, бурля, полилась на дно ванны. Немеющими губами я прочитала ключ и наложила на ссадины заклятие быстрого обновления. От утренних синяков, конечно, не спасёт, но недавние раны сгладит. Пока золотая энергия, пахнущая сандалом и ванилью, клубилась вокруг моей головы и плеч, я, морщась, промывала стягивающиеся ранки и замазывала их белилами. Каждое прикосновение давалось неимоверной болью. Пальцы онемели и казались деревянными брусками.
        Когда заклинание сошло на нет, по ту сторону зеркала, наконец, проявилась я. И, хотя небольшая красная полоса ещё горела над верхней губой, а на скуле проступала ссадина, я уже не походила на жертву избиения. Половина проблемы была решена.
        Оставалась самая главная часть - боль. Я не смогу уйти далеко, если сейчас не позабочусь о себе.
        - Почтенные Покровители, - взмолилась я, косясь на себя в зеркало, - помогите мне сейчас!
        Ключ снова полетел с языка, отстреливая острыми слогами. Жёлтое сияние нагрело ладони, и знакомый запах наполнил маленькую комнатку. Я редко испытывала врождённую силу своего Потока на себе. Не было надобности: я хорошо терпела боль. Теперь узнаю, за дело ли благодарил меня Морино.
        Я подняла руки над головой, позволив золотистому сиянию скатиться на плечи. Кокон дымки окутал меня, превращая реальность в размытые штрихи акварели. На мгновение потоки энергии стали такими плотными, а запах - таким явным, что голова пошла кругом, а перед глазами повисла чёрная пелена. Я зажмурилась и тут же снова открыла глаза, дабы прогнать пугающую иллюзию.
        Но ничего не изменилось. Вокруг по-прежнему разливалась чернота.
        - Почтенные Покровители, - вымолвила я шёпотом. Язык едва ворочался во рту.
        - А ну, ешь! - мужской голос пролетел над ухом, как стрела, сорвавшаяся с тугой тетивы.
        Я моргнула несколько раз, надеясь, что моя реальность возвратится, но тщетно. Видимо, заклятие отобрало слишком много сил, и мозг наполовину отключился.
        Металлический предмет скользнул по губам.
        - Почему ты такая бестолковая? Чем больше съешь, тем скорее уйдёшь отсюда!
        И только тогда я осознала, что моё избитое тело больше мне не принадлежит.
        Глава 10
        Побег
        - А ну, ешь! Почему ты такая бестолковая? Чем больше съешь, тем скорее уйдёшь отсюда!
        - Что?! - выкрикнула я, не сумев побороть удивление. И тут же обнаружила, что мой голос снова пищит и срывается.
        Треклятые Разрушители! То, чего я так боялась, всё-таки случилось. Слепая девочка вернулась в мою реальность и заняла её, вытеснив меня настоящую! Паника обвила сердце побегами тёрна и проткнула его шипами насквозь. Влилась в кровь, как яд, и понеслась по сосудам. И ведь самый неподходящий момент для визита выбрала!
        Почтенные Покровители, я так просила вас избавить меня от этого кошмара! И я вам верила! Но вы забыли обо мне. Забыли…
        - То, - в мой раскрытый рот ссыпалась еда. Я неохотно сжала зубы, пережёвывая зёрнышки. Трапеза походила на плов из булгура. - Ты ведь не хочешь тут задерживаться, Элси. Там тебе будет намного лучше.
        - Где там?! - произнесла с удивлением, и разваренные крупинки посыпались изо рта.
        Что-то шло не так. Воздух вокруг стал совсем другим: свежим, сухим и ласкающим. И тихим. Я не слышала больше мамы Элси. И Лукаса.
        - На Первом Холме, Элси, - проговорил мужчина, вытирая мой рот. - Гатрэ там холят и лелеют.
        Что-то оборвалось внутри, как туго натянутая нить. В памяти воскресли кривые строчки из блокнота. Споси нас тётя гатрэ. Гатрэ…
        - Гатрэ?! - вырвался удивлённый возглас.
        «Гатрэ?! Гатрэ?! Гатрэ?!.» - повторило гулкое пространство.
        Звук расслоился на отголоски и распух, обволакивая плотным одеялом. Усилившись до невероятной громкости, слова зазвенели в ушах. Головокружение снова накатило, размазав странную реальность, которую я могла лишь слышать и чувствовать. На миг мне показалось, что я теряю сознание. Выкинула руки вперёд, но зацепилась лишь за упругую пустоту.
        - Гатрэ, - попыталась я ответить внутреннему голосу, но язык не слушался.
        Мгновение спустя меня тряхнуло, и я распахнула глаза в своей уборной. В том теле, которое мне дали Покровители. И как же я была ему рада!
        Огляделась: ничего не изменилось. Те же стены из полированного дерева, старый фаянс и мощная струя воды, разбивающаяся о дно ванны. Разве что, Поток почти сошёл на нет. Теперь лишь лёгкая дымка клубилась у ног, уходя в пол. Вместе с ним исчезала и боль.
        - Это безумие, - пробормотала я, глядя на своё отражение. Женщина по ту сторону омута недовольно зашевелила губами. - Не иначе.
        Остатки дымки рассеялись, очертив пространство у ног. Я оборвала нити, и горячие слёзы потекли из глаз, смывая белила. Почтенные Покровители, не покидайте меня, молю! Только не сейчас. Не в эти мгновения, когда решается моя судьба.
        Я набрала воды в сомкнутые руки и прополоскала рот. Выплюнула в раковину прозрачную жидкость с прожилками крови. Вода потекла по пожелтевшему фаянсу, как оплавленный воск. И только тогда я заметила нацарапанные у стока буквы и оставленное рядом лезвие для бритья.
        Впрочем, этот почерк я уже видела. В своём блокноте. Танцующие буквы, словно написанные детской рукой вслепую. Линии без соприкасающихся концов, сплющенные круги, больше похожие на толстые короткие спирали. «Споси нас», - вопила новая надпись.
        Я вглядывалась в кривую строчку, змеёй обвивающуюся вокруг стока, и не могла свести воедино мысли. То, что я знала об Элси и её прыжках, никак не укладывалось в голове и противоречило всем законам здравого смысла. Да существует ли вообще эта Элси?! Но ответ, увы, был для меня однозначен: Элси реальна. Но не потому, что мне не хотелось верить в собственное безумие. Слишком много частичек кошмара просочилось в реальность, чтобы считать его пустым сном.
        Как же тяжело принять всё!
        Я промокнула слёзы и поправила косметику. Не время проявлять слабость. И негоже растрачивать драгоценные секунды на ерунду. Тысячу раз успею подумать об этом потом. Пока Йозеф отвлечён на разговор, я должна собрать вещи. И - самое главное - покинуть этот дом. Любой ценой.
        Быстро помолившись, я вытащила из-под раковины пару холщовых мешков для мусора. Дверца тумбочки сердито хлопнула, едва не зажевав между створками пальцы. Ватные ноги вынесли меня в коридор, и я метнулась к спальне. Не без облегчения услышала плывущий с нижнего этажа голос Йозефа, перемежающийся раздражённым кряканьем старушки Уразов. Судя по тому, что канделябры натужно позвякивали, конфликт вошёл в фазу кульминации. Земля действительно тряслась, как и всегда, когда Уразов была раздражена.
        Я затворила за собой дверь, оставив голоса в коридоре. Спешно распахнула гардеробную. Ростовое зеркало красноречиво оповестило, что с косметикой я постаралась на совесть. Не особо разбираясь, я побросала в мешки накидки, юбки, бельё и полотенца. Подумав, достала из корзины для грязного белья любимое платье - то, в котором была на субботнем дежурстве. Утрамбовала его в один из мешков, заметив попутно, что погон на левом плече оторван, а вместо него торчат необработанные нити. Неудивительно: в тот сумасшедший день я могла и обувь потерять, не заметив. Взамен в корзину полетело ненавистное цыплячье платье с каплями крови на груди. Должно быть, никому оно больше не понадобится: вряд ли кто-то возьмётся его стирать.
        Первое попавшееся платье из гардеробной оказалось, пожалуй, слишком тёплым для третьего сезона, но куда более комфортным. Гладкая шерсть легла на тело, обнимая и лаская. И снова - ненавистный жёлтый цвет, чуть грязноватый, с лёгким уклоном в серость. Цвет, преследующий меня с рождения.
        Следом за одеждой на дно мешка опустилось самое важное: свёрток с монетами и ключами от квартиры матушки. Сбережения, о которых не знал мой муж. Денег оказалось не слишком много, но теперь каждый медяк мог пригодиться. Я не могла знать, чего ждать от завтрашнего дня. Вырвет ли он меня с корнем, как погибшее дерево, или пересадит в свежую почву, давая шанс обрести новое настоящее?
        Часы над кроватью издевательски считали секунды. Золотая стрелка неслась по кругу, размеряя время по шагам. Я потеряла не больше трёх минут, но даже они казались тягучей вечностью. Теперь осталось самое важное: уйти незамеченной.
        Солнечный луч прорвался сквозь штору и лёг на захламлённый пол. Он звал за собой, подсказывая путь. Первый раз в жизни я поблагодарила Покровителей за то, что окно моей спальни выходит на задний двор!
        Повернула проржавевший шпингалет. Старая рама натужно скрипнула, открывая путь на свободу. Навалившись на подоконник, я высунулась наружу и поймала губами поток свежего ветра. Звенящий воздух сладко пах цветочной пыльцой и солнцем. За отрезком забора впереди проглядывал участок госпожи Уразов: разноцветный и ухоженный. Земляные стихийницы по праву могли гордиться своими садами.
        Скошенная трава густо устилала полянку под окном. Йозеф специально оставил её сушиться здесь, на западной стороне дома. Земля, проглядывающая между пучками сена, казалась соблазнительно близкой и упругой. Она манила, тянула к себе, призывая совершить отчаянный шаг. И обещала быть мягкой, как изысканная перина.
        Второй этаж. Не так и высоко! Уж голову не сверну точно.
        Недолго думая, я спихнула вниз завязанные мешки с пожитками. Два мягких снаряда с лёгким шелестом бухнулись в траву. Неуверенно присела на подоконник и оторвала ноги от пола, оценивая прочность. Старое дерево заскрипело и застонало подо мной, словно проклиная на прощание. Долго ли осталось ему служить?
        Я перекинула ноги наружу. Теперь земля казалась ещё ближе и гостеприимнее. От свободы меня отделял всего один шаг. Пара метров вниз. И долгие годы, превратившиеся в смятые обрывки воспоминаний и череду смазанных образов, каждый из которых порождал ноющую боль.
        Времени на раздумья не оставалось. Четырежды помянув Покровителей и сделав ритуальный жест, я оттолкнулась от подоконника. Поток встречного воздуха засвистел в ушах, раздул юбку и вздыбил волосы над головой.
        Падать пришлось недолго.
        Я готовилась встретить резкую боль в суставах и связках. Но ничего подобного не случилось: лишь неведомая сила прижала меня к земле и тут же отпустила. Отдышавшись, как после долгого бега, я вспомнила, что несколько минут назад обезболила себя. Смех задрожал на губах. Стоило ли бояться?
        На всякий случай, я ощупала ноги. Кости целы. Надо будет просветить себя, когда я вернусь на старую квартиру: вдруг что упустила. Боли до завтрашнего дня не будет, но это не означает, что я неуязвима.
        Поднявшись на ноги, я подцепила мешки с одеждой и поволокла их за собой. Интересно, что подумают мои посетители, увидев меня в таком состоянии?
        Протащившись с десяток шагов по выкошенной лужайке, я упёрлась в старый забор. Потемневшие доски разукрашивали разводы плесени и лишайника. С этого угла сада парадный вход не просматривался, и это не могло не радовать. Йозеф не смог бы заметить меня при всём желании.
        В любом случае, рисковать и тащиться до калитки я не собиралась. Весь план мог пойти насмарку! Теперь единственной преградой на моём пути был трухлявый забор, увитый цветным вьюном. Что ж, придётся вспомнить детство!
        Забросив поклажу на торец, я выкинула оба мешка в узкий проулок между домами. С трудом орудуя уставшими ногами, взобралась на забор. Ветер раздул платье, как парашют. Мгновение - и вот я уже в проулке! Подхватив испачканные мешки, я обогнула дом и прокралась к калитке. Теперь забор прятал меня от мужа.
        Я незаметно подобралась туда, где, спрятавшись за густой порослью жасмина, ждала меня повозка. Погрузила мешки и запихала их под сидение.
        - Едем? - нефилим склонил голову на плечо.
        - Едем, - заявила я, забираясь в повозку следом.
        Сомнения снова закипели внутри обжигающей кислотой. В самый неподходящий момент, когда путь назад уже за баррикадами. Что я творю? Куда я еду? Подумала ли о том, что придётся ночевать в бараке с обрушенным потолком и проплесневелыми стенами? Я вспомнила удобную и широкую кровать в своей спальне, что теперь стала чужой. Вспомнила уютный запах дерева и скошенной травы, непременно сопровождающий тёплые вечера. И закаты, подсвеченные кровавой акварелью. Самые красивые в моей жизни.
        Посмотрела на розоватую полосу, рдеющую у горизонта, и едва сдержала слёзы. Часа через два придёт новый закат, но уже не для меня.
        - Ничего не забыли? - поинтересовался возница, настороженно подняв крылышки.
        - Вроде бы, нет, - я вынырнула из озера ностальгических воспоминаний.
        - Подумайте хорошенько. Гонять мерина туда-сюда я не намерен.
        Я откинулась на спинку сидения и подставила лицо солнцу. Мысли крутились в голове, пытаясь друг друга перекричать. Ключ - на месте, деньги - тоже. Документы я, повинуясь странному веянию интуиции, ещё в субботу заперла в ящике стола на работе. Платьев, белья и накидок хватит на первое время. Мыло и прочее - куплю, не так это и дорого.
        - Нет, - я мотнула головой.
        - Ошибаетесь, - заявил нефилим, таращась на мои ноги. - Вы босиком ходить собрались?
        Я опустила взор и едва не расплакалась от досады. Обезболивание, видно, оказалось слишком эффективным. Ведь я даже не ощутила, что забыла надеть обувь! Скажи кому - на смех поднимут. Страшно представить, сколько заноз оставили гнилые доски забора в моих ступнях. И как они будут ныть завтра, когда эффект заклинания сойдёт на нет.
        - Я сейчас, - махнула рукой. - Сейчас заберу.
        Вот мой план и полетел к Разрушителям. Захотелось завыть от обиды. И зачем нужна была глупая конспирация, если я забыла самое главное?
        Что делать дальше я не подозревала. В голове крутился единственный вариант: честный, но опасный. Зайти через парадный вход, демонстративно взять ботинки и столь же демонстративно оставить Йозефа потерянным. Навсегда, не возвращаясь назад и не оборачиваясь.
        Но мне ли не знать, чем это грозит? Я слишком хорошо усвоила этот урок сегодня.
        Может быть, госпожа Уразов ещё там? Йозеф дорожит своей репутацией и не станет распускать руки при ней.
        И, хоть я и не могла полагаться на волю случая, другого выхода не намечалось. Решившись, я выпрыгнула из повозки и направилась к дому. В голове звенела одна лишь мысль. Даже не мысль: твёрдое убеждение, накалённой иглой пронзающее рассудок и не оставляющее выбора.
        Этот бой - мой. Я должна выстоять.
        ***
        - Сирилла?! - прозвенел нагретый воздух.
        Когда я приблизилась к крыльцу, лицо Йозефа исказило безграничное изумление. Словно он поверил в призраков. И сейчас я его понимала. Даже мне час назад не могло бы прийти в голову, что я могу тайком сигануть со второго этажа. С двумя мешками пожитков, между прочим.
        - Чему ты так удивляешься? - проговорила я, ступая на крыльцо.
        - Ась? - подхватила госпожа Уразов, сморщив сухенькое личико. - Вы меня, что ли, гориллой назвали, господин Альбертони?!
        - Сирилла, ты? - Треклятые Разрушители, когда надо, мой муж может выглядеть посланником Покровителей во плоти. - Это… ты? Но как?!
        - Как видишь, - бесстрастно пожала плечами. - Пришла забрать ботинки.
        - Ты что же, - выдохнул Йозеф, - правда?!
        Два чёрных глаза округлились, но теперь в них не было ярости: она выгорела несколькими минутами ранее, оставив голое пепелище. В уголках дрожало лишь пустое изумление. Мне нравилось видеть своего мужа поверженным. Кажется, до Йозефа начала доходить правда: он не удержит меня ни силой, ни мольбами.
        - Нет, шучу, - я сжала губы. - Будь добр, пусти в дом!
        Похоже, Йозеф был так удивлён, что даже не сопротивлялся. Посторонившись, он освободил проём. Я, как кошка, просочилась в щель и метнулась в гостиную. Не церемонясь особо, запихала ноги в ботинки и принялась затягивать шнурки. Подняв голову, заметила, что госпожа Уразов тоже не теряла времени даром. Воспользовавшись моментом, она юркнула в гостиную с явным намерением продолжить противостояние на территории Йозефа.
        - А вас я не звал! - раздражённый голос мужа зазвенел по углам. Оно и понятно: сдал рубежи, и теперь вынужден защищаться.
        - Ишь ты! - госпожа Уразов упёрла руки в бока, и канделябры взволнованно звякнули, вторя ей. - Упитанный, да невоспитанный! А ну, довольно оскорблений! Горилла, горилла… Подремать старухе не даёте, только землю трясёте.
        - Я устал объяснять вам, - Йозеф рассерженно топнул. - Никто тут ничего не трясёт! Здесь вообще нет магов земли!
        - Вы - чванливый врун! И жена ваша вруниха! Ишь, молодёжь пошла! Никакой совести, никакого почтения к старшим!
        Я заправила концы шнурков в отвороты ботинок. Оскорбления старушки - последнее, что меня волновало. Распрямилась, оглянулась, и снова почувствовала, как гостиная сжимается и выталкивает меня. Дом, с которым мы провели столько прекрасных вечеров, не принял моё решение. И не простил. Он видел так много, что ему не хотелось оставаться наедине с Йозефом.
        - Да помогут вам Покровители, - выговорила я, прощаясь. В последний раз взглянула на стены с бежевым накатом, на знакомые трещины по углам, на потолочные балки, местами подёрнутые паутиной. Йозеф, определённо, взял в жёны не лучшую хозяйку…
        Едва не хлопнула себя по щеке. Я не должна обвинять себя в том, что наши отношения не выдержали проверки временем. Сирилла отдала свою жизнь никудышному добытчику - вот как надо говорить. Много лет я тащила груз заботы о семье в одиночку и просто не могла успевать всё. Потому Покровители и не давали мне детей - берегли от лишних хлопот и нервотрёпки. То, что Йозеф станет потерянным - только на его совести. На его!
        Суровый взгляд с портрета, висящего над каминной полкой, полоснул, выводя из оцепенения. Да так, что дыхание на миг остановилось. От досады я клацнула зубами. Вот так растяпа! Едва не оставила здесь самую важную часть себя. Сиил. Вот почему Покровители заставили меня вернуться, разрушив планы. Это она вела меня своей рукой.
        - И вообще, вы выкидываете мусор на дорожку между участками, - продолжала спор старушка Уразов. Слова доносились до слуха через плотную пелену.
        - Это же ваш мусор! - Йозеф подарил госпоже дежурный взгляд. Но я-то видела, что он то и дело косится на меня, по большому счёту игнорируя предмет спора.
        - Я же так не делаю, - прокрякала Уразов. - Значит, не мой!
        - Кое у кого короткая память!
        - Кое-кого мать не научила старших почитать!
        Не разуваясь, я приблизилась к каминной полке. Встала на носочки, сжала края рамы обеими руками и приподняла портрет, снимая с гвоздя. Произведение искусства, потеряв опору, обрушилось на меня всей массой. До чего же тяжела эта глиняная рама с выпуклым орнаментом!
        Осторожно я поставила картину у ног. Рама едва доставала до бёдер, но по весу могла равняться с очень крупным камнем. Стена над камином стала грустной и сиротливой. О том, что здесь висела картина, теперь напоминал лишь тёмный, не успевший выгореть прямоугольник.
        Я с облегчением выдохнула. Осталось придумать, как дотащить ценный груз до повозки, не повредив.
        - Вам помочь найти дверь, - негодовал Йозеф за моей спиной, - или сами справитесь?!
        Дорогу осилит идущий! Прижав портрет к себе, я поковыляла к выходу. Мурашки пробежали по коже, когда спор за спиной неожиданно оборвался.
        - Сирилла! - выкрикнул Йозеф мне в спину. В его голосе уже не слышалась ярость: лишь отчаяние. Пронзительное и искреннее, как у ребёнка, теряющего мать. - Стой!
        В носу засвербило. Слёзы скопились в уголках глаз. Когда первые капли повисли на ресницах, ослепив переливами солнца, сомнения снова защекотали грудь. Йозеф больше не будет меня избивать. На сегодня вся его энергия растрачена, а завтра всё станет, как и прежде. Почему бы не переночевать на привычном месте, в комфорте, в тёплой комнате, окна которой встречают цветные закаты?
        Почему бы не оставить всё, как есть? Хотя бы, до первого звоночка?
        Я застыла в дверях, прижимая картину к себе. Мир за порогом казался враждебным и чужим. Зря я затеяла побег! Ведь ничего ужасного не произошло. Сотни мужей демонстрируют силу, пытаясь оспорить горькую участь, определённую Устоями и Положениями. Сотни жён терпят и мирятся. Покровители просто шлют мне испытания, с которыми я должна справиться. Научусь прощать - стану мудрее.
        - Не уходи! - догнал меня умоляющий возглас мужа.
        Я проглотила солёную досаду. Руки задрожали, едва не выронив раму. Обманывать себя дальше не получалось: я хотела оставить всё, как есть. Простить Йозефа и вести свою параллельную линию в его доме дальше.
        - Даже жена от тебя уходит, - прокомментировала Уразов, - потому что ты вечно трясёшь землю.
        Её слова и стали оплеухой, что привела меня в чувство. Я словно взмыла вверх и вынырнула из тёмного ледяного озера на свет. Память воскресила жуткие мгновения на лестнице, полные унижения и боли. Я снова увидела ногу Йозефа, безжалостно занесённую надо мной. Люди не меняются. Если я останусь, однажды он сравняет меня с землёй, а я даже не посмею воспротивиться.
        Можно жить на холодном дне, не зная, что такое тепло и свет. И думать, что всё прекрасно. Истинная глубина и ужас положения постигаются лишь в сравнении. Пока ты не видел солнца, твоё дно - это твой рай.
        Я оказалась в шаге от победы. Нужно лишь поднять ногу и перешагнуть порог. Такого рая мне не нужно.
        «Сирилла, у тебя что, в голове пусто? - прокричало подсознание голосом Сиил. - Этот увалень чуть не отправил тебя к Покровителям, а ты продолжаешь верить в то, что он исправится? Даёшь ему шанс? Лучше оставь этот шанс себе!»
        - Да, - произнесла я вслух, обращаясь то ли к образу, порождённому воображением, то ли к портрету. - Ты права. Права, определённо!
        - Стой, Сирилла! - снова нагнал меня возглас Йозефа.
        - Извини, - едва слышно бросила через плечо, - но мне очень нужен этот шанс.
        Почтенные Покровители! Я извиняюсь перед ним? Перед тем, кто полчаса назад издевался надо мной, пытаясь выбить дух из тела?! Пора бы уже и ценить себя научиться.
        Собравшись с духом, я перешагнула порог и ворвалась в третий сезон, где, как ни в чём не бывало, цвели кусты и порхали бабочки-однодневки.
        - Остановись, дура! - взвилось в потолок, уже с яростью.
        Череда громких шагов по половицам растревожила воздух. Ноги тут же отяжелели и стали непослушными. Я привычно застыла на краю крыльца, ожидая неминуемого. Выдох застрял под рёбрами: нагонит ведь, как пить дать! И отделает так, что мало не покажется!
        Вот и всё, Сиил. Прости меня. Я никогда тебя не слушала, а надо было бы.
        - Сирилла, хватит уже ломать комедию!
        Зажмурила глаза, ожидая толчка или удара. Но приближающиеся шаги неожиданно оборвались. До слуха донеслось странное гудение, треск дерева и громкий шлепок. А потом Йозеф застонал. Так отчаянно, словно ему вырвали печень наживую.
        - Думал, отпущу тебя? - торжествующе подытожила госпожа Уразов. - Пока не дашь ответ старухе, кто землю трясёт, не уйдёшь!
        Я опасливо сделала шаг назад и заглянула в двери. А госпожа Уразов-то не промах! Каждой бы сохранить ту же магическую мощь к старости!
        Обшивка пола по центру комнаты разлетелась, выпустив мясистые стебли, похожие на щупальца. Йозеф валялся посреди гостиной, с надеждой протягивая руки к двери. Стебли обхватывали его тело, как цепи, не давая вырваться.
        - Что за шутки?! - испуганно прокричал муж. - Мне неудобно! Рёбра болят!
        - А мешать соседям удобно?! - Уразов снова принялась за своё. - Давай-ка, сознавайся, а я подумаю, где ты будешь ночевать. Здесь, с моими зелёными друзьями, или в своей постели.
        Почтенные Покровители! Вы меня благословили!
        Стараясь не привлекать внимание, я спустилась во двор. Уже у калитки обернулась и бросила прощальный взгляд на красные скаты крыши. Дом, что так долго был для меня родным, таращился на меня глазами окон с осуждением и презрением. Я больше не была ему нужна.
        Не осталось в мире места, где я могла бы найти себя. Не осталось веток, за которые могла бы зацепиться. И болот, что могли бы потопить меня. Жаль только, что я так и не разобралась, нужна ли мне эта свобода.
        Подбираясь к повозке, утонувшей в кустах жасмина, я застала жуткое действо.
        Рядом с телегой пожилого нефилима припарковалась другая: лощёная, с металлическими крыльями, резными колёсами и выдвижной крышей. Возница, что согласился довезти меня, помогал хозяину повозки перекладывать мешки с моими вещами в его транспорт и утрамбовывать их в ящики под сидениями.
        Меня обкрадывали прямо у меня на глазах!
        - Стойте! - я ринулась навстречу и едва не упала, споткнувшись о выпирающий корень. Бежать с тяжёлой картиной в руках было невозможно, смотреть под ноги - тем более. - Прекратите это немедленно!
        Словно не замечая моих возгласов, хозяин второй повозки достал из кармана кошелёк и отсыпал нефилиму добрую пригоршню монет. Потом - положил пару бумажек в его нагрудный карман. Подлый возница, довольно ухмыльнувшись, принял груз и забрался в свой транспорт. Махнул на прощание белым платком в знак того, что свободен, и хлестнул мерина поводьями. Разболтанные колёса заскрипели по земле.
        - Да стойте же! - я задыхалась от тяжести и быстрого шага. - Что это за поведение?! Кто позволил вам брать мои вещи?!
        Я неуклонно приближалась к повозке. К моему удивлению, вор и не думал давать дёру. Он по-прежнему стоял ко мне спиной и смотрел в небо, провожая взглядом одиноких птиц. Ветер трогал его длинные волосы, стянутые в хвост.
        - Немедленно верните мои вещи! - рявкнула я, подобравшись, наконец, к месту назначения. - И я, так и быть, отпущу вас без докладной дозорным. Там ведь нет ничего ценного! Эти старые платья даже продать невозможно.
        - Вернуть можно только то, что присвоили, - произнёс хозяин повозки, не удостоив меня взгляда. - А ваши вещи никто не присваивал, госпожа Альтеррони.
        - Откуда вы знаете моё имя?! - выкрикнула я удивлённо.
        - Вы моё тоже знаете, - ответил мужчина. А потом с едкой иронией добавил: - Госпожа.
        - Разве?!
        Хозяин повозки развернулся лицом ко мне. Ярость закипела в груди, когда он прищурил жёлтые глаза и улыбнулся на один бок.
        Глава 11
        Тот, кого не ждали
        Я никогда не могла похвастаться хорошей памятью на лица, но на этот раз сомнений не осталось. Он стянул волосы в хвост и надел поверх рубашки длинный жилет, расшитый мелкими агатами, но по-прежнему был узнаваем. Те же глаза редкого жёлтого цвета, тот же уголок губ, постоянно ползущий вверх. Прищур, похожий на прицел. И взгляд, который может и окрылить, и скосить под корень, сравняв с землёй.
        Линсен. Морино. Человек-ящерица, или человек-нефилим. При любом раскладе - тот, кого я желала видеть меньше всего.
        - Моё почтение, госпожа Альтеррони, - отчеканили его губы.
        Треклятые Разрушители, что за проклятье?! Стоит мне только забыть об отвратительном происшествии в амбулатории, как он появляется вновь! Я сильнее прижала картину к себе, надеясь, что Сиил увидит меня и спасёт. И, может быть, поделится частичкой своей мудрости.
        - Что вы делаете здесь? - жар поднялся по шее и опалил моё лицо. Должно быть, и пар из ушей повалил.
        - Вам помогаю, - бесстрастно отозвался Морино.
        - Нет, - вырвалось сквозь зубы, - вы воруете мои вещи!
        - Ворую? - Линсен пожал плечами. - Всего лишь перегрузил их на свою повозку. Услуги извозчиков дороги нынче. А довольство жриц - смешнее смешного.
        Мир потемнел перед глазами, когда кровь прилила к лицу. Горло сковал спазм, и на шее проступил холодный пот. С ужасом я подумала о том, что девочка планирует очередной прыжок, и я вот-вот прощусь со своим телом, отправившись в её тёмное никуда. Прямо при Морино. Однако страшного не произошло. Чёрная завеса рассеялась роем мелких мух, и реальность выстояла.
        - Я не просила вас о помощи! - рявкнула я так громко, что цвета снова померкли.
        - Что вас так разозлило? - Линсен криво ухмыльнулся. Издевается, не иначе.
        - Вы меня преследуете! - едва не выронила картину. - С сегодняшнего утра… нет, с субботнего вечера!
        - Если постоянно кажется, что вас преследуют, - спокойно отреагировал Линсен, - может, дело не в других, а в вас?
        - Тогда скажите на милость, почему вы вечно на моём пути?! Кто прислал вас?!
        - Если я появился в вашей жизни, значит, того хотели Покровители, - отозвался Линсен, ненавязчиво отбирая у меня картину. - И не преследую я вас вовсе. Я возвращался с рынка в гостиницу и увидел, как вы грузите вещи на повозку. И решил, что услуга за услугу - лучшая благодарность.
        Железная рука, стискивающая сердце, разжалась. По крайней мере, он не спрашивает, зачем мне переезжать, от кого я спасаюсь и почему волоку с собой картину. Не ковыряет раны - уже хорошо.
        - Но мы уже договорились о цене с возницей! - растерянно посмотрела на мужчину.
        - Госпожа Альтеррони, - Линсен грузил картину в повозку, - я отдал ему вдвое больше.
        Голова снова закружилась: на этот раз, сильнее. Деревья, обступив меня, поплыли вокруг весёлым хороводом, и меня качнуло в сторону. Пришлось подойти поближе к повозке и опереться на неё, склонив голову. Я уже ненавидела девочку Элси, вторгающуюся в моё тело в самые неподходящие моменты.
        - Госпожа Альтеррони? - чужие пальцы коснулись моего плеча. Даже не тронули: скорее, погладили.
        Распахнула веки, приходя в себя, и втянула воздух, пахнущий жасмином. Торчащая спинка сидения дёрнулась перед самым носом. Чистый и ровный кусок дерева с колечками и линиями. Пока без потерь. Если бы я увидела, что на нём нацарапана знакомая фраза - обезумела бы сиюминутно.
        - Не трогайте меня, - прошипела я.
        - Присядьте, - Линсен указал на повозку.
        - Будьте добры не указывать, что я должна делать!
        - Если вам не указывать, - голос Линсена был твёрд, но не озлоблен, - вы упадёте.
        - Сама всегда справлялась, - процедила сквозь зубы, - справлюсь и теперь.
        - А зря, - отметил Линсен. - Нет ничего особенного в том, что сильные иногда становятся слабыми. Если испытание не по силам, лучше попросить помощи, чем строить из себя Длань Покровителей.
        - Я никогда и никого не прошу о помощи!
        - Заметил, - буркнул Линсен, - потому и пришёл сам.
        Молчание пахло лепестками, осыпающимися с кустарника, разжаренной щебёнкой и лошадиной шерстью. Может быть, я действительно слишком многое надумала?
        - А теперь - садитесь в повозку, - приказал Линсен в конце концов.
        - Вот ещё, - не упустила возможности возразить. - Матушка с детства учила меня не ездить с незнакомцами.
        Учила. Все матери твердят своим дочерям, едва они входят в осознанный возраст, что не стоит доверять чужакам. Это - истина, которую нужно затвердить, как дважды два. Но однажды мы с Сиил ослушались. И пришёл конец.
        - Это я-то незнакомец? - Линсен снова усмехнулся. - Ну-ну.
        - Да, незнакомец. Что я знаю о вас, кроме имени?
        - Гораздо больше, чем можете предположить, - Линсен приподнял бровь. - Так вы поедете со мной?
        - Куда?!
        - Я не знаю, - он пожал плечами. - Это вы перевозите вещи, а не я. Вам и путь показывать.
        - Хорошо, - ответила, не собираясь сдаваться. - Я скажу вам адрес, и вы, раз так того желаете, довезёте их до порога. А я сама дойду пешком.
        - Глупые принципы, госпожа Альтеррони, - Линсен забрался на место возницы. Не без удовольствия приметила, что больную ногу он всё-таки волочит. - Впрочем, возражать вам я не собираюсь. Будь по-вашему. Я дам медленный ход, а вы, если не хотите ехать в моей повозке, идите рядом.
        - Согласна, - я кивнула.
        Чёртовы принципы! Больше всего на свете мне хотелось сесть к нему и доехать в комфорте. Этот сумасшедший день слишком выжал меня. Только жизненные установки для меня всегда были важнее удобств. И уж, тем более, я не собиралась принимать подачки от того, кто испортил мне утро и столкнул лбами со Стоун. Но компромисс, определённо, радовал. Всё же лучше, чем перетаскивать вещи самой, потеряв возницу.
        И, как ни крути, лучше, чем платить за перевозку деньги, которые могут очень пригодиться. Даже Покровители не знают, сколько я потрачу в ближайшие дни.
        - Говорите, куда направляемся.
        - Низина за Рыночным переулком, - не без смущения пробормотала я.
        Район низины у самого берега озера во времена моего детства считался неплохим, хоть и небогатым. Но однажды озеро, повинуясь заклятию какой-то обезумевшей госпожи, вышло из берегов и затопило земли в округе. Большинство построек уплыло вместе с отливом. После катастрофы в низине обитали, разве что, бродяги, да пленники зелёного змия, растратившие блага на выпивку. Домик, в котором я жила до замужества, выстоял, но перестал быть пригодным для жилья. Восстанавливать его я не стала: не хватало ни сил, ни времени. Да и нужды в том не было. Мне казалось, что наш с Йозефом брак будет длиться вечно. Теперь я жалела, что не позаботилась о жилье, которое оставила мне мать. Только глупая женщина может отрезать себе последний путь к отступлению.
        - Низина так низина, - голос Линсена звучал бесстрастно и холодно.
        Я снова позволила себе выдохнуть с облегчением. Мои цели Линсена не интересовали. Отсутствие любопытства - хорошая черта.
        - Последний раз спрашиваю, - Линсен обернулся через плечо и сверкнул жёлтыми радужками, - пойдёте в повозку?
        - Пойду пешком!
        - Ваше право, госпожа Альтеррони, - он медленно тронулся, - не соглашаться. А моё право - не переубеждать вас в этом решении.
        Щёлкнули поводья. Зацокали лошадиные копыта. Покачнувшись, повозка заелозила по траве.
        Раздражённо хмыкнув, я поспешила следом. Без груза движения давались легче, но усталость всё равно оказалась сильнее воли. Она гирями висела на икрах, давила на плечи, звенела в голове. И сжимала грудь, не давая сделать полный вдох. Будь я дома, давно легла бы да заснула.
        - Госпожа Альтеррони, - Линсен снова обернулся.
        - Что! - выкрикнула я сквозь одышку.
        - Садитесь в повозку! - он махнул рукой. - Отстаёте!
        - Ни за что!
        Собрав в кулак последние силы, я рванула по стоптанной траве. Налетев на выступающий корень, споткнулась, но удержала равновесие. Носок неестественно выгнулся, но боли я не ощутила. Пока заклинание действует, надо будет проверить, всё ли в порядке с пальцами.
        Подняла голову, озираясь. Повозка выезжала с потаённой тропы на дорогу. Фиолетовая тень волочилась за ней, как покрывало. Цветущая веточка застряла под обшивкой крыла, и теперь кивала, как флаг, разбрасывая белые лепестки.
        Добрые двадцать метров, но я справлюсь. Ну, держись, Линсен Морино!
        Я побежала по тропке, путаясь в переплетениях трав. Горячий воздух лил в лицо сладкий мёд, спирая дыхание. Треклятые Разрушители, и вздумалось же вам наслать на меня малокровие! Жуткий недуг. Прошлась чуть быстрее среднего - получи вой в ушах и старческую одышку.
        Задыхаясь, я перепрыгнула через трухлявый пень и снова споткнулась. Приземлилась на одно колено. Прохлада земли просочилась сквозь травяной покров и ласково осела на ладонях. Заправив выбившиеся наружу шнурки, я чуть не заплакала от обиды. Может, полно артачиться? Нужно признать очевидное: я никак не смогу поспевать за ним до самой низины!
        Одёргивая юбку, я выбралась на дорогу. Закатные лучи согрели спину, нарисовав на щебне пологую тень. По ровной мостовой бежать будет легче. Теперь осталось самое сложное: собраться и сделать рывок. Я должна…
        - Госпожа Альтеррони, - донеслось из-за плеча. - Не устали ещё?
        Вот так сюрприз! Никуда он не уехал. Повозка стояла в десятке метров от меня, закрытая дрожащей тенью кустарника. Гнедой конь махал хвостом и пощипывал травку у обочины.
        Почему, ну почему я не вслушивалась в цокот копыт? Была бы внимательнее - заметила бы, что звук оборвался. Тогда могла бы и подольше в кустах посидеть, в дань подлянкам Морино. Заодно отдохнула бы. Кто, интересно, научил его быть столь предусмотрительным?!
        - Не устала, - бросила я сконфуженно.
        - Вам ещё не надоело? - дверца скрипнула, и Линсен спрыгнул на дорогу. Щебень захрустел под его ботинками когда он, чуть приволакивая больную ногу, двинулся ко мне.
        - А вам? - подарила ему свой самый озлобленный взгляд.
        - Нет, - он мотнул головой, приближаясь. - Но скоро надоест. Вы - не бабочка, чтобы вас ловить.
        - А вы - не Покровитель, чтобы с бухты-барахты вторгаться в мою жизнь!
        - Покровители помогают нам руками людей, - возразил Линсен. - И поверьте, неспроста мы встретились сегодня утром. И неспроста я заметил вас здесь, половиной дня позже. Есть вы, есть я, есть Зигмунд и есть моя повозка…
        - Зигмунд?!
        - Конь, - Линсен улыбнулся. - Мой верный друг. Давайте, используем всё это для вашей выгоды.
        Я опустила глаза, уставившись в рисунок дорожного полотна. Щербатые, поеденные ветром и дождями, камни складывались в линии и буквы. Можно было увидеть в замысловатой мозаике всё, что угодно: требовалось лишь смотреть в правильном направлении.
        Густая тень проползла по щебню и накрыла меня, загородив от заката. Теперь Линсен стоял рядом. Так близко, что лёгкий ветерок доносил его запах.
        От волнения я прижала подбородок к груди. Да поразит меня гром, если посмотрю в его глаза!
        - Тяжёлый день был у вас сегодня, - его дыхание коснулось моих волос.
        - Бывали и тяжелее, - ответила, предусмотрительно отступая на шаг.
        - Нет, - ответил уверенный и холодный голос. - Тяжелее не было.
        - Да почём вам знать?!
        - Пойдёмте, госпожа Альтеррони.
        Сильная ладонь уверенно поддела моё плечо и мягко подтолкнула к повозке. Я дёрнулась, вырываясь, и попытка оказалась успешной. Шарахнулась в сторону, пытаясь отстраниться. Но Линсен снова подхватил меня. Под локоть. Осторожно и ненавязчиво.
        - Думайте, прежде чем касаться замужней женщины, - процедила я гневно.
        В ответ мне прилетел звонкий хохот. Невероятно, но Линсен смеялся от души! До этого мне казалось, что он умеет только ухмыляться набок, да расстреливать взглядами исподлобья.
        - Можете не беспокоиться об этом, - проговорил Линсен, в конце концов, и прикрыл ладонью рот. Словно ему стало стыдно за искренний порыв.
        Я подняла на него вопросительный взгляд. Вот и пойми, что в виду имеет. То ли он уже был в курсе всех подводных камней моих отношений с Йозефом, то ли догадался в процессе, то ли просто считает, что я не заслуживаю мужского внимания.
        Да кто он такой?! Не больно-то и хотелось!
        - Неужели я… - рискнула подать голос, но облачить мысли в слова так и не получилось. - Да вы…
        - Вы не должны меня бояться, - ответил Линсен. - Я потерян, и не имею права заглядываться на женщин.
        - Вот видите, - огрызнулась я, - даже жена не выдержала вашей навязчивости. А вы тут о воле Покровителей рассуждаете.
        - Моя жена ушла к ним, - отрезал Линсен, отворачиваясь. Но я успела уловить, что его лицо помрачнело и сделалось серьёзным. - И это была их воля.
        Я остановилась, задохнувшись. Неловкость залила щёки жаром. Больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю, прямо в логово Разрушителей! Только что я ответила на заботу ударом под дых. Непростительная оплошность!
        - Извините, - только и смогла произнести.
        - Что извиняться, если её уже не вернёшь? - Линсен прикрыл глаза веками. - И если вы не имеете к этому никакого отношения. Садитесь в повозку, госпожа Альтеррони.
        ***
        До низины мы добрались через десять минут неспешной езды. К тому моменту жара, испустив последнее издыхание, сошла на нет. Повеяло свежестью. Солнце уверенно плыло к горизонту, делая тени тёмными и вытянутыми.
        Едва Линсен свернул в проезд за Рыночным переулком, и под копытами Зигмунда зачавкала голая тина, меня накрыло ощущение, что я попала в другой мир. Хотя я регулярно бывала в низине - проверяла, все ли вещи на месте в моём старом доме - каждый раз это чувство оказывалось для меня в новинку. Здешняя мрачная атмосфера текла вместе с податливой почвой, меняясь каждую секунду. Покосившиеся стены. Сорванные крыши. Торчащие в небо обломки заборов, похожие на мачты кораблей. Ивовые стебли с длинными листьями в пупырьях. И запах… Неповторимый смрад гнилости и стоячего водоёма. Казалось, даже дожди здесь выпадают лягушками.
        При всей безнадёге и нищете, здесь ещё жили! Те, кому, как и мне, было некуда пойти, восстановили свои дома после потопа. Обустроенные хижины на фоне полной разрухи выглядели, как одинокие зубы, торчащие из сгнивших старческих дёсен.
        Повозка нырнула в сеть некогда цветущих улиц, что теперь скрылись в поросли прибрежной растительности. Прочавкала колёсами по слякоти и остановилась перед покосившимся домиком с просмоленной крышей.
        - Здесь? - бросил Линсен через плечо.
        - Здесь, - отрезала я. - Благодарю.
        Я благодарила его не за посильную помощь, а за то, что не тронул мои раны. Линсен ворвался в мою жизнь незваным гостем, но при этом совершенно не лез в душу. Так, словно действительно был послан Покровителями, чтобы всё исправить.
        Спрыгнув с повозки, я откинула сидение и принялась выуживать мешки. Уставшие руки отказывались слушаться, пальцы - смыкаться в кулаки. И как я только тащила такую поклажу из дома? Кажется, эти мешки весят, как два моих тела!
        Запустив руку в ворох одежды, я всё-таки сумела достать самое ценное - связку ключей. Сжала в кулаке холодные стержни с зубцами - стало легче. Словно эти ключи открывали мою судьбу.
        - Даже и не думайте, - я почувствовала, как меня взяли за плечи и развернули в сторону.
        Хотела было воспротивиться, да ни сил, ни желания не осталось. Иногда нужно иметь мудрость просто принять происходящее. Особенно когда усталость валит тебя с ног, и ты мечтаешь найти место, чтобы прилечь.
        - Что это значит? - растерялась я, поймав взгляд Линсена.
        - То, что у вас под рукой мужчина, - жёлтые глаза прицельно сощурились. - Пользуйтесь.
        - Раненый мужчина, - уточнила я.
        - Раненый мужчина крепче раненой женщины, - Линсен достал из нагрудного кармана чистый платок и протянул мне.
        - Что? - удивилась я. - Это ещё зачем?
        - Губа, - подсказал он. Кончик его пальца описал дугу под моим носом.
        Растерявшись, подняла ладонь к лицу. Подбородок покрывала влажная короста. Облизав губы и распознав знакомый вкус металла, взглянула на пальцы. Кровь в лучах заката казалась неимоверно алой, как жидкое пламя.
        Так и есть. Рана над губой открылась снова, но заклятие снятия боли помешало вовремя это заметить. «Он понял, откуда у тебя эта ссадина, - заголосило подсознание голосом Сиил. - Он уже в курсе, что муж тебя избивает». Мне оставалось лишь соглашаться с внутренним голосом. Слишком уж всё однозначно, чтобы искать другие варианты.
        - Неловко получилось, - пробормотала я, прижимая платок к губе. Сейчас я молила Покровителей только об одном: чтобы не дали мне покраснеть и разреветься.
        Линсен лишь пожал плечами и отвёл взор. И продолжил разгружать повозку. Так, словно ничего особенного не произошло.
        Прикрыв рот платком, я двинулась по мощёной тропке к дому. Толкнула знакомую калитку. Нижний угол заелозил по земле, прокапывая дугообразную рытвину.
        Двор и остатки сада затянул мех вонючего рогоза. Когда-то я играла здесь, и это небольшое пространство, огороженное шатким забором, казалось мне целым миром. Вздохнула, вспомнив солнечные дни детства в объятиях сада. Теперь мой кусочек счастья прибрало вязкими лапами болото. А я даже не пыталась его отвоевать.
        Доски крыльца прогнили и поросли мхом. Старое дерево зловеще скрипело под подошвами, угрожая рухнуть. Когда-то это крыльцо было добротным и прочным. Тёплыми вечерами мы сидели здесь, под навесом виноградника, разговаривая обо всём на свете.
        Многое изменилось с тех пор. Навес унёс в озеро отлив, виноград иссох, а двоих из нашей троицы больше не существовало…
        Я привычно повернула ключ в замке. Звук, как и всегда, показался слишком родным. Прилетевшей из далёкого прошлого весточкой. Каждый раз, заходя сюда, я надеялась, что прорву временные границы и распахну двери назад. Туда, где мы все были счастливы.
        Воспоминания атаковали голову, как пули. Что если в нос ударит запах блинов и сливочного масла? Что, если мать выйдет мне навстречу в приглушённо-зелёном домашнем одеянии и большом фартуке, перемазанном мукой? Я брошусь в её объятия, в секунду помолодев на половину жизни. Прижмусь щекой к грубому льну, и тоска хлынет наружу слезами. «Что с тобой, Сирилла?» - спросит она изумлённо. А я в ответ лишь махну рукой. Она не узнает, что нас разделяли долгие годовые циклы. Безрадостные сезоны, что волоком тащились друг за другом. И грустные воспоминания, навек застрявшие в голове. Картинки, полные горечи и чувства вины, с которыми я научилась жить.
        Как и всегда, мечтам не суждено было сбыться. Дверь открыла дорогу в пустой коридор, пахнущий пылью. Прогнивший пол местами проламывали глубокие трещины. Я на него и ступить-то страшилась.
        Кое-как одолев полосу препятствий, я отворила ещё одну дверь, в самом конце коридора. С опаской перешагнула порог: вдруг, как пару сезонов назад, в дом пожаловали незваные гости? Но ничего не изменилось с моего последнего визита. Тот же шкаф без двери, изломанный стул и покосившийся убогий канделябр под потолком. Письменный стол со вздутым лаком, заваленный горами хлама. Прогнивший диван с большой дырой в обшивке. И шаткая двухъярусная койка в углу, угрожающая рухнуть при одном прикосновении.
        Заштопанный матрац на нижнем ярусе покрывал толстый слой плесени. Обои морщились пузырями и отставали от стен широкими полосами. От одной мысли о том, что мне придётся не только ночевать, но и некоторое время жить здесь, затошнило.
        Приближающиеся шаги вывели меня из неприятного оцепенения.
        - Ваши вещи, - послышалось за спиной.
        - Б-благодарю, - приняла ценный груз из рук Линсена.
        - М-да, - заключил он, переступая порог. - Давненько здесь никого не было.
        - Ага, - я удручённо кивнула и поддела ногой плесневелый матрац. Дерево под ним рассырело и прогнило. Прилягу поспать - треснет, как пить дать.
        Линсен прошёлся вдоль стен, оценивая прочность. Провёл ладонью по вспученным обоям. Тщетно попытался выровнять канделябр, похожий на большую шляпу. Заглянул в покорёженные записи, навек слипшиеся со столом, а потом поднял на меня тяжёлый взгляд. Я едва не провалилась сквозь землю от стыда. Одна его повозка стоила, как добрый десяток таких хижин. За тридцать два годовых цикла я не нажила большего.
        - Ты не будешь здесь жить, - сказал Линсен твёрдо.
        Стыд вскарабкался по позвоночнику и сомкнул на шее костлявые лапы. Я задохнулась влажным воздухом и отпрянула к ветхой стене.
        - Я и не собираюсь, - язык ткал очередную ложь, как полотно.
        - Зачем же ты ехала сюда с вещами? - косая улыбка задрожала в уголке его рта.
        - Я привезла свои старые платья в помощь одной… - замялась я. - Одной хорошей женщине. У неё сложности сейчас. Ей пришлось уйти от мужа, оставив всё, и вернуться в свой разрушенный дом.
        - Не обманывай, - жёлтые глаза сверкнули.
        - Я не вру, - попыталась улыбнуться.
        - Я - дееспособный человек, - отметил Линсен, приближаясь. - Я не так глуп, как ты думаешь. И за долгие циклы жизни научился распознавать, когда мне говорят неправду. Ложь никому не делает плюсов.
        - Я правда не вру! - жар ошпарил подбородок и пополз по щекам.
        - А картину ты тоже оставишь ей, как помощь? - Линсен снова ухмыльнулся. - Картину, одна из изображённых на которой - ты?!
        Обескураженная очевидным, я застыла. Язык окаменел и прирос к нёбу. Голова лихорадочно соображала, ища ответы. Мысли наскакивали друг на друга и путались, не выдавая ничего связного.
        - Когда мы перешли на «ты», я хотела бы знать?!
        В ярости я топнула ногой. Половица опасно заскрипела, хлюпнула, но выстояла. Мутная вода просочилась сквозь щель и промочила подошву. Запах тины стал невыносимым: он заполнил комнатку и пополз по углам.
        - Минуту назад, - спокойно ответил Линсен.
        - Я не давала своего позволения на такую вольность!
        - Когда узнаешь о человеке достаточно, - пояснил Линсен, - он становится ближе. Но если вы настаиваете, госпожа Альтеррони…
        - Настаиваю! - снова топнула.
        - Повторюсь, - подытожил он. - Здесь вы жить не будете.
        - Не вам решать, - я облизала губу и снова почувствовала густую соль крови. - Я дееспособна и достаточно самостоятельна.
        - Вы понимаете, о чём ведёте речь? - Линсен шаркнул ладонью по столу. Обрывки бумаг взвились в воздух, как бабочки. - Здесь нельзя ни огонь разжечь, ни воду включить.
        Я еле держалась, чтобы не надавать ему по рукам. Умеет же вызвать ярость! Каков зануда! Нет, чтобы оставить меня в покое и уйти. Я справлюсь, как справлялась всегда. Проплачусь, но выстою. Иначе просто не может быть.
        - Так воспользуйтесь своим правом не переубеждать меня! - я развела руками.
        Линсен ещё раз сурово глянул на меня исподлобья. Мотнул головой. А потом - подхватил мои мешки с вещами и поволок к выходу.
        - Извините, госпожа Альтеррони, - прокомментировал он. - Не воспользуюсь. Одно дело - право, совсем иное - обязанность.
        - Тогда я останусь тут без вещей, - проговорила я уже менее уверенно.
        - Если посмеете, - он обернулся, - то, погрузив вещи, я снова вернусь. За вами. И вытащу вас отсюда, как эти мешки.
        Я озлобленно хмыкнула. Он ещё и угрожает силой?! Кровь в сосудах дошла до предельно допустимой температуры, забурлила и начала сворачиваться. Лицо пожирал жар.
        - И повезу вас под сидением, - добавил Линсен. - Чтобы не отчудили чего.
        Я опустила руки. Сопротивляться дальше было бесполезно. Мне, говоря по правде, не очень-то и хотелось оставаться здесь, в страшном, мёртвом месте, где жили воспоминания и призраки. Но что он собирается делать со мной, одинокой и бездомной? Неужели хочет высадить на дороге? Поселить у знакомых, с которыми я непременно не сойдусь характерами? Или - не приведи Покровители - забрать к себе домой?!
        Последнее пугало больше всего.
        Морщась от запаха гнили и сырости, я вышла следом. В последний раз взглянула на знакомую комнату, где провела всё детство, и закрыла дверь. Прошлому - прошлое.
        Я прошла двором и хлопнула калиткой, опасаясь обернуться на мёртвый сад. За моей спиной оставались стоячие, как болотная вода, воспоминания. Каждое ранило до костей и выжимало слёзы.
        Линсен уже утрамбовал вещи под сидение. Заметив меня, он с одобрением кивнул. Попытался помочь мне забраться в повозку, но я намеренно не подала руки. Прикасаться к нему совершенно не хотелось, даже формальности ради. Вот ещё.
        Когда я опустилась на сидение и бросила последний взгляд на родной дом, слёзы сделали своё дело. Уголки глаз зачесались, и первые капли задрожали на ресницах. Сначала я тщетно пыталась их смаргивать. Но когда мир перед глазами пошёл волнами, и горячие дорожки побежали по щекам - не выдержала и зарыдала в голос.
        Боль выходила вместе со слезами, как гной из заражённой раны. Я плакала, прижимая к переносью окровавленный платок. Ещё в субботу утром, когда я, ворча от негодования, отправлялась на дежурство, жизнь казалась ровной и стабильной. Не сладкой, но всё же. А позже мне пришлось свыкнуться с пониманием, что один день может перевернуть всё. Негодование Йозефа, девочка Элси, безумие, неумелое изгнание Разрушителей. Недоверие, проевшее плешь. Побои и незапланированный побег. И Морино. Гадёныш Морино, перетасовавший все карты.
        Чем же я накликала на себя беду?! Чем я заслужила эту гнетущую неопределённость?! Почтенные Покровители! Услышьте меня сейчас! Я хочу свою жизнь обратно! Я хочу дышать…
        Повозка скрипнула, качнувшись. Линсен присел рядом со мной. И легонько тронул за плечо.
        - Госпожа Альтеррони…
        - Да приберут тебя Разрушители, Морино! - рявкнула я, глотая слёзы. Платок пропитался насквозь, и теперь оставлял на коже влажные пятна. - Мне не нужны твои утешения! Мне нужна моя жизнь! Уйди, умоляю! Уйди…
        Не успела я договорить, как мужские руки сгребли меня в охапку, и больше не позволили вырваться. Мой отчаянный вопль разбился о его грудь. Агатовая вышивка захолодила щёку. Он пах душистыми травами и тягучей печалью. Попыталась замолотить кулаками его плечи - прижал ещё сильнее. Но не так, как обнимают любовницу или случайную знакомую. Скорее, как нашкодившего ребёнка, которого не получается успокоить.
        Так мы и сидели, утопая в ослепительном мареве заката.
        Глава 12
        Невольница Треклятых
        Повозка гордо проехала по площади и остановилась перед трёхэтажным зданием гостиницы. Солнце уже закатилось, призвав ночную синь. В свете фонарного пламени, штукатурка, покрывающая стены, казалась чёрной сажей. Грустные арочные окна, сплетаясь мозаикой, дырявили фасад. Если отойти чуть подальше, можно было подумать, что он сплошь соткан из окон и паутины балконных решёток.
        Я бывала здесь раньше. Когда я проходила мимо по дежурству, каждый раз стремилась заглянуть в нелепо-огромные окна, поймать частичку чужой жизни и на миг задержаться в ней. Я видела многое за годы работы, но здешние обитатели всегда казались особенными.
        Там, где здание изгибалось под прямым углом, в небо, как маяк, торчала башенка с балконом и винтовой лестницей. Поговаривали, что пока город не разросся, она служила смотровым пунктом для дозорных. На Девятом Холме, где многоэтажных домов почти не строили, было сложно найти точку выше. Башенка виднелась даже из низины. И, сколько себя помнила, я всегда мечтала посмотреть на город с самой её вершины.
        - Здесь, - подтвердил Линсен, останавливая Зигмунда.
        Когда я вылезала из повозки, стараясь не грохнуться оземь от усталости, Линсен подал мне руку. Но я не приняла. Его дурная привычка касаться замужних женщин с поводом и без, не соответствовала принципам и манерам, что мне привила мать, и раздражала. А неумение понимать намёки - раздражало вдвойне. Да, Линсен был единственным, кто мог мне помочь, но это не давало повода таять и смягчаться.
        - Гостиница? - я подняла взгляд туда, где таяли в вышине огни фонарей.
        - Гостиница, - Линсен кивнул.
        - Но это будет дороговато для меня, - пожала плечами.
        - Не волнуйся, - он косо улыбнулся. - Это ведь только на первое время. Тебе будет удобно добираться до работы. К тому же, если будут сложности, ты всегда сможешь меня найти.
        Вечерняя прохлада скользнула по разгорячённому лицу. Неужели ему доставляет удовольствие вытаскивать меня за уши из болота и навязывать свою заботу? Я уже и забыла, каково это, когда тебе помогают.
        - А ты давно здесь живёшь? - пробормотала я, стараясь побороть неловкость. Мне не верилось, что мужчина, который ездит в роскошной повозке и платит жрицам из актива такие суммы, что те соглашаются ухаживать за ним всю ночь, может не иметь своего жилья. Совсем не верилось.
        - Сколько себя помню, - Линсен пожал плечами.
        - Это как так? - разговор окончательно вышел за грань моего понимания.
        - Как уж есть.
        - Приезжий? - я робко подняла глаза, опасаясь гнева.
        - Коренной, - Линсен засмеялся. - Самый, что ни на есть. В трёх поколениях - точно.
        Мы прошаркали по невысокой лестнице. Дубовые двери, распахнувшись, обнаружили узенькую комнатушку, пахнущую сухими травами и сандалом. В тисках деревянных стен помещалась лишь пара диванов да большой стол.
        У администраторской стойки в углу дремала женщина в алом платье. Невероятная бледность её кожи не просто цепляла взгляд, а пугала. В свете открытого пламени госпожа казалась живым трупом. Похоже, малокровие погрызло её куда сильнее, чем меня.
        - Моё почтение, Аэнэ, - Линсен опустил руку на стойку.
        - О, младший господин приехал, - женщина открыла глаза, и иллюзия стала по-настоящему жуткой. - Моё почтение.
        Я наморщилась. Младший господин. Фи, как фамильярно! Судя по взглядам, что малокровная бросает на Линсена, связывает их куда больше, чем одно место обитания.
        - Номер для особых гостей ещё свободен? - Линсен бросил взгляд на панель с ключами.
        - Да, - Аэнэ замялась, - но вы же знаете…
        - Что знаю?
        - Что старший господин приказал никого туда не селить! - отчеканила Аэнэ. - И уж, тем более…
        - В той части гостиницы он не хозяин, - в голосе Линсена послышалось раздражение. Совсем как утром, когда мы встретились на приёме. - Прошу зарегистрировать номер на меня.
        - Но мне попадёт, - выдохнула женщина, побледнев ещё сильнее.
        - Я сам ему скажу обо всём, - заявил Линсен. - А сейчас распорядись, чтобы номер помыли и приготовили чистое бельё. У нас особые гости.
        - Младший господин будет ночевать с женщиной? - Аэнэ с ненавистью зыркнула на меня.
        - Совать нос не в свои дела - плохая привычка, Аэнэ, - проговорил Линсен ледяным тоном.
        Аэнэ выхватила с полки формуляр и принялась с раздражением чиркать в нём каракули. Потом - сорвала ключ с панели и протянула Линсену. Я не могла отвести взгляд от этого магического зрелища. Похоже, Линсен действительно давний гость здесь, раз его слушается даже администратор.
        - Четверть часа, - сообщила она сквозь зубы, - и номер будет готов.
        - Отлично, - Линсен кивнул и повернулся ко мне. - Умница, Аэнэ. Пойдём, Сирилла.
        - Куда? - я непонимающе развела руками.
        - Ждать, - он улыбнулся. - Заодно и перекусим. Здесь есть хорошее местечко.
        Обойдя Аэнэ, Линсен отворил дверь в дальнем углу. Из коридора повеяло ночной свежестью. В воздухе задрожали приглушённые звуки музыки.
        Поднявшись, я ринулась следом. А что ещё мне оставалось делать?
        Когда я проходила мимо стойки, ноги онемели и стали ватными. Я не оборачивалась на Аэнэ, но чувствовала, как её любопытно-ненавидящий взор прожигает в спине дыру. Неудивительно: я была чужой в этом месте. Гостиница не спешила распахивать мне объятия, но и не выталкивала: лишь с интересом наблюдала за мной. Даже Линсен - единственный мой проводник - всё ещё казался частью параллельного мира. И всё ещё настораживал. Ой, как настораживал!
        Дверь захлопнулась за спиной, отрезав кипящую яростью Аэнэ, и мне стало легче. Но ненадолго. Сеть неосвещённых коридоров пахла зелёным змием, чужим хохотом и пьяными песнями, и с каждым шагом угрожающий запах нарастал. Тревога забилась в животе. Я догадывалась, что Линсен ведёт меня в бар «Чёрной гвоздики», и сомневалась, что мне понравится среди толпы разгорячённых тел.
        - Не хочу туда, - процедила я, когда мы, пройдя перекрёстками спутанных дорог, оказались в освещённом холле перед высокой дверью. Сквозняк, лижущий лодыжки, подсказывал: где-то неподалёку - ещё одна дверь наружу, и она открыта. - Может, я лучше подожду у входа?
        - Тебе нужно поесть, - заметил Линсен. - Нам обоим это нужно.
        - Это совсем не обязательно, - ляпнула я, и желудок тут же скрутил голодный спазм, упрекая меня за ложь. А, может, это был страх. - Я могу долго обходиться без еды.
        - Я уже заметил, что твоё бренное тело тебе не дорого.
        - Покровители велели нам не цепляться за земное.
        - Не переживай ты так! Здесь не всегда так шумно. Просто сегодня приехали барды с Шестого Холма.
        Линсен отворил дверь и не без опаски заглянул внутрь. Тут же вынырнул и сделал жест рукой, приглашая войти. Взглянув на него с сомнением, я неловко переступила порог.
        Сначала зазвенело в ушах. Мощная звуковая волна накрыла, как ураганный порыв, и едва не сбила с ног. Меня бросило на дверь. Лишь потом я рискнула оглядеться.
        Душный зал, отделанный резным деревом, был сплошь заставлен длинными столами. Помещение ресторана плотно забивали люди и нефилимы. Бокалы стукались друг о друга, звеня. Вдалеке, спрятавшись за толпой, пронзительно пела скрипка. Дрожащий от чужого дыхания воздух хранил терпкий аромат жареного мяса и хмельных напитков.
        - Я иду по коридору в темноте, подобно вору, - кричали издали мужские голоса, перекрывая заливистые трели скрипки.
        - Сейчас мы найдём стол, - Линсен снова тронул меня за локоть
        Теперь я была рада его прикосновениям. Бурлящая толпа впереди походила на штормовое море и грозила потопить, не оставив тлена. Обернувшись, я вцепилась в рукав Линсена, как в спасательный круг. Линсен натянуто улыбнулся и откинулся на дверь. «У нас рады нефилимам», - выкрикивали ярко-алые буквы с таблички над его плечом. Ниже красовалось примечание: «Оскорбления и дискриминация по расовому признаку караются штрафом и пожизненным запретом на посещение заведения».
        - Я слишком устала, - выдохнула я ему в плечо. - Не хочу тут находиться.
        - Пока не поешь, я тебя не отпущу, - Линсен заискивающе подмигнул. - Давай, попробуем найти место.
        Мы вклинились в толпу, как киты. Долго блуждали между танцующими телами, собирая аккорды музыки и запах чужого пота. Наконец, упёрлись в свободный столик у самой сцены. «Забронировано», - нахально выкрикивала табличка посередине. Только Линсена это, кажется, совсем не смутило.
        - Посиди тут, - он показал на резной стул. - Я отлучусь на минутку.
        - Но место занято, - попыталась я возразить.
        - Но ведь пока здесь никого нет, - отметил Линсен. - Может, они явятся за полночь? А мы - ненадолго.
        - Возвращайся сразу, - пробормотала я, вжимаясь в спинку стула.
        - Теперь я знаю хороший способ усмирить тебя, - усмехнулся Линсен, ныряя в толпу.
        Стоило мне остаться одной, как плечи задрожали от ужаса. Через пару секунд тряска спустилась по спине к ногам, накрыв, как плащ. Пытаясь привести себя в чувство, закусила треснувшую губу. Только забыла о том, что боль не придёт и не отрезвит. На языке тут же заиграл солёный привкус, и я торопливо прикрыла рот ладонью. Кровь моментально просочилась между пальцами и капнула на скатерть.
        Я затравленно оглянулась. Десятки глаз с любопытством разглядывали меня. Люди. Нефилимы. Откровенно одетые - нет - откровенно раздетые официантки. На миг я ощутила себя прокажённой. Захотелось залезть под стол, оградившись от любопытных глаз, но пришлось лишь крепче прижать ладонь к лицу. Незнакомое место, чужой стол, и тут такой конфуз! Разве можно представить себе что-то более неприятное и нелепое?
        - Вам помочь, госпожа? - надо мной нависла крылатая тень официантки-нефилимки. Оттопыренные груди, едва прикрытые кожаными полосками, почти упёрлись мне в лицо.
        Передёрнувшись от отвращения, я мотнула головой, и нефилимка скрылась в толпе. Так же внезапно, как и появилась. Не заметила, что я оккупировала чужую территорию. И хорошо.
        - Ночь, темень и бессонница черты твои меняют, - пели барды со сцены. - Треклятых ты невольница, я точно это знаю!
        Слова песни ударили под дых. Йозеф бы оценил, будь он тут. И непременно напевал бы её всю дорогу до дома. Когда песня о тебе, ты готов повторять её слова бесконечно.
        Я старалась не выпустить Линсена из поля зрения. Пока я видела его чёрную рубашку и длинные волосы, ситуация казалась не столь безнадёжной. Вот он уверенно пересёк толпу и остановился у сцены. Поднял голову на поющих бардов и показал им знак одобрения. Потом - метнулся в сторону и выдернул из дальнего угла, где, судя по всему, была оборудована ложа для особых посетителей, мужчину в годах. Стоило лишь бросить взгляд на лицо пожилого господина, как становилось ясно - они с Линсеном одной крови. Более похожих лиц я не встречала никогда.
        Нет. Встречала. Видела с самого детства и каждый день. Только не хотела об этом помнить.
        С минуту Линсен и мужчина оживлённо переговаривались, а потом четыре одинаковых глаза как по команде уставились на меня. Два одинаковых лица, разделённых лишь пропастью в двадцать пять - тридцать годовых циклов. Два совершенно разных жёлтых взгляда: тяжёлый и прожигающий Линсена, и утомлённо-циничный незнакомого господина.
        Потом пожилой мужчина довольно улыбнулся и хлопнул Линсена по плечу. Я успела отметить, что улыбка у господина ровная и симметричная.
        - Ты не веришь мне, не веришь, - голоса бардов доносились до слуха сквозь шум толпы, - и ушла, закрыв все двери, вместе с тем, кто так опасен, и не человек…
        С облегчением выдохнула в ладонь, когда Линсен начал обратный путь сквозь толпу. По дороге Линсен остановил официантку и бросил ей пару слов через плечо. Та удовлетворённо кивнула и покраснела. А потом - долго провожала его серебристым нефилимским взглядом.
        - Порядок, - прокричал Линсен, наконец, протиснувшись ко мне. - Номер твой.
        Я с ожесточением закивала, боясь оторвать ладонь от лица.
        - Что? - не понял он.
        - Не стоило этого делать! - прокричала я сквозь сомкнутые пальцы. Кровь на губах забулькала и запузырилась. - Я обошлась бы самым простым местечком.
        - Так, - он вгляделся в моё лицо. - Снова кровит?
        - Всё уже в порядке, - проронила я. - Нечаянно укусила губу, только и всего.
        - Пойдём-ка, найдём воду, - Линсен осторожно выдернул меня из-за стола. Ну, наконец-то: хоть что-то хорошее должно было случиться этим вечером.
        Продираясь сквозь толпу, я заметила в сонме лиц знакомое. За одним из дальних столов восседал дозорный с безликим взглядом. Тот самый, что в злосчастную субботу догонял мальчика-воришку. На миг мне даже почудилось, словно его глаза смотрят на меня. Но вот он повернулся, наливая в бокал очередную порцию пива, и пугающее ощущение отпустило.
        - Кого ты там увидела? - голос Линсена врезался в ухо.
        - Никого…
        В животе закрутилось волчком странное чувство. Мне захотелось подбежать к дозорному и спросить, как дела у незадачливого воришки. Где он сейчас, тот паренёк, что так искренне называл меня мамой? Не отправили ли его в Пропасть, как нарушителя? Дёрнулась в неосознанном порыве, но сдержалась. Наверняка, он уже запамятовал. Каждый день, небось, ловит таких. И до чего же глупо будет выглядеть в его глазах женщина с разбитым ртом, спрашивающая о судьбе одного из мелких преступников.
        Линсен вытащил меня в коридор через дверь подсобки и снова повёл сетью лабиринтов. Когда под ногами неожиданно оказалась ковровая дорожка, а двери по бокам стали резными и обрели номера, стало спокойнее. Дойдя до лестницы, Линсен толкнул дверь с опознавательным знаком в виде женской фигуры. Совершенно не смущаясь, зашёл со мной в предбанник, повернул рычажок масляной лампы и включил воду.
        - Ты всегда заходишь в женские уборные? - изумилась я, отрывая руку от лица. В пальцы впечатались густые потёки крови. Под обломанными ногтями проявились бордовые линии.
        - Только с тобой, - буркнул Линсен. - Можешь быть спокойна: тут никого нет. Внешняя дверь закрывается изнутри на щеколду.
        Я бросила взгляд в вычищенное зеркало. В полумраке мои заурядно-русые волосы казались рыже-каштановыми. Разбитая губа вспухла и вздёрнулась, почти достав до носа. На подбородке запеклись ручейки крови.
        «Ночь, темень и бессонница черты твои меняют…»
        - Оставь меня, Морино, - проговорила сквозь зубы. - Мне нужно внутрь.
        - Ничего не отчудишь? - спросил Линсен с сомнением.
        - Не веришь, так можешь остаться, - рявкнула я. Перед глазами снова потемнело от ярости. - Жрицы не стесняются!
        - Всё, извини, - он, наконец, вышел, затворив за собой дверь.
        Я щёлкнула затвором и наклонилась над раковиной, выдыхая раздражение. Негодуя, плеснула в лицо водой. Розоватые потоки побежали по фаянсу, скатываясь к стоку. Кровавые полоски быстро смывались вместе с остатками белил.
        Ставшее уже знакомым головокружение накрыло слишком неожиданно. Смазало краски перед глазами и потянуло за собой.
        «Треклятых ты невольница, я точно это знаю!»
        Я рухнула на одно колено, проехавшись подбородком по краю раковины, и в момент потеряла себя. А когда опомнилась, очутилась уже в знакомой темноте. Там, куда не просачивались запахи.
        - Где я? - сорвался с губ робкий вопрос.
        На душе заскребло от писклявого тона, а сердце сжали тиски. Только что я поняла, как просчиталась. Два слова в четыре буквы выдавали меня с потрохами. И Элси тоже.
        К счастью, ответа не последовало. Лишь ветер засвистел в глухой тьме. Судя по звуку, он дул снаружи, наталкиваясь на оконное стекло и просачиваясь в щели. Там, где была я, царствовала недвижимая теплота.
        - Треклятых ты невольница, - повторила я засевшую в голове фразу, - я точно это знаю.
        Ощупала пространство вокруг. Я лежала на мягкой кровати, закрытая одеялом под подбородок. Ткань белья казалась плотной и накрахмаленной.
        Может, я уже на Первом Холме, и меня начали холить и лелеять?
        - Тут кто-то есть? - повторила я громче.
        И снова мне ответила пустота.
        Пришлось изо всех сил напрячь мышцы, чтобы сесть на кровати. Едва мне это удалось, тело повело вбок. В ушах засвистело, а в голове загрохотала повозка. Гораздо громче, чем в тот день, когда Элси прыгнула первый раз.
        Не став испытывать судьбу, я опустилась на подушку. Ощупала пространство вокруг. Ладонь натолкнулась на прикроватную тумбочку. Пальцы поднялись по лакированному дереву наверх, зацепили стоящую на самом краю тарелку и опрокинули её. Звон битого стекла наполнил комнату.
        - Треклятые Разрушители! - выругалась я, приподнимаясь.
        Руки едва держали опору. Элси было плохо. Очень плохо.
        Заставила себя наклониться и коснуться пола. Пальцы тут же обнаружили острый осколок с рассыпавшимися по нему мягкими ломтями. Интересно, что это? Хлеб?
        Повозка в голове загрохотала громче. Она неслась на меня со скоростью пули, выпущенной из ружья. Воображение послушно рисовало её: старую, разболтанную, впряжённую в троицу откормленных меринов. В голове запульсировала распирающая боль. Если бы я могла видеть, в глазах наверняка бы потемнело.
        - Треклятые Разрушители, - повторила я тише. Язык путался, отказываясь выполнять приказы мозга. - Оставьте меня. Оставьте меня, прошу!
        Грохот распирал голову. Теперь зловещая повозка была в шаге. Я даже могла протянуть руку и коснуться её.
        Но прежде, чем крепкие копыта вмяли меня в землю, прежде, чем надо мной мелькнуло деревянное днище, и я потеряла сознание, до слуха донеслись шаги.
        А потом меня стёрла пустота. Безболезненно и нежно.
        Глава 13
        На новом месте
        - Треклятые Разрушители!
        Возглас эхом пронёсся над головой, закрутился в спираль и обвил тело, как вьюн. Пахнуло горелым. Сердце заколотилось чаще. Неужели можно так радоваться, слыша свой голос?
        Можно. Голос - верный признак того, что я в своём теле. Чувствовать себя собой - настоящее счастье. Как жаль, что мы начинаем ценить обычные вещи, лишь потеряв!
        Повинуясь любопытству, я распахнула глаза. Я стояла в предбаннике, прижавшись спиной к запертой двери. Помещение наполнял едкий дым и запах гари. Стараясь не поддаваться панике, осмотрелась. Масляная лампа у зеркала неестественно накренилась, словно кто-то пытался её сорвать. Горели полотенца, висящие на противоположной стене. Озорные язычки пламени лизали ворс, поднимаясь всё выше.
        Крик едва не вырвался наружу. Пришлось захлопнуть рот, чтобы не выдать себя. Что же получается? Слепая девочка хотела загнать меня в ловушку? Вот тебе и «Споси нас»! Ну, отчудила! Могла ли я подумать, что Элси хочет отправить меня к Покровителям раньше срока?!
        Я вовремя остановила поток мыслей. Не время предаваться философствованиям и рассуждениям о долге и совести! Подбежала к раковине и инстинктивно открыла воду. Метнувшись к стене, сорвала не успевшие дотлеть полотенца и швырнула их под мощные струи. Горящая ткань зашипела и выплюнула облако дыма. Вода побежала по пушистому ворсу, забивая последние языки пламени.
        Когда опасность миновала, я закрутила кран и уставилась на две жалкие тряпки, в которые превратились полотенца. Захотелось завыть. Теперь я - поджигательница, как ни крути. Линсену произошедшее точно не объяснить. Даже если лампа накренилась сама, масло никак не могло воспламенить полотенца. Да и магии огня у меня нет, чтобы метать пламя.
        Покосилась на утомлённую женщину в зеркале, словно ища поддержки, и едва не заплакала. В голове крутился один вопрос: почему? За что? Рациональные объяснения в голову не приходили: да их и быть не могло!
        Но о девочке, её мотивах и целях я подумаю позже. Сейчас надо сообразить, как не выдать себя. Успокоившись, я оценила масштабы катастрофы. Закопчённое пятно на стене не притягивало взгляда, но всё же, было заметно. Одно из полотенец почти превратилось в пепел. Второе, как ни странно, выглядело почти прилично, если не считать жжёной полосы по краю.
        Решение пришло быстро. Я вытерла копоть со стены испорченным полотенцем и без сожаления отправила его в корзину с мусором. Второе - отжала над раковиной и повесила на прежнее место, спрятав пострадавший край.
        Четырежды сделав ритуальный жест и попросив защиты у Покровителей, я дёрнула щеколду. Свежий воздух коридора отрезвил, подобно живительному эликсиру. Канделябры под потолком приглушённо мерцали, распространяя запах оплавленного воска.
        - Вот и всё, - произнесла я. - Что…
        Фраза оборвалась на полуслове. Как и мысли. Я беспокоилась зря. Потому что Линсена нигде не было. Он словно растворился в воздухе, оставив меня наедине с тягучим одиночеством, в растерянности.
        Я затравленно оглянулась. Пару раз повернулась кругом, но встретила взглядом лишь пустой коридор. Вот тебе раз. Когда он не нужен - тут как тут. А сейчас - оставил одну в незнакомом месте. Хоть вой в голос! Куда мне идти теперь? Я ведь даже номера не знаю. А как добраться до администратора - и подавно.
        - Линсен! - выкрикнула негромко, надеясь, что он меня услышит.
        Тишина проглотила звук. Ни-ко-го. Лишь свечи потрескивали в канделябрах, насмехаясь над моей беспомощностью.
        - Линсен!
        Подумать только! Ещё пару часов назад я рычала на него, требуя держаться подальше. А что теперь?
        Пройдя несколько метров по коридору, я вышла к лестнице. Каменные ступени в оправе кованых перил бежали на второй этаж. Ковровая дорожка поверх морщилась и кривилась. Одним Покровителям известно, сколько ног истоптало её сегодня.
        Прохлада, стелящаяся по полу, внезапно стала сильнее. Обвила лодыжки мощными щупальцами и засвистела ветром по коридору. Потом позади хлопнула дверь.
        - Сирилла, - знакомый голос прорвал тишину. - Потеряла меня?
        Я обернулась на звук. Линсен вышел из мрачного холла напротив лестницы, виновато улыбаясь.
        - Я чуть к Покровителям от страха не отправилась! - возмутилась я. - Почто женщину оставил?
        - Кто-то постучал в чёрную дверь, - Линсен пожал плечами. - Я должен был открыть. Бездомный мужчина, наверное, беженец. Дал ему немного денег.
        - Не пристало тебе в каждой бочке быть затычкой?
        - Сирилла, - выдохнул Линсен, - тут другое дело. Я обязан.
        Ишь, какой пафос! Обязан он… Но я не стала уточнять, кому, чем и почему. Куда сильнее хотелось спать, чем разговаривать с его тараканами.
        - Кровь остановилась? - он протянул ладонь к моему лицу, но, слава Покровителям, не коснулся. Неглубокая царапина огибала его средний палец, как кольцо. Надрез был свежим и лениво сочился кровью. И кто тут вещает о том, что нужно о себе заботиться?
        - Да, - выдохнула я. - Теперь кто-то другой из нас истекает кровью.
        - Правда? - Линсен с пренебрежением взглянул на пострадавшую руку. - Когда не чувствуешь боли, не замечаешь, как на что-то натыкаешься. Ерунда.
        Его взгляд бабочкой опустился мне на переносье, и мои губы сами собой растянулись в улыбке. Когда Линсен улыбнулся в ответ - как и обычно, на один бок - в груди разлился тёплый туман. Последние два часа столкнули нас с разбега, но это совсем не пугало. Это успокаивало. Я проклинала себя за беспечность, но мне совершенно не хотелось думать о том, как неожиданно и нелепо Линсен возник в моей жизни. А о первопричинах его странной навязчивости - и подавно.
        Может быть, зря.
        ***
        Когда я перешагнула порог номера, едва не ослепла от непривычной роскоши. Номер походил на танцевальный зал. Начищенный паркет, зеркала, огромное светлое пространство, с которым хотелось слиться, и сдержанный минимализм в мебели. Разве что, кровать, на которой я могла поместиться и поперёк, и по диагонали, казалась непозволительно огромной.
        У шкафа с плетёными дверьми уже ждали мешки с моими пожитками. Я оглянулась в поисках картины, и неожиданно нашла её висящей на стене, точно над шахматным столиком.
        - Не стоило, - пробормотала я, теряясь.
        - Хочешь обратно в низину? - фыркнул Линсен над плечом.
        - Там всё было родным, - выдохнула я с тоской. - И бесплатным.
        - Какие глупости, - возмутился Линсен. - Думаешь, я возьму с тебя деньги?
        - Ты?! - бросила удивлённый взгляд через плечо.
        - Я полноправный хозяин в этом крыле, Сирилла, - Линсен развёл руками. - И селю кого хочу и куда хочу. И на столько, на сколько хочу. И беру с постояльцев столько, сколько моей душе угодно. Или не беру вообще. Пока у тебя трудности - пользуйся.
        Вот так сюрприз! Линсен - хозяин «Чёрной гвоздики»?! Домыслы, наконец, начали сплетаться и вставать на свои места. Младший господин. Так вот, почему Аэнэ не смела ему возразить! Вот, почему Линсен так легко решил проблему с моим временным пристанищем! И, наверное, и жил он в гостинице для того, чтобы быть преданным своему делу днём и ночью.
        - Я… - замялась, не зная, что и сказать. Чувствовала себя полной дурой. - Я ведь не знала…
        - Теперь знаешь, - Линсен протянул мне руку. - Если что случится, всегда можешь найти меня на первом этаже. Направо от лестницы и до конца.
        - Спасибо тебе, - произнесла я, касаясь пальцев его протянутой руки, - Линсен.
        - Си-рил-ла, - раскатал он на языке моё имя. - Или лучше называть тебя госпожой Альтеррони?
        Я опустила взгляд и вздрогнула. Царапина вокруг среднего пальца Линсена перестала кровоточить, сжалась и превратилась в крохотную розовую линию. Не может быть! А ведь прошло каких-то пять минут!
        - Почему ты так смотришь? - голос Линсена вывел меня из оцепенения.
        - Я? Я просто… - задохнулась, опешив.
        Рука дрогнула, выпустив его пальцы, и безвольно повисла плетью. Происходящее напрочь стирало рамки реальности. Кто же он? Нефилим?! Но ведь совершенно не схож с ними внешне! Да и кровь его красная… Но почему тогда на нём всё срастается в считанные минуты? Почему?!
        - Ты устала, - Линсен снисходительно улыбнулся. - Пусть Покровители оберегают твой сон.
        - Спокойной ночи, - пробормотала я, пытаясь улыбнуться в ответ.
        - Спи, - он перешагнул порог и затворил за собой дверь.
        Пару минут я стояла столбом. Перед глазами то и дело появлялась ладонь Линсена и царапина вокруг его среднего пальца. Сначала - достаточно глубокая, багряная, с кровью. Потом - стянувшаяся до тонкой розовой линии. Вспомнилась страшная рана на его бедре, что практически зажила за пару дней, оставив после себя лишь паутину шрамов.
        Линсен что-то скрывал и имел на это полное право. Он вообще не обязан был мне доверять. Как и я ему. Как ни крути, мы друг другу - никто. Но был один важный момент, мешающий с этим смириться. Любопытство.
        И что-то ещё. Что-то, распускающееся огромным цветком в груди. Так похожее на чувство благодарности, но много крепче, сильнее и теплее.
        - Кто ты, Линсен Морино? - прошептала я в пустоту и откинулась на дверь.
        ***
        Перед тем, как лечь в постель, я погасила все свечи и спрятала острые предметы. Не хватало ещё, чтобы Элси, прыгнув в моё тело, снова начала играться в вершителя моей судьбы.
        Сон не шёл. Поэтому я лежала, свернувшись калачиком под невесомым одеялом, и пыталась думать. На голодный желудок делалось это плохо. Четыре раза прокляла себя за то, что так опрометчиво куснула губу в ресторане! Сейчас я всё бы отдала, чтобы туда вернуться и наесться до остановки дыхания. Я даже выпила бы хмельного, дабы забыться!
        Поела бы. Выпила бы. В животе пронзительно заныло. Как больно думать о простых вещах, когда внезапно их лишаешься.
        Ещё я размышляла об Элси. И о том, не проснусь ли в её теле. Моим самым страшным кошмаром теперь был не голод, а темнота, лишённая запахов. И смысла.
        Но как, как можно это прекратить?! Элси, видимо, тоже задаётся этим вопросом: иначе она не покушалась бы на мою жизнь. Я могу воспользоваться её способом: ведь Элси тщедушна, как умирающий котёнок. Ей даже не будет больно. Я могла бы, и это бы прекратилось… Если бы хватало совести поднять руку на беззащитное слепое дитя.
        Надежда защекотала душу. Может, она не будет больше прыгать в меня? Должна же испугаться, что я попробую на ней её же методы. Если, конечно, достаточно умна…
        Стоп. Не сходится. Если Элси прыгает по доброй воле, и такие забавы не докучают ей внезапностью, то зачем ей разрывать нашу связь? Вопросов было слишком много, а ответов на них не находилось. От этого болела грудь, чесался нос и хотелось плакать.
        Так или иначе, я должна разыскать пленников и тот злосчастный подвал. Я оставила рабочий блокнот в доме Йозефа, но более чем уверена, что одним из пунктов назначения значилась гостиница. Завтра я непременно проверю здешние погреба. Уверена, что они пусты - постояльцы слышали бы шум, если бы под ними кто-то обитал - но всё же.
        Ещё можно поискать маму Элси в списке пропавших, в городском архиве. Это будет несложно: если Элси нарекли по канонам Девятого Холма, значит, начало её имени уже известно![10 - - На Девятом Холме девочек нарекают, согласно определённым правилам. В качестве первой части имени используется начало имени отца, а в качестве окончания - начало имени матери. Можно брать любое количество букв из начала обоих имён, подбирая благозвучные сочетания, но переставлять их запрещено. Это помогает лучше чтить память предков. Правило не распространяется на мальчиков, а также на нефилимов и нефилимок, которым дают любые понравившиеся имена.] Отец, который дал имени Элси первые буквы, наверняка, Элсарио. Для матери остаётся только «И». Дело за малым: придумать, под каким предлогом пробраться в архив и оформить разрешение. Я хорошо плету ложь.
        Дверь заскрипела, выводя меня из полусонного оцепенения. Мутноватая полоска света пролилась на паркет и скользнула по стене. В ночной синеве задрожал оранжевый огонёк.
        - Госпожа, - послышался высокий женский голос, - Ваш ужин.
        - Ужин?! - перепугавшись, я села на постели.
        В дверях стояла, ожидая разрешения войти, нефилимка. Перед собой она толкала тележку. Крошечные пальцы сжимали свечу.
        - Младший господин приказал, - пискнула нефилимка. - Сказал, что вы очень устали.
        Я кивнула, и нефилимка заботливо вкатила тележку в номер. Поставила на столик у окна прозрачный кувшин с отваром, чашку и большую тарелку дымящегося варева. Положила сдобные булки. Я едва не обезумела от одного только запаха трапезы.
        - Вот, сейчас доработаю, - тараторила нефилимка, - и спать лягу. Весь день на ногах.
        - Тяжело вам тут работается? - поинтересовалась я.
        - Только иногда, - нефилимка отвела печальный взор. - Когда приезжают барды и гости из других городов. Тогда старший господин говорит, что мы должны держать перед ними марку, и следит за каждым шагом.
        - А младший господин? - сорвался с языка вопрос. - Не обижает?
        - Вы сделали хороший выбор, милая госпожа, - отметила нефилимка, потупившись.
        Я подскочила на кровати, как ошпаренная. Неужели мы так похожи на любовников, что обслуживающий персонал «Чёрной гвоздики» уже пускает сплетни? Не хватало ещё, чтобы они до Йозефа докатились. Я ведь пока ещё замужем. Обидно будет получить наказание и отправиться в Пропасть за пару кокетливых взглядов. И за то, что позволила себе порыдать у Линсена на груди.
        - Каждая женщина мечтала бы о доле его избранницы, - продолжала нефилимка. - Даже я, глядя на младшего господина, жалею, что родилась с крыльями.
        Два кожистых отростка за спиной девушки расправились и взмыли к голове. Её крылья оказались на редкость дурно сложенными. Мало у кого из нефилимов они были красивыми. Даже при лучшем раскладе они, скорее, напоминали крылья летучей мыши, нежели ангелов из древних легенд и сказаний.
        - Какие глупости вы говорите, - я попыталась изобразить возмущение. - Младший господин всего лишь обратился ко мне за помощью, и я получила от него помощь в ответ! У него не может быть избранницы. Младший господин потерян!
        - Потерян? - нефилимка приподняла бровь. - Не может быть такого. Никто и никогда об этом не слышал. Младший господин кутит с женщинами, как свободный. Скажу по секрету, мы всё ждём, когда он сделает выбор. Всё-таки, в его возрасте пора определяться.
        Тошнота стиснула горло. Я прокашлялась, прикрыв рот ладонью. До чего же мерзко слышать неприятные вещи о человеке, который был с тобой порядочен и участлив, позаботился о тебе, как о родной сестре, и вытащил из настоящего болота! Кутит с женщинами?! Кто бы мог подумать. За весь день я не услышала от Линсена ни одного грязного намёка. Если, конечно, не считать приставанием его стремление прикасаться. Даже когда я плакала, он обнимал меня не как женщину…
        Хорошо, что кругом темнота, и нефилимка не видит, как я побледнела.
        - А что вы вообще слышали о нём? - я попыталась придать своему голосу серьёзное выражение.
        - Ничего, - отрезала нефилимка. - И вы ничего не слышали. Пусть наш разговор останется между нами, милая госпожа. Приятных вам снов.
        Тележка загромыхала по паркету. Облачко оранжевого света пронеслось по стене, подсветив рельефный узор обоев. Когда дверь закрылась, и темнота одеялом опустилась мне на спину, я позволила себе выдохнуть.
        Я уснула лишь под утро. Потому что появилась ещё одна тема, которую я должна была обдумать.
        Глава 14
        Катастрофа
        - Ушла? - жрица Василенко с деланным сочувствием погладила моё плечо. - Ну и правильно сделала! Давно пора было. Всё смотрела-смотрела на тебя и думала: как же молодая, красивая и умненькая жизнь отдала такому разгильдяю?
        Два водянистых глаза уставились на меня из-под трагично изогнувшихся бровей, и я попыталась стереть с лица презрение. Гэйхэ Василенко была из тех, кто собирает сплетни и чешет языком направо и налево, льстит сильным и самоутверждается за счёт слабых. Я терпеть её не могла, и она прекрасно об этом знала. И, должно быть, испытывала ко мне те же чувства. Однако я вынуждена была поддерживать с Василенко формальные отношения, ибо она так хорошо могла настраивать коллектив против неугодных, что ей позавидовали бы самые отъявленные интриганы.
        - Ага, - протянула я, деланно соглашаясь.
        Шири, сидящий напротив, скривил лицо и раздражённо поднял крылышки. За долгие циклы совместной работы он научился понимать мои чувства, как никто другой. Больше всего я боялась, что весть о разрыве с мужем долетит до ушей Василенко. Потому утром дала себе зарок, что на работе буду молчать о произошедшем в тряпочку. Но я просчиталась. К тому моменту, как я распахнула дверь, Василенко уже всё знала! Как и следовало ожидать, в курсе событий оказалась вся амбулатория: от госпожи Стоун до младших помощников.
        - Молилась всё Покровителям, чтобы тебе дочь послали, - продолжала причитать Василенко. - Чтобы твой бессовестный хоть пользу принёс своим жалким существованием.
        - Ага, - проговорила я сквозь сомкнутые зубы. Считать Йозефа жалким не хотелось. Потому, что мысль о двенадцати годовых циклах, выкинутых в никуда, пугала до тряски в коленях.
        - И где ты теперь? - Василенко вздохнула с такой горечью, что я едва удержала слёзы.
        - В гостинице, - произнесла я. - На вашем участке.
        - Это в «Чёрной гвоздике» то? - Василенко всплеснула руками. - И как?
        - Замечательно, - ответила я без эмоций. - Чудесное обслуживание, живая музыка, удобства в номере и ресторан на первом этаже, где постояльцев бесплатно кормят.
        Жрица Василенко рассмеялась. Её сморщенное лицо на миг сделалось открытым и почти красивым. Но лишь на миг.
        - Я что-то не то сказала? - с непониманием пожала плечами.
        - Когда я слышу про «Чёрную гвоздику», - пояснила Василенко, - я каждый раз вспоминаю тот случай.
        Я подняла на неё вопросительный взгляд. Из вежливости. Меньше всего мне хотелось слушать сплетни.
        - Циклов шестнадцать назад, - продолжала Василенко, энергично размахивая руками, - хозяин «Чёрной гвоздики» Винченцо Морино что-то не поделил с Ленор Лазовски.
        - С Лазовски?! - как только я услышала знакомую фамилию, пассивность ушла. Глаза моментально полезли на лоб. Василенко сыграла на моих слабостях, и я поддалась на провокацию. До чего же глупо!
        - Она молодая тогда была, красивая, - протянула Василенко. - А он уже был потерян, и один тащил сына.
        - Так младший и старший Морино - это отец и сын?
        - Ну да. Полагают, что Винченцо колёса к ней подкатывал тайком. Да не приняла, а ещё и угрожать начала, что в Пропасть отправит за презрение к Устоям и Положениям. Негоже, мол, потерянному на женщин заглядываться. Но тот не сдавался. В итоге Ленор прокляла Винченцо и его дело. От «Чёрной гвоздики» целый месяц шёл отвратительный запах, да такой сильный, что все постояльцы разбежались!
        - Лазовски талантлива, как ни крути, - заметила я. - Вот только не помню я такого.
        - Конечно, не помнишь, ты же была подростком, - Василенко пожала плечами. - А вот я запомнила очень хорошо. Я как раз завязала со жреческим активом и пришла работать в амбулаторию. И в первый же день попала туда на вызов! Пахло так, словно в каждом углу по крысе сдохло!
        - Интересно, - выдохнула я, - а кто же снял проклятье?
        - Понятия не имею. Но по репутации «Чёрной гвоздики» это всё здорово ударило. Целый годовой цикл Винченцо работал себе в убыток.
        Василенко подавала информацию с таким колоритом и самозабвением, что мне почти удалось учуять запах разложения. Она всегда обсасывала чужие несчастья до косточек. Неважно, кому в окно прилетал камень - местному фонарщику или члену Совета - Василенко непременно об этом знала. И бралась рассуждать о его цвете, форме и размере. И о звуке, с которым он разбил стекло.
        - Сейчас не похоже на то, что он терпит убытки, - отметила я назло.
        - Наглецам везёт, - проговорила Василенко с неожиданным негодованием. - Он просто умеет прибирать к рукам чужие деньги.
        Для приличия я улыбнулась и кивнула. Злорадствовать над прошлыми бедами старшего господина мне совершенно не хотелось. Более того: вчера он показался мне неплохим человеком. Пусть издали, но всё же.
        Василенко довольно блеснула глазами и, тряхнув светло-зелёной юбкой, торчащей из-под униформы, вышла. И только после того, как за ней захлопнулась дверь, я осмелилась скорчить недовольную гримасу.
        - Стерва, - заключил Шири.
        - Ещё какая, - согласилась я. - Лазовски и то приятнее. По крайней мере, говорит всё в лицо.
        Медленно разогнув затёкшие ноги, я встала. Подошла к окну и зажмурилась от солнечного света. Куст жасмина бил в стекло растопыренными пальцами веток. Дорожка перед парадным входом пустовала. Посетителей сегодня оказалось немного, и после восьми принятых занемогших выдалось долгожданное окно. Но даже хорошее стечение обстоятельств не спасало от тягостных мыслей.
        Сегодня после работы я не вернусь домой. Тяжело признать, но я никогда больше туда не вернусь. Теперь я - бесправная скиталица, мечущаяся от места к месту, последней обителью которой - телом - пытается завладеть странная слепая девочка. У меня не остаётся даже самой себя. У меня много вопросов и мало ответов. И крах по всем фронтам. Такой, что в пору к Покровителям уходить.
        Вот только не примут. Место самоубийц - в обители Разрушителей.
        - Не ведитесь, - произнёс Шири за моей спиной. - Всё образуется. А она ещё своим ядом захлебнётся.
        - Непременно, - его слова порождали лишь призрачные надежды, но больше рассчитывать было не на что. Вера в лучшее - единственное, чем я могла себя побаловать. - Пока никого нет, стоит заняться оформлением документов. Найди-ка в регистратуре карту младшего Морино. Я должна зафиксировать вчерашний протокол воздействия.
        - Мне казалось, вы вчера его оформили, - Шири встрепенулся.
        - Не успела, - отвернулась, чтобы он не заметил, что я покраснела. - Лечение было долгим и сложным.
        - Имя?
        - Линсен, - сказала я, не оборачиваясь. - Линсен Морино.
        Шири сработал оперативно. Через десять минут карта Линсена уже лежала на моём столе. Попутали же меня вчера Разрушители сдать её обратно в регистратуру: могла бы и заглянуть, почитать, полюбопытствовать. Но кто в тот момент знал, что мы с ним ещё встретимся, причём таким странным образом?
        Непредсказуемы дороги, что вытоптали для нас Покровители. Если бы ещё сутки назад мне сказали, что Линсен Морино станет моим спасителем, это вызвало бы у меня лишь нездоровый смех безумца. Теперь же я называю его по имени. И на «ты». И верю ему. Пока.
        Провела пальцами по обложке. Шершавый картон, ничего особенного. Две наклейки в уголке. Оранжевая, с жирной единицей - указывающая на страдающего лёгкой степенью гипертонии. И ярко-алая, зловещая, похожая на свежую каплю крови. Такую помощники клеили на карты особых занемогших: скандальных, странных и требующих индивидуального подхода. Чтобы, получив на руки карту, жрица сразу знала, с кем имеет дело.
        Подковырнула наклейку ногтём. Странно, что вчера я не обратила внимания на алую маркировку. Вот что значит утомление и стресс.
        Карта не была толстой: на десяток обращений максимум. Первая запись была датирована шестью циклами ранее. Пролистав протоколы осмотров, я не обнаружила ничего, кроме типичных жалоб начинающего гипертоника. Пожалуй, лишь один нюанс сбивал с толку. Каждую запись сопровождала ремарка: «Прослушивание провести невозможно, из-за отказа занемогшего снимать одежду». Никогда бы не подумала, что Линсен стеснителен до подобных заморочек!
        Недоверие снова напомнило о себе. Подняло голову, скользнуло по лопаткам и обвило шею, как змея. Зашипело над ухом, выпустив язык. Когда Линсен показывал мне рану на бедре, он не стеснялся!
        Картины вчерашнего вечера неожиданно пошли чёрными трещинами, а светлые эмоции - полетели пеплом по ветру. Человек, что помог мне, совсем не такой, каким я его запомнила. Настоящий Линсен, наверняка, больше похож на заносчивого недоумка, которого я встретила в процедурной. Догадка была горячей и саднящей, она выжигала сердце и царапала душу.
        Но почему он притворяется? Зачем весь этот спектакль?
        Зачем ему я?
        Перелистала потрёпанные странички карты, пытаясь найти ответы. Но ничего нового не обнаружила. Завершал карту мой вчерашний протокол воздействия. Безупречно оформленный, между прочим. Вот и всё. Никаких намёков на причины сверхскорого заживления ран.
        - Шири, - поинтересовалась я. - У тебя быстро заживают мелкие раны?
        - Почти моментально, - отозвался помощник. - Точно знаю одно: перерезать себе вены я не смогу.
        - А ты видел, чтобы у людей так же быстро затягивались?
        - Ну, если человек - жрица, - начал рассуждать Шири, - и её Поток от рождения нацелен на быстрое заживление ран, то допускаю.
        - А если человек - не жрица?!
        - Значит, ему может помогать жрица, - Шири развёл руками.
        - А если не помогает?
        - Можно? - скрип открывшейся двери оторвал нас от разговора.
        - Входите, - с неохотой выдавила я.
        В кабинет ввалилась женщина огромных габаритов. Юбка её ярко-синего платья топорщилась углами и то и дело звякала россыпью мелких камушков. Оборки на груди и вокруг талии делали фигуру дамы ещё объёмнее и пышнее.
        - Суставы болят! - с ходу проголосила посетительница, сваливаясь в кресло.
        - Моё почтение, - отозвалась я угрюмо.
        Шири, неоднозначно прокашлявшись, протянул через стол карту занемогшей. У переплёта красовалась зловещая алая маркировка. Такая же, как и у Линсена.
        - Коленки, - женщина деловито подняла юбку, обнажая отёчные ноги, - стопы, пальцы. Всё болит. Куда деть себя не знаю.
        - Моё почтение, - повторила я громче.
        - Так вы слушайте меня уже! - возмутилась женщина. - А то заладили, как птица-говорун. Моё почтение, моё почтение.
        - Жрица Альтеррони, вообще-то, намекала на то, - встрял Шири, - что люди обычно здороваются, когда видят друг друга первый раз за день.
        - Здороваются, - непонимающе выкрикнула дама, - и что? Я-то тут причём? У меня коленки болят, а вы тут про правила хорошего тона! Я буду жаловаться!
        Слова неожиданно стали глухими, тихими и отрывистыми, словно она кричала сквозь толстый ватный матрац. Как во сне до слуха донёсся отчитывающий её голос Шири, но я не сумела разобрать ни слова. Звуки растянулись и потеряли высоту. В недоумении подняла голову. Лицо занемогшей плыло в сети белых искр и превращалось в большое световое пятно.
        Пелена заволокла взор. В панике бросила взгляд на карту, пытаясь рассмотреть фамилию посетительницы, но буквы смазались в неразборчивые кляксы. Головокружение набирало силу по секундам. Несмотря на то, что рассудок постепенно отключался, я отдавала себе отчёт: происходит самое страшное. Элси снова хочет в моё тело. И противостоять ей я не в силах.
        Почтенные Покровители! Только не у всех на виду! Пожалуйста…
        Попыталась встать - ноги не послушались. Лишь тело неуклюже опрокинулось вперёд. Ребро стола ударило под дых, но боли я не почувствовала.
        А потом наступила темнота.
        ***
        Когда моё прерывистое дыхание разорвало тишину, а под пальцами проступила плотная накрахмаленная ткань, темнота не развеялась. Лишь поменяла цвет, став серовато-фиолетовой, и задрожала. Тщетно проморгавшись, и не обнаружив ничего, кроме пустоты, я задышала чаще. Сомнений не оставалось: меня снова перекинуло в чужое тело.
        Ярость накатила волной. Закружила голову, остановила дыхание. В панике я замолотила кулаками по одеялу. Нет, меня пугала не темнота. Не страшила и чужая ипостась. Но от осознания того, что Элси сейчас полноправно владеет моим телом, становилось по-настоящему жутко. И я ничего не могла изменить!
        Страх стиснул горло железными лапами. Почтенные Покровители! Вздумалось же ей прыгнуть именно в этот день и в этот час! Что, скажите, она натворит на моём рабочем месте?! Думать, как я буду высасывать из пальца оправдания, совершенно не хотелось, но иных мыслей не оставалось. Страшно предположить, каких дел Элси может наворотить моими руками. Если коллеги не отправят меня в изолятор для безумцев, мне очень повезёт.
        А если отправят?..
        - Кто здесь? - выкрикнула в темноту ненавистным писклявым голосом.
        Колышущаяся чернь ответила молчанием. Глухим и зловещим. Тишина лишала слуха. Лучше бы лишила страха!
        Приподнявшись на локте, я ощупала кровать. Ладонь снова налетела на прикроватную тумбочку и едва не опрокинула стакан, полный какой-то жидкости. Теперь я была уверена: я в том же месте, что и накануне. Та же кровать. Та же тумба. И то же слабое тело с ограниченными резервами. Ни прибавить, ни отнять.
        Что ж, придётся использовать время, подаренное мне, с пользой. Ничто не мешает искать ответы. Почему бы не исследовать это место? Чем скорее я пойму, что к чему, тем больше шансов, что эти прыжки прекратятся без особого вреда для меня…
        Без особого вреда?! Что за чушь!
        Хлопнула себя по лбу. Хватит лелеять пустые надежды! Если я не подготовлюсь к худшему, крах застигнет меня врасплох и обезоружит. Тот факт, что Элси впрыгнула в меня при свидетелях, уже не сулит ничего хорошего! Осознав это окончательно, я завыла в голос. Это были чужие умозаключения: мрачные, расчётливые, рациональные до оскомины. Мысли, которые могли бы принадлежать Сиил, но не мне. Но, увы, правильные.
        Я распрямила руки и попыталась сесть. Повело в сторону: да так резко, что едва не опрокинулась обратно. В ушах задребезжало, но не так пронзительно, как вчера. Словно пробуя свои резервы, я наклонила голову, потом - откинула назад. Шум набрал громкость, и я снова различила в нём рокот знакомых колёс.
        Повозка приближалась, угрожая сравнять с землёй.
        Когда одеяло соскользнуло с колен и рухнуло на пол, по ногам прошлась волна холода. Пересиливая себя, я поднялась. Ворсистый ковёр защекотал пятки.
        Покрутившись на слабых ногах, я выкинула руки вперёд и упёрлась в стену. Нащупала стыки досок. Деревянные панели не были отлакированы, но поражали гладкостью. Цепляясь за стену, я повернула под прямым углом и обнаружила выступ подоконника. Он оказался невероятно длинным и широким. Вытянув руку, хотела коснуться стекла, но пальцы застряли между тонкими деревянными полосками. Жалюзи скрадывали обзор, опускаясь до самого низа. Попыталась дёрнуть их вверх - не поддались. Лишь голова закружилась, а повозка в воображении загрохотала громче.
        - Треклятые Разрушители! - прорычала я в отчаянии.
        Повозила руками по подоконнику, пытаясь найти хоть что-то, способное направить по верному следу. Но обнаружила лишь трескающуюся краску, пластами отстающую от старого дерева. Снова вышла на середину комнаты и покрутилась на подгибающихся ногах. Видимо, головокружение опять занесло меня в сторону. Потому что я натолкнулась на открытый шкаф с множеством полок.
        Опершись на хлипкие перемычки, я перевела дыхание. Несмотря на то, что я практически не нагружала себя, одышка казалась невыносимой. Она сушила горло, скручивала лёгкие, стискивала грудь и выходила наружу сиплым кашлем.
        Почти все полки оказались пустыми. Лишь в самом низу, в горке пыли я нашла цепочку с болтающимся на ней кулоном. Холодный декоративный кристалл, обмотанный проволокой. Судя по размерам и толщине, такую мог носить мужчина.
        - Интересно, - пробормотала я себе под нос. - Очень интересно.
        Приближающиеся шаги оборвали поток мыслей. Я напряглась, готовясь к неизбежному. «Главное - не говори лишнего, - прозвенел в голове голос Сиил, вынырнувший из далёкой памяти. - Если ты откроешь рот, они поймут, кто есть кто».
        Сиил всегда была умнее. И всегда была права.
        - Элси! - за моей спиной что-то скрипнуло, и знакомый голос ворвался в помещение. Да так внезапно, что я дёрнулась, едва не уронив себя на пол.
        - Элсарио? - вопросительно произнесла я.
        Скрежет растревожил тишину. Ключ дважды провернулся в замке. Потом я услышала тихие шаги по ковру. Тёплые руки легли мне на плечи.
        - Я же сказал: называй меня просто папой. Мне казалось, в прошлый раз мы договорились. Мать привила тебе дурные привычки.
        - Где она? - выкрикнула я.
        Ответа не последовало. Элсарио лишь легонько подтолкнул меня вперёд, показывая путь к кровати. Закинул одеяло обратно и бережно усадил на него.
        - Тренируешься с моим талисманом? - с одобрением проговорил он, взяв меня за руку.
        - С талисманом? - произнесла я, с тягостью сообразив, что речь идёт о кулоне. - Да. Я пытаюсь.
        - Всё верно, Элси, - похвалил Элсарио. - Ты должна будешь прыгнуть в меня, и мы продемонстрируем это… тем людям.
        - Ага.
        - Странно, что у тебя пока не получается. Должно было ещё в первый день…
        Я лишь мотнула головой, опасаясь проронить лишнее. Вокруг зашумело сильнее. Учащённый пульс заколотился в висках. Страшная повозка снова вышла на финишную прямую и начала приближаться с неумолимой скоростью.
        - Ты ведь ни в кого ещё не прыгала? - голос Элсарио сделался строгим и густым.
        - Нет, - оборвала я.
        - Точно?! - мороз пробежал по спине от его ледяных интонаций.
        - Точно.
        - Пойми, Элси. Если ты не сможешь прыгнуть, ты никогда не уедешь отсюда.
        - Папа, - сорвалось с губ. - Если я - твоя дочь, то отчего ты так хочешь, чтобы я уехала?
        - Только потому, что там тебе действительно будет лучше, - отозвался Элсарио. - Здесь тебя видеть не должны, и ты знаешь, почему. А теперь - давай потренируемся.
        - Но я плохо чувствую себя, - растерялась я.
        И я не врала. Грохот в голове становился оглушительным. Словно сама смерть бежала за мной на костлявых ногах. И как только девочка постоянно с этим живёт?
        - Элси, - проворковал Элсарио нараспев, - есть такое слово: надо. Просто сожми талисман в кулаке покрепче и сосредоточься.
        - Я правду говорю, - выдавила я сквозь зубы. - У меня сильно кружится голова. И в ушах шумит.
        - Элси, не капризничай. Иначе Лукас получит наказание.
        - Где Лукас?! - вырвалось у меня. - Где он?!
        Шум оглушил меня, накрыв зыбкой волной. Пронёсся по нервам, как по струнам, вздыбливая волоски на коже, и наполнил голову. Потянула ладони к вискам - руки не послушались. Слишком уж близко подъехала повозка.
        Я снова видела разболтанные колёса с вывалившимися спицами, разъярённые морды лошадей с горящими глазами, столбы колючей пыли. И силуэт возницы. Его лицо скрывала тень, но я знала, кому оно принадлежит.
        Элсарио.
        Дребезжащий звук заполнил всё тело, отдаваясь отвратительной вибрацией в каждой клеточке. Сознание снова уплывало. Но прежде, чем оно меня оставило, я поняла важную вещь.
        Повозка - мой способ вернуться назад.
        Глава 15
        Жертва
        Задолго до того, как мрак выветрился из головы, а веки распахнулись, нос учуял дурманящий запах вытяжки из валерианового корня. Он плавал вокруг, то накрывая терпкой оскоминой, то робко отступая. Зловещей тишины больше не было: вокруг шуршали чужие шаги.
        - Вы считаете меня некомпетентной, госпожа Стоун? - прорезался сквозь темноту знакомый голос, который я не смогла сразу соотнести с внешностью.
        Мурашки, вздыбив волосы, побежали по телу. На лбу проступил ледяной пот. Стоун рядом! Значит, свершилось самое страшное, и на лучшее можно не надеяться… На всякий случай, я решила не открывать глаза раньше времени. Может быть, удастся понять, что к чему, из разговора. Не стану же я расспрашивать начальницу, что творила Элси?
        - Я считаю, - ответила госпожа Стоун, - что даже хорошие специалистки могут быть невнимательны. Иногда. Посмотрите её ещё раз, госпожа Гир.
        Ситуация прояснялась. И как я сразу не признала чернокнижницу Гир, специалистку по науке безумия? Госпожа Гир работала в изоляторе для безумцев и приходила в амбулаторию лишь в определённые дни, по графику. Занемогших её профиля здесь водилось мало, да и те, как правило, не признавали свой недуг. Возможно, то, что она оказалась на месте сейчас, сыграет мне на руку.
        - Я смотрела уже три раза, - возмутилась Гир. - И потратила немерено сил. Вердикт каждый раз был одинаков, и я не понимаю, почему вы во мне усомнились. Я - пожилая женщина, и мои резервы не безграничны, прошу меня извинить.
        - Как вы объясните то, что с ней произошло? - коварно процедила Стоун. Её тон убивал надежду на лучшее. - Надеюсь, теперь понятно, почему я вам не верю?
        - Не всегда причина странному поведению - безумие, - Гир твёрдо стояла на своём. - Сбои в тонких материях часто возникают при сильном переутомлении. И в состоянии стресса. Вы сами изучали науку безумия и знаете, как могут вести себя занемогшие под влиянием травмирующих обстоятельств. Кардинальное отличие от безумия состоит в том, что эти изменения полностью обратимы.
        Полностью. Обратимы. Какие чудесные слова: как музыка. Как бальзам на душу. Выходит, если Элси мне померещилась, у меня есть шанс вернуться к нормальной жизни?
        Стоп. Девочка не могла быть пустой иллюзией. Она есть, как бы прискорбно мне ни было. Слишком многое Элси оставила после себя в этой реальности.
        - И всё-таки, - Стоун сменила гнев на милость, - посмотрите её ещё раз.
        - Какой в этом смысл?
        - Вы работаете у меня, - заявила Стоун. - И я здесь решаю, кому и чем заниматься. Где есть смысл, а где - нет, определять тоже только мне. Поэтому не…
        Её речь прервал скрип на высокой ноте. Уши засаднило так, что я едва не выдала себя. Потом раздался глухой стук, и сквозняк пробежал по полу, как рассерженная кошка.
        - Моё почтение, Гэйхэ, - дружелюбно сказала госпожа Гир.
        - Госпожа Василенко, - недовольно прокаркала Стоун, - прошу вас покинуть кабинет.
        Я едва удержалась, чтобы не рявкнуть от досады. И сюда добралась, нехорошая женщина! Василенко всегда там, где раздают свежие сплетни. Неизвестно, что лучше: если она останется в кабинете, или если Стоун проводит её пинком. В первом случае Василенко узнает о произошедшем, и назавтра вся амбулатория будет обсуждать, что у Альтеррони уехала крыша. Во втором - додумает то, чего не услышала, и тоже всем расскажет.
        - Я лишь хотела узнать, - суетливый голос госпожи Василенко елозил наждаком по нервам, - всё ли в порядке.
        - Всё отлично, - заключила Стоун. - Идите.
        - Моя помощь не нужна? - не унималась Василенко.
        - В самую последнюю очередь, - выдавила Стоун сквозь зубы.
        Я готова была вскочить и расцеловать Стоун. В такие моменты она меня восхищала.
        Дверь обиженно хлопнула, оборвав поток сквозняка. Гомон голосов, доносящихся из коридора, затих, превратившись в густую тишину.
        - Я прошу вас, - продолжала Стоун. - В последний раз. Просто по человечески.
        - Хорошо, - прозвучал смиренный ответ Гир. - Но вы не увидите ничего нового.
        Ледяная, колючая волна коснулась кожи и понеслась по телу вверх. Запах сухого бессмертника и могильной земли окутал меня, как старое одеяло. Несмотря на тёмные ассоциации, аромат заклятий Гир понравился мне больше, чем мой. В нём сквозило что-то вечное, умиротворяющее. Что-то, перетягивающее, вопреки законам времени и мироздания, в тёплые деньки детства. Так пахнет время. Ностальгия по прошлому. И воспоминания, заключённые в детских рисунках и одиноких фотографиях из альбома.
        - Она не безумна, - заключила Гир через пару минут, и у меня отлегло от сердца.
        - Этого просто быть не может! - снова возразила Стоун.
        - Это факт, - настаивала Гир. - У безумцев аура разделена на два чётких слоя. У госпожи Альтеррони - совершенно нормальная аура. Немного искрит, правда. Должно быть, её что-то сильно волнует.
        - Вот только не надо мне сейчас про стресс, - Стоун снова взялась за своё. - В изолятор её.
        - Не имеем распоряжения изолировать здоровых, - отрезала Гир.
        - Она не здорова!
        Ну, это уже слишком!
        Я распахнула глаза. Первое, что увидела - белый потолок с аккуратными канделябрами. Когда я повела головой, он закачался, и взгляду явились стены кремового окраса. Я сидела в кресле, в кабинете госпожи Стоун. Слава Покровителям, кроме начальницы и Гир никого поблизости не обнаружилось. Меньше свидетелей - меньше последствий.
        - Вы так хотите изолировать меня, госпожа Стоун, - проговорила я сухими губами, - что готовы пренебречь вердиктом титулованной специалистки по науке безумия?
        Обе женщины замерли, растерянно поглядывая на меня. Абсолют внезапной тишины настораживал и пугал. Возможно, сейчас я подписывала себе смертный приговор. Но, вероятнее всего - лишала себя любимой и стабильной работы. Нет, не так. Лишила.
        Но я не могла иначе. Когда твоя лапа в капкане, единственный способ спастись - резать по живому.
        - Я не стала бы заговаривать первой, госпожа Альтеррони, - Стоун развернулась в кресле и бесстрастно взглянула на меня. - Особенно после того, как несколько минут назад вы нанесли мне оскорбление.
        - Оскорбление? - я подняла бровь. - Да что вы такое говорите!
        - Вы назвали меня дочерью нефилимской, - Стоун оперлась локтями на стол. - И сказали, что я глупа, как моя мамаша, которая, якобы, полукровка. Или будете это отрицать?
        Слова Стоун были подобны острым пикам. И означали они одно: Элси вышла на тропу войны. Она решила свести меня со света. Или подтолкнуть к самоубийству. Ни то, ни другое не сулило ничего хорошего.
        - С каких это пор нелестное слово указывает на безумца? - отчеканила я, не зная, как принять новость.
        - С тех пор, как вы работаете под моим покровительством, Альтеррони!
        - Вы будете удивлены, но я ничего не помню.
        - Помню я, и этого достаточно, - госпожа Стоун с ухмылкой взглянула на свои загнутые ногти. - А теперь ответьте мне, госпожа Альтеррони. Только честно. Вы не в себе?
        - Я-то в себе, - я потупилась. Никак не получалось отделаться от чувства неловкости, пропитавшего меня насквозь, как дождь в ту злосчастную субботу. - Просто иногда мне кажется, что я - маленькая слепая девочка, которая скачет по чужим телам.
        Гир, не удержавшись, хихикнула. Торопливо прикрыла рот ладонью и выскочила из кабинета. Стоун же напротив - закусила губу и загорелась красными пятнами от немой ярости. Казалось, что кровь в её сосудах с каждой секундой набирает температуру.
        - Вот только баек про гатрэ не надо! - выдавила она. - Ими уже даже детей не пугают!
        По коже прокатилась волна горячей боли, словно на меня опрокинулся чан кипятка. Сердце заколотилось, как ритуальный барабан. Откуда она всё знает? Откуда?!
        - Гатрэ?! - я подскочила в кресле.
        Стоун смерила меня осуждающим взором и насуплено поджала губы. Отвернулась к окну, достала из кармана платок и вытерла лоб. Кажется, сложившаяся ситуация напрягала не только меня.
        - Как будем решать вопрос? - спросила она, не поворачиваясь.
        - Я готова принесли вам извинения, если что-то в моём поведении оскорбило вас, - я трусливо пошла на попятную. Работу я уже, как пить дать, потеряла. Теперь в первичный приоритет переросло спасение репутации. В голове крутилось, как надоевшая песня: гатрэ, гатрэ, гатрэ…
        - Вы сначала думаете, а потом говорите, Альтеррони, - Стоун прошлась по кабинету, волоча за собой шлейф плиссированной юбки. - Ваши чувства довлеют над разумом. Эта черта всегда меня раз… не нравилась мне.
        Я лишь ухмыльнулась в ладонь. Сиил, ты ли это?
        - Но я не из тех, кто рубит головы с плеч, - продолжала Стоун. - Поэтому, учитывая ваше моральное состояние…
        Не смогла сдержать улыбки. Почтенные Покровители, она впервые поняла, что я - живой человек, и у меня есть чувства! Можно закатить по этому поводу праздник. Только вот нет настроения.
        - …вместо увольнения по собственному желанию, я предлагаю вам досрочно взять отпуск, - закончила госпожа Стоун. - Сразу и основной, и дополнительный.
        Каменная рука, стискивающая сердце разжалась, и мягкая плоть толкнула рёбра. В животе потеплело. Хорошо хоть так.
        - Думала, вы уволите меня, - рискнула я заметить.
        - Даю вам шанс! - процедила Стоун таким тоном, что по коже пошли мурашки. Ишь ты, как благородно.
        - А если я не хочу брать отпуск сейчас?
        - Не обсуждается! - отрезала Стоун, блеснув затуманенными глазами. - Это - мой приказ. С завтрашнего дня жрица Альтеррони в отпуске.
        Реальность вокруг на миг потеряла чёткость и цвет. Разочарованно вздохнув, я застучала носком туфли по подножке кресла. Во всём нужно видеть плюсы. По крайней мере, моя работа останется при мне. А отпуск - очень пригодится. За половину сезона и до холодов я смогу оформить развод, встать в очередь на получение социального жилья, перевезти вещи в гостиницу… И разобраться с тем, что происходит в моей жизни. Если получится.
        - Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, - проворчала я.
        - Когда вы вернётесь на работу, мы поговорим о вашем поведении, - произнесла Стоун, сделав вид, что не услышала меня. - У вас остались вопросы?
        - Остались!
        - Я слушаю, - глаза Стоун раздражённо поблескивали.
        - Что такое гатрэ? - сердце, подпрыгнув, разразилось канонадой пульса и тут же затихло опять.
        - Вы сейчас издеваетесь, да? - Стоун снова пошла в наступление.
        - Нет, - я развела трясущимися руками. Голос дрожал под стать им. - Не издеваюсь. Я просто хочу это знать. Вы даже и подумать не можете, насколько это для меня важно.
        - Полно юродствовать, - насупилась Стоун. - Вы сейчас показываете себя не с самой лучшей стороны.
        - Я серьёзна, - возразила я. - Ответьте мне. Что такое гатрэ?
        - Обратитесь к старому фольклору, - бросила Стоун с пренебрежением. - Я вам не Наставница по истории культуры.
        - И всё же. Вы - не наставница, но сами сказали, что я вспоминаю про гатрэ…
        Солнце, заглянув в окно, полоснуло по глазам. Одинокая слеза прокралась в уголок глаза и соскользнула на щёку. Мысли завихрились в голове, раскручивая каруселью. Не хватало ещё, чтобы Элси подорвала зыбкое перемирие. Пытаясь прогнать пугающую иллюзию прыжка, я заморгала. Двоящаяся картинка перед глазами, наконец, сошлась в одну.
        - Я просто хочу знать, - продолжила я, сбавив тон, - что я сделала не так.
        - Раньше считалось, что в некоторых семьях рождаются особые девочки, - с неохотой процедила Стоун. - С абсолютно белой кожей и столь же белыми волосами. При этом - слабые, слепые и не способные дышать через нос. Несмотря на ритуал Посвящения, у них никогда не открывался Поток. Но в тот день, когда Покровители впервые связывались с ними, у бедняжек проявлялась особая магия. Эти девочки начинали перемещаться в чужие тела.
        - У бедняжек? - это всё, что я смогла выдавить. На самом же деле, хотелось спросить больше. Куда больше. Но сейчас я желала слушать Стоун бесконечно.
        - А как ещё можно назвать девочку, которую все считают порождением Разрушителей? - Стоун злилась всё сильнее. - Поговаривали, что раньше таких сжигали на кострах вместе с матерями. Ибо считалось, что женщина, родившая гатрэ, единилась с Разрушителем.
        - А сейчас? - я заволновалась так, что принялась кусать ноготь. Слова комом встали в горле. - Что с ними происходит сейчас?
        - Какое такое «сейчас»?! - разъярилась Стоун. - Это всего лишь легенда! Гатрэ не существует! Ими только наших прабабок да прадедов пугали!
        От возмущения захотелось завопить в голос. Показала бы я, как их не существует. Интересно, как заговорила бы Стоун, если бы оказалась на моём месте?
        Я сжала руки в кулаки, подавляя ярость. Обкусанные ногти оцарапали кожу. Помогло.
        - Ясно, - проговорила я, опустив глаза в пол. - Прошу не злиться на меня.
        ***
        Слава Покровителям, задерживаться на работе не пришлось.
        После безумного понедельника с его форс-мажорами вторник выцвел, выгорел и превратился в голое пепелище. Часы приёма истлели быстро, а лист вызовов впервые за третий сезон оказался пуст. Занемогшие не толпились у дверей, карты были оформлены, никто не требовал сверхъестественного. Этот день должен был стать идеальным по всем каноном.
        И стал бы, если бы Элси не вздумалось прыгнуть в моё тело у всех на виду и всё испортить.
        Шири встретил меня настороженным взглядом и непривычной немногословностью. После долгого допроса он выдал, что я отправила конфликтную пациентку по известному адресу. Та капризно пропела, что будет жаловаться, и сразу завалилась к Стоун. Что случилось дальше, я уже знала. И понимала, что искупить этот позор будет сложно. Если не невозможно.
        Радовало одно. Если это и повторится вновь, то не на работе.
        У выхода из амбулатории меня настигла Зейдана. Схватила за локоть, развернула обратно, втащила в пустующий холл и посадила в кресло. Сама деловито присела рядом, подмяв увесистой грудью холщовую сумку с вышивкой. Её глаза цвета разбавленного чая мягко сияли.
        - Госпожа Альтеррони, - выпалила Зейдана с ходу. - Не подумайте, что навязываюсь вам…
        - Что-то произошло? - произнесла я без особой инициативы.
        - Я слышала, - девушка замялась, - что случилось с вами.
        - Что именно? - отскочил от зубов раздражённый возглас.
        - Что вы решили уйти от мужа, - Зейдана густо покраснела. То, что она лезла не в своё дело, явно не доставляло ей удовольствия. Но раз она затеяла разговор, значит, видела в нём смысл. - И что вынуждены были поехать в гостиницу…
        В холле пахло свежим ветром и мятой. Мозаика витражей кидала на пол цветные блики. Просветительские плакаты на стенах тонули в объёмной кружевной тени. Идеальный день для разговоров по душам. И для любви. Вот только ни того, ни другого не хотелось.
        - И что вы, - добавила Зейдана, - очень расстроены из-за изменений в вашей жизни.
        По всей видимости, моё лицо не выражало особого восторга. Потому что, поймав мою гримасу, Зейдана покраснела ещё гуще и смущённо затараторила:
        - Я просто хотела сказать, что могу помочь. Моя мать в Совете. Она может поспособствовать скорейшему получению социального жилья. Она не откажет, нужно просто ей всё объяснить и собрать кое-какие документы.
        - Вот так просто возьмёт и поможет? - со скепсисом проговорила я.
        - Моя мать трепетно относится к… - Зейдана закашлялась. - К жертвам мужского произвола.
        - Но я не жертва…
        Голос задрожал, сорвался и захрипел. Буровато-багровые синяки беззастенчиво выглянули из-под рукавов, упрекая меня за ложь. Горящие в дневном свете пятна гематом походили на разорванные браслеты. Кого я обманываю? И - самое главное - зачем?
        - Она сама была жертвой, - произнесла Зейдана, зачарованно уставившись на мои боевые травмы. - Она всё поймёт. Приходите к нам в дом сегодня, в четыре дня. Я встречу вас у калитки и отведу к ней.
        Удивление на границе с восторгом протравило каждую клеточку. Доползло до кончиков пальцев и заморозило тело в неестественной позе. Словно во сне я почувствовала, как Зейдана пихает кусочек бумаги с адресом в мою окаменевшую ладонь. Ярко-голубая юбка мелькнула в воздухе, подняв маленький ураган, звякнула камушками и растаяла. Лишь когда дверь захлопнулась, выпроводив Зейдану в теплые объятия третьего сезона, я рискнула развернуть послание.
        Повертела записку перед глазами, вглядываясь в буквы адреса. Словно они могли сказать мне больше, нежели сообщить о местоположении дома Бессамори. Стоит ли идти? Если Анацеа Бессамори начнёт расспросы с ковырянием ран, я не выдержу.
        Сжала пальцы. Бумага заскрипела в кулаке. Я пойду! Соберу волю в кулак и попытаюсь провернуть это дело. Попытка не пытка.
        Покровители не предоставляют шансов просто так.
        Глава 16
        Перед бурей
        Перед визитом к Бессамори я заскочила в гостиницу, приняла душ и поменяла платье. Не рискнула соваться в элитный квартал в старье с катышками на локтях: не приведи Покровители, засмеют. Поэтому мой выбор пал на благородный атлас, украшенный кружевом ручной работы, с бисерной расшивкой. И на пиджак с длинным рукавом. Показывать ссадины прародительнице клана Бессамори я не собиралась.
        Эффект заклинания ослабевал. Казалось, что волны нарастающей боли отпечатываются на моём теле новыми синяками. Скрыв следы вчерашних баталий под слоем белил и уложив волосы, я с опаской спустилась в ресторан. Голод разыгрался не на шутку: после вчерашнего запоздавшего ужина у меня и крошки во рту не было. Он вымотал меня так, что я готова была перетерпеть и громкую музыку, и толкучку, и косые взгляды, и пьяных соседей по столу.
        Вопреки ожиданиям, помещение встретило уютным запахом топлёного масла и тишиной. По прогретому дереву стен плыли квадраты солнечных бликов и кружевные тени. За редкими столиками рассиживались постояльцы, черпая суп и поддевая мясную нарезку.
        Я прижалась к стене, пытаясь сделаться незаметной. Прошла поближе к сцене и опустилась за столик в тёмном закутке. Официантки среагировали мгновенно: уже через несколько секунд мне протянули меню. Вскоре на столе задымилась огромная тарелка говяжьей селянки. Зазолотились кружевные блинчики, сложенные вчетверо, с крупной россыпью икры поверх. В довершение мне подали разноцветный салат из овощей со сметанной розочкой и веточкой розмарина, прозрачные ломтики имбиря, щедро вывалянные в сахаре, и бокал горячего отвара.
        - И что, - изумилась я, глядя на аппетитное великолепие, которое уже хотелось съесть, - неужели всё бесплатно?
        - Совершенно бесплатно, - улыбнулась официантка, расправив кожистые крылышки. Откровенное платье из прозрачного шёлка едва покрывало её тело. Почему, ну почему они заставляют своих работниц так одеваться? - Это постановление старшего господина. Никто из постояльцев не платит за еду.
        Развернувшись, нефилимка засеменила к сцене. Половицы застонали под её туфлями, и воспоминания послушно воскресили дом Йозефа. Одна доска в нашей гостиной пронзительно ныла, когда на неё наступали. И охала человеческим голосом, когда вставала на место… Какой же далёкой казалась жизнь, что я оставила позади!
        Дом Йозефа за двенадцать годовых циклов стал для меня и лучшим убежищем, и самой страшной тюрьмой. Я сроднилась кровью с каждым камнем в его стенах. Каждая половица там была молчаливым свидетелем нашей медленной агонии. Потому я и не понимала, о чём говорит моя тоска и боль в груди. То ли молит вернуться в родные стены, то ли - умчаться подальше.
        Как ни крути, имелось у Йозефа одно существенное достоинство. С самого первого дня он казался мне раскрытой книгой. Йозеф был предсказуем, как заученное наизусть стихотворение, и в наших отношениях не оставалось места для форс-мажоров. Я точно могла предугадать, когда он разъярится, успокоится или попросит есть. Потому и терпела так долго: мне было удобно.
        Даже сейчас мне не нужно было раскладывать карты или обращаться к пророчице, чтобы увидеть будущее. Пройдёт пара дней, и Йозеф явится за мной в амбулаторию. Откипит ярость, проявится раскаяние - и придёт. Может, даже притащит с собой букет цветов, в первый раз за четыре последних цикла. И тогда я возненавижу себя, но растаю. Опять поверю в лучшее, наступлю с разбега на те же грабли, но прощу. И вернусь в свою вечную темницу, втайне радуясь, что всё закончилось. А потом песня в который раз пойдёт по наезженному кругу.
        Странно, но от мыслей о прошлом глыба льда на сердце дала течь. Куда более опасным казалось настоящее с его загадками и недомолвками. Поймала себя на мысли, что страшусь Линсена с его секретами сильнее, чем Йозефа с его кулаками. То, что Морино явно темнит, можно было бы проигнорировать, если бы не существенный нюанс. Я. Нужна. Ему.
        Но зачем?
        Попыталась прогнать дурные подозрения. Вот только не уходили они. Подсознание, ехидно противореча, выставляло всё новые и новые аргументы, опровергнуть которые не получалось. Почему Линсен так резко изменил ко мне отношение и начал лебезить? Как он обнаружил мой дом и возницу, спрятавшегося на потаённой дороге в кустах? Почему с такой инициативой и навязчивостью помог мне с жильём, да ещё и поселил в лучшем номере бесплатно? Для чего ухаживал за мной, как за родной сестрой? Зачем обнимал, когда я плакала? И кто он: этот человек, чьи раны в мгновение ока затягиваются?
        Но самый главный вопрос оказался куда страшнее. Чего мне будет стоить, если я спрошу его об этом?
        Я поворочала селянку ложкой. Есть расхотелось. Навязчивые мысли, забившие голову, оказались сильнее голода.
        - Вкусна ли наша пища, госпожа Альтеррони? - оторвал меня от раздумий знакомый голос.
        Пахнуло терпким цветочным одеколоном. Два жёлтых глаза обожгли лицо хитрым взором. Линсен Морино, да прибрали бы его Разрушители! Как говорит народная мудрость: вспомни мерзавца, он и появится. А я ведь так надеялась, что незаметна в этом затенённом углу, за колонной.
        - Спасибо, - проговорила я, опуская глаза. Одинокий солнечный луч задрожал на ресницах. - Всё очень вкусно. Как ваша нога?
        - Твоими силами, Сирилла, - я услышала улыбку в его голосе. - Мне казалось, мы перешли на «ты».
        - Я немного забылась. Прости.
        - Никто не тревожил тебя ночью? - Линсен отодвинул стул и беззастенчиво присел напротив.
        Я мотнула головой, не поднимая взгляда, и принялась перемешивать селянку. Кусочки потрохов в морковной поджарке уже не казались столь аппетитными. Жар пощипывал щёки. Линсен снова притворялся: интонации его голоса говорили сами за себя. Предъявить бы ему это! Чтобы он раскрыл карты. А потом - развернуться и уйти в своё никуда.
        Надежда была призрачной, как ветер, но с каким удовольствием я её смаковала. Когда выхода нет, а ночь вокруг всё темнее, остаётся только мечтать. Карты на моих руках шансов мне не давали. Убежать не получилось бы: Линсен связал меня по рукам и ногам. Медленно, ненавязчиво и ласково затянул в свою липкую паутину, как паук бабочку. Лишь теперь я понимала, как ошиблась, согласившись поселиться в гостинице! Рвануть бы наружу, оставив всё, и плевать на трудности!
        Но держала меня не только изощрённая хитрость Линсена. Любопытство, протравившее побегами разум, оказалось сильнее страха перед неизвестным. Знать бы, что ему нужно. Для чего ему я. Выяснить бы.
        - Устала, наверное, - он покачал головой, заметив мою неловкость.
        - Есть немного, - призналась я, заворачивая золотистые зёрнышки икры в кружево блинчика. - Но это поправимо. Я взяла отпуск, пока всё не устроится.
        - Верное решение, Сирилла, - рука Линсена подползла к моей и словно невзначай её коснулась. - Тебе нужно отдохнуть.
        - Да, - выдохнула я, - ты прав.
        - Всё будет хорошо, - заверил Линсен, и погладил мои пальцы. Уже настойчивее. - Я обещаю тебе.
        Наконец, я рискнула поднять голову. Линсен лукаво поглядывал на меня из-под ресниц и кособоко улыбался. Рубашка цвета ржавчины смыкала пуговицы под самым его горлом и выставляла отутюженную оборку по краю низких манжет. Кажется, у него талант выбирать одежду не по сезону. С сомнением покосилась на длинные рукава своего пиджака и сдержала смешок. Может быть, у Линсена тоже синяки?
        - Куда-то собралась? - он первым нарушил неловкую тишину.
        - Почему ты так решил?
        - Твоя одежда, - пояснил Линсен. - В дорогом кружеве просто так из дома не выходят.
        - Решаю проблемы с постоянным жильём, - пояснила я, не вдаваясь в подробности.
        - Если хочешь, могу подвезти, - уголок его губ заискивающе пополз вверх. До чего же хитёр, притворщик!
        - Не стоит, - отрезала я. - Здесь недалеко.
        - Свидание? - Линсен поднял бровь и улыбнулся ещё шире.
        - А если и свидание? Что с того?
        Улыбка медленно сползла с лица Линсена. Не без удовольствия я наблюдала, как блеск в его зрачках сходит на нет.
        - Ты так говоришь, словно я на тебя претендую, - Линсен пожал плечом, сохраняя привычный тон, словно ничего и не произошло. - Я потерян, помни об этом.
        - Тогда не говори таким тоном, будто ревнуешь!
        - А если ревную?
        - Молодец, - я хлопнула в ладоши. - Знаешь, как поставить женщину в тупик.
        - Тупик - это вон там, - Линсен показал на слепую нишу в стене, - и я тебя туда не ставлю.
        Сделала вид, что мне смешно, и натянуто ухмыльнулась. Специально так, чтобы моя улыбка ранила, как отточенный нож. Он может ублажать меня ласковыми речами, прикосновениями и щедрыми подачками, но я не пойду на поводу. Твоя дорога темна, Линсен Морино. Как бы в трясине не увязнуть.
        - Младший господин изволит перекусить? - над нами задрожал голосок официантки.
        - Благодарю, Кора, - Линсен улыбнулся. - Я уже ухожу. Только попрощаюсь с госпожой Альтеррони.
        - Может быть, горячего отвара? - официантка продолжала гнуть свою линию, с благоговением поглядывая на Линсена.
        Я фыркнула в ладонь. Кажется, Морино очень избалован женским вниманием. С чего бы, интересно, ведь отнюдь не красавец. Нужно быть очень недалёкого ума, чтобы тянуть руки к его деньгам: потерянному мужчине не светит второй брак.
        - Нет, Кора, - по телу пробежала волна раздражения, когда Линсен едва заметно опустил ладонь и коснулся бедра официантки, чуть приподняв шёлковый волан юбки. - Нет.
        На месте официантки я ударила бы его по руке. Но, к моему изумлению, лицо нефилимки загорелось довольной улыбкой. Выставив крылышки, она нырнула в проход. В воздухе остался веер золотистого, как солнце, коричного аромата.
        - Почему они так одеты, Линсен? - рискнула я спросить, когда девушка скрылась из виду.
        - Как так? - Линсен пожал плечами.
        - Слишком откровенно, - пояснила я. - Это платье почти прозрачно. И выше колен.
        - А, ты о нарядах. Это хорошо двигает дело, - отметил Линсен. - С тех пор, как была разработана новая униформа, посещаемость ресторана выросла вчетверо. Ни одна из здешних работниц не надевает то, что не хотела бы надеть.
        - Прямо жест доброй воли! Может, они у вас ещё…
        - Они - просто официантки, Сирилла, - с укором произнёс Линсен, сжимая мои пальцы. На этот раз - сильно и уверенно, но не до боли. - Хватит городить глупости.
        Выдернула руку из его хватки. Слава Покровителям, не догадался по ноге погладить. Как официантку, которая не смела возразить, видимо, лишь потому, что боялась лишиться рабочего места.
        - Но я бы на твоём месте не стала бы так, - моему возмущению не было предела. Я с трудом подбирала слова. - Это же… это - использование женщин и их тел. И это непорядочно.
        - Не поверишь, но я тоже не в восторге, - Линсен развёл руками. - Ресторан находится на территории моего отца. Командует здесь он. От моего слова ему ни жарко, ни холодно. И я не могу отрицать того, что дела пошли лучше. Это - его главный аргумент.
        - Но ты мог бы…
        Не прощаясь, Линсен поднялся со своего места. Аккуратно придвинул стул к столу и, развернувшись к сцене, поспешил в отдушину перед кухней, где кучковались нефилимки с подносами. Влился в небольшую толпу, разбудив звонкий женский смех. Вот и думай теперь, обиделся или просто решил набить себе цену.
        Как бы там ни было, задерживаться в ожидании драгоценного внимания Линсена Морино я не собиралась. Подхватив сумку, я вышла из ресторана. Пройдя сетью коридоров, пахнущих свежим деревом, которая в дневном свете казалась не столь запутанной и ужасающей, я толкнула знакомую дверь и вышла к администраторской. Горячий сквозняк наотмашь ударил по щеке, вздыбил уложенные волосы, и, взвыв волком, укатился за спину.
        Рама огромного окна хлопала на ветру, пуская по обоям радужные блики. Постояльцев в холле я не заметила. Лишь бледная, как потолок, Аэнэ о чём-то разговаривала с пожилой горничной в уголке, то и дело вытирая слёзы. Заметив меня, она не оборвала речь. Напротив: словно намеренно затараторила громче.
        - Как всегда, даже не снял рубашку, Фарле, - проплакала она, утыкаясь в плечо горничной. - Не поцеловал ни разу. И как обычно называл меня этим дурацким именем. Хат-цен.
        Что-то задёргалось под ложечкой. Горячее и едкое. В висках заколотилась мысль: я знаю, о ком говорит Аэнэ. Точно знаю: иначе, с чего бы ей делать так, чтобы я услышала разговор?! Вспомнились ремарки в амбулаторной карте Линсена, и странное чувство обожгло ещё сильнее. «Сирилла, да ты ревнуешь, - захихикал в голове голос Сиил. - Посмотри на себя в зеркало, как загорелись щёки!» Машинально я потёрла ладонью скулу. На пальцах проступили белые отпечатки.
        Просеменила мимо стойки на негнущихся ногах. Старалась идти как можно медленнее и тише, чтобы уловить каждое слово. Мне будет, о чём подумать вечером. Определённо, будет.
        - И штаны не следовало снимать, - Фарле прижала Аэнэ к груди и погладила по голове, как неразумную дочь. - Ох, до чего глупы мужчины, не могут даже простейшие порывы обуздать. Не зря Покровители нарекли их вторым полом и заставили подчиниться женщинам.
        - Ни одна женщина не растопит его сердце, - Аэнэ шмыгнула носом. - И не подчинит. Он - ледышка! Раз уж мне не удаётся…
        - Послушай меня, Аэнэ, - Фарле заговорила строго и отрывисто. Её слова рассыпались по паркету, как сухие горошины. - Ты больше не должна к нему ходить. Нет ничего хуже, чем навязывать своё внимание мужчине. Наши уступки делают их спесивыми и капризными.
        Я едва тащила тело за подкашивающимися ногами. Мысли свились змеиным клубком. Неужели Линсен касался Аэнэ так же, как меня? А если он позволял себе большее?
        - Если бы он был равнодушен ко мне, - заметила Аэнэ, словно услышав мои мысли, - не разделил бы со мной постель. Ни тогда, ни сегодня ночью.
        В груди разорвался огненный шар. Выплюнул столб дыма и излился жидким пламенем меж рёбер. Разбросал по коже горячие капли лавы и выжег краски перед глазами. Захотелось завыть волком, выплёвывая горький пепел рухнувших иллюзий. Так, чтобы горло засаднило от боли. А когда ярость выйдет, опустошив тело и разум - уйти в тёмный угол и тихо заплакать. Прикрыла рот ладонью, глотая беззвучный крик. Как же ты права, Сиил. Я ревную. Я слепну и задыхаюсь от ревности! Почтенные Покровители, имею ли я на это право?!
        - Опомнись, - буркнула Фарле. И мне показалось, что слова горничная адресовала не Аэнэ. - Он называет тебя Хатцен. Единение - ритуал для души, а не для тела. Пойми уже это.
        Не желая слушать их больше, я хлопнула дверью. Звук получился таким громким, что из дверной щели посыпались щепки, а у меня заложило уши. Раскаяние вырвалось из горла громким вздохом. Глупая, вот глупая! Дала Аэнэ знак, что она победила.
        Я поджала губы. Почтенные Покровители, что я несу?! Пусть побеждает в придуманных ею схватках сколько душе угодно. Я всё ещё замужняя дама, и мне нет дела до руки и сердца потерянного Линсена Морино.
        Площадь, купающаяся в тепле третьего сезона, встретила запахом разогретой пыли и скошенного разнотравья. Солнце, кренясь к западу, растягивало тени по мостовым. Ветер подхватил мою юбку и поволок за собой вместе с первыми сухими листьями. Поток прохожих принял меня, утопив в обилии ярких пятен.
        Я вслушивалась в гомон голосов и птичье щебетание, надеясь, что они заглушат дурные мысли. Но тяжёлые думы всё равно распирали голову, наслаиваясь друг на друга. Уместна ли стратегия выжидания, когда я не могу и предположить, чего добивается от меня Линсен? Не бегу ли я на приманку, как мышь на кусочек сыра? Не переломит ли мне хребет мышеловка Линсена Морино?
        Решение настигло спонтанно и неожиданно. Если Линсен темнит, значит, боится чего-то. Должно быть, и приманивает меня к себе, опасаясь, что я узнала недозволенное. Только где он, корень его страха? В ранах, что заживают по щелчку пальцев? Или под рубашкой, которую он не снимает даже когда единится с женщинами?
        - Посторонись! - проорал кто-то над самым ухом.
        Острый локоть бесцеремонно отпихнул меня к обочине. Камушки обиженно зашептались под туфлями, и я едва не влетела в дерево у края мостовой.
        - Сейчас как пихну в ответ! - сорвалось с губ и улетело в толпу.
        Я обиженно поправила воротник пиджака. И тут круг замкнулся: вот то, что я могу и хочу сделать! Ответить Линсену тем же. Как и незадачливому прохожему, расставляющему свои локти там, где не следует.
        Я больше не буду жертвой. Сегодня я сама стану охотником и перейду в наступление.
        Глава 17
        Два погреба
        Если бы я не знала, что у Анацеа Бессамори есть взрослые дети, я подумала бы, что мы с ней одного возраста. Даже в заурядном домашнем одеянии прародительница клана больше походила на Покровительницу, нежели на рядового члена Совета. Лишь при ближайшем рассмотрении становилась заметна сеточка первых морщин в уголках её глаз, две вертикальные линии между бровями и тяжёлая умудрённость взора.
        Дом Бессамори, что снаружи казался мрачным, как древний склеп, пах сыростью и звенел от наполняющей его суеты. Помощницы по хозяйству, облачённые в серые робы, и дочери Анацеа перетаскивали соленья, продукты и вино из кухни в гостиную. На подоконниках, под завесой тюлевых штор, выстроились ряды разноцветных банок, бочек, кастрюль и бутылок.
        - Прошу прощения за накладку, - сухо произнесла Анацеа, глядя мне в глаза. - Наш погреб подмокал ещё после дождей. А вчера у соседей что-то случилось с водопроводом, и его затопило окончательно. Теперь спасаем продукты. Тяжело, когда в доме нет мужчин.
        Анацеа стянула высокие сапоги, заляпанные грязью до лодыжек. Похоже, она принимала в операции спасения самое непосредственное участие.
        - Извините, - никогда ещё я не чувствовала себя так неловко. - Я приду в другой раз, если потревожила вас в неподходящее время.
        - Даже и не думайте, - Анацеа на ходу набрасывала накидку. - Зейдана рассказала, что вы оказались в беде из-за вашего мужа. Я всегда помогаю, если могу. А это как раз тот случай, когда я компетентна решить вопрос быстро и качественно.
        Звон разбитого стекла, прорвавшийся сквозь суетливый гомон, прервал речь Анацеа. Мы одновременно повернули головы на звук. У лестницы, виновато улыбаясь, расправляла чёрную юбку хорошенькая девушка. У её ног переливалось радужным сиянием озеро из непонятной жидкости и битого стекла.
        - Кантана! - голос Анацеа стал твёрдым и суровым. - Ты такая неуклюжая!
        - Я же не специально! - выкрикнула девушка, накручивая на палец смоляные локоны. Даже в такой ситуации она не упускала возможности покрасоваться. - Просто у меня руки мокрые!
        - Для мокрых рук есть полотенце, - отметила Анацеа. - Немедленно убери всё за собой! И следи за тоном, когда разговариваешь со старшими.
        Кантана обиженно пробурчала что-то себе под нос и, подобрав юбку, взлетела на второй этаж. В чёрном платье непосвящённой она походила на растрёпанного воронёнка, вывалившегося из гнезда. Вдалеке хлопнула дверь, и на мгновение всё затихло.
        - Моя младшая, - пояснила Анацеа. - Самая непростая из четверых. Всё о любви мечтает. И как объяснить ей, что Покровители лишили её этого блага?
        - Моя сестра тоже была непосвящённой, - отметила я.
        - И тоже бунтовала? - спросила Анацеа с живым интересом.
        - Нет, - я мысленно поблагодарила Покровителей за то, что Анацеа не стала задавать неудобных вопросов. - Она называла семью тюрьмой, мужчин - дармоедами, а детей - возмутителями спокойствия.
        Я сразу поняла, что ляпнула лишнего. Взгляд прародительницы клана Бессамори полоснул по коже, как нож. Неловкость защекотала грудь, и я виновато улыбнулась, пытаясь сгладить конфликт. Я поняла важную вещь: хоть Анацеа и приняла меня радушно, она - самый настоящий ментор.
        - Пойдёмте в сад, - Анацеа всунула ноги в чистые ботинки и распахнула дверь чёрного хода.
        Тёплый, колючий от пыли ветер ворвался в дом. Протоптанная дорожка, стелясь от самого крыльца, убегала в яблоневый сад. Сутулые деревья, разукрашенные пёстрой плесенью, выставляли в небо кривые пальцы веток. Луговая трава позади дома росла островками: проплешины чернозёма смотрели вверх, как большие родинки. Здесь не было ни клумб, ни вазонов, как у парадного входа: лишь дикие цветы красовались россыпью пятнышек.
        - Ваши проблемы, - Анацеа сразу перешла к делу, - очень быстро и эффективно решаются. В резерве Совета есть социальное жильё. Правда, не отдельные дома - квартиры. И чаще небольшие.
        Я с облегчением выдохнула. И она ещё считает, что квартира - это плохо? Я без колебаний согласилась бы даже на комнату!
        - У вас есть дети? - поинтересовалась Анацеа, когда нас накрыла сетчатая тень яблонь.
        - Нет, - мотнула головой, подставляя лицо свежему ветру.
        - Это минус, - отметила она. - Семейным отдают предпочтение. Но я попрошу за вас.
        - И чем же я такое заслужила? - спросила я, не веря удаче, что свалилась на голову. В последние дни всё было плохо. Слишком плохо, чтобы ждать хорошего.
        Анацеа остановилась. Осторожно взяла меня под локоть и развернула к себе. Тени плясали по её лицу, расчерчивая золотистую кожу на лоскутки.
        - Скажи, - она внезапно перешла на «ты», - он бил тебя?
        Вопрос был подобен пощёчине. Он звякнул диссонансом по самым глубоким струнам души, едва не порвав; толкнул в котёл с кипящей лавой, не дав возможности удержаться. Лоб захолодило от проступившего пота. Колени предательски затряслись. Воздух, пахнущий яблоками и мёдом, стал густым и вязким.
        - Нет, - я мотнула головой, задохнувшись.
        - Лестница, - проговорила Анацеа, отводя взор. - Вкус крови во рту. Он постоянно наступал на скрипящую половицу. А потом безумная женщина постучала в вашу дверь.
        Холод взвился по ногам, окутал поясницу и сдавил грудь. Захотелось развернуться и помчаться, сломя голову, в объятья третьего сезона. И не останавливаться, пока дом Бессамори не скроется за горизонтом. Поздновато я вспомнила общеизвестную истину! Пророчицам врать нельзя: всё равно не получится.
        Выдох выдрал из горла отчаянный всхлип. Пытаясь защититься от душевной боли, что оказалась куда сильнее физической, я закрыла лицо руками. Ладони потеплели от влаги.
        - Всё в твоих глазах, Сирилла, - пояснила Анацеа, гладя моё плечо. - Ты слишком открытая и доверчивая - всё прошлое наружу. Так нельзя: вокруг много непорядочных людей, которые могут тобою воспользоваться. Даже Кантана от меня закрывается.
        - Вы не ответили, - я вытерла проступившие слёзы. - Почему вы мне помогаете?
        - Во-первых, я ещё ничем не помогла, - возразила Анацеа. - А во-вторых, однажды я сама осталась без дома волею мужчины. С тремя детьми на руках и младшей - в чреве.
        Я шумно выдохнула, не сумев подобрать слова. Я слабо представляла себе Анацеа Бессамори на улице. Хоть и ходили слухи, что она происходит из простолюдинок, и до того, как попала в Совет, была портнихой; когда я видела её манеры и выдержку, в это совершенно не верилось. Как не верилось и в то, что такая сильная и уверенная в себе женщина могла позволить мужчине поднять на себя руку.
        - Тебе надо лишь собрать справки о недвижимой собственности твоих прямых родственников, - отметила Анацеа. - Мать, отец, бабушки, дедушки. И, если у кого-то из них сохранилось жильё в потребном состоянии, нужно будет предоставить список лиц, там проживающих.
        - Но, - я решила рискнуть и воспользоваться ситуацией, - у меня нет на руках всех документов. Часть осталась в доме моего мужа. Могу ли я попросить у вас доступ в городской архив? Там ведь должны храниться копии.
        Анацеа кивнула и легко улыбнулась:
        - Ты вызываешь доверие, Сирилла. Человек с распахнутой настежь душой не может быть плохим.
        Камень свалился с сердца, позволив ему сделать удар. Я и мечтать не могла о доступе в архив! Меня мало интересовали копии досье на предков - все нужные документы я припрятала на работе. Окрыляло другое: теперь я смогу посмотреть данные о пропавших женщинах, и, возможно, обнаружу среди них маму Элси!
        Можно было праздновать маленькую победу. Оставалось только надеяться, что старшая из Бессамори не просечёт мою маленькую хитрость.
        ***
        Из дома Бессамори я вышла с заветным допуском в архив, подписанным прародительницей клана лично и скреплённым магической печатью. Солнце уже клонилось к закату, а тени приобретали фиолетовый отлив. Запоздалые лучи светили слишком ярко. Под их обстрелом я становилась прозрачной и неосязаемой, как листок из гербария. Даже запах скошенной травы, перемешиваясь с потоками ветра, проходил сквозь меня.
        Многоголосье и пестрота улиц кружили голову, стирая границы реальности. Небывалое везение! Неужто удалось прикончить даже не двух, а трёх зайцев одним выстрелом?! Прав был Морино, когда говорил, что Покровители помогают нам руками людей. Ещё вчера я собиралась напроситься к Зейдане в гости на говяжье рагу, а сегодня она сама пригласила меня.
        Теперь я знаю, что Бессамори никак не связаны с грязной историей, в которую я влипла. Стоило прародительнице клана лишь открыть рот, как мои подозрения развеялись окончательно. Мужчин подходящего возраста у Бессамори не оказалось. Да и держать целое семейство в постоянно мокнущем погребе невозможно. Правда, на них изначально думалось меньше всего. Интуиция снова не обманула меня. Научиться бы ещё ей доверять!
        Цветы с пышными венчиками, растущие у обочины, цеплялись за юбку, раскидывая лепестки. Мелкие травинки оставались в складках ткани. Шаркая туфлями по тротуару, я вспоминала список, что остался в рабочем блокноте. Бессамори. Гостиница. Эринберг. И какая-то колбасница, чью фамилию я благополучно забыла.
        Пожалуй, дела обстояли не так ужасно. С одним из пунктов было покончено. Гостиницу я собиралась проверить после ужина, когда в коридорах не останется постояльцев. А вот Эринберг…
        Я с надеждой посмотрела вдаль: туда, где мощёная дорога сходилась с небом, целуя горизонт. Богатые дома издалека виделись игрушечными и смешными. Казалось, стоит сжать их пальцами - и рассыплются веером досок и градом камней. Где-то там, на самом краю элитного квартала, в тени лиственниц и раскидистых вязов, обустроил своё гнёздышко Эринберг.
        Я могла найти ответы на свои вопросы и подстрелить четвёртого зайца. Прямо сейчас. Осталось только набраться смелости и нахальства.
        Страх царапнул сердце. Один раз, другой, третий. Мысль о том, что мне придётся стучаться в чужой дом и придумывать лживые поводы, чтобы проникнуть внутрь, убивала энтузиазм на корню. Не по душе мне врать, хоть делать это я умею. Но странные порывы подводили меня всё ближе к глухому забору в два метра высотой. «Почему нет?» - кричало любопытство, спирая дыхание. Разум ворчал, но соглашался. Лучше сделать всё и сразу.
        Ноги, просеменив по тропке меж розовых кустов, остановились напротив калитки, предательски отяжелели и вросли в землю. Дверь в жилище Эринберга больше напоминала вход в склеп: цельнометаллический лист, украшенный кованым узором и простыми полированными камнями. Машинально повторила пальцем контуры завитков. Пыль отпечаталась тёмной линией под ногтем. Очевидно, здесь бывают лишь избранные. И какую изысканную ложь я должна изобрести, чтобы проникнуть внутрь?
        Я поднесла ладонь к верёвке колокольчика. Поднесла, и тут же снова уронила. Как же страшно наедине со своей бедой, о которой никому не можешь рассказать! И с домыслами, что вынуждена в одиночку проверять на правоту. Но ещё страшнее, когда можешь полагаться только на себя.
        Подняла голову в небо, хватаясь за последнюю нить. Может, хотя бы Покровители дадут подсказку и помощь в трудный час? Но и они не услышали мой зов. Красноватые облака в вышине даже не шелохнулись. Лишь стая птиц пролетела над головой, курлыча и щебеча. Да ветка дерева из сада Эринберга стукнула по краю забора, уронив к моим ногам пару перезрелых абрикосов.
        Бархатные плоды, потерявшиеся в траве, намертво приковали взор. Испуг полоснул по рёбрам и попросился наружу тошнотой. Я проглотила комок, застрявший в горле. Сомнение неожиданно переросло в твёрдую уверенность: те, кого я ищу - здесь. За этим забором. Они не могут быть в другом месте.
        Рука снова потянулась к звонку. Дрожащие пальцы застыли в миллиметре от верёвки. В голове мелькнуло, что можно было бы попросить Линсена о помощи, но я сразу прогнала соблазнительную мысль. Доверять тем, кто не вызывает доверие - прямой путь к провалу. Я справлюсь, как справлялась всегда.
        Звонок прозвучал глухо и отрывисто. А потом наступила тишина.
        Молчание по ту сторону забора затянулось. И я собралась было развернуться и уйти восвояси, благодаря Покровителей за то, что уберегли от необдуманного поступка. И даже сделала осторожный шаг в сторону. Но тут калитка заскрипела и заискивающе приоткрылась.
        - Моё почтение! Чем могу помочь, госпожа? - в щель просунулось одутловатое лицо пожилого нефилима, по всей видимости, прислужника Эринберга.
        - Моё почтение! - язык неожиданно прирос к нёбу. Я выдавливала фразы по слогам, надеясь, что не выгляжу безумной. И что моя ложь звучит убедительно. - Право, мне так неудобно.
        - В чём дело?
        - Я жрица из амбулатории, Гэйхэ Василенко. Я работала на домашних вызовах и проходила мимо вашего дома. Ветер подхватил мой зонт и унёс за ваш забор.
        - Зонт? - нефилим с сомнением посмотрел в небо. - Но ведь дождя не было, да и туч не видно.
        - Я защищаюсь от солнца, - пояснила я, поражаясь собственной глупости. И тому, как быстро изобретаю ложь. - Моя кожа плохо реагирует на световые лучи. Не могли бы вы вернуть мой зонт?
        - Сейчас, госпожа, - нефилим нырнул за забор, предусмотрительно прикрыв за собой калитку.
        Пара минут ожидания растянулась до масштабов вечности. Звуки, замедлившись, спустились на регистр ниже. Голоса прохожих стали грубыми и басовитыми, а ржание лошадей превратилось в раскаты грома. Сердце колотилось редко и громко, как гонг. Подмывало убежать, пока прислужник не догадался о подлоге. Но ощущение, что я вот-вот прикоснусь к разгадке, держало на месте, как тяжёлые оковы - узника. Я не смела ни отвернуться, ни уйти.
        Страшные домыслы лезли в голову, как ядовитые пауки. Образы переплетались хаотичной сетью, рисуя картины вероятного будущего. Что, если Эринберг, прознав о моих догадках, посадит меня в погреб вместе с узниками, и мне придётся дожить остаток дней взаперти? Воображение построило перед глазами голые стены, земляной пол, утоптанный тремя парами ног, и жёсткие нары с мешковатым бельём. Память воскресила лязг засова, и удушье подступило к горлу. Такой судьбы я себе не желала. «Хватит! - оборвал гнусные размышления здравый смысл. - Посмотри, сколько вокруг свидетелей! Если тебя объявят в розыск, каждый сможет вспомнить, что ты стучалась в дом Эринберга».
        Я с надеждой посмотрела на прохожих, несущихся мимо. Отсутствующие лица, уставшие глаза. Вечерняя суета явно не способствовала внимательности. Она стирала людей с лика города, оставляя взамен лишь акварельные пятна костюмов и спутанные ароматы духов. Никому не было до меня дела. Ни-ко-му.
        Может, это и к лучшему.
        - Никакого зонта нет, - лицо с мешками, застывшими на нижних веках, снова показалось в проёме.
        - Пожалуйста, поищите ещё, - попросила я, улыбнувшись.
        - Может, зайдёте за ним завтра?
        - Понимаете, милый господин, - я сделала жалобный взгляд, - закатные лучи так горячи и агрессивны. Пока я дойду до своего дома, с меня слезет кожа. Я прошу вас, помогите мне!
        - Я попрошу для вас зонт у господина, - отозвался нефилим и снова нырнул за калитку, оставив её приоткрытой.
        Когда его шаги растворились в мелодии городской суеты, я обезумела окончательно. Ибо иначе, как сумасшествием, объяснить мой поступок невозможно.
        Набравшись смелости, я приоткрыла калитку и заглянула в сад. Лязг металла, вперемешку с грубым гудением петель, ошпарил страхом и повесил перед глазами чёрную пелену. Рассудок, опьянённый испугом, отправился гулять восвояси. На миг я забыла своё имя. Мало понимая, что творю, я юркнула в зазор между забором и калиткой, притворила за собой дверь, и спряталась в тени абрикосовых деревьев.
        Нырнув за толстый ствол, я оглядела двор. Дом Эринберга смотрелся весьма скромно на фоне коттеджей элитного квартала: три колонны, подпирающие белокаменный балкон, треугольная крыша и мансарда с круглым окошком. На площадке перед парадным входом плескался фонтан. Мощные струи воды взмывали в облака, впитывали цвет неба, и тут же низвергались, гремя и рассыпаясь мириадами капель. Я едва удержала себя от желания подойти поближе, зачерпнуть ладонями прохладной воды и плеснуть себе в лицо.
        Абрикосовая аллея с мощёными тропками уходила вверх по склону и казалась бесконечной. Деревья, ломясь от румяных плодов, клонились к земле. Ухоженный газон пестрел оранжевыми точками. Судя по всему, фрукты здесь никто не собирал.
        Я прокралась тенью по аллее и обошла дом. Вслушивалась в тишину, надеясь вовремя заметить угрозу, но слышала только свой пульс. С каждым шагом сердце колотилось чаще и громче, а страх сильнее наполнял вены. Глядя на дом с фасада, нельзя было угадать, предусмотрен ли в нём погреб. Зато со стороны чёрного входа, едва проглядывая сквозь поросль розового кустарника, щурились зарешёченные окошки цокольного этажа.
        Стараясь держаться в тени, я пересекла аллею, нырнула в узкий проход между посадками и стеной и прижалась к холодному белому кирпичу. Розы уцепились шипами за юбку, раздирая ткань. Они словно пытались схватить меня корявыми пальцами, чтобы сдать Эринбергу с потрохами. Всё здесь принимало сторону Эринберга: даже гниющие абрикосы в траве.
        Я присела на корточки, скрывшись в переплетении розовых веток. Наклонилась, пытаясь заглянуть в окошко погреба, но лишь поймала лбом острый угол рамы. Вскрикнув от неожиданности, упала на колени. Каменная крошка заколола кожу, прорывая чулки.
        - Глупая, - прошептала я, пытаясь подражать Сиил. - Вот глупая.
        За окошком оказалось огромное пространство, поделённое перегородками на несколько отсеков. В самом центре помещения гордо выставляли бока просмоленные бочки в человеческий рост. Чуть ближе проглядывала стойка для винных бутылок, похожая на пчелиные соты. Дальнюю стену сплошь занимали полки с припасами. И всё. Никаких дверей и никакого намёка на то, что в погребе обитает кто-то, помимо крыс.
        Просунув руку сквозь зазоры в решётке, я толкнула оконную раму. Та на удивление легко поддалась. Меня накрыло приятной волной холода и терпким винным ароматом. Усмехнулась, заметив, что пол погреба выложен полированными досками. Кажется, там даже крысам грустно.
        - Лукас! - проговорила я в открытое окно. Звук раздулся и округлился, наполнив помещение. - Лукас! Ты слышишь меня?!
        - Что вы забыли здесь, госпожа?!
        Взвизгнув от неожиданности, я подскочила. Розовые шипы впились в рукава, обламываясь под натиском плотной ткани. Я чувствовала себя замороженной. Промёрзшей насквозь и прижатой к стенке. Ноги отказывались держать тело, а губы - шевелиться.
        Я действительно оказалась в тупике. Крылатый прислужник Эринберга стоял за моей спиной, поглядывая на меня, как на последнюю воровку. В его руке поблескивала ручка зонта-тросточки.
        - Мне показалось, - я виновато улыбнулась, поймав негодующий взгляд серебристых глаз, - что в кустах валяется что-то белое, и я подумала, что это - мой зонт.
        - Кто позволял вам проходить на территорию? - невозмутимо отреагировал нефилим. Мои оправдания мало его интересовали.
        - Я искренне прошу прощения, - выдавила я, пытаясь побороть страх. - Я так долго ждала вас, но решила, что вы забыли про меня, и…
        - Господин Эринберг запрещает появляться посторонним на территории его владений, - строго заметил прислужник. - Он непременно сообщит в дозор, когда узнает.
        - Но вы же ему не скажете, - я выдохнула.
        - Я давал присягу верности своему господину, - нефилим пожал плечами: столь же невозмутимо, как и раньше. - Потому сейчас позову его. Объясняйтесь с ним, а не со мной.
        Сердце зашлось. Вереница абрикосовых деревьев поплыла по кругу. Только проблем с дозором мне не хватало. Именно сейчас, когда всё рушится, а я даже не знаю, в чьём теле проснусь завтра! Прибавим к этому проблемы по службе и множащиеся слухи и получим репутацию безумной госпожи.
        Но ждать у моря погоды - не вариант. Остался лишь один выход: действовать! Я вдохнула поглубже и распрямила спину. И, на всякий случай, мысленно попросила у Покровителей защиты.
        В следующее мгновение я, оттолкнув прислужника к стенке, нырнула в сумрак аллеи и понеслась со всех ног к калитке. На середине пути малокровие напомнило о себе одышкой, но я бежала, не сбавляя скорости. Я молила Покровителей лишь об одном: чтобы не дали мне споткнуться и грохнуться навзничь.
        - Постойте, госпожа Василенко! - срывающийся крик нефилима догонял меня. Но он явно был не в том состоянии, чтобы тягаться со мной в скоростных забегах. - Вы всё равно за всё ответите!
        Почтенные Покровители! Как хорошо, что я представилась чужим именем!
        Одним прыжком перескочив площадку у парадного входа, я потянула калитку на себя. Металл не поддался, лишь жалобно загудел и заныл на низких нотах. Треклятые Разрушители! Он уже успел её запереть! Замечательный прислужник у Эринберга, ничего не скажешь.
        - Давайте по-хорошему, - речь нефилима разрывала одышка. Его голос неуклонно приближался, сея панику. - Вы сознаетесь, с чем пришли, и я не буду сообщать в дозор.
        Дрожащей рукой я нащупала щеколду и со всех сил дёрнула. Пальцы свело судорогой, а ладонь прострелила боль. Металл отвратительно заскрипел, открывая проход. Не помня себя от счастья, я выскочила на улицу. Одышка стискивала грудь, но никогда раньше воздух не казался мне таким сладким и пьянящим. Да и ноги никогда не несли меня так быстро…
        Враньё. Шестнадцать годовых циклов назад, в тот самый день, я бежала быстрее.
        Глава 18
        Ночные похождения
        Я так и не уснула после ужина.
        Нет, я не выжидала момент, когда гостиничные коридоры очистятся от постояльцев и прислуги, погасят огни и перейдут во власть сумрака. Но происшествие в саду Эринберга оставило в голове дурные мысли, и теперь они копошились внутри, как муравьи. Кто б знал раньше, что игра не стоит свеч, и в его погребе нет ничего, кроме вина и еды?
        Проблемы вокруг меня множились, а путей для отступления оставалось всё меньше. Мания преследования то и дело подкрадывалась со спины и хватала за горло. Эринберг и его прислужник не спустят такое с рук: кому, как не мне, это знать. Что ж, буду надеяться, что хозяин имения не успел меня заметить. И что он не вспомнит моего лица, когда нам придётся столкнуться на улицах Девятого Холма.
        Устав бесцельно валяться в кровати, я встала у окна. Номер для особых гостей разместили точно над чёрным ходом, и это казалось странным. Стоило лишь бросить взор за стекло, как глаза натыкались на неживописную земляную проплешину между гостиничной стеной и каменным забором. И на пару мусорных баков с отходами из ресторана. Правда, за ограждением благоухал вечнозелёным цветом сад Аэнос, а чуть поодаль светилась серебристая башенка Храма Вершителей. Но кому захочется думать о далёком и прекрасном, когда под самым носом - мусор?
        - Милая госпожа, - дверь скрипнула, обозначая желтоватую световую линию и фигурку нефилимки-горничной, - вы ещё не спите?
        - Сон не идёт, - недовольно отозвалась я, поймав себя на том, что трясусь от каждого шороха.
        - Может, отвара? - пропела горничная. - Молока?
        - Нет, - мотнула головой в темноте. - Благодарю.
        Дверь захлопнулась, и в номер прокралась густая темень. Вместе с ней вернулась паника. Влилась внутрь с потоком воздуха, протравила каждую клеточку и стиснула сердце. Я откинула голову назад и принялась считать до ста, уставившись в потолок. Какое-то время до слуха доносилась песня нефилимки, убирающей коридор. Потом что-то щёлкнуло и всё стихло. Ночь задышала полной грудью.
        Попытка уснуть не принесла ничего, кроме нового потока тревоги. Едва я закрывала глаза, как начинался бесконечный бег по абрикосовой аллее. Стоило лишь открыть их, и Сиил с портрета впивалась в меня укоризненным взглядом. Даже когда я отворачивалась, она таращилась мне в спину: пристально, осуждающе. Невыносимо.
        Невыносимо!
        Я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Волнистые тени плыли в лоскутах лунного сияния, извиваясь, как письменные строчки. Неожиданно вспомнился список из блокнота. И обещание проверить погреба гостиницы, что я дала самой себе. Третий пункт из четырёх у меня под носом, а я не шевелюсь! Почему?
        Ответ пришёл сразу. Он обескураживал и выламывал. Если узники обнаружатся в подвале гостиницы, что вполне вероятно, это будет значить лишь одно. Линсен - враг. Враг помогал мне. Я верила врагу и плакала на его груди. Я ревновала врага. И - самое главное - я зачем-то нужна врагу.
        Но разве лучше закрывать глаза и тешиться сладкими надеждами? Разве лучше изнемогать от страха и неопределённости? Если я продолжу трястись, как загнанная мышь, ничего хорошего не получится. Я должна сделать это.
        Я отбросила одеяло и выбежала в клин лунного света. Натянула корсет и простенькое платье без рукавов. Прокралась к двери, как воровка, словно опасаясь, что Сиил может высунуть с портрета руку и ухватить за юбку. Выглянула наружу. Огни ещё не погасили, но голоса уже не слышались. Как и шаги. Пожалуй, если я выйду в коридор прогуляться, это ни у кого не вызовет подозрений. Мало ли, чем я занимаюсь ночью? Может, решила выйти на улицу подышать или выкурить сигарету?
        Я просочилась в коридор, хранящий аромат оплавленного воска, и затворила номер. Отойдя от двери, почувствовала себя подвешенной в небытии, но оттолкнулась от пола и понеслась навстречу страхам. Одинаковые канделябры и огни светильников побежали назад. Я подобралась к лестнице и, осторожно ступая, спустилась на первый этаж. Ковёр, стелящийся по ступенькам, прекрасно впитывал звуки. Чтобы превратиться в тень, оставалось лишь не дышать.
        Правую часть коридора первого этажа - судя по всему, административную - делила пополам стена с резной дверью посередине. У косяка болтался маленький серебряный колокольчик. Что там говорил Линсен? Направо от лестницы и до конца? Теперь я знаю, где он скрывается. Только сейчас мне совершенно не хотелось, чтобы он меня заметил. А помощи от него - и подавно.
        «Не открывай сердце тому, кто может оказаться врагом, - пропела Сиил в голове. - Выпьет кровь и зальёт вместо неё смолу. Иногда ты бываешь такой глупой, Сирилла».
        Игнорируя голос, столь же явственный, как парализующий ужас, я пересекла коридор и нырнула в затемнённый холл перед чёрным ходом. Темнота вобрала меня, укрыв от посторонних глаз. Судя по тому, что светильников и мебели здесь не было совсем, пользовались холлом крайне редко. Однако надо отдать должное горничным, пол блестел чистотой, растягивая по доскам одинокие блики из коридора.
        Темнота скрыла звуки и запахи, лишив контакта с реальностью. В мимолётном небытии я даже забыла, как дышать. Пара шагов во мраке, и я упёрлась в дверь, перегороженную засовами. Прислонилась к старому дереву ухом, словно оно могло дать подсказку. По ту сторону жалобно выл ветер. Так пронзительно, что хотелось подхватить его мелодию и выплакать её слезами.
        Прокралась в дальний угол и наткнулась ещё на одну дверь в боковой стене. Собравшись с мыслями, толкнула её, только она не поддалась. Лишь скрипнула, будто насмехаясь. Я скользнула рукой по косяку, пытаясь найти засов. Чуть пониже ручки болтался небольшой навесной замок.
        Может, это и есть вход в погреб? Неспроста же он заперт!
        Припала к двери, надеясь услышать шаги или плач. Но уши залила гробовая тишина. Ясно было одно: ловить здесь нечего. Кажется, я надумала себе слишком многое.
        Выпрыгнула из темноты, сдерживая учащённое дыхание, и по наитию рванула влево от лестницы. Безмолвные двери с номерами проносились мимо, сливаясь в жирную размазанную линию. Коридор повернул под прямым углом, сделал крюк и вынес меня точно к двери ресторана. Судя по мёртвой тишине, пропитавшей всё вокруг, концертов сегодня не намечалось.
        Ресторан! Почему я раньше не подумала о нём?! Я засмеялась в ладонь, поражаясь тому, как же просто всё гениальное. За залом для посетителей наверняка есть кухня, где работают повара. У них должен быть доступ к свежим продуктам, а, значит, и к погребу!
        Я осторожно отворила дверь и нырнула в тихую темень, как в море. Сквозняк, просочившись сквозь щель, подхватил моё уставшее тело, как кавалер в танце, и потащил в проход между рядами столов.
        Лунный свет стелился у ног мутными квадратами. Струящиеся блики очерчивали столы и стулья. По мере того, как я приближалась к центру зала, паника нарастала. Это была моя личная пляска смерти. В зловещей тишине моё дыхание казалось громовым и звенящим.
        Или это не я дышу?!
        Словно в подтверждение опасений, я ощутила кожей чужой взгляд. Он скользил по плечам, впивался промеж лопаток, ниспадал на поясницу. Кто-то в темноте безмолвно выжидал момент, чтобы показаться. И, возможно, броситься на меня.
        Остановившись на середине зала, я обернулась и встретилась глазами с лунной пустотой. Очертания двери поглотил густой мрак: колючий и холодный. Вдохнула поглубже, пытаясь побороть страх. Я уже жалела, что мне приспичило выбраться из номера именно в этот час. Темень вокруг казалась переполненной порождениями Треклятых. Ещё шаг - и когтистая лапа схватит за лодыжку, опрокинув на пол! И потащит в самое сердце прибежища Разрушителей.
        - Кто здесь? - прошептала я едва слышно. Завывание сквозняка стёрло мой голос, превратив в едва уловимый сип. На большее меня не хватало: мешал страх. И неприятная боль в уголках иссохших губ.
        Темень зашевелилась и засопела. Забугрилась тенями, поменяла цвет, вспучилась, как огненное варево в котлах Разрушителей. Сомнений не осталось: я не одна здесь.
        Темнота двулика: она таит опасность, но может и укрыть. Всё зависит от того, каким языком с ней разговаривать. Я могла бы скользнуть в закуток у сцены, спрятавшись во мраке. Я могла бы лечь на пол, слившись с тёмной дымкой, и отползти назад, выжидая, пока незнакомец выйдет в полосу света и покажет лицо. Но рациональные решения, как и всегда, добрались до моей головы слишком поздно. Да и удушье, порождённое ужасом, слишком сильно держало горло. Поэтому я покорилась бесплодной панике.
        Завизжав во весь голос и помянув Разрушителей, я ринулась к выходу, прямо навстречу таинственному гостю. Паника охватила мышцы жидким огнём, сжигая заживо. Меня заносило то в одну сторону, то в другую; кидало между полосами света и глубокой тьмой. Финал моего неудачного выхода предрешили отполированные половицы. Поскользнувшись с разбега, я налетела животом на стол и согнулась от боли, пронзившей всё существо. Рухнула на пол и жалобно застонала.
        Когда темнота ответила сопением, страх пригвоздил меня к половицам. Тело одеревенело и стало чужим. В какой-то момент страх достиг своего апогея, и мне показалось, что я вот-вот впущу в себя Элси. Что будет делать хитрая девочка наедине с неизвестным врагом? Ясно, как день: подставлять моё тело под удар! Но реальность вернулась ко мне, когда ладони инстинктивно заскребли по паркету, пытаясь уволочь непокорное тело под стол. Стало легче. Но лишь на миг. Потому что темнота впереди выплюнула тень, а в тишине раздались шаги.
        Отвернувшись, я попыталась прочитать ключ. Глупо было рассчитывать на базовое заклятие защиты, но всё же это лучше, чем не пытаться спастись вовсе. Но ничего не получилось. Ссохшиеся корками губы не размыкались вовсе, а язык во рту едва ворочался, путая слова и искажая звуки.
        Тень заслонила озерцо лунного сияния перед моим носом. В воздухе задрожал аромат сухой лаванды, мелиссы и мускуса, и я поняла: мой конец настал. Сейчас я уйду к Покровителям. Некоторые жрицы из амбулатории утверждали, что знают, как пахнет смерть. Теперь знаю и я.
        Закрыла лицо дрожащими руками, пытаясь обмануть неизбежное. Слишком взбудораженная, чтобы плакать, и слишком гордая, чтобы сдаваться.
        - И что вы делаете здесь в такой час, госпожа Альтеррони? - заговорила тень. Тяжёлая рука легла на плечо, прогоняя тревоги.
        - Линсен, - выдохнула я, не оборачиваясь. - Морино.
        Вот так сюрприз! Это был он: человек, чьи раны слишком быстро заживают. Человек, которому от меня что-то нужно. То ли друг, то ли враг, то ли просто так. Впрочем, судя по тому, что вчера он заставал меня в самых неожиданных местах, я могла предугадать его появление. Я не удивилась бы, даже обнаружив его поутру в своей уборной.
        - Не спится? - он обошёл меня и присел на корточки.
        - Я хотела найти что-то, - разум лихорадочно искал решение, - что помогло бы облегчить мою головную боль. И подумала, что на кухне есть луковая шелуха.
        - Луковая шелуха? - Линсен улыбнулся. Лунный свет заискрился в его распущенных волосах. Я поймала себя на постыдной мысли, что очень хочу их коснуться.
        - Из неё готовится отвар для облегчения мигреней, - я не сдержалась и улыбнулась в ответ.
        - Ты могла бы попросить меня, - заметил Линсен, протягивая руку. - Я знаю здесь всё.
        - Я думала, что ты уже уснул, - постанывая, я села на полу. Обхватив его ладонь своей, поднялась на ноги. - К тому же, я могла помешать.
        - Гулять по темноте опасно, Сирилла, - выдохнул Линсен с непонятным наслаждением.
        - Не опаснее, чем доверять первому встречному.
        - Ты доверяешь первым встречным? - он криво усмехнулся. То ли действительно не понял, кого я имею в виду, то ли намеренно старался меня смутить. - И кто из нас первый встречный, я хотел бы знать?
        - Линсен Морино, - отрезала я. - Кажется, ты вызвался мне помочь, а не задавать дурацкие вопросы.
        Линсен извернулся и надменно посмотрел на меня из-за плеча. А потом - протянул руку, приглашая пойти за собой.
        - Я не жрица, но знаю средство получше луковой шелухи, - отметил он. - Идём, Сирилла.
        Ночь слишком сильно сводила с ума, а темнота слишком хорошо скрадывала лица. Наставления Сиил таяли в голове, превращаясь в разорванные звуковые залпы. Захотелось стиснуть его ладонь своей, забыв о том, что я слышала от Аэнэ и горничной. Видно, я действительно обезумела, потому что покорилась желанию и обхватила его горячие пальцы. Почтенные Покровители, я пошла бы за ним куда угодно! Даже в пекло…
        Рациональные мысли обошли меня стороной и на этот раз. Потому что мне даже не пришло в голову спросить у Линсена, что он делает в ресторане глубокой ночью.
        Глава 19
        Выше неба
        Место, которое я искала, действительно нашлось за кухней. Две тяжёлые двери с засовом скрывали ход с мощёной лестницей. Самое удивительное, что дорогу мне показал именно Линсен, хотя я и словом не обмолвилась. Открыл окно в глубину, пропахшую чернозёмом, зажёг свечу и смело шагнул внутрь.
        Я застыла у порога, опасаясь ступить на лестницу. Порицания Сиил воскресли в голове, и теперь звучали с удвоенной силой. «Не ходи за ним, - твердила она строго, - пропадёшь! Запрёт тебя там - пути обратно не будет. Ты не знаешь, друг он или враг».
        «Не знаю, - согласилась я мысленно, - но мне очень хочется ему верить».
        «Ты опять думаешь сердцем! - возмущению Сиил не было предела. - Включи голову, глупая!»
        «Зато не чёрствая», - возразила я, и Сиил, обидевшись, смолкла.
        - Тут совсем не страшно, - угадав мои чувства, Линсен сделал пару шагов вниз. Тусклый свечной огонёк выхватил облачко на крутых ступеньках. - Иди за мной.
        - Я лучше тебя здесь подожду, - проговорила я, ёжась от подступившего холода. - Я боюсь крыс. И пауков боюсь. И тебя. Немножко.
        - Ну, - Линсен пожал плечами. В свете открытого пламени его волосы казались огненными. - Как знаешь. Смотри дел не навороти: мой отец, если что, спросит с тебя.
        - Я что, похожа на воровку?!
        - Нет, ты похожа на ураган, - произнёс Линсен с укором. В его голосе больше не слышалось приторно-наигранных интонаций. Теперь он не притворялся. - С молниями, громом и порывистым ветром.
        Отвернувшись, Линсен продолжил спускаться. Свечной огонёк отдалялся с каждым его шагом, превращаясь в крошечного светлячка. Он уносил пламя с собой, а меня обступала тягучая темень. Сгустившаяся вокруг ночь кусала за плечи, облизывала кожу, как бродячая собака, проникала в лёгкие с дыханием. Вместе с темнотой вернулся страх. Паника накрыла с головой, просочилась сквозь кожу холодным потом и прорвалась наружу криком:
        - Линсен!
        Чёрный рот погреба отразил мой вопль, как большое зеркало, и отправил обратно. Эхо задрожало под потолком. Крошечный светлячок задёргался во мраке.
        - Спускайся, Сирилла! - донеслось из глубины.
        Не помня себя от ужаса, я сделала первый шаг. Прохлада окутала плечи, как шаль. Словно во сне отсчитала два десятка ступеней вниз. А потом - столкнулась с ним лицом к лицу в золотистом облачке света.
        - Кто страшнее? - Линсен улыбнулся. - Темнота или я?
        - То, что скрыто мраком и масками, - выдохнула я ему в лицо. - И то, что не может обнаружить даже свет.
        - Не беспокойся, - он пожал плечом. - Если у кого-то из нас двоих и есть дурные намерения, то только у тебя.
        Пара шагов, и лестница под нашими ногами кончилась. Узкий лаз превратился в квадратный зал с укреплёнными стенами. Помещение сплошь занимали полки с банками, бочками и посудой. Чуть поодаль я заметила стойку для хмельных напитков: такую же, как у Эринберга.
        - Дурмана виноградного мне предложить решил? - выдавила я с пренебрежением.
        - Я думаю, отец не будет возражать, если мы возьмём у него одну бутылку, - Линсен многообещающе улыбнулся, - и разопьём её на двоих.
        Он сделал пару шагов вглубь погреба, вытащил из ячейки склянку с напитком и поставил передо мной. Свечной огонёк взвился по тёмному стеклу спиралью и задрожал на горлышке.
        - Ты вконец обезумел? - я всплеснула руками.
        Линсен лишь загадочно подмигнул. Достал неизвестно откуда два фужера на высоких ножках. Не успела я опомниться, как он бережно разжал мои пальцы и вложил тонкий хрусталь в ладонь. Потом - со щелчком откупорил тёмную бутыль. В затхлом воздухе заиграл сладкий виноградный аромат, и голова тут же пошла кругом.
        - Мы не можем жить в вечном напряжении, Сирилла, - жидкость цвета рубина брызнула в бокал, оставаясь каплями на стенках. - Ни за что себя не упрекай. Тебе нужно расслабиться.
        - Но…
        Линсен щедро плеснул себе вина и пригубил его первым. Даже напивался он с особым изыском. Я лишь растерянно любовалась им, едва удерживая хрусталь дрожащей рукой. Разобравшись со своей порцией, Линсен осторожно поднёс мою руку с бокалом к своему рту. Отпил глоток и облизал губы.
        - Не отравлю, - подытожил он, ухмыльнувшись.
        Опустила взгляд. По рубиновой глади бежали круги. Пламя свечи дробилось на десятки ярких осколков в гранёном хрустале.
        - Пей, Сирилла, - шёпот Линсена пролетел над ухом, как заклинание.
        Он околдовывал. А я не могла ему противиться.
        Сладкий дурман обжёг горло, влился в грудь и спустился горячей волной к самому сердцу. Теплота побежала к кончикам пальцев. Приятное головокружение потопило, размазав мир перед глазами. Пошатнувшись, я уронила пустой бокал и вцепилась в рукав Линсена.
        - Пригласить вас на танец, госпожа? - он бережно коснулся моей руки и вскинул бровь.
        - Полагаю, здесь не лучшее место для танцев, господин, - оглядела погреб, сплошь заставленный полками и шкафами. Как же я благодарила Покровителей за то, что подозрения не оправдались! - Маловато места, да и дышать нечем.
        - Хотите, покажу вам звёзды? - его пальцы проползли по моей щеке и очертили подбородок. Не осталось ни сил, ни желания противиться его прикосновениям. - Мы полетим выше неба.
        - С высоты слишком больно падать, - улыбнулась ему в лицо. Его тяжёлый взгляд, что мог сравнять с землёй и уничтожить, сделался насмешливым и искрящимся, как вино, заточённое в хрустале.
        - Мы никогда не упадём, Сирилла, - Линсен сжал мою руку, но это уже не казалось странным. - Я лишь хотел подняться с тобой на башню. На самый верх.
        - На башню?! - дыхание перехватило от детского восторга.
        - Да приберут меня Разрушители, если это не было согласием, - уголок его рта приподнялся.
        - Шутишь?! Я с самого детства мечтала посмотреть на Девятый Холм с высоты!
        Линсен отхлебнул из горла и таинственно улыбнулся. А потом - стремительно перехватил мою руку и поволок вверх по лестнице. Уже в кухне затушил свечу и швырнул огарок на стол, призвав мрак. Но когда он был рядом, темнота не пугала. Она раскрывала наши сердца.
        Мы вынырнули из столовой через дополнительный выход за сценой и прокрались другим коридором. Спотыкаясь и хохоча, выбрались на угловую лестницу и поднялись на три этажа. Верхнюю площадку заливал свет: витраж во всю стену горел цветным пламенем. Чуть поодаль я заметила крутую лестницу в потолок, что упиралась в чердачное окно. Штукатурка вокруг лаза потемнела от влаги, растрескалась и повисла струпьями.
        - Ты первая, - Линсен положил руку на деревянную ступеньку.
        - Почему я? - с сомнением зыркнула через плечо.
        - Вдруг упадёшь? - он развёл руками. - Кто-то же должен будет тебя ловить.
        - А если… - я задумалась, ища подходящие аргументы. Мысли отвечали пронзительной пустотой.
        - Сирилла, как ты ещё не поняла? - Линсен склонил голову. - Со мной можно без «если».
        - Доверием отвечают только на доверие, - возразила я.
        Линсен промолчал. Лишь поддержал меня за талию, когда я поднималась. А потом - вылез следом за мной на сырой и холодный чердак, разогнав стайку летучих мышей.
        Проковыляв несколько метров по захламлённому, пропахшему пылью и дождями помещению, и спотыкаясь о раритеты и мусор, мы вышли к винтовой лестнице и синхронно задрали головы. Ступеньки, извиваясь по спирали, бежали вверх по стенам круглой башни.
        - Наверх? - спросила я неуверенно.
        Линсен кивнул и пропустил меня вперёд.
        Лестница уводила нас в высь, полную лунного сияния. Я шагала без устали, опьянённая мыслью о высоте, и старалась не смотреть под ноги. В промежутках между ступенями оставалась бесконечная, пронзительная тьма. Казалось, что она ползёт за нами, как тесто, поднимающееся в чане, чтобы растворить в себе и переварить.
        Ступеньки вывели к шаткой двери. Она скрипела петлями и хлопала на ветру, стукаясь о косяк. Щели впускали во мрак расчерченную на полоски ночь. Даже темнота здесь пахла особенно: свежестью и терпкой листвой, лепестками жасмина и остывающими стенами.
        Когда я толкнула дверцу, небо, расцвеченное звёздами, затопило глаза. Холод ночного ветра резанул кожу. Вскрикнула, как ребёнок, не сумев сдержать восхищения.
        - Красиво? - Линсен тронул моё плечо.
        - Достанешь мне звезду? - я протянула ладони в бескрайнюю искристую россыпь.
        - Зачем звезду? - он ухмыльнулся. - Бери целое небо.
        Мы перешагнули порог и очутились на неустойчивой площадке с ограждением. Казалось, пол пошатывается даже от нашего дыхания. Прогалы между прутьями загородки внушали страх, но до чего же он был сладок! Я просто знала: если сорвусь, не упаду. Я стану птицей.
        На дрожащих ногах я подошла к краю навесного балкончика и вцепилась в ограду. Едва посмотрела вниз - ветер отбросил назад волосы и кинул в лицо аромат звёзд. Дыхание остановилось на вдохе, а в груди приятно защемило. Огни домов, утопающие в слоистом мраке, с высоты напоминали тлеющие свечные фитили. Деревья, опалённые гирляндами уличных фонарей - лохматые комочки ваты. Башенка Храма Вершителей торчала из вороха крон, как палец, указывающий в небо. Улочки, едва различимые в ночи, вились, соединялись и вновь разбегались, как нити паутины. У самого горизонта, там, где озеро городских огней гасло, шапки деревьев сливались в бушующее море.
        - До Возмездия Покровителей[11 - - ВОЗМЕЗДИЕ ПОКРОВИТЕЛЕЙ - месть Покровителей людям за неправильный образ жизни, грехопадение, непочтение высших сил и потерю традиционных ценностей. Произошло в 2017 году по старому календарю. Покровители уничтожили почти всю старую землю, оставив в живых лишь ничтожную часть её населения на маленьком пятачке, и один родник на всех. Высшей целью этого действа считается обучение людей согласию, терпению, любви к ближнему, почтению к предкам и высшим силам.] на этом месте стоял храм, - проговорил Линсен.
        Он подошёл сзади, словно пытаясь меня подстраховать. От этой близости стало неловко и жутковато.
        - Откуда знаешь? - мои ладони взмокли, несмотря на холод.
        - Я же здесь с рождения, - услышала в его голосе улыбку. - В грязи заднего двора, если копнуть поглубже, попадаются осколки от витражей, свечи и рисунки по дереву с чужими идолами. А мой отец даже находил там украшения, похожие на амулеты, с изображением распятого мужчины.
        - Гостиница принадлежала твоему отцу и его предкам?
        - Матери, - Линсен заметно помрачнел. - Она ушла к Покровителям, когда я был ребёнком.
        - Прости, - отрезала я, глотая ветер. Как хорошо, что он не видит моего лица. - Моя мать тоже ушла.
        - Не переживай, - прошептал он. - Из песни слов не выкинуть.
        Луна выплыла из-за облака, посеребрив дома и дороги. Ладонь Линсена легла на мою талию. Легла и не отпустила. Его пальцы проползли по ткани платья, собрав её в складки.
        - Ты замёрзла, - выдохнул Линсен мне в ухо. Прядь его волос змеёй соскользнула на моё плечо.
        - Разве? - язык едва шевелился. После произошедшего мне не хотелось, чтобы Линсен видел мои слабости. Даже в мелочах.
        - Кожа покрылась мурашками, - он осторожно коснулся плеча, а потом его голос разбавили беспокойные нотки. - О, Почтенные Покровители… Как же так…
        Внутри оборвалась невидимая нить. Он рассматривал хитросплетения синяков и ссадин на моей коже. В лунном свете не заметить их мог, разве что, слепец. Подарив Линсену возмущённый взгляд из-за плеча, я закрыла ссадины ладонью.
        Сконфуженное молчание растянулось на несколько долгих секунд. Но когда я снова обернулась и встретила его отяжелевший взгляд, отвести глаз не сумела. Между нами бежали молнии, и игнорировать нарастающий накал не имело смысла.
        Линсен расстегнул длинный пиджак и, стащив его, набросил на мои плечи. Едва уловимый аромат мелиссы окутал тёплым облаком.
        - Благодарю, - сдавленно пробормотала я.
        Не отвечая, он обхватил меня и притянул к себе. Настойчиво, но ненавязчиво. Я поддалась порыву и крепко вжалась в него, ловя уходящее тепло. Откинула голову на его плечо, задрав подбородок в ночные небеса. И накрыла его замёрзшие ладони своими.
        - Почему я раньше не замечала, что небо зовёт меня летать? - зачарованно пролепетала я, глядя в звёздную синь.
        - Потому что у тебя не было крыльев, - загадочно проговорил Линсен.
        - Крылья не вырастают, - возразила я. - Их можно только отрезать.
        Мне показалось, что Линсен вздрогнул и изменился в лице. Лунный свет выбелил его кожу.
        - Ползать тоже неплохо, - сказал он, в конце концов. - Того, кто рождён для неба, легче подстрелить. Сначала целятся в летящих. Потом - в тех, кто учится.
        Знакомая кривая улыбка согрела его губы. До боли захотелось поднять ладонь и очертить её контуры пальцем. Чтобы вобрать в себя, впечатать в сердце и никогда не забывать.
        - Знаешь, - снова заговорил Линсен. - Сегодня я впервые задышал с того самого момента, как…
        Он проглотил слова, но я знала, что он имеет в виду. И чьё имя не желает вспоминать сейчас, дабы не растворить прелесть мгновения. Я даже догадывалась, как её звали.
        - Тсссс, - я приложила палец к его губам.
        Он ловко перехватил мою руку и крепко сжал в своей.
        - Нет, не сегодня, - добавил он, глядя мне в глаза. - Вчера. Вчера…
        Горячее дыхание вплелось в волосы. Сухие губы прокрались по шее вверх и осторожно прикусили мочку уха. Пульс загремел в висках, ускоряясь. Красный дурман сделал своё дело. Безумие достигало предела, срывало маски, освобождая потаённые желания и жажду. Но разве не этого я хотела сейчас?
        Ветер ударил в лицо, охлаждая разгорячённые щёки. Я стиснула пальцы Линсена так сильно, как могла, и повернулась к нему. Встретила желтоглазый взор. Короткое мгновение, переполненное молчанием, показалось вечностью. А потом он смял мои губы своими, напористо и дерзко. Приоткрыл мой рот языком и проник внутрь. Его вкус опьянял сильнее, чем бокал хмельного. Не пытаясь сдерживаться, я запустила руки в его волосы и прижала к себе.
        Вопросы, терзавшие душу и разум, неожиданно потеряли ценность. Теперь существовали только мы. Существовала темнота, толкающая наши души навстречу друг другу. И ледяная ночь в звёздной пыли.
        А ещё у нас были крылья. Одни на двоих.
        Глава 20
        Звук его голоса
        Когда прохлада окончательно проморозила кожу, а рассвет разбавил синеву ночи и прогнал звёзды, мы решили спуститься в гостиницу. Небо в окнах сделалось прозрачным, как озёрная вода. Новый день приходил на Девятый Холм, чтобы заставить людей подняться с постелей и влиться в привычную рутину.
        - Довезёшь меня до городского архива после полудня? - спросила я, набравшись смелости, когда мы тащились по коридору к моему номеру.
        - Здесь же рядом, - Линсен с удивлением взглянул на меня и притянул за талию. - Только сад Аэнос перейти, и ты - там.
        - Треклятые Разрушители! - я звонко расхохоталась, и жар неловкости ошпарил щёки. - Я просто хотела побыть с тобой подольше.
        - Тогда довезу, - он улыбнулся в ответ и коснулся губами моего виска. - Только вот в архиве с тобой побыть не смогу: разрешения нет.
        - Я постараюсь это пережить, - выговорила я трагичным тоном.
        Линсен сдержанно хохотнул. А потом - развернул к себе и коснулся рта жадным поцелуем. С желанием распахнула губы навстречу и приникла к нему. Я не могла им напиться. Тело отзывалось волнами жара, опустошая и выжигая. Почтенные Покровители, только не дайте мне потерять рассудок!
        Когда Линсен оторвался от меня, я беспомощно повисла у него на плече.
        - Поосторожнее, - пробормотала ему в ухо. - Покровители не могут затереть наши страницы начисто. Вы, господин Морино, всё ещё потерянный мужчина. А я - всё ещё замужняя женщина.
        - Могут, - Линсен коснулся моих волос. - Исписанные листы вырываются в секунду, а бумага быстро становится пеплом. Главное, чтобы был огонь.
        - Не всё так просто, - заметила я. - От вырванных листов в переплёте остаются корешки. И их не вытащишь, покуда не расшнуруешь всю книгу.
        Он бережно взял моё лицо в ладони, пропуская своё тепло сквозь кожу. Долго и пристально смотрел в глаза, сминая и вознося. Поцеловал в уголок губ и неожиданно отпустил, словно не желая выставлять напоказ эмоции. А мне так хотелось раствориться в нём.
        - В одном ты права, - настороженно пробормотал Линсен. - В этих коридорах пахнет чужаком.
        - Хорошо хоть не дохлыми мышами, - я прикрыла рот, пытаясь разбавить опасную атмосферу притяжения.
        - О, и ты эту историю слышала? - удивился Линсен. - Про, якобы, проклятье?
        - Жрица Василенко рассказала, едва узнала, - пояснила я. - Разве это не была месть Лазовски?
        - Люди предпочитают верить тому, чего не видят, нежели жить с открытыми глазами, - Линсен махнул рукой. - Обслуга просто удачно потравила крыс. Да так, что вместе с ними сдох добрый десяток дворовых кошек. После того, как отец самолично вычистил погреб, смрад ушёл.
        Объяснение казалось простым и разумным. Линсену верилось куда больше, чем Гэйхэ Василенко.
        Тишину коридора неожиданно разбавили шаги. Тяжёлая, но уверенная поступь. Звук утопал в ворсе ковровых дорожек, видоизменяясь и искажаясь.
        - Говорил же - чужаки, - шепнул Линсен, отстраняясь от меня. - Не выдавай нас.
        - Ага, - я улыбнулась.
        Не думала, что так сложно будет выполнить это простейшее поручение! Эмоции прорывались наружу словами, дыханием, жестами. Распирали грудь так, что я давилась воздухом и то и дело кашляла. Впрочем, и Линсена выдавал насмешливый, искрящийся взгляд. Его глаза выражали чувства куда явственнее, чем он сам.
        Коридор изогнулся крючком, и мы вышли в широкий холл. Идти осталось недолго: мой номер находился в десятке метров от развилки. Крупная фигура двигалась навстречу нам со стороны лестницы. Судя по амуниции, незнакомец оказался дозорным.
        - Здесь расположены более дорогие номера, - начал Линсен серьёзным тоном, и меня едва не пробило на хохот. - На одну, две, три и четыре персоны. Есть помещения для особых гостей, с удобствами прямо в номере. Вы можете арендовать недорогой номер в конце коридора, но там имеются некоторые минусы…
        Слова Линсена потерялись в громком стуке моего пульса. То, что происходило вокруг, не просто настораживало, а пугало. Дозорный, что шёл навстречу, был мне знаком. Третий раз за последние дни я встречалась с ним, и третий раз мороз шёл по коже от его бесцветного взгляда. Но что он забыл в гостинице, ранним утром?
        - Кто это? - спросила полушёпотом, но ответа так и не дождалась.
        Впрочем, Линсен не выглядел ни удивлённым, ни напуганным. Более того: когда мы поравнялись с мужчиной, пожал его руку. Эти двое улыбались друг другу, как старые знакомые!
        Треклятые Разрушители! По какому праву он явился в место, где я укрылась? Что происходит?!
        Удивление и негодование нарастали. Неудержимо смеяться уже не получалось. Дрожь пробежала по телу, как разряд молнии. Вспомнилась навязчивость Линсена, которую я почти списала на мимолётную увлечённость мною. Теперь в голове рождались совсем другие выводы, верить которым не хотелось. Выходило, что меня преследуют двое. И что эти двое связаны.
        - Уже заступили, господин Уорт? - проговорил Линсен вместо приветствия. - Рановато вы на ногах.
        - Дело не терпит, - произнёс дозорный, сверкнув блеклыми глазами.
        Я окаменела. Пол под ногами задрожал, угрожая разверзнуться и уронить вниз. Дозорный Уорт говорил знакомым голосом! До боли, до кислой истомы, сводящей щёки и язык. Более того: интуиция слышала в нём угрозу. И рождала стойкую подсознательную уверенность, что к этому человеку лучше не приближаться.
        Неужто тот неприятный инцидент в амбулатории так отпечатался в моём подсознании?
        - Проследите, чтобы постояльцы и гости не беспокоили меня до полудня, - распорядился Линсен.
        - Будет сделано, - покорно отозвался дозорный.
        Ноты его голоса впивались в уши, как накалённые иглы. И с каждым звуком он казался всё более знакомым. Где я могла с ним разговаривать, если не брать в расчёт амбулаторию? Где?! Я в недоумении поглядывала на дозорного, словно он даст мне ответ, и искала в архивах памяти нужные воспоминания. Догадка бултыхалась под самым носом, но едва я пыталась схватить её, она выскальзывала из рук, подобно мелкой рыбёшке.
        - Ваш отец в порядке? - Почтенные Покровители! Не могу больше слышать его!
        «Элсарио!» - выкрикнула память, и сердце упало в пятки. Захотелось убежать прочь. Раствориться в воздухе, провалиться в пекло к Разрушителям. И я бы непременно сделала это, если бы не знала: Элси вернёт меня обратно. Непременно вернёт.
        - Немного перебрал вчера, - отметил Линсен с горестью. - Вместе с Гризельдой. И теперь я вынужден сам показывать постояльцам номера.
        Дозорный понимающе кивнул. Бросил на меня оценивающий взор из-под вздыбленных бровей. «Вспомнил!» - закричало подсознание, выудив искры из его зрачков.
        - Найдите прекрасной госпоже номер поскорее, - пробурчал он, рассматривая меня, как куклу. Улыбнулся во весь рот, продемонстрировав жемчужные зубы. - Того и гляди уснёт.
        Я жадно вслушивалась в интонации его голоса, которые уже казались не слишком похожими. Может, я сама надумала это сходство? У разных людей бывают одинаковые голоса. Слишком многое произошло за последние дни, и я вполне могла перепутать. Мы сами придумываем себе страхи, сами заключаем себя в темницы и сами смыкаем кандалы на своих запястьях.
        Напевая себе под нос, Уорт поспешил по коридору дальше. А я, наконец, поняла, что вызвало его улыбку, и выдавила нервный смешок. Пиджак Линсена всё ещё болтался у меня на плечах. Должно быть, похождения младшего Морино уже никого не удивляют. Даже дозорных.
        За грудиной царапнуло. Почему все здесь закрывают глаза на то, что потерянный мужчина кутит с женщинами?! Почему никто ещё не попытался отправить Линсена в Пропасть, которую он заслужил одним поцелуем на крыше? Не может быть, чтобы у молодого и преуспевающего мужчины не было недоброжелателей!
        - Элсарио? - осторожно поинтересовалась я, когда дозорный скрылся за поворотом.
        - Элсарио? - непонимающий взгляд Линсена развеял сомнения. - С чего бы тебе поминать Покровителя людских судеб?
        - Этого мужчину ведь зовут Элсарио Уорт?!
        - Ты с кем-то путаешь его, - ответил Линсен. - Это господин Джейсон Уорт. Служит в охране гостиницы в свободное от дозора время, сколько я себя помню. Возился со мной, ещё когда я малышом был.
        - Я раньше видела его в городе. Он показался мне странным, - сдавленно пробормотала я.
        - Джейсон замкнулся в себе с тех пор, как жена, едва родив, бежала и оставила его молодым и потерянным, - пояснил Линсен. - Отец так говорит. Я узнал его уже таким.
        - Но зачем ей это было нужно?
        - Кто знает, - выдохнул Линсен. - Может быть, она полюбила другого. А, возможно, родила дочь и не хотела, чтобы он отдал жизнь за Посвящение. Джейсон не осуждает её.
        - Я видела, как он бил мальчика, - призналась я. - Воришку. И до сих пор не могу опомниться и выкинуть это из головы.
        - Долг любого дозорного быть жестоким к тому, кто преступает Устои и Положения, - вздохнул Линсен. - Как бы дико это ни звучало.
        - А Джейсон выращивает абрикосы? - спросила я между делом.
        - Что, вспомнила? - Линсен хохотнул. - Уже покупала у него фрукты?
        Тревога нахлынула с новой силой. Пробежалась по мышцам дрожью, сжала грудь и остановила дыхание. Уверенность в том, что Джейсон Уорт - это Элсарио моментально перекроила мир и распорола прежние истины на лоскуты. Не может быть столько совпадений на пустом месте! Но самое жуткое, что Линсен связан с ним. Как-то, но связан. Неспроста они оба появились в моей жизни и начали мельтешить перед глазами. Я нужна им.
        Я снова заблудилась в трёх соснах. Ходила кругами, приминая хвою, ставила метки, но возвращалась в начальную точку. Как разрушить эту иллюзию и не запутаться ещё сильнее? И где искать ключ к разгадке? Может, под рубашкой младшего Морино?
        Линсен распахнул дверь моего номера. Линия утреннего света забрезжила из щели и легла на пол, разделив нас. Я перешагнула порог и сразу почувствовала себя одинокой. Одинокой и напуганной. Наспех зализанные раны застонали с удвоенной силой, а сердце запрыгало в груди, как отбойный молот. То ли от страха, то ли от плотской похоти.
        - Приятных снов, госпожа Альтеррони, - Линсен заглянул в щель и закусил губу. - Так значит, после полудня.
        - Нет, господин Морино, - мои руки задрожали. - Сейчас. Сию минуту.
        Мысли подёрнулись болотной мутью, а в голове гулко застучало. Не желая искать себе оправданий и надумывать очередные страхи, я обхватила грудь Линсена и втянула его в номер. Когда дверь захлопнулась, отгородив прохладную негу коридоров, я позволила ему неуклюже навалиться на себя и прижать к стене. Тёплое, разорванное дыхание пролетело над плечом и зашевелило локоны у виска. Сильные руки обхватили мои плечи и потянули на себя. Его трясло, как в лихорадке. Промахиваясь и задыхаясь, я нашла его губы и впилась в них, как в живительный источник. Скользнула поцелуем по шее и упёрлась в застёгнутый наглухо воротник.
        - Ты обжигаешь меня, Сирилла, - проговорил он, и мурашки побежали по плечам. Что делать, когда один лишь голос потенциального врага сводит с ума?
        - Так гори! - обогнула губами линию его воротника.
        - Утром, когда зелёный змий освободит вас, вы будете жалеть, госпожа Альтеррони, - прошептал Линсен в самое ухо, подстёгивая мой азарт. - Вы будете очень сильно жалеть.
        - Ну и что, - выдохнула я ему в шею. - Пусть.
        Скользнув дрожащими руками по его груди, я нащупала пуговицы на воротнике. Осторожно расстегнула их непослушными пальцами. Я должна использовать момент. Лишь бы Покровители не позволили мне обезуметь от его прикосновений.
        - Нет, - сказал Линсен с нарочитой твёрдостью. Неожиданно разорвал объятия и крепко перехватил мои запястья.
        - Извини, - пробормотала я, не справившись с удивлением.
        - Зачем тебе это, Сирилла? - его руки всё ещё дрожали, как и мои.
        - Хотела посмотреть, не прячешь ли ты крылья, - ляпнула я.
        Его дыхание оборвалось на вдохе. Лицо застыло восковой маской, а губы напряглись и стянулись тонкой нитью. Он сжал мои запястья ещё крепче, почти причиняя боль.
        - Говори, - сказал он холодно. - Кто подослал тебя?
        - Это я у тебя должна спросить! - выкрикнула я, не желая мириться с подобной грубостью. - Не я же тебя преследовала!
        - Так сложно ответить? - произнёс Линсен сквозь зубы. - Мой отец как-то в этом замешан, да?
        - В чём?!
        - Сколько тебе заплатили, Сирилла?!
        - Я не понимаю, о чём ты! - почувствовала, как горячие дорожки бегут по щекам. - Ты спас меня, Линсен! Ты подарил мне крышу над головой и еду, когда я вынуждена была бежать от мужа под страхом смерти от его кулаков! Ты успокоил меня и показал, что я - не мусор! Ты протянул мне руку, когда я так в ней нуждалась! Ты возник в моей жизни, как посланник Покровителей! А теперь говоришь, что меня подослали?! Да провались ты к Разрушителям, если мои чувства для тебя размениваются на деньги!
        Вырвав ладонь из крепкого захвата, я залепила Линсену звонкую пощёчину. Звук взмыл под потолок и расколотился на отголоски эха.
        Нет, Линсен не разозлился. Не дёрнулся и не стал бить в ответ, как обычно делал Йозеф. Лишь легонько потёр багровеющую от удара щёку кончиками пальцев. Его взгляд снова растерял искры и стал тяжёлым. Как в первые часы нашего знакомства.
        - Хорошо, Сирилла, - сказал он спокойно. - Мы оба перегнули палку. Извини, если был груб или расстроил.
        - Провались уже, Линсен Морино! - проплакала я, отвернувшись к стене. Больнее разочарования в моей жизни не случалось.
        - Пожалуйста, Сирилла, - выдавил он через силу. - Ответь мне на один вопрос, и я уйду.
        - На один! - я вытирала слёзы. - Не более того.
        - Кто с тобой на этой картине? - он бросил взгляд на дорогой мне портрет.
        - Сестра! - закричала я. Эмоции кололи сердце, как битое стекло. - А теперь уходи!
        - Где она сейчас? - Линсен приподнял бровь.
        - Это второй вопрос! - в ярости развернулась и толкнула его. - И я не обязана на него отвечать!
        - Где твоя сестра, Сирилла? - повторил он вопрос, словно не слыша меня.
        - Я не хочу говорить об этом! - закричала я в истерике. - Молчи о ней, если не хочешь худшего! И, пожалуйста, оставь меня!
        - Несколько минут назад ты хотела, чтобы я остался, - Почтенные Покровители! Он ещё и издевается.
        - Знала бы я, что это всё напускное, не подпустила бы тебя и на пушечный выстрел!
        Помявшись, Линсен распахнул дверь, впустив в номер аромат остывшего воска и чужих шагов. Уже на пороге застыл и бросил взгляд через плечо.
        - Я был искренним с тобой, Сирилла, - выговорил он на прощание. - Настолько, насколько мог себе позволить. Жаль, что ты оказалась не той, кого я в тебе увидел.
        ***
        Мы ещё не успели срастись, но разъединяться оказалось тяжело. Болели губы и сердце. И странная, неосязаемая субстанция, заполняющая лёгкие. Хотелось плакать, но для Линсена Морино было жалко и слезинки. Каждый раз, когда веки начинало щипать, я вспоминала, как он перехватил мои запястья, оборвав поцелуй. Память добавляла масла в огонь, напоминая, как он нарочито придирался к каждому слову в амбулатории. Слёзы отступали. Оставалось недоумение.
        Тридцать битых минут я прижималась лицом к подушке, вдыхая аромат свежевыстиранного и открахмаленного белья. Вкус порочных поцелуев Линсена горел на губах. Дремота то и дело накатывала, как океанская волна в разгар шторма, и тащила за собой. Но на грани сна и бодрствования глаза непременно раскрывались, и всё начиналось сначала.
        Пиджак Линсена небрежно кучковался на стуле. Золотистые пуговицы поблёскивали во мраке. Интересно, вернётся ли он за ним? И если явится, то когда? Вероятно, выждет момент, когда я отлучусь. Вот и думай теперь, что его так обидело, и где я оплошала. Неужели виною всему сравнение с нефилимом?
        Почему я вообще занимаю этим мысли?! Это я должна обижаться!
        Мало-помалу, сон подступал, и бороться с ним становилось всё сложнее. Тревожная дремота окутала тело тёплым коконом. Погладила плечи, как мать, и одурманила голову. Перед глазами понеслись образы и лица. Деревья, крыши и облака, похожие на лохматых овец. И Сиил. Моя дорогая Сиил.
        Незнакомый звук вырвал из сна, едва глаза смежились. Думала подойти к окну, но лень и усталость намертво приковали к постели. Что-то массивное с грохотом обрушилось снаружи. Потом утреннюю тишь разбавило ржание лошадей и возня. Приглушённые голоса наперебой перекрикивали друг друга. Слова различить не получилось: стекло заглушало внешние шумы. Но, судя по интонациям, снаружи ругались. Трещали доски, падали предметы. А я всё не осмеливалась выглянуть, опасаясь ввязаться в очередную передрягу.
        Когда голоса и звуки стихли, от сердца отлегло. Лошади заржали снова. На карикатурно-высоких нотах заскрипели колёса повозки. И ночь вернула былую тишину, отправив путников в никуда.
        Я смежила веки, но больше сон не шёл. Предательница память снова отправляла меня на крышу, в звёздную высь. В тесные объятия Линсена Морино. Туда, где ночь срывала с губ клубящееся дыхание и смелые слова. В те мгновения, когда Линсен не притворялся и был собой. А я не думала ни о чём, кроме его шёлковых губ.
        Не удержавшись, протянула руку и ухватила валяющийся на стуле пиджак. Прижала к груди, как любовника, вдыхая горький аромат мелиссы. Накинула на себя, как покрывало. Громко звякнув, на постель вывалилась связка ключей.
        Поддела пальцем металлическое кольцо диаметром с добротный браслет и поднесла находку к глазам. На проржавевшем обруче болтался десяток ключей: длинных и коротких, маленьких и больших. Головки болванок выставляли искусные рельефы листьев и цветов. Должно быть, Линсен стянул сиё богатство с поста Аэнэ, чтобы открыть погреб. Если бы эти ключи отпирали его апартаменты, он вернулся бы за ними, несмотря ни на что. В любом случае, пользы от них вряд ли дождёшься.
        Разочарованно приподняла клапан кармана и попыталась запихать ключи обратно. Но нащупала в тёмных недрах нечто куда более интересное. Квадратик гибкого картона с резным краем: таким острым, что можно поранить палец.
        Не сумев побороть любопытство, выудила находку. Долго держала глаза закрытыми, размышляя, что это может быть, и отметая нелепые догадки. А когда, наконец, рискнула распахнуть веки, поняла, что у меня в руках фотография.
        С резного клочка искоса поглядывала молодая женщина в платье под горло, перчатках до локтя и шляпке. Роскошная, вишнёвоглазая, дородная. И, судя по выражению лица, приходящая в восторг от своего отражения в зеркале. Хмыкнув, я повертела карточку, а потом поскребла по ней пальцем. Мы с Сиил с детства мечтали о совместной фотографии, но денег в итоге хватило только на рисованный портрет. Небось, госпожа целое состояние выкинула на этот маленький шедевр.
        Впрочем, материальный вопрос уже вряд ли волновал женщину с фотографии. Несмотря на чудесное исполнение, фото холодило руки, кололо кожу и отталкивало. Так, словно госпожу, запечатлённую на нём, забрали Покровители. И забрали давно. Даже на фото, несмотря на цветущий вид, она не выглядела здоровой.
        Интересно, кто она? Мать Линсена? Сестра? Тщетно я искала схожие черты в облике незнакомки, тщетно успокаивала себя. И упорно избегала правильного ответа, хотя он был ясен сразу. Потому что даже в свои лучшие дни не смогла бы составить конкуренцию этой великолепной женщине.
        «Терпения тебе, мой бескрылый, - буквы на оборотной стороне фото подтвердили самую страшную из догадок. - Помни меня, как великую радость. Люблю тебя. Твоя Хатцен».
        Тошнота подкатила под рёбра и горечью заиграла на языке. Мой бескрылый. До чего странное обращение. Неужели у Линсена для всех пассий один и тот же запас клише? «Помни меня, как великую радость» - что за пошлость? Аж зубы сводит. Я сжала губы, пытаясь побороть оскомину.
        Хатцен вытаращилась на меня с фото, будто осуждая. Как же захотелось разорвать её на клочки! Чтобы не накликать подозрений и не поддаться порыву, запихала фотокарточку обратно в карман и отшвырнула пиджак подальше. Тяжёлый велюр приземлился на край стола, едва не смахнув вазочку с сухими цветами. Ключи обиженно зазвенели из кармана.
        От обиды и разочарования хотелось заплакать. И разодрать себе грудь пальцами, дабы вырвать из себя ту часть существа, что загоралась огнём в присутствии Линсена. Какой же я оказалась глупой! Только последние идиотки покупаются на простейший флирт…
        Едва сон сморил меня, как пиджак сполз со стола на пол, и ключи в кармане снова зазвякали. Вскочила, испугавшись. А в голове проснулась безумная мысль. Она настораживала, пугала, но побуждала действовать.
        Что, если один из этих ключей сможет отпереть дверь у чёрного хода?
        Глава 21
        Чуть ближе к свету
        Пару минут спустя я уже кралась по коридору, вслушиваясь в тишину. В ладони позвякивала связка ключей. Свет уже разбавил темноту коридоров, но по углам всё ещё клубился мрак. Нужно было сделать всё быстро, пока рассвет не успел проникнуть сквозь окна и обнаружить то, что скрыто. И пока Линсену не вздумалось вернуться за пиджаком.
        Я неслышно прокралась по лестнице и спустилась на первый этаж. Бросила робкий взгляд на огороженные апартаменты Линсена. Из-под двери сочилась тьма. Ничто не выдавало его бодрствования. Значит, он не услышит шагов.
        Застыла посреди коридора и навострила уши, пытаясь выловить враждебные звуки в тиши. Запах пыли и оплавленного воска неожиданно стал острым и насыщенным. По плечам и лодыжкам побежал пот. Как бы я хотела повернуть назад, прокрасться в номер и тихо заснуть! Только странное любопытство гнуло свою линию. Прыгало на нервах, дрожало на кончиках пальцев и давило на виски. И нашёптывало в самые уши, что просто так замки на двери не вешают.
        Убедившись, что вокруг спокойно, я нырнула в затемнённый холл. Отдалённую часть, переходящую в чёрный ход, всё ещё затапливала непроглядная темнота. Сквозняк пролетел по полу и обогнул голые лодыжки. Вспомнился свист ветра за дверью чёрного хода, и мороз заколол плечи. Если здесь гуляет ветер, значит, чёрный ход открыт.
        Рядом могут быть люди!
        «Вернись, сестра, - заголосила в голове Сиил. - Ты не знаешь, насколько это может быть опасно».
        «Споси нас тётя гатрэ!» - выкрикнул следом знакомый визгливый тон.
        Вдохнула поглубже липкую темноту, разрешив заполнить тело. И, не послушав сестру, нырнула в недры холла. Дверь отыскалась практически сразу. Навесной замок, запирающий её, по-прежнему был закрыт. Разжав кулак, я начала на ощупь подбирать ключи. Руки тряслись и ныли, мешая выполнять ювелирный труд вслепую, а ключи звенели слишком громко. Мимо. Мимо. И снова - мимо!
        - Я же говорил, что сегодня они не приедут, - незнакомый голос неожиданно прорвался сквозь тишь. Звучал он отдалённо и глухо, что давало надежду. - Нас как всегда развели. Хорошо, если появятся в ближайшую неделю. Я уже распланировал расходы.
        - Может быть, они просто не получили разрешение на въезд, - ответил другой.
        Дыхание тяжёлым камнем застыло под диафрагмой. Ноги окаменели, отказываясь слушаться. Мысли в голове сменяли друг друга слишком вяло, чтобы подсказать правильное решение. Потому - положилась на своё тело и инстинкты. Хотела дать дёру, но топот ног уж точно привлечёт внимание. Оставался один путь - расслабиться и попытаться слиться с теменью.
        Я нырнула в угол и на всякий случай присела, обхватив колени. Задержала дыхание, чтобы не выдать себя. И очень вовремя.
        Дверь чёрного хода распахнулась, и прохлада раннего утра разлилась по полу. Полоса приглушённого света скользнула рядом со мной и тут же сузилась и погасла, застелившись теменью. Загрохотали засовы. Кто-то зашёл через чёрный ход и запер за собой дверь. Судя по едва заметным силуэтам, рисующимся на противоположной стене, их было двое.
        - Нужно латать крышу, - снова произнёс первый голос. - Всё течёт, номера пустуют. Дешёвые материалы быстро изживают себя. Мы должны держать марку.
        - Уговор есть уговор, - голос Уорта. И как я сразу его не узнала? - Не беспокойся об этом. Скоро ты заселишь верхний этаж, и дела пойдут в гору.
        - Никаких сил уже нет, - мужчины застыли в паре шагов от меня. Терпкий аромат сухих трав обдал с головы до пят. Хотелось закричать от страха, но любой звук мог стать последним. - Скоро начну работать себе в убыток.
        Кулаки сами собой сжались. Пальцы впечатались в ладони, едва не продавив кожу. Догадка пришла внезапно, но поражала чёткостью. С Джейсоном шёл хозяин гостиницы, Винченцо Морино! Интересно, у них у всех здесь принято не спать по ночам?
        - Так нагрузи девочек посильнее, - бесстрастно отреагировал Уорт. - Пока я здесь, проблем не будет.
        - Джейсон, - голос Винченцо почти срывался в крик. Мужчина сделал крюк в паре шагов от меня, послав по телу паническую дрожь. Облачко пыли из-под его подошв, пахнущее дублёной кожей, влетело в нос, и я едва не чихнула. - Умоляю тебя, не вынуждай меня подставляться под огонь. Девочки будут делать только то, что сами хотят делать. Я не хозяин им и не враг. Я лишь даю пространство для творчества.
        - Ты просил решение, - отозвался Уорт, - а я - предложил.
        - Я лишь хочу отдохнуть от всего этого, - громко топая, Винченцо поспешил в сторону коридора. - Просто выспаться пару суток, не поднимаясь с постели. И не боясь того, что за мной явятся.
        Затаившись, я наблюдала, как две тени уползают по стене. Чёрные силуэты выплыли из темноты и, скользнув по рельефам колонн, нырнули в коридор. Когда шаги затихли вдалеке, я позволила себе перевести дыхание. Так вот, почему отец Линсена держит при себе квалифицированного дозорного и не меняет его долгие годы! Нефилимки из ресторана имеют сторонний доход, развлекая мужчин. Джейсон Уорт покрывает «Чёрную гвоздику», используя связи и полномочия, а взамен получает хорошую оплату. Всё просто и банально, как мир.
        Интересно, что заставило их топтаться у чёрного хода в четыре часа утра? Может, они заказали стройматериалы за пределами Девятого Холма, и ждали повозку с товаром? В нашем городе не сыщешь ничего годного и днём с огнём. Уж я-то помню, как Йозеф заморочился, когда у нас потекла крыша. Одно успокаивало: меня они не ждали точно.
        Поднявшись, ещё раз вслушалась в звенящую тишину. Время словно остановилось, заморозив для меня мгновение. Ключи в кулаке с готовностью лязгнули, и я решилась. Выбрав один наобум, нащупала замочную скважину…
        Механизм замка затрещал и заскрипел. Ключ легко провернулся в отверстии, размыкая металлическую дугу. Осторожно подёргав замок, вытащила его из петли. Старая дверца распахнулась и, взвизгнув петлями, стукнулась о стену.
        Взору открылся слабо освещённый коридор. Свет струился из узких щелей под потолком, отбрасывая длинные полосы на противоположную стену. Помявшись, я сделала шаг вглубь. Запахло пылью и мышами. Стены так близко подходили друг к другу, что, казалось, вот-вот сожмут меня, расплющив. Я зловредно хихикнула, подумав, что девушка с фото пробралась бы тут только бочком.
        Шаг. Ещё один. Половицы натужно поскрипывали под ногами. В какофонию ароматов вмешался смрад рассыревшего дерева. Стены, казалось, подступили ещё ближе. Надвинувшись, стиснули по бокам и спёрли дыхание.
        Острый луч рассветного солнца прополз сквозь окошко под потолком и неожиданно ударил по глазам. Я откинулась на стену, пытаясь совладать с собой и загнать назад подступившие слёзы. Бросила взор в тот отрезок коридора, из которого шла, но увидела лишь узкую чёрную линию. От всепоглощающей темноты закружилась голова.
        Но на этот раз головокружение было слишком знакомым.
        Темнота коконом сгрудилась вокруг. Облизала плечи, как кошка. Поглотила пятно платья и кончики пальцев, белеющие в полумраке. И заштопала щели под потолком чёрными лоскутами.
        ***
        Когда затхлость развеялась и опреснела, сомнений, что происходит самое страшное, не осталось. Темнота не рассеялась. Я снова обнаружила себя в теле Элси. Я сидела на разобранной постели, сминая в ладони открахмаленный пододеяльник. Голову распирал грохот, шум и свист. На губах остывал вкус подслащённого молока, а в сердце поднимала крылья тревога.
        - Кто здесь? - произнесла по привычке, дабы убедиться, что голос мне больше не принадлежит.
        Звук подпрыгнул и ударился о потолок. Осколки полетели по углам, расслаиваясь и множась. Сколько нового я замечала, когда меня переносило в чужую ипостась. Перед Элси разворачивался совсем другой мир: чуждый, пронзительный, полный странных ощущений и обострённых звуков. Каждый раз, оказываясь тут, я убеждалась, что человека определяет не только душа, но и тело.
        Поднявшись с кровати, я сделала несколько шагов вперёд и упёрлась в стену. Проползла по ней пару метров и навалилась на знакомый подоконник. Шероховатое дерево больно упёрлось в живот. Пожалуй, стоит помолиться Покровителям, чтобы у Элси хватило ума увести моё тело из опасного места. И не потерять ключи. Я представила, что может случиться, если кто-то обнаружит открытую дверь и решит её запереть, и во рту разлилась терпкая горечь. Да и Линсен вот-вот вернётся за пиджаком. Что он подумает, не найдя ни ключей в кармане, ни меня в номере?
        И почему прыжок всегда происходит в самый неподходящий момент?!
        - Почтенные Покровители! - промолвила я писклявым голосом и услышала, как звук стукнулся в стекло, заставив его едва уловимо завибрировать. - Во славу и вечную память ваших имён пою. Простите дерзость мою. Научите приятию, смирению и скромности. Оградите от бед разных и уберегите от искушения Разруши…
        Тишина задрожала. Я замерла, раскрошив о язык последние слоги, и навострила уши. В голове шумело, но внешние звуки отчётливо пробивались сквозь помехи. Кто-то приближался. Осторожные шаги за дверью звучали всё громче.
        - Элсарио? - произнесла я вопросительно.
        И тут же опомнилась: вряд ли. У Элсарио шаги твёрдые, требовательные. Он хорошо знает цену себе и своему присутствию. Эти же шажочки звучали жалко, полушёпотом. Должно быть, их хозяин и разговаривает вполголоса. Если он вообще умеет говорить.
        По ту сторону двери загромыхали ключи. Скреблись долго и настойчиво, словно мой визитёр был пьян и никак не мог попасть в скважину. Наконец, замок натужно щёлкнул. Петли застонали, и дверь отворилась, громко врезавшись в стену.
        - Ты кто? - спросила я тихонько. - Зачем пришёл ко мне?
        Тишина стала гуще и напряжённее. Молчание натянулось, как шёлковая нить, о которую можно обрезаться до крови. Страх неопределённости сковал мышцы. Дыхание затаилось в груди пугливой птицей, а во рту появился металлический привкус. Тот, кто пришёл ко мне, явно не был настроен на разговор. Что он хочет со мной сделать? Убить? Опорочить?!
        - Уходите! - взвизгнула я, пятясь вдоль стены. - Я буду кричать!
        Два стремительных шага прорвали тишину, как выстрелы. По коже скользнуло отдалённое тепло чужого тела. Гость стоял передо мной на расстоянии шага. Я слышала его мерное дыхание, но смелости протянуть руки навстречу не хватало. Не получилось бы и убежать прочь - искать здесь спасение бесполезно. Маленькая комнатка с единственной дверью и окно, подёрнутое деревянными жалюзи - вот клетка девочки Элси. Ещё у Элси были слепота и слабость. И нарастающий шум в голове, так похожий на грохот повозки.
        Незнакомец коснулся моих губ пальцем, призывая не кричать. Шероховатая ладонь скользнула по волосам, приглаживая чёлку. А потом шаги начали отдаляться, как ни в чём не бывало.
        Я перевела дыхание. Спёртый воздух засвистел в горле. Интересно, что ему было нужно? Просто посмотреть, как я тут обитаю? Может, еду притащил? Но я не слышала стука тарелок и приборов.
        Шаги звучали всё тише, постепенно сливаясь с тишиной. Отдалялись столь же робко и неуверенно, пока совсем не смолкли.
        И лишь когда мёртвая тишь затопила комнату, лишая слуха, я поняла, в чём крылась соль.
        Я не слышала, как незнакомец запирал дверь. Он освободил меня.
        Натыкаясь на полки и тумбочки, я доковыляла до двери. Опасливо накрыла ладонью ручку и повернула её. Дёрнула дверь на себя, разбрасывая колючие щепки. Сквозняк, пронзительно завывая, ворвался в щель и просвистел по ногам.
        Я жадно глотнула воздух, льдистый и сладкий на вкус. И покачнулась, едва не упав. С каждым движением грохот и лязг в голове усиливались, спускаясь в нижний регистр, а ноги становились слабее. Там, за дверью, лежала слепая свобода девочки Элси. То, чего она желала всем сердцем, но не смела взять.
        Я могла бы броситься в распахнутые двери и убежать в слепую темноту, не разбирая дороги. Могла бы закричать, позвать на помощь, и неизбежно вернуться в заточение. Одно мешало мне довериться инстинктам: я не знала, чего ждёт от меня Элси. И не смела её подвести.
        Приоткрыв дверь, я вынырнула в прохладную наружность. Тут же навалилась на стену, опасаясь потерять ориентиры. Под пальцами заскользил гладкий и холодный материал, совершенно не похожий на декоративный. Вроде шлифованного камня, затушёванного поверх слоем краски.
        - Есть здесь кто-нибудь? - робко позвала я.
        Ответа не последовало. Лишь ветер, взвыв, прокатился по полу, словно неподалёку распахнули окно.
        Проглотив страх вместе с колким вкусом свободы, я заскользила вдоль стены. И через несколько шагов обнаружила в ней массивную дверь. Доски, из которых она была сколочена, оказались неотёсанными и иглистыми. Поперечные металлические перемычки стискивали их, прижимая друг к другу. Непонятным холодом веяло из щелей. Живым, но мёртвым.
        Собравшись с духом, я ухватила ручку и подёргала. Ледяной металл обжигал пальцы. Дверь не поддалась: лишь скрипнула, будто усмехаясь. Может, оно и к лучшему. От одной мысли о том, что может за нею прятаться, лодыжки начинали трястись и подгибаться.
        Впрочем, подгибались они и без этого. Тельце Элси плохо переносило нагрузки. Настолько плохо, что, должно быть, резервы моего слабого организма кажутся ей безграничными.
        Я откинулась на стену. Лёгкие жадно просили кислорода. Попыталась раздышаться, но не смогла: испуг стискивал грудь, как корсет. Оставалось лишь тщетно хватать тягучую прохладу губами, как рыба, выброшенная на берег.
        Гул в голове нарастал и становился оглушительным. А потом произошло то, чего я ждала. Перед незрячими глазами возник знакомый до боли образ. Разболтанные колёса, разъярённые кони, пыль, летящая по сторонам… Страшное дело, когда начинаешь путать то, что в твоей голове, с реальностью.
        - Прости меня, девочка Элси, - произнесла я, опускаясь на корточки. - Я так и не сумела убежать.
        Головокружение заволокло реальность, оборвав мысли на полуслове. Я сидела на холодном полу, обхватив колени, и ждала. Проклятые колёса из моего воображения надвигались, угрожая смять в лепёшку.
        ***
        - А ну, посторонитесь, госпожа! - пронеслось над ухом. В нос врезался кисло-горький смрад перегара: так пахнет изо рта у мужчин, регулярно балующихся хмельным. - Шатаетесь вы тут.
        Вскрикнув, я обернулась и разжала ладони. Связка ключей выскочила из кулака и со звоном ударилась о мостовую. Слишком уж неожиданным и скорым оказалось возвращение: даже подготовиться не успела. Из-за плеча раздражённо выглядывал мужчина с багряным лицом, испещеренным крупными порами. Сальный воротник его рубахи, покрытый струпьями перхоти, стоял торчком. Одна подтяжка на брюках лопнула и болталась около колена.
        - Мешааааются тут, - прокомментировал он, со смаком растягивая слова. - Сколько стаканов выпила-то?
        - Уйди, - озлобленно отозвалась я, и тут же представила на своём месте Ленор Лазовски. - Проклинать умею - не расхлебаешь. Рюмку не удержишь. Сил на супругу не хватит. До уборной не донесёшь.
        - Вот дура, - фыркнул пьяница.
        - А вот кто дурак мы ещё посмотрим. Жди беды, мужчина. Себя потеряешь.
        Громко выругавшись, пьяница обошёл меня и ринулся по своим делам. Шатаясь и спотыкаясь, он пересёк проезжую часть, нырнул в переулок и исчез между домами. Бушующая зелень кустарника загладила брешь за ним и снова встала неприступной стеной.
        Я осталась одна посреди просыпающегося проспекта. Утренние улочки Девятого Холма пахли безмятежностью и казались прозрачными. Впереди, в гуще кудрявых крон, поблескивала крыша Храма Вершителей. Чуть поодаль палец смотровой башни указывал в небо.
        Ишь, как далеко убежала девчонка!
        Наклонившись, я перехватила ключи. Какая удача, что Элси не вздумалось потерять их! Повертела связку на пальце, пересчитала. Все на месте.
        До гостиницы я добралась быстро. К счастью, всевидящей Аэнэ на посту не оказалось. Я юркнула внутрь через парадный вход, и незамеченной прошла по лестнице. Скользнула в номер и плотно затворила дверь. Пиджак Линсена лежал там, где я его и оставила. Издали он напоминал большого чёрного кота, сверкающего золотыми пуговицами глаз.
        Запихав ключи в карман пиджака, я рухнула в кровать и, не раздеваясь, уснула. Слишком мало осталось у меня резервов. Слишком многое произошло в эту ночь.
        Глава 22
        Архив воспоминаний
        Проснувшись, я не обнаружила пиджака на столе. Подняться с кровати оказалось не сложнее, чем подчинить ноющие мышцы. Но к полудню, пересилив себя, я-таки вынесла своё тело на гостиничное крыльцо.
        Первое, что я заметила - пронзительно-голубое небо без единого облачка. Голубизна затапливала крыши и выливалась на оконные стёкла. Небо намертво приковывало взор и заставляло медленно сходить с ума. Я пересчитала ботинками ступеньки крыльца, споткнулась на ходу и едва не скатилась кубарем на тротуар. Успела выбросить руки в стороны, как чайка, идущая на взлёт, и чудом удержалась на ногах. Едва не встретив лбом дерево, я позволила себе невесело рассмеяться.
        Глаза щипало после бессонной ночи, а веки то и дело норовили смежиться. Всё, чего мне хотелось - немного вздремнуть. Хотя бы на ходу! Но мир не пытался считаться со мной. Полуденный свет казался до неприличия ярким, шаги прохожих - слишком громкими. Голоса сплетались в жгуты непонятных слов и нечленораздельных звуков. Горячие камни мостовой почти светились. На фоне этого великолепия голова напрочь отказывалась соображать.
        Я оценивающе оглядела площадь и сад Аэнос, волнующийся кронами за гостиничным ограждением. Минут десять до архива, если идти прямиком через сад. Подсказал бы ещё кто, где именно он находится. Якшаться с незнакомцами по ту сторону совершенно не хотелось.
        Я лениво зевнула в ладонь и поправила причёску. Судя по недоумённым взглядам прохожих, выглядела я не лучше, чем пьяница, с которым мне пришлось столкнуться утром.
        Ветер, пропитанный накалённой листвой и скошенными травами, ударил по щекам и улетел за спину. Волосы тут же растрепались снова, покорившись его дерзким порывам. Помянув Разрушителей, я развернулась на пятках. Тут же пришлось задержать дыхание и положить ладони на грудь, дабы сердце не выпрыгнуло.
        По ту сторону крыльца грелась на солнце знакомая повозка. Гнедой конь с бархатными карими глазами отгонял хвостом оводов. Длинноволосый хозяин околачивался рядом, вытирая дорожную пыль с колёс. Сначала я встретилась взглядом с конём, а потом - с ним…
        Мгновение показалось долгим и мучительным. Душу скрутило, как мокрую простыню, выжимая без остатка. Застыв, как отлитая из воска фигурка, я дежурно улыбнулась. И отвела глаза, едва память напомнила о том, что произошло в номере.
        Всё решилось быстро и просто. Вскинув подбородок, я зашагала прочь и слилась с толпой прохожих. И он не стал меня догонять. То ли оказался слишком горд, то ли так и не признал свою вину.
        Я шла вперёд, сжав губы и кулаки. И представляла, что моё тело сделано из камня. Но сердце трепетало, как лепесток на ветру, и унять его не выходило. Теплота волнами рождалась внутри и подступала к горлу. Линсен ждал меня. Несмотря ни на что, он ждал.
        ***
        Архив нашёлся сразу за воротами сада. Двухэтажное каменное здание обвивал дикий виноград, занавешивая окна и почти скрадывая вход. Ступени крыльца укрепляла металлическая стяжка, но камни всё равно опасно похрустывали, когда я шла.
        Пожилая консьержка повертела разрешение в руках. Вгляделась в росчерк госпожи Бессамори так, словно желала увидеть в загогулинке тайный смысл, и даже просветила магическую голограмму. И лишь когда убедилась, что мне действительно посчастливилось встретить Анацеа Бессамори, сняла печать с массивной арки. Путь внутрь был открыт.
        Если бы меня спросили, как пахнет время, я непременно упомянула бы запах пыли, мрамора, оплавленного воска и старых бумаг, зачерниленных письменами. Аромат архива цвёл именно такой гаммой. Текучими секундами, трещащими на циферблате, старыми открытками с посланиями без адреса и подписей. Фотографиями. И выжженными свечными фитилями, рассыпавшимися в прах.
        Юная непосвящённая работница проводила меня в раздел для дозорных, где хранили личные дела преступников, ссыльных и пропавших на Девятом Холме людей. Она не задавала лишних вопросов, и за это хотелось её расцеловать. Подпись Анацеа Бессамори на разрешении не просто имела магическую силу, а строила мир по моему велению. Сегодня эти стены принадлежали мне.
        Все ниши в полукруглом зале занимали лестницы полок. Они поднимались параллельными рядами с самого пола и упирались в потолок. Стеллажи скалились цветными зубами папок и местами кривились жутковатыми ухмылками, проседая под тяжёлыми томами. На верхних ярусах серели комья паутины.
        Личные дела пропавших и бежавших оказались на полке у двери. Судя по сеточке паутины, искусно оплетавшей ярусы, и пыли, лазали сюда только редкие безумцы. Как я. На торце каждой папки желтела этикетка с аккуратно выведенным именем и фамилией. Перьевые буквы местами размылись, скрыв имена и даты.
        Я протянула руку и вытащила первую попавшуюся папку. Открыла, не особо вглядываясь в текст. Какой-то бежавший от Посвящения мужчина, ничего интересного. Судя по энергетическому посылу рисунка, прикреплённому к уголку обложки, скорее всего, жив.
        Коварное и плавающее «скорее всего» вкралось в мои заключения шестнадцать годовых циклов назад. В тот момент, когда я перестала доверять своему таланту. Сиил всегда казалась мне живой… Даже после того, как я лично опознала её тело.
        Разочарованно водрузила личное дело на место. И зачем я схватила эту папку? Мне нужны только женщины с именами, начинающимися на «И»! Нечего тратить время попусту: глядишь, и закончу к темноте.
        Но зря я волновалась. Я справилась за полтора часа. Таких женщин оказалось лишь четверо. Если верить энергетическому посылу рисованных изображений, троих из них уже забрали Покровители. Одна из ушедших - скорее всего, ушедших - вообще оказалась нефилимкой. И ни у одной из пропавших не могло быть детей-подростков: не подходил возраст.
        Скрипя деревом по мраморному полу, я подвинула к стеллажу стул и вскарабкалась на него. Оставалось просмотреть два верхних яруса. Я читала надписи на ярлыках вслух, чтобы не пропустить нужную. Слоги имён и фамилий, потерявших смысл и значение, отскакивали от языка и рассыпались мёртвыми зёрнышками. Абрамов Лаэрра, Адиссон Алекта, Акеллар Витреа, Акомо Реана, Альтер…
        Дыхание перехватило. Поле зрения застелил чёрный дым, а воздух неожиданно запах стоячим водоёмом, тиной и разложившейся плотью. Покачнувшись на стуле, я ещё раз вгляделась в неровный ряд букв и произнесла собственную фамилию.
        «Альтеррони Сиил», - выкрикивал ярлык чернильным голосом размытых букв.
        Я навалилась на полку, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Стеллаж податливо покачнулся, едва не опрокинув на меня папки, но выстоял. Вот уж не думала, что архивное дело Сиил окажется в этой группе папок. Ведь её нашли, пусть и мёртвой…
        Одним Покровителям известно, как я тогда плакала. Я теряла себя день за днём. Перестала за собой следить и ходить в Наставню, отказывалась от еды. Забыла, как спать и вставать с постели. Временами казалось, что разучусь дышать… Но однажды мать привела к нам в дом госпожу Гир - в ту пору молодую и свежую. Ничего не спрашивая, Гир коснулась моего лба, и меня отбросило на стену. И показалось, что в голове что-то щёлкнуло и переключилось.
        Когда я открыла глаза, я по-прежнему помнила всё. Так же ярко, как и раньше, чувствовала грусть и тоску. Но эмоции больше не разрушали. Не выедали изнутри по ложечке. Словно я смотрела на них со стороны.
        Гир велела, чтобы я смирилась и всё забыла. И я больше не поминала имя сестры всуе. Но для меня Сиил всегда была жива. Она говорила со мною внутренним голосом. Она давала мудрые и до боли лаконичные советы, когда жизнь в очередной раз катилась под откос. Я уверенно считывала её энергетику с портрета: так, словно она не умирала.
        А ещё Сиил приходила ко мне каждую ночь и напоминала о том, что я совершила шестнадцать годовых циклов назад.
        ***
        Не существовало на Девятом Холме события более радостного и более трагичного, чем рождение близнецов. Мальчиков принимали с радостью, зная, что спустя пару десятилетий, после Великого Посвящения, Сердцу Земли явятся два новых Покровителя. Близнецов растили в одинаковых условиях, одевали в одинаковые одежды и всегда принимали на равных.
        Но не бывало несчастнее матери, родившей близнецов-девочек. Ведь они появлялись на свет с одним Потоком на двоих, и не могли поделить его между собой. Отец девочек, отдавая жизнь на Великом Посвящении, мог открыть таинство магии лишь одной из своих дочерей. И перед ритуалом должен был сделать выбор: самый сложный и ответственный в жизни. Обычно посвящённой становилась старшая из сестёр, но в некоторых кланах случалось и иначе. Другая близняшка оставалась непосвящённой и теряла право на использование магии, обучение некоторым специальностям и отношения с мужчинами.
        Мы с Сиил появились на свет в чудесный солнечный день второго межсезонья, с разницей в полчаса. Одинаковые внешне, с одним ростом и весом. Но жалкие тридцать минут, что разделили нас, определили и наши судьбы. Меня они благословили, Сиил - сломали.
        Каково жить, когда всё решили за тебя? Когда ты обделена самым важным не по своей воле, но каждый день видишь двойника, что отобрал твоё? Сиил хорошо знала ответ. Как и большинство мужчин, наш отец определил Поток старшей из близнецов - мне. Сиил остались горькие чёрные одежды. И жалкий обрубок от имени.
        Через пять годовых циклов после нашего рождения все поняли, как ошибся отец в своём роковом выборе. Потому что моим единственным преимуществом перед Сиил оказался наш общий Поток. Да и его я не умела использовать, как надобно. Я не располагала ни исключительным умом, ни хозяйственностью, ни талантом. В мою сторону постоянно летели упрёки за импульсивность и несдержанность. Сначала от матери, а позже - и от сестры. Со слов взрослых я чётко усвоила, что должна быть, как Сиил, иначе из меня никогда не выйдет хорошей жрицы.
        Наговоры взрослых и сплетни, непременно сопровождающие девочек-близнецов, должны были развести нас по разным углам. Однако мы с Сиил всегда держались друг друга. Держались, держали друг друга в руках и поддерживали. Даже отголоски жреческой магии, которые спонтанно проявились у Сиил, стали нашей общей тайной.
        Сиил жила по принципу: тише едешь - дальше будешь. Не особо стараясь и усердствуя, она всегда выходила в передовики в Наставне. А я, переламывая свою гордыню и лень, дабы не уступать сестре, чаще оказывалась в середнячках, ближе к концу. Сиил упрекала меня за дурачества, но делала за меня домашние задания. Сиил подсказывала мне на занятиях и давала списывать контрольные работы. Иногда мы даже менялись местами, но обман непременно рассекречивали. Слишком уж велик был контраст.
        - Бедняжечка Сиил, - услышала я как-то раз, когда зашла в кабинет Наставни после перемены. - Сирилла украла твою судьбу.
        Замерев у двери, я наблюдала, как Наставница по арифметике расправляет складки на чёрной юбке моей сестры, что подошла с вопросом. Сиил безмолвно стояла с опущенной головой, и её лицо заливала стыдливая краснота.
        - Страшно подумать, как могли Покровители так ошибиться, - продолжала Наставница, не замечая меня. - Ты ведь намного лучше Сириллы, а тебя одели в чёрное. Это ей место в рядах непосвящённых! Такую бездарность, как твоя сестрица, ещё поискать.
        Я не знаю, что ответила Сиил, и возражала ли она. Потому что сразу выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью. Эта картина ещё долго стояла у меня перед глазами. Раскрасневшаяся Сиил и суровая Наставница, переминающая между пальцами её юбку. С той поры за мной и закрепилось непреодолимое чувство вины перед сестрой. Я просто знала, что украла её судьбу.
        Я не отпускала мысли, что Сиил держит на меня обиду. Всё-таки, зависть - вполне естественное чувство, а когда нужным располагает самый родной человек - вдвойне. Сложно сказать, кто из нас кому завидовал больше.
        Однажды, когда мы ехали в Наставню на общественной повозке, напротив нас села молодая женщина с ребёнком. Мальчик размахивал ногами и пачкал ботиночками наши платья. А я без задней мысли развлекала ребёнка, корча ему рожицы.
        - Как хорошо, что у меня никогда не будет детей, - буркнула Сиил, едва мы сошли у Наставни. - Этот малыш так отвратителен.
        Мы шли по заросшей аллее, и небо, затянутое тучами, провожало нас. В глазах Сиил плескалась пустота. Или опустошённость.
        - Почему? - я не без удивления вскинула брови.
        - Потому что не может сидеть спокойно и молчать! - отрезала Сиил с раздражением. - От детей одни убытки. Шум, гам, грязь и капризы. Да ещё и здоровье подорвёшь, пока вынашиваешь это неблагодарное существо.
        - Как ты можешь так говорить?! - возмутилась я. - Ребёнок - это подарок Покровителей за искреннюю любовь к мужчине!
        - Кому нужна эта клетка?
        - Клетка? - удивилась я. - О чём это ты?
        - Семья, - выдохнула Сиил. - Это всё равно, что отправиться в Пропасть по своей воле. Я никогда не захотела бы замуж, и оттого очень рада своей участи.
        Мы никогда больше не поднимали тему семейной жизни и рождения детей. Но обе знали: однажды наступит роковой день, и я выйду замуж. Я приведу в нашу семью мужчину. Однажды у меня появятся дети. И это разведёт нас окончательно.
        Но Сиил не суждено было увидеть моей свадьбы. Сначала роковой день настал для неё. И он оборвал всё.
        Накануне мы крупно повздорили. Уже не вспомню, с чего всё началось: кажется, с банального спора, в какой цвет покрасить стены в нашей комнате. Неизвестно, как и почему, но из блохи вырос ужасающий дракон и навис над нами чёрной тенью. Мы сцепились, как два уличных кота в разгар второго сезона. Летели тарелки, платья и всё, что не было приклеено. Падало, разбивалось, складывалось, рассыпалось на кусочки. Но куда страшнее разрушения оказались слова.
        - Я ненавижу тебя, Сирилла! - закричала Сиил в разгаре схватки. - И всегда ненавидела! Ты - совершенно никудышная! Ты должна была оказаться на моём месте!
        Слова влетели пулей точно в сердце и разорвали его на лоскуты. Меня распирала самая настоящая физическая боль. Одной фразой Сиил разрезала наше общее на две части, наживую. Воспоминания, эмоции, дни радости и печали… И заставила думать: а были ли мы?
        К вечеру, правда, конфликт удалось сгладить. Сиил отчаянно просила прощения за свои слова. Я сделала вид, что прощаю, хоть и не могла отпустить обиду до конца. «Ты должна была оказаться на моём месте», - постоянно всплывало в памяти. Лишь представляя себя на месте сестры, я понимала, что Сиил гораздо сильнее и терпимее меня. Я бы взорвалась намного раньше. И мы непременно шли бы порознь.
        Следующим утром Сиил надела ожерелье из чёрных агатов, что я подарила ей. Так, словно ничего не случилось. Мы, как ни в чём не бывало, вышли из дома вместе. И шли бок о бок от самого дома. Улицы, как и всегда, пахли камышом и стоячей водой. Так же чирикали птицы. И деревья шумели, как обычно. Но мы обе чувствовали: между нами разорвалась невидимая нить. Мы никогда не станем такими, как прежде. Нас больше нет.
        Остановка общественной повозки пустовала. А мы - почти не разговаривали. Вчерашняя тема была под запретом, но раны ещё не зажили, и в голове вертелись болезненные воспоминания. Вот и получалось, что мы не могли сверить наши мысли. Поэтому когда около нас остановился молодой человек на добротной повозке, мы не могли подозревать ничего дурного. Разве что, мужчина выглядел излишне оборванным для такого шикарного транспорта.
        - Милые девушки, - обратился он к нам. - Я - заезжий с Седьмого Холма по временной хартии. Не могли бы вы подсказать мне, где расположена Наставня?
        - Конечно! - я с готовностью вздёрнула подбородок и приготовилась подняться в повозку. - Нам как раз нужно туда.
        - Стой, Сирилла, - скривилась Сиил, переводя взгляд на незнакомца. Она перебирала камушки на ожерелье, как и всегда, когда нервничала. - А зачем вам Наставня? Мужчин туда не берут, да и по возрасту не проходите. Вам уже работать пора, а не учиться.
        Мужчина на мгновение застыл, задумавшись. А потом разразился звонким хохотом.
        - Мы с семьёй думаем перебраться на Девятый Холм, - пояснил он. - Уже выбрали и купили дом. Но моей младшей сестре нужно продолжить учёбу. Поэтому я хотел договориться с Верховной Наставницей о том, чтобы её приняли.
        - И где это вы дом купили? - бесстрастно отозвалась Сиил. - В каком районе? По какой цене?
        - Сиил! - цыкнула я.
        - Мне интересно, - продолжала Сиил. - Наша мать тоже хочет перевезти нас из этих трущоб, и я должна сказать ей, где нынче выгоднее брать недвижимое имущество.
        - Ничего она не хочет! - возразила я. - У нас и денег нет.
        - Не говори ерунду, Сирилла!
        - А ты - не ври!
        Мы увлеклись спором настолько, что не заметили, как воздух затрещал от цокота лошадиных копыт. Общественная повозка стремительно появилась из-за поворота и с грохотом промчалась мимо. Скрипя колёсами, телега взвила столб пыли и исчезла в конце улицы. Здесь транспорт ходил редко и останавливался по требованию. Ждать следующую повозку значило опоздать. Неизбежно и неминуемо.
        - Всё из-за тебя! - раздражённо выкрикнула Сиил.
        - Нет, из-за тебя, - возразила я. - Ты первая начала.
        - Девушки, - встрял незнакомец, - вам в Наставню?
        - Да, - я кивнула.
        - Так давайте довезу, - предложил он. - Нам ведь по пути.
        Сиил с сомнением взглянула на мужчину. И я уже знала, что она согласится. Сестра не любила опаздывать гораздо больше, чем иметь дело с незнакомцами.
        - Давай, Сиил, - шепнула я, подбадривая её. - Мы же будем вдвоём.
        Не обращая внимания на сестру, я вскарабкалась в повозку и опустилась на скамью. Постояв секунд тридцать в напряжённых размышлениях, Сиил залезла следом.
        Нужно было заподозрить неладное уже когда повозка тронулась. Потому что незнакомец погнал слишком быстро и стремительно для нашего спокойного городка. Деревья неслись мимо, смазываясь в сплошную линию. Пыль столбами летела из-под колёс, камушки трещали под деревянными ободами. Нас подбрасывало и кидало друг на друга.
        - Можно ли поосторожнее?! - возмущённо выкрикнула Сиил, когда мы в очередной раз стукнулись лбами.
        - Я стараюсь быть быстрым, - отозвался незнакомец.
        Но ещё страшнее стало, когда повозка внезапно свернула не на ту улицу и поехала в направлении, прямо противоположном Наставне, к городской черте. Заметила, как побледнело лицо Сиил, и как судорожно она вцепилась в край лавки. Я видела, что она обиженно поглядывает на меня исподлобья, то ли упрекая, то ли спрашивая совета. Я показывала жестами, что мы должны бежать, но Сиил упрямо мотала головой. То ли боялась прыгать на ходу, то ли не считала, что я могу дать ей ценный совет. А может быть, настолько привыкла задавать тон и направление нашей паре, что просто со мной не считалась.
        Повозка выехала за черту города и погнала в поля. Просмоленные домики рабочего квартала убежали вдаль, превратившись в чёрные точки. По одну сторону дороги разливалась голая земля с торчащими сухими ветками. У горизонта чёрное вспаханное полотно сливалось с небом. С другой стороны бежал лес, в чаще которого можно было скрыться.
        Я сдвинулась ближе к двери. Повозку трясло и кренило, почти сравнивая с землёй, и я хорошо представляла, чем может закончиться мой безумный замысел. Но ещё явнее виделось, что случится, если я останусь. И мысли об этом пугали куда сильнее, чем боль.
        Приоткрыв дверь, я сделала жест Сиил. Только сестра не сдвинулась с места. Лишь отвернулась, даже не проводив меня глазами.
        Говорят, что предательство - самый страшный грех. Единственная оплошность, которую не принято прощать, и единственный проступок, за который плюют в спину до скончания дней. Предателей и подлецов презирают сильнее, чем воров или убийц. Ненавидят пуще, чем падших женщин, диктаторов и садистов, смакующих чужую боль. Но никто не задумывается, как легко стать предателем, когда тянешь утопающего вверх, а он упорно цепляется за дно. И когда воздух в груди на исходе, а смерть дышит в спину… Выбор в пользу своего благополучия всегда самый страшный. И самый сложный.
        В то утро я стала предательницей.
        Собрав в кулак волю и смелость, я быстро обезболила себя, зажмурилась и выскочила из колесницы на ходу. Острый поток встречного ветра подхватил мою юбку, расправив, как парашют. Земля встретила гулким ударом и колючими веточками. Прокатившись десяток метров кубарем, я откинулась на пашню и распахнула глаза в небо. И, легко поднявшись, побежала прочь.
        Я неслась, не разбирая дороги и не замечая ничего вокруг. Спотыкалась о выступающие корни, собирала юбкой ошмётки грязи и травинки. Ветер свистел в ушах так громко, что я не могла понять, гонятся ли за мной. Останавливаться было опасно, оборачиваться - страшно. И лишь когда ноги, подкосившись, отказались нести, я рухнула где-то в дебрях соснового леса.
        Сиил искали две недели. Дозорные и сыскари прочёсывали окрестности, заходили в дома наших друзей, вскрывали погреба, сараи и подвалы. Добровольцы проглядели весь лес вплоть до Седьмого Холма. Портрет, составленный по моим показаниям, развесили по всему городу, но никто не знал и никогда не видел мужчину, что подобрал нас в то роковое утро. Под конец дозорные сошлись на мнении, что Сиил увезли в соседний город, и передали информацию о похитителе по округе.
        Так считали бы и далее, если бы обезображенное тело Сиил не всплыло в озере. Её искали за многие километры, но нашли в жалкой сотне метров от нашего дома. В том самом платье, которое она надела в роковой час. И в ожерелье из агатов, что я подарила ей. Тело так испортилось за две недели, что даже лишилось ногтей и волос. Дозорные предполагали, что его поели рыбы. О более страшных вещах думать не хотелось. Но думалось. Особенно безлунными ночами, когда оконные рамы бухали на ветру, а мыши шуршали по углам.
        Мать так и не простила мне Сиил. Даже в последние дни своей жизни.
        ***
        Это был завершающий этап работы, за что я горячо благодарила Покровителей. Воспоминания о прошлом захлестнули слишком сильно, закружив голову и отбив всякое желание проявлять инициативу. Последняя женщина с именем на «И» также оказалась нефилимкой, и лопатить информацию о ней не имело смысла.
        Спустившись на пол, я всунула ноги в туфли и отодвинула стул на прежнее место. Деревянные ножки натужно заскрипели по мраморному полу, и по телу пробежала волна мурашек. Хватит с меня на сегодня! Всё равно усилия не оборачиваются сторицей, и я лишь сильнее путаюсь.
        Я ринулась к двери. Проскользнула мимо заветного стеллажа с делами пропавших, и тут взгляд зацепил папку у самого края. «Кейра Уорт», - гласила чернильная надпись на этикетке. Буквы раздвоились от времени, поплыли и местами слились между собой.
        Уорт! Не жена ли это того самого дозорного, чей голос так похож на Элсарио?
        Поддавшись любопытству, я протянула руку и вытащила папку. Дрожащими пальцами откинула обложку. С рисованного портрета на меня смотрела угловатая молодая женщина с родинкой на щеке, отдалённо похожая на меня. И, если обычно я сомневалась в своём таланте, то сейчас вопросов не оставалось. Кейра Уорт была мертва. И давно.
        Я жадно впилась глазами в строчки, записанные неразборчивым почерком. Впитывала информацию потоком, не пытаясь запомнить детали. Бежала Кейра ночью, после родоразрешения ребёнком неизвестного пола, которого никто не видел. Никаких следов, намекающих на присутствие Кейры на Девятом Холме, обнаружено не было, как и свидетелей. Лишь какая-то старушка с окраин, якобы, видела, как молодая женщина с ребёнком на руках пересекает городскую черту. За это сыскари и зацепились. Что ж, следует признать: в делах бежавших копаться не любит никто.
        Из живых родственников на момент побега у Кейры оставалась лишь непосвящённая старшая сестра-близнец Крама. Лишь Крама категорически отрицала возможность побега, но, судя по всему, её никто не слушал, или не хотел слушать. Под страницей дела, отведённой под её показания, красовалась более свежая надпись с датой смерти. Единственного человека, который мог бы пролить свет на таинственное исчезновение Кейры, среди живых уже не было.
        Я захлопнула дело и водрузила его на полку. В тонком слое пыли остались отпечатки моих пальцев. Какое забавное совпадение: жена Уорта тоже из близнецов. Интересно, был ли у неё комплекс вины перед непосвящённой сестрой?
        Глава 23
        Сады Уорта
        - Госпожа Альтеррони? - ласковый женский голос прорвался сквозь истому сна, превращая сладкие видения в клочья. - К вам посыльный. Срочно.
        - Что, уже утро?!
        Я села на кровати, продирая глаза. Стены смазались в сплошные белые пятна, задрожали и снова встали на место. Гостиничный номер освещал тусклый солнечный свет. Вроде бы, только что вернулась из архива, пополдничала, приняла душ и рухнула в постель…
        - Уже завтрак прошёл, - с укором заметил голос, подтверждая мои догадки.
        Тёмная тень у кровати оказалась горничной. В одной руке женщина держала веник, да с такой деловой сноровкой, что я невольно прижалась к спинке кровати. Вот огреет сейчас - мало не покажется!
        - Он уже давно ждёт, - пробурчала горничная недовольно. - Пока вас тут добудишься…
        - Что за посыльный? - пробормотала я, почти с ненавистью зыркнув на женщину.
        - Да если бы я знала только! - горничная деловито всплеснула руками. - Сказал только, что срочно. Ждёт вас у администратора.
        Тревога уколола под ложечкой, и я сглотнула вязкую слюну. Кому это я, интересно, понадобилась? Да ещё в такую рань?
        Так и не разлепив глаза, я набросила на плечи халат и ринулась вниз. Смысл происходящего оставался загадкой, а сон норовил сморить на каждом повороте. Всё бы отдала, чтобы прилечь - хоть прямо на пол - и продолжить скитания по воображаемым мирам.
        Посыльный действительно ждал меня у поста Аэнэ. И, к сожалению, я знала его. Слишком хорошо знала, чтобы сразу понять цель его визита.
        - Госпожа Альтеррони, - посыльный учтиво поклонился, едва заметив меня. - Вас вызывают в амбулаторию.
        - Я в отпуске, - отрезала дерзко. - И мне нет дела до вашей амбулатории. У меня ещё полтора месяца свободы.
        - Но жрица, - возразил посыльный. - Это приказ госпожи Стоун!
        Я раздражённо сжала губы и забарабанила пальцами по стойке. Поймала боковым зрением ненавидящий взгляд Аэнэ, и превратила озлобленную гримасу в дерзкую улыбку. Назло. Пусть и думать не смеет, что у меня всё плохо.
        - Треклятые Разрушители! - я с досадой хлопнула себя по лбу. - Вечно нельзя отдохнуть спокойно! Кто я им, что они без меня управиться не могут?
        - Могу подождать вас, пока собираю вызовы, - отрезал посыльный. - Я на повозке.
        - Да прибрали бы вас всех Разрушители! - я стукнула кулаком по администраторской стойке, и бледноликая Аэнэ показательно взвизгнула. - Никуда я не поеду!
        Посыльный в недоумении покосился на меня и поправил кепку. «Самоубийца!» - кричал его взгляд.
        - А что же мне сказать госпоже Стоун? - произнёс он вслух.
        - Что сама отправила госпожу Альтеррони в отпуск, - отрезала я, зевнув. - Вот пусть теперь и расхлёбывает.
        Я отправила посыльного ни с чем и гордо ушла под расстрелом пристального взгляда бледноликой. Но когда вернулась в номер, возмущение по закону подлости перетекло в сомнение, а ещё минут через десять - в раскаяние. Конечно, мне ничего не скажут в ответ на мою дерзость. Когда я вернусь из отпуска, всё продолжится, как и раньше. Но мне ли не знать, чем обернётся попытка пойти всем наперерез в исконно женском коллективе? Войны на работе хотелось меньше всего. Скрытого противостояния, в котором мне суждено пасть жертвой - и подавно. Поэтому, недолго подумав над приоритетами, я сняла с вешалки очередное жёлтое платье…
        Уже спустя час я отворила двери амбулатории. Знакомые звуки и запахи обрушились на меня, как лавина, потопив и растворив в себе. Вместе с ароматами пришла ностальгия и щемящая тоска. Удивительное чувство, когда ты являешься в амбулаторию в отпуске! Всё так же хлопают двери и струятся по коридорам голоса. Всё так же бегут по стенам полоски света. Суета продолжается в прежнем темпе, но ты из неё выпала. Тебя больше нет в этом водовороте. В такие моменты лучше всего понимаешь: даже после того, как тебя приберут Покровители, реки будут течь.
        Но муар трепета и романтики развеялся сразу. Через пустой холл ко мне семенила пациентка с моего участка. Её отёчные ноги в клеёнчатых калошах чавкали по полу, как по слякоти. Похоже, занемогла не на шутку.
        - Госпожа Альтеррони! - закричала она, приближаясь. - А мне сказали, что вы в отпуске.
        - Я в отпуске, - подтвердила я, вдыхая запах стоялой мочи и валериановых капель, исходящий от женщины.
        - Но вы же здесь, - пациентка перегородила мне путь. Она деловито подбоченилась, и в какофонию ароматов вмешался кислый смрад немытого тела. - Выпишете мне рецепт на настой пустырника? Сложно, что ли!
        - Я не работать пришла, - отрезала я. - Вызвали. Извините.
        Попыталась было обойти её, но не тут-то было! Ловко двигаясь бочком, пожилая женщина непременно оказывалась передо мной, куда бы я ни ринулась. Путь к коридорам был отрезан. Это больше походило на шантаж, чем на недуг неотложной важности.
        - Выпишете? - повторила она, зловредно ухмыляясь.
        Я едва сдерживала рвотные позывы. Определённо, эта госпожа знала, какое амбре от неё исходит. Иначе не рискнула бы действовать напролом. Теперь ясно, почему холл в этот час пуст, как танцевальная зала.
        - Повторяю, - отчеканила я. - Я в отпуске. Сейчас на приёме другие жрицы, и вы можете записаться к одной из них. Очень прошу меня пропустить.
        - Если в отпуске, тогда зачем пришли сюда? - допытывалась барышня.
        Я задыхалась. То и дело приходилось вытирать слезящиеся глаза. Отступила на пару шагов, в центр холла, но пожилая госпожа бескомпромиссно последовала за мной. Сдаваться она не собиралась.
        - Я очень прошу вас… - повторила почти умоляюще.
        - Госпожа Альтеррони! - внезапно перебил знакомый голос: чирикающий и суетливый.
        Через холл к нам летела Гэйхэ Василенко: довольная, как сытый волк. И как же я обожала её в это мгновение!
        - Как хорошо, что вы здесь, как хорошо! - заверещала она, и в одну секунду моё обожание сменилось жгучей ненавистью. - Вас госпожа Стоун искала, посыльного за вами даже отправила. Недовольна она вами, эх, недовольна.
        Раздражение впрыснулось в кровь и помчалось по венам. Что за женщина: вечно лезет не в своё дело! Лишь бы очернить, отсмаковать чужую беду, и желательно - при посторонних. А потом - обсосать сплетни на первом повороте. Ну, держись, Гэйхэ Василенко!
        - А ещё она сказала, что вы… - пропела Василенко, заливаясь, как соловей.
        - Вы сейчас на приёме, госпожа Василенко? - поинтересовалась я покорным голоском.
        - Да, - она кивнула, - а что случилось?
        - Вот этой замечательной женщине, - я показала на пожилую госпожу, - срочно требуется рецепт на настой пустырника.
        - Ага, - поддержала меня пациентка.
        Василенко окаменела. Горящее счастьем лицо стало походить на маску каменной статуи.
        - Прошу вас, госпожа Василенко, помогите мне, - томно выдохнула я. - Ведь, судя по всему, сейчас у вас никого нет.
        - Ага, - пожилая госпожа довольно закивала, отвечая за ошарашенную Василенко.
        Поймав боковым взглядом резко побагровевшее лицо коллеги, и сообразив, что возмездие вот-вот начнётся, я ринулась в холл. В кабинет решила не заходить и, расталкивая скопившийся народ, сразу побежала к госпоже Стоун.
        Стоун была не одна. В кресле у её стола, панибратски развалившись, сидел господин Эринберг. Я едва не потеряла сознание в дверях, когда его сонный взгляд прицелился в мой лоб.
        - Зайдите, госпожа Альтеррони, - холодно отчеканила Стоун.
        - Но… - всё внутри прекратилось в ледяную глыбу. Неужели он уже успел на меня нажаловаться?!
        - Зайдите, здесь ничего секретного.
        Повинуясь, я сделала шаг вперёд и закрыла за собой дверь. Дорогое травяное амбрэ, исходящее от Эринберга, защекотало нос. Сердце гулко отстукивало чечётку в висках.
        - Продолжайте, господин Эринберг, - Стоун словно поменяла лицо.
        - Я требую наказать вашу сотрудницу, - презрительный взгляд Эринберга полоснул меня, как отточенное лезвие. - И применить к ней самые жестокие методы, вплоть до крупных штрафов и запрета заниматься жреческой деятельностью.
        Мир покрылся непрозрачными синяками. В голове загрохотал колокол: дон, дон, дон… Так вот, для чего она позвала меня! Поджилки затряслись, как свежий холодец, и я уцепилась за край кушетки, чтобы не свалиться навзничь. Проблемы с Эринбергом - приятный бонус к моей сумасшедшей жизни. Получите и распишитесь.
        - Вам нехорошо, госпожа Альтеррони? - Стоун обеспокоенно покосилась на меня.
        - Всё в порядке, - выдохнула я, с трудом заставляя себя сидеть неподвижно.
        - Господин Эринберг, - проговорила Стоун. - Ваши слова больше походят на наговор. Ваш квартал обслуживает не эта жрица.
        Что я слышу? Стоун заступается за меня?! Когда такое происходило последний раз? Кажется, никогда.
        - Неважно, кто его обслуживает, - Эринберг сминал слова. - Госпожа незаконно проникла в мой сад, и должна ответить за это. Пусть скажет спасибо, что я смиловался и не сдал её дозорным.
        - Спасибо, - буркнула я себе под нос. Губы онемели и будто покрылись слоем засыхающей глины.
        - Люди должны знать, что их личная безопасность под угрозой, - добавил Эринберг, поднимаясь с места. - По крайней мере, до тех пор, пока в этой амбулатории работает жрица Василенко.
        Эринберг удалился, громко хлопнув дверью. Облегчение снизошло, подобно проливному дождю в засушливый сезон. Моя хитрость сработала на меня! Я долго таращилась в стену, не в силах поверить, что беда прошла мимо.
        - Оговорил святого человека, - раздражённо буркнула Стоун. От одной мысли о святости Василенко мне захотелось выпрыгнуть в окно. - Считает, что, раз есть деньги, ему всё можно.
        - Богатые мыслят иными категориями, - отметила я. - Но деньги совершенно не определяют сути.
        - К слову, о деньгах, - Стоун перевела на меня напряжённый взгляд. - Что делать будем, госпожа Альтеррони?
        - В каком плане? - я развела руками.
        - У вас недоработка плана, - госпожа Стоун деловито сложила руки. - Сорок процентов по домашним вызовам и пятнадцать - по амбулаторным посещениям. И четыре ушедших на участке за сезон. Это больше, чем у кого-либо.
        - Из-за этого вы меня вызвали с утра пораньше?! - моему возмущению не было предела. - Может, отдавать занемогшим распоряжения, когда и как отправляться к Покровителям?! Или развесить им на двери даты ухода, и пусть как-нибудь справляются без помощи высших сил?!
        - Не умничайте, - отрезала Стоун. - Совет дерёт с нас три шкуры, и вы это знаете. Дали план - будьте любезны выполнить. Делайте активные визиты на дом.
        - Василенко, вон, сделала, - втайне торжествуя, я покосилась на дверь. Если уж играть, то на полную. - Занемогший пришёл жаловаться. Им палец в рот не клади - руку оттяпают.
        - Ну что ж, пишите объяснительную, - Стоун жестом пригласила сесть в кресло.
        - Какую ещё объяснительную?!
        - Объясняйте в письменной форме, почему четыре занемогших с вашего участка ушли к Покровителям в течение сезона.
        - Потому что, когда человеку восемьдесят-девяносто годовых циклов, уйти к Покровителям - это вполне естественно! - я наклонилась над столом, бросая начальнице вызов. - Нефилимы и того меньше живут. Любая жизнь имеет один исход, и хорошо, если он приходит не в молодости. Не находите, госпожа Стоун?
        - Вот и напишите это, - бросила Стоун раздражённо. - Мне перед Советом отчитываться, а не вам.
        Я долго кусала перо, выводя послание к коллективной совести Совета. Пожалуй, это был первый случай в моей практике, когда лекции по философии действительно пригодились.
        Но, увы, объяснительная оказалась не самым страшным испытанием. Когда я вышла из амбулатории, у порога меня встречал Йозеф. Без цветов, как бывало обычно, зато с большой холщовой сумкой на ремне. Убежать и спрятаться не получилось бы при всём желании: наши взгляды пересеклись сразу.
        Заметив меня, Йозеф неловко шагнул навстречу. Его лицо осветила улыбка: то ли радостная, то ли саркастическая. Посмотришь со стороны - просто образцовый мужчина, и не скажешь, что жену избивает.
        - Чего нужно? - мой голос звучал ровно, хотя внутри нарастала паника. Сейчас, сейчас он начнёт распускать руки и отделает меня перед лицом коллег!
        - Ты не передумала? - спросил он сходу и улыбнулся ещё шире.
        - Я больше с тобой не живу, - ответила, на всякий случай попятившись. - Это моё последнее слово.
        - Точно последнее? - в голосе Йозефа послышалось недовольство. Дыхание остановилось, когда он сделал уверенный шаг навстречу. - Ты хорошо подумала, Сирилла?
        И тут я не выдержала и побежала. Оттолкнувшись от ступенек, прыгнула на парадную дорожку и рванула к воротам, надеясь, что Йозеф не помчится следом. Как же я ошибалась! Грубая хватка настигла меня, едва я успела сделать пару шагов. Сильные ладони сомкнулись, обхватывая руку.
        - Стой, глупая! - пролетело над плечом.
        Я взвизгнула от боли, как поросёнок под ножом мясника, и рванула руку. С трудом освободившись, помчалась к воротам. Мостовая, расчерченная линиями теней, мелькала под ногами, уносясь назад. Только бы не упасть!
        - А ну, стой! - уже громче.
        Нет уж! Я не повторю старые ошибки. Слишком много раз наступала на одни и те же грабли. Сколько годовых циклов я потратила на этого мерзавца! Когда я представляла, что могла бы прожить эти годы в счастье и радости, а не в постоянном страхе, отчаяние хватало за шею и душило, душило, душило… Задыхаясь, я перебирала ногами, и уносилась всё дальше. Металлический привкус страха стыл на языке, проливаясь в горло.
        - Остановись, - Йозеф налетел сзади так неожиданно, что я даже не успела это осознать. Развернув меня, как тряпичную куклу, пригвоздил к забору и навалился поверх.
        - Кричать буду! - заявила я, встретив напряжённый взгляд мужа.
        Мороз пробежал по коже, когда Йозеф отстранился и принялся расстёгивать сумку.
        - Да не буду я тебя, дуру такую, держать. Много горя с тобой хлебнул, а толку мало - только бардак дома учинила. Я вещи тебе отдать хотел. Твой чемодан, блокнот и тёплую одежду.
        - Жест неслыханной щедрости, - съязвила я.
        - Вот, - Йозеф достал из сумки мешок поменьше и протянул мне.
        Долго сомневалась, брать или не брать. Решив, в конце концов, что блокнот мне очень пригодится, да и трубка для прослушивания весьма неплоха, я приняла подачку. И даже поблагодарила мужа.
        Мы разошлись с миром. Как ни странно, я была благодарна Йозефу. Даже за то, что несколько дней назад толкнул меня к роковому решению уйти. Возвращаясь в гостиницу на общественной повозке, я думала о том, что самые простые решения даются самым тяжким трудом.
        ***
        Скрип гостиничной двери уже успел стать для меня знакомым и родным. Странное дело, но когда я заходила в холл «Чёрной гвоздики», меня окутывало неповторимое, тёплое ощущение дома. Волшебное чувство обвивало ароматом сухого дерева, согревало, как чашка отвара, пропитывало насквозь, даруя бесконечное успокоение. Я не испытывала ничего подобного с тех пор, как съехала от матери к Йозефу. Впервые в жизни мне не хотелось бежать. Да я и не бежала.
        К моему счастью, Аэнэ сменила другая администратор: нефилимка с пронзительно-чёрными волосами. Поздоровавшись, я просеменила к внутренней двери, но, видимо, так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как влетела в чью-то грудь. Пахнуло терпким мужским потом. Словно в тумане разглядела блестящие пуговицы на кителе, потрёпанный ремень кобуры и значок дозора на груди.
        - Поосторожнее, милая госпожа, - пропел знакомый голос, и кровь застыла в сосудах.
        Мне не нужно было поднимать взгляд, чтобы понять, кто со мной разговаривает. Сделалось дурно, но лишь на мгновение. Я отогнала смятение и гордо выпрямила спину. Покровители ничего не вершат просто так. Совпадение можно использовать с толком.
        - Прошу прощения, господин Уорт, - произнесла я робко.
        - Кого-то ищете? - поинтересовался дозорный.
        - Вас, - отрезала я решительно. Безумная идея, возникшая в голове секунду назад, расцветала тысячью оттенков и набирала обороты. - Мой друг, Линсен Морино, сказал, что у вас можно недорого купить абрикосы.
        - Абрикосы, - Уорт кивнул. - И не только. Любите варенье, госпожа… госпожа…
        - Альтеррони, - уточнила я. - Хотела купить небольшое ведёрко самых сочных плодов для тётушки.
        - Что ж, - Уорт казался приветливым, - вам повезло. Можем поехать в моё имение прямо сейчас, и я продам вам абрикосы. Как раз еду домой.
        - Было бы замечательно, господин Уорт, - я с трудом заставляла себя улыбаться. - Если не возражаете, я занесу свои вещи в номер и спущусь к вам.
        Уорт снисходительно кивнул и растянул губы в ухмылке.
        Через пять минут мы уже ехали в повозке Уорта по улицам Девятого Холма. Мне было не по себе, но я намеренно уселась рядом с ним, вперёд. Кто знает, что ему придёт в голову? А так люди хотя бы увидят, с кем вместе и куда я уехала. Иногда сплетники, подобные Гэйхэ Василенко, могут принести обществу неоспоримую пользу.
        - Господин Уорт, - поинтересовалась я между делом. - Могу я задать вам вопрос?
        - К вашим услугам, милая госпожа, - сладостно отозвался Уорт.
        - Что стало с тем мальчиком?
        Уорт дёрнулся и потянул поводья на себя. Рыжий конь недовольно заржал и взмахнул гривой, разогнав стайку оводов.
        - Господин Уорт, вы нервничаете? - Почтенные Покровители, кто же тянул меня за язык?!
        - Я полагаю, - начал Уорт, - что вы говорите о том воришке?
        - Именно.
        - О, да, я тоже хорошо запомнил вас, госпожа Альтеррони. Я выслал его из города обратно на Третий Холм, - отрезал Уорт. - Эх, много он мне крови попил! Пока гонялся за ним по городу, успел вспомнить буйную молодость.
        - Мне показалось, что мальчик не представляет опасности, - возразила я.
        - Поверьте, показалось, - Уорт, похоже, начинал злиться. - Обаяние - основное оружие прохиндеев.
        Колёса взвизгнули на повороте, и повозка запрыгала на щебневых буграх. Кружевная тень заскользила по коленям. Прогретый воздух запах янтарной смолой. Мы въезжали в Атриум - торговое преддверие элитного квартала. Несмотря на то, что здесь проживала меньшая часть горожан, район постоянно кишел людьми и нефилимами. Ещё бы: в бесчисленных лавках и магазинчиках Атриума можно было купить даже самые редкие артефакты.
        - Вы живёте здесь? - удивилась я, любуясь на проплывающие мимо витрины и вывески. - Но тут так беспокойно.
        - Зато соседей мало, - отозвался Уорт. - Земельные неурядицы - это отвратительно.
        - Земельные неурядицы, - меня снова кто-то тянул за язык, но остановиться не получалось. - Погреба, затопленные чужими отходами. Загубленные чужими удобрениями сады…
        - И это - тоже, - спокойно согласился Уорт. - Ну, вот и приехали.
        Повозка остановилась у чёрной кованой ограды. Металлические стрелы на вершинах остовов уходили так высоко, что почти протыкали небо. Роскошные плодовые деревья свешивали ветви на улицу. В траве под колёсами повозки валялись вишни, иссушенные солнцем, и сморщенные яблоки.
        - Будьте моей гостьей, милая госпожа, - Уорт спрыгнул с повозки, распахнул ворота и принялся загонять коня в стойло.
        Я просеменила по каменистой дорожке, оглядывая шикарные для простого дозорного владения. В саду Уорта не было чёткого порядка и структуры, как у Эринберга, но этим он и был прекрасен. Деревья, пригибающиеся к земле от обилия плодов, гнули ветви арками. Трава казалась настолько зелёной, что от одного взгляда начинало рябить в глазах. Одинокие клумбы, разбитые прямо между деревьями, пестрели цветами. Волшебный сад!
        - Предложить вам отвара, госпожа Альтеррони? - Уорт подошёл ко мне, отряхивая руки.
        - Нет, - отказалась я. Мало ли, чем ему вздумается меня опоить. - Я предпочитаю решить вопрос быстрее.
        - Как скажете, - Уорт, казалось, совсем не обиделся. - Тогда пройдёмте в погреб.
        Ветер зловеще просвистел в кронах: беги, беги. В траве взволнованно застрекотали цикады. Страх обвил меня, как скользкий полоз, не давая двигаться.
        - В погреб?! - я задохнулась.
        - А что особенного? - Уорт пожал плечами. - Я всегда храню свежие фрукты в погребе, чтобы не испортились. У меня нет крыс.
        Я выдохнула, пытаясь успокоиться. Всё же, лучше, чем красться в заветное место тайком. По крайней мере, теперь я увижу всё и сразу. Даже предлогов для того, чтобы забраться под чужой дом, искать не придётся.
        Ступая по бархатной траве, мы обогнули небольшой каменный домик, и вышли на задний двор. Вход в погреб обнаружился прямо на углу дома. Уорт зажёг масляную лампу, дёрнул ручку, и дверь, заскрипев, распахнулась. Перед нами открылся лаз с добротной лестницей, уходящей в прохладную темноту.
        - Вы разве не запираете погреб? - удивилась я.
        - А зачем? - Уорт пожал плечом. - Я живу один, а воры побаиваются связываться с дозорными. Впрочем, я поделился бы и с ними. В этом годовом цикле урожай отменный.
        Я предусмотрительно пропустила Уорта вперёд, и пошла за ним, не закрывая дверь. Погреб, к моему разочарованию, оказался неглубоким и маленьким. И внутри действительно не было ничего, кроме фруктов. Огромные, спелые абрикосы горами высились в деревянных чанах. Некоторые начинали подгнивать и распространяли вокруг пьянящий аромат.
        - Но как же так?! - изумилась я вслух. Пока я ехала, уже успела свыкнуться с мыслью, что Уорт - это Элсарио, а тут такое разочарование.
        Уорт непонимающе вздёрнул подбородок. Его глаза походили на льдины.
        - Как же так?! - попыталась я выкрутиться. - У вас вырастают такие огромные абрикосы! Наверное, вы как-то по-особому ухаживаете за садом?
        - Вовсе нет, - Уорт улыбнулся. - Просто я делаю это с любовью. Так каких вам положить?
        - Мне? - промямлила я, ощущая, как язык перестаёт слушаться.
        На этот раз мир выключился резко и внезапно. Без привычного головокружения, без потери ориентации и тошноты. Просто взял и погас, как фонарь под проливным дождём. Растаял и оставил после себя дрожащую темень.
        - Мне те, что слева, - проговорил писклявый голос Элси, и я осознала весь масштаб трагедии. Я прыгнула! Прямо при том, кого считала врагом.
        Не успев привыкнуть к новому телу, метнулась вбок и скатилась с кровати на пол. Руку прострелила боль. Простыня заелозила следом, сползая с матраца. Отрез накрахмаленной ткани путал ноги и мешал двигаться.
        - Помогите! - завопила я. Кто знает, может, Элси в моём теле рядом? - Спасите, пожалуйста! Я у…
        Звук заглох, перейдя в пронзительную тишь, и меня ослепил огонёк масляной лампы. Руки напряглись, пытаясь удержать сумку с фруктами. Всё произошло так быстро, что я опять не успела перестроиться.
        - Я упала, - темень погреба, пропахшая абрикосами, задрожала перед моим носом.
        Уорт стоял напротив, приглаживая желтоватые волосы, и смотрел на меня широко раскрытыми глазами. «Знает!» - мелькнуло в голове, и всё внутри похолодело. Но я проглотила пугающую мысль, как горькую пилюлю, и натянула улыбку.
        - Благодарю, господин Уорт! - отчеканила я.
        - Доброго пути, госпожа Альтеррони, - он улыбнулся в ответ.
        Он продолжал улыбаться и провожая меня за калитку. Но камень на сердце оставался столь же тяжёлым. Уорт просто не мог не заметить прыжка. И чего мне ждать теперь?
        Глава 24
        Шрамы
        В этот вечер ресторан был забит до предела. Некоторые посетители даже толпились у входа, ожидая, когда места освободятся. Официантки с досадой поглядывали на три свободных места за моим столом, и почти с ненавистью - на меня, занимающую всё это великолепие. Впрочем, я могла их понять: бедняги сбивались с ног.
        Настроение совсем не располагало к еде. Но на ужин подали курицу, тушённую в чесночном соусе, и отварной картофель. От пряного аромата сразу потекли слюнки. Мясо таяло на языке, а картофель рассыпался под вилкой. Я и не заметила, как тарелка опустела и засияла донышком.
        Ужин мог бы закончиться неплохо, если бы не одно горестное обстоятельство. Линсен специально не замечал меня. Он крутился в зале, то подсаживаясь к отцу, то подходя к постояльцам и спрашивая у них что-то. Бегал мимо, даже не удостаивая приветствия, хотя замечал, я точно знаю - замечал! Пора признать: это наш конец без начала. Я сама решила всё перечеркнуть; вчера, когда не подошла к нему у крыльца. И это удалось сполна.
        Честно пыталась отплатить Линсену той же монетой и игнорировать. Но глаза не слушали разум и упорно выискивали его фигуру в зале. Ловили, как мотылька в сачок, сопровождали сквозь толпу, отмечали его мимолётных собеседников. А уж как щемило сердце, когда Линсен снисходительно улыбался женщинам! И когда они расцветали, как розы, от одного лишь его взгляда…
        Я закусила губу, подавляя глупую ревность. Подцепила вилкой ломтик засахаренного имбиря и отправила в рот, чтобы резкий вкус вернул здравый смысл. Придётся смириться: такие, как Линсен, быстро увлекаются, но ещё быстрее перегорают. В его сердце больше нет места для госпожи Альтеррони, и вряд ли теперь он будет столь добр к ней. В ближайшие дни нужно с ним встретиться и узнать, должна ли я деньги за проживание.
        Я уже хотела идти, когда заметила, что в ресторан ввалился Уорт. Бесцеремонно растолкал посетителей, сгрудившихся у выхода, и поспешил в центр зала. Сложно было понять, что он тут забыл: ведь только что уехал домой! Выглядел Уорт встревожено и растрёпанно. Так, словно только что пережил второе Возмездие. Табельного оружия при нём не было: лишь разболтанная кожаная кобура на ремне.
        Я затаилась, спрятавшись за вазой с сухоцветом, и наблюдала. Вот Уорт выдернул Линсена из толпы и почти поволок к стене. Разговор явно шёл на повышенных тонах. Линсен жестикулировал, мотал головой, раздражённо поджимал губы. Через пару минут к спору присоединился Винченцо Морино, причём, выступал он явно на стороне Линсена. Любопытство звало подкрасться, слиться с толпой и подслушать, о чём они столь оживлённо судачат. И я даже заставила себя подняться со стула.
        И тут все трое разом посмотрели на меня. Синхронно, словно сговорившись.
        Дыхание оборвалось. Сердце оглушительно ухнуло и пропустило удар. И мир вокруг замер, как недвижимая картинка. Я молча стояла под обстрелом трёх пар глаз и не могла двинуться с места.
        Линсен отвернулся первым. Потеребив собеседников за рукава, он указал на дверь. И все трое, прорезавшись сквозь толпу, покинули ресторан.
        Я же предпочла уйти через запасной выход.
        ***
        Ужин лёг в желудок тяжёлым грузом. Усталость забрала последние резервы и вывернула наизнанку. В голове и сердце цвёл хаос. Всё, чего я желала, вернувшись в номер - упасть в постель и заснуть. А ещё лучше - тихонько и безболезненно уйти к Покровителям. Чтобы оставить позади своё запутанное настоящее, туманное будущее и вопросы, на которые не находится ответов. Чтобы навсегда проститься с разъедающими воспоминаниями, которые воскресли волей случая. Чтобы…
        Какой бред. Смерть ничего не решит, но разрушит. Боль и воспоминания проросли меня настолько, что будут преследовать даже в могиле.
        На тёмном небе за окном всходила луна. Деревья, припорошенные ночным серебром, качались, как в танце. Мир за стеклом казался нереальным, нарисованным, выдернутым из чужой больной фантазии. Всё, что творилось в мыслях - тоже. Сидя в кресле у стола, я наливала себе воду и осушала стакан за стаканом. Словно вода могла просвежить разум, вернуть мыслям ясность и отмыть мир от бесконечной ночи.
        Скрип двери не удивил меня, но заставил вздрогнуть. Чужие шаги зашуршали за спиной. Я почти привыкла к присутствию посторонних на своей временной территории. Горничные часто входили без стука.
        - Сирилла, - раздался голос, который я уж точно не ожидала услышать. - Не ждала?
        - Линсен?! - с сомнением посмотрела через плечо.
        Сердце перехватило. Я дёрнулась, едва не опрокинув стакан, и тут же мысленно прокляла себя за это. Даже слабоумный догадался бы, что за петух меня клюнул.
        Но в дверях стоял совсем не тот Линсен, которого я знала. Не тот видный мужчина, что спас меня и привёз сюда. Этот Линсен был сутул, понур и уныл. Слабый огонёк свечи в его руке вздрагивал и кренился. Я не знала, почему он так напуган, но была уверена: он не притворялся. Я видела истинное лицо Линсена Морино. То, что скрывалось за миллионом смелых масок.
        Щёлкнула щеколда. Теперь мы были отрезаны от мира.
        - Я могу присесть? - отчеканил Линсен, и уголок его губ знакомо дёрнулся.
        - Здесь всё твоё, - сказала я. - Можешь не спрашивать.
        Линсен затушил свечу и по-хозяйски придвинул кресло к столу. Уселся напротив меня и сложил руки в замок. Кончики его пальцев мелко дрожали, выдавая страх. На лбу, под сетью волос, то и дело проступала испарина.
        - Сирилла, нам надо поговорить. Очень серьёзно.
        - Нам действительно пора объясниться, - согласилась я, ощущая, как его тревога передаётся мне. - Учитывая произошедшие события и наши разногласия, прошу сказать мне, сколько я должна отдать за проживание.
        - Не усугубляй ситуацию, - отрезал Линсен. - Я просто хочу поговорить по-человечески. Без лишних эмоций. И начистоту.
        - Я тоже этого хочу, - призналась я. - Но всё же, сидеть на шее у чужого челове…
        - Обещай, Сирилла, что будешь честна, - перебил Линсен, зажмурившись, как от яркого света.
        - И ты тоже, - перехватила я. - Баш на баш.
        - Обещаю, - отчеканил Линсен, не задумываясь.
        Между нами дрожали свечные огни. Лицо Линсена плыло в ареоле прозрачного дыма. Пахло тревогой, сухим бессмертником и накалённым воском. И тайнами, которые должны были остаться между нами.
        - Скажи честно, - произнёс Линсен, осторожно подбирая слова. - Тебя подослали ко мне?
        - Что за ерунда! - выпалила я. Напряглась и сжалась, опасаясь, что он снова начнёт кричать. - Это тебя подослали!
        Линсен усмехнулся: криво и устало. Зрачки его поймали трио свеч, а затем снова вобрали мрак.
        - А вот это уже интересно. С чего бы? - спросил он, откидываясь на спинку кресла.
        - Это ты начал меня преследовать, - пояснила я, стараясь на него не смотреть. - Ты неведомым образом оказался у моего дома и стал неожиданно любезен. Это ты настаивал на переезде в гостиницу. Ты втирался ко мне в доверие, заботился, как о родной, и обхаживал, словно жених.
        - Знаешь такое слово: вежливость? Благодарность?
        - Линсен, мне давно уже не восемнадцать, и я прекрасно понимаю, что мужчины не делают такие вещи просто так! - возмутилась я. - Особенно, когда имеют дело с совершенно незнакомой женщиной.
        - Ты знаешь, в чём была причина, - отрезал Линсен. Сквозь завесу трепещущего пламени я видела, как сжались его губы. Жёлтые глаза, затуманенные усталостью, остановились в одной точке. - И знаешь, что сейчас причина иная. Добилась, всё-таки, своего. Задание выполнено.
        - Объясни, о чём ты вообще? - я раздражённо всплеснула руками. - Что бы ты ни надумал, я всего лишь жрица! Да, я приняла твою помощь, но лишь потому, что мне не за что было держаться!
        - Быть не может, что ты не при делах! Откуда ты тогда знаешь мою тайну? - спросил Линсен начистоту. - Ты ясно дала мне это понять в амбулатории. И потом, прямо здесь, когда пыталась стянуть с меня рубашку. Я вижу только один вариант. Нас столкнули, чтобы включить шантаж и свести меня с ума. Потому я и не мог выпустить тебя из поля зрения. А теперь боюсь, что ты свяжешь меня.
        - Тайну? - выпалила я. - Ту, что под твоей рубашкой?
        Молчание ударило оплеухой. Повисло между нами, как рыболовная сеть, и разъединило. По выражению лица Линсена и его внезапно побелевшей коже я поняла, что попала в цель. В десятку и с первого раза.
        - Ты ведь всё знаешь, - прошептал Линсен, и я поняла, что он до последнего надеялся на лучшее. - Ты сразу знала. Хватит притворяться, Сирилла!
        Свечи затрещали, пустив чёрный дым, и мой рассудок прорвало. События и загадки прошлого начали всплывать в памяти, а ответы - находиться сами собой. Образы в голове рождались быстро, как грибы, вырастающие после дождя. Каждое воскресшее воспоминание жгло, как пощёчина. Затягивающиеся в секунду раны. Фраза о вырванных крыльях и его побледневшее лицо. Послание Хатцен на фотокарточке. Боязнь шантажа. И - самое главное - рубашка, которую он не снимал, даже когда был близок с женщинами. Должно быть, то, что под ней, видела только Хатцен…
        Но что там может быть? Крылья, прижатые корсетом к телу? Неужели их можно не заметить под одеждой?!
        - Ты - полукровка, - выдохнула я, поражаясь догадке. - Но скрываешь это. Тебя могут уничтожить…
        - Я не буду тебе платить, Сирилла, - оторопев, Линсен мотнул головой. Он стал ещё бледнее, и теперь тон его кожи почти сливался со стенами. - И не пойду ни у кого на поводу. Прошу тебя, давай завершим всё и сразу. Хочешь подписать мне приговор - подписывай. Я устал жить в страхе и не спать ночами.
        - Какой приговор?! Я ничего не знала до этого момента! - удивление было таким сильным, что я не чувствовала своего тела. Вскочив с кресла, я вытянула руку и четырежды сделала ритуальный жест. - Клянусь тебе! Клянусь памятью моей матери и сестры!
        - Клясться памятью предков, покрывая ложь - непростительное грехопадение!
        - Я не лгу тебе!
        Сжав губы, Линсен поднялся. Его ладонь пробежалась по лацканам пиджака, расстёгивая пуговицы. После того, как пиджак полетел в кресло, он принялся за рубашку. Линсен промахивался и медлил: слишком сильно дрожали руки. Страшно подумать, как он с этим жил.
        - Хочешь знать всё? - прошептал Линсен, с сомнением поглядывая исподлобья.
        Я проглотила гневные слова, подступающие к горлу, и кивнула. Догадка сбила с пути, и теперь меня несло по бездорожью, как обезумевшую лошадь. Нужен ли был ему мой ответ? Он ведь всё решил для себя…
        Рубашка соскользнула с плеч Линсена и повисла на запястьях. Не дожидаясь ответа, он повернулся ко мне спиной. И тут мне пришлось зажать рот ладонями, чтобы не закричать.
        По спине Линсена бежали грубые диагональные рубцы. Выпуклые алые полосы пересекали лопатки и сходились углом у позвоночника. Кожа вокруг морщилась, стягиваясь складками и линиями шрамов. На мгновение я представила, что он чувствовал, когда ему вырывали крылья. Был ли предел боли, которую он ощущал? Способен ли он чувствовать боль вообще?
        Кто, кто это сделал?!
        Зрелище было мрачным, но завораживающим. Рубцы выглядели на редкость безобразно и отталкивающе, но странным образом притягивали взгляд. И звали прикоснуться к ним.
        Сделала шаг навстречу. Вгляделась в изуродованную кожу, которой едва хватило, чтобы закрыть дефект, и багряные рубцы. Воображение нарисовало два ладно сложенных нефилимских крыла, да так, что я чётко увидела их. Крылья вытянулись из заросших ран, расправились, и тут же рассыпались ворохом блёсток.
        Ему не дали их носить…
        - Крылья, - прошептала я, подходя ближе. Слёзы навернулись на глаза, но я и не пыталась их сдерживать. - Настоящие крылья!
        Линсен вздохнул: то ли с облегчением, то ли с презрением. Опустил голову, и волосы занавесили его лицо. Я знала, что увижу его слёзы, если откину пряди. И забрала бы их себе, если б могла.
        Задрожав, я сделала ещё один шаг. Протянула руку и осторожно коснулась шрама. Загрубевшая кожа упёрлась в ладонь. Его дрожь передавалась мне.
        - Я чудовище, Сирилла, - произнёс Линсен полушёпотом. - Убегай, покуда мы не связаны.
        - Ты нужен мне, - сорвалось с языка. - Нужен больше, чем кто-либо.
        - Это шантаж?
        - Это признание, - моё дыхание скользнуло по его плечу, и его кожа покрылась мурашками.
        - Теперь ты можешь меня уничтожить…
        - Чтобы уничтожить и саму себя?!
        Я становилась безумной рядом с ним, как и в ту ночь. Краски перед глазами потекли, превращая мир в смазанное, сияющее марево. Рациональные мысли заглушил ускоряющийся пульс. В животе расправил лепестки огненный цветок. Потеряв страх, я приблизилась вплотную и обняла его. Прижалась к спине, согревая кожу поцелуями. Он пах травяным шампунем и мелиссой: страстно и убаюкивающе.
        - Разочарована? - Линсен бросил робкий взгляд через плечо.
        - Теперь я ещё сильнее тебя…
        Я осеклась, и последнее слово навек осталось тишиной.
        А потом Линсен нежно откинул мои руки, склонился над столом и потушил свечи.
        Немое безумие, что обволокло нас, травило и искушало. Ночь усиливала запахи и придавала звукам сакральный смысл. Линсен перехватил мои запястья - но совсем не так, как в ту роковую ночь - и, подавшись вперёд, нашёл в темноте мои губы. Задыхаясь, я впитывала его поцелуй каждой клеточкой. И уже не искала спасения от пламени, что разгоралось внутри, поднимая искристые языки.
        Халат упал на пол. Прикосновение его кожи послало разряды молний к кончикам пальцев. Синий мрак ночи переполз в голову, затуманив мысли. И совершенно не хотелось думать о том, какое безумие мы совершаем. Может быть, Линсен играл со мной, как с очередной из любовниц. Может быть, завтрашнее утро изменит всё, и мы навек разойдёмся по разным колеям. Может быть… Только я знала одно: я никогда не буду каяться. Ни завтра, ни через неделю, ни перед лицом Покровителей, когда они приберут меня.
        Линсен не скрывал опыта. Он слишком хорошо слышал моё тело. С каждым поцелуем он позволял себе всё больше, а я с благодарностью принимала его ласку. Он открывал мне новые грани наслаждения, о которых я могла думать, лишь краснея. То поднимал ввысь, почти доводя до оцепенения, то стремительно обрушивал вниз, но непременно подхватывал у самой земли. То вытягивал струной, то заставлял безвольно биться в его руках. Он уверенно вёл меня за собой в ускоряющемся танце. Перечёркивая прошлое, наполняя истомой, сбивая дыхание. Я царапала его спину, и раны тут же стягивались мягкими рубчиками. Кусала его плечи и проглатывала стоны.
        - Кричи… Сирилла, - прошептал Линсен мне в ухо. - Пусть все слышат… что мы вместе…
        Теплота накрыла ступни и побежала вверх. Глаза заволокла пульсирующая тьма. И когда мир исчез в ней совсем, рассыпавшись золотыми искрами, я закричала.
        ***
        Полумрак был влажным, наполненным запахом лаванды и розовых лепестков. Тихий плеск расслаблял и убаюкивал. Под обогревателем, подающим в ванну тёплую воду, гудела печь. По углам трещали одинокие свечи, то разгораясь, как светляки, то стягиваясь в пляшущие точки.
        Мы сидели по грудь в воде и молчали. Слова неожиданно потеряли ценность и смысл. Каждый по-своему переживал то, что произошло. Я не знала, о чём думал Линсен, но надеялась, что аура волшебства, спутавшая наши души, не рассеется с рассветом.
        - Расскажи мне, - попросила я, поудобнее устраиваясь у него на плече.
        - О том, почему я увлёкся вами, госпожа Альтеррони? - Линсен усмехнулся и заправил прядь мокрых волос мне за ухо.
        Теперь я знала, откуда в нём эта дерзость. Виновата сумасбродная нефилимская кровь, пузырящаяся, как игристое, и то и дело бьющая в голову. Смелая кровь, берущая города.
        - О твоих крыльях, - я мотнула головой и очертила его губы.
        - Ты и сама всё видишь, - шепнул Линсен, и показал на рубчики от царапин на своём плече. Тонкие полоски таяли на глазах, оставляя после себя чистую кожу.
        - Нет, - возразила я. - Я хочу знать всё. Зачем это сделали? Кто это сделал?
        - Это нужно было для того, чтобы я выжил. Как ты ещё не поняла?
        Его руки сомкнулись на моей талии, прижимая ещё крепче. На смену горячему желанию пришла нежность. Доверие, выворачивающее сердце наизнанку, от которого хотелось плакать.
        - Твоя мама… - я замялась. - Если она была нефилимкой, как же ей могли позволить держать гостиницу?
        - Никто не знал, что она наполовину нефилимка, - Линсен улыбнулся, и у меня отлегло от сердца. - Даже мой отец.
        - Ей тоже вырвали крылья?
        Линсен кивнул:
        - Только у неё всё срослось без шрамов. Мать думала, что не удержит беременность, но я слишком хотел жить. И тогда её планы сорвались. Наша жизнь превратилась в настоящее прибежище Разрушителей, Сирилла.
        - Отец так и не смог простить ей обмана? - прошептала я, и мой голос почти слился с плеском воды.
        - И я тоже, - Линсен нежно поцеловал меня в висок.
        Глава 25
        Бескрылые
        Год 300 от Возмездия Покровителей
        - Я умоляю тебя, - рыдала мать, отступая вдоль стены. Гемолимфа капала с кончика её носа, вычерчивая рваные фиолетовые дорожки на губах и подбородке. - Только не трогай Линсена!
        - Я сам решаю, кого мне трогать, чудовище! - взревел отец, занося крепкую руку. Зеркало туалетного столика отразило его лицо, искажённое ненавистью. - И кого бить - тоже. Вам обоим не место среди избранных: ни тебе, ни твоему выродку!
        Шлепок прозвучал звонко и отрывисто, как взрыв. Эхо насмешливо запрыгало по углам барабанной дробью.
        - Это и твой ребёнок, между прочим! - ринувшись вперёд, мать кинулась на отца. Врезалась в гордо выставленную грудь и тщетно замолотила кулачками. - Не смей так говорить о нём!
        - Это не ребёнок, - отец развернул её, словно в танце, и отшвырнул, как котёнка. Та грузно свалилась на кровать. С размаху ударилась головой о спинку, но не издала ни звука. - Это - чудовище, как и ты. Грязный полукровка, который не должен был родиться.
        Линсен вжался в угол, пытаясь слиться с тенью, и закрыл глаза ладонями. Единственное, что удерживало его от броска - осознание того, что мать не чувствует боли. Дети в девять годовых циклов ещё не понимают, что, помимо физической, бывает и другая боль. Как и то, что причиняет она куда больше страданий.
        - Покровители не дают таким чудовищам удержаться во чреве, Айлин, - продолжал отец, искоса поглядывая на Линсена. - То, что вы оба увидели свет - происки Разрушителей. Только Разрушители могут такое допустить.
        От отца разило зелёным змием. Тяжёлый смрад плыл по комнате, как ядовитый смог. Он всегда кидался на мать, когда был пьян. И всегда начинал ковыряться в запретной теме, выискивая всё новые и новые придирки.
        Удар. Шлепок. Ещё удар. Мать стойко принимала наказание за факт своего существования. Отлетала к стенке, пригибалась к полу, но тут же снова поднималась. И то и дело вытирала с лица проступившую гемолимфу. У неё никогда не хватало сил на достойный ответ.
        Линсен смотрел на родительские драки, сколько себя помнил. Из сезона в сезон, из цикла в цикл. Бывало, что вмешивался и кидался на отца, но каждый раз получал свою долю оплеух. Хоть раны Линсена и затягивались столь же быстро, как у матери, боль он чувствовал во всех красках. Но иногда держать себя в руках, как приказывала мать, не получалось. И тогда он жертвовал собой, подставляясь под отцовские кулаки.
        - Ублюдок! - Линсен неожиданно выпалил слово, которое постоянно слышал от отца в свой адрес. Злость прорвалась наружу, закипела в венах и задрожала на языке. Он сжал кулачки и шагнул вперёд.
        - Линсен! - выкрикнула мать издалека. В её возгласе слышалась тревога.
        - Что ты сказал, маленький выродок? - разъярённое лицо отца нависло над ним, как луна. Но ярость не отступила. Она стала сильнее.
        - Бесстыжий ублюдок! - Линсен поднялся, пристально глядя в отцовское лицо, так схожее с его собственным. - Это ты отрезал мои крылья!
        В комнате на несколько секунд повисла мёртвая тишина. Лишь хрустальные колокольчики позвякивали на оконной раме, как предвестники беды.
        - Кто сказал тебе такое? - выдохнул, наконец, отец.
        Линсен сжал губы. Если он выдаст мать, ей попадёт ещё сильнее.
        - Это всё твоя мать?! - запах алкоголя накрыл, отозвавшись под рёбрами тошнотой.
        - Ты искалечил меня! - закричал Линсен, пихнув отца кулаком в живот. - Я хочу, очень хочу, чтобы тебя поскорее прибрали Разрушители!
        Жёлтые глаза отца злобно сверкнули. Напряжённую тишину разорвал вздох матери. Линсен зажмурился, готовясь принять удар. Вот только боли, как обычно, не последовало.
        - Линсен, - отец словно протрезвел в секунду. Голос его стал ровным и спокойным. Разве что, удушающий запах перегара, исходящий от него, по-прежнему кружил голову. - Ты ещё слишком мал и глуп, чтобы всё понять. Так я спас тебя от смерти. Точно так же твоя бабка уберегла от гибели твою мать.
        - Неправда! - закричал Линсен. - Ты всё врёшь! Ты всегда врёшь! Ублюдок!
        Оплеуха обожгла голову, а истошный визг матери - слух. Ещё одна затрещина прилетела с другой стороны и отбросила на стену. Комната качнулась и на миг подёрнулась теменью. Но губы продолжали вопить, не реагируя на боль:
        - Ублюдок! Ублюдок! Я ненавижу тебя!
        ***
        Вечером, когда мать клеила на оставшиеся ссадины медовый пластырь, Линсен, наконец, решился поговорить с ней. Слова отца никак не шли из головы, мешая думать и спать. В жутком перепутье мыслей таилось нечто, о чём нельзя было молчать. Нечто щемящее и раздирающее, не имеющее названия и словесного облачения. То, что страстно хотелось выдавить из себя, выплакать со слезами, выместить яростью, но не получалось.
        - Почему папа так говорит? - начал он полушёпотом.
        - Зелёный змий околдовал его рассудок, - пояснила мать, улыбнувшись неестественно-светлыми глазами. - Хмельное меняет людей до неузнаваемости.
        Они сидели на кровати, откинувшись в перьевые подушки. На той самой, что едва не раскроила маме голову спинкой. Линсен знал: сегодня ночью он не уйдёт от матери. Одному в тёмной комнате слишком страшно.
        - Я не о том, мам, - Линсен поднял голову. - Он же нас бьёт. Почему мы для него, как мусор?
        - Потому что в наших жилах - кровь нефилимов, - спокойно ответила мать, расчёсывая его длинные волосы. - Это грязная кровь.
        - Но если он такой чистоплюй, - Линсен старательно подбирал нужные слова, чтобы не задеть и не обидеть мать, - зачем же тогда на тебе женился?
        Мама звонко рассмеялась, и от сердца отлегло. Её губы растянулись в улыбке, а пальцы аккуратно пригладили непокорный локон у виска Линсена.
        - Он ничего не знал о моём происхождении, когда мы познакомились, - пояснила она.
        - Ты обманула его?
        - Получается, что так, - мать прижала его к себе.
        Луна заглянула в окно спальни, выбелив стены, и отразилась в зеркале туалетного столика. На мгновение стало жутко и страшно. Всё, что Линсен знал о мире и принимал, как непререкаемую истину, трещало по швам. Получалось, что законы, по которым живут люди, совсем не согласуются с Устоями и Положениями.
        - Но для чего? - изумлённо пробормотал мальчик.
        - Меня с рождения воспитывали, как человека, - мать пожала плечами. - Никто не хотел, чтобы я приняла неизбежную судьбу обслуги или куртизанки. У моих знакомых и в мыслях не было, что во мне нефилимская кровь. Несмотря на бессилие[12 - - БЕССИЛИЕ - врождённая, вынужденная или приобретённая неспособность женщины использовать магию.], я посещала Наставню вместе с другими девушками. И соблюдала лишь одно правило: не давать никому узреть свою кровь. Твой отец никогда и ни о чём не догадался бы, если бы Покровителям не вздумалось толкнуть его ко мне в покои в момент твоего появления на свет.
        Что-то переломилось в юной душе Линсена. Словно потерялся незримый глазу, но важный и ценный элемент. Стало по-настоящему больно и захотелось плакать. Но совсем не так, как когда отец колотил его, нет! Этим вечером он заработал свою первую настоящую ссадину. И ей не суждено было затянуться. Мама, любимая мама, нежная и ласковая, говорила об обмане и подлоге, как об обычном деле. Так, словно это вошло у неё в привычку, как сдобная булка со стаканом козьего молока поутру. Отец был неистов, несдержан и регулярно колотил их, но он казался более искренним. Даже когда со всей силы швырял мать на кровать и обрушивал на её голову кулаки.
        - Но ведь дедушка Айдмир и бабушка Линс были людьми, - осмелился возразить Линсен. - Или они прятали крылья?
        - Всё дело в том, дорогой мой, - мать снова улыбнулась, но её улыбка больше не грела, - что они - не настоящие мои родители. Бич большинства женщин клана Морино - бесплодие, и, к сожалению, бабушка Линс тоже поймала этот камень от Покровителей. Но, как подсказывает мне интуиция, бабушка слишком сильно хотела избавиться от дедушки.
        - Избавиться?! - выкрикнул Линсен, отстраняясь. Странные флюиды, исходящие от матери, обжигали и проникали под кожу.
        - Слишком велик был её соблазн завладеть гостиницей, - мать кивнула. - А дедушка, хоть и был намного старше, не собирался уходить к Покровителям, даже несмотря на то, что пристрастился к зелёному змию и регулярно развлекался со своими же куртизанками. Но бабушка могла родить дочь, и вполне законно отправить его на Посвящение. Этой идеей и был занят её рассудок. Поэтому, когда одна из нефилимок-куртизанок, промышляющих в гостинице, неожиданно удержала беременность от человека, бабушка Линс не стала выдавать её и отправлять в Пропасть. Она спрятала бедняжку от посторонних глаз в погребе, обыграв это, как бегство, а сама прикинулась беременной.
        - Это же нечестно! - Линсена переполняло возмущение. - Совсем-совсем нечестно!
        - Дорогой мой, что важнее, быть честным или сохранить своё и выжить? - глаза матери загорелись, но она продолжала, как ни в чём не бывало. - Я родилась с кожей и глазами, как у человека, но получила крылья от истинной матери-нефилимки. Такого поворота бабушка Линс не ожидала.
        - Ты была бы очень красивой и с крыльями, - произнёс Линсен, натянув улыбку.
        - Меня бы уничтожили, едва узнав о том, что я полукровка, - ответила мать хмуро. - А бабушку Линс, которая, якобы, родила меня, отправили бы в Пропасть за связь с нефилимом. Я молчу о том, что сделал бы с ней дедушка. Поэтому она сразу срезала мои крылья под корень, выломав их из суставов. И залечила раны, хотя этого и не требовалось. Уже через день не осталось и шрамов. На моём Посвящении ничто не вызвало подозрения жриц.
        - Но у меня остались шрамы, - угрюмо проговорил Линсен. - И мне бывает больно. До сих пор.
        - Твои раны тоже стянулись быстро, - проговорила мать. - Но нефилимы дали тебе меньше своей крови. Поэтому ты чувствуешь боль, как человек, и у тебя остаются шрамы. Ты гораздо ближе к людям, чем я, Линсен.
        - Но я тоже всю жизнь буду нечестным… - выдохнул он.
        - Зато живым, - вздохнув, мать обняла мальчика. - Очень тяжело жить, никого не обманывая. Запомни это.
        - Потому ты и терпишь? - Линсен вдохнул знакомый запах духов мамы, но теперь он казался враждебным и колючим. - Потому не разведёшься с ним? Тебя уничтожат?
        Мать беззвучно кивнула:
        - А твоего отца отправят в Пропасть за связь с полукровкой. Дозорные закрывают глаза только на куртизанок, потому что над ними непременно кто-то стоит. Мы связаны тайной и обманом, Линсен. Все трое.
        ***
        Год 317 от Возмездия Покровителей
        Линсен опустил шторы. Тяжёлый бархат рухнул на пол, и тьма затопила комнату. Лишь оранжевые свечные огоньки подрагивали по углам, как звёзды в глубинах ночного неба. Сегодня он делил этот мрак пополам с той, кому принадлежало его сердце.
        Голова кружилась от вина и предчувствия неизбежного. Ответы на все вопросы были здесь, в этой удушающей тьме, накалённой от желания и оплавленного воска. Осталось лишь найти их. Опасаясь наговорить лишнего, он жадно потянул её к себе. Её лицо, вполовину освещённое пламенем, походило на растущую луну. Запах хвои накатывал волнами, то отступая, то стискивая горло до удушья. Аромат её магии, что бесконтрольно распускалась на пике эмоций.
        Рука в чёрной перчатке коснулась его плеча и переползла на спину. Нырнула в волосы и осторожно откинула их назад. Нетерпеливые поцелуи опалили шею, спускаясь под застёгнутый ворот рубашки. Сдерживать дыхание и плотские порывы становилось всё сложнее.
        Линсен зажмурился. Её поцелуи и руки не врали. Не врало и горячее тело, с которого так хотелось сорвать чёрное кружево одежд. Он тоже не мог притворяться дальше. Но поймёт ли она его так же хорошо, как он понял её?
        - Ты будешь жалеть, Хатцен, - произнёс он сквозь сбивающееся дыхание. Провёл пальцами по её спине, пересчитывая позвонки сквозь ткань глухого платья. По телу девушки бежала крупная дрожь.
        - Никогда, - Хатцен коснулась его губ быстрым поцелуем. - Я люблю тебя и верю тебе. И хочу быть твоей сейчас…
        - И навсегда? - Линсен осторожно погладил её плечо.
        - И навсегда, - выдохнула девушка и снова коснулась его губ своими. Вспышка цвета индиго загорелась над её плечом и тут же потухла, оставив густое хвойное амбре.
        Линсен задыхался. Страх и желание неслись по венам, перемешиваясь сумасшедшим экстазом. Он мог бы изобразить дикий порыв и, не снимая рубашку, опрокинуть её на чёрный атлас простыней. Только Хатцен не походила на тех женщин, которым хотелось лишь развлечься с видным господином. Она открывалась ему полностью. Не стеснялась показывать свою суть, так чуждую непосвящённой, и зачатки магии хаоса, которой совершенно не управляла. Она ждала от него того же. Доверия и чистоты помыслов.
        - А что если я не совсем тот, кого ты видишь? - проговорил Линсен, решившись.
        - Мне всё равно, кто ты, - прошептала Хатцен, обвивая его шею. - Ты будешь держать мои тайны, а я - твои.
        Линсен бережно откинул её руки, освободившись от объятий. Натянуто улыбнулся и облизал губы. Обогнул расстеленную кровать и вышел на середину комнаты.
        - Смотри, Хатцен, - проговорил он, расстёгивая дрожащими пальцами ворот рубашки. - Просто смотри.
        Тёмный шёлк, зашелестев, полетел на пол. Горячий воздух прошёлся по коже. Убрав волосы с плеч, Линсен повернулся к девушке спиной.
        Тугое молчание стёрло звуки. Тишина стала такой плотной, что Линсен слышал стук своего сердца, частый и срывающийся. Кровь звенела в висках, распирая сосуды. Хотелось убежать, проклиная себя, но Линсен терпеливо ждал. Ждал её решения. Её драгоценного слова или хлопка двери, что перечеркнёт всё.
        Молчание затягивалось. Лишь шорох платья Хатцен время от времени прорывал тишь. Хотелось спросить, не разочарована ли она, но слова не шли наружу. Застревали в горле, как чёрствые корочки, и превращались в бесплодный сип.
        - Ты… - выдавил он, в конце концов. Никогда раньше ему не было так страшно.
        Шаги, раздавшиеся сзади, показались издевательством. Один, другой… Неужели она уйдёт?! Неужели предаст?!
        - Хатцен, - прошептал он. Уголки глаз защипало от слёз. - Моя любимая Хатцен…
        - Я здесь, Линсен, - она прижалась к его спине обнажённой кожей. - Я с тобой.
        Губы Хатцен заскользили по шрамам, пробуждая знакомую зудящую боль. Но теперь неприятное чувство было в радость. С каждой секундой Линсен поднимался всё выше. Но возносило его не пустое плотское наслаждение. Этой ночью они распахнули друг для друга не тела, а сердца. Навсегда.
        Глава 26
        Святой огонь
        Уже давно я не чувствовала себя такой спокойной и расслабленной. Я задремала прямо в ванне, на плече Линсена, под его рассказы. И он позволял мне отдыхать; не будил, лишь нежно гладил волосы и плечи.
        Потом сквозь сон прорезались мутные образы: вот Линсен вытащил меня из воды, завернул в полотенце и на руках донёс до кровати. Скрипнул дверцей шкафа, накинул на меня первую попавшуюся сорочку и укрыл одеялом. Шёлковые губы коснулись моего виска: нежно и с трепетом. А потом хлопнула дверь, и я осталась одна в блаженной темноте.
        Сон был глубоким и безмятежным, как у ребёнка. Сомнения, пригибающие к земле, наконец, отпустили. В своих видениях я летала. Покровители, что так долго испытывали меня силой, болью, презрением и разочарованием, даровали в награду настоящее счастье. Теперь всё казалось мелким и незначимым: и Элси, и подвал, и Элсарио…
        Разбудил меня спазм в животе. Такой внезапный и сильный, что я подскочила чуть ли не до потолка. Боль обрушивалась водопадом и, нарастая, концентрировалась внизу живота. Она толкалась, извивалась, пульсировала. Странная боль, особая. Не похожая ни на вести кровной связи, ни на пищевое отравление.
        Я сжала губы, но громкий стон всё же прорвался наружу. Стены залила чёрная краска, а на висках проступил ледяной пот. Согнувшись пополам, я завернулась в простыню и переждала спазм. Боль отступила, как ни в чём не бывало, оставив светлое облегчение.
        - Спокойно, Сирилла, - прошептала я, подбадривая сама себя. - Просто ты слишком давно не подпускала к себе мужчину. Твоё тело не понимает, что произошло.
        Объяснение казалось логичным и правдивым. Но тревога, бьющаяся в животе, говорила обратное. Как и интуиция. Со мной происходило что-то странное, непредвиденное. И прошлая ночь никак не была с этим связана.
        Чтобы не впадать в панику, я прочитала ключ. Поток снизошёл быстро: стремительным головокружением и приятной тяжестью в ладонях. По комнате заструился запах жасмина и ванили. Когда он заиграл в полную мощь, я вытащила из воздуха ворох жёлтых энергетических нитей и выпустила себе под рёбра. Пульсирующие золотые искры, скрутившись спиралью, просветили кожу. Энергия текла равномерно, как чистый ручей, и не встречала препятствий.
        Я фыркнула, удивившись результату: никаких признаков недуга. Быть не может такого! С чего тогда эта боль, выжимающая без остатка?! Откуда?!
        Немного обуздав тревогу, я вспомнила, что дважды уже сталкивалась с этим неведомым недугом. Первый раз - ещё в Наставне, через год после того, как ушла Сиил. Мать тогда повела меня в амбулаторию, но жрица ничего не увидела: лишь сказала, что я прикидываюсь, и велела больше времени уделять моему воспитанию. Ещё один эпизод случился через пару лет, в Академии, когда я чуть не потеряла сознание на лекции по анатомии человека и нефилима. Но во второй раз было проще: я уже умела использовать Поток на полную, и быстро себя обезболила. Оба раза спазмы начинались неожиданно, прихватывали с поразительной периодичностью и столь же внезапно завершались.
        И оба раза у меня не обнаруживалось никаких признаков недуга.
        Заправив кровать, я бросила беглый взгляд на часы. Девять тридцать. Завтрак уже завершается, а я так и не успела спуститься! Этим утром есть мне, как ни странно, хотелось, и очень сильно. Голод кружил голову, и мысль о том, что придётся терпеть его до обеда, повергала в уныние.
        Я торопливо ополоснула лицо. Выгребла из шкафа корсет, первое попавшееся платье, и на ощупь застегнула крючки на спине. Хотела было уже идти, как дверь с тихим скрипом приоткрылась. До слуха донеслось мерное шуршание метлы, а в номер просочился восковой аромат.
        - Госпожа, - проговорила пожилая нефилимка-горинчная, застыв в дверном проёме, - я думала, вы…
        Фраза оборвалась посередине, прервавшись глухим ударом. Громкий стон рассеял тишину, а затем перешёл в пронзительный крик. Из проёма повалил чёрный дым. Потянуло палёным.
        Я ринулась к двери и застыла на месте от удивления.
        Неведомая сила опрокинула нефилимку на косяк и подкосила её ноги. Женщина дёргалась, с громким визгом размахивая руками. По телу её струилось золотое сияние, слепящее и едкое, как зенитное солнце. Странная энергия, берущаяся из ниоткуда, волнами гуляла по коже горничной, оставляя алые полосы. Одежда трескалась и горела под жёлтыми энергетическими плетьми.
        Я наблюдала за жутким и завораживающим зрелищем, не в силах двинуться. Язык приклеился к нёбу. По мышцам лился расплавленный воск и тут же застывал, превращая тело в манекен.
        - Милая госпожа! - выкрикнула женщина. - Помогите же, во имя Покровителей!
        Вопль нефилимки раскрошил густое оцепенение, и я закричала, вторя ей. Ледяной пот покатился по вискам, а тело, наконец, соизволило подчиниться. Новообретённые движения казались неловкими, как у ребёнка, что едва научился ходить.
        - Что происходит?! - я на полном пару метнулась к горничной и, повинуясь неосмысленным инстинктам, втянула её в номер за краешек платья.
        Нефилимка обрушилась на меня, как гора, и мы обе свалились на пол. Следом бухнулась метла, простучав по паркету. Свечение вокруг тела горничной растаяло, как ни в чём не бывало. Я всё ещё видела воспалённые полосы на её коже, но они бледнели с каждой секундой. Страшно подумать, как перенёс бы такое испытание человек.
        - Что случилось? - выпалила я, поднимая голову.
        - Одним П-покровителям известно, - горничная распахнула испуганные глаза. Багровые, вздутые линии на её коже стремительно выцветали и выравнивались. - Я просто стояла в дверях. А тут на меня обрушилась эта энергия. Ниоткуда. И затрясла, как в танце.
        - Энергия?! - я вскочила, как ошпаренная. Предчувствие неладного накрывало всё сильнее и омерзительной оскоминой подкатывало к горлу.
        - Думаю, если бы вы оказались на моём месте, вам было бы больно, - пожилая нефилимка вцепилась дрожащими пальцами в краешек кровати.
        - Как вы не понимаете? - страшная догадка озарила мысли, и я поспешила её озвучить. - Я и должна была оказаться на вашем месте! Потому что всегда выхожу к завтраку раньше, чем вы приходите убираться!
        Не помня себя от ужаса, я подкралась к распахнутой двери. Предусмотрительно прихватила по дороге стул и выставила перед собой, как щит. Каждый шаг давался невероятным трудом. Ноги подкашивались и не слушались. «Меня хотят отправить к Покровителям», - звенело в голове, отдаваясь бесконечным эхом.
        Ножки стула пересекли порог. Ничего не произошло. Лишь из глубины коридора донеслись чьи-то шаги и тут же стихли.
        - Странно, - я оттолкнула стул. Проехавшись по паркету, он врезался спинкой в стену. - Очень странно.
        Горничная обескуражено стояла позади и рассматривала прожжённые полосы на униформе. В её белых нефилимских глазах плескалось полнейшее недоумение.
        Я нагнулась и припала к полу, тщательно рассматривая косяки и ища признаки порчи или печати. Слева, ближе к порогу, заметила наклеенный символ - сеть перевитых дуг. Тревога тут же набросилась сзади, как вор, и закружила голову. Происходящее казалось дурным сном, осколком нереальности, вырванным из ночного кошмара.
        - Тут что-то есть, - доложила я.
        Горничная опасливо приблизилась и присела на корточки рядом со мной. По-старчески сощурившись, вгляделась в место, на которое я указывала.
        - Святой огонь, - произнесла она, со знанием дела рассматривая символ. - Ловушка защиты. Теперь всё ясно. Но кому понадобилось?
        - Что такое святой огонь?!
        - Ловушка против воров, - пояснила горничная. - Давным-давно, когда я была ещё молода, старший господин ставил их на внешние двери по ночам.
        - И что? - удивилась я. - Сжигает насмерть?
        Горничная кивнула:
        - Испепеляет до костей, милая госпожа. Людей. Но не нефилимов. Потому старший господин и решил, что нанять дозорных на ночь будет лучше. Наш народ тоже порой показывает себя не с лучшей стороны.
        - И как мне теперь выбираться наружу? - я обессилено уронила голову на сложенные руки.
        Горничная притянула к себе метлу и подвинулась ближе. Обойдя меня, женщина сбила печать обратной стороной. Тонкая бумажка упала на пол и моментально истлела. Горничная протолкнула пепел в коридор.
        - Бесполезная вещица, - заключила она. - Цена высока, но этот кусочек годен лишь на пару раз, пока не отвалится.
        Горничная поднялась на ноги. Расправила юбку, спрятав в складках подпалины, и прибрала растрёпанные волосы.
        - Бедная госпожа, - выдохнула она, с сожалением посмотрев исподлобья. - Тяжело быть избранницей младшего господина. Я думаю, это чья-то зависть. Будьте осторожны, прошу.
        Я не видела, как она ушла. Не слышала, как дверь захлопнулась у меня перед носом. Если бы в этот момент кто-то спросил, как меня зовут, не вспомнила бы и своего имени. Мир затёрся, как меловая надпись, и поплыл по кругу. Лишь одна страшная фраза звенела в голове, множась и превращаясь в неразборчивый гул. Меня. Пытались. Убить.
        ***
        Когда зловещая, повторяющаяся фраза перешла в гудение, а затем затихла и превратилась в однородную тишину, я обнаружила, что мои щёки стали мокрыми от слёз. Кожу стягивало и холодило. В горле хлюпало так, словно я плакала, по меньшей мере, полчаса. Я машинально потёрла веки, размазывая солёную влагу.
        Приподнялась на руках и разлепила глаза, надеясь, что солнечный свет вернёт бодрость и не позволит раскиснуть. Зря надеялась. Потому что неожиданно увидела перед собой тьму. Глухую, насыщенную и знакомую.
        Неужели я провалялась тут целый день? На всякий случай, потёрла глаза ещё раз и похлопала ресницами. Тьма не рассеивалась, лишь дрожала и менялась. И лишь нащупав под собой подушку, я поняла: сейчас мой рассудок принадлежит девочке Элси.
        Захотелось завыть от обиды и безысходности, что я и сделала. Писклявый голос отозвался эхом. Почтенные Покровители, ну почему сейчас?! Именно тогда, когда я наиболее беззащитна! Именно в тот момент, когда кто-то хочет отобрать мою жалкую жизнь…
        Судя по всему, Элси снова находилась в знакомой комнате. Даже мне, бывающей тут крайне редко и по особым случаям, уже стало тошно от этого интерьера. Всё-таки, девочка не сбежала. Старания неизвестного доброжелателя, что открыл двери её темницы, свелись к нулю. Наверное, Элси помешала слабость. А, может быть, нерешительность. Я не могла знать, какая Элси на самом деле, и имею ли я право судить её по себе. А осуждать - тем более.
        Жадно глотнула воздух. Спёртое на вкус пространство пролилось в лёгкие. Паники больше не было. Как и желания искать выход, да и вообще что-то предпринимать. Я готова была смириться с мыслью, что продолжу скакать по телам, даже когда Покровители заберут меня. То, что я доселе считала игрой, завело меня в смертельный тупик сегодня утром. Выхода не предвиделось, пути назад - тоже. Впереди развернулась глухая стена, а сзади приближался враг.
        Просунула руку под подушку, чтобы лечь поудобнее. Переждать бы опасный период во сне, не привлекая внимания. Я проиграла, и барахтаться дальше не имеет смысла. Умирать нужно с достоинством, и, желательно, безболезненно. Если продолжу сопротивляться - лишь растеряю остатки разума. Я и так почти обезумела.
        Рука скользнула по смятой простыне, расправляя складки. Обычная ткань, не слишком свежая; новая, аккуратная строчка. Под пальцами проскочил предмет: вытянутый и плоский. Подумав, что это - этикетка от матраца, потянула за краешек. Странная вещица свободно следовала за моей рукой.
        Что это? Такие вещи явно не кладут под подушку!
        Повинуясь пустому любопытству, я вытащила находку. Прошлась пальцами по контурам, ощупала поверхность, обшитую тканью. И едва не завопила.
        Я держала в руках погон со своего платья! С того самого, что было на мне в роковой день, когда начались злоключения! Та же ткань, те же нитки, те же бусины и украшения.
        Только как он попал сюда? Одеваясь сегодня, я видела злосчастное платье на нижней полке шкафа. Оно валялось по-прежнему нестиранным и смятым: с того самого дня я боялась даже прикасаться к нему. Платье никак не могло попасть к Элси за пять минут.
        И зачем, зачем погон с моего плеча нужен ей?
        Свежая и острая мысль прорвалась сквозь завесу спутанных домыслов. Талисман! Слова Элсарио не могли лгать. Чтобы прыгнуть в тело другого человека, Элси должна иметь талисман от него: предмет, помогающий сосредоточиться на чужом образе. Элсарио настаивал, чтобы девочка использовала его цепочку с подвеской. Он должен был стать первым, кто увидит её дар. Только Элси решила по-своему. Она предпочла спастись.
        Воспоминания вторглись в голову: одно ужаснее другого. Образы трепетали и размазывались. Картина получалась не слишком радужной, но правдивой. Когда я укладывала платье в мешок, убегая из дома Йозефа, один погон уже был оторван! Получалось, что он попал к Элси ещё до побега.
        Новый вопрос оказался ещё коварнее и непонятнее предыдущего. Как могла Элси оторвать украшение с моего платья, если я никогда не видела её раньше? Кто вообще мог его сорвать с меня, да так, что это не вызвало ни нареканий, ни опасений?
        И тут в памяти очертилась наша стычка с Ленор в коридоре амбулатории. И странный, ослабленный мальчик, рвущийся навстречу. Он называл меня мамой, обнимал и цеплял ладошками моё платье. Да, пожалуй, воришка мог незаметно сорвать украшение. Но как оно могло попасть в руки Элси, если девочка никогда не выходила из погреба?! Если допустить, что Джейсон Уорт - это Элсарио (хотя все улики говорят обратное), он мог отобрать находку у воришки и подарить Элси!
        Стукнула себя по лбу. Элсарио не мог подарить ей чужой талисман - это ослабило бы концентрацию Элси и вывело к ложной цели. И тогда она не прятала бы вещицу под подушкой, скрывая от посторонних глаз. Ему нужно было, чтобы Элси поменялась телом с ним!
        Я уронила голову, как птенец. Мокрая ткань наволочки захолодила щёку. Мысленно вернулась к мальчику, и размытые акварельные пятна неожиданно очертились. Единственный мальчик, с которым виделась Элси - это Лукас!
        Задохнулась, вспомнив, как гладила его длинные волосы. Мысли накатывали, как приливные волны в шторм. «Используй только те талисманы, которые приносит Лукас!» - прокричала память голосом мамы Элси, подтверждая, что я права. Сразу стало понятно, почему в амбулатории Лукас называл Уорта папой. Он и есть его отец! Джейсон Уорт - это Элсарио! Когда решение оказывается самым простым из существующих, мы долго бродим вокруг да около.
        Признавать домыслы интуиции - высшая степень доверия Покровителям. Слишком много совпадений на ровном месте быть не может. Я должна была сразу это понять.
        Всё встало на свои места, кроме одного нюанса. Если Уорт - папа, почему я - мама?!
        Изумление накатило так сильно, что я несколько секунд не могла вдохнуть. Внутри заклокотал ураган, и я зашлась кашлем. Слёзы сами собой потекли из глаз, капая на наволочку. Нет, не на «И» начинается имя мамы девочки. Элси взяла по две буквы от имён отца и матери. Поровну.
        Покровители давали мне подсказку, но я как всегда пошла своим путём… Запутанным и искорёженным.
        Нет, я - не мама. Мама - Сиил! Это настоящее чудо: моя сестра жива!
        Но ответ породил новый вопрос: куда более жуткий и безнадёжный. Если Сиил жива, чьё тело тогда всплыло в озере?
        ***
        Тело дёрнулось от очередного спазма, скрутившего низ живота. Я всё ещё корчилась на полу, в той же позе, что и перед прыжком. Удивительно, но неполадки в моём организме выбивают Элси так же, как её головокружение - меня.
        На этот раз боль нахлынула сильнее, и я вынуждена была сжать зубы, чтобы не закричать в голос. Слепящая волна нарастала, приобретая новые оттенки и уровни. Грешным делом подумалось: не отравили ли меня для надёжности? Рассмеялась сквозь слёзы, удивившись глупости мыслей и яркости надуманных сюжетов. Яд подействовал бы сразу: ни к чему привлекать лишнее внимание к страданиям жертвы.
        Хватит мучиться! Нужно воспользоваться Потоком и снять боль. Если я, конечно, переживу этот спазм.
        Перекатилась на спину и попыталась доползти до кровати. Боль прочищала разум и освобождала от ненужных мыслей. На пике, когда чернота застелила всё вокруг, я перестала сомневаться, что святой огонь - дело рук Уорта. Незримый враг догадался обо всём гораздо раньше; в тот момент, когда увидел меня в гостинице. А когда Элси поменялась со мной в погребе, опасения Джейсона Уорта подтвердились. Самый простой способ покончить с врагом - избавиться от него.
        Попыталась забраться на кровать, но тут же рухнула обратно, смытая новой волной спазмов. Боль скручивала всё внутри, не отпуская ни на секунду. В висках громко стучало. Когда силы терпеть иссякли, я завыла в потолок. Я кричала долго и протяжно, и молила Покровителей лишь об одном: чтобы никто не прибежал узнавать, что произошло.
        Через минуту-другую спазмы резко ушли, не оставив послевкусия, и освобождение снова показалось блаженством. Немного умерив панику, я поднялась. Первым делом призвала Поток и обезболила себя. Расправила складки на юбке и стряхнула разводы пыли. И что делать мне теперь?
        В голове роились мысли и страхи. Паника накатила снова, не оставляя права на выбор. Быстро проверив дверные косяки, выбежала из номера и помчалась к лестнице. Я не замечала ничего вокруг: ни постояльцев, косящихся из-за плеча, ни горничных, ни обслуги. Прыгала через две ступеньки, то и дело теряя равновесие.
        На первом этаже я сразу понеслась к покоям Линсена. Как ни крути, он - единственный человек, которому здесь можно доверять. Теперь настал мой черёд рассказывать истории. И он будет меня слушать.
        Налетела на дверь с разбега - не поддалась. Подёргала ручку - заперто. Паника нахлынула новой волной, забилась кислой истомой в горле, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы подавить её. Переждав несколько секунд, принялась дёргать шнур колокольчика. Я звонила так долго и самозабвенно, что голос, подкравшийся сзади, заставил меня подпрыгнуть.
        - Младшего господина нет сейчас.
        Резко пахнуло мылом и ветошью. Обернувшись, я заметила одну из горничных. Нефилимка методично смахивала несуществующую пыль с колонн. Крылышки женщины гордо торчали вверх.
        - Где его можно найти? - выпалила я, возвращаясь в реальность.
        - Вы разве не слышали, что случилось? - горничная пожала плечом.
        - Н-нет…
        - Старшему господину стало очень плохо за завтраком, - пояснила горничная. - Младший господин вызвался отвезти его в лазарет. Уехали с полчаса назад.
        - Плохо за завтраком?!
        - Что-то с сердцем, должно быть, - а здешним горничным не помешало бы укоротить языки! - Он был такой бледный, что аж синий!
        Я едва не села на пол. В том, что это всё неспроста, сомневаться не приходилось. Слишком много страшных событий произошло этим утром. В совпадения я больше не верила. На Винченцо покушались, как и на меня. Не сомневаюсь, что он знал или подозревал о грязных делишках Уорта, и тот, перепугавшись, решил убрать свидетелей. Вспомнила, как они ругались накануне в ресторане, и поняла, что недалека от истины. Только вот логичных аргументов в запасе у меня не было.
        Ах, если бы я слышала хотя бы часть их разговора!
        - Мне нужен дозорный, - отрезала я. - Со мной произошла беда. Большая беда. Можете сказать, где сейчас господин Уорт?
        Горничная посмотрела на меня, как на воровку.
        - Он ушёл со смены рано утром, - отозвалась она. - Но я могу позвать его напарника, господина Гарроу…
        - Нет, - оборвала я. - Не нужно. Справлюсь сама.
        - Но госпожа…
        Я уже не слышала её. Путаясь в оборках юбки, я летела по лестнице вверх. Сбивала ногами ковровую дорожку, налетала на перила, спотыкалась. И молила Покровителей защитить меня и оградить от бед. Хотя бы на час.
        Глава 27
        Кто мой враг?
        Перед тем, как ввалиться в номер, я тщательно обследовала косяки. Даже не обнаружив ничего подозрительного, дверь открыла с ноги. Ожидала сюрпризов. Но, вопреки домыслам, номер встретил привычной пустотой.
        Паника, упорядочившись и остыв, переросла в терпкий, вяжущий ужас. Я не знала, как проживу следующие несколько часов. Если моё сердце не остановится, я поверю в чудеса.
        Всё вокруг казалось отчуждённым и безликим. Мир окрасился оттенками серого и лишился запахов. Наверное, именно так чувствуют себя мужчины перед Великим Посвящением. Только они хотя бы знают, когда и как им суждено уйти.
        Я метнулась к столу, плеснула себе воды и уже хотела выпить. Но интуиция остановила стакан в миллиметре ото рта. Что, если отравят? Яд - самый простой способ устранить врага. Быстро, эффективно, а - самое главное - недоказуемо.
        Не знаю, сколько я слонялась из угла в угол. Постояльцы, проходящие мимо открытой двери, поглядывали на меня, как на безумную. Некоторые даже недвусмысленно крутили пальцем у виска. Посмотрела бы я на них, переживи они такое! Казалось, что стоит только запереть дверь, как недоброжелатели явятся клеить печати. И следующая моя попытка перешагнуть порог обернётся вечным путешествием к Покровителям.
        - И что же мне теперь делать? - спросила я у пустоты.
        Мне ответило эхо шагов из глубины коридора.
        Я облокотилась на подоконник и уставилась в окно. Зенитное солнце золотило верхушки крон. Сад Аэнос походил на мятежное море, а Храм Вершителей - на маяк. Так и хотелось разбежаться и нырнуть! Представила, как зелёные волны уносят меня прочь, кидают на рифы, тянут на дно. В голове загрохотал реквием. Но на этот раз к Покровителям провожали не маму, и не Сиил. Провожали меня.
        Шаги за спиной показались издевательством. Поймала себя на том, что боюсь повернуться и посмотреть, кто пожаловал в столь скорбный час. Но когда пахнуло мелиссой, и знакомые руки легли на плечи, от сердца отлегло. Линсен. Бояться нечего.
        Или… наоборот?
        - Собирайся, Сирилла, - сказал он тихо и набросил мне на плечи накидку с капюшоном. - Торопись. Возьми только самое необходимое.
        - Куда? - вымолвила я, едва шевеля губами. Руки тряслись, как у старухи. Прогнать панику не получалось.
        - Подальше отсюда, - отрезал Линсен. - Здесь слишком опасно для тебя.
        От его слов стало ещё страшнее. Крошечная вероятность ошибки свелась к нулю. Я влипла. Теперь или пан, или пропал.
        - Объясни, в чём дело! - в отчаянии стукнула по подоконнику.
        - Я и сам не знаю, - Линсен несмело отошёл. Вытащил из тумбы мешок и принялся по-хозяйски упаковывать вещи, словно лучше меня знал, что может мне пригодиться. - Но всё слишком плохо, чтобы оставаться тут. Моего отца пытались отравить. Он велел спасать тебя в первую очередь.
        Факты сопоставлялись на удивление ладно. Это могло значить только одно: Винченцо знает о делах Джейсона Уорта, и, возможно, пособничает ему. И Уорт рассказал ему про мой прыжок. Ему и…
        - Меня?! - я попыталась изобразить изумление.
        - Тебя. Я не мог ослышаться.
        - Но почему? Он и видел-то меня только издалека.
        - Если бы я знал, Сирилла! - Линсен закинул мешок на плечо. - Поехали скорее. Я обещаю, что скоро всё решится, и ты вернёшься. Я задействую все свои резервы.
        - Изволь, я ничего не понимаю! - противоречия разрывали меня на клочки. Хотелось остаться. Хотелось бежать. - Ровным счётом, ничего. Куда ты меня увозишь? И что я там буду делать, совсем одна?
        - Это временно, - пояснил Линсен, расхаживая у дверей. В каждом его жесте чувствовалось напряжение. - Пока я не улажу кое-какие дела с… С Советом.
        - Но я не желаю уходить! - огрызнулась я.
        Ложь. Я побежала бы отсюда, сверкая пятками. От этой неправильной реальности и от себя самой. Я оставила бы в прошлом все воспоминания, чтобы не тянули на дно. Свои чувства, чтобы не сбивали с курса. И всю свою боль, чтобы не давила на грудь. Я хочу научиться дышать снова! Только как дышать, если воздуха не осталось?
        - Тогда мне придётся вынести тебя на руках, - мрачновато отметил Линсен.
        Я отчаянно замотала головой, пытаясь отогнать происходящее, как дурной сон. В носу невыносимо защекотало. Слёзы накатили с такой силой, что сдержать их не получилось. Солёная вода побежала по щекам.
        - Ты что, паникуешь? - Линсен сделал шаг навстречу. Попытался улыбнуться, но вышло жалко.
        Я попятилась, как от огня, и упёрлась в подоконник. Линсен неумолимо надвигался на меня. Шаг - и тепло его тела обдало с головы до пят. Только теперь его близость не успокаивала, а тревожила.
        - Я не хочу! - твёрдо посмотрела ему в глаза.
        - Глупая, - проговорил Линсен, обнимая меня. - Думаешь, Гризельда не рассказала мне о том, что произошло сегодня утром?
        - Ах! Вот оно что…
        - И ты считаешь, что я должен подвергать тебя опасности?
        - Я лишь считаю, что всему этому должно быть рациональное объяснение.
        - И оно найдётся, Сирилла, - выдохнул Линсен мне в волосы. - Я обещаю.
        Пока мы шли по коридору, я пыталась навести порядок в мыслях. Сейчас, когда практически всё сошлось, я по-прежнему не понимала самого главного: на чьей стороне Линсен. Странное дело: я бесконечно доверяла ему, но не верила. Я тайком поглядывала на его напряжённое лицо, стараясь поймать хоть малейшую подсказку. Напрашивалось одно из двух: либо Линсен действительно не в курсе грязных делишек Уорта и своего отца, и лишь беспрекословно выполняет просьбу Винченцо; либо решил пойти наперекор Уорту и объявил ему войну. Второй вариант радовал меньше. Если Линсен знал о Сиил и ничего мне не сказал, я никогда не смогу его простить.
        Мы прокрались через чёрный ход. За углом гостиницы бил копытом Зигмунд. Линсен оперативно утрамбовал мои вещи под сидение повозки и сел на место возницы.
        Когда мы тронулись, и галька заныла под колёсами, меня одолела печаль. Набежали слёзы, раздробив гостиничную площадь на тысячи осколков и покрыв её бликами. Подняла глаза в небо. Невесомая голубизна улыбалась перьями облаков. Почтенные Покровители, я так просила облегчения, но вы обрекли меня на серьёзное испытание. Вы поманили меня иллюзией счастья, но, лишь позволив к нему прикоснуться, бросили в котёл с кипящим маслом. Неужели я не заслужила покоя? Любви? Тех простых вещей, что имеет каждая счастливая женщина?
        Перед глазами снова возник тот день и час, когда я предала Сиил. Улицы, на бешеной скорости бегущие мимо, размазанные деревья и пыль, пыль, пыль… Вот и ответила я сама на свой вопрос. Не заслужила.
        Небо плескалось в окнах домов. Прохожие, изнеженные мягкой теплотой, казались счастливыми и умиротворёнными. Повозка катила по улицам Девятого Холма, оставляя позади моё прошлое. Амбулаторию, рыночную площадь, знакомые проулки низин, на которых мы с сестрой играли в детстве. Всё повторялось. Я снова убегала от Сиил. Я становилась предательницей во второй раз.
        Двухэтажные строения перешли в кособокие просмоленные бараки. За чёрными крышами вздымался в небо сосновый лес. Невыносимо запахло хвоей и прохладой лесных чащоб. Вороны гордо расхаживали по обочине, собирая одинокие зёрна. Вестницы беды…
        - Стой! - крикнула я так громко, что птицы, перепугавшись, взметнулись в воздух. Эхо повторило крик и унесло его к вершинам сосен.
        Линсен послушно заехал на обочину и натянул поводья. Зигмунд строптиво заржал и едва не встал на дыбы. Скрипнув, повозка остановилась, и меня качнуло вперёд. Хвойный запах перебил смрад гниющего разнотравья.
        - Что случилось? - Линсен непонимающе обернулся.
        - Я никуда не поеду, - заявила я, демонстративно выбираясь из повозки.
        - Это не обсуждается, Сирилла, - в голосе Линсена послышалось возмущение. - Ты же не хочешь подставляться под нож? Сейчас у тебя нет иного пути.
        - Не хочу, но выбора у меня нет! Я не могу уехать из этого города!
        На мгновение воцарилось молчание. Тишину нарушало лишь потрескивание цикад в разогретой траве, да хлопанье птичьих крыльев.
        - Сирилла, ты скоро вернёшься, - Линсен поднял бровь. - Как только опасность минует. Не стоит поднимать панику.
        - Моя сестра заточена там! - воскликнула я в отчаянии. - В городе, в одном из подвалов, с детьми! И я не брошу её больше! Я никогда теперь её не брошу!
        Слова зазвенели, улетев вместе с ветром вниз по улочке. Когда эхо затихло, время на мгновение остановилось. Мы растерянно посмотрели друг на друга, прекрасно понимая, что хотим сказать.
        Маска Линсена осыпалась в мгновение ока, и под ней проступило серое, обескровленное лицо. Взгляд сделался чужим и перегоревшим. Губы приоткрылись, пытаясь что-то выговорить, но я не услышала ни звука. Я вообще ничего не слышала в этот миг: меня оглушила страшная истина. Он знал. Он всё знал…
        - Значит, ты с ними, - только и сумела я вымолвить.
        - Сирилла… - выдохнул Линсен. По выражению его лица я поняла, что попала в цель.
        - Ты всё знал!
        - Ты ошибаешься, - прошептал Линсен. - Я не знал и половины.
        Непреодолимая боль стиснула грудь, выжимая слёзы. Спотыкаясь, я попятилась. Сердце упорно отказывалось верить происходящему, но факты перевешивали. Доверяя Линсену, я обманывала сама себя. И подходила всё ближе к краю.
        - Лгун…
        - Просто послушай!
        Подняла голову и поймала его взгляд. В жёлтых глазах Линсена блестели слёзы. Что-то ёкнуло внутри, но я упрямо сжала кулаки и прогнала неуместную слабость. Хватит! Хватит искать ему оправдания! А вот для себя, пожалуй, стоит их найти. Смогу ли я простить себе то, что купилась на обаяние Линсена, изголодавшись по любви и заботе? Что лелеяла каждое его слово, доверяла, распахнув сердце, отдавала себя до последней капли? Могла ведь предвидеть, что истопчет, как тряпку!
        Он не отводил от меня взгляда. Линсен Морино. Самый страшный кошмар моей жизни.
        - Я ненавижу тебя, - выплюнула я в накалённый воздух вместе с отчаянием и болью. Хотелось ранить его поглубже. Чтобы истёк кровью без остатка.
        - Вернись в повозку, Сирилла, - выдавил Линсен, побледнев ещё сильнее. - Нам нужно всё обсудить.
        - Мне не о чем с тобой разговаривать, - сделала ещё пару шагов назад. - Я не верю ни единому твоему слову. Я иду в дозор. А ещё лучше - в Совет.
        - Погоди, - он спрыгнул с повозки, и я отступила ещё на несколько шагов. - Дай мне возможность всё объяснить. Просто выслушай.
        - Я и так всё поняла.
        - Ты ничего не знаешь!
        Глупые оправдания Линсена приводили меня в бешенство. Не желая продолжать эту трагикомедию, я ринулась вниз по склону. Скинула на ходу накидку и едва в ней не запуталась. Мягкая песчаная почва проседала под ногами. В ушах пронзительно свистел ветер. Так же громко, как шестнадцать годовых циклов назад. Я задыхалась, глотая пыль.
        - Сирилла! - прорвалось сквозь шум.
        Пересилив себя, оглянулась. Линсен нёсся за мной с прытью молодого жеребца. Грязь летела из-под его ботинок. Расстояние между нами сокращалось с каждой секундой, и я понимала: убегать бесполезно. Настигнет. Сломает. И, возможно, убьёт.
        Страшная догадка резанула острее лезвия. Так вот зачем он хотел вывезти меня за город! У Джейсона не получилось убрать меня, и за дело взялся Линсен! В груди захолодило, а ноги неожиданно стали ватными. Если я не сумею убежать сейчас, это будет значить лишь одно: настал мой последний час.
        - Сирилла!
        - Проооооочь! - заголосила я хрипло. Одышка снова стиснула грудь, а в горле засаднило.
        - Прошу тебя, стой! - раздалось уже ближе.
        Задыхаясь, я сделала последний рывок. И тут ноги подвели меня, опрокинув на землю. Кашляя, я свалилась на нескошенную траву и покатилась кубарем. Крыши домиков переворачивались перед глазами. Окна и заборы сминались спиралью. Платье трескалось по швам и собирало грязь.
        - Слабовато бегаешь, - сильные руки Линсена остановили меня.
        - Уйди! - попыталась оттолкнуть его, но ладони встретили пустоту.
        - Нет, не уйду, - упрямо проговорил Линсен, наклоняясь надо мной.
        - Убьёшь за то, что я всё знаю? - я поднялась, готовясь в очередной раз дать дёру. Уж за свою жизнь я вознамерилась стоять до последнего.
        - Убью, закопаю и не напишу, кто похоронен, - он попытался улыбнуться. Выглядело это, как последнее хамство. - С чего вообще такие мысли?
        - Я раскрыла вашу тайну, - попятилась ползком. - Вы держите мою сестру в заточении.
        - Я никого и нигде не держу! - Линсен начинал злиться.
        - Но ты ведь знаешь, где она!
        - Знаю, - нехотя признался Линсен. - Она в гостинице. В заброшенном погребе.
        - К чему тогда всё это?! - истерика становилась неконтролируемой. Я задыхалась от ярости. - Почему ты ничего не сказал?! Ты - просто… Просто…
        - Я просто пытался докопаться до правды, - Линсен озлобленно поджал губы. - Как и ты, Сирилла. И сейчас ты выслушаешь всё. Всё до последнего слова. Пойдём в повозку.
        ***
        Линсен рассказывал долго и упорно. О том, как пару месяцев назад, решив потравить расплодившихся крыс, забрёл в заброшенный погреб и нашёл там запуганную женщину с двумя детьми. О том, как его тут же перехватил отец, не дав поговорить с незнакомкой. Винченцо представил женщину беглой преступницей с Первого Холма, и сказал, что она платит ему и Уорту хорошие деньги за укрытие. А когда Линсен начал задавать вопросы, Винченцо напомнил ему про порочную связь с непосвящённой Хатцен. И невзначай отметил, что заброшенный погреб по документам находится во владениях Линсена, и спрос, если что-то раскроется, будет с него.
        Уже тогда Линсен начал понимать, что отец многое недоговаривает. Но докапываться до недостающих элементов было боязно. Положение казалось зыбким. Да и не хотелось: не пленников же они в погребе держат.
        Несколько дней назад Винченцо сообщил, что дочь беглянки - Элси - тяжело занемогла, и её нужно вывезти обратно на Первый Холм. Линсен вызвался помочь транспортом. Его попытку быстро пресекли, прикрываясь тем, что девочка слишком слаба и не перенесёт дороги. Тогда Линсен настоял на том, что поможет ухаживать за Элси до отъезда, пока она не окрепнет. Элси вывели из погреба и поместили в смежную комнату. Линсену позволяли приходить к Элси и кормить её. Только разузнать ничего не удавалось: девочка была запугана, на вопросы не отвечала и всё время молчала или спала.
        Я слушала, время от времени кивая. В историю Линсена верилось слабо. Вернее говоря, не верилось вообще. Я просто давала ему шанс, который он честно заслужил.
        - Помнишь тот вечер, когда ты увидела порез на моём пальце? - Линсен учтиво распахнул передо мной дверь повозки.
        - Как же не помнить, - я с недовольством подобрала перепачканную юбку и влезла на скамью.
        - Пока ты отсутствовала, я убирал осколки от тарелки, что она расколотила.
        - Это я расколотила эту треклятую тарелку, - отозвалась машинально. - Не Элси.
        - Ты?! - Линсен посмотрел на меня так, словно я окатила его ледяной водой.
        - Только не делай вид, что не знаешь про дар Элси, - я нахмурилась. - Всё это время она прыгала в меня, а не в Джейсона, как ей было велено.
        - Прыгала? - непонимающе отозвался Линсен, присаживаясь рядом. - В Джейсона? Тебя жара не сморила?
        - Меня ты сморил, - я всплеснула руками и инстинктивно отодвинулась. - Актёришка из тебя так себе, не усердствуй.
        Линсен утомлённо вздохнул и сомкнул руки в замок. Если он и притворялся, то у него получалось неплохо.
        - Я действительно не понимаю, о чём идёт речь, и кто куда должен был прыгать!
        - Элси не имеет своего Потока, но может меняться телами с другими людьми, - пояснила я, решив, что ничего не потеряю. - Если настроится на них.
        - Ты что, - Линсен побледнел, - хочешь сказать, что Элси - гатрэ?!
        - Браво, Линсен, - я демонстративно похлопала в ладоши. - Ты знаешь о гатрэ!
        - Как в сказках и легендах?! Что за чушь!
        - Так и есть. Либо Элси - гатрэ, либо у меня открылся второй Поток, и я обезумела.
        Линсен замолчал, провожая стайки птиц над нашими головами. Несколько раз зажмурился, словно пытаясь сосредоточиться. А потом неуверенно произнёс:
        - Это же невозможно. Существует лишь четыре типа Потоков. Сказания про пятый Поток давно канули в лету…
        - Там, где она прячется, стоит кровать, - начала я. - Одно окно с широким подоконником, намертво задёрнутое деревянными жалюзи. Пустые полки. Тумбочка. И единственная дверь, запертая на ключ. Если выйти через неё, попадаешь в коридор. По правой его стене - ещё одна дверь. Массивная, из необработанного дерева…
        - Но ты… - Линсен, кажется, терял дар речи. - Ты не можешь этого знать!
        - Могу, - я пожала плечами. - Я бывала в её теле гораздо чаще, чем ты думаешь. Элси очень худая и слабая. Она слепа и не чувствует запахов.
        - Тебя и вправду кто-то подослал… - лицо Линсена стало белым, как фарфор.
        - Меня подослала Элси, - сказала я. - Просто прими это.
        Некоторое время Линсен молчал, кусая губы и потирая виски. Его странная реакция начинала пугать. Либо он действительно ничего не знал, либо начал большую игру, победить в которой мне явно не удастся. А, может, считал, что игру веду я, и продумывал следующий ход.
        - Что ещё наврёшь? - я попыталась разбить его оцепенение.
        - Если всё сопоставить, - выдохнул Линсен, - получается, что Элси - живой товар.
        - Товар?! - фыркнула я. - И кому же её продавать, такую хилую? Из неё даже раба нормального не получится.
        - Например, повстанцам. Или на Первый Холм. Только представь, как удобно организовывать теракты на чужой территории, имея в своих рядах гатрэ.
        - Почему? - не поняла я.
        - Чужими руками, - пояснил Линсен. - И ничего не докажешь.
        - Может, и так, - неохотно согласилась я. - Иначе, с чего бы вывозить её на Первый Холм?
        - А ты сама хоть что-нибудь расскажешь? - спросил Линсен. - Не убью, так уж и быть.
        Я хотела ограничиться деталями, но сама не заметила, как у меня развязался язык. Я беспечно рассказывала о своих приключениях, как о чём-то обыденном. Неожиданно для себя я выдала всё, что видела и знала. Крайне беспечно, но терять мне было нечего.
        - Когда я увидел тебя в амбулатории, - отметил Линсен, - я решил, что ты и есть та самая женщина из подвала. Потом рассмотрел твою картину, услышал про сестру… Каких только предположений я не строил! Зато теперь я понимаю, почему моему отцу стало так плохо, когда он увидел тебя впервые.
        - Не пытайся оправдаться. Ты не сказал мне сразу, - обида снова подняла голову и накрыла новой волной.
        - Боялся, - признался Линсен. - Боялся, что всё вскроется. Отец непременно очернил бы память моей названой жены, а под суд пошёл бы я. Погреб по документам на моей территории, хотя я туда и не заглядывал никогда.
        - Какой бред, - возмутилась я. - Ты мог бы просто освободить Сиил. Никто не стал бы тебя наказывать, если ты действительно не при делах. Только не думаю, что ты так чист, как утверждаешь.
        - У отца гораздо больше козырей против меня, чем ты думаешь.
        Зигмунд громко заржал, словно призывая нас возвращаться. Но дорога назад поросла могильной травой. Ни я, ни Линсен не могли придумать, что делать дальше. Лабиринт Линсена оказался куда более запутанным, и он завёл меня в тупик. Если, конечно, я могла ему верить.
        - И куда теперь? - рискнула подать голос первой. - В дозор?
        - В дозор нельзя, - отозвался Линсен. - Мой отец, как ни крути, причастен к преступлению. Хоть мне и неприятно это осознавать, всё же, он меня вырастил. Кем я стану, если сдам его?
        - Линсен, он совершил злое деяние! И должен за него ответить перед лицом Совета и Покровителей!
        - А ты отдала бы дозорным свою мать? - Линсен смотрел на меня почти ненавидяще. - Или сестру? Нет, Сирилла. Ты сама ринешься за ними в пекло, но будешь искать им оправдания до последнего.
        Сердце кольнуло. Ты хорошего мнения обо мне, Линсен. Слишком хорошего. Я предала свою сестру, не моргнув и глазом, и сегодн едва не оставила её во второй раз. Совесть? От совести столько же пользы, сколько и от зависти. Совершенно бесполезное чувство.
        - Что ж он сам не сознается, если так любит тебя? - с издёвкой процедила я. - А теперь ты вынужден загубить свою жизнь в угоду отцу?
        - Пусть так, - Линсен опустил голову. - Но помни, что сдав отца, я подставлю под огонь и себя.
        - Так тебе и надо! Ты прекрасно жил, зная, что в подвале твоей гостиницы мучается моя сестра!
        - Я верил в легенду! - выкрикнул Линсен возмущённо, но тут же осёкся. - Старался верить…
        - Все мы предпочитаем верить в легенды, когда на наших глазах происходят страшные вещи! - возмутилась я. - Знаешь, как это называется, Линсен?! Трусость! Ты противен мне!
        - Вчера, когда мы делили ложе, я тоже был тебе противен?
        Я скрутилась пополам от подступившей тошноты. Линсен Морино болел во мне. Болел на губах и внизу живота. Всё, чего хотелось - выкорчевать его из себя наживую, через кровь и коросты. Даже если это меня искалечит.
        - Вчера было вчера! - крикнула я, морщась от кислой оскомины. - А завтра будет завтра!
        Ничего не сказав в ответ, Линсен спрыгнул в траву. Он ловко пересел на место возницы и дал ход. Копыта Зигмунда застучали по пыльной дороге.
        - И куда едем? - крикнула я, пытаясь заглушить встречный ветер.
        - В гостиницу, - Линсен заговорил чётко и громко. - Ключи от погреба есть у моего отца. Мы освободим твою сестру вместе. Но боюсь, что мера будет бесполезной. Мы не сумеем ни справиться с Джейсоном, ни выдать его. Ты знаешь, чем всё закончится.
        - Тогда просто увези нас отсюда и забудь!
        Фраза сорвалась с языка кристаллом льда и тут же растаяла, оставив холодное послевкусие. Но мгновения хватило, чтобы понять: это - самое верное решение.
        Глава 28
        Освобождение
        Из открытой двери возле чёрного хода - той самой, которую я рискнула отпереть украденными ключами Линсена - тянуло сыростью и плесенью. Я застыла у порога, опасаясь сделать шаг в зияющую пустоту коридора. Удивительно и странно чувствовать, что была в десятке метров от разгадки, но так и не прикоснулась к ней.
        - Вот, - Линсен разжал пальцы. - От внешней двери погреба и от внутренней.
        На его ладони поблескивала пара старых ключей, перетянутая красной тесьмой. Ушки болванок покрылись ржавчиной и голубоватым налётом плесени. Вряд ли этими ключами пользовались часто. Зато экземпляры Уорта, наверняка, источают сияние полированного металла.
        Я осторожно взяла ключи и повертела перед глазами. И, подумав, отдала обратно.
        - Ты пойдёшь вперёд, - заявила твёрдо.
        - Боишься, что запру тебя здесь? - Почтенные Покровители, он ещё и шутит.
        - Почему я должна доверять тебе? - я взглянула на него исподлобья. - Ты же знал всё, и молчал.
        - Не больше, чем рассказал, - буркнул Линсен. - Но, впрочем, понимаю твою обиду.
        Стиснула зубы, пытаясь промолчать, да только ярость оказалась сильнее. Он смеет говорить, что понимает меня?! Он, никогда не переживавший такого кошмара?! Если бы он добавил, что понимает Сиил, я не погнушалась бы репутацией и задушила его на месте!
        - Ты поймёшь меня только тогда, когда твою сестру вырвут из семьи, запрут в погреб и многократно опорочат! - я выставила перед собой масляную лампу, словно надеясь, что она меня защитит. - И когда человек, принимавший в этом участие, скажет тебе, что ничего не видел! Страдания близкого страшнее любого кошмара!
        - Я знаю это, Сирилла. Лучше, чем ты думаешь.
        - Ничего ты не знаешь! Ничегошеньки!
        - Не додумывай! - рявкнул Линсен неожиданно громко. - Полагаешь, мне легче?! Мой отец - пособник преступника! Как я должен это принимать? Вот тебе совет на будущее: не делай выводов, не зная, какой путь прошёл человек.
        Линсен отодвинул меня, как манекен, и, раздражённо топая, двинулся вперёд. Линии света, прорывающиеся сквозь узкие оконца, вычерчивали полосы на его коже. Подумав, я шагнула следом. Распахнутую дверь я предусмотрительно прикрыла.
        - Какой же путь ты прошёл?! - я продолжала подначивать Линсена. Слова ранили его, и я хорошо это чувствовала. А сейчас хотелось смять его в лепёшку. - До первой постели с куртизанками?!
        - Прекрати, Сирилла, - отозвался Линсен в полумраке.
        - Эти девочки-официантки ведь куртизанками практикуют у твоего отца? - продолжала я гнуть свою линию. - А Уорт покрывает его грязные делишки?
        - Мне повторить?!
        - И меня ты соблазнил, чтобы, если стану неугодной, отправить в Пропасть за запретную связь! Хотя бы этого не отрицай!
        - Сирилла, замолчи! - уже громко.
        - Уверена, что Хатцен ты не врал!
        Шаги остановились. Спёртое пространство стало едким и колючим. Линсен резко развернулся и, налетев на меня, прижал к холодной стене. Узкий проход едва вместил наши тела. Пальцы Линсена сдавили подбородок: с силой, но не причиняя боли.
        - Никогда больше не произноси это имя, - горячее дыхание коснулось щеки и застыло на моих губах. Обжигающий взгляд подтверждал, что шутить он не намерен.
        - Почему? - фыркнула я, нарываясь. Азарт бурлил в крови, опьяняя и будоража. - Ты ведь любишь её до сих пор! Иначе не таскал бы её фото с собой! И не заботился бы о том, кто и что подумает после её смерти!
        - Любовью к ушедшим не попрекают, - прошептал Линсен в самое ухо. - Любовь никогда не остаётся в прошлом. Она вне времени.
        Его дыхание покалывало кожу. Мурашки бежали вниз по шее: то ли от ужаса, то ли от вожделения. Линсен стоял близко, почти сливаясь со мной, но неумолимо отдалялся. Вырывал себя из меня, оставляя внутри гнетущую пустоту.
        - Вот только философии мне сейчас не хватало! - возмутилась я, сбрасывая его руку.
        - Я был с ней до последнего, - продолжал Линсен. - Я был рядом, когда чёрный недуг жрал её тело, оставляя одни кости. Когда боли делали её безумной, и ничто не помогало унять их. Я не отходил от неё, даже когда она почти потеряла рассудок и кричала сутками напролёт. Я не спал неделями вместе с ней. Я держал её руку. Сирилла, я любил её так, что однажды освободил.
        - Освободил?! - мои губы едва шевелились.
        - Её последним желанием было, чтобы я её отпустил, - вздохнул Линсен. - Она хотела уйти от рук любимого, а не от щупалец чёрного недуга. Хатцен была не из тех, кто сдаётся, и рискнула выступить даже против Покровителей. Слишком долго продолжались её мучения.
        В ужасе я вжалась в стену, надеясь, что камень примет моё тело. От Линсена веяло холодом могил. Хотелось раствориться в спёртом воздухе или провалиться сквозь пол, лишь бы не находиться рядом. Или кинуть ему в лицо масляную лампу, чтобы заполыхал святым пламенем.
        - И меня освободишь сейчас? - прошептала я, дрожа.
        - Я лишь доверился тебе, - его пальцы коснулись моей щеки, и я отдёрнулась. - Как доверился когда-то и отцу, надеясь, что он меня поймёт. Теперь ты знаешь слишком много моих секретов, Сирилла. И, если не глупа, понимаешь, почему я молчал. По-прежнему думаешь, что я вру тебе?
        - Нет. Теперь я думаю, что ты не только трус и ловелас, но и убийца.
        - А как поступила бы ты? - голос Линсена перешёл в хриплый шёпот. - Если бы самый близкий человек испытывал невыносимую боль, и ты никак не могла её облегчить? Не день, не два, и не неделю. И днём, и ночью. Просто ответь.
        - Это воля Покровителей испытывать людей болью, - слова отскакивали от зубов, как камушки.
        - Хатцен не могла стать моей женой, - произнёс Линсен уже спокойнее, - но после того, как её забрали Покровители, я называл себя потерянным. Пытался забыться в чужих объятиях, но становилось только хуже. Пока я не встретил тебя.
        - Это насмешка?! - выплюнула я ему в лицо.
        - Это признание, - отрезал он угрюмо. - Оно в слезах и в крови. Другого нет. Принимать или нет - решать тебе.
        Меня скручивало и ломало. Хотелось убежать прочь и никогда не возвращаться назад. Одно лишь держало на месте: сестра и её долгожданная свобода.
        Мы остановились у массивной двери, сколоченной из необработанных досок. Коридор продолжался на пару метров вперёд, и заканчивался ещё одной дверью.
        - Элси, - догадалась я внезапно. - Она там!
        Линсен мрачно кивнул.
        Сердце снова заколотилось, но на этот раз с трепетом и теплотой. Кто бы мог подумать! Я терзала себя догадками, кто открыл дверь для Элси и отпустил её на свободу, а этим человеком оказалась я сама!
        Линсен пробрался к двери в конце коридора и привычным жестом провернул ключ в замке. Приглушённый золотистый свет пролился на стены и очертил его силуэт. Блики заплясали по полу, облизывая носки туфель.
        - Всё закончилось, Элси, - произнёс Линсен, переступив порог. - Теперь всё будет хорошо.
        - Правда? - со стороны писклявый голос девочки слышался иначе.
        Сердцебиение дошло до пика. Не помня себя, я ринулась следом. Распахнула дверь комнаты шире и вбежала внутрь.
        Помещение оказалось ещё меньше, чем я предполагала: пять шагов по длине и ширине, не больше. Низкий потолок почти упирался Линсену в затылок. Солнечные лучи струились сквозь жалюзи, раскрашивая стены золотом. На кровати в углу болтала ножками та, что почти свела меня с ума; моя дорогая племянница Элси. Белоснежные волосы перехватывал небрежный пучок. Лицо девочки сражало бледностью и почти сливалось с простынёй. Сквозь тонкую, почти прозрачную кожу просматривалась каждая косточка. Живой труп, да и только.
        - Элсарио больше не придёт? - промямлил знакомый писклявый голосок.
        - Ты больше никогда не увидишь его, - Линсен опустился на корточки рядом с девочкой.
        - И смогу не называть его папой?
        - Это уже тебе решать, - Линсен потрепал её по плечу.
        - Кто с тобой? - невидящие глаза, настолько светлые, что в них с трудом угадывалась радужка, обожгли меня.
        Я несмело сделала несколько шагов. Замкнутый мир, в котором я оказалась, принадлежал Элси и её мечтам. Я впервые погрузилась в него, будучи собой, и это казалось удивительным.
        - Слово «спаси» пишется через букву «а», - произнесла в ответ.
        - Тётя! - выдохнула Элси почти с благоговением. - У тебя голос, как у мамы. Только ты злишься по-другому.
        - Откуда ты знаешь, как я злюсь? - я присела рядом с Линсеном, и взяла Элси за руку. Казалось, что её тонкие пальцы растают от моих прикосновений.
        - Ты слишком громко кричала в коридоре, - отметила Элси.
        - Вот когда ты попыталась меня поджечь в туалете, я действительно злилась.
        - Я лишь хотела дать сигнал наружу, - замялась Элси. - Люди бы пришли в гостиницу тушить пожар, прочесали её и нашли нас. А тебя я специально оставила около двери, чтобы ты успела убежать.
        Линсен приподнял уголки одеяла, набрасывая его Элси на плечи. Оценивающе взглянул на открытую дверь, и тревога скользнула по его лицу.
        - Мы должны идти, - сказал он. - Быстрее.
        - А мама? - проворковала Элси.
        - И мама, - успокоила я девочку.
        Линсен завернул Элси в одеяло и подхватил на руки. Всё получилось так умело, что я невольно залюбовалась. Представила Линсена в роли отца и тут же пресекла себя. Обаяние - оружие плутов. Хоть в одном Уорт оказался прав.
        Уорт… Как же я ненавидела его сейчас! Встретив, выцарапала бы его бесцветные рыбьи глаза, ни секунды не мешкая! Я предала свою Сиил, а он - добил.
        В коридоре Линсен протянул ключи мне:
        - Думаю, ты должна это сделать.
        - Всё равно ты пойдёшь вперёд, - отрезала я, скрипя ключом в скважине.
        И он пошёл. С Элси на руках.
        Дверь скрывала крутую двухуровневую лестницу, уходящую глубоко под фундамент гостиницы. Старые ступеньки местами укрепляли металлические стяжки и шпатлёвка: явное свидетельство того, что погребом регулярно пользовались. Последняя лестница вывела в извитой коридорчик, пропахший плесенью. В тупиковом конце я разглядела дверь.
        - Сюда, - отрезал Линсен.
        - Больше некуда, - выдохнула я, застывая у пристанища, в котором прятали самого дорогого мне человека.
        Засовы ездили по петлям, словно смазанные маслом. Должно быть, их открывали каждый день, если не по два раза на дню.
        Я поднесла ключ к замку и застыла в неопределённости. Я не видела Сиил долгие шестнадцать годовых циклов. Я всё ещё помнила её подростком: привередливым, озлобленным и не по-ребячески рассудительным. Другой Сиил для меня не существовало… Какой я встречу её сейчас? Насколько мы похожи теперь? Не испугаюсь ли, увидев сестру жалкой, разбитой и сломленной?
        Я вдохнула сдавленный воздух. По ту сторону двери послышались приглушённые голоса: чужие, далёкие. Нужно просто смириться: мы меняемся, и больше никогда не станем нами прежними.
        - Ну же, - поторопил Линсен. - Решайся.
        Я бросила недоверчивый взор через плечо и дважды повернула ключ в замке. Закрыла глаза. Потянула дверную ручку на себя… А потом - выставила вперёд лампу и распахнула веки.
        Первое, что бросилось в глаза - полыхающие свечи и кровь. Алые пятна и кровавые ошмётки на земляном полу. Подсохшие красные разводы на кухонных шкафчиках в углу: словно кто-то схватился изрезанной рукой и соскользнул. Кровь на кушетке, застеленной старым одеялом, кровь на стенах… Ворох тряпок у двери - тоже окровавленных. И пустота.
        Я остолбенела. Словно кол влетел в грудь и пронзил насквозь, превращая сердце в рванину. Это могло значить только одно, и вывод мне не нравился. Он подрезал на корню.
        - Её убили, - прошептали губы.
        Элси за моим плечом громко завыла. Ужас накрыл с головой, обдав пронизывающим холодом, и я едва не подхватила её вопль.
        - Что?! - выдавил Линсен.
        - Тут кровь! - прокричала я в панике. - Много крови!
        - Мамааааа, - коридор снова наполнился пронзительным визгом Элси. - Мамочкааааа!
        И тут до слуха донеслись тихие шаги. Из-за покосившейся перегородки, оклеенной детскими рисунками, вынырнул мальчишка. Тот самый, что называл меня мамой. Он почесал лоб, вздыбив светлую чёлку, и удивлённо вытаращился на нас.
        - Мама? - пытливый взгляд пронзил меня, как копьё. - Мама с той стороны?
        - Лукас! Лукас, что тут случилось?!
        Не сдержавшись, я бросилась к мальчишке и заключила его в объятия. Его тельце оказалось настолько худым и хрупким, что я могла бы обхватить его дважды.
        - Не обращай внимания, мам, - бросил Лукас. - Элси просто глупая, вот и орёт.
        Линсен брезгливо откинул грязное одеяло и опустил Элси на кушетку. Та уже не визжала: лишь вздрагивала, слушая, как наши голоса переплетаются в суетливый гомон.
        - Где мама? - спросила я Лукаса. - Она в порядке?!
        Мальчик, деловито подмигнув, потащил меня за загородку.
        Взгляду открылся затенённый участок комнатушки и две кушетки у стены, плотно придвинутые друг к другу. Здесь невозможно было разместить что-то ещё: настолько тесным казалось пространство. Сделала неловкий шаг и застыла. Тело налилось расплавленным воском.
        В углу, подобрав под себя ноги, перемазанные кровью, сидела женщина. Её тонкие руки прижимали к груди новорожденного младенца. Розовая кожа малыша казалась неимоверно яркой в ворохе чистых простыней.
        - Сиил? - выдохнула я.
        Женщина, отозвавшись, подняла подбородок, и я увидела своё лицо, словно в зеркале. Истощённое, с торчащими скулами и впалыми щеками, но своё.
        Когда я представляла себе момент нашей встречи, я думала, что упаду сестре в ноги и завою, разрывая душу на лоскуты. Воображала, что стисну Сиил в объятиях - так крепко, что кости захрустят - и буду бесконечно молить о прощении, пока не онемеет язык. За то, что предала. За шестнадцать мучительных годовых циклов, что мы прожили порознь. За изуродованную жизнь. За то, что украла её судьбу… Но в глазах Сиил я увидела лишь прежнюю твёрдость и глубину. Сестра не нуждалась в моих извинениях. Уорт не сломил её. Прогнул, но не изувечил.
        - Я очень люблю тебя, - это единственное, что получилось выдавить. А потом я задохнулась. По щекам покатились слёзы, руша иллюзии и знаменуя очищение.
        - Тссс, - Сиил приложила палец к губам и перевела взгляд на младенца. - Разбудишь!
        Я присела рядом, опасаясь спугнуть нахлынувшее и опьянившее счастье единения. Заглянула в скомканную пелёнку, рассматривая личико младенца. Как бы мне ни хотелось это отрицать, все дети Сиил сильно походили на Уорта. И не зря меня мучили боли, когда они появлялись на свет: мы с сестрой чувствовали друг друга даже в разлуке.
        - Всё закончилось, - прошептала я.
        - Не всё, - отозвалась Сиил бесстрастно. - Элсарио скоро вернётся.
        - Его зовут Джейсон!
        - Нет, - Сиил мотнула головой. - Элсарио. Потому что он имеет власть над нашими судьбами.
        - Власть, которую он придумал сам!
        - Неважно, - оборвала Сиил. - Имеет же. И будет иметь. Вечером он отправит меня в озеро, как когда-то свою жену. За то, что мой третий ребёнок - не гатрэ.
        - Так в озере была его жена?! - под ложечкой неприятно захолодило.
        - В моём платье, - Сиил невесело усмехнулась и оторвала ребёнка от груди. - До сих пор мороз по коже идёт, когда вспоминаю свой первый день здесь. Я сидела, опороченная и грязная, забившись в угол, пытаясь спастись от позора и смрада разложения, а Элсарио надевал на полусгнившее тело жены мои вещи.
        Меня передёрнуло. Тошнота вскарабкалась по шее и просочилась в рот кислотой.
        - Я должна была оказаться на твоём месте, - раскаяние снова взяло верх над радостью встречи.
        - Он не взял бы тебя, - Сиил мотнула головой. - Просто убил бы на месте, и всё. Хорошо, что ты убежала. Ему нужна была я.
        - Но мы же одинаковые!
        - Да, но лишь младшая из близнецов, родившихся в межсезонье, может передать новорожденной магию пятого Потока, - пояснила Сиил. - А внешностью её наделяет отец, в клане которого рождались беляки[13 - БЕЛЯКИ - альбиносы.].
        - Правда? - стукнула себя по лбу. - Ведь его первая жена, Кейра, тоже была младшей из близнецов!
        - Ты даже это разузнала, - Сиил впервые улыбнулась: то ли мне, то ли своему ребёнку. - Я не зря верила в тебя, Сирилла.
        - Ты верила в меня?!
        - Конечно. Я всегда и всем говорила, что ты способная. И наставницам, и маме.
        Я сжалась в комок, кусая губы. Только бы Сиил не заговорила про мать! Я не смогу преподнести ей известие о её смерти сейчас. Не смогу…
        Наш разговор прервали приглушённые шаги за дверью: решительные и гордые. Сиил напряглась, и ещё крепче прижала к себе спящего младенца. Судя по звуку, Уорт приближался не один. С ним шли, как минимум, трое.
        Я высунулась из-за загородки, пряча страх. Линсен и Лукас затаились, заслонив собой Элси.
        Дверь не открылась, а вылетела из проёма. Вместе с потоком спёртого воздуха в погреб проникла паника. В мгновение ока в помещение ворвались пятеро дозорных с ружьями наготове.
        - Джейсон Уорт, - прокричал один из них, видимо, главный. - Выходите.
        - Его нет дома, - Лукас гордо перехватил слово. - Но он скоро придёт. Подождёте часика два?
        Изумившись, главный дозорный опустил оружие, а за ним и все остальные.
        - Линсен Морино, - главный повернулся к Линсену. - Хозяин гостиницы.
        - Не единоличный, - поправил Линсен.
        - Есть серьёзный разговор, - главный нахмурился.
        - Сирилла, - Линсен достал из кармана ключи и бросил мне через комнату. - Возьми сестру и детей, и поднимитесь наверх. Откройте мои апартаменты, запритесь там и не отворяйте дверь никому, кроме меня.
        - А если тебя заберёт дозор? - возмущённо выкрикнула я. - Под стражу посадит? Нам что тогда, гнить взаперти?
        Главный повернулся ко мне, едва уловимо улыбнулся и мотнул головой. И, хоть я по-прежнему презирала Линсена Морино, от сердца почему-то отлегло.
        - Закройте погреб на все замки и засовы, - добавил дозорный. - Так, словно вас здесь не было.
        Разочарование затопило грудь и спёрло дыхание. Мне хотелось видеть ошарашенное лицо Уорта, когда его будут брать. Всё бы отдала, чтобы вкусить сладость его испуга и отчаяния. Меня лишали этой маленькой привилегии. Но я слишком устала, чтобы спорить, и покорно кивнула.
        - Встреча будет жаркой, - откомментировал Лукас, потирая руки. - А мне можно остаться?
        - Нет, - хором произнесли Линсен и дозорный.
        ***
        Я ждала от Сиил радости и восхищения, но она почти не реагировала ни на моё присутствие, ни на долгожданную свободу. Её отрезала от мира невидимая капсула отчуждения, и это было куда страшнее темницы и долгих лет в заточении. Сиил молчала, когда я скармливала ей припасы Линсена, молчала, когда я укладывала детей спать… Лишь когда я отмывала её в ванной от паутины, грязи и крови, невидимая преграда, разделяющая нас, прорвалась, и Сиил расплакалась.
        - Сирилла, - проговорила она, посмотрев на меня, как в детстве. Водяные струйки бежали по её щекам, перемешиваясь со слезами. - Ты и вправду настоящая?
        Вместо ответа я поднялась на цыпочки и крепко прижала Сиил к себе. С ужасом ощутила, как пальцы проваливаются между её торчащими рёбрами. Платье моментально пропиталось тёплой водой и забрызгалось мыльной пеной. Острые пальцы Сиил вцепились в мои плечи, не желая отпускать. И тогда я разрыдалась тоже. Выдавливая душу, разламываясь на кусочки, выворачиваясь наизнанку.
        Так мы и стояли под душем, намокая до нитки от тёплой воды и слёз. Чистый поток уносил с собой наши печали, страхи и обиды. Прошлое казалось мелочным, будущее - бесконечным. И я готова была сделать всё, чтобы Сиил сполна ощутила его вкус.
        Линсен вернулся, когда солнце уже закатилось: растрёпанный и уставший. От него пахло сырым погребом и плесенью. Он по-хозяйски хлопнул дверью, не разуваясь, прошёл на маленькую кухню и сел у окна. Затуманенный и потерянный взгляд вытаращился в синеву ночи.
        - Всё закончилось, - доложил он без особого энтузиазма. - Мы поймали его, едва зашёл в погреб. Джейсон под стражей и вряд ли когда-нибудь оттуда выйдет.
        - Это ты позвал дозорных? - я осторожно присела рядом. Придвинула ему бокал горячего отвара, но тот даже не повернул головы.
        - Нет, - отозвался он. - Это мой отец. Он сознался во всём и выдал Джейсона. Теперь ему дорога туда же.
        - Мудрое решение, - отметила я. - Значит, он всё-таки тебя любит.
        - Знаешь, что самое страшное, Сирилла? - Линсен приподнял бровь и невесело усмехнулся. - Что я тоже его люблю. Постоянно вспоминаю его кулаки, но люблю.
        - Теперь тебе вести его дело.
        - Вероятно, - в голосе Линсена не чувствовалось особого энтузиазма. - Будет очень тяжело. Я никогда не был хорошим руководителем.
        - Зато ты был хорошим…
        Намеренно оборвала фразу на полуслове, чтобы задеть Линсена побольнее. Пусть знает, как мне было тяжело без сестры, и до чего неприятно пропускать через себя всё, что с ней совершили. Он должен понять, насколько он продлил мою непрекращающуюся агонию, и разделить её со мной. Парадокс: я не могла простить его трусости, но когда встречалась с ним взглядом, сердце трепетало, как тонкий лепесток на ветру.
        - Так что дальше? - проговорил Линсен осторожно.
        - Дальше - ничего, - безжалостно проговорила я. - Мы с Сиил договорились уехать на квартиру, как только мне выплатят отпускное пособие. И ты избавишься от нас.
        - Сирилла, постой, - глаза Линсена загорелись. Рука дёрнулась, опрокинув отвар. Ароматная дымящаяся жидкость расплескалась по скатерти и закапала на пол. - То есть, всё, что произошло между нами, для тебя ничего не значит? Моё признание, мои попытки оправдаться, моя помощь?
        - Я благодарна тебе, - призналась я. - Мы потрясающе сработали вместе. И мне было хорошо с тобой. Слишком хорошо, чтобы поверить в то, что это реальность. Но пойми, мне не вырвать из себя эту боль и обиду. Она воскресает каждый раз, когда я вижу тебя, Линсен. Ты лгал, молчал, трусил, а страдала из-за этого Сиил. И я.
        - У тебя тоже были ошибки, - Линсен выстрелил суровым взглядом исподлобья. - Ни к чему это отрицать. Мы не Покровители.
        - Не волнуйся. Я никому не расскажу твоих тайн.
        - Ты тоже меня пойми, - выдохнул Линсен, стиснув губы. - Просто пойми.
        - Не понимаю, - подытожила я. - И это моё последнее слово.
        ***
        Потом были допросы, длинные газетные статьи и сплетни, передаваемые из уст в уста. Были долгие часы в лазарете, рядом с Сиил и её детьми, волокита с оформлением документов и бесконечные походы по инстанциям. Слухи разлетелись по Девятому Холму моментально, и первое время нам не давали покоя. На улицах встречали косыми взглядами: то презрительными, то восхищёнными. Кто-то сочувствовал, кто-то поднимал на смех, кто-то упрекал. Во всей этой суете не оставалось времени на воспоминания и грусть, но это лишь радовало.
        Дозорные так и не рассказали нам историю Уорта. Молчали о подробностях и газеты. С одной стороны, такой подход был нам в плюс: чем меньше люди узнают о том, что пришлось пережить Сиил и её детям, тем лучше. С другой - мне хотелось понять, почему он так поступил.
        Нет, я не искала оправданий Уорту и не хотела давать ему шансы. Но я замечала, как грустит Сиил, вспоминая о нём, и какая ностальгия загорается в её глазах, когда я произношу его имя. Моя сестра испытывала к Уорту нечто большее, чем банальный страх жертвы перед палачом. Я боялась заговаривать с Сиил на эту тему, но подозревала, что она стыдится своих чувств. И меня раздирало жутковатое любопытство: чем он это заслужил?
        Мне пришлось самой соткать правду из обрывков разговоров, статей и того, что рассказала Сиил.
        Дозорный Уорт был счастливым человеком. Быстро продвигался по службе, числился на хорошем счету у начальства. Когда удача улыбается тебе, жить бы, да радоваться. Но прошлому Уорта и его благополучию суждено было рухнуть в одночасье. День, когда жена Уорта родила дочь, перечеркнул всё.
        Возможно, Уорт не сказал бы и слова, если бы девочка родилась обычной, и с благоговением настоящего отца отдал бы за неё жизнь на седьмой день. Но девочка оказалась совершенно белой. Вдобавок она не могла дышать через нос и выглядела такой слабой, словно должна была вот-вот вернуться к Покровителям. Такой подлости от судьбы Уорт не ждал и не мог пожелать даже врагу.
        Пребывая в шоке и испуге, Уорт спрятал Кейру и новорожденную дочь в подвал своего дома. Пытаясь спастись от неизбежного ритуала Посвящения, Уорт обыграл исчезновение жены, как бегство. Как дозорный он знал, что с делами беглецов особо не церемонятся, поэтому и разоблачения не боялся. Он вёл ту же жизнь, что и раньше, с единственным исключением: Кейре было запрещено показываться снаружи в светлое время суток, а дочери - и подавно.
        Между тем, девочка росла. Вскоре стало ясно, что она слепа.
        Уорт считал, что его жена и дочь ничем не обделены. По крайней мере, он никогда не слышал от них слов недовольства. Пока в один прекрасный день в его отсутствие они не попытались устроить пожар. Этот случай, скорее всего, закончился бы разоблачением, если бы Уорт не вернулся со службы раньше обычного. Пожар не состоялся, Кейра получила заслуженное наказание, а Уорт стал судорожно соображать, что делать дальше.
        Так он и попал в гостиницу к Винченцо Морино. Арендовал оборудованный погреб и под покровом ночи перевёл туда жену и дочь. Договориться с хозяином гостиницы оказалось проще простого: достаточно было намекнуть на то, что Винченцо позволяет куртизанкам промышлять на своей территории. Уорт и Винченцо пришли к негласному соглашению: Винченцо никогда не заглядывал в погреб, что арендовал у него Уорт, а Уорт оперативно решал его проблемы с законом.
        Но однажды Винченцо всё-таки нарушил договор. Он увидел дочь Джейсона. Он-то и рассказал ему про гатрэ и про то, что женщины с пятым Потоком - очень дорогой товар, успешно продающийся на Первый Холм. Тогда-то Уорт и загорелся идеей продать свою дочь, а заодно избавиться от обузы.
        Найти нужные контакты оказалось несложно. Уорт, как влиятельный работник, имел связи и среди служителей дозора, и в преступном мире. Сделка состоялась, и Уорт получил на руки баснословную сумму. Её он в знак благодарности поделил с Винченцо Морино.
        Небывалый успех затмил глаза Уорта. Подробно изучив вопрос о происхождении гатрэ и особенностях их магии, он решил развивать преступный бизнес. Уорт регулярно насиловал убитую горем Кейру в надежде, что она забеременеет, но ничего не получалось. Однажды Кейра, не выдержав жестокости и разлуки с дочерью, покончила жизнь самоубийством.
        Мир Уорта снова рухнул. Но горевал он не о мёртвой жене. Мало ли того, что спрятать тело и вывезти его из подвала оказалось серьёзной проблемой, так и надежда на рождение новой гатрэ свелась к нулю. Тело разлагалось, пропитывая отвратительным запахом гостиницу. Дело Винченцо терпело серьёзные убытки, и он даже угрожал Уорту.
        И тогда Уорт решился на расчётливый и хитрый шаг. Прошерстив личные дела жителей Девятого Холма, нашёл подходящих по дате рождения и возрасту близнецов и выбрал младшую. По счастливой случайности, Сиил оказалась похожа на его жену. Выкрасть Сиил Альтеррони не составило труда: нужно было лишь пообещать одному из пойманных заезжих воришек свободу за исполнение поручения. Дальше всё пошло, как по маслу. Мёртвую Кейру выдали за Сиил. А Сиил стала новой прародительницей для гатрэ.
        В привычных для нас местах порой творятся страшные вещи. За стенами спален вершатся грязные дела, в шкафах прячутся скелеты, в подвалах томятся пленники. Но мы предпочитаем жить с закрытыми глазами и игнорировать очевидное, нежели признавать неприглядную истину. Мы верим, что кровь - это краска, а слёзы - это вода. Мы не слышим чужие крики. Не спешим протягивать нуждающимся руку помощи. Так ломаются судьбы и калечатся жизни.
        Линсен говорил, что люди предпочитают жить с закрытыми глазами. И сам оказался одним из таких…
        Эпилог
        После боя
        Сезон промчался, как пара недель. Аллеи загорелись ржавчиной и золотом, а небо выцвело и потухло. Зачастили дожди. Дни исчезали в веренице хлопот, как кусочки сладкого пирога. Лишь в моменты тоски и ностальгии минуты казались медленными и тягучими.
        Развод с Йозефом давно был оформлен, необходимые документы - получены. Странно, но когда обязательства перед человеком утрачивают силу, начинаешь относиться к нему лучше. Теперь мы не сторонились друг друга, когда встречались на улицах Девятого Холма. Напротив: подолгу разговаривали, стараясь не вспоминать о былом. Я понимала, что Йозеф искренне кается и хочет меня вернуть. Но ничто не могло заставить меня наступить на одни грабли дважды.
        Судебные тяжбы пролетели быстро и сухо. Мёртвых, как известно, не судят. Винченцо Морино отдал душу Покровителям, так и не выходя из лазарета. На суде его имя упоминалось лишь вскользь. А Уорт, на седьмой день жизни младшей дочери, не выходя из-под стражи, отдал жизнь во имя её Посвящения. Клянусь, это - лучшее, чем он мог загладить свою вину. Сиил плакала на Посвящении Джеси. Сильно плакала.
        Сама Сиил панически боялась, что её отправят в Пропасть за запрещённую связь, а то и на четвертование[14 - - ЧЕТВЕРТОВАНИЕ - мера наказания непосвящённых, использующих магию. Включает в себя публичное вычленение рук и вырывание языка с последующей ссылкой в Пропасть (если после такой процедуры наказанная выживала).] за использование магии. Боялась и я, что тут скрывать. Но на процессе учли, что Сиил не могла контролировать обстоятельства, а факт применения магии так и остался недоказанным. Её оправдали полностью. Элси, не прошедшую ритуал Великого Посвящения, перевели в ранг непосвящённых со дня освобождения.
        Мы с Сиил и её детьми обосновались в социальной квартире, выделенной Советом. Жилище оказалось темноватым, но просторным: три комнаты, кухня и коридор, в котором можно было танцевать. Мы перевезли из нашего старого дома всё, что можно было спасти. Что-то прикупили дополнительно, чем-то помогли Йозеф и тётушка. Смущало лишь одно: квартира находилась на первом этаже того самого розового домика, где обитало семейство Реано. И теперь муж Мирит регулярно, в любое время дня и ночи, настукивал в дверь «чтобы проконсультироваться». К моему счастью, открывал ему всегда Лукас, а уж он за словом в карман не лез.
        Сиил стойко перенесла смену обстановки. Она не позволяла беспокоиться за себя, и смело бросала вызов своим страхам. И даже начала в одиночку выходить на улицу, хотя я видела, как тяжело ей это даётся. Дети адаптировались быстрее, несмотря на то, что практически не знали внешнего мира. Лукас даже напросился в ученики к фонарщику и планировал начать работу, когда ему сравняется шестнадцать циклов.
        Спустя половину сезона я со страхом вернулась в амбулаторию. Думала, что и здесь придётся начинать всё с нуля, но жрицы, уставшие от бесконечных походов на мой участок, встретили меня радостно и горячо. Василенко, знающая обо всём на свете, уже успела пустить приукрашенные слухи о моих приключениях. Наверное, именно поэтому Стоун больше не вспоминала о старых конфликтах.
        Обсуждали в амбулатории и мой роман с Линсеном, но за спиной и полушёпотом. Острые языки даже пророчили мне второе замужество.
        А вот это уже было обидно.
        Я видела Линсена после той страшной ночи лишь однажды: на суде, краем глаза. Я не писала ему тайных писем, не пыталась встретить там, где он бывал. Я не знала, где и когда прощались с его отцом, и не высказала ему сочувствия в самую тяжёлую минуту. Не могла пить отвар с мелиссой: вспоминался его запах. Старалась не смотреть на торчащую в небо обзорную башню. И предусмотрительно обходила гостиницу за пару километров, когда бывала рядом по делам.
        Нет, я не ненавидела Линсена. Более того: я помнила о нём только лучшее и постоянно искала ему оправдания. Разумом понимала, что Линсена подвела нерешительность, но так и не могла простить столь долгого молчания. Почему он ничего не рассказал мне, хотя знал, что его отец темнит, а мой мир рушится? Он мог бы прекратить мучения Сиил и её детей неделями раньше, но не сделал этого. Он боялся очернить память Хатцен, но не позаботился обо мне живой.
        Но иногда воспоминания накатывали приятной ностальгией, и внутри поднималась тёплая волна, размывая грани реальности. И тогда я снова видела два грубых шрама на гладкой коже. Касалась их кончиками пальцев, сожалея, что не могу залечить. Переносилась на самую вершину обзорной башни, в звёздную негу, и чувствовала губы Линсена на своих. Уплывала в нашу единственную ночь, полную искренности и доверия… И понимала, что это тепло внутри - истина, а надуманные принципы - самообман.
        Вот и в тот вечер воспоминания обрушились на меня, как ливень среди ясного неба. И весь мир перестал существовать, утонув в необъятной теплоте. И ветер, что гнал по улицам сухие травинки. И жёлтые лапы клёна, стучащие в стекло. И опавшие листья на карнизе и в щелях оконных рам. И даже Сиил, сидящая напротив меня за кухонным столом.
        - Ты страдаешь, - произнесла Сиил, поймав мой отвлечённый взгляд.
        - Я это заслужила, - отрезала я.
        - Неправда, - Сиил качнула головой и отхлебнула отвар из прозрачной чашки. - Ты заслужила счастье. Каждый его заслуживает.
        Чувство вины заклокотало в груди. Никогда, никогда я не прощу себе того, что совершила шестнадцать циклов назад! Не прощу себе торчащих ключиц Сиил и морщинок в уголках её глаз. Того кошмара, что она пережила перед судом Совета. Её потерянной молодости, изломанной судьбы и косых взглядов, что преследуют и будут преследовать на улицах.
        - Ты желаешь мне счастья, несмотря на то, что я обрекла тебя на страдания? - пробормотала я.
        - Не надумывай, - улыбнулась Сиил. - И не вспоминай. Это не ты убежала, оставив меня. Это я не побежала за тобой. Я не двинулась бы с места в любом случае, а твоя воля была поступать, как нужно тебе.
        - Я всё равно не смогу себе простить, что моя жизнь сложилась лучше твоей.
        - Твоя-то? - Сиил рассмеялась и прикрыла рот ладонью. - Да я в своём погребе была куда счастливее тебя!
        - Ты?! Не говори глупости! - я стукнула чашкой о столешницу.
        - Знаешь, какое счастье, когда на свет появляется твой ребёнок? - проговорила Сиил. - Когда он делает первые шаги и говорит первые слова? Когда криво рисует тебя на клочке бумаги и слушает твои сказки? Знаешь, какое счастье, когда выдаётся тихая и беззаботная ночь, и ты можешь спать, сколько твоей душе угодно? Или когда ешь на ужин настоящее мясо? Всё это время я старалась видеть лучшее в том, что имею. Как ты раньше.
        - Я - наоборот, искала во всём подвох, - призналась я. - Как ты в детстве.
        - Куда бы ни гнал тебя разум, всегда нужно слушать сердце, - Сиил легонько коснулась моего плеча, и глаза её заблестели. - Только оно выведет тебя на правильный путь. Ты знала обо всём с самого начала и учила этому меня. Почему ты об этом забыла, Сирилла?
        Я поймала взгляд сестры: искрящийся, серо-зелёный. Взгляд счастливой, состоявшейся женщины. Нет, не её вытащили из погреба после заточения в шестнадцать циклов, а меня! Я самовольно заперла себя в темницу, одержимая принципами, предрассудками и чувством вины. А она в это время открывала новые грани бытия на девяти квадратных метрах земляного пола. Всё-таки, из нас двоих Сиил была сильнейшей.
        - Мы поменялись местами, - шепнула я хрипло.
        - Мы не менялись, - возразила Сиил. - Мы всегда были единым целым.
        В носу отчаянно защекотало. Отвернулась, чтобы Сиил не увидела моих слёз, и уставилась в одну точку. Ресницы дрогнули, расчертив стену с бежевым накатом на полосы. Помогло.
        Несколько минут мы молчали, переживая ставшее непривычным слияние наших душ. Потом Сиил неожиданно перегнулась через стол и отдёрнула штору. Вгляделась в сероватую дымку, расцвеченную листьями, и произнесла:
        - Сирилла, тебя ждут.
        - Кто? - я проглотила горечь подступивших слёз. - Опять Реано со своей жёнушкой? Я лучше самовольно, да к Покровителям.
        - Посмотри сама, - Сиил поманила меня к окну.
        Я встала за спиной сестры и выглянула на улицу через её плечо. Пульс загрохотал в висках, распирая кожу. Прямо за палисадником, прячась в тени желтеющих клёнов, стояла знакомая повозка. Ветер трепал длинные волосы возницы, собранные в хвост. Картинка походила на акварельный пейзаж, написанный умелой рукой на мокром холсте. И мне так хотелось пририсовать вознице два крыла.
        В носу защекотало сильнее, но внутри почему-то потеплело. Моё сердце отчаянно просилось наружу. К нему.
        - Он просто проезжал мимо, - буркнула я, пересилив губительные порывы.
        - Он приехал за тобой, - возразила Сиил.
        - Он ничего не сказал мне о тебе, - выдавила я сквозь зубы. - Я не смогу этого простить.
        - Единственное, в чём ты можешь упрекнуть его - излишняя осторожность, - улыбнулась Сиил. - Разве это более весомый порок, чем излишняя импульсивность?
        - Ты сейчас обо мне что ли?!
        Она повернулась и погладила мою щёку, вытирая слёзы.
        - Иди, Сирилла. Иди.
        - Он не захочет меня видеть. Иначе зашёл бы, - смерила сестру рассерженным взором.
        - Хочет, чтобы ты сама всё решила, - Сиил пожала плечами.
        - Не пойду.
        Хлопнув в ладоши, Сиил оттолкнула меня и вышла из кухни. Вернулась спустя пару минут, с моим жёлтым пальто в пол, и принялась торопливо надевать его на себя.
        - Тогда я сама выйду к нему. Я стану тобой, - заявила она. - На сегодня, на завтра. На сколько потребуется. Но клянусь, Сирилла, не успокоюсь, пока не верну его тебе.
        - Прекрати эти глупости! - я всплеснула руками и принялась стаскивать с сестры пальто.
        - Ты же любишь его, Сирилла! - сказала Сиил неожиданно громко. - Он пришёл к тебе неспроста. Иди к нему.
        Сняв с себя пальто, Сиил набросила его на мои плечи. Заботливо застегнула пуговицы, поправила локон, выбившийся из высокой причёски. И улыбнулась. С теплом, с искренней и безусловной любовью, на которую способен только самый близкий человек. Именно так улыбалась наша мать.
        - Скорее, - добавила она, склонившись к моему уху.
        Всунув ноги в сапожки, я хлопнула дверью и выбежала в холод. Снаружи пахло сыростью и плодоносящими грибницами. Сквер перед домом, выстланный цветными листьями, казался бесконечным. В голове вертелась одна мысль: вдруг он уехал, так и не дождавшись?! Я летела вперёд, не разбирая дороги. Продиралась сквозь кусты, спотыкалась на камушках, петляла, задыхалась, но не сдавалась. Я умерила бег лишь когда обогнула дом и вышла на тротуар.
        Перед повозкой я нарочито замедлила шаг. Процокала каблуками по мостовой, как светская госпожа, поглубже вдохнула и смело потянула деревянную дверцу на себя.
        - Сможете меня подвезти? - игриво проговорила я, опускаясь на знакомую скамью.
        Возница обернулся через плечо. Блеснул жёлтыми глазами и улыбнулся на один бок. Его взгляд согревал, как костёр в разгар холодной ночи. Как отголоски хмельного, теплотой бегущие по венам.
        - Куда вам? - знакомые губы шевельнулись.
        Никогда ещё волнение не накрывало меня так сильно. От недостатка воздуха засаднило в горле. Прохладный ветерок внезапно показался острым и колким. Сердце готово было проломить рёбра и выскочить из груди.
        - До гостиницы «Чёрная гвоздика», - отчеканила я. Слова крошились на языке.
        - С удовольствием, госпожа, - помедлив, отозвался возница и щёлкнул поводьями.
        Листья зашептались под колёсами. Мелкие камушки, отскакивая, полетели на обочину. Ветер, налетев мощным порывом, потащил за повозкой уличный мусор. Розовые стены домика отдалялись, теряясь в пёстром ворохе деревьев.
        Проколесив по проулку, повозка вырулила на узкую колею заросшего парка. Разогнала стайку жирных голубей и углубилась в цветную чащу. Небо закрыли акварельные пятна лысеющих крон. Позолоченные локоны берёз свешивались так низко, что почти ударяли по лицу.
        - Сирилла, - произнесла я громко. - Меня зовут Сирилла.
        Поводья громко щёлкнули, и колесница неожиданно остановилась. Меня тряхнуло и бросило вперёд. Едва успела вцепиться в край лавки, чтобы не свалиться. Краем глаза заметила, что возница спускается со своего места и направляется ко мне.
        Скрипнула дверь. Застонали ступеньки. Краски вокруг внезапно сделались ярче и сочнее, а воздух пропитался ароматом мелиссы и пряными нотами лаванды. Когда он опустился рядом со мной, повозка качнулась и запружинила.
        - Линсен, - ответил он. - Линсен Морино.
        Иногда, чтобы отпустить обиду, нужно высказать друг другу всё. Вылить из глубин подсознания грязь и попытаться принять друг друга заново. Начисто. Я думала, что так и поступлю. До того момента, как он коснулся губами моих волос: с доверием, с трепетом. Слёзы подступили так близко, что я больше не могла сдерживаться. Как в тот вечер, когда он увёз меня в гостиницу вопреки моей воле. И спас.
        Ладонь в кожаной перчатке нахально проползла по шее. Пальцы очертили подбородок, собирая слёзы. Он отстранился и прицельно взглянул на меня, испепеляя и даруя надежду на возрождение. Драгоценный. Порочный. Мой. Теперь нам не нужны были ни вопросы, ни ответы, ни признания.
        Линсен пытался что-то сказать, но я спешно приложила палец к его губам. Я не желала выслушивать ни откровений, ни извинений. Я просто прижалась к его груди, проникаясь биением самого дорогого сердца. И сильные руки заключили меня в объятия.
        Так мы и сидели на колючем ветру, под шуршащим дождём разноцветных листьев, безраздельно принадлежа друг другу.
        Говорят, в одну реку нельзя зайти дважды. Но кому нужно искать отраду в ушедших днях и постоянно оглядываться? Мы стояли у нашего нового истока и готовы были отдаться его течению.
        notes
        Примечания
        1
        - ГОДОВОЙ ЦИКЛ - мера времени, соответствующая одному календарному году. Включает в себя четыре сезона (каждый по восемьдесят дней) и четыре межсезонья, разграничивающие сезоны. В каждом из межсезоний по одиннадцать дней, в четвёртом межсезонье, завершающем годовой цикл - двенадцать.
        2
        - ТРЕТИЙ СЕЗОН - самый тёплый сезон годового цикла. Соответствует лету.
        3
        - НЕФИЛИМЫ - раса человекообразных существ, обитающих в Сердце Земли наравне с людьми. История происхождения нефилимов берёт своё начало в мире, существовавшем до Возмездия Покровителей. Люди, соблазнённые запретными знаниями Разрушителей, искусственно создавали их в лабораториях, выращивая из маленьких частей человеческих тел. Полагают, что люди хотели воплотить ангелов из древних сказаний (отсюда и пошло название расы), но результат себя не оправдал. От людей нефилимы отличаются синеватой полупрозрачной кожей, низким ростом, серебристыми радужками глаз с вертикальными зрачками и кожистыми отростками на спине, напоминающими крылья летучей мыши. У нефилимов кучерявые волосы и точёные черты лица. Кровь нефилимов фиолетового цвета и называется гемолимфой. Их раны заживают очень быстро и без шрамов, а также они не могут чувствовать боль. На Девятом Холме нефилимы не являются полноправными членами общества (так как были созданы руками человека и неподвластны Покровителям) и работают, в основном, на обслуге. Также в связи с хорошей способностью к регенерации и нечувствительностью к боли,
мужчин-нефилимов охотно берут в дозор.
        4
        - ПОСВЯЩЁННАЯ - женщина, прошедшая на седьмой день жизни ритуал Великого Посвящения и получившая способность использовать магию ценой жизни своего отца.
        5
        - ХАРТИЯ - документ, обеспечивающий право проживания в определённом городе Сердца Земли.
        6
        - ПОСВЯЩЕНИЕ (ВЕЛИКОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ) - ритуал, проводимый в Храме Вершителей на седьмой день жизни любой девочки. Цель ритуала - открыть Поток, чтобы девочка смогла использовать магию. В ходе ритуала отца девочки отправляют к Покровителям путём отрубания головы на жертвенном алтаре. Отец может отказаться отдавать свою жизнь за дочь, но в этом случае единственный его путь - пожизненная ссылка в Пропасть.
        7
        - НЕПОСВЯЩЁННАЯ - женщина, не прошедшая на седьмой день жизни ритуал Великого Посвящения по причине бегства, смерти или отказа отца. Непосвящённые не имеют права использовать магию и получать образование по специальностям, связанным с использованием Потока. Они обязаны всю жизнь носить чёрные одежды и закрывать плечи. Также непосвящённые не имеют права заводить отношения с мужчинами и рожать детей.
        8
        - СВЯЗЬ С ПОКРОВИТЕЛЯМИ подразумевает менструацию у женщин.
        9
        - ПОТЕРЯННЫЙ - разведённый мужчина или вдовец. Не имеет права повторно вступать в брак и заводить отношения с женщинами.
        10
        - На Девятом Холме девочек нарекают, согласно определённым правилам. В качестве первой части имени используется начало имени отца, а в качестве окончания - начало имени матери. Можно брать любое количество букв из начала обоих имён, подбирая благозвучные сочетания, но переставлять их запрещено. Это помогает лучше чтить память предков. Правило не распространяется на мальчиков, а также на нефилимов и нефилимок, которым дают любые понравившиеся имена.
        11
        - ВОЗМЕЗДИЕ ПОКРОВИТЕЛЕЙ - месть Покровителей людям за неправильный образ жизни, грехопадение, непочтение высших сил и потерю традиционных ценностей. Произошло в 2017 году по старому календарю. Покровители уничтожили почти всю старую землю, оставив в живых лишь ничтожную часть её населения на маленьком пятачке, и один родник на всех. Высшей целью этого действа считается обучение людей согласию, терпению, любви к ближнему, почтению к предкам и высшим силам.
        12
        - БЕССИЛИЕ - врождённая, вынужденная или приобретённая неспособность женщины использовать магию.
        13
        БЕЛЯКИ - альбиносы.
        14
        - ЧЕТВЕРТОВАНИЕ - мера наказания непосвящённых, использующих магию. Включает в себя публичное вычленение рук и вырывание языка с последующей ссылкой в Пропасть (если после такой процедуры наказанная выживала).