Сохранить .
Танкист №1. Бей фашистов! Валерий Большаков
        Военно-историческая фантастика
        Новый военно-фантастический боевик от автора бестселлеров «Позывной «Колорад» и «Диверсант №1».
        Из Новороссии - на Великую Отечественную.
        Из российского танка Т-72 - в советский Т-34.
        Подбитый в 2015 году под Дебальцево, русский доброволец очнется осенью 1941-го в теле лейтенанта Лавриненко - лучшего танкового аса СССР, на счету которого 52 сожженных немецких панцера.
        В реальной истории Лавриненко погиб уже в декабре 41-го.
        Но танкист из будущего спасет сталинского танкиста №1 от гибели, чтобы увеличить его боевой счет многократно!
        Недаром на танке «попаданца» написано: БЕЙ ФАШИСТОВ!
        Он бил бандеровцев на Донбассе - будет бить и гитлеровцев под Москвой, Харьковом и на Курской Дуге!
        Валерий Большаков
        Танкист №1. Бей фашистов!
        
        Глава 1. В тылу врага
        Украина, Киев. Сентябрь 2014 года
        - Падлюка кацапська!
        Лезвие «финки» мелькнуло мимо глаз Геши Репнина, и здоровенный бандеровец в камуфляже, грязный, потный, вонючий, развернулся махом, открывая правый бок.
        Геннадий тут же двинул кулаком, «пробивая» вражине печенку. Добавил носком ботинка в колено, заваливая бандерлога.
        - Заполучи, фашня!
        Но были еще двое - один метался впереди, кроя «москаля» матом с безопасной дистанции, а вот другой как-то извернулся, заходя со спины и локтем охватывая Репнина за шею.
        - Сдохни, вата!
        Геша саданул его локтем по ребрам и той же рукой ударил за плечо, попадая в нос обратной стороной кулака. Этого хватило, чтобы освободиться, развернуться и врезать от души по небритой роже. Нокаут.
        А матерщинник-то засуетился, задергался, потащил из кармана… Что у него там?..
        Приглядываться Геннадий не стал, не до того было. В два прыжка одолев метры, отделявшие его от любителя нецензурщины, он с разбегу заехал тому ногой по мотне. Выкрутил руку, синюю от татушек, и отобрал пистолет. Травмат? Как же… «Вальтер, «П-38».
        Сунув трофей за пояс, Репнин отшагнул, наблюдая за полем боя.
        Враг повержен, шипит от боли и ругается. Шепотом.
        - Контрольные бы вам всем, - процедил Геша.
        - Ни! Ни! - проскулил хозяин финского ножа, елозя, как личинка в дерьме.
        - С-суки…
        Репнин развернулся и скрылся за углом пятиэтажки - жилого дома, где на балконах сохло белье, а окна до самой крыши были заделаны разномастными решетками. Тюрьма со всеми удобствами.
        Перебежав улицу, Геннадий пошел дворами, пока не выбрался к скверу. Репнин уже вполне успокоился, да и что такого особенного случилось? По спальным районам Киева гопники ходили толпами, тормозили людей и вымогали деньги на революцию. С женщин снимали серьги, мужиков лишали наличности. Революционный держали шаг…
        Геша взглядом мазнул по облезлой стене с размашистым граффити: свастика, автомат Калашникова и вопрос в стиле «гидности»: «Каждой хате автомат. А у тэбэ?»
        Репнин поморщился. Еще весной приметы обыкновенного фашизма кололи глаз, царапали душу, вызывая боль своим окаянством, а теперь… А теперь он привык.
        Вон, в запущенном скверике - клумбы из покрышек от «КрАЗа». На одной из них, взявшись за руки, прыгали два отрока и пара отрочиц, выпевая: «Хто не скаче, той - москаль!»
        Геша усмехнулся. Бытие определяет сознание.
        Лично ему хватило месяца, чтобы притерпеться к жизни в фашистском царстве-государстве. Адаптировался.
        Запущенный скверик вывел к базарчику - с кривых столиков и занозистых ящиков торговали салом, книгами, хрусталем, утюгами, вязаными салфетками и носками, чищеными орехами и ношеными костюмами. Продавцы - бабы в платках и толстые мужики в вышиванках - представляли тот же колоритный типаж, что и лет девяносто назад, при Петлюре. И разговоры они вели те же:
        - Да, б…, я сам на Донбасс поеду им ухи резать! - кипятился заросший селюк. - Я их стрелять, б…, лично буду, кацапов-предателей!
        - На ножи ватников! - сурово рубанул его сосед.
        Молодой хлопец с чубом негромко говорил покупателю с выстриженными висками:
        - …Добробатовцев х…т под Донецком. Какая, в п…, война? Да на х… она кому нужна? Я никуда не собираюсь.
        - Пра-ально! А повестки пусть в жопу себе засунут!
        Тетка в шапочке с козырьком из синтетики сделала обоим замечание:
        - Як же ж вам нэ соромно у цэнтри Кыива размолвляты российскою мовою?
        - У москалей мова быдляча! - визгливо рассмеялась густо накрашенная девица.
        Парень с чубом вызверился на нее, да с матюгами, но дивчина попалась горластая - отгавкалась…
        Геша шагал, словно разведчик в тылу врага, - таясь ото всех, растворяясь в толпе. Камуфляж, что ладно сидел на нем, не бросался в глаза - чуть ли не половина мужского населения Киева щеголяла в «пятне» разной степени бэушности. И солдат полно - бритая пацанва, кандидаты в каратели.
        «Слава Украини! Героям слава!»
        Репнин притормозил у витрины, за которой висело большое зеркало - отразился молодой мужчина, невысокий, широкий в плечах и узкий в бедрах. Голова была обрита наголо - лет пять назад Геннадий еще зачесывал волосы. Зачесывал, пока не обнаружил, что лоб становится все выше и выше. Короче, залысины пошли.
        Дожидаться плеши не стал - остригся «под Котовского» изасверкал голой башкой. Экономия, однако, - расчески ни к чему, да и в шампунях нужда отпала. Руки моешь - тут же и голову обтер. Вот и вся гигиена.
        За витриной висел плакат: «Не купуй российскэ!»
        П-патриоты майданутые…
        Репнин припомнил, как обрадовался однажды летом, натолкнувшись в одном из дворов на следы старой, полузабытой жизни - качельки, бабушки с колясками, ленивый кот на лавке вылизывает свое хозяйство… Классика!
        Через неделю ревнители «гидности» выкрасили в цвета петлюровского флага и лавки, и качельки…
        Геннадий поморщился, шагая вдоль желто-голубого забора, мимо «жовто-блакитных» столбов и урн. Даже стволы деревьев были не побелены, а вымазаны державным колером.
        Это уже не благоустройство, это диагноз.
        Заиграл телефон, и Репнин поспешно вытащил свою старенькую «Нокию». Звонил, однако, не дед, и Геша сразу насторожился: унего была симка от тутошней «Киевстар», и никому, кроме старого, он номера не давал.
        - Алё?
        - Привет! Не узнал?
        - Жека, ты? А как…
        Женька довольно хохотнул:
        - Я с Донбасса звоню, понял? А как вычислил… Хе-хе… Военная тайна! Слушай, я чего звоню. Тут танкистов ценят, понял? Укропы, когда драпали, кучу техники бросили, а сажать на нее некого. Так что… Намек понял?
        - Да понял, понял. Только… Не могу я сейчас, Жека. Я тут в самом логове врага. Дед болеет, понимаешь? А помочь больше некому. Лекарства контрабандой тащу, да и сам, как лазутчик, через границу шастаю. А скоро холода. Буржуйку я поставил, дровами запасаюсь. А если опять погром?
        - Как все запущенно… - вздохнул Женька и добавил витиеватой нецензурщины.
        - Не то слово! Если бы я не постригся, шапку носить не смог - волосы бы дыбом стояли. Зигуют все! Вчера, вон, маршировали правосеки. Знаешь, какая у них запевка? «Зиг хайль! Рудольф Гесс! Гитлерюгенд СС!»
        - Дурдом… Ну, ладно. Если что, найдешь меня. Пока!
        - Пока…
        Геша сунул сотовый в карман и вздохнул. Привет с родины…

* * *
        Гешин дед проживал в старенькой высотке, балконы которой были заставлены «тарелками» антенн - те самые «укропы», что орали на улицах «Слава Украине!», дома смотрели «Первый», «Россию» ипрочие запрещенные каналы.
        Хлябавшие двери подъезда были заклеены объявлениями о сборе средств помощи бойцам АТО - у жильцов выпрашивали белье, обувку, стиральный порошок, зубную пасту, минералку - и далее по списку.
        Из подъезда как раз выходил явный западенец в кожухе. Прикладывая к уху сотовый, он бурчал:
        - Ты мене чуешь чи ни?
        Пройдя тамбур, Репнин скривился - из мокрого угла под лестницей воняло мочой. Наверняка этот чертов гуцул отметился.
        Вернуть - и ткнуть носом? Геннадий заколебался, но махнул рукой - не стоит привлекать внимание, «явочную квартиру» засвечивать…
        Поднимаясь (лифт, само собой, не работал), Репнин перебирал в памяти дорогие ему моменты - тут все располагало к неспешным воспоминаниям. Дом не ремонтировался десятки лет, и весь «культурный слой» оставался нетронутым - имена, вырезанные на перилах; дверь тридцатой квартиры, отделанная досточками от ящиков из-под апельсинов; кафель, плафоны, облезлая краска…
        Когда Гена-первоклашка приезжал к деду на каникулы, все тут выглядело точно так же. Тогда еще жива была баба Аня…
        Родителей Репнин помнил плохо. Папа с мамой погибли, когда он перешел в шестой класс. Пришлось переводиться в киевскую школу…
        Нет, с дедом ему было хорошо. Просто… Паршиво было. Погано. Пусто и холодно. Но даже со смертью свыкаешься.
        Когда дед с бабой сообщили о гибели родных, Генка кричал: «Неправда! Я вам не верю!» Плакал, и баба Аня плакала, а дед сидел, сгорбившись, и бубнил: «Вот, так оно и бывает… Так и бывает…»
        Иногда у Геши мелькали «крамольные» мыслишки - о том, что все тогда к лучшему вышло. Неизвестно, что с ним стало бы при живых родителях, а дед его живо наставил на путь истинный.
        Не сказать, что старый был строг, нет. Он и говорил-то редко, но уж если скажет, то по делу, да так, что взовьешься.
        Дед всю войну оттрубил - начал мехводом на «тридцатьчетверке», а закончил командиром танковой роты. До Берлина дошел, на рейхстаге отметился.
        После школы Геша вернулся в Россию. Хотел поступить на инженера, да провалился. Призвали в армию - попросился в танковые войска. Командование вняло, а тут и Вторая чеченская подоспела…
        Так и вышло, что отцу воевать не пришлось, а вот деду и внуку выпал кровавый жребий.
        В «зоне КТО» Геннадий многое понял про жизнь и про себя. После дембеля поступил в танковое училище… и лишь прошлой осенью капитан Репнин уволился в запас.
        И вот, похоже, что судьба опять готовит ему пакость, снова жизненный путь выписывает зигзаг. Деду девяносто пять, а тут мало что хвори одолевают, так еще и душа страждет.
        Каково это фронтовику, победившему гитлеровцев, стариться при фашистах? Мало того что бандеровцы памятники рушат, они людей убивают на востоке! Дранг нах остен…
        …Геннадий тихонько открыл дверь дедовой квартиры и окунулся в привычную ауру - пахло лекарствами и сухим теплом. С утра Репнин протопил буржуйку, изгоняя ночную сырость.
        Разувшись, Геша протопал в спальню.
        Дед будто усох, стал похож на мумию, только глаза у него были живые, цепкие.
        - Это ты? - сказал Антон Гаврилович дребезжащим голосом. - Хорошо, что пришел, а то я… ухожу. Хе-хе…
        - Дед… - начал Репнин и смолк. Говорить бодрые слова ему было противно - старый все прекрасно понимал.
        Старик улыбнулся впалым ртом:
        - Да чего там, Гешка… Все путем. Я свое прожил. Всякого навидался… Намиловался… Плохо, что вся эта мразь вылезла, когда я уже не годен к строевой. Мне и автомат-то не удержать. А ты, Гешка, пообещай мне, что не спустишь этой нечисти, что будешь бить ее, пока не сдохнет.
        - Обещаю, дед, - твердо сказал Репнин.
        - Вот и славно… - выдохнул старик.
        Улыбнулся и умер.
        СВОДКА С ФРОНТОВ ЛНР НА 26 ИЮЛЯ 2014 ГОДА:
        «Минувшей ночью и сегодня утром противник подверг массированному обстрелу столицу Луганской Народной Республики. Агрессор обстреливал город со своих позиций в районе старого кладбища у поселка Металлист и РЛС, применяя самоходные орудия и крупнокалиберные минометы «Тюльпан».
        Также велся прицельный обстрел из установок «Град» по пригородному селу Роскошное, в результате которого многие дома разрушены. Данные по жертвам среди сельчан уточняются.
        Противник предпринял попытку обойти Луганск с запада, прорвавшись к Роскошному. Однако, по последней информации, был отбит огнем мобильно выдвинутой навстречу ему артиллерии.
        Овладев Роскошным, украинская армия могла рассчитывать на прорыв к луганскому аэропорту, до которого от села всего 15км.
        В ответ армия ЛНР провела успешный обстрел позиций противника в луганском аэропорту, расположенные на его территории аэромобильные части понесли серьезный урон, после чего интенсивность обстрела Луганска войсками противника заметно снизилась.
        Во второй половине дня на территории Луганска продолжили работать диверсионные группы украинской армии. Приблизительно в 15.00 был нанесен минометный удар по Южному району города, сильно повреждена школа №51, детский сад, фасады жилых домов. В школе погибла женщина.
        В Свердловске 41 солдат противника добровольно сдался в плен бойцам армии ЛНР.
        Очевидцы передают, что в Георгиевке произошел следующий инцидент: нацгвардейцы застрелили 6-летнего ребенка, случайно или специально - пока неизвестно. После чего местные жители из охотничьих ружей и другого стрелкового оружия застрелили около пятнадцати нацгвардейцев и покинули населенный пункт».
        Глава 2. Донбасс
        Донецкая Народная Республика, ноябрь 2014 года
        После похорон Геннадий задерживаться в Киеве не стал - последняя ниточка, связывавшая его с «Укропией», лопнула.
        Темной ночью перейдя границу «самостийной та незалэжной», Репнин вернулся в Россию. Но заряд ожесточения был слишком силен, чтобы возвращаться к мирной жизни, - забыть бесчинства, творимые «майдаунами», Геша не мог. Да и не хотел.
        Зря он, что ли, слово деду давал?
        Да нет, слово тут ни при чем. Будь он женат, имей детей, то трижды бы подумал, а стоит ли соваться на Донбасс. Там же и убить могут. Идет война, самая настоящая, та самая - народная и священная.
        И тут Гешка не выискивал поводов, все было проще.
        Ленинская национальная политика на деле была провальной, повторявшей ошибки «царизма». Вон, НиколайI и АлександрII тоже баловались, прививая государственность окраинам империи - вместо того чтобы закрепиться в Привислинском крае, образовали Царство Польское, а неблагодарному народцу Великого княжества Финляндского и сейм даровали, и конституцию. Зачем?
        Зачем было пестовать национализм? И чем это кончилось? И финны, и поляки устраивали облагодетельствовавшим их русским резню, затевали войны, а теперь вовсю подгавкивают америкосам.
        Ильич пошел тем же неверным путем, наплодил элит, а те и рады стараться, быстренько развалили Союз, порезали на уделы и теперь грызутся между собой, клан на клан.
        И все же Геша надеялся, что это пройдет. Разбогатеет Россия, отпавшие сами к ней потянутся.
        Он не признавал ублюдочного СНГ и распад СССР считал преступлением. Рано или поздно Советский Союз, пускай и в ином обличье, вернется - народы, испробовав демократии, выкопают пограничные столбы.
        Репнину портили настроение нелады в «братских республиках», но он не считал их бывшими - СССР для него продолжал существовать.
        И выходило так, что недобитые бандеровцы захватили власть на Украине, маленькой части России или СССР, что одно и то же. И как полагается поступать в этом случае кадровому офицеру?
        Правильно. Уходить добровольцем на фронт.
        И Репнин отправился в Ростов - в тот, который на Дону. Здесь собирались группы охочих людей и каждые пять дней отъезжали на Донбасс. Бить фашистов.
        Прибыв на Дон поездом, Геша сразу перебрался на автовокзал - тот располагался напротив железнодорожного. Здесь и камера хранения была дешевле, да и в гостинице можно было устроиться на ночь. А долго задерживаться в Ростове Репнин не собирался.
        Сняв номер, Геша позвонил куда надо.
        - Геннадий Репнин? - уточнили на том конце провода.
        - Так точно.
        - Ваша группа пока еще собирается, но ждать недолго - скоро должен прибыть автобус из Воронежа. Мы обязательно свяжемся с вами сегодня, ближе к вечеру.
        - Понял. А почем билеты?
        - Дешевые билеты надо брать заранее, хотя бы за день. Проезд до Донецка обойдется в 500 -700 рублей, на маршрутке - 1000. Для вашей группы будет подан «микрик» - билет будет стоить 1200, зато доставят без проблем, водитель опытный.
        - Годится. Оружие, я так понимаю, с собой лучше не брать?
        - Не стоит, лучше сдать нашему представителю в Ростове - пограничники все равно отберут.
        - Украинские?
        - Там нет украинских пограничников. - Голос в трубке стал прохладней.
        - Понял, - кротко сказал Репнин. - Последний вопрос. До «Военторга» тут далеко? Я на автовокзале.
        - Есть магазин рядом с вокзалом, другой - в начале Большой Садовой, тоже недалеко.
        - Спасибо. Жду звонка.
        - Пожалуйста.
        Ладно, подождем… А пока следовало собрать нехитрый скарб добровольца: термобелье, разгрузку, носки, перчатки, нож, флягу, индпакет да прочие мелочи.
        «Светить» трофейный «вальтер» Гена и не думал - пригодится в хозяйстве…
        Не расставаясь с телефоном, Репнин подкрепился в ближайшем кафе и отправился гулять. Дышать свежим воздухом.
        На прогулке ему всегда хорошо думалось - мысли текли плавно, цепляясь друг за друга. Всплывали воспоминания, рождая новые думки, переплетая образы с реалом.
        О войне, о коллективном психозе, обуявшем бывшую УССР, Геша не размышлял - это или ушло, или еще не пришло, не подступило, не накрыло.
        Репнин думал о жизни. Когда мужику давно за тридцать, пора подумать о будущем. О доме, о семье, о детях. Так сказать, о слагаемых счастья. Вот только все эти слагаемые суть производные от главного неизвестного в житейском уравнении.
        От неизвестной.
        Будет у него любимая женщина, будет и семья. А дом… Ну, что такое - дом? Это ведь не жилье, не квадратные метры.
        Это убежище, надежный тыл, место, где тебя всегда ждут. Вот только пока некому его ждать…
        Тогда чего тут размышлизмы разводить? «Первым делом, первым делом - самолеты», то бишь танки. Ну, а девушки? А девушки потом…
        Геша вздохнул. Нельзя сказать, что он тосковал о семейной жизни, уюте, покое и прочих радостях бытия. Наблюдая за женатыми товарищами, Геннадий прекрасно видел, насколько тяжко достается уют. А уж покой…
        Чтобы ощутить блаженство ничегонеделанья, надо сперва повкалывать - дачу, к примеру, выстроить. Машину купить. Приехал на дачу и отдыхай. С лопатой. Или с молотком.
        Ну, это в том случае, ежели ты уже закончил ремонт в квартире, обставил ее, «как у людей», купил жене шубку и так далее. Вот когда все это у тебя складывается, вот тогда и уют будет, и покой.
        Ближе к пенсии, когда дети сами переженятся…
        Зазвонил телефон.
        - Да?
        - Геннадий Репнин?
        - Он самый.
        - Ваша группа отправляется завтра, со стоянки возле «Ашана», что на Аксайском. Знаете, где это?
        - Знаю, бывал.
        - Вас будет ждать «микрик» - белая «Тойота» счерной дверцей багажника. Водитель - Жора.
        - Понял, спасибо.
        - До свидания.
        - До свидания.
        Ну, вот тебе и определенность. Осталось что? Поужинать и спать.
        - Балда! - проворчал Геша.
        Рюкзачок-то он купить забыл! Что ему, по карманам все причиндалы распихивать? И бритву надо взять. И пену для бритья…
        Ворча на свою житейскую несостоятельность, Репнин затеял мелкий шопинг. Время позволяло.

* * *
        До гипермаркета на Аксайском проспекте Геша добрался на автобусе. Стоянка была большая, но искомый «микрик» Репнин нашел быстро - рядом кучковалось человек пятнадцать. Плотно сбитых, молчаливых, спокойных. «Вежливые люди».
        Кивком поздоровавшись со всеми, Геннадий нашел рыжего Жору, и тот зачеркнул в списке буквы «ГР», небрежно сунув плату в карман.
        Отправлялись на двух микроавтобусах, оба - с украинскими номерами. Ну, пока суть да дело, Репнин «забил» себе место впереди, рядом с водителем - хоть ноги вытянешь.
        И обзор получше.
        Полчаса спустя Жора дал отмашку. Все живо погрузились, и «микрики» отъехали, покидая Ростов-на-Дону и выбираясь на Таганрогское шоссе.
        Время в пути Геша провел, то задремывая, то любуясь окрестностями. Пейзажи шли унылые - предзимье.
        Но холодно не было, юг все-таки.
        Границу пересекли возле Успенки, через КПП «Матвеев Курган».
        Досмотр российские погранцы учинили обстоятельный, но особо не зверствовали, даже отметки в паспорте не ставили.
        На нейтральной полосе обнаружился магазин «дьюти-фри», где мужики с обоих «микриков» разжились сигаретами - по два блока в одни руки.
        На стороне ДНР добровольцы пересели в потрепанный «пазик».
        Водитель автобуса, как и его пассажиры, был упакован в камуфляж и пуховик. Репнин, единственный из группы, напялил на голову вязаную «чеченку».
        - Что, мерзнет черепок? - оскалился водила.
        - Хорошо тебе, лохматому, - пробурчал Геша, плюхаясь на свободное сиденье.
        - Поехали!
        Двухпутная дорога была основательно разбита - киевским властям было не до ремонтов, успеть бы закрома родины пограбить, а теперь и вовсе войнушка.
        - Есть такие, кто не служил? - зычно поинтересовался водитель.
        - Есть! - отозвался молодой голос.
        - Тогда тебе лучше до военкомата сразу, до республиканского. Там призывной пункт.
        Растолковав, как туда добраться, шофер смолк. «Пазик», подвывая мотором, заскакал дальше, на каждый бугорок и ямку отзываясь дребезгом стекол.
        Дорога вышла недолгой - Репнин даже утомиться толком не успел, а автобус уже подкатывал к Южному автовокзалу.
        - Приехали! Мужики, вам сейчас сразу в отдел комплектования. Это на Университетской, дом 112, кабинет 215.
        - А успеем?
        - Должны. Они до семи принимают. Увидите там такое здание розовое, метров полтораста от улицы. Доберетесь на 10-м троллейбусе или автобусе, тоже 10-м. Их туда много ходит - 17-й номер или 25-й… До остановки «ПромстройНИИпроект».
        - Спасибо, - ответил за всех Репнин.
        - Бывайте…
        Всей толпой добровольцы потопали на остановку, а пару минут спустя уже влезали в троллейбус №10.
        Лишь теперь, глядя за грязноватое окно, Геша рассмотрел приметы войны - оспины на стене пятиэтажки, оставленные осколками, подозрительно круглые латки асфальта на заделанных воронках, расщепленное дерево, буквально измочаленное поражающими элементами.
        Да и вон, объявление прямо на дверце троллейбуса: «МВД ДНР напоминает: комендантский час с 23.00 до 5.00»…
        Выйдя на остановке, никто не блукал, сразу добрались до штаба Республиканской гвардии, и впрямь выкрашенного в гламурный розовый цвет.
        Репнина, как офицера, направили на третий этаж, в отдел кадров. Там сидел весьма обстоятельный пожилой мужчина в камуфляже и при майорских погонах. Было видно, что левую руку ему оттяпали почти до локтя, однако майор был бодр.
        Ознакомившись с документами Репнина, он довольно кивнул:
        - Танкист? Эт хорошо… Звание?
        - Капитан запаса.
        - С какими танками знакомы?
        - «Т-64», «Т-72». Немного «Т-90» и… Ну, это так…
        - Что именно? «Т-80»?
        - Нет. «Т-34».
        - Правда, что ли?
        - Да я ж говорю, так… К параду готовились, и я где-то с месяц с «тридцатьчетверкой» возился.
        - Здорово… В боевых действиях участвовали?
        - Да. Чечня.
        - Оч хорошо…
        Однорукий остро посмотрел на Гешу:
        - Не примите за цинизм, товарищ капитан. Просто тут у нас война, и каждый опытный военспец нужен и ценен.
        Репнин улыбнулся и молча кивнул. Он уже малость освоился, «погрузился» вздешнюю жизнь, где люди под обстрелами налаживали немудреный быт, растили детей и ждали счастья вопреки всему.
        «Романтика» 2014-го, когда местные ополченцы больше партизан напоминали, миновала, теперь в ДНР настоящая армия, со всеми ее порядками, и причиндалами. Та же Республиканская гвардия правильно называлась 100-й Отдельной мотострелковой бригадой 1-го Армейского корпуса.
        Не хухры-мухры!
        - Вот что я вам предлагаю, - сказал майор. - Танкисты требуются батальону «Сомали»…
        - Звучит, - улыбнулся Геннадий.
        - …1-й отдельной батальонно-тактической группе. Там есть 4-я танковая рота - семь или восемь «Т-64» ипарочка «Т-72Б». Знакомые машинки?
        - Вполне.
        - Тогда вам лучше всего к «сомалийцам». Командует ими подполковник Толстых, позывной «Гиви».
        Репнин кивнул:
        - Слыхал.
        - Ну, тогда желаю хорошо послужить, товарищ капитан!
        СВОДКА ПОЛИТОТДЕЛА МО ДНР:
        «На 1 сентября 2014 года в Иловайском котле незачищенным остался только район Моспино, бои идут под Еленовкой и под Луганском.
        За последние сутки произошли значительные изменения с конфигурацией котлов, в которые попали украинские каратели. В частности, фактически не осталось в окружении украинских силовиков под Иловайском: часть добровольческих отрядов прорвалась к своим. С боем вырвался генерал-лейтенант Руслан Хомчак.
        Но часть карательных отрядов, не успевшая уйти, сдались в плен, и сегодня этих пленных доставили в Донецк. Ни в одном населенном пункте Старобешевского района больше нет бойцов ВСУ. Эту информацию нам подтвердили жители Марьяновки, Старобешево, Нового Света, Стылы, Новоекатериновки, Комсомольского.
        Из последнего села в субботу в райцентр в Старобешево было доставлено минимум 170 тел военных. По состоянию на сегодняшнее утро в котле под Иловайском украинские военные остались только в районе Моспино. На южном направлении бои сегодня идут под Еленовкой: здесь еще остаются силы и техника ВСУ. Село Мангуш пока остается ничьим - там ДНР контролирует лишь трассу на Мариуполь.
        Продолжаются бои в ЛНР, но здесь ситуация пока без изменений. Боестолкновения со взаимными потерями в течение дня шли в районе населенных пунктов Переможное, Веселая Гора, Георгиевка, Счастье, Нижняя Ольховая, Белогоровка и Лесное».
        Глава 3. Серая зона[При написании главы использованы материалы А. Коца и Д. Стешина.]
        ДНР, Донецк. Ноябрь 2014 года
        Подполковнику Толстых его фамилия не шла - Михаил Сергеевич был худым и чернявым, и вправду имея кавказские корни. А позывной он взял в честь деда, воевавшего в Великую Отечественную.
        В чистеньком «пятне», без фуражки, «Гиви» выглядел немного несерьезно, однако даже мимолетное знакомство выявляло в нем тот самый незримый стержень, что скрепляет характер.
        Сила в подполковнике чувствовалась, и воли тоже хватало.
        - Танкист? - оживился Михаил Сергеевич. - Капитан? Замечательно! Пойдем, покажу…
        «Гиви» провел капитана Репнина под крышу холодного бокса, где громоздился «Т-72», выложенный «кирпичиками» - контейнерами навесной динамической защиты. Вдоль борта было выведено белым: «Сомали».
        Крышка люка была поднята, и из утробы танка доносилось смутное бурчание да звяканье ключей.
        - Эй! - возвысил голос «Гиви». - Экипаж машины боевой! Вылазь.
        Первым над башней воздвигся молодой парень с роскошным чубом, торчавшим из-под танкового шлема.
        - Здравия желаю, товарищ подполковник! - ухмыльнулся он и глянул на Репнина.
        - Позвольте вам представить, товарищ капитан, - сказал Толстых, - сам Рома Сегаль! Наводчик.
        - Здрасте! - расплылся Сегаль.
        Лязгнул передний люк, и в него высунулся некто щекастый, тоже в шлеме.
        - Знакомьтесь - Юрий Рудак, мехвод.
        Кряхтя, механик-водитель вылез из люка по пояс и отдал честь.
        - А это ваш командир, капитан Репнин, Геннадий Эдуардович. Прошу любить и жаловать.
        - Ну, любить - это необязательно, - усмехнулся Геша.
        - Оставляю вас на съедение, товарищ капитан! - оскалился Толстых и покинул бокс.
        Репнин поглядел на мехвода - тому было явно за сорок, а лычки сержантские.
        - Давайте сразу договоримся, - сказал он, - будем на «ты», чтобы никакой путаницы. Если придется фашистов бить, «выкать» некогда будет. Сержант Рудак, вас как по батюшке?
        Рудак заулыбался, словно радуясь командирской непоследовательности:
        - Михайлович. Юрий Михайлович.
        - Сороковник есть уже?
        - Полтинник, товарищ капитан!
        - Поздравляю.
        - А я - Роман Романович! - проявил инициативу наводчик.
        - Рад за тебя. Как машина?
        - Зверь!
        Репнин, однако, кивать начальственно не стал - мол, принимаю к сведению, а облазил танк сверху донизу, осмотрел, ощупал все, от пушки до ленивца.
        В общем, впечатление у него сложилось неплохое. Машина была, конечно, не новая, но ухоженная. Воевать можно.
        Отобедав с экипажем, Геша взялся за квартирьерские заботы. По совету бывалых товарищей отправился на окраину Донецка, на Киевский проспект, где можно было снять комнату чуть ли не даром - случались обстрелы.
        Рядом, сразу за чертой города, пролегала «серая зона», ничейная территория, где постоянно шарились каратели - то из минометов обложат, то артиллерией приветят.
        Здесь, на окраине осажденного города, война наследила изрядно. В паре мест, даже рядом с остановкой, торчали хвостовики реактивных снарядов, внедрившихся в асфальт. На углу ржавел остов сожженного автобуса, давно разбитые витрины были заколочены досками, а дома зияли черными провалами - это взрывались снаряды, вырывая «пещеры» вжелезобетоне и кирпичной кладке.
        Найдя нужный дом, на стене которого была намалевана громадная кривая стрела, указующая вход в бомбоубежище, Репнин поднялся на четвертый этаж и позвонил.
        Ему открыла моложавая женщина с крашеными волосами, за спиной которой маячил отрок лет пятнадцати.
        - Здравствуйте, я по поводу комнаты.
        - А-а, проходите, проходите!
        Хозяйка квартиры, назвавшись Тамарой Алексеевной, провела Гешу, сильно хромая, и показала угловую комнату. Ничего особенного - диван-кровать, шкаф, стол, стул.
        Торговаться Репнин не стал - цена была смешная. Тамара обрадовалась и этим деньгам.
        - Вова, поставь чайник!
        - Тамара Алексеевна… Я же вас объем.
        - Да бросьте! Я с утра пирожков напекла целый тазик.
        - А с чем?
        - Лук-яйцо. И яблоки.
        Геннадий вздохнул:
        - Вот тут я слаб!
        После второй чашки (и четвертого пирожка) Репнин разомлел.
        - Страшно тут? - спросил он, кивая на развороченный когда-то и кое-как починенный балкон.
        - Привыкли уже, - вздохнула Тамара. - Вот в первый месяц было… Жуть! Помню, штурмовик украинский над самой крышей пролетел. Школу бомбанул, а тут его наши и «спустили»! Канонада каждый день и каждую ночь, тряслось все… Детей в ванных укладывали. А как я однажды на дачу съездила! Малина зреет, собирать пора, а тут война. Все равно поехала! В жизни никогда я так быстро ягоду не собирала! А тут грохот - танковая колонна заблудилась, заехала в наш кооператив. Вылезает из люка танкист, спрашивает дорогу в Стукалову балку, а наша соседка к нему бросается. «Родненькие, - кричит, - вы только не сдавайтесь!» И тут видит трезубы украинские… У нее аж лицо перекосилось! Ох… Я теперь точно отличу, что стреляет - гаубица или танк. По звуку «прилетов» - опыт есть. Вот сюда, - она показала на балкон, - попал снаряд из гаубицы. Это тогда мне ногу оторвало. Осколок здоровый был, со сковородку, отрезал мигом.
        - Так вы…
        - Это протез, - вздохнула Тамара.
        - Вот же ж сволочи…
        Женщина кивнула:
        - Больно было - жуть. Хорошо еще, что соседка поспела, живо меня в больницу доставили. Намучалась, конечно. Сейчас привыкла уже… На протез чуть ли не всем кварталом собирали. Да! У нас, вообще, сейчас хорошо жить. Майданутые все на запад подались, трусы - на восток, а мы остались.
        - Самые стойкие.
        - Самые упертые! Тут же по-всякому бывало, люди-то разные. Вон, в соседнем доме развелись - жена в Полтаву уехала, а муж остался. «На хрен мне, говорит, бандеровка эта? Любы тебе эти фашисты - езжай! А я их тут бить буду!» Ой, всякое бывало. Помню, когда Путиловский рынок горел, сосед принес обгорелых кур и колбасу. Пока дети спали - мы копоть счищали. А когда снаряд угодил в пруд, вся рыба всплыла - да здоровая вся такая! Всем двором ее жарили…
        …Вечером Репнин долго ворочался, никак уснуть не мог. В Чечне было иначе - там война шла с бандосами, а здесь самый настоящий фронт. Киевский проспект, продолжаясь, упирался в передовую, и с той линии фронта бьют орудия, целясь по жилым домам, по школам и детсадам, котельным и подстанциям - лишь бы побольше «сепаров» истребить или хотя бы нагадить.
        - Наше дело правое, - прошептал Геша, не раскрывая глаз. - Враг будет разбит, победа будет за нами…
        И уснул.

* * *
        А на другой день началась служба. Особых различий между армиями России и Новороссии Репнин не наблюдал. Да, на вооружении ополченцев стояли старые танки, советское наследие, оставленное Украине, хватало и других отличительных черт, но основа оставалась той же. Армейщина.
        К декабрю все устоялось и внутри «Т-72», командовать которым поставили Гешу. «Сержант Рудак» стал «Михалычем», а «старшина Сегаль» - «Ромкой». Или «Сигалом». Или «Ромуальдом». В зависимости от настроения.
        Репнин в бытность свою капитаном Российской армии командовал танковой ротой, но обид за то, что его «понизили в должности», не держал. Во-первых, командующий 1-м Армейским корпусом лучше знает, кто и где ему нужен. Во-вторых, прошлые заслуги на войне не котируются. Бой все расставит по своим местам, покажет, кто чего достоин.
        Да и не рвался Геша особо в командиры. Напротив, ему нравилось его место в боевом отделении танка, справа от пушки[2 - Место командира танка в «Т-72».].
        Еще бы пострелять из нее, поглядеть, как хохляцкую бронетехнику рвут выпущенные снаряды. Он-то приехал на Донбасс фашистов бить, а не танк обихаживать.
        После нового года его цель приблизилась вплотную - ВСУ перешли в наступление.
        СВОДКА ПОЛИТОТДЕЛА МО ДНР:
        «По словам Э. Басурина, подразделения ополчения уже утром в среду, 28 января, смогли закрепиться на северо-восточной окраине Дебальцево и весь день вели боевые действия по вытеснению украинских военных из города. Замглавы штаба армии ДНР также сообщил, что ополченцы полностью контролируют автодорогу Артемовск - Дебальцево.
        «Там порядка 10 тысяч военнослужащих Украины, но котел еще не захлопнулся. Мы заметили вывод подразделений. Хотелось бы побыстрее захлопнуть котел, чтобы избежать жертв», - заявил журналистам начальник политуправления Минобороны ДНР Эдуард Басурин. Он также пояснил, что пока трудно прогнозировать сроки закрытия котла, но ополченцы пытаются форсировать этот процесс. «С Дебальцево уже обстрелов меньше, но с Артемовска еще идут», - сказал он.
        Басурин также привел данные штаба ДНР о потерях украинской стороны за сутки: шесть танков, две бронемашины пехоты (БМП), пять автомобилей, 12 орудий и минометов, а также 89 человек личного состава. По его словам, в общем и целом с момента возобновления активных боевых действий в Донбассе (за последние 12 дней) «противник потерял 106 танков, 81 БМП, 47 орудий и минометов, 36 автомобилей и 1194 человека убитыми».
        Армия Новороссии продолжает наступление на Дебальцево. Сегодня передовые отряды ополчения ворвались в город и ведут уличные бои с оккупантами.
        Напомним, ранее стало известно, что бригада А. Мозгового «Призрак» закрепилась на северо-восточной границе Дебальцево».
        Глава 4. Дебальцевская дуга
        ЛНР, Чернухино, 28 января 2015 года
        Клокоча мотором, танк пересекал поле, черно-белое из-за снега и проталин. Лесополоса слева не вызывала особых подозрений - голые деревья сквозили, не задерживая взгляд. Укрыть технику они точно не могли, разве что снайпера.
        Левее и правее взрыкивала еще пара танков батальона «Сомали», пехота поспешала следом, прячась за броней.
        Держась за крышку люка, Репнин еще раз огляделся и вернулся в башню, откуда несло теплом. Над головой лязгнула сталь, отсекая легкий морозец.
        - Михалыч! Держи на эту… что там… водокачку, короче!
        - Вижу, командир!
        - За ней дорога, - вступил наводчик. - О-па! Друзья показались!
        - Конкретней!
        - Две бээмпэшки и танк! Шестьдесят четвертый!
        - Точно не наши?
        - Да у них флаги на антеннах задраны!
        - Ну, мало ли… - отозвался механик-водитель. - Может, это они трусы на просушку вывесили…
        - Ссут, с-суки!
        Автомат заряжания затолкал в камеру бронебойный снаряд, затем гильзу-картуз.
        - По танку? - азартно уточнил Сегаль.
        - По нему, Ромуальд! В задницу ему, в задницу!
        Роман навел перекрестие прицела, плавно вращая маховички, и пушка, стабилизированная в двух плоскостях, «запомнила» цель.
        - Огонь!
        Танк сильно вздрогнул, грохот и дым заполнил башню.
        - Есть!
        Снаряд угодил «Т-64» вкорму, и тот встал колом. Вспыхнул, загорелся движок, чадя копотным дымом. Из люков полезли «укропы», попадая под перекрестный огонь пехотинцев.
        Пара БМП тормознула, бронемашины развернулись, задолбили пулеметы.
        - Ромка! Бери ту, что правее! Левую уделает пехота!
        - Есть!
        Наводчик нажал кнопку, и автомат заряжания загудел, залязгал. Репнин улыбнулся, вспоминая, как гордился своим танком, узнав, что снаряды в пушку хваленого «Абрамса» пихает танкист-заряжающий. Отстой!
        Правда, инфракрасные прицелы у штатовцев хороши - ночью они приметят наш танк за три тысячи метров, а мы их только с полукилометра разглядим. Ну, это временно. Отдельные недостатки…
        - Огонь!
        Танк качнулся на гусеницах, посылая бронебойный, и Геша довольно осклабился. Молодец, наводчик!
        Снаряд вошел БМП-1 в борт, огнем вскрывая люки. Готов!
        Фигурки ополченцев, спешившие вдоль лесополосы, попадали в снег, уберегаясь от пулеметных очередей, и лишь один безбашенный картинно встал на колено, направляя трубу гранатомета. Выстрел! Попал!
        БМП газанул, распуская перебитую гусеницу, развернулся и перекособочился. Вторая граната, выпущенная чуть ли не в упор, пробила борт.
        - Молодец! - крикнул Сегаль. - Так их!
        - Сто второй, я Первый! - послышалось в наушниках.
        - Сто второй на связи, - отозвался Репнин.
        - Подсобить надо. Силосную башню видите?
        - А, так это силосная? Такая, с полукруглым верхом?
        - Она. Там, рядом, засели пулеметчики, не дают нам выйти к дороге. Шуганите их!
        - Вас понял, Первый. Шуганем. Осколочно-фугасным, по башне!
        - Есть!
        - Огонь!
        Гром толкнулся в уши, танк сотрясся, взвыли вентиляторы, отсасывая клубы вонючего дыма. Снаряд пробил тонкую стенку силосной башни и рванул внутри, вышибая листы оцинковки и детали каркаса.
        Перебитое сооружение накренилось и рухнуло, погребая под собой пулеметную точку.
        - Командир! Там еще один засел, с другой стороны! Что-то типа дзота!
        - Вижу. Михалыч, давай на пригорок!
        - Понял!
        Взревев двигателем, «Т-72» одолел пологий подъем, выбираясь наверх насыпи или природного вала, поросшего кустарником да молодыми деревцами. Отсюда дзот был виден куда лучше - укрепленный парой бетонных блоков- «ФЭСок» имешками с песком, он держал под обстрелом большую площадь, не пуская ополченцев к дороге. Саму гладь асфальта было не видно, но два ряда тополей, которыми обсадили трассу Знаменка - Луганск - Изварино, выдавали ее местонахождение.
        - Сто первый! Сто третий! Я - Сто второй! У дороги - дзот. Шваркнем залпом?
        - А чего ж не шваркнуть? - бодро отозвался командир 103-го.
        - Тогда огонь!
        Первым рванул снаряд, выпущенный Репниным, затем дуплетом ударили фугасы «соседей». От дзота только одинокий блок железобетона остался, все прочее разворотило взрывами, раскидало, разбросало, расхреначило…
        - Вперед, Михалыч, к дороге!
        - Чует мое сердце, - проворчал мехвод, - сейчас хохлы зашевелятся…
        И хохлы «зашевелились» - тут и там стали вспухать разрывы 122-миллиметровых снарядов, вздымая грязный снег и комья мерзлой земли. Один из снарядов поднял на воздух остатки силосной башни, и целый ворох оцинкованных листов, рваных и крученых, разлетелся кругом, как стая вспугнутых инопланетных птиц.
        - Арта[3 - Арта (жарг.) - артиллерия.] бьет! - крикнул Сегаль.
        - А то мы не видим… - проворчал Рудак, выворачивая на дорогу.
        По асфальту танк сразу ускорился. Впереди завиднелись окраины Дебальцево - от Чернухино до этого городишки километров восемь. Над домами тянулись столбы дыма, по косой восходившие к серому небу.
        Украинские артиллеристы не отличались умением, поэтому снаряды падали куда попало. Случилось попадание и по шоссе - 122-миллиметровая болванка разворотила асфальт, вскидывая веер из щебенки и пыли. По броне танка дробно простучали камешки, изображая осколки.
        Репнин покривился. Чертова война!
        Самое поганое, что ее можно было задавить в любой момент. Стоило президенту России дать отмашку, и «сушки» с «мигарями» быстренько бы навели тут порядок, раскатав ВСУ. Ополченцам бы осталось тогда малость перенести границы, охватив властью народа Донбасса всю территорию Луганской и Донецкой областей.
        Но российское руководство все медлило, осторожничало, то ли опасаясь пущего гнева Вашингтона, то ли играя в поддавки с Киевом. «Не понимаю, - с раздражением подумал Геша, - какая им разница? Все равно на Западе нас дерьмом измажут с ног до головы! Так пусть хоть повод будет…»
        Ну, что это за война, когда в небе пусто? Американцы даже на карачках не поползут в бой, если авиация не проутюжит противника бомбами и прочим, а тут… Где-то на аэродроме под Луганском стоит единственный «Су-25» - и это все ВВС ополчения. Украинцы, правда, тоже свою авиацию в бой не бросают. Да там и бросать уже нечего. Почти все, что хоть как-то держалось в воздухе, ополченцы посбивали. Странная война…
        Порошенко, он же Поросенко, он же Потрошенко (нужное подчеркнуть), до того заврался, что уже, похоже, сам уверовал в собственную брехню о «бурятах в Донбассе», а всякие «жоппозиционеры» ему только подсерают, живот готовы положить за «общечеловеческие ценности». Ну, не свой, конечно, живот…
        Вопрос: как отличить представителя «несистемной оппозиции» от обычного болтуна?
        Ответ: по невнятности речи - оппозиционеры до того всяческих задниц нализались, что у них языки опухли…
        - Командир, танки!
        Репнин пригляделся. Четыре… Нет, шесть «коробочек». Развернулись, прут. Между ними пехота, БМП и БТР.
        По танку хлестнула очередь из пулемета - словно молотками прошлись по корпусу.
        Сто первый вырвался вперед, стреляя на ходу. По танку наводчик промахнулся, зато угодил в БТР - бронемашину подбросило и перевернуло.
        В следующую секунду сто первому очень не повезло - сразу три танка противника сосредоточили на нем огонь. В двух случаях помогла ДЗ, подорвав снаряды снаружи, а вот третий расколотил гусеницу вместе с ведущим колесом.
        Обездвиженный «Т-72» замер, и тут же в него влепился еще один снаряд. Не похоже, однако, что танк от этого сильно пострадал, - башня сто первого развернулась и послала подкалиберную ответку.
        - Ромка! Бронебойный!
        - Есть!
        - Огонь!
        Снаряд угодил в башню фашистскому танку, но не остановил его. Хотя… Да, поворачиваться башня перестала, и стабилизатор, похоже, гавкнулся. Ну, хоть что-то.
        - Ромка!
        - Уже!
        - Огонь!
        Промашка вышла - бронебойный усвистел, мелькнув по-над башней с жовто-блакитной кляксой. Ла-адно…
        - Ромуальд!
        - Бронебойным, командир?
        - Чего спрашиваешь? Клади!
        - Поклал!
        - Огонь!
        Выстрел получился куда удачней, хотя и рикошетом - украинский танк скатывался с небольшого возвышения, и бронебойный, оставив борозду, ударил под башню. Ту сорвало с погона и переклинило. Все, не жилец.
        - Михалыч! Видишь, там что-то вроде склада?
        - Вижу. От того склада одни стены остались.
        - Во-во! Загоняй машину туда, будем из засады бить.
        - Понял.
        Скрываясь за насыпью, «Т-72» вынесся к складу, развернулся на месте и заполз в широкие ворота, от которых проем только и сохранился.
        Полуобрушенные щербатые стены скрывали танк по самую башню. Его орудие могло стрелять прямой наводкой в широком секторе, скользя по-над каменной кладкой. Должно хватить.
        Тут как раз один из укрофашистских «Т-64» вздыбился над осыпью, сверкая днищем. Туда-то Репнин и влепил снаряд.
        Боевая машина ВСУ так и не перевалила насыпь, осталась торчать как памятник.
        - Героям слава, - процедил Геша.
        Глава 5. Последний костер
        ДНР, Дебальцево. 28 января 2015 года
        По гребню вала побежали «укропы», и Репнин, поминая их по матери, выбрался из люка, хватаясь за «Утес»[4 - НСВТ «Утес» - крупнокалиберный пулемет (12,7 мм). Предназначен в том числе для поражения воздушных целей. В сравнении с «Т-64» на «Т-72» был исключен дистанционный привод пулемета, поэтому командир танка может вести огонь из «Утеса» только при открытом люке, наводя его вручную.] и выпуская пару очередей. Пули выбрасывали фонтанчики, когда чиркали по насыпи. Людей они ломали и рвали, нанося травмы, несовместимые с жизнью.
        - Заряжай!
        - Бронебойные вышли!
        - Осколочно-фугасным!
        - Есть!
        Над валом, словно рубка подлодки над волнами, вздыбилась башня «семьдесятдвойки». Стала разворачиваться, показался борт…
        - Огонь!
        Осколочно-фугасный, выпущенный чуть ли не в упор, разворотил украинскому танку всю ходовую, и тот сполз с насыпи.
        - Надо добить!
        За валом внезапно полыхнуло пламя и ударил гром - рванул боекомплект.
        - Кто это его приголубил? Впрочем, хрен с ним! Михалыч! Выбираемся отсюда!
        - Правильно… Обнаружили нас, чего сидеть зря?
        - Как там наши? - поинтересовался Сегаль.
        - Сейчас увидим.
        Взрыкивая мотором, танк выбрался из своего закутка, поводя башней - точь-в-точь как кот, выглядывающий из-за двери: ушли эти гадские собаки?
        - Обратно, Михалыч.
        - Ага…
        «Т-72» вывернул и проехал назад по своим следам. Там, где недавно находился дзот, теперь догорал украинский танк, свернув башню набок и уткнувшись пушкой в землю. Рядом весело пылал «КамАЗ» со сбитой кабиной. Тент, прикрывавший кузов, уже обсыпался, и покривившиеся дуги торчали черными ребрами. Трупы в украинской форме валялись на истоптанном снегу, запакощенном копотью и кровью. Их было много, десятки и десятки.
        - Да-а… - протянул Михалыч. - Наши на месте не сидели.
        - Эт точно…
        - Гляди, командир! Сто первый подбит!
        - Вижу. Ты лучше хохлов высматривай!
        - Вот как это называется? - пробурчал мехвод. - У меня жена - хохлушка, самая что ни на есть, из-под Ровно. В Луганске сейчас, в больнице…
        - Лежит?
        - Лечит! Уложишь ее, пожалуй.
        - Наш человек.
        - А то!
        - Командир! - напрягся Роман. - В лесополосе! Левее сто первого!
        В лесополосе разворачивалось орудие. Какое именно, Репнин не разглядел. Может, гаубица, может, противотанковая «Д-44». Не хотелось бы…
        - Осколочно-фугасным! Огонь!
        Рвануло, как в голливудском боевике, - красиво, с разлетом чего-то горящего и дымящего. Видать, снаряд не только саму пушку покорежил, но и боеприпасы «списал».
        И тут Геннадий заметил краем глаза шевеление чуть дальше подавленной «арты».
        - Осколочно…
        Поздно. Полыхнул выстрел. Снаряд ударил танку в башню. Пробить ее в лоб - никаких шансов, но контузить экипаж может легко - Геша ощутил себя внутри огромного колокола, по которому ударили кувалдой весом в тонну.
        Роман все же успел нажать нужную кнопку, и автомат заряжания сработал, как надо.
        Оглохнув, мотая головой, гудевшей, как тот колокол, Репнин выстрелил, накрывая артиллеристов. При этом он прекрасно видел, как, «змейкой» вывернув между тремя подбитыми «Т-64», выезжает «семьдесятдвойка». Ствол ее пушки был направлен, казалось, прямо Геше в лоб. И грянул гром.
        125-миллиметровый «ЗВМ-15» ударил в башню, попадая в орудийный щиток. Разрушив дневной прицел стрелка, он разорвал раму люка и срикошетил в картузы. Адское пламя хлынуло сразу со всех сторон, взвихрилось ревущими, всепожирающими клубами.
        Репнин закричал, но не услышал своего крика, вскинул к лицу горящие руки…
        …И ударился лбом о резиновый нарамник прицела.
        Боли не было. Совсем. Не было и огня.
        И уши прекрасно все слышали - рев дизеля, лязг падавшей гильзы. В нос ударил резкий запах кордита.
        И сидел он слева от орудия.
        Геша словно выпал из реальности. В голове пустота, в душе леденящий холод. Тяжело это - умирать, но и воскресать не легче.
        А ты что, воскрес, Геннадий Эдуардович? Ну, ты ведь жив-здоров, верно?
        Но минуту назад он сгорал в чудовищном костре!
        Репнин замычал, затряс головой, словно зуб разболелся.
        - Что, товарищ лейтенант? - послышалось в наушниках.
        - Н-ничего, - обронил Геша и чуть язык не прикусил.
        Это был не его голос.
        Так, может, он умер? Ага, и оказался в раю для танкистов! Что за бред…
        Репнин с силою зажмурил глаза и открыл их. Ничего не изменилось. Но в голове началось просветление.
        Когда человек гибнет и ему нет спасения, то глядеть вокруг бывает некогда. Не до того как бы. А вот когда воскресает…
        Действительность напирала со всех сторон. Он находился в танке, только это был не «Т-72». Геша мог поклясться, что занимает место командира «тридцатьчетверки».
        И в его экипаже вовсе не трое, а четверо. Механик-водитель и стрелок-радист сидят пониже, а они с заряжающим - повыше, в тесной и «слепой» башне.
        Мехводом у него старший сержант Бедный, а радистом - сержант Ванька Борзых. Заряжающим - рядовой Федотов.
        Он сошел с ума?..
        Милый, когда сгорают картузы с порохом, с ума не сходят, а просто сгорают. До обугленных костяков.
        Стало быть, это переселение душ.
        «Хорошую религию придумали индусы: что мы, отдав концы, не умираем насовсем…»
        Неизвестно, до чего бы додумался Геннадий, но тут заряжающий крикнул:
        - Товарищ командир, вижу танки!
        И у Репнина будто рефлекс какой сработал. Он приник к нарамнику прицела и различил впереди полузнакомый силуэт.
        Геша содрогнулся - это был немецкий танк «Т-III». Танк времен Великой Отечественной…
        Геша закусил губу. Трындец!
        И тут же озлился. Молчать, капитан! Истерики оставим на потом.
        - Бронебойным, заряжай!
        - Есть бронебойным!
        - Короткая!
        Бедный мигом затормозил, останавливая танк - на «тридцатьчетверке» стабилизаторов нету. Тут, если на ходу стрелять, попадешь в белый свет, как в копеечку, только боеприпас зря истратишь. Остановиться надо…
        - Бронебойным готово!
        - Выстрел!
        Прицелившись, Репнин вжал педаль. Грохнуло.
        Горячая гильза забрякала, напуская синего дыму.
        - Рви!
        - Попал, командир! Горят фрицы!
        - Так им и надо… - еле вымолвил Геша, чувствуя себя, как самодеятельный артист, приглашенный на съемки фильма про войну.
        Отмахнувшись (про себя) от назойливых мыслей, Репнин начал крутить маховик башни, поворачивая орудие по горизонту. В прицел вплыли парочка полугусеничных «Ганомагов» итри тентованных грузовика с тупыми мордами-капотами.
        «Опели», кажется. «Опели-Блиц».
        - Заряжай осколочным! Короткая!
        Геннадий живо накрутил маховички, наводя орудие. Треугольная марка совместилась с «Ганомагом», и Репнин нажал на спуск.
        - Вперед!
        Снаряд развалил бронетранспортер, еще и грузовику досталось - осколками посекло кабину, превратив ее в коробчатый дуршлаг.
        Немцы посыпались из кузова, падая и роняя карабины.
        - Ванька! Чего ждешь?
        Тут же зачастил пулемет, прореживая гитлеровцев.
        - Товарищ лейтенант! - позвал Борзых. - Комроты приказал отходить к Дебальцево!
        Сердце Геши дало сбой.
        - Куда-куда?
        - К Дебальцево! Да вон, отсюда видно уже!
        Репнин глянул в прицел. Поле… Знакомое такое поле… И насыпь, только повыше. И склад, тоже разваленный… Да нет, этот просто не достроен - вон, камней куча и прочий стройматериал. Война помешала достроить…
        «Ты веришь в это безумие?» - устало спросил себя Геша. И сам себе ответил: «Да».
        ПИСЬМО СТ. ЛЕЙТЕНАНТА Д. ЛАВРИНЕНКО ДОМОЙ:
        «Привет из лесу!
        Здравствуйте, мама, Нина, Люба, бабушка, Толя, Тая, возможно, Леня (если не уехал)!
        Сообщаю, что жив, здоров и невредим, чего и вам желаю.
        Пишу письмо в лесу, около землянки. Уже темнеет. Сегодня получили подарки от москвичей… Мы защищаем подступы к Москве.
        Вы уже, наверное, знаете из газет о нашей части, и в частности обо мне. Мама, Нина, возможно, вы и отвечали на мое письмо, которое я писал в лесу под Орлом, но я его не получил, так как вскоре мне пришлось сменить место. Я один ехал на своем танке, отдельно от части. Был в Москве, смотрел улицы, дома и опять - на фронт. В части меня хорошо встретили и представили к правительственной награде.
        Поздравляю вас с праздником 24-й годовщины Октября. Мы его справляем у костра, выпили по сто согревающих граммов и беседуем, а на рассвете - в бой…
        6.11.41г.»
        Глава 6. Танковый ас
        Дебальцево, Южный фронт. 28 сентября 1941 года[5 - Согласно официальным источникам, 28 сентября ст. лейтенант Лавриненко находился в деревне Акулово, близ станции Кубинка, где сосредотачивалась 4-я танковая бригада.]
        Командир танковой роты, сонно моргая от недосыпу, тыкал сучковатым пальцем в карту, расстеленную прямо на броне танка, и бубнил:
        - Вчера наша 9-я армия и Таганрогский боевой участок в составе трех дивизий нанесли контрудар и потеснили передовые части противника, где на десять, где на все пятнадцать километров…
        Зенков, командир «КВ», крякнул довольно.
        - Зря крякаете, товарищ Зенков, - пробурчал комроты. - Подходят главные силы 1-й немецкой танковой армии Клейста, и Ставка приказала нам отступить на рубеж Красный Лиман - Дебальцево. Ох, чуть не забыл… Лейтенант Лавриненко!
        Поводив глазами, он глянул на Гешу:
        - Вижу… Вы ж с 15-й танковой дивизии?
        Репнин механически кивнул, не слишком вникая в суть.
        - Вашему взводу, товарищ Лавриненко, приказано грузиться и отправляться под Москву, а то вы задержались тут не по делу… Из личного состава 15-й и 20-й танковых дивизий формируется 4-я танковая бригада. Командовать ею будет полковник Катуков. Собирайтесь, документы получите у начштаба.
        - Есть!
        Геша не знал, где тут штаб, но ноги сами повели его. Остановившись возле землянки, на сруб которой был приделан большой осколок зеркала (видать, тут было место для бритья), Репнин поглядел на свое отражение.
        Да, на него смотрел Дмитрий Федорович Лавриненко, танковый ас. За два с лишним месяца боев Дмитрий Федорович поучаствовал в двадцати восьми схватках, уничтожив пятьдесят два немецких танка!
        Его не призывали на фронт, Дмитрий Федорович сам пошел в армию, добровольцем, еще в 34-м. Почему? Видать, было что-то изначально заложено в его характере, что-то боевое, воинское.
        Ведь начинал Лавриненко как учитель в школе, и у него это очень хорошо получалось. Почему же он променял сугубо мирную профессию на другую - Родину защищать? Может, как раз в этих двух словах и кроется ответ?
        В 38-м Дмитрий Федорович окончил Ульяновское бронетанковое училище. Науки постигал легко - учитель все-таки! Вот там-то, в Ульяновске, и проявилась истинная натура Лавриненко - из всех видов оружия он стрелял на «отлично». Его звали «Снайперский глаз».
        В 39-м Дмитрий Федорович участвовал в освободительном походе на Западную Украину, в 40-м - на Бессарабию. В Станиславе познакомился с хорошей девочкой Ниной, на которой и женился летом 41-го.
        Командир взвода танков «БТ-7» Лавриненко отступал с боями вместе с остальной 15-й танковой дивизией, пока та не растаяла вовсе в Уманском котле.
        «БТ-7» очень маневренные, но с хлипкой броней. Другое дело - «Т-34». Когда лейтенанта Лавриненко назначили командиром танкового взвода «тридцатьчетверок», Дмитрий Федорович сказал: «Ну, теперь я с Гитлером рассчитаюсь!»
        Репнин криво усмехнулся. Дмитрий Федорович!
        Ныне это ты и есть, Геннадий Эдуардович!
        Забудь про капитанские погоны, про «Т-72Б». 41-й год на дворе.
        Война идет!
        Опять-таки, Лавриненко сейчас сколько? Он в 1914-м родился… Господи, ему двадцать семь всего! Он на пятнадцать лет тебя младше, то бишь моложе, товарищ Репнин! И волосы густые…
        Геша насупился. Кто он? Лавриненко? А нету больше Дмитрия Федоровича! И Гешки тоже нету! Есть человек с телом Лавриненко, а личность у него твоя! Душа, так сказать. Переселилась. Через время.
        Хоть садись и роман про «попаданцев» пиши.
        Тема модная и понятная - ужас как хочется переиграть старые сражения, вернуть отнятое либералами и т.д., и т.п.
        Но Геннадий никогда не читал подобные опусы. Смысл?
        Историю-то не изменить, что было - было. Это учебники можно переписать, низведя освободителей в «оккупанты», а немецких холуев возвышая до героев.
        Так он тогда рассуждал. А теперь что?
        Не один месяц минует, пока то, что случилось с ним, станет не то что привычным, но хоть как-то сольется с фоном повседневности. Человек привыкает ко всему, даже к самому небывалому.
        Перебрось общагу на звездолет - через месяцок в его отсеках все так же будут сушить белье и метаться между буком и плитой, где в сковородке варится суп (а что делать, если кастрюли нет?)…
        Геша закрыл глаза и потряс головой. Невероятно! Хотя и вполне очевидно…
        Отвернувшись от зеркала, он побрел к штабу, подумав, что личность Лавриненко, может, и отсутствует, но вот память его задержалась. О самом Дмитрии он знал - интересовался, как любой нормальный летчик интересуется подвигами Кожедуба или Покрышкина.
        Но откуда тогда ему известен экипаж? А дорога к штабу? Кстати, вот и штаб.
        Получив документы, продовольственные аттестаты на весь взвод и прочие «бумажки», Геннадий выбрался наружу.
        Начштаба, человек старой закалки, пожилой совсем, называл его Митей. Нина звала Димой…
        Он научится откликаться на чужое имя, привыкнет быть не собой, но внутри, «про себя», так и останется Гешей…
        Репнин усмехнулся. Он еще и грустит, сволочь мелкая! Вот что за человек…
        Да ты молиться должен, поклоны бить той неведомой силе, что перенесла тебя из горящего тела в молодое и здоровое!
        Может, это и не чудо вовсе, а, скажем, эксперимент пришельцев из космоса. Или людей из далекого будущего.
        Да хрен его знает, может, это и вовсе прихоть Мирового Разума или сбой в законе кармы!
        Какая разница?
        Главное - ты жив, молод и здоров! И уж точно не позволишь себе погибнуть этой зимой[6 - 18декабря, на подступах к Волоколамску, Д.Ф.Лавриненко был убит осколком мины.]. Нет уж!
        Коли жизнь дается дважды, то пусть тянется долго-предолго, пока не надоест…
        Вздохнув, Репнин потопал в расположение взвода - надо было успеть добраться до железнодорожной станции, погрузить танки, разместить людей. Мороки будет…
        Геша фыркнул, улыбнулся - и не выдержал, рассмеялся.
        Все же хорошо, чего он? Переживать надо не о себе, а о тех, кому не удалось вырваться из подбитого «Т-72». Может даже и так быть, что его душу, рассудок, сознание, личность не просто перенесло. А если состоялся обмен? Его - сюда, а Лавриненко - туда? В огонь?
        Хоть бы они не сгорели там, в своем 2015-м. Бывало же так, что картузы не сразу вспыхивали, а только обугливались…
        Может, экипажу сто второго все же удалось выбраться? Пускай обгорелыми, но живыми?
        Как это сейчас узнаешь?
        - Тащ командир!
        Это подбежал Федотов.
        - Я вместо него… - добродушно проворчал Геша и поежился.
        Давняя шутка прозвучала более чем двусмысленно.
        Заряжающий заулыбался:
        - Тащ командир, говорят, уезжаем?
        - Правильно говорят.
        - А куда?
        - Под Москву. Столицу оборонять будем.
        - Ага… А когда?
        - Сейчас. Марш к танку, нам еще до станции телепаться…
        СВОДКА СОВИНФОРМБЮРО ЗА 27 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА:
        «В течение ночи наши войска вели бои с противником на всем фронте. По неполным данным, на подступах к Ленинграду за несколько последних дней уничтожено свыше 4 тысяч немецких солдат и офицеров, 66 вражеских самолетов, 34 танка, свыше 30 орудий, 30 пулеметов, 20 минометов, до 100 автомашин, много винтовок, автоматов и боеприпасов.
        На одном из участков Ленинградского фронта противник пытался 25 сентября перейти в наступление, но был отброшен с большими для него потерями. На поле боя осталось более 200 трупов немецких солдат и офицеров.
        Звено бомбардировщиков части майора Щеголеватых совершило успешный налёт на аэродром противника. С высоты 700 метров звено подвергло бомбардировке около 50 немецких самолетов, находившихся на аэродроме. Уничтожено и повреждено более 20 самолетов типа «Хейнкель» и «Мессершмитт».
        Авиация, действующая на западном направлении фронта, уничтожила за 24 сентября на земле и в воздушных боях 30 немецких самолетов, разбомбила 65 танков, больше 220 автомашин, склад с горючим, разрушила 3 казармы и 2 ангара, подавила 10 зенитных установок и батарею, сожгла железнодорожный состав.
        На одном из участков западного направления фронта наши части уничтожили более 300 немецких солдат и офицеров, 17 танков, 16 автомашин. Захвачены многочисленные трофеи. В упорном бою на другом участке западного направления фронта противник потерял 3 танка, 4 танкетки, одну бронемашину и несколько орудий».
        Глава 7. Четвертая танковая
        Мценский район, село Ивановское. 6октября 1941 года
        Геша едва поспел к сроку, хотя его вины не было, все зависело от паровоза, машинистов и ситуации на железной дороге.
        2 октября его взвод добрался до деревушки Акулово, что под Москвой. На другой день формирование 4-й танковой бригады завершилось, и ее передали в оперативное подчинение 1-го особого гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Лелюшенко.
        Корпус и сам-то организовался 2-го числа, только под Мценском. Перед Лелюшенко стояла сложная задача - разбить противника, прорвавшегося в район Орла, задержать продвижение танковых войск врага, остановить их на рубеже реки Зуша и преградить путь на Тулу.
        …Грохотали дизеля, наполняя воздух синим смрадом, брякали «гусянки».
        «Правее! - орал чей-то хриплый голос. - Так держать! Пошел!»
        Геннадий до того набегался за день, утрясая взводные дела, что даже малость одурел. Еще и понервничать пришлось.
        «Т-34» - танк замечательный, но сделан как попало, до ума его еще доводить и доводить. Но война-то уже идет!
        В его взводе состояли три танка «Т-34-57», с литой башней и мощной противотанковой 57-миллиметровой пушкой «ЗИС-4».
        Орудие пробивало с максимальной дистанции броню в 82 миллиметра толщиной, а с минимальной - и все 98 мм.
        Вот только танков с такими пушками было очень мало, их даже называли особо - танками-истребителями. Спрашивается: акто мешал ставить их в большем числе? Ладно, там, «ЗИС-4» - это новая разработка. Ну, а «Ф-34», которые стоят почти на всех «тридцатьчетверках»?
        Орудие само по себе неплохое, но очень скоро его огневой мощи не хватит, чтобы одолевать новые немецкие танки. Репнин отказывался понимать Грабина, конструктора «Ф-34». Ведь талантливый же вроде человек! Так чего ж ты, самородок хренов, на месте топчешься, коекакерам разным потакаешь, вроде маршала Кулика, дурака непробиваемого, винящего «ЗИС-4» в «избыточной мощности»? Неужели это так сложно сделать - взять, да и удлинить ствол «Ф-34» до 55 калибров? Такой «длинномер» сразу сблизится по баллистике с «ЗИС-4»! Нет, будут сидеть, сопли жевать, дожидаться Курской дуги, когда появятся «Тигры»…
        Нашим надо будет чуть ли не вплотную подбираться к «Т-VI», чтобы с двухсот метров прикончить «полосатого» пятью-шестью попаданиями, а вот «Тигр» станет шлепать «тридцатьчетверки» сполутора-двух километров! И только тогда в наркомате зачешутся…
        Репнин поморщился.
        Пробегая между двух танковых колонн, он едва с ног не сбил Катукова.
        - О-па! - воскликнул Михаил Ефимович. - Куда это вы так мчитесь?
        - Виноват, товарищ полковник! - сказал Репнин одышливо. - Надо было рации поставить Капотову и Антонову, а то полвзвода с радио, половина - без…
        - Ну, ладно! - засмеялся Катуков. - Не задавили, и на том спасибо. Готовьте свой радиофицированный взвод, товарищ Лавриненко, бригаду перебрасывают к Мценску.
        - Есть готовить взвод!
        И Геша опять побежал - комбриг только головой покачал. Катукову тоже хотелось припустить бегом - бригада только-только покинула эшелон, и вот новый приказ: грузиться и двигать на Мценск!

* * *
        За два дня 4-я бригада пополнилась старыми, «откапиталенными» танками «БТ-7» иновыми «КВ», а уже 5 октября эшелон с матчастью и личным составом прибыл в тихий Мценск.
        В городишке моросило, командир танкового полка Еремин носился вдоль состава, помогая разгрузке и поторапливая:
        - Живее, товарищи, живее! На нас вся надёжа!
        Сюда, к Мценску, направлялись «панцерваффе» из 2-й танковой группы Гудериана, если точно - 4-я танковая дивизия генерал-майора Вилибальда фон Лангермана унд Эрленкампа. Этот тевтон настолько презирал русских, что пренебрегал разведкой и охранением. Ну, ему же хуже.
        Немцы могли нанести удар вдоль шоссе Орел - Мценск - Тула или же по грунтовке.
        5 октября немцы ударили по Мценску - над шумливой речкой Оптухой, над селом Ивановским загудели «Юнкерсы», вываливая бомбы на позиции РККА. Показались немецкие танки, за ними продвигалась пехота.
        Танковые засады на левом фланге, занятые «тридцатьчетверками», дали сдачи фашистам, подбив восемнадцать «панцеров». Гудериан, решив, что возле Ивановского скопились изрядные силы русских, бросил сюда еще один моторизованный полк.
        Катуков не стал рисковать людьми и техникой, он отдал приказ отойти севернее, к селу Первый Воин.
        У Первого Воина шоссе полого спускалось к Лисице, притоку Оки, и от заросшей кустарником низины поднималось вверх, к селу, обсаженному молодыми тополями. А вокруг небольшие высотки, маленькие рощицы, поляны с редкими стогами сена.
        Мотострелки комбата Кочеткова развили бурную деятельность - рыли окопы и траншеи, «заглублялись» на полосе между Первым Воином и Нарышкином.
        Катуков тоже постарался, подготовился к встрече незваных гостей - танки и дивизион противотанковой обороны занимали свои места, но все же полковник хорошо понимал, какая сила наседала сейчас на них. И дело было не только в мощи, но и в опыте - молодчики Гудериана прокатились по всей Европе, нагоняя страху на бюргеров. С другой стороны, командование не бросало его бригаду - вон, прибыл полк пограничников Пияшева, эти ребята поддержат бригаду. А танки устроят немцам шесть засад…

* * *
        Утро 6 октября выдалось холодное. Подмораживало, а потом и вовсе снежок пошел.
        Немцы начали атаку с бомбардировки - «Юнкерсы» засыпали бомбами окопы, к счастью, ложные, со стволами спиленных деревьев вместо реальных орудий. Зенитчики лейтенанта Афанасенко сбили пару бомбовозов, и те рухнули на правом берегу речки Лисицы.
        И вот они появились, серые коробочки танков. «Т-II», «Т-III» и «Т-IV» выворачивали из-за поворота в долину реки. За ними катились бронетранспортеры и грузовики с пехотой, тягачи с пушками, мотоциклы с автоматчиками.
        Артиллерия ударила по немцам с фланга, но те вояки бывалые, смяли ПТО. Перейдя Лисицу, танки вышли на позиции мотострелков и поперли «утюжить» окопы.
        Репнин все это видел, но себя не выдавал - весь его взвод прятался в засаде.
        - Товарищ командир! - крикнул Борзых. - Полковник приказал помочь пехотинцам!
        - Понял! Передай нашим: действуем по вчерашнему плану!
        - Есть!
        - Иваныч, ходу! Разворот вправо на 45, и тормози!
        - Есть!
        «Тридцатьчетверка» зарычала, выползая из зарослей на опушке.
        - Заряжай бронебойным!
        - Уже!
        - Огонь!
        Немецкая «четверочка» словно сама подставилась - снаряд вошел точно в борт, разнося двигатель, и танк полыхнул. Синтетический бензин горел не хуже натурального.
        - Готов!
        - Газу, Иваныч! Дорожка![7 - Данная команда означает, что впереди ровно, гладко - можно гнать на скорости.]
        «Т-34», взревывая, как сказочное чудовище, продолжил охоту.
        Земля в прицеле тряслась и колыхалась, кромка леса плясала, но Репнин умудрился-таки рассмотреть атаку танка Капотова.
        Тот зарядил «троечке» бронебойным под башню, да так, что ту сорвало и бросило в кувырок. Боекомплект рванул в погон, как из жерла. Готов…
        - Антонов уже второго уделал! Тащ командир…
        - Заряжай!
        - Есть!
        «Вчерашний план» был насколько прост, настолько и хитер: не показываясь до поры, три танка взвода должны были атаковать с разных направлений, создавая видимость массированной атаки. Пусть фрицы думают, будто русских больше, а это действует на нервы.
        По «тридцатьчетверке» выстрелили, но без успеха, а вот Репнин послал бронебойные «приветы» сначала одному «Т-III», потому другому, и оба раза в корму. Немчура елозила по окопам, хороня мотострелков. Ну, вот, вас и самих тут зароют, если останется, что в гроб класть…
        - Борзых! Свяжись с Антоновым, скажи, пусть разворачивается и шурует к роще, что справа!
        - Понял!
        «КВ» младлея Полянского развернулся и покатил к роще. И вовремя - по его следу газовали пять немецких «Т-IV».
        Тяжеленькие, они могли доставить неприятности.
        - Капотов! Не спи! У тебя под носом «четверки»!
        В прицеле было видно, как выстрелил танк Капотова и как у «Т-IV» сорвало гусеницу. Немец сгоряча крутанулся и увяз катками в рыхлой земле.
        Башня немецкого танка могла вращаться, но сама машина была сильно перекошена, так что наводчику «четверки» оставалось либо в небо над лесом палить, либо в землю.
        Этим Капотов и воспользовался, послав почти в упор осколочно-фугасный. Немецкий танк, чья корма была увешана канистрами с бензином, запылал весело и ярко.
        Гори-гори ясно…
        - Иваныч! К роще!
        - Есть!
        - Заряжай бронебойным!
        - Готово!
        - Короткая!
        Между «Т-34» инемецкими «четверками» прорастали молоденькие деревца - не очень-то и спрячешься. Но попробовать можно.
        «Т-IV» вывернул из-за рощи, разворачивая башню в противоположную от Репнина сторону - надо полагать, Полянского выцеливал…
        - Огонь!
        Снаряд вошел «четверке» вборт, оставив после себя черное отверстие. Немецкий танк замер, башня его остановилась, а секунду спустя фонтаны огня вырвались изо всех люков.
        - Иваныч, поворот направо и остановка!
        - Есть!
        - Дай бронебойный!
        - Готово! Вон, танк разворачивается бортом!
        - Иваныч, немного левее дай! Так!
        - В самое яблочко!
        Гитлеровцы и не хотели, а подставили бока. И Геша спешил воспользоваться шансом.
        - Тащ командир! - взвыл Борзых. - Антонов уже пятого уделал!
        - Не завидуй, Ваня! Это же наша общая победа! Или ты не видишь? Мы ж загоняли немцев под его пушку! А когда их Капотов шуганул, они нам подставились. Это как в футболе, понял? Не важно, кто забил гол, главное, чья команда победила… Так, Иваныч, видишь во-он тот пригорочек, где пушка разбитая?
        - Вижу, тащ командир!
        - Давай туда! Только не напрямую, а через подлесок.
        - Понял!
        Танк, газуя, вскарабкался на горку, ломясь через густой подлесок. Над голыми верхушками едва башня выглядывала. Левее, на дороге, горел «БТ-7» иворочал башней «КВ» Полянского.
        Тяжелый танк не мог сдвинуться с места - левая «гусянка» размоталась, а на правой были разбиты пара катков. Обездвиженный, «КВ» не сдавался, садил из пушки по врагам рабочего класса.
        Парочка «Т-III» направлялась к нему, собираясь добить. Вот один выстрелил и попал, да только 50-миллиметровый снаряд не пробил броню «КВ», а рикошетом ушел в небо, выбив сноп искр.
        - Врешь! - завопил Федотов, подглядывая в смотровую щель. - Не возьмешь!
        - Бронебойный подкалиберный!
        - Готово!
        - Иваныч, тормози! Ваня, передай Капотову, пускай задним ходом в лес закатывается - пара танчиков как раз мимо прокатит.
        - Есть!
        А немцы продолжали подкрадываться к «КВ». Русский танк замер на самой верхушке, и склон перед ним являлся мертвой зоной. Этим фашисты и воспользовались. А если подойти ближе, то можно «КВ» вупор расстрелять, загоняя снаряды чуть ли не под днище.
        Ну-ну…
        Репнин плавно навел орудие. В прицел вполз «Т-III», следующий первым, как бы ведущим. А мы пробьем по ведомому…
        - Огонь!
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПОЛКОВНИКА В. ЧИСТЯКОВА:
        «Мне посчастливилось год проучиться в ускоренном танковом училище. Это было ужасно. Даже ужасней фронта. Подъем в 6 утра, отбой в 23. Мертвый час. Казарма не отапливалась, а холода страшные. Утром с голым торсом на зарядку в снег и в дождь. Даже в казармах шинели не снимали. Голодные были постоянно. Хотя кормили по девятой норме: 20 граммов масла в сутки, 50 граммов сахара. Когда сахара не было, виноград давали. Кашей пшенной ежедневно кормили. Правда, заправляли эту кашу хлопковым маслом. Это было ужасно - организм его не принимал.
        И каждый день тяжелейшие занятия. Устройство танка, вождение танка, стрельба. Сначала водили машины. С утра 6 часов занятий и 4 - после обеда. А занимались в 24-й школе, до которой два километра нужно было пешком идти. Утром в пешем строю, на обед, с обеда и вечером. Нагрузка чудовищная. А курсанты голодные…
        В сентябре состоялся выпуск училища. И младшие лейтенанты отправились в теплушках в Нижний Тагил получать танки.
        Когда подошел срок, экипаж отправился на завод. А там пацаны работают. Показывают остов машины. Ни гусениц, ни башни, ни двигателя - вот ваш танк будет! Танкисты в качестве разнорабочих на подхвате помогали танкостроителям. Ежедневно приходили на завод поднести что-то, подать. Вместе строили машины. Когда танк был готов - проводились испытательные боевые стрельбы на полигоне. По три снаряда на танк выдавали. Тогда пушки старого образца «Л-11» ставили. Урал в декабре «радовал» морозом до 30 градусов. Можно было и в танке обморозиться. А обморожение - членовредительство. С такими «обморозками» особый разговор мог быть, как с дезертирами.
        После боевых стрельб танки грузились в эшелоны. Каждые сутки 30 танков отправлял 183-й танковый завод ( «Уралвагонзавод»). Пять суток без всяких остановок эшелон шел на фронт. На платформах 30 танков. Старшим сопровождает эшелон майор. Он сдает машины в боевые части и возвращается в Нижний Тагил за новым эшелоном. Выгружались в Великих Луках под обстрелом. Город горел, и его постоянно бомбили.
        В конце года, числа 30 декабря прибыли в 159-ю танковую бригаду 1-го танкового корпуса. Нужно было машины в белый цвет перекрасить, известкой вымазать для маскировки на снегу. Марш предстоял от Великих Лук под Витебск километров на 150. Через речку переправлялись. Механик забыл закрыть люк, так водой здорово лупануло. 7 -8 января намечался первый бой. Это уже вторая попытка взять Витебск. Мне повезло остаться живым после первого боя потому, что на моем танке был командир роты. В роте 10 танков, семь командиров танков и три командира взводов. А у ротного должен быть отдельный танк. Потому что если танк будет подбит, то командир танка остается с машиной, а ротный переходит на другой танк, чтобы руководить ротой. А против нас «Фердинанды» стояли. Рота идет в колонне в атаку. Развернуться негде. А что такое колонна - первый танк подожгут, остальные стоят. Деваться некуда. Слева - лес и болота. Справа - лес и болота. Белоруссия, одним словом…»
        Глава 8. Первый воин
        Мценский район, село Первый Воин. 6октября 1941 года
        Снаряд, сбивая метелки бурьяна, ушелестел, мерцая синим донным трассером. Есть! «Катушка» вошла «тройке» вбок, как кто ей финку всадил.
        Немецкий танк остановился, взревел, развернулся на месте, загребая гусеницами грунт, и встал колом. Из люков полезли танкисты, но им очень не повезло - пехотинцы, засевшие в лесу, ударили по ним из пулемета, тут же сменив позицию.
        И вовремя - один из «Т-III» развернул башню и выстрелил осколочным, повалив сосну и разрыв дерн.
        Не отвлекаться!
        Репнин приник к нарамнику, прицеливаясь. «Ведущий» почти подкрался. Вот, сейчас одолеет бугорок и выдаст бронебойный…
        - Бронебойный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Нет, товарищи, бить «троечку» вборт - это истинное удовольствие!
        Повезло лишь водителю - успел смыться. А в следующую секунду рвануло - башня приподнялась на облаке огня и дыма и тяжело опустилась обратно. Как могильная плита.
        «А кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет…»
        Тут, наконец, немцы углядели схрон, и сразу парочка снарядов прилетела с разных сторон, словно нащупывая «тридцатьчетверку».
        А хрен вам…
        - Тащ командир! Вроде наши подходят!
        - Пехота?
        - Она!
        Откинув крышку люка, Геша выглянул.
        К танку поспешали мотострелки, числом не больше взвода. Да нет, меньше. Отделение, и каждый третий ранен.
        - Привет танковым войскам! - крикнул младший лейтенант с перевязанной головой.
        - Полезайте на броню, подброшу.
        - Это дело!
        Пехота загомонила, забираясь на танк, помогая раненым товарищам.
        - Все сели? Иваныч, задний ход!
        - Есть!
        Танк попятился назад и вывернул на дорогу - узкую лесную дорогу, которая через каких-то триста метров привела к околице Первого Воина.
        Там сохранилась единственная батарея ПТО, и это было заметно - два немецких танка с обгорелыми башнями коптили небо.
        Еще парочка медленно отъезжала задом, изредка постреливая. Видимо, гитлеровцы опасались подставлять пушкарям корму.
        Правильно опасались…
        - Бронебойный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Орудие долбануло раскатисто и гулко, поражая «Панцеркампфваген» - болванка разнесла двигатель, ломая шатуны и кроша цилиндры. Бензин, как полагается, вспыхнул, и немцы полезли наружу - тут же захлопали выстрелы пехотинцев.
        Соседний «Т-III» развернул башню.
        - Иваныч, рви!
        «Тридцатьчетверка» газанула, уходя с линии огня, и выстрел пропал даром - снаряд ушуршал в лес. Зато артиллеристы с околицы не оплошали, ударили залпом. Ни один из 37-миллиметровых снарядов не пробил крупповскую броню, но гусеницы и ленивца танк лишился.
        - Иваныч, трогай потихоньку!
        - Есть!
        На ходу развернув башню, Репнин скомандовал:
        - Бронебойный!
        - Все вышли, тащ командир!
        - Осколочный, живо!
        - Есть! Готово!
        - Короткая! Огонь!
        Снаряд ударил фрицевскому танку под башню.
        - Заклинило вроде! Не чухаются!
        - Осколочный суй. Добавим.
        - Готово!
        - Огонь!
        «Добавочный» снаряд почти сковырнул башню, а уж как себя чувствовали немцы, которым «прилетело»… Ну, так знали же, куда шли! Дранг нах остен? Ну, вот тебе «дранг», вот тебе и «остен»…

* * *
        Набрав бронебойных в пункте боепитания и заправившись, «Т-34» вернулся, вновь минуя село с говорящим названием.
        «Панцерваффе» оказались здорово прореженными, но силенок у врага еще хватало - сорок советских танков задержали четыреста немецких. Но задержали же, не пустили к Мценску!
        Взвод Репнина разъехался - танки двигались скрадом, прячась в низинках и промоинах, скрываясь за холмами, стогами сена и купами деревьев.
        Показывались, останавливались, стреляли - и словно пропадали.
        А немцам и невдомек было, что в напряжении их держит всего один взвод - скрытность и обстрел со всех направлений создавали видимость действий крупных сил большевиков.
        Пехота оставила окопы у Первого Воина, сместилась дальше, снова взявшись за саперные лопатки, стала закапываться.
        Противотанковая артиллерия была практически выбита, но без орудий мотострелки не остались - две «тридцатьчетверки» скончеными двигателями застыли на флангах в ожидании тягача. Светит ли им ремонт, было неизвестно, но дать прикурить немцам танки, ставшие огневыми точками, вполне могли.
        «КВ» Полянского занялись рембатовцы, обещая «вылечить» за день, а пока на защиту тяжелого танка встал его собрат под командованием младлея Заскалько.
        В сражении случился некий перерыв - немцы перестраивались, подтягивая подкрепления. Ну, и Катуков подсуетился - пригнал пару мощных тягачей «Ворошиловец», четыре или пять трехтонок с боеприпасами и горючим. Появился и дивизион «катюш» капитана Чумака. Продолжение следовало…

* * *
        Репнин, выглядывая из люка, высмотрел пацана - курносую личность лет десяти-двенадцати. В широченных штанах и рубашке, явно не по размеру, в бушлате, наброшенном на плечи, мальчишка таращился на танк, почти не скрываясь.
        - Эй! - подозвал его Геша. - Помочь Красной Армии не желаешь?
        - Желаю!
        Пацаненок подошел поближе, задирая вихрастую голову кверху.
        - Звать как?
        - Егором!
        - Слушай, Егор, есть тут дорога по лесу, чтобы на запад, вон туда, пройти незаметно? Чтобы танки прошли?
        - Есть, как не быть, - солидно ответил Егор. - Сено по ней возили. Показать?
        - Залазь!
        Мальчишка буквально вспорхнул на «тридцатьчетверку». Настоящий танк!
        - А тебя не хватятся?
        - Не-е! Я с бабкой живу, а она старая, все богу своему молится.
        - Ну, показывай дорогу тогда.
        - А вот так, где пастбище, и в лес!
        - Иваныч! Налево!
        Танк вздрогнул и двинулся к лесу.
        - Ваня! Передай по взводу, чтоб за мною двигались.
        - Есть!
        Свернув, «Т-34» канул в рощу, выбираясь на заброшенную дорогу - даже колеи зарастали травой. Танки Капотова и Антонова шли следом как привязанные, по очереди качаясь на буграх и кивая пушками.
        - Дядечка танкист! Направо теперь! Вон, где сосна горелая!
        - Направо, Иваныч.
        - Понял.
        Лесовозная дорога была весьма ухабиста, но только не для танка - «тридцатьчетверка» перла вперед, как по шоссе.
        - Все, Егор! Слазь! Спасибо тебе, и дуй домой. Дальше мы сами.
        - До свиданья, дядечки танкисты!
        - Бывай!
        Помахав «проводнику», Репнин спустился в башню, окунаясь в машинное тепло.
        - Иван, передай нашим - будем расходиться. Антонов пусть сейчас сворачивает, я за ним, а последним Капотов. И чтоб не высовывались! Долго ждать не придется, немцы скоро в атаку пойдут. Двинут, пока не стемнело…
        - Понял, тащ командир!
        Подрабатывая двигателем, «Т-34» тихонько подъезжал к опушке, подкрадывался.
        Дорога, что открывалась за деревьями, была широка. По сути, это был обширный прогал между двумя лесными массивами. Слегка всхолмленный, заросший густой травой и кустарником, он мог служить настоящим «проспектом» для танков противника.
        Но не для парадов - об этом красноречиво свидетельствовали обгоревшие остовы танков, черневшие вразброс.
        Грунтовая дорога, ведущая к Первому Воину, была буквально истерзана гусеницами, кое-где и воронки зияли.
        - Иваныч, глуши мотор.
        - Есть.
        Репнин приподнял крышку люка и вдохнул. После рева дизеля, лязга и грохота тишина оглушала. Стянув с себя шлемофон, Геша прислушался. Тихие звуки не давались ему, но множественный рокот моторов доносился вполне отчетливо.
        «Ждем-с», - мелькнуло у Репнина.
        Вдохнув еще раз запах прели, он зажмурился. Хорошо…
        Словно и не война…
        Удивительно. Само «переселение душ» его поразило и напрягло - вечером первого дня, еще на Донбассе, он долго чистил зубы порошком, полоскал и даже остограммился. Но вовсе не для того, чтобы «забалдеть» или «залить горе», а просто очистить глотку - было неприятно касаться чужим языком чужих зубов…
        И чем тут могла помочь «Столичная» или даже трофейный коньяк? А вот, поди ж ты… Помог.
        А потом все завертелось, закружилось - служба. Уставал так, что ложился - и засыпал. Сразу, как малолетка - те даже вверх ногами заснуть умудряются.
        В общем, справился с собой. А вот то, что он оказался на войне, не той, киношной, а самой что ни на есть взаправдашней, его нисколько не поразило. Наоборот, Геннадий воспринял это как естественное «приложение» ктой «неверояти», которая с ним произошла.
        Нет, сказать, что он ко всему уже привык, что освоился в этом времени, нельзя, это неправда. Репнин только-только начинает понимать, чувствовать, ощущать мир 40-х годов. Ему еще предстоит немало волнений пережить. Ведь где-то жива мать Лавриненко, какие-то родственники - и жена. И ему придется, пусть не сейчас, но все равно придется сыграть роль сына, брата или дяди, мужа.
        И дело даже не во внешних данных Нины, просто… Ну, не актер он, чтобы вжиться в роль!
        Ладно, это испытание наступит не скоро. А вот бой…
        Репнин напряг слух. Лязг и рокот явно приближались.
        - Иваныч, заводи!
        Напустив сизой гари, заработал дизель - это ничего, даже самые громкие звуки затеряются в шуме немецких моторов.
        А вот и «панцеры» показались… Танки шли красиво, выстроившись «ромбом». Ну-ну…
        - Бронебойный.
        - Готово.
        - Выстрел!
        Снаряд вошел «тройке» под башню, подрывая ее. Репнин тотчас же подвернул орудие левее, выстрелил, попал, развернулся вправо.
        - Бронебойный, заряжай!
        - Есть бронебойным! Готово!
        - Выстрел!
        Заполучи, фашист, гранату…
        - Отходим! Иваныч, задний ход! Ванька, передавай сигнал арте - немчуру притормозили на указанном рубеже!
        Немцы обрушили на лес залпы своих пушек, а Геша, кусая губы, следил за врагом в прицел и все ждал начала «концерта». Лес - не лучшая защита, и это, конечно же, наглость - стрелять по немцам, подкравшись, можно было и схлопотать. Но Репнин старался для дивизиона Чумака, а немцы пока даже не слышали о таких штуках, как гвардейский миномет…
        С воем и ревом, откуда-то из-за леса вырвались трепещущие огни реактивных снарядов. Завершая дугу траектории, они обрушились на немецкий танковый «ромб», превращая лощину в филиал ада. Отдельные взрывы сливались в общее море огня и дыма, в котором рвало на куски железо, а человечью плоть - в горелые клочья.
        - Уходим! - выдохнул Репнин.

* * *
        Катуков направил разведчиков к месту огневого налета, и те записали потери фашистов: под ударами «катюш» сгинуло сорок три танка, шестнадцать машин и с полтысячи «зольдатен унд официрен».
        В ночь на 7 октября Катуков отвел бригаду на рубеж Ильково - Головлево - Шеино.
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ И. ЦЫБИЗОВА:
        «Числа я уже не помню, запомнилось лишь, что стоял прекрасный солнечный день. Мы наступали, как вдруг немцы неожиданно перешли в контратаку. Но наша пехота открыла плотный огонь, и немцы залегли. Лишь одна их «четверка» - «Т-IV» быстро приближалась к нашим позициям. А наш танк стоял замаскированный в кустах и оказался незамеченным во фланге у немца. Причем довольно близко. И у меня мгновенно мысль - нужно таранить! Только успел спросить Шинкаренко: «Делаем таран?» - «Делай!» Рассчитал и сбоку ударил своей серединой в его ведущее колесо. Оно сразу в дугу, фактически вывернул его - он встал. А у немцев принцип - если только танк встал, они сразу из него выскакивают. Берегут экипажи. Меня поначалу даже удивило, насколько легко они бросали свои танки. Но они только стали выскакивать, а у нас же четыре десантника на броне. И ребята их сразу расстреляли… Без танка их контратака сразу захлебнулась, и немцы отступили. А у нас и машина в порядке, и сами целые. Только легкие ушибы получили.
        Конечно, можно было его и из пушки, но, во-первых, еще неизвестно, попадешь ты или нет. Во-вторых, даже если попадешь, то может случиться рикошет. Он же быстро ехал мимо нас под углом. Но главное, что все это случилось настолько быстро, что даже не было времени обдумать все как следует. Ударили, а они и не ожидали совсем. Думаю, даже заметить меня не успели. Вы думаете, из танка все хорошо видно? Там и спереди-то не все увидишь, а уж сбоку и сзади и подавно. У меня однажды был такой случай.
        Вот пошли немцы в атаку, впереди танки, а за ними пехота. А я опять стоял замаскированный в кустах. Так я дождался, пока танки поравняются со мной, и как дал газ, поехал по пехоте за ними. Они же все по одной линии идут - 30 -50 метров. У немцев сразу паника. Не поймут, откуда я взялся и мну их… У них же только автоматы, и они мне ничего не сделают. А эти танки меня и не заметили. Они же не видят, что у них сзади творится. Так что я проехал мимо них и навел панику…»
        Глава 9. Огневой рубеж
        Мценский район, река Зуша. 9октября 1941 года
        7 и 8 октября бригада Катукова «отдыхала», то есть не вела боев, а зарывалась в землю, закапывалась, рыла ложные окопы, и все это действо растянулось на добрых пятнадцать километров.
        Гудериан, получив чувствительный отпор у Первого Воина, уже не спешил с наступлением. «Быстроходный Гейнц», как прозывали генерал-полковника, сначала даже не поверил барону фон Лангерману, командующему 4-й танковой дивизией вермахта, что русские смогли нанести под Мценском такой урон доблестным сынам Рейха, но пришлось убедиться.
        Гудериан писал: «Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось перенести тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков «Т-34». Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить».
        А добры молодцы полковника Катукова крепили оборону, невзирая на холодный дождь со снегом, радуясь даже непогоде - немцам-то всяко хуже придется, они даже не озаботились подготовкой к зиме, не запасли теплое обмундирование. Хотели по-быстрому прорваться к Москве и зазимовать, пользуясь русскими припасами да примеривая трофейные шубы.
        А хотелки кончились!

* * *
        9октября немцы снова пошли на прорыв. Сначала, как водится, «Юнкерсы» отбомбились по передовым позициям 4-й танковой.
        Зенитчики Афанасенко сбили шесть бомберов, а тут и танки появились - они шли с разных направлений, наступая на Шеино, чтобы мощным ударом пробиться к Мценску.
        Сотню немецких танков бросил Гудериан против Катукова.
        Взвод Лавриненко шугал немцев из засад до самого вечера, подбив у Шеино больше десятка танков.
        Тактику Репнина перенял экипаж Воробьева - его «Т-34», засев в кустах, сторожил узкий проселок, что шел через овраг. Это была дорога в Шеино из деревни Азарово.
        И вот по ней двинулась колонна из четырнадцати немецких танков. Воробьевская «тридцатьчетверка» подбила половину «троек» с «четверками» иеще три «Ганомага» впридачу.
        Ни к Шеино, ни к Илькову, крепившим левый фланг, гитлеровцы пробиться так и не смогли. Тогда они утерлись и стали бодаться с русскими на правом фланге, у села Думчино.
        Танковый взвод лейтенанта Кукаркина отбил атаку и здесь, хотя и ценою потери половины «БТ-7».
        Рядом с танком Репнина бились экипажи Капотова и политрука Исаченко. Немецкие ПТО подожгли «тридцатьчетверку» Исаченко, и Геша просунулся в люк:
        - Николай!
        Капотов обернулся.
        - Буксируй его в тыл, а я вас прикрою!
        Объезжая горящую «бэтушку», «Т-34» Репнина остановился у двух больших стогов, забытых на колхозном поле, почерневших от дождя. Метрах в двухстах далее, в складках местности пряталась низинка, залитая холодной водой.
        Танки противника были видны в лоб, они наступали двумя группами. Подождем…
        - Товарищ командир! - сказал Борзых. - А мы их спереди… как?
        - А никак, - буркнул Геша.
        - А…
        - Раком их поставим! - хохотнул Федотов.
        - Бронебойный готовь.
        - Есть! Готово!
        Репнин кивнул, поглядывая в прицел. Солнце уже село, тучи затянули небо и сеяли нудную морось. Ужинать пора, да и на бочок…
        - Давай, давай… - процедил Геша.
        «Т-IV» приблизился к низинке, его механик-водитель углядел перед собой то ли большую лужу, то ли маленькое озерцо и свернул.
        - Огонь!
        Снаряд вошел «панцеру» вборт, и тут же прилетел еще один со стороны экипажа Антонова - этот ударил «четверке» вкорму.
        - Уделали!
        Следующий в очереди не разобрал, что к чему, и тоже повернул, объезжая лужу-озеро. Репнин влепил ему бронебойный под башню.
        Немцам хватило и одного снаряда - сразу полезли под дождь.
        - Нашли время гулять! - проворчал Бедный. - В такую-то погоду. Сидели бы в теплом танке, грелись…
        В этот момент танк рванул.
        - Во, сразу бы на тот свет, а теперь ищи их, лови, патроны расходуй…
        - Дай бронебойный!
        - Готово!
        Третьей в очереди на расстрел была «троечка». Видимо, ее командир что-то такое заподозрил и выстрелил сам. Взрывом рассеяло стог.
        - Огонь!
        Удар подкалиберным в лоб удался - с двухсот метров ЗИС-4 легко пробила 30 миллиметров брони и словно кол вогнала в «тройку».
        - Есть!
        - Иваныч, дорожка!
        - Понял!
        - Бронебойный!
        - Есть бронебойный! Готово!
        «Тридцатьчетверка» покатила по ровному полю, лишь слегка колыхаясь, и Репнин открыл огонь на ходу, наводя прицел на «Т-IV». Целился под башню, попал в гусеницу. Тоже неплохо.
        Огибая низину, «Т-34» проехал мимо «разутого» танка и добавил осколочно-фугасным, поражая машину, а заодно приветствуя салютом немцев, покинувших «панцер».
        Сразу два немецких «трояка» выстрелили по боевой машине Репнина, но попасть в танк, двигающийся со скоростью тридцать кэмэ в час, не так-то просто.
        Все так же удерживая башню, развернутую на сорок пять градусов влево, Геша выстрелил раз, потом другой - и канул в овражек.
        - Бронебойный!
        - Есть! Готово!
        Воды в овраге было по колено, стылой и черной. Омыв в ней ходовую часть, «тридцатьчетверка» выбралась наверх через боковой отвершек, оказываясь буквально в десяти метрах от «Т-IV», прущего навстречу.
        - Огонь!
        Успел ли сориентироваться командир немецкого танка, осталось неизвестным - выстрел в упор под башню наполовину выдрал ее из погона, растворяя черную щель.
        Боекомплект не взорвался, но и экипаж наружу не полез - видать, им и одного русского снаряда хватило.
        - Заряжай!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Снаряд улетел по-над корпусом «обезглавленного» танка, скользнув по-над задком коптящей «четверки». Подкалиберный чиркнул, задев корпус и пропахав в нем борозду, но снопа искр хватило, чтобы бензин в побитых канистрах вспыхнул, проливаясь сквозь решетку радиатора.
        Дисциплинированные немцы тут же полезли «на улицу»…

* * *
        Силы таяли с обеих сторон, но сражение длилось и длилось. Уже стемнело, а немцы все не унимались.
        В 22 часа Катукову передали из штаба: немцы прорвались к Болховскому шоссе. Над 1-м гвардейским корпусом нависла угроза окружения.
        И снова 4-я танковая снималась с позиций - надо было поживее отводить бригаду на новый рубеж, к Мценску.
        На то, чтобы оборудовать позиции, ушла вся ночь, а с утра немцы снова поперли всею своей бронированной массой. И хоть бы один самолет, отмеченный красными звездами, метался в воздухе! Нет, одни лишь «Юнкерсы» с «Мессершмиттами» выли в вышине, стреляя и бомбя без продыху.
        4-я бригада отступила к реке Зуше, не широкой, но глубокой и бурливой, с крутыми берегами - так просто не переправишься.
        Брод занят немцами, автомобильный мост находится под обстрелом.
        А наши танкисты с мотострелками уже бились в полуокружении, немцы выходили к окраинам Мценска - к небу потянулся дым от пожарищ.
        Тогда политрук Завалишин сделал попытку перебраться через Зушу по железнодорожному мосту. Его «БТ-7» сэтим справился, только что гусеница слетела.
        Катуков послал саперов, и те быстренько соорудили мостки из шпал и бревен, заложив ими рельсовые пути. Сколачивали настил в темноте, и первыми на правый берег перебрались обозники и машины с ранеными. Прошли погранцы Пияшева, мотострелки Кочеткова. Танкисты держали оборону.
        К утру переправились и они. Последними ушли саперы, подорвав за собою Чертов мост, словно крепко хлопнули дверью.
        4-я танковая бригада выполнила приказ, задержала немцев, одних танков немецких подбив 133 штуки. Самое же главное - и славное! - заключалось в том, что советские танкисты побеждали не числом, а умением.
        Катуков писал: «За восемь дней непрерывных боев бригаде пришлось сменить шесть рубежей обороны и вынуждать противника каждый раз организовывать наступление. Удавалось нам и резко уменьшить потери от ударов противника с воздуха. Занимая оборону на новом рубеже, мы устраивали впереди его ложный передний край, отрывали здесь окопы, траншеи, ходы сообщения. Вражеская авиация сбрасывала бомбовый груз по мнимому переднему краю, оставляя нетронутыми действительные позиции наших танков, нашей артиллерии и пехоты. Под Мценском мы бросили клич: «Один советский танкист должен бить двадцать немецких!»

* * *
        К 11 октября Репнин уничтожил четырнадцать танков, два противотанковых орудия и до трех взводов пехоты[8 - Точное число танков, подбитых Д. Лавриненко к этому сроку, неизвестно. Официально засчитано 7, но называют и другие цифры - от 15 до 19.]. Превзойдя самого Лавриненко, Геша не слишком загордился.
        Он и сам по себе, в бытность свою лейтенантом танковых войск России, неплохо стрелял из танкового орудия. Но!
        Нельзя же сравнивать пушку, оснащенную стабилизатором и кучей навороченных приборов, с «ЗИС-4». Оптика отвратительная, видимость близка к нулю, а уж стрельба…
        Попадать из орудия, которое стоит на «Т-34», это все равно что стрелять из «кольта» навскидку - здесь требуется точный глазомер, координация движений и прочие таланты стрелка. И всеми этими способностями Лавриненко обладал.
        Что такое «Геша Репнин»? Комплекс нейронных состояний, не более. Бестелесная душа или - ладно уж, сделаем послабление для атеиста, - сознание. А целится и стреляет тело. Чужое, Геша.
        Не твой родимый организм, так что хвастаться нечем…
        …11 октября за спиной у танкистов уже целая армия стояла - 50-я армия под командованием генерал-майора Петрова. 4-я танковая бригада занимала оборону во втором эшелоне.
        Гудериан все еще не терял надежды пробиться к Туле, немецкие танковые колонны продолжали наступать от Мценска и Болхова, стремясь обойти фланги красноармейцев.
        Бригаде Катукова приказано было занять оборону на участке деревень Калиновка - Каверино - Бунаково, вместе с 34-м полком НКВД.
        Бои шли горячие, экипаж «лейтенанта Лавриненко» повел в счете, уничтожив ровно двадцать немецких танков.
        А 16 октября Катукова вызвали в штаб 50-й армии - полковнику предстоял разговор с Верховным главнокомандующим.
        Сталин приказал немедленно грузиться в эшелоны, чтобы как можно быстрее прибыть в район Кубинки - 4-й танковой предстояло защищать Москву со стороны Минского шоссе.
        Катуков, памятуя о частых налетах люфтваффе, рискнул предложить вождю свой вариант - добираться до Кубинки своим ходом. Уточнив, хватит ли моторесурса, Сталин дал «добро».
        За два дня, под дождем и в туман, бригада вышла к Кубинке. Передышки танкистам, однако, не дали - из штаба Западного фронта пришел приказ выдвигаться на волоколамское направление, в район станции Чисмена, это в ста пяти километрах от Москвы.
        Только к вечеру 19 октября 4-я танковая прибыла куда надо - в распоряжение 16-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Рокоссовский.
        И лишь одного танка не было в составе бригады - «тридцатьчетверки» лейтенанта Лавриненко…
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Я. КОВАЛЕНКО:
        «При выезде из села заметили стоянку сельхозтехники, подъехали ближе и увидели землянку, на дверях которой было написано «Огнеопасно». Это оказался колхозный склад керосина, солярки и солидола! Теперь можете представить нашу радость, которая увеличивалась с каждым ведром залитого в баки горючего. Залили и часть керосина. Выехали на основную шоссейную дорогу рядом с городом Барановичи. Осмотрелись. Тихо, никакого движения. Но когда я начал выезжать из густого кустарника и пересекать дорогу, вдруг заметил быстро движущийся средний немецкий танк с черными крестами на башне. Ничего не оставалось, как выждать и при приближении танка - таранить его, что я и сделал, ударив в заднее ведущее колесо. Немецкая машина сразу легла на бок и загорелась. Свою машину я выровнял вдоль дороги и в это время с левой стороны выскочил еще один танк на расстоянии метров двадцати от нас, открывая по нашей машине огонь из крупнокалиберного пулемета. Немцы успели разок выстрелить из своей пушки, но не дремал и наш лейтенант Матвеев, который по танкофону дал команду «стоп», и в это время сработала наша пушка. Попадание было
прямое, столб огня взлетел вверх. Я не мог видеть, что происходило с остальными нашими машинами и какие силы были у немцев. Продолжал движение по дороге, как вдруг ощутил сильный удар в заднюю часть танка и резкий толчок его вперед. Понял, что в машину попал снаряд, но двигатель продолжал работать и она продолжала езду. И только спустя некоторое время, когда оказались в безопасности в укрытом месте, осмотрев машину, увидел здоровую вмятину в заднем броневом листе. Как мы благодарили создателей этой великолепной по своим боевым качествам техники и тех людей, руками которых она была построена. Низкий вам поклон до сих пор!»
        Глава 10. «Шефская помощь»
        Серпухов, 16 октября 1941 года
        Репнин только головой качал - до чего же точно все повторяется! То, что происходило в эти октябрьские дни с Дмитрием Федоровичем, происходит и с Геннадием Эдуардовичем. Да, есть небольшие нюансы, но, в общем и целом, все то же самое.
        Хотя чему тут удивляться? И он, и Лавриненко действовали в одних и тех же обстоятельствах, вот и вышло одинаково.
        16 октября, когда вся бригада отправилась своим ходом в Кубинку, Катуков оставил его танк для охраны штаба 50-й армии - именно так все случилось и с Лавриненко.
        Штабисты ненадолго задержали танкистов, и Репнин скомандовал поход.
        Развить приличную скорость не получалось - шоссе было забито техникой, автобусами, телегами. Пробка.
        Геша высунулся в люк - подышать.
        Погоды стояли мерзкие, то дождь, то снег с дождем. Но тут вроде прояснилось. Теплее не стало, да еще и туман.
        Зябко, но хоть на голову не сыплется эта мокрая, холодная гадость.
        Репнин вздохнул. Сколько он тут уже, в этом времени и пространстве? Скоро три недели будет. Попривык.
        Что интересно, сама война, хоть она и Великая Отечественная, нисколько его не поразила, не потрясла. Русский человек, когда бы он ни родился, знает, как это было, когда да что.
        А ему довелось не только узнать «подробности», но и прочувствовать, испытать на себе все прелести того, что позже назовут Битвой за Москву.
        Куда сильнее Геннадия напрягало «переселение душ». Вот к этому что-то никак не привыкалось. Что-то в нем протестовало, не желало совмещаться с чужим.
        Да, Лавриненко - герой и все такое, но он все равно посторонний, не свой. А тут ведь мало своим стать, надо стать собой! Как?
        Как признать чужое тело собственным? А никак!
        Наверное, в той же ситуации окажется человек, мозг которого пересадят в новое тело. Скажем, старому ученому даруют тело молодого дурака, разбившегося на мотоцикле. Руки-ноги залечат, кокнутый черепок подлатают - и вставят мозги.
        Очнется старикан, и как он будет себя чувствовать? Неплохо, наверное. Словно пересел с полуразвалившейся телеги в мощный спорткар. Все можно!
        Хочешь - ходи, хочешь - беги. Да хоть вприпрыжку!
        Вот только Геша Репнин далеко не старик. Хотя и пацаном его тоже не назовешь.
        Капитан фыркнул. Вот сколько времени он здесь, ровно столько себя и убеждает в пользе и выгоде «переселения»! А толку - чуть.
        Ну, может, привыкнет еще. Человек ко всему привыкает…

* * *
        Добравшись до Серпухова, Репнин оставил механика-водителя со стрелком-радистом, чтобы те осмотрели танк как следует, а сам, с Федотовым на пару, забежал в парикмахерскую - сбрить отросшую бороду. Чесалась, зараза.
        А пользоваться опасной бритвой Геша не умел.
        Сухопарый пожилой еврей в белом халате и золоченых очках развел мыльную пену, поправил бритву на кожаном ремне и приступил к священнодействию.
        Лезвие аккуратно скользило по щеке, чисто сбривая щетину, а парикмахер журчал:
        - Бож-же мой, что за повадки у этих немцев? Ах, какие были культурные люди, чистота и порядок… И как сдурели со своим Гитлером!
        Репнин дождался, пока старичок уберет бритву, и сказал:
        - Зря вы так, немцы и остались культурными людьми. Аккуратные такие бараки строят, огораживают колючей проволокой - все ровненько, травка покошена, кустики пострижены, шлагбаум выкрашен в черный и белый. И узников там держат в одинаковых полосатеньких робах, а потом загоняют в чистенькие газовые камеры и травят. Причем, заметьте, загоняют голышом, чтобы робы не запачкали. Орднунг!
        - Это уже не люди! Нелюди какие-то!
        - Фашисты, - пожал плечами Геша.
        Парикмахер намочил вафельное полотенце кипятком из чайника, потряс им, остужая, и осторожно приложил к подбородку и щекам клиента.
        М-м-м… Блаженство!
        - Одеколончиком?
        - Да, пожалуйста.
        Еврей нажал грушу, и «Шипр» приятно обжег лицо. Повеяло полузабытым запахом.
        - Сколько с меня?
        - Старый Абрам еще не настолько заелся, чтобы требовать деньги с защитников Родины!
        - Спасибо тогда, - улыбнулся Репнин.
        Он уже вставал с кресла, когда в маленький зальчик вбежал красноармеец. Нервно поправив пилотку, он углядел танкиста с двумя «кубарями» на черных петлицах[9 - До введения погон звания отображались на петлицах. Черный цвет петлиц относился к бронетанковым войскам, а два «кубаря» (квадрата) отличали лейтенанта.], подскочил и затараторил:
        - Товарищ лейтенант! Комендант города приказал вам срочно явиться!
        - Срочно, говоришь? А кто у вас комендантом?
        - Товарищ Фирсов! Комбриг.
        - Веди.
        - А я на машине!
        - Еще лучше. Федотов, дострижешься и дуй к нашим.
        - Есть… - расслабленно отозвался заряжающий.
        На улице Репнина дожидалась тряская «полуторка». Посланец вскочил на место водителя, Геша устроился рядом, и грузовик тронулся, завывая и грохоча расхлябанными бортами.
        Добираться до комендатуры долго не пришлось, Полуторка затормозила у самых ступенек, где уже поджидал комбриг Фирсов.
        Это был плотный, кряжистый человек с широким лицом и темной шевелюрой.
        Командующий 194-й горнострелковой дивизией полковник Фирсов взвалил на себя «общественное поручение» - стал начальником гарнизона города.
        - Пал Андреич! - закричал красноармеец, высовываясь с места водителя. - Доставил!
        - Вижу, - кивнул Фирсов и спустился к Репнину.
        - Лейтенант Лавриненко по вашему приказанию прибыл, - отдал честь Геша.
        - Вольно, лейтенант. Мне донесли, что ты на танке?
        - Так точно. Следую в Кубинку своим ходом по приказу комбрига Катукова.
        - Понял. Тута вот какое дело - немцы прорвались! 17-я дивизия, стоявшая за селом Угодский Завод, самовольно отступила по старой Калужской дороге на Тарутино[10 - Командира 17-й Московской стрелковой дивизии народного ополчения Козлова было приказано за это расстрелять перед строем, но он успел перебежать к немцам.]. Ополченцы сраные… И все, дорога на Серпухов открыта! Разведка донесла: сюда движется чуть ли не батальон немцев на мотоциклах, три тягача с пушками и штабной автобус. Они уже проследовали через Высокиничи. Мне приказано выставить заградотряд, а из кого? Тута одни деды да мальцы! И твой танк. Понимаешь?
        - Понимаю, товарищ полковник, - кивнул Геннадий. - Окажем «шефскую помощь». Топливо есть, комплект боеприпасов имеется, вести бой с немцами готов. Покажите дорогу!
        - Петро! - рявкнул Фирсов, обращаясь к красноармейцу. - Покажешь!
        - Есть!
        - А я тогда истребительный отряд соберу.
        Сборы были недолги. Вскочив на броню, Репнин нырнул в башню.
        - Иваныч, заводи! Немцы показались, надо бы сократить поголовье!
        - Эт можно…
        «Тридцатьчетверка» прокатилась по улицам Серпухова и свернула на дорогу в сторону колхоза «Большевик».
        Красноармеец крикнул в открытый люк:
        - Эта дорога на Высокиничи!
        - Слазь тогда!
        - Ну, вы… это… Дайте им!
        - Дадим! Так дадим, аж жарко станет!
        Танк попылил дальше, пока Репнин не углядел подходящее местечко неподалеку от реки Протвы.
        - Иваныч! Загоняй сюда!
        - Понял, тащ командир.
        Танк свернул с дороги в лес и выбрался на опушку. Отсюда хорошо была видна дорога в оба конца.
        - Экипажу - на лесозаготовки. Маскируем машину.
        Вчетвером танкисты живо наломали веток и кое-как прикрыли башню, а гусеницы и без того прятались в кустарнике.
        «Холодает, однако…» - подумал Репнин, ежась. С утра и вовсе морозец - на лужах закрайки леденели…
        - Едут вроде… - прислушался Борзых.
        - По местам!
        Заняв свое место, Геша глянул в прицел.
        - Идут, зольдатики… Едут, вернее.
        «Ну и наглые, - подумал Репнин. - Даже разведку не выслали! Прут вперед, как у себя дома… Сейчас мы вас обучим осмотрительности!»
        - Заряжай осколочным!
        - Есть! Готово!
        Мотоциклы танку не опасны, пропустим… Головной «Опель» или «Бюссинг» находился метрах в трехстах от танка, за ним шел автобус с длинными антеннами и еще два грузовика, набитые пехотой и тащившие на прицепе орудия.
        Подпустив переднюю машину метров на сто пятьдесят, Геннадий вжал спуск.
        - Выстрел!
        Удар снаряда пришелся по кузову. Борта, тент, бравые пехотинцы - все подряд разлетелось в дыму и пламени взрыва. Кабину отправило в кувырок, а отцепившаяся пушка опрокинулась в придорожную канаву.
        Стрелок-радист открыл огонь из пулемета по мотоциклистам, не подпуская тех к танку. Только гранат им не хватало.
        Все произошло так быстро и так неожиданно для гитлеровцев, что те не сразу сообразили. А Репнин, чуть довернув башню, прицелился в замыкающую машину.
        - Осколочный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Танк сотрясся, посылая еще один «горячий привет» - снаряд пробил кабину «Опеля» или «Бюссинга» иразорвался. Тент мгновенно надулся пузырем и тут же лопнул, скрутился горящими лоскутьями. Замелькали черные фигурки - они отлетали скрюченными свастиками.
        - Товарищ командир! Немцы орудие разворачивают!
        - Да ну? Иваныч, вперед! И газу!
        - Понял!
        Немцы, посыпавшиеся из кузова третьего, уцелевшего «Опеля» или «Бюссинга», уже успели отцепить пушку и разворачивали ее в направлении танка. «Сообразили-таки…» Но поздно.
        «Т-34», скатившись с пригорка и теряя ветки, наброшенные на броню, разогнался и ударил передком в грузовик, сминая тому кабину, ломая борт, опрокидывая и сбрасывая в кювет.
        Развернув танк, Бедный проехался по орудию, корежа матчасть и давя немецких пушкарей.
        - Тащ командир! Там наши!
        - Где?
        - А вона, на дороге!
        И впрямь, поспели две полуторки, и люди с оружием, все вперемешку - в военной форме, в гражданском - дружно бросились на врага.
        - Иваныч, дави мотоциклы!
        - Так точно!
        Танк лишь слегка подпрыгивал, наезжая на очередной «Цундап» ираскатывая тот гусеницами. Не доезжая до штабного автобуса, «тридцатьчетверка» замерла, качнув орудием, и немцы очень живо высыпали из дверей, высоко задирая руки. Гитлер капут!
        В живых у немцев оставалось никак не меньше тридцати или сорока человек, но все они были настолько деморализованы и раздавлены (в переносном смысле), что даже не пытались сопротивляться.
        - Грузим трофеи, - распорядился Репнин. - Иваныч, поведешь автобус. За рычаги сяду я.
        - Есть!
        - Давай…

* * *
        В Серпухов возвращались с триумфом. Бойцы истребительного батальона, гнавшие пленных, поотстали, а «Т-34» торжественно подъехал к комендатуре. Его сопровождал «эскорт» на десяти трофейных мотоциклах с колясками, а полуторка тянула противотанковое орудие с полным боекомплектом.
        Репнин, как только освободился от медвежьих объятий Фирсова, передал ему тринадцать автоматов и шесть минометов.
        - Ну, спасибо! - орал комендант. - Ну, заделали вы козу немчуре! Еще и автобус «заняли»? Ну, этот с собою берите! Может, вашим штабистам пригодится!
        - Лады, товарищ полковник. Нам бы еще бумаженцию какую составить для Катукова, а то припаздываем мы.
        - Да это мы мигом спроворим!
        Буквально через пятнадцать минут «тридцатьчетверка» продолжила свой путь. За нею следовал немецкий автобус.

* * *
        Чисмена - это небольшая станция, поселок рядом с Волоколамским шоссе. Ничего особенного - рубленые избы под тесовыми крышами, заснеженные садики, поленницы дров, сараи с душистым сеном.
        Здесь и обосновалась 4-я танковая. «Тридцатьчетверки» и «КВ» хоронились в лесу, под масксетями и ветками.
        До Чисмены экипаж Репнина добрался лишь к полудню 20 октября, поэтому встретили их неласково. Начальник политотдела Иван Деревянкин и вовсе набросился на танкистов, грозя отдать тех под трибунал.
        - Где столько шлялись? - орал он.
        - У нас была уважительная причина, товарищ старший батальонный комиссар, - ответил Репнин прохладным голосом.
        - Какая, мать твою, причина?!
        Приблизившийся Катуков укоризненно посмотрел на Деревянкина и обратил начальственный взор на Гешу:
        - Докладывайте, товарищ лейтенант.
        Репнин молча выудил записку Фирсова и протянул ее полковнику.
        Комбриг пробежал глазами первые строчки, хмыкнул и только тут заметил, что Репнин встал по стойке смирно - подходил сам Рокоссовский.
        - Что интересного пишут? - спросил с улыбкой Константин Константинович.
        Катуков, улыбаясь, зачитал вслух:
        - «Полковнику тов. Катукову. Командир машины Лавриненко Дмитрий Федорович был мною задержан. Ему была поставлена задача остановить прорвавшегося противника и помочь восстановить положение на фронте и в районе города Серпухова. Он эту задачу не только с честью выполнил, но и геройски проявил себя. За образцовое выполнение боевой задачи Военный совет армии всему личному составу экипажа объявил благодарность и представил к правительственной награде. Комендант города Серпухова комбриг Фирсов».
        Рокоссовский молча протянул руку Репнину, и тот крепко пожал ее.
        ИЗ РАССКАЗОВ Г. ФУКАЛОВА:
        «Первое попадание было по башне - сразу все лампочки в машине погасли. Следующее попадание - у меня зеркальные перископы полопались. А главное, такое ощущение, что тебя в бочку посадили и молотом по ней лупят… Потом еще удар, и, видимо, он попал в маленький лючок механика, потому что снаряд прошел в машину, но прошел над боевой укладкой. У нас же все под ногами, в кассетах. И прошел в машинное отделение, машина сразу загорелась. Я механика хватаю за комбинезон и чувствую, что он обмяк. Значит, все, готов…
        Радист вперед нас из башни вынырнул. Заряжающий тоже хотел за ним выпрыгнуть, одной рукой схватился, а вторая не работает, и не может подтянуться. Вижу, у него из этого рукава кровь течет. А на мне уже комбинезон загорелся, так я его, как вытолкнул, и сам выпрыгнул. А третий и не знаю куда делся. Там же как, спасайся, кто как может…
        Комбинезон о землю погасил, говорю заряжающему: «Отползаем назад!» Ясно же, если танк загорелся, значит, взорвется скоро. Мы же его перед атакой полностью боеприпасами пополняли. Ночью снаряды привезут, и мы начинаем их перегружать. А если местность пересеченная и машина подъехать не может, то каждому на спину по ящику. Понятно, мы ребята молодые, здоровые, но в каждом ящике четыре снаряда по 16 килограммов, а это получается 60 килограммов. Как можем, так и идем, вот так… Потому колени у меня и болят…»
        Глава 11. Бои местного значения
        Московская область, Скирманово, 12 ноября 1941 года
        16-я армия занимала линию обороны в районе сел Чисмена, Гряды, Покровское. 4-я танковая бригада, находясь в резерве, оседлала Волоколамское шоссе.
        Гитлеровское командование планировало прорвать в этом месте оборону Западного фронта, чтобы выйти к Истринскому водохранилищу.
        Немцы заняли Можайск и Малоярославец, наступали на Наро-Фоминск, Маурино и Тащирово. Крайним сроком взятия Москвы Гитлер назначил 7 ноября…
        У Катукова забрали три танка на прикрытие звенигородского направления, а остальную технику полковник распределил между тремя группами: семь «Т-34» под командованием лейтенанта Александра Бурды действовали в направлении Кубинки, Акулово и Тащирово, обороняя мост у Маурино. Группа Воробьева из трех танков с двумя отделениями пехоты должна была вести бой на северном берегу Тарусы и Нары. Группа Кукарина поддерживала огнем мотострелков, штурмовавших деревню Тащирово.
        Раз за разом танкисты наносили сдерживающие удары, не позволяя противнику копить резервы у Горок, Волоколамска, Быково.
        А 16-й армии приходилось туго. На нее давили два корпуса 4-й танковой группы Гёпнера, 5-й корпус 9-й армии, моторизованная дивизия СС «Рейх», и еще, и еще…
        Захватив в начале ноября деревни Марьино, Козлово и Скирманово, немцы не только вклинились в расположение обороны 16-й армии, но и нависли с юга над магистралью Волоколамск - Истра. Это было опасно, это было нетерпимо, и Катуков решил выбить клин в районе Скирманова.
        Дело выглядело очень непростым - немцы нагнали в Скирманово тридцать пять танков, господствующую высоту занимал батальон пехоты, а на сельском кладбище фрицы понаделали дотов и блиндажей.
        Причем справа и слева от села - глубокие овраги. Стало быть, штурмовать Скирманово надо было в лоб. Обмозговывая операцию, Катуков и не заметил, как вечер 9 ноября плавно перешел в ночь на 10-е…

* * *
        …7 ноября Репнин отметил со всеми вместе, в землянке, где гудела «буржуйка». Стол накрыли роскошный - картошечка вареная, селедка бочковая, хлеб ржаной, водка «Столичная».
        В карте вин числился также трофейный шнапс и даже бутылка настоящего бургундского, позаимствованная у немцев в штабном автобусе - Бедный берег трофей к ноябрьским.
        Понемногу добавлялись сущие деликатесы - сальце, порезанное тоненькими ломтиками, одуряюще пахнущее чесночком, соленые огурчики и грибочки.
        - К столу, товарищи! - громко сказал Геннадий и плотоядно потер ладони.
        Экипажи загомонили и заняли лавки.
        - Дмитрий Федорыч, вам чего? - осведомился Сардыка, стрелок-радист с танка Капотова.
        Репнин мигом сориентировался.
        - Водочки!
        Сардыка одобрительно кивнул и щедро плеснул в мятую кружку.
        - Товарищ лейтенант! - крикнул Борзых. - Тост скажите!
        Геша поднялся и оглядел лица товарищей. Они были серьезны или веселы, просты и торжественны. Ни одной глумливой усмешечки типа: «Великий Октяябрь! Тоже мне, дата!» не мелькнуло.
        Для этих людей революция была святым понятием, символом веры.
        - Двадцать четыре года тому назад, - сказал Репнин негромко, - наши отцы скинули царя, скинули капиталистов и помещиков, кулаков и попов. Мы построили социализм и живем в великой стране, а если усатенькая сволочь с челкой хочет все это отобрать, то увидит на улицах Берлина наши танки! За Октябрь.
        Дружно грюкнув, сошлись кружки.
        «Столичная» Геше понравилась - мягкий, хлебный вкус. Вот что значат ГОСТы! Здесь паленой водки не бывает.
        По второй Репнин не наливал - порция и без того была убойной. Он никогда не был особым любителем щелкать рюмками, просто не избегал возможности посидеть в хорошей компании.
        Попробовав трофейный «Мартель», Геша признал, что здесь тоже подделкой не пахнет. Отвалившись к стене, он расслабился. Хорошо!
        Либералы, дорвавшиеся до власти при Ельцине, совершенно зря отменили празднование годовщины Великой Октябрьской социалистической. Ни 12 июня, ни 4 ноября, ни даже 9 мая не способны, да и не должны были заменить 7 ноября.
        Совершенно не важно, что происходило при штурме Зимнего, главное - это дата, праздничная дата! Неужто французы, отмечающие День взятия Бастилии, дурнее? А ведь событие смешнее, чем это самое взятие, трудно подыскать. Взяли горожане с крестьянами, да и разобрали по кирпичику замок Бастилия.
        Зачем? Кому он мешал? Говорят - символ ненавистной монархии. Ну, не дурость ли? В Бастилию сажали сплошь графьев да герцогов! Все равно развалили…
        И что? Да был бы повод, а уж из него вырастает обычай. Традиция - вот что важно!
        Кто там снимал штурм Зимнего? Эйзенштейн, кажется? Как там матросня да солдатня лезут по воротам Главного штаба, отворяют их - и толпа врывается на Дворцовую площадь. А зачем? Что, нельзя было обойти тот самый Главный штаб? Ну, как же - эффектная сцена…
        Да там все построено на спецэффектах - выстрел «Авроры», арест министров-капиталистов… Опять-таки - зачем?
        Все эти министры весь день сидели дома - обойди их парочка ревматов - революционных матросов, да собери до кучи. Но тогда и вспомнить будет нечего о Красном Октябре!
        И снова тот же вопрос: какая разница?
        Был ли штурм Зимнего постановочным или не был, это совершенно неважно. Главное - само событие!
        Ленин и Сталин называли его, это событие, «октябрьским переворотом», льстивые историки ударились в пафос, провозгласив «Великую Октябрьскую социалистическую революцию». Пусть.
        Все равно это был праздник! Настоящий.
        Почему - был? Репнин усмехнулся. Не был, а есть! И будет.
        Геннадий вдруг похолодел. Он лишь теперь понял свое предназначение.
        Почему он оказался в 41-м? Для того лишь, чтобы довести до конца дело, начатое Лавриненко? Дойти до Берлина, громя фашистскую нечисть? И все? И успокоиться на этом? Чтобы потом, в 70-ю годовщину Победы, читать о беспределе в Донбассе? Или о том, как олигархи, по блату получившие «нефтянку», с жиру бесятся?
        А тогда стоит ли уродоваться сейчас, дабы потом доказывать всему «мировому сообществу», включая украинцев, прибалтов и прочих, демократически озабоченных, что именно Красная Армия победила фашизм?
        Нет уж, Геннадий Эдуардович, не выйдет. Ты - единственный, кто знает, как карты лягут. На кону - СССР, и проиграть никак нельзя.
        Репнин даже протрезвел от холодных, жестких мыслей.
        - Сардыка, - просипел он, - будь другом, плесни.
        Сардыка плеснул.
        - За победу!

* * *
        Утром 12 ноября в землянку ворвался Борзых со свежей газетой «Правда».
        - Вот! - выдохнул он.
        Репнин прочитал:
        «Совет Народных Комиссаров постановляет:
        Присвоить Катукову Михаилу Ефимовичу звание генерал-майора танковых войск.
        Председатель Совета Народных Комиссаров СССР И. Сталин
        Управляющий Делами Совета Народных Комиссаров СССР Я. Чадаев
        Москва. Кремль. 10 ноября 1941г.».
        А ниже уже для всех:
        «Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам приказ
        Народного Комиссара Обороны Союза ССР
        11 ноября 1941г. №337. г. Москва
        О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду.
        4-я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи прикрытия сосредоточения наших войск.
        Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады.
        В результате ожесточенных боев бригады с 3-й и 4-й танковыми дивизиями и мотодивизией противника фашисты потеряли: 133 танка, 49 орудий, 8 самолетов, 15 тягачей с боеприпасами, до полка пехоты, 6 минометов и другие средства вооружения. Потери 4-й танковой бригады исчислялись единицами.
        Отличные действия бригады и ее успех объясняются тем, что:
        1.Бригадой велась беспрерывная боевая разведка.
        2.Осуществлялось полное взаимодействие танков с мотопехотой и артиллерией.
        3.Правильно были применены и использованы танки, сочетая засады с действиями ударной группы.
        4.Личный состав действовал храбро и слаженно. Боевые действия 4-й танковой бригады должны служить примером для частей Красной Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками.
        Приказываю:
        1.За отважные и умелые боевые действия 4-ю танковую бригаду именовать: «1-я гвардейская танковая бригада».
        2.Командиру 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майору Катукову представить к правительственной награде наиболее отличившихся бойцов и командиров.
        3.Начальнику ГАБТУ и начальнику ГАУ пополнить 1-ю гвардейскую танковую бригаду материальной частью боевых машин и вооружением до полного штата.
        Народный Комиссар Обороны Союза ССР И. СТАЛИН
        Начальник Генерального штаба
        Красной Армии Маршал Советского Союза Б. ШАПОШНИКОВ».
        - Ух, здорово! - воскликнул Федотов.
        В это время низковатая дверь отворилась, пропуская Катукова.
        Танкисты вскочили, и Репнин, улыбаясь, гаркнул по уставному:
        - Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
        Комбриг ухмыльнулся и ответил:
        - Вольно, товарищ гвардии старший лейтенант.
        Наблюдая за Гешей, Катуков рассмеялся.
        - Все правильно, товарищ Лавриненко, все правильно. Крепите третий «кубарь»!
        Усевшись подальше от печки, генерал-майор снял шапку и сказал:
        - Через час переходим в наступление. Задача такая: занять Скирманово и уничтожить немцев. Основные силы вводятся тремя эшелонами. Танки первого эшелона должны будут вести разведку боем с целью вызвать огонь противника - так мы засечем его огневые точки. И эти танки поведете вы, товарищ старший лейтенант.
        - Есть!
        Катуков кивнул.
        - Вас поддержат «КВ» Заскалько и Полянского. В половине десятого начинаем артподготовку, а ровно в десять выдвигаются ваши танки. Ну, готовьтесь.
        Хлопнув ладонями по коленям, генерал-майор встал.
        - А чайку? - всполошился Бедный. - На малине заварен, на смородиновом листе…
        - Спасибо! - улыбнулся Катуков. - В Скирманово угостите!

* * *
        Разрывы снарядов то частили, сливаясь в общий грохот, то слышались по одному, гулкие и резкие.
        «Арта!» - усмехнулся Репнин.
        Танки потихоньку скапливались в сосновой роще близ деревни Ново-Рождествено. Стужи особой не наблюдалось, но легкий морозец чувствовался. Под сапогами скрипел свежий снег, выпавший ночью - это было как обещанье будущих декабрьских вьюг.
        Ох, и не повезло немцам! Зима 41-го выдалась на редкость лютой. Ну, так вам и надо, никто вас сюда не звал, сами приперлись.
        Геша прищурился на ярком солнце. Поодаль расстилались выбеленные снегом поля, впереди, за высотой, курились дымки невидимого Скирманова.
        Репнин оглянулся на танк - он был белым, в разводах. Вчера с утра машину отдраили, загасили известь и побелили «тридцатьчетверку». Свежая известка аж сияла, как выстиранная простынь. Маскировка не помешает.
        Весь взвод, вся группа «Т-34» сливались со снегом.
        Вразвалочку подошел Антонов.
        - Ну, шо? - спросил он с легким украинским акцентом. - Выступаем?
        - Да, - кивнул Геша. - Сейчас «катюши» дадут немцам жизни, и вперед.
        Артобстрел затих. Бухнул последний взрыв, и тут же из-за леса послышался громовой стон гвардейских минометов. Оставляя «лисьи хвосты» выхлопов, снаряды взвивались по косой в небо и рушились на немецкие позиции.
        - По машинам!
        Первыми двинулись танки Репнина и Капотова. Вышел Иваныч на второй скорости, затем переключился на третью.
        Взобравшись на горку, машины замерли.
        В триплекс Геша разглядел Скирманово - село лежало впереди, как торт на блюде.
        - Осколочный!
        - Готово!
        - Огонь!
        Репнин бил не прицельно, его задача была в ином - вызвать огонь на себя, чтобы выявить, откуда немцы стрелять станут. Послышался хлесткий выстрел капотовского танка, а дальше немцы взбесились будто - палили изо всех пушек, из танков, что были зарыты справа, на кладбище.
        Снаряды рвались по всей высотке, несколько ударило по «тридцатьчетверке». Машину сотрясало, в ушах звенело.
        - Бронебойный!
        - Готово!
        Геша прицелился, и снаряд угодил по башне танка, зарытого на окраине села. Попал.
        А целей было множество. Считай, каждый подвал в селе превратился в дзот.
        - Иваныч! Метров десять вперед, и замри!
        - Есть!
        Забавно, но побелка здорово помогала - немцы открывали огонь лишь тогда, когда танк двигался. Стоило машине остановиться, как она будто делалась невидимой.
        - Осколочный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Осколочно-фугасный влепился точно в блиндаж, подбрасывая бревна и кучи земли. Накрылось ваше укрытие, истинные арийцы…
        Подоспели «КВ» Заскалько и Полянского и с ходу открыли огонь. Неожиданно орудие на тяжелом танке Полянского смолкло - Репнин понял так, что пушку повредило вражеским снарядом.
        А навстречу «КВ» выходила целая колонна немецких танков, Геша насчитал девять машин.
        - Ванька! Передай Илье, пусть двигает назад! Не разворачивается по огню, а двигает задним ходом!
        - Есть!
        Полянский послушался, «КВ» попятился - и тут же заухала батарея тяжелых минометов, вслепую нащупывая танк. Не дай бог, мина угодит в жалюзи и накроет моторную группу…
        - Тащ командир! Заскалько подбили! Горят они!
        - Вижу, - процедил Репнин. - Иваныч! Вперед!
        «Тридцатьчетверка» покатилась под горку. По движущейся цели попасть непросто, так и самому стрелять не слишком-то удобно. Но нужно.
        Внезапно в наушниках пошел сплошной треск.
        Репнин молча сунул Федотову кулак под нос, что означало: «Заряжай бронебойный!»
        - Есть!
        Геша вдавил педаль спуска.
        - Выстрел!
        Репнин поморщился: он целился под башню «троечке», а попал по каткам. Но попал же! Хана гусенице.
        Геннадий смотрел вперед и влево. Заряжающий в панораму наблюдал за правым сектором. Мехвод вел танк на скорости километров тридцать в час - и зигзагом, меняя направление через каждые полста метров.
        Репнин раздраженно скривился. Тесно!
        Правое плечо уперлось в казенник пушки, левое - в броню башни. Руки сложены крест-накрест: левая на механизме подъема орудия, правая - на рукоятке поворота башни.
        Засунуть бы этих конструкторов в танк и послать в бой! Пускай бы повертелись, коекакеры хреновы! То ли ты в башне, то ли на арене цирка, йога изображаешь, скрутившего конечности в узле-асане…
        Матеря ТПУ[11 - Танковое переговорное устройство.], Геша толкнул ногой механика-водителя в спину - «Стой!», и крикнул - на всякий случай:
        - Короткая! Бронебойный!
        - Есть бронебойным! Готово!
        - Выстрел!
        Иваныч выбрал ровный участок пути и крикнул:
        - Дорожка!
        Федотов дослал снаряд и заорал, перекрикивая лязг затвора и рев дизеля:
        - Бронебойным готово!
        На ходу стрелять - идея не слишком удачная, подвеска Кристи раскачивает танк, но ежели по ровному, то почему бы и нет?
        - Выстрел! Осколочным!
        - Есть осколочным! Готово!
        - Короткая!
        «Тридцатьчетверка», резко остановившись, раскачивается. Все, теперь ваш выход, товарищ командир!
        Чувствуя, как мокнет спина, Репнин закрутил маховичок поворотного механизма. Башня развернулась, а прицельная марка наложилась на цель по направлению. Левая рука крутит механизм подъема орудия, совмещая марку по дальности.
        - Выстрел!
        Кричи не кричи, а голос тонет в грохоте пушки и лязге затвора. Башня наполняется синеватыми клубами дыма, вентилятор не поспевает отсасывать удушливые газы. А вот Федотов свое дело знает туго - хватает горячую гильзу и выбрасывает ее в лючок.
        Мехвод тоже бывалый товарищ - трогается с места, не дожидаясь команды.
        - Иваныч! К кладбищу давай!
        Механик-водитель поворотил танк к скирмановскому кладбищу, которое немцы превратили в опорный пункт, разрыв могилы, посрубав деревья, а надгробья пошли на укрепление дзотов.
        Между блиндажами метались немцы.
        Геша показал башнеру растопыренные пальцы - суй осколочно-фугасный!
        - Готово!
        Снаряд поднял на дыбы дзот, расшвыривая бревна, тела, каски.
        - Пушка противотанковая!
        - Бронебойный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Орудие, которое немцы уже навели и торопились зарядить, находилось так близко, что промахнуться было просто стыдно. Геннадий не допустил промаха.
        - Спеклись!

* * *
        Вечерело рано. Кроваво-красное солнце закатилось за сосновый лес. Белое поле стало синим, и только следы, оставленные гусеницами, да воронки чернели разрытой землей.
        «Т-34» Репнина вернулся без потерь[12 - В нашей реальности танк Д. Лавриненко, ворвавшийся в Скирманово, был подбит из противотанкового орудия, а стрелка-радиста И. Борзых ранило в плечо.] и почти без повреждений, лишь в одном месте немецкий снаряд пропахал в броне борозду, словно ложкой провел по пломбиру.
        А вот танку Капотова досталось - помощник по техчасти насчитал шестнадцать попаданий. Людям тоже «прилетело» - заряжающего Пономарчука контузило, Сардыку ранило, у Капотова лицо и руки в ссадинах и кровоподтеках - это окалина слетала с башни, когда в нее бил снаряд. Хорошо, хоть в глаза не попало.
        - Немцы помогли уцелеть, - криво усмехнулся Николай. - Когда мы отходили, тяжелый снаряд попал в башню, и ее развернуло пушкой в сторону противника. А бронированную обшивку им не раскокать! Да ерунда это, Дим, ты лучше на Илюшкин танк глянь!
        - Да-а…
        С «КВ» Полянского вся известка слезла - снаряды живого места не оставили, весь танк пестрел вмятинами. На одной башне - сорок семь маленьких «кратеров».
        - «Дед бил-бил, не разбил…» - пробубнил Капотов.
        - Ночью добьем, - уверенно сказал Репнин.

* * *
        Катуков легко доказал в штабе необходимость ночной атаки - пока немцы не зализали раны, не восстановили порушенное, не вызвали подкрепления, нужно идти на штурм!
        Небо затянуло тучами, темнота и холод хозяйничали на земле.
        Ровно в полночь мотострелковый батальон подтянулся к околице Скирманова. Дружный залп артиллеристов стал сигналом к атаке.
        Пехота и танки поменялись местами - днем мотострелки шли за бронемашинами, а ночью, наоборот, танки крались за спинами пехотинцев.
        Стоило батарее ударить, как и «тридцатьчетверки» дали немцам прикурить. Те выбегали полуодетыми, не разбирая спросонья, где они и кто они, бросались к пушкам и танкам, но было уже поздно - мотострелки и танкисты сообща вычищали Скирманово от немчуры. Железной метлой.
        Бросая танки, орудия, тягачи, минометы, боеприпасы, фашисты дали деру, сбегая в Козлово.
        К трем часам ночи Скирманово было «зачищено» по полной программе. На поле боя враг оставил до пятидесяти подбитых и сожженных танков, много орудий, вплоть до 150-миллиметровых пушек, минометы, сотни автомашин. Богатый трофей!
        ИЗ КНИГИ А. РОСТКОВА «ПЕРВЫЕ ГВАРДЕЙЦЫ-ТАНКИСТЫ»:
        «Не желая давать врагу передышки, Катуков приказал рано утром атаковать следующий населенный пункт - Козлово.
        Еще не взошло солнце 13 ноября, а наши танки устремились дальше.
        На востоке серел край неба, догорали дома в Скирманове, чадили подожженные в поле машины, снежок не успел занести трупы погибших. И хотя час был неурочным, немцы, познавшие, что наши воюют «не по правилам», не по их распорядку, приготовились к отпору.
        Бои в Козлове протекали ожесточенно. В них отличились экипажи Самохина, Луппова, Тимофеева, братьев Матросовых, а также многие бойцы 27-й и 28-й танковых бригад.
        Наши пехотинцы, сосредоточившиеся у Козлова, залегли. Прислушиваясь к предутренней тишине, они ждали, когда пойдут танки. Сзади послышался шум моторов. Головная машина, поравнявшись с цепью стрелков, которых вел в атаку капитан Лушпа, остановилась. Открылся верхний люк. Веселый танкист в шлеме, помахав рукой, крикнул:
        - За мной, молодцы!
        Это был Константин Самохин. Исполнилось его давнее желание: после мценских боев он, как и другие экипажи, получил наконец «тридцатьчетверку». «Вот теперь можно воевать по-настоящему!» - радовался Костя.
        Автоматчики с криком «ура» бросились за танком.
        Но из Козлова ожесточенно строчили пулеметы. Пехотинцы снова залегли. «Тридцатьчетверка» Самохина подожгла большой дом, у которого были сооружены вражеские блиндажи и окопы, потом проутюжила их гусеницами. Наши автоматчики продвинулись вперед.
        А танк Самохина ворвался в Козлово. По нему били вражеские противотанковые пушки, но их снаряды рикошетили. Заряжающий Лещишин едва успевал подавать снаряды. Один вражеский дзот за другим выходили из строя. Замолчало и несколько пушек. Еще две пулеметные позиции водитель Михаил Соломянников раздавил гусеницами.
        - Снаряды все! - доложил Лещишин.
        - Давай гранаты! - ответил Самохин. Открыв верхний люк, он бросал в бегущих фашистов «лимонки».
        В тот день экипаж Самохина находился в бою двадцать часов. Пять раз его «тридцатьчетверка» выходила на исходную позицию, пополнялась боеприпасами, горючим и снова возвращалась в бой. Все страшно устали. У водителя Соломянникова болела спина, одеревенели руки. Лещишин обливался потом, подавая снаряды. Гудела голова у радиста Токарева. Танк перегрелся. В нем было дымно и нестерпимо жарко.
        Поздно вечером тяжелый вражеский снаряд повредил орудие. Самохина контузило. Из ушей и носа пошла кровь. Заряжающий, увидев окровавленный полушубок Самохина, крикнул водителю:
        - Командир ранен, выходи из боя!
        - Не ранен я, - сказал Константин. - Подай снаряд!
        - Нет снарядов, и пушка не действует.
        - Нет снарядов - давай гранаты! - приказал Самохин, вытирая кровь рукавом. - Держим курс на врага!
        Он не вышел из боя, пока не израсходовал все, чем можно было еще нанести урон врагу. Поврежденную «тридцатьчетверку» экипаж благополучно доставил в батальон.
        Отважно сражались и другие экипажи. Их участвовало в атаке на Козлово немного, и каждый проявлял отвагу и упорство.
        Удивил всех подвиг водителя Павла Сафонова. Накануне его танк не раз штурмовал скирмановские позиции, получил тридцать два попадания в машину. Двое из экипажа были тяжело ранены. Почти всю ночь Павел провозился у машины, латая то, что можно исправить в боевых условиях. А днем экипаж пополнился новыми членами - командиром танка Тимофеевым и заряжающим Карницким. Сафонов совсем мало спал ночью, очень устал, но когда командир поинтересовался его самочувствием, ответил по привычке:
        - Порядок в танковых войсках».
        Глава 12. Довести до ума
        Московская область, Скирманово. 13 ноября 1941 года
        Принято думать, что Сталин безвылазно сидел в Кремле, курил трубку и следил за изменениями линии фронта по карте.
        Это не совсем так - вождь регулярно выезжал на передовую, если позволяли дела. Возможно, это было связано с недоверием Иосифа Виссарионовича - ему много врали о положении на фронтах, бодренько рапортовали о грандиозных успехах, страшась наказания за собственную глупость и бездействие.
        Еще в июле, когда шло Смоленское сражение, Сталин появился на «передке» впервые. В октябре Верховный главнокомандующий выезжал под Малоярославец, а в ноябре - на Можайско-Звенигородскую линию обороны.
        13 ноября вождь отправился в расположение 16-й армии, державшей оборону на волоколамском направлении. Сталин хотел увидеть в действии работу знаменитых «катюш» - в районе Скирманово как раз сосредотачивался дивизион капитана Кирсанова…

* * *
        …Ровно в 16.00 двенадцать «катюш» отослали реактивные «гостинцы» под Скирманово, уничтожив семнадцать танков, десятки орудий и минометов, сотни немецких солдат и офицеров.
        Зрелище было грандиозное - в небо взвивались размазанные от скорости огни, и дикий, режущий уши вой опадал на заснеженную землю. А там, где эрэсы[13 - РС - реактивный снаряд.] падали, набухали клубы огня и гари, все пылало и разрывалось на части. И не было спасенья, куда ни кинься - огонь, огонь, огонь!
        Обезумевшие фрицы убегали на все четыре стороны, в том числе и навстречу красноармейцам.
        Репнин возвращался весьма впечатленный. Он и в своем времени насмотрелся на «реактивные системы залпового огня» ивидел, во что превращается земля после залпа «Смерчей».
        Но тут иное - «катюши» были первыми, и построили их те самые люди, что окружали его ныне, вместе с кем он воевал.
        Таких предков стоило уважать! Респект, как говорится.
        Весь взвод возвращался «до дому, до хаты» - три танка басовито ревели, одолевая снежную целину.
        Геша высунулся в люк - и свежий воздух, и ноги в тепле.
        Приглядевшись, он заметил вдалеке пару застрявших автомобилей, причем легковых.
        Может, немцы? А что? Неплохо было бы захватить какого-нибудь толстопузого генерала с портфелем, полным карт и сверхсекретных документов!
        Но это вряд ли. Немцы вот-вот начнут артобстрел, потом должны подтянуться бомбардировщики. Да и какие могут быть генералы вермахта в четырех километрах от Волоколамского шоссе?
        - Иваныч! Легковушки видишь?
        - Ага! В смысле - так точно.
        - Двигай к ним. Поглядим, что это за туристы.
        - За… кто?
        - Да это я так. Вперед!
        Танк подвернул и направился прямо к автомобилям. Бедный затормозил метрах в пяти от «эмки». Наши, что ли?
        Несколько офицеров навели на Репнина стволы «маузеров» и «ТТ».
        Геша похолодел.
        Нет, он не слишком испугался вооруженных людей. Просто до него дошло, что в снегу завязла не обычная «М-1», а так называемая «эмка-догонялка», на которой стоял 8-цилиндровый двигун в 76 «лошадей». А второй авто… Ну, разумеется, «Паккард».
        Геннадий спокойно покинул башню и спрыгнул в снег, разрытый колесами и сапогами. Не обращая внимания на телохранов, он подошел к человеку в тулупе и ушанке и четко отдал честь.
        - Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий. Помощь требуется?
        - Требуется, - усмехнулся Сталин.
        - Иваныч! Федотов! Ко мне! Цепляете на буксир «эмку». Николай! На тебе «Паккард».
        Мехвод и радист, бледные от сознания того, какое высокое доверие им оказано, бегом бросились исполнять приказ. Взрыкивая, сдал назад «Т-34» Капотова, осторожно приближаясь к «Паккарду», нагребшему перед собой высокий сугроб.
        - Ви нэ прэдставились, - сказал вождь.
        - Гвардии старший лейтенант Лавриненко!
        - Вольно, товарищ Лавриненко. Ви брали Скирманово?
        - Да, товарищ Сталин. Мой взвод шел в первом эшелоне, чтобы вызвать огонь на себя и определить огневые точки фрицев.
        - Фрицев? А-а… Понятно.
        Иосиф Виссарионович приблизился к танку и похлопал рукой по броне.
        - Хороший танк, товарищ Лавриненко?
        - Очень хороший, товарищ Сталин. А если его довести до ума, то станет просто отличным, лучшим в мире.
        Видимо, Иосиф Виссарионович ожидал от танкиста обычных речевок в стиле «спасибо партии родной!», поэтому очень удивился его словам. И заинтересовался:
        - А что ви имели в виду, говоря: «довести до ума»?
        - На «тридцатьчетверке» прорва недоделок, которые мешают вести бой. Вот я, командир танка, стало быть, наводчик орудия. Как я это делаю? Правая рука лежит на маховике вертикального наведения, левая - на маховике ручного привода поворота башни. Для перехода на электропривод мне надо протянуть левую руку и нашарить ею маховичок контроллера, расположенный на механизме поворота сверху. Именно нашарить, ведь лицо прижато к налобнику прицела. Да! И надо же еще не забыть переключиться с ручного привода на электромеханический, нажав маленькую кнопку рядом с маховиком. И кто будет всем этим заниматься в бою, когда не то что каждая секунда дорога, а каждое мгновенье! Прицелы наши, увы, проигрывают немецким, а ведь это очень важная штука - кто первым увидит противника, тот скорее всего и победит. А на «тридцатьчетверке» мы, как слепые мыши, ничего не видим!
        - Значит, вам нужна новая оптика, товарищ Лавриненко? - прищурился вождь.
        - Не только, товарищ Сталин. Мне и остальным танкистам нужна новая башня - побольше, да с командирской башенкой, чтобы все было видно. В большой башне и боекомплект увеличится. И пушка нам нужна мощная! Хорошо нашему взводу, у нас стоят орудия «ЗИС-4». А на остальных танках установлена «Ф-34». Да, сейчас мы лупим немцев даже тем, что есть, но ведь в Германии не сидят на месте. Я слыхал, они там маракуют над тяжелым танком с 88-миллиметровой пушкой[14 - Немцы разрабатывали тяжелый танк с 1941 года.]. Пушка у них уже есть, дело за танком. Год они провозятся, ладно, и что? А то, что будут подбивать «Т-34» сполутора километров! Этого нельзя допустить! Кто мешает тому же Грабину удлинить «Ф-34» до 55 калибров, для начала? И… вот сегодня только об этом думал - тесно в башне! Мы из-за всех этих узостей можем делать максимум два-три выстрела в минуту, а была бы башня побольше, можно тогда и наводчика посадить, и откроем тогда пальбу по пять-шесть выстрелов! Да что я все о себе да о себе. А механику-водителю нашему каково? Ведь скорость переключить он не всегда в состоянии, приходится радисту помогать -
они вдвоем за рычаг тянут. Это же безобразие! Почему немцы ставят на свои танки гидроусилители, а мы нет? Вопрос даже не в заботе о человеке, а в том, что танкисту ничего не должно мешать вести бой. Или вон, нас, когда Скирманово брали, поддерживали танки «КВ». Они же еле ползают! Дизель хлипкий, а коробка передач никуда не годится! Я слыхал, что один наш инженер, Шашмурин, кажется… Да, Шашмурин. Так он думает над скоростной коробкой передач для «КВ-1». За такое надо сразу и деньги, и оборудование, и людей давать, а его по рукам бьют! А еще Шашмурин хочет обычную сталь закалять токами высокой частоты, и тогда можно отказаться от дорогих легированных сталей… Ох, простите, товарищ Сталин! Нашел место и время, называется.
        - Нет-нет, - остановил его вождь, - продолжайте, товарищ Лавриненко.
        - Да обидно просто, товарищ Сталин! Почему самолеты постоянно совершенствуют, они все лучше и лучше делаются, а танки нет? Вот моя «тридцатьчетверка». На нее не поставишь действительно мощную грабинскую пушку «ЗИС-6», калибром 107 миллиметров - уж больно перегрузим передок, никакие катки не выдержат. А что, нельзя разве сместить башню к середине? Да легко! Надо просто убрать подвеску Кристи и поставить надежную торсионную - это сразу прибавит места внутри корпуса. И тогда можно дизель, который стоит вдоль, установить поперек! Сдвинется башня - и можно будет люк мехвода расположить не спереди, как сейчас, получая слабину в броне, а наверху. И выйдет у нас Царь-танк!
        Иосиф Виссарионович неожиданно рассмеялся. Качая головой, сказал:
        - Совсэм нэ таким я представлял себе танкиста. Ви, товарищ Лавриненко, умеете нэ только стрэлять, но и думать. Это хорошо, нам такие люди нужны. Хорошо, я поговорю с товарищами Морозовым и Грабиным, а вы подготовьте ваши предложения, товарищ Лавриненко. Чертежи сделать сможете?
        - Смогу, товарищ Сталин.
        - Хорошо. Передадите бумаги нашему уполномоченному, он сам найдет вас через… через четыре дня. Успеете?
        - Успею, товарищ Сталин, - твердо сказал Репнин.
        - Тогда… по машинам, товарищ Лавриненко!
        - Есть!
        Двигатели «не доведенных до ума» танков взревели и легко потащили за собой «эмку» и «Паккард». Через час Сталин переступил порог штаба 16-й армии.
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ А. ШЕЛЕМОТОВА:
        «…И тут по низу башни нашего танка внезапно ударил снаряд. Ее заклинило. Не успели мы опомниться - второй удар. На этот раз по люку механика-водителя. Снаряд пробил его, срезал голову Георгию Удоду и, пройдя меж моих ног, попал в мотор, который сразу заглох. Наш танк остановился. От моторного отделения потянуло дымом. Мы с заряжающим вытащили механика-водителя на бронеукладку и попробовали завести мотор. Однако ни стартер, ни сжатый воздух не проворачивали коленчатый вал. А из-за того, что заклинила башня, у нас не было обзора, и мы не могли вести огонь из пушки и спаренного с ней пулемета.
        Немецкие танки продолжали нас расстреливать. Третьим снарядом сорвало люк механика-водителя, четвертый продырявил правую звездочку с гусеницей. Огнетушители, как ни странно, сработали. Хотя срабатывали они далеко не всегда. Но все равно в танке становилось дышать всё труднее и вскоре стало невозможно находиться.
        Я приказал радисту-пулемётчику снимать лобовой пулемет. А мы с заряжающим стали стрелять по немцам из автоматов. Фрицы ведь увидели, что наш танк потерял боеспособность, к нам бежали… Наши очереди заставили их немного отступить. И тут по нашему танку снова как ударило. В ушах зазвенело, думали, что конец, но пришли в себя. Видим, по левому борту сварка разошлась, щель шириной больше ладони. Хорошо, наш радист Орлов уже снял пулемет. Я приказал ему выпрыгивать из танка и прижать наступающих немцев к земле пулеметным огнем. А сам с заряжающим давал очереди из автоматов по приближающимся фрицам.
        Выбираться из танка мы решили все через верхний люк от заряжающего. Наш танк стоял так, что нижний люк упирался в кочку, и выбраться через него было невозможно. Оставался единственный шанс - спрыгнуть через люк на моторное отделение и быстро скатиться с него на землю, а потом укрыться за погребом. Однако Орлов замешкался, вылезая из люка. Его изрешетили пулями, и он упал обратно в танк прямо на руки заряжающего Диамидова. Тот уложил его рядом с Удодом, взял его пулемет и рывком выбросился на моторное отделение. Ему повезло. Он скатился за погреб и открыл огонь из пулемёта по немецким автоматчиком, которые были уже рядом с нашим танком. Я быстро забрал документы и оружие убитых товарищей и также выскочил из танка».
        Глава 13. Сорок первый
        Московская область, с.Лысцево. 16 ноября 1941 года
        Скирмановский плацдарм был взят, но в 1-й гвардейской танковой бригаде осталось всего девятнадцать «Т-34» и «КВ» - потери оказались велики.
        Тем не менее советское командование решило развить успех и выйти в тыл волоколамской группировке вермахта, чтобы сорвать атаку.
        Немецко-фашистские войска группы армий «Центр», возглавляемые фон Боком, подтянули новые части и перешли в наступление.
        Сражение развернулось на широком фронте от Калинина до Тулы. В ночь на 16 ноября Рокоссовский и сам произвел перегруппировку войск, а с 10 часов утра отдал приказ наступать.
        Противник ударил в стык 316-й стрелковой дивизии и эскадронов Доватора. 1-я гвардейская танковая бригада поддерживала огнем и мотострелков, и кавалеристов.
        Всем им противостояли 46-й моторизованный корпус фон Витингофа и 5-й армейский корпус Рихарда Руоффа - три танковые дивизии и две пехотные! Немцы брали числом.
        Атака началась при поддержке сильного артиллерийского и минометного огня да налетов бомбардировочной авиации. Самолеты, став в круг, пикировали один за другим, с воем сбрасывая бомбы на позиции пехоты РККА.
        Потом ринулись танки, сопровождаемые густыми цепями солдат. «Панцерваффе» действовали группами по двадцать-тридцать машин.
        Танки лезли напролом. Одни останавливались, стреляя из орудий по нашим противотанковым батареям, другие, с перебитыми гусеницами, вертелись на месте.
        Именно в этот день у разъезда Дубосеково совершили свой подвиг двадцать восемь бойцов из панфиловской дивизии во главе с политруком Василием Клочковым. Его слова «Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва» облетели всю армию.

* * *
        17ноября Репнин получил приказ: поддержать огнем 1073-й стрелковый полк 316-й дивизии генерал-майора Панфилова для атаки села Лысцево.
        Для этих дел его группу усилили тремя «бетушками», а комиссаром назначили политрука Карпова.
        Группа выдвигалась в два эшелона: впервом шли «БТ-7» Заики, Пятачкова и Маликова, во втором - «Т-34» Репнина, Томилина и Фролова.
        Противник продолжал наступление, вводя все новые части. Холода сковали болота, и теперь немецкие танковые и моторизованные соединения получили большую свободу действий - они обходили населенные пункты, двигались по перелескам и мелколесью.
        В ответ Рокоссовский применил маневр кочующими батареями, даже отдельными орудиями и танками. Они перехватывали фашистские «бронеединицы» ирасстреливали их в упор.

* * *
        …Дизель клокотал уверенно, по-рабочему. Танк хорошо шел по укатанному снегу. Лес то отходил от дороги, то приближался вплотную.
        Впереди катили «бетушки», поднимая снежную пыль.
        Репнин оглянулся на Федотова, и тот белозубо оскалился: все путем, командир!
        Геша поправил шлемофон - его занудство… лучше так - настойчивость - поспособствовала приглашению спеца из Горького, наладившего ТПУ. Помех стало куда меньше, и можно было разобрать, кто говорит.
        Ему бы еще прицел новый… Размечтался!
        - Товарищ командир! - послышался голос Маликова. - Тут танки!
        - Много?
        - Пят… Восемнадцать штук!
        - Проредим. Группа, внимание! Атакуем! Иваныч, газу! Федотов, бронебойный!
        - Есть! Готово!
        «Тридцатьчетверка» одолела поворот, и Геннадий разглядел опушку леса. До Лысцево оставалось каких-то полкилометра, а тут целая застава - танк на танке. «Тройки» и «четверки».
        Немцы бежали очень шустро, запрыгивали на броню, ныряли в люки, заводили машины…
        - Выстрел!
        Снаряд попал точно туда, куда было нужно, - в борт «Т-IV». Немец пытался развернуться, уже и копоть выхлопа рванулась, но не поспел - бронебойный разворотил мотор.
        Танк вздрогнул, задымил, вспыхнул чадным пламенем.
        - Бронебойный!
        - Готов!
        - Выстрел!
        Репнин спешил воспользоваться моментом - немецкие танки стояли кучно, промахнуться было трудно. К тому же фрицы мешали друг другу.
        На повороте «бетушки» и «тридцатьчетверки» выстроились и открыли огонь. Снаряды гвоздили «тройки» с «четверками», у тех сворачивало башни, то там, то сям занимался огонь.
        Семь подбитых немецких танков остались на опушке, а остальные не стали искушать судьбу - уползли в лес.
        Но и нападавшим доставалось по полной - бой длился меньше десяти минут, но немцы успели подбить танки Фролова, Томилина и Пятачкова, а экипаж лейтенанта Заики погиб в полном составе.
        «Т-34» Репнина и «бетушка» Маликова ворвались в Лысцево.
        На их плечах в село вошла пехота.
        Немецкие мотострелки, оставшись без поддержки «брони», укрылись в каменных домах, что покрепче. Геша принялся выковыривать фрицев из их «раковин», посылая бронебойные и осколочные. Пехотинцы помогали гранатами и винтовочным огнем.
        День клонился к вечеру, когда Лысцево зачистили окончательно.
        - Фу-у… Иван, свяжись со штабом. Доложи, что село занято, немцы выбиты.
        - Есть!
        Поерзав, Репнин устроился поудобнее, подумав, что сиденью не помешала бы подушка. Да и подлокотники были бы не лишними…
        - Товарищ командир! - окликнул Борзых.
        - Что еще не слава богу?
        - Немцы из Шишкина вышли в тыл 1073-му полку! Танковая колонна идет… этим… глубоким обходным маневром!
        - Так они и всю дивизию окружат… Ч-черт… Маликов!
        - Слушаю.
        - Дуй в штаб. В Гусенево, Панфилов там должен быть. Доложишь, что я попробую перехватить колонну, поохраняешь штаб, и… Пусть думают, короче!
        - Так вы ж один останетесь!
        - И один в поле воин… Дуй!
        - Дую…
        Иванычу не было нужды объяснять - танк тронулся и покатил.
        - По дороге не поспеем, двигай напрямки!
        - Да понял я…
        «Т-34» двинулся оврагами и перелесками, заснеженными полянами и проторенными дорожками, где пара телег не разъедется.
        Подминая гусеницами подлесок, взрыкивая, танк выбрался-таки на шоссе.
        Дорога из Шишкино шла меж обширных полей, заснеженных и ровных - ни холмика, ни даже стога сена. Укрыться негде.
        - Что, прямо здесь? - удивился Борзых.
        - Танк-то беленый, - хладнокровно заметил Геша.
        «Тридцатьчетверка» замерла у дороги, посреди поля. Потекли минуты ожидания.
        Репнин маялся не шибко - следов гусениц на шоссе нет, значит, немцы еще не проходили. И долго ждать не придется - стемнеет скоро.
        Да и другое полнило душу - холодная решимость. Слишком уж много потерь за последние дни. Уходили те, с кем Геннадий здоровался или даже дружил, кого знал и считал верным товарищем.
        И вот их не стало - погибли, растерзанные горячим металлом, или сгорели в танках, словили пулю или осколок мины.
        Репнин поморщился - скоро Лавриненко должен погибнуть.
        Ни фига…
        Это когда не знаешь, от чего смерть примешь, то и не спасешься, а уж если известно, какая именно тебе погибель грозит, когда и где, то убережешься легко.
        Правда, тебе никто не гарантирует, что потом ты проживешь долго и счастливо. Ну, тут уж…
        Нет, ну что за тема? Брысь, негатив! Думай лучше о разговоре со Сталиным. Вдруг да выйдет чего?
        Зашевелятся танкостроители, дадут волю конструкторам…
        Нет, правда, чем танки хуже самолетов? Почему летучие постоянно совершенствуются, а ползучим в этом отказано будто?
        Репнин усмехнулся.
        Правду сказать, его в тот момент мало волновала судьба танкостроения. Он разговаривал с самим Сталиным! С живым вождем, «отцом народов»!
        Ощущения были непередаваемые. Конечно, он уже встречал и Катукова, и Рокоссовского, и Лелюшенко - тех, кого раньше только на фотографиях видел или в кино.
        Но Сталин - это особая тема. Та встреча была самой фантастичной, но вот парадокс - именно разговор с Иосифом Виссарионовичем как-то «приземлил» Гешу, окунул в это время, данное ему в ощущениях, и еще как данное.
        Это было здорово - нет, еще не стать тут своим, но уже перестать быть чужим. Он живет здесь и сейчас, воюет и на что-то надеется. Наверное, это его неприкаянная душа срослась с телом Лавриненко…
        - Тащ командир! Едут!
        - Понял. Заряжай бронебойным!
        - Есть! Готово!
        - Запасец есть хоть?
        - А то!
        Репнин прижался лбом к нарамнику и плавно закрутил маховички.
        Пять танков… Шесть… Семь… Восемь… Четыре «тройки» истолько же «четверок». Отлично…
        Есть в кого пострелять.
        Подпустив колонну поближе, Геша нажал на спуск.
        Снаряд раздолбал борт машине, двигавшейся в голове колонны.
        - Бронебойный! Живо!
        - Есть!
        - Выстрел!
        «Тройка», следовавшая за головным танком, резко остановилась. Из ее моторного отсека показался синеватый дымок, а в следующее мгновенье фухнул огненный клуб. Пламя охватило всю заднюю половину танка.
        - Бронебойный!
        - Г-готово…
        - Выстрел!
        Репнин перенес огонь на замыкающих. Подбив три «тройки» итри «четверки», он скомандовал:
        - Отходим! Иваныч, давай задним ходом!
        - Понял! До того оврага?
        - Во-во!
        «Тридцатьчетверка» поползла назад, по своим следам, и Геша выпустил еще несколько снарядов в середину колонны - для пущего эффекту.
        Он сжимался на сиденье, ожидая удара, но не дождался. Не верилось, что немцы в упор не видят танк, но звуков выстрелов не доносилось - одни взрывы только. От его попаданий, да еще боекомплекты рвались.
        Танк скатился на дно оврага, пропадая для фрицев, и Репнин облегченно выдохнул:
        - Ходу, Иваныч!
        - Есть! В Гусенево это?
        - Туда!

* * *
        Командный пункт командующего 316-й стрелковой дивизии размещался все там же, в Гусенево. Панфилов недолго рассыпался перед Репниным в благодарностях, но крепко пожал ему руку.
        Засада, устроенная Гешей, здорово помогла. Задержав немцев, он дал возможность 690-му стрелковому полку выйти из полуокружения, а 1073-му и 1075-му отойти на новые позиции.
        На окраине села стоял «БТ-7», к нему прислонился Маликов - лицо, черное от копоти.
        - Живой? - ухмыльнулся Геннадий.
        - Пока! Мы тут артиллеристов прикрывали. Всю ночь.
        - Все с вами ясно… Пошли спать! Утро вечера мудренее…

* * *
        Заснули в тепле - избу с вечера протопили, а Бедный, деревенский житель, еще и ночью дровишек подбрасывал.
        Репнину, правда, выспаться не удалось: выпросив у штабных готовальню, а у политотдельцев, выпускавших «Боевой листок», одолжив мятый ватман, он занимался чертежными работами. Даже тубус удалось найти - трофейный.
        А утром передышка на ночь кончилась - немецкие танки и цепи мотопехоты стали окружать деревню.
        Репнин насчитал восемь танков. Опять восемь…
        Засвистели мины, накрывая кривые улочки, вырывая неглубокие воронки или разнося сарайчики и клети.
        - По машинам! - крикнул Геша.
        Он уже побежал было к танку, но тут же резко остановился.
        Вспомнил одну вещь: именно в этот день и час погибнет Панфилов. Вывод? Он не имеет права не спасти генерала.
        Репнин стоял напротив штабной землянки, когда оттуда показался Панфилов. Геннадий рванул к нему, уже слыша посвист мины, толкнул Панфилова с разбегу, повалил на снег и сам упал рядом. В этот самый момент рванула мина, и осколки ударили кучно, зацепив в паре мест генеральскую шинель и полушубок Репнина.
        - Ну-у! - выдохнул Панфилов, отплевываясь. - Ну, спасибо!
        - Не за что, - хмыкнул Геша, вставая на четвереньки.
        Отряхнувшись, они крепко пожали друг другу руки.
        Репнин забрался в танк, припоминая еще одну вещь: именно сегодня его «Т-34» заработает снаряд в борт, отчего Бедный сгорит, когда сдетонирует боезапас. «Обойдемся!»
        - Вперед, Иваныч!
        Танк с ходу вступил во встречный бой. Геша превзошел себя - подбил семь танков из восьми, а когда хотел «приласкать» восьмой, драпавший к лесу, заело спусковой механизм пушки.
        Лавриненко, помнится, в этот момент выскочил из танка и, находясь в запале, стал стрелять из «тэтэшника» по немецким танкистам, что катались по снегу, пытаясь загасить пламя на комбезах. Нет уж, пусть себе катаются…
        - Иваныч, задний ход!
        - Танки! - крикнул Борзых.
        Десяток «панцеров» выворачивал с дороги. Звонко ударила кувалда - это пыхтел Федотов, реанимируя спусковой механизм.
        - Готово! - выдохнул он.
        Немецкие танки открыли огонь по отступавшему «Т-34», но бить в лоб было делом бесполезным. «Ба-а-ам!»
        Подкалиберный задел башню и ушел рикошетом.
        - Бронебойный!
        - Есть! Готово!
        - Выстрел!
        «Четверка», уверовавшая, что русский танк не даст сдачи, развернулась боком, объезжая подбитого собрата. Снаряд разбил ей каток и порвал гусеницу.
        Это был сороковой танк, подбитый Репниным. В прицел лез сорок первый…
        ИЗ МЕМУАРОВ Т. БЕЛКИНА:
        «В 4 часа утра у Смолки, ближе к Рийгикюласским высотам, по понтонной переправе начали форсировать реку Нарву 45-й и 221-й полки нашего Эстонского стрелкового корпуса. Первыми вслед за пехотой прошли три танка разведроты под моим командованием. Следом за мной пошли и другие танки. Немцы беспрерывно бомбили и обстреливали переправу. Но потом была сделана дымовая завеса, и по ней на левый берег реки доставлялись подкрепление, артиллерия, танки, боеприпасы. Наш 45-й танковый полк уже заканчивал переправу, как вдруг налетел ветер и отнес дымовую завесу в сторону. Этим воспользовались немецкие самолеты, которые прорвались сквозь зенитный огонь к переправе и сбросили бомбы. Волнами, которые образовались от взрывов, понтоны начали раскачиваться, и один из танков сполз в воду. В этой машине оставался механик-водитель Гемпель. Танкисты пытались двумя танками вытащить машину, но трос оборвался…»
        Глава 14. Дата смерти
        Московская область, дер. Горюны, 18 декабря 1941 года
        5 декабря Лавриненко представили к званию Героя Советского Союза. В наградном листе было отмечено: «…выполняя боевые задания командования с 4 октября и по настоящее время, беспрерывно находился в бою. За период боев под Орлом и на волоколамском направлении экипаж Лавриненко уничтожил 43 тяжелых, средних и легких танка противника»[15 - В нашей реальности наградной лист Д. Лавриненко указывал на 37 немецких танков.].
        Репнин был спокоен на этот счет - не было ощущения, что высокая награда принадлежит ему. Да, танки подбивал он, но лишь потому это удавалось, что Лавриненко был асом. С чем тут сравнить?.. Вот если бы его сознание переместилось, скажем, в тело Мухаммеда Али и он бы завоевал титул чемпиона мира, то кому по праву принадлежала бы медаль? Правильно, Кассиусу Клею, ибо таланты спортсмена не только в его мозгу, а и в мышцах. Хороший боксер дерется «на автомате», все его умения давно смещены из области сознательного на уровень рефлексов.
        Так и хороший танкист.
        Геша стыдился своих мыслей, но ничего не мог с собой поделать - он с нетерпением ждал той минуты, того дня, когда «настоящий» Лавриненко погиб. Это нехорошо, это неправильно так думать, но… Но именно тогда, когда Репнин «переживет» Лавриненко, он и станет самим собой. Не будет уже сравнивать свои действия с теми, что совершил Дмитрий Федорович… Хотя какой он Федорыч?
        Молод ишшо…

* * *
        Гудериан писал в те морозные декабрьские дни: «5 декабря доложил фон Боку о переходе к обороне. В ту же ночь, с 5 на 6 декабря, вынуждены были прекратить свое наступление также 4-я танковая армия Гепнера и 3-я танковая армия Рейнгардта, вышедшая с севера к пункту, находившемся в 35 километрах от Кремля, так как у них не было сил, необходимых для достижения великой цели, уже видневшейся перед ними. Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение…»
        7 декабря началось наступление советских войск из района Истры. Четыре танковые бригады, включая 1-ю гвардейскую, поддержанные пехотой 16-й армии, прорвали оборону противника.
        За станцию Крюково, где сплетался целый узел дорог, развернулись жестокие бои. Бойцы 8-й гвардейской стрелковой дивизии и 1-й гвардейской танковой бригады впадали в настоящее неистовство, ночью атакуя немецкие позиции.
        К 18 декабря подразделения 1-й гвардейской вышли на подступы к Волоколамску. Танковая рота Репнина действовала в передовом отряде у Чисмены. На рассвете его танки атаковали деревню Гряды и, не дожидаясь подхода главных сил, ворвались в село Покровское.
        Огнем пушек и просто гусеницами немецкий гарнизон был уничтожен. Не теряя разбега, Репнин повел свою роту на соседнюю деревню Горюны, куда отошли немецкие танки и «Ганомаги».
        Тут как раз подошли «тридцатьчетверки» 1-й гвардейской, и немцы, атакуемые с двух сторон, были разбиты и бежали.
        Случайность или нет, но в этом бою Репнин подбил свой пятьдесят второй танк. Пятьдесят два - ровно столько, сколько было на личном счету Лавриненко…
        …Репнин закрыл глаза и прислонился лбом к нарамнику.
        Надо было покидать машину и топать с докладом к полковнику Черноярову, командиру 17-й танковой бригады, но он никак не мог себя заставить вылезти из танка.
        Это было то самое место. Тот самый день и час. Вот, начался артобстрел деревни. А вот и мины засвистели…
        - Иваныч! Ховаемся.
        - Это дело. А то как залепит по дизелю…
        Танк сдал назад, развернулся и подкатил к остальным «тридцатьчетверкам» роты. Пора!
        Выдохнув, Геша покинул танк.
        Полковника нигде не было видно, вероятно, укрылся в немецком блиндаже. А тут и обстрел стал тишеть.
        «Все, - криво усмехнулся Репнин, - можешь не трястись. Жить будешь!»

* * *
        19декабря Гешу и Капотова направили в Москву, на завод «Красный пролетарий» - сдать свои танки в ремонт.
        Репнин не узнавал столицу. Той златоглавой, что была ему памятна, еще не было.
        Москва жила и работала как прифронтовой город - забаррикадированные улицы безлюдны, окна, крест-накрест заклеенные полосками бумаги, затемнены, стены зданий и заводских корпусов раскрашены для маскировки - с высоты полета бомбардировщика ни за что не догадаешься, что внизу цеха.
        Висели пухлые аэростаты воздушного заграждения, на крышах торчали, задирая в небо стволы, зенитки и спаренные пулеметы.
        В цеху №5 завода «Красный пролетарий» Капотова узнавали - старший сержант уже трижды перегонял сюда битые танки.
        Геннадий только головой покачал - в тылу было голодно и холодно. Работяги трудились на износ, а пайки им выдавали такие, что жалость брала. На передовой кормежка была куда лучше и обильней. Правда, там стреляли…
        Цех полнился грохотом и лязгом, по танкам, выстроенным в ряд, ползали рабочие, с усилием тягая «заплатки», вырубленные из толстых листов стали. Прогудел в высоте кран - башня «тридцатьчетверки», подвешенная на цепях, проплыла над головами. Набатом разнеслись удары молота.
        Оформив нужные бумаги, Репнин вернулся к Капотову. Тот как раз беседовал с пожилым бригадиром. Танкиста и рабочего легко было спутать - оба в засмальцованных ватниках и танкошлемах.
        - Товарищ Лавриненко!
        Репнин оглянулся, думая, какую еще закорючку он не поставил, но его догонял не хромой счетовод из заводской конторы, а справный лейтенант госбезопасности.
        Торопливо подойдя к Геше, он козырнул и сказал:
        - Меня послали за вами, товарищ Лавриненко!
        - И куда меня?
        - На завод «Серп и Молот»!
        Репнин нахмурился:
        - Так мы что, не туда танки привели, что ли?
        - Нет-нет, тут все правильно! Я ведь не ошибся? Вы - Дмитрий Федорович, гвардии старший лейтенант?
        - Он самый.
        - Ну, вот! А меня посылали в штарм за вашими чертежами.
        - Ах, вот оно что… Я и забыл уже! Пойдем или поедем?
        - Поедем, товарищ Лавриненко!
        И они поехали.

* * *
        На заводе «Серп и Молот» творилось то же самое, что и на «Красном пролетарии», - шум и труд. Работали тут с каким-то ожесточением, словно подтверждая, что «из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд».
        Лейтёха из НКВД провел Репнина в отдельные мастерские, что были пониже основных цехов, зато у ворот бдела парочка сержантов с ППД[16 - ППД - пистолет-пулемет Дегтярева. Принят на вооружение в 1935 году.].
        Геша прошел в мастерские и остановился. Людей здесь было немного, и танк стоял всего один, но какой!
        Корпус у него был от «Т-34М» - с торсионной подвеской, как и полагалось «нормальному» танку. К маю 41-го таких корпусов изготовили аж три штуки.
        А все остальные «тридцатьчетверки» штамповали с подвеской Кристи, не слишком надежной, занимавшей много места, да еще из-за нее танк сильно раскачивался - и как стрелять на ходу, когда тебя «убаюкивают»?
        Над танком серьезно поработали - большая башня стояла посередине, родимая шестигранная «гайка». Да с командирской башенкой, да с таким орудием, что закачаешься! Неужто Грабин удлинил-таки Ф-34? Так и есть. Не 85-миллиметровая, конечно, но тоже пушечка ничегё.
        - Красота-то какая! - вырвалось у Геннадия. - Лепота!
        За его спиной хихикнули, и он обернулся. Перед ним стоял невысокий человек в костюме и пальто, с наголо обритой головой, напомнив Репнину о недавней своей «прическе». Было ему за тридцать, скорее уж под сорок.
        Бритоголовый улыбнулся и протянул руку:
        - Морозов, Александр Александрович. Автор этой «красоты».
        - Очень приятно. Дмитрий Федорович.
        - Ну и бучу вы подняли, Дмитрий Федорович! - рассмеялся Морозов. - Весь Наркомсредмаш на ушах стоит! Ну и правильно. Думаете, мне обидно не было, когда наши «Т-34» шли на фронт с полным комплектом невылеченных «детских болезней»? Я, можно сказать, восхищаюсь вашей смелостью, Дмитрий Федорович. Высказать все в глаза самому Сталину… Смело! Иосиф Виссарионович терпеть не может несогласных. Нет, смело, смело!
        Репнин покачал головой:
        - Не говорите ерунды, Александр Александрович. Какая там смелость… Просто доложил Верховному главнокомандующему об отдельных недостатках…
        - Все равно вы молодец. Ну, давайте, покажу, чего мы тут понаделали. Кстати, чертежи ваши я смотрел, выполнили вы их на очень хорошем уровне.
        - Две ночи не доспал, - вздохнул Геша.
        Морозов рассмеялся. Обойдя деревянный макет танка в натуральную величину, он приблизился к танку настоящему и похлопал его по броне.
        - Дизель «В-5» мощностью 600 «лошадей» стоит поперек, - сказал конструктор. - Убрали короба пружинной подвески - и сразу столько места! Торсионную подвеску мы «заняли» у «КВ-1». Запас топлива вырос чуть ли не на двести литров - лишняя бочка! Ту коробку передач, что есть, мы менять не стали, просто добавили демультипликатор. И получилось у нас восемь скоростей «вперед» идве «назад».
        - Ат-тлично! Мехвод будет рад.
        - Да уж… Кстати, механик-водитель перекочевывает с левой стороны отделения управления на правую, а стрелок-радист займет место слева. Антенны тут штыревые, и поручни для десанта приварены. Ну, и башня. Штампованно-сварная. Как видите, она трехместная, с погоном 1700 миллиметров, а наверху еще и наблюдательная башенка с раскрываемыми смотровыми щелями. Здесь стоит пушка «Ф-34», только длиной 55 калибров. Грабин сейчас вовсю маракует над 85-миллиметровой пушкой. За основу он берет зенитное орудие образца 39-го года, оно способно пробить стомиллиметровую броню с тысячи метров, однако его непросто увязать с танковой башней. Но за зиму он управится обязательно - дали «зеленый» ссамого верха.
        - Быстро вы, однако, с танком… За месяц!
        - Да уж, куда там! - фыркнул Морозов. - Наработок было полно, мы просто взяли и малость доработали модификации «А-41» и «А-43», а они годовой давности. Морщитесь? Правильно морщитесь. Сложно было - не передать словами. Военные не хотели ту «тридцатьчетверку», на которой воевали вы и ваши товарищи. Они хотели вот эту! - Он шлепнул ладонью по борту «Т-34М». - Даже Кулик за нее ратовал, но Ворошилов решил пойти на компромисс - выпускать «Т-34» сподвеской Кристи, с продольным расположением дизеля, с маленькой башней, а параллельно модернизировать то, что выпускают танковые заводы. Но ведь война же! Какая уж тут модернизация… Мой харьковский завод эвакуировали на Урал, туда же я увез и корпуса «А-43», и пять больших башен. И что? А ничего! Надо гнать то, что есть, и побольше. Печем танки, как пирожки, а война сжирает их…
        - Хорошими танками подавится.
        Морозов снова рассмеялся, но уже невесело. И сразу заулыбался.
        - Вспомнил Грабина, - сказал он. - Ох, и радовался Василий Гаврилович! Как ребенок, право, даже в ладоши хлопал. Наконец-то, говорит, хоть кто-то поднял вопрос! Теперь бы еще 107-миллиметровое орудие на «КВ» воткнуть, и будет толк!
        - Будет, - кивнул Репнин. - Если «КВ» получит надежную трансмиссию, да моторчик помощнее, хотя бы силенок в семьсот.
        - Да-а… - вздохнул Морозов. - Вы только не обольщайтесь, товарищ Лавриненко, насчет этого танка. Да, мы «вылечили» некоторые «детские болезни», но все очень и очень непросто. Те же торсионы пока не слишком надежны, уж больно высокая нагрузка. А как увязать новую пушку в башне? В старую башню не впихнешь, крепление будет слабым - даст снаряд в лоб, орудие и вывалится. А новая башня… Да, она и впрямь походит на гайку, но запуск в серию - это долго, это снижение производства, что недопустимо. Но… надо!
        Репнин медленно обошел бронемашину кругом. Конструктор шагал следом.
        - Мы и выхлопные трубы развели в стороны, - проговорил он негромко, - чтобы струя отработанных газов не поднимала пыль, демаскируя танк. Поставили глушитель. А спереди думаем усилить лобовую плиту миллиметров до шестидесяти.
        - Ну, да, - кивнул Геша, - резерв-то по массе есть. Красота…
        Танк ему нравился. Репнин не ощущал какой-то своей причастности к этой машине - все те недоделки, о которых он упомянул в приложении к чертежам, были известны еще до войны. И люди военные тихо бунтовали против танка, «не доведенного до ума». Вот только политика - это такая штука, которая может позволить себе быть выше стратегий и даже экономики, а политику делают люди, обычные люди, частные интересы которых могут и не совпадать с государственными и народными.
        Генеральные конструкторы, ученые, наркомы, директора заводов преследуют свои, человеческие цели: зарплаты, премии, награды, чины и звания. Они не составляют некое братство бескорыстных искателей истины, они хотят устроить свою жизнь, жизнь своей семьи и детей, и во имя этого готовы интриговать, подставлять и подсиживать. Такова жизнь.
        - Товарищ Лавриненко!
        Это опять был давешний лейтенант. Подбежав, он вытянулся во фрунт, хотя его звание и было выше, чем у Лавриненко-Репнина[17 - Звание лейтенанта госбезопасности примерно соответствует капитану в сухопутных войсках.].
        - Сегодня, ровно в семнадцать ноль-ноль, - торжественно провозгласил лейтенант, - вас ждут в Кремле, в Свердловском зале. Передали только что.
        Репнин посмотрел на свой замызганный полушубок, на ватные штаны и бурки, испятнанные маслом и смазкой.
        - Да куда ж я в этом?
        - Не беспокойтесь, все устроим!
        - А помыться-побриться?
        - Я довезу вас до гостиницы «Москва», там есть горячая вода, мыло и все принадлежности.
        - Ну, тогда ладно… - Посмотрев на Капотова, Геша улыбнулся: - Заходи в гости, Колян, я тебе мыла оставлю.
        ВСПОМИНАЕТ А. ВЕСТЕРМАН:
        «В Нижнем Тагиле в маршевой роте все экипажи были укомплектованы без отбора и разбора, считайте, что «по алфавитному списку», а на фронте в этом вопросе был свой правильный подход. Приходит из тыла маршевая танковая рота с экипажами, не имеющими боевого опыта. Эти экипажи «дробили» и «разбавляли», старались, чтобы в каждом экипаже половина была из опытных, уже «понюхавших пороха» танкистов.
        Мне перед штурмом Берлина в экипаж дали двоих пацанов 1927 года рождения, фамилия одного из них, наводчика, была - Бураченко, и оба они погибли, когда нас сжег «фаустник».
        А вот механик-водитель у меня с лета 1944 года был свой, постоянный. Это был Иванченко, кавалер пяти боевых орденов, очень опытный танкист, который воевал в бригаде еще с 1941 года, начинал войну еще под Москвой. Иванченко был четыре раза ранен, но все время после излечения в санбате возвращался в свою бригаду.
        Это был очень хладнокровный и смелый человек. Помню, когда моему «Т-34» перебило гусеницы, танк крутануло на месте, и сразу же нам влепили снаряд в башню, мы выскочили из танка, и я, потеряв ориентацию, побежал от танка в сторону немцев. Иванченко кинулся за мной, закричал: «Лейтенант! Стой! Там немцы! Назад!», и только тогда я понял, что «ошибся направлением», и развернулся в свою сторону.
        Бегу, а вокруг пули свистят. Думал, что уже живым не выберусь…
        Иванченко, помимо прекрасных боевых качеств, обладал еще одним редким умением - он безошибочно определял, где на пути нашего следования на марше может быть спиртзавод. Перед этим он меня просил: «Лейтенант, покажи карту, посмотрим, где тут спиртзавод?»…»
        Глава 15. Чай с доверием
        Москва, Кремль. 19 декабря 1941 года
        Репнин вышел из «эмки» иоглянулся. «Националь», Кремль, улица Горького…
        С независимым видом Геша проследовал в гостиницу и поднялся на нужный этаж. Выделенный для него номер был открыт, две горничные усердно мели и мыли.
        - Здравствуйте, девушки! - сказал Репнин мужественным голосом.
        - Здравствуйте, товарищ командир! - ответил дуэт.
        Проводив хихикавших девиц, Геша разделся, сложив грязное и несвежее так, чтобы не запачкать стену.
        Гостиничный номер Репнина не впечатлил - так, две звездочки. Только на что ему тот номер?
        Ванная - вот в чем счастье! Понять это, прочувствовать может лишь тот, кто, как Геннадий, три недели не мылся.
        Устраивали парилки, накрывая большой шалаш танковым брезентом, кипятили одежду, чтобы не развести вшей, но разве могут сравниться все эти «меры санитарии» сванной, полной горячей воды? И мыло есть душистое, и полотенце висит пушистое…
        С замиранием сердца Репнин пустил воду. Тепленькая пошла… Горячая! Ура-а…
        Стеная от наслаждения, Геша забрался в ванну - отмокать.
        Покайфовав, вымыл голову, а затем долго, с усердием, сдирал с себя грязь. Ванна запачкалась, так что Репнин вымыл ее и постоял под душем. Хорошо!
        Вытеревшись до того, что кожа зарозовела, причесавшись, Геннадий почувствовал, что полегчало ему не только морально - было такое впечатление, что он смыл с себя целый мешок черноты.
        Вот, и задышалось вольней!
        Одно портило настроение - на чистое тело надо было натягивать грязное, потное, вонючее исподнее…
        Репнин, чистый и голый, покинул ванную - и расплылся в улыбке типа «гы». На стуле была аккуратно развешена форма, стопкой лежало белье, а пара хромовых сапог была прикрыта белоснежными портянками.
        - Вот это я понимаю! - крякнул Геша.
        Не поленившись сходить в прихожку, он убедился в наличии шинели и шапки. Натянув ушанку - его размерчик, - он вернулся в комнату, гол как сокол, и неторопливо оделся.
        Для полного счастья не хватало постричься и побриться. Ну, эти процедуры можно пройти, не выходя из гостиницы.
        Час спустя его шевелюра являла собой шедевр парикмахерского искусства, а щеки и подбородок были гладки, как у младенца.
        Репнин, медленно шагая, приблизился к окну. За ним виднелись башни Кремля. Звезды были зачехлены, кресты с храмов сняты - маскировка.
        Москва…
        Геннадий любил этот город, хотя и редко бывал в нем. Ему были памятны впечатления детства, когда он с родителями ездил в Киев к деду через Москву. Киевский вокзал, метро, сутолока, иномарки - все это было настолько не похоже на размеренную, скучную жизнь провинциального «поселка городского типа», что у маленького Гешки дух замирал.
        Даже когда он стал жить в Киеве с дедом и бабкой, его не посещало ощущение великого города - столица УССР недотягивала до Москвы.
        90-е, конечно, сильно подпортили златоглавую, но основа-то никуда не делась. Убрали памятник Дзержинскому, поставили церетелевского урода, изображавшего Петра? Ну и что? А Дворец съездов в Кремле, эта чудовищная гробина, смахивающая на чернобыльский саркофаг, неужто он красотой отличался?
        Вот интересно, подумал Репнин, а изменится ли мир хоть на чуточку из-за того, что он вдруг появился здесь и занял место Лавриненко? В принципе, перемены уже наметились, он их воочию видел на заводе «Серп и молот».
        Конечно, еще не факт, что танки, «доведенные до ума», запустят в серию. Для этого же надо хотя бы один завод остановить, переналадить… А смежники? Проблем - уйма…
        Репнин посмотрел на часы. Проблем, может, и уйма, а вот времени… Впрочем, он еще вполне успевает пообедать в ресторане. В кои веки очутился «на гражданке»! Надо воспользоваться предоставленной возможностью…
        Пройти до Кремля, отдать часовому разовый пропуск и оказаться в цитадели советской власти было делом минутным.
        А вот и Совнарком, он же Сенат.
        Раздевшись и сдав оружие, Репнин прошагал к Свердловскому залу. Именно там происходили награждения.
        А в том, что его пригласили именно по этой причине, Репнин не сомневался. Ну, не для того же, чтобы с вождем чайку испить?
        В обширном круглом зале было довольно людно. В основном мелькали мундиры военных, хотя и гражданских костюмчиков тоже хватало.
        Люди ходили, степенно беседуя или горячо споря, а самые усталые или предусмотрительные занимали кресла перед небольшим подиумом. Церемония близилась…
        Репнин друзей и знакомых не искал, поскольку их тут не было и быть не могло, поэтому уселся с краю, продолжая благодушествовать.
        Все присутствующие будто только и ждали, когда же он устроится, - всей толпой начали рассаживаться.
        Стуки и грюки еще не стихли, а уже раздались аплодисменты - на сцену вышел Михаил Калинин. Седой, с лицом доброго дедушки, в черной шерстяной паре, всесоюзный староста был неотличим от тех фотографий, что помнил Геша.
        - Уважаемые товарищи! - сказал Калинин. - Мы собрались здесь в то самое время, когда наша Красная Армия дала отпор немецко-фашистским захватчикам и переходит в наступление. Победы нашего народа в войне обходятся большой кровью, и тем ценней подвиг тех, кто, не жалея сил и собственной жизни, бьет врага на земле, в небесах и на море!
        Репнин отвлекся, не слушая «всесоюзного старосту». Он всегда скучал на торжественных мероприятиях и не понимал, что ценного и нужного в многоглаголании «по поводу». Зачем? Чтобы подогреть энтузиазм? Так это такая штука, которая от температуры не зависит - энтузиазм или есть, или его нет. И вам никакими глаголами не поднять в атаку малодушных и ленивых, таких поднимают штыками…
        Приглашенные дружно захлопали, и Геннадий понял, что речь отговорена. Калинин стал вызывать представленных к наградам.
        Репнина кольнуло беспокойство: фамилия Лавриненко будет где-то в середине списка… И чего ты тревожишься? Награды тут горстями не раздают, орденоносцы редки, ими восхищаются и уважают. До времен, когда престарелые «звездные мальчики» из Политбюро будут вешать друг другу цацки на грудь, страстно лобзая, еще далеко.
        И не факт, что те времена вообще наступят.
        Будут перемены, будут обязательно. С его стороны выйдет настоящая подлость, если он так и останется скромно стоять в сторонке, колупая ногой песочек.
        Вся думающая верхушка, включая Сталина, полагает, что впереди борьба за коммунизм и победа передового строя. Им же невдомек, что Лысый, Бровастый и Меченый откажутся от борьбы, по очереди развалив партию, экономику, весь СССР.
        Ни один из них недотягивал до звания вождя - так, глупенькие болтунишки, за поведение и слова которых было стыдно всему народу. Зато сколько было слов, сколько залихватских девизов брошено в массы! То кукурузу сеем чуть ли не в тундре, то утверждаем, что «развитый» социализм у нас уже «развитой», то объявляем дурацкую «перестройку»…
        Репнин прекрасно помнил то смутное время, когда заседания Верховного Совета занимали умы и захватывали почище иных реалити-шоу. И почему-то никто из радостных дураков, славивших «ускорение» и «гласность», не задумался даже, а что это за зверь такой - «перестройка»?
        Ведь не программа это была, не перечень реформ со сроками, ответственными лицами и средствами, выделенными из бюджета, а просто звонкое слово, девиз, лозунг. Пузырь.
        Лопнул пузырь, мыло в глаза попало, щипать стало…
        - Дмитрий Федорович Лавриненко!
        Репнин встал и прошел на подиум, чувствуя себя, как Геша-пятиклассник на вручении сладкого приза.
        - Гвардии старший лейтенант Лавриненко!
        - Поздравляю вас, товарищ Лавриненко, - ласково сказал Калинин, передавая две коробочки с орденом Ленина и Золотой Звездой, а также красную грамоту с золотым тиснением - «Герою Советского Союза».
        - Служу трудовому народу![18 - С 1937 года в обиход вошла уставная фраза «Служу Советскому Союзу!». По временному уставу внутренней службы 1924 года бытовала фраза «Служу трудовому народу!». При награждениях и вынесении особых благодарностей вне части использовалась именно эта фраза (вплоть до 1943 года).] - отчеканил Репнин и вернулся на место.
        Как он ни бравировал, как ни уверял себя, что спокоен, невозмутим и все такое, а волнение давало себя знать.
        Приятное волнение.
        Ну, что ж… Теперь надо будет стать дважды Героем. Или трижды. Время у него будет.

* * *
        Усталость одолевала, и Геннадий решил использовать неожиданную «увольнительную» по полной. Иначе говоря, вернуться в гостиницу и завалиться спать.
        В чистой постели… В тишине и покое…
        И что с того, что еще семи нет? Больше снов приснится…
        Его планы были нарушены самым неожиданным образом - энкавэдэшник в форме майора подошел и сказал:
        - Вас хотят видеть.
        - Кто?
        - Сам.
        В этом увесистом слове было столько невыразимого почтения, что сразу становилось ясно, о ком речь.
        - Куда идти?
        - Я провожу.
        Репнин поднялся на второй этаж и выбрался к неприметной двери, за которой открывалась приемная - за тремя столами сидели офицеры, одного из которых Геша узнал опять-таки по старой фотографии. Это был Поскребышев, заведующий сталинской канцелярией, очень спокойный, с круглой головой, обритой налысо, с добрыми глазами и тихим голосом.
        - Вас ждут, товарищ Лавриненко, - сказал он негромко и провел Геннадия в следующую комнату, где несли службу еще несколько офицеров. Двоих Репнин узнал - они тогда, в снежном поле, держали его под прицелом.
        Аккуратно обыскав Гешу, они пропустили его до заветных дверей. Репнин переступил порог сталинского кабинета.
        Иосиф Виссарионович сидел за столом, обложившись папками и сосредоточенно хмуря брови, просматривал документы.
        Подняв голову, он улыбнулся и сказал:
        - А-а! Наш танкист номер один! Заходите, товарищ Лавриненко.
        - Здравствуйте, товарищ Сталин.
        - Присаживайтесь…
        Покосившись на трубку, набитую табаком, вождь отвернулся от нее.
        - Да вы курите, Иосиф Виссарионович, - вырвалось у Геши.
        Вождь рассмеялся и взял трубку.
        - Ну, раз уж ви дозволяете…
        Он медленно, со вкусом раскурил, словно втягивая в себя огонек спички, и выдохнул клуб дыма. Сощурился.
        - Вот это мне в вас и нравится, - проговорил Сталин. - Простота. Нэ деревенское простодушие, в котором присутствует туповатость, а та простота, которую может себе позволить человек с твердым характером и закаленным сердцем. В этом кабинете перебывало много людей - честных, но слабовольных, благородного происхождения, но малодушных, умных, но хитрых, храбрых, но глупых… Всяких. Ви меня заинтересовали именно сочетанием прямоты и ума, простоты и честности.
        - Вы меня не знаете, товарищ Сталин, - возразил Геннадий, думая, что лишь ему одному понятен скрытый смысл этой фразы.
        - Знаем, товарищ Лавриненко, - ухмыльнулся вождь, затягиваясь. - Было время навести справки. А ваше командование, разбирая затеянные вами операции, находит, что ви, как тактик, давно переросли старшего лейтенанта…
        Сталин помолчал, улыбаясь, и кивнул своим мыслям.
        - Вот видите, товарищ Лавриненко, ви не откликнулись на похвалу, не подвели к тому, что пора вам капитана дать…
        Репнин покачал головой:
        - Пускай все идет своим чередом. Катуков - талантливый полководец, я ему верю, потому что знаю - он умен, способен на неожиданные решения, он ничего не делает впопыхах. Вон, когда Скирманово брали, он нас с собой часов пять таскал, все подступы к селу исследовал, прикидывал, как ему лучше с немцами справиться. Вот, и справился.
        Сталин кивнул:
        - Товарищ Лавриненко, а вы верите в нашу победу?
        Геша не удивился вопросу.
        - А это не вопрос веры, товарищ Сталин, - спокойно ответил он. - Мы обязательно победим. Вопрос в том, сколько крови придется пролить. Европа пала к ногам Гитлера потому, что слаба духом. Ее ценности надуманны, а идеалы извращены. Европейцы - мещане, они просто не понимают, как это так - жизнь отдавать за Родину! Потому и сдались. А русские не сдаются.
        Вождь покивал.
        - На днях меня уверяли, что война закончится через год, - сказал он. - А ви как думаете?
        - Тот, кто вам это сказал, либо ничего не знает, либо ничего не понимает. Либо все знает и понимает, просто желая вам понравиться. Вот если бы Гитлер напал на нас в следующем году… Тогда да, тогда бы мы успели подготовиться как следует, перевооружились бы, опыта набрались. И война вполне могла бы закончиться через год. Но немцы не стали ждать. Года три нам придется повоевать. - Наблюдая за тем, как нахмурились брови вождя, Репнин неторопливо добавил: - Но это вовсе не значит, что у нас впереди сплошные лишения. Да, будут страдания, голод, потери, но война выявит все допущенные ошибки, заставит их исправить. Сами видите, товарищ Сталин, сколько генералов мирных лет оказались не годны к службе, и сейчас поневоле в командующие выдвигаются те, кто действительно является стратегами. А впереди - Европа. Мы же не остановимся на границе СССР, когда погоним немца прочь, - дойдем до Берлина! И сколько стран пройдет Красная Армия, столько и будет у нас союзников после войны.
        Рысьи сталинские глаза блеснули хищным огоньком.
        - Ви правы, товарищ Лавриненко… Как вам танк?
        - Отличный танк, товарищ Сталин! Весь вопрос в том, когда он попадет в серию, когда прибудет на фронт.
        - Попадет…
        Усаживая вскочившего Репнина, вождь встал и прогулялся до двери, выглянул и приказал принести чаю.
        Вернувшись обратно, Сталин садиться не стал, а прошелся по кабинету.
        - Я разговаривал с Морозовым, с Грабиным, с Чупахиным и Трашутиным[19 - Т.П.Чупахин и И.Я.Трашутин - создатели знаменитого дизеля «В-2».]. Они ознакомились с вашей тетрадкой и были весьма впечатлены.
        - Товарищ Сталин, я всего лишь собрал воедино замечания многих людей, практиков в основном. Профессионал может быть слаб в теории, но в деле он спец и соображает, часто интуитивно, как хорошее сделать лучшим.
        - А вы бы не хотели заняться конструированием и производством танков?
        - Может, и хотел бы, но только после войны. Сейчас надо использовать мой главный талант - уничтожать немецкие танки. Я это умею лучше всего.
        Вождь кивнул:
        - Я так и понял. Ви, товарищ Лавриненко, натура цельная. Ви добиваетесь, чтобы было хорошо стране и народу, забывая о себе.
        У Геши возникло ощущение того, что Иосиф Виссарионович не просто так его хвалит, а преследует некую цель.
        - Это потому, товарищ Сталин, - осторожно ответил он, - что я толком не знаю, чего же я хочу для себя. Награды я люблю, кто ж их не любит… Но только чтобы они были заслужены. Я и деньги люблю. Но - заработанные. Так мне спокойнее.
        Тут офицер занес поднос - два стакана с чаем в подстаканниках, конфеты и печенье в вазочках.
        - Угощайтесь, товарищ Лавриненко.
        - Спасибо.
        Чай был хорош - «Шемокмеди», знаменитый грузинский сорт. Куда тому «Липтону»…
        - Так ви полагаете, товарищ Лавриненко, что можно уже не бояться наступления немцев на Москву?
        Репнин как раз доедал полконфеты, поэтому ничего не сказал, лишь головой помотал - мол, страху нет.
        - А где можно?
        Сталин посмотрел на большую карту европейской части СССР, висевшую на стене. Линия фронта была отмечена красным и синим.
        - Немцы блокировали Ленинград, товарищ Сталин, а это большая потеря - одних производств там сколько. А люди?
        Вождь задумчиво кивнул:
        - Вас беспокоит только север, товарищ Лавриненко?
        - Меня беспокоит юг, товарищ Сталин. Может, я не прав, но, думаю, Гитлер будет рваться не к Москве, а к Волге и Кавказу. Кавказ - это нефть, а с этим у немцев проблемы. Пока их выручает синтетический бензин и нефтяные промыслы Плоешти. А вот если они дорвутся до Баку да возьмут Сталинград… Тогда мы останемся без горючего - ни один танкер не поднимется по Волге, ни одна цистерна не пройдет. Этого ни в коем случае допустить нельзя. Вот поэтому я и радуюсь новому танку. И огорчаюсь, что их так мало.
        Репнин неожиданно почувствовал себя гораздо свободней, поняв, что вождь не преследовал некие скрытые от него цели. Ему просто хотелось поговорить с человеком, который не будет льстить да хитрить, а скажет то, что думает. С прямотой и простотой.
        - Ну, - усмехнулся Сталин, - спасибо, что навестили, товарищ Лавриненко.
        - Вам спасибо.
        - За что же?
        - За доверие, товарищ Сталин. И за чай.
        - Чай с доверием! Ладно, товарищ Лавриненко, заходите еще… когда Михаил Иванович вручит вам вторую Звезду Героя!

* * *
        Вернувшись в гостиницу, Геша обнаружил в номере Капотова - тот кайфовал, сидя в одном исподнем, чистый и розовый, как младенец.
        - Здорово! Скупнулся?
        - А то!
        - А белье где взял?
        - Места знать надо!
        Репнин снял шинель, и Николай тут же поднялся, разглядев на груди командира новенькие ордена.
        - Ух ты! А потрогать можно?
        - Руки мыл?
        - А то!
        - Трогай.
        - Здорово…
        - Дык, ёлы-палы!
        - Товарищ командир… Так это… Обмыть надо!
        - Ну, если только по чуть-чуть…
        Капотов, как младший по званию, сбегал вниз и вернулся с бутылочкой грузинского коньяка «ОС»[20 - Коньяк «ОС» - «Очень старый». Один из лучших советских коньяков. В производстве уже более ста лет. Был создан к 100-летию вхождения Грузии в состав России.], щедро потратившись на закуску - однова живем!
        Поэтому Репнин лег спать лишь в девять вечера, оттащив на диван уже дрыхнувшего Николая.
        Надо выспаться, подумал он, укладываясь в чистую постель. Завтра на фронт…
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ С. ОТРОЩЕНКОВА:
        «Когда починились, догнали наших. Пришли в район, никогда не забуду, казачьего хутора Хлебный. В трех километрах другой хутор - Петровский. Его тоже заняли советские танки, но не нашей бригады. Между хуторами, расположенными на холмах, пролегала низина. Рано утром по ней огромной сплошной толпой пошла, спасаясь из окружения, 8-я итальянская армия.
        Когда передовые части итальянцев поравнялись с нами, по колоннам пошла команда «Вперед! Давить!». Вот тогда мы им с двух флангов дали! Я такого месива никогда больше не видел.
        Итальянскую армию буквально втерли в землю. Это надо было в глаза нам смотреть, чтоб понять, сколько злости, ненависти тогда у нас было! И давили мы этих итальянцев, как клопов. Зима, наши танки известью выкрашены в белый цвет. А когда из боя вышли, танки стали ниже башни красные. Будто плавали в крови. Я на гусеницы глянул - где рука прилипла, где кусок черепа. Зрелище было страшное. Взяли толпы пленных в этот день. После этого разгрома 8-я итальянская армия фактически прекратила свое существование, во всяком случае, я ни одного итальянца на фронте больше не видел…»
        Глава 16. Испытатели
        Московская область, Волоколамск. 20 декабря 1941 года
        На фронт Репнин отправился на пяти новых танках «Т-34Т». Буква «Т» означала «торсионный». Это был, так сказать, промежуточный вариант - с большой башней- «гайкой», расположенной посередине, с усиленной лобовой броней, но пушка на «бронеединице» стояла старая, Ф-34, правда, удлиненная до 55 калибров.
        Танкостроители, как оказалось, вовсе не почивали на лаврах с прошлого года, а наготовили целую кучу доработок и новинок - все они были воплощены в «Т-34Т».
        Беда была в том, что всего таких танков числилось пять на всю Красную Армию. Завод №183, что в Нижнем Тагиле, только-только готовился к серийному выпуску новых машин.
        Правда, Морозов клятвенно пообещал выпускать «Т-34Т» малыми партиями, зато весной 42-го новые машины пойдут потоком, уже с 85-миллиметровыми орудиями.
        На передовой их увидят только летом, но и это был настоящий рывок!
        А рота Репнина, выходило, стала по совместительству испытательной. Вызванные с передовой экипажи - Гешин, Капотова, Антонова, Борисова и Самохина, - повели танки своим ходом.
        Самым удивительным для здоровяка Бедного стало его новое место - слева, а заряжающему Федотову пришлось привыкать к пятому члену экипажа - старшему сержанту Фролову, наводчику.
        Человек этот был обстоятельным, спокойным, даже сонным с виду, но с орудием управлялся умело, стреляя быстро и точно.
        Что и требовалось доказать.
        Вести с фронта радовали - враг отходил.
        После победы под Крюковом Рокоссовский создал подвижную опергруппу под командованием Катукова.
        По идее, танкисты 1-й гвардейской, после двух месяцев непрерывных боев, должны были отойти во второй эшелон, чтобы хоть малость передохнуть, но больше воевать было некому.
        И танкисты-гвардейцы возглавили наступление.
        Бронемашины группы Катукова с десантом на броне совершили обходный маневр в тыл противнику. От станции Нахабино они двинулись к югу, по снегам и бездорожью. Переправились в Павловской Слободе через Истру и неожиданно появились у станции Ново-Иерусалимской. Не прекращая движения, перерезали шоссе к западу от городка Истра, у Ново-Петровского.
        И немцы оказались в ловушке, отходные пути к Волоколамску им отрезали напрочь.
        И вот пятерка «Т-34Т» возвращалась к некогда оставленным рубежам, быстро катила по Волоколамскому шоссе.
        По обочинам валялись горелые остовы грузовиков, ломаные телеги и убитые лошади, россыпи снарядных гильз, а в одном из сараев близ дороги оказался целый склад немецких касок.
        Жить стало лучше, жить стало веселей.
        По направлению к фронту шли и шли грузовики с боеприпасами, горючим и провизией. Наверху, словно сторожа, сидели бойцы, возвращавшиеся в свои части из госпиталей.
        Катили тракторы и тягачи, волочившие орудия. Пехота размеренно топала по обочине. Скакали конники.
        Порой навстречу брели колонны пленных - жалких, кутавшихся в шинели и одеяла, затянутых веревочными опоясками, кто в краденых валенках, кто и вовсе в невообразимой обувке из ящичков, набитых соломой.
        - Победители идут, - скривился Фролов.
        - Завоеватели! - поддержал его Борзых. - Сами не дошли до Москвы, так их теперь доведут!
        - Суки! - кратко выразился мехвод.
        За Ново-Петровским уже смердело фронтом - догорали избы в селах, чадили черные от копоти танки, «Опели» и «трехтонки» «ЗИС-5».
        Оперативную группу Катукова Геша разыскал в деревеньке Бели. Здесь же обретался и сам Михаил Ефимыч.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-майор! - крикнул Репнин, вылезая из люка.
        - И вам не чихать, товарищ гвардии старший лейтенант, - ответил комбриг, улыбаясь. - Что за чудо-техника?
        Тут все пять экипажей загомонили хором, да вразнобой, спеша нахвалить новые танки.
        Катуков рассмеялся и отмахнулся:
        - Давай в строй, ротный. Будем брать Волоколамск!
        - Есть брать Волоколамск!

* * *
        С северо-востока наступали танкисты генерала Ремизова. Они опрокинули вражеские заслоны в Шишкине и Ченцах и вышли к северной окраине Волоколамска[21 - При написании главы использовались материалы А.Ф.Росткова.].
        Катуковцы атаковали с юго-востока.
        Рота Репнина приближалась к деревне Горюны - месту, которое Геша недолюбливал. Нет, умом он понимал, что деревня тут ни при чем, и вообще - он жив, уберегся, и линия жизни продолжилась, не пресеклась, как у «настоящего» Лавриненко, и все равно неуютно ему было в Горюнах, неуютно и гробно.
        Геша глянул в перископ вращающегося прибора наблюдения «МК-4». Немцы на месте. Вон грузовики, рядом орудия…
        Репнин поджал губы. Не зря, ох, не зря мусолил он свою тетрадку! Пригодилась-таки. Взять хотя бы этот «МК-4». Ведь отличный прибор! Их в башне аж три - у заряжающего и наводчика они в крыше торчат, а у него - в крышке люка командирской башенки. По прибору можно распознать цели на местности за 1200 метров. А откуда взялся «МК-4»? Да скопировали его с английского Mk-IV, который стоял на британских танках - их слали по ленд-лизу! Но в той реальности, где родился Геша, это произошло аж в 43-м, хотя «Валентайны» прибыли в СССР осенью 41-го. Чего ждали, спрашивается? А ничего! Просто никто из производственников не хотел себе голову морочить всякими приборами[22 - История с этой оптикой еще интереснее - это не английское изобретение. «МК-4» впервые разработал польский инженер Гундлах еще в середине 30-х. Советские специалисты могли с ним ознакомиться в 39-м, но мороки и тогда, видно, никто не хотел.]. Правильно, не им же гореть в танках…
        По периметру командирской башенки - пять смотровых щелей, закрытых стеклоблоками. Лепота!
        Радиостанцию на «Т-34Т» поставили тоже опытную - «9Р» иперенесли в башню. Теперь Борзых служил просто пулметчиком, а рация была на командире танка. И это было здорово - комроты мог непосредственно общаться с каждым танковым взводом, с каждой машиной в отдельности. Надо ли говорить, насколько увеличилось взаимодействие!
        Геша огляделся - именно огляделся! Впереди, из-за рощицы выползал немецкий танк.
        - Фрол! «Коробочка» прямо по курсу. Бронебойным ее…
        - А выйдет в лоб? - засомневался наводчик.
        - Вот и проверим!
        Федотов зарядил.
        - Огонь!
        Навстречу шла немецкая «четверка». Фрицы не открывали огонь, то ли не видя русский танк, то ли принимая его за свой.
        Хорошо знакомая немцам «тридцатьчетверка» сбашней- «пирожком» отличалась от «Т-34Т».
        Так или иначе, а снаряд разворотил немцам лобовую броню, и башню «четверки» приподняло на сполохе огня.
        - Есть! Вот это я понимаю, всадили!
        - Иваныч, вперед!
        - Есть вперед!
        Рота Репнина ворвалась в Горюны, но фашистов не догнала, те бежали шибче, побросав грузовики и орудия.
        Комбат Бурда повел своих к Жданову, где Гешины танкисты отбили у немцев тридцать семь подвод с боеприпасами и продовольствием.
        Стемнело, опустилась ночь, задул ветер, повалил снег, но наступление продолжалось.
        К рассвету 20 декабря танки Ремизова прорвались к железнодорожной станции Волоколамска, а на улицах южной окраины завязали бой роты Репнина и Самохина.
        Уже к обеду Катуков отрапортовал командарму: «Волоколамск взят!»

* * *
        …Бурда, вытирая копоть со щеки, крепко пожал руку Геше и поманил за собой:
        - Пошли, ротный. Покажу одну штуку.
        Заинтригованный, Репнин прошел за комбатом в пустую избу, окна в которой были заткнуты сеном. Грязь неимоверная.
        На полу какие-то вонючие тряпки, на столе - пустые бутылки и консервные банки.
        - Вот.
        На беленой стене карандашом и гвоздем было много раз выведено: «Ende!»[23 - С немецкого - «конец».]
        Мелко и крупно, вдоль и поперек. Ende, ende, ende…
        Конец, конец, конец…
        - Молодцы, - усмехнулся Репнин. - Правильно понимают политический момент.
        Танкисты расхохотались и пошли прочь, шутя, что скоро и Гитлер, скуля и шмыгая носом, будет писать на стене рейхсканцелярии: «Ende!»
        М. ЖЕЖЕЛЬ:
        «Здесь произошел такой эпизод. При поддержке авиации немецкие танковые войска пошли на переправу. На середину переправы 58-я танковая бригада поставила тяжелую машину с экипажем. Механик-водитель танка «КВ-1», сержант Капустин, мотор заглушил.
        На переправу заехал первый немецкий танк и подошел к нашему «КВ». Немцы решили, что танк брошен экипажем. Они прицепили наш «КВ» ихотели утащить «трофей», но Капустин выжал один фрикцион и держал танк. Подошел следующий немецкий танк, и двойной тягой хотели утащить «трофей». Когда немцы прицепили тросы, то механик-водитель быстро завел свой «КВ» ипотащил оба танка на свою сторону.
        Сам на берег выехал, остановился, а два немецких танка остались на переправе, блокируя ее. Их экипажи, кто выскочил, те погибли от наших стрелков. Наши следили за этим делом, а кто остался в танках, просто сдались. Танк «КВ» их держал на поводке, а Капустин за это получил орден Боевого Красного Знамени».
        Глава 17. Лудина гора
        Московская область, Волоколамский район. 28 декабря 1941г.
        Освобождение Волоколамска вызвало у Гитлера истерику. Но, побесновавшись, побросав в своих генералов тупыми предметами, фюрер отдал приказ держаться до последнего солдата.
        И приказ этот должен быть выполнен «с железной энергией и беспощадной решительностью».
        Несмотря на свою, часто показную, эмоциональность, Адольф прекрасно понимал, что произойдет, как только немецкие войска начнут отступление - фронт развалится, и начнется великий драп.
        Поэтому немцы цеплялись за каждый куст, за каждую высотку.
        Чтобы избавится от врага, советский солдат должен был уничтожить его.
        Сразу за Волоколамском фашисты закрепились на Ламе - речушке извилистой, местами глубокой. Протекала Лама с юга на север, к западу от города, вот на ее-то крутом берегу немцы и закрепились. Около самой реки поднималась Лудина Гора - господствующая высота, с которой все видать на километры.
        Вот тут-то немцы и взялись крепить линию обороны, в спешном порядке зарывали в землю танки, возводили на склонах девяносто четыре дота и дзота. Семьдесят три блиндажа, соединенные глубокими траншеями, опоясали высоту, а поля вокруг «засевали» минами.
        Делалось все по-немецки основательно - гитлеровцы на полном серьезе собирались зимовать на ламском рубеже. В их землянках были сложены кирпичные печи, квартирмейстеры натаскали отовсюду теплых одеял, даже буфеты и столы приволокли.
        Катуков был ученый и штурмовать Лудину Гору не стал. Вместо этого приказал искать слабое звено в обороне противника.
        Таким оказалось село Ивановское, расположенное на правом фланге. Село хоть и простреливалось с Лудиной Горы и из-за Ламы, с немецких батарей, но его взяли-таки.
        Немцы отступили за реку, в Михайловку. Пехотинцы и танки из группы Катукова устремились туда же, не давая врагу передышки.
        Хотя слово «устремились» не совсем подходящее. Поползли - так будет вернее. Мотострелки в белых маскхалатах ползком одолевали снежное поле, а мороз стоял не слабый - пальцы леденели, ноги коченели, словно отнимаясь. Снаряды и мины то и дело буравили воронки, а «тридцатьчетверки», поддерживая огнем пехоту, дожидались, когда саперы проложат для них хотя бы узенькую дорожку.
        Уже и вечер надвинулся, белые снега налились синевой, а мотострелки все ползли и ползли, отвоевывая шаг за шагом родную, но такую студеную землю. За восемнадцать часов они одолели километр, но это был очень длинный километр…
        И вот ротный поднялся, повел своих в атаку. Спины им прикрывали танки. Взяли Михайловку.
        Темнело, и Репнин еле разглядел брошенные орудия и чужих мертвецов, заносимых поземкой.
        На следующий день стрелковая бригада, приданная группе Катукова, заняла деревню Владычино.
        Ламский рубеж был прорван, а сама река форсирована.
        Немцам это очень не понравилось - только устроились, чтобы перезимовать в тепле, и на тебе! Что, опять все бросать и бежать, замерзая в этих проклятых русских снегах?
        28 декабря фрицы пошли в контратаку.
        С утра, как вестник несчастий, над Михайловкой и Ивановским пролетела «рама». Вслед за этим самолетом-шпионом явились «Юнкерсы», прозванные «лаптежниками» - с ревом и воем они пикировали на укрепления РККА, сбрасывая бомбы на машины и строения. Следующим номером программы стал артобстрел из дальнобойных орудий.
        А затем немцы вышли из села Тимково, что у самой Ламы, южнее Ивановского, вышли на бой. Впереди катились танки, за ними шагали цепи пехоты, сзади волочились тягачи с пушками.
        Это был весьма опасный момент, ведь у Катукова в Ивановском был лишь комендантский взвод, минометная рота да артиллерийский дивизион неполного состава. Но и отступать никак нельзя! Тогда в окружение попали бы части, прорвавшиеся к Михайловке, пришлось бы отходить обратно к Волоколамску.
        И что же? Все зря?
        Комбриг приказал: «Всех под ружье!»
        Артиллеристы накрыли огнем пару немецких танков, минометчики не позволили фашистам развернуть орудия - перебили расчеты. Доблестный вермахт редел под русскими пулями, а потом свое веское слово сказали «катюши».
        Битые под Ивановским, немцы двинулись на Михайловку, где закрепился мотострелковый батальон 1-й гвардейской танковой, которым командовал капитан Голубев. Пехотинцев поддерживали зенитная батарея лейтенанта Милевского и три танка из роты старшего лейтенанта Лавриненко…

* * *
        …Репнин расположил свой взвод между рощицей и глубокой лощиной.
        - Как у Мценска! - оскалился Федотов, несколько ревниво поглядывая на наводчика - дескать, тебя там не было, мценские дела только наши.
        Геша кивнул.
        Людей и техники отчаянно не хватало, комбриг и командарм постоянно тасовали части, затыкая то одну дыру в линии обороны, то другую. Всю его роту повзводно раскидали по фронту в сто километров - силенок у рации не хватит, чтобы связаться.
        Репнин посмотрел в сторону лощины - там устроились зенитчики. Недалеко от дороги, между Ивановским и Михайловкой, Милевский держал под прицелом и дорогу, и небо.
        Утром на огневые позиции налетели пять «Юнкерсов», но сбросить бомбы так и не смогли - заградительный огонь спугнул «лаптежников».
        - Иваныч, выдвигайся во-он к тому холмику. Глянем на фрицев невооруженным глазом…
        - Понял.
        Танк лязгнул сочленениями и выбрался на пригорок. Весь не показываясь - так, чтобы обеспечить видимость из командирской башенки.
        По белому полю лезла черная мошкара - немецкие пехотинцы. Цепью ползли коробочки танков.
        - Ровно десять! - сосчитал Фролов.
        - Подпустим поближе, - решил Геша.
        Он уже привык к новой машине. Здесь и двигатель шумел не так, и корпус отзывался иначе. До идеала было еще далеко, но все же «Т-34Т» был куда лучше прежней «тридцатьчетверки».
        Броню бы еще получше, да защиту динамическую… Пушку бы стабилизировать в двух плоскостях…
        Ишь, губу раскатал! Все будет - во благовремении.
        - Фрол, сколько до них?
        - Чуть больше километра.
        - Можно было и раньше.
        Наводчик головой покачал:
        - Уж сколько стреляю, а до сих пор не привыкну. Моща!
        - То ли еще будет… Бронебойный!
        - Есть! Готово.
        - Фрол, бей по центру, потом по левому флангу.
        - Понял.
        - Капотов! Петров! Выбирайте цели на правом фланге.
        - Понял! - ответил Николай.
        - Петров! Спишь, зараза?
        - Да нет, - откликнулся, наконец, тот. - Микрофон искал, как дурак. Забыл, что тут эти… ларингофоны.
        - Действуй.
        - Есть!
        - Огонь!
        Рявкнула пушка, звон в ушах заместился звяканьем гильзы. Заработало два вентилятора - вытяжной и нагнетающий.
        «Прелесть!»
        - Огонь!
        Первый снаряд поразил «тройку», пробив той корпус. «Тройка» заскребла гусеницами, развернулась, словно подставляя борт, и замерла.
        Было видно, как открываются люки и немецкие танкисты вываливаются в снег.
        - Добавь осколочным!
        - Есть!
        Второй бронебойный угодил в «четверку», что перла на левом фланге, но чуток не туда - снаряд расколошматил ей ведущее колесо вместе с гусеницей. Называется - приехали.
        А вот осколочно-фугасный упал хорошо, как надо, накрывая и бегущих танкистов, и прореживая цепь мотострелков.
        - Бронебойный!
        - Готово!
        - Огонь!
        Танк содрогнулся, посылая горячий подарок немецкому «панцеру». Немцы огрызались, но позиция у Репнина была получше. А потом подключились зенитчики - два орудия из четырех стали бить по «доблестному вермахту».
        Репнин связался с Милевским:
        - Алё, боги войны!
        - Батарея слушает.
        - Привет, батарея! Как жизнь?
        - Хреновато. Ранило вот.
        - Эк тебя…
        - Я Серкова поставил командиром, он у нас замещает политрука. Человек стоящий.
        - Понятно. Мы сейчас пошалим немного, а вы там, наверное, все внимание воздуху. Вроде как летит что-то с крестами. Бомберы, скорей всего.
        - Видим, видим!
        - Удачи. Взвод, слушай мою команду! Выдвигаемся вперед и разъезжаемся. Борта не подставлять! Маскируемся за дорожной насыпью, и, вон, где холмики…
        - Бугорки… - проворчал Бедный.
        - Разговорчики в строю! - весело парировал Репнин. - Вперед!
        Танк взревел, одолевая бугор, и скатился по пологому склону.
        - Бронебойным!
        - Готово!
        - Огонь! Дорожка!
        Взвод выпустил три снаряда, и два из них нашли свои цели - танки не раскачивались на пружинной подвеске, шли ровно, и пальба на ходу удавалась куда чаще, чем раньше.
        - Осколочный!
        - Есть! Готово!
        - По пехоте - огонь!
        - Выстрел!
        Капотову удалось подбить еще один «Т-IV» - снаряд почти снес башню. Та перекосилась, открывая нутро, и Николай вбил туда осколочный - снаряд лопнул на броне, но фонтан огня и хорошая порция горячих, рваных железяк сделала свое дело.
        Из щели ударило встречное пламя, превращая боекомплект в огненную погибель для экипажа.
        - Воздух!
        Земля вздрогнула, ощутимо шатнув «тридцатьчетверку», и сразу же еще один сильный вздрог.
        - Бомбами лупят!
        - Иваныч!
        - Смотрю я, смотрю…
        Механик-водитель повел машину зигзагом к небольшим холмикам, что выпирали из снега между советскими и немецкими танками.
        Не холмикам даже, кучам скорее. А все ж…
        - Есть! Сбили один!
        Геша глянул в перископ. Один из кривокрылых «Ю-87», выходя из пике, поймал зенитный снаряд - кабина в одну сторону, кувырком, а все остальное плюхнулось в снега и рвануло.
        Сумерки сгущались, а немцы не знали угомону. Наверное, их влекли протопленные избы Михайловки.
        Иногда потемки расчерчивали красные рваные шнуры трассирующих пуль. Снаряды рвались клубами огня, выхватывая из темноты круги грязного снега.
        Репнину удалось связаться по радио с комбригом. Доложив обстановку, спросил:
        - Жду приказаний, товарищ генерал-майор!
        - Приказ один, товарищ Лавриненко, - биться! До последнего снаряда, до последнего патрона!
        - Есть биться!

* * *
        Потянулись долгие, изматывающие часы ночного боя. Борзых стрелял экономными очередями, но часто, «подметая» бугорчатые снежные наносы. Снаряды тоже расходовались без счету - Фролов стрелял веером, рассылая осколочные. Те косили пехоту - и высвечивали серые глыбы танков.
        И тогда уже Федотов заряжал бронебойным. Пальба шла «по памяти», но, если быстренько прицелиться, навести, то попасть можно было. И попадали.
        Особенно удачными были те попадания, когда вражеский танк загорался - огромный костер давал неплохое освещение.
        Лишь поздно ночью наступило некое затишье.
        - Прогуляюсь, - сказал Репнин.
        Осторожно отворив люк, он вылез, ступая по остывающей броне - дизель заглушили, чтобы не выдавать танк шумом.
        «Хорошо, что ПНВ[24 - Прибор ночного видения.] пока не в ходу…»
        - Стой, кто идет? - послышался из темноты строгий, вздрагивавший голос.
        - Свои. Серков где?
        - Тута я. Товарищ Лавриненко?
        - Он самый. Как вы? Живые все?
        - Двоих подранили.
        - Понятно. Вот что, предлагаю перебраться в Михайловку, а то мы здесь в голом поле.
        - Дело говоришь.
        - Пушки к своим грузовикам цепляйте, сами можете к нам на броню, все теплее будет.
        - Ну, если так… Давай.
        - Готовьтесь тогда.
        Когда танковые дизели взревели, из темноты донеслась пара заполошных выстрелов. Прицепив зенитки, «трехтонки» покатили к деревне. Их прикрывали два танка.
        «Тридцатьчетверка» Репнина двигалась задним ходом и лишь затем, отъехав на приличное расстояние, развернулась.
        Артиллеристы с танкистами построились в боевую колонну, и Геша вызвал Катукова:
        - Товарищ генерал-майор, решил прорываться на Михайловку, так как дорога на Ивановское отрезана. Будем сражаться за Советскую власть до последнего!
        Комбриг дал «добро».
        Михайловка была наполовину занята немцами, так что просто взять и заехать в населенный пункт не получилось бы. Приходилось расчищать себе путь огнем из пулеметов.
        Разведка долго искала своих, нашла, и зенитчики влились в батальон Голубева.
        Заночевать танкистам удалось хоть и в нетопленой, но избе.
        Через три часа полусна-полудремы Геннадий скомандовал подъем.
        Злые от недосыпу, танкисты очистили дорогу Михайловка - Ивановское от гитлеровцев. Контратаки противника захлебнулись.
        ВСПОМИНАЕТ Н. ПОПОВ:
        «Под вечер прибыл наш эшелон в Камышин под Сталинградом, мы были в теплушках, по прибытии к нам сразу пришел помпотех, велел забирать свои вещи, и по машинам. Мы свои вещи забрали, подошли к платформам, а там: «Рубить основное крепление танков!»
        Мы сняли крепление, оставили только под гусеницами, ночью разгружались возле леса. Через какое-то время пролетел самолет, понавесил «фонарей». Мы как раз успели танки сгрузить с платформы, и регулировщики кричат: «Скорее уезжайте!»
        Оттуда мы уехали в лес, танки поставили, через небольшой промежуток времени слышим гул самолетов, и началась бомбежка. День простояли, ночью переправляли нас через Волгу. Утром сразу в бой, вышли в ложбинку, там местность была такая - балки, овраги.
        19 ноября начался прорыв, мы пошли в бой, танкового десанта не было. Начали теснить фашистов, мы поддерживали пехотную часть, оттуда нас бросили в сторону города. Первый бой, мы только первую бомбежку услышали, кругом дым, рвется, когда люк передний закроешь, через оптический прицел только и видишь «земля - небо, земля - небо». Вот и все, командир только указание даст, так ориентир и уловишь. Перед нашей атакой была артподготовка, потом за валом огня мы пошли, на первые немецкие траншеи наехали, я через триплекс увидел, да и почувствовал, что на траншеи наехали. Увидел уже наши первые горящие машины.
        В первом бою мы много на пулеметы наезжали, командир из пушки и спаренного пулемета лупил. А стрелок-радист, ему тоже через небольшую дырочку многого не видно, ты уже сам что-то через триплекс видишь, в бок его пихаешь, он только поворачивает, диск поставит и на гашетку нажимает. Не жалели патронов, абы шум был. А куда стреляешь, кто его знает…
        Потери были очень серьезные, мы под Сталинградом, можно сказать, половину своей техники потеряли. После первых боев нас, выпускников училища, почти что не осталось, кого ранило, кто погиб…»
        Глава 18. Новый год
        Московская область, село Тимково. 30 декабря 1941 года
        30 декабря из штарма был получен приказ: ликвидировать тимковскую группировку противника. Тимково - это деревушка у Ламы, южнее Ивановского.
        Дома в Тимкове стояли крепкие, фашисты засели в них, превратив в доты и блиндажи, даже пушки закатили вовнутрь, выставив стволы в проемы окон и дверей.
        Гарнизон тут окопался небольшой, но его поддерживали минометным и артогнем с Лудиной Горы.
        Короче, неслабый опорный пункт, но Катуков был прав - чтобы немцы сами побежали с Лудиной Горы, надо было взять Тимково и Биркино.
        Беда была в том, что штурмующих набиралось куда меньше оборонявшихся - в атаку, кроме трех «тридцатьчетверок» Репнина, могла пойти стрелковая бригада, вот только от той бригады одно название осталось. Мало было людей.
        К вечеру, однако, подоспели два «КВ-1М» Полянского и Молчанова. Это были модернизированные тяжелые танки.
        Коробка передач на них все еще оставалась слабым местом, хотя при хорошем уходе да умении «КВ» хватало моторесурса.
        Главное же отличие выдавалось вперед - мощная 107-миллиметровая пушка «ЗИС-6». Мало было смысла создавать тяжелый, следовательно, не шибко маневренный танк, вооруженный той же пушкой, что и «Т-34».
        Теперь же «КВ» становился не просто защищенным, как черепаха, но и опасным. Берегись, «панцерваффе»!
        Самое печальное заключалось в том, что 107-мм орудие для «КВ» было разработано всего за тридцать восемь дней, испытано еще в апреле 41-го, поражая броню толщиной в 175 миллиметров, а в конце лета завод №92 в Горьком изготовил пять серийных пушек.
        В той истории, которую помнил Репнин, эти пушки переплавили, поскольку для существующих «КВ-1» они получились слишком громоздкими. А вот в этой реальности, похоже, дело пошло на лад - корпус танка вроде как тот же, только башня другая, помассивнее. Не та уродливая тумба, что стояла на «КВ-2», а приземистая, как бы коническая - Геша видел похожую у экспериментального «КВ-3».
        И бегал новый «КВ» заметно шустрее. Неужто добились-таки своего и форсировали дизель турбонаддувом? Похоже.
        Это ж сколько он работягам да инженерам бессонных ночей обеспечил? «Кировский завод», который «КВ» клепал, нынче в Челябинск эвакуирован. Одно слово - «эвакуация», а мороки сколько! Но надо, надо!
        Первым из люка показался Полянский.
        - Димка, здорово! - заорал он. - Видал миндал? Щас кэ-эк вдарим - у Гитлера усики отклеятся! Ха-ха-ха!
        - Привет, Илюха! Где получали? На «Серпе и Молоте»?
        - Там! Говорят, еще три таких передадут, а весной поставят на поток. Обещали знаешь какой дизель?
        - Двухтактный, в тыщу двести лошадей.
        - А, неинтересно с тобой! Кого бить будем?
        - По секрету скажу: немцев!
        - А где они окопались?
        - В Тимково, тут недалече.
        - Выкопаем!
        - И закопаем.
        - Ха-ха-ха!
        - Петро, вылазь!
        Над люком показался старшина Молчанов. Этот и вовсе сиял.
        - Как жизнь? Что-то я давно тебя не видел.
        - А я только сегодня из госпиталя, - сообщил старшина. - Приехал - в бой идете. Я и выпросился. А комиссар не пускал!
        - Справишься?
        - Да запросто!
        - Атаку начнем ночью.

* * *
        Комбат Александр Бурда сам пошел в бой с танкистами вместе. Стоя на броне репнинской «тридцатьчетверки», он переговаривался с Гешей:
        - Учил пехоту намедни! Прут толпой, как отара тех самых! Рассредоточиться, говорю, надо, немедленно, а то один снаряд, и от роты мясо останется.
        - Опыта у них нету, Александр Федорович, что ты хочешь. И взаимодействия - чуть. Немцы этим и берут как раз - они кулаком бьют, у них танки, пехота и авиация заодно, а мы пальцами врастопырку!
        - А чего это ты меня все по отчеству? А?
        - Дык, ёлы-палы! Начальство же! Почтение выказываю.
        - А я вот думаю, не засиделся ли ты в ротных?
        - Понимаешь, какое дело… Чем ниже звание, тем ближе к делу. А то так дослужишься, что в генералы выйдешь! Не по мне штабная работа.
        - Ха! До генеральских лампасов еще дожить надо! Ну, ладно, тормозни здесь, я слезу.
        Бурда спрыгнул в снег и, пригнувшись, перебежал к пехотинцам, засевшим недалеко от Тимково - уже и крыши видать.
        Пехота, окопавшаяся к западу от деревни, постоянно тревожила противника, а командир танкового полка решил часть сил перебросить к северной окраине Тимково. Туда же должны были и танки подойти.
        Немцы прекрасно видели, как пять танков отошли, не переходя во фронтальную атаку, и решили, видно, что штурм их позиций кончился, можно и отдохнуть.
        Репнину было хорошо видно, как задымили полевые кухни и печи в избах.
        Расслабилась немчура…
        А через час танки пошли на штурм. Бросок был настолько стремителен, что враг поначалу растерялся, не зная, за что хвататься.
        Первым в Тимково вошел «КВ» Молчанова. Вертя башней, принялся за методичный расстрел огневых точек. Полянский долбил немецкие укрепления на соседней улочке.
        Пехотинцы быстренько вышли к крайним домам, западная группа стрелков поддержала товарищей из пулеметов.
        Но и немцы уже опомнились, лупили по танкам из орудий, доставалось и пехоте.
        Репнин приник к перископу. По дороге спешили грузовики из соседнего Биркино, везли минометы и снаряды.
        - Тащ командир!
        - Вижу, Фрол. Заряжай осколочным!
        - Есть! Готово!
        - По замыкающему «Опелю» долбанешь, потом по переднему.
        - Понял.
        - Огонь!
        Снаряд развалил грузовик пополам. Второй прошел чуток мимо - пронизал тентованный кузов и взорвался в стороне от колонны. Зато третий вошел машине, идущей впереди, точно в кабину.
        Танки Капотова и Петрова добавили, разбирая «Опели» на запчасти.
        Грузовики загорелись, боеприпасы на них рвались, устраивая в ночи веселый фейерверк.
        «КВ» прошлись по деревне, выискивая еще не разбитые и не раздавленные пушки, а тут и пехота с двух сторон ворвалась в Тимково. Победа!

* * *
        Вечером 31 декабря «Т-34Т» вернулись в село Ивановское. Подъехали к техникуму, где разместился штаб. Во дворе лежали убитые.
        Их было много. Мертвые тела приходилось складывать страшненькими штабелями, всех подряд - танкистов в ватниках, пехотинцев в шинелях. Тут же и артиллеристы, и даже пара летчиков, выпрыгнувших с парашютом и подстреленных в воздухе немцами.
        Около павших возились бойцы, подсвечивая фонариками - своих высматривали. Разговаривали они вполголоса:
        - Новый год сегодня…
        - Эх, не дожил Пашка…
        - Терентий, что ли? Ах, ты…
        - Пуля - дура.
        - И не говори. Сам чуть тут не оказался. Уже в самый снег вжался, а эти суки из пулеметов херачат!
        - Ты гляди, и его. Твою ж ма-ать…
        Репнин смотрел на все это набычившись, чувствуя, как копится должок к фашистам. Ох, не расплатятся они с ним… А уж он с них взыщет!
        Но стерва-война вечно путала негатив с позитивом. Смерть реяла рядом с людьми, а те, в нахальстве своем, не признавали за нею права отбирать их жизни.
        И цеплялись за все старое, мирное, хорошее и доброе.
        Из темноты показался Бедный. Незаметно перекрестившись, он шепнул Репнину:
        - Тащ командир, там ребята стол накрыли…
        Геша кивнул:
        - Пошли, Иваныч. Где-то там у меня бутылочка коньячку завалялась…
        - Откупорим, тащ командир!
        - А то. Проводим старый год, встретим новый…
        Мехвод крякнул и прибавил шагу.
        А из натопленного штаба уже неслись аккорды баяна - это Алешка Гурьев, пулеметчик из экипажа Полянского, наяривал.
        Клацнули кружки, звякнули стаканы, и послышался несильный, но приятный голос лейтенанта Фокина, угловатого парня, бывшего учителя и артиста. Он выпевал «самодельную» песню о бригаде:
        Нас в бой послал народ страны великой,
        Он дал наказ: ты будь к врагу суров.
        Мы в бой идем и бьем врага жестоко.
        Нас в бой ведет любимый Катуков.
        Мы с песней в бой идем и побеждаем.
        Наш порох сух, снаряда точен лёт.
        Броня крепка, и сердце крепче стали,
        Без устали врага бьет пулемет!
        А тут политотдельцы, словно Деды Морозы, притащили целые мешки подарков от сибиряков и дальневосточников, адресованных «танковой бригаде Катукова».
        Новосибирские гуси, омское масло, благовещенские пельмени, приморская нерка, хабаровское печенье! Роскошь!
        - С Новым годом, товарищи! - поднял свою кружку Геннадий.
        - Ур-ра-а! - ответили танкисты.
        - Желаю «безлошадным» скорее получить новые машины, а тем, у кого они есть, сберечь матчасть! За нас! За победу!
        - За Катукова!
        - За Сталина!
        - Ура-а-а!
        Отведав яств с Дальнего Востока, Фокин грянул с новой силой:
        Мы будем бить нещадно и сурово.
        Громить врага броней своих машин.
        Вовеки наше нерушимо слово,
        Гвардейский дух в боях несокрушим.
        Вперед, гвардейцы, выше славы знамя!
        Мы рождены, чтоб в битвах побеждать.
        Чужой земли не пяди нам не надо,
        И нашей никому не отобрать!
        ИЗ МЕМУАРОВ А. ЗАХАРОВА:
        «У нас в полку была рота автоматчиков. Во время боев их распределяли по три-четыре человека на танк. Они своих командиров почти и не знали, подчинялись нам, кушали с нами, несли охрану в ночное время.
        Был у нас автоматчик, украинец по фамилии Трутень. Пожилой, ему тогда было лет под 30. Его поставишь дежурить… а спали мы… я за всю войну ни одного дня не спал на кровати - то на нарах, то на досках. Механик и радист обычно у себя на сиденье устраивались, а мы на боеукладке. Иногда доску на борту возили - внутрь на погон башни поставишь и спишь. Если весь полк ночует, то на моторном отделении расстилаешь брезент, от двигателя тепло…
        Так вот только поставлю Трутня, иду проверять - спит: «Ты почему спишь?!» - «Да, товарищ лейтенант, я тильки шо! Я же усэ бачу».
        Где-то в Прибалтике остановились на ночлег. Вдруг под утро как открылась стрельба! Ракеты! Мы выскочили. Потом разобрались. Оказалось, что немцы следили за нами. Рядом стояла печная труба сгоревшего дома, немец сидел в трубе, кирпичи выбил и наблюдал. Когда увидели, что Трутень закемарил, они его схватили, кляп в рот, мешок на голову и потащили. Хорошо, ребята заметили, открыли огонь. Немцы его бросили и драпать.
        Когда мы подошли к нему, от него так воняло! После этого он и сам на посту не спал и другим не давал, говорил: «Теперь я знакоме, як на посту спатиме»…»
        Глава 19. Комбат[При написании главы использованы материалы А.Ф.Росткова.]
        Москва, Сокольники. Март 1942 года
        Как всегда, новый год обманул ожидания - никакого нового счастья не привалило, а ради новых побед надо было драться.
        В ту самую ночь, когда в Ивановском праздновали завершение оборота Земли вокруг Солнца, в Тимково шли бои.
        1 января немцы, поддержанные артиллерией и минометами, вошли в деревню. Бойцы 1-й гвардейской вышвырнули их обратно.
        Вернувшись на огневые позиции, танки Репнина гнали фрицев обратно в поля, преследовали их, а затем атаковали Биркино, Ананьино и Посадники - все три села располагались южнее Лудиной Горы.
        Решиться на такой масштабный прорыв ламского рубежа Катукову помогли скромные подкрепления - Рокоссовский вернул комбригу «одолженные» танки.
        Два «КВ» Каландадзе и Корсуна, «тридцатьчетверки» Лехмана, Жукова и Тимофеева, три «Т-34Т» идва «КВ-1М» - это была сила. Возглавил группу Репнин.
        Ночью танк Лени Лехмана, нагруженный ящиками со снарядами, прибыл в Биркино. Пополнив боезапас, группа вышла к Ананьино.
        Мудрить Геша особо не стал - танки с десантниками на броне попросту вломились в деревню на второй скорости, как танкисты говорят, «с газком».
        От огня 107-миллиметровок не спасала ни сталь, ни тем более бревна - танк Молчанова громил немецкие укрепления по правую сторону, машина Полянского - по левую. Их поддерживали остальные, поддавая жару захватчикам.
        Холодно вам? А вы побегайте, мигом согреетесь!
        Гитлеровцы драпали к лесу, но автоматчики не плошали, вносили свою мелкокалиберную «лепту». Немцы оставили в деревне сотню подвод с награбленным добром, да еще и мешки с подарками к Рождеству - печеньем, сигаретами, колбасой, сыром, кофе.
        - Обманка, - поморщился Репнин, нюхая немецкую колбасу, - эрзац. Пахнет мясом, а внутри шкура и горох. Печенье из муки… знаете, из чего? Клевера и каштанов!
        - А цигарками ихними только тараканов травить, - пробурчал крупногабаритный Соломянников, механик из экипажа Володи Жукова.
        - Мишка, бросай курить, а то заставлю берклен[26 - Берклен - эрзац-табак из березово-кленовых листьев.] смолить!
        - Последней радости лишаешь, командир!
        Репнин отсмеялся со всеми вместе и скомандовал:
        - Двигаем в Биркино на заправку, в пункт боепитания - и пойдем на Посадники. По машинам!

* * *
        На Посадники вел проселок из Биркина, и немцы, как порядочные европейцы, ждали нападения именно оттуда. Но Репнин был русским, поэтому, отправив «КВ» по биркинской дороге, он повел быстроходные и юркие «тридцатьчетверки» со стороны Ананьина.
        Перед Посадниками имелась ложбина и отлогий берег. Высадив на склоне автоматчиков, танки явились в деревню, откуда не ждали, с ходу принявшись хулиганить - стрелять по огневым точкам да по трем танкам, маячившим за околицей.
        Деревню немцы укрепили неплохо - по обе стороны единственной улицы стояли противотанковые пушки, развернутые в сторону Биркина. Ни одно из орудий не успело выстрелить по советским танкам - снаряды и гусеницы курочили их со страшной силой.
        Дальнобойные орудия на Лудиной Горе могли бы помочь, но как стрелять, когда свои и враги вперемешку?
        А тут и «КВ» подоспели, зачистили село основательно.
        В тот же день, боясь окружения, немцы покинули комфортабельные блиндажи на Лудиной Горе, бросая орудия и краденые пожитки.
        Ветра не было, тучи разошлись, солнце, словно радуясь победе, чуток нагрело броню. Или это дизель еще не остыл.
        Кряхтя, как старый дед, Репнин вылез из люка и примостился за башней. Сощурившись, осмотрелся. Широка страна моя родная…
        Что есть, то есть.
        - Баландин! - подозвал он башнера из экипажа Лехмана. - Будь другом, подай снежок.
        Заряжающий понятливо улыбнулся, набрал пригоршню снега и переложил на Гешину ладонь.
        Репнин, зажмурившись, утер снегом лицо. Свежесть отогнала сон. Сколько же это он уже не спал по-человечески?
        - Надо, Геша, - пробормотал Репнин. - Надо!
        10января многих в Михайловке, Ивановском, Тимкове, Волоколамске разбудили могучие раскаты грома.
        Полтора часа грохотала канонада. Никогда еще за всю войну не испытывали немцы такой мощной артиллерийской подготовки.
        Словно догоняя огненный вал, танки 1-й гвардейской занимали Тимонино, Захарьино, Калеево, Афанасово, взламывая ламский рубеж.
        Катукову стало легче дышать - в бригаду влились новые танки, стрелковые части и артиллерийские подразделения. И генерал-майор не распылял «бронеединицы», сосредотачивая их на двух главных направлениях.
        Командовали танковыми отрядами капитаны Бурда и Гусев.
        Газета «Правда» опубликовала тогда передовицу «Стальная гвардия».
        «Советские танкисты, - говорилось в передовой, - громят немецких оккупантов, уничтожают танки и танкистов врага, ломают его оборону и гонят на запад. Товарищи танкисты Красной Армии, равняйтесь на гвардейцев!»
        А гвардейцы продолжали наступать в направлении Гжатска, до которого от Волоколамска было каких-то семьдесят километров.
        16 января танки 1-й гвардейской ворвались на станцию Шаховская, полностью ликвидировав Ламский оборонительный рубеж.
        23 января они с боями вошли в Кармановский район Смоленской области, а затем и в Гжатский, где и воевали с февраля по март.
        В конце марта бригада была выведена на доукомплектование в резерв Ставки Верховного главнокомандования, в Сокольники.
        В Ставке сложилось верное мнение: если в РККА не появится крупных танковых соединений, то никакими бригадами нельзя будет окружать группировки противника и развивать наступление на большую глубину - силенок не хватит.
        Именно поэтому в апреле начали формировать 1-й танковый корпус, костяком которого и стала 1-я гвардейская. Комкором был назначен генерал-майор Катуков.
        …Гвардии капитан Репнин неторопливо шагал по аллеям Сокольнического парка. Напряжение медленно отпускало его. Вторую неделю подряд успокаивались мысли. Утомление покинуло молодой организм чуть ли не на третий день - отоспался, отъелся, и все в порядке.
        Природа просыпалась, в теплом воздухе веяло весной, и радость возникала сама по себе. Враг отброшен от столицы на сотни километров, чего еще? Один только Репнин знал, чего именно стоило ожидать, какие испытания грядут.
        Харьков… Сталинград… Курск…
        А блокадный Ленинград? Там-то каково? Сейчас, наверно, газоны морковкой засевают. Долбят промерзшую землю, чтобы схоронить умерших за зиму. Война - дело долгое…
        И все равно было тепло, и пели птицы. И уже полмесяца подряд не было боев. Геша только головой покачал.
        Вот где напряг был! Полгода непрерывных сражений.
        До смертельной усталости, до тупого изнеможения.
        Иваныч, бедный, так урабатывался, что приходилось его вытаскивать через люк - сам не мог, руки отнимались.
        Репнин остановился возле Зеленого театра. Тихо и пусто.
        Ничего, летом он откроется. И Симфоническую веранду откроют, и стадион «Ширяево поле», и Веранду танцев, и Детский городок. Позитив нужен даже в войну.
        Нет, не так. Именно в войну позитив и нужен, даже больше, чем в мирное время.
        Добредя до лодочной станции, Геша присел на лавочку и стал глядеть на воду. Бездумно. Тупо уставившись перед собой.
        Всю зиму он пытался понять, насколько его вмешательство меняет ход войны. Нет, Репнин не причислял себя к историческим личностям.
        Ну, повезло ему. Спасся от смерти неминучей, за один удар сердца покинув одну войну и угодив на другую. И что?
        Памятник себе за это воздвигать? Нерукотворный?
        Вполне возможно, что все его «хотелки» опереломе в войне так бы и остались «хотелками», не столкнись он в чистом поле с вождем. Быть может, тут не просто везение, а что-нибудь вроде промысла божьего, только на атеистический манер.
        Нет, а как иначе? Потеряй он память, тогда ладно - воюй, пока не сдохнешь. Или до победного конца.
        Но он все хорошо помнит. По истории не спец, но «проходил», как говорится. И как же тут не вмешаться, как не влезть в здешнюю - и теперешнюю - кровавую кашу?
        Ему даже в голову не приходило советовать Жукову или Шапошникову, чего им стоит избегать, а на какие участки фронта не помешало бы и подкрепления перебросить. Тут даже не в том дело, что ему не поверят и станут допрашивать, откуда инфа, а в том, что даже Сталину не всегда удавалось переубедить упертых маршалов.
        И те не всегда признавались в стиле: «Пардон, обосрался!»
        Негодные это методы - силового давления да ценных указаний.
        Слова полководцев не проймут.
        Менять ситуацию лучше всего исподволь, не прямо на нее воздействуя, а косвенно. Так что начал он верно - с танков.
        Новая бронетехника сама по себе способна изменить положение на фронте.
        Бои на Смоленщине это показали более чем убедительно.
        22 февраля, сражаясь у деревни Аржаники, ни один русский танк не был подбит. И Костя Самохин не погиб, как в той, уже зыбкой и сновидной реальности.
        Танки стали мощнее, сильнее, быстрее. «Т-34Т» еще мало в войсках, не более трех сотен, и «КВ-1М» примерно столько же, зато подбивают их редко, и моторесурс у них куда больше.
        Танковые заводы в Сормово, в Челябинске и в Новом Тагиле набирают обороты, скоро так раскрутятся, что эшелонами будут слать новую технику.
        Вон, Катуков обещал, что бригаду их полностью оснастят танками «Т-34Т», причем с 85-миллиметровыми орудиями. А для «КВ» уже кумекают над 122-миллиметровой пушкой. Дело с 1200-сильным дизелем для тяжелого танка пока туго идет, но все равно ведь движется. Может, к осени и надумают чего.
        И тогда никакие «Тигры» с «Пантерами» будут нашим не страшны - уделаем драных бронированных кошек.
        От легких танков и вовсе отказались, толку от них, горят разве что неплохо. Вместо них запустили выпуск самоходок - «СУ-76», «СУ-85», «СУ-122», «СУ-152»…
        Скрестили легкий «Т-70» игрузовик «ЗИС-5», вышел полугусеничный бронетранспортер «Б-3». Куда лучше «Ганомага» получился…
        Репнин снова вернулся в прошедшее, к 22 февраля.
        …Когда 1-я гвардейская оказалась на смоленской земле, первой деревней, которую танкисты отбили у немцев, были Петушки, селение на восемьдесят дворов.
        Фашисты сопротивлялись яростно, деревня трижды переходила из рук в руки, пока две сводные группы танков не перебили немчуру.
        Батальоны Бурды и Самохина стояли рядом с деревнями Ветрово и Аржаники. 22 февраля Катуков вызвал к себе Самохина и Репнина и поздравил их с присвоением звания капитана.
        Ночью батальон Кости вышел на исходный рубеж для штурма деревни Аржаники. Группа Репнина подходила с другой стороны селения. Утро еще не наступило, а в Аржаниках уже не воняло арийским духом.
        Самохин молодец, тоже из асов. Ему засчитали тридцать подбитых танков, но наверняка же больше. Геша довел счет до восьмидесяти семи, но в реале им подбито за сотню «бронеединиц».
        Хотя тут надо быть поскромнее - наводчиком-то у него Фрол, он и стреляет. Неплохо с орудием управляется, хотя и мажет порой…
        Репнин подобрал камешек и кинул его в воду. Булькнуло, пошли круги…
        А ведь и он, как эта галька, тоже волну пустил!
        Одно только спасение генерала Панфилова чего стоит. Нынче генерал взорлил! Наступал так, что у немцев пятки сверкали в их эрзац-валенках. А народу сколько сберечь удалось?
        Четко наблюдаемых перемен немного, но они есть.
        В ходе боев 2 -7 января войска Калининского фронта на правом крыле вышли на рубеж Волги, подошли к Ржеву и надрали немцам задницы.
        Правда, тут не столько вмешательство танков помогло, сколько невмешательство Ставки - Сталин не стал выводить из боя 1-ю ударную и части 16-й армии. В итоге Красная Армия сумела прорвать немецкую оборону и дать сдачи Моделю.
        А почему Иосиф Виссарионович не отдал приказ передислоцировать 1-ю ударную армию генерала Кузнецова под Демянск? А потому что это было не нужно - три танковых полка «КВ-1М» помогли 11-й армии занять Старую Руссу и развить наступление на демянском направлении.
        В итоге образовался демянский котел, где «сварились» шесть дивизий, в том числе моторизованная дивизия СС «Тотенкопф».
        Это ли не великая перемена?
        Правда, генералу Моделю, поставленному самим Гитлером, удалось нанести сильные контрудары по 33-й армии генерал-лейтенанта Ефремова, и та попала в окружение. Однако частям 43-й армии удалось пробить к окруженцам коридор в начале марта.
        А чем пробивали? Танками! И остатки 33-й вышли к Кирову[27 - Город Киров Калужской области.].
        Так «перемога», как украинцы говорят, не дала случиться «зраде».
        Хотя…
        Летописцы века XXI немало вины за провалы 41-го возложили на Сталина. Вот-де, Иосиф Виссарионович, вместо того чтобы восторгаться стратегическим мышлением Жукова, мешал «маршалу победы» супостата одолевать.
        А кто сказал, что жуковская стратегия непременно завершилась бы триумфом да фанфарами? Маршал был человеком не только крутым, но и весьма упертым.
        Помнится, Рокоссовский пытался ему, тогда генералу армии и командующему Западным фронтом, доказать в конце ноября 41-го, что 16-й армии необходимо отойти на истринский рубеж. Тогда можно было бы организовать прочную оборону малыми силами, да еще придав ей глубину, отведя часть войск во второй эшелон.
        Комфронта приказал стоять насмерть, и это было глупо, поскольку за частями 16-й армии не было войск - погибли бы ее бойцы, и путь на Москву был бы открыт.
        На войне все относительно, а победы одерживаются не в штабах, а на поле боя.
        - Товарищ Лавриненко!
        Репнин так задумался, что не сразу обернулся. А когда, наконец, опомнился, то увидел комкора.
        Катуков щурился на солнце, будучи без шинели по теплой погоде. Геша даже подивился про себя, насколько молод был командующий. Красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
        - Вольно, гвардеец! - ухмыльнулся комкор. - Отдыхаем?
        - Так точно!
        Катуков присел на лавку и хлопнул по ней - падай, мол.
        Геннадий «упал».
        - Скоро мы в Липецк перебираемся, - проговорил генерал-майор. - Там соберемся полностью и по-быстрому пройдем учебу. А вы тот еще тихушник, капитан!
        - Это вы о чем? - невинно осведомился Репнин.
        - Иосиф Виссарионович передавал вам привет.
        - А-а… Това…
        - Михаил Ефимович.
        - Михаил Ефимович, рассказывать о том, как мы сталинский «Паккард» буксировали, я не стал - Коля Капотов все и так в лицах изобразил. А о том, что мы с Иосифом Виссарионовичем беседу имели… Сразу не сказал никому, потому как не слишком верил в благополучный исход дела, а потом, когда новый танк руками щупал… Зачем? Выйдет так, что я хвастаюсь будто. Вот и молчал.
        Катуков серьезно покивал.
        - В любом случае, Дмитрий Федорович, - сказал он серьезно, - большое вам спасибо от всех танкистов за новые машины.
        - Да не за что, Михаил Ефимович, - улыбнулся Геша. - Сам рад!
        Катуков покивал улыбчиво и сказал:
        - Я разговор этот не зря завел. Просто не хочу, чтобы вы, Дмитрий Федорович, приняли это как некую премию, что ли… В общем, мы в штабе решили назначить вас командиром батальона. Потянете?
        - Потяну, - кивнул Репнин. - Спасибо за доверие, конечно, а вместо кого?
        - Гусев у нас в комполка выходит. В общем-то, я вас давно уже на примете держу. Тактик вы хороший, операции строите грамотно, с выдумкой, я бы даже сказал, с юмором, да так, что немцам бывает не до смеха. Мы вас даже, можно сказать, передержали. Сами знаете, как в военное время быстро растут командиры. Ну, людей вы знаете, а техника на подходе. Так что отдыхайте пока, товарищ комбат!
        - Есть отдыхать, товарищ комкор!
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Л. КАЦА:
        «…Патриотизм помогал пересилить страх. Только один раз, уже на Кубани, наш экипаж долго не мог двинуться с места и пойти в атаку. Представитель штаба бригады майор Пращин (если я точно запомнил его фамилию), шедший в бой с нашим экипажем, высунулся из люка посмотреть обстановку, и тут ему снарядом оторвало голову… Обезглавленное тело рухнуло обратно в танк, и нам стало жутко от такого ужасающего зрелища… Несколько минут мы были в оцепенении, но потом собрались с духом и пошли в бой.
        Вообще, в бою о смерти не думаешь, просто все твои действия доведены до автоматизма, азарт боя захватывает настолько, что своя шкура уже не кажется самым важным достоянием человечества. До или после атаки разные мысли бывали. Выжить никто не надеялся: слишком большие потери были у танковых экипажей.
        Атмосфера перед боями под Орджоникидзе была весьма тягостной. Остатки разбитых армейских частей откатывались в тыл через наши позиции. Красноармейцы рассказывали, что национальные кавказские дивизии фронт открыли, многие горцы дезертировали, и на нас прет тьма немецких танков. Да и оборона наша напоминала пожарную команду, поднятую по тревоге. Кадровых частей почти не было. Стояли полки НКВД, бригада курсантов военно-морских училищ, отдельные, тоже курсантские, батальоны, даже какой-то желдорбат направили в окопы. Не очень весело, одним словом.
        Политруки чуть ли не открытым текстом говорили, что если мы не удержим фронт и немцы прорвутся через нас к Баку и захватят нефтепромыслы, то это будет означать конец советской власти…»
        Глава 20. Однополчане
        Брянский фронт. Весна 1942 года
        В конце апреля 1-я гвардейская была доукомплектована, и личный состав с комфортом, в пульмановских вагонах, отправился в Липецк.
        Там бригада, коль уж ее выбрали в качестве костяка формируемого 1-го танкового корпуса, быстро «обросла мясом» - присоединилась 89-я бригада тяжелых танков Юрова, 49-я танковая бригада Черниенко и 1-я мотострелковая бригада Мельникова.
        Всего под началом Катукова оказалось двадцать четыре «КВ-1М», восемьдесят восемь «тридцатьчетверок», а также шестьдесят девять бронетранспортеров «Б-3» иопытных ТНПП[28 - Танк непосредственной поддержки пехоты - предок БМП.] на базе легких танков «БТ».
        Репнин с удовольствием и даже с трепетом обошел все танки своего 1-го батальона.
        1-я рота тяжелых танков капитана Заскалько - семь «КВ-1М» со 107-мм орудиями. 2-я и 3-я роты средних «Т-34Т», по десять «бронеединиц» вкаждой.
        Новенькие «танчики» выстроились, как на параде.
        - Пушечки-то какие! - впечатлился Фролов. - Мать моя…
        - Как влупит - и ваших нет, - поддержал его Федотов.
        С марта заряжающего повысили в звании, нынче у него в петлицах имелась лычка с треугольником младшего сержанта.
        Растет человек.
        Геша огляделся. Личный состав сбредался отовсюду.
        Строить и школить их Репнин не стал. Скоро на фронт, пускай малость отойдут на гражданке, вкусят воли.
        Все свои, почти каждого Геннадий знал лично. Или кивал при встрече. Или за руку здоровался.
        Капотов и Антонов, старые знакомцы. Жуков и Лехман, Тимофеев, Яковенко, Ивченко, Матяшин, братья Матросовы, Сашка и Михаил, Загудаев, Любушкин, Луговой, Каландадзе, Корсун, Лакомов…
        Мужики что надо. Знать бы, кого из них уже убило бы, кабы не плюхнулся камешек по имени Геша, не пустил бы круги по воде из реки Хронос… Пафосно малость, но действительно, было бы интересно. Жаль, что у него под рукой ноутбука нет, самой полезной вещи для «попаданца»…
        Нет, кое-кого он помнил. Самохина, Полянского, Любушкина.
        Ну, как помнил… Что-то читал о героях-танкистах, вот и все.
        А теперь все они рядом, уже не тени с пожелтевших страниц книг, а живые люди, его друзья и товарищи. Однополчане.
        - Ну, что стоим? - улыбнулся Репнин. - В машины! Знакомимся, привыкаем. Будут вопросы по орудию, спрашивайте.
        Танкисты, весело переговариваясь, полезли на броню. Лязгая люками, скрывались, и их голоса доносились глухо. «Как в танке».
        - А стрелять будем? - крикнул Баландин, башнер из экипажа Лехмана.
        - Настреляешься, гарантирую!
        21 апреля 1-й танковый корпус отправился на Брянский фронт.
        Ставка ВГК дала указание перейти в общее наступление на западном стратегическом направлении. Войска Калининского и Западного фронтов во взаимодействии со смежными армиями Северо-Западного и Брянского фронтов должны были окружить и разгромить главные силы группы армий «Центр».
        Это было решение более эмоциональное, чем холодное и продуманное: силы у немцев хватало, и о их разгроме думать было рановато.
        Войска Брянского фронта получили задачу вести наступление в полосе Белев - Ливны на болховском и орловском направлениях с целью прикрыть левое крыло Западного фронта от возможных контрударов противника с юга.
        Однако до лета 42-го пять армий и два танковых корпуса Брянского фронта активных действий не вели, сосредоточившись на обороне.
        А на юге вызревал нарыв…
        Еще в январе войска Юго-Западного фронта провели успешное наступление в районе Изюма, создав плацдарм на берегу Северского Донца, у Барвенково.
        Командование вермахта планировало ликвидировать барвенковский плацдарм, начав наступление 18 мая, однако РККА опередило немцев, выступив 12-го числа, одновременно ударив с севера, с рубежа Белгород - Волчанск, и с юга, от Балаклеи.
        Ставилась задача окружить и уничтожить 6-ю немецкую армию фельдмаршала Паулюса под Харьковом.
        В случае успеха Ставка ВГК рассчитывала прижать к Азовскому морю всю группу армий «Юг» иуничтожить ее.
        К 17 мая РККА потеснила 6-ю армию немцев и вышла к Харькову. Южнее 6-я советская армия, 57-я и 9-я прорвали немецкую оборону и вышли к Чугуеву.
        Войска правого фланга Юго-Западного фронта не позволили немецкому командованию выводить часть сил с этого участка и перебрасывать их на угрожаемое направление[29 - В нашей реальности правый фланг ЮЗФ сохранял пассивность. Южный фронт вообще бездействовал.]. Войска Южного фронта связали боями 17-ю немецкую армию и всю армейскую группу Клейста.
        Подвижные войска РККА глубоко вклинились в оборону противника, 6-я армия Паулюса попала в полуокружение, однако наступление Юго-Западного фронта шло изолированно от Южного, да и тактическая оборона строилась не глубоко и не жестко.
        В итоге 1-я танковая армия Клейста нанесла контрудар в тыл наступавшим частям РККА, прорвав оборону 9-й армии в районе Барвенково, чтобы отрезать советским войскам пути отхода на восток.
        Начальник Генштаба Василевский высказался за то, чтобы прекратить наступление и отвести войска с Барвенковского выступа. Сталин дал разрешение на отступление[30 - В том варианте истории, которую мы знаем, Хрущев и Тимошенко убедили Сталина, что угроза со стороны южной группировки вермахта преувеличена…].
        В то же самое время 3-я, 5-я и 6-я[31 - В нашей реальности 6-я ТА была создана лишь в 1944 году.] танковые армии, 21-й и 23-й танковые корпуса нанесли мощные фланговые удары по частям 1-й танковой армии Клейста в районе Славянска и по 4-й танковой армии Гота, прорвавшей фронт к северу от Харькова.
        Тем не менее командование вермахта разыграло «Вариант «Блау» - стратегическое наступление по двум направлениям, на Кавказ и на Волгу…

* * *
        …В конце июня 1-й танковый корпус Катукова занял позиции в деревнях севернее города Ливны, что в Орловской области.
        Засиживаться 1-й гвардейской долго не пришлось, уже 30 июня в районе Опытного поля, что у деревни Муравский Шлях, танкисты сошлись с немцами во внезапном встречном бою.
        Его принял батальон Репнина. Развертываться их походной колонне в боевой порядок пришлось под огнем - сверху гвардейцев атаковали «Юнкерсы», в лоб шли «Т-III» и «Т-IV», сбоку, из-за железной дороги, вдоль которой продвигался батальон, били немецкие пушки.
        В этом столкновении погиб Иван Любушкин. Только он расправился с пушкой гитлеровцев, как прямым попаданием бомбы разбило башню его «тридцатьчетверки». Любушкин и его башнер Литвиненко были убиты наповал, стрелка Егорова тяжело ранило, и только механик-водитель Сафонов остался невредим.
        Он успел выскочить из охваченной пламенем машины. Танк Любушкина горел на глазах у его товарищей до захода солнца…
        - Ну, суки, все! - проговорил Геша, всматриваясь в перископ. - Фрол, двадцать градусов влево. Танк за деревцами.
        - Вижу! Бронебойный!
        - Есть! Готово!
        - Огонь!
        Переждав короткий грохот, Репнин скомандовал:
        - Иваныч, жми!
        - Жму!
        - Лехман! Алё!
        - Слушаю!
        - Будешь за ротного!
        - Есть!
        - Всей ротой шуруйте за пути, выйдете к востоку от Муравского Шляха.
        - Понял!
        - Капотов! Твое звено утюжит ПТО.
        - Есть!
        - Заскалько!
        - Тута я!
        - Справа от ваших «тяжеловесов» роща. Огибаешь ее справа, там вроде просека, и выходишь немцам во фланг.
        - Есть!
        - Только смотри, там пушки.
        - Понял, будем смотреть!
        Репнин не зря натаскивал батальон без малого два месяца. Мехводы должны быть расторопными, наводчики - меткими, заряжающие - ловкими, а командиры - умными, сметливыми и гораздыми на выдумку.
        Нельзя было надеяться на мощные орудия - немецкие «ахт-ахт»[32 - Немецкие зенитные 88-миллиметровые орудия.] способны с полутора километров засадить вам бронебойный. «Тройки» с «четверками» могут и не пробить вам броню, если в лоб пойдут, а ежели в борт или в корму?
        Так что вертеться надо, крутиться да поворачиваться.
        Думать, соображать, быть умнее противника, быстрее и сообразительнее. Иначе сгоришь.
        А люфтваффе каждый день устраивала налеты, по пятьдесят, по восемьдесят самолетов одновременно бомбили район действия корпуса! Катукову же в штабе 13-й армии выделили всего десяток истребителей и столько же штурмовиков…
        Послав роты Лехмана и Заскалько в обход, Геша более никаких команд не отдавал. Зачем?
        Каждый танкист, каждый взводный и комроты знает свой маневр. Все парни бывалые, битые и не забыли, с какой стороны у пушки дуло. Таких учить - только портить.
        - Мужики! Атакуем немца в лоб! Но не дальше рощи.
        Похоже, гитлеровцы не ожидали столь мощного отпора, но продолжили наступление. «Юнкерсы», отбомбившись, улетели, звено Капотова в упор расстреляло позицию артиллеристов, выцеливавших русские танки, и вся вражья сила осталась прямо впереди - серые коробки с черными крестами. Штук тридцать как минимум.
        Их немцы выделили для поддержки 385-й дивизии вермахта, той самой, которую 1-му танковому корпусу было приказано окружить и уничтожить.
        - Бронебойный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        85-миллиметровый снаряд нашел свою цель - «Т-IV» вздрогнул, будто подавился, и замер. Из моторного отсека повалил дым - видать, бронебойный прошил весь танк, подрывая двигатель, - а в следующую секунду фонтаны огня ударили из люков.
        - Спекся!
        На немецкий танк, следующий в очереди, ушло два снаряда - первый разбил «тройке» гусеницу, и машина неуклюже подвернула, а второй вошел в борт.
        Боезапас не сдетонировал, но ни один «панцерзольдатен» не полез наружу.
        «Т-III» задымил, вспыхнул и загорелся, пуская к небу огонь и копоть. Гори, гори ясно…
        Сразу четыре вражеских танка остановились, словно их командиры совещались, а после дружно дали задний ход. Видать, поняли, что русские зубастее, и лучше им линять, пока не поздно.
        Отступавшая четверка внесла разброд и сумятицу в строй, чем здорово помогла «тяжеловесам» - залп 107-миллиметровых снарядов был воистину сокрушающим.
        Промаха не сделал никто, да и мудрено было не попасть в кучу ревущего и стонущего железа. Разрывы подняли клубы огня выше деревьев, обломки раскаленного металла реяли на большой высоте. Иные немецкие танки сослепу наезжали друг на друга, сталкивались, цеплялись бортами, распускали гусеницы, а тут им и второй залп!
        Повезло лишь тем «панцерам», что наступали на противоположном фланге. Но скоро пришел и их черед - рота Лехмана, одолевая железнодорожную насыпь, с ходу открыла огонь, завершая разгром.
        Немецкие пехотинцы, немногие из тех, что выжили в грохочущем пекле, метались среди горящих машин.
        Репнину запомнилась картинка: горящий «Т-III» то натягивал «гусянку», дергая катками, то ослаблял натяг - будто бронемашина агонизировала и вздрагивала от конвульсий.
        Геннадию даже жалко стало глупый механизм - тот-то ни в чем не был виноват. Хорошая, добротная вещь, которую всякие сволочи делают орудием убийства.
        - Заскалько! Не увлекайся, снаряды пожалей.
        - Для фрицев не жалко!
        - Все целы? Взводные!
        - Все, тащ командир!
        - Вперед!

* * *
        …Днем прошел дождь, и грунтовки раскисли. «Трехтонки» «ЗИС-5» спушками на прицепе едва тащились, одолевая лощины и овраги. Наконец, танковый батальон выбрался на дорогу, от которой исходил еще легкий влажный пар.
        Заляпанные грязью танки прибавили скорости.
        За Жерновкой Репнин увидал тягач, увязший в грязи по самые оси. Отцепленная пушка была приведена в боевое положение. Рядом с орудием стоял наводчик с двумя противотанковыми гранатами в руках, готовый, если что, подорвать орудие.
        - Тормози, Иваныч.
        - Этих вытянем?
        - Свои же… Фрол, останешься за меня. Федотов, ты со мной. Прогуляемся.
        Репнин выбрался из танка и спрыгнул в мокрую траву.
        - Привет пушкарям!
        - Дернете? - обрадовался наводчик.
        - А чего ж не дернуть?
        Оставив Иваныча «дергать», Геша отправился на разведку.
        - Хорошо, что мы на танке! - высказался Федотов.
        - Да уж… Танки грязи не боятся.
        Метров за сто от дороги Репнин вышел к окопам. Похоже, вчера тут шел неслабый бой - вокруг каски, противогазы, винтовки, патроны… А в окопах - трупы погибших солдат.
        Сладковато-приторный запах разлагавшихся человеческих тел стоял в воздухе, и никакой ветерок не мог его развеять.
        - Так и не забрали своих… - пробормотал башнер.
        Геннадий хмуро кивнул. На бруствере одного из окопов он увидел крест, сложенный из расстрелянных гильз.
        Видать, верующий был защитник Родины. Или вспомнил о Боге, когда уразумел, что отсюда не выбраться? Бог весть…

* * *
        В журнал боевых действий 1-го танкового корпуса было вписано: «В результате героических действий, смелости и отваги личного состава задача, поставленная перед корпусом, была выполнена с честью. Где бы противник ни пытался развить успех, везде встречал сокрушительный отпор танкистов и на север продвинуться не смог».
        Б. ЗАХАРОВ:
        «Вдруг в этом населенном пункте началась стрельба, сразу загорелось несколько домов. Оказалось, что вслед за нами шла немецкая колонна, которая вступила в бой с отрядом, расположившимся на отдых. Командир полка приказал моей роте развернуться и провести разведку.
        Я двумя машинами выдвинулся вперед к деревне, а остальные машины оставил на обратном скате холма, приказав следить за эфиром и в случае необходимости поддержать меня огнем. Вдруг из деревни вырывается немецкий танк, облепленный человеческими фигурами так, что башни вообще не видно было. Он был как ежик!
        Я говорю командиру орудия: «Видишь цель?» - «Нет, не вижу». - «Давай, крути башню влево». А танк уже уходит. Все-таки наводчик заметил этот танк и осколочным снарядом вломил. Танк он не подбил, но удирал тот уже совершенно голый, вся людская масса была сметена взрывом.
        Я начал продвигаться дальше. Поскольку в панораму ничего видно не было, то я высунулся из люка и, прикрываясь его створкой, смотрел вперед. В какой-то момент мне потребовалось спуститься в башню, для того чтобы переключить связь с внешней на внутреннюю. Как только я опустился, что-то ударило меня по голове. Из глаз посыпались искры, мне показалось, что танк горит.
        Я вывалился на крышу башни. Смотрю, ничего не горит, и полез обратно. Оказалось, что болванка попала в переднюю створку люка, разбила его, и осколки, пробив танкошлем, ранили меня. Задержись я еще на одну-две секунды, и снесло бы мне голову…»
        Глава 21. Ночной рейд
        Воронежский фронт. Август 1942 года
        Положение на Юго-Западном и Брянском фронтах было крайне тревожным.
        В конце июня немецкая группа армий «Юг» разделилась на две группы - «А» и «Б».
        Группа «А», в которую вошли 1-я танковая и 17-я армии под командованием генерал-фельдмаршала Листа, пыталась окружить войска Южного фронта (Малиновский) в Донбассе, но у нее это не получилось - танковые корпуса и бригады РККА сильно проредили орду фон Клейста и затормозили немецкое наступление.
        Гитлеровцы, прорвавшись до Северского Донца, «зависли» впатовой ситуации. К тому же 4-я воздушная армия РККА здорово потеснила в небе люфтваффе.
        А вот армейская группа «Вейхс» (группа «Б»), состоявшая из 2-й, 4-й танковых и 6-й армий, в июле начала наступление на воронежском направлении, прорвала оборону войск Брянского фронта, но те контрударом по левому флангу группы остановили наступление.
        В августе 5-я и 6-я танковые армии РККА, 1-й, 3-й и 4-й танковые корпуса прорвали оборонительный рубеж, созданный генерал-полковником бароном Максимилианом фон Вейхсом, и разбили на Дону, западнее и южнее Воронежа, силы 24-й танковой дивизии вермахта и дивизии «Великая Германия».
        Гитлер неистовствовал - операция «Блау» по захвату Кавказа пробуксовывала. Командующим Юго-Западным фронтом под конец июля был назначен Ватутин.
        17-й армии вермахта удалось занять Ростов-на-Дону, и на этом все успехи немцев на кавказском направлении были исчерпаны.
        И при этом, как бы ни сложно было на фронте, в тылу замечался рост.
        Танковые заводы, эвакуированные на Урал, полностью раскрутились, посылая новую технику эшелонами. Боевые самолеты РККА собирались в воздушные армии - «Як-9», «Ла-5», «МиГ-3», «Пе-2», «Ил-2» постепенно одолевали и теснили немецкие самолеты.
        А в Ставке уже задумывалась операция «Уран» - контрнаступление войск Южного, Юго-Западного и Воронежского фронтов…

* * *
        …Когда Репнин составлял свое «изложение», в котором он перечислял слабые места средних и тяжелых танков, «рацпредложения» ипрочие «ноу-хау», то упомянул и обрезиненные гусеницы.
        «Тридцатьчетверки» ибез него бегали на обрезиненных катках, но «гусянка» оставалась цельнометаллической, на ходу лязгала и грохотала.
        А тут с завода №183 вдруг прислали здоровенные дощатые ящики, забитые звеньями траков с обрезиненными пальцами. Больше того, вся гусеница была изготовлена с обрезиненной беговой дорожкой.
        Такая на ходу не будет шуметь. Глушитель давно стоял на «Т-34Т». Он хоть и отбирал немного мощности, зато не выдавал танк ревом и грохотом.
        Геша в то же утро приказал четырем танкам «переобуться», выбрав машины Капотова, Жукова, Михи Матросова и свой «родной».
        Идея была проста: четыре малошумных танка могут запросто пройти туда, где их не ждут.
        Немцы уже пытались было форсировать Дон, чтобы занять Воронеж. Их отогнали, но фрицы, в отличие от их союзников, итальянцев, румын и венгров, весьма упорны.
        И почему бы не навестить их?
        Днем противник не тревожил 1-ю гвардейскую, видать, готовил новую пакость, и танкисты отоспались перед ночной «прогулкой».
        Поздно ночью, ближе к утру, «танки-невидимки» покинули позиции 1-го корпуса. Надо ли говорить, что Катуков, ценивший выдумку, дал «добро» на ночной рейд?
        …Приглушенно клокотал дизель, приглушенно молотили гусеницы. Даже опытные «панцерзольдатен», привыкшие к оглушительным звукам, которые издает на ходу «Т-34», ни за что не опознали бы русские танки теперь.
        Линию фронта различили по кольям с натянутой колючей проволокой. Танки двинулись по дну оврага, где траншеи отсутствовали, но имелся дзот - огневая точка с парой пулеметчиков, кое-как прикрытых землей да бревнами в накат.
        Немцы так ничего и не поняли, когда из темноты на них наехала урчавшая масса и вмяла в землю. Гусеницы всех четырех танков по очереди давили дзот, так что свидетелей выхода в тыл не осталось.
        Августовская ночь коротка, хоть и осень календарная близко - танковый взвод Репнина добрался до цели в серых предрассветных сумерках. Целью был перекресток, где сходились три проселочные дороги, изрытые гусеницами танков.
        Неподалеку, в паре деревень, располагалась 6-я немецкая дивизия, входившая в 4-ю танковую группу Гота.
        Порядком перемолотую под Москвой, 6-ю танковую отправили на доукомплектование во Францию. Там фрицы отдохнули как следует, набрались сил и впечатлений, а все чехословацкие танки были заменены на «Т-IV» - немцы, как и русские, постепенно избавлялись от легких единиц, тем более что бронемашины, выпущенные на заводах «Шкода», отличались клепаными башнями. Если снаряд даже не пробивал такую, то заклепки калечили и убивали экипаж не хуже заряда картечи.
        Немецкий 65-й танковый батальон и 4-й панцергренадерский полк находились ближе к линии фронта, но их расположение удалось миновать «по тихой», поэтому до вожделенного перекрестка советские танки добрались без проблем - фрицы полагали, что у них тут тыл.
        Гешин взвод притулился под боком у 11-го танкового полка 6-й дивизии, на опушке рощицы.
        Репнин загнал свой «Т-34Т» под прикрытие деревьев, неподалеку обосновался Володька Жуков. Капотов с Матросовым устроили засаду напротив, в сотне метров к западу, где тоже шелестел дубняк.
        Развернулись машины так, чтобы взять перекресток под перекрестный огонь, «елочкой», не мешая друг другу.
        Засада обещала стать «урожайной», а под шумок и артиллеристы выдвинутся на позиции, и 1-й танковый батальон подойдет, чтобы сказать свое веское слово, и 2-й пожалует.
        Если даже и не получится прорвать линию обороны, то переполох поднимется изрядный. Что и требовалось доказать.
        - Иваныч, - сказал Геннадий, оглядывая место для битвы в прибор, - после третьего выстрела даешь задний ход, подворачиваешь и занимаешь новую позицию.
        - Понял.
        - Кажется, идут, - проговорил Фролов.
        - Не кажется, - воскликнул Федотов, - а точно!
        Репнин приник к налобнику «МК-4». Немецкая танковая колонна неспешно выдвигалась, огибая глубокий овраг, - хлипкий мостик не внушал доверия истинным арийцам.
        Геша не стал связываться с Михаилом и Коляном - лучше не тревожить эфир. Да и о чем говорить? Все, что нужно, было сказано - пара Капотова лупит замыкающих, пара Репнина - головных. А дальше видно будет…
        Именно 6-я дивизия участвовала в прошлогоднем бою под Расейняем, где продвижение ее боевой группы двое суток героически сдерживал один-единственный «КВ-1»!
        Первым выстрелил Капотов или Матросов - «Т-IV», замыкавший колонну, схлопотал снаряд в борт. Развернулся на месте, валясь в овраг, и, уже опрокидываясь, взорвался. Башня полетела первой, снося горбатый мосток.
        - Фрол! Бей по второму, который за головным!
        - Понял! Бронебойный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Репнин подумал, что именно второй танк мог быть командирским - его отличала большая антенна в задней части корпуса. Туда-то и ушел снаряд. И попал - пламя взвилось маленьким огненным «грибом».
        - По первому! Живо!
        Головной танк проехал метров десять, пока его экипаж не сообразил: происходит что-то не то. Этого времени хватило, чтобы зарядить орудие.
        Снаряд ударил под башню - та уже разворачивалась.
        85-миллиметровая болванка угодила в заднюю часть башни «Т-III», и в тот же момент крышки люков вышибло огнем.
        Жуков поспешил - и промахнулся, снаряд ушел рикошетом, зато второй вошел в борт третьему в очереди.
        - Фрол! Из деревни показались два «Ганомага» имотоциклисты. Гости нам не нужны. Осколочным их!
        - Есть! Готово!
        - Огонь!
        Снаряд лег очень удачно - пробив тонкий кузов «Ганомага», взорвался внутри, разрывая на клочки «панцергренадеров».
        - Добавь!
        - Осколочный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        Взрыв вышел очень эффектным: клубы дыма и пыли, огонь, снопы искр - и ломаные «Цундапы» во все стороны, да мотоциклисты кувырком.
        У немцев началась паника, они совершенно не понимали, что происходит и как это что-то вообще может происходить.
        Сперва эфир переполнили истерические вопли о контратаке русских, потом, когда танкистам популярно объяснили, что противник не покидал своих позиций, «панцерзольдатен» из 11-го полка открыли огонь.
        Стреляли даже по оврагу, откуда могли подкрасться коварные «унтерменши». Осколочные прошивали дубравы и рвались, сбивая ветки. Именно осколочные, поскольку фрицам даже в голову не могло прийти, что их расстреливают танки.
        - Фрол! В серединку им добавь! Вон, вроде бортом разворачивается!
        - Понял! Бронебойный!
        - Готово!
        - Выстрел!
        «Четверка», которая «вроде бы разворачивалась бортом» посреди колонны, нацеливалась на ту дубовую рощу, где засели Капотов с Матросовым.
        Пушка Pz.IV выпалила, а в следующий момент 85-миллиметровый снаряд проломил немецкому танку борт и поднял башню на столбе пламени. Та плавно перевернулась в воздухе и уткнулась в землю орудием. Секунду продержалась в неустойчивом равновесии и рухнула.
        Жуков, Капотов и Матросов, не сговариваясь, выдали залп. В итоге загорелось еще два танка.
        После этого уже ни о каком сопротивлении речи не шло. Немцы спешно покидали даже целые, не подбитые еще танки. Они оборачивались на бегу, словно желая убедиться в правильности своего поступка, и чесали дальше - верный они избрали путь!
        Ибо их машины гвоздила незримая сила, и спасенья за броней не было.
        - Все, Фрол, заканчивай. Пора!
        Осмотрев местность - восемнадцать подбитых танков! - Репнин передал по рации одно-единственное слово:
        - Минус!
        Пора, дескать, сваливать.
        На виду у всех из дубняка выбрались «тридцатьчетверки» Николая и Михи, но видеть их было некому - танковую роту они уничтожили[33 - В немецкой роте средних танков (mittlere Panzerkompanie) насчитывалось 14 средних танков и 5 легких.].
        Репнин облизал пересохшие губы. Все шло как надо, по часам и минутам. Вроде бы он все учел, даже время реагирования немцев. Вскоре к перекрестку пожалует весь 11-й танковый полк и целая куча «панцергренадеров».
        Тогда им точно не уйти: взвод - слишком малая единица против полка, а на продвинутость «Т-34Т» надеяться не стоит, немецкие «четверки» их все равно уделают. Не в лоб засветят, так в зад саданут.
        Ага, проснулись!
        За оврагом поднималось облако пыли - это генерал-лейтенант Эрхард Раус, командующий 6-й дивизией, слал танки, преисполненный благородного гнева: русские и в самом деле варвары и азиаты, они и знать не знают, ведать не ведают о рыцарском поведении на войне!
        Коварно подкрадываться… Бить исподтишка, из засады…
        Воистину неполноценная раса!
        А «унтерменши» потихоньку отходили, скрываясь под сенью заранее облюбованной чащи. Дальше идти нельзя, обязательно нарвешься на ретивых фрицев.
        Они и этот дубняк прочешут, если им дать время.
        Время, время! Пора уж - с запада на перекресток вырывались танки, воинственно поводя орудиями: где эти азиаты?
        С юга пожаловали пять или шесть грузовиков, набитых мотострелками, полугусеничные «Ганомаги» и «горбатые» шестиколесные «Магирусы». Вся эта техника каталась взад-вперед, пулеметы постреливали по рощам, пехота дружно покидала «Опели», а танки перекрывали отход неведомым артиллеристам, выбившим роту «панцервагенов».
        Похоже, что немецкое командование реально склонялось к тому, что утреннюю атаку устроили русские минометчики. Ну, не танки же проникли к ним в тыл!
        - Ну же… - цедил Репнин. - Ну…
        И в этот самый момент земля на перекрестке поднялась черным столбом, да с проблесками огня, да с дымком - это заработала тяжелая гаубичная бригада.
        Тридцать две 152-миллиметровые гаубицы мочили гитлеровцев, метая сорокакилограммовые снаряды то ли за десять, то ли за двенадцать километров. Из-за горизонта.
        Тяжелые фугасы сметали живую силу, как веник - дохлых тараканов. Когда снаряд попадал в грузовик, машина разлеталась на куски, изредка оставалась одна рама, да и та порядком искореженная.
        Репнин тут же стал «подрабатывать» корректировщиком артогня, припомнив метод «последовательного контроля по сторонам света». Он часто использовался и в Афгане, и в Чечне.
        Метод простейший: отклонения разрывов от цели в метрах (на глазок) относительно центра цели по сторонам света север-юг, запад-восток сообщались на огневую позицию, и там вводились корректуры.
        - Я - Зверобой! Вызываю Огневика!
        - Огневик на связи!
        - Десять метров южнее! Там танки! Пятнадцать метров восточнее - живая сила, с полроты!
        - Принял, Зверобой!
        Три или четыре фугаса долетели, выпущенные без корректировки, а затем гаубицы донесли бронебойные снаряды. Лишь один из них ударил мимо, да и то порвал «четверке» гусеницу, а остальные пять угодили либо в башню, либо в двигун.
        Падая сверху, они легко пробивали более слабую броню и разносили все, оставляя горелые корпуса, годные лишь на переплавку.
        Пара фугасов, угодившая по залегшей пехоте, мало кого оставила в живых.
        А снаряды все падали и падали.
        - Огневик! Метров на четыреста к западу!
        И снаряды долетели, накрывая деревню, где суетились бойцы 41-го противотанкового батальона и 298-го зенитно-артиллерийского дивизиона.
        Прах к праху.
        - Все, отходим! Минус, минус!
        Кутерьма стояла такая, что чудилось - перейди в контратаку весь Воронежский фронт, немцы этого не заметят.
        Заметили! Но поздно.
        Третьим номером программы стал налет штурмовиков и бомбовозов - сначала прошли двухмоторные «Пе-2», за ними «Ил-2». И «пешек», и «горбатых» сопровождала большая группа «лавочек» - «Ла-5».
        Пока «Пе-2», основательные и неторопливые, выстраивались, по очереди пикируя и сваливая бомбы, «Ил-2» носились на бреющем, как ангелы смерти, закидывая немецкие танки ПТАБами[34 - Имеется в виду противотанковая бомба с кумулятивным зарядом ПТАБ-2,5 -1,5. Весом в 2,5кг (первоначально - 10кг), бомбы снаряжались в кассеты по 48 штук ( «Ил-2» брал по четыре таких контейнера), пробивая горизонтальную броню от 60 до 100 мм толщиной. ПТАБ была разработана в 1942 году, в нашей реальности была применена на Курской дуге в июле 1943-го.].
        При этом зенитки фрицевские помалкивали - видать, гаубицы «Огневика» их здорово «причесали». Около эскадрильи «Мессершмиттов» вступилось-таки за своих, но «Ла-5» были достойным противником - за каждую сбитую «лавку» сгорали два «худых».
        Зона поражения все ширилась, охватывая уже пару километров вдоль линии фронта, и Геша не стал торопиться, почти уверенный в том, что Катуков счел-таки его рейд удачным.
        Настолько удачным, что можно было идти на прорыв всем танковым корпусом, поддержанным частями 40-й армии.
        - Наши! - заорал Фролов, вдавливая лицо в нарамник. - Ура-а!
        - Ура-а! - подхватил Борзых, не забывая потчевать набегавших фашистов из пулемета.
        Было похоже, что бежали те, кто бросил окопы. За ними по пятам неслись «тридцатьчетверки» и «КВ». Точно, наши!
        - Эй, Лёня! Ты не разгоняйся особо, а то мимо проскочишь.
        - Товарищ комбат! Их только досюда, дальше вы сами!
        - Ха-ха-ха! - разнеслось в прямом эфире.

* * *
        К вечеру линия фронта на участке, занятом 1-м танковым корпусом, прогнулась к западу где на десять, где на все пятнадцать километров. Ночной рейд удался.
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ С. АРИЯ:
        «…После энергичного мата с саперами и угроз расстрелять комбат привел откуда-то местного деда, взявшегося указать брод. Усадив деда на свой «Виллис» иразъяснив мне всю меру ответственности как головного, комбат велел нам следовать за ним.
        - Не особо разгоняйся, но и не отставай, - предупредил он.
        - Если что не так, я тебе фонариком посигналю.
        И мы двинулись вдоль реки, пока окончательно не стемнело. Фар у нас не осталось с первого боя, а даже если бы они и были - светить опасно из-за авиации немцев. Вот так, в темноте, слегка разбавленной рассеянным лунным светом, не видя дороги, я тянулся за прыгающим синим огоньком командирского «козлика». Колонна шла за мной.
        Так проехали километров с десять. Как стало известно позже, комбат попросту проскочил мосток через овраг, не остановившись и не просигналив. Мой танк подлетел к нему на изрядной скорости - и мосток рухнул как подкошенный. Танк с ходу ударился лобовой броней в скат оврага, перевернулся и кверху лапами сполз на дно.
        Оглушенный ударом, я обнаружил себя погребенным под грудой выпавших из «чемоданов» 76-миллиметровых снарядов, вперемешку с пулеметными дисками, инструментами, консервами, трофейными продуктами, пилой, топором и прочим танковым имуществом. Тонкими струйками сверху лилась кислота из перевернутых аккумуляторов. Все освещалось зеленым зловещим светом сигнальной лампочки.
        Сам я был цел, но изрядно помят. Первая мысль - я раздавил экипаж. Дело в том, что на марше экипаж, как правило, сидит не в утробе машины, а на трансмиссии - на теплом месте позади башни, укрывшись брезентом. Однако оказалось, что все живы, - их швырнуло при перевороте, как из катапульты, вперед на землю. Теперь командир, лейтенант Куц, кричал откуда-то снаружи:
        - Ария! Ты живой?
        - Вроде, - отвечал я. - А как ребята?
        Затем я выбрался через донный (но ставший потолочным) «десантный» люк и осмотрелся. Зрелище было впечатляющее. Танк стоял на башне, задрав гусеницы. Ствол пушки торчал снизу, от земли. Ни разу за всю войну я не видал танка в более невозможном положении. Мы молча смотрели на машину.
        Комбат возник, как черт из табакерки. После подробных объяснений по-русски всего, что он думает обо мне и ситуации в целом, он приказал:
        - Оставляю для буксира одну машину. К утру - чтобы вытащить наверх, привести в порядок и следовать за нами. Не сделаете - расстреляю!
        Что мы думаем о нем самом - объяснять не стали и взялись за дело…»
        Глава 22. Операция «Марс»
        Калининский фронт, Желтиково поле. 30 сентября 1942 года
        Время, как всегда, было тяжелое - на войне не бывает легкой поры. Даже если вы одерживаете победу за победой, то это еще не значит, что завтра или послезавтра триумф тоже будет вам сопутствовать. Вполне вероятно, что вас разобьют.
        На войне как на войне.
        Потому политотделы и рыскали по всему фронту, собирая случаи успехов и викторий, пусть негромких, но реальных.
        Конечно, тут уж сам бог велел малость приукрасить и додумать, но в основе чаще всего лежал факт.
        О рейде комбата Репнина Катуков не молчал, естественно, но он был человек служивый - доложил куда надо, и все на этом.
        А вот комиссар, тот всех обзвонил, возводя прорыв в степень великого перелома в войне.
        «Комсомолка» и «Правда» снова поместили материал о Лавриненко на первые полосы, но Репнин при встрече с корреспондентами был спокоен, скромен и тверд - дескать, не я один в рейд хаживал.
        Ну, командование подсуетилось, осыпало, как могло, медалями и подписало наградные листы на половину участников рейда.
        Жукову, Капотову и Матросову полагались ордена Боевого Красного Знамени; Бедному, Фролову, Борзых, Федорову и Пономарчуку, соответственно, мехводу и башнеру Капотова - ордена Красной Звезды.
        Репнина представили к награждению «боевиком» - и орденом Суворова 3-й степени.
        Катуков поздравил всех, сообщив «по секрету», что Ставка усылает его на Калининский фронт, где формируется 3-й механизированный корпус, куда войдет и 1-я гвардейская.
        - Куда ж я без вас? - ухмыльнулся комкор. - Меня к самому Сталину вызывали! Приехал к Верховному главнокомандующему на дачу под Кунцево, а Иосиф Виссарионович меня сразу о танках давай спрашивать. Я ему: так и так, машины отличные, а получим их побольше, чтобы все старые заменить, станет еще лучше. И о вас, Дмитрий Федорович, вспоминал. А потом предложил мне идти в командиры механизированного корпуса. Сказал, что это будет посильней танкового. Я, конечно, поблагодарил за доверие и попросил включить в новое соединение 1-ю гвардейскую, 49-ю танковую и 1-ю мотострелковую бригады. Сталин сразу же позвонил начальнику Генштаба и все уладил. Так что готовьтесь. Я отбываю завтра, а вы где-то через недельку. Так уж выходит, что 1-ю гвардейскую шлют туда, где всего сложнее. Подо Ржевом мы немцам всыпали, но город до сих пор занят Моделем, и под Вязьмой мы застряли. И дальше Демянска и Старой Руссы не движемся.
        Пожав всем руки, Михаил Ефимович отвел Гешу в сторонку.
        Лицо комкора приобрело несколько виноватое выражение.
        - Вот что, Дмитрий Федорович… - начал он. - Все утро думал, как тебе это сказать, и ничего лучшего не придумал, чем выложить все как есть.
        - Михаил Ефимович…
        Катуков жестом остановил его.
        - Ваша жена, Дмитрий Федорович…
        Репнин похолодел. Неужели Нина Лавриненко приехала?!
        С Дмитрием она познакомилась в Станиславе, будущем Ивано-Франковске, незадолго до войны. Поженились они в Виннице, куда отступала с боями военчасть Дмитрия, а расстались в Сталинграде, где Лавриненко получил свой первый «Т-34».
        Тогда же Нину, вместе с семьями других офицеров, эвакуировали в Среднюю Азию, в Фергану. Судя по ее последнему письму, она училась на курсах медсестер.
        И Нина - здесь?
        Признаться, Репнин так и не подготовил себя к этой встрече. Рано или поздно, но они с Ниной свидятся. И что ему делать прикажете?
        Изображать из себя влюбленного? Или нетерпеливого мужа, изголодавшегося по женской ласке?
        О существовании Нины Геша знал, но весьма отрывочно, просто как о родственнице самого Лавриненко, не более.
        В бытность свою курсантом танкового училища Репнин углублялся в историю прошедшей войны, выискивая у героев былых времен те мелочи, из которых и складывается мастерство. Как они били врага? К каким хитростям и уловкам прибегали?
        Возможно, что опыт возниц, управлявших четверками лошадей в Древнем Риме, устарел, но наработки дедов-танкистов еще могут пригодиться их внукам.
        Что же касается родни героев, то ее память захватывала «за компанию».
        И вот она, Нина. Как быть?
        Нет, он был вовсе не прочь провести время с красивой женщиной, вот только ему неизвестно ничего о внешности жены Лавриненко. Да по фигу та внешность!
        Дело именно в том, что Нина - супруга Лавриненко, и чувства, которые связывали с нею Дмитрия, у Геннадия отсутствуют напрочь. И ему меньше всего хочется притворяться, изображая радость встречи и пылкую страсть.
        Да и Нина, как всякая женщина, быстро уловит его состояние.
        И будут слезы, будут попреки, будет непонимание.
        Геша вздохнул. Он легко и просто сошелся с Иванычем, с Борзых и Федотовым, со всеми однополчанами Лавриненко. Ныне они - его однополчане, его друзья и товарищи. Но Нина…
        - Ваша жена погибла, - глухо сказал Катуков.
        - Погибла? - тупо повторил Репнин.
        Комкор хмуро кивнул.
        - Ее призвали на фронт в начале августа. Когда ее эшелон проходил через Армавир, она отпросилась в город, хотела навестить Матрену Прокофьевну. А тут немцы стали бомбить железнодорожный вокзал. И… насмерть.
        - А… мать?
        - Матрена Прокофьевна жива и здорова, - воспрял Катуков и тут же сник. - Вот так.
        Геше было очень стыдно, но первым его ощущением стала постыдная радость. «Есть человек - есть проблема, - усмехнулся он. - Нет человека - нет проблемы»[35 - Фразочку эту принято приписывать Сталину. Однако вождь ничего подобного никогда не говорил - ее придумал А. Рыбаков в повести «Дети Арбата».].
        - Спасибо, Михаил Ефимович, что сообщили об… об этом. Ничего, переживу.
        Комкор крепко пожал руку комбату и заторопился в штаб.
        «А вот маму Дмитрия проведать надо, - подумал Репнин, глядя вслед Катукову. - Волнуется же, наверное…»
        Да, возможно, ему будет неловко и все такое, но ничего, потерпишь. Матрена Прокофьевна меньше всего виновата в том, что ее сына на самом деле кличут Гешей…

* * *
        …30 сентября Катуков получил приказ Главного автобронетанкового управления - грузить части 3-го мехкорпуса и отправлять их к новому месту дислокации.
        В Калининскую область, в район Желтикова Поля.
        Место было живописное - сосны, ели, Волга недалеко. Хозяйственники развернулись вовсю, понастроили невысоких срубов, понакопали землянок.
        Сто семьдесят пять танков будет в 3-м мехкорпусе. Это сотни одних танкистов. А ремонтники? А заправщики? А оружейники?
        Два дня колонны машин, автоцистерн и тракторов сновали между армейскими базами в Калинине и местами сосредоточения танковых и механизированных бригад - поселками Ерменево, Починки, Заболотье, Прудня.
        В начале ноября начали строить оборонительный рубеж №3 в районе Приволье - Шейнино. Надо было возвести два ротных и четыре батальонных опорных пункта.
        Куча дел, и все они свалились на Катукова и требовали быстрейшего решения.
        Ставка, создавая 3-й мехкорпус, добивалась, для начала, выполнения той же задачи, что стояла перед всем Калининским фронтом - сковать как можно больше сил противника, чтобы тот не смог перебросить на юг ни одной дивизии, ни одного полка.

* * *
        Репнин вел свой батальон ночами, соблюдая строгую маскировку, - враг не должен был узнать район сосредоточения 3-го МК. Танки шли глухими лесами и топкими болотами, одолевая бездорожье по гатям, настланным из бревен, жердей и хвороста.
        Днем укрывались в дебрях - «худые» и «костыли»[36 - «Мессершмитт-109» и «Хеншель-126».] весь световой день болтались в небе, высматривали красноармейцев, контролируя подходы к фронту, а едва замечали подозрительное шевеление, тут же вызывали бомбовозы.
        Прибыв на место без потерь, Геша передохнул - аж полчаса тишины и покоя - и снова окунулся в водоворот дел. Тут и с одним-то танком намудохаешься будь здоров, а когда на тебе целый батальон… Сцепи зубы и тащи воз.
        Весь октябрь и половина ноября прошли под знаком хозяйственной деятельности и учебы - ветераны, успевшие повоевать на новых «тридцатьчетверках», давали мастер-классы новобранцам.
        24 ноября, когда все более-менее утряслось и 3-й мехкорпус стал походить на единый отряд, Юшкевич, командующий 22-й армией, потребовал сосредоточить корпус в районе Борисово - Заборье - Саньково. Через два дня начинались бои.
        Корпус должен был вводиться в прорыв по плану «Б»: на рубеже Малое Соино - Староселье, действуя в северо-восточном направлении, овладевая районом Емельяники, Зубово, Сидорово, Гусево.
        Успех операции зависел от того, как скоро справятся с задачей прорыва обороны противника стрелковые дивизии.
        Катуков решил вводить корпус в бой двумя эшелонами. 1-я гвардейская шла во втором эшелоне.
        25 ноября артиллерия открыла огонь по переднему краю обороны противника. Лишь стихла канонада, в атаку пошли стрелковые дивизии.
        Но лишь к трем часам дня на КП Катукова поступило донесение, что оборона противника прорвана, заняты села Федоровское, Староселье, Дьяково. Идут бои за Шопотово.
        Тут же на связь вышел командарм Юшкевич, требуя ввести в бой 1-ю механизированную бригаду и наступать в направлении Староселья, Богородицкого, захватить переправу на реке Лучеса, а 1-й гвардейской танковой наступать в направлении сел Петрово, Белоусово, Перепечье и совместно с частями 238-й стрелковой дивизии ликвидировать противника в этих селах.
        Короче, получалось так, что комдивы бодро отрапортовали о достижениях и успехах, вот только связи со стрелковыми дивизиями не было четвертый час подряд.
        Катуков, чуя неладное, послал разведчиков. Их доклады не утешали - ничего-то 238-я и 180-я дивизии не выполнили и линию обороны противника не прорвали.
        Продвинулись километра на полтора, а то и меньше, Петровым и Федоровским овладели, а вот перед Белоусовым и Старосельем залегли.
        Но приказ есть приказ. Получалось, что брешь в обороне немцев надо будет пробивать самим танкистам.
        Комбаты, комроты, комвзвода отправились проверять матчасть, чтобы техника перла даже через не могу, и с утра комбриги доложили о готовности к атаке.
        Ее назначили на 10.15.

* * *
        Метель, завывавшая с вечера, утихла, лишь небольшая поземка дымилась в полях.
        Репнин торчал в люке, обозревая окрестности. Мороз щипал не сильно, да и ноги были в тепле - позавчера он поменял неудобные валенки на мягкие бурки.
        Задолбили пушки, но артподготовка длилась совсем недолго.
        Геша тотчас же дал отмашку и спустился в башню.
        - Вперед, Иваныч! Натянем фрицу глаз на жопу и моргать заставим!
        Экипаж ответил хохотом - моральное состояние было на высоте.
        1-я гвардейская развивала атаку стремительно. Обойдя Белоусово, комбриг Горелов направил основной удар на Перепечье, Большое и Малое Ярцево.
        Так, уходя все глубже в прорыв, 3-й мехкорпус выдвинулся к Шопотовскому укрепленному узлу.
        Немцы все делали на совесть, пуская в дело не только бревна и землю, но и сталь с бетоном - для этого разбирались дома в ближайших деревнях, даже кирпичные печи. Огневые точки располагались на господствующих высотах, с хорошим обзором в сторону вероятного наступления советских войск, блиндажи, доты и дзоты были утыканы зенитными и противотанковыми орудиями, их связывали телефон и радиосвязь, в крайнем случае сигналили ракетами и трассирующими пулями.
        Это не считая минных полей и самоходных артустановок - их немцы применили тут впервые. Танкисты прозвали их «змеями» - САУ выползали из укрытий, делали по пять-шесть выстрелов и прятались обратно.
        Но нет таких крепостей, которые не может взять русский солдат. Кто сказал? Правильно, князь Суворов.
        Катуков запрашивал комбригов, интересуясь, не замедлилось ли наступление, но те докладывали лаконично и сурово: «Ведем бой», «Прорываемся вперед», «Разминируем поле - двинемся дальше».
        Репнин не гнал вперед, крича: «Давай, давай! Любой ценой!» Он вовсе не хотел платить за победу жизнями того же Иваныча или Фрола. Он просто делал грязную, тяжелую работу и старался закончить ее побыстрее.
        Опасаться стоило не только «змей» - немцы держали в Шопотово противотанковые «ахт-ахт», а эти орудия могли не только «Т-34» вскрыть, но и «КВ». Выход один: убей первым.
        Или умри.
        Но Репнин не зря натаскивал наводчиков и командиров танков - стрельбы шли постоянно, невзирая на ворчание начальника тыла.
        А ведь иные приходили сразу после училища, где за все время обучения удавалось выпустить три снаряда!
        И штудии положительно сказывались на точности боя - «КВ» и «Т-34» палили не по площадям, а прицельно, разнося доты по кирпичику, а дзоты по бревнышку.
        В тот же день, покончив с Шопотовским узлом, танкисты взяли еще один опорный пункт противника - Михеевский, укрепленный еще пуще, нанеся удар обходным маневром[37 - В нашей реальности Михеевский укрепленный узел был взят лишь на следующий день, 27 ноября.].
        Сам этот маневр для Катукова был рядовой операцией, а ведь это был настоящий образец военного искусства - передовым частям корпуса удалось разгромить 216-й пехотный полк 86-й германской дивизии. Немцы откатились на запасной оборонительный рубеж Карская - Старухи.
        Модель забеспокоился и ввел в бой 1-й гренадерский полк из дивизии «Гросс Дойчланд».
        На исходе дня 27 ноября части 49-й танковой и 1-й механизированной бригад вышли к Лучесе, неширокой, но полноводной, извилистой лесной реке.
        Немцы, разумеется, уничтожили все переправы, а берега залили водой и заморозили. Но Катуков и не собирался вступать в бой там, где его ждали. Комкор решил выяснить обстановку у самих танкистов.
        Ближе других к реке подошел батальон Лавриненко. Комбат доложил, что его позиции немцы обстреливают из дальнобойных орудий, батареи стоят в Богородицком и Травино.
        Если их подавить, то можно и Лучесу форсировать.
        Катуков сразу запросил помощь у 3-й воздушной армии, и те выслали, что смогли, - два звена «пешек» иэскадрилью «Ил-2» ссопровождением.
        Налет получился - люфтваффе сильно страдало от русских морозов. Хоть и был у немецких летунов опыт прошедшей зимы, а все равно много истребителей стояло колом.
        Так что советские летчики отбомбились без помех, а штурмовики еще и из пушек добавили немецким артиллеристам.
        И улетели с чувством исполненного долга.
        Настильные переправы строили ночью, в тишине. Лишь одна пушка грохнула дважды и заткнулась. А может, это и не пушка была вовсе, а снаряд разорвался на догоравшей батарее…
        Тогда же, в ночь на 28-е, танкисты и мотострелки переправились на северный берег Лучесы и завязали бои за Богородицкое и Васильково - здесь проходила вторая полоса обороны противника, которую защищал батальон 1-го полка дивизии «Гросс Дойчланд» ичасти 110-й дивизии вермахта.
        Еще бы пару суток, и немцы подтянули бы танки из Оленино[38 - Как и произошло в нашей истории.], но 3-й корпус не имел тормозов и продвинулся дальше, в сторону сел Емельяники, Кострища и Парфеново.
        Были потери - сгорело около двадцати с лишним танков[39 - В нашей реальности на поле боя осталось 136 танков, из них 70 - безвозвратно. Но бои на Лучесе признаются одними из самых жестоких за всю войну.], и Катуков раздраженно говорил своим комбригам:
        - Да чтобы развивать прорыв на Лучесе, надо было за корпусом в затылок иметь такой же корпус! Да еще две-три стрелковые дивизии, чтобы расширить прорыв вправо и влево, не давая противнику закрыть его горловину! А так…
        Комкор махнул рукой, и комбриги согласно закивали.

* * *
        …20-я и 31-я армии Западного фронта, поддержанные 5-м и 6-м танковыми корпусами, атаковали восточный фас Ржевского выступа вдоль рек Вазуза и Осуга.
        22-я и 41-я армии Калининского фронта, при поддержке 1-го и 3-го мехкорпусов, нанесли встречный удар с западного фаса выступа. 39-я армия развила наступление в районе Молодого Туда.
        Выйдя к Ржеву, Сычевке, Оленино и Белому, советские войска завязали упорные кровопролитные бои с частями 9-й армии вермахта.
        Разгромить немцев не удалось, но 9-я армия была сильнейшим образом истощена, поглотив все резервы группы армий «Центр». Это вынудило ее командующего генерал-полковника Вальтера Моделя оставить Ржевский выступ (операция «Буффель»).
        Войска 9-я армии заполнили фронт Орловского выступа, южная сторона которого одновременно являлась северной стороной Курской дуги.
        А РККА вышла на прошлогодний оборонительный рубеж Ржев - Вязьма. Операция «Марс» закончилась.
        ИЗ МЕМУАРОВ А. РОДЬКИНА:
        «В атаку не ходили. Редко нам приходилось делать классическое наступление на подготовленную оборону. Немцы пользовались засадами, в которых, как правило, использовали «Артштурмы» - самоходные установки с 75-мм пушкой. Они очень тихо двигались, низенькие, легко маскируются - их чрезвычайно трудно обнаружить. Мы шли походной колонной - головной дозор, несколько танков впереди, остальные на расстоянии. Если немцы устроили засаду, как правило, головной дозор накрывается женским детородным органом. Живые выскакивали, оставшиеся танки начинали стрелять. А куда стрелять? Черт его знает! Они уже смотались. Постреляли, свернулись в колонну и опять их преследуем. Кого нагоним - уничтожаем.
        Вот раз наскочили на засаду. Два танка впереди сожгли, третий включил заднюю скорость и отходил, отстреливаясь. Ему прямо под погон башни болванку влепили, и он загорелся. А мы с дороги свернули и заглохли - кончилось топливо. Благодаря этому мы услышали, как внутри горящего танка кричали люди. Я сел за пушку и бил в направлении противника - я их не видел, но пугал, а экипаж с огнетушителями побежал помогать. Открыли люк. Командир танка весь израненный выскочил, видимо, в горячке не понял, что ранен, и рядом с танком упал. Вытащили механика-водителя, командира орудия с перебитой ногой, погибли радист и заряжающий. Механик-водитель был без сознания и до госпиталя не доехал - умер по дороге.
        После этой засады мы остановились на ночлег. Ночью мы в танке закрылись и спим. Пехота нас охраняет от немцев. Утром просыпаемся, садимся завтракать. Иватулин - хоть и обрусевший, но все равно татарин. Отчаянный парень, ничего не боялся. Его все считали трофейщиком: то трофейную машину приведет, то танк. Ходил с немецкой винтовкой, по самолетам стрелял. В этот раз он где-то добыл поросенка. Ребята на завтрак сварили его в бельевом баке. Сели, едим. От нас метрах в ста убитая лошадь лежит - тушу раздуло, словно резиновую игрушку, и ноги растопырило. Наводчик Жданов, покойник, говорит: «Слушай, Саша, тебе нельзя свинину есть». - «Почему?» - «Ты же вроде магометанин. Тебе ваш Аллах конину приготовил. Вот смотри, какого жирного коня тебе Аллах прислал. Свинину не ешь, смотри, какая жирная конина». Саша берет парабеллум, стреляет. Газ вышел, туша сдулась. «Лошаденка-то тощая. Чего ты мне предлагаешь?»
        Глава 23. «Черная метка»[При написании этой главы были использованы материалы В. Прудникова.]
        Новгородская область. Декабрь 1942 - январь 1943 года
        Бои на Западном фронте притихли - немцы были не готовы переходить в наступление, выдохлись, но и РККА была здорово обескровлена.
        Требовались пополнения и матчасти, и личного состава. Да и отдохнуть бы не мешало. Репнин нес службу не особо ретиво, но строго. Как это? А так это: подходит комбат к танку, видит, что на том потеки масла - дрючит командира и иже с ним. Стоит машина в полной боевой, и порядок во всем - отдыхайте, товарищи.
        За первые недели декабря Геша дважды слал ответы конструктору Морозову и наркому Малышеву - у тех хватало вопросов по эксплуатации новых танков.
        Катуков шутил, что двое человек в 3-м мехкорпусе всегда на связи с Москвой - это Лавриненко и он.
        11 декабря[41 - В нашей реальности вызов случился месяцем позже.] комкора вызвал Верховный главнокомандующий.
        Катуков вылетел сразу же, на «У-2», как был - в полушубке, ватных штанах, валенках и солдатской ушанке. И в Кремль вошел отнюдь не в парадном мундире.
        Сталин не стал тянуть резину. Поздоровавшись, он с ходу спросил:
        - Как, товарищ Катуков, справитесь, если мы вас поставим командовать танковой армией?
        У Михаила Ефимовича, как он потом выразился, «аж в зобу сперло».
        - Благодарю за оказанное доверие, товарищ Сталин. Надеюсь справиться.
        - Вот, почитайте.
        Комкор ознакомился с постановлением ГКО о формировании 1-й танковой армии. В нем было указано, что ее командующим назначается М.Е.Катуков.
        Была и вторая бумага - о присвоении ему звания генерал-лейтенанта танковых войск.
        - Мы планируем использовать 1-ю танковую армию для разгрома немцев под Ленинградом, - проговорил вождь, - и полной ликвидации блокады.
        Главную ударную силу 1-й танковой армии должны были составить 3-й механизированный и 6-й танковый корпуса, отдельная 100-я танковая бригада, четыре отдельных танковых полка, 6-я, 9-я воздушно-десантные и 11-я зенитно-артиллерийская дивизия, и прочая, и прочая, и прочая.
        И всю эту громаду надо было собрать в кулак за каких-то полтора месяца, к 12 января! Но с Верховным не спорят…

* * *
        Тем центром, ядром, вокруг которого пошла кристаллизоваться 1-я танковая, стал Осташков. Сюда потянулись танковые и автомобильные колонны, обозы с военным имуществом, длинные цепи мотострелков и десантников.
        Это был настоящий «Ледовый поход», проверивший на прочность и людей, и технику.
        Павел Дынер, зампотех командарма, верный спутник Катукова с первых дней войны, не отдыхал сам и гонял свои службы, буквально на ходу починяя танки и грузовики.
        Колесная техника не справлялась, дороги, заметенные снегами, были не для нее, и часто танки брали грузовики на буксир.
        А в самом Осташкове - хоть шаром покати. Ни провизии, ни горючего, ни запчастей, ни боеприпасов.
        Все необходимое следовало завозить самим, но Катуков, имея опыт «собирания» 3-го мехкорпуса, справлялся.

* * *
        А Репнин радовался: за прошедший год ситуация медленно, но верно менялась в лучшую сторону. Вон, Новый год скоро, а немцы так и не прорвались на Кавказ. Ростов-на-Дону противник занял, продвинулся дальше - и оказался запертым на Кубани, где его медленно перемалывали на удобрения.
        И Сталинграда фрицам не видать. Хоть на помощь 6-й армии Паулюса и 4-й танковой армии Гота подоспел фон Манштейн, это не слишком изменило положение - просто советские войска с боями отступили на готовые позиции в большой излучине Дона, там закрепились и готовились перейти в наступление согласно плану операции «Уран».
        Разумеется, Геша прекрасно понимал, насколько трудно все давалось, каких усилий стоило удерживать немцев, но…
        «Ни шагу назад!»
        И не будет уже таких гекатомб подо Ржевом, что были памятны его деду. Хотя и в этой реальности народу полегло - тьма.
        И самое неприятное в этом, что причины все те же - плохое взаимодействие между частями и армиями, никудышная связь и коекакерство. И все же…
        Самое приятное в наблюдаемых им одним переменах - опережение по времени. И в его истории были планы прорвать блокаду Ленинграда, но ранняя весна сорвала их - танки буквально тонули в распутицу.
        А вот теперь у них появился очень неплохой шанс.
        И все это потому лишь, что некто под именем Лавриненко был очень убедителен, и Сталин дал добро на танковый апгрейд…
        Разумеется, он никому об этом не скажет, достаточно и того, что он сам знает об этом. И будет тихо гордиться…

* * *
        …15 января 1943 года 1-я танковая армия вышла в исходный район - к Старой Руссе. После прорыва линии обороны противника 1-й ударной и 11-й армией должна была вводиться в бой 1-я танковая. Развивая успех, одной группой войск предстояло захватить Лугу, другой группой - Псков, а правофланговым частям действовать совместно с 59-й армией по овладению Новгородом.
        А далее основные силы 1-й танковой армии во взаимодействии с 1-й ударной должны были продвигаться через Лугу к берегам Балтики. Это все называлось операцией «Полярная звезда».
        В то же самое время у Ладожского озера готовилась операция «Искра» - там, где почти сходились линии Ленинградского и Волховского фронтов, между Шлиссельбургом и станцией Мга.
        Этот шлиссельбургско-синявинский выступ был занят немецкой 18-й армией, которая чуть ли не полтора года выстраивала мощнейшие линии обороны - минные поля, ряды и ряды колючей проволоки, доты и дзоты.
        Основными силами прорыва стали 2-я ударная армия и 6-я танковая[42 - В нашей реальности такая армия появилась гораздо позже.]. Войскам Ленинградского и Волховского фронтов предписывалось разгромить группировку противника в районе Липка, Гайтолово, Московская Дубровка, Шлиссельбург.
        Разбив, таким образом, блокаду Ленинграда, части и соединения РККА должны были к исходу января выйти на линию река Мойка - Михайловский - Тортолово.
        15 января операция «Искра» началась с артподготовки - здоровенные (и тяжеленные!) гаубицы «Б-4» загрохотали с востока. Четыре артиллерийских полка большой мощности, по тридцать шесть гаубиц в каждом, обрушили снаряды- «чемоданы» на немецкие укрепления.
        Еще ночью за линию фронта перешли корректировщики. Они ползли по снегу, крались по лесу, подбираясь к «фортециям», отягощенные рацией и рюкзаком. Кроме сухпая, они тащили термосы с горячим чаем.
        А утром, когда забухали орудия, корректировщики вразнобой слали короткие команды. Снаряды стали падать точнее, расколачивая доты и дзоты. Рубленные из бревен, опорные пункты хорошо горели…
        Едва отгремели пушки, на позицию вышли «БМ-13», они же «катюши», в количестве пяти гвардейских минометных полков. В каждом полку насчитывалось три дивизиона «катюш», а залп только одного такого дивизиона по силе мог сравняться с залпом двенадцати тяжелых гаубичных полков.
        Зрелище впечатляло - трепещущие огни с воем и ревом пролетали по небу, устремляясь на запад.
        А саперы в это время уже вовсю расчищали проходы, да не вручную, а с противоминными тралами, прицепленными к «тридцатьчетверкам», и вот «КВ-1М», да «СУ-122» пошли на штурм. Их обгоняли бомбардировщики, вываливая на немцев ФАБ-500. Работали по целям «Ил-2». Особое вниманиеуделялось Мгинскому железнодорожному узлу, а также укрепленным поселкам Горы и Келколово, расположенным на господствующих высотах.
        К исходу третьего дня боев советские войска заняли станцию Мга - пути и платформы были завалены обломками и телами в мышастых шинелях, полуразваленное здание вокзала весело пылало. Из развороченных взрывами амбразур дотов и выжженных дотла блиндажей несло чадом. Гарь настолько плотно покрывала снег, что тот чернел, как вспаханное поле.
        Победу эту можно было бы счесть промежуточным результатом, но для немцев станция Мга означала очень многое. Прежде всего подвоз подкреплений и боеприпасов.
        Без постоянной «подпитки» 18-я армия вермахта продержится недолго. Командующий армией генерал от кавалерии Линдеманн прекрасно это понимал, а поэтому бросил против русских танков все свои резервы. Поздновато - штурмовые батальоны заняли поселок Горы, расположив на нем НП для артгруппы, а пехота окопалась вокруг. С высот вся местность просматривалась километров на двадцать, и командование лишний раз подтвердило, что русские - народ сметливый и устоявшимся канонам не поддаются. На Горы затащили 152-миллиметровые гаубицы и открыли огонь на поражение всего, что движется или притаилось…

* * *
        …Выбеленный известкой тяжелый паровоз «ФД» прибыл в Старую Руссу, отбитую у немцев еще в прошлом году. Отсюда железная дорога шла к самому Пскову.
        Танкисты-катуковцы приступили к разгрузке, радуясь, что сэкономили моторесурс.
        Уже темнело, ветер свежел, заметая снегом, - отличная погода для рейда по тылам!
        Первым делом 1-я танковая перерезала коммуникации - железную и шоссейную дороги от Старой Руссы к Новгороду. Хорошо помогли партизаны 2-й и 3-й Ленинградских бригад, устраивая настоящие облавы на фашистов, окружая деревни - и зачищая.
        Восточнее станций Дно и Бежаницы существовал настоящий партизанский край - жители четырехсот деревень жили по законам советской власти. Здесь были восстановлены колхозы, работали школы, библиотеки, больницы, издавались газеты.
        Комбат Репнин первым вышел к разрушенной станции Торошино, оказываясь на подступах к Пскову. Правда, занять город с ходу не получилось - здесь у немцев был крепкий рубеж обороны. Развилки дорог перекрывались дзотами и сетями проволочных заграждений. На колючую проволоку фрицы понавешали пустых жестяных банок и колокольчиков, те сразу начинали греметь да названивать, как только разведчики принимались резать «колючку».
        Из-за реки Великой не переставая били орудия немецкой батареи, а засевшие на колокольнях церквей смертники пускали очереди из пулеметов.
        К вечеру того же дня Псков был освобожден, только по другую сторону реки, на Завеличье, еще копошились гитлеровцы.
        Тогда в район Крестов, где немцы организовали концлагерь, на полном ходу ворвался дивизион «катюш» со 132-миллиметровыми «подарками». Дали два залпа и ушли - на окраине, где засели фашисты, поднялись столбы дыма и пыли.
        Концлагерь в поселке Кресты освобождал тот же 1-й батальон Лавриненко.
        Все как везде: столбы с колючей проволокой, приземистые бараки, пулеметные и наблюдательные вышки, теплая комендатура.
        Сюда сгоняли пойманных партизан или тех, кого к ним причисляли, горожан, попавшихся патрульным после комендантского часа, пленных красноармейцев. Евреев держали отдельно, в условиях невыносимых: проживая по восемнадцать человек в комнате, «юде» работали с раннего утра до позднего вечера. Например, возили воду в огромных бочках на санях, куда обычно впрягали лошадь. Нет, согласно новому порядку сани тащили четверо евреев, а пятый правил ими, сидя на бочке.
        Правда, мучились они не слишком долго - «жидов» регулярно расстреливали, а сейчас, в зимнюю стужу, выводили босиком на лед Великой и топили в проруби.
        Впрочем, и русским, заключенным в Крестах, жилось погано - лагерь охраняли литовские каратели из батальона самообороны «Гележинас вилкас»[43 - С литовского - «Железный волк».]. Ну, слово «самооборона» вставлено было, как реверанс в сторону западных демократий, где принято говорить одно, а делать совершенно иное.
        Так и здесь. Литовцы, как и прочие гитлеровские холуи, вроде украинцев-западенцев, латышей или эстонцев, использовались немцами на самых грязных «работах».
        Бандеровцы расстреливали киевских евреев в Бабьем Яру, немецкие офицеры только командовали: «Фойер!» В Каунасе литовцы одних лишь евреев уничтожили десять тысяч человек.
        В общем, как зажали прибалтов, еще в средние века, тевтоны, так и продолжают они верно служить немецким господам - Дале Грибаускайте было с кого пример брать…
        …Когда танки окружили концлагерь, литовцев на подвиги не потянуло - дружно сдались.
        - Да куда ж их девать, товарищ комбат? - растерялся Заскалько.
        - Никуда, - сухо ответил Репнин, вооружаясь трофейным «Шмайссером». - Таких в плен не берут.
        И выпустил очередь. Литовцы заметались, но командира поддержали с башен, огнем из ППС-42, из «наганов» и «ТТ», а потом подключились и курсовые пулеметы.
        - Выпускайте людей, - хладнокровно велел Геша, закидывая «МП-40» на плечо.
        Когда танкисты увидели изможденных, окоченевших узников, искалеченных побоями, когда рассмотрели, что в «поленницы» за бараками сложены вовсе не дрова, а людские тела, то те, кто не участвовал в расстреле палачей, пожалели о своем выборе.
        - Да они хуже фашистов! - выпалил Жуков. - Те хоть на фронте сражаются, а эти…
        - Я, когда война началась, в Вильнюсе служил, - хмуро сказал мехвод Рыбкин. - Так литовцы косяками дезертировали, чтобы нам в спину стрелять! Говнистый народец.
        - Ну, не все же, - оспорил его Капотов.
        - А, ну да, русские там тоже попадаются!
        - Это что… - протянул Репнин. - У немцев замах куда больший. Они такой план составили, «Ост» называется. Они по этому своему плану собрались наши земли колонизировать. Да-а! Раздадут землю на Украине эсэсовцам под имения, а батрачить на них будем мы.
        - Хрен угадали!
        - Во-во… Немцы уже понастроили «лагерей смерти» ив тамошних крематориях столько народу сожгли, что пепла целые холмы. Но это все, так сказать, опытные установки - на наших землях они хотят поставить концлагеря еще больших размеров, чтобы по десятку миллионов душ уничтожать за год в каждом таком «заведении»! Земли они займут до Волги, а население… Ну, часть спалят, немного оставят в холопах, а остальных выселят - в Сибирь или в Бразилию. Вот такие мечты… Новгород они в Наугард переименуют, Ленинград - в Адольфсбург, Гатчину - в Линдеманштадт…
        - Во наглые! - воскликнул Федотов.
        - Да уж… Немцы заранее поделили нашу страну на уделы-рейхскомиссариаты - Остланд, Московию, Туркестан, Кавказ, Украину… И еще что-то… А, рейхскомиссариат Дон-Волга.
        Жуков усмехнулся.
        - Это называется - делить шкуру неубитого русского медведя!
        - Хрен нас убьешь, мы живучие!
        - Ладно, живучие, - вздохнул Репнин. - По машинам!
        Танки выехали на Крестовское шоссе прямо через линию проволочного заграждения. На Лугу.

* * *
        Захват Пскова советскими войсками нанес весьма болезненный удар по всей группе армий «Север». Именно через Псков шло снабжение 18-й армии вермахта, которую нынче лупили в два фронта.
        А тут и Балтийский флот сказал свое веское слово: ледокол пробил канал в невском льду, и на позиции около Дворцового моста вышли крейсера «Киров» и «Максим Горький». Восемнадцать 180-миллиметровых орудий главного калибра на двоих выдали несколько залпов по немецким позициям.
        Из гавани Торгового порта открыли огонь двенадцатидюймовки линкоров «Марат» и «Октябрьская революция».
        Забухали крупнокалиберные пушки фортов «Серая лошадь» и «Красная Горка» сОраниенбаумского пятачка.
        Свой вклад внесла и артустановка «МК-1». Это была единственная орудийная башня с 406-миллиметровым орудием «Б-37», размещенная на Ржевском полигоне под Ленинградом.
        Башня должна была занять свое место на линкоре типа «Советский Союз», но война помешала его строительству. А вот орудие осталось.
        Снаряды и полузаряды для него сгружались с «ЗИС-5» на загрузочный стол «МК-1», оттуда на лоток заряжания. Громадная пушка стреляла раз в четыре минуты, метая снаряд весом более тонны на расстояние в пятьдесят километров.
        Взрываясь, он оставлял после себя воронку двенадцати метров в поперечнике и глубиной три метра. Именно такой снаряд полностью разрушил здание электростанции №8, занятое немцами.
        Двадцать три выстрела сделала орудийная башня недостроенного линкора.
        Вот так, объединенными усилиями армии, авиации, флота, и был учинен разгром 18-й армии Линдеманна.
        Сомкнулись Ленинградский и Волховский фронты. 1-я танковая и 1-я ударная армии, выйдя к Финскому заливу, «присоединили» Ораниенбаум к Ленинграду. Блокада была снята.
        Город Ленина задышал свободно. На берега Невы потянулись составы с провизией, а обратно шли эшелоны с продукцией оборонки. Директора тысяч заводов испытали облегчение - вернулись смежники, такие незаменимые!
        А Левитан даже не знал, какую новость выдавать в эфир первой - хорошую или очень хорошую?
        Операция «Уран» удалась! Войска Южного, Юго-Западного и Воронежского фронтов перешли в контрнаступление, окружая под Цимлянском 6-ю армию Паулюса, 4-ю танковую армию Гота плюс армии румын, итальянцев и прочих венгров.
        6-ю армию рассекли на две группировки и уничтожили их по очереди. Частям 4-й танковой армии удалось вырваться из окружения и даже соединиться с группой армий «Дон», весьма потрепанной, но их попытки контратаковать «не были засчитаны» - дивизии Гота и Манштейна были отброшены за Северский Донец.
        Это была громкая победа! Десятки тысяч пленных, а в трофеях - пять с лишним тысяч орудий, семьсот с лишним самолетов, полтораста танков, восемьдесят тысяч автомобилей, пятьсот тягачей… Знатная добыча!
        Немецкие потери в матчасти были равнозначны количеству боевой техники сорока пяти дивизий всех родов войск и равнялись потерям за весь прошлый период боев на советско-германском фронте.
        Рейх погрузился в трехдневный траур, и только в высших сферах Германии понимали, что именно утратила Германия.
        Техника? Да, теперь заводам фатерланда надо будет полгода работать, чтобы восполнить «недостачу».
        Живая сила? Ничего, Марты с Эльзами еще нарожают. Поищем по сусекам людские резервы.
        Это все пустяки по сравнению с главной потерей.
        Немцы утратили веру в себя, веру в правоту фюрера и в свою победу. И верные союзники откачнулись от Германии, ибо Гитлер, образно говоря, получил «черную метку».
        Отныне «доблестные немецкие войска» были обречены на поражение. Не все это понимали или чуяли нутром, не все верили, но это было так.
        Впереди немцев ждали бои, победы в битвах или поражения да потуги вернуть обратно стратегическую инициативу. Все тщетно.
        Натиск на Восток выдохся. Начинался натиск на Запад.
        До границы Рейха. До Берлина. До победы.
        А. РОДЬКИН ВСПОМИНАЕТ:
        «…Пару дней мы простояли в лесу недалеко от того места, где сожгли нашу машину. У нас уже танка не было и от бомбежки и артобстрелов, которые были довольно частыми, мы спасались под машиной командира роты Чугунова.
        Вдруг вдалеке показались, по-видимому, те самые три «артштурма», что нас разбили, и стали двигаться по дороге в нашем направлении. Ну, а у нас уже три или четыре танка к тому времени было. Две самоходки остались за возвышенностью, а одна пошла вперед. На ней еще сидело человек пятнадцать немецких десантников. Ей как врезали, так она и остановилась.
        Потом уже выяснилось, что болванка сорвала крышу рубки, а ее осколками искромсало весь десант и экипаж. Мы с Иватулиным пошли посмотреть, что с «артштурмом». На броне лежат убитые, вокруг искромсанные валяются. Где половина трупа, где чего, ужасно… сверху мы всех мертвяков сбросили.
        Заглянул внутрь, там сидят мертвые немцы. Радиостанция работает. Я говорю: «Иватулин, давай в машину». Он залез, растолкал убитых немцев (неохота их было доставать), завел, и мы поехали к своим. Вот так мы добыли себе танк.
        А чуть раньше экипаж Чугунова захватил немецкую машину-амфибию. Плавать там негде было, так мы винт включим и на полном газу по пыльной дороге проскочим до ближайшего леса.
        За нами пылища, как будто колонна идет, и немцы начинают артобстрел. Комбат, правда, предупредил, что мы можем доиграться, ведь с огнем не шутят, но мы продолжали так развлекаться…»
        Глава 24. Оперативная пауза
        Воронежский фронт. Весна 1943 года
        23 февраля 1943 года пришел приказ Ставки: 1-ю танковую армию (без лыжных и воздушно-десантных частей) погрузить в эшелоны и отправить на юг.
        Никто не знал, куда именно, и лишь один Репнин догадывался - Верховное главнокомандование готовилось к битве на Курской дуге.
        Путь от Ленинграда до Москвы занял немного времени, и в дороге все шло спокойно - никаких тебе налетов вражеской авиации и прочих эксцессов. Длилась оперативная пауза - обе стороны готовились к будущим боям, копили силы и ресурсы.
        Да, враг не был побежден. Какую бы радость ни вызывала победа под Цимлянском, надо было помнить, что поражения немцев в битве РККА добилась крайним напряжением сил, использованием новых тактик и налаженным взаимодействием между отрядами, дивизиями, фронтами, родами войск.
        Если бы Красная Армия дала слабину, вермахт живо бы обратил ее себе на пользу. Так что придется поднапрячься, и не раз, чтобы дойти до рейхстага.
        В Москве сделали короткую остановку. Катуков умчался в Главное бронетанковое управление, прихватив с собой майора Лавриненко, командира 4-го танкового полка.
        Уже месяц, как Репнин пребывал в новом звании и должности, да и форма у него была новой - с погонами, которые Сталин вернул в январе. Вместе с введением единоначалия, когда комиссары не могли более влиять на решения командующих, погоны не просто выделяли офицеров из общей массы военнослужащих, но и резко поднимали их авторитет.
        Правда, в качестве комполка Геннадий пребывал совсем недолго, и случая проявить свои познания в науке побеждать ему пока не представилось. Да это даже и к лучшему - куда проще обкатать личный состав между боями, притереть экипажи, дать время привыкнуть, сработаться.
        В принципе Репнина в бригаде уважали - к 23 февраля его экипаж уничтожил сто двадцать шесть танков противника[44 - Д. Лавриненко считается лучшим асом-танкистом РККА - 52 танка за два с лишним месяца боев. Мы не знаем, сколько бронемашин оказалось бы на его счету, останься Дмитрий Федорович в живых. Можно сравнить с немецкими асами. Гауптштурмфюрер СС Михаэль Виттман уничтожил 138 советских, американских и английских танков, 132 американских и советских САУ. Лейтенант Отто Кариус уничтожил 150 советских танков и САУ. Оба командовали танками «Т-VI Тигр».]. Да и как командира Гешу знали - воевали рядом, все видели.
        Репнин никогда не бросался в атаки сломя голову, был осторожен, отчего в его экипаже уже больше года не случалось замен - не допускал «Лавриненко» гибель товарищей.
        Но уж если Геша ввязывался в бой, то шел до конца, без пощады и жалости.
        Или вот, тоже случай - выдали танкистам сухпай с брикетами гречневой каши. И как ее употреблять? Грызть?
        А вот командир 4-го полка обеспечил своих нормальным НЗ - консервами да сухой колбасой. Такого-то командира, да не уважать?
        Поэтому Репнина волновало не его настоящее, а скорое будущее. Батальон он тянул, так его этому учили. Геша в своем прошлом, которое нынче будущее… Вот же выверт какой! Короче, в том времени он был капитаном, и батальон ему был «по размеру». А вот сладит ли он с полком?
        Конечно, стратегом майору быть не по чину, был бы тактик хороший. Но справлялся же как-то до сих пор?
        Зачем он занадобился в ГБТУ, Репнин догадывался. По словам Катукова, его хотел видеть генерал-полковник Федоренко, командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии, но шифротелеграмма была подписана Морозовым.
        Так что Геша особо не беспокоился - с конструкторами он легко находил общий язык, те чуяли в нем инженерскую жилку и считали за своего.
        Да и с Федоренко они сошлись быстро, хоть и встречались от силы трижды. Просто генерал-полковник терпеть не мог политработников, считал их помехой и захребетниками, в чем Репнин поддерживал его обеими руками.
        И когда Сталин отнял у комиссаров власть, это было праздником для обоих.
        Однако действительность несколько превзошла ожидания.
        Кроме Катукова и Федоренко, в ГБТУ Геша повстречал Рыбалко, генерал-лейтенанта танковых войск. Здесь же присутствовали Морозов, Шамшурин и Духов, конструктор «КВ».
        Вся дружная компания собралась в одном из обширных кабинетов, однако никто почему-то не садился, словно в ожидании важного гостя.
        «Ну, конечно…»
        Два капитана НКВД, «одинаковы с лица», открыли двери, и порог кабинета переступил Сталин. Вождя сопровождал нарком Малышев.
        - Здравствуйте, товарищи, - сказал Иосиф Виссарионович. Улыбнувшись, он добавил: - Будем говорить стоя или присядем?
        - Пожалуйста, пожалуйста! - засуетился Федоренко, зазывая всех за большой стол, накрытый непременной зеленой скатертью.
        Когда все расселись, Сталин, занявший место во главе, глянул на Репнина, и усы его шевельнулись, намечая улыбку.
        - Думаю, не все из присутствующих знают майора Лавриненко, - проговорил он. - Это не просто танковый ас, подбивший более ста немецких танков… Сколько, товарищ Лавриненко?
        - Сто двадцать шесть, товарищ Сталин, - улыбнулся Геша.
        Сидевшие за столом переглянулись - цифра их впечатлила.
        - Вот так. Товарищ Лавриненко, по сути, дал толчок всему нашему танкостроению, - продолжил вождь. - Ему удалось нас убедить. Так, товарищ Морозов?
        - Так, товарищ Сталин. Еще в ходе боев на волоколамском направлении товарищ Лавриненко представил нам чертежи среднего танка с подробным описанием недостатков «Т-34» и «КВ», а также свои предложения по их исправлению. Знаю, знаю, товарищ Лавриненко, что вы хотите сказать, - это, дескать, были не только ваши предложения, а, так сказать, коллективное мнение танкистов, не лишенных технической смекалки. Тем не менее и «Т-34Т», и «КВ-1М» выпускались с учетом ваших замечаний. Что ж, практика доказала вашу правоту.
        Репнин кивнул, посмотрел на председателя, тот сделал жест: говорите, товарищ Лавриненко.
        - Товарищи, - сказал Геша, - я прежде всего практик, танкист, а не танкостроитель. Да, я имею понятия о конструировании, но не более того. Мне очень приятно, что в войска пришли новые танки, машины очень и очень хорошие, хоть и не без изъянов. Но, во-первых, кто собирает танки? Ныне это старики, женщины и юнцы, а не кадровые рабочие, опытные мастеровые. И огромное им спасибо, что брака они допускают немного. Но я хочу сказать о другом. Даже самые лучшие танки - это лишь груды металла. Грозным оружием их делают танкисты. Однако, чтобы разбить врага, мало уметь водить танки и стрелять из пушки. Чтобы танки стали сокрушительной силой, необходим острый и гибкий ум полководца, правильно эту силу дозирующий, и направляющий ее по верному пути. И я рад, что они у нас есть, и не только в этой комнате. Поэтому мне не совсем ловко занимать место рядом с ними.
        Сталин был без трубки, поэтому просто закурил папиросу «Герцеговина Флор».
        - Ви, товарищ Лавриненко, вовсе не зря оказались здесь, - проговорил он. - Я помню наши встречи и вашу уверенность в том, что немцы не будут стоять на месте, как мы, а возьмутся строить новые танки с толстой броней и мощными пушками. Ви были правы. Товарищ Федоренко, доложите.
        Генерал-полковник кивнул:
        - Да, товарищ Сталин. Разработкой нового среднего танка, который пришел бы на смену «тройкам» и «четверкам», немцы начали заниматься еще в 38-м году. Затем, учитывая достоинства нашей «тридцатьчетверки», тамошние конструкторы изменили проект. Кстати, проект фирмы «Даймлер-Бенц» очень сильно напоминал «Т-34», вплоть до того, что башня у их танка тоже была смещена вперед. Итак, с января этого года, как докладывает наша разведка, начался серийный выпуск танка Т-V «Пантера». Боевая масса - сорок пять тонн. Лобовая броня - восемьдесят миллиметров наверху, шестьдесят - внизу. Борта - пятьдесят и сорок соответственно. Лоб башни - сто десять миллиметров, борт - сорок пять. Мощность двигателя - семьсот «лошадей». Орудие - калибром семьдесят пять миллиметров, но мощное. При угле встречи в шестьдесят градусов пробивает броню толщиной восемьдесят восемь миллиметров с расстояния две тысячи метров.
        - Опасный зверь эта «Пантера», - усмехнулся Иосиф Виссарионович.
        - Да, товарищ Сталин.
        - Что скажете, товарищ Лавриненко?
        - 122-миллиметровое орудие, товарищ Сталин, пробьет башку этому зверюге, то есть башню, с двух километров. Может, даже с двух с половиной. А с полутора тысяч метров тот же снаряд снесет «пантеровскую» башку с плеч. Это я к тому, что пора нашим «КВ» дать орудия помощнее. Да и «тридцатьчетверкам» тоже. «КВ» со 122-мм пушками, а «Т-34» со 107-миллиметровыми… Думаю, из них выйдут неплохие охотники на германских «кошек»!
        - Есть «кошка» поопасней, - сказал Федоренко и крякнул. - Т-VI «Тигр». Это аналог нашего «КВ» - тяжелый танк, весит пятьдесят шесть тонн. Бронирование мощное. Лоб - сто миллиметров, борта и корма - восемьдесят. Мощность - семьсот лошадиных сил. Орудие - 88-миллиметровое, бьет с двух тысяч метров. Этого зверя нам удалось «поймать» под Ленинградом и «выпотрошить». Что сказать… Хорошая броня, хромомолибденовая, хотя шесть «Тигров» мы подбили-таки. Но это были, так сказать, пробные бои. Таких танков у немцев пока мало, они очень дорогие, и… Полагаю, фрицы готовятся к контрнаступлению, для чего и копят «Т-VI». Что сказать? Отличная броня «Тигров» - это их же слабое место. Танк очень тяжел и неповоротлив, это типичная машина прорыва. Как показал опыт, бить их можно. И нужно!
        - Вам слово, товарищ Лавриненко, - сказал Сталин, закуривая вторую папиросу.
        - Когда мы освободим Украину, товарищ Сталин, немцы лишатся никопольского марганца. А если еще и Печенгу у финнов отберем, то и никеля у них не станет, и тогда хваленая крупповская броня станет никудышной. Но пока она прочна, надо уметь ее крушить. У меня в полку две роты «КВ-1М». Хорошие машины и, ежели умеючи, с ними можно и на «Тигра» идти. Но тогда мы дождемся неизбежных потерь, и немалых. Повторяю, я не конструктор, я, так сказать, пользователь (Геша едва не ляпнул: «юзер»). Что тут можно предпринять? Можно делать разнесенную броню, которую уже применяли на башнях «КВ». Помните, товарищ Духов? На них еще ставили броневые экраны, оставляя между ними и основной броней промежуток. Так же поступали на «Т-60» - зазор обеспечивает повышенную, по сравнению с монолитной броней той же суммарной толщины, стойкость против вражеских боеприпасов. Можно защищать МТО и гусеницы противокумулятивными экранами, прикрывать броню динамической защитой. Что это такое? Это металлические контейнеры со взрывчаткой, которые навешиваются на броню сверху. Прилетает снаряд, бьет по крышке контейнера ДЗ - то есть
динамической защиты, взрывчатка детонирует и посылает навстречу снаряду прочную пластину, разрушая его. Или гася кумулятивную струю. Сразу оговорюсь - это не моя идея. Были наблюдательные люди, заметили, что если снаряд бьет по танку, а попадает по боеприпасу, перевозившемуся на броне, то корпус машины остается невредим.
        - Очень интересно! - сразу загорелся Морозов.
        - Да, но это голая идея. Чтобы ее воплотить в металл, нужно время.
        - У нас его очень мало, товарищи, - сказал Сталин. - Этим летом мы планируем начать крупное наступление в юго-западном направлении, разгромить группы армий «Центр» и «Юг», освободить Левобережную Украину и восточные районы Белоруссии, отбросив немцев за Днепр, где они уже сооружают так называемый «Восточный вал», полагая, что это остановит нас.
        В районе Курска, на линии фронта образовался выступ глубиной сто пятьдесят километров и шириной до двухсот. С нового года наша разведка доносит о некоей операции «Цитадель», которую немцы хотят провести именно в районе Курского выступа или, как его еще называют, Курской дуги. Нас это вполне устраивает, поскольку там, на обоих фасах выступа, создана глубоко эшелонированная оборона. Мы доведем ее до восьми оборонительных рубежей. Наша цель - измотать неприятеля, после чего нанести мощный контрудар. Для этого нужны самолеты, орудия, а более всего - танки, поскольку солдаты у нас есть. Хорошие солдаты. И им нужны хорошие танки. Товарищ Духов, слушаем вас.
        Конструктор «КВ», волнуясь, поднялся, но Сталин усадил его движением руки.
        - Мы проделали большую работу, товарищ Сталин, - сказал Духов. - Под руководством Николая Федоровича Шамшурина (названный смешно подпрыгнул) был, во-первых, разработан способ отливки картеров танковых трансмиссий из чугуна, а во-вторых, с помощью закалки обычных сталей токами высокой частоты мы смогли отказаться от дефицитных легированных. Наконец, была спроектирована скоростная коробка передач для «КВ», отчего наш танк забегал, как «тридцатьчетверка»! Однако время «КВ» вышло, и мы создаем новый танк - «ИС-2»[45 - В нашей реальности танк «ИС-2» появился не весной, а осенью 1943 года. Его дизель имел мощность 520 л. с.].
        Конструктор не стал растолковывать сокращение, все и так поняли, а Сталин скупо улыбнулся.
        - Это тяжелый танк, - продолжал Духов, - который должен стать не просто ровней «Тигру», а превзойти немецкую машину. Борта «ИС-2» забронированы 90-миллиметровыми плитами, а лоб корпуса - от ста до ста двадцати миллиметров. При всем при этом наш танк гораздо легче «Тигра», всего сорок шесть тонн. При этом нам удалось-таки довести до ума дизель мощностью 1200 лошадиных сил и вооружить «ИС» 122-миллиметровым орудием. Орудие мощное, хотя уступает по скорострельности орудию «Тигра». С другой стороны, собственная 88-миллиметровая пушка, стоящая на немецком танке, пробивает лобовую броню «Т-VI» лишь с четырехсот метров, а наше - с шестисот. Вообще же, 122-миллиметровка поражает немецкие танки с двух с половиной километров.
        - Хороший танк, - кивнул Федоренко. - Вопрос в том, сколько их поступит в войска до лета?
        - Производство только начато, - ответил конструктор извиняющимся тоном. - За февраль мы выпустим тридцать пять «ИС-2», за март планируем выпуск семидесяти пяти машин, за апрель сделаем сто, за май - сто пятьдесят. С осени выйдем на уровень двести пятьдесят танков в месяц.
        - Неплохо, - кивнул Сталин. - Товарищ Морозов?
        Александр Александрович нервно-зябко потер руки и начал:
        - Мы исходили из того, что во встречном бою с «Тигром» или «Пантерой» наша «тридцатьчетверка» не имела никаких шансов. Даже с 85-миллиметровой пушкой «Т-34» способен поразить «Т-VI» лишь с близкого расстояния, тогда как «Тигр» достает «тридцатьчетверку» на дистанции, вдесятеро большей. Отсюда мы сделали вывод: чтобы выравнять возможности, надо усилить лобовую броню «Т-34» до ста миллиметров, бортовую - до восьмидесяти, кормовую - до сорока пяти. И все же танк получился куда легче «Пантеры» - тридцать шесть тонн. Да, и это в сочетании с мощной 107-миллиметровой пушкой…
        Тут Катуков поднял руку, как в школе на уроке.
        - Да, Михаил Ефимович, - кивнул Сталин.
        Командарм кашлянул и сказал:
        - Я видел новый танк в Кубинке, хоть и со стороны. Впечатляет. Машина красива! Ее внешние углы учитывают необходимые углы встречи со снарядами противника, это и придает танку обтекаемость и красоту. Приплюснутая форма башни говорит о повышенной стойкости броневой защиты и меньшей поражаемости, длинный ствол пушки - о высокой начальной скорости снаряда… А как вам удалось облегчить танк?
        - Ну-у… То в одном месте машина «похудела», то в другом… А мелочь к мелочи - и уже что-то.
        - Вот только вашу красавицу уже нельзя называть «тридцатьчетверкой»!
        - Да, у нас он значится как «Т-43»[46 - Реальный «Т-43» разрабатывался в 1942 -1943 годах, был максимально приближен к серийному «Т-34», и выпустили его в количестве трех штук.]. Хочу отметить еще одну деталь: мы многое поняли за последние два года. В том числе и то, что одними танками обойтись трудно. Нужны машины непосредственной поддержки пехоты, бронетранспортеры, самоходки, в том числе зенитные, тягачи. И все это необходимо выпустить не потом, а сейчас. Что касается «Т-43», то наш завод способен выпустить в год четыреста таких танков, но я затрудняюсь сказать, сколько из них мы успеем собрать к лету - сначала предсерийные образцы должна принять госкомиссия.
        - Мы поняли, - кивнул Сталин. - Что же, товарищи… Мы услышали обнадеживающие новости. Узнали, что делается сегодня. Но ведь надо не забывать, что скоро наступит завтра. Какие задачи следует решить с упором на будущее? Вам слово, товарищ Лавриненко.
        Репнин развел руками - извините, мол, товарищи, что вклинился между крутыми профи.
        - Задач много, товарищ Сталин. И здесь нет многих из тех, перед кем эти задачи нужно ставить. Я упомяну лишь несколько вопросов, ответы на которые ныне ищут и немцы, и так называемые союзники, которые хуже прямого врага. Это, к примеру, стабилизатор орудия. Удерживать орудие в одном положении на ходу хотя бы в одной плоскости - это архиважно. Сейчас стрельба в движении удается очень немногим. Нет, палить-то можно, а вот попадать… Тут вопрос. В принципе танку нужен стабилизатор в двух плоскостях - мощный электропривод для вертикальной и горизонтальной наводки. Вот такое есть желание, такая есть проблема. Американцы уже применяют стабилизаторы на танках «Шерман», но не сказать, что приличные. Немцы тоже над этим думают. И нам негоже догонять, пусть лучше они сами нас догоняют. Другой вопрос - приборы ночного видения. Еще в 37-м наши ученые из Всероссийского электротехнического института имени Ленина предложили такой прибор вместе с инфракрасным прожектором подсвета для танка «БТ-7». Даже два прибора - «Щит» и «Дудка». Разумеется, та же «Дудка» не слишком полезна - она позволяет видеть в темноте не
далее пятидесяти метров. Но прогресс не стоит на месте. Если «Пантера» научится видеть в темноте, нужно и наши танки научить этому. Научить первыми!
        После этого присутствующие начали спорить, ставить новые вопросы, искать на них ответы, уже не скованные присутствием вождя. А Сталин закуривал третью папиросу и улыбался…
        Г. КРИВОВ ВСПОМИНАЕТ:
        «…Слева загорелся танк, справа загорелись еще две машины. Бодягин кричит, машет руками. Оказывается, экстрактировавшаяся гильза, ударившись о затыльник гильзоулавливателя, отлетела вперед и передней кромкой загнулась за пуговку стопора орудия. Бодягин справиться с ней не может - у него все руки обожжены: сколько он их уже перекидал, этих гильз, пока я стрелял. Помню, перед сражением начбой говорил, чтобы мы после атаки гильзы привезли и сдали. А тут я подумал: «Вот бы тебя сюда».
        Я схватился за эту гильзу и - откуда только силы взялись? - вырвал ее. Посадки уже совсем близко. Высунулся и вижу пушку. Механик кричит: «Сейчас тряхнет!» Пушку мы раздавили. Я еще из пулемета пострелял. Уже ночь - ни черта не видно. Оборону немецкую вроде прошли, а куда идти, не знаем. Радиста спрашиваю: «Были какие-нибудь команды?» - «По-моему, обойти справа лес, а потом связь оборвалась». Я говорю механику: «Бери вправо». Потихоньку ползем. Смотрю, темнеет стог сена. Решил выпустить по нему пару снарядов - вдруг кто там прячется? Подожгли мы этот стог. Проехали мимо, ничего там нет, конечно. Впереди чернеют дома какой-то деревушки. Остановились, я экипаж спрашиваю: «Что делать будем?» Все молчат. «Тогда разворачиваемся и возвращаемся по своему следу назад, про деревню-то нам ничего не говорили».
        Вернулись к стогу, объехали его стороной, чтобы на освещенный участок не выезжать. Остановились, заглушили двигатель. Слышим обрывки разговора, но слов разобрать не можем. Вдруг по-русски кто-то как загнет - свои!
        Механику говорю: «Давай, жми на голос». Только немножко проехали, как из-под земли выскакивают три силуэта наших солдат со связками гранат. Я с танка сразу спрыгнул. Они: «Кто такие?» - «Вот из боя возвращаемся». - «А почему со стороны фрицев? Сейчас бы мы вас гранатами угостили!»
        Оказывается, это разведчики шли в деревню выяснить, есть ли там противник. Покурили и разошлись в разные стороны. Вот так закончился этот бой. Когда вернулись в батальон, из тех, с кем я в бой пошел, почти никого не нашел - все погорели. Выжили самые опытные, а молодое пополнение почти все было выбито…»
        Глава 25. Курская дуга
        Курский выступ, Воронежский фронт, Обоянь. Весна 1943 года
        И снова перестукивают вагонные колеса.
        Эшелоны с танками и прочим хозяйством по Московской окружной дороге повернули к Курску.
        О том, что оперативная пауза относительна, поняли на станции Касторная, когда налетели немецкие «Юнкерсы».
        Попав под бомбежку, ни танки, ни сами танкисты не пострадали особо, но вот два паровоза сгорело. Обрушились станционные постройки, а целый состав вагонов превратился в платформы с замысловато изогнутыми каркасами.
        Только утром служба движения дала зеленый свет, и воинские эшелоны двинулись дальше.
        Путь от Касторной до Курска совсем не долог, но эшелоны еле плелись - перед Щиграми немецкая авиация разбомбила мост.
        Пока его восстанавливали, пришлось постоять, хотя службы того же Дынера сразу взялись помогать строителям и саперам.
        В полуразрушенном Курске 1-й танковой армии надо было «сходить». Дороги еще не просохли, но танки и прочая техника шли куда бодрее, чем в «Ледовом походе».
        К 25 марта войска армии расположились вокруг Обояни, а штарм разместился в селе Успенов.
        Будучи поначалу в резерве ВГК, в апреле 1-я танковая вошла в состав Воронежского фронта, которым командовал Ватутин.
        Катуков был доволен и переподчинением, и тем, что армия избавилась от «лишних» частей, вроде лыжных батальонов и воздушного десанта.
        Кроме 6-го танкового и 3-го механизированного корпусов, в подчинении Катукова находились четыре отдельных танковых полка. Они гляделись не то чтобы лишними, но плохо встроенными в четкую структуру 1-й танковой.
        И тогда командарм решил на основе этих полков и 100-й танковой бригады создать полнокровный 31-й корпус. Но как раз для полного счастья не хватало мотострелковых батальонов, минометов, артиллерии, транспорта и связи.
        Катуков обратился в Ставку ВГК, и Сталин сказал: «Действуйте. Желаю удачи!»
        С 19 апреля командарм ни дня не просидел на одном месте - постоянно был в разъездах, проверяя боеготовность частей, и проверяя дотошно, по-настоящему, вплоть до чистоты и бортовых пайков.
        Начальник разведотдела армии полковник Соболев постоянно докладывал Катукову о положении дел за линией фронта, держа связь с разведкой фронта.
        В начале мая гитлеровцы стали передвигать свои войска из районов Белгорода, Томаровки, Харькова ближе к фронту.
        Ставка предполагала, что немцы начнут наступление 10 -12 мая на Курско-Орловском или Белгородско-Обоянском направлении, или даже в обоих направлениях сразу.
        И только Репнин был спокоен - ему точно была известна дата начала операции «Цитадель», но вот как сообщить о ней своим? Да даже не в этом дело. Можно подкинуть некий документ или организовать «перехват» радиопереговоров, но кто поверит этому? Наверняка же сочтут дезинформацией, ведь ошибиться никак нельзя, слишком большие силы задействованы, и любой промах командования обернется бесчисленными жертвами, а то и поражением. А оно нам надо?
        Гешу утешало то, что советская разведка сама докопается до истины - еще 12 апреля на стол Сталина лег переведенный с немецкого точный текст директивы №6 «О плане операции «Цитадель» немецкого Верховного командования, завизированный всеми службами вермахта, но еще не подписанный Гитлером…
        Но сроки, сроки… Ах, как хочется ляпнуть, сболтнуть, высказаться! Нельзя.
        В полосе обороны Воронежского фронта немцы сосредоточили войска 2-го танкового корпуса СС, 3-го и 48-го танковых корпусов, ну, и так далее, включая танковые дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Тотенкопф», «Гросс Дойчланд».
        В район предстоящего сражения фашисты доставили 7800 цистерн с горючим, 10300 вагонов с боеприпасами, и прочая, и прочая.
        Все эти сведения добывались фронтовыми разведчиками или передавались партизанами, а полковнику Смирнову, командующему оперативно-разведывательным центром «Норд», удалось внедрить своих агентов на важные объекты в тылу врага.
        Фрицы намеревались использовать новую технику, вроде истребителей «Фокке-Вульф-190» или самоходок «Фердинанд».
        Ставка тоже не дремала.
        Войска Воронежского фронта обороняли южный фас Курского выступа, Центральный фронт (Рокоссовский) держал северный фас, и оба опирались на Степной фронт генерал-полковника Конева.
        С мая начались постоянные учения - в специально построенных учебных городках. Танкистам приходилось тяжко - жара и духота изматывали. Броня накалена, мотор пышет жаром, а тут изволь, одолевай противотанковые рвы да условные минные поля. Попутно надо было устроить новобранцам из пехоты «обкатку», чтобы выбить из них дурь да танкобоязнь. Проедешь по окопам, а мотострелки учебные гранаты швыряют в «Т-34», изображающий «Т-V», задавливают в себе страх.
        Лишь к вечеру стихали учения, в которых тяжело. Но и в бою будет не легче, тут князь Суворов малость промахнулся. И все же какой-никакой навык солдаты обретут. И то хлеб, как говорится.

* * *
        Началось лето, но жарче не стало. Одно хорошо - ночи приносили прохладу. Под утро даже зябко становилось.
        Зато спалось хорошо. После трудного дня, полного учебных тревог, когда тебя мотает в стальной коробке, а ты чувствуешь себя плохо пропеченным пирогом в духовке, это было сущим наслаждением - постоять под самодельным душем (вода в бочке нагревалась так, что хоть разбавляй), вытереться, переодеться в чистое (исподнее стирали постоянно, вываривая), да и завалиться спать. Красота!
        А если еще и поужинать… Ну, селедочку там, с картошечкой, или макароны по-флотски. Плюс компот.
        Да, у военного человека простые радости, но лишь на войне их можно прочувствовать ярко и до самого донца. Фронтовик поневоле опрощается, расставаясь с массой обывательских беспокойств и мелких страстишек. Всю житейскую шелуху сдирает первый же бросок в атаку - если ты останешься жив-здоров, то мигом поймешь, что к чему, где главное и важное, в чем правда и смысл.
        Даже не так. Тут не в понимании дело, а в самой жизни - ты не переосмысливаешь ее, а просто принимаешь такой, как она есть. Иного тебе не дано. Война сама все объяснит и объявит, грубо и зримо.
        Человек, попавший на передовую, оказывается в жестких тисках дисциплины и обстоятельств, лишающих его почти всех свобод. Воину не позволено уйти - это или трусость, или дезертирство. Он даже погибнуть не имеет права.
        Есть такая профессия - Родину защищать, вот только павшие не смогут дать отпор врагу. Мертвые - это урон, стало быть, поддавки противнику. Нельзя защитнику Родины помирать!
        …Благодушествуя, Репнин переоделся и вышел прогуляться.
        Он очень ценил эти недолгие минуты покоя перед отбоем. Совсем близко, там, где садилось солнце, обитал враг - копил силы, готовясь к последнему и решительному бою. Скоро грянет гром, будет и огонь, и дым, грязь, зной, кровь и пот, боль и страх.
        А пока что синеют сумерки, сверчки стрекочут, на западе багровеет закатная полоса, словно знамение. И тишина…
        Звуки отовсюду доносятся явственно и четко - звякают ключи, глухо гремит броня под сапогами, слышатся голоса. А вот и гармонь заиграла…
        Геша выбрался на берег реки Псёл и сразу пожалел, что не заявился сюда раньше: на песочке заплетала косу Наташа, радистка из разведотдела армии.
        Совсем еще молоденькая, вчерашняя школьница, она не поражала особой красотой, привлекая свежестью и чистотой. Не сказать, что Наталья была наивной особой - хорошенькую связисточку пытались закадрить не единожды, но у всех срывалось. Язычок у Наташи был остёр - те, кто испробовал его лезвийной отточенности, каменели лицами при встрече, делая вид, что незнакомы.
        Убийственные характеристики девушка выдавала без криков и эмоций, мило улыбаясь. Буквально вчера Репнину тоже досталось. Наверное, под раздачу попал - он был с Капотовым, когда тот сделал Наташе весьма двусмысленный комплимент.
        Девушка комически изумилась, вопрошая, почему они не расточают подобные перлы солдатской куртуазности в письмах своим женам. Николай сразу увял, побурел и испарился, а Геша, оставшись в одиночестве, спокойно разъяснил, что он согласен с товарищем в оценке Наташиной фигуры, однако почтой не пользуется, поскольку овдовел.
        Тут уже девушка смешалась и покраснела, пробормотала: «Простите, пожалуйста» иубежала.
        Репнин улыбнулся, наблюдая, как Наташа затягивает ремень - дырочек не хватает, слишком талия узенькая. По всему видать, девушка принимала водные процедуры. Жаль, что успела одеться… Только босиком пока.
        - Кто здесь? - насторожилась Наташа.
        - Я, - ответил Геннадий.
        - Товарищ майор?
        - Так точно, товарищ рядовой.
        Девушка не приняла его шутливого тона.
        - Я вчера ляпнула сдуру… - пробормотала она. - Так некрасиво получилось, так глупо…
        - Перестаньте, Наташа, все нормально.
        - Вы меня простили?
        - Ну-у… - затянул Репнин, улыбаясь. - Не так все просто. Вот поцелуете, тогда прощу.
        Девушка шагнула навстречу, положила Геше руки на грудь и поцеловала его - легонько коснулась мягкими губками.
        Репнин, совершенно не думая, приобнял Наташу за талию и мягко привлек к себе, возвращая поцелуй. Девушка прижалась к нему, положила руки сначала на плечи Геше, затем сомкнула их у майора на шее.
        Ощущая приятное давление тугих округлостей, Репнин огладил узкую спину Наташи, а после сместил ладони гораздо ниже талии, вмял пальцы…
        Девушка застонала, опаляя ухо горячим шепотом:
        - Только я не умею ничего… Я еще не была… с мужчиной… вообще никогда…
        - Ты прелесть…

* * *
        …Час спустя Геша сидел на стволе поваленного дерева, а Наташа сидела у него на коленях, обняв мужчину за шею и уткнув лицо ему в плечо.
        Репнин гладил голую девичью спину и улыбался, думая, что смахивает на довольного кота, отведавшего сметанки.
        - Я развратная, да? - негромко спросила Наташа.
        - Ну и вопросики у тебя! - улыбнулся Геннадий.
        - Я серьезно!
        - А если серьезно, то не обижай больше Наташу, хорошо? Ты вовсе не развратная, а просто здоровая, нормальная девушка. Очень хорошая и очень хорошенькая. Поверь, я знаю, что говорю. Ты слишком чиста и невинна, чтобы связывать тебя с развратом. Лично мне никогда бы такие подозрения и в голову не пришли, а ты слишком хороший человек, чтобы себя не винить.
        - Почему тогда мне совсем не стыдно? Ну, не капельки!
        - А чего тебе стыдиться?
        - Здрасте!
        - Привет.
        - Я совсем голенькая и сижу у тебя на коленках.
        - Знаешь, мне очень приятно, что ты сидишь совсем голенькая.
        - Мне тоже… Я и говорю!
        Репнин закрыл ей рот губами, и они стали увлеченно целоваться.
        - Так странно, правда? - прошептала Наташа, отдышавшись. - Война вокруг, людей убивают, дома горят, а я… А я такая счастливая! Правда-правда! Ты мне веришь?
        - Верю.
        Девушка повернулась к нему спиной, изогнулась, закидывая руки, и Геша тут же воспользовался моментом - положил ладони на груди, восхитительно упругие, и поцеловал Наташину шею.
        - Даже на войне мы остаемся людьми, а люди всегда хотели счастья. Вот они и ловят его, пусть даже в промежутках между боями. Знаешь, что я думаю?
        - Что?
        - Когда кончится война, мы будем вспоминать этот вечер и радоваться тому, что он у нас был.
        - У нас?..
        Наташа раздвинула коленки, мозолистая мужская ладонь скользнула по нежной коже бедра. Девушка извернулась и потянула Репнина на разбросанную одежду.
        - Неугомонная…
        - Ага… Только я хочу сверху, снизу я уже была…
        - Ты прелесть.
        - Ага…

* * *
        Где-то далеко слышались команды, едва различимые, и лязг гусениц - единичный, а не слитный, какой поднимает колонна танков на марше. Мелькал электрический свет фар и прожекторов. Подвывая мотором да погромыхивая бортами, проехал грузовик.
        Все эти приметы войны совершенно не заботили парочку, они маячили на втором плане, как привычный и надоевший фон, который перестаешь замечать.
        Плеск и шелест речной воды доносился куда яснее, но Геша и его не разбирал, прислушиваясь к учащенному, прерывистому дыханию подруги, к стонам, срывавшимся с исцелованных губ.
        Война подождет.
        ИЗ МЕМУАРОВ П. КИРИЧЕНКО:
        «…Болванка попала в борт башни. Танк наполнился гарью и дымом. Командиру оторвало руку и разворотило бок. Смертельно раненный, он сильно кричал: «Ай-ай!» Это очень страшно…
        Пытались какой-то бандаж сделать, замотать рану, но помочь не могли - он уже был при смерти, потеряв очень много крови, весь почернел, запросил пить. Так и скончался в танке. Мы остались без командира, офицеров поблизости нет… Пушка у нас не действует, но танк оставался на ходу. Рядом с нашим стоял обездвиженный танк, но с действующим орудием, экипаж которого продолжал отстреливался. Я тоже сидел за пулеметом, стараясь не подпустить близко немцев, но ни черта не видел, поскольку танк остановился посреди созревшего хлебного поля, колосья которого закрывали обзор. Иногда кто-то появится, тогда стрелял.
        Стемнело. Никого нет, а мы слышим, что нас уже обошли - сзади война идет, немецкие колонны правее движутся. Вроде того, что на нашем участке они и не прошли, а с флангов окружили. Решили выбираться. Подцепили соседа на буксир и поволокли к своим. Куда ни ткнемся - везде немцы. Кое-как, оврагами, выехали к Касторной, где наткнулись на офицера из нашей бригады, приказавшего двигаться в направлении Воронежа. Голодные!
        Помню, в Касторную залетели, там уже населения нет, все магазины открыты. Забежали в один, схватили коробку с яйцами. Невероятное количество сырых яиц мы тогда съели. И никаких последствий! Числа 11 -12 июля добрались до Воронежа. А сами боимся - ведь мы же драпанули. Как к нам отнесутся? Думали, то ли нас расстреляют, то ли что… но вроде танки не бросили, все сделали как надо. Никаких орденов мы за это, конечно, не ожидали, чувствуя вину за свой драп-марш. Слава богу, все обошлось. Вместе с подбитым танком нас отправили на ремонтный завод в Москву…»
        Глава 26. Четыре танкиста
        Курская дуга, июнь 1943 года
        В середине июня до Курска добрался эшелон с новой техникой - это были танки «ИС-2» и «Т-43», тщательно укутанные брезентом. Их было немного - рота тяжелых и две роты средних «бронеединиц».
        За то короткое время, что протикало со встречи в ГБТУ, танкостроители показали класс - спецы из ВАММ им. Сталина[47 - Высшая академия механизации и моторизации РККА.] обеспечили орудия новых танков стабилизаторами. У прицелов тоже было стабилизировано поле зрения в вертикальной плоскости.
        В принципе, еще в 1938 году были изготовлены стабилизированные башни для «БТ-7», был разработан вариант стабилизатора для 76-миллиметровой танковой пушки, однако работы свернули. И вот инженеры «развернулись».
        И правильно - основа немецкого блицкрига заключалась в самолетах и танках.
        Советские самолеты постоянно улучшались, всякая новая модификация прибавляла скорости или мощи. Но в танковых войсках случился настоящий прорыв.
        И если истребители ВВС РККА постепенно захватывали господство в воздухе, то советские танки добивались того же на земле. Новые бронемашины со стабилизированными башнями были тому наглядным доказательством.
        Первыми их получили танкисты из 4-го полка майора Лавриненко и 49-й бригады подполковника Бурды.
        - Вот это я понимаю! - довольно крякал Полянский, обходя «ИС». - Вот это по-нашему!
        - Кэ-эк жахнет, - вопил Шулик, башнер Полянского, - и напополам!
        Геннадий тоже был очень доволен. Ему одному было известно, до какого неистовства дойдут сражения под Прохоровкой, да и под Обоянью будет очень горячо.
        В той реальности, которая ему была ведома, на поле боя сгорели сотни танков. Ныне ход времен меняется, немцам достается все больше и больней. Вот и надо сохранить сей «модный тренд».
        В его истории РККА едва удавалось окружать немцев, на уничтожение не хватало ни сил, ни умения. Это и понятно.
        Ленин и Троцкий разогнали старую императорскую армию и стали создавать новую, Красную, не думая о том, что вооруженные силы - это не пушки и корабли, а прежде всего обученные офицеры и умелые солдаты. Идейные неумехи - вот кем были «красные маршалы». Бывшие унтера, прапорщики или поручики, а то и фельдшеры, они брались командовать полками, умея лишь одно - переть буром, невзирая на потери.
        Они брали числом, но даже Слащов, не самый способный из белогвардейцев, всегда выигрывал сражения с красноармейцами, даже если тех было в двадцать раз больше.
        Просто у него было умение, была школа, ему хорошо преподали науку побеждать. Да и Красная Армия выигрывала сражения во многом благодаря военспецам - бывшим царским офицерам, пошедшим на службу к большевикам.
        А ведь было крайне важно перетянуть русских офицеров на свою сторону - это обеспечило бы победы и над немцами в 1918-м, и над поляками в 1920-м.
        У немцев тоже была революция, но они поступили мудрее - не расстреливали генералов. И в 1941-м вермахтом руководили умелые, опытные командующие, многие из которых набирались опыта в Первой мировой, на том же Восточном фронте.
        Поэтому Репнин всегда с ухмылочкой выслушивал фантазии либералов на тему «Нехороший Сталин перестрелял своих маршалов, из-за чего все неудачи СССР в войне с Германией».
        Каких маршалов? Тухачевского? Того самого, что душил тамбовских крестьян химическими снарядами, но проиграл полякам? Этот «маршал», имея перевес над «белополяками», додумался растянуть фронт в нитку, совершенно не заботясь о флангах. В итоге десятки тысяч красноармейцев оказались в плену и сгинули в польских концлагерях, о которых «пшеки» почему-то не любят вспоминать, предпочитая вопить о Катыни.
        Нет, ничем бы не помогли в 41-м герои Гражданской войны, любившие шашкой махать, но в стратегии и тактике - ни бум-бум. Именно такие герои слали необстрелянных пацанов на доты линии Маннергейма, чтобы финские пулеметчики сходили с ума, громоздя завалы человеческих тел.
        Слава богу, у Верховного главнокомандующего хватило рассудочности и воли, чтобы снимать высокопоставленных никчемушников и заменять их истинными полководцами - Жуковым, Рокоссовским, Малиновским, Толбухиным, Черняховским, Ватутиным, Василевским, Коневым, Горбатовым. «Танковыми» генералами - Катуковым, Ротмистровым, Рыбалко, Лелюшенко…
        Красная Армия платит жизнями своих рядовых за разгильдяйство и глупость командиров, а те учатся на ходу, смахивая на новичка в классе - слабого, всеми задираемого. Его лупят, а он дает сдачи. И чем больше новенького метелят, тем закаленней делается его характер, и силы прибавляется, и опыта. Наступит день, и он отправит в нокаут классного заводилу…
        - Тащ командир! - вытянулся во фрунт старший сержант Федотов. - А… стрелять когда?
        - Настреляешься еще, - усмехнулся Репнин. - Сегодня все знакомимся с матчастью, а на стрельбы выезжаем завтра. Время у нас еще есть, мало, но есть…
        - А я как? - растерянно спросил Борзых. - У вас тут для пулеметчика места нету…
        Курсовой пулемет на «Т-43» остался, но стрелять из него должен был мехвод.
        - Устрою тебя по знакомству башнером, - ухмыльнулся Геша. - Зря ты, что ли, Федотова подменял? Не печалься, Ваня!
        - Да я… это… - вздохнул пулеметчик. - Привык просто…
        Репнин хлопнул его по плечу:
        - Пойдем, товарищ старший сержант. Куда ж я без тебя? Мне-то не обычный танк положен, а командирский. В нем еще одна радиостанция стоит, помощнее обычной, чтобы со всем полком связываться. Вот и будешь ее холить да лелеять.
        - Да я… - Борзых задохнулся. - Да мы…
        - Понял, понял! - рассмеялся Геша. - Но одному из членов экипажа все равно придется уйти. Ты, Ваня, будешь заряжающим-радистом…
        Федотов замер, и Геннадий, чуть ли не впервые в жизни, понял, что означает «лицо вытянулось».
        - Федотова мы назначим командиром орудия, - усмешливо проговорил Репнин, и наводчик облегченно вздохнул. Подмигнув напрягшемуся Бедному, Геша развел руками: - А без Иваныча я как без рук!
        Мехвод заулыбался и облапил Фролова, как медведь - бочонок с медом.
        - Раздавишь! - просипел тот.
        Отряхнувшись, наводчик улыбнулся.
        - Спасибо за науку, товарищ майор, - сказал он.
        - Пошли, Фрол, я тебя по знакомству к Антонову устрою - у него как раз наводчик в госпиталь загремел.
        Репнин ушел, уводя Фролова, и уже не видел, как Федотов, Борзых и Бедный изобразили нечто вроде танца маленьких пингвинов. Радовались люди.

* * *
        Приятные сюрпризы продолжались.
        В тот же день, ближе к вечеру, заявилась группа штатских, за которыми сержанты НКВД несли ящики. Судя по тому, как строго покрикивал один из гостей - седой, с аккуратной бородкой, - в ящиках находились приборы или нечто столь же хрупкое.
        Репнин с Федотовым и Борзых как раз изучали орудие, а заодно прицелы. Не сказать, что оптика улучшилась кардинально, все же у «Карла Цейса» выходило получше, но опыт - дело наживное.
        Федотов тихо радовался: снаряды калибром 107 миллиметров были потяжелее тех, что тягал он. Пущай теперь Ванька потаскает…
        - Товарищ майор! Тут к вам.
        Геша вылез из танка, отряхнул свой черный комбез и поздоровался с троицей гражданской наружности:
        - Майор Лавриненко. С кем имею честь?
        Седой сразу взбодрился, почуяв в обращении отголосок «старорежимности»:
        - Профессор Аладьин, очень приятно. Генерал Катуков направил нас к вам, товарищ Лавриненко. Мы из ВЭИ, это…
        - Знаю, знаю, - поднял руку Геннадий и кивнул на ящики: - Неужто приборы ночного видения?
        - Да! - гордо сказал один из спутников Аладьина, тоже вполне себе гражданской наружности.
        - Показывайте!
        Ученые бросились распаковывать ящики.
        - Вот тут электронно-оптический преобразователь с фотокатодом. Он позволяет изображать обстановку, подсвеченную инфракрасным светом, в окуляре, уже в видимом спектре. Такой прибор ночного видения устанавливается для механика-водителя, позволяя осматривать при движении местность на дистанции двести метров.
        - Ночью? - ахнул Бедный.
        - Именно! - воскликнул Аладьин. - Для этого на командирской башенке будет смонтирован инфракрасный прожектор-осветитель двадцати сантиметров в поперечнике, мощностью двести ватт. Но это еще не все! С его помощью вы сможете вести прицельный огонь ночью на расстоянии до четырехсот метров. Этого мало, мы понимаем, поэтому подготовили более мощный прожектор, мощностью шесть киловатт, с воздушным охлаждением. Вот только он достаточно громоздок - шестьдесят сантиметров в диаметре, - и поэтому мы предлагаем устанавливать их не на танки, а на ТНПП «Т-80». Таким образом, один ТНПП с инфракрасным прожектором будет сопровождать три-пять боевых танков. А уже они смогут открывать огонь на дальности около километра. Ну, семьсот метров - гарантия!
        - Отлично! Когда монтируем?
        - Да хоть сейчас!
        - Тогда приступим. А сколько у вас комплектов оборудования?
        Аладьин сокрушенно вздохнул:
        - Пока немного, товарищ Лавриненко. Первую партию мы привезли с собой, на днях поступит следующая - НКВД сопровождает груз на всем пути. Думаем, что за неделю сможем установить малые прожектора и приборы ночного видения для механиков-водителей на шестьдесят танков.
        - Считай, два батальона, - задумался Репнин. - Ну, времени у вас будет… м-м… немного, но пара недель - точно.
        - Тогда больше сотни танков! - вдохновился Аладьин. - Правда, с большими осветителями сложнее. Если на заводе не задержат их отправку, мы сможем смонтировать их на двух десятках «Т-80». Тогда сотня танков, о которых я говорил, сможет не только передвигаться в темноте, но и вести бой.
        - Что и требовалось доказать! Начали.

* * *
        До вечера удалось закончить монтаж на четырех танках - двух «Т-43» ипаре «ИС-2». Инженеры из ВЭИ продолжили свои работы в сумерках, подсвечивая фонариками, а Геша увел сборный взвод на штурм-полосу.
        За четверкой танков поспешал «Т-80» со здоровенным инфракрасным осветителем на башне. Выглядело это внушительно.
        - Ну, как, Иваныч?
        - Непривычно, тащ командир! В люк глянешь - тьма, а в приборе все видать… Ну, не как днем, но разобрать можно.
        - Я - Зверобой! Архипов, слышишь?
        - Так точно! Архипов на связи.
        - Включай!
        - Есть!
        Невидимый глазом свет ударил узким лучом вперед, и в приборах очертились плавные волны холмов с опушью зарослей, а вот и старый немецкий танк, подбитый еще год назад. До него было метров восемьсот.
        - Подкалиберным!
        - Есть! - отозвался Борзых. - Готово!
        - Огонь!
        Федотов, тоже очень гордый своим возвышением, вдавил педаль.
        Грянул выстрел - короткий грохот разнесся далеко вокруг, пугая ночных птиц, а в следующее мгновенье болванка пробила башню многострадального «Т-III».
        - Попал! - воскликнул наводчик. - Видали? Попал! Ночью!
        - Все! - хрипло захохотал мехвод. - Хана немцам! Федот их всех ночью перещелкает!
        - Да только так!
        - Я - Зверобой! Полянский!
        - Туточки я.
        - Твоя очередь. Просьба: пали подкалиберным - вспышки для прибора не совсем полезны.
        - Понял!
        На счет «пять» выстрелил «ИС-2» - тугой грохот ударил даже сквозь броню. Огонь, вырвавшийся из 122-миллиметрового орудия, ослепил прибор, и Репнин скорее угадал, чем увидел попадание - снаряд снес башню с погона.
        - И так будет с каждым, - сурово проговорил Федотов.
        - Вот что, ребятки, - сказал Репнин, - отбой скомандуем сегодня попозже. Покатаемся чуток…
        Катались до полуночи, привыкая к ночной езде, главное в которой заключалось вовсе не в том, чтобы видеть дорогу, а чтобы замечать своих и не сталкиваться. Да не перепутать с чужими.
        Вернулись экипажи под большим впечатлением - теперь можно было гонять фрицев и светлым днем, и темной ночью.
        На другой день прибыла целая бригада технарей - приборов ночного видения хватило на весь 4-й полк, еще и осталось на один батальон из 49-й бригады, которой командовал Алексей Бурда.
        Несколько ночей подряд танки гоняли в учебных городках - экипажи вырабатывали навык к ночному бою. Много, конечно, не натренируешься, но хотя бы будет не в новинку.
        На вторую «тренировочную» ночь Репнин уснул позже однополчан - у него было свидание с Натальей Шеремет, такая у девушки оказалась фамилия.
        Когда оба подостыли под ночным ветерком и уняли дыхание, девушка сообщила интересную деталь: немцы стали бояться русских танкистов, прозывая их «шварцен тойфель», то бишь «черными дьяволами».
        Видимо, не только из-за черного цвета комбинезонов…
        В. БРЮХОВ ВСПОМИНАЕТ:
        «В Прохоровском сражении наш корпус сначала был во втором эшелоне, обеспечивая ввод других корпусов, а потом пошел вперед. Там между танками не больше ста метров было - только ерзать можешь, никакого маневра. Это была не война - избиение танков. Ползли, стреляли. Все горело. Над полем боя стоял непередаваемый смрад. Все было закрыто дымом, пылью, огнем, так, что казалось, наступили сумерки. Авиация всех бомбила. Танки горели, машины горели, связь не работала. Вся проводка намоталась на гусеницы.
        Радийная связь заблокирована. Что такое связь? Я работаю на передачу, вдруг меня убивают - волна забита. Надо переходить на запасную волну, а когда кто догадается?
        В восемь утра мы пошли в атаку и тут же схлестнулись с немцами. Примерно через час мой танк подбили. Откуда-то прилетел снаряд и попал в борт, отбил ленивец и первый каток. Танк остановился, слегка развернувшись. Мы сразу выскочили и давай в воронку отползать. Тут уж не до ремонта. Это Прохоровка! Там если танк остановился - выскакивай. Если тебя сейчас не убили, то следующий танк подойдет и добьет. В упор расстреливали. Я пересел на другой танк. Его тоже вскоре сожгли. Снаряд попал в моторное отделение. Танк загорелся, и мы все выскочили. В воронку залезли и сидели, отстреливались. Ну, пока в танке воевал, я тоже дурака не валял: первым снарядом накрыл 75-мм пушку, которую расчет выкатывал на огневую, и сжег танк «Т-III». Бой продолжался где-то до семи часов вечера, у нас были большие потери. В бригаде из шестидесяти пяти танков осталось около двадцати пяти, но по первому дню у меня создалось впечатление, что потери с обеих сторон были одинаковые. Самое главное, что у них остались еще резервы, а у нас их не было.
        Вечером 12-го поступил приказ перейти к обороне, и еще три дня мы отбивали контратаки. Сначала у меня танка не было. Я находился в офицерском резерве бригады. А потом опять дали. «Безлошадные» командиры взводов, командиры танков в резерве сидят. Потребовался командир - идешь принимать танк. А командир роты или батальона воюет до последнего танка своего соединения…»
        Глава 27. «Черные дьяволы»
        Курская дуга, июль 1943 года
        О том, что немцы перейдут в наступление 5 июля, Ставка догадывалась. Было известно, что отмашку дадут с 3-го по 7-е число. Точную дату разведка установила буквально за день до начала сражения.
        Тогда же Катуков получил приказ Военного совета Воронежского фронта: «К 24.00 5.07.43г. два корпуса выдвинуть на второй оборонительный рубеж 6-й гвардейской армии и прочно занять оборону: 6-й танковый корпус - на рубеже Меловое, Раково, Шепелевка; 3-й механизированный корпус - на рубеже Алексеевка, Яковлево; 31-й танковый корпус - расположить в обороне на рубеже Студенок, совхоз «Сталинский», Владимировка, Орловка. Штаб армии - Зоринские Дворы.
        Задача:
        1.Ни при каких обстоятельствах не допустить прорыва противника в направлении Обоянь.
        2.Танки в обороне закопать и тщательно замаскировать.
        3.Потребовать от войск максимального напряжения для выполнения поставленной боевой задачи…»
        В иных условиях, имея в наличии одни «Т-34-76», которых «Тигры» били с двух километров, командарм за голову бы схватился - как тут устоять?
        Но ныне Катуков был уверен в своих силах. Немцы надеялись на «Пантер» иСАУ «Фердинанд», не зная, что русские приготовили им неприятный сюрприз в виде «ИС-2» и «Т-43».
        Переговорив с Репниным, командарм поставил в первом эшелоне 6-й и 31-й танковые корпуса, а во втором - 3-й механизированный[48 - В реальной истории Катуков поступил наоборот, в чем его и упрекал тот же Ротмистров.].
        Наступая под прикрытием танковых корпусов, 3-й механизированный мог бы развернуться на выгодном рубеже и успешно отражать танковые атаки противника, а с подходом резервных соединений фронта - окончательно остановить врага.
        А по другую сторону фронта солдатам зачитывали приказ Гитлера: «С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боев, исход которых может решить войну. Ваша победа больше чем когда-либо убедит весь мир, что всякое сопротивление немецкой армии, в конце концов, все-таки напрасно… Мощный удар, который будет нанесен советским армиям, должен потрясти их до основания. И вы должны знать, что от успеха этого сражения зависит все».
        К ночи все соединения 1-й танковой армии, пройдя 35 -40 километров, заняли исходное положение с готовностью наступать: 6-й танковый корпус - на Меловое, Васильевку, Дмитриевку, Раково, Красный Починок, Казацкое; 31-й танковый корпус - на Ивню, Меловое, Дмитриевку, Круглик, Раково, Бутово, Томаровку, Яковлево, далее вдоль шоссе на Белгород.
        В ночь на 5 июля, в 2 часа 20 минут, началась артподготовка с советской стороны - это был упреждающий удар, однако немцы даже не подозревали, какой он будет силы.
        По договоренности с командующим фронта Катуков отдал приказ Репнину атаковать немцев в полтретьего ночи.
        Просто так взять да и заявиться в расположение фрицев ранее было нереально - подходы были буквально завалены минами. Но в ночь перед наступлением немецкие саперы разминировали поля, оставляя широкие коридоры для прохода своих танков.
        Советской разведке это было известно, причем именно на том участке, что соседствовал с линией обороны армии Катукова.
        Там стоял резерв 4-й танковой армии Гота - 2-й танковый корпус СС, куда входили танково-гренадерские дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Райх» и «Тотенкопф».
        Катуков помнил ночной рейд Репнина, когда тот, пользуясь относительной бесшумностью новых танков, нанес визит немцам и вдоволь порезвился за линией фронта.
        Теперь же задача стояла куда более серьезная - ударить первыми. Бить самому, а не ждать, когда немец замахнется!
        К сожалению, нанести противнику действительно мощный удар силами одного полка было невозможно. Следовательно, надо было врезать так, чтобы добиться хотя бы нокдауна.

* * *
        Канонада не утихала, множественные вспышки выстрелов и разрывы снарядов освещали ночь стробоскопическим мельтешением от горизонта до горизонта.
        На участке прорыва - это было согласовано с Ватутиным - огонь артиллерии ослабел, а после и вовсе прекратился. Заметить это немцам было вряд ли возможно - когда вокруг все взрывается, бывает не до того, чтобы отслеживать площади, где снаряды не падают.
        - Вперед! - скомандовал Репнин, и Борзых живо передал приказ по двум батальонам полка.
        Танки покатились вперед, скрытые тьмой. Батальоны разошлись «вилкой», выискивая свои проходы.
        Репнин пристально всматривался в мутноватую картинку с подсветкой от «Т-80». Он уже хотел было скомандовать Иванычу притормозить, боясь захватить край минного поля, но тут впереди блеснул яркий отблеск - разведчики отметили края коридоров в минных полях, воткнув штыри с уголковыми отражателями - их смастерили из картона и фольги.
        - Есть! Иваныч, входить точно в створ!
        - Само собой… То есть так точно!
        Взвод за взводом проникал на территорию противника. Каждой тройке или четверке танков подсвечивал «Т-80».
        Боевые порядки дивизии «Райх» увидеть было нельзя - ни огонечка. Танки стояли по линеечке, ожидая сигнала и прогревая моторы.
        - Я - Зверобой! Второй батальон, как слышите?
        - Слышим хорошо, танки вышли на боевой рубеж.
        - Отлично. Развернуть танки в линию, приблизиться на прямой выстрел и ударить по противнику. Полянскому и Заскалько - ваши «ИСы» выдвигаются к холмам у высоты 203. Как поняли? Прием.
        - Вас поняли. Занимаем места в партере…
        У Репнина было желание поправить Илью, но он промолчал - нечего зря языком болтать. И все же не в партере танкисты, а на сцене.
        Они сюда не созерцать пришли, а действовать.
        - Огонь по готовности. После третьего выстрела меняем позицию - подъезжаем на сто метров. Бронебойный, заряжай!
        - Есть бронебойный! - бодро отрапортовал Борзых и пропыхтел немного погодя: - Бронебойный, готово.
        Кряхтел заряжающий не зря - снаряд для ЗИС-6 весил чуть больше пуда.
        Геша подвернул башню, в прицел вплыл «Тигр».
        - Видишь?
        - Ага! - ответил Федотов не по уставу.
        До тяжелого немецкого танка было метров восемьсот, но рисковать Репнин не стал.
        - Бери чуток ниже - всадим в борт…
        - Понял.
        - Огонь!
        Грохот развалил тишину августовской ночи, и тут словно прорвало - десятки орудий продолбили по немецким танкам.
        «Т-VI», которого выбрал Геннадий, неохотно загорелся. Из его люков полезли эсесовцы - успели. Тут же во все щели ударило яркое пламя, и квадратную башню перекосило набок.
        Угрюмо бухали 122-миллиметровые орудия «ИС-2». С семисот метров снаряды пробивали и «Пантер», и «Тигров». «Четверок» - тех вообще чуть ли не насквозь.
        На немецких позициях поднялось зарево, но никаких ответных мер не принималось - фрицы, похоже, не различали огонь из танковых пушек. На фоне артобстрела он терялся, и попадания относили на счет советских батарей.
        Различить же силуэты танков за километр в потемках не представлялось возможным.
        Иные из «Т-V» и «Т-IV» начинали двигаться, ерзая туда-сюда, в наивной уверенности, что так снаряды их минуют. Хотя советская артиллерия била по площадям, и куда именно угодит осколочно-фугасный, не угадаешь.
        - Бронебойный, заряжай!
        - Есть бронебойный! Б-бронебойный, готово…
        - Федот! Двадцать градусов влево от подбитого «Тигра». Видишь, там что-то такое проезжает?
        - Вижу! Низкое такое.
        - Во-во! По-моему, это «Фердинанд»! А ну-ка, угости его. Огонь!
        Бронебойный красиво вошел в бочину самоходки.
        Лоб у «Фердинанда» был практически непробиваем - двести миллиметров брони! - а вот борта поддавались вполне. Вооруженная той же пушкой, что и «Тигр», самоходка наделала делов на той войне. Тогда она тоже «дебютировала» на Курской дуге - маломощные орудия «Т-34» ничего не могли ей сделать, разве что гусеницу перебить. «Фердинанд» этим и пользовался.
        Правда, вскоре оказалось, что не все то золото, что блестит, - самоходка оказалась весьма ненадежной, да и бездорожье было для нее непроходимым - вязла, дура тяжеленная. Шестьдесят пять тонн! Не зря другим названием для «Фердинанда» было «Элефант», то бишь слон.
        Силуэт этого «слона» различался легко. Если у советских САУ бронированная рубка находилась спереди, то у «Фердинанда», из-за большой длины ствола, она была смещена в корму.
        Снаряд же, выпущенный Федотовым, влепился посередке, куроча двигатель и подрывая бензобаки. Первыми выскочили механик-водитель и радист, сидевшие спереди… Первыми и единственными - люк на рубке открылся, уже и эсэсовец показался, но в следующий момент его выдуло из люка столбом пламени.
        «Пущай полетает…»
        Третий снаряд промахнул под пушкой «Пантеры» ивколотился в корпус ее соседки. Попадание было удачным - детонация боекомплекта сместила башню на полметра, а уж что сталось с экипажем… Он испарился.
        - Я - Зверобой! Меняем позицию!
        План операции предусматривал пункты, которые бы не давались прусской логике. Например, смена позиции являла собой не отход, а приближение к вражескому стану.
        Днем, даже находясь в засаде, подобное было бы слишком рискованно, а ночью… Почему бы и нет?
        Сместившись, «Т-43» занял место между двумя возвышениями, поросшими бурьяном. Юркие «Т-80» тоже проехали вперед, заливая цели незримым светом.
        - А ну-ка, осколочным!
        - Есть осколочным!
        Что-то панцергренадеры засуетились. Неужто догадались? Хотя вряд ли…
        - Осколочным, готово!
        - Огонь!
        Яркая вспышка была неприятна ИК-прицелу, а уж до чего она не понравилась фашистам…
        - Федот! Просвет видишь?
        - Где танк разворачивается?
        - Да!
        - Так точно, вижу!
        - Еще один осколочный. Надо унять их прыть.
        - Осколочный, готово!
        - Огонь!
        Огня сразу добавилось. Неожиданно снаряд угодил по автоцистерне с бензином. Рвануло так, что любо-дорого.
        И тут неожиданно развернулась башня одного из «Тигров». Его наводчик ничего не различал во тьме, но все же выпустил снаряд в сторону советских танков.
        То ли заметил чего, то ли просто со злости пальнул. И попал!
        - Тащ командир! Жукова подбили!
        - Живой?
        - Контузило! И башню заклинило.
        - Заскалько! Цепляй Жукова на буксир и волоки.
        - Есть!
        - Так, ребята, заканчиваем выступление. Еще по паре снарядов, и уходим.
        Тут же поднялась пальба - «ребята» спешили нанести врагу урон потяжелей.
        Развернувшись и перестроившись, танки стали отходить.
        - 2-й батальон! На исходную!
        - Есть! Мы тут батарею накрыли немецкую. Ух, и салют был!
        - Молодцы. Уходим!
        Уйти по-английски не получилось - фашисты стали нервничать, открыли огонь наудачу, и в сторону советских танков, и в сторону голой степи. Судя по всему, разрывы снарядов, давая промельк света, дали-таки немцам «наводку».
        К сожалению, танковый батальон скучился, пользуясь своей невидимостью, и пара снарядов, выпущенная немецкими «панцерзольдатен», нашла свои цели.
        «ИСу» Каландадзе снаряд не причинил вреда - скользнул рикошетом, выбив сноп искр, а вот «Т-80» почти развалился надвое.
        «Какая сволочь стреляла», Репнин видел четко - три «Пантеры» приближались, светя фарами, а потом танкистам пособили зенитчики - врубили полутораметровые прожектора «Флакшайнверфер», и потоки резкого света ударили чуть ли не физически ощутимо, ослепляя инфракрасные прицелы и выделяя цели.
        Пара «Т-80» сразу проявила полезную инициативу - открыла огонь из пулеметов, не дожидаясь команды. Половина прожекторов погасла, но оставшихся хватило, чтобы наводчики «Т-V» прицелились.
        Грохот стоял не слабый, поэтому выстрелов «Пантер» Геша не услыхал. Одна из немецких болванок задела башню «Т-43», и Репнин инстинктивно зажмурился, боясь, что окалина посечет лицо, но нет - в стали было вдвое больше никеля, чем обычно, металл сделался более вязким и не крошился.
        - Мимо! - крикнул Борзых.
        - Осколочным, заряжай!
        - Бронебойным? - растерялся заряжающий-радист.
        - Да по хрену «Пантеры»! Гасим свет!
        - Есть осколочным! Осколочный, готово!
        - Огонь!
        У Федотова слезились глаза, даже когда он наводил орудие через обычный прицел - прожектор светил, как второе солнце, но попал-таки. Прицеп с «Флакшайнверфером» разорвало, а грузовик, который его тащил, опрокинуло.
        Танкистам из батальона не потребовался приказ - огонь открыли все. Прожектора лопались один за другим, рассыпая искры, но даже короткой подсветки хватило опытным немецким танкистам, чтобы стрелять «по памяти».
        Прилетело еще несколько снарядов от приближавшихся «Пантер». Полянский и Заскалько с ходу выбили две из них, третья остановилась и врубила задний ход. Далеко не ушла - 122-миллиметровый снаряд ее лобовая броня остановить не смогла.
        Но за подбитых «Пантер» спешили мстить «Тигры». Началась пальба. Пушка «ахт-ахт» разнесла танку «Т-80» весь передок, осколками побив инфракрасный прожектор.
        Командир танка сумел спастись. Раненый, он бросил табельное оружие, но подобрал раскуроченный осветитель, сохраняя военную тайну.
        Четыре «ИС-2», медленно отъезжая, открыли огонь по врагу. Каждый из них нахватал по нескольку попаданий 88-миллиметровых снарядов, а башня на танке Заскалько вообще звучала как колокол - не менее десяти глубоких вмятин осталось после обстрела.
        Одному из «Тигров» досталось под башню, и ту заклинило, другому разбило гусеницу, а третий схлопотал бронебойный в лоб - снаряд прободал броневую плиту и разнес все внутри. Боекомплект не сдетонировал, но танк замер - от экипажа остались одни кровавые ошметки.
        Только теперь Репнин поймал себя на странном дежавю и понял, что все это время, прицеливаясь и отдавая команду «Огонь!», пользовался стабилизаторами орудия.
        В его времени это было обычным делом, но здесь-то в новинку. Так что руки делали, глаза смотрели, целились, а мозг дивился.
        - Я - Зверобой! Все целы? Наших «осветителей» подобрали?
        - Так точно! Лейтенант Середа спас инфры… короче, тепловой осветитель!
        - Молодец! Отходим по плану «Б»!
        - Есть!
        Аккуратно просочившись через минные поля, оба батальона, выровнявшись в колонны, уходили в свой второй эшелон.
        Вовремя - полчаса спустя артподготовку начали сами немцы.
        На участке, к которому примыкали позиции 1-й танковой, огонь был значительно слабее…
        ИЗ ЗАПИСОК Н. КУЗЬМИЧЕВА:
        «…За Лодзем взяли спиртзавод. Ребята говорят:
        - Надо спиртом запастись.
        - Куда? В питьевой бачок? - Они из алюминиевого сплава, по два литра каждый, закрывается винтовой крышкой. - Мы же за два дня не дойдем до Берлина - мало будет!
        - Тогда надо в топливный бачок (два топливных бачка и один запасной масляный), объемом по девяносто литров! Хорошо промой этим же спиртом и заливай под завязку. Ну, иди…
        - Мы уже залили…
        Я вам говорил, что в наступлении мы опережали немца, естественно, на марше скорость максимальная, у механика-водителя люк открыт, я как командир сижу, люк тоже открыт. Ветер, температура градусов десять-пятнадцать, просифонивает насквозь. Комбат дает команду: «Малый привал!» Открываем бачок, закуска у нас уже есть (до войны такой толстой колбасы я лично в Туле не видел. Хорошая колбаса была, и сало украинское толщиной в ладонь, и шоколад у нас был, и изюм), наливаем грамм по сто пятьдесят 70-процентного спирта, сразу воду и закусываешь. Потом команда: «По машинам!» ивперед. Мы за сутки по 90 километров наматывали на танке, да тут еще и боевые столкновения были. В общем, за сутки 8 -10 раз останавливались. Потом, когда до Одера дошли и нас переправили на плацдарм, оказалось, что там тоже спиртзавод был.
        Наши взяли, узнали, что спиртзавод, и напились. Немцы пошли в атаку и всех перебили. Наши с потерями отбили, опять напились, оставили, опять взяли…
        Начальство догадалось, цистерну нашли, вылили на землю - было это в начале февраля, снега большого не выпало. Мирные жители ушли, а коров оставили, и вот эти коровы нализались пьяными. Нам это рассказали.
        23 февраля, это праздник, а Жуков отдает приказ: «Войскам, которые находятся на плацдарме, сто грамм не выдавать». Почему? Своего хватало!»
        Глава 28. Двухсотый
        Курская дуга, 5 июля 1943 года
        Утром 5 июля немцы перешли в наступление. Основной удар с южного направления, которому противостоял Воронежский фронт, наносился силами 4-й танковой армии (48-й танковый корпус и 2-й танковый корпус СС), при поддержке армейской группы «Кемпф».
        Немецкие танки имели задачу - прорвать первую, вторую и третью линии обороны РККА и выйти на Обоянь.
        Решить эту задачку мешали 6-я гвардейская и 1-я танковая армии. Да и оборона была поставлена на «пять» - были и противотанковые рвы, и грамотно расположенные ПТОПы - противотанковые опорные пункты - и даже радиоуправляемые минные поля. Долбила по противнику артиллерия и «катюши», а штурмовики в небе шли волна за волной.
        Армия исполняла план операции, принятый Ставкой, - измотать противника в обороне, после чего перейти в контрнаступление. Вот и мотали.
        Помог и ночной визит майора Лавриненко в стан противника - в итоге довольно-таки хулиганской акции у фон Кнобельсдорфа, командующего 48-м танковым корпусом, не осталось оперативного резерва.
        В результате к вечеру 5 июля немецкие танковые дивизии так и не смогли прорвать первый рубеж обороны 6-й гвардейской армии генерал-лейтенанта Чистякова, вклинившись всего на два-три километра.
        К девяти вечера 1-я танковая армия потеряла тринадцать танков, но и противник лишился ста семидесяти бронеединиц[49 - В нашей реальности потери РККА составили 37 танков, немецкие - 140 танков и штурмовых орудий.].
        Армейцам здорово помогли самоходные части и мощная противотанковая артиллерия, выбивавшие модернизированные «Т-IV» иновые «Т-V».
        На узком участке фронта немцы бросали в бой две сотни танков. В воздухе носились десятки самолетов, «мессеров» и «лавочек», «Илов» и «Юнкерсов». Пыль, поднятая разрывами снарядов и бомб, дым горящих танков и автомашин застилали солнце, словно тучи в грозовой день.
        Особо яростные бои развернулись у села Черкасское. По немецким планам, оно должно быть занято с ходу, уже к десяти утра 5 июля, однако оборонцы сдерживали натиск фашистов более суток, после чего Черкасское представляло из себя лунный пейзаж, изрытый воронками, как кратерами.
        К 6 июля 2-й танковый корпус СС, действовавший восточнее 48-го ТК, увяз, пробиваясь от Луханино к Яковлево, - его стреножили атаки 1-й гвардейской и 49-й танковой.
        Бой усиливался, хотя, казалось бы, дальше некуда. В атаку пошел второй эшелон «Тигров» и «Пантер».
        Подлетев на своем броневике к НП 3-го мехкорпуса, Катуков связался с командованием 2-й воздушной армии и вызвал штурмовики. «Горбатые», прикрытые «мигарями», отсекли немецкие танки, но тут налетели «худые», и закрутилась настоящая «собачья свалка» - едва ли не сотня самолетов, с черными крестами и красными звездами, вились в небе, то и дело распуская траурные шлейфы.
        6-я гвардейская армия к этому времени понесла немалые потери, однако все еще держалась и громила врага. Корпусу Кнобельсдорфа удалось к вечеру окружить два полка 52-й стрелковой дивизии 6-й гвардейской, но тут свое веское слово сказали бригады 3-го мехкорпуса на втором рубеже обороны. Их решительные и жесткие действия не только не позволили немцам захватить плацдармы на северном берегу реки Пены, но и расстрелять полк 3-й танковой дивизии Вестхофена.
        Более того, в ночь с 6-го на 7 июля группа 6-го танкового корпуса нанесла контрудар во фланг танковой дивизии «Лейбштандарт». 7июля Ватутин передал 6-й гвардейской армии, для укрепления ее левого фланга, 5-й гвардейский Цимлянский и 2-й гвардейский Тацинский танковые корпуса, чтобы те встретили врага, используя тактику засад и противотанковых опорных пунктов.
        Весело горели немецкие танки…

* * *
        4-й танковый расположился у села Сырцово, как и все боевые порядки 3-го мехкорпуса. Именно в этом направлении - на Обоянь - и двинулись немцы.
        В бой был брошен весь 48-й танковый корпус, плюс моторизованная дивизия «Гросс-Дойчланд». Налетело как бы не восемьдесят «Юнкерсов» да «Мессершмиттов». Пошла бомбежка.
        Вот только летели фугаски россыпью, наугад - сверху не были видны танковые схроны.
        Танкисты из полка Репнина замаскировались, «как учили». Окопались так, что над бруствером одна башня выглядывала. Ну, а если потребуется в атаку идти, то выехать недолго - масксеть скатал, и задний ход.
        Геша следил за небом, оттуда грозила главная опасность: упадет бомба прямо на танк - все, санитаров не тревожь…
        Земля вздрагивала от взрывов, в воздухе висела пыль, и Репнин не заметил даже, когда перестало трясти. Самолеты улетали, и только теперь им наперерез вышли «Ла-5».
        Сразу несколько бомберов вспыхнуло, их повлекло к земле. И еще, и еще… «Лавочки» вертелись, шпаря из пушек, и всю эту воздушную карусель, словно тучку ветром, относило на запад.
        - Танки!
        - Вижу, - кивнул Геша.
        Из лесного урочища Волчий Лог выползали немецкие «панцеры».
        Надо полагать, фрицы понадеялись на люфтваффе, решили, что хана русским, остается только добить их, чтобы не мучились после бомбардировки.
        Немцы шли, строго соблюдая орднунг: впереди шли «Тигры», за ними - штурмовые орудия, потом «Пантеры», а в хвосте плелись «четверки» и «тройки».
        - Я - Зверобой! Мужики, не открывайте огонь с максимальной дистанции. Я знаю, что вы можете, но надо подпустить гадов поближе, чтобы всем хватило. Бейте хотя бы с четырехсот.
        - Есть!
        Репнин глянул в перископ и лишь головой покачал. Полное впечатление, что немцы после Цимлянска повредились в уме. Где умелая тактика? Что это за строй?
        Прут, как стадо на убой. Танки движутся настолько кучно, что практически лишены маневра. Гудериана на вас нет…
        - Бронебойным, - спокойно сказал Геннадий.
        - Есть бронебойным! Готово.
        - Полянский! Я открываю огонь первым. Если что, добавишь!
        - Сделаем, тащ командир!
        Репнин усмехнулся - в этом бою, если выживет, конечно, он подобьет свой двухсотый танк.
        Густая цепь «Тигров» окуталась клубами дыма. Снаряды сбили пару деревьев, вздыбили землю.
        - Огонь!
        Бронебойный ушел, и вскоре один из «Тигров» затормозил, подавившись снарядом, как косточкой. А Полянский и рад стараться - тут же добавил 122-миллиметровый.
        Заполучи, фашист, гранату… И башня набекрень.
        Репнин приник к налобнику. Что-то медлит «арта»… Ага!
        С левого фланга дружно ударили противотанковые 100-миллиметровые орудия[50 - В нашей реальности 100-мм полевые орудия «БС-3» начали выпускать в 1944 году, хотя разработки велись гораздо ранее.]. Затем залп выдали справа.
        Артиллеристы били почти в упор, вскрывая немецкие танки, как консервы.
        - Бронебойным!
        - Готово!
        - Огонь!
        Снаряд угодил «Тигру» вгусеницу, выбивая каток, и тут уже началась настоящая свистопляска.
        Орудия немецких танков били, не переставая. Снаряды взрывали землю, пару раз влепились в край башни, оставив в броне настоящие рытвины, а Жукову и вовсе не повезло.
        Редчайший случай - снаряд угодил в ствол орудия.
        - Полянский!
        - Бью!
        Первым серьезно пострадал танк Антонова - 88-миллиметровый снаряд пробил башню «Т-43» иподорвал двигатель. Выжил только механик-водитель.
        - Меняем позицию!
        И тут же вмешалась еще одна сила - заработали «катюши», осыпая немецкие танки взрывчатыми «подарками».
        В эфире прозвучал вопрос Катукова: «Стоишь?» Тут же, прерываемый треском помех, донесся ответ Кривошеина, командующего 3-м мехкорпусом: «Да что нам сделается… Только жарко, как в бане!»
        …Вечером разведка перехватила донесение немецкого пилота с «рамы»: «Русские не отступают. Они стоят на том же рубеже. Наши танки остановились. Они горят!»[51 - Реальный текст.]
        Еще бы они не горели… 3-й мехкорпус отбил девять атак подряд!
        Когда Репнин выбрался из танка, он был мокрый, словно под дождем побывал.
        Десятки «Тигров» дымились на поле боя, две сотни средних и малых танков. И трупы, трупы, трупы…
        Ни травинки, ни кустика - взрывы перепахали землю и выжгли все, что могло гореть.
        Бои затихли, когда село солнце. Но косые лучи с трудом пробивали непроглядную тучу пыли и дыма, зависшую над курскими полями. Небо казалось черным.
        Танкисты, артиллеристы и пехотинцы, оглохшие от грома боя, выглядели растерянными, они будто не верили в наступившую тишину. Бойцы вылезали из танков, щелей, окопов и оглядывались вокруг.
        - Ну, мы и дали! - громко сказал Заскалько, малость оглохший.
        - Эй, народ! - послышался клич. - Тут, в балке, - кухня!
        - О-о-о! - пронесся голодный стон.
        Бодро зазвучали стуки и звяканья - бойцы доставали котелки, ложки, кружки - немудреный фронтовой «сервиз».
        - Фрол, значит, того… - пробормотал Бедный.
        Репнин сумрачно кивнул, провожая взглядом команду по эвакуации раненых.
        - Вань!
        - А?
        - Бэ! Как поешь, пополнишь боекомплект. Иваныч тебе поможет.
        - Ага…
        Моторы грузовиков уже подревывали - подвозили горючее, снаряды и патроны. Подкалиберные были в дефиците - выдавали по пять «болванок» на танк.
        - Иваныч, я в штаб!
        - Понял!
        Быстренько умолов свою порцию и выглотав компот, Репнин отправился в штарм на порожней полуторке.
        Штаб располагался в лесу, в восемнадцати километрах от Обояни, рядом с селом Вознесеновка. Раскидистые дубы и березы прикрывали пару щитовых домиков, землянки, шалаши и палатки. Около десятка радиостанций постоянно пищали, связывая штаб с корпусами, дивизиями и армейскими частями.
        В штабе горел свет. Небрежно козырнув часовому, Репнин заглянул к начштаба Шалину. На столе у того карты, схемы построения войск, журналы, ведомости.
        Катуков разбирал оперативные сводки.
        - Майор Лавриненко по вашему приказанию прибыл.
        Командарм отмахнулся:
        - К черту устав, Дмитрий Федорович! Как там бригада? А то не поспел я к вам.
        - Держимся, Михаил Ефимович. Потери есть, но немец как сдурел - прет всей массой. А мы его гробим.
        Катуков покивал.
        - Я вот о чем думаю, Дмитрий Федорович… Видел сам, да и вы докладывали… Немцы наступают по одной и той же методе - сначала бомбят нас с самолетов, а минут через двадцать пускают танки, причем тремя эшелонами. Как только натолкнутся на сильный заградительный огонь, тут же появляется авиация. Я тут подумал, что представители авиачастей с рациями находятся недалеко за боевыми порядками…
        - …Или в самих порядках, - кивнул Репнин.
        - Да! И сразу вызывают самолеты с аэродромов! Все, буду требовать и себе такое право, а то пока свяжешься со штабом воздушной армии, пока дашь заявку, пока рассмотрят, уже и бой кончится!
        - Согласен.
        - Ладно, решу этот вопрос. Ну, что, Дмитрий Федорыч… Обрадовать вас? Разведка доносит, что завтра немцы опять на вас навалятся. Рвутся они в Сырцово и Верхопенье, к Яковлево пробиваются. Устоите?
        - Устоим, Михаил Ефимович. Танков не прошу, это потом, а вот зенитчики нам не помешали бы.
        - Это точно. В штабе фронта решают вопрос с 6-й зенитной дивизией РГК. Решат положительно - прикроют нашу армию с воздуха.
        - Было бы славно.
        - Ну, тогда ни пуха. Поужинаешь, может?
        - Нет, спасибо, я к своим.
        - Ну, бывай!
        Уже покидая штарм, Репнин подумал, что так и не похвастался удачей - подбитым двухсотым танком.
        Ладно, решил он, буду скромным.
        А. МАРЬЕВСКИЙ ВСПОМИНАЕТ:
        «Перед наступлением нам раздали карты. Сели мы с Петровым, я говорю: «Коля, вот здесь наша гибель». - «Я тоже так думаю». А у нас в батальоне заряжающим был некто Спирка, из московских урок. Отъявленный бандит. Фамилия у него была Спиридонов, а звали Спирка. Знаменит в батальоне он был тем, что при любой возможности, взяв еще одного-двух человек таких же отчаянных, как и он, ходил в тыл к немцам за трофеями - жратвой и выпивкой.
        Я говорю: «Слушай, а ведь Спирка, наверное, уже ходил к немцам в тыл. Давай его спросим». Послали за Спиркой. «Спиря». - «Што?» У него вместо выбитых зубов стояли золотые, и он немножко шепелявил. «Ходил к немцам?» - «А што такое?» - «Ты где проходил?» - «По болотине, там немцев нет». - «Глубоко?» - «Да, по яйца». - «А дно какое?» - «Мы не застревали, командир. Могу показать». Мы с капитаном Петровым взяли автоматы и пошли. Прошлись по болоту, прощупали дно. Немцев действительно рядом не было. Вернулись, переоделись в чистое и поехали в штаб бригады докладывать. В штабе нас принял полковник Шульгин, а у него находился командующий корпусом генерал Панков. В большой светлой комнате стоит стол, на котором разложена карта, указка лежит. За столом сидит полковник Шульгин, а у окна стоит генерал Панков. Зашли. Полковник Шульгин, обращаясь ко мне, говорит: «Ну что, цыганская рожа? - а я был черный, это сейчас вся голова белая. - Что придумали с Петровым?». В этот момент вошел Рокоссовский, но поскольку мы стояли спиной к двери, его не увидели. Увидел только генерал Панков. Я говорю: «Товарищ полковник,
разрешите обратиться к генерал-майору? Мы этим путем не пойдем». Тут слышу голос из-за спины: «Почему не пойдете?» - Рокоссовский. Вскочили: «Товарищ командующий, верная гибель и нам и нашей технике». - «Не пойдете, расстреляем». - Спокойно так говорит. - «Товарищ командующий, мы ходили в разведку, считаем, что танки пройдут через вот это болото». Генерал Панков говорит: «Да вы в этом болоте все машины утопите». - «Не утопим. Дно твердое, но мы еще бревен навалим и по одной машине, чтобы немцы не прочухали, переправимся». Рокоссовский говорит: «Действуйте». Вот так мы весь батальон перетащили через болото. Первый оборонительный рубеж благодаря этому взяли без потерь, ну а потом немцы оправились. Так что к Орлу от тридцати трех машин батальона осталось четыре. За эту операцию я был награжден орденом Александра Невского».
        Глава 29. Решительный бой
        Курская дуга, Воронежский фронт. 10 июля 1943 года
        К 10 июля стало окончательно ясно, что операция «Цитадель» провалилась. Сопротивление советских войск немцам так и не удалось сломить. При этом «доблестный вермахт» нес чудовищные потери.
        Так, в танковом полку дивизии «Гросс Дойчланд» русские выбили все «Тигры», а «Пантер» осталось всего пятнадцать штук из ста девяноста двух[52 - В нашей реальности дивизия потеряла 12 «Тигров» из 14 и 152 «Пантеры» из 192.].
        Как писал командир 48-го танкового корпуса Отто фон Кнобельсдорф, «надо рассчитывать на ожесточеннейшие танковые бои».
        Советское командование тоже сделало выводы. К примеру, оперативное управление войсками, удерживавшими вторую и третью линии обороны в направлении на Обоянь, было передано от Чистякова Катукову.
        И получилось так, что вся советская оборона в районе прорыва 4-й танковой армии Гота строилась вокруг бригад и корпусов 1-й танковой армии.
        Так и не сумев пробиться к Обояни, что открывало дорогу на Курск, немцы решили обойти 1-ю танковую армию и ударить на Курск через Прохоровку, кружным путем.
        Последние дни 1-я танковая сражалась в одноэшелонном построении, но лишь 9-го числа Ватутин усилил группу Катукова 10-м танковым корпусом, 309-й стрелковой дивизией, 14-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригадой и 6-й зенитной дивизией.
        Тогда же командарму было позволено напрямую запрашивать аэродромы 2-й воздушной армии.
        К исходу 10 июля немцы вышли на рубеж Шепелевка - Верхопенье, приблизившись к позициям 1063-го зенитного полка. В этот самый момент к зенитчикам пожаловал Катуков. А над передним краем висело с полсотни вражеских бомбовозов.
        Командарм тотчас же связался с аэродромами 2-й воздушной и запросил немедленной поддержки.
        Немецкие пикировщики набрасывались на батареи зениток то справа, то слева. Три из них закувыркались к земле, но еще большее количество набросилось на зенитчиков.
        Сыпались бомбы, падали скошенные осколками люди, а из-за горизонта шла новая волна бомбардировщиков…
        И тут явились эскадрильи советских истребителей.
        «Вас только за смертью посылать!» - орал Катуков, но на самом-то деле командарм был доволен. Заработало!
        Теперь у него появилось еще одно, очень важное орудие, которым добывают победу, - авиация.
        В то же самое время планы гитлеровского командования - ударить с востока через Прохоровку на Курск - стали известны Ставке, и к местам будущих сражений уже стягивались подкрепления из резервов Степного фронта.
        В район Прохоровки выдвинулась 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова и 5-я гвардейская армия Панфилова[53 - В нашей реальности ею командовал Жадов.].
        12 июля под Прохоровкой разыгралось грандиозное встречное сражение - тысяча двести танков с обеих сторон!
        Перед Катуковым стояла задача сковать силы противника на Обоянском направлении, лишить немцев возможности снимать отсюда войска, тем самым упрочив успех Ротмистрова и Панфилова.
        Но Михаил Ефимович мыслил дальше приказа, поэтому решил двумя корпусами - 5-м гвардейским и 3-м механизированным - нанести контрудар совместно с частями 6-й гвардейской армии в восточном направлении на Яковлево. А дальше, взаимодействуя с 5-й гвардейской танковой армией, наступавшей от Прохоровки, окружить и разгромить 4-ю танковую армию генерала Гота…

* * *
        …Репнин качался в такт шатаниям танка и улыбался. Вот и под Прохоровкой бьются… Курская дуга!
        В той реальности, из которой он как бы «выпал», тоже была битва. Чудовищная битва, в которой погибли сотни тысяч бойцов Красной Армии.
        РККА училась воевать на той войне, учится на этой. И платить за такие уроки приходится кровью.
        И Гешу приятно грела мысль о том, что он своим вмешательством помог сберечь энное число жизней. Потери все равно были, куда ж от этого деться, но все равно они несравнимо меньше тех, которые могли бы быть. Раза в три-четыре как минимум.
        Просто потому, что ныне танкисты горели куда реже - они воевали на хороших машинах. И машины эти выбивали немецкие танки, спасая тем самым артиллеристов и пехоту.
        Мало чем нынешняя Курская битва отличалась от тогдашней… Или как сказать? От тамошней? Ну, в общем, и так понятно.
        Поначалу, правда, насколько Геннадий помнил историю, отличие было разительным по времени - немцы топтались на втором рубеже обороны, так и не достигнув села Яковлево, но сейчас все опять сравнялось. Но что значат какие-то часы или даже дни, когда измерять победу или поражение стоит только в одних единицах измерения - в душах?
        И вот тут-то немцы однозначно проигрывали…
        - Товарищ командир! - крикнул Федотов. - Немцы!
        Моментом вернувшись из горних высей в гремящий танк, Репнин глянул в перископ. Его полк сдвигался к Прохоровке, и танки, что ползли по покатому склону, сминая высокую побуревшую траву, могли принадлежать либо тем недобитым немецким полкам, что драпали с места боя, либо подкреплениям для недобитков.
        В любом случае они требовали скорейшего уничтожения.
        В перископ Геше было видно, как разворачиваются и идут на сближение с противником «сороктройки» и «тридцатьчетверки», «КВ-1М» и «ИС-2», самоходки «СУ-122» итяжелые «СУ-152».
        Одна группа танков остановилась и дружно ударила залпом по врагу. Вторая группа машин осуществляла обходной маневр с целью зайти во фланг вражеским танкам.
        А третья группа - это его 4-й полк. Танки мчались на большой скорости вперед. Репнин узнавал их по образу движения, что ли.
        Вон танк Капотова - он срывается с места и бросается на врага, едва поспевая затормозить, чтобы выстрелить по цели, и снова газует. А вот Лехман далек от удали - он осторожен, маневрирует постоянно, петляя по полю, уклоняясь от вражеских снарядов, чтобы вдруг ударить самому - и метко.
        - Я - Зверобой! Капотов, не отрывайся от коллектива! Ивченко, твоя группа… Ты где вообще?
        - Ивченко на связи! Мы вышли к немецкому СПАМу[54 - Сборный пункт аварийных машин.], тут еще есть кое-кто живой! Был.
        - Понял. Следуй за группой Тимофеева, прикроешь с тыла.
        - Есть!
        - Полянский! Видишь колонну?
        - Так точно!
        - Расколи ее «ИСами», как колун чурку!
        - Сделаем!
        - Яковенко, всем взводом по правому флангу колонны! Луговой, действуешь по левому!
        - Есть! Есть!
        А немецких танков становилось все больше, их словно прорвало. Репнин слышал доносившиеся снаружи глухие звуки от ударов вражеских снарядов и скрежет металла - это сталкивались танки, свои с чужими.
        Иваныч так и крутился. Танк подбрасывало, словно моторку на волнах.
        - Федот, видишь «Пантеру»?
        - Вижу. Бью!
        С первого же выстрела «Т-V» загорелся.
        - Самолеты! - крикнул Бедный, глядя в открытый верхний люк.
        - Если бомба будет лететь на танк, срывайся с места!
        - Понял!
        Бомбы падали кругом, рвались, а танк метался, как взбешенный бык, - вперед, в сторону, назад, не давая пилоту прицелиться. Эта гонка длилась недолго - налетели «Ла-5», «спустили» пару «Юнкерсов», и остальные трусливо повернули назад, вываливая бомбы куда попало, лишь бы облегчиться и драпать налегке.
        - Впереди «Тигр»!
        Иваныч не стал связываться с «Т-VI», вывернул из-под выстрела. Но второй «Тигр» пробил прямо по корме командирского «Т-43». Танк сотрясся, замирая среди чужих машин. Это что, конец?
        Да уж хрен там!
        - Бронебойным!
        - Есть! Готово!
        - Огонь!
        107-миллиметровому снаряду была нипочем лобовая броня «Тигра», и из немецкого танка вырвалось желтоватое пламя. Фашисты открыли огонь по неподвижной машине сразу из нескольких стволов. Снаряд разорвался на броне, машина наполнилась едким красноватым дымом.
        Надсадно кашляя, Репнин пихнул сомлевшего Федотова:
        - Чего расселся? Марш из танка!
        - Есть…
        Борзых и сам очухался, полез в люк.
        - Иваныч!
        - Лезу…
        - Живой!
        - Пока…
        Репнин вылез наружу, чувствуя себя так, как будто сильно напился: все качалось перед глазами, руки были неловки, ноги заплетались.
        - Ложись!
        Танкисты попадали, и тут же башню «Т-43» сорвало с погона, приподняло на волне пламени и опустило.
        - Пайки жалко! - сказал Борзых.
        - Дурак! - беззлобно проворчал Бедный.
        Им повезло - одна лавина немецких танков прошла, а следующая была еще далеко.
        Обширное поле, где раньше колосилась пшеница, было изрыто черными воронками. Полосы увядшего бурьяна сожжены огнем. И всюду черные изуродованные танки. Немецкие и наши.
        У одних сорваны башни, у других разбита броня, у третьих согнуты стволы орудий, у четвертых оборваны крылья и развалены гусеницы. Несколько танков и вовсе лежали кверху днищем.
        Сквозь тучи дыма и пыли едва проглядывало красноватое солнце. Пыль на свету казалась золотистой.
        Утерев рукавом пот, пригибаясь за бурьяном, Репнин огляделся.
        Своих он не видел за гребнем холма, да и толку? На броне им, что ли, ехать?
        Углядев впереди три «Пантеры», стоявшие колом, но вроде бы целые с виду, Геша крикнул:
        - За мной, «безлошадные»!
        Петляя, он добежал до «Т-V», из люка которого свисало тело немецкого танкиста. Сорвав с него шлем, Репнин вытащил мертвяка за шкирку и свалил на землю.
        Сгоряча Геннадий решил хотя бы вести огонь из орудия, если «Пантера» не на ходу. Скоро подойдут немецкие танки, и пусть им будет сюрприз! Лишь бы только свои не изнахратили…
        - Иваныч!
        - Лезу…
        - Никого! Драпанули, видать.
        - Глядите в оба! Как бы не заминировали…
        - Да нет, чисто!
        - Надо кресты замазать.
        - Чем?
        - Гляди! Красное знамя! Стоп…
        - Балда! Это фартук у них такой, они его на передок вешают, чтобы пилотам было видать.
        Репнин растянул полотнище - красное с белым кругом, а в том кругу - пласталась черная свастика.
        - Федот! Нож твой где?
        - Тута!
        - Отчикай вот здесь, чтоб только красное было.
        - А, понял!
        После портновских упражнений наводчика в руках Репнина оказался красный флаг.
        - Ванька! Присобачь его на антенну!
        - Есть!
        - Заводи, Иваныч!
        «Пантера» завелась с полоборота. Запах бензина тревожил, но это только так говорят, что карбюраторный двигатель опаснее дизеля. Солярка тоже горит неплохо…
        - А чё за пушка?
        - 75 миллиметров, но мощная. И скорострельность на уровне. Ванька! Ты скоро?
        - Все уже!
        - Залазь!
        Танк вздрогнул и поехал.
        - Мягко как управляется! Немного рычаг повернул, и машина туда же!
        - Здесь у них гидравлика, а наши все не додумаются…
        - Думать - одно, а делать - совсем другое.
        Репнин огляделся - в командирской башенке было семь щелей, оптика замечательная, видно хорошо.
        - Танки!
        - Вижу.
        На гребне холма показались серые коробки немецких танков.
        - Бронебойным, заряжай! Нет, вон те!
        - А-а… Есть! Готово!
        - Федот, рули. Огонь!
        Пушка бабахнула, перебивая «тройке» гусеницу. «Т-III» как раз переваливал макушку холма, и «гусянка» размоталась вся и сразу.
        - В борт ему зафигачь!
        - Выстрел!
        Снаряд угодил удачно, над катками, пробивая танку бочину. Занялся танчик…
        - Огонь!
        Второй танк, и тоже «троечка», вспыхнул сразу. Подбив четвертую бронеединицу, «Пантера» под красным флагом скатилась с пологого склона.
        Когда «Т-V» одолел подъем, совсем рядом оказался «Тигр». Рыча, он взбирался по травянистому склону, да еще повернувшись боком. Как тут удержишься?
        - Огонь!
        Подкалиберный вошел «Тигру» вборт. Тяжелый танк замер, качнувшись, и тут же развернул башню в сторону «Пантеры».
        Иваныч тут же рванул танк в сторону, но «Тигр» так и не выстрелил - загорелся ясным пламенем.
        Однако снаряд все ж таки прилетел - сзади. И влепился «Пантере» вкорму, где у нее имелось слабое место - тридцатимиллиметровая броня, а за ней движок да бензиновые пары.
        - Наши подбили!
        - Вылазь! Живо!
        - То залазь, то вылазь…
        Ворча, Борзых буквально выпрыгнул из люка и скатился по броне в траву. Последним танк покинул Репнин.
        «Пантера» будто дожидалась его выхода - огонь пыхнул с новой силой, забираясь в башню.
        Огибая подбитый «Тигр», показался «Т-34Т». Борзых запрыгал, замахал красным флагом, и «тридцатьчетверка» остановилась.
        Люк мехвода отворился, и оттуда выглянул черноглазый усач, явный кавказец.
        - Шени деда! - ошеломленно выкрикнул он. - Это что же, мы чуть своих не уделали?
        В верхний люк выглянул вихрастый парень, его светлый чуб вылезал из-под танкошлема.
        - Давайте к нам, товарищ майор! - заорал он. - Радиста контузило, наводчика убило, а командира ранило!
        - А поместимся?
        - А нас тут двое! Остальных в тыл отправили!
        Иваныч с ворчанием полез к мехводу в гости, напоминая медведя, пролезающего в берлогу. Бедный сразу же нашел себе дело - устроился за пулеметом, а Борзых приткнулся у него за спиной.
        Репнин обосновался на командирском месте и спросил механика-водителя:
        - Тебя как звать хоть?
        - Гиви!
        - Отлично, Гиви. Вперед!
        - Вы сами-то откуда? 3-й мехкорпус?
        - Не-е! - ответил чубатый заряжающий. - Из 6-го танкового!
        - Все с вами ясно…
        «Тридцатьчетверка» развернулась, догоняя товарок - целая колонна шла впереди, периодически постреливая. Налетели было «Юнкерсы», но даже бомбу не сбросили - отогнали их краснозвездные «ястребки».
        А потом показались немецкие танки. Судя по всему, они вышли из боя, но было их больше тридцати. «Пантеры» восновном, но среди них затесалась парочка «Тигров».
        Фрицы с ходу открыли огонь. По-видимому, терять им было нечего - сзади их догоняли танки из армии Ротмистрова. И немцы пошли на прорыв.
        - Бронебойным, заряжай!
        - Есть бронебойным! Готово!
        - Огонь! Федот, бей по «Тиграм»!
        - Далеко!
        - Бей!
        - Есть!
        85-миллиметровая пушка «Т-34Т» была послабже той, что стояла на «сороктройке», но и до «Тигров» было метров семьсот. И пошла веселуха…
        Снаряды летели в обе стороны. То ли «Тиграм», то ли «Пантерам» удалось подбить две «тридцатьчетверки», одну из них безвозвратно - башню- «гайку» приподняло на выплеске огня и перекосило.
        Один из «Тигров» тоже не дожил до победы - пять 85-мм снарядов продолбили ему борт и башню. Подлетели «Ил-2», забросали бомбами немецкие танки и махнули дальше, оставляя коптить четыре или пять «Пантер».
        «Тридцатьчетверка» сотряслась, грохот заполнил танк.
        - Гусянку расколотило справа!
        - Иваныч! Живой?
        - Да что мне сделается…
        Репнин развернул башню, выискивая обидчиков.
        - Бронебойный!
        - Готово!
        - Огонь!
        «Пантера», подползавшая навстречу, заработала попадание. В то же мгновение башню заполнил невыносимый грохот, пахнуло жаром и вонючим дымом. Раскаленные кусочки металла вонзились Геше в ногу и бок. ТПУ отказало.
        Зарычав, Репнин сунул заряжающему кулак под нос. Бронебойный суй! Тот сунул.
        - Федот!
        Наводчик очумело завертел головой.
        - Огонь!
        Пушка громыхнула, посылая снаряд. Попал? Попал…
        Почему-то танк в перископе расплывался и двоился.
        Двести десятый, что ли? Или двести одиннадцатый? Надо же, счет потерял…
        - Солярка натекает! Горим!
        - Бронебойным… - прохрипел Геша и вырубился.

* * *
        Очнулся он от неудобства - вся левая половина тела онемела словно. Открыв глаза, Репнин разглядел белый потолок в сеточке трещин.
        Картинки боя держались в памяти, но были смутны. Болит бок… Шевельнув правой рукой, Геша нащупал бинты. Всего замотали, как мумию…
        О том, что он находится в госпитале, Репнин догадался сразу - пронзительно пахло карболкой. Глухо доносились голоса и шарканье тапок.
        Он повернул голову, чувствуя, что и ту обмотали бинтами. «Здорово меня…»
        Тут голоса послышались громче, скрипнула дверь, и в палату заглянули сразу две головы. Геша узнал лишь Борзых.
        Головы сразу втянулись, голоса зазвучали громче, и в палату вкатился румяный доктор с аккуратной бородкой.
        - Очнулись? - бодро спросил он. - Ну, во-от… Я же говорил - организм молодой, здоровый…
        - Целый хоть? - разлепил губы Репнин. - Организм? И… какое сегодня?
        - Целый, целый! С палочкой походите с недельку, а потом можно и вальсировать. А… какое сегодня? Число вы имели в виду? Двадцать седьмое с утра.
        - А экипаж? Все живы?
        - Сейчас… - сказал доктор ворчливо и встал.
        Выйдя в коридор, он впустил в палату целую ораву танкистов. В чистых гимнастерках, в наброшенных на плечи белых халатах, явились Бедный, Борзых и Федотов, за их спинами скалился Гиви, а в дверях застряли Полянский с Капотовым.
        Неожиданно их как ветром сдуло - порог переступил Катуков.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, - слабым голосом приветствовал Геша командарма.
        Михаил Ефимович улыбнулся:
        - Этого я вам должен желать, Дмитрий Федорович! Ну, вижу, выкарабкались.
        - Так война ж еще не кончилась, - натужно пошутил Репнин. - Куда ж без меня?
        - Да, - вздохнул Катуков, приседая на подсунутый Капотовым стул. - Побили мы немцев изрядно, но конца пока не видно.
        - Много наших полегло?
        - Считают еще, но тыщ двести есть точно. Зато и немцев мы положили - тысяч за триста! Вот такой размен… Сейчас Харьков двинем освобождать. Кстати, подполковник Лавриненко, как вы насчет бригадой покомандовать?
        - Так это смотря какой…
        - 1-я гвардейская вас устроит?
        - Этой можно…
        - Ну, спасибо! - рассмеялся командарм. - Ладно, выздоравливайте скорее. Все, товарищи, выходим, тут есть посетители поважней…
        Катуков вытолкал всех в коридор, аккуратно прикрыл за собой дверь, и тогда в палате остался только один посетитель.
        Самый важный - Наташа Шеремет.
        Она осторожно присела на краешек койки, погладила Репнина по руке - и захлюпала носом.
        - Удивительно… - пробормотал Геша. - Как все хорошо, так они плачут…
        Наташа улыбнулась сквозь слезы, наклонилась и нежно поцеловала его.
        - Я тебя люблю… - сказала она, - Ты выздоравливай, ладно?
        - Ладно. Да ты не волнуйся, Наташ, все будет хорошо.
        Перед Репниным пронеслись 2015-й, 1941-й, 1942-й, 1943-й… Сколько всего было и сколько еще будет. И должно хорошо кончиться. Строго обязательно.
        - Все нормально, - улыбнулся Геша. - Порядок в танковых войсках!
        notes
        Примечания
        1
        При написании главы использованы материалы А. Коца и Д. Стешина.
        2
        Место командира танка в «Т-72».
        3
        Арта (жарг.) - артиллерия.
        4
        НСВТ «Утес» - крупнокалиберный пулемет (12,7 мм). Предназначен в том числе для поражения воздушных целей. В сравнении с «Т-64» на «Т-72» был исключен дистанционный привод пулемета, поэтому командир танка может вести огонь из «Утеса» только при открытом люке, наводя его вручную.
        5
        Согласно официальным источникам, 28 сентября ст. лейтенант Лавриненко находился в деревне Акулово, близ станции Кубинка, где сосредотачивалась 4-я танковая бригада.
        6
        18декабря, на подступах к Волоколамску, Д.Ф.Лавриненко был убит осколком мины.
        7
        Данная команда означает, что впереди ровно, гладко - можно гнать на скорости.
        8
        Точное число танков, подбитых Д. Лавриненко к этому сроку, неизвестно. Официально засчитано 7, но называют и другие цифры - от 15 до 19.
        9
        До введения погон звания отображались на петлицах. Черный цвет петлиц относился к бронетанковым войскам, а два «кубаря» (квадрата) отличали лейтенанта.
        10
        Командира 17-й Московской стрелковой дивизии народного ополчения Козлова было приказано за это расстрелять перед строем, но он успел перебежать к немцам.
        11
        Танковое переговорное устройство.
        12
        В нашей реальности танк Д. Лавриненко, ворвавшийся в Скирманово, был подбит из противотанкового орудия, а стрелка-радиста И. Борзых ранило в плечо.
        13
        РС - реактивный снаряд.
        14
        Немцы разрабатывали тяжелый танк с 1941 года.
        15
        В нашей реальности наградной лист Д. Лавриненко указывал на 37 немецких танков.
        16
        ППД - пистолет-пулемет Дегтярева. Принят на вооружение в 1935 году.
        17
        Звание лейтенанта госбезопасности примерно соответствует капитану в сухопутных войсках.
        18
        С 1937 года в обиход вошла уставная фраза «Служу Советскому Союзу!». По временному уставу внутренней службы 1924 года бытовала фраза «Служу трудовому народу!». При награждениях и вынесении особых благодарностей вне части использовалась именно эта фраза (вплоть до 1943 года).
        19
        Т.П.Чупахин и И.Я.Трашутин - создатели знаменитого дизеля «В-2».
        20
        Коньяк «ОС» - «Очень старый». Один из лучших советских коньяков. В производстве уже более ста лет. Был создан к 100-летию вхождения Грузии в состав России.
        21
        При написании главы использовались материалы А.Ф.Росткова.
        22
        История с этой оптикой еще интереснее - это не английское изобретение. «МК-4» впервые разработал польский инженер Гундлах еще в середине 30-х. Советские специалисты могли с ним ознакомиться в 39-м, но мороки и тогда, видно, никто не хотел.
        23
        С немецкого - «конец».
        24
        Прибор ночного видения.
        25
        При написании главы использованы материалы А.Ф.Росткова.
        26
        Берклен - эрзац-табак из березово-кленовых листьев.
        27
        Город Киров Калужской области.
        28
        Танк непосредственной поддержки пехоты - предок БМП.
        29
        В нашей реальности правый фланг ЮЗФ сохранял пассивность. Южный фронт вообще бездействовал.
        30
        В том варианте истории, которую мы знаем, Хрущев и Тимошенко убедили Сталина, что угроза со стороны южной группировки вермахта преувеличена…
        31
        В нашей реальности 6-я ТА была создана лишь в 1944 году.
        32
        Немецкие зенитные 88-миллиметровые орудия.
        33
        В немецкой роте средних танков (mittlere Panzerkompanie) насчитывалось 14 средних танков и 5 легких.
        34
        Имеется в виду противотанковая бомба с кумулятивным зарядом ПТАБ-2,5 -1,5. Весом в 2,5кг (первоначально - 10кг), бомбы снаряжались в кассеты по 48 штук ( «Ил-2» брал по четыре таких контейнера), пробивая горизонтальную броню от 60 до 100 мм толщиной. ПТАБ была разработана в 1942 году, в нашей реальности была применена на Курской дуге в июле 1943-го.
        35
        Фразочку эту принято приписывать Сталину. Однако вождь ничего подобного никогда не говорил - ее придумал А. Рыбаков в повести «Дети Арбата».
        36
        «Мессершмитт-109» и «Хеншель-126».
        37
        В нашей реальности Михеевский укрепленный узел был взят лишь на следующий день, 27 ноября.
        38
        Как и произошло в нашей истории.
        39
        В нашей реальности на поле боя осталось 136 танков, из них 70 - безвозвратно. Но бои на Лучесе признаются одними из самых жестоких за всю войну.
        40
        При написании этой главы были использованы материалы В. Прудникова.
        41
        В нашей реальности вызов случился месяцем позже.
        42
        В нашей реальности такая армия появилась гораздо позже.
        43
        С литовского - «Железный волк».
        44
        Д. Лавриненко считается лучшим асом-танкистом РККА - 52 танка за два с лишним месяца боев. Мы не знаем, сколько бронемашин оказалось бы на его счету, останься Дмитрий Федорович в живых. Можно сравнить с немецкими асами. Гауптштурмфюрер СС Михаэль Виттман уничтожил 138 советских, американских и английских танков, 132 американских и советских САУ. Лейтенант Отто Кариус уничтожил 150 советских танков и САУ. Оба командовали танками «Т-VI Тигр».
        45
        В нашей реальности танк «ИС-2» появился не весной, а осенью 1943 года. Его дизель имел мощность 520 л. с.
        46
        Реальный «Т-43» разрабатывался в 1942 -1943 годах, был максимально приближен к серийному «Т-34», и выпустили его в количестве трех штук.
        47
        Высшая академия механизации и моторизации РККА.
        48
        В реальной истории Катуков поступил наоборот, в чем его и упрекал тот же Ротмистров.
        49
        В нашей реальности потери РККА составили 37 танков, немецкие - 140 танков и штурмовых орудий.
        50
        В нашей реальности 100-мм полевые орудия «БС-3» начали выпускать в 1944 году, хотя разработки велись гораздо ранее.
        51
        Реальный текст.
        52
        В нашей реальности дивизия потеряла 12 «Тигров» из 14 и 152 «Пантеры» из 192.
        53
        В нашей реальности ею командовал Жадов.
        54
        Сборный пункт аварийных машин.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к