Сага о реконе Валерий Петрович Большаков
        Историческая фантастика. Эпоха империй
        Трое парней из нашего времени с помощью загадочной организации «регуляторов времени» попадают в мир викингов, где им приходится выживать и развиваться. Однако их пути вскоре расходятся, потому что цели у всех разные, а суровый мир средневековья ошибок не прощает.
        Валерий Большаков
        Сага о реконе
        
        Глава 1
        Константин Плющ
        Вершитель битвы[Вершитель битвы - иносказательное название воина в поэзии скальдов, такой поэтический прием называется кеннинг.]
        ФОРТ №7 ВЛАДИВОСТОКСКОЙ МОРСКОЙ КРЕПОСТИ
        …Сэр Ольгерд ударил мощным засечным справа, сверху наискосок, да на «длинную руку»[2 - То есть на всю длину руки.], да всем весом.
        Противник его, могучий Джарви, дрогнул, а Ольгерд махнул засечным слева, переступил и вышел на вертикаль. Латы жалобно звякнули под ударом клинка.
        - Стоп! - крикнул судья. - Сэр Ольгерд фон Зеехафен, представляющий Восточную Комтурию Ордена Старого Форта, набрал десять очков за минуту тридцать! Сэру Джарви из историко-патриотического клуба «Витязь» присуждается поражение!
        «Витязи» недовольно загудели, а леди Даана проворчала даже что-то вроде: «Судью на мыло!»
        Зато комтурцы радостно орали, звонко шлепая друг друга по доспехам.
        Зрители и болельщики, разряженные по моде Средних веков, оживленно переговаривались, обсуждали бойцов и оружие, делали ставки или просто глазели.
        Костя Плющ ожидал своего часа в полном боевом.
        День был теплый, и он быстро взопрел под стеганым поддоспешником.
        Длинная кольчуга ощутимо давила на плечи, да и прочие латы давали о себе знать. Шлем Константин держал под мышкой.
        Второй раз он выступал на турнире, защищая честь своего клуба, и готовил себя к победе, памятуя о прошлогоднем проигрыше. Впрочем, Костя нервничал не особо, ему больше портила настроение мысль о том, что ристания их - это игра, забавы молодецкие.
        Стародавние рыцари воистину были теми, кого представляли герольды, - воинами, с раннего детства привыкавшими носить меч и облачаться в латы, не знавшими и не желавшими себе иной будущности, нежели одержание ратных побед.
        Реконы[3 - Рекон - это реконструктор, человек, занимающийся исторической реконструкцией.] - иные.
        Это просто хорошие парни - программисты, студенты, молодые спецы, которых занимает история. Влечет их житие далеких предков, весь тот мир, давным-давно растаявший в прошлом. Одни испытывают себя, другим просто хочется оттянуться, сыграть в войнушку.
        - Твой выход, Костян, - сказал Альбус.
        Ребята из клуба обступили Плюща, теребя и мутузя.
        - Давай, Мелиот, - пробасил Тристан, - всыпь этим комтурцам!
        - Попробую, - улыбнулся Костя.
        - Никаких проб! - пропыхтел Джарви, стаскивая шлем и утирая потное лицо. - Расплющи их! Разделай, как креветок!
        - Под пивко! - захохотал Альбус.
        Плющ-Мелиот старательно улыбался.
        Сердце его колотилось, гоняя по жилам адреналин, но страха не было.
        Костя чувствовал перед боем нечто вроде томительного азарта. Жребий выпал таков, что ему придется сойтись с сэром Вильгельмом де Барнстокром, рыцарем-фортовцем, опытным бойцом, гораздым на выдумку.
        Такого трудно просчитать, хотя… Не в этом же дело. Эта дуэль…
        Плющу трудно было объяснить то, что он испытывал, что переполняло его трепещущее естество. Пусть для иных-прочих случится номинация «щит-меч»[4 - Номинация (категория) «щит-меч» - одна из категорий в турнирах по историческому фехтованию, поединок один на один, когда каждый из состязающихся вооружён мечом и щитом.], ему же предстояло сразиться в настоящем поединке - такое у него было чувство.
        Сощурясь, Константин огляделся.
        Владивостокская морская крепость лучше всего подходила для турнира, других замков в Приморье не водилось. Могучие укрепления строились еще во времена империи для обороны города и порта от козней самураев и прочих богдыханов. Однако ни одного сражения форты крепости так и не приняли - именно потому и не приняли, что она была, самим фактом своего существования удерживая врагов от вылазок.
        Каждый год, в последнее воскресенье сентября, молчаливые парни с позвякивавшими мешками сходили с троллейбуса на остановке «Академическая» итопали сюда, на площадку форта №7, где разыгрывался «Кубок Легиона».
        На выходные съезжались не только свои - из Уссурийска да со всего Владивостока, но и хабаровчане могли пожаловать, благовещенцы даже.
        Форт №7 был самым маленьким среди прочих, составлявших Морскую крепость. Его заложили сто лет назад на горе Торопова. Тут был мощный равелин, защищавший двойной кофр - разновидность каземата; были орудийные дворики, разделенные насыпями-траверсами и огражденные со стороны моря бетонным бруствером с нишами для хранения снарядов.
        Подбрустверная галерея расходилась тремя потернами, одна из них выводила к туннельной казарме глубокого залегания.
        Там царила тьма, было прохладно, а гулкая тишина отзывалась долгим-предолгим эхом.
        Плющ вздохнул.
        Место для турнира нашлось просто замечательное, так не в этом же дело.
        Когда он бился с другими реконструкторами один на один или сражался в бугуртах[5 - Бугурт - рыцарский турнир, массовое сражение двух групп рыцарей.], то острее всего ощущал свою несостоятельность.
        Статус у Мелиота был ничего так, на высоте. Он умел одерживать победы, но ведь над своими же, над реконами. А вот вышел бы Мелиот сразиться с подлинным витязем - настоящим средневековым рыцарем или викингом?
        Для них-то война была жизнью - бились тогда всерьез, не по-детски, набираясь опыта в сражениях, где не было судей и правил, зато кровь лилась ручьями.
        В ту пору на турнирах сходились опытные вояки, точно знавшие, где у меча острие и как этим мечом наделать в вороге дырок побольше.
        Правильно, а ему-то где навык приобресть? Только на «фестах»[6 - Фестиваль, турнир, на который съезжаются реконструкторы из разных клубов.]. Весной в Хабаровске случается «Меч Востока», летом реконы выезжают в Иркутск на «Меч Сибири», а осенью добро пожаловать на «Кубок Легиона». Мало…
        Эх, в попаданцы бы!
        - Давай, - прогудел Альбус.
        Мелиот кивнул и вышел на ристалище - это был квадрат восемь на восемь, обнесенный дощатой загородкой. Секундант проверил Костины шлем, меч, щит и кивнул.
        Пора!
        Плющ напялил свой топхельм[7 - Топхельм ( «горшкообразный шлем», от нем. topfhelm - «горшковый шлем») - шлем, закрывавший всю голову целиком.], надел тяжелые перчатки, подхватил миндалевидный щит - целую неделю провозился с ним, пока обил вощеной кожей, пока пирамидку умбона[8 - Умбон - металлическое навершие на щите, защищающее руку.] присобачил.
        - Боец готов? - обратился к Константину судья.
        - Готов.
        Секундант повернулся к набычившемуся фортовцу, придерживавшему у ног прямоугольный щит.
        - Боец готов?
        - Готов! - глухо ответил сэр Вильгельм де Барнстокр.
        - Боец меня слышит?
        - Слышу!
        - Бой!
        Вильгельм, держа меч на отлете, сразу двинулся на Плюща.
        Костя не стал терять драгоценные секунды - бросился в атаку. Отножным с правого боку, «длинной рукой», он махнул снизу, подшагивая левой ногой, но комтурец шустрый пошел - не пожалев лезвия, блокировал удар.
        И тут же рубанул Мелиота по голени!
        Костя ударил отножным слева, «короткой рукой», провернул оружие над головой. Горизонталь слева с выходом левой ноги вперед.
        «Срен… срен… срен-де-ве-ковыва рыцаря» ему бы не удалось просчитать, тот атаковал бы на автомате, не задумываясь о финтах и сбивах.
        Меч лязгнул, скрежетнул, отводя удар. Плющ стал смещаться, увлекая фортовца в кружение. В щелки шлема видать было плоховато, да еще капля пота набухала на брови. Стекала щекочущей струйкой…
        Ну, это ничего, пот - не кровь. Жить будет.
        Костя быстренько рубанул вправо, уводя меч по дуге. Вильгельм провел поземный удар, словно скашивая Мелиота, но тот резко подпрыгнул, зацепив своим щитом фортовский. Резко отведя вражеский щит, Костя добился, чего хотел, - на мгновенье открылось плечо противника.
        Мощный вертикальный, сверху в плечо! Два очка!
        Зрители оценили красивую комбинацию - завопили, засвистели, захлопали. Девчонки переспрашивали парней, в чем прикол, и те важничали, объясняя подругам изыски фехтования.
        Вильгельм, видать, разозлился, толкнул плоскостью щита, а Мелиот нанес фортовцу скользящий удар по бедру. Сместился, добавил отножным справа. Проворот. Вертикаль. Правую ногу назад. Удар!
        Шлем у де Барнстокра загудел, как пустое ведро.
        Костя увел меч по дуге, поднимая левую руку для накладки щита. И по корпусу вражине!
        - Стоп! Мелиот, представляющий клуб «Витязь», набрал десять очков за минуту двадцать! Сэру Вильгельму де Барнстокру от Восточной Комтурии Ордена Старого Форта присуждается поражение!
        Даана радостно завопила, запрыгала, витязи весело жамкали Плюща, мешая тому стащить шлем.
        - Звери! - возопил он, отпыхиваясь. - Дохнуть дайте!
        Его с хохотом дубасили по широкой спине.
        Стащив, наконец, топхельм и кое-как пригарбав пальцами мокрые волосы, Костя покинул ристалище. Ему навстречу из толпы молодежи, представлявшей модные тренды сезона тысячелетней давности, выбрался высокий мужчина лет тридцати пяти.
        С заметной плешкой, которую старательно зачесывал, с узким и длинным лицом, он выглядел как положительный герой боевика, крушащий на досуге челюсти ворогам.
        Это был Семен Щепотнев: впрошлом - оперуполномоченный уголовного розыска, а ныне - корреспондент газеты «Новый край» из Уссурийска.
        Ещё он отзывался на имя Шимон[9 - «Ш» и «с» - это так называемые «спорные» согласные. Если в южной Японии произносят «Фунакоси», «хаси», «сётокан», то на севере «шикают» - «Фунакоши», «хаши», «шотокан».] - так Щепотнева именовал его тренер по фехтованию, настоящий самурай, из тех японцев-военнопленных, что задержались в советском Приморье, да так и остались здесь жить.
        С Семой Костя сошелся на почве языкознания. Рыцарство - это так, преходящее увлечение. Викинги Плющу были куда как интересней.
        С ребятами из клуба они частенько устраивали «хольмганги»[10 - Хольмганг (букв.: поход на остров) - один из типов поединков у викингов.], а чтобы все было по правде, стали учить старонорвежский, на котором и болтали могучие норманны.
        Конечно, зубрили не всерьез - так, на уровне военного разговорника.
        А вот Костя подсел на язык викингов по-настоящему.
        В прошлом году, тоже на Кубке Легиона, он и выступил как викинг. В шлеме с выкружками для глаз, в кольчуге, с круглым щитом, расписанным рунами, - все как полагается.
        Тогда он с трудом, но одержал-таки победу - и Щепотнев поздравил его на старонорвежском. Это было здорово! И вообще.
        С Семой интересно, ему было что порассказать, и это касалось не только будней убойного отдела. Напротив, как раз эту тему Щепотнев старался не раскрывать, он сторонился воспоминаний. Видать, болезненно воспринимал свой вынужденный уход из органов.
        Зато Семен был хорошо известен в определенных кругах как заядлый экстремал. Каждый свой отпуск Щепотнев проводил по-разному, хотя стремился к одному и тому же - поиску приключений. И весьма в этом преуспевал.
        Семен был дайвером, впритирку плавая с такими акулищами, что страшно было даже смотреть на них по видику. Он пропадал в тайге, отыскивая золотую бохайку[11 - Существует легенда, что влюблённый литейщик из бохаев (Бохайское государство занимало половину современного Приморья, часть нынешней Кореи и Манчжурии в VII - X веках) отлил из золота бюст своей возлюбленной. Хотя золото должно было пойти в качестве дани кочевникам-киданям, он поступил по-своему, за что и поплатился. И его, и других мастеров, и всех жителей затерянного в тайге селения вырезали, однако золотую бохайку так и не нашли. Говорят, литейщик припрятал бюст в одной из пещер Сихоте-Алиня, но там их слишком много…], или затерянную плантацию Дерсу Узала, или метеориты.
        Искал скиты староверов в отрогах Станового хребта или отправлялся на Курилы ловить морского ежа.
        В общем, и адреналину в кровь подпустит, и деньжат подзаработает.
        Плюща всегда интриговало, чего ради Шимон держит под спудом свой главный талант - незаурядное умение фехтовальщика. Когда он прямо спросил об этом Семена, тот лишь плечами пожал. «Спортивное фехтование, - сказал Щепотнев со скользящей улыбкой, - это профанация. Родись я на тысячу лет раньше, то нашел бы применение и себе, и своему мечу. Нынче клинок - это всего лишь музейный экспонат, предмет коллекции».
        Тогда Костя сгоряча позвал его в клуб, а Семен только головою покачал.
        «Меч с собой?» - спросил он.
        Плющ гордо вытащил клинок из спортивной сумки - часа не прошло с тренировки по истфеху[12 - Историческому фехтованию.]. Шимон, одетый в кимоно и затянутый кушаком-оби, легко поднялся с дивана.
        «Боец готов?» - осведомился Щепотнев, бережно вынимая роскошную катану[13 - Самурайский меч. Смазывался маслом камелии и гвоздики.] из черных лакированных ножен. Поплыл нежный аромат.
        - Номинация «меч-меч»! - ухмыльнулся он, возвращая меч в ножны и засовывая их за оби, как и полагалось самураю.
        Костя вооружился своим полуторником и азартно скомандовал: «Бой!»
        Но боя не получилось. Глаза Костины не ухватили даже промелька катаны.
        Нежный шелест клинка, рассекавшего воздух, донесся с запозданием, а лезвие - вот оно, подрагивает у кончика его носа! «Это называется иайдо[14 - Искусство быстрого выхватывания меча из ножен и нанесения удара.], - спокойно произнес Семен. - Я распорол тебе горло».
        «Убит!» - выдохнул Плющ…
        - Костян, поздравляю! - расплылся Щепотнев в ухмылке.
        - Спасибо! - пропыхтел Плющ. - Будь другом, помоги снять.
        - Конечно, - ответил Сема в своей манере. Получалось у него примерно так: «Ка-эш-но».
        Разоблачившись, стянув подкольчужник, Костя ощутил радость освобождения.
        И как это они бились в своих Средних веках, с утра до вечера? А в крестовом походе? Каково это - отвоёвывать Гроб Господень у сарацин, когда плюс сорок в тени, а на доспехах хоть омлеты жарь? У-ужас…
        - Есть разговор, Костян, - сказал Шимон, продолжая улыбаться, но теперь его глаза смотрели внимательно и цепко.
        Плющ кивнул.
        - Пошли тогда в туннель, - предложил он, - а то здесь дует. Подхвачу ещё ОРЗ.
        - Пошли.
        Под сводами туннеля, проложенного в недрах форта, было прохладно, зато не сквозило.
        Больше всего Константину хотелось сейчас под душ, но таких удобств в крепости не держали.
        Закурив сигарету и пустив дымок, Семен сощурился.
        - Как-то раз, помню, я к тебе заглядывал, - начал он, - видел у тебя книжку одну, про попаданцев. Почитываешь такие?
        - Почитываю, - буркнул Плющ, подумав, что он со Щепотневым схож, раз уж об одном и том же подумали, чуть ли не в унисон.
        Шимон кивнул, покрутил перед глазами цигарку и точным, снайперским, щелчком отправил окурок в ящик, изображавший урну.
        - А если я тебе скажу, - медленно проговорил он, - что неподалеку есть… ну, скажем, межвременной портал, и можно реально угодить в прошлое?
        Константин вытаращился на Щепотнева, но тот оставался серьезен.
        - Короче. Слыхал про такое место - Интермондиум?
        Плющ растерянно пожал плечом.
        - Междумирье?.. Вроде, Сократ о нем толковал… ПМЖ для богов.
        - Отнюдь не богов. Обычные люди там проживают, такие, как мы с тобой. Интермондиум еще Терминалом называют.
        - Каким еще терминалом? - совсем запутался Плющ.
        Семен хихикнул.
        - Единственным. Терминалом с большой буквы. Короче. Из Интермондиума открываются порталы в разные века. Хочешь - в эпоху викингов, хочешь - к рыцарям в гости. Или в античность какую. Это что-то вроде перекрестка времен, коллектора или транспортного узла - как хочешь, так и называй. Об Интермондиуме знали еще кроманьонцы; там настоящая крепость выстроена, замок или цитадель - не знаю уж, что вернее. Там все отметились помаленьку - египтяне, эллины, китайцы, римляне, а эти товарищи строить умели! Живут там сплошные попаданцы. Так сказать, ветераны - те, кто нагулялся по прошлому с мечом наголо, навоевался и остепениться решил. А что? Девчонок там хватает, всяко-разных: хоть эллинских гетер, хоть полудиких пленниц из Скифии, хоть беглянок из Мемфиса, прислуживавших фараону. Тутанхамону или кому там еще. Короче, есть с кем замутить. Но порядки там строгие, не забалуешь - Хранители не позволят. Это они пропускают в Интермондиум новичков-рекрутов и открывают им порталы в минувшие столетия. Их там чтут, Хранителей…
        Плющ чувствовал себя очень странно.
        Семен нес полную ахинею, больше всего похожую на пролог фантастического романа; но вот, поди ж ты - он верил ему. Не только потому, что Щепотнев никогда не врал (а так оно и было), но и по иной причине - Косте очень, до боли, хотелось, чтобы сказанное оказалось правдой. Ведь тогда его мечта может осуществиться.
        - Откуда ты все это знаешь? - выдавил он.
        - Учитель рассказал. Думаешь, зря он, что ли, в СССР остался? Знаешь, для чего? Чтобы попасть в свою родимую Японию, только лет на четыреста раньше, и послужить тогдашнему сёгуну! Учителю тоже рассказали про Интермондиум. А просто так об этом не болтают. Эту тайну раскрывают лишь тем, на ком остановили свой выбор Хранители, кого они решили пригласить в свое Междумирье и пропустить в прошлое. Зачем? А вот это секрет. Учитель полагает, что Хранители следят за неразрывностью времен, за правильным ходом истории, и если, скажем, какая-то историческая личность зажилась на белом свете, хотя ей полагается почить, они и посылают новичка. Тот и знать ничего не знает, но своим вмешательством исправляет анахронизм. К примеру, убивает ту самую личность на дуэли. Конечно, все гораздо сложней, но суть ты понял.
        Костя замедленно кивнул.
        - Значит, - сказал он деревянным голосом, - ты приглашен в Интермондиум?
        Щепотнев кивнул, доставая вторую сигарету.
        - Ты тоже, - сказал он просто и закурил.
        Плющ ощутил сразу и страх, и радость, и недоверие, и еще кучу всяческих эмоций. Казалось, все гормоны, какие есть в организме, взбурлили кровь, и сердце зачастило.
        - Это… правда? - выдохнул он.
        Щепотнев выпустил струю дыма.
        - Костян, я тебе врал когда-нибудь?
        Плющ замотал головой, а Шимон сунул руку в карман и достал оттуда три небольших квадратных кусочка пергамента, на которых изящной вязью были выведены имена: Семен Щепотнев, Константин Плющ и Валерий Бородин.
        - А это кто?
        Щепотнев хохотнул.
        - Не поверишь! Это работяга, что мне в квартире пластик ставит. Он наш третий. Без него нас не пропустят в Интермондиум - Хранителям нужны все трое. Учитель рассказывал, что иногда Хранители набирали целую пятерку, а иногда и одиночкой обходились.
        - Понятно…
        - Только учти, - поднял палец Шимон, - билет в прошлое стоит тысячу баксов на одного.
        Подозрения в голове Кости резко ожили, но он тут же пристыдил себя: скаких это пор Семен думает о наживе?
        - Дешев только китайский ширпотреб, - небрежно отмахнулся Плющ. - Есть у меня секретный фонд… Гулять так гулять!
        Честно говоря, расставаться с деньгами ему было не просто - жаба давила.
        С другой стороны… Жить ему есть где. Конечно, на стипендию студента политена особо не разгонишься, но в компьютерах он шарит не только ради диплома. А опытному программеру найти подработку во Владике[15 - Владик, или просто Город, - разговорное название Владивостока.] не сложно.
        Он, в принципе, потому и копил деньжата, что не знал, куда их девать. Потребности у него скромные - новые книги да вкусняшка к чаю, время от времени.
        Машину покупать? Да ну её…
        А вот потратиться на приключение, на исполнение желания - это дело.
        Костя до сих пор не мог себе простить того случая, когда прочитал в объявлении на столбе, что собирается, дескать, экспедиция в Шамбалу и приглашаются желающие. Тогда он просто не поверил, убедив себя, что это дурацкий розыгрыш.
        А если нет?
        А если он упустил тот самый шанс, который мог превратить его жизнь в волшебную сказку?
        Щепотнев улыбнулся понимающе, выпуская дым и щуря глаза.
        - А со временем у тебя как? - поинтересовался он. - Наша экспедиция к предкам займет не меньше двух недель.
        - Как раз! У нас занятия с пятнадцатого.
        - А я тогда отгулы возьму… Короче, подваливай ко мне послезавтра. М-м… Нет, давай лучше сразу в субботу! О’кей?
        - О’кей!
        Глава 2
        Семен Щепотнев
        Аллигатор клавиатуры
        УССУРИЙСК, РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ «НОВЫЙ КРАЙ»
        Семёну Семёновичу не повезло с характером.
        Служа опером убойного отдела, он зря свой хлеб не ел - гонялся за уголовным элементом, ловил его и сажал. Нет, если честно, Шимона прельщало не торжество закона, его увлекала «самая увлекательная из охот - охота на человека». Хотя какая разница? «Вор должен сидеть в тюрьме!»
        Вот всякая криминальная шелупонь и отправлялась за решетку - небом любоваться, в крупную клетку.
        Беда заключалась в том, что Семен не лебезил перед вышестоящими и не терпел брехни. Вот поэтому-то, когда милицию превратили в полицию, капитан Щепотнев не прошел аттестацию - начальство оставило при себе самых прогибистых.
        Само собой, жополизы не умели бороться с криминалом, и раскрываемость преступлений упала ниже некуда; но кого это волновало?
        Это в Америке, где шерифов с окружными прокурорами выбирают, компетентным органам приходится ломать голову, как ублажить пипл. А у наших головняк бывает совсем по иному поводу - как бы удоволить начальство.
        Вот поэтому-то Михе Вальцеву, сыскарю от Бога, пришлось устраиваться секьюрити в супермаркет «Фреш25», а опера Щепотнева взяли в штат районной газеты. Судьба!
        Ясным утром в пятницу Семен опоздал на работу.
        Минуток на пять всего; но Тамара Николаевна, исполняющая обязанности ответсека[16 - Ответственного секретаря - заведующего редакцией периодического издания, отвечающего за повседневную деятельность.], свято чтила Трудовой кодекс, а посему встретила злостного нарушителя дисциплины поджатыми губками.
        - Я исправлюсь! - пообещал ей Щепотнев мимоходом и юркнул в отдел криминальной хроники.
        Плюхнувшись на кресло за своим столом, он первым делом включил комп. Тот злобно загудел, как трактор у вечно пьяного механизатора.
        Любаня, сидевшая за столом напротив, уже вовсю долбила клавиатуру, выдавая строки на-гора. Ирка-корректор неторопливо красилась по соседству.
        Пока комп загружался и давил вирусов, Семен крутнулся в кресле, обозревая свой «неживой уголок».
        Лет пять назад он украсил простенок челюстями акулы - привет с Южно-Китайского моря. Тогда они втроём отправились на неприметный островок, у берегов которого затонул в войну японский эсминец.
        Теплые воды просто кишели тигровыми акулами и мако[17 - Рыба семейства сельдевых акул.], но было ради чего рисковать: вкаюте капитана эсминца, если верить пожелтевшим страницам судового журнала, пестревшего выцветшими иероглифами, находился ржавый ящик с рубинами из оккупированной Бирмы.
        Ничего они тогда не нашли, даже пустого ящика, зато сувенирами разжились. И не только…
        Семен почесал под коленкой, куда его цапнула акулка, слава Богу, мелкая.
        Ниже расщеперенных челюстей тускло поблескивал опаленный камешек - память об экспедиции в тайгу, где рухнул Сихотэ-Алиньский метеорит.
        Место было просто кошмарное - все усеяно, буквально усыпано клещами! Настоящие клещиные кучи.
        Целые завалы переносчиков энцефалита и прочих гадостей жизни. Куснет такой, и думай - то ли помрешь, то ли дурачком станешь. Каждую минуту приходилось снимать с себя по десятку кровососов, никакие спреи не помогали.
        Вдвоем с напарником они копали шурфы на склоне сопки, и удача-таки улыбнулась им - три рюкзака набили осколками небесного тела; аметеоритное вещество шло по два с лишним доллара за грамм.
        Правда, быстренько нашлись охотники на охотников за метеоритами, но ничего, отбились…
        Щепотнев шевельнул плечом, задетым пулей, - ноет теперь в дождливую погоду.
        А вот замысловатый горшочек. Настоящий Бохай, VIII век. Искали потерянную плантацию Дерсу Узала, где этот «последний из удэге» рассадил женьшень, а наткнулись на бохайское городище. Перелопатили культурный слой, нарыли всякой всячины, а чуть углубился в лес дед-корневщик, до ветру сходив, так сразу и орать: «Панцуй! Панцуй![18 - Панцуй - название женьшеня на одном из китайских диалектов. Согласно поверью, корневщик (ва-панцуй), обнаруживший женьшень, должен крикнуть: «Панцуй!» Иначе растение спрячется и не дастся в руки. Женьшень встречается разный, чаще всего попадается молодой шима-панцуй, однолистное растение или панцуй-танзана с тремя листиками (20-летний корень). Шестилистный панцуй-липие чрезвычайно редок, ибо возраст его корня превышает 100 лет.]»
        «Какой панцуй?» - кричим.
        «Панцуй-липие! - вопит. - Много-много!»
        Целый мешок тогда накопали. Как картошки с дачи…
        - Пошли покурим? - предложила Ирина, облизывая губы и рассматривая сей процесс в зеркальце.
        - Ты что? - оторопел Семен. - Как можно? В рабочее время?
        Ирка засмеялась и крикнула:
        - Ромашка! На перекур!
        - Иду! - откликнулся Ромка, выбираясь из своего закутка.
        Мелкий, щуплый, он походил на отрока. Взяли его на работу временно, пока худред[19 - Художественный редактор.] не выйдет из декрета. За лето Ромка пообвыкся, пообтерся, почти расставшись с робостью. Наглеть даже стал.
        Газету, правда, верстал неплохо. Без нареканий.
        - Семен Семеныч, - сказал верстальщик, накидывая куртку. - Гороскоп!
        - Как ты мне надоел, - вздохнул Щепотнев.
        Ромка, хихикнув, скрылся за дверью, а Семен взялся за астропрогноз.
        Эту дурацкую астрологию он презирал, но читатели жаждали узнать, что им там звезды рекомендуют. Спрашиваете - отвечаем.
        - Овны вы все, - проворчал Щепотнев. - Козероги…
        Скачав с «Рамблера» готовый гороскоп на неделю, он его малость обработал - удалил лишнее, подправил. Готово. Кушайте, не обляпайтесь.
        - Это нехорошо - астрологов править, - пригвоздила его Люба. - Получается, что мы людей обманываем.
        - Любочка! - сказал Семен проникновенно. - Если бы астрологи говорили людям правду, то все гороскопы были бы одинаковые! А они разные, потому что каждый астролог врет по-своему.
        Любаша фыркнула негодующе.
        Откинулась в кресле, поставив последнюю точку, вздохнула и пошла к принтеру - забирать распечатку.
        В это самое время в дверь заглянул сам главный редактор - кругленький, лысенький Натаныч (иногда - главред).
        - Любанька, - сказал он, - ты по ГИБДД сделала?
        - Да, Денис Натанович. Отдать вам?
        - Не надо. Покажешь Ире, и пусть Тамара выставляет. Сколько строк?
        - Четыреста тридцать. Там про новые штрафы, про детей на дороге…
        - Фотки есть?
        - Две.
        - Отлично, сделаем полосу!
        Редактор хотел уже было ускользнуть, когда его окликнул Щепотнев.
        - Денис Натанович! - воззвал он. - Мне срочно нужны восемь отгулов! Ну, можно десять, если с понедельника…
        - Именно десять? - озаботился главред. - А зачем?
        - По семейным обстоятельствам, - соврал Семен, не обращая внимания на укоризненное лицо Любаньки.
        Натаныч решил изобразить строгость:
        - А у вас все сдано?
        - Очерк по «Кубку Легиона» яуже отнес Тамаре Николаевне, - отрапортовал Щепотнев, - два письма сейчас наберу.
        - У нас в рубрику «Правопорядок» ничего нет.
        - Будет!
        - Тогда сдавайте. Заявление напишите, и пусть Тамара оформит вам десять дней в счет отпуска.
        - Спасибо, Денис Натанович! - с чувством произнес Семен Семеныч.
        - Не за что… - обронил редактор, исчезая в дверях.
        Вечерком Шимон надумал проведать учителя. Тот жил на самой окраине, в своем доме, большом здании еще имперской постройки, из потемневшего кирпича.
        Доехав до «Сахзавода», Щепотнев поплутал по переулкам частного сектора, не знавшим асфальта, пока не вышел к знакомой ограде.
        Учитель был дома. Он грелся на осеннем солнышке, сидя на лавочке.
        Потрепанные штаны, застиранная рубашка, тапки на ногах, очки на носу, палочка… Типичный пенсионер.
        Звали пенсионера Дзюкити Като.
        В далеком 45-м барон Като, молодой капитан Армии Великой Японской империи, попал в плен. Отсидев в лагере, повкалывав на стройках социализма, Дзюкити так и остался в СССР. А что ему было делать на земле Ямато, чьи войска оказались повержены, а дух нации сломлен?
        Представляясь бедным крестьянином, невинной жертвой японских милитаристов, Като добился пролетарского снисхождения. Но остался в душе истинным самураем.
        Он чудом сохранил свою офицерскую катану. Куда бы ни забрасывала его судьба - на колхозные поля, на прокладку дороги в тайге, на спасский цементный завод - меч всегда был с ним, как последняя и единственная связь с былым…
        А потом барон пропал.
        Одним соседям он говорил, что уезжает на заработки, другим - что жаждет проведать родственников, а на самом-то деле Дзюкити Като справно бился в войске Токугавы Иэясу, провозглашенного сёгуном и правившего землями Ямато, невзирая на здравствующего императора, слабого и нищего.
        Шимон усмехнулся. Каждый выбирает свою судьбу.
        Когда «Д. Катов, ветеран труда» впервые встретил Семена Щепотнева, тому шел пятнадцатый год. Что уж старый самурай разглядел в мальчишке, неясно, но именно ему барон передал свой меч.
        То была, конечно, не родовая катана, шедевр древних оружейников, а заводское изделие - такого добра в ту войну отковали изрядно, но все-таки…
        Долгие годы Като учил его владеть клинком - и в школе, и после, во время учебы в вузе, и даже в бытность опером. Древнее искусство внезапно выхватить меч и нанести удар, зовомое иайдзюцу, всасывалось Семеном с жадностью сухого песка, впитывавшего воду.
        После ДМБ старшего сержанта Щепотнева барон побывал у оружейников Интермондиума, и те отковали два каролингских меча[20 - Каролингский меч - прямой, с заострённым концом клинок, длиною 90 - 100см, с короткой гардой и одноручной рукоятью, с дольчатым или треугольным навершием. В IX - X веках служил оружием викингам, а в дальнейшем эволюционировал в рыцарский меч.].
        Ученик с учителем азартно рубились на них, изобретая гибрид испанской и японской школ фехтования.
        Были, конечно, досадные перерывы - то к бабушке отправят на все каникулы, то в армию заберут. Но, как только Шимон возвращался, он тут же возобновлял свои штудии.
        Да и «в рядах» время зря не тратилось: прапор Бехоев преподал ему уроки боя на саблях, после чего рядовой Щепотнев чуть в спортроту не загремел.
        …Завидев ученика, Дзюкити поднялся, опираясь на палку, и скрылся в доме. Шимон двинулся следом.
        В комнатах было зябко, циновки, укрывавшие пол, глушили шаги.
        Като, успевший уже переодеться в любимое свое черное кимоно, восседал на татами с достоинством и совершенным бесстрастием.
        Семен вошел и поклонился. Дзюкити сделал приглашающий жест: садись, мол. Щепотнев опустился на колени, присел.
        - Годы отняли у меня подвижность, - негромко сказал японец, - больше я не могу обращаться с оружием, как то подобает воину. Но все, что знал и умел, я передал тебе, Шимон.
        Семен почтительно склонил голову. Он никогда не задавался вопросом, зачем ему владеть мечом, - это было естественнейшей потребностью.
        Как питье, как дыхание, как секс.
        Щепотнев отрешался от земного, когда брал в руки катану или прямой рыцарский клинок. Меч успокаивал, утешал, снимал усталость, внушал драгоценное чувство общности с ушедшими бойцами, канувшими во тьму веков.
        - Раз ты пришел сюда, - проговорил барон, - следовательно, ты последуешь зову Хранителей.
        - Да, учитель.
        - В тебе признали достойного, - сказал Като с гордостью. - И это лучшая награда для меня за все мои труды и старания. Тебе суждено стать либо великим человеком, либо великим негодяем, хотя грань, разделяющая эти понятия, неразличимо тонка. Ты бесстрашен и безжалостен - этого достаточно. А теперь слушай и запоминай путь…
        Глава 3
        Валерий Бородин
        «Третьим будешь?»
        УССУРИЙСК, УЛ. АГЕЕВА, ДОМ У «СЕМИ ВЕТРОВ»
        Слава богу, утром в субботу Валерию Бородину дали немного выспаться - аж до девяти. Дочку Вера забрала с собой в зал, где та пищала и агукала, не мешая отцу семейства поваляться в постели лишних два часа.
        «И совсем не лишних!» - лениво подумал Валера, переворачиваясь на другой бок. Но сладко вздремнуть не получилось - новый день уже разбередил мозг, беспокоя назойливыми мыслями.
        Игорь Харлов дозвонился до него вчера вечером и понес какую-то пургу: я, дескать, должен был окно ставить на Агеева, в субботу, но тут кто-то обратился к руководству, чтобы оно передало заказ Валерию Юрьевичу Бородину. Прикинь?
        Надо полагать, этот кто-то был достаточно убедителен. По крайней мере, хозяин фирмы сам перезвонил Валере - займись, мол, Игорехиным заказом, не обидим. «Ладно», - ответил сбитый с толку Бородин.
        - Встава-ай… поднима-айся, рабочий народ… - врастяжечку пропел-прозевал Валера.
        В спальню тут же заглянула Вера и спросила оживленно:
        - Яичницу будешь?
        - Будешь! - твердо ответил Бородин и поплелся в ванную.
        К дому на Агеева он подрулил, как и было договорено - «до обеда в субботу, часиков в одиннадцать».
        Дом был новый, элитный, а вот окна встроены обычные. И пришлось жильцам самим заказывать пластиковые.
        «Светлый дом - уютно в нем!» - уверял рекламный слоган.
        После дембеля оказалось, что проще всего было на службе - и кров, и корм от государства родимого. Жить можно.
        А вот на гражданке надо было все добывать самому. Только вот много ли заработаешь, когда у тебя изо всех корочек - лишь аттестат о среднем, очень среднем образовании?
        Поступать в вуз Валерия не тянуло - особых способностей он за собой не чуял, да и сколько денег надо потратить, чтобы получить это самое высшее образование.
        Он уже было подумывал идти в контрактники, а тут его Вера и объявила: «Я беременна!»
        Сказать, что эта новость ошеломила Бородина, значит, ничего не сказать.
        Поборов первичный испуг, Валера мужественно принял неизбежное.
        К известию о ребенке он, честно говоря, отнесся кисло, но Верочку убедил-таки, что рад и все такое. Пусть не расстраивается, молодым мамам это вредно.
        Разумеется, через месяц они расписались, и началась та самая семейная жизнь, к которой Валерий никогда особо не стремился. С другой стороны, он не кривил душой, когда уверял подружку, ставшую невестой, что любит ее и хочет жить с нею. Это было чистой, беcпримесной правдой.
        А уж каково это - жить молодой семье, Бородин узнал очень скоро.
        Чего ему стоило снять квартиру и привезти туда из роддома слабенькую Веру с пищащим кульком - это не для открытого доступа.
        Он хватался за любую работу, пока не устроился в строительную фирму, обеспечивавшую уссурийцев пластиковыми оконными системами. Окна ставить Валера научился быстро, и процесс вел с тщанием, все, как полагается.
        В фирме его ценили, с заказами не обижали. Вон, даже по выходным работает. А что делать, если у тебя дома жена и дочка трех месяцев от роду?
        Заглушив мотор дряхленького «Тойо-Эйс», Бородин снял с «елки» оконную раму и занес ее в подъезд. «Мы несем уют и тепло в ваш дом!»
        Слава Богу, хоть лифт работает…
        Перетаскав окошки, баллончики с пеной, стройматериал, инструменты, Валера занес все барахло в кабину лифта и нажал кнопку с цифрой «8».
        За дверями квартиры, где он неделю назад снимал размеры, было тихо.
        «Ставьте двери „Гардиан“ - почувствуйте тишину!»
        На звонок никто долго не отвечал. Валерий уже прокручивал в уме разные словесные конструкции, не имевшие отношения к нормативной лексике, как вдруг дверь мягко отворилась и на площадку выглянул мужчина в самом расцвете сил - сухопарый, подтянутый, с броской внешностью кинозвезды.
        - А, окна приехали! - весело воскликнул он. - Заходи! Заноси! Помочь, может?
        - Да не-е… - смутился Бородин. - Я сам.
        - Ну, действуй. Не разувайся, у меня тут везде бардак! Успеешь до пяти? А то мы потом отъедем…
        - Успею.
        Валера подхватил раму и бочком отволок ее на кухню. Возвращаясь, он столкнулся в прихожей с гостем хозяина - молодым человеком его возраста и комплекции, с длинными волосами, стянутыми в пучок на затылке, с розовым шрамом на щеке.
        Бородин таких недолюбливал - продвинутых, модных, не оказывающих респекта сапогам. А потому в День десантника с удовольствием их гонял.
        Правда, у Валеры самого волосы были не стрижены, отросли по моде 70-х, но ему-то можно. Двойные стандарты.
        - Привет! - сказал длинноволосый.
        - Здоров, - буркнул Валера, подхватывая инструмент, но визави этим не ограничился, решив «сходить в народ».
        - Демобилизовался? - спросил он, кивая на Валерин камуфляж.
        - Да не-е… - ответил «народ» без охоты. - Это у меня, типа, спецовка. Я еще в поза-позатом году дембельнулся.
        - А где служил?
        - ВДВ, - коротко обронил Бородин.
        Ему не понравились высокомерные нотки в голосе длинноволосого. Видать, самого-то не призывали - студент. Или папочка отмазал.
        Тут из гостиной вышел хозяин и хлопнул «студента» по плечу.
        - Знакомься, - сказал он Валере, - сэр Мелиот! Он же - Костя Плющ, студент политена, успевающий, беспартийный, не привлекался, дружит с мечом и щитом.
        - Валерий, - вежливо сказал Бородин, пожимая руку «сэру Мелиоту». - Фехтуешь, что ли?
        - Есть немного, - улыбнулся Плющ.
        Улыбка у длинноволосого была хорошая, как у Гагарина, и Валера сам не заметил, как у него вырвалось:
        - А меня дед учил на саблях, он из казаков. И прадед тоже.
        - А прадед за кого был, - переиначил хозяин квартиры фразочку из «Чапаева», - за большевиков али за коммунистов?
        - За белых, - коротко ответил Бородин, ожидая ухмылочек, но не дождался.
        - Понятненько, - кивнул Костя и спросил деловито: - Калмыковец[21 - И.Калмыков, генерал-майор Белой армии, атаман Уссурийского казачьего войска в пору Гражданской войны. Г. Семёнов, генерал-лейтенант Белой армии, походный атаман Забайкальского, Амурского и Уссурийского войск.]?
        - Семеновец. Есаул. Его Аннинским оружием наградили, саблей такой, с темляком и «клюквой»[22 - Темляк - ремень, который надевается на кисть, чтобы не терять оружие. «Клюква» - разговорное название знака ордена Св. Анны низшей степени, который размещался на холодном оружии. Появился этот знак, когда сын императрицы Екатерины Великой Павел, будучи наследником престола, создал уменьшенные знаки ордена Св. Анны для награждения своих соратников втайне от матери. Кавалер этого миниатюрного (2,5см) знака всегда мог прикрыть его, положив руку на эфес шпаги или сабли.]. Дед Антон ею вооружался, а мне простую шашку давал. Сам ковал - он у меня кузнец. Интересно было, конечно, - пацан же! А потом я с дедом поругался. Чё вы, говорю, срамитесь, цирк с саблями устраиваете? Казаки - это ж воины были! Да если бы их большевики не истребили как сословие, они бы сейчас в камуфляж паковались, с автоматом наперевес, а не с шашкой наголо!
        - А мы не играемся, - сказал Плющ с вызовом, видимо приняв укор деду на свой счет. - У нас историческая реконструкция.
        - Да мне по херу… - вежливо отозвался Бородин, хватаясь за окошко. Намять бы тебе по организму, подумал он, да нельзя.
        - А мне нет! - стал заводиться «сэр Мелиот».
        - Ладно, ладно! - оборвал его хозяин. - Не мешай человеку. Ему работать надо.
        И увел гостя.
        Прихватив окошко, Валера направился в кухню, ругая себя за болтливость. «Ничего личного, только бизнес!» - вот наш девиз.
        А физию заносчивому реконструктору он еще выпрямит…
        Сняв старые створки, Бородин распилил раму и живо выломал ее, освобождая оконный проем. Запенил, где надо, подложил куски пенопласта. Вроде ровно. Проверил. Нормуль!
        Вынося на площадку обломки старого окна, Валерий случайно услыхал разговор, доносившийся из гостиной:
        - Представляешь, не хватило мне моего «секретного фонда»! Взял вчера кредит на тридцать тысяч… Еле дали! Говорят, студиозусам не положено.
        - Тогда вечерком и двинем.
        - А куда?
        - За экстримом! Хо-хо! Учитель указал «верный путь»…
        Перетаскав мешки с мусором, Валера взялся за монтаж.
        Экстрим у них, хмыкнул он, закрепляя раму. Пришли бы лучше к нему домой, узнали бы, почем фунт адреналина! Да какое - домой…
        Он двушку снимает в районе Девяностика[23 - Разговорное название 90-го квартала в Уссурийске.], на первом этаже. Планировка охренительная - спальня шириной с коридор, да зал, совмещенный с кухней!
        Под полом крысы шебуршатся, да так громко, что спать невозможно, а летом комарьё донимает. И за все это счастье «неописиваемое» - десятку в месяц! Ползарплаты отдавай всяким жлобам.
        В поисках веника Бородин покрутился по прихожке, заглянул в санузел. Тут сквознячком приоткрыло дверь в гостиную, и долетели голоса:
        - Ты что, Семен? Он же… гегемон в сапогах, простейший работяга!
        - Да и мы не сложнее. Он третий, Костя.
        Это его, что ли, в пролетарии записали? Бородин поморщился. Прослойка херова!
        Нет, точно, надо будет встретить этого пупсика и провести с ним воспитательную беседу.
        Вставив окно, «простейший» взялся за подоконник.
        Тут дверь открылась, пропуская на кухню хозяина. По квитанции он - Щепотнев. Звать, вроде, Семеном Семеновичем. Или Сан Санычем.
        - Привет, - сказал Семен Семенович или Сан Саныч.
        - Да вроде здоровались уже…
        - Сень, ты где? - донеслось откуда-то из дальней комнаты.
        - Здесь я! - крикнул Щепотнев и спросил, постучав по окну: - Не китайские?
        - Да вы чё?! - оскорбился Бородин. - Немецкие, «Рехау». А подоконник «Монблан». Пластик качественный - можно даже окурки об него тушить. Вреда не будет.
        - Это хорошо… - рассеянно протянул хозяин. - Слушай, а ты воевал?
        Валера напрягся.
        - Воевал, - признался он, чувствуя дискомфорт и порчу настроения.
        - Чечня?
        - Ну.
        - А я в Афгане служил. Ничего, что я на «ты»?
        - Да не-е…
        - Слушай, тут такое дело. Мы с Костей собрались в одно… э-э… путешествие. Подробности чуть позже. Короче, это такое развлекалово для экстремалов, владеющих мечом. Как ты насчет того, чтобы с нами?
        - Третьим? - ляпнул Бородин и прикусил язык.
        Но Щепотнев ничего такого не заметил.
        - Надо обязательно втроем, - подтвердил он. - Ты подходишь по всем параметрам. Десантура, казачество… И вообще.
        Появился Костя. По его лицу было видно, что он против.
        - Сва эр ну комит мину мали![24 - Теперь моя очередь говорить.] - резко сказал он на языке викингов.
        Шимон остановил его движением руки и произнес куда мягче:
        - Виль эк бьеда тер фост бредралаг.[25 - Я хочу предложить тебе стать побратимами.]
        - Ну не знаю… - затруднился Валера.
        Плющ вытаращился на него.
        - Ты что?! Понял?
        - Йаа, - ответил Бородин и усмехнулся, переводя взгляд на Щепотнева: - А надолго это ваше… развлекалово?
        - Неделя или две, от силы, - быстро сказал Семен Семенович. - И тысяча долларов за вход.
        - Сколько?! - вылупил глаза Бородин. - Ну не-ет! Я в такие игры не играю!
        В полной тишине он облицевал оконную нишу, наклеил уголки - и полюбовался делом своих рук.
        Все гладенько, ровненько, как на картинке.
        Обернувшись, Валерий увидал Семена с Константином - те, оказывается, и не уходили вовсе.
        - Да ты пойми, - вздохнул он, обращаясь к одному Щепотневу, - женат я. Ребенок маленький, опять же. И чё я, такие деньжищи от семьи отниму? Да и нечего мне особо отнимать. Кредит, что ли, брать? Так это вообще кабала…
        - Но ты можешь прилично заработать! - сказал Щепотнев проникновенным голосом.
        Валера настороженно засопел.
        - И сколько?
        - Мне говорили так: «Сколько сможешь унести!» Хоть миллион долларов. Там… э-э… бонусы.
        - Точно? - подозрительно спросил Бородин.
        Хозяин энергично закивал. Плющ переменил позу, упорно глядя в сторону.
        - Давай так, - деловито сказал Семен Семенович. - Ты что-то там говорил про саблю прадедушки.
        - Ну.
        - Типа, золотое оружие.
        - Не типа, а золотое. «За храбрость». Аннинское.
        - Сабля у тебя?
        - Ну.
        - Тогда оставишь ее мне в залог. Я в железяках кой-чего смыслю, понял? В общем, я за тебя заплачу, ты подзаработаешь и вернешь должок!
        Валера засопел.
        Крутизны ему давно хотелось, не терпелось просто - жизнь на гражданке была скучной и пресной, но… А вдруг этот Щепотнев просто хочет саблю прадедушкину выманить и кинет потом?
        Наверное, его мысли явственно отразились на лице, потому что Семен Семенович криво усмехнулся.
        - Я человек оч-чень нехороший, Валера, - сказал он, - но слово держу.
        - Да не-е… я ничего такого… - промямлил Бородин.
        Тут он глянул на воспрявшего Костю, начинавшего сиять улыбкой первого космонавта, и разозлился.
        - Ладно, - рубанул он. - Согласен! Я только домой смотаюсь за саблей и Верке денег с карточки сниму. Скажу, что командировка!
        Плющ увял.
        Глава 4
        Валерий Бородин
        Портал
        Вечерней электричкой они добрались до Владивостока и сошли на «Второй Речке». Еще полчаса пилили на автобусе, и столько же шли пешком, добираясь до полузабытого форта Морской крепости.
        Попасть внутрь можно было лишь с крутого склона, и вот оно - сырое и неуютное нутро каземата.
        Валера осматривался с любопытством и принюхивался с подозрением - уж больно аммиаком несло. Какое-то креативное быдло размалевало суровую бетонную стену нелепыми граффити, смысл которых сводился к тому, что «Rap жжот». Живописец хренов…
        Люди строили, службу несли, а он все дерьмо из своей дурной головы - на стенку.
        - Валера, мы на месте, - неожиданно серьезно и даже торжественно сказал Щепотнев. - Я обещал подробности, так слушай.
        И Семен Семенович понес какую-то фигню про Интермондиум, про Хранителей, про попаданцев…
        - Вы это серьезно? - перебил его Бородин.
        - Абсолютно! Вот, это твой пропуск.
        Валера повертел в пальцах шершавый листочек со своим именем и фамилией и стал накаляться. Они что, за лоха его держат?
        - А бонусы? - выдавил он.
        - Валера, там - Средние века, а мы - воины. Что с бою взято, то свято! Да не смотри ты на меня так! Я, думаешь, сам до конца во все это поверил? Но попробовать-то можно? А вдруг получится?
        Бородин посмотрел на Щепотнева исподлобья и буркнул:
        - Ладно. Пробуем.
        - Тогда держи!
        Шимон ловко выудил из рюкзачка пару ножей в чехлах.
        Один он протянул Бородину, другой Плющу.
        - Пока так, - сказал Щепотнев. - Со своим оружием в Интермондиум соваться не стоит, все равно отберут, но и безоружными быть нам не пристало. Верно?
        - Ну, да… - вяло согласился Костя, взвешивая клиночек в руке.
        - А ничего так ножичек, - оценил Валера.
        - Будем резать, будем бить… - усмехнулся Семен, поправляя собственные ножны. - Валер, а ты убивал?
        Бородин неприязненно посмотрел на Щепотнева, ощущая знакомый холодок в груди. Но не посылать же человека, раз уж тот тебя «облагодетельствовал».
        - На войне не убивают людей, - сухо ответил Валерий, - там уничтожают вооруженную силу противника. Боевики по нам палили, мы открывали ответный огонь. Откуда я знаю, попал или нет? Только перед самым дембелем мне повезло - напоролся на бандоса в заброшенном ауле. Выскакивает, гад, с калашом наперевес - и на меня! Я смотрю на него, а палец будто сам на спуск давит. Помню до сих пор, как родного, - и бородавку на горбатом носу, и крошки в бороде, и засаленную чалму, или чё у него там на голове намотано было…
        - Тошнило? - с интересом спросил Горбунков.
        - Еще как… - вздохнул Валерка. - Всего выполоскало.
        - И со мной та же фигня, - кивнул Семен. - Только всей разницы, что в Чечне контртеррористическая операция шла, а я в Афгане интернациональный долг исполнял. Это как в игре: подберите синонимы к слову «война»… А что было делать? Не убьешь духа[26 - Дух - прозвище, данное советскими солдатами душманам. Нынче душманов полагается политкорректно величать моджахедами.] первым, сам станешь грузом 200. Или, не дай Бог, в плен угодишь. Духи такое с нашими творили… Даже пацифисты зверели.
        - Варвары, они и в Афгане варвары, - солидно кивнул Бородин. - Мы раз одного поймали - рабовладельца. Наших ребят скупал у бандосов и на цепь сажал, чтобы они ему кирпичи лепили да обжигали - вели производственный процесс. Короче, судили его по закону гор…
        - Суровые будни защитников Родины, - усмехнулся Плющ, как почудилось Валере, - глумливо.
        Бородина точно подбросило. Он резко шагнул к Косте, сцапал его за куртяк и рывком воздвиг.
        - Служил?! - гаркнул Валерий и встряхнул Мелиота. - Служил, чмо? Призвать бы тебя в ряды, с-студент! Хапнул бы экстрима - до усрачки!
        А реконструктор поднапрягся и провел «ливерпульский поцелуй» - ударил десантника головой в лицо, чудом не сломав тому нос, - Бородин отстранился в последнее мгновенье.
        Но удар был хорош - Валера растянулся на холодном цементном полу. Моментально вскочив разгибом вперед, припомнил армейские экзерсисы - врезал Косте кулаком, тут же добавив локтем. Плющ отлетел и повалился.
        - Брейк! - спокойно сказал Щепотнев, разводя противников.
        Рекон, правда, рванулся, отбрасывая руку Семена, - и мигом заработал укол пальцем, твердым, как отвертка. Задохнувшись, Костя согнулся в три погибели.
        - Кончай! - жестко сказал Семен.
        Валерий нарываться не стал.
        - Порезвились в песочнице, - хладнокровно проговорил Щепотнев, - выяснили, у кого куличики красивше, и будя. Нам еще хоть недельку простоять надо, семь ночей продержаться.
        Бородин не стал спорить, успокаивался он быстро. Поглядывая на Плюща, зверски выпячивавшего челюсть, где наливался кровоподтек, Валера ощутил себя удоволенным.
        - За мной, - сказал Шимон, подхватывая рюкзачок. - Портал там, дальше. Фонари захватили?
        - Захватили, - буркнул Валерий.
        - Тогда шагом марш!
        Туннель уводил их все дальше и дальше, глубже и глубже.
        - Здесь! - сказал Щепотнев, наводя луч фонаря на неглубокую полукруглую нишу в стене. - Ежели Хранители нас не кинули, то скоро мы увидим другие страны! Валер, бывал за границей?
        - Я только в Суньку[27 - Сунька - просторечное название г. Суйфуньхэ, КНР, куда приморцы ездят за ширпотребом. Поскольку на вывоз вещей существуют ограничения (не более 35кг в одни руки), то предприимчивые челноки берут с собой помощников - помогаек.] ездил раза два, - буркнул Бородин, - помогайкой.
        - Костян! - окликнул Семен нахохлившегося рекона. - Катался за бугор?
        - Я там родился, - подал голос Плющ.
        - На Украине? - хмыкнул Щепотнев.
        - В Германии, - без охоты сказал «сэр Мелиот». - В Дрездене. Была такая раньше страна - ГДР, а в ней наша ЗГВ[28 - ГДР - Германская Демократическая Республика, иначе - Восточная Германия. ЗГВ - Западная группа войск; советские формирования, расквартированные в ГДР и других странах Варшавского договора.]. Мой отец служил офицером-танкистом. Вот, я там… и появился на свет. Хотя не помню ничего - маленький был. Так, негатив отрывками. Горбачев же тогда всю Восточную Европу сдал…
        Костя смолк - обида жгла. Больно не было, зато унижения хапнул - от и до. Конечно, может, он и зря понасмешничал, но поделать с собой ничего не мог - раздражал его Бородин.
        Простотой своей, зацикленностью на реальном, житейской состоятельностью. Рядом с этим дембелем, работягой, мужем и отцом Плющ поневоле ощущал собственную неполноценность.
        Ну вот кто он такой? Рекон, студент, программер. Игрун, короче.
        Никакой ответственности ни за кого не несет, плывет себе по течению, с курса на курс переходит, и ни о чем голова не болит.
        А Бородин даже в прошлое собрался за бонусами… Во-во. Это-то и самое обидное, что он кругом неправ. Стало быть, правильно ему по роже съездили?!
        Ох, и паршиво…
        - И что? - нетерпеливо сказал Бородин. - Так и будем стоять?
        В это самое время серый бетон в нише поплыл - будто волнами пошел - и протаял, открывая проход в сумрачный зал с каменными стенами.
        - Проходим! - гаркнул Щепотнев и первым шагнул в портал.
        Валерка поспешил следом. Он все еще не верил происходящему, но…
        Попытаться-то надо? А вдруг - бонусы?
        Замешкавшись на самом пороге между мирами, Бородин пропустил вперед Константина и шагнул сам. Сделал он это на автомате - все, что происходило, было настолько невероятным, почти нереальным, что даже голова кружилась. Валера даже про бонусы забыл.
        - Это башня, что ли? - сказал Шимон, запрокидывая голову, и его слова разнеслись гулким эхом. Или пещера?
        Бородин оглянулся назад - за спиной была бронзовая, изрядно позеленевшая дверь, полуоткрытая в гулкую темноту. Потом он глянул наверх - стены едва заметно сходились, продолжаясь несколькими этажами кольцевых галерей, а еще выше кладку прорезали узкие стрельчатые окна.
        Лучи света, будто призрачные лезвия, вонзались в воздух и словно растворялись в нем.
        - Мир вам, добрые люди, - послышался спокойный голос.
        Глава 5
        Константин Плющ
        Интермондиум
        Костя обернулся, услыхав приветствие, и увидел высокого сухопарого мужчину в годах. Длинноволосый и седой, с аккуратными усами и бородой, внимательными глазами, закутанный то ли в мантию, то ли в плащ черного цвета, он больше всего смахивал на Альбуса Дамблдора из «Гарри Поттера», или, если уж продолжать киноассоциации, на волшебника Гэндальфа из «Властелина колец».
        - И вам мир, - живо откликнулся Семен. - Вы Хранитель?
        Седой сдержанно поклонился.
        - Можете называть меня Романусом, - сказал он, - это мое имя. И не стоит «выкать» - здесь не принято подобное обращение.
        Романус пристально оглядел троицу.
        - Хранители не боги, - мягко проговорил он, - хоть и «прописаны» вМеждумирье. Нам, как всем смертным, свойственно ошибаться. Вполне может статься, что надежды, кои мы возлагали на вас, не оправдаются, но положение все равно улучшится. Хотя бы за счет перемен. Вы не поскупились на оплату билетов, - по губам Хранителя скользнула улыбка, - и это радует. Стало быть, намерения ваши серьезны. Кто-то из вас жаждет приключений, кто-то хочет добычи, кто-то желает испытать себя. Все это будет дано полною мерой, но лишь от вас самих зависит, какими вы вернетесь в свое пространство и время, и вернетесь ли вообще. Не буду спрашивать, согласны ли вы - вижу, что не против. Я прав?
        - Да! - вырвалось у Бородина.
        Щепотнев с Плющом молча кивнули.
        - Таких, как вы, - продолжил Хранитель, - призывали во все века, и имя вам - Регуляторы. Миссия ваша столь же почетна, сколь и трудна…
        - Что нам нужно будет делать? - прямо спросил Щепотнев.
        - Жить, - улыбнулся Романус. - Жизнь - это цепь деяний, вот и действуйте, сообразуясь со своими желаниями и понятиями - чести, достоинства, справедливости. Мы откроем вам Северный путь.
        - Норвегия? - встрепенулся Костя. - Викинги?
        - Они, - кивнул Хранитель. - Время - приблизительно 870 год от Рождества Христова. Харальд Косматый набирает силу, хочет всех норегов сделать своими подданными, но конунгов и ярлов там тоже достаточно, и не все они жаждут посадить себе на шею Харальда Первого. Туда вы и отправитесь.
        - Мы согласны! - быстро сказал Щепотнев.
        Романус кивнул.
        - Врата для вас откроются через два дня, когда солнце будет в зените, а пока отдыхайте. Готовьтесь к походу и к неожиданным встречам. Да, кстати… - он подозвал служку с бледным лицом, словно на всю жизнь перепуганного, и тот с поклоном протянул поднос с тремя кожаными кошелями, вернее, кошелечками - уж больно тощи были. - Здесь золотые и серебряные монеты, имеющие хождение в Интермондиуме, это и есть ваши… э-э… баксы. Мы не продаем билеты в прошлое, мы лишь выдаем пропуска достойным. А деньги - это вроде теста. Коли уж не пожалел человек всеобщего эквивалента, значит, желание в нем крепко. Держите, они вам понадобятся, - Романус раздал кошельки. - Пройдитесь по лавкам на Главной улице, купите оружие, доспехи и одежду. А послезавтра явитесь сюда ровно в двенадцать ноль-ноль. Люциус проводит вас.
        Отвесив легкий поклон, Хранитель удалился, шелестя мантией.
        - Пошли, что ли, - сказал бледнолицый Люциус. - В Башне нельзя долго оставаться.
        - Пошли! Так это башня или пещера?
        - Вот тут пещера, и ниже тоже, а сверху - башня. Тут кроманьонцы жили, они первыми стали по разным эпохам шастать. А потом… Не знаю, Хранители всего не говорят. То ли обрушилась часть гротов, то ли люди сами постарались, а только - видите? - и ступени вытесали, и порталы, а из обломков такую надстройку сделали. И получилась Башня!
        - Порода странная. Зернистая, искрится вся…
        - А это не порода, это кристаллы такие, особые. Многие думают, что они живые.
        - Небелковая жизнь?
        - Вроде того. Ведь как-то же открываются ходы в прошлое! Это всё они, полукристаллы-полукораллы.
        - Может, они и вовсе чужие? В смысле, инопланетные?
        - Да фиг их знает…
        Стена Башни-Терминала была толстой, метров пять, а вход - он же выход - перекрывался двумя могучими створками.
        Люциус распахнул одну из них, кивая молчаливым стражникам.
        Снаружи был ясный день.
        - Ух, ты! - восхитился Бородин.
        Место, которое они только что покинули, являлось как бы донжоном - главной башней огромного замка. С возвышения, где крепко сидел донжон, были хорошо видны крепостные стены с непременными зубцами, башни, квадратные в плане или круглые, а внутри стен - дворцы, храмы, дома, извилистые улицы…
        Но тесноты, обычной для средневекового замка, не наблюдалось - кое-где и подобия сквериков зеленели, а больше всего в глаза бросалось причудливое смешение культур: тут и китайская пагода присутствовала, и эллинский периптер, вроде Парфенона, а поперек всей цитадели тянулась монументальная аркада римского акведука, доносящего воду с далеких гор, размыто видневшихся на горизонте.
        - Здорово! - впечатлился Плющ.
        - Вы только… это… за ворота не ходите, - сказал Люциус. - Здесь вам Интермондиум, а не абы что! Думаете, зря водопровод зигзагом провели? Там такие области… этого… ну, как его… антивремени! Так-то. А вон, видите, на юге?
        Костя пригляделся.
        - Лес, вроде, - сказал он неуверенно, - а над ним птички…
        - Птички! - фыркнул слуга. - Птеродактили это! Там - мезозой, верхний мел. Понятно? А во-он там, - он указал на восток, где стелились пески, испещренные озерцами, - и вовсе океан Япетус. Силурийский период. Ясно? Динозавры сюда не забредают, не бойтесь, хотя поохотиться на них можно. Ну, если совсем ума нет, конечно.
        - Сафари потом, - нетерпеливо оборвал его Щепотнев. - Веди нас на Главную.
        - Слушаюсь и повинуюсь, - смиренно ответил Люциус.
        По широкой лестнице они спустились на полукруглую Центральную площадь, по дуге застроенную культовыми зданиями. Два массивных пилона словно сжимали вход в кумирню богини Маат. Рядом круглились стройные колонны святилища то ли Зевеса, то ли Юпитера, многоярусная пагода и двуглавый собор, смотревшийся как отражение древнеегипетского храма.
        На Главной улице было довольно-таки людно.
        Рабы и слуги узнавались по бедной одежде, заискивающим взглядам и суетливости. Их хозяева, напротив, выступали гордо, не спеша, будто являя себя. Одетые в хламиды или в более привычные Косте штаны да рубахи, жители замка почти все были при оружии. Никаких огнестрелов, сплошь мечи да сабли.
        Костя вертел головой так, что хвост у него хлестал в стороны, будто конь от мух отмахивался. Все тут было интересно, все просто изу-ми-тельно!
        Вон местный джаз надрывается - сипло трубят, лупят по барабанам, тренькают на чем-то среднем между гитарой и бандурой. «Стоп! - кричит старший и тычет мосластым пальцем в трубача: - Нэкофон пущай на полтона съедет! Пониже чтоб! Начали! И-и…»
        А какие женщины!
        Блондинки, брюнетки, шатенки, высокие и миниатюрные, стройные, длинноногие, груди так и распирают платья или рубахи старинного покроя.
        И у каждой второй на поясе либо меч в полметра, либо пара изящных стилетов - к нам не подходи!
        Иные хохочут, веселятся, чисто выпускницы на последнем звонке, но по большей части амазонок напоминают, боевых подруг в полной готовности.
        Плющ хмыкнул. Всякая особь мужеска полу мечтает выглядеть круто - это закон природы.
        Коли уж родился ты мальчиком, то, будь добр, соответствуй хрестоматийному образу - будь здоровенным, мускулистым, драчливым, опасным. Чуть кто тронет тебя, сразу в морду наглецу. Или меч в грудину. Короткой очередью в упор. А как же иначе?
        И неважно, что в современном мире не обязательно быть здоровяком с мышцами и вот таким кулаком.
        Да, успеха можно добиться и очкастому задохлику, все физические нагрузки которого ограничиваются перемещениями мышки по коврику. И что с того?
        Девчонки все равно будут заглядываться на качков-мачо, грубых, наглых, уверенных в себе на все сто. Девчонками правит биология.
        Вот и Костя Плющ всегда хотел занять место в ряду широкоплечих мордоворотов - всех этих загорелых шерифов из вестернов, безжалостных суперагентов, пиратов и прочих редисок - нехороших людей.
        Одной из причин того, что он попал в Интермондиум, как раз и было желание стать образчиком мужественности.
        После двадцатого своего дня рождения Костя никому уже не позволял на себя наезжать, а если что, сразу давал сдачи. Однако всякий раз он напрягался, испытывал страх, а от выплеска адреналина пальцы вздрагивали.
        Обрести бы истинное бесстрашие, когда перспектива отдубасить любого хама вызывает не учащение пульса с еканьем в потрохах, а злую радость и предвкушение! Удовольствие от осознания силы и власти.
        Разве не этого он добивался на фестах?
        Утомившись от наплыва новых впечатлений, Плющ покосился на Бородина.
        ЧП в каземате - это как нарыв. Вышел гной, и полегчало. А нечего было язык распускать. Полезла десантура и получила отлуп. Боевая ничья.
        Не скажешь, что победила дружба, а надо бы.
        Иначе именно сэру Мелиоту грозит превращение в «докучное третье лицо» - третьего лишнего, если по-русски. Уж кто-кто, а чеченец с афганцем найдут точки соприкосновения. Армейская жилка, изволите ли видеть…
        Плющ вздохнул, приложил усилие, чтоб подавить негатив, и тот уполз на задворки сознания.
        Мимо с нагловатой улыбкой на устах продефилировал молодчик с двумя перевязями наперекрест - и слева, и справа по длинному мечу.
        Молодчик возложил ладони на рукоятки клинков, да так, что ножны растопырились, задевая прохожих. Костя гибко извернулся, а Валера не выдержал.
        - Эй, добрый молодец! - сказал он сердито. - Можно поаккуратнее?
        Меченосец с изумлением воззрился на него. Нежно погладил пальцами рукояти, сжал их. Орудия убийства со змеиным шипением потянулись из ножен - и замерли.
        - Рекруты… - снисходительно проговорил молодчик. - Ладно, прощаю…
        И поволокся дальше.
        - Ты поосторожней, Валер, - сделал внушение Щепотнев. - Уж потерпи как-нибудь, пока сам не обзаведешься мечуганом. Хотя бы одним!
        «…И не научишься им владеть», - договорил про себя Плющ.
        - По ходу, круто тут у них, - высказался Валерка.
        «Здесь вам не тут!» - припомнил Плющ.
        - Народ, - осклабился Щепотнев, - а мне здесь нравится, ей-богу!
        Люциус вывел рекрутов в переулок между римской инсулой и палатами в древнерусском стиле прямо к оружейной лавке.
        Все стены за прилавком были увешаны оружием: копьями разных видов, от легких дротиков до здоровенных рожнов, а также мечами, секирами, ножами, топориками-чеканами, и щиты тут же висели, и кольчуги, и шлемы на любой вкус - простые круглые или с наносниками, с бармицами-тыльниками, с выкружками для глаз.
        Костя только головой покачал. Сколько же человечество напридумывало орудий, чтобы дырки проделывать в ближнем!
        Торговец тут же подкатился.
        - Чем могу, молодые люди? - басисто проворковал он.
        Открыв свой кошель, Плющ ухмыльнулся: мечта нумизмата!
        Тусклым маслянистым блеском отсвечивало несколько золотых динаров и дублонов. В их влажном сверкании терялись серебряные дирхемы, похожие на чешуйки с арабской вязью, и увесистые песо, больше известные как пиастры.
        - Мне б секирку, - деловито сказал Бородин.
        Оружейник покивал - понимаю, мол, сей момент, и достал из-под прилавка ладный боевой топор с лезвием, широким, полумесяцем, но не массивным.
        - Держи!
        Валерий ухватился за прямое топорище, покачал секиру в руке. А ничего так. Вес чувствуется, но руку не оттягивает, мах легкий. И топорище возле обуха пластиной стальной защищено - не перерубишь. Доброе оружие.
        - Сколько? - поинтересовался Бородин.
        - Два золотых и полста сребреников.
        Валера скривился, осматривая секиру словно впервые.
        - За один золотой я бы еще взял… - протянул он.
        - Два! Со скидкой для рекрутов.
        - Бери, - сказал Костя. - У нас хватит.
        Покосившись на «раздаваху», Бородин поморщился, но вытащил-таки два динара. Продавец тут же обратил все свое внимание на Плюща.
        - А тебе что глянулось?
        Куда и как исчезли Валеркины деньги, Костя не заметил - только что были на прилавке, промельк - и нету их. Торгаш-профессионал.
        - Костян, - сказал Шимон, - о мече и не думай, он тебе не по чину. Да и не по карману. Даже если втроем сложимся, на хороший меч бабосов не хватит.
        Плющ вздохнул.
        - Пожалуй… - подумав, он обратился к хозяину лавки: - Копьецо бы мне и доспех. Кожаный лучше, с бляхами.
        - Вот подходящий, - засуетился торгаш. - Из турьей кожи, с бронзовыми накладками. И поддоспешник к нему, и шлем.
        Костя поморщился, рассмотрев шлем - этакую кожаную тюбетейку с парой железных полос крест-накрест. Но Семен прав: для викингов он самое большее дренг, то бишь салага, а откуда у малька могут быть меч и латы?
        Норманны даже обычную кольчугу по наследству передавали, поскольку та великой ценностью считалась. Так что походишь в коже, ничего с тобой не сделается. Тем более что меч у тебя, скорей всего, отберут деды…
        А вот Бородин только рад был сэкономить.
        С сожалением оторвав взгляд от мечей, самый дешевый из которых стоил больше пятидесяти динаров или дублонов, Плющ указал на копье.
        - Хорошее копьецо, - уверил его оружейник. - Ясень для древка лучший наш древознатец искал, и железо доброе. Ежели вражину чиркнешь где надо, порежет, что твой нож.
        Костя покрутил в руках копье, примерил баланс и кивнул:
        - Беру.
        - Золотой с тебя.
        Плющ выложил монету, а Валера вздохнул, печалясь о житейской несостоятельности товарища. Можно ж было хоть пятачок выторговать! Деньги-то не лишние.
        - Рекомендую, - сказал продавец, выставляя глиняный пузырёк с пробкой. - Действует не хуже зеленки или йода. А тут - болеутоляющее. За пять дирхемов отдам. Или вот - кремень с кресалом. Куда без него? Там, как и тут, электричества нет, а ежели костер не запалишь, то и не обсушишься, и не приготовишь чего поесть, воду, чтобы раны промыть, не нагреешь. Или, там, игла с ниткой, крючок рыболовный с леской пеньковой. Всё разом за двадцатку отдам.
        - И куда мы все это положим? - с сомнением сказал Валера.
        - А вот! - достал торговец кожаную сумку на длинном ремне. - Дарю!
        Костя посмотрел на Бородина, и тот кивнул.
        - А что делать? - вздохнул он. - Дезинфекция - вещь нужная.
        - Еще какая! - горячо поддержал его лавочник.
        - Мне тоже доспех кожаный, - сказал Валера солидно. - Да, и еще одёжу подходящую! Штаны, рубаху, сапоги…
        Люциус шепнул что-то торговцу, тот кивнул понятливо и выложил на прилавок кипу тряпья, модного в эпоху викингов.
        Расплатившись, рекруты покинули лавку, имея сущую мелочь в кошельках, зато руки их сжимали добротное оружие, да и всякие девайсы очень даже могут пригодиться.
        Норэгр[29 - Древняя Норвегия.] - это вам не изнеженная Скандинавия в миру, тут черных или чернявых мигрантов живо в холопов-трэлей обратили бы и работку нашли бы по способностям - навоз выгребать или ямы копать.
        И врача на дом не вызовешь, и полицейского не дозовешься. Все сам.
        - Нормально! - заценил Щепотнев, оглядев обоих. - Ну что? Разбегаемся? Встретимся у Башни.
        - А ты куда? - спросил Плющ.
        - Гулять! - ответил Шимон и ухмыльнулся: - Я тут еще ни разу не был! Но сперва предлагаю закусить.
        - Я за! - тут же откликнулся Бородин.
        - Да и я не против, - пожал плечами Костя.
        - Тогда пошли. Я по дороге сюда видел одну вывеску. Что-то типа таверны или салуна. Подкрепимся!
        Заведение местного общепита было вполне себе колоритным - низкие своды, как в Грановитой палате, маленькие окошки, пол, засыпанный мелко резаной соломой, тяжелые монастырские столы.
        Шиковать не стали, заказали мяса, хлеба и вина. Мясо было горячим и сочным, хлеб - свежим и душистым, вино в кувшине - холодным и в меру крепким.
        - Спать хочется… - раззевался Бородин. - Сил нет.
        - Так еще бы! - фыркнул Щепотнев. - Это здесь еще светло, а во Владивостоке одиннадцать скоро.
        - А я до сих пор не верю, что все это по правде, - сказал Плющ. - Вот когда читаешь фантастику, все вроде правильно и понятно…
        - …А когда сам вляпаешься в этот «дас ист фантастиш», - подхватил Семен, - то как-то не по себе!
        - Во-во…
        - Пустяки, Костян, дело житейское! Привыкнем. Человек ко всему привыкает. Валер, пошли курнем?
        - Па-а-ашли… - зевнул Бородин и вылез из-за стола.
        Константин повернулся, провожая товарищей взглядом.
        Куряки вышли на небольшую террасу, затевая привычный ритуал прикуривания.
        - Привет, рекрут, - раздался сочный баритон.
        Костя воззрился на огромного человека в фиолетовой мантии, черноволосого, с демонически-резкими чертами холодного лица.
        Тот расположился напротив, жестом подзывая к себе официанта.
        - Как обычно, ваша милость? - прогнулся тот.
        - Пожалуй.
        Официант мигом приволок запотевший кувшинчик и закуску. Хотел было налить, но клиент жестом отослал его и сам плеснул в бокал густого красного… вина? Или компота?
        - Люблю рекрутов, - сообщил человек. - Как зовут?
        - Мелиот… То есть Константин.
        - Другие?
        - Валерий, Семен… Валера - работяга. Десантник. Сема - журналист. В оружии шарит. Он раньше опером был.
        - Валере доверяй, - сказал «его милость», - он такой же, как ты. А с Семеном осторожно.
        - Откуда вы это знаете? - нахмурился Костя.
        - Просто знаю… Ступай, тебя зовут.
        Семен с Валерой действительно махали Плющу с террасы, но откуда это мог знать странный человек в мантии?
        Он-то сидел к ним спиной. И зеркал тут нет.
        - До свиданья, - сказал Плющ, поднимаясь из-за стола и чувствуя себя неуклюжим.
        - Прощай, Мелиот.
        Глава 6
        Семен Щепотнев
        Тест на вшивость
        Семен не стал заниматься шопингом.
        Сунув серебряный дирхем Люциусу, он узнал от слуги много полезных вещей - и адресов. К примеру, у самой крепостной стены, между башней «Толстая Эльза» икакой-то базиликой, имелась кузня, где можно было подобрать себе сносный клинок.
        С дозволения кузнеца, Щепотнев взялся за увесистый мизерикорд[30 - Мизерикорд (фр. misericorde - «милосердие, пощада») - кинжал с узким трёхгранным либо ромбовидным сечением клинка, которым добивали рыцарей, попадая между лат, или использовали для убийства в поединке.], трехгранное жало которого запросто пробьет кольчугу. А можно и рыцарю засадить, ежели в щелку между доспехов целиться.
        Шимон приценился:
        - И почем?
        Кузнец, рыжебородый мужичина в возрасте, пыхнул трубкой.
        - Золотой.
        Щепотнев повертел мизерикорд в руках.
        - А серебром возьмешь?
        Мужичина вынул трубку изо рта и глянул на Семена с интересом.
        - Слух прошел, к викингам в гости собрался, рекрут? - спросил он.
        - Типа того.
        - Не мое это дело, конечно, а только никакой хускарл[31 - Хускарл (старонорвежск.: huskarl) - воин из дружины (хирда) конунга (выборного короля). В отличие от обычного хирдмана (гридня в Древней Руси), хускарлы стояли ступенькой выше, составляя личную гвардию конунга.] тебя и близко не подпустит, чтоб ты ему в бочину свое «милосердие» воткнул. Вскроет он тебя, как банку тушенки, вякнуть не успеешь. Ежели хочешь лишний шанс заиметь, лучше… вот! - Кузнец сунул руку за колоду с наковальней и выложил скрипучий ком тронутых ржавчиной колечек.
        - Кольчуга? - удивился Шимон.
        - Она самая, - кивнул рыжий. - Бирни[32 - Бирни - кольчужная рубашка с короткими рукавами, укрывавшая тело до пояса. Хауберк - длинная кольчуга до колен, с длинными рукавами.], конечно, не хауберк какой, а все ж оборонит. Ну-ка, примерь.
        Семен послушно протянул руки, пролезая в тяжеленькую броню. Оправил ее на себе, попрыгал на манер реконов, чтобы кольчуга расправилась и села как надо.
        - О, как по тебе смастерили! Бери, так и быть.
        - Не потяну, - вздохнул Щепотнев, - у меня всего…
        - Да знаю я, сколько у регулятора в кошельке! За пять золотых отдам, цени мою добрость! И фуфайку добавлю за так.
        - У меня всего четыре динара наберётся.
        - М-да… Тогда не сторгуемся.
        Щепотнев побрел дальше. А дальше были клинки.
        Семен долго смотрел на самурайский меч в лакированных ножнах. К ножнам была приклеена бумажка с ценой: «500». Это не был новодел - лезвие выглядывало на длину ладони, а в оружии Шимон кой-чего понимал.
        Нет, меч был выделан древним мастером, где-нибудь в пригороде Эдо[33 - Эдо - старое название Токио, использовалось примерно с XVII по середину XIX века.].
        Тысячи раз проковывалась раскаленная сталь, пока не обретала форму совершенства, холодного в своей окончательности.
        Продавец, очень спокойный человек азиатского обличья, не выдержал и сказал:
        - Моя продавай, твоя покупай. Шибко-шибко хорошо!
        Семен хмыкнул.
        - Думаешь, у норегов таким пользуются? - задал он наводящий вопрос.
        Азиат неожиданно перестал корежить русскую речь, сказав ясно и четко:
        - Этот тати - оттуда, рекрут. И им там пользовались, хотя и далеко от фьордов.
        Щепотнев вздохнул.
        - Бабок нет, - сказал он. - Подержаться хоть можно?
        Продавец молча обеими руками протянул ему ножны. Семен медленно вытянул меч.
        Тати был прекрасен. В нем не было ничего лишнего. Длинная, на два хвата, рукоять обмотана полоской шкуры ската, а за круглой гардой изгибался узкий клинок.
        Алое солнце окрасило лезвие, словно на металле выступила пролитая мечом кровь. Тати во всем походил на самые древние самурайские клинки периода Хэйан, но как раз следов старины заметно не было.
        Все-таки новодел? Да нет, просто в Интермондиуме современность и древность - рядышком.
        Семен взмахнул мечом, описав восьмерку. Острая сталь прошелестела опадающим шелком. Еще раз вздохнув, Щепотнев с поклоном вернул тати.
        Иной раз он завидовал Плющу, самозабвенно махавшему клинком на фестах. Все ж таки, бои вживую…
        - Во фьорды собрался, человече? Али к Иоанну Грозному? - прогудел взрыкивающий бас.
        Обернувшись, Семен увидал широкоплечего мужика с обветренным, загорелым лицом.
        Его длинные вьющиеся волосы топорщились из-под стального шлема.
        Тулово было упаковано в кожаный панцирь с нашитыми на него бронзовыми кругляшами и ромбами. Мощные ручищи, перевитые мышцами, распирали короткие рукава доспеха. Правую руку от локтя до запястья окручивал серебряный наруч, смахивавший на толстую радиальную пружину.
        Мятые портки заправлены были в роскошные сапожки из тисненой кожи, а на поясе с огромной серебряной пряжкой висели в рядок: кошель, чехол с ножом, больше похожим на тесак, и меч.
        - Во фьорды, - ответил Горбунков.
        Мужик кивнул.
        - Меня зовут Ивар Трехглазый, - представился он. - Ущучил?
        - Ущучил, - кивнул Семен.
        - Хранитель тебе этого не скажет, но послушай моего совета: не лезь в пекло. Найми себе наставника, чтобы он тебя проводил во фьорды и все там показал. А тут таких до хрена! Ущучил? Викингу ты ничего не объяснишь, не успеешь просто - он тебя зарубит сначала, а потом только разбираться станет, кого и за что. Хлипкий ты с виду, и волосы стрижены - ну, вылитый трэль! Холоп то есть. Ущучил?
        - Ущучил, - кротко ответил Щепотнев. - А Хранитель не рассердится, если я с наставником?
        - Так все так делают, кому лишний золотой не жаль. В общем, ступай в таверну «Мешок гвоздей» иподыщи себе там напарника. Ущучил?
        - Ага.
        - Ну, бывай тогда…
        Ивар удалился, шагая вразвалочку, а Щепотнев подумал, да и направился к той самой таверне, которую ему так усердно рекламировали.
        Двери таверны стояли, распахнутые настежь, из них несло теплом очага и запахом дымка, гудели голоса. Длинные монастырские столы в таверне скатертями не портили, зато доски столешниц регулярно скоблили до желтизны. За теми столами по лавкам сидели мужики виду былинного - волосы до плеч, бороды в косичку, плечи в обхват кожаными куртками затянуты, и все, как один, оружны - у кого секира при себе, у кого меч.
        Богатыри дули пиво из глиняных кружек, хохотали гулко над шутками немудреными, вели беседы про дела свои молодецкие. Сидя в вольных позах, откинувшись к стенке или навалившись на стол, они прихлебывали пивко, держа кружки левыми руками. Правые же лежали свободно, в короткий миг готовые схватиться за мечи.
        И такая повадка была для посетителей «Мешка гвоздей» настолько натуральной, что не замечалась ими вовсе - сидят себе люди, выпивают, гутарят о том о сем.
        Шимон скромно присоседился у стенки, не пожалев монеты на пиво.
        Кабатчик шустрый попался, обслужил мигом, да и напиток оказался очень даже ничего - густой, тягучий, пьешь и радуешься.
        Разговоры за столами велись степенные.
        - Ты, говорят, подженился на Далле? А, Див? - проявил невинный интерес добрый молодец с волосами цвета соломы. В домотканых портках, заправленных в мягкие сапожки, в длинной рубахе с вышивкой по вороту и в кожаной безрукавке на завязках.
        Его длинные светлые волосы были заплетены в смешные тугие косицы, а правую руку, бугристую от мышц, оплетала спираль литого серебра - и наруч, и средство платежа.
        На его широкой спине висела пара ножен вперекрест, из которых точно над плечами выглядывали рукоятки мечей. Его визави, плотный мужик, весьма раздобревший, с окладистой бородой, фыркнул в ответ:
        - Уж чья бы корова мычала, Вольга, - пробурчал он, - а твоя бы молчала. У самого-то в каждом фьорде по вдовушке!
        Сидевшие за столом дружно грохнули, застучали кружками. Вольга, впрочем, не шибко-то и смутился, а Шимон, разобрав слово «фьорд», навострил уши.
        Рассупонившись, поснимав с себя перевязи, Вольга уселся на лавку и придвинул к себе здоровенный сосуд с белой шапочкой пены.
        Посмеиваясь, облапил кружку и хорошенько приложился. Крякнув, он отер пену с усов, «продолжая дозволенные речи»:
        - Слух прошел, будто бы Хьельд конунг из похода возвратился…
        - Проснулся! - хмыкнул худой, жилистый человечище с костлявыми, но широкими плечами. - Это когда еще было!
        - Хьельд конунг? - нахмурил брови молодой еще человек, но седой, как лунь. - Это который из Холодного Края?
        - Да нет, Хьельд - он, наоборот, к югу дальше, в Сокнхейде прописался.
        - Смотри, Нур, - Вольга подхватил нож и стал чертить им прямо на столешнице: - Вот Хнитбьергфьорд, где Эйвинд ярл сидит. Севернее - Стьернсванфьорд, там Торгрим Ворон засел, тоже ярл. За ним Вегейрфьорд будет, Кривого Хальвдана, потом полуостров, никуда не годный, сплошные скалы, только яйца собирать - птицы там просто кишат. За полуостровом - залив, Тролльвик называется, и к северу ещё два или три фьорда. Как их там зовут, запамятовал…
        - Хлидскьяльвфьорд и Вингольвфьорд, - перечислил Див. - А уже за ними начинается Холодный Край.
        - И как у тебя только язык бантиком не завязывается, - проворчал Вольга, пряча нож.
        Див хихикнул.
        - Рагнар Прямоногий рассказывал, - лениво заговорил Нур, - как он однажды добрался до Вингольвфьорда. Лес, говорит, там корявый, на горах снег все лето лежит, а за ними и вовсе скалы гольные…
        - А чего это его туда занесло? - подивился Вольга, разгрызая сушёную рыбку.
        - Да это они с Эйвиндом ярлом по Западному морю рыскали, все следы Гунульфа сэконунга найти хотели.
        - Гунульфа С Красным Щитом? - проявил осведомленность Див.
        - А то кого ж еще. Сэконунг в то лето напал на обе деревни Эйвинда Мудроречивого, пограбил их вволю, да и скрылся. Ох, ярл и лютовал! А потом ему и подскажи кто: Гунульф, мол, далеко на севере обосновался, в шаге от Холодного Края. Вот они туда и двинули. Два драккара снарядили, помню.
        - Нашли Гунульфа?
        - Да куда там… Ушел сэконунг, будто и не было его. Но стоянку его обнаружили-таки. Крепкие дома выставил Гунульф. Пожгли все, само собой.
        Вольга, уже не раз и не два косившийся на Семена, повернулся к нему, уперев руки в колени.
        - У тебя, рекрут, аж уши шевелятся, - сказал он насмешливо.
        - Дык, ёлы-палы, - ответил Щепотнев, изображая деревенского и тут же входя в иной образ: - Кто владеет информацией, владеет миром.
        Нур хохотнул:
        - Какой рекрут грамотный пошел!
        А вот Вольгу, видать, закусило.
        - А не слишком ли грамотный? - сощурился он.
        Семен развернулся к нему, спиной опираясь о стол, пристроив на нем локти.
        - А я вот думаю, - усмехнулся он, - не слишком ли это - два меча зараз таскать?
        Тут все замерли, с интересом уставясь на новичка.
        - Не понял… - затянул Вольга, вставая.
        Щепотнев поднялся ему навстречу.
        - А ты с меня сатисфакцию стребуй, - предложил он. - Одолжишь мне один из своих клинков, устроим дуэль. А? Кто выиграет, того и меч. Давай? А то к норегам этим безоружным отправляться… некомфортно как-то.
        - Ла-адно, - протянул его вероятный противник. Его рука потянулась к портупеям.
        - Эй, не гони лошадей, Вольга! - вступил кабатчик. - Нечего мне тут мочилово устраивать! А ты, - повернулся он к Семену, - запомни: ты тут никто и звать тебя никак! Хочешь экстрима прямо в Интермондиуме? Ладно! Будет тебе экстрим. Но сначала мечом обзаведись, понял?
        Ресторатор глядел на Щепотнева не слишком-то ласково, да и прочие, Вольга особенно, испытывали одно горячее желание - вздуть наглого рекрута.
        Это вызвало у Семена ироничную улыбку.
        - Понял, - сказал он. - Обзаведусь. Всем пока!
        Щепотнев покинул кабак, слыша, как за спиной надрывается Нур: «Успокойся ты! Он же без оружия! А ну сядь! Сядь, кому сказал!»
        Семен усмехнулся.
        Раздухарились «ветераны боевых действий»!
        Ничего, я вам еще устрою…
        Глава 7
        Семен Щепотнев
        Наставник
        Парней из своей тройки Щепотнев не стал искать. Нарочно.
        Имеет же он право хоть ненадолго оторваться от коллектива? Не нянькаться ни с кем, не подстраиваться, не улаживать дурацкие конфликты.
        Поступать так, как хочется ему, а не сообразуясь с долгом или соблюдая баланс интересов.
        В принципе, Костян ему нравился - нормальный парень, без гнили.
        С виду мягкий, но стержень в нем имеется, такого не согнешь, не сломишь запросто, помучаться придется.
        Валерон был Семену еще понятней - простой русский парень, каких всегда хватало, хоть в афганскую, хоть в Великую Отечественную. С таким, как говорится, можно в разведку идти.
        Вопрос в том, что не хотелось Щепотневу ни ходить толпой, ни маршировать, ни даже тусоваться. Одному лучше.
        Может, и труднее, но легче, как ни странно это звучит. Сколько раз он проскальзывал мимо дозорных, выставленных духами, делал свое мокрое дело и уходил не пойманным? А попробуй ты вытворить то же самое вдвоем или втроем! Одного не заметят, а вот группа может нарваться.
        Да и не в этом дело… Просто, когда сам, в одиночку, добиваешься чего-то, то ты и под раздачу попадаешь собственной персоной, и награду ни с кем не делишь. Хотя, если разобраться, причину глубоко искать не надо, она на поверхности - Семен Семенович Щепотнев терпеть не может брать на себя ответственность за кого-то и нести ее.
        Кому надо, пускай сам с нею таскается, а ему чужого не надо.
        Поглядев на темневшее небо, Шимон направил стопы дальше, надеясь обнаружить нечто вроде отеля или постоялого двора, и неожиданно услыхал:
        - Сенька? Ты?!
        Обернувшись, Семен увидал добра молодца, какими их любят изображать в русских народных - высокого, широкоплечего, со светлыми кудрями. Иван Васнецов?..
        - Ванька?! - признал его Щепотнев.
        - Ну! - расхохотался одноклассник и однокурсник.
        Семен лишь головой покачал. Тесно междумирье!
        Юрфак они кончали вместе, только Ван в адвокаты двинул, мафиков защищать, а он тех бандюков ловил.
        Щепотнев усмехнулся:
        - И ты тут?
        - А то! Жизнь дается лишь однажды, что бы там Бонд ни говаривал. Пра-ально? Когда денег куча, хочется или во власть, или во все тяжкие. И тут вдруг звонят мне, вежливо так объясняют про Интермондиум. Спускаюсь, достаю из почтового ящика пропуск на этом ихнем пергаме, ну и сюда! Что мне, тыщи зелёных жалко? Да-а… А ты куда собрался-то?
        - К викингам, Вань.
        - И пра-ально! Самое то!
        - Круто?
        - У-у! Круче не бывает! Я ж сам оттуда. Однажды сам ярл решил меня доконать, на голову ниже сделать, а я ему: «Не губи, мол, скальд я, а не воин! Ты, говорю, славу мечом добываешь, а я - словом!» А у викингов, знаешь, поэзия в большом почете. Ну, я им как завернул драпу хвалебную[34 - Драпа - основная форма хвалебных песен в скальдической поэзии, представляющая собой перечень имен или сведений.], они и в осадок выпали!
        - Помню, ты и в школе стишками баловался. В стенгазете девчонок с 8-м Марта поздравлял. Помнишь?
        - Помню! - расхохотался Васнецов. - Старательно так вывел: «С 8-м Мартом!» Русичка поблагодарила и велела повторить пройденный материал. Ну ладно, чего стоим-то? Пошли, отметим это дело!
        - Так я не понял, - придержал коней Щепотнев, - ты стал Регулятором? Или как?
        Иван закряхтел.
        - Или как, - проворчал он, отводя глаза. - Там, блин, такие беспредельщики. А я не какой-нибудь… этот… Эйрик Кровавая Секира, я - Йохан Скальд. Старонорвежский я, с горем пополам, выучил, а вот мечами махаться… Увы. Тут у меня пробел! Ладно, пошли, мне тут один ветеран квартирку свою сдал на месяцок. Тут недалеко, в Косом переулке.
        Косой переулок - весьма, кстати, прямой - ответвлялся от Главной улицы сразу за углом большого фахверкового дома.
        - Регуляторы тутошние, - болтал Васнецов, - как те наркоманы. Все рвутся в прошлое за дозой адреналина или чего они там еще находят, а Хранители редко кого из них шлют, предпочитают рекрутов набирать.
        Они шагали мимо подъездов с колоннами, мимо арок, в которых изгибались мраморные статуи, мимо лавочек, в одну из которых скальд заскочил, прикупив вина.
        - Фалернское! - объявил он.
        - Здорово здесь, - сказал Щепотнев.
        - Так еще бы! - воодушевился Йохан. - Междумирье, не абы как!
        Съемная квартира обнаружилась на втором этаже старинного дома из белого, с желтым отливом ракушечника, крытого красной черепицей.
        Внутри было тихо и прохладно, размеренно тикали огромные напольные часы, непоколебимо стояла тяжелая, добротная мебель, толстый ковер глушил шаги.
        - Не разувайся! - разрешил Иван.
        - Ну вот еще…
        Васнецов, напевая, покрошил немудреную закусь, разлил темное, пахучее вино по стаканам.
        - Ну, поехали!
        После третьей Семен изрядно захмелел. Крепкое винцо!
        - Так, говоришь, викинги? - промычал он, внимательно отслеживая качания маятника.
        - Они, брателло, - подтвердил Иван. - В полном боевом. Росту баскетбольного, в ширину - шкафы, мечами своими вертят, как я ножиком кухонным. Да куда там! Я огурец не успею нарезать, пока тот викинг местное население пошинкует! Наливай…
        Четвертая порция пошла уже не так ладно, как первая, но обратно не запросилась. Семену было неплохо, да и Ванька захорошел.
        Со второго раза ухватив огурец, Скальд смачно захрустел им.
        - А как твоего ярла звать-величать? - осведомился Горбунков, внимательно следя за пьяненьким Йоханом. - Не Хьельд?
        - Не-е! Торгрим Ворон, владетель Стьернсванфьорда. Так-то.
        - Стервь… Как?
        - Стьерн-сван-фьорд. Стьернсван в переводе - «Звездный лебедь». Красиво?
        - Красиво, - признал Семен. - А фьорд большой?
        - Ко-лос-саль-ный! Горы - во! Водопады - во! Красотища!
        - Ты там, наверное, все стежки-дорожки изучил…
        - Опыт есть! - приосанился Васнецов.
        - Все показать сможешь?
        - А то!
        - Может, в наставники ко мне пойдешь?
        - Да только так! Самому-то стрёмно. Ну, я имею в виду - одному идти стрёмно. А вернуться, ох, как хочется!
        Щепотнев ухмыльнулся.
        - С хорошим попутчиком и дорога короче!
        - Наливай!
        …Было темно, когда Щепотнев проснулся.
        Голова не болела, но хмель тяжелил тело. Иван тихо посапывал на диване, уделив гостю кровать.
        Семен опустил босые ноги на пол и вяло удивился - он не помнил, раздевался ли сам или кто помог.
        Встав, Шимон едва не свалился, но вовремя уцепился за витую колонку, удерживавшую над ложем балдахин.
        По стеночке, по стеночке он добрался до удобств, сделал свои мокрые дела и подошел к окну. Створка была открыта настежь, пропуская в комнату свежий воздух.
        Дома он никогда не рисковал спать с открытым окном - шум с улицы Агеева доносился почти всю ночь, утихая лишь часам к четырем-пяти.
        А в Интермондиуме ни одной машины. Но и тихо не было.
        С главной улицы доносились песни и веселые крики, оранжевое зарево в той стороне то вспыхивало, то пригасало. Регуляторы гуляли.
        По переулку прошествовала группа молодёжи с горящими факелами.
        Щепотнев широко улыбнулся. Ожидание торжества, счастья, «сбычи мечт» переполняло его, как пузырьки - шампанское. Все ему было всласть, и это сейчас, когда он еще и не начинал ничего!
        - А Марсела где? - донесся голос с улицы. - Ее уже выписали?
        - Еще на той неделе!
        - Ребя-ят! Давайте быстрее! Все уже у Башни, наверное…
        - Побежали!
        Дослушав смех и топот, Шимон вспомнил о существовании Костяна с Валеркой. Пожав плечами, Щепотнев потопал к кровати, довольно точно выдерживая курс.
        Он не нанимался к пацанам в заботливые матери…
        Глава 8
        Валерий Бородин
        Большое откровение
        Когда Валера с Костей в третий раз вернулись к Башне, уже совсем стемнело, но Семен так и не появился.
        - Так где ж его носит? - воскликнул Плющ. - Я уже все обыскал, даже в Дом… этих… ветеранов заглядывал.
        - И как там? - поинтересовался Бородин.
        - Не знаю, - буркнул сэр Мелиот, - меня сразу выставили. Слушай, может, он за город двинул? На сафари?
        - Да не-е… Я у стражника спрашивал, никто наружу не выходил.
        - Ну тогда я не знаю!
        Валерий оглядел пустынную Центральную площадь, где шарились уборщики при свете факелов, и Главную улицу, осиянную огнями. Там было шумно и весело, как на карнавале, хоть и скромном. Нет, это не Рио-де-Жанейро.
        Разглядев в потемках фигуру ночного стража, Бородин громко воззвал:
        - Господин стражник!
        - Чего тебе, рекрут?
        Тусклый фонарь в левой руке блюстителя порядка осветил лица Кости и Валеры.
        - У нас третий пропал куда-то, - пожаловался Плющ, - не знаем, где он. Может, случилось чего?
        - Отсыпается ваш третий, - проворчал ночной страж. - Встретил тут дружка, скальда задрипанного, распили они с ним бутылочку и спать завалились.
        - Нет, ну нормально! - возмутился Бородин. - Мы его тут ищем, а он дрыхнет!
        Костя, как ни странно, за товарища не вступился. Вздохнув, он спросил:
        - А где тут можно остановиться? На ночлег?
        Блюститель закона махнул рукой вдоль Главной улицы.
        - Вон гостиница! Вон, видишь, где красные китайские фонарики? Туда топайте.
        И Валера с Костей потопали.
        Мимо прошествовала большая шумная компания парней и девушек, все в красных легионерских туниках. Парни выглядели достаточно молодо, а крепкие шеи кутались в цветочные гирлянды. Причем и у девушек, и у их друзей мужеска полу на перевязях висели ножны с гладиусами.
        И по всему видать, оружие носилось не для форсу, в этом Валерку убеждали быстрые настороженные взгляды, бросаемые легионерами. Да и двигались они легко, пружинистым скользящим шагом - так бойцы из их разведроты ходили по базе, возвращаясь с задания. Просто не успевали отвыкнуть от опасности, отмякали медленно, переводя напряг в расслабуху.
        Неожиданно одна из девушек, чей пояс оттягивался аж двумя ножнами, окликнула Костю с Валерой:
        - Эй, рекруты! Чего скучаете?
        - Одурели совсем с вашим Интермондиумом! - ответил Бородин. - Спать хотим.
        Компания расхохоталась и дружно повлеклась к амфитеатру, вроде римского Колизея, только поменьше - оттуда доносился гул, хохот и крики.
        - Час ночи уже, если по-нашему-у… - раззевался Костя.
        - Да как бы не три… А у них тут самая гулянка!
        На главной улице было оживленно и людно, люди бродили поодиночке и парочками, кучковались, веселясь и перекрикиваясь. На пустыре, у южной стены, было светло от костров, и наплывал запах жарящихся шашлыков.
        - Чё-то я жрать хочу!.. - шумно вздохнул Валера.
        - Пошли быстрей!
        Гостиница больше старинный постоялый двор напоминала, чем современный мотель, но было в ней чистенько, даже уютно.
        Вышедшая хозяйка, энергичная пожилая дама, сообщила, что переночевать можно бесплатно, поскольку они рекруты, а вот если еще и поужинать…
        - Поужинать! - заявили рекруты дуэтом.
        - Тогда по четыре дирхема с каждого. Или один ливр. Номер четырнадцать, белье на полочке в шкафу.
        Здоровенная деваха, возможно хозяйская дочь, весьма расторопно обслужила новых постояльцев.
        На ужин было подано жаркое, хотя Валера так и не понял, что за мясо он ел и с каким гарниром.
        Да и какая разница? Главное, что вкусно.
        И компот был отменный.
        Подобрев, Бородин сказал рассеянно жевавшему Плющу:
        - Я там, в каземате… к-хм… сорвался… Ты… это…
        - Пустяки, - отмахнулся Костя, - дело житейское! Сам виноват, нечего было язык распускать. Слушай, я все спросить хотел… Ты ж вроде местный - ну я имею в виду, в Приморье родился?
        - Уссурийские мы, - сказал Валерий с ухмылочкой.
        - А как тогда с квартирой получилось?
        - Что снимаю?
        - Нет, может, я снова лишнее говорю…
        - Да не-е… Просто так уж вышло. Маманя с батей развелись, когда мне тринадцать стукнуло, и он ей квартиру оставил. Год я с ней прожил и не только с ней - сначала отчим у меня завелся, а потом и братец появился - сводный, что ли. Каждую ночь, сволочь мелкая, орал, как поросенок недорезанный. Мать все время невыспавшаяся, нервная, отчим кислый… И я там как бедный родственник! Однажды, помню, назло задержался, у деда на сеновале переночевал. Утром вернулся, а никто и не заметил моего отсутствия! Прикинь? И ушел я к деду жить. Насовсем. Так втроем и жили - я, батя и дед. Потом меня в армию забрали. Полгода не отслужил, как на побывку отбыл - отца хоронить. Разбился! Тридцать лет стажу у него было, ни одной аварии, и на тебе… После похорон дед сразу на малую родину подался, в Ростов-на-Дону. Он где-то в тех местах родился. Казак… Дом он свой продал и все меня к себе зазывал - вот, дескать, как дембельнешься, сразу к нам с бабкой! Я так и сделал. Гульнул, как следует, в море скупнулся, фруктами просто обожрался. Прикинь - один на бахче! Арбузы - во! А потом меня обратно в Азию потянуло… Дед мне на
прощанье саблю подарил, - Валерий вздохнул. - Вернулся я в Уссурийск, ни кола, ни двора, зато жена и дитё.
        Константин покивал.
        - Всегда так получается, - заговорил он. - Планируешь, мечтаешь, а выходит совсем иначе. У меня тоже. Я даже Шимону ничего не рассказывал…
        - Кому-кому?
        - А-а… Шимон - это вроде прозвища Семен Семеныча. Его по фехтованию самый настоящий самурай натаскивал. Вот он-то его так и называл. Но я не об этом. В общем… - было заметно, что Плющу с трудом дается откровенность. - В общем, служил я. Вернее, не то чтобы служил, а призвали меня, когда восемнадцать стукнуло. Осенью. Учебка в Хабаровске была. Ну я и натерпелся. Домашний мальчик, что ты хочешь! Я до армии не дрался ни разу. Меня били, а я даже не задумывался о том, чтобы сдачи дать! Сам теперь поражаюсь. То ли трус был, то ли… не знаю. Короче, в декабре приняли мы присягу, и повезли нас в Благовещенск. Доехали мы до Белогорска, а дальше надо было на грузовике. Остались мы в пересыльном пункте - салабоны, пара сержантов и старшина. Милославский его фамилия. Погоняло у него было - Князь. Меня какой-то сержант за лимонадом послал в магазин, а Князь самогоном угостился и давай нас строить. Чего, мол, дисциплину нарушаем? И вроде все правильно - кто меня отпускал в магазин? Командир - старшина, а он приказа не давал. Ну а метод внушения известный. Так мне врезал, что я головой о стену приложился. И все
как-то поплыло, помутилось… Погрузили нас на «шишигу»… на «шестьдесят шестой».
        - Знаю, - кивнул Бородин.
        - Ага… И отправили на точку, - продолжил Костя. - Еду в кузове, а в голове каждый толчок болью отдается. И нет, чтобы пожаловаться, в медсанчасть обратиться… Жил, как в гадостный туман опущенный. В общем, под самый Новый год послали меня за водой. Иду я с ведрами, значит, снег вокруг, тропка к колодцу… Больше ничего не помню. Очнулся месяца через полтора в госпитале. Тяжелое сотрясение мозга, говорят. Вскрывали мне черепушку, удаляли гематому, а в памяти - ничего. Ноль целых ноль десятых. Месяц в коме провалялся, оказывается. И потом еще полгода отлеживался да лет пять судорогами маялся.
        Милославского в дисбат упекли, на те же пять лет. Вот и вся моя служба. Комиссовали вчистую, да по такой статье в военном билете, что меня в МГУ не приняли. Главное, год проучился на универских подготовительных курсах, и все-то отлично было, контрольные сдавал вовремя, оценки хорошие, а по истории меня проверял сам профессор Епифанов, автор школьного учебника. Это ж величина! А когда приехал в Москву экзамены сдавать на истфак, в поликлинике МГУ мне вежливо сказали, что с таким здоровьем я учебу не потяну. И поехал я обратно на Дальний Восток, поступил в политен… - помолчав, он хмыкнул невесело: - Помню, вернулся когда из армии - слабость такая, что ноги дрожали!
        - Так еще бы, - поддакнул Бородин, - столько не вставать если.
        - Ага… И я себе зарок дал, что больше меня никто и пальцем не тронет, а если рискнет, то сдачи огребет больше, чем плачено. Первым делом купил себе гантели. Качался потихоньку с год. Потом штангу завел. В клуб пришел - к истории-то продолжало тянуть. А тут - реконструкция, живое дело. Историческое фехтование, опять-таки. Меч когда искал, познакомился с Семеном. Вот и вся биография. Как-то устроился по жизни, но… Думаю все - не приди я в часть таким чмошником, сложись все нормально, чтобы от призыва до дембеля отслужил, как полагается, тогда бы я и в МГУ поступил и все бы случилось так, как я хотел.
        Валера покачал головой.
        - А кто тебе сказал, - проговорил он, - что было бы лучше? Я вон тоже уехать хотел на Запад[35 - Так в Приморье называют ту часть России, которая расположена за Уралом. Сибирь в это понятие не входит.], да Верку встретил. Думал, все, как обычно, а теперь она мне самый родной человек, роднее не бывает. А уехал бы, и чё? Лучше было бы? Как такое поймешь? Судьба!
        - Да уж, - вздохнул Плющ и встрепенулся. - Пошли спать, а?
        - Пошли, - решительно поднялся Бородин, - а то рано вставать…
        - Больше всего я ненавидел шесть утра, когда дневальный сапогами грюкает, двери распахивает и орет: «Рота, подъем!..»
        - Ха! Да кто ж такое любит? Рота, отбой!
        Бородин проснулся среди ночи и вздохнул.
        Даже здесь, в Интермондиуме, где все так захватывающе интересно, его немного мучила совесть. Как ни крути, а Верку он обманул, и это тяготило.
        Ему поразвлечься охота пришла, а она там одна, с ребенком… И должок на нем висит - тысяча баксов! Ладно, там саблю прадеда заложил.
        А если не удастся ему добыть тех самых бонусов? Что тогда?
        Тут даже не в сабле дело. Просто у него единственный шанс оправдаться - даже не перед Верой, а перед самим собою - это добыть злата-серебра в этой ихней Норвегии средневековой. Если он хоть чуть-чуть разбогатеет, все, значит, не зря, и ему станет легко. А уж радости сколько будет!
        Верка пищать станет и в ладоши хлопать…
        Сквозь дрему вспомнилась отцовская машина - старый ЗИЛ, который называли сто тридцатым. Когда отец заводил «зилок» вбокс транспортного цеха и глушил двигатель, в грузовике продолжалась некая потайная жизнь - что-то в нем потрескивало, остывая, пощелкивало, ровно гудел масляный фильтр, вращавшийся юлой. Кружение его плавно замедлялось, и тихое гудение звучало все ниже и ниже…
        Бородин заснул.
        Глава 9
        Семен Щепотнев
        Фьорды
        - Все будет хоккей! - говорил Васнецов. - Щас мы завалимся в кабак, быстренько поправим здоровье - и к Башне. Все будет «Северным путем», хе-хе…
        Горбунков глянул на Скальда с иронией, хотя лицо его сохраняло выражение серьезности. Зачем обижать одноклассника? Пригодится еще…
        Тем более что Ванька согласен идти с ним проводником не за монеты, а по-корефански.
        Полезно держать Ваньку при себе - этот хоть бывал во фьордах, знает, что там и как. Попутчик Скальд, конечно, временный, но пусть он лучше будет уверен, что все всерьез и надолго.
        - И как тебе эта ресторация?
        - Не впечатляет.
        В «Мешок гвоздей» заглянуло человек десять, но никого из тех, кого он позавчера подначивал, Шимон не обнаружил. Потому и на него - ноль внимания, фунт презрения. Лишь один мужик, рыжий и вилобородый, хмыкнул насмешливо:
        - Наше все явилось! Эй, Скальд, за вдохновением пожаловал?
        - За пивом, - буркнул Васнецов, ежась.
        Кабатчик молча воззрился на него.
        - Две, - сделал Скальд пальцами букву «V». - Зимнего[36 - Зимнее пиво делали путём замораживания, отчего напиток густел.].
        Подхватив полные кружки, Йохан повел своего гостя за отдельный стол.
        Щепотнев обхватил кружку обеими руками. Холодное темное пиво смочило иссохшие внутренности. У-ух… Блаженство!
        - Чувствую, перепил я вчера, - проворчал он с неудовольствием.
        - Фигня! Тут все натуральное, - балаболил Васнецов, смакуя. - И жизнь настоящая! В подлиннике! И во фьордах этих. Там, знаешь, нету всех этих пошлых заморочек, вроде политкорректности или мультикультурности. Там если женщина - то женщина. Если мужчина, так мужчина. Все четко! Хочешь конунгом стать? Становись, кто тебе мешает? И станешь, если сила в тебе есть и харизма под стать. А нет, так дуй навоз месить! Говорят, феодали-изм, угнете-ение, классовое нера-авенство… Херня все это! В нашей жизни свободы нет, точно тебе говорю. Зато во фьордах - воля! Там каждую минуту проживаешь по полной, ярко, насыщенно, как в книгах!
        Не слишком слушая Ваньку, Семен допил свое пиво и подумал: «Нервничаю я, что ли?»
        Идеи роились в голове, как встревоженные пчелы. Не напороть бы чего в горячке. А главное, не помешали бы его планам Хранители.
        - Пошли, - сказал он решительно.
        - Куда?
        - На выход, с вещами!
        - А, ну да…
        Утром на Главной было довольно-таки пустынно.
        Видать, загулявшие Регуляторы отсыпались. Или продолжали гулянку уже дома.
        Стража у входа в Башню стояла внушительная, словно у резиденции президента. Старший у дозорных, крепкий мужик с огромными усами, спадавшими на грудь, весь в черном, с роскошным мечом, медленно прохаживался взад-вперед.
        Завидя Щепотнева с Васнецовым, он остановился и всего лишь приподнял бровь. Этого оказалось достаточно - рекрут с проводником замерли в почтительном отдалении.
        - Чего надоть? - сурово спросил старший.
        - Нам бы Хранителя увидеть, - сказал Васнецов искательно.
        - Романуса, - подсказал Семен.
        - Хранителя Романуса.
        Старший стражник хмыкнул.
        - Хранитель Романус отбыл по делам, будет только послезавтра, - подумав, он добавил, будучи в хорошем настроении: - Спрошу Хранителя Корнелиуса.
        Повернувшись кругом, он скрылся за створкой высоких дверей, ведущих в Башню.
        - Интересно, - пробормотал Щепотнев, - откуда они вообще берутся?
        - Кто? - не понял Васнецов. - Стражники?
        - Хранители.
        - А-а… Так они все из Регуляторов. Самых таких заслуженных. Хранителей всего двенадцать, по числу порталов в здешнем… хм… терминале. Если, скажем, кто из них помрет или просто решит отойти от дел, Хранители сходятся на совет, чтобы выбрать из числа Регуляторов самого достойного. Вызывают его и, если тот согласен, делают его Наблюдателем. Наблюдатель имеет право голоса, но всякое вмешательство ему запрещено. Вот наберется опыта и станет полноправным Хранителем.
        - Идут! - оборвал его Шимон.
        Из Башни вышел давешний страж, а за ним следом шествовал высокий человек в черной мантии. На его бледной щеке розовел шрам в виде буквы «Х».
        Неторопливо подойдя, шрамолицый сказал не здороваясь:
        - Какие-то проблемы, рекрут?
        Голос его был холоден и лишен приязни, но именно это и раззадорило Щепотнева.
        - Никаких проблем, Хранитель! - ухмыльнулся Шимон. - Просто нам было сказано, что увидим мы эпоху викингов в натуре послезавтра в полдень, но я вот наставника нашел и хотел бы туда прогуляться сегодня с утра. Это возможно?
        Корнелиус внимательно посмотрел на него и усмехнулся.
        - Вообще-то ваша миссия в ведении брата Романуса, однако… Почему бы и нет? Прогуляйся. Но помни: портал будет открыт в течение десяти суток максимум, дольше не позволяют законы физического времени. Ты сможешь сколько угодно раз уходить в прошлое и возвращаться сюда, но на одиннадцатый день рискуешь задержаться во фьордах на месяц, а то и на два. Я понятно выражаюсь?
        - Вполне.
        - Слушай дальше. Задерживаться в Норэгр не стоит - сначала нужно доказать, что ты достоин звания Регулятора. Вот тогда отправляйся в прошлое хоть на всю жизнь. И еще. Рекрутам мы никаких заданий не даем, только рекомендации, исходя из опыта. Совет один: тебе следует либо попасть в дружину к кому-либо из местных ярлов, что очень сложно, либо пристроиться к тамошнему бонду. Как перевести?.. Бонды - это вольные землепашцы, кулаки, которых конунги стараются не обижать. Я понятно выражаюсь?
        Щепотнев кивнул.
        - Тогда идемте.
        Хранитель развернулся, направляясь к Башне.
        Стража почтительно расступалась перед ним, не обращая на рекрутов никакого внимания.
        - Это и есть Терминал? - спросил Семен приглушенно.
        - Он самый, - подтвердил Васнецов.
        Хранитель, видимо слышавший все, фыркнул только.
        Щепотнев с любопытством огляделся, замечая то, что не углядел вчера.
        Нижний ярус Башни не был сложен из каменных глыб, как ему показалось, а представлял из себя монолит.
        Заметив интерес Семена, Хранитель усмехнулся.
        - Раз твой наставник молчит, - сказал он, - объясню я. Там, где мы стоим, находилась пещера. Люди обжили ее еще двадцать тысяч лет назад, попадая внутрь через порталы. В древности, задолго до Египта и Шумера, стены грота выровняли, а непрочные своды убрали вовсе, надстроив башню. Пещера и входы в нее - это и есть то, что ныне называют Терминалом. Башня - всего лишь декор, ненужный, на мой взгляд. По мне, так лучше бы оставить пещеру нетронутой. Я понятно выражаюсь?
        - До меня дошло, - улыбнулся Шимон.
        - Это радует, - сухо сказал Корнелиус, отпирая сводчатую дверь из позеленевшей бронзы с накладками и заклепками.
        Почему-то Щепотнев ожидал скрипа, но тяжелая створка, подвешенная на пудовые петли, открылась совершенно бесшумно.
        - Ступайте.
        Васнецов как наставник юркнул первым. Семен шагнул следом.
        Оглянувшись, он увидел Хранителя, стоявшего за порогом.
        - Узнаю в тебе, рекрут, себя самого, - сказал Корнелиус задумчиво. - Что ж… Удачи. И постарайся сдерживать свои страсти! В 870-м году сие… чревато. Я понятно выражаюсь?
        - Вполне, - серьезно ответил Щепотнев.
        Хранитель кивнул и закрыл дверь. Грюкнул замок.
        Вздохнув, Семен двинулся тесным проходом, узким и высоким, как расселина.
        И вышел.
        Он смотрел вверх, где распахивалось пронзительно синее небо, светило яркое, хотя и не слишком-то жаркое солнце, плыли реденькие облачка.
        Опустив глаза, Шимон мысленно ахнул.
        Перед ним расстилался обширный луг, покато уходивший к краю пропасти, за которым открывался умопомрачительный простор - колоссальное синее зеркало фьорда, склоны гор, выраставших из воды и поросших соснами, седые косы водопадов, ниспадавших с крутых скал, а еще дальше, за устьем фьорда, блестело и переливалось море.
        У самого берега зеленели щетинистые нашлепки островков-шхер, за ними незримо шумели и плавно переваливались океанские валы, а к северу таяли в дымке суровые горные хребты.
        Луг, который попирал Щепотнев, располагался так высоко, что морские орлы, реявшие над гладью фьорда, описывали свои круги под ним, и он смотрел на них сверху.
        Громадность мира впечатлила Семена настолько, что он задыхался, и даже свежий ветер, пахнувший солью, йодом и водорослями, не унимал волнения.
        - Красота-то какая! - послышался у него за спиной голос Васнецова. - Лепота!
        - Да уж… - выдохнул Щепотнев. - Это даже не Норвегия!
        - А это не совсем Норвегия.
        - Норэгр!
        - Слухай, Сема, - примирительно заговорил Скальд, - а тебе не все равно, чего тут и где? Викинги тут! Ясненько? Знать бы еще, какой к тутошнему ярлу подход искать.
        - А ярл - это кто? Вроде как граф местный?
        - Скорее, как князь. А есть еще хевдинг, или, правильнее, хёвдинг - это вождь, у него тоже дружина водиться может. Хевдинг - это не титул, а как бы почетное звание, по наследству он не передается. Хевдинга выбирают. Правда, конунга, то бишь короля, тоже выбирают, но тут уж точно титул.
        - Ясно.
        Нетвердо ступая, Щепотнев пошагал вперед по еле заметному скату.
        Под ногами путались карликовые берёзки, стелившиеся по земле, качались на стебельках незнакомые синие цветочки, прорастала трава-мурава.
        - Ты там поосторожнее, - предупредил его Скальд, - донизу полкилометра лететь, ушибиться можно.
        - Я учту.
        У самого края, где за гребень скудной почвы цеплялись битые ветром кустики, лежала рыжая корова, с долготерпением травоядного перемалывая жвачку. Вдалеке загавкала собака.
        - Тут сетер, - сказал Васнецов, - верхние луга. Они в общинном пользовании, здесь, как местные говорят, «рога встречаются с рогами и копыта с копытами».
        - Типа, колхоз.
        - Ну, нет. Коровы-то чьи-то все, только земля как бы ничья. Альменинг[37 - Альменинг - лес, берег моря, высокогорное пастбище (сетер) или иное угодье, находящееся в общественной собственности.].
        - Пошли-ка отсюда, - сказал Щепотнев, прислушиваясь к лаю собак. - Пока пастухов не видно.
        - Правильно, чего зря светиться? - бодро ответствовал Йохан. - В принципе, имеем право. Здесь же не только сетер, тут еще и дорога проходит в соседние фьорды. Вон видишь колею?
        - Пошли, пошли…
        И они пошли.
        Глава 10
        Константин Плющ
        «Море смеялось»
        На следующее утро Костя с Валеркой встали рано - невозможно было долго валяться, когда вокруг такое!
        За скромным завтраком они познакомились с дружной компанией молодых Регуляторов, за плечами которых числилась всего одна ходка в прошлое.
        Сошлись легко, ибо рекрут и начинающий регулятор мало чем отличаются.
        После завтрака компания разбилась на две группки - охотников и рыболовов.
        Первые желали поохотиться на динозавров, а вторые - порыбачить.
        Охотники потащили с собой Бородина, а рыбари увлекли Плюща.
        - Не переживай! - хлопнул его по плечу Лангместур, коренастый парень из Твери. - Никуда они не денутся, эти ящеры.
        - Ага! - хмыкнул Паль. - Один как-то раз сбежал. Эти дурачки приволокли живьем какого-то… этого… ну завра, короче. А он и удрал! Знаешь куда? В древний Новгород!
        - Я что-то такое читал, - встрепенулся Костя. - Было что-то в былинах про Ящера!
        - Мозозавр это был, - спокойно сказал Пэтр. - Он, когда портал покинул, в озере Ильмень поселился. Я даже строки из летописи заучил: «лютый зверь-коркодел перекрывал в той реке Волхове водный путь. И, не поклоняющихся ему, иных пожирал, иных потоплял. Поэтому люди, тогда несведущие, сущим богом окаянного того называли, или князем Волхова». Святилища ему строили на болотах и на берегах рек, жертвы приносили - черных кур в воду кидали…
        - …И молодых девиц, - подхватил Ингвар.
        За разговором они вышли за ворота замка и потопали по набитой тропе, пока та не вывела их к гладким пескам.
        На пустыню здешние места походили мало, скорей уж на бесконечный пляж. Если не оглядываться назад, на стены и башни цитадели, то по сторонам открывался обалденный простор. И тишина.
        - Силур! - торжественно сказал Лангместур. - Тут не то что птиц - мух и тех нету. Не появились еще!
        - Здорово! - искренне сказал Плющ.
        Оглянувшись в очередной раз на замок, Константин замер. Замка не было.
        Вокруг, насколько хватало глаз, стелились ровные, безрадостные пески.
        - А… где?
        - Страшно? - хмыкнул Паль. - Я тут третий раз, а все равно как-то не по себе становится.
        - Мы в прошлом, Костян, - объяснил Лангместур. - Чуть ли не полмиллиарда лет до нашей эры. Прикинь?!
        - Ничего себе…
        - А ты думал! Да ты не бойся. Вон, видишь два камня? Там и проход. На портал как-то не тянет!
        - А вдруг…
        - Вдруг - что? Камни кто-то унесет? А тут некому! На сушу еще ни одна тварь морская не вылезла.
        - Тут медитировать хорошо, - похмыкал Паль. - Тишина… И пустота.
        - Слушай, - сказал Лангместур, - мы тут все зовемся на манер викингов. Я вот Максим. По-латински значит - «наибольший», а во фьордах говорят…
        - Лангместур!
        - Точно! Ты у нас Константин? С латыни это значит «постоянный», а по-викингски - «эваранди». Годится?
        - Годится!
        Океан уже выдавал себя блеском волн.
        Дорогу к берегу преградил неширокий ручей, на берегу которого росли довольно странные растения с буро-зелеными ветвями, разделявшимися строго надвое и лишенными листьев, - их покрывала чешуя. На концах веток покачивались спороносы.
        - Это ринии, - опознал их Ингвар, - а вон те, на канделябр похожие, называются куксонии. Если у них ветку отломить, грибами пахнет!
        Это были еще не настоящие растения, у них даже корней нормальных не было, не то что листьев. На суше все только начиналось.
        Константин вздрогнул.
        Он попытался представить себе бездну времен, пролегших сейчас между ним и таким далеким XXI веком - сотни миллионов лет!
        - Страшно? - криво усмехнулся Паль.
        - Не по себе, - признался Плющ.
        Паль кивнул.
        - Это у всех так, только не каждый признается.
        Наконец, они вышли к берегу - гладкому пляжу, простиравшемуся далеко за горизонт. Под ногами похрустывали мелкие ракушки и выеденные панцири. Теплые волны лениво накатывали на песок. Картинка!
        А на переднем плане, причаленная к вбитому в песок колу, покачивалась лодка. К ней вели мостки - пара досок, хлябавших под ногами.
        - Все на борт!
        Экипаж повалил на плавсредство, занимая места.
        - Это скедия из фьордов, - сказал Лангместур. - Нореги и даны говорят: скейд.
        - Потренируюсь, - улыбнулся Костя.
        - Ну! Отдать швартовы! Весла на воду!
        Костя-Эваранди уселся на скамью, вытащил резную затычку, отворяя лючок, и просунул сквозь него весло. Кожаная манжета посопротивлялась и уступила-таки. В сущности, она исполняла сразу две функции - не позволяла воде заливать палубу через лючок, а заодно удерживала весло на манер гибкой уключины.
        Лангместур уселся на место кормщика, сжимая рукоять правила, опущенного в воду с правого борта.
        - И… раз! - задал он ритм гребли. - И… два!
        Скедия легко стронулась, поплыла, острым форштевнем рассекая тихую воду.
        - А купаться тут можно? - поинтересовался Плющ.
        - А ты глянь! - ухмыльнулся Ингвар.
        Костя высунулся за борт.
        Море было мелким, а вода прозрачной. Было хорошо видно, как по дну ползают здоровенные полуметровые трилобиты, копошатся толстые бахромчатые черви, покачиваются в такт прибою шестилучевые губки и водоросли.
        Противно извивались бесчелюстные твари, вроде миног, за ними охотилась панцирная рыба, чья голова была защищена плитками роговой брони. Неожиданно поднялась муть - это явился гигантский, в рост человека, ракоскорпион.
        Передвигаясь на четырех парах ног, пятой парой, самой задней, чудище гребло, будто веслами. На плоской голове мрачно блестели огромные, с блюдце, фасеточные глаза, а клешни так и шарили впереди, силясь ухватить добычу. Не повезло - из глубины появился и вовсе громадный камероцерас, предок кальмаров в конической раковине.
        Он был длиннее скедии, и его щупальца живенько сцапали ракоскорпиона. Тот, конечно, был против, но камероцерас не спрашивал его мнения - откушал ракоскорпионятины.
        - Не-е… - протянул Плющ. - Что-то мне расхотелось купаться!
        Все расхохотались.
        - И… раз! И… два!
        Вдруг скедия сотряслась, а за бортом вздыбилась раковина камероцераса, похожая на огромный остроконечный колпак. С шумом и плеском рухнув в воду, она скрылась из глаз, а в следующую секунду толстые, изгибающиеся во все стороны щупальца ухватились за борт, резко накреняя лодку.
        - А ну! - грозно крикнул Маннавард, но пучеглазый предок кальмаров не испугался.
        Напротив, он перецепился и подтянулся, намереваясь влезть на борт.
        - Паль!
        Павел живо вытянул свое весло, развернулся и стукнул лопастью по наглому щупальцу.
        Камероцерасу такой прием не понравился - он живо ухватился за весло и потянул на себя. Паль не удержался и вытянулся, отпуская весло, но тут Костя выхватил нож и полоснул по щупальцу - резко завоняло аммиаком.
        Чудище морское резко отдернуло раненую конечность и приподнялось из воды, словно пытаясь рассмотреть обидчика. Плющ привстал и встретился взглядом с камероцерасом. Два круглых зрачка, размером с суповую тарелку, в подрагивавшей слизи цвета артериальной крови, уставились на него.
        Костя замер, не имея сил отвести глаза.
        На него смотрела сама вечность, дремотный архей, когда жизнь еще только затевалась в теплых лужицах.
        Мышцы словно сковало льдом, но усилием воли Эваранди снял оцепенение и выдавил одно-единственное слово:
        - Вон!
        Пэтр подхватил оброненное Палем весло, замахнулся, но камероцерас уже отпускал скедию - щупальца скользнули в воду.
        Длинное ракетообразное тело зависло под водой, а затем медленно уплыло прочь.
        - Не знаю, как там с динозаврами, - медленно проговорил Лангместур, - а мне и этого экстрима хватило!
        - Фу-у! - выдохнул Ингвар.
        - И… раз! И…два!
        Плющ сидел и пыхтел.
        Сгибаясь и заводя весло, разгибаясь и загребая.
        И… раз. И… два.
        Было нелегко, но крепкий организм сдюжил.
        - В лад, в лад гребите! - покрикивал Лангместур. - Хватит тут изображать лебедя, рака и щуку!
        Гребцы старались. Максим тоже вкладывал свою лепту в общее дело - рулил.
        Скедия плавно огибала выглядывавшие из-под воды камни, порою чиркая килем по тем, что лежали глубже.
        Берег постепенно удалялся, открывая взгляду все «лукоморье».
        Костя уже чуток приноровился, поймал ритм гребли, согласуя его с ритмом дыхания, тягал и тягал весло, поглядывая, как с мокрой лопасти струится вода, как волнишки отходят от корпуса, довольно-таки живо толкаемого в открытое море. В океан.
        Грести было тяжело, зато ты при этом попадал в лад всему окружающему - ветру, морю, космосу.
        Все вокруг двигалось, неспешно, но вечно, и скедия словно вкладывала свою долю в общий круговорот, ты сам совершал усилия, сочетая их с мирозданием, - подгонял ветер, направлял течение, толкал Землю вокруг оси.
        Костя усмехнулся, хотя от напряжения губы искривились.
        Сэр Мелиот!
        Сейчас, в полушаге от Норэгр, это прозвище показалось Плющу напыщенным и надуманным, совершенно чужеродным для фьордов - там всякие изыски с оттенком гламура смотрятся дико и неестественно.
        Простота нужна, а что может быть проще собственного имени? Эваранди! Вот это совсем другое дело…
        - Сушить весла! - неожиданно приказал Лангместур. - Ставить парус!
        Плющ с удовольствием вынул весло и уложил его на козлы. Трое парней уже суетились, распуская парус.
        Эваранди ухватился за свободный шкот, стравливая его потихоньку.
        Ветер дул несильный, но и его было довольно, чтобы расправить парусину, выдуть пузо.
        «Матросы» заголосили:
        - Брас подбери! Да не тот, слева!
        - Зачем? Ветер попутный, пусть рей прямо стоит!
        - Да чтоб ты понимал!
        Тут зарявкал Лангместур, и его слово перевесило.
        Мигом укрепились все снасти, и скедия ощутимо прибавила в скорости, несомая широченным полосатым парусом, - вода так и журчала, разбегаясь бурунами от острого форштевня, а драконья башка, скалясь впереди, то поднималась, словно заглядывая за горизонт, то опускалась успокоенно.
        Верным путем идете, товарищи!
        Косясь на невозмутимого Максима, разминая нывшие мышцы, Константин глянул вперед.
        Там, за вздымавшимся острым носом, показался остров - скалистый клочок суши, поросший корявыми риниями.
        - Спустить парус!
        Потеряв ход, скедия с шорохом втесалась в песчаный бережок. Ингвар первым спрыгнул на пляж, подхватывая канат, и быстренько закрепил его, обмотав вокруг камня, вросшего в песок.
        - Пэтр и Паль, на вас - рыба, - распорядился Лангместур. - Ингвар, собери сушняк и займись котлом. Воды набери - там, в скалах, есть. Эваранди, будешь огонь добывать.
        - Думаешь, я умею?
        - Не можешь - научим, - весело сказал Максим, - не хочешь - заставим! Ищи камень с ладонь величиной, и чтоб в нем вмятина была.
        Пока Костя бродил по пляжу в поисках нужной каменюки, Лангместур притащил на берег сухую корягу и заточил ножом колышек, тоже сухой.
        Срезав крепкую ветку куксонии, он распустил шнуровку на куртке и привязал к ветви, изогнутой дугою, длинный кожаный ремешок, как тетиву лука, только «тетива» провисала свободно.
        - Нашел? - спросил он у Плюща.
        - Такой подойдет?
        - Потянет! Присаживайся.
        Обмотав ремешком колышек, Максим ткнул его в углубление, вырезанное в коряге.
        - Держишь лук одной рукой, - сказал он, - а другой…
        Лангместур прижал колышек камнем.
        - Надавливай легонько и крути.
        Водя туда-сюда луком, Плющ добился того, что колышек завертелся, втираясь в сухую древесину. Прошло не так уж много времени, а уже и дымок показался.
        - Крути, крути… - подсел Максим, осторожненько подсовывая мох и поддувая.
        Появившиеся искорки вспыхнули огонечком, язычки пламени облизывали угощение. Веточки и сухие водоросли добавили пищи огню, и вот уж затрещал костер.
        - Ингвар!
        - Несу!
        Ингвар расставил над огнем треногу, с которой свешивалась цепь с крюком. На него он прицепил котел с водою.
        - Мой скромный вклад, - ухмыльнулся Лангместур, высыпая в котел соль и перец-горошек.
        Две большие луковицы он быстренько очистил и положил рядом на камень.
        - Эваранди, сбегай посмотри, как там у Паля дела идут.
        - Ага!
        Плющ сбегал.
        Пэтр и Паль как раз выметывали снасть - толстую плетеную веревку с камнями-грузилами, на которую были навязаны тонкие бечевки с коваными крючками на концах. Поставив ярус, парни стали ждать клева, следя за сосновыми поплавками, меченными крашеными лоскутками.
        - Скоро уже, - успокоил Пэтр Костю, - тут рыба неловленая… Да ты иди, мы сами притащим.
        - Ладно!
        Оглянувшись на море, невинно голубевшее под солнцем, Плющ вернулся на стоянку.
        Хотел было доложить, но тут послышался голос Паля:
        - Словили!
        Вскоре Пэтр и Паль вернулись, гордо неся пять рыбин, вяло трепыхавшихся акантод и бесчелюстных бирканий. Так по крайней мере их называл Пэтр.
        - А их точно есть можно? - усомнился Эваранди.
        - Да их тут тыщи лет ловят! - фыркнул Максим и скомандовал: - Разделать, промыть - и в котел!
        - Есть!
        - Жабры не забудьте удалить и глазья, а то горчить будет…
        - Сделаем!
        Вскоре уха стала понемногу закипать, над берегом поплыл аромат варева, резко усиливая слюноотделение.
        Костя не выдержал и отошел подальше, уселся на тонкий, хрупкий, выбеленный водой и ветром ствол, вероятно заброшенный в бурю.
        Лангместур запрыгнул на палубу скедии и вернулся на берег, держа в руках каравай хлеба и ложки, вырезанные из клена. Покрутившись у костра, последив за процессом, он двинулся к Плющу и присел рядом.
        - Тебе послезавтра во фьорды? - негромко спросил он.
        - Ага, - кивнул Костя.
        - Вибрируешь?
        - Очкую, - вздохнул Плющ.
        Максим кивнул.
        - Это со всеми так, - лениво проговорил он. - Современная цивилизация отучила нас от первобытных опасностей, нормальный средний человек даже представить себе не может, как это он станет убивать себе подобного. Просто надо иметь силу и волю, чтобы не протестовать, не грозиться судебными разборками или вызовом полиции, а самому творить расправу над теми, кто посягает на твой дом, на твою жизнь, на твоих родных. Сколько раз так бывало: приходит в Интермондиум здоровяк, ничего не боится, а как выйдет за портал, так и все - сдулся. Ибо духом слаб. Ты Стругацких читал?
        - Конечно!
        - Есть у них такая книга - «Град обреченный».
        - «Град обречённый»?
        - Нет, именно «обреченный». Там идет некий таинственный Эксперимент, и у каждого есть свой Наставник. И вот когда главный герой проходит весь свой путь, Наставник ему и говорит, что первый круг им пройден. И что их, кругов этих, еще много будет впереди. Иногда мне кажется, что наш Интермондиум - это тоже Эксперимент. Только я не знаю своего Наставника, и сколько уже мною кругов пройдено, понятия не имею… Не буду тебя ни в чем убеждать. Зачем? Шуруйте во Норэгр - там все увидите и все поймете. Прочувствуете, так сказать. Что слова? Ими можно все описать, да толку с того…
        Ингвар помешал уху, попробовал, задумчиво чмокая и выглядывая облака в небесах, и громко сказал:
        - Готово!
        С Костей на пару они сняли котел с огня.
        - Так, ну все, хватит философии на сегодня! - решил Лангместур. - Ложки в руки и вперед, а то остынет. Ингвар, порежь нам хлеба.
        Минуты не прошло, а вся пятерка уже дружно стучала ложками, уплетая вкуснющую уху из общего котла.
        Солнце садилось, окрашивая облака над морем во все оттенки розового и багряного, а уж где закатывалось светило - в силуре или в Интермондиуме, Плющу было без разницы.
        Скоро, очень скоро ему предстоит решать куда более важные вопросы: как выжить, как сжить врага со свету…
        «Решу, - подумал Константин, откусывая от ломтя, - куда я денусь…»
        Глава 11
        Валерий Бородин
        Парк мелового периода
        Было их трое - молодых, отслуживших, холостых.
        Сашка, Алеха и Толян. На языке викингов - Маннавард, Скули и Аустри.
        Правда, и сам Валерка не долго ходил безымянным. С латинского Валерий - «бодрый», значит, быть ему Роскви! Бородин был согласен.
        Утром, после легкого завтрака, они вышли на охоту, прихватив с собой копья. Ружей в Интермондиуме не водилось, да и какая винтовка потребуется, чтобы одолеть даже «маленького» динозаврика, тонны так в три весом?
        Тут уже пушка нужна.
        Выйдя из ворот замка, Маннавард повел всех за собой по какой-то хитрой дуге, обходя пустыри - те были обнесены жердями и веревками, на которых болтались красные тряпочки.
        - Области антивремени? - блеснул познаниями Валерий.
        - Они, - кивнул Александр, очень спокойный, неторопливый, казалось даже - заторможенный. - Если туда попадешь, станешь тушкой… вернее уж, глыбкой абсолютно мертвого вещества. Это понятие такое - АМВ, из хронодинамики. Хотя, если честно, я в физике времени не шарю.
        Бородин хмыкнул.
        - Я и в обычной-то не очень. А вы тоже во фьорды?
        - Мы уже оттуда! - сказал Толик, чернявый, худощавый и мелковатый. Южанин. Усыхают они там все на своих югах, что ли?
        - Жаль, - вздохнул Роскви. - Когда толпой, веселее.
        - Да мы так, бродили просто. Все хотели к хирду одного ярла пристать, да не взяли нас.
        - А чего?
        - Ха! Чего… В дружину к хорошему ярлу попасть - это все равно что в отряд космонавтов записаться! Берут только самых-самых.
        - А мы еще не эти, - вздохнул Скули, рыжий, конопатый и краснолицый, - не самые-самые…
        - С первого раза мало кому удается, - утешил его Маннавард. - Так, всё, разговорчики прекратить. Близко уже. Тираннозавры сюда не выходят, они там, дальше, но тут и без них хватает всякой живности. Когти - во! Клыки - во! В общем, бдим.
        Обычная для Интермондиума трава кончилась, пошли глинистые бугры и целые россыпи окатанной гальки.
        - Вон видишь? - указал Сашка. - Скала будто напополам расколота? Вот между этих половинок и топаем. Это портал.
        - А какой там год? - поинтересовался Бородин.
        - Семьдесят восемь миллионов с копейками какой-то год, - ответил Маннавард. - До нашей эры.
        - С ума сойти…
        Покинув расселину, Валерий почувствовал, как закружилась голова.
        - Дыши через раз! - хохотнул Скули. - Тут кислороду побольше.
        Бородин огляделся. Мезозой…
        Вдоль топких берегов мелкого ручья росли гигантские папоротники и низкорослые пальмы, которые Аустри называл беннеттитами.
        В «Парке мелового периода» росли и знакомые деревья, вроде гинкго или араукарий, но опознать их сразу не удавалось - уж за семьдесят-то миллионов лет породы успели измениться.
        В воздухе гудели большие пчелы и порхали мотыльки - все эти делатели меда и сосуны нектара только-только появились, вместе с первыми цветами на Земле. Тут, в высокой траве, прошелестел кто-то живой, и на берег ручья выбежал маленький длиннохвостый синозавроптерикс, как его шепотом назвал Аустри.
        Размером с крупного гуся, синозавроптерикс был покрыт рыжим пухом, как пингвин, с хвостом, полосатым, как у енота. Покрутившись, подергав головой, пошевелив лапами с длинными указательными пальцами, динозавр убежал по своим динозаврьим делам.
        Его сменили велоцирапторы - не те, что снял Спилберг, а настоящие: мелкие, пернатые, лазавшие по деревьям не хуже макак.
        Отчего стрекотавшие «велики» поспешно взобрались на раскидистый саговник, стало ясно секунду спустя. С шумом и треском на поляну выскочил довольно крупный, с корову величиной, кархародонтозавр, верещавший и щелкавший зубастой пастью.
        За ним следом из чащи шагнул уже настоящий великан - дельтадромеус, поднимавший голову на высоту третьего этажа.
        Он шагал на мощных задних ногах, как и кархародонтозавр, но передние лапы у него отнюдь не были рудиментами, как у Т-рекса - сильные и мускулистые, они тянулись к мелкому ящеру, желая схватить того и свернуть шею.
        Верещавший кархародонтозавр не убегал, он то наскакивал на рыкавшего дельтадромеуса, то отпрыгивал. Великан изогнулся, задирая хвост и пригибая голову, и издал рык куда страшнее львиного.
        Это проняло мелкого, и тот скрылся, продолжая повизгивать. Рыкнув для порядку, дельтадромеус скрылся в зарослях.
        - Как тебе наши зверушки? - тихо поинтересовался Аустри.
        - Офигеть! - восхищенно выдохнул Роскви.
        - Разговорчики! - шуганул их Саша. - Двигаем к болоту, наша дичь где-то там.
        Посматривая по сторонам, охотники двинулись берегом ручья, пока не вышли к небольшому озеру. На берегу сидел громадный спинозавр - если встанет на задние лапы, передние положит на балкон пятого этажа.
        Челюсти у него были длинные и слабые, а на спине трепыхался кожистый парус, насыщенный кровеносными сосудами, - этакий радиатор.
        Спинозавр напрягся, медленно вытянул голову, подобрался, и вдруг мгновенно черпнул воду лапой - когти в тридцать сантиметров не просто сцапали крупную рыбу, а накололи ее, как трезубцем.
        - Ловись, рыбка, большая и маленькая… - пробормотал Скули.
        Спинозавр, сыто ворча, поковылял в чащу, дабы закусить добычей.
        - Пошли!
        Подныривая под листья папоротников, Валерий обошел вместе со всеми озеро. Под ногами зачавкало, а лес поредел - открылись заводи, топкие берега которых были истоптаны лапами и копытами в месиво, словно во дворе коровника. Пахло примерно так же - грязь была отлично унавожена, и в этой грязи, хлюпая и шлепая, бродили гадрозавры, утконосые создания с гребнями на голове, каждый весом со слона.
        Их тут были сотни - огромное стадо щипало водоросли или закусывало мелкой рыбешкой. И все эти гадрозавры оглушительно кричали, качая головами, задирая хвосты, а над заводями кружили красные птеродактили, тоже высматривая рыбу.
        - Завалим во-он того! - крикнул Максим, указывая на небольшого гадрозаврика размером с быка. Детеныш, видать.
        Особой борьбы с погонями не случилось - добыча подпустила людей, тупо глядя на них, и лишь когда копье Маннаварда проткнуло гадрозавра, тот обиженно заревел.
        Скули не мешал животному выбраться на сушу, а когда тот покинул воду, нанес удар копьем. Тут и Аустри подключился, и Роскви. Уделали гадрозавра.
        Максим с Толяном в два ножа вырезали килограммов десять грудинки и оставили тушу - найдется, кому позаботиться о погребении.
        Маленькие - по колено человеку - компсогнатиды, юркие и драчливые, тут же забегали вокруг убитого динозавра, возбужденно чирикая.
        - Туда! - указал Маннавард на подобие скалистого островка, связанного с берегом песчаной косой. - Там у нас охотничий домик! Заимка, так сказать!
        Заимка оказалась довольно-таки просторной пещерой, вход в которую окружали огромные каменные глыбы, - образовался этакий дворик, в пределах которого можно было не опасаться хищников.
        Мясо гадрозавра было темным, как говядина, но Валерий с подозрением посматривал на него - все ж таки рептилия.
        Скули понятливо рассмеялся.
        - Это не змеюка, Роскви, это динозавр!
        - У гадрозавра печенка вкусная… - мечтательно сощурился Аустри. - Но ее вымачивать надо, а это долгая история. Лучше шашлык!
        Пока Леха с Валеркой разжигали костер и таскали обкорнанные сучья, выброшенные водой на берег, Максим с Толиком нарезали мясо, нанизали на ветки-шампуры, посолили, поперчили, каким-то местным соком полили, выдавив продолговатые, как огурцы, фрукты, желтые, словно лимон, и такие же кислые.
        Хор гадрозавров стал для Роскви привычным, как вдруг крики приняли паническую окраску, а после раздался низкий колеблющийся звук, наподобие грохота камнедробилки.
        - Ничего себе… - пробормотал Маннавард, вслушиваясь. - Тираннозавр, что ли?
        - Смотрите! - охнул Аустри, указывая на заросли, вымахавшие на том берегу заводи.
        Там, задирая горбоносую голову до макушек деревьев, стоял тираннозавр. Его шероховатая кожа, местами обвисшая тяжелыми складками, была серо-зеленого цвета с широкими фиолетовыми полосами по бокам и делалась невидимой на фоне пышной растительности.
        Куда до Т-рекса гривастому царю зверей! Левики всякие с тигриками для него все равно, что мышки для кота.
        Бородин, оплывая страхом, разглядывал чудовище, как загадочную картинку в журнале для детей «Где спрятался зайчик?», и открывал все новые подробности.
        Вот могучие задние лапы, огромные, как деревья в два обхвата, с широко распластанными пальцами и выпуклостями исполинских мышц. А вот когтистые передние лапки, маленькие и скрюченные. Покатая спина спадает в невероятно мощный хвост.
        Т-рекс отмахнулся головой от мух, ползавших по его морде. Странный вырост на горле ящера качнулся дряблой мотней. Утробный хриплый клекот вырвался из чудовища, и люди словно очнулись.
        - Ну, ни-че-го себе… - выдохнул Скули.
        Тираннозавр, до этого терпевший присутствие утконосых, внезапно рассвирепел. То ли комья земли долетели до чудища и оскорбили мезозойскую тварь, то ли рев гадрозавров был ему неприятен, а только Т-рекс бросился к берегу.
        Ящер не бежал, он энергично ступал, покрывая с каждым шагом по пять метров и вгоняя землю в дрожь. Гадрозавры в панике бросились прочь, зарываясь в воду. Т-рекс не отставал.
        Клоня и вытягивая зубастую голову, как рассерженный гусак, ящер тяжело трусил за утконосыми.
        - Догоняет!
        Быстро перебирая лапами, раскачиваясь и переваливаясь, тираннозавр сокращал дистанцию, приближаясь к острову.
        Валерий ясно видел большие круглые глаза динозавра, тусклые и мрачные. И длинные ряды загнутых назад зубов в безгубой пасти. Ноздри чудища шевелились, раздувались и чуть ли огнем не пыхали. Гадрозавров спасли маленькие трицератопсики.
        Трехрогая самка с выводком перебежала дорогу Т-рексу и сбила того с ритма. Звероящер протрюхал по инерции, остановился, нюхая землю. И учуял недавно убитого гадрозавреныша.
        Исполинские когти задней лапы пропахали грязь, будто плугом.
        Тираннозавр возвышался как башня, с высоты своего роста озирая заводи. Враг был повержен. Т-рекс задрал голову и разразился победным ревом. Шумно загребая лапой, он согнулся над трупом динозавра, жадно принюхиваясь. Высунул черный мускулистый язык, раздвоенный на конце, лизнул тушу. Вкусный кусочек!
        Пасть раскрылась, и тираннозавр аккуратно подобрал убиенного, откусывая переднюю часть. Не побрезговал и задней - вздернул голову, заглатывая, и сжал зубы. Обрубки ног и хвоста упали в траву.
        Т-рекс сделал глотательное движение, глянул сверху на второй кусочек, и пасть с красными от крови зубами пошла вниз.
        Совершенно неожиданно птеродактиль, до этого отрешенно наматывавший круги, спикировал с клекотом и ударил чудище клювом.
        Левый глаз тираннозавра лопнул, и рекс окривел. От боли ящер пустил могучую струю мочи и заревел, забирая на самые верха.
        Мотнув громадной головой, тираннозавр сцапал птеродактиля - тот забился меж могучих клыков. Однако глотать летуна Т-рекс не стал. Выплюнув полудохлого птерозавра, ящер придавил его лапой и принялся втирать обидчика в грязь, как окурок.
        Вдоволь натешившись, он доел гадрозавра и, порыкивая, вздергивая голову, удалился, сотрясая землю.
        - Вот это ничего себе… - пробормотал Аустри. - Удачно мы на охоту сходили!
        Маннавард хмыкнул.
        - Теперь главное, - сказал он, - удачно с этой охоты вернуться!
        Валера расширенными глазами смотрел на мир, открывавшийся ему за оградой. Это сколько же чудес на свете!
        Позыв к умствованиям тут же перебил Скули. Он крикнул:
        - Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!
        Шашлык вышел отменным и не только потому, что Бородин проголодался. Мясо было нежным и мягким, сочным и в меру прожаренным.
        Да еще с караваем серого хлеба… Серого потому, что его не отбеливали квасцами, - намололи муки из зерна да и замесили тесто.
        Роскви прислушался к себе: совесть его еще мучила, но и уверенность в правильности выбора росла. Представить себе, что он мог лишиться сегодняшней охоты и послезавтрашнего похода во фьорды…
        Нет, лучше такое не представлять!
        А бонусы… Без них он не останется. Добудет!
        Глава 12
        Семен Щепотнев
        Статус
        Хотя ветер и дул с моря, пастушьи псы не заинтересовались новичками. Видать, не учуяли. Или заняты были куда более важными собачьими делами.
        Луг спускался покато, укрывая высокой густой травой значительное пространство, лишь где-нигде пышный зеленый ковер прорывали скальные останцы, рассыпаясь каменным крошевом.
        В поле зрения появились одиночные деревья, нещадно истрепанные ветром, а еще ниже елки да сосенки сплотились в лес. Дорога, петляя, уводила в самую чащу, в одном месте пересекая по бревенчатому мостику говорливую речку. Напоенная талой водой с ледника, речка была холодной - пальцы стыли - и чистейшей - черпай да пей.
        - Скажи мне вот что, наставник, - улыбнулся Щепотнев. - Тут, ты говорил, у ярла здешнего владения, да? Что-то вроде одаля. А бонды тут водятся? Ну эти, кулаки местные?
        - Да полно!
        - Тогда сделаем так. Ты тут почти что местный, верно? Поможешь тогда мне устроиться к бонду покруче. О’кей?
        - Ну-у… Попробую, конечно. А зачем тебе?
        - А как мне еще все тут высмотреть да разведать? Чужака мигом заметут, а так я при деле, статус какой-никакой обрету. Спросят меня, чьих я буду, а я поклонюсь низко да и отвечу, чей конкретно холоп. Понял?
        - Понял, понял.
        - Ну, веди дальше, раз понял.
        Дорога то вилась берегом речным, то уваливала в лес, обходя скалы да холмы.
        Места шли ягодные - иной куст весь был обсыпан красными бусинами, а вот трава да и листья на деревцах подлеска желтеть даже и не думали.
        - Говоришь, это не совсем Норвегия? - усмехнулся Семен.
        - Я б даже сказал, - жизнерадостно молвил Скальд, - что это совсем не Норвегия! Даже местные, хоть и нореги, не ощущают особого сродства - они тут халагаландцы, рогаландцы, вестфольдцы…
        Васнецов замер, прислушиваясь.
        - Нет, послышалось, - пробормотал он. - Давай-ка лучше лесом двинем, а то шагаем будто по проспекту. Тут, конечно, все натуральное, но и сдохнуть можно тоже очень натурально.
        - Беда-а… - рассеянно протянул Щепотнев.
        Сойдя с дороги, если это слово пригодно для описания заросшей травой колеи, парочка углубилась в чащу.
        Подныривая под еловые лапы, продираясь сквозь кустарник, Семен с Иваном двинулись лесом. Заблудиться было сложно - наклон как бы указывал направление. Спускайся себе да спускайся. И по сторонам поглядывай. Бди.
        - А это что? - кивнул Щепотнев на свежий пень, где лежала горбушка хлеба, намазанная маслом. - Птичку жалко?
        - Нет, это как бы компенсация за срубленную сосну.
        - Компенсация? Кому?
        - Духу дерева.
        Семен хмыкнул и головой покачал.
        - Знаешь, я сейчас гораздо лучше понимаю персонажей всяких вестернов, - проговорил он, выпутываясь из колючих плетей малины, - которые без оружия чувствуют себя голыми. Оч-чень неприятное ощущение… Выйдет кто навстречу, меч наголо, и что? По лесу скакать?
        - Ха! - фыркнул Скальд. - Да ты еще попробуй, убеги! Тутошние вояки ломят, как паровозы, и будут носиться по лесам, по горам, пока не словят! Хрен смоешься…
        - Палку, что ли, выломать? - пробормотал Семен.
        - Чтоб опираться, старичок? - съехидничал Йохан. - Палка годится разве что собак отгонять. А викингов ты своею тростью приманишь только. Всяк желание возымеет покуражиться над безоружным чужаком. Хотя, знаешь… Есть тут у меня один схрон, я там меч заныкал.
        - Меч?!
        - Ну да. Я когда тут первый раз был, как-то в одной погоне участвовал. Рабы у них сбежали, что ли… В общем, ярл созвал всех охочих и устроил на трэлей облаву. А трэли, выходит, не простые были, двоих тогда ярл потерял. Ну вот… Умаялся я бежать за этими лосями, поотстал - и наткнулся на мертвеца. Хакон то был, Хакон Вилобородый. Стрела его сразила насмерть - на треть древка вошла в глазницу. А я, помню, стою как столб и оглядываюсь - никто не видит? Все-то впереди, далеко, голоса и те еле доносятся. Короче, снял я с Хакона пояс воинский с ножнами, с мечом, все, как полагается, и припрятал - там щель такая в скале, я трофей свой туда засунул и камнем приткнул. А что, думаю, меч кучу бабла стоит! Сам-то я фехтую не очень, а вот если продать клинок, в накладе не останусь. Так что… Короче, я тебе его презентую!
        - Спасибо… - Щепотнев даже растерялся.
        Господи, это ж надо быть таким тупым - умыкнуть меч у воина ярла, которому сам служишь! Но вслух он лишь спросил:
        - А где схрон?
        - Ты не спеши, - строго сказал Скальд, - отдышись сперва, притаись, своим стань. Понял? Чужие здесь не ходят, а если и осмелятся, то у них со здоровьем бывают проблемы. Сам же хотел к бонду пристроиться? Ну вот… Тут неподалеку хозяйство есть одно Сиггейра бонда, сына Дарри Толстяка. Крепкий такой хозяйчик. Он и сам жилы рвет со всеми наравне и работников своих угнетает. Но не обижает - и накормит, и спать устроит. Ты только паши. Нет, точно, лучше всего тебе к Сиггейру Зверолову пристроиться. Для новичка - самое то. Главное, никто к тебе цепляться не станет, будут знать, что ты у Зверолова батрачишь. Конечно, статус… мм… не слишком, но - статус.
        - Мальчиш-плохиш будет горбатиться на буржуина, - усмехнулся Семен.
        Перспектива вкалывать на здешнего бонда прельщала не особо, но пока что он тут никто, чтобы требовать к себе респекта и уважухи.
        - Ладно, веди, - махнул Щепотнев рукой. - Лет пять у тещи на огороде вкалывал, пока не развелся с благоверной, так что опыт есть.
        - Так я и говорю! У Сиггейра и коровники в наличии, и овчарни, и конюшня. Две больших деляны распахал под овес и ячмень. Человек тридцать на него горбатятся. Хозяйственный товарищ!
        Семен пробирался по лесу, чувствуя, как возвращается к нему полузабытая в городе опаска.
        Вряд ли тут за каждым деревом по викингу прячется, чтобы чужака - хвать! - и в мешок, да только ушки потому к макушке и приделаны, чтоб их торчком держать.
        Между тем дорога теряла уклон, выводя на луг. Отсюда открывалась небольшая равнинка, зажатая между горами и синью фьорда.
        Поселок вдалеке скорее угадывался, чем виднелся, тем более что кровлей его приземистым сооружениям служила не черепица или тес, а земля, зеленая от проросшей травы, - хоть скотину на крышу загоняй.
        Хозяйство Сиггейра бонда лежало совсем рядом с лесом, соприкасаясь с опушкой. Основу владения составляли большие покои, как здесь называли длинный дом с толстыми низкими стенами из камня и торфа и пологой земляной крышей, - на ней, греясь на солнышке, развалилась собака и баловались малые дети.
        На отшибе стояли баня и кузница, а перед фермой, как водится, простиралась лужайка, с которой брали лучшее сено, она была огорожена стенами из камня.
        Когда Йохан вывел Семена к воротам фермы, их заметили работники, а первыми учуяли собаки. С хриплым лаем две черные псины бросились отгонять незнакомцев.
        Наперехват волкодавам выбежал коротко стриженый парень лет двадцати в замызганной рубахе и широченных портках.
        Грозно покрикивая, он отогнал друзей человека и сердито спросил вышедшего вперед Скальда, чего надо. Васнецов ответил в том смысле, что хозяина надоть.
        Парень исчез, а вскоре во двор вышел осанистый мужик лет сорока от силы. «Бонд», - прошептал Йохан.
        В отличие от парня, бегавшего босым, Сиггейр Зверолов щеголял в мягких сапожках с вышитыми на них знаками рода. А еще были на бонде шаровары и рубаха из тонкого полотна. Длинные волосы обжимал по лбу медный ободок.
        Выглядел Сиггейр бонд именно тем, кем и был, - крепким хозяином, работягой, которому не привыкать корячиться в поле или в лесу.
        Оглядев незваных гостей и узнав в одном из них скальда, вроде бы привеченного самим ярлом, бонд задал Васнецову короткий вопрос:
        - Чего звал?
        Скальд с долей заискиванья представил своего друга и товарища, над которым взял опеку, после чего изложил свою просьбу.
        Сиггейр покивал, поскреб в бороде, заплетенной в косичку, стал выпытывать и торговаться. По заключении торга обе договаривавшиеся стороны остались довольны.
        Отдуваясь, Зверолов обратился к Щепотневу:
        - В общем, так. Будешь работать за харчи и ночлег. Не волнуйся, кормежка что надо. Сегодня выгребешь навоз из коровника… - тут он усмехнулся, заметив выражение лица Семена. - Не боись, буренки все лето на сетере, так что в хлеву сухо. Берешь лопату и выгребаешь. Найдешь в покоях старого Ульфа, все вопросы - к нему.
        Небрежно кивнув Скальду, Сиггейр величественно удалился.
        - Всегда любил работу, требующую интеллектуальных усилий, - серьезно сказал Щепотнев.
        Васнецов фыркнул смешливо и тут же предупредил товарища:
        - Только ты с хозяином поосторожней, не нарывайся, а то живо поставит в позу удивленного тушканчика! Видал тут этих, с короткой стрижкой?
        - И что?
        - Это трэли или трэллы, то бишь невольники. Понял? Тутошний люд верит, что вся сила в волосах. Вот и ходят патлатые. А рабов стригут. Мне, конечно, твоя модельная прическа нравится, но здесь, боюсь, могут не оценить потуг визажиста - сочтут, что ты беглый трэлль. Поэтому не выпендривайся. Пошли, покажу тебе место работы и место отдыха.
        Сводив Семена к коровнику, Йохан привел одноклассника к длинному дому. Внутри было довольно светло, солнце пробивалось в отверстие дымогона, проделанное в крыше как раз над очагом, обложенным камнями.
        Два ряда вильчатых столбов поддерживали задымленные стропила. Толстые стены покоев изнутри были выложены из бревен и покрыты резными деревянными панелями, а ноги холодила сырая земля, утоптанная до блеска.
        Длинный дом был почти пуст, только у самого входа сидел кряжистый старик, лицо которого было покрыто седой щетиной, а волосы обскублены под горшок.
        Глянув из-под кустистых бровей, он буркнул что-то вроде приветствия и продолжал свое дело - ловко плел веревку из кожаных ремешков.
        - Ты Ульф? - спросил его Йохан.
        Дед насупился.
        - Ну я, - пробурчал он.
        - Вот, - Васнецов хлопнул по плечу Семена, - этого парня Сиггейр нанял за харчи и ночлег. Если ему прикажут что, а он не уразумеет, объяснишь. Ладно?
        - Ладно, - пожал плечами Ульф. - Как звать-то?
        - Шимон[38 - Имя Шимон носил и один из летописных варягов, упомянутый в договоре с греками.], - представился Щепотнев.
        - Шимон? Ясно-ть…
        Старик отсчитал два столба от входа, а Скальд взял в руки широкую толстую доску, лежавшую на приступке, что тянулся вдоль всей стены.
        - Это твое спальное место, - сказал он. - Вставляешь ее одним концом в этот вот вырез на столбе, а другим концом - на приступок. Вот овчина, подстелешь. Жестковато, зато для позвоночника полезно, хе-хе… Ну все, пошел я. Попробую наладить старые связи. Вдруг да не забыл меня ярл? Успехов в труде! И счастья в личной жизни!
        Щепотнев хотел ему ответить, да не стал. Проводив глазами бодро шагавшего Йохана, Семен направился к коровнику.
        Усмешка поневоле искривила его губы - и стоило попадать в Интермондиум, чтобы у какого-то куркуля навоз колупать?
        Ну ничего, посмотрим еще, как карты лягут…
        Лопата была вытесана из дерева и весила побольше, чем привычный Семену заступ. Вооружившись ею, он шагнул в коровник.
        Здесь, конечно, пованивало, но в меру, и толстая корка навоза не продавливалась под ногами - усохла.
        Стены у коровника были толстенные, добрых полтора метра, а покрывала его не крыша, а настоящий курган из торфа. Вход был узким, извилистым. Наверное, зимой бурёнкам тепло тут. Дыханием «натопят» - и жуй сенцо.
        Здоровенный трэлл, он же трэль, тот самый, что первым завидел гостей и сбегал за бондом, повесил повыше масляный фонарь и сказал:
        - Ты тогда выгребай, а я в кучу складываю.
        - Йаа, - буркнул Семен.
        Подцеплять навоз лопатой да откидывать его за дверь - наука несложная.
        Работа разогрела Щепотнева, тем более что ничего нового он для себя не открыл - все мы немного пахари, особливо те, кто родом из СССР. А в чисто конкретных 90-х баба Муся каждый год кабанчика откармливала. Внучек терпеть не мог таскать чушкам помои, зато свеженину под Новый год дюже уважал.
        И все же некие бодрящие токи бродили в организме. Вокруг - целый мир, где правят законы средневековья, где живут-поживают настоящие викинги, правя своим тридевятым царством, пограбливая тридесятые и прочие по счету государства.
        Ничего. Ему бы только зацепиться.
        Если Ванька не врет и он на самом деле меч заныкал… Славно тогда получится…
        Тут вдруг потемнело - это трэль-напарник просунулся в хлев.
        - Чего тебе? - осведомился Щепотнев.
        Трэль изобразил, как он ложкой уписывает нечто питательное, калорийное и богатое витаминами.
        - Йаа, йаа…
        Выбравшись наружу, Семен подивился - вечер, однако!
        Народ потихоньку сбредался к длинному дому, оживленно переговариваясь и смеясь. У Щепотнева тоже улучшилось настроение - близость ужина радовала, поднимая тонус.
        «И начал он постигать простую сермяжную правду…»
        - Шимон! - окликнул его Ульф.
        Семен приблизился, и старикан торжественно вручил ему глиняную миску и деревянную ложку. Не гжель, конечно, и не хохлома, но это сущие пустяки, когда аппетит на уровне.
        Ульф усадил Щепотнева с собою рядом, на дощатый помост, поднятый над серединой помещения, где горели очаги, создавая освещение и уют.
        Женщины-тир, то есть рабыни, живо наложили всем в миски пахучей… не то густой похлебки, не то жидкого жаркого.
        Получив свою порцию и овсяную лепешку, Семен увлеченно заработал ложкой. Вкусно, однако! Запивал он скиром - резким, чуток хмельным напитком из кислого молока.
        Раза два поймав на себе внимательный взгляд хозяина, Щепотнев не обратил на это внимания. Говорят, раньше так работников и оценивали - если кушает хорошо, стало быть, и в работе будет поспевать.
        После еды многие подсели к огню поближе.
        Усатый мужик в облегающей рубахе и шароварах мастерил из медвежьих сухожилий тетиву для лука. Несколько трэлей, сгорбившись, починяли сеть, а женщины плели узорчатые ленты деревянными иглами.
        Ульф, забравшись с ногами на широкую лавку, вытачивал из кости гребешок.
        Семен пристроился рядом, сонно посматривая на ловкие руки невольника.
        Ульф глянул исподлобья в одну сторону, в другую и проворчал негромко:
        - Осторожней будь, Шимон. Хозяин, видать по всему, решил тебя придержать.
        - То есть? - удивился Щепотнев.
        - А то и есть! Трэлем тебя заделает, и все.
        - Щас! - хмыкнул Семен. - Разогнался…
        Старик его не понял, нахмурился только, а Шимон расстегнул рубашку и почесал грудь. В тусклом свете очага блеснул нательный крестик. Ульф вздрогнул, заметив его.
        - В Христа веруешь?! - выдохнул он.
        Щепотнев уже признаться хотел в своем атеизме, но вовремя прикусил язык. А что сказать? Тут же все эти… язычники.
        Вдруг у них с крещеными разговор короткий? Распнут - и всего делов.
        Скажешь, что свой, спросят сразу, зачем христианский оберег у сердца хранишь? Нет, лучше постоять за веру истинную!
        В конце концов чем Ульф может ему навредить? Он же раб! Бонду нажалуется? А станет ли Сиггейр слушать всякого трэля?
        - Верую! - заявил Семён.
        - Тише ты! - шикнул старик. - А правда ли сие? Ну-ка, спроворь молитву, только шепотом.
        - «Отче наш, иже еси на небеси…» - забубнил Щепотнев, и Ульф махнул рукой - верю, мол.
        Семен с облегчением замолчал, поскольку в голове одни обрывки крутились: «Да святится имя Твое… И избави нас от лукавого…»
        - Смел ты слишком, - проворчал старик-трэль, - чего-от выставлялся? А если бы не я крестик заприметил, а кто другой? Викингу, знаешь, шкуру снять с божьего человека, что нам селедку очистить. Ладно, помогу тебе.
        - Как? - заинтересовался Щепотнев.
        - Завтра наших четверо отправятся на сетер, и ты с ними, - сказал Ульф еще тише. - Там дорога есть, по левую руку, ежели к горам лицом. На север та дорога и на юг, ты же на север подавайся. Как минуешь соседний Вегейрфьорд, увидишь две скалы одинаковых. Шагай меж ними и попадешь в Тролльботн - Ущелье троллей. Той дорогою никто не ходит, если нужды большой нету, боятся тутошние нечисти. А ущелье то выводит прямехонько к капищу, где поганые идолам своим поклоняются, губы кровью мажут божкам. Рядом с тем капищем наш человек живет, кузнец Андотт. Ну как живет… Наведывается частенько. Дождешься его, и он тебя вывезет к себе, в Сокнхейд, - это далеко на юге, там таких, как мы, не трогают особо. Все понял?
        - Все, - кивнул Семен.
        - Запомнил путь?
        - Запомнил, отче.
        - Ну, тогда спать ложись… Утро вечера мудренее.
        Глава 13
        Константин Плющ
        Кровная месть
        Разговоров хватило надолго.
        Костя повествовал о тварях, что водятся в океане Япетус, а Валера все инфу выдавал о бестиях, заселявших Гондвану. Наболтавшись за завтраком, друзья разошлись.
        Бородин отправился с Маннавардом и Аустри «осматривать достопримечательности», а Плющ решил просто прогуляться.
        В самом деле, разве, пройдясь по залам Эрмитажа, поймешь, почувствуешь Петербург? Нет, надо побывать на его улицах, затеряться в толпе, с Невского свернуть к Фонтанке, задержаться на Львином мостике, глазея на темную воду Екатерининского канала.
        Вот тогда и появится у тебя ощущение города.
        Эваранди неторопливо двинулся по Главной, заглянул за колоннады периптера и понял, что храм все-таки римский - в святилище восседал на троне мраморный Юпитер Наилучший Величайший.
        По сравнению с остатками могучей империи, раскиданным по градам и весям варварской Европы, это культовое здание просто сверкало сохранностью, хотя и было не ново - уж тысячи две годков оно простояло-таки.
        Как уточнил Костя у забредшего в храм местного, он ошибся всего лишь лет на тридцать, не более, - здание начали строить при Юлии Цезаре, а закончили в царствование Октавиана Августа.
        Широкий проулок вывел Плюща на площадь, почти все пространство которой занимал амфитеатр. Выстроенный в три яруса, с арками и статуями в нишах, отделанный белым каррарским мрамором, амфитеатр мог вместить больше пяти тысяч зрителей - столько во всем замке не наберется.
        - Какие люди, - послышался глумливый голос, - и без охраны!
        Костю пробрало насквозь, как наждаком протерло.
        Этот поганый голос был ему знаком очень хорошо. С громко бьющимся сердцем Плющ обернулся.
        Перед ним, широко расставив ноги и уперев руки в боки, стоял Милославский и ухмылялся.
        - Ты!.. - выдохнул Костя.
        - Я! - подтвердил Князь. Внезапно лицо его исказилось - будто помехи пошли, и он процедил: - После службы я хотел в училище ФСБ поступать, а вместо этого загремел в дисбат! Ты мне, опарыш, всю жизнь испортил!
        - Ты мне тоже, - парировал Плющ.
        Милославский качнулся навстречу, сжимая кулак, - он скорее пугал, чем нападал, желая увидеть выражение испуга на лице опарыша, - а Костя словно только и ждал этого. Бросился на своего врага, словно реализуя давнюю жестокую и мрачную мечту - убить этого недочеловека!
        Князь не сплоховал, отбил атаку, и тогда Плющ схватился за нож.
        Милославский вытащил свой - здоровенный «боуи».
        - А ну стоять! - взревел стражник, неведомо откуда взявшийся.
        Еще двое блюстителей порядка развели дуэлянтов.
        - В чем дело, рекрут? - прохладным голосом спросил страж.
        - Это мой враг, - отрывисто сказал Костя, - и я хочу убить его!
        Князь расхохотался.
        - Ты - меня? Да где ты видел глупую курицу, которая шею лисе сворачивает? Падай на колени, целуй мне сапоги - и я тебя прощаю!
        Плющ рванулся, но руки стражников были сильнее.
        - А ты, Регулятор? - обратился страж к Милославскому. - Считаешь ли ты этого рекрута врагом?
        Князь скривился:
        - Мелок он для врага, но убью я его с удовольствием!
        - Тогда вам сюда! - страж вытянул руку, указывая на амфитеатр. - Все дуэли в Интермондиуме позволено проводить на арене и прилюдно. Согласны?
        - Да!
        - Смел ты, опарыш, не по чину. Я согласен!
        Страж подал знак своим подручным, и те повели дуэлянтов к «Колизею», как добровольных гладиаторов.
        - Что, драка будет? - громко спросили из набежавшей толпы.
        - Поединок! - важно ответил страж, не поворачивая головы.
        - До первой крови?
        - До смерти!
        - О-о…
        В гулких извилистых коридорах куникула, что тянулись под трибунами амфитеатра, Милославского и Плюща развели.
        Костя остался в тесной каморке с тяжелыми, нависшими над головой сводами. За бронзовой решеткой темнел коридор, по кирпичной кладке метался рваный свет факелов, глухими отголосками доносились резкие крики команд.
        Знать, не одного лишь Князя сегодня убивать будут…
        Наружную стену, выходившую на арену, прорезало узкое окошко, похожее на бойницу. Открывалось оно совсем низко, в полуметре от разровненного граблями песка, пропуская запыленный луч.
        Забавно, но именно здесь, в недрах амфитеатра, Плющ обрел спокойствие. «Ненависть - это перегной страха». Верно сказано.
        Так Костя выдавил ее из жил и мыслей, заместив холодной решимостью.
        Сердце билось ровно, пальцы не дрожали, а ладони не покрывались липкой пленочкой пота. «В полной боевой готовности…»
        - Эваранди!
        Плющ резко обернулся. Из коридора на него глядел Бородин, схватившись за прутья решетки.
        - Это тот самый? - спросил он.
        - Тот, - кивнул Костя.
        - Держись!
        - Буду, - улыбнулся Плющ.
        - Не велено, - буркнул подоспевший страж.
        - Ухожу, ухожу! - заверил его Валера и оставил друга.
        Примерно час продлилось «заключение», а затем явился распорядитель в самой настоящей римской тоге - на нем она смотрелась очень органично.
        - Рекрут не изменил своего решения? - спросил он.
        - Не изменил.
        - Какое оружие предпочитаешь?
        - Меч.
        - Не положено, - покачал головою распорядитель.
        - Тогда… тогда копье.
        «Римлянин» кивнул и удалился, возвратившись минут через пять.
        - Противник согласен с твоим выбором, - сообщил он. - Сам Регулятор выбрал саперную лопатку, - глянув на выражение лица Плюща, распорядитель покачал головой: - Не думай, что за этим стоит желание унизить тебя. Просто Милославский хорошо владеет лопаткой, молотом, ножом.
        - Он действительно Регулятор?
        - Да. Хранитель Корнелиус не единожды посылал его в одна тыща пятьсот восемьдесят третий год как человека Василия Шуйского, враждовавшего с Иваном Грозным. Готовься, скоро вам обоим выходить.
        Копье Эваранди досталось доброе.
        Ежели пяточкой древка в землю упереть, то узкий треугольный наконечник (этак с ладонь длиною да на железной трубке-пробойнике, чтобы мечом не просто было ископище[39 - Ископище - то же, что и древко.] перерубить) повыше головы окажется, но ненамного.
        Ближе к середке то древко малость утолщалось, и в двух местах было обмотано кожей - именно там, где копье как бы само в руки ложилось. В меру увесистое, но не оттягивавшее руку копье годилось для того, чтобы отводить мечи и прокалывать кольчуги.
        Подошедший служитель неторопливо отворил решетку и мотнул головой:
        - Твой выход.
        Плющ кивнул и, сжимая копье, пошагал по коридору.
        Поворот, еще один - и Эваранди вышел на овальную арену, залитую солнцем. За минувший час зрителей и болельщиков набралось изрядно - почти на всех трибунах сидели местные.
        Первый ряд располагался на высоте в два человеческих роста, а по краю тянулись деревянные валики-барабаны, отделанные слоновой костью. Если рассвирепевший тигр или лев прыгал на трибуны, он не мог закогтиться - барабан проворачивался под его лапами, и зверь падал на песок.
        Интересно, и с кем же тут Регуляторы сражались, с какими зверушками? Не с мезозойскими ли?
        Краем глаза уловив движение, Костя резко развернулся. Метрах в пяти от него стоял дылда в камуфляже, в котором он не сразу узнал Князя.
        На ногах у Милославского - разношенные кирзачи, на груди - иконостас значков, в правой руке - саперная лопатка[40 - Точное название - МПЛ-50 (малая пехотная лопата, длина 50см).].
        Мертвящий холод поднялся с самых глубин Костиной души, из ее потемок.
        - Первый раз опарыша шинкую! - расплылся в ухмылке Милославский.
        - Князь сраный, - процедил Плющ.
        Вышедший распорядитель поднял обе руки, призывая зрителей ко вниманию.
        - Объявляется поединок до смерти одного из противников! - громогласно объявил он. - Регулятор Милославский против рекрута Эваранди!
        Повернувшись к поединщикам, «римлянин» рывком опустил руки.
        - Бой!
        Крутанув лопатку, Князь достал из левого кармана нож-стропорез. Да не простой - настоящий «капмессер». Такими вооружались десантники вермахта.
        Милославский опустил нож, и лезвие выскочило само под действием силы тяжести.
        - У меня была мечта, - сказал Плющ затрудненно, словно повторяя за Мартином Лютером Кингом, - найти тебя и убить…
        Экс-старшина загоготал, незаметно приближаясь.
        - Рядовой Плющ! - скомандовал он. - Упал, отжался!
        Эваранди атаковал. Князь отбил копье лопаткой и ринулся на самого копейщика. В следующее мгновенье он провел свой коронный номер: уронил лопатку, так чтобы та воткнулась в песок, и перехватил освобожденной рукой копье.
        Дернул на себя и повалил Костю на колени, тут же подхватывая лопатку и нанося секущий удар по горлу. Плющу ничего не оставалось как упасть на спину.
        - Не боись! - хохотнул Милославский. - Так быстро ты не сдохнешь!
        Прижав ногой к песку правую руку Эваранди и древко копья, Князь совершил широкий мах лопаткой.
        Заточенное острие вспороло поддоспешник, который Костя носил вместо куртки, и чиркнуло по живому - кожа не лопнула, но кровь показалась.
        Ухмыляясь, Князь поиграл ножом - тот так и запорхал в его пальцах.
        Именно в этот момент Плющ ударил ногой, подкашивая Милославского.
        Тот стал падать, но удержался, упершись коленом в песок. Костя вскочил и резко ударил древком, перешибая левую руку своего противника.
        - Ай! - вырвалось у Князя.
        - Больно, что ли? - резко сказал Плющ, затаптывая «капмессер».
        Он коротко двинул древком, попадая Милославскому в низ живота. Князь сделал попытку отбива, но МПЛ-50 без пользы стукнула по копью мгновением позже, чем нужно. Экс-старшина отпрянул, шипя и сгибаясь в три погибели.
        Древко свистнуло, ломая противнику челюсть.
        - Больно?!
        Копье крутнулось в воздухе, нацеливаясь острым концом на погибель, но Милославский, только что скрюченный, распрямился пружиной.
        Роняя лопатку, он ухватился за копье и с силой дернул.
        Костя отпустил свое оружие, и Князь не устоял от собственного рывка, упал в песок. Он тут же вспрыгнул, но его ждал неприятный сюрприз - подхваченная саперная лопатка ударила ребром по коленному суставу.
        Дико визжа, Милославский опрокинулся навзничь. Всхлипывая, стал отползать, загребая песок здоровой ногой, волоча перебитую, подтаскивая копье.
        Костя медленно приблизился, помахивая лопаткой. Князь поднатужился, одной правой ткнул Плюща копьем. МПЛ-50 сработала как надо, отвела древко.
        Схватившись за него, Эваранди крутнул лопатку и без замаха ударил.
        Острый режущий край развалил Милославскому горло не хуже иного топора.
        Князь был еще жив, когда Костя вырвал копье из его слабевшей руки.
        Милославский сильно вздрагивал, хрипел и клекотал, таращился на рядового Плюща, но глаза его уже стекленели, обессмысливались, приобретая мертвый блеск.
        Костя, поморщившись слегка, пнул убитого им нелюдя. Сдох.
        И лишь теперь он расслышал рев, несшийся с трибун.
        Обведя их равнодушным взглядом, Эваранди вновь посмотрел на первого в его жизни убитого человека. Счастье еще, что это нелюдь…
        В душе Кости будто что заместилось.
        Вся его боль, весь страх, все годы жизни на таблетках - отступили, размылись, обратились в невещественные, хотя и тошные, воспоминания, уравновесились причиненной смертью. Плющ улыбнулся - минуту назад он вернул баланс своей жизни. Все в ней нашло свое место, совпало одно с другим, сошлось.
        А он стал самим собой.
        Глава 14
        Семен Щепотнев
        Не верь, не бойся, не проси
        Утро выдалось теплым и ясным.
        Похоже, во фьордах стояло лето, но особой духоты в здешних местах не знали - студеные ледовитые моря колыхались буквально в шаге к северу.
        В доме у Сиггейра вставали рано, да и сам хозяин не барствовал, поднимался со всеми.
        Едва развиднелось, а уже все при деле, все копошатся, суету наводят.
        Женщины масло пахтали, из простокваши почему-то, и солили его просто зверски - такое масло долго хранилось. Шерсть расчесывали и очищали от жира, а после пряли. Мужчины отправлялись на покос или по дрова - зима тут долгая.
        Четверо работничков грузили в повозку пустую тару - кувшины да горшки, мешки для готовых сыров. Возница вместе с парой трэлей отправлялся на сетер за готовой продукцией.
        Щепотнева бонд послал туда же, как тут местные ругаются: «На север и в горы!» Семен послушно проследовал со всеми до самого леса, а после отстал, якобы по нужде.
        «Нет уж, хватит с меня сельхозработ, - решил Шимон. - Крыша есть, пора и в тылу врага пошарить!»
        К берегу фьорда он вышел не в самом удобном месте - у скал, между которыми упрямо прорастала кривая сосна, ветром гнутая, морозами битая.
        Продираясь сквозь березняк, переступая с камня на камень, Семен выбрался-таки на травянистый пляж.
        Отсюда открывался роскошный вид на залив.
        В глади не колеблемых ветром вод отражались склоны гор, лишь водопад, рушившийся с вершины замшелого утеса, покрывал ее рябью.
        На том берегу стояли корабельные сараи-наусты; вверх, словно соперничая с падающей водой, поднимался столб белого дыма, клубясь так же, как водяная пыль.
        Далекие удары молота по наковальне разносились над фьордом звонко и чисто.
        Берег, на котором стоял Щепотнев, изгибался этаким лукоморьем, выставляя на обозрение поселок - четыре или пять длинных домов с пристройками, амбары, коровники, рыбацкие сараи, ветхие заборы и гигантские поленницы.
        У бревенчатого причала покачивался настоящий корабль викингов - драккар. Или дрэки.
        Правда, не во всей своей красе - и парус спущен, и щиты по бортам не навешаны, и голова страшилища снята с носа корабля, дабы не пугать зря местных духов. Но все равно красивое суденышко.
        А как изящны его хищные обводы! Классика.
        На пристани только пацанчик сидел лет пяти, рыбу удил да ногами болтал.
        В селении мало кого видно было, но обычные деревенские звуки доносились: стук топора, треск разрубаемых поленьев (или они тут не пилят бревна на чурки с последующей колкой?) - оклики в смысле: «Эй, ты! Подь сюды…», мычание, кудахтанье, визг поросячий…
        Высокий девичий голос выводил долгую, печальную песнь. «Сольвейг», - подумалось Семену, хотя он ни Ибсена не читывал, ни Грига не слыхивал.
        Решив первым делом найти Ваньку, Шимон зашагал к поселку. Крайним зданием был науст, корабельный сарай, в котором конопатили еще один драккар - здоровенный, девственно-белый, не окрашенный еще, словно раздетый догола.
        Щепотнев подсмотрел за корабелами в щелку - те хватали гибкие доски в два пальца толщиной и обшивали ими ребра шпангоутов.
        В сторонке стояли горшки со смолой, лежали пухлые кипы коровьей шерсти. Судостроители аккуратно укладывали просмоленные волокна между досками и стягивали обшивку железными клепками.
        Оглянувшись кругом, Семен отправился дальше, ощущая себя как тогда, в Афгане.
        Случалось вот так же подкрадываться на пыльных улочках чужого аула, прячась за глиняными дувалами, и в любой момент могла прилететь граната или загоготать пулемет.
        Обойдя покои, на травянистой крыше которых прыгал ягненок, а человеческий детеныш с гиканьем гонял его, Щепотнев вышел в подобие двора, где седобородый дед в одних штанах рубил хворост.
        Старый хэкал, сучья трещали, разламываясь, топлива прибавлялось. Дед разогнулся, опуская топор и отирая пот со лба. Семен тут же юркнул в тень.
        Две молодки в длинных сарафанах прошли мимо, покачивая тяжелыми деревянными ведрами, но не заметили чужака.
        Зигзагом, чуть ли не короткими перебежками, Щепотнев приблизился к самым большим покоям. Это было и самое опасное место во всем поселке - здесь располагался ярл со своей дружиною.
        Воинов вокруг ярлова «дворца» хватало.
        Иные мирно сидели на завалинке, толкуя о своем, молодеческом. Парочка старательно полоскала головы под струей воды из ковша - видать, поправлялись после долгой попойки.
        Пожилой хольд (как бы сверхсрочник, ветеран боевых действий) сидел на отесанном бревне и обивал новенький щит вощеной кожей, вколачивая гвоздик за гвоздиком.
        Губы у Семена растянулись в улыбочку, стоило ему заметить вышедшего во двор Ваньку. Скальд принарядился, щеголяя в новой рубахе с вышивкой. Небось, ярл одарил со свово плеча.
        Не зная, как дать о себе знать, Щепотнев задумался, а Йохан приблизился к хольду и о чем-то почтительно спросил его. Ветеран кивнул важно, заговорил медленно, а Скальд кивал да чиркал что-то писалом на бересте.
        Было похоже, что Йохан брал интервью.
        Отвлекшись, Васнецов поднял голову, глядя вдумчиво, и тут выражение его лица изменилось - он заметил Щепотнева. Сделав вид, что ничего не случилось, Иван задал еще один вопросец и степенно удалился.
        Обойдя длинный дом, он вышел за спину Семену и зашипел:
        - Ты что здесь делаешь? Совсем с ума сошел? Прямо в логово врага!
        - Логово, как логово. Кто-то мне меч обещал…
        Скальд нервно дернулся.
        - Давай через часок! - сказал он просительным тоном. - Тут у ярла одно мероприятие намечается - Торгрим Ворон спускает на воду второй свой корабль! Драккар еще не крашен, но это пустяки. Спустят на воду - и доделают.
        В это время с пристани донеслись крики, вой, грохот клинков, брякавших о щиты.
        - Началось! - быстро сказал Скальд. - Пойдем глянем.
        На берегу между тем собралась большая толпа народа.
        Огромный драккар покоился на пригорке, а по склону вниз были уложены бревна - по ним и скатится корабль. Поверхность гладких, ошкуренных стволов влажно блестела, покрытая толстым слоем жира, а у самой воды к бревнам был привязан голый человек - мужчина лет тридцати. Грудь его судорожно вздымалась, мощные бицепсы вздувались и трепетали, не в силах разорвать крепкие веревки.
        - Это что, - почему-то шепотом спросил Семен, - казнь?
        Васнецов усмехнулся.
        - Нет, это бутылка шампанского. Знаешь, как у нас о борт корабля разбивают тару с полусухим? Вот и здесь та же история. Говорят, если бутылка не разобьется, то это плохая примета. А здесь… Кровь раба должна обрызгать драккар, иначе не заладятся плавания.
        Тут на пригорок поднялся мужик в дорогих доспехах, его глянцевитую черную кольчугу покрывали поперек груди золотые пластины в виде двух грифонов или львов, Семену было плохо видно.
        И шлем с золотой насечкой, и штаны изумительного зеленого колеру, и меч в красных сафьяновых ножнах - все говорило о богатстве и знатности.
        - Торгрим, - сказал Скальд.
        - Я так и понял…
        Ярл подхватил секиру, картинно выпрямил руку и размашисто ударил, перерубая канат.
        Драккар вздрогнул, словно зверь, отпускаемый на свободу. Тронувшись с места, корабль медленно заскользил вниз с гулом и пронзительным скрипом, одолевая недолгий путь к родной стихии.
        Тоскливый крик раба взвился и стих - алая кровь испятнала гладкие борта. Толпа радостно взревела - добрая примета!
        А драккар окунулся в воду, погнал волну, закачался валко.
        - Жертва пошла на пользу, - криво усмехнулся Васнецов, - дракон отведал крови. Теперь он будет жить долго-долго, верно служа ярлу. Пошли скорее, пока все на берегу!
        - Пошли, - кивнул Щепотнев.
        В эти минуты он испытывал радость - все, о чем он мечтал, сбылось. Сбывается.
        Вокруг него расстилался мир, где правила сила, символом которой был меч. А он хорошо умел с ним обращаться.
        Того, чего Семен Щепотнев не достиг в XXI веке, Шимон добьется в IX! Йохан Скальд задами да огородами провел одноклассника в лес.
        - Отдам тебе заныканный меч, - сказал он, - пока кто-нибудь другой не нашел.
        - Спасибо.
        - Не за что! - хмыкнул Васнецов. - Да и мне как-то поспокойнее будет.
        Проходя мимо бившего из-под камня родничка, Семен решил сделать «макияж» - колупнув пальцами грязи, навел красоту, измазав лицо полосами.
        Все ж таки территория противника. Понаблюдав за его действиями, Скальд проговорил:
        - Слухай, Сема, давно хотел тебя спросить…
        - Спрашиваете - отвечаем.
        - Нет, я серьезно. Вот чего ты ждешь от этого мира, от этого времени?
        Щепотнев усмехнулся.
        - Я не жду, Вань, - мягко сказал он. - Я беру.
        - Экстрима жаждешь? Крутизны?
        - Мм… Вот, представь себе, что здесь не Норэгр, а Дикий Запад. Зачуханный ковбойский городок. И вот я с кольтом наперевес вламываюсь в салун и открываю огонь! Круто?
        - Круто, - согласился Йохан.
        - Нет! - отрезал Семен. - Фигня все это, мелочи жизни и суета сует. Для начала я весь тот вшивый городишко на рога поставлю, а потом и весь драный Запад под себя прогну. Вот это будет круто!
        - Ну у тебя и масштаб! - впечатлился Скальд.
        - А иначе не интересно. Будет мечуган на месте - вернусь в Терминал, поговорю кое с кем и сразу сюда, к ярлу твоему. Займу вакантную должность хирдмана.
        - Это не просто.
        - Так и я не прост.
        Рассуждая в таком ключе, Васнецов с Щепотневым выбрались к дороге на сетер, куда спадал довольно крутой склон, заросший соснами.
        - Здесь, - прокряхтел Скальд, забираясь по осыпи к полуразрушенной скале.
        Отодвинув большой камень, он пошарил в щели между глыб и вытащил меч в ножнах вместе с воинским поясом, к которому они были пристегнуты.
        - Вот! - гордо сказал он. - Ну-ка примерь.
        Щепотнев кое-как затянул на талии широкий ремень из турьей кожи с серебряными накладками и фигурной пряжкой. Ножны из коричневого сафьяна, задубевшего и ставшего жестким, как дерево, висели слева, приятно оттягивая пояс. Замирая, Семен вытянул меч.
        Ничего особенного, обычный каролинг. На лезвии едва читался кривоватый «бренд» - ULFBERHT.
        - Здорово, - хмыкнул он. - Вот теперь я чувствую себя одетым!
        Громкие голоса заставили его - нет, не вздрогнуть, но напрячься. Из-за поворота вышли трое викингов.
        Их могучие тела не покрывали доспехи, буйны головы не венчали шлемы, даже мечей при себе не имелось, но это были истинные викинги, хозяева жизни и смерти.
        Тот, что шагал посередине, вытянул руку и сказал угрожающе:
        - Мы за тобой следили, скальд.
        - Это ты захапал меч Хакона! - заорал тот, что слева.
        - Держи их! - подал голос третий.
        Щепотнев прикинул, связываться ли ему с викингами, и решил, что не стоит. Все ж таки однополчане. Будущие.
        Глядя на белое, перекошенное от ужаса лицо Васнецова, Семен улыбнулся:
        - Беги, Вань.
        Безумная надежда на спасение, на защиту, на помощь покидала Скальда. У него даже времени не оставалось на мучительное переживание.
        Отчаянно взвыв, Йохан кинулся прочь.
        - А ну, стой! - взревели викинги, бросаясь в погоню.
        Двое кинулись за Васнецовым, третий двинулся к Щепотневу.
        Шимон убегать не стал. Отшагнув за ствол могучей ели, он наскоро нацепил на себя здоровый клок мха, похожего на сивую бороду, и прижался к стволу между двух колючих веток.
        Рассказывают, как один индеец, завернувшись в одеяло и воткнув в него несколько игл, замер, стоя среди кактусов, а целая рота промаршировала мимо, в упор не замечая краснокожего.
        Вот и Семен окаменел, будто даже дышать перестал, притворяясь деревом, - афган и не такому научит.
        Викинг, бесшумен и скор, прошел совсем рядом, рукой дотронуться можно было. Он внимательно осмотрелся, никого не увидел и канул в заросли, словно лесной дух, - ни шороха, ни шелеста.
        Вскоре все стихло, а потом издалека донесся заполошный визг Васнецова.
        Глава 15
        Семен Щепотнев
        Туда и обратно
        Щепотнев поправил на себе пояс, встряхнулся, подвигался - да нет, все нормально, меч висел как надо.
        Переться в гору очень не хотелось, а что делать? И Семен попер.
        Солнце успело выйти к зениту, когда он добрался наконец до портала. Отдышался, осмотрелся.
        Взявшись за рукоятку, он вытянул клинок из ножен - и устроил бой с тенями, разрабатывая кисть, давая встряску организму.
        Меч слушался хорошо, сталь разящая шелестела, покоряясь и чуть ли не подлащиваясь.
        Вложив клинок обратно, Семен смыл «макияж» сгрязного лица, зачерпывая холодную водицу из ручья, утерся рукавом да и вернулся в Терминал.
        Делая вид, что не замечает стражи, Щепотнев отправился на поиски Вольги, надеясь, что тот все еще не разлюбил пивко да «роскошь человеческого общения».
        Впрочем, если наглый Регулятор и отлучился в какую-нибудь миссию, потеря невелика. Найдется другой лох, готовый вступить с хилым рекрутом в поединок - и проиграть.
        - Пойдем поищем, - сказал Щепотнев, обращаясь то ли к себе, то ли к мечу.
        В «Мешке гвоздей» Вольга не обнаружился, но знающие люди посоветовали настырному новичку поискать игрока в гостинице «Тележное колесо».
        …Вольгу Шимон сначала услышал, а потом уже разглядел - храп тот издавал такой, что, чудилось, даже крыша дрожала.
        Ухмыльнувшись, Семен устроился неподалеку, взяв в руки один из мечей Регулятора. Хорош!..
        Ничего не скажешь, отменный клинок. Длинный, тонкий, с легким изгибом - меньшим, чем у катаны[41 - Рукоять катаны рассчитана на хват обеими руками.], но острие очень похоже. А вот рукоять и гарда обычные.
        На лезвии меча имелась инкрустация, вот только не ясно было, какой именно азбукой пользовался неведомый кузнец - ни одной знакомой буквы.
        Храп сбился на малую секунду, но Щепотнева это не обмануло - Вольга проснулся, изображая беззаветно дрыхнувшего.
        - Вставай, - молвил Семен, - а то такими темпами тихий час растянется на тихий день.
        Регулятор потянулся, не спуская с него бешеных глаз.
        - Чего ты ко мне пристал? - сдержанно спросил он.
        - Да не приставал я, - пожал плечами Щепотнев. - Просто мне нужен хороший меч, а у тебя как раз такой да еще целых два. Зачем столько? Если не можешь рубать врагов одним мечом, пара тут не поможет.
        Вольга криво усмехнулся.
        - Так ведь у тебя, если вдруг выиграешь, их тоже два будет, - сказал он, едва себя контролируя.
        - Правильно, - кивнул Семён. - Один я продам или обменяю на доспех, а твой клинок оставлю.
        Регулятор крутнулся, подхватывая меч.
        - Ты хотел поединка, смазка для меча, - процедил он, - и ты его получишь!
        Шимон выхватил клинок.
        - Стоп! - раздался чужой бас. - Погодь…
        Щепотнев не стал оборачиваться, по голосу узнав Ивара.
        - Все по правилам, - сказал Семен. - Вот я, вот меч.
        - Как тебя звать, рекрут?
        - Шимон.
        Трехглазый показался обоим поединщикам и хмуро глянул на Шимона.
        - Первый раз встречаю рекрута, бросившего вызов Регулятору, - пробурчал он. - Учтите оба, биться до смерти все одно не позволю! Хотите порешить друг дружку - пожалуйте на арену!
        - До первой крови! - раздался голос из полумрака.
        Покосившись, Щепотнев разглядел человек пять зрителей, как минимум.
        - Ну и чего набежали? - резко спросил он.
        - Поговори мне еще, - проворчал Ивар и возвысил голос: - Дуэль до первой крови, поэтому в амфитеатр необязательно. Побежденный лишается меча! Бой!
        Вольга атаковал Шимона в то же мгновенье - трубный глас еще пускал эхо, а меч с непонятными письменами уже разрезал воздух, грозя Семиной головушке.
        Семен отшагнул, отбивая клинок противника так, словно небрежно отмахивался от него, только сталь ширкнула. Разбушевавшийся Вольга обрушил на Щепотнева целую серию ударов, засечных и отножных.
        Он рубил по вертикали, сек Шимона горизонталями то накоротке, то на «длинную руку».
        Семен не строил из себя умельца, он был зорок и терпелив. И когда Вольга натешился вдоволь, утолив свою ярость, Щепотнев провел молниеносный кэса гири - рез наискось.
        Совершив ритуальное стряхивание крови, он продолжил бой, ибо острием клинка лишь коснулся тела противника, слегка оцарапав его, но не повредив кожный покров.
        Нет, Семен не издевался над Вольгой, не играл с ним, но почему бы и не привести того в смятение, отчего бы и не лишить хотя бы доли самообладания?
        Зрители заволновались, углядев надрез на рубахе Регулятора, но Щепотнев не обращал внимания на их ропот.
        Отступив, он внезапно присел в выпаде на одно колено и нанес Вольге режущий удар одной рукой - нуки-цукэ. Хотя, с другой-то стороны, иного ему и не нанести. Чай, не катана в руках.
        Регулятор отшатнулся, не сводя глаз с Шимона и лапая себя по груди.
        Он побледнел, ощутив пущенную кровь, но рана была не опасна, всего лишь царапина.
        - Стоп! - рявкнул Ивар.
        Мрачнее тучи, он молчал, не называя победителя или побежденного, все и так видели, чем окончилась дуэль.
        Запаленно дыша, проигравший взял с лавки ножны со вторым мечом, покачал в руке - и резко перебросил Щепотневу.
        Тот поймал свой выигрыш и сказал:
        - Благодарю.
        - Мы еще встретимся! - выцедил Вольга.
        - В любое время, - любезно ответил Шимон.
        Призовой меч Щепотнев повесил на плечо, а презентованный Скальдом взял под мышку.
        Он не заморачивался отношением к себе Регуляторов, не обращая особого внимания на взгляды болельщиков, угрожающие или удивленные.
        Понятно, что для них Вольга свой и стать свидетелями поражения Регулятора, да еще нанесенного рекрутом, было… хм… неприятно.
        Можно себе представить, что ощущал сам Вольга, какое унижение он испытал!
        «Ничего, - усмехнулся Шимон, - это полезно. Настоящий воин не тот, что триумфально шествует от победы к победе, а тот, что бывает бит, но упрямо поднимается, делает выводы - и снова бросается в драку».
        Углядев вывеску оружейной лавки, Семен заглянул внутрь. Полки, забитые холодным оружием и доспехами, убедили его, что он попал, куда ему было нужно.
        Хозяин, толстенький и лысенький, однако с хвостом седых волос на затылке, мигом подкатился к прилавку.
        - Чего желаете? - мурлыкнул он.
        - У меня три желания… - рассеянно сказал Щепотнев, скользя взглядом по полкам. - Меч за сколько возьмешь?
        С этими словами он выложил на прилавок клинок Хакона Вилобородого.
        Глазки оружейника загорелись.
        - Монет столько у меня не сыщется, - стал он прибедняться.
        - А деньги мне и ни к чему. Во-первых, мне нужна хорошая кольчуга с поддоспешником плюс наручи. Во-вторых, шлем с наносником и выкружкой для глаз, желательно с бармицей. В-третьих, мне нужно приодеться по моде Норэгр. Ну и приобуться. А свое я оставлю тебе.
        Торгаш мигом все просчитал, понял, что окажется в прибытке, и расстарался - забегал, силясь обслужить завидного клиента по высшему разряду.
        Вскоре Семен натянул на себя длиннющую рубаху с богатой вышивкой у ворота, заправил ее в черные кожаные штаны, мягкие, словно из сукна какого пошиты. Сверху - жилетку на завязках.
        На ноги - расшитые сапожки с окованными бронзой носами и кармашком для ножа. На пояс - широкий черный ремень с монументальной пряжкой да с серебряными бляхами.
        Темную с синим отливом кольчугу, переливавшуюся, словно змеиная кожа, лавочник свернул в тугой рулон вместе с подкольчужником и уложил в сумку. Туда же отправился и заказанный шлем.
        - Сумка - за счет заведения! - просиял оружейник.
        - Премного благодарны, - хмыкнул Щепотнев, вешая подарок на плечо, и покинул лавку.
        На улице его поджидал Ивар, серьезный и расстроенный. Но и растерянный.
        - Ты специально выбрал Вольгу как самого молодого? - прямо спросил он.
        - Нет, - честно признался Шимон, - просто у него были две лишних вещи - слишком хороший меч и чересчур горячая кровь.
        Трехглазый хмуро кивнул.
        - Учти, многие на тебя злы.
        - Их проблемы.
        - Хотя… - Ивар хмыкнул. - Кое-кто из Регуляторов даже рад был твоей победе.
        - Люди есть люди, - пожал плечами Щепотнев.
        - Только ты учти, рекрут, - голос Трехглазого построжел, - в Норэгр с тобой сойдутся викинги, а у них есть то, чего у тебя нет и не может быть, - боевой опыт. Не спорю, с мечом ты управляешься отменно, чувствуется хорошая школа, но разве ты участвовал в походах? Разве воевал? В миру - возможно. Афган или Чечня. Да? Но тебе неведома тутошняя война, когда меч на меч, копье на копье, щит на щит! А среди викингов даже молодой парень, коему лет двадцать, уже может считаться ветераном боевых действий, поелику у него за плечами с полсотни битв.
        - Учту, - коротко сказал Шимон.
        Глава 16
        Константин Плющ
        Срединный мир
        И вот он настал, тот самый день.
        Едва пробило одиннадцать, как Эваранди и Роскви двинулись к Башне.
        Хранитель Романус уже ждал их, встретив понимающей улыбкой.
        - Не утерпели, - вздохнул Костя.
        Хранитель кивнул.
        - Когда я впервые отправлялся в прошлое, то явился сюда с самого утра, - сказал он. - Это нормально. Что ж, я наслышан о последних событиях. Брат Корнелиус уже высказал мне свое неудовольствие, на что я попенял ему. Ну, не буду ябедничать. Просто я был недоволен, что он отправил в Норэгр Шимона раньше, чем нужно.
        - То есть, - медленно проговорил Плющ, - во фьордах должно было что-то случиться за эти дни, и нам следовало переждать?
        - Напротив, ничего не должно было случиться, но Шимон своим непродуманным вмешательством ускорил события, и Гунульф сэконунг перешел-таки от слов к делу.
        - Гунульф?
        - Это один из конкурентов Харальда Косматого, который через пару лет станет конунгом всея Норвегии. Гунульф сам хочет занять его место, но… Вот тут-то и начинается наша работа, работа Хранителей. Та история, которую вы учили в школе, единственно сущая, изменить ее нельзя никак - описанное в ней уже свершилось. Но! Если бы Хранители бездействовали и не слали Регуляторов, учебники были бы совсем иными. Люди из будущего всегда вмешивались в дела былого, и все их деяния как раз и привели к тому, о чем рассказывают летописцы. Самое сложное - это понять, пойдут ли события привычным путем или для этого требуются микроскопические воздействия Регуляторов, попаданцев, как их называют в книгах. Тому, что Константин Багрянородный стал императором, он обязан попаданцу. И Рюрика призвал человек из будущего. Примеров можно привести множество, но не все из них перестали быть секретами. Да и не в тайне дело. Просто… Ах, как все непросто! Понимаете, принят некий постулат, что прошлое изменить нельзя. Нельзя, к примеру, отправиться в 1943-й и убить Гитлера. Отправиться-то можно, наверное, но ликвидация фюрера вам не
удастся - заклинит пистолет, или вы промахнетесь, или вас схватят эсесовцы, и так далее, и так далее. Ну а вдруг? Нельзя же так полагаться на ход событий, надеясь, что пронесет. И вот когда мы обнаруживаем некую флуктуацию, некое нарастание событий, которые, складываясь и множа последствия, способны изменить некий отрезок истории, мы шлем Регулятора.
        - Я так понял, - сказал Бородин, - что во фьордах возникла эта самая… флуктуация?
        - Именно. В Норэгр наметилось некое отклонение, грозящее в перспективе помешать Харальду Косматому занять трон конунга. Не скажу, что этот человек лично мне симпатичен, нет. Но если не он станет первым королем Норвегии, а другой человек, это повлечет за собой лавину последствий. А если меняется прошлое, то и будущее станет другим. Возможно, что это не так, но проверять подобное допущение нет ни малейшего желания.
        - А что мы должны сделать? - прямо спросил Костя.
        - Я уже говорил что, - улыбнулся Хранитель. - Жить. Невозможно предугадать череду вмешательств, необходимых для адекватного течения истории. Уже одно то, что вы попадаете в прошлое, гарантирует перемены. И они тем сильнее, чем активнее вы действуете.
        Костя с Валерием переглянулись, и Плющ сказал:
        - Мы попробуем.
        - Тогда - вперед!
        И Романус пошагал к Башне.
        Отвечая на почтительные поклоны стражников, Хранитель проник внутрь Терминала и отпер бронзовую дверь. За нею тянулся узкий и высокий ход.
        - Это пещера, но она очень неудобна - ни лечь, ни сесть нормально нельзя. Поэтому местные о ней знают, но не пользуются. Ну? Удачи!
        - Спасибо! - сказали дуэтом Роскви с Эваранди и перешагнули порог.
        Покинув пещеру, Костя задохнулся.
        Тьма, полумрак - и вдруг свет!
        И свежий ветер в лицо, пахнущий морем.
        И восхитительный голубой простор, зеленая трава, а за краем обрыва простирался исполинский зигзаг фьорда, прорезавший два ряда гор - крутых и скалистых, с которых медленно, плавно лилась взбитая пена водопадов, перемежавшихся с пологими склонами, щетинистыми от сосен, елей и прочих хвойных.
        - Нас не обманули, Роскви, - проговорил Костя, вбирая полную грудь чистейшего воздуха. - Тут целый мир!
        - Ага, - буднично сказал Валера, поухватистей берясь за топорище, - и парочка нехороших дядек с мечами.
        Эваранди резко обернулся.
        Слева, куда спадал зеленый, густо заросший травою луг, споро поднимались двое громил с торчавшими из-под шлемов косичками. Во что они обуты, видно не было, зато на каждом чешуей переливалась кольчуга, из коротких рукавов которой выглядывали рубахи, у обоих полосатые.
        Один из гигантов, отличавшийся сильным косоглазием, заметил Регуляторов.
        - Стоять, навознобородые! - заорал он, потрясая клинком.
        - Бежим! - выдохнул Плющ.
        И они побежали. Викинги бросились следом.
        Глава 17
        Семен Щепотнев
        Хирдман
        К Башне Щепотнев вышел, когда солнце едва начало взбираться на полуденный пик.
        Со вздохом облегчения Семен ухнул на скамью, уложив рядом с собою тяжелую сумку. Да-а, утро выдалось богатым на события… В принципе, Ивар прав - опыта у него нет. Да и откуда ему взяться? Кто в миру воюет на мечах? В моде иные железки.
        И Дзюкити Като отнюдь не Миямото Мусаси, да и про того больше сказок сказывают, чем правду говорят.
        Хотя это как раз понятно, ведь самураи - это раскрученный бренд.
        Щепотнев задумчиво поскреб щетину на подбородке. Твердо рассчитывать он может только на свои умения в иайдо. Вряд ли среди викингов отыщутся подобные искусники. На это и будем ставить.
        Сощурившись от яркого света, Шимон приложил ладонь козырьком ко лбу и осмотрел окрестности. Покой и благолепие.
        Ну и слава Богу…
        Он раскинул руки по спинке скамьи и вытянул ноги. Усталости не было, а все, что происходило с утра, лишь поднимало тонус, бодрило тело и дух.
        - Будь готов, - пробормотал Щепотнев, не поднимая сомкнутых век, и сам себе ответил: - Всегда готов.
        Солнце приятно грело лицо, засвечивая красным сквозь веки. Птички щебетали, шаловливый ветерок волосы ерошил… Хорошо!
        Пригревшись, Шимон чуть было не уснул. Из дремы его вывел Хранитель Корнелиус. Он тяжело присел рядом на лавку и внимательно посмотрел на Шимона.
        - Скальд так и не вернулся, - проговорил Корнелиус.
        - Убежал? - лениво поинтересовался Семен.
        - Догнали. Повязали. И врезали «красного орла».
        - Это как? - с любопытством спросил Щепотнев.
        - А так! Кладут тебя мордой вниз и ножичком аккуратненько отделяют ребрышки от хребта. Потом те ребра выворачивают и вытаскивают на свет легкие, как крылышки.
        - Больно, наверное.
        - Надо полагать, - буркнул Хранитель и покосился на Шимона. - Не мое это дело, конечно…
        - Не твое.
        - …Но ты ведь мог бы и спасти Йохана.
        - Мог бы, - согласился Щепотнев и с интересом посмотрел на Корнелиуса. - Что, осуждаешь? - спросил он с легкой улыбочкой.
        Хранитель покачал головой и криво усмехнулся.
        - Ну, ладно, я пошел! - поднялся Шимон и потянулся.
        - Ступай… Портал открыт.
        Семен нырнул в знакомую уже темень Башни, скользнул за бронзовую дверь и вскоре оказался на обрыве, чья круча спадала к Стьернсванфьорду.
        - Лепота! - сказал Шимон.
        Скинув жилетку, он натянул на себя поддоспешник, вздел кольчугу, напялил шлем, повесил перевязь через плечо.
        Готов к труду и обороне.
        Щепотнев бодро шагал по дороге, разматывавшей свой серпантин вниз по склону, и думал.
        Ему всегда легко думалось при ходьбе. Идешь себе и соображаешь…
        Жаль, что времени отпущено мало, ничего серьезного за пару недель не успеть. Однако кое-чего натворить удастся-таки, будет хороший задел на потом, когда он обретет статус Регулятора и получит неограниченный доступ в Норэгр.
        Вот тогда можно и в поход сходить, потрясти богатеньких буратинок по соседству, сковырнуть пару конунгов с тронов - засиделись, мол.
        Но это потом. А сейчас… А сейчас ярла навестим.
        Спустившись с горы, Шимон направил стопы по знакомому адресу - к гриднице. К дружинной избе, где проживали те воины из хирда Торгрима Ворона, кои не имели в Стьернсванфьорде своего постоянного угла.
        Днем гридница исполняла сразу несколько функций - и «офицерского собрания», и клуба, и штаба, служа центром притяжения для хирдманов.
        Воинство расхаживало семо и овамо[42 - Туда и сюда.], беседовало, гоготало, пело песни, чинило оружие, азартно брехало о небывалых победах, а то и просто дрыхло на солнышке.
        Страху, что в нем опознают похитителя меча, у Семена не было - другая одежда и чистое лицо гарантировали положительный исход его визита.
        Появление чужака в полном боевом сразу привлекло всеобщее внимание.
        К Щепотневу вразвалочку приблизились двое здоровяков, чьи мышцы, казалось, готовы были разорвать просторные рубахи.
        - Потерял чего? - с наигранным участием спросил один из них.
        - Хошь, помогу сыскать? - откровенно ухмыльнулся другой, с клоком белых волос в черных как смоль волосах.
        - Помоги, - сказал Семен, не пряча насмешливой улыбки. - Мне ярл нужен. Сбегай за ним, если не трудно.
        Кое-кто из викингов откровенно развеселился - потрясающая наглость чужака смешила, оживляя скучный день.
        Клочкастый здоровяк ударил Щепотнева без замаха, целясь в нос, но тот увернулся, а в следующую секунду ширкнул меч, выхватываемый из ножен, блеснуло лезвие, и викинг замер - острие клинка мелко вздрагивало у самых его глаз.
        Окружающие оценили быстроту и ловкость незнакомца, заворчали одобрительно.
        Никто из хирдманов и с места не сдвинулся, поскольку никому даже на ум не пришло, что чужак возьмет да и порешит их побратима. Такое поведение было бы даже не верхом безрассудства, а настоящим безумием. А чужак вроде на дурака не похож.
        - Не держи на меня обиды, - примирительно сказал Семен. - Ежели сказал что не так, прости.
        - Да ладно, - проворчал клочкастый.
        Ну если к нему со всем уважением, то чего ж…
        - Что тут происходит? - раздался негромкий голос, исполненный властного превосходства.
        Это был ярл собственной персоной, разодетый по варварской моде, то есть безвкусно, но роскошно: штаны бархатны, рубаха шелкова, сапоги из сафьяну.
        На руках браслеты из кованого золота, на шее цепь из того же драгметалла, на голове - диадема, да как бы не женская. Видать, сняли с какой богачки в далекой стране, не заморачиваясь половыми различиями. Лишь бы каменьев побольше.
        - Приветствую тебя, Торгрим ярл, - с достоинством поклонился Щепотнев.
        - Кто таков?
        - Зовут меня Шимон. Прослышал я, какие славные подвиги совершает твой хирд, вот и загорелся послужить под твоим началом, славу и злато-серебро добывая.
        Надо сказать, Семен шел к ярлу, не надеясь на авось, кое-что он все же просчитал. То, например, что дружина у Торгрима не так уж и велика, от силы пятьдесят человек. А драккар всего один - вон он, у пристани покачивается.
        Но ведь и второй корабль на воду спущен! И кого же ярл посадит за весла? Драккар для викинга почти что святое место, кого попало за весло не пустят. Даже если раба усадят грести по нужде, он автоматически станет свободным.
        Стало быть, ярлу впору объявления расклеивать: «Требуются хирдманы в дружину». Да и просто так корабли тоже не строят, удовольствие это весьма дорогое.
        Выходит, задумал что-то ярл. То ли завоевания у него на уме, дабы расширить жизненное пространство, то ли очередной поход.
        - Шимон, значит? - медленно проговорил Торгрим, оглядывая Щепотнева с ног до головы и обратно. - Откуда ты и какого роду?
        Семен вздернул голову и сказал не без легкой спесивости:
        - Из Гардов[43 - Гардарики (Страной крепостей), или попросту Гардами скандинавы называли Русь.] я. Отца моего люди звали Като, и был он знатен, а мать моя носила имя Хавмэр.
        Примерно так можно было перевести привычное Марина, а вот за отца Шимон решил выдать учителя как более достойного. Батю своего, простого работягу, умеренно пившего, ненавидевшего работу и обожавшего футбол, Щепотнев стыдился.
        Ярл величественно кивнул.
        - Что ж, хороший воин мне бы пригодился, - проговорил он. - Вопрос в том, достаточно ли ты хорош? Сказать чего хочешь, Бьёрн?
        Тот самый здоровяк с клоком белых волос, изведавший, что такое иайдо, хмыкнул добродушно и проворчал:
        - Не знаю уж, ярл, насколько он хорош, но то, что быстр, - это точно.
        - Олаф хевдинг, - подозвал Торгрим, - испытай.
        Из толпы вышел седовласый гигант. Он был в одних штанах, голый мускулистый торс так и бугрился мышцами.
        Обе руки были татуированы - два синих змия оплетали конечности, раззевая клыкастые пасти у бычьей шеи Олафа.
        Из-под косматых белых бровей на Семена уставились синие льдистые глаза. Хевдинг вытянул руку и, не глядя, поймал брошенный ему меч. За рукоятку, разумеется.
        Крутнув клинок хитрым манером, чуть ли не за спину забрасывая, Олаф накинулся на Щепотнева. Момент истины.
        Принять вызов седого великана - это было бы на грани суицида. Семен собрал всю свою волю в кулак, отрешился от земного - и совершил выпад, очень точный и очень быстрый.
        Хевдинг молниеносно парировал, прогудев:
        - Годен!
        Его широченная грудь вздымалась и опадала, как кузнечные мехи, прокачивая воздух, а седые усы топорщились в довольной улыбке.
        - Пожалуй, - сказал Торгрим. - Я беру тебя в хирд, Шимон, но пока что без доли в добыче. Вот сходишь со всеми в поход, покажешь себя… Пусть люди убедятся сначала, что на тебя можно положиться. Согласен?
        - Согласен, ярл, - поклонился Горбунков. - Сделаю все, что велишь. Но на долю пива я могу рассчитывать?
        Викинги грохнули.
        Отсмеявшись, Торгрим сказал:
        - Можешь, Шимон.
        Вскоре вся компания сосредоточенно накачивалась добрым элем, словно обмывая заполнение вакансии. Жизнь налаживалась…
        Глава 18
        Семен Щепотнев
        «Морской король»
        Утро прошло незаметно.
        Шимон понемногу знакомился с викингами, среди которых тоже были свои деды - хольды и свои фазаны[44 - «Фазан» - отслуживший в армии 12 - 18 месяцев (при прежней двухлетней системе).] - дренги. Существовали еще и хускарлы, этакие гвардейцы ярла.
        К такому-то Семен и подошел, желая завести знакомство.
        План, который он держал в голове, был довольно прост - подробно по пунктам он его не расписывал. Начало вышло неплохим - он упакован, как викинг, и принят в хирд, так сказать, на испытательный срок.
        А дальше по плану надо было срочно обзаводиться единомышленниками, стать точкой кристаллизации, обрасти соратниками, перетянуть на свою сторону недовольных ярлом.
        Конечно, провернуть подобное за несколько дней не реально, но создать ядро оппозиции было необходимо.
        Торгрим Ворон был из тех, кто подходил к вопросам войны обстоятельно - не срывался в поход, когда его левая нога захочет, а тщательно продумывал стратегию. Поэтому и походы случались нечасто, правда, всегда удачно - добыча была велика, а потери личного состава - так себе.
        Однако среди хирдманов ярла хватало сорвиголов, согласных воевать со всем миром, «без перерывов и выходных». Вот на этих-то Шимон и делал ставку.
        Хускарл по имени Траслауд Кожемяка был мрачен.
        Что-то угрюмо пробурчав в ответ на семеново «здрасте», он продолжил заниматься любимым делом - сидеть на завалинке, потягивая пивко из кувшинчика. Щепотнев присел рядом.
        В бытность свою опером он умел разговорить любого подследственного. Даже закаленные на зоне авторитеты, бывало, плакались ему.
        Больших секретов в том не крылось, просто Семен был наблюдательным человеком и здорово шарил в психологии. Распознать сущность допрашиваемого, выявить его слабости и давить на них - вот и вся метода.
        Да только викинги не тупые уголовники, тут не с каждым-то и заговоришь, все о себе очень большого мнения. Оно и понятно. Может ли салабон запросто подойти к старику на предмет закурить?
        Может, если готов «упасть, отжаться», и это в лучшем случае - ежели, скажем, у старослужащего настроение хорошее… Вывод какой?
        А вывод такой - помалкивай да на ус мотай. И поддакивай в нужный момент.
        Потихоньку сбредались хирдманы, кто с пивком, кто просто так, за компанию. Вебранд Камбала, Торфинн Чёрный, Ингьяльд Копуша, Кольгрим Беззубый, Смид Зазывала…
        Прочих Шимон не знал.
        Викинги рассаживались кто где, лениво перебрасываясь обрывками фраз:
        - Пивко жидковато…
        - Ага!
        - Да чего ты…
        - В самый раз.
        - Тепло сегодня.
        - Ага!
        - И солнце…
        - Ага!
        Покосившись на Траслауда - тот, хмуря брови, дул пиво, печально глядя в небеса, - Семен вздохнул.
        - Удивительно, - лениво сказал он.
        - Чего тебе удивительно? - пробурчал хускарл.
        - На север отсюда, вроде как, Вегейрфьорд располагается.
        - Ну.
        - А к югу - Хнитбьергфьорд.
        - И что? - несколько агрессивно вопросил Кожемяка.
        - Да нет, ничего… - тут Щепотнев изобразил трогательное недоумение: - Просто не понимаю я, почему Торгрим не заберет их себе!
        Хускарл преобразился, будто по волшебству.
        - Вот и я о том же! - с жаром сказал он. - Давеча я ему говорю: «Давай Эйвинда ярла ощипаем!», а он мне: «Нельзя своих трогать!» Да с каких это пор Эйвинд своим стал? Ну хаживали мы с ним вместе в поход, и что с того?
        - Даже если и так, - вступил Вебранд, - не обязательно же резать парней Кривого Хальвдана, к примеру. Можно, наоборот, сговориться с ним - и на пару уделать того же Эйвинда Мудроречивого!
        - А окажется Кривой слишком крив, - осклабился Ингьяльд, - и против выступит, так можно и на него пойти - с Эйвиндом!
        - Во-во! - поддакнул Щепотнев. - А ярл здесь сидит. А мог бы и в конунги выйти!
        - Торгрим конунг, - пробормотал Траслауд, ослепленный перспективами, и тут же сощурился подозрительно: - А тебе-то зачем ярла этак возвеличивать?
        - Да что ж тут непонятного? - фыркнул Семен насмешливо. - Само собой, я и не хирдман пока, а так, с боку припёка. И доли у меня нет. Так ведь пока! Год-другой минет, и примут меня в хирд. Но тогда я бы уже конунгу служил, а не ярлу! Стало быть, и одна моя доля куда больше выйдет, чем ныне.
        - Ну да, - согласился хускарл.
        - А ты и вовсе в рост пойдешь, - ухмыльнулся Кольгрим. - Возьмет, да и назначит тебя Торгрим конунг херсиром[45 - Согласно сагам, херсир (или хэрсир) - это и правитель территории, и вельможа.] в тот же Вегейрфьорд - будешь дань с местных требовать да править. Плохо разве?
        - Хорошо! - крякнул Траслауд.
        - Может, поговорить тогда с ярлом? - неуверенно предложил Смид.
        - Да-а… - все еще впечатленно протянул Кожемяка. - Потолкуем, чего ж… А то сидим, ждем не знамо чего!
        Полдня Щепотнев вел подрывную работу - перспектива отслужить Торгриму пару лет до той поры, когда ярл со своими выдвиженцами соизволит признать его полноправным хирдманом и выделит ему долю из добычи, Семена не окрыляла.
        У него были другие планы - Наполеон позавидовал бы.
        Вся трудность их воплощения состояла в том, что Щепотнев плоховато ориентировался в Норэгр. Ему нужны были союзники, и ярл на эту (эпизодическую!) роль не годился - Торгрим «не прошел кастинг».
        Слишком уж цеплялся Ворон за обычаи и законы, что предками были завещаны. А Шимону требовался правитель-негодяй, живущий по ту сторону добра и зла, короче говоря - по понятиям, то бишь отвергавший местные заповеди, как только они начинали ему мешать.
        На такого, по слухам, тянул сэконунг Гунульф С Красным Щитом, сын Рёгнвальда Клапы, но этот морской король был неуловим.
        Легко найти нормального конунга - вот его родимый фьорд, вот и обиталище - «дворец», больше всего похожий на бревенчатый барак. Заходи, отвесь поклон и толкуй.
        А как побазарить с сэконунгом, который по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там? То-то и оно…
        Приходилось, не имея гербовой, писать на туалетной: пихать под микитки Торгрима ярла, выводя того в конунги.
        Подмикитчиков хватало, вот только пиханье это грозило затянуться до самого Рагнарёка.
        Помогли Щепотневу случай и старые связи.
        Устав от казарменных удовольствий, как-то: пиво светлое (или темное, или зимнее), девки доступные (или малость кочевряжившиеся), мясо вареное (копченое, запеченное с травами), Семен решил прогуляться, на людей посмотреть и себя показать.
        Особых достопримечательностей в поселке не обнаружилось, встречные-поперечные оказывали Шимону респект и уважуху. Неожиданно один из встречных-поперечных показался Щепотневу смутно знакомым.
        - Ульф? Это ты?
        Старый трэль изрядно побледнел, обнаружив опекаемого им холопа в роскошных доспехах. И оробел.
        - Ульф, - назидательно сказал Семен, - то, что я стал хирдманом, не отменяет моих старых знакомств. Понятно?
        - Ага, - еле выдавил Ульф, коего все тянуло поклониться.
        - А ну выпрямись! - прикрикнул на него Щепотнев. - Богу кланяйся, а не мне. Понял?
        - Ага, - высказался старик уже несколько бодрее.
        - Али не рад встрече?
        - Да как же! - всполошился Ульф. - Рад! Еще как рад! Я-то уж посчитал тебя сгибшим и клял себя, на чем свет стоит, что послал тебя к Андотту!
        - Чего это ты так-то?
        - Так ведь беда! Гунульф сэконунг пожаловал в Тролльвик! Кузнец, не ведаю уж, жив ли, а только, зная свирепость сына Рёгнвальда Клапы, не удивлюсь и погибели Андотта! Спаси его, Господь, и сохрани…
        - Гунульф С Красным Щитом? - раздельно проговорил Щепотнев. - О нем ты речь держал?
        - Так других тута и не водится.
        - Спасибо тебе, старик! Помог!
        - Так чем же? - подивился Ульф.
        Семен рассмеялся.
        - Узнаешь во благовремении! - сказал он и снял с шеи серебряный крестик. - На, держи! Тебе это нужнее.
        - Да как же… - слабо воспротивился старик.
        - Носи, Ульф!
        Не теряя запала, прихватив бодрую лошадку в конюшне ярла, Щепотнев отправился в самоволку. Выпавший шанс упускать было нельзя.
        Дорога оказалась длинной и не слишком наезженной - до Вегейрфьорда еще более-менее, а дальше к северу путь травой зарос.
        Выехав к Тролльботну, Семен углубился в узкий, извилистый каньон, на сыром дне которого, усыпанном галькой, проступала вода. Ближе к заливу ущелье расширялось, открывая вид на залив Троллей - укромную бухту, прикрытую скалами и лесом.
        По правую руку утесы отступали полукругом, и на этом пятачке выросло несколько домов - уже привычные Щепотневу покои, корабельный сарай, кузня и явно ритуальное здание, отмеченное почерневшими от времени идолами, рубленными из дерева.
        Видать, это и была вотчина кузнеца Андотта, но ныне тут управлялись другие хозяева - три парусника скрипели бортами о причал, три страшные морды скалили зубы, поднятые на высокие форштевни, а по бортам висели расписные щиты, до того яркие, что в глазах рябило.
        Викингов тут было полным-полно.
        Добрая сотня вояк рубила деревья да обтесывала стволы, копала рвы, ладила первые остреные столбы частокола - устраивалась надолго.
        Навстречу Щепотневу вышел широченный парниша с огненно-рыжей шевелюрой, заплетенной в косички.
        - Чего надо? - вежливо поинтересовался он.
        - Гунульф сэконунг на месте? - спросил Семен.
        - И что? - прищурился рыжий. Но тут же отвлекся, глянув Щепотневу за спину.
        Шимон и сам оглянулся, не теряя из виду широченного визави. Сзади подошли двое и доложили:
        - Все чисто, Хёгни. Он один пришел.
        Рыжий кивнул и снова перевел взгляд на Семена.
        - Так для чего тебе сэконунг потребовался? - осведомился он.
        - А вот это я скажу самому сэконунгу, - улыбнулся Щепотнев.
        Хёгни поиграл желваками, едва видными за рыжей порослью, и сказал неохотно:
        - Ладно, пошли.
        Гунульф С Красным Щитом, сын Рёгнвальда Клапы[46 - Клапа (старонорвеж.) - раззява, растяпа.], оказался мужиком среднего роста и средней комплекции.
        Ну да как показывает история, нехватка сантиметров и килограммов не сказывается на желании загрести под седалище побольше чужого добра.
        - Приветствую тебя, сэконунг, - поклонился Щепотнев. - Зовут меня Шимон, я из дружины Торгрима ярла, что хозяйничает в Стьернсванфьорде. Давно хотел перетолковать с тобой.
        - О чем? - холодно осведомился Гунульф.
        Шимон улыбнулся:
        - Ты даже не угостишь гостя?
        - А я тебя не звал, - ответил сэконунг, но кого надо поманил.
        Вскоре в два мятых серебряных стакана пролилась рубиновая струя вина заморского, весьма дорогого напитка в здешней глуши.
        - Я слушаю тебя, Шимон, - с важностью сказал Гунульф, отпив.
        Понюхав вино и сделав глоток, Щепотнев поднял брови: недурно, совсем недурно.
        - Хочу к тебе на службу пойти, - заявил он сразу, безо всяких околичностей, по-простому.
        - А чего ж так? - прищурился сэконунг. - Торгрим Ворон - храбрый воин, с таким не пропадешь. И с добычей будешь, и жив-здоров.
        - Так-то оно так… - протянул Семен. - Да только я хочу большего, чем доля в добыче. А у тебя и кораблей поболе, и бойцов. Самое же главное, что во всех тутошних фьордах ты - самый сильный. Стало быть, способен стать первым. Вот такому-то я и хочу служить.
        Сын Рёгнвальда Клапы усмехнулся:
        - Самый сильный, говоришь? А Хьельда конунга, владетеля Сокнхейда, ты уже в расчет не берешь?
        - Ну про Хьельда я ничего достославного не слыхивал, а вот про твои подвиги наслышан изрядно.
        Усмешка вновь искривила тонкие губы Гунульфа, и Семену показалось, будто на него глянул жмурившийся тигр, не злой после сытного обеда, но все такой же опасный.
        - Льстишь? - промурлыкал сэконунг. - Значит, говоришь, большего хочешь. Ну-ну. Вот что, хирдман… Воины мне, конечно, нужны, куда ж без них, да только мне не твой меч потребуется, а твой язык. И твои глаза. Надеюсь, и то и другое у тебя не менее остры, чем лезвие клинка?
        - Ты предлагаешь мне стать твоим шпионом? - осторожно спросил Щепотнев.
        Поморщившись, Гунульф С Красным Щитом проговорил медленно:
        - Расскажу для начала одну… сказку. Жил да был один ярл, и звали его Свейн. Дружина его не поражала числом, да и корабль был один всего. И вот однажды, вернувшись из похода, зализывая раны и подсчитывая скудную добычу, ярл задумался. Как же это ему, думал он, так жизнь устроить, чтобы в походы не ходить, а жить богато, в почете и славе, да чтоб все враги вокруг боялись даже пикнуть против него? Думал он, думал да и придумал. Все, что было нажито непосильным трудом, все отдал он на постройку второго корабля. Где силой, где подкупом собрал сотню головорезов да и посадил их всех, вместе с хирдом своим, на корабли. Сто пятьдесят хирдманов составили его войско. Явился Свейн к соседу, тоже ярлу, да и говорит ему: «Давай-ка не будем выяснять, у кого из нас мечи острее, все одно мои люди всех твоих порешат, отчего нам обоим утрата выйдет. А вот примешь над собою власть мою, признаешь меня конунгом, будешь только дань платить да присоединяться к войску моему, как кликну, останешься ярлом, только знатней и богаче прежнего!» Подумал тот ярл да и согласился. И вот уже под началом Свейна конунга двести воинов
и три корабля. И пошел он таким манером по фьордам, подчиняя ярлов да херсиров. И Тьёдвальда конунга подмял, и славного Годфреда. В скором времени сорок драккаров составили могучий флот Свейна, а уж перед войском его пятитысячным все испытывали страх! И ходили его ярлы в походы, покоряя чужие земли, а злато-серебро приносили к ногам конунга. А Свейн конунг до самой старости жил в роскошном дворце, ел с золотой посуды и запивал яства винами заморскими. И все ярлы славили его, и все хирдманы да бонды почитали, а народы, жившие окрест, склонялись перед волей Свейна Первого… - помолчав, сэконунг спросил: - Ну как? Хороша сказка?
        - Хороша… - протянул Щепотнев, внимательно изучая сына Рёгнвальда Клапы.
        - А ведаешь ли, что в ней самое хорошее? Сказка сия вскоре может былью обернуться, а Первым станет Харальд Косматый! И на юге так бывало, и на востоке. Так почему не свершится такому и здесь, на севере? И отчего бы не Харальду, а мне, Гунульфу С Красным Щитом, не стать хозяином огромного, теплого дворца, где я проживу до самой своей смерти в почете и роскоши? Как думаешь, хирдман? А хочешь знать, по какой такой причине я околачиваюсь в этой глуши? Ответить? Отвечу: потому что хочу зваться Гунульфом Первым!
        Если сэконунг хотел поразить Шимона, то ему это удалось. Щепотнев изумился, но и рад был, что встретил-таки нужного ему человека. Завоевателя! Фюрера! Под таким и развернуться можно.
        - И ты не таишься? - вырвалось у Семена. - Вот так вот взял да и выложил все?
        Гунульф пожал плечами.
        - А чего секретничать? - хмыкнул он. - Скоро и так все знать будут, что я в Тролльвике околачиваюсь. А ежели ты и предашь, то проживешь недолго. Найду.
        Семен тонко улыбнулся.
        - Тебе не придется искать меня, сэконунг, - сказал он прочувствованно. - Я сам пришел к тебе и от своего желания не отступлюсь - оно у нас общее!
        Сын Рёгнвальда Клапы снова издал довольное хмыканье.
        - Пей! - сказал он, поднимая свой кубок.
        Шимон добросовестно выпил.
        - Начну со Стьернсванфьорда, хирдман, - вещал сэконунг, - потом наведаюсь к давнему знакомцу, Эйвинду Мудроречивому. Надеюсь, что, прежде чем я нанесу этот визит, Торгрим присоединит свои корабли к моим. А после можно будет и с заносчивым Хьельдом конунгом силами помериться! А твоя задача, Шимон, скромнее - убедить Торгрима Ворона, чтоб он не на особицу был, а при мне. Ну хоть рядом, что ли! А ежели упорствовать будет, сыщи охочих людей, да и прижми его.
        Гунульф смотрел на Семена в упор, улыбаясь слегка, но глаза его горели.
        - Тогда и я не оставлю тебя своей милостью, Шимон, - с силой заключил он. - Сделаю тебя херсиром, Один тому свидетель!
        Щепотнев низко поклонился.
        - Обещаю приложить все силы, - пробормотал он.
        - И последнее, Шимон, - деловито договорил сэконунг. - Взглянешь сегодня в полночь на горы - в том месте, где дорога делает поворот, выходя к сетеру, мои люди разожгут два костра. Это будет мой сигнал.
        - И означает он…
        - Что я выступаю в поход.
        Раскланявшись, Щепотнев удалился. Гунульф проводил его долгим взглядом, а после подозвал Хёгни и сказал:
        - Вот что, Рыжий Змей. Возьмешь с собою Ракни да Торстейна и прогуляешься следом за этим… Шимоном херсиром. Только на глаза ему не показывайся.
        - Он нас не увидит, - кивнул рыжий.
        - Сыщи там одного, а лучше двух местных…
        - Разговорим! - пообещал Хёгни.
        - Нет, - покачал головой сэконунг. - Чтоб никаких следов, понял? Ни крови, ни криков. Волоки их сюда, тут-то мы им язычки и развяжем.
        - Сделаем в лучшем виде! - прогудел Рыжий Змей.
        …Уже подъезжая к Вегейрфьорду, Щепотнев придержал коня и оглянулся.
        Никого, только ветер с моря шевелил траву да трепал кустики воль кручи.
        - Шимон конунг, - медленно выговорил Семен, словно смакуя. - А что? Звучит!
        Глава 19
        Константин Плющ
        Залив троллей
        Викинги лишь казались неуклюжими, бегали-то они как кони - гулкий топот за спиной делался все слышнее и слышнее.
        Костя наддал, обегая выступ скалы, и вырвался на небольшую полянку, пересеченную колеей. Тут их ждал третий - свирепый вонючий мужик при кольчуге и в шлеме.
        Завидев мчавшихся на него Плюща с Бородиным, он плотоядно ухмыльнулся, раздвигая рыжие усы, очень живо подхватил круглый щит и прыгнул бегунам навстречу.
        - Стоять, детки! - различил Костя его слова.
        Плющ не чуял в себе никакой такой боевой ярости, одно отчаяние переполняло его, но и выбора у него особого не было. Тут как на арене - убей или умри! Лучше уж убить.
        Он перехватил копьё, чтоб было сподручнее, Валера отвел секиру, викинг прикрылся щитом, опуская меч.
        Все трое сшиблись, но боя не вышло - рыжий нурманн подставил щит под удар секиры, та увязла в нем, и воин рванул на себя круглую «луну корабля»[47 - Луна корабля - метафорическое название щита в поэзии скальдов, использован поэтический прием - кеннинг.], разоружая противника. Небрежно отбросив щит вместе с трофеем, викинг отбил мечом Костино копье, поймал рукой древко - и забрал себе.
        Плющ попросту не в силах был противостоять этой машине для убийств - мускулистые конечности нурманна двигались очень быстро, неуловимо для глаза, и поколебать их рывки да хваты было так же непросто, как остановить бешеные толчки шатуна, вращающего коленвал на мощном дизеле.
        Роскви с Эваранди на пару не были соперниками викингу, для него обезоружить двух парней - забава.
        Тут налетели товарищи нурманна, схватили Плюща с Бородиным, скрутили, как им удобно, и повязали руки обоих кожаными ремешками.
        - Готово, Хёгни! - весело сказал викинг в полосатой рубахе - пробежав стометровку, он даже не запыхался. - Слава Одину, и в деревню спускаться не надо! Языки сами пришли!
        Рыжий, которого и звали Хёгни, гулко захохотал.
        - Слава нам! - воскликнул он. - Конунг знал, кого посылать, хо-хо! Ладно, раскладываем этих. Косой, у тебя самый острый нож.
        - А пастухи не услышат? - усомнился тот. - Надо чтоб по-тихому.
        - Не услышат, - отмахнулся Хёгни. - Только не сразу пальцы отчикивай, а до фаланги.
        - Да это же не воинская порода! Я не успею второй палец отрезать, как они загомонят!
        - Эй, вы! - прикрикнул Костя самым мужественным голосом, какой только мог изобразить. - Вы чего задумали? Выпытать у нас, что нужно, и с кручи долой? Вы что?! Мы же к вам шли, не видите, что ли? К конунгу вашему!
        - Да ну? - хмыкнул Хёгни и велел: - Рассказывай.
        - Я обо всем расскажу только самому конунгу, - твердо заявил Плющ, - ибо есть вещи, о которых простому воину знать не положено.
        - Это кто тут простой воин? - оскорбился рыжий.
        - Ну ты же не ярл! - выкрутился Костя. - Конечно, пытки я не снесу и все тебе выложу. И что ты станешь делать потом, когда конунг обо всем узнает?
        - О чем?! - рявкнул Хёгни и легонько треснул Плющу кулаком в скулу.
        Костя упал в траву.
        Не сразу поднявшись после нокаута, чувствуя слабый звон в ушах, он упрямо пробубнил:
        - Об этом должен узнать только конунг.
        Рыжий сплюнул.
        - Ладно, двинули, ребята! - раздраженно сказал он. - А этих разговорим в лагере. Тем более что сэконунг так и велел. Торстейн, коней!
        Косой вывел из зарослей пятерых лошадок, низкорослых и мохнатых.
        - Эй, вы! - обратился третий из викингов к «этим». - По коням. Попробуете улизнуть - шкуру сниму! Дошло?
        - Дошло, - огрызнулся Валерий. - Об оружии не прошу, все равно не вернете. Сумку-то хоть отдайте!
        Третий пожал плечами да и набросил сумку хозяину на шею.
        - Носи, - буркнул он.
        - А чего там, Ракни? - поосторожничал Хёгни.
        - Да мелочь всякая - крючки, огниво…
        Плющ, сильно расстроенный потерей оружия и позорным поражением, повысил голос:
        - Чего вы вообще пристали? Мы вас трогали?
        Викинги расхохотались, а Торстейн добродушно ткнул кулаком Косте в спину.
        - Они нас… не трогали… - кис от смеха Хёгни. - Попробовал бы ты нас тронуть, селедка дохлая!
        - Ну тронули же, - рассудил Ракни. - Вона, щит тебе попортили.
        - Во-во, - сразу заворчал рыжий и пихнул Бородина. - Вперед, дохлятина!
        Валерия с Константином легко усадили на коней и привязали к седлам.
        Первым ехал Хёгни на гнедом коньке, за ним поспевали пленные, а Косой с Ракни, тоже верхом, трюхали сзади, прикрывая тылы и лениво переговариваясь.
        - Зря сэконунг выжидает, - рассуждал Торстейн. - Ярл уж какой день гуляет, вроде как из похода вернулся. Взяли бы их тепленькими!
        Ракни фыркнул насмешливо.
        - Вот когда в конунги выйдешь, - сказал он, - вот тогда и будешь решать, в какое время да что творить.
        Косой засопел.
        - Ты тут еще будешь, - проворчал он.
        Бородин, зыркая по сторонам, пришатнулся к Плющу поближе и сказал тихонько:
        - Вроде, не местные они…
        - Похоже, хотят на ярла напасть, отнять и поделить. Они все вроде как люди какого-то конунга… Сэконунга.
        - Знаю, - чуток обрадовался Валера, - это морской конунг. Корабли у него есть и дружина, а земель с подданными - нету.
        - Понятненько… Может, это тот самый Гунульф?
        В следующий момент древко копья пребольно ткнулось бывшему своему хозяину в спину.
        Костя чуть кубарем не полетел с седла.
        - Чего там шепчетесь? - прикрикнул Ракни. - Молчать!
        Плющ стиснул зубы, прокручивая в воображении, что бы он сделал с этим наглым викингом, будь он покруче.
        Картинки всплывали яркие…
        - Слушайте, - пересилил он себя, - чего вы нас-то сцапали? Мы ж не из дружины ярловой, не знаем ничего!
        - Все так говорят, - сказал Хёгни через плечо. - А как начнешь ремешки со спины вырезать, сразу и память возвращается, и говорливыми все становятся - страсть!
        - А помнишь того тощего монашка? - оживился Торстейн. - Мы его с Бьёрном из рясы-то вынули - ну, цыпленок-цыпленком, да еще и ощипанный. Уложили возле муравейника, колышки вбили в землю, ручки-ножки к ним привязали, порезали монашка синюшного - чуток совсем, лишь бы кровь покапала, а мураши и полезли! Как стали его жрать! Облепили всего, а тот воет, корчится…
        - Долго выл? - поинтересовался Ракни.
        - Не знаю, конунг нас в другое место послал.
        Костя похолодел. Пытки - это серьезно.
        Если герои мужественно молчат на допросе с пристрастием, значит, гнать надо палачей-непрофессионалов.
        У заплечных дел мастеров даже статуя заговорит!
        А хуже всего то, что, ломая своим жертвам кости, палачи самого человека ломают, лишают его воли к сопротивлению, превращают в забитое животное.
        - Пытать обещают, - шепнул Валера.
        - Так мы ж не знаем ничего!
        - А им по фигу…
        Плющ даже не пытался себя обманывать, изображая готовность к подвигу.
        Как выяснилось, он оказался совершенно ни к чему не готовым. Страшно было Косте, страшно и гадостно. И злая досада пробивалась.
        Регулятор… Какой он, к троллям, Регулятор? Сейчас самого так отрегулируют, что ни ножек, ни рожек не останется…
        Ехали споро, без задержек.
        Вскоре вся кавалькада миновала соседний фьорд, Вегейрфьорд, и дорога пошла вниз, углубляясь в утесы, кое-где осененные кронами живучих сосен, закогтивших корнями замшелые скалы, прораставших на голых камнях.
        Спустившись по ту сторону хребта, отгораживавшего Вегейрфьорд от северных ветров, викинги вышли к двум белым скалам, словно сторожившим вход в мрачное ущелье, промозглое и лишенное солнечного света.
        - Тролльботн[48 - Тролльботн с норвежского буквально - Ущелье троллей.], - буркнул Хёгни, ежась поневоле.
        Костя криво усмехнулся - проняло рыжего! Боится нечисти, чучело с мышцами.
        По дну ущелья, усеянному галькой, тек ручеек, впадавший в укромный залив. Сразу по выходу из Тролльботна, по обе стороны тянулся неширокий бережок.
        Протягиваясь налево, пляж упирался в высокую, ступенчатую скалу, а правее ровное место расширялось, когда-то давно позволив выстроить капище - простую избу, рубленную из бревен, с маленькими окошками и большой дверью.
        Неподалеку стояла кузня и так называемый длинный дом, больше похожий на продолговатый холм, поросший травой и цветочками, а у самого берега находился крепкий вымол - два ряда кольев вбили в дно, промежуток же между ними заполнили камни.
        У причала были пришвартованы два роскошных корабля: один поменьше - снека[49 - Снеккар, или снека, - деревянный парусно-гребной корабль викингов, аналог драккара, только меньше.], черная с белым, другой побольше, настоящий драккар - черный с красным.
        У обоих на носах задирались кверху головы страшилищ, вырезанные из дерева, а вдоль бортов были развешаны разноцветные круглые щиты.
        И был еще третий корабль, еще один снеккар - он укрывался в маленькой бухточке за мысом, поросшим ельником.
        На берегу было полно народа, почти все - в полном боевом. Человек сто или больше.
        Сразу было видно, что суперблокбастеры про викингов страдали недостоверностью - в кольчугах щеголял разве что каждый пятый, потому как дороги были хауберки да бирни, в наследство передавались, от дедов еще.
        Основным доспехом служила куртка из толстой кожи, с нашитыми на неё металлическими бляхами, а то и вовсе роговыми пластинами - скажем, из разрезанных лошадиных копыт.
        Шлемы на молодых воинах тоже были кожаными, в несколько слоев.
        И не меч вовсе был основным оружием, а секира да копье.
        Только теперь Костя приметил дозорных, выставленных охранять подходы к Тролльвику - заливу Троллей. Вооруженные луками и дротиками, они хоронились на вершинах скал, по обе стороны ущелья.
        Сверху часовые могли спокойно выцелить любого, явившегося без приглашения, сами оставаясь в недосягаемости.
        - Ну мы попали… - пробормотал Валера.
        - Прорвемся, - выцедил Костя.
        - Да куда мы денемся…
        Большая часть викингов отнеслась к их появлению совершенно безучастно, продолжая заниматься своим делом.
        Воины ставили палатки - укрепляли каркасы, украшенные кониками, и обтягивали их парусиной. Расставляли треноги, разводили костры, кашеварили.
        Наверное, половина бойцов, да как бы не большая часть, занималась тем же, что и древнеримские легионеры на стоянке, - строили укрепленный лагерь.
        Викинги споро рыли ямы, прикапывали остреные столбы - ладили частокол в промежутках между капищем и длинным домом, доводя укрепления до самого берега, не ленясь огораживать даже мелководье, а подходы с залива защищали кольями, вбитыми в дно, - направит вероятный противник корабли свои к берегу, да и напорется.
        Трое молодых бойцов занимались тем, что срывали бугры и засыпали ямы - если уж враг пойдет на приступ, то ничего не должно отвлекать и мешать обороне, тем более нужно исключить возможность споткнуться и загреметь.
        И лишь один седоусый хольд в длинном, сроду не стиранном поддоспешнике приблизился к Хёгни.
        - Поймали? - осведомился он, разглядывая Бородина и Плюща из-под насупленных бровей, седых и лохматых.
        - Поймали, Геллир, - кивнул рыжий. - Говорят, не из хирда ярлова! И что хотят чего-то сообщить самому конунгу.
        Геллир хмыкнул.
        - Говорить они будут позже, - измолвил он, - когда конунг с охоты вернется.
        - И куда их?
        - А вон, пущай с кузнецом посидят, посудачат о своей горькой судьбе!
        Рокни с Торстейном рассмеялись и повели пленных к капищу. Хёгни догнал их и отворил дверь.
        Плющ вошел в заброшенный храм, Бородин шагнул следом.
        - Руки хоть развяжите, - попросил Костя. - Или боитесь, что убежим?
        Косой фыркнул только, топая к выходу, а Рокни пожал плечами, задержался и приказал:
        - Спиной!
        Валера с Плющом повернулись кругом. Острый нож викинга распорол кожаные ремешки. Стало получше, хотя чувствительность к рукам вернулась не сразу.
        Когда Костя обернулся, дверь уже захлопнулась, отсекая свет. Теперь только солнечные лучи, бившие из маленьких окошек под самым потолком, вырывали помещение из полумрака. Сияющими конусами упирались они в пол, материализуя кружившиеся пылинки.
        - Привет, внучек, - послышался голос из полутьмы.
        Бородин вытаращил глаза, походя в этот момент на сову.
        - Дед?! Ты?!
        Глава 20
        Семен Щепотнев
        «Делатель королей»
        Когда Шимон вернулся в Стьернсванфьорд, солнце уже село. В лесу было сумрачно, меж черных стволов шевелились неясные тени.
        Однажды из чащи глянули чьи-то красные зрачки. Зловеще так глянули, словно пара индикаторов на полицейской рации.
        Медведь? Волк? Или еще какая тварь? Кто его знает, это Средневековье…
        В селении никто и не заметил пропажи бойца.
        Гражданские в дела ярла не лезли, а хирдманы вовсю готовились к вечерней трапезе, плавно переходящей в разнузданное пиршество «с элементами эротики».
        Желание активно принимать участие в гулянке у Щепотнева отсутствовало, хотя и против он не был, ибо культурно-массовое мероприятие скроет его отсутствие самым замечательным образом.
        Семен уже пригляделся малость - костры, если их зажечь на круче, что против сетера, будут хорошо видны с пристани.
        Хотя чего тут скрывать-то? И от кого? Да к полуночи викинги перепьются до того, что папу с мамой не узнают!
        Впрочем, режим секретности еще никому не мешал. Лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть.
        С этой мудрой мыслью Щепотнев присоединился к остальным, лениво предвкушающим скорое празднество.
        Викинги похохатывали, прохаживались, нагуливая аппетит, отпускали немудреные шуточки. Повода особого для гулянки не было, да никто его и не искал. Коли хирд не в походе, не на войне, то чем же ему еще заниматься, как не пирушками?
        Ну можно еще охоту устроить или какое иное развлечение… Скучно? А это кому как. Местные верили, что и в Вальхалле их ждут те же радости, что и на грешной земле, то бишь война, охота да пиры.
        …Хирдманов в длинный дом набилось, как селедок в бочку, - не протолкнуться. С самого начала душно было, а после и вовсе жар пошел от распаренных, потных тел. Да еще и огонь разожгли в очаге, факелы засветили - дым так и висел пеленой под самым потолком, да густой такой - стропил не видать.
        Викинги орали, хвастались подвигами, гоготали, распевали, уплетая здоровенные кусищи мяса, запивая пивом из кубков и рогов.
        Шимон скромно присоседился к пировавшим, изредка выходя из-за стола, чтобы пособить дренгам, обходившим старших товарищей и подливавшим тем из кувшинов, - дедовщина и тут процветала.
        А как же?
        Вот прослужи в хирде десяток лет, повоюй как следует, выйди в хольды, тогда и будешь посуду подставлять под пенную струю, а не наполнять ее. Все по справедливости.
        - Как пивко? - оскалился Траслауд, пришатываясь к Щепотневу.
        - Как надо, - улыбнулся тот, - холодненькое.
        Викинг захохотал, вытащил нож размером с хороший меч и порубал на куски здоровенный ломоть жареной свинины.
        Ближе к полуночи веселье достигло наивысшего градуса - покои сотрясались от восторженного рева, горбатые тени шатались по стенам, словно иллюстрируя здешний пандемониум.
        Шимон выбрался на улицу вместе с «однополчанами», желавшими отлить.
        В ночи длинный дом больше всего смахивал на холм с пещерой, откуда вырывалось оранжевое зарево.
        Щепотнев шагнул за угол и канул во тьму.
        Став, по своему хотению, по велению Гунульфа, глазами и ушами сэконунга, Семен не прикладывал ни малейших усилий к тому, чтобы убедить Торгрима ярла склонить голову перед морским королем. Толку-то? В агитации и пропаганде смысл появляется тогда лишь, когда у агитатора и пропагандиста время есть, хотя бы месяц-другой.
        Но принудить викингов за день?.. Вероятность такого события равнялась ноль целых, ноль-ноль…
        К пристани он вышел буквально на ощупь. У берега фьорда было посветлее - звездного сияния хватило на то, чтобы очертить силуэт драккара, расплывавшийся на мерцающем фоне вод. Шимон глянул в сторону сетера, и его сердце забилось чаще - высоко-высоко, по-над самой кручей, мерцали два огонька.
        Гунульф Первый вышел в поход!
        Радость Семенова длилась недолго - чьи-то сильные руки мигом скрутили его и согнули буквой зю. Щепотнев и охнуть не успел, засипел только. Ширкнул меч, покидая ножны. Его меч!
        - Словили, ярл! - довольно прогудел голос Олафа хевдинга.
        Тут же вокруг заплясали факелы.
        Семен кое-как изогнул шею, углядев Торгрима Ворона с такого ракурса, когда щека плющилась об колено.
        - Какого… - простонал он, - вам надо? С ума все посходили, что ли?
        - Ослобони малость, - повелительно сказал Олаф.
        Двое викингов, скрутивших Щепотнева, ослабили хватку, позволяя ему разогнуться и сделать вдох. В то же мгновенье воздух покинул легкие, выбитый ударом под дых.
        Семен опять согнулся, теперь уже сам, потому как ни вздохнуть, ни охнуть мочи не было.
        Оправившись чуток, он делал мелкие вдохи.
        Внезапно трещащий факел оказался почти у самого его лица, принуждая Щепотнева выпрямиться.
        Заняв вертикальное положение, он увидел прямо перед собой Торгрима ярла. Ворон был суров.
        Осадив хевдинга, желавшего врезать Шимону как следует, ярл глухо проговорил:
        - Пастухи с сетера видели, как ты проехал в сторону Тролльвика. Чуть позже рыбаки из Вегейрфьорда донесли, что видели в той стороне корабли Гунульфа сэконунга. Пополудни у сетера крутились трое чужаков, одного из них пастухи опознали - то был Хёгни Рыжий Змей, кормщик сэконунга. Стало быть, ты якшаешься с пройдошливым сыном Рёгнвальда Клапы?
        - Для твоей же пользы, ярл! - просипел Щепотнев. - Лично для себя я ничего у сэконунга не просил!
        - Да и мне ничего не надо от него, - усмехнулся Торгрим.
        Обступившие ярла викинги захохотали.
        - Ошибаешься, ярл! - осклабился Шимон. - Хочешь знать всю правду обо мне? Пожалуйста! Да, я не тот, за кого себя выдаю. Меня действительно зовут Шимон, и о родителях своих я не лгал. Только не простой я воин. Херсиром своим назначил меня великий конунг… Тьёдвальд. Как и ты, ярл, Тьёдвальд ходил в походы летом, с осени до весны проводя время в родовом граде своем. Он не желал большего, не гнался за властью и богатством. Это и погубило его. Нашелся среди соседей конунга хитрый и коварный ярл Свейн. Он сговорился еще с двумя свободными ярлами, и они сообща напали на сильного соседа своего… Годфреда конунга, давнишнего союзника Тьёдвальда. Усилившись неимоверно, собрав воедино почти десять кораблей и полтысячи хирдманов, Свейн напал на Тьёдвальда конунга, убил, но землю его не ограбил, а сам стал властвовать над нею. Я сражался со всеми вместе, но выбор был невелик - либо погибнуть, либо идти на службу Свейну. Я выбрал третье и бежал. А Свейн приказал звать себя королем, Свейном Первым, ибо хотел он полной власти - конунга выбирают, а король правит, ни у кого на то не спрашивая разрешения, до самой
смерти своей, после чего и трон, и дворец, и земли, и дружина достаются старшему сыну его. Те же ярлы, что шли в бой со Свейном, получили в награду много земель, и люди, бонды и трэли, стали платить им дань. Все они живут в хоромах, едят с золота и пьют из серебра, да не пиво какое, а лучшие вина заморские! А король не много требовал от своих ярлов, только чтоб они по первому зову явились со своими дружинами под его знамя. А за верную службу он одарит их новыми землями, золотом и серебром. Нынче все боятся Свейна, ибо нет флота мощней, чем у него. Я ненавижу Свейна, ярл, но тоже хочу служить королю - тому, которого поддержу сам!
        - Гунульфу Первому? - криво усмехнулся Торгрим.
        - А хоть бы и так! Или, по-твоему, лучше прогнуться под Харальда Первого? Так недолго ждать осталось. Пойми, ярл, выхода нет! Либо ты покоришься королю, который грядет, либо тебе самому нужно основать королевство. Таких, как ты, одиночек, много. Вы хвалитесь своею силой и статью, и вам есть чем хвалиться. Да вот только представь себе, ярл, что в твой фьорд войдут драккары Свейна Первого. А их у него сорок! И каждый полон воинов, храбрых и сильных. Что ты станешь делать тогда?
        Ярл помолчал, пристально глядя на Семена, а после приказал хирдманам, державшим Щепотнева за руки:
        - Отпустите его.
        Семен потер бицепсы, словно побывавшие под прессом, и буркнул:
        - Благодарю, Торгрим ярл. Вижу, запали тебе в душу мои слова, и лишь одно тебя тревожит - не хочешь ты видеть первым Гунульфа. Так ведь, ярл, судьба переменчива - сегодня ты второй, а завтра…
        - Хорошо! - отрывисто сказал Ворон. - Я прощаю тебя, Шимон, и оставляю жизнь. Чего хочет Гунульф сэконунг?
        - Для начала - договориться с тобой, чтобы вместе наведаться к Эйвинду ярлу. Захочет Эйвинд третьим быть - ладно. Не захочет - разорим его! Драккар отберем, а тот хирд, что выживет после сражения, поманим за собой. И станет нас более двух сотен бойцов на шести кораблях!
        Викинги впечатленно зароптали, а глазки Торгрима Ворона замаслились.
        Или это блики такие, в неверном свете факелов?
        - А уж тогда, - заключил Щепотнев с воодушевлением, - прямой путь нам на Сокнхейд, на земли Хьельда конунга!
        Глава 21
        Константин Плющ
        «Мы - спина к спине - у мачты…»
        - Дед?! Ты?!
        Валера, по-прежнему ошалелый, перевел взгляд на Плюща.
        - Это мой дед Антон, - пролепетал он, переходя на русский.
        - Я так и понял, - улыбнулся Костя.
        Седой, крепкий старикан поднялся с пола и обнял внука.
        - Вот и ты Терминал миновал, - молвил он с чувством глубокого удовлетворения. - Валета-котлета.
        - А чё ты мне раньше ничего не говорил?
        - А ты бы поверил? И не обижайся - это я втянул тебя в Интермондиум.
        - Ты?
        - А то! Спасибо Романусу, помог заказ на Агеева на тебя оформить.
        - Так, значит, Валерка не случайно в нашу тройку попал? - с интересом спросил Костя.
        - Случайных людей в Интермондиуме не бывает, - значительно произнес дед Антон и пожал руку Плющу. - Здешние меня Андоттом зовут, хоть в Тролльвик я редко заглядываю. Так только, рудою здешней запастись. Хороша тут рудешка, и железо из нее доброе выходит. Правда, на этот раз не вышло у меня ничего - кнорр мой отобрал Гунульф, а его люди порубали гребцов. Одна… к-хм… один юнга, так сказать, и остался, - перейдя на местное наречие, он позвал: - Эльвёр, не бойся, тут все свои.
        Под луч света, пробивавшийся из крохотного окошка, робко приблизился долговязый подросток с неровно обскубленными волосами, в мешковатых штанах и куртке не по размеру. Мелкие черты лица и большие глаза делали его очень привлекательным… Его?
        - Постойте, - нахмурился Плющ, - Эльвёр - это женское имя!
        - Ну наконец-то! - фыркнул дед. - Да, это дочь моего кормщика Освивра. Его убили первым, и я заторопился - сделал ей ножом короткую прическу, переодел, талию обмотал, чтоб не выделялась, бровки сажей замазал, а то уж больно смазливый пацан получался. Выдал за Эльвира[50 - Эльвир - мужское имя на старонорвежском. Одно из значений - «счастливый». Женское имя с тем же смыслом - Эльвёр.].
        Эльвёр смущенно улыбнулась.
        - У отца много родни в Вегейрфьорде, - заговорила она нежным голосочком, - вот он и подрядился к Андотту. А потом… сэконунг…
        Костю резануло жалостью. И еще он подумал, что, если умыть да переодеть Эльвёр, выйдет прелестная девушка, высокая, стройная…
        - А чего это нас в капище заперли? - полюбопытствовал Эваранди, лишь бы отвлечься. - Эти викинги что, атеисты?
        - Да нет, это древнее капище, посвященное неведомым богам. Им поклонялись те, кто жил тут до норегов.
        - А где ты тут живешь? - накинулся на деда внук. - И как вообще?
        - Умеешь же ты вопросы ставить, Валета! - хмыкнул старик. - Регистрацией моей интересуешься? В Сокнхейде я - это городишко к югу отсюда, там правит Хьельд конунг. В хускарлы вышел, а нынче я по купеческой части. И бабка твоя там, кстати.
        - И она?!
        - А чего ты глаза квадратными делаешь? Ленка - баба боевая. Видал бы ты ее в первую чеченскую кампанию, как она бандюганов от станицы отгоняла! Или ты думаешь, я ее просто так Ленкой-пулеметчицей зову?
        - Ничё себе…
        - А ты думал!
        Костя прервал вечер воспоминаний.
        - А что здесь сэконунг делает? - спросил он.
        Дед Антон хмыкнул, почесал в бородке.
        - Пакость очередную готовит, чего ж еще ему делать… В поход выходит, куда не знаю. Скорей всего, в ближних фьордах отметится. А сегодня к нему мужичок один явился, вроде как из хирда Торгрима ярла. Вот только не похож он на викинга - хоть и высокий, но щупловат, по здешним-то меркам. И речь у него другая… Разглядеть его мне сложновато было, окошки-то под самым потолком, но слышно было хорошо. По-моему, Регулятор он, а назвался Шимоном…
        - Шимоном?! - воскликнул Плющ. - Так он же из нашей тройки!
        - Если это тот самый, - засомневался Валерий.
        - Ага, ты еще скажи, что не веришь в совпадения!
        - Уже верю, - ухмыльнулся Бородин, косясь на деда.
        - Так что с Шимоном? - вернулся Костя к теме разговора.
        - Что с Шимоном? - механически повторил Бородин-старший. - Послал Гунульф того Шимона к Торгриму Ворону, ярлу, что по соседству, агитировать, чтобы тот в вассалы к нему угодил. И пообещал, что возведет Шимона в херсиры, если по его выйдет. Не все я расслышал, но понял так, что вечером люди сэконунга два костра запалят над Стьернсванфьордом - это как сигнал тайный, что с утра двинет Гунульф до Торгрима ярла. Потом к Эйвинду заглянет, после чего нагрянет и к Хьельду конунгу всей гоп-компанией.
        Валерий глянул настороженно.
        - Там же баб Лена, - проговорил он.
        - Элин, - усмехнулся дед и вздохнул: - Так именно… Вы… это, не суетитесь особо, поняли? Викинги, они и есть викинги - уделают вас, не запыхавшись!
        - Дед Антон, - серьезно сказал Плющ, - обещаю не обижать викингов. Мы, наверное, представимся сыновьями бонда. Скажем, что просились к этому… как его… Торгриму ярлу в дружину, а тот нас пинками… Вот, мол, и решили покровительства сэконунга искать.
        - Ничё так, - оценил легенду Бородин-младший. - А потом?
        - Суп с котом, - вздохнул Костя.
        - Валета, ты меня не знаешь! - строго предупредил дед.
        - Первый раз вижу!
        Сговорились они очень даже вовремя - залязгал засов, и дверь распахнулась. На пороге нарисовался верзила, похожий на Дольфа Лундгрена, и махнул рукой: на выход!
        - На допрос, Роскви, - криво усмехнулся Эваранди.
        - Руки за спину или как? - отозвался Бородин.
        - Обойдутся…
        Костя покинул капище и сощурился, выходя из темноты на свет. По-прежнему стучали топоры и ширкали лопаты - викинги, вооружившись шанцевым инструментом, заканчивали укреплять лагерь.
        Перед длинным домом было шумно - охотнички разделывали оленей. Три или четыре окровавленные туши готовились перекочевать в котлы, откуда они отправятся в последний путь по желудочно-кишечным трактам.
        Верзила оглянулся и сделал нетерпеливый жест: пошевеливайтесь, мол.
        Плющ с Бородиным не стали его нервировать, прибавили прыти.
        - Зашли и поклонились, - пробурчал белокурая бестия, отворяя двери.
        Костя вошел под тяжкие своды покоев, с любопытством осматриваясь.
        В самой середке длинного дома помещался очаг-лонгилле, заботливо огороженный камнем-плитняком, а прямо над ним в крыше светилось зияние дымогона - до труб тут еще не додумались.
        Ряд толстых столбов, древнейшая из колоннад, удерживал хитросплетение стропил, на которые наседали слои дерна и торфа. Но с потолка не сыпалось - земляную кровлю укладывали на подстеленную бересту.
        Пол вокруг очага повышался, образуя что-то вроде дощатого помоста, а вдоль стен тянулись широкие лавки.
        Хочешь - сиди, хочешь - лежи.
        Человек пять суровых викингов сидели, широко расставив колени и уперев в них руки, трое молодых воинов стояли, а самое почетное место занимал угрюмый мужчина, уже в годах, с крупными и резкими чертами лица, словно рублеными топором.
        Наверное, это и был тот самый сэконунг, ибо все, одетое им и обутое, просто кричало о богатстве: шелковая рубаха, подобие куртки из парчи, скорее всего, перешитой из поповской ризы, сапоги из зеленой кожи, меч, чьи красные сафьяновые ножны были усыпаны каменьями.
        Константин замер, поедаемый глазами всей гоп-компании, и с достоинством поклонился. Валерий тоже отвесил поклон.
        Гунульф усмехнулся краем губ и резко спросил:
        - Как звать?
        - Эваранди, - ответил Плющ.
        - А я Роскви, - отрекомендовался Бородин.
        - Добро пожаловать в Тролльвик! - прогнулся Костя.
        Сэконунга удовлетворила любезность, а вот среди викингов, окружавших главаря, числившихся при нем этакими генералами, возник ропот: чего, мол, цацкаться с молодняком?
        Пальчики им каменюкой поплющить, а ежели выдюжат и все равно запираться станут, пожечь те пальчики на медленном огне, соблюдая очередность - сперва большой, потом указательный… Мигом запоют, птички!
        Гунульф ленивым жестом угомонил особо кровожадных.
        - Хёгни говорит, - протянул он, - что ты, Эваранди, обещал выложить мне нечто важное, что подобает знать только конунгам. Хм. Как я понимаю, ты просто спасал свою жизнь и здоровье. И еще Рыжий Змей признался, что ты едва дырку в нем не проделал.
        Плющ пожал плечами.
        - Он напал, я дал сдачи. Не вышло. Ничего, в следующий раз буду удачливей.
        - Ага! - удовлетворенно каркнул Гунульф. - Значит, ты как бы мой враг?
        - Я как бы твой друг.
        Викинги, сидевшие рядом с сэконунгом, оживились.
        - И что я буду иметь от этой как бы дружбы? - ухмыльнулся сэконунг.
        - Нашу верную службу, мою и Роскви. Мой меч в твоем распоряжении, сэконунг.
        - У тебя есть меч, Эваранди?
        - Будет!
        Викинги рассмеялись над такой наглостью.
        - Что я смешного сказал? - дерзко проговорил Костя. - Разве лучший меч не тот, что взят с бою?
        - Тот, - пророкотал один из викингов, особо густо заросший. - Вот только разобраться надо. Ты с кем биться собрался? С нами?
        - С кем сэконунг прикажет, - раздельно проговорил Плющ, глядя в глаза Гунульфу С Красным Щитом и отвечая ему, а не какому-то там приближенному к особе государя. - Мы оба из семьи бонда, хотели к Торгриму ярлу в хирд пристроиться, да только он нас прогнал. А тут нашлись добрые люди, подсказали, что видели в Тролльвике корабли Гунульфа С Красным Щитом. Мы сразу сюда. Если не веришь, можешь Хёгни спросить - он нас прямо на дороге застал.
        - Ну не знаю, не знаю… - Глумливая улыбочка зазмеилась по губам сэконунга. - Нужны ли мне бойцы, которых так легко было словить.
        Валерий вздернул подбородок.
        - Мы молоды, сэконунг, - сказал он не без вызова, - а их с Хёгни было трое, бывалых и опытных. Только где же дренгу набираться опыта, как не в битве? Если ты решишь, что мы достойны грести на твоем корабле, то мы готовы.
        Гунульф с минуту смотрел на него с блуждающей усмешечкой. Простодушная лесть Роскви была ему приятна, а по нагловатой уверенности он узнавал в молодом воине самого себя.
        - Хунди, - обратился он к белокурому, - проводи этих на корабль.
        - Куда посадить?
        - В трюм!
        Эваранди похолодел. Не помогло их красноречие, не уболтали они сэконунга! В трюме только трэлям и место, рабам на продажу.
        И стоило тогда столько учиться обращению с мечом, чтобы дни и ночи проводить в душном трюме, а потом быть выставленным на невольничьем рынке? Не бывать тому!
        Костя переглянулся с Валерой - тому, видать, в голову пришли те же мысли - и они стали действовать.
        Бородин крутанулся, подсекая Хунди ногой.
        Дренг есть дренг, хоть и неопытный, но викинг - он не упал, удержавшись в приседе, однако Валерию это было лишь в помощь. Открытая шея Хунди просто просила удара, и она его получила - Валерин локоть вырубил дренга, и тот упал ничком.
        Широкое лицо белокурого еще не приложилось к земляному полу, а Бородин уже выхватил скрамасакс[51 - Боевой нож, длиной до полуметра, с односторонней заточкой и ассиметричным хвостовиком. Часто использовался как короткий меч.], висевший у Хунди на поясе.
        - Держи! - крикнул он, перебрасывая клинок Косте.
        Плющ поймал сакс за рукоятку.
        Двое викингов, сидевших рядом с сэконунгом, тут же вскочили, хватаясь за мечи, но Гунульф осадил их и сделал знак ближнему из дренгов.
        Молодой воин имел на вооружении саблю, вернее, кривой меч, вроде арабского скимитара. Надо полагать, никто из старших товарищей не покусился на гнутую железяку, добытую дренгом в походе.
        Костя испытывал в эти мгновения отчаяние и ярость. Накидываясь на викингов, они обрекали себя на смерть. Но и сдаваться, соглашаясь на неволю…
        Ну уж нет!
        Два клинка сцепились с шипеньем и лязгом. Плющ бился не за очки, а за саму жизнь.
        Его противник был силен и упирал именно на силу, маша скимитаром, будто колуном, со всей дури.
        Один раз Костя пригнулся, и кривой меч втесался в резной столб над его головой. Чтобы вырвать клинок, увязший в дереве, дренгу хватило полсекунды, но за это время Плющ распорол ему бок, а правую руку рассек до кости.
        - Роскви!
        Валерка подхватил роняемый скимитар и встал спиною к столбу. Два уцелевших дренга навалились на друзей - тот, что пристал к Косте, орудовал секирой, другой был вооружен копьем.
        - Хватит! - рявкнул сэконунг, покидая кресло. - Хёгни!
        Рыжий Змей, привлеченный шумом борьбы, уже торчал у входа.
        - Этих с утра, - Гунульф показал на Эваранди и Роскви, - на «Черного лебедя»! Посадишь за весла, в середку. Старого колдуна запрешь в трюме. Только осторожно с ним, а то мало ли…
        …Валерке не спалось.
        Бурные события дня минувшего все еще не унимались в нем, висели в душе, как муть в воде.
        А у Костяна нервы покрепче - вон, сопит себе в две дырки. Эльвёр свернулась клубочком. Дед похрапывает. Один он мается…
        Времени до отплытия осталось всего ничего, Хёгни сказал, что отбудут они ночью - это чтобы в Стьернсванфьорд на рассвете нагрянуть.
        Бородин вздохнул.
        Интересно он ощущал себя. Страхов полно, беспокойства всякого, опасностей вокруг - вагон и маленькая тележка, но не было угнетенности, отчаяния с унынием. Более того, под холодным покровом тревог и переживаний теплилось маленькое невинное удовольствие.
        Он жил по-настоящему, без оглядки, и было ему хорошо.
        А вчера-то они как дали?! Вдвоем против целой орды душегубцев!
        Еще бы чуть-чуть, и было б им…
        Тихонько вытащив из ножен кривой меч, Валера залюбовался работой неведомого оружейника. О-па! Да тут и вязь вьется!
        Бородин приблизил лезвие к глазам и разобрал затейливую надпись, схожую с узором. Похоже на арабский, но тут он не силен.
        …Покряхтывая, присел Костя, потер глаза, глядя на огарок свечи, чей трепещущий огонечек высекал блики на лезвии скимитара.
        - Гляди! - шепнул Валерий.
        - Ух ты…
        - Типа, по-арабски?
        - Знать бы… Обычно сарацины вырезали цитаты из Корана. Может, и здесь то же самое. Но, черт его знает… Вернее, тролль.
        - Скорее уж, шайтан! - хмыкнул Валера.
        - Угу…
        - Стало быть, не такой уж этот Норэгр чужой, каким хочет казаться?
        - А тролль его знает!
        - Шайтан!
        - Тс-с! Разбудишь…
        - Да все уже.
        Валерий задул свечу и лег на пол, подложил сумку под голову.
        Тишина и темнота объяли его со всех сторон, мир закачался, зазывая в сон, но мысли все крутились в голове, вялые, правда. Господи, как это все отдалилось, стало почти нереальным - Уссурийск, работа, офис…
        Он даже о Верке не вспоминал почти, сам образ ее слегка размылся, затушевался. Это ничего, с ним уже бывало такое.
        Зато потом приходит беспокойство, тоска, он чувствует, как ему не хватает его Сердючки.
        Ничего, даже если он не сможет расплатиться с Щепотневым, то Интермондиум стоил того, чтобы за него потерять прадедушкину шашку.
        Но все же лучше вернуться с бонусами, чтобы можно было оправдаться перед Веркой. А если их привалит куда больше, нежели он надеется…
        Ну-у, как говорится, хотеть не вредно. Вредно не хотеть.
        И Роскви уснул.
        Глава 22
        Константин Плющ
        Танец «черного лебедя»
        «Черный лебедь» был, так сказать, флагманом - величиною в тридцать румов[52 - Порядка 40м длиною. Рум - это участок палубы со скамьей и упором для ног возле гребного люка, примерно 2 ? 1,7 метра площадью. На руме размещались два гребца. Существовал обычай измерять корабли в румах.], с темными бортами, расплывавшимися во мраке, с зубастой башкой местного Горыныча, он плавно покачивался у причала, натягивая швартовы.
        Остальные корабли сэконунга были поменьше размерами.
        В принципе, и одного «Черного лебедя» хватило бы на весь хирд сэконунга. С избытком.
        С другой стороны, сонно подумал Костя, меньше народу - больше кислороду.
        Повинуясь знаку Хёгни, он перепрыгнул на гулкую палубу драккара. Валера занял десятый рум слева.
        Дед Антон не стал дожидаться указаний и проворно полез в трюм, куда уже юркнула Эльвёр.
        Рыжему Змею, может, и хотелось как следует шваркнуть крышкой люка, но корабль - это святое. Поэтому дубовая дверца опустилась тихо.
        Да и зачем лишние проблемы создавать, особливо, ежели «кузнец Андотт» снечистью знается?..
        Поманив Костю, Хёгни качнул факелом и сказал:
        - Будешь сидеть здесь. Погребешь вместе с Оддом Бирюком. Одд вывихнул левую руку, заменишь ее своими двумя. Если получится.
        - Получится, - уверенно заявил Плющ.
        - Ну-ну, - проворчал рыжий. - Видали мы таких прытких…
        Костя присел на скамью - одиннадцатый рум справа - рядом с плечистым мужиком лет тридцати с лишним.
        Лица его было не разобрать, несколько факелов не могли разогнать ночную черноту.
        В короткой кольчуге, из-под которой выглядывал засмальцованный поддоспешник, в кожаных штанах, мужик ощутимо вонял застарелым потом, кожей и гарью.
        Сопя, он оглядел Костю.
        - Звать как?
        - Эваранди. А ты - Одд?
        - Он самый.
        Затрубил рог. Викинги забегали, поспешая занять свои места.
        Круглые щиты увешали оба борта «Черного лебедя», швартовы были отданы, а Хегни занял место кормщика.
        Сидя лицом к корме, Костя различил Гунульфа - сэконунг стоял у борта и зычно отдавал приказания «Морскому коню» с «Вепрем волн» - снеккам, отчаливавшим следом.
        - Весла на воду!
        - Чего ждешь?! - рявкнул Одд Бирюк. - Весло хватай!
        Плющ подскочил и бросился к козлам, на которых сохли весла, споро разбираемые гребцами.
        Одд вынул затычку из гребного лючка, и Константин просунул в него весло - весьма увесистое, вытесанное из мелкослойной сосны, длиной в два человеческих роста.
        Ну это еще ничего - кормовые, а пуще того носовые весла куда длиннее будут. Это потому, что гребцы, сидящие на носу или ближе к корме, располагаются повыше, чем те, что посередке, а весла должны доставать до воды все разом, не вразнобой.
        Была и еще одна тонкость: орудующим гребями на носу не только тяжелее всех приходится, они же и первыми бросаются в бой, когда корабль пристает к берегу. Оттого места впереди считаются самыми почетными.
        - Цепляйся, - буркнул напарник, и Эваранди ухватился за рукоять.
        Он частенько, бывая на Шаморе[53 - Курортное местечко под Владивостоком.], брал лодку напрокат, так что с греблей был немного знаком. Да и Маннавард поднатаскал его изрядно.
        Однако оказалось, что скедия и драккар - это две большие разницы. Костя то сильнее, чем надо, тянул весло, то давал слабину.
        Не поспевал за сидевшим впереди или излишне торопился. В общем, мешал Бирюку, как мог.
        Викинг сопел все свирепее, но Плющ в конце концов приноровился-таки, попал в лад. Вернее, в лад попадал Одд, а он лишь добавлял ему силы.
        Выбравшись на середину залива Троллей, корабли повернули к морю.
        На мысу, что располагался с юга, и на том, что лежал севернее, горели большие костры, разожженные викингами, - это были своего рода маяки.
        «Поджигателей» подобрали снекки, несколько отставая, и «Черный лебедь» первым покинул Тролльвик.
        Да и потом гребцам на драккаре было трудней - за кормой на буксире тащился кнорр Андотта. Не бросать же…
        - Суши весла! Поднять парус!
        Костя дернулся было вскочить, но Одд буркнул:
        - Сиди. Без тебя справятся. Весло на место положь.
        Громадный парус был почти невидим и различался лишь тем, что его прямоугольник застил звезды.
        Сэконунг, по всей видимости, не решился идти коротким путем вдоль берега, а следовал на запад, чтобы там, в открытом море, описать дугу и войти в устье Стьернсванфьорда.
        Драккар ощутимо закачало, приподнимая нос и опуская корму, валя вперед и вскидывая «драконий хвост», венчавший корму. Океан!
        Соленая пучина шумно дышала в темноте. Посвистывал в снастях ветер, поскрипывали деревянные члены корабля.
        Костя представил себе колоссальный водоем, где драккар не скорлупка даже, а так, еле видимая соринка, занозинка.
        Впрочем, Одда мысли о великом не посещали. Покашляв, покряхтев, викинг сполз со скамьи и растянулся на палубе, подложив под голову сумку с доспехами и шлемом. Через минуту он уже похрапывал. Наверстывали упущенное и все остальные.
        Один Хёгни по-прежнему восседал у рулевого весла.
        Кормщик поглядывал на звезды, на волны, слушал ветер, следил за течениями. Один раз даже опустил руку, ловя рукою брызги, и попробовал воду на вкус.
        Небо было ясное, а воздух в IX веке, лишенном заводов и пароходов, обходившемся пока без мириадов дымящих труб, был чище чистого.
        Поэтому и света звезд хватало, чтобы различить свою руку или высмотреть свободное место.
        Ну разлечься и вытянуться Косте не удалось - «плацкарта» была уже занята, но кое-как он устроился.
        Повертевшись с боку на бок, Эваранди подумал, что он вовсе не на увеселительной прогулке, и тихонечко двинулся к мачте, рядом с которой находился трюмный люк. Ежели кто поинтересуется, куда он нацелился, то получит достойный ответ: «Ищу, куда упасть да поспать хоть часок!»
        Возле трюмного лаза он обнаружил Валеру.
        - Выпустить решил?
        - Да не-е… Ты чё? Враз порешат…
        - Ну хоть откроем…
        Бородин прилег на палубу и нащупал щеколду.
        И как дать о себе знать? У викингов сон чуткий.
        Не придумав ничего лучшего, Валера тихонько постучал: три удара подряд, три вразбивку, три подряд.
        Не бог весть что, зато сигнал SOS известен всем, даже не знающим азбуки Морзе.
        Вскоре из трюма донесся приглушенный шепот:
        - Валета, это ты?
        - Я, дед. Щеколда открыта!
        - Ага, понял…
        Поозиравшись, Костя успокоился - экипаж «Черного лебедя» продолжал дрыхнуть. Заметят ли викинги, что люк открыт?
        Утром будет видно - в обоих смыслах.
        Определенного плана у Эваранди не существовало, он просто создавал возможности для будущих действий. А уж как там дело повернется, время покажет.
        Одно он уяснил для себя: Эльвёр надо помочь добраться до дома. И валеркиному деду.
        - Расползаемся.
        - Ага…
        - Сумка с собой?
        - Вот.
        - Дай мне.
        Тихонько вернувшись к своей скамье, Плющ кое-как устроился покемарить. Разобрав стон Одда, он тихо сказал:
        - Слышь? Испей моего лекарства!
        - На кой оно мне? - отозвался викинг. - Руку мне вылечит?
        - Руку, может, и не вылечит, зато боль снимет. Хоть выспишься.
        - Ну давай…
        - Один маленький глоточек, - предупредил его Эваранди, доставая болеутолитель из сумки.
        - Давай, давай.
        Хлебнув, Одд опустился на «спальное место».
        - Что-то незаметно, - проворчал он.
        - Ну, не сразу же. Погоди малость…
        Костя уже задремывал, когда до него донеслось удивленное ворчание:
        - Ты глянь, действует!
        Улыбнувшись, Плющ закрыл глаза. Отношение его к миру стало странным.
        Вроде как они с Валеркой определились, кто у них тут друг, а кто враг.
        Валеркина бабушка в Сокнхейде, значит, там как бы наши, а они пока в глубоком тылу противника.
        Тьфу ты, в передовых частях вражеских войск.
        И что ему прикажете ощущать? Ненависть?
        Да, спору нет, с Хёгни он бы рассчитался да и Гунульфу бы всыпал. А с Оддом как быть? Рука ведь не поднимется клинок всадить напарнику.
        Вот и думай…
        Эваранди повздыхал маленько да и уснул.
        Сон был разрывчатый и непонятный. Сначала он за кем-то гнался, потом устремлялись в погоню за ним. А после был подъем.
        - Спустить парус! - приказал сэконунг.
        Костя протер глаза и разглядел почти что над собой полосатый парус.
        Было то пограничное время между ночью и днем, когда свет почти не отличим от тени и весь мир прячется за привиденческими одеждами. Но уже смутно виднелись горы, их зубчатая линия вырисовывалась на фоне серевшего неба. А вот волны едва проглядывали, колыхаясь под пеленой тумана, к счастью, редкого.
        - Весла на воду!
        «Черный лебедь», словно полусотней лап загребая, медленно двинулся к устью Стьернсванфьорда, погруженного в глубокий сумрак.
        Незнакомый Плющу дылда с рыжими косичками, спущенными на могучую грудь, стоял на носу драккара и длинным шестом промерял глубины.
        Построить корабль стоило больших трудов и затрат и потерять его, посадив на камни, было бы верхом безрассудства.
        Тем более для сэконунга - весь респект, ему оказываемый, сводился к признанию силы Гунульфа, а сила была в кораблях.
        - Сушить весла, мачту долой, - негромко скомандовал сэконунг.
        Викинги мигом ослабили снасти и уложили мачту на палубу, развернув рей вдоль. Теперь уже ничего не будет мешать морскому бою, ни рангоут, ни такелаж. Если, конечно, Торгрим ярл не проявит здравомыслие.
        - Оружие раздать, брони вздеть!
        Из захоронки под палубой достали тяжелый дубовый ящик, битком набитый кожаными мешками на завязках, а в них - мечи, секиры и прочие орудия убийства.
        По рукам пошли луки и колчаны-тулы, набитые стрелами, дротики вынимались вязанками.
        Викинги зашевелились, задвигались, напяливая шлемы, кольчуги и прочие доспехи.
        - А мне? - сказал Плющ.
        - Рука в говне, - проворчал Одд, развязывая свой мешок, и крикнул раздающему: - Вагн, подай-ка секиру Добряка!
        - Так Добряк же помер, - удивился Вагн, парень с широченными плечами и глуповатым лицом деревенского увальня.
        - О том и речь… Держи.
        Одд передал Косте бородовидный топор на крепкой рукояти, виток к витку обмотанной ремешком из акульей шкуры.
        Ну вот, совсем другое дело!
        - Весла на воду!
        Выходя на гладь фьорда, драккар бесшумно заскользил, и впрямь как змий, подкрадывающийся к добыче.
        Из тумана выплыл пологий берег, прилегавший к горам, заросшим лесом.
        Смутно обрисовались холмы… Да какие холмы, дома это!
        - Мечи к бою!
        За суетой да за туманом никто не заметил медленно подходившего корабля. Он был сходен по размерам с «Черным лебедем», только совершенно новый, буквально вчера спущенный на воду. Неокрашенный, без мачты и носового украшения, драккар шел, толкаемый всего шестеркой гребцов.
        С берега, противоположного тому, на котором раскинулся поселок, донесся долгий звон кузнечного молота, и все стало ясно - новенький драккар переправляли через фьорд для оснастки.
        Когда «Черный лебедь» поравнялся с новоделом, нескладные гребцы из мастеров-корабелов только глаза вытаращили.
        - Что буркала-то пучите? - довольно добродушно обратился к ним сэконунг. - Плывите и работайте - четвертый корабль мне не помешает!
        Давясь смехом, викинги налегли на весла, и тут произошло неожиданное: незакрепленные доски палубы «четвертого корабля» заходили ходуном, разошлись резко, открывая все подпалубное пространство, и оттуда с ревом повалили воины - ражие, дюжие, они скалились в ярости и злобном торжестве.
        Даже шестерка худощавых гребцов выхватила луки, и команда сэконунга тут же изведала их меткость.
        Одд давно уж покинул свое рабочее место, прыгая на носовой палубе.
        Меч он держал в левой, но орудовал им умело, видать, мог воберучь сражаться.
        - Роскви! - крикнул Костя, подхватывая секирку. - К мачте!
        Валера как раз отшатнулся от наконечника копья, насквозь прободавшего одного из гребцов сэконунга и вылезшего у того со спины.
        Поднырнув, прижав голову - две капли чужой крови упали ему на кожаный шлем, Бородин метнулся к мачте.
        В руке он сжимал давешний скимитар.
        - Чё делать будем? - крикнул Валерий.
        - Биться будем, что же нам еще остается!
        - «Мы - спина к спине - у мачты, против тысячи вдвоем»?
        - Да хоть тыл прикроем!
        - Жопу, ты имеешь в виду?
        А нападающие все прибывали, словно ниоткуда.
        Их крепкие руки сжимали мечи и секиры, за кромками щитов, из-под низко напяленных шлемов, сверкали глаза, бестрепетные и страшные.
        Засвистели копья, пробивая тела насквозь.
        Ловкие дренги притянули крючьями борт «Черного лебедя», и вся орава повалила на палубу корабля Гунульфа.
        - Где Гунульф?! - взревел косматый мужик в золоченом панцире. - Где эта подлая собака?!
        - Эйвинд, сволочь! И ты тут? - зарычал в ответ сэконунг, выхватывая меч. - А вот и вертел для твоей мудроречивой тушки! Х-ха!
        - Бей их, ребята! - взревел Хёгни. - Руби!
        Тяжелые секиры опадали перышками, раскалывая щиты, врубаясь в живую плоть, отсекая головы, руки, ноги…
        Копья били с ужасающей силой, подчас древки трещали на излом, но доставали-таки врага. Мечи мелькали с быстротой крылышек воробья, поражая живое, заливая палубу кровью.
        Туман расходился, словно испуганный диким ревом людей, впавших в неистовство.
        - Стой! - взвился вопль. - Кончай!
        Из утреннего тумана выплыл драккар, по размерам мало уступавший «Черному лебедю». Народу на нем тоже было немало, и все оружные.
        - Да это ж Семен! - охнул Костя.
        - Где?
        - Да вон на носу!
        На носу подплывавшего драккара, укрытые за «шеей» чудовища, чья страхолюдная башка венчала форштевень, стояли двое.
        Один был упакован богато, и панцирь на нем сверкал золотыми бляхами, и шлем с насечкой зоревые лучи преломлял, а другой выглядел победней - и казался чужаком. Ни бороды, ни усов, ни волос длинных.
        Семен Семенович Щепотнев, собственной персоной.
        - Кончай, говорю! - гаркнул Шимон снова. - Не глупи, Эйвинд! Гунульф, кончай рубать дураков!
        Битва, так и не успев разгореться, попригасла.
        Семен, набрав воздуху побольше, грянул:
        - Что, изничтожить друг друга хотите? Валяйте, потешьте местную рыбу! То-то ей прикорма будет! Твою дружину, Эйвинд, тут и положат, да и от твоей, Гунульф, едва ли половина останется. А смысл?! Ради чего вы пропадете? И ради кого? Али заняться боле нечем? А чего б нам всем не стать под руку сэконунга, да и не устроить ха-ароший набег на Сокнхейд?! А?! Порознь-то вам ни в жизнь не одолеть Хьельда конунга, а вместе-то мы сила!
        - Да ты кто такой, чтобы нас срамить? - проорал Одд Бирюк.
        - Люди называют меня Шимон-херсир. Хочу вернуть себе и почет, и славу. А ты чего ищешь? Смерти? Сдохнуть жаждешь ни за что, ни про что?
        - Ну, Сокнхейд - это дело, - проворчал Одд.
        - Плевать мне на все богатства Сокнхейда! - прорычал Эйвинд ярл. - Мне нужна голова Гунульфа - и отдельно от его гнилого тулова!
        - Эй, ярл! - насмешливо крикнул Щепотнев. - А хирдманов своих ты спросил? По-твоему, они тоже спешат на погребальный костер? А по-моему, они очень даже не против нагрянуть в Сокнхейд, чтоб взять тамошнего конунга за яйца да за мошну!
        Хирд Мудроречивого жадно ловил речи, с надеждой глядя на ярла, ибо идея, подкинутая херсиром, манила викингов несказанно. Перед их глазами мерцало маслянисто-тусклое золото, что хоронилось в сундуках Хьельда.
        - Я пришел за головой Гунульфа! - непримиримо зарявкал Эйвинд.
        - Да зачем тебе моя голова? - насмешливо поинтересовался сэконунг. - Своей не хватает?
        Мудроречивый рванулся, но был удержан парой крепких ребятишек.
        Ярл побледнел, чуя предательство, но тут подал голос Торгрим Ворон, молчавший дотоле.
        - Успокойся, Эйвинд, - холодно сказал он, - и взгляни на берег. Он совсем близко от нас, а на крышах домов - видишь? - мои лучники. Хочешь стрелу схлопотать? Стоит мне поднять меч, и тетивы будут спущены.
        - И ты продался Гунульфу? - уже без злобы, с горечью спросил Мудроречивый, опуская меч.
        Торгрим ярл поднял голову.
        - Нет, Эйвинд, - по-прежнему холодно проговорил он. - Этим утром я собирался обговорить с сэконунгом наш поход на Сокнхейд. Хотели мы привлечь и тебя… Кто ж знал, что ты сам заявишься в гости? И что сразу возгоришься местью, едва я заикнусь о сэконунге? Считай меня кем угодно, на хольмганг[54 - Ритуальный поединок.] я тебя все равно не вызову, пока не окончится поход! А вот с тобой ли двинем мы к Сокнхейду или без тебя - думай сам!
        Ропот викингов стих совершенно.
        Три корабля покачивались на мелкой волне, дрейфуя к берегу, а их экипажи, обнажив мечи и топоры, только что изведавшие крови, молчали.
        Эйвинд Мудроречивый тяжко вздохнул и сказал:
        - Я - с вами.
        Хирдманы его радостно взревели, истово колотя мечами по щитам.
        Их восторг тут же поддержали дружины Торгрима и Гунульфа. Веселый шум разнесся по фьорду, накатил на берег - и стрелки заплясали на зеленых крышах, потрясая луками.
        - Наше дело правое, - усмехнулся Костя, прислонясь к мачте, - враг будет разбит, победа будет за нами.
        - Типа того, - кивнул Валерий.
        Глава 23
        Константин Плющ
        Приказ
        В маленьком селении на берегу Стьернсванфьорда стало шумно и людно - две большие сотни[55 - Большая сотня - 120 воинов.] викингов занимали слишком много места. Все были при оружии, памятуя, что слишком доверчивые долго не живут.
        Торгрим ярл расстарался, пива выкатил вдоволь. Ну и насчет закуски подсуетился.
        И началась «культурная программа»…
        Как ни бесился Шимон-херсир, как ни взывал к «верховному командованию», викинги не спешили с походом.
        Куда торопиться-то? - недоумевали они. Ежели нонче отплыть, в Сокнхейд прибудешь вечером.
        Кто ж в темноте на приступ ходит?
        Ежели ночью подвиг воинский совершишь, боги могут и не заметить его! С утра выйдем, аккурат к полудню окажемся во владениях Хьельда конунга.
        Викингам-то невдомек, что у Щепотнева срок выходит.
        Вот заделается Регулятором - фиг выберется отсюда! А пока…
        А пока для него каждый час промедления изощренной пытке подобен.
        Злой, встрепанный, он вышел навстречу Косте и Валерию.
        - Здоров, бойцы! - криво усмехнулся он.
        - Здравия желаю, товарищ херсир! - ответил Бородин.
        - Вольно.
        Стащив шлем, Семен почесал в затылке.
        Пооглядывавшись, он присел на огромное бревно, давным-давно рассохшееся и вросшее в землю.
        - Ты что затеял? - спросил Плющ.
        Щепотнев поднял на него глаза, исполненные невинности.
        - Я? - уточнил он. - Да так, ничего особенного. Играю в войнушку.
        - Так и доиграться можно.
        - Костя-ян! - затянул Шимон, слегка кривясь. - Не будь таким занудой! Ты хоть помнишь, какое время на дворе? Историки его так и называют - эпоха викингов. А чем викингам заниматься? Правильно! Вот Гунульф и затеял войнушку. Маленький такой блицкриг. Приду, увижу, победю. Или побежду? А я его подзуживаю…
        - А люди? - поинтересовался Плющ, хотя самого и кольнула мыслишка о лицемерии.
        - Да плевать! - яростно выразился Щепотнев. - Какие люди, Костян? Народец здешний? Так с него не убудет! Порубят кого - еще нарожают! Я б еще о туземцах заботился! Ха! Ты сам-то секиркой вооружился для каких целей? Кротость и смирение у местных воспитывать? Молодцы, кстати, пристроились-таки к сэконунгу. Гунульф - хитрец тот еще! Торгрим - умный и расчетливый, Эйвинд - вспыльчивый и неуравновешенный, а Гунульф - хитрый и подлый. А чего всего больше в нем, так это тщеславия. Как заговорит о троне королевском, глазки так и разгораются!
        - Допустим, вы таки одолеете Хьельда конунга. Дальше что? Ярлы ж передерутся!
        - Да и тролль с ними! - фыркнул Семен. - Я-то в любом случае в выигрыше останусь. Ведь кто-то же из них победит! А я ему помогу удержаться на троне. До поры. Наступит эта самая пора, и я победителя скину. Сам сяду, и будет мне счастье. Шимон Первый! Звучит? - он мечтательно вздохнул. - Эх, ребятки! Вы даже не представляете, куда попали! Здесь же все дозволено, все возможно!
        Эваранди покачал головой.
        - В истории первым королем стал Харальд Косматый. Что это значит, понимаешь? Что не светит трон ни Гунульфу, ни Шимону!
        - Фигня все это! - отмахнулся Щепотнев. - И… да, я что-то не понял, Костян. Ты сказал: «Если вы таки одолеете…» А вы что, не с нами уже? Или в сторонке стоять будете?
        Плющ сощурился.
        - А может, мы еще не выбрали, на чьей стороне сражаться? - медленно проговорил он.
        - Это печально, - притворно вздохнул Щепотнев. - Ибо если вы перейдете на сторону Хьельда, случится непоправимое.
        - Чё именно? - поинтересовался Бородин.
        - Я убью вас, - улыбнулся Шимон. - Обоих.
        Познавательный разговор был прерван Рыжим Змеем.
        Хёгни без особой приязни глянул на Щепотнева и пробурчал, обращаясь к Эваранди и Роскви:
        - Все на охоту собрались, так что и вам дело нашлось - будете «Черного лебедя» сторожить. Третьим я Виглафа определил. Ну чего стоите? Живо на борт! Пускать только своих, чужих гонять.
        Костя быстро зашагал на пристань, нарочно не обращая внимания на Щепотнева.
        На борту драккара уже слонялся Виглаф Гребень - сутулый дренг с длинными, костистыми руками и лицом заморенного голодом. Прозвали его так из-за старинного гребенчатого шлема, которым он очень гордился.
        Плющу с Бородиным Виглаф кивнул с этаким снисхождением, будто салагам. Мол, расти вам еще и расти до меня, уже принятого в хирд и имеющего одну долю в добыче.
        Не сговариваясь, друзья устроились у мачты рядом с трюмным лазом.
        Виглаф покинул «Черного лебедя», чтобы пройтись по причалу, и Валера тотчас же воспользовался этим. Он постучал по крышке люка и негромко позвал:
        - Де-ед!
        Крышка чуток приподнялась.
        - Сторожите, что ль? - осведомился Андотт-Антон.
        - Ага!
        - Бежать вам надо, - сказал Костя. - Обоим.
        Старик покачал головой.
        - Ты в армии до кого дослужился? - спросил он.
        - Д-до рядового, - с запинкой ответил Плющ.
        - А я - аж до ефрейтора. Поэтому слушай мой приказ: как стемнеет, хватай Эльвёр и дуй отсюда! Сыщи лодку покрепче, чтоб с парусом, и уходи на юг, до Сокнхейда. И девку спасешь, и конунга предупредишь. Понял?
        - А вы одни, что ли? - воспротивился Костя.
        - Рядовой Плющ! - повысил голос дед.
        - Я!
        - Выполнять приказ!
        - Есть!
        Нагулявшийся Виглаф вернулся на корабль, и Костя прекратил «недозволенные речи».
        Пробравшись к носу драккара, он глянул на верхушку форштевня.
        Голову чудища, больше похожего на птеродактиля, чем на лебедя, с нее сняли, дабы не обижать местных духов - завернули аккуратно в холстину и припрятали до отплытия.
        Отплытие…
        Плющ прерывисто вздохнул. Приказ, отданный ему дедом, он, конечно, выполнит. Должен выполнить.
        Предстоящий путь и пугал, и завораживал. И даже волновал…
        Он внимательно осмотрел берег. В стороне от пристани стояли наусты, корабельные сараи - и большие, и малые. А замков тут не знали.
        Так что угнать лодку - не проблема.
        А вода в дорогу? А еды запасец?
        Если верить викингам, «Черный лебедь» доберется до Сокнхейда за день.
        Но драккар выжимает десять - двенадцать узлов, а лодка хорошо если шесть-семь. Стало быть, выходить надо, как только стемнеет, и идти всю ночь, чтобы к обеду прибыть к месту назначения.
        «Всю ночь не есть?..» - мелькнуло у Кости. Ну уж, нет уж!
        Его размышления нарушил Виглаф.
        - Вы… это, - промямлил он, - посторожите вдвоем, ладно? Я быстро, только пивка перехвачу да мяска. Ага?
        - Давай, - с готовностью сказал Эваранди. - А мы потом, по очереди.
        - Ага!
        Виглаф убежал и пропадал где-то добрых полчаса. Вернулся он сытый и довольный.
        Костя, расспросив, где черпают пиво и отрезают мясо, покинул пост - его очередь!
        Как только длинный дом заслонил от него пристань, он поспешил к наустам.
        Местные не слишком-то и обращали на него внимание - ни доспехов на нем порядочных, ни меча.
        Плющ больше Щепотнева высматривал - вот кто был опасен.
        В памяти всплыл незнакомец в мантии, что подсел к нему в таверне. Прав-таки оказался! С другой стороны, разве он спорил с Шимоном по-честному? Вот если душой не кривить - сильно ли его беспокоит благополучие местного населения?
        Нет же, верно?
        Конечно, считается благородным, если ты проявляешь заботу о ближних, печешься о народном благе, но это же все ложь, отвратное лицемерие!
        Самого же корчит, когда слышишь журчание очередного благодетеля, баллотирующегося в Госдуму и вешающего лапшу электорату на уши.
        Так чего же в ту же дуду трубишь?
        «А люди?» Дались тебе эти люди…
        Человеческая душа слишком мелка, чтобы возлюбить ближнего. Дай Бог, чтобы хватило внимания на родных и любимых.
        У Валерки тут дед с бабой, а у него… Хм.
        Плющ поежился, не зная, как определить то место в его жизни, которое неожиданно заняла Эльвёр.
        Любви тут нет - «кака така любовь?» А что есть?
        Ну в любом случае, если кто возжелает причинить девушке смерть или страдание, он будет резко против.
        Очень резко.
        И станет ли он хладнокровно наблюдать за тем, как Эльвёр насилуют и убивают? Нет, сам же постарается нанести убивцу травмы, не совместимые с жизнью. Так надо ли тогда ставить на вид Семену?
        У Щепотнева свои приоритеты.
        Размахнулся он, правда, больно уж широко, но тут тоже вопрос: акогда стоит включать совесть?
        Когда может сгинуть сотня душ? А если лишь полста человек умертвят, то совесть должна мучить вдвое слабее?
        В общем не стоит морочить себе голову.
        Оглядев наусты, Костя выбрал тот, что стоял третьим, если вести счет от пристани.
        Добротная лодка на четырех гребцов была тяжеловата для одного, зато и мачта имелась, и парус, и даже бурдюк для воды. Наполнив меха свежей водой, Плющ понесся обратно, к дружинной избе, где толпа дренгов накачивалась пивом, закусывала мясом и галдела, как банда фанатов «Спартака».
        Урвав изрядный кусок телятины с парой лепешек, Эваранди вернулся на борт драккара.
        - Ну, я пошел! - сказал Бородин, перескакивая на доски причала. С ним на пару двинулся молодой воин из той компании, что стерегла «Вепря волн».
        Валерий пропадал совсем недолго.
        - Сюда идут дренги Торгрима и Эйвинда, - выпалил он, выбегая на пристань, - пьяные и с оружием!
        - Так и мы с железом! - осклабился Виглаф, подхватывая секиру.
        Вскоре молодняк, весьма воинственно настроенный, показался из-за домов, подходивших к самому берегу.
        Дренгов было человек десять - краснорожие здоровяки, не блещущие интеллектом и нисколько от этого не страдающие.
        - А ну выходи! - заорал самый здоровый из них. - Биться будем!
        - Что, засранцы, - раздался голос с «Морского коня», - в море обкакались, пока другие бились? Решили попки подтереть и в бой?
        Дренги взревели и бросились в атаку.
        - Виглаф! - крикнул Костя. - Весла!
        Воин глянул на него, не разумея, а после озарился улыбкой понимания.
        Подхватив длинное кормовое весло, он размахнулся им, как дубиной, и буквально смел двоих из нападавших в воду.
        Еще трое вовремя присели.
        Одного из них свалил Плющ, тюкнув по голове, словно кием, а другого приложил Бородин - присевший дренг так и распластался по причалу.
        Пьяное дурачье взревело еще пуще, принялось с остервенением кромсать топорами грозившие им весла.
        Тогда уж и Виглаф осерчал - перескочив на пристань со щитом в одной руке и с секирой в другой, он начал охаживать не в меру распалившихся, орудуя обухом и краем щита.
        Костя спрыгнул следом, замечая двоих, сиганувших с борта «Вепря волн» прямо в толпу. И пошла веселуха!
        Рубить да колоть было нельзя - все ж таки свои, как ни крути, но отметелить до полусмерти сами боги велели.
        Именно здесь, на маленькой пристани в Стьернсванфьорде, Плющ впервые в своей жизни ощутил упоение боем.
        Когда злой азарт переполняет тебя, когда ты с наслаждением раздаешь удары направо и налево, получаешь сдачи, но сопротивление и боль лишь раззадоривают, греют кровь.
        Трое или четверо засранцев проникли-таки на борт «Черного лебедя».
        Роскви с Эваранди скакнули следом.
        Один из любителей пива свалился в воду, другому помог Костя. Третьего они уделали на пару с Виглафом.
        Когда Плющ обернулся в сторону причала, дренги уже позорно бежали.
        Парочка недобитков ковыляла, а еще двое еле ворочались, мотая головами.
        - Ну тебя и разукрасили! - захохотал Валера, глядя на Плюща.
        - Ничего, - проворчал тот, щупая ноющие скулы, - они тоже синие будут ходить…
        А вот Гребню досталось по-настоящему, чей-то нож глубоко рассек кожу на плече - кровь так и хлестала.
        - Не-е, браток, - посерьезнел Бородин, - так дело не пойдет. Надо Андотта сюда!
        - Он же колдун, - вытаращился Виглаф.
        - Значит, и лекарь! - отрезал Валера.
        Решительно отворив люк, он громко позвал:
        - Андотт! Тут раненый! Поможешь?
        Из трюмного лаза высунулась седая голова.
        - В голову вы все раненые, - проворчал дед Антон. Якобы неохотно покинув трюм, он осмотрел Виглафа.
        - Эк тебя зацепило-то… Нитку с иголкой! Живо!
        Костя молча протянул ему сумку, выданную в Интермондиуме.
        - Бактерицидку взяли? - по-русски сказал дед. - Молодцы!
        Смазав рану зельем, он стал зашивать ее. Виглаф сжал кулаки так, что, сожми они камень, раскрошили бы.
        - Потерпи чуток, - бормотал Антон. - Еще немного… Все! Ну повязку сами как-нибудь наложите.
        - Спа-сибо… - выдохнул Виглаф.
        - Не за что, - буркнул дед, направляясь к люку.
        Как бы случайно пришатнувшись к Косте, он прошептал:
        - Момент самый подходящий! Эльвёр уже на палубе, под парусом прячется. А Валерка тебя отмажет, все на этих гопников свалит. Счастливо!
        - И вы держитесь.
        Бородин приблизился, помялся, но проворчал-таки:
        - Ты… это… смотри там. И вообще!
        - Я понял тебя, красноречивый брат мой, - улыбнулся Плющ.
        Он изо всех сил изображал спокойствие, хотя нервическое напряжение то стягивало его до окостенения, то бросало в дрожь.
        Понемногу вечерело, но полной темени дожидаться было некогда - вдали, на дороге, вившейся по склону горы, затеплились факелы - это возвращались охотники.
        Медлить больше было нельзя.
        Тронув парус - парусина сильно вздрогнула - Костя прошептал:
        - Эльвёр, уходим.
        Девушка выбралась из своей захоронки, и Плющ показал ей на пальцах - пригибаясь вдоль борта, и на причал. Эльвёр кивнула. Уйти по-английски удалось без помех, а берег, с его кустами и деревьями, тут же укрыл беглецов. К третьему по счету наусту они добрались бегом. Костя благословлял небо за то, что предусмотрительные хозяева привязали своих собак по дворам (иначе викинги начали бы охоту гораздо раньше!). Попытавшись стронуть лодку с места, Плющ понял, что это далеко не простая задача. И как, спрашивается, этакую бандуру на воду выволакивать?
        Но ведь справлялся же как-то здешний «бандурист»!
        Порыскав по сараю, Костя обнаружил странную поленницу из длинных чурок. Катки!
        Разложив их по прямой, Эваранди поднатужился, выталкивая плавсредство на берег.
        - Помочь? - шепнула Эльвёр.
        - Еще чего…
        Рывками лодка выдвинулась из науста и слегка накренилась - дальше в воды залива уходил пологий скат, покрытый галькой. Поскрипывая и гудя, лодка съехала носом в воду. Все, хватит пока.
        - Полезай!
        Отвязав натянувшийся швартов, Костя проверил, все ли припасено. Мачта, парус, вёсла гребные, весло рулевое, бурдюк - все лежало на месте.
        Еды, правда, нехватка. Ничего, потерпят.
        Забравшись в лодку, Плющ подхватил весло и оттолкнулся им. Плавсредство с шорохом съехало в воду.
        Костя сел за весла и погреб от берега.
        Парус ставить было рановато, глазастые викинги могли и заметить, а излишнее внимание Плющу было ни к чему.
        Пока лодка скрылась за скалами, Костя упарился. Впрочем, что за пессимистический взгляд? Надо думать, как оптимист: он неплохо разогрелся!
        Установить мачту, укрепить ее, поднять парус - все это у Плюща вышло не с первого раза, но вышло-таки.
        Устроившись на месте кормщика, он опустил рулевое весло, направляя лодку к выходу из залива.
        Ближе к морю устье Стьернсванфьорда сужалось, как горлышко кувшина, и возникало встречное течение.
        Ход лодки сразу замедлился, суденышко еле ползло, но ветер пересилил-таки воду и вынес парусник на простор.
        - Дорогу помнишь? - спросил Костя, хоть и не всерьез.
        - Помню, - кивнула девушка. - Шхер тут мало, можно держать ближе к берегу, глубина достаточная.
        - Ну совсем уж близко мы не будем, а то я и звезд не увижу… А ты ложись, поспи.
        - А ты как?
        - Потом отосплюсь.
        И затикали минуты, потянулись часы бесконечной вахты.
        Спать хотелось ужасно, да еще и Эльвёр, в полусонном виде, ища местечко потеплее, устроилась рядышком - и задышала ровно, спокойно, навевая то дрему, то иные чувства.
        Наверное, под утро Плющ все-таки заснул. Разбудил его парус, захлопавший под порывами ветра.
        - Уже Красные скалы… - пробормотала девушка, на секундочку разлепив глаза.
        Сполоснув лицо и совладав с парусом, Костя продолжил путешествие.
        Близилось утро, небо за горами на востоке начинало сереть, звезды тухли одна за другой.
        Смутный облик берега начинал угадываться, а немного погодя и стал виден. Мрачные обрывы чернели, словно удаляясь к небу от волн, а пенная полоса прибоя разделяла воду и сушу.
        Заря разгоралась, поднимая над горами розовое полотнище, вот и краешек солнца выглянул.
        Темнота ночи таяла, откатываясь на запад.
        В таинственный сумеречный час природа будто покрыта была серой фатой, под которой не различить, красавица или уродина прячет свой лик, а на солнце все стало ясным и явным.
        - От Красных скал лучше мористее взять, - всполошилась Эльвёр, - а то можно и на подводные камни напороться!
        - А оно нам надо? - спросил Плющ и повел лодку от берега.
        Поглядывая на девушку, он спросил:
        - Эльвёр, а Сокнхейд - это что? Фьорд или город?
        - Город. Фьорда там нет, а залив есть. Серебряным называется. Там красиво…
        - А ты в городе живешь?
        - Ага! У нас там большой дом, я тебе все-все покажу!
        - Ладно, - улыбнулся Костя.
        Его вниманием завладел крошечный островок, открывшийся с правого борта, - этакий плоский холмик с парою корявых сосенок.
        Но не деревца, покуроченные ветром, привлекли Эваранди, а крошечная фигурка человека, стоявшего на берегу. Он был совершенно один на маленьком клочке суши, со всех сторон окруженном водой.
        Робинзон?
        Решительно направив лодку к острову, Костя не позабыл и о прихваченной секире. Кто его знает, этого Робинзона?
        Может, это людоед местный? Мало ли…
        - Ой! - внезапно испугалась Эльвёр. - А ты куда? Это же, наверное, Черный Вайделот[56 - Вайделот - жрец, хранитель мифов и легенд; колдун.]! Он же колдун! Очень-очень злой!
        - Не бойся, - твердо сказал Плющ, - я справлюсь.
        Спустив парус, Костя сел за весла, причалив с подветренной стороны - там, где на берегу чахла сосна, впившаяся в камни узловатыми корнями.
        Плющ спрыгнул на берег, набросив швартов на крепкий ствол, и пошел искать Робинзона.
        Тот нашелся сам - выкарабкался на карачках из шалаша.
        Было тому Крузо то ли сорок, то ли шестьдесят - неопрятная борода и повылезшие волосы на голове, редкими прядями вившиеся на ветру, не позволяли определить возраст поточнее. Изможденное тело Робинзона было серым от грязи, и лишь обрывок истрепанной шкуры прикрывал тощие чресла.
        - Здравствуй, - сказал Костя.
        - В начале начал, - завел островитянин скрипучим голосом, - была черная бездна Гинунгагап. С севера от края ее лежало царство вечного льда и мрака - Нифльхейм, а к югу - огненная страна Муспелльхейм. В Нифльхейме бил родник Хвергельмир, будучи истоком для двенадцати мощных рек Эливагар. Когда сошлись края бездны, возник Мидгард, и Мировое древо Иггдрасиль пронизало все миры…
        Ласково улыбаясь и кивая, Робинзон протянул руки к своему шалашу, поглядывая Эваранди за спину, в сторону лодки. Приметив нехороший блеск в глазах Крузо, Костя сощурился. Ишь как на парусник-то глядит, босяк! Или его Эльвёр больше привлекла, козла старого?
        Нет, права была девушка. Зачем вообще было приставать к берегу?
        «Изо всех решений принимай самое доброе?»
        Лишь бы здоровому эгоизму наперекор? Думать же тоже надо, балда!
        - …Наступят кровавые распри между родичей, - скрипел Робинзон, - наступит трехгодичная великанская зима Фимбулвинтер, предшествуя гибели богов, - Рагнарёку. Чудовищный волк Фенрир проглотит солнце, погружая мир во тьму, а вода выйдет из берегов, когда из глубин всплывет Мировой Змей Ёрмунганд. Великан Сурт спалит мир своим огненным мечом, и только в Гимле, что выше и лучше самой Вальхаллы, сохранится обитель жизни и блаженства…
        Не слушая зловещие пророчества, Костя обогнул кряжистую сосну и поморщился - пахнуло тухлятиной.
        Возле шалаша гнила куча рыбы. Тушки трески и зубатки были почти целыми - у одной хвост отрублен, у другой голова.
        Все это время Плющ держался так, чтобы видеть Робинзона, не допуская того за спину, а то мало ли…
        Но то, что он увидел за шалашом, выбило из колеи. Там в рядок лежали четыре мертвеца - тот, что поближе к хижине, совсем уж облез и усох, а чайки выклевали ему глаза. Остатки рубахи и портков из домотканой материи почти не скрывали полуистлевшую плоть. Рыбак, должно быть. А вот трое других выделялись и сапогами юфтевыми, и нарядами атласными. У одного под головой даже скомканный плащ лежал, подушку изображая. Купцы утопшие?..
        Додумать мысль и обосновать версию Эваранди помешал Робинзон - подкравшись сзади, он с размаху ударил мечом.
        Костя ушел в кувырок, а когда вскочил, ладонь уже сама сжимала рукоять секиры. А Крузо-то явно не из рыбарей - в его хватке чувствовалось долгое знакомство с клинком.
        Ощерив беззубый рот, островитянин двигался бочком, держа меч на отлете.
        - Я ж тебя, урода, спасти хотел! - со злостью сказал Плющ.
        Робинзон в ответ зашипел и сделал выпад. Костя отбил зазвеневший меч и ударил сам. Верткий босяк ускользнул, крутнулся на пятке. Меч просвистел по-над самой землей, грозя подрубить Косте щиколотку, а то и обе. Плющ подпрыгнул, рубанул без замаха.
        Робинзон присел враскорячку, почти уходя, лишь красная полоса осталась у него на плече, протекла кровью.
        - Ты умрешь! - прошипел он.
        - Шипи, шипи, урод, - выцедил Эваранди.
        - И смерть твоя будет страшна!
        - Давай, давай…
        Сделав ложный выпад, Костя качнулся и ударил засечным слева. Робинзон промешкал долю секунды, но именно этой доли хватило, чтобы секира описала со свистом дугу и втесалась в тощую грязную шею.
        Островитянин рухнул, роняя меч, глядя на Плюща с изумлением и ужасом.
        Кровь из разрубленной артерии хлестала, унося жизнь, но у босяка хватило мгновения, чтобы булькнуть:
        - Нэй[57 - Нет…]…
        Содрогнувшись, он умер.
        А Костя пришел в ярость - с размаху вонзив секиру в песок, он чуть ли не плевался, выговаривая самые черные ругательства.
        Какого черта этот придурок напал на него?
        А ему зачем брать на себя грех убийства?
        Хотя пришибить этого рыбоеда надо было - воздух станет чище. «Ивангое» одолел «Робинзона Крузое»…
        Эваранди подобрал меч. А клиночек-то недурен! Весьма недурен.
        Заглянув в шалаш, Плющ обнаружил там ворох тряпья.
        Брезгливо поковырявшись в тряпках мечом, он нарыл ножны - простенькие, из дерева, покрытые кожей сверху и выстланные мехом изнутри, отделанные серебряными кольцами в том месте, куда вкладывают меч. Серебром был окован и оконечник.
        - Нормально, - буркнул Эваранди, вешая перевязь с мечом через плечо.
        Ощущать ножны у левого бедра было приятно - это придавало уверенности и значимости. Решив осмотреть трупы - то ли выброшенных на берег утопленников, то ли жертв островитянина, Костя подумал, что немного бонусов Валерке все-таки перепадет - если он сейчас решится помародерничать. А чего стесняться? Он же не для себя, для друга! У того жена и маленький ребенок, а жить негде. Благое дело…
        У одного мертвеца на шее имелась витая шейная гривна из золота, а у другого, одетого во все белое, - пектораль, похожая на кружево из драгметалла, так затейливы были ее узоры и тонко, искусно выделаны крошечные фигурки воинов, коней, змиев.
        Целую битву изобразил неизвестный художник на пространстве в две ладони.
        С третьего тела Плющ снял тяжелый серебряный наруч, похожий на большую спиральную пружину. Такой и руку защитит, и средством платежа послужит. Этот он оставит себе. Имеет право.
        И все равно было неприятно снимать вещи с мертвых, хотя в Норэгр это и принято.
        - Сам хотел бонусов, - проворчал Костя. - На тебе бонусы!
        - Эвара-анди! - донесся перепуганный голос Эльвёр.
        - Здесь я, здесь! - поспешно откликнулся Плющ. - Сейчас я!
        Тщательно промыв трофеи в морской воде и обсушив рубахой, он надел их на себя.
        Наруч еще ладно, а вот вешать гривну с пекторалью на шею было противно. Так куда ж еще? В карман не положишь, в здешних костюмах карманы не водятся.
        Здорово напуганная Эльвёр очень обрадовалась Костиному приходу.
        - Черный Вайделот тебя отпустил?
        - Черный Вайделот умер.
        - Умер?!
        - Я его убил.
        - О-о! - девушка порывисто обняла Костю за шею и поцеловала.
        Плющ решил, что это - самый большой бонус, а пять минут спустя маленький парусник обогнул зловещий островок и лег на указанный курс.
        Глава 24
        Валерий Бородин
        Арест
        - «Где брат твой Авель?» - пропел Щепотнев, хотя щека у него дергалась от еле сдерживаемого бешенства. - Куда ты дружка своего дел? Эваранди, или как его там?
        - А кто ты такой, чтобы у меня спрашивать? - окрысился Валера. - Вон сэконунг, это его корабль, его дружина! Перед ним и ответ держать буду!
        Гунульфу это, видимо, понравилось, поскольку он сменил гнев на милость.
        - Так где же Эваранди? - спросил сын Рёгнвальда Клапы.
        - Клянусь Одином, не знаю! - пылко ответил Роскви. - Утонул, наверное… Тут же целая битва затеялась! Да! Человек двадцать дренгов Торгрима и Эйвинда перепили пива и бросились на твои корабли, сэконунг! Едва отбились. Вон, Виглафу так плечо распороли, что зашивать пришлось. Хорошо еще, Андотт под боком - он врачевать умеет.
        - А где колдун сейчас?
        - Как где? В трюме, конечно!
        - Все так и было, - прокряхтел Гребень, вставая со скамьи. - Навалились всей толпой, кто с секирой, кто с копьем, а Эваранди их веслом охаживать взялся. И я тож, и все. А полдесятка на палубу залезли, ну, мы их втроем в воду и поскидывали…
        - Сгоряча и не заметили, - притворно вздохнул Бородин, - как Эваранди за борт плюхнулся. Дали ему по башке, и все…
        - Ежели он вечером выпал, - подал голос Торгрим ярл, попиравший доски причала, - то течением его уже в море вынесло. А насчет дренгов я разобрался, кому надо, холку начистил.
        - Своих я тоже погонял, - пробурчал Эйвинд.
        - Ладно, - решил сэконунг, - раз все живы, окромя одного, то и медлить нечего. Отправляемся в поход!
        Две с лишним сотни викингов поддержали благую весть дружным ревом.
        В поход? Любо!
        На войну? Ура!
        Сосредоточенный, Щепотнев приблизился к Гунульфу.
        - Позвольте дать вам совет, ваше величество, - проговорил он негромко, с кривой усмешечкой.
        - Дозволяю, херсир, - ухмыльнулся сэконунг.
        - С этими двумя новичками что-то явно нечисто… Не верю я, что Эваранди взял, да и потонул! Утром еще он мне пенял, что я на службу к тебе пошел. Говорил, что не выбрал пока, на чьей стороне сражаться! Вот я и думаю: ане к Хьельду ли намылился сей миротворец драный? А? Вдруг возьмет да и предупредит конунга?
        Гунульф нахмурился.
        - Что ты предлагаешь, херсир?
        - А давай на всякий случай гонца пошлем!
        - Куда это?
        - Да к Хьельду! Как бы от Торгрима Ворона. Пусть весточку конунгу передаст - так, мол, и так, коварный Гунульф-сэконунг лазутчика своего заслать хочет в Сокнхейд! Зовут того засланца Эваранди, ну и опишем приметы: высокий, волосы черные, длинные, глаза карие, на правой щеке шрам. Ребятки Хьельда живо опознают Эваранди да и повяжут!
        Сын Рёгнвальда Клапы хмыкнул довольно.
        - Недурно, недурно, - проговорил он. - Коварный, значит, Гунульф… Хм. Ла-адно. Хёгни! Грамотея нашего ко мне, живо! И пущай чернила свои прихватит да пергаменту лист!
        Рыжий Змей кинулся исполнять повеление.
        Гунульф, сощурившись, поглядел на Роскви, топтавшегося на носу, и поманил к себе Бирюка и Косого.
        - Этого, - указал он на Бородина, - в трюм!
        В сумерках, обещавших нескорый рассвет, гладь Стьернсванфьорда казалась темной, как небо, в котором еще горели самые яркие звезды.
        «Черный лебедь» скользил чуть впереди, слева от него следовал драккар Эйвинда ярла, большая посудина на тридцать пять румов, окрещенная «Волком славы», а справа шел корабль Торгрима Ворона, названный по-простому - «Оленем».
        «Вепрь волн» и «Морской конь» догоняли драккары.
        Распушив полосатые паруса, красно-белые и бело-синие, эскадра набирала ход, оставляя по себе пять зыбких кильватерных струй, словно борозды на ниве вод.
        Сотни весел размеренно и ладно омахивали волны, кропя их струями, и разом погружались, выталкивая корабли в океан.
        В поход.
        На войну.
        Глава 25
        Константин Плющ
        Сокнхейд
        Честно говоря, Косте было не по себе.
        Предупредить Хьельда конунга и население Сокнхейда - дело святое, вот только что из этого получится? Ох, не зря Щепотнев наставлял его: «Не спеши творить добро, а то оно вернется тебе злом!»
        Что, разве не так бывает? Да сплошь и рядом!
        Хотя к чему зря голову себе морочить? Что будет, то и будет. Не бросать же все, в самом-то деле…
        За устьем очередного фьорда показались шхеры. Иные из них были острова, как острова - скалистые, поросшие сосновым лесом, но частенько из воды высовывалась полуразрушенная скала, за вершину которой цепко держалась растрепанная сосна.
        Идти через шхеры было нелегко, муторно - лодка виляла между островной мелочью, а чтобы она прочертила килем этакий замысловатый курс, следовало постоянно работать с парусом. Порой Плющ спускал ветрило и занимался греблей, а уж тягать на веслах тяжеленький кораблик было непросто.
        Когда Костя выбрался к Серебряному заливу, то совершенно упарился.
        Зато тут ветер дул по пути - подгоняемая бризом лодка заскользила по глади Сильбрвика[58 - Сильбрвик - Серебряный залив.].
        Скалистые утесы, на кручах которых чудом удерживались деревца, внушали почтение.
        Иногда с высоты рушился поток воды, разбиваясь на струи, на капли, на мелкую влажную пыль, и было похоже, что на волны залива плавно опадают клубы плотного белого пара. За каменной твердыней громоздились уже не горы, а скорее высокие холмы, густо заросшие лесом.
        Скалистый хребет вставал далеко на востоке.
        Сильбрвик был обширен, глубоко вдаваясь в сушу, а к воде спускалась пологая прибрежная равнина, травянистая, смыкавшаяся с лесом на плоскогорье - чащоба волнами отдалялась, взбираясь по склонам до самых верхних лугов.
        Сокнхейд не поражал величиной - всего одна кривая улочка вилась по склону холма, а вдоль нее теснились длинные дома и обычные бревенчатые избы, дощатые амбары и коровники. Крепкий частокол из толстых стволов, заостренных вверху, окружал поселок неровной крепостной стеной.
        Башня имелась всего одна - та, что прикрывала ворота, открытые в сторону пристани.
        Места в Сокнхейде вряд ли хватило бы и на тысячу человек, но во фьордах и такое поселение считалось едва ли не мегаполисом.
        У самой воды выстроились корабельные сараи, сушились сети, развешанные на кольях, зеленел ряд деревьев, а на первом плане красовалась пара лодий-драккаров. Даже без голов страшилищ на носу, без щитов по борту, было видно из самих хищных очертаний, что это боевые корабли.
        Эваранди спустил парус и подвел лодку к берегу на веслах, кое-как распихав многочисленные лодки, качавшиеся у мостков.
        На бревенчатом причале ему уже готовили встречу - четверо мужиков под два метра ростом, с длинными волосами и бородами. Если такого чудо-богатыря обнять за плечи, руки не сойдутся.
        - Здравствуйте! - крикнул Плющ, бросая швартов.
        Один из встречающих ловко поймал канат и мигом намотал его на деревянный столб, отполированный веревками до блеска.
        Повесив через плечо перевязь, которая, кстати, была тут, во фьордах, не в ходу, Костя перепрыгнул на причал.
        Упреждая вопросы, он громко заговорил:
        - Хей, други! Меня Эваранди зовут! На вас Гунульф С Красным Щитом войной идет, и Торгрим Ворон, и Эйвинд Мудроречивый…
        Реакция у викингов была какая-то странная - они весело осклабились.
        Пробившись в первые ряды, перед Плющом возник высокий, богато одетый мужчина средних лет, с волосами, белыми, как хлопок.
        Указав на Костю, он приказал:
        - Взять его!
        - Да вы что?! - провопила Эльвёр, заходясь от возмущения. - Он же вас предупредить хочет, он…
        Но викинги не стали слушать голосок разума, они бросились на Плюща всем скопом.
        - Эльвёр!
        Костя отпрянул.
        Перепрыгнул обратно на угнанную лодку, да так и стал сигать с челна на челн, с борта на борт, с трудом удерживая равновесие.
        Встречающие взревели, кидаясь по мосткам к берегу. Ну пока они миновали пару катетов, Плющ одолел гипотенузу. Обернувшись, он увидел догонявшую его девушку.
        - Я с тобой! - провопила она.
        - Быстрей!
        Легко сказать: «Быстрей!», а куда именно двигаться с ускорением?! К лесу? Так до него отсюда добрых полкилометра по лугам, вдоль и поперек перегороженным изгородями, межами всякими да оградами из сложенных камней. А главное, с той стороны уже приближается десяток в полном боевом.
        И куды бечь?!
        - В город, Эльвёр! - крикнул Костя. - К конунгу!
        - Бежим!
        И они побежали.
        Из викингов, сильных, ловких и умелых, бегуны вышли далеко не худшие. Зато Плющ, будучи налегке, летел, побивая все свои личные рекорды.
        Эльвёр не отставала, в ее гибком теле хватало силы и выносливости. Догнав Костю, она вложила свою узкую ладошку в его пятерню и помчалась рядом.
        Преследователи, обложившие Эваранди, и мысли не допускали, что дичь сама помчится в клетку. Перекрыв все возможные пути отступления, они не озаботились выходом в город.
        Миновав тяжеленные ворота из обтесанных бревен, подвешенные на пудовых петлях, Костя очутился на главной и единственной улице Сокнхейда.
        Маленькую площадь перед воротами зажимали под углом два длинных дома, пропуская к торгу, очень похожему на базар во Владивостоке, - те же лавочки, лотки, та же суета и гомон.
        Поплутав по торжищу, Плющ выбежал обратно на улицу, куда выходили два ряда рубленных из дерева домов.
        - Дядя Хродгейр! - неожиданно заголосила Эльвёр. - Дядя Хродгейр!
        Косматый мужик, одетый весьма прилично, без броней, но с мечом на поясе, вздрогнул и оглянулся с изумлением.
        Левый глаз его был перетянут черной повязкой.
        - Эльвёр?! - воскликнул он. - Да как же…
        - Дядя, за нами гонятся хирдманы конунга! - перебила его девушка.
        - Чего им надо?
        - Не знаю, дядь!
        - А Освивр где, отец твой?
        - Убили отца! Гунульф-сэконунг убил! А теперь Гунульф нас завоевать хочет, сюда плывет, и еще два ярла с ним! Эваранди еле вырвался, чтобы конунга предупредить, и меня освободил, а его тут будто лису какую ловят!
        Костя все бежать порывался, сознавая в то же самое время, что бега устраивать ему особо некуда. Он в тупике.
        Впору обернуться к преследующим его, прислониться спиною к стене да и принять бой.
        Тут со стороны торга донеслось могучее: «Держи его! Хватай!» Не обращая внимания на зычные крики «загонщиков», Хродгейр посмотрел на Костю.
        - Это правда, что Эльвёр говорит?
        Плющ, успев отдышаться, кивнул.
        - Истинная! - выдохнул он. - Гунульф, Эйвинд ярл и Торгрим Ворон решили взять Сокнхейд на копье. У них три драккара, парочка снекк и две с половиной сотни бойцов. Скоро они будут здесь, мы их ненамного обогнали…
        Оглянувшись, Костя увидал подбегавших ловцов и выхватил меч.
        Ну уж нет, хватит с него пленений! Больше он сдаваться не намерен.
        Здесь, правда, и помереть легко. Пускай! Надо только постараться хоть кого-то уделать, чтобы не зря…
        Неожиданно викинги замедлили бег. Находясь в десятке метров от Плюща, они остановились - и отвесили неуклюжий поклон. Тот самый беловолосый опять вышел вперед и громко сказал, указывая на Костю:
        - Вона тот самый посланник Гунульфа, Хьельд конунг!
        Плющ резко обернулся.
        За его спиной стоял седой гигант, могучий старец с пышными усами, опускавшимися на грудь, как клыки моржа.
        Одетый богато, он держался с воистину королевским достоинством.
        Портки и те из черного бархата с серебряным позументом, сапоги красные, жемчугом речным разузоренные, рубаха шелковая, рунами вышитая, пояс с громадной пряжкой литого серебра, на голове диадема, на руках браслеты, на шее цепь, да такая, что новые русские отдыхают. Сразу видно, конунг!
        Хродгейр поклонился ему, не слишком, впрочем, прогибаясь. Конунг небрежно ответил, пронзительными голубыми глазками осматривая Костю.
        - Я слышал, что кричала Эльвёр Освиврдоттур, - пророкотал он, - и понял так, что она осталась без отца. Это так?
        - Так, конунг, - сдержанно ответил Плющ.
        - А где тогда Андотт Кузнец?
        - В плену у Гунульфа. Сидит в трюме «Черного лебедя». Это Андотт послал меня к вам. Выдав Эльвёр за Эльвира, он сохранил ее жизнь и честь, но решил, что безопаснее будет переправить девушку домой.
        Хьельд задумался.
        - На исходе ночи, - заговорил он, - прискакал гонец из Стьернсванфьорда и передал весть об Эваранди, лазутчике Гунульфа-сэконунга, которого тот послал в Сокнхейд. Как твое имя?
        - Люди называют меня Эваранди, - ответствовал Плющ, - только я не лазутчик. Если гонец еще в городе, стоит допросить его, чтобы узнать имя пославшего его с этой лживой вестью. Думается мне, что клеветника зовут Шимон херсир.
        Конунг покивал.
        - Последний вопрос, - прогудел он. - Кто дал тебе сей меч?
        - Никто, - сказал Костя с вызовом. - Его прежний хозяин напал на меня, и мне пришлось его убить.
        - Где это было? - резко спросил Хьельд.
        Глаза его под седыми бровями помрачнели.
        - На острове… с двумя соснами, - проговорил Плющ упавшим голосом. - Там был голый человек, я подумал, что он потерпел крушение, и решил помочь, а он напал…
        Конунг явно растерялся.
        - Ты убил Черного Вайделота? - выдохнул он.
        - Да, конунг! - взвился голос Эльвёр. - Он убил его!
        Рука Хьельда опустилась Косте на плечо, и седой великан пророкотал:
        - Ты одержал великую победу! Никто не смел даже приблизиться к острову Сурт, а ты сделал это!
        Малость отойдя от волнения последних минут, когда у него от всплеска адреналина руки тряслись, Плющ начал успокаиваться. Только сердце колотилось пока, словно не доверяя конунгу и готовясь бросить тело в сторону, сорваться на бег, на прорыв.
        Конунг между тем набрал побольше воздуху в обширную грудь-бочку и торжественно проревел последние известия о гибели злобного колдуна по имени Черный Вайделот.
        Викинги заорали так, что перепуганные чайки разлетелись, вереща со страху. Недоверчивые, мрачные лица вдруг расплылись ухмылками, имевшими отношение к добродушию.
        Хьельд тоже хмыкнул.
        - И что ты намерен делать теперь, Эваранди? - прямо спросил он.
        - Биться! - выпалил Плющ. - С сэконунгом.
        - А почему с ним? - прищурился правитель Сокнхейда.
        Истинные причины своего поступка Костя выдавать не стал - принципы гуманизма во фьордах не в ходу.
        - Потому что их много, а вас мало, - проговорил он.
        Конунг гулко расхохотался.
        - Ей-ей, ты мне нравишься, парень!
        Глава 26
        Константин Плющ
        Батальная сцена
        Хьельд конунг мигом развел бурную деятельность.
        Гражданские начали проворно собираться, паковаться и уходить в лес. Мычали уводимые коровы, мальчишки погоняли глупых овец, домашнюю птицу запирали в плетеных клетках и грузили на телеги вместе с домашним скарбом. Пока мамы причитали, дети малые радовались близкому исходу, менявшему скучное течение жизни.
        Шефство над Костей взял тот самый мужик с белыми волосами, что за ним гонялся.
        Его так и прозывали - Беловолосым. Йодуром Беловолосым.
        И был он хевдингом, то бишь командиром. В миру бы сказали - генералом.
        Как только конунг объявил Сокнхейд «на военном положении», викинги стали готовиться к битве.
        Собственно, они всегда были готовы ввязаться в драку, а уж приветить сэконунга Гунульфа, давнишнего своего недруга, хотел каждый хирдман Хьельда.
        При этом решимости, суровости и прочих настроев, подобающих воинам, идущим на подвиг, как-то не наблюдалось - викинги деловито собирались на работу.
        Да, сживать врага со свету было их работой, тяжелой, опасной и грязной. Зато почетной.
        Бойцы натягивали доспехи, прыгали, пока латы не ложились как надо, обвешивались мечами, подхватывали секиры и копья.
        Кто-то из дренгов орудовал таким же коротким копьецом, каким Костя разжился некогда в лавке оружейника, другие сжимали в руках длинные - в два роста, или копья с крюками, или «шнуровые», с намотанной на древко веревкой, - это орудие убийства метали, держа конец вервия простого, и копье закручивалось в полете, обретая точность боя. Да и притащить обратно можно было, ежели, скажем, мимо угодил.
        Кое-кто из хольдов, ветеранов, посеченных множеством шрамов, предпочитал мечу или секире копье с длинным и тяжелым наконечником, схожим с широким и плоским клинком.
        Его не метали, им рубили и кололи, словно биденхандером[59 - Биденхандер - двуручный меч (длина 1,5 - 1,8 метра, вес 3 - 5 кило).], оставаясь при этом вне досягаемости вражеского меча. Правда, чтобы умело орудовать подобным копьецом, нужно было иметь габариты Шварценеггера, плюс умение и навык. У хольдов всего этого добра накоплено было в достатке.
        Кстати, далеко не все викинги поражали высотой и размахом плеч, большинство на великанов не тянуло - среднего роста, обычного сложения. Но взгляд их и рука были тверды.
        Эваранди послонялся, чувствуя неясное томление.
        Не зная точно, нагрянет ли Гунульф, он не ведал, как же ему быть, чем отвечать на хмурые взгляды.
        Хотя, с другой-то стороны, что плохого в варианте, когда сэконунг решит убраться восвояси?
        И жертв меньше будет, и учения проведут!
        Так-то вот маясь, Костя и попался на глаза Йодуру.
        - Ага! - прогудел хевдинг, блистая панцирем с золочеными пластинами. - Меч у тебя неплох, Эваранди, а вот стеганка в доспехи не годится. Ну-ка…
        Вытащив из какого-то закутка кожаные латы, похожие на куртку с короткими рукавами, всю в наклепанных железках (мечта рокера!), он протянул их Плющу.
        - Накинь-ка.
        Кожа была толстой и жесткой, поставишь такую броню в угол - останется стоять. И весила она тоже немало, ощутимо надавливая на плечи. Зато защитит неплохо, в случае чего.
        - Подходяще, - пророкотал Беловолосый. - Завязывай, я сейчас…
        Костя вспотел, пока затянул в узлы все завязки спереди доспеха и по бокам. Панцирь несколько сковывал движения, на манер рыцарских лат, и к нему нужно было привыкнуть, однако где же взять столько времени для обретения нужного опыта?
        - Примерь, - раздался голос хевдинга.
        Плющ обернулся и принял из рук Йодура шлем с наносником и выкружкой для глаз, похожий на стальную полумаску.
        - Шлем я тебе не дарю - попользуешься и вернешь. Нельзя, чтобы в бою тебя узнал сэконунг или этот, как бишь его… Шимон херсир. Тогда тебе не жить. И запомни накрепко: вперед не лезь! Прибьют и не заметят. Понял? Рано тебе еще в первом ряду биться. Да и во второй я тебя не пустил бы. Рано. Мясом затяжелей сперва, шкуру нарасти, потом уже в атаку бросайся. На-ка, натяни сначала.
        Костя натянул на голову подшлемник, похожий на смешную меховую шапочку, а сверху надел шлем. Как раз. Нет, можно было бы и потуже, конечно, но ничего, не слетит - и кожаные нащечники удержат, и ремешок под подбородком. Слава богу, ремешок был мягким.
        Викинги переговаривались:
        - Зимы две назад Гунульф выжег два стойбища в Холодном Краю…
        - Мехов не дали местные?
        - Дать-то они дали, но сэконунгу мало показалось.
        - Жадный он.
        - Не то слово! За шкурку удавиться готов.
        - Зато как Гунульфу хвост подпалили в Скирингсалле!
        - Да-а! Гудрёд Охотник дал им жару. Тогда у сэконунга чуть ли не полсотни бойцов отправилось в Вальхаллу!
        - В Хель они отправились…
        - Сейчас мы и Гунульфу дорогу туда укажем!
        - Хо-хо-хо!
        - Га-га-га!
        - Тихо, вы, - проворчал хевдинг, впрочем, довольно-таки добродушно. - Расшумелись… Давай к пристани.
        Костя со всеми покинул воинскую избу-гридницу, примыкавшую к длинному дому, служившему конунгу дворцом, и направился к Сильбрвику.
        Викинги не маршировали вдоль по улице, печатая шаг, а топали вразнобой большой, дружной компанией, где все знали всех настолько, что легко доверяли друг другу самое ценное - жизнь.
        У причалов не осталось ни единой лодчонки, все были эвакуированы подчистую. Лишь два драккара Хьельда конунга - «Цверг» и «Йотун» - тыкались носами в мостки, дожидаясь своих экипажей.
        Костю определили на «Йотуна».
        - Слушай меня! - возвысил голос Йодур. - Напоминаю всем, а тебе, Гуннар Длинный Меч, особо, - наше дело не потрошить людей сэконунга, а разозлить! Пущай остервенеют и кидаются за нами, нам того и надо. Поняли?
        - Поняли, - буркнул Гуннар. - Все равно ж кой-кому потроха выпустим…
        - А я что, - хмыкнул Беловолосый, - против, что ли? Выпускай! Только меру знай. А как крикну: «Спасайся!», все чтоб обратно кинулись!
        - Ага, - проворчал Длинный Меч, - чтоб Гунульф подумал, будто трусы мы…
        - Да! - рявкнул хевдинг. - Именно для этого!
        - Смеяться будут, - бубнил Гуннар.
        - Вот как заманим этих хохотунчиков, да усечем им головы, вот тогда пущай и смеются - обрубками! Все, тихо! Весла на воду!
        И вновь Плющ ворочал тяжелое весло, в этот раз на пару с худым и бледным парнем, имевшим милое прозвище - Хальвдан Убийца. Далеко, впрочем, драккары не уходили, поджидая неприятеля.
        И вот над заливом разнесся голос впередсмотрящего:
        - Иду-ут!
        Надо ли говорить, насколько громадным было облегчение, испытанное Плющом?
        Не зря, стало быть, весла ворочал от самого Стьернсванфьорда, не зря от молодцев Беловолосого бегал.
        - Вон они! - крикнул Хальвдан.
        Из-за северного мыса выплывали корабли, подгоняемые ветром. Один… Два… Три… Пять боевых единиц.
        - Ага! - встрепенулся Йодур. - Потихоньку подгребаем к «Черному лебедю»!
        - Поняли мы…
        Объединенная эскадра сэконунга входила в залив, перестраиваясь на ходу: драккары шли по середке, снекки - на флангах. Вскоре корабли оказались достаточно близко для того, чтобы Костя разглядел вымазанный красным щит, поднятый на мачту «Черного лебедя», - это был знак угрозы, который означал: «иду на вы».
        За спинами хускарлов Хьельда конунга прятались лучники в легких кожаных доспехах. Дистанция для стрельбы навесом была достаточной, но тетивы не звенели внатяг - коли уж до баталии дошло, то сперва следовало гвоздить неприятеля словом.
        - Эхой! - взревел Йодур. - Никак Гунульф пожаловал!
        - Да вроде как не он, - громогласно «засомневался» Хродгейр Кривой.
        - Ну, как не он? Вишь, щит красный приколочен? Это он со значением делает, чтоб все знали, кто пожаловал!
        - А-а… Так это щит? А я-то думал, это сам сэконунг на мачту вскарабкался и голой жопой светит! А оно вон что…
        - Эй, Гунульф! Ты зачем столько дров привез? Не зима, чай!
        С борта «Черного лебедя» заорали:
        - Выйми глаз из задницы, Хродгейр! Плюнь на него и протри хорошенько! Может, тогда длинные корабли разглядишь!
        - Корабли?! - комически изумился Кривой. - Йодур, ты слышал? Он называет эти лоханки, эти кормушки для свиней… кораблями!
        - Ну это ты зря, Хродгейр, - удрученно покачал головой Беловолосый. - Лоханки-то и вправду длинные - вона, сколько в них доспехов да оружия уместилось! Видать, Гунульф торговлишкой решил промыслить, железяки свои распродать по дешевке!
        - Ой, Йодур! Или мне померещилось? Вроде как те доспехи шевелятся!
        - Знать, чего-то в них понапихано, - рассудил Беловолосый.
        - Слу-ушай, Йодур, а если в тех латах воины?
        - Сдурел ты, что ли? Какие у Гунульфа воины?! Так, шелупонь одна…
        Викинги на борту «Цверга» и «Йотуна» покатывались со смеху. Среди их противников не нашлось бойкого на язык, зато все терпение вышло.
        Метко пущенное копье едва не поразило Беловолосого - Хродгейр поймал его в полете, крутанулся, чтобы погасить инерцию, и метнул обратно. Попал он или нет, осталось неясным, но именно его бросок послужил сигналом к атаке.
        Секунды бешеной гребли, и корабли сошлись.
        Драккары Хьельда конунга зажали с обеих сторон «Черного лебедя», и викинги с диким ревом бросились на абордаж.
        Дренги вовсю орудовали крюками, притягивая борт «Черного лебедя», а их старшие товарищи уже сигали с разбегу на палубу корабля Гунульфа С Красным Щитом или перебегали по веслам, балансируя щитом и клинком.
        Гуннар Длинный Меч подхватил два копья зараз и с силою метнул их - одно вонзилось в мачту вражеского драккара, зато другое точно поразило цель - прободало бойца насквозь.
        Йодур хевдинг, Хродгейр Кривой, Эйрик Свинья, Бьёрн Коротыш - все как один громилы-страхолюдины, ринулись потрошить экипаж «Черного лебедя».
        Секиры в их ручищах порхали с легкостью гребешков, вот только причесывали они «с пробором» до самых кишок - мокрый хруст костей, чавкающий звук разрываемой плоти терзал с непривычки слух Константина.
        «Привыкай, дренг!»
        Люди сэконунга дрогнули в самый первый миг, отступив всего на шаг, и это возбудило хирдманов Хьельда конунга, как хорей от крови.
        - Руби! Коли! - исторгалось из глоток. - Бей! Умри!
        Отхлынув, поддавшись натиску, воины Гунульфа малость опомнились - и бросились в контратаку.
        Лязг, звон, стук, гул, грохот сшибавшихся щитов оглушал.
        Плющ узнал Хёгни - рыжий бился на корме, помалу тесня близняшек из хирда владыки Сокнхейда, веселых братьев Вагна и Хадда.
        Меч у кормщика крутился пропеллером, но и братишки не сдавали.
        Йодур рубился спокойно, умеючи, без единого лишнего движения, но в его бесстрастности узнавался леденящий холод самой Хель.
        Хевдинг, казалось, выпады совершал с ленцой, будто играя, да и меч его кромсал чужую плоть как бы нехотя, не в полную силу.
        Чудилось, в любое мгновенье Беловолосый способен был взорваться движениями и порешить все живое вокруг, все, до чего дотянется лезвие клинка.
        Щепотнева Плющ не увидел, но услышал знакомый голос, весело матерившийся на русском.
        Гуннар крепился, прилагал усилия для того, чтобы удержать себя на грани, за которой бойцы впадают в неистовство берсерков.
        Костя выхватил меч, но не спешил кидаться в мясорубку, держался рядом с дренгами, изнывавшими позади свирепо сражавшихся хольдов.
        Но иногда и им улыбалась удача.
        Вот сквозь строй прорвался рыкающий викинг, бешено отбивавшийся мечом-вдоводелом. Щит его был изрублен, и воин сбросил с руки обломки, чудом державшиеся на круглом куске вощеной кожи. Глубоко в тыл викингу уйти не дали - сразу несколько копий вонзилось в него, тормозя сокрушительный набег.
        Поскользнувшись на луже крови, упал на колено Эйрик, и здоровенное копье, разматывавшее шнур за собой, пролетело поверх его головы, едва не задев Плюща.
        Костя шарахнулся в сторону и оказался лицом к лицу с верзилой, чья правая рука висела плетью, а левая замахивалась топором, грозя снести с плеч его буйну головушку.
        Плющ и сам не понял, как он только успел. Словно вчуже он наблюдал, как его меч входит в тулово раненого викинга, пропарывая кожаный панцирь.
        Колющие удары у местных были не в ходу, ну, тем хуже для них.
        Содрогаясь от выплеска адреналина и отвращения, Костя выдернул клинок, ногой отпихивая воина, бьющегося в агонии. Впрочем, гордиться особо было нечем - он завалил раненого викинга, по сути, однорукого, вдобавок истекавшего кровью.
        В этот момент Костю оттеснили с переднего края, чтобы не путался под ногами.
        Плющ рванулся, ужом проскакивая мимо хевдинга, с утробным выдохом крушившего чью-то грудину. Шарахнулся от просвистевшей мимо секиры - и едва успел отбить мелькнувший топор с бородкой.
        В это время Йодур отступил, трубно оглашая Сильбрвик в том смысле, что пора сваливать. Вяло отбиваясь, викинги Хьельда конунга покидали палубу «Черного лебедя», оставляя на ней убитых врагов и павших побратимов.
        Пока Йодур, Эйрик и близняшки отбивались, прикрывая отход, а лучники обстреливали маневрировавшие корабли Торгрима Ворона и Эйвинда Мудроречивого, с десяток бойцов Беловолосого бросилось к веслам. Они гребли, как попало, без толку пеня воды залива, и у Гунульфа должно было создаться впечатление трусливого бегства. Правда, тот же Гуннар или Свейн Копыто были злы и чуть ли не плевались, но загребали вместе со всеми.
        - Живее, живее! - покрикивал Йодур, стоя правивший рулевым веслом. - Нам очень страшно!
        Кто-то из викингов хихикнул, и хевдинг тут же прикрикнул на гребцов:
        - Шевелитесь, ленивые моржи! Слышите?
        Издали донёсся хриплый вопль сэконунга:
        - Догнать! Убить! Всех убить!
        - Ты догони сначала… - пропыхтел Хадд, налегая на весло.
        - Во-во! - откликнулся Вагн с другого борта.
        - Йодур, - мрачно проговорил Эйрик, тягая весло, - Хальвдана убили. И Арни…
        - Знаю, - тяжело сказал хевдинг.
        Его лицо, словно тесанное из коричневого камня, хранило выражение холодной решимости.
        Беловолосый не испытывал ненависти к своим врагам. Ненавидит раб, воин убивает.
        Ничего, придет черед, и все враги его найдут свою смерть.
        Ни один из них не задержится в Мидгарде, все падут на ледяные камни Хеля, что сыры от змеиного яда!
        - Догоняют! - прохрипел Гуннар.
        Длинный Меч греб, как будто на каноэ - стоя на одном колене, ухватив тяжелое весло двумя руками.
        Костя резко оглянулся - «Черный лебедь», вроде бы отдалившийся, стал понемногу приближаться.
        Снекки поотстали, зато «Волк славы» с «Оленем» обходили драккары Хьельда конунга с флангов. Вернее, изо всех сил старались обойти.
        Гребцы сэконунга наваливались на весла со всей дури - под острым носом драккара так и вскипал белый бурунчик.
        А тут еще одна напасть - лучники опомнились, свой бой начали.
        - Щиты вверх! - гаркнул Йодур.
        Плющ среагировал мгновенно - подхватив щит Гуннара, он прикрыл им спину гребца.
        И тут же словил тяжеленькую стрелу.
        - Хоть какая-то от тебя польза… - просипел от натуги Длинный Меч, ворочая веслом.
        Костя не обиделся. В самом деле, проку от него немного. Так хоть чем-то помочь.
        - Уходим, вроде, - нервно сказал Плющ, шаря глазами по заливу и примеряясь, каково расстояние между кораблями.
        - Убегаем! - хмыкнул Беловолосый.
        «Черный лебедь» заметно отставал, весла его разом поднимались, описывали плавную дугу и опускались, мощно толкая драккар вперед, но все равно в своей тройке длинных кораблей флагманский корабль Гунульфа шел последним. Хорошо же проредили его команду люди Хьельда!
        - Причал! Осаживай!
        Викинги окунули весла в воду, придерживая корабль, и Костя рухнул на колени, не удержавшись.
        - Мухой отсюда! - рявкнул Йодур, подхватывая секиру.
        Викинги прыгали в воду, спеша выбраться на берег, толпились на причале, создавая кутерьму и суету. Воинственные крики с «Черного лебедя» словно подстегивали их, воины Хьельда торопились к роще, за редкими деревьями которой просматривались новенькие ворота селения.
        - Бежим! Бежим, а не ползем! Гуннар, урони щит с испугу!
        Круглый щит покатился в траву, провожаемый бранью.
        - Перебью гадов! Со страху!
        - Хадд! Бросай копье!
        - Да оно новое совсем!
        - Бросай, тебе говорят!
        - А-а, порази вас тролль!
        Ворота в крепостной стене стояли полуоткрытыми, оттуда усиленно махали своим.
        Йодур с «перетрусившими» бойцами припустили и ворвались в ворота.
        Створки тут же закрылись у них за спиною, толстый брус лег в ушки, запирая вход-выход.
        - Эй, Йодур! А засов-то с гнильцой! Треснет, когда те навалятся!
        - Вот и хорошо! Быстрее им ряхи начистим!
        Но Гунульф сэконунг не спешил.
        Коли уж не догнали трусишек на воде, чего теперь-то торопиться, когда зайчики-побегайчики сами себя заперли в клетке?
        «Черный лебедь» не спеша отшвартовался, рядом с ним причалили «Олень» и «Волк славы».
        «Морской конь» с «Вепрем волн» малость задержались, догоняя драккары.
        Викинги степенно покидали корабли, проверяли брони, оружие, разминались после упорной гребли.
        - Лучники! - зарычал Йодур. - Спите?!
        В тот же момент с крыш длинных домов с правой стороны улицы, где в травке засели стрелки из бондов, слетели десятки стрел, словно вспугнутая стая птиц.
        Взвившись в зенит, они замирали на долгое мгновенье, и падали вниз, все ускоряясь и ускоряясь, пока не начинали гвоздить неприятеля.
        Воины сэконунга заученным приемом вскинули щиты вверх, прикрываясь ими, как зонтиками, от железного дождя.
        Тут же на крышах покоев, что дыбились по правой стороне, привстали лучники из пастухов, стреляя настильно - и язвя поднявших руки викингов.
        Трое упали, роняя щиты, еще двое скрючились, приседая, шаря по груди, лапая древки стрел с гранеными бронебойными наконечниками, просаживавшими кольчуги и панцири.
        Тут сэконунг взбеленился. Резко взмахнув мечом, он указал им на поселок, который следовало, как минимум, снести, раскатать по бревнышку, а все, что движется, искромсать. Викинги взревели и бросились на приступ.
        Небольшой отряд защитников воротной башни, составленный, в основном, из старших сыновей бондов, из охотников и рыбаков, оборонялся вяло, меча камни из пращей, тыча копьями поверх частокола, швыряя вниз деревянные колоды.
        Викинги отхлынули к роще, унося раненых.
        Сэконунг, разумея, что с ходу легче лоб разбить, чем ворота отворить, сделал знак своим, и те притихли.
        Набрав в грудь воздуху побольше, Гунульф заорал:
        - Эй, Хьельд! Выходи! Я дам тебе новые штаны взамен обгаженных!
        Бойцы сэконунга радостно загоготали.
        Их было почти вдвое больше, чем этих дрисливых щенков, засевших за частоколом и мнивших себя воинами.
        Вестимо, им есть что защищать! Добыча будет знатной!
        Хьельд конунг показался в дверях одного из домов, разделявших площадь у ворот и торжище.
        Не приближаясь к воротам, он громко прокричал:
        - Чего ты хочешь, Гунульф С Красной Жопой? Моего золота?
        - Да! - взревел сэконунг, багровея.
        - Моего серебра и жемчугов?
        - Да, раздери тебя тролль!
        - Наших девушек?
        - Да-а! - заголосили все штурмующие разом.
        - Так приди и возьми!
        Гунульф сдержался.
        Посоветовавшись с Геллиром и Хёгни, он отвел воинов к пристани.
        Потом их плотная толпа раздвинулась, и вперед вышли четверо крепких парней, державших в руках три спущенных мачты, связанных пучком. Державших, как таран. Ухнув, они взяли разбег и с маху пробили по воротам. Створки сотряслись, затрещали, но выдержали натиск. Штурмовики отошли, разбежались, ударили.
        Ворота качнулись, и Йодур сделал знак их защитникам - уходите!
        Вокруг хевдинга и конунга выстроились вперемежку воины и бонды-ополченцы.
        - Кучней держаться, - ворчал Йодур, - кучней. Жми щит, ребята. Сейчас они пойдут…
        - А мы, - процедил Хьельд, не спуская глаз с ворот, - побежим!
        Гуннар, стоявший неподалеку, хищно оскалился. И только теперь Костя стал угадывать в стратегии конунга знакомые приметы - викинги повторяли уловку Ганнибала в битве при Каннах!
        Ворота не выдержали пятого удара.
        Брус изломился, одна створка распахнулась настежь, а другая пошла открываться да просела, уперлась краем в землю. И в проем ворот шагнул клин-фюлькинг.
        Викинги Гунульфа выстроились ромбом - впереди шагало двое, за их плечами - трое, потом четверо, пятеро…
        Укрытый бронею и щитами, ощетиненный копьями и мечами, клин затопал по улице, ступая тяжело и твердо, печатая шаг.
        Воины Хьельда конунга сделали вид, будто бросаются в атаку, но остановились, как бы не решаясь на бой.
        Бросили пару дротиков, покричали и дрогнули - отступили на шаг, другой…
        Повинуясь команде Йодура, задние ряды побежали, бросая щиты и отшвыривая копья, дабы те не мешали драпать.
        Бойцы сэконунга взревели, не выдерживая ровной поступи, зашагали шибче и, понукаемые Гунульфом, бросились на отступавшего врага, предвкушая ха-арошую резню. С престарелым конунгом они разделаются быстро, а потом будет пиво, будут девки, будет дележка!
        Последними, закинув щиты на спины, побежали конунг с хевдингом.
        Люди Гунульфа радостно улюлюкали вслед бегущим, быстро углубляясь в поселок, с привратной площади попадая на рыночную, безлюдную, окруженную домами, по виду - опустевшими, брошенными, втянулись в узость улицы. И вдруг убегавшие воины остановились, разворачиваясь лицом к врагу, сбиваясь в клин.
        Конунг, занявший место на острие фюлькинга, вскинул меч, сверкнувший в лучах солнца. И в тот же момент из дверей домов, амбаров, овинов, лавок, складов повалили все, кто мог носить оружие. Все, кого успели собрать на битву посланцы Хьельда. Два вооруженных отряда, каждый кое-как, на бегу, выстроившись стеной, ударили по викингам Гунульфа с флангов, беря их в клещи.
        И напор был страшен - затрещали щиты и копья, словно орехи, сжатые тисками.
        Вдруг стало очень тесно, два войска сошлись вплотную, от множества тел накатывал смрадный жар. Порою хирдманам сэконунга не хватало места даже на то, чтобы замахнуться как следует.
        О копейщиках и речи нет, а лучники выпускали стрелы в упор.
        Стены сомкнулись, завершая окружение, и началась бойня.
        Глава 27
        Валерий Бородин
        Диверсанты
        Валерий не обиделся, когда воины сэконунга, те самые, с кем вместе он ворочал веслами, бросили его в трюм.
        Он озверел.
        - С-суки! - шипел он. - Сволочи поганые! Ну, я вам устрою!
        - Не бесись, Валета, - урезонивал его дед Антон.
        - Ага, не бесись! У, сволота! А все этот гад Шимон, чтоб ему!..
        - Не бесись, - строже сказал дед. - Оружие при себе оставил? Хоть что-то?
        - Оставил, - буркнул Бородин-младший. Сопя, он полез за шиворот - там, под рубахою, прямо между лопаток, прятались ножны, повешенные на шею. - Вот!
        Валерий вытащил нож, выданный ему еще Шимоном.
        Старик крякнул довольно и тоже запустил руку за шов на своих портках - там, в районе копчика, прятался в складке швырковый нож с кольцом вместо ручки.
        - Уже что-то! - хмыкнул дед.
        - Будем резать, будем бить? - ухмыльнулся Роскви.
        - Будем, - серьезно ответил Бородин-старший.
        Как только «Черный лебедь» пришвартовался у пристани Сокнхейда и викинги с ревом кинулись на штурм крепости, корабль опустел.
        Сторожить его остался Одд Бирюк, мало чего могший одной левой, да незаменимый Виглаф Гребень.
        На прочих драккарах и снекках наблюдалась похожая картина - в сторожах оставляли самых немощных или ходячих раненых. В их задачу входило перенести своих павших на берег, а чужих поскидывать в воду. И бдеть.
        Палубу, где маялись Бирюк да Гребень, овевал свежий ветерок, а вот в трюме воздух стоял спертый, затхлый и здорово пованивавший тухлятиной - вода, что ли, застоялась под настилом.
        - Пора, - решил дед Антон, - ты первый.
        Валера кивнул и, вооружась своим ножом, принялся резать доску палубы, прилегавшую к крышке трюмного люка. Лезвие с трудом, но щепило дерево, накалывая лучину за лучиной.
        - Щель вроде есть, - пропыхтел Роскви.
        - А ну-ка…
        Дед осторожно просунул в щелку свой нож, шевельнул им, на какой-то миллиметр сдвигая щеколду.
        И еще, и еще…
        Вот уже и сантиметр.
        - Готово.
        - Де-ед!..
        - Тут я.
        - Дед, а давай драккар угоним?
        Ответа не последовало, и Бородин-младший заторопился выложить все доводы:
        - В два весла мы его стронем и медленно уведем. И спрячем где-нибудь! Ты же знаешь тутошние места. А потом пусть они их выкупают! А чё?
        - Не тарахти, Валета. Теперь я первый.
        Валера тихонько приоткрыл трюмный лаз.
        - Спину подставь. Высоко тут.
        Валера помог старику выбраться, хотя деда Антона дряхлым назвать язык не поворачивался - очень даже бодрый пенсионер, вроде почтальона Печкина.
        Притаившись за спущенным парусом, дед внимательно осмотрелся.
        Одд и Виглаф торчали на корме, оборотясь к городу и проклиная редкие заросли, застившие крепостную стену и всю картину баталии.
        Палуба была заляпана кровью. Воткнутое в мачту, покачивалось копьё. Под скамьёй валялся лук.
        - Это Оттара, - прошептал Роскви. - Убили его.
        Старик кивнул нетерпеливо, вооружаясь луком. Берестяной тул был стрелами набит наполовину, но Андотту хватило и одной.
        Ловко наложив срезень[60 - Стрела с широким наконечником в виде топорика или серпа. Такая, разрывая ткани, не закупоривала собой рану, а способствовала обильному кровотечению.], дед растянул и спустил тетиву. Стрела впилась Одду в шею, растворяя вену. Бирюк даже руками взмахнуть не успел, как стоял, так и повалился, обливаясь кровью.
        Гребень не сразу заметил гибель старшего товарища, а когда все же углядел «несчастный случай на производстве», нож, брошенный Андоттом, впился ему в печень по самое колечко, прошибая и задубелую шкуру панциря, и грязную кожу.
        - Глянь, как там, у соседей, - приказал дед, оставаясь сидеть на четвереньках.
        Валера выскользнул из трюма и как ни в чем не бывало прошелся вдоль борта.
        Стража на ближних «Вепре волн» и «Волке славы» даже внимания не обратила на потерю Бирюка с Гребнем - все пялились в сторону города, болея за своих и громко, азартно обсуждая промахи обеих «команд».
        - Все нормуль, - доложил Бородин, соображая, как ему незаметно отдать швартовы.
        И тут началось странное и непонятное.
        Драккары Хьельда конунга покачивались рядышком, и палубы их были пустынны. Неожиданно поднялась крышка люка на «Цверге» - Валера сам только что отворил точно такую же - и наверх выбрались трое парнюг весьма могутной наружности, одетые легко и босиком, потом еще столько же. Крадучись, двое из них подошли к левому борту, где впритык стоял «Морской конь», и бесшумно перескочили на палубу снекки. Подбежав на цыпочках к сторожам, они одновременно вытянули руки, ухватили часовых за головы и свернули их. Подхватили тела и осторожно уложили на доски.
        Бородин так засмотрелся, что припозднился заметить еще одну компанию, выскользнувшую из трюма на «Йотуне».
        А вот его заметили - один из «диверсантов» вооружился ножом и уже хотел было метнуть, благо Бородин был мишенью не хилой. Но тут встал дед Антон. Он прикрыл Валеру, жестами показав швыряльщику, что он с ним сделает. Тот не обиделся, только глаза выпучил да осклабился в ухмылке типа «гы». Полминуты хватило, чтобы снять всех часовых, стерегших флот. Тогда-то и заговорили босые:
        - Андотт Кузнец! Тебя ж убили!
        - Не дождутся! - ощерился дед. - Кто это вас надоумил - корабли у противника тырить?
        - Дык, конунг наш! С самого началу. Да чтоб не высовывались, говорит, ежели даже и бой зайдет, а все ждали своего часа.
        - И дождались!
        - А это кто, Андотт?
        - Это внук мой, Роскви.
        - Чуть не снял его!
        - Я б тебе тогда бошку снял!
        - Так я ж не знал!
        - Ладно, хватит болтать. Швартовы отдать - и за весла! Берем только драккары, снекки отвязать, и пущай себе плывут!
        С греблей вышли трудности - людей была нехватка. Садились по трое на каждый корабль - двое на веслах, один на руле. В четыре руки, конечно, драккар не шибко разгонишь. Но посудины были на диво ходкие - медленно, плавно, но шли. Все пять кораблей: иконунговы, и трофейные - неторопливо удалялись от берега.
        - Хорошо, что тут эта… - выдохнул Бородин, загребая веслом. - Лесополоса! Сразу и не увидят, что без военно-морского флота остались!
        Дед Антон хмыкнул.
        - Перебьются!
        - Лишь бы конунг их одолел…
        - Одолеет! Хьельд, конечно, силушку былую подрастерял, но ума у него - дай Бог каждому. Вишь, что удумал - угонщиков засадил! Умно!..
        - И… раз! И-и… два!
        Мало-помалу драккары выплывали в залив.
        Десять шагов разделило корму «Черного лебедя» ипричал… Двадцать шагов… Пятьдесят… Сто…
        Длиннотелая лодья потихоньку разгонялась, шум боя оставался за спиной, однако напряг не покидал Бородина.
        Если только викинги заметят, что «Черный лебедь» да прочий зверинец уходит, они тут же кинутся в погоню.
        Мигом настигнут, и… И он узнает, что бывает за угон драккара.
        На середине залива Валерий испытал злую радость, торжество даже, и ту лихую легкость, что переполняет тебя, толкая на безрассудства.
        Сэконунг ежели настигнет их, то не пожалует, но на чем ему теперь настигать?!
        - Андо-отт! - прокричал диверсант с «Цверга». - Куда держать-то?
        - Правь в Разбойничью бухту! - ответствовал дед. - Там у конунга хозяйство. По одному заплываем. Тьфу ты, заходим!
        Северный берег Сильбрвика почти весь зарос соснами, лишь в одном месте среди зелени светлела вырубка и виднелась кузня - пока не подплывешь вплотную, не разглядишь.
        - Загребаем! - скомандовал Андотт.
        «Черный лебедь» медленно, плавно развернулся у самого берега, а после его острый нос раздвинул густые прибрежные заросли. Только не уткнулся в землю, а проследовал дальше, через узкий канал в укромную бухту.
        С востока над тайной гаванью нависал серый утес, самая верхушка которого курчавилась зеленью.
        - Гребем! Гребем!
        Лодья сэконунга плавно приблизилась, потерлась бортом о мостки причала, будто ластясь, и замерла, отражаясь в неподвижной воде, как в зеркале.
        - Швартуем!
        Близ бухты обнаружился настоящий «промкомплекс» - и кузня, и канатная мастерская, и паруса тут шили, и всякую нужную мелочь из дерева вытачивали, и кожи мяли, и жир вытапливали[61 - Тюлений жир (ворвань) использовали в бурю, сливая на воду - и унимая волны.].
        - Эхой, Андотт! Принимай!
        Дед ловко поймал канат, брошенный с «Цверга», и потянул на себя.
        - Эй, кто живой есть? - заорали с палубы «Йотуна». - Выходи помогать! Свои!
        Местные, не то трэли, не то свободные, преисполнившись великого почтения перед Грозными Похитителями Драккаров, выглянули из-за деревьев.
        Распознав своих, они осмелели и всей толпой вышли помогать подтягивать да швартовать корабли.
        Бухта была невелика, так что флотилия едва уместилась, а «Волку славы» суждено было кормой в протоку высовываться.
        - Дед! А снекки?
        Андотт почесал под подбородком, задумчиво глядя в небеса.
        - Можно и возвернуться, - проговорил он, - пригоним. А можно…
        - Сжечь их на хрен!
        Босые, запаренные диверсанты загоготали.
        - Верно! Пущай Гунульф полюбуется!
        Вскоре небольшая четырехвесельная лодчонка отправилась в путь. Валера греб впереди, ближе к носу, дренг по имени Сигбьёрн загребал с кормы, а вся середина плавсредства была заполнена стружками и прочим горючим материалом. Отдельно лежал бурдюк с бараньим жиром.
        Все для фронта, все для победы!
        Людей на южном берегу видно не было, зато пыль над поселком поднималась - видать, сражение было в самом разгаре. Даже с середины залива можно было разглядеть за деревьями, что ворота - нараспашку. Стало быть, бой идет на улицах.
        - Смотри-ка, уплыли далеко как! - пропыхтел Сигбьёрн.
        В самом деле, «Вепрь волн» с «Морским конем» медленно кружились в кабельтове[62 - Кабельтов - одна десятая морской мили, то есть 185,2 метра.] от берега, да как бы не дальше.
        - Подгребаем к кабанчику! - весело скомандовал Бородин.
        Он первым высадился на «Вепря» иобшарил весь корабль.
        На дне оружейного сундука завалялась пара наконечников копий с обломанными древками, а вот в маленьком ларчике под скамьей кормщика обнаружился маленький клад - стопка серебряных монет, тяжелая золотая цепь и гривна из того же драгметалла.
        «Бонусы!»
        Монеты Валерий пересыпал в пустой кошелек, а цепь с гривной, покачав в руке, повесил на шею, под рубаху.
        - Поджигай! - услышал он азартный голос дренга.
        - Й-а-а!
        Огниво в опытных руках Сигбьёрна мигом сработало - занялись стружки, и Валера ногой сбросил их в трюм.
        Веселые огоньки побежали по разлитому жиру.
        - Хватит! Уходим!
        На «Морского коня» Бородин забрался вторым и ничего стоящего в сундучках не нашел.
        - Зарыли где-то, видать, - кисло прокомментировал дренг. - Или все с собой забрали…
        - Вот с них и снимем!
        - Хо-хо-хо!
        Стружек нагребли щедро, не скупясь, еще и скамьи подложили сверху.
        Гори, гори ясно!
        Пламя вспыхнуло сразу, загудело, жадно облизывая сухое дерево.
        Оттолкнувшись веслом от горящего корабля, Бородин смотрел как завороженный на пляску огня. «Вепрь волн» уже полыхал, клубящееся полотнище пламени поднималось высоко - выше мачты, если бы она стояла. Горела снекка почти без дыма, а потом зачадило - это занялись парус и кожаные снасти.
        «Морской конь» разгорался еще пуще, полыхая с носа до кормы, вознося в небо наклонный столб искр и копоти.
        - Жалко, - вздохнул Сигбьёрн.
        - На войне как на войне, - сурово сказал Роскви.
        Глава 28
        Константин Плющ
        Боевая ничья
        Уходя от копейного тычка, Эваранди выгнулся так, что и Нео «матричный» позавидовал бы.
        Моментом, как говаривал Семен, он гибко выпрямился, словно наклоненное недоброй рукой и отпущенное деревце.
        Перехватив одной левой копье, за которое держался дренг в скособоченном шлеме, Костя рванул его на себя и принял бойца на меч.
        Заскорузлый кожаный панцирь с бляшками клинок просадил мигом, взрезая накачанный пресс, кишки и прочую требуху. Дренг содрогнулся, уже и рот раскрыл, собираясь крик издать, но из глотки хлынула темная кровь, окатывая Плющу штаны - слава Богу, кожаные.
        Дренг сникал и падал, Костя едва поспевал выдернуть меч из его нутра.
        Поспел.
        Знать, мало было просто родиться во фьордах, чтобы викингом зваться!
        Не все тут боевые машины, переть на которые все равно, что на танк с голыми руками бросаться…
        А тут опять копейщик и снова норовит тушку Костину будто на вертел насадить.
        Плющ резко уклонился вправо и рубанул сбоку в шею, между кольчугой и краем шлема. Но дренг ему попался натасканный - он вздернул плечо и принял удар на выпуклую, гнутую пластину наплечника.
        И тут же отскочил влево, щеря редкие зубы, разворачиваясь и целясь наконечником Плющу в лицо.
        Ага, щас…
        Топор Хродгейра втесался в дренга, словно колун в чурку. И не стало дренга.
        - Близняшкам подсоби! - крикнул Кривой.
        - Ага!
        На Вагна с Хаддом насели сразу четверо ярящихся, утробно хэкающих при каждом ударе хирдманов.
        Вдвоем близняшки уделали самого опасного, в дружине поседелого хольда, а после увидали Эваранди и ощерились весело - силы вроде как сравнялись!
        Втроем они прижали людей сэконунга, да так, что тем и вздохнуть некогда было - бейся на пределе или сгинь. Чуть дашь слабину, сразу же удар пропустишь, и будет это последняя слабина в жизни.
        Костя разгорячился по-настоящему именно сейчас, когда стоял плечом к плечу с Вагном и Хаддом и чувствовал, что эти обязательно прикроют, поскольку он свой, не сдадут, не бросят его, отступив.
        А это какое же доверие надо испытывать, чтобы стоять заедино, полагаясь на товарища полностью и всерьез!
        Вместе было легче одолевать противника, хотя выкладываться приходилось по-полной, через не хочу и не могу.
        Не хочешь? Умри!
        Не можешь? Передавай привет красотке Хель!
        Ожесточенно орудуя клинком, уделывая своего ворога, помогая близняшкам прикончить их супротивников, Плющ выдохся, пока не полегли все ярившиеся и хэкавшие.
        Вагн хлопнул его по плечу и бросился к площади. Костя рванул было туда же, но его затормозил голос Хродгейра:
        - Эваранди! На крышу!
        Костя понял и с разбегу взобрался на пологий скат длинного дома, поросший травой на манер холма.
        - Не провалимся? - спросил он одышливо, протягивая руку Кривому и подтаскивая его повыше.
        - Не должны.
        С высоты картина открывалась прямо-таки эпическая.
        Уже и в помине не было всяких стен, клиньев, городов и прочих построений - битва распалась на дуэли, когда один на один или трое на одного.
        Случалось, что и один на двоих.
        Крики живых и умерщвляемых полнили воздух, целая толпа мужиков поднимала пыль, а сталь разящая так и мелькала, пуская веселенькие зайчики, которых местные звали солнечными котятами.
        Стратегия Хьельда конунга сработала-таки, нынче за Гунульфом уже не было прежнего превосходства в живой силе - от всего его воинства уцелела едва ли половина.
        Хьельдов хирд тоже понес потери, но куда меньшие.
        И ведь надо помнить о моральном превосходстве - люди конунга сражались за свою землю, за свои семьи, против жадных находников, охочих до чужого добра.
        Уложив половину «сборной» Гунульфа, Эйвинда и Торгрима, они деморализовали тех, кто в остатке, отняв у них надежду не то что победить, а хотя бы выжить.
        - Вон! - указал Хродгейр в сторону торга. - Вон где наших прижали! Айда!
        Не спрашивая Плюща, согласен ли он подсобить прижатым (а о чем речь, ежели надо?), Кривой съехал по травке во двор и почесал задами, по узкому проходу между домами и частоколом, пока не выбрался в район лавок и складов.
        Костя бежал следом, испытывая драгоценное чувство товарищества и то превосходство защитника, что придает сил и упорства. Он в глаза не видел валеркину бабу Лену, не знает, где Андотт, да они оба, если честно, не слишком-то и занимают его мысли.
        А вот Эльвёр… Девушка где-то там, за его спиной, она надеется на него, на его смекалку и умение противостоять, на его храбрость.
        На победу.
        И подвести Эльвёр никак нельзя.
        Огибая очередную клеть[63 - Клеть - это холодная половина избы или отдельная нежилая постройка для хранения имущества.], забитую пустыми бочками, Хродгейр вырвался на маленький пятачок между торговыми рядами и с ходу ввязался в драку.
        Здесь, в тесноте и обиде, рубились викинги Гунульфа и Хьельда, рубились отчаянно, до последней капли крови.
        Воины, среди которых Костя узнал Ракни и Эгиля, наседали на молодых хирдманов Хьельда.
        Молодых да ранних - хоть в меньшем числе, они удерживали-таки более опытных противников, превозмогая их навыки удалью и презрением к смерти.
        Долго так продолжаться не могло, ибо безумство храбрых вскоре уступит холодной расчетливости, сменившись смертью храбрых.
        И тут секира Хродгейра пришлась очень кстати.
        Первым умер Эгиль - Кривой с маху рассек ему бок, отрубая заодно и руку с мечом.
        Ногой оттолкнув падавшее тело, Хродгейр подхватил левой рукой оброненный клинок и пошел зверствовать дальше, пластая врага в обе руки.
        Костя прикрывал ему спину, добавив пару раз контрольные удары, как вдруг оказался лицом к лицу с тем самым белокурым дренгом, которого обезоружил еще в Тролльвике, на виду у Гунульфа сэконунга.
        «Белокурая бестия» его тоже узнал, взмахнул старым саксом, желая одним ударом покончить с обидчиком, но Плющ отбил клинок. В это мгновенье он различал малейшие детали, вплоть до пятнышек ржавчины на лезвии скрамасакса и капелек пота на ожесточенном лице противника. Вспомнился последний турнир и дю Барнстокр… Как он тогда сожалел, что лишен возможности выйти на бой с настоящим рыцарем или викингом, чтобы все было не понарошку, а взаправду.
        Так вот оно, исполнение желаний!
        Дренг был быстр, но слишком горяч, а оттого тороплив. Махи его не впечатляли отточенностью и страдали излишествами.
        Сакс мелькнул, совершая обманное движение, но Костя не повелся.
        Его меч разрубил белокурому горло - темная кровь так и брызнула, словно из кувшина выплеснули рубиновое вино.
        Викинги дрогнули и стали отступать, а тут и Ракни пришел конец - с ближайшей крыши прилетела меткая стрела.
        Хирдманы Хьельда пошли в атаку, а Кривой махнул секирой в сторону длинного дома.
        - На крышу? - сообразил Костя.
        - Туда!
        Потеснив стрелков, засевших на земляной кровле, Плющ стал на колени, осматривая поле боя.
        В это самое время в сече произошёл перелом - хирдманы сэконунга начали отходить. Отступление не перешло в бестолковый драп, все-таки и на стороне Гунульфа сражались настоящие воины, сильные, храбрые, закаленные в битвах, но некая поспешность в прореженных рядах дружины наблюдалась-таки.
        Конунговы люди выжимали врага с территории поселка, ставшего ловушкой-загоном, но особо не геройствовали - силы берегли.
        С сотню хирдманов сэконунга, почти целых или здорово израненных, грузной трусцой устремились к берегу.
        Миновали рощицу и замерли как один.
        Не сговариваясь, они издали дружный рев, в коем смешались обида, злоба, оторопь. Викинги ошеломленно рассматривали пустынные причалы и полыхавшие снекки. Прямо на их глазах одно из суденышек прогорело дотла - обуглившиеся борта сложились, просыпаясь золой, и полусожженное днище скрылось под водой.
        И только облачко смрадного пара поплыло над фьордом.
        - Вот это я понимаю! - довольно крякнул Хродгейр. - Теперь им отсюда не уйти! Все тут лягут!
        С крыши было видно - и понятно - как сэконунг взвыл, потрясая мечом. Он потерял всё!
        Ну почти всё.
        Видимо, и ему самому пришла в голову та же мысль. Яростно обернувшись к своим, он указал мечом на лес и взял разбег. Хирд покорно понесся следом.
        Пара лучников с частокола проводила их стрелами.
        - Слезаем!
        - То влезай, то слезай, - проворчал Плющ, впрочем вполне благодушно, ибо день удался.
        Когда он спустился с крыши, улыбка его попригасла.
        Десятки убитых и раненых валялись в пыли по всему поселку. Одни стонали, другие уже отмучились.
        Пыль медленно впитывала кровь, драгоценной красной жидкости пролито было - ведра.
        Свернувшаяся кровь стыла страшными лужами, подергивалась мутной пленочкой, удобряла траву, мешалась с навозом.
        Лучники уже рыскали по улице, подбирая стрелы или выдергивая их из тел. Парочка пожилых женщин бродила, склоняясь к павшим, различая, свой или чужой.
        Пару раз они подзывали ближайшего викинга, тот деловито добивал поверженного врага или, по эстафете, кликал дренгов, чтобы помогли утащить раненого из своих.
        Из-за дома вывернул Хьельд конунг, весь залитый чужой кровью, даже лицо его было искраплено бурыми каплями.
        Повертев головой, правитель Сокнхейда углядел Йодура и окликнул его.
        Хевдинг приблизился, хромая.
        - Красиво горят! - ухмыльнулся он.
        Хьельд кивнул нетерпеливо.
        - Куда Гунульф ушёл?
        - Направился к урочищу Сломанного Меча. Я послал наших охотников следом, они доложат, где сэконунг лежку выберет.
        Конунг мотнул головой, указывая на Сильбрвик:
        - Возьми кнорр Ульфхама и дуй на тот берег. Проверь, там ли корабли. Дуй!
        - Дую, - с готовностью ответил Беловолосый и покосился на Костю: - Эй, зелень! За мной!
        Прихватив по дороге еще четверых молодцев, хевдинг направился к наусту местного купца Ульфхама Меченого.
        Кнорр был покороче снекки, но шире ее.
        В обводах этого торгового судна не было отточенности драккара, зато чувствовалась крепость, да и места под товар хватало - трюм занимал всю середину кнорра, так что веслами гребли только с носа и кормы.
        Спустить кораблик было делом нетрудным.
        Рассчитан он был на восьмерых гребцов, но и шестерых было довольно, а Йодур уселся за правило.
        - Ежели наши упасли-таки драккары, - сказал хевдинг, - это хорошо. Сэконунг долго по лесам блукать не станет, все одно выйдет и придется ему как-то уговариваться с Хьельдом. Вот пущай и выкупает своего «Лебедя»! Нам лишний корабль ни к чему, сейчас, почитай, и на те, что есть, сажать некого…
        - А если… Гунульф… - проговаривал Константин между гребками, - так и останется… в лесу?.. Нападать будет… на здешних. Они ж тоже там… Или искать драккар надумает… Просветят его местные… кого поймает… и отправится сэконунг… «Черного лебедя» спасать!
        - Да какой из него нынче сэконунг! - хмыкнул Йодур. - Корабли растерял, хирд свой растерял… Кому он такой нужен? Изменила удача Гунульфу! А к Хьельду боги милостивы были. Коли не задумается сэконунг вовремя, то и последнее упустит.
        Кнорр неторопливо пересек залив и отыскал потаенную протоку, ведущую в Разбойничью бухту.
        Увидав, что небольшой водоем набит драккарами, гребцы дружно взревели, ликуя. На берег тотчас же высыпали диверсанты.
        Узнав своих, они добавили шуму, а потом и Костя заголосил, приметив Бородина.
        Встреча прошла в теплой, дружеской обстановке.
        - Ну как?! - набросился Роскви на Эваранди, едва покончив с ритуалом приветствия, включавшим тычки, шлепки и тумаки.
        - Побили мы их! Почти. Половину точно уложили, а другая половина в лес умотала.
        - А Эльвёр?
        - А что Эльвёр? - Плющ независимо пожал плечами. - Дома Эльвёр.
        - Да-а… - с чувством протянул Валера. - Здорово!
        - Ах, ты… забыл совсем!
        Плющ торопливо снял с себя пектораль и гривну.
        - Держи! Это тебе.
        - Что это? - спросил Роскви подсевшим голосом.
        - Бонусы!
        - Да не-е… - затрепыхался Бородин. - Ты чё? Знаешь, сколько эти штуки стоят?
        - Не болтай ерунды, ладно? У тебя в миру жена и ребенок, а жить негде. Вот об этом и думай. Квартира у меня есть, а семьи нет, так что мне легче. И вообще, не зли меня! Бери, а то выкину!
        - Я те выкину…
        Валера бережно принял ювелирку и повесил на шею.
        - Рост благосостояния трудящихся! - радостно ухмыльнулся он.
        Беловолосый, между тем, времени зря не терял и напряг местных кашеваров.
        - На обед будет овсянка, - громогласно объявил хевдинг. Подумал и добавил: - С печенью трески. Хавгрим! Тюркир! Весла в руки и на тот берег - доложите конунгу, что драккары на месте, целые и невредимые!
        Радостные дренги бросились к той самой лодке, с которой похитители поджигали снекки. Минуты не прошло, а их и след простыл - молодые воины жаждали обрадовать Хьельда.
        Почувствовав громадную усталость, Плющ сел на траву и бездумно уставился на воду.
        Ох, и погоняли его эти викинги… Утомилась каждая мышца, каждый нерв.
        Но все равно Костя был доволен. Очень.
        Интермондиум - это именно то, о чем он всегда мечтал, чего хотел, пусть даже и не верил, что подобное бывает.
        А вот свершилось!
        Хранитель Романус может быть доволен - они не допустили альтернативки, все будет так, как написано в учебниках истории.
        Быть Харальду Косматому конунгом!
        Если разобраться по-хорошему, то ничего чудесного Терминал не открывает.
        Вон, вокруг кипит жизнь. Обычная, ничем не примечательная жизнь.
        Просто в Норэгр она другая, нежели в миру. Трудная, опасная, напряженная.
        Конечно, такую можно отыскать и там.
        Где-нибудь в Центральной Африке. Или в Азии. Или в Латинской Америке. Там, где трущобы, джунгли, партизаны и прочая дрянь.
        Но кто, находясь в твердом рассудке, отправится куда-нибудь в Колумбию отстреливать наркобаронов? Или в Либерию алмазиков приискать?
        Да тут дело не в рассудке даже, а в положении, ибо затевать игры с тем же Медельинским кокаиновым картелем означает создавать искусственные трудности, которые потом придется героически преодолевать.
        Вот эта-то искусственность и есть экстрим того мира.
        В Норэгр же все натурально, здесь нет цивилизованного общества и мировых окраин.
        Тут повсюду одно и то же - во Фландрии, в Гардах, в Бургундии, в Халифате.
        Здешнее рабство - не аномалия, а бытие.
        Разборки на мечах? За океан под парусом?
        Только так, иначе просто не бывает.
        Для IX века все эти страсти-мордасти совершенно естественны. Правда, сам ты попал сюда не случайно, а как раз в поисках экстрима - и окунулся в самую что ни на есть подлинность.
        Рядом присел Бородин. Он был слегка напряжен.
        - Чего ты такой вздернутый? - лениво спросил его Костя.
        - Не знаю, - медленно проговорил Валерка. - Как-то не по себе. Уж слишком все хорошо и ладно, просто идиллия какая-то! С викингами и теми побратались…
        - Да успокойся. Прорвемся! Тут главное - понять, что к чему, проникнуться!
        - Господи, - пожал плечами Валера, - да что вообще можно понять за несколько дней? Вот когда вернемся Регуляторами, как закатимся сюда на весь отпуск!
        - На каникулы, - поправил его Костя.
        - Да какая разница!
        - Разница в том, что мы еще не Регуляторы.
        - Между прочим, до конца срока осталось четыре или пять дней. Потом портал… того… закроется.
        - Перспектива получить меч в бочину у тебя еще есть, не волнуйся.
        - Умеешь ты подбодрить!
        - Жизнь такая…
        - А нам еще обратно возвращаться, к пещере.
        - Посуху выйдет быстрее.
        - Ну да вообще-то.
        После сытного обеда прибыли Тюркир и Хавгрим.
        Они передали благодарность командования и приказ привести «Цверга» кпристани.
        - В общем, - сказал Хавгрим, волнуясь, - конунг решил высадить отряд у Запретного леса, чтобы ударить по дружине Гунульфа с гор. Проводники будут ждать на берегу. Другой отряд выступит с равнины, от поселка. Зажмем вражин и перебьем!
        Плющ вздохнул и закатил глаза, смотря в небо.
        Солнце сошло с зенита, склоняясь к западу, однако одолело лишь полпути по небосклону.
        День не торопился угаснуть…
        Глава 29
        Семен Щепотнев
        «Шоу должно продолжаться»
        Шимона переполняла дикая злость.
        Он злился на этого надутого индюка-сэконунга, что возомнил себя великим полководцем, а на деле оказался сродни тупому красному командиру, что в 41-м гробил тыщи солдатских душ, да все без толку.
        Семен злился на отморозка Эйвинда, которого битва возбуждала, и тот бросался в самую гущу боя, неистовствуя, пьянея от крови.
        И на Торгрима он злился - ярл рубился с чисто крестьянской основательностью, не обращая внимания на «главнокомандующего».
        Да и кто из викингов слушал приказы Гунульфа?
        Три дружины, три хирда попросту перли буром вперед, надеясь на силушку богатырскую. Авось победим! Щас как ломанем, как надавим!
        А фиг вам!
        Хьельд конунг оказался умнейшим стариканом - он использовал тактику двойного охвата, окружил и раздолбал воинство сэконунга по частям.
        И это ему, Шимону херсиру, принадлежит вся честь спасения хваленых вояк! Слава Богу, он вовремя остановил зарвавшегося сэконунга, иначе разгром был бы полный.
        Но самую великую злость, переходившую в бешенство, он испытывал по отношению к правителю Сокнхейда, ибо этот хитрый стратег сделал блестящий ход за их спинами - увел драккары!
        Сгореть быстрее снекк лодьи просто не могли, стало быть, конунг где-то припрятал корабли.
        Ну да, а потом он их вернет - за соответствующую мзду!
        Однако викинги, выбежавшие на берег и вопившие, как души грешников в аду, испытывали не гнев и не ярость - впервые за этот долгий день их храбрые сердца сжались в предчувствии мрачного финала.
        Чадный дым от пылавших «Вепря волн» и «Морского коня» мстился этаким зловещим пологом, предвещавшим смерть.
        Словно горел их собственный погребальный костер.
        Им не уйти отсюда!
        Путь к отступлению отрезан…
        …Путаясь в густой траве, спотыкаясь о подгнившие сучья, потрепанная дружина уходила все дальше и дальше в лес.
        На большой поляне решили отдышаться - все дико устали после битвы, а проигранное сражение тяготит куда сильнее.
        Угрюмый Эйвинд неожиданно развернулся и выхватил меч.
        - Это он виноват! - проревел Мудроречивый, указывая клинком на Гунульфа. - Он подбил всех нас на эту битву!
        Часть викингов заворчала одобрительно.
        Сын Рёгнвальда Клапы рассмеялся с некоторой натужностью, а Шимон выступил вперед, взяв на себя обязанности адвоката.
        - Сэконунг не виноват в том, - медленно проговорил он, - что ты оказался полным дураком и не слушал его приказов!
        Губы ярла искривила довольная усмешка.
        - Значит, я дурак? - пропел он.
        - Придурок, каких мало! - подтвердил Семен. - Из-за тебя, тупицы, полегло немало храбрых воинов, поверивших в то, что ты ведаешь толк в битве, а боги к тебе благосклонны! Они ошибались - ты полное ничтожество, Эйвинд, по недоразумению ставшее ярлом! Будь я на месте сэконунга, приказал бы тебя повесить на ближайшем дереве, ибо ты не заслуживаешь смерти от меча, длиннопятый ярл!
        В первые мгновенья Мудроречивый онемел от подобных речей, но скоро кровь бросилась ему в голову, выступив горячечным румянцем, а после смертельная бледность омертвила щеки. Несколько хускарлов выступили вперед, перехватывая секиры, но Эйвинд утишил их мановением руки - не мешайте, мол, сам справлюсь с наглецом.
        - Огляди эту поляну, херсир, - сипло протянул он, картинно вытягивая клинок, - ибо тут ты умрешь! Погляди на небо в последний раз и прими свою смерть!
        Щепотнев не стал плести пышных фраз, а совершил мгновенный нукиути, отрубая ярлу правую кисть вместе с мечом.
        Мало кто из викингов заметил само движение, а в следующий момент Шимон разрубил Эйвинду горло.
        Крик, родившийся в легких Мудроречивого, прервался, выступив кровавыми пузырями.
        Ярл умер, а херсир не менее театральным жестом стряхнул с лезвия тягучие капли. Вот только стряхивание вышло никаким не ритуальным, а самым обыкновенным.
        Оглядев лица викингов - бесстрастные, злые, восторженные, насупленные - Щепотнев сказал:
        - Если бы мы все четко исполняли приказы, если бы рубились вместе, а не врозь, то праздновали бы нынче победу и делили добычу!
        Торгрим ярл, тяжело посмотрев на Шимона, проговорил:
        - А не много ли ты на себя берешь, херсир?
        - Нет, ярл! - отрезал Щепотнев. - Пусть я лишен доли в добытом, но ума пока что не лишился, в отличие от почившего! Кстати, ты тоже бился наособицу, Ворон, так что вина за разгром лежит и на тебе!
        Гунульф С Красным Щитом, все это время молча наслаждавшийся в сторонке, сказал:
        - Не злись, ярл, но Шимон прав. Мы не стали единым хирдом, каждый бился сам за себя, а сообща мы только отступили.
        - Я сам разберусь с этим нидингом[64 - Нидинг - ничтожество, всеми гонимый изгой.]! - зарычал обычно сдержанный Торгрим, вытаскивая меч.
        - Хочешь составить Эйвинду компанию? - промурлыкал Щепотнев. - Валяй! Обрадуй старушку Хель!
        В тот же миг раздался тихий щелчок.
        Длинная черная стрела пронизала листву и впилась Торгриму в правую глазницу.
        Ярл упал, как подкошенный.
        Гунульф среагировал вовремя - оперенный прут с бронебойным жалом воткнулся в щит, резво вскинутый рукою сэконунга.
        Хирдманы очень быстро перестроились, прикрываясь щитами, но больше ни одного подарка не прилетело из зарослей.
        - Это охотники-следопыты, - угрюмо пробурчал Хёгни. - Они нас всех перебьют. По очереди.
        - Не перебьют! - резко ответил Гунульф. - Нам надо уйти подальше в лес, разбить лагерь в хорошо защищенном месте и уже оттуда наносить удары! Мы проиграли бой, но кто выиграет войну, еще не ясно. Пусть это решат боги, а уж мы им поможем!
        Солнце уже село, когда усталая дружина нашла себе более-менее безопасное пристанище.
        Это была вершина плоского холма, примыкавшего к отвесному утесу - надежный тыл прежде всего!
        Склон холма был пологим и спускался к мелководному заливчику. Кое-где склон порос пучками травы, а большую его часть покрывали осыпи - каменное крошево спускалось к воде рассыпчатыми языками, и на столь зыбкой почве даже кустам было трудно укорениться. Деревьев не было ни одного - незаметно не подкрадешься.
        Сама же вершина была завалена огромными скальными обломками, да не как попало, а по кругу, напоминая крепостную башню с зубцами.
        Единственный удобный подход вел мимо утеса к лесу по довольно широкому уступу, но уж его перекрыть было куда легче, нежели держать круговую оборону.
        Натаскав веток и еловых лап, викинги понаделали шалашей и развели костер.
        Три группы охотников-добровольцев отправились за добычей. Когда стемнело, две из них вернулись в полном составе, волоча убитых оленей, а третья пропала без следа.
        Надо полагать, лесовики Хьельда конунга постарались.
        Выступать на поиски пропавших, чтобы наказать подлых следопытов, викинги не стали. Людей, с детства привыкших к лесу, сроднившихся с ним, и днем-то не сыщешь - можешь пройти рядом и не заметить.
        А уж ночью-то…
        Лесовики обычно народ смирный, нелюдимый.
        Появятся изредка, сменяют шкурки на соль да на лепешки и снова уходят в дебри.
        Чисто звери лесные!
        Но уж если раззадорить их как следует да указать врага… Страшное дело.
        Уже в темноте, при свете костров, разделали оленей, нажарили мяса.
        Запивали холодной водой из ручья, что журчал рядышком, выбиваясь из расщелины в утесе.
        Выставили стражу - и попадали. Спать!
        Черед Щепотнева стоять в дозоре подошел около полуночи. Проспав часа три, Семен чувствовал себя хоть и вялым, но отдохнувшим.
        Заняв свое место меж двух каменных глыб, он уставился на тропу, что прижималась к скале, обрываясь к морю. Яркая луна помогала стражу, высвечивая каждый камешек на тропе.
        Враг не пройдет!
        Шимон усмехнулся.
        После неудачного набега на Сокнхейд он малость успокоился. Ну не вышло у него с воцарением Гунульфа Первого, и что? Вешаться теперь?
        Не получилось с сэконунгом, выйдет с конунгом. Или с ярлом - тут этих ярлов, как лягушек в болоте.
        Все равно скоро в обратный путь.
        Вот дождется он сменщика, завалится спать - еще часика четыре подрыхнет, помашет мечуганом при свете дня, а после надо коня искать да смываться.
        Победа Гунульфу не светит, это ясно.
        Шимон вздохнул и потянулся как следует. Хорошо…
        Викинги, в принципе, неплохой материал. Сильные, умелые, храбрые. Но уж больно недисциплинированные.
        И что? Тем интереснее.
        Щепотнев усмехнулся.
        Като говаривал: «У тебя, Шимон, явные задатки сёгуна[65 - Сёгун в буквальном переводе - полководец, главнокомандующий. В истории Японии сёгун - представитель правящего клана, управлявшего страной в период ослабления императорского рода.]». Реализуемся, стало быть. Ну-ну…
        Шимон оглянулся на спящий лагерь.
        Ближе к затухавшему костру лежал Гунульф С Красным Щитом. Семен задумчиво потер щеку - щетина заскрипела под пальцами. Сэконунг поддерживает его, выделяя изо всех, наивно полагая Шимона херсира самым верным слугой, ан нет - свою функцию сын Рёгнвальда Клапы уже отработал.
        Да и какой из него нынче морской король?
        От прежнего хирда у Гунульфа осталось человек сорок от силы. И ни одного корабля!
        Нынче все замерло в неустойчивом равновесии.
        Тут, на безымянной высоте, собрались остатки трех дружин, и вместе их удерживает одна нужда - сообща легче оборону держать. Если «сборная» распадется, Хьельд разобьет их всех по очереди. Викинги, хоть и туповаты, но это понимают.
        Щепотнев задумался. А что, если…
        Нет, в самом деле! Зачем ему Гунульф?
        Это пусть сэконунг воображает себя значимой фигурой, на самом-то деле он уже ничего не значит.
        За Гунульфом шли, пока он был удачлив.
        Викинги же уверены, что удачу посылают боги и не всем подряд, а избранным. Но, коли ты стал неудачником, знать, отвернулись от тебя высшие силы.
        И какой тогда смысл держаться того, кто впал в немилость? Скорей всего, с утра начнется брожение… Хм.
        А не худо было бы развлечься напоследок!
        Заслышав шаги за спиной, Семен оглянулся.
        - Я это, - проворчал сэконунг, приближаясь. - Тихо?
        - Тихо, - подтвердил Щепотнев. - Что, не идет сон?
        - Не идет. Мысли есть, херсир?
        - Полно, - ответил Шимон, подумав, что диагноз его верен. Сдулся Гунульф.
        Раз уж совета просит, значит, ослабел изрядно.
        - Говори.
        - А что бы ты сам предпринял на месте Хьельда? - ответил вопросом Щепотнев.
        - Добил бы, - буркнул сэконунг.
        - Во-от! Только и нам не след расправы дожидаться, надобно напасть самим!
        - Корабли бы найти, - с тоской проговорил Гунульф.
        Шимон задумчиво посмотрел на него.
        - Ежели двинем в обход Сильбрвика, - начал он, - и станем ту гавань искать, куда Хьельд драккары заныкал, мигом найдем тех, кто сам горит желанием нас встретить да приветить.
        - Думаешь? - с сомнением спросил сэконунг.
        - Уверен! - отрезал Шимон. - Наша задача какая? Наша задача - ошеломить противника! Поступить так, как Хьельд меньше всего ожидает. Вернее… В общем, чего он хочет? Хочет, чтобы мы к нему приползли на коленках и ныли да канючили: «Верни кораблики!» А он нам: «Платите!»
        - Да это и ежу ясно, - сердито сказал Гунульф. - Кто ж просто так с бою взятое вернет?
        - А мы ему скажем: «Давай меняться!»
        - На что?!
        - На заложников, Гунульф! На заложников! Не понял? А это, когда людей в залог берут. Не зашибают насмерть, не продают в рабство, а делают заложниками - и очень осложняют жизнь правителю. В лес сбежала куча народу, вот и надо нам отловить с полсотни тутошних бондов и прочего мирного населения, запереть где-нибудь под охраной и поторговаться с Хьельдом!
        - Ух ты! - удивился сын Рёгнвальда Клапы. - А я и не знал, что так можно…
        - Ну вообще-то ежели рассуждать бла-ародно, - заулыбался Шимон, - то так нельзя, но лучше освободиться от химеры совести! Ну ее к троллям!
        Обсудив варианты, сэконунг с херсиром прикинули план операции. Когда Гунульф удалился, Щепотнев осмотрелся с легкой улыбкой.
        - «Бум меняться? Бум, бум, бум…» - пробормотал он. - Прав был Фредди Меркьюри: «Шоу должно продолжаться!»
        С самого утра «ловцы человеков» отправились на охоту.
        Гунульф выбирал такую дорогу, где подкрасться к его людям незаметно было бы затруднительно. Они шли по склону заросшим прозрачным сосновым лесом, поднимались на травянистые макушки холмов, спускались в каменистое ложе бурливой речушки.
        Сын Рёгнвальда Клапы спешил. Хьельд мог решить возвернуть эвакуированных в поселок, где тем ныне и впрямь безопаснее было находиться. А это расстроило бы все планы.
        Рядом с Семеном шагал Траслауд.
        Когда сэконунг огласил план захвата заложников, викинги здорово воспряли. Ну еще бы! Объяви ты человеку, попавшему в западню, что из нее есть выход, тот мигом взбодрится!
        - Думаешь, Хьельд захочет корабль на людей менять? - оживленно проговорил Кожемяка.
        - А куда он денется? Ну, может, и не захочет, так нам еще лучше - большую бучу поднимем, а местные нас поддержат! Потому как, что это за конунг такой, который о людях не думает? Кто ж ему тогда доверит в венце ходить? Кому такой нужен?
        - Это верно… Слушай, а там вроде мелькает что-то…
        «Что-то» оказалось платьем девки лет двадцати, весьма дородной особы с грудью как бы не шестого размера и круглым лицом колхозницы.
        Такая точно и коня на скаку, и в горящую избу.
        Пара викингов весьма проворно схватили грудастую, грязной ладонью прикрывая той рот.
        - Кусается, зараза! - добродушно сказал один из них.
        - Кто такая? - подошел к девице Шимон. - Звать как? Сейчас воин уберет руку, но предупреждаю: попробуешь только крикнуть - зарежем. Понятно?
        Грудастая кивнула, и викинг убрал укушенную пятерню.
        - Люди называют меня Халлоттой, дочерью Хравна, - басом проговорила она.
        - Сколько вас? Не бойся, Халлотта, мы никого не убьем.
        - Нас… семеро. Не считая трэлей.
        - Трэли нам не нужны. Веди нас.
        Девушка покорно повела «ловцов».
        Идти пришлось не долго - за рощицей, на обширном лугу, стоял длинный бревенчатый дом с амбаром и конюшней, образовавшие три стороны квадрата. Частокол с воротами замыкал четырехугольник.
        Увидав процессию, бонд со старшими сыновьями выскочил, пометался, не зная за что хвататься, да так и остался стоять, будто приговоренный.
        - Не боись, хозяин! - весело сказал Гунульф. - Жить будешь!
        Проведя «перепись населения», сэконунг насчитал на хуторе пятнадцать человек.
        Неплохо для начала!
        - Ищем дальше! - скомандовал Щепотнев. - Кого найдем, гоним сюда, а добрый дядя Хёгни постережет людишек на размен!
        Викинги с удовольствием захохотали, а Рыжий Змей фыркнул только. Поглядел на сэконунга, но тот не отменил приказа херсира.
        Хёгни нахмурился, пытаясь умом проникнуть в суть творившихся изменений, но для этого ему не хватило маленьких серых клеточек.
        - За мной, ребята! - кликнул Семен. - «Шоу должно продолжаться!»
        Ребята не поняли, но всей гурьбой потопали следом.
        Глава 30
        Константин Плющ
        Антитеррор
        Хьельд конунг, в лучших традициях викингов, закатил пир. Победу да не отпраздновать? Грех!
        Конечно, это был не настоящий праздник, а так, репетиция. Изыски полевой кухни.
        Да и полной радости никто не испытывал, ясно же, что ярлы с сэконунгом так просто не уйдут, а сотня головорезов, шляющаяся по лесу, есть прямая и явная угроза.
        Настал полдень, когда в котлах сварилось мясо.
        Впрочем, к этому времени викинги уже порядком накачались пивом. Конунг на радостях даже бочку дорогущего вина выкатил. Вот сей напиток Константин отпробовал-таки. Ничего так винишко. Не сказать, что супер, но пьется легко.
        - Вот не хотел пить, а зря, - рассуждал Бородин. - Только сейчас и расслабился, а то сижу, как в комок собрался.
        Плющ кивнул понятливо.
        - А у меня до сих пор что-то унутре подрагивает, - признался он.
        - Да-а… Денек тот еще.
        - Зато сувениров сколько! - Костя пихнул Валерку в плечо.
        - Да-а! - залучился Роскви. - Эт точно.
        Невольно он коснулся золотых изделий, отягощавших его шею, а после погладил отполированное ложе арбалета, подаренного дедом Антоном.
        Старый счел, что так ему будет спокойнее за внука - на мечах с местными Валете пока не сравниться, зато тяжеленькую стрелку-болт запулить в противника - милое дело.
        Ночевали Эваранди с Роскви у деда Антона и бабы Лены, то бишь у Андотта и Элин.
        Само собой, и Эльвёр в гости заглядывала, и Хродгейр забегал. Спать Костю на сеновале уложили, жаль, одного…
        Тут к Плющу приблизился матерый человечище - сам Йодур пожаловать изволил.
        - Выпей со мной, Эваранди, - прогудел Беловолосый.
        Костя встал и поднял кубок с недопитым вином.
        - За тебя, хевдинг, - сказал он.
        - За тебя, дренг!
        Хорошо пошло.
        Тут Роскви пихнул товарища в бок.
        - Гляди!
        Костя поглядел.
        К нему подходила Эльвёр, уже в платье. Стесняясь коротко остриженных волос, она укрыла голову платком.
        - Какая ты хорошенькая! - вырвалось у Плюща.
        - Правда? - вспыхнула девушка.
        - Еще бы не правда!
        Эльвёр покосилась на Бородина, и тот, снисходительно фыркая, отвернулся.
        Девушка подошла к Косте совсем близко, привстала на цыпочки и поцеловала его, обняв за шею. Вот уже и отняла губки, да только Плющ придержал дочь Освивра и вернул поцелуй.
        Эльвёр слабо этому воспротивилась - все-таки люди смотрят…
        - Мы с мамой будем жить у дяди Хродгейра, - сказала она. - Приходи в гости, ладно?
        - Обязательно, - улыбнулся Костя, выпуская девушку.
        «Доигрался!» - крутилась в голове назойливая мыслишка.
        А может, и впрямь?.. Может, ему небывалый джекпот выпал?
        - Гляди! - снова сказал Бородин, но теперь голос его звучал иначе.
        Плющ обернулся.
        На рыночную площадь Сокнхейда въезжали двое, верхом на лохматых лошаденках местной низкорослой породы.
        Оба всадника держали в руках щиты, с изнанки вымазанные белым.
        Вот этой-то стороной щиты и были повернуты, символизируя мирные намерения.
        - Никак парламентеры?! Узнаешь?
        - Узнаю.
        Слева ехал Шимон. На его губах поигрывала усмешечка со знакомой наглинкой.
        Костя смотрел на бывшего знакомца хмуро и неприязненно.
        Все он мог понять и простить - жестокость, кровожадность, но не подлость. Подсылать гонца с оговором, чтобы чужими руками выполнить обещание убить…
        Мерзость.
        Народ, зароптав, расступился, образуя коридор, по которому парламентеры и выехали в начало главной улицы, где в котлах кипело варево.
        Навстречу «голубям мира» поднялся Хьельд конунг.
        - Что скажете? - вопросил он.
        - Ты даже не угостишь нас? - улыбнулся Щепотнев.
        - Нет, - обронил Хьельд.
        - Ну и ладно, - легко согласился Шимон, - нас и так неплохо кормят. Я вижу, ты несколько торопишь события, конунг? Война еще не окончена, а ты уже победу празднуешь?
        - А вы еще надеетесь одолеть нас?
        - Почему бы и нет, конунг? Почему бы и нет? Людей у нас не меньше, чем у тебя. Если мы сейчас с тобой не договоримся, то начнем свою войну - будем нападать на твоих жителей, конунг, на твоих воинов, жечь ваши дома и корабли, резать вашу скотину. О, мы учиним тебе немало пакостей!
        - О чем ты хочешь договориться?
        - О размене, конунг! Ты отдаешь нам корабли, мы возвращаем тебе жизни твоих людей. Их у нас уже больше шести десятков - это бонды, их жены и дети, старики-родители. Будем меняться? Неплохая сделка, согласись! Корабли тебе все равно не нужны, а вот людишки пригодиться могут. Верно? Нет, если тебе наши условия не подходят, можно и поторговаться. Но по-моему, цена сходная - за драккар ты вымениваешь двадцать жизней! Своих подданных, заметь. Ну можем сверху прибавить двух-трех детей. По рукам?
        Бородин, наблюдавший за торгом, сжал кулаки.
        - Вот же ж гад! - процедил он. - Заложников взял!
        - Герой нашего времени, - усмехнулся Плющ. - Что ты хочешь?
        Тут на сцене появилось новое действующее лицо - Хродгейр Кривой.
        Стремительно прошагав к конунгу, он прошептал ему что-то строго конфиденциально, на ушко.
        Хьельд кивнул - понял, дескать, - и заговорил с Шимоном, как торгаш:
        - Двадцать - это, конечно, много, но сравнимо ли с длинным кораблем? Двадцать пять - еще куда ни шло…
        - Отчего ж, - усмехнулся Горбунков с оттенком презрения, - торг уместен!
        - А кого именно ты хочешь обменять на драккар? Вдруг да трэля подсунешь али чужого кого?
        - У нас, конунг, при себе семейства бондов Хравна Одноухого, Облауда Пастуха, Снеррира Мокрого… э-э… и еще там кто-то, всех не упомнил.
        Конунг согласно покивал головой и нудно стал оговаривать всяческие мелочи, раскладывать устную договоренность по пунктикам, скучно взывать к богам…
        Кривой, проходивший мимо Кости, хлопнул его по плечу и бросил:
        - За мной!
        Догнав широко шагавшего Хродгейра, Роскви с Эваранди молча глянули на него.
        Валеру, посматривавшего с той стороны, с которой Кривой был лишен глаза, дядя Эльвёр не заметил, а вот к Плющу обратился, сказав отрывисто:
        - Наши охотники опередили Шимона херсира. Они выследили, где находятся захваченные семьи…
        - …И мы туда нагрянем! - закончил Костя.
        - Ты близок к истине, Эваранди, - улыбнулся Хродгейр, посверкивая единственным оком. - Быстрее!
        Бегом они добрались до длинного дома, служившего конунгу резиденцией, и перешагнули порог неприметной пристройки.
        - Пусть Шимон думает, будто мы настолько глупы, чтобы праздновать победу до решающей битвы, - говорил Кривой, с грохотом сдвигая старые бочки и плетеные корзины. - Незачем ему знать, что ратная стрела подняла на ноги всех ополченцев в округе! А там посмотрим, кто кого…
        Рывком подняв толстую дубовую крышку, прикрывавшую лаз в подпол, он сказал:
        - За мной! Нас не должны видеть.
        Костя нащупал ногой перекладину лестницы и спустился в промозглую тьму.
        - Факелов я не захватил, - донесся глухой голос Хродгейра, - некогда было. Шлемы на вас, головою не стукнитесь, а пол ровный.
        Подземный ход уводил не слишком далеко, но в том, что они преодолели крепостные стены, Плющ был уверен на сто процентов. Он быстро шагал, пялясь в темноту, рукой касаясь стенки - то сырой земли, то деревянной крепи.
        - Пришли, - голос Кривого послышался совсем близко, и тут же рука Кости уперлась их провожатому в спину. - Наверх!
        Поднявшись по лестнице, Хродгейр спиной отжал крышку и выбрался в полутемную конюшню.
        Тут его уже ждали - человек двадцать в броне и со щитами, кто с секирой, а кто и с мечом.
        - Крикнул бы, - сказал с неудовольствием лохматый дядька, волосы - как соль с перцем, - мы бы и открыли.
        - Ну я еще не настолько охилел, Сивый, - усмехнулся Хродгейр, вызвав смешки. - По коням!
        Косте достался вороной конек, довольно уродливый, особенно если сравнивать его с красавцами-ахалтекинцами, зато послушный и резвый.
        Кавалькада галопом покинула конюшню и двинулась узкими проходами между огороженными лужайками, отдельно стоявшими домами, коровниками, пока не вырвалась на волю и не скрылась под сводами леса.
        - А куда мы? - полюбопытствовал Сивый.
        - Люди Йодура высадились в Теплом заливе, - объяснил Хродгейр. - Там, на Белых скалах, сэконунг устроил лагерь. Утром весь его хирд ушел к югу, за ручей Повешенного Трэля, и засел в усадьбе Хравна Одноухого. Беловолосый туда не поспевает. Ополченцы Бьёрна из пастухов и охотников окружили хутор, но что они против воинов? Хотя вчера вечером их лучники подстрелили четверых, в том числе и самого Торгрима ярла! Эйвинд Мудроречивый тоже мертв, но этого уделал Шимон…
        - Один доигрался, - сделал вывод Сивый, - а другой заигрался.
        Проскакав вверх по течению ручья, Хродгейр поднял руку, призывая конников сбавить прыть.
        Дальше поехали шагом.
        Выдвинулись на обширный лужок… и столкнулись с целым отрядом викингов.
        Те вышли из леса большой толпой.
        Первые ряды, завидев всадников, сразу остановились, а догонявшие все подходили и подходили. Лица у всех выражали решимость и в то же время некий упадок - то ли сил, то ли воли.
        Хродгейр, надо отдать ему должное, ничуть не выдал своего волнения.
        - Кто такие? - строго спросил он, осаживая коня.
        Из толпы викингов выбрался рыжий Хёгни.
        - А вы кто?
        - Нас послал Хьельд конунг.
        Рыжий Змей посопел, потоптался да и выложил:
        - А мы… Ну, в общем, здесь те, кто выжил из хирда Гунульфа, сына Рёгнвальда Клапы. Хотим вот Хьельду послужить. Нас тут сорок человек, всякого повидали. Как мыслишь, возьмет нас конунг под свою руку?
        - Меня зовут Хродгейр херсир, - представился Кривой. - Ручаться за Хьельда конунга не могу, но кто же отказывается от храбрых воинов, верных и стойких?
        Хёгни уловил ударение, сделанное на слове «верный», и кивнул.
        - Врать не буду, - проворчал он, - мы к вам не в гости шли. Поначалу-то. И, будь над нами другой командир, все бы иначе повернулось. Но вы одержали над нами верх. Мы не хотим больше сражаться с Хьельдом. Мы не сдаемся на милость победителя, да и вообще можем покинуть эти края, но решили уйти к конунгу.
        Кривой улыбнулся хитро.
        - Тебя я знаю, Хёгни Рыжий Змей, - проговорил он, - и скажу так: конунг не откажет вам, но принять по-всякому способен. Хотите, чтобы к вам по-хорошему отнеслись? Помогите тогда!
        - Чем же? - подозрительно спросил Хёгни.
        - Вы же из усадьбы Хравна Одноухого?
        - Ну вроде так его звали.
        - И эти… заложники все еще там?
        - Ну.
        - Вот и надо всех их освободить!
        - А-а!.. - просветлел рыжий. - Это можно.
        - Тогда вперед!
        И легкая конница, резко усилившись за счет тяжелой пехоты, двинулась по лесу.
        Вскоре едва различимая тропа пошире сделалась и вывела на большую поляну, середину которой и занимала усадьба Хравна.
        Сама поляна была безлюдна, и над частоколом не видать было дозорных, но гомон, что стоял над хутором, могло поднять лишь большое скопление людей.
        То ли разброд и шатания продолжались в рядах «сборной», то ли какая иная замятня.
        - Лучники, - быстро скомандовал Кривой, - следите за частоколом!
        - Не высовываются оне, - проворчал один из стрелков.
        - Бьёрн! - тихонько позвал Хродгейр.
        - Здесь мы, - последовал отклик, и из-за дерева выступил плотно сбитый человек в кожаных куртке и штанах.
        За ним «проявились» остальные лесовики - они даже не прятались, просто стояли неподвижно, но разглядеть их Косте удалось лишь тогда, когда те сами захотели.
        - Ждем Йодура и его парней, - сказал Кривой. - Что там творится?
        - Сейчас узнаем, - ответил Бьёрн, издавая приглушенный свист.
        И Константин увидал еще одного ополченца-лесовика.
        Тот висел на частоколе, сливаясь с ошкуренными бревнами, и притворялся ветошью.
        Бесшумно спрыгнув, ополченец почесал к чаще, где скрывались конники.
        - Распря у них, - радостно доложил он. - Не ведают, как им быть, вот и свару затеяли!
        - Бонды там? - осведомился херсир.
        - Там они, к стенке жмутся.
        - Готовимся тогда и ждем.
        Просто так стоять да томиться ожиданием никто не собирался. Любому воину всегда есть чем заняться.
        Одни мечи да секиры вострили, тихонько оселками проводя по лезвиям, другие завязки на панцирях подтягивали, ремешки на мягких сапогах увязывали покрепче, третьи подшлемники прилаживали поудобней.
        Четвертые… Пятые…
        У всех дела нашлись.
        Валера свой арбалет осваивал - натягивал витую тетиву, качая рычагом, целился, жалел, что масла под рукой нет, чтобы смазать немудреный механизм.
        Костя полировал тряпушечкой клинок, больше нервы успокаивая, чем блеск наводя.
        - Идут!
        Хродгейр мигом встрепенулся.
        Среди деревьев замелькали силуэты викингов.
        Пара ополченцев, посланных навстречу, вернулась и доложила: Йодур пожаловал!
        Вскоре нарисовался и сам Беловолосый.
        Хлопнув пятерней о пятерню, они с Кривым живо обговорили бесхитростный план, и Хродгейр принялся командовать:
        - Хёгни, веди своих к воротам. Как отворятся, сразу внутрь. Сечь своих не надо, ежели за оружием не потянутся.
        - Да какие они мне свои, - пробурчал Рыжий Змей. - Свои - со мною.
        - Тем лучше! Йодур, там мои ополченцы лестниц навязали - идете на приступ с тылу.
        - Понято, - кивнул хевдинг и махнул рукой своим.
        - Только по-тихому.
        - А то…
        Внушительный отряд двинулся лесом, шелестя и шурша.
        - Сивый, Гюрдир, Одди, Сигмунд, Мёрд! - отрывисто сказал Хродгейр. - На стены!
        «Великолепная пятерка» утвердительно кивнула и послала лошадей к частоколу.
        А дальше началась самая настоящая джигитовка: конники вскакивали ногами на седла и оттуда перепрыгивали на верхушку ограды.
        Секунда - и только пятеро оседланных лошадей, пофыркивая, рысят по кругу.
        Галдеж за стенами резко усилился, ворота вздрогнули и стали открываться, толкаемые Гюрдиром и Одди, Сигмундом и Мёрдом. Сивый раскинул руки и ноги на затоптанной земле у мощного воротного столба, тих и безмолвен.
        Двор был полон народу.
        В основном тут толпились хирдманы Торгрима да Эйвинда. Захваченные семейства бондов жались к стенам - насупленные мужики с синяками на лицах стояли, сжимая кулаки, заплаканные женщины тискали малых детей.
        С диким ревом, выхватив мечи да секиры, вся братия Рыжего Змея ринулась в усадьбу. Следом, гикая и свистя, ворвалась конница.
        Трое или четверо самых безбашенных бросились навстречу. Один взлетел по приставной лестнице на шаткий помост, тянувшийся вдоль частокола, высунулся, схлопотал стрелу - и скатился вниз.
        Ребятки Хёгни достойно встретили нетерпеливых - яростно залязгало, заширкало, зазвенело железо.
        Глухо отзывались на удары щиты.
        Черная брань висла в воздухе почти зримой пеленой.
        Брызнула кровь, и Хродгейр крикнул:
        - Прекратить!
        Этот его приказ был выполнен сразу - Хёгни отступил, довольно скалясь, безбашенные остались лежать недвижимо, а большая часть хирдманов, гомонившая давеча, отступила к хозяйскому дому.
        На крыльце возник Гунульф С Красным Щитом.
        Бледный, с кругами под глазами, изрядно покрасневшими из-за бессонницы, с осунувшимся лицом, сэконунг выглядел постаревшим и угнетенным.
        - Вот и наш предатель явился, - проговорил он, дергая щекой. - Что, Хёгни, уговорился с Хьельдом?
        - Еще нет, Гунульф, - на удивление спокойно ответил рыжий, - но уговор будет. Ты мне другое скажи. Вот я был кормщиком на «Черном лебеде». И где нынче тот драккар? Мы выступили на Сокнхейд, и было нас две больших сотни. И где тот хирд? А, сэконунг сраный? Ты назвал меня предателем… Говори, что хошь, но сперва подумай, и скажи, кто ты сам!
        Гунульф побледнел еще больше.
        Схватился за рукоять меча, рванулся, но седой Геллир удержал его.
        - Не на того ты меч обнажаешь, сэконунг, - сумрачно сказал он. - Признай истину - Один и Тюр[66 - Один - бог войны, Тюр - бог воинской доблести.] отвернулись от тебя.
        Геллир умер сразу - сын Рёгнвальда Клапы вонзил ему в печень здоровенный кинжал, схожий размерами с саксом.
        И выхватил меч.
        - Бей неверных! - взревел он. - Бей всех!
        Не каждый викинг схватился за оружие, заслышав сей призыв, но половина засевших в усадьбе - точно.
        Они бросились на отряд Рыжего Змея, врубаясь с той яростью, что граничит с отчаянием.
        Ворота стояли открытыми настежь, но люди Гунульфа не шли на прорыв, они лютовали внутри усадьбы, как дикие звери в загоне, кромсая острой сталью и своих, и чужих.
        Конники Хродгейра заслонили собой бондов, и им досталось пополной. Половине лошадей хирдманы выпустили кишки и брали на копье всадников, выпавших из седла.
        Правда, Кривой собрал в команду не кого попало, так что не каждый кавалерист принимал смерть от пехотинца, частенько случался и противоположный вариант.
        Костиному коню не вспороли брюхо, но Плющ решил, что лучше самому спешиться - больше будет шансов уцелеть.
        Отбив удар мелькнувшего меча, да так и не заметив, чьего именно, Костя пригнулся, пропуская над собой гудящую секиру. Увернулся, ушел от удара копьем, принял на щит злобно шаркнувший клинок и уперся в стену.
        Оттолкнулся лопатками, чтобы броситься в бой, и тут прямо перед ним нарисовался озверелый воин в кожаном доспехе, с подъятой секирой.
        «Все?!»
        Тренькнула тетива арбалета, и короткая стрела впилась викингу в грудь по самое оперение. Хирдман пошатнулся и рухнул к Костиным ногам.
        - Спасибо! - выдохнул Эваранди.
        - Да не за что! - откликнулся Роскви.
        Тут с тылу ударил отряд Беловолосого, рубя врага наотмашь, просаживая копьями, оглушая дубинками.
        Попав в окружение, хирдманы начали сдаваться в плен, а накал борьбы сместился в самую середку двора, где сошлись Хродгейр и Гунульф.
        Оба рубились мастерски, клинки так и мелькали, с немыслимой быстротой крестя воздух.
        В какой-то миг битва вокруг стала угасать, словно концентрируясь в поединке херсира и сэконунга.
        Кривой совершил молниеносный выпад, серьезно задев Гунульфа.
        Незадачливый сын Рёгнвальда Клапы ударил с разворота, да с такой силой, что едва не вышиб меч из руки Хродгейра.
        Но именно что едва, а вот Кривой сразу осерчал, медленно сатанея.
        Клинок его, и без того блиставший ускоренно, замелькал и вовсе бешено.
        Херсир не стоял на месте, он двигался по кругу, будто танцуя, и в какой-то момент его широкая спина заслонила Косте дуэль. Именно тогда все и случилось - Хродгейр изогнулся, взмахивая мечом, и брызнула кровь.
        - Готов! - крикнул Хравн Одноухий.
        Но Гунульф С Красным Щитом уже ничего не слышал - тело его, все еще сильное, падало ниц, рука не выпускала меч, а душа уже отлетала в чертоги Вальхаллы.
        Или его ждал Хель?
        Викинги, обступившие место поединка, хранили мрачное молчание, даже те, кто до последнего шел за сэконунгом.
        Устало отерев пот левой рукой, Кривой проговорил, указывая окровавленным мечом в сторону ворот:
        - Бонды, на выход!
        Заложники заторопились, спешно покидая пределы усадьбы. Пленные хирдманы, оставшиеся без своих ярлов, а теперь и без сэконунга, не мешали им.
        Они стояли, как оплеванные.
        - Вы могли уйти, - громко сказал Хродгейр, - но все ждали чего-то! Кто хотел биться до последнего, того похоронят в этом лесу! Кто желал послужить Хьельду, тот нынче с нами. А вашу участь решит конунг.
        Уцелевшие конники развернулись и выехали за ворота.
        Следом поспешили заложники.
        За ними ступал отряд Хёгни, поредевший незначительно. Отъехав шагов на сотню, Плющ оглянулся и увидел, как обезоруженные викинги покидают усадьбу.
        Их поступь нельзя было назвать размашистой, скорей уж воины плелись, а люди Йодура помогали им держать верное направление - на Сокнхейд.
        Vae victis.[67 - Vae victis (лат.) - горе побеждённым.]
        Бородин, покачиваясь в седле, вздохнул:
        - А хорошо мы тут нарегулировали…
        Плющ глянул на солнце - дневное светило спустилось, касаясь краем елей западного леса.
        - Еще не вечер, - хмыкнул он.
        Глава 31
        Константин Плющ
        Game over
        Шимон со злостью и отвращением следил за осадой хутора. Долбаный Гунульф!
        Ничего ему поручить нельзя, все, что мог и не мог, прогадил! Правда, стоит, в порядке самокритики, признать и свою вину: большую кадровую ошибку совершили вы, товарищ Щепотнев.
        Не того в цари выдвинули, не на ту фигуру поставили.
        Ну ладно, тролль с ними, со всеми. Переиграем…
        - Побили-таки, - крякнул Траслауд, морщась.
        - И побили, и пленили… - протянул Семен.
        Муть в душе стала потихоньку оседать, и тут Щепотнев узрел сладкую парочку - Плющ и Бородин ехали рядом с Йодуром Беловолосым, о чем-то степенно переговариваясь.
        Семен озлился.
        Это чертов студент предупредил Хьельда! А казак-десантник… Ах, ты!
        Не «чечен» ли и увел драккар? Ведь высвободился же он как-то!
        - Вот, сволочи! - весело сказал Шимон. - Весь план мне изговнякали! Ладно, Траслауд, разбегаемся. Ворочайся, если имеешь желание, в родной фьорд или в плен сдавайся, а мне надо кое с кем повидаться!
        Оставив растерянного викинга соображать, что к чему, Щепотнев направил коня лесом, разумно удерживаясь вдалеке, чтобы не пересечься с лесовиками, шмыгавшими на флангах колонны.
        Четверть часа подобной езды принесли-таки свой результат - Костян с Валероном отстали от викингов Йодура, отъехали в сторону по сырой низине.
        - Ага…
        Шимон добавил прыти коню.
        Вскоре он расслышал голоса:
        - Да не-е… Это не ручей, - авторитетно заявил Бородин. - Но родник где-то рядом.
        - Я уже и из лужи готов лакать, - простонал Плющ.
        - Вон он!
        - Где?
        - Где куст голубики!
        - Вижу, вижу…
        Костя спрыгнул с коня и устремился к роднику.
        Валера тоже слез, похлопал своего гнедого по шее.
        «Явим себя!» - подумал Щепотнев и выехал из-за купы деревьев.
        - Привет, привет, вредители, - пропел он, легко соскакивая наземь.
        Роскви и Эваранди пристально глянули на третьего.
        - Чё это мы вредители? - холодным тоном спросил Бородин.
        - А потому, Валерон, - с чувством сказал Шимон, - что мешали моей внешней и внутренней политике, ставили палки в колеса машины прогресса. Я тут местным факел цивилизации несу, а вы…
        - А не ты ли гонца к конунгу послал, светоч, - перебил его Плющ, - выдав меня за «врага народа»?
        - Я, - легко признался Семён. - Ну и что? Я же вас предупреждал обоих, чтобы не мешались под ногами. Предупреждал? Ну вот… А вы продолжали свою деструктивную деятельность. Ай-ай-ай, нехорошо!
        - Видимо, мы по-разному понимаем слова «дружба» и «вражда», - сдержанно возразил Костя. - А есть еще и такие понятия, как «честь», «долг», «совесть»… Слыхал о таких?
        - Слыхивал, слыхивал… А ты в курсе, что война - это продолжение политики? А политика, мой юный друг, не приемлет ни чести, ни совести. Там в ходу одна эффективность!
        - Тебе вообще чего надо-то? - по-прежнему прохладно спросил Валерий.
        - Убить вас, - любезно сообщил Щепотнев. - Обоих. Помните, я вам как-то обещал ликвидацию? Ну вот. Хоть и подлый я, и беспринципный, но данное слово держу. Вот такая я редиска - нехороший человек!
        - Переживем как-нибудь, - выцедил Роскви.
        - Вряд ли… Ну все, аминь!
        Шимон выхватил меч, но рубить с ходу не стал.
        С недавнего времени он пестовал в себе новые ощущения несколько садистского плана, убивая медленно и наблюдая за тем, как решимость противника тает, как сменяется отчаянием…
        Было любопытно открыть в себе новое качество, о коем ты раньше даже не подозревал. Никогда, вроде, склонен не был в живодерству, а вот поди ж ты…
        - Привет передавай там, в Вальхалле! - сказал Семен Бородину, легко парируя кривой меч «десантника-казака» иранив его в бок.
        Упав на колени, приложив левую руку к ране, Валера не остановил истечение крови - та так и струилась между его пальцев. Костя тут же бросился на врага.
        Меч Шимона скрестился с клинком Плюща.
        А мальчик здорово прибавил в резвости. Вон как железякой вертит!
        Быстрый ты, однако.
        До высот иайдзюцу Костяну еще как до Луны пешком, однако эволюция налицо.
        Молодец… Ого!
        Костин молниеносный выпад Щепотнев пропустил, среагировав лишь под самый конец и отделавшись глубоким порезом.
        Взъярившись, Шимон одновременно похолодел - а ведь так и помереть можно.
        Играючи отбив меч Плюща, Семен, рисуясь немного, перехватил рукоятку меча двойным хватом, как катану.
        Замахнулся, чтобы нанести последний удар, - и наткнулся взглядом на бешеные глаза Бородина с арбалетом наперевес.
        - Изыди! - донеслось до Щепотнева.
        Изо рта у Валерия хлынула кровь, но тренькнула тетива, мелькнул оперенный болт…
        Семен сделал отчаянную попытку отбить стрелу, и ему это удалось, но тут в воздухе прошуршало лезвие Костиного меча. Шимон ощутил мертвящее касание стали к беззащитной шее, а в следующее мгновенье свет померк…
        Костя тупо смотрел на Валерку, упавшего в траву. Его глаза были обращены к небу, а по зрачку ползал муравей.
        «Ну он же не насовсем умер! - убеждал себя Плющ. - Ну моргни же!»
        - Помогите, кто-нибудь! Эй!
        Сквозь кусты просочилась пара лесовиков, увидала Бородина и тут же огласила дебри переливчатым свистом.
        Откуда ни возьмись набежало народу, Роскви аккуратно переложили на кожаный плащ и шустро понесли.
        - Куда вы его? - спросил Костя на бегу.
        - К старой Гудрун! Она - вёльва и лекарка!
        «Санитары» неслись по тропе, пригибаясь под нависающими ветками, пока не оказались в мрачном месте, окруженном замшелыми елями.
        Тут в самый раз избушке на курьих ножках находиться, и она-таки имелась - покосившееся строение, срубленное из толстых бревен.
        На пороге стояла высокая костлявая старуха.
        Вперившись в Костю неприятным взглядом, она проскрипела:
        - Заносите воина.
        Лесовики, почтительно кланяясь старой ведьме, втащили Бородина в темное помещение и бережно положили на стол.
        - Все вон, - буркнула Гудрун и ткнула костлявым пальцем в Эваранди: - Если твой друг умрет, я пришлю гонца. Если не дождешься дурной вести, будь здесь послезавтра к вечеру. Ступай!
        Ни слова не сказав, Плющ покинул избушку.
        Обратный путь показался ему долгим и печальным. Ничего не радовало - ни победа над Шимоном, ни то, что врага одолели.
        В Сокнхейде Костю дожидался дед Антон. Какой же он старый…
        Переживает, наверное. Внука боится потерять.
        - Что Гудрун сказала? - сразу спросил старый.
        Плющ поведал все без утайки, и Андотт малость воспрял.
        - Это хорошо, - вздохнул он. - Значит, шанс есть. Иначе Гудрун просто не взялась бы лечить. Пошли, Костя, постелю.
        Плющ с изумлением обнаружил, что, оказывается, стемнело.
        Устроили его в дальней комнате, где ничего, кроме кровати, не было. А больше и не надо ничего…
        Вяло раздевшись, Плющ бухнулся в постель и отрубился.
        Разбудила его луна - яркий луч протянулся через щелку окошка, заделанного слюдой. Костя вздохнул, протер глаза - и замер. И понял, что проснулся он оттого, что услыхал шелест одежд и взволнованное дыхание.
        Рядом с кроватью стояла Эльвёр.
        Голую и прекрасную, ее словно обливало лунное сияние, и белая кожа девушки светилась будто.
        - Иди ко мне, - сипло выговорил Плющ, и Освиврдоттур сделала два быстрых шага, наклонилась к нему и легла рядом.
        Прижалась, дрожа.
        Момент для любовных утех был, наверное, самым неподходящим. Или наоборот - идеальным?
        Как забыться, как избавиться от тревог и волнений, если не в объятиях красавицы?
        Опыта общения с девушками у Кости было немного, но с Эльвёр ему было не просто хорошо, а легко.
        Он ничего не боялся, не переживал, а просто щупал, гладил, целовал…
        Девушка вела себя все вольнее, пока не оседлала его, не нащупала в промежности, не направила, не вскрикнула, выгибая спину…
        Эваранди почти не совершал самых благостных возвратно-поступательных движений - Эльвёр сама качалась, упираясь ему ладошками в грудь.
        - Давай по-другому! - выдохнул Костя.
        - Как?
        - Становись на коленки…
        Так было еще лучше - девушка вскрикивала от каждого толчка, а круглая попа сама просилась, чтобы ее тискали.
        …Потом они просто лежали рядышком, унимая стук сердец, и им было хорошо.
        Когда настал указанный вёльвой срок, Костя оседлал коня и, ведя в поводу запасного, отправился в лес, провожаемый дедом и бабой Валерки.
        Старая даже перекрестила его второпях и оглянулась - никто не видел?
        Сдерживаясь, чтобы не понукать мелковатую лошадку, Эваранди проехал лугами да выпасами и углубился в лес.
        Были ли свидетели его выездки, он не знал - местные покажутся тогда, когда сами захотят.
        Вот и избушка.
        Торопливо спешившись, Плющ даже коняшек привязать забыл - его встречал Валерка, живой, хоть и не совсем здоровый.
        И до того не впечатлявший упитанностью, нынче Бородин еще пуще схуднул.
        Лицо бледное, весь какой-то перекошенный на раненый бок, на клюку опирается - и лыбится!
        - Здорово… - выдохнул Костя, боясь обнять Роскви.
        - Да не развалюсь, не бойся, - проворчал Валерка, и они нашли компромисс - хлопнули ладонью об ладонь и так сжали руки, что пальцы побелели.
        - Я только сегодня встал с утра, - рассказывал Бородин. - А то все как во сне - бабка шепчет заговоры, мазюку какую-то прикладывает, травами окуривает… И кот у нее есть - здоровенный, черный. Как глянет - сразу тянет перекреститься. Дед как?
        - Да что ему сделается? - улыбнулся Плющ, испытывая блаженное чувство освобождения от тревог. - Крепкий он у тебя. Все вообще нормально. Рыжий Змей заделался кормщиком у Хьельда на «Цверге», сейчас гоняет молодь, готовит достойную смену. От Харальда Косматого послы прибывали с дарами. Хьельд был мудр - принял гонцов и от подарков не отказался. Пообещал выступить заедино с конунгом, а битва уже близка. Кстати, нам с тобой еще бонусов подкинули, так что давай выздоравливай поскорее.
        - Да я все уже!
        Тут избушку покинула сама вёльва, на диво благодушная, и вынесла целую кошелку плетеную с горшочками, баночками, травками.
        - Вот это будешь заваривать и пить, - строго сказала она, протягивая снадобья.
        - Я помню, - кивнул Валера.
        - Помнит он… Вот тут мазь - неделю еще попользуйся, а прежде отваром теплым рану промоешь.
        Бородин кивал только.
        - Все, - закончила лекарка-ведьма, повернулась и ушла.
        Роскви руками развел.
        - Я ж тебе говорил - все уже! Поехали.
        - А сможешь? - усомнился Эваранди.
        - Да куда я денусь…
        Кряхтя, Валерка залез в седло и отдышался.
        - Ох и труден путь с того света… Ты только смотри, Верке не скажи!
        - Что я, совсем, что ли?
        - Поехали!
        И они поехали.
        А в Сокнхейде их встречала целая толпа народу.
        И был маленький пир, и Костя там был, мед-пиво пил, а так как усами он не обзавелся, все в рот и попало.
        Под вечер они остались втроем - Эваранди, Роскви и Андотт.
        - Торопитесь? - пробурчал дед.
        - Верка беспокоиться будет, - вздохнул Валера, - а то б я задержался.
        - Ну негоже родных… того… травмировать.
        - Тогда мы с самого утра и двинем, - сказал Костя.
        - Двинут они, - проворчал Андотт. Вздохнул и поднялся с лавки. - За мной, молодежь!
        Изба у деда Антона была велика, и хозяин добрел до той самой комнаты, где Костя провел две незабываемые ночи, но вот при свете дня помещение и не видал.
        Теперь же пустое пространство стены между лежанкой и оконцем обрело новое значение - проем в бревенчатой стене, аккуратно заколоченный досками, поплыл, едва Андотт коснулся оструганного дерева.
        - Это портал. Выведет вас прямо в Башню. Со вчерашнего утра заработал - капризный он. То хочет пропускать, то отказывается. Но коли уж начал действовать, то проработает целую неделю, как часы. Ну что? Собирайтесь, Регуляторы…
        …Подарки от конунга были щедрыми, но поцелуй заплаканной Эльвёр оказался куда драгоценней.
        Оружие Роскви и Эваранди оставили у деда Антона - зачем с собой лишний груз таскать?
        Переоделись в нечто, годное для любого времени, - штаны кожаные, рубахи вышитые, куртки, разукрашенные бисером. Обули сапожки мягкие, нагрузились бонусами.
        Посидели на дорожку, бабе с дедом поклонились да и шагнули в стену, как Гарри Поттер на платформе 9 и ?.
        И оказались в Башне.
        Хранитель Романус был тут как тут.
        - Поздравляю, Регуляторы! - сказал он. - Все исполнили наилучшим образом. Я и мечтать не мог, что все так ладно - и быстро! - выйдет. Ну, что сказать напоследок… Все межпространственные порталы отныне открыты для вас, хотя тот, что в Морской крепости, самый близкий. Я бы и всеми межвременными ходами-выходами разрешил бы вам пользоваться, но это решает Совет. А вот портал в Норэгр вам открыт.
        - Сходим как-нибудь, - улыбнулся Костя, вспоминая Эльвёр.
        - А с бонусами как? - встревожился Валера.
        Хранитель улыбнулся в усы.
        - Зайдите к менялам на Центральной площади, они вам все устроят. Ну, не прощаюсь. Пока, Регуляторы!
        - До свидания, Хранитель!
        Меняла принял бонусы с превеликим удовольствием, а поглядеть на пектораль, отобранную у Черного Вайделота, сбежались все его коллеги по цеху - это было настоящее произведение искусства.
        Одна она потянула на пять миллионов в рублевом эквиваленте.
        А всего Валерке выпало восемь лимонов.
        - Восемь лямов! - говорил он потрясенно, шагая к Башне. - Нет, ты представляешь себе?! Это ж я и квартиру купить смогу, и обставить ее, и одеться-обуться…
        - И у тебя еще останется! - рассмеялся Костя.
        За разговором они незаметно миновали портал и очутились в промозглой темноте каземата.
        Фонарей с ними не было, но бледный отсвет виднелся впереди, зазывая к выходу.
        Костя проводил Валерку до самого автовокзала на Второй речке, где Бородин, все еще прихрамывая, сел на автобус до Уссурийска.
        - Пока! - крикнул он в тонированное окно.
        - На новоселье пригласишь! - рассмеялся Плющ.
        - Обязательно!
        Продолжая улыбаться, Костя проводил глазами отъезжавший автобус, а тут и маршрутка подвернулась. Порядок!
        В салон залезли три говорливые тетки, следом втиснулся нескладный ботан в очках и со смешным утиным хвостиком. Ботан с завистью глянул на длинный хвост Плюща.
        Пожилой водитель, похоже, всю жизнь шоферивший, завел движок и вышел протереть стекла.
        Тут-то к нему и подошли.
        Двое - узкоплечий молодчик, с усмешечкой на тонких губах, и здоровенный, «негабаритный» парниша, рыжий и конопатый.
        - Тебе чего, неясно сказано было? - наехал парниша на водителя «микрика».
        - Да чего вы… - сробел водила.
        - Бабки гони, чего!
        Узкоплечий вежливо, по-прежнему усмехаясь, проговорил:
        - Считай, что у нашей фирмы монополия. Хочешь таксовать? Присоединяйся к нам - и делись выручкой. Или плати!
        - Да где ж я столько наберу? - попытался шоферюга съехать.
        - А меня не колышет! - надавил «негабарит».
        Костя не выдержал.
        Опустив стекло, он обратился к парнише:
        - Слышь, ты, рекетир недоделанный? Оставь человека в покое, ему работать надо, а нам ехать. Шел бы ты… заниматься общественно-полезным трудом!
        Рыжий парниша сперва очень удивился, а потом и обрадовался.
        - О, адвокат нарисовался! - осклабился он. - Сидишь, и сиди! А то выну, травму нанесу!
        Плющ сам себе удивлялся. Он никогда раньше не вмешивался в подобные разборки. Дескать, моя хата с краю, ничего не знаю. А тут его заело.
        Он резко толкнул дверцу, нижним краем ощутимо задевая коленную чашечку «негабарита».
        Тот взвыл, а Костя гибким движением выскользнул из кабины, прихватывая, что под рукой оказалось.
        А оказался гаечный ключ - разводной, увесистый.
        Уложить большого рекетира удалось без особого труда. Здоровый, да и рыжий, но не викинг.
        Достаточно было заехать пару раз по тулову, один раз кулаком по мясистому загривку, и парниша отрубился.
        А вот мелкий оказался тот еще фрукт.
        Когда его познания в боксе не помогли, молодчик выхватил нож - тетки в салоне завизжали.
        - Брось железяку, придурок, - ласково заговорил Плющ, - иначе я тебе руку сломаю.
        Мелкий не внял, пырнул.
        Костя мгновенно ушел от удара, перехватывая руку с ножом, и резко заломил ее.
        Если бы мотор у «микрика» не работал, то он, наверное, расслышал бы мокрый хруст.
        Молодчик взвыл, падая на колени.
        - Бл…! Ты мне руку сломал!
        - Так я ж тебя предупреждал, - улыбнулся Плющ, возвращаясь на свое место.
        - Найду… твою мать! - грозился мелкий.
        - В любое время, - серьезно сказал Костя. - Меня зовут Плющ, учусь в политехе. Только, если возьмешься искать, пеняй на себя. Изувечу.
        Обернувшись на водителя, бледного, зачем-то протиравшего баранку, Плющ сказал:
        - Чего стоим? Кого ждем?
        - Ага, - суетливо кивнул шофёр, трогаясь с места. - Ну, парень, ну выручил ты меня! Ей-богу, бесплатно довезу!
        Костя рассмеялся.
        - Поехали!
        notes
        Примечания
        1
        Вершитель битвы - иносказательное название воина в поэзии скальдов, такой поэтический прием называется кеннинг.
        2
        То есть на всю длину руки.
        3
        Рекон - это реконструктор, человек, занимающийся исторической реконструкцией.
        4
        Номинация (категория) «щит-меч» - одна из категорий в турнирах по историческому фехтованию, поединок один на один, когда каждый из состязающихся вооружён мечом и щитом.
        5
        Бугурт - рыцарский турнир, массовое сражение двух групп рыцарей.
        6
        Фестиваль, турнир, на который съезжаются реконструкторы из разных клубов.
        7
        Топхельм ( «горшкообразный шлем», от нем. topfhelm - «горшковый шлем») - шлем, закрывавший всю голову целиком.
        8
        Умбон - металлическое навершие на щите, защищающее руку.
        9
        «Ш» и «с» - это так называемые «спорные» согласные. Если в южной Японии произносят «Фунакоси», «хаси», «сётокан», то на севере «шикают» - «Фунакоши», «хаши», «шотокан».
        10
        Хольмганг (букв.: поход на остров) - один из типов поединков у викингов.
        11
        Существует легенда, что влюблённый литейщик из бохаев (Бохайское государство занимало половину современного Приморья, часть нынешней Кореи и Манчжурии в VII - X веках) отлил из золота бюст своей возлюбленной. Хотя золото должно было пойти в качестве дани кочевникам-киданям, он поступил по-своему, за что и поплатился. И его, и других мастеров, и всех жителей затерянного в тайге селения вырезали, однако золотую бохайку так и не нашли. Говорят, литейщик припрятал бюст в одной из пещер Сихоте-Алиня, но там их слишком много…
        12
        Историческому фехтованию.
        13
        Самурайский меч. Смазывался маслом камелии и гвоздики.
        14
        Искусство быстрого выхватывания меча из ножен и нанесения удара.
        15
        Владик, или просто Город, - разговорное название Владивостока.
        16
        Ответственного секретаря - заведующего редакцией периодического издания, отвечающего за повседневную деятельность.
        17
        Рыба семейства сельдевых акул.
        18
        Панцуй - название женьшеня на одном из китайских диалектов. Согласно поверью, корневщик (ва-панцуй), обнаруживший женьшень, должен крикнуть: «Панцуй!» Иначе растение спрячется и не дастся в руки. Женьшень встречается разный, чаще всего попадается молодой шима-панцуй, однолистное растение или панцуй-танзана с тремя листиками (20-летний корень). Шестилистный панцуй-липие чрезвычайно редок, ибо возраст его корня превышает 100 лет.
        19
        Художественный редактор.
        20
        Каролингский меч - прямой, с заострённым концом клинок, длиною 90 - 100см, с короткой гардой и одноручной рукоятью, с дольчатым или треугольным навершием. В IX - X веках служил оружием викингам, а в дальнейшем эволюционировал в рыцарский меч.
        21
        И.Калмыков, генерал-майор Белой армии, атаман Уссурийского казачьего войска в пору Гражданской войны. Г. Семёнов, генерал-лейтенант Белой армии, походный атаман Забайкальского, Амурского и Уссурийского войск.
        22
        Темляк - ремень, который надевается на кисть, чтобы не терять оружие. «Клюква» - разговорное название знака ордена Св. Анны низшей степени, который размещался на холодном оружии. Появился этот знак, когда сын императрицы Екатерины Великой Павел, будучи наследником престола, создал уменьшенные знаки ордена Св. Анны для награждения своих соратников втайне от матери. Кавалер этого миниатюрного (2,5см) знака всегда мог прикрыть его, положив руку на эфес шпаги или сабли.
        23
        Разговорное название 90-го квартала в Уссурийске.
        24
        Теперь моя очередь говорить.
        25
        Я хочу предложить тебе стать побратимами.
        26
        Дух - прозвище, данное советскими солдатами душманам. Нынче душманов полагается политкорректно величать моджахедами.
        27
        Сунька - просторечное название г. Суйфуньхэ, КНР, куда приморцы ездят за ширпотребом. Поскольку на вывоз вещей существуют ограничения (не более 35кг в одни руки), то предприимчивые челноки берут с собой помощников - помогаек.
        28
        ГДР - Германская Демократическая Республика, иначе - Восточная Германия. ЗГВ - Западная группа войск; советские формирования, расквартированные в ГДР и других странах Варшавского договора.
        29
        Древняя Норвегия.
        30
        Мизерикорд (фр. misericorde - «милосердие, пощада») - кинжал с узким трёхгранным либо ромбовидным сечением клинка, которым добивали рыцарей, попадая между лат, или использовали для убийства в поединке.
        31
        Хускарл (старонорвежск.: huskarl) - воин из дружины (хирда) конунга (выборного короля). В отличие от обычного хирдмана (гридня в Древней Руси), хускарлы стояли ступенькой выше, составляя личную гвардию конунга.
        32
        Бирни - кольчужная рубашка с короткими рукавами, укрывавшая тело до пояса. Хауберк - длинная кольчуга до колен, с длинными рукавами.
        33
        Эдо - старое название Токио, использовалось примерно с XVII по середину XIX века.
        34
        Драпа - основная форма хвалебных песен в скальдической поэзии, представляющая собой перечень имен или сведений.
        35
        Так в Приморье называют ту часть России, которая расположена за Уралом. Сибирь в это понятие не входит.
        36
        Зимнее пиво делали путём замораживания, отчего напиток густел.
        37
        Альменинг - лес, берег моря, высокогорное пастбище (сетер) или иное угодье, находящееся в общественной собственности.
        38
        Имя Шимон носил и один из летописных варягов, упомянутый в договоре с греками.
        39
        Ископище - то же, что и древко.
        40
        Точное название - МПЛ-50 (малая пехотная лопата, длина 50см).
        41
        Рукоять катаны рассчитана на хват обеими руками.
        42
        Туда и сюда.
        43
        Гардарики (Страной крепостей), или попросту Гардами скандинавы называли Русь.
        44
        «Фазан» - отслуживший в армии 12 - 18 месяцев (при прежней двухлетней системе).
        45
        Согласно сагам, херсир (или хэрсир) - это и правитель территории, и вельможа.
        46
        Клапа (старонорвеж.) - раззява, растяпа.
        47
        Луна корабля - метафорическое название щита в поэзии скальдов, использован поэтический прием - кеннинг.
        48
        Тролльботн с норвежского буквально - Ущелье троллей.
        49
        Снеккар, или снека, - деревянный парусно-гребной корабль викингов, аналог драккара, только меньше.
        50
        Эльвир - мужское имя на старонорвежском. Одно из значений - «счастливый». Женское имя с тем же смыслом - Эльвёр.
        51
        Боевой нож, длиной до полуметра, с односторонней заточкой и ассиметричным хвостовиком. Часто использовался как короткий меч.
        52
        Порядка 40м длиною. Рум - это участок палубы со скамьей и упором для ног возле гребного люка, примерно 2 ? 1,7 метра площадью. На руме размещались два гребца. Существовал обычай измерять корабли в румах.
        53
        Курортное местечко под Владивостоком.
        54
        Ритуальный поединок.
        55
        Большая сотня - 120 воинов.
        56
        Вайделот - жрец, хранитель мифов и легенд; колдун.
        57
        Нет…
        58
        Сильбрвик - Серебряный залив.
        59
        Биденхандер - двуручный меч (длина 1,5 - 1,8 метра, вес 3 - 5 кило).
        60
        Стрела с широким наконечником в виде топорика или серпа. Такая, разрывая ткани, не закупоривала собой рану, а способствовала обильному кровотечению.
        61
        Тюлений жир (ворвань) использовали в бурю, сливая на воду - и унимая волны.
        62
        Кабельтов - одна десятая морской мили, то есть 185,2 метра.
        63
        Клеть - это холодная половина избы или отдельная нежилая постройка для хранения имущества.
        64
        Нидинг - ничтожество, всеми гонимый изгой.
        65
        Сёгун в буквальном переводе - полководец, главнокомандующий. В истории Японии сёгун - представитель правящего клана, управлявшего страной в период ослабления императорского рода.
        66
        Один - бог войны, Тюр - бог воинской доблести.
        67
        Vae victis (лат.) - горе побеждённым.