Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Большаков Валерий / Наш Человек : " №03 Позывной Москаль Наш Человек Лучший Ас Сталина " - читать онлайн

Сохранить .
Позывной: «Москаль». Наш человек - лучший ас Сталина Валерий Петрович Большаков
        Военно-историческая фантастика
        НОВЫЙ военно-фантастический боевик от автора бестселлера «Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин»!
        Заброшенный в июнь 1941 года, наш современник оказывается в теле опального командующего ВВС Павла Рычагова, снятого с должности за скандальную фразу, брошенную в лицо Сталину: «Вы заставляете нас летать на «гробах»!»
        В реальной истории Рычагова расстреляли в октябре 41-го.
        Удастся ли «попаданцу» изменить прошлое?
        Как вернуть доверие Вождя и убедить его поднять авиацию по тревоге, чтобы вражеский удар не застал «сталинских соколов» на «мирно спящих аэродромах»?
        Смогут ли наши летчики уже летом 41-го освоить тактические приемы из будущего: «кубанскую этажерку», «скоростные качели», «соколиный удар»?
        И сколько самолетов Люфтваффе нужно сбить «попаданцу», чтобы стать лучшим асом СССР?
        Валерий Большаков
        Позывной: «Москаль». Наш человек - лучший ас Сталина
        Часть первая
        Беглец
        Пролог
        Москва, 9 мая 2015 года
        … «Мессершмитт» атаковал в лоб - сверкая лопастями пропеллера, слившимися в круг, он пыхал коротким злым огнем крыльевых пушек.
        Навстречу «Яку» понеслись дымные жгуты трассеров, малиновые и зеленые.
        Жилин положил истребитель на крыло, уходя с линии огня, и вжал гашетку. «Як» затрясся, посылая очередь, - двадцатимиллиметровые снарядики порвали «Мессеру» крыло, добрались до кабины - брызнули стекла - и впились в мотор.
        Полыхнуло пламя.
        Фашистский самолет промелькнул мимо, копотно-черный шлейф стелился за ним, как траурная лента…
        Изображение замерло, и на экране всплыла надпись: «Game over».
        Жилин со вздохом оторвался от компьютера, отпуская джойстик, и впрямь походивший на игрушечную ручку управления «Яком».
        - Молодец, деда! - воскликнул правнук. - Сбил!
        - Опыт есть, Пашка, - усмехнулся Иван Федорович, полковник авиации в отставке. - Единственно - ерунда эта твоя «стрелялка»… как бишь ее…
        - «Уорлд оф варплэйнс»! - важно выговорил Павел. - А почему ерунда?
        - Ну-у… Как тебе объяснить… Ну вот этот «худой»…
        - Кто-кто?
        - «Худыми» мы «Мессершмитты» называли - у них фюзеляжи узкие. Во-от… «Мессеры» очень редко атаковали в лоб, чаще они уклонялись. Немцы не любили геройствовать.
        Правнук примолк.
        Забравшись к деду на колени, он сказал тихонько:
        - Деда, зато ты у меня герой.
        Улыбнувшись, Жилин погладил Пашку по голове.
        В мае ему девяносто шестой пошел, но старикан он был удивительно бодрый - ходил без палочки, а если ронял монетку на пол или газету, то сам нагибался и поднимал. Хотя войну отбыл от звонка до звонка, с того самого 22 июня и по август 45-го.
        И сбивали его, и попадали - три дырки в шкуре провертели фрицы, а он раз за разом выкарабкивался и упорно возвращался в строй. Пятьсот сорок боевых вылетов, полсотни сбитых «Мессеров», «Фокке-вульфов», «Юнкерсов» и прочих «Хейнкелей».
        Иван Федорович вздохнул. Разбередил его парад, растревожил…
        На Красной площади он сидел неподалеку от Путина, чуть выше.
        Ах, как шагали наши десантники - сильные, настоящие, умелые, бравые парни! Иные из «голубых беретов» каменели лицами, а другие не могли сдержать чувств - и улыбались белозубо, радуясь празднику, здоровью, молодости…
        И опять вздох. Чего развздыхался, старый хрыч? Да все от того же… Жизнь прошла, как ни крути.
        Одно хорошо, что детей своих хоронить не довелось…
        Единственно - жена покойная. Слегла однажды Алена, да и не поднялась больше. А что вы хотите? Возраст…
        Один ты зажился, Иван Федорыч, и никак не желаешь освободить жилплощадь…
        Ну, это уже стариковское брюзжание началось.
        Сашка, старшенький его, не из таковских, что стариков своих со свету сжить не прочь. Да и есть у него квартира, хоть и в Мытищах.
        Зятек его тоже не бедствует, в «манагеры» вышел, все какими-то мудреными делами занят, на «инг» заканчиваются…
        - Алё? - послышался голос правнука. - Я у дедушки. Ага… А куда? К тете Томе? Ура-а… Я щас! Деда, я пошел!
        Шаркая тапками, Жилин выбрался в прихожую. Пашка как раз упаковывался в свою куртку «на рыбьем меху».
        - Не продует? - озаботился старый.
        - Не-а! - легкомысленно ответил малый. - Пока, дед!
        - Пока…
        Клацнул замок, прогудели ступеньки, глуша топот юных ног, - и тишина. Только «ходики» продолжали отбивать тающие секунды.
        Интересно, подумал Жилин, проживет ли он еще один год?
        Может, дотянет до сотни? Это вряд ли…
        А жаль.
        Хоть и говорят, что старики устают жить, но это точно не про него.
        Очень хочется посмотреть, а что же дальше-то будет.
        Только-только Россия подниматься стала да сдачи давать! И Союз строится, пусть даже и не Советский, а Евразийский, да хоть такой…
        Ага…
        А он возьмет и того… скоропостижно.
        - Чего ты куксишься? - проворчал Иван Федорович вслух. - Тикаешь еще, вот и радуйся…
        Воображение все равно разыгралось, и Жилин представил себе, как на следующий парад Пашка понесет его портрет - пополнение «Бессмертного полка»… Полковник лишь головой покачал.
        Все может быть, все может статься… Человек внезапно смертен.
        Иван Федорович задумался.
        Он прошел всю войну, бил фашистов с «яков» и «лавочек» и Берлин брал, и чуть было до Токио не дошел, когда летом 1945-го японцам жизни давали. А все равно бродила в нем, покоя лишала какая-то… неудовлетворенность, что ли. Словно не все он сделал, что мог, не исправил ставшее непоправимым.
        Жилин поугрюмел.
        Что он мог? 22 июня лейтенант Жилин поднял свой «И-16» и сбил немецкий бомбовоз. Его «ишачка» тотчас же «опустили»…
        Да и куда ему было сажать истребитель, коли родной аэродром разбомбили?
        До сих пор саднят эти воспоминания - о самолетах, которым даже не дали взлететь, пожгли на земле. О летчиках, что носились в одном исподнем, стаскивая брезент с истребителей, пытаясь завести моторы, а в баках пусто…
        Это было колоссальное унижение.
        Даже при Ельцине, «опустившем» всю страну, Жилин не испытывал такого позора.
        Наверное, не зря первенца окрестили Александром, в честь Суворова, а правнук даже не догадывается, что носит имя главнокомандующего ВВС РККА.
        Павел Васильевич Рычагов командовал авиацией 9-й армии во время войны с белофиннами. Именно тогда младлей Ваня Жилин сбил свой первый «Фоккер»[1 - Имеется в виду не прозвище, данное советскими пилотами самолетам «Фокке-Вульф», а истребители голландской фирмы «Фоккер», поступавшие на вооружение ВВС Финляндии.].
        Рычагов мог выйти в «красные маршалы», стать большим человеком, но его подвела молодость, глупость и горячность.
        Еще в 1935-м Рычагов ходил в старших лейтенантах, но это был прирожденный ас. За один вылет он мог накрутить двести пятьдесят фигур высшего пилотажа - так Павел Васильевич принимал новую технику, поступавшую в эскадрилью.
        Однажды, пилотируя «У-2», он заметил, что одна из лыж встала торчком. Передав штурвал сослуживцу, Рычагов вылез из кабины на крыло и, держась за стойку, хладнокровно, ногой, выставил лыжу в посадочное положение. И готово дело.
        Вот такой человек. А потом была Испания…
        Старший лейтенант Рычагов под именем Пабло Планкара командовал эскадрильей «И-15». Над Мадридом и Гвадалахарой он сбил шесть «Юнкерсов» и «Фиатов».
        В 1938-м майор Рычагов сам попросился в Китай - бить самураев.
        И бил!
        Отражал налеты японской авиации на Ханькоу и Наньчан, уничтожил сорок восемь самолетов противника на аэродроме в Нанкине, а потом нанес удар по тайваньской авиабазе, после чего оттуда месяц не взлетал ни один «Зеро-сэн»[2 - Японский истребитель «Мицубиси А6М Зеро». «Сэн» от слова «сэнтоки» - истребитель.].
        А карьера какая! Комэск - комбриг - комкор - главнокомандующий ВВС! Весной 1941-го, когда ему едва тридцать исполнилось, Рычагов стал заместителем наркома обороны.
        Падать после такого взлета было ох как больно…
        Особенно если по собственной дурости.
        9 апреля на Политбюро ЦК ВКП (б) обсуждался вопрос об аварийности в авиации Красной Армии. Положение было аховое - каждый божий день разбивалось по два-три самолета!
        Рычагову сделали справедливое внушение - дескать, виной всему «расхлябанность и недисциплинированность». Мало того, нарушителей никто даже не наказывает! И что же ответил молодой замнаркома?
        Вскочил, покраснел, да и ляпнул: «Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах!»
        Сталин стоял рядом, и для него эта выходка Рычагова стала плевком в лицо, самым настоящим личным оскорблением - вождь немало усилий затратил, «подтягивая» авиацию. И вдруг такая пощечина, да еще прилюдно!
        Иосиф Виссарионович постоял, помолчал.
        Пошел мимо стола, за которым сидели члены ЦК, развернулся, зашагал обратно в полной тишине. Вынул трубку изо рта, проговорил медленно и тихо, не повышая голоса: «Вы не должны были так сказать!» И пошел опять, справляясь с волнением.
        Дошагал, вернулся и повторил тем же низким спокойным голосом:
        «Вы не должны были так сказать, - сделал крошечную паузу и добавил: - Заседание закрывается».
        И первым покинул комнату.
        Что тогда думал Рычагов, неизвестно. Через три дня недоучку-главнокомандующего сняли и направили в Военную академию Генштаба: учись, студент!
        Сделал ли Павел Васильевич верные выводы в промежутке между будущим Днем космонавтики и 22 июня?
        Нет.
        26 июня Рычагова арестовали, а осенью расстреляли вместе с супругой, майором Марией Нестеренко, обвиненной в том, что «…будучи любимой женой Рычагова, не могла не знать об изменнической деятельности мужа»…
        Вот такая судьба.
        Запиликал телефон, и Жилин поспешил снять трубку.
        - Да?
        На том конце провода задышали, захлюпали носом, и стеклянный голос сказал:
        - Иван Федорыч? Алё!
        - Леся? - удивился и обрадовался Жилин. - Ты, что ли?
        - Добрый ранок, Иван Федорыч! Я…
        - А Панас где? Чего не звонит? Я-то думал, он меня первым поздравит!
        Леся расплакалась.
        - Помер папка…
        Ветеран нашарил притолоку двери на кухню и вцепился в нее.
        - Ах, ты… Когда?
        - Та учора! Як заснув, так и усэ… Сердце! Завтра хороним. Приезжайтэ, будь ласка!
        - Конечно, конечно, Леся! А как же!
        Послышались гудки, и Жилин осторожно повесил трубку, словно та была из хрупкого стекла.
        - Ах, ты…
        Иван Федорович покачал головой. Панас, Панас…
        От Курска до Берлина вместе дошли, в одной эскадрилье, крылом к крылу. А сколько раз спину друг другу прикрывали? Начнешь вспоминать, и сразу столько всего в голове проясняется. Война была долгая…
        Ветеран вздохнул. Ему очень не хотелось ехать на Украину. Очень! Но долг… Последний долг…
        Жилин засуетился, собираясь в дорогу. Свой любимый, истертый портфель он брать не стал. Зачем? Пижаму туда класть или зубную щетку? Да тут ехать-то! Таскайся потом с этой «ручной кладью»…
        Махнув рукой, Иван Федорович вышел из дома, как был - в парадном костюме, с рядами позванивавших орденов и медалей на пиджаке. Перекантуется как-нибудь…
        На метро Жилин добрался до Киевского вокзала, купил билет, занял свою нижнюю полку. Когда поезд тронулся, Иван Федорович настолько погрузился в прошлое, что смотрел в окно и не видел ничего. Мелькали дачи, проплывали подмосковные рощицы или развязки с суетливым трафиком, да только все мимо, мимо…
        Перевалит вам за девяносто, и соблазны реала потеряют свое притяжение. До будущего надо еще дожить, а поспеете ли? Вот и окунаешься в омут памяти, мыслями возвращаясь к давно минувшему…
        Поезд «Москва - Одесса» прибыл в Киев ясным утром, однако Жилину почудилось, будто столица «незалэжной» погружена в сумрак. Словно дым от покрышек, сгоревших на Майдане, так до сих пор и не выветрился.
        Люди какие-то дерганые, нервные, злые… Киевляне с умными лицами, с добрым выражением глаз словно прятались в толпе, уходили в себя - приглядываться надо, чтобы их заметить.
        Часто реяли петлюровские «жовто-блакитные» флаги, и делалось неуютно: той Украины, что ветеран знал, больше не существовало.
        УССР стала «заграницей», чужой и опасной страной, где правят фашисты. Тут ненавидят русских, обзывая их «ватниками», тут малюют свастики на могилах павших героев, а молодчики с оселедцами на головах маршируют в вышиванках и трубно ревут: «Слава Украини!»
        Смириться с бандеровским беспределом, с внезапным «оборотничеством» некогда братского народа Жилину было невмоготу.
        Они с Панасом Сулимой прошли, пролетели от Донбасса до Карпат, сбивали «Мессеры» и радовались, что истерзанная украинская земля обрела наконец-то свободу. А теперь ее снова топчут фашисты…
        Иван Федорович покривился, страдая от бессильного гнева. Вон, вышагивают…
        «Правосеки» с красно-черными флагами не прятались, они шагали нагло, по-хозяйски. Киевляне пугливо отворачивались, а то, бывало, и сами надсаживались, выкрикивая бандеровское: «Героям слава!»
        А перед Жилиным словно прокручивали старую кинохронику, где тысячные толпы «кидают зигу», истошно вопя: «Хайль Гитлер!»
        Неужто даром кровь лили? Неужто те молодые, веселые парни, чьи лица сохранились лишь на старых фото, погибли зря?
        Право, будь он лет на сорок моложе, отправился бы на Донбасс - фашистов бить. Единственно только - дедам путь в молодость заказан, им даден билет в один конец.
        Конец. «Game over», - как Пашка говорит.
        - Кончай, Иван Федорыч, - буркнул себе под нос Жилин. - Разнылся…
        До пятиэтажки на улице Луначарского, где проживал его однополчанин, он добрался на троллейбусе.
        В тесноватой квартирке пахло тлением и воском. Народу собралось немного, человек пять: жена Панаса - бабушка со скорбным изгибом впалых губ; дочь Леся в траурном платье и трое старичков-вете- ранов.
        Иван Федорович был шестым, а майор Сулима лежал в гробу, обтянутом красным бархатом, желтолицый и словно усохший среди бумажных цветов.
        Похороны - весьма нудное мероприятие.
        Деловитые могильщики с лопатами скучали в сторонке, дожидаясь своей очереди - и заветной бутылки за труды…
        Красноносые музыканты старательно «лабали жмурика», извлекая из расстроенных инструментов душераздирающие звуки…
        Равнодушные поварихи готовили скромную снедь в кафешке, закрытой на «спецобслуживание»…
        Постный супчик, солянка с котлетой, компот. И водка.
        Земля тебе пухом, Панас…
        С поминок Иван Федорович возвращался уже вечером, решив не задерживаться в Киеве. Как там у Чехова? «В Москву! В Москву!»
        Было противно смотреть на «майданутых», на крикливые плакатики «Україна - це Європа!», на всю эту разруху в головах, на улицах и в подворотнях.
        А где-то на востоке палят орудия по Донецку, обстреливая мирные дома «ватников» и «колорадов»…
        И Жилину стало совсем тошно.
        До вокзала он добирался по улице Коминтерна, лет пять как переименованной в честь Симона Петлюры. Ветеран не плелся даже, а едва тащился, усталый и вымотанный, из последних сил опираясь на палочку и укоряя себя за то, что рано сошел с троллейбуса - надо было еще пару остановок проехать. Немощь, немощь…
        Стемнело, зажглись фонари, да и витрины с окнами добавляли света. По улице потоком катили машины - и шагала колонна бандеровцев с факелами.
        Они орали, вскидывали, не стесняясь, руки в нацистском салюте, голосили, гоготали, и Жилин на миг ощутил себя Штирлицем в Берлине, наблюдающим за шествием штурмовиков.
        Тут пятеро или шестеро лбов отделились от толпы, привлеченные блеском орденов. Один из них, потный и волосатый, с рунами СС на майке, глумливо осклабился:
        - Та цэ ж москаль, хлопци!
        Его «камрад» громко икнул и сказал на чистом русском языке:
        - Щас проверим. А ну, дед, скачи!
        Лбы радостно заржали.
        - Хто не скачэ, - продекламировал волосатый, - той москаль!
        Протянув руку, он ухватился за медали, висевшие у Жилина на груди, и дернул, срывая награды «За взятие Берлина» и «За отвагу».
        - Прочь! - выдохнул Иван Федорович. - М-мразота!
        - Вате слова не давали! - ухмыльнулся волосатый и пихнул Жилина.
        Старик не удержался, упал на одно колено - ногу пронзила палящая резь.
        - Суки фашистские! - прохрипел Иван Федорович, из последних сил взмахивая тростью.
        «Камрад», которому он съездил по колену, зашипел, выматерился и набросился на Жилина. Нога в грязном берце заехала фронтовику в живот, сбивая дыхание и опрокидывая навзничь, вломилась в ребра, в печень…
        - Клятый москаль! - взвизгнул волосатый, обрушивая на голову Ивана Федоровича бейсбольную биту.
        Боль затопила сознание, и навалилась тьма. Последним высверком света мелькнула мысль: «Game over?..»
        Глава 1
        «Подселение»
        СССР, Сочи, 19 июня 1941 года
        Жилин ощутил себя лежащим, прикрытым простыней.
        Он в морге? Помер ветеран войны, и его бренное тело перевезли в больницу? Хм. Как-то уж слишком тепло и мягко…
        И пахнет не дезинфекцией, а цветами - и морем.
        А почему тогда темно? Иван Федорович открыл глаза.
        Высокий белый потолок. Окна задернуты плотными шторами, но лучи утреннего солнца пробиваются, преломляясь в висюльках люстры. Одна из шторин слегка колыхалась на сквозняке, и висюльки чуть-чуть покачивались, вызванивая почти неслышно.
        Господи, да где же он? Не в мертвецкой, это точно.
        Ничего не болело, не ныло, даже былая ярость угасла, сменяясь усталым безразличием.
        Выпростав руки, Жилин отер лицо, осторожно ощупал голову. Цела… Сердце дало сбой - и забилось чаще.
        Это были не его руки!
        Не сухие и мосластые, в старческих конопушках, а вполне себе молодые, сильные. Упругая гладкая кожа рельефно бугрилась, очерчивая крепкие мышцы…
        И, как гром с небес, сонный женский голос:
        - Проснулся, Котя?
        Иван Федорович резко повернул голову.
        Опираясь на локоть, ему улыбалась молодая женщина, оголяя стройную шею, и без того выделенную короткой прической, и покатые царственные плечи.
        Лицо ее можно было назвать простым, страшненьким даже, но улыбка здорово красила его, придавая чертам миловидность.
        - Проснулся наш Па-ашечка, проснулся наш генера-альчик… - нежно заворковала она и села, потягиваясь, бесстыдно выставляя тугие круглые груди. Наклонившись к Жилину, она прошептала нежно, подлащиваясь: - Доброе утро, Котя. Как спалось?
        - Странный какой-то сон, - пробормотал полковник, не узнавая свой голос.
        Женщина игриво рассмеялась и стянула с него простыню.
        Прижалась, обдавая теплом, и руки Жилина сами, без ведома хозяина, стали гладить налитое, шелковистое, горячее.
        - Машенька… - слетело с его губ.
        Что? Это он сказал? Откуда он знает эту женщину?
        На последующие десять или пятнадцать минут рассудок вообще отключился, подчиняясь душным плотским желаниям.
        Жилин овладевал женщиной со всей страстью скупердяя, вдруг обретшего утерянное сокровище.
        И со страхом ожидал, что вот-вот откажет сердце, не выдержав утехи, однако «моторчик» тарахтел, как ни в чем не бывало, легкие вбирали воздух, как мехи, а руки хватали стонавшую женщину за грудь, за попу, сжимали, тискали, мяли, гладили…
        В благостном изнеможении Иван Федорович упал на подушку, бурно дыша. Маша пристроилась рядом, положив голову ему на плечо. Жилин обнял ее за плечи, чувствуя, как волосы щекочут щеку.
        Может, так оно и бывает? Он умер и угодил в рай?
        Хм. Ну, если данные услады - райские, то бестелесными их назвать трудно. Как-то не вяжется с парадизом.
        - Котя, полежи пока, - шепнул он и встал.
        - М-м-м…
        Иван Федорович натянул пижамные штаны, подцепил пальцами ног тапочки и вышел.
        За дверями, ведущими в спальню, обнаружилась гостиная, или что-то в этом роде. Шторы тут задернуты не были, и ясное утро ломилось в большое окно.
        Жилин прислонился спиной к стене и крепко зажмурил глаза.
        Это не сон, не бывает таких сновидений, когда все реально и вещно… Он криво усмехнулся, не раскрывая глаз. Ты еще и размышляешь, умник? Тебя убили полчаса назад! Понимаешь? Ты умер!
        - Я жив! - прошептал Иван, открывая глаза. - Я есть!
        Он осмотрелся.
        На столе лежали букет увядших цветов и стопка газет. «Правда», «Известия», «Адлерская правда». Свежие, пахнущие типографской краской.
        За 17 июня 1941 года.
        Жилин застонал, роняя прессу на стол.
        Озираясь, как в тумане, он зацепился взглядом за китель, висевший на спинке стула, и бросился к нему. Генеральский китель…
        Сунул руку в карман, достал паспорт - коленкоровую темно-зеленую книжицу.
        «Рычагов Павел Васильевич».
        Жилин медленно опустил руку с серпастым-молоткастым и быстро сунул его обратно в карман, словно испугавшись - вдруг хозяин явится и застукает его за нехорошим занятием.
        Углядев зеркальную дверцу шкафа, Иван Федорович приблизился и долго смотрел на свое отражение.
        Молодой мужчина лет тридцати, ладно скроен, крепко сшит.
        Короткие черные волосы растрепаны, глаза смотрят потерянно, на щеках трехдневная щетина - разбаловался на курорте…
        Жилин поднял руку, словно желая удостовериться, что отражается именно он. Да где ж он…
        Накатила слабость, Иван Федорович пошатнулся, выбрасывая руку и шлепая ладонью по холодному стеклу.
        Было такое ощущение, что в нем выросло что-то чужое. Затянуло в себя и стало как бы своим. Или это он сам проклюнулся в ком-то?..
        Полиментализм - всплыл в памяти фантастический термин.
        Это что-то вроде сосуществования двух сознаний в одном теле.
        Ну правильно, это ж не его тело, а Рычагова… С ума сойти!
        Он так спокойно рассуждает обо всей этой неверояти!
        А что делать, коли уж он здесь и сейчас, за неделю до войны?!
        Стоп-стоп! Кто - он?
        «Иван Федорович Жилин» - это всего лишь «опознавательный знак» его личности. А что такое личность? Не тело, не мозг, а нечто расплывчато-неопределенное. Душа. Или разум.
        Переселение душ? Нет, лучше так - перенос сознания.
        Но то, что случилось с тобой, Ванька, куда круче, тут перенос не просто из одного мозга в другой, то есть не только в пространстве, но и во времени. Круто…
        Ну и забросило тебя, Ваня…
        С другой стороны, что он теряет? Что может потерять дед, которому проломили голову? Кроме жития?
        Единственно - старость свою. Не жалко!
        К тому же взамен ты получаешь молодой, здоровый организм.
        Сбыча мечт, как зять любит выражаться…
        Вернее, любил. Еще точнее - будет любить.
        - Ладно… - обронил Жилин.
        Будем считать, что некая высшая сила пересадила его сознание в тело Рычагова, что само по себе замечательно, ибо лишиться дряхлости - это счастье. Похоже на больного, страждавшего долгие годы и вдруг излечившегося. Это даже не радость, это буйный восторг!
        А чего ж ты не прыгаешь от счастья, Иван Федорович? А того.
        Единственный смысл в этом «подселении» может заключаться лишь в одном: ему поручается исправить ошибки Павла Рычагова.
        А иначе как? Не может же быть, чтобы полковник из 2015 года «сконнектился», как зять выражается, с генерал-лейтенантом в 1941-м просто так, нечаянно!
        Единственно только - это не случайность, не совпадение.
        Он, Жилин, был и остается, по выражению того же зятя, истинным «совком», то бишь человеком, для которого понятие долга - не пустой звук. А долг перед Родиной - самый священный.
        Через неделю грянет война - чудовищная бойня, и он обязан сделать все, чтобы его народ пролил меньше крови и слез.
        - Это даже не обсуждается, - пробормотал полковник.
        Рычагов, правда, генлейт, но это не важно. Ответы на исконный русский вопрос «Что делать?» он найдет. Обязательно.
        Ладно. По времени мы определились.
        А вот где Иван Федорович, который Павел Васильевич, находится?
        Откуда-то из глубин сознания всплыл адрес: «Сочи, проспект Сталина, военный санаторий».
        Прошагав на балкон и оглядевшись по сторонам, Жилин убедился, что все так и есть. Это что же, выходит, память Рычагова при нем? Верно, верно! Не зря же он назвал ту женщину Машей!
        Это жена Рычагова, Мария Нестеренко.
        Хм. Вопрос: считать ли изменой ситуацию, когда женщина занимается любовью с другим мужчиной, чье сознание перенесено в тело мужа?
        Жилин покривился. Ну, ты и пошляк, Иван Федорович…
        Все, хватит ерундой заниматься!
        Постояв под душем, Жилин вытерся огромным махровым полотенцем и аккуратно побрился опасным «Золингеном», оставив зачаток усов - для конспирации.
        Он мрачно улыбнулся, стирая пену со щек, - придется тебе побегать, Котя, чтобы хвост не прищемили… Очень мало времени в твоем распоряжении, чтобы действовать обычным порядком.
        Отерев лицо одеколоном «Шипр» (кожу защипало, возвращая в давние - нынешние! - годы, когда мужчины не ведали, что лучше, чем «Жиллет», для них нет), Иван Федорович оделся.
        - Котя, я скоро! - крикнул он в сторону спальни и покинул номер.
        Прошагав длинным коридором, уминая сапогами ковровую дорожку, Жилин спустился на первый этаж.
        Ничего особенного: пальмы в кадках, пара диванов, за стойкой - седенький Платон Николаич, добрейшей души человек.
        Наверняка «постукивает» в горотдел НКВД…
        Увидав генерала, администратор заулыбался, залучился просто.
        А глаза недобрые, цепкие…
        - Прогуляюсь за газетами, - небрежно обронил Иван.
        - Конечно, конечно! Уже должны были подвезти.
        Жилин вышел, пропадая из поля зрения Платона Николаевича, и осторожно глянул в большое окно.
        Администратор просеменил в служебные помещения.
        Иван быстро отворил дверь, тихонечко прикрыв ее за собой, и на цыпочках пробежал к служебке - мягкий ковер глушил шаги.
        Углубляться в короткий темный коридор не пришлось - из-за приоткрытой двери донесся заискивавший голос «Платон Николаича»:
        - Мне бы начальничка вашего услышать, товарищ сержант. Ой, будьте добреньки! Жду, жду… Алексей Дмитриевич?[3 - А.Д. Бесчастнов, начальник 3-го спецотделения Сочинского горотдела УНКГБ.] Здравствуйте! «Платон» беспокоит. Да, да! Вышел только что. Говорит, за газетами. Ага… Ага… Слушаюсь, Алексей Дмитриевич. Обязательно! Проявлю бдительность. Мы тут всегда на страже… Ага…
        Слушать дальше откровения бдительного «Платона» Жилин не стал. Быстро покинув санаторий, он прошагал по проспекту до ближайшего газетного киоска, где купил «Комсомолку».
        - А сегодня какое? - спросил Иван, наклоняясь к окошку.
        Продавщица мило улыбнулась генералу.
        - С утра девятнадцатое было!
        - Отстал от жизни, - пошутил Жилин.
        Пройдя всего десяток шагов, он столкнулся с человеком, которого никогда не встречал, но из глубины сознания всплыло: Емельян Кондрат, товарищ по Испании.
        - О, здорово! - удивился и обрадовался Емельян. - Тоже загореть охота? Ты с Машей? И я хожу парой, ха-ха!
        - Выдался отпуск, и махнули на юг вместе, - улыбнулся Иван. - А то ведь моя Мария, как Пенелопа, вся жизнь ее - ожидание. Я же странствую по войнам. А тут перерыв небольшой, как не воспользоваться…[4 - Эти слова П. Рычагов действительно произносил при встрече с Е. Кондратом.]
        - Ну и правильно! А мы тут по соседству. Ну, крепкого тебе загара, ха-ха! Давай!
        - Давай…
        Вернувшись, Жилин даже не посмотрел в сторону администратора.
        Поднявшись к себе, полковник бросил газету на стол и прошел к Маше.
        «Жена» прихорашивалась, сидя у трюмо. Иван опустился на кровать, перехватывая взгляд женщины в зеркале.
        - Купаться когда пойдем? - улыбнулась она.
        - Никогда, - серьезно ответил «муж».
        Машины бровки полезли вверх, а рука с расческой задержалась.
        - Что-то случилось, Котя?
        - Случилось. В это воскресенье начнется война.
        Нестеренко так резко повернулась к нему, что халатик распахнулся.
        - Это правда?
        Жилин кивнул.
        - Все очень и очень плохо, Маша. 24-го меня арестуют, через два дня придет твой черед.
        Женщина смотрела на него неотрывно. Плечи ее опустились.
        - Это из-за того… что… ну, что в апреле было?
        - А-а, когда я ляпнул сдуру? Да нет, Машечка… Не в том беда, что я Сталину наговорил, а в том, что наделал. Война будет страшная! Долгая! Миллионы сгинут! А в ВВС полный развал. Да за это убить мало!
        - Ну, Котя… Ты же совсем чуть-чуть побыл главнокомандующим! Почему это ты должен отвечать за чужие ошибки?
        - Должность у меня была такая - отвечать. А я…
        - Кому надо, разберутся, Паша!
        - Не разберутся, - жестко сказал Жилин. - Нас тупо расстреляют. Обоих. И готово дело.
        Мария расширила глаза, поверив сразу. Ее муж, отчаянный храбрец, физически не способен был панику разводить. Значит, правда…
        - Что же нам делать? - упавшим голосом проговорила она.
        - Тебе нужно скрыться, хотя бы на месяц, а я… Мне кое-что известно, Маша, и… Нет, лучше тебе побыть в неведении. Уходить надо, и срочно. Пока за нами следит только «добрейший» Платон Николаич, а вот потом… Короче, переодеваемся в штатское и неброское, форму берем с собой, может пригодиться. Деньги, документы… Все остальное бросим тут.
        - У меня там… - слабо запротестовала Нестеренко.
        - Я знаю, что у тебя в чемоданах, но бежать с ручной кладью не получится.
        - О-ох…
        Жилин встал и приобнял Марию, та доверчиво прижалась к нему.
        - Все будет хорошо, верь мне. Ты же знаешь, у меня всегда был хоть какой-то, но план! Одевайся.
        - Да-да…
        Сборы были недолги, и вот супружеская чета - он с портфелем, она с хозяйственной сумкой - покинули номер.
        Иван Федорович, лишенный, в отличие от Павла Васильевича, склонности к лихачеству, ощущал в этот момент неприятную боязнь и тревогу. Что их ждет?
        Жилин усмехнулся: вот как раз о «них» он не переживал.
        Маша была ему симпатична, но не более. Пускай память Рычагова с ним - память, но не чувства. Нет, речь не о том, чтобы бросить Марию - и пусть живет, как хочет.
        Просто подступают воистину черные дни, война на носу, и единственный способ уберечь эту женщину - дать ей шанс укрыться, хотя бы на время. А после… Бог весть.
        А. ГОЛОВАНОВ, КОМАНДИР 212-ГО ОТДЕЛЬНОГО ДАЛЬНЕБОМБАРДИРОВОЧНОГО АВИАПОЛКА, МАЙ 1941 ГОДА:
        «Через несколько минут Павлов уже разговаривал со Сталиным. Не успел он сказать, что звонит по поводу подчинения Голованова, который сейчас находится у него, как по его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы.
        - ?Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией. Хорошо, товарищ Сталин… А как насчет Голованова? Ясно.
        Он положил трубку.
        - ?Не в духе Хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе!»
        Глава 2
        Попытка к бегству
        Спускаться в фойе «Иван-да-Марья» не стали - санаторий они покинули через пустовавшую столовую.
        На кухне вовсю гремели кастрюли, и за их дребезгом никто не расслышал, как лязгнул засов на двери служебного входа.
        С той стороны на многократно крашенной двери висела табличка «Посторонним вход воспрещен!», но пациенты санатория частенько тут прошмыгивали - так было ближе до моря.
        Вот и Жилин воспользовался тайной тропкой - через садик, между раскидистыми кустами магнолий и прямо к ограде, где недоставало одного кованого прута - щель оказывалась достаточной для тех, кто в меру упитан.
        Иван пролез первым и помог выбраться Марии. Та протащила за собой сумку, поправила платье и сказала очень серьезным голосом:
        - Если послепослезавтра война, что ты собираешься делать?
        - Воевать, - обронил Жилин.
        - Я с тобой, - решительно заявила Нестеренко.
        - Маша…
        Мария помотала головой.
        - Коть, я не кулёма какая, что станет за тебя цепляться и хныкать по любому поводу. Я, между прочим, майор авиации! Ты же не на танке воевать собрался, надеюсь?
        - На истребителе, - улыбнулся Иван.
        - Ну вот! Будем воевать вместе.
        Жилин задумался. Все уже продумано, все решено…
        И он терпеть не мог, когда кто-то нарушал его планы.
        Но совершить побег вдвоем с Машей… Это может получиться - одиночка всегда вызывает больше подозрений, чем парочка.
        И совесть мучить не будет…
        - Ладно, - сказал Иван, - вместе так вместе.
        - Спасибо, Котя! - просияла женщина.
        - Идем.
        - А куда?
        - На базар!
        - За продуктами?
        - За документами. Билеты на поезд ты как брать собираешься?
        - А-а…
        - Бэ-э! Пошли, Котя…
        На городской базар добрались по Московской.
        Передав свой портфель Маше и поручив ей прикупить снеди в дорогу, Жилин отправился на поиски местных блатных.
        Это тоже входило в его план. Надо было поступать как можно более неожиданно. И негласно.
        Купить билеты на поезд по своим собственным паспортам они с Машей могли, но тогда их поездка продлится недолго. Чтобы затеряться, следовало разжиться иными бумагами, а на «черном рынке» найдется все, только плати…
        …Как и всякий базар, сочинское торжище притягивало к себе уголовничков всех мастей, от карманников-щипачей до скупщиков краденого и прочих преступных элементов.
        Иван никогда не имел дел с криминалом, но в детстве, и особенно в юности, постоянно пересекался со шпаной всякого пошиба - с матерью и сестрой они жили в 7-м проезде Марьиной Рощи. Первый свой шрам он заработал именно там.
        Прохаживаясь вдоль рядов, Жилин внимательно разглядывал местную публику.
        Торговки да торговцы были в основном армянского обличья, хотя и русским духом тоже пахло.
        Иногда прицениваясь, лишь бы не выделяться в толпе покупателей, Иван Федорович высматривал здешнюю гопоту.
        Нескольких представителей сочинского «дна» он засек с ходу.
        Вопрос: к кому из них подойти? Благородные разбойники бывают только в слащавых оперетках.
        Вычислив «среднее звено», Жилин приблизился к сапожнику, который довольно ловко починял обувку, - местная шушера раз за разом подходила к нему, что-то передавала, получала ЦУ и снова отправлялась в кружение, аки пчелы.
        Сапожных дел мастер глянул на Ивана исподлобья.
        - Слушаю, гражданин начальник! - глумливо усмехнулся он, сверкая золотой коронкой.
        - Я такой же начальник, как ты сапожник, - спокойно проговорил Жилин. - На базаре нет никого из органов, смотрел уже. Короче. Я не из ваших. Единственно - мне нужен паспорт и оружие, пистолет или револьвер, не важно. Сможешь достать? Заплачу или отдам камешками.
        - Женские цацки? - прищурился лжесапожник, кивая в сторону Марии.
        - Они, - по-прежнему спокойно сказал Иван.
        - Приходи завтра. Сторгуемся.
        - Сегодня. Сейчас.
        - Помочь, Мастер? - прогудело сзади. - Этот фраерок…
        Жилин чуть отшагнул назад и резко ударил локтем.
        - Х-ха! - выдохнул «помощник», сгибаясь. Полковник вцепился пальцами в его загривок, наклоняя еще ниже, перехватывая руку со свинчаткой и заламывая ее - «командировка» в Китай кое-чему научила Рычагова, а тело «запомнило».
        - Не мешай, когда дяди разговаривают, - сделал внушение Иван, отпуская громилу. - Шестери в сторонке и не лезь.
        «Помощничек» дернулся было, но Мастер подал знак, и тот угомонился.
        - Чую, не простой ты фраер… - протянул сапожник. - Ладно. Помогу, но учти - останешься без штанов! Ксива нынче стоит дорого.
        - Сойдемся в цене, - усмехнулся Жилин.
        - Буба, - подозвал Мастер хмурого «помощника», - проводишь его к Седому, скажешь, от меня.
        - Пошли, - буркнул Буба.
        Он привел Ивана к лавке еще одного кустаря-одиночки.
        Седой и вправду был бел как лунь. Зажав лупу глазом, он кривил рот, ковыряясь в механизме часов.
        - Седой, этот - от Мастера, - представил Жилина «помощник» и независимо удалился.
        - Чем могу-у? - пропел часовщик, ловко починяя изделие Павла Буре.
        - Нужно два паспорта, на меня и на во?он ту женщину.
        - Все?
        - Желательно, пистолет или револьвер.
        Седой кивнул. Тут как раз шестеренка встала на место, и часы мелодично прозвонили.
        - Превосхо-одно… - пропел часовщик и поднялся.
        Порывшись в дальнем углу, он обернулся, посмотрел на Ивана, словно фотографируя, перетасовал целую стопку документов и выбрал самый подходящий.
        - Будете Рамзаном Бехоевым, - сказал он, протягивая Жилину потрепанный паспорт.
        На фото был запечатлен усатенький молодчик, чернявый и мрачный, словно обиженный.
        - А вот дама ваша… Хм! Волос уж больно короток… А попросите-ка ее сюда.
        Иван выглянул из лавки и сделал знак Марии. Женщина подошла к лавке часовщика, рассеянно оглядела будильники, хронометры и прочие приборы и лишь затем вошла внутрь.
        - Доброе утро, мадам! - пропел Седой. - Извольте примерить.
        Он протянул Маше светлый парик, и та неуверенно натянула его на голову. Покривилась.
        - Да вы не беспокойтесь, он чистый.
        Жилин с интересом посмотрел на свою подругу - в обрамлении светлых волос до плеч она стала неузнаваема. Мало того, в «майоре авиации» появился некий шарм.
        - Больше не стригись, - улыбнулся Иван. - Тебе так идет.
        - Да?
        - Ваш паспорт, мадам, - прожурчал часовщик.
        - «Светлана Славина»?
        - Да, Светочка, - усмехнулся Жилин и вытащил из кармана Машины серьги. - Этого хватит?
        - Ну-у… - затянул Седой.
        Иван молча добавил перстень.
        - Годится!
        Почти новый «ТТ» с запасной обоймой обошелся в нитку жемчуга и брошь с изумрудом.
        - В расчете!
        «Рамзан» и «Светлана» чинно покинули лавку часовщика. Никто из «деловых» не делал им «предъяв», да и приятная тяжесть «тэтэшника», засунутого за пояс, успокаивала.
        Выйдя из ворот, Жилин столкнулся с Бубой. «Помощничек» подпирал ограду, но тут же, завидев своего обидчика, оттолкнулся плечом и выплюнул жеваную папиросину.
        - Не спеши, фраерок, мы с тобой не договорили!
        В руке у Бубы щелкнул, эффектно раскладываясь, нож.
        - Убери железяку, придурок, - холодно сказал Иван, - не то сломаю руку.
        Буба не внял.
        «Железяка» раскроила воздух крест-накрест, а затем «помощник» сделал выпад. Жилин не двигался до самого последнего момента, после чего прянул в сторону, уворачиваясь от секущего лезвия, перехватил руку Бубы и коротким ударом сломал ее.
        Шестерка завизжал, приседая от боли в локте.
        - …! Ты мне руку сломал, …!
        - А я тебя, кажется, предупреждал. Пошли, Света.
        Двумя часами позже «Бехоев» и «Славина» сели на поезд до Липецка. «Света», которая Маша, запросилась на верхнюю полку, и «Рамзан», который Иван, галантно уступил даме…
        Глава 3
        Взлет с Венеры
        Завечерело.
        Никто больше в купе не подсаживался, и «генлейт» с майором остались вдвоем. Иван весь божий день строчил, да поразборчивей - пальцы устали и побаливали.
        Общую тетрадь, купленную в книжном, он исписал больше чем наполовину, старясь излагать факты четко и подробно, без эмоций и «размышлизмов». Писал о начале войны, о наступлении групп армий «Юг», «Север» и «Центр», о бедственных днях и ночах на Западном фронте.
        Просил как можно скорее отправить линкоры «Марат» и «Октябрьская революция» на базу в Ханко, а оттуда - в Мурманск, иначе немцы так заблокируют Балтфлот, что тот не покажется в море. А вот Северному флоту придется очень туго: для немцев Арктика очень важна, один никель из Печенги чего стоит, и теми силами, которые есть в Мурманске, морякам не справиться.
        Жилин писал о героях и предателях. О преступном небрежении командующего Западным Особым военным округом.
        О разгроме аэродромов и мехкорпусов, о том, как таяли десятки дивизий.
        О дурости командармов и наркомов.
        О том, как замнаркома и референт Сталина Яковлев гнобил реально талантливых конструкторов - Лавочкина, Туполева, Петлякова, Поликарпова, - продвигая свои «Яки».
        О «Киевском котле», о бойне подо Ржевом, о блокаде Ленинграда, о битве под Москвой, о тяжелейшем провале у Харькова, о Сталинграде.
        О доблестных союзничках.
        О немецких фельдмаршалах, о таких разных генералах - Власове и Карбышеве.
        О Тегеранской и Ялтинской конференциях.
        О Победе.
        Иван сам себе напоминал Левшу, пытавшегося достучаться до имперских чиновников, не приемлющих «рацпредложений».
        Советская бюрократия такая же. Дурачья хватает во всех наркоматах, даже в тех, что отвечают за обороноспособность страны.
        Чего стоит один Кулик, отвергавший противотанковую пушку по причине ее… «излишней бронепробиваемости». Это ж какую дурную башку надо иметь, совершенно непробиваемую!
        Впрочем, и в техническом плане Жилин старался быть кратким и точным. Он писал о «И-185», замечательном истребителе Поликарпова, не пошедшем в серию в основном из-за интриг.
        О лучшем в мире бомбардировщике «Ту-2», который уже начали было собирать - и переключились на сборку «Яков».
        Тут Яковлев обыграл уже Туполева.
        Жилин напомнил о неплохом истребителе «-Ла-5», хоть и уступавшем поликарповскому, об «Ил-2», которому срочно требовался борт-стрелок.
        О такой простой, понятной, нужнейшей вещи, как унификация.
        Зачем на разных самолетах делать разные бомбосбрасыватели и прочие детали? Чтобы техники с механиками зверели от отчаяния, когда у них запчастей - йок?
        О прекрасном танке «Т-34», который можно было сделать еще прекраснее - переделав нынешнюю подвеску на торсионную, чтобы освободить место и расположить дизель не вдоль, а поперек. Тогда и топливные баки можно спрятать в корпусе, и башню сдвинуть к середине, чтобы люк механика-водителя был сверху, а не спереди, создавая уязвимость. Да и башню неплохо бы увеличить, и пушку помощнее поставить…
        Насчет башни с орудием так и случится чуток позже, но лучше пусть чуток раньше… А как бы пригодились в «грозовом июне» самоходки! «СУ-85», «СУ-100»… Истребители танков!
        А их нет.
        И почему бы не клепать некое подобие БМП и БТР?
        А радиолокаторы на самолеты? Тьфу, тут даже раций не допросишься, а он - локаторы!
        Надо, надо локаторы. И тепловизоры тоже - скоро немцы до них додумаются.
        А радиоэлектронная борьба, чтобы глушить эфир?
        А вертолеты? А гранатометы?
        И радиоуправляемые планирующие бомбы, и ракеты вроде «Фау», и турбореактивные двигатели - все надо!
        Дописав и запихав тетрадь в конверт, Жилин вложил его в пакет из жесткой бумаги, аккуратно выводя адрес: «Москва, Кремль, И.В. Сталину лично».
        И готово дело.
        Идею с отправкой подобного «письма» Иван вычитал в одной из книжек про «попаданцев», которыми увлекался его внук-инженер.
        Пакет Жилин намеревался отправить из Липецка.
        Сомнения, конечно, были, но одно он знал точно: никакой почтовик, находясь в здравом уме, не посмеет выбросить почтовое отправление такому адресату. Разумеется, пакетом могли заинтересоваться энкавэдэшники.
        Для них Жилин сделал надпись на внутреннем конверте: «Товарищи из НКВД! Здесь находятся материалы особой государственной важности, они содержат совсекретные сведения, предназначенные для товарища Сталина. Иным способом передать их не могу, просьба оказать содействие в скорейшей доставке получателю».
        Уложив пакет в портфель, полковник со вздохом отвалился на стенку, стал бездумно смотреть за окно. Завтра они доберутся до Липецка…
        Поднимет ли «Платон» шум, неизвестно, да и не важно. Если их с Машей и будут искать, то на улицах Сочи, у моря, в Адлере, и лишь потом расширят круг поисков.
        Вполне возможно, что он преувеличивает опасность, однако куда лучше перебдеть, чем недобдеть. Если они попадутся, то второго шанса уже не будет. Не дадут.
        Иван вздохнул.
        Вся надежда была на полковника Вершинина. Костю. Тот был честным человеком, не способным на подлость, за что и пострадал.
        С 20-х годов в Липецке действовала Высшая школа красных военных летчиков. Больше года она называется еще длинней - Липецкие высшие авиационные курсы усовершенствования командиров эскадрилий ВВС РККА.
        Там имелось несколько аэродромов - Липецк (Венера),[5 - Район Липецка был назван в честь планеты Венера, с подачи воинствующих безбожников.] Усмань, Лебедянь и Грязи, наличествовало под две сотни самолетов «И-16», «И-153», СБ и прочих. Добротная такая авиабаза.
        В прошлом году курсами командовал генерал-майор Васильев, а Вершинин был при нем заместителем по летной подготовке.
        Но недаром говорят, что друг познается в беде. По ходу летно-тактических учений надо было отправлять в ночной полет эскадрилью СБ - скоростных бомбардировщиков.
        Приближалась гроза, и Вершинин не давал «добро» на вылет, однако Васильев настоял.
        В итоге непогода разметала самолеты в небе над Тамбовом, а три бомбардировщика разбились при вынужденной посадке.
        Васильев, как водится, струсил и все свалил на своего зама.
        По приговору трибунала Константина Андреевича понизили в звании и должности, заслав в строевую дивизию. Однако справедливость восторжествовала - приказом наркома обороны Васильев был разжалован в полковники, а Вершинина назначили на его место, начальником курсов.
        Иван вздохнул. Вся надежда на полковника Вершинина…
        Беда в том, что его помнит Рычагов, а вот он не знает никакого Костю. Ничего, узнает.
        Придется разыграть сценку «Встреча друзей»…
        - Давай спать… - зевнул Жилин.
        - Я есть хочу, - жалобно сказала Мария.
        - Правильно хочешь! Поедим - и баиньки.
        Молодая семья живо смела свои припасы и выдула по стакану чая с печеньем.
        - Теперь можно и с голодными воевать, - сказал Иван, отдуваясь, и поморщился досадливо. Сам того не желая, он напомнил о беде, что близится. О войне.
        Судя по тому, как у женщины между бровей пролегла складка, мысли их были схожими.
        - Все будет хорошо, Котя, - негромко сказал Жилин. - Спокойной ночи.
        Иван Федорович зря напрягался - на вокзале в Липецке их с Марией никто не ждал. Никого в гражданской одежде, с «корочками» красного цвета.
        В реале, которым Жилин продолжал считать прожитую жизнь, Рычагова арестовали в Москве, прямо на перроне. Или это было еще в Туле? В общем, не важно.
        Главное, что в Липецке никто на них даже внимания не обратил.
        Забежав на Главпочтамт, Иван сбросил пакет в ящик и, более нигде не задерживаясь, отправился «в гости» к Косте Вершинину - за город, куда, по счастью, следовала полуторка.
        Водитель, молодой и лопоухий, с радостью взял попутчиков, тем более что Маша ехала с ним в кабине, а Жилину оставалось наслаждаться свежим ветром в кузове.
        Подъезжая, Иван увидал гладкое травяное поле аэродрома, знакомые силуэты «чаек» да «ишачков», и сердце забилось чаще.
        В этот момент он вдруг поверил, что все ему удастся, что он не обманывал Марию вчера, утешая - все будет хорошо!
        Отряхнувшись, оба пассажира помахали развеселому шоферюге и направились к зданию авиашколы, выстроенному еще в 1920-х немцами, первыми слушателями теперешних курсов.
        Словно подслушав мысли Жилина, Нестеренко сказала негромко:
        - Что же это получается? Мы их научили пилотировать на свою голову?
        - Похоже! - хмыкнул Иван.
        Разумеется, дежурные не захотели пропустить «гражданских».
        С насмешкой глядя на бдительного Цербера в новенькой форме, Жилин сказал:
        - Передайте товарищу Вершинину, что к нему пришли.
        Курсант, продолжая подозрительно смотреть на Ивана, сказал, вырабатывая командный голос:
        - Назовитесь!
        - Пабло Планкар.
        Дежурный кивнул и послал скучавшего сержантика к начальству.
        Вершинин объявился мигом - громкоголосого Костю было слышно еще с лестницы.
        - Пропустить! - раздался приказ, и дежурный поспешно освободил вход.
        - Пашка! - осклабился Вершинин. - Пардон, Павел Васильевич! Я вас приветствую!
        - Да иди ты… Чинопочитатель нашелся. Здорово!
        Обменявшись с Жилиным крепким рукопожатием, начальник курсов замешкался, глядя на Марию.
        - Не узнали, товарищ полковник? - лукаво улыбнулась женщина.
        - Кого я вижу! Мария Батьковна! Проходите, проходите!
        Заведя обоих в кабинет, Вершинин осведомился:
        - Чаю, может?
        - Не откажусь. Да, Маша?
        - Да. Можно с печеньем.
        - А еще лучше - с бутербродами!
        - Сделаем!
        Когда юркий курсант притащил поднос со скромным угощением и закрыл за собой дверь, улыбка сползла с лица Жилина.
        - Я не в гости, - сказал он, - и ты учти, что знаться со мной опасно.
        - Не понял… - нахмурился Константин Андреевич.
        - Его арестуют скоро, - спокойно сказала Нестеренко, - а потом и меня.
        - Вот оно что… - протянул Вершинин. - А я-то думаю, с чего бы вдруг товарищ майор в паричке? Да вы кушайте, кушайте…
        - Мы кушаем, кушаем…
        Слопав бутерброд с ломтиком колбасы, Иван сказал:
        - Я видел на поле новые «Яки»… Если мы с Машей перегоним парочку в Западный округ, ты не будешь против?
        Вершинин озадаченно потер ухо.
        - Я думал, вам помощь нужна…
        - А это и выйдет помощь, Костя. Я тебе главную новость не сообщил… Послезавтра будет война.
        Костя побледнел.
        - С немцами? - глухо уточнил он.
        - С ними.
        Вершинин с ходу выдул стакан чая без сахара.
        - Не то пью, - сказал он с отвращением. - Ох, ты… До меня только сейчас дошло! Вы, что же, воевать намылились?
        - Именно, - подтвердила Мария.
        Начальник курсов тоскливо выматерился, после чего попросил прощения.
        - Самой охота выразиться, - отмахнулась Нестеренко.
        - Когда собираетесь лететь? - деловито спросил Вершинин.
        - Как только дашь «добро».
        - Добро! - выдохнул Константин Андреевич.
        Переодетых в военную форму Жилина и Нестеренко подвезли «на Венеру» в скромной «эмке».
        За рулем сидел сам Вершинин.
        - Эти «Яки» поновее, - говорил он, - у них и дальность побольше. Все равно до Минска на одной заправке не долететь. Сядете на Смоленске-Северном, я договорился уже, вас там заправят. Поспите маленько… Это приказ, товарищ генерал-лейтенант - чтобы без ночных полетов!
        - Слушаюсь, - улыбнулся Жилин.
        - Вот… А дальше…
        - А дальше видно будет, - решительно заключил Иван.
        Выйдя на поле, он крепко пожал руку Косте.
        - Спасибо тебе.
        - Не за что, - криво усмехнулся Вершинин.
        Жилин обошел «Як-1» кругом. Неплохая машина, в принципе.
        «Мессер», правда, ее обгонит, особенно на вертикали, да и вооружение слабовато - пара пулеметов и 20-мм пушка.
        Но все равно - воевать на ней можно. И вовсе не гроб…
        Кивнув технику, Иван Федорович нацепил парашют и залез в кабину. Глянул на соседний истребитель - Мария сосредоточенно оживляла машину.
        - От винта!
        - Есть от винта!
        Зашипел воздух, проворачивая мотор, и тот, чихнув, завелся, зарокотал, пуская дрожь по корпусу.
        Жилин расплылся в улыбке - да ради одного этого взлета стоило провалиться на семьдесят лет в прошлое!
        Истребитель качнул крыльями, подаваясь вперед, выкатился на полосу, взревел на больших оборотах, разогнался, задрал нос…
        Отрыв!
        Иван набрал скорость, набрал высоту - вся Венера под ним.
        А вон и Липецк.
        Оглянувшись, Жилин различил Машин самолет, шедший ведомым. Его «Як» с номером «02» покачал крыльями, Нестеренко ответила.
        Курс - на запад!
        Глава 4
        Медиум
        В самом опасном районе Западного Особого военного округа - в Белостокском выступе - действовала 3-я армия со штабом в Гродно, подкомандованием генерал-лейтенанта Кузнецова.
        В распоряжении генерал-лейтенанта имелись пять стрелковых дивизий и 11-й мехкорпус (две танковые и одна моторизованная дивизии).
        Надо отдать должное Кузнецову - через месяц после начала войны он смог вывести полтыщи вооруженных красноармейцев и командиров частей, с боями прорываясь к своим.
        Пожалуй, именно 3-я армия угодила под главный удар гитлеровской группы «Центр» - бойцы генерала Кузнецова встретили 3-ю танковую группу генерала Гота и 9-ю полевую армию генерала Штрауса, поддержанных 2-м воздушным флотом Люфтваффе. А 3-ю армию прикрывала с воздуха 11-я смешанная авиадивизия под командованием полковника Ганичева.
        В составе 11-й САД находились два истребительных полка.
        127-й ИАП, имевший на вооружении «И-153», базировался в Скиделе и Лесище, а 122-й ИАП (сплошь «И-16») размещался на полевом аэродроме Новы-Двур и на базовом в Лиде.
        Третий по счету, 16-й скоростной бомбардировочный полк, находился на аэродромах Желудок и Черлёна - там стояли старые бомбовозы СБ и новые «Пе-2».
        План у Жилина был прост, как столовая ложка: заставить полковника Ганичева, хотя бы под дулом пистолета, привести всю матчасть в полную боевую готовность - к утру 22 июня самолеты должны быть заправлены и снаряжены боекомплектом.
        Чтобы пилоты сидели в кабинах, прогревая моторы, готовясь взлететь и бить врага.
        Это была программа-минимум.
        Программа-максимум предполагала гораздо больший охват - привлечение истребителей и бомбардировщиков на ближайших аэродромах - в Кватерах, Росси, Оранах, Каролине и так далее.
        Было бы совсем здорово, кабы удалось поднять в воздух те двести с лишним истребителей «МиГ-3», что имелись в ЗапОВО.
        Впрочем, и на «И-16» можно было драться с фашистами.
        Хоть этот истребитель и устарел, но вооружен был неплохо, и в опытных руках будет опасным противником для «Ме-109».
        К полудню 21 июня два «Яка» сели на аэродроме Новы-Двур.
        С юга поле подпиралось лесным урочищем «Хвуйновщизной», а к северу проходили шоссе и железная дорога на Августов.
        Когда-то аэродром был имением польского помещика-пилота и назывался «Бобра Велька». Мироед устроил запруду на реке Бобр, от которой шла липовая аллея к господскому дому - небольшому двухэтажному строению, а дальше простиралась обширная квадратная поляна, километр на километр - полевой аэродром.
        Сверху были видны «ишачки», выстроившиеся на стоянке, ряды палаток, полосатая «колбаса» ветро-указателя.
        Взлетно-посадочная полоса проходила с востока на запад, так что круги вить не пришлось, Жилин сразу пошел на посадку. Ведомый, вернее, ведомая села следом.
        Первым, кто подбежал к «Якам», оказался старый знакомец Жилина - Сергей Долгушин.
        Увидав, кто вылезает из кабины, Долгушин выпучил глаза и вытянулся во фрунт.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! - отбарабанил он.
        - Вольно, Сергей Федорович, - улыбнулся Иван.
        Долгушин слегка растерялся.
        - А-а…
        - Слухом земля полнится. Кто тут из начальства?
        - Да все! Даже комдив залетел.
        - Ганичев?
        - Он самый, товарищ генерал-лейтенант.
        - Отлично… Маша! Ты как?
        - Нормально! - отозвалась Нестеренко.
        - Моя жена, - представил ее Жилин. - Ну что, товарищ младший лейтенант? Пошли. Завтра у нас, у всех трудный день…
        - А что завтра, товарищ генерал-лейтенант?
        - Война.
        Долгушин молчал до самого штаба.
        Все знали, что война вот-вот начнется, и товарищ Сталин в мае еще призывал летчиков к боям готовиться, а все ж неожиданно это.
        Война…
        - Товарищ генерал-лейтенант, а командующий округом приказал пушки поснимать с самолетов и ящики с боеприпасами!
        - Расстрелять его за это надо, сволочь такую!
        Небрежно козырнув вскочившему дежурному, Жилин прошел прямо в кабинет командира полка.
        Все были там - командир 122-го ИАП полковник Николаев, комдив Ганичев и его зам Татанашвили, тоже полковник. При появлении Ивана все подтянулись.
        - Здравствуйте, товарищи, - спокойно сказал Жилин и спросил у Николаева, показывая на телефон: - Вы позволите? По ВЧ?
        - Да, да, конечно!
        Позвонить в Москву через Минск получилось, а кремлевский номер Сталина Иван помнил, как пин-код карточки «Сбербанка».
        Этот номер был открыт, вождь оставался в «зоне доступа» - любой мог позвонить Иосифу Виссарионовичу. Правда, не все решались…
        В трубке щелкнуло, и послышался глуховатый голос:
        - Сталин слушает.
        Иван коротко выдохнул и начал:
        - Товарищ Сталин, это Павел Рычагов. Я был дурак, и даже не прошу прощения за ту выходку. Я нанес вам оскорбление, которое смывается только кровью, и скоро у меня появится прекрасная возможность пролить ее… Вы получили пакет из Липецка, товарищ Сталин?
        На секунду зависло молчание, а потом вождь осторожно спросил:
        - Какой пакет?
        - Пакет, а в нем конверт с общей тетрадью - такая, в холщовом переплете!
        Прикрыв трубку ладонью, Жилин сказал тихонько:
        - Товарищи, вы не могли бы оставить кабинет? Так надо.
        Все только закивали и на цыпочках вышли.
        - Откуда вы знаете про тетрадь, товарищ Рычагов?
        - Это я передал ее.
        - Ви?! - от волнения у Сталина проявился акцент.
        - Все, что там написано, - правда, - заторопился Иван. - Я очень прошу выслушать меня, товарищ Сталин, даже если вам покажется, что я несу чушь.
        - Я вас слушаю, товарищ Рычагов, - сухо сказал Иосиф Виссарионович.
        - Вы верите в медиумов, товарищ Сталин?
        - Ви хотите визвать духов? - в голосе вождя чувствовалась насмешка.
        - Нет. Просто так вышло, что я… вызвал… м-м… ну, пусть духа, но только из будущего. Это летчик, полковник в отставке, его убили в 2015 году. Все, что написано в тетради, - это от него. Все - правда. Завтра начнется война с фашистами… Товарищ Сталин! Я прекрасно понимаю, что вам трудно поверить мне, да и не должны вы верить - тут знать надо, за вами же страна, народ! Но я могу доказать, что все, изложенное мною, истинно. Сегодня, 21 июня, ровно в полдесятого вечера, Молотов примет в своем кремлевском кабинете посла Германии Шуленбурга по поводу нарушений границы СССР немецкими самолетами. Сегодня же, только раньше, в двадцать семь минут шестого, он зайдет к вам в кабинет. Молотов, я имею в виду. В пять минут восьмого прибудут члены Политбюро - Ворошилов, Берия, Маленков. Пригласят Тимошенко, Кузнецова и Жукова. Кстати, Жуков сообщит вам о звонке начштаба Киевского военного округа Пуркаева, который доложит ему - мол, к пограничникам вышел перебежчик, немецкий фельдфебель, и выдал совсекретные сведения о том, что немецкие войска выдвигаются в исходные районы для наступления. И в первом часу ночи вы
прикажете направить директиву войскам - о приведении в полную боевую готовность. Пожалуйста, товарищ Сталин! Вычеркните из нее второй пункт - «не поддаваться на провокации»! Немцы ударят всеми силами, и тут промедление смерти подобно! Прикажите дать немедленный отпор всеми средствами, а уж мы им врежем!
        Сталин подышал в трубку и спросил:
        - Где ви находитесь, товарищ Рычагов?
        - Мне бы не хотелось раскрывать свое местонахождение… 24 июня меня приказано арестовать. Верно? Признаю, что виноват - видел, что в ВВС развал, но так и не сделал «работу над ошибками»… Я в семнадцати километрах от границы, товарищ Сталин, и намерен встретить врага лицом к лицу. Тот дух… из будущего… Он не просто рассказывал - я видел то, что он помнил, что пережил. Я знаю, что завтра утром миру - конец.
        Вождь помолчал и сказал:
        - Хорошо, товарищ Рычагов. Мы подумаем над вашими предложениями. До свидания.
        - До свидания, товарищ Сталин.
        Жилин осторожно положил трубку на аппарат, словно она была из тонкого стекла, и поник слегка, скидывая напряг. Главное сделано - пакет у вождя. Вопрос: поверит ли Сталин откровениям «духа»? Хотелось бы, конечно…
        Да пусть хоть что-то, хоть как-то изменится к лучшему!
        Тяжело поднявшись, Иван вышел в коридор.
        Командование стояло и смотрело на него, не мигая, как бандерлоги на питона Каа. Жилин обвел глазами всех.
        - Завтра утром, товарищи, немецкие войска перейдут в наступление по всему фронту, от Черного моря до Баренцева. На нашем участке врага надо ждать в два тридцать. Налет вражеской авиации состоится в полчетвертого утра.
        - Война? - разлепил губы полковник Николаев.
        - Война.
        Глава 5
        Шифр 235[Цифровое обозначение полевого аэродрома Новы-Двур, в 20 км от Гродно.]
        - Директива о приведении войск в полную боевую готовность поступит, думаю, лишь после полуночи, - говорил Жилин, упираясь руками в стол, на котором была расстелена карта. - Дожидаться ее нельзя, вы тут… простите, мы тут - на переднем крае. Командующего округом расстреляют за бездействие и разгильдяйство, но нам от этого легче не станет. Я и сам в свое время намудрил изрядно - сократил техников, дурак… Вот поэтому я и здесь сейчас - буду делать «работу над ошибками». Товарища Сталина я поставил в известность о плане «Барбаросса» - так немцы назвали свое вторжение в СССР. Сила на нашем участке двинет громадная - многие сотни танков, полторы тысячи самолетов. Сдержать эту орду мы не в силах - будем отступать с боями, перемалывая немчуру. Не хмурьтесь, товарищ Ганичев, - ни одна армия мира не способна устоять под напором ста восьмидесяти трех дивизий! Мы обязательно перейдем в наступление и разобьем немцев, но не раньше следующего года. Враг очень силен, на него пашет вся Европа! Вот и давайте думать, как нам нанести ему урон, да посерьезнее. Мудрить не будем. Прежде всего необходимо проверить
самолеты, заправить, вернуть «стволы» и боеприпас. К двум часам утра все эскадрильи должны быть готовы к вылету. Никаких увольнений и выходных! Все пилоты должны находиться на аэродромах, а в два тридцать - сидеть в машинах с прогретыми моторами. Взлет по тревоге. Наша задача - прикрыть с воздуха части 3-й армии. 3-я армия, 4-я и 10-я находятся в самом гробном месте - в Белостокском выступе, и гибнуть станут первыми. Поэтому, чем больше мы собьем немецких самолетов, тем дольше продержатся танки и пехота, тем больше наших спасется. А у бомбардировщиков задача будет другая - бомбить. Бомбить немецкие аэродромы, а наши истребители будут их сопровождать. Кстати, те гитлеровские бомбовозы, что отправятся сбрасывать бомбы на Минск, полетят без прикрытия - немецким истребителям не хватит топлива вернуться. Поэтому будем их «спускать». Тот же приказ и зенитчикам - сбивать к такой-то матери все, что с крестами на крыльях! Только пусть наши «пешки» с «Юнкерсами» не перепутают. И последнее. Все здешние аэродромы немцам известны, и все они подвергнутся бомбежке. Поэтому будем иметь в виду - если нет возможности
сесть на «своем», летим на запасные. Для 122-го - это Городец, для 127-го - Щуцин, для 16-го - Приямино. Вопросы есть? Вопросов нет.
        Нашлись в 11-й САД и те, кто счел Жилина в образе Рычагова «паникером и провокатором».
        Однако дозвониться в штаб округа бдительные товарищи не смогли - спасибо немцам. Диверсанты из отряда «Брандербург-800» резали телефонные провода «по-стахановски».
        Зато «послы» жилинские - Татанашвили и начштаба 11-й САД Воробьев - вылетали на «У-2» в Кобрин договариваться с полковником Беловым, командующим 10-й смешанной авиадивизией, прикрывавшей 4-ю армию, и в Белосток, где находился штаб 9-й САД.
        На ее командира, генерал-майора Черных, Иван делал особую ставку - за 9-й САД числилось более четырехсот самолетов, по большей части новейших «МиГ-3».
        Базируясь на аэродромах Белосток, Себурчин, Долобово, Тарнава, Высоке-Мазовецке, истребители 9-й САД могли хорошенько растрепать 2-й воздушный флот Люфтваффе.
        Генерал-майор, правда, товарищ был упертый - потребовалось вмешаться генерал-лейтенанту Рычагову. Тут Жилин пошел на маленькую хитрость: сказал, что директива из Москвы запаздывает и что лично Сталин послал его донести приказ лично.
        Черных в раздраенных чувствах позвонил Ганичеву, и тот с жаром подтвердил: Рычагов при нем звонил Сталину.
        И командующий 9-й САД «сдулся». Но уж теперь, когда сомнения были отброшены, он развил бешеную деятельность, отменяя ранее отданные идиотские приказы.
        То же было и с Ганичевым. К примеру, в 122-м полку вставляли обратно снятые ранее авиапушки.
        Нет, это ж додуматься надо было - поснимать пушки со всех «И-16»! И это был приказ командующего округом…
        Как после этого не заподозрить его в предательстве?
        А пушку вставить в крыло непросто. Оно же неширокое!
        И вот туда пушку в двадцать кило - обдерешь все руки, а там центроплан прикрыт дюралем, и люк, куда пушку совать, и все на шпильках!
        Возвращались из увольнений пилоты и зенитчики, эскадрильи и ПВО получали боеприпасы, техники бегали, как наскипидаренные, починяя самолеты, заправляя их, готовя к вылету.
        С громадных складов в Гродно, Белостоке, Бресте, Августове вывозились снаряды, патроны, оружие, топливо.
        То, что было необходимо сделать еще месяц назад, тыловые службы умудрялись провернуть за день. Авральные работы шли от Кобрина до Лиды, а Жилин молился про себя богу, в которого не верил, чтобы только ничего не помешало авралу.
        Когда его «У-2» сел на поле Нового Двора, Иван буквально выполз из самолета. Мария с Серегой Долгушиным тут же взяли шефство над загнанным генерал-лейтенантом: устроили ему настоящую баню, переодели, накормили и спать уложили - прямо в палатке 2-й эскадрильи. Жилин отрубился мгновенно.
        Три часа спустя, ровно в полночь, он встал. Очень хотелось спать, но некогда было подушку давить.
        Спасибо Маше, благодатный отдых вернул силы. А сонный вид легко снимается холодной водой.
        Умывшись, утеревшись «полотенцем пушистым», Иван быстро оделся - в чистое и выглаженное! - и направился в штаб полка.
        И очень вовремя. Едва запаренный полковник Николаев козырнул, как тут же рука его потянулась к зазвонившему телефону.
        - О! - удивился он. - Неужто починили?
        Подняв трубку, Александр Павлович коротко сказал:
        - Полковник Николаев слушает. - В следующую секунду он побледнел, вставая. - Д-да, товарищ Сталин, здесь. Слушаюсь! - протягивая трубку Жилину, комполка шепнул: - Вас!
        Иван принял трубку, чувствуя, как сердце участило пульс - скоро многое решится…
        - Слушаю, товарищ Сталин.
        - Значит, мы верно вычислили ваше местонахождение, товарищ Рычагов, - в голосе вождя звучало удовлетворение. И тут же зазвенели металлические нотки: - Что ж, надо признаться, медиум из вас неплохой - явление товарища Молотова угадали до минуты. А это уже не отгадка, не фокус-покус, а знание. Дух из будущего… Хм. Мы разослали директиву в десять вечера, товарищ Рычагов. Там нет ни слова о провокациях, только приказ - сражаться до последнего патрона, до последнего бойца.
        - Спасибо, товарищ Сталин.
        - За что? За то, что мы людей на смерть посылаем?
        - Лучше смерть, чем позор.
        - Ладно, товарищ Рычагов, - неожиданно мягко сказал Иосиф Виссарионович. - Мы вас пока не простили, но все же не рискуйте зря. Вдруг да понадобится вызвать «духа» из будущего! Идите и воюйте.
        - Слушаюсь, товарищ Сталин!
        В трубке зазвучали гудки.
        - Директива разослана, Александр Палыч, - сказал Жилин. - Узнайте, как там в Лиде. Получили уже?
        Николаев набрал номер.
        - Штаб? Алло! Это штаб? Почему не выходите на связь? Да! Директива получена?
        Сквозь треск помех до Ивана донеслось тоненькое «Так точно!».
        - Зачитайте!
        Жилин следил за лицом полковника. Лицо светлело…
        …В полтретьего с запада докатились раскатистые громы - это палили немецкие орудия, перебрасывая снаряды через границу СССР.
        Война началась.
        - Объявляй, товарищ полковник, - сказал Жилин подсевшим голосом.
        - Внимание всем! - зычно скомандовал Николаев. - Объявить боевую тревогу! Тревога!
        Помощник-сержант сорвался с места, уже на бегу крикнув «Слушаюсь!».
        - Горнист! Сирену!.. Рассыльный! Бегом на станцию, дать гудок! Помощник! Обзвонить все эскадрильи, батальон аэродромного обслуживания, караулы, посты ВНОС[7 - ВНОС - воздушное наблюдение, оповещение, связь.]. Поднять по боевой тревоге!
        Дежурные красноармейцы разбегались, выполняя приказания.
        Пронзительно взвыла сирена. Схватив винтовку, выскочил рассыльный. Заурчал отъезжавший мотоцикл - воевавшие в Испании пилоты привезли их оттуда.
        Жилин засел за телефон и битый час обзванивал все ближайшие аэродромы, пока связь не прервалась, - то ли снова диверсия, то ли взрывом перебило провод.
        - Командуй, товарищ полковник, - сказал Иван, кладя трубку, - а я в машину.
        Покинув штаб, он огляделся. Быстро светало.
        В серевшем мраке становились различимы ближайшие деревья, смутно выделялись кургузенькие «И-16».
        Лагерь давно проснулся, но никто не бегал, создавая суету - все давно были у самолетов, на своих постах.
        К Жилину приблизилась Маша, прижалась на секундочку, обнимая за рукав.
        - Ну, вот и все… - молвила она. - Началось.
        - Ничего, товарищ майор, - улыбнулся Иван, приобнимая женщину за плечи, - как началось, так и закончится.
        С треском распахнулось окно, и Николаев заорал:
        - Сраное ВНОС! Повылазило им, что ли?! Самолеты противника на подлете! Первая и вторая эскадрильи - на взлет! Третья и четвертая эскадрильи - по самолетам!
        Жилин резко обернулся в сторону запада. Надо же, чуть было не проморгал нападение!
        Гул моторов накатывал с запада, нарастая, дрожа басовой струной. Низко над горизонтом, растянутой неровной цепочкой, шли самолеты Люфтваффе. За первой волной показалась вторая, погуще.
        - По машинам, Котя! - быстро сказал он, и Мария кинулась к «Яку» с ясно видимым номером: «05».
        Иван буквально взлетел на крыло своей «двойки» и прыгнул в кабину. Подбежавшие техники завопили:
        - Та-ащ генерал! Парашют!
        - Некогда! Контакт!
        - Есть контакт!
        - От винта!
        Механик, следивший за тем, не бежит ли масло, пробасил:
        - Есть от винта!
        - Воздух!
        Прошипел опустошаемый баллон, толкая воздухом цилиндры. Лопасти лениво провернулись, завертелись, и вдруг разом убыстрили свое кружение - «Як» взревел жадным зверем.
        Охота! На охоту! Бить буду! Рвать и терзать!
        - Убрать колодки!
        Истребитель покатил по траве, набирая скорость, ввинчиваясь пропеллером в тугой летний воздух. Оторвался от земли и стал набирать высоту.
        «Ишачки» 1-й и 2-й эскадрилий уже неслись навстречу врагу, набирая высоту.
        И вот с налетавших «Юнкерсов» часто-часто засверкали ярко-красные вспышки огня, в незнакомый надрывный гул моторов вплелся треск пулеметов.
        Жилин механически глянул на часы: они показывали три часа сорок семь минут.
        Время пошло.
        С. ЗУБЕНКО, КУРСАНТ УЧЕБНОЙ БАТАРЕИ 75-ГО ГАУБИЧНОГО АРТПОЛКА 27-Й СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ:
        «И вдруг от августовской твердыни до самой Ломжи вспыхнули ракеты. Густо, густо разрастался фейерверк вспышек. Но это уже были не всполохи ракет, а вспышки орудийных залпов. Сперва огонь, потом раздирающий грохот… Словно разряды в страшную грозу. А на небе ни единой тучки. Громыхало повсюду. Смерть неслась с захлебывающимся воем снарядов. В колонне оживление. Что-то неведомое хлестнуло по движущимся. Конные упряжки перешли на рысь, и смешанный топот стал заглушать раскаты артиллерийских залпов. Мы не просто двигались, а мчались навстречу своей судьбе…»
        В. КАМЕНЩИКОВ, ЛЕЙТЕНАНТ, 41-Й ИАП:
        «21 июня приехал с аэродрома домой. Жена, сын Руфик, отец за день до этого приехал из Сталинграда ко мне в отпуск.
        Вечером пошли всем семейством в театр. Пришли домой, поужинали, легли спать. Жена ночью меня будит: «Авиация над городом летает». Я говорю ей: «Маневры». Однако вышел на крыльцо посмотреть… Нет, не маневры.
        Светло от пожаров, взрывы и дым над железной дорогой.
        Оделся и пошел на аэродром. Только пришел, а меня сразу посадили на самолет и я над Белостоком встретил двух «Мессеров». Одного я сбил, второй ушел, а у меня патронов нет. Навстречу новое звено…
        Взорвали они мне два бака, а под сиденьем третий бак.
        Меня как из ведра огнем облило, расстегнул ремни и выбросился на парашюте. Костюм горит, в сапоги налился бензин и тоже горит, а мне кажется, что я не опускаюсь, а вишу на одном месте.
        А «Мессеры» заходят, очередями пулеметными по мне…
        Тут мне немец помог. Я висел как раз над водой, а «худой» перешиб очередью стропу моему парашюту.
        Я прямо в воду свалился и потух сразу…»
        Часть вторая
        Воин
        Глава 1
        Самый долгий день[В данной главе автор использовал записки подполковника запаса П. Цупко и генерал-майора И. Вишнякова.]
        Истребителю, можно сказать, «повезло» - на аэродроме нашлись бочки с высокооктановым бензином, которым питался мотор «Яка». Заправили по полной.
        И боеприпаса хватало - только стреляй. И рация стояла.
        Пока они с Машей летели из Липецка, пару раз связывались. Можно было бы и чаще, но треск помех глушил голос.
        Жилин набрал высоту, сделал «горку» и вошел в пике.
        Девятка немецких бомбардировщиков летела ниже - «кого хочешь выбирай».
        Иван выбрал ведущего, и обстрелял «Юнкерс-88», замечая вспышки разрывов на флангах - зенитчики старались.
        Надо полагать, немцы не ожидали застать ПВО в боеготовности.
        Во всяком случае, один из бомбовозов - точно.
        Снаряды зенитных орудий расколошматили ему левый двигатель и оторвали половину крыла - «Юнкерс» закувыркался вниз, просыпая бомбы, словно обгадясь.
        Стрелки с ведущего открыли бешеный огонь, но «Як», пользуясь утренними сумерками, миновал заслон. Истребитель затрясся, посылая трассеры, - опыта у Жилина хватало.
        Кабина бомбардировщика, напоминавшая «жучиный глаз», разлетелась, и самолет начал валиться на крыло. Пулеметчик из подфюзеляжной гондолы дал очередь, но мимо.
        Подбитый «Юнкерс» на всей скорости врезался в землю с краю леса, подходившего к Новы-Двур с юга, и лопнул, как кокнутое яйцо, полыхнул огненным облачком.
        Отара бомбардировщиков, потеряв вожака, тут же сломала строй - самолеты расползались, вываливая бомбы, и, облегчившись, заворачивали на запад, «до дому».
        Кургузенькие силуэты «И-16» бросились вдогонку. «Ишачки», вооруженные парой пушек и двумя пулеметами, накидывались на «Юнкерсы» сразу звеньями.
        Вот полыхнул один бомбардировщик, вот другой врезался в берег речушки Бобр. Воздушный бой длился какие-то секунды, и до пилотов «Мессершмиттов» не сразу дошло, что русские «недочеловеки» валят их подопечных. Но вот закрутилась карусель, и сразу два «ишачка» разбились на своей земле - ближе к железной дороге на Августов.
        Жилин завертел головой, высматривая пятый номер, и вскоре обнаружил машину «Як» - Нестеренко сцепилась с двумя «Мессерами».
        - Маша, я на подходе! Держись!
        - Д-держусь… - прорвалось сквозь треск помех.
        Иван стал набирать высоту, издали выдав очередь по одному из машиных противников. Тот сразу отстал - и угодил под пару «эрэсок», пущенных с «И-16».
        Одна из неуправляемых ракет всего-то кончик киля оторвала немцу, зато вторая ударила в двигатель - пламя пыхнуло факелом.
        И готово дело.
        «Ракетоносец» тут же выпустил остаток РС по сбившимся в кучу «Юнкерсам». Те шли густо, и промашки не было - сверкнуло пламя, а после облако огня обозначило подрыв бензобаков.
        Еще одного долой…
        Жилин развернулся, выцеливая назойливого «ухажера» - желтоносого, с намалеванным орлом на капоте, и в ту же секунду «Мессершмитт» сам открыл огонь.
        «Як-1» с номером «05» вспыхнул сразу, огонь охватил мотор, кабину и консоль правого крыла.
        - Котя…
        - Прыгай, прыгай! Машка-а!
        - Я не…
        Огненной кометой «Як» слетел с небес.
        - Суки! - заорал Жилин, вжимая гашетку.
        Очередь прошла мимо - немецкий пилот увернулся хитрым переворотом.
        - Так ты у нас эксперт[9 - В Люфтваффе понятия «ас» не существовало, опытных пилотов называли экспертами.]… - выцедил Иван.
        Летчик, сбивший Марию, выполнил боевой разворот, нацеливаясь на Жилина.
        «А вот хрен…»
        Маша имела очень неплохой навык, полученный в авиации особого назначения, но его не хватило. Эксперт крутился в небе весьма профессионально, полет его «Мессершмитта» был красив - своей отточенностью, когда истребитель движется, не одолевая ни единого лишнего метра, не кренясь ни на градус сверх меры, заданной пилотом.
        Жилин собрался.
        Атака с «горки» немцу не удалась - Иван успел отвернуть и атаковал сам.
        Мимо. Ла-адно…
        Набрав на снижении скорость, Жилин ушел в полупетлю и с переворота выпустил очередь.
        Ага! Задел!
        Тут же на Ивана свалилась сразу четверка «Мессеров», атаковавших его на пересекавшихся курсах. Жилин ушел от двойной атаки змейкой с набором высоты. Сваливаясь в пике, он срезал одного из ведомых, и его ведущий сильно обиделся.
        Но обида длилась недолго - Иван на скорости зашел ему в хвост и почти отчекрыжил крыло.
        Готов. И в боевой разворот.
        Вторая пара ушла со снижением, решив не связываться.
        Где этот сраный эксперт?
        Эксперт заходил сверху, пристреливаясь - трассеры проходили в стороне.
        Жилин увел «Як» в правое скольжение, потом влево креном.
        Не жалея движок, вырвался вверх, круто виража. Вжимаясь в бронеспинку, Иван ощутил, что вспотел изрядно - загонял этот эксперт, - ни на мгновение нельзя было снять напряг, постоянная сосредоточенность.
        Следующая в очереди четверка взялась за Жилина всерьез, видать, тот ас задрипанный у них командир. Начали заходить и с одной, и с другой стороны, и сверху, и снизу.
        Иван едва успевал уходить, крутился между шнурами трассеров, как дурной птах в высоковольтных проводах, - шарахался, вертелся и чуть ли не кувыркался. Все же пару коротких словил, через борта ощущая попадания. Пустяки, дело житейское, лишь бы мотор уцелел да планер слушался…
        Один из «Мессеров» нарвался, задымил мотором, отвалил, зато его ведомый, очень злой, но не слишком опытный, полез поперек батьки в пекло - и очень хорошо вписался в прицел.
        Прямое попадание… Взрыв.
        Так тебе и надо. А вот и наш эксперт нарисовался…
        Истребитель стонал, скрипел, выходя из сумасшедшего виража на предельной перегрузке, темнившей зрение.
        Попался!
        Очередь!
        Снаряды порвали экспертовскому «Мессеру» хвостовое оперение, и, «ощипанный», истребитель посыпался вниз, почти над самым аэродромом. Распустился белый купол парашюта, но немецкий пилот не долетел до земли - Иван срезал его из пулемета.
        Если бы Маша сама спаслась, тогда ладно, пусть бы жил, сволочь летучая, а так… Приговор приведен в исполнение.
        Сзади пронеслись светившиеся шнуры очередей, и «Як» ушел переворотом вниз.
        Поверху пронесся «Мессершмитт», мелькая светлым брюхом.
        В него-то и вошла порция снарядов. Немецкий истребитель полетел дальше, не вспыхивая, не пуская черный шлейф, но пилотировать его уже было некому - «худой» зарыскал и свалился в штопор.
        Туда тебе и дорога.
        Истребители 122-го полка здорово проредили первую «волну» Люфтваффе, но тут же в чудовищном прибое накатилась следующая.
        Силы защитников таяли, а напавшие перли и перли - черная стая с крестами на крыльях неслась навстречу солнцу.
        Жилин оглянулся.
        Снаряды кончались, топливо тоже, но нанести ха-ароший ущерб «фашистской силе темной» еще можно. И «Як» развернулся навстречу паре «Мессершмиттов», атакуя в лоб.
        «Вот так вот, Пашка! И никакого тебе «гаме овер».
        При посадке истребитель чувствительно тряхнуло - не получилось объехать воронку на полосе, задело хвостовым колесом.
        - Живо, ребята! - заорал Жилин, выбираясь на крыло. - Бензин, снаряды, патроны! Проверить масло!
        Техники забегали, заскрипели насосы, загремели цинки с патронами. Посреди всей этой суеты Иван выглядел лишним - он медленно прохаживался, разминая ноги, да поглядывал на небо. Пока что неприятель не показывался. Вернее, немецкие самолеты пролетали звеньями и эскадрильями-штаффелями, но далеко - им было что бомбить, кроме Нового Двора…
        Хромая, приблизился Долгушин. Он был встрепан и смущен.
        - Там… это… - выговорил он. - Жена ваша, товарищ генерал…
        - Вытащили? - разлепил Жилин губы, продолжая шарить глазами по горизонту.
        - Да… Обгорела очень…
        Пилот смолк, как-то сжавшись. Видимо, посчитал, что сболтнул лишнее, но Иван лишь положил ему руку на плечо и коротко сказал:
        - Спасибо.
        - Вот оно как бывает… - пробормотал Долгушин и шмыгнул носом.
        - Бывает… Ладно, пойду. Надо хоть какой-то гроб спроворить.
        - Я щас ребят позову!
        Общими усилиями выкопали могилу под деревьями, техники сколотили гроб. Иван поднял на руки удивительно легкую Марию, плотно замотанную в парашютный шелк - только лицо и шея убереглись от огня - и бережно перенес на смертное ложе.
        Поцеловал в лоб и стянул с себя шлем.
        - Спи спокойно, - глухо проговорил он. - Твой противник сдох. Их еще много сдохнет, я тебе обещаю. Я буду за тебя мстить, пока жив, а убить меня - это хлопотно.
        - И мы, - сдавленным голосом выговорил Долгушин, - мы тоже будем мстить. Клянемся!
        - Клянемся! - повторили пилоты, собравшиеся кругом.
        Жилин вытащил из кобуры «ТТ», трижды выстрелил в воздух.
        Гроб медленно опустили, и вот послышался звук, от которого мороз по коже - по крышке глухо ударили комья земли. До чего же это мерзкое занятие - хоронить молодую женщину!
        Летчики закопали могилу и навалили сверху камни. Памятником стала верхушка исковерканного киля со сбитого «Мессершмитта» - полковник Николаев нацарапал на дюрале: «Мария Нестеренко, 1910 - 1941».
        Иван напялил шлем и выдохнул:
        - По самолетам!
        Запрыгнув на крыло, Жилин принял парашют, протянутый техником, и устроился на сиденье. Да, с ПЛ-1 помягче как-то…
        - От винта!
        Мотор не успел толком остыть и завелся сразу. «Поехали!»
        «Як» взлетел и потянул вверх, вверх…
        Оглядевшись, Иван увидел, как с запада подлетают три девятки «Юнкерсов». Они шли прямым курсом на Новы-Двур, перли с натужной неторопливостью коней-тяжеловозов, а ниже и выше крутились «Мессеры», словно пастухи при стаде.
        «Ч-черт…»
        И не передашь ничего по радио - некому. На земле - сплошь «И-16», а на них раций вообще нет и не было!
        Жилин заложил вираж над аэродромом, покачал крыльями, и его, кажется, поняли - вон, побежали летчики к своим «ишачкам».
        А Иван полетел навстречу «Юнкерсам» в гордом одиночестве.
        Холодок протек по спине.
        Если за него возьмутся сразу три-четыре «худых», то тут уж как ни крутись, а все равно не вывернешься - собьют. Но продержаться чуток - это можно, а там и «долгушинцы» пожалуют.
        И один в поле воин…
        «Як-1» набирал и набирал высоту. «Мессершмитты» его игнорировали, мелочь пузатую. Скорее всего «Яковлевым» они займутся немножко погодя, когда сопроводят бомбовозы и те опорожнятся.
        А пока - пущай полетает…
        Жилин сжал зубы и свалил самолет в пике. С высоты да на скорости мир воспринимался малость иначе - все, что ниже, двигалось замедленно и виделось четко.
        «Як» падал на добычу почти вертикально, и «Мессеры» забеспокоились - наверное, решили, что русский пошел на таран.
        Ага, щаз-з, как зять говаривал. Нет уж, в камикадзе он не записывался. Герой не тот, кто жизнь отдает, а тот, кто отнимает жизни у врага. Много жизней…
        Неповоротливые «Ю-88» встретили «Як» светящимися строчками очередей, но стрелять - это одно, а вот попасть - совсем другое.
        Иван выбрал цель - ведущего девятки бомберов - и выпустил по нему короткую очередь из пушки. Снаряды разворотили кабину, прошлись по фюзеляжу, растворяя рваные дыры, а в следующую секунду прицел уставился на узкий, будто сплюснутый корпус «Мессершмитта».
        Палец сам вжал гашетки, и «худой» взорвался, рассыпаясь в воздухе - крылышко направо, хвостик налево…
        «Як-1» нырнул в неширокую «щель» между двумя подбитыми самолетами, понесся к близкой земле и стал круто выворачивать по дуге вверх.
        Перегрузка насела такая, что глаза словно кто ладошками прикрыл, а ребра вминали коленом. Однако молодой организм пересилил навалившиеся «же» - Жилин затрудненно вдохнул, а тут и мга перед глазами расплылась.
        «Як-1» несся вверх, а вот «Ю-88» падал вниз. «-Ме-109» уже долетел - вошел в землю по самый хвост, и только огонь расходился круговой волной.
        Выворачивая, Иван поймал в прицел брюхо еще одного «худого», которого к земле потянуло, и всадил ему ха-арошую порцию горяченького металла. Распотрошенный, «месс» закувыркался вниз.
        Немецкие истребители, вившиеся над «Юнкерсами», устремились было к нарушителю «орднунга», но тут Жилину «помогли» бомбардировщики - потеряв вожака, стадо разбредалось, спасалось от одинокого волка. Сбрасывая бомбы куда попало, «Ю-88» разворачивались, создавая сутолоку в воздухе, и пилот «Яка» решил воспользоваться моментом - запулил очередь одному из бомберов, расколачивая тому левый двигатель.
        «Юнкерс» стал уходить на правом, но далеко не улетел - кабина «88-го» была неплохо бронирована, и поразить ее сзади не всегда удавалось, зато моторы вообще никак не защищались. А рядышком - крыльевые баки. Они-то и не выдержали грубого обращения - полыхнули. И левое крыло оторвалось, пролетев мимо «Яка» гигантским секачом. Пронесло…
        А бомбовоз ухнул вниз, беспорядочно кувыркаясь. Всего одна черная фигурка сумела выбраться наружу, но парашюта так и не раскрыла - вероятно, немца контузило. Ну, так ему и надо.
        После начала боя прошли, промелькнули какие-то минуты.
        И вот они, «Мессеры» - злые и кровожадные, налетели со всех сторон. «Як» попал под перекрестный огонь, но Жилин выкрутился, уходя «бочкой» с лихим, крученым «подвыповывертом».
        В крыльях появились дыры, задело и фюзеляж, парочка увесистых пулек «прилетела» в бронеспинку, отдаваясь ёканьем в теле.
        Довернув, Иван выпустил пару очередей, задевая сразу двух «Мессеров». «Ранил» только, не «убил».
        И тут пришла подмога - «ишачки» набросились на немцев всей стаей.
        «И-16» не могли соревноваться с «мессами» в скорости, в боях на вертикалях они тоже сдавали, зато никто не мог так быстро виражить по горизонтали, как «ишачки», да и вооружены тупоносые были основательно.
        И полетели клочки по закоулочкам…
        Н. БУНЬКОВ, РЯДОВОЙ РАДИОВЗВОДА РОТЫ СВЯЗИ 286-Й АВИАБАЗЫ:
        «Фашистские самолеты беспрерывно бомбили наш аэродром, наши самолеты, стоявшие, как солдаты в строю, ровными рядами по всему аэродрому (хотя приказом НКО было запрещено линейное расположение матчасти).
        Летчики к четырем часам 22 июня были уже в кабинах самолетов, готовы к бою. Но ни один самолет не взлетел навстречу врагу, а фашисты без помех в упор расстреливали, бомбили и поджигали все самолеты, ангары, все аэродромное хозяйство. Представьте себе наше горе, отчаяние, недоумение…
        На вопросы нам отвечали: «Нет приказа на взлет и борьбу с врагом. Это провокация, местный инцидент!»
        И так продолжалось до 6 часов утра! Но вот оставшиеся целыми самолеты в 6 утра вылетели навстречу врагу, в бой. И как дрались! Мы не напрасно гордились своими летчиками».
        Глава 2
        Проходная «пешка»
        Егор Челышев, вчера только пригнавший новенький «Пе-2» на аэродром, спешил к самолету, матеря проклятых фашистов.
        «Успею, успею…» - прыгало в голове.
        Над головами, поливая опушку леса пулеметным огнем, неистово носились немецкие самолеты.
        Тут невдалеке, со стоянки второй эскадрильи, застрочили спаренные «шкасы»[10 - ШКАС - пулемет Шпитального, Комарицкого, авиационный скорострельный.] - это один из летчиков успел заскочить в кабину СБ и открыть огонь из носовой установки.
        Немецкие истребители всей оравой накинулись на «эсбушку», и та развалилась от многочисленных попаданий.
        Тут же задолбила зенитная батарея - ее вернули с учений буквально этой ночью. Один из «Мессеров» вспыхнул и клубком огня, разваливаясь в воздухе на части, просыпался на поле и лес.
        А из-за леса показались «чайки» - юркие бипланчики «И-153».
        Перкаль - фанера против немецкого дюраля… Ничего…
        Ближняя «чаечка» вильнула - и попала как раз на линию огня.
        И - вниз, кружась, как кленовое семечко…
        Правда, и немец не избежал попаданий - сразу три товарки сбитой «чайки» отомстили фрицу, запалили ему мотор.
        И снова размен - «И-153», вращаясь в последней «бочке», сверзился с небес, а неподалеку упал «Мессер».
        Немецкий самолет ударился по касательной, подскочил, взрываясь и разваливаясь на куски, и закувыркался дальше частями, разлетавшимися огненным веером.
        Вскоре из восьми «Мессершмиттов» половина оказалась на земле, но и «чаек» почти не осталось - лишь двое самых умелых пилотов, или самых везучих, все еще вертелись в небе. Однако немцы не стали с ними связываться. Ушли.
        Отогнали супостата…
        Челышев вдохнул глубоко, ловя себя на том, что минуту или больше не дышал, настолько его захватила воздушная баталия. Хапая воздух ртом, он потрусил к самолету.
        Там уже стоял комполка Скворцов, и, перекрикивая шум моторов, говорил:
        - Севернее Гродно прорвались танки. Много их! Нам надо помогать наземным войскам. Во всяком разе, наша эскадрилья уже воюет. Еще готовим около десятка машин. Связи с командованием у нас по-прежнему нет, зато отправили самолет в Лиду, связались с генерал-лейтенантом Рычаговым, он сейчас где-то в районе Нового Двора воюет. Говорят, сам Сталин его послал! Так-то вот. Алешин! Пойдешь на доразведку!
        - Есть! Только, товарищ подполковник, разрешите с бомбами? Там столько целей! Хоть килограмм шестьсот!
        - Хорошо, Алешин, возьми шестьсот. Нет, тысячу килограммов! Взлетишь? Молодец! Бери десять «соток», лети! Мсти за родной полк!
        - Товарищ командир! - подошел техник самолета Панин. - Бомбардировщик-пикировщик к боевому вылету готов!
        - Хорошо! Экипаж в сборе?
        - Да! Только…
        - Что там еще? - спросил Скворцов.
        - Я без вас отпустил в Россь старшину Федосова.
        - Кто разрешил? В такое время?
        - У него там… Понимаете…
        - Не тяни! Знаю: семья, две дочери. Ну и что?
        - Нет их… больше.
        - Как нет?
        - Утром… Прямым попаданием… Другие семьи тоже погибли…
        Комполка опустил голову, кусая губы. Сказал глухо:
        - Приказано нанести бомбоудар по немецкому аэродрому в Судавии… э-э… в Сувалках![11 - После раздела Польши между Германией и СССР в 1939 году город Сувалки под названием Судавия (Sudauen) был присоединен к Восточной Пруссии.] Там стоят зенитки, но, во всяком разе, прорываться к объекту надо, и надо так его накрыть, чтоб… на части! Это ясно? С истребителями держать плотный строй. При входе в зону зенитных батарей рассредоточиться и выполнять противозенитный маневр. Уход от цели поворотом вправо со снижением. Предупреждаю! Из машин выжимать все, от строя не отрываться. Оторвавшихся сбивают. Управлять боем приказано мне. Прошу следить за моими сигналами. Мой сигнал - это приказ! Ясно?
        - Ясно! - вразнобой ответили летчики.
        - По самолетам!
        Челышев вспорхнул в кабину.
        - По местам! От винтов!
        - К полету готов! - доложил штурман.
        - …готов! - ворохнулось в наушниках. Это докладывал стрелок-радист Кибаль.
        Тяжело нагруженная бомбами, «пешка» покатилась по аэродрому, грузно приседая, но взлетела легко.
        Девятка «Петляковых» взяла курс на запад.
        Все бомбардировщики старательно держали места в строю, летели как на параде - строгим клином с равными интервалами.
        С ближнего аэродрома снялась пятерка «МиГов», расположилась по схеме прикрытия: звено ушло вперед, пара осталась замыкающей.
        - Выходит, и вправду война! - послышался в наушниках голос стрелка-радиста.
        - Дошло, наконец… - буркнул штурман.
        - Ну, мало ли… Может, провокация!
        - Провокация - цэ когда один самолет-нарушитель, а когда их тыща… Тут вже не местный конфликт!
        - Чего ж они так провокаций боялись?
        - Хто - воны?
        - Ну, сам знаешь, кто…
        - А ты глянь наружу, - сказал Челышев. - Видишь «МиГ-3»? Их, считай, только-только выпускать стали, мало кто умеет на них летать. Вот и думай. С «ишачков» слезли, а на «мигари» толком не сели. Перевооружение, понял? Да тут и за год не обернешься! А немчура нам даже недели не дала - напала. Вот и боялись, что война начнется, да в самый неподходящий момент. Так и вышло…
        - Ничого, - буркнул Павло Ткачук. Обычно он вполне прилично говорил по-русски, только что с мягким «хохляцским» выговором, но, когда волновался, словно забывал слова и начинал мешать «великий, могучий» с напевной украинской «мовой». - Ничого. Вон, как «чаечки» им всыпали! Хороший пилот, он и на «ишаке» жизни даст немцам.
        - Эт точно… Как мыслишь, командир, до осени управимся?
        - Какого года? - спросил Егор.
        - К-как это - какого? Этого!
        - А ты в школу ходил? Помнишь, сколько шла империалистическая? Четыре года!
        - Да ну-у… Это ты переборщил! Что ж нам, до 1945-го воевать?
        - Поживем - увидим.
        - Если доживем, - буркнул штурман.
        Рассвело, видимость была - миллион на миллион, но та картина, что открывалась с высоты, не радовала. Над железнодорожной станцией Россь, над местечком, что стояло рядом, над авиагородком клубился серый дым - догорали ангар и склады, взлетное поле было перепахано воронками от бомб. С высоты четырех тысяч метров распахивались лесные дали, поля колосившейся ржи выделялись серебристыми пятнами, синели, отражая чистое небо, озера и болота.
        Прогалина словно раздвинула зеленый массив, пропуская широкую ленту Немана. А вот и знакомый изгиб, речка Зельвянка, городок Мосты. И тут пожарище…
        - Та що ж цэ таке… Курс триста тридцать.
        - Есть курс.
        Впереди вставала пепельно-серая полоса, чей верхний косматый край расплывался в небе. Это горел Гродно.
        Над городом носились «Юнкерсы-87» - стойки шасси у них не убираются, так и торчат, в каких-то нелепых обтекателях, похожих на разношенные боты, а крылья ломаные будто - растянутой буквой «W».
        Чередой сваливаясь в крутое пике, «Ю-87» роняли бомбы, и там, куда падал убийственный груз, дыбилась земля, вспухая пылью и обломками, рушились здания, вспыхивали пожары.
        - Ах, суки…
        - Я порой жалею, что не истребитель!
        - Ну и зря. Ежели хорошо, как надо, отбомбимся, то мы немцам больше наваляем, чем эскадрилья «ястребков»!
        - Да уж постараемся! О, гляди, наши!
        Над клубами пыли и дыма вспыхивали черно-белые шары разрывов зенитных снарядов. В районе горящего аэродрома звено «чаек» вертелось колесом, отбиваясь от тонкофюзеляжных «Мессершмиттов». «Худые» кружили зловеще, как вороны, то и дело строчили пулеметы[12 - «Мессершмитты» модификаций C-1, E-1 и D-1 были вооружены четырьмя пулеметами «МГ-17».], прочерчивая пунктиры трасс.
        Одна из «чаек» задымила, стала снижаться, вспыхнула и камнем рухнула на берег Немана. Два «И-153» продолжали атаковать «Мессеров» и добились-таки своего, подбили одного «худого» - и стали уходить, маневрируя и виража. Видно, боеприпасы вышли. Немцы это тоже поняли и устроили охоту: двое загоняли «чаек», а другая пара их отстреливала. И вот еще один биплан слетел вниз по косой, оставляя за собой копотный шлейф. Последняя из «чаек» пошла на таран - ударила «Мессершмитт» под крыло, перемалывая винтом дюраль. На землю посыпались оба самолета, немецкий и советский, кружась, сталкиваясь, ломаясь, врезаясь…
        Челышев насупился. Наверное, так бы он не смог, чтобы за смерть гитлеровца заплатить собственной жизнью. Духа бы не хватило. Хотя чего загадывать?
        Вот окажешься ты в такой ситуации, как пилот «чайки», и что выберешь? Ну уж если помирать, то хоть одного немца надо с собой прихватить, это правильно…
        - Справа в двух километрах ниже - четверка «Мессеров».
        - Следи за ними. Если развернутся к нам, сообщи немедленно.
        - Они нас не видят. Мы же со стороны солнца.
        - Внимание, «маленькие»! - послышался в эфире голос Скворцова. - Опасность справа. Прикройте!
        - Наблюдаем. Работайте, «большие», спокойно.
        «Пешка» полетела вдоль дороги на Августов. По шоссе пылили автоколонны немцев. В районе головной колонны следовала группа «Ю-87», с ними вели неравный бой тупоносые «И-16».
        Уклоняясь от пулеметно-пушечных трасс врага, сами поливали его огнем, яростно бросались на немецкие пикировщики, сбивали их с боевого курса, не давали прицельно бомбить объекты.
        Строй бомбардировщиков распался - одни повернули назад, другие упорно двигались вперед, на Гродно.
        Немцы умели воевать, но геройством не отличались. Да и чего ради умирать на чужой земле? Не Фатерлянд, чай…
        «Ничого». Не хотите дохнуть? Заставим.
        В стороне от дороги, на зеленом покрывале леса, возникли серые кружочки - это «Юнкерсы» сбрасывали бомбы, освобождаясь от груза.
        А колонны немецких войск все ломили и ломили, почти беспрерывной серой лентой - грузовики с короткими кабинами, автоцистерны, кухни, пушки на конной тяге. В разрывах пепельно-желтых пыльных облаков чернели танки.
        Железный поток выкатывался из Августовских лесов, и конца ему было не видно. Августов тоже горел.
        За городком проходила государственная граница - Челышев угадал ее линию по огороженным дворикам пограничных застав.
        Дорога к Сувалкам была открыта.
        Та же Остроленка, откуда тоже взлетали немецкие самолеты, располагалась куда ближе к аэродромам 16-го СБП, но туда было решено отправить машины со Скиделя.
        - Высота пять тысяч двести. До цели осталось пять минут.
        - Перестроиться для атаки! - прозвучала в эфире команда ведущего. - Произвести боевое развертывание!
        Впереди летящие «Пе-2» начали маневр: из левого пеленга все перешли в правый и образовали длинную цепочку. Истребители верхнего яруса приблизились к голове колонны, и комполка начал разворот. За ним потянулись все «петляковы», словно альпинисты в связке.
        - Слухать усим! Прыготовыться к атаке! Товарищ лейтенант, чёму не включаете ЭСБР?[13 - ЭСБР - электросбрасыватель бомб.]
        - Рано, Павло! Включу на боевом курсе.
        Челышев собрался, сосредоточился. Медленно вдохнул и резко выдохнул. Приготовиться…
        И вот показался огромный зеленый луг, прочерченный белой бетонной полосой, а по краю - серые здания ангаров, темные скобы капониров, и самолеты, самолеты…
        «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» стояли группами и поодиночке, в капонирах и на рулежных дорожках, замаскированные и на открытых стоянках.
        - Называется: «Не ждали!» - подал голос стрелок-радист.
        Ведущий «Пе-2» уже подлетел к границе аэродрома, когда перед ним в небе вспухли первые разрывы. По летному полю пополз тонкий шлейф пыли - дежурные «Мессеры» пошли на взлет.
        - Запызнылысь! - хохотнул штурман.
        Зенитки палили залпами. Бело-черные и серые хлопья клубились тут и там, сливаясь в распухавшее облако.
        И точно, «запызнылысь»!
        Ведущий лег на боевой курс, вот его зелено-голубая «пешка» взмахнула двухкилевым хвостом, словно ныряющий кит, и опрокинулась в крутое пике.
        Атака началась!
        На стоянках рвались авиабомбы, разбрасывая, ломая фашистские самолеты, будто игрушечные. Зачадили пожары. Славно!
        - Командир! Разрывы справа - пятьдесят метров! Теперь слева - тридцать!
        «Пешку» тряхнуло.
        Челышев следил, не мигая, за хвостом «петлякова», летевшего впереди. Тот начал противозенитный маневр, и пилот повторил его.
        - Включаю ЭСБР! Угол пикирования сделаем семьдесят градусов. Слышишь? Выдержи!
        - Вас понял! Выпускаю тормозные решетки!
        В рев моторов вплелся резковатый шумок, добавленный открывшимися решетками. «Пе-2» резко уменьшил скорость, будто кто прихватил его за хвост, осаживая.
        - Потеряй еще двести метров! Так! Боевой!
        Пилот мельком глянул вниз.
        - Давай по целям, что у ангара!
        - Так я и хочу! Влево - восемь! Еще! Замри! Пошел!
        Челышев с силой отжал штурвал.
        «Пешка» опустила нос, и серые рулежные дорожки с распластавшимися вдоль них «худыми» и «лаптежниками», черные крыши ангаров - все это встало в прицеле.
        - Выводи! - штурман хлопнул пилота по плечу.
        Челышев вдавил боевую кнопку в гнездо на штурвале, «Петляков», дрожа, приподнял нос, выходя из пикирования, а с держателей сорвались бомбы.
        - Есть попадания! Цель накрыта!
        Хлопнули, закрывшись, бомболюки. Самолет на огромной скорости промчался над горящими аэродромными строениями.
        Челышев двинул правую педаль, начиная разворот, и в ту же секунду совсем рядом с «пешкой» рванула ослепительная вспышка огня.
        Штурвал вырвался из рук, машину бросило вверх и влево, заваливая на спину, ударил такой грохот, что даже рев моторов заглушил. Пилот сослепу вцепился в штурвал, сдвигая тот в нейтраль. Бомбардировщик продолжало тянуть вправо, заваливать, опрокидывать.
        - Попали-таки, сволочи!
        - Командир, нас подбили! Прямо в двигло!
        - Вижу. Чую.
        Взрыв 88-мм снаряда разворотил правый двигатель, повредил обшивку крыла, задирая листы дюраля и оголяя лонжероны.
        Под напором воздуха по крылу черной ребристой дорожкой растекалось моторное масло.
        - Только б не загорелся!
        Челышев дотянулся и выключил зажигание правого мотора.
        Самолет резко убавил скорость, но тянул, рулей слушался. Летел устойчиво.
        - Раненые есть? Осмотрите машину!
        - Повреждена обшивка правой плоскости и стабилизатора, разбита мотогондола. Оторвано правое колесо.
        - Ах ты…
        Пилот начал осторожный разворот в сторону работающего движка - при малейшей резкости или неточности движения рулей самолет легко сорвется в штопор…
        - Командир! Командир! - закричал радист. - Снизу заходят три «Мессера»! Дистанция - два километра!
        Штурман откинул к борту свое сиденье-тарелку и встал на ноги к пулемету.
        - Атакуют с двух сторон!
        - Павло! Подпускай поближе, береги патроны!
        - Маневр влево!
        ШКАС пустил очередь, захлебываясь от выстрелов. Вражьи трассы пронеслись мимо. Застучал крупнокалиберный пулемет радиста, и два «худых» отвернули, не открывая огня.
        - Заходят сверху и снизу!
        - Маневр влево! Маневр вправо!
        Вправо сложнее - мотор разбит. Так и упасть можно…
        Басовито застучал люковый пулемет, и тут же «пешка» резко задрожала - в дюрале правого крыла проявились зазубрины новых дыр.
        - Командир! Наши!
        - Что? Где?!
        - Сверху сзади! «Ишаки», родимые!
        «И-16» налетели чуть ли не эскадрильей, с ходу опустив «худого», остальные не стали связываться.
        - Командир! До дому?
        - Не долетим. Сядем, где удастся.
        Ближайшие к границе аэродромы были разворочены авиабомбами, стали тянуть чуть дальше.
        - Впереди по курсу СБ!
        Серебристая «эсбушка» подлетала к границе летного поля.
        Вот и шасси выпустила…
        - Заходи, командир, на посадку.
        - Добро. Вхожу в круг.
        С места, где находился КП, взвилась зеленая ракета. Там стояла толпа людей, махала руками. Кто-то выбежал вперед, поднял над головой белый флажок…
        Посадка разрешена.
        Д. ЩЕРБИН, КОМАНДИР РАЗВЕДВЗВОДА 8-ГО ПОЛКА 4-Й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ:
        «В четыре часа утра на опушке леса недалеко от Волковыска немецкий самолет выбрасывал десант. Получили команду взять десантников в плен.
        Около 30 человек расстреляли на месте. Часов с пяти с Волковысской церкви по нам был открыт пулеметно-минометный огонь. Вот так нас встретил Волковыск. Предательство, измена. Обидно было до того, что слезы появлялись на глазах, а некоторые плакали.
        От Волковыска мы взяли курс отступления к юго-западу от Минска, а 26 июня, израсходовав все боеприпасы и горючее, начали прорываться группами в Полесье - в направлении Мозыря, лишь бы не попасть в плен.
        И вот началось мытарство - не то ты военный, не то гражданский. Всю ночь идешь голодный, а днем смотришь из-за леса, как сплошным потоком в небе плывут двухмоторные самолеты с черной свастикой в направлении Смоленска и Москвы».
        Глава 3
        «Летающий танк»
        430-й штурмовой авиаполк, вооруженный новейшими совсекретными бронированными «Ил-2», был переброшен на аэродром Зубово, что под Оршей, где и пополнил 23-ю САД[14 - В нашей реальности это произошло в конце июня.].
        В тот же день, самый длинный день в году, штурмовики были передислоцированы в Приямино, там взлетно-посадочная полоса счастливо избежала бомбежки - ни одной воронки! Хотя самолеты Люфтваффе накатывали волнами каждые двадцать минут, как по часам.
        Михаил Ерохин свою первую штурмовку провел еще на Халхин-Голе, а потом была Испания. Жаль только, что над Мадридом в ту пору не реяли нынешние «Ил-2», а то бы фашисты огребли.
        Михаил вздохнул. Война целый день идет, а он только один вылет сделал! Но это ничего - немцев столько приперлось, что хватит всем. Бить - не перебить.
        Так уж вышло, что Ерохин оказался самым молодым командиром эскадрильи в 430-м ШАП, отчего «старики» прозвали его «Дядей Мишей». Впрочем, «кликуха» была дана вовсе не в насмешку - Ерохина в 3-й эскадрилье уважали.
        За бестрепетность и смекалку в бою, за отточенный пилотаж, за лютость к врагу. «Уж ежели «Дядя Миша» вцепится, - говорили в полку, - то не отпустит, пока не порвет!»
        Ближе к вечеру 22 июня комэска вызвали на КП.
        - На станции Брест скопилось несколько вражеских эшелонов, - сказал комполка. - На платформах - артиллерия, боеприпасы и цистерны с горючим. Короче, противник подтягивает артиллерию, товарищ старший лейтенант, и ваша задача - силами эскадрильи нанести штурмовой удар по сосредоточению воинских эшелонов врага.
        - Есть, товарищ полковник!
        - Погодь, не торопись. Вылет через полчаса. Скоро разведка доложит, чего там и как. Да, чуть не забыл. Тут неподалеку, в 122-м истребительном, сам Рычагов воюет.
        - Да ну?
        - Да-а! Слух прошел, что товарищ Сталин его послал. Я с Татанашвили созванивался, тот говорит, все точно - Иосиф Виссарионович лично звонил Рычагову!
        - Здорово…
        - Да-а… Так я о чем? Рычагов тут всех поднял, встряхнул и пинков надавал особо упертым. Потом и к нам дозвонился. Говорит, пускай ваши пилоты новую методу опробуют: как подлетят к цели, так сразу в круг становятся. Кумекаешь?
        - Над целью? В круг? А что? Очень даже ничего… Никто не подкрадется!
        - Главное, что в хвост никто не зайдет. Короче, поговори с ребятами. Сам знаешь, Рычагов - это фигура! Плохого не посоветует.
        «Дядя Миша», обдумывая на ходу «новую методу», добрался до стоянки и растолковал пилотам суть «передового опыта».
        - Дело, - сразу оценил новшество седоусый Потапыч. - Верняк! Только… Тогда и «маленьких» надобно кругом строить.
        - Правильно! И лучше чтоб они… Ну, вот мы - по часовой стрелке кружим, да? А «маленькие» пускай против часовой!
        - Дело!
        С шипением взвилась зеленая ракета.
        - По самолетам!
        Цепляясь за особую ручку, Михаил залез на крыло, а с него - в кабину. Пристегнулся, воткнул вилку шлемофона в гнездо и зажал ее барашками.
        Двенадцать штурмовиков вырулили на старт и один за другим, оставляя за собой густые шлейфы пыли, поднялись в небо.
        Собравшись в группу, «Илы» пошли на высоте пятьсот метров, не отвлекаясь на колонны немецкой техники, которые шуровали сплошным железным потоком, почти без разрывов.
        Выше летели шесть истребителей «Як-1», прикрывая «горбатых», как прозвали «Ил-2». Атаковать «Илы» спереди было бы для немцев самоубийством, а вот задняя полусфера у «горбатых» ничем защищена не была. Говорят, было у конструктора такое намерение - посадить сзади стрелка, да вроде как не вписался он, утяжелял штурмовик. А без него как? Зайдет «Мессер» сзади, да и расчехвостит, как ему хочется. Вот и майся теперь…
        Иногда с земли, прикрывая колонны танков, били «Эрликоны», но «горбатые» не отвлекались - у них было свое задание.
        На подлете «Дядя Миша» задумался, как бы им половчее немцев прищучить. На станции Брест хватало зенитной артиллерии, и атаковать цель с ходу было просто глупо.
        По приказу Ерохина группа пошла не прямо на станцию, а чуть восточнее, чтобы обойти зенитки.
        - Я - «Дядя Миша»! Четверке Спирина отвлечь огонь на себя.
        - Есть огонь на себя! - отозвался лейтенант Спирин.
        Четыре «Ила» стали заходить на Брест с запада, и немецкие зенитчики встретили их заградительным огнем - черные и белесые шапки разрывов кляксами расплылись в небе.
        - Подавить огонь зенитной артиллерии!
        Четверка старлея Гуляева ударила с пикирования - реактивными снарядами.
        Затем «Илы» сделали еще пару заходов, расстреливая из пушек разбегавшихся немцев.
        - Вижу цель! Набираем высоту.
        Ерохин взял ручку управления на себя. Стрелка высотомера поползла по шкале вправо: 200… 500… 700 метров.
        Высота нужна была «Илам» для того, чтобы сверху ринуться на цель под углом градусов в тридцать - прицельно сбросить бомбы, ударить «эрэсами» и успеть вывести тяжелые машины из пикирования.
        - «Маленькие», - обратился Михаил к истребителям, - прикройте.
        Подойдя к рубежу ввода самолетов в атаку, он скомандовал своим летчикам:
        - За мной!
        Чуть сгорбленный, словно спружинившийся для броска на свою жертву, «Ил-2» клюнул носом и безудержно устремился вниз.
        За командирской машиной пошли вторая, третья, четвертая, пятая…
        И еще, и еще…
        «Крылатые танки», пятитонные штурмовики, напичканные полутонной бомб, восемью «эрэсами», и это не считая пары 23-мм пушек, летели, как железные ангелы смерти.
        - На боевом курсе! Приготовиться к атаке!
        Земля стремительно приближалась. Очень скоро стали отчетливо видны железнодорожные пути, забитые эшелонами. По шоссе, ведущему к станции, двигались танки, тентованные грузовики, колонны пехоты.
        - Атакуем!
        На станцию обрушился настоящий бомбопад, внизу вспухли клубы пламени, повалил дым. Взрывы были настолько сильными, что штурмовики подбрасывало. Пронизывая копотную пелену, пуша огненные хвосты, ушли «эрэсы».
        - «Горбатые», делаем второй заход! «Заяц»! Ориентир - три отдельно стоящие сосны, курс - двести сорок градусов!
        Звено лейтенанта Зайцева отбомбилось штатно - на воздух взлетели вражеские орудия.
        - Работать в районе очага пожара!
        При выходе из атаки Ерохин увидел на опушке березовой рощи, что находилась позади артиллерийских батарей, пирамиду ящиков с боеприпасами.
        - Атаковать!
        Спирин сбросил две бомбы на цель, его ведомые выпустили реактивные снаряды. На месте склада с огневым припасом взметнулось пламя и черное грибовидное облако.
        - Слева «Мессер»! «Хомяк», займись «худым»!
        Поединок лейтенанта Хомякова с фашистом длился считаные секунды - с дистанции в полста метров он открыл по «Мессершмитту» огонь. Тот накренился неуклюже на правое крыло и, кувыркаясь, рухнул в болото.
        - Уходим!
        В строю осталось девять «Илов». Истребители прикрытия, закончив работу, ушли на базу.
        И тут Иван Арефьев доложил командиру группы:
        - В кабине дым. Мотор задымил! Плохо вижу землю!
        Штурмовик начал терять высоту и скорость. Ерохин пристроился к Арефьеву, а тот летел на бреющем - прямо на какой-то сарай или амбар.
        - Иван, Иван! Отверни влево!
        Арефьев пролетел рядом с сараем, но впереди показался мост.
        - Еще левее, еще!
        Миновав препятствие, Иван на малой скорости посадил машину на фюзеляж. «Дядя Миша» патрулировал над ним до тех пор, пока Арефьев не подал ему сигнал рукой: все в порядке, иди на аэродром. Командир эскадрильи стал набирать высоту, чтобы догнать остальных, и вдруг, откуда ни возьмись, явились два «Мессершмитта».
        Один из «Мессеров» стал пристраиваться «горбатому» в хвост.
        Обороняться было нечем.
        Михаил соображал недолго - и выпустил шасси. Самолет вздрогнул, его скорость резко упала, а «месс» ушел вперед, оказываясь в секторе обстрела. Сообразив, что к чему, немецкий пилот постарался отвернуть, да только уже не поспевал - и заработал добрую порцию пуль. «Худой» задымил да и потянул до своих.
        А вот второму уже не досталось - вышли и снаряды, и патроны.
        Фашист прошил очередью крыло штурмовика. Пулей мелкой, но пакостной пробило кабину. Ерохину обожгло висок. Кровь заливала глаза, голова кружилась от перегрузок, а тут вертись, уходи из-под огня.
        «Дядя Миша» маневрировал: резко менял высоту полета, делал развороты, но «Ил» был обречен. Побитая машина задымила, и тут посреди огромного болота обозначилась небольшая площадка.
        Туда штурмовик и плюхнулся. Ошеломленный, «Дядя Миша» вывалился из кабины.
        «Мессер» разворачивался вверху, видно, посчитав, что сбил русского.
        «Дальше пешком», - понял комэск.
        Облив «Ил» бензином, Ерохин поджег его, чтобы не достался врагу, а сам потопал на восток.
        К утру вышел к березовой роще, а за нею обнаружилось шоссе.
        Оно долго пустовало, пока, наконец, не показалась телега.
        Смуглолицый ездовой с эмалевыми треугольниками в петлицах[15 - Младший сержант.] погонял животину не шибко, жалеючи.
        - Стой! - выступил из-за деревьев Ерохин. - Кто таков?
        - Узбек, Азиз меня зовут, - отрекомендовался возница и гордо добавил: - Я сапер! Саперы ставят мины, а я подвожу. А ты кто? Летчик?! Хоп, ладно, садись. Довезу до нашей части…
        А. ДАНИЛОВ, СТАРШИЙ ПОЛИТРУК 127-ГО ИАП:
        «Навалились со всех сторон. Даю веером очередь, почти наугад. Хотел дать вторую, жму гашетки, а пулеметы молчат.
        Понял: кончились патроны. Видать, это поняли и немцы: встали в круг, да и взяли меня, голубчика, в оборот. Вижу: левая плоскость ободрана, перкаль болтается, ребра наружу. Машина слушается плохо.
        А гитлеровцы лупят по очереди, кругом огонь, дым, следами от трассирующих пуль все, как сеткой, затянуло. «Вот теперь, - думаю, - погиб». Эрликоновский снаряд нижнюю плоскость пробил, пуля в сухожилие левой руки угодила, лицо в мелких осколках, реглан искромсан…
        Верчусь, как куропатка, а поделать ничего не могу. Гляжу: один так красиво на меня заходит. И вижу свою смерть. Теперь уже все равно - таран так таран! Он - в пике, а я задираю нос к нему.
        Успел отчетливо увидеть горбоносое лицо и злорадную на нем ухмылку гитлеровца: знает, гад, что я безоружен, торжествует победу. «Ну нет, думаю, рано: ни мне, ни тебе!»
        Не помню уже, как довернул свою «чайку» и винтом рубанул «Мессершмитт» по крылу. Он и посыпался.
        Падает, струя дыма от него все толще и толще, - и я рядом, в нескольких метрах от него падаю. «Мессер» стукнулся об землю и сгорел, а моя «чайка», хоть и подбитая, полегче, перед самой землей как-то вывернулась. Сел на брюхо, огляделся. Своих не вижу никого, а фашистов кругом полно, бьют по мне, лежачему. Чувствую удар в живот, не знаю, чем: пулей, осколком снаряда?
        В глазах сразу потемнело, какие-то круги пошли. Решаю: теперь-то уж наверняка убит…»
        Глава 4
        Под перекрестным огнем
        Комзвена Долгушин до последнего не верил, что сможет совершить свой третий вылет - как раз зашли «Ме-110». Стали в круг и с пикирования принялись обстреливать стоянку самолетов.
        Хоть там и остались одни ломаные да битые, а все равно жалко.
        Перед выходом из пикирования тяжелые двухмоторные «Мессершмитты» сбрасывали «бомбы-лягушки» СД-2.
        Огонь был очень мощный, два «И-16» упали, подбитые на взлете.
        Бомбы рвались с черным дымом и пылью, оставляя небольшие воронки.
        «Ишачок», только что заправленный, с еще горячим мотором, взлетел, и Долгушин завертел рукоятку, убирая шасси. Надо было сделать сорок три оборота, да вот только немцы церемониться не стали, открыли огонь.
        Проклиная «чертова ишака», немцев, все на свете, Сергей набрал-таки высоту, не сверзившись вниз. Оглянувшись, он малость успокоился - все три ведомых шли за ним, крутя головами во все стороны. А ведь учили их!
        Это комзвена просматривает воздушное пространство по часовой стрелке, слева направо; передняя полусфера сверху вниз, правая снизу вверх, затем левая - снова сверху вниз.
        В звене же, когда один ведомый идет слева, а два справа от ведущего, обзор пространства ведется иначе: командир смотрит вперед - влево и вправо, вверх и вниз; левый ведомый оглядывает по часовой стрелке, правые же, наоборот, против ее хода.
        Вдобавок экипажи делают отвороты то в одну, то в другую сторону, высматривая, нет ли врага на хвосте.
        - Балбесы… - буркнул Сергей.
        Жаль, что на «И-16» не стоят рации. Очень жаль.
        Долгушин глянул на машину комэска Кулева: тот должен был дать команду на перестроение. Вот!
        Самолет комэска покачал крыльями, подавая сигнал: «Перестроить боевой порядок в правый пеленг звеньев». Долгушин с ведомыми приотстал, давая возможность левому звену встать куда положено.
        Внизу зеркальной лентой сверкнул Неман, а с запада наплывали целые облака пыли - она выбивалась из-под гусениц, копыт и колес гигантской колонны.
        Немцы наступали.
        Вдали клубились бурые облака дыма от пожаров, виднелись разрывы бомб и снарядов, сверкавших красными и малиновыми искрами. Дым, пыль и гарь поднялись до двух километров высоты.
        Самолет Кулева дернулся, словно поплавок, когда рыба клюет.
        Это означало: «За мной, в атаку!»
        С пятисот метров истребители ринулись вниз, обстреливая головные автомашины вражеской колонны. Навстречу понеслись очереди из «Эрликонов» и мелкие снаряды зениток.
        Долгушин ощущал злое торжество, наблюдая, как пушки его «ястребка» рвут капоты «Опелей», кромсают покатые крыши легковушек, косят разбегавшуюся пехоту.
        Чуть ли не у самой земли комзвена вывел самолет из пикирования, боевым разворотом ушел вверх и снова бросился с высоты на неприятельскую колонну, на этого стального змия, что вполз на его родную землю.
        Теперь «ишачки» терзали хвост змия, чтобы застопорить его пресмыкание на восток. Когда и там загорелось, спикировали на середину колонны.
        Не повезло Сашке, ведомому, что шел слева - напоролся на пару снарядов и просыпался вниз, прямо на горевшие грузовики.
        Командир эскадрильи подал сигнал на выход из атаки - несколько раз переложил самолет с крыла на крыло.
        Потрепанная эскадрилья прекратила штурмовку, построилась в боевой порядок и легла на обратный курс. Шесть «И-16» догорали на земле…[16 - В составе 122-го ИАП находились четыре эскадрильи по 18 самолетов в каждой.]
        Пройдя над Новым Двором, Долгушин увидел, что по полю выложен крест: садиться нельзя. Да это и так ясно - воронка на воронке.
        «Мессершмитты» появились снизу.
        Быстро набирая высоту, «худые» набросились на толстолобых «ишачков». И закрутилось огненное колесо воздушного боя, складывались, перекрещивались в небе выхлопы моторов.
        «И-16» Стоянова сошелся в лобовой атаке с «Мессером», вот только немец попался упертый, и вскоре два горящих истребителя уже неслись друг другу навстречу - никто не желал уступить.
        Мгновение - и огненные шары столкнулись в воздухе, вспыхнув общим взрывом.
        Долгушин кусал губы от ярости - Ишанов подбит, Чубук, Стоянов, Плющ!
        «Мессершмитт» будто сам вплыл в рамку прицела, и Сергей до боли вдавил палец в гашетку. Всего два снаряда выпустили стволы.
        Боезапас - йок, как говорит Марат Гияттулин.
        «Мессер» шарахнулся в сторону, и ведомый мигом добавил оборотов двигателю, устремляясь за фашистом. С пятидесяти - семидесяти метров он прошил немецкий истребитель длинной очередью, почти переломив того пополам.
        - Есть!
        Сверху уходил в пике «худой», и Долгушин рванул за ним.
        Высота резко падала: 1500… 1000… 800… 600 метров.
        «Мессершмитт» выкрутился на «горку», взмыл вертикально вверх.
        Глаза Сергея словно застлала темная ночь, но в следующую секунду он снова увидел противника. Врага! Гадину, которую надо раздавить!
        Опять отвесное пикирование, дистанция быстро сокращалась: 400… 300… 200 метров, высота 800.
        Немец рванул вверх, зависая на долгий миг - пулеметы застрочили, исполняя немузыкальный реквием. «Мессер» перевернулся через крыло и грохнулся на шоссейную дорогу, по которой ползли серые машины фрицев.
        - Собаке - собачья смерть, - процедил Долгушин.
        «Повторяем атаку!» - покачиванием крыльев просигналил комэск.
        И пятерка «И-16» снова вошла в пике…
        В эскадрилье было восемнадцать самолетов. После третьего вылета их осталось четыре. Соединили две АЭ в одну и вылетели в четвертый раз.
        И тут Долгушин впервые за долгие часы войны ощутил довольство - шестнадцать «ишачков» почти сразу наткнулись на бомбардировщик «Ю-88», возвращавшийся после налета на Минск. Никакие «Мессеры» их не прикрывали - «худым» не хватило бы бензина на обратный путь.
        Сергея бесила эта немецкая наглость - гитлеровцы до того уверовали в собственную непобедимость, что даже не дали бомбовозам сопровождения! Они, выходит, и в грош не ставили советских летчиков или были убеждены, что тех, вместе с самолетами, пожгут на земле. Гады…
        «Ишачки», как и было задумано, разделились на четыре четверки и напали на строй бомберов. Генерал Рычагов, когда мотался по округу, всех убеждал, что биться надо не тройками, как следовало по уставам, а парами и четверками. Командиры с комиссарами держались уставов, опасались нового или воспринимали идею в штыки, зато пилоты быстро разобрались в сути дела.
        Да и чего тут разбираться: тройка - это когда один ведущий и два ведомых - сковывает маневр, а пара - тут крутись, как хочешь.
        Говорят, кого-то из командиров полков Рычагов бросил уговаривать и сунул тому дуло пистолета под подбородок. Наорал на упертого. Дескать, для победы над врагом можно хоть задом наперед летать, главное - бить этого врага в хвост и в гриву! Понял, мать твою? Комполка оказался понятливым…
        «И-16» Долгушина подобрался к «Юнкерсу» снизу и выдал очередь по двигателю. Пара пулеметов ШКАС особого ущерба немцам не причинила, зато две пушки ШВАК наделали делов - задымил бомбовоз.
        Винт его замедлил вращение, крутнулся и замер, дым повалил гуще. Показалось пламя, полыхнуло, разгорелось… «Юнкерс» накренился, и гансы полезли с парашютами прыгать.
        - Сигайте, сигайте…
        Сергей спустил истребитель с «горки» и снова нырнул под брюхо очередному бомберу. Тот, чуя смерть свою, лег на крыло, пытаясь свалить, да не тут-то было. Даже трассеры из подфюзеляжной гондолы Долгушина не остановили - снаряды продолбили по «Юнкерсу», нащупывая бензобаки, и нащупали-таки - фюзеляж вывернуло, словно крышку у консервной банки, и наружу ударил фонтан огня. «Подфюзеляжник» мигом смолк.
        Вот, тоже мне, додумались, - мелькнуло у Сергея, - куда засунуть стрелка! Главное, в кабине все сидят, как фон-бароны, а этот лежа!
        Тут его едва не подловили с подлетавшего «Юнкерса».
        Два или три пулемета у «88-го» были нацелены вперед, правда, изо всех этих установок огонь вел один стрелок-бомбардир, но все равно получить очередь - это неприятно.
        «И-16» вильнул, уходя с линии огня, и тут же выпустил трассу из пушек. Бомбовоз находился так близко и приближался с такой скоростью, что снаряды били в упор, расколачивая граненое остекление носа у «Юнкерса». В следующее мгновение «ишак» пронесся в каком-то метре над крылом бомбардировщика, едва не задевая плоскостью вращавшийся винт.
        Задний верхний стрелок открыл огонь по верткому «И-16», но лишь задел крыло, оставив две дырки в перкале. Ничего, переживем…
        Долгушин заложил вираж, чтобы добить «Ю-88», но когда глянул с разворота, то понял, что это уже лишнее - его ведомый выпустил по бомберу три эрэса подряд. С трехсекундным замедлением, они сработали на «пять с плюсом» - один порвал немцам крыло, а два других пробили фюзеляж, оставив по себе две здоровенных дыры, в каждую человек пролезет.
        Этого бомбер не пережил, свалился. А следом, словно перечеркивая «Юнкерс» черной копотной лентой, пронесся горящий «ишачок». Подбили-таки!
        - Гады… Вот же ж, гады какие…
        Долгушин потянул вверх. Строй бомбардировщиков распался, «Юнкерсы» уходили на запад, однако скорость у них была не ахти, догнать можно. А огонь задних пулеметных точек куда слабее, чем спереди…
        Змейкой «ишачок» погнался за бомбардировщиками. Сергей осклабился, замечая товарищей и справа, и слева.
        Трассеры протянулись навстречу, и точно такие же дымчатые шнуры очередей просекли воздух, добираясь до «Юнкерсов» - куроча тем хвостовое оперение, разбивая двигатели, прорывая дюраль бортов и крыльев.
        Задымил еще один «ишачок», но пилот вроде был жив - самолет разворачивался к аэродрому.
        И тут грохнуло - у летевшего впереди «Юнкерса» взорвались баки. Огненное облако восклубилось, деля самолет надвое - передняя половина с крыльями закувыркалась по дуге вниз, а следом, обгоняя, крутился дымившийся хвост. Одно крыло оторвалось, и вот уже просто груда горящих обломков высыпается на землю, на леса и болота. Там вам и место.
        - А кто на самолете к нам придет, - сказал Долгушин, - перефразируя князя из фильма, - тот от самолета и погибнет! На этом стояла и стоять будет советская земля!
        А. ИГНАТЬЕВ, РАЗВЕДРОТА 7-ГО ТАНКОВОГО ПОЛКА, БАШЕННЫЙ СТРЕЛОК БА:
        «Привели себя в порядок и стали двигаться дальше, но попали под первую очень сильную бомбежку… Немцы снизились и начали бомбить с головы колонны.
        Нас спасло от полного разгрома, что с левой стороны был лес и экипажи, кто как мог, шмыгнули в лес, и уже точно попасть было сложно.
        Мы пытались по самолетам стрелять из пушек и пулеметов, но это было очень неэффективно. Танки почти не пострадали, пострадали наши три или четыре бронемашины из 16 и очень много автомашин, которые везли снаряжение и горючее.
        Когда наш экипаж выехал на дорогу, то на дороге все горело и рвались снаряды. Командир роты дал команду собрать роту в колонну.
        И я здесь увидел разбомбленные и простреленные наши бронемашины и раненых товарищей. Когда колонну привели в порядок, двинулись дальше по направлению Слонима».
        Глава 5
        На западном фронте перемены
        После пятого вылета Жилин ощутил, что вымотан полностью.
        Вот только день еще не кончился.
        Люфтваффе, как ее ни били, все равно завладела небом.
        Значит, что? Значит, будем скидывать оттуда немчуру, пока не прояснеет…
        Иван не ведал, насколько изменилась ситуация на Западном фронте после его вмешательства, да и как тут узнаешь?
        Не до того было.
        Немцы не просто устраивали налеты, они шли и шли, перли и перли, сотни и сотни самолетов бросая против «большевистских фанатиков». А «фанатики» давали сдачи.
        Жилин сумел сесть на аэродром в Щучине, несмотря на то что его «Як» был изрядно поклеван вражескими снарядами.
        Когда истребитель зарулил на стоянку, к нему бросились техники, и даже подкатился целехонький «наливняк», хотя и со свежей заплатой на цистерне, отмеченной потеками.
        Красноармейцы из БАО[17 - Батальон аэродромного обслуживания.] спешно восстанавливали взлетно-посадочную полосу - заваливали воронки землей и гравием, утрамбовывали, укатывали. А механики с техниками починяли самолеты, дырявые после многочисленных попаданий.
        Кроме «ишачков» и «чаек» на поле поместились два бомбовоза - СБ с двумя пробоинами и «Пе-2» с конченым движком.
        Разминая затекшие ноги, Жилин прошкандыбал к КП. Навстречу вышел Николаев с перевязанной головой, лицо его было бледным, осунувшимся. Осунешься тут…
        - Товарищ генерал, - сказал комполка просительно, - над позициями 152-го корпусного арт-полка «рама» вьется, как тот ворон. Прогнать бы…
        - Прогоним, чего там… Мне бы еще одного в пару.
        - Дадим! На аэродроме по соседству звено «-МиГов» село, и связь есть пока. Я сейчас!
        - Давай, моего пока заправляют.
        Жилин присел на ошкуренное бревно близ импровизированной курилки. Самих любителей табака не видать - смолили на ходу, короткими, нервными затяжками.
        Все были при делах, даже особист - мужик вполне себе адекватный, щеки не надувал, а занимался общественно-полезной деятельностью - отмывал затвердевший автол со снарядов к зениткам.
        - Товарищ генерал! - окликнул он Жилина. - Возьмите у меня в кармане, а то у меня руки липкие… Там шоколад. Трофейный! Чую, обеда нам еще до-олго не видать!
        - Спасибо, - улыбнулся Иван, выуживая шоколадку, - не дали помереть с голоду.
        Особист хохотнул и сунул очередной снаряд в таз с горячей водой, оттирая боеприпас от смазки.
        Жилин прикончил шоколад в два укуса. Хорошая штука. Не эрзац какой - настоящий бельгийский шоколад. Хоть чуток энергии прибавится…
        - Товарищ генерал! - прибежал Николаев. - Вылетел «мигарь»! Лейтенант Литвинов. Игорь, кажется!
        - Понял.
        - Ну, готовьтесь!
        Минуту спустя Иван уже сидел в кабине «Яка». Удивительно, но никакого негатива он не ощущал. Да, была злость на фрицев, но не возникало ненависти, этого «перегноя страха».
        Враг напал? Бить его, гада! И готово дело.
        Единственно, горько было за ребят, что гробились многими тысячами, кровь проливали, калечились. И тут известное присловье - «На войне как на войне» - звучало малость издевательски.
        Машу жалко. Этот ее жалобный голос… «Котя…» Спаси, мол.
        Иван тоскливо выругался.
        Зеленая ракета - сигнал на взлет - прервала размышления.
        «Як» прокатился, разгоняясь, и поднялся в небо. В стороне, над лесом, Жилин заметил самолет, но вроде бы не из ведомства Геринга.
        Тотчас же в наушниках захрипел голос:
        - Эй, на «Яке»! Здорово! С тобой, что ли, на «раму» идем?
        - Привет «мигарям». Со мной.
        - Добре. Лейтенант Литвинов.
        - Генлейт Рычагов.
        После недолгого молчания донеслось:
        - Я, конечно, дико извиняюсь, товарищ генерал-лейтенант…
        - Перестань, лейтенант, в драке званий нет. И «выкать» прекращай, я пока не состарился.
        - Есть не выкать! Кстати, наведение во?он там, за излучиной.
        - Понял.
        - А какой у вас… в смысле, у тебя позывной?
        - Хм… - Жилин вспомнил бандеровцев, что окружили его, как упыри и вурдалаки Хому Брута, усмехнулся криво и ответил: - «Москаль».
        - А у меня - «Хмара»!
        - Вперед, «Хмара»!
        «Як-1» и «МиГ-3» сделали два круга над радиостанцией наведения, и Жилин тут же услыхал:
        - Видим вас! «Рама» идет южнее меня, курсом триста шестьдесят градусов. Высота триста-четыреста метров, истребителей прикрытия нет.
        - Добре, - сказал Литвинов.
        - Вон она! Лейтенант, идешь ведущим.
        - Понял… э-э… Ну, понял.
        - Ну, поехали. Бьешь в лоб, а я - с задней полусферы.
        «Рама» шла прямо на советские истребители.
        Рванувшись резко вперед, Жилин отвернул чуть влево, затем на 180 градусов вправо и зашел «Фокке-Вульфу» в хвост.
        «Як» с «МиГом» открыли огонь почти одновременно, «рама» огрызалась, но вдруг затихла. Видать, стрелка убило.
        Литвинов проскочил стрелой мимо «Фокке-Вульфа» и начал разворачиваться на сто восемьдесят вправо.
        Немецкий летчик, поняв, что дело швах, попытался уйти левым разворотом, но огнем пушки Жилин преградил ему путь. Снова атака, но попасть по маленькой кабине между двух тонких балок фюзеляжа было непросто - «Фокке-Вульф-189» зверь опасный, не всякому охотнику достается. Вот и этот ушел из-под удара и стал быстро тянуть к линии фронта. На полной скорости Иван понесся вдогонку.
        Когда до «Фоккера» осталось каких-то пятьдесят метров, он нажал на гашетку. ФВ-189 вздрогнул, накренился на правую плоскость и полетел вниз.
        Подоспевший Литвинов послал очередь вдогонку, расколачивая двигатель. Теперь точно - хана «-раме»!
        Через какие-то мгновения вражеский корректировщик врезался в железнодорожную насыпь.
        Готов.
        Сделав круг над горящими обломками, «Як» с «МиГом» потянули домой. Но сбитая «рама» все же наделала делов - в кабине сильно пахло гидро-смесью.
        - «Хмара»! Глянь, что с моим фюзеляжем.
        «Мигарь» приблизился.
        - Три большие пробоины! Ничего страшного, вентиляция стала лучше!
        Отлетев, Литвинов сказал:
        - Вентиляция вентиляцией, но… А ну, попробуй выпустить шасси. Я посмотрю.
        Жилин поставил кран шасси на «выпуск», красные лампочки погасли, но вот зеленые не загорелись. Он посмотрел на правую плоскость: механический указатель находился в положении «шасси выпущено». А вот левая…
        - У тебя левую стойку заело!
        - Вижу. Попробую с пике…
        «Як» заскользил вниз, а потом резко вверх - за счет инерции стойка могла выйти.
        - Не вышла! Слушай, «ногу» тебе порвали - куски покрышки и камеры болтаются!
        - Ладно, буду садиться на одну стойку.
        - Может, лучше… того? С парашютом?
        - В Испании я уже сажал «ишачка» на одно колесо. Опыт есть.
        - Смотри-и…
        Жилин усмехнулся. Да, опыт был. И не только у Рычагова. Он и сам как-то посадил свою «лавочку» на единственную стойку.
        В 1944-м, кажется.
        Риск тут в том, что приземлять самолет надо с большим креном в сторону выпущенной стойки шасси. При этом машину сразу начинает разворачивать в сторону опущенной плоскости, и на пробеге легко разбиться. Надо парировать этот разворот, посылая вперед нужную педаль. А когда машина коснется одним крылом земли, обе педали ставишь нейтрально.
        Самолет сначала быстро покатится по полю, скорость погасится, машина накренится в сторону убранной стойки шасси, коснется крылом земли и, описав пируэт, остановится.
        И готово дело.
        - Иду на посадку, «Хмара»! Следи за небом.
        - Чисто, «Москаль»!
        Потуже затянув ремни, Жилин пошел на снижение.
        Он подвел самолет к земле с креном в сторону выпущенной ноги, выключил двигатель, аккумулятор и перекрыл подачу топлива. «Як» коснулся земли голым барабаном колеса и покатился по траве.
        Все бы хорошо, кабы не яма, попавшаяся на пути. Ее хоть и засыпали, но хреново утрамбовали.
        Самолет сильно рвануло вправо, и он скапотировал. Жилин повис на ремнях вниз головой. Все, кто был на аэродроме, сбежались к истребителю.
        - Живы?! - крикнул Николаев. - Товарищ генерал!
        - Да живой, вроде… Руки оторвать тому, кто так воронки засыпает…
        - Лично оторву! - пообещал комполка. - И куда надо, вставлю! Потерпите немного, вон, уже на автостартере народ подъезжает, сейчас мы мигом самолет поднимем!
        - «Москаль»!
        - Тут я…
        - Живо-ой!
        Подъехал автостартер. Техники, механики, мотористы прыгали прямо через борт.
        - Вы встаньте слева, а вы справа. - Это инженер полка расставлял людей у хвостовой части и по бокам фюзеляжа. - Подготовиться! Внимание! Взяли!
        Хвост «Яка» подняли примерно на метр. Этого хватило, чтобы добраться до кабины.
        - Двум техникам слева и двум справа поддерживать летчика за плечи, чтобы он не ударился головой о землю. А вы, товарищ генерал, расстегивайте ремни.
        Жилин расстегнул пряжки, и техники осторожно опустили его на землю. Он выполз из-под фюзеляжа и поднялся на ноги.
        - Стоит! - обрадованно, и как будто бы даже гордясь, сказал Николаев.
        - Да куда ж я денусь, - хмыкнул Иван. - Единственно - самолет жалко.
        - Ничего! Мы вас на «МиГ» пересадим. Вон, как у летёхи!
        Комполка показал на кружившегося в небе «мигаря».
        - Согласен.
        Жилин помахал Литвинову рукой, «МиГ» покачал крыльями.
        Самый длинный день заканчивался.
        Тут подбежал красноармеец и доложил, запыхавшись:
        - Товарищ… полковник! Посты ВНОС… докладывают: «Юнкерсы» идут… три девятки!
        «МиГ-3», на который пересадили Жилина, был совсем новый, ни разу не облетанный - приехали спецы с завода, собрали, а вы летайте. Вон, даже ящики еще не убраны, сложены в сторонке.
        Поглядывая в сторону запада да на суетившихся техников с оружейниками, Иван провел ладонью по борту самолета. Однако…
        Наверное, ему повезло - выпустили истребитель, как полагается, даже закрасили по всем правилам - руке скользко и гладко.
        Порой на фронт и впрямь гробы шли - самолеты делали в спешке, давай-давай, и брака хватало. Бывало, что и отваливались от истребителя всякие части, а однажды - Жилин сам был свидетелем - крылья облезли. Летчик просто чудом посадил машину, летевшую на одних каркасах.
        Пилоты злились на неведомых «коекакеров», но когда сами ездили на завод принимать технику, возвращались хмурые, пряча глаза.
        Ведь кто собирал самолеты? Девчонки, женщины, пожилые мужики да сопливые пацаны. Старались, бедные, по две смены, бывало, вкалывали - и смотрели на летчиков голодными глазами.
        Ну, нельзя было прокормиться на их тыловые пайки! И каково было пилотам, трескавшим котлеты да макароны по-флотски?
        Да, конечно, они воевали, они находились на передовой, гибли или оставались калеками, безногими да слепыми. Все это так, но когда видишь худенькую, изможденную девчушку за станком, все слова о недоделках проглатываешь. Чувствуешь себя виноватым - уж больно долго ты воюешь, товарищ военлёт! Пора бы и разбить немчуру, чтобы эти дети, припаханные в холодном цеху, хоть малость отъелись…
        - Готово, тащ генерал!
        Жилин в два прыжка приблизился к «мигарю» и буквально взлетел в кабину.
        «Ю-87» уже готовились к пикированию, когда «МиГ» поднялся в воздух и стал набирать высоту. Всего три «Мессера» сопровождали бомберы, по одному «худому» на девятку. Вон они, вьются…
        «Ишачки» уже нападали на «лаптежников», те огрызались. Один «И-16» не сумел увернуться и попал под раздачу. «Мессершмитты» медлили, словно не решаясь вступить в бой, или же дожидались подкреплений.
        Переговоров немцев Иван не слышал - рации на «мигаре» не стояло, но, судя по всему, подмоги немцам не обещали. Все трое, одной плотной группой, напали на «И-16».
        «МиГ», поднявшись на четыре тысячи метров, свалился в пике, заскользил почти бесшумной тенью, набирая скорость.
        Жилин немного досадовал на «облегченный» вариант вооружения истребителя - всего-то крупнокалиберный пулемет БС да еще два ШКАСа. А у того же «ишачка» вместо «Березина» - две пушки. Есть же разница?
        Он открыл огонь за двести метров, хотя, чтобы влупить «лаптежнику» как следует, надо бы пустить очередь с полусотни, хотя бы с семидесяти, почти что в упор. Но не было времени - «Юнкерсы» уже опрокидывались в пике, и их сирены завывали, нагоняя жуть.
        Ведущего Иван не смог достать - тот уже сбросил пару бомб и выходил из пике, зато ведомому попало. До самого последнего момента Жилин не был уверен, что атака удалась, но тут обстрелянный «лапоть» как пикировал, так и врезался в землю вместе со своими бомбами. Рвануло здорово - и на мелкие кусочки.
        Вторую трассу Иван «проложил» в хвост «Юнкерсу», третьему в «очереди». При скольжении вниз пули крупного калибра оставили здоровые дыры в фюзеляже «лаптя», расколотили заднюю часть кабины вместе со стрелком, добрались до пилота и «убили» мотор.
        Бомбовоз вспыхнул, как растопка для костра.
        Сверху вниз воздух прошили трассеры, малиновые и зеленые. «МиГ» резко вышел из пике, забираясь на «горку» - перед глазами словно шторку задернули и отдернули, - потянул вверх.
        Жилин плавно нагрузил мотор, не делая резких движений.
        Высотный двигатель «МиГа» мог разогнать самолет быстрее всех «Мессеров» и «Аэрокобр», но только там, в небе, на семи-восьми тысячах метров. А на малых и средних высотах «мигарь» дубоват. По крайней мере, так считали немцы, прозвав «МиГ-3» на манер своих «Фридрихов» да «Эмилей» - «Иваном». Гитлеровцы одного не уловили: русский летчик смекалист и может выжать все из самолета, пусть даже и не доведенного до ума. Разогнаться, скажем, в пике и, набрав скорость, снова уходить в высоту. На таких качелях можно здорово надрать задницы всяким «мессам».
        Острый нос «МиГа» словно указывал на недавнего обидчика - сверху круто планировал «худой», у кромок его крыльев подрагивали крестоцветные огни пулеметов. Жилин, «качая маятник», подобрался поближе и короткой очередью разнес «худому» мотор.
        Отвернул на расходящихся курсах, выпустил порцию пуль по замешкавшемуся «лаптежнику» и потянул выше и выше.
        Без высоты никак. Не разгонишься в пике - не наберешь скорость. А сбросишь лишние «км в час», можешь и самолет потерять, и самую жизнь.
        С высоты Жилин рассмотрел «поле боя» - схватка сместилась к западу, и бомбежка почти не задела аэродром. Фугасы и сбитые самолеты падали в лес, валя деревья кругами.
        Два «Мессершмитта» все еще бились с «ишаками» - четыре или пять «И-16» так и вились, связывая «худых». Немцы просто не могли вырваться из подвижной «облавы», крутились, отстреливались, но и русские не просто так пилотировали - пушечки раз за разом поражали немецкие истребители, словно злые лайки вырывали клочки шерсти у злого медведя.
        А вот «лаптежники» и вовсе не стали проявлять массовый героизм - поспешно сбрасывая бомбы в лес и болото, они резво набирали скорость и уходили на запад. Драпали.
        Едва «МиГ» вошел в пике, как один из «Мессеров» задымил. Из-под капота у него вырвался факел яркого пламени, и «худой», словно потеряв опору для крыльев, стал валиться вниз, нелепо переворачиваясь в воздухе.
        Немецкий пилот истребителя, оставшегося в одиночестве, запаниковал - и рванул за «лаптями», с ходу расстреляв «ишака», подвернувшегося по курсу.
        Жилин неласково усмехнулся, направляя самолет вдогон.
        «МиГ-3» перешел в пологое пикирование.
        Кто кого догонит - лыжник, пыхтящий по трассе, или тот, кто спускается с горки? Вот и «мигарь» постепенно укорачивал дистанцию, следуя за «Мессершмиттом» в пике.
        За немецким самолетом потянулась серая полоса гари - «худой» включил форсаж, да только это не помогло - когда до противника оставалось метров сто, заработал БС. Разрывные пули практически отломили «Мессеру» киль, истребитель повело, разворачивая, и следующая очередь пришлась точнехонько в кабину.
        - Гаме овер, сучонок!
        Глава 6
        Лида
        Разумеется, немцы не оставили в покое непокорный аэродром - «Юнкерсы» нажаловались, и бомбардировщики снова пошли в налет. Вот только на «МиГе» уже не полетаешь: тыловые службы доставили сами ящики с бескрылыми истребителями - прямо с завода - и боеприпасов подкинули, а вот высокооктанового бензина - йок. И целенький, новенький «мигарь» встал колом.
        Первыми налетели «Мессершмитты».
        «Худые» сделали правый разворот с резким снижением, затем левый. И с пикирования открыли огонь по красноармейцам, которые падали как снопы.
        Жилин бросился к заправленному «И-16», чтобы хоть на «ишачке» погонять «худых» тварей. Он бежал, втягивая голову в плечи, невольно следя за погромом, учиняемым немцами.
        Эта картинка отпечаталась в его сознании - сильная пыль и смерть расстрелянных людей.
        «Мессеры» перешли в горизонтальный полет на высоте сотни метров с курсом на стоянку. С первого захода СБ был прострочен так, что куски обшивки отваливались большими кусками. Рванул полупустой бензобак, и с «эсбушкой» было покончено.
        Досталось и «ишачку» - 20-мм эрликоновские снаряды перебили лопасть винта и раскурочили сам мотор. Деревянный самолет сгорел дотла, оставляя на месте стоянки знак в виде буквы «Т».
        Скелет дюралевого СБ пылал дольше. С минуту он еще держался над упавшими на землю обгоревшими моторами, но затем начал разваливаться.
        Иван резко затормозил. «Все, отлетался», - мелькнуло у него.
        «Мессеры» стали резко набирать высоту, и на северной окраине аэродрома были обстреляны зенитным огнем ОЗАД[18 - Отдельный зенитно-артиллерийский дивизион.]. «Худые» сразу же снизились, развернулись «кругом» и начали повторять свой первый заход, только уже не девяткой, а звеньями. Одно звено, отстрелявшись, набирало высоту и разворачивалось за ангарами, на стрельбу заходило второе, за ним третье.
        Трое пилотов, пробегая мимо, крикнули Жилину:
        - Бежим за ангар!
        Иван кинулся за ними. Рядом не было щелей, и надо было искать спасения от плотного пулеметно-пушечного огня.
        «Мессершмитты» разворачивались на малой высоте, боясь зенитного артобстрела. Во время разворота Жилину хорошо видны были рожи немецких пилотов.
        Ангаров было два - один современный, с каменными стенами и стальными балками. За ними и укрылись.
        Незнакомая троица, прижавшись спинами к стене, представилась:
        - Старший лейтенант Челышев!
        - Лейтенант Ткачук.
        - Старшина Кибаль.
        - С «эсбушки»?
        - С «пешки»!
        «Мессеры» разлетелись - подходил черед «Юнкерсов». Это были «лаптежники». Завывая «иерихонскими дудками», они стали валиться на аэродром, сбрасывали бомбы с подвесок и выходили из пике.
        Грохотало так, что уши заложило. Земля тяжко вздрагивала, словно барабан, по которому лупили в две руки. Все заволокло пылью, комья грязи сыпались сверху, припорашивая волосы.
        А потом досталось ангару.
        Толчок в спину был настолько силен, что все попадали.
        Взлетевшая в воздух двутавровая балка, искривленная взрывом, упала совсем рядом, жалобно зазвенев.
        И все стихло. «Ю-87», отбомбившись, уходили.
        Им вдогонку продолбила зенитка, но «Ме-109» не стали возвращаться, чтобы добить ПВО.
        Жилин встал и отряхнулся, порадовавшись, что натянул на голову пилотку с голубым кантом.
        Аэродрома более не существовало - сплошные дымящиеся воронки, среди которых были разбросаны обломки «пешки», «ишачков», «МиГа» и прочей матчасти.
        А вот народ уцелел - красноармейцы с опаской покидали свои убежища и захоронки, сходясь к тому месту, где когда-то находился КП.
        Николаев в изгвазданном кителе смущенно улыбнулся:
        - Ничего не слышу - звенит… Что будем делать, товарищ генерал-лейтенант?
        Иван осмотрелся.
        - Уходить будем, что ж тут еще делать. Улететь уже не на чем, а уехать?
        - Грузовики есть! - доложил инженер полка. - Мы их в лес отогнали. Автостартер есть, два наливняка и трехтонки… Сколько, Орляхин?
        - Пять штук, товарищ майор.
        - Уже что-то, - кивнул Жилин. - Грузимся тогда. За ночь доберемся до Лиды, а там уже будем думать…
        - Стой, кто идет! - крикнул бдительный часовой.
        - Свои! - ответил ему парень в летчицком комбезе. В руке он держал кожаный шлем с очками.
        Иван вышел ему навстречу.
        - Пилот? - спросил он.
        - Так точно! - вытянулся его визави. - Старший лейтенант Ерохин! 430-й ШАП.
        - Вольно. Присоединяйся, будем выбираться вместе…
        Колонна шла всю ночь, с остановками.
        Растрепанные части 3-й и 4-й армий отступали, и те грузовики с пехотой или с ранеными, что пробирались к своим поодиночке, присоединялись к «каравану» генерал-лейтенанта.
        К аэродрому Лиды подъехало больше тридцати машин. Большая их часть, распрощавшись с летунами, двинулась дальше на восток, к Минску, а Жилин со своими задержался.
        Их встретили Татанашвили и Воробьев. Ганичев, как оказалось, погиб - сбили над Гродно.
        - Черлёну разбомбили и Городец, - бубнил Татанашвили, - и Каролин тоже, и Желудок вроде…
        - Да и здесь, смотрю, фрицы тоже отметились.
        - Кто? А, ну да…
        Иван огляделся. От лидинского аэродрома осталась едва половина.
        Здесь как раз строили бетонную полосу, завезли кучи камня и гравия, песка и щебня. Как раз у этих куч и лежали в рядок несколько десятков трупов. Поодаль валялись носилки, лопаты и прочий шанцевый инструмент.
        - Зэки?
        - Они, - кивнул Воробьев. - Из Средней Азии нагнали. Заключенные как раз укладывали камень, а тут налет.
        - Понятно… Как с техникой?
        - Должны перегнать десяток «И-16» и «МиГи», не знаем пока сколько. А у нас тут пять «ишачков», но все в ремонте. До обеда должны починить.
        - Горючее?
        - Цистерна подземная, тонны четыре бензина точно есть. Насос вот только… Тоже в починке - снарядом покорежило. Механики перебирают.
        - Боеприпас?
        - Склад взорван, но два грузовика мы укрыли в роще - патроны, снаряды… На эскадрилью хватит, вылета на три.
        - И то хлеб…
        Устроились летуны в подвале трехэтажной гостиницы - так спокойнее. Часика три покемарили, а потом вышли на свет божий, побрели в столовую - большой палатке, прикрытой маскировочной сетью. В меню был хлеб с маслом, картошка с мясом и какао со сгущенкой. Царский пир!
        Взяв кружку в руку, Жилин вышел на свежий воздух. Сейчас он не думал о боях, о потерях, а просто жил - дышал, щурился на солнышке, прихлебывал «какаву».
        Неожиданно послышался гул, Иван насторожился, готовясь проклинать немцев, портящих роскошное утро. Но нет, с юго-запада подлетали «ишачки» - десятка два, если не больше.
        По очереди зайдя на посадку, истребители покатились к стоянке, где их уже поджидали техники.
        Допив какао, Жилин направился встречать гостей и еще издали узнал Долгушина.
        - Сергей! - крикнул он. - Здорово! Откуда?
        - Здравия желаю! - заулыбался комзвена. - Да везде были и нигде сесть не смогли. Буквально на дорогу приземлились - бензин на исходе. А там немцы! Ремонтники, что ли. Пару своих танков волокут. Ну, мы их из пулеметиков… А у них кроме тягача еще и цистерна с бензином! В общем, заправились. Вона, ребят из 127-го прихватили - Комарова, Данилина, Трещева, Варакина… Кто там еще? Марков. Ерошин. Артемов с нами, который старший политрук. Два «Мессера» сбил и «Юнкерс». Да!
        Летчики понемногу собирались вокруг.
        - Настрой как?
        - Боевой, - серьезно ответил Долгушин.
        Иван кивнул.
        - Я сейчас тоже на «ишака» пересяду. А вы самолеты замаскируйте как следует и отдыхайте. Часика два как минимум.
        - Товарищ генерал-лейтенант…
        - Это приказ.
        - Есть…
        Летчики поплелись в столовую, а Жилин пошагал к двухэтажному зданию штаба. Там же и медики обитали.
        Дом почти не пострадал, только в окнах не было ни одного целого стекла, все повылетали.
        - Товарищ генерал-лейтенант!
        К Ивану торопливо подошли Ерохин и Челышев.
        - Мы… это… - начал Егор. - Тоже хотим на «-И-16». Штурмовик-то я недавно совсем освоил, а начинал с «чато»[19 - Chato (исп.) - курносый. Прозвище, данное испанцами истребителю «И-15».].
        - «Испанец»? - улыбнулся Жилин.
        - Немного, - смутился Михаил.
        - Я тоже на «ишачке» учился, - вступил Челышев.
        - Да я, что ли, против? - улыбнулся Иван. - Вперед, и с песней!
        Вскоре «безлошадные» оседлали три «И-16» из «долгушинских», вернее, «артемовских» - старший политрук исполнял обязанности комэска. И неплохо так исполнял.
        Пяти минут не прошло, как распаренные механики доложили: два «ишачка» готовы к полету - починены, заправлены и все такое прочее.
        - Благодарю за службу!
        И снова - парашют, планшет. Махом в кабину.
        Скучать, дожидаясь возвращения звена «безлошадников», не пришлось - показались немцы.
        На аэродром шли бомберы - девятка «Ю-88» и тройка «Хе-111».
        Четыре «Мессера» сопровождали их.
        Жилин оглянулся - с ним в паре вылетал комполка Николаев.
        - Саша! Отгоняем гадов!
        - Понял, тащ генерал! Передали только что: части 3-й армии отходят к Скиделю!
        - Ага… На взлет!
        Мотор взревел, винт слился в мерцающий круг, «И-16» покатился по гладкому бетону и взлетел.
        Огромная, ревущая «звезда», бешено вращавшая лопасти, казалась Ивану круглым щитом, защищавшим его от вражеского огня. И впрямь, в атаке лобовой движок любой снаряд примет.
        Заглохнет, знамо дело, зато летчика спасет.
        Впрочем, моторы «И-16» были очень надежны. Даже если пули расколачивали пару цилиндров, движок продолжал работать. А вот продвинутым немецким хватало одного попадания.
        По сравнению с «МиГом», «ишачок» был «тормозным», не дотягивал по скорости даже до четырехсот девяноста кэмэ в час, зато вооружен был очень даже неплохо - пара пулеметов и столько же пушек ( «ишак» был 24-го типа).
        «Хейнкели» подкрались хитро - с востока, стелясь на бреющем.
        Ничего, мы тоже не простаки… Набрав высоту, «ишачок» задрал нос. Сбросив газ до малого, чуть не валясь в штопор, Жилин сорвал истребитель в пике - «И-16» падал отвесно, как сокол на добычу.
        А «Хейнкель» проплывал внизу, словно в замедленном кино. Пушки истребителя задолбили, посылая горячий привет, и, словно молоток по хрустальной вазе, ударили по остекленному носу.
        Бомбардировщик продолжал полет, как тот бронтозавр, которому откусили башку, - убит, а ноги все ступают, несут грузное обезглавленное тулово. Вот «Хейнкель» вильнул и по косой заскользил к земле.
        Вписался. Пропахал носом, крылья всмятку, хвост в сторону.
        Рванул, обращаясь в облако огня и дыма. И готово дело…
        Самолет Жилина вышел из пике, уже позади «Ю-88». Иван ввел машину в боевой разворот, выходя под хвост бомберам - заднему стрелку его не достать, а тот, что лежит в подфюзеляжной гондоле, был вооружен несерьезным пулеметиком.
        Пушки «И-16» застучали, подавляя эту «огневую точку» и вспарывая бомберу брюхо. «Юнкерс», словно лосось на нересте, стал «метать икру» - из бомболюков посыпались серые СЦ-100.
        Половина из них взорвалась, шпигуя осколками падающий самолет. Парочка горячих кусочков металла пробила «ишачку» крыло, но ничего серьезного.
        Николаев промелькнул выше, посылая вперед дымчатые шнуры трасс - очередь продырявила хвост «Юнкерсу-88». Задние стрелки сразу двух или трех бомбовозов взяли «И-16» комполка под перекрестный огонь. Очереди, пестрящие малиновыми огнями, веерами прошлись по «ишачку», так и не зацепив.
        Тогда в дело вмешались «Мессеры».
        Вдвоем против четверки воевать было трудно, но куда ж деваться?
        Хотя, вон, по аэродрому разгонялось сразу звено «И-16».
        Подмога близко!
        «Ишачок» безнадежно отставал от «худых» на вертикалях, а вот на вираже был чертовски быстр.
        Жилин ушел от «Мессершмитта», делая «горку» и входя в боевой разворот.
        Мотор ревел, «подтягивая» советский истребитель к немецкому, а тот увлеченно обстреливал стоянку внизу, не замечая, что ему сели на хвост.
        Метров со ста Иван выдал очередь из пушек, добавляя порцию из пулемета.
        Снаряды и пули разодрали «худому» бочину позади и снизу кабины, пробивая бензобак.
        Хоть и протекторированный, бак не выдержал залпа, рванул.
        Падай, падай…
        - И готово дело!
        Излюбленной тактикой «Мессеров» была атака с превышения, с уходом вверх.
        Догнать немца на вертикали для «И-16» было делом нереальным, а навязать немцам бой на горизонталях не удавалось - те не особо желали погибать смертью храбрых.
        Идти в лоб?
        «Мессеры» уворачивались от дуэли - уходили вверх «горкой», пикировали, обстреливали и снова набирали высоту.
        Откуда ни возьмись, пролетели бипланы- «чайки».
        Три… Шесть… Девять штук.
        «Чайки» всей своей стаей накинулись на «Юнкерсов», и три «худых» заметались, не зная, кого же им сбивать.
        Выбрали - бросились к бипланам. Как хотите…
        Жилин с разворота вспорол нос «Мессершмитту» длинной очередью. Тот сильно задымил, тут же пыхнул огнем, и ему стало не до боя. Но и выпрыгивать Иван ему не позволил.
        «Я всякие там конвенции не подписывал, - подумал он, вылавливая прицелом фигурку парашютиста. - Если враг не сдается, его уничтожают. А если сдается? Ну и что? Какая разница? Он же все равно - враг!»
        Короткая пулеметная очередь - и на парашюте опустился труп врага.
        Пара «Мессеров» решила не мстить за убиенных камрадов и умотала. Следом, просыпая бомбы, кинулись бомбовозы.
        «Чайки» не отставали - и свалили еще один «Юнкерс».
        Сделав круг, Жилин пошел на посадку.
        Едва успев вылезти из кабины, он столкнулся с Татанашвили.
        И.о. комполка сказал:
        - Есть связь со Скиделем. Наши там, ждут прикрытия с воздуха.
        - Дождутся, - кивнул Иван. - Сейчас заправимся, осмотримся… Я возьму с собой еще семерых. Артемов пусть готовится.
        - Лады! Да. 123-й ИАП переброшен в Пинск. Комполка погиб, его сменил капитан Савченко. У них там сборная солянка - «ишачки» вместе с СБ, есть даже «Яки» и пара «МиГов». Савченко обещал помочь над Скиделем.
        - Ждем-с!
        В. ОРЕХОВ, ТАНКИСТ, 62-Й ТП:
        «Техники никакой не было, шли пешком. В лесу подобрали раненого командира дивизии Колиховича, а нас выводил командир полка Шаповалов. Оба они два друга, кончали академию имени Сталина до войны.
        Было 23 командира, и нас, рядовых, было 23, только проверенных взяли с собой. Продвигались по лесам, кое-где принимали бои, у Барановичей, на реке Березине, переплывали. Самоотверженно дрались сразу за Минском с большим немецким десантом, где были даже танкетки… пришли в Вязьму, откуда поездом привезли в Москву на Белорусский вокзал, где все командиры поехали в штаб армии.
        Расставались, плакали все. Мы, рядовые, поехали под Москву, на формировочный пункт. Попал я в 122-ю танковую бригаду, которая формировалась под Нарофоминском».
        Глава 7
        Учебка
        Группа из восьми «ишачков» вылетела ровно в полдень.
        До Скиделя было километров девяносто, так что управились за четверть часа, включая сам полет и розыски частей 3-й армии.
        Армейцы оставили за собой Неман и спешно рыли траншеи, окапывались, подтягивая артиллерию и танки.
        А главным их врагом оставалась немецкая авиация.
        Люфтваффе с мушиной назойливостью преследовала красноармейцев - бомбила укрепления, расстреливала колонны.
        Не менее полусотни «Ме-110» и «Ю-87» вилось у них над головами.
        Появление эскадрильи «И-16» стало для гитлеровцев неприятным сюрпризом. Но могли ли «ишачки» нарушить планы немецкого командования? Пилоты Люфтваффе думали, что нет.
        Жилин считал иначе.
        «Стодесятка», она же «церштерер», имея две пушки и четыре пулемета спереди, совершенно не боялась лобовой атаки.
        Зато можно зайти ей в хвост…
        «Ме-110» мог развить приличную скорость, но вот разгонялся медленно и был очень неповоротлив. Для юрких истребителей «церштерер» был даже не медведем, на которого нападают лайки, а бегемотом.
        Впрочем, бегемот - весьма опасное животное…
        Первую «стодесятку» Иван взял сзади снизу, расстреляв левый мотор. Тот задымил, пыхнул огнем, и самолет «пронесло» - бомбы так и посыпались из него, падая в лес.
        Облегчившись, «церштерер» потянул на одном моторе, но Жилину это не понравилось. Поднявшись повыше, оставляя в стороне трассеры, пущенные задним стрелком, «И-16» выдал хорошую очередь по кабине «Ме-110».
        Это подействовало - «церштерер» плавно вильнул, входя в пологое пике. Ломая верхушки деревьев, истребитель-бомбардировщик окунулся в лес, разваливаясь и взрываясь.
        И готово дело.
        Выйдя в хвост следующему, Жилин выдал очередь по левому мотору, смещаясь - по кабине и движку справа.
        Стрелок не издал ни звука, видать, помер от огорчения, а вот один из моторов - правый - продолжал вертеть лопасти винта, хотя попадания были. Вон и шлейф потянулся.
        Видимо, снаряды повредили водяные и масляные радиаторы.
        В точности повторяя действия своего предшественника, «церштерер» сбросил бомбы, но вот уйти не смог, как и первая жертва «ишачка», - перегревшийся мотор заклинило.
        Самолет не упал, он довольно плавно опустился на болотистую пустошь, вздымая фонтаны брызг, но не вписался меж двух кряжистых сосен - сломав оба крыла, скапотировал, кабиной погружаясь в топь.
        Пилоты жилинской эскадрильи набрасывались на «стодесятки» по двое, по трое - пара копотных, клубящихся полос скрестились буквой «Х», указывая места падения «церштереров». Вот, и третьего скинули с небес…
        Тут два советских пилота сплоховали - ведущий замешкался, ведомый повторил его ошибку, и «Ме-110» ударил с разворота, пушечным и пулеметным огнем разваливая оба «ишачка».
        - С-сука…
        Иван набрал высоту, сделал «горку» и ударил с пикирования, со ста метров. Навстречу его трассерам ударил 7,92-мм подвижный пулемет «МГ-15», но пушечки ШВАК были убедительнее - снаряды угодили точно по центроплану крыла, подорвав оба крыльевых бензобака.
        Полыхнуло здорово - вся плоскость усвистала прочь, и «стодесятка» врезалась в землю, распухая огненным облачком.
        «Церштереры» бросились наутек, зато показались точечки, быстро оформившиеся в «худых», - немецкие истребители спешили отомстить за собратьев из племени «Мессершмиттов». Однако и русским подоспела подмога - две эскадрильи «И-16» и «И-153».
        Откуда «чайки» прилетели, Жилин понятия не имел, а вот «ишачки» точно были из Лиды - он узнал номера Долгушина и Артемова.
        «Чайки» всей стаей налетели на «Мессеров», поливая немцев из пулеметов, и с ходу уделали парочку - немцы даже осмотреться не успели, а их уже хоронили. Методом самозакапывания - «худые» зарывались в топкую почву почти полностью, один хвост оставляя торчать или изломанное крыло.
        Иван тоже переключился на «Мессеры».
        Из плавного виража со снижением зашел в хвост «худому», то ли ведущему, то ли ведомому. Очередью по кабине - осколки так и засверкали на солнце.
        Почему-то вспомнилось давнее, детское: «Теть Тома, а Ванька вашу вазу разбил!»
        - Разби-ил… - протянул Жилин. - И еще разобью…
        Второй из «Мессеров», то ли ведомый, то ли ведущий, тоже взялся виражить, да уж больно резко - свалился в штопор. Превосходно…
        «И-16» спикировал вдогон, добивая немца, и тот вспыхнул, вращая крыльями, аки мельница.
        Аминь.
        Только теперь Иван заметил «прибавление в семействе» - немцев били несколько «Яков» и два «МиГа», и у них это неплохо получалось. Однако потехе - час. Горючка на исходе, боезапас… ШВАКи пустые, осталось немного патронов для пулеметов ШКАС.
        Да-а…
        Жилин усмехнулся с горечью. Лишь теперь, когда хорошенько проредили немцев и можно было не одних врагов высматривать, но и за товарищами следить, стало ясно, что потери велики.
        Пугающи.
        Изо всех, кого он привел к Скиделю, обратно возвращалось всего трое. Ну, стыдиться тут нечего. Переучиться на новые самолеты русские пилоты просто не успели. Им бы еще годик, о котором так мечтал Сталин.
        И машины, на которых они летали, вовсе не были гробами. Тот же «МиГ-3» самолетом был неплохим, просто не доведенным до ума.
        Истребители посылали прямо с завода, не облетав, даже не испытав толком, не вылечив «детские болезни». На «Яки» даже фары не ставили, а рации стояли лишь на каждой десятой машине - проклятая спешка, план любой ценой.
        Да и сами летчики уступали немецким «коллегам» в опытности.
        Что мог противопоставить младлей с налетом в двадцать часов какому-нибудь Гансу или Карлу, бившему и британцев на «Харрикейнах», и французов на «Моранах-Солнье», и всяких-разных поляков на «Лосях», да «Карасях»?
        И все-таки эти самые младлеи да старлеи с летёхами били немчуру! Ссаживали с небес продвинутые «Мессершмитты» и «Хейнкели», побивая их на «русфанере»!
        Немцы самолет без рации за самолет не считали, а наши без раций, чутьем да смекалкой виктории одерживали.
        Ничего… Годик пройдет, наберутся пилоты навыка. И тогда кровью умоется Люфтваффе! И не только кровью…
        Это сколько же германских подштанников измарается, как только объявят, что, мол, «ахтунг, ахтунг, «Ла-фюнф» ин дер люфт!».
        Кривя губы, Жилин уводил «ишачка», оставляя позади сбитых врагов. Как вскоре оказалось, не всех…
        Откуда ни возьмись, появились немецкие истребители - парочка «Ме-109». Вдвоем они завалили ближайшего к ним «ишачка», шедшего ниже жилинского, и тут же начали набирать высоту, выцеливая самого Ивана.
        Жилин послал левую педаль вперед, сильно рванул ручку на себя, и все-таки словил немного «горячих приветов» из пущенной по нему очереди. Подорвало стойку шасси, продырявило фюзеляж, побило двигатель. Мотор стало трясти (как после выяснилось, было отбито сантиметров пятнадцать одной из лопастей винта).
        На аэродроме в Лиде едва удалось сесть - прибавились новые воронки на полосе. От здания штаба уцелел один первый этаж.
        «Мессершмитты» разлетелись, как вороны с помойки, небо очистилось, а земля…
        Иван покачал головой. Полный разгром. Самыми целыми оказались «ишачки» из его группы, севшие следом за ним. Остальные… Остальных просто не существовало - сплошь обломки да мусор.
        Из щелей, из подвалов выбирались пилоты - злые, бледные, смурные, напряженные или с теми кривыми улыбочками, когда едва сдерживаешь бешенство.
        Хромая, приблизился Николаев. Оперся о теплый капот «ишака» и выговорил:
        - Матчасти, считай, нет. Бензина тонны полторы-две осталось еще, но качать нечем. Боеприпас почти что вышел…
        Иван оглядел летчиков и техников, посмотрел на небо и сказал:
        - Пошли в подвал, обсудим это дело.
        В подвальном помещении было прохладно и стоял полумрак, оконца у самой земли, больше похожие на амбразуры, пропускали внутрь мало света, зато гоняли сквозняки.
        - Сколько нас осталось? - спросил Жилин, приседая на пустой снарядный ящик.
        - Если с соседями считать, товарищ генерал, - комполка опустил ладонь на плечо Ерохина, - то пятьдесят один экипаж.
        - А было?
        - В полку? Семьдесят два…
        В это время по ступеням скатилось пустое ведро, а затем, чертыхаясь, явил себя старший политрук Артемов.
        - Ага, вот вы где! Здравия желаю, тащ генерал!
        - И вам не хворать.
        Артемов внимательно осмотрелся и сказал:
        - Ладно, тут все свои. Короче, тащ генерал, тут вот какая штука вырисовывается… Сюда, значится, должны были три эскадрильи «мигарей» перегнать. Поездом, прямо с завода. Ганичев тогда ругался, помню. Дескать, нам и старую матчасть ставить некуда, а тут еще и новая! Отбрехался, короче. И «МиГи» выгрузили на запасном аэродроме, километров за пятьдесят отсюда. Там и собрали, туда же и цистерны с горючим подогнали…
        - И все эти сокровища целы, невредимы, - медленно проговорил Жилин, - и нас дожидаются?
        - Именно! Товарищи из Скиделя там заправлялись. Стоит, говорят, техника! Хотели доложиться комдиву, да не дожили, со мной только поделились, а я, значится, вам докладываю.
        Иван хлопнул ладонями по коленям, выбивая пыль, и поднялся.
        - Тогда грузимся, и вперед! Есть шанс - надо его использовать.
        - Товарищ генерал… - растерянно проговорил лейтенант Алхимов. - А мы на «мигарях» ни разу…
        - «Не можешь - научим, - ухмыльнулся Жилин, - не хочешь - заставим!» По машинам!
        Полуторки и трехтонки, прозванные почему-то «захарами», вместили всех. Следом поспешали два автостартера и единственный уцелевший «наливняк», правда, пустой.
        Только начинало вечереть, но дожидаться темноты Жилин не стал. Ехали быстро, выбирая окольные дороги, прячась под деревьями и следя за воздухом.
        Раза два пролетали бомбовозы, но фрицы не обратили внимания на маленькую колонну. Поздно вечером отряд генерал-лейтенанта Рычагова добрался до безымянного запасного аэродрома.
        Удобным его назвать нельзя было - взлетное поле вытягивалось с юго-запада на северо-восток узкой проплешиной в лесу, зато места в тени сосен было предостаточно, чтобы спрятать истребители, укрытые дефицитными масксетями. С юга подходили железнодорожные пути, где глыбились две цистерны и полдесятка пустых платформ. На подвижной состав накинули обычные рыбачьи сети, навтыкав в них веток.
        Взошла луна, и Жилин огладил гладкую оконцовку крыла. Хищный силуэт «мигаря» еле угадывался, но представить себе боевую машину несложно.
        «МиГ-3» был хорош, хоть и отчаянно требовал доделки - доводки «сыроватого» мотора, хотя тот был и получше немецкого, что ставился на «Ме-109», «Ф-2»; устранения ждали неполадки с синхронизаторами…
        В общем, изъянов хватало, но и прелести были. Как перехватчик, самолет был не просто годен к службе - «МиГ» являлся лучшим, он летал быстрее всех на высотах в пять, семь или двенадцать тысяч метров.
        Но ниже он терял скорость и уступал «Мессерам». Тяжеловат был. Хотя многое зависело и от пилота. Набирать надо скорость в пике! А для этого надо что?.. Правильно, всегда быть на высоте.
        В буквальном смысле.
        Многие пилоты ворчали на слабое вооружение «мигаря», забывая о том, что у их противника на «Мессершмиттах» оружие не сильнее - что два пулемета ШКАС, что пара МГ. Они практически равноценны.
        Калибром ШКАСы мелковаты, конечно, но они берут скорострельностью, а немецкая 15-мм пушка «МГ-151» ничем не превосходит крупнокалиберный пулемет Березина - БС, стоявший на «МиГах».
        «Березин» с двухсот метров пробивал броневой лист 20-миллиметровой толщины, а его разрывные пули оставляли в обшивке вражеского самолета пробоины с суповую миску величиной. БС уверенно поражал с четырехсот метров.
        Просто летуны-неумехи отличались или торопливостью, или слабостью в коленках, отчего атаковали «худых» с двухсот, а то и с трехсот метров, а надо было подбираться ближе - на сто, на семьдесят даже, да хоть на полста.
        Тогда никакой «Мессершмитт» не устоит.
        - Значит, так, мужики, - сказал Иван. - Самолетов на всех не хватает, но матчасть учим все! И забудьте всякие страшилки, что вам про «мигари» толковали. Этот истребитель опасен только для тех пилотов, у кого руки из задницы растут. С «мигарём» надо умеючи…
        Взяв лекторский тон, Жилин проговорил до полуночи, «подрабатывая» наставником. Расшевелить пилотов удалось легко, вопросы так и сыпались.
        И под капоты заглядывали, и в кабинах сиживали, и техникам с механиками да оружейниками дело нашлось. До ночи управились - и бензину накачали, и боезапас пополнили, отладили все, что можно, привыкая к новой технике.
        Выспаться не удалось - рано утром, едва забрезжил рассвет, над аэродромом разнесся рев моторов. «Мигари», один за другим, выруливали и разгонялись, взлетали и нарезали круги над аэродромом, как птицы над порушенным гнездовьем.
        На первом этапе все сделали полет по кругу, потом слетали в пилотажную зону.
        Облетали «мигари», отстрелялись, проверили ШКАСы и 12,7-мм пулеметы БС.
        «МиГ-3» - машина своеобразная. Готовился он как высотный перехватчик, мотор на «мигаре» стоял мощный, но вот на малой высоте самолет вел себя, подобно утюгу - скорость небольшая, управлять тяжело.
        А на большой скорости, ежели разогнать машину за пятьсот кэмэ в час, фиг откроешь плексигласовый фонарь - не сдвигается, зараза, и все тут. Приходилось летать с «открытой форточкой» - загодя сдвигать фонарь, оставляя щель.
        Летом-то так даже приятней - сквознячок, а зимой и задубеть можно. Ко всему прочему, открытый фонарь снижал скорость километров на тридцать в час.
        А на взлете истребитель, как того ходока, все время тянуло влево.
        Не удержишь если, то можно и в обратную сторону взлететь.
        Зато на высоте «МиГ-3» справлялся с «Мессерами» и «Фоккерами» почти на равных.
        «Почти» - потому что вооружение было слабовато - три пулемета и ни одной пушечки.
        С другой стороны, идеальных истребителей не существует.
        «Мигарь» был самым быстрым, и в пикировании с ним ни один «Мессер» не потягается. К тому же пикирует «МиГ» чисто - «самолет как в масле: ни тряхнет, ни вздрогнет, ни стукнет».
        А крутое пике определяло, по сути, вертикальную маневренность - «мигарь», набирая скорость при снижении, получал резкий прирост скороподъемности.
        Атаковав противника сверху, «МиГ» после пике уходил крутой «горкой» вверх, чтобы вновь занять выгодную позицию для атаки.
        Причем и «горки» у него получались круче, и оторваться пикированием «Мессершмитту» от «МиГа» было куда сложнее.
        Именно на эти прелести «мигаря» напирал Жилин, знакомя пилотов с новой машиной. Впрочем, и об изъянах он тоже не умалчивал.
        А вывод Иван делал простой: на «МиГах» можно - и нужно! - лупить фрицев в хвост и в гриву.
        Аэродром находился в захолустье, в стороне от главных магистралей, поэтому «Мессершмитты» с «Юнкерсами» редко показывались в небе.
        Сколько продлится «учебка», когда немцы спохватятся и возьмутся за них всерьез, Жилин не знал, а потому торопился, приучая пилотов 122-го ИАП к тем «ноу-хау», о которых имел понятие: как держать строй «кубанская этажерка», как наносить «соколиный удар», качаться на «скоростных качелях», бить «ножницами» и прочая, и прочая, и прочая.
        «Соколиным ударом» пользовались американцы, называя этот прием «Ударил-убежал». Он был прост по схеме: летчик, имея преимущество в высоте, атаковал цель в пике, на большой скорости и уходил «горкой» вверх. Но прием требовал от пилота мастерства - надо было точно поразить врага в короткие мгновения.
        Времени для глубокого изучения предмета просто не было, новую тактику 122-й полк постигал буквально на лету, благо все «МиГи», на удивление, были оборудованы рациями. Шипучие и трескучие, они требовали настройки и умелых рук инженера, но все же доносили голоса. И то хлеб…
        Матчасти хватило на три полных эскадрильи. Они смогут сделать столько вылетов, насколько хватит высокооктанового бензина в цистернах, а те были далеко не полными. Боеприпасов вроде в достатке.
        Весь понедельник Жилин гонял пилотов, разбив всех на пары и четверки. Его ведомым становился то Алхимов, то Ерохин, то Челышев.
        К работе двойками летчики были вполне готовы, а прочую тактику они постигали в воздухе.
        В принципе, Рычагов вынашивал планы перейти на «парные» звенья еще с финской, но так и не выносил. Пришлось Жилину браться за дело.
        Когда в звене трое, то этот самый третий оказывался лишним, мешающим при маневре. Да, лететь втроем на параде - это красиво, вот только война не парад, тут свои требования, и очень жесткие.
        Здесь маневр, высота, скорость, огонь решают все. В том числе влияя и на то скромное обстоятельство, вернешься ли ты на аэродром или вражеские снаряды разберут твой самолет на запчасти, а тебя - «на органы», вернее, на ошметки плоти.
        Дав полуголодным пилотам выспаться, Иван поднял их на рассвете 24 июня. По теории у них у всех - «зачет», пора было закрепить полученные знания на практике.
        …Группа в восемь самолетов шла на высоте шесть тысяч метров, где «МиГам» было раздолье - здесь они хорошо разгонялись, а неба хватало для любого выверта. Число «восемь» было близко к идеальному - две четверки, четыре пары. Четверки маловато будет, а двенадцать истребителей - это уже многовато для одного командира. И маневра нет особого.
        «МиГи» построились правым пеленгом, с превышением пар самолетов между собой - этот боевой порядок назывался «кубанской этажеркой».
        Как говорил Покрышкин, порядок был схож «со ступеньками крыльца, уходящего от ведущей пары в сторону и вверх».
        После войны «этажерку» приписывали именно Покрышкину, хотя этот ас ничего подобного не утверждал. Надо полагать, «этажерка» была плодом коллективного творчества, а кубанской она стала после боев на Кавказе, где применялась массово.
        Ну, само собой, дожидаться 43-го года Жилин не собирался.
        Пора внедрять передовую тактику!
        Глава 8
        День третий
        Долго кружить над просторами Белоруссии, выискивая врага, не пришлось - показались три девятки «Юнкерсов», направлявшихся Минск бомбить. Их сопровождали «Мессеры» - теперь немецкие стервятники могли взлетать с захваченных аэродромов, и дальности им хватало.
        - Я - «Москаль». Группа, набираем высоту.
        «Мигари» полезли вверх.
        - Командир! «Худых» - восемь штук!
        - Выбирайте!
        - Я - «Хмара». Предлагаю - ша!
        - Идем с набором. «Соколиный удар» помните?
        - Разучили, командир!
        - Сейчас сдавать будете…
        «Мессершмитты» по-прежнему держали строй - четверка ниже бомбовозов, четверка - выше. Они как будто в упор не видели всяких там «МиГов».
        Жилин усмехнулся неласково. Ну-ну…
        - Я - «Москаль»! Четверка Баукова атакует ведущего передней девятки. Остальные - за мной. Бьем тех «мессов», что сверху.
        - Есть!
        Группа разделилась надвое и красиво заскользила, срываясь в крутое пике. Лишь теперь «Мессеры» заволновались, потянули вверх. Поздно!
        Разогнавшись почти до шестисот в час, жилинский «МиГ» выдал короткую очередь, разнося мотор завывавшему «Мессершмитту». Немец еще метров двадцать пролетел по инерции, разваливаясь, после чего опрокинулся брюхом кверху и полетел к земле. Прах к праху.
        Литвинов, который шел у Ивана ведомым, тоже не промахнулся, вогнав ха-арошую порцию пуль крупного калибра в кабину «Мессера», снося ее до самого гаргрота. «Худой» свалился на крыло, и следовавший за ним «Мессер» едва увернулся, подставляя борт. Жилин «на автомате» выпустил очередь, буквально в упор. Мимо промелькнул узкий фюзеляж «Мессершмитта», изъязвленный дырищами, и полыхнуло огнем из пробитых бензобаков.
        - Есть!
        - Челышев, держись! Уходи со снижением! Всем смотреть в оба - меняйте профиль пикирования!
        - «Афоня»! Смотри хвост!
        - Внимание, группа. Идем с набором.
        - «Хмара», сзади сверху еще двое. Разворот!
        - «Рыба», уходи под нас.
        - «Дядя Миша», отбей!
        - Уже!
        - «Пятый», набери еще метров триста.
        - Я - «Пятый», принял.
        - «Худые» на хвосте! Отсекай!
        - Я - Бауков, атакуем вторую девятку. Бью ведущего. «Афоня», бей левого замыкающего, «Рыба» - правого.
        Жилин набирал высоту и не видел, что там творится с «Юнкерсами».
        - Бауков, как успехи?
        - Сбили ведущего, командир! И вся девятка ихняя расползлась, бомбы валят прямо в лес!
        - Спускайте всех!
        - Эт-можно!
        - Коробков! Сзади!
        - Твою ма-ать…
        - Что там?
        - Сбили Коробка!
        - Ах, ты…
        Жилин, набрав достаточную высоту, «уронил» самолет - тот понесся вертикально вниз, наращивая скорость с каждым метром. Чувствовалась невесомость, а в прицеле проплывала туша бомбардировщика. До нее было еще далеко, метров триста, но Иван вжал гашетки - если сверху вниз бить, пули не должны растерять убойной силы.
        Левое крыло «Юнкерса» испятнали попадания, потек дым из пробитого бензобака, пыхнуло пламя, занялось…
        Но Жилин уже не смотрел на подбитого бомбера, он провожал глазами «мигаря», косо идущего к земле, стелившего за собой клубистый черный шлейф.
        Поголовье «Мессершмиттов» сократилось наполовину, три бомбовоза горели на земле, четвертый уходил на запад, хотя все крыло у «Ю-88» было охвачено пламенем. Далеко не уйдет…
        Сверху вниз опали светившиеся малиновым трассеры, прочерчивая дымное небо слева от «мигаря». Жилин тут же сделал «бочку» со снижением, выполняя «кадушку» - так в летчицкой среде называют фигуру, закрученную неумехой, когда переданы элероны, опускается нос самолета и теряется высота. Но только так и можно было уберечься от вражеской атаки - «МиГ» ушел под своего преследователя, оказываясь за счет прибранного газа ниже «месса» метров на полста - и в хвосте. Иди сюда, родимый…
        Дав газу, Иван сделал «горку», ловя немца в прицел.
        Очередь измочалила «Мессеру» хвост, добираясь-таки до бензобаков. Рвануло, вышибая борт, ломая самолет пополам.
        Салют по Коробкову…
        - «Дядя Миша», тяни вверх.
        - Мотор чего-то не хочет…
        - Плавно, плавно нагружай! Не рви!
        - Понял… О, пошел!
        - Я - «Москаль». На десять часов, тридцать градусов ниже - три «худых».
        - Они уходят, командир!
        - Атакуем! «Хмара», прикрой.
        С пикирования одного «месса» сбили, досталось и драпавшему бомбовозу. Левым разворотом со снижением Жилин устремился на оставшуюся парочку, но те не приняли боя - резко свалились вниз, выходя из-под удара.
        И тут же ведущий «месс» с боевого разворота зашел в хвост Литвинову.
        - «Хмара»! На хвосте!
        Литвинов стал уходить «горкой», а Иван сделал глубокий вираж - истребитель заскрипел от перегрузки. Вздрагивавший «худой» вплыл в прицел. Короткая очередь.
        Добро пожаловать в ад.
        - «Хмара»! Бауков! Пристраивайтесь ко мне в правый пеленг, и набираем высоту!
        - «Дядя Миша» сбил последнего!
        - Мои поздравления. Группа, внимание! Надо доконать «Юнкерсы»!
        - Доконаем, командир!
        - Беречь патроны, не стрелять наобум.
        Улетавшие бомберы, лишившись прикрытия, форсировали моторы, но удрать от «мигарей» не могли. Атаковать «Юнкерсы» в лоб - чистое самоубийство, там полно стволов, а вот задняя полусфера у бомбардировщиков прикрыта слабее. Хотя, конечно, и отсюда можно получить сдачи.
        - Группа, разворот вправо на девяносто. Атакуем попарно!
        - Разворот!
        - Бьем ведущих! Пройти сквозь строй, не сворачивать!
        Стрелки с «Ю-88» зачастили, напуская веера очередей, голубые и зеленые трассы омахивали воздух убийственными веерами.
        Застучали пулеметы «мигаря», напуская пороховой вони, тут же добавил ведомый, уделывая «Юнкерс» в четыре руки - половина крыла отвалилась, крутанулась, увлекаемая мотором. Бомбовоз рухнул почти отвесно.
        - Я - «Москаль». Всем стать на свои места, уходим.
        - Командир, тут еще остались…
        - Бензин на исходе. Возвращаемся на аэродром.
        На стоянке Жилина встречал полковник Николаев. Иван еще не вылез из кабины, а комполка уже выкрикивал радостную весть:
        - Связались-таки с 3-й армией! Они отступают от нас к востоку, в сторону Налибокской пущи! Просили прикрыть!
        - Прикроем, конечно! - спрыгнув на землю, Жилин добавил: - Это славно, что связь есть, а то бы партизанили, как эти… Заправляемся по-быстрому! Еще эскадрилью дашь?
        - Това-арищ генерал…
        - Нет уж, ты у нас комполка, а не я.
        - Дам, конечно! Хоть две.
        - Нет, одна пусть будет в готовности.
        - Все вернулись? Что-то я сбился…
        - Коробкова сбили.
        - Вот же ж…
        - Товарищ полковник! - подскочил Литвинов. - Разрешите доложить! Восемь «Мессеров» сбили и полную девятку «Юнкерсов»!
        - Молодцы какие… - Николаев растерялся даже. - Ну, вы даете! Нет, правда, молодцы!
        - Рады стараться, - улыбнулся Жилин.
        - Майор Цагайко, ко мне!
        Сухопарый майор тут же подскочил и лихо отдал честь.
        - Майор Цагайко по вашему приказанию прибыл!
        - Назначаетесь командиром 1-й эскадрильи, - торжественно объявил комполка.
        - Есть!
        - Готовьтесь к вылету.
        - Есть!
        - А у меня еще одна новость, товарищи, - ухмыльнулся Николаев. - Пока вас не было, к нам колонна гражданских прибилась. Боевых гражданских! Они у немцев обоз отбили и даже захватили две полевые кухни с горячим обедом!
        Летчики издали голодный стон.
        - Двадцать минут на перекус!
        - Так точно!
        Как назывался тот суп или похлебка, что готовил немецкий повар, Жилин так и не узнал, но порцию свою схомячил живо.
        - Э-эх… - потянулся Литвинов. - Чайку бы сейчас… Или кофейку. С пирогом!
        - Проглот, - улыбнулся Иван. - Будет тебе и пирог, и кофэ, и какава с чаем! Все поели? Пять минут перекур - и по самолетам!
        Две эскадрильи поднялись в воздух двойками и построились правым пеленгом - двойки отходили в сторону и вверх, как ступеньки. Стали набирать высоту.
        Где-то там, дальше к востоку, отступали части 3-й армии. Красноармейцы устраивали засады, артиллеристы подкарауливали танки, прикрывая отход товарищей, но немцы упорно наступали, захватывая все больше чужой земли.
        Подразделения 3-й армии показались внезапно - под крылом самолета открылось неширокое шоссе, зажатое с двух сторон высокими соснами. Было видно, как бойцы шарахались, вскидывая винтовки - и радостно потрясали ими, узнавая своих по красным звездам на крыльях.
        - Я - «Москаль»! Качаемся!
        Пары быстро перестроились и заняли свои места правее от Жилина, со стороны солнца - светило всегда должно быть сбоку, чтобы оно не мешало нижним парам вести наблюдение. Размыкание пар по фронту и высоте не сковывало летчиков, зато видимость какая!
        Иван перевел группу в пологое снижение. Набранная высота позволяла разогнать истребитель, достичь высокой же скорости. А это обеспечивало не только внезапность, но и быстрый набор высоты.
        - Я - «Москаль»! Группа, внимание. Разворот!
        - Я - «Цагай»! Разворот!
        Обе группы, на скорости забравшись на «горку», развернулись, и снова заскользили в пикировании.
        - Я - «Хмара»! На три часа, двадцать градусов ниже - «худые»! Много!
        - Атакуем!
        Первого «месса» Жилин спустил как бы мимоходом - смахнул с небес короткой, но меткой очередью. Второй так легко не дался - ушел свечой вверх в полупетлю и свалился через крыло в пике. На руле поворота у «худого» полно было меток, похожих на шпалы - число сбитых. Ага, с полсотни есть. Ла-адно…
        Пора тебя валить, братан. Чисто конкретно.
        Выворачивал на «горку» Иван круто - в глазах темнота, - зато набранная скорость сама взогнала самолет в вертикаль. А вот и «брателло» нарисовался…
        То ли просчитав русского, то ли почуяв что, а только немец дернулся, отворачивая в сторону, уходя с линии огня. Это было рефлекторным решением - и неверным.
        - Отвечаю!
        Короткая очередь, еще одна. Первая по мотору, вторая по кабине. Отлетался, братан…
        Всю неделю, до конца июня, 122-й ИАП бил фрицев с безымянного аэродрома. Треть «МиГов» сбили немцы, а остальные больше всего походили на решето - замызганное сравнение, но верное. Ремонт привел бы «мигарей» в чувство, так сказать, вот только мастерские были далеко, а враг - близко.
        К 29-му числу в строю оставалось лишь восемь истребителей. В тот же день Жилин отправился в полет. Он и еще семь пилотов.
        Прикрывая с воздуха красноармейцев и командиров, выходивших из окружения, двое летчиков не вернулись - погибли смертью храбрых. Досталось и Жилину - «худой» открыл огонь по кабине «МиГа», и попал.
        Иван на собственной шкуре ощутил, каково это - быть нашпигованным. Пули или осколки впились в ноги, в руки - в сапогах захлюпала кровь, да и в перчатки ее натекло изрядно.
        Закружилась голова. Жилин летел, будто в тумане, даже звуки отдалились. Мелькнуло брюхо «Мессершмитта», и пальцы, будто сами, нащупали гашетку, вжались…
        Длинная пулеметная очередь ушла «худому» в двигатель, и тот запороло - немецкий истребитель, пролетев по инерции, камнем пошел вниз. Туда тебе и дорога…
        Где-то вверху пролетал второй «Мессер», но ему наперехват бросился Варакин.
        Не имея боеприпасов, он пошел на таран, врубаясь винтом в хвост «худому». Вниз посыпались оба.
        Краем глаза Иван заметил раскрывшийся парашют и всем сердцем пожелал, чтобы спасся русский…
        Впрочем, все эти подробности Жилин разобрал позднее, а в момент посадки он, что было мочи, крепился - лишь бы не потерять сознание.
        «Мигарь» описал змейку, прошмыгнул между воронок, и только в конце полосы его занесло. Приехали…
        Выбраться Ивану помогли, он узнал Николаева, после чего - тьма…
        …Очнулся Жилин под вечер. Судя по всему, его и других раненых расположили на опушке, под маск-сетью.
        Наверху бухало, а неподалеку сидели в рядок пилоты 122-го полка.
        Их было немного, но они были.
        - Очнулись, товарищ генерал? - сказал обрадованно Долгушин. - Ну и славно… А мы в Москву собрались! Выводят полк в тыл.
        - Это правильно… - просипел Иван.
        - Доктор сказал, с вами нормально будет. Дырки он заштопал. Только крови много вылилось, а так… До свадьбы заживет! - тут Сергей мучительно покраснел. - Я хотел сказать…
        - Брось. Все путем. Когда выбираемся отсюда?
        - А как стемнеет!
        Ближе к ночи фрицы угомонились, да и нечего стало бомбить на поле аэродрома - бензин в цистернах кончился, да и было его немного, боеприпасы тоже подошли к концу, а несколько дырявых «МиГов» Николаев приказал сжечь. Ну и правильно…
        - В машины! - разнеслась команда.
        Дорогу Жилин не запомнил - впечатлений не осталось, зато ощущений было вдоволь, и далеко не самых приятных.
        Хорошо еще, что кости целы и глаза. А мясо нарастет…
        Машины шли до Минска. Там была пересадка на поезд.
        Через Оршу и Смоленск - в Москву. 1 июля добрались до Можайска, летчиков разместили в гостинице.
        Жилин, не желая отправляться в госпиталь, держался со всеми вместе, только передвигаться приходилось с помощью однополчан.
        На следующий день прибыли в Москву.
        Поселились в Петровском путевом дворце, что возле станции метро «Динамо» - его передали Военно-воздушной академии имени Жуковского. Саму академию эвакуировали в Свердловск, и в ее стенах обосновался штаб Авиации дальнего действия.
        Ну и для «безлошадных» из 122-го ИАП местечко нашлось.
        Шла вторая неделя войны…
        В. ПОНОМАРЕВ, ТЕЛЕФОНИСТ 157-ГО БАО 36-Й АВИАБАЗЫ:
        «Вместе с нами под Зельвой прорывались из окружения остатки какого-то танкового соединения, в котором остался всего один танк «Т-34». Командовал им генерал в танкистском комбинезоне.
        Когда мы пошли на прорыв, генерал сел в танк, и тот устремился вперед. Танк раздавил гусеницами немецкую противотанковую пушку, прислуга едва успела разбежаться.
        Но, на беду, он двигался с открытым башенным люком, и немецкий солдат бросил туда гранату.
        Погиб экипаж танка и генерал вместе с ним. Был этот бой, если не ошибаюсь, 27 июня.
        Несмотря на огромные потери, мы все же вырвались из этого пекла и пошли в сторону Минска».
        Глава 9
        «Спиритический сеанс»
        Жилин расположился в одном из кабинетов учебного корпуса.
        Скрипучая раскладушка вполне его устраивала, особенно после сытного обеда.
        Долгушину, правда, этого показалось мало - с другими молодыми пилотами он отпросился в город. Решила молодежь чуток гульнуть - в ресторане «Метрополь».
        Иван осторожно поднялся и прошелся по кабинету, гулкому и полупустому - мебель, обтянутая старыми простынями, была сдвинута к стенам. У окна чахла пальма в кадке - Жилин полил ее с утра. Соседка все-таки.
        Широкие штанины скрывали забинтованные ноги, но вот распухшие ступни в сапоги просто не влезали, так что пришлось генерал-лейтенанту вышагивать в разношенных шлепанцах.
        Бинты на руках и боку тоже мешали упаковаться по уставу, а посему Иван набрасывал китель на плечи, являя собой образ раненого, но не сломленного полководца.
        Фыркнув насмешливо, Жилин прошаркал к окну.
        Москва выглядела настороженной, но пока находилась она в глубоком тылу. По двору гуляло несколько летчиков из 122-го ИАП, других здесь просто не было. Сплошь лейтенанты, они вели себя неуверенно. Слишком уж резкая смена: от скрежета, воя, рева, гула войны - к тишине нестойкого мира.
        Летчики испытывали смущение - командировка казалась им невольным дезертирством. В двух сутках езды от Москвы люди гибнут, а они тут прохлаждаются…
        Жилин усмехнулся. Это не отдых, ребята, а всего лишь краткая передышка. Получите вы новые машины, облетаете - и на фронт…
        На подъездной дорожке блестел черным лаком «Опель-капитан», подозрительно похожий на будущую «Победу». Кто-то приехал, видать. В больших чинах.
        Из коридора донеслись шаги, и Жилин нахмурился. Только теперь он ощутил опасность - неделю назад его должны были арестовать. И кто мешает сделать это сегодня?
        В двери постучали, и тут же створка приоткрылась. Внутрь заглянул плотный, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил со светлыми, зачесанными назад волосами.
        Его простое, крестьянское лицо носило въевшийся отпечаток властности. Это был генерал Власик, начальник личной охраны Сталина.
        - Павел Васильевич? - сказал он энергично и улыбнулся: - Узнаете?
        - Как не признать, Николай Сидорович. Проходите. Садиться не предлагаю, некуда.
        - Постоим! - хохотнул Власик. - Мы не гордые. Вы один? А жена ваша? Мария, да?
        Жилин кивнул.
        - Мария погибла в первый же день. Ее «Як» сгорел.
        - Извините…
        Посерьезнев, Николай Сидорович открыл кожаную папку, которую держал в руке, и достал оттуда пакет.
        - Это вам, Павел Васильевич.
        На пакете ничего не значилось, а внутри лежал сложенный лист бумаги, на котором размашистым сталинским почерком было написано:
        «Тов. Рычагов!
        Мы знаем о вашей деятельности, направленной против немецко-фашистских захватчиков, однако не считаем полезным - пока - поручать вам дела, требующие большой ответственности. Надо сначала заслужить доверие. С 30.06.41 вы назначаетесь командиром 3-й эскадрильи 122-го ИАП.
        Это письмо получено вами потому, что мы убедились - все, что касается июньских событий, о которых было сообщено в известной тетрадке, полностью соответствует действительности.
        Надеюсь, вы по-прежнему способны «вызывать духов», тов. Рычагов? Тетрадка содержит сведения о том, что происходило в 1941 - 1945 годах. Нас интересует, что происходило после войны. Кратко и сжато, с указанием дат и фамилий. Настоятельно прошу указать дату моей смерти. Ответ передадите с Власиком».
        Внизу стояли печать и подпись красным карандашом: «И.Ст.»
        Иван перечитал письмо и аккуратно сложил листок.
        - Мне поручено дождаться ответа, - сказал Власик.
        Жилин кивнул.
        - Бумага есть?
        - Вот.
        Николай Сидорович протянул Ивану с десяток листов, пронумерованных и отмеченных в углу бледно-фиолетовыми штампами «ОВ» - «Особой важности».
        Достав самописку, Жилин кое-как притулился у подоконника.
        - Я подожду на улице, Павел Васильевич.
        - Хорошо. Постараюсь не задержать.
        Власик кивнул и вышел, а Иван принялся живописать будущее.
        Хотя, чем он мог помочь вождю?
        Упомянуть о месторождении алмазов в Якутии или в Западной Сибири? А где конкретно? На какой глубине?
        Даже в тетрадке, которая оказалась на столе перед Сталиным, Жилин честно признался, что не все изложенные факты он помнит точно, а посему, дабы не ошибиться, приводит «расплывчатые» даты, вроде «в конце месяца» или «в начале лета».
        Хотя многое помнится точно: Смоленское сражение и Витебское, Сталинград, Курская дуга - он там был, воевал и выжил.
        Но и в этих, четко датированных событиях, кроется семя несбыточности - если Ставка воспользуется «премудрой тетрадкой», стратегия изменится, поскольку другой станет реальность. И есть надежда, что губительных ошибок, допущенных «в тот раз», удастся избежать.
        Планы германского Генштаба останутся прежними вплоть до 42-го года - хваленый немецкий орднунг просто не позволит даже Гудериану или Клейсту менять время и ход разработанных операций. Однако перемены с советской стороны повлияют на даты - они «поплывут». Уже поплыли.
        Вроде бы все происходит так же, как и тогда, но с запаздыванием в два-три, в три-четыре дня. И это не просто перерывы, да передышки - это несколько «лишних» суток, чтобы бить врага и отходить, сохраняя боевые порядки.
        Об этих изменениях Сталин предупрежден, но это все тактика да стратегия. А техника?
        Что он знает о конструкции турбореактивного двигателя или простенького «компутера» вроде БЭСМ?
        Или, скажем, такая дрянь, как напалм. Он бы с удовольствием забросал напалмовыми бомбами немецкие окопы - грейтесь, арийцы недоделанные! - да только что это такое - напалм? Из чего его делать и как? Все, что удержалось в памяти, касается самого названия - «сборки» из нафтеновой и пальмитиновой кислот. Напалм. Загущенный бензин, короче.
        И как, здорово это поможет оружейникам? Ну хоть намек…
        Хоть что-то. И Жилин начал:
        «Товарищ Сталин! Пишу, как медиум, под диктовку того, кого вы называете «духом»:
        Под руководством Л. Берии советские ученые (И. Курчатов, Ю. Харитон и пр.) успешно завершили Атомный проект - урановая бомба была взорвана на полигоне под Семипалатинском в 1949 году.
        Стараниями А. Туполева был создан стратегический бомбардировщик «Ту-4», а затем и «Ту-16», способный сбросить бомбу на американские базы.
        К сожалению, прагматичный президент Рузвельт умер в апреле 1945-го, а ему на смену пришел недалекий Трумэн, готовый развязать атомную войну против СССР. К тому же стал призывать и Черчилль. Началась «холодная война» - Америка и хотела бы напасть, но боялась ядерного возмездия, поскольку СССР был единственной страной, способной уничтожить Соединенные Штаты.
        Советский Союз стал сверхдержавой наравне с США, поделив мир на сферы влияния - в 1959-м к нам примкнула Куба, потом - Вьетнам. Еще раньше - Северная Корея (Южная Корея стала союзником США) и Китай.
        В Европе социалистический выбор сделали Румыния, Болгария, Венгрия, Чехословакия, Югославия, Польша и ГДР - Германская Демократическая Республика.
        (Сразу скажу, что сорок лет спустя все они нас предали, кроме, разве что, Кубы, не продавшейся американцам. Самое обидное, что сотни тысяч наших солдат умирали за всяких там поляков, а в XXI веке всякие там поляки рушили памятники советским воинам-освободителям.)
        А в 1952 году был затеян вооруженный переворот в СССР.
        В декабре арестовали генерала Власика, а в марте 1953-го якобы умер товарищ Сталин.
        Последними, кто видел вождя живым, были Хрущев, Булганин и Маленков. Имею подозрения, что именно они «помогли» скончаться Иосифу Виссарионовичу.
        К примеру, целые сутки никого не пускали к умершему. Думаю, что при Власике ничего подобного случиться не могло.
        Хрущев взял верх над Маленковым и Булганиным.
        Никита Сергеевич арестовал и расстрелял Берию, в чем ему помог Г. Жуков. Но «маршал победы» не удержался на посту министра обороны - Хрущев лишил его постов и отправил в ссылку.
        А на ХХ съезде КПСС Никита развенчал «культ личности», свалив все беды и преступления на почившего Сталина.
        Сталинград был переименован в Волгоград, тело вождя было вынесено из Мавзолея, где значилось: «Ленин - Сталин».
        Молотов, Каганович и прочие были удалены, Судоплатова, как «приспешника Берии», посадили в тюрьму. Та же участь постигла и Василия Сталина.
        Так Хрущев и стал «вождем».
        При нем пострадала и экономика, и армия, и флот, и внешняя политика: чуть было не случилась война с Америкой, а с красным Китаем мы стали врагами. Подробнее: в 1962 году случился так называемый «Карибский кризис» - Хрущев разместил на Кубе ракеты с ядерными боеголовками, способными поразить США. Американцы перепугались и едва не учинили войну с СССР.
        С трудом удалось избежать конфликта, благодаря адекватному президенту Кеннеди (вскоре его убили наемники американского империализма - за планы расширения сотрудничества с Советским Союзом. Прикончили и любовницу президента Мерилин Монро, знавшую о новом курсе и, по слухам, желавшую переехать в СССР. А затем застрелили брата президента, Роберта, обещавшего раскрыть преступление).
        Руководитель Китайской Народной Республики Мао Цзэдун разорвал все отношения с СССР после скандального ХХ съезда и даже грозился напасть и захватить Сибирь.
        Хрущевский запрет на ведение личных подсобных хозяйств подкосил и скотоводство, и полеводство, а в начале 60-х мы дожили до позора - СССР начал закупать зерно за границей…
        Перебои с продуктами и зарплатами вызвали бунты трудящихся. Самое массовое выступление в Новочеркасске (1962 год) было подавлено войсками.
        Правда, 4 октября 1957 года в космос был запущен искусственный спутник Земли - С. Королев поспособствовал этому, создав первую в мире космическую ракету. В 1961 году полетел и первый космонавт - наш человек, летчик Юрий Гагарин.
        Ускоренными темпами шло массовое строительство дешевого жилья - типовые пятиэтажки не зря называли «хрущобами», но после бараков и это было счастьем.
        Много заключенных было освобождено из лагерей, хотя НКВД, переименованный в КГБ (Комитет госбезопасности), лишь усилил слежку за «неблагонадежными», исключая номенклатурщиков, которые как раз и являлись истинными врагами народа.
        В этом-то и заключалась главная пакость - Хрущев не просто расстрелял Берию, но и полностью вывел всех номенклатурных работников из-под «колпака» НКВД-КГБ, сделав их неприкасаемыми и неподсудными, что предопределило грядущий развал и распад.
        Образовался новый правящий класс. Коммунистам-номенклатурщикам было позволено все - иметь большие квартиры и дачи, открывать счета в заграничных банках, устраивать своих детей на «тепленькие» места.
        Социальное расслоение было выражено ярче, чем в странах империализма, и напоминало феодальные порядки, особенно в братских республиках, где ко всему прочему в рост пошел национализм.
        В 1964 году произошел новый переворот - тихо свергли Хрущева. Его место занял Леонид Брежнев. Человек компанейский и незлобивый, он любил жизнь и не мешал жить другим.
        Идею строительства коммунизма к этому времени окончательно выхолостили, лишили реального содержания, превратили в абстракцию, в постыдную мечту, которой надо стесняться.
        Попытки развития экономики прекратились в 70-х годах, когда СССР построил несколько трубопроводов в Европу и стал за валюту продавать нефть и газ из Сибири (месторождения в Самотлоре, Уренгое, Нижневартовске).
        Начался застой, а в 1985-м генсеком КПСС избрали Михаила Горбачева, слабака и болтуна, выдвиженца либерального крыла в партии (надо полагать, что при Берии этим пособникам буржуазии не удалось бы занять свои позиции).
        Начал он вовсе не с поднятия и укрепления народного хозяйства, как в соседнем Китае (к 2015 году КНР обладает самой сильной экономикой в мире, опережая даже США), а с политики «гласности», позволив интеллигентам-говорунам брехать на весь свет, охаивая «сталинизм», пугая дурацкими страшилками о «кровавой гэбне», высмеивая все советское и пуская слюни умиления перед мелкобуржуазными радостями капита - лизма.
        Начался разброд и шатания, националисты вышли на улицы.
        (Сказались изъяны ленинской национальной политики - имея право выхода из состава СССР, «братские» республики воспользовались им. Полагаю, что план «автономизации» позволил бы сохранить единство страны и не дал бы столь сильный импульс национализму. Пусть бы оставались советскими республиками, но без атрибутов государства - Верховный Совет должен быть один на всю страну, а «братские республики» пускай довольствуются исполкомами, как в областях или краях. И никаких Компартий Украины и прочих! Единственно - ВКП (б), одна на всех. И никаких поблажек нацменам.)
        За пять лет Горбачеву удалось развалить КПСС и весь соцлагерь в Восточной Европе, а огромную систему военных городков, аэродромов, баз в Польше, Чехословакии и ГДР он отдал «за просто так», заручившись честным словом НАТО (военного блока капиталистических стран Европы, Канады и США), что они-де не станут расширять свои базы на восток.
        Президент США выразился кратко об этом сраме: «Мы победили СССР в «холодной войне»!»
        Весной 1991 года встал вопрос: сохранять ли сам СССР?
        На референдуме народ высказался «за» - где 70, а где и все 90 процентов населения хотели жить в «великом, могучем Советском Союзе».
        Однако либералы, продавшиеся Западу, исполнили «великую американскую мечту» - развалить СССР, чтобы Америка осталась в гегемонах.
        В августе 1991-го должно было состояться подписание нового союзного договора, и тогда первый секретарь Свердловского обкома Борис Ельцин устроил мятеж.
        Осенью того же года он поделил власть и территорию с представителями Белоруссии, Украины, Казахстана и пр.
        СССР не стало.
        «Независимая» Российская Федерация стремительно нищала, исполняя любые прихоти американцев.
        Если советского министра иностранных дел (с 1957 года) А. Громыко на Западе уважительно называли «Мистер «Нет», то ельцинский министр А. Козырев получил прозвище «Мистер «Да» - он занимал позицию прогиба в манере «Чего изволите?», исполняя любые приказы США и их приспешников.
        Экономика рухнула, тысячи заводов были разрушены и разворованы, преступность зашкаливала - бандитские элементы проникли во все кабинеты, вплоть до самых высоких.
        Нефтяную промышленность отдали «по блату» приближенным Ельцина, и те мигом стали миллиардерами. То есть та самая партийная верхушка, выведенная Хрущевым из-под надзора НКВД, превратилась в рассадник новой буржуазии.
        Так социалистической стране был привит государственный капитализм олигархического типа.
        Сейчас у власти новый президент - В. Путин.
        Путину удалось стабилизировать положение в стране, восстановить армию и флот.
        Создается Евразийский союз, куда пока вошли Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Армения.
        А вот на Украине, с подачи американцев, устроили фашистский путч - к власти пришли бандеровцы, развязали войну против Донецкой и Луганской областей.
        Донбасс восстал против украинских фашистов, за это их обстреливают из пушек, бомбят, а когда берут в плен - пытают и расстрели-вают.
        А шахтеры дают сдачи - бьют бандеровцев, те драпают, бросая бронетехнику. Среди ополченцев Донбасса много добровольцев из России - ненависть к фашистам у нас в крови.
        Что дальше? Не знаю.
        Хотелось бы увидеть «великий, могучий» Евразийский союз в полном составе. Вот только позволят ли этого добиться противники Путина - все эти либералы с демократами? Вот в чем вопрос.
        Империализм реально загнивает: в Европе законом разрешены однополые браки - между гомосексуалистами, а святые понятия «мать» и «отец» заменены «политически корректными»: «родитель А» и «родитель В». Дальше, как говорится, некуда.
        Скольких бед и потерь мы сумели бы избежать, если бы после победы в войне с фашизмом сохранили СССР, чтобы в экономической борьбе победить капитализм!
        Тогда можно было бы с уверенностью говорить и о победе коммунизма. По сути дела, капитализм - чисто мещанский строй, и философия либерализма есть выражение мещанства.
        Свобода, которой добиваются либералы, - это снятие с человека обязанностей и долга, которые перекладываются на государство, а индивидууму предоставляются все права.
        Если это не торжество эгоистичной натуры, доставшейся нам от общего с обезьянами предка, то что?
        Недаром европейцы, преуспевшие по части демократии и либерализма, сдавались в эту войну немцам, и только русские им противостоят.
        Просто наши мозги не засорены извращениями либеральных умов, мы не чтим «общечеловеческие ценности» и презираем мещанство.
        Именно поэтому и победим!»
        Перечитав написанное, Жилин стал править текст, дополняя сносками и примечаниями.
        Вместить события 70 лет после Победы на несколько листков было трудно, почти невозможно. Поневоле опускались хунвейбины и полпотовцы, Шарль де Голль и Чубайс, «Аль-Каида» и «Перестройка», ДДТ и «Ориндж эйджент», полет на Луну и компьютеры, колониальные войны и кокаиновые короли, хиппи и стиляги…
        Но главный тренд, как говаривал - будет говаривать! - его зять, он-таки прочертил.
        Разминая пальцы, Иван вложил исписанные листки в пакет и поднялся с кряхтением.
        «Точно, как дед…»
        Выглянув в коридор, Жилин увидел Власика, задумчиво курившего у окна.
        - Готово, Николай Сидорович.
        - Ага! - оживился тот.
        Вытащив пробку из бутылочки с клейстером, Власик аккуратно заклеил пакет и сунул в папку.
        - До свидания!
        - До свидания.
        Прошаркав к окну, Жилин смотрел, как телохранитель Сталина покидает здание и садится в машину. Вскорости «Опель-капитан» покинул пределы академии. Поправив китель, Иван проворчал:
        - Ну что, комэск? С назначением тебя!
        Е. КОВАЛЕВА:
        «Бригада держала удар, но потом прорвали справа. Смяли роту 1-го Ворошиловского…
        В «окно» пошли танки. Первый раз я передавала открытым текстом и… матом. Я даю радиограмму, а мимо едет повозка с ранеными. На ней лежит наш красавец, казак Коля.
        Высокий, стройный парень… Ранение прямо в лицо. Можете себе представить, он лежит, а у него все залито кровью. А у второго, Иван Ивановича, - так называли одного молодого парнишку, разведчика, - видно, как сердце работает.
        Подумала, что только бы их успеть отправить, и начала запрашивать самолет. Но тут нас засек немецкий «худой» и начал обстреливать. Из домика лесника мы с Виктором выскакиваем, перебегаем по поляне, а немец по нам сверху бьет, да еще второй прилетел. Мы перебегаем, прячемся за деревья. Потом чуть дальше забрасываем антенну и продолжаем передачу. А в Москве у приемника кто-то опять спит: «Дорогой товарищ, вас плохо слышу». Тут бьют вовсю, и насмерть, а она плохо слышит!»
        Глава 10
        Комэск
        3 июля полк отправился в Рязань, в Высшую школу штурманов, принимать истребители «МиГ-3».
        С Центрального аэродрома Москвы до Рязани летели на старом «ТБ-3», неуважительно прозванном «туберкулезом».
        Летного состава набралось, чтобы сколотить всего тридцать два экипажа - три эскадрильи по десять самолетов, плюс комполка и его зам.
        Уже 5-го числа поступила команда - перелетать в Монино.
        К этому времени 122-й ИАП стал двухэскадрильным: 2-я эскадрилья, где служил Долгушин, стала отдельной и убыла на аэродром в Царево Займище[20 - В нашей реальности это произошло позже.].
        Николаев так и остался командиром полка, «рулить» 1-й эскадрильей поставили капитана Цагайко, а 3-я досталась Жилину.
        Иван не слишком заморачивался несоответствием своей должности и звания, да и его летуны относились к ситуации с пониманием.
        Дескать, проштрафился человек, с кем не бывает. Пущай теперь зарабатывает «высокое доверие»… А Жилин только рад был.
        Ведь в первые дни войны Иван просто лихо партизанствовал, хотя именно он пустил круги по воде, взбаламутил застойный прудик, разогнал ряску - вовремя поднял три авиадивизии.
        Да, сотни самолетов сгорели, но не на стоянках, как бывало в той истории, а в бою, сбивая «Мессершмитты» да «Юнкерсы». Вон, 5 июля скоро, а Минск до сих пор не взят! И все же, кем он был, генерал-лейтенант, при 122-м полку? А никем!
        Прибившимся летуном, цыкнуть на которого не позволяло звание. А теперь он - комэск. Что же до постов…
        Однажды Павел Васильевич Рычагов уже «взлетал» - и его чуть было не «сбили». Хватит.
        Теперь очередь Ивана Федоровича Жилина.
        Можно сказать, миссию свою он выполнил. Да, положить перед Сталиным ноутбук, куда чисто случайно закачались карты немецкого Генштаба и ТТХ «Тигра», у него не получилось, но главное было сказано. Отныне вождю известно, кто из его генералов негодный вояка, а какого хоть сейчас в полководцы.
        Того же Черняховского. Или Горбатова. Или Говорова.
        Есть еще люди в русских селеньях, способные сражаться по-суворовски!
        Правда, одни лишь рокировки, замены неспособных «генералов мирного времени» мало что решат. Тому же Черняховскому или Катукову необходим опыт, а он с рождением не дается, навык одержания побед приобретается в боях.
        Выдвигать таких людей надо, это жизненно важно для страны, но одними кадровыми перестановками не обойтись. Сколько раз в первую неделю июня советские военачальники переходили в контрнаступление и были биты!
        Сильного врага не одолеть с наскоку, даже с помощью массового героизма и такой-то матери. Осуществлять глубокие прорывы способны только механизированные части, где в единый кулак собраны танки, мобильная пехота на бэтээрах, самоходные артиллерийские установки и зенитки, плюс достаточный парк грузовиков, способный вовремя подвозить топливо и боеприпасы.
        Танки - главные «штурмовики», но без поддержки пехоты они уязвимы. САУ призваны истреблять немецкие «панцеры», а самоходные зенитки вроде будущей «Шилки» должны прикрывать моторизованную бригаду от налетов Люфтваффе - все эти элементы целого выполняют свои функции, слагаемые победы.
        А нынче и складывать-то нечего.
        Сколько немцам досталось целеньких танков, в которых иссякло горючее! А сколько полков было буквально растерзано с воздуха на переправах!
        Жалко. Стыдно. Но понятно.
        Иван не переоценивал свои заслуги, прекрасно понимая, что до коренного перелома в войне еще ой как далеко. И все же перемены есть, и они будут нарастать, даже если сталинские назначенцы упустят момент, недоглядят, недотумкают… не придадут значения…
        А Жилин сразу же принялся использовать служебное положение «в бескорыстных целях». К примеру, новенькие «МиГи», переданные полку, почти не оборудовались рациями, а по тем, которые на них все-таки стояли, переговариваться было сложно - попробуй угадай, что тебе передают, ежели голос напрочь забит помехами. Но Иван был тверд. «Немцы самолет самолетом не считают, - сказал он Цагайко, - если на нем нет рации. Радио - это связь! Это предупреждение пилоту, на которого заходит «Мессер», это команда, это все! Как управлять эскадрильей без связи? Крыльями махать? Так нельзя же постоянно выглядывать комэска, надо же еще и машину вести, и немцев бить! А насчет помех…»
        Жилин потратил всего полдня, но зазвал-таки в полк дельного радиоинженера, негодного к строевой, но весьма довольного тем, что и ему удастся повоевать. Условие у инженера было всего одно - чтобы ему выдали настоящую военную форму.
        Звали его Виктор Бубликов. В своих круглых очках, вечно встрепанный, Витя здорово походил на выросшего, но не шибко повзрослевшего Гарри Поттера.
        Летчики посмеивались, глядя на него, нескладного, как подросток, но сияющего, гордо оглаживающего новенькую гимнастерку.
        Впрочем, скоро Бубликова зауважали - с паяльником и отверткой он творил чудеса. Грамотно заэкранировав двигатели, настроив как надо рации, он добился того, чтобы летчики хорошо слышали друг друга в полете. Что и требовалось доказать.
        Витёк даже кнопку передатчика переставил поближе к сектору газа, чтоб удобней щелкать…
        …Жилин отмахнулся от приставучей пчелы, и та обиделась - ужалила.
        - Ну и дура, - пригвоздил ее Иван, ногтями цепляя жало.
        Раны еще ныли, но подживали хорошо. Правда, сапоги по-прежнему не налезали, поэтому старый интендант сыскал где-то мягкие бурки - и опухшим «лапам» было удобно, и на форменную обувь похоже.
        Жилин устроился на пустом снарядном ящике в зыбкой тени берез и благодушествовал.
        Рычагова в эти самые дни лупцевали бы в тюряге, выбивая признание, а он жив и почти здоров. Иногда только сердце щемило, как вспоминалась Мария - такая жизнерадостная, живая…
        Была.
        Или он, старый, черствый дед, или это сам Рычагов, какой-то долей своего сознания задержавшийся в теле, печалится о погибшей жене? Бог весть…
        Жилин вздохнул и решил переключиться на мировые проблемы.
        Он понятия не имел о том, захочет ли его видеть и слушать Сталин.
        Если будут вопросы насчет того, что случится после войны, он обязательно ответит. Постарается вспомнить.
        Но все дело в том, что ныне, когда реальность меняется, многих событий в будущем можно и нужно избежать. Война войной, но и сейчас стоит подумать о будущем мире. Нет, именно сейчас, потом будет поздно!
        Ведь основная мразота - не в Германии, а в Америке. Улыбчивые янкесы - вот от кого будет исходить подлинная угроза. Что - немцы? Русские и раньше с ними воевали, но тут все по-честному. Почему пограничное сражение в июне обернулось трагедией? А потому что бардак был страшенный, армия совершенно не готова, ни низы, ни верхи.
        Если уж искать виновного, то можно пальцем ткнуть в Ленина и Троцкого, разваливших старую царскую армию и образовавших новую, свою - Красную. А школа? А богатейший опыт офицерства?
        Белый полковник Слащов бил «красных» даже тогда, когда у тех имелось двадцатикратное преимущество. Просто он знал, как побеждать, способен был брать не числом, а умением.
        Немцы тоже устроили революцию в 1918-м, но армию сберегли, генералов не расстреливали. И вот результат - напали и очень толково воюют.
        А что расстреляли всяких тухачевских в 1937-м, то репрессии мало повлияли на разгром РККА в 1941-м. Воистину талантливых полководцев среди казненных «троцкистов» не числилось. Лишь теперь, заплатив большой кровью за науку, Ставка выдвигает боевых генералов на посты, ранее занятые неумехами.
        Ну, в отношении кадров Иван сказал все, что знал, припомнил всех достойных, включая даже Жукова, которого недолюбливал.
        Вопрос в другом. Пройдет совсем немного времени, и американцы с англичанами начнут свою войну в Европе - высадятся в Сицилии, потом в Нормандии. С ничтожными потерями «освободят» Италию, Францию, Бельгию, Западную Германию.
        А красноармейцы будут кровь проливать, уничтожая десятки гитлеровских дивизий на отшибе, на нищих окраинах Европы - в Польше, Болгарии и так далее. Нельзя этого допустить.
        Конечно, в будущем году немцы будут еще слишком сильны, чтобы снимать с фронта хотя бы пару дивизий, но надо очень постараться, чтобы осенью 1942-го, или зимой, или хотя бы весной 1943-го опередить бравых «союзничков» и первыми десантироваться в Италии, на юге Франции.
        Ныне Красная Армия, если очень постарается, вполне способна будет изгнать фашистов с территории СССР уже в 1943-м. Только нужно добиться не отступления - немцев необходимо окружать и уничтожать. Или брать в плен - Сибирь велика, леса там навалом и на рудниках полно вакансий.
        И тогда же, в 1943-м, следует продолжать бить гитлеровские полчища в Европе, но не переходить границы Польши - незачем нашим умирать за неблагодарных пшеков, пусть сидят под «германом» и дожидаются освобождения от англичан или америкосов.
        Задача же Красной Армии и флота должна быть в ином: самим открыть «второй фронт»! Высадиться в Италии, во Франции и стремительно выдвигаться к Германии. Заодно и дуче придет кирдык.
        Что, капиталисты не позволят? Пусть только попробуют!
        Народ не поймет? У тех итальянцев, что уходят в партизаны, любимая песня - «Бандьера росса», то бишь «Красное знамя».
        Короче говоря, «Аванти о пополо!» - «Вперед, народ!»
        Чего ради кровь лить ради всяких там румын да пшеков?
        В самом СССР к этому времени уже не останется ни одного живого немца, не считая пленных, а освобождать Европу стоит лишь в том случае, если это будет выгодно Советскому Союзу.
        А выгода - это если народы под присмотром Красной Армии провозгласят ФСР - Французскую Социалистическую Республику, НРИ - Народную Республику Италия, ГДР - Германскую Демократическую Республику, и не от Одера до Эльбы, а в границах всего нынешнего Рейха.
        В этом случае страны соцлагеря станут мощнейшим противовесом США и Англии. Не видать тогда американцам Бреттон-Вудского соглашения, и «холодная война» не будет страшна.
        И тогда к 1944 году останется решить судьбу Восточной Германии и генерал-губернаторства, то бишь Польши, где скопятся недобитки из Вермахта и Люфтваффе. В любом случае, ожидать нового нападения Советскому Союзу не придется - у немцев не останется сил. И тогда вырисовываются два варианта - либо русские вместе с англичанами и американцами берут штурмом Берлин, либо англосаксы станут интриговать - сговариваться с немцами, чтобы «освобождать» Европу уже от русских.
        В этом случае нашим придется перейти границы Польши и Ла-Манш, зато к соцлагерю прибавятся Польская Народная Республика и СФРВ - Социалистическая Федеративная Республика Великобритания…
        Конечно, все будет очень непросто, возникнет масса вопросов: согласится ли Шарль де Голль на союз с коммунистами? Освобождать ли Испанию с Португалией? Что делать с целым выводком королей и королев? Как быть с Турцией - всю ее оприходовать или только проливы?
        Но как нет крепостей, которые не способен взять русский солдат, так и проблем без решения не бывает. Решим как-нибудь.
        Да и в Азии тоже надо действовать жестче: не разругаться с Красным Китаем, а влиять на Мао, вести свою игру. И пусть будет под боком не та Япония, куда американцы войдут, да так и не выйдут, а Японская Народно-Демократическая Республика.
        А после образования социалистической Великобритании надо тихо-мирно, без резни, освободить Индию…
        …Жилин усмехнулся и покачал головой. Его мечты можно легко назвать бреднями, но самое интересное заключается в том, что все эти контуры грядущего вполне реальны: война всегда являлась мощнейшим рычагом, способным воистину перевернуть Землю.
        Вон, отгремела Первая мировая, и что? Четыре империи развалились! А сейчас глобальный пожар бушует еще сильнее. Если упустить шанс, то во Второй мировой опять победит лишь одна держава - Соединенные Штаты.
        «Обойдутся!» - решил Иван. Отряхнувшись, он энергично зашагал к КП.
        На гербе СССР совсем не зря изображено Восточное полушарие…
        В. ЗАЙЦЕВ:
        «…И тут вдруг я увидел четыре внезапно появившихся около нас немецких самолета «Ме-109». Два из них сразу атаковали нас, но огня почему-то не открывали, - видимо, экономили боезапас. Они сразу же ушли на второй круг. У нас, между прочим, тоже боезапас был израсходован - при штурмовке наземных целей. Единственным для нас спасением было максимальное снижение. И мы стали идти, почти касаясь волн.
        Во второй заход один из «Мессеров», заходя в хвост нашего самолета, резко сблизился с нами и… вдруг с левым креном исчез в волнах Черного моря!
        Оказалось, что мой стрелок Фарси Ганифанидов из-за того, что в его крупнокалиберном пулемете УБТ отсутствовали патроны, швырнул в немца пачку листовок - их нам давали для сбрасывания над территорией противника. Видимо, немецкий летчик, внезапно увидев веер белых бумаг - листовок, испуганно выполнил опасный маневр (крен или разворот) или на секунду выпустил штурвал. Это его и погубило.
        И что получилось? Руководитель группы этот самолет засчитал сбитым нами, за что мы потом были отмечены правительственными наградами…»
        Глава 11
        Вторая линия
        7 июля 122-й истребительный авиаполк перелетел в район Смоленска, на аэродром возле райцентра Белый, небольшого поселка около озера Щучье.
        Отныне полк входил в состав все той же, «родной» 11-й смешанной авиадивизии, приданной 13-й армии.
        В это самое время немцы брали Минск в двойные клещи[21 - Минск был взят 28 июня - в нашей истории.].
        3-я танковая группа Германа Гота вышла к Неману, но захватить мосты в Алитусе и Мяркине фашистам не удалось - советские «ишачки» разбомбили оба[22 - В нашей реальности, к сожалению, вышло иначе. Битва за Алитус завершилась 23 июня.].
        Форсирование Немана и сражение за Алитус сопровождалось «исключительно тяжелым танковым боем», как признался сам «папаша Гот», но фашисты все-таки прорвались на восточный берег Немана, неся большие потери.
        8-й авиакорпус фон Рихтгофена три дня подряд вел воздушные бои с 7-й и 57-й САД, пока «Мессершмитты» с «Юнкерсами» не обескровили авиацию 11-й армии, отступавшей к Вильнюсу и Каунасу.
        3-я армия отошла к Новогрудку, 10-я армия - к Слониму.
        4-я армия оставила Брест, переместившись к Пинску.
        Своевременное отступление не позволило Вермахту перерезать пути отхода РККА - красноармейцы не угодили в «Белостокский котел», хотя и потеряли многих убитыми из-за постоянных налетов Люфтваффе.
        С другой стороны, советские пилоты из 9-й, 10-й и 11-й смешанных авиадивизий ощутимо сдерживали беспредел «птенцов Геринга», прикрывая отступление Красной Армии[23 - Не стоит забывать, что даже в нашей истории советские летчики летом 1941-го уничтожили третью часть немецких самолетов.].
        И нет позора в том, что советские летчики потерпели-таки поражение. На старых машинах, без раций, зачастую имея по двадцать часов налета, они сразились с опытными немецкими пилотами, у которых за спиной опыт битвы за Британию, за Францию и прочую Европу. Сразились и не раз сбивали опытных летунов…
        …1 июля 2-я танковая группа Гудериана заняла Барановичи, подходя к Минску с юга.
        3 июля части 3-й и 4-й армий РККА, отступавшие в район Налибокской пущи, вступили в сражение с 47-м механизированным корпусом Вермахта у поселка Столбцы, в результате которого был полностью разгромлен 4-й стрелковый и 11-й механизированный корпуса.
        10-й армии пришлось тяжелее всех - ее дивизии попали под охват 3-й танковой группы Гота, но сумели-таки связать боем и задержать на сутки немецкий 39-й мотокорпус, пока не подошла 13-я армия под командованием генерал-лейтенанта Филатова.
        Однако ни вместе, ни порознь сдержать напор трех танковых дивизий Вермахта - около семисот танков! - красноармейцы не смогли и отступили к Минску.
        Остатки 10-й армии пошли на доукомплектование 4-й.
        2-я танковая группа Гудериана продвигалась с боями, отвоевывая каждый километр пути у 22-й и 30-й танковых дивизий 4-й армии и 20-го мехкорпуса 13-й армии.
        Лишь к 5 июля немцам удалось выдвинуться к Дзержинску[24 - В нашей реальности это произошло 28 июня.].
        6 июля фашистские танки, преодолевая сопротивление РККА, ворвались в Минск.
        В итоге противник нанес серьезное поражение Западному фронту, продвинувшись на глубину в триста километров.
        Семь «Армий второй линии» заняли оборону на рубежах Днепра и Западной Двины. Близилось Смоленское сражение…
        …А в это самое время авиаконструктор Лавочкин получил строгое предписание из Кремля: срочно готовить истребитель «ЛаГГ-5»[25 - Позже был назван «Ла-5».] к серийному выпуску, устранив все огрехи (список прилагается).
        Тем же манером озадачили Поликарпова и Туполева - в ГКО сочли архиважной задачей довести до ума истребитель «И-185» и бомбардировщик «Ту-2» (ФБ).
        Генералу «от артиллерии» Грабину было поручено доработать 85-мм пушку «Ф-30» и 107-миллиметровую «Ф-42» для танков «Т-34» и «КВ», а «творческому дуэту» Нудельмана и Суранова - заняться автоматической 37-мм пушкой для нужд авиации и бронетанковых войск.
        Самих танкостроителей тоже изрядно напрягли - «тридцатьчетверке» требовалась башня побольше (в предписании был рекомендован вариант шестигранной башни- «гайки»), а двигатель на «КВ» следовало ставить помощнее. Создатели знаменитого танкового дизеля В-2 тов. Чупахин и Трашутин «резко» взялись за дело, в тот же день тов. Шашмурин получил задание: в темпе разработать метод закалки обычных углеродистых сталей ВЧ-токами, дабы повысить ресурс танков[26 - Этот метод был внедрен Н. Шашмуриным в 1943 году.].
        При всем при том оба танка нуждались в надежной подвеске, а также в навесных экранах из стали дюймовой толщины, наваренных поверх брони в самых уязвимых местах.
        Мало того, инженерам и конструкторам было приказано собирать на базе «Т-34» боевые машины пехоты (БМП), вооруженные удлиненными пушками «НС-37» и крупнокалиберными пулеметами Березина, а также самоходные артустановки «СУ-85».
        Сотрудникам НИИ-20 товарищ Сталин поручал совершенствовать радиолокатор РУС-2 «Редут», продолжить работы над самолетным радиолокатором «Гнейс-2», а также разработать радиостанции мешающего действия[27 - Так в войну называли средства РЭБ.] для забивки немецких раций.
        В среде КБ и НИИ началось оживленное «шу-шу-шу» на тему великих перемен и переломов…
        Рано утром, по холодку, Жилин покинул землянку и вышел подышать. В теле ощущалась застарелая усталость, а выспаться по-хорошему не удавалось. Закроешь дверь - жарко, откроешь - комары. Зудят, гады, как те «Мессеры». Только и слышно - шлеп, шлеп! Сонная «ПВО» работает.
        Зевнув, как следует потянувшись, Иван умылся из бочки - холодная дождевая вода приятно освежила, добавила тонуса организму.
        Было еще темно. Стояло то время, когда ночь уходила, а предутренние сумерки еще не пришли. Лишь на востоке темень была чуток разбавлена серой акварелью, обещая рассвет.
        В ночи всякий звук разносился далеко и слышался ясно. Вот техник звякнул ключом, вот заскрипел насос.
        Тут и там зажигались и гасли фонари, калились красным раскуренные папиросы, доносился кашель да унылые матерки. Открылась дверь столовой, выпуская вкусные запахи и приглушенный свет. Хрупкая повариха с трудом опорожнила ведро, набрала свежей воды из бочки, загрюкала шваброй.
        Порядок прежде всего. Чистота - залог здоровья.
        Чихание да шипение мотора разнеслось по всему полю, и тут же грянул ревущий гул, показавшийся оглушительным.
        Жилин, не торопясь, прошел на КП. Николаев уже был одет и собран, только на щеке краснела полоса - «отлежал» на подушке. Видать, как лег комполка на бочок, да так и не переворачивался, пока не задребезжал старый-престарый будильник - полковник таскал его по всем частям. Талисман, дескать.
        Летчики вообще очень суеверны. Вон, даже его эскадрилья каждый вечер садится в полном составе чаи гонять, самовара едва хватает. И не просто так пьют, а чтобы «не порвалась связь времен». Дескать, не глотнешь чайку вечерком - не жди удачи с утра.
        Или Аганина взять - Борька в каждый полет прихватывает с собой губную гармошку. На счастье.
        Жилин мирился с этим спокойно, антирелигиозной пропаганды не вел. Зачем? Он знавал пилотов, которые с собой в кабину гитару брали или даже кота!
        Что делать? Когда ходишь по лезвию бритвы и не знаешь, вернешься ли с очередного задания, поневоле станешь ценить удачу, путая ее с судьбой.
        - А-а, Павел Васильевич, - проговорил Николаев. - Что, не спится?
        - Комары заели.
        - Ну, да. Этих паразитов тут полно - болото рядом. Та-ак… Ну, что? Как развиднеется, вылетаете к Днепру - там, севернее Могилева, немцы кучкуются. Готовятся к переправе. Танки, пехота… А рядом - аэродром и жэ-дэ-станция. Разведка доложила, что две девятки «Юнкерсов» и «стодесяток» с вечера там стояли.
        - Штурмовка?
        - Нет. Бомбежка. Будете «пешки» прикрывать. Вылет через час, не раньше, так что позавтракать успеете.
        - Ладно, пошел тогда.
        - Поднимай своих. Нечего дрыхнуть, когда командир не спит!
        И Жилин направился скомандовать: «Подъем!»
        На рассвете, когда красное солнце зависло над пильчатой кромкой леса, 3-я эскадрилья поднялась в воздух.
        - Я - «Хмара». Вижу «петляковых»!
        - Я - «Москаль». Пристраиваемся.
        «Пешек» было много - три девятки шли клиньями, как на параде.
        Двухмоторные, с разнесенными килями, бомбардировщики воплощали в себе холодную и безжалостную силу.
        - «Маленьким» физкульт-привет!
        - Наше вам с кисточкой, «большие».
        - Высота пять тысяч двести. До цели осталось десять минут.
        Видимость была хорошей - миллион на миллион, лишь далеко на западе в небе пушились облака. Под крылом самолетов медленно проплывали поля и лесистые холмы, петляла синяя лента реки, желтой неровной сеткой выделялись проселки, серели деревенские домики в зелени садов.
        Ближе к фронту показались колонны машин и телег, груды развалин, церковь с проломленной крышей, черные пожарища, остовы печей. У железной дороги мураши-ополченцы рыли противотанковые рвы, а дальше вся местность была источена окопами и траншеями, дзотами, землянками, артиллерийскими и минометными позициями, закопанными в землю танками.
        И все это дымилось, извергало огонь, клубилось залпами, взрывалось серо-желтыми фонтанами - шел бой.
        - Оттянуться! Танки справа.
        По дороге шла, поднимая облака пыли, растягиваясь больше чем на километр, серая колонна. Впереди - коляски мотоциклов, за ними коробки танков и десятки приземистых грузовиков с пехотой. На капотах «Опелей» и прочих «Бюссингов» краснели полотнища-фартуки с белыми кругами и черной свастикой посередине - опознавательные знаки фашистов.
        - Слушать всем! Я - «Ноль седьмой». К бою! Цель - аэродром. На цель выходим с юго-востока со стороны солнца. Атака целей - одиночно с пикирования. Цели выбирать самостоятельно. При атаке не растягиваться, прикрывать друг друга. Выход после удара курсом на восток. Сбор групп на маршруте. Перестроиться для атаки! Произвести боевое развертывание!
        Жилину было видно, как клинья «Пе-2» вытягивались чередой.
        - Разворот! Пошел!
        Пикировщики легли в боевой разворот, а небо вокруг них запестрело бело-черными шарами разрывов зенитных снарядов да пульсирующими нитями трасс скорострельных «эрликонов».
        Открылся аэродром - с десяток бомбовозов, прогревавших моторы, а парочка уже ползет по рулежке. Дальше на запад, за редкой лесополосой пряталась железнодорожная станция - широкий жгут рельсовых путей-нитей, черный остов сгоревшего вокзала, длинные коробки разрушенных складов, взорванная водонапорная башня.
        «Пешки» раскрыли бомболюки, легли на боевой курс, а потом по очереди бросились в пике, вываливая «сотки» на взлетное поле. Взрывы походили на вздыбившиеся деревья, вокруг стволов которых расходились кольцами волны пыли, пригибавшие траву и ломавшие самолетам крылья. Когда же бомба попадала в «Юнкерс» или «церштерер», то самолет разлетался на части.
        Но красивее всего рвались контейнеры, загруженные колбами с горючей смесью «КС». Когда они валились вниз, некоторые колбы лопались прямо в воздухе - смесь возгоралась, распуская гирлянды белого дыма. Они свивались и расплетались до самой земли, а затем вспыхивало яростное чадное пламя.
        - Потеряй еще двести метров! Так! Боевой!
        - Разрывы справа - пятьдесят метров! Теперь слева - тридцать!
        - Угол пикирования семьдесят градусов. Выдержи!
        - Вас понял! Выпускаю тормозные решетки!
        - Выводи! Второй заход по станции!
        Жилин, присматривая за «петляковыми», одобрительно кивнул. Правильно, а то многовато эшелонов скопилось на путях.
        «Пешки», переходя в пологое пикирование, ударили из пулеметов по станции - было хорошо видно, как падали на землю серо-зеленые фигурки солдат, как на платформах и крышах вагонов вслед за струями пуль бежали огоньки возгораний. А рядом в членистых цепочках составов густо рвались авиабомбы, разлетались куски искореженного металла, вырванных досок - весь железнодорожный узел затягивался рваной пеленой дыма и пыли.
        - Влево восемь! Еще! Стоп! Пошел! Выводи!
        - Бомбы ведущего звена и нашего цель накрыли. Заднего не видел…
        - Внимание! Справа сверху вижу восемь «Мессеров». Выходят на комэска.
        - Командир! Командир! Справа еще четыре «худых»! Дистанция - три километра.
        - «Эф-три»! Твоя левая пара, моя правая. Подпускай поближе. Надо продержаться всего семь минут. Это три-четыре атаки!
        - Маневр влево!
        - Заходят сверху и снизу!
        3-я эскадрилья, как на качелях, металась из пике на «горку», набирая и сохраняя скорость.
        - Маневр вправо!
        - «Эф-три», как ты?
        - Патроны на исходе!
        - Держись!
        - Ближе! Ближе!
        - Я - «Ноль десятый». «Маленькие», прикройте!
        - Я - «Москаль». Прикроем. Группа, внимание! Атакуем!
        Глава 12
        Трофей
        8 июля в ставке «Вольфшанце», что под Растенбургом, Гитлер созвал совещание, дабы уточнить, как воевать на Востоке дальше.
        Фюреру было известно о больших потерях Красной Армии, и этого ему было достаточно, чтобы преисполниться уверенности в скорой и окончательной победе над Советами.
        Адольф не принимал во внимание одну важную деталь: в отличие от европейцев, которые сразу сдавались в плен, не особо геройствуя, русские солдаты сопротивлялись отчаянно, ожесточенно, и Вермахту приходилось напрягаться в полную силу.
        Было решено окружить советские войска под Смоленском и уничтожить их. Убежденность Гитлера в осуществлении этого плана основывалась на том, что у командования Западного фронта якобы имелось в распоряжении всего одиннадцать дивизий.
        Большого внимания к себе эта задумка не привлекала, поскольку разгром Красной Армии в районе Смоленска мыслился немецкими стратегами как рядовая операция, как сам собой разумеющийся триумф в череде викторий «молниеносной войны».
        А потому и к продолжению наступления на Москву фюрер отнесся с пренебрежением: к чему, мол, задействовать в этой «большой прогулке» танковые дивизии? Обойдемся одной пехотой - доблестный Вермахт блистательно дотопает до Москвы и устроится со всеми удобствами на зимних квартирах.
        В сентябре или в октябре…
        А танковые группы Гудериана и Гота, как только они покончат с большевиками под Смоленском, стоит развернуть к северу и к югу, чтобы быстренько занять Ленинград и Киев.
        Киев - это юг России, это тучные черноземы, где так вольготно будет немецким колонистам, это Крым, это Донбасс.
        А Ленинград давал стране почти четверть всей продукции тяжелого машиностроения и треть - электротехнической промышленности, там находился порт для бесперебойного снабжения группы армий «Север». Взять Ленинград означало уничтожить Балтийский флот, закрепляя господство Кригс-марине, и можно было обезопасить поставки руды из Швеции и Норвегии.
        Так было и в прошлой истории, так повторялось и нынче.
        Но с существенной разницей: хоть и ослабленные, хоть и битые, но армии Западного фронта, заняв оборонительные рубежи по Днепру, привели с собой куда больше бойцов и матчасти.
        Танкисты, отступая, не бросили больше двух тысяч боевых машин, как тогда. Правда, около восьмисот танков было-таки оставлено, но почти все они по строгому, вовремя отданному приказу, оказались подорваны и годились разве что на переплавку.
        Удалось уберечь сотни орудий и самолетов.
        К тому же в прошлый раз Генштаб РККА был уверен, что в наступление под Смоленском перейдут всего лишь тридцать пять немецких дивизий, а в действительности их оказалось шестьдесят шесть.
        Теперь же, благодаря «премудрой тетрадке», Ставка создавала оборонительный рубеж с опорой на Днепр и Десну, на Полоцкий укрепрайон, на Витебск и Оршу и твердо знала, что о контрнаступлении думать рано: под Смоленском врага можно и нужно измотать, измучить, но не уничтожить, уж слишком велика орда.
        Живой силы и артиллерии, вступивших в сражение, у немцев было больше в полтора раза, самолетов - вдвое, а танков - впятеро больше, чем у русских[28 - В нашей реальности эти соотношения были куда хуже: людей больше в 1,5 раза, артиллерии - в 1,7, самолетов - в 3,9, танков - в 7 раз. 3-я армия не разворачивалась, а остатки 10-й армии пошли на доукомплектование 4-й.].
        Из семи армий «второй линии» нарком обороны Тимошенко выдвинул на передовую 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии, а во второй эшелон - 3-ю, 4-ю и прибывшую с Украины 16-ю армию.
        15 июля немцы перешли в наступление.
        По плану, основные силы 3-й танковой группы должны были продвигаться из района Витебска в обход Смоленска с севера на Ярцево, остальные с плацдарма, восточнее Полоцка, на Невель.
        2-й танковой группе вменялось нанесение сразу двух ударов: один из района южнее Орши на Смоленск и Ельню, другой - на Рославль.
        Самым уязвимым местом в обороне Западного фронта, насколько помнил Жилин, был стык 20-й и 22-й армий в районе Витебска.
        Поэтому выдвигавшаяся сюда 19-я армия под командованием генерал-лейтенанта Конева была переброшена самой первой, чтобы она успела сосредоточить и развернуть свои соединения.
        Успели - «лишние» пять или шесть дней, выгаданные в июне, дали чуток времени. При этом нерешительного Курочкина, командующего 20-й армией, сменил куда более жесткий Жуков, чей пост начальника Генштаба достался Василевскому, известному теоретику. Тем более что будущий «маршал победы» терпеть не мог штабной работы.
        Правда, армия Конева не сумела сдержать массированный танковый удар врага, но тут подоспела 22-я армия, не рассеченная, как в ином варианте истории, на две половины, и нанесла контрудар во фланг прорвавшемуся противнику.
        Упорное сопротивление врагу оказали защитники Полоцкого УРа. Оборонявшие его части 17-й стрелковой дивизии до 20 июля сдерживали наступление противника[29 - В нашей реальности - до 16-го.].
        В эти дни «папаша Гот» был вынужден признать, что германские войска несут большие потери, а моральный дух личного состава подавлен стойкостью советских войск, их неожиданными действиями и ожесточенной борьбой.
        Тяжелое положение сложилось на могилевском направлении, где оборонялась 13-я армия. 2-я танковая группа Гудериана форсировала Днепр как раз на ее флангах - бои не прекращались ни днем, ни ночью.
        На позиции 388-го стрелкового полка 172-й дивизии противник бросил крупные силы, но прорвать оборону с ходу не смог.
        Только за один день полк под командованием полковника Кутепова уничтожил тридцать девять танков и три самолета[30 - А вот это факты уже нашей истории и ими можно гордиться.].
        Но «Быстроходный Гейнц», как немцы прозывали Гудериана, все же прорвался к Днепру в местечке Копысь. Именно туда, на штурмовку переправы, и послали 122-й ИАП.
        - По самолетам!
        Жилин первым забрался в кабину. Прогретый мотор завелся сразу, пуская дрожь по хищному телу истребителя-перехватчика.
        Зеленая ракета взвилась над КП, и комэск порулил на старт.
        Разогнавшись, самолет стал вредничать - его потянуло в сторону.
        Иван дал правую педаль, «МиГ» выровнялся.
        Потянул мощнее, вот уже заднее колесо оторвалось от земли…
        Жилин плавно потянул рукоятку на себя…
        Взлет!
        Он переключил кран уборки шасси, и зеленые лампочки погасли, загорелись красненькие огонечки - самолет «поджал лапы».
        - Я - «Москаль»! - сказал Жилин. - Внимание, группе разворот. Курс девяносто.
        Ведомым самого Жилина снова стал лейтенант Алхимов. Николай быстро наловчился пилотировать «МиГ», пользуясь преимуществами самолета. Иван, конечно, никому не говорил, что Ерохин был лучшим ведомым, но «дядя Миша» с неделю, как пересел на штурмовик.
        Иван вздохнул. И снова бой…
        Единственно, что его продолжало смущать, так это пулеметное вооружение «МиГа», но ничего, калибр подходящий. Тем более что под крыльями висела парочка «ФАБ-50» и шесть «эрэсов», 82.
        Жить можно.
        - Я - «Москаль». Подходим к цели.
        Впереди заблестела на солнце река, словно гнутая полоса полированного металла. То протекал Днепр, а южнее едва виднелся Могилев. На западном берегу реки скопились танки Гудериана, просачиваясь на восток по понтонному мосту. Сверху их прикрывали «Мессершмитты», снизу - зенитчики.
        - На два часа, ниже тридцать градусов! Атакуем!
        Истребитель Жилина перевалился в крутое пике, разогнался и сбросил бомбы. Самолет сразу подскочил, «схуднув» на сотню кило.
        Иван решил облегчиться до конца, и выпустил все «РС-82» по скоплению бронетехники на берегу Днепра.
        Его ведущий повторил за ним, и вот уже вся эскадрилья щедро высыпала «ФАБы» - те стали рваться внизу, вспухая комочками огня.
        Эрэсы ударили веерами.
        Деталей с высоты не разглядишь, но было видно, как сверкают разрывы, как переворачиваются машины, как сдувает черные крапинки - немцев.
        Спустившись до четырех тысяч метров, Иван сразу же потянул вверх.
        - Группа, набираем высоту.
        - «Москаль»! «Худые»! Много!
        - Вижу. Идем с набором!
        - «Рыба», на тебя заходят!
        - «Хмара», уходим в правый вираж, живо!
        - Добре…
        - Колька, сзади пара! Разворачивайся на двести!
        - Справа «Мессеры», ниже!
        - Группа, атакуем попарно!
        - «Москаль», у тебя «Мессер» на хвосте!
        В самом деле - метрах в двухстах подкрадывался «худой» и уже водил носом, прицеливаясь. Жилин резко дал ручку от себя, утопил правую педаль в пол и убрал газ - высоко над кабиной прошли дымные росчерки трассеров.
        - Коля, отбей!
        Ведомый дал очередь, прошелся из пулеметов по носу «Мессершмитта», и тому очень не понравилось грубое поведение русского - задымил.
        Однако «худые» тоже летали парами, и ведомый подбитого немца решил отомстить за камрада.
        Жилин ушел от обстрела нисходящей полупетлей, но не вовремя - снизу поднималась шестерка «Мессеров».
        - В очередь, гады, в очередь… - процедил Иван, разворачиваясь и выходя в хвост тому самому ведомому-мстителю.
        Чуток отвернув, он выдал очередь по кабине «худого», благо у немецкого летчика видимость была хреновая - задняя полусфера не просматривалась. Гитлеровец не пережил такого обращения, помер.
        Мимо кабины, по косой, пронеслись красные трассеры. Куда метили фрицы, неясно, все равно не попали.
        И пошла карусель…
        - «Хмара», сзади!
        - На три часа, двадцать градусов выше!
        - Колька, прикрой. Атакую!
        - «Афоня», разворот! Сзади!
        - Быстрей атакуйте!
        - «Борода», впереди ниже - «Мессер»!
        - Игореха-а!
        - Вижу, командир!
        - Не дай гаду уйти!
        - Не дам!
        - Прикрываю вас!
        - Я - «Москаль»! Кончаем с «худыми»!
        - Добре.
        Жилин ушел с переворота в пикирование, с ходу выпустив очередь по «Мессершмитту», набиравшему высоту. «МиГ» задрожал, резко завоняло сгоревшим порохом, но гарь тут же выдуло - плексигласовый фонарь был приоткрыт на ладонь.
        Душно…
        Жгуты трассеров сошлись на «худом», пропали в нем. «Месс» запарил пробитыми радиаторами, за ним потянулся белесый шлейф истекавшего бензина, а в следующее мгновение самолет вспыхнул - весь, обращаясь в ком пламени, из которого торчали кончики крыльев.
        - Готов!
        - Противник слева, с превышением!
        - Идем в наборе. Колька, прикрой!
        - «Хмара», на тебе атака! Отбиваю.
        Ведомый «Мессершмитта» не стал испытывать судьбу - зачадил выхлопом, врубая форсаж. Вот только на достаточной высоте от «МиГа» не уйдешь…
        Очередь пробила «худому» кабину, а под ней и сзади - бензобаки.
        Пилот не сгорел, сдох, порванный пулями, и самолет стал валиться вниз. Бензин, выливавшийся из баков, вспыхнул в воздухе, образуя огненный дождик.
        - «Афоня», тяни вправо!
        - Понял.
        - Круче! С превышением на сто.
        - Есть… Ух, аж темно стало!
        - Отходи под нас, прикрою.
        - Дранко зажали!
        - Идем вверх на семьдесят!
        - Федька, наверх! Прикроешь.
        - Есть!
        - Маневрируй, не спи!
        - Сашка! У тебя пара на хвосте! Уходи влево, в вираж!
        - Заходи ближе, и в упор!
        Это тоже было нуждой - подбираться к противнику, как можно ближе, чтобы заклепки были различимы. Тогда ШКАСы работали не хуже пушки, пулями терзая и решетя металл.
        - «Москаль»!
        - Вижу, «Хмара»… Будь выше!
        - Добре.
        Жилин бросил истребитель вниз, уходя в ранверсман, из нижней точки выходя в размазанную бочку. «Мессер» проскочил вперед, попадая под огонь Алхимова.
        - Есть!
        Камрады сбитого ответили очередями с запредельной дистанции.
        Секунда - и в крыле жилинского «МиГа» возникло рваное зияние, а следом дважды ударило в бронеспинку, словно молотком стукнуло.
        «Живем…»
        Два «Мессера» отвернули и с переворота зашли в хвост Аганину.
        - Сашок, отсекай! Отсекай, я прикрою!
        Жилин вынес прицел и пустил заградительную очередь из 12,7-мм «Березина» - истребитель затрясло. Красно-белые пунктиры прочертили воздух перед «Мессершмиттами», и те отвалили со снижением. Впечатлились.
        Но не все отличались понятливостью - самая наглая и самая умелая тройка «худых» по-прежнему приставала к «МиГам».
        - «Афоня»! Отходишь на курс девяносто!
        - Не могу, командир… Зажали!
        - Группа, внимание. Разворот на курс девяносто. Атакуем все!
        Жилину было хорошо видно, как с острых носов самолетов Голобородько и Афонина срывались красно-белые огоньки.
        - Бьем и уходим вниз правым разворотом! «Борода», как принял?
        - Принял!
        Иван резко наклонился, загоняя вздрагивавший силуэт «Мессершмитта» в скрещение желтых линий прицела.
        Вжал гашетку.
        Дальнейшее удивило его самого - «худой» взорвался, будто словил очередь из ха-арошей пушечки. Ну, туда ему и дорога…
        - Зажгли!
        - Забираем вверх.
        - Колька, смотри хвост!
        - Аганин! Уходи!
        - Да шоб я так жил…
        - Коля, уходим вниз! Переворот.
        - Аганина сбили! Прыгнул!
        - Едрить семь-восемь!
        Пара «худых» ушла на вертикали, оказываясь выше «МиГов».
        - «Шестой», набери метров двести!
        - Я - «Шестой», принял.
        Жилин, насилуя высотный мотор, «дал гари», вылетая на «горку».
        Размазанная от скорости желтоносая тень мелькнула совсем близко, Иван выдал очередь.
        И попал.
        Распуская дымный шлейф, «Мессершмитт» полетел к земле-матушке, удобрив ее дюралем и горелым мясом.
        Аминь.
        Трое «худых», наблюдая такой размен, дружно форсировали моторы, покидая поле боя.
        - Группа, внимание. Всем стать на свои места! Уходим.
        Уйти удалось не сразу - две четверки очень приставучих «Мессеров» навалились, сходясь на пересекавшихся курсах.
        И завертелась такая карусель, какой Жилин не видал с самого июня - немцы просто неистовствовали.
        А бензин на исходе. Аэродром, правда, был рядом совсем, вот-вот проглянет его лысинка среди лесов.
        Быстро, но плавно нагрузив винт, Иван заставил «мигарь» резко взвиться в боевой разворот. Стволы затряслись, прошивая фюзеляж промелькнувшего «Мессера», размазавшегося от скорости.
        Очередь зацепила еще одного «худого», хорошо зацепила - масло так и высеялось по ветру, противной липкой моросью.
        Живой, немчура?
        Ничего, это временно - через пару минут мотор твой заклинит, и - здравствуй, твердь земная!
        Сцепившись с «Мессером», отмеченным множеством побед, Иван показал немцу мастер-класс. И доконал-таки.
        Парашютист покинул горящий самолет в последний момент и приземлился с краю аэродрома. Четверка недобитых «Мессеров» ушла на запад - в эфире еще долго звучала немецкая трескотня.
        Выдохнув, Жилин пошел на посадку.
        «Мигарь» сел на «отлично», касаясь полосы тремя колесами, покатил, объезжая пару неглубоких воронок - красноармейцы БАО стояли поодаль с лопатами, засыпая и загребая.
        И заглох. Бензин - йок.
        Доверив самолет техникам с оружейниками, Иван побрел в самый конец аэродрома, где трепыхался белый шелк парашюта.
        Нет, немца в плен не брали - он приземлился уже мертвым.
        Приблизившись, Жилин ногой перевернул на спину пилота.
        Пулеметная очередь перебила немцу обе ноги, почти оторвав их, и тот попросту истек кровью.
        Брезгливо порывшись в карманах трупа, Иван достал «зольдатенбух». И присвистнул. Так вот ты какой, северный олень… Молодой совсем… На Тома Круза смахивает.
        Жилин коротко вздохнул.
        Он спустил на землю самого Вернера Мёльдерса, знаменитейшего немецкого аса, сбившего более ста самолетов, национального героя Рейха и любимца фюрера.
        Полковник Мёльдерс, командир 51-й воздушной эскадры Люфтваффе…
        Кстати, Гитлер вроде как вручил своему любимчику не только Рыцарский крест с Дубовыми листьями, Мечами и Бриллиантами, но и личное оружие - «Вальтер-ПП».
        Ну-ка…
        Расстегнув кобуру убиенного эксперта, Жилин хмыкнул, доставая роскошный пистолет с резьбой, с позолотой, с монограммой на перламутровых накладках - «АН» - «Adolf Hitler».
        Неплохой сувенир, подумал Иван и пошагал к КП - скоро наверняка будет налет…
        АПОЛЛИНАРИЯ СТОРОЖКО:
        «На Карельском фронте нас чаще всего посылали не на воздушные бои, а на ведение разведки, как таковых воздушных боев было не так уж и много, ведь и у нас, и у финнов имелось небольшое количество самолетов на фронте. Кроме того, мы часто сопровождали бомбардировщики.
        Во время одного из таких полетов, когда они бомбили позиции врага, передо мной разорвался зенитный снаряд, самолет тряхнуло, и все вроде бы прошло мимо. Сели, никто не погиб. И только я ушла из ангара, как за мной бежит моторист, и при этом кричит: «Вера!» - А меня в полку все звали Верой, до сих пор так и зовут.
        И только когда кто-нибудь сердился на меня, то бурчал себе под нос: «У, Апполинария…» А тут моторист подбежал и говорит: «Иди скорей, механик зовет». Думаю, что же случилось. Прибежала в ангар, а механик мне и заявляет: «Ну, поздравляю тебя, ты родилась в рубашке!» В чем дело?
        Оказалось - ведь у нас на крыльях стояли бензобаки, - что этот зенитный снаряд прошел в двух сантиметрах от них, после чего разорвался в воздухе. Два сантиметра!»
        Глава 13
        Штурмовка
        Когда Жилин посадил свой «МиГ» в следующий раз, бензин в баках снова был на нуле. А летчики радовались - пять «Мессеров» спустили! Это же надо, а?!
        Прибежавший Николаев быстренько поздравил эскадрилью с победой, доложил, что с Аганиным все в порядке - подобрали наши, и приказал готовиться к новому вылету.
        Деньки наступали жаркие… В обоих смыслах.
        Бомб на «мигари» вешать не стали, потому как кончились, зато «эрэсов» было в достатке. Их и нацепили - по восемь штук «в одни руки». Пополнили боеприпас, заправились, и…
        - На взлет!
        Лететь было чуточку ближе - командование приказало раздербанить колонну танков, что уже переправилась и перла на Смоленск.
        - Вижу самолеты противника! - доложил Алхимов.
        - Эти над переправой… Колонну наблюдаешь?
        - Ха! Вона, пылюку какую подняли!
        Мехколонна вытянулась на несколько километров - танки, колесные грузовики и полугусеничные «Ганомаги» - все это подвижное железо ломилось по набитой дороге.
        - Штурмуем колонну!
        «МиГи» спускались в пологом пикировании, им навстречу распускались черно-белые и серые «цветочки» разрывов - немецкие «эрликоны» старались, прикрывали колонну.
        - Распределяем цели!
        То, что было обговорено еще на аэродроме, буквально на пальцах, нынче воплощалось на практике.
        От скорости «мигарь» словно заколел - все его члены двигались туго, и простой доворот давался тяжело, что неудивительно - истребитель весил на полтонны больше, чем тот же «Мессер».
        Разогнавшись, «МиГи» плавно выходили из пике, обрушивая на колонну реактивные снаряды. С километровой дистанции «эрэсы» ударили кучно. Выпущенные залпами, снаряды рвались, поражая броневики и грузовые «Опели». Эти поскакивали, разламывались, загорались, кувыркались в кюветы, вылетали на обочину, сталкивались… Вон и автобус перевернулся, горит. Штабной, наверное.
        РБС - реактивные бронебойные снаряды - еще не были приняты на вооружение, тем не менее поражать танковые двигатели могли и простые «-РС-82». И поражали, благо те работали на бензине, и частенько на броне «Т-III» и «Т-IV» имелись запасные канистры, полные горючего.
        Отстрелявшись, Жилин стал набирать высоту, будучи уверенным: «мессы» скоро пожалуют. А вот и они!
        - На двенадцать часов, ниже тридцать градусов! Шесть… Восемь «худых»!
        - Группа, внимание! Идем в наборе!
        - Прикрываю вас!
        - Разомкнуться! Набираем высоту.
        Иван не форсировал мотор, ресурс и без того мал, но высота набиралась уверенно.
        Прибывшие «на разборку» немецкие истребители тоже полезли вверх, иногда постреливая, только вот дымчатые шнуры трассеров таяли будто, растворялись в воздухе, не добираясь до 3-й эскадрильи.
        Жилин ухмыльнулся.
        Однажды он слышал краем уха, как Виталя Рыбалко погордился вслух - у нас, дескать, в комэсках самый настоящий генерал-лейтенант ходит, не абы кто!
        Тридцать семь сбитых на его счету: Рычагов был асом, и Жилин к лету 1943-го тоже руку набил изрядно.
        Два летных опыта, две летных памяти, если можно так выразиться, сложились, и в сумме - пилот божьей милостью.
        Но даже не это главное - он подтянул за собой целый полк. Ни за одним ИАПом не числится столько побед, сколько за 122-м.
        Освоили ребятишки «передовой опыт».
        Иван усмехнулся.
        Может, он и рассуждает нескромно, но разве неправда?
        В принципе, можно дырочку ковырять под Золотую Звезду, но командование пока помалкивает - в Кремле он тоже, так сказать, на испытательном сроке…
        Сталин - государственник, он не станет личную обиду ставить выше долга. Расстреляли Рычагова за то же, за что и Павлова - за развал и неготовность к войне, что тянет на предательство.
        Откровенно говоря, Жилин не верил, будто Сталин лично отдал приказ о его аресте. Скорее всего, эта идея родилась в ведомстве Берии, а Иосиф Виссарионович к июню так и не дождался ни извинений, ни раскаяния. Рычагов не сделал должных выводов, и тогда их сделали за него… А теперь?
        Изменилось ли отношение Сталина к Павлу Васильевичу?
        Можно сказать, что да - стараниями Ивана Федоровича.
        Недавнее письмо от вождя и назначение комэском - это важно.
        А дальше? Что ему светит? Тихое забвение в низовых звеньях?
        Или новый взлет? В любом случае он заставит говорить и о себе, и о 122-м полку. А добиться этого «просто»: надо сбивать фрицев побольше, а потерь нести поменьше. И всего делов!
        …Немцы утихомирились лишь под вечер.
        Пилоты, собравшиеся в «эскадрильной» землянке после вылета - шестого за день! - вяло переговаривались:
        - Через этих немцев никакой личной жизни. Отлетаешься, и ноги не держат!
        - Не только ноги…
        - Так подкрадывается старость, капитан…
        - Ну уж дудки!
        - А все ж таки здорово мы их проредили…
        - Ага, как морковку на грядке!
        - Как молодой лучок! Ха-ха!
        - Товарищ командир, а вот я интересуюсь, шо это у тебя за пистолетик?
        - Трофей, Игорь. Сегодня сбил одну… птичку.
        - А можно глянуть? Я, конечно, дико извиняюсь…
        - Да ладно уж… Держи.
        - Ух, ты… С понтом, золото?
        - Без понтов.
        - Ну вообще… Убиться веником! А шо это - А-Эн?
        - Не «Н», а «Х». Это инициалы Гитлера.
        - Шо? Так это…
        - Личный пистолет усатенького.
        Пилоты зашумели.
        - Предлагаю - ша! - крикнул Литвинов. - Командир, так ты кого сегодня спустил?
        - Мёльдерса.
        - Ну не хрена себе…
        - Сам в шоке. Я-то думал, он ас из асов, а Мёльдерс попался, как юнец из аэроклуба… Слушайте, а не попить ли нам чайку?
        - Эт можно!
        - Ну, тогда растапливай самовар. У меня еще полпачки заварки осталось…
        - О! Я тогда к поварам смотаюсь - тетя Глаша грозилась пирожков напечь!
        - С чем?
        - С повидлой!
        - Мухой!
        - И побольше бери, побольше!
        Жилин ухмыльнулся: вечер удался.
        Глава 14
        Штурм и натиск
        Мотор ревел, «мигарь» аж трясся от скорости, с оконцовок крыльев срывались белые стяжки воздуха.
        «Мессершмитты» разделились - одна четверка заходила «МиГам» в хвост, а другая набирала высоту, чтобы накинуться сверху.
        - Атакуем!
        Жилин бросился наперехват «набиральщикам», привычно напрягаясь и сосредотачиваясь. Он не сливался с истребителем в одно целое - это всего лишь красивый, но неточный образ.
        В момент атаки Иван сильно опрощался - все его мысли и чувства словно обнулялись, отходили на второй и третий план. Оставалась лишь ручка управления, педали и прицел.
        И два глаза, высматривавшие противника.
        Слава богу, шелковый платок достал на шею, а то пока головой вертишь, до крови сотрешь об воротник…
        «Мессер» находился далековато, но уж очень хорошо он распластался, выказывая брюхо. Трассеры полетели вперед, сходясь в точке перспективы - как раз между двух трапециевидных, маленьких, словно отрубленных крыльев «худого». Мотор, кабину, хвост - пулеметы прострочили весь «Мессер» от кока до киля. Немецкий истребитель все еще стремился в небо, но уже терял разгон, заваливаясь, и вот посыпался вниз, входя в штопор.
        - Готов!
        - «Хмара»! Берешь ведомого, я бью ведущего!
        - Понял!
        - Атакуем!
        Сразу сбить ведущего не получилось - немец резким переворотом скользнул вниз.
        - Уходим вверх, повторяем атаку!
        Со второй попытки прыткий «Мессер» попался в переплет прицела, и красно-белые огоньки трассеров вошли в немца, будто впитались губкой. Из мотора у «Мессершмитта» полыхнул факел пламени, смазанный набегающим потоком.
        Готов. Не жилец.
        Снова навалилась перегрузка, затемняя зрение. Подвывая, «МиГ» ушел вверх и развернулся для новой атаки. Кто тут на нас?
        Два «худых» насели на его ведомого, и Жилин сразу, почти не думая, на автомате дал очередь. Сбить не сбил, но пуганул - один из немцев отстал от Алхимова, но на его «кригскамерада» чужой пример не подействовал.
        Ну, дураков на войне не учат. Их мочат…
        Иван зажал гашетки и увидел, как по фюзеляжу «дурака» засверкали вспышечки от попаданий крупнокалиберных пуль.
        «Дурак» задымил, стал набирать высоту, но это длилось недолго - сорвался в штопор. А умнее надо быть…
        Жилинский «мигарь» резво набирал высоту, закладывая широкий вираж.
        - Группа, внимание. Идем с набором!
        Только теперь Иван сумел глянуть вниз - там, за крылом, пласталась твердь земная. Разгромленная колонна уже не пылила - дымила. В голове - огонь, и в хвосте огонь, и середина горит.
        А танковая рота - штук девять серых коробочек - вырулила, полем двинулась. «Горбатых» бы сюда, да ПТАБами…
        - Командир! Уходят «мессы»! Воздух чист!
        - Возвращаемся тогда. Бомбочки подвесим…
        - Правильно, командир! А то тут хитрожопые расползаются!
        - Как тараканы!
        - Где ты видел серых тараканов? Как мыши!
        - А мы их тапком! Тапком!
        - Га-га-га!
        Жилин улыбнулся - в коллективе наблюдался высокий моральный дух…
        Пока техники скрипели насосами, закачивая бензин, а оружейники подвешивали «ФАБ-100», пилотам дали перекусить.
        Борщ и гречневая каша с котлетами - самое то перед третьим боевым вылетом.
        Ели прямо на стоянках, рассевшись на сложенном брезенте.
        - Интересно, - сказал Рыбалко, задумчиво облизывая ложку, - возьмут немцы Смоленск?
        - Возьмут, - спокойно ответил Жилин.
        - Това-арищ командир… - укоризненно протянул Алхимов.
        - Коля, - улыбнулся Иван, - я тебя прекрасно понимаю, но нужно трезво смотреть на вещи, думать холодной головой, а не горячим сердцем или еще чем. Немцев вдвое больше, а главное, они воюют согласованно. Авиация, танки, пехота бьются вместе, четко взаимодействуя друг с другом. А мы, как те лебедь, рак да щука. Вспомните, как мы отбивали Скидель или Пинск - каждый сам по себе. Раций ни у кого! А у немцев связь на каждом танке, на каждом самолете. Как же иначе? Как командиру направить эскадрилью или танковый взвод? Прыгать по полю и руками махать? Или крыльями качать? А будет у тебя время за командирской машиной следить, когда бой и десятки самолетов вертятся вокруг, устроив собачью свалку? То-то и оно.
        - Нет, тут я не спорю, - солидно сказал Дранко, - рация - это вещь. Особенно когда Бублик на месте.
        Летчики рассмеялись.
        - Что же это, - нахмурился Бауков, - так и будем пятиться? Докуда?
        - Знать бы… Единственно - в Москву немец не шагнет. А если и пройдет по Садовому кольцу, то лишь в колонне пленных.
        - Хорошо бы…
        - Так и будет, Борь, - по-прежнему спокойно проговорил Жилин. - Обязательно. Просто, понимаешь… У немцев за плечами два года войны, они привыкли побеждать. А мы только учимся. Вот только зря вы с таким пренебрежением про отступление толковали. Отступать - не значит драпать. Отступление - это выматывание врага, это постоянные бои, атаки и контратаки. Да, мы оставили Минск. Неприятно? Еще как! Ну так вы вспомните и другое - наши выбили половину немецких танков, если не больше! А сколько самолетов мы с вами спустили? А дальше немцам только хуже будет. Самолеты можно и новые наклепать, а опытных пилотов где наберешь? И будет Гитлер сажать на «Мессеры» зеленую, необстрелянную молодь! Нам же лучше…
        Среди пилотов послышались шептания, перебиваемые шиканьями.
        - Хватит шипеть, - усмехнулся Иван. - Давайте членораздельно.
        - Да тут… это… - замялся Аганин. - Вот… как бы… А чего вы, товарищ командир, в комэски пошли, с генеральским-то званием?
        - Товарищ Сталин назначил. Да, я был заместителем наркома обороны и главнокомандующим ВВС, а теперь в самом низу. Поделом. Я на том посту больше глупостями занимался, вот и расплачиваюсь. Но лучше, знаете, быть живым комэском, чем расстрелянным генералом.
        - Вон оно что… - затянул Маркелов.
        - Оно самое, Сергей, оно самое. Ну, звания меня никто пока не лишал, а должности от меня не уйдут. Так, все, мужики. По самолетам!
        Моторы еще не остыли и гудели ровно.
        «Мигарь», правда, не очень-то и хотел взлетать - две «сотки» и шесть «РС-82» тянули к земле. Разогнавшись, истребители поднимались в небо, убирая шасси и набирая высоту.
        Пролетая над Смоленском, Жилин подумал, что этот старинный город теперь пострадает куда сильнее. И по его вине.
        Нынче оборона Смоленска выстроена куда грамотнее, и ПТО устроит горячую встречу танкам Гудериана. Будут уличные бои, и бомбежки, и артобстрелы…
        Иван вздохнул: на войне как на войне. Но Могилев держится!
        Немецкая 3-я танковая дивизия Моделя пыталась прорваться к городу с юга вдоль Бобруйского шоссе, но была отбита с большими потерями - именно здесь держал оборону полковник Кутепов, командующий 388-го стрелкового полка 172-й дивизии.
        На следующий день 3-я танковая дивизия снова атаковала «кутеповцев», и те снова отбросили немцев, поддержанные артиллерией и авиацией.
        И все же к 22 июля Могилев был блокирован танками Моделя и элитным полком «Гроссдойчланд». Части 13-й армии под командованием генерал-лейтенанта Ремезова[31 - В нашей реальности Ф. Ремезов был ранен, и командармом-13 стал В. Герасименко.] - 61-й стрелковый корпус и 20-й механизированный - попали в окружение.
        Боеприпасы подавались самолетами, Могилев, как требовала Ставка, становился вторым Мадридом.
        Начались уличные бои, противник рвался к железнодорожному вокзалу и аэродрому Луполово. 23 июля советские войска перешли в наступление на Смоленской дуге.
        21-я армия наступала на Быхов, где и соединилась с осажденными, прорывая блокаду[32 - В нашей реальности наступление 21-й армии было блокировано немцами.]. Оборона Могилева отвлекала более пяти пехотных дивизий противника, а 21-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ефремова не только сковала большие силы немцев, но обеспечила левый фланг 28-й армии генерала Качалова и выход на Днепр, к мосту.
        Немецкая пехота штурмовала Могилев при поддержке танков: 7-я пехотная дивизия атаковала советские позиции вдоль Минского шоссе, 23-я пехотная наступала по Бобруйскому шоссе, а в район Борколабово, к Гомельскому шоссе, была переброшена 78-я пехотная дивизия.
        Из Франции перевезли 15-ю пехотную дивизию Вермахта, южнее города подошла 258-я пехотная. Плюс 3-я танковая дивизия.
        Напор, однако. Штурм и натиск.
        Жилин усмехнулся, вспоминая вчерашние штабные посиделки.
        Сегодня 27 июля с утра, и в той реальности, которую он помнил, это была грустная дата.
        «Печалька!» - как говорил его зять.
        В этот самый день советские войска оставили Могилев - вопреки воле Ставки. А что будет теперь?
        Иван не верил, что удастся удержать Могилев, да и не в Могилеве дело - основные силы 3-й танковой группы Гота продавливают оборону 19-й[33 - 19-ю армию Конева перебрасывали с Украины, но в район Витебска она не поспевала.] и 20-й армий в районе Витебска.
        А 2-я танковая группа Гудериана форсирует Днепр, обходя Могилев двумя клиньями.
        «Быстроходному Гейнцу» противостоят 13-я, 16-я, 20-я, 21-я армии и остатки 4-й.
        На «папашу Гота» давит еще одна армия, 22-я, не пропуская немецкие танки к Невелю - она, хоть и оставила Полоцк, но не была рассечена и в полуокружение не попала, как тогда.
        Но сдержит ли 22-я натиск немецкого 57-го мотокорпуса?
        Ну, не сдержит, так потреплет основательно…
        А Гейнца притормозят за Днепром.
        Надо притормозить.
        - Группа, внимание! Атакуем!
        Танки, ползущие рядом с дорогой, сверху казались игрушечными. Правда, спаренные зенитки, что ставили заградительный огонь, палили не по-детски.
        Эскадрилья красиво сорвалась в пике, расходясь веером.
        Жилин кривил губы в довольной ухмылке - самолет несся с горки ровно, без намека на тряску, как планер.
        Земля немного вращалась впереди внизу.
        Иван нажал кнопку бомбосбрасывателя - самолет качнуло, освобождая от двух центнеров, - и на выходе из пике, выпустил «эрэсы».
        Одна из бомб угодила-таки по танку, и парочка реактивных снарядов, кажется, тоже. Взрывов и пламени хватало - все пилоты отметились. Восемнадцать «ФАБ-100». Пятьдесят четыре «РС-82».
        Вполне достаточно, чтобы устроить фрицам ад, маленький, но вполне себе кромешный.
        - Группа, внимание. Уходим.
        - Командир! «Мессеры» с запада! Восемь штук!
        - Я - «Москаль». Атакуем все!
        Глава 15
        Теория невероятности
        …Еще 10 июля начала выгружаться 19-я армия Конева, занимая Витебск и опережая немецкую 20-ю танковую армию.
        Железнодорожный мост через Западную Двину был взорван.
        Чтобы остановить продвижение немцев на Витебск, советское командование нанесло по наступающей группировке противника мощный удар силами двух свежих мехкорпусов, 5-го и 7-го, из состава 20-й армии Западного фронта.
        7-й мехкорпус ударил вдоль Бешенковичского шоссе, а 5-й наступал на Лепель со стороны Орши. Они схватились с немецкими 7-й, 12-й, 17-й и 18-й танковыми дивизиями, ударными частями группы армий «Центр», и те понесли такие потери, что их высокий наступательный темп, который выдерживался с 22 июня, прервался на целую неделю[34 - Факт нашей истории.].
        Тоже сильно побитые, 5-й и 7-й мехкорпуса были выведены из боя и отошли к Орше, где заняли рубеж обороны «по-пехотному».
        Лишь 21 июля немецкая 20-я танковая дивизия форсировала Западную Двину, наступая на Витебск. 24-го числа за город развернулось грандиозное сражение - против немецкого 39-го мотокорпуса выступили 22-я, 19-я и 20-я армии РККА.
        Советские войска отступали с боями, перемалывая грозную силу противника. Немецкие танковые дивизии - 20-я под командованием Хорста Штумпфа, 17-я (Карл Риттер фон Вебер) и 7-я (Ханс фон Функ) - потерпели такую убыль, что их вывели в резерв.
        Наступление 39-го мотокорпуса немцев было, по сути, сорвано - к Московскому шоссе в районе Ярцева выдвинулась всего одна 18-я дивизия. 29-я моторизованная дивизия 2-й танковой группы Гудериана, наступавшая со стороны Копысь, вышла к Смоленску.
        25 июля части РККА оставили Витебск и Оршу.
        19-я армия отступала на восток, а 61-й стрелковый, 5-й и 7-й механизированный корпуса из состава 20-й армии отошли к Могилеву.
        Завязалось Могилевское сражение - советские дивизии, удерживавшие город, не только оттягивали на себя более семи пехотных дивизий Вермахта, но и наносили удары. 20-й мехкорпус 13-й армии атаковали немецкий плацдарм в районе Шклова, пока противник не подтянул пехотные соединения, и изрядно потрепали танковую дивизию СС «Дас Райх».
        29 июля в Могилеве продолжились уличные бои.
        Предложение командира немецкого 7-го армейского корпуса генерала артиллерии Фармбахера о капитуляции было отклонено.
        Кончался июль…
        В тылу тоже бились - за выполнение и перевыполнение плана.
        На восток эвакуировали целые заводы - из Киева, Одессы, Орла, Воронежа, из прочих городов и весей. Частенько производства разворачивали в голом поле, станки и прочее оборудование - в первую очередь. Возвести крыши к зиме строители должны были успеть, а стены, окна? Вопрос.
        Хорошо работать летом на ветерке, а зимой, когда минус?
        И все равно, труженики тыла будут выполнять по две-три нормы, мерзнуть, голодать на своих нищенских пайках - и вкалывать, вкалывать, вкалывать!
        В Горьком, на шасси «ГАЗ-ААА» соорудили восьмиколесный БТР, обшитый броней, а умельцы «Уралвагонзавода» собрались выпускать первую партию «САУ-76». Уральцы из заводского КБ взялись за переделку «Т-34» в «Т-41» (Объект 136).
        Заменили подвеску Кристи на торсионную - исчезли надгусеничные ниши, и теперь можно было расположить дизель не вдоль, а поперек, выигрывая много места. На тридцать сантиметров уменьшили высоту, сэкономили в весе, и за счет экономии усилили броню - лобовую до 90 мм, борт корпуса - до 75. Башня же была смещена к середине, что сразу разгрузило передние катки и позволило убрать люк мехвода на верх корпуса. Если все пойдет как надо, то уже к лету 1942-го «Т-41» поставят на поток.
        Мастера-оружейники с завода в Вятских Полянах заменили ненадежный и тяжелый барабанный магазин «ППШ» на коробчатый новой конструкции, рассчитанный на 35 патронов. А конструктор Судаев с Сестрорецкого оружейного завода победил в конкурсе на более легкий, компактный и дешевый пистолет-пулемет.
        Все для фронта, все для победы…
        Ранним-ранним утром 3-ю эскадрилью подняли по тревоге.
        Жилин наскоро ополоснулся в бочке с водой, утерся полотенцем и грузно потрусил на КП.
        Светало. Небо на востоке едва развело серым.
        В землянке КП горела настоящая керосиновая лампа, а не коптилка из снарядной гильзы, и было светло - Иван даже зажмурился.
        Начштаба старательно заполнял какие-то бумаги, в углу, отгороженном плащ-палаткой, пищала морзянка и шушукались радистки.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! - ухмыльнулся Николаев.
        - И товарищу полковнику не хворать. Куда летим?
        - Будешь сопровождать «туберкулезы» с грузом.
        - Луполово?
        - Туда, - кивнул комполка.
        Жилин поймал себя на мысли, что Александр Павлович ничуть не удивляется происходящему на фронте.
        Ни тому, что Могилев до сих пор не сдан, ни тому, что сегодня 2 августа уже, а в Смоленске все еще идут бои.
        Иван улыбнулся: удивляться здесь может лишь он один, а для остальных происходящее - единственно возможное.
        Им не с чем сравнивать.
        - «ТБ» на подходе, - сообщил Николаев. - Их особо не разгонишь, но будьте в готовности.
        - Понял.
        Выйдя наружу, Жилин окунулся в прохладу и потемки. На востоке пробивались первые зоревые лучи, на западе позаривали огни другого толка - оттуда доносились глухие раскаты. Это начинался артобстрел. Иван вздохнул и пошагал к стоянкам.
        Полк уже неделю как перебазировался на полевой аэродром.
        «Юнкерсы» пока не налетали, видать, не разведали еще, что здесь, посреди леса, могут взлетать и садиться истребители.
        Жилин снова вздохнул. Переживал потому что.
        По открытым сводкам и совсекретным сообщениям он составил для себя довольно-таки целостную картину Смоленского сражения.
        И мог сравнить ее с той, которую помнил.
        Даты сместились. РККА несла несколько меньшие потери, заставляя Вермахт с Люфтваффе проливать больше крови, чем тогда. Раньше, помнится, он радовался даже одним суткам задержки на рубежах обороны, а нынче?
        В том варианте истории, который был его прожитой жизнью, немецкие танки ворвались на улицы Смоленска еще полмесяца назад. Оттого и переживания.
        Хорошо это или плохо - такой-то временной разрыв?
        Бои идут упорнее, РККА не теряется в полном неведении, и взаимодействие между дивизиями какое-никакое, а налаживается.
        Хорошо же?
        Да? А вдруг он своими подсказками сделал хуже, и теперь командование совершает очередную ошибку? Ну не доверяет он Тимошенко! У этого «красного маршала» нет того, что имеется у немецких генералов, - школы. Преемственности. Глубоких профессиональных знаний. Впрочем, так было всегда.
        Суворов - гений, а много ли было у него последователей?
        Да царские генералы и сами не зубрили «науку побеждать», и другим не давали. Генеральскому глазу всегда милее выправка да строй, чтобы ать-два, ать-два! В ногу!
        А то, что уметь маршировать и воевать - это разные вещи, их как бы и не касалось.
        То-то и оно.
        Вот и здесь - Могилев со Смоленском держатся, армия с ополчением отбивается от немецких полчищ, но вечно это длиться не может. Еще несколько дней от силы, и Могилев снова окружат, а его защитники будут больше напоминать смертников…
        А разве не то же самое грозит Ленинграду?
        Помнится, умники с либерастического канала «Дождь» спроворили моральную диверсию под соусом из гуманизма: устроили опрос: зачем, дескать, мучили ленинградцев в блокаду? Сдали бы город - и всего делов! Сколько жизней бы спасли, дескать…
        На «Дожде», который Сашка, старшенький его (сам Иван Федорович звал его «большеньким»), именовал «Эфиром пятой колонны», то ли реально не скумекали, то ли просто провоцировали.
        Кто бы спасся в городе Ленина, если бы вдруг сняли блокаду и немцы заняли город? Лучше бы спросить этих умников, сколько концлагерей под Питером было бы создано, чтобы уничтожать евреев, красноармейцев и причисленных к ним?
        В Минске уже расстреливают людей, то же самое ждет и Могилев, а один из концлагерей расположится как раз в Луполово.
        Это во?первых. Во-вторых…
        Да нет, именно что во?первых! Сколько фрицев сковывали защитники Ленинграда? Дивизий двадцать или около того.
        Отступи наши, сдай Питер, и немцы его не только в Адольфсбург переименуют, но и отправят те самые дивизии под Москву.
        И тогда бы мы и Ленинград потеряли бы, и столицу нашей Родины.
        Вот такова она, «хитрая» арифметика войны.
        Жилин вздохнул в который уже раз, пригнулся и вошел в землянку своей эскадрильи. Себя ему убедить не удалось…
        - Подъем! - скомандовал он.
        Пилоты, ожидавшие команды, но по-детски надеявшиеся на «отбой», сразу закряхтели, задвигались.
        - Куда-а? - с хряском зевнул Маркелов.
        - Луполово.
        - «Туберкулезы»?
        - Они. Шнелле, шнелле.
        - Яволь…
        Обошлись без построения и накачки перед строем - все и так было ясно.
        - К запуску!
        Оружейники подвесили только «эрэсы», бомбы брать не стали - зачем?
        Прошло всего четверть часа, и взлетела зеленая ракета. На взлет!
        Иван взлетел первым. Сделал круг над аэродромом и разглядел черные точки, хорошо выделявшиеся на розовом фоне зари.
        Это шли «ТБ-3». Девятка.
        Название «тяжелый бомбардировщик» подходило этим огромным четырехмоторным машинам - колесо шасси и то - в рост человека!
        Устаревшие, крытые гофрированным дюралем, «ТБ-3» все еще служили в ВВС как транспорт- ники.
        В принципе, и с ролью бомбовозов они тоже справлялись - очень неторопливые, «туберкулезы» брали четыре тонны бомб под крылья и еще соточку - в бомбоотсек. И сбрасывали их - кучно и точно. Но те, что летели на аэродром в Луполово, были затарены военными грузами - сорок пять тонн боеприпасов и медикаментов несли «ТБ-3».
        И задачей 3-й эскадрильи было не позволить утратить ни единого килограмма столь ценных запасов - для осажденных каждый патрон, каждый снаряд означал жизнь и смерть.
        Смерть врагу. Жизнь нашим - в обратный путь «ТБ» повезут раненых.
        Тяжелые бомбардировщики шли на высоте, немногим большей трех тысяч метров. «МиГи» легко нагнали огромные самолеты - четверка Коли Баукова следовала ниже, четверка Сереги Макаренко - выше транспортников, шедших клином. Жилин поднялся еще выше.
        Воздух был заполнен тяжелым гулом работающих моторов, «ТБ-3» медленно и величественно ползли к Днепру, и проворным «мигарям» приходилось ходить «ножницами» - из стороны в сторону над группой оберегаемых.
        В принципе, «туберкулезы» были не такими уж и беззащитными - каждый из них ощетинивался семью-восемью пулеметами Дегтярева. Калибр, конечно, не ахти, но хоть что-то…
        Переменная облачность помогала скрытно подходить к Могилеву - «ТБ» нырнули в тучу, не долетая Днепра, и показались уже над городом, снижаясь и заходя на посадку.
        - Группа, внимание! Бдим.
        Похоже, что команда БАО этой ночью не спала - все воронки засыпаны и утрамбованы.
        Первый из «ТБ» плавно опустился, покатил по полосе, грузно покачиваясь с крыла на крыло. За ним уже садился второй, готовился третий…
        - Вижу самолеты противника! - подал голос Алхимов. - Командир! «Мессеры»!
        - Вижу, Коля. Я - «Москаль»! Четверка Баукова прикрывает аэродром, остальные за мной. Атакуем!
        Могилев окружали две линии обороны, имелись у оборонцев и зенитки - это они ставили заградительный огонь «худым». Тех было восемь… Ан нет, уже семь!
        Блеснув огоньком попадания, один из «Мессершмиттов» оставил в светлевшем небе грязный дымный прочерк. Выбыл.
        Жилин, посматривая на четверку Макаренко, улыбнулся не без гордости - его штудии не пропали даром. Пилоты больше не суетились бестолково, а работали. Готовились «качаться на качелях»: с высоты в пике, набрали скорость - и в гору. На высоту.
        А между «качками» - отстрел всяких там «Мессеров» с «Фоккерами»…
        «Худые» двигались на километре, пошли в набор (кто не спекся), а тут и «мигари» - здрасте! Пять изящных машинок падали сверху бесшумно и быстро, скользя по воздуху с шелестом шелка.
        - Я - «Москаль». Беру крайнего слева.
        - Я - «Хмара». Мой - справа.
        Иван атаковал левого «Мессера» почти на встречных курсах, хотя тот открыл огонь раньше. Было видно, как пули из «Березина» рвали «худому» бочину, задевая крыло.
        Сближаясь, Жилин хотел было добавить, но тут его крайний задымил, резко теряя скорость. Готов.
        «Мессеры» мелькали размытыми тенями, грязноватыми, желто-серыми акварельными мазками. А наискосок - две траурные ленточки. Сравнялись.
        Выходя из пике, Иван бросил «МиГ» в боевой разворот с набором высоты. В стороне кручеными, вислеватыми прямыми прошли трассеры. Рановато, гансы. Поспешили.
        Набрав скорость, «мигари» резко шли вверх, не насилуя высотные моторы.
        «Мессершмитты» пикировали полого, почти все заваливаясь на крыло, и слали, слали короткие, злые очереди.
        - Поворот!
        «МиГи» подвернули, встречая немцев почти на перпендикулярных курсах, словно желая вклиниться между пикирующих истребителей. Это была секунда. Всего лишь секунда.
        Целая секундища.
        Жилин, Макаренко и Литвинов успели выдать очереди изо всех стволов.
        Немцам хватило.
        «Мессер», что шел посередке, схлопотав разрывных, вспыхнул, закувыркался, разваливаясь в полете, и его пламенный мотор врезался в «худого» по соседству, ударяя того под крыло.
        Приложил, видать, изрядно - тот как закрутил «бочку», так и вертелся до самой земли.
        Ввинтился.
        Иван сбил своего без особых затей - впаял трассеры в мотор да еще и подвернул чуток, чтобы больше боеприпасу вошло.
        «Мессер» будто споткнулся - двигатель отрезало, винт замер, а изо всех щелей и пробоин в носу пыхнули дым и пламя. Летел самолет уже по инерции, беспорядочно вращаясь чуть ли не по всем осям.
        Добро пожаловать на днепровский бережок…
        Раки жирнее будут.
        Пара «Мессершмиттов» дали гари, переводя моторы на форсаж и быстренько-быстренько выходя из боя. Ну уж хрен…
        - Группа! Добить гадов!
        Группе только скажи…
        В который уже вылет Иван чувствовал легкое беспокойство.
        То, что его эскадрилья за все время боев потеряла всего один самолет и ни одного пилота, напрягало. По теории вероятности, чем больше вылетов, тем скорее жди похоронных дел. Ан нет.
        Да, кой-какое свое умение он летунам передал, а за ним, считай, все типы истребителей - от «ишачка» до «Ла-7» и «Як-9». И все те приемчики, увертки да методы гонять фрицев по небу, что нажиты были непосильным трудом, он прятать и не думал, делился щедро.
        Не жадина, чай.
        (Это внук, хитрюга, тараща глаза, любил клянчить у деда конфеты, вопрошая: «Ты же не жадный?»)
        Ну, знание да умение - это хорошо, но мало. Было еще и драгоценное чувство товарищества, и слаженность (спасибо Бубликову), и азартная уверенность в победе. И везение.
        А фарт, как известно, штука капризная… Вот и беспокоился комэск. Иван усмехнулся. Уж больно ты в переживания ударился, генерал-лейтенант. Рефлексируешь, как дамочка-интеллектуалка.
        Включи мужика! И не парься.
        Удерживая «МиГ» на вираже, Жилин мчался вдогон за уходившими «Мессерами». «Мигарь» был быстрее.
        Пулеметы замолотили, посылая раскаленные, увесистые кусочки металла, дырявя дюраль на левом крыле «худого» и расколачивая на осколки кабину. Прыгать с парашютом было уже некому, душа немца сошла в ад.
        Глянув, как второй - и последний - «месс», объятый пламенем, пикирует на полуразрушенные кварталы Могилева, Иван поворотил истребитель к Луполову.
        Пока они гоняли немцев, «туберкулезы» разгрузили, а три машины уже шли на взлет, заставленные, видать, носилками. Жилин представил себе огромный фюзеляж «ТБ», в котором можно плясать, и мягко улыбнулся. «Скорая помощь».
        Топлива хватало еще на полчаса, и «МиГи» стали вить круги над аэродромом. Взлетевшие «ТБ» тоже пошли на круг, только пониже истребителей. Им легче, у «ТБ-3» баки почти на восемь тонн…
        Хотя и жрут, наверное, поболе «мигаря»!
        - Группа, внимание! Бдим.
        Девять «туберкулезов», выстроившись «двойным гусем», потянулись на восток. Девять прибыло, девять убыло.
        «Мигари» шли ниже и выше «ТБ».
        И бдели.
        Г. ГУДЕРИАН:
        «4-я танковая дивизия перешла через Десну, 10-я мотодивизия достигла пункта, севернее Короп, но в результате стремительной контратаки русских была отброшена обратно на противоположный берег, крупные силы противника наступали также и на ее правый фланг.
        В полосе действий 47-го танкового корпуса русские наступали из района Трубчевска на запад и на северо-запад, сильно потеснив стойко державшиеся части 17-й танковой дивизии…
        Учитывая наступление противника против моих обоих флангов и его активные действия перед фронтом, особенно против 10-й мотодивизии, мне показалась сомнительной возможность продолжить наступление имеющимися в наличии силами.
        Поэтому я снова обратился к командованию группы армий «Центр» с просьбой предоставить в мое распоряжение 46-й танковый корпус…
        3 сентября днем я побывал в 10-й мотодивизии, которой в течение нескольких дней пришлось участвовать в тяжелых боях и которая понесла большие потери. На следующий день 4-я танковая дивизия намеревалась наступать в направлении на Короп, Краснополье. Противник, действовавший против этой дивизии, до сих пор оборонялся очень упорно, в том числе и против наших танков».
        Глава 16
        Оперативный простор
        8 августа подступил край - немцы перебрасывали дивизии под Смоленск и Могилев, «занимая» их у групп армий «Север» и «Юг».
        А это уже было опасно - тем частям РККА, что еще удерживали Могилев, грозило полное уничтожение.
        И Ставка дала приказ на отступление. Защитники Могилева медленно покидали западные окраины города.
        Перейдя мост через Днепр, они взорвали его за собой. Прорыв начали вечером того же дня - командармы, комкоры и комдивы выдвигали войска по трем маршрутам в общем направлении на Рославль.
        В авангарде следовали 20-й, 5-й и 7-й мехкорпуса, в арьергарде - наиболее боеспособные части 110-й и 172-й стрелковой, 1-й мотострелковой дивизий.
        Организованному выходу окруженцев не помешали двухдневные бои. Вместе с «могилевцами» отступали 4-й, 16-й, 19-й, 20-й и 22-я армии. Отступали, занимая готовые рубежи обороны на линии Рославль - Ярцево - Велиж (второй стратегический эшелон постарался).
        При наступлении на Мстиславль отличился старший лейтенант Джугашвили, чья батарея сутки удерживала немецкие танки, прикрывая отход частей 7-го механизированного корпуса.
        Генерал-полковник Франц Гальдер, начальник германского Генштаба Сухопутных войск, признал положение тревожным: дивизиям Вермахта на северном фланге группы армий «Центр» не удалось окружить советские войска под Невелем, а из Великих Лук немцев выбили. На южном фланге шли бои за Гомель.
        Короче говоря, цель, поставленная Ставкой, была достигнута - немцев Красная Армия измотала.
        Измотала до того, что Главное управление Вермахта (ОКВ) издало директиву, приказывая группе армий «Центр» основными силами перейти к обороне, ожидая пополнений.
        И тем не менее немцы оставались полны оптимизма.
        И Гальдер, и фон Браухич, и все-все-все были непоколебимо уверены в выполнимости плана «Барбаросса».
        Ближе к концу августа, согласно «гениальной» стратегии Гитлера, 2-я и 3-я танковые группы должны были разойтись - одна направо, другая влево, чтобы оказать поддержку группам армий «Юг» и «Север». А группа армий «Центр» должна была вести наступление на Москву силами одной пехоты.
        Герман Гот, фыркая от презрения к «ефрейтору», писал:
        «Это было полным отречением от первоначального плана - мощными силами, сосредоточенными в центре, пробиться через Смоленск на Москву. «Мощные силы» центра, состоявшие из двух танковых групп и трех полевых армий, сократились до одной полевой армии. Обе же танковые группы - основная ударная сила - были переброшены одна направо, другая налево. Совершенно очевидно, что подобное обстоятельство противоречило принципу наступать там, где противник более всего ослаблен, то есть между Смоленском и Великими Луками в направлении на Ржев».
        Но приказ есть приказ. Генералы сказали: «Хайль Гитлер!» и побежали исполнять «цэу» фюрера. Перейдя к обороне на центральном участке фронта, немцы вплотную занялись флангами.
        Новое наступление немецкой 9-й армии в районе Великих Лук закончилось провалом. А вот Гудериану повезло больше - 11 августа его армейская группа заняла Рославль. Правда, окружить советскую оперативную группу 28-й армии немцам не удалось.
        Развивая наступление, 2-я танковая группа «Быстроходного Гейнца» двинулась в южном направлении - на Кричев, в сторону Унечи. В двадцатых числах августа немецкая 2-я полевая армия взяла Гомель.
        Тогда же соединения 19-й, 16-й, 20-й и 30-й советских армий перешли в наступление в направлении Духовщины, прорвали оборону противника и вышли на оперативный простор[35 - В нашей реальности эта попытка была неудачной.]. Целью наступления был разгром духовщинской группировки противника (9-й армии).
        19-ю и 30-ю армии усилили артиллерией и пятью батареями «катюш» - пора было сыграть для немцев реквием на «Сталинском органе»!
        В тыл противника направилась кавалерийская группа генерал-майора Доватора, а с воздуха наши армии прикрывались летчиками 11-й, 43-й и 46-й авиадивизий.
        16-я и 20-я армии переправлялись через Днепр в сторону Духовщины в том месте, что издревле звалось Соловьёвым перевозом. Здесь, куда к берегу подходила старая московская дорога, стояла деревня Соловьево.
        Сюда и стрельцы Ивана Грозного хаживали, и шляхтичи короля Сигизмунда, и войско Наполеоново. А нынче к переправе ломились немецкие танки.
        В июне через Соловьев перевоз хлынул поток беженцев, а в обратную сторону шло топливо, боеприпасы, запчасти для нужд Западного фронта.
        Моста через Днепр не было, грузы и людей переправляли канатным паромом, вмещавшим две машины зараз. Его медленно перетягивали от берега к берегу с помощью ручной лебедки.
        Деревянный мост был недостроен, и саперы навели понтоны с обеих сторон паромной переправы.
        Немцы постоянно бомбили переправу, а русские «ястребки» отбивались.
        Сюда и послали 3-ю эскадрилью генерал-лейтенанта Рычагова, прозванную «заговоренной» - больше месяца ее пилоты воевали в небе, совершая по четыре-пять вылетов в день, а то и больше.
        За такой срок иные эскадрильи теряли всю матчасть, а то и все экипажи, а 3-я к 24 августа лишилась всего одного самолета.
        Частенько «МиГи» возвращались потрепанными, зияя пробоинами, пару раз пришлось менять двигатели, но это как раз пустяки, дело житейское, рутина военных буден.
        Эскадрилья вылетела сразу - зеленая ракета еще шипела, забираясь вверх, а «мигари» уже выруливали.
        Пилотируя, Иван ощущал легкие покусывания совести - сам сколько раз выговаривал пилотам, чтобы на задания вылетали трезвыми, аки стеклышко, а сам? Правда, полста грамм трофейного французского коньяка - это не бог весть что, но главное же - принцип.
        Но и повод был - 22 августа Жилин сбил свой пятидесятый самолет. Юбилей, однако!
        Техник Кузьмич, пожилой дядька, из потомственных мастеровых, гордился пуще самого Ивана и любовно малевал на борту «МиГа» очередную звезду. Как тут радость не спрыснуть?
        Летуны, правда, ворчали - что это за несправедливость такая?
        Другим за десять сбитых Звезду Героя дают, а тут все полсотни - и ничего? Иван все к шутке сводил и уговаривал особо прытких не жаловаться командованию - пусть все идет своим чередом…
        …Лететь было недалеко, и вскоре Жилин связался по радио со сводным отрядом полковника Лизюкова, защищавшего Соловьево.
        - «Перевоз», я - «Москаль». Иду на работу. Сообщите воздушную обстановку.
        - «Москаль», в воздухе появились «Мессеры»! Будьте внимательны!
        - Принял.
        «Мессы» - это неспроста. Надо полагать, причапали для «очистки воздуха». Это у них тактика такая - расчищать небеса от истребителей противника, чтобы те не мешали спокойно бомбить.
        Стало быть, минут через десять и бомбовозы заявятся.
        А вот и Днепр заблестел.
        Над ним, словно мушня над вареньем, вились «Мессершмитты».
        Шесть… Семь… Восемь… Десять штук.
        - Группа, внимание. На два часа, двадцать градусов ниже - «худые». Атакуем!
        «Мигари», как шли «этажеркой», так и пикировать стали.
        «Мессеры» отвернули и, вытягиваясь в колонну пар, обошли «МиГи».
        Правым разворотом с набором Иван устремился на последнюю «двойку», но «худые» резко свалились вниз, выходя из-под удара.
        Ну, не хотите, как хотите.
        Набирая высоту, Жилин зашел в хвост «Мессеру» с намалеванным зеленым сердечком и очередью разодрал ему оперение.
        «Пущай теперь полетает, «зеленая задница»!
        Бесхвостый истребитель ушел вниз, вращаясь, как семечко клена, да так и нырнул в Днепр. Пятьдесят первый, однако.
        Взобравшись на высоту, Иван разглядел россыпь точек на горизонте - это шли бомбардировщики.
        Ну, пока они еще подойдут…
        - Командир! Два снизу!
        - Ну это они зря…
        «Мигарь» свалился в пике и заскользил навстречу фрицам.
        Ведомый «месс» не выдержал и отвернул. Жилин достал его на ста метрах - очередь пробороздила борт, но не «убила», «ранила» только. Алхимов добавил - и загорелся «худой».
        Гори, гори ясно…
        У ведущего нервы были крепче. Вон, как носом заводил.
        В прицел ловит, дойче швайне…
        Иван дал короткую очередь и отвернул. Трассеры с «месса» прошли близко, но не задели «МиГ». Немецкому пилоту повезло куда меньше - радиаторы вдрызг, да и винт лишился лопасти, по-видимому. Вон как затрясся, вурдалак проклятый…
        «Мессер» стал опрокидываться, показывая брюхо. Еще одна короткая очередь - по бензобаку. Ни вспышки, ни взрыва - робко затлел огонечек.
        Жилин пронесся мимо, и лишь теперь бабахнуло.
        - «Москаль», я - «Перевоз»! С запада идут две девятки «Ю-87»! Прикройте!
        - Прикроем. Группа, внимание. «Лапти» с запада. Кончаем с «худыми».
        - «Москаль», я - «Цагай»! Нас на подмогу выслали.
        - Добро пожаловать, майор! Займитесь «лаптежниками», если не трудно.
        - Добро! Я - «Цагай». Атакуем первую девятку. Бью ведущего. Вано, бей левого замыкающего, Руслан - правого. Взялись!
        Сразу два «Мессершмитта» зарылись в днепровский берег, еще один потянул до дому, сея в воздухе белесую «морось» из бензина.
        «Худые», что в остатке, не стали связываться и дунули в ту же сторону, обгоняя покалеченного камрада.
        - Я - «Москаль»! Четверке Баукова - догнать и надавать пинделей. Но не увлекаться. Четверка Макаренко - атакуем вторую девятку «лаптежников». «Хмара», ты со мной, бьем ведущего.
        - Есть!
        «Юнкерсы» были уже совсем близко, когда «МиГи» накинулись на них, словно хищные кречеты на жирных гусей.
        Нелепые стойки шасси, которое не убиралось, зато колеса укрывались обтекателями (за что, собственно, «Ю-87» и прозвали «лаптежниками»), да кривые, ломаные крылья не отвечали развитому эстетическому чувству.
        Весь вид нагло прущих «лаптей» раздражал.
        Курсовые пулеметы немецких бомбовозов тут же заработали, заплели в перекрест дымные трассы.
        Жилин «перелез забор» огненного заслона, атакуя с вертикали, вколачивая очередь в кабину ведущего группы. «Юнкерс» будто просел, стрелок дал очередь, вот только не по цели, а куда-то в сторону запада, словно прощаясь с родным Фатерляндом.
        Самолет командира группы скользнул на крыло и пошел к земле, где и грохнулся. Восемь бомберов, лишившись вожака, мигом потеряли строй, рассыпались, стали заворачивать прочь от Днепра. Бомбы, чтобы не мешали бегству, немецкие пилоты сбросили вниз, и те рванули на неубранном поле.
        Лишь парочка «Юнкерсов» в той девятке, которую изничтожала 1-я эскадрилья, решила до конца исполнить свой долг перед рейхом - включив «певуна», они с завыванием ушли в пике.
        Иван, закладывая вираж, обстрелял того «лапотника», что выл ближе к нему.
        Попал.
        «Юнкерс» продолжал выть, вот только выводить из пикирования было уже некому. Довыв свою привиденческую песнь, «лапоть» врезался в дно реки на мелководье, исчезая в двойной вспышке - рванули обе бомбы под крыльями.
        Его напарник сбросил-таки фугаски, правда, вреда от них было мало - лишь волной качнуло понтоны, окатывая их сверху грязным душем.
        - Я - «Москаль»! Бауков, как там «худые»?
        - Двое ушли, командир.
        - Да и черт с ними! Прекратить преследование.
        - «Москаль»! А ты «эрэсами» пробовал?
        - А у тебя есть? Надо было сразу, пока они кучей перли.
        - Сейчас испытаю…
        Юркий «МиГ», взбираясь на «горку», выпустил четыре реактивных снаряда. С замедлением на три секунды, два из них рванули выше улепетывавших «Юнкерсов», а другая парочка угодила прямо в цель, отсекая бомберу левое крыло и подрывая мотор.
        - Есть!
        Хватило бы и одного попадания - «лаптежник», закидывая хвост, закувыркался с высоты и ударился о землю плашмя, впечатываясь в нее крестом.
        Аминь.
        - Группа, внимание. Всем стать на свои места. Уходим.
        В. МЕЛЬНИКОВ:
        «Танки «КВ» мы загнали в капониры, над уровнем земли осталась только башня, которая могла вращаться на 360 градусов. Замаскировали их хорошо. Командир роты Колобанов три танка поставил в районе Лужского шоссе, свой танк - около Войсковиц, а наш танк поставил недалеко от железной дороги. И стали мы ждать.
        Лейтенант Сергеев передал, что вступил в бой с крупной группировкой, бой ведет успешно, подбили восемь танков.
        Через некоторое время пошел авангард колонны: несколько мотоциклистов и бронемашин двигались по направлению к Войсковицам.
        Я, будучи радистом, слышал, как комбат Шпиллер ругал Колобанова: «Что ты пропускаешь немцев?!»
        А Колобанов ему даже ничего не ответил на это. Он был умный командир, знал, что сейчас пойдут танки. И действительно, вскоре они выдвинулись из-за леса. Насчитали 22 штуки.
        И наводчик Андрюша Усов открыл огонь. Он с одного снаряда подбил первый танк. Тот загорелся, развернулся и запер всю колонну. Там были «Т-III», «Т-IV».
        Потом Андрей подбил последний танк, тот тоже загорелся.
        В общем, дорога оказалась заперта, немцам деваться было некуда. Справа болото и слева болото. И начался методичный расстрел всех танков. Немцы, конечно, открыли огонь, но они Колобанова не видели.
        Потом обнаружили - было примерно 150 попаданий снарядов в его танк.
        Бой закончился где-то часа через полтора. И все 22 немецких танка были подбиты!»
        Глава 17
        «Горбатые»
        25 августа 19-я и 30-я армии ворвались в расположение немецких войск на левом крыле 8-го корпуса. Как со слезой записал в свой дневник генерал-фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», «161-я дивизия истекла кровью».
        Прорыв на фронте 161-й дивизии оказался настолько серьезным, что «папаша Гот», временно командовавший 9-й армией, вызвал на подмогу свои последние резервы - 7-ю танковую и 14-ю моторизованную дивизии.
        Контратака немецкой 7-й танковой дивизии на советскую ПТО в районе деревень Задняя и Потелица была отбита с большими потерями для немцев: на поле боя осталось около сорока танков и бронетранспортеров противника. А всего в результате двухдневных боев красноармейцы уничтожили почти сотню немецких танков.
        Неплохо поработали штурмовики с истребителями - штурмовали да истребляли всласть…
        Однако наступление 19-й и 30-й армий иссякало - все резервы Ставка направляла на северный фланг, где немцы захватили-таки Великие Луки и продвигались к Ленинграду и Новгороду.
        В первые дни сентября Красная Армия перешла к обороне…
        …А где-то далеко за линией фронта молодые летчики осваивали передовой опыт, учились пилотировать парами и четверками, вести бои на вертикалях.
        Испытывалась новая техника, свежепокрашенные «СУ-76» уже отправлялись на фронт, истреблять танки, а на заводах готовили «СУ-85» и мараковали над «СУ-100».
        Эскадра из Кронштадта, переброшенная в Мурманск для усиления Северного флота, отметилась как полагается - обстреляла Петсамо, будущую Печенгу, откуда немцы увозили никель, и потопили пару транспортов с рудой.
        Массированный налет Люфтваффе на Мурманск был ответом, но зенитки, сухопутные и корабельные, позволили дать сдачи наглым агрессорам, хоть полгорода и выгорело.
        А затем девятка тяжелых четырехмоторных «-ТБ-7»[36 - С 1942 года - «Пе-8».] подвергла бомбардировке военный порт Линнахамари в Печенгской губе, где квартировал немецкий горно-егерский корпус «Норвегия», и завод в Колосийоки. Немецким компаниям «Фридрих Крупп» и «Рейнметалл», уже хапавшим шведскую железную руду через порт Нарвик, никель из Петсамо был нужен как воздух.
        «Не дышите!» - как говорит врач…
        Только в августе Миша Ерохин перестал быть «безлошадным» - в полк поступило четыре новеньких «Ила», и командир, строго соблюдая очередь, торжественно передал одну из машин «дяде Мише».
        А того аж распирало - давнее знакомство с Рычаговым и те задумки Павла Васильевича для штурмовиков, которые генерал-лейтенант усиленно внедрял, оказали на Ерохина самое благотворное влияние. «Дядя Миша» не просто так уверовал в новые тактические приемы, предлагаемые Рычаговым.
        Он соотносил их с собственным опытом, сравнивал и приходил к выводу: прав генерал-лейтенант. Так надо же опробовать новую методу!
        Тем более что штурмовик, доставшийся Михаилу, был из опытной партии - утяжеленный килограммов на триста, что нарушало баланс, но «довесок» оказывался зело полезным - за счет 12,7-мм пулемета и борт-стрелка.
        Наконец-то задняя полусфера будет защищена!
        Правда, двухместным «Ил-2» стал не на самом заводе в Воронеже, его переделали умельцы - нельзя было останавливать конвейер[37 - Успешные переделки «Ил-2» в двухместный вариант имели место в авиачастях.].
        Но сделано все было от и до, от заводского не отличишь.
        Даже броневой лист поставили поперек фюзеляжа, чтобы стрелка прикрыть. Еще две такие самоделки появились в самой эскадрилье - пара штурмовиков вернулась с задания в таком раскуроченном виде, что в ПАРМе решили не просто чинить самолеты, а довести их до ума.
        Первые вылеты убедили «Дядю Мишу» в правоте Рычагова, и он стал самым ярым проводником новых идей.
        Стрелок капитану Ерохину достался умелый - раньше старшина Желудев на «СБ» пулеметом заведовал, потом на «Пе-2».
        Опыт был.
        - Сема, Голубенкова не видал?
        - Не, товарищ капитан. Да он с летунами, наверно.
        - А-а… Ну да.
        Капитан Голубенков обнаружился в сборном домике, отданном эскадрилье. Он восседал на самодельной лавке и повествовал, дополняя язык жестами - молодой, среднего роста, с голубыми глазами, лицо приветливое и открытое. Непослушная прядь русых волос у него все время свисала на лоб, выбиваясь даже из-под шлемофона.
        - А вот еще был случай, - балаболил капитан. - Медведя научили летать. Да-а!
        - Это как? - озадачился лейтенант Панаргин.
        - А так! - с серьезным видом продолжал Голубенков. - Садится медведь в кабину и по команде запускает мотор. «Выруливай!» - Выруливает машину на старт. «Взлет!» - Взлетает. «Левый разворот!» - Ну и так далее.
        - Э-э, нэправда, - возражает Гурген. - В воздухе нэ услышишь команду с зэмли.
        - Правильно, не услышишь, - согласился капитан. - Потому и обучили попугая отдавать команды. Сажали этого какаду в кабину, и он там командовал. Кричал: «Взлет!», «Разворот!» и так далее, по тексту. Да-а… Года два так летали. Слетанная получилась пара. Но один раз… - рассказчик сделал мхатовскую паузу. - Один раз полетели они в зону. Попугай команды одну за другой подает: «Петля!», «Разворот!», «Петля!» Да-а… То ли перегрузка на него так подействовала, то ли что, а забыл попугай слово «посадка». Твердил одно и то же: «Разворот!», «Петля!» - а горючее уже на исходе. Увидал какаду, что стрелка у нуля колышется, похлопал медведя крылом по плечу и говорит: «Ты, Миша, давай крутись, а я полетел…»
        Летуны смеялись над незамысловатой историей, видать, придуманной на ходу.
        - Все здесь? - улыбнулся Ерохин. - Готовьтесь. Через полчаса вылетаем.
        - Кого громить? - деловито спросил Голубенков.
        - Танки. Немцы наших жмут…
        - А мы - их, - кивнул капитан. - Всегда готовы, та-ащ командир!
        Ровно десять «горбатых», низко гудя, выруливали на взлетку.
        Восемь РС, четыре «ФАБ-100» нагружали и без того тяжелый самолет.
        Он ревел от натуги, но поднимался-таки в небо. Правда, тысячу метров набирал долго, минут десять.
        Выше показались стремительных очертаний «МиГи».
        «Почетный эскорт».
        - Я - «Москаль», - пробилось сквозь треск помех. - Куда летим?
        - Немцев бить! - осклабился Ерохин.
        - «Дядя Миша»? Ты, что ли?
        - Я, что ли! Танков много развелось, надо бы проредить.
        - Эт правильно…
        Десять минут спустя послышался голос Голубенкова:
        - «Дядя Миша»! Вижу цель! Танки на опушке леса!
        - На боевом курсе! Приготовиться к атаке! «Маленькие», прикройте.
        - Работай, Миша, прикроем…
        - Я - «Десна-2»! - прорезался голос авианаводчика. - В воздухе спокойно. Курс сто двадцать!
        - Принято.
        Ерохин облегчил винт, дал полные обороты.
        - Махарадзе и Панаргин! Подавить зенитки!
        - Есть!
        Штурмовики входили в круг, запуская над немецкими позициями зловещую карусель.
        «МиГи» завели кружение выше, только вращались в другую сторону.
        «Дядя Миша» бросил машину в пике - вот они, серые коробочки танков, жмутся к лесу на пригорке. Высота? Порядок…
        Ерохин нажал кнопку бомбосбрасывателя - и самолет «вспух».
        Полегчало «Ильюшину».
        На приборной доске загорелась зеленая лампочка - ушли бомбы.
        Рвануло знатно.
        - Делаем второй заход!
        Штурмовик Ерохина, описав круг, заскользил, снижаясь.
        Несколько танков горело, хорошо горело - чадно, над развороченной автоцистерной набухал, заворачивался огненный «гриб», а мы еще добавим…
        «Сотки» взрывались знатно, подсвечивая огненными вспышками клубы поднятой, взвихрившейся земли, толкая самолеты, ломая деревья.
        «Ил» вздрогнул, освобождаясь от «эрэсов» - те огненными кометами порскнули по целям, видимым размыто сквозь неосевшую пыль.
        С десяток танков они точно «почикали», как Рычагов изъясняется. А теперь пушечками отшлифовать…
        Длинные очереди из пулеметов и пушек сделали хорошие прокосы в метавшейся немчуре.
        Чьи-то РС пробили по складу боеприпасов - ахнуло так, что штурмовик шарахнулся в сторону.
        - Выходим.
        Резко развернувшись в сторону «Ила», летевшего впереди, Ерохин накренил машину, просматривая нижнюю полусферу - чисто, - и довернул.
        - Сема?
        - Чисто, командир!
        - Сократить дистанцию. Стрелкам - усилить наблюдение!
        - Голубенков отстает вроде, - доложил Желудев.
        - Вроде или точно?
        - Вроде точно…
        - Голубенков! Я - «Дядя Миша»! Что у тебя?
        - Товарищ командир! - отозвался Гурген. - Ему шасси выбило! Болтается под фюзеляжем, как…
        - Понял.
        - «Дядя Миша», - сказал Голубенков напряженным голосом. - Мотор тянет, но садиться на аэродром не могу: машина развалится. Да и полосу загорожу, сорву вылеты… Сажусь на шоссе.
        - Садись, - отозвался Рычагов, - мы присмотрим.
        - Внимание! - проснулся авианаводчик. - «Мессеры» от солнца!
        - Понял. Я - «Москаль». «Горбатые», шуруйте домой.
        Восемь штурмовиков потянули на восток, один плавно снижался, понемногу отставая.
        Ерохину было неспокойно, но рассудок успокаивал нервы: шоссе в тылу у 19-й армии, там свои, помогут Голубенкову. Может, и машину удастся спасти.
        - Сема, как там «маленькие»?
        - Дерутся…
        Глава 18
        Точка поворота[При написании главы автор использовал мемуары подполковника П. Цупко.]
        К сентябрю обстановка вокруг Ленинграда становилась все напряженнее. Наступление группы армий «Север» остановить или задержать не удавалось.
        Когда немцы заняли Мгу, это означало блокаду Ленинграда - была перерезана единственная железная дорога, связывающая город на Неве с «Большой землей».
        С моря «колыбель революции» тоже загородили - поперек всего Финского залива немцы с шестерками из Суоми протянули многие ряды донных и якорных мин, металлических сетей. Они тянулись от северных финских шхер до острова Гогланд на юге и поворачивали на восток к Кургальскому рифу в Лужской губе.
        А мощные морские артиллерийские батареи на острове Большой Тютерс и в Курголово прикрывали минный рубеж, призванный запереть Балтийский флот.
        Финны и сами по себе пакостили изрядно - перейдя границу СССР, они перерезали Беломоро-Балтийский канал в районе Онежского озера и Волго-Балтийский путь на реке Свирь, перекрыв все дороги в город Ленина.
        На море тоже пиратствовали одни лишь финские торпедные катера. Корабли Кригсмарине не показывались.
        «Горячие финские парни» добивались всего лишь расширения границ - им нужны были Советская Карелия и Кольский полуостров, плюс то, что останется от Ленинграда. Всего-то.
        Немцы с подельниками из Франции, Финляндии и даже Испании все туже сжимали тиски блокады. Им противостояли Красная Армия и Балтийский флот.
        Утром 21 июня из Таллина и Кронштадта вышла эскадра в составе линкора «Марат», крейсера «Киров», лидера эсминцев «Ленинград», эсминца «Калинин» и транспорта-турбоэлектрохода «Иосиф Сталин».
        22-го кораблям удалось прошмыгнуть через датские проливы, лишь на выходе в Скагеррак затеяв перестрелку с немецким миноносцем. Миноноску главный калибр «Марата» потопил, а спасительный туман скрыл эскадру от «Хейнкелей».
        Ночью советские корабли затерялись в Атлантике, обнаружившись лишь по приходу в Мурманск, о чем тотчас же донесли агенты Абвера, но было уже поздно - Северный флот резко усилился за один день.
        Но не одними лишь кораблями был силен Балтфлот, авиации своей у него тоже хватало - разведчиков, истребителей, бомбовозов всех мастей. Осенью 1941-го именно самолеты флотских ВВС заменили крейсера с эсминцами на Балтике.
        Старшего лейтенанта Егора Челышева, командира «Пе-2», лейтенанта Павло Ткачука, штурмана, и старшину Дмитрия Кибаля, стрелка-радиста, направили в 73-й пикировочно-бомбардировочный авиаполк ВВС Краснознаменного Балтийского флота.
        Поле аэродрома, ровное, покрытое выгоревшей бурой травой, стелилось между дачным поселком «Гражданка» и селом Мурино, примыкая к северо-восточной окраине Ленинграда.
        С юга поле граничило с лесом, вдоль опушки которого в капонирах прятались под масксетями «Пе-2». На противоположной стороне аэродрома виднелись «Яки» с «Илами».
        Рядом с КП 1-й эскадрильи пикировщиков выстроились летчики из восьми экипажей, одетые по-зимнему - в меховые коричневые комбинезоны, в шлемофоны с белыми шелковыми подшлемниками и желтые унты из собачьего меха. За широкие поясные морские ремни были засунуты меховые перчатки - «пешки» летали на высотах, где крепчали морозы.
        Перед строем стоял командир эскадрильи Василий Раков[39 - В нашей реальности В. Раков появился на Балтике позже (в 1943 году), до этого служил на ЧФ в Севастополе.], моложавый и стройный.
        Шлемофон он сдвинул на затылок, открывая высокий чистый лоб, густые, черные с проседью волосы и худощавое лицо с прямым носом и строгими серыми глазами.
        Комэск держал в руках планшет с полетными картами.
        Над полем стояла тишина, и только с юга, из-за близкого леса, доносился глухой рокот артиллерийской канонады.
        Исподлобья оглядев строй, Раков сказал - негромко, но с властным превосходством командира:
        - Внимание! Слушайте боевое задание. Уничтожить дальнобойную морскую батарею противника на острове Большой Тютерс. Вылетаем звеньями. Головное поведу я, второе - мой заместитель лейтенант Усенко, третье - старший лейтенант Челышев. Предупреждаю: батарея может быть прикрыта нарядом истребителей. Поэтому за воздухом следить особенно внимательно. Вопросы ко мне есть? Штурман, дайте свои указания!
        Флагманский штурман Сергей Давыдов, щупленький и худенький, шагнул вперед и громко сказал:
        - Выход в море через входные ворота… Высоту три с половиной тысячи метров набираем по маршруту до острова Котлин, разворот над Кронштадтом, выход на цель…
        Челышев не слушал флаг-штурмана, он был занят переживаниями - это был его первый боевой вылет на Ленинградском фронте.
        - По самолетам!
        Егор бодро потрусил к капониру, откуда уже выкатывали его «Петлякова» - с крупными бомбами, черневшими под центропланом.
        Рослый матрос-техник лихо отдал честь:
        - Товарищ старший лейтенант! Самолет номер семь к боевому вылету готов. Доложил техник-лейтенант Хоменок.
        - Добро! - кивнул Челышев. - Пошли.
        Пока Егор осматривал моторы, штурман, он же стрелок-бомбардир, проверял подвеску авиабомб. Кибаль занимался рацией и пулеметами.
        - Внимание! - крикнул Хоменок. - Ракета!
        - По местам!
        Егор следом за Ткачуком забрался в кабину.
        - От винтов!
        Мощный рокот моторов заместил тишину, и бомбардировщики гуськом потянулись к взлетной полосе. С другого конца поля туда же устремились остроносые «Яки» прикрытия.
        Новенькая, едва облетанная «пешка» поднялась легко, потянула над Ленинградом.
        - Який здоровущий! - восхитился Павло.
        Челышев кивнул - южной окраины города было не видать, она таяла в дымке. Многое узнавалось внизу, хотя Егор никогда не был в Ленинграде: вон шпиль Петропавловки и Адмиралтейская игла, купола Исаакия, серо-голубые ленточки Невы и каналов.
        Из желтевшей зелени парков всплывали дворцы и многоэтажки, пустые коробки развалин, дырчатые от выбитых окон. Серые туши аэростатов заграждения висели над городом, как стадо летучих слонов.
        На юге густело темное облако разрывов с высверками огня - зенитчики старались, отгоняли Люфтваффе. А на западе жилые кварталы плавно сменялись строгими корпусами заводов и закопченными трубами.
        И вот блеснула вода. Море!
        Балтика неспокойна, свинцово-серые волны пенятся гребешками, шквалистый ветер срывает их, вытягивая белыми разрывчатыми полосками. Самолет ощутимо подрагивает. Свежачок!
        Прямо по курсу выступал из воды островок, застроенный с юго-востока.
        - Ты дывысь! Кронштадт!
        Челышев кивнул: он самый…
        … «Здоровущим» треугольником «пешки» летели над морем.
        Впереди - тройка Ракова, справа от него - звено Усенко, слева - Челышева. Выше и ниже - четверки «Яков».
        Истребителями прикрытия командовал Дмитрий Кудымов, тот самый, что вместе с Рычаговым воевал в Китае как летчик-доброволец. Это Кудымов сбил знаменитого японского аса, сверг «короля неба» Ямамото.
        Заряд дождя пробарабанил по козырьку кабины.
        Сидящий справа сзади Ткачук карандашом сделал пометку на полетной карте.
        - Остров Сейскари! До точки поворота осталась минута.
        - Разворот!
        Ведущий, а за ним вся группа повернула на юго-запад.
        Дождь перестал, облака приподнялись. Заголубело небо.
        Море, словно хамелеон, из темно-серого становилось светло-синим.
        - Группа, внимание! - толкнулось в наушниках. - Идем в наборе. Радиопереговоры до атаки запрещаю.
        Пикировщики стали набирать высоту, а на горизонте обозначилась темная горбатая полоска.
        - Виден остров Большой Тютерс! - сообщил Павло.
        Самолет Ракова качнул крылом влево и повернул на юг, обходя остров.
        - Що цэ вин? А-а… Хоче завести группу со стороны солнца! Умно.
        Большой Тютерс медленно вырастал в размерах. Желтые пляжики, темный лес на холмах - именно там, в зарослях, прячутся огромные дальнобойные орудия, простреливающие Финский залив в обе стороны.
        - Внимание! - радировал Раков. - Южнее острова вижу пару истребителей противника. Будьте внимательны!
        - Ломакин! - скомандовал Кудымов. - Займись!
        - Есть!
        - Произвести боевое развертывание! Слушать всем! Звеньям перестроиться в колонну! Атака цели одиночно с пикирования! Я - «Ноль десятый»!
        «Пешки» перестроились, потянулись цепочкой за «вожаком стаи». Челышев заволновался - он первый раз в жизни бомбит морскую цель.
        - Разворот!
        - Расчет данных для бомбометания готов, - доложил Ткачук, забывая напевную «украинську мову».
        - Ищи цель!
        - «Девятнадцатый»! К тебе снизу крадутся «худые». Смотри!
        - Вас понял! Давно следим!
        - «Четвертый»! - ворвался голос Кудымова. - Отбить атаку!
        Тут Челышев аж дышать перестал, замечая, как два «Мессершмитта» падают сверху на самолет Ракова.
        - «Ноль десятый»! Вас справа сверху атакуют «Мессеры»!
        Раков не ответил, но наперерез фрицам бросились два «Яка».
        Протянулись трассеры, но «худые» боя не приняли - блеснув на солнце желтым брюхом, немецкие истребители отвернули. Но не скрылись, и число их росло - подлетала подмога с береговых аэродромов в Эстонии.
        В эфире все чаще звучала немецкая речь:
        - Антон-айнс, ахтунг! Руссен ин дер люфт!
        - Хор-ридо!
        - Антон-цвай. Ахтунг! Крайс шлиссен!
        - Шайсе!
        - Хильфе! Хильфе! Анстрален!
        - Файер!
        Бомбардировщик тряхнуло. «Мессеры» вышли из боя, зато зачастили зенитки - прямо по курсу клубились серо-черные разрывы, вспыхивали дымные шары, собираясь в лохмы.
        Весь берег опоясался бело-желтыми огоньками залпов.
        Головные пикировщики продолжали полет, маневрируя, уходя змейкой, сбивая зенитчикам прицел.
        - Ведущий лег в разворот!
        - Вижу, Павло…
        А ведущий уже выпустил тормозные решетки, ложась на боевой курс - огонь зенитных орудий закрывает «Ноль десятый» сплошным облаком дыма.
        - Давай, давай… - цедит Ткачук.
        Махнув раздвоенным хвостом, «пешка» Ракова вошла в пике.
        - Вижу цель! - заорал штурман. - Вон она, вон!
        - Где? Где?
        - Да вон же, в лесу! Видишь? Дорога, и будто подковка - это артиллерийский портик!
        - Ага!
        Самолет Ракова уже вышел из пике и отходит от острова. За ним разворачивается «пешка» Пасынкова, следом уходит Сохиев.
        - Правее шесть градусов! Есть! Замри!.. Пошел!
        Челышева словно кто отрывает от сиденья и бросает вперед - в плечи врезаются ремни. Некогда, некогда…
        - Выводи!
        Егор ловил в прицел длиннющее орудие, поймал - и нажал кнопку сброса бомб.
        Машина вздрогнула, «снеся яичко».
        - Цель накрыта!
        Выворачивая, «Пе-2» ушел с курса, заскользил над синими волнами. На развороте был виден остров, окутанный дымом и пылью.
        - Пройди по прямой! Сфотографирую!
        - Задание выполнено, - прозвучал в эфире довольный голос Ракова. - Все самолеты в строю, курс домой!
        О. МИХАЙЛОВА:
        «Дедушка и мои дядья работали всю жизнь на Путиловском заводе, ныне Кировском. Я хорошо помню, как началась война. Был такой радостный, солнечный день. И вдруг мы слышим по радио сообщение. Сразу побежали на завод. Там было собрание, а потом люди записывались в Кировскую дивизию.
        Наш комсорг Яша Непомнящий сказал нам с подругами: «Оставайтесь! Здесь вы будете нужны больше. Надо кому-то работать и защищать наш завод». Так мы с подругами и остались. Когда начались бомбежки, я записалась дежурить на крыши домов - сбрасывать зажигалки.
        Каждый день был обстрел, заставал всегда по пути на работу или домой. Я пережидала его в канаве, что рядом с дорогой. Иногда по часу приходилось лежать. Немцы ведь близко подошли к Кировскому заводу и из орудий часто его обстреливали.
        Особенно приноровились, когда заканчивались смены рабочих. Страшно, я все время дрожала.
        Наш завод танки ремонтировал, также делали бутылки с горючей смесью и снаряды. Крыша у нас в цехе обвалилась. Везде ветер. Станки работают, а люди с замерзающими руками стоят возле них. Очень холодно, и к нам в цех подвезли паровоз, который нас чуть-чуть обогревал. Вот так мы и работали.
        Я в шубе папиной, комсоставской, с финской войны. Потом я стала слесарем в цехе, где танки ремонтировались. Тяжело давалась работа, но все старались».
        Глава 19
        Ключ от дома
        28 августа Ставка расформировала Центральный фронт, передав его армии (3-ю, 4-ю, 13-ю, 21-ю и 50-ю) Брянскому фронту.
        Задача Брянского фронта была проста - громить войска правого фланга группы армий «Центр», продвигавшихся на юг.
        Однако 2-я танковая группа Гудериана и 2-я армия Вермахта под командованием фон Вейхса сумели отразить все атаки Красной Армии, продолжая наступать во фланг и тыл советского Юго-Западного фронта.
        К середине сентября войска Западного, Резервного и Брянского фронтов перешли к обороне.
        Основной натиск пришелся на район действий группы армий «Юг» - Гитлер подписал директиву, определявшую, что «важнейшей задачей до наступления зимы является не захват Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на реке Донец и блокирование путей подвоза русскими нефти с Кавказа».
        Свобода маневра на северном фланге ГА «Юг» были скованы укреплениями Киева и действиями в немецком тылу советской 5-й армии, и тогда ее стала теснить 2-я армия фон Вейхса.
        К началу сентября группа армий «Юг» вышла к Днепру на всем протяжении реки - от Херсона до Киева. Передовые части 1-й танковой армии Клейста перешли Днепр у Запорожья, а позже начала боевые действия из района Кременчуга, двигаясь навстречу соединениям Гудериана, наступавшим в направлении Конотопа.
        Чтобы избежать грандиозного и губительного «Киевского котла», Ставка Верховного Главнокомандования приказала отвести войска из излучины Днепра.
        Атакуя конотопскую группу противника, РККА организовала оборонительный рубеж на реке Псел, после чего началась эвакуация Киева.
        5-я, 21-я, 26-я и 37-я армии организованно оставили Киев и КиУР, а 38-я и 40-я армии в это время поддерживали выход войск Юго-Западного фронта ударом на Ромны и Лубны.
        Утрата Киева была болезненной, зато это позволило сохранить войска, по-прежнему закрывавшие противнику дорогу на Восточную Украину, в Приазовье и Донбасс.
        Во второй половине сентября 11-я смешанная авиадивизия, в которую входил 122-й ИАП, вернулась в «родную» 3-ю армию[40 - В нашей реальности это произошло в феврале 1942 года.].
        С августа по сентябрь самолеты сил авиации дальнего действия - «ТБ-7» и «Ер-2», взлетая с аэродрома на острове Эзель, регулярно бомбили Берлин, чтобы немецкие обыватели на собственных шкурах почувствовали, до чего ж это страшно и больно.
        …Осень подкралась незаметно.
        Только что стояла жара, зелень цвела и пахла, и вдруг все пожелтело, стало осыпаться, зарядили дожди…
        Жилин, впрочем, был только доволен - зиму он не любил из-за холодов и снега, лето не терпел из-за духоты, пыли, да комарья, а вот осень уважал. Не жарко, но и не студено - в самый раз.
        А листопад лишь навевал меланхолию, к которой Иван был склонен. Легкая грусть - это нормально, это куда здоровее безудержного веселья или угрюмости.
        Злоба, как и буйная радость, угнетают рассудок, а вот печаль более всего соответствует разумению, неспешным раздумьям, спокойной мечтательности или сосредоточенному мышлению.
        В такой-то теплый осенний денек Жилин совершал моцион.
        Аэродром располагался в полосе Брянских лесов, и бродить по ельнику, где хватало берез, было приятно - пахло грибами и мокрой землей, а небо поражало пронзительной синью.
        Такого летом не увидишь - в жару небо словно выцветает, а осенью набирает яркого синего колеру.
        Красота!
        Под ноги ложилась то прошлогодняя хвоя, то недавно опавшая листва - приглушенное шуршание сменялось ясным шорохом.
        Иван вздохнул, жмурясь на солнышке.
        Скоро оно будет светить, но не греть…
        На фронте возникла пауза. Дня два погода стояла нелетная, да и поле развезло, не особо-то и разгонишься. После подсохло, но вот уже второй день ни одного задания.
        Скоро, усмехнулся Жилин.
        Скоро Адольф затеет операцию «Тайфун» - на Москву попрут фрицы. И начнется…
        Неожиданно у Ивана мороз по коже прошел.
        Он тут воюет, у него вторая жизнь началась, а ведь где-то на Ленинградском фронте служит сейчас лейтенант Жилин.
        Иван Федорович Жилин.
        Он сам, только молодой. Ведь так?
        Сейчас-то «Жилин-2015» в Рычагове застрял, а «Жилин-1941» в лейтенантах ходит, он только готовится к тому, чтобы в будущем в полковники выйти, а после и на пенсию…
        Елена, Ленка-пенка, с которой молодой Жилин расписался, вот-вот родит Сашеньку. Продолжение рода.
        Стоп-стоп. Вовсе не наследник тебя беспокоит, а сам ты, «второе Я», так сказать.
        Вот если бы ему память отшибло и вылетело бы из головы, что он - Иван Жилин, то отказал бы в первородстве этому лейтенантишке при встрече. И симпатий особых не испытал бы - колючим был молодой Жилин, непримиримым, драчливым, малообразованным.
        Поняли бы друг друга пришелец из 2015-го и тутошний летёха?
        Вряд ли. Слишком разошлись они за семьдесят-то лет.
        А если встретить доведется?
        Ну и что? Поглядит на себя со стороны - это еще никому не удавалось. Хотя откуда ему знать?
        Может, такие вот, как он, «переселенцы» сплошь да рядом?
        Тут плавный ход его мыслей прервал топот ног, сопровождавшийся треском веток.
        На тропинку вывалился Алхимов.
        - Тащ командир! Вас там Николаев ищет! Срочно!
        Иван вздохнул.
        - Пошли, раз срочно.
        Возле КП заметна была суета, а на поле поблескивал новенький «Дуглас».
        - Товарищ Рычагов! - окликнул Жилина комполка. - Вас в Москву вызывают!
        - В Москву? - удивился Иван.
        - Ага! В Кремль!
        - Награждать будут! - вступил Алхимов. - Сто процентов!
        - Цыц! - сказал Николаев. - Так что… это… вот, за вами.
        Он указал на «Дуглас».
        - Там еще пятеро с нашего фронта, составят компанию! А документы мы быстро!
        - Уже! - крикнул начштаба.
        - Ну, вот! Так что… Летите! Такое вот вам задание, хе-хе…
        - Ну, ладно, - сказал Жилин в некоторой растерянности - новость выбила его из привычной колеи. - Переоденусь только.
        Четверть часа спустя, приодевшись в парадку, захватив с собой потертый фанерный чемоданчик, Иван поднялся в салон «Дугласа».
        - Товарищ Рычагов! - воскликнул Миша Ерохин. - Вы тоже с нами?
        - Подбросите до Москвы?
        - А то!
        На Центральном аэродроме столицы летчиков уже встречали.
        Лощеный лейтенантик, молодцевато козырнув, открыл перед Жилиным дверцу «ЗИСа».
        - Товарищ генерал-лейтенант, мне приказано доставить вас домой. После обеда я за вами заеду, церемония в Кремле назначена на три часа.
        - Едем, - обронил Иван, просовываясь на заднее сиденье.
        Лейтенант аккуратно прихлопнул за ним дверцу и сел впереди.
        Молчаливый водитель сразу же тронулся, покатил, выезжая на московские улицы.
        Удивительно, но тревоги, озабоченности Жилин не ощущал ни сейчас, ни тогда, на прифронтовом аэродроме.
        И вот она, та самая Москва, которой он избегал в последние дни июня, скользит за окном автомобиля.
        Иван продолжал испытывать печаль, глядя на людей, на дома, на жизнь, на все, памятное ему. Конечно, жизнь в XXI веке не сравнить с теперешней - через семьдесят лет тому вперед все станет гораздо устроеннее, комфортнее, но…
        Уйдет нынешняя ясность и понимание цели, забудется неявное братство, когда все вокруг - товарищи, перестанет быть та гордость за страну, которая, вопреки насмешкам, все-таки была - особенная, советская.
        Слово «совок» придумано либерастами, исступленно гадившими на свою Родину. Оно того же рода, что и выражения бандеровцев, обзывавших русских - там, в будущем, - «ватниками» и «колорадами».
        Беда либералов в том, что они не ставят рамок свободе, не ограничивают ее ничем, и воля превращается в разнузданность, доходя до беспредела и сливаясь с установками фашизма.
        В любой промежуток истории хватало и света, и тьмы.
        С плохим следует бороться, изживать, а хорошее - пестовать и холить. Но разве можно охаивать все подряд? Бездумно, чисто по-обезьяньи копируя вашингтонских «авторитетов»? Да ну их…
        …Мимо Кремля, по Большому Каменному мосту «ЗИС» выкатился на улицу Серафимовича, к серой громаде «Дома на набережной».
        Свои двенадцать этажей, выстроенные в стиле конструктивизма, дом раскинул широко, предоставляя жильцам клуб, кинотеатр, спортзал, универмаг, прачечную и амбулаторию, сберкассу, почту, бесплатную столовку и детский сад на крыше, а во внутренних двориках были разбиты газоны и журчали фонтаны.
        Селили здесь избранных, к ним был причислен и Павел Рычагов.
        Удивительно, но Павла Васильевича ничуть не раздражала казенщина - все эти бирки на мебели или запрет на вход после одиннадцати вечера. То ли он привык к общажному бытию в гарнизонах, то ли просто не обращал внимания - Жилин чувствовал это его отношение. Или помнил о нем?
        Иван так до сих пор и не уяснил для себя, какова доля Рычагова в его сознании.
        Память Павла Васильевича не раз делала подсказки, иногда Жилин ощущал чужие эмоции - слабые, будто заблудившееся эхо былых чувств. Или они таки делят сознание на двоих, как жилплощадь в комнате все того же общежития? Как тут узнаешь?
        «ЗИС» подъехал к подъезду, и лейтенант поспешил открыть дверь.
        - Когда за вами заехать, товарищ генерал-лейтенант?
        - Давайте, без двадцати три.
        - Слушаюсь.
        Машина отъехала, а Иван неторопливо пошагал к дверям.
        Консьерж вежливо поздоровался, и Жилин прикинул, в каком же он звании. Сержант госбезопасности?
        Вся обслуга дома служила в НКВД, даже дворники. Наверное.
        Лифтер услужливо открыл двери лифта, пропустил жильца и зашел сам - подниматься без сопровождающего не полагалось.
        Покинув кабину на свом этаже, куда выходили двери двух квартир, Иван порылся в кармане кителя. Там лежал ключ.
        Он нащупал его еще в Сочи, да так и таскал с тех пор, будто талисман. В принципе, открыть дверь можно было и с помощью запасного ключа, стоило только зайти к коменданту.
        Наверняка тем ключом уже пользовались во время его отсутствия, проводя негласный обыск.
        Противно жить под колпаком, терпеть постоянное наблюдение, но, с другой-то стороны, в доме жили не рядовые рабочие и колхозники - в квартиры въезжали члены ЦК ВКП (б), наркомы и их замы, выдающиеся ученые и артисты. Публичные личности.
        Ну ладно там писатели, а чиновники? Да за ними не только можно, но и нужно следить! Не снимать наружного наблюдения, отслеживать все связи, рыться в документах!
        Чтобы чинуша, пардон, совслужащий, даже подумать боялся о взятках, скажем. А как же иначе?
        Жилин отпер дверь, и вошел в квартиру. Недурно.
        Дубовый паркет, фрески на потолках. Кухня крошечная, зато в стене проемчик под самоварную трубу.
        Стянув сапоги, положив фуражку на полку, а китель повесив на спинку стула, Иван прошагал к дивану, и рухнул в его мякоть - жалобно взвизгнули пружины.
        В квартире стыла тишина, даже часы, висевшие на стене, стояли.
        Вздохнув, Жилин поднялся и толкнул маятник.
        Часы пошли, затикали, отмеряя секунды. Хоть какой-то живой звук…
        Проведя рукой по корешкам книг, Иван выдвинул ящик.
        Подсказка была верна - там лежали ордена Рычагова.
        Золотая Звезда Героя Советского Союза. Два ордена Ленина, три «боевика» - Красного Знамени. Медаль «ХХ лет РККА».
        В эти времена даже юбилейная медаль доставалась далеко не всем, орденоносцев чтили, на них смотрели, как в будущем - на звезд эстрады и кино, вот только не с позиций мещанского идолопоклонства, а с уважением.
        Приведя китель в идеальный порядок, Жилин нацепил ордена, испытывая странную неловкость - это были не его награды, не им заслуженные. Ничего, - утешил он себя, - сегодня тебе вручат орден заработанный!
        Начистив до блеска сапоги и подцепив разношенные тапки, Иван пошатался по квартире. До срока еще часа два…
        Выбрав себе книгу по душе, Жилин устроился в кресле, благодушествуя. Сколько месяцев он вот так вот не сидел, перелистывая страницы, в тишине и спокойствии?
        А то, что война, что чекисты бдят… Ну и что?
        Немцев мы победим, а энкавэдэшники - люди нужные, без спецслужб нельзя даже в Мире Справедливости, в далеком коммунистическом будущем.
        Похмыкав, Жилин углубился в чтение.
        А. ЕРМАКОВ, ГЕНЕРАЛ-МАЙОР:
        «В направлении Орла враг добился успеха.
        Но главный план гитлеровского командования - окружить и уничтожить армии Брянского фронта - не осуществился ни тогда, ни после.
        Правда, в процессе борьбы были моменты, когда наши части оказывались обойденными неприятелем. Но за время войны мы научились многому. Окружение уже перестало быть таким пугалом, каким оно казалось иногда в первые дни боев.
        Как ни пытался враг, ему не удалось посеять панику в наших рядах. Части держались вместе. Нарушенные связь и управление быстро восстанавливались.
        Н-скую танковую часть обошли три роты автоматчиков и 28 танков. Танкисты не ударились в панику и без особого труда справились с этими фашистскими подразделениями.
        Наш отряд тяжелых танков передавил и перестрелял всех автоматчиков, а из 28 танков уничтожил 27. Командир немецкого танкового отряда капитан Кессель был взят в плен вместе со своим штабом».
        Глава 20
        Вторая звезда
        «ЗИС» проехал Спасские ворота и доставил своего пассажира прямо ко входу корпуса номер один, к зданию бывшего Сената, а ныне - Совнаркома.
        Пройдя несколько постов охраны, Иван поднялся к круглому Свердловскому залу Кремля. Накатило ощущение чего-то торжественного и величественного, того, что можно было назвать державностью.
        В зале было людно, гул голосов возносился к высоченному потолку, метался между колонн.
        - Товарищ генерал-лейтенант! - пробился голос Миши Ерохина.
        Жилин обернулся. Рядом с «Дядей Мишей» стоял Егор Челышев.
        - Здравия желаю, тащ генерал-лейтенант! - осклабился Челышев.
        - И вам не хворать!
        Пожав руки обоим, Иван спросил:
        - Слушайте, а вы где остановились?
        - Да нигде! - воскликнул Егор. - Бродили по Москве, чуть не опоздали.
        - Тут гостиница рядом, «Москва», - сказал Михаил. - Перекантуемся.
        - Перекантуетесь у меня в гостях. Вылетать нам завтра, а сегодня можно и посидеть. Выпить и закусить. Годится?
        - Годится! - обрадовался Ерохин и поглядел на Челышева.
        - А я, как все! - ухмыльнулся Егор.
        - Заметано.
        Шум в зале усилился и начал стихать. Летчики поспешили занять места, и вот вышел «всесоюзный староста» - Михаил Калинин.
        «Ему бы шапочку белую да халат, - подумал Жилин. - Вылитый доктор Айболит получился бы…»
        - Товарищи! - сказал Калинин. - Коварный и подлый враг напал на нашу Родину. Весь советский народ и его Рабоче-Крестьянская Красная Армия сплотились, чтобы на фронте и в тылу добиваться поражения немецко-фашистских захватчиков. И сегодня здесь, в этом зале, собрались те, кто своим ратным трудом приближает победу над Германией…
        Жилин слушал невнимательно, его куда больше интересовали те сановники, что вознеслись после его опалы. На некоторых лицах он с удовлетворением различил следы волнения.
        Забеспокоились, зашебуршились!
        Сановников мучила возникшая неопределенность: Рычагов снова в фаворе или тут что-то другое? А что именно?
        Начались награждения.
        Одним из первых Калинин поздравил Мишу Ерохина, вручив ему коробочку с орденом Боевого Красного Знамени.
        «Дядя Миша» вернулся с блуждающей улыбкой, нащупал сиденье, примостился и стал любоваться наградой.
        - Молодец, «Дядя Миша»! - искренне сказал Иван.
        Подошла его очередь, и Жилин прошагал к - сцене.
        - Генерал-лейтенант Рычагов по вашему приказанию прибыл!
        «Всесоюзный староста» ласково покивал ему и вручил две награды сразу - вторую Золотую Звезду и орден Ленина.
        - Поздравляю вас!
        - Служу Советскому Союзу!
        Приняв ордена и грамоты к ним, Иван вернулся на место.
        - Поздравляю! - шепнул Челышев.
        - Сегодня обмоем, - улыбнулся Жилин.
        - А как же? Святое дело!
        - Тебя вызывают, Егор! - дернул товарища за рукав «Дядя Миша».
        - Ох, ты…
        Челышев вернулся с «боевиком».
        - Ух! - выдохнул он, плюхаясь. - Все девки мои!
        Неожиданно над плечом Ивана наклонился некто военный и тихонько проговорил:
        - Товарищ Рычагов…
        Оглянувшись, Жилин узнал Власика. Тот поманил его за собой, и Иван слегка похолодел. Нет, страха не было, просто он представлял себе, с кем ждала его встреча.
        Власик провел Ивана на третий этаж и отворил двери кабинета Калинина.
        - Прошу!
        Жилин вошел и, минуя пустующую приемную, перешагнул порог кабинета. Там, возле огромного стола, находился всего лишь один человек.
        Иосиф Виссарионович Сталин.
        Одетый обычно, без трубки или папиросы в руках, вождь стоял и наблюдал за Иваном. Второй раз за день Жилин вытянулся и отчеканил:
        - Генерал-лейтенант Рычагов по вашему приказанию прибыл!
        Сталин кивнул и, заложив руки за спину, медленно прошагал к окну.
        - Вы хорошо послужили Родине, товарищ Рычагов, - неспешно проговорил он, - и мы это оценили. Нэ так высоко, как оно того стоило, но нэ будем забывать, что вы только медиум…
        - Я помню, товарищ Сталин.
        Иосиф Виссарионович повернулся к Жилину лицом и продолжил:
        - Мы ознакомились с вашим ответом, товарищ Рычагов. В тему «Медиум» посвящены лишь товарищи Берия и Молотов. Надеюсь, вы никому более не открывали свою тайну?
        - Это совершенно недопустимо, товарищ Сталин.
        Покивав, вождь помолчал пару минут, словно собираясь с мыслями, и сказал:
        - А вы сами верите этому… м-м… «духу»?
        - Да, товарищ Сталин. Я полагал, что…
        Иосиф Виссарионович поднял руку.
        - Мы нэ сомневаемся в истинности того, что касается военных дел. Ценнейшая информация помогала нам нэоднократно, особэнно при выборе решения. Дэсятки и дэсятки фактов из вашей тетрадки подтвердились за последние три месяца, тут о совпадениях и речи идти нэ может. Признаюсь, товарищ Рычагов, что именно нэвероятность изложенного в тетради вынудила меня поверить, как это нэ странно. Именно поэтому я сразу же отдал приказ Кузнецову, чтобы он направил эскадру в Мурманск. Но легко ли принять за истину, что нас ждет такое ужасное будущее?
        - Товарищ Сталин, Хрущев был и остается ярым троцкистом, чего еще от него ждать? При вас он как шелковый, но…
        - …Но, когда я умру, Никита возьмет свое, - закончил вождь. - Все логично. Именно Хрущев, Маленков и Булганин останутся после меня, а эта… хм… нэ святая троица способна на все. Ш-шени деда…
        - Товарищ Сталин… - осторожно начал Жилин.
        - Говорите.
        - Сейчас только 1941-й, впереди много времени - все можно исправить. Я тоже не хочу, чтобы распался СССР, чтобы вернулись капиталисты и попы. Но положение уже меняется! И в ваших силах, товарищ Сталин, сделать эти перемены необратимыми.
        Вождь кивнул.
        - Товарищ Рычагов… «Дух»… Он вам что, рассказывал о будущем? Вы разговаривали с ним?
        - Нет, товарищ Сталин, все куда сложнее - его память вроде как раскрыта мне. Я как бы помню две жизни, его и мою. Причем, как ни странно, жизнь Ивана помнится лучше, ярче, полнее.
        - Иван? - оживился «отец народов». - Так его зовут?
        - Да, товарищ Сталин.
        - Тогда вы, товарищ Рычагов, ходячая тайна особой государственной важности! - усмехнулся вождь. - Вас нельзя отпускать на фронт - вдруг попадете в плен?
        Желтые тигриные глаза Сталина, холодные и внимательные, впились в Жилина. Взгляд Ивана сохранил твердость.
        - Позволю себе возразить, товарищ Сталин. Больше пользы я принесу именно на фронте. Иван - обычный человек, он не допущен к гостайнам будущего, не знает военных секретов, не способен начертить схему какой-нибудь там водородной бомбы или выдать технологию производства спецсталей. Ему известно лишь то, что имелось в свободном доступе. Конечно, далеко не все уместилось в тетрадке или на тех листочках, но разом все и не вспомнить. Если возникнут вопросы, я тотчас отвечу, если смогу, конечно.
        - Хорошо, мы подумаем над этим. А вопрос… Почему наши союзнички открыли Второй фронт лишь в 1944-м? Определенное впечатление об этом у нас сложилось, но меня интересует мнение… м-м… Ивана.
        - Полагаю, товарищ Сталин, сначала они выжидали, когда Советский Союз и Германия настолько ослабят друг друга да обескровят, что подходи и бери их, хоть вместе, хоть порознь. А потом в Вашингтоне и Лондоне просто испугались, что мы и сами одержим победу над немцами, и решили вмешаться, чтобы влияние СССР не распространилось на всю Европу. Кстати, Черчилль предлагал высадиться на Балканах, но Рузвельт убедил его открыть Второй фронт в Нормандии. Думаю, для того чтобы оставить в сфере своего влияния прежде всего развитые государства - Францию, Италию, ту же Западную Германию. А мы в это время кровь лили, освобождая «Европу 2-го сорта» - всякие там Румынии, Польши, Болгарии… Европейцы в будущем уверены, что их освободили американцы, а не русские, и даже День Победы отмечают 8 мая - именно в этот день немецкие генералы поспешили заключить мир с американцами и англичанами. А мы в тот день штурмовали Берлин, потом освобождали Прагу и Будапешт…
        Сталин нахмурился.
        - Мы думаем над тем, как обойти этих «союзников». Когда мы очистим нашу территорию от гитлеровцев и дойдем до границы, то Польшу освобождать не станем - двинем через Чехословакию и Австрию прямо в Германию! Высадим десант в Италии, прорвемся во Францию и выйдем к немцам с запада! Надо только не затягивать с войной и покончить с Гитлером в 1944-м… - помолчав, Сталин сменил тему: - Для немцев авиация - важнейшее слагаемое блицкрига. А для нас? Для нашей победы?
        Жилин вздохнул.
        - Товарищ Сталин, я мог, я должен был сделать все, чтобы наши ВВС были сильнее Люфтваффе, но даже не попробовал навести порядок в порученных мне войсках, где царили бардак и откровенное разгильдяйство. Конечно, всего бы я не осилил, просто времени не хватило бы, но попытаться-то надо было? Надо. А на ваш вопрос отвечу так: авиация - основное условие победы. И так далее, по пунктам…
        - Излагайте, товарищ Рычагов, - сощурился Сталин, - излагайте.
        - Во-первых, на фронте очень мало радиолокаторов, поэтому мы не в силах быстро реагировать на самолеты противника. Мы летим наобум, надеясь встретить «Мессеры», и возвращаемся, несолоно хлебавши, или, того хуже, не поспеваем - и вот нас бомбят прямо на аэродроме. Локатор же видит самолеты издали, и можно вылететь на перехват загодя, точно зная, сколько их пожаловало и где они точно находятся.
        - Раз, - загнул палец вождь.
        - Во-вторых, у нас почти нет самолетов-разведчиков, а вот у немцев их полно. Прилетает «рама», сообщает, скажем, о позициях артбатарей, и пару минут спустя являются «Юнкерсы» - бомбить наши позиции. У нас есть «Су-2», но… Это не то. Правда, у Сухого есть задумки построить «Су-12», такой же двухбалочный самолет, как «Фокке-Вульф-189», однако взлетит он лишь шесть лет спустя.
        - Два, - невозмутимо сказал Сталин.
        - В-третьих, мы чересчур разбрасываемся. У нас целая куча самолетов самых разных конструкций - и к каждой свои запчасти. Еще хуже то, что «моду» в самолетостроении диктуют не сами летчики, а конструкторы, причем не из благих побуждений, а частенько из самых корыстных. Вот сейчас я летаю на «МиГ-3». Это отличная машина! Пусть она и сложная, зато «мигарь» способен на равных биться с «Мессерами». А сейчас идут разговоры, что нас будут пересаживать на «Як-1»…
        - Вы не в восторге от самолета Яковлева?
        - «Як-1» гораздо проще «МиГа», но он уступает в скорости «Мессершмитту» и гораздо слабее вооружен. Вот мне вручили орден за то, что я сбивал эти самые «мессы». Конечно, и я, и ребята из эскадрильи справятся с немцем и на худшем самолете, но зачем же нам худший? Нам надо лучший!
        - Что вы предлагаете?
        - Было бы просто отлично, если бы в войска стал поступать поликарповский «И-185» - он и быстрый, и мощный, и отлично вооружен. Лучший истребитель в мире, побьет любого! Но мотор для него, который М-71, все еще сырой. Ну так пусть доделывают! А Поликарпова, по сути, отстранили от работы, задвинули в угол. Та же история с бомбардировщиком «Ту-2». Двигатели М-120ТК тоже не доведены. Так надо доводить! И тогда мы получим лучший фронтовой бомбардировщик! А вместо него клепают «Яки»… Ну ладно, пусть не «И-185» - понимаю, война, трудности… Но не «Як-1»! Пусть будет хотя бы «Ла-5». Можно же ускорить выпуск! Снять с производства «Яки», «ЛаГГи», запустить «лавочки», срочно делать «Ил-2» исключительно двухместным.
        - Это три. Есть и другие пункты?
        - Есть, товарищ Сталин. Летчиков надо готовить дольше, чтобы они успевали налетать вдесятеро против того, что сейчас. Но в условиях войны об этом можно только мечтать. Впрочем, с неподготовленностью пилотов скоро столкнутся и немцы.
        - Четыре. Еще?
        - Связь! Приемник и передатчик на каждом самолете. Это жизненно важно.
        - Пять. Все?
        - В общем… Да, товарищ Сталин. Остальное мы добудем сами.
        - Хорошо. Все, что вы сейчас сказали, напишите - подробно, как следует. Срок - один день.
        - Слушаюсь, товарищ Сталин.
        - Вы свободны, товарищ Рычагов.
        Покидая кабинет, Жилин раздумывал: а нет ли в последних словах вождя скрытого подтекста?..
        Захватив готовый ужин в столовой Дома правительства, Жилин, Ерохин и Челышев поднялись в квартиру Рычагова.
        - Да-а… - впечатлился «Дядя Миша», запрокидывая голову и любуясь расписным потолком.
        - Тут все казенное, мужики, - усмехнулся Иван. - Я, когда вселялся сюда, акт приемки подписывал, а туда все включили, даже дубовую крышку унитаза…
        - Все равно… Здорово!
        Жилин хмыкнул, доставая из комода чистую скатерть, постелил ее на стол в гостиной, а Челышев помог ему расставить тарелки и судки.
        - О, все еще горячее! Миша, открывай сосуд!
        Ерохин живо раскупорил бутылку «Столичной» и плеснул по граненым стаканам - на два пальца.
        - Ну, за встречу! - сказал тост Иван, и стаканы клацнули, сходясь.
        - Хорошо пошла! - выдохнул Челышев и захрустел малосольным огурчиком. - Картошечки положить?
        Жилин улыбнулся. Егор не хотел фамильярности, но и обращаться к Рычагову по званию тоже как-то… Собутыльники же!
        - Мужики, генерал-лейтенантом я стану завтра, а сегодня… Накладывай, накладывай!
        - Слушаюсь!
        - Ха-ха-ха! - рассмеялся Ерохин.
        - А что вы хотите! Армейщина!
        - Ну, обмываем!
        После третьей летчики расслабились, перестав смущаться по пустякам.
        - Павел, а сколько самолетов вы… ты сбил уже?
        - Пятьдесят семь пока.
        - Ничего себе!
        - Так тебе не одну звезду, а три сразу!
        Жилин покачал головой.
        - Это сейчас Героя дают за десяток сбитых. Скоро планку поднимут, будут давать за пятнадцать. И это правильно - опыт растет, умения прибавляется.
        - Да ну… Десять сбитых - разве этого мало?
        - Немало. Но и не много. Миша, те «Мессеры», что доставали нас под Смоленском, входят в 51-ю истребительную эскадру. Командовал ею Вернер Мёльдерс, немецкий ас, на счету которого больше сотни сбитых самолетов.
        - Сотни?
        - Именно. Сто один, по-моему, и это не считая тех четырнадцати, что он сбил в Испании. Вот когда Кузьмич намалюет на моем самолете сотую звездочку, вот тогда я буду чувствовать себя настоящим асом. Знать буду, что Героя заслужил. Или двух.
        Сам подумай, что мне, за сто сбитых десять Золотых Звезд цеплять?
        - Ну вообще-то да… А ты, значит, хочешь, сто «Мессеров» спустить?
        - И «Мессеров», и «Фоккеров», и «Хейнкелей» с «Юнкерсами». Всех подряд.
        - Правильно!
        - Мужики! А вы знаете, какую мне новость шепнули в Кремле?
        - Колись.
        - Яковлева-то сняли!
        - Конструктора?
        - Его.
        - Давно пора было.
        - Да вы не поняли! Его еще в июле сняли и из наркомата убрали. Трудится сейчас в «шарашке», на казарменном положении!
        - Приятно слышать!
        - За это надо выпить.
        - Ну, за победу!
        ИЗ ДИРЕКТИВЫ А. ГИТЛЕРА:
        «Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командующие армиями, командиры соединений и все офицеры… должны заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорвавшегося на флангах и в тыл наших войск.
        Только такой метод ведения боевых действий позволит выиграть время, которое необходимо для того, чтобы перебросить подкрепления с родины и с запада».
        Глава 21
        Свободная охота
        Победно войти в Москву немцы планировали в октябре, но русские оказались непредсказуемы - вместо того чтобы покорно сдаться истинным арийцам, они объявили им войну.
        Жестокие бои за Смоленск, за Киев и Ленинград задержали тевтонскую орду в их безудержном «штурм унд дранг».
        В начале октября главнокомандующий Вермахта Адольф Гитлер приказал разгромить советские войска в боевой операции с громким названием «Тайфун». Замысел операции предусматривал все те же давно обкатанные приемчики блицкрига - мощными ударами крупных группировок, сосредоточенных в районах Духовщины (3-я танковая группа), Рославля (4-я танковая группа) и Шостки (2-я танковая группа), окружить основные силы Красной Армии, прикрывавших столицу СССР, и уничтожить их под Брянском и Вязьмой, а затем стремительно обойти Москву с севера и юга, захватив эту цитадель большевизма.
        На отдельную эскадру Люфтваффе - «группу Ровеля» - возложили детальную воздушную разведку Москвы и области.
        7 октября[41 - В нашей реальности - 30 сентября.] 2-я танковая группа Гудериана начала наступление, и уже 12-го числа части немецкого 24-го моторизованного корпуса вышли к Орлу. Однако занять город с ходу не удалось - 4-я танковая бригада Катукова при поддержке дивизиона «катюш» капитана Чумака вломила немецкой 4-й танковой дивизии, атаковав ее маршевые колонны и выведя их из строя[42 - Это произошло и в нашей истории, только позже - у Мценска.].
        15 октября Орел все же пришлось оставить, успев закончить эвакуацию населения и заводского оборудования.
        … - Группа Ровеля осуществляет дальнюю разведку, - нудил начштаба полка, - используя для этого самолеты «Дорнье-215 Б-4», «Мессершмитт-109 Ф-4 дробь Ю-3», «Юнкерс-86 П-2», «Хейнкель-177 А-3» и другие, способные достигать высоты десяти-двенадцати километров. Наша задача, товарищи, перехватывать этих разведчиков, тем более что «МиГи» для этого и созданы…
        Терпеливо дослушав, Жилин подошел к Николаеву.
        - Свободная охота? - сказал он, полувопрошая-полуутверждая.
        Комполка кивнул.
        - Само собой. Чтоб полные баки и - строго обязательно! - кислородные маски. Готов?
        - Всегда готов.
        Иван пошагал к землянке, отрытой его пилотами, - полк перевели на аэродром у деревни Задняя Поляна, что в Новосильском районе Орловской области.
        - Игорь! - подозвал он Литвинова. - Собирайся.
        - Кудой, товарищ командир? - спросил капитан, подхватываясь.
        - Тудой. На охоту. Оденься потеплее, там, - Жилин ткнул пальцем в небо, - колотун.
        - Есть!
        «МиГи» уже были заправлены, боекомплекты полные.
        - К запуску!
        Десятью минутами позже «мигари» набирали высоту.
        С утра было пасмурно, но облака плыли разрывчато, солнце то и дело проливало с неба тепло и свет. Только лицо подставишь, почувствуешь, как слабо припекает, и тут же тучка застит. Стой и жди, пока развиднеется.
        На высоту восемь тысяч метров истребитель взобрался минут за десять - сразу пробил пухлую вату облаков и окунулся в море солнца.
        И сверху светит, и снизу, отражаясь от белой облачности.
        И огромное синее небо вокруг. Хотя не везде синева эта чистая и беспримесная. Во-он на западе, вроде как ниточка белая в небе зависла - это был инверсионный след самолета.
        Высоко летит, далеко глядит.
        Кислородная маска мешала усмехаться, но Жилин все равно растянул губы в улыбке.
        Охота может выйти удачной - сразу напали на след!
        Летит что-то наверняка высотное. Хорошо еще, если «До-215» или «Хе-177», а если «Ю-86»? «Юнкерс», правда, который «86», не вооружен. Но тут весь секрет в том, что «Ю-86» может летать на высоте в четырнадцать тысяч метров, куда никому больше не забраться.
        У «МиГа» потолок - двенадцать тысяч. Поднимется «Юнкерс» двумя километрами выше - и чем его оттуда сколупывать?
        - «Хмара», видишь?
        - Вижу, только не разберу, шо за хрень.
        - А сейчас распознаем… Гари!
        «Мигари» пошли набирать высоту. Жилин сбросил скорость и переключил высотный корректор.
        - Игорь, опробуй пулеметы. Так, на два-три патрона. Мороз за окном, смазка может подмерзнуть.
        - Понял. Стрельну.
        На высоте «МиГ» был в своей стихии. Здесь, в преддверии стратосферы, воздух был разрежен и мощность двигателя того же «Мессершмитта» резко падала, а вот на «мигаре» она росла - сверхзвуковой нагнетатель с поворотными «лопатками Поликовского» обеспечивал высокую степень наддува. В итоге тот же самый мотор, что выдавал в номинале 1200 лошадиных сил, на высоте в пять тысяч метров и выше мог развить 1400!
        Короче, очень неплохая машинка - в умелых руках.
        Жилин покривился - хреновым ты был главнокомандующим, товарищ Рычагов. Вовсе не на гробах летали советские военлёты - они просто не умели как следует пилотировать, потому и гробились. Так надо было учиться!
        «МиГ» - хороший самолет, но требует от летчика мастерства, да и от механика тоже. Высотный мотор нуждался в тонкой настройке, все в той же умелости, а когда руки, извините, из задницы растут, то тут никакая техника не поможет.
        А как готовили летчиков? Да по старинке, будто им допотопный «Фарман» вручали. Вон как их полк на «мигари» переучивали?
        Хватит вам, дескать, и трех-четырех часов налета: несколько полетов по кругу, два-три полета в зону, два-три на полигон и еще столько же на групповую слетанность. И все! (Хорошо еще, что у них за плечами была та июньская неделя - попрактиковались.)
        В итоге все замечательные свойства «МиГа» - лучшая высотность и отличная вертикальная маневренность - пропадали втуне, а летчики гибли.
        Между тем вести бои на вертикалях «мигари» могли почище «Мессеров»! И его эскадрилья это как раз и доказала.
        Пилотам 3-й АЭ повезло с комэском (ну, не будем скромничать…), а комэску подфартило с летчиками - способные попались. Могли, умели и хотели учиться.
        И научились.
        А вот грустный факт: на 1 июня 1941 года в Западном ОВО числилось всего шестьдесят четыре пилота, способных действовать на «МиГах» днем, и всего четыре летуна, могущих использовать истребитель ночью и в сложных метеоусловиях.
        А у немцев каждый третий был «ночником», пилоты заканчивали авиашколы, имея четыреста часов налета как минимум. Вот и отдали Люфтваффе господство в воздухе!
        А ведь именно «МиГи» могли доминировать в небе! Но при одном обязательном условии: сажать на «мигари» умелых летчиков. Для чего пилотов надо было готовить долго и тщательно. И что же этой зимой приказал начальник Главного управления ВВС РККА товарищ Рычагов?
        Усилить подготовку? Нет!
        Павел Васильевич ввел ограничения в курс подготовки летчиков - по проведению учебных боев, по выполнению высшего пилотажа и полетов на малой высоте…
        Запрет распространялся на полеты с креном более сорока пяти градусов, скоростью свыше четырехсот километров в час и углом пикирования более тридцати пяти градусов. Как говорится, хотели как лучше, а получилось как всегда - пытаясь снизить аварийность, Рычагов снизил уровень подготовки летчиков.
        - Поправим… - проворчал Жилин.
        - Шо, товарищ командир?
        - Это я не тебе.
        Между тем «добычу», за которой стелился инверсионный след, уже можно было опознать.
        «Ч-черт…»
        На север, тысячах на десяти метров летел «Юнкерс-86 П-2».
        Длинный, тупоносый и двухкилевой, с громадными крыльями.
        Пара дизелей раскручивала его винты. Говорят, из кабины «Ю-86» недостаточный обзор… Ну что ж…
        «МиГ» пристроился высотному «Юнкерсу» в хвост, продолжая набирать высоту. До самолета-разведчика было далеко, никакая пуля не долетит. «Мигарь» двигался вдвое быстрее «Юнкерса», но…
        Ага! Заметили!
        «Ю-86» форсировал моторы и тоже попер вверх.
        Ну, теперь все зависит от того, кто первым доберется на высоту двенадцать тысяч…
        - «Хмара»! Форсируй!
        - Понял, товарищ командир.
        Два самолета-охотника и самолет-дичь сближались, одновременно восходя. Жилин вжал гашетку, ловя «Юнкерс» в прицел метров с трехсот.
        Далековато, конечно, но разведчик - не юркий «Мессер».
        Очередь задела «Ю-86» левое крыло. Литвинов добавил туда же. Кажется, двигатель задело. Это хорошо - в гермокабине «Юнкерса» сохраняется давление воздуха, равное тому, что на высоте три тысячи метров, с помощью нагнетателя левого двигателя.
        Дышите глубже!
        «Юнкерсу» почти удалось подняться на двенадцать километров, но тут он резко пошел вниз - то ли давление в кабине стало падать, то ли движок сдох, то ли обе причины сложились.
        Четыреста метров… Триста… Двести…
        «Ты - мой…»
        Длинная очередь прошила фюзеляж самолета-разведчика, ударила по правому мотору, задела гермокабину из двойного плексигласа - сверкнули осколки. Разгерметизация, однако!
        Очередь в упор добралась до баков с соляркой. Дизтопливо - не бензин, но тоже горит неплохо. Ох и долго же вам падать, ребята…
        А вас сюда никто не звал!
        ГАНС-УЛЬРИХ РУДЕЛЬ:
        «Облака плывут низко, зенитки свирепствуют. Мы достигли предела нашей способности воевать. Нет самого необходимого. Машины стоят, транспорт не работает, нет горючего и боеприпасов. Единственный вид транспорта - сани.
        Трагические сцены отступления случаются все чаще.
        У нас осталось совсем мало самолетов. При низких температурах двигатели живут недолго. Если раньше, владея инициативой, мы вылетали на поддержку наших наземных войск, то теперь мы сражаемся, чтобы сдержать наступающие советские войска».
        Г. БЛЮМЕНТРИТ:
        «Воспоминание о Великой армии Наполеона преследовало нас, как привидение. Книга мемуаров наполеоновского генерала Коленкура, всегда лежавшая на столе фельдмаршала фон Клюге, стала его библией.
        Все больше становилось совпадений с событиями 1812 г.
        Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя».
        Глава 22
        Имаго
        Один из главных ударов группы армий «Центр» немцы рассчитывали нанести в районе Вязьмы, где скопились тридцать семь дивизий РККА, девять танковых бригад и тридцать один артиллерийский полк.
        Силы в этот удар гитлеровцы вложили немерено - севернее, от Духовщины, наступала 9-я армия Вермахта и подчиненная ей 3-я танковая группа, а южнее, со стороны Рославля, подходили 4-я армия и 4-я же танковая группа.
        Командование Западным фронтом не стало сосредотачивать основные усилия вдоль дороги Смоленск - Вязьма, на стыке 19-й и 16-й армий. Командующий фронтом И. Конев точно знал места в полосе обороны, где немцы наметили прорыв, - подсказали шифротелеграммой из Кремля.
        10 октября 9-я армия Штрауса и 3-я танковая группа Гота ударили по всему фронту 30-й армии, вклиниваясь на глубину пятнадцать-двадцать километров. Пока разрозненные отряды красноармейцев имитировали поспешное отступление, основные соединения 30-й, 16-й и 19-й армий готовили мощный контрудар с флангов - и нанесли его одновременно с 49-й армией Резервного фронта, наступавшей со стороны Гжатска, и частями 31-й армии, подходившими со Ржевского направления.
        В то же самое время 4-я армия фон Клюге и 4-я танковая группа Гёпнера прорывали оборону советских войск на рославльском направлении, уходя на двадцать - тридцать километров, вплоть до района Спас-Деменска, где вступали в бой с 33-й армией Резервного фронта, - и попадая под фланговые удары 20-й, 24-й и 43-й армий.
        Таким образом, к 15 октября образовались два «Вяземских котла», в которые угодили немецкие 41-й и 56-й (севернее), 40-й и 46-й (к юго-востоку) моторизованные корпуса.
        К сожалению, Красная Армия не имела возможности уничтожить гитлеровские армии и мотокорпуса - слишком велико было превосходство. Танков и орудий у немцев насчитывалось в восемь раз больше, в людях - втрое.
        Тем не менее лютые бои продолжались вплоть до 18 октября, когда немецким танкам все же удалось вырваться из окружения и занять рубеж Вязьма - Ржев, однако развивать наступление на Москву группа армий «Центр» не могла - потери составили 400 тысяч человек убитыми и пленными.
        Войска РККА понесли убыль не меньшую, и все же это была маленькая победа, которая тут же аукнулась на Брянском фронте, где немцы тоже готовили «котел».
        Не получилось - 2-й армии фон Вейхса и 2-й танковой группе Гудериана, наступавших на Орел и Тулу, пришлось спешно перебрасывать подкрепления «камрадам» в районе Вязьмы.
        Возникла стратегическая пауза, которой воспользовались и советские войска, укрепляя Можайскую и Тульскую линии обороны.
        А на юге в это время было не до пауз - в Крыму тщательно готовились нанести массированный удар по нефтепромыслам в Плоешти. По всем частям собирали «ТБ-7» и «Ер-2» и даже старенькие «туберкулезы». Ну, старенькие-то они старенькие, однако в их черепашьей скорости крылась и выгода - бомбометание на «ТБ-3» выходило на диво точным.
        И вот ближе к середине октября три девятки бомбовозов вылетели ночью, чтобы на рассвете нагрянуть.
        Нефтяные вышки, цистерны и резервуары - все горело куда пуще, чем в июле, когда советские бомбардировщики с крымских аэродромов впервые осуществили налет на Плоешти.
        Тогда сгорело двести тысяч тонн нефти, солярки, бензина с керосином и прочей химии. Сгорело топливо для «Мессершмиттов» и Панцерваффе…
        3-я эскадрилья хорошо поработала, защищая Орел, обороняя от налетов штаб армии, каждый божий день вылетая на штурмовку - то железнодорожных станций, занятых немцами, то колонн, то еще каких целей.
        А 20-го числа и до 122-го полка добралась та самая пауза, дозволяя выдохнуть и заняться массой отложенных дел.
        Починять матчасть, осваивать локатор РУС-2 «Редут», в котором понимал один Бубликов, и обучать молодое пополнение - комдив обрадовал Николаева, прислав аж двенадцать летчиков.
        Ровно половина из них имела кое-какой опыт, пилотируя «МиГи» еще в составе 9-й САД, а еще шестеро налетали меньше сотни часов.
        Новенькие «МиГ-3» уже имелись, спецы с завода убыли на днях, сдав технику в надежные руки.
        Посовещавшись с Жилиным и Цагайко, комполка решил воссоздать некогда выбывшую 2-ю АЭ, укрепив ее опытными пилотами из 1-й и 3-й, а «племя младое, незнакомое» с «МиГ-3» распределить по тем же эскадрильям.
        Иван даже рад был таким рокировкам - пускай весь полк летает, как его 3-я АЭ. Да и будет кого помучить, натаскивая…
        Когда Жилин вышел встречать троих новичков, у него во рту пересохло, а сердце дало сбой. Перед ними стояли трое похожих парней, белобрысых, курносых, загорелых, у всех в голубых петлицах по три «кубаря» старлеев.
        Оглядев всех троих, комэск сказал отрывисто:
        - Представьтесь. Имя, фамилия, часы налета на «МиГ-3».
        - Константин Игошин, сорок часов!
        - Анатолий Носов, пятьдесят два часа.
        - Иван Жилин, шестьдесят часов.
        Жилин посмотрел на себя самого.
        Господи, какой же он худой, хилый… Плечи, правда, широкие, но костлявые. И нос облупленный… Так с ним всегда было - чуть загорит, и все. Носяра красный и облезает. Главное, загар везде ложится ровно, а орган обоняния - как морковка у снеговика.
        «Что же мне с тобой делать? - подумал Иван. - Что мне делать с самим собой? Бред… Вот он я, туточки, хоть и в другом образе. А он тогда кто? Личинка, обещающая закуклиться - и выпорхнуть мотыльком? А если эту… куколку, этого имаго убьют?..»
        То, что сам он жив-здоров был и всю войну оттрубил без серьезных ранений, - это еще ни о чем не говорит. Ситуация меняется, и чем дальше, тем круче. Кто бы мог подумать, что немцы, готовившие русским «Вяземский котел», сами же в него и угодят? И что будет, если Ивана-2 собьют? Не станет обоих?
        Жилин поморщился. Уловив взгляд своего «альтер эго», он пояснил:
        - Мой позывной - «Москаль». Прозвище есть?
        Иван-2 ухмыльнулся.
        - Так точно, товарищ генерал-лейтенант! «-Жила»!
        По толпе летчиков прошли смешки.
        - Ладно, «Жила» так «Жила». А у вас?
        - «Гошей» прозвали, - смутился Костя.
        - А меня со школы «Носом» дразнят, - осклабился Анатолий, - я и привык уже.
        - Вот и отлично. А теперь слушайте меня внимательно. «МиГ» - удачный самолет, хорошая машина, хотя и не без огрехов. Однако идеальных истребителей не существует. «Мигарь» может творить чудеса, но только в опытных руках. Почему немцы нас чаще всего били? Да потому что они прибывали к месту службы, имея по четыреста часов налета и потом еще часов двести набирали в частях. Поэтому, пока не налетаете хотя бы часов двести, я вас в бой не пущу. Хотите на фронт?
        - Да! - дружно ответило трио.
        - Тогда… вон три «мигаря». Побили их здорово, но ресурс еще есть. Пользоваться рацией обязательно, буду связываться с каждым. По самолетам!
        Новички побежали к машинам, а Жилин залез в кабину своего истребителя и включил РСИ-4А, с утра проверенную Бубликовым.
        - «Жила»! - вызвал он. - «Гоша»! «Нос»! Я - «Москаль». К запуску!
        Все три истребителя завелись почти одновременно. Обеспокоенный Кузьмич подошел поближе к самолету.
        - Товарищ Рычагов, - сказал он, - как бы не побили машинки-то.
        Иван вздохнул.
        - Самому жалко, а что делать? Молодь учить надобно. Я - «Москаль»! На взлет!
        «Мигари» потянулись к взлетке, разогнались по очереди и поднялись в воздух.
        - Следите друг за другом. Мотор нагружать плавно. Круг над аэродромом!
        Тройка истребителей пошла по кругу.
        - Я - «Гоша». «Жила», возьми чуток правее.
        - Понял.
        - Я - «Москаль». Набор высоты до двух тысяч, мотор нагружать плавно.
        - Есть!
        Самолеты пошли одолевать вертикаль, ввинчиваясь в облачное небо.
        - Пике до тысячи, резкий вывод в «горку».
        Летчики, запрокинув головы, следили, как три машины понеслись вниз. Вся эскадрилья перебралась поближе к самолету комэска.
        - Если натаскаем, - молвил Алхимов, - будет у нас двенадцать «мигарей», три полных четверки.
        Жилин молча кивнул, наблюдая, как истребители, разогнавшись, гнули крутую дугу, выходя из пикирования и снова набирая высоту.
        - Я - «Москаль». Как самочувствие?
        - Н-нормально, - ответил «Жила».
        - В глазах темнело?
        - Да нет вроде…
        Пилоты заулыбались понятливо.
        - Не вибрируй зря, в пехоту не прогоним. Когда перегрузка, у всех темнеет. Ничего страшного.
        - У меня тоже, будто ночь! - откликнулся Анатолий.
        - И я! - поспешил вставить слово Костя.
        - Набор пять тысяч.
        - Есть!
        «Мигари» потянули вверх.
        - Не знаю, - вздохнул Кузьмич. - Может, и выйдет чего из пацанов.
        - Я - «Москаль». «Гоша», доложить высоту.
        - Пять сто!
        - Пикирование, разгон до шестисот, выход на «горку».
        - Есть!
        Ничего сложного старлеям не «задавали», но волнение Жилина не покидало. И это его!
        А каково это - не терять самообладания в небе, в первом полете?
        Ну пусть и не в самом первом, но все-таки…
        Погоняв «пацанов» еще полчаса, Иван приказал им идти на посадку.
        - Помните: «мигари» у земли дубоваты, их может «вести»…
        - Мы помним! - вякнул «Жила».
        - Молчать! И слушать. На посадку!
        Сели старлеи без приключений, подкатили на стоянку и вылезли - мокрые, как из парной, хотя фонари и были приоткрыты. Но к «руководителю полетов» приблизились довольно бодро.
        - На первый раз сойдет. Сейчас на обед, а через два часа продолжим. Вопросы есть? Вопросов нет. Курс - на столовую!
        Глава 23
        На балтике порядок
        После бомбежек ВВС Балтфлота береговая артиллерия немцев, расположенная вокруг Финского залива, не способна была сильно помешать советским кораблям.
        Поэтому тральщики принялись расчищать минные поля, а Кригсмарине совместно с угодливыми финнами тут же бросились латать оборонительный рубеж - немецкие минные заградители «штопали дыры», а финские броненосцы «Ильмаринен»[43 - В нашей реальности «Ильмаринен» подорвался на мине в сентябре 1941 года.] и «Вайнямёйнен» стояли «на стреме».
        Двадцать два бомбардировщика «Пе-2» под командованием майора Ракова в сопровождении шестнадцати истребителей вылетели, имея приказ: уничтожить броненосцы, прихватив, по возможности, мелкоту.
        По паре «ФАБ-500» висело под крыльями у каждой «пешки».
        Вместе с «Петляковыми» вылетела девятка топмачтовиков «ДБ-3Ф», несущих «ФАБ-1000»[44 - Следует заметить, что топ-мачтовое бомбометание, использующее свойство рикошета, начало использоваться в РККФ лишь с 1943 года (в нашей истории).].
        Исход задания был крайне важен - он решал, выйдут ли корабли Балтийского флота в открытое море, чтобы громить врага, или так и останутся у причалов. А выходить флоту было нужно - моряки на Ханко держались цепко, и уступать «старорежимный» Гангут не собирались. Не сдавались и защитники Моонзунда - флотские и сухопутные обороняли острова Эзель и Даго, временно переименованные эстонцами в Сааремаа и Хийумаа.
        И дело было не в том лишь, что это советская земля, которой мы врагу и вершка не отдадим, - на Эзеле имелась 1300-метровая полоса аэродрома Кагул, единственного, с которого можно было бомбить Берлин.
        Без помощи флота архипелаг было не удержать.
        Челышев твердой рукой вел самолет, Ткачук, шевеля губами, исчислял курс, Кибаль высматривал самолеты противника.
        - О-па! - крикнул Павло. - Та вон же воны, минзаги! Штук пятнадцать!
        Корабли появились на горизонте, они шли на север - слева полукольцом друг за другом следовали суда охранения, среди которых выделялись финские броненосцы, а справа - шесть крупных минных заградителей, которые ставили большие круглые рогатые «сюрпризы».
        - У самый раз поспели! - радовался Ткачук поднимаясь с сиденья, чтобы лучше рассмотреть корабли. - Работают! Давай по головному! Стоп! Вижу «худых»! Командуй!
        Челышев включил передатчик:
        - Внимание! Я - «Ноль седьмой»! Над кораблями две пары «Мессеров». «Маленькие», очистите дорогу!
        - Вас понял, «Ноль седьмой». Приступаю.
        Четверка «яшек» Кудымова бросилась на «худых», завязав с ними бой, а «Петляковы» продолжили сближаться с кораблями противника.
        Когда до немецко-финской эскадры оставалось около пяти километров, Раков подал команду:
        - Внимание! Цель видите? Сейчас будем делать боевое развертывание! Слушать всем! Звеньям перестроиться в колонну! Удар нанести по плавсредствам звеньями с пикирования! Два захода. Как поняли? Я - «Ноль десятый»!
        - Я - «Ноль седьмой». Понял.
        - Приготовиться! Начали!
        «Пешки» перестроились в колонну звеньев. Головное звено легло на боевой курс, и небо вокруг него мигом загустело хлопьями дымных разрывов - это работали шестнадцать 105-миллиметровых орудий с «Вайнямёйнена».
        На их фоне зенитные «Виккерсы» с «Ильмаринена», не дотягивавшие и до трех дюймов, казались легкой щекоткой.
        Минные заградители тоже открыли огонь - их темные, низко сидевшие в воде борта окаймились желтыми бликами вспышек.
        В эту минуту Егор испытал унизительный страх - впереди, с боков, повсюду клокотало пламя и рвались снаряды, воздух был пронизан трассерами «эрликонов» и калеными осколками.
        - Пошел!
        Цель в прицеле. Огромная палуба броненосца «Ильмаринен» надвигалась снизу, струя зеленые и красные очереди.
        - Командир! В атаку вышли топмачтовики!
        Челышев не ответил. Он смотрел, не отрываясь, на серую палубу «Ильмаринена».
        - Выводи!
        Егор с силой утопил кнопку на штурвале. Освободившись от полутонки, бомбардировщик «вспух», вздрагивая и выходя из угла пикирования.
        - Командир! Кренится броненосец! Ура-а!
        Челышев увидел во всей красе работу топ-мачтовиков: «ДБ-3Ф» - самолеты неслись над водой метрах в сорока от волн.
        Когда до борта «Вяйнемёйнена» оставалось метров триста, не более, «ДБ» вываливали бомбы, и те, падая на воду почти горизонтально, летели далее рикошетом, словно камешек- «жабка», пущенный мальчишкой.
        Взбив верхушку волны в пену, бомба, начиненная тонной взрывчатки, полетела, чуть вращаясь, на высоте метров восемь и врезалась броненосцу в борт.
        Бомбардировщик уже «перепрыгнул» зенитки корабля, следом поспел его губительный груз. Взрыв ахнул, разворачивая бортовую броню, вздымая дым, огонь и воду, мешая первозданные стихии в бурлящий пар, черный от сажи.
        - Внимание, «маленькие»! Опасность справа. Прикройте!
        - Я за ними давно наблюдаю, - послышался в эфире неторопливый голос Кудымова. - Работайте, «большие», спокойно!
        - Маневр вправо! Вправо!
        - «Семнадцатый»! Вас атакуют «Фоккеры»! Маневр!
        - Командир! Сбили Мирошниченко! Никто не выпрыгнул…
        - Внимание! - заговорил комполка. - Только что на наших глазах погиб экипаж Мирошниченко. Отомстим за смерть наших товарищей! Вперед, в атаку!
        «Петляковы» разворачивались на второй заход, ныряя в чернодымное, блещущее огнями облако.
        - Пошел!
        Нос «пешки» клюнул воздух, опускаясь, перед глазами Челышева зачернела вода, и на ней чечевицеподобный минзаг, окрашенный в серый цвет.
        «Эрликоны» били не переставая, сжигая стволы. Трассирующие очереди и шапки разрывов застили оптику прицела, но Егор успел-таки поймать в перекрестье нос минного заградителя.
        Скоро тот поймает полутонку… Есть!
        - Выводи!
        Линия горизонта плавно опустилась на место - «пешка» выходила из пикирования.
        - Командир! Прямое попадание! Минзаг тонет!
        - Туда ему и дорога.
        - На Балтике порядок! - донесся голос Ракова. - Доложите наблюдения!
        - Потоплен головной минзаг, тонут еще два.
        - Потопили шесть единиц минзагов. «Вайнямёйнен» лежит на боку, тонет - топ-мачтовики доконали. «Ильмаринен» пустили ко дну мы!
        - Вас понял. Молодцы! Всем участникам операции объявляю благодарность!
        - «Двадцатый»! Я «Двадцать восьмой»! - прорвался голос старшего лейтенанта Упита. - Имею повреждение. В строю держаться не могу. Разрешите следовать на базу самостоятельно?
        - «Двадцать восьмому»! Разрешаю следовать самостоятельно. «Малыши»! Прикройте «Двадцать восьмого»!
        Два «Яка» пристроились к подбитому «Петлякову».
        Челышев выдохнул. Все вроде… Отстрелялись.
        Когда показались родные берега, ожили наушники:
        - «Двадцать восьмой»! Доложите, как работает матчасть?
        - Хорошо, командир! Моторы тянут, но затруднено управление. Держим вдвоем со штурманом. Разрешите дотянуть домой?
        - Хорошо! Садиться будете первыми. Выходите вперед!
        Егор слушал переговоры немного отстраненно, а в голове крутилось: «На Балтике порядок!»
        Глава 24
        Небесный почтальон
        Южный фронт РККА держался. Отдельная Приморская армия при поддержке Черноморского флота успешно обороняла Одессу, раз за разом переходя в наступление и гоняя 4-ю румынскую армию силами добровольческих отрядов.
        11-я армия Вермахта была покрепче, но и от нее отбивались.
        К середине сентября из Новороссийска в Одессу были переброшены четыре стрелковые дивизии, артиллерия, три дивизиона «катюш». Это позволило начать наступление на восток и соединиться с главными силами Южного фронта - частями 6-й и 12-й армий[45 - В нашей реальности были окружены под Уманью.].
        Командование фронта в октябре организовало оборону в районе Запорожья, задержав продвижение частей Вермахта под командованием Манштейна и 1-й танковой армии.
        Дивизии 5-й и 38-й армий на левом фланге Юго-Западного фронта ударили немцам в тыл, создав полуокружение. Готовилось контрнаступление и на северо-западе, на Ленинградском и Калининском фронтах.
        Сталин поставил задачу: ни в коем случае не допустить блокады Ленинграда!
        Новые танки «Т-34 -85» еще не были запущены в серию, но вот более простые конструкции - «СУ-85» - поступали прямиком на фронт. Больше всего этих самоходок прибывало под Ленинград - выбивать немецкие танки.
        2-я эскадрилья 122-го полка, в которой служил Сергей Долгушин, стала отдельной, а возглавил ее опытный командир - капитан Александр Семенов, Герой Советского Союза, воевавший в Испании и Финляндии.
        Пилоты эскадрильи прикрывали войска в районе Ельни, Смоленска, Демидова, Ярцева. Эскадрилья влилась в 180-й ИАП, как 4-я. Их в полку как раз четыре и набралось, все раньше числились отдельными. Две эскадрильи на «МиГ-3» и две на «И-16».
        В начале октября почти каждый день шло перебазирование - то на аэродром севернее Снежарова, то в Усово, то в Ерши.
        Ерши - это деревушка на Волге, километрах в двадцати от Ржева.
        Там еще была станция Чертовино, а севернее стояло имение графа Игнатьева. Вот в том-то имении со складов летчики полка и получили зимнее обмундирование - кожаные регланы, свитера и все прочее.
        А 13 октября - опять на новый аэродром.
        - Пойдемте строем, - сказал Семенов, - за облаками!
        Взлетела первая четверка - комэск с Долгушиным в первой паре, Сергей Макаров с Никитой Боровых - во второй. За ними потянулась вся эскадрилья.
        Взяли курс на Калинин, на аэродром Мигалово. Туда же перелетели «ишачки» комэска Тимофеева. А вот техсостав запаздывал. Пилоты выкручивались сами.
        Расход боеприпасов был такой, что пришлось гражданских просить помочь - поставили железные бочки, в них кипятили воду, а женщины из местных опускали туда на веревках патроны к ШКАС и БС, чтоб автол растопить. Потом все это хозяйство вытаскивали крючками и протирали. Летчики уже сами набивали патроны в звенья, звенья собирали в ленту.
        Только на другой день привезли машинку, чтобы через нее ленты прокручивать, ровняя патроны.
        17 октября полк перебрался в Борки, где была построена километровая бетонная полоса. Едва успели расположиться, как Сергея поймал командир полка.
        - Товарищ Долгушин? Вот вы-то мне и нужны! Наших кавалеристов отрезали под Андрианополем, там их целый корпус, а связи нет. Короче, нужно им пакет передать - там все расписано, в какое время выдвигаться и куда, чтобы из окружения вырваться. Ясна задача?
        - Так точно! Я сейчас полечу, посмотрю, может, найду их.
        - Добро!
        «МиГ-3» вылетел с Борок не мешкая - примерное местонахождение кавалеристов было известно.
        Место для посадки обнаружилось быстро, но как раз посередине ровного вроде бы луга тянулась зеленая полоса - понижение.
        «Мигарю» не сесть, - сообразил Долгушин, - придется на «У-2» лететь. Ла-адно…»
        Ага! Вот они, конники!
        Несколько всадников показались на опушке, но поспешили укрыться, завидев самолет.
        - Свой я, свой… - проворчал Сергей, сбрасывая вымпел - записку в гильзе, а к гильзе за бечевку привязан флажок. В записке было написано: «Если вы свои, то дайте сигнал на этот день».
        Кавалеристы вызнали, что от них требуется, и пустили две ракеты. Долгушин сбросил с кружившегося «МиГа» следующую гильзу, с еще одной запиской, в которой предупреждал, что прилетит ночью, сядет тут, зарулит и передаст пакет. А вы, мол, дадите зеленую и желтую ракету.
        Когда Сергей вернулся, как раз и полковник объявился с пакетом.
        - Держите.
        - Товарищ полковник, разрешите, я им еще табачку подкину?
        - Святое дело, товарищ Долгушин!
        Папиросы у летчиков были - сто штук в пачке из бумаги, пять пачек «Казбека» по двадцать папирос. А еще пилоты собрали пять маленьких мешочков с махоркой.
        Часов в одиннадцать вечера Сергей вылетел - с пакетом и «посылкой». Пройдясь над местом рандеву, он увидал оговоренный сигнал.
        Легонький «У-2» протарахтел и сел, пользуясь тем, что ракеты подсветили землю.
        Встречать Долгушина вышел генерал, заместитель командира кавкорпуса.
        - Товарищ генерал, вам пакет!
        Усталый зам протянул ему расписку и сказал:
        - Добавь своим почерком, кто ты.
        Сергей добавил и проговорил:
        - Я там подарки привез. Они в кабине.
        Когда Долгушин передал кавалеристам папиросы, они чуть было не облобызали спасителя.
        - Сережа, ты нам такой подарок принес! Мы же траву курим! Что тебе дать на память?
        Генерал отстегнул с ремня «Вальтер».
        - Возьми!
        Сергей достал собственный «Вальтер» - испанский, 9-миллиметровый.
        - У меня есть!
        - Бери, бери! Отдашь товарищам!
        Расцеловавшись с генералом, Долгушин завел мотор и поднялся в небо. Летел и улыбался.
        Как же легко сделать счастливым военного человека!
        Во второй половине октября стало подмораживать, и немецкие самолеты резко сократили число боевых вылетов - радиаторы перемерзали, трубки масляные лопались, петрофлекс трещал.
        Но эскадрилья «МиГов» зря времени не теряла, занималась разведкой. Три раза в день вылетали самолеты, а задача одна: проходить над Волоколамским шоссе и противника высматривать.
        Активно высматривать!
        Если по дороге шел немецкий грузовик, открытый, без тента, то его так и заносили на карту. Если машина тентованная, но задник открыт, надо снизиться и заглянуть, чего везут, пехоту или так.
        Ну а ежели все закрыто, надо было очередь дать.
        Выскочат - значит, пехоту везут. Не выскочат - не везут.
        Под вечер получались три карты, и пилоты с командиром полка принимались корпеть над «чистовиком» - переносили все свои наблюдения да разными карандашами.
        Так и летали всю неделю, пока вдруг Долгушин с Макаровым, приучившиеся летать по-новому, в паре, не получили приказ взять карту с собой и садиться в Дмитрове.
        Сергей сел, прокатился по полосе, зарулил. Макаров уже вылезал на крыло.
        - Чего это нас дернули, как думаешь, Федорыч? - прокряхтел он.
        - Чует моя душа, узнаем скоро.
        - Мы, как почтальоны! - хохотнул Макаров. - То пакет доставить, то карты…
        - То папиросы!
        - Ха-ха-ха!
        Лихо развернувшись, подъехал «Виллис». Из джипа вылез полковник, представился и сказал:
        - Поедете с нами, возьмете с собой карты, которые привезли.
        Было бы сказано. Ехали недолго, а когда добрались до штаба, Долгушина с Макаровым сразу провели к Жукову.
        - Лейтенант Долгушин!
        - Ага! - потер командующий руки. - Карты на стол!
        Общие карты, карты-расшифровки, записи - все легло.
        - Вот тут и тут мы пролетали каждый день, по нескольку раз. Ни танков, ни людей, ни артиллерии не было.
        Выложив все, что видел, Сергей смолк.
        - Ага… Спасибо, лейтенант, - сказал Жуков, и обернулся к полковнику: - Вы ребят накормите и дайте им грамм по сто. А то ведь морозы!
        - Товарищ командующий, - робко воспротивился Долгушин, - мы же на самолетах…
        - Да знаю я вас! - засмеялся Жуков. - Что я, вас не знаю, что ли? Что для вас сто грамм выпить, не долетите разве?
        - Конечно, долетим!
        - Тогда чего ж вы? Э, э, карты нам оставьте!
        Сергей поежился.
        - Карты-то секретные…
        - Да знаю я! - махнул рукой командующий и подозвал полковника: - Сам знаешь, что надо сделать.
        - Пока они пообедают, - вытянулся полковник, - все будет заготовлено!
        После сытного обеда улететь «домой» не удалось: командование предложило Долгушину с Макаровым «не хилую работенку».
        Давешний полковник, тыча пальцем в карту, сказал озабоченно:
        - Вот тут, в районе Дмитрова, на берегу Яхромы стоит школа. А в школе немецкий КП. Мы туда посылали «эсбушки», но бомбежка не задалась. А ваши «МиГи», смотрю, оборудованы направляющими для «эрэсов»… Восемьдесят два?
        - Можно и сто тридцать два, - сказал Долгушин.
        - Отлично! Беретесь?
        - Разнести КП?
        - На кирпичики!
        - Беремся.
        - Два «Яка» вас прикроют.
        Подвесив РС, «мигари» взлетели. Сергей прикинул, что операция выйдет недолгой - туда и обратно.
        Когда показалась Яхрома с черной водой и белыми заберегами, Долгушин взял малость к востоку.
        - Вижу школу! - сообщил Макаров.
        Школа была не шибко большая, но двухэтажная. С восточной стороны завиднелись два входа.
        - Сергей! - позвал Долгушин. - Я в левую дверь бью, ты в правую!
        - Хорошо!
        Два истребителя вышли на боевой курс и выпустили реактивные снаряды залпом. Оставляя дымные следы, «эрэсы» ударили по школе, все двенадцать штук. Кучно пробили - КП развалился до самого подвала.
        - Это тоже посылочки были, Федорыч!
        - Ага! С доставкой на дом!
        С. ДОЛГУШИН, ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ АВИАЦИИ:
        «…Затем мы решили нанести удар по Волоколамску, по аэродрому Шаталово. Нас была всего шестерка.
        Мы прилетели туда, а аэродром пустой. Мы возвращаемся, а в это время немцы решили ударить по нашему аэродрому.
        Они взлетели в Шаталово, пришли на аэродром, а у нас никого нет. И тоже возвращаются. И вот мы с ними столкнулись и началась драка. И в этой драке Сергей Макаров был сбит прямо над их аэродромом. Он сел, я посмотрел на это… Что делать?
        Я ребятам покачал крыльями, и выпускаю «-ноги».
        Ребята поняли, что я буду садиться. И вот я сажусь и рулю в направлении к этому самолету, где он. Сережка это понял, развернулся, куртку сбросил, правую ногу мне на плоскость закинул, засунул себя в кабину, а левая нога за бортом! В унтах! Ну, хорошо, что на унтах была такая лямка: эту лямку вешали на ремень. Ремень-то большой, широкий, - и вот эту лямку привязывали.
        Но мне никак мотор не дать. Я развернул машину на взлет, сунул газ и пошел. Я почему торопился - уже машина, набитая автоматчиками идет, и вот-вот…
        На взлете меня начали обстреливать, но мы взлетели. А мне «ноги» не убрать, там же голова его торчит. Ребята сразу нас окружили, на случай, если подойдет немец.
        Мы заходим, «ноги» так и не убраны, и щитки я выпустил. «Слушай, - я ему говорю, - ты как-нибудь подвинься ко мне». Он валяется, смеется. Оперся мне на левое колено, и когда возится, то моей ногой педаль трогает, мешает.
        Так я ногу снял с педали, и правой только управляю: не могу дать левую ногу. Тут же ремни, - я ногу тяну на себя за ремни и получается, что я левую ногу не использую.
        Но это уже дело техники, это ерунда. Пришли, сели, и ребята сели. Все нормально!»
        Глава 25
        «Пахарь»
        Штурмовой авиаполк, в котором служил «Дядя Миша», перебросили на Ленинградский фронт. Туда же «перебросили» и Жукова - переход в контрнаступление на этом участке был важнее даже московского направления, где немцы увязали все больше и больше.
        Следовало отбросить фашистов от Октябрьской железной дороги, чтобы не потерять связи с городом Ленина - не только потому, что там жили, работали, учились и воевали три миллиона человек, но и по другой причине: одна девятая всего производства СССР была сосредоточена именно на питерских заводах.
        Холодина подступала, ветра дули студеные, но одно было хорошо - осенняя слякоть смерзлась, и колеса шасси не елозили.
        Да и землянки достались штурмовикам целехонькие, протопили их быстро. «И сказал комполка, что это хорошо».
        Часа в два пополудни эскадрилью Ерохина отправили на штурмовку - «Юнкерсам», недавно еще бомбившим станцию Мга, надо было дать сдачи.
        Взлетали по ракете. Собрались над аэродромом примерно на высоте в тысячу метров и пошли колонной.
        - Подходим к аэродрому. Увеличить скорость, плавная «горка»…
        - На боевом курсе! Приготовиться к атаке!
        Воздух был чист, а на аэродроме, возле взлетной полосы, стояли пять «Юнкерсов-52». И ни одного человечка. Будто бросили немцы свои самолеты.
        «Сейчас проверим!»
        Чтобы не отяжелять штурмовики, бомб не вешали, зато все восемь «эрэсов» были в наличии. Ими Ерохин и ударил.
        Сорвавшиеся с направляющих реактивные снаряды, красиво пуша дымные хвосты, ударили по немецким самолетам, отрывая тем крылья и обрубая хвосты, разворачивая фюзеляжи, словно банки с тушенкой вскрывая.
        Ага! Из самолетов стали выпрыгивать немецкие офицеры.
        Бросая портфели, чемоданы, они кидались во все стороны.
        «Приходите, тараканы, я вас чаем угощу!»
        «Ильюшины», выходя из пике, добили «Юнкерсы», так и не дождавшись огня зенитной артиллерии, хотя пара, выделенная на подавление ПВО, кружила во всеоружии.
        - Уходим!
        Возвращаясь на аэродром, Михаил увидел несколько десятков танков, серые коробочки с белыми крестиками на башнях.
        А бить их, считай, нечем…
        - По двум дорогам к линии фронта идут танки и пехота, - доложил он на КП.
        - Идите на аэродром. К вашему прилету группа будет готова.
        Зря, ох, и зря они бомбами не увешались!
        - Командир! Там пехота в балке! Много!
        - Где? А, вижу… Атакуем!
        Большой овраг внизу переполнен пехотой. «Илы» пронеслись на бреющем полете, поливая фашистов из пушек и пулеметов.
        Оставляя сотни трупов, немцы бросились в голое поле, навстречу своим танкам. Будто «панцеры» могли их уберечь!
        Штурмовики развернулись, заходя со стороны поля, и, как цыплят, загнали немцев обратно в овраг. В кровавую кашу.
        Такого массового избиения Ерохин еще не помнил.
        Небось гитлеровцам были памятны расстрелы с воздуха беженцев в не столь далеком июне? Вот и пусть испытают подобное на себе!
        - Уходим!
        …Готовясь ко второму вылету, «Дядя Миша» зашел на КП.
        - Ерохин!
        Комполка поманил Михаила к себе.
        - Гляди! - мосластый палец прошелся вдоль красной линии на карте. - Где-то здесь орудует немецкий паровоз. Эта сволочь ломает пути! Надо его уничтожить. Приказ ясен?
        - Так точно!
        «Придумкуватые» немцы изобрели некое подобие сверхплуга из двух лемехов. Их цепляли к паровозу. Плуг ломал шпалы пополам, а рельсы, упираясь в покатые щеки, изгибались и лопались.
        Паровоз за час уничтожал двенадцать-пятнадцать километров полотна.
        Четверка «Илов» стала рыскать в поисках паровоза.
        Сориентировались быстро, по «компасу Кагановича», то бишь по рельсовым путям, и вот он, след - развороченные шпалы, гнутые и ломаные рельсы.
        - Ах ты сволочь…
        Уже солнце садилось, добавляя багрянца, и тут-то «Дядя Миша» и углядел тень паровоза. Именно тень - большую, уродливую.
        А где же сам паровоз?
        - Нет, ну не сволочь ли?
        Сверху на паровозе немцы смонтировали площадку, уложив на нее комья земли, кусты и снег - с высоты не увидеть!
        - Атакуем!
        «Дядя Миша» зашел сбоку, взял паровоз в прицел, нажал гашетки.
        Промах!
        Машинист, зараза, резко дал ход, и снаряды прошелестели мимо.
        - Командир! Разрешите атаковать?
        - Атакуй!
        Лейтенант Виштальский дал очередь - и тоже мимо!
        В будке паровоза сидел опытный гад. Лишь с четвертого захода снаряд угодил в котел - облако пара поднялось метров на двадцать, локомотив остановился.
        Ерохин прошелся по нему из пушек и пулеметов, Виштальский угостил «эрэсами» - паровоз превратился в груду исковерканного металла.
        - Припахали «пахаря»!
        - Фотографируй, Аркаша, и возвращаемся.
        «Дядя Миша» бросил взгляд на раскуроченный паровоз и усмехнулся: позади ломаного тендера тянулась полоса исковерканных путей, а вот впереди «пахаря» блестели целые рельсы.
        Приятно посмотреть.
        Глава 26
        «Генерал Мороз»
        Жилин прекрасно помнил зиму 1941-го, на редкость морозную и вьюжную. Бывало, от холодов деревья трещат, метель воет, а летчики улыбаются, да с ехидцей: подумаешь, лицо дубеет да пальцы не слушаются. Ноги-то в тепле!
        Пилоты в унтах, пехота в валенках. А немцу каково?
        Мерзнет небось высшая раса! Да пусть хоть вся вымерзнет, не жалко. Меньше народу, больше кислороду.
        Шел ноябрь, однако задувало так, что и в тулупе ежишься.
        Немцы, однако, угомону не знали - приспособились. Кончились перерывы, возобновились налеты. Ну так «Генерал Мороз» не сказал еще своего веского слова.
        Да и Рокоссовскому, Черняховскому, Толбухину, Катукову - всей генеральской команде - тоже было, что сказать…
        «В прошлой жизни» все было куда гаже - к середине октября немцы прорвали Брянский фронт, и командующий приказал своим армиям биться с «перевернутым фронтом».
        А в эти самые дни, 10 ноября, Брянский фронт и вовсе расформировали бы, поскольку 3-я, 13-я и 50-я армии угодили в окружение. Но это было тогда.
        Ныне же Красная Армия отступила до Мценска, потом до Тулы, не понеся больших потерь. Войска напоминали молодого боксера, сцепившегося на ринге с кандидатом в мастера - получив нокаут в первом раунде, он теперь уходил в защиту, внимательно следя за соперником. Чуть тот допустит слабину или приоткроется - сразу жесткий апперкот или прямой в голову.
        Еще немного, еще чуть-чуть, и КМС «поплывет» в нокдауне.
        Во второй половине ноября фронт остановился на линии Ржев - Вязьма - Калуга - Тула. И ни туда ни сюда.
        Не сказать, что Жилин очень уж гордился своим участием в теперешних переменах - вся его заслуга в том была, что он поделился своим послезнанием.
        Единственно - именно ему удалось привести ВВС Западного округа хоть в какую-то боеготовность. И его слабые усилия дали ход «курковой реакции»: легкое нажатие пальца, и пуля валит хоть слона, хоть эрцгерцога.
        Прижали летчиков Люфтваффе хоть чуток, хоть по отдельным направлениям, а в итоге от гибели убереглись десятки дивизий, тысячи танков, самолетов, орудий.
        И все эти сотни тысяч людей, что не сгинули, не попали в плен, а бились с лета до зимы, отражали атаки и сами переходили в наступление. Их отбрасывали, но они утирали кровавые сопли и снова кидались в бой.
        А в итоге немцев притормозили гораздо дальше от Москвы, чем в том 1941-м, что был Жилину памятен.
        Не сказать, что «Тайфун» выдохся в жалкий сквозняк - фашисты еще очень сильны. Просто красноармейцы подкопили опыта, все чаще брали в руки лучшее оружие, и командовать ими стали не «герои Гражданской войны», знавшие одну стратегию - переть буром, а настоящие боевые генералы, обученные нужнейшей профессии - Родину защищать.
        Что интересно, не все командармы или члены Военного совета фронта уцелели. Кого-то снимали, заменяя более способными стратегами, а кое-кто просто исчезал.
        Пропал генерал Власов. Куда-то делся Хрущев…
        Но это были потери во благо. Нынче на поле боя сошлись две Силы, и ни одна не хотела уступать.
        Гитлер визжал на своих фельдмаршалов, требуя взять Москву во что бы то ни стало, а Ставка Верховного Главнокомандования готовилась к переходу в контрнаступление…
        … - Летный состав! На построение!
        Трава на аэродроме чуть поседела от мороза, и унты впечатываются в нее с различимым хрустом. Полная тишина в небе, на земле ни малейшего дуновения. Над верхушками деревьев восходило крупное, свеже-розовое солнце.
        - Первая и вторая эскадрилья - в полной готовности, третья - на прикрытие. Группа штурмовиков нанесет удар по немецким войскам южнее Тулы - там станция, а рядом аэродром. Все понятно?
        - Понятно… - ответили два-три голоса, остальные пилоты просто кивнули.
        - Прошу особо обратить внимание на линию фронта, - сказал командир полка. - В случае неприятностей тяните на свою территорию. В бою от группы не отрываться. Вылет через час. Разойдись!
        Ровно через час эскадрильи вылетели, группируясь в четверки.
        Жилин поморщился чуток - он не любил ноябрь.
        Формально - тоже осень, но по факту - зима. Или предзимье.
        Хорошо бывать в октябрьском лесу - солнце светит, но не греет, тихо вокруг, слышно, как листья опадают, шурша о ветви.
        Очей очарованье.
        Поневоле настроишься на светлую печаль, разделяя мысли и чувства Александра Сергеевича. А в ноябре слишком холодно для прогулок. Предзимье уныло и хмуро, три краски господствуют в мире - белая, серая и черная.
        Небо затянуто хмарью, земля выбелена снегом, сквозь который проглядывает мерзлая чернота. Не грустно - скучно. И зябко.
        Как его зять говорит: «Не комфортно-с». Да-с…
        - Я - «Москаль». На два часа - «горбатые». Бауков, берешь снизу, я - сверху.
        - Принял.
        Дюжина «Илов» шла на полутора тысячах метров.
        - Привет, «малышня»! - раздался в эфире жизнерадостный бас. - «Маленькие», следите, чтобы плохие дядьки не обижали «больших»!
        - Уследим как-нибудь. Ты, «Кикимора»?
        - Так точно!
        Саша Митрофанов, с позывным «Кикимора», взлетал не с поля даже, а с замерзшего болота. Отсюда и позывной.
        Правда, комэск сам его выбрал - с чувством юмора у Санька все было в порядке.
        - Приготовиться к атаке!
        Под крылом «МиГа» промелькнула линия фронта, отмеченная воронками и горевшими танками. Вскоре показалась железнодорожная станция, и самолеты тут же были встречены «праздничным салютом» - заговорили зенитки.
        - Четверке Бегельдинова подавить зенитную артиллерию!
        Две пары «Илов» отвернули, почти сразу же выпуская «эрэсы» - на позициях ПВО за полуразваленным депо заблистали разрывы.
        Накрыли вроде.
        Штурмовики выстроились в круг, завертелись, насылая на фрицев бомбы, «эрэсы», снаряды. В белом облаке пара скрылся черный паровоз. Немцы в серых шинелях бегали по путям, как мыши, то и дело пятная снег яркими красными мазками.
        Лейте, лейте кровушку! За что боролись, на то и напоролись.
        Но весь боеприпас «горбатые» не раздавали, берегли для «соседей».
        Жилин лег в разворот, обозревая сверху поле немецкого аэродрома. Там полный переполох.
        «Мессершмитты» и «Юнкерсы», не выруливая, взлетают прямо с мест стоянок, с задних точек бомбовозов строчат пулеметы, «лают» десятки зениток.
        - С круга прикройте! «Маленькие», это и к вам относится.
        - Прикроем.
        Шестерка «Илов» атаковала самолеты, стоявшие на старте. Два «Мессера» один за другим опрокинулись, мигом превращаясь в груды обломков. Вторая пара столкнулась на взлете и, пылая, врезалась в строй бомбардировщиков. Вспыхнуло несколько «Хейнкелей».
        Меткие бомбы подорвали склад боеприпасов - огонь хлынул волной вкруговую. Картинка!
        С востока приближались пять «лаптежников» - отбомбившись, «Ю-87» торопились в «конюшню», а тут такая встреча. «Лапотники» выстроились в «круг», то скрываясь в облаках, то выныривая.
        - «Маленькие»! «Худые» со стороны солнца! Они - ваши.
        - А «лапти» видишь?
        - Я ими сейчас подзаймусь!
        - Смотри…
        - Порядок!
        «Кикимора» набрал высоту, выпустил шасси, чтобы походить на «Ю-87» - и нырнул в облака.
        Подкрался и вынырнул, пристраиваясь в хвост «лаптежнику».
        Короткой очередью сбил немца и скрылся в облаках. Фрицы ничего, наверное, и не поняли, а Саша снова явился по их души - пристроился сзади очередного «лаптя».
        Очередь. Готов. Так и вогнал в землю все пять «Юнкерсов».
        Но и один из «Илов» тоже не удержался в небе - налетел на развесистую «гроздь» разрывов и заскользил к земле.
        Жилин ясно увидел, как «горбатый» подвернул в падении.
        - Прощайте! - донес эфир, и штурмовик врезался в «Юнкерс», задевая и рядом стоявший бомбер.
        - Леха-а! С-суки! Я ж вас… Рвать буду, суки такие!
        Иван сжал зубы, продолжая набирать высоту. За борт он даже не смотрел, знал, что эскадрилья знает свой маневр. «Мессершмитты» были рядом. Немцев, видно, тоже переполняли эмоции - трассеры заплелись издалека, чуть ли не с полукилометра.
        Перевалив «горку», Жилин понесся вниз, бросая взгляд на «МиГ» с номером «12» - его пилотировал «Жила».
        Иван усмехнулся.
        Он так для себя и не решил, как ему обращаться к…
        Вот именно. К кому? К Ивану Жилину? Так это он сам и есть - Иван Жилин! А этот, молодой, который летает на истребителе с двенадцатым номером, - тоже он?
        Раздвоение личности…
        А если «Жилу» убьют, он тоже исчезнет? Ведь не будет уже того «участника ВОВ», который с президентом принимал Парад Победы, и ничье сознание не переселится в Рычагова.
        Как все запутано…
        Ладно, вялотекущими шизофрениями позже заниматься будем.
        - Я - «Москаль». Атакуем!
        Глава 27
        Комполка
        Все утро Кузьмич, погоняя запаренных техников, менял на жилинском «МиГе» мотор - ресурс, весьма скромный, был выработан. Новый, заботливо перебранный и прощупанный двигатель обещал добавить километры к скорости, но время, время!
        Поэтому на очередную штурмовку вылетела четверка из 2-й эскадрильи и четверка Баукова. Жилин замотался, мечась по аэродрому, описывая треугольник КП - ПАРМ - стоянка.
        Когда самолеты вернулись с задания, Иван колдовал над пулеметом БС и не сразу заметил убыль.
        - Ни хрена себе… - протянул Кузьмич, и лишь тогда Жилин выглянул из-под крыла, где возился с «Березиным», возлежавшим на чистом брезенте.
        Выглянул - и похолодел.
        Самолеты были прострочены вдоль и поперек. Не было понятно, как они вообще смогли долететь. Но главное - убыль.
        При первом взгляде Ивану показалось, что вернулось только три самолета из четырех. Заметив в кабине понурого Аганина, он быстро приблизился и крикнул:
        - Игорь где? Боря, слышишь? Где «Хмара»?
        Аганин посмотрел на него - и заплакал.
        Это было страшно: сурового вида мужик с простым, обветренным лицом, плакал, кривя лицо и жмуря глаза, словно слезы жгли их.
        У Жилина опустились руки.
        С самого начала войны он терял товарищей. Именно товарищей. Иван не позволял себе привязываться, поскольку хоронить друга - это горе.
        Лучше держаться ото всех на расстоянии, отдалять людей, и тогда неизбежные на войне потери не принесут тебе сильную боль, не проходящую с годами.
        Но с Литвиновым этот фокус не удался - Игорь был слишком открытым человеком, веселым и жизнерадостным - как ты его отдалишь? Все пилоты эскадрильи были комэску товарищами, но Литвинов как-то просто и естественно стал ему другом.
        Любой прикроет его и не бросит - на том и стоит фронтовое братство, но Игорь… Только с ним Жилин мог говорить о поэзии, читать наизусть любимого Пушкина, Цветаеву и Гумилева.
        «Хмара» все понимал, и даже показывал свои собственные «вирши», как он их называл.
        Неоконченные, словно вырванные из текста, они не поражали особым талантом, но что-то в них было.
        Не ловил журавлей я,
        В рук синицы не брал.
        Ничего не имея,
        Ничего не терял.
        Год за годом менял
        Времена временами,
        Не седлая коня,
        Я звенел стременами…
        Стихотворение называлось «Итоги». Жилину малость резало слух это вот «в рук», но он не цеплялся. А больше всего ему нравилась концовка:
        Ничего не добился,
        Ничего не добыл,
        Только дважды влюбился,
        Только раз полюбил…
        …Иван отстраненно смотрел на Баукова, на Аганина, слушал, как они рассказывали про две шестерки «Мессеров», и кивал.
        Он все понимал, и ребятам нечего было перед ним оправдываться. На войне как на войне.
        А в голове безостановочно крутились «вирши» Литвинова:
        Любой костер когда-нибудь погаснет.
        Любовь не может длиться без конца -
        Остынет страсти пыл, и призрак счастья
        Дымком забвенья вьется у лица…
        Видать, посетила влюбчивого Игореху несчастная «лямур», вот и излился. Дымок забвенья…
        Неожиданно Жилин будто прозрел - из боя не вернулись два самолета! Он встряхнулся.
        - … «Хмара» его сбил, - продолжал бубнить Бауков, - а ведомый почти в упор по кабине, только осколки брызнули. «Жила» так из пике и не вышел - забурился в землю на всей скорости…
        - Далеко это случилось? - спросил Иван деревянным голосом.
        - Прямо на линии фронта, оба - возле наших позиций. Я видел сверху, как пехота бежала, а толку? От Игорехи головешка осталась, а Ванька… Сам знаешь, командир, как оно бывает, если сверзиться с трех тысяч, да со всей дури об землю.
        - Знаю, - выдавил Жилин. - Просто, думаю, как бы ребят схоронить по-человечески.
        Хлопнув расстроенного Баукова по плечу, он приказал отдыхать, а сам пошагал к КП.
        В голове было пусто.
        Никто, наверное, еще не бывал в подобном положении.
        Каково это - хоронить самого себя? Пережить собственную смерть? «Жила»… «Хмара»…
        Ивану было даже немножечко стыдно - к своему «альтер эго» он относился, в общем-то, равнодушно. Было, конечно, любопытство, немного болезненное, но сближения никакого не было - Жилина отталкивала сама странность подобных отношений, себя с собой.
        Даже не так.
        Иван никогда не равнял себя с этим русоволосым парнем, они были рядом, но не вместе. А вот Игорь…
        Жилин судорожно вздохнул и смежил веки. Была боль, была тоска - погиб его друг. И поднималась из глубин перепутанного естества холодная ярость.
        Ах, что он устроит этим летунам со свастиками на килях!
        Какую резню в небесах! Внезапно Иван остановился.
        Это что же получается? Лейтенант Жилин погиб, а полковник Жилин жив-здоров?
        «Дурило! Полковник отдал концы еще в Киеве! Ты - это память, душа, сознание! Бесплотный «дух» из будущего!»
        Ощутив вдруг страшную усталость, Иван сгорбился и пошагал дальше, безразлично наблюдая за начальником штаба, что бежал ему навстречу. Толстенький майор Трошкин был немного забавен и совершенно не походил на красного командира.
        - Товарищ генерал! - закричал он. - Вас к телефону! Срочно!
        Когда Жилин вбежал в КП, то увидел бледную радистку и Николаева, стоявшего по стойке «смирно». В вытянутой руке комполка держал телефонную трубку. Приняв ее, Иван глухо сказал:
        - Да?
        - Сталин говорит.
        Жилин сразу выпрямился.
        - Слушаю, товарищ Сталин.
        - Сколько вы уже сбили немцев, товарищ Рычагов?
        - Шестьдесят пять, товарищ Сталин.
        - Очень хорошо. Мы решили, что вам уже тесно в комэсках… Скажите, товарищ Рычагов, полковник Николаев потянет дивизию?
        - Потянет, товарищ Сталин. Мы с ним с первого дня войны, все на моих глазах. Не знаю, как насчет стратегии, а тактик он замечательный.
        - Мы тоже так решили. Полковник Николаев назначается командующим 11-й смешанной авиационной дивизией, а вы примете у него 122-й полк. 122-й гвардейский истребительный авиаполк.
        - Слушаюсь, товарищ Сталин!
        - И последнее… Ви, товарищ Рычагов, называли самолет «Ла-5» просто «лавочкой»?
        - Не я, «дух»…
        - Да-да… Так вот, ви скоро пересядете на эту «лавочку».
        В трубке клацнуло. Верховный главнокомандующий отсоединился.
        - Поздравляю с новым назначением, - сказал Жилин Николаеву. - Принимайте дивизию.
        Полковник побледнел.
        - А-а…
        - А ваше место здесь займу я.
        - Ага… - растерянно молвил комполка, вдруг ставший комдивом.
        - Ну, ладно. Будем ждать бумаг сверху, а пока… А пока я у себя.
        - Ага…
        Жилин незаметно улыбнулся и вышел. «С повышением тебя!»
        Однако никакие фибры не отозвались в нем восторгом или даже самой бледной радостью.
        Комполка, так комполка…
        Правда, известие о «Ла-5» здорово взбодрило, как луч света, прорвавшийся между туч, сеявших холодную морось.
        И когда только успели? Или он все неправильно понял? Да где ж неправильно?
        - Товарищ Рычагов!
        Жилин обернулся. Его опять догонял начштаба.
        - Товарищ Рычагов! - отдуваясь, Трошкин остановился, хватаясь за бок. - Совсем из головы вылетело! Там… это… короче говоря, похоронили ваших пилотов. У высоты 87.
        - Обоих?
        - Да! «Хмару» и… этого… из новеньких… Жилина!
        - Пехота? Спасибо им.
        - Ну, да… - промямлил начштаба. - Последний долг… - помявшись, он добавил: - Документы прислать к вечеру обещали. Ну, насчет назначения… Назначений, к-хм.
        - Подождем, время есть.
        Вернувшись в землянку, комэск окунулся в облако табачного дыма.
        Летчики бросились было разгонять сизую пелену руками, но Иван махнул рукой.
        - Курите!
        - Товарищ командир… - неуверенно сказал Алхимов. - Может… по маленькой? Я молодого послал сбегать.
        Жилин кивнул.
        - Правильно, помянем по-людски. Начштаба передал, что пехота наших похоронила.
        - Молодцы какие!
        Иван вздохнул и выудил из чемоданчика бутылку трофейного коньяка, «прихватизированного» немцами во Франции.
        Сообразив немудреную закуску, пилоты чинно расселись, выставляя фронтовой «сервиз» из граненых стаканов и кружек.
        Примчался Носов, замер, увидав командира, но потом, разглядев у того в руках бутылку, расслабился и гордо выставил на стол поллитру.
        Разлили. Жилин плеснул себе коньячку.
        - Ну, за наших.
        Все медленно выцедили «огненную воду», выдохнули, закусили остатками вчерашней трапезы - недоеденными котлетами и подсохшими ломтями хлеба.
        Видно было, что «Носу» невтерпеж - все елозил по лавке.
        - Товарищ генерал! - выпалил он. - А правда, что вы теперь комполка?
        Все замерли.
        - Правда, - коротко сказал Жилин. - Наливай.
        Хлебнув вторую, он прочувствовал, как изделие французских виноделов пролилось, горяча и грея, отдаваясь в голову.
        - Не надейтесь, - усмехнулся он, - в покое вас не оставлю.
        - Да нет, - замотал головой Алхимов, - не надо нам покоя. Пока вы за нас не взялись, мы и летать-то толком не умели.
        - Злились на меня? - усмехнулся Иван.
        - Еще как! - воскликнул Бауков. - А только… хм… быстро стало доходить, что просто летать и ворона может, а вот «Мессеров» сбивать - это уметь надо.
        Жилин кивнул.
        - Мне просто повезло, я, можно сказать, родился летчиком. Пилотировать самолеты - это я умею лучше всего в жизни. И мне это дело нравится. Только ведь без труда не выловишь и рыбку из пруда. Да будь ты хоть трижды гением, все равно не сможешь вот просто так сесть в кабину - и на взлет! Пока не налетаешь сотни три-четыре часов и не поймешь толком, летчик ты или кто. Как Ленин говаривал? «Учиться, учиться и учиться!» Завет любому, кто хочет хоть чего-нибудь добиться.
        - Ну вам-то уже и не надо, - вставил Носов.
        - Ошибаешься. Человек живет, пока учится. Бросил учиться, решил, что и без того все знаешь и умеешь, - считай, тебе конец. Ты все равно что умер! А помереть меня пока не тянет, я еще с фашистами за Игорька не рассчитался. Да и не один он такой, за кого надо эту дрянь летучую с неба ссаживать. Наливай!
        Повертев в пальцах стакан, куда плеснул грамм сто коньяка, Иван медленно проговорил:
        - Нас прозвали «заговоренными», а мы обычные люди, смертные, как все. Просто научились выживать там, где другим сразу хана. Один гражданский сказал мне как-то: «Выде парите над ужасами войны, почти не участвуя в ней - сидите в теплой кабине, на удобном сиденье, кидаете бомбы вниз, а возвращаясь из полета, лопаете макароны по-флотски!» Я согласился с ним. Да, говорю, лопаем. Но есть одна деталь - под нашим удобным сиденьем как раз начинается бензобак, и когда нас подбивают, простреливая ноги, мы горим, сидя в удобной кабине. Не знаю, понял ли что этот мудак в штатском, но мы с вами все понимаем правильно. Я хотел сказать что-нибудь прочувствованное про Игоря и… Ваню, но не стал. Зачем? Они жили рядом с нами, воевали вместе с нами - о чем еще говорить? Давайте просто выпьем. За упокой.
        В два глотка опустошив стакан, Жилин поставил его на стол.
        Зазвякала, забренчала остальная посуда. Бауков захрустел огурцом, погрустнел.
        Спохватившись, он сказал:
        - Пойду, отнесу бутылку механикам, а то как-то не по-людски.
        - Правильно, - кивнул Жилин. - Пускай помянут.
        Павшим товарищам уже все равно, но тем, кто остался жить, почему-то важно знать, что их будут помнить после смерти.
        Иван усмехнулся.
        На войне все оголено, никакой шелухи - смерть ходит за тобой, смрадно дышит в затылок, касается ледяными пальцами, и тебе нет никакого дела до мелочей жизни. Ты будто отрешаешься от земного, не взыскуя благ, довольствуясь малым - сухарем, недокуренной папиросой, минуткой сна.
        Опрощаешься донельзя, и в этой-то простоте тебе является истина.
        Правда, если повезет и судьба сохранит тебя, то после победы ты снова окунешься в омут житейских дел, забывая о той суровой сути, что открылась тебе. Но что уж тут поделать?
        Человек внезапно смертен, вот он и спешит жить…
        Наутро все завертелось и закрутилось.
        Прибыли обещанные бумаги, полковник Николаев убыл в штаб 11-й САД, а Жилин принял 122-й ГИАП.
        Дело было знакомое, одно лишь досаждало - новая должность лишала его неба. Впрочем, закапываться в бумаги, греясь у буржуйки в КП, Иван не собирался - свой истребитель он никому не передаст и вылетать станет регулярно. А как же? Обещал парням, что собьет сотню немцев? Надо держать слово.
        Вечером пришла еще одна бумага…
        Построив полк, Жилин коротко изложил суть дела: перелетаем в Монино, сдаем «МиГи» другому полку, переучиваемся на «Ла-5» и возвращаемся обратно, бить немцев.
        Оборона Москвы закончилась в последних числах декабря.
        Немцы, вышедшие на линию Калинин - Ржев - Вязьма - Калуга - Тула, так и не продвинулись дальше чем на тридцать-пятьдесят километров, да и то из последних сил.
        Гитлеровцы раз за разом переходили в наступление, но словно в стену упирались - противодействие русских лишь истощало последние резервы группы армий «Центр».
        По немецким тылам гуляла советская кавалерия, на штурмовку вылетали бипланы «И-153», но рядом били врага новейшие «Ла-5ФН», а заснеженные фронтовые дороги утюжили самоходки «СУ-85» да боевые машины пехоты.
        20 ноября немецкая 2-я танковая армия попыталась обойти Тулу, но контрудар советских войск отбросил противника на исходные позиции. Несколькими днями позже 1-я Ударная и 20-я армии отразили все атаки противника в районе Калинина.
        Гудериан, командующий 2-й танковой армией, записал в своем дневнике: «Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. В немецком наступлении произошел кризис, силы и моральный дух немецкой армии были надломлены».
        26 ноября войска Калининского фронта (генерал-полковник Конев), Западного (генерал армии Жуков), Брянского (генерал-лейтенант Рокоссовский) и правого крыла Юго-Западного фронтов (генерал-лейтенант Ватутин) перешли в контрнаступление.
        29-я, 30-я и 31-я армии, оставляя за спиной Калинин, тесня пехотные дивизии немецкой 9-й армии, вышли фашистам в тыл.
        К 11 декабря войска Калининского фронта прорвали оборону противника на всю тактическую глубину и охватили Ржев с запада и юго-запада. Образовалось два котла, где фашистов «месили» артиллерия с авиацией да танки с самоходками.
        33-я, 43-я и 49-я армии из состава Западного фронта выбили немцев из Вязьмы, освободили Калугу. Фашисты дрогнули, начали отходить, закрепляться на новых линиях обороны, и Гитлер инстинктивно понял, что любое отступление по снегам через несколько дней приведет к распаду всего фронта.
        Фюрер запретил отступать, приказывая стянуть все резервы, ликвидировать прорывы и сохранять линию обороны.
        «Удерживать фронт до последнего солдата!»
        А русские продолжали наступать.
        Части 13-й армии на правом фланге Юго-Западного фронта обошли Елец, нанося поражение немецкой 2-й армии, окружая и уничтожая 45-ю и 134-ю дивизию Вермахта, освобождая Ефремов и Ливны. 3-я и 10-я армия Брянского фронта нанесли мощный удар по растянутому флангу 2-й танковой армии противника и заняли Сталиногорск. Основные силы Гудериана отошли на Орел, за что «Быстроходного Гейнца» сместили и отчислили в резерв.
        Войска Западного фронта стремительно продвигались в юго-западном направлении - к 17 декабря были заняты Козельск и Сухиничи. К Новому году противник был отброшен от Москвы, где на двести, а где и на триста километров. Крупные группировки немцев попали в окружение под Демянском и Тулой и уничтожались в лучших традициях блицкрига.
        Русский солдат доказал, что гитлеровцев бить можно и нужно.
        Сильные убедились, что были правы, а слабые воспряли.
        Однако победные настроения перемежались с тревогой: войска Южного фронта отчаянно сопротивлялись попыткам 11-й армии фон Манштейна прорваться в Крым, а линия Юго-Западного фронта проходила уже через Сумы и Лозовую - в двух шагах от Харькова и Донбасса. Здесь на РККА давили 6-я армия фельдмаршала Паулюса и 1-я танковая армия Клейста.
        Немцы вынашивали операцию «Фредерикус», готовясь окружить группировку Красной Армии под Харьковом.
        У Ставки был иной план - развить наступление, чтобы отсечь группу армий «Юг», прижать ее к Азовскому морю и уничтожить.
        РККА сказала: «Есть!»
        …Все три эскадрильи 122-го полка пересели на «Ла-5 ФН».
        Жилин, сказать по правде, не ожидал, что «пересадка» произойдет так рано - и так вовремя.
        То, что к нему, вернее, к «духу», прислушались, уже было отрадно, но выходило, что решение по «Ла-5» принималось чуть ли не в июне. В ином случае Семен Лавочкин просто не успел бы подготовить самолет к запуску в серию.
        Конструктору и всему коллективу и без того удалось провернуть гору дел - продуть истребитель в натурной аэродинамической трубе ЦАГИ (а испытания приходилось проводить по ночам, ибо мощность электромоторов на приводе вентиляторов была такова, что впору целый город от электросети отключать), отработать все замечания на опытных образцах, испытать, довести до ума…
        Труда - уйма! И все поспеть переделать за каких-то пять месяцев!
        Стало быть, Лавочкину дали «зеленую улицу», осадив «вконец оборзевших» конкурентов вроде Яковлева.
        Сталин прекрасно знал обо всем этом и все же выслушал жилинские «хотелки» тогда, в кабинете Калинина - возможно, считал нужным убедиться лишний раз, что выбранная им линия верная?
        Ивана больше всего восхищало, что конструкторы учли все замечания «из будущего» вплоть до того, что самолет получил индекс «ФН», то есть двигатель истребителя был форсированным, с непосредственным впрыском.
        Машина Лавочкина до высоты пять тысяч метров получала преимущество перед «Мессершмиттом» в вертикальном маневре, а в боях на горизонталях «Ла-5» через четыре-пять виражей заходил в хвост противнику. И тогда две пушки ШВАК уделывали немца 20-миллиметровыми снарядами, да так, что душа радовалась.
        Перелетев на аэродром у деревеньки Студенец утром 29 декабря, 122-й ГИАП уже к полудню был в полной боеготовности.
        В час дня поступил приказ: вылететь на прикрытие двумя группами по двенадцать самолетов - новенькие бомбардировщики «Ту-2» направлялись бомбить Орел…
        Часть третья
        Победитель
        Глава 1
        Наше дело правое
        Москва, Кремль. Июль 1942 года
        …Целый год шла война.
        Были поражения, но были и успехи. Красная Армия, избежавшая котлов и разгромов под Ржевом, Вязьмой, Киевом, Харьковом, сберегла массу техники и живой силы.
        Из сводок пропали имена никудышных генералов и маршалов, зато громко заявили о себе Черняховский, Конев, Жуков, Василевский, Рокоссовский, Толбухин, Горбатов, Малиновский, Лелюшенко, Рыбалко, Ватутин, Катуков, Плиев, Ротмистров…
        Вера в победу не пропадала, крепла только, но и тревогу не прекращавшиеся баталии вызывали немалую - враг по-прежнему был очень силен и опасен. Немецкие полчища, хоть и битые, снова готовились к наступлению.
        В этом им помогали «союзнички» - Америка с Англией выжидали, не торопясь открывать второй фронт, и гитлеровское командование в начале лета[46 - В нашей реальности это произошло весной 1942 года.] перебросило из Германии, Франции, Румынии, Венгрии и Югославии на Восточный фронт до сорока свежих дивизий. Если это не предательство, то какое еще слово можно подобрать?
        Размышляя об этих и прочих вещах, комдив Жилин слушал вполуха доклад Жукова, водившего указкой по большой карте, испещренной стрелками и прочими значками, и следил за Сталиным, медленно прохаживавшимся за спинами генералов.
        Те старательно выворачивали головы, сверкая непривычными еще погонами[47 - В нашей реальности погоны были введены в январе 1943 года.].
        Кивая докладчику, вождь остановился и уточнил:
        - Так ви полагаете, товарищ Жюков, что немцы готовят прорыв к Волге?
        - Да, товарищ Сталин, - твердо ответил заместитель Верховного главнокомандующего.
        - А группа армий «Центр»?
        - Немцы продолжают выполнять задачи, поставленные перед ними Гитлером: на юге - захват Крыма и Донбасса, нарушение подвоза нефти с Кавказа; на севере - захват Ленинграда и соединение с финнами. Группа армий «Центр» перейдет в наступление лишь тогда, когда наши войска на юге и севере будут уничтожены. Наша цель - не допустить этого.
        Иосиф Виссарионович покивал.
        - Мы должны разорвать кольцо окружения вокруг Ленинграда, - сказал он, - и ни в коем случае не допустить выхода немцев к Волге и Кавказу. А что скажет флот?
        Адмирал Кузнецов поднялся и неспешно заговорил:
        - Благодаря поддержке авиации Балтийский флот успешно сражается на море, обстреливая немецкие порты, потопляя военные корабли противника и транспорты из Швеции, груженные железной рудой или подшипниками. Что это за нейтралы, которые помогают крепить обороноспособность Третьего рейха? Хочу отметить успехи контр-адмирала Горшкова, прошлой осенью назначенного командующим Черноморским флотом. Благодаря его активным действиям немцы были вынуждены снимать с фронта от двадцати до тридцати дивизий, чтобы защитить побережье от наших десантов…
        Слушая наркома флота, Жилин вспоминал то прошлое, которое тоже было, и тихо радовался переменам. Положение менялось к лучшему не только на суше и на море, но и на небе - в конце зимы военно-воздушные силы фронтов были реорганизованы в воздушные армии…
        Тут спокойное течение мыслей было перебито голосом Сталина, обратившегося к нему:
        - А теперь объясним цель вашего вызова, товарищ Рычагов. Мы считаем необходимым, чтобы в резерве Ставки находились три авиационных корпуса: бомбардировочный, штурмовой и истребительный. Вам, товарищ Рычагов, предстоит сформировать 1-й истребительный корпус. Для усиления 3-й воздушной армии, обеспечивающей предстоящее наступление войск Калининского фронта, авиакорпус будет передан в ее оперативное подчинение. В состав корпуса войдут 210-я и 274-я авиадивизии, а также ваша 11-я смешанная. Срок окончания формирования корпуса - 30 июля. Справитесь?
        - Так точно, товарищ Сталин, - отчеканил Жилин.
        Вождь кивнул.
        - После того как вы приняли командование авиадивизией, 11-я САД резко улучшила положение на своем участке фронта. Тут присутствуют многие командующие воздушными корпусами и армиями, и нам бы хотелось услышать от вас, каковы были причины неудач и в чем секрет успеха.
        - Основной причиной наших потерь, товарищ Сталин, было то, что противник, имея хорошо обученные кадры летчиков, опытных, обстрелянных, вечно перехватывал инициативу, то есть вел наступательные воздушные бои. Наши же летчики в основном уходили в оборону, сражаясь, как правило, в горизонтальной плоскости. Также к временным неудачам приводила слабая групповая слетанность пар и звеньев, из-за чего после первой же атаки группы разделялись и пилотам приходилось вести бой в одиночку без взаимной поддержки и выручки. Огонь по противнику нередко открывался с больших расстояний, будучи бесприцельным. Бывало, что отказывало вооружение, поскольку готовили его плохо, а использовали неграмотно. Часто ведущими назначались малоопытные летчики. Командиры полков, а зачастую и комэски в воздухе бывали редко. И как тогда контролировать подчиненных в воздушном бою? Как их учить?
        - Ну, про вас такого не скажешь, товарищ Рычагов, - усмехнулся Сталин. - Вас можно поздравить с сотым немецким самолетом, сбитым лично? Так, товарищ Громов?
        Командующий 3-й воздушной армией встал и отчеканил:
        - Сто четвертым, товарищ Сталин!
        По кабинету прошелся одобрительный шумок.
        - Что ж, - улыбнулся вождь, - дадим вам самолет подлиннее, товарищ Рычагов, чтобы на нем все звездочки уместились!
        Генералы старательно посмеялись.
        - Еще штук пятьдесят собьете?
        - Да, товарищ Сталин!
        - Идите и воюйте.
        Глава 2
        «Зона судьбы»
        Апрель 1943 года
        С осени прошлого года Жилин стал весьма популярным человеком - его фото красовалось на первой странице в «Красной Звезде», и сам Симонов накатал статью о первом советском пилоте, сбившем сто фашистских самолетов. Материал стал сенсацией для американской прессы - Советы доказали, что могут бить гитлеровцев, причем разрекламированных асов Люфтваффе.
        Чтобы приобрести подобное «паблисити» в Америке, иные наизнанку выворачивались, а тут сбил сотенку «Мессеров» да прочих «Фоккеров» - и попал на передовицу…
        Слава шагала в ногу с новым возвышением: весной 1943-го комкора Рычагова назначили командующим 8-й воздушной армией.
        Но и к высоким должностям и к тому, что стал «мегазвездой», Иван относился спокойно, даже с легкой иронией. Дескать, ишь, как взлетел, орел!
        По-настоящему его радовало другое: те мысли о будущем устройстве мира, в котором СССР не распадется, а станет доминировать, пусть даже и на пару с США, те выкладки и наброски контуров грядущего, которыми он осторожно делился со Сталиным, находили у вождя горячее одобрение.
        Правда, Иосиф Виссарионович сам-то не слишком любил делиться своими планами, однако и судить Жилин брался не по словам, а по делам.
        А дела затевались крутые. Вращаясь в высших сферах, Иван жадно ловил намеки и случайные слова, выпытывал у верных людей, уточнял с оглядкой или находил кое-что в открытом доступе. Все шло именно так, как должно было.
        Еще до войны в СССР были заложены четыре линкора - «Советский Союз» в Ленинграде, «Советская Украина» в Николаеве, «Советская Россия» и «Советская Белоруссия» в Молотовске. Громадины в двести семьдесят метров длиной и водоизмещением под шестьдесят тысяч тонн были заложены, но так и не достроены - война помешала.
        Однако к весне 1943-го все четыре корабля вошли в строй. Их не обшивали тысячами тонн брони и не ставили здоровенных 406-мм орудий - линкоры достраивали, как авианосцы.
        Все, как полагается - надстройка типа «башня», взлетная палуба, полсотни самолетов «Ла-7К», «По-7»[48 - «И-185».], «Ил-10» и «Су-4», размещенные в двух ангарах.
        Последней в море вышла «Советская Россия» - именно на ней базировался 122-й ГИАП.
        Летчикам-истребителям приходилось трудновато, некоторые так и не смогли привыкнуть к «плавучему аэродрому» - нестойкая, подвижная палуба напрягала.
        Алхимов, комполка, гонял летунов почем зря, заставлял до изнеможения отрабатывать взлет и посадку на спецполосе в Крыму, под Качей, что имитировала палубу авианосца.
        К сожалению, авианосец «Советский Союз» не мог покинуть Балтику - Кригсмарине, чуя скорый конец, свирепствовала из последних сил. Зато «Советская Белоруссия» добралась до Севастополя почти без происшествий, обогнув всю Европу - турбины на ней стояли прежние, линкоровские, так что тридцать с лишним узлов они выдавали легко, а дальности в двенадцать с лишним тысяч километров вполне хватало.
        Кроме двух больших авианосцев, в Севастополе обосновались и два поменьше, на двадцать два самолета каждый - «Фрунзе» и «Куйбышев» - их переделали из крейсеров класса «Чапаев». Оба корабля, достроенные на треть, почивали у причалов Николаевского судоремонтного. Как только морская пехота выбила немцев из города, так сразу же работа и закипела.
        Однако добиться большего советские судостроители просто не могли - не хватало ни доков, ни людей. Поэтому ГКО заказал еще семь авианосцев типа «Чапаев» на американских верфях, выплатив за каждый по сто миллионов рублей - пригодился-таки вывезенный из Испании золотой запас.
        Штатовцы строили быстро: за два года были спущены на воду «Орджоникидзе», «Свердлов», «Дзержинский», «Щорс», «Камо», «Железняков» и «Аврора».
        Атлантику они пересекли без проблем, а вот когда проходили мимо Сицилии, пару раз нападали «Мессеры» и «фиаты» с итальянских баз. Но ничего, отбились - зенитной артиллерии на «Чапаевых» хватало.
        В эти самые дни битый-перебитый Вермахт вприпрыжку и враскорячку одолевал границу с Польшей, спешно громоздя ДОТы, ДЗОТы и прочую оборону.
        Советское командование остановило наступление на линии Молотова. РККА изгнала врага со своей территории. Ну как - со своей…
        У пределов Румынии остановились на реке Прут, чуть дальше - присоединили Закарпатье, а на севере - заняли Финляндию.
        А не надо было пакостить!
        Красную Армию миновали поражения под Киевом, Ржевом и Харьковом, не понадобились битвы под Сталинградом и Прохоровкой. Фашисты так и не вышли к Донбассу, не заняли Крым, а осенью 1942-го была снята блокада Ленинграда. Можно сказать, один лишний год той войны вычитался.
        Лишний… Один этот год сохранил миллионы жизней. А перевес над Германией рос, рос, рос…
        Оборонные заводы работали по-прежнему, выпуская новенькие «СУ-122», «Т-42», всякие ЗСУ, БМП и БТР. Тяжелые танки «КВ» и «ИС-2» стали для фашистов настоящими чудовищами войны - они легко пробивали броню немецких «Тигров» и «Пантер» с двух с половиной километров.
        Но как раз у танкистов и пехоты наступил заслуженный отдых - войну никто и не думал заканчивать, просто стратегия поменялась. Теперь основную боевую тяжесть взяли на себя флот и авиация, блокируя Германию с моря, обстреливая по всему побережью.
        «Первым делом - самолеты». ВВС РККА захватили полное господство в воздухе.
        Фюрер истерил, Геббельс брехал, а советские четырехмоторные бомбовозы «Пе-8», «Пе-10»[49 - Такой самолет в нашей реальности не появился, поскольку в 1942 году В. Петляков погиб в авиакатастрофе. «Ту-10» тоже не был построен, существовал только «проект 64», но его закрыли, переключившись на «Ту-4».] и «Ту-10» каждую ночь, а то и днем взлетали с пограничных аэродромов - бомбить Берлин, Гамбург, Мюнхен, Франкфурт, Кёнигсберг, Киль, Данциг, Дюссельдорф…
        Ну а пока армейцы обживали УРы, Ставка Верховного главнокомандования готовилась открывать Итальянский и Французский фронты.
        Память у Сталина была долгая - приказ о начале операции «Юпитер» Жилин получил 9 апреля…
        …В последний день марта погиб советский линкор «Октябрьская революция» - старичок схватился с немецким «Тирпицем», покинувшим Тронхейм по личному приказу Гитлера.
        Этого нарком Кузнецов простить не захотел. С помощью Судоплатова, комиссара госбезопасности, и Голованова, командующего Дальней авиацией, была проведена силовая акция… нет, не по утоплению зловредного линкора, а по его захвату.
        Все было продумано до мелочей. Авианосец «Советская Россия» под охраной крейсера «Киров», лидера «Ленинград» и дивизиона эсминцев как раз следовал на юг, одолевая Норвежское море. Несколько пронырливых «Щук» рыскали под водой, а в кильватере громадного «плавучего аэродрома» шел транспорт-турбоэлектроход «Иосиф Сталин», перевозивший полторы тысячи пассажиров, сплошь краснофлотцев.
        В это самое время - темной безлунной ночью - две девятки «Пе-10» высадили десант в окрестностях стоянки «Тирпица» - линкор почивал после краткого похода в бухте Боген, неподалеку от Нарвика. Несколько сотен десантников скрытно вышли к бухте, применяя оружие с глушителями, а дальше эстафету приняли боевые пловцы из РОН - роты осназа Балтийского флота.
        Скрытно приблизившись к «Тирпицу», они взобрались на палубу, снимая часовых и вахтенных. Матросы дрыхли в кубриках, офицеры, кроме дежурных, отсыпались на берегу.
        Тайный сигнал - и десантура, набившись в надувные лодки, погребла к линкору, поднялась по сброшенным штормтрапам, распределила зоны ответственности, разбилась на группы.
        В каждой группе имелось по два флотских и хотя бы один, «шпрехавший» по-немецки. Все шло по плану.
        К заданному сроку все важные посты - в боевых рубках, на мостике, в машинном - были заняты красноармейцами и краснофлотцами. Наступила вторая фаза - изоляция.
        Команду «Тирпица» либо закупоривали в кубриках, либо сгоняли в отсеки - сонные, мало что соображавшие немцы бежали по тесным коридорам, куда им было велено, с ужасом ожидая пули в спину от «унтерменшей».
        К часу ночи линкор был зачищен. Уничтожать больше тысячи моряков никто не собирался, хотя многие и хотели пустить кровь. Вот только зачем, когда в Норильске столько свободных вакансий?
        Даже мелкое ЧП не помешало операции - в половине второго с берега подошел катер с капитаном цур зее Гансом Карлом Мейером - командир «Тирпица» заигрался в покер и решил заночевать в своей каюте. Капитана цур зее встретили вышколенные молодчики - в темноте все кошки серы, - взяли под белы рученьки и заперли в тесной конуре, где тамошний боцман держал швабры.
        Десять минут спустя линкор ожил - осветился, поднял давление пара в котлах, стал выбирать якорь. На берегу никто особо не удивился - раз уж командир проследовал на свой корабль, стало быть, получен приказ. Так что герр Мейер весьма поспособствовал угону линкора.
        «Тирпиц» медленно, величественно даже развернулся на рейде и последовал к морю. Тут-то и начали происходить события.
        Вероятно, кто-то из офицеров линкора, выйдя покурить, сильно удивился, обнаружив корабль на ходу.
        Забыли?! Оставили?
        Пошли звонки, уточнения - и до немцев стала доходить ужасная истина. За какие-то минуты на ноги были подняты все - ведомство Кригсмарине, ПВО, Гестапо, СС, Абвер.
        «Тирпиц» еще не покинул Боген, когда заговорила береговая батарея. Снаряды ложились перед носом линкора, требуя остановиться, и капитан Мельников, разбиравшийся с приборами управления огнем в носовой башне «Бруно», поставил опыт - развернул громадину в две тыщи тонн, и его морячки с горем пополам зарядили оба 380-мм орудия.
        Главный калибр сказал свое веское слово - батарея, стрелявшая с берега, заткнулась навеки.
        В общем, не зря Гитлер называл Норвегию «зоной судьбы» - ироничные Мойры показали фюреру язык.
        В открытом море, на тихой воде состоялось рандеву «Тирпица» с советской эскадрой. Моряки с «-Иосифа Сталина» перешли на борт линкора, а пленные набились в кубрики и отсеки транспорта.
        Ну, пока шла «рокировка», команда краснофлотцев закрасила название «Tirpitz» и набила новый трафарет: «Ленин».
        Само собой, просто так отпускать корабль немцы не собирались - «Хейнкели» и «Арадо» налетели, стремясь если не отбить, то повредить линкор, дорогой сердцу Адольфа. Однако зенитная артиллерия и на самом «Ленине», и на авианосцах была достаточно сильной, да и самолеты палубной авиации не бездействовали - пара эскадрилий «Ла-7» и «По-7» здорово порезвилась, сбрасывая в море немецкие самолеты.
        Оставив пилотов Люфтваффе, выбросившихся с парашютом, принимать водные процедуры, эскадра двинулась курсом на юг, и на линкоре «Ленин» торжественно подняли военно-морской флаг СССР. Даже сурового капитана слеза прошибла.
        Пока дошли до Британских островов, краснофлотцы сносно освоились в отсеках угнанного линкора. А южнее эскадру поджидали - из Бреста подошли немецкий линкор «Гнейзенау» и крейсер «Принц Ойген», эсминцы и прочая мелочь.
        Это было серьезно.
        На «Ленине» стояли пятнадцатидюймовые орудия, на «Гнейзенау» - пушки в одиннадцать дюймов, но их всего было девять стволов, против восьми на бывшем «Тирпице». Плюс «Принц Ойген».
        Командующий эскадрой РККФ сразу дал приказ: бить немцев!
        Но сами напасть не успели - первый выстрел сделал «Гнейзенау». Недолет.
        Жилину с палубы «Советской России» хорошо было видно, как далекая серая тень немецкого линкора заблистала вспышками.
        - Товарищ генерал… - подбежал Алхимов.
        Иван жестом оборвал его и скомандовал:
        - По самолетам! Бауков, твоя группа - первая. Штурмовикам - готовность!
        Летчики разбежались, и вот уже ровно гудевшие моторы подняли вой - «лавочки» одна за другой выкатывались, разгонялись и взлетали.
        «Хорошее дело - авианосец», - поморщился Жилин. Единственно плохо, что крупный бомбовоз не поднимется с палубы, а «сотки» на «Илы» цеплять… Это как-то несерьезно.
        «Ленин» ответил залпом из носовых башен. Снаряды, каждый весом более чем в тонну, накрыли эсминец типа «Нарвик» и проломили нос «Гнейзенау» - линкор сильно погрузился передом и стал тормозить, набирая воду в отсеки и раздвигая ее форштевнем, как лемехом, - вскоре волны омывали барбет носовой башни.
        - Штурмовикам - взлет!
        Десяток «горбатых», соблюдая очередь, прокатился по палубе и взмыл. Ну не то чтобы уж взмыл - тяжеловато было «Илам», увешанным бомбами, но высоту они набирали уверенно.
        Жилин бегом поднялся в рубку, откуда вид открывался получше и была связь.
        - Я - «Москаль»! Штурмовикам атаковать «Гнейзенау». Бауков, ты прикрываешь!
        - Есть!
        - Торпедоносцам готовиться!
        Второй залп «Ленина» получился результативнее - «Гнейзенау» лишился носового локатора, были разбиты башни главного калибра: от сотрясения «Антона» заклинило, а расчет убило или контузило. «Бруно» тоже не повезло - снаряд продырявил бронепалубу и взорвался в подбашенном отделении. Башня вздыбилась на облаке черного дыма и грузно, боком рухнула обратно. Мало того - еще один 380-миллиметровый снаряд пробил тонкий верхний броневой пояс и невысокий гласис вокруг главного котельного отделения, взорвался, разрывая трубы и пробивая котлы, выпуская перегретый пар. Немецкий линкор потерял ход - скорость упала до восьми узлов. От огня его главного калибра сильно пострадал крейсер «Киров», а броня «Ленина» гудела от попаданий. Но держала.
        - Торпедоносцы - на взлет!
        Тройка «Ил-2Т» разогналась и поднялась в воздух. Здоровенные торпеды весили куда больше ПТАБов, и с «Ильюшина»-торпедоносца сняли пушечное вооружение, одни пулеметы оставили[50 - Упоминания о «Ил-2Т» имеются, но документов пока не найдено.].
        - Бауков! Что там?
        - Порядок, тащ командир! Зенитки работают, но бывало и похуже. Броня, гадство, толстая на этих бегемотах, не берут ее бомбы! Ее бы «тонками»…
        - Поработайте «эрбээсами» по рубке!
        - Есть!
        Реактивные бронебойные снаряды, РБС-132, пробивали броню в 75 миллиметров. У «Гнейзенау» поболе будет, там даже палуба в 95… Но попробовать надо.
        «Эрбээсы» ударили с налету, устроив великолепный фейерверк, и парочке снарядов удалось-таки проковырять броню. Правда, особенных перемен в поведении немецкого линкора Жилин не заметил.
        Грохнули пушки с «Ленина».
        Залп пятнадцатидюймовых орудий дал перелет, но тут свое веское слово сказали «Илы»-торпедоносцы, плюхнувшие в волны три торпеды. Один из «подарков» пропал в море, зато остальные два пробили по целям - разворотили корму «Гнейзенау» и проломили борт «Принцу Ойгену» в районе топливных цистерн.
        Торпеды и бомбы доконали линкор - он ушел под воду. Погрузился, канул, завертев пенный круговорот, и из глубин донесся глухой рокот взрывов - рванули погреба боезапаса.
        А вот «Принц Ойген» продолжал бой, хоть и чадно горел. Под огнем его орудий крейсер «Киров» медленно умирал - пожары на нем бушевали по всей палубе, и на авианосце, который корабль прикрывал, как щитом, торопливо спускали шлюпки - пришла пора «спасать спасителя».
        - Я - «Москаль»! Отбой.
        «Ленин» дал залп из четырех башен. Восемь тонн горячего металла, начиненного взрывчаткой, врезались в цель на сверхзвуковой скорости. «Принц Ойген» мгновенно прекратил огонь, словно подавился им, а затем корабль окутался громадным облаком дыма.
        В воздух взлетела масса обломков, на клубах раскаленных газов плясали сорванные шлюпки, крыши орудийных башен, люки. Дымовой «гриб» поднялся метров на триста, а когда он рассеялся, стала видна кормовая часть «Принца Ойгена», погружавшаяся в море, - вращались над водой гребные винты, из кормовой башни вылезали немцы… И все скрылось под разводами пены, грязи, мазута.
        Жилин покачал головой: поздравляю, командарм, с первым морским боем! Спустившись на палубу, Иван поднял голову, пересчитывая самолеты, барражировавшие в воздухе. Потерь вроде нет…
        Вздохнув, Жилин осмотрелся. Похвастаться толстой броней авианосец не мог, но, слава богу, снаряды и торпеды миновали корабль - между «Советской Россией» и немецкой эскадрой высился линкор «Ленин». За ним, как за каменной стеной.
        Правда, «Савраска», как ласково звали «Советскую Россию» моряки, не выглядела беспомощным бегемотиком, угодившим в реку с крокодилами, отнюдь нет. Авианосец мог пребольно кусаться, порой до смерти.
        Иван проследил глазами, как «Ла-7» аккуратно заходил на посадку с кормы: коснулся тремя колесами палубы, пробежал и, пойманный за гак тросом аэрофинишера, замер, осаженный, порулил в сторону, освобождая место. «Нос», что ли? Он самый.
        Отпыхиваясь, лейтенант Носов приблизился к Жилину и доложил:
        - Тащ генерал! Уделали!
        Иван молча пожал ему руку и обернулся к «Ленину». По линкору разнеслись команды: «Орудиям - дробь!»
        Глава 3
        Бандьера росса
        Италия, Сицилия
        Линейный корабль «Ленин», турбоэлектроход «Иосиф Сталин» и авианосец «Советская Россия» подходили к берегам Сицилии с запада.
        А с востока, оставив за собой Черное и Эгейское моря, Босфор и Дарданеллы, приближался огромный караван - легкие крейсера «Червона Украина», «Красный Крым» и «Красный Кавказ», девять авианосцев класса «Чапаев», крейсера «Ворошилов» и «Молотов», авианосцы «Советская Украина» и «Советская Белоруссия», целая свора эсминцев - лидеры «Москва», «Ташкент», «Харьков», прочие «Быстрые» да «Смышленые», транспорты «Восток» и «Коммунист», и еще целая сотня пароходов, грузовых и десантных.
        Турки и слова не сказали, когда весь этот огромный флот двинулся через проливы, только Молотов получил сла-абенькую ноту протеста на следующий день: дескать, мы, конечно, не против, но хоть предупредили бы… Ах, нельзя было? Ну, да, да, конечно, мы же понимаем!
        Марионеточное Греческое государство, где правил наместник Рейха Гюнтер Альтербунг, не могло помешать русским: греческие Батальоны безопасности вместе с СС гоняли партизан, а вот гонять военные корабли им было нечем.
        Правда, Муссолини под нажимом Гитлера направил-таки «пощипать» флотилию линкор «Джулио Чезаре» и два тяжелых крейсера - «Фиуме» и «Горицию». Но то ли дуче решил перехитрить фюрера, то ли итальянцы сами себя перехитрили, а только тихоходный «Джулио Чезаре» пересек Ионическое море далеко за кормой последнего мателота ЧФ.
        Вскоре эскадра Северного флота и главные силы Черноморского подошли к Сицилии.
        Британцы, блокированные на Мальте, сильно возбудились. Черчилль-то с Рузвельтом еще зимой договорились, чтобы летом высадиться на Сицилии, и на тебе. Опередили!
        22 апреля командующий группировкой советских войск в Средиземноморье приказал начать высадку.
        Соединившись, части двух флотов тут же распределили роли.
        «Советская Россия» и «Советская Белоруссия» подходили к заливу Джела на южном берегу Сицилии. Десантные суда и транспорты шли к порту Ликата.
        Сощурившись на солнце, Жилин огляделся. Сицилия…
        И это не выдумка, это взаправду! Он в Италии! И не загорать, а фашистов бить.
        - Здорово… - прошептал Иван.
        Наверное, именно в эту минуту он поверил окончательно, что будущее станет иным. Конечно, гарантий нет, что напастей удастся избежать. Но не будет предательства 50-х, застоя 70-х, словоблудия 80-х, позора 90-х.
        - Товарищ генерал! Полк готов к выполнению боевых задач!
        - По самолетам! Мой не занимать.
        Первой, с криками «Полундра!», на берег высадилась морская пехота. Итальянцы бросали орудия, танкетки и драпали. Или сдавались пачками. Во-первых, воины из них никудышные. Во-вторых, они терпеть не могли немцев. Так ради чего геройствовать?
        Самыми стойкими оказались бойцы из дивизии «Ливорно», но и на них был укорот.
        «Тридцатьчетверки» и тяжелые «КВ-2», спущенные на сушу, сразу разворачивались, уходя подальше от берега, захватывая плацдарм, а бронетранспортеры катили по прибрежному 115-му шоссе в обе стороны - к городишкам Ликата и Джела.
        Вторая группа «ограниченного контингента» десантировалась на востоке острова, у Сиракуз и наступала вдоль 114-го шоссе на Мессину. Туда же, к узкому Мессинскому проливу, отправился «Ленин», пара крейсеров и эсминцы - надо было помешать фашистам с нацистами переправиться на материковую Италию, а главный калибр - это весьма убедительная аргументация.
        С ночи на 22-е тяжелые «Ту-10» бомбили Мессину, паромы и береговые батареи из трехсот тридцати трех зениток.
        Жилин посмотрел в светло-синее, словно выцветшее небо, вдохнул запах водорослей и вянущей травы, взглянул на часы.
        Операция «Юпитер» началась.
        …Естественно, Жилин не удержался и лично сел в кабину «лавочки», с усмешкой глядя на Алхимова, - насупился комполка, не по душе ему поведение командарма. Нет чтобы сидеть на борту да командовать… И не скажешь же ничего!
        - Я - «Москаль»! Коля, не хмурься, это всего лишь макаронники. Настоящего зверя мы еще в прошлом году затравили, а тутошних дристунов опасаться… Как-то даже стыдно!
        - Ага, - буркнул Алхимов, прижимая тангенту, - пуля, она же дура.
        - Кончай, кончай…
        - Ладно… На взлет!
        - От винта!
        Мотор взревел, протаскивая «Ла-7К» по рубчатой палубе. Жилин отпустил тормоза и стал разгонять самолет. Еще не докатившись до края взлетки, истребитель поднялся в воздух, заскользил над синью вод.
        - Теплынь-то какая! Хоть загорай!
        - Так и загорай. Тут, кстати, Африка рядом, минут пятнадцать лету.
        - С ума сойти…
        - Вижу самолеты противника!
        - Я - «Москаль». Распознал?
        - Так точно! «Фиат Фреччиа». Ерунда на постном масле! Два пулемета «Бреда», и сам еле тащится.
        - Атакуем.
        Жилин заложил вираж, выходя навстречу итальянским истребителям. У фашистов скоро должен был появиться неплохой самолет - «Реджиане Саджитарио» - быстрый и при двух пушках.
        Муссолини планировал направить его в войска этим летом, но вопрос - доживет ли сам дуче до той поры?
        Три пушки «Б-20» коротко простучали, и снарядики попросту разорвали «Фиат» пополам. Следующий в очереди лишился мотора, у третьего пушки «выели» кабину.
        - Я - «Москаль»! Не расслабляться! Тут и «Мессеры» водятся.
        «Ла-7» пронесся над прибрежными склонами, заросшими низенькими пальмочками, можжевельником да кактусами. По широкой долине между обожженными солнцем холмами шли танки - серые коробочки с крестами на башнях.
        - Группа, внимание. «Тигры»!
        Жилин уже хотел было вызвать командующего, но танкисты и сами не сплоховали. Одолев сухое русло ручья, вылез массивный «ИС-2».
        Два «Тигра» сразу открыли огонь, вот и снаряд чиркнул по броне, но «ИС» словно отряхнулся и поворотил башню. Ахнул выстрел, и бронебойный вошел «Т-VI» в бочину. Огнем взрыва вынесло люки, и немецкий танк застыл, свернув башню и уткнув пушку в землю.
        Танкисты на «Тиграх» были опытные, битые, из дивизии «Герман Геринг», единственно - списанные по ранению. Сицилию немцы не считали важным рубежом, поэтому в здешних немецких частях служили в основном хромые да грыжники.
        - Внимание! Семнадцать «Тигров»! Я - «Москаль»! «Горбатые», ваш выход.
        Советские танки устроили не охоту даже, а убой «Тигров», расстреливая тех с двух километров. Словно испуганная птица, пролетел «Фиат Фалько». Жилин мимоходом вжал гашетки, и бипланчик, смахивавший на советскую «чайку», посыпался вниз, зажигая прошлогоднюю траву на склоне.
        - Привет «маленьким»! Подвиньтесь. Где тут танчики? Ага… На боевом курсе! Приготовиться к атаке!
        Эскадрилья «Ил-10» сделала заход и ударила ПТАБами с пологого пике. Пара танков вспыхнула сразу, еще три или четыре остановились, потом у одного сорвало башню - она взлетела, вращаясь, на фонтане копотного огня - рванул боекомплект.
        - Второй заход!
        Жилин облетел по кругу плацдарм - от бережка, к которому приткнулись СДК, - средние десантные корабли - с опущенными носовыми сходнями, до Ликаты, сонного городишки - беленые стены, оранжевая черепица, вялая зелень. И красный флаг над ратушей.
        Все шло штатно.
        Иван улыбнулся, вспомнив Егора Челышева с его чуток хвастливой присказочкой: «На Балтике порядок!»
        «На Средиземном - тоже», - подумал Жилин.
        На другой день итальянские танки и пехота сделали попытку отбить городок Джелу, но потерпели полный разгром. «Группа ЧФ», как неофициально называли контингент, прибывший из Севастополя, без помех продвинулась к Мессине и завязала бои в пригороде. Линкор «Ленин» в это время обстреливал артиллерийские позиции на материке.
        На западном побережье Сицилии, на реке Наро, на удивление мужественно оборонялись 35-й и 73-й батальоны берсальеров с дурацкими перьями на касках. Воздушный десант, сброшенный в районе Кастрофилиппо, ударил берсальерам в тыл.
        26 апреля десантно-штурмовой батальон РККА занял крепость Монте-Каммарата, гарнизон которой разбежался, и вошел в Палермо. Это словно послужило сигналом для войск «Оси» - началась повальная сдача в плен и не менее массовое дезертирство. Меньшинство, в основном немецкие части, пыталось вести бои в Агридженто и Троине, но советское командование ответило очень жестко - бомбардировками и налетами штурмовиков.
        Сопротивление было сломлено, над Палермо и Мессиной взвились красные флаги. А уже 29-го числа советские войска высадились в «подбрюшье Европы», как Черчилль называл Италию, - в Салерно, где рельеф дна позволял десантным кораблям подойти ближе к берегу.
        Утром 1 мая, в День международной солидарности трудящихся, 1-я и 2-я тяжелые механизированные бригады осадили Неаполь и еще до полудня вошли в город, чему поспособствовал государственный переворот - Большой фашистский совет и король Виктор Эммануил отстранили от власти и арестовали Бенито Муссолини.
        Была и еще одна причина податливости - Берлин потихоньку выводил войска с Балкан, из Италии, чтобы постоять за коренные земли Рейха. Германия, обложенная по всей границе с СССР и блокированная с моря, подвергаемая ежедневным и еженощным бомбардировкам, собирала последние силы, готовясь дать решительный бой «русским варварам». Поэтому 10-я немецкая армия под командованием Кессельринга отступила, соединяясь с группой армий «В» фельдмаршала Роммеля в Северной Италии - Гитлер посчитал излишним защищать итальянский юг.
        Дойчланд юбер аллес.
        Тяжелые механизированные, воздушно-десантные бригады и 1-я Отдельная мотострелковая бригада особого назначения с боями продвигались к Риму.
        К третьему мая Жилин сильно загорел - жаркое итальянское солнце постаралось, а вот искупаться довелось всего раз, на пляже в Салерно, пока шла заправка.
        Поднявшись по трапу на командный пункт авианосца, Иван столкнулся с оперативным дежурным.
        - Радиограмма из штаба, товарищ генерал!
        - Что там?
        - В районе Сардинии воздушная разведка обнаружила крупный конвой в составе шести транспортов и пятнадцати кораблей охранения. Идут курсом на восток. Приказано уничтожить. Время удара назначено на два часа. Для взаимодействия с нами выделена дивизия торпедоносцев гвардии майора Мещерина.
        - Поднимайте вторую эскадрилью Колесникова. Ему в помощь направьте пикировщиков из третьей, - отдал приказ Жилин. - Приведите в боевую готовность «пешки» Бирского.
        - Есть!
        На стартовом командном пункте все, как всегда - майоры склонились над полетными картами, аэрофотоснимками, разведсводками, изучали сведения синоптиков в заданном районе, связывались по телефону или по радио с командирами авиадивизий, уточняли задания, докладывали о принятии решений, договаривались о взаимодействии с 5-й воздушной армией.
        - От Сардинии идет конвой: шесть транспортов, три эсминца, до десяти сторожевиков…
        - Удар по Корсике для вашей группы отменяется! Есть другое задание. Его надо срочно выполнить. Сейчас в районе Абруцци противник переходит в контратаку. Ему на помощь из Кьети спешит сильная танковая колонна. Генерал Рычагов лично приказал вашей группе найти эту колонну и разгромить. У вас какие бомбы? Бронебойные? Очень кстати! Маршрут проложите в воздухе. Времени на подготовку нет. Все! Действуй, Ефим Иваныч! По-быстрому!
        - Диговцев! Поднимай по тревоге своих гвардейцев. У Анцио появилась вчерашняя эскадра, она обстреливает приморский фланг 3-й армии. Генерал приказал в час тридцать нанести по лоханкам комбинированный удар. Руководить боем приказано тебе. Действуй!
        Лишь теперь штабисты заметили Жилина и вытянулись во фрунт.
        - Товарищи офицеры!
        - Вольно, - сказал Иван.
        Откуда-то вынырнул молодой летчик с лицом испуганного ребенка. Жилин с трудом припомнил его, пилота-истребителя из эскадрильи Аганина. Проштрафился летун - нахлебался дешевого кьянти перед вылетом, - и комэск отстранил его от полетов. Позор, конечно. Иван поморщился: даже в должности комполка он знал всех своих пилотов по имени-отчеству, а нынче… Вон даже фамилии этого парня не помнит. Ну командарму и не положено…
        - Товарищ командир… - обратился «штрафник» просительным голосом.
        - Все понял? Проникся?
        - Так точно! - ответил молодой с чувством. - Разрешите, товарищ командир…
        - Взлет разрешаю.
        - Спасибо! Э-э… Есть!
        Пилот схватил планшет с картами, уже на бегу надел шлемофон и ссыпался по трапу. Жилин вздохнул и скомандовал:
        - По самолетам!
        Глава 4
        Ангел смерти
        Заполярье, Мурманская область - Норвегия
        «Тушка» была куда больше «пешки». Даже для туалета место нашлось, а за откидным столиком можно было перекусить, задумчиво глядя в иллюминатор.
        «Ту-10» даже с виду казался огромным. Четырехмоторный, с разнесенными килями, он стоял на взлетной полосе ровно, опираясь на три колеса, одно из которых имело непривычное расположение - в носу, а не в хвосте.
        Экипаж тоже разросся - до десяти человек, а располагались они в двух герметичных кабинах. В передней помещались первый пилот, он же командир, второй пилот, штурман-бомбардир, бортинженер, оператор РЛС «Кобальт» и радист. Среднюю гермокабину занимали старший, левый и правый бортовые стрелки, и была еще задняя негерметичная кабина, где сидел стрелок хвостовой пушечной установки. Именно пушечной, пулеметов на «тушке» не держали.
        Орудия «НС-23» или «БС-20» располагались в четырех вращавшихся башенках, попарно сверху и снизу фюзеляжа, а еще одна спаренная пушка размещалась в кормовой установке.
        Полный круговой обстрел - каждая точка пространства простреливалась четырьмя стволами как минимум - к нам не подходи! Причем управление башнями было электродистанционным - старший стрелок управлял огнем двух верхних башен, а бортовые - нижними.
        И это был не просто самолет, а бомбардировщик - передний бомбовый отсек был разделен на две части, в каждой из которых можно было подвешивать до трех бомб, каждая весом в две тонны, а задний отсек позволял разместить две пятитонные бомбы.
        Ну или тридцать шесть штук по пятьсот кило. Один «Ту-10», по сути, заменял пару эскадрилий «-Пе-2»!
        А летел он на высоте от десяти до тринадцати тысяч метров и летал далеко - ежели брал на борт четырнадцать тонн бомб, то мог сбросить их на Париж или Лондон, а если пять всего, то вдвое дальше, да чуть ли не втрое. И на скорости «Мессершмитта»! Как тут не восхищаться?
        Майор Челышев поднялся по тревоге в три часа ночи. Ну это только так говорится - ночи. Был конец мая, стало быть, солнце над Мурманском не заходило вообще - полярный день. Без жалюзи и плотных штор хрен заснешь.
        Выбежав из «деревяшки» - чудом уцелевшего дома, где квартировал, он запрыгнул в «Виллис» и дал отмашку водиле: гони!
        Картина вокруг глаз не радовала - сплошные фундаменты да остовы печей. Вся окраина выгорела - 5-й воздушный флот немцев устраивал подчас по восемнадцать налетов в день, выжигая город целыми улицами. Но вот взять Мурманск гитлеровцы так и не смогли. А осенью 1942-го, когда была снята блокада Ленинграда, освобождены Петрозаводск и Выборг, в наступление перешли 14-я армия и 4-й тяжелый мехкорпус Карельского фронта (командующий - генерал армии Мерецков).
        После штурма немецких укреплений на хребте Муста-Тунтури и разгрома частей армии «Лапландия» под командованием Дитля советские войска перешли в наступление, отвоевав Печенгу и заняв Киркенес. В это самое время линкоры Северного флота - «Марат» и «Архангельск» - обстреливали позиции немецкой армии «Норвегия» на побережье Варангер-фьорда.
        Норвежское правительство в изгнании благословило освободительный поход Красной Армии, оно даже прислало из Швеции двенадцать тысяч добровольцев.
        Финнмарк, то есть Северная Норвегия - территория суровая и почти не заселенная. Тундра или хилая тайга. Тундру войска прошли быстро, подступая к Нарвику со шведской стороны, на что Стокгольм выразил робкое возмущение. Шли, невзирая на дожди, туман, грязь, слякоть и прочие прелести северного лета.
        Правильную политику выбрал товарищ Сталин! Не стоило спасать поляков да румын. Пшеки, поганцы, 22 июня в наших стреляли из-за угла! А норвежцы… Это же европейцы! Вон Франция - чуть нажали на нее фрицы, так она тут же влежку и ноги раздвинула. Европейцы Красной Армии не помеха. Зато, когда Норвегию освободим, она за нас будет - мы же не сразу оттуда уйдем. И не все…
        Да и сколько терпеть можно? Чуть подходит американский конвой, а немцы из Нарвика уже тут как тут. Пора, пора брать это нацистское гнездовье в Арктике!
        «Виллис» тряхнуло, обрывая размышлизмы. Приехали.
        На аэродроме все уже было готово. Комполка пожал руку Челышеву и сказал:
        - Задача простая - в Нарвике сейчас стоит «Адмирал Шеер», эсминцы и прочие лоханки…
        - Разбомбить их к такой-то матери, - подхватил Егор.
        - Ты меня понял!
        Девятеро летчиков поднялись по трапу в самолет, Челышев попал внутрь последним, и Кибаль захлопнул дверь.
        - Все проверил?
        - Так точно!
        Заняв свое место, положив руки на штурвал, Егор почувствовал довольство.
        Гул моторов усилился, и «Ту-10» стронулся с места, покатил по бетонной полосе, набирая скорость. Тонны полной загрузки притягивали бомбовоз к земле, но двигатели были сильнее - «тушка» оторвалась от взлетки и стала набирать высоту.
        От Мурманска до Нарвика - девятьсот километров, так что «тушку» загрузили по полной. Правда, в переднем бомбовом отсеке были подвешены не тяжеленные пятитонки, а четыре планирующие бомбы УБ-500 «Чайка» конструкции Королева - такую выпускали километров за восемь или десять от цели, а дальше снаряд летел на коротких треугольных крыльях, разгоняемый реактивным двигателем и руля в полете. Ну рулила не сама бомба, естественно, наведением занимался штурман-оператор по радио, а чтоб было видно «Чайку», у нее на хвосте горели красные сигнальные трассеры.
        Поднявшись на высоту в десять с половиной километров, бомбардировщик полетел на запад, чуток забирая к югу. Включив автопилот, Челышев снял наушники и поднялся из кресла, хлопая по плечу второго пилота - бди, мол. Тот важно кивнул.
        Егор прошагал во вторую гермокабину, кивая стрелкам.
        - Бдите? - бросил он.
        - Так точно! - браво ответил старший стрелок.
        Прихватив маленький кислородный баллончик, Челышев приложил маску к лицу, а борт-стрелок поспешно отворил дверь в тамбур - задняя кабина была не загерметизирована. Пройдя узким коридором, Егор вышел к хозяйству Кибаля.
        За ребристым бронестеклом хвостовой огневой точки виднелся точно такой же простор, что и из передней кабины - назад уплывала тайга, взблескивали зеркальцами озера. Лапландия.
        Кибаль обернулся и поднял вверх большой палец - все путем, командир! Егор хлопнул старшину по плечу и вернулся к пилотам. Обход закончен.
        Челышев никак не мог привыкнуть к спокойствию вылетов - «Ту» шел на такой высоте, куда «Мессеры» не забирались, а снаряды зениток не доставали. Бомбер парил над юдолью печалей, будучи выше земных страстей. Когда валишься на «пешке» или «арочке» в пике, все время гадаешь, собьют тебя или пронесет, а на «тушке» все тихо и даже скучно.
        Никто не кричит: «Маневр вправо! Маневр влево!» и шея не болит от постоянного верчения - не подлетают ли всякие «фоки» с «мессами»? Нет, самолет движется ровно, и даже цели так далеко внизу, что представляются чем-то абстрактным, не настоящим. Как будто и не война вовсе…
        Когда «Ту-10» перевалил горы, Егор сосредоточился - цель близка. Нарвик располагался в глубине длинного фьорда, на маленьком полуострове - слева гавань, справа - Ромбакен-фьорд, узкий заливчик, по берегу которого тянулась железная дорога с разработок в шведской Кируне. Там добывали лучшую руду в мире, везли ее составами в Нарвик, а оттуда - пароходами на крупповские заводы - делать танки, пушки и прочие железяки, чтобы убивать русских солдат. Обойдутся.
        - Внимание! Приготовиться!
        - Готов! - ответил штурман-оператор.
        Радиолокатор, радиокомпас, радиовысотомер - все приборы показывали приближение момента атаки.
        - Первый пошел! - крикнул Ткачук, нажимая боевую кнопку. - Сброс! Второй пошел! Сброс!
        Открылись бомболюки переднего отсека, и две «Чайки» одна за другой выскользнули наружу. Тут же включились двигатели - нужны они были не для полета даже, а для разгона, чтобы планирующие бомбы оказались впереди «тушки», на глазах у оператора.
        Вон они, рыбками выплывают вперед. Хищными рыбками, этакими акулками - скошенные крылья и Х-образный стабилизатор придавали «Чайке» большее сходство с ястребом.
        Разгорелся яркий красный трассер, и штурман словно закаменел, рычажками выводя на цель сначала одну, затем другую бомбу. «Чайки» скользили в пологом пике, как по ниточке, направляемые радиолучом.
        - Вижу цели!
        В гавани Нарвика на фоне серо-синей воды с трудом различались серые громады утюгов-крейсеров и узкие корпуса эсминцев.
        Сверху трудно было опознать корабли, но Павло опыт имел - он выбрал самые большие.
        - Это «адмиралы»! - подал голос второй пилот. - «Адмирал Шеер» и «Адмирал Хиппер»!
        Ткачук раздраженно дернул плечом: не мешай!
        «Чайки» уже были едва видны, трассеры калились, как два брошенных окурка, и погасли по очереди. Да это уже и не важно - обе бомбы были наведены.
        На огромной скорости «Чайки» пробили палубы тяжелых крейсеров, с грохотом и визгом ломая переборки, пронося внутрь корабельных корпусов по полтонны взрывчатки.
        Внизу вспухли огненные смерчи, раскурочивая надстройки и орудийные башни.
        - Получай, фашист, привет из Донбасса!
        - Есть! Цели накрыты!
        - Второй заход!
        «Ту-10» описал плавный разворот над Вест-фьордом и снова лег на боевой курс. Внизу сверкали залпы зенитных орудий, но хлопья разрывов повисали гораздо ниже бомбардировщика. Еще две «Чайки» с бронебойными БЧ ушли вниз, нацеленные на немецкие эсминцы, скучившиеся у причалов. Не промахнешься!
        «Тушка» пролетела над Нарвиком, и десяток мощных пятисоткилограммовых бомб сорвались с замков держателей, а шесть «тонок» наделали делов на железнодорожной станции. Когда бомбер ложился на обратный курс, над Нарвиком вспухали черные облака дыма.
        - Немцы передают! - крикнул радист. - Потоплены крейсер «Адмирал Хиппер» и два эсминца - «Пауль Якоби» и «Теодор Ридель». Крейсер «Адмирал Шеер» горит!
        - Гори, гори ясно! - расхохотался Ткачук. - Чтобы не погасло!
        - «Урал»! «Урал»! - вышел на связь с командующим Челышев. - Я - «Ноль один»! Как слышите?
        - «Ноль один»! Я - «Урал»! Вас слышу хорошо!
        - «Урал»! Задание выполнил.
        - Вас понял, «Ноль один»! Молодцы, гвардейцы! Всем участникам операции объявляю благодарность! Я - «Урал»!
        К первым числам июня части 14-й армии и 4-й тяжелый мехкорпус вышли к Тронхейму, одолевая сопротивление разрозненных сил Вермахта и подразделений СС.
        Квислинг и прочие немецкие холуи улизнуть не успели - воздушный десант, сброшенный в окрестностях Осло, переловил коллаборационистов. Забавно, что десантники готовились к тяжелым боям, однако в Норвегии царила паника - немцы валили в нейтральную Швецию, а оттуда перебирались в Данию. Иного пути спасения не было - четыре транспорта, вышедших из Осло в Вильгельмсгафен, были потоплены подлодками типа «Сталинец». «Эскам» было тесно на Балтике, в чьих водах густо, как фрикадельки в супе, были намешаны мины. А вот на просторах Атлантики субмарины развернулись вовсю.
        После того как в начале июня советские войска вошли в Осло, два дивизиона «эсок» и «катюш» (подлодки типа «К» - «Крейсерская») двинулись на юг, к берегам Франции, за новой добычей - новое наступление разворачивалось к востоку от укрепрайонов Атлантического вала, на Лазурном берегу и в Провансе.
        Естественно, что союзнички не могли оставить без последствий подобный разворот дел и начали спешно реализовывать давнишнюю задумку Черчилля - вторгнуться на Балканы, дабы не позволить Сталину распространить сферу влияния СССР на Центральную Европу.
        20 мая 1943 года американцы и англичане высадились на восточном берегу Адриатики и в Греции. 1-я, 3-я и 7-я американские армии генералов Паттона и Бредли, 2-я и 8-я британские армии фельдмаршала Монтгомери, 1-я канадская армия генерала Макнотона при поддержке Средиземноморского флота Великобритании и авиации заняли широкий плацдарм на побережье, откуда развивали наступление, занимая Крит и острова архипелага, входя в контакт с партизанами Тито.
        В июне союзники перешли границу Болгарии, не встречая сопротивления, и успели до начала июля занять Бухарест.
        Румынский король Михай I незадолго до этого арестовал «кондукэтора» Антонеску и передал его советскому командованию.
        В середине лета английские, американские, частично югославские войска вышли к Люблянскому ущелью, откуда сделали попытку развить наступление на Австрию и Венгрию, но увязли в боях с армейской группой «Фреттер-Пико», 3-й венгерской армией и немецкой 1-й танковой.
        Глава 5
        Второй фронт
        Франция, Лазурный берег. Лето 1943 года
        «Дядя Миша» сильно переживал, что на Итальянском фронте обойдутся без него. Пока его «Илы» бомбили гитлеровские танки в Румынии, командарм Рычагов брал Рим!
        Да, он дослужился до командира полка, и его ШАП, так сказать, в передовиках передовой, но разве это война - регулярно вылетать за реку Прут, за линию Фокшаны - Галац, штурмовать с утра мамалыжников и фрицев, уцелевших после бомбежек «Петляковых» да «Туполевых», и возвращаться к обеду?
        Бои шли на Западе, где загнивал империализм!
        Весь май понемногу, но регулярно Ставка перебрасывала в Италию свежие части и технику. Преследуя отступающую 10-ю армию Вермахта по шоссе № 7 (древняя Аппиева дорога) и № 6, пересекавшее долину речушки Лири, тяжелые мехбригады медленно, но упорно изничтожали немцев.
        Командование правильно вычислило тактику фельдмаршала Кессельринга - задерживать русских, чтобы успеть соорудить линии укреплений дальше к северу. «Ковровые» бомбежки по «линии Густава» и «линии Адольфа Гитлера» хорошенько разрыли укрепрайоны, а десантно-штурмовые батальоны, «гремя огнем, сверкая блеском стали», прошли сквозь немецкие порядки, сильно проредив 16-ю танковую дивизию на Адриатическом участке фронта.
        К концу мая русские вышли к Риму с юга и востока и заняли Вечный город. Пальмиро Тольятти, вернувшийся в Италию еще в апреле, участвовал в освобождении страны от немецко-фашистских захватчиков, руководя партизанскими отрядами и завоевывая симпатии населения. Тем паче что Итальянская коммунистическая партия, возглавляемая Тольятти, и без того стала крупнейшей в стране.
        На июньских выборах «сеньор Пальмиро» стал премьер-министром Народной Республики Италия. Наш человек.
        К июлю советские войска прижали немцев в Альпах и завершили разгром.
        15 июля был открыт Французский фронт - с моря высадился десант, а со стороны Италии выдвинулись тяжелые мехбригады 3-й и 4-й армий.
        Высадка шла на узкой полосе Лазурного берега, между Тулоном и Каннами - этот участок находился в радиусе действия истребителей 5-й и 8-й воздушных армий РККА, перебазированных на Корсику, Сардинию и север Италии. Кроме того, Лазурный берег был защищен от штормов, а крутой уклон дна позволял подходить крупным десантным кораблям к самому пляжу.
        Ривьеру выбрали не зря - именно с юга Франции, по долине Роны, проходил кратчайший путь до границ Третьего рейха. Кратчайший и самый бескровный для Красной Армии.
        Первый эшелон десанта высадился возле городков Кавалер-сюр-Мер и Сан-Тропе, а также в бухте Фрежюс, что около Сан-Рафаэля.
        Корабельная артиллерия хорошо «обработала» береговые батареи немцев, после чего линкор «Ленин» в окружении крейсеров и эсминцев направился к Марселю. Туда же подошел авианосец «Советский Союз», а также новейшие линейные корабли Королевского флота Италии, взятые СССР в качестве репараций - «Витторио Венето», переименованный в «Кирова», «Литторио», ставший «Иоанном Грозным», и «Рома», названный «Александром Невским».
        РККА и РККФ разворачивали второй фронт.
        …Ерохин вздохнул. И почему ему так не везет?
        - «Дядя Миша»! - послышался крик дежурного. - «Дядя Миша»!
        - Ну чего орешь? - сумрачно осведомился комполка. - Тута я.
        Дежурный из «старичков», кому дозволено было фамильярничать по старой дружбе, отдал честь и торжественно сказал:
        - Товарищ командир! Комдив прибыл, вас вызывают.
        - Иду.
        Через полчаса дежурный увидел незабываемое зрелище: «Дядя Миша» несся, как охотник от раненого тигра, двумя руками тиская какие-то бумаги. Немного погодя весь полк гудел, как улей, куда медведь засунул лапу загребущую, - командование посылало 132-й гвардейский штурмовой авиаполк в распоряжение 8-й воздушной армии. На Французский фронт.
        …С аэродромов в Молдавии штурмовики «Ил-10» с подвесными топливными баками перелетели в Северную Италию. Заправившись, полк добрался до Ниццы.
        «Дядя Миша» впервые попал за границу и был ошеломлен наплывом новых впечатлений. Виллы и дворцы, зелень пальм и синь бухты Вильфранш, посреди которой монументально серел авианосец «Советская Белоруссия», - все это вводило Ерохина в состояние легкой пришибленности.
        Здешний аэродром, на котором садились «ильюшины», располагался совсем недалеко от Английской набережной, где стоял отель «Негреско». Туда и вселились летчики.
        Целые сутки «Дядя Миша» обитал в номере, где до него останавливались короли и буржуи. Было неприятно смотреть на перепуганную прислугу, правда, завтрак был просто изумительный. Только что порции маленькие. «Но мы же сюда не жрать приехали!» - выразил Ерохин общую мысль.
        Чтобы добраться до КП, пришлось «занимать» здешний автобус, а «Дяде Мише» владелец отеля предоставил настоящий «Роллс-Ройс», брошенный одним из постояльцев.
        Комдив, щурясь на южном солнце, сообщил обстановку:
        - Флотские и ДШБ взяли Тулон и Марсель - здесь это самые важные порты, а Тулон еще и главная база военного флота… Хм. Флота там, правда, не осталось - англичане разбомбили на хрен. Короче. Немецкая группа армий «G» - там только 1-я и 19-я - отступают, а мы наступаем в направлении города Гренобль. Есть там городишко… - командир заглянул в записную книжку. - Монтелимар. Так вот возле этого самого Монтелимара наступление тормозит - там окопалась немецкая 11-я танковая дивизия. Намек ясен?
        - Разбомбить на хрен, - серьезно сказал Ерохин.
        - В точку. По самолетам!
        …Монтелимар стоял в долине реки Роны. Это был небольшой старинный городишко, «наросший» за века вокруг замка Адемар. Давненько его не трогали войны, и вдруг, в один прекрасный день, завязались сражения - немецкие «Пантеры», «Тигры» и «Т-IV» с новыми пушками отчаянно сопротивлялись напору 3-го тяжелого мехкорпуса РККА. «ИСы» били с двух километров, и немцы прятались за домами да в складках местности. Тогда на помощь бригаде приходила авиация.
        Эскадрильи «Ил-10» обрушивали всю мощь русского оружия на носителей «коричневой чумы» - крыльевых пушек «ВЯ-23», 20-мм пушки «УБ-20» у стрелка, а также ПТАБов, ФАБов и ракет «РБС-132».
        - Вижу цель! - сказал Ерохин.
        Слева отражала небо Рона, справа холмились лесистые предгорья, чья зелень часто бывала расчесанной, будто это тянулись виноградники. Монтелимар и замок были хорошо видны в лучезарном воздухе юга, а перед городишкой тянулись рытые укрепления, в которых прятались серые коробочки немецких танков.
        «Дядя Миша» усмехнулся. Если эти, там, внизу, считали себя счастливчиками, избежавшими ужасов Восточного фронта, то ужасы пришли к ним сами.
        - Набрать высоту. «Маленькие», прикройте!
        - Не боись, «Дядь Миш», - ответил странно знакомый голос, - прикроем!
        - Товарищ генерал… - растерянно проговорил Ерохин. - И вы здесь?
        - Ну так уж вышло! Я - «Москаль». Группа, внимание! Прикрываем «горбатых»!
        Десяток плотно сбитых «По-7» прошелся выше «Илов». Михаил, ругая себя, скомандовал:
        - На боевом курсе! Приготовиться к атаке!
        Штурмовики стали водить зловещий хоровод почти над окраиной Монтелимара.
        - Атакуем!
        - Помножьте их на ноль, «горбатые»!
        - Есть помножить, тащ генерал!
        «Илы» прошлись по целям, сбрасывая ПТАБы, прожигавшие броню, и пуская «эрэсы». РБСу, чтобы взорвать танк, требовалось прямое попадание, что случалось нечасто, зато по площадям они били знатно - вон, угодив по позиции немецкой ПТО, «эрбээски» рвали на части артиллеристов и курочили орудия. Любо-дорого.
        - Второй заход! Ориентир - часовня на холме!
        Штурмовики развернулись. Ерохин повел свой «Ил» в пологом пике. Прямо перед часовней суетились немцы, окапываясь, задирая дула пулеметов. «Дядя Миша» вжал гашетки, и две пушки «завякали», пуская дрожь по корпусу. Желтые злые фонтанчики отметили попадания, а потом очередь прошла не поперек, а вдоль траншеи, расчленяя рядовых и офицеров Вермахта. Так вам и надо!
        - «Дядя Миша»! К северу подходит немецкая колонна с подкреплением - «Опели» и «Ганомаги». Вы начинайте, а мы пособим.
        - Есть! За мной!
        «Ильюшины» пролетели на бреющем, распугивая жителей Монтелимара, и скоро оказались за северной околицей. Колонна пылила по шоссе, хотя отдельные броневики уже сворачивали на обочину, изготовясь к обороне - углядели самолеты с красными звездами на крыльях.
        - Атакуем!
        Пушки и сэкономленные «эрэсы» язвили голову колонны, а «По-7» в это время заходили немцам в хвост, долбя из орудий, разваливая и зажигая машины. Ерохин поднялся повыше, чтобы полюбоваться разгромом. Колонна горела, а солдатня, что разбегалась в стороны, «задерживалась» огнем штурмовиков и истребителей - вон сколько их сброшено с «доски», глупых «пешек» в фельдграу, возомнивших себя «ферзями».
        - Я - «Москаль». Группа, внимание. Уходим. «Дядя Миша», ты как? Остаешься?
        - Не-е, товарищ генерал! Я с вами!
        7 августа советские войска вошли в Лион, полностью покончив с вишистскими холуями немцев вроде французской дивизии СС «Шарлемань». 3-я, 4-я армии РККА и вновь образованная 10-я армия соединились с семью дивизиями Шарля де Голля в Дижоне.
        Черчилль с Рузвельтом извелись просто, наблюдая за «триумфальным шествием Советской власти» по Западной Европе.
        Из Вашингтона и Лондона в Москву потоком шли инициативы - надо, дескать, собраться «большой тройкой» и все как следует обсудить, разобраться, чем еще поддержать борьбу советского народа с фашизмом, кроме поставок по ленд-лизу.
        Сталин деликатно поинтересовался, где же были американцы с англичанами в 1941-м и 1942-м, когда помощь Советскому Союзу была ох как нужна? Но все же Иосиф Виссарионович согласился обсудить дела текущие и грядущие на конференции.
        Собраться предлагалось в Каире, Стамбуле или Багдаде, но выбор свой лидеры «объединенных наций» остановили на Тегеране.
        В конце лета[51 - В нашей реальности Тегеранская конференция проходила в ноябре - декабре.] советский вождь выехал на своем литерном поезде № 501 через Сталинград и Баку. Затем пассажирский «Ту-12» доставил Сталина, Молотова и Ворошилова в столицу Ирана.
        Затеянные союзниками дебаты шли долго и сложно, пока Сталин не потерял терпение, предложив Молотову покинуть эту «бесполезную говорильню». И дело сразу пошло.
        «Большая тройка» договорилась, что США и Англия высадят наконец войска в Нормандии. И что после разгрома Германии СССР объявит войну Японии.
        По вопросу о включении Прибалтики в состав Советского Союза Сталин был тверд - СССР вернул бывшие российские губернии, отторгнутые сепаратистами и националистами в трудную для страны годину. Точка. Более того, Советский Союз намерен оставить за собой территорию Финляндии.
        Буквально на следующий день после окончания Тегеранской конференции 3-я, 4-я, 10-я армии РККА и 1-я французская армия вышли к границам Рейха.
        18 августа на севере Италии, в Альпах, выдалось пасмурным. Нависла сплошная облачность, нижняя граница которой едва достигала пятисот метров. Полеты были прекращены, и сам бог велел отметить День авиации.
        Сразу после ужина пилоты 122-го гвардейского ИАП, свободные от дежурств и работ, собрались у КП. Туда же вынесли стол, накрыли его кумачом, поставили несколько лавок. Появился Жилин со свитой, и комполка подал команду:
        - Внимание! По-о-олк, поэскадрильно в четыре шеренги ста-а-ановись!
        Пилоты заняли места в строю, выровнялись.
        - Под знамя! Сми-и-ирно! Знамя вынести!
        Из двери землянки показалось алое полотнище, потом и сам знаменосец - Сергей Маркелов с двумя ассистентами из техников. Строевым шагом они прошли по густой траве и замерли на правом фланге.
        - Знамя! На середину!
        Жилин встал рядом со знаменем и обратился к строю:
        - Товарищи! Мои боевые друзья! Сегодня наш праздник. До войны мы отмечали его с радостью, теперь нам хватает и горечи - нам не забыть погибших товарищей и оскверненной родной земли. Но мы не прощаем обид, мы мстим врагу, посягнувшему на жизнь, честь и свободу советского народа! Смерть немецко-фашистским захватчикам!
        Алхимов оглядел строй и приказал:
        - Капитан Койпыш! Зачитайте приказ.
        Помначштаба вышел на середину и открыл красную папку.
        - «Товарищи рядовые и офицеры! Поздравляю вас с всенародным праздником - Днем авиации… За успехи на фронте… объявляю благодарность капитану Макаренко… Аганину… Носову… Диговцеву…»
        После торжественной церемонии Алхимов повернулся к Жилину:
        - Все нормально, командир. Получилось. Только, эх, черт, забыл дать команду, чтобы все переоделись в форму. Чего ее сундучить?
        - Учтем на будущее, - улыбнулся Иван.
        Глава 6
        Победа[В этой главе автор использовал мемуары П. Цупко, С. Долгушина и др.]
        Первого сентября 5-я, 6-я и 8-я воздушные армии РККА с аэродромов во Франции и Северной Италии нанесли массированный бомбовый удар по Мюнхену, Ингольштадту, Нюрнбергу, Штутгарту - больше семи тысяч бомбардировщиков и истребителей творили в Западной Германии то, что вытерпела Белоруссия в 1941-м.
        Танковые корпуса Рыбалко, Катукова и Ротмистрова вонзались в германские земли стальными клиньями, мехкорпуса продвигались вперед, не отставая от танков, тем более что их сопровождали 203-мм гаубицы «Б-4» и 152-миллиметровые «МЛ-20», превращавшие бетонные доты немцев в щебень.
        Бои шли страшные, но Красная Армия прошла хорошую школу - уже 20 сентября части под командованием генерала Горбатова заняли Франкфурт.
        Подкрепления поступали постоянно. Суда, реквизированные в портах Италии и Франции, шли в Черное море, принимая на борт личный состав, технику и артиллерию в Севастополе, Одессе и Новороссийске.
        В сентябре англо-американские войска под командованием Эйзенхауэра и Монтгомери высадились в Нормандии, начав «освобождение» Франции, уже порядком зачищенной РККА.
        Тогда же войска 1-го Прибалтийского фронта (Баграмян), 1-го Белорусского (Рокоссовский), 2-го Белорусского (Захаров) и 3-го Белорусского (Черняховский) перешли в наступление на Кёнигсберг и Варшаву.
        Остатки группы армий «Центр» поспешно отступали, не имея даже прикрытия Люфтваффе - в 6-м воздушном флоте самолеты еще оставались, но заправлять их было нечем, поскольку большую часть заводов синтетического горючего ВВС РККА разбомбили.
        Советские войска гнали немцев, раз за разом устраивая «котлы».
        Армии 1-го Украинского фронта (Ватутин), 2-го Украинского (Конев), 3-го Украинского (Малиновский), 4-го Украинского (Толбухин) стремительными ударами овладевали Венгрией, Чехословакией и Австрией.
        Уже в двадцатых числах октября советские войска, двигаясь с востока, перешли Одер, развивая наступление. Одновременно 14-я армия Норвежского фронта высадилась в Дании с территории Швеции, нанося удар в направлении Вильгельмсгафена.
        Таким образом, к ноябрю 1943-го весь Третий рейх оказался в окружении, и Красная Армия начала медленно смыкать кольцо.
        Упорные бои в Германии продолжались всю зиму, до самой весны. Немцы сопротивлялись отчаянно, но русские ломили, кольцо сжималось - к концу апреля 1944-го почти вся территория Рейха была оккупирована советскими войсками, кроме Берлина и окрестностей. Веяло победой…
        …Челышев явился на КП чуть ли не последним. Командир полка, стоя у карты, ставил боевую задачу:
        - Следует нанести массированный удар по главной немецкой военно-морской базе в Балтийском море - крепости Пиллау - всеми наличными экипажами полка. С нами взаимодействуют топ-мачтовики из 51-го минно-торпедного авиаполка, истребители 21-го полка и штурмовики 9-й авиационной дивизии. Военно-морская база Пиллау является сильнейшей из всех гитлеровских баз на Балтике. Она охраняет с запада подступы к Кёнигсбергу, имеет мощные укрепления и очень сильное зенитное и истребительное прикрытие из 51-й эскадры «Мёльдерс», но мы - балтийские летчики, и нам надо обязательно сокрушить эту базу вместе с ее «мельдерсами»! По самолетам!
        «Тушка» летела непривычно низко, всего на семи тысячах метров. Рядом плыли в небесах три девятки «Пе-10», чуть в стороне - восьмерки «лавок» сопровождения. У самой воды разными маршрутами к цели следовали авиаполки топ-мачтовиков и штурмовиков со своими истребителями прикрытия.
        В эфире послышался голос флаг-штурмана полка:
        - Пора! Разворот! Курс тридцать два градуса!
        «Ту-10» слегка накренился, начиная разворот, как птица в стае, - все крылатые машины повернули к невидимому берегу.
        На сине-голубой поверхности воды с трудом различалась чуть заметная темная полоска - это была песчаная, почти безлесая коса. Вот и база Пиллау «проявилась» - темное пятно прямо по курсу, а над ним едва видные черточки вражеских истребителей.
        - Готовность!
        - Есть готовность!
        Уже просматривались транспорты и корабли в акватории базы, они стояли у пирсов и на «бочках». Коса прорезалась узкой полоской воды - это был канал, проход из Балтийского моря в залив Фришес-Хафф и дальше к Кёнигсбергу. С левой стороны канала громоздились кварталы небольшого городка да островерхие кирхи, а напротив - пакгаузы, частокол кранов и прочее портовое хозяйство, четкие прямоугольники больших казарм, склады и ангары аэродрома Нойтиф с бетонной полосой посередине. На берегу залива Фришес-Хафф виднелись еще ангары, а на воде, словно утки на пруду, пластались гидропланы. Эфир заполнил четкий командный голос:
        - Внимание! Всем! Я - «Ноль семь»! «Буря»! «Буря»!
        «Буря» - это условный сигнал начала комбинированного удара. С разных сторон на Пиллау устремились авиаполки. С аэродрома Нойтиф взвивались черточки «Фокке-Вульфов».
        - «Маленьким» очистить пространство!
        Восьмерки «лавочек» и «По-7» тут же завязали драку, завели с вражескими истребителями сумасшедшие «карусели».
        В городе, в порту и на аэродроме вспухли клубы взрывов - то «Илы», точно по графику, «окучивали» позиции зенитных батарей.
        Послышалось полузабытое:
        - Боевое развертывание! Нанести удар по плавсредствам звеньями с пикирования! Цель выбирать самостоятельно. Атака!
        Челышев вздохнул: пике - это не для звена «-тушек»…
        - Павло, готовь запуск.
        - Всегда готов!
        Корабли, транспорты, берег - все внизу опоясалось пульсирующими огнями бешено стрелявших зениток. Но пальба шла неровная - штурмовики давили ПВО.
        - Командир! Справа ниже «Фоккеры»! Выходят в атаку на «Петляковых»!
        Челышев взглянул направо, и у него зарябило в глазах: развернутым «рой-строем» к пикировщикам приближались несколько десятков «Фокке-Вульфов». Они шли на разных высотах, скопом.
        - Внимание, «маленькие»! Опасность справа. Прикройте!
        «Рой-строй» потыкался-потыкался, пытаясь приблизится к пикировщикам, но везде наталкивался на заградительный огонь «Ла-7».
        - Старшим стрелкам! Помогите «маленьким»!
        - Есть!
        Заработали, задолбили спаренные пушки, язвя «Фоккеров» сверху.
        - Штурман!
        - Готово! Первый пошел!
        Ткачук выводил «Чайку» на крупный, стоявший у «бочки» транспорт. Обе трубы судна слегка дымили, на палубах громоздились укрытые брезентом грузы, серые борта едва возвышались над водой.
        Планирующая бомба взорвалась в трюме, разваливая транспорт почти пополам - клубы огня и дымы взвихрились, все разбрасывая с палубы.
        - Цель накрыта! Тонет!
        - Пожалуй. Тысяч на восемь будет?
        - Факт!
        - Я - «Ноль один»! Второй заход!
        Три «Ту-10» описали в вышине плавную дугу, выходя на боевой курс. Открылись люки задних бомбоотсеков, и ровно тридцать «тонок» ухнули вниз, на дома и казармы, ангары и склады.
        Хана Пиллау…
        … - «Дядя Миша»! Колонну не трогайте, ее уже помножили на ноль! Летите к Дрездену, там, на окраине, еще работает заводик синтетического горючего, «сушки» отметили его. Сотрите завод с карты!
        - Принято.
        Внизу вилась траурно-черная ленточка Эльбы с белыми заберегами. Декабрь на дворе, а река не замерзла. Европа!
        Земля внизу была подернута дымкой изморози и легким налетом снега - пашни, стерня, луга просматривались четко. Иногда на заснеженном поле чернели остовы сгоревших танков - подбитые в прошлом месяце выделялись ржавыми потеками и шапочками снега, а «свежая» бронетехника словно углем была припорошена.
        По дороге, фыркая дизелями, катилась колонна «ИС-3» - мощных, грозных и красивых машин.
        - Вижу Дрезден!
        - Точно он?
        - А вона эта… как ее… Фрауэнкирхе!
        - Вижу завод!
        Ерохин хмыкнул. Сложно не увидеть - фонтаны цветного дыма восходили в небо, обозначая цель - серые бетонные корпуса, переплетение труб, резервуары, цистерны на путях.
        - На боевом курсе! Приготовиться к атаке! Четверке Панина подавить зенитки!
        - Тут всего пара дохлых «флаков», командир. Щас…
        Парочка «эрэсов» покончила с ПВО, и штурмовики завиражили, становясь в круг над приговоренным заводом.
        - Атакуем!
        Внезапно ворота одного из цехов распахнулись, и на грязный заснеженный двор высыпала толпа людей в полосатых робах и таких же шапочках. Вздымая костлявые руки к небу, они словно молили о пощаде. За их спинами суетились молодчики в черном, но узников было куда больше - сотни и сотни.
        - Отставить атаку! Звену Горбункова пройтись по цистернам.
        Горбункову только скажи…
        Пушечные очереди прогремели по цистернам, три из них лопнули, раскрываясь железными цветками и выбрасывая в небо облака гари и пламени. Воздушная волна сбила с ног узников, стоявших впереди, но больше ни одного снаряда не разорвалось на промплощадке завода. Жалко было «живой щит».
        - НКВД сюда надо! - зло выговорил Панин. - Одних к стенке, других в столовку, шкелетов этих!
        - Возвращаемся, - скомандовал Михаил.
        Задание штурмовики не выполнили, но на душе было спокойно. Лишь бы наши успели зачистить завод, отделили бы «черных» от «полосатых». Это тоже Европа…
        … «Ту-12» сел на поле аэропорта Темпельхоф, прокатился и загудел винтами, разворачиваясь.
        Жилин один занимал восьмиместную каюту. Заглянувшая стюардесса мило ему улыбнулась.
        - Прибыли, товарищ маршал авиации! - доложила она по-строевому.
        - Я так и понял.
        Натянув фуражку и подхватив чемоданчик, Иван покинул самолет.
        Огромное здание аэровокзала его впечатлило не слишком. Моторы авиалайнера останавливались, и все слышнее делался грозный шум битвы - гулкая канонада забивала треск автоматных очередей и даже взрывы бомб.
        «Тоже апрель, - немного отстраненно подумал Жилин, - только годом раньше. Целым годом…»
        Вся Германия лежала в руинах, и везде, от запада на восток, и с юга на север, трепетали красные флаги над поверженными градами и весями Рейха. Скоро тут провозгласят Германскую Демократическую Республику, и это будет не та скромная ГДР, на землях Восточной Германии, а весь тутошний Фатерлянд. И пускай союзникам все же досталась Западная Франция, зато Италия уже никуда не денется из «зоны жизненно-важных стратегических интересов СССР». И Норвегия с Данией, и Чехословакия, и Венгрия с Австрией. И Польша - скромненькая такая, маленькая, без «прирезок» за счет СССР, Германии и Чехословакии. Оприходовали англосаксы болгар с румынами и прочих хорватов? Вот пусть теперь и маются с ними…
        Придерживая фуражку, Жилин проследил за самолетами «родной» 3-й эскадрильи. «По-10» садились на ровное травяное поле, а четверка Баукова недоверчиво кружила над Темпельхофом. Перестраховывается - немцам уже не на чем летать, ни один «Мессер» уже не покажется над аэродромом. Одни сбиты, а те далече.
        Иван поморщился - запах первых цветов из пригородных садиков мешался с кислой гарью. Ничего, надо немного потерпеть, уже немного осталось. Дольше ждали…
        28 апреля столица Рейха была окружена, но штурмовать город не стали - блокированный Берлин взяли в осаду, чтобы не гробить зря солдат. Через неделю немцы сдались, а 5 мая Альфред Йодль подписал акт о безоговорочной капитуляции.
        Война закончилась.
        …Верхний свет в кабинете Сталина был потушен, и могучие сполохи праздничного салюта ложились на лицо вождя разноцветными отсветами. Гул выстрелов доносился глухо, как и крики людей, ликовавших на Красной площади.
        Рядом с Верховным главнокомандующим стоял Жилин. Жуков, Кузнецов, Берия, Молотов почтительно отдалились.
        Иосиф Виссарионович улыбался в усы, думая о своем. Потом рукой, сжимавшей выкуренную трубку, повел к окну.
        - Народ празднует, товарищ Рычагов, - сказал он. - Мы победили.
        - Да, товарищ Сталин, - откликнулся Жилин. - Но…
        Вождь покивал.
        - Империалисты готовят новую войну. Знаю. Эти не уймутся, пока не умоются кровью. Почти каламбур… Что ж, мы обещали нашим «союзничкам» объявить войну Японии и мы сдержим свое слово. Мы ознакомились с вашими предложениями, товарищ Рычагов. План «Желтороссия» нам нравится. Прогнать японцев из Маньчжурии - и присоединить к РСФСР Маньчжурскую АССР. А что, у Советской России мало земель?
        - Товарищ Сталин, когда при царях строили Транссиб, его вели вовсе не к Владивостоку. Конечным пунктом назначения должен был стать порт Дальний. По-китайски - Далянь, по-японски - Дайрен. Он не замерзает зимой. Одной КВЖД мало.
        - Согласен, незамерзающий порт на Дальнем Востоке нам нужен. Но вы, товарищ Рычагов, не все изложили в своем плане…
        - Да, товарищ Сталин. Я предлагаю не доводить войну с Японией до победного конца. Курилы, Южный Сахалин и Маньчжурию мы у япошек отнимем, но лучше бы договориться с ними по-хорошему. Императорская армия и флот сковывают на Тихом океане крупные силы американцев и англичан. Вот и пусть сковывает. Мы даже можем помочь Токио - подкинем японцам леса, нефти, угля, стали… Танков, орудий, самолетов - старых, разумеется. И пусть воюют! Пусть высаживают десант в Калифорнии или в Австралии, топят линкоры англосаксов и сбивают их «летающие крепости»!
        - Вы мыслите как стратег, товарищ Рычагов, - усмехнулся Сталин. - Поддерживаю и одобряю. Американцы торговали с Гитлером втихушку, наживаясь на наших смертях, так отчего же нам не дозволено подобное? Однако решительный бой грянет не на Тихом океане, не в Азии, а в Европе. Наши войска из Италии и Германии, из Западной Франции мы выводить не станем. Перебросить танки к Ла-Маншу несложно, тем более что Черчилль задумал «Немыслимое»[53 - Операция под кодовым названием «Немыслимое» (Unthinkable), разработанная по заданию Черчилля весной 1945 года (в нашей реальности), предполагала тотальную войну с СССР. Дата объявления боевых действий - 1 июля 1945 года.]. Верно, товарищ Берия?
        - Да, товарищ Сталин, - почтительно отозвался нарком. - Операция под таким названием разработана этой весной по заданию Черчилля. Англичане и американцы боятся нашего присутствия в Западной Европе. По сути, они поддерживали Гитлера в его войне с СССР. План сухопутной кампании, согласно операции «Немыслимое», предполагает нанесение двух главных ударов от линии Цвиккау - Хемниц - Дрезден - Гёрлиц, чтобы «освободить» Польшу.
        - Освободить от нас? - усмехнулся вождь.
        - Да, товарищ Сталин. Удары будут нанесены по направлениям Штеттин - Быдгощ и Лейпциг - Бреслау. Предполагается ввод англо-американских войск в Вену, Прагу и Берлин. Весь смысл наступления бывших союзников заключается в том, чтобы Восток Европы не оказался в сфере нашего влияния, а Константинополь не стал советским.
        - Станет, - буркнул Сталин. - Однако победить Англию на суше - это мы сможем, но что мы противопоставим ее Королевскому флоту? Товарищ Кузнецов?
        - В строю РККФ находятся линкоры «Ленин», «Александр Невский», «Иоанн Грозный», «Киров», «Марат», - перечислил нарком флота. - Плюс итальянский «Имперо», немецкие, тоже еще не переименованные линейные корабли - «Шарнхорст», «Шлезиен» и «Шлезвиг-Гольштейн». Два последних, однотипных, можно назвать в честь Маркса и Энгельса, товарищ Сталин.
        - Хорошее предложение, - кивнул Иосиф Виссарионович.
        - А еще есть недостроенный немецкий авианосец «Граф Цеппелин», - продолжал Кузнецов, - тяжелые крейсера «Дойчланд», «Адмирал Шеер» - этот пока на ремонте, как и «Адмирал Хиппер». Легкие крейсера «Эмден», «Кёльн», «Лейпциг» и «Нюрнберг». Шесть больших океанских подлодок типа XXI - это огромные субмарины. Итальянские тяжелые крейсера «Больцано», «Тренто», «Триесте», «Гориция», «Сан-Джорджио» приписаны к Черноморскому флоту. Плюс наши крейсера и, главное, - авианосцы! В Молотовске, Николаеве и Ленинграде ударно строятся БДК - большие десантные корабли. С этими силами, думаю, мы сможем устроить блокаду Британских островов и высадку десанта.
        - В том случае, - сухо заметил Молотов, - если Вашингтон и Лондон объявят нам войну.
        Сталин кивнул.
        - Разумеется. Первыми развязывать войну мы не станем.
        - Согласно операции «Немыслимое», товарищ Сталин, - вставил Берия, - началом боевых действий выбрано 1 июля.
        - Время еще есть, - сказал вождь.
        В это время грянул особо сильный залп, и в небе над Москвой распустились букеты огненных цветов.
        - Мы подняли красный флаг над Рейхстагом, - медленно проговорил Сталин, - поднимем его и над парламентом в Лондоне.
        Тигриные глаза вождя уставились на Ивана.
        - Нам удалось изменить историю, товарищ Рычагов, - медленно проговорил Иосиф Виссарионович, - и теперь никакие путешественники во времени или пришельцы из космоса нам не помогут.
        Присутствующие изобразили недоумение, иные даже нахмурились: Сталин и не так давно опальный Рычагов говорили о вещах, известных лишь им двоим.
        - Справимся сами, товарищ Сталин, - улыбнулся Жилин. - Наше дело правое!
        notes
        Примечания
        1
        Имеется в виду не прозвище, данное советскими пилотами самолетам «Фокке-Вульф», а истребители голландской фирмы «Фоккер», поступавшие на вооружение ВВС Финляндии.
        2
        Японский истребитель «Мицубиси А6М Зеро». «Сэн» от слова «сэнтоки» - истребитель.
        3
        А.Д. Бесчастнов, начальник 3-го спецотделения Сочинского горотдела УНКГБ.
        4
        Эти слова П. Рычагов действительно произносил при встрече с Е. Кондратом.
        5
        Район Липецка был назван в честь планеты Венера, с подачи воинствующих безбожников.
        6
        Цифровое обозначение полевого аэродрома Новы-Двур, в 20 км от Гродно.
        7
        ВНОС - воздушное наблюдение, оповещение, связь.
        8
        В данной главе автор использовал записки подполковника запаса П. Цупко и генерал-майора И. Вишнякова.
        9
        В Люфтваффе понятия «ас» не существовало, опытных пилотов называли экспертами.
        10
        ШКАС - пулемет Шпитального, Комарицкого, авиационный скорострельный.
        11
        После раздела Польши между Германией и СССР в 1939 году город Сувалки под названием Судавия (Sudauen) был присоединен к Восточной Пруссии.
        12
        «Мессершмитты» модификаций C-1, E-1 и D-1 были вооружены четырьмя пулеметами «МГ-17».
        13
        ЭСБР - электросбрасыватель бомб.
        14
        В нашей реальности это произошло в конце июня.
        15
        Младший сержант.
        16
        В составе 122-го ИАП находились четыре эскадрильи по 18 самолетов в каждой.
        17
        Батальон аэродромного обслуживания.
        18
        Отдельный зенитно-артиллерийский дивизион.
        19
        Chato (исп.) - курносый. Прозвище, данное испанцами истребителю «И-15».
        20
        В нашей реальности это произошло позже.
        21
        Минск был взят 28 июня - в нашей истории.
        22
        В нашей реальности, к сожалению, вышло иначе. Битва за Алитус завершилась 23 июня.
        23
        Не стоит забывать, что даже в нашей истории советские летчики летом 1941-го уничтожили третью часть немецких самолетов.
        24
        В нашей реальности это произошло 28 июня.
        25
        Позже был назван «Ла-5».
        26
        Этот метод был внедрен Н. Шашмуриным в 1943 году.
        27
        Так в войну называли средства РЭБ.
        28
        В нашей реальности эти соотношения были куда хуже: людей больше в 1,5 раза, артиллерии - в 1,7, самолетов - в 3,9, танков - в 7 раз. 3-я армия не разворачивалась, а остатки 10-й армии пошли на доукомплектование 4-й.
        29
        В нашей реальности - до 16-го.
        30
        А вот это факты уже нашей истории и ими можно гордиться.
        31
        В нашей реальности Ф. Ремезов был ранен, и командармом-13 стал В. Герасименко.
        32
        В нашей реальности наступление 21-й армии было блокировано немцами.
        33
        19-ю армию Конева перебрасывали с Украины, но в район Витебска она не поспевала.
        34
        Факт нашей истории.
        35
        В нашей реальности эта попытка была неудачной.
        36
        С 1942 года - «Пе-8».
        37
        Успешные переделки «Ил-2» в двухместный вариант имели место в авиачастях.
        38
        При написании главы автор использовал мемуары подполковника П. Цупко.
        39
        В нашей реальности В. Раков появился на Балтике позже (в 1943 году), до этого служил на ЧФ в Севастополе.
        40
        В нашей реальности это произошло в феврале 1942 года.
        41
        В нашей реальности - 30 сентября.
        42
        Это произошло и в нашей истории, только позже - у Мценска.
        43
        В нашей реальности «Ильмаринен» подорвался на мине в сентябре 1941 года.
        44
        Следует заметить, что топ-мачтовое бомбометание, использующее свойство рикошета, начало использоваться в РККФ лишь с 1943 года (в нашей истории).
        45
        В нашей реальности были окружены под Уманью.
        46
        В нашей реальности это произошло весной 1942 года.
        47
        В нашей реальности погоны были введены в январе 1943 года.
        48
        «И-185».
        49
        Такой самолет в нашей реальности не появился, поскольку в 1942 году В. Петляков погиб в авиакатастрофе. «Ту-10» тоже не был построен, существовал только «проект 64», но его закрыли, переключившись на «Ту-4».
        50
        Упоминания о «Ил-2Т» имеются, но документов пока не найдено.
        51
        В нашей реальности Тегеранская конференция проходила в ноябре - декабре.
        52
        В этой главе автор использовал мемуары П. Цупко, С. Долгушина и др.
        53
        Операция под кодовым названием «Немыслимое» (Unthinkable), разработанная по заданию Черчилля весной 1945 года (в нашей реальности), предполагала тотальную войну с СССР. Дата объявления боевых действий - 1 июля 1945 года.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к