Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Большаков Валерий / Наш Человек : " №02 Наш Человек Судоплатов " - читать онлайн

Сохранить .
  Валерий Большаков
        Диверсант №1. Наш человек Судоплатов
        Пролог
        Подмосковье, сентябрь 1996 года
        По улице дачного поселка брел старик. Двигался он медленно, с усилием, тяжело опираясь на трость. Невысокий и коренастый дед был совсем седым, только брови оставались густыми и черными.
        Его лицо с правильными чертами выглядело маской, в прорези которой смотрели внимательные карие глаза, но мягкая улыбка, сопровождавшая иной раз мысли старика, избавляла от подобной иллюзии.
        Одет он был в простой серый костюм. К вечеру стало задувать, и старик накинул на плечи куртку. В нем еще чувствовалась былая армейская выправка, хотя в мундире деда никогда не видели - служба у него была такая, полагалось ходить в гражданском. Он носил звание генерал-лейтенанта МВД.
        Старик с беспокойством глянул в сторону леса - там, над пильчатой стеной ельника, клубились тучи. Оттуда тянуло сыростью.
        «Кажется, дождь собирается! Кажется, дождь собирается!» - крутилась в голове фразочка из мультика. А он зонтик не взял…
        Генерал-лейтенант вздохнул. В пронзительно-синих сумерках блеснули зарницы.
        Если гром и гремел, то его отголоски затерялись в тревожном шуме деревьев. Порыв ветра донес до старика ворох опавших листьев, взметнул их, закружил - и уронил бессильно. Генерал-лейтенант неуверенно остановился. Может, вернуться на вокзал? Еще две или три электрички на Москву должны быть, он успевает. Старик покачал головой. Опять на неудобные диванчики в зале ожидания? Хватит с него…
        Когда в «Крестах» ему делали пункцию, доказывая вменяемость, то умудрились повредить позвоночник. С тех самых пор ему больно сидеть. Лучше уж пройтись, до дачи совсем немного осталось. Генерал-лейтенант хмыкнул - ох и живуч человек…
        В следующем году ему стукнет девяносто. Позади годы и годы борьбы, смертельной опасности, потерь и побед.
        Операция «Утка», операция «Монастырь», операция «Березина»… А как отряд «Митя» жару немцам давал! Нет, есть что вспомнить… Но здоровье свое он потерял не на войне, не в подвалах гестапо, а в камере-одиночке Владимирского централа. Это там он ослеп на один глаз и заработал три инфаркта. Пострадать не от врагов, а от своих - вот что всего обидней! В тот роковой год, когда похоронили Сталина, он был в самом расцвете сил. Сколько пользы мог принести молодой, по сути, генерал-лейтенант! А его заклеймили «пособником Берии» - и в тюрьму. Когда он вышел на волю, жизнь прошла…
        Старик выпрямился, глаза его блеснули. Все так, да только сломать его у них не вышло. Таких, как он, легче убить. «Пособник»…
        Да, на Сталине и Берии много крови, вот только они построили сверхдержаву, а что создали Хрущев с Маленковым, кроме спецдач, спецбуфетов, спецклиник и прочих радостей номенклатурного парадиза? Наивные «шестидесятники» рукоплескали Никите за ХХ съезд за разоблачение «культа личности», старательно не замечая того, как государство скатывается к убожеству. Существовал или не существовал культ - это спорный вопрос, но личность - была!..Каких-то тридцать лет минуло, а все, что было нажито непосильным трудом советского народа, уже развалили, растащили, раздарили, разворовали… И распался СССР.
        Теперь полупьяный президент России отчитывается перед «вашингтонским обкомом», сколько стратегических бомбардировщиков порублено в лом, сколько заводов остановлено, продано за бесценок, разграблено, сколько тысяч ученых выехало за рубеж на ПМЖ… Иногда так горько бывает, нестерпимо просто, что плакать хочется.
        Не дождетесь.
        Последний раз у него слезы текли на похоронах жены. Уж восемь лет он один, без своей «генеральши»… Мысли описали круг и снова, как заевшая пластинка, вернулись к болезненным темам, что саднили душу и не давали покоя.
        … «Перестройка» здорово напомнила генерал-лейтенанту события 1917-го, когда слабый и болтливый Керенский упустил из рук власть, а большевики, не будь дураки, подхватили ее. Так и Горбачев, напутствуемый Яковлевым и прочими либералами, растерял все позиции - сдал Западу Восточную Европу со всем, что там было понастроено, не вытребовав даже символической компенсации - отдал «безвозмездно, то есть даром»! (Господи, одни мультики на уме…)
        Утратил «Меченый» всякий контроль над государством и допустил грозное крушение Советского Союза, президентом которого и года не побыл… Вряд ли путч ГКЧП, затеянный Ельциным, вытягивает на уровень Великого Октября, и уж точно не стоит сравнивать Бориса Николаевича с Владимиром Ильичом, но беда не в этом.
        Если продолжать аналогию с первыми годами Советской власти, то ныне повторяются 20-е, с их разрухой, с разгулом криминала и прочими радостями неустроенной жизни. Вопрос: придет ли на смену продажным политикам человек настоящий и жесткий, могущий постоять за страну? Как тогда, после Ленина? Появится ли новый Сталин или хотя бы де Голль местного разлива? Ответа генерал-лейтенант не ведал.
        Он вздрогнул, ощутив на лице холодную каплю дождя, навалился на трость, сжимая набалдашник, прибавил шагу. Вот и дача завиднелась…
        Молния ударила под ноги, оглушая, застя поселок и лес ослепительным сиреневым сполохом. И упала тьма.
        Глава 1
        Пересадка
        СССР, Москва, 15 мая 1941 года
        В сознание он пришел от испуганного женского крика:
        - Товарищ Судоплатов, что с вами? Вам плохо? Товарищ Судоплатов!
        Старик хотел откликнуться, успокоить невидимую девушку шуткой - мол, в его возрасте хорошо не бывает, - но, открыв глаза, не смог сдержать изумления. Он вовсе не лежал на дачной улице, пораженный молнией и мокрый от дождя.
        Генерал-лейтенант ощутил себя стоявшим на ногах, ну, разве что привалившимся боком к стене, а перед ним тянулся длинный коридор, отлично ему знакомый - немного сумрачный, хотя и пафосный коридор седьмого этажа знаменитого здания на площади Дзержинского.
        Он очень ясно помнил и эту ковровую дорожку, и ряд дверей, и эту девушку - Аню Камаеву, слушательницу ШОН, Школы особого назначения в Балашихе. В «органы» ее направили по комсомольской путевке…
        - Все хорошо, Анечка, - слабо улыбнулся старик, - заработался что-то…
        Камаева сразу заулыбалась.
        - А я смотрю, побледнели вдруг, да к стенке вас ка-ак поведет!
        - Пронесло… Спасибо, что не бросили старика.
        Аня засмеялась, отмахиваясь:
        - Скажете тоже! Вам до старости еще - о-го-го, сколько!
        Продолжая улыбаться, генерал-лейтенант двинулся по коридору. Ах, какой замечательный сон! Только во сне можно ощутить себя здоровым и полным сил. Не тащиться вдоль стенки, боясь упасть и не подняться без посторонней помощи, а уверенно шагать, не испытывая никаких, даже малейших, болей. И смотреть вокруг обоими целыми и зоркими глазами.
        Счастье!
        Навстречу браво прошагал Коля Мельников, улыбнулся дружески, а впереди мелькнула сутулая фигура Серова, зама Меркулова. Генерал-лейтенант сжал зубы. Это Иван Серов повсюду ходил за Хрущевым да подтирал за ним кровь. Сколько за Никитой трупов, никто точно не скажет - верный Ванюша постарался, обрубил все концы. И это они оба, Ванька с Никиткой, засадили его «на зону» - первый из зависти, а второй - со страху. Хрущева старик презирал, а вот Серова… Убил бы с удовольствием.
        Отворив дверь 755-го кабинета - своего! - генерал-лейтенант переступил порог и приблизился к зеркалу.
        На него смотрел он сам, Павел Судоплатов, только моложе на полвека. Взгляд метнулся к отрывному календарю, висевшему на стене.
        15 мая 1941 года.
        Павел Анатольевич с трудом сглотнул. Сердце глухо бухало, гоняя кровь. Ну, и пусть себе гоняет - миокарду еще долго не будет грозить инфаркт… Павел оскалился, просто ради того, чтобы полюбоваться ровными белыми зубами - в тюрьме их «съела» цинга.
        Судоплатов до рези в глазах всматривался во все углы кабинета, но никаких странностей, размытости и несуразиц, обычных для сновидения или бреда, не обнаруживал - обстановка выглядела именно такой, какой была тогда. Окружающее виделось четко, как в реале. Он не помнил, что где лежит, но память, оказывается, все держала цепко и услужливо подсказывала: вот тут записная книжка с номерами телефонов, а вот в этом ящике - табельный пистолет.
        Павел медленно присел на стул - нигде не резануло, не отдалось тупой болью по бедному хребту. Он с силой ударил по столу ладонью, просто, чтобы ощутить боль. Надавил на глаз, и все, виденное им, послушно раздвоилось. Ну, признайся же себе, признайся! Ведь ты все понял сразу, еще когда услыхал голос Аннушки! Что, боишься поверить? А чего тебе бояться, старый ты хрыч? Разочарования? Тебе без малого девяносто, какой тут может быть страх? Это в двадцать или даже в сорок можно мечтать о будущем, а у старцев просто нет времени для исполнения желаний - оно у них кончается.
        А вот его мечта, похоже, сбылась. Наверное, потому, что мечтал он о прошлом. Если все, с ним случившееся, происходит взаправду, то ему даден небывалый, драгоценнейший шанс! Шанс проделать «работу над ошибками», исправив огрехи не только в своей жизни. Скольких друзей и товарищей он сумеет уберечь от гибели! А какие тайные операции затеять!
        Решено.
        Если Бог или Мировой Разум вернули его сознание, его душу в сорок первый, «подселив» всобственный организм, еще не отягощенный болячками, то он «оправдает высокое доверие». Может, это тот самый Гомеостазис Мироздания сработал? Неведомый человечеству закон природы исправил несправедливость, а Павел Анатольевич Судоплатов - всего лишь «сила противодействия»?
        Да какая тебе разница! Главное, что ты молод, здоров, и борьба только-только начинается.
        …Ему предстоит тяжелая и грязная работа - надо будет уничтожить врагов внешних и внутренних, чтобы одержать победу в мировой бойне, чтобы не случилось ни «застоя», ни «перестройки». Sic!^ [1]
        Спору нет, один в поле не воин, но, во-первых, биться он будет не только на поле боя, а во-вторых…
        Кто сказал, что он один?
        Судоплатов залез в сейф, порылся, и вытащил трофейный «Парабеллум». Выщелкнул обойму. Полная. Тщательно протерев ствол и каждый патрон, капнув масла в механизм, Павел собрал пистолет и сунул его в особую кобуру за поясом - под пиджаком не видно.
        Достал цилиндрик ПББС^ [2] к «Парабеллуму» иположил в боковой карман. Это не его табельное оружие, пистолет снят с тела немецкого офицера, застреленного в генерал-губернаторстве, как Гитлер велел именовать Польшу.
        Может пригодиться…
        К обеду Павел разобрался с делами. Порой он замирал, улавливая некий сбой - и ругал себя за «нервы». Померещилось тебе, старый дуралей! Никто - или нечто - и не думает даже возвращать тебя обратно, в грозу и старость…
        Подойдя к окну, Судоплатов нахмурился.
        Занозой торчало знание о 22 июня, но нет, убеждать он никого не собирается.
        В эти самые майские дни, помнится, Герхард Кегель, советник германского посольства в Москве (агент Курт) докладывал о тайном приезде в Москву бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга, сообщившего послу, графу фон дер Шуленбургу, о том, что Германия усиленно готовится к войне с Россией. Бригаденфюрер отметил, что их ждет блистательный блицкриг и что «победа у фюрера в кармане».
        А друг Кегеля, Курт Велкиш, корреспондент газеты «Бреслауер нойес нахрихтен» (агент АБЦ), передал в Москву донесение о переносе срока нападения на середину июня. Так что, если он и проговорится о начале войны, ему будет на кого сослаться. И все же никого уверять не стоит. Сталина раздражали сообщения советских шпионов о начале войны.
        Не потому, что он не доверял Разведупру, а по иной причине - донесения частенько противоречили друг другу, даже у таких проверенных агентов, как «Рамзай» (Рихард Зорге), «Корсиканец» (Арвид Харнак) или «Старшина» (Шульце-Бойзен).
        Так что не будем заставлять вождя нервничать…
        Лучше всего будет начать готовиться к войне - буквально с сегодняшнего дня.
        В прошлой жизни…
        Судоплатов усмехнулся и покачал головой. Наверное, и годы спустя он не сумеет привыкнуть к тому, что с ним произошло сегодня. «Перенос сознания», или как это… явление еще назвать?
        Но ладно.
        В прошлой жизни его «непобедимая и легендарная» ОМСБОН - Отдельная мотострелковая бригада особого назначения - начала создаваться в конце июня, когда уже шла война. Нужно приступить к ее формированию сейчас же! До войны осталось чуть больше месяца - 37 дней, и многое можно успеть.
        Необходимо успеть…
        Рассеянно глянув на качавшийся маятник часов, Павел забеспокоился. Потерев лоб, он стал вспоминать. Попробуйте оживить в памяти конкретный день и то, что вы должны были тогда сделать, если минуло полвека! А Судоплатов вспомнил.
        - Ах ты! - крякнул он в досаде.
        Сегодня же Эйтингон возвращается поездом из Харбина! И он должен был встретить друга на Казанском вокзале…
        Вот так и меняется история, - усмехнулся Павел, - от стариковской забывчивости.
        Из доклада начальника Разведуправления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенанта Голикова в НКО СССР, СНК СССР и ЦК ВКП( б) «Высказывания, оргмероприятия и варианты боевых действий германской армии против СССР»:
        «Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 года, исходит от англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несомненно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией.
        За последнее время английские, американские и другие источники говорят о готовящемся якобы нападении Германии на Советский Союз. Из всех высказываний, полученных нами в разное время, заслуживают внимания следующие:
        1.Геринг якобы согласен заключить мир с Англией и выступить против СССР…
        …
        13.Среди немецких офицеров ходят слухи о том, что в феврале 1941 года в своем выступлении в «Спортпаласе» на выпуске офицеров Гитлер сказал, что у Германии имеются три возможности использования своей армии в 228 дивизий: для штурма на Англию; наступление в Африку через Италию, и против СССР.
        …
        Д) по сообщению нашего ВАТ из Берлина, по данным вполне авторитетного источника, начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года».
        Глава 2
        Канун
        В дверь кабинета бодро постучали, и тут же заглянул смеющийся Эйтингон.
        - Павлуша, здорово!
        - Привет! - обрадовался Судоплатов. - Вернулся?
        - Считай, вокруг света прокатился! И Шурочка со мной.
        - Замечательно, просто замечательно! Садись, Наум.
        Наум Исаакович - так звали Эйтингона. Правда, у чекистов было принято скрывать еврейское происхождение, поэтому Эйтингон числился Леонидом Наумовичем. Но не для друзей-товарищей.
        - Сегодня я… - начал Павел и прикусил язык. Правду ведь не выложишь. - В общем, как сказал один шпион: «Жизнь дается лишь дважды». Сегодня я, считай, родился во второй раз. Извини, подробности опущу… Но это все мелочи, Наум. Главное… 22 июня начнется война.
        Эйтингон подобрался.
        - Та-ак… С немцами?
        Судоплатов кивнул.
        - Это уже точно?
        - Точно, Наум. И надо бы нам как следует подготовиться к этому дню. Вот что заставляет меня дергаться! Нужно было еще с осени потихоньку организовывать секретные базы в Белоруссии и на Западной Украине - там, где пройдет линия фронта. Запастись боеприпасами, оружием, лекарствами, провизией - всем, чем надо, и дожидаться, пока гитлеровцы пройдут мимо. И вот тогда-то развернуться, организовать беспощадный террор в тылу врага - пускать под откос эшелоны, уничтожать живую силу, все, что отмечено крестом и свастикой!
        - Первым делом, - сказал Наум, - надо людей собрать.
        - Конечно! Тысяч двадцать пять, чтобы была отдельная такая бригада, а лучше две.
        Эйтингон озабоченно покачал головой.
        - Я почему-то не уверен, что Фитин или Меркулов тебя поддержат, - проговорил он. - Да даже не в этом дело. Просто это не их уровень. Базы в тылу врага… Отдельные бригады… Чтобы такое осуществить, нужен Берия! Или… - Наум красноречиво показал пальцем вверх.
        - Согласен, - кивнул Судоплатов. - Закавыка в том, что товарищ Сталин до сих пор надеется договориться с Гитлером по-хорошему, а тут я со своими базами!
        - Не в масть, - проворчал Эйтингон.
        - Именно. А делать все втайне…
        Наум затряс головой.
        - Даже не думай!
        - Да понимаю я. Одну-две базы я смогу создать, на свой страх и риск, но толку от них?
        Зазвонил телефон.
        Взглядом спросив разрешения у хозяина кабинета, Эйтингон поднял трубку.
        - Да?
        Слушая, Наум непроизвольно выпрямился и четко ответил:
        - Спускаюсь!
        Аккуратно положив трубку на рычаг, он сказал:
        - Легок на помине… Тебя вызывает нарком.
        - Всеволод Николаич?^ [3]
        - Лаврентий Палыч!
        Судоплатов ничуть не испугался. Ему ли, «пособнику Берии», бояться всесильного наркома? Но он удивился. Память у него была отменная, однако он что-то не припоминал, чтобы в эти дни его вызывали «на ковер» - у обоих наркомов дел и без него хватало. Это что же получается, от одного «переселения души» мир изменился?
        - А может, это знак? - пробормотал он. Встряхнувшись, отпер сейф.
        Да, вот они, фотокопии немецких документов, скрепленные с отпечатанными переводами на русский.
        - Я пойду? - неуверенно спросил Эйтингон. - Или тебя подождать?
        - Ступай, Наум, чего меня ждать? Сможешь вечерком к нам заглянуть? С Шурочкой, естественно? Эмма приготовит что-нибудь, выпьем за твое возвращение. Придешь?
        - Постараюсь!
        - Строго обязательно!
        Собрав совершенно секретные бумаги в папку, Судоплатов поспешил на третий этаж. В «предбаннике» его встретил Мамулов, помощник нар-кома, кивнул приветливо и сразу провел в кабинет Берии. Помещение было достаточно обширным - слева в дальнем углу расположился письменный стол, к нему притулился маленький столик, заставленный телефонами. Посередине кабинета стоял большой прямоугольный стол для совещаний с двумя рядами стульев по сторонам и председательским креслом во главе. Его-то и занимал нарком, одетый, как простой партийный функционер, в черный костюм с галстуком и белую рубашку.
        - Майор Судоплатов по вашему приказанию прибыл! - отрапортовал Павел.
        Берия усмехнулся и снял пенсне. Помассировав переносицу, он вытащил платочек и стал протирать круглые стеклышки. Затем, словно спохватившись, указал на стул.
        - Садитесь, товарищ Судоплатов. Молодое пополнение беспокоится о вашем здоровье… Встретил тут вашу комсомолочку, говорит, нехорошо было майору госбезопасности. М-м?
        - Болтушка, - улыбнулся Павел.
        Нарком негромко рассмеялся, нацепил пенсне и встал, сделав жест Судоплатову: сидите, мол. Сцепив руки за спиной, Берия прошелся к письменному столу и обратно.
        - Не знаю даже, с чего начать… - проговорил он задумчиво.
        - А вы сформулируйте вопрос, товарищ нар-ком, самый главный, - подсказал Судоплатов и тут же отругал себя за допущенную вольность.
        Но Лаврентий Павлович не опустился до грубости, он даже не рассердился, только брови приподнял, приходя в легкое изумление. Усмехнувшись, Берия спросил:
        - Когда начнется война, товарищ Судоплатов?
        - 22 июня, в полчетвертого утра, товарищ нарком, - отчеканил Павел.
        Лаврентий Павлович резко наклонился, упираясь ладонями в столешницу, застеленную зеленой скатертью. Его пенсне от неожиданного рывка чуть не соскочило, задержавшись на кончике наркомовского носа.
        - Откуда вам это известно?
        Судоплатов спокойно положил на стол папку и поднялся.
        - Здесь собраны некоторые документы, товарищ нарком, которые позволяют сделать именно такой вывод. Еще зимой генерал Паулюс разработал план нападения на СССР, получивший название «Барбаросса». Он предусматривает молниеносный разгром основных сил Красной Армии западнее Днепра, чтобы не допустить их отступления в глубь страны, а затем выход Вермахта на линию Архангельск - Волга - Астрахань. Гитлер отводит на всю кампанию пять месяцев. Кстати, именно поэтому 22 июня - крайний срок. В ином случае немцы боятся не успеть одержать победу до наступления холодов - зимним обмундированием они не запасаются, собираются воспользоваться нашим, когда займут Москву, Ленинград и Донбасс. Мне известно, что товарищ Сталин надеется не допустить войны в этом году, оттянув ее неизбежное начало хотя бы до весны 42-го, но у Гитлера иное мнение. Фюрер сказал, что «в 1941-м мы должны решить все континентально-европейские проблемы, так как после 1942 года США будут готовы вступить в войну». Фашисты последовательно, с немецкой обстоятельностью, сосредотачивают у наших границ полки, танки, авиацию. К 22 июня нам будут
противостоять почти сто девяносто дивизий.
        Берия стоял, оцепенело уставившись в стол, опираясь на расставленные пальцы.
        - Но почему именно 22-го?
        - Я думаю, товарищ нарком, что выбор этой даты не случаен. Первоначально немцы планировали нападение на 15 мая, но большие силы Вермахта были отвлечены на Балканы, вот и пришлось перенести сроки. Однако в этом переносе заключена не только логика военной стратегии. Известно, что Гитлер склонен к мистицизму, а 22 июня - самая короткая ночь в году. Наши предки отмечали в этот день Купалу, а немцы - Миттзоммерфест. Ныне он отмечен в Третьем рейхе, как официальная дата. По обычаю, на этом языческом празднике полагалось разжигать огромные костры…
        Нарком со вздохом выпрямился и слабо махнул рукой:
        - Садитесь, чего вы вскочили?
        Судоплатов уселся, а Берия, обойдя стол, занял стул напротив. Положил руки на стол и сцепил пальцы. Павел решил, что момент самый подходящий.
        - Разрешите, товарищ нарком?
        Лаврентий Павлович кивнул и нахохлился.
        - Имейте в виду - за этот год я выслушал множество предположений о начале и ходе войны, - медленно проговорил он, - но ваш оказался самым беспощадным. Вы сами-то верите в нашу победу?
        Судоплатов серьезно сказал:
        - Я знаю, что мы победим. Строго обязательно. Весь вопрос в том, какую мы цену заплатим за разгром Германии. На нас пойдут не обычные армии, а орды нелюдей, которым отдан приказ физически уничтожать «большевиков, евреев и славян». Мы не можем предотвратить войну, но в наших силах нанести врагу как можно больший урон.
        - Конкретней, - обронил Берия.
        - Когда начнется война, первыми павшими в ней станут наши товарищи по наркомату - пограничники. Такова их судьба - первыми принимать удар. Но мы можем и, я считаю, должны подготовиться к собственной войне!
        - Что-о?
        - Смотрите, товарищ нарком… - Павел достал карту европейской части СССР, на которой по памяти начертил стрелочки главных ударов и линии фронтов. - Вот основные направления немцев. Группа армий «Север» - вот. Здесь - группа армий «Юг», а здесь - группа армий «Центр». Если мы расположим в Белоруссии и на Западной Украине тайные базы, снабдим их всем необходимым и разместим на них подразделения хотя бы одной отдельной мотострелковой бригады особого назначения, то, когда бойцы ОМСБОН окажутся в тылу противника, они развяжут безжалостную тайную войну - будут пускать под откос поезда с танками и горючим, подрывать мосты, уничтожать аэродромы, вырезать врага ротами! Если мы подготовимся уже сейчас, оборудуем базы как следует, то сумеем образовать в тылу противника самый настоящий плацдарм.
        Нарком слушал как будто рассеянно, но вот разлепил плотно сжатые губы и задал вопрос:
        - А где вы наберете столько разведчиков-диверсантов?
        - Из преподавателей и слушателей Высшей школы погранвойск и Высшей школы НКВД, а также из спортсменов - эти уже достаточно развиты физически, чтобы пополнить наши ряды. Останется обучить их тактике действий небольшими группами, разведке, минному делу, радио - делу. Попрыгают с парашютом, побегают на марш-бросках… Вот так вот.
        Берия задумчиво покивал головой.
        - Хорошо… - выговорил он и вздохнул, поугрюмел. - Вы свободны, товарищ Судоплатов, а я подумаю над вашим предложением. Бумаги оставьте.
        - Слушаюсь.
        И Павел покинул кабинет.
        Глава 3
        Акт возмездия
        Выйдя в коридор, Павел не почувствовал облегчения - просто потому, что и не напрягался особо. Страх перед Берией Судоплатов и ранее не испытывал, а ныне хладнокровие не изменяло ему ни на миг - ему ли, старцу, бояться? Хотя, если честно, того хладнокровия наблюдалось меньше всего. Основу его настроения составляли радость, нетерпение и возбуждение. Хотелось немедленно, сию минуту, заняться самыми неподъемными делами - и горы своротить. Жило в нем ощущение, что он может все.
        Неожиданно впереди, удаляясь по коридору, замаячила все та же сутулая личность. Куда это, интересно, товарищ Серов намылился?
        А мы проверим…
        Спустившись вниз, Павел покинул «контору». Вовремя - Иван Александрович как раз отъезжать изволили, с барской ленцой указывая водителю адрес. Черный «ЗИС» развернулся и тронулся в сторону Кировской. Судоплатов, не выказывая торопливости, занял место за рулем неприметной «эмки».
        «ЗИС» катил впереди, плавно сворачивая и не разгоняясь. Добравшись до Садового кольца, машина Серова свернула налево и через Красную Пресню, по улице 1905 года, выехала на Хорошевское шоссе. Движение на дороге было не слишком оживленным, и Павел, чтобы зря не светиться, держался за автобусом- «четверкой». Четвертый номер ходил от площади Свердлова.
        «Надо же, помню!»
        Перед очередной остановкой автобус притормозил, и Судоплатов увидел, что серовский «ЗИС» сворачивает к обширному частному сектору - одноэтажные дома и домишки прятались в свежей зелени садов да за кривыми заборами. Попетляв по пыльным улочкам, «ЗИС» остановился напротив большого дома с мезонином. Павел припарковался в переулке и вышел.
        Погладил ПББС в кармане - Ванюша Серов будет первым в его «расстрельном списке».
        Пройдясь вдоль высокой дощатой ограды, Судоплатов без труда нашел щель, сквозь которую и протиснулся в небольшой запущенный садик - смородина, райские яблочки и бурьянные дебри. Осторожно шагая, Павел добрался до пышного куста сирени, больше похожего на купу деревцев. Цепь во дворе не лязгала, собака не лаяла.
        Глухие голоса доносились из дома. На короткое время они зазвучали яснее, но тут же с треском захлопнулось окно мезонина, и все стихло. Судоплатов достал пистолет и накрутил глушитель.
        Не шибко обширный двор и деревянные мостки от ворот до крыльца были хорошо видны ему. Уйти он сможет без проблем, воспользовавшись суматохой, но лучше, конечно, остаться с Серовым один на один, чтобы без свидетелей.
        Хлопнула дверь в сенях, и тут же открылась входная.
        - Все сделаем в лучшем виде, Иван Александрыч, - послышался сиплый басок, - даже не сумлевайтесь.
        - Я надеюсь, Косой, - прохладным голосом сказал Серов. - Иначе… сам понимаешь.
        - Да рази я когда подводил? - сквозь натужное сипение пробилась обида.
        - Ладно, ладно… Не провожай.
        - Ага…
        Дверь закрылась не сразу, незримый хозяин дома словно выжидал, когда же гость спустится по гулким ступенькам. Клацнул замок. Серов вышел из-за угла дома не спеша, вытащил из кармана пачку папирос. Пожевал губами «беломорину», закурил. Сжал папиросу большим и указательным, втянул дым - запали щеки, прищурились глаза…
        Павел не спеша поднял «Парабеллум» инажал на спуск. Пистолет легко вздрогнул в руке, а звук был, будто пробку вытащили из бутылки. Пуля вошла Серову в голову, выше правого уха, а вышла, размозжив височную кость, заляпав кровью мостки. Комиссар государственной безопасности 3-го ранга не издал ни крика, ни стона - смерть наступила мгновенно. Труп упал на хлябающие доски с грохотом, словно охапку дров выронили, да об пол.
        Судоплатов быстренько подобрал теплую гильзу и покинул «место преступления». Переулок был пустынен, дома выходили к нему глухими стенами, да и пользовались им редко - даже колея молодой травой заросла. Кружным путем Павел выбрался к «эмке», глянув на «ЗИС» - водитель Серова и сам напоминал убитого - откинул голову на сиденье, фуражку на глаза нахлобучил и дрыхнет. Солдат спит, служба идет…
        «Баю-баюшки…»
        У «эмки» слонялся шкодливый пацан, высматривая, что бы ему открутить. Судоплатов не стал его гонять, да тот и сам отчаялся - побрел дальше приключений искать. Павел сел и завел машину. Выезжая на Хорошевку, он улыбнулся «с чувством глубокого удовлетворения» - одну фамилию из списка можно вычеркнуть.
        Улики? Пуля вроде бы ушла в никуда, но лучше будет поберечься… С моста через Таракановку «Парабеллум» канул в воду.
        Из мемуаров П. А. Судоплатова:
        «В начале войны мы испытывали острую нехватку в квалифицированных кадрах. Я и Эйтингон предложили, чтобы из тюрем были освобождены бывшие сотрудники разведки и госбезопасности. Циничность Берии и простота в решении людских судеб ясно проявились в его реакции на наше предложение.
        Берию совершенно не интересовало, виновны или невиновны те, кого мы рекомендовали для работы. Он задал один-единственный вопрос:
        - Вы уверены, что они нам нужны?
        - Совершенно уверен, - ответил я.
        - Тогда свяжитесь с Кобуловым, пусть освободит. И немедленно их используйте.
        После освобождения некоторые мои близкие друзья оказались без жилья в Москве: их семьи были выселены из столицы. Все они поселились у меня на квартире, на улице Горького, в доме, где находился спортивный магазин «Динамо».
        Этажом выше была квартира Меркулова, первого заместителя Берии, который иногда спускался ко мне, если надо было обсудить что-нибудь срочное.
        Обе наши квартиры использовались также как явочные для встреч с иностранными дипломатами. Случилось так, что Меркулов позвонил мне как раз в тот момент, когда в гостиной сидели мои постояльцы, и, поскольку он собирался зайти, чтобы поговорить о неотложных делах, пришлось спрятать их в спальне, дабы избежать встречи наркома с недавно выпущенными на свободу бывшими «преступниками»…»
        Глава 4
        Свидание
        Вечерело. По правилам наркомата, сотрудники могли уйти с работы лишь после того, как позвонит секретарь наркома и передаст разрешение шефа. Начальники отделов обычно уходили в восемь, отправляясь домой или на явочные квартиры для встреч с агентами, а затем возвращались к себе на работу в десять или в одиннадцать вечера, чтобы обобщить полученные от агентуры сообщения, которые тут же запирались в сейфы.
        Но в этот день секретарь Берии позвонил рано, без пятнадцати семь. Судоплатов покинул здание, которое перестроечные писаки обозвали страшным и зловещим, и двинулся пешком. На работе все было тихо, никаких вестей о Серове не поступало. Павел шагал не торопясь - проездом Художественного театра вышел к Кузнецкому Мосту. Так и добрался потихоньку до улицы Горького. На «ЗИСе» доехать было бы куда быстрее, но он не спешил.
        Там, на его старой квартире, ждала женщина, которую он уже однажды хоронил. Судоплатов не понимал, что такое «восковое лицо», пока не увидел Эмму в гробу. Личико у жены и без того было сухим, скуластым, а после смерти оно заострилось, приобретая неприятный желтоватый оттенок. И каково это - вновь увидеть ту, на могилу которой ты опускал алую розу?
        Занятый мыслями, Павел и не заметил, как добрел до остановки. А тут и троллейбус подъехал. Отбросив сомнения, Судоплатов поднялся по ступенькам и сел, заплатив 50 копеек. Пешком добираться до дому, который дальше площади Маяковского, просто глупо. Да и о чем ему думать?
        До той поры, когда Эмму похоронят на Донском кладбище, еще долгих сорок семь лет. То будущее пока не наступило, и есть надежда, что никогда не наступит. Все мы смертны, но к чему заранее скорбеть, если ты в самом расцвете сил? Не существует Эммы умершей, есть только Эмма живая! И она ждет тебя, старый ты дуралей.
        Смирись уж с тем, что молод и здоров! Нельзя изменить судьбу, не ведая ее. Но если тебе известно, что сегодня утонешь, то ты запрешься дома и будешь читать допоздна. Или пить. И останешься жив. А ты, друг мой ситный, знаешь своих врагов наперечет. Врагов генерал-лейтенанта Судоплатова, врагов Сталина и Берии, врагов народа, врагов СССР. Твой долг - уничтожить их всех, даже если они захотят сдаться.
        Нет, пощады не будет. Не дождутся!
        Выйдя на остановке, Павел перешел улицу и приблизился к своему дому. Его еще называли «домом НКВД». Поднявшись, он так и застыл у своих дверей. Это было немыслимо, но это было - он вернулся к годам своей молодости.
        Ну же, трус! Звони! Рука потянулась к кнопке и решительно вжала ее. И трель звонка такая знакомая…
        За дверью не спрашивали: «Кто там?», не звякали цепочкой, а распахнули, быстро и настежь. На пороге стояла Эмма, слегка растрепанная, хорошенькая и улыбчивая.
        - Привет! - сказала она. - А у нас гости!
        Судоплатов не обратил никакого внимания на эту новость. Он смотрел на свою любимую женщину и ни о чем не думал, не переживал - все его сомнения и страхи исчезли, растаяли, перестали быть.
        - Эмма…
        Павел обнял самое дорогое ему существо и прижал к себе.
        - Да что с тобой? - затрепыхалась женщина.
        Судоплатов смотрел в расширенные серые глаза и улыбался.
        - Ты не заболел? - поинтересовалась Эмма с оттенком кокетливости.
        - Я выздоровел.
        - Кто там, Эммочка? - послышался высокий звонкий голос Шурочки Кочергиной, подруги Наума. - Твой пришел?
        - Мой! - засмеялась Эмма.
        Павел разулся, продолжая поражаться совершенно обыденным вещам. Та самая «ложка» для обуви… Вешалка… Запах сдобы, ванили, молока… Годовалый Андрюшка пищит в детской… Бож-же мой…
        Судоплатов, махнув рукой на гостей, прошел к сыну. Андрей Павлович был очень серьезен - складывал из деревянных раскрашенных кубиков шатучую башню.
        - Какая высокая! - неумеренно восхитился Павел, вспоминая, как взрослый, уже порядком поседевший Андрей брил его, старую развалину.
        Дитя улыбнулось.
        - Пливет!
        - Привет, чадышко…
        Погладив ребенка по голове, потоптавшись, Судоплатов вернулся на кухню. Эмма нарезала сыр.
        - Ты почему к гостям не идешь?
        - Успею. Наума я уже видел, а Шура… По тебе я больше соскучился.
        Жена обернулась. Лицо ее было серьезно, даже встревожено слегка.
        - Что случилось, Паша?
        - Потом как-нибудь расскажу. Все хорошо, товарищ Кагалова.
        Эмма шутливо замахнулась на него и продолжила свой аппетитный труд.
        Посмотришь на нее, подумал Павел, домохозяйка как домохозяйка. Человеку со стороны даже в голову не придет подозревать в ней оперативного работника, разведчика-нелегала. А ведь было, все было… И погони, и перестрелки, и та нечаянная встреча в Париже…
        После родов Эмма ушла с оперативной работы, сейчас она старший преподаватель спецдисциплин в Высшей школе НКВД. Ей есть о чем рассказать своим слушателям, опыт имеется.
        - Павлуша! - донесся голос Эйтингона. - Хватит приставать к жене, иди к нам, поприставай к Шурочке!
        - Бесстыдник! - заклеймила его Александра.
        Улыбаясь, Судоплатов прошел в гостиную.
        - Привет китайцам!
        - Привет! - рассмеялась Шурочка и подставила щечку.
        Павел добросовестно поцеловал ее.
        Щечка была упругой и бархатистой, как у дитенка.
        Плюхнувшись на диван, Судоплатов привалился к спинке, разглядывая своих друзей.
        Наум был диверсантом Божьей милостью. Это он еще в 28-м подорвал поезд, в котором ехал маньчжурский диктатор Чжан Цзолинь. Считается, что сей инцидент - дело рук японской разведки… Вывоз испанского золота в СССР - тоже на совести Эйтингона. А нынче он вернулся после важного задания - операции «Утка», попросту - ликвидации Троцкого. Сначала он действовал из Парижа, потом из Нью-Йорка, под конец переместился в Мехико. После ликвидации бежал на Кубу и вот, через США и Китай, вернулся-таки из своей долгой «загранкомандировки». Но главное заключается вовсе не в профессионализме. Просто Наум - это тот человек, с которым можно идти в разведку. В данных обстоятельствах звучит несколько двусмысленно, но верно.
        Именно, что верно. Многие раскололись при Хрущеве, но Наум Исаакович даже словом не предал Павла Анатольевича…
        Вернулась Эмма, и они с Шурочкой быстренько накрыли маленький столик. Павел напряг память, и она его не подвела - открыв заветную полочку, он достал непочатую бутылку «Хванчкары». Эйтингон жестом фокусника выудил пузатый сосудик с саке.
        - Ну-с, приступим!
        Себе Судоплатов плеснул вина, да еще и разбавил его фифти-фифти шипучкой «Лагидзе».
        Повторил то же действо для Шурочки, а вот Наум с Эммой решили угоститься саке.
        - Вообще-то, - авторитетно заявил Эйтингон, - саке следует подогревать, но мы внесем в процесс русское упрощение!
        - Павел, - Шура повернулась к хозяину, - скажи тост!
        Судоплатов поднял стакан с вином и выдал:
        - Ну, поехали!
        Нежно прозвенели бокалы, сойдясь.
        - Замечательный тост! - хихикнула Эмма. - Краткий!
        - Емкий! - поправила ее Кочергина.
        Закусив как следует, Павел ощутил, что начинает расслабляться. Сейчас, когда ему, по сути, пошел девяностый, боялся он лишь одного - что эта сказка, в которую он угодил, вдруг закончится. А она все длилась и длилась…Час за часом…
        Скоро уж сутки минут с того фантастического момента, когда прошлое снова стало для него настоящим.
        - Паша, я все не решалась спросить… - неуверенно проговорила Эмма. - Вижу, что ты вернулся, значит, все хорошо… Что там «князь Шадиман»?
        Судоплатов улыбнулся. «Князем Шадиманом» жена называла Берию. Уж что она нашла общего между персонажем из «Великого Моурави» инар-комом, одной женской душе известно. Возможно, связь в том, что реальный Шадиман сам хотел стать царем царей, а не служить венценосцу? Опасная параллель, весьма опасная… Берия, возможно, и желал бы стать фигурой номер один в советском царстве-государстве, но только не при Сталине.
        - «Князь Шадиман» удостоил меня беседы. Вернее, он задал мне вопрос, а я на него ответил.
        - О войне?
        - О ней, проклятой. О, женщины… Нашли, тоже мне, тему для разговора! Давайте лучше выпьем.
        - Давайте! - бодро поддержал друга Наум.
        Но женщины, хоть и выпили, оставались задумчивы. На минуту опустилась тишина, и ее тут же разнес резкий звонок телефона.
        - Я возьму, - легко поднялся Павел. Подняв трубку, он сказал: - Алло?
        - Товарищ Судоплатов? - прозвучало на том конце провода. - Сталин говорит.
        - Слушаю, товарищ Сталин.
        Судоплатов стоял спиною к гостям и не мог видеть выражения их лиц, но легко представил их. Звякнула оброненная вилка, и Шура шикнула на «безрукого Наума». Павел улыбнулся.
        - Товарищ Судоплатов, - неспешно проговорил вождь, - нам нужно узнать ваше мнение по главному вопросу. Машина за вами послана.
        - Выезжаю, товарищ Сталин.
        Из мемуаров П. А. Судоплатова:
        «В годы войны Особая группа стала главным центром разведывательно-диверсионной деятельности органов Госбезопасности в тылу противника. Ей принадлежит важная роль в инициировании и развертывании массового партизанского движения в тылах фашистской армии.
        В тыл врага было направлено более двух тысяч оперативных групп общей численностью пятнадцать тысяч человек. Двадцать три наших офицера получили высшую правительственную награду - им присвоили звание Героя Советского Союза. Более восьми тысяч человек наградили орденами и медалями.
        Маршалы Жуков и Рокоссовский специально обращались в НКВД с просьбой о выделении им отрядов из состава моего 4-го управления НКВД для уничтожения вражеских коммуникаций и поддержки наступательных операций Красной Армии в Белоруссии, Польше и на Кавказе.
        Подразделения 4-го Управления и Отдельной мотострелковой бригады особого назначения уничтожили 157 тысяч немецких солдат и офицеров, ликвидировали 87 высокопоставленных немецких чиновников, разоблачили и обезвредили 2045 агентурных групп противника»
        Глава 5
        Особая группа
        Когда Судоплатов вышел из подъезда, черный «ЗИС» как раз подъезжал. Выскочивший из машины офицер отдал Павлу честь и открыл дверь. Судоплатов с удобствами устроился на заднем сиденье, ловя себя на том, что натура его осталась прежней. Похоже на то, что сидящий внутри его старичок с интересом и удовольствием наблюдает за происходящим. Да еще и хихикает, и потирает свои сухонькие ручонки…
        «ЗИС» домчал быстро. На улице уже стемнело, горели фонари, светились окна в домах. Алели звезды над Кремлем. Павел вспомнил, как его после выхода из тюрьмы поразила Останкинская башня. Москвичи-то привыкли к медленно выраставшей «игле», а он увидал ее впервые в жизни.
        И эта ночь, чей мрак разлит вокруг, тоже чарует его. Да, он видел все это, и не раз, но одно дело - воспоминания, и совсем другое - свежее впечатление. Нет, товарищи, вторая жизнь не скучна! И она вовсе не повторение пройденного, ибо нужно быть совершенно убогим, чтобы даже не попытаться изменить ее к лучшему, исправить там, где когда-то ошибся…
        «ЗИС» проехал по пустынной Красной площади и миновал Спасские ворота. Охрана пропустила машину, и лимузин покатил медленно и плавно, как то и приличествовало месту, пока не остановился в тупичке возле Ивановской площади. Покинув «средство доставки», Судоплатов поднялся по лестнице на второй этаж бывшего Сената и зашагал по длинному безлюдному коридору, устланному красным ковром.
        Приемная была приличных размеров - здесь свободно поместились три письменных стола. Павла встретил Берия. Было заметно, что нарком изрядно нервничает. Даже не кивнув Судоплатову, он торопливо заговорил:
        - Для вашей ориентировки имейте в виду - наши пограничники встретили перебежчика, немецкого коммуниста. Он рассказал о подготовке к войне, подтверждая ваши слова. Я доложил об этом товарищу Сталину, но он отмахнулся. Так бы все и забылось, но тут я вспомнил о нашем разговоре и рассказал о нем. И тогда товарищ Сталин вызвал вас…
        Судоплатов кивнул.
        - Мне очень хочется, чтобы товарищ Сталин не отмахнулся от моих выводов.
        Тут в приемной возник Поскребышев - невысокий, коренастый, в зеленом кителе и галифе. Сапоги его блестели так, что в них можно было смотреться, как в зеркало. Тихим, бесстрастным голосом он сказал:
        - Товарищ нарком? Товарищ Судоплатов? Проходите, вас ждут.
        Павел кивнул и вошел в сталинский кабинет. При царях тут все было по-другому. Иосиф Виссарионович приказал обшить стены деревом и обставить все так, как ему было удобно. Ближе к середине стоял длинный стол, крытый зеленым сукном. Рабочий стол Сталина располагался в углу, над ним висел портрет Ленина, на другой стене - Маркса и Энгельса. Сталин сидел за столом, вынимая из пачки папиросу «Герцеговина-Флор», ломая ее и высыпая табак в трубку.
        - Проходите, товарищи, - сказал он, не поднимая головы.
        Кавказский акцент был заметен - вождь волновался. Или пребывал во гневе. Умяв табак, Иосиф Виссарионович не стал закуривать, а отложил трубку и поднял свои рысьи глаза на Судоплатова. Павел спокойно выдержал давящий взгляд.
        - Товарищ Судоплатов, говорят, с вами делится секретами лично Гитлер?
        - К сожалению, нет, товарищ Сталин, - улыбнулся Павел. - Приходится думать самому и собирать информацию по крупицам. А разведка у нас хорошая, англичанам или американцам такая и не снилась.
        Вождь прищурился. Этот вежливый человек ставил его в тупик. Наркома если не трясло, то потряхивало изрядно, а этот… диверсант был совершенно спокоен.
        - Скажите, товарищ Судоплатов, чего вы боитесь?
        - Боюсь, товарищ Сталин, что мы не успеем хорошо подготовиться к войне. Я не пророк и не военачальник, моя задача - бить врага на тайном фронте или в тылу. За то и радею.
        Вождь кивнул.
        - Да, мне докладывали. Так что же, вы полагаете, что наши командармы плохо готовятся к войне?
        - Из рук вон.
        Берия сильно вздрогнул, а у Сталина заблестели глаза.
        - Факты, - обронил он.
        Павел оглянулся на карту СССР, висевшую на стене, и сказал:
        - Вы позволите? - получив разрешение, он прошел к карте и ткнул пальцем: - Вот Западный округ. Здесь наши 3-я, 4-я и 10-я армии, и расположены они в белостокском выступе, выгнутом в сторону противника, причем 10-я армия занимает самое невыгодное расположение. Такая оперативная конфигурация войск создает угрозу глубокого охвата и окружения их со стороны Гродно и Бреста путем удара под фланги. Этак мы потеряем двадцать дивизий! Но ничего не меняется с прошлого года. При этом на аэродромах творится полнейшее разгильдяйство. Начнись сейчас война, Люфтваффе с легкостью уничтожит нашу авиацию, редкий самолет будет способен взлететь! И ведь немцы прекрасно знают расположение всех наших гарнизонов, аэродромов и прочего - немцы создали Разведывательную группу главнокомандования Люфтваффе, так называемую «Группу Ровеля», в которую вошли высотные бомбардировщики «Дорнье-215», «Хейнкель-111», «Юнкерс-88», переоборудованные для ведения аэрофотосъемки, и спокойно снимают наши стратегические объекты, долетая до Горького и Баку!
        Сталин слушал и мрачнел.
        - Довольно, - проворчал он. - Ваши предложения?
        - Необходимо готовиться к худшему, товарищ Сталин. Повторяю, я не полководец, я разведчик и диверсант, и хочу бить врага, не подстраиваясь под обстоятельства, а играя по своим правилам. Если мы уже сейчас начнем в обстановке полной секретности устраивать базы в Белоруссии и на западе Украины, если мы наберем и в темпе обучим хотя бы две отдельные мотострелковые бригады осназа, то уже в первую неделю войны наделаем фашистам столько пакостей, что Гитлер будет колотиться в припадке с утра до вечера!
        Вождь посмотрел на Павла и неожиданно рассмеялся.
        - Пакостей, говорите? Ну-ну… Лаврентий Павлович, займитесь этим делом. Организуйте у себя… э-э… Особую группу, и пусть она уже организует разведывательно-диверсионную работу и партизанскую войну в тылу немецко-фашистских войск.
        - Товарищ Сталин, - подал голос Берия, - можно создать Особую группу на базе Первого управления наркомата госбезопасности.
        - Можно, - кивнул Иосиф Виссарионович. - Товарищ Судоплатов, кого вы прочите в руководители Особой группы?
        - Эйтингона, товарищ Сталин. Это человек проверенный.
        Сталин усмехнулся и погрозил Павлу нераскуренной трубкой.
        - Нет, товарищ Судоплатов. Вы предложили, вам и везти! А Эйтингона можете взять в заместители. Что-то еще?
        - Людей бы нам, товарищ Сталин. Вернуть бы тех, кого уволили или посадили (Берия опять дернулся). Пусть смоют свою вину кровью. И потом.
        - Согласен, - кивнул Сталин, доставая спички. - Вы свободны, товарищи.
        Павел вышел первым и обернулся на Лаврентия Павловича.
        Нарком был бледен, а на лбу выступили бисеринки пота.
        - Поздравляю вас, товарищ Судоплатов! - сказал он, отпыхиваясь.
        - Спасибо, товарищ нарком, - хмыкнул Павел. - Поздравили коня с началом пахоты!
        Берия отер платочком лицо и визгливо рассмеялся.
        Глава 6
        Дело об убийстве
        Прошло три дня. Сон был недолог, а все остальное время у Судоплатова было занято беготней по кабинетам да утряской неисчислимого количества вопросов.
        Меркулов отнесся к созданию Особой группы спокойно и в целом доброжелательно, а уж Фитин, человек куда более простой, и подавно. Павел живо собрал вокруг себя «свиту» - Колю Мельникова, майора из Владивостока, Витю Дроздова, старшего майора милиции, прибывшего с Украины, а также - куда ж без них? - Аню Камаеву и Шуру Кочергину. Наум стал заместителем Судоплатова, чему был рад.
        Организация секретных баз и набор добровольцев в отряды осназа требовала прорвы времени и массы усилий. Павел, как настоящий начальник, не взялся сам тащить воз проблем, а щедро поделился грузом ответственности с подчиненными. И дело пошло.
        На следующий же день после вызова в Кремль Берия затребовал у Судоплатова список тех опытных бойцов невидимого фронта, которые были «отлучены» во время чисток. Павел взял чистый лист бумаги и стал писать:
        «1.Я. Серебрянский; 2. И. Каминский; 3. П. Зубов; 4. Д. Медведев; 5. М. Яриков; 6. Ф. Парпаров…»
        И еще шесть десятков фамилий тех, кого помнил, на кого можно было положиться. Эйтингон, немало воодушевленный, внес свою лепту, так что под конец список содержал более сотни имен^ [4] . Нарком придираться не стал - кивнул только и отдал приказания. Закрутились шестеренки механизма репрессий - в обратную сторону, задним ходом.
        Дела завертелись так быстро, что и передохнуть некогда было. Об убийстве Серова стало известно лишь на другой день. Шум поднялся изрядный, но никаких следов не нашли. Арестовали хозяина дома, во дворе которого был застрелен заместитель наркома - им оказался старый уголовник, Федор Артамонов по кличке Косой. Урка клялся и божился, что он ни сном, ни духом, но водитель Серова показал на допросе, что комиссар не раз и не два заглядывал к Косому. Связь высокопоставленного чина из НКВД с преступным элементом бросала тень на весь наркомат, и дело спустили на тормозах. Водитель дал подписку о неразглашении, а Косому светила «вышка»…
        …Вечером 17 мая Павел сел в поезд на Белорусском вокзале. Кроме «свиты» сним отправились в путь Митя Медведев, восстановленный на работе буквально прошлым вечером и назначенный Судоплатовым командиром опергруппы, а также Николай Королев, чемпион Европы по боксу, он же адъютант Медведева. И еще целая толпа чемпионов, цвет советского спорта - бегуны, братья Знаменские, боксер Щербаков, лыжница Кулакова, пловец Мазуров, штангисты Шатов и Крылов, и еще, и еще…
        Можно было, конечно, торчать в Москве до лета, осваивая «спецдисциплины», но Павел счел, что занятиям в мытищинской учебке не помешает «выезд на место». К тому же в Минске у них пересадка, и Павел решил воспользоваться недолгим временем остановки. Пока спустят грузовики, пока все погрузятся, он успеет провернуть одно грязноватое дельце. «Мокрое» дельце. Судоплатов решил ликвидировать генерала армии Павлова, командующего войсками Западного Особого военного округа.
        «В той жизни» ровно через месяц после начала войны Дмитрия Георгиевича Павлова расстреляли - «за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти». Хрущев, правда, реабилитировал Павлова, свалив всю вину на Сталина. Но разве мог вождь командовать военным округом из Москвы? Разве у Павлова не было глаз и мозгов, чтобы понять - враг силен, опасен и готовиться к отражению немецкого натиска следует до изнурения? 22 июня многие командиры Западного округа были в увольнительной, красноармейцы мирно спали в казармах. Самолеты стояли не заправленные, лишенные боеприпасов, даже не замаскированные. В общем, откровенного раздолбайства было столько, что волосы дыбом.
        Нашлись и такие, кто считал Павлова предателем. Да нет, генерал был простым дураком. Хотя именно с его подачи в армию пришли танки «КВ», именно Павлов пересмотрел глупую идею Тухачевского - громоздить без толку танковые мехкорпуса. Система Дмитрия Георгиевича была куда грамотней и жизнеспособней, именно по его принципу использования танковых бригад и моторизованных дивизий в ЭРП - эшелонах развития прорыва и действовали Панцерваффе Гудериана или Роммеля. Выходит, не дурак?
        Так почему же ты, друг ситный, прогадил Западный округ, самый ответственный, самый решающий? Почему подставил сотни и сотни тысяч бойцов, угодивших в плен или сгинувших по твоей вине? Почему артполки находились вне дивизий? Почему зенитная артиллерия была выведена на полигон в Крупки? Почему ослабил мобилизационную готовность войск? Почему 21 июня отменил приказ Генштаба о приведении авиачастей в боевую готовность? И список этих «почему» длинен, и каждый «тянет» на расстрел.
        Судоплатов медленно сел и нахмурился. А не сделает ли он еще хуже, чем было? План у него простой - ликвидировать Павлова, чтобы в Москве быстренько назначили другого командующего округом. А кто ему сказал, что другой будет лучше? Эй, старичок, хватит пререкаться! Хуже уже точно не будет, вот что главное. Кем бы ни был новый командующий…
        Господи, да если «новичок» просто-напросто наделает меньше ошибок, если не станет саботировать исполнение приказов Наркомата обороны и Генштаба, то это уже громадный плюс!
        - Пожалуй… - проворчал начальник Особой группы.
        Эх, Павлов, Павлов… За будущие преступления не казнят, но тут особый случай… Криво усмехнувшись, Павел запер дверь в купе и достал немецкую винтовку «Маузер-98 к» счетырехкратным оптическим прицелом и с глушителем «Брамит»^ [5] . Быстренько почистив и перезарядив, Судоплатов аккуратно разобрал и укутал оружие сначала в одеяло, а после обернул брезентом. Получился не слишком заметный сверточек.
        Между тем за окном вагона смеркалось. Из глубины белоствольных рощ выползала на опушки густая синь, ельники смыкались в черные стены, посвежело, к горьковатому запаху паровозного дыма примешивался сладкий запах травы и придорожных болот. Вымотавшись за день, Павел еле разделся, лег - и отключился.
        Когда поезд остановился чуть в сторонке от минского вокзала, в купе заглянул Эйтингон.
        - Сходим, товарищ начальник? - деловито спросил он.
        - Сходим, - кивнуло «начальство». - Вот что, товарищ заместитель, пересадкой командуй сам, а мне надо ненадолго отлучиться. Только сначала «эмку» спустите - съезжу кой-куда.
        - Сделаем!
        Добровольцы уже суетились на платформах, где были закреплены пять шестиосных грузовиков «ГАЗ-ААА» итри легковушки «М-1».
        - «Эмку» товарищу майору! - весело раскричался Наум. - Живенько, живенько!
        Спустили машину за пару минут. Судоплатов уложил винтовку на заднее сиденье и, махнув рукою своим, сел за руль. Выехав, двинул к штабу Западного округа - тот размещался на Советской, в главном корпусе Университетского городка. Предъявив свои документы, начальник Особой группы покрутился по штабу, заглянул в отдел устройства тыла и снабжения, выведал, что Павлов на месте, и отъехал. Но недалеко.
        С той стороны штаба, где находился кабинет командующего округом, стояло старое здание из красного кирпича - то ли ректорат, то ли еще что. Туда-то Павел и направился, оставив машину неподалеку. Практически никого не встретив, он поднялся на верхний этаж. Лишь однажды ему навстречу попалась пожилая женщина в старомодном платье и роговых очках. Она держала под мышкой кипу желтоватых бумаг, а еще одна пачка находилась у нее в руках. Близоруко щурясь и шевеля губами, женщина вычитывала строчки и была настолько поглощена своим занятием, что даже под ноги не смотрела, осторожно нащупывая ногой очередную ступеньку.
        Отвернувшись, Судоплатов миновал «бухгалтершу», но вряд ли та заметила его. В гулком коридоре было пустынно, а двери нужных Павлу кабинетов не открывались. Ну, плох тот диверсант, что не в силах войти в закрытую дверь. С помощью двух скрепок Судоплатов проник в помещение, где, судя по всему, давненько никто не бывал - и пол, и столы покрывал слой пыли. Тем лучше…
        Вид из окна открывался шикарный. А вон и окно нужного ему кабинета… Павел быстро, орудуя прихваченными инструментами, собрал винтовку, накрутил глушитель и глянул в прицел. За открытым окном кабинета прохаживался взад-вперед Павлов и отчитывал кого-то, ритмично взмахивая рукой, словно гвозди загоняя невидимым молотком.
        Судоплатов уже решил не дожидаться и выстрелить при посетителе, но тут Павлов сделал раздраженный жест, переводимый, как «Вон отсюда!», и распекаемый товарищ живо покинул кабинет. Командующий округом подошел к окну, и Павел поймал в прицел его лысую голову. Тут же вспомнился Хрущев. Этот подождет, его очередь еще не пришла…
        Затаив дыхание, Судоплатов надавил на спуск. Винтовка дернулась, отдавая в плечо, а выстрел больше всего походил на короткое шипение. Пуля вошла Павлову в лоб, снося половину черепа. Запрокидывая мертвое лицо, командующий упал на спину, словно делая «мостик». Готов.
        Быстро, но тщательно протерев «Маузер» исвинтив «Брамит», Павел оставил оружие на месте, начертив пальцем по пыльному подоконнику: «Heil Hitler!» Немецкий след будет нелишним.
        Покинув здание, Судоплатов не спеша вернулся к машине, но поехал не на вокзал, а обратно к штабу. С грозным мандатом, подписанным Берией, он легко прошел к генералу Васильеву, начальнику инженерного управления округа. Гладко выбритый, подтянутый и в хорошем настроении, генерал являл собою образчик старого служаки.
        - Здравия желаю, товарищ Судоплатов! - сказал он, улыбаясь, и потряс протянутую ему руку. - Мне уже звонили из Москвы, так что, как говорится, буду рад! Чем могу?
        Павел улыбнулся.
        - Дело, которое привело меня к вам, требует секретности, но суть его проста: нам необходимо выстроить несложные укрепления, вроде землянок. Ваших бойцов мы привлекать не будем, обойдемся своими силами, но вот топорами, пилами, лопатами, гвоздями, скобами - и т.д. ит.п. - хотелось бы разжиться у вас.
        - Не вопрос! - кивнул генерал. - Еще что?
        - Нам потребуются буржуйки, обмундирование, провизия длительного хранения - это уже не по вашей части, но я уж все до кучи.
        Васильев хохотнул и тут же потянулся за бумагой.
        - Сделаем, товарищ Судоплатов! Игорь!
        В дверь заглянул молодой командир с двумя «кубарями» впетлицах^ [6] .
        - Игорь, составишь товарищу майору госбезопасности все бумаги на получение… Товарищ майор тебе объяснит.
        Лейтенант вытянулся.
        - Слушаюсь! Пройдемте, тащщ майор.
        Шустрый лейтенант за какие-то четверть часа умудрился состряпать целую кипу нарядов, вещевых аттестатов и прочих бумажек, без которых ни один интендант на склад не пустит. Расписавшись везде, где надо, Судоплатов услыхал крики в коридоре:
        - Павлова убили! Застрелили Павлова!
        Штаб округа стал походить на улей, в который медведь сунул лапу загребущую. Все сразу забегали, затопали, заорали на все голоса. Исчезнувший Игорь вернулся и, возбужденный, встрепанный, доложил скороговоркой:
        - Убит прямо в кабинете! Наповал! Пулей в лоб! Похоже, немецкий снайпер поработал!
        - Обнаглели, - обронил Павел.
        - И не говорите, тащщ майор!
        Забежав к связистам, Судоплатов отбил телеграмму в Москву, на имя Фитина, и удалился. Мавр сделал свое дело…
        Из обращения И. В. Сталина к советскому народу:
        «В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телеграфной и телефонной связи, поджога лесов, складов и обозов.
        В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия, при вынужденном отходе частей Красной Армии не оставлять противнику ни одного килограмма хлеба…
        Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывоза его в тыловые районы, хлеб и горючее, которые не могут быть вывезены, должны быть уничтожены».
        Глава 7
        На вершине «Олимпа»
        Через белорусские леса было проложено всего несколько прямых дорог, все прочие являлись направлениями. Ямистые да бугорчатые грунтовки донимали тряской и пылью, но это было куда лучше слякоти - после хорошего дождя колею так развезет, что даже шестиколесный «газон» может застрять.
        Все грузовики были нагружены в меру и рычали с подвыванием, одолевая не шибко крутые подъемы. Под горку машины катились, довольно урча.
        Место для первой базы Судоплатов выбрал в самых дебрях Ружанской пущи, зато отсюда можно было осуществлять рейды на Гродно, на Барановичи, на Кобрин и Брест. К обеим железным дорогам, что вели от Бреста на Минск и Гомель, тоже можно было выдвинуться «со всеми удобствами». «Пошалить» - и обратно, раны зализывать.
        Преимущества места расположения оценили все, хотя Павел не привел некоторых важных факторов. Он не стал затрагивать тему окруженцев, а таких после 22 июня появится в достатке. Троп и прочих лесных путей в округе не столь уж много, можно и нужно будет держать их под контролем и перехватывать отступающих бойцов, отчаявшихся, озлобленных, раненных. Пожелают они топать дальше к линии фронта - их дело. Захотят влиться в состав ОМСБОН - милости просим. Если, конечно, сил и умений хватит. Воевать как солдат могут все. Бить врага, как разведчик-диверсант, - далеко не каждый. Все равно личный состав не бывает лишним, а врагов хватит на всех…
        …Судоплатов ехал в кабине головного грузовика. Рядом сидел Наум и тихонько чертыхался, пытаясь одновременно читать карту и удержаться на месте. Водитель из добровольцев-спортсменов весело скалился.
        - Тебе хорошо, молодой, - пробурчал Эйтингон, хватаясь за скобу, - уцепился за руль, и всего делов. А тут изображай прыжки на месте…
        - На заднем месте, - уточнил Павел.
        Шофер хихикнул. Наум ухмыльнулся и спрятал карту. Задумался.
        - Я тут помараковал, - громко сказал он, заглушаемый скрежетом передачи, - что убийство Павлова - это, по сути, объявление войны.
        Судоплатов покачал головой.
        - Наум, немцы уже больше года воюют с нами, просто борьба эта тихая, когда ходят на цыпочках и говорят шепотом. Слыхал о полку «Бранденбург-800»?
        - Наши, так сказать, коллеги, - усмехнулся Эйтингон.
        - Именно, - кивнул Павел. - Полностью он называется 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург». Насколько я помню, его отцом-основателем был гауптман фон Хиппель. Теодор, кажется. Он еще с англичанами в Африке воевал, по сути, партизанил. Умный немец. Офицерам старой прусской закалки претили методы фон Хиппеля, вроде переодевания во вражескую форму, а вот Канарис оценил его потуги и принял Теодора под свое крылышко. В полку фон Хиппеля воюют немцы, владеющие языком противника, и воюют парами - «боевыми двойками». Двойки собираются в подразделения из двенадцати человек, а те - в батальон из трехсот бойцов. Сейчас полком командует подполковник Пауль фон Ланценауер. И чует моя душа - мы с его ребятками обязательно пересечемся. Они изображают патрули или небольшие группы в нашей форме и говорят на чистом русском.
        - Поволжская немчура, - проворчал Наум.
        - Да. Или прибалты. Или остзейские немцы. Частенько они передвигаются на грузовых «ЗИСах», и это тоже надо учесть. Сразу стрелять по ним нельзя - вдруг наши? Но остерегаться нужно крайне - это опытные волки.
        - Так и мы не зайцы, товарищ майор! - воскликнул водитель.
        - Помолчи, молодой, - строго сказал Эйтингон.
        - Слушаюсь!
        Наум подумал и молвил:
        - Думаешь, это они Павлова… того?
        - Возможно, - пожал плечами Судоплатов и подался вперед. - Володя, теперь на тот берег ручья - и вверх по течению.
        - Есть, товарищ майор!
        «Газон» легко форсировал мелкий ручей с галечным дном и покатил по его левому каменистому берегу.
        - Бывал здесь? - поинтересовался Эйтингон.
        - Бывал…
        Павел не стал уточнять, что его знакомство с местом для будущей базы состоялось в 49-м. Одолев седловину меж двух холмов, заросших соснами, грузовик объехал овраг и поднялся на обширную возвышенность.
        - Тормози.
        Судоплатов выбрался наружу и осмотрелся. То самое место. Со стороны оврага его защищают крутые склоны холмов и сами их верхушки. Фланги прикрыты непроходимыми болотами, и попасть наверх можно только по ручью, но и этот подход легко взять под перекрестный огонь. Высота, круглая в плане, густо поросла соснами - и зимой и летом хвоя прикроет базу от любопытных летунов.
        Наум пробежался по территории «секретного объекта» иоценил:
        - А что? Очень даже неплохо! Выгружаемся?
        - Выгружаемся!
        Облегченные грузовики загнали в тень. Три из них укутали дефицитной маскировочной сетью, а парочку использовали «дровосеки» - бревна для строительства добывали по соседству. Скоро затихающий гул моторов да погромыхиванье бортов сменились стуком топоров и визгом пил. А на самой высоте разворачивались земляные работы - мускулистые спортсмены, раздевшись до штанов, взялись за ломы и лопаты. Выбранную землю отвозили на тачках вниз, где понемногу вырастал вал - будет защитой для огневой точки.
        Девчонок к тяжелым работам не допускали, но те не страдали от безделья - и палатки надо было разбить, и еды наготовить. А трое бойцов - Данила Муха, Ася Краснобаева и Катя Алексеева - обходили окрестности базы дозором, примечая все: удобные подходы, укрытия, места, откуда можно было держать под обстрелом прогалы в лесу.
        Поработав топором, Судоплатов упарился и тоже стянул гимнастерку. Воткнув инструмент в ошкуренное бревно, он окликнул:
        - Карасев! Витя!
        Плотный парень, с хэканьем долбивший землю ломом, оглянулся и поспешил на зов, стряхивая с рук верхонки.
        - По вашему приказанию… - начал Карасев, но Павел остановил его.
        - В общем, так, товарищ командир, - сказал он, улыбаясь, - база эта - твоя. Твоего отряда. Назовем его «Олимп».
        - Подходяще! - улыбнулся Виктор, поневоле вытягиваясь и косясь с гордостью в сторону вернувшейся Аси.
        - Постараемся переправить сюда хотя бы человек пятьдесят, а дальше ты уж сам. Бойцы к тебе подтянутся, это я тебе гарантирую.
        - Моя задача?
        - Громить противника любыми средствами, но в прямое боестолкновение не вступать. Твоя сила, Виктор, в скрытности и внезапности. Фашисты должны бояться твоих засад и налетов - как услышат, что в лесу веточка треснула, так и в штаны наложат. Будешь ходить в рейды… Да что я тебе рассказываю! Учил небось, как в тылу с врагом обращаться.
        - Есть немного, - скромно признался Карасев.
        - На сегодня же главная задача - противодействие бойцам полка «Бранденбург-800». С началом войны ни один мост не должен достаться немцам целым, ни один склад. Отстреливать гадов, чтобы не гадили на нашей территории, не убивали наших командиров. Задача ясна?
        - Так точно!
        - А еще отряды будут, товарищ майор? - пропищала Краснобаева.
        - Строго обязательно, Ася, - серьезно ответил Судоплатов. - На Житомирщине будет действовать отряд Мирковского «Ходоки» игруппа капитана Хондошко «Унитарцы», а в районе Ровно - отряд «Победители»…
        - Мой! - не удержался Медведев.
        - Твой. И еще, и еще… «Неуловимые» Прудникова, «Охотники» Прокопюка, «Местные» Ваупшасова, «Соколы» Орловского, «Грозный» Озмителя, «Сатурн» Воропаева, «Особые» Бажанова, «Гвардия», «Гвадалахара», «Дружина», «Комета»… Нас будет много, Ася.
        - И мы победим! - сурово пропищала Краснобаева.
        - Строго обязательно.
        Тут, взревывая мотором, на «Олимп» забрался «газон», груженный свежими бревнами.
        - Володя, к штабной землянке!
        - Ага!
        - Бойцы, перекур закончен, работа закипела!
        И работа закипела.
        Ночевка выдалась прекрасной, как в пионерлагере - палатки, сосны, костер… Встали рано - и за работу. Уже к обеду штабная землянка в три наката была «сдана», внутри установили буржуйку и растопили, чтобы выгнать сырость.
        Судоплатов был бодр, даже та тревога и угнетенность, что преследовали его все последние дни «в новом старом теле», отошли на второй и третий план. Трудотерапия, да на свежем воздухе, - замечательная штука. После обеда (превосходной похлебки-жаркого с тушенкой плюс компот из сухофруктов) Павел взялся повышать обороноспособность базы «Олимп» - надо было закрепить в кузове «газона» 25-миллиметровую автоматическую зенитную пушку.
        Конечно, лучше всего прятаться за пологом леса, но если все же Люфтваффе пронюхает, что на высоте прячутся «партизанен», то нелишним будет иметь кое-что для достойного ответа немецким бомберам.
        Новенькое орудие не слишком впечатляло калибром, зато было громоздким и тяжеленным. Но Судоплатов с помощью Медведева и такой-то матери установил зенитку.
        - Давай проедемся, - предложил он, - покажу тебе летное поле. Кто у нас зенитчик?
        - Я! - откликнулся самбист Сапаров.
        - Садись. Посмотришь, куда выкатывать пушку - с высоты не очень-то постреляешь. Деревья мешают.
        - Ага!
        «Покататься» напросились еще трое - Шатов, Мазуров и Муха. Они привели железобетонный довод: нельзя же отпускать в лес командира без охраны. Спустившись и объехав болото, грузовик выкатился на просторный луг.
        - Надо будет тут походить, - сказал Павел, - все бугры и кочки срезать, а ямы заровнять.
        - Самолет! - сказал Шатов.
        - Самолет тут сядет спокойно…
        - Да нет! Вон там самолет! Не наш!
        Судоплатов глянул в небо. Вверху медленно кружил двухбалочный «Фокке-Вульф-189», тот самый, который наши бойцы прозовут «рамой». «Рама» могла парить выше семи тысяч метров, но эта вила круги в километре над землей, да как бы не ниже.
        - Сапаров! - резко приказал Павел. - Сбить гада!
        Зенитчик растерялся.
        - А как же…
        - Выполнять приказ!
        - Есть!
        «Фокке-Вульф» закладывал вираж, пока Сапаров лихорадочно крутил штурвальчики, наводя орудие. Шатов запрыгнул в кузов, чтобы помочь. Резкое грохотанье и звон падающих гильз озвучили очередь из шести снарядов. Наверное, с перепугу Сапаров попал с первого раза, и очень удачно - задымил правый двигатель «рамы», полетели осколки стекол кабины, даже переломилась одна из балок. Самолет стал терять высоту, за ним потянулся серый шлейф бензина. Зенитчик добавил пару снарядов, но горючее так и не загорелось.
        - Сбил! - заорал Шатов. - Ленька, ты его сбил! Ура-а!
        В ту же минуту от падающего самолета отделилась черная фигурка, тут же распустившая белый парашют.
        - Володя, газу! Шатов и Муха - берете парашютиста, а мы к самолету!
        - Есть!
        - Да куда вы! В кузов давайте, подбросим чуток, нам по дороге!
        Взрыкивая мотором, «ГАЗ-ААА» кинулся вдогонку за самолетом. Силуэт «рамы» мелькал за кронами деревьев, потом показался пилот под куполом парашюта.
        - Шатов, Муха!
        Оба спрыгнули и почесали лесом. Шофер не стал дожидаться приказа, погнал машину вперед. Долго ехать не пришлось - «рама», пропахав землю на большой поляне, затормозила, врезавшись в деревья. Одно крыло дыбом, другое вовсе отвалилось, кабина вдребезги.
        - Сапаров, попробуй снять пулемет, - сказал Судоплатов, покидая кабину, - а мы фотокамеру поищем.
        Искать долго не пришлось - аэрофотоаппарат «Райхенбильдкаммер» находился в специальном гнезде, откуда его Павел и вынул со всеми предосторожностями - нельзя было засветить пленку.
        - Сапаров, что там?
        - Тут… этот… стрелок, - ответил зенитчик изменившимся голосом. - Я его… убил.
        Судоплатов подошел и положил руку на плечо.
        - Эта «рама», Леня, - сказал он негромко, - снимала наши аэродромы, мосты, узлы на железных дорогах. Скоро начнется война, и любой боец, увидав в небе этот самолет, будет точно знать - скоро пожалуют бомбардировщики. Он фотографирует не на память, Леня. «Рама» снимает цели, чтобы потом налетели бомбовозы и штурмовики. Это наводчик. И ты никого не убивал, Леня, ты уничтожил врага - и спас кому-то из наших жизнь. Ведь этот немец больше не будет стрелять.
        - Да я понимаю… - вздохнул зенитчик.
        - Пойдем.
        - Сейчас я, тут еще патронов куча…
        Нагруженный трофеями, грузовик развернулся и двинул обратно. На дорогу, вернее, на пространство, не занятое большими деревьями, по которому и проезжал «газон», выскочил Муха.
        - Поймали! - радостно доложил он. - Чего с ним делать?
        - Расстрелять, - спокойно сказал Судоплатов.
        Глядя на вытянувшееся лицо Данилы, он холодно добавил:
        - Мне этим заняться?
        - Нет-нет! - заторопился Муха. - Мы сами!
        Он скрылся в кустах, а пару минут спустя сухо ударил выстрел. Вскоре оба бойца вернулись.
        - Его нельзя было оставлять в живых, - объяснил Павел, - он мог навести на базу немцев, а эти нам тут не нужны.
        - Да я ничего… - промямлил Данила. - Просто… пленный же.
        Павел усмехнулся.
        - Там, - указал он на запад, - Польша. Еще дальше - Германия. Фашисты на своих и на захваченных землях строят не только аэродромы и доты, но и концлагеря. Лагерей и у нас хватает, вот только есть большая разница… Например, в Польше стоит такой концлагерь - Аушвиц, он же Освенцим. Там в бараках десятки тысяч заключенных мрут от голода и болезней, от тяжелой рабской работы, от избиений и пыток. Людей, к примеру, по четыре человека помещают на всю ночь в «стоячую камеру», размерами девяносто сантиметров на девяносто. Либо сажают их в герметичные карцеры, где люди умирают от удушья. Но мучают не всех. Если привезенные к работе непригодны, их отправляют в газовые камеры - загоняют сразу сотни детей, стариков, женщин, больных и пускают отравляющий газ. Трупы сжигают в крематориях - по пять тысяч в сутки. Очень не везет карликам, беременным и близнецам - на них ставят медицинские опыты. Например, удаляют какой-нибудь орган из организма и следят за тем, как человек загибается. Или испытывают на людях ядохимикаты. Или вскрывают живых младенцев, или впрыскивают детям в глаза всякую гадость, чтобы изменять
цвет, или просто выкачивают из малышей кровь, чтобы делать переливания доблестным солдатам Вермахта, - поглядев на изрядно побледневших бойцов, Судоплатов усмехнулся: - Я перечислил лишь некоторые из мерзостей, которые творят фашисты в своих «лагерях смерти». Это нелюди, понимаете?
        - Понимаем, - хрипло ответил Муха. - Но неужели немецкий пролетариат не знает об этом?
        Павел грустно улыбнулся.
        - Данила, а кто, по-твоему, охраняет узников? Кто пытает их и расстреливает? Кто очень скоро перейдет границу СССР, чтобы убивать всех подряд, насиловать и жечь? Такие же, как ты, Данила, рабочие и крестьяне. Немецкие помещики и банкиры в армии не служат. Поймите, парни, это немецкие пролетарии будут воевать с нами! Не все из них фашисты, но очень многие надеются после войны получить поместье где-нибудь на захваченной Украине, и чтобы мы стали их рабами. Я не агитатор и никогда им не был. То, что я вам сейчас рассказываю, знает каждый солдат и офицер немецкой армии. Понимаете? У них цель такая - уничтожить десятки миллионов славян, цыган, евреев, которых они считают неполноценными. Есть, конечно, и среди немцев честные люди - они, например, спасают евреев. Люди все разные. Но! Когда они пересекут нашу границу, то все станут нашими врагами. Все! И выбор у нас с вами будет прост: убей или умри!
        Судоплатов оглядел притихших бойцов и грустно улыбнулся.
        - Очень скоро вы сами во всем убедитесь. Уже не на словах, а на деле столкнувшись с гнусностью фашизма. Пройдете через спаленные деревни, жителей которых сгоняли в сараи и сжигали заживо. Будете спасать молодых девчонок и пацанов, которых угоняют в рабство. Насмотритесь еще…
        Володя, сидевший на подножке, покачал головой.
        - А мы вам и так верим, товарищ майор, - серьезно сказал он.
        - Поехали тогда, а то нам с Наумом в Москву скоро…
        Леонид, забравшийся в кузов, громко сказал:
        - Выходит, мы первые из всего отряда уничтожили врага!
        - Раздавили гадину, - сказал Володя с ожесточением, переключая передачу. - И правильно сделали! Куда теперь, товарищ майор?
        - Прямо. Есть тут одно интересное местечко…
        «Интересное местечко» обнаружилось в часе неторопливой езды. Это была тупиковая ветвь железной дороги, с разъездом, все, как полагается. Грузовая платформа, выходившая к путям, была сколочена из бревен, да и полуразваленные дощатые склады неподалеку явно выдавали погрузочный лесопункт. Видимо, лет десять назад отсюда вывозили лес, потом бросили это дело, а дорога осталась. Рельсы, правда, заржавели, и много шпал сгнило, трава поднялась высокая, скрывая пути, но это как раз и требовалось Судоплатову.
        - Ответвление тут не слишком длинное, - сказал он, - и ваша задача, бойцы, подготовить к разборке самый его конец, там, где ветка выходит к «большой» дороге. Мы сможем сюда загонять целый состав, выставим как бы тупичок, и ни один фашист не догадается, что в лес уходят пути.
        - Сделаем, товарищ майор, - солидно сказал Медведев.
        Из плана Генштаба Красной Армии о стратегическом развертывании вооруженных сил Советского Союза на западе и востоке:
        «В связи с проводимыми в Красной Армии в 1941г. крупными организационными мероприятиями, докладываю на Ваше рассмотрение уточненный план стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на западе и на востоке.
        I. Наши вероятные противники
        Сложившаяся политическая обстановка в Европе заставляет обратить исключительное внимание на оборону наших западных границ. Возможное вооруженное столкновение может ограничиться только нашими западными границами, но не исключена вероятность атаки и со стороны Японии наших дальневосточных границ. Вооруженное нападение Германии на СССР может вовлечь в военный конфликт с нами Финляндию, Румынию, Венгрию и других союзников Германии.
        Таким образом, Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе - против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке - против Японии как открытого противника или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение.
        ….
        Всего оставляется на северных, южных и восточных границах СССР: 40 стрелковых дивизий (из них 6 моторизованных); 7танковых дивизий; 9кавалерийских дивизий; 1мотобронебригада; 80 полков авиации (из них 11 - на ПВО Москвы).
        Для ведения операции на западе и на Финском фронте назначаются:
        На западе: 158 стрелковых и 27 мотострелковых дивизий, 53 танковых дивизии.
        На Финском фронте: 13 стрелковых дивизий и 1 танковая».
        Глава 8
        Охота на ягуара
        Шли дни, и каждые сутки были до предела наполнены делом. Судоплатов спал мало, и Науму с Эммой пришлось однажды настоять, чтобы он выспался по-человечески. Павел послушался, продрых двенадцать часов подряд - и снова окунулся в круговорот дел. Он ясно понимал, что за всем не поспеть, что устранить все недоделки к 22 июня - смешная наивность. Как за месяц поднять культуру производства на оборонных заводах? Как поменять тупых генералов мирного времени на реальных полководцев?
        «В прошлой жизни» жестокая практика войны выдвигала наверх новых боевых командиров, так будет и теперь. Хотя карьерному росту одного из них помог начальник Особой группы - заменить Павлова, «павшего от рук врагов советской власти», как писала «Комсомолка», решили генерал-лейтенантом Еременко, командующим 1-й Краснознаменной армией на Дальнем Востоке. Судоплатов сразу успокоился - не зря он рисковал тогда, в Минске. Андрей Иванович Еременко носился по всему округу и материл красных командиров.
        Вдохновившись, Наум встретился с ним накоротке, поделился планами Особой группы, и Андрей Иваныч сам загорелся идеями Судоплатова и дружной компании. Еременко своим приказом запретил любые свободные шатания военнослужащих - теперь покинуть часть можно было только по пропускам. Одного этого хватило, чтобы создать большие проблемы тому же «Бранденбургу-800», привыкшему разгуливать повсюду в советской форме.
        К 15 июня энкавэдэшники и погранцы переловили человек полтораста - агентов Абвера и диверсантов. Резко усилилась охрана мостов, железнодорожных узлов, линий связи, а потом, на свой страх и риск, Еременко позволил «порезвиться» за границей, используя принужденный к посадке на наш аэродром немецкий самолет-разведчик. Советские пилоты живо с «Фокке-Вульфом» освоились и слетали за границу, на территорию Рейха…
        Своих немцы не сбивали, а когда по радио стали слышны настойчивые и неприятные вопросы, трофейный самолет вернулся в пределы СССР, «нафотавшись» всласть. А фотки вышли таки-и-ие… На снимках было отлично видно, как в деревнях, на хуторах, в рощах стоят плохо замаскированные или вовсе не замаскированные танки, бронемашины, самоходки, грузовики, как по дорогам шныряют мотоциклы и штабные авто. А на берегу приграничной реки штабелями были уложены все части и детали понтонного моста. Даже сами понтоны установлены на катки, и до самой воды уложены деревянные слеги.
        За «провокационную» инициативу генерал-лейтенанту сначала «прилетело», его чуть было не записали в «предатели и провокаторы», но затем, когда верховное главнокомандование увидало фотографии, инициативу оценили положительно (наломали вздрагивающими пальцами папиросы «Герцеговина-Флор», накрошили табак в трубку, раскурили и оценили).
        Судоплатова радовали подобные подвижки, но он и страдал больше других, зная наперед, какой разгром учинят гитлеровцы, и сколько миллионов красноармейцев и их командиров окажется в плену. Но что он мог в масштабе страны? Да «подселись» он хоть в Сталина, все равно невозможно исправить за четыре недели то, что требовало десяти лет кропотливого труда! Вождь понимал, что 20-е и 30-е годы - всего лишь небольшой промежуток между войнами, когда нужно было все силы бросить на индустриализацию, поскольку без тяжелой промышленности не выстоять против тех же немцев или англичан. Да, много красных командиров, вплоть до маршалов, было расстреляно в 37-м, но стоит ли преувеличивать полководческие таланты того же Тухачевского?
        «Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару, - вещала «Правда» в1920-м. - На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад! К решительным битвам, к громозвучным победам!»
        А прославленный командарм в это время бессовестно множил потери в живой силе, растягивал фронт и оголял фланги, чего не мог себе позволить даже поручик царской армии. В результате под Варшавой полегло 25 тысяч красноармейцев, 60 тысяч попали в польский плен, а еще 40 тысяч были интернированы немцами. И это стратег?
        Да и другие «красные маршалы» были не лучше - бывшие прапорщики, поручики, а то и вовсе унтера Российской Императорской армии, что они знали и умели, кроме как переть, атакуя в лоб, чем «прославились» ив Гражданскую, и в финскую?
        Ошибок ох как много, и его долг, как начальника Особой группы, не бегать по наркоматам с «рационализаторскими предложениями» или добиваться встречи со Сталиным, чтобы поведать вождю о будущих событиях. Действовать надо и смелее, и тоньше.
        Скажем, такая простая, простейшая вещь, как разгрузочный жилет, попросту - разгрузка. Ничего ведь особенного - этакая безрукавка из парусины с кармашками и креплениями, такие свободно продавались в оружейных магазинах Российской империи для охотников и рыболовов. До чего же полезная в военно-полевой жизни вещь: идля оружия место на разгрузке найдется, и для запасных магазинов, для аптечки, фляги, гранат, медпакета. Не таскать все это хозяйство на поясе, как сейчас, а разместить с удобством. К тому же разгрузка справится с ролью какого-никакого, а бронежилета. Но первые подобия армейских разгрузок пошили только к середине войны то ли итальянские десантники, то ли английские коммандос. А наши чем хуже?
        И Судоплатов заказал несколько тысяч разгрузок ( «по мотивам» советского «армейского лифчика» времен Афгана) для бойцов ОМСБОН. Этим занялся сам Тимашков из спецгруппы по подготовке диверсионных приборов.
        Нововведения Павел не скрывал, и многие командиры РККА заинтересовались такой «рацухой». Что и требовалось доказать.
        А еще в отделе оперативной техники шили маскхалаты «Леший» или «Кикимора». Замечательная же штука! Для диверсантов - первейшее дело. Если же этот почин подхватят хотя бы в армейской разведке, будет вообще здорово.
        Судоплатов твердо решил переодеть всех своих бойцов в пятнистый камуфляж. «Пятно» применялось и немцами, и англичанами, а в РККА приживалось плоховато. Значит, надо внедрять в ОМСБОН - тут он властен.
        Тренируя бойцов опергрупп, Павел щедро делился опытом будущих поколений - применением камуфляжной краски для лица, к примеру, или установкой тех же растяжек.
        А в оружейных мастерских уже вовсю мараковали над «монками» - минами направленного действия, появившимися во время войны во Вьетнаме. Что-то типа «МОН-50» разведчикам-диверсантам пригодится…
        А вот гранатометы пока не давались конструкторам. Правда, у немцев тоже не получался их «Фаустпатрон», да и американская «базука» еще ни разу не выстрелила…
        А светошумовые гранаты? Это же прелесть! Ослепительная вспышка, особенно в ночи, отнимет у врага зрение до самого утра, а оглушительный грохот подавляет настолько, что противник застывает в шоке, совершенно беспомощный - подходи и вяжи. Вяжи и складывай. Если же еще и резиновую картечь добавить… Получится весьма «убедительное» спецсредство.
        Еще одно «рацпредложение» Судоплатов мог поставить себе в заслугу, подав через Берию идею привлечь оружейника Дегтярева и его «подмастерья» Симонова для создания противотанковых ружей. Нарком дал подсказку, как бы от себя лично, Сталину «рацуха» понравилась - он вызвал обоих конструкторов и выдал им задание. И месяц сроку. К 15 июня вождь принял решение о принятии на вооружение обоих образцов - ПТРД и ПТРС. Теперь, судя по всему, противотанковые ружья поступят в войска уже в августе - «в прошлой жизни» это произошло лишь в сентябре. Целый месяц в выигрыше!
        …А кадры для ОМСБОН все ковались и ковались. На центральном стадионе «Динамо» вМоскве собирались добровольцы - преподаватели и слушатели Высших школ НКВД и погранвойск, работники Наркомата внутренних дел, студенты московских вузов, пожарные, а также футболисты, гребцы, конькобежцы и прочие герои спорта. Их тренировали и натаскивали от зари до зари - футбольное поле стадиона и спортплощадки становились «местами боев». В ход шло все: штык, приклад, лопата, нож, пистолет, приемы самбо, бокса…
        …16 июня у Судоплатова был маленький праздник - Меркулов и Фитин, вернувшись из Кремля, сияли. Фитин «по секрету» поведал Павлу, что доклад Меркулова был Хозяином принят, хоть и с ворчанием. Такая, казалось бы, малость, но Судоплатов прекрасно помнил, как «в прошлый раз» нарком с замом явились весьма встревоженными - тогда Сталин счел доклад Меркулова противоречивым и приказал подготовить более убедительное заключение о начале войны с Германией. Неужели столь малое вмешательство из 1996 года так повлияло на вождя? Ну, не надо скромничать - работенку он проделал немалую, да и Еременко помог.
        Генерал-лейтенант с простодушием деревенского хитрована легко добыл весомые доказательства подготовки к войне. Когда его обвиняли в провокациях, командующий Западным округом, бывало, срывался и сам начинал орать - ему, дескать, надо знать расположение аэродромов противника, чтобы их разбомбить к такой-то матери. Почему это немцам можно безнаказанно летать над советской территорией, а нам нельзя нанести «ответный визит»? А когда на столе у Сталина лежит целая груда снимков, фотокопий, записей переговоров Шуленбурга и прочих «вещдоков», причем каждый из них - явная улика… Против фактов не попрешь.
        Судоплатов, в общем-то, даже сочувствовал Иосифу Виссарионовичу. Сталин, на пару с Молотовым, отчаянно хотел оттянуть начало войны до 1942-го, ибо времени на перевооружение армии катастрофически не хватало. И свои «хотелки» вождь подкреплял конкретными деяниями. Вон весной затеял переворот в Югославии. Уже через неделю после свержения прогерманского правительства в Белграде СССР заключил с новыми властями пакт о взаимопомощи.
        Советское руководство надеялось укрепить свои позиции на Балканах, уверяя себя, что югославы задержат немцев и итальянцев и оттянут начало неизбежной войны. Однако Гитлеру удалось разбить югославскую армию всего за две недели! Сами того не ведая, Сталин с Молотовым приостановили тогда, в апреле, стягивание войск к советской границе. Начало войны было перенесено на июнь.
        Возможно, что и «в прошлой жизни» Судоплатову стоило убедить вождя в неизбежности столкновения с Германией, но кто же знал? Павел прекрасно помнил, как он один остался в наркомате 20 июня, как просидел там всю ночь. Да, было очень тревожно, он всей кожей ощущал приближение роковой даты, но даже представить себе не мог, насколько ситуация выйдет из-под контроля.
        В первый месяц войны Судоплатов ощущал бессильную ярость - Красная Армия оказалась в положении хвастливого второразрядника по боксу, решительно настроенного на избиение хилого соседа-гопника, а против него вдруг вышел чемпион Европы в тяжелом весе. И - нокаут. И били, били хвастунишку долгих два года, пока тот не научился давать сдачи…
        …Фитин радовался, Меркулов ходил как именинник, да и у Павла был повод выпить - завтра должно было состояться его награждение. За ликвидацию Троцкого ему вручат орден Красного Знамени, а Эйтингону - орден Ленина. Судоплатов волновался, но вовсе не от близящейся встречи с Калининым. Павел прекрасно помнил, что в прошлый раз Свердловский зал Кремля был полон гостей, и на этой «тусовке», выражаясь будущим новоязом, среди прочих мелькал Хрущев.
        О ликвидации Никиты Судоплатов думал весь этот месяц, подаренный ему неизвестными силами, и немного подготовился. Поступать с Хрущевым тем же манером, что и с Серовым, не стоило - убийства могут связать между собой, сыскари начнут копать… В общем, это слишком опасно. Нельзя ему попадаться, слишком много дел впереди.
        Но опыт почти что девяностолетнего деда, в буквальном смысле начавшего новую жизнь, дорогого стоил. «Рыцарство плаща и кинжала» обладало богатейшей коллекцией орудий убийств, и Павел выбрал одно из экзотических - яд кураре. Свой человек в Бразилии выслал в Москву индейский сосуд из тыквы, полный густого, как смола, калабаш-кураре, самого смертоносного - им обмазывали наконечники копий при охоте на ягуара. Или воюя с соседним племенем.
        Судоплатов раздобыл трофейную авторучку, отобранную у кого-то из английских агентов. Перо у нее было острым, режущим и колющим, а заливались в ручку вовсе не чернила, а цианистый калий. Начальник Особой группы заправил ручку ядом кураре…
        «Шоу должно продолжаться» - так, кажется, пел солист из «Queen»? В 70-х их музыка часто звучала в Москве, тогда еще столице СССР. Павел мрачно усмехнулся. Продолжим…
        На другой день, 17 июня, Эмма нагладила мужу рубашку, наведя стрелки на брюках до лезвийной остроты. Яков Серебрянский, последний из «квартирантов», задержавшийся у Судоплатовых, яростно начищал туфли Павла, нарочито лебезя - дескать, чего только не сделаешь для хорошего хозяина! Лишь бы не выгнал…
        …Пройдя несколько постов охраны, Павел прошествовал в круглый Свердловский зал. Человек тридцать-сорок здесь толклось точно. Разумеется, собрались они не на торжество награждения - удел разведчика получать ордена «втихую». Пройдясь, потолкавшись, Судоплатов набрел-таки на Хрущева - тот, светясь лысой башкой и сминая мясистый загривок, рассказывал похабный анекдот жизнерадостному Жданову. Видимо, оба прибыли в Москву на совещание. Показался Калинин, и среди собравшихся началось броуновское движение.
        Сутолокой тут же воспользовался Павел - достав ручку из кармана, он освободил «оружие возмездия» от колпачка. Энергично пройдя мимо Хрущева и взмахивая руками при ходьбе, то есть совершая самые естественные движения, Судоплатов задел Никиту Сергеевича - перо не больно кольнуло сытое белое тело Первого секретаря Компартии Украины. Павел прошел дальше, не оборачиваясь, и только шум за спиной заставил его остановиться.
        Хрущев, хватаясь за горло и хапая воздух ртом, грузно осел на пятую точку, покачался и выстелился на полу. Лицо его посинело от удушья, глаза лезли из орбит… Судоплатов холодно наблюдал за смертью Никиты-троцкиста. Беспощадного борца с «врагами народа», только на Украине арестовавшего сто пятьдесят тысяч партийцев. Одного из виновников убийственных окружений Красной Армии под Киевом и Харьковом. Малограмотного вождя номенклатурщиков, освободившего этот новый правящий класс от засилья НКВД и положившего начало полному вырождению партии большевиков.
        - Врача! - кричал Жданов. - Врача!
        Медики появились быстро, вот только Хрущев уже сучил ногами - кураре парализовал мышцы легких, не позволяя дышать. Вздрогнул, уже уложенный на носилки, и обмяк - сердце не выдержало. Досмотрев смерть врага народа до конца, Судоплатов развернулся и направился к кабинету Калинина - именно там, при закрытых дверях, «всесоюзный староста» ивручит ему орден.
        Павел усмехнулся. Будем считать, что за двойное убийство - самого Троцкого и верного его последователя. Все!
        Не вынесут тело Сталина из Мавзолея.
        Не переименуют Сталинград в Волгоград, а Сталино - в Донецк.
        Не передадут Крым Украине.
        Не упразднят министерства, создавая дурацкие совнархозы.
        Не случится Новочеркасского расстрела.
        Не затеют идиотскую кукурузную кампанию.
        Не будет Карибского кризиса.
        А что будет?
        Узнаем во благовремении…
        Б. Сыромятников, полковник КГБ в отставке:
        «В то, что сегодня произошло с нашей страной, первый камень заложил именно Хрущев.
        Не поддаются подсчету ликвидированные по его инициативе партийные, советские и военные работники, их жены, отправленные в застенок, а дети - в специнтернаты.
        Вот фрагмент из его выступления на VIII Всесоюзном съезде Советов: «Карающая рука пролетарского закона разгромила эту шайку и при всеобщем одобрении всех трудящихся нашей страны стерла с земли эту нечисть».
        В то время Хрущев гордился своим взаимодействием с Ежовым. Вместе, по терминологии Ежова, они наносили удар по кадрам.
        Хрущев - инициатор закрытия церквей и репрессий против их служителей, что, кстати, не нашло поддержки даже у Сталина.
        1935 год. В Сочи, где отдыхал Сталин, приезжает Хрущев. Он докладывает: «Я распорядился закрыть в Москве и Московской области 79 действующих церквей, а наиболее активных служителей культа мы отдадим под суд».
        Сталин: «Вы, Хрущев, анархист! Батька Махно любил бы вас как родного сына. Церковников трогать нельзя, посмотрите, как отличился наш «пролетарский» поэт Демьян Бедный. Кто разрешил ему измываться над Священным Писанием? В срочном порядке надо изъять из обращения его книгу «Библия для верующих и неверующих».
        Хрущев, осторожно: «Под следствием в Московском городском суде находится 51 служитель культа».
        Сталин: «Немедленно отдайте распоряжение, чтобы всех выпустили».
        1937 год, лето. В присутствии других членов Политбюро Хрущев обращается к Сталину: «Я вторично предлагаю узаконить публичную казнь на Красной площади».
        Сталин: «А что ты скажешь, если мы попросим тебя занять пост главного палача Союза Советских Социалистических Республик? Будешь как Малюта Скуратов при царе Иване Васильевиче Грозном. Какой у тебя еще вопрос?»
        «Вячеслав Михайлович умышленно тормозит развитие промышленности и сельского хозяйства». - «Где конкретные доказательства?» - «Я готовлю на ваше имя развернутую докладную записку». - «Мы поняли вас, товарищ Хрущев, вы готовы сразу схватить два портфеля - палача и председателя Совнаркома? Мы подумаем, какой из этих постов вам отдать!» (Это была уже явная издевка, Сталин не щадил самолюбия Хрущева.)
        Сохранилось постановление Военного совета Киевского военного округа: «Состояние кадров командного, начальствующего и политического состава округа» от 25 марта 1938 года, принятого при участии Хрущева.
        Вот выдержки из этого документа: «Военный совет поставил центральной задачей выкорчевывание врагов народа и подбор на руководящие должности преданных и растущих командиров.
        В итоге беспощадного выкорчевывания троцкистско-бухаринских и националистических элементов на 25 марта 1938 года произведено следующее обновление руководящего состава округа: из девяти командиров корпусов обновлено девять, из 25 командиров дивизий - 24, из 135 командиров полков - 87, из 9 начальников штабов корпусов - 6, из 25 начальников штабов дивизий - 18, из 135 начальников штабов полков - 76, из 24 начальников отделов штаба округа - 19. Всего уволено из частей округа по политико-моральным причинам 2922 человека, из них арестовано 1066».
        Таковы масштабы хрущевских репрессий против командного состава. Служил бы Г. К. Жуков в КВО, а не в БВО, отбывать бы ему заключение.
        Но и этого было мало, и «Военный совет ставит как главнейшую задачу - до конца выкорчевать остатки враждебных элементов» (подписи Тимошенко и Хрущева).
        Хрущев пишет Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 1718 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более двух-трех тысяч. Прошу принять меры. Любящий вас Н. С. Хрущев».
        Глава 9
        Сигнал «гроза»
        За два дня до войны, 20 июня, Берия вызвал Судоплатова и Масленникова, заместителя наркома по войскам, и приказал обоим срочно вылететь в Минск.
        Командующий Западным Особым военным округом сам вышел на наркома с вопросом, что еще можно сделать «по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной Армии».
        Лаврентий Павлович был резковат, порой в его голосе прорывались истеричные нотки - нарком был растерян и подавлен.
        Сталин, вероятно, еще в первых числах июня отступился от своей позиции - непременно договориться с Гитлером. Очень уж весомы были «улики». Судоплатов сильно рисковал, выдавая «инфу» из будущего - о плане «Барбаросса», о плане «Ост», - ведь никаких подтверждений этим реальным замыслам не было. И он подавал недоказанную правду, как подливку к главному блюду, одновременно напрягая резидентов в Европе.
        Те, надо сказать, хорошо поработали: им задали хорошо сформулированные вопросы, и «Лицеист», «Курт», «Юна», «Люци», «Корсиканец», «Тит», «Алмаз», «Кармен», «Эрнст» нашли оч-чень интересные ответы. О том, как Берлин будет переименован в «Германиа», и как побежденные в войне «унтерменши» (всякие там русские, киргизы и проч.) будут прогоняться по широким проспектам столицы Рейха. О том, что Аушвиц или Дахау - всего лишь пробные, испытательные площадки, чтобы, наработав опыт, отгрохать воистину гигантские лагеря смерти, в которых «неполноценные» народы станут уничтожаться десятками миллионов, освобождая «жизненное пространство» для немецких колонистов. О том, что на границах СССР скопились силы, вдвое большие, чем те, что ожидали увидеть в советском Генштабе и Наркомате обороны.
        Молотов, правда, продолжал отстаивать прежние позиции - медлительность наркома иностранных дел вошла в поговорку. Но к середине июня увял и он.
        21-го числа все немецкие суда покинули рижский и ленинградский порты, даже те, что были недогружены. Полночи в германском посольстве и консульствах жгли документы - война приближалась неумолимо, от ее холодного, смердящего дыхания волосы поднимались на затылке. А уполномоченные Верховного главнокомандующего направлялись в армию и на флот, чтобы передать устные приказы из Кремля - никаких сверхсекретных бумаг и звонков. Полная тайна.
        Николай Кузнецов, и без того державший Рабоче-крестьянский Красный флот в полной боеготовности, получил приказание: 18 июня, ровно в полночь, все подводные лодки должны покинуть базы Балтфлота и занять позиции у Киля, Данцига, Бремена, Мемеля, Пиллау, Кенигсберга. Встать на боевое дежурство и, как только (если вдруг…) начнется война, топить немецкие корабли.
        Еременко должен был на 22 июня привести в полную боевую готовность авиацию, танки, артиллерию, а красноармейцам предстояло провести ночь вне казарменных коек. Но лучше не выспаться живым, нежели погибнуть во сне.
        Летчикам было велено тайно перебазироваться на новые аэродромы, старую и ломаную технику оставив на старых площадках, чье местоположение давно было известно гитлеровцам. Буквально на ходу, то бишь на лету, летуны привыкали вылетать парами - ведущий плюс ведомый, - а не втроем, как раньше, хотя еще во время войны с белофиннами звучали призывы перейти на звенья-двойки, ибо тройки лишали самолеты маневренности. Тут было в точности как в поговорке - третий лишний.
        Тихонечко, по ночам, вывозились запасы с окружных складов - снаряды, патроны, горючее - подальше в тыл. Минировались мосты, их охрана усиливалась.
        И, надо сказать, на это Еременко реагировал положительно - профессионал все-таки.
        А вот просьбе Судоплатова о завозе свежей воды в Восточный и 5-й форты Брестской крепости командующий удивился. «Лучше будет перестраховаться», - объяснил Павел с виноватой улыбкой. Еременко пожал плечами и отдал приказ. Откуда ему было знать, что защитники Брестской крепости станут мучиться от жажды? О таком не расскажешь.
        Удалось лишь вывезти из крепости семьи командиров да отвести танки, что были расположены на самом берегу Западного Буга.
        Павел в эти дни чувствовал себя почти победителем - и лично, и подсказкой наркому, через подставных лиц, ценою жизни всего одного командующего округом, удалось-таки убедить Верховного главнокомандующего, чтобы тот оставил надежды отсрочить войну.
        Теперь никто не проспит нападение, не выскочит на рассвете в одних подштанниках, чтобы посмотреть, как немцы бомбят аэродромы или танковые части. Ни один комиссар не заверещит: «Паникер! Провокатор!», когда командиры станут по тревоге поднимать бойцов, летчиков, танкистов. Конечно, дуболомов сыщется немало, но с такими разговор должен быть кратчайший - расстрел на месте, по закону военного времени.
        Казалось бы, дикость какая - радоваться, что армия будет приведена в полную боевую готовность накануне войны! А как же иначе? А вот так…
        Судоплатов прекрасно помнил смутные, позорные, тошные дни того июня, когда самолеты сгорали на аэродромах потому лишь, что Тимошенко не отдал приказа бить врага.
        Это сколько же красноармейцев будет спасено? Хотя, вполне вероятно, они все равно погибнут, зато не в плену, не в печах крематориев, а в бою.
        До Минска Судоплатов с Масленниковым добрались на «Дугласе», проговорили с Еременко все вопросы по взаимодействию, а вечером Павлу приспичило слетать на базу «Олимп».
        Маленький тарахтящий «Р-5» добрался до высоты, когда стемнело. Медведев приказал разжечь костры на посадочном поле, и «Р-5» сел. Поле было тщательно заровнено, но самолет при посадке все равно умудрился сломать стойку левого колеса и чуть было не скапотировал, малость помяв крыло. Судоплатов выбрался, потирая грудь, больно сдавленную привязными ремнями - ни вздохнуть, ни охнуть.
        - Живы?! - выдохнул подбежавший Дмитрий.
        - Пока да, - философски заметил Павел. - Пилот, ты как?
        - Все будет исправлено, товарищ майор, - дрожащим голосом ответил летчик.
        - Серьезное что?
        - Стойка оторвалась, зараза… Или лопнула - плохо видно. Но я все починю!
        Судоплатов присел на корточки, рядом пристроился один из бойцов, упорно занимавшихся в аэроклубе.
        - Если что, я помогу, - предложил он.
        - Летчик? - обрадовался пилот.
        - А то!
        - Вы вот что, - решил Павел. - Разберите пока сломанное шасси, или как это у вас называется, а к ремонту завтра приступите, с утра. Не на ощупь же вам работать!
        - А костры?
        - А светомаскировка? Увидит вас немец с высоты и возьмет на заметку. Все, занимайтесь. Митя, привет! Я вам подарков привез немного - почту и гостинцы.
        - О-о-о! - весело заорали разведчики-диверсанты…
        Поселили Судоплатова в одной из землянок, где он неплохо выспался. Встал рано - до войны оставались ровно сутки. Красное солнце еще касалось горизонта, а пилот со своим добровольным помощником уже трудился, залечивая «ногу» самолету. Забот у Павла хватало, и о самолете он вспомнил лишь к обеду. Бледный пилот доложил, что шасси починено, но вот крыло… Может и не выдержать плоскость, особенно при посадке.
        Успокоив летуна, Судоплатов стал вызывать Минск, но тот долго не выходил на связь, а когда оба радиста переговорили-таки, в штабе пообещали выслать самолет в течение нескольких часов. Твердо пообещали.
        Когда стемнело, Павел понял, что не улететь ему с «Олимпа». Ближе к полуночи выяснилось, что обещанный самолет вылетел-таки и пропал.
        - Вот что, ребята и девчата, - серьезно сказал Судоплатов, - не смотрите на меня виновато, это я сам сглупил. Не следовало так рисковать, но уж слишком хотелось письма доставить по адресу. Кто мне мешал их сбросить, так сказать, лично в руки? Самому захотелось «спасибо» услышать! Ну, вот я и с вами. Чему, если честно, рад. А то сидел бы сейчас в Москве и маялся: что да как…
        - Может, ее все-таки не будет? - тихо сказала Ася.
        - Войны? - уточнил Павел.
        - Ага…
        - Будет, Ася. Строго обязательно. Дмитрий! Предлагаю сегодня поспать часиков до двух ночи и выдвигаться к реке Россь. Если на «газонах», то мы туда к утру доберемся.
        - А что там?
        - Мост! Железнодорожный мост. По сведениям, его должен захватить и удерживать один из отрядов «Бранденбург-800». Не знаю, успеют ли наши регулярные части, а мы успеть должны. Мост надо взорвать, диверсантов немецких истребить.
        - Взрывчатка есть! - поспешил Медведев. - Много!
        - Тогда отбой, а то, чую, не скоро удастся выспаться. По-человечески.
        Команду «Подъем!» сыграли темной ночью.
        - Грузим - и грузимся!
        Сборы были недолгими, и вот уже отдана команда: «По машинам!» В путь двинулись два «ГАЗ-ААА» - в кузове одного из них находилась зенитка, смонтированная еще Судоплатовым, а на второй поставили 12,7-миллиметровый крупнокалиберный пулемет Дегтярева-Шпагина - «ДШК» - превратив грузовик в «техничку», как выражались в 90-х.
        С собою Павел взял ровно десять бойцов, в том числе самого Медведева и его «тень» - Колю Королева. Разумеется, и Сапаров был «зачислен», и Муха. Остальных Судоплатов не знал - новички из последнего пополнения. Но как раз эти выглядели самыми азартными - после утомительных учений на стадионе «Динамо», в школах осназа, что размещались в Мытищах и Балашихе, добровольцы жаждали живого дела.
        Грузовики шли с включенными фарами, лишь иногда дозорные стучали по кабине, и шофера «темнили», чтобы не «засветиться» перед Люфтваффе. Но самолет пролетал, и фары снова осторожно шарили по ухабистой дороге, выводя замысловатую кривую меж топких болот, глубоких оврагов, непролазных чащоб…
        …Ночью по всему округу прогревались моторы истребителей и бомбардировщиков. Пехота дремала с оружием в руках, только что сапоги сняв. Артиллерия выводилась на позиции. Зенитчики, матерясь, отмывали в горячей воде смазку с боеприпасов. РККА готовилась встретить Вермахт.
        Был седьмой час, когда отряд выехал на дорогу к Гродно и оказался вблизи моста.
        - Автомашины загнать под деревья и замаскировать, - распорядился Павел. - Всем вооружиться. Выдвигаемся.
        В оптический прицел были видны красноармейцы, охраняющие стратегический объект. Вопрос: красноармейцы ли это?
        - Товарищ командир! - выдохнул Королев. - Там… люди!
        - Где?
        - Вон!
        Метрах в ста от выезда на мост, в прибрежных зарослях над Россью, лежали шестеро красноармейцев.
        Тела еще не успели остыть.
        - Заколоты, - угрюмо буркнул Дмитрий. - Ножами.
        - Вижу, - кивнул Судоплатов. - Глушители у всех? Отлично. Снайперы работают первыми, пулеметчик… Ты у нас с пулеметом? Заходишь левее, прикрываешь отход, чтобы ни один гад не ушел живым.
        - Не уйдет, - веско сказал Муха.
        - Я стреляю первым, это и будет приказ на открытие огня. Начали.
        Тут в стане врага раздался хохот, и чей-то ясный, жизнерадостный голос пообещал по-немецки «фокус показать». Судоплатов укрылся за деревом. Весело насвистывая «Хорста Весселя», к берегу вышел молодой немец. Советская форма сидела на нем мешковато - не тот размерчик. Сбросив фуражку, он выудил из-за пазухи серую немецкую пилотку, и, оскалившись, развернулся, чтобы посмешить «камрадов». Павел, шагнув из-за дерева, выстрелил навскидку.
        Хлопок выстрела - и диверсант, взмахнув руками, подломился в поясе, рухнул на колени, распростерся ниц. Тут же заговорили «светки» - винтовки «СВТ», чуть позже вступил пулемет, гасивший неприятеля короткими, экономными очередями. Трое или четверо диверсантов залегли, отстреливаясь, но затевать дуэли Судоплатову было некогда - пара гранат сказала свое веское слово.
        Бойцы собрались, оглядываясь победительно, и выучили еще один урок от Павла - тот прошелся, делая контрольные выстрелы. Шум боя стих, слышалось лишь взволнованное дыхание, а потом с запада донеслись раскаты - приглушенный гром при чистом небе.
        - Гроза? - пробормотал Сапаров.
        - «Гроза»^ [7] , - усмехнулся Судоплатов. - Война началась.
        Разведчики-диверсанты застыли, глядя на запад. Страшный огонь войны еще не добрался до них, не окружил, не обжег, но очень скоро заполыхает вся огромная страна. Наглый, упорный, сильный и опасный враг истопчет их родную землю. Тевтонская орда пройдет, сея смерть и горе. В этот момент Павел испытал не злобу или отчаяние, а печаль. А с запада тем временем натянуло гулом - звеньями и эскадрильями летели самолеты Люфтваффе.
        - Нас они не тронут, - усмехнулся Судоплатов, вглядываясь в небо, - мост им самим нужен.
        Кривокрылые «Юнкерсы-87», которых советские пилоты обзовут «лаптежниками» за тяжелые обтекатели шасси, повернули к Волковыску. С раздирающим воем пикируя, они бомбили мирный город, и скоро утреннее небо было измазано тягучими черными дымами, мрачно оттеняя силуэты водонапорной башни и высокие шпили костелов.
        - Минируем, - приказал Судоплатов, - и уходим.
        Новенькие и тут показали класс. То и дело посматривая на самолеты с черными крестами, они закладывали взрывчатку под опорные балки моста. К восьми часам управились, прокинули провода, глянули на Павла. Тот кивнул. Сеня Виноградов крутанул ручку подрывной машинки, и два огненных столба раскололи воздух грохотом. Мост сильно вздрогнул и осел в воду, погнав мутную волну по мелкой реке.
        Павел усмехнулся - война началась.
        С. С. Зубенко, курсант учебной батареи 75-го гаубичного артполка 27-й стрелковой дивизии:
        «И вдруг от августовской твердыни до самой Ломжи вспыхнули ракеты. Густо, густо разрастался фейерверк вспышек.
        Но это уже были не всполохи ракет, а вспышки орудийных залпов. Сперва огонь, потом раздирающий грохот…
        Словно разряды в страшную грозу. А на небе ни единой тучки. Громыхало повсюду. Смерть неслась с захлебывающимся воем снарядов. В колонне оживление. Что-то неведомое хлестнуло по движущимся. Конные упряжки перешли на рысь, и смешанный топот стал заглушать раскаты артиллерийских залпов. Мы не просто двигались, а мчались навстречу своей судьбе…»
        Глава 10
        Рейд
        - Парни, - сказал Судоплатов, - наша задача - действовать в тылу противника. Действовать на нервы этому самому противнику. Пока же мы, так сказать, по эту линию фронта. Так давайте прогуляемся поближе к передовой, заодно и личным составом разживемся.
        - Давайте, товарищ майор! - с энтузиазмом поддержал Муха.
        - В Гродно мне обещали подкинуть взрывчатки и боеприпасов…
        - Короче, - хмыкнул Медведев, - отправляемся в рейд по будущим, так сказать, тылам.
        Павел кивнул.
        - По машинам!
        В это самое время со стороны Волковыска показалась черная «эмка». За нею следовала тентованная полуторка. Видно было, что водитель «эмки», углядев впереди грузовики, резко затормозил - вероятно, испугавшись, что это немцы пожаловали, - но потом снова двинулся вперед. Надо полагать, разглядел продукцию отечественного автопрома. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что грузовик битком набит бойцами оперативных войск НКВД.
        Дверь легковушки распахнулась, и оттуда чертиком выпрыгнул некий чин с тремя кубарями в петлицах - младший лейтенант госбезопасности. Видимо, бойцы за его спиной придавали ему уверенности. Потрясая «Наганом», младлей подбежал и сипло заорал:
        - Кто уничтожил стратегический объект?!
        - Я, - спокойно ответил Павел.
        Энкавэдэшник выпучил глаза от подобной наглости и уже открыл было рот для новой акустической атаки, но Судоплатов резко сбил его настрой:
        - Кто такие? Представьтесь!
        Младлей разглядел, наконец, пушку в кузове, «ДШК», невозмутимые лица разведчиков-диверсантов и приготовился дать задний ход.
        - Младший лейтенант государственной безопасности Рудак! - отчеканил он.
        - Майор госбезопасности Судоплатов.
        Младлей встал по стойке «смирно».
        - Переходите в мое подчинение, младший лейтенант, - спокойно сказал Павел. - Вы и ваши бойцы. Любые попытки неповиновения, пререкания и просто неисполнение приказа будут расцениваться как предательство в условиях особого задания, что влечет за собой немедленный расстрел на месте. Вопросы есть?
        - Так это не провокация? - растерянно проговорил Рудак.
        - Это война, - сухо ответил Судоплатов. - Уходим в рейд, товарищ младший лейтенант.
        - Слушаюсь! - вытянулся во фрунт младлей. - Надеюсь, товарищ майор, до сентября прогоним немцев.
        - Прогоним, - криво усмехнулся Павел. - Года через три.
        - Да как же…
        - Война началась, а не штабные игры. Враг очень силен, он будет нас теснить долго, а мы будем учиться его бить. Вот как научимся, так и погоним до самого Берлина. «Немец - мужчина серьезный».
        - А…
        - Отставить разговоры. По машинам!
        Вскоре оба «газона» двинулись впереди, а полуторка замыкала колонну. Пустынная утром дорога нынче пугала - всю ее усеивали трупы убитых лошадей и кавалеристов 144-го кавполка. Глубокие воронки и несколько перевернутых, догоравших грузовиков приходилось объезжать. У Судоплатова испортилось настроение. Было немного стыдно перед ребятами, хотя они как раз и рады были его приказу - двигаться в Гродно. Тот же Митя Медведев признавался, что перспектива сидеть на «Олимпе» впозе Зевеса и выжидать, когда же немцы пройдут дальше, чтобы остаться в тылу, выводила его и мучила. А тут хоть немного повоевать можно будет! Объяснить же, каким таким личным составом они станут разживаться, Павел не мог. Не скажешь же: «Да вот, в 90-х узнал про них…» А когда нет желания врать, лучше всего - хранить молчание.
        - Воздух! - крикнул Сапаров.
        С запада шли, собираясь в девятки, бомбовозы «Ю-88». Их сопровождали «Мессершмитты».
        - Володька, с дороги! Живо!
        Шофера уговаривать нужды не было - «ГАЗ-ААА» быстро свернул на обочину и, с треском ломая подлесок, въехал под деревья. Второй «газон» вточности повторил его действия, и грузовик с бойцами НКВД не отстал, а вот «эмка» замешкалась.
        «Ме-109» сбреющего полета обстрелял легковушку. Строчка злых фонтанчиков прошила дорогу наискосок, разваливая «эмке» радиатор. Рудак с водителем выкатились из машины кубарем и, вжимая головы в плечи, бросились под защиту придорожного леска. Короткой очередью «мессер» разнес «ГАЗ М-1» ивернулся в строй. Но ненадолго.
        С близких аэродромов в Новом Дворе или в Чарлене примчалась целая стая «сталинских соколов» - много было кургузеньких «И-16», но больше половины советских истребителей были моделями посовременней - «Як-1» и «МиГ-3». С ходу завязался бой. Подвывая моторами, «ишачки» набросились на бомбардировщики, стали их поливать огнем. «Юнкерсы» огрызались, походя на беременных лосих, отбивавшихся от волков.
        Первым сбили «И-16» - самолет пошел к земле, оставляя за собой копотный шлейф. Но тут же очень не повезло одному из бомбовозов - зачадив, он закувыркался к земле, рассыпаясь и раскидывая бомбы. Парочка из них рванула на пустоши, а секунду спустя туда же сверзился «Юнкерс». «Мессершмитты» закружились с «Яками» и «МиГами» вкарусели, обмениваясь очередями - линии трассеров чертили воздух во всех направлениях. «Як» вспыхнул в воздухе, но тут же, будто сравнивая счет, сразу два «Мессершмитта» выпали из общей круговерти. Один ушел в штопор, а другой потянул на запад, но далеко не ушел - невидимая зенитка встретила немецкого стервятника хлопьями разрывов и доконала-таки.
        - Сбили! Сбили!
        - Товарищ майор! - взвыл Сапаров.
        - Даже не думай.
        - Есть даже не думать…
        Бой в воздухе сместился на запад. Когда наши перебили крыло ведущему одной из девяток, восемь бомбовозов трусливо разлетелись - побросали бомбы в болото и драпанули «до дому». Впрочем, этот поступок немецких пилотов нельзя было назвать трусостью. Просто немцы иначе понимали суть боевых действий. Война для них была работой - тяжелой, грязной и опасной. Они ее добросовестно выполняли, но в случае прямой и явной угрозы не геройствовали - любить свой Фатерлянд полагалось спокойно и в меру, без фанатизма.
        - Поехали! - сказал Судоплатов, поглядывая на небо. - Немцам пока не до нас.
        А в небе творилось что-то невероятное - и с запада, и с востока добавлялись самолеты, тут же включавшиеся в общую свалку. Как бы не сотня истребителей и бомбардировщиков сживали друг друга со свету, и немало преуспевали в этом - черные траурные шлейфы исполосовали небеса. Сбивали наших, «опускали» немцев^ [8] .
        Потом с востока накатил гул - в сторону оккупированной Польши прошли «двойным гусем» новые советские бомбардировщики «Пе-2». Судоплатов поежился, вспомнив, как ему рассказывали «в той жизни» оподобных ударах - бомбовозы посылались без сопровождения истребителей, поэтому возвращались их единицы. А в этот раз… Всего одна эскадрилья охраняла «пешки», но хоть что-то…
        - Газу, газу, Володя! - цедил Павел.
        «Газон» рычал, уходя к Гродно. Ближе к городу попадались пешие колонны красноармейцев, грузовики, подводы, броневики. Однажды отряд обогнал батальон «Т-34» - танки, взревывая дизелями, шли на врага.
        Германец, однако, был силен - Гитлер бросил в бой все силы разом, и стальные танковые клинья вколачивались, вбивались в линию обороны РККА. Люфтваффе захватывало господство в воздухе, и над большей частью территории немцам это удавалось. Ох, недаром Геринг ходил у фюрера в любимчиках! Без абсолютного доминирования в небе блицкриг выдохнется. А ведь советские ВВС вполне могли бы растрепать Люфтваффе, если бы не позволяли немцам уничтожать самолеты прямо на аэродромах.
        Дурость генеральская и маршальская - вот причина прошлого разгрома. Да и нынче «вышестоящего» идиотизма больше чем достаточно. Судоплатов радовался уже тому, что не всё разгромили подчистую, что спасти удалось больше, чем «в тот раз». Еще бы Москва не требовала наступать, грозя карами, но даже до Тимошенко начинало доходить, что ни Красная, ни белая, никакого иного цвета армия не в силах удержать могучий напор тевтонской орды. Тут никакой техники не хватит, и никакого мобилизационного резерва. Приходилось отступать - и обороняться, и бить, бить, бить… Уничтожать врага всеми доступными средствами.
        После обеда показался Гродно - небо над городом было покрыто черно-белыми облачками разрывов зенитных снарядов. Столбы дымов поднимались от горящих складов. Горели депо и станция, кожевенный и стекольный заводы, здания, костелы, жилые дома. В непроглядном дыму потонула возвышавшаяся над городом Замковая гора. Мощные взрывы раздавались в районе мельничного завода, городской больницы, зоопарка.
        856-й окружной склад боеприпасов тоже горел, и оттуда, в сполохах огня и выбросах гари, разлетались снаряды.
        - Вот черт, - расстроился Судоплатов, - а я хотел у них толом разжиться!
        - А здесь еще есть склады, - утешил командира шофер. - Показать?
        - Показать!
        Сворачивая на окраину города, «ГАЗ-ААА» резко замедлил скорость, двигаясь «против течения» - навстречу шли толпы беженцев, и в море голов айсбергами да льдинами плыли переполненные автобусы, грузовики, легковушки. Бедные лошади еле вытягивали телеги с шатучими горами мебели и прочих пожитков. «Безлошадные» жители волокли тюки на себе. Сигналя, Владимир осторожно рулил, изредка рекомендуя встречным адреса, по которым тем следовало прибыть незамедлительно, включая всех родственников.
        - Поменяйся шляпой с лошадью, очкастый! Вот куда прешь под колеса? Повылазило, что ли?
        Представительный мужичонка, круглый, как колобок, еле умостился в кабине полуторки. Побагровев, он ответил писклявым голосом:
        - К твоему сведению, я замещаю самого председателя горкома!
        - Так чего ж ты драпаешь, зам?
        - А это большой любитель природы, Володя, - спокойно заметил Павел. - Видишь, он фикус в кадке спасает? Эвакуация называется.
        Холодного взгляда Судоплатова «колобок» не выдержал, откинулся на сиденье и резко приказал шоферу «двигаться пошустрее».
        К складам добрались часам к трем - неразбериха и сутолока на улицах были запредельны. Начинался самый настоящий исход, и поляки, остающиеся в городе, злорадно ухмылялись. Наивные, они полагали, что «герман», прогнав русских, уж их-то оставит. Пшеки не знали про план «Ост»…
        На одной из узких улиц Старого города полуторку Рудака обстреляли из окна - два «трехсотых», один «двухсотый». Энкавэдэшники терпеть подобное не стали - высадились, мигом оцепили здание и произвели обыск. Полчаса спустя двое бойцов вывели худого молодчика лет тридцати с небольшим.
        - Это ты стрелял? - поинтересовался Судоплатов.
        - Я! - с вызовом признался молодчик. - Долг каждого настоящего поляка - стрелять в красных собак!
        - Я - большая собака, - мягко сказал Павел, - и мой долг - расстреливать немецких холуев вроде тебя и предателей.
        Он достал «ТТ» исделал знак конвоирам. Те отпустили поляка и отшагнули в стороны.
        - «Ще Польска не згинела…» - завел молодчик и дал петуха.
        Обе пули вошли в сердце пшеку, да так близко, что отверстия можно было прикрыть пятаком.
        - Едем.
        В этом квартале по ним никто больше не открывал огонь. Зато, когда отряд выехал за город, стрельба пошла с неба - «Дорнье-217», опорожнив где-то бомболюки, решил «поиграться с машинками». Очередью из пулеметов он подорвал полуторку, выезжавшую из ворот - бочки в ее кузове были полными и рванули, как следует. «До-217» сревом развернулся по-над самыми крышами.
        - Сапаров!
        - Всегда готов!
        Немецкий самолет полетел вдоль улицы, пулеметы его распустились крестоцветными огнями. Фонтанчики забили по пыльной улочке, а Сапаров, пригнувшись, ожидал - и вот заколотилась пушчонка. Очередь с бомбардировщика прошила кузов, щепя доски, снесла кабину, чудом не задев шофера. Грузовик осел на пробитых шинах, но как раз это и помогло наводчику лучше прицелиться. Череда снарядов разнесла остекление кабины и пропорола брюхо «Дорнье». Самолет не вспыхнул, не пустил дым. Он просто не вышел из пике - рухнул, снося плоскостями крыши домов, завертелся юлой, встал на нос и лишь тогда полыхнул громадным факелом.
        - Сапаров! Живой?
        - Да, вроде…
        Оставив подбитый «газон», отряд наконец-то добрался до складов. Движение здесь было весьма оживленное - по рельсовым путям медленно подавали вагоны с боеприпасами и железнодорожные цистерны с горючим - маленький паровозик то и дело сипло свистел. Армейские грузовики непрерывным конвейером заезжали и выезжали. Прибывали порожние, отбывали груженые. На фронт.
        Договариваться Судоплатов послал Муху - тот умел пролезть везде. Нужный человек. Ближе к вечеру удалось затариться и толом, и гранатами, и патронами. Полуторку у энкавэдэшников Павел реквизировал - в кузов закатили бочки с бензином. И сразу - черная полоса невезения. Сначала артобстрел, да такими «чемоданами», что с потолка известка сыпалась. А потом налет. Бомбовозы «Ю-88» шли, как на параде - сверкая гранями остекления кабин, мельтеша лопастями, слившимися в круги, а на свежеокрашенных бортах чернели разлапистые свастики и кресты. Бомбы летели на еврейские кварталы и электростанцию.
        Захлопали зенитки, «спустили» парочку «Юнкерсов», но земля продолжала вздрагивать под ногами, а «Мессершмитты» - беспредельничать. Очереди их пулеметов оставляли кровавые просеки в толпе беженцев, терзали запряженных лошадей и вскрывали машины, будто консервный нож - банки с тушенкой.
        Энкавэдэшная полуторка, куда с таким трудом погрузили добытое топливо, взлетела на воздух. Груз, сложенный в кузове «ГАЗ-ААА», пули не задели, зато капот и все, что под ним, разнесли вдребезги. Бойцы отряда стреляли по самолетам из винтовок, но тем даже щекотно не было. Эскадрилья «И-16» завязала с «Мессерами» бой и сгинула вся, отправив на дно Немана три немецких истребителя.
        Павел увел своих под защиту крепких стен склада. Из караулки доносился громкий разговор - полковник в обгорелой гимнастерке докладывал по телефону в штадив о положении в городе, а когда выслушивал последние известия, повторял их для молоденького лейтехи, чтобы тот записывал. Судоплатов слушал, а в душе разгоралась сумасшедшая радость. Перемены! Большие перемены! Знать, не зря ему жизнь вторично дадена! В тот раз… В тот поганый раз на рассвете 23 июня 161-я пехотная дивизия Вермахта, переправившись через Неман севернее Гродно, двинулась на восток по северному берегу реки. С рассветом авангард немецкой 28-й пехотной дивизии занял город. А советские войска оставили Гродно еще в ночь с 22-го на 23-е… Ныне все немного иначе.
        Стремительным ударом в северном направлении 11-й мехкорпус отсек 161-ю дивизию Вермахта от реки Неман и ликвидировал плацдарм на восточном берегу, резко ослабив напор на лидском направлении и получив возможность перебросить к Скиделю одну из дивизий 21-го корпуса. Мало того, практически полностью сохранили свою матчасть 123-й и 124-й истребительные авиаполки.
        Советские летчики не могли, конечно, долго противостоять 2-му воздушному флоту Люфтваффе - топливо улетучивалось с каждым вылетом, боеприпасы таяли, самолеты гибли. Но и все «черное» воскресенье, и в понедельник ВВС РККА стойко отбивали налеты и удерживали превосходство в воздухе над районом от Гродно до Скиделя - что творилось на прочих участках фронта, или как отбивали наступление группы армий «Юг», Судоплатов не знал. Линии связи были оборваны, а в эфире стоял полнейший хаос.
        Немецкие танки на Гродно не наступали, Панцерваффе Гудериана и Гота прорывались севернее - на Алитус - и южнее, в сторону Кобрина. Зато по городу работала тяжелая и сверхтяжелая артиллерия VIII немецкого корпуса - 240-миллиметровые и даже 305-миллиметровые орудия. Бесславно сгинули все три танка «КВ», что числились в 11-м мехкорпусе, зато новенькие «Т-34» показали себя во всей красе, уничтожив батальон немецких САУ «Штурмгешутц».
        И еще одна перемена, за которую благодарить стоит Еременко - главные силы фронта отводились из-под угрозы окружения, а не посылались на убой. 10-я армия и 6-й мехкорпус отходили на Слоним, 3-я армия и 11-й мехкорпус отступали к Новогрудку. 4-я армия, сильно потрепанная в боях, отходила в направлении Слуцка вместе с 20-м мехкорпусом и двумя дивизиями 47-го стрелкового корпуса. Но и тут досаду и раздражение вызывала необученность красноармейцев и их командиров грамотно отступать. Немногие комдивы и комбриги смогли уяснить для себя простейшие суворовские истины: даже отступая, можно нанести врагу немалый урон. А потом собраться с силами и перейти в контрнаступление…
        Положив трубку, полковник выдул полграфина воды, отдышался и сказал собравшимся интендантам:
        - Готовьте склады, будем взрывать!
        Курсант Л. И. Ирин:
        «Наш ДОТ под номером 39 располагался справа от дороги на погранзаставу №3. Немцы атаковали непрерывно, мы давали сдачи. Вдруг ужасающей силы взрыв потряс до основания весь ДОТ.
        Осело перекрытие, рухнули вниз глыбы бетона с искореженной арматурой, сорвались с петель полутонные стальные двери…
        Меня сильно чем-то ударило по ногам, и я потерял сознание.
        Когда оно снова вернулось ко мне, то обнаружил себя под трупом.
        В ушах звенело. Пахло зловонной гарью.
        Перебитые и обожженные ноги почти не подчинялись.
        Пополз в темноте среди мертвецов и кусков бетона на нижний этаж ДОТа, кое-как протиснулся через запасный выход наружу и полной грудью глотнул свежий воздух.
        Вокруг никого. Тишина.
        По-видимому, совершив свое мерзкое дело, гитлеровцы ушли еще вечером.
        С трудом дополз до знакомого ручья и с жадностью стал пить прохладную воду. И тут же в кустах уснул…»
        Несколько дней пролежал вблизи от разрушенного, но не сдавшегося ДОТа русский солдат Леонид Ирин.
        Перебитые ноги страшно опухли, в ранах завелись черви. Крестьянин Иван Сасимович и его 16-летняя дочь Янина накормили его и оказали простейшую помощь.
        Домой не взяли - большая семья, много детей. Но другие селяне, увидев раненого, донесли.
        Когда Янина с младшим братом кормили раненого, появились немцы. Детей отпустили, а солдата забрали с собой.
        Янина домой не пошла, ушла к дяде в Гродно, брат вернулся домой. Ночью немцы пришли к Сасимовичам.
        Они привели их на место, где был найден раненый уровец, и всех расстреляли. Место за-хоронения засыпали сухими листьями и ветками.
        Вскоре жители дер. Балиненты заметили неладное: на одном из деревьев сидел петух и несколько дней подряд кукарекал. Когда под деревом нашли и раскопали могилу, обнаружили там семью Сасимовичей.
        Все, кроме самого младшего, были убиты выстрелами в голову, малыш задохнулся заживо…
        После войны Леонид и Янина встретили друг друга в Сопоцкинской школе на встрече участников июньских боев.
        «Леник, Леник, у меня немцы расстреляли всю семью, будь мне братом!»
        От внезапного сильного потрясения оба оказались в больнице…
        Глава 11
        По старой памяти
        Судоплатов проклинал свою натуру, обе-щая себе удалить «авантюрную жилку». Остаться без транспорта - куда это годится? Драться с фашистами - это замечательно, но ринуться в атаку, положить двух фрицев и самому словить шальную пулю - провал и позор для диверсанта. Диверсант воюет тихо и незаметно, как тать в нощи, зато на его счету - десятки и сотни убитых врагов.
        - Забираем оружие и патроны, - приказал Павел. - Пулемет…
        - Я сам! - вызвался Королев, шевельнув каменными бицепсами.
        - Выдвигаемся, и поскорее, рванет неслабо.
        Рвануло ночью. По паролю «Москва», на воздух взлетели склады ГСМ и боеприпасов. Километровый столб огня вздыбился над Гродно, а грохнуло так, что по всей окраине ни одного целого окна не осталось. Ударная волна сбивала с ног за пару километров от «эпицентра». И еще добрый час продолжались тяжелые взрывы и треск патронов.
        Судоплатов не был уверен, что стоило уничтожать такую прорву овеществленного труда, но и врагу оставлять матблага… Нет уж, увольте.
        «Судоплатовцы» расположились на первом этаже крепкого дома с толстенными стенами. Второй этаж, сложенный из бревен, раскатало. В соседних домах засели погранцы, отступавшие от самой границы. Их было мало, ведь они приняли на себя первый удар. На параллельной улице держали оборону энкавэдэшники Рудака, а еще дальше устроились бойцы, отставшие от полков 3-й армии. Впрочем, сами они полагали, что прикрывают отход товарищей.
        Всю ночь разведчики-диверсанты пробегали, крепя оборону. В воронках, оставленных немецкими бомбами, схоронили мощные фугасы и аккуратно присыпали их.
        - Называется: «Милости просим!» - ухмыльнулся Медведев.
        - Растяжки поставил?
        - Так точно!
        - В лучшем виде, товарищ майор! - не удержался Муха.
        - На «первый-второй» рассчитайсь! Первые отдыхают и бдят, вторые - за мной…
        Весь вечер, захватив ночь, Судоплатов наведывался в разные места. В итоге отряд увеличился вчетверо за счет бравых ребятишек из горотдела милиции, не покинувших Гродно. Капитан Трошкин так объяснил свой поступок:
        - А чего мне? Не женат, детей нет, а посмотреть на этих гадов ох как хочется! И не просто так, а в прицел.
        Два дюжих сержанта милиции - Федя Ермаков и Гаврик Шереметев - согласно кивнули на эти слова. Уговорить их влиться в опергруппу «Олимп» Павлу не составило труда. Потом он встретил двух угрюмых пожарников с охотничьими ружьями, а под конец заглянул к соседям-пограничникам.
        Судоплатов рассуждал просто: если эти люди не драпали, не бросали оружие, спеша переодеться в гражданское, а отступали с боями, готовые однажды умереть, то они свой экзамен на звание человека сдали. Ну а пока майор госбезопасности «вербовал» добровольцев, его бойцы тащили отовсюду огнестрелы, патроны, гранаты, еду, воду, лекарства, бинты…
        Город был, по сути, брошен, но мародеры особо не безобразничали - как говорится, «нема дурных». Можно огрести либо от своих, либо от немцев. Гродно затаился…
        Ночь прошла на удивление спокойно. Вражеская артиллерия все еще погромыхивала вдалеке, но на город снаряды не падали - немцы для себя берегли. С утра зарядил мелкий дождь, это было и неудобством, и большим облегчением - погода-то нелетная. Так что до самого обеда никаких бомбежек.
        Отряд крепил оборону, даже телефонную связь прокинули между огневыми точками, а к часу развиднелось - и снова тревожный гул моторов накатил на Гродно. Немцы бомбили избирательно, не трогая целые кварталы - готовились к оккупации. Мост через Неман был разрушен наполовину, немцы быстро его починили, и Судоплатов увидал в конце улицы свору мотоциклов, за которыми поспешали тентованные «Опели». Павел усмехнулся: вот вы-то мне и нужны…
        Переехав мост, грузовики сгрудились, уступая проезд приземистым самоходкам «Штурмгешютце», они же «Арт-штурм». Рыча и лязгая, САУ поперли вверх по улице, но эти Судоплатов пропустил… Действовал он не по наитию, а по рассказам фронтовиков в Совете ветеранов. Те самые «менты» - Гавриил Петрович Шереметев и Федор Петрович Ермаков - состарившиеся, с позванивавшими медалями на обычных пиджаках, много рассказывали о борьбе с бандитами после войны, о партизанском отряде, о защите Гродно.
        С вечера они занимали бывший купеческий дом, почти не тронутый бомбежками, а потом, когда убило Трошкина, перебрались сюда - на то самое место, куда их привел Судоплатов, опередив выбор сержантов. Вопрос: поступят ли немцы так же, как тогда? Или изменения уже настолько сказались, что придется импровизировать? Пока что все происходило в точности так, как повествовал Гавриил Петрович - дребезжащим голосом, пряча взгляд под лохматыми седыми бровями…
        …За самоходками тронулись «Опели». Они жались к глухой стене приземистого склада - пять серых грузовиков, в кузовах которых нахохлились солдаты в серо-зеленой форме, в касках и с винтовками между колен. Взревев двигателями, тронулась еще пара «Штурмгешютце», а за ними бронеавтомобиль «Ганомаг».
        Судоплатов хищно улыбнулся - все повторилось в точности! Связавшись по «полевке» со старлеем Иволгиным, старшим у «его» пограничников, Павел нетерпеливо сказал:
        - Ну?
        - Подъезжают, товарищ майор! - азартно ответил старший лейтенант. - Сейчас…
        Земля вздрогнула, а следом донесся грохот взрыва. И еще один!
        - Митя!
        - Щас!
        «Штурмгешютце» проехал еще пару метров и остановился, качнув передком. Самоходка занимала много места, и «Ганомаг» протиснулся между нею и полуразрушенным зданием, на первом этаже и в полуподвале которого скрывались разведчики-диверсанты.
        - Огонь!
        Выстрелы почти не были слышны за ревом мотора, только пулеметчик наверху «Ганомага» нервно завертел головой. Но тут мощный фугас под «Арт-штурмом» взорвался, приподнимая самоходку на огненном облаке и опрокидывая. Нервному немцу за пулеметом осколок отрезал голову - чисто, будто лезвием. Немецкие мотострелки уже выпрыгивали из машин, щелкая затворами, унтеры со «Шмайссерами» вруках громко лаяли на немецком, раздавая команды.
        - Митя, прикрываешь!
        - Товарищ майор, может, я сам?
        - Обойдешься. Иволгин! Але? Что там?
        - Готовы, товарищ майор! Ждем, пока эти все выгрузятся!
        - Машины, главное, не попортите!
        - Сбережем!
        Зарокотал «ДШК», кромсая тела немецких солдат. Те заметались, ища укрытия, и тут из окошек полуподвала, словно из амбразуры, заработал еще один пулемет. Немцы бросались на землю и отползали к стенам, тогда над разрушенной стеной второго этажа выросли погранцы с «ППД», отстреливая врагов, будто в тире. Хорошо бы немчуру гранатами закидать, да нельзя. Вдруг «Опели» пострадают? А ехать на чем?
        Судоплатов бегом выбрался в обширный двор, огороженный мощным забором, и проскользнул наружу. Прямо навстречу ему выскочил растрепанный гауптфельдфебель (в нижней части рукавов кителя у него имелись две кольцевые галунные нашивки). Павел выстрелил аккуратно, целясь немцу в переносицу, чтобы не испачкать форму - пригодится в хозяйстве. Унтер упал, а Судоплатов подхватил его «МП-40», сразу дав короткую очередь по парочке орущих «дойчланд-зольдатен». Те разом заткнулись. Перебежав к складу, Павел застрелил водителя, не знающего, то ли сдаваться ему, то ли просто прикинуться ветошью. Долго думать вредно.
        Особой опасности Судоплатов не чувствовал - пулеметчики положили едва ли не всех, «Ганомаг» исамоходки забросали гранатами, на всякий случай. Кто-то мог притаиться в кузове, вот этих они с Медведевым и должны зачистить.
        Первая машина - пусто. Вторая - водитель убит, вывалился наружу, в кузове никого. Третья… Ага! Перепуганный фриц изо всех сил тянет руки вверх.
        - Выходи!
        Немец умудрился спрыгнуть на землю, не опуская рук. Здесь-то его и пристрелили - не пачкать же машину. Четвертая…
        - В пятой чисто, товарищ майор!
        - Контроль!
        Бойцы пробежались, делая контрольные выстрелы.
        - Все, уходим! Капитан, отворяй ворота!
        Трошкин с Шереметевым живо оттянули тяжеленную воротину - паровоз проедет.
        - Володя! Данила! Юра! Миша! Коля!
        Названные быстро заняли места за рулем и тронулись с места. Завести «Опели» во двор было минутным делом.
        - Оружие и целую форму!
        - Есть!
        Винтовки тащили охапками. Подсумки, гранаты, пара «Вальтеров»… Немецкий пулемет - и пара черных жестяных тубусов с запасными стволами ( «MG» быстро перегреваются)… Судоплатов быстро раздел «своего» унтера. Стянул с себя гимнастерку. Брезгливо морщась, надел еще теплую белую майку, накинул китель, подпоясался. Аллес гут!
        Внимательно оглядев водителей, спешно переодевавшихся в немецкую форму, Павел дал знак остальным - старичкам, что следовали за ним еще из Ружанской пущи, и новичкам, «рекрутированным» уже здесь, в Гродно.
        - По машинам!
        Судоплатов спешил, ибо в их положении каждая минута промедления могла стоить очень дорого, по цене жизни. Фашисты еще только занимают город, подавляя очаги сопротивления, но очень скоро они возьмут ситуацию под контроль, Гродно наводнит фельджандармерия, потом и СС заявится, и что тогда делать? Уходить в подполье? Спасибо, у них другие задачи…
        - Выдвигаемся!
        Пять «Опелей Блиц», ворча моторами, неторопливо выбрались на соседнюю улицу и двинулись прочь из города. Один раз их колонну обогнал «Ганомаг», полный хохочущих унтеров с откупоренными бутылками вина в руках. Пьяненький штабс-вахмистр протянул через бронированный борт сосуд Павлу, и тот не стал отказываться. Ухватившись за горлышко, он заорал:
        - Прозит!
        Едущие рядом нацисты поддержали его восторженным ревом. Судоплатов отпил из горла и передал бутылку обратно. Штабс-вахмистр чуть не прослезился от такого единства среди камарадов. Тут «Ганомаг» дал газу и стал удаляться.
        «Опели» вывернули на забитое шоссе и покатили на восток. Чувствуя послевкусие бургундского, Павел скривился - теперь, всякий раз пригубливая вино, он будет вспоминать эту встречу и город, оставленный за спиной.
        А. Я. Марченко, политрук 3-го батальона 59-го танкового полка:
        «Помнится, как наши быстроходные танки «Т-26» устремились на вражеские «Т-III» и «Т-IV», как впереди и по сторонам от моей «тридцатьчетверки» начали вспыхивать немецкие и наши танки.
        Наши горели чаще, потому что броня у них была в два раза тоньше немецких. Не забывается и то, как мой механик-водитель Андрей Леонов метался то вправо, то влево, спеша со своей неуязвимой «тридцатьчетверкой» на выручку товарищам, как мы в упор расстреливали врага.
        Бой шел с переменным успехом. Не один раз полк отбрасывал немцев на несколько километров, но они после бомбежек и артобстрелов снова атаковали, и танкисты вынуждены были пятиться, оставляя на холмах горящие машины.
        Я не запомнил, сколько раз они нас атаковали, но Андрей утверждал после, что мы отбили более десяти атак.
        Броня нашего танка была вся усеяна выбоинами и вмятинами от вражеских снарядов. Мы оглохли от их разрывов, от бомб, которые то и дело сыпались на нас с неба в промежутках между атаками. Тяжелый бой вел справа от нас и другой полк нашей дивизии, которым командовал майор Черяпкин».
        Глава 12
        Отход
        В принципе, размышлял Судоплатов, их рейд удался: уезжали три машины, возвращаются пять. И полку прибыло. Да и десятки немецких винтовок и автоматов тоже нелишние. Вот только…
        - Как бы нас свои по нечайке не постреляли, - выразил его опасения Володя.
        - Это вряд ли, - попробовал его утешить Павел. - Ушли наши.
        Шофер вздохнул. Ушли…
        - Товарищ майор, а как с ним… того…
        Боец протянул Судоплатову трофейный «Шмайссер».
        - Это «МП-40», у него нет предохранителя. Вот, смотри - это затворная рукоять, она во-от сюда, в эту прорезь заводится, и стопорится. И еще. За магазин автомат не держи - заклинить может. Хватайся за приемник, вот, куда магазин вставляется, или за цевье. Понял?
        - Так точно!
        Дорога на большом протяжении была пустынна. Частенько попадались трупы людей и лошадей, сгоревшие или перевернутые автомобили, раскиданные вещи - пустые, видимо, выпотрошенные кем-то чемоданы, тряпки, газеты. Однажды встретились цветочные горшки с геранью и прочими произрастаниями, аккуратно выставленные вдоль обочины. Видать, женщина, души не чаявшая в цветах, не смогла забрать с собой «зеленых друзей», вот и оставила - вдруг подберет кто? В другой раз «Опели» съезжали на обочину, чтобы обогнуть разбившийся «Мессершмитт» - обломки самолета загромоздили проезжую часть, а хвост торчал из груды обгоревших кусков, как памятник.
        За Волковыском стали попадаться беженцы. Сперва они с надеждой тянули руки - подкиньте, мол, - но стоило им разглядеть, что за грузовики приближаются к ним, как люди бросались в стороны, волоча за собою детей и пожитки. Один раз даже выстрел донесся из придорожного леска, дырка в тенте появилась.
        Прежней дорогой решили не ехать, уж очень далеко на запад отклоняется, можно было нарваться на немцев, а Вермахт сейчас попрет огромными, бесконечными колоннами - сотни танков, грузовиков, бронеавтомобилей. Дать бой разведчики-диверсанты смогут, только он станет их последним и ничего не решающим. И трофейные «Опели» свернули на проселок. Проехав километров пять, наткнулись на новенькую «тридцатьчетверку» - совершенно целую, брошенную экипажем.
        - Горючка - йок! - сообщил Рустам Гияттулин.
        - Понятно, - буркнул Судоплатов. - Муха! Надо заминировать изнутри и подорвать - не надо немцам такие подарки оставлять.
        - Сделаем, товарищ майор!
        Зарядив взрывчатку, подрывники шустро покинули «Т-34», а через минуту рвануло - толовые шашки вместе с боекомплектом буквально выдули люки выхлопами яростного пламени, сорвали с погона башню и уронили ее обратно. Гулкий грохот волною пронесся по лесу, пугая зверюг и птах.
        - Все! - бодро сказал Данила. - В лом!
        - Поехали.
        Грузовики обогнули танк и двинулись дальше, выезжая на дорогу, покрытую серым, растрескавшимся асфальтом. Колдобин хватало, но скорость все равно повысилась. Минут через десять колонна приблизилась к городку, такому же пустынному, как шоссе, к нему ведущее. Безлюдность напрягала, хотя Павел и понимал, отчего вдруг тут, в Белоруссии, возник город-призрак. Эвакуация. Жители просто бежали отсюда, спасая себя, детей и домашний скарб.
        Судоплатов постучал в окошко позади кабины, и Медведев наклонился.
        - Митя! Выставь, на всякий случай, красный флаг.
        - Понял!
        Вскоре над немецким «Опелем» затрепетал стяг с серпом и молотом. Предосторожность оказалась нелишней. Буквально минуту спустя поперек улицы прошлась пулеметная очередь, вскидывая фонтанчики пыли. По звуку узнав «дегтярева», Павел высунулся в окно и закричал:
        - Не стрелять! Свои!
        В ответ раздалось грозное:
        - Бросить оружие! Выходить с поднятыми руками!
        Вот только голос, выдававший эту команду, малость подкачал - высокий, почти что отроческий.
        - Я т-те щас брошу! - гаркнул Королев, боксер-тяжеловес. - Я те так брошу… Глаз на жопу натяну и моргать заставлю!
        Такая угроза произвела на невидимку впечатление. Из дверей двухэтажного дома на углу показался молодой боец в пыльной форме и в фуражке с васильковым околышем. На тощей груди у него болтался «ППШ», а в петлицах красовалась пара «кубарей». Сержант государственной безопасности.
        - Кто такие? - нахмурился он.
        - Ты сам-то кто, чудо? - поинтересовался Королев.
        Судоплатов улыбнулся и сказал:
        - Представьтесь.
        - Сержант госбезопасности Кондратьев, - отрекомендовалось «чудо», - старший патрульного наряда. Районное управление НКВД.
        - Майор госбезопасности Судоплатов, начальник Особой группы.
        - Здравия желаю, товарищ майор! Ваши документы.
        Улыбнувшись такой непоследовательности, Павел достал свое удостоверение и протянул Кондратьеву. Из дверей показались еще двое гэбэшников с автоматами - страховали своего. Сержант внимательно изучил документы Судоплатова и спросил:
        - А почему машины не наши? И форма?
        - А потому, товарищ сержант, что у немцев не оказалось наших машин. Пришлось брать то, что было.
        Кондратьев вдруг заволновался.
        - Товарищ майор, тут летчики с соседнего аэродрома, раненых много, они у нас в райбольнице, а транспорта, чтобы вывезти, нету!
        Сержант не просил, не требовал, он просто ставил в известность.
        - Понятно, - нахмурился Павел. - Поехали.
        - К-куда?
        - К больнице. Показывай дорогу.
        - Да тут рядом совсем!
        «Опели» свернули на соседнюю улицу и въехали за распахнутые ворота прямо на больничный двор. Само медучреждение было приземистым, одноэтажным, больше смахивавшим на амбар. На крыльцо выскочила медсестричка, застыла при виде немецких машин, всплеснула руками и кинулась обратно. Минуту спустя в дверях показался пожилой врач - в белом халате и шапочке, седовласый, с бородкой, в пенсне, он напоминал доктора Айболита.
        - Иван Харитонович! - завопил Кондратьев. - Вы не волнуйтесь, это наши!
        Судоплатов вышел и поздоровался.
        - Водители есть?
        - Найдутся, - ответил врач, волнуясь. - Наши раненые…
        - Грузитесь, Иван Харитонович. Времени мало, скоро немцы будут здесь.
        Медперсонал забегал, и диверсанты решили помочь, поработать медбратьями - подхватив носилки, стали выносить лежачих. Павел сжал зубы. Вместо того, чтобы бить противника в воздухе, взяв дорогую цену за потери, летчики сами попали под бомбежку.
        - Грузимся, грузимся!
        - Светочка, бинты! Бинты не забудьте!
        - Анна Гавриловна! А одеяла брать?
        - Бери, бери! Все бери! А то растрясем мужичков!
        - Осторожно, там лекарства!
        - Подстели этому помягче - обгорел…
        Суматоху усилила «эмка», вкатившаяся во двор. Мотор ее чихал не поздорову, а кузов больше напоминал дуршлаг, столько в нем было пулевых отверстий.
        - Товарищ сержант! - завопил усатый парень лет тридцати, выбираясь с места водителя. - Немцы! Близко! Впереди мотоциклисты - это они меня обстреляли, а за ними броневики всякие и танки!
        Неожиданно увидев людей в немецкой форме, он аж глаза выпучил.
        - Муха! - резко скомандовал Судоплатов. - Живо минируй! Надо прикрыть врачей. Сержант, как та улица зовется, где вы нас придержали?
        - Ленина!
        - Вперед, Данила. Немцы двинут по ней, да тут больше и негде. Сержант, сколько у вас людей?
        - Четверо!
        - А пулеметчик?
        - А он там еще!
        - Королев! Засядешь с пулеметом напротив. Трошкин! Медведев! Вы - на вторые этажи по обе стороны улицы. Гранат много?
        - Наших - ящик, немецких - два.
        - Ну, хоть что-то. Да, не забудьте, что немецкие гранаты срабатывают на счет «шесть», а то и на «восемь».
        - А у нас еще бутылки есть со смесью номер один! - припомнил сержант.
        - Много?
        - Ящик!
        - Тащи! Пригодится в хозяйстве…
        С натугой Кондратьев выволок ящик с пивными бутылками, полными горючей смеси^ [9] .
        - Медведев и Трошкин! Принимайте «пивко»!
        - Есть!
        - Выдвигаемся!
        Вся группа бегом вернулась на улицу Ленина. Муха с помощниками ожесточенно долбил землю, еще двое бойцов подносили деревянные «ящички» - противотанковые мины «ТМД-40». Их в распоряжении группы осталось всего три штуки, но на то, чтобы заложить третью, уже просто не оставалось времени - стрекот мотоциклов и рев грузовиков слышался вполне отчетливо.
        Прибежал Кондратьев и доложил, что всех раненых погрузили.
        - Отъезжают! - выдохнул он.
        - К пулемету, сержант. Стрелять по моей команде.
        - Перебьем гадов! - сжал кулаки сержант.
        - Это вряд ли. Наша задача - задержать немцев. Пусть медики уйдут подальше. К бою!
        В конце улицы показался первый «Цундап» - за рулем, расставив локти, ехал водила, в люльке покачивался пулеметчик. И еще, и еще… Десяток мотоциклов с рычаньем проследовало по улице Ленина. На лицах немцев - никакого напряжения. В касках, в мундирах цвета фельдграу^ [10] , рукава закатаны, морды довольные. Один из пулеметчиков и вовсе наигрывал на губной гармошке, а мотоциклист ему, похоже, подпевал. Ну-ну…
        Легкие «Цундапы» не придавили нажимные доски мин, но следом взревывали танки «Т-III», ладные машинки, сходные с советскими «Т-26» калибром пушек, но превосходившие их толщиной брони вдвое. И весили они тоже немало.
        Лязгая и рыча, немецкие панцеры катили по улице Ленина. В люк передней «троечки» высунулся офицер в мятой фуражке, обжатой наушниками. Покачиваясь, он презрительно «осматривал достопримечательности», совершенно не обращая внимания на то, как его боевая машина накатывается на круг рыхлой земли, цветом отличавшейся от сухой пыли. Взрыв ахнул, подбрасывая танк. Бронемашина тяжко опустилась, дернулась - и распустила правую гусеницу.
        Полугусеничный «Ганомаг» взревел, вырываясь вперед, обогнул подбитый танк - и наехал на вторую мину. Грохнуло так, что бронеавтомобиль опрокинулся.
        - Огонь!
        За танками сгрудились грузовые «Опели» и «Мерседесы», с них повалила пехота. Два пулемета скрестили огонь, а из окон полетели «коктейли Молотова» игранаты. Смесь номер один окатывала борта танков жарким, копотным пламенем, подрывая навешанные канистры с бензином. Вскоре две «тройки» запылали, как пионерские костры.
        Мотоциклисты развернулись, открывая огонь из пулеметов, вот только русские стреляли из окон, под прикрытием толстых стен, а экипажам «Цундапов» укрыться было негде, и пулеметчик из группы Кондратьева здорово отвел душу. До поры. Уцелевший танк развернул башню и выстрелил. 37-миллиметровый снаряд пробить кирпичную стену не мог, но второй выстрел был точнее, наводчик целил в окно. Осколочно-фугасный разорвался прямо в подъезде, где засел Кондратьев с двумя пулеметчиками - стрелком и помощником и положил всех. «Дегтярев» затих…
        - Отходим! Митя!
        Медведев, садивший во врага из соседней комнаты, малость ошалелый от стрельбы, оглянулся и кивнул. Высунувшись в окно, Судоплатов пустил очередь по бегущим немцам и резко отпрянул. Пуля злобно взвизгнула, выбивая кирпичную крошку. В доме напротив находился Трошкин с «ментами» - в шесть рук они выцеливали противника из трофейных карабинов. Стреляли не часто, но метко. Павел махнул Трошкину рукой: отходим! Евгений кивнул и хлопнул по плечу Шереметева.
        Отстреливаясь, подбирая трофеи, разведчики-диверсанты покинули оба дома, выбираясь во дворы. Ермаков выбежал с двумя бутылками в руках. Видимо, бросать жалко, а подбивать уже как бы и некого - «неподжаренные» танки далече. Но тут удача вознаградила запасливость «мента» - ломая заборчики, во двор ворвался «Ганомаг», паля из пулемета. Ермаков, не тратя на размышления ни секунды, швырнул оба «коктейля» вкузов броневика. Одна из бутылок разбилась о бортик, окатывая горючкой пулеметчика, и его дикий вопль огласил двор.
        «Это вам за летчиков!» - подумал Судоплатов.
        Перебежав улицу (немецкая форма здорово помогла - в своих немцы не стреляли), разведчики-диверсанты выскочили к опустевшей больнице, пересекли аккуратный садик и оказались на пустыре.
        - Бегом!
        Им удалось одолеть почти все пустое пространство, когда сзади ударили два «MG-34» мотоциклистов. Рустама почти разорвало в поясе очередью. И вот он, лес-спаситель. Павел нырнул за деревья, слыша, чуя, как пули впиваются в стволы, выщербливают кору, сбривают ветки.
        «Чем дальше в лес, тем толще партизаны! - прыгало в голове дурацкое присловье. - Чем дальше в лес…»
        Постепенно бой, город, немцы отдалялись, группу окружили сосны. Хмуро выслушав доклад Медведева и Трошкина насчет убитых, Судоплатов кивнул и достал карту из планшета.
        - Идем, куда шли, - сказал он. - Там, дальше, еще одна дорога. Может, хоть с третьего раза разживемся транспортом? Вперед!
        Глава 13
        Разъезд
        Ночевать пришлось в лесу, выстроив шалаши, разведя костер да «поужинав» кипяточком, заварившим листья малины, земляники, пару горстей переспевших ягод и пучок душистых трав. Такой вот партизанский чай. А с утра двинулись к дороге. Полчаса бодрой ходьбы - и вот она, трасса.
        Бравые бойцы подрубили большую сосну, что росла у самой обочины и стали ждать, распределившись по обе стороны дороги. В первые часы после рассвета шоссе пустовало, а потом сплошным потоком двинулись колонны немецкой техники - танки, бронетранспортеры, грузовики, полевые кухни, масса подвод, запряженных уныло кивавшими лошадками.
        Тормозить большую колонну означало бы бессмысленно сгинуть, а поодиночке машины почти не ездили. Однако повезло. Часа за два до полудня показались две машины - впереди ехал «Ганомаг», за ним погромыхивала бортами трехтонная «Татра».
        - Давай! - махнул рукою Судоплатов.
        Несколько ударов топором, и сосна, затрещав, пошла клониться да и рухнула, встряхивая ветвями, перегораживая дорогу. Броневик резко затормозил - водитель «Татры» едва не врезался ему в задок, пришлось сворачивать на обочину. Снайперы быстро отработали по водителям, заодно пристрелили какого-то мелкого чина, восседавшего в люке «Ганомага». Пулеметчики схватились за свои «MG», даже успели выпустить пару очередей, но на большее их не хватило - жизнь кончилась. В кузове «Татры» обнаружился насмерть перепуганный фриц, возлежавший на тюках стираного белья.
        - Гитлер капут! - заблеял он мигом, но злым партизанам некогда было возиться с пленными, и война для немца завершилась в кювете.
        Трое «зольдатиков» в «Ганомаге» попытались оказать сопротивление, однако длилось это недолго.
        - Трупы - в лес! - скомандовал Судоплатов. - Сосну - с дороги!
        Зацепив ствол дерева веревкой, бойцы прицепили ее к «Татре», и грузовик сволок сосну за обочину, освобождая путь.
        - По машинам! - крикнул Павел, оттирая ветошью кровь на сиденье.
        Команда была подана очень вовремя - за поворотом уже гудела подъезжавшая колонна. «Ганомаг» с «Татрой» резво покатили на восток. Солнце вышло в зенит, когда машины проехали Ружаны и приблизились к железной дороге, что шла к Бресту и Барановичам. Движения никакого, тишина зловещая, и только с запада доносится глухое грохотанье - завтра или послезавтра немцы выдвинутся на этот рубеж и направятся дальше, на Минск. «В той жизни» столицу Белоруссии фашисты заняли 28 или 29 июня. Блицкриг…
        - Притормози-ка, - сказал Судоплатов.
        Володя послушно выжал педаль и съехал к обочине.
        - Посмотри. Вон, видишь?
        - Вижу, - удивился шофер. - Поезд!
        - Надо глянуть. Проедешь?
        - А чего ж? Вон сразу за переездом вроде как дорога.
        - Давай.
        Будка на переезде пустовала, шлагбаумы задирали вверх тощие полосатые шеи. Состав выглядел целым, хоть паровоз и не дымил. Пять или шесть замурзанных цистерн с бензином и соляркой, несколько товарных вагонов и платформы - четыре новеньких «Т-34», кое-как укрытые брезентом, семь или восемь 85-миллиметровых зенитных орудий образца 39-го года, десяток «захаров» - трехтонок «ЗИС-5В». В конце состава болталось с десяток пустых платформ.
        - Мить! - позвал Судоплатов, высовываясь из окна.
        - А?
        - Глянь, что в вагонах!
        - Понял!
        - А мы к паровозу.
        - Ага!
        Возле черного локомотива обнаружилась вся бригада машинистов - двое резво вскочили с травы, где восседали, а третий почесал было к лесу, но, остановленный криком старшого, неохотно вернулся.
        - Не пугайтесь, - улыбнулся Павел, вылезая из «Ганомага». - Свои.
        - А почему… - затянул седой усатый машинист в черной тужурке и мятой фуражке, зыркая на чужую форму и оружие.
        - Так надо, - строго сказал Судоплатов.
        Эти слова подействовали, как заклинание - паровозная бригада сразу успокоилась.
        - Куда направлялись? В Брест?
        - Туда, - кивнул седой, - только уж больно много военных мимо прошло, и все в обратную сторону…
        - Немцы заняли Брест, он у них в тылу уже. Одна Брестская крепость еще сопротивляется. Не сегодня завтра фашисты будут здесь.
        - Я ж говорил, - громко сказал молодой кочегар, шмыгнув носом, - в Барановичи надо!
        - Погодь! - строго одернул его седой и обратился к Павлу: - Что скажете, товарищ командир?
        - А вы военную тайну хранить умеете?
        - А то!
        - Тогда сделаем так. Грузим наши машины на пустые платформы и отправляемся. Танки, пушки и цистерны… Мить, что там?
        - Снаряды! - выдохнул подбежавший Медведев. - К зениткам и танкам.
        - Значит, танки, пушки, цистерны с горючим и боеприпасы мы отцепляем на одной… м-м… станции, о существовании которой вы обещаете забыть. А сами следуете в Минск и передадите мое донесение в штаб округа. Но даже там молчите о том, где разгружались - это строго обязательно. Понятно?
        - А то! - облегченно сказал седой. - Сделаем все, как надо!
        - Тогда за дело. Разводите пары и двигаемся вперед - ищем место, откуда легче заехать нашим… транспортным средствам.
        - А тут, километрах в двух, погрузочная площадка имеется, - сказал молодой.
        - Точно! - поддержал его седой.
        - Вперед!
        Трофейный транспорт двинулся вдоль путей. Дорога была та еще, пару раз приходилось ехать по крутому склону, но немецкая техника одолела русские невзгоды. Станция с дощатым перроном и будкой путейца показалась неожиданно, от нее в лес уводила набитая тропа - видать, поблизости ховалась деревушка или поселок. Вскорости, пыхая паром, подошел состав. Притормозил, и пустые платформы оказались точно против погрузочной площадки. Заехать по ней было делом непростым, но шоферы справились. И состав двинулся вперед. Долго ехать не пришлось. Вскоре показались приметные сосны, и вот они, забытые пути.
        Стрелочный перевод здорово заржавел, но все же сработал - и паровоз медленно, пыхая паром и дымом, свернул с привычной колеи, утянул состав в лес. Отцепить нужные вагоны, платформы и цистерны, перецепить ненужные - вся эта маета заняла время до самого вечера. Паровоз убыл, когда начало темнеть. Отправив с машинистами донесение, Судоплатов малость успокоился. Еще битый час ушел на то, чтобы прикопать на съезде полосатые столбы, изображая тупик. Мол, ход закрыт, и никаких путей дальше нет и не было. О чем вы?
        Весь разъезд был забит платформами, товарняк с боеприпасами отогнали в тупик.
        - Зенитки-то мы выкатим, - рассуждал Медведев, уперев руки в боки, - и трехтонки спустим, бревна выдержат. А танки?
        - Придется землю нагребать, - решил Судоплатов. - На слой земли - слой бревен, опять земля, опять бревна. Только так.
        - Мороки будет… - затянул Муха.
        - Мороки! - фыркнул Володя. - Зато - танки!
        - Ну да, вообще-то…
        Павел оглянулся - ночь скоро - и решил «Татру» послать «на гору», чтобы помощников побольше, да и поесть не мешало бы. Уезжать всем и сразу не хотелось, уж больно много подарков привалило, надо было это богатство распределить. Скажем, парочка-другая зениток неплохо прикроет саму базу от нежелательных гостей с неба, а танки…
        Его размышления были прерваны грубым голосом, скомандовавшим по-немецки с ужасающим акцентом:
        - Вафн хинлэгн! Эргип дихь! Бай флухтферзух вирт гэшосн!^ [11]
        - Это кто там такой шибко грамотный? - заорал Муха, живенько укрывшись в кузове «Ганомага».
        В ответ ударила очередь из «ручника». Тот же сиплый голос, что недавно коверкал язык Гёте, заорал уже по-русски:
        - Прекратить огонь!
        - Мальцев, ты, что ли? - прокричал Иволгин, залегший за бревнами, рядом с Судоплатовым.
        После минутного замешательства сиплый крикнул:
        - Витька? Они тебя в плен взяли?
        - Ты что, совсем дурак? Это же наши!
        - Ага! В немецкой форме! Продался, гад?
        - Ну, ты и дурачина!
        Сухо выпалил «Наган», пуля, посланная вверх, состригла ветку с дерева.
        - Знакомый? - Судоплатов повернул голову к Иволгину.
        - Да Репнин это, с соседней заставы! Упертый, сволочь…
        - Лейтенант?
        - Капитан.
        - Капитан Репнин! Говорит майор госбезопасности Судоплатов. Выходите и представьтесь, как положено. Иначе я буду вынужден отдать приказ об уничтожении вашей группы, мешающей выполнению особого задания!
        - Ага, щас!
        В «стане врага» послышалась возня, гулко выстрелила винтовка, а чуть позже донесся срывающийся голос Шатова:
        - Товарищ майор! Повязали мы этого горластого! Куда его?
        - Сколько их там?
        - Семнадцать человек!
        - Восемнадцать… - просипел Репнин.
        - А ты уже не в счет!
        Медведев с Королевым включили трофейные фонарики, и в их свете предстал пограничник в грязной и рваной форме, без фуражки, с обмотанной грязным бинтом головой.
        Оглядев его, Павел спокойно сказал:
        - Это замечательно, что вы не прячетесь в лесу, как трусы и дезертиры, а ведете войну с врагом. Вот только не надо путать чужих со своими. Вас что, не учили вести разведку? Разве тут звучала немецкая речь? Кто-нибудь хоть раз крикнул: «Хайль Гитлер!»? Что же вы так-то?
        Репнин засопел.
        - Мы увидели немцев, - пробубнил он, - смотрим, а гансы целый состав уперли. Ну и решили прояснить, кто в доме хозяин…
        Судоплатов вздохнул.
        - Капитан Репнин, - устало сказал он. - Скоро мы окажемся в тылу врага, а под немцами щеголять в советской форме будет только дурачок. Вы находитесь на секретной базе НКВД, и я не знаю, стоит ли вас отпускать.
        Капитан вскинул голову, скривясь от боли.
        - Мы не предатели! - просипел он.
        - Верю. Стройте свой отряд.
        - У нас двое лежачих…
        - Будут лежать по стойке «смирно».
        - Отряд, стройся!
        К удивлению Павла, перед ним стояло всего четверо погранцов, остальные были в комбинезонах танкистов или техников с аэродрома.
        - Танкисты, что ли?
        - Так точно, товарищ майор!
        - Замечательно…
        Судоплатов подошел ближе.
        Трое крепких парней, белобрысых и похожих, сразу подтянулись.
        - Родня? - поинтересовался Павел.
        - Так точно! - осклабился тот, что стоял посередине. - Братья мы. Кричевцовы наше фамилие. Я - Минай, а это Елисей и Константин.
        - Ага… «Т-34» знаете?
        - А то!
        - Замечательно. Вот что, бойцы. Наш отряд создан для борьбы с немцами в тылу врага. Танкисты нам пригодились бы. Спрашиваю всех: согласны служить в отряде осназа?
        - Так точно! - вразнобой гаркнул отряд.
        - Служат у нас добровольцы, люди проверенные и перепроверенные. И вам я тоже под честное слово верить не буду. До утра побудете здесь, на нашей станции, запрем вас во-он в том складе. Раненым поможем, всех накормим. Карасев, распорядись. Ты же у нас командир…
        - Слушаюсь, товарищ майор!
        Вышедшие из леса бойцы отряда «Олимп» живо смешались с товарищами, вернувшимися из рейда.
        - Данила, привет! - пропищала Ася.
        Улыбаясь, Судоплатов поднялся на бревенчатый «перрон» иглянул в сторону запада. Оттуда неумолимо перла чудовищная, злобная, опасная сила. Ничего, усмехнулся Павел, сила действия равна силе противодействия!
        Сводка Совинформбюро от 28 июня 1941 года:
        «В течение 28 июня наши войска, отходящие на новые позиции, вели упорные арьергардные бои, нанося противнику большое поражение.
        В боях на Шауляйском направлении наши войска захватили много пленных, значительное количество которых оказалось в состоянии опьянения.
        На Минском направлении войска Красной Армии продолжают успешную борьбу с танками противника, противодействуя их продвижению на восток.
        По уточненным данным, в боях 27 июня на этом направлении уничтожено до 300 танков 39-го танкового корпуса противника.
        На Луцком направлении в течение дня развернулось крупное танковое сражение, в котором участвует до 4000 танков с обеих сторон. Танковое сражение продолжается».
        Глава 14
        Новый порядок
        «В прошлой жизни» немцы заняли Минск 28-го числа. Нынче красноармейцы сдерживали наступление 3-й танковой группы Гота с северо-запада и 2-й танковой группы Гудериана с юга вплоть до 30 июня. 43-я истребительная авиадивизия генерал-майора Захарова силою двух полков прикрывала Минск с воздуха. Немецкие бомбардировщики шли без истребительного прикрытия - «Мессершмиттам» не хватило бы топлива долететь. Видимо, немцы рассчитывали на то, что все аэродромы РККА будут разбомблены, и их бомбовозы некому будет сбивать. Тут они малость просчитались - и десятки «Юнкерсов» догорали на земле.
        Оборону Минского укрепрайона «Линии Сталина» держал 44-й стрелковый корпус, двумя дивизиями - 64-й и 108-й - по линии Дзержинск - Заславль - Стайки. Бои шли круглые сутки, красноармейцы из 64-й уничтожили за три дня более 300 танков, бронеавтомобилей и грузовиков противника^ [12] . Так и не сумев прорваться на этом участке, немцы двинулись в обход Минска на Острошицкий городок. Их «горячо» встретила 100-я стрелковая дивизия. Уничтожив более сотни танков, дивизия перешла в наступление, отбросив фашистов на 15 километров.
        Ожесточенно держали оборону артиллеристы 49-го корпусного артиллерийского полка, пограничники 16-го Дзержинского погранотряда, части войск НКВД, но силы были слишком не равными. К вечеру 2 июля немцы прорвали советскую оборону и вошли в Минск.
        Всех беженцев, которых они могли перехватить, фашисты сгоняли в концлагерь под Минском. Пять дней подряд тысячи заключенных - взрослых и детей - морили голодом. На шестой день узникам выдали гнилые селедки - одну на три человека. На тысячу заключенных привозили в день одну бочку воды, и это при том, что во всем лагере имелась одна-единственная ржавая кружка. Сотни умерших лежали по неделе. Каждый день комендант отбирал по спискам людей, и утром их расстреливали. Однажды он приказал большой группе евреев копать котлован. Когда тот был вырыт, евреев связали, побросали в яму, а белорусам приказали их засыпать землей. Белорусы отказались, и их расстреляли вместе с евреями. На советскую землю приходил «новый порядок»…
        …К 5 июля спецотряд «Олимп» разросся до полутора тысяч человек за счет окруженцев - уцелевшие в боях красноармейцы пробирались к линии фронта маленькими группками, а люди Судоплатова их перехватывали. Одних, подлечив и подкормив, слали дальше, а других оставляли при отряде - пограничников, бойцов частей НКВД, «безлошадных» танкистов.
        Павел подумал и разделил отряд на два, выделив опергруппу «Победители» под командованием Медведева. «Отпочковавшись», отряд ушел в рейд на Ровно, а Судоплатов готовил маленький «блицкриг». Когда агент «Вежа», заброшенный в Брест, сообщил, что к отправке готовится состав с подкреплением, Павел вывел к железной дороге четыре танка и столько же «ЗИСов», тянущих на прицепе зенитки. Танки и пушки расположили по обе стороны путей, замаскировав в лесочке. Состав проследовал с немецкой точностью. Кусая губы от нетерпения, Судоплатов ждал. Радист был при нем, но никаких команд он не подавал - все ЦУ были розданы.
        Залп из зенитных орудий не впечатлил особо, зато эффект был потрясающим - пробитый котел немецкого военного паровоза «BR-44» рванул, словно фугас, разве что вместо дыма восклубился пар. Снаряды терзали пассажирские пульманы и товарняк, иногда, правда, простреливая их насквозь, но зенитчики с танкистами не боялись попасть по своим - пути располагались немного выше позиций, занятых «тридцатьчетверками» иорудиями. Танки долбили вагоны в упор, доставалось и платформам.
        - Репнин! - крикнул в микрофон Павел. - Репнин!
        - Слушаю! - прорвался голос сквозь помехи.
        - Последние две платформы не трогай! Там машины с рациями! Пригодятся!
        - Понял!
        На последних платформах горбились восьмиколесные бронеавтомобили «Панцерфункваген» сбольшими рамочными антеннами, поднятыми над башнями на кронштейнах. Одну из них снаряд нашел-таки, но вторая вроде уцелела.
        А пушки били и били, грохотали и грохотали. Вагоны горели, из тех, в которых были сложены боеприпасы, разлетались убийственные «фейерверки». Гитлеровцы, расхристанные, без касок, порою и без сапог, выскакивали наружу, пытаясь отстреливаться или попросту спастись - и попадали под перекрестный огонь пулеметов. Тут и курсовые на «Т-34» вносили свой вклад, и «ДШК» вкузовах «ЗИСов», и «Дегтяревы» залегших бойцов. Автоматчики тоже старались - кашель ППД сливался с сухим треском трофейных «Шмайссеров».
        Только раз возник офицер, безуспешно пытавшийся взять ситуацию под контроль - снайпер снял его, чтобы тот не портил общей картины разгрома. Вскоре огонь стих, лишь патроны, сложенные в вагонах, продолжали рваться.
        - Танкам отходить! - приказал Судоплатов. - Зенитчики! Вы тоже отбываете. Спасибо за работу.
        - Рады стараться, товарищ майор! - отозвался Сапаров.
        Павел приблизился к «месту казни». Отдельные трупы иногда сменялись кровавыми грудами мяса, ошметками плоти, перемешанных с рваной тканью одежд. Все это текло и мокло, вызывая тошноту, но Судоплатов испытывал мрачное удовлетворение. Немцы получили по заслугам. «Цивилизованная» нация, позволявшая себе творить чудовищные непотребства на оккупированных территориях, не заслуживала легкой смерти. «Зольдатен унд официрен» должны были умирать медленно и страшно за все свои преступления, за причиненные страдания. Сгинули «по-быстрому»? Скажите: «Спасибо»…
        Павел обошел вагон - под обстрелом тот расцепился с соседними - и велел собрать оружие. Пригодится в хозяйстве…
        Дрезина фельджандармерии в тот же день обнаружила расстрелянный состав и подняла тревогу. Агент в Барановичах передал Судоплатову срочное сообщение: врайон «инцидента» движется бронепоезд - «Панцерцуг» №28, тот самый, что громил Брестскую крепость.
        - Муха! - гаркнул Павел.
        Данила подбежал, и командир поставил ему задачу. Прихватив помощников-саперов, Муха убыл.
        Судоплатов, подозвав Володю, занял место в «Татре» - надо было перетолковать с танкистами, не покидавшими своего убежища в придорожном лесу. Десять автоматчиков запрыгнули в кузов. Со связью в оперотряде, как и во всей РККА, были проблемы. «Панцерфункваген», пригнанный на базу «Олимп», оказался цел и невредим, но вот пользоваться им для связи с теми же «тридцатьчетверками» пока не получалось - раций на танках не стояло…
        Встретить 28-й было решено подальше от «секретного разъезда». Прибыв в расположение «танковой части», Судоплатов созвал экипажи и поставил задачу.
        - Встретим! - ухмыльнулся механик-водитель, черноусый Михаил Пагава. - Приголубим!
        - Бронебойными! - подхватил командир танка, молоденький курсант Ваня Копылов.
        - Тогда вперед!
        Танки двинулись вперед, ломясь через подлесок, «Татра» покатилась следом. Выбравшись на позицию, танки заняли свои места. А позиция была подобрана с умом - в этом месте от путей отходила насыпь, где еще в 30-х планировали построить запасной путь, да руки не дошли. Зато теперь «Т-34» удобно устроились за кучами наваленного гравия, пряча за ними корпуса - одни башни выглядывали. Впрочем, редкая лесополоса и их скрывала, защищая не от снарядов, а от взглядов.
        - Приготовиться!
        Далеко, у еле видимого поворота, мелькнул красный флажок.
        - Едут!
        Из-за ельника показался бронепоезд - жалкая пародия на советских железнодорожных монстров. За тепловозом, толкавшим перед собою контрольную платформу, катился артиллерийский вагон со 105-мм полевой гаубицей, затем командно-штабной и зенитно-артиллерийский. Главной же убойной силой служили платформы с французскими танками «Сомюа», отдаленно походившими на «Т-34».
        Высокие борта «танковых» платформ служили заодно и сходнями - «Сомюа» могли покинуть свои места и вступить в бой, как и полагается бронетехнике. Особой защиты наклонные стенки вагонов не предоставляли, броня в 15 -30 миллиметров могла остановить только пули да осколки.
        - Давай, давай… - цедил Судоплатов.
        Словно в ответ на «многочисленные просьбы трудящихся», в полусотне метров перед бронепоездом взорвался фугас. Вскидывая тонны земли и щебня, взрыв разорвал рельсы и загнул их бивнями мамонта.
        Немецкий «дизель», у которого одна лишь будка была бронирована, резко затормозил, пуская метелочки искр из-под колес. Завизжали колеса, однако задний ход немцам тоже был заказан - расколов воздух, ударил еще один взрыв, корежа пути за бронепоездом. Двадцать восьмой нумер угодил в ловушку.
        - Огонь!
        Орудия танков рявкнули, продалбливая артвагоны и тепловоз. «Т-34» успели выпустить по два бронебойных, когда, наконец, развернулись башни «Сомюа». Два снаряда ушли в лес, поднимая фонтаны земли и веток, а третий «пробил» по лобовой броне «тридцатьчетверки». Не тут-то было. Взрываясь, снаряд ушел в небо рикошетом.
        Бабахнула немецкая гаубица, но от нее толку было еще меньше - уж слишком близко располагались танки. 105-миллиметровый снаряд разорвался далеко-далеко в лесу, потревожив местных белок.
        Любуясь уничтожением гитлеровской матчасти, Судоплатов не сразу расслышал зов радистки Ани Камаевой.
        - Павел Анатоли-и-ич! Павел Анатолич!
        - Что, Аня?
        - Брест на связи!
        Павел быстренько покинул «Татру» ипоспешил к «Панцерфунквагену».
        - Да! «Вежа»? Слушаю!
        - На Барановичи ушел состав с провизией и амуницией! Ни оружия, ни патронов, только мука, крупа, консервы…
        - Очень хорошо! - обрадовался Судоплатов. - А то мы на голодном пайке. «Вежа», надеюсь, ты не забываешь менять точки, откуда выходишь на связь?
        - Я помню! Сейчас я и вовсе за городом.
        - Будь осторожен. Конец связи.
        Покинув восьмиколесник, Павел вызвал Муху, Трошкина с Иволгиным и Шатова, своего зама по тылу.
        - Все грузовики - сюда. Скоро «наш» поезд!
        …Ящик с тротилом, прикопанный на путях, взорвался под паровозом, слегка подкинув локомотив, отчего тот сошел с рельсов. Тут же, будто слабое эхо взрыва, захлопали винтовки, затрещали отрывистыми очередями автоматы, заколотились «ручники». Немногочисленная охрана на площадках вагонов и на платформах, усиленных вдоль бортов мешками с песком, выбита была основательно. Последними в «очереди на тот свет» оказались немцы на концевой платформе, упорно долбившие из пары «MG-34». Этих забросали гранатами.
        Паровоз, что тянул состав, еле тащился - машинист хорошо слышал выстрелы и взрывы дальше по дороге, где танки добивали бронепоезд. А теперь, когда стоял перекособоченный, то и вовсе изображал памятник предосторожности. Бойцы бросились к поезду, постреливая по редким стражам немецкого добра, а грузовики подъезжали к самой насыпи.
        С грохотом откидывались борта, и кузова стали наполняться мешками с мукой, с крупами, с картошкой, ящиками с консервированной ветчиной, колбасой, фасолью, португальскими сардинами, тушенкой, со сливочным маслом, кофе натуральным и суррогатным (ячменным), печеньем, плавленым сыром, джемом, чаем, макаронами, вермутом, шнапсом, соевым шоколадом…
        - Добро пожаловать в наше сельпо! - провопил Муха. - По две штуки в одни руки, ха-ха-ха!
        Стрельба в отдалении стихла. Видать, уделали бронепоезд. И тут же, лишь бы испортить настроение, в небе закружилась любопытная «рама».
        - Сапаров! Слышишь меня?
        - Слышу, товарищ майор! - отозвался зенитчик, оставленный на разъезде.
        - «Раму» наблюдаешь?
        - Где? А-а… Наблюдаю! А немцам станцию не видать, тут везде деревья и масксети!
        - Зато они видят нас здесь! Сбивай!
        - Есть!
        Вдалеке тотчас же забахали зенитки. Совсем рядом с «Фокке-Вульфом» распушились клубки разрывов. Самолет-разведчик прянул влево, пытаясь выйти из зоны обстрела, потянул вверх, набирая высоту, да только 52-К^ [13] доставала и до десяти тысяч метров, куда «раме» не забраться.
        - Есть! Попал!
        «Фоккер» задымил и потянул к западу, но еще пара снарядов добили его - самолет посыпался вниз.
        - Готов!
        - Парни, работаем поживее! Немцы наверняка истребители на нас навели да бомбовозы!
        - Мы по-стахановски, товарищ майор!
        Шесть тяжело нагруженных грузовиков «ЗИС» скрылись в лесу, когда с запада подлетели «Мессершмитты». Пройдясь над двумя расстрелянными поездами, истребители не сделали ни одного выстрела - непонятно было. Оба состава принадлежат Вермахту, и груз из вагонов перетаскивается на немецкие грузовики. Правда, параллельно железной дороге пылили советские танки… Ну, наверное, трофейные… Покрутившись, «мессеры» улетели. А «ЗИСы» успели сделать еще одну ходку.
        Военинженер 3-го ранга П. Палий:
        «Перейдя мост, мы вскоре наткнулись на одну из машин беженцев, что прорвались на переправу без очереди. Около перевернутого грузовика на земле среди разбросанных вещей, узлов и корзин лежали трое убитых, с края у тропинки лежала женщина с торчащими из-под задравшейся юбки ногами.
        Я нагнулся, чтобы одернуть юбку, и вдруг увидел, что за ее телом, полуприкрытый упавшим узлом, лежал еще живой ребенок, мальчик лет четырех. Вся нижняя часть его тела была разорвана, одна ножка была полностью разворочена и торчала сломанная кость.
        На полузакрытых глазах малыша чуть-чуть вздрагивали веки, а пальчики на обеих раскинутых в стороны руках сжимались и разжимались.
        «Доходит пацанок, и тронуть его нельзя… кровью изошел, - сказал пожилой старший сержант, «бездомный», приставший к нашей группе. - Помрет он сейчас. А может, и промучается еще час или больше… Ишь ты, беленький какой… - Он посмотрел на небо, потом на нас и вынул из кобуры «Наган». - Идите вперед, ребята… негоже на такое смотреть… идите. Все равно ничего сделать нельзя, а оно, малое дитятко, может, и страдает еще…»
        Мы все рванулись вперед по тропинке.
        Я видел, как сержант, не снимая пилотки с головы, перекрестился. Когда после выстрела я повернул голову, то увидел, как он прямо через луг уходит в сторону от нас. Встречаться с нами опять не захотел…»
        Глава 15
        Неофициальный визит
        В начале июля Судоплатов задумал навестить Барановичи - туда должен был пожаловать некий проверяющий из самого Берлина. Цель была не ахти какая, но Павел планировал совершить налет на склады горючего и боеприпасов за городом, пока основные силы полиции, жандармерии и СС будут стянуты к аэродрому.
        Замысел был прост, как столовая ложка: когда мобильные группы уберут часовых, а Муха подготовит склады к взрыву, небольшой отряд Репнина обстреляет аэродром из пары минометов. Мин, правда, имелось всего пятнадцать штук, но этого хватит, чтобы испортить фашистам праздник…
        …Глухими окольными тропами двигалась пара «Ганомагов», волокущих на прицепах по 45-миллиметровой противотанковой пушке - сделанные в СССР, они тоже достались как трофеи, немцы эти орудия уважали. Лишь пару раз бронетранспортеры выбирались на дорогу, чтобы разогнаться, проехать пару километров и снова углубиться в лес.
        Подъезжая к дому лесника, где бойцы «Олимпа» обычно встречались с подпольщиками из Барановичей, Судоплатов заметил усердно махавшего им старичка, весьма бодрого Беню, прозванного Раввином за глубокие познания в Пятикнижии Моисеевом. Это был хитрый, но честный человек, промышлявший шитьем. Лучший портной Барановичей, он обшивал до войны все местное начальство, хотя разбогател не слишком. Комсомольцы и коммунисты, ушедшие в подполье, спасли дочь Бени от расстрела, и тот проникся к ним горячей благодарностью.
        - Что случилось? - спросил Судоплатов.
        - Ах, и не спрашивайте! - запричитал Раввин. - Гоняют старого, больного еврея, как последнего… Минай Филиппович просил вам передать, что в Барановичи вот-вот наведается сам Эрих фон дем Бах, наиглавнейший эсэсовец во всей Белоруссии! И он таки прибудет дотемна. С ним грузовик охраны и броневик. Изя дежурит у Двух деревьев, Минай Филиппович велел ему вас дожидаться, сам таки не поспевает.
        - Ага… Спасибо. Медведев! Трошкин! Выдвигаемся.
        Прямая дорога из Минска в Барановичи в одном месте делала полупетлю, огибая берег реки, в этом-то месте и росла пара огромных сосен, высившихся по разные стороны шоссе. От двух деревьев хорошо было наблюдать за дорогой в обе стороны - удобное место для засады. Поимка такого гада, как фон дем Бах, повинного в массовых казнях, была сама по себе удачей, но в голове у Судоплатова уже зароились мысли, складываясь в замысел, куда более губительный для немцев.
        «Ганомаг» съехал с дороги, и Павел, подняв бронещиток, громко крикнул:
        - Изя! Свои! Я от Раввина Бени!
        Из кустов робко выглянул худой парень, из тех, кого дразнят в школе за отличную учебу и умение играть на скрипке.
        - Так я вас знаю! - обрадовался он. - Вы оружие Батьке Минаю передавали!
        - Было дело. Ну, проезжал фон дем Бах?
        - Таки нет.
        Ладно, подождем. Больше ждали.
        - Трошкин! Медведев! Дозорных выставить. Как покажется кортеж, выводим «Ганомаги». На виду чтоб торчали только в немецкой форме. Пушки на позицию. И запомните: стрелять по машине Эриха фон дем Баха запрещаю! Пригодится в хозяйстве…
        - Есть! - расплылся в улыбке Трошкин.
        Сам Павел щеголял в мундире оберштурмбаннфюрера СС, перешитом на него все тем же Раввином Беней. Повернувшись к Изе, он спросил:
        - Как там Батька Минай?^ [14]
        - Так он сейчас в Пудоти, это под Суражем. Отряд собирает из тех, кто на картонной фабрике работал. Да что там - собирает! Собрал уже немножечко. На колонну немецкую напал, мост через Усвячу сжег…
        - Молодец! А детей он с собой увел?
        - Нет еще. Говорит, в лесу жить трудно.
        Судоплатов досадливо поморщился. «В той жизни» Батька Минай пережил страшную трагедию - фашисты захватили четырех его малых детей в заложники и расстреляли.
        - Вернешься, Изя, передашь через связного мой приказ Батьке Минаю - немедленно увести детей! Иначе немцы их пустят в расход.
        - От же ж звери…
        - Люди, Изя, люди. Звери не способны на подлость.
        Больше часа прошло в ожидании.
        - Еду-ут! - разнесся крик дозорного.
        - По местам! К бою!
        Из кузова «Ганомага» Павел глянул в бинокль на приближавшиеся машины. Впереди ехал восьмиколесный «горбатый» бронетранспортер «Бюссинг» сорудийной башней наверху, позади - «Шихау», схожий с «Ганомагом», только побольше размерами, а посередке грузно покачивался роскошный черный лимузин - бронированный «Майбах». «Бюссинг» поначалу снизил скорость, пушка его шевельнулась, но затем водитель узнал «своих» игазанул.
        - Володя, готовься!
        - Всегда готов!
        Головы панцергренадиров в касках, высовывающиеся над бортом «Шихау» ииз люка на башне «Бюссинга», синхронно повернулись, оглядывая «встречающих». Судоплатов не отдавал команды - все было обговорено заранее. Мирно клокотавшие моторы взревели, гусеницы лязгнули - и оба «Ганомага» буквально выпрыгнули на шоссе, запирая «Майбах» между собой. Тормоза лимузина завизжали, машину повело, но водитель справился - передний бампер едва коснулся ленивцев «Ганомага». «Шихау» малость прозевал, и его приложило к борту партизанского броневика.
        Все произошло почти мгновенно, а когда немцы очухались и башня затормозившего «Бюссинга» стала разворачиваться, свое веское слово сказали пушки. Артиллеристы били в упор, бронебойными. Экипаж «горбатого» сгинул сразу - снаряд попал весьма удачно, и боекомплект сдетонировал, почти отрывая башенку и вышибая люки. «Шихау» тоже не повезло - подкалиберным разворотило кабину, «выдув» бронещитки, - но половина панцергренадиров уцелела.
        Застрочил пулемет, долбя по борту «Ганомага», и тут же прилетела ответка - грянул пушечный выстрел. Снаряд разорвался прямо в кузове «Шихау». И тишина…
        Судоплатов мигом вылез из люка и в два приема соскочил на землю. Подбежав к «Майбаху», он распахнул заднюю дверцу, ей же прикрываясь, как щитом, и мотнул «Вальтером».
        - Раус аус дем вагн!^ [15]
        Грузно ворочаясь, Эрих фон дем Бах покинул лимузин. Щекастый, губастый, очкастый и слегка растрепанный - фуражка осталась на кожаном сиденье. Тем лучше. Бесцеремонно развернув группенфюрера, Павел ударил его рукояткой пистолета по затылку. Фон дем Бах обмяк, и его тут же подхватили двое бойцов.
        - Не помните мундир!
        С водителем и адъютантом тоже особо не церемонились - клацнули по темечку и раздели.
        - Этих допросить и расстрелять, - приказал Судоплатов, - группенфюрера повесить. «Броню» оттащить в лес.
        «В той жизни» верховному руководителю СС в Белоруссии Эриху фон дем Баху, кавалеру Рыцарского креста, весьма повезло - на Нюрнбергском процессе он выступал свидетелем, хотя и прямо участвовал в массовых казнях - в Риге, в Минске, в Могилеве, пролив кровь десятков тысяч людей. Герман Геринг даже кричал ему со скамьи подсудимых: «Грязная, проклятая, предательская свинья! Отвратительная вонючка! Он был самым проклятым убийцей во всей этой чертовой кампании!» Теперь группенфюрер не даст свидетельских показаний - его жирная тушка в обгаженных подштанниках висела на суку в глубине лесного лога.
        Сгоряча Судоплатов решил было мчать в Минск на «Майбахе», в мундире группенфюрера, да показать немцам кузькину мать, однако профессионал живо пригасил сей молодеческий порыв. Красиво умереть - это, может, и важно, но пока не к спеху. Все там будем.
        Наскоро собрав военный совет, Павел разложил план Минска.
        - Немцы еще непуганые, - сказал он, - но зарываться особо не стоит. Надо связаться с подпольем, без них наша акция станет похожа на коллективное самоубийство. Проникнуть в город не сложно, гораздо труднее выбраться оттуда после акции. Митя! Оба миномета и весь запас мин передашь подпольщикам. Раз уж не пришлось аэродром обстрелять… Всю акцию проведем на площади Ленина, перед Домом правительства, где ныне окопалась администрация руководства СС в Белоруссии. Вниманию снайперов! Вот сбоку от Дома правительства стоит «Красный костел». С его крайней башни хорошо видна площадь вокруг памятника Ленину и весь проспект. Вторая точка - четырехэтажное здание напротив Дома правительства. С правой стороны тут развалины - немцы бомбили. С левой - барак на две семьи. Действовать будем так…
        …Мчаться на «Майбахе» Судоплатову все же довелось - штаб отряда решил единодушно, что так будет и быстрей, и безопасней. Вел машину снайпер в форме шарфюрера, Толик Ефимов. Рядом с ним сидел Трошкин, изображавший адъютанта. За лимузином поспешал «Опель Блиц» с «олимпийцами» вфельдграу. Один из них - Костя Пехов - тоже являлся снайпером, чемпионом Московской области по стрельбе, а остальные представляли собой группу Репнина, посланную на усиление отряда Батьки Миная. Первым заданием группы стало прикрытие акции на площади Ленина.
        До Минска добрались за три часа. Посты на дороге попадались, но лишь однажды, в Дзержинске, кортеж остановил некий служака, помешанный на орднунге. Правда, проявить бдительность фельджандарму так и не удалось - стоило опуститься пуленепробиваемому стеклу «Майбаха», как на служаку холодно глянул группенфюрер, неприятным голосом поинтересовавшийся:
        - Что случилось?
        Радетеля дисциплины аж в пот бросило. Вытянувшись во фрунт, он отрапортовал, что все в полном порядке, проезд свободен. Группенфюрер вяло кивнул и скомандовал: «Трогай!» И лимузин под эскортом «Опеля» проследовал дальше. Поздно вечером показались окраины Минска. «Майбах» итут послужил «пропуском на колесах» - стоило фонарям постовых осветить лимузин самого фон дем Баха, как лучи резко отводились прочь, и только фары подметали светом улицу. Около неприметного переулка машины разделились - «Майбах» свернул, а «Опель» последовал дальше, высадив «солдат».
        Притушив фары, лимузин почти неслышно проехал до нужного дома - бедной избенки с облезшими стенами. Ворота были открыты, и Толик с ходу заехал во двор. Хозяин, человек Батьки Миная, тут же затворил воротину. Скрылись с глаз… Судоплатов, вылезая из машины, сказал непринужденно:
        - Душно сегодня, вы не находите?
        Хозяин шумно вздохнул и выдал отзыв:
        - Это что, самая духота в августе начнется. Здрасте, стало быть. Меня Федором кличут, Федором Ярновым.
        - Нас привечать опасно, товарищ Ярнов.
        Федор усмехнулся.
        - А я бобыль, ни жены, ни детей. За кого мне бояться? А самому… Чего ж? Коли и доберется смертушка, то хоть знать буду, что не зря все. Перекусите?
        - Не откажусь.
        Павел, Толик и Трошкин, изображавший адъютанта, с удовольствием умяли по шмату сала с хлебом.
        - Задерживаться у вас не будем, а то ночи короткие. Вы только машину прикройте, а то уж больно приметна.
        - Все сделаем, товарищ командир.
        - Тогда бывай, Федор.
        Переодевшись в камуфляж, нацепив на головы черные лыжные маски, «судоплатовцы» покинули дом Ярнова, прихватив с собой оружие - винтовки и «Шмайссеры». Идти было недалеко, но двигаться следовало осторожно - комендантский час. Впрочем, и днем с такой поклажей, как у них, много не походишь. Когда за развалинами, оставшимися после бомбежки, показался Дом правительства, Минск давно спал - спокойно или тревожно, вздрагивая от каждого скрипа.
        - Ну, я пошел, - шепнул Ефимов.
        - Давай…
        Судоплатов проводил снайпера взглядом - Толику предстояло занять место на башне костела Св. Симеона и Св. Елены, прозванного «Красным». Будет бить врага на пару с Костей Пеховым.
        - Двинули, - тихо скомандовал Павел.
        Трошкин кивнул, как будто командир мог его видеть.
        Четырехэтажное здание, что стояло напротив Дома правительства, заселено было едва на треть - в брошенных квартирах ночевали офицеры СС. Соседство, что и говорить, опасное. С другой стороны, можно было не беспокоиться насчет облавы - кто ж подумает на эсэсовцев, славу и гордость Рейха? На чердак забираться не стали - квартира, выходившая на проспект им. Сталина, была свободна. Даже окна открывать не пришлось - все стекла выбиты, стреляй - не хочу. Жилплощадь этажом ниже тоже пустовала, но туда соваться не стали - только устроишься, а постояльцы снизу тут как тут, живо поинтересуются, кто это там ходит, у них над головой? От греха подальше, к богу поближе…
        Судоплатов осторожно выглянул в окно, отодвигая край уцелевшей шторы. Светила луна, и в ее свете блестели рельсы, проложенные по проспекту Сталина или, как его переименовали оккупанты - Хауптштрассе. Трамваи, правда, не ходили. Наискосок, за проспектом, глыбился постамент - бронзовую фигуру Ильича немцы недавно сбросили. Огромный Дом правительства не был темен - десятки окон светились.
        - Работнички… - буркнул Трошкин, обозревая здание в оптический прицел. - Товарищ майор, видите? Стоит наш «Опель»!
        - Стоит? - оживился Павел. - Где?
        - Справа от памятника.
        - А, точно! Ла-адно… Ждем. Ты покемарь пока, потом меня сменишь.
        - Ага.
        Мебели в квартире не сохранилось, по крайней мере, целой, но матрацы нашлись. Будет удобно выцеливать фашистов с колен, опираясь на мягкое. А ночью можно и подремать. Судоплатов был взбудоражен - а кто останется спокойным в логове врага? Зато мысли текли быстро и четко, без той сумятицы, что идет от нервов. Если все их задумки сбудутся, они добьются не только ликвидации пары гадов - завтра состоится акция устрашения. Немцы должны постоянно, днем и ночью, испытывать страх. Они должны знать, что в зоне оккупации для них не существует безопасных мест, что никакие, даже самые высокие чины и звания их не спасут. Весть об этой акции разойдется по всей стране, вдохновляя и вселяя надежду. Пусть минчане знают, что наши тут, рядом!
        Ближе к полуночи Павел расслабился. Изредка из подъезда доносились голоса и хлопанье дверей, хохот и топот, но быстро стихали. В двенадцатом часу и вовсе тишь да гладь. С улицы иногда доносились шаги патруля, однажды проехал, громыхая пустыми бочками, грузовик. И снова тишина. А толку? Не бывает безмятежных снов в оккупированном городе…
        Сменившись, Судоплатов уснул.
        Утром открылась еще одна мерзкая деталь - герб БССР на фасаде Дома правительства был завешен черным стягом СС с белыми рунами.
        - Похоже на «Веселый Роджер», - усмехнулся Павел.
        Пиратам, правда, и не снился эсэсовский беспредел.
        - Уже скоро, - пробормотал Трошкин.
        Судоплатов кивнул, накручивая глушитель.
        По плану, Ханс-Ульрих Блюм, антифашист, эмигрировавший в СССР, боец «Олимпа», должен был позвонить в Минск, чтобы предупредить «главных действующих лиц» - мол, так и так, ровно в десять ноль-ноль к Дому правительства прибудет проверяющий из Берлина, обергруппенфюрер Гюнтер фон Герсдорф, тот самый, встречать которого отправился фон дем Бах. Идеальное произношение Блюма должно было убедить немцев, что гости таки ожидаются.
        По идее, встречать дорогого - и опасного - визитера должны будут выйти все фюреры местного разлива. Бригаденфюрер СС Карл Целнер, гауляйтер Вильгельм Кубе, командир айнзацгруппы В^ [16] Артур Небе и прочая сволочь, рангом поменьше. Целься - и огонь по врагам рабочего класса. Сработает ли?
        Прожевав сухарь со слоем смальца и запив яство глотком трофейного коньяка из карманной фляжки, Судоплатов с Трошкиным исполнились терпения. И, видимо, план сработал - ближе к десяти началась суета. Немцы наводили чистоту, а сбоку от памятника Ленину выстроился отряд СС для торжественной встречи. Несколько грузовиков, скромно стоявших в сторонке, не трогали.
        Среди них затерялся и партизанский «Опель», начиненный несколькими ящиками тротила, сдобренного гайками, болтами и прочими «поражающими элементами». Судоплатов осторожно встал на колени и глянул поверх подоконника. Подходящий сектор обстрела.
        А вот и мишени… При полном параде появились «главные действующие лица». Павел узнал Целнера, похожего на разжиревшего Гитлера - те же усики бросались в глаза.
        - Женя, работаем.
        - Я готов, товарищ майор.
        - Беру Целнера. Рядом с ним - видишь?
        - У него мундир не военный.
        - Это Кубе, наместник Гитлера в Белоруссии.
        - Он мой!
        - Бери, - усмехнулся Судоплатов, - дарю.
        Затаив дыхание, Павел нежно потянул за спусковой крючок. Винтовка вздрогнула, и будто чихнула - увесистая пуля попала Карлу Целнеру прямо в ухо. Еще один «чих» - падает Вильгельм Кубе, генеральный комиссар генерального округа Вайсрутения. Вместе с ним упал и покатился, как кегля, худой немец в мундире оберштурмбаннфюрера - это отличились снайперы, засевшие в «Красном костеле».
        Фрицы заметались.
        - Сейчас! - выдохнул Трошкин.
        Словно дождавшись его веления, «Опель Блиц» внезапно исчез в огненной вспышке, отбрасывая и переворачивая рядом стоявшие грузовики.
        Судоплатов мигом пригнулся, и ударная волна прошла над ним, сорвав штору. Россыпь метизов и обломков самой машины здорово проредила строй эсэсовцев. Началась паника, хотя отдельные группы солдат собирались вокруг своих командиров, совершая осознанные действия - занимали круговую оборону, оттесняли руководство к парадному входу Дома правительства.
        - Уходим!
        - Сейчас начнется!
        - Пока добежим до дверей подъезда, мины кончатся!
        Бросив винтовку, Павел подхватил «МП-40» иотпер дверь.
        - За мной! - сказал он, доставая немецкую пилотку и напяливая ее на голову.
        Сбежав по лестнице, Судоплатов столкнулся с полураздетым офицером в наброшенном на плечи кителе.
        - Что случилось? - крикнул он.
        - Русские в городе! - ответил Павел. - Не приближайтесь к окнам!
        В ту же секунду грохнул взрыв, за ним еще и еще. Судоплатов спустился к выходу и прижался к стене, считая взрывы. Пятнадцать!
        - Шнелле, шнелле! - крикнул Павел и выбежал на улицу.
        Сейчас он ничем не отличался от прочих гитлеровцев - те из них, кто выжил, точно так же носились по улице, не то выискивая Красную Армию, не то спасая свою шкуру. Уже углубившись в район «малоэтажной застройки», Судоплатов с Трошкиным нарвались на троих немцев в касках и при винтовках. Солдаты вытянулись, увидев офицера со «Шмайссером», и Павел крикнул им:
        - Прочесывайте улицы по направлению к вокзалу!
        - Яволь!
        И дисциплинированная солдатня порысила, куда было сказано.
        У Ярнова все было спокойно, Толик Ефимов уже был тут - мрачный.
        - Убили Костю, - выпалил он.
        Судоплатов зло сощурился.
        - Считай, мы отомстили за него. Переодеваемся! Живо!
        Снова натянув ненавистный мундир, Павел плюхнулся на заднее сиденье. Толик устроился за рулем, последним сел Трошкин. Ефимов завел двигатель, а хозяин уже распахивал ворота. То, что со двора Ярнова выезжает «Майбах», мог увидеть лишь сосед напротив. Будем надеяться, он засел в нужнике…
        Завывая мотором, лимузин набрал скорость и выскочил на улицу. За городом никто не остановил «Майбах», а вот в Дзержинске опять случился приступ орднунга - дорогу перекрыл шлагбаум, а фельджандармерия усиленно махала, требуя остановки.
        - Гони, Толь!
        Тяжелый лимузин разнес полосатый шлагбаум в щепки и понесся дальше. С опозданием продолбили пули, пуская гулкие звоны.
        - А хрен вам… - проворчал Трошкин.
        - В Столбцах нас могут задержать, - прикинул Судоплатов. - Уходим в лес!
        Когда миновал заветный километр, «Майбах» свернул на еле заметную дорогу, уводящую в дебри Налибокской пущи. Где-то там, в самой чащобе, ближе к деревушке Заберезь, обосновались танкисты «Олимпа». Есть повод навестить… И выпить!
        Глава 16
        Операция «крепость»
        Поздно вечером 6 июля, когда стемнело, рядом с «Панцерфунквагеном» подняли большую антенну, и Судоплатов впервые отправил в Москву шифровку:
        «Павлу^ [17] .
        Нахожусь на оккупированной территории Белоруссии.
        Пока выехать или вылететь не имею ни возможности, ни права - руковожу отрядом особого назначения «Олимп».
        Нами уничтожено 7 САУ, более 20 танков, бронеавтомобилей и грузовиков, 1 бронепоезд, более 3000 немецких солдат и офицеров; пущено под откос 4 эшелона, подорван склад с горючим, сбито 7 самолетов.
        Отряд уже второй раз подряд расширяется - для оперативной работы на Западе Украины выделен отряд «Победители» вколичестве 400 человек, под командованием Д. Медведева.
        На днях еще один отряд «Сябры» отправлен в район Налибокской пущи.
        Налажены связи с партизанским отрядом В. Коржа, действующим в Пинском районе, а также с отрядом «Красный Октябрь». Создана первая партизанская бригада в Полесье - «Гарнизон Ф. И. Павловского».
        Получена достоверная информация о том, что уже в конце июля гитлеровцы намерены занять Смоленск, после чего 2-я танковая группа по приказу Гитлера повернет на юг или юго-запад в середине августа, чтобы соединиться с 1-й танковой армией Клейста и замкнуть войска Юго-Западного фронта в Киевский котел.
        Таким образом, Гитлер меняет весь план кампании, теряя темп наступления на Москву.
        Прошу дать санкцию на ликвидацию Гудериана.
        Если решение по данному вопросу будет положительным, то тогда просьба выслать самолет для десантной операции.
        Андрей».
        На душе сразу полегчало.
        Постоянные рейды, налеты и акты возмездия выматывали, в теле копилась тяжкая усталость, и даже целая ночь сна не давала желанного отдыха. Умывшись из ручья, Судоплатов вытерся полотенцем, висевшим здесь же, на ветке, и спустился в штабную землянку. Посидеть, сонно помаргивая на огонь в буржуйке, и спать. Завтра - в рейд.
        Немцев они очень разозлили и, как докладывали агенты, разведбатальон дивизии «Дас Райх», усиленный за счет 11-го пехотного полка СС, горит желанием прочесать лес в обе стороны от железной дороги. Эсэсовцы - это не Вермахт, это серьезно. «Секретный» разъезд они найдут, а там и до базы «Олимп» недалеко. И есть только один способ уйти от преследования - перебить всех этих эсэсманов ко всем чертям (как вариант - к чертям собачьим). И вечный бой… А куда деваться?
        Бойцы- «олимпийцы» по одному забирались в землянку. Муха разлил по кружкам чаек и спросил:
        - Товарищ майор, а у вас мечта есть?
        - Мечта? Ну, мечта - это нечто такое… общее. Мы все мечтаем покончить с немцами, с войной. А я - диверсант, и у меня должны быть не расплывчатые мечты, а четкие цели. - Судоплатов улыбнулся. - Их у меня четыре.
        - Это как? - заинтересовался Шатов.
        Павел в ответ нарисовал карандашом свастику.
        - Это… чего? - растерялся Муха.
        - Четыре «Г». Гитлер, Гиммлер, Геринг и… и Гудериан. Все они должны быть уничтожены, и чем скорее, тем лучше. Этим я и хочу заняться, в этом и состоит моя цель. Или цели - как сказать?
        - Да тут как ни скажешь, все равно - здорово! А Геббельс?
        - А что нам эта брехливая обезьянка? Попадется под руку, грохнем, а нет, так и сам застрелится.
        - Здорово… Сначала, конечно, Гитлер.
        Судоплатов покачал головой.
        - Нет, Данила. Начать я хочу с Гудериана. А Гитлер умрет последним - пускай помучается от страха.
        - Это сложно, - затянул Трошкин.
        - Ну, если бы все это было просто, стоило ли ставить подобные цели? Очень сложно. Это труднейшая задачка, но я все-таки возьмусь за нее и решу. Все! Отбой.
        …Трофейные «Опели» иотечественные «ЗИСы», парочка «Т-III» итри полугусеничных «Ганомага» двигались в одной колонне. Местные партизаны знали про «своих немцев», и огонь по чужеземным машинам не открывали. Тем более что за колонной коптили четыре «Т-34». Валкая лесная дорога привела отряд в большую деревню, где, однако, стояла тишина. Мертвая тишина. От домов сохранились лишь фундаменты да печи с торчащими трубами. Крыши да стены - все сгорело в золу.
        - А где все? - растерянно проговорил Трошкин.
        - Вон там, наверное, - без охоты сказал Судоплатов, указывая на большую груду углей.
        Что тут стояло, амбар или большой сарай, уже никто не скажет - от тех, кого загнали внутрь, остались обгорелые косточки.
        - Они и детей! - охнул Шатов.
        - Это фашисты, Коля, что ты хочешь.
        - Рвать буду! - пообещал штангист, сжимая здоровенные кулаки.
        Муха, опустив руку в золу, сказал:
        - Неделя, как пожгли. За что, спрашивается?
        - За то, что мы русские.
        - Тут белорусы…
        - Да какая разница? По машинам!
        Все потянулись обратно, последними запрыгнули дозорные. Где-то в этих местах, изборожденных оврагами, топких, заросших соснами, скрывался небольшой полигон, где отводили душу артиллеристы РККА. Колея, уходившая к полигону, была разбомблена вместе с маленьким паровозиком, но когда Сапаров сбил очередную «раму», а фотокамеру выдернули и проявили пленку, то на снимках разглядели любопытные подробности - платформы с тяжелыми гаубицами «Б-4». Знать, не все поддалось бомбам! «В прошлой жизни» шесть таких гаубиц застряли на станции Коссово, а нынче, выходит, одуревшие железнодорожники загнали их сюда. Чтоб целее были?
        По дороге к полигону находилась еще одна деревня. Дома тут стояли целые и невредимые, вот только тишина угнетала. Выморочное селение. В избах было или пусто, или же тела хозяев истлевали прямо на полу, застреленные или побитые осколками гранат. Порой были заметны следы зверей, не погнушавшихся человечинкой.
        - Не-емцы!
        В ту же секунду хлестко ударила очередь из пулемета. Бойцы посыпались с машин, разбегаясь и залегая, а «Ганомаги» сревом ворочались, занимая позиции. Среди деревьев замелькала немецкая пехота, и подходили фрицы сразу с двух сторон. Западня? Их тут, выходит, ждали? А откуда немцы узнали, что отряд выдвигается именно сюда? Утечка в самом отряде? Только этого еще и не хватало…
        Немцы бежали цепями, стреляя из винтовок, на флангах работали пулеметчики на мотоциклах. Один из «Цундапов», газуя, въехал на пригорок, и водитель сразу схлопотал пулю. Стрелок в люльке едва успел дать короткую очередь, как мотоцикл завалился и перевернулся. Аллес капут.
        - Рус, сдавайс! - послышался гортанный крик. - Бистро, шнелль рус!
        Тут свое веское слово сказали танки. Трофейная «троечка» пальнула пару раз, ее поддержали «тридцатьчетверки» - и тут же заработала парочка советских сорокапяток, прибранных хозяйственными немцами. Один из снарядов, брызнув синими искрами, ушел рикошетом от лобовой брони, а вот другой пробил борт. Стрелок спасся чудом - едва он выбрался из люка, как сдетонировал боекомплект, и башню танка оторвало, подбрасывая на облаке дыма и огня. Мехвод остался на месте…
        Ударной волной с ближнего «Опеля» сорвало трубочный каркас с тентом, и тут же придавило кузов дымящейся башней. Хорошо еще, что там никого не было. «Т-34» тотчас же отомстили за собрата, прицельно расстреляв одну из пушек. Другая продолжала выпускать бронебойные, вот только не брали они «тридцатьчетверки», и немецкие артиллеристы дождались того, что озверевшие танкисты наехали да раздавили и расчет, и само орудие.
        Рассеяв половину батальона, танки отрезали пехоту от «средств доставки» - взрывом срезало подлесок, открывая тупорылые серые «Бюссинги». «Диверсанты» во главе с Мухой тут же отправились на «экспроприацию экспроприаторов», а мобильную группу Трошкина Судоплатов послал на прикрытие.
        Немцы, группами по четыре-пять человек, рассеялись по деревне. «Ганомаг», лязгая гусеницами, проехал по улочке, постреливая направо и налево из пулеметов, и ему в кузов прилетела граната- «колотушка». Ее тут же выбросили обратно. Срабатывала «колотушка» на пятой, а то и на восьмой секунде, так что получилось как раз - рвануло по «обратному адресу».
        Павел, окруженный погранцами Иволгина, занял позицию за недостроенным срубом - толстые бревна задерживали даже винтовочные пули. Судоплатов поморщился. Эх, сюда бы рации образца 90-х, маленькие, компактные… Но чего нет, того нет.
        - Шатов! Дуй к танкистам! Скажешь, чтобы блокировали деревню! Ни одна сволочь не должна уйти! А один танк пусть сюда идет - вон, где дом с голубятней!
        - Понял!
        Из переулка напротив показался Трошкин.
        - Женя! Зачищаем!
        Тот отчетливо кивнул - понял, мол. Погранцы и недавние окруженцы стали прочесывать деревню со своего «угла» (не скажешь же - квартал) - автоматные очереди слышались без пауз. Немцев выдавливали с окраин, загоняя в середку, где имелось что-то вроде площади, заросшей травой. Прямо посередине «площади» виднелись останки разрушенной церкви. Прогрохотал танк и остановился. Минай Кричевцов откинул люк, прикрываясь крышкой, и прокричал:
        - Товарищ майор! Чего делать-то?
        - Вон тот дом видишь, на углу?
        - Ага!
        - Сноси его! Там никого, а вот за ним немцы. И сразу сади осколочным!
        - Понял!
        «Т-34» развернул башню, и Судоплатов с Иволгиным прикрыли уши. Снаряд разнес избу, раскатал по бревнышку. Досталось и «зольдатикам», что прятались за его стенами. «Зольдатики» побежали, а им вдогонку рванул осколочно-фугасный.
        - Ура-а! - закричали «олимпийцы» ибросились в атаку.
        Тут же злобно затарахтел пулемет. Танкистам не надо было указывать, они и сами обнаружили огневую точку - и подавили ее прямым попаданием. Ближе к центру селения ступать было неприятно - улочки были густо заляпаны кровью, внутренностями, разорванными телами. Досталось и разведчикам-диверсантам.
        Оба «Ганомага» вырулили на площадь и сделали «круг почета», постреливая в сторону крепких изб, что выходили на площадь, и двухэтажного здания сельсовета. Этот последний оплот гитлеровцев пришлось брать штурмом - забросав гранатами через окна и двери, «олимпийцы» врывались внутрь, изничтожая живую силу противника. Трупы немцев лежали рядом с мертвыми хозяевами в посмертном примирении.
        Взять сельсовет помог «Т-34» братьев-белорусов. Танк проехал впритирку к стене здания, снося столбы с навесом, и все это рухнуло, вскрывая фасад, открывая кабинеты местного начальства - и немцев, словно вышедших на сцену. Тут же заработали пулеметы, автоматы, винтовки «зрителей», и спектакль закончился. Занавес.
        Погибших товарищей похоронили на деревенском кладбище, и добрались-таки до полигона. Все шесть огромных 203-миллиметровых гаубиц Б-4 покоились на бетонированной площадке под навесом. Там же выстроились в ряд ровно двадцать новеньких тягачей «Коммунар». В ящиках нашлось 3000 выстрелов для «Б-4». Судоплатов почувствовал прилив желчи. Неудивительно, что немцы нас шпыняют, как хотят! Тут их орднунг бьет наш русский бардак. Хотя, с другой стороны, не будь разгильдяйства, где бы он сейчас искал подходящие орудия?
        Было заметно, что полигон бомбили - ржавые обгорелые остовы пары автобусов, грузовиков и гусеничного тягача подтверждали это со всей очевидностью. Возможно, орудия уцелели по причине того, что навес, схоронивший их, был укрыт еще и рыбацкими сетями, с нашитыми тряпками. Маскировка.
        Хмурый и озабоченный, Трошкин приблизился к Судоплатову, сказал негромко:
        - Тут один окруженец, из недавних… В общем…
        - Не тяни. Что, немцам продался?
        - Так вы в курсе?
        Павел вздохнул.
        - Нас тут ждали, Женя, понимаешь? Немецкая разведка об этом знать не могла. Стало быть, кто-то из наших… Из тех, кого мы считали нашими. К счастью, я тут секретность развел, хоть и ворчали некоторые. Дескать, своим не доверяю. Так в том-то и дело, что из окружения выходили не только свои - немцы частенько агентов засылают, и те выходят к нашим со всеми вместе.
        - Так может… - просветлел Трошкин. - Этот наш Бергман - тоже агент?
        - Из поволжских немцев?
        - Говорил, из Энгельса.
        - Может, и так.
        Судоплатов задумался. Да, его многоуровневая конспирация помогла. Окруженцы знали только о разъезде, там они и находились. На базу «Олимп» никто из них не попадал, и дороги туда не знал. Вообще не было известно, что есть такая база. Очень малый круг лиц ведал, куда направляется отряд. Именно поэтому, надо полагать, засаду устроили не на полигоне, а по дороге к нему.
        Та выморочная деревня с бодрым названием Уборка была объявлена пунктом назначения, вот эта-то информация и ушла к противнику. К счастью, о цели операции знали всего трое, проверенных-перепроверенных. Включая его самого…
        - Дешево отделались… - проворчал Трошкин.
        - Дешево? Семерых потеряли.
        - А могли бы не семь, а семьдесят семь потерять!
        - Тоже верно. Ладно, будем бдеть.
        - Вот это дуры! - восхитился Шатов, оглядывая мощные стволы на монументальных гусеничных лафетах.
        - Приступим, ребята!
        Работенка им предстояла адова: снять с лафетов стволы тяжелых - семнадцать с лишним тонн! - гаубиц и уложить в специальные повозки, прицепить их к «Коммунарам», первым советским тракторам на гусеничном ходу. Лафеты вместе с передками - это уже отдельные лафетные повозки, их цепляли к таким же тягачам. А еще тяжеленные стокилограммовые снаряды, да выстрелы… И всю ночь переться по дорогам и полям, почти до самого Бреста.
        Судоплатов затеял большую «бяку» - обстрел немецких позиций, с которых ровняли с землей Брестскую крепость. «В прошлой жизни» штурм крепости практически закончился 29 июня. Тогда около пяти сотен ее защитников собрались под командованием майора Гаврилова в Восточном форте, что на северном Кобринском укреплении, и в форте №5. Немцы обрушили на форты чудовищные бетонобойные снаряды весом под две тонны каждый, выпуская их из парочки сверхтяжелых 600-миллиметровых орудий «Карл». Снаряды эти, разрываясь, оставляли воронки в тридцать метров поперечником, и даже у тех красноармейцев, что скрывались в подвалах, легкие разрывались от ударных волн. И это не считая девяти легких батарей, трех тяжелых батарей и еще трех дивизионов мортир. Мало того, немцы начали бомбардировать Восточный форт с самолетов.
        Спешит немчура - сам Гитлер на пару с Муссолини собирается посетить Брест в конце августа. Тогда форт пал 29 июня после сброса авиабомбы в 1800 кило. Но нынче обстановка на фронтах несколько иная, еще ни один бомбардировщик не совершал налета на крепость, и отряд Гаврилова держался. Как тут не помочь нашим?
        «Б-4» весьма удачная «пушчонка», только тяжеловата. Зато гусеницы позволяют ей пройти даже по вспаханному полю, а стреляет так, что бойцы, воевавшие с белофиннами, называли гаубицу «карельским скульптором» - такие замысловатые «композиции» получались из бетонных ДОТов после «обработки» из «Б-4». Гаубицы накроют цели даже за семнадцать километров, а группа Парфенова, неделю назад заброшенная в Брест, будет корректировать огонь.
        Шатов и Муха со своими людьми встретят отряд «гавриловцев» - Серега Парфенов лично обещал проскользнуть этой ночью в Восточный форт, чтобы передать «весточку с воли». Если ему все удастся, перед рассветом над Кобринским укреплением взлетят три ракеты - зеленая, белая и красная. Могут, конечно, и не взлететь… Тогда хоть артиллеристы душу отведут, попортят немцам жизнь! 3000 выстрелов - это надолго. Правда, парочка «Коммунаров» тащила прицепы всего с тремя сотнями выстрелов, а больше и не надо. Гаубица стреляет один раз в две минуты, для шести орудий снарядов хватит почти на два часа, а долго задерживаться Судоплатов не планировал. Как он сказал Ане Камаевой: «Мы только туда и обратно!»
        …Тягачи ехали со скоростью велосипедиста. На дороге разгоняясь до пятнадцати километров в час, по лугам и полям «неслись» вровень с шагавшими бойцами. Судоплатов пристроился дремать в кабине. Трясло жутко, но растревоженный Морфей лишь вспархивал и, успокоясь, обволакивал снова.
        - Товарищ майор!
        - М-м?
        - Агент Вежа вышел на связь! Все три ракеты взлетели!
        - Отлично! Мы где? Долго еще?
        - Подъезжаем!
        В предрассветных потемках тягачи выезжали на позиции. Брест скрывался за горизонтом, вокруг шумел лес. Гаубицы вывезли на несколько небольших полян, и началась сборка. Артиллеристов в отряде было не слишком много, а каждая гаубица требовала полтора десятка человек обслуги. Добровольцев в помощь пушкарям хватало.
        - Ася! Вызывай Вежу. Пора!
        Лишь забрезжил рассвет, как батарея была приведена в полную боевую.
        - К бою!
        - Фугасным. Отражатель - ноль. Буссоль - 45. Уровень тридцать. Прицел шестьдесят.
        - Зарядить!
        - Готово!
        - Огонь!
        Жахнуло так, что все присели.
        Краткая вспышка выстрела осветила поляну и черные деревья вокруг.
        - Здорово долбануло! - сказал Муха с восторгом.
        - Вежа на связи! - пропищала Ася. - Говорит, двести перелет, пятьдесят вправо!
        - Прицел пятьдесят семь! Огонь!
        Ася сообщила о недолете.
        С четвертого выстрела артиллеристы «сузили вилку» инакрыли цель двумя снарядами, опрокинув и переломав одного из «Карлов». Минуту спустя гаубицы палили по очереди, батарея швырялась снарядами по три штуки в минуту, а прислуга бегала от орудия к орудию, помогая, подтаскивая, подталкивая, подчищая…
        Было еще темно, но на западе, в стороне Бреста стало разгораться оранжевое зарево. Стокилограммовые снаряды обрушивались на немецкие мортиры и пушки, превращая те в лом, проламывали крыши казарм 45-й пехотной дивизии Вермахта и разрывались, сдувая солдат с коек, превращая тела в мешки с костями или размазывая в фарш. Горели машины, пылали «наливняки», рушились стены. Тонны земли, цементной и кирпичной пыли висели и вихрились в воздухе, сводя с ума «условно живых» иприпорашивая мертвых.
        Ася подобралась к Судоплатову и громко пропищала:
        - Вежа сообщает о выходе наших из крепости! Говорит, минут через десять можно переносить огонь!
        Павел кивнул.
        - Слышали, артиллеристы?
        - Так точно! - отозвался «главный канонир». - По вокзалу?
        - Лупите!
        - Есть!
        - Муха!
        - Рядовой Муха…
        - Отставить. Данила, готовь взрывчатку. Начинишь по полной!
        - Так точно!
        - Володя!
        - Я понял! Доставим!
        Шесть трофейных «Бюссингов» отъехали к Бресту, навстречу отступавшему отряду Гаврилова. Последняя гаубица еще стреляла по казармам, а первую уже чуток разворачивали для обстрела железнодорожной станции.
        Пристрелявшись - Вежа наблюдал за «экзекуцией» спожарной каланчи, «подрабатывая» корректировщиком, - батарея принялась все так же неторопливо и безжалостно забрасывать снаряды на пути Брест-Литовского железнодорожного узла. Корежить паровозы и вагоны, цистерны и склады. И вот еще одно зарево осветило темное небо…
        К рассвету, совершив две ходки, шоферы вывезли всех защитников Брестской крепости. Мест не хватало, но «гавриловцы» готовы были и пешком уходить к своим. Раненый, буквальным образом опаленный войной, командир осажденных подошел к Судоплатову и неловко представился:
        - Майор Гаврилов.
        - Майор Судоплатов.
        - Ну, вы им и врезали, товарищ майор!
        - Старались! - засмеялся Павел. - Муха!
        - Все готово, товарищ майор госбезопасности!
        Судоплатов улыбнулся: Данила уточнил его звание специально для Гаврилова, чтобы тот проникся^ [18] .
        - Уходим!
        Обстрел закончился, но в ушах все еще звенело, а весь мир, казалось, шатался. И вот позади колонны грянуло. Шесть взрывов ударили сообща, куроча гаубицы. Хороши пушечки, слов нет, только вот на разборку и доставку не оставалось времени.
        Отряд «Олимп», в один момент пополнившись на четыре сотни человек, возвращался с победой.
        А. Гусев:
        «Среди защитников Брестской крепости самыми ненадежными оказались не конвойники (которые были преимущественно славянами, членами ВЛКСМ и ВКП( б), а поляки. Вот как это описывает писарь 333-го полка А. И. Алексеев:
        «До начала войны проходили учебные сборы приписного комсостава Брестской области, ранее служивших в польской армии. Несколько человек из приписного состава прошли через мост, повернулись в левую сторону реки Муховца, вдоль земляного вала, и один из них держал в руке белый флаг, перешли на сторону врага».
        Это случилось 22 июня!
        Среди защитников Брестской крепости было много представителей разных национальностей: русские, украинцы, евреи, грузины, армяне…
        Но массовое предательство наблюдалось только со стороны поляков.
        Почему немцы понесли столь большие потери?
        Бойню в Брестской крепости они устроили себе сами.
        Не дав возможности выйти из крепости бойцам Красной Армии, немцы начали штурм.
        Защитники Брестской крепости в первые минуты штурма были настолько ошеломлены, что практически не оказали никакого сопротивления. Благодаря этому штурмовые группы немцев прошли на центральный остров, захватили костел и столовую.
        И в это время крепость ожила - началось побоище.
        Именно в первый день - 22 июня - немцы понесли в Брестской крепости наибольшие потери.
        Это «новогодний штурм Грозного» для немцев. Ворвались почти без выстрела, а потом оказались окружены и разгромлены.
        Интересно, что снаружи крепость почти не атаковалась.
        Все главные события происходили внутри.
        Немцы проникали внутрь и изнутри, где не бойницы, а окна, атаковали развалины.
        В самой же крепости никаких подземелий и подземных ходов не было. Советские бойцы прятались в подвалах, а стреляли часто из окон подвалов.
        Завалив двор цитадели трупами своих солдат, немцы отошли и в последующие дни не предпринимали таких массированных штурмов, а двигались постепенно, атакуя развалины артиллерией, саперами-взрывниками, огнеметами, бомбами особой мощности…
        Некоторые исследователи утверждают, что 22 июня немцы понесли в Брестской крепости треть всех своих потерь на Восточном фронте.
        В кино и литературе рассказывается о трагедии Восточного форта. Как он защищался до 29 июня. Как на форт немцы сбросили полуторатонную бомбу, как сначала из крепости вышли женщины и дети. Как потом сдались остальные защитники форта, а командира и комиссара среди них не оказалось.
        Однако форт №5, по данным немецких документов, держался до середины августа!»
        Глава 17
        «Быстроходный Гейнц»
        Паче чаяния, «секретный разъезд» не был тронут немцами. То ли Бергман не успел о нем сообщить, то ли посчитал засаду приоритетной задачей. Гитлеровцы уже начали подозревать, что Полесье, примерно с этих мест и начинавшееся, от линии железной дороги Брест - Барановичи к востоку и юго-востоку, является лесной цитаделью партизанщины, но в Берлине даже не представляли истинный размах движения Сопротивления.
        Защитников Брестской крепости разместили там же, где и прочих окруженцев - в станционных срубах разъезда, а «олимпийцы» отправились дальше. В приступе профессиональной паранойи, Судоплатов возвращался на базу другой дорогой и выбрался как раз к взлетному полю.
        Танки и тягачи было решено припрятать в дальнем схроне, в самых дебрях. Путь туда был таков, что следов гусениц не оставалось - их скрывали вода и ряска. Покружить технике пришлось изрядно, но проводник из отряда Батьки Миная дорогу знал и вывел-таки танкистов на сухой «остров» среди топей. Здесь «олимпийцам» грозила только вражеская авиация - посуху подобраться не удастся.
        Первыми Павла встретили зенитчики Сапарова, несшие службу у «взлетки», и с почетом проводили до лагеря. Аня Камаева торжественно вручила Судоплатову шифровку:
        «Андрею.
        Разрешение на ликвидацию генерал-полковника Гудериана получено. Для оперативных целей вашей группе, товарищ старший майор государственной безопасности, выделяется трофейный «Юнкерс-52» из состава 81-й авиадивизии дальнего действия.
        Павел».
        - Поздравляю, товарищ старший майор госбезопасности! - сказала она торжественно. - С повышением вас!
        - Служу Советскому Союзу! - ответил Павел, подумав, что не прекращал этой службы даже тогда, когда СССР распался. - Вот что, позови-ка Трошкина, Шереметева, Ермакова и Муху.
        - Есть, товарищ старший майор!
        Посмеиваясь, Судоплатов прошел в штабную землянку. После долгого пути все, задействованные в операции «Крепость», больше всего хотели выспаться, но в штаб прибыли все, как штык. Правда, с мокрыми волосами - освежались.
        - На той неделе вылетаем в Горки - это за Могилевом. 15 июля там должен быть Гейнц Гудериан…
        - Тот самый? - вырвалось у Мухи.
        - Тот самый. Начнем потихоньку добиваться моей цели…
        …Трехмоторный «Юнкерс» прилетел на базу «Олимп» вночь на 14-е. На следующий день, поздно вечером, был назначен вылет. Судоплатов почитывал «Воспоминания солдата», написанные Гудерианом, и знал, что генерал-полковник в этот самый день прибыл на КП в одиннадцать вечера. Правда, случилось это «в прошлой жизни», а вот будет ли Быстроходный Гейнц так же пунктуален и нынче…
        Однако сводки с фронта свидетельствовали, что положение выравнивается - немцы, несколько замедлившись в первые дни войны, снова набрали темп.
        «Что ж, - подумал Павел, - если не повезет, будем импровизировать…»
        Группа его из пяти человек погрузилась и вылетела без задержки. «Тетушка Ю», как называли немцы «Ю-52», была рассчитана на семнадцать пассажиров, так что Павлу со товарищи было просторно. Ровно гудели двигатели, за прямоугольными окошками чернела ночь. Однажды с земли опознали «своих», и какой-то из немецких аэродромов пригласил на посадку, бросая лучи прожекторов и пуская ракеты. «Тетушка Ю» жеманно покачала крыльями и полетела дальше. Группа разведчиков-диверсантов мирно дремала, развалившись на сиденьях.
        Судоплатов подумал, что уже давно не воспринимает себя стариком. Из памяти ушли немощь и дряхлость. Вернее, впечатления отошли в прошлое, размылись, стали как будто чужими. Старость воспринималась как болезнь. Мало ли какая хворь одолеет. Но теперь-то он выздоровел…
        Павел усмехнулся и покачал головой - совершенно из головы вылетело. Ровно неделю назад, 7 июля, у него был день рождения. Вот только как считать? Тридцать четыре ему стукнуло или девяносто? Телу - тридцать с хвостиком, душа - втрое старше…
        Судоплатов оглянулся - его товарищи сосредоточились на своих переживаниях, или просто отдыхали по старому солдатскому правилу. Муха первым не выдержал всеобщего молчания.
        - Анька позапозавчера приняла сводку Сов-информбюро, - сообщил он. - Наш адмирал, это который Кузнецов, вывел в море линкоры! Оба - «Октябрьскую революцию» и «Марат»^ [19] . И еще два крейсера - «Киров» и «Ворошилов».
        - Там еще третий был, «Максим Горький», - добавил Трошкин, - только он на мине подорвался. Чинится сейчас.
        - Ну да. Не, линкоры - это сила! Они сначала к Риге ходили, там отметились и пошли к Мемелю - это там, где наши подлодки «Адмирала Шеера» торпедировали. А навстречу еще один такой же, точь-в-точь, «Дойчланд» называется. Ну, и наши ему врезали, как полагается!
        - Потопили?
        - А как же!
        - Они еще «Эмден» пустили ко дну, - дополнил Трошкин. - Только это легкий крейсер.
        - Ну и что, что легкий? Главное, что потопили! От самолетов еле ушли. Сейчас, наверное, в Кронштадте уже…
        - Данила, - улыбнулся Судоплатов, - тебе надо было в краснофлотцы идти.
        - А что? Я не против! Просто вышло так вот, как есть.
        - Морячки - молодцы, конечно. А то так и стояли бы, пока их Люфтваффе не доконала.
        - Конечно!
        Тут из кабины пилотов выглянул штурман и крикнул:
        - Подлетаем!
        Прыгать с парашютом не пришлось - летчики посадили самолет на поле, ориентируясь по кострам, разожженным подпольщиками из Могилева. Подполье же доставило и транспорт. Подобная помощь была обещана заранее, но Судоплатов рассчитывал на телеги, в лучшем случае - на грузовик, а «Комитет содействия Красной Армии» подал роскошный «Хорьх», отбитый накануне.
        «Судоплатовцы», переодетые в немецкую форму, устроились с комфортом. Откинув кожаный верх, решили прокатиться с ветерком. Судоплатов сжал зубы - в это самое время фрицы штурмовали Смоленск…
        Убийство Гудериана обязательно внесет сумятицу, но ненадолго. Тут не в этом выгода. Просто надо дать понять гитлеровцам, что никто из них не застрахован, что они все внезапно смертны.
        Гудериана в Нюрнберге не судили, он там проходил свидетелем - западные «партнеры» помогли Быстроходному Гейнцу спастись от виселицы. Но разве не его танки рвали гусеницами советскую землю? Не по его приказу штурмовали Брестскую крепость? Впрочем, самое главное «обвинение» заключается в том, что Гудериан реально талантливый военный. Даже когда его лишат командования за строптивость, он принесет много пользы танковым войскам Германии. Нет уж, пусть лучше немцы делают свои «панцеры» снедоработками!
        …До Горок, где располагался командный пункт 2-й танковой группы, было недалеко, но дорогами попользоваться не довелось - все подъезды были перекрыты патрулями. В одиннадцатом часу диверсанты заняли позиции на шоссе, ведущем от Смоленска. Муха постарался - заминировал проезд. Шереметев и Ермаков засели с пулеметами по обе стороны шоссе. Судоплатов и Трошкин ждали «гостей» чуть дальше по дороге, сидя в «Хорьхе». Это было рискованно, но машина и форма собьют врага с толку, хотя бы в первые секунды, а дальше будет видно - в буквальном смысле.
        Примерно без четверти одиннадцать послышались звуки моторов - к засаде подъезжал легковой «Мерседес» под эскортом трех мото-циклов с пулеметчиками. Еще один - связной - мотоциклист ехал рядом с легковой маши - ной.
        «Он! Это он! Больше некому!»
        Павел открыл дверцу и вышел из машины. Когда встречная приблизилась, он включил фары, высветившие небольшой кортеж. От неожиданности один из мотоциклов вильнул, задевая борт «Мерседеса», на другом же среагировали иначе - стрелок вцепился в пулемет, готовясь открыть огонь.
        Однако «менты» его опередили - два трофейных «MG-34» продолбили, скидывая водителя, и мотоцикл перевернулся. В следующий момент взорвался фугас - мощный огненный столб плавно приподнял «Мерседес» и, словно утратив силу, уронил его. Мины хватило и одному из мотоциклов. Связного положил Трошкин, скосив того из автомата, а Судоплатов подбежал к горящему «Мерседесу». Водителя убило сразу, а вот пассажир был еще жив.
        Увидев его, Павел повеселел - Гейнц Гудериан, собственной персоной!
        - Хильфе… - прохрипел Быстроходный Гейнц. - Хильфе…
        - Найн, - ответил Судоплатов и выстрелил генерал-полковнику в голову.
        Из воспоминаний Г. Гудериана:
        «13 июля в главном командовании сухопутных войск вдруг возникла мысль повернуть 2-ю танковую группу на юг или юго-восток. Основанием для такого решения явилось успешное развитие хода боевых действий на фронте группы армий «Юг», которая вышла на Днестр.
        Одновременно в этот же день главное командование сухопутных войск занималось африканской кампанией Роммеля, а также разработкой планов проведения операций через Ливию, Турцию и Сирию в направлении к Суэцкому каналу. Была начата более детальная разработка операции с Кавказа по направлению к Персидскому заливу.
        Главное командование сухопутных войск разрабатывало в этот день предварительные планы дальнейшего распределения сил и состава группировок, которые должны были остаться на востоке в качестве оккупационных войск. В связи с этим был пересмотрен состав германских сухопутных войск в Европе после завершения «плана Барбаросса», а также изучались планы реорганизации и возможного сокращения армии (на 60 -80 дивизий).
        Замысел главного командования сухопутных войск заключался в том, чтобы уничтожить имеющиеся или вновь создаваемые силы противника и посредством быстрого захвата важнейших индустриальных районов Украины, районов, расположенных западнее Волги, а также Тулы, Горького, Рыбинска, Москвы и Ленинграда, лишить противника материальной базы для восстановления своей военной промышленности.
        Такая цель на северо-востоке, как Ленинград, должна была быть достигнута во что бы то ни стало для того, чтобы получить возможность организовать из Швеции по Балтийскому морю снабжение группы армий «Север».
        Глава 18
        Боги войны
        …К вечеру 9 июля 14-й гаубичный артиллерийский полк, приданный 14-й танковой дивизии под командованием полковника Васильева, и 220-я стрелковая дивизия вышли на рубеж Вороны - Фальковичи, где были отрезаны немцами от основных сил. 11 июля окруженцы перешли к обороне Лиозно, что в сорока километрах от Витебска, на реке Мошна. 12 июля войсковая группа, переподчиненная командиру 34-го стрелкового корпуса 19-й армии, заняла и удерживала противотанковый район у станции Лиозно, а с рассветом 13-го на рубеже Вороны - Поддубье вела бой с танками и пехотой противника, после натиска которого подразделения 14-й танковой дивизии отошли.
        В это время 14-й мотострелковый полк и 14-й гаубичный артполк во взаимодействии с частями 220-й стрелковой дивизии наступали на Витебск. Они овладели селом Еремеево, но, не выдержав танковых и воздушных атак, начали отход к Лиозно. Последующие два дня, 14-го и 15-го числа, 14-й мотострелковый и 14-й гаубичный вели упорный бой восточнее Лиозно, но вследствие больших потерь отошли на север и на юг. К утру 16 июля 14-я танковая дивизия, находясь в окружении, вышла из подчинения 34-го стрелкового корпуса и вошла в состав 7-го мехкорпуса 20-й армии, которым командовал генерал Виноградов.
        …Старший лейтенант Яков Джугашвили, командир 6-й артбатареи 14-го гаубичного полка, занял позицию в одиннадцати километрах от Лиозно.
        - Т-тов-в-варищ с-ст-т-тарший л-л-лейт-тенант! - прокричал Николай Шорин. - Н-н-немцы!
        - Вижу, - процедил комбатр, вдавливая ладони в свежевырытый бруствер.
        Сырая земля, в нитках подрезанных корешков, пахла грибами. Полусогнутые фигуры в серо-зеленом шастали вдалеке. После нескольких выстрелов пропали. Шмелями зажжужали пули.
        - Батарея! Оружие к бою! Разведчикам - вперед, связистам - назад. Огневые взводы занимают оборону. Первый огневой взвод - вправо, второй - влево. Огонь! Цели по выбору!
        Гитлеровцы укрылись в кустах. Не приближаясь к линии окопов, строчили из пулемета. Трещали, ударяясь о ветки, разрывные пули. Вражеская артиллерия усилила обстрел - гитлеровцы снарядов не жалели. Земля под ногами заходила ходуном. Вой, свист, скрежет, лязг гром…
        Оглушенный Яков стоял в окопе, а на голову падали комья земли, камни, щепки. А потом налетел целый косяк «Юнкерсов» ипринялся бомбить. Тонны и тонны земли вздыбливались и опадали, от дыма и пыли стало темно. Жаркий смрад перехватывал дыхание. «Лаптежники» пикировали с завыванием чуть ли не до самой земли. Бомбы ухали в топкую почву, и столбы торфяной жижи вздымались выше сосен. А когда поднятая взрывом слякоть обрушивалась на землю, то деревья, орудия, красноармейцы покрывались черной жирной пленкой, словно их в мазут окунали. И вдруг все стихло - это было как удар.
        Сквозь нерассеявшуюся желто-черную мглу Джугашвили увидел немцев. В полный рост, без единого выстрела шли на батарею шеренги солдат в мышиного цвета мундирах, а на флангах ползли танки.
        - Иван, сдавайс! Рус капут! - вопили фрицы. - Давай плен!
        - Ага… Ща-аз!
        Артиллерийский мастер Голованов, прозванный за сметку Голованычем, уминал осыпавшуюся с окопа землю, чтобы тверже была опора под ногами, удобнее укладывал под рукой гранаты.
        Прочистив горло, старлей скомандовал:
        - Без команды не стрелять! Прицел четыре. Целиться в грудь. Стрелять по танкам, бить в смотровые щели. Гранаты бросать только под гусеницы. По танкам - огонь!
        Стиснув зубы, как заведенные, работали наводчики, заряжающие, подносчики. Автоматные очереди немцев барабанили по орудийным щитам. 76-миллиметровые противотанковые пушки конструкции Грабина оказались «сильнодействующим средством» - немецкая броня их снаряды не переваривала. Наползавший танк словил «гостинец» - распустилась гусеница. А «тройка» развернула башню, блеснуло пламя, и Джугашвили едва успел спрятать голову. Снаряд разворотил бруствер, батарейцев осыпало песком. Легкие раздирало от едкого дыма. Но едва чад отнесло ветром, орудие Сашки Рамзаева снова пальнуло, пробивая танку бензобак. «Тройка» задымила, а два удара сердца спустя в ней стали глухо рваться снаряды. Орудие Гильбурда било осколочными во фланг противнику. Лязгали затворы, звенели досылаемые снаряды.
        Комбатр уже не слышал грохота выстрелов, лишь жаркой волной опаляло лицо, да резкая боль вонзалась в уши. Пушки сначала подпрыгивали при каждом выстреле, но земелька была болотистая - колеса и брусья станины все глубже вдавливались в торфяник. Заряжающим приходилось сгибаться в три погибели, чтобы загнать снаряд в казенник, который едва возвышался над землей.
        - Правее… Четыре снаряда, беглый огонь! Отсекайте пехоту!
        Немцы все сильнее нарушали строй, жались к танкам. На помощь пехоте пожаловали две самоходки с черными крестами на камуфлированных бортах. Пушки перенесли огонь на них.
        Сержант Шорин прильнул к прицелу, но ползущий «Арт-штурм» опередил артиллериста - черный столб грязи взметнулся, пряча орудие. Тут угольная стена опала, и из-за нее прогремел ответный выстрел. Джугашвили поневоле ухмыльнулся: полуоглушенный Шорин выдал фашистам такие замысловатые выражения, что поражали не хуже подкалиберных - и ни разу не заикнулся!
        - Батарея - огонь!
        Еще один танк окутало дымом.
        - Товарищ старший лейтенант! Снаряды кончились!
        - Орудие сержанта Джафарова подбито!
        - Гранаты к бою!
        Немецкие танкисты не ведали, что на батарее истощался боеприпас - три машины дали задний ход, от греха подальше, а вот четвертая «тройка» нагло лезла вперед.
        - По смотровым щелям - огонь!
        Дружная стрельба не помогла - танк упорно надвигался.
        К старлею подскочил Рамзаев.
        - Разрешите уничтожить!
        - Действуйте!
        Саня не стал ждать, пока вражеская бронетехника приблизится к окопам - он сам пополз вперед, от куста к кусту, от воронки к воронке. Выбрав удобную позицию в лощинке, залег. Танк был уже рядом, когда его экипаж заметил русского. «Тройка» стала разворачиваться к Рамзаеву, загребая землю гусеницами, а сержант вскочил и запустил бутылкой с «коктейлем Молотова» по решетке, прикрывавшей двигатель. Повалил дым, поднялось копотное пламя. Танк выстрелил из пушки, наклоняя ее до упора, а Сашка швырнул «тройке» под днище связку гранат. Готов. И тут же Рамзаева скосила очередь из пулемета. Словно прощальный салют, глухо ухнула башня, подпрыгивая вверх на облаке огня.
        - Бурнос! Сколько у нас пушек?
        - Три осталось, товарищ старший лейтенант. Только у третьей кусок щита отломило, и панорама - вдрызг…
        - Ч-черт… А лошадей?
        - Пять животин всего. Орлика убило, и Гнедка, и Бурку…
        - Скажешь ездовым, пусть запрягают. Надо отходить.
        - Есть!
        Чернявый Ханафий Нафиков подбежал, пригибаясь, рукой удерживая пилотку на голове.
        - Товарищ старший лейтенант! Миномет еще остался, целый! И мины есть - начатый ящик.
        - Ага! Пошли!
        Отличная новость! Настроение у Джугашвили сразу поднялось - хоть какое-то прикрытие для отхода. А отходить надо, деваться некуда. Яков поспешил за Нафиковым и вскоре вышел на огневую позицию, которую все считали утраченной - три снаряда немецких гаубиц перепахали ее вдоль и поперек. Почти все окопы для 120-миллиметровых минометов засыпало, сровняло с глубокими воронками, но один уцелел-таки. А в ровике для мин лежал разбитый ящик, из которого рассыпались мины. Повезло.
        - Вон там, - указал цель Джугашвили, - немецкий блиндаж, до него отсюда метров пятьсот. Давай, считай.
        - Есть!
        Ханафий быстренько рассчитал данные, Яков «выгнал» пузырек уровня на середину, установил прицел и целик.
        - Товарищ старший лейтенант! Лошади запряжены!
        - Хорошо, сержант. Как только мы начнем, выбирайтесь за лес.
        - Есть!
        Джугашвили осторожно опустил мину в ствол.
        - В укрытие!
        Спрятавшись в ровике, старлей взялся за шнур и дернул. Ударный механизм сработал, мина вылетела с легким хлопком и прошуршала в сторону немецких позиций. Вскоре над блиндажом, замаскированным под холмик, вспух черный фонтан. Донесся звук разрыва.
        - Ура! - закричал Нафиков.
        Кони заржали, захрапели, рывками выдергивая завязшие пушки - и покатили рысью, напрягая все свои лошадиные силы. И еще одна мина зашелестела, и еще… Фашистам стало не до атак, они попрятались по траншеям. Только пулеметчики продолжали долбить, шинкуя ветки и щепя кору сосен. Пара мин угодила по пулеметному гнезду, и стрельба заглохла.
        - Ханафий! Сколько там еще?
        - Все, товарищ старший лейтенант! Больше нету!
        - За мной!
        Бывшая позиция 6-й батареи, изрытая снарядами и бомбами, опустела. Комбатр ушел последним.
        За лесом, склоняясь к югу, батарейцы вышли к соседям, на бывшую гаубичную позицию - орудия попали под такую бомбежку, что все было перекопано на метр вглубь. Рваный металл, мертвые тела, влажная земля - все вперемешку.
        - Товарищ старший лейтенант! Снаряды!
        - Какие снаряды?
        - Наш калибр!
        - Ага! Много?
        - Шесть… Нет, аж восемь ящиков!
        Джугашвили крякнул от удовольствия.
        - Грузим!
        Пятого конька запрягли в подводу, на которой везли раненых - Ивана Марова и Даньку Чепли. Туда же уложили и снаряды.
        - Вперед!
        Позицию выбрали что надо - на возвышении, куда выходила опушка леса. Все видать на три стороны света, немцы будут как на блюдечке.
        - Батарея, становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!
        Петр Бурнос подбежал к Якову и приложил руку к лихо заломленной пилотке:
        - Товарищ старший лейтенант, личный состав батареи построен!
        - Вольно.
        Старлей оглядел батарейцев. Как их мало осталось…
        - Нас мало, - сказал он вслух, - но мы будем держаться до последнего. Мы защищаем свою Родину - отцовский дом, жену или невесту, детей - своих или соседских, неважно. За спиной - наши, впереди - враг. И мы будем убивать этих гадов, пока живы, а помирать нам некогда, воевать надо. Так что… Окапываемся и бдим.
        Копать окопы и траншеи было легче - песок. Первыми укрыли пушки.
        - Едут! - крикнул дозорный.
        - Кто?
        - Это… Да наши вроде!
        Джугашвили выглянул, и на сердце у него потеплело - переваливаясь и ворча моторами, к батарее продвигался взвод «БА-6», трехосных броневиков с 45-миллиметровой пушкой в башне. Все из полевого охранения 26-го танкового полка.
        - Эгей!
        Красноармеец, выглядывавший из люка бронеавтомобиля, сразу скрылся, а после осторожно выглянул, опознал своих и замахал рукой. Взводный, лейтенант Тактагон Оразалиев, рад был, что нашел своих, и комбатр живо заключил с ним «договор о взаимопомощи».
        - Наш полк отступает южнее, - уныло вздыхал Оразалиев, - а ваш ближе к северу. А мы и ни туда, и ни сюда…
        - Нельзя нам уходить, держать надо немцев и не пускать.
        - Само собой. Ладно, пойду своих погоняю…
        К вечеру батарейцы вырыли глубокие окопы, соединили их ходами сообщения, сложили землянку. Умаялись все, и настоящим счастьем стало явление повара, притащившего термосы с горячими щами и кашей. Ужин, он же и обед, личный состав батареи буквально смел. Красноармейцы, сержанты и старший лейтенант сели, привалясь к стенке траншеи. Женя Букань крутил «козью ножку», руки его дрожали, махорка сыпалась на колени. Некурящий Шорин примостился напротив, он протирал патроны и закладывал их в автоматный диск. И тут всех оглушил грохот - выстрелы минометов сливались в общий гул, в воздухе завыли сотни мин, совсем близко заухали разрывы.
        Бойцы притихли, а Яков поднялся из окопа и криво усмехнулся:
        - Пугают фрицы. Пара минометов стреляет, а десять репродукторов усиливают звук. Пускай себе забавляются…
        Немцам и самим надоел «радиоконцерт по заявкам» - вырубились динамики. Незаметно опустилась тьма - и настала тишина. Ночью ее нарушали лишь одиночные пушечные выстрелы: каждые пятнадцать минут, хоть часы сверяй, немцы выпускали снаряд по позициям 6-й батареи, лишь бы нагадить, не дать поспать.
        - Голованыч! Прямой наводкой по этим любителям ночной жизни!
        - Есть!
        Пушка грохнула, усылая «пилюлю снотворного».
        Не успел ствол после отката стать на свое место, а заряжающий уже вложил новый снаряд.
        - Правее… Огонь!
        Снаряд прошелестел по-над верхушками деревьев и, видать, попал, куда надо. Немецкий «будильник» больше не «звенел».
        - Шорин, Юсупов, Гильбурд, ко мне. Вот что… - Яков задумался, снял фуражку и вытер лоб. - Мы не знаем, что противник затевает. Скорей всего готовится к новому штурму. Короче, нужен свежий «язык».
        - Д-доб-будем, т-товарищ с-с-старший л-лейтенант.
        - Задачу выполним, - добавил Гильбурд.
        - Давайте… Ровно в одиннадцать мы откроем огонь и отвлечем внимание. Успеете?
        - Ус-спеем, т-товарищ с-с-старший л-лейтенант!
        - Ну, давайте…
        Проводив разведчиков, Джугашвили вернулся на старое место - стенку траншеи подпирать. Задумался. В общем-то, он даже рад был, что попал в окружение. Разумеется, никому в этой стыдной радости признаваться нельзя, народ не поймет. Просто не у всех такой отец - «отец народов». Стоило командованию узнать, что в их части служит сын самого Сталина, как они тут же начинали его опекать, оберегать, оставлять при штабе…
        Окружение все смешало - дивизию раздербанили, побили, и теперь отдельные роты и взводы сами, как могли, отступали, огрызаясь, занимая оборону и снова снимаясь с места. Яков вздохнул. Уже все знают, что ему сказал отец, узнав о желании идти на фронт. «Иди, воюй». Жестко? Так ведь никому не известно, что Иосиф Виссарионович думает на самом деле, что он чувствует, и ничего не удается прочитать в его рысьих зрачках. Он - Сталин и не имеет права на доброту и сочувствие, на жалость и сострадание. Ему нельзя быть ласковым даже со своими детьми, нельзя Сталину выделять кого-то одного или двух из миллионов остальных, ведь он - вождь… А Сталин и терзается, и расстраивается, и переживает, как всякий человек. Усилием воли давит в себе человеческое, и бронзовеет… Так надо. Вот только никому не интересно, что об этом думают Яша и Вася…
        …Ночь выдалась холодная и сырая. Луна яркая, высвечивала стволы деревьев и клочья тумана. Шорин, Юсупов и Гильбурд шагали след в след. Пятнистые мешковатые халаты укрывали хорошо, когда не двигаешься, но именно движение и может их выдать. На опушке Шорин остановился - дальше проволочное заграждение. Гильбурд осторожно перерезал проволоку и разминировал проход. Шорин спрыгнул в первую траншею, где было пусто. В то же мгновенье полыхнул разрыв, бросая короткий высвет и ударяя по ушам. Под шумок разведчики пробрались ко второй траншее. Вспышка - и Шорин увидел полуразваленное строение вроде амбара, а под ним - ДЗОТ. Немецкий часовой заметил троицу, окликнул, клацнул затвором, но русские его игнорировали - не спеша свернули по траншее вправо. Часовой успокоился, видать, принял за своих.
        Гильбурд, выдвинувшийся вперед, подал товарищам знак - над бруствером торчал ствол пулемета. Громко болтая о своем, гитлеровском, высунулись два немца. Шорин бросил в них гранату, а Юсупов поддержал очередью из трофейного «Шмайссера». Хлопок гранаты и выстрелы будто растворились в грохоте разрывов и ошалевшие немцы не могли взять в толк, что творится совсем рядом с ними, в соседнем окопе. Гильбурд ворвался в ход сообщения и крикнул:
        - Хальт!
        Два фашиста материализовались перед разведчиками. Шорин свалил одного короткой очередью, другой успел и сам выстрелить - пуля прошила Николаю левую руку. Юсупов быстренько перетянул рану прямо поверх маскхалата.
        - Пущай стреляют, - кряхтел он. - Виднее будет откуда!
        Правда, туман мешал вести наблюдение. Пулеметы, винтовки и автоматы били, казалось, со всех сторон сразу, да еще ракеты вспыхивали вверху одна за другой. В этом немцы «подсобили» - очередная ракета осветила изумрудным сиянием горбатый ДЗОТ, из которого рявкали пулеметы крупного калибра.
        - Туда!
        Навстречу разведчикам выскочил фриц в каске, болтавшейся на стриженой голове, как кувшин на заборе. Вскинув автомат, он дал очередь, да все вверх. Гильбурд не промахнулся. Шорин с Юсуповым ворвались в ДЗОТ и скрутили еще одного стрелка. Немец истошно вопил, брыкался и даже кусался.
        - Заткнулся!
        По-русски фриц не «ферштейн», но дуло автомата, упертое в шею, не требовало перевода. Обратно побежали вчетвером. Отстреливаясь, швыряя гранаты, а за лесом разведчиков прикрыли броневики - 45-миллиметровые снаряды служили весомым аргументом. Добежали трое - уже в лесу Юсупова догнала пуля, разорвавшая сердце…
        Рано утром, едва встало солнце, немцы пошли в атаку. Два батальона пехоты, поддержанные танками, вели атаку уже не на узком участке, как вчера, а на всем пространстве, обходя лесок, просачиваясь между деревьями. Наступали подковой. Танки двигались на флангах, ударными клиньями.
        - На охват идут! - зло сказал Джугашвили. - Батарея, к бою! Прямой наводкой - огонь!
        Загрохотали пушки, фонтаны разрывов вырастали и опадали над вражескими цепями. Дымом и пылью затянуло луговину. Ряды гитлеровцев дрогнули, смешались. Оразалиев подал сигнал: «Противник, взвод, развернись и закрой люки!» В оглушительный грохот вплелась скороговорка пулеметных очередей, хлопки выстрелов с броневиков. Немецкие танки открыли огонь, с ходу уничтожив один из «БА-6» - броня в мизинец толщиной не задержала снаряд.
        - Три осколочных беглым!
        - По танкам - огонь!
        - Левее ноль-ноль пять!
        Фрицы подбили еще пару броневиков, выжившие стрелки и пулеметчики выкарабкались из горящих машин. И тогда атаке помог немецкий корректировщик. Вскоре тяжелые гаубичные снаряды нащупали позицию 6-й батареи и принялись месить траншеи.
        - Отходим! Ребята-а!
        Вместе с Яковом из огня выходили четверо - Шорин, Гильбурд, Бурнос и Джафаров. Они несли раненых Чепли и Голованыча. Немецкие танки лязгали и рычали совсем рядом, казалось, со злобным торжеством. Задыхаясь, спеша, маленький отряд выбрался к заросшей дороге, и тут навстречу выехали «Опели Блиц».
        - Занять круговую оборону! - отчаянно крикнул комбатр, ясно понимая, где именно и когда именно погибнет.
        - Отставить! - раздался вдруг незнакомый голос, и из кабины «Опеля» выпрыгнул крепкий, ладный человек в камуфляже. - Старший лейтенант Джугашвили?
        - Я, - обалдело признался Яков. - А…
        - Старший майор госбезопасности Судоплатов. Грузитесь, товарищи!
        Бравые парни в маскхалатах спрыгивали с кузовов, помогая уложить раненых.
        - Яков Иосифович! Прошу!
        Старший лейтенант запрыгнул в кузов, и «Опель» газанул, круто разворачиваясь. Из леса высыпали немцы, и бойцы Судоплатова открыли огонь из автоматов да пары «дегтяревых».
        - Уходим!
        Ворча и подвывая моторами, «Опели» удалялись. Серый, заляпанный грязью «Т-III» вывернул из-за холма с разбитой русской батареей, но стрелять по машинам не стал - вдруг свои? А пока танкисты маялись сомнениями, «Опели» скрылись в лесу. Двумя часами позже самолет с ранеными и комбатром взлетел с партизанского аэродрома и взял курс на Москву.
        - Злился комбатр! - ухмыльнулся Голованыч, устраивая поудобнее ногу, простреленную в двух местах.
        - Так еще бы… - проворчал Гильбурд. - Мы-то здесь.
        - Трудно ему, - вздохнул Джафаров.
        Судоплатов кивнул.
        - Не всякий выдержит груз такого родства, как у него, - сказал он. - Только это не отец за Яковом послал. Немцы охотились на вашего комбатра. Представляете, какие бы на нас листовки посыпались? «Сын Сталина сдался доблестным войскам Германии! Русские солдаты, следуйте его примеру!»
        Голованов глухо выругался.
        - А в-вот х-хрен им в з-зубы, - ухмыльнулся Шорин.
        Все рассмеялись. Володя выглянул из-за «Опеля» идал отмашку - баки заправлены, просим на посадку.
        - Поехали, мужики, - поднялся Павел. - Пора.
        Глава 19
        Схождение в ад
        Это был даже не мост, а так, мосток - в один короткий пролет через овражек, что весной и осенью наполнялся водой. Его-то и заминировал Муха с товарищами. Немцы еще не понимали, во что ввязались, по-прежнему воспринимая Россию через призму европейских побед. Но что такое движение Сопротивления в той же Франции, скажем? А вот выбежит из борделя какая-нибудь экзальтированная дамочка, только что обслужившая очередного клиента из «бошей», и громко обзовет немцев нехорошим словом. В европейских понятиях - это крупная диверсия…
        А вот в России все серьезно, по-взрослому. Тут не плевались в немцев, когда те сворачивали за угол, а уничтожали врага всеми доступными средствами - война, что началась 22 июня, реально была Отечественной. Народной. Священной. Скоро до гитлеровцев станет доходить…
        - Опаздывает, что ли? - проворчал Трошкин, выворачивая руку с часами.
        - Скорее, твои спешат, - хихикнул Ермаков.
        - Разговорчики в строю…
        Судоплатов поднял бинокль.
        - Едет!
        Над верхушками деревьев показался растрепанный султан дыма. Поезд мчался на полном ходу, и стук колес сливался в дробный грохот. Пыша паром, летел паровоз, бешено вращая рычагами. Издав сиплый свист, он влетел на мост - и тут же сверкнуло пламя. Тугой удар взрыва заставил вздрогнуть землю, на которой лежал Павел. Мосток чуть приподнялся, толкаемый чудовищной силой, и тут же рухнул, увлекая за собой паровоз. Локомотив по инерции пролетел над оврагом, замедленно переворачиваясь набок, и врезался в противоположный склон, сминая котел и почти вставая на попа. Огромная масса горячего металла исторгла серое облако пара, и в него начали окунаться вагоны, ломаясь со страшным грохотаньем и скрежетом. Платформы, катившиеся в связке, так и пошли под откос, по очереди переворачиваясь - лопались тросы, удерживавшие броневики «Хорьх», и те воспаряли, падая в кувырке. «Повезло» лишь двум цистернам, следовавшим в конце состава - они отцепились. Накренились, отрывая колеса, и тяжко вернулись на колею.
        - Гаврилов! Проверь, что в цистернах!
        - Бензин, товарищ майор!
        - Где наши «наливняки»? Далеко?
        - Щас вызову!
        - Только чтоб быстро!
        - Так точно!
        - Товарищ майор! Там… это… два «Хорьха» совсем целые! Их перевернуло и обратно на колеса поставило.
        - Да? Тогда заправляй. Пригодятся в хозяйстве…
        - Есть!
        Полчаса спустя, наполнив бензовозы «халявным» топливом, партизаны подожгли вторую цистерну. Рвануло здорово, раскидывая жидкий огонь, а вверх поплыло, заворачиваясь, облако клубящегося пламени.
        - Все! Уходим!
        Возвращался Судоплатов на новеньком «Хорьхе», четырехколесном и подвижном, с 20-миллиметровой пушкой в башенке и пулеметом. За неделю это был третий эшелон, не дошедший на передовую, но Павлу этого было мало. Он все поглядывал в сторону Барановичей, куда так и не добирался ни разу. Железнодорожный узел. Вот где можно порезвиться всласть!
        Станция Барановичи-Центральная работает в пяти направлениях, причем два из них - на Брест и Минск - двухпутные, а три участка - на Волковыск, Лунинец и Лиду - однопутные. Эшелон за эшелоном проходят через Барановичи. Вопрос в том, как туда незаметно пробраться и как выбраться оттуда.
        …Трое суток подряд никто не подходил к железным дорогам, не тревожил немцев - отряд Судоплатова «сосредотачивался». У «Олимпа» был лишь один железнодорожник, машинист паровоза - Макар Давыдович Лопатин. Через него сыскали еще парочку. Сговорились с подпольщиками из Барановичей, что работали в депо, расчислили по часам и минутам всю операцию. Правда, Карасев устроил маленький бунт на совете, потребовав от Судоплатова отказаться лично участвовать в акции. Командира отряда поддержали, и Павел, скрепя сердце, согласился. В конце концов, он не для того находится в тылу противника, чтобы тешить свою авантюрную жилку. Сам же не раз говаривал, что риск должен быть рассчитан и выверен, поскольку помереть легче всего. Гораздо трудней выжить и продолжать бой до победы.
        И вот, в один прекрасный день, ближе к вечеру, партизанская колонна вышла к небольшому переезду на путях Волковыск - Барановичи. Дорога была второстепенной, и ждали здесь поезда, который не имел отношения к Вермахту - немецкий паровоз тащил за собой вагоны, груженные мешками с цементом, поддонами с кирпичом, ящиками со стеклом и прочей тарой. Поезд шел без охраны, и это еще больше упрощало его захват.
        Когда астматически пыхтящий паровоз показался из-за поворота, «Опель Блиц» подъезжал к переезду, не оборудованному шлагбаумами - естественно, ведь русским неведом орднунг. Внезапно грузовик дернулся - видать, шофер решился-таки пересечь пути. Паровоз возмущенно засвистел, и «Опель», будто от испуга, заглох прямо на рельсах. Завизжали, заскрипели тормоза, водитель в фельдграу выскочил из кабины, замахал руками. Состав раздраженно загремел сцепками и остановился. Из паровозной будки шофера-недотепу облаяли по-немецки, тот выступил в свою защиту, и никто из железнодорожников не заметил бойцов «Олимпа», метнувшихся к локомотиву.
        - Давай, давай… - цедил Судоплатов, наблюдая издали за угоном паровоза.
        Минуты не прошло, а паровозная бригада сменилась - машинистом «назначили» Лопатина.
        - Начали!
        Самым трудным было загрузить в вагоны несколько тонн взрывчатки да снарядов от «Б-4», которых было в избытке.
        - Время!
        Павел подбежал к паровозу, Лопатин свесился из будки.
        - Макар Давыдович, вы только зря не рискуйте!
        - Да нам-то чего? - посмеивался машинист. - Эти ваши… лектродетонаторы понатыканы уже, провода протянуты. Чего ж? Ребята из депо все сами заведут, а мы - ходу! Если по-немецки балакать придется, так Мишка это умеет. Вы не волнуйтеся, товарищ командир!
        - Ладно, чтоб все путем… - Судоплатов глянул на часы. - Графика держитесь, скоро из Бреста выйдет состав с топливом.
        - Да мы считали уже - аккурат впишемся!
        - Ну, все, давайте!
        «Застрявший» грузовик тотчас же отъехал, и паровоз тронулся, покатил, набирая скорость.
        …В тот день на станции Барановичи-Центральная скопилось семь эшелонов с живой силой, техникой и боеприпасами. Восьмым подошел поезд с цементом, прокатом и прочим гражданским барахлом, а чуть позже пожаловала длинная вереница цистерн с бензином и солярой. Немцы загнали лопатинский состав на четвертый путь. На первом и втором стояли составы с пополнением, а на третий вкатывал эшелон с топливом.
        - Сматываемся, ребята! - сказал Макар Давыдович.
        Спустившись на грязную щебенку, заляпанную креозотом, он огляделся и сразу увидел путейщика, выжидательно глядевшего на него.
        - Хойте ис дас веттер гут! - старательно выговорил Лопатин.
        Немец, обходивший пути, не обратил на его слова ни малейшего внимания, лишь поправил карабин, висевший на плече, а вот путеец обрадованно ответил, нещадно коверкая чужую речь:
        - Йа! Эс ист шён!^ [20]
        Закурив немецкую сигарету «Империум», Макар Давыдович скривился, но не выплюнул цигарку с эрзац-табаком. Уж такова роль.
        Пройдясь мимо путейца, старательно простукивавшего буксы, Лопатин сказал негромко:
        - Где кресты.
        - Понял, - ответил подпольщик.
        Станция шумела, свистела, шипела, парила, лязгала. Динамики лаяли по-немецки, пути перебегали солдаты без касок, с закатанными рукавами, тащили манерки с кипяточком. Вечерело, но окошки пристанционных лавок светились. Проследив за своими помощниками, Лопатин нырнул под вагон и вылез ближе к депо. Засвистел паровоз, и Макар Давыдович забеспокоился: вдруг состав с горючим уйдет? Не ушел. Залязгали сцепки, горбатые цистерны медленно сдвинулись, влекомые паровозом. От состава с новобранцами доносились хохот, громкая речь и пронзительные трели губных гармошек. И тут грянуло.
        Тротил буквально разнес три вагона, и сразу рванули гаубичные снаряды - длинной, чудовищной очередью - эти стокилограммовые дуры раскалывались с таким грохотом, что Лопатин поневоле присел. Цистерны дырявило осколками, но излиться бензин не поспевал, вспыхивал - и разрывал емкости, окатывая солдатские вагоны. Вскоре состав с пополнением, что стоял ближе к вокзалу, пылал от первого до последнего вагона. Тротиловых закладок хватило, чтобы опрокинуть половину состава на четвертом пути, искромсав вагоны осколками. Уцелевшее пополнение совсем одурело - бегало по путям, не ведая, куда им деваться, а вагоны разгорались все сильнее…
        Когда начали рваться боеприпасы, пополнение оказалось в смертельной ловушке - осколки рвали податливую плоть, визжа маленькими дьяволами. Тут дело дошло до авиабомб, и стало совсем весело - одной здоровенной «SD-500» хватило бы, чтобы развеять вагон в пыль, а число таких «подарочков» исчислялось десятками. Ухало так, что здание депо шаталось. Окна вынесло еще раньше - вместе с рамами. Вагон за вагоном исчезал в огненной вспышке, из зарева вылетали раскаленные снаряды и взрывались в воздухе. Ударные волны были настолько тугими, что деревья и столбы срезало у самой земли, ломая, как спички. Те боеприпасы, которые не были затронуты огнем, детонировали от страшных сотрясений и добавляли шума и жара железнодорожному аду.
        Соляра из передних цистерн стремительно изничтожавшегося состава загорелась не сразу, сначала она хлестала из многочисленных пробоин, растекалась по путям, и лишь потом, когда сверху прилетели горящие доски, кружившиеся в воздухе, словно семечки клена, все это дизтопливо вспыхнуло, занялось, заревело торжествующе, пожирая все, что могло гореть.
        Сколько прошло времени, Лопатин не знал. Потрясенный, он оторваться не мог от созерцания рукотворного жерла, от грозного зрелища, явленного глазам, ушам и всему ёкающему организму. Вся станция превратилась в один бушующий пожар, в озеро огня, в котором постоянно лопались взрывы, разлетались снаряды, оставляя дымные хвосты, глухо бухали бомбы, сотрясая землю, скручивая рельсы, расшвыривая вагоны и платформы.
        - Дядя Макар! Вы чего?
        Рядом с Лопатиным плюхнулся Миша Аносов.
        - Дядя Макар! Уходить надо!
        - Да-да… Пошли, Мишка, пошли…
        Здание депо все-таки не выдержало - стены рухнули, и обвалилась крыша, но такая мелочь не занимала сознание на фоне бушевавшего «извержения». Пригибаясь и втягивая головы в плечи, железнодорожники побежали прочь.
        Горело всю ночь. Часам к двенадцати взрываться стало нечему, и только пламя продолжало пожирать составы. Утром глазам немецкого командования предстало ужасное зрелище. Выгорело все, даже земля удушливо дымилась, покрытая толстым слоем жирной копоти. Подвижной состав, частью опрокинутый, сброшенный с путей, представлял собой металлические, перекрученные остовы, или мятые, рваные цистерны. Кое-где еще мелькали огоньки, вспыхивая и угасая. Дымок стелился над путями, словно белесая поземка. Там, где рвались бомбы, от вагонов вообще ничего не осталось, раскидало даже колесные пары, а рельсы рвало и крутило, разве что в узел не завязывало.
        Воронки от взрывов, малые и большие, покрывали пути, но самое отвратительное впечатление оставляли вагоны, перевозившие солдат. Тошно-творный запах горелого мяса наплывал с такой густотой, что начальника комендатуры по перевозкам стошнило. Бруно Штолльнбергер, генерал военно-транспортной службы, поджал губы, прикидывая, удастся ли этого слабака склонить к признанию… Ну, скажем, к признанию о внезапном налете дальней авиации русских. Зениток на станции почти что нет, да и зачем они в глубоком тылу? А тут налет… Иначе как объяснить вышестоящему начальству гибель двух с лишним тысяч доблестных воинов Германии? И это не считая уничтоженной техники. Танки, возможно, и удастся починить, но грузовики сгорели напрочь. А боеприпасы? А провизия? А топливо?
        - О, майн готт… - простонал Штолльнбергер, чувствуя себя совсем старым.
        Глава 20
        Рутинная казнь
        К началу августа в Москве начала формироваться 2-я Отдельная мотострелковая бригада особого назначения, так же, как и 1-я, из двух полков. Разведчики-диверсанты действовали с размахом. За один только июль самолетами «ПС-84^ [21] » было проведено более сотни боевых вылетов.
        На партизанские аэродромы или на парашютах доставили почти тысячу человек и полторы сотни тонн спецгрузов. На оккупированных территориях было создано более сотни опергрупп, которые, в свою очередь, становились ядрами партизанских отрядов.
        Во 2-й ОМСБОН появился интернациональный полк, служить в котором пошли политэмигранты - немцы, чехи, испанцы, французы, англичане, австрийцы, болгары, румыны, греки, поляки, китайцы и другие, для кого СССР стал второй родиной. Своеобразной формой для бойцов обеих ОМСБОН ста - ли камуфляжные костюмы, которые до этого применялись лишь десантниками и пограничниками.
        Сбивались вражеские самолеты, расстреливались танки, подрывались грузовики с пехотой, шли под откос воинские эшелоны. В тылу у немцев разворачивался второй фронт.
        Фашисты сопротивлялись - удвоили охрану железных дорог, по обе стороны от путей на 200 -300 метров вырубали лес и кусты, минировали и ограждали колючей проволокой подходы к рельсам. Но все эти предосторожности помогали плохо.
        1-я и 2-я ОМСБОН - это было нечто новое, чего раньше не существовало. Обе бригады действовали за линией фронта от Баренцева до Черного моря, и борьба с бойцами ОМСБОН являлась для немцев куда более сложной задачей, чем наступление на регулярные части РККА.
        Но в начале августа Судоплатов разослал секретный приказ по всем отрядам, действовавшим в Белоруссии: резко снизить активность и вплоть до двадцатых чисел отсыпаться, отъедаться, копить силы. Разведчики-диверсанты, как и партизаны, поняли приказ по-своему: наверное, грядет некая крупная операция, и вот там-то мы оторвемся по полной!
        Павел не стал разочаровывать товарищей, хотя причина была в ином - он не хотел вспугнуть важных гостей из Берлина. 14 августа в Барановичи должен был прибыть рейхсфюрер СС Гиммлер в компании с начальником своего личного штаба Карлом Вольфом. Упустить такую возможность Судоплатов просто не имел права.
        …В штабной землянке было накурено, сизая пелена колыхалась под бревенчатым потолком, медленно вытягиваясь через дверь «на улицу». У Павла в горле першило, но он терпел.
        - Гиммлер проследует через Ляховичи в Минск. Его кортеж по дороге мы трогать не будем - пускай немцы успокоятся и решат, что партизаны раскисли в своих болотах. Покончить с Гиммлером нужно будет в Минске. 15 августа, в пятницу. Он выедет в окрестности города, где будет проводиться, как немцы выражаются, «рутинная казнь» партизан и евреев. Произойдет это «мероприятие» утром, а мы должны ночью организовать лежки для снайперов - на чердаках домов поблизости.
        - Организуем! - сказал майор Гаврилов, прошедший жесткую проверку и допущенный на базу.
        - Да, - кивнул Судоплатов, - но главное заключается не в самом покушении, как таковом. Во-первых, нам надо освободить заключенных. Думаю, что немногие из них выживут после этого, но бучу они поднимут знатную. Это и станет отвлекающим маневром, который позволит нам уйти.
        - Согласен, - серьезно кивнул Гаврилов. - Раз уж сдались вы в плен, то извольте искупить свою вину кровью!
        - Правильно, - поддержал Трошкин.
        Павел опять кивнул.
        - Во-вторых… Ася, наши танкисты выходили на связь?
        - Да, товарищ Судоплатов! Они все в Налибокской пуще.
        - Отлично… Группа Репнина на двух «троечках» идвух «четверках» скрытно выдвинется к Минску в ночь на 15-е. Машины замаскируем, и утром они выйдут на позиции по моему сигналу. Сигнал - «Плюс».
        - Плюс, - повторил Трошкин.
        - Да. Задача танков - прикрыть отход моей группы. Скорее всего бронетехникой придется пожертвовать - от погони танкам не уйти, а вот экипажи машин уйти должны.
        - А «тридцатьчетверки»?
        Судоплатов покачал головой.
        - «Т-34» остаются в Налибокской пуще до особого распоряжения. В акции будем использовать исключительно трофейную технику, чтобы не вызвать лишних подозрений. Конечно, без накладок не обойдется - мы пока не знаем ни паролей, ничего. Любой патруль фельджандармерии может нас остановить, и это будет проколом. Но не провалом! Акцию необходимо довести до конца в любом случае, поскольку другого шанса нам может и не представиться. Моя группа…
        - Я! - поднял руку Трошкин.
        - Да куда ж без тебя… Выезжаем на двух «Ганомагах» и «Опеле Блиц».
        - А не маловато народу? - усомнился Гаврилов.
        - На большее число нам не хватит немецкой формы. Так… Ну, что? Давайте еще раз пройдемся по всем пунктам…
        Рассвет 15 августа Судоплатов встретил в дебрях Налибокской пущи. Технику приютил тутошний партизанский отряд.
        «Хоть и немчурская, - говаривал командир отряда, - а уход любит. Да и рази виноватая она, что фрицам досталась?»
        Павел обошел группу. Экипаж одного из «Ганомагов» был полностью интернациональным: грузин Гурген, дагестанец Расул, белорус Олесь, украинец Панас, москвич Сергей и сибиряк из Забайкалья Иван, сам себя причислявший к гуранам, полукровкам русского и бурятского корней.
        - Однако светает, - сказал он.
        Судоплатов кивнул.
        - Пойдешь со мной, Вань. Ты, говорят, стреляешь метко?
        - Ну, как метко… В глаз белке попаду.
        - Этого достаточно, - улыбнулся Павел. - Подстрахуешь меня. Если я с первого выстрела Гиммлера не завалю, исправишь мой промах.
        - Однако сделаем, товарищ старший майор!
        - Народ, подъем!
        На рассвете группа двинулась в путь. Танки уже были на месте, их распихали по амбарам, или просто припрятали во дворах - редкие патрульные в упор не замечали боевые машины. Свои же…
        По сигналу, бронетехника полным ходом двинется к месту «мероприятия», и общая сумятица сразу будет возведена в степень. Судоплатов не был свидетелем визита Гиммлера «в прошлой жизни», но документов через его руки прошло немало - он знал точно день и час, и даже место, где рейхсфюрер остановится, чтобы полюбоваться расстрелом пленных. Этот момент был запечатлен личным фотографом Гиммлера. Лишь бы реальность не изменилась настолько, что рейхс - фюрер опоздает… Хотя в Барановичи он прибыл в точности, как тогда…
        - Подъезжаем, товарищ Судоплатов!
        - Понял.
        Натянув эсэсовскую фуражку, Павел выпрямился, выглядывая из «Ганомага». Проселок был перекрыт блокпостом - пулеметное гнездо, обложенное мешками с песком, да полосатый шлагбаум. Рядом стоял мотоцикл, и прохаживался немец в форме, в каске и с дурацкой бляхой на груди.
        - Расул, - негромко сказал Судоплатов, - сохраняй ту же скорость, не гони и не тормози.
        - Понял, товарищ старший майор…
        Жандарм встрепенулся, завидя технику, но скучающий оберштурмбаннфюрер, выглядывавший из «Ганомага», успокоил его. «Оберштурмбаннфюрер» Судоплатов лениво салютовал ручкой, и жандарм четко ответил, вскидывая руку в нацистском приветствии. Шлагбаум пополз вверх, и группа проследовала к месту акции. Напротив концлагеря, опутанного колючей проволокой, стояло приземистое здание - писчебумажный склад. Часовых там уже выставили, но разве кто может сравниться с СС?
        Павел вышел из бронеавтомобиля и стал распоряжаться, расставляя своих людей. Дозорные, увидев нагловатого оберштурмбаннфюрера в камуфляже и со «Шмайссером» на груди, вытянулись во фрунт.
        - Чердак проверен? - строго спросил Судоплатов на немецком, и, не слушая ответ, послал своих.
        Вскоре Дуб (австриец-шуцбундовец^ [22] Добрицгофер, прозванный Дубом за силу и огромный рост) вернулся и доложил на чистейшем хох-дойч, что чердак под контролем. Это означало, что немец там был выставлен, но ему очень не повезло - сломал себе шею. Неловко так повернулся, а тут «Дуб»… В общем, погиб на посту.
        Судоплатов осмотрелся. Район был оцеплен, и его «Ганомаги» ничем не выделялись - техники фашисты нагнали немерено, разве что танков не было.
        «Будут», - подумал Павел.
        Поднявшись на чердак, он прошел к слуховому окну, открывавшемуся в сторону концлагеря. Это был загон для людей, обращенных в скот - аккуратно врытые столбы с натянутой колючей проволокой, вдоль и поперек. Не пролезть. За оградой стояли, сидели, лежали, ходили тысячи полуголых, изможденных людей, опустошенных и опустившихся. Евреи и пленные красноармейцы.
        Либеральные писаки в эпоху горбачевской «катастройки» навыдумывали много гнусностей про «разгром РККА в 41-м». К примеру, не думая, публиковали пугающие числа советских военнопленных, не зная или специально «забывая» омаленьком нюансе: гитлеровцы считали военнопленными не только сдавшихся в плен бойцов Красной Армии, но и всех военнообязанных на оккупированной территории.
        Павел усмехнулся: все еще ведешь спор с «либерастами»? Не стоит. Можно излечить Квазимодо, сделать его даже симпатичным, но уродов духовных не переделать…
        Судоплатов подтянул к себе винтовку. Все тот же «Маузер» соптикой от «Карл Цейс»… Уже скоро.
        Тихо ступая, подошел Расул и доложил:
        - Там патруль прицепился, хотел тревогу поднимать. Пришлось их… того…
        - Тела спрятали?
        - Ага!
        - Ладно, будь неподалеку. Дам отмашку, и ты бегом к радисту.
        - Это когда «плюс»?
        - Да.
        - Есть!
        Кортеж рейхсфюрера появился неожиданно. Просто толпа немцев, реявшая в отдалении, живо расступилась, вскидывая руки, и вереница лакированных «Хорьхов» и «Майбахов» медленно проехала к комендатуре. Осторожно подняв винтовку, Павел глянул в прицел. Вот он, очкастый и круглолицый, довольный жизнью Генрих Гиммлер. Стрельнуть? Нельзя, далековато, да и свита маячит постоянно. Выстрелишь в Гиммлера, а попадешь в его адъютанта - шустрый Вернер Гротманн так и вился вокруг шефа. А за спиной у главы СС его личный телохранитель, Йозеф Кирмайер. Вон как головой вертит, все высматривает врагов рейха…
        Начальник айнзацгруппы по Белоруссии Артур Небе что-то оживленно рассказывал Гиммлеру, тот кивал. Вот он махнул перчатками, зажатыми в руке, и немцы заторопились, распахнули ворота концлагеря, отгоняя прикладами заключенных. Открылась глубокая яма размером с котлован для дома на четыре квартиры.
        Первых попавшихся узников фашисты погнали к яме, пинками и ударами винтовок заставляя спрыгнуть в нее и лечь на живот. Тут же десяток палачей открыли огонь, поражая лежавших в голову и шею, а «загонщики» уже подгоняли следующую партию, и несчастные спрыгивали на еще теплые трупы и ложились поверх, вторым слоем… Судоплатов сжал зубы. Надо вытерпеть. Еще чуть-чуть…
        Адъютант о чем-то заговорил с Кирмайером, а Гиммлер в это время сделал пару шагов, приближаясь к ограде концлагеря - захотелось ублюдку получше рассмотреть «рутинную казнь». Тут один из палачей выстрелил в стоявшего еврея, обратившего лицо к небу и возносившего молитву. Пуля угодила бедолаге в голову, и капля мозговой жидкости попала Гиммлеру на щеку. Глава СС вытащил платок, а в следующую секунду его вырвало. Павел перестал дышать и мягко, нежно потянул за спуск. Винтовка вздрогнула, как от испуга, а фуражка у рейхсфюрера слетела наземь, вместе с половиной черепа.
        - Плюс!
        Расул ринулся вниз, а Иван принялся отстреливать фашистов. Первым схлопотал пулю Небе.
        - Пошто безоружных убивать? - рычал гуран. - Пошто людей мучить?
        - Ваня, уходим!
        - Слушаюсь!
        Бегом они вырвались во двор, где поднялась неимоверная суета. Немцы бегали, кричали, слышалась стрельба. В закуток, где хоронился «Ганомаг», вбежали уже настоящие эсэсовцы, и «MG-34» заговорили разом, уменьшая поголовье СС. Суматоха резко усилилась, и тут раздался залп из танковых пушек. Снаряды накрыли комендатуру и подняли в воздух один из «Хорьхов».
        Трофейная «четверка», кося немчуру из курсового пулемета, а то и просто наматывая «истинных арийцев» на гусеницы, врезалась с ходу в колючую проволоку, газанула и поперла, снося столбы и разрывая «колючку». Заключенные не сразу поняли, что происходит, но стоило десятку полуголых пленных красноармейцев выбежать на волю, как весь лагерь словно обезумел - многотысячная толпа рванулась в прореху, сметая все на своем пути.
        - Уходим! - крикнул Судоплатов, заныривая в «Ганомаг».
        Рыча мотором, бронеавтомобиль сдал задом, развернулся и понесся прочь. Следом рванул «Опель Блиц» - диверсанты палили из кузова, десяток автоматов поливал преследующих до того самого момента, когда тех поглотила разъяренная толпа. Бывшие узники даже не били немцев - они их на части рвали, впадая в дикое, первобытное неистовство.
        Фрицы отстреливались из пулеметов, десятки пленных падали убитыми, но люди только еще пуще зверели, разбегаясь многоголовой человеческой лавиной и погребая, погребая своих врагов. Пушки танков били, не переставая. Судоплатов увидел, как одна из «троечек» встала, задымила. Остальные танки подошли к подбитому товарищу, открывались люки, танкисты помогали своим и, отстреливаясь, уходили. Поразительно, но обезумевшие узники не трогали их. То ли помнили, кто им открыл путь к свободе, то ли узнавали своих чутьем.
        - Расул! Пока никого, уходим по дороге!
        - Понял!
        - Чуть что, сразу в лес.
        - Ага! А танкисты?
        - Их подберет Репнин.
        - Товарищ Судоплатов! - запищала Ася. - Товарищ Судоплатов! Мы сделали это! Мы казнили Гиммлера! Ура-а!
        В означенном месте диверсантов встретили танки прикрытия - две «тридцатьчетверки» - и попылили в арьергарде. Сразу стало как-то спокойнее.
        - Немцы!
        Танкисты из дивизии «Дас Райх» изменили обычной практике - их «троечки» перли не по дороге, а рядом, прячась за деревьями. Поэтому углядели их не сразу, а когда высмотрели, наконец, сразу грянула баталия.
        Два немецких танка с ходу атаковали передний «Ганомаг», еще не замечая «Т-34», выходивших из-за поворота. Бронеавтомобиль не мог устоять против снарядов - свернул с дороги, сползая в кювет, вспыхнул и загорелся. Выжившие бойцы потащили раненого водителя. «Тридцатьчетверка» братьев Кричевцовых тут же отомстила за своих - засадив бронебойным в борт «Т-III». Из люка полезли одуревшие эсэсовцы, и тут же были скошены очередью из пулемета.
        На «Т-34» откинулся люк механика-водителя, и Елисей завопил:
        - Товарищ старший майор! К нам!
        Судоплатов, прихрамывая, полез на броню, но тут Минай решил проявить гостеприимство и распахнул люк на башне.
        - Сюда!
        - Я же мешать буду!
        - А у нас стрелка-радиста нету! Туда вон!
        Павел влез в гремящее нутро танка и как-то смог примоститься рядом с лыбившимся мехводом.
        - Нате шлем, товарищ старший майор!
        Судоплатов натянул танкошлем, пахнувший солярой, и в тот же момент снаряд ударил в башню. У Павла возникло такое ощущение, будто он оказался внутри огромного колокола, и ботало пробило со всей дури, заполнив все звенящим, оглушающим гулом. Куски окалины брони впились Судоплатову в щеку, закапала кровь. Елисей чертом завис над рычагами. Заметив горящий немецкий танк, он сделал к нему рывок и остановился под его прикрытием.
        - Левее дерева, прямо танк, сто! - крикнул мехвод.
        - Бронебойным! - крикнул Минай.
        - Готово!
        - Огонь!
        В ушах звенело, и грохот пушки Павла не впечатлил. Высмотрев в бойницу пулемета атакуемый танк, он разглядел лишь сноп синих искр. Второй снаряд добил фашиста - над танком поднялись дым и пламя. Судоплатов сделал попытку осмотреться. Насколько хватало обзора, впереди, справа и слева шла сумасшедшая круговерть боя.
        Танки, ведя огонь, то сходились, то расходились, то перестраивались в колонну и «все вдруг» разворачивались и шли уже боевым порядком, то проскакивали друг мимо друга, делали короткие остановки, вновь уходили вправо или влево, поднимая за собой черные шлейфы пыли. И тут появились остальные «Т-34».
        - Догнали! - крикнул Елисей.
        Ведя огонь с ходу, «тридцатьчетверки» помчались вперед. В разрыв дымки, паля из пушки, вползал немецкий танк. Только Минай поймал его в прицел, как «тройку» закрыли догнавшие. Кричевцов хотел было пристроиться к ним, но тут «тридцатьчетверка» оказалась под огнем выскочивших из пыли четырех немецких танков. Мехводу приказывать не надо, он быстро укрылся за подбитой «тройкой», а Минай поймал в прицел головной танк противника.
        - Короткая!
        Танк резко остановился, качнувшись. Громыхнула пушка, гильза снаряда, коптящая тухлым кордитовым дымом, залязгала по полу. Замер немец.
        - Готов!
        Оставшиеся три танка вдруг развернулись вправо и туда же повели огонь. Один из них загорелся, а два других, повернув влево, помчались по дороге к Минску, отстреливаясь. За ними, непрерывно стреляя, устремились две «тридцатьчетверки».
        - Молодцы! - крикнул Елисей. - Выручили нас!
        И вновь удар снаряда в башню. В ушах звон, а прицел туманится. Вяло мотая гудящей головой, Судоплатов чувствовал, как со лба стекает пот. В танке жарища, пороховые газы режут глаза. Минай с Елисеем стянули гимнастерки, комбинезоны спустили с плеч до пояса. Нижние рубашки у танкистов уже непонятного цвета, мокрые, хоть выжимай.
        Вдруг засветлело и потянуло ветерком - это Константин откинул люк, чтобы выбросить стреляные гильзы снарядов, до отказа забившие гильзоулавливатель. Наверное, по вылетающим из башни гильзам танк засекли, и в «Т-34» влепили три снаряда подряд. Минай, как и Павел, видел наведенную прямо на «тридцатьчетверку» пушку немецкого танка.
        - Короткая!
        Командир поймал в прицел основание башни, и в это время пушка противника полыхнула огнем. Опять звенит в ушах от скользнувшего вдоль башни снаряда. И тут Минай нажал на спуск. Выстрел!
        На месте башни вражеского танка взвился клуб пламени и дыма. Танкисты закричали «ура!», стали выискивать новую цель, и в эту секунду прилетели два снаряда, в лоб. Прямо на «Т-34», ведя огонь, шли два «Т-III». Затаив дыхание, Минай навел прицел и парой снарядов подбил тот, что наступал справа. Левый, развернувшись, ушел назад и скрылся. Командир пустил ему вдогонку несколько снарядов.
        Нужно менять позицию. «Тридцатьчетверка» двинулась к двум подбитым танкам. Укрывшись за ними, Минай стал искать цель. И вот из-за кустов выполз тяжелый «T-IV». Это серьезно, у него 75-миллиметровая пушка.
        - Твою ма-ать…
        Затаив дыхание, Минай навел прицел. Немец русских не замечал. Выстрел! Гусеница «четверки» разостлалась по земле, а сам немецкий танк ворохнулся и замер. Командир с заряжающим тут же всадил в него несколько снарядов. Судоплатов пулеметным огнем уложил на землю выскочивших танкистов.
        - Порядок!
        И тут снова удар снарядом! Развернув на «тридцатьчетверку» башню, ведет огонь уходящий немецкий танк. Парочка горячих бронебойных приветов ушла немцу в корму. В это время фашисты начали выходить из боя, посылая в небо сигнальные ракеты. «Т-34» направились на сборный пункт. Павел с облегчением увидал обгонявший их «Ганомаг», над бортом которого трясся Трошкин, поливая немцев из пулемета. Ушли!
        В глуши Налибокской пущи затаились на ночь. «Т-34» братьев Кричевцовых добрался до лагеря на «честном слове» - трак гусеницы был наполовину вырван и держался на одной треснутой проушине.
        Судя по перехваченным радиограммам, немцы взбесились и лютовали. Но все это было лишь вторичными признаками растерянности и страха. Если уж на рейхсфюрера нашлась управа, то что говорить о рядовых?
        Краснобаева отправила шифровку в Москву, и ровно в полночь получила ответ:
        «Андрею.
        Поздравляем вас и вашу группу с успешным осуществлением акта возмездия. Товарищ Сталин приказал вам возвращаться в Москву.
        Самолет за вами выслан.
        Павел».
        Генрих Гиммлер:
        «Что происходит с русскими, что происходит с чехами - мне в высшей степени безразлично, всю хорошую в нашем понимании кровь, что есть у других народов, мы будем себе забирать, если понадобится, будем красть их детей и воспитывать у нас, но будут ли жить другие народы в довольстве или они будут дохнуть с голода, интересует меня лишь в том смысле, в каком для нашей культуры потребуются рабы.
        Остальное мне безразлично. Если при постройке противотанкового рва 10 тысяч русских женщин помрут от истощения, я проявлю интерес лишь к одному - построен ли будет для Германии противотанковый ров».
        «Во всех предыдущих кампаниях у врагов Германии было достаточно здравого смысла и порядочности, чтобы уступить превосходящей силе, благодаря их давней и цивилизованной… западноевропейской утонченности.
        В битве за Францию вражеские части сдавались, как только получали предупреждение, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Конечно, мы, эсэсовцы, пришли в Россию без иллюзий, но до последней зимы слишком многие немцы не сознавали, что русские комиссары и твердолобые большевики преисполнены жестокой воли к власти и животного упрямства, которое заставляет их драться до конца и не имеет ничего общего с человеческой логикой…»
        Глава 21
        Погружение
        На аэродроме под Москвой Судоплатова уже ждала машина. Разумеется, повезла она его не домой, а в наркомат. Впрочем, Павел был не в обиде - трудоголик, как называли людей вроде него в будущем, он ставил работу выше семьи, хотя и не любил в этом признаваться.
        Его оправдывало то, что его труд был особенным - старший майор стоял на страже завоеваний Октября - не в возвышенном, плакатно-лубочном смысле, а на самом деле. Сейчас, покачиваясь на заднем сиденье «ЗИСа», Судоплатов испытывал удивительное чувство безопасности, привычное напряжение отпускало его.
        Трошкин, «менты» иМуха этой ночью отправятся обратно, набив салон «Юнкерса» лекарствами, медикаментами, перевязочным материалом, запчастями для раций - и письмами. Павел по-думал, что эта страница новой жизни будет очень дорога ему. А и в самом деле, столько они успели!
        Павел жадно рассматривал московские окраины - вернувшись из мира, где его окружали леса и болота, он немного одичал, что ли. Городская жизнь виделась как будто внове - и немного вчуже.
        Прибыв на место, Судоплатов сразу направился на доклад к Меркулову.
        - О-о, какие люди! - вскричал Всеволод Николаевич. - Здорово! Не буду расспрашивать, все равно тебе рапорт писать! Вот все и опишешь. Кстати, Наркомат госбезопасности упразднен, снова хожу в первых заместителях^ [23] .
        - Ну и правильно.
        Вооружившись ручкой и стопочкой бумаги, Павел вздохнул и приступил к описанию своих приключений. Он как раз разминал затекшие пальцы, когда его вызвали к Берии. Быстренько накинув новенький китель с двумя «ромбами» впетлицах и парой нарукавных звезд^ [24] , подхватив папочку с отчетом, он поспешил на зов наркома. По дороге его перехватил Эйтингон.
        - Павлуша! - воскликнул он, раскидывая руки.
        Друзья обнялись, и Наум сказал негромко:
        - Завидую!
        - Да чему же?
        - В поле выбрался!
        - Знаешь, дует сильно в том поле. Ладно, вечером поболтаем! Приходите с Шурочкой.
        - Да я… это… - замялся Эйтингон. - Поругались мы с Шурой.
        - Даже знаю почему, - проворчал Судоплатов. - Вот же ж бабник!
        Наум уныло покивал.
        - Только я не поверю, что ты тоскуешь в одиночестве. С кем придешь?
        - С Музой! - ухмыльнулся Наум.
        - Как-как?
        - Муза ее зовут. Муза Малиновская. Я… это… женюсь на ней.
        - Ого!
        - Да-а… - сказал Эйтингон довольно и спохватился: - Ладно, ты иди, иди…
        - Иду, иду…
        Лаврентий Павлович был бодр и находился в хорошем настроении.
        - Здравствуйте, товарищ Судоплатов, - кивнул нарком. - Имейте в виду, товарищ Сталин уже интересовался вашими подвигами.
        - Ну, мы особо не геройствовали…
        - А спасение Якова Джугашвили?
        - С Яковом Иосифовичем все в порядке?
        - Жив-здоров.
        - Ну и хорошо…
        - И с удачным покушением на Гиммлера я вас тоже поздравляю - немцы просто взбесились! Так что крутите дырочку…
        - Я был не один, - заскромничал Судоплатов.
        - Ваше донесение о крутом повороте 2-й танковой группы на юг, кажется, подтверждается… Бумаг у вас, конечно же, нет?
        - Нет, товарищ нарком. - Поколебавшись, Павел пошел на маленькую хитрость. - Там, в Минске, я допросил кое-кого из генералов, они подтвердили все, о чем я сообщал. Кстати, и Гудериан после подрыва машины был еще жив. Я спросил его о грядущих изменениях, а он сказал, что был против, но приказ о повороте на Киев отдал сам Гитлер. Больше он и слова не мог выговорить. Я пристрелил его. Плюс ко всему бойцы опергруппы, возглавляемой старшим лейтенантом госбезопасности Зуенко, заброшенные в тыл противника, подтверждают эти сведения. Доцент МГУ Кумаченко и преподаватель Института иностранных языков Пивоварова устроились переводчиками при штабе немецкой 3-й танковой дивизии, и мы постоянно получаем от них воистину бесценные сведения.
        - Очень хорошо. Вы понимаете, товарищ Судоплатов, насколько они важны, эти сведения?
        - Если ими правильно воспользоваться, у нас возникает шанс… пусть не разгромить, но сильно потрепать молодчиков Клейста. И спасти войска Юго-Западного фронта от окружения.
        - О, вы начинаете мыслить, как стратег! Что ж… С вашим рапортом я ознакомлюсь позднее, а сейчас хотел бы услышать предложения. Ваша ОМСБОН оказалась очень шустрой. Что вы еще припрятали в рукаве?
        - Операцию «Монастырь».
        - То есть?
        - Стоило бы начать этакую радиоигру с Абвером, чтобы подкидывать немцам дезинформацию. У нас есть толковый агент - Александр Демьянов, кодовое имя - «Гейне». Уже несколько лет подряд им интересуется немецкая разведка - так мы подводим им нашего «живца». Он уже имел дело с немецкими разведчиками и даже получил агентурную кличку «Макс». Я предлагаю переправить «Макса» через линию фронта с легендой, согласно которой он являлся бы эмиссаром антисоветской и прогерманской организации «Престол». Если он добьется доверия руководства Абвера, а он таки добьется, то будет заброшен немцами обратно в СССР, как их агент или резидент. А уж мы поможем «резиденту немецкой разведки» устроиться… ну-у, скажем, младшим офицером связи в Генштаб РККА.
        - Однако… - затянул Берия. - Очень интересно. Проработайте операцию подробней и… Я думаю, вы понимаете, что сами и будете руководить ею?
        - Я согласен.
        - А что еще вы надумали, «отдыхая» под сенью белорусских сосен?
        - Гудериан - первый в моем списке. Гиммлер - второй. Следующий - Геринг.
        Нарком пристально посмотрел на Павла.
        - Удивили, признаться, - проговорил он. - Ну и замах у вас, товарищ Судоплатов!
        - Каждый из нас находится на своем месте, там, где он больше всего принесет пользы. У меня лучше всего выходят диверсии…
        Берия рассмеялся и сказал дружелюбно:
        - Ну, не буду вас больше мучить, товарищ старший майор. На сегодня вы свободны. А завтра прошу не опаздывать.
        Покинув «контору», Павел хотел прогуляться, но не выдержал и спустился в метро - станция «Маяковская» была совсем рядом с его домом…
        …Командовать 2-й танковой группой, вскорости перекрещенной во 2-ю танковую армию, поставили генерал-полковника Рудольфа Шмидта. К 10 сентября немецкие танки вышли к Конотопу. Перейдя Днепр у Запорожья, 1-я танковая армия Клейста нанесла удар на Полтаву и двинулась навстречу 2-й танковой.
        В тот же день советские войска оставили Киев и излучину Днепра, дабы выйти из смыкавшегося кольца окружения. 5, 21, 26 и 37-я советские армии постоянно атаковали конотопскую группу противника, взаимодействуя с Брянским фронтом, и организовали оборонительный рубеж на реке Псел.
        По сравнению с «прошлой жизнью» удалось сохранить более полумиллиона бойцов, почти три тысячи орудий, сотню танков. Не погибли, как в тот раз, генералы Кирпонос, Тупиков и прочие, а командующий 5-й армией Потапов не угодил в плен. Все вокруг переживали, а Судоплатов радовался, празднуя еще одну маленькую победу. Он-то знал, как могло бы случиться и как уже однажды происходило…
        …Операцию «Монастырь» утвердили, и 15 сентября агент «Гейне», он же «Макс» был переправлен к немцам в районе Гомеля. «В прошлой жизни» агенту Демьянову пришлось несладко - Абвер далеко не сразу поверил, что «Макс» представляет антисоветское подполье. Были тщательные проверки, допросы и даже имитация расстрела. И лишь потом Демьянову «оказали доверие». Пройдя обучение в школе Абвера, «Макс» был заброшен обратно к русским, уже как свой человек. Если все пойдет, как тогда, Демьянов покажется к Новому году. Время пошло…
        Операция «Монастырь» была проведена ювелирно, с блеском. Шла захватывающая, тонкая радиоигра с немецкой разведкой, результатом которой стал разгром фашистов под Сталинградом. Осталось дождаться «возвращения резидента». А пока…
        Судоплатов нахмурился. Его затея с ликвидацией Геринга получила полное одобрение, вот только… Постучавшись, в кабинет заглянул Эйтингон и зашел.
        - Можно?
        Павел фыркнул.
        - Типично русская привычка - сначала войти, а потом спрашивать разрешения! Садись.
        - Придумал, как жирного борова заколоть? - поинтересовался Наум, садясь на стул верхом и складывая руки на спинке.
        - Надо с морячками потолковать, чтобы группу высадили с подводной лодки.
        - Ух ты! А если заметят?
        - Группу?
        - Подлодку.
        - А зачем ей всплывать? Диверсанты выйдут через торпедные аппараты.
        - Здорово… - голос Эйтингона изменился. - Павлуша, как друга прошу… Пошли меня на это дело! Застоялся я тут, засиделся.
        - В поле потянуло? - ворчливо сказал Судоплатов.
        - В море, - криво усмехнулся Наум.
        - Подумаем, - буркнул Павел.
        … - В лодку, погружаемся! - скомандовал командир.
        Эйтингон вдохнул полной грудью, глянул мельком на смутные тени затемненного Кронштадта, на едва заметную рябь по воде Купеческой гавани и полез в люк. В утробе «Щуки» было тепло - от работы машин и скученности. Влажный воздух припахивал электролитом. На центральном посту было тесно, как в танке. Двое краснофлотцев бдели за штурвалами вертикальных и горизонтальных рулей, у клапанов сидел боцман.
        - Задраить отсеки, погружение! На эхолоте смотреть. Осмотреться в отсеках!
        Зашипел воздух в балластных цистернах.
        - Стоп машинам! Экипажу принять пищу, старпому - на перископ. Акустикам - слушать!
        - Есть!
        - Горизонт чист, товарищ командир!
        Чтобы не мешать мариманам - и без того не протолкнуться - Наум нырнул в люк, боком прошел по коридору и влез - не вошел, а именно влез! - в крошечную каютку, которую он делил со старлеем Пупковым из РОН - роты особого назначения при штабе Балтфлота.
        Роте всего месяц, хотя диверсантов через торпедные аппараты в РККФ выбрасывали еще в 38-м, на Тихоокеанском. Коек в каюте не было, зато имелось два рундука и шкафчик. Стенка плавно переходила в потолок - моряки говорят: подволок. В переборке - малюсенький, словно игрушечный умывальник. Вот и все удобства. Впрочем, грех жаловаться - остальные трое из его группы и вовсе лишены спальных мест. Будут спать где придется. Краснофлотец на вахту - диверсант быстренько на его место. Уж такова служба у подплава!
        Явился Пупков и притащил с собой легкий водолазный костюм. В таких спасались подводники, если лодка тонула, а им, стало быть, в них на вражеский берег высаживаться. Хотя нет, не совсем так.
        - Пупков, ты там что-то такое говорил про свою архизамечательную лодку…
        - Не лодку, - строго сказал старлей, - а шлюпку. Нормальное плавсредство получилось! Три кило весит, а двоих поднимет запросто. Сами шили. Мы на острове Голодай стояли. Вдруг, смотрим, аэростат падает. Плавно так, медленно, дряблый весь. Чего ж добру-то пропадать? Уж коли у него ткань такая, что газ не пропускает, стало быть, воду тем более не пропустит…
        - Нас, вообще-то, четверо…
        - А шлюпок, вообще-то, две.
        - Ладно, успокоил…
        Пупков ковырялся в скафандре, проверяя герметичность, а Наум прилег на тощий матрасик, покрывавший рундук, да и задремал.
        - Акустики! - донеслось сквозь сон.
        - Горизонт чист.
        - По местам стоять, к всплытию готовиться! Малый ход.
        Звякнул машинный телеграф.
        - Рулевым! Дифферент три градуса на корму! Всплываем в позиционное положение.
        - Есть! Нос лодки поднялся вверх.
        «Щука» качнулась, легла на ровный киль.
        - Рубочный люк отдраить, начать заполнение цистерн быстрого погружения. Вахтенному и сигнальщику - на ходовой мостик. Запустить дизеля на зарядку, провентилировать отсеки!
        По коридору затопали. Залязгали люки. Переборки мелко задрожали - это запустился первый дизель. Почти сразу завелся второй. Эйтингон утер выступивший пот. Какой воздух спертый… Краснофлотцы все «выдышали». И тут же потянуло сквознячком. Хорошо!
        - Сигнальщик, смотреть за горизонтом! Штурман, определиться по координатам!
        - Есть!
        - Пупков… - позвал Наум.
        - А?
        - Чего это такое - позиционное положение?
        - А-а… Это когда весь корпус под водой, а наверху одна рубка торчит. Так лодку заметить труднее.
        - Понял…
        Эйтингон закрыл глаза и уснул. Ему снилась Муза.
        Глава 22
        Всплытие
        Наум Эйтингон наслаждался. Ни теснота, ни духота нисколько не портили ему настроения. Он был в деле. А это главное. Уж неведомо, когда он подцепил эту заразу - упиваться опасностью, но азарт всегда жил в нем. Как и Павел, Наум никогда не впадал в ярость - угрозу он встречал с холодной решимостью. Именно в те моменты, когда приходилось балансировать на лезвии бритвы, и проявлялись его еврейская хитрость, русская сметка и находчивость.
        Впервые, наверное, это было явлено во время Хуангутуньского инцидента, когда он подрывал поезд Чжан Цзолиня, диктатора Маньчжурии. Когда замещал резидента в Испании. Когда ликвидировал Троцкого в Мексике.
        Да, наверное, это было важно - находиться в отрыве от родины. За границей все чувства обостряются, а уж если ты нелегал… Тут уж волей-неволей научаешься думать быстро, четко, отрешаясь от земного, как математик или шахматист. Эйтингон задумался. Геринг…
        Собственно, если правильно выговаривать, то звать рейхсмаршала Гёринг. Но и так сойдет. Раскабанел Герман не потому, что ел много. Его ранили в пах, еще когда Гитлер был молод, а нацисты были шпаной. Нарушился обмен веществ в организме, и стал Геринг жиреть. А убивать его есть за что. Нет, неправильно сказал. Это не убийство и даже не ликвидация. Это казнь. Заслуженная.
        Именно Геринг создал гестапо и первые конц-лагеря, именно он подписал документ об «окончательном решении жидовского вопроса», попросту говоря, об уничтожении 20 миллионов евреев. Никто более в Германии не нахватал столько чинов и званий, как «Айзен», то бишь «Железный», как прозвали Германа.
        Бесстрашный авиатор в 20-х, к 41-му Геринг стал рейхсмаршалом Великогерманского рейха - это звание было введено специально для него. Более того, Гитлер официально назначил Геринга своим преемником в случае смерти, что само по себе говорит о величайшем доверии фюрера. Эйтингон тщательно прорабатывал план всей операции с Судоплатовым, и сейчас, перебирая его по пунктам, он не находил никаких узких мест. Должно сработать. Но вот сработает ли? План, как и любая теория, не всегда выдерживает испытание практикой…
        - Товарищ майор госбезопасности!
        Наум вынырнул из своих дум и посмотрел на командира подлодки.
        - Что случилось?
        - Акустики обнаружили шумы прямо по курсу. Мы поднялись на перископную глубину… В общем, замечен «Z-34». Эсминец.
        - И что?
        - Потопить бы…
        - Ну конечно! А как же?
        - А вдруг операции помешает?
        - Товарищ капитан, - торжественно сказал Эйтингон, - гибель немцев нам помешать не сможет. Топите!
        - Есть! - улыбнулся командир «Щуки».
        Вскоре по лодке разнеслось:
        - Боевая тревога, торпедная атака! По местам стоять!
        Акустики доложили исходные:
        - Курс цели сто сорок градусов, скорость - двадцать пять узлов.
        - Торпедный отсек, подготовить аппараты к стрельбе!
        - Есть!
        Трубы заполнились водой, морячки уравняли давление и открыли передние крышки торпедных аппаратов.
        - Самый малый вперед. Боцман, лево руля десять. Так держать! Приготовить к торпедной стрельбе первый и третий аппараты!
        Штурман выдал данные для стрельбы:
        - Курс цели сто восемьдесят градусов, дистанция восемнадцать кабельтовых, угол упреждения - двадцать градусов.
        - Прицеливаем корпусом! Рулевой, двадцать градусов влево!
        - Есть двадцать градусов влево!
        - Торпедисты - товсь!
        - Есть товсь! - бодро ответил старший торпедист.
        - Глубина хода торпеды - три метра, скорость - тридцать три узла!
        «Щука» плавненько довернула корпусом упреждение.
        - Торпедисты, обеими, с промежутком четыре секунды - пли!
        Торпедист нажал рычаг пуска - с шорохом, шелестом, бульканьем хищная «самоходная мина» ушла. Толчок. На счет «четыре» лодку покинула вторая торпеда. Еще толчок. В уравнительных цистернах зажурчала набираемая вода - трюмные уравновешивали лодку. Старпом следил за секундомером.
        - Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три…
        Снаружи по корпусу лодки послышались слабые щелчки - это заработал гидролокатор эсминца. Поздно! Ахнул первый взрыв. Чуть позже грянул второй. Командир приник к перископу, и вот его небритая щека дернулась, кривя рот в злорадной ухмылке.
        - Тонут, гады!
        - Ур-ра-а! - разнеслось по отсекам.
        - По местам стоять, всплываем в крейсерское.
        Лодка пошла вверх и вперед.
        - Отдраить внутренний люк!
        Свежий морской воздух проник в затхлость отсеков.
        - Двигатели запустить! Левый дизель - на зарядку, под правым - полный ход. Провентилировать отсеки, вахтенному и сигнальщику - на ходовой мостик!
        Все люки в переборках между отсеками подводники распахнули, зацепив крючками. Вот уж где сквозняк - в радость! Испросив разрешение, Наум поднялся на мостик. После жаркого нутра подлодки наверху даже зябко было. Зато воздух какой… Наверное, только подводник знает цену тому, чем мы все дышим, и даже не замечаем, что это за удовольствие.
        Время штормов еще не пришло, Балтика пока не серела угрюмо - вокруг, от горизонта до горизонта, плескались волны цвета бутылочного стекла, отдавая больше в черный, чем в зеленый. Заметно покачивало. «Щука», идущая поперек волны, колола валы острым носом. Эйтингон поискал глазами торпедированный эсминец и не нашел его. Только обломки указывали на то место, где «Z-34», краса и гордость Кригсмарине, «изменил курс» - пошел вертикально вниз. На дно.
        - Воздушная тревога! - прокричал сигнальщик.
        Со стороны невидимого берега приближалась темная крапинка самолета.
        - Всем в лодку, погружаемся!
        Наум буквально слетел в шахту, чудом ничего себе не сломав.
        - Стоп машина! Срочное погружение!
        Командир прильнул к зенитному перископу и разглядел «Хейнкель-114».
        - Погружаемся на пятьдесят метров!
        Однако самолет, по всей видимости, заметил-таки «Щуку» - сверху можно разглядеть подлодку, если она находится неглубоко. А сразу «нырнуть» поглубже разве что кашалот способен… Эйтингон расслышал увесистый шлепок, и вскоре громыхнул взрыв - сработала глубинная бомба. Подлодку тряхнуло, но ничего серьезного. Еще два взрыва - эти и вовсе слабые.
        - Потеряли нас, - с облегчением сказал капитан.
        - Расстроились, наверное, - вздохнул Наум. - Всплывем, может? Ручкой помашем…
        Моряки ответили хохотом - непритязательная шутка разрядила напряжение.
        И вот наступила ночь, в которую напрягаться пришлось уже Эйтингону. Близилась высадка. «Щука» подошла к берегу напротив города Грайфсвальд, что недалеко от Штральзунда. Глубины здесь были небольшие, но капитан подвел лодку как можно ближе, благо погода стояла хорошая, безветренная. Гидрокомбинезон Наум натянул сам, почти без помощи Пупкова.
        - Ну, ни пуха! - пожелал командир.
        - К черту! - ответил Эйтингон.
        Прошагав в торпедный отсек, он обнаружил там парочку своих подчиненных, которых почти не видел в плавании - испанца Хорхе по кличке Эспада (уж очень любил ножи) и чистокровного немца Ганса с мещанской фамилией Мюллер. Оба были коммунистами и спасались от преследования в СССР. Молчаливые и сдержанные - даже Хорхе! - они очень не любили Гитлера. Адольф был для них личным врагом, кровником.
        «Я не убиваю немцев, - говаривал невозмутимый Ганс, - я истребляю фашистов».
        - Я первый, - вздохнул Наум и полез в трубу торпедного аппарата.
        Крышка за ним захлопнулась, а та, что вела вовне, в море, начала открываться. Вода с шумом хлынула внутрь, и Эйтингон стал шустро выбираться наружу - только пузыри и было видно, они еле-еле отсвечивали тусклым серебром. Вынырнув, Наум тут же повернул краник на баллоне с воздухом, и маленький тючок с надувной шлюпкой стал раздуваться, оформляясь в «плавсредство». Рядом вынырнул Пупков, и еще одна шлюпка начала разбухать, раздаваться во все стороны. Ганс и Эспада тоже поднялись к поверхности с «ручной кладью» - прочными резиновыми мешками с одеждой.
        - Поплыли! - сказал Пупков, забираясь в шлюпку.
        Эйтингон влез в другую, помог Гансу и вооружился маленьким веслом. Берег был совсем рядом, и никаких звуков оттуда не доносилось. Дальше к западу виднелись какие-то плоские строения, темные и будто заброшенные, а там, куда греб Эйтингон, только дюны серели с редкими пучками травы да стояло несколько лодочных сараев. Выбравшись на берег, диверсанты разрезали надутые бока шлюпок и притопили их вместе со скафандрами и веслами, завалив камнями в паре метров от берега. Отряхнув мокрые ноги от песка, Наум натянул носки и обулся.
        Агент «Алмаз» обещал оставить в сарае велосипеды и удочки. «Проверим…» Отворив дощатую дверь, Эйтингон улыбнулся. Все тут.
        Построив отряд, он внимательно осмотрел каждого. Они выглядели, как благонамеренные бюргеры, устроившие выезд к морю. А что? Имеют право.
        - По коням, - улыбнулся Наум.
        В Грайфсвальде никто на них не обратил ни малейшего внимания. Оставив велосипеды на стоянке, все четверо степенно прошли на вокзал, где купили билеты на ближайший поезд до Берлина. Среди остальных пассажиров они ничем не выделялись, предъявленные документы были вполне себе настоящими, а немцы пока не боялись русских. Так это пока…
        Поезд подали вовремя, минута в минуту. Сели, поехали. Все чинно, благородно. В Берлине было проще всего затеряться в толпе герров и фрау. Столица Рейха выглядела, как обычно, словно и не было войны. На трамвае разведчики-диверсанты добрались до тихой улочки в пригороде, где в условленном месте их ждала машина - подержанный «Мерседес». Ключи лежали за правым задним колесом. На пыльном заднем стекле пальцем был выведен детский рисунок - человечек и домик. Это был знак: Геринг находится в имении Каринхалле, что в лесу Шорфхайде.
        Отперев багажник, Эйтингон увидел желаемое - оружие. Винтовка с оптическим прицелом, «Шмайссеры», несколько гранат и пистолетов, патроны.
        - Едем.
        Дорога к Каринхалле была недолгой. К представительскому имению Геринга вел шикарный автобан, лишь за два-три километра после поворота дорога сужалась, и там охрана выставила шлагбаум. Но как раз с охраной разведчики-диверсанты встречаться не имели желания, поэтому свернули на неприметную лесную дорогу. Пупкову, ни разу не бывавшему за границей, стоило немалых усилий сдерживать свой интерес, но вот лес его разочаровал. Массив Шорфхайде больше напоминал городской парк - весь такой приглаженный, чуть ли не подстриженный. Здесь, наверное, и звери ходят строем. Хотя какие тут могут быть звери? Разве что гестаповцы…
        «Мерседес» ехал неторопливо, мотор работал приглушенно, но к самой ограде замка подъезжать не стоило. Остановившись и забросав машину ветками, группа двинулась дальше - с оружием в руках. Если бы немцам стало известно о списке Судоплатова, о его четырех «Г», то это стало бы поводом усилить охрану Каринхалле, повысить бдительность и все такое прочее, однако рейхсмаршал был совершенно спокоен. Что могло случиться с ним в самом сердце могущественного, непобедимого Великогерманского рейха?
        Знакомый с планом замка и примерным расположением постов, Эйтингон знал и многое другое - иные из агентов, скажем, Ольга Чехова, не раз и не два бывали приглашены в Каринхалле и смогли о многом рассказать в своих докладах Судоплатову. Павел не раскрывал сути задаваемых вопросов, но догадаться о том, что задумал главный диверсант Сталина, было несложно. Наум не знал точно, кто первым так назвал Судоплатова, перефразировав лестную характеристику, данную Отто Скорцени, возведенному в шутливый ранг «главного диверсанта Гитлера». Но остроумец попал в точку.
        Выйдя к ограде, группа разошлась, чтобы осмотреться. У раскидистого вяза собрались и повели короткий разговор.
        - Снайперу тут делать нечего, - доложил Хорхе, - покои Геринга выходят во внутренний дворик.
        - Все охранники у ворот, - сообщил Ганс, - по парку ходят всего двое.
        - У Геринга гости, - сказал Пупков, - но народу мало, на стоянке только две машины. Водители спят внутри.
        - Дождемся, пока охранники в парке скроются за замком, - решил Наум, - и идем в гости. С собой берем только пистолеты с глушителями.
        - С чем? - удивился Пупков.
        - С ПББС.
        - А-а… Понял.
        - Готовы? Выдвигаемся.
        Густой вяз, еще зеленый, скрыл диверсантов, перелезавших через ограду. В парке, ухоженном и чистом, было красиво - везде расставлены статуи и беседки, проложены аллеи. Короткими перебежками группа добралась до замка и проникла внутрь через дверь, к которой обычно подвозили снедь. Выбравшись в коридор, Эйтингон поднялся на второй этаж и прошел в соседнее крыло. Тут все стены были увешаны полотнами, наворованными в зонах оккупации. Из дверей неожиданно появился немецкий офицер без фуражки, с задумчивым видом жевавший пирожное. Он очень удивился, встретив целую компанию с пистолетами. Пуля в лоб уняла его нездоровый интерес.
        Возле кабинета Геринга крутился секретарь в полковничьих погонах. Полковник даже не увидел того, кто его убил - Хорхе метнул нож, всаживая его в шею секретарю рейхсмаршала. Готов.
        Выдохнув, Наум открыл высокую, отделанную золотом дверь, и перешагнул порог обширного кабинета Геринга. Он очень боялся, что хозяина внутри не окажется, и даже обрадовался, обнаружив в кресле за столом грузного Айзена в белом кителе с желтыми отворотами. Геринг поднял голову, и на его жирном лице отобразился ужас - в последнее мгновение жизни рейхсмаршал понял, кто за ним пришел.
        - Аллес капут, швайнхунд!^ [25] - улыбнулся Эйтингон и нажал на спуск.
        Пуля вошла Герингу в левый глаз и вышла, забрызгав высокую спинку кресла.
        - Уходим.
        В коридоре послышались громкие голоса. Увидеть убитого секретаря проходившие не могли - Хорхе с Гансом затащили его в кабинет.
        - Прошли! - шепнул старлей.
        Эйтингон кивнул.
        Выскользнув из кабинета, великолепная четверка удалилась по-английски, через ту же дверь, в которую и вошла. В парке пришлось истратить пару патронов - охранники справно несли службу. Вслед за людьми-стражами возникли псы - пара черных ротвейлеров бесшумно выпрыгнули из кустов, горя желанием кусать и рвать. Их встретил Хорхе. С изяществом тореадора он полоснул ножом по мощной шее одной собаке, а затем, обратным молниеносным движением, всадил клинок в горло второй. Вытерев нож о шерсть, он тонко улыбнулся. Наум мотнул головой: за мной!
        Преодолеть ограду удалось без труда, а вот около машины Эйтингон обнаружил парочку солдат, деловито потрошивших багажник. Обнаружив там винтовку, парочка всполошилась, и один побежал к имению за подмогой. Не добежал - Ганс отличался хорошим глазомером и твердостью руки. Другого служаку убрал Пупков - сначала в грудь, потом в голову.
        - Едем! И быстро, пока тут не всполошились!
        «Мерседес» успел проехать половину пути до Берлина, когда впереди мелькнули черные машины. В последнюю секунду Пупков, сидевший за рулем, сумел свернуть с дороги и углубиться в лес. Через сто метров показался параллельный проезд, узкий, но гладкий.
        - Ушли вроде… - выдохнул Пупков.
        - Мы только начали! - хмыкнул Эйтингон.
        Свернув у чистенькой, словно игрушечной деревушки, автомобиль выехал к району Панков, застроенному богатыми особняками, и затерялся в предместьях. Бросив машину возле какого-то дома, диверсанты воспользовались трамваем, походили по магазинам, приоделись, запаслись саквояжами и чемоданчиками, после чего отправились в аэропорт Темпельхоф, где купили четыре билета на рейс «Люфтганзы» вСофию. Все чинно, благородно…
        В Болгарии Наум не задержался - тайными тропами он вывел свою группу в Турцию, которая пока еще сохраняла нейтралитет. Заместитель советского резидента в Стамбуле свел Эйтингона со старым контрабандистом Мустафой, готовым помогать хоть «красным», хоть «коричневым», лишь бы те платили. Наум «купил билеты» за золото, и потрепанная шхуна Мустафы покинула Стамбул темной ночкой. На другой день парусник высадил диверсантов на берегу Крыма, где их и сцапали пограничники. Пришлось Эйтингону отпарывать подкладку, где на шелковой ткани был отпечатан мандат за подписью Берии. Это подействовало. Через три дня группа вернулась в Москву.
        В день покушения немецкие газетчики и дикторы молчали - видимо, Геббельс обдумывал, как ему подать печальную новость. А через сутки газеты и радио скорбным, сдержанным тоном сообщили, что «великий сын Германии, рейхсмаршал Герман Геринг скоропостижно скончался после «продолжительной болезни»…»
        Начштаба Зап ОВО М. Пуркаев:
        «Остатки танковой роты, в которой служили братья-белорусы Кричевцовы - Минай, Елисей и Константин, - прикрывали отход полка. Танк «Т-34», единственный в роте, метался с одного фланга на другой, отражая наседавших немцев.
        Гитлеровцы, видя неуязвимость нашей «тридцатьчетверки», шарахались от нее в стороны. Однако спастись им не всегда удавалось.
        Уже два их танка горели, некоторые были подбиты.
        Но потом из «Т-34» огонь становился все реже и реже: видимо, кончались боеприпасы. Враги поняли это и насели на «тридцатьчетверку» со всех сторон.
        С близкого расстояния вражеский снаряд пробил бортовую броню танка Кричевцовых, и он загорелся. Но спасаться из него, видно, никто и не думал.
        Тут и произошло совершенно неожиданное для немцев.
        Механик-водитель машины, видимо, по приказу командира танка, выжал из горящей машины полную скорость и ринулся напролом сквозь кольцо врагов.
        Послышался страшный удар, скрежет, а затем - оглушительный взрыв. Столб дымного пламени взметнулся к небу, разметав по сторонам танковые башни, гусеницы, листы брони…»
        Глава 23
        Парад
        Минул октябрь. Немцы снова рвались к Москве.
        Судоплатов дотошно выискивал перемены к лучшему, которые наступили после его «второго пришествия», но находил пока одно явное улучшение - по сравнению с «прошлой жизнью», РККА сохранила в своих рядах целые дивизии, не уничтоженные в «котлах», не рассеянные бомбами по дорогам войны.
        Немного сместились и даты сражений. Вот только сами битвы по-прежнему проходили не в нашу пользу. Красноармейцы знатно били фашистов, танкисты жгли «троечки» с «четверочками», летуны сбивали «Мессеров», валили «Фоккеров», но за Люфтваффе все еще держалось господство в воздухе, а связь и слаженность действий у немцев по-прежнему определяли исход боев.
        РККА отступала - огрызаясь, нанося урон врагу, но отступала. В октябре Москве грозила серьезная опасность, и Берия приказал организовать разведывательную сеть в городе после захвата его немцами. Семьи Судоплатова и прочих сотрудников НКВД были эвакуированы в Куйбышев, как и большая часть аппарата. Павел, Наум и остальные переехали с площади Дзержинского в пожарное училище, что в северном пригороде Москвы, возле штаб-квартиры Коминтерна. Судоплатов сидел в одной комнате с Чернышевым и Кобуловым, заместителями наркома, используя этот запасной пункт командования силами НКВД, созданный на случай боевых действий в городе.
        Павел хранил холодноватое спокойствие. Он-то знал, что враг никогда не промарширует по Красной площади… Хотя иногда его посещали иные мысли. Почему бы, скажем, и не позволить немцам войти в пределы столицы? Тут же развернутся ожесточенные уличные бои, в которых и танки, и самолеты окажутся совершенно бесполезными - танки будут весело гореть, забросанные «коктейлями Молотова», а «Юнкерсы» не станут бомбить кварталы, где перемешались свои и чужие. И все же лучше не подпускать немцев к Москве. В этом крылся не стратегический, а некий сакральный смысл.
        Столица - это символ, и если немецкое наступление начнет буксовать под Москвой, то эта первая победа воодушевит любого бойца. Здесь, в подмосковных лесах и деревнях, бесславно завершится хваленый блицкриг. Страна отдышится - и будет готовиться к переходу в наступление…
        Гитлеровцы развернули поход на Москву, сосредоточив на подступах к столице СССР чуть ли не половину всей мощи Рейха, превосходя силы защитников Москвы в полтора-два раза. На Московском направлении немцы собрали большую часть своих разведывательно-подрывных сил, а с передовыми частями 4-й танковой группы Вермахта следовала команда гестапо и СД «Москва», готовясь ворваться в столицу, захватить правительственные здания, арестовать руководство страны.
        И вот в ночь с 15 на 16 октября части 2-й ОМСБОН, расквартированные в районах подмосковных станций Зеленоградская, Клязьма и Кратово, поднятые по боевой тревоге, на электричках прибыли в Москву. Всю ночь шел снег, а бойцы шагали и шагали. На Красной площади они ждали приказа, и он пришел: ОМСБОН, вместе с военными академиями, должна была стать ядром обороны внутри самой столицы. Бригаде придавался танковый батальон и артдивизион.
        В полушубке и теплых бурках Судоплатов не мерз, хотя и подмораживало слегка.
        - Наша задача, товарищи, - говорил он, обращаясь ко всем сразу, - обеспечить оборону центра столицы, ее площадей: Красной, Свердлова, Пушкинской, Маяковского, а также Дома правительства, музеев Ленина и Исторического. Цель: не допустить прорыва фашистов через Садовое кольцо, улицу Горького и одновременно быть готовыми к действиям в направлениях: Белорусский вокзал, Ленинградское и Волоколамское шоссе.
        1-й полк разместился в Доме союзов и здании ГУМа, 2-й - в школе на Малой Бронной, в Лит-институте на Тверском бульваре и опустевшем здании Камерного театра. Уже утром бригаде был выделен уточненный сектор обороны Москвы: его осью была улица Горького от Белорусского вокзала до Кремля. Передний край проходил вдоль путей Московско-Белорусской железной дороги. На правом фланге - до Бутырской заставы, на левом - до Ваганьковского кладбища.
        Павел всю ночь и утро носился от ГУМа до Ленинградки и обратно. Хотя он и знал, верил, что немцу Москву не взять, однако происходящее в столице невольно внушало тревогу. Эвакуировались заводы и фабрики, вузы и учреждения, трудящиеся и иждивенцы. Становилось все безлюднее. Погашены все огни, окна перекрещены бумажными полосками. Первые этажи домов и витрины магазинов по всей улице Горького закладывались мешками с песком, кирпичом, бревнами. Подвалы и подъезды превращались в оборонительные пункты, куда стягивались пулеметы и боеприпасы. На Центральном телеграфе появился чуть ли не ДОТ, на улицу 25-го Октября выкатили несколько пушек, за Белорусским вокзалом рыли окопы, ставились противотанковые «ежи», строились блиндажи, прокидывалась телефонная связь. Поперек Пушкинской площади, от кинотеатра «Центральный» до недостроенного дома напротив поднялась баррикада - те же мешки с песком и поддоны с кирпичом, обхваченные стальными обручами. Справа и слева от баррикады пока еще оставались открытые ворота для проезда троллейбусов и грузовиков. Следующая баррикада вставала на площади Маяковского, третья - у
Белорусского вокзала.
        Где-то в небе гудели самолеты. Часто хлопали зенитки с крыш домов, по ночам лучи прожекторов метались в непроглядном небе. Гремели глухие взрывы и вздрагивала земля, тучи отражали пожары. Воздушная тревога объявлялась по пять-семь раз в сутки, однако город продолжал жить и работать. Работать по 12 часов в день, выпуская пушки и снаряды, починяя танки, готовя гитлеровцам сюрприз - первые «катюши».
        А бравые бойцы ОМСБОН маршировали в строю, с песней бригады, на мотив «Бригантины»:
        Звери рвутся к городу родному,
        Самолеты кружатся в ночи,
        Но врага за каждым домом встретят пулей
        Патриоты-москвичи!
        Мы за все сполна ответим гадам,
        Отомстим за наши города…
        Угрюмые прохожие замедляли ход и начинали улыбаться - эти бодрые молодые парни с автоматами хоть кому поднимут настроение и вернут надежду.
        Они пели: «Мы не отдадим Москвы!», и люди им верили.
        …После очередного доклада в кабинете Берии Судоплатов упомянул о секретной информации, добытой им, но имевшей научный или экономический характер. Дескать, нельзя ли под расписку о неразглашении передать ее советским ученым и инженерам? Нарком, не вдаваясь в подробности, дал «добро», и Павел выступил в роли демиурга.
        Академику Ферсману он сообщил «совсекретные» сведения об алмазах на Вилюе, о нефти близ озера Самотлор, об урановых рудах в Бухарской области. Сергею Королеву передал эскизы «Фау-2» иозадачил его проектом радиоуправляемой бомбы с реактивным ускорителем, вроде немецкой «Хеншель-293». Профессора Лебедева ознакомил со схемами полупроводниковых транзисторов на кремнии, германии и арсениде галлия. И так далее, и прочая, и прочая.
        Судоплатов пользовался одной и той же легендой: дескать, немцы (или англичане, или американцы) вели такие исследования и уже добились результатов. Добыли пиропы и алмазы в Якутии. Собирают полупроводниковые приборы. Надо бы, дескать, наверстать упущенное, догнать и перегнать…
        Следует заметить, что ученые и инженеры почти не слышали его - они тряслись от жадности и кудахтали от восторга…
        …В Главном штабе ВВС РККА Павел пересекся с Василием Сталиным. Это был типичный «мажор», как станут называть в будущем отпрысков элиты. Неплохой летчик, Василий был разбросан и слаб, легко поддавался дурному влиянию. Ему, двадцатидвухлетнему балбесу, присвоили звание полковника, наградили орденами всего лишь в угоду папочке. Доброго и отзывчивого Василия частенько использовали, чтобы приблизиться к его грозному отцу или что-то выпросить у вождя.
        - Павел Анатольевич! - воскликнул Василий. - Здравствуйте! Какими судьбами?
        - Военными, Вася.
        - А меня отец на фронт не отпускает, - пожаловался Сталин и тут же спохватился: - Спасибо вам за Яшку, вытащили!
        - Не за что, - улыбнулся Судоплатов. - Вот тебе и ответ, Вася. Твой отец легко мог потерять сына. За Яковом шла охота. Она и за тобой начнется, как только ты окажешься на передовой.
        Полковник Сталин вздохнул.
        - А вы кого искали в наших краях? - встрепенулся он.
        - Тебя, Василий.
        - Меня?
        - В сторонку отойдем…
        У окна в конце гулкого коридора, по которому озабоченно ходили штабисты, было тихо и спокойно.
        - Мне пришлось побывать на Западном фронте, хоть я это и не планировал, - серьезно проговорил Павел, - и видел, как гробились наши самолеты. Нам никогда не побороть Люфтваффе, если наши летчики будут пилотировать нынешние гробы, вроде «ЛаГГ».
        - А этот самолет так и зовут, - ухмыльнулся Василий, - «Лакированным Гарантированным Гробом».
        - Ну, вот. Между тем существует замечательный истребитель Поликарпова, «И-185». Он не только легок в управлении, этот самолет и быстрее, и мощнее, и лучше вооружен, чем немецкий «Мессершмитт»! А вместо него советским летчикам делают «лакированные гробы». Или взять штурмовик «Ил-2». Он тоже лучший, но конструктор «догадался» убрать стрелка, и теперь у «Ила» вся задняя полусфера никак не защищена - подлетай и сбивай! И сбивают. Или бомбардировщик «Ту-2». По своим показателям он тоже лучше всяких «Юнкерсов», но где он? Правда, на «Ту-2» скверный обзор для штурмана, но я не верю, что Туполев не способен справиться с такой неприятностью. Видишь, что получается? РККА может иметь гораздо лучшие самолеты, чем у Люфтваффе, но не имеет! То Яковлев подсуетится, то Микоян, то еще кто, а в итоге немцы занимают господство в воздухе.
        - У немцев пилоты опытные… Хотя, да, даже неопытный летун на хорошем самолете…
        - Вот-вот, ты меня понял. И я не буду комедию ломать, сразу скажу, чего хочу: посодействуй, Василий, надави на отца. Я понимаю, что тот же Поликарпов, мало того что беспартийный, так еще и в Бога верит. Но что нам его религиозность? Он, если скаламбурить, авиаконструктор от Бога!
        - Хорошо, Павел Анатольевич, - вздохнул полковник.
        Судоплатов подумал и сказал негромко:
        - Можно с тобой по-мужски?
        - Конечно! - удивился Василий.
        - Скажи, почему ты позволяешь звать себя Васькой?
        Сталин покраснел.
        - Не подумай чего, - спокойно продолжил Павел, - я тебе всегда был другом и сейчас говорю именно по-дружески, один на один. Я прекрасно понимаю, чего тебе хочется больше всего - уважения.
        - Да! - выдохнул побледневший Василий.
        - И у тебя есть все для того, чтобы добиться респекта. Вот только из тени своего великого отца ты выйти никак не можешь.
        - Не могу, - уныло признал полковник.
        - Знаешь, почему? У твоего отца воистину стальная воля. Даже всяких черчиллей он заставляет прислушиваться к себе. Иосифу Виссарионовичу всю жизнь приходилось бороться, тебе же все досталось готовеньким, бери и пользуйся. Вот только уважения ты будешь лишен. Хочешь, чтобы тебя уважали? Закали свою волю! Только тогда ты станешь самим собой, а не сыном самого. Воля - это самое что ни на есть мужское качество. На ней стоит сила духа. - Судоплатов перевел дух и продолжил: - Не бывает безвольных героев, только волевая натура способна покорять. Хочешь, чтобы твой характер определяла воля? Сделай над собой усилие, заставь себя быть собой. Для начала - брось пить. Наотрез! Чтобы ни капли в рот! Это будет очень трудно, особенно когда друзья станут подначивать. Но если ты выстоишь в этой своей внутренней борьбе, то победишь собственное безволие, мягкотелость и бесхребетность, ты сам в себе зародишь твердость. И если ты не поддашься на провокации и дешевые соблазны, то однажды ощутишь себя настоящим мужчиной, характер которого соответствует фамилии.
        Судоплатов смолк. Молчал и Василий - он задумчиво смотрел куда-то вбок. Потом поднял голову и серьезно сказал:
        - Я попробую, Павел Анатольевич.
        - Нельзя пробовать, Василий Иосифович, - вздохнул Павел, - надо решиться и начать жить по-новому, не отступая, не повторяя попыток. Знаешь, если честно, я не только о тебе сейчас думаю… Да и что от меня зависит? Сказанное слово? А толку? Решать-то тебе! И решение будет нелегким, понимаю прекрасно. Просто, видишь ли, твой отец страшно одинок, ему не на кого опереться, не с кем просто помолчать, так, чтобы отпустило. Пока что рассчитывать на тебя он не может, да и на Якова тоже. Вот и сделай так, чтобы отец мог гордиться тобой!
        Василий вскинул голову и сказал звенящим голосом:
        - Я сделаю это!
        Судоплатов молча пожал ему руку.
        Недели напряженнейшей работы внезапно сменились целым днем ничегонеделанья, и Павел тотчас же нашел себе работенку. Расстрельный список не должен пылиться…
        Заведя мотор неприметной «эмки», Судоплатов выехал со двора и направился к дому на 3-й Фрунзенской, где проживал Георгий Маленков - Берия обычно звал его Егором. Маленков являлся обычным невеждой, которых хватало в наркоматах, но аппаратчиком он был хитрейшим, а по части интриг и самого кардинала Ришелье превзошел. Член ГКО, начальник Управления кадров ЦК ВКП( б), кандидат в члены Политбюро, Маленков шагал по трупам, а после войны его небрежение человеческими жизнями примет оттенок изощренной подлости. Чего стоят лишь расстрелы блокадников, составивших громкое «Ленинградское дело»! Егор вывернулся - он был не только жирным, но и скользким, как глиняный склон в дождь. Массовый брак на авиастроительных заводах, из-за чего советские летчики гробились, - тоже на его совести, но и «Авиационное дело» закрыли. Так решил Сталин. Говорят, что вождь не думал о преемнике. Неправда. Думал. Преемником и стал Маленков. Осенью 1952 года именно он выступил с отчетным докладом на XIX съезде ВКП (б), том самом, на котором компартия стала зваться КПСС. Сталина Егор устраивал - он уравновешивал генералитет и
партийную верхушку, соблюдая баланс интересов. Именно Маленков стал председателем Совета Министров сразу после смерти Иосифа Виссарионовича.
        Правда, Сталин всерьез рассматривал и еще одну кандидатуру продолжателя своих дел - Николая Булганина, ныне заместителя председателя Совнаркома. Булганин был еще большим незнайкой, чем Маленков, к тому же он до того страшился ответственности, что мог месяцами откладывать срочные дела, даже такие архиважные, как создание ядерной бомбы. Этот высокий, осанистый человек с породистым лицом царского министра был способен на любую низость, например, топтать ногами профессора Вознесенского, расстрелянного по «Ленинградскому делу».
        Их было трое, кто последними видел Сталина живым и здоровым, - Хрущев, Маленков и Булганин. Был еще четвертый - Берия, но на Лаврентия Палыча Судоплатов не грешил. Нарком не стал бы приближать смерть вождя, ему это не было нужно, ибо тогда бы он потерял все - и пост, и самую жизнь, что, собственно, и произошло в будущем (экий выверт!). А вот упомянутая троица вполне могла ускорить отход Сталина в мир иной - у них все было схвачено.
        Ну, с Никитой уже попрощались, осталась эта парочка…
        …Павел притормозил, не доезжая до дома, в котором проживал Маленков - бронированный «ЗИС» стоял у подъезда, а сам Георгий разговаривал с женой. Вот супруга, подхватив шляпную коробку, процокала к дверям, а муж устроился на заднем сиденье, велев водителю везти свою тушку, куда приказано. Судоплатов пристроился в отдалении. Почти дежавю…
        Он начинал заполнять список с Ивана Серова, и все было точно так же - «М-1» ехала за «ЗИСом». Интересно, куда намылился Егор? Маленков выехал на Рублевское шоссе и свернул налево, к Кратову, где располагалась его дача.
        - Отлично… - прошептал Павел, заворачивая к поселковому клубу.
        Оставив машину, он накинул пальто, нахлобучил мягкую шляпу и пошагал - неторопливо, как и полагается совершать променад за городом. А воздух был чудесный - ели и сосны источали запах смолы и хвои, негреющее солнце пронизывало шумливые кроны, пуская зайчики на тихую улочку. Вот и объект его исканий. Судоплатов приподнял бровь: неподалеку стояло два «ЗИСа». Забавно… Это кто же у Егора в гостях?
        Тут с крыльца спустился Булганин собственной персоной и сделал властный жест водителю.
        «…Через час!» - донеслось до Павла.
        Обе машины тронулись почти одновременно, они медленно покатили в направлении столовой.
        «Отлично…»
        Проникнуть на дачу было нетрудно - заборами правительственные дачи не огораживали. Правда, и охрана была, но во дворе доблестная стража не околачивалась. Судоплатов поднялся на крыльцо и внимательно огляделся. Сплошная хвоя… Потянув дверь веранды на себя, он легко открыл ее и вошел. Из дома доносились голоса, но Павел не прислушивался особо. Булганин с Маленковым - партнеры, а не друзья, откровенничать не станут. Достав «Парабеллум», Судоплатов накрутил на него глушитель. Из небольшого зальчика открывался проход в гостиную. Обе цели находились там.
        - Немец уже совсем близко, - нервно сказал Булганин. - Не понимаю, зачем нужен этот глупый героизм - сидеть в Москве, когда в Куйбышеве все готово?
        Мордастый Маленков пожал полными плечами.
        - Надо подавать хороший пример народу.
        Николай фыркнул.
        - Выпьешь?
        - Не откажусь.
        Маленков вразвалочку удалился, и тогда в проеме дверей появился Судоплатов. Булганин, быть может, и услыхал хлопок выстрела, но момент своей смерти пропустил. Пуля оказалась быстрей. Зампред Совнаркома повалился на ковер, глухо ударившись простреленной головой.
        - Надо быть, как юный пионер! - донесся веселый голос Егора. - Пионер - всем ребятам пример!
        Он перешагнул порог, держа в руке бутылку армянского коньяка, и замер, уставившись оцепенело на Павла. Маленков все понял сразу, но бежать или сопротивляться не смог. Ноги его подкосились, и он упал на колени, роняя бутылку. Бутылка прокатилась и замерла, уткнувшись в нос убитого Булганина. Егор открыл рот, силясь вымолвить хоть что-то, и пуля вошла между зубов, разрывая горло и шею. Спрятав пистолет и подобрав гильзы, Судоплатов быстро обошел дом. В чулане обнаружилась бутыль с керосином для ламп и примуса. Разлив горючее по всему этажу, Павел чиркнул спичкой. Пламя фухнуло, занялось, охватывая мебель, шторы, обои.
        Покинув дачу, Судоплатов неторопливо спустился и перешел на соседний участок, уже оттуда выйдя на улицу. За переплетами веранды бушевало пламя. Ему было тесно в доме, и вот зазвенели лопнувшие стекла, выпуская огонь наружу. Жадные языки принялись лизать стены, донесся треск и гул - пожар разошелся на славу. Павел уселся в машину, и лишь тогда показались охранники - они опрометью бежали к горящей даче.
        - Поздно, ребятишки, - усмехнулся Судоплатов и двинулся в обратный путь.
        Он не испытывал мстительной злой радости. В нем жило ощущение хорошо выполненной работы - и законченного дела.
        Шуму было много, но ничего подозрительного на месте пожара не обнаружили. Дача в Кратове сгорела дотла, похоронив и останки двух чиновников высокого ранга, и всякие следы. В партийных кругах об этом ЧП поговорили да и забыли. Несчастный случай. Бывает…
        …В последних числах октября Судоплатов вызвал к себе командира бригады Михаила Орлова и отдал ему секретный приказ. Орлов «построил» командиров полков и велел отрабатывать линию взводных колонн. Взвод из четырех отделений по 11 бойцов, в роте - по 178, четыре роты в батальоне. И по набережной Москвы-реки, что рядом с Крымским мостом, начались строевые занятия. Бойцы удивлялись - тут враг у ворот, а у них шагистика! Все потому, что решение провести парад держалось в тайне. Вплоть до вечера 6 ноября, когда на станции «Маяковская» прошло торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Великого Октября, об этом мало кто знал.
        А 7 ноября подъем сыграли в четыре утра. Ровно в 5.30 - построение. Через Пушкинскую площадь к Петровским воротам, по Петровке к Большому театру. Здесь ко 2-му полку ОМСБОН присоединился 1-й.
        По улице Куйбышева бойцы прошагали к Историческому музею. Холодный рассвет, потемки - а на тротуарах полно народу. Женщины, старики, школьники сияли и лучились радостью. Праздничный день стал для них подлинным торжеством, прелюдией к полной победе над врагом. Люди смеялись и плакали - ни в какие иные «октябрьские» не ощущалось такого душевного подъема.
        Снег падал густо, размывая дома и башни, но к началу парада стал слабеть, будто впечатлившись моментом. Один час и две минуты длился парад, но этого времени хватило, чтобы вся страна исполнилась решимости. Весть о торжественном марше разнеслась по всему Союзу, по всему миру - праздничное мероприятие возводилось в степень, утверждая чеканную формулу: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
        Из воспоминаний П. А. Судоплатова:
        «6 ноября 1941 года я получил приглашение на торжественное заседание, посвященное Октябрьской революции.
        Традиционно эти собрания проходили в Большом театре, но на этот раз из соображений безопасности - на платформе станции метро «Маяковская».
        Мы спустились на эскалаторе и вышли на платформу. С одной стороны стоял электропоезд с открытыми дверями, где были столы с бутербродами и прохладительными напитками.
        В конце платформы находилась трибуна для членов Политбюро.
        Правительство приехало на поезде с другой стороны платформы.
        Сталин вышел из вагона в сопровождении Берии. Собрание открыл председатель Моссовета Пронин.
        Сталин выступал примерно в течение получаса.
        На меня его речь произвела глубокое впечатление: твердость и уверенность вождя убеждали в нашей способности противостоять врагу. На следующий день состоялся традиционный парад на Красной площади, проходивший с огромным энтузиазмом, несмотря на обильный снегопад.
        На моем пропуске стоял штамп «Проход всюду», что означало, что я могу пройти и на главную трибуну Мавзолея, где стояли принимавшие парад советские руководители.
        Берия и Меркулов предупредили меня, что в случае чрезвычайных происшествий я должен немедленно доложить им, поднявшись на Мавзолей.
        Ситуация на самом деле была критической: передовые части немцев находились совсем близко от города. Среди оперативных работников, обслуживающих парад, были молодой Фишер, начальник отделения связи нашей службы, и радист со всем необходимым оборудованием. Мы поддерживали постоянную связь со штабом бригады, защищавшей Москву.
        Снегопад был таким густым, что немцы не смогли послать самолеты для бомбового удара по Красной площади.
        Приказ войскам, участвовавшим в параде, был четок: что бы ни случилось, оставаться спокойными и поддерживать дисциплину. Этот парад еще больше укрепил нашу веру в возможность защитить Москву и в конце концов одержать победу над врагом».
        Глава 24
        Лицензия на убийство
        3октября несколько аморфная Особая группа была преобразована во 2-й отдел НКВД, во главе с Судоплатовым. Подчинялся 2-й отдел лично Берии. Павла замещали проверенные товарищи - Мельников, Какучая, Василевский. В помощниках ходил Кукин, старший лейтенант госбезопасности. А вот Наум опять убыл «в загранкомандировку» - его послали в Стамбул, где он ранее был резидентом ОГПУ. Задача у Эйтингона была сложная - склонять турок к нейтралитету, чтоб не дружили они с немцами. Вот только решалась эта задачка в два действия…
        В общем, Наум должен был действовать не только как разведчик, но и как диверсант. Цель - ликвидация немецкого посла в Турции Франца фон Папена. Фон Папен - фигура интересная. Именно он возглавлял правительство Германии в 1932-м. Гинденбург отправил его в отставку, а шустрый Франц переговорил с Гитлером и вошел в кабинет Адольфа Алоизыча в качестве вице-канцлера. Позже он повздорил с нацистами, но благодаря заступничеству Геринга фон Папена не расстреляли. Его удалили в Австрию, где приказали готовить аншлюс. Фон Папен не справился - путч против канцлера Дольфуса провалился, и Франц бежал, укрывшись в саарском имении (чтобы было удобно бежать во Францию, если Гиммлер опять потребует его голову). По совету адмирала Канариса Гитлер назначил фон Папена послом в Турции, куда тот и прибыл с целым сундуком золота - на востоке не ценили бумажные деньги…
        Фон Папен добивался от турок одного - чтобы те не вступили в войну на стороне англичан или русских. Ну, он много чего добивался… В Турции у немцев имелось самое настоящее шпионское гнездовье, отсюда контролировался весь Ближний Восток, а это нефть и мост в Индию, присоединить которую к Рейху Гитлер всегда мечтал. Звякая золотом, германские агенты разъехались. Резидентом в Персии был профессор, доктор Макс фон Оппенгейм, нацист-еврей. В Кабуле сидел другой подчиненный фон Папена - доктор Фриц Гроба, сумевший организовать антианглийское движение от северной Индии до Персидского залива. Гитлер перенял лозунг кайзера «От Берлина до Багдада» иготовился объявить себя «защитником ислама». Идея была проста - поднять арабов на восстание против англичан, склоняя на сторону немцев. Папен орудовал и против Советского Союза, сколачивая из басмачей и эмигрантского отребья то «Лигу серого волка», то «Урало-алтайскую патриотическую ассоциацию». Но Франц всегда был человеком с двойным дном…
        Из донесений разведки стали известны задумки кое-каких высших кругов Германии свергнуть Гитлера, поставить во главе страны именно фон Папена, после чего быстренько заключить мирный договор с Англией. Подобная комбинация могла обернуться для СССР полным крахом, ведь тогда Люфтваффе на Восточном фронте получила бы мощную поддержку Королевских ВВС Великобритании. Объединения усилий Рейха и Англии Советский Союз мог бы и не пережить. Тем более что Великобритания уже, хоть и неявно, выступала на стороне Гитлера. К примеру, англичане готовили бомбардировку Бакинских нефтепромыслов. Якобы для того, чтобы те не достались немцам (то обстоятельство, что азербайджанская нефть питала танки и самолеты РККА, британцы не учитывали). В данной ситуации выход был один - убить Франца фон Папена.
        Эйтингон прибыл в Анкару под фамилией Наумов. Туда же, под фамилией Павлов, прилетел Георгий Мордвинов из Особой группы, а также великий искусник, Александр Тимашков. Исполнителями ликвидации должны были стать болгарские боевики, работавшие на НКВД.
        Судоплатов прекрасно помнил, как «в прошлой жизни» акция эта обернулась провалом - 24 февраля 1942 года, ровно в 10 утра на бульваре Ататюрка болгарин бросил бомбу в Папена, да та взорвалась раньше времени, убив самого «ликвидатора». Павел перед отъездом Наума вытребовал у друга обещание не привлекать бомбистов-неумех, а самому провести акцию, или взять с собою хорошего снайпера. Бомба - это очень ненадежно, а вот пуля далеко не дура, особенно если слать ее с умом…
        …Уже 20 ноября советские войска нанесли контрудар по 2-й танковой армии Вермахта и отбросили ее от Каширы. Немцы попытались обойти Тулу с северо-востока, но Красная Армия отбросила врага на исходные позиции. 25 ноября передовые части 1-й Ударной и 20-я армия РККА отразили все атаки противника севернее Москвы и вынудили его прекратить наступление. 27-го числа дивизии 16, 5 и 33-й армий начали теснить врага, громя немецкие части. Немецкий «Тайфун» выдохся.
        К первым числам декабря была сформирована разведывательно-диверсионная группа «Москва» под командованием старшего лейтенанта госбезопасности Михаила Филоненко. 3декабря опергруппа отправилась в рейд по тылам противника - громить коммуникации, живую силу и технику противника. Пятьдесят бойцов на лыжах отправились через Апрелевку, Петрищево, Крюково. Поздно вечером - стоял тридцатиградусный мороз - группа перешла линию фронта и растворилась в снежных лесах. Ночевали в лесу - разгребали снег, стелили еловые ветки, клали плащ-палатку и устраивались по десять человек, укрываясь плащ-палаткой, ветками и снегом. Дежурные каждый час будили товарищей и заставляли переворачиваться на другой бок, чтобы не замерзли. На следующий же день бойцы группы взорвали мост вместе с вражеским эшелоном, отправив к праотцам не меньше сотни фашистов, а десяток танков свалился в реку. У деревни Афанасьево взяли двух «языков», те и выложили, что в селе «стали на постой» три взвода немцев, ожидаются танки и подкрепление. Филоненко решил атаковать, разделив отряд на пять групп. Три из них, по десять человек в каждой, совершили
налет на деревню с трех сторон, полностью уничтожив вражеский гарнизон.
        «Работа» группы «Москва» изрядно «докучала» фашистам, и командующий группой армий «Центр» фон Бок вызвал из-под Ленинграда карательный батальон белофиннов и полк СС. Надо было помогать Мише с ребятами и девчатами, и Судоплатов организовал вылет «Дугласа-Дакоты» сподкреплением и «подарками» - первыми образцами гранатометов. Павел решил рискнуть и лично «проводить» парашютистов-десантников. Оба пилота и радист самолета быстро оживили «Дуглас». Вылетели ночью. Линию фронта миновали незаметно - низкая облачность прикрывала «Дуглас». Над районом выброса тучи малость рассеяло, а потом и разложенные костры забрезжили. Филоненко вышел на связь, сообщив короткий пароль.
        Второй пилот опасливо открыл дверцу, впустив в салон ветер и холод, а десантники принялись слать «посылки» - плотные тючки полетели вниз, разворачивая купола парашютов. После третьего захода гуськом пошли сами десантники. Лишь последний из них задержался, помогая второму пилоту. Неожиданно он ухватил летчика, крутанул и вышвырнул в открытую дверцу, за которой было темно и холодно, выл ветер и вихрился редкий снег.
        С лязгом захлопнув дверцу, лжедесантник мигом вооружился «Вальтером», выудив пистолет из парашютного ранца. Судоплатов успел прыгнуть, но пуля в плечо остановила его, а мгновение спустя раненого старшего майора сбили на пол и выкрутили здоровую руку. Павел зарычал от боли, а противник грубо перевернул его на живот и моментально, одним ловким движением спеленал руки кожаным ремешком.
        - Ах ты…
        - Молчать, русская свинья! - последовал холодный ответ.
        Лжедесантник грубо обшмонал Судоплатова, лишив старшего майора пистолета «ТТ».
        - С-сука!
        Носок сапога въехал Павлу в бок. Он тут же врезал ногой в колено вражине, и тот повалился на сиденье. Вскочив, кривясь от боли, лжедесантник направил «Вальтер» на Судоплатова.
        - Не дергайся, русский. Убить не убью, ты мне нужен живым, но покалечу.
        - Вер зинт зи? Фон вэльхер вафнгатунг?^ [26]
        Лжедесантник ухмыльнулся.
        - Мы с тобой тезки. Пауль Цимссен, гауптштурмфюрер, части особого назначения СС.
        - Ишь ты…
        Сильно прихрамывая, Пауль прошагал к кабине пилотов и открыл дверь. Приставив пистолет к голове летчика за штурвалом, он приказал ему изменить курс, посоветовав не делать глупостей, иначе, мол, пассажир сильно пострадает. Выйдя в салон, гауптштурмфюрер махнул «Вальтером» радисту - на выход. Тот, щуплый и бледный, бочком-бочком вышел в салон.
        Пауль кивнул на Судоплатова:
        - Перевяжи начальничка!
        Радист быстро оказал старшему майору первую помощь, испуганно поглядывая на Цимссена, а потом подсадил Павла на сиденье. Судоплатов ощутил на запястьях неожиданно сильные пальцы щуплого, потянувшего ремешок за кончик.
        Удавка резко ослабла.
        - Все? - нетерпеливо спросил Пауль. - Свободен.
        С этими словами немец нажал на спуск. Радист сильно дернул головой и упал посреди прохода. Павел сжал зубы и отвернулся к иллюминатору, лишь бы не видеть «коллегу».
        «Сам виноват, - подумал он. - Не проверился, не обезопасился… Немцы подсуетились, а мы проморгали!»
        - Можешь отдыхать, русский. Нам еще пять часов лететь.
        Судоплатов молча прикрыл глаза и откинулся к борту - подремать. Неизвестно же, когда еще придется поспать… Правда, мозг не спешил затуманить мысли - рассудок работал четко и холодно, словно отключив эмоции. Пять часов…
        Летят они, надо полагать, на юг. Скорее даже на юго-запад. И за указанное время очутятся над Западной Украиной, где-нибудь в окрестностях Ровно или Луцка. Это понятно…
        - Даже не пытайся сбиться с курса, - донесся голос Цимссена. - Я тоже летчик, так что смогу обойтись без твоих услуг. За борт прогуляться есть желание?
        - Нет, - буркнул пилот.
        - Тогда не выеживайся.
        Шагов слышно не было, но запах одеколона «Шипр» накатил.
        - Не притворяйтесь, товарищ старший майор! - сказал Пауль насмешливо.
        Павел открыл глаза, сталкиваясь взглядом со своим визави.
        - Кто вам дал приказ о моем похищении? Абвер?
        - Гражданин нача-альник! Сам фюрер занес тебя в список своих личных врагов. Понял?
        - Ну, наконец-то, оценили. Буду гордиться.
        Цимссен плюхнулся на сиденье и отвернулся от Павла, посматривая за летчиком. А Судоплатов принялся растягивать свои путы. Хитрый ремешок не поддавался, ну да ладно, дорога длинная…
        …Минуло часа четыре. По прикидкам Павла, они уже пролетали над Украиной. Растянув узлы, Судоплатов потихоньку выпутался и теперь разминал потертые запястья. Пошевелил правой ногой - там, в бурке, был особый кармашек для ножа. Вооружиться им недолго, но пусть сначала самолет сядет… А там видно будет.
        - Пилот! - зычно крикнул Пауль. - Скоро уже! Курс выдерживаешь?
        - Т-твою мать… Да!
        - Огни высматривай…
        Пауля перебили гулкие удары, сотрясшие самолет. За иллюминатором засверкали вспышки. Яркие лучи прожекторов засвечивали в иллюминаторы.
        - Это зенитки! - гаркнул Цимссен. - Ты куда летишь, сволочь?
        - По курсу! Левый мотор отказал!
        - Тяни! Тяни!
        Гауптштурмфюрер несколько растерялся. Убить летчика - это проще всего. Вот только успеет ли он перехватить управление?
        - Тяни!
        - Да тяну я! Фашист недоделанный…
        Минут десять самолет терял высоту.
        - Вижу огни!
        - Вниз, вниз!
        Самолет качнулся, его повело в сторону. Ветер будто закружить хотел «Дуглас», как опадающий лист. Пилот выровнял машину и повел ее на посадку. Аэродромных огней Судоплатов не видел, зато хорошо различал, как горит подбитый двигатель, как от крыла отлетают тлеющие ошметки. Летчик вывернул шею, оглядываясь, и увидел встававшего Павла. Судоплатов подал ему знак, пилот быстро сориентировался. Самолет сильно качнуло с носа на хвост, и Пауль не удержался, стал падать спиною назад. В правой руке он держал пистолет, за спинку сиденья ухватился левой.
        Павел, минуту назад вытащивший нож, мгновенно ударил эсэсовца в печень. Всадив клинок, он оставил его в теле, перехватывая «Вальтер». Пауль, зевая ртом, как рыба, выброшенная на берег, жал и жал на спуск, да только привычка к орднунгу подвела немца - пистолет стоял на предохранителе. Вырвав оружие из слабой руки, Судоплатов двинулся вперед, к кабине пилотов.
        - Держитесь! - завопил летчик. - Товарищ…
        Судоплатов разглядел за остеклением кабины, в качавшейся мгле, три костра - и быстренько шлепнулся на сиденье, уперся ногами в переборку. В следующее мгновенье «Дуглас» крепко приложился о землю. Удар немного смягчило глубоким снегом, а в следующую секунду нос самолета взрыл снежную целину, пропахивая глубокий овраг. Машину резко развернуло, дернуло, приподняло, со скрипом опустило - и все замерло.
        - Прилетели, - выдохнул Павел.
        Пилот, бледный, как нательная рубаха, обернулся.
        - Товарищ старший майор! Я этого гада обхитрил! Мы не к немцам, мы к своим!
        - Пошли, глянем, кто тут спичками балуется, костры разводит по ночам…
        Коротко выдохнув, Судоплатов резко отворил дверь и спрыгнул в рыхлый снег. Костер, на который летел «Дуглас», горел совсем рядом, в двух шагах от крыла. Ветер раздувал огонь, и в его трепещущем свете Павел разглядел встречающих. Их было двое. Дмитрий Медведев и Николай Королев.
        Глава 25
        «Победители»
        - Здрасте, товарищ старший майор, - растерянно сказал Медведев. - А мы тут борт ждем… С грузом.
        - Обожаю совпадения, - улыбнулся Судоплатов. - Заловили меня, как пацана, аж стыдно.
        Павел, ничего не приукрашивая, выложил свою историю. Пилот поддакивал.
        - Ну-у… - затянул Королев, мотая головой в ушанке. - Вообще!
        Павел обнялся с Медведевым, не выпуская пистолета из рук, хлопнул того по широкой спине.
        - Вот такие дела, Мить.
        - Ничего, - расплылся в улыбке Дмитрий, - прорвемся!
        - Да куда ж мы денемся… Связь есть?
        - С Москвой? «Радиочас» будет только завтра.
        - Ну и ладно. Подождем.
        Тут из леса вышли остальные бойцы. Настороженные, они не сразу понимали, кого встретили их командиры, а когда до них дошло, то заорали весело:
        - Товарищ Судоплатов! И вы к нам?
        - Привет, товарищи! - осклабился Павел. - Да вот, не могу, чтобы без приключений! Мы спецотряду «Москва» помощь сбросили, а потом оказалось, что один десантник лишний, и вообще эсэсовец! Короче, попал я…
        Тут Королев выглянул из самолета.
        - Немец сдох, - доложил он деловито, - и наш помер.
        - Товарищ старший майор, - тихонько спросила Аня Камаева, трогая Павла за рукав, - а как там Миша?
        Судоплатов улыбнулся, любуясь девушкой, на лице которой проступало смущение, видимое даже при свете костра. Судьба разведчиков бывает бесчеловечной, она не учитывает простые людские желания и потребности в близости, любви, семье. С Мишей Филоненко Аня встретилась совсем недавно, и вот протянулись между ними некие ниточки, незримые, но прочнейшие. Однако всю войну они проведут врозь. Только пять лет спустя, уже после Победы, им доведется встретиться. И будет скромная свадьба. А позже у счастливой пары начнутся военные будни.
        Это для остальных 50-е годы станут временем «холодной войны», для разведчиков гадкое слово «война» будет употребляться без кавычек. Они будут трудиться - воевать на невидимом фронте, делать все, чтобы «холодная война» не стала «горячей», где кровь и кости, и радиоактивный пепел. Супруги Филоненко отправятся сначала в Китай, чтобы легализоваться в Шанхае, а уже оттуда переберутся в Бразилию, где и осядут в качестве нелегалов. Мише придется тяжко - советский человек станет осваивать нелегкое ремесло бизнесмена. Для начала его фирма разорится, но потом, поднабравшись опыта, Филоненко пойдет в рост. Преуспевающий делец завяжет интересные знакомства в правительстве и даже подружится с президентом Парагвая Стресснером, некогда офицером Вермахта. Стресснер придет в восторг от снайперской меткости «бразильца» истанет приглашать Филоненко поохотиться на крокодилов… Но все это будет после, а пока что Аня заглядывала в глаза Судоплатову, надеясь, что все с ее Мишей хорошо.
        - Все в порядке, Аннушка, - ласково сказал Павел. - Все в полном порядке. Вы встретитесь - строго обязательно.
        Камаева улыбнулась радостно и всхлипнула. Кивнула и торопливо, проваливаясь в снег, зашагала к лесу, где торчали лыжи. Судоплатов посмотрел ей вслед. Говорят, когда снимали фильм про Штирлица, прототипом его послужил Вилли Леман, агент «Брайтенбах». Ну и немного Фишер, он же Абель. А с Камаевой «срисовали» радистку Кэт. Вот только, когда Аня рожала в Шанхае, она не кричала по-русски…
        - Летят, летят!
        С гулом промелькнул силуэт самолета. Со второго захода вниз пошли грузы, распускавшие парашюты. Партизаны на лыжах или барахтаясь в снегу, кинулись за гостинцами. Полчаса спустя костры погасли, а отряд, нагруженный всякими нужными в партизанском хозяйстве вещами, углубился в лес.
        - Пароль! - требовательно спросили из темноты.
        - Москва!
        - Отзыв?
        - Медведь!
        Лишь тогда из-за деревьев показался молодой, а на вид и вовсе юный Саша Творогов. Судоплатов заулыбался - «в прошлой жизни» разведчику Творогову очень не повезло, его группу выбрасывали с самолета под Ровно, чтобы затем топать пешком к Мазурским лесам, да ошибочка вышла - парашютисты приземлились в районе безлесного Житомира. Вся группа Творогова, вместе с молодым командиром, тогда погибла. Тогда, но не сейчас!
        Отряду «Победители» не пришлось десантироваться с самолетов, да еще в четыре группы по очереди, чтобы потом сбредаться воедино - они вышли из Ружанской пущи, с высоты «Олимпа», и добрались своим ходом до Сарненских лесов. Разумеется, такой интерес именно к Ровно был не случаен - именно в этом городе находилась «столица» рейхскомиссариата Украины - провинции Тысячелетнего рейха.
        Лагерь отряда «Победители» был разбит в Сарненских лесах, километрах в ста двадцати от Ровно. Ближе всего располагалась деревня Рудня-Бобровская. Лагерь не имел столь четкой планировки, как у римских легионеров - посередке стояли землянки штаба, штабной кухни, санслужбы и радиовзвода. Вокруг этого ядра разместились подразделения - строевые и разведки. Летом бойцы жили в «чумах», как они сами звали свои шалаши, а вот с приходом холодов следовало озаботиться куда более теплыми убежищами. «В прошлой жизни» отряд устроился на зимовку в Рудню-Бобровскую, хоть и случилось это в 42-м году. Крестьяне их хорошо принимали, вот только опасной была подобная дружба - фашисты в конце концов спалили деревню, а ее жителей, тех, кто не успел удрать в лес, расстреляли. Потому-то Судоплатов и настраивал командиров отрядов на полную автономность - выстроить землянки не так уж и сложно, особенно если не заниматься лесоповалом, а перевезти в лагерь бревна разобранного сруба - после фашистов хватало брошенных домов.
        «Медведевцев» собралось уже под три сотни, пополнение шло за счет окруженцев и молодежи из селян. Судоплатов не успевал здороваться - казах Дарбек Абдраимов, повар со штабной кухни; испанцы Бланко, Ривас, Гросс; Толя Капчинский, голубоглазый атлет; кряжистый майор Федор Пашун, начальник штаба; доктор Цессарский, больше смахивавший на начинающего интерна, и его друг, Гриша Шмуйловский; Серега Стехов, замполит; радистка Марина Ких, и еще, и еще… Молодые, здоровые, живые…
        - Ты дывысь! - радостно удивился великан Приходько. - Це ж сам товарищ старший майор!
        - Угадал! Привет, Микола.
        Очень спокойный, похожий на «белокурую бестию» Николай Кузнецов сначала отдал честь, а уже потом крепко пожал руку Судоплатову.
        - Готов к труду и обороне?
        - Всегда готов! - улыбнулся Николай.
        - Э! - расплылся в улыбке Ривас, с великим трудом понимавший по-русски, и потряс разобранным «Шмайссером». - Я полезный ремонтир!
        - Верю! - рассмеялся Судоплатов.
        Было еще не слишком поздно, поэтому партизаны решили развести костер да и посидеть малость у огня - не каждый же день прилетают гости из Москвы!
        - Что вы на меня смотрите? - улыбнулся Павел, усаживаясь на лавку-бревно. - Рассказывайте давайте!
        - Ну, мы, товарищ старший майор, поначалу в Мозырском лесу прописались, - начал Медведев. - Обосновались во временном лагере, стали фашистов «проведывать», а потом отправились в рейд, одновременно и в поход - к Сарненским лесам. Перевалили через железную дорогу Ковель - Киев, на разъезде Будки-Сновидовичи был бой с немцами. Они партизан искали, а вышли на нас. Ну, мы им и всыпали. Так и добрались до Сарненских лесов. От нас ближе всего два райцентра - Сарны и Клесово, там стоят немецкие гарнизоны. А в двадцати километрах от Ровно находится Здолбунов, узловая станция, через которую поезда идут из Германии, Чехословакии и Польши на Восточный фронт и обратно. Ну, и сам Ровно, конечно, - от нас до города километров сто двадцать. Все под боком! Стали людей искать, подтягивать, агитировать, чтобы нам помогали. Вон, в Клесово у нас «дядя Костя» есть, Константин Ефимович Довгер, человек верный. Да много таких! В контакт с подпольщиками входим, с партизанами.
        - В Сарнах подпольной группой верховодит начальник станции Мурад Фидаров, в Здолбунове - Дмитрий Красноголовец. Люди на нашей стороне! - продолжил Королев. - Целыми деревнями для нас продукты собирают, а в крупных селах мы такие «маяки» завели - по восемь-десять бойцов. В Вирах, в Селищах, Людвиполе, в Озерцах. Местные их комендатурами кличут и харчи передают. И курьеры туда же донесения тащат, а от «маяка» уже другие, прямо до нашего лагеря - так и быстрее выходит, и скрытность обеспечивается. Местные понемногу вливаются в отряд, оттого и растем. Первыми, наверное, стали партизаны из отряда «батьки Василя», потом человек пятьдесят из группы Струтинских, поляки Юзефа Курьяты…
        Павел слушал и кивал. Потом и сам начал повествовать, описывая свое нечаянное приключение. Скомандовать отбой было делом нелегким, но совместными усилиями Судоплатова и Медведева это удалось. «Товарища старшего майора» уложили в штабной землянке, где он и уснул, закутавшись в тулуп. Было тепло, печка-каменка хорошо отдавала жар, Павлу лишь дважды пришлось вставать, чтобы подкинуть дров. А утром, за скудным завтраком, он поинтересовался у Дмитрия, как у отряда с провизией.
        Медведев смутился.
        - Последнюю неделю не ахти, - признался он.
        - Понятно… А на фольварк «Алябин» вы заглядывали? Это в Клесовском районе.
        Дмитрий покачал головой.
        - Планировали только, - оправдался он. - Крестьяне нам жаловались уже на управляющего имением. Сам же фольварк оттяпал для себя начальник гестапо города Сарны, майор Рихтер.
        - Вот, Митя, давай туда и наведаемся. Пора майору Рихтеру делиться!
        - Согласен! - расцвел Медведев.
        «Экспроприировать экспроприаторов» отправилось пятьдесят бойцов. На лыжах, в белых маскхалатах, с винтовками и автоматами, обмотанными лоскутьями рваных простынь. Их могло выдать только движение. Стоило отряду замереть, и белые фигуры терялись, сливаясь с заснеженным лесом.
        Судоплатов давненько не ходил на лыжах, но устать как следует не успел - послышалось мычание коров и лай собак. Поредели деревья, и показался фольварк - некогда богатый хутор, хозяйство местного куркуля, был «прихватизирован» гестаповцем Рихтером. Гитлер пообещал всем солдатам и офицерам имения-фольварки, и на оккупированные земли ринулась голодная и жадная до чужого добра орда. Рихтер был одним из первых, кто не стал дожидаться, пока доблестный Вермахт выйдет к линии Архангельск - Астрахань, отбросив большевиков к Уралу, и умоется из Волги. Бравый майор сразу наложил лапу на хороший земельный надел, отобрал у крестьян скот, а самих туземцев заставил батрачить. С его-то нервной работой было полезно питаться свежими «млеком и яйками»…
        Судоплатов внимательно оглядел фольварк - коровники, свинарники, конюшни, просторные амбары, добротный хозяйский дом. Сразу бросалась в глаза разница - работники бегали, суетились, скотину подкармливая, снег расчищая, а охранники в фельдграу ступали важно и степенно, покрикивая да прикладами поддавая нерадивым. Хозяева!
        - Ну, что? - сказал Павел, опуская бинокль. - Командуй, Митя.
        - Группа Приходько, - заговорил Медведев, - заходите с тыла. Творогов и Лукин - ваши группы нападают с флангов. Струтинские - ты, Николай, и ты, Жорж, - вы начинаете от ворот. Гросс, на тебе снос ворот. Снайперы, работаете из леса. Микола, тебе дольше всех выходить на позиции. Как выйдешь, дашь красную ракету - и все в атаку!
        - Добре, - прогудел Приходько.
        Времени прошло совсем немного, а фольварк уже был окружен. Взвилась красная ракета, и в то же мгновенье грохнуло - взорвались заложенные Хосе Гроссом заряды. Монументальные ворота вздрогнули, словно пугаясь блеска разрывов, пошатнулись и упали во двор.
        - Ура-а!
        Партизаны бросились на штурм, экономно расходуя патроны. Защелкали снайперские винтовки, сухим треском ответил автомат. Когда Павел с Дмитрием спустились к рухнувшим воротам, все уже было кончено, лишь изредка раздавались контрольные выстрелы. Работники с энтузиазмом поддержали партизан, всем скопом набросившись на спесивого управляющего. Тот, видимо, полагал, что принадлежность к германской нации сама по себе вселяет робость в души унтерменшей.
        - А с этим шо? - спросил батрак в замызганной телогрейке.
        - А вон! - Судоплатов махнул в сторону снесенных ворот. Два столба, на которых болтались сорванные петли, перекрывались гребенчатой крышей. - Свободное место есть. Веревку найдете?
        - Найдем!
        Вскоре управляющему накинули петлю на шею и вздернули, казня за все его безобразия. А партизаны вовсю готовили обоз - запрягали лошадей в сани или навьючивали их. Хлеб, масло, крупа, сахар, мед, яйца - всего было в избытке. Заверещали свиньи, их кололи и тут же разделывали. Осмолив на пылавшей соломе, укладывали парящие туши в сани. Ту же процедуру провели с бычками и телками, а дойных коров отдали крестьянам. Прибрав трофейное оружие, обоз двинулся в лес. Среди бойцов отряда потерь не было, даже не ранили никого, только одному партизану отстрелили каблук.
        - Цэ не смертельно! - поставил диагноз Приходько.
        Судоплатов едва не опоздал к «радиочасу» - времени, когда полагалось выходить на связь с Москвой. Если бы не получилось радировать напрямую, можно было попробовать связаться с резидентами в Одессе, Киеве или Николаеве. Но все удалось, Марина Ких отослала шифровку в Москву, кратко описав злоключения «товарища старшего майора».
        Москва ответила весьма оперативно, обещая выслать самолет в течение недели. Неделя так неделя, подумал Павел и решил немного «пошуметь». Нечего фашистам спать спокойно, пускай каждую минуту вздрагивают от страха! Пусть дохнут от пуль и мин! Их сюда никто не звал.
        Из директивы А. Гитлера министру по делам восточных территорий А. Розенбергу о введении в действие Генерального плана «Ост»:
        «Славяне должны работать на нас, а в случае, если они нам больше не нужны, пусть умирают. Прививки и охрана здоровья для них излишни. Славянская плодовитость нежелательна… образование опасно. Достаточно, если они будут уметь считать до ста…
        Каждый образованный человек - это наш будущий враг.
        Следует отбросить все сентиментальные возражения. Нужно управлять этим народом с железной решимостью…
        Говоря по-военному, мы должны убивать от трех до четырех миллионов русских в год».
        Глава 26
        Недолет
        Спустя два дня после нападения на фольварк «Алябин» отряд Медведева отправился «шуметь» на железную дорогу.
        Еще неделю назад агенты партизан доложили через «маяк», что по магистрали Львов - Киев проследует через Здолбунов немецкий эшелон с бронетехникой. Медведев тотчас же решил, что это как раз тот подходящий случай, когда можно и нужно отважиться сразу на два громких дела - и состав уничтожить, и стратегический мост подорвать, что над Горынью. Мост стерегла многочисленная охрана - и блокпосты с пулеметчиками, и даже пара бронеавтомобилей. Судоплатов поддержал давнишний план, но внес в него пару уточнений.
        - Уничтожение бронетехники - это замечательно, - сказал он, - но и в нашем хозяйстве она тоже пригодится. Помните «Олимп»? Ну вот… Много танков мы не уведем - некому, но парочку или две - запросто, танкисты у нас есть. А штурмовать будем с комфортом…
        Груженный досками и прочим стройматериалом поезд Минск - Сарны - Киев партизаны задержали в лесу. Выстроили на путях баррикаду из шпал, а пацаненка Колю Маленького выпустили махать красным платком. Когда состав остановился и охранники в грубой форме поинтересовались, чего ради поезд остановился, машинист указал на Колю, а тот, захлебываясь от ответственности, рассказал «господам немцам» ошпалах на рельсах.
        Медведевцы в это время не дремали. Снайперы снимали видимых охранников, после чего бойцы зачистили весь поезд, благо что охраны было немного. Переодевшись в фельдграу, партизаны заняли место немцев, загрузились, прихватив пулеметы, гранаты, взрывчатку и прочие причиндалы, да и тронулись в путь.
        В Здолбунове все прошло спокойно, и поезду из Минска дали «зеленый». Въехав на мост через Горынь, состав затормозил и остановился. Немцы всполошились, вот тут-то партизаны и показали свое истинное лицо. Они ударили сразу по обоим предмостным укреплениям, расстреливая вражин и забрасывая их гранатами. Мост был взят в течение пяти минут. Даже «Ганомаги» не помогли - пулеметчиков сняли снайперы, а больше там никого и не было, немцы предпочитали греться в теплой караулке.
        После зачистки поезд увели подальше, чтобы зря не маячил, и занялись минированием моста. Приходилось спешить, скоро должен был появиться состав с бронетехникой, а немцы опоздания не допустят. Когда на горизонте нарисовался дым из трубы и послышался сиплый свисток, у караулки прохаживались, как ни в чем не бывало, жандармы, а поодаль скучал пулеметчик в «Ганомаге». И лишь одна деталь не вписывалась в немецкий орднунг - с востока навстречу литерному двигался состав с пиломатериалом. Паровоз, влекущий платформы с танками, грузовиками и прочими полезными вещами, резко засвистел, пошел тормозить, осаживая многотонный поезд.
        - Усэ? - спросил Приходько, дрожа от азарта. - В атаку?
        - Погоди, Микола, - придержал его Судоплатов, - сначала пусть снайперы отработают.
        В визге и скрипе тормозов, свистках и пыхтении пара выстрелы из винтовок с самодельными глушителями были не слышны. И охранники, замечая, как гибнут их камрады, терялись, не зная, по кому же им стрелять, от кого отбиваться. А когда ударили пулеметы с блокпостов да с «Ганомагов», то думать и вовсе стало некогда. И некому. Немецкую бригаду выволокли из будки, и за дело взялся «свой» машинист. Он сдал назад, пропуская состав с лесом, и партизаны его слегка разгрузили, позаимствовав бревна и шпалы. Из них и слепили сходни, по которым свели три танка «Т-IV», восемь «Опелей», пять бронеавтомобилей «Панар» ичетыре бензовоза.
        Залив емкости «наливняков», все бочки и канистры, которые нашлись, бензином из цистерн, загрузив кузова «Опелей» боекомплектами и прочими интересными находками, вроде сухпаев или аптечек, партизаны снова увели состав со стройматериалом за Горынь, где и подожгли его.
        А потом начался главный номер программы. Мины из авиабомб рванули знатно. С душераз-дирающим скрипом, стирая бетон в порошок, стальные балки рухнули, проламывая лед на реке. Затем машинист развел пары, разогнал состав с «броней», а сам спрыгнул на снег. Черный паровоз, выехав за край, плавно накренился и ухнул вниз, затягивая за собой вагоны и платформы. Один за другим стали рваться снаряды в танках - Хосе Гросс постарался на славу. Бронетехника должна была превратиться в утиль, так, чтобы немецкие умельцы из РТО не смогли их починить. В ритме пульса взрывались танки - из их люков выметывались тугие языки огня и дыма, срывая башни. Бронетранспортеры и вовсе подбрасывало и переворачивало, разрывая кузова - взрывчатки не жалели. В этом «помогли» немцы - толом был забит целый вагон. Эффектно, с глухим, низким буханьем лопались цистерны, выпуская целые облака горящего бензина. Вскоре вагоны, цистерны и платформы навалились такой кучей, что две единицы подвижного состава не смогли упасть вниз, а натолкнулись на макушку пылающей горы ломаного металла. Дым валил, как из вулкана, скоро затмив вагоны с
горящим лесом.
        - Красота-то какая! - выразился Судоплатов. - Лепота!
        Он прикусил язык, но тут же рассердился на себя: откуда его товарищи могут знать, что повторяет он слова Иоанна Васильевича, который меняет профессию?
        - И не говорите! - поддержал Павла Медведев. - Едем?
        - Едем!
        - В рейд?
        - А то!
        Партизанская колонна выдвигалась к северу, «до дому». Двумя часами позже медведевцы объехали стороной Ровно. Вот теперь, подумал Судоплатов, можно и пошалить. Были цели и раньше, но тогда им могли перерезать пути отхода. Теперь же, когда Ровно за спиной, у фашистов оставалась лишь одна возможность - организовать погоню. Риск, конечно, оставался, но до Сарненских лесов уже недалеко. Сотня километров по прямой. Шли бы они на лыжах, их бы точно могли догнать. А на колесах, да на гусеницах… Уйдут.
        Вопрос как раз в том, что Павел не спешил с отходом. Зря они, что ли, бронетехнику угоняли? Для того лишь, чтобы смыться поскорее? Ну, уж нет…
        Судоплатов сидел в кабине «Опеля», место водителя занял Медведев.
        - Митя…
        - А?
        - Немцы теперь вас в покое не оставят.
        - А мы покоя не ищем! - рассмеялся Дмитрий.
        - Тогда продолжим «шум»?
        - А чего ж!
        - Если что, надо будет уходить в Цуманские леса. В любом случае. Просто я планировал отход твоих «Победителей» и «Охотников» Прокопюка ближе к лету, но уж коли прижмет… А Цуманские леса вам куда лучше подойдут, чем Сарненские. Считай, через них шоссе проходит, Брест - Киев, и две железнодорожные магистрали, по которым шуруют немецкие эшелоны.
        - Развернемся!
        - И я о том же. В принципе и Ровно оттуда недалеко, Луцк и вовсе под боком.
        - Уговорили! - рассмеялся Медведев.
        - Ну, тогда давай заглянем к немцам в гости. Судя по немецкой карте, где-то поблизости должен быть их аэродром.
        - Заглянем!
        - Только надо постараться не сразу громить тамошние запасы бензина.
        - Дело говорите, товарищ старший майор. Моторы у немцев хорошие, но уж больно прожорливые…
        Когда аэродром был уже совсем близко, Судоплатов собрал всех на короткий военный совет. Обсудили, кому кого, чем и как, и выступили. Прятаться не стали - вся техника немецкая. Вывернув из-за рощи, колонна оказалась рядом с небольшой базой Люфтваффе, можно сказать, аэродромом подскока.
        На поле замерли несколько транспортных «Ю-52», в рядок стояли бомбовозы «Юнкерс-88», напротив - около эскадрильи «Мессершмиттов». Однако главным достоянием аэродрома были огромные цистерны с топливом, склады, где хранились бочки с маслом, запчасти, боеприпасы, авиабомбы. Не пролетайте мимо - и заправят, и вооружат.
        Немцы, торчавшие на вышках, давно заметили колонну. Удивлялись, наверное, что тут забыли танкисты и прочая пехота. Партизанские «Т-IV» разошлись веером и ударили залпом. Три осколочно-фугасных всадили в казарму, четвертый достался «Тетушке Ю» - трехмоторный самолет, схлопотав снаряд, разломился пополам, раскидывая обломки. А над казармой воспарила половина крыши, поднятая огнем и клубящимся дымом.
        Немцы стали разбегаться, с вышек застрочили пулеметы. Один из танков развернул башню и послал снаряд, подорвавший пару опор вышки. Та не удержалась. Хана пулеметчику. Броневики «Панар», покидая колонну, добавили шума, стреляя из пулеметов и 25-миллиметровых пушчонок. Еще один «Юнкерс» потерял крыло и перекосился. «Панары» разнесли ему весь нос.
        В это время танки подмяли под себя проволочное заграждение и ворвались на поле аэродрома. Одна из «четверок» сделала вид, что «не заметила» истребитель, и отломила ему крыло - так, мимоходом. Тут же всадила снаряд в упор соседнему «Мессеру» иснесла башней хвостовое оперение третьему по счету самолету. Три других танка сосредоточенно расстреливали ангары и казарму, свалили мачту радиостанции. «Панары» весело сновали повсюду, отстреливая фашистов.
        - Там стоят две автоцистерны! Заливаем - пригодится в хозяйстве!
        - Всем заправиться! Стехов, надо собрать оружие!
        - Понял!
        - Хосе! Организуй минирование - вон, где бомбы.
        - Si!
        - Только все не подрывай, загрузим грузовичок бомбочками, на мины переделаем.
        - Si, amigo!
        Вскоре с аэродромом было покончено - разрушенная казарма, разбитые самолеты - все горело. Огонь добрался и до одного из резервуаров - здоровенная «бочка» гулко рванула, вверх поплыл, заворачиваясь, пламенный «гриб». Танки, с чувством исполненного долга, заправились по очереди. Полчаса спустя колонна покинула аэродром. Минут через пять стали рваться бомбы. Словно гигантские шутихи крутились и разлетались разноцветными сполохами. Лопнули последние цистерны с горючим, распускаясь металлическими цветами, сотрясая землю и напуская в небо копоти и огня.
        - До хаты! - заорал Приходько, выглядывая из люка «Панара». - Хлопцы!
        Хлопцы были согласны. До лагеря добрались без приключений, хотя было понятно, что «шумства» немцы не простят. Поэтому медведевцы готовились к переезду.
        За пару дней в Цуманские леса выехали тридцать пять пароконных саней и пять «Опелей» - они везли бочки с соленым салом и мясом, ящики колбас, мешки с мукой и крупами, сахаром и сахарином. Триста человек из отряда получили задание: обосноваться на новом месте, в урочище Лопатень, и начинать ударную стройку - «Победителям» требовалось сорок четыре землянки. Целый поселок!
        Вечером Москва передала сообщение о самолете, Марина Ких передала координаты. Кочетков, главный спец по аэродромным делам, с ходу развил бурную деятельность. Площадка была вполне подходящая, утоптанная, и он по всем правилам разложил костры - один из них ограничивал ВВП, другие изображали букву «Т», указывая направление и место посадки. На дорогах, ведущих к посадочной полосе, Медведев расставил секретные сторожевые посты. На самой поляне стояли «слухачи». То и дело замирая, они напряженно вслушивались - не гудят ли моторы? Вверх пошла зеленая, следом - красная ракета. По указаниям из Москвы, их надо было запускать каждые полчаса - это было опасно, но как еще в бескрайних дебрях, в темноте отыскать крошечную луговину? И тут, как назло, пошел снег. Он падал хлопьями, и очень быстро бесконечный мир ужался до одной поляны.
        - Гудит, гудит! - всполошились «слухачи».
        - Тихо! - гаркнул Кочетков.
        Однако далекий гул уже различали все.
        - Воздух! Поднять костры! - забасил «начальник аэродрома».
        Медведевцы так и забегали - охапками кидали в огонь хворост и щепу, плескали ковшами скипидар. Пламя костров взвилось, заревело. А снег пошел гуще… Это была совершенно сказочная, волшебная картина - снежная круговерть, тьма, костры, багровые отсветы на лицах партизан…
        - Поддай, поддай!
        Гул нарастал, забивая все прочие звуки, и вот самолет пронесся над деревьями, над посадочной полосой - костры осветили его брюхо. Это был «Фокке-Вульф-200 Кондор», но с аккуратно закрашенными крестами и намалеванными поверх красными звездами.
        - Трофейный! Такие на разведку летали, гады. Видать, наши ссадили…
        - Лучше бы ему не садиться, - сказал Судоплатов озабоченно. - Сбросить груз с парашютом - это куда ни шло, но посадка…
        - Все от летчиков зависит, - вздохнул Медведев.
        - Поддай еще! - зычно крикнул Кочетков.
        Гул самолета наседал, и вот он весь, исполинской черной птицей присел, взревел всеми четырьмя моторами, коснулся снега, покатился… Если бы «Кондор» сел точно посередине полосы, все бы вышло просто замечательно, но лайнер слишком взял влево - и врезался крылом в дерево, стряхивая с того снег. Самолет развернуло, накренило, винты пропахали наст и задели мерзлую землю. Комья долетели до оцепеневших партизан, и они сразу бросились на помощь летчикам. Судоплатов бежал одним из первых. Летчики с трудом выбрались - два пилота, штурман и радист, - все четверо с пистолетами.
        - Вот, говорил же! - в сердцах сказал штурман, утер кровь с разбитой губы, и улыбнулся: - Здравствуйте, товарищи! Вот, прилетели…
        - Живые, и ладно, - сказал Павел.
        Охая и постанывая, пилоты осмотрели машину.
        - Ломье, - сказал один из них с отвращением.
        - Дрова, - подтвердил другой.
        - Тогда разгружаем, - распорядился Медведев, - и сжигаем!
        Всем скопом партизаны кинулись в салон, выносить «подарки». Отвинтили все, что можно, даже обшивку салона, даже десяток сидений - пригодится в землянках! Другая команда таскала валежник - под крылья, под баки. Скипидару было в достатке, полили щедро. И красивый самолет запылал.
        - Жалко, - вздохнул Кузнецов.
        - Жалко, - согласился Судоплатов.
        Рванули бензобаки, и «Фокке-Вульф-200» вспыхнул весь.
        «Откладывается мой отлет!» - подумал Павел.
        С одной стороны, его тянуло в Москву - дел было много. Одних «врагов народа» сколько еще оставалось в его списке! Генерал Власов, заместитель Берии Круглов - ставленник Маленкова, генерал Козлов, вице-адмирал Октябрьский, Бандера, Шухевич… Трусы, предатели, неумехи. Может, и не все они заслуживали смерти, вот только судить и взвешивать некогда, война идет. Пусть умрут - и уступят место храбрым, честным и умелым.
        «По-моему, так, - подумал Судоплатов, - и никак иначе!»
        Утром Павел вызвал Кузнецова - тот ходил смурной и скучный, его деятельной натуре не хватало размаха и, как говаривали в будущем, драйва.
        - Что, Коля, никак до живого дела не доберешься? - улыбнулся Судоплатов.
        - Товарищ старший майор! Я ж немецкий как родной знаю - проверено! Я даже в лагере военнопленных сидел, фашистов изучал - привычки их, повадки, как они себя ведут, какие у них значки, как принято выражаться… И в Ровно бывал - ходил в немецкой форме, как настоящий фашист. Нет, я все понимаю, мы прежде всего разведка. А уже потом всякие… э-э… шалости, но нельзя же так - немцы ходят по Ровно, как у себя дома! Уж не знаю, как раньше называлась та улица, но теперь она - Фридрихштрассе! Ну, как это назвать, по-вашему? Ну, нельзя так, товарищ старший майор!
        - Сядь, - мягко сказал Павел, - и послушай. Я решил использовать тебя в тылу врага по ли-нии «Т»…
        - Террор? - встрепенулся Кузнецов.
        - Именно. Залегендируем тебя, как Пауля Вильгельма Зиберта, и справим на тебя документы. Будешь ты у нас сотрудником гестапо… Не кривись, так надо. Отправишься в Ровно. Там, на той самой Фридрихштрассе находится резиденция гауляйтера Эриха Коха, рейхскомиссара Украины. Вот эту-то сволочь тебе и поручается убить.
        Николай мигом расцвел и воспрянул. Взорлил!
        - Сделаем, товарищ старший майор! - горячо заверил он Судоплатова.
        - Только, пожалуйста, не кидайся сразу на гауляйтера. Продумай все самым тщательным образом. Понял? Мне не нужен твой подвиг, мне требуется твоя работа - сложная, опасная, хорошо сделанная. Уяснил?
        - Так точно!
        Кузнецов, он же «Колонист», он же «Грачев», легко вжился в роль обер-лейтенанта Зиберта, прибывшего в Ровно по части снабжения Вермахта. Выглядел он истинным арийцем, да еще с налетом аристократичности - рослый сероглазый блондин, тонкие плотно сжатые губы, прямой хрящеватый нос, высокий лоб, а выправка будто врожденная, хотя в армии послужить Николаю не пришлось.
        К выполнению задания Кузнецов подошел со всем тщанием - с утра до вечера он ошивался в комендатурах и ресторане «Дойчегофф», заведении только для немцев. Ни малейшего подозрения Николай не вызывал - с ним заигрывали девицы, приветствовали офицеры, ненавидели местные. Но лишь однажды ему довелось увидеть гауляйтера Коха, да и то издали. Рейхскомиссар никогда не появлялся в одиночку, только с охраной. И как к нему подобраться? В резиденцию Коха - большое двухэтажное здание с колоннами на Фридрихштрассе - попасть можно было, но охрана была настолько плотной, что о покушении лучше и не мечтать.
        В поисках и раздумьях прошел день, другой и третий. А на четвертый Кузнецову улыбнулась удача. В Ровно прибыли новенькие, только что с завода, душегубки - герметичные фургоны на шасси грузовиков «Диамонд Рео», и каждый был рассчитан на умерщвление тридцати несчастных кряду. Образовалась этакая стихийная выставка нацистского изуверства - деятели из гестапо и айнзацгруппы усиленно интересовались «технической новинкой». Вместительные фургоны были выкрашены в серый цвет, а сзади у них были намалеваны огромные красные кресты, чтобы изображать санитарные машины и не пугать тех бедолаг, которым доведется «прокатиться» вгазвагене^ [27] .
        Появился и Эрих Кох. Гауляйтер молча обошел душегубку, и тут Кузнецов решил воспользоваться шансом - телохраны Коха отстали, полагая, что в толпе офицеров Рейха их подопечному ничто не грозит.
        Подойдя к гауляйтеру и представившись, Николай бойко заговорил:
        - Это зондерваген или специальваген, господин рейхскомиссар. Три десятка унтерменшей заходят внутрь, водитель заводит двигатель и минут десять держит его на нейтральной передаче. А потом едет к крематорию или ко рву, чтобы выгрузить трупы!
        - И все? - удивился Кох. - Так быстро?
        - Да, господин рейхскомиссар! Можно умерщвлять и во время движения, что экономичней.
        Один из телохранителей выглянул из галдевшей толпы офицерья и успокоился - гауляйтер мило беседовал с Паулем Зибертом, компанейским парнем, что вчера их угощал в «Дойчегофф».
        - Двигатель тут стоит особый, господин рейхскомиссар. Топлива он расходует немного больше, чем обычные моторы, а в его выхлопных газах резко увеличена доля угара. Унтерменши просто засыпают, чтобы никогда не проснуться. А вот если газовать, наступает мучительная смерть от удушья.
        - Лучше газовать, - улыбнулся гауляйтер.
        - О, не скажите! Тогда пол и стены фургона будут перепачканы экскрементами, мочой и рвотой - уборщики проявляли понятное недовольство. Хотите взглянуть?
        Не дожидаясь ответа, Кузнецов отворил дверцу - в обитом оцинковкой фургоне зажглась лампочка. В полу была видна решетка, прикрывавшая газовую трубу.
        - Окошек нет? - поинтересовался Кох.
        - Ни одного!
        Сердце у Кузнецова забилось. Сейчас или никогда! Саданув гауляйтера локтем, он схватил обмякшее тело и забросил в фургон. Запер дверцу и независимо обогнул душегубку. Его никто не видел, ни его, ни Коха. Еще минута-две, и охрана спохватится. Но и торопиться нельзя - спешка привлекает внимание…
        Приблизившись к кабине «Зондервагена», Николай услыхал глухие удары - гауляйтер очухался. Заняв место водителя, Кузнецов быстро завел двигатель - за его шумом никакие стуки-грюки слышны не будут. С удовольствием нажав на газ, Николай тронулся, посигналив. Офицеры расступились, оборачиваясь и приветствуя человека за рулем - Зиберта знали многие.
        Продолжая газовать, Кузнецов покатил по Немецкой улице, свернул и выехал к окраинам Ровно. На выезд постовые почти не реагировали, разве что руки вскинули, приветствуя офицера-водителя. Николай небрежно отсалютовал в ответ. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать.
        «Диамонд Рео» хорошо шел по накатанной дороге, а до ближайшего села, где есть «маяк», оставалось совсем немного. Вот только являться в село не стоит, обязательно начнутся обыски, расстрелы… И назад ему тоже дорога закрыта - для гестапо будет нетрудно сложить дважды два и получить верный ответ. Кузнецов ухмыльнулся. Это он переживет! Зато Кох не пережил…
        От этого нелюдя пострадали миллиона два человек - уничтоженные в лагерях, расстрелянные, угнанные в Германию «остарбайтерами». А сколько еще душ загубил бы Эрих Кох, благонамеренный бюргер, дорвавшийся до власти?
        Свернув с дороги, Николай загнал газваген в рощицу и покинул кабину. Обойдя фургон, он открыл дверцу и быстро отшагнул - клубы синеватого угара поплыли изнутри. Сквозь плотную пелену газа слабо просвечивала лампочка. Сдерживая дыхание, Кузнецов рассмотрел труп гауляйтера. Кох скрючился, перепачкав шинель блевотиной. Здорово попахивало - обделался рейхскомиссар.
        - Собаке - собачья смерть, - высказался Николай и захлопнул дверцу душегубки.
        Сводка Совинформбюро за 15 декабря 1941 года:
        «В течение 15 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах. На ряде участков Западного и Юго-Западного фронтов наши войска, ведя ожесточенные бои с противником, продолжали продвигаться вперед и заняли г. Клин, Ясную Поляну - южнее Тулы, Дедилово и Богородицк - юго-восточнее Тулы.
        За 14 декабря уничтожено 24 немецких самолета. Наши потери - 7 самолетов.
        За 15 декабря под Москвой в воздушных боях сбито 6 немецких самолетов».
        Глава 27
        Исход
        Пока шел переезд, Цессарский с помощниками выпустил предновогодний номер отрядной газеты «Мы победим». Судоплатов с улыбкой прочитал объявление:
        «Редакция готовит новогоднюю елку. От желающих участвовать требуются елочные украшения. Мы принимаем:
        1.Светящиеся гирлянды из горящих немецких поездов.
        2.Трофейные автоматы для звукового оформления.
        3.Эсэсовцев любого размера (желательно с дыркой в голове для удобства подвешивания).
        4.Каждый может проявить свою инициативу.
        Подарки сдавать до 31 декабря»^ [28] .
        Инициативу пришлось проявлять уже на следующий день - из Ровно и Костополя в район Рудни-Бобровской отправились эсэсовцы - не менее двухсот машин с прицепленными пушками, по двадцать пять - тридцать солдат в каждом грузовике. Видимо, оккупационным властям пришла нахлобучка из Берлина, и те проявили рвение, стремясь разгромить партизан и быстренько отрапортовать о победе.
        Ага… Ща-аз!
        В лагере осталась почти тысяча бойцов, да еще на подходе были «Охотники» Прокопюка - отряд численностью меньше трехсот человек, зато с десятками минометов и приличным боезапасом. Предупрежденные курьером с «маяка», жители Рудни-Бобровской стали бегом переселяться в партизанский лагерь, унося с собой пожитки, уводя немногую живность, которую удалось припрятать от немецких реквизиций.
        А партизаны, освобождая свой ППД - пункт постоянной дислокации, - занимали крестьянские избы, оборудовали огневые точки по всем правилам военного искусства.
        Планируя будущую операцию вместе с партизанскими «генералами», Медведевым и Прокопюком, Судоплатов поставил одно непременное условие: немцы не должны уйти. Отступив, фашисты отдышатся, соберут подкрепление и ударят снова.
        «Не выйдет, - сказал Павел на военном совете, - все они должны остаться тут, в этих снегах! Бой с немцами - это событие очередное, будничное даже. Надо устроить гитлеровцам полный разгром!»
        Надо ли говорить, что его условие было с энтузиазмом принято? «Союзники» решили пропустить в район боевых действий все силы СС, а их набиралось больше полка, при нескольких артдивизионах и паре десятков легких двухосных броневиков «Хорьх» итяжелых трехосных «Магирусов».
        В штабе думали-думали и придумали. Два трофейных танка спрятали в засаде у дороги. Их задача была простой - всех впускать, никого не выпускать. Остальные танки и броневики поджидали неприятеля ближе к деревне. Делать саму Рудню-Бобровскую местом сражения не стали - крестьяне и без того в убытках. Деревня превратилась в своего рода укрепрайон, затыкающий дорогу, как пробкой. С одной стороны Рудня-Бобровская, с другой - танки. Куда немцам деваться? В лес? А там их поджидали «Панары» - это с одной стороны. С другой готовились к бою минометчики Прокопюка. И именно тогда, когда Судоплатов проехал по всей дороге, чтобы убедиться в боеготовности, и утер лоб, по радио передали: эсэсовцы выдвигаются!
        - К бо-ою!
        Множественное движение за стволами деревьев - и тишина. Павел прислушался: вчистом морозном воздухе разнеслись посторонние шумы - сдержанный рев двигателей.
        - Идут, сволочи!
        Первым показался шестиколесный - то ли «Магирус», то ли «Бюссинг» - с высоко задранной кормой. Наверху ворочалась башенка с 20-миллиметровой пушечкой. Взревывая, броневик повернул к деревне, и Судоплатов резко опустил красный флажок. Командир «Т-IV» тут же ссыпался в башню, и орудие сдвинулось. Грохот выстрела показался чудовищным, зато эффект был что надо - снаряд пробил борт «Магируса» или «Бюссинга», толщиной в палец, и разорвался внутри, вышибая люки, поднимая башенку на яростном факеле. Тут же, почти дуплетом, ударила вторая «четверка», поджигая верткий «Хорьх». Из-за леса донеслись выстрелы «засадных» танков, заработали пулеметы, шерстя тентованные «Опели» и «Мерседесы».
        Немцы залаяли, выкрикивая команды, эсэсовцы выскакивали из кузовов, стреляя, занимая позиции, и тогда начался второй акт - заработали минометы. Мины посыпались градом, фонтаны снега и мерзлой земли вставали так часто, что за один удар сердца рвались сразу три-четыре «подарка». А затем, перекрывая зловещий посвист мин, издал скрежещущий стон «Небельверфер», красноармейцами прозванный «Ванюшей» - этот реактивный миномет имел шесть стволов и посылал снаряды весом в тридцать пять кило каждый. Каждое попадание такого «чемоданчика» вгрузовик разносило машину на куски. Короче говоря, на дороге творился ад, и единственное спасение немцы видели только в лесу, куда и ломанулись.
        Вот только все тропы, что шли от трассы, находились под прицелом винтовок и пулеметов - прячась за стволами сосен, за поваленными деревьями, партизаны уничтожали живую силу противника, как в тире. Эсэсовцы настолько одурели, что даже не отстреливались. Дай им время, они бы пришли в себя, собрались бы и пошли на прорыв, вот только никто им не собирался давать передышку. Ты пришел на нашу землю убивать и грабить? Ну так сдохни!
        Только на одном участке, ближе к деревне, где минометный огонь оказался слабее, эсэсовцы нашли в себе силы сгруппироваться и дать отпор. Не считая патронов и снарядов, на десятке «Хорьхов» они рванули к Рудне-Бобровской. Вслед за ними поспешало три или четыре грузовика. Первые два «Хорьха» почти одновременно взлетели на воздух - противотанковые мины подняли их, раскалывая, и обрушили вниз. В снег упали порядком обгоревшие, раскуроченные «консервные банки», тошнотворно смердевшие горелым мясом. Остальные броневики резко затормозили, стали объезжать неудачливых камрадов, и вот еще один «Хорьх» вздыбился на гейзере пламени и дыма.
        Засевшие в избах открыли огонь, «Панары», что до поры до времени скрывались на заснеженных улочках, выехали на околицу - замолотили пушечки с пулеметиками. Потом и танк отметился - один из «Опелей» подпрыгнул разваливаясь в грохоте фугаса. Но с десяток немцев проявили стойкость и самообладание - мигом развернув 37-миллиметровые противотанковые пушчонки, они открыли беглый огонь по деревне и лесу, подбив один из «Панаров». Следующие снаряды разворотили угол избы, где прятались пулеметчики из партизан. Потребовалось танку бить прямой наводкой, чтобы покончить с шустрыми артиллеристами. Обезумевшие фашисты заметались, одни помчались к деревне, другие засели за броневиками. Досталось всем поровну. Десятки немцев сдавались, задирая руки вверх, но эсэсовцев в плен не брали.
        Где-то через час огонь утих, звучали лишь отдельные выстрелы, иногда очереди раздавались. Партизаны короткими перебежками выходили к дороге, забитой горевшей техникой и усеянной скорчившимися фигурами в фельдграу или в белом камуфляже. Снег был изрыт, истерзан взрывами и осколками, тут он отливал розовым от крови, там - черным от сажи. Десятки деревьев, что росли ближе к дороге, были срублены под корень минами, или расщеплены во всю длину ствола. Множество сучьев и веток, сшибленных пулями, укрывали, будто венками, мертвые тела.
        - Да-а… - протянул Медведев. - Вот это мы дали…
        Судоплатов хмыкнул и, оглядевшись, скомандовал:
        - Товарищи! Будьте бдительны! Это СС, многие могли затаиться. Делаем контроль!
        Товарищи разошлись, посматривая по сторонам. С виду нетронутые трупы немцев никто не пихал ногой, проверяя на живость - сразу делали контрольный выстрел. Иногда тела вздрагивали. Рокоча, подтянулись «засадные» танки. Лязгнул люк, и наружу выглянул Фролов.
        - Товарищ старший майор! Всех уделали!
        Судоплатов не успел ответить - из леса донесся выстрел. Танкист вздрогнул и свесился из люка тряпичной куклой.
        - Прочесать лес! - бешено заорал Павел. - Никто не должен уйти!
        - Не уйдет… - проворчал Демидов, боец из сибиряков. - Мы-то на лыжах, а снег в лесу рыхлый… Догоним!
        Партизаны-лыжники цепями вошли в лес, словно гоня дикого зверя. Хотя почему - словно? Так оно и было. Вскоре из лесной чащобы донеслись редкие выстрелы. Догнали.
        - Митя! Надо осмотреть машины. Там я видел почти целые «Бюссинги», у них только шины порвало.
        - Заменим, - кивнул Медведев. - Товарищи! Собираем оружие! Водители, проверяем грузо-вики!
        «Опели» ипрочие «Мерседесы» были здорово посечены осколками и пулями, но их было больше сотни - у одной машины уцелели шины, у другой - радиатор, у третьей - бензобак. Так из десятка битых можно было собрать целый грузовик. В тот же день партизаны вышли в путь - колонна танков, броневиков и грузовых машин растянулась на пару километров. Ночью к дороге, где состоялось побоище, вышли, крадучись, волки…
        Глава 28
        Линия фронта
        К Цуманским лесам отправились десятки трофейных грузовиков, и у каждого на прицепе катилась пушка - артиллерии у отряда накопилось на дивизион, даже больше. По дороге к новому месту жительства батарею решили использовать по назначению - обстреливали воинские эшелоны на маршруте Ковель - Луцк - Киев.
        Десятки составов, отправленных партизанами «в кувырок», вынудили немцев принимать контрмеры - снижать скорость движения. Теперь, после подрыва, поезда не летели под откос, и диверсантам добавилось работы - приходилось расстреливать вагоны, сжигать их, ну и заимствовать то, что пригодилось бы в хозяйстве.
        …На этот раз взрыв фугаса искорежил рельсы под платформой, скинув с нее груз. Паровоз пыхтел, целый и невредимый, но сдвинуть состав с места не мог - исковерканные рельсы намертво заякорили подорванную платформу. Артиллеристы вывели орудия на позицию и расстреляли поезд в упор, начав с паровоза. Мало того что груз привели в негодность, так еще и затор устроили на дороге.
        Ну, пока основная часть отряда двигалась к урочищу Лопатень, группа броневиков во главе с летчиками «Кондора» отправились навестить старых знакомых - тот самый аэродром, который партизаны разгромили при отходе с Горыни. Немцы успели расчистить взлетное поле от обломков и заровнять воронки. Более того, на укатанном снегу стояли шесть новеньких «Юнкерсов-87Д», заправленных и с бомбами, подвешенными под крылья. Эта модификация отличалась большей мощностью двигателя и увеличенной бомбовой нагрузкой. Парочка из них прогревала моторы, у остальных суетились техники.
        Кого собирались бомбить немцы, осталось загадкой - опергруппа напала на аэродром, расстреляв казарму и задев один из бомбовозов. Впрочем, летчики не расстроились - из экипажа «Кондора» лишь трое были пилотами, да еще один из партизан имел за плечами Батайское летное училище. После очередного погрома именно они и заняли кабины свеженьких самолетов. С ними вылетели бортстрелки-добровольцы, эти больше всего радовались и гордились тем, что у их отряда появилась собственная авиация.
        После первого визита на аэродром партизаны подорвали далеко не все бомбы - два «Опеля» были нагружены ими под завязку. Медведев намеревался использовать авиабомбы для минирования путей, но коли уж в отряде летчики появились, грех не воспользоваться.
        Взлетев по очереди, пилоты покружили на новых машинах, опробовали их и сели. Снова заправили и отправились в полет к Цуманским лесам, помня о задании Судоплатова - совершить авианалет на железнодорожную станцию в Луцке. Там скопилось несколько составов - они не могли отправиться в путь, поскольку обстрелянный партизанами эшелон по-прежнему закупоривал пути.
        Еще на немецком аэродроме партизаны тщательно закрасили кресты и свастики на самолетах и любовно намалевали отличительные знаки ВВС РККА. Краснозвездные «лаптежники» смотрелись внушительно. Собственно, и сами немцы, и русские не терялись на фронтах, используя трофейную технику. Бойцы РККА только на Западном фронте захватили более четырехсот танков и броневиков противника, включив их в состав своих частей - и это «в прошлой жизни»!
        Опергруппа, добавив в колонну пару бензовозов и четыре зенитки «ахт-ахт», потихоньку отправилась обратно, пробираясь к Цуманским лесам, а партизанская авиация в это время громила составы на станции Луцк. Цистерны с топливом и нефтью горели копотно и жарко, вагоны от прямых попаданий бомб разносило в куски, а немецкая ПВО далеко не сразу открыла огонь по пикирующим бомбардировщикам, впервые в жизни слушая «иерихонскую трубу» завывающих сирен. Когда они опомнились, советские летчики уже отбомбились.
        …С десяток землянок в урочище уже были готовы к новоселью, и вымотанный Судоплатов с огромным облегчением плюхнулся на нары. Гудела печка-буржуйка, пахло свежим деревом и смолой. Рядом устало присел Медведев.
        - На будущее, Мить… Под Винницей немцы строят бункера и целый укрепленный городок - там расположится ставка Гитлера «Вервольф».
        - Ничего себе…
        - И я о том же. Охоту на фюрера пока открывать рано, но ты держи это в уме. Немцы окончат строительство в апреле будущего года, а Гитлер заявится летом. Его можно будет прищучить по дороге, поезд с Адольфом будет проезжать через Луцк и Ровно. Это наилучший вариант. Иначе придется устраивать бомбежку ставки, а у нас пока нет бетонобойных радиоуправляемых бомб, чтобы расковырять бункер. Ну, время есть.
        - Это мы со всем нашим удовольствием! - заверил Павла Дмитрий. - Всех стяну к дороге, уделаем фюрера, как цыпленка табака.
        В землянку заглянула Марина Ких.
        - Товарищ старший майор! Москва высылает самолет!
        - Как же я вас покину? - улыбнулся Судоплатов. - Привык уже… Митя разве что радуется - наконец-то избавится от начальства…
        - Това-арищ старший майор! - укоризненно протянул Медведев.
        - Ладно, ладно, - сказал Павел, посмеиваясь. - Замнем для ясности.
        Он вышел наружу, на «центральную площадь» партизанского лагеря, с которой был убран снег. От «площади» расходились «улочки», уводившие к землянкам и простым навесам. Под одним из них дымились две полевые кухни, прихваченные у немцев, под другим громоздилась поленница дров. Одним из первых сооружений лагеря стала конюшня. Ее не отапливали, но животные в стойлах быстро «надышали», наполнив свой «гараж» теплом. На тропинках было людно, как в рабочем поселке перед сменой - вооруженные бойцы деловито шагали, по привычке глядя на небо, иногда мелькавшее между макушками сосен.
        Оборона была хорошо продумана. Сам лагерь служил неплохим укреплением, а за его пределами, охватывая центр кольцом, располагались огневые точки, танкоопасные направления прикрывались пушками. Даже от возможных бомбежек «поселок» был защищен немецкими 88-миллиметровыми зенитными пушками, прозванными «ахт-ахт». Крепость!
        Не все, конечно, было так уж лучезарно - стоило зайти в госпиталь, чтобы убедиться в этом. Цессарский уставал постоянно, даже после боев… И все же - крепость.
        Отсюда мобильные группы партизан на бронеавтомобилях и грузовиках, при поддержке танков, смогут выходить в рейды на Луцк и Ровно, Ковель, Львов, Тернополь. С неприметного лесного аэродрома будут взлетать «Юнкерсы» скрасными звездами на крыльях. Эти и до Киева достанут, и до Винницы… Жарко станет немцам!
        Чтобы справиться с партизанами, Вермахту придется снимать с фронта десятки дивизий - на всем протяжении от Белостока до Бельц идет воистину народная война.
        - Вы сами заказали музыку, - сказал Судоплатов вслух, - теперь пляшите!
        Ночью было холодно, но особых морозов на Украине не бывает. Отовсюду доносился бас Кочеткова - «начальник аэродрома», чудилось, одновременно находился в нескольких местах сразу. Потихоньку разгорались костры.
        - Поддай, поддай!
        Затрещал, загудел огонь, резко уширяя круги света на снегу. С шипением взвились красная и зеленая ракеты. С рокочущим ревом пронесся самолет. Он был двухмоторным, но на обычный «Дуглас» не походил, да и киль разнесен, как у «пешки».
        Словно услыхав его мысли, послышался голос одного из пилотов отрядных ВВС:
        - Какая «пешка»? Это «Ар-2»!
        - Точно, «арочка»!
        Описав разворот, бомбардировщик зашел на посадку и сел, поднимая вихри мелкого снега. Развернулся, и гул моторов стал стихать. Спустившийся пилот крепко пожал руку Судоплатову и громко сказал:
        - Привет, славяне! Бензинчиком не поделитесь? О, Жека! И ты здесь!
        Летчик с «Кондора» осклабился.
        - А я своего «Фоккера» на «Юнкерс» сменял! Мимо Луцка не пролетал? Не видел, горит там станция?
        - Горит! Несколько составов - в уголь!
        - Наша работа!
        - Ну, это уже не партизанщина! Это армия!
        - Да уж, не абы как!
        Отведя в сторону Евгения, Павел сказал ему:
        - Обязательно поговори с Медведевым насчет авианалета на Плоешти, это в Румынии. Там добывают нефть, которая вся уходит в баки немецких танков и самолетов. Разбомбить промыслы и резервуары в Плоешти - это будет просто грандиозный удар по фрицам!
        - Да-а… - впечатлился пилот.
        - Далековато, правда, и в этом вся трудность. Нужно что-то сообразить насчет аэродрома подскока, где-нибудь в Карпатах.
        - Та вы не беспокойтесь, товарищ старший майор, сообразим!
        Хлопнув летчика по плечу, Судоплатов пошел обниматься с целой толпой партизан. Ну, Марина или Лида - это даже приятно, а вот Микола Приходько сжал Павла так, что ребра затрещали.
        - Задавишь!
        Похохатывая, великан отпустил «товарища старшего майора».
        - До свиданья, товарищи! С наступающим!
        Под приветственные крики Судоплатов нацепил парашют, вскочил на крыло и скрылся в самолете. Особых условий для пассажиров на борту не было, и Павел притулился на ящике в уголку.
        - По местам! От винтов!
        Правый двигатель завелся сразу. За ним - левый.
        - Эф-один к полету готов! - доложил Филиных, стрелок-бомбардир.
        - Эф-три готов! - прогудел стрелок-радист, здоровенный бугай, которому вовсе не шла фамилия Прядкин.
        Збитнев, командир, с места повел «Ар-2» на взлет. Самолет затрясло, моторы взревели… Подъем!
        Проплыла внизу поляна с яркими кострами и толпа разведчиков-диверсантов. Бомбардировщик набрал высоту и потянул на северо-восток. В Москву.
        - Эф-три! - вызвал командир радиста. - Истребителей не видно?
        - Нет их, командир. Воздух чист!
        - Курс триста тридцать! - подал команду стрелок-бомбардир, он же штурман. - Держи высоту, командир, и скорость…
        - Есть курс, скорость, высоту!
        Збитнев обернулся к Судоплатову.
        - Немцы как взбесились! Это ж ваши мост через Горынь свалили?
        - Наши, - улыбнулся Павел.
        - Ну вот! А потом чуть ли не полк СС положили!
        - Да больше, кажется… Только они первыми начали.
        Летчики рассмеялись. «Арочка» летела на большой высоте, из-за чего в кабине было холодно, зато это уберегало от назойливого внимания вражеских истребителей и зенитчиков. Но не совсем. В районе Смоленска экипаж встретил рассвет, и тут же радист закричал:
        - Командир! Снизу два «Мессера» направляются к нам!
        - Слушать всем! Приготовиться к бою!
        - Атакуют справа!
        В рев моторов вплелся перестук пулемета: стрелок-радист из хвостовой кабины открыл заградительный огонь.
        - Где истребители?
        - Снизу сзади. Разошлись в стороны. Развернулись…
        Пилот резко бросил «Ар-2» на крыло, и тут же у самой кабины пролетела длинная цепочка зеленых и малиновых огоньков - трасса с вражеского истребителя.
        Снова застучал пулемет радиста. К нему присоединились оба «ШКАСа» стрелка-бомбардира.
        - Где истребители? Доложите!
        - Ушли назад. Товарищ Судоплатов, держитесь!
        «Арочка» сорвалась в пике - опрокинулась книзу и с нарастающей скоростью помчалась к земле. Павел вцепился, во что мог, - тело потеряло опору, стало невесомым. С пола, изо всех щелей кабины выскочили невидимые прежде комочки грязи, пыль, обрезки каких-то проводов, болтик - все это повисло в воздухе. Бомбардир хлопнул пилота по плечу:
        - Выводи!
        Збитнев с силой потянул штурвал, и на Судоплатова обрушилась страшная тяжесть. В глазах потемнело, а когда прояснилось, Павел четко увидел, как трассеры, выпущенные стрелком-радистом, входят в брюхо «Мессера». В следующее мгновенье немецкий самолет расплылся огненной тучкой.
        - Готов!
        - Командир! На хвосте еще два «Мессера»!
        - Далеко? - переспросил Збитнев и завертел головой по сторонам.
        - Над нами! Три-четыре тысячи метров!
        Рядом с Павлом яростно застрочил «ШКАС», в уши ударил резкий крик бомбардира:
        - Нас атакуют! Маневр влево! Влево!
        Збитнев с силой нажал педаль, «арочка» послушно отвернула влево, и над кабиной пронеслись светящиеся шнуры пулеметных трасс. Вслед за ними проскочили «Мессершмитты». Они взмыли вверх, а Збитнев прижал «Ар-2» кземле, двинул вперед до отказа секторы газа и устремился на север.
        - Докладывайте, где «Мессеры»!
        - Сверху, Костя! С правого борта. Готовятся к атаке. Уходи!
        Но Костя не собирался уходить. Чуть приподняв «арочку», он резко бросил самолет в разворот навстречу немцам.
        - Ты что творишь? - закричал бомбардир.
        Но Збитнев рассчитал точно: они так быстро разминулись с «Мессерами» на встречных курсах, что немцы просто не успели открыть огонь.
        - Что? Съели кошкин хвост? Докладывайте, где истребители?
        - Не видим. Скрылись в дымке.
        - То-то!
        - Командир! Командир! - закричал радист. - Снизу заходят четыре «Мессера»! Дистанция - три километра! Атакуют с двух сторон!
        - Эф-три! - сказал бомбардир. - Твоя левая пара, моя правая. Да не спеши! До них еще две тысячи метров. Подпускай поближе. Береги патроны! Маневр влево!
        «ШКАС» заколотился от выстрелов. На крыльях немецких истребителей тоже засверкали огни, и трассирующие цепочки снарядиков и пуль протянулись к бомбардировщику. Поздно! Збитнев успел направить «арочку» вниз. Застучал крупнокалиберный пулемет радиста. Вторая пара «Мессершмиттов» отвернула, не стала связываться.
        - Заходят сверху и снизу! - крикнул Филиных.
        Грудью навалившись на пулемет, он буквально впился глазами в кольца прицела.
        - Ближе! Ближе! Во! Маневр влево!
        - Осторожно действуют, издалека…
        Рядом с кабиной пронесся убийственный вихрь огня, а вслед за ним в развороте промелькнули «худые» фюзеляжи истребителей.
        - Маневр вправо!
        Басовито застучал люковый пулемет, и вдруг «арочка» резко задрожала: правую плоскость крыла прошила очередь - в дюрале появились зазубрины рваных дыр. Пули пробили фонарь кабины, через его дыры врывался шипящий воздух. А гитлеровцы заходили еще раз. Судоплатов часто дышал, сердце колотилось, от напряжения подступала усталость. Прорвемся?..
        - Слушай, Эф-три! Как там у тебя?
        - Патроны кончаются, командир!
        - Продержись! До фронта еще каких-то полста километров!
        Справа и слева от самолета мелькнули огненные злые молнии, и «арочка» задрожала от новых попаданий. На правой плоскости крыла появились большие дыры, а из разбитого мотора вырвались языки пламени.
        - Командир! Горим! Крыло разбито, хлещет бензин!
        - Не отвлекайся, Эф-три, бей фашистов!
        Збитнев попытался сбить пламя: он убрал газ и заскользил на крыло.
        - Ну как? Пламя есть?
        - Еще сильнее! Охватило всю плоскость!
        Самолет сотрясся, и бомбардир с размаху ударился о прицел, сполз, хлюпая кровью. Прямо над собой Судоплатов увидел желтое брюхо и черные кресты фашистского истребителя: тот подошел вплотную, чтобы добить упрямых русских. Филиных, кряхтя, привстал и, повернув ствол «ШКАСа» всторону ненавистных крестов, нажал гашетки. Длинная очередь скорострельного пулемета пропорола брюхо врага, тот вспыхнул и стал валиться вниз.
        - Экипажу оставить самолет! - приказал Збитнев. - Всем прыгать немедленно! Прыгать всем!
        - Прыгаю! - донесся голос Прядкина.
        - Срывайте фонарь! Быстрее!
        - Бомбардир ранен! Он без сознания!
        - Ах ты…
        Фонарь приподняло, мощная струя воздуха сорвала его, отводя пламя и дым. Самолет несся к земле под большим углом. Збитнев рванул штурвал на себя. «Ар-2» приподнял нос и вышел из пикирования, понесся над землей. Холм?! Самолет сделал горку - за козырьком кабины блеснула синь небес, и сразу снег в черных проталинах. Чудовищный удар сотряс «Ар-2», с приборной доски брызнули осколки стекла. Грохот и металлический скрежет заглушили все звуки - и тишина. Збитнев вскочил, схватился за борт кабины, хотел выпрыгнуть, но его удержал не отстегнутый шнур шлемофона. Командир оборвал шнур.
        - Саша! Саша! Товарищ старший майор!
        Судоплатов с кряхтеньем выбрался из самолета и заковылял к передней кабине.
        - Саша!
        Бомбардир неподвижно лежал на полу.
        Костя загрохотал кулаком по дюралевой обшивке кабины.
        - Да отзовись же, Саша!
        Но тот не шевелился. Судоплатов отвлекся, замечая в небе белый куполок парашюта. Збитнев разбил плексиглас и, обдираясь в кровь, протиснулся в дыру. Филиных застонал, очнулся.
        - Сашка!
        С помощью Судоплатова и Збитнева бомбардир протиснулся. Спеша и спотыкаясь, летчики и их пассажир побежали прочь. Очень вовремя - раздался оглушительный взрыв, и воздушная волна опрокинула людей в снег. Взорвались бензобаки. Филиных со стоном сунул разбитое лицо в снег - тот порозовел - и медленно выпрямился. Выпрыгнувший Прядкин приземлился буквально в десяти метрах от самолета, да так, что непогашенный купол закинуло на пылавший самолет, и «ПЛ-4» вспыхнул. Мигом освободившись, радист захромал к своим.
        - Как вы? Живы?
        - Точно не скажу… - простонал Филиных.
        - Что сверху видал, Эф-три?
        - Линия фронта близко совсем!
        - Близко - это сколько?
        - Километров десять!
        Судоплатов отряхнулся, проверил, в кобуре ли верный «тэтэшник», и скомандовал:
        - Подъем, товарищи, и шагом марш.
        Сводка Совинформбюро за 25 декабря 1941 года:
        «В течение 25 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах.
        На ряде участков Западного, Калининского и Юго-Западного фронтов наши войска, ведя бои с противником, продолжали продвигаться вперед и заняли ряд населенных пунктов.
        За 24 декабря уничтожено 34 немецких самолета. Наши потери - 11 самолетов.
        Наши части, действующие на Калининском фронте, за один день боев освободили от немцев 50 населенных пунктов и захватили 10 вражеских танков, 18 орудий, 68 автомашин, 25 пулеметов и крупный патронный склад».
        Глава 29
        Новый год
        Уходить сразу не стали - Судоплатов затеял делать снегоступы. Из пары гибких ветвей получилась основа, которую с помощью парашютных строп и стропореза оплели сеткой, а ремнями все от тех же парашютов прикрепили к ноге. Павел сказал, что лучше нынче потратить час, чтобы потом быстрее шагать, а не проваливаться в снег по колено, выбиваясь из сил. Тем более что парашюты были у троих, хватило и на Прядкина - радист чувствовал себя неловко. Один же выпрыгнул, остальные-то так и летели до самого конца. Судоплатов посоветовал Прядкину не маяться дурью.
        Белый парашютный шелк помог замаскироваться - им обмотали обувь, закутались, как в плащи. А вот с оружием было сложнее - у Павла в кобуре лежал «ТТ», а у Збитнева - трофейный «Вальтер». И это все.
        - Ничего, - успокоил летчиков Судоплатов, - ближе к передовой полно автоматов, они за ремни подвешены к немцам. С них и снимем. Пошли!
        Ходить в снегоступах было непривычно и не слишком удобно, однако без них - гораздо хуже. Зима 41-го года выдалась на редкость суровой, благо Павел не расставался с бурками, а летуны и вовсе были упакованы в унты.
        - Главное, чтобы ноги в тепле… Санька, ты как?
        - Нормально, - прокряхтел Филиных. - Башка только трещит.
        - Ничего, скоро поправишь здоровье…
        Стоило выйти из зарослей подлеска и отдышаться, как тут же стали слышны звуки канонады - фронт был недалече. Если верить бомбардиру, находились они южнее Калуги, которую советские войска освободили еще 24 декабря^ [29] . Погромыхивало изрядно, иной раз над лесом пролетали немецкие самолеты. И вот, под вечер, экипаж «арочки», включая и пассажира, вышел к опушке, с которой открывалось довольно-таки обширное поле, изрытое воронками, отчего оно походило на шкуру снежного барса. Левее, в березовой роще, устроились немецкие артиллеристы - гаубицы бухали редко, но не прекращая огня. На севере, где поле подходило к лесу, вились дымки - там зарывались в землю фашисты. Грелись у огня, проклинали «Генерала Мороза» ина что-то еще надеялись. Да, впереди Красную Армию ждали провалы и окружения, но маховик войны уже потихоньку-помаленьку, большой кровью и крайним напряжением сил, начинал раскручиваться в западном направлении. Гитлер почуял это, потому и приказал держаться до последнего солдата - начни немцы отступать, и через несколько дней фронт распадется. И тогда войне конец. Германии - тоже.
        - Фронт - за дальним лесом, - тихо сказал Судоплатов. - Дождемся сумерек и двинем…
        Внезапно засвистел снаряд, и секунду спустя вздыбились земля и снег совсем рядом с немецкой батареей. Второй снаряд лег точнее - и посыпалось…
        - Наверное, - прокричал Збитнев, - у наших где-то тут корректировщик!
        Павел кивнул.
        - Пошли в обход, пока по немцам бьют! Только не высовываться!
        Смешно задирая ноги в снегоступах, четверка двинулась по лесу, огибая поле. Первая встреча с немцами произошла чисто случайно - некий рядовой Вермахта сходил до ветру. Облегчившись, он повернулся и помер - Судоплатов всадил ему нож в печень. Винтовку Павел перекинул радисту, гранатами- «колотушками» вооружил Филиных.
        - Ганс! - позвали из-за деревьев. - Долго ты там еще?
        - Иду! - отозвался Павел на немецком.
        - Живее давай…
        Судоплатов жестом показал товарищам, чтобы убрали труп, а сам направился за «камрадом». «Камрад» был вооружен «Шмайссером», это и решило его судьбу. Да и негоже было оставлять в живых немца - не дождется Ганса, пойдет искать, найдет, тревогу поднимет… «Камрад» исам оправлялся - повесив автомат на сучок, он подсмыкивал штаны, расстегнув шинель, под которой прятался свитер грубой вязки. Наверняка добытый с бою у русской старушки.
        Судоплатов возник рядом с немцем без шума. Тот даже удивиться не успел, а нож уже входил ему в сердце, направленный правой рукой. Левой ладонью Павел нажимал на рукоять, чтобы лезвие не скользнуло по ребрам. Обтерев нож о свитер, Судоплатов схватил «МП-40», снял с мертвяка запасные магазины и оттащил в сугроб, наскоро забросав снегом. Покойся с миром…
        Догнав друзей, Павел присоединился ко всей честной компании, и вчетвером они вышли к передовой. Из леса открывались окопы, зигзагом прочерчивавшие пологий склон возвышенности, свободной от леса. Изрытый взрывами снарядов и бомб, склон был усеян телами в серых шинелях. Две сгоревшие «тридцатьчетверки» клонили пушки к земле, поодаль темнели три подбитых «тройки».
        - Ждем, - шепнул Судоплатов.
        Ждать оставалось недолго - солнце село, наваливался сумрак, тени смыкались в темноту. Со стороны немецких окопов не доносилось ни звука, но доверять тишине не хотелось - доверчивым достаются первые пули. Прядкина заметно колотило.
        - Мерзнешь, волчий хвост? - ухмыльнулся Филиных.
        - Нервы не в порядке, - буркнул радист.
        - Ти-хо!
        Канонада замолкала, лишь далеко на востоке слышались взрывы. Войска брали паузу, чтобы забыться коротким сном, чтобы не отдохнуть даже, а просто переждать ночь. Расставшись со снегоступами, Судоплатов пополз к окопам и спрыгнул в траншею, наступив на что-то мягкое. На труп в немецкой форме. Неподалеку лежал еще один «зольдатик». Еле слышный шорох заставил Павла вжаться в нишу, вырубленную в студеной земле - из-за поворота вынырнуло белое привидение, боец в маскхалате. Споткнувшись, он отпустил матерок шепотом, и Судоплатову полегчало - свои! Еще бы не прикончили ненароком… Когда разведчик оказался рядом, Павел молниеносным движением блокировал его руку, приставляя пистолет и негромко, но резко скомандовав:
        - Свои! Не дергаться!
        Боец, конечно же, дернулся - и застонал от боли в заломленной руке.
        - Тихо, тихо… Кто таков?
        Ответом ему была сложная словесная конструкция в три этажа, да с такими вывертами, что восхищение брало - чего только не выразишь на великом, могучем!
        - Сержант! - позвали бойца.
        - Сержант занят, - ответил Судоплатов. - Выходите.
        - Кто такой? - насторожились в потемках.
        - Представьтесь сначала.
        А в ответ - тишина.
        - Прядкин…
        В тишине лязгнул затвор, и потемки ответили сочным баритоном:
        - Старшина Усенко, 260-я дивизия^ [30] . Разведгруппа.
        - Старший майор госбезопасности Судоплатов. Со мной экипаж сбитого бомбовоза. Сержант, свободен.
        - Ну и хватка у вас, товарищ старший майор… - проворчал матерщинник.
        - Служба такая. Старшина, задание выполнил?
        - Нас за корректировщиком послали.
        - Живой?
        - Да что ему сделается…
        - Ну, раз так, веди до своих. Надоело от немцев бегать. Прядкин! Филиных! Збитнев!
        Летчики подползли к окопам и попрыгали вниз.
        - Здоров, разведка!
        - Привет летунам. Ну, что?
        - Ходу!
        Расслабиться Судоплатову удалось лишь в расположении передовых частей 50-й армии. Мандат, подписанный Берией и отпечатанный на шелковой тряпице, хранился у Павла в голенище бурки. Пригодился. Особый отдел так и забегал, задергался, изыскивая самолет для дорогого, но опасного гостя. Особистам повезло - в соседнем авиаполку нашелся «Як-7УТИ» - с кабиной на двух человек. На нем Судоплатова и переправили в Москву.
        …И снова за окном машины молчаливые дома и улицы столицы. Но настроение у города уже несколько иное - сквозь тревогу пробивается на-дежда. Ведь бьют же наши немца? Бьют! Глядишь, и совсем побьют…
        Павел устал и отупел. На поздравления товарищей и начальства он отвечал вымученной улыбкой, но предложение отдохнуть отверг. На войне, как на войне.
        Судоплатов старательно написал длинный отчет и, с позволения Фитина, занял диван в своем кабинете. Он помнил, как разулся, но как лег - увы. Заснул. С утра помылся, побрился, переоделся, потом проснулся. И направился с докладом к Берии.
        Лаврентий Павлович встретил его насмешливо:
        - Конечно, у разведчика и диверсанта должна быть авантюрная жилка, но у вас, товарищ Судоплатов, настоящая жила!
        - Я не ищу приключений, товарищ нарком, - вздохнул Павел, - они сами меня находят.
        - Ладно, ладно! Имейте в виду, товарищ Сталин ознакомлен с вашим отчетом и остался очень доволен. Поэтому я вас отпускаю до вечера. Отдохните, а затем вам позвонят - товарищ Сталин хочет лично встретиться с вами. Вы свободны…
        …Визит в Кремль Судоплатова совершенно не напрягал, поэтому, вернувшись в заброшенную квартиру, он выгладил форму, подготовил все и часика два поспал по-человечески. На чистой простыне, в тишине… Хорошо!
        После обеда Павел занялся делами. Съездил на работу, собрал пухлую папку документов - товарищ Сталин любил сам во всем разбираться. Вызова в Кремль Судоплатов ожидал попозже, ближе к ночи, однако машина за ним прибыла уже в начале пятого. Было заметно, что атмосфера в Кремле начинала меняться. Уже не наблюдалось прежней нервозности, тревоги - сотрудники и охрана были деловиты и собранны.
        РККА еще даже не начала переход в контрнаступление, но успехи на фронтах были заметны, а Судоплатову - особенно. Например, не случилось Вяземского котла - советским генералам удалось отбить осеннее наступление гитлеровцев, и окружения наших войск под Вязьмой не произошло. Потери все равно были велики, и все же меньше, чем «в той жизни», а главное, враг терял убитыми и ранеными куда больше, чем тогда. Как тут не радоваться?
        В приемной Сталина Павел встретил Берию. Нарком был на удивление спокоен - видимо, все шло, как надо, и даже лучше. Судоплатов был удостоен милостивого кивка и, пользуясь случаем, поинтересовался:
        - Товарищ нарком, нет ли вестей из Анкары?
        Лаврентий Павлович ухмыльнулся.
        - Товарищ Наумов скоро должен возвратиться, - сказал он. - Очень не повезло фон Папену - посольский «Майбах» неожиданно взорвался. Посла четвертовало, хе-хе… Так что ждите вашего зама. Дорога ему долгая предстоит, но в начале января должен быть здесь.
        Тут зазвонил телефон на столе у Поскребышева, и все смолкли. Секретарь поднял трубку.
        - Да, товарищ Сталин. Слушаюсь, товарищ Сталин.
        Встав, он открыл двухстворчатые двери в кабинет вождя. Берия вошел первым, за ним двинулся Судоплатов. Иосиф Виссарионович тоже был в приподнятом настроении.
        - Садитесь, товарищи, - сделал он широкий жест и устроился за столом сам. - Мы ознакомились с вашими предложениями, товарищ Судоплатов. Они очень интересны, в особенности что касается бомбардировок Плоешти. Очень хорошо поработали обе ваши бригады, отчетливо поработали. У немцев больше нет надежного тыла! А вот что касается ликвидации Гитлера… Вы точно знаете о новой ставке фюрера под Винницей?
        - Да, товарищ Сталин. Там ведутся большие строительные работы, на которых задействованы тысячи наших пленных. Всех их расстреляют после окончания работ. Бетонные бункера укрывают сверху насаженным лесом, оборудуют аэродром, подводят асфальтированное шоссе, тянут линию связи от Ровно.
        Вождь покивал задумчиво.
        - Но действовать вы сможете только летом…
        - Да, товарищ Сталин. Точная дата приезда Гитлера пока неизвестна - это или конец июня, или середина июля. Впрочем, мы разработали запасной вариант покушения. У нас есть подходящий исполнитель - Игорь Миклашевский. Он из семьи актрисы Августы Миклашевской, сестра которой, Инна, незадолго до войны вышла замуж за Всеволода Блюменталь-Тамарина. Это он выступает по берлинскому радио, призывая красноармейцев сдаваться в плен, он же участвует в так называемом Русском комитете, занятом вербовкой предателей в Восточный легион. Я и направил к этому артисту-перебежчику его племянника Игоря, человека стойкого, нашего человека. В октябре, сопровождаемый спецгруппой полковника Ломидзе, Миклашевский перешел линию фронта во время ночного боя. Сейчас он в Берлине. Разумеется, дядя привлек племянника для работы в Русском комитете, и тут нам даже повезло - Игорь больше увлекался боксом, чем политикой. Он у нас спортсмен. На Миклашевского обратил внимание Макс Шмелинг, чемпион мира, лично знакомый с фюрером. В конце ноября Игорь дал знать, что готов приступить к выполнению задания. Из Югославии мы послали группу из
трех опытных разведчиков, в прошлом офицеров Белой гвардии, они-то и начали подготовку покушения на Гитлера. Разумеется, для того, чтобы убить фюрера, необходимо попасть в его ближайшее окружение. И мы позволили Игорю войти в контакт с нашим секретным агентом - актрисой Ольгой Чеховой. Короче говоря, у нас имеется шанс уже будущей весной ликвидировать Гитлера в одном из берлинских театров.
        Берия преисполнился важности - вот-де, каковы мы в НКВД! Сталин молчал. Медленно набивая трубку табаком, он думал. А когда вождь поднял взгляд, Судоплатов понял, что операцию постигнет прежняя участь.
        - Разработку операции по ликвидации Гитлера пока нужно прекратить, - сказал вождь не-громко. - Как только мы устраним фюрера, нацистские круги и военные тут же попытаются заключить сепаратный мир с нашими союзниками. Кардинал Ронкалли уже нащупывал почву, готовя встречу с фон Папеном, а Пий XII встречался с посланником президента Рузвельта. Понимаете, товарищ Судоплатов? Если появится договор между Великобританией, Америкой и Германией, мы не только утратим влияние в Европе - нас попытаются задавить все три «высокие договаривающиеся стороны». Мы не должны допустить подобного.
        - Понимаю, товарищ Сталин…
        Вождь раскурил трубку и улыбнулся.
        - Не волнуйтесь, товарищ Судоплатов, борьба еще не кончена. Как только наша армия окрепнет и погонит врага прочь с советской земли, мы обязательно вернемся к сегодняшнему разговору - вы лично получите приказ о ликвидации Гитлера. А пока вы свободны.
        …Наступал Новый год. В будущем Павел привык к новогодним елкам, непременным мандаринам и шампанскому, к «Голубому огоньку». В военной Москве этих радостей не хватало, но были другие. 31 декабря Судоплатову вручили орден Ленина и орден Красного Знамени - за Гиммлера, за создание плацдармов в тылу противника, за личный вклад в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.
        Никто особо не афишировал вчерашнее ЧП, когда около станции Лосиноостровской немцы едва не устроили крупную диверсию. «В той жизни» на этой узловой станции скопилось несколько составов - фронтовое пополнение, санитарный поезд, поезд с боеприпасами. Вот его-то и подорвали фашистские лазутчики - в радиусе двух километров повылетали стекла, а больше тысячи красноармейцев и командиров погибло. Тогда, но не теперь. Судоплатов усмехнулся: хорошо все знать!
        Отпустив машину, он вышел через Спасские ворота. Куранты пробили одиннадцать вечера, Красная площадь была пустынна. Павел хлопнул себя по нагрудному карману - пригласительный в Центральный дом работников искусств был на месте. Медленным шагом он пересек безлюдную площадь Свердлова, от «Метрополя» по Неглинной улице дошел до Пушечной и, поднявшись вверх по улице, зашел в подъезд ЦДРИ. Директор Дома работников искусств Филиппов встретил Судоплатова весьма торжественно.
        - Если на Красной площади состоялся парад, - сказал он с пафосом, - то и мы должны, как следует отметить Новый год!
        - Строго обязательно! - улыбнулся Павел.
        В большом зале ЦДРИ стояла елка. Раньше здесь всегда бывали шумные балы, а вот нынче народу было немного, никто заранее столиков не заказывал. Здороваясь с теми, кого знал, отвечая на приветствия и поздравления, Судоплатов занял столик в углу. Выступил по радио Калинин, приглашенные пили за победу, за своих близких, что находились в эвакуации, за солдатскую дружбу.
        Детям в Колонном зале Дома союзов тоже устроили настоящую елку с представлением и подарками, но счастливая малышня, для которой отменили войну, давно уже спала, спрятав конфеты под подушкой. К Новому году на карточку мамы с тремя детьми давали селедку, восемьсот грамм мяса, пшено, восемьсот грамм сахара, шестьсот грамм соли, пять штук яиц. Молока-суфле (вода с соей и признаками шоколада) давали аж два литра - по литру белого и шоколадного. В Ленинграде было куда хуже: на праздничном столе присутствовал лишь хлеб с сахаром и кипяток. Зато нормы увеличили вдвое - снабжение через Ладогу было налажено.
        …В два часа ночи старший майор вышел на улицу, решив прогуляться по студеной Москве. Редкие прохожие, обладатели ночных пропусков, поздравляли друг друга с Новым годом. Судоплатов поправил теплый шарф, подумал - и зашагал к наркомату. Работы было - море!
        Примечания
        1
        Sic (лат.) - так; именно так; иникак иначе. ( обратно )
        2
        Прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы. Глушитель. ( обратно )
        3
        Всеволод Николаевич Меркулов - нарком НКГБ. Сразу после начала войны НКГБ воссоединили с НКВД, и Меркулов снова стал заместителем Берии, как до 3 февраля 1941 года, когда его назначили наркомом. Судоплатов служил именно в НКГБ, а его непосредственным начальником являлся Павел Михайлович Фитин, начальник 1-го (разведывательного) Управления НКГБ. Павел Анатольевич был его заместителем. Берия, как заместитель председателя Совнаркома, курировал работу НКВД, НКГБ и еще нескольких наркоматов. ( обратно )
        4
        В нашей реальности в списке значилось около 60 фамилий. ( обратно )
        5
        «Брамит» (или «БраМит») - первый советский серийный глушитель. Разрабатывался для «Нагана», винтовки Мосина, для пистолетов-пулеметов Дегтярева и Токарева, для снайперской винтовки «СВТ-40» идр. ( обратно )
        6
        Лейтенант. ( обратно )
        7
        По сигналу «Гроза» командиры дивизий должны были вскрыть «красные пакеты», в которых содержались приказы с указанием мероприятий по занятию боевых позиций для отражения атак противника в случае агрессии. ( обратно )
        8
        Стоит поправить авторов либерального толка, с неуемным злорадством описывающих трагические дни июня 41-го. Отнюдь не все наши аэродромы были разбомблены, истребители и бомбардировщики поднимались в воздух, бомбили немецкие переправы или расправлялись с «Мессерами». Бывало, что в воздушном сражении сходились по 70 -100 самолетов, а советские летчики совершали по 8 -10 вылетов в сутки, что на самом пределе человеческих сил. ( обратно )
        9
        Горючая смесь №1 состояла из крекинг-бензина с добавлением порошка ОП-2 (алюминиевая соль нафтеновых кислот). Хорошо смачивала металлические поверхности, прилипая к ним. Горела 40 -50 секунд, жар достигал 700 градусов. ( обратно )
        10
        Серо-зеленый. ( обратно )
        11
        Искаж. немецкий: «Бросить оружие! Сдавайся! При попытке к бегству буду стрелять!» ( обратно )
        12
        И произошло это именно в нашей реальности. ( обратно )
        13
        52-К - индекс орудия в ГАУ. ( обратно )
        14
        Прозвище Михаила Филипповича Шмырева, организатора едва ли не первого партизанского отряда в Белоруссии. К 1942 году Батька Минай собрал 1-ю Белорусскую партизанскую бригаду, освободил территорию 15 сельсоветов в Суражском, Витебском и Миховском районах - возник Суражский партизанский край, где была восстановлена советская власть, сохранявшаяся вплоть до прихода Красной Армии. ( обратно )
        15
        «Вылезайте из машины!» ( обратно )
        16
        Айнзацгруппы занимались истреблением мирного населения по расовому и прочим признакам. Айнзацгруппа В творила непотребства в Белоруссии и Центральной России. ( обратно )
        17
        Павел - кодовое имя Берии. Под оперативным псевдонимом Андрей скрывался П. Судоплатов. ( обратно )
        18
        Звание майора ГБ соответствовало армейскому комбригу (полковнику). ( обратно )
        19
        Линейные корабли типа «Севастополь». До революции назывались соответственно «Гангут» и «Петропавловск». ( обратно )
        20
        «Сегодня хорошая погода!» - «Да! Это прекрасно!» ( обратно )
        21
        Те же самые «Дуглас» DC-3 (или армейский вариант - «Дуглас-Дакота» С-47), лицензию на производство которых закупил СССР, только собранные не из американских деталей, а из отечественных. С 1942 года «ПС-84» собирался в Ташкенте, как «Ли-2». ( обратно )
        22
        Член военизированной организации австрийских левых социал-демократов, в феврале 1934-го поднявших восстание против фашистов и после его поражения нашедших убежище в СССР. ( обратно )
        23
        В нашей реальности это произошло чуть позже - 20 июля. ( обратно )
        24
        Знаки отличия старшего майора госбезопасности. ( обратно )
        25
        Schweinhund (нем.) - ругательство (буквально «свинская собака»). Перевести можно, как «сволочь» или «стерва» - в любом роде. Часто употребляется для «связки слов», примерно, как русское слово на букву «б». ( обратно )
        26
        Кто вы такой? Какого рода войск? ( обратно )
        27
        Газваген или газенваген - неофициальное название мобильной газовой камеры, как и русское «душегубка». ( обратно )
        28
        Использован текст Д. Медведева. ( обратно )
        29
        В нашей реальности это произошло в ночь на 30 декабря. ( обратно )
        30
        В нашей реальности 260-я дивизия 50-й армии была расформирована, поскольку вышла из окружения в составе чуть более 400 человек. ( обратно )
 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к