Хроники острова магов. Семена жизни. Книга 1. Замок на болоте Роман Оскарович Бобков
        В иной мир уходят воины разных эпох и разных народов. Но уйти в иной мир, это не значит умереть. Каждый кто попадает в этот мир, продолжает жить, сражаться, любить, ненавидеть и делать все то, к чему он привык. Хотя со многим необычным и непривычным, тоже придется столкнуться.
        Африканец с копьем, спецназовец с автоматом, мушкетер со шпагой, индеец с томагавком, неандерталец с дубиной, русич с мечом или викинг с боевым топором, Любой из этих воинов может оказаться здесь как плечом к плечу, так и лицом к лицу.
        Всем тем, кто любит захватывающий сюжет, приключения, юмор, узнать что-то новое об обрядах, преданиях, суевериях и воинских традициях разных эпох и народов, будет интересно почитать «Хроники острова магов».
        Роман Бобков
        Хроники острова магов
        Семена жизни
        Книга 1
        Замок на болоте
        От автора
        Хроники острова магов - это не истории про то, как добро побеждает зло. Или как добро борется со злом. И уж конечно, это не истории про то, как зло борется и побеждает добро. Хроники острова магов - это итории про то, что у каждого свое добро и свое зло.
        Представим себе одиноко бредущего, попавшего под проливной дождь путника. Дождь этот будет для путника злом, из-за которого он весь промокнет и рискует серьезно заболеть. В то же время живущему неподалеку фермеру этот же самый дождь польет всходы, которые дадут хороший урожай, а самому фермеру не надо беспокоиться о поливе. Так что для фермера дождь, который путнику причиняет зло, является добром…
        Часто в начале своих книг авторы пишут примерно следующее: все события и герои вымышлены, любые совпадения случайны. Но так уж обусловлено выбранной темой, что в хрониках острова магов как раз все наоборот. Здесь большинство героев имеет свои реальные исторические прототипы, а многие события, хоть это, безусловно, и сказка, построены на существующих или существовавших традициях, обычаях, преданиях и суевериях того или иного народа. А любые традиции, обычаи, предания и суеверия во многом, как и вообще история всего человечества в целом, связаны с воинскими искусствами, которые и отражены в хрониках.
        Идея написания хроник возникла после ознакомления с легендой, напечатанной на сайте www.tehnolog.ru, - сайте фирмы, делающей замечательные игрушки как для детей, так и для взрослых.
        Автор искренне надеется, что чтение хроник будет не только увлекательным, но и весьма познавательным времяпрепровождением.
        Пролог
        Я давно уже не верю в сказки. Нет, в сказки я не верю вовсе не потому, что я давно не ребенок и что взрослому мужчине несолидно всерьез воспринимать истории про всякие там волшебства и былые времена, когда чуть ли не каждый десятый был магом, а по улицам свободно разгуливали, ползали и летали создания сказочных миров.
        Так уж сложилось, что мне по наследству достался расположенный на перекрестке дорог небольшой постоялый двор со своим трактиром и прочими удобствами, нужными останавливающимся на ночлег путникам.
        Народ у меня бывает самый разный, но любой из них, захмелев от доброго вина или славного пива, кои всегда имеются в моем трактире, очень уж любят рассказывать всякие небылицы и сказочные истории. Ну а самые любимые сказки и небылицы - это, конечно, про пресловутый остров магов и его обитателей.
        Все бы ничего, но уж больно ревностно каждый рассказчик доказывает свою правоту в том, какие именно на острове магов обитатели, как они выглядят и чем занимаются. Что интересно, никто этот остров никогда и в глаза-то не видел, а его обитателей и подавно, но люди день за днем продолжают утверждать, что остров этот есть, а живущие на нем маги вообще были когда-то жителями нашего континента. Мол, случился давным-давно страшный конфликт, после которого изгнали всех магов на далекий сказочный остров, а сам остров наглухо закрыли и изолировали от внешнего мира.
        Так говорят одни. Другие же утверждают, что это сами маги огородились на этом острове от внешнего мира и нашего континента, чтобы никто не мешал им заниматься там своим волшебством.
        Ну а третьи самозабвенно веруют, будто маги живут среди нас и сейчас, но из-за древнего конфликта никак себя не проявляют и всячески скрывают свои способности.
        Вот так и спорят по вечерам мои постояльцы об острове, которого скорее всего вовсе и нет. Выдумывают небывалых существ, птиц и зверей. Утверждают, что даже обычные звери и птицы там не совсем обычны. Мол, зайцы там величиной с белку, крысы размером с большую собаку, а птицы, вместо того чтобы вить на деревьях гнезда, роют себе норы в земле.
        Любят они также постучать кулаками об стол, выясняя, какие на самом деле на том острове гномы, великаны, феи, оборотни и другие выдуманные существа, коих всех так сразу и не упомнишь.
        На прошлой неделе двое постояльцев даже подрались из-за спора о том, какие на самом деле живут на острове эльфы. Один утверждал, что они высокие, благородные и умные, с радостью помогают людям, но не всем, а лишь избранным. Другой же настаивал на том, что эльфы ростом меньше, чем человек, умом не отличаются, но очень коварны и людям только вредят.
        Свою правду никто из спорщиков друг другу не доказал, но зато они обменялись хорошими тумаками, в результате которых у одного был свернут на щеку нос, а у другого в верхнем ряду зубов образовалась заметная брешь.
        Сам я в спорах постояльцев никогда не участвую, да и сказки их стараюсь не слушать. Я, собственно, потому эти сказки и не люблю, что наслушался их вдоволь, и теперь меня от них только воротит.
        Но недавно у меня начал останавливаться один человек, век так сторонится излюбленной темы большинства, но в любом случае я решил завести с этим моим нечастым, но довольно регулярным постояльцем что-то вроде знакомства.
        - Здравствуйте! - бодро и весело улыбнулся я человеку, когда он вновь однажды появился в моем постоялом дворе. - Желаете снять комнату на ночь?
        - Да, желаю, - коротко кивнул в ответ человек, - только на этот раз не на ночь, а на три.
        - У вас, наверное, дела неподалеку? - широко улыбаясь, попытался я продолжить разговор.
        - Нет, - коротко ответил он. - С чего вы взяли?
        - Ну, - пожал плечами я, - обычно здесь люди бывают проездом, переночуют ночь - и дальше в дорогу. Вы вроде раньше тоже так делали, а сейчас на три ночи хотите остаться, вот я и решил, что, наверное, у вас дела…
        Человек пристальнее обычного взглянул мне в глаза, словно пытаясь понять, есть ли у меня какой-то тайный замысел или я так, от скуки, решил поболтать, а потом, махнув рукой, ответил:
        - Да нет, просто надо выждать время. Туда, куда я держу путь, мне еще рано.
        - А, понятно, - изображая понимание, протянул я, а затем резко сменил тему: - Заметил, что вы тоже не оченьто любите все эти сказки про остров магов?
        - Сказки про остров магов? - удивившись моему новому вопросу, переспросил постоялец.
        - Ну да. Я ни разу не видел, чтобы вы, как многие другие, болтали об острове сами и слушали болтовню остальных.
        Человек снова пристально взглянул на меня, а потом вдруг неожиданно ответил:
        - Хотите послушать про остров магов? Ну что ж, если ужин за счет заведения и вы убавите половину освещения, то я вам расскажу. Приходите вечером в трактир. Вы ведь часто по вечерам наблюдаете за своими постояльцами в трактире?
        Ответить я не успел, человек, взяв ключ от комнаты, развернулся и быстро ушел.
        Опять же не могу сказать, почему я, человек скептически и негативно относящийся к байкам про якобы существующий на самом деле, остров магов, решил выполнить пожелания своего постояльца и послушать, что же он мне хочет поведать, но я точно об этом не пожалел.
        Мой рассказчик, чтобы придать своим историям правдивый вид, не размахивал руками, не бил кулаком по столу и не переходил на зловещий заговорщический шепот, будто передает мне великую тайну! Он также не рвал на груди рубаху, не делал большие круглые глаза, как будто сам приходя в ужас от своих правдивых выдумок. Нет, речь его была спокойной и достаточно размеренной. Но зато он ни разу не сбился, как это часто бывает, когда человек откровенно врет, и не путался в своих рассказах. Плюс ко всему его повествование было настоящей большой историей, а не какимито небольшими, не связанными друг с другом отрывками. Из-за этого мне при каждом расставании не терпелось побыстрее увидеться вновь и узнать, что же было дальше.
        Я кормил его бесплатным ужином, а после и обедами и завтраками не только в эти три дня, а всякий раз, когда он вновь останавливался в моем постоялом дворе. Я также по его просьбе выключал половину электрического освещения. А когда мы засиживались допоздна, так что кроме нас в таверне уже никого не было, то я вообще гасил свет, выключал большинство электроприборов, и мы сидели при свечах.
        Мой рассказчик говорил, что такой у него особенный организм, болезненно чувствительный к электрическим полям. Я в подробности не вдавался, а он взамен не только продолжал свои рассказы, но и позволил их записывать.
        Свои записи я назвал хрониками, а точнее: хрониками острова магов. Верить тому, что я записал или нет, пусть каждый для себя решает самостоятельно. Я, например, до сих пор не могу однозначно ответить, верю ли я во все это сам…
        Глава 1. Рыцари в лесу
        Скоро рассвет. Это будет уже седьмой рассвет, который закованные в броню рыцари встретят в этом странном лесу. Точнее сказать, странным был не сам лес, а рыцари, которые, несмотря на то что никакой видимой угрозы их жизням не наблюдалось, не снимали своих доспехов даже во время сна. Да и это, пожалуй, не самое странное обстоятельство. Мало ли причин может быть у воинов быть всегда начеку и при оружии? Например, засада или разведка. А может, выход из окружения или бегство после разгрома основного войска и опасность быть в любой момент настигнутыми преследующими врагами. Только вот всего этого не было… Их было всего пятеро, но они не были разведчиками и не укрывались для неожиданного нападения. И в то же время их никто не преследовал. Однако они, с тех самых пор как здесь оказались, всегда выставляли часового, который в любое время дня и ночи зорко охранял лагерь.
        Сейчас на посту стоял непревзойденный мечник Ульвэ. Его умение владеть мечом было настолько виртуозно, что он уже давно не пользовался щитом. По его словам, щит в бою ему только мешал. Вся его техника была построена в основном на атаках и контратаках, упреждающих выпады противников. Зачем подставлять щит или меч под удар, когда можно просто ударить быстрее? И действительно, так быстро разить, как Ульвэ не мог никто. Когда обычный воин успевал сделать один быстрый удар, Ульвэ, наносил как минимум, два. Вот и сейчас, охраняя сон своих товарищей, Ульвэ уверенно сжимал эфес своего меча.
        Впервые в этом лесу, находясь на посту, ему не надо было патрулировать лагерь, обходя кругом непролазную чащу. В этот раз они наконец-то вышли хоть к какой-то возвышенности. Поначалу даже обрадовались, что лес заканчивается, ведь деревья заметно поредели, а за холмом виднелся просвет. Но, взобравшись на холм, увидели, что всего лишь вышли на лесную поляну, за которой опять виднелся бесконечный лес.
        Поляна с трех сторон была окружена холмами, которые создавали полукольцо. На самом высоком, центральном холме рос густой кустарник, в котором можно было спрятать в засаде чуть ли не армию. Да, для сражения место отличное, размышлял находившийся на холме Ульвэ. Если заманить врага в центр чаши, поставив у его подножия тяжелых панцирников, а за ними укрыть легкую пехоту, то врагу покажется, что главное - это сломить панцирников. Вот тут-то ринувшийся в атаку враг и будет накрыт стрелами и болтами спрятавшихся в кустах лучников и арбалетчиков. А завершила бы дело укрытая за двумя другими холмами конница.
        Да, как ни крути, а помечтать Ульвэ любил еще с детства. Он всегда представлял себя полководцем, хотя на самом деле ни разу не командовал даже отрядом. Его мечты прервала вспорхнувшая с правого от него холма птица, быстро ушедшая в небо и, описав круг, улетевшая в лесные дебри на другой стороне поляны.
        Птицы так резко с места не срываются, ее явно кто-то спугнул. Но холм по правую руку был виден как на ладони, поскольку, как и тот, что был слева, располагался значительно ниже того, на котором дежурил Ульвэ. И холм этот был абсолютно пуст. Замерев, Ульвэ напряг зрение и слух, но так и не смог больше ничего услышать или разглядеть в предрассветных сумерках.
        Глаза начинали слипаться. Пора будить смену. Еще раз внимательно оглядевшись и прислушавшись, Ульвэ направился к их ночлегу. Между двумя валунами, на спуске холма со стороны леса, крепко спали его товарищи. Подойдя к Михасу, Ульвэ легко тронул его за плечо, и Михас тут же открыл глаза.
        - Твоя очередь.
        - Все спокойно?
        - Да, как обычно, только местные глупые птицы срываются неизвестно куда перед самым рассветом. На вот, рог не забудь.
        Михас взял у Ульвэ рог и побрел к вершине холма, разминая на ходу затекшую во время сна шею.
        Предрассветный сон самый сладкий. Ульвэ с удовольствием пристроился на место Михаса и сладко растянулся. Хотелось снова предаться мечтаниям о битвах и сражениях, где он бы командовал целыми армиями, а потом, как обычно, провалиться в глубокий сон. Но вместо этого опять нахлынули воспоминания о том, как они здесь очутились.
        В первый день пребывания в лесу от ужаса и неведения они даже не разговаривали. Первым тогда пришел в себя именно Михас. Заявив, что неважно, где они, но раз им удалось избежать смерти, то будет глупо снова приглашать ее в гости, он отправился в караул. Все молча согласились. На второй день их пустые желудки стали требовать пищи. Зверя в лесу было достаточно, и он был не особо пуглив. Так что без еды они не оставались. Только вот мясо приходилось есть сырым, так как возможности добыть огонь не было. Так они и существовали все это время. Днем брели неизвестно куда, подстреливая по пути подворачивающуюся дичь, а по ночам устраивались на ночлег. И чем дальше, тем больше ими завладевала безысходность…
        Мысли Ульвэ начали смешиваться. Вот уже их не пятеро, а целая армия бредет по таинственному лесу. Во главе армии он, Ульвэ, на превосходном вороном жеребце. Рядом верные оруженосцы и телохранители. Подъезжает разведчик и, соскочив с седла и припав на одно колено, докладывает, что враг в ловушке. Значит, все идет по плану. Ульвэ поднимает вверх руку, чтобы дать сигнал к началу атаки, но тут слышит, как трубит рог. Значит, враг их всетаки обнаружил! Странный только вот звук у этого рога, вроде начало было как у сигнала тревоги, а потом сорвалось в обычный протяжный звук!..
        - Ульвэ, ты что, оглох?! Вставай скорей!
        Ульвэ разлепил глаза. Один из товарищей тряс его за плечи, а с холма, где должен был быть Михас, раздавался тревожный сигнал рога. Только сигнал этот был больше похож на крик перепуганной женщины или до ужаса напуганного ребенка, когда тот уже не может крикнуть ни мама, ни папа, а просто истошно орет, с силой выталкивая воздух из своих легких.
        Вскочив на ноги и обнажив меч, Ульвэ бросился вслед за своими товарищами, которые уже бежали вверх по холму на выручку к Михасу.
        Продравшись сквозь кустарник, товарищи увидели Михаса, бледного как мел, но совершенно одного. Глаза Михаса были выпучены, щеки раздуты от постоянного усилия, а самого его била дрожь. Трое подбежавших первыми воинов полукольцом окружили Михаса, встав к нему спиной, и с обнаженным оружием приготовились к бою. Ульвэ тоже остановился с поднятым клинком и осмотрелся. Ничего не происходило. Никто не нападал, а Михас, понявший, что товарищи уже рядом, оторвался от рога и, тяжело дыша, озирался вокруг.
        - Что случилось, Михас? Ты кого-то видел?
        Михас злобно и с ужасом уставился на задавшего вопрос Ульвэ.
        - Кого-то?! Ты говоришь - кого-то?! Я видел демона!! Господь наказал нас за наши грехи, и мы попали в ад! Просто дьявол, видимо, слишком занят, поэтому не прислал своих слуг за нами сразу!
        Крик обезумевшего Михаса начал переходить в истеричный визг, и Ульвэ ничего не оставалось, как отвесить тому хорошую пощечину.
        - Да очнись же ты наконец! Ты можешь толком объяснить, в чем дело?
        Пощечина слегка отрезвила Михаса, но неподдельный ужас, застывший в его глазах, так и не проходил. В конце концов он стал справляться с истерикой и, отпихнув от себя Ульвэ, бросился к ближайшим кустам.
        - Здесь! Здесь он стоял! Его желтые глаза и огромная пасть с высунутым языком до сих пор у меня перед глазами!
        Остальные воины молча подошли к Михасу и стали осматривать на указываемое Михасом место. Никто из них следопытом не был, но поскольку обычная трава доходила рыцарям примерно до колена, то разглядеть в лучах восходящего солнца, что здесь в кустах действительно кто-то побывал, было несложно.
        - А ты случаем не сам здесь топтался? - спросил Михаса один из воинов.
        Михас злобно оглянулся, понимая, что ему не очень верят, но вместо него ответил Ульвэ.
        - Смотрите внимательно, наши следы более глубокие, сильнее и четче впечатаны в землю. А здесь если кто и был, то он явно не в таких тяжелых доспехах, как наши, или даже совсем налегке.
        Все стали внимательно сравнивать свои следы с вмятинами, оставленными так называемым демоном. Ульвэ был прав: трава была примята хоть и обширно, что свидетельствовало о длительном пребывании возле кустов неизвестного, но неглубоко, четких отпечатков не прослеживалось. Молча переглянувшись, рыцари пошли дальше в кустарник.
        - А дьявол-то наш, похоже, сильно торопился, - заявил Трувор, широкоплечий воин, непревзойденный наездник и участник множества рыцарских турниров. - Смотрите, как далеко друг от друга шаги! Такое только если бежишь огромными скачками бывает.
        Воины пошли дальше по примятой траве. В одном месте, крот, а может, какая другая местная, живущая под землей живность оставила на земле бугорок из свежей земли. На этом бугорке отчетливо отпечатался след того, кто так напугал Михаса. И это был обычный человеческий след от сапога либо ботинка.
        Все сначала молча уставились на след, затем, переглянувшись, обратили вопросительные взоры на Михаса. Общую мысль выразил Трувор.
        - Что ни говори, а дьявол обуваться не будет, ему и на копытах хорошо скачется, - с явной долей сарказма заявил он.
        - Значит, ты считаешь, что я, словно перепуганная монахиня, которая стоящую в темном углу метлу приняла за злую ведьму, просто так вот взял и от страха не смог отличить человека от нечеловека?! - сорвался на крик Михас.
        Повисла тяжелая пауза молчания. Нарушил ее Ульвэ.
        - Я думаю, что все мы сильно устали за последние дни. То, как все мы здесь оказались, сильно отразилось в наших душах. Так сильно, что мы, боевые друзья и верные товарищи, с первого дня здесь и до этого момента ни разу обо всем произошедшем ни словом не обмолвились. Наш молчаливый договор, а может, просто страх наших душ и разума лишил нас дарованного господом языка общения…
        - Клянусь гробом господним, - перебил говорившего Трувор, - ты заговорил как проповедник! Хотя есть твоя правда! Сдается, слишком мы перепугались этого леса. Ихотяядосихпорневозьмусьутверждать, врайили ад нас занесло, но голод я чувствую, как и раньше. Поэтому предлагаю вернуться на стоянку, набить брюхо остатками вчерашнего кабана, а там уж и порассуждать, что да как.
        Речь Трувора, такая непосредственная и привычная еще пару недель назад, сейчас прозвучала для всех так, словно он вдруг заговорил не своим голосом. Трувор всегда был весельчак и балагур, любитель и знаток молоденьких девиц, а иногда и монашек не гнушался. Даже перед смертельным боем любил пошутить, а уж запасов крепких ругательств вообще было не счесть. Только все это было нормальным до этого треклятого леса. Здесь даже он молчал всю неделю и только крепче сжимал в кулаке свое боевое копье, когда была его очередь дежурить. Но именно слова Трувора словно пробудили всех от какого-то морока, продолжавшегося с момента их появления в лесу. Некоторые даже изобразили на своих суровых лицах нечто похожее на улыбки. А еще все почувствовали жуткую усталость, не ту, которая наваливается от тяжелой работы, а ту которая приходит, когда после долгого томительного ожидания смертельного боя тебе сообщают, что враг передумал и увел свои войска.
        Стало быть, так и порешили. Гнаться за неизвестным уже не было смысла да, возможно, даже опасно, так что они бодро зашагали обратно.
        Подойдя к месту ночного дежурства, они остановились, все невольно вспомнили недавнее перекошенное ужасом лицо Михаса, который шел последним и единственный все время оглядывался по сторонам и не разделял внезапно нахлынувшей всеобщей беспечности.
        - Я останусь на посту, - заявил Михас так, словно мальчишка, которого обвиняют в трусости, для доказательства обратного полез в чужой сад, охраняемый злобным псом.
        - Оставайся, конечно! - весело пробасил Трувор. - Мясца мы тебе сырого оставим, а лишних гостей от нашей пирушки ты отпугне…
        Трувор не договорил. Его прервал сильный тычок локтем Генриха, уставившегося в подножье холма.
        - Смотрите! Внизу… - проговорил всегда немногословный Генрих сдавленным голосом.
        К подножью холма приближалась группа невиданных воинов. От ног и до шеи они выглядели как обычные люди, но вместо человеческих голов на их плечах находились ужасные морды чудовищ. На монстрах была странная одежда, точнее, можно сказать, что одежды не было вовсе, ее заменяли куски обернутой вокруг бедер кольчуги. Оружие монстров тоже было необычным. Это были либо сильно загнутые на концах тонкие мечи, больше похожие на крюки, либо что-то среднее между кистенем и плетью, у которой хлыстовая часть сплетена из тончайших железных нитей, а на концах один или несколько металлических шаров. Пасти воинов-монстров периодически приоткрывались, и из них быстро высовывались ярко-красные раздвоенные языки, словно чудища пробовали воздух на вкус. Один из воинов катил рядом с собой странное приспособление. Это была труба почти в человеческий рост, опрокинутая на небольшую тележку с колесами. С виду могло показаться, что труба на колесах довольно тяжелая, но монстр, ее кативший, делал это так непринужденно, словно это было просто колесо от телеги.
        В центре монстров был один, заметно отличающийся от других. Если бы не ужасная голова с желтыми выпученными глазами и зубастая пасть с раздвоенным языком, то это чудовище вполне можно было бы назвать женщиной, поскольку оно имело более узкие плечи и широкие бедра, а большую женскую грудь даже можно было назвать красивой.
        У подножья холма монстры остановились. Тот, что катил трубу, направил ее отверстие на остолбеневших на вершине холма рыцарей. Самка, которую назвать женщиной не поворачивался язык, вышла чуть вперед и подняла вверх левую, не отличавшуюся, как и правая, от человеческой руку.
        Все рыцари застыли как вкопанные на своих местах. От ужаса и страха перед увиденным у них сперло дыхание, и они были не в силах даже пошевелиться. Таких демонических чудовищ никто из них не видел даже в кошмарах. Все поняли, что Михасу не почудилось.
        Единственным, кто сохранил хоть немного самообладания, был Ульвэ. Его мысли проносились в голове с лихорадочной быстротой: «Неважно, демоны или кто еще, но оружие у них обнажено, значит, готовы к бою. Передвигаются в четком боевом порядке, а не каждый шагает сам по себе, стало быть, к встрече с нами были готовы. Несмотря на худшее положение по сравнению с нашим, находившимся на холме отрядом, кажутся совершенно спокойными и невозмутимыми. Засада? Пока мы шли по следам, нас окружили, а отряд внизу - приманка, чтобы выманить нас вниз с холма? Командует скорее всего предводительница в центре. Остановились по ее команде, и она выходит вперед. Поднимает руку. Готовится дать своим сигнал к атаке?»
        - Бей! - неожиданно для самого себя заорал Ульвэ и, быстрым движением опустив забрало и обнажив верный меч, ринулся вниз на предводительницу.
        Закаленным в смертельных боях воинам второго приглашения не потребовалось. С шелестящим свистом вылетели из ножен мечи, звякнули металлом опустившиеся забрала, а самый низкорослый из всех воинов, по имени Виктор, быстро зарядил арбалет и припал на одно колено.
        И тут грянул гром. Бежавший первым Ульвэ увидел, как из трубы на тележке вырвался огонь и облако дыма. Уши заложило, а через щели забрала обдало теплым воздухом пронесшегося буквально в волоске от головы ядра.
        Ядро пронеслось мимо бежавших в атаку рыцарей и в мгновение снесло голову целившемуся из арбалета Виктору, который даже не успел спустить тетиву. Ярко-алый фонтан взметнулся из того места, где только что находилась голова воина, а смертельный снаряд, продолжив движение, ударил прямо в грудь чуть замешкавшегося за спиной Виктора Трувора. Трувор отлетел от мощного удара на несколько шагов назад и, тяжело ударившись о землю спиной и затылком, застыл без движения. Изо рта Трувора потекла кровь.
        Нацеленный в своей атаке на предполагаемую предводительницу Ульвэ в мгновение поменял свое решение и обрушился всей мощью на злобного демона, мечущего из своей трубы смертельные ядра. Демон оскалился в злобной ухмылке и занес для удара свой меч-крюк. Но никакой демон не мог тягаться в скорости с непревзойденным мечником уже не существующего ордена меченосцев.
        Ульвэ молниеносно широкой дугой слева направо полоснул по открытому животу противника, вернул по дуге меч к правому боку и, чуть развернувшись, выпадом снизу вверх нацелил острие меча под подбородок предводительнице. Расчет был, как всегда, верен, первый противник не успел прикрыться и обрушить свое оружие, а предводительница, не ожидавшая такой стремительности, лишь успела чуть отшатнуться, что не спасало ее от разящего клинка Ульвэ.
        Но тут случилось непонятное, Ульвэ почувствовал, что его цепляют крюком за ногу, а делает это не кто иной, как демон, который должен был валяться с распоротым брюхом. Не дотянувшись до предводительницы, Ульвэ распластался на земле, и тут же на его затылок обрушился мощный и тяжелый удар. Глаза залила кровавая пелена.
        В полуобморочном состоянии Ульвэ слышал крики своих товарищей, глухие удары, а потом все затихло.
        Но нет, он не провалился в забытье, как показалось сначала. Просто сражение закончилось очень быстро. Справа слышится чей-то стон… Надо подняться, обязательно подняться…
        Ульвэ, с трудом опираясь руками о землю, смог сесть. Голова гудела, в глазах плыло и рябило, во рту чувствовался противный привкус крови и тошноты. Слева были видны быстро удалявшиеся, а затем скрывшиеся в лесной чаще воины-демоны со своей предводительницей, а справа и чуть впереди навзничь лежали боевые товарищи.
        Ближе всего лежал, не подавая признаков жизни, лицом вниз, широко раскинув ноги и руки, Генрих. Недалеко от него, издавая тихие стоны, больше похожие на собачье скуление, находился Михас. Выше на холме было обезглавленное тело Виктора, а за ним с кровавой пеной у рта лежа застыл Трувор.
        Еще плохо соображая, Ульвэ нашел в себе силы, чтобы подняться на ноги. Правая рука до сих пор сжимала меч, на котором не было даже намека на оставшуюся после удара по демону кровь и плоть. Славно отточенный и отполированный клинок ярко сиял на солнце.
        Ульвэ поднял взгляд от клинка и увидел, что в его направлении, не спеша, но уверенно идет новый враг. Враг шел молча, его меч покоился в ножнах, а в спокойном и уверенном взоре совсем не было агрессии. Но это все равно был враг! Враг, с которым Ульвэ сражался все последние годы. Враг умелый и от этого еще более ненавистный. С одного из небольших холмов, в направлении рыцарей, спускался русский витязь.
        Глава 2. Русичи
        Когда небольшой отряд Евпатия возвращался с дозора, уже начинало заходить солнце. Все было как обычно, тихо и спокойно. Этому было очень простое объяснение: враги пока еще ничего не знали про их новый лагерь. А если бы и узнали, то шансы найти его в этих непролазных чащобах, к которым была к тому же добавлена изрядная доля магической завесы, практически равнялись нулю. Но осторожность никогда, а в этих местах особенно, не бывает лишней. Вот и выставлял всегда воевода, несмотря на беспечное спокойствие, сменяющие друг друга дозоры.
        Внимательно вглядываясь вперед и под ноги, первым шел следопыт Прошка. Весьма незаурядный малый, умеющий и зверя выследить, и притаившегося врага первым обнаружить. Вдруг он неожиданно замер и вскинул вверх указательный палец. Все застыли на месте. Прошка аккуратно шагнул вперед, присел на корточки и принялся что-то внимательно исследовать на земле. Затем, полусогнувшись, продвинулся дальше в лес, постоянно присматриваясь к чему-то на земле. Остальные дружинники оставались на месте, прислушиваясь и наблюдая за хитрыми маневрами Прошки.
        Прошка тем временем, видимо, уже закончил свое исследование и знаком позвал Евпатия.
        - Ну что тут у тебя, Прохор? - тихо спросил подошедший Евпатий.
        - Да местные, похоже. Точнее, местный, один. Сильно торопился, видать, но прошел недавно, мох совсем приподняться не успел. - ответил Евпатию следопыт.
        Местные вообще показывались на поверхности крайне редко, а появление одного из них рядом с новым лагерем, по-настоящему настораживало.
        Евпатий отправил двоих из отряда с донесением в лагерь, а с остальными спешно двинулся по следам местного. Идти пришлось всю ночь. Если бы не опытный Прошка, то либо уже давно бы потеряли в темноте след, либо обнаружили бы себя непримиримому врагу. А враг, он же местный, торопился, и даже очень. Потом уже Евпатий смекнул, что по-хорошему надо бы было еще направить пару людей, чтобы посмотрели, откуда местный пришел, но следопыт в отряде все равно был только один, да и поздно пришла умная мысль.
        Шли быстро, иногда почти бежали. Радовало одно: преследуемый направлялся и не в сторону их нового лагеря, и не в сторону болот, где обычно обитали его мерзкие собратья. А главное, враг совсем не маскировался, что облегчало слежку, но в то же время было очень странно и необычно для местного.
        К утренним сумеркам вышли на поляну трех холмов. Дальше двигаться напрямую за мерзким драконоголовым было опасно. И не только потому, что открытая местность, в отличие от леса, хорошо просматривалась. Уж слишком чувствительными были у этих тварей их раздвоенные языки, которыми они могли ощущать на значительном расстоянии, особенно при благоприятном ветре.
        Было решено двигаться по соседнему холму, параллельному тому, по которому направился драконоголовый. Все равно оба холма потом объединялись с самым большим третьим. Так что выйти на след преследуемого будет несложно.
        Передвигаться приходилось буквально ползком, иначе драконоголовый мог их увидеть.
        Уже недалеко от центрального холма дружинники спугнули землеройку, местную птицу средних размеров, выводящую птенцов не в гнездах, а в норах. Землеройка резко взмыла вверх, и если бы не Евпатий, быстро соткавший заклинание невидимого покрывала, глупая птица могла бы выдать весь их отряд.
        Дружинники залегли; пока они будут лежать, их не сможет увидеть даже самый острый глаз, об них можно было только споткнуться. Лежали молча, ведь магическое покрывало убережет от постороннего взгляда, но не от чуткого слуха.
        Когда уже всем показалось, что они пролежали затаившись достаточно долго, и если не начать двигаться дальше, то можно и упустить мерзкую тварь, а главное ее цель, вдруг раздался раскатистый и тревожный звук боевого рога.
        Трубили с центрального холма. Евпатий внимательно присмотрелся и увидел среди кустов на вершине центрального холма закованного в доспехи воина. Видимо, из-за слишком большого внимания к драконоголовому дружинники не заметили воина раньше.
        Почти сразу возле трубившего очутились еще несколько, похоже одетых и экипированных воинов. Их точное число рассмотреть было трудно, мешали кусты на вершине холма.
        Воины на холме, недолго посовещавшись, скрылись из виду.
        Евпатий раздумывал, что предпринять. Намерения и происхождение воинов были неизвестны. Сколько их там может быть еще в лесу за холмом? А главное, драконоголовый, уж не на встречу ли с этими воинами направлялась эта мерзкая тварь из проклятого рода предателей? Что означает сигнал рога?
        Пока Евпатий раздумывал, его тихонько толкнул в бок лежавший рядом Прошка и указал на другой конец поляны, противоположный центральному холму.
        Из леса выходил небольшой отряд драконоголовых. Во главе отряда, как всегда, была самка. Один из драконоголовых воинов нес на заплечных ремнях дуло пушки, другой, также на спине - небольшую собранную тележку.
        Выйдя из леса, драконоголовые остановились, те, что несли за спинами поклажу, быстро от нее освободились и, соединив вместе разрозненные части, соорудили полноценную пушку. Остальные просто достали свое обычное оружие, и весь отряд двинулся прямиком через поляну к центральному холму.
        Дружинники молча наблюдали за происходящим. Отряд местных двигался так, словно готовился к стычке. Но с кем? Если с воинами, что трубили в рог, так те уже убрались восвояси. Или затаились в кустах? Но тогда они просто расстреляют с холма немногочисленный отряд местных, даже не подпустив последних на расстояние рукопашной схватки. Только вот драконоголовые были какими угодно мерзкими тварями, но далеко не глупыми, чтобы всего этого не понимать. А тем более с ними самка. Все это выглядело довольно странно.
        Тем временем, когда отряд местных уже почти подошел к центральному холму, на последнем снова показались закованные с ног до головы в броню воины.
        Солнце в этих краях всходит быстро, поэтому теперь уже можно было четко разглядеть, что воинов на холме пятеро. Они, казалось, совсем не заметили присутствия у подножия холма драконоголовых, а когда заметили и вовсе повели себя странно. Казалось бы, при очевидной опасности, а тем более при наличии у врага огнестрельного орудия следовало немедленно рассредоточиться, а лучше залечь. А дальше действовать по обстоятельствам.
        Но драконоголовые пользоваться моментом для удобного обстрела скучковавшихся воинов тоже не спешили. Вместо этого они остановились, а их предводительница вышла вперед с поднятой вверх левой рукой, что могло означать только одно: она несет слово.
        Стремительности и безрассудству с какими, выкрикнув боевой клич, ринулся на местных один из воинов, подивился даже видавший виды Евпатий. Самым странным было то, что Евпатий совсем не почувствовал, чтобы заколебались магические нити и привели в действие артефакт воинов на холме.
        А вот предводительница среагировала быстро. Евпатий сразу почувствовал переплетение упругой кожи, которое сплела самка драконоголовых. Да и управляющий орудием монстр не медлил, правда, на миг показалось, что стрелял он все-таки по бегущему впереди, но когда ядро уложило сразу двух воинов за ним, все сомнения отпали.
        Дальше все случилось довольно быстро. Безрассудно бросившиеся в атаку воины были тут же смяты умелыми действиями драконоголовых. Ловко орудуя своим необычным оружием, они уложили нападавших без особых усилий. Добивать поверженных врагов монстры не стали. По команде предводительницы они, привычно лизнув несколько раз воздух, быстро собрали орудие и поспешно убрались туда, откуда пришли. Смысл стычки был совершенно непонятен.
        Дружинники, наблюдавшие всю непродолжительную схватку, по-прежнему молча лежали на соседнем холме, ожидая, что предпримет Евпатий.
        Решение Евпатий принял сразу, как только осознал, что действовать так, как воины на холме, могли только недавно призванные! Он сделал знак своим, чтобы оставались на месте, а сам поднялся и спокойно направился к поверженным воинам.
        Один из воинов, проигравших в недавней схватке, шатаясь поднялся и устремил свой взгляд на Евпатия. Вряд ли недавно призванным были известны законы слова, но это не значило, что Евпатий не должен их соблюдать. Остановившись и, на всякий случай положив правую ладонь на эфес меча, Евпатий поднял вверх ладонь левую и громко произнес:
        - Несу слово!
        Ульвэ молча стоял, хмуро уставившись на Евпатия.
        - Если ты со своими воинами не хочешь немедля скрестить наши мечи, а готов вступить в переговоры, - спокойно продолжал Евпатий, - то подними вверх правую ладонь и громко скажи, что мое слово принято.
        Ульвэ очень хотелось не просто скрестить мечи, а раскроить череп этому самоуверенному русичу в остроконечном шлеме, тем самым хоть как-то возместив горечь поражения от демоноподобных. К внезапной атаке русич, конечно, готов, вон и рука на эфесе, но сколько уже подобных этому воинов пало от быстрого меча Ульвэ? Да столько, что и счет давно потерян!
        Голова Ульвэ сильно гудела после перенесенного удара. Но совсем не это обстоятельство заставляло Ульвэ все еще стоять в бездействии. Остальные поверженные рыцари тоже не были причиной по которой Ульвэ тут же не набросился на говорившего. Уж что-что, а то, что ни один русский богатырь не сможет один на один устоять в схватке с ним, Ульвэ доказывал не раз. Но вот русский ли богатырь стоял перед Ульвэ? Нет, внешний вид не вызывал никаких сомнений, но речь!.. Богатырь говорил на чистейшем языке Ульвэ и его товарищей!
        - Откуда ты знаешь наш язык? - грубо выкрикнул в ответ Евпатию Ульвэ. - Или ты переодетый воин одного из орденов гроба господня?
        - Подними правую руку вверх и скажи, что мое слово принято! - не обращая внимания на вопрос, ответил Евпатий и на четверть вынул меч из ножен.
        Дружинники на холме, скрытые магическим покрывалом, внимательно наблюдали за действиями Евпатия. Если меч выйдет из ножен больше чем на треть, всем следует, обнаружив себя, подняться и приготовиться к атаке.
        - Ну хорошо, принимаю я твое слово! Что дальше? - махнул рукой Ульвэ.
        - Твоим воинам, тем, кто еще жив, требуется помощь. Я предлагаю ее тебе, - громко и в то же время спокойно ответил Евпатий.
        - Чем ты, русский лапоть, можешь помочь мне и моим воинам? - грубо ответил Ульвэ, сделав особое ударение на русском лапте.
        Не обращая внимания на грубость и явную провокацию со стороны Ульвэ, Евпатий вогнал свой меч обратно в ножны и, повернувшись к холму, с которого только что спустился сам, крикнул:
        - Прошка, Игнатий, Богдан! А ну, гляньте-ка, что там наверху? Еще двое со мной, остальные на страже!
        Обалдевший Ульвэ округленными глазами наблюдал, как, словно из-под земли, на холме вырастали русские воины. Все в полном боевом вооружении, при доспехах, щитах и оружии. Трое из русских воинов, двое вполне зрелых и один помоложе, быстро направились к тому месту, где лежали тела Виктора и Трувора. Еще двое быстро подошли к появившемуся первым русичу, и они вместе пошли к месту недавней схватки.
        Евпатий осмотрел стонущего Михаса, затем перевернул и прислушался к дыханию Генриха.
        - У этого хребет перебит, сам идти не сможет, а вот второй, кажись, целехонек, только без сознания, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Евпатий.
        - Тут один, кажись, еще дышит! - прокричал с холма Прошка.
        - Значит, так, - обратил наконец внимание Евпатий на безучастно стоявшего Ульвэ. - Вам всем следует отправиться с нами. Выживет ли твой товарищ, в которого угодило ядро, неизвестно. А вот остальных, кроме, конечно, того, что остался без головы, на ноги поднимем наверняка, но для этого надо добраться до нашего лагеря. Положение лагеря никому из чужаков знать не следует. Поэтому вам всем завяжут глаза, но вы останетесь при оружии, потому как не в полон вас берем, а в гости приглашаем. Если не согласен, мы просто уйдем. Выбирай.
        Обескураженный событиями последних дней, а особенно последнего получаса, Ульвэ стоял, молча уставившись на русского богатыря. Слова Евпатия доходили до Ульвэ туго и как-то непонятно, словно все это дурной сон. Но Ульвэ точно знал, что не спит. Что же тогда происходит? Все они попали в заколдованные леса где-нибудь под Новгородом или Псковом, где творится неведомая магия? В лесах этих обитают страшные полулюди и русские волхвы, которые непонятными чарами прячут от глаза смертного своих воинов?
        Неожиданно для самого себя, Ульвэ произнес:
        - Ты не ответил мне, откуда знаешь язык моих сородичей.
        Евпатий внимательно посмотрел на старавшегося держаться уверенно и с достоинством рыцаря, и, вздохнув так, словно ему приходиться объяснять очевидные вещи неразумному малышу, ответил:
        - Я разговариваю с тобой на общем языке. Ты стал его понимать, как только здесь оказался, и я не знаю, как это происходит, но в нашем мире все разумные твари могут понимать друг друга. Со временем ты вспомнишь и свой язык… Однако мы теряем время, а оно тем более дорого, что путь не близкий. Ты принял решение?
        - А почему ты решил, что именно я должен принимать решение? - с вызовом ответил, не очень поняв, о чем говорил Евпатий, Ульвэ.
        - Разве не командир принимает решения, влияющие на судьбу его воинов?
        Объяснять врагу, что он, Ульвэ, вовсе не командир, совсем не хотелось. Но русич был прав, медлить нельзя, а учитывая, что только он, Ульвэ, и в состоянии был сейчас принимать решения, выбора не оставалось. Следовало принимать решение: либо согласиться пленить себя и своих товарищей русичами, либо скорее всего оставить товарищей на верную гибель.
        - Послушай, мил человек, - заговорил начинавший выходить из себя Евпатий, - молодцы мои притомились уже, а ты соображаешь уж больно долго. Здесь остаться предпочтешь и сам своих выхаживать будешь али все же с нами идти согласен?
        - Этими воинами я не командую, но все они мои боевые братья, поэтому я пойду с тобой и твоими воинами, другого выхода у нас нет, - ответил Ульвэ.
        - Ну и славно! - впервые за все время улыбнулся Евпатий.
        Через некоторое время удалось привести в сознание Генриха. По голове ему досталось значительно сильнее, чем Ульвэ, поэтому он долго пялился на снующих вокруг русских воинов, выполняющих указания Евпатия, не понимая, где он и что происходит.
        А дружинники тем временем соорудили из своих щитов и веток деревьев пару носилок для Трувора и Михаса, затем навалили кучу сухих веток и небольших деревцев, куда возложили тело обезглавленного Виктора.
        К погребальному костру подошел Евпатий и, встав на одно колено, стал растирать друг о друга ладони, слегка на клонив при этом голову.
        Ульвэ и Генрих молча наблюдали, как русский волхв приложил одну ладонь к груди, а другую поднес к сухим веткам. Почти сразу среди веток вспыхнул маленький огонек, который быстро превратился в слишком яркое и горячее для обычного пламя.
        По христианскому обычаю, тело, конечно, должно было быть предано земле, но ни Ульвэ, ни Генрих не спорили с решением русичей о кремации.
        Смотреть, как догорает погребальный костер, не стали, надо было думать о живых, а не о мертвых. Жизнь Трувора, перенесшего страшный удар, висела на волоске, и его было необходимо как можно быстрее доставить к знахарю.
        Как и было оговорено, всем рыцарям, даже тем кого несли на носилках, не исключая Трувора, завязали глаза плотной тканью. Но это было единственное, в чем их ограничили. По большому счету любой из них мог сорвать повязку, но это уже было нарушением уговора, на которое не решался даже так ненавидящий русских Ульвэ.
        В путь двинулись спешно. Ульвэ и Генрих помогали нести на носилках раненых товарищей. Казалось бы, идти с повязками на глазах должно быть неудобно, но после магических манипуляций Евпатия Ульвэ и Генрих бодро и уверенно зашагали, просто держась сзади каждый за свои носилки.
        Глава 3. Дети драконов
        Отряд местных возвращался в свои болота. Они не выполнили задание владычицы, а это явно не понравится совету сестер. Крагх винил в неудаче только себя. Даже несмотря на то что он действовал по строгому указанию Сильмары, их предводительницы, легче от этого не было.
        А ведь так все было гладко. Совет сестер огласил, что оракул почувствовал новые колебания магических нитей, связанных с кристаллами перемещения. Владычица немедленно выслала их отряд под командованием Сильмары к месту предполагаемого перемещения. Крагху, как самому быстрому, поручили двигаться впереди основного отряда и первым обнаружить вновь призванных.
        Бегать на большие расстояния мог любой из детей драконов, но так быстро и долго, как Крагх, не мог никто из его племени. И Крагх бежал. Изредка приходилось останавливаться, чтобы наладить терявшуюся связь с Сильмарой, но как только он чувствовал, что магические нити связи восстановлены, снова отправлялся к намеченной цели.
        Преодолев значительную часть пути, Крагх по магическим нитям получил сигнал от Сильмары, что его преследует отряд русичей. Но приказ был, несмотря ни на что, держаться намеченной цели. Сильмара уверила, что у нее все под контролем. Крагх лишь стал чуть чаще оглядываться и пробовать языком воздух. Но сам он русичей не чувствовал, если за ним кто и шел, то это были хитрые и бывалые воины.
        И вот уже гребень дракона, или, как ее еще называют, поляна трех холмов. Крагх уже чувствовал своим языком вкус металла и плоти намеченной цели, вновь призванные были совсем рядом.
        Мысленная связь с Сильмарой была потеряна, видимо, он слишком отдалился от отряда. Ждать, когда отряд его догонит, Крагх не хотел, лучше было осторожно подобраться к вновь призванным, а там и связь с Сильмарой наладится.
        Крагх осторожно устремился к намеченной цели. Но где же русичи? Их вкуса Крагх так и не ощущал. Уже подходя к становившимся все ближе рыцарям, Крагх уловил, еле ощутимый вкус других воинов, отличных от тех, к которым он направлялся. Крагх замер, проводил взглядом улетающую с противоположного холма в лес землеройку, несколько раз лизнул языком воздух, но никаких новых вкусов не ощутил. А вот вкус стоявшего на холме рыцаря, ощущался четко.
        Крагх осторожно направился к вершине среднего холма и тут почувствовал, что воин на холме начинает удаляться. Испугавшись, что вновь призванные могут уйти от детей драконов, Крагх, забыв про осторожность, быстро направился к месту, где только что чувствовался вкус рыцаря.
        Крагх не знал, что стоявший на посту Ульвэ всего на всего пошел будить смену. Может быть, еще сказался длительный марафон, как ни крути, а даже самый быстрый и неутомимый среди детей драконов чувствует усталость. А усталость неизменно приносит с собой ослабление внимания и потерю концентрации. Так или иначе, но Крагх выходя на холм, не почувствовал, что один из рыцарей отделился от остальных и поднимается на вершину.
        Крагх и рыцарь вышли к месту, которое рыцари облюбовали как наблюдательный пост, почти одновременно. Рыцарь, с наполненными ужасом глазами, замер, уставившись на вышедшего на него из густого кустарника Крагха. Крагх, испуган не был, ведь различных воинов он повидал немало, но от неожиданности тоже замер на месте. В бой с вновь призванными Сильмара вступать строжайше запретила, уже то, что Крагх себя обнаружил, приравнивалось к провалу.
        Секунды, которые рыцарь и представитель расы детей драконов стояли, уставившись друг на друга, тянулись так, словно время остановилось. Рыцарь боялся шелохнуться, так как его переполнял ужас, а Крагх просто был не готов к встрече, а инструкций на этот счет не было. Он имел четкие указания выследить вновь призванных и дожидаться подхода Сильмары с отрядом. То, что Крагх мог позволить обнаружить себя, никому и в голову не приходило.
        Внезапно Крагх почувствовал нити Сильмары; видимо, она с отрядом была уже недалеко. Предводительница мгновенно считала ситуацию и послала приказ Крагху немедленно скрыться и двигаться к ней. Крагх сразу же быстро шагнул обратно в кусты и помчался назад, ориентируясь по сигналам Сильмары.
        Уже удалившись на значительное расстояние, Крагх услышал, как пришедший в себя рыцарь затрубил в рог поднимая тревогу.
        Сильмара была в бешенстве. И хотя внешне она, как и подобает предводительнице, оставалась спокойной, внутри у нее все кипело и она почти дрожала от гнева. А ведь это совет сестер с владычицей навязали ей этого сопляка Крагха, сама Сильмара всегда знала, что молодость - не лучшее подспорье в важных делах. А больше всего Сильмару бесило, что отвечать все равно придется ей, даже несмотря на то что брать Крагха на это дело она не хотела. Но сейчас предаваться гневу не было ни смысла, ни времени. Надо было быстро принимать решение и действовать. Раз не удалось подойти к вновь прибывшим по-тихому, Сильмара решила действовать в открытую.
        Сильмара не учла только одного обстоятельства, - страха. Она надеялась, что, выйдя в открытую на поляну трех холмов, даст возможность рыцарям обдумать ситуацию и не принимать скоротечных решений. А вышло все совсем иначе.
        Так загнанная в угол крыса от страха бросается на человека, так птица защищает своих птенцов от лисицы, так воины, знающие, что выжить уже не удастся, сражаются с удвоенной силой и яростью. Во всех этих случаях страх рождает бесстрашие. А то, что воины, устремившиеся в атаку, не дав Сильмаре произнести слово, были напуганы, сомневаться не приходилось. Страх и отчаяние гнали рыцарей в атаку на детей драконов. И последним ничего не оставалось, как принять бой.
        Ярости у атакующих было не занимать, но подвело явное незнание недоступной для человека манеры боя детей драконов и отсутствие опыта сражений, в которых используются сила и мощь огнестрельных орудий.
        Все закончилось очень быстро и без потерь для местных, но это был провал. Провал всего задания, порученного Сильмаре и ее отряду. А тут еще эти русичи. Сразу после боя ветер слегка изменил направление, и Сильмара явственно ощутила привкус тех, кто выслеживал Крагха. Видимо, и сейчас они затаились где-то недалеко.
        Вступать в бой с русичами было опасно и совсем не входило в планы Сильмары, поэтому пришлось быстро уходить и скрыться в лесу, направляясь обратно в болота.
        И сейчас отряд Сильмары понуро брел по лесу с чувством невыполненного долга.
        Почва под ногами постепенно становилась все мягче и водянистей, начинались болотные топи, места, куда человеку было не пройти. Высокий лес сменился низкорослыми деревцами, многие из которых были давно мертвы.
        Отряд Сильмары остановился. Дальше без облегчающего заклинания детям драконов пришлось бы потерять много времени для преодоления болот, а простой смертный остался бы в этих топях навсегда.
        Сильмара надавила двумя ладонями на водянистый болотный мох, пока не образовалась лужица; в ней предводительница умыла руки и, уловив силу воды, сплела из ее нитей заклинание облегчения. Теперь каждый воин ее отряда мог спокойно идти по болоту, так как вес каждого стал в десять раз легче.
        Когда отряд Сильмары подошел к водяным вратам, как раз заканчивалось заклинание облегчения, но его больше и не требовалось. Дети драконов вслед за предводительницей один за другим нырнули в зеркальную гладь воды и устремились по водным туннелям в свои подземелья.
        Ни один человек не смог бы так долго обходиться без воздуха, но дети драконов людьми не были. Поэтому примерно через две четверти часа все воины спокойно вынырнули в родных подземных пещерах.
        На выходе из водных туннелей, как всегда, стояла стража каменных воинов. Признав своих, стража расступилась перед отрядом Сильмары, чтобы вновь сомкнуть свои каменные ряды. Крагх шел последним, зная, что подвел предводительницу и загубил все дело, он чувствовал на себе всю вину, хотя знал, что ответит за все Сильмара. Но от этого на душе было еще пакостней, что было совершенно не характерно для представителя племени детей драконов. Сильмара отпустила отряд на отдых, а сама направилась в зал совета. Все сестры уже были на месте и ждали ее.
        - Что ты можешь сказать в свое оправдание, Сильмара? - спросила одна из сестер остановившуюся в центре зала Сильмару.
        Сильмара не спешила с ответом. Она молча обвела взглядом совет сестер и остановила взор на владычице, трон которой возвышался над советом. Владычица была спокойна, в ней не чувствовалось ни гнева, ни злобы на Сильмару, а только легкое любопытство. Владычица словно наблюдала за муравьем, которого засыпали горстью песка и было интересно, как быстро он выберется, чтобы быть засыпанным снова.
        Такое состояние владычицы было самым опасным. Это могло означать только одно: все уже решено и совет просто хочет соблюсти формальности, по которым положено выслушать виновного.
        - Сильмара, мы собрались здесь, чтобы выслушать тебя, а не лицезреть твое молчание, - с некоторыми нотками раздражения продолжала одна из сестер совета после затянувшейся паузы.
        Но Сильмара по-прежнему продолжала молчать. Она слегка склонила голову набок, и с интересом рассматривала совет и владычицу, словно ей выпала редкая возможность взглянуть на них, хотя на самом деле она лично знала каждую и часто присутствовала на собраниях совета. Еще бы, ведь она являлась первой кандидаткой на вхождение в совет сестер!
        Но затягивать с молчанием не стоило; даже учитывая, что решение уже наверняка принято советом, усугублять положение было себе дороже.
        - Мы не выполнили задание… Точнее, я не выполнила, - спокойно произнесла Сильмара после небольшой паузы.
        Сестры совета переглянулись с негодованием и возмущением. Если бы не присутствие владычицы, многие не стали бы сдерживать свой гнев. Всех сестер возмутило и даже разозлило спокойствие Сильмары, с которым она произнесла последнюю фразу. В голосе Сильмары не было и намека на раскаяние.
        Тем временем владычица сделала знак остальным успокоиться и решила сама вести допрос.
        - Не надо нам сообщать то, что мы знаем и так. - медленно заговорила владычица. - Объясни нам, как ты, еще вчера будучи кандидаткой на вступление в наш совет, сегодня так опозорилась? Как ты могла допустить, чтобы Крагх выдал себя вновь призванным?
        - Осмелюсь напомнить, что Крагх слишком молод для участия в подобных делах, а также прошу не забывать, что именно совет настоял на присутствии Крагха в моем отряде, - ответила Сильмара.
        - Ты знаешь пророчество оракула не хуже нас! Крагх последний из рожденных!.. - не выдержала одна из сестер. - Да, ты не хотела его брать с самого начала, но как же тогда сбудется пророчество? Или ты и предсказания оракула ставишь под сомнение?!
        Сильмара не стала отвечать на выпад, а продолжила свою речь так, словно общалась с одной владычицей, игнорируя совет сестер.
        - Крагх удалился слишком далеко, я не могла его контролировать, а когда смогла, он уже допустил ошибку. Возможно, все еще можно было исправить, но там были русичи. Русские витязи шли по следам Крагха, а я с отрядом замыкала эту цепочку преследования…
        - Крагх знал, что за ним следят? - перебила Сильмару владычица.
        - Да, я дала ему знать, но главным было само задание, поэтому было принято решение не обращать до поры на русичей внимания, - ответила Сильмара.
        По рядам сестер совета пронесся неодобрительный шепот, но встревать в разговор Сильмары и владычицы больше никто не решился.
        - Когда Крагх обнаружил себя, - продолжала Сильмара, - и, видимо, сильно напугал вновь призванных, я решила нести слово…
        - Где в это время были русичи? - снова перебила Сильмару владычица.
        - Где-то прятались, скорее всего за магическим покрывалом, - ответила Сильмара. - Но я ясно почувствовала их присутствие только после стычки с вновь призванными рыцарями.
        Владычица молча дослушивала рассказ Сильмары, иногда монотонно кивая, но больше не перебивая и не задавая вопросов.
        Когда Сильмара закончила, поведав до конца всю историю, включая недолгую стычку, владычица поднялась со своего трона и произнесла привычную и обязательную в таких случаях фразу:
        - Совет сестер вынесет свое решение после совещания. Всем участникам ожидать на своих местах!
        Ожидать пришлось одной Сильмаре, потому что других участников не было вовсе. Но таков был обычай подобных мероприятий, а правила в зале совета сестер соблюдались неукоснительно.
        Владычица села обратно на свой трон и положила ладони на специальные шарообразные выступы, находящиеся по бокам от трона. Остальные сестры совета проделали то же самое, после чего все закрыли глаза, и в зале совета наступила тишина ожидания.
        Сильмара знала, что эти кресла с шарообразными выступами были когда-то подарены Колдуном и являлись частью своеобразной дани, которую Колдун заплатил за мирный договор с детьми драконов. Кресла колдуна преобразовывали магические нити сестер таким образом, что они могли вести одновременную бессловесную беседу. В обычной обстановке женщинам детей драконов была дана сила на мысленную связь лишь с мужчинами их племени, но не друг с дружкой.
        Ожидание всегда томительно, а когда в твоем присутствии обсуждают твою дальнейшую судьбу, но ты не слышишь обсуждения, томительно вдвойне.
        Сильмара, однако, сохраняла свое обычное хладнокровное спокойствие. А вот совещание явно затягивалось, и Сильмара сначала начала скучать, а потом и волноваться. Видимо, совет сестер никак не мог прийти к единому мнению о ее дальнейшей судьбе.
        Но в конце концов ожидание закончилось. Владычица и сестры открыли глаза, убрали ладони с шарообразных выступов по бокам кресел, а Сильмара приготовилась выслушать принятое решение.
        Владычица снова поднялась со своего трона и почти торжественно начала оглашение решения, принятого советом сестер.
        - Предводительница Сильмара за невыполнение задания, порученного ей советом сестер, а также за недолжное отношение к предсказанию оракула и, тем самым, подвергающее опасности вымирания все племя детей драконов, приговаривается к следующим наказаниям:
        Первое. Предводительницу Сильмару исключить из кандидаток на вступление в совет сестер на неоговоренный срок, то есть бессрочно.
        Второе. Предводительница Сильмара назначается послом в замок Каэр Морт для урегулирования вопросов с Некромантом. Детали дипломатической миссии посла будут оговорены дополнительно.
        Владычица, огласив решение совета, снова села на свое место. Официальная часть была закончена.
        Приговор, объявленный Сильмаре, был настолько суров, что, выслушав его, Сильмара слегка отшатнулась назад, поняв, что ее не просто списали, а, буквально, приговорили к смерти. Любой здравомыслящий человек и нечеловек прекрасно знал, что идти в Каэр Морт под любым предлогом было равносильно самоубийству.
        - И в чем же будет заключаться моя миссия как посла? - с некоторой издевкой спросила Сильмара.
        - Не стоит так реагировать на приговор, Сильмара, ты не хуже нас знаешь наши законы, - отвечала одна из сестер совета.
        - К тому же информация, с которой ты пойдешь к Некроманту, будет ему очень полезна. Главное, успеть ему об этом сообщить, - продолжала другая сестра совета.
        Сильмара смотрела на говоривших. В последней фразе была заключена вся суть: «Главное, успеть ему об этом сообщить»! Вот только очень интересно как! Пройти сквозь толпы живых мертвецов и всякой другой нечести, чтобы что-то сообщить Некроманту, еще никому не удавалось.
        - О чем твои мысли, Сильмара? - вдруг с неожиданной заботой спросила владычица. - Ты, верно, думаешь, что мы решили просто избавиться от тебя как от инакомыслящей?
        - А разве это не так? - спросила в свою очередь Сильмара.
        - Нет, - спокойно отвечала владычица. - Не забывай, что еще вчера ты была в шаге от вступления в наш совет, но твоя последняя миссия… Да, ты действительно пренебрегаешь оракулом и явно показываешь свое пренебрежение его предсказаниями. Мы все это знаем. Знаем мы и то, что у тебя есть на это весьма веские причины. Но и ты знаешь, что в наш совет берут наиболее сильных и достойных и нет более крепких связей, чем между сестрами совета! Ты почти стала одной из нас, почти стала нам родной! Разве можем мы обрекать тебя на гибель?
        Сильмара слушала речь владычицы, пытаясь уловить, насколько та честна и откровенна. Все попытки Сильмары услышать подвох в словах говорившей успехом не увенчались. Очень походило на то, что владычица говорила от чистого сердца и не кривя душой.
        - Но теперь я обычная предводительница племени. Таких, как я, сотни тысяч! А значит моя судьба интересна совету сестер не более, чем судьба любой другой! - заявила Сильмара.
        - Это неправда. Ты - сильнейшая из всех. А то, что мы исключили тебя из кандидаток, не сделало тебя слабее. Твои способности управлять нитями все так же велики. Большинство из нас не могло похвастаться такими же данными до вступления в совет! - сказала одна из сестер совета.
        - К тому же, - продолжала другая сестра, - учитывая, что нас, сестер, осталось всего десять, рисковать никем из нас нельзя, ты это знаешь…
        - Очень удобно, - перебила Сильмара, - а мной, значит, можно рискнуть, от этого никому хуже не будет?
        - Прекрати! - возмутилась владычица. - Не заставляй нас принять решение об изгнании!
        Сильмара замолчала. Похоже, она и впрямь начала перегибать палку. А позора изгнания еще никто не выдерживал. Успокоив свою взрывную натуру, она перешла ближе к делу.
        - Хорошо, решение совета - это закон для любого из племени детей драконов. Я готова выполнить миссию посла.
        Глава 4. Томительное ожидание
        Уже третий день братья во Христе и рыцари богородицы пребывали в лагере русичей. Лагерь, правда, скорее походил на большое поселение или даже небольшой город, обнесенный деревянным частоколом, с домами и теремами внутри. Интересной особенностью лагеря было то, что дозорные деревянные башни находились не только по периметру вдоль забора, а и внутри, прямо посреди улиц. Зачем это было нужно, никто из рыцарей не понимал, но складывалось ощущение, что для наблюдения за самим городком.
        Жили рыцари в небольшой избе, по соседству с которой были еще две такие же, но в них никто не жил. Все три избы были обнесены общим забором. У калитки, снаружи забора, всегда дежурили двое русичей в полном боевом снаряжении. Выходить за забор рыцарям запрещалось.
        Внутри изба, куда поселили рыцарей, состояла из одного помещения. Три стены из четырех были оборудованы двухэтажными кроватями, а посередине стоял прямоугольный стол с шестью стульями. То есть хотя рыцарей было четверо, но все было оборудовано для проживания шестерых человек.
        В первый же день, когда рыцарей привели в лагерь, их обследовал местный знахарь, который все время причитал и сожалел, что нет больше с ними девок, они, мол, в два раза быстрее раненых на ноги поднимали. Но несмотря на причитания, знахарь свое дело знал. Что-то пошептал возле Генриха и Ульвэ, положив им на головы руки, и от мучившей обоих головной боли и тошноты ничего не осталось.
        А вот с Михасом и Трувором лекарь возился намного дольше. Но в конце концов, подивившись живучести Трувора, в которого угодило пушечное ядро, изрек, что пока ничего не ясно, надо ждать. Михаса же уверил, что скоро хребет срастется и он будет бегать как раньше.
        Знахарь навещал воинов два раза в день, утром и вечером. Михаса поил какими-то пахучими отварами, а Трувора натирал мазью, все время что-то нашептывая.
        Кроме знахаря три раза в день рыцарей навещал следопыт Прошка, который приносил им еду и все время пытался шутить и разговорить рыцарей. Но последние почти не шли на контакт, предпочитая отмалчиваться, и лишь интересовались, когда их примет местный воевода.
        Настроению рыцарей удивляться не стоило. Как ни крути, а чувствовали они себя именно пленниками, а не гостями, третьи сутки томительного ожидания давали о себе знать. Прохора вообще воспринимали как надзирателя, лишь к знахарю относились с невольным уважением.
        Вот и сейчас угрюмый Ульвэ сидел за столом, нервно барабаня пальцами по его деревянной поверхности.
        - Ну что, Генрих, как думаешь, долго нас еще русские откармливать будут?
        Генрих, никогда не отличавшийся болтливостью, и сейчас ответил не сразу.
        - Подождем, а там видно будет.
        - Ну да, конечно, куда уж виднее… - проворчал недовольный вечной неразговорчивостью Генриха Ульвэ. - Я вон смотрю, и Михас не особо беспокоится, знай молится своей богородице, да ждет когда хребет зарастет, даром что подняться пока не может.
        Ворчаний Ульвэ ушедший в себя Михас не слышал. И хотя действительно был человеком очень верующим, но сейчас он не был увлечен молитвой, а вспоминал, как братья тевтонского ордена принимали его в свои ряды.
        Михас был чистокровным немцем и членом старого дворянского рода, что и позволило ему быть принятым в орден рыцарей богородицы. Михас заранее знал, что быть членом ордена означало лишить себя многих жизненных удовольствий, но ради веры в Христа, который принял мучения за все грехи человеческие, Михас был готов и на большее.
        При вступлении в братство одетые в черные туники и белые плащи с черными крестами на левых плечах братья встретили Михаса следующими суровыми словами: «Жестоко ошибаешься, ежели думаешь жить у нас спокойно и весело; наш устав - когда хочешь есть, то должен поститься, когда хочешь поститься, тогда должен есть; когда хочешь идти спать, должен бодрствовать; когда хочешь бодрствовать, должен идти спать. Для ордена ты должен отречься от отца, от матери, от брата и сестры, и в награду за это орден даст тебе хлеб, воду да рубище».
        Устав ордена был строгий: рыцари жили вместе, спали на твердых ложах, ели скудную пищу за общею трапезой, не могли без позволения начальников выходить из дому, писать и получать письма, не смели ничего держать под замком, чтоб не иметь и мысли об отдельной собственности, не смели разговаривать с женщиной.
        Михас терпел все тяготы и лишения ордена, твердо веря, что все это необходимо для очищения души и тела. Как и другие братья, он кроме обыкновенных монашеских обетов был обязан ходить за больными и биться с врагами веры. И Михас бился, бился бесстрашно и беспощадно, твердо веря, что трупами врагов веры вымощена дорога в рай. Личной ненависти или неприязни к врагам никогда не испытывал, просто делал богоугодное дело.
        Вот и к русичам Михас относился просто как к заблудшим овцам, неправильно истолковывающим каноны веры и требующим правильного пастыря…
        - Михас! Черт тебя дери! Ты что, не слышишь, что я с тобой разговариваю?! - донесся до Михаса недовольный окрик Ульвэ.
        Лежащий на ложе Михас приоткрыл веки и повернул голову в сторону Ульвэ.
        - Извини, Ульвэ, я просто ушел в себя.
        - Ушел в себя? А я вот начинаю из себя выходить! Эти лапотники держат нас здесь, а их воевода все не соизволит нас принять! Только и видим, что затылки караульных да морды следопыта с лекарем!
        - Перестань, Ульвэ, мы же не послы, чтобы нас принимать. Лекарь их свое дело знает, с каждым днем движения доставляют мне все меньше боли, может, с божьей помощью, и Трувор из забытья выйдет. А Прохор, что еду нам приносит, просто любопытный малый, - спокойно ответил Михас.
        - Мне бы твое спокойствие! - не унимался Ульвэ. - Если бы не ваше с Трувором положение…
        - Прекрати! - оборвал говорившего Михас. - Вот из-за того, что братья вашего ордена прославились своей несдержанностью и несоблюдением обетов ордена, вас так долго и не хотели с нами объединять! Может, верно считали, что ваше вступление в наш орден подорвет авторитет тевтонцев?
        В ответ Ульвэ лишь ударил кулаком по столу. Он прекрасно понимал, что из-за личной ненависти к русским витязям затевает глупую ссору со своими братьями, но три дня бездействия в плену врага заставляли закипать его кровь.
        - Чего шумите, славные воины? - раздался на пороге голос вошедшего следопыта Прошки. - Али так проголодались, что урчащие животы к раздору тянут?
        Говорившие рыцари тут же умолкли. Прохор прекрасно понимал, что для них он что-то вроде надзирателя, но несмотря на это, продолжал вести себя так, словно был их давним товарищем.
        - Ну ничего, - продолжил, улыбаясь, следопыт, - пустые животы - это дело поправимое. Я вот вам харчей принес, отведайте, не побрезгуйте! Как всегда, все с пылу с жару!
        С этими словами Прохор подошел к столу и поставил на него большой, вкусно пахнущий чан, а рядом положил свежий каравай ароматного хлеба. Только теперь рыцари заметили, что сегодня поклажа Прошки была в два раза больше, чем обычно, а возле порога стоит еще один чан.
        - Скажи нам, русич, а чего это ты еды сегодня в два раза больше принес? Мы тут у вас без дела третий день маемся, как псы в будке и за оградой, аппетиту что-то не нагуляли на двойные порции, - спросил, не скрывая неприязни, Ульвэ.
        - Так вторая порция не вам предназначена. Домики рядом с вашим видели? Так вот, должны соседи сегодня к вам пожаловать, еще одно новоселье у нас. Только вы уж не серчайте особо, но общаться вам с ними пока не полагается, потому теперь вам из вашей избы выходить нельзя, так что теперь караульные еще и возле вашего крылечка дежурить будут. Но это все только вам на пользу, славные рыцари, вы уж не серчайте.
        Прохор едва успел договорить, как вскочивший из-за стола Ульвэ сгреб его за грудки и, приподняв над полом, больно ударил спиной и затылком о деревянную стену избы.
        - Ты тут можешь, мерзкий щенок, сколько угодно заливаться соловьем, - шипел сквозь зубы обозленный Ульвэ, - но до каких пор нас еще будут здесь держать? Зачем мы вам? А теперь еще и во двор нельзя выйти? Когда нас воевода примет?!
        - Ой, отпусти, мил человек, пока дух из меня весь не вытряс! - жалобно завопил Прошка. - Да почем мне знать? Мое дело маленькое - покушать вам принести, а что, когда да зачем - мне не ведомо!
        - Евпатий где? - не унимался Ульвэ. - Почему он не приходит? Он нам встречу с воеводой обещал. Говорил, что тот как дорогих гостей нас примет!
        - Так Евпатий мне о своих планах не докладывает! Он начальник, ему видней! - продолжал оправдываться Прошка.
        В это время стоявший возле окна Генрих подошел к Ульвэ и кивком головы указал на ведущее во двор окно. Ульвэ отпустил Прохора, подошел к окну и увидел, как сквозь калитку входят несколько дружинников, а с ними пятеро необычно одетых воинов.
        - Ну вот, что я вам говорил? - бодро, как ни в чем не бывало, проговорил Прохор. - Вот и соседи ваши пожаловали.
        На слова Прошки, как и на него самого, ни Генрих, ни Ульвэ никак не отреагировали. Они внимательно наблюдали, как их новых, весьма необычных соседей ведут через двор к соседней избе.
        Люди, шедшие через двор с дружинниками, были одеты в пятнистые штаны и пятнистые куртки. Общий фон одежды был зеленого цвета с пятнами более светлых и темных оттенков. Обуты новые соседи рыцарей были в высокие шнурованные ботинки черного цвета. Из доспехов на каждом имелся сомнительного вида панцирь, прикрывавший грудь и спину, а шлемы на головах были и вовсе никчемные, защищали только верхнюю часть головы, оставляя совершенно открытыми шею лицо и челюсть. Оружия у новых соседей не было видно, если, конечно, не считать оружием небольшие ножи за поясом.
        Пока рыцари наблюдали в окно за происходящим во дворе, Прохор направился к выходу.
        - Счастливо оставаться и приятного аппетита. Не ссорьтесь больше, а мне пора, - произнес на пороге выходящий Прохор и сразу прикрыл за собой дверь.
        Как и было обещано, у крыльца дома рыцарей теперь дополнительно дежурили два дружинника. Такое же число дружинников было выставлено и возле дома, где поселили странных соседей рыцарей.
        Покинув рыцарей, Прохор передал караульным еду для новых соседей, а сам сразу направился к Евпатию. Впрочем, последний сам уже ждал Прохора, которого встретил недалеко от калитки.
        - Ну, что, Прошка, судя по твоему виду, результаты прежние? - спросил Евпатий.
        Надо сказать, что Прохор был не просто обычным следопытом. Он не только умел хорошо ориентироваться в лесу и различать любой след. Прохор вообще был очень наблюдательный и умел замечать то, чего другие не видели. Обращать внимание на каждую мелочь давно вошло у Прохора в привычку. Именно поэтому ему, а не кому другому, под видом разносчика пищи было поручено наблюдение за рыцарями. Ведь даже когда разъяренный Ульвэ сгреб Прохора за грудки, Прохор не переставал вести наблюдение и анализировать. Это было совсем не сложно, главное - изобразить испуг и, вытаращив глаза смотреть, на угрожающего, а самому при этом видеть, слышать и чувствовать все, что происходит вокруг.
        Один из наставников в их лагере, которого все называли мастер Кешка, владел действительно уникальными знаниями и особенно хвалил Прохора за его дар. Прохор прекрасно усваивал уроки «мастера хитрости», как еще называли Кешку.
        Мастер любил демонстрировать часть своей науки, сажая учеников на скамейку, а в нескольких метрах втыкая в землю копье.
        - Смотрите внимательно на это копье, сейчас вы видите его очень хорошо. А теперь, не отрывая взгляда от копья, надо увидеть все, что находится вокруг, но надо обязательно продолжать смотреть только на копье! Итак, вы видите зеленую траву, небо и облака вдали, ограду, меня, собственные ноги и лежащие на них руки и еще очень многое, хотя смотрите только на копье! Так происходит всегда: когда вам кажется, что вы смотрите только на что-то одно, вы видите и многое другое, но не воспринимаете то, что видите. Просто сейчас я вам помог это сделать, а вы должны научиться это делать сами. Надо уметь освобождать свой разум от узости зрительного восприятия.
        Теперь закройте глаза. Сейчас вы были сосредоточены на тренировке зрения, но ведь есть еще слух! Вы отключили зрение, чтобы лучше сосредоточиться на слухе. Послушайте все, что доносится до ваших ушей. А ведь это не только мой голос, на котором вы были сосредоточены. Теперь рассейте свое внимание: вы можете услышать пение птиц, шум ветра в кронах деревьев, кто-то прошел мимо ограды, где-то вдалеке залаяла собака, даже собственное дыхание и дыхание товарищей доносится до ваших ушей… Вы всегда слышите много, но надо научиться это многое воспринимать.
        А теперь отвлекитесь от слуха и обратитесь к чувственному восприятию. Для начала почувствуйте вес собственного тела, давящего на табурет, тяжесть лежащих на коленях рук, прикосновение к телу одежды и обуви, амулет на груди и браслет на руке, дуновение ветра… Видите, как много вы чувствуете и не обращаете на это внимания…
        Очень хорошо, откройте глаза. Как вы поняли, чтобы видеть, слышать и чувствовать, надо не так уж и много - уметь раскрыть свои чувства. А если вы еще и научитесь раскрывать их вместе, а не по отдельности, то будете видеть невидимое, слышать неслышимое, чувствовать неосязаемое.
        Так учил мастер Кешка.
        Прохор отлично усвоил уроки мастера, только вот с рыцарями ему ничего добиться не удалось. Как ни старался Прохор включить все свои чувства, как ни наблюдал - ничего необычного не было. Вывод был только один - рыцари и сами пока не знают своей силы. Об этом Прошка и доложил Евпатию.
        - Прав ты, Евпатий, нет пока результатов. Проверить их, думаю, надобно, лучше по одному. Сам знаешь, направление магических нитей не сразу дается…
        - Знаю, - задумчиво ответил Евпатий. - Значит, считаешь, что лучше по одному?
        - Да ты сам видел, когда они с местными сошлись, явно ничего не сплетали, а опасность была смертельная. Не умеет просто тот, у кого артефакт, им пользоваться.
        - Ладно, спасибо тебе, Прохор, пойду-ка я с воеводой на эту тему потолкую. Похоже, и правда пора размять наших рыцарей, а то совсем засиделись.
        Договорив, Евпатий по-отечески хлопнул Прохора по плечу и направился к воеводе.
        Терем воеводы был самым просторным и высоким строением в лагере русичей. Это было сделано совсем не для того, чтобы выделяться и показывать свой статус, нет. Просто в тереме воеводы часто собирались старшие отрядов для принятия общих решений по тем или иным вопросам. Старшин было немало, вот и пришлось отстроить для воеводы светлый и просторный терем.
        Сам воевода уже ожидал вошедшего по-свойски Евпатия, и они без предисловий сразу перешли к делу.
        - Прохор так и не смог определить, кто из рыцарей владеет силой, приведшей их в этот мир, - начал Евпатий. - Такое впечатление, что рыцари и сами этого не знают, от Прошкиного глаза мало кому утаиться удавалось.
        - Может, артефакт находился у их убитого товарища? - спросил воевода.
        - Исключено, я лично обследовал убитого и его вещи, перед тем как предать все огню. Колебания нитей кристалла я бы не упустил, - уверенно ответил Евпатий.
        - Значит, выходит, что он у кого-то из оставшихся, но у кого - непонятно…
        Воевода ненадолго задумался, а затем продолжил:
        - Изъять у них все вещи, чтобы обследовать, мы не можем, ведь они на правах гостей. И воины они настоящие, такие бы нам очень пригодились, хоть и не русичи… Остается наша обычная проверка болотным великаном?
        - Думаю, да, - отвечал Евпатий. - Я пойду с одним из них. Начать, думаю, надо с Ульвэ. Именно этот рыцарь командовал остальными, когда они сошлись с местными, возможно, артефакт именно у него.
        - Ну что ж, так и сделаем. Сколько человек планируешь взять с собой на проверку?
        - Я планирую пойти один.
        Воевода удивленно и внимательно посмотрел на Евпатия.
        - Насколько я понимаю, рыцари, а тот, кого ты собираешься взять на проверку, особенно, настроены не оченьто, мягко говоря, дружелюбно.
        - Я уверен, что если возьму с собой отряд, пусть даже небольшой, то рыцарь вполне может воспринять это как конвой. Уверен, это будет лишним.
        - Ты-то уверен! А вот я уверен, что второго Евпатия у нас нет! Кто знает, что там у этого Ульвэ на уме? А если задумает чего, оставшись с тобой один на один? Хорошо, если просто сбежит! - горячо проговорил воевода.
        - Сам знаешь, что не сбежит, - леший закружит. А вот если пойдем с отрядом, может замкнуться, и кристалл себя не проявит.
        Евпатий замолчал в ожидании решения воеводы. Ведь все равно будет так, как решит воевода, но свое мнение Евпатий высказал.
        - Ох, Евпатий, - тяжело вздохнул воевода, - любишь ты с огнем поиграть!
        - Так на том и держусь! - заулыбался в ответ Евпатий.
        - Хорошо, сделаем так… Ты отряд новеньких от Чародея видел?
        - Нет еще, - пожал плечами Евпатий.
        - Ну значит, заодно и познакомитесь! - решительно заявил воевода. - Возьмешь с собой их старшего, его все равно тоже проверить надо. С артефактом там вопросов нет, причем он весьма интересен, удачу приносит. Глядишь, и вам принесет.
        Евпатий нахмурился. Насколько он знал, отряд новеньких был из совсем непригодного времени. Одно дело идти на болото с настоящим воином и рыцарем, совсем другое - быть в роли няньки. Но видно было, что решение воеводы окончательное, а значит, придется смириться. Ох, воевода! Как всегда, умен и хитер! Вроде как и Евпатию навстречу пошел, но и свои условия тоже сохранил. Понятно, что новенькие от Чародея люди преданные и верные, а значит, командир их вроде как Евпатию в помощь будет. Только как бы эта помощь обузой не вышла.
        - Ты воевода, тебе видней. Раз надо, значит возьму еще с собой старшего новеньких. Пусть раскроет действие своего артефакта, - смирившись, проговорил Евпатий.
        - Ну вот и славно! - радостно ответил воевода. - Завтра с утра и ступайте.
        Глава 5. Идущая на смерть
        Как обычно, проплыв по водяным тоннелям, Сильмара вынырнула в непроходимых болотах и, сплетя заклинание облегчения, не спеша направилась в сторону замка Некроманта.
        Совет сестер уговаривал ее взять с собой любое возможное количество воинов, но Сильмара отказалась. Какой смысл был обрекать на смерть кроме себя самой еще и других детей драконов? Желание сестер и владычицы вполне понятно, ведь любой из детей драконов пожертвует собой, чтобы спасти предводительницу, а значит, у Сильмары будет больше шансов добраться в Каэр Морт с посланием. Но пока еще в Каэр Морт если кто и добирался, то вернувшихся оттуда никто никогда не видел… их просто не было.
        Знакомые с детства болотные трясины и топи, которых уже не суждено будет увидеть вновь, были оставлены за спиной. Дальше путь пролегал через лес, в обход болотного замка с обитающими в нем амазонками.
        До выхода на лесную опушку было еще достаточно далеко, как Сильмара почувствовала в воздухе явный привкус человеческой плоти. Вместе с этим до ее раздвоенного языка донесся вкус лошадиного пота и дым костра. Впереди явно были люди, встреча с которыми совершенно в планы Сильмары не входила. Добраться до замка Некроманта желательно было без приключений.
        Но прислушавшись к собственным вкусовым ощущениям, Сильмара вдруг четко осознала, что люди впереди служат именно Некроманту! Самураи - кажется так называли себя эти излюбленные среди живых воины Некроманта. Воины, главным жизненным кредо которых было достойно умереть и фанатично служить своему господину. Именно стремление к смерти и преданность граничащая с фанатизмом, так нравились их хозяину. Мало кто из живых мог похвастать тем же самым. Как правило, все живые воины наоборот, старались сохранить жизнь любой ценой, а это часто порождало трусость. Философия же самурая заключалась в том, что он каждую минуту был готов умереть. А высшей честью для самурая было умереть за своего господина. Господином самураев в этих землях был Некромант.
        Но местные земли были под негласной властью Чародея! Что отряд самураев мог делать в землях врага?
        Сильмара остановилась в нерешительности. С одной стороны, попасть к Некроманту вместе с самураями было очень неплохим шансом донести послание владычицы и совета сестер. А с другой - если бы Сильмара встретила данный отряд в нейтральных землях или во владениях Некроманта, то сомнений бы не было. Но отряд Некроманта в лесах Чародея… Этот факт никак не укладывался в голове Сильмары.
        Сильмара решила подобраться поближе.
        Отряд самураев, совершенно не таясь, словно на пикнике, расположился в лесной чащобе. Воины, кто полулежа, кто сидя, грелись вокруг костра, а рядом были привязаны их небольшие приземистые лошадки. Никаких признаков часового или дозорного Сильмара не обнаружила, что еще сильнее усилило ее озадаченность. Еще немного поколебавшись, она тщательно осмотрелась, несколько раз попробовала языком воздух и уже было решила нести слово, как ясно почувствовала, что за ней кто-то следит. Но вычислить кто, как тщательно и осторожно ни осматривалась Сильмара и ни пробовала воздух на вкус, она не смогла. Решив, что это наверняка кто-то из отряда самураев, возможно, скрытый часовой, Сильмара не стала больше колебаться и, выпрямившись во весь рост, без утайки, подняв высоко вверх левую ладонь, зашагала к отдыхавшим воинам.
        За этим всем, укрывшись за деревьями, наблюдал Крагх. Это его присутствие почувствовала в последний момент Сильмара. Но дети драконов, особенно родственники, имеют практически идентичный вкус, поэтому им трудно почувствовать друг друга.
        Крагх следил за Сильмарой с того самого момента как та покинула совет сестер и владычицу, где была приговорена к участи посла в замок Каэр Морт. Не успела тогда Сильмара покинуть зал совета, как Крагх незамедлительно присоединился к ней магическими нитями, и ему тут же стало известно все произошедшее на совете. Бросить в беде сестру он не мог. Тем более что рыцари в лесу были упущены именно из-за него. А когда Крагх узнал о принятом Сильмарой решении в одиночку идти к Некроманту, выбор был сделан. Крагх решил тайно сопровождать сестру. Сделать это с его способностями было несложно.
        Проплыв незаметной тенью за сестрой по водяным тоннелям, Крагх присоединился к сплетенным сестрой нитям облегчения и скрытно шел за ней по болотам, а потом и через лес.
        Сейчас Крагх смотрел на расположившихся возле костра воинов и идущую к ним Сильмару.
        - Несу слово! - громко произнесла Сильмара и остановилась в десятке метров от ближайшего к ней воина.
        Самураи быстро поднялись и с нескрываемым удивлением уставились на драконоголовую самку. В затянувшейся паузе было видно, как напряжена Сильмара, в любой момент готовая к нападению. Невольно напрягся и затаившийся Крагх.
        - Твое слово принято! - подняв правую руку вверх, наконец проговорил один из самураев, судя по всему, глава отряда.
        Крагх и Сильмара, независимо друг от друга, выдохнули с явным облегчением. А вот на лицах самураев было написано нескрываемое удивление и настороженность, словно они у себя дома обнаружили под столом незваного гостя.
        - Являетесь ли ты и твой отряд, - обратилась Сильмара к тому, что принял ее слово, - слугами Некроманта?
        - Это так, - отвечал самурай. - Но какое тебе до этого дело? И почему ты несешь слово, скрывая свой отряд? Что ты задумала?
        - В моих намерениях нет никакого коварного плана, воин. Я послана своей владычицей в замок Каэр Морт с посланием! - ответила Сильмара.
        Самурай после ее слов склонил голову набок и, сверля Сильмару своими раскосыми глазками, с издевкой захохотал.
        - Не говори ерунды, местная! Всем в этих землях известно, что Некромант живыми послов не отпускает, поэтому со времен последней великой войны магов желающих нанести ему визит нет! Также все знают, что местные вдали от своих болот и подземелий в одиночку не показываются! - с вызовом произнес глава самураев.
        - Ты можешь не верить мне, а просто убедиться, что я действительно одна! И одна я именно по той причине, что не готова кого бы то ни было еще из своих сородичей отдать в лапы Некроманту. Можешь ли ты со своими людьми сопроводить меня к своему хозяину? Можешь не сомневаться, информация, которую я сообщу хозяину замка Каэр Морт, будет ему очень полезна, а значит, ты скорее всего получишь за меня хорошее вознаграждение!
        Командир самураев задумался над словами Сильмары.
        - Хорошо, твое слово было услышано, а теперь нам надо посовещаться. Жди! - ответил глава самураев, давая понять, что действие слова закончено.
        Сильмара и затаившийся Крагх снова напряглись. Теперь в любую секунду можно было ожидать атаки самураев.
        Тем временем командира самураев плотным кольцом обступили его воины. На самом деле главе воинов Некроманта совещаться со своими воинами не было никакой необходимости. Решение принимал только он, а воины всегда его исполняли. Даже если бы вдруг потребовалось разбежаться и броситься со скалы, любой самурай сделал бы это безоговорочно, да еще и заслужил посмертные почет и уважение товарищей.
        Главе самураев просто нужно было время, чтобы проверить с помощью своего артефакта, насколько честна была с ними драконоголовая. Скрытый от посторонних глаз плотным кольцом своих воинов, командир достал свой боевой веер, полностью состоящий из металлических пластин, и сосредоточился на улавливании магических нитей. Все его воины затихли в ожидании.
        - Она обманула нас! - заговорил через небольшую паузу командир. - Я ясно ощутил присутствие как минимум еще одного члена ее отряда. Возможно, остальные просто держатся дальше или специально от нее отсоединились! Будьте внимательны, у них могут быть орудия!
        Наблюдавший из своего укрытия за происходящим Крагх четко услышал, что командир самураев говорит со своими воинами на их родном языке. Это могло означать только одно, самураи что-то замышляют и отказались от разговора на всеобщем, чтобы их не поняли.
        - Йой! - раздался тем временем громкий гортанный крик командира самураев.
        Все его воины тут же рассыпались в стороны и, обнажив мечи, укрылись за деревьями.
        Только командир остался стоять на своем месте. Весь покрытый пластинчатыми доспехами, с характерным рогатым шлемом на голове, он, сжимая в левой руке сложенный боевой веер, а правой взявшись за рукоять меча, шагнул навстречу Сильмаре и заговорил с ней уже на всеобщем.
        - Я, Мацумура Генджи, - буквально выкрикивая каждое слово начал самурай, - бывший вассал тайко Тоетоми Хидееси, а ныне верноподданный величайшего из магов, Некроманта, вызываю тебя, предводительницу драконоголовых, на поединок!
        С этими словами глава самураев опустил на лицо страшную железную маску оскалившегося демона и извлек из ножен свой самурайский меч. Командир был очень горд собой и доволен. Теперь, когда он назвал врагу свое имя и имена тех, кому он служил и служит, самурай мог с честью умереть. Это будет хорошая карма!
        - Наму Амида Буцу! - взревел воин с боевым веером и обнаженным мечом, после чего бросился на Сильмару.
        Сильмара быстро сплела заклинание упругой кожи, к которому тут же присоединился Крагх, и, коротко взмахнув железной пятихвостовой плетью с металлическими шарами на концах, обрушила мощный удар навстречу бегущему воину.
        Казалось, бегущий воин был обречен, но вопреки всем законам инерции он не только успел остановиться, но даже сделал легкое движение назад, что позволило ему отклониться от стремительно летящих в него шаров. В ту же секунду самурай резко рванулся вперед и вбок, мощно ударив по запястью, сжимавшему плеть, своим боевым веером, не ожидавшую такой прыти Сильмару.
        Сильнейшая боль от переломанного запястья заставила предводительницу выпустить свое оружие. Но это обстоятельство еще не решило исход поединка, хоть и дало самураю огромное преимущество. Здоровой рукой Сильмара выхватила меч-крюк и схватка продолжилась.
        Генджи никогда раньше не приходилось вести поединок с местными, но уроки Некроманта не пропали даром, благодаря им Генджи точно знал слабые места драконоголовых. Сложенными вместе металлическими пластинами боевого веера самурай орудовал словно железной дубинкой, нанося сокрушительные удары по корпусу и конечностям Сильмары. А вот режущие и колющие атаки мечом предводитель самураев направлял исключительно в голову предводительницы.
        Пока еще Сильмара кое-как сдерживала безумный натиск атаковавшего ее воина. Парируя удары меча она пыталась уворачиваться от мелькавшего, словно живого веера. Несколько раз предводительнице даже удалось контратаковать, но закованный в броню самурай являл собой настоящую боевую машину. Ловко уворачиваясь от зацепов меча-крюка, он сам стремительно контратаковал своим веером, когда Сильмара наносила по воину рубящие удары. Эти удары часто достигали цели, но лишь высекали искры, проходя по касательной пластинчатых доспехов вертевшегося как юла воина.
        А вот веер Генджи все чаще достигал цели. Самурай немного сменил тактику и периодически стал быстро то раскрывать, то складывать железные пластины боевого веера. Игравшие при этом на веере солнечные зайчики невольно отвлекали внимание Сильмары. Генджи этим умело пользовался и остро заточенными краями раскрытого веера наносил режущие удары в лицо и шею предводительнице.
        Сильмара поняла, что умелого воина ей не одолеть. Тело в нескольких местах отдавало тупой болью от ударов железного веера, к поврежденному запястью добавились хоть и не глубокие, но обильно кровоточащие раны на голове и шее. Надо было искать путь к спасению, иначе волю владычицы и совета сестер будет уже некому выполнять.
        Полностью сосредоточившись на защите, Сильмара начала отступать вглубь леса, чтобы увести командира самураев от своего отряда, тогда и сбежать будет легче, не попадешь в окружение.
        Но плану Сильмары не суждено было сбыться. Как только она, казалось бы, отступила на безопасное расстояние и уже готова была спасаться бегством, ей чуть ниже затылка, легко пройдя сквозь плоть, воткнулось небольшое метательное лезвие, пущенное неизвестной рукой, но попавшее точно в цель. Кровавая пелена стала застилать глаза Сильмары. Самурай в железной маске демона расплылся в красном тумане, и уже теряющей сознание, Сильмаре почудилось, что из этого тумана с диким ревом выскочил Крагх.
        Появление Крагха не было для Генджи сюрпризом, ведь он точно знал, что предводительница драконоголовых не одна. А вот словно взявшийся из ниоткуда воин, так метко бросивший метательный нож, явно не ожидал, что на него с диким ревом набросится выпрыгнувший из своего убежища драконоголовый. Однако воин, чьи раскосые глаза были устремлены на ревущего, словно дракон, Крагха, совладал с собой довольно быстро. Уклонившись от двух мечей-крюков драконоголового, закутанный в темно-коричневую, почти черную ткань воин метнулся к ближайшему дереву и, словно дикая кошка, молнией вскарабкался наверх.
        Крагх в бешенстве бросился к дереву пытаясь настигнуть свою жертву, но сверху в него уже летели пущенные один за другим пара метательных ножей. Блеснув в воздухе двумя серебристыми молниями, лезвия ножей устремились в горло Крагху. Но воин племени детей драконов отшатнулся назад, и острые лезвия отскочили от груди Крагха.
        «Заклинание упругой кожи действует! Значит, Сильмара еще жива!» - подумал Крагх и издал душераздирающий бешеный рев.
        Тем временем Генджи уже подоспел к дереву, намереваясь атаковать драконоголового.
        Крагх понял, что для атаки врага, засевшего на дереве, времени уже нет. Развернувшись, Крагх отбил первый выпад самурая и переместился так, чтобы спиной к опасному дереву все время был Генджи. Крюки драконоголового замелькали в бешеном танце, несколько раз Крагху почти удалось поймать своими крюками меч самурая и вырвать его, оставив главу самураев с одним веером. Но Генджи, хоть и с трудом, удавалось сохранить свое оружие.
        Увлеченный успешной атакой Крагх совсем позабыл про остальных воинов Некроманта. А вспомнил, когда было уже поздно. Упущенные из виду самураи бросили сзади по ногам драконоголового что-то тяжелое, Крагх невольно споткнулся, и на него тут же набросили сеть.
        Воин драконов снова дико заревел, пытаясь разрезать путы и освободиться, но незамедлительно получил по голове удар такой силы, что потерял сознание.
        - Проклятый Ивахико, я вызвал самку драконоголовых на честный поединок! Как ты, бесчестный шпион, посмел вмешаться в наш бой?! - вместо благодарности за помощь закричал Генджи на уже успевшего спуститься с дерева воина в темно-коричневом.
        Шпион Ивахико, не спеша с ответом, начал методично собирать свои метательные ножи и даже не взглянул на взбешенного командира самураев.
        - Вечно вы, самураи, трясетесь о своей мнимой чести. - наконец очень спокойно ответил главе самураев Ивахико. - А для воинов моего клана, так презираемого многими самураями, главное - это выполнение поставленной задачи. Моя задача - добыть нужную информацию и передать ее вам. Или ты, Генджи, предпочел бы достойную смерть, вместо того, чтобы доставить бумаги нашему повелителю?
        - О чем ты говоришь? Какая смерть? Самка была уже готова сдаться!
        - Самка была готова сбежать, а самец, чтобы дать ей уйти, наверняка бы тебя прикончил.
        Генджи стараясь сохранить лицо и не показывая больше раздирающего его изнутри негодования, вложил свой меч в ножны и, выдерживая паузу, сосредоточился на своем боевом веере. Веер молчал. Удивительно, но, кажется, драконоголовых больше не было.
        - Можешь не проверять, - опять заговорил Ивахико, - я следил за ними, больше никого нет.
        - Ты хочешь сказать, что видел как драконоголовые выходят на нашу стоянку, и не предупредил нас? - возмутился Генджи. - А если бы они вместо слова решились на внезапную атаку?
        - Вряд ли, - со спокойной уверенностью отвечал Ивахико. - Уж не знаю, в чем здесь разгадка, но самка тебе не врала, она действительно была уверена, что совершенно одна. Драконоголовый воин следил за ней.
        Удивленный Генджи посмотрел на бессознательных и уже крепко связанных его воинами драконоголовых.
        Встретить вдали от своих болот двух местных, которые еще и друг за другом следили - все это едва укладывалось в голове.
        - Ладно, доставим их в Каэр Морт, Некромант разберется. Где бумаги?
        Вместо ответа Ивахико шагнул к главе самураев и молча протянул последнему вынутый из складок одежды свиток.
        Генджи аккуратно убрал свиток в специальный футляр и приказал своим воинам седлать лошадей.
        На только что кипевшем страстями месте стоянки самураев остался только одетый в темно-коричневое Ивахико. Проводив взглядом отъезжающий с важными данными и загадочными пленными отряд, шпион достал маленькую, похожую на свисток трубочку и дунул в нее несколько раз. Никаких звуков при этом маленький свисток не издал. Но не прошло и пяти минут, как над головой Ивахико затрепетали перепончатые крылья.
        Летучая мышь приземлилась прямо в руки шпиону и замерла под его пристальным взором.
        Глава 6. Болотный великан
        Еще с вечера заранее подговоренный знахарь, придя к рыцарям, все охал, причитал и жаловался, что, мол, травы нужные заканчиваются, а без них ни мазь лечебную не состряпать, ни отвар целебный приготовить.
        - Эх, нынче каждый дружинник на счету, а мне бы срочно запас трав пополнить надобно. Без травок-то мне как врачевание до конца довести-то? - бубнил себе под нос лекарь, натирая мазью бессознательного Трувора.
        - Ты чего это сегодня разворчался? Хочешь сказать, так говори толком, а не бубни все время себе под нос! Почему это у тебя не выйдет наших братьев доврачевать? - спросил у знахаря Ульвэ.
        - Так я и говорю, мазь-то я, почитай, всю уже извел, да и отвар варить больше не из чего. Травы мне лечебные нужны, особые! А они только в лесу недалеко от болот растут!
        - Так тебя что, в лес, что ли, не пускают? Почему не сходишь за травами?
        - Так ведь весна ж нынче! Болотные крысы в большие стаи собираются, брачный период у них! Это потом они на пары разобьются, а сейчас нельзя к границам болот в одиночку ходить, если конечно жизнь дорога!
        - Так ты это что же, крыс испугался? Вот чудак человек. Ну попросил бы у своих пару воинов себе в помощь, чтоб они палками крыс отгоняли, пока ты свои одуванчики рвать будешь. - неожиданно сам для себя пошутил Ульвэ и весело расхохотался.
        - Зря ты, мил человек, насмехаешься! - серьезно ответил знахарь. - Я тебе так скажу: если завтра же трав не набрать, то послезавтра мне к вам идти будет уже не с чем, да и незачем.
        До Ульвэ наконец дошел весь смысл слов знахаря, и внезапно нахлынувшее шутливое настроение тут же улетучилось.
        - Погоди, ну а вашим воинам, что же, не нужны лечебные мази, настои и отвары, что тебе даже в помощь никого дать не хотят?
        - В том-то и дело, что наши добры молодцы все живы и здоровы, хворать не хворают, в сражениях давно не участвуют, а значит, и ран серьезных не получают, вот и не считает нужным воевода зря рисковать и на болота ходить.
        - Это что же, выходит, когда вашим воинам помощь понадобиться, тогда воевода и людей тебе даст за травами сходить?
        - Выходит, что так, а скорее всего переждем опасное время крысиных стай, да и сам я тогда за нужными травками спокойно сходить смогу.
        - И когда же это будет?
        - Ну через месяц, а скорее всего - два.
        - Подожди-ка, а как же мои раненые братья? - начал заводиться Ульвэ.
        На этот вопрос знахарь лишь молча пожал плечами и многозначительно развел в стороны руки.
        Ульвэ вскочил со своего места и начал ходить из стороны в сторону.
        - Значит, о своих воинах воевода заботится, а мы здесь должны подыхать, как собаки?! Вот так позвали в гости!
        - Может, воевода нас со знахарем на болота отпустит? - вмешался в разговор Генрих.
        - Отпустит он, жди! Нас вон за порог и то не пускают!
        Хотя…
        Ульвэ с размаху открыл дверь на улицу, да с такой силой, что один из часовых, дежуривших у порога, кубарем полетел вниз с крыльца. Второго караульного рыцарь угостил мощным ударом в челюсть, от которого дружинник осел на землю, а что было с ним дальше, бросившегося к калитке Ульвэ уже не интересовало. Но, похоже, что пройти через калитку так же легко, как только что через крыльцо, не удастся. Один из стоявших снаружи ограды часовых, обратив внимание на шум, уже ворвался внутрь двора с обнаженным мечом.
        - А ну назад! Назад, я сказал! - крикнул на Ульвэ ворвавшийся во двор часовой.
        Пока Ульвэ шарил по пустому поясу в поисках оставленного в избе меча, из-за спины первого часового уже показался другой, с многозначительно натянутой тетивой тугого лука.
        Дело было дрянь, но импульсивный Ульвэ не сдавался.
        - Зовите воеводу! С ним хочу говорить!
        Но на заявление рыцаря русичи никак не реагировали. Один по-прежнему продолжал держать наготове обнаженный меч, второй целился из лука. Караульные явно не собирались ни звать воеводу, ни выпускать Ульвэ за ограду.
        - Похоже, что мне придется вернуться в избу за мечом и с его помощью прорубить себе дорогу за ограду! - как бы сам себе, но так, чтобы слышно было всем, заявил Ульвэ.
        - Не придется, - раздался голос позади Ульвэ.
        Ульвэ оглянулся. Двое дежуривших у крыльца дружинников уже пришли в себя и стояли позади рыцаря с обнаженным оружием. Путь к избе был отрезан.
        И тут под ноги Ульвэ упал его собственный двуручный меч. На крыльце избы стоял Генрих, это он бросил меч. Сам Генрих был в шлеме с опущенным забралом, левая рука сжимала щит, правая лежала на рукояти меча. Но меч Генрих не обнажал. Всем своим видом рыцарь на крыльце показывал, что готов к бою, но не желает его.
        Ульвэ сделал движение в попытке поднять свой меч, но в землю перед ним тут же воткнулась пущенная дружинником русичей стрела.
        - Одумайся, рыцарь! Иначе следующая стрела воткнется уже не в землю! - проговорил русич с луком, накладывая на тетиву новую стрелу.
        И тут громко затрубил рог. Это часовые, дежурившие возле второй избы, подняли тревогу. Не прошло и минуты, как двор наполнился вооруженными русичами, которые окружили рыцарей, выставив вперед острые копья и прикрываясь щитами.
        - Что здесь за шум?! - громко, но спокойно спросил зашедший последним во двор Евпатий.
        - Да вот, гости твои, Евпатий, шалить изволят! - ответил Евпатию один из караульных.
        Евпатий внимательно осмотрел представшую перед ним картину, затем хладнокровно прошел через кольцо ощетинившихся оружием русичей и, подняв с земли большой двуручный меч, протянул его Ульвэ.
        - Это, часом, не ты обронил?
        Ульвэ взял из рук Евпатия свой меч, но ничего не ответил. Внутри Ульвэ клокотали бешеные ярость и ненависть. Этот самодовольный русский витязь ведет себя как хозяин ситуации, посмотрел бы на него Ульвэ, не будь рядом пары десятков вооруженных дружинников.
        - А ну-ка, ребятки, спасибо за службу, но пора всем по местам. А мы с рыцарями в избе потолкуем, чего зря под открытым небом торчать? - с этими словами Евпатий направился в избу, где располагались рыцари.
        Увидев, что Евпатий в одиночку идет к рыцарям, некоторые дружинники попытались было этому воспротивиться, но после многозначительного взгляда витязя удалились восвояси.
        Войдя внутрь, Евпатий сделал знак лекарю, и тот моментально покинул избу. Затем витязь сел за стол, а напротив него сели вошедшие с улицы Генрих и Ульвэ.
        - У нас здесь установлен свой порядок, нарушать который себе дороже, - сурово начал Евпатий. - Кормят вас исправно, знахарь товарищей ваших врачует, чего вам не сидится спокойно? Зачем на часовых, словно белены объевшись, бросаетесь?
        - Не суди строго моих товарищей, русич! - неожиданно для всех заговорил прикованный к койке из-за своего поврежденного позвоночника Михас. - Простит их пресвятая богородица, прости и ты. Они обо мне с Трувором позаботиться хотели.
        Набожный Михас говорил в своей обычной манере проповедника. Евпатий, не привыкший к таким речам, да и не ожидавший, что оправдываться за товарища вдруг будет его раненый собрат, даже приподнял от удивления брови.
        - Это как же, интересно, можно позаботиться о своем боевом товарище, затеяв смуту среди давших вам кров, пищу и заботу? - спросил Евпатий.
        - Ты нас своей заботой не упрекай!.. - подался вперед Ульвэ, но Генрих тут же рывком за руку осадил его на место.
        - Прости моего несдержанного товарища, русский воин. Ваш лекарь сказал, что больше не сможет лечить наших братьев из-за отсутствия лекарства. Мы готовы помочь лекарю и сходить за нужными травами, если у вас не хватает своих людей, - высказался обычно немногословный Генрих.
        Евпатий задумался, почесывая подбородок.
        - Да, воинов сейчас и правда в обрез… Ну хорошо, завтра с утра ты, - Евпатий указал на Ульвэ, - будь готов пойти с нами за нужными травами. И учти, дело серьезное, можно и жизни лишиться. Но зато будет тебе куда свою застоявшуюся силушку расплескать. А вот ты, - теперь Евпатий обращался к Генриху, - останешься за своими товарищами присматривать, пока знахаря не будет.
        Рыцари не успели ни согласиться, ни отказаться, как Евпатий, дав понять, что разговор окончен, вышел из-за стола и направился к выходу.
        За оградой Евпатия уже с нетерпением ждал Прошка.
        - Ну как? - сгорая от любопытства, поинтересовался у вышедшего из калитки Евпатия следопыт.
        Евпатий, сбросив с лица маску суровости и важности, широко улыбнулся.
        - Ну, Прохор, ты голова! Все, как расписывал, так и приключилось. Этот, с двуручным мечом, который Ульвэ, и впрямь бешеный! А знахарь-то как отлично поплакался! Вот только я чуть не сплоховал. Слишком уж быстро на их предложение помощи согласился, но вроде ничего, заглотнули.
        - Так значит, завтра перед рассветом пойдем? - чуть ли не подпрыгивая от радости, спросил Прошка.
        - Прохор, ты не обижайся, но завтра пойдем без тебя.
        Так надо.
        Радость следопыта моментально испарилась. Ведь это именно он, Прохор, придумал разыграть всю эту комедию с нехваткой лекарства. Именно он благодаря своей проницательности дал абсолютную гарантию, что рыцари сами вызовутся на опасное дело ради своих боевых товарищей. А именно это и требовалось! Все должно было выглядеть так, что опасное мероприятие - инициатива именно рыцарей! И вот теперь, когда все так удачно прошло, его оставляют в лагере. Спорить с Евпатием было бесполезно, раз Евпатий уже решил, то так и будет. Да и гордость не позволяла Прошке напрашиваться, когда ему дали понять, что он будет лишним.
        - Да ты чего это совсем скис, Прохор? Я же говорю, так для дела лучше будет! - взяв следопыта за плечо, проговорил Евпатий.
        - Ну лучше, так лучше, - не очень убедительно, пожав плечами, ответил Прохор. - Только вот раньше ни одно такое дело без меня не обходилось… Ладно, пойду я.
        Прохор развернулся и пошел восвояси, даже не попрощавшись.
        «Эх, молод еще», - подумал Евпатий. - Ну, ничего, и я таким был. Со временем образумится. А мне, пожалуй, выспаться надо, завтра вставать до зари», - с этими мыслями Евпатий отправился в свой дом.
        На следующее утро, едва забрезжил рассвет, из лагеря русичей вышли трое совершенно разных воинов.
        Облаченный в хауберк - кольчужную рубаху с капюшоном, рукавицами и такими же кольчужными чулками Ульвэ шел следом за Евпатием. Ульвэ, почти поверивший в смертельную опасность их мероприятия, с удивлением обнаружил, что русский витязь ограничился при выборе доспехов лишь защитой туловища, на котором спереди и сзади от шеи до пояса были ряды железных пластин, скрепленных кольчужным плетением. У пояса к доспехам русича был прикреплен кольчужный подол до колен, а ноги и руки Евпатия защищены не были вовсе. Если рассказ о страшных болотных крысах был правдой, то почему русский воин пренебрег защитой конечностей?
        Но еще большим удивлением для Ульвэ был шагающий последним воин в пятнистой одежде. Это был один из числа их новых соседей. Как и накануне, когда Ульвэ впервые увидел странный отряд, доспехов на воине не было вовсе, если только не считать доспехами похожий на пустую половину ореховой скорлупы шлем на кожаном ремешке да странный, прикрывающий грудь и спину панцирь.
        Поначалу Ульвэ воспринял странного воина с симпатией. Ведь эти люди, так же как и рыцари, держались под охраной, в соседней избе, словно тоже были пленниками. Да и добродушная улыбка воина в пятнистом, который представился Глебом, полностью к себе располагала. Однако, когда Ульвэ заметил, с каким преданным трепетом и неподдельным интересом Глеб ловит каждое слово и даже взгляд Евпатия, отношение к этому воину переменилось на настороженное.
        А когда Евпатий сказал, что знахарь с ними не пойдет, Ульвэ вообще стал относиться к их походу за травами с большим подозрением. Правда, Евпатий аргументировал отсутствие знахаря тем, что того надо беречь, а нужные травы Евпатий и сам знает. Но все это звучало как-то неправдоподобно. Сам-то Евпатий, судя по всему, не опасался, что стая крыс накинется на его незащищенные ноги. А этот, в пятнистом, да кто он вообще такой? Может, конечно, его доспехи спрятаны под странной одеждой… Но где тогда оружие? Только нож за поясом, и больше ничего. Вот у Евпатия и щит с собой, и меч в ножны вложен, да еще и шестопер сбоку прилажен.
        В своих раздумьях Ульвэ и не заметил, как они уже достаточно отдалились от лагеря. Шли все время по не сильно растоптанной, но вполне заметной тропе, что свидетельствовало о том, что данным направлением периодически пользовались. Через некоторое время почва вокруг стала становиться все более сырой, они явно приблизились к болоту.
        - Почти пришли, - вытирая со лба выступившую испарину, сказал Евпатий и остановился.
        Глеб и Ульвэ тоже остановились, ожидая дальнейших действий Евпатия. А Евпатий наклонился к земле, сорвал сбоку от тропинки какой-то цветок, затем прошел еще пару шагов, опять нагнулся и, сорвав еще пару листов какой-то травы, повернулся к Глебу и Ульвэ.
        - Вот эти травки-то нам и нужны! - бодро сообщил Евпатий. - Смотрите, у этой рвать только цветки, а у этой нам листочки понадобятся. Собираем как можно больше.
        С этими словами Евпатий показал своим спутникам нужные травы и выдал каждому по две небольшие матерчатые сумки с наплечным ремнем.
        - В одну цветочки, в другую лепесточки? - широко улыбаясь, спросил Глеб.
        - Именно так, - не отреагировал на шутку Евпатий. - Далеко друг от друга не расходимся, всегда держимся в поле зрения товарищей и, главное, не шумим, лес шума не любит.
        - Есть, товарищ начальник! Разрешите выполнять? - снова весело сказал Глеб и, не дожидаясь ответа, приступил к собиранию трав, весело бормоча себе под нос: - Одну ягодку беру, на другую гляжу, третью примечаю.
        Ульвэ внимательно посмотрел на бодрого Глеба, затем на Евпатия и, пожав плечами, тоже занялся непривычным для себя занятием, не забывая почаще оглядываться по сторонам, особенно на Евпатия, доверия к которому у Ульвэ так и не прибавилось.
        Евпатий тем временем, делая вид, что тоже занят собирательством, сосредоточился совсем на другом. Где-то поблизости обязательно должен быть болотный великан. Именно из-за того, что здесь были явные признаки его присутствия, русский витязь и выбрал это место для задуманного плана, ведь нужные травы попадались и раньше, просто Ульвэ с Глебом этого не знали.
        Евпатий поднял с земли клочок чего-то зеленоватого, на первый взгляд могло показаться, что это какой-нибудь болотный лишайник, но Евпатий точно знал, что это такое. Это были волоски шерсти болотного великана.
        Если бы на месте Евпатия был следопыт Прошка, он тут же стал бы осматривать близлежащие деревья и то, как примята трава возле найденного клочка зеленой шерсти. Через какое-то время Прохор обнаружил бы одному ему заметные следы и, безусловно, отыскал по ним хозяина волосков, то есть болотного великана. Но у Евпатия были свои редкие способности, с помощью которых он и начал поиск так необходимого ему великана.
        Русич потер волоски между ладоней, затем положил их в одну руку, а пальцами другой стал слегка поглаживать и прикрыл глаза. Через несколько мгновений Евпатий уже уловил нити хозяина волосков. Клочок шерсти был потерян совсем недавно и хранил четкий след своего хозяина. Евпатий устремился по тянущимся нитям, и почти сразу перед его внутренним взором предстал старый знакомый, болотный великан по имени Титран, который к тому же был еще и с добычей…
        - Похоже, кто-то решил вздремнуть, пока другие делом заняты.
        Сосредоточенный на болотном великане Евпатий, слегка вздрогнув от неожиданности, открыл глаза. Перед ним стоял недовольный Ульвэ с набитыми нужной травой сумами и хмуро косился на почти пустую поклажу русича.
        - А я свой гербарий тоже уже собрал! - весело заявил подошедший Глеб, тем самым дав Евпатию немного времени, чтобы собраться с мыслями и объяснить, почему его сумы были почти пустые.
        - Хорошо, - собрался с мыслями Евпатий, - осталось, корни болотного замогильника собрать, и можно будет возвращаться. Нам туда.
        Евпатий указал направление, где, как он понял, должен быть болотный великан, и решительно зашагал вперед. Остальным ничего не оставалось, как последовать за ним.
        Шагая в нужную сторону, Евпатий все отчетливее ощущал близкое присутствие великана. Еще несколько шагов, и русич специально чуть приотстал, чтобы пропустить вперед Глеба и Ульвэ. А когда они минули несколько стоящих в ряд больших сосен, то наконец увидели того, ради встречи с которым Евпатий затеял весь этот поход.
        Среди невысокой растительности, рядом с поваленным стволом большой сосны сидел огромный детина и, смачно чавкая, что-то поедал. Из-за негустой, но покрывавшей практически все тело зеленоватой растительности казалось, что великан только что вылез из болота, где к нему налипло изрядное количество тины и ряски. На голове волосы у великана были более густые, но тоже с зеленоватым оттенком, а кустистые брови равномерно шевелились в такт жевательным движениям выполняемым мощными челюстями. У ног великана лежала огромная дубина, явно сделанная из ствола дерева с оставленными на ударной части обрубками веток.
        Глеб и Ульвэ остановились как вкопанные, вытаращив глаза на огромное болотное чудовище.
        - Ничего себе дяденька, - шепотом, больше самому себе, нежели остальным, произнес Глеб. - На Халка похож, только обросший, - продолжил Глеб и, как обычно, когда сильно волновался, сунул руку в карман, чтобы сжать в кулак лежащую там зажигалку в металлическом корпусе. Кто такой Халк, Евпатий не представлял, но великан вот-вот доест свое любимое лакомство и тогда перестанет быть как ничего не слышащий тетерев на току и сразу же их обнаружит.
        Пока внимание Глеба и Ульвэ было отвлечено невиданным зрелищем, Евпатий неслышно отшагнул назад, затем, мягко прыгнув вверх, уцепился за ветку сосны и, ловко подтянувшись, оказался на дереве. Теперь надо было быстро сплести нити заклинания покрывала невидимости, но не того, что он плел, когда наблюдал с дружинниками за событиями на поляне трех холмов, а совсем иного свойства. Все болотные великаны с рождения очень близоруки, но зато обладают обонянием, которому позавидует любая ищейка. Сейчас, когда великан лакомится сырым мясом только что убитой болотной крысы, его обоняние приглушено, но от болотной крысы скоро останутся одни тщательно обсосанные косточки, и тогда от широких ноздрей Титрана не ускользнет ни один запах в округе.
        А спутники Евпатия тем временем так и оставались стоять как вкопанные, наблюдая за причмокивающим от удовольствия Титраном. Теперь Ульвэ понял, о каких болотных крысах говорил знахарь, когда утверждал, что те могут быть очень опасны. Размером поедаемая великаном крыса была с хорошо откормленного большого пса, хотя если сравнивать с болотным великаном, то вот как раз для его размеров это была самая обычная крыса.
        А от крысы уже, если не считать валявшихся на земле косточек, остался один хвост, который великан Титран специально оставил напоследок как самое вкусное. С характерным звуком, словно какую-нибудь макаронину, болотный великан, свернув губы трубочкой, втянул крысиный хвост себе в рот и с явным аппетитом стал хрустеть им, перемалывая большими крепкими зубами свое лакомство. Затем, вытирая ладонью запачканный кровью рот и сладко потягиваясь, сытый и довольный великан громко рыгнул и потянулся к своей лежащей у ног дубине.
        Но едва кончики пальцев Титрана коснулись оружия, как великан неожиданно замер, втянул раздувшимися ноздрями воздух и близоруко прищурился в сторону замеревших неподалеку людей. В ту же секунду сытое и довольное лицо Титрана исказила маска агрессии и злобы, и болотный великан невероятно ловко для своих размеров вскочил с места, замахнулся дубиной и, дико рыча, побежал на остолбеневших воинов.
        Лихорадочно соображая, что делать, Ульвэ оглянулся назад и заметил, что Евпатий уже сидит на дереве. Решив, что прятаться на дереве от чудища, у которого деревья вместо дубин, а руки и ноги сами подобны стволам, глупо, Ульвэ решил действовать по-другому.
        - В стороны! - резко выкрикнул рыцарь и сильно толкнул в плечо оцепеневшего Глеба.
        То ли поняв замысел Ульвэ, то ли просто отдавшись переполнявшему его ужасу и страху, Глеб побежал в сторону так, как не бегал никогда в жизни. В противоположную сторону побежал Ульвэ.
        Первоначальный замысел Ульвэ сработал, болотный великан на секунду остановился и завертел головой, выбирая, кого ловить, но нерешительность длилась недолго, и Титран бросился вслед за Глебом.
        Ульвэ видел, как великан в два счета догнал бегущего Глеба и занес над ним свою дубину, приготовившись нанести решительный удар. Рыцарь понимал, что помочь своему новому соседу и знакомому он не в силах. На болотном великане были высокие, обитые железными пластинами сапоги, которые защищали великана от возможных атак низкорослых людишек. А стрелкового и метательного оружия, чтобы достать поверх сапог, Ульвэ при себе не имел.
        Тем временем, неожиданно для всех, высоко занесенная дубина болотного великана зацепилась своими торчащими сучьями за кроны деревьев, и это спасло Глеба от неминуемой смерти. Титран удивленно поднял голову вверх, выдернул из ветвей свое застрявшее оружие и снова устремился за Глебом.
        Глеб, поняв, что великан не собирается менять свою жертву, сделал ту самую ошибку, которую многие совершают, когда им угрожает какая-либо опасность. Он сменил направление движения и побежал в ту же сторону, что и Ульвэ, как бы ища тем самым поддержки у последнего.
        Поняв, что теперь уже великан бежит сразу за двумя, Ульвэ, часто оглядываясь, прибавил скорость. Ведь, прихлопнув Глеба, болотный великан наверняка устремится за новой ближайшей жертвой, а ближайшей жертвой после Глеба будет именно Ульвэ.
        Догнавший Глеба Титран снова размахнулся своей дубиной, но теперь уже не сверху вниз, а слева направо, направляя оружие по широкой горизонтальной дуге. Казалось, что теперь-то участь Глеба решена неминуемо, но за мгновение до того, как дубина настигла свою убегающую цель, Глеб споткнулся о торчащий из земли корень и распластался на земле, а оружие болотного великана просвистело у него над головой. Быстро вскочив, Глеб что было сил помчался теперь к тому самому дереву, куда забрался Евпатий.
        Ульвэ увидел, как взбешенный от очередной неудачной попытки болотный великан дико заревел и, следя взглядом за убегавшим и петлявшим, словно заяц, Глебом, сделал мощный замах и бросил свою огромную дубину точно в направлении ускользающей жертвы.
        Сначала небывалое везение, казалось, вновь сопутствовало, каждый раз уходящему от смерти Глебу. Жутко вращаясь, точно пущенное оружие великана чудесным образом обогнуло убегающего, но тут же ударилось поперек ствола той самой сосны, на которую забрался Евпатий, и, пружинисто отскочив, ударило несущегося со всех ног Глеба прямо в лоб. От мощного удара Глеб тут же распластался на земле, не проявляя признаков жизни. Мало того, принявшую на себя силу летящей дубины сосну тряхнуло так, что сидевший на ветках Евпатий кубарем полетел вниз на землю.
        Теперь уже победоносно завопивший великан в два прыжка добрался до Глеба и Евпатия, схватил каждого своими огромными лапищами и устремил хищный взгляд на Ульвэ.
        Сейчас у Ульвэ была только надежда, что болотный великан удовлетворится двумя пойманными жертвами и не станет преследовать третью. Так или иначе, но не желая разделить участь болотной крысы и совершенно отчетливо понимая, что своим спутникам он уже никак не поможет, Ульвэ побежал что было сил, теперь уже совсем не оглядываясь.
        Несмотря на все случившиеся, бежал Ульвэ не куда попало. Он отлично запомнил дорогу из лагеря русичей и сейчас, выбежав на нужную тропу, торопился в лагерь врагов. Иного выхода у него просто не было. Во-первых, там остались его боевые братья. А во-вторых, если болотному великану все же вздумается его преследовать, то находящиеся в лагере русские воины помогут отбиться от страшного чудовища.
        По всем ощущением Ульвэ казалось, что до лагеря он уже должен был добежать, но проклятая тропинка все петляла из стороны в сторону и никак не хотела заканчиваться. Когда Ульвэ уже почти окончательно выбился из сил, он вдруг заметил характерное, треснутое и обгоревшее, видимо, от удара молнии дерево, мимо которого он уже пробегал раньше.
        Ульвэ остановился. Неужели он бежал по кругу? Но как такое возможно, ведь он строго придерживался тропы, а та не имела поворотов и разветвлений.
        Тяжело дыша, рыцарь стал осматриваться вокруг. И тут он встретился с жутким взглядом непонятно откуда взявшегося старика. Старик стоял возле того самого ударенного молнией дерева и внимательно, не мигая, смотрел на Ульвэ. От взгляда старика рыцарю стало жутко, тем более что Ульвэ был готов поклясться, что еще секунду назад возле дерева никого не было. Жуткий старик вырос словно из под земли. Картину дополняло еще то обстоятельство, что старик был одноногий, а пятка на единственной ноге была не как у всех людей, а развернута вперед. Но на земле при этом старик стоял более чем уверенно.
        - Ну ты и бегать, мил человек! Насилу тебя догнал! - раздался вдруг позади Ульвэ знакомый голос.
        Ульвэ обернулся и увидел целого и невредимого, но тоже запыхавшегося Евпатия. А непонятный старик тут же исчез, как будто его и не было.
        Глава 7. Последний из рожденных
        Довольный Мацумура Генджи подъезжал к владениям своего господина. Сопровождавший его отряд самураев уверенно следовал за своим военачальником, тихо переговариваясь об успешно закончившемся походе.
        - Как думаете, наградит Некромант нашего Генджи за двух взятых живьем драконоголовых?
        - Конечно! Мы ведь не только встретились с Ивахико и в целости везем важные документы, но и такую редкую добычу ему предоставим!
        - Да, интересно будет взглянуть, как Некромант этих местных в живых трупов превратит! А нам, может, тоже какая награда перепадет, не только Генджи.
        - С чего это ты взял, что их обязательно в живых трупов превратят?
        - Так известное дело, местные - народ гордый, служить никому не будут, но это только если они живые, а когда уже мертвые будут, совсем другое дело!
        Один из самураев поправил лежащую поперек седла драконоголовую пленницу, которая так и не подавала за все время поездки признаков жизни.
        А Сильмара, на самом деле давно пришедшая в себя, отчаянно пыталась понять, о чем говорят пленившие ее воины. Но их разговор шел не на всеобщем, поэтому Сильмара так ничего и не поняла.
        Туго связанные руки и ноги онемели и сильно болели, да и во всем побитом теле чувствовалась изрядная слабость. Показывать самураям, что она уже очнулась, Сильмара не хотела. Вряд ли они проявят милосердие и ненадолго ослабят путы, чтобы дать отдых затекшим конечностям, скорее всего наоборот, - снова оглушат, чтобы избежать лишних проблем.
        Стараясь не шевелить своими драконьими губами, дабы не привлечь внимание пленивших ее воинов, Сильмара аккуратно высунула кончик раздвоенного языка. Судя по окружающему вкусу, времени с момента потери сознания прошло немало. На лошадках чувствовался стойкий вкус перемешанного с потом плотного слоя пыли и грязи. Вкуса свежей крови на оружии или доспехах воинов не было, значит, все это время они ехали без новых стычек. Вокруг был вкус редких деревьев, кустарников, травы и большого количества камня, что говорило о их передвижении по горной местности. Наверно, замок Каэр Морт был уже недалеко.
        Весь отряд самураев двигался вместе, одной группой. Не чувствовалось, чтобы кто-то был послан вперед для разведки, впрочем, прикрытия сзади Сильмара тоже не почувствовала. Все это еще раз свидетельствовало о том, что самураи находятся в своих землях и неожиданного преследования или засады не ждут.
        Внезапно до языка Сильмары донесся едва уловимый, но кажущийся таким знакомым вкус. Вкус присутствия кого-то еще, кроме пленивших ее воинов. Кажется что-то похожее она почувствовала тогда в лесу, перед тем как попытаться вступить в переговоры с воинами Некроманта. Но как Сильмара ни пыталась понять, кому принадлежит до боли знакомый привкус, ничего не выходило.
        В своих отчаянных попытках распознать незнакомца предводительница племени драконов начала все дальше высовывать раздвоенный язык. Такая неосмотрительная потеря осторожности вполне могла привести к тому, что ее приход в сознание будет раскрыт, но желание распознать вкус было сильнее. Единственное, чего пока себе не позволяла Сильмара, это попытаться открыть глаза.
        - Успокойся, сестра, это я, Крагх. Не стоит им пока себя выдавать. - вдруг отчетливо раздался в сознании Сильмары голос брата.
        Трудно описать чувства, нахлынувшие на Сильмару, когда она услышала в своей голове с детства знакомый голос. Это были одновременно и радость и тревога. Радость от того, что в ее отчаянном положении рядом есть кто-то близкий, и тревога от того, что, возможно, этот близкий находится в не лучшем положении, чем она.
        - Крагх?! Но… ты сейчас должен быть в наших безопасных подземельях. Откуда ты здесь? - обратилась к сознанию брата Сильмара.
        - Я пытался тебя спасти, но сам тоже попал в плен, - печально ответил Крагх.
        И тут Сильмара вспомнила те последние мгновения, перед тем как она провалилась в забытье после неудачной схватки в лесу с предводителем самураев. Значит, появление Крагха возле стоянки подданных Некроманта ей не почудилось!
        - Постой, но как же…
        Сильмара прервала собственную мысль, потому что ее вдруг, как молнией, пронзила очевидная догадка, в правильности которой она практически не сомневалась, но в которой она сама боялась себе признаться.
        - Ты?! Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО последний из рожденных?!
        Крагх не ответил. Но Сильмаре и не требовалось ответа, все и так было очевидно. Ни один мужчина племени детей драконов не смог бы проникнуть в сознание сестры самостоятельно, а тем более сам заговорить при помощи мысли. По преданиям, на это мог быть способен только ПОСЛЕДНИЙ ИЗ РОЖДЕННЫХ.
        - Как тебе удавалось все это время скрывать очевидное? - оправившись от своей догадки, задала новый вопрос Сильмара.
        - Этому научила меня наша мать. Ты знаешь, что своими способностями она могла соперничать с самой владычицей.
        При упоминании о матери у Сильмары больно защемило сердце. Но ворошить былые, совсем не радостные воспоминания не хотелось.
        - Ты знаешь, - продолжал Крагх, - что каждого младшего ребенка нашего племени называют «последним из рожденных», до тех пор, пока в какой-нибудь другой семье не вылупиться новое потомство, где последним из рожденных нарекут младшего брата, а предыдущий «последний» станет обычным воином племени.
        Все давно привыкли к такому ходу событий, и последнего оберегали скорее по привычке, на самом деле ожидая, когда наконец звание последнего перейдет к другому.
        Так было и со мной. Но так со мной было для всех, кроме нашей матери. Еще в детстве она заметила, что я могу читать ее мысли, то есть присоединять нити своего сознания к ее. Когда это случилось впервые, наша мама сильно испугалась и даже хотела сбежать вместе со мной из племени. Но холодная выдержка и трезвый рассудок взяли верх над боязнью за собственного сына, и она приняла другое решение. С тех самых пор я и начал постигать искусство управления нитями.
        Ты помнишь, как в детстве мама проводила со мной много времени? Это вызывало всеобщую ревность, твою и остальных старших братьев. Но все это приписывали к обычной со стороны матери более сильной привязанности к младшенькому. Считается ведь, что младших детей якобы любят сильнее. Но ваша ревность была нам на руку. Она помогала скрывать очевидное, мама просто готовила меня к тому, что я действительно последний из рожденных.
        Первое, чему научила меня мать, было умение скрывать свои способности от посторонних, а особенно от владычицы и сестер совета. О, этот урок я усвоил более чем успешно! Все тщетные попытки совета сестер выявить во мне хоть какие-то способности и отклонения, не свойственные мужчинам племени драконов, были безуспешны. В конце концов меня оставили в покое и стали с нетерпением ждать появления нового последнего из рожденных.
        Мне было вдвойне тяжелее, чем остальным братьям. Ведь им надо было лишь успешно освоить науку хорошо сражаться и овладеть различными приемами ведения боя. Мне же кроме того, что я должен был не отставать от своих братьев и с каждым днем становиться все более сильным и ловким воином, приходилось постоянно упражняться в улучшении своего дара, способности присоединяться к чужим нитям.
        Помнишь, как часто я находился рядом, когда мама учила тебя искусству плетения нитей? Да, теперь я могу признаться, что это было не просто чудачество мальчишки подростка, желающего подсмотреть за сестрой, которая постигает недоступное и запретное. Я просто учился присоединяться к тебе, сестра, но без твоего ведома и желания. И мне есть чем гордиться, ведь ты ни разу даже не заподозрила моего присоединения!
        Год проходил за годом, все мы выросли. Ты, как и положено, стала одной из предводительниц, а мы с братьями, - твоими воинами. Потом твои способности, не без участия нашей матери, выросли настолько, что ты могла присоединять к себе не только братьев, но и других мужчин племени, опередив в конце концов в своем мастерстве даже многих из совета сестер.
        А я тем временем тоже многого добился. Возможно, что как раз из-за того, что мне постоянно приходилось скрывать свои способности. Я настолько привык это делать, что не только остальным, но и самому себе все время доказывал, что я просто хороший воин, а не последний из рожденных. И я стал одним из лучших, самым выносливым и быстрым из племени детей драконов. Но тем не менее я никогда не переставал упражняться в искусстве присоединения, в котором также добился весьма неплохих результатов.
        Потом, выполняя очередное задание Чародея, одобренное советом сестер и владычицей, погибла наша мать. Я помню, какой это был удар для тебя, Сильмара. Но, поверь мне, для меня этот удар был еще страшнее. Ведь если бы я был обычным воином, а не последним из рожденных, то возможно, что наша мать была бы жива и по сей день. Но судьба распорядилась иначе.
        Задание, которое было нам поручено Чародеем, казалось, было проще простого. Следовало, не привлекая внимания, отыскать на склонах Великой реки заброшенный склеп, о котором Чародей узнал, расшифровав древние карты и рукописи, и разведать, нет ли там того, что могло бы быть интересно магу.
        Мы, как это обычно бывало, когда наше племя еще служило Чародею, отправились на задание вместе с небольшим отрядом русичей. Сам прихвостень Чародея Евпатий возглавлял тогда их отряд! Но надо отдать ему должное, дело он свое знал. Да и воин он, как известно, отменный.
        Склеп мы нашли без проблем, он находился точно в том месте, которое указал Чародей. Надо было лишь очистить вход от разросшегося густого кустарника. Внутри склепа оказалось несколько охранявших его зомби, но это не были живые мертвецы Некроманта, обычно управляемые бестелесными сущностями, нет, это были какие-то другие, более древние зомби. Но в любом случае мы справились с ними без труда, тем более что мертвецы сильно сгнили и истлели за те века, что провели под землей.
        А вот результат нашего проникновения в склеп более чем оправдал все ожидания. Мало того что там оказались так ценимые волшебниками магические кристаллы, но мы еще нашли несколько готовых артефактов и множество древних рукописей, так ценимых Чародеем.
        И вот, когда мы уже упаковали все наши трофеи и собрались выносить их наружу, до нас донеслись тревожные крики оставленных наверху часовых. Несколько человек и пара воинов нашего племени устремились наружу, чтобы узнать, в чем дело, но едва добежав до выхода, скатились обратно вниз по ступеням, порубленные мечами и пронзенные стрелами.
        Наверху были наемники. Кто их нанял, мне неизвестно до сих пор. Специально ли они выследили наш отряд или наткнулись на нас случайно, тоже, видимо, навсегда останется тайной. Но ясно было одно: наемники сняли оставленных наверху часовых и теперь, окружив склеп, явно не собирались кого-то из него выпускать подобру-поздорову. Не успели мы еще прийти в себя, как сверху до нас донесся уверенный голос предводителя наемников, обещавший оставить в живых всех, кто находится в склепе, если мы по одному выйдем наружу с поднятыми руками, бросая при выходе на землю свое оружие. Главарь наемников заявил, что им нужно только содержимое склепа, а наши жизни мы сможем оставить при себе.
        Времени на раздумье нам было дано немного, да и будь его намного больше, вряд ли нам бы удалось как-то изменить свое положение. Но тем не менее Евпатий и наша мать решили попробовать пойти на хитрость. Ведь полностью выполнить требование наемников, даже при условии, что они сдержат свое обещание и оставят оставшихся членов нашего отряда в живых, означало повесить на себя клеймо позора! Сдаться без борьбы, не выполнив задания. Решили, что большинство воинов действительно под видом сдачи, выйдут наверх но несколько людей и детей драконов останутся в склепе, чтобы достойно встретить спустившегося в казалось бы пустой склеп врага. А когда в склепе завяжется бой, то вышедшие наверх схватятся с оставшимися снаружи воинами врага и при удачном раскладе помогут своим товарищам в склепе. Таков был примерный план…
        Я оказался среди тех, кому выпало выходить наружу, точнее, на этом настояла мать. А вот сама она осталась в склепе, чтобы командовать засадой. Перед расставанием она твердо наказала мне, что бы ни случилось, сохранить себе жизнь, ведь я последний из рожденных. Она уверяла меня, что не зазорно будет даже пойти на предательство или повести себя как трус, но себя надо сохранить обязательно. Иначе могут сбыться самые плохие пророчества оракула.
        С тяжелым грузом ответственности и раздумий я направился к выходу из склепа. Впереди меня шел Евпатий, а сзади остальные люди и дети драконов, все, кроме тех, что остались в склепе.
        После полумрака подземелья солнечный свет казался особенно ярким. Освещенные этим ярким светом, на поверхности нас ждали наемники. Прямо на выход из склепа были направлены дула двух орудий, готовых в любой момент выстрелить внутрь склепа. Наемники широким кольцом окружали выход, и с первого взгляда было понятно, что воины это бывалые, а поэтому очень осторожные. Все стояли с обнаженным оружием, у многих были наготове луки и арбалеты. А у нескольких я даже заметил мушкеты. Нас выпускали наружу строго по одному, при этом каждый выходивший останавливался у выхода и бросал на землю впереди себя все свое оружие, затем к нему подходили двое наемников и тщательно обыскивали. После обыска каждого из нас тщательно связывали по рукам и ногам и сажали на землю недалеко от входа.
        Стало ясно, что задуманный план, во всяком случае вторую его часть, касающуюся попытки завязать бой на поверхности возле склепа, осуществить не удастся. Наемники полностью контролировали всех тех, кто вышел из склепа. Даже при том, что все мы были собраны в одном месте, связанные по рукам и ногам, близко к нам никто не подходил, а за каждым нашим движением следили несколько лучников с наложенными на тетиву стрелами.
        Я срочно направил свои мысли к матери, которая осталась в подземелье, чтобы предупредить ее о нашей беспомощности. Мать все поняла, но больше волновалась не о том, что они не смогут без нашей помощи выдержать натиск наемников, а о том, что оставшиеся наверху воины врага перережут нас, за то что мы не полностью выполнили свою часть уговора.
        Пока я лихорадочно соображал, что делать, командир наемников спросил Евпатия, все ли наши воины покинули склеп. Евпатий утвердительно кивнул. Переспросив еще раз, словно заранее зная, что Евпатий лжет, командир наемников достал из наплечной сумки небольшой мутный шар и подошел ко входу в склеп. Услышав от Евпатия все тот же утвердительный ответ, главарь наемников зловеще усмехнулся и сильно швырнул свой шар внутрь склепа.
        Раздался обычный звук, как от удара чего-то тяжелого о камни, после чего из склепа полыхнуло ослепительно яркой вспышкой, которая была ярче солнечного света, но длилась меньше секунды. В этот самый миг моя связь с матерью прервалась, и все мои попытки снова с ней соединиться результатов не приносили.
        Тем временем командир наемников приказал половине своих людей спуститься в склеп и забрать оттуда все ценное. Остальные вместе с главарем остались нести наружное наблюдение.
        Связанные по рукам и ногам, собранные в одном месте, находясь под непрестанным надзором наемников, мы тщательно прислушивались, не раздадутся ли из склепа хорошо знакомые звуки борьбы и сражения. Время шло, но из поглотившего половину наемников склепа не было слышно ни звука. Нас всех терзало дурное предчувствие, а Евпатий сделал несколько попыток разговорить предводителя наемников, но добился лишь зуботычины и приказа молчать.
        Время шло, кроме шелеста листьев да пения птиц, больше никто так и не проронил ни звука. Все мои новые попытки связаться с матерью по-прежнему были тщетны.
        И вот наконец из склепа показались наемники. Все они несли тяжелую поклажу, которую стали грузить на до этого скрытую, но пригнанную по приказу предводителя телегу. Вещей было так много, что некоторые даже были погружены на тех лошадок, что везли орудия наемников.
        Когда с погрузкой было закончено, главарь наемников заявил, что они соблюдают уговор и оставляют нас целыми и невредимыми, забрав с собой только наше оружие.
        Как только наемники скрылись из глаз, все мы, помогая друг другу, стали пытаться освободить от веревок туго связанные конечности. Через какое-то время нам всем наконец удалось развязаться. В первую очередь большинство из нас ринулись в этот злосчастный склеп. Наши самые худшие ожидания оправдались, никого живого мы там не обнаружили.
        Сам склеп, еще недавно хранивший драгоценные артефакты, рукописи, магические кристаллы и многое другое, был начисто вычищен наемниками. А в тех местах, где прятались в засаде дети драконов и русичи, лежали странные изуродованные фигуры, в которых практически невозможно было узнать былых воинов. Все они были мертвы. Никогда раньше я не видел подобной смерти. Тело каждого воина, неважно, человека или нашего сородича, было словно сильнейшим образом высушено. А когда к телу пробовали прикоснуться, то, оно тут же распадалось в мелкую пыль. Создавалось такое впечатление, что все тела были каким-то непостижимым образом выжжены изнутри. Ведь снаружи никаких следов ожогов или других признаков огня не было. Даже одежды воинов нисколько не пострадали.
        Наблюдая с немым ужасом всю эту картину, я узнал то, что осталось от нашей матери. Кинувшись к скрюченному и высушенному телу, я попытался поднять его на руки, но оно тут же распалось в прах. Взвыв от ужаса и непереносимой боли, я, расталкивая тех, кто попадался у меня на пути, выбежал из склепа. Снаружи с невозмутимым видом прямо на земле сидел Евпатий. Глаза его были полуприкрыты, он ровно дышал, а на лице не было и тени скорби. Создавалось полное впечатление, что он задремал.
        Не помня себя и не думая о последствиях, я налетел на него, стал что-то кричать, трясти его за грудки и обвинять в смерти матери и остальных, а также в плачевном исходе всего нашего мероприятия.
        Но Евпатий сильно ударил меня кулаком в живот, отчего в глазах стало темно и перехватило дыхание. А пока я приходил в себя от крепкого удара, Евпатий велел всем немедленно выдвигаться вслед за ушедшим врагом. На возгласы о том, что у нас не осталось даже оружия, Евпатий заявил, что мы с легкостью отобьем его у врага, тем более что последний вот-вот нарвется на западню.
        Оставшись без предводительницы, мои сородичи, дети драконов, поступили в полновластное распоряжение Евпатия, а верные русичи даже и не думали сомневаться в том, что говорит Евпатий. Общему порыву подчинился и я.
        С разумной точки зрения пытаться бегом догнать верховой отряд превосходящего противника, пусть даже обремененного добычей и орудиями, казалось делом немыслимым. А если у наемников есть человек, способный плести нити облегчения, то вообще невозможным. Но нас настолько сильно охватила жажда мести, что о новой неудаче мы не задумывались. Всех словно охватило какое-то отчаянное безумство, в головах пульсировала одна только мысль: догнать и уничтожить или умереть.
        Трудно сказать точно, сколько прошло времени, но явно меньше, чем ожидалось, когда я и мои сородичи почувствовали впереди вкус преследуемого нами врага. В эту минуту, возможно, потому, что мы остались без предводительницы, сдерживающей и контролирующей нашу волю, все дети драконов ринулись вперед, не слушая Евпатия и обгоняя менее быстрых людей.
        За несколько секунд до того, как мы увидели преследуемых наемников, мой язык уловил знакомый вкус человеческой крови и раненой плоти. А также не менее знакомый вкус болотных великанов. Эти вкусы уловили и мои сородичи.
        Уже догадываясь, что впереди идет бой, мы с диким ревом выскочили к месту сражения.
        Как и обещал Евпатий, наемники действительно нарвались на засаду. Их отряд был атакован тремя болотными великанами. И это было более чем странно, ведь всем известно, что великаны никогда не сражаются на чьейлибо стороне. Они могут вступить в бой, только если ктото ненароком забрел в их земли. Но факт остается фактом, великаны сражались с наемниками, которые не нарушали границ владений этих огромных созданий.
        Сражаться без предводительницы и оружия было не только, мягко говоря, странно и непривычно, но и весьма опасно. Ведь некому было сплести заклинание упругой кожи, которое всегда позволяло нам обходиться без доспехов. Сначала нас спасло то, что наемники, увидевшие бешено несущихся на них со спины детей драконов, по привычке выпустили первый залп стрел, целясь нам в головы. Мы с легкостью припали к земле, пропустив над головами первые выстрелы, а когда командир наемников, быстро сообразив, в чем дело, приказал своим людям бить по нам как по обычным смертным, многие из нас уже схватились в бешеной рукопашной схватке с первыми рядами наемников. Помню, как я, словно дикий зверь, вцепился своими клыками в горло не успевшего сменить лук на меч воина врага. Завладев непривычным для меня человеческим орудием павшего наемника, я, невольно став союзником болотных великанов, крушил врагов налево и направо, совершенно забыв, что я последний из рожденных и мне бы следовало себя поберечь.
        Вскоре подоспели и отставшие русичи. Поскольку первая атака была за детьми драконов, то русичам уже было намного легче. Они хватали оружие и щиты павших наемников и тут же вступали в сражение.
        Быстро сообразив, что перед натиском объединенных сил болотных великанов, крушащих все своими огромными дубинами, неистовых детей драконов и самоотверженных русичей наемникам не устоять, их командир скомандовал отступление. Оставшиеся в живых наемники, побросав отобранное в склепе, а также большинство своих лошадей и пушки, спешно спасали бегством собственные жизни. Вопреки желанию многих из нас Евпатий приказал врага не преследовать, аргументировав это тем, что своего мы добились, а новые жертвы нам ни к чему. Лишь болотные великаны, которые, как известно, всегда сами по себе, некоторое время гнались за удиравшими наемниками, но, судя по всему, безуспешно.
        Благодаря внезапности убитых и раненых у нас на этот раз было немного. Но, поскольку мы не только вернули все найденное в склепе, но еще и завладели орудиями и другим имуществом наемников, то весь поход, даже учитывая убитых в склепе, можно было считать более чем удачным.
        Так считали все, но только не я. Ведь в этом походе я потерял свою мать, ту единственную, которая знала на самом деле, кто я такой, и помогала мне нести это бремя. Теперь я остался один. Совсем один. Боевой азарт сражения, где я был готов умереть и даже, может, этого хотел, пропал. Я словно сквозь дымку наблюдал, как остальные радуются удачному исходу дела, а Евпатий о чем-то в стороне беседует с болотными великанами.
        Как нас покинули болотные великаны и мы вернулись в замок Чародея, почти не помню. Помню только, что Чародей радовался и восторгался вещам, принесенным из склепа, словно ребенок. Русичи во главе с Евпатием были щедро вознаграждены, а я с собратьями отправился к совету сестер и владычице. Чародей сказал, что совет и владычица тоже не оставят нас без награды. Так и получилось. Вопреки ожиданиям нас не наказали, как это обычно бывает, за то что мы не смогли уберечь предводительницу, а совсем наоборот. Всех вернувшихся возвели в разряд элитных воинов и назначили в личную стражу совета. Да ты и сама, сестра, должна прекрасно помнить, как всех нас ставили в пример, превратя наш поход в настоящий подвиг. Сестры совета и владычица говорили напыщенные речи о том, что только настоящие герои способны без оружия и защитного заклинания упругой кожи вступить в схватку с хорошо вооруженным и превосходящим по численности врагом.
        Но только есть у этого всего и обратная сторона. Никого из племени детей драконов, участвовавших в том походе, за исключением меня, в живых больше не осталось. Все до единого погибли во время известных событий в замке Чародея, когда мы отбивали амазонок. Уверен, что я избежал этой участи лишь потому, что являюсь последним из рожденных…
        - Я помню, брат, - прервала рассказ Крагха Сильмара, - ведь именно я тогда командовала отступлением из замка Чародея и теми элитными воинами. Все это действительно выглядело странно, когда меня вдруг назначили предводительницей элитных телохранителей совета. Тогда мне тоже говорили, что я как одна из лучших удостоена великой чести. Однако возможно, что и со мной тогда тоже хотели покончить. Ведь я уцелела буквально чудом.
        - Да, сестра, - продолжал Крагх, - поэтому я и рассказал тебе так подробно о том походе, в котором погибла наша мать. Хотя, как ты знаешь, у нас такие вещи, как разговоры об ушедших, не жалуют. Но есть еще кое-что, очень немаловажное, что знала наша мать, но не раскрыла этой тайны даже после смерти.
        Когда я после того злополучного задания вернулся в наш дом, то почувствовал в нем явное присутствие сплетенного заклинания. Не задумываясь, я присоединился к сплетенным нитям, которые оказались последним заклинанием нашей матери, сумевшей каким-то образом задержать его, не находясь рядом.
        Сплетенные нити заклинания привели меня в то место, где мы с мамой часто упражнялись в развитии моих способностей. Там я нашел микроскопический осколок волшебного кристалла. Это был осколок тех самых кристаллов, которые так ценятся среди магов и с помощью которых они призывают в наши земли воинов разных эпох параллельного мира. Но, как известно, все свойства кристаллов не изучены, а тот, который нашел я, поразил меня, словно молнией, когда я дотронулся до него.
        В осколке была заложена огромная магическая сила.
        И заложил ее не кто иной, как наша мать.
        Потеряв сознание я будто отделился от своего тела, и воспарив над ним, смотрел сверху на себя самого, лежащего внизу на земле. Потом я увидел мать. Она заговорила со мной так, словно давно ждала моего появления. Сказала, чтобы я не прекращал совершенствовать свой дар и по-прежнему скрывал от всех, что я действительно последний из рожденных. Но больше всего меня потрясло утверждение нашей матери, что она знала о своей неминуемой смерти, когда будет выполнять задание Чародея в склепе. Поэтому и отослала меня наверх, пожертвовала собой, чтобы я остался жив, а сама заранее заготовила этот кристалл для последней связи со мной. Последние ее слова звучали странно, но я помню их слово в слово. «Верь в совет сестер и владычицу, но не доверяй им!»
        После этих непонятных слов я сразу очнулся, осколка кристалла в руке больше не было, а рядом, что сильно меня удивило и немного испугало, стояла сама владычица. Она без лишних вопросов помогла мне подняться, сказала, чтобы я не воспринимал так трагически смерть матери, и удалилась. Наступила длительная пауза. Сильмаре нужно было прийти в себя, чтобы правильно оценить все услышанное. Выходило, что их мать принесла себя в жертву ради спасения последнего из рожденных, а значит, и спасения всего племени детей драконов. ЕСЛИ ПОСЛЕДНИЙ ИЗ РОЖДЕННЫХ УМРЕТ, НЕ ВЫПОЛНИВ СВОЕГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ, ВСЕ ПЛЕМЯ ДЕТЕЙ ДРАКОНОВ ОБРЕЧЕНО НА ВЫМИРАНИЕ! Это знал любой из их племени! А сейчас их с братом везут в замок Некроманта, откуда не вернулся живым ни один из тех, кто не принадлежал к войску этого страшного волшебника! Неужели жертва матери была напрасной?! О Крагх, какой же ты глупец, что последовал вслед за мной!
        После этих мыслей Сильмара стала, совершенно не таясь, отчаянно пытаться ослабить сковывающие ее веревки, что не могло остаться незамеченным для самураев. Но Сильмаре уже было все равно, ведь пока они не попали к Некроманту, есть шанс сбежать. И плевать она хотела на задание владычицы и сестер совета.
        - Господин! - обратился один из самураев к Генджи. - Кажется, самка пришла в себя!
        - Это хорошо! - ответил остановивший свой отряд глава самураев. - Мы уже подошли к воротам смерти. Дадим нашим пленникам небольшой отдых, чтобы они прибыли к Некроманту в надлежащем состоянии. Тем более, как я заметил, сородич самки тоже, кажется, давно в сознании.
        Сильмару с Крагхом опустили на землю и немного ослабили туго завязанные узлы веревок. Рядом, обнажив для наглядности клинки, встали несколько самураев, давая понять, что одно неправильное движение - и острые мечи воинов проткнут незащищенные пасти драконоголовых.
        Трезво оценивая свое положение, дети драконов смирно сидели возле знаменитых ворот смерти. Их тела ныли от полученных накануне ран и перетягивавших конечности веревок. А мысли в головах лихорадочно метались в поиске выхода из сложившейся ситуации.
        Возле ворот смерти кружили ясно различимые привидения, а сразу за воротами виднелось огромное кладбище, где, если верить поверьям, лежало огромное войско живых мертвецов. Вдалеке за кладбищем виднелись окутанные туманом очертания Каэр Морта.
        Глава 8. Поединок
        Обратно возвращались молча и все тем же порядком. Первым шел, угрюмо нахмурив лоб, Евпатий. Следом за Евпатием, задумчиво озираясь и все больше поражаясь чудесам и непонятностям русских земель, шагал Ульвэ. От Ульвэ, растеряв после беготни от болотного великана былую веселость и держась за гудевшую от удара бревном голову, не отставал Глеб.
        Результатами их вылазки Евпатий остался крайне недоволен. Задуманное было осуществлено лишь отчасти. И это касалось той части, которая и так особой загадки не представляла. Часть эта касалась Глеба. А вот по поводу Ульвэ абсолютно ничего не прояснилось.
        Когда Евпатий залез на сосну и сплел из магических нитей покрывало невидимости, его следующим действием было проникновение в сознание болотного великана. Он сделал это легко и для великана совсем незаметно, после чего мог не только видеть, слышать и чувствовать все то, что видел, слышал и чувствовал великан, но и влиять своим сознанием на сознание великана.
        Но находясь в сознании Титрана и наблюдая за действиями своих спутников, Евпатий смог почувствовать только артефакт Глеба. Этот артефакт действительно обладал чудодейственным свойством дарить небывалое везение тому, кто им обладает. Евпатий ни разу не успел вмешаться в происходящее между великаном и Глебом. Каждый раз его на долю секунды опережал артефакт. Только Евпатий хотел повлиять на удар великана своим сознанием, чтобы отклонить смертоносную дубину, как в дело уже вступали магические силы и Евпатию оставалось только наблюдать. А в конце, когда дубина Титрана угодила прямиком в сосну, где укрывался Евпатий, тоже явно не обошлось без волшебства, которое сохраняло жизнь своему хозяину. Артефакт словно понял, что если болотный великан увидит Евпатия, то все сразу прекратится. Именно так и получилось. Когда Титран узнал в свалившемся с сосны своего давнего, товарища, и то, что неизвестные воины вместе с ним, то долго извинялся. Однако Евпатию было не до его извинений, надо было срочно найти Ульвэ и привести в сознание Глеба. Ульвэ он нашел без труда, лесные духи честно делали свое дело,
переставляя тропинки на пути чужака так, чтобы тот бегал по кругу. Найдя Ульвэ, Евпатий вместе с ним вернулся к бессознательно лежащему Глебу и привел последнего в чувство. На все вопросы, куда делся болотный великан, Евпатий лишь пожимал плечами. Но уверенно заявлял, что он им больше не грозит.
        Весь обратный путь русский богатырь размышлял над тем, как же заставить артефакт рыцаря себя проявить. Надежда, что он проявит себя, как это обычно бывало, перед лицом смертельной опасности, которой, безусловно, был болотный великан, безнадежно рухнула. Теперь надо было придумывать что-то новое. Нет, был, конечно, очень маленький шанс, что артефакт находится у кого-то другого из рыцарей, но Евпатий сильно в этом сомневался. По всем признакам хранителем и хозяином артефакта должен был быть Ульвэ.
        Вот уже три воина миновали часовых у ворот лагеря, а нужное решение проблемы так и не пришло в голову Евпатия. Сейчас надо идти отчитываться перед воеводой, а сказать особо было нечего.
        По пути к терему воеводы воинам встретился Прошка. Следопыт, видимо, все еще дулся на Евпатия за отказ взять его с собой на проверку новых воинов, поэтому, довольно сухо поздоровавшись, прошел мимо, не задерживаясь. Евпатий угрюмо посмотрел ему вслед, подумав, что только Прошкиных обид ему еще не хватало, а потом заметил, что плетенные из кожи лапти Прохора были запачканы характерного цвета грязью. Характерный оттенок грязи придавала глина, которая недалеко от их лагеря была как раз в местах, где болотные великаны охотились на столь ими любимых болотных крыс.
        «Значит, ты, Прохор, все же не сдержался и тайком за нами следил, - подумалось Евпатию. - Ладно, тоже мне следопыт, за другими все подмечает, а за собой даже лапти не почистил. Или, может, просто не успел? Ладно, не до тебя сейчас, потом разберемся».
        С этими мыслями Евпатий оглянулся на шедших за ним воинов. Встретился взглядом с добродушным и беззлобным Глебом, затем посмотрел на Ульвэ.
        Ульвэ смотрел на Евпатия прямо, не отводя глаз. Во взгляде явно читались вызов, презрение и нескрываемая враждебность к русскому богатырю. Именно этот взгляд и помог Евпатию наконец придумать решение проблемы. Раз этот крестоносец так пропитан ненавистью и презрением к русичам, то на этом мы и сыграем.
        - Ну чего застыли? - неожиданно бодро спросил Евпатий своих спутников. - Заходим уже в терем, воевода заждался, небось!
        С этими словами Евпатий бодро шагнул мимо стражи в терем воеводы. Следом зашли Ульвэ и Глеб.
        У воеводы на совете были несколько старшин и дружинников, что было как раз на руку Евпатию, который уже окончательно принял решение о своих действиях. Воеводе это, конечно, не понравиться, но деваться будет уже некуда. Вошедшие остановились, не дойдя до центра большого зала. Воевода и старшины с дружинниками, только что бурно что-то обсуждавшие, замолкли. Евпатий здесь явно был в особом почете. С его появлением остальные дела могли подождать. Все, включая воеводу, ждали, что скажет русский богатырь.
        Но неожиданно для всех первым наступившую тишину нарушил не Евпатий.
        - Так вот кто в теремочке живет. Не мышка-норушка, не лягушка-квакушка, не зайка-побегайка, не лисичка-сестричка и не волчок - серый бочек…
        Говорившим был Глеб. При этом он, не стесняясь, глазел по сторонам и осматривал просторное помещение. Слова были сказаны не очень громко, но в неожиданно наступившей тишине прозвучали достаточно четко, и их услышал каждый, кто находился в зале. Кажется, Глеб и сам не замечал, что выражает свои мысли вслух. И лишь на последних словах резко осекся и густо покраснел, когда понял, что, по дурацкой привычке во время волнения, проговаривает свои мысли.
        - Не обращай на него внимания воевода, и вы, витязи, будьте снисходительны. Он недавно сосновый ствол головой поймал, вот и несет невесть что. - оправдался за Глеба Евпатий.
        Воевода в ответ лишь слегка улыбнулся. Затем внимательным взглядом стал осматривать спутников Евпатия. Взгляд его был не злым, не добрым, но пробирающим, что называется, до самых костей. Сразу было видно, что человек этот власть имеет несокрушимую, повидал на своем веку достаточно и полностью в себе уверен.
        Глеб, который на этот раз взял под контроль свои мысли и эмоции, отметил про себя, что воевода больше похож на пожилого уголовного авторитета, вора в законе или тюремного пахана. Впрочем, все упомянутые личности наверняка могли бы быть и одним человеком.
        А вот Ульвэ, приглядевшись к воеводе, выводы сделал, несколько отличавшиеся от Глебовых. Он увидел уже преклонных годов мужчину невысокого роста и отнюдь не богатырского телосложения. Да, глаза его были наполнены знаниями и уверенностью, но вряд ли этот человек когда-либо был великим воином, заслужившим почет и уважение соплеменников. И это было довольно странно. Ведь именно хороший воин мог быть удостоен почетного звания воеводы. А этот человек был скорее похож на престарелого аббата, хитрого, умного, но отнюдь не сильного и ловкого.
        - Ваш небольшой поход прошел успешно? - спросил тем временем воевода Евпатия.
        - Нет, - коротко ответил богатырь и сделал несколько шагов по направлению к воеводе и группе стоявших рядом русичей.
        Затем Евпатий обернулся на оставшихся стоять на своем месте рыцаря и Глеба и, указывая жестом на Ульвэ, громко, отчетливо проговаривая каждое слово, заявил:
        - Этот человек оказался самым последним трусом! Я уверен, что его воины так же трусливы, как и он сам! В тяжелую минуту он, не задумываясь, предпочел спасаться бегством, лишь бы только не пострадала его трусливая шкура!
        Казалось, что в тереме и так достаточно тихо, но теперь, после столь громкого заявления Евпатия, в просторном зале действительно повисла гробовая тишина. Старшины и дружинники русичей даже чуть отпрянули назад, словно брошенные слова обвинения могли их задеть. Воевода же наоборот, чуть подался вперед со своего места, словно хотел удержать Евпатия от таких резких слов. Но слово, как говорится, не воробей, выпустил - не поймаешь…
        Взгляды всех собравшихся устремились на Ульвэ, губы которого начали мелко дрожать от едва сдерживаемого гнева. Лицо сначала побледнело, а потом стало ярко-алым от прилива неописуемой злобы, гнева и ненависти. Стараясь изо всех сил казаться хладнокровным, Ульвэ, до побелевших пальцев сжав эфес своего покоящегося в ножнах меча, произнес, чеканя каждое слово:
        - Поскольку в этом зале нет спасительного дерева, на которое от страха заберется оскорбивший меня и моих воинов, то пусть он готовится умереть!
        С последними словами Ульвэ молниеносно выхватил из ножен свой огромный двуручный меч и бросился на Евпатия. Ульвэ торопился. Он прекрасно понимал, что если не успеет быстро сразить Евпатия, то потом ему этого сделать уже не дадут. Ведь Ульвэ был один среди окружавших его врагов. И пусть ему самому суждено пасть в этих стенах, но мерзкий русич должен умереть за нанесенное прилюдно оскорбление.
        Однако свершить задуманное не удалось. На его молниеносный выпад Евпатий по-кошачьи отпрыгнул в сторону и тоже обнажил свой меч. На лице Евпатия была злорадная ухмылка.
        - Я зарублю любого, кто встанет у меня на пути! - заорал Ульвэ, понимавший, что первые мгновения уже упущены, но надеявшийся все еще успеть прикончить Евпатия.
        - Поединок! - громко крикнул Евпатий, давая понять, что он принимает вызов рыцаря и будет биться один на один.
        После выкрика Евпатия уже было дернувшиеся со своих мест старшины и возникшие как из-под земли стражники с копьями и луками были вынуждены остаться на местах и не приходить на помощь Евпатию.
        В просторном тереме воеводы уже в который раз, все замерли. Даже так торопившийся исполнить задуманное Ульвэ остановился. Того, что Евпатий примет поединок, явно никто не ждал. Бунтовщиков здесь не жаловали подобными почестями, на них просто накидывали сеть, а потом сажали в яму для усмирения. Но теперь, раз Евпатий принял бой один на один, вмешиваться уже было нельзя. Теперь это была не бунтовская выходка вновь призванного и приведенного рыцаря, а спор двух воинов, которых рассудит меч.
        Ульвэ, осознав все происходящее, теперь уже действовал намеренно не торопясь и наслаждаясь каждым мгновением. Раз этот лапотник решил биться с ним один на один, то Ульвэ порубит его не спеша. Богатырь умрет на глазах своих многочисленных сородичей, и честь Ульвэ и его воинов будет восстановлена. А о том, что будет дальше, Ульвэ сейчас не думал. Подняв свой обнаженный меч, он стал плавно надвигаться на Евпатия.
        Евпатий обрадовался произошедшему не меньше рыцаря. Все случилось именно так, как задумывалось. Оскорбленный и готовый постоять за свою честь Ульвэ был не на шутку взбешен и готов биться на смерть. Теперь артефакт, если он есть у рыцаря, не сможет остаться незамеченным. Теперь Евпатий сам лично, а не через сознание великана, почувствует и поймет магию, которая привела рыцарей в этот мир. А значит начатое дело будет закончено, пусть даже ценой нескольких ссадин.
        Только вот все шло к тому, что несколькими ссадинами здесь Евпатий вряд ли отделается. Атака Ульвэ была настолько мощна и стремительна, что русский богатырь едва успевал подставить щит для отражения двуручного меча рыцаря. Еще несколько таких ударов - и щит русича, не выдержав атаки, сначала раскололся, а потом и вовсе разлетелся буквально в щепки.
        Евпатий, который так пока и не почувствовал никаких связующих магических нитей артефакта, попятился назад. С воином, который так виртуозно владел двуручным мечом, он еще не сталкивался. Русский богатырь и сам обладал силой немалой, но чтобы вот так запросто маневрировать огромным орудием, словно тот весит не больше кинжала, - это было настоящее чудо. Меч в руках его противника порхал с такой скоростью, что Евпатий едва успевал защищаться. А о собственной атаке или контратаке даже не помышлял.
        Все присутствующие в зале наблюдали, как Евпатий, потеряв свой щит, схватил оказавшийся под рукой деревянный табурет и попытался прикрываться им, поскольку используя для защиты один только свой меч он лишал себя возможности контратаковать. Однако табурет, явно не предназначенный для подобных целей, разлетелся еще быстрее щита.
        Евпатий едва поспевал отражать атаки Ульвэ своим мечом. С каждым новым ударом было видно, что защита русскому богатырю дается все тяжелее. Вот уже меч рыцаря оставил несколько кровавых порезов на руках и ногах Евпатия. И теперь с каждой каплей крови русский богатырь дополнительно терял силы.
        А вот Ульвэ двигался по-прежнему стремительно и без особых усилий. Создавалось такое впечатление, что бой не отнимает у него силы, а наоборот, придает новые. И тут Евпатия словно осенило. Ну конечно! Как он мог сразу не догадаться? Артефакт не спрятан где-то за пазухой у рыцаря. Артефакт находится у рыцаря в руках! Меч! Сам меч и есть артефакт!
        Евпатий, улучив долю секунды, перенаправил энергию своих шарящих по Ульвэ в поисках ответа нитей на меч противника. Догадка оказалась верной. Русский богатырь сразу почувствовал связь меча с хозяином. Из рукояти страшного оружия, прямо в ладони Ульвэ текла мощная энергия связующих магических нитей.
        Русский богатырь резко сменил тактику. Он полностью сосредоточился на мече, словно сражался с самим мечом, а не его хозяином. И теперь защита стала даваться намного легче, но не более того. Времени провести свою атаку попрежнему не было.
        Евпатий пробовал маневрировать, хватал все, что попадалось под руку, и швырял в рыцаря, пытаясь тем самым сбить темп его атаки. Но ничего не помогало. Уже были изрублены в куски все находящиеся в помещении стулья и табуреты, опрокинут и разрублен надвое стол, а Ульвэ, по-прежнему не сбивая темпа, преследовал русского богатыря.
        Воспрявший было духом после своего открытия Евпатий понял, что силы его на исходе. Озираясь по сторонам, он увидел узкий боковой проход, переходящий в длинный коридор. Куда этот коридор вел, Евпатий не знал, но то, что в узком пространстве Ульвэ уже не сможет так яростно размахивать своим мечом, было однозначно.
        Улучив момент, израненный и уставший русич метнулся к проходу и, не задумываясь, нырнул в его неширокое пространство. Следом за Евпатием последовал уже почти торжествующий победу Ульвэ.
        - Погоди, мерзкая крыса! Я достану тебя и в этой норе! - яростно прокричал рыцарь.
        Коридор оказался недлинным. Пробежав несколько шагов, Евпатий уперся в запертую дверь и оказался зажатым, словно лиса в норе. Тяжело дыша, он развернулся, готовясь вновь лицом к лицу встретиться с огромным двуручным мечом рыцаря.
        Ульвэ надвигался на Евпатия, как неминуемая смерть. Проход, который в ширину составлял не больше трех шагов, был почти полностью заслонен его мощной фигурой. На невысоком потолке, до которого, если подпрыгнуть, можно было достать рукой, зловеще мерцали тени от подвешенных к стенам светильников.
        Понимая, что такое пространство не годится для нормального боя не то что его двуручным мечом, но даже и обычным, Ульвэ прекратил бешеное вращение своего оружия. Направив острие меча в сторону Евпатия, он приготовился наконец прикончить этого русского выскочку, проткнув его, как барана.
        Евпатий же, вспомнив уроки мастера хитрости, повернул свой меч острием к полу и взял его обратным хватом. Такой непривычный маневр слегка озадачил Ульвэ, но решительности не убавил. Подойдя на расстояние удара, рыцарь стал быстро, словно копьем, наносить тычковые удары по зажатому в углу русскому богатырю.
        Меч - это продолжение руки, так с детства учили Евпатия. Меч делает твою руку длиннее, держи его крепко, руби с плеча, не давай противнику опомниться, и он будет повержен. Так Евпатий всегда и поступал. В чистом поле ему не было равных. Так было до тех пор, пока судьба не свела его в этих землях с тем, кого в их лагере называют мастером хитрости или попросту Кешкой.
        - Скажи мне, витязь, а если тебе придется биться с врагом не в чистом поле, а в тесном доме? Там ведь мечом особо не размахнешься! - спросил как-то Кешка Евпатия. Евпатий даже не нашелся, что и ответить. Никогда такого на Руси не было, чтобы в домах сражаться. Разве что в кабаках мужики кулаками помашут, да и только. Русские воины с врагом всегда в чистом поле встречались или на крепостных стенах.
        - Не знаю, что тебе и ответить, мастер. Но ежели и правда так тесно будет, что мечом не размахнуться, так на это шестопер, кистень, булава или кинжал имеются. Ими в тесноте сподручней, - развел в ответ руками Евпатий.
        - Ну а если только меч у тебя, что тогда?
        Понимая, что Кешка явно клонит к чему-то такому, чего Евпатий не знает, богатырь в ответ лишь пожал плечами.
        - Пойдем, я тебе кое-что покажу, - позвал за собой Евпатия мастер хитрости.
        Они зашли в недавно отстроенный мастером хитрости небольшой сарай. Сарай был абсолютно пустой, имел низкий потолок, а через каждые два-три шага по всему помещению сарая от пола до потолка стояли деревянные столбы.
        - Попробуй достать меня своим мечом, богатырь! - как всегда, хитро улыбаясь, заявил богатырю мастер хитрости.
        Евпатий сразу сообразил, что в таком помещении с плеча особо не рубанешь, но так просто сдаваться ему не хотелось. Он аккуратно вынул из ножен меч и сделал несколько попыток достать мастера. Тот, в свою очередь, ловко прятался от ударов за столбами и периодически награждал Евпатия тычками и подзатыльниками, которые наносил небольшой деревянной палочкой.
        - Здесь хитрость нужна! - сказал уже начинавшему злиться Евпатию Кешка свою излюбленную фразу.
        С этими словами мастер хитрости забрал у Евпатия меч и, перевернув его рукоятью вверх, а острием вниз, показал несколько хитроумных движений.
        - А теперь ты попробуй, - сказал Кешка, вернув обратно Евпатию его оружие.
        Евпатий попробовал взять меч так же, как только что показал ему Кешка. Получилось несколько неуклюже. Но многолетний боевой навык не подвел, и после нескольких неловких движений руки Евпатия приспособились к новому хвату. А через полчаса непрерывной работы Евпатий уже запросто повторял многие движения, показанные мастером хитрости. Да, действительно, работать в тесном помещении мечом с помощью обратного хвата было эффективнее.
        - Ну вот, - заключил в конце тренировки мастер хитрости, - теперь, если твоему мечу будет тесно, просто переверни его…
        Урок мастера даром не пропал. Сейчас, отражая натиск Ульвэ, Евпатий понимал это как нельзя лучше. Атаки рыцаря уже не были столь стремительными и быстрыми. Даже несмотря на то что меч, являвшийся магическим артефактом, давал дополнительные силы своему хозяину, все же его мощь была не беспредельна.
        Атакующие выпады рыцаря требовали затраты намного больших сил, чем короткие движения защиты перевернутым мечом. Отражая очередной натиск, Евпатий даже сумел сделать несколько контрвыпадов, однако и его силы были не безграничны.
        Сделав вид, что он от бесконечной защиты решил перейти в атаку, Евпатий бросился вперед, намеренно подставив под удар плечи и шею. Уловка сработала. Боевые навыки Ульвэ действовали быстрее мысли, но именно это и подвело рыцаря. Увидев слабость в защите русича, Ульвэ резко взметнул свой меч вверх, чтобы одним ударом положить конец этому затянувшемуся поединку. Но сила рыцаря, увеличенная к тому же магией меча, сыграла здесь злую шутку. Замах оказался слишком сильным, и острие меча, взмыв вверх, завязло в деревянных перекрытиях потолка. Этим сию секунду воспользовался Евпатий. Мощным ударом ноги в живот он заставил своего противника выпустить застрявший в потолке меч, а затем, как следует вложившись в решающий удар, опрокинул Ульвэ на спину мощным ударом снизу вверх рукоятью меча в подбородок. Последний удар обладал такой силой, что рыцарь вылетел из прохода обратно в просторный зал терема воеводы.
        Падая на спину, Ульвэ успел втянуть голову в плечи, чтобы не удариться об пол затылком. Однако это ему не сильно помогло. Не успел он оказаться на полу, как увидел припечатывающий его сверху сапог Евпатия.
        Оказавшись между полом и ногой русского богатыря, голова Ульвэ, словно побывав между молотом и наковальней, сначала гулко ударилась об пол, а затем вяло и безжизненно завалилась набок.
        На этот раз сознание уходило постепенно. Сначала начало затуманиваться зрение. Разбросанные по полу остатки табуретов и порубленный стол расплылись, очертания стоявших вдоль стен людей стали неясными, а потом и вовсе все смешалось в неясном тумане. Глаза рыцаря закрылись, и он явственно почувствовал вес собственного тела, давящего на пол. Сначала с каждой секундой тело словно становилось тяжелее и тяжелее, стало нестерпимо душно, а потом, наоборот, он вдруг перестал ощущать его вовсе.
        - Вот так, - послышался в тишине знакомый, но глухой голос, - пришел мишка и развалил теремок…
        Незаконченная фраза Глеба была последним, что восприняло сознание Ульвэ. Тихо выдохнув, его тело застыло без движения, а в голове мелькнула единственная мысль:
        «Вот и все…»
        Глава 9. Некромант
        Летучая мышь принесла хорошие вести. Свой человек в лагере русичей передал шпиону Ивахико подробную, со всеми деталями карту. Теперь оставалось только дождаться прибытия Генджи с отрядом, чтобы увидеть ее воочию. Жаль только, что эти крылатые твари не могут долго держать в голове информацию. Их крошечный мозг на это не способен. Переданные Ивахико образы были расплывчаты и не до конца ясны. Однако совершенно четко было понятно, что отряду самураев и самому Ивахико пришлось вступить в бой с местными, которых даже удалось взять в плен. Хорошая это новость или плохая, пока было неясно. Надо дождаться прибытия самураев.
        Послышался характерный скрип деревянных половиц.
        Вошел один из телохранителей.
        - Господин, у нас вновь призванные. Пятеро.
        - Хорошо, пусть войдут.
        В помещение ввели пятерых, слегка смуглокожих, прямоносых, легко одетых людей. Некромант внимательно осмотрел каждого.
        - Как называется то место, откуда вы к нам попали?
        Голос Некроманта звучал, как всегда, сухо и с небольшим шелестом. Он говорил, едва открывая рот, при этом его глубоко посаженные глаза, казалось, готовы были испепелить каждого, кто даст неправильный ответ.
        Люди переминались с ноги на ногу, боялись поднять глаза и словно проглотили свои языки. Они до сих пор не могли поверить, что находятся не в царстве мертвых, перед царем Аидом, а в каком-то совсем другом мире. И неудивительно, ведь те стражники, что доставили их в покои волшебника, были высокими, одетыми в полуистлевшее тряпье скелетами. Нет, это были не обычные скелеты людей, обглоданных диким зверьем, которые им не раз приходилось видеть на полях былых сражений, а непонятные создания темных сил, которые скелетами людей можно было назвать лишь при первом невнимательном взгляде. Во-первых, для скелетов людей они были слишком высокими и крупными, разве что высокая фигура Некроманта не уступала им в росте. Во-вторых, при ближайшем рассмотрении было видно, что кости скелетов были обтянуты кожей, то есть создавалось впечатление, что их плоть высохла изнутри, а кожа и кости уцелели. В-третьих, из глубины пустых глазниц их черепов исходило тусклое зеленоватое свечение, которое добавляло жути их и так не особо располагающему виду. Этими скелетоподобными созданиями были наполнены все коридоры замка, где
те несли неусыпную стражу.
        - Кажется, вам никто не объяснил, что здесь один и тот же вопрос дважды не повторяют? - снова заговорил Некромант. - У кого из них был артефакт? - обратился он уже к своей охране.
        - Вот, господин. Наконечник бронзовой стрелы, - шагнул вперед один из телохранителей Некроманта и подал артефакт своему хозяину.
        Маг небрежно взял в руки свое собственное изделие и тут же заметил, как один из пятерки приведенных людей бросил на артефакт жадный взгляд исподлобья и слегка подался вперед. Маг внимательно посмотрел на выдавшего себя человека, а затем сжал артефакт в кулаке. Сразу ощутив вложенную частичку собственной силы, он начал распутывать клубок сосредоточенных в наконечнике бронзовой стрелы магических нитей. Маг не ошибся, нити тянулись к подавшемуся вперед воину, тесно переплетаясь с жизненными силами последнего. Артефакт явно принадлежал ему.
        - Господин, - начал говорить подавшийся вперед человек, - место, откуда мы прибыли, называется Крит. Это остров, а мы все родом с этого острова.
        Повисла тяжелая пауза тишины. Маг, все еще сжимавший в кулаке артефакт, сурово смотрел на посмевшего нарушить тишину человека. А тот, в свою очередь, переминался с ноги на ногу и, набравшись смелости, открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но его перебил сухой голос мага.
        - Мало того что ты со своими воинами не отвечаешь на вопросы, когда вам их задают, так ты еще смеешь говорить тогда, когда тебя не спрашивают!
        - Но господин… я… мы… просто…
        - Молчать! Будешь говорить, когда тебя спросят! - повысил голос волшебник.
        Человек в ответ опустил голову, но продолжал исподлобья таращиться на кулак мага, в котором находился его заветный талисман.
        - Это твое? - уже спокойно спросил Некромант, раскрыв ладонь и показав наконечник бронзовой стрелы.
        - Да, господин, - смиренно ответил человек. - Я ношу это с тех самых пор, как…
        - Мне неинтересно, как давно это у тебя и как оно к тебе попало! - перебил говорившего маг. - Отвечай только на те вопросы, которые я тебе задам!
        Человек сглотнул застрявший в горле ком и молча кивнул.
        - Ты и твои воины, - продолжал меж тем маг, - что вы умеете делать? Каким воинским наукам обучены? Каким воинским умением вы владеете особенно хорошо?
        - Мы из отборного отряда лучников господин! - гордо заявил человек. - Понятно, конечно, что каждый критянин с детства умеет держать в руках лук, но в отборный отряд берут только лучших из лучших! И мы принадлежим к их числу!
        Маг слегка наклонил голову набок, словно прикидывая, являлось ли смелое высказывание воина обычной бравадой или и в самом деле было правдой.
        - Мой брат говорит правду, господин! - это вступил в разговор другой воин отряда. - Только он забыл упомянуть, что самым лучшим лучником в отряде всегда был именно он! Маг, нахмурив брови, бросил суровый взгляд на последнего говорившего. Эти бестолковые людишки, видимо, никак не поймут с кем имеют дело. Он вытянул ладонью вперед свободную руку, затем словно подцепил что-то невидимое кончиками пальцев и резко сжал руку в кулак.
        Стоявшие перед Некромантом пятеро людей закричали от боли и, согнувшись пополам, упали на пол. Их лица были перекошены, все они держались за животы, внутри которых словно горел огонь. Адская боль отпустила только тогда, когда маг разжал свой кулак.
        - В следующий раз боль будет намного сильнее и длиться будет дольше, - спокойно заявил волшебник поднимавшимся с пола людям. - А у того, кто посмеет говорить, когда его не спрашивают, отсохнет язык.
        Ошарашенные внезапно наступившей резкой болью и таким же внезапным ее прекращением, люди дружно закивали.
        - Владеют ли твои люди или ты сам еще каким-нибудь особенным военным ремеслом? - задал свой очередной вопрос Некромант.
        Критянин, которому принадлежал артефакт и который, со слов его брата, был лучшим лучником отряда, задумался. Казалось, больше ничего такого, что он и его воины умеют делать лучше других, он не знал. Но поняв, что сидящий перед ними человек, а может, и не человек, задает свои вопросы неспроста, лихорадочно перебирал в голове, чем он и его люди могут быть еще полезны. Однако пауза затягивалась, что могло привести к нежелательным последствиям. Снова ощутить ужасную боль в животе не хотелось.
        - Мы с братом всегда участвуем в тавромахии и никогда не терпели поражения! - наконец выпалил критянин первое, что пришло в голову.
        Некромант в удивлении поднял брови вверх.
        - Как ты сказал, тавромахия?
        - Ну да, тавромахия! Это когда люди сражаются с быком, не имея при себе никакого оружия!
        - Ты хочешь сказать, что можешь убить голыми руками быка? - недоверчиво спросил маг.
        - Нет, господин, но я могу не позволить быку убить себя!
        Волшебник задумался. Какой толк ему может быть от людишек, которые могут не позволить быку их убить? В своих раздумьях маг поднялся со своего места и направился к дальней стене. На стене висели несколько карт, все они имели схожие очертания и явно были картами одних и тех же земель. Карты отличались лишь цветом и нанесенными на них символами. А еще на некоторых картах были разграничены земли, которые на других картах имели очертания единых государств и имели совсем другие границы. Все это были карты из мира людей. Карты различных эпох и времен.
        С помощью наконечника бронзовой стрелы маг смог почти точно определить то место, откуда прибыли вновь призванные. Артефакт указал и приблизительную эпоху, которой принадлежали вновь призванные воины. Разглядывая небольшой, омываемый морскими водами остров, маг с сожалением вздохнул. Время и силы были явно потрачены впустую. А он так надеялся, что отправленные на остров артефакты приведут к нему множество отчаянных и умелых воинов! Что толку, что эти люди умеют хорошо стрелять из своих луков? Нашли чем удивить. Тавромахию еще тоже какую-то придумали…
        Маг перевел взгляд на правый край карты. Там тоже были острова, но в отличие от Крита, жители которого хоть иногда и воевали, но больше занимались ремеслами и торговлей с соседними странами, на тех островах веками шли беспощадные гражданские войны. Полностью изолировав себя от внешнего мира, жители этих островов буквально превратили занятия воинскими искусствами в смысл жизни, а естественная смерть стала небывалой редкостью. Ни один вернувшийся оттуда артефакт не был потрачен напрасно, каждый приводил в этот мир отменных воинов, готовых с радостью и самозабвением служить новому господину. Служить не из страха перед могуществом Некроманта, а просто потому, что служба своему господину была основным жизненным кредо тех воинов, что называли себя самураями.
        Некромант с сожалением вздохнул, вспоминая, сколько он еще потратил артефактов, переправленных на остров Крит, а затем повернулся к застывшим в ожидании вновь призванным воинам и своим телохранителям.
        - В скором времени вам всем представится шанс показать, насколько ценно ваше боевое мастерство, - сухо проговорил маг. - А сейчас уведите их в пещеры ожидания.
        Последняя фраза была брошена уже телохранителям, которые послушно кивнули и поспешили направить критян к выходу.
        - Постойте! - неожиданно остановил их маг. - Кажется, это твое?
        Некромант поднял вверх руку с наконечником бронзовой стрелы, а командир критских лучников утвердительно закивал. Маг слегка подбросил артефакт на ладони, а потом бросил его в направлении человека, к которому обращался. Командир элитного отряда критских лучников ловко поймал наконечник, прижал его к груди и низко поклонился магу.
        - Благодарю тебя господин! - дрожащим от волнения и благодарности голосом произнес человек. - Я не забуду твоего великодушия!
        Словно сытый и довольный кот, Некромант прищурил свои глубоко посаженные глаза. Как же все просто с этими людишками: сначала отбираешь у них любимую игрушку, а потом возвращаешь ее обратно, и они безмерно счастливы и благодарны. Ну что ж, если критянин выживет, то служить Некроманту будет уже не только из страха.
        Как и было приказано, людей увели. Маг, если не считать скрытых телохранителей, остался наедине со своими мыслями. Слушая удаляющиеся шаги и характерные постукивания и поскрипывания, Некромант снова невольно вернулся мыслями к самураям, которые не просто верно и преданно ему служили, а внесли определенные и весьма полезные изменения в обустройство Каэр Морта.
        Как это все-таки было разумно и просто - покрыть все каменные полы и лестницы его замка особыми деревянными перекрытиями. Доски полов были расположены таким образом, чтобы издавать характерный скрип или стук, когда один конец доски бьется о другой. Таким образом, по такому деревянному полу практически невозможно было бесшумно и незаметно передвигаться. Некромант знал каждый характерный скрип, доносившийся до его уха, и мог, не прибегая к магии, точно определить, где сейчас прошел часовой или кто-то еще из его преданных воинов.
        Конечно, кому-то могло показаться, что подобная затея со скрипящими полами совершенно ненужная вещь для такого великого мага, но сам Некромант так не думал. Да, не только его замок, но и все подходы к нему были настолько охраняемы и неприступны, что возможность проникновения чужака в сам замок была просто немыслимой. Да, недобрая слава о Некроманте, который не просто убивает своих врагов, а может после их смерти, превратив последних в послушных зомби, заставить их сражаться на своей стороне, вселяла ужас в любого, кто хоть в мыслях задумает приблизиться к Каэр Морту. Да, его собственной магии вполне бы хватило, чтобы почувствовать любое приближение врага в его покоях. Но все же и этого было мало.
        Некромант слишком хорошо помнил, как переменчив этот мир. Еще сегодня ты спокойно живешь себе, никого особо не трогая, а уже завтра все земли охватывает великая война магов. Хорошо еще, что в этой последней великой войне каждый маг бился сам за себя. А ну как оставшимся магам вздумается объединиться, чтобы совместными усилиями его уничтожить? Нет, такого допустить нельзя, надо всячески провоцировать усиление вражды между Чародеем и Колдуном! Занятые друг другом, они не опасны, и Некромант может спокойно продолжать свои эксперименты. То же самое касается и скрипящих полов. Благодаря им маг может направить больше своих сил на осуществление задуманного, не тратя часть магии, а значит, и сил на поддержание охранных заклятий. Ведь подозрительный скрип половиц слышит не только он, а и надежная гвардия его телохранителей, которая не допустит чужака к своему хозяину.
        Правда, однажды его любимому шпиону Ивахико удалось незаметно добраться до самых дверей покоев. Каким-то образом тот изучил места на полу, где доски не скрипят, и, словно кошка проскользнув по коридорам, вырос будто из-под земли перед Некромантом. За свою дерзкую шутку Ивахико на три дня был посажен в железную клетку под открытым небом и терпел мучительные боли от сплетенной темной магии Некроманта. Это навсегда отучило шпиона от подобных выходок. Правда, многие тогда пытались переубедить Некроманта, говоря, что как раз свои пусть знают бесшумный путь, тогда проникнувший чужак сразу себя выдаст. Но Некромант был непреклонен. Полностью он не доверял никому, даже своей верной тысяче телохранителей. Поэтому все должны были передвигаться самым обычным образом, а маг и его охрана по скрипу могли определять, кто, где, куда и в каком количестве направляется.
        Не успел маг углубиться в свои мысли, как услышал приближающиеся шаги начальника стражи.
        - Господин, - молвил ртом, лишенным губ, вошедший скелет, - прибыл отряд Мацумуро Генджи. Они доставили двух пленников, это самец и самка драконоголовых.
        Говоривший сделал особенное ударение на слове «самка», ведь все прекрасно знали, что пленить предводительницу драконоголовых - случай редчайший и небывалый.
        - Хорошо, - сухо кивнул маг, смотря прямо в черные, с зеленоватым свечением провалы глазниц своего верного слуги, - пусть Генджи и его воины заслуженно отдохнут, я побеседую с ними позже. А вот их пленников немедленно доставьте ко мне! Да, и еще: у Генджи должен быть для меня сверток, не забудьте его принести.
        Начальник стражи верных телохранителей Некроманта послушно кивнул и быстро удалился. Через пару минут в покои волшебника уже вводили двух драконоголовых, а все тот же начальник стражи протянул магу так ожидаемый сверток.
        Некромант, не уделяя пока особого внимания пленникам, забрал из рук скелета переданную шпионом карту и отошел к той самой стене, где висели другие различные карты мира людей. Там же, в углу, стоял небольшой стол, на котором волшебник с нетерпением разложил подробно отрисованную карту лагеря русичей.
        Что и говорить, свой человек в лагере сторонников Чародея не зря ел свой хлеб. Карта была настолько подробна и столь досконально составлена, что Некромант даже потер руки от удовольствия. Здесь не просто были отрисованы все дома, строения, наблюдательные вышки, но и расписано, что в каком доме находится и кто где живет. К тому же безукоризненно был соблюден масштаб.
        Однако, скользя взглядом по карте, Некромант обнаружил, что один ее край представляет собой белое пятно, на котором была следующая надпись: «Здесь у русичей запретная территория, куда допускаются только особые отряды, живущие в отдельных казармах вместе со своими старшинами. Они не общаются с остальными воинами поселения и каждое утро уходят за высокий частокол, окружающий данное место. Возвращаются отряды только вечером, с первыми сумерками. Наблюдая со стороны, удалось заметить, что отряды практически не берут с собой вооружения, и уходят за частокол налегке. Судя по доносящимся звукам, за частоколом ведется какое-то строительство, о чем свидетельствует и виденный несколько раз приносимый оттуда сломанный рабочий инструмент, взамен которого доставляется новый. Помимо всего прочего, вся видимая верхняя часть места, где ведется предполагаемое строительство, окутана магическим зеленоватым туманом. Кроме вышеописанных отрядов за частокол имеют доступ только сам воевода и небезызвестный Евпатий». На этом послание от своего человека в лагере русичей заканчивалось.
        Некромант был озадачен. Загадочное строительство рядом с поселением русских воинов, куда не допускались даже свои, настораживало. Мало того что само поселение было скрыто, как и замок Чародея, от посторонних глаз, так еще и это секретное строительство. Это уже какой-то секрет в секрете получался.
        Маг, сцепив руки за спиной, начал нервно прохаживаться из угла в угол. Стоявшие у входа пленники и сопровождавшие их телохранители из личной тысячи скелетов Некроманта молча наблюдали за волшебником. Наконец маг, словно поняв, что сейчас его раздумьям разрешиться не суждено, обратил свой взор на ожидавших.
        Крагх, а особенно Сильмара почувствовали, как в их сторону направились магические нити волшебника, которые попытались проникнуть в их сознание. Но то, что никогда не удавалось Чародею, не удалось и Некроманту. Однако маг не отступал, на детей драконов неожиданно стало наваливаться непреодолимое желание закрыть глаза и уснуть прямо здесь, не сходя с места. Но Сильмара быстро ответила сплетенными нитями отчуждения, присоединила к себе Крагха и молча уставилась на мага, ожидая его дальнейших действий.
        Поняв, что его сонные нити, впрочем, как и любая другая магия, сейчас на драконоголовых действовать не будут, волшебник сначала недобро прищурился, а затем, что бывало крайне редко, вдруг широко улыбнулся.
        - Да, да, да, - своим обычным скрипучим шелестом заговорил Некромант, - узнаю непревзойденные сплетения нитей племени детей драконов. Так ведь, кажется, вы себя называете?
        - Именно так, - коротко ответила Сильмара.
        - Ну что ж, ваше немногословие похвально, только вот не страшно ли, что мне может не понравиться то, что вы смеете сплетать магические нити в моих покоях? - с вызовом спросил некромант.
        - Все, что ты хочешь узнать, ты можешь узнать, просто задав нам вопросы. - уклонилась от ответа Сильмара. На это маг вдруг сделал быстрое движение кончиками пальцев, явно плетя новое заклятье, и Сильмара вдруг почувствовала, как ее магическая связь с братом резко оборвалась и Крагх стал полностью беззащитен перед магией. Застигнутая врасплох предводительница растерялась, с такой магией ей никогда раньше встречаться не приходилось. Всегда считалось, что разорвать сплетенную связь между детьми драконов может только создавшая ее предводительница или смерть самого воина. Но так просто сдаваться Сильмаре не хотелось. В конце концов, сейчас ей надо было удерживать присоединенными не большое количество воинов, а всего лишь одного брата. Она сделала новое усилие, затратив на связь с Крагхом намного больше магических нитей, чем обычно, и связь установилась вновь. Некромант, словно играя в новую увлекательную игру, воспринял магическое противостояние с большим интересом. Он с удовольствием наблюдал, как самка драконоголовых делает отчаянные усилия для того чтобы сохранить магическую связь с братом. Маг
цеплял своей магией нити связи, пытаясь их разорвать, а предводительница с каждой секундой плела новые, таким образом, через некоторое время магическая связь между детьми племени драконов уже была не магическими нитями, а плотным магическим канатом, который дрожал как натянутая тетива, под ударами магии Некроманта.
        В конце концов, когда от напряжения по всему телу Сильмары уже градом лил пот, Некромант внезапно прекратил свои магические попытки разорвать связь между драконоголовыми и молниеносно сплел новое заклятье. В ту же секунду у двоих стоящих по бокам скелетов из ножен вылетели их кинжалы, и каждый быстро резанул по груди Крагха и Сильмары.
        Пока Сильмара негодовала, что растратила всю свою силу на удержание связи с братом и из-за этого не успела переключиться на сплетение заклинания упругой кожи, кинжалы телохранителей мага уже вернулись обратно в ножны своих хозяев, а с груди пленников, прямо на пол, заструились капли ярко-алой крови.
        - Ну вот, - злорадно усмехнулся маг, - а ты говоришь - вопросы задавать… Получается, вы брат и сестра? К тому же ты обладаешь очень большой силой, редкой даже для представительниц вашего племени.
        - То, что воины предводительниц, как правило, являются их кровными братьями, - спокойно парировала Сильмара, - ни для кого не секрет, а вот что касается моей силы, то если бы она была действительно столь редка, то я бы сидела сейчас в совете сестер, а не была бы послана ими к тебе с важной информацией.
        - Послана ими ко мне? - удивленно поднял брови маг. - А разве тебя не взяли в плен мои верные подданные?
        - Это является правдой лишь отчасти: да, они действительно пленили меня и моего брата, но перед этим я сама просила их доставить меня в Каэр Морт!
        - Чушь! - резко ответил маг. - Я знаю мнение и страх тех, кто не принадлежит к числу моих верных воинов, перед Каэр Мортом! Здесь либо умирают, либо переходят навсегда на мою сторону! Уж не хочешь ли ты сказать, что совет сестер и ваша владычица послали вас ко мне для того, чтобы вы верно мне служили?
        Вопрос Некроманта прозвучал с явной издевкой: знай он в ту минуту, что в его власти оказался последний из рожденных, ради спасения которого Некроманту будет готова служить не только Сильмара, а и все племя детей драконов, маг бы действовал совсем по-другому.
        - Нет, - отвечала Некроманту Сильмара, - меня, то есть нас, послали к тебе для того, чтобы передать информацию о новом лагере воинов Чародея. Этот лагерь расположен вдали от Каэр Лира - известного тебе замка лесного волшебника, и тот вряд ли успеет прийти на помощь своим воинам, если новый лагерь будет внезапно атакован.
        - Отдельный лагерь воинов Чародея? - притворно удивился маг. - И зачем же вдруг ему понадобилось его возводить, да еще и вдали от своего замка?
        - На этот вопрос у нас пока нет ответа. Но наше племя готово показать тебе и твоим воинам примерное расположение этого лагеря, а также мы обещаем никак вам не препятствовать в уничтожении русского лагеря.
        Конечно же, Сильмара не могла знать, что Некромант совершенно не нуждается в той информации, которую готово предоставить магу племя детей драконов, поэтому восприняла его натянутую улыбку, появившуюся на лице волшебника после ее слов, по-своему.
        - Да, я прекрасно понимаю, что нашей информации не хватает точности, - продолжала предводительница, - но ведь всем хорошо известна сила укрывающей магии Чародея. Подобной магией окружен и новый лагерь русичей, поэтому точное его местоположение определить почти невозможно, но…
        - Хватит! - резко прервал Сильмару Некромант. - Меня порядком утомил твой несуразный бред! Я понимаю, что тебе очень не хочется умирать, вот ты и придумываешь, как бы оказаться мне полезной, но, может, тебе стоит просто поделиться секретами магии вашего племени? Мне как магу это было бы весьма кстати! Секрет упругой кожи или облегчения живой плоти пришелся бы как нельзя более кстати для моих воинов!
        - Ты, маг, не хуже меня знаешь, что это невозможно, - тихо ответила Сильмара. - Но все, что касается русичей…
        - Я не спрашивал тебя про русичей! - снова перебив Сильмару, злобно прошипел Некромант. - Как ты могла подумать, что я поверю представительнице племени предателей? Вы столько столетий верно служили Чародею, не раз бились в рядах его воинов, в том числе и против моих сил, а потом вдруг резко от него ушли и сейчас предлагаете мне свои услуги? Где гарантия того, что вы вдруг не захотите предать и меня? Почему я должен быть уверен в том, что вы не хотите заманить в ловушку моих воинов под предлогом нападения на так называемый новый лагерь воинов Чародея?
        Сильмара, опустив вниз свою драконью голову, молча стояла и слушала Некроманта. Ей было совершенно нечего ответить на вопросы мага. Некромант был совершенно прав, даже ей неизвестно, что может прийти на ум совету сестер и владычице. Но свою миссию она выполнила честно, рассказав волшебнику все, что было поручено советом. А выкладывать начистоту правду о том, что племя драконов просто боится мести Чародея и русичей, которые скорее всего готовятся к штурму болотного замка, она не имела права.
        - Ну, я вижу, сказать тебе больше нечего? - злорадно усмехнулся маг.
        В ответ Сильмара начала заметно нервничать. Ведь если Некромант окончательно решит, что они с братом ему больше не нужны, то, безусловно, прикажет их убить. Сама Сильмара была готова умереть еще когда направилась в одиночку в Каэр Морт, но теперь, когда с ней брат, который является последним из рожденных…
        - Если надо, - скрывая волнение, заговорила Сильмара, - мы с братом готовы лично узнать, где точно располагается русский лагерь. Пошли вместе с нами своих воинов, чтобы они потом подтвердили честность наших намерений, и тогда ты убедишься, что все, что я говорила, было правдой.
        Некромант задумчиво смотрел на стоявших перед ним драконоголовых. Нет, он вовсе не обдумывал предложение самки-предводительницы, как могло показаться со стороны. Он раздумывал над тем, какую пользу ему можно извлечь из этих двух представителей местных. Что касается самца, то здесь все ясно: надо будет предпринять очередную попытку сделать из драконоголового зомби, а если, как все его предшественники, сдохнет окончательно, то туда ему и дорога. А вот с помощью самки, да еще с такими неординарными способностями, можно будет попробовать проникнуть в тайну магии их племени. Магии, которая может сопротивляться большинству заклинаний и имеющая иммунитет на чужое магическое воздействие. Однако как же заставить самку плести свои магические нити, чтобы попытаться их исследовать?
        - Скажи мне, - неожиданно спокойно заговорил Некромант, - если вдруг поверить, что тебя действительно направил ко мне ваш совет сестер, то как ты объяснишь тот факт, что с тобой всего один воин? Если вашим было так важно, чтобы ты добралась в Каэр Морт, то они должны были бы послать с тобой как минимум столько воинов, сколько ты можешь присоединить. А можешь ты, судя по всему, немало. Разве большее количество воинов не смогло бы тебя лучше защитить и помочь добраться к намеченной цели?
        - Поверь мне, волшебник, - быстро нашлась что ответить Сильмара, - это самый лучший воин нашего племени! Он один стоит очень многих! К тому же большой отряд был бы более заметен.
        Некромант снова задумался. Все это было неправдоподобным и странным, но его осенила одна замечательная идея: он подвергнет драконоголовых испытанию, которое обычно устраивает для вновь призванных, только сделает его намного более трудным! Это заставит предводительницу плести магические заклинания для себя и своего брата, что позволит попробовать понять их суть.
        - Ну что ж, - бодро заговорил волшебник, - я подумаю над той информацией и теми предложениями, что ты мне высказала, а пока вам придется немного у меня погостить. Да, кстати, я смотрю, ваши порезы до сих пор кровоточат, думаю, что это надо поправить.
        Произнеся последние слова, маг подошел к одной из стен, на которой были размещены полки с кувшинами самой различной и причудливой формы, макнул в один из кувшинов кончики пальцев, а затем вновь вернулся к своим пленникам.
        - Больно не будет, - произнес маг и провел рукой по ранам, которые сам же и нанес.
        Раздалось сильное шипение, словно капли ледяной воды упали на раскаленную докрасна сковородку. От ран повалил густой сильный пар с багровым оттенком, а кровь на глубоких порезах начала кипеть и пузыриться. Затем, когда испарилась последняя оставшаяся на ране капля крови, порезы затянулись и выглядели так, словно были нанесены несколько месяцев назад. Только теперь Сильмара и Крагх увидели, что те шрамы, которые навсегда останутся на их грудных клетках, были особой волнистой формы, в виде знака, который был известен всем как печать Некроманта.
        - Ну вот, - довольный собой подытожил волшебник, - а все говорят, что я мастер только всего того, что касается смерти и мертвецов. Но, как вы смогли убедиться, могу помогать и живым, пусть даже и с помощью мертвой воды.
        Маг внимательно посмотрел в желтые с горизонтальным зрачком глаза Сильмары, затем в такие же глаза Крагха и резко бросил своим телохранителям:
        - Уведите их в пещеры ожидания!
        Сопровождаемые конвоем высоких скелетов дети драконов покинули покои Некроманта и облегченно вздохнули: сразу их не убили, значит, шанс выжить вполне реален. С особенным облегчением выдохнул Крагх, молчавший все время разговора, он очень боялся, что великий маг сможет распознать в нем нечто особенное, то, что не удалось распознать совету сестер и владычице.
        Глава 10. Вопросы и ответы
        Наблюдать откуда-то сверху себя самого, а точнее, собственное распростертое на полу тело было совсем не страшно, а скорее просто любопытно и необычно. Вокруг тела суетилось множество людей, одни расшнуровывали доспехи, другие прижимались ухом к груди, слушая, бьется ли еще сердце, а третьи лили на лицо и голову холодную воду.
        Вот невысокий сухопарый старик крикнул, чтобы немедля послали за лекарем. Затем все тот же старик повернулся к богатырского телосложения воину и, размахивая руками, стал громко на того кричать. Богатырь был как минимум в два раза больше отчитывающего его старика, но стоял перед тем, словно провинившийся подросток, низко опустив голову на грудь, не произнося ни слова в ответ.
        Затем вбежал лекарь, отогнал всех прочь от распростертого тела и прямо на полу стал раскладывать какие-то баночки и травы. Он тоже какое-то время, стоя на коленях, суетился возле безжизненного тела, прижимался ухом к груди, склонялся над лицом, внимательно всматриваясь в потухшие и безжизненные глаза, подносил к носу поверженного маленькую тряпочку, натирал виски какой-то мазью, давил толчками на грудь и даже пытался вдувать воздух в рот никак не реагирующего на происходящее тела. После всех этих бесполезных попыток, лекарь поднялся с колен, развел руками и медленно покачал головой из стороны в сторону.
        После этого жеста лекаря сухопарый старик стал кричать на стоявшего с опущенной головой богатыря пуще прежнего, а тот вдруг быстро развернулся и бросился куда-то в сторону. Богатырь скрылся в небольшом коридоре, откуда вернулся через пару мгновений, неся в руках огромный двуручный меч. Взяв обе руки распростертого на полу воина, богатырь вложил в них рукоять двуручного меча и сильно прижал их сверху собственными ладонями, нашептывая при этом что-то себе под нос. Смотреть на это было забавно и интересно.
        Но тут вдруг с такой силой потянуло вниз, что наблюдать сверху за происходящим стало совершенно невозможно. Резко навалившаяся тяжесть притягивала к земле, к тому месту, где лежало собственное тело. Вокруг внезапно наступила непроницаемая тишина, а руки почувствовали, как их прижимают к чему-то твердому и жизненно необходимому. Вот уже пальцы сами вцепились в заветную рукоять, но на большее сил совершенно не было.
        - Смотрите-ка! Неужто очухался?
        - Да, точно, оживает, кажись.
        - Ну да, задышал вон, и веки дрожат!
        Доносившиеся со всех сторон голоса начали переходить в негромкий ободряющий гул, и Ульвэ попытался открыть глаза. Но, видимо, это было слишком тяжело для его только что побывавшего в гостях у смерти рассудка, и он опять отключился.
        Очнулся Ульвэ уже когда вокруг никого не было. Рыцарь слегка приподнялся и огляделся вокруг. Он находился все в том же просторном тереме воеводы, на улице за окном был уже вечер, а сам воевода сидел за столом и что-то писал.
        - Очнулся наконец? - оторвался от своих записей воевода. - Я специально попросил тебя у себя оставить, даже вон на кушетку тебя переложили.
        Ульвэ медленно, поставив ноги на пол, сел на своем ложе и вместо ответа, стал таращиться по сторонам. Наконец его взгляд снова остановился на сидевшем за столом старике, который выжидательно и спокойно смотрел на рыцаря. Только сейчас Ульвэ заметил, что сбоку стола воеводы был прислонен грозный двуручный меч крестоносца.
        Перехвативший взгляд Ульвэ воевода отодвинул в сторону свои бумаги, словно они могли ему помешать исполнить задуманное, и посмотрел на рыцаря долгим и очень серьезным взглядом.
        - Сначала, - заговорил воевода тихим, но твердым голосом, - я расскажу тебе твою историю, а затем кратко изложу нашу, и ты должен будешь принять правильное для себя решение.
        Воевода сделал небольшую паузу, как бы выжидая, что ответит ему рыцарь. Ульвэ, однако, то ли еще до конца в себя не пришел, то ли не знал, что ответить, но ни согласия, ни отрицания не высказывал. Он просто продолжал сидеть и смотреть в проницательные глаза начальника русичей.
        - Ну, - наконец прервал затянувшуюся паузу воевода, - будем считать твое молчание согласием. Итак, - продолжал он, - ты со своими братьями рыцарями являетесь членами тевтонского ордена. Но только двое из вас являются истинными тевтонцами, другие двое, включая тебя, принадлежат к ордену меченосцев, который был вынужден из-за собственных неудач объединиться с тевтонцами, образовав тем самым ливонское рыцарское братство.
        Воевода снова сделал паузу в своей речи. Но и на этот раз рыцарь никак не отреагировал на слова старика. Ульвэ прекрасно понимал, что принадлежность их к тевтонцам и меченосцам, читалась по символике на одеждах рыцарей. А то, что тевтонский орден присоединил к себе рыцарей меча, вообще ни для кого не было тайной. Да и не было в близлежащих землях других орденов крестоносцев, кроме указанного ливонского.
        - Я не знаю, как давно и каким образом к тебе попал этот меч, - неожиданно сменил тему разговора воевода. - Возможно, он достался тебе по наследству от твоих предков или ты добыл его в бою, все это не так уж важно. Важно то, что именно этот меч стал твоим незаменимым товарищем, без которого ты себя уже больше не представлял.
        Воевода встал из-за стола и начал медленно прохаживаться из стороны в сторону как раз рядом с двуручным мечом рыцаря, о котором шла речь.
        - Ты всегда точно знал, - продолжал он, - что пока с тобой - неважно, в ножнах за поясом или обнаженный в руках - твой верный спутник, - воевода указал на меч, - тебе не страшен ни один враг. Наверняка даже были моменты, когда ты верил в свой клинок даже больше, чем в самого себя. Ведь он придавал тебе силы в самом прямом смысле этого сова.
        Вот теперь слушавший воеводу крестоносец уже не был столь равнодушен к его речам. Рыцарь заметно напрягся и даже немного сконфузился, словно подросток, о заветной тайне которого вдруг узнал чужой взрослый дяденька.
        - Так было до тех пор, - невозмутимо продолжал воевода, - пока ты вместе с теми самыми рыцарями, что находятся сейчас в нашем лагере, не попали уж в совсем безвыходную и смертельную ситуацию. Смею предположить, что произошло это скорее всего на русских землях.
        Воевода вопросительно посмотрел на Ульвэ, и хотя тот продолжал молчать, но по всему было видно, что говоривший очень близок к истине. Воевода сам себе утвердительно кивнул и, продолжая прохаживаться взад-вперед рядом с заветным мечом, уверенно продолжал:
        - Когда смерть уже было накрыла ваш отряд своим покрывалом, все вы увидели что-то вроде очень яркой вспышки, словно в глаза вам ударила молния. После потери сознания вы пришли в себя совсем не там, где были до этого. Лишь заветный двуручный меч, к огромному твоему облегчению, был по-прежнему с тобой. Ну а дальше вы, сразившись предварительно с местными, в конце концов попали к нам.
        Снова замолчав, воевода остановился и внимательно взглянул на так и не проронившего ни слова крестоносца.
        Ульвэ уже не смотрел прямо на воеводу, а, слегка наклонив голову, утвердительно и задумчиво кивал, соглашаясь с каждым словом этого седого старика.
        Не дожидаясь, пока рыцарь вернется из своих мыслей, воевода продолжил свой монолог.
        - А теперь я, как и было условленно, расскажу тебе о нас. Начнем с того, что это не просто другие земли, а совсем другой мир! Все живущие здесь люди - из разных эпох, но одного мира - попали сюда тем же способом, что и ты со своими крестоносцами. То есть у каждого отряда был человек, имеющий при себе что-то наподобие твоего меча, не обязательно оружие, но какой-то ценный артефакт, талисман или оберег. Эти вещи несут в себе частицу магической силы, которая помогает своему владельцу при жизни в мире людей, а в случае неминуемой гибели переносит владеющего артефактом человека и его ближайших соратников сюда, в мир, который принадлежит магам.
        Именно маги и делают подобные волшебные предметы, чтобы призывать на свою сторону как можно больше умелых воинов из мира людей.
        Все воины нашего поселения находятся под защитой одного из таких магов, именуемого Чародеем. Тебе и твоим воинам придется сделать выбор: остаться ли с нами или искать счастья на службе у других волшебников, а может, даже среди вольных наемников.
        Скажу честно, что, учитывая, насколько умелыми и выносливыми воинами являются крестоносцы, нас бы больше устроил первый вариант, пусть даже вы совсем не русских кровей.
        Во время последних слов воеводы Ульвэ невольно недобро прищурился, что не могло остаться незамеченным.
        - Ну да, конечно, - поспешил поправить себя воевода, - нелюбовь воина к народу, с которым он так долго воевал, вполне понятна. Только пойми, рыцарь, это совсем другой мир, - воевода сделал особое ударение на слове «другой», - мир в котором никогда не жили не Иисус Христос, ни дева Мария, ни Будда, ни пророк Мухаммед. Здесь нет тех ценностей, во имя или под видом которых завоевывались новые земли, народы и города. Здесь нет земель ни новгородских, ни псковских, ни ливонских! Неизменно здесь лишь одно: приходится много и часто воевать, отстаивая свое право на существование. И поверь мне, делать это в рядах нашего войска далеко не самая худшая участь! Ведь Чародей, волшебник, которому мы служим, не жаждет абсолютной власти, а потому не бросает своих воинов в бессмысленные смертельные стычки. Он желает лишь спокойно жить в своем лесном замке, но только это не всем по нутру! Чародей вынужден иметь свое войско для защиты от агрессии других магов, но он практически позволяет нам жить вольной жизнью! Ах, если бы еще не эти предатели местные…
        На последних словах воевода осекся, подошел к столу, глотнул из кружки, чтобы смочить пересохшее от длинных речей горло, и, неожиданно скомкав свою речь, снова обратился к крестоносцу.
        - Ладно, рыцарь, время уже позднее, а у меня еще много дел незаконченных. Сейчас возвращайся к своим, тем более что там тебя приятный сюрприз ожидает, - воевода еще раз глотнул из кружки и продолжил: - Завтрашний день вам на принятие решения, вечером сообщите, что решили-остаетесь с нами или другой дорогой пойдете. Да, вот еще, меч свой не забудь.
        В голове Ульвэ из-за услышанного от воеводы творился полный беспорядок. За все время он так ни разу не проронил ни одного слова, а лишь внимательно слушал, хотя понимал и верил далеко не во все.
        На рыцаря, как волна, накатились воспоминания последних дней. Сначала пробуждение в непонятном лесу и стычка с ужасными существами, у которых были тела людей, а головы ящеров-демонов из преисподней, встреча с русичами и дорога до их лагеря, поход за травами и бегство от болотного великана, а после смертельный поединок с Евпатием. И в конце концов наблюдение откуда-то сверху за манипуляциями над собственным телом.
        Во всех этих воспоминаниях одним из главных действующих лиц был русский богатырь, умеющий делать странные вещи. То он разжигает погребальный костер теплом от собственных ладоней, то делает почти невесомыми носилки, на которых несут раненых рыцарей. А там, в лесу, когда собирали травы, Евпатий вел себя странно, он словно уснул прямо стоя незадолго до встречи с огромным болотным великаном. Да и здесь, после поединка, именно Евпатий вернул к жизни поверженного Ульвэ.
        Крестоносец задумчиво поднялся со своего места, медленно подошел к столу, возле которого находился его меч и посмотрел на воеводу. Старик не обращая больше никакого внимания на рыцаря, углубился в свои записи.
        Ульвэ помялся с ноги на ногу, явно не решаясь о чем-то спросить, но потом, словно передумав, молча забрал свой меч и вложил его в ножны. Развернувшись к выходу, Ульвэ, все еще перебирая в голове нахлынувшие бесконечным потоком мысли, медленно зашагал прочь. Остановившись на пороге, крестоносец обернулся и, словно набравшись смелости, задал наконец воеводе мучивший его вопрос.
        - Скажи мне, воевода, а Евпатий - он и есть этот ваш Чародей?
        Воевода оторвался от своих записей и в первый раз широко и искренне улыбнулся.
        - Евпатий? Ну что ты, конечно же, нет! - продолжая весело смотреть на рыцаря, сказал воевода. Затем улыбка исчезла с его лица, взгляд стал серьезным и он продолжил: - Евпатий его ученик.
        Ульвэ совершенно один брел по русскому лагерю. Караульные возле терема воеводы подсказали ему дорогу и больше не обращали на него никакого внимания. Это было очень необычно - все последние дни находиться под неусыпной стражей и чувствовать себя пленником, а теперь словно оказаться никому не нужным.
        На полпути навстречу ему попался отряд тех самых воинов в пятнистой одежде, что содержались в соседней избе. Первым шел Глеб.
        - Какие люди! - радостно воскликнул он, едва заметив крестоносца.
        Ульвэ на всякий случай оглянулся, но никаких людей рядом с собой не обнаружил.
        - Так, значит, - не переставая широко улыбаться, бесшабашно продолжал недавний попутчик в походе за травами, - принесли его домой, оказался он живой?
        - Кого принесли? - обезоруженный искренней радостью Глеба, решил уточнить крестоносец.
        - Кого-кого, - беззлобно передразнил Глеб, - зайчика, конечно, кого же еще. Пиф-паф, ой-ой-ой, ну и так далее.
        - Чего? Какой еще пиф-паф? - нахмурился Ульвэ, пока еще не определившись сердиться ему на этого добродушного паренька или обождать.
        - Ай, ладно, понятно, другие у вас сказки, наверное, - махнул рукой Глеб, а затем, заключив крестоносца в широкие объятия, продолжил: - Жив ты, говорю, а это здорово! А нас вот в казармы переводят. Ты извини, мне уже бежать пора, своих догонять, потом поболтаем, ладно? Не дожидаясь ответа, Глеб хлопнул рыцаря по плечу и побежал догонять свой удаляющийся отряд. А Ульвэ, посмотрев вслед бывшему соседу, пожал плечами и побрел дальше к забору, за которым виднелась знакомая изба.
        Стражников возле калитки и крыльца дома, где их держали последние дни, больше не было, а из-за приоткрытых ставней избы, доносился дружный и громкий хохот.
        На улице уже почти стемнело, и Ульвэ отчетливо разглядел, как в хорошо освещенной свечами и лучинами комнате все трое его боевых товарищей сидели за столом, слушали очередные байки Трувора, скорее всего про его победы над женским полом, и дружно хохотали. Даже набожный Михас держался от смеха за живот, когда всегда немногословный Генрих отпускал пошлые шуточки в адрес похождений Трувора. Все выглядело так, словно рыцари сидели в какой-нибудь мирной таверне, не обремененные заботами о завтрашнем дне, сытые и довольные жизнью. А самое главное, что все они были абсолютно здоровы, без каких бы то ни было признаков былых тяжелых увечий. Трувор и Михас, один из которых еще с утра был без сознания, а другой едва мог пошевелиться, выглядели так, словно месяц отдыхали на какой-нибудь зажиточной крестьянской ферме. Видимо, это и был тот приятный сюрприз, о котором говорил воевода.
        Стоящий за окном Ульвэ еще раз окинул взглядом веселящуюся и не замечающую его компанию, о чем-то ненадолго задумался и заходить в избу передумал. Он решительно развернулся и вышел обратно за калитку. В душе его была полная пустота, а в голове смятение.
        Говорят, что человек полноценно живет до тех пор, пока у него есть враг. А если вдруг врага не остается, то жизнь теряет всякий смысл. Враг этот не обязательно должен быть конкретным человеком или живым существом. Человеку необходима сама борьба. Борьба и преодоление трудностей, побеждая которые ты становишься сильнее.
        Для Ульвэ главным врагом всегда были те, кто противится воле ливонского ордена крестоносцев. И так получилось, что последние годы это были в основном непокорные русские, ставшие для рыцаря главным и непримиримым врагом. Но если все, что рассказал воевода, правда, то смысла в этой враждебной ненависти больше не было. Как не было и ливонского ордена, во славу которого сражался рыцарь. Все это пустой тоской и тяжелыми мыслями давило на Ульвэ.
        - Послушай, - обратился крестоносец к проходившему мимо калитки прохожему, - а Евпатия где можно найти?
        - Новенький? - больше утвердительно, чем вопросительно, отозвался остановившийся в вечерних сумерках человек, а затем беззаботно объяснил: - Пройдешь четыре двора в эту сторону, - прохожий указал рукой направление, - а затем направо свернешь. Третий двор и будет изба Евпатия.
        Показав дорогу, человек, более не задерживаясь, быстро зашагал дальше по своим делам.
        Темнело быстро, и пока Ульвэ нашел нужный ему двор, на улице уже стало хоть глаз коли, почти ничего не видать.
        На стук Ульвэ дверь открыл сам Евпатий. Крестоносец впервые видел русича без доспехов, а в простой домашней одежде, с непокрытой головой.
        Богатырь, держащий в руках восковую свечку, внимательно посмотрел на позднего гостя и в конце концов молвил:
        - Ну заходи, коли пришел. Мне все равно сегодня долго еще не спаться будет, - богатырь жестом пригласил гостя в избу.
        Зашли внутрь. Евпатий, предварительно усадив гостя за стол, зажег еще несколько свечей, а затем выкатил откуда-то из угла небольшой деревянный бочонок.
        - Бражничать будем, - утвердительно заявил русич, расставляя на столе большие деревянные кружки и наполняя их ароматным содержимым бочонка. - Будь здоров! - Евпатий ударил краем своей деревянной кружки о стоящий напротив Ульвэ такой же деревянный сосуд, после чего осушил свою кружку несколькими большими глотками.
        Не оставаясь в долгу, крестоносец, недолго думая, поднес к губам свою кружку, ощутил сладкий пьянящий аромат и тоже осушил свой сосуд в одно мгновение. Сладковатый на вкус хмель был с радостью воспринят его желудком, и рыцарь почувствовал, как спадает напряжение всего тела, а хаотично мечущиеся в голове мысли успокаиваются и уходят прочь.
        - Добрая медовуха получилась! - удовлетворительно крякнул Евпатий и снова разлил по кружкам ароматный и хмельной напиток с приятным сладким привкусом.
        Однако сразу опрокидывать по второй воины не стали, оба прекрасно понимали, что сидят здесь не для обоюдной молчаливой попойки.
        - Ну что, рыцарь, может, все же поведаешь, с чем пожаловал? Или тебе от моего доброго меда так сладко сделалось, что язык к нёбу прилип? - попробовал пошутить Евпатий, но, поняв, что рыцарю не до шуток, продолжил уже более серьезно: - Тебя если какие вопросы мучают, так ты задавай, не стесняйся. На какие смогу - отвечу с радостью, а если нет, то уж не обессудь.
        Некоторое время подумав, с чего начать, Ульвэ в итоге задал совсем не тот вопрос, который хотелось.
        - А у тебя тоже есть магический артефакт? - спросил он.
        - Был, - утвердительно кивнул Евпатий, - но мне пришлось оставить свой, хранимый с детства оберег, чтобы он не мешал мне осваивать искусство управления магическими нитями.
        Оба воина сделали по небольшому глотку из своих кружек, после чего разговор продолжился.
        - А что имеется в виду под магическими нитями? - спросил Ульвэ.
        - Весь этот мир, - поучительно заговорил русич, - все живое и неживое пронизано тончайшими, невидимыми простому глазу, неощутимыми и невесомыми нитями магической энергии. Умение присоединяться к этим нитям и сплетать в нужные формы называется магическим искусством.
        - А как мешают сплетению нитей артефакты? - вставил новый вопрос крестоносец.
        - Артефакты способны связывать только те нити, которые были заложены в них с помощью частиц волшебных кристаллов создавшим артефакт магом. Для обычного человека это хорошо, но если у тебя есть способность к магическому искусству, то заложенная кем-то другим в артефакт сила будет не давать тебе раскрыть свой талант.
        Разговор воинов протекал так размеренно и спокойно, словно несколько часов назад это вовсе не они бились друг с другом в смертельном поединке. Словно не было оскорбительных замечаний со стороны одного и ненавистного желания убить со стороны другого.
        - Твой меч, - продолжил Евпатий, - артефакт очень сильный, теперь ты и твои братья рыцари связаны с ним магическими нитями; когда сможешь научиться ими управлять, твой отряд обретет еще большую силу, будет еще более неуязвим и опасен.
        - Кто может меня этому научить - создавший меч маг? - предположил Ульвэ.
        - Нет, - улыбнулся наивности крестоносца русский богатырь, - создавшего твой меч мага уничтожили во время великой войны магов, иначе ваш отряд перенесся бы в этот мир в один из трех уцелевших на острове замков, а не в глухой лес.
        - Уцелевших на острове замков? - переспросил Ульвэ. - Ты хочешь сказать, что мы находимся на острове?
        - Да, на острове, - подтвердил русич. - Эти земли, хоть и очень обширные, но все же со всех сторон омываются водами Непресекаемых морей,[1 - Пресекать - пересекать (устаревшее)] поэтому это остров. А что касается обучения владению артефактом, - вернулся к заданному вопросу Евпатий, - то, например, у нас в лагере этим обучением занимаюсь я.
        - Живущие на острове маги, - снова заговорил Ульвэ, - ты сказал, что их осталось трое, кто они? Овладевшие магическим искусством люди?
        - Они не совсем люди, - покачал головой Евпатий, - точнее сказать, они, может, и люди, но не из нашего мира. Где-то за Непресекаемыми морями есть континент, откуда магов в свое время изгнали, выслав всех их на этот остров. Здесь ими были найдены магические кристаллы, с помощью которых они научились призывать сюда воинов из нашего мира. А точнее тех, кто должен был в нашем мире погибнуть.
        Со временем маги начали ссориться и враждовать друг с другом, пока все это не переросло в великую войну, в которой и было уничтожено большинство волшебников. Оставшиеся трое - самые сильные и могущественные из них.
        - Можешь рассказать мне про оставшихся на острове магов подробнее? - спросил Ульвэ, не забыв сделать глоток доброй медовухи.
        - Конечно, могу, - кивнул Евпатий. - Волшебник, которому служим мы, зовется Чародеем. Он единственный не участвовал в великой войне, считая ее бессмысленной, а предпочел окутать свой замок, Каэр Лир, магическими завесами и переждать. Когда на острове затихли последние отголоски сражений, а оставшиеся в живых два мага были вынуждены заключить перемирие, то они с удивлением обнаружили, что магов осталось не два, а три. Потрепанные и истощенные великой войной, заключившие перемирие маги были вынуждены с этим смириться.
        Чародей живет в своем лесном замке, который невозможно обнаружить, если только маг сам этого не пожелает. Он любит изучать старинные рукописи, владеет искусством использования сил живой природы и никогда не нарушает гармонии окружающего его лесного мира.
        Другой маг зовется Некромантом и является полной противоположностью Чародею. Он мастер во всем, что касается не живого, а мертвого. Его армия хоть и имеет много призванных людей, но большинство ее составляют ужасные ходячие мертвяки, или, по-другому, зомби. А самые сильные его воины - это тысяча непобедимых скелетов, составляющих его личную гвардию.
        Помнишь, я поспешил сжечь труп вашего убитого собрата? Так вот, если этого не делать, слуги Некроманта могут обнаружить труп и доставить его своему господину, а тот сделает из него живого ходячего мертвеца!
        Последние слова Евпатий произнес с особым ожесточением и даже ударил по столу кулаком.
        - Однажды, - отхлебнув из кружки, продолжил богатырь, - мне пришлось вступить в бой с бывшими верными товарищами, которых убили накануне; оставшиеся тогда в живых воины, включая меня, были вынуждены в спешке отступить и оставить мертвые тела, чем и воспользовался хозяин замка Каэр Морт.
        - Ты имеешь в виду Некроманта? - уточнил Ульвэ.
        - Конечно, больше оживлять убитых никто не умеет! - снова ударил по столу кулаком богатырь. - И поверь мне, это очень жутко и даже страшно - сражаться с теми, кто уже мертв. А если это твои бывшие собратья по оружию, то страшно вдвойне.
        - А третий маг? Он кто? - не давал уйти от темы очень заинтересованный рассказами Евпатия крестоносец.
        - Третий? Хм, третий зовется Колдуном. Большой знаток различных хитроумных механизмов и приспособлений. Умело совмещает их с магическим искусством, отчего пользуется большим авторитетом среди своих воинов. Вот, например, отрубят воину Колдуна руку в бою, а тот не очень-то и расстраивается, ведь хозяин ему новую, железную приделает. Такой рукой воин даже удары меча парировать сможет, а работает она не хуже старой, той, что из костей, плоти и крови была. Главное - смазывать ее вовремя и ржаветь не давать.
        - А еще, - захватывающе продолжал Евпатий, - Колдун может вместо руки оружие разное приделывать, ну там, самострел, например, или даже ружье.
        - Ружье? - не поняв, о чем ведет речь Евпатий, переспросил крестоносец.
        - Ну да, ружье, - утвердительно кивнул русский богатырь. - Это такая железная трубка, которая маленькими железными снарядами стреляет, практически любой доспех пробивает. Но ружье - это редкость, пороха не хватает.
        - Чего не хватает? - не понял рыцарь.
        - Пороха, это порошок такой, заставляет ружья и пушки метать с огромной силой свои смертельные снаряды. Только вот здесь его делать не умеют, а точнее, не из чего его в этом мире делать, трав нужных нет. Для пушек еще научились с помощью пыли магических кристаллов заряды делать, но для ружей они не подходят, слишком мощные, ружья разрываются, а воин - хорошо, если жив останется.
        Сидящий напротив Евпатия Ульвэ чувствовал себя маленьким ребенком, которому взрослый объясняет какие-то загадочные и непонятные вещи. Только вот от этих объяснений вопросов не убавлялось, а еще больше накапливалось.
        - А пушки - это тоже… как ружья? - осторожно, боясь показаться уж совсем дураком, поинтересовался крестоносец.
        - Ну как тебе сказать, - ухмыльнулся Евпатий, - не то чтобы совсем как ружья, но… А! Так ты ж пушку-то видел! Это та большая труба, ядром из которой одному твоему товарищу голову снесло, а другого в грудь контузило.
        Ульвэ вспомнил страшное, извергающее огонь орудие и утвердительно кивнул. Тот громоподобный грохот и пронесшееся рядом ядро навсегда впечатались в его память.
        - Значит, - решил подытожить Ульвэ, - три мага, о которых ты рассказал, являются тремя основными столпами силы на этих землях? И каждый призванный воин должен обязательно присоединиться к одному из них?
        - Нет, - покачал головой Евпатий, - не совсем так. Есть еще наемники, это те, кто не захотел служить ни одному из магов и в то же время служат всем трем.
        - Это как? - удивился Ульвэ.
        - Да очень просто, - ответил богатырь. - Живут они обособленно, своим собственным поселением, и готовы, за вознаграждение, служить кому угодно. Сегодня могут биться в войсках Колдуна или Чародея, а завтра сражаться бок о бок со скелетами или мертвяками Некроманта. Причем даже против своих товарищей, которых наняла противоборствующая сторона.
        - Хм, интересно, - протянул рыцарь.
        - Да ничего интересного, - не согласился богатырь. - Ужасно гордятся своей якобы независимостью и самозабвенно чтут свой неписаный кодекс, - с нескрываемой неприязнью добавил русич.
        Какое-то время воины сидели молча, лишь изредка прихлебывая из своих кружек. Ульвэ пытался переварить все услышанное, а Евпатий попросту ему не мешал. Наконец, потирая подбородок, крестоносец задал свой очередной вопрос.
        - Ну а просто жители на острове есть? Я имею в виду не профессиональных воинов различных эпох нашего мира, а обычных крестьян, купцов, ремесленников?
        - Да, конечно, - Евпатий утвердительно закивал, - правда, все они, так или иначе, тоже связаны с военным ремеслом, а точнее, с военными действиями, произошедшими в нашем мире. Ведь даже обычные крестьяне периодически вынуждены защищать свои земли от какихнибудь варваров или просто других племен. А нападение на купцов грабителями и разбойниками - вообще обычное дело. Вот и переносятся в этот мир те из них, кому посчастливилось иметь заветный артефакт, захватив с собой нескольких своих товарищей.
        Такие вновь прибывшие, если, конечно, им улыбнется удача, поселяются, как правило, в мирных торговых городках, рыбацких поселениях, крестьянских деревнях. Все они платят за охрану наемникам, но зато могут вести мирную жизнь и заниматься своими привычными делами, выращивать хлеб, ловить рыбу, охотиться, заниматься ремеслами и торговлей.
        - Но получается, что все, о ком ты говоришь, все равно прибыли из нашего мира, а что местных жителей здесь совсем нет?
        На слове «местных» Евпатий сильно, так что побелели костяшки пальцев, сжал свою кружку, но сразу же взял себя в руки и совершенно спокойно ответил на вопрос крестоносца.
        - Говорят, что до появления здесь большого количества изгнанных магов и начавшейся потом великой войны остров был населен немалым количеством сказочных существ, мирно живших между собой и представляющих разные удивительные народы, - Евпатий говорил с явным сарказмом, отчетливо давая понять, что не очень во все это верит. - Когда началась великая война, - продолжал он, - большинство этих народов бесследно исчезло, остались только драконоголовые, которых здесь сейчас как раз местными и величают, да болотные великаны. И тех и других ты уже видел.
        Последние слова Евпатия сильной болью отозвались в душе рыцаря. Еще бы, ведь драконоголовые убили одного из его верных товарищей, а встреча с болотным великаном привела к позорным и печальным последствиям. Однако Ульвэ держал себя в руках и сначала даже сделал вид, что его интересует другой описанный русичем факт.
        - Исчезли целые народы, которыми раньше был населен остров? - деланно удивился он, хотя это его сейчас интересовало не в первую очередь.
        - Ага, - кивнул Евпатий, - так говорят. А правда это или вымысел - каждый решает сам.
        - Ну хорошо, а те, что остались, можешь поведать о них подробней? - попросил Ульвэ, явно заинтересованный болотными великанами и особенно драконоголовыми.
        - Болотные великаны, - начал Евпатий, - они всегда сами по себе. Главное, чтобы их никто не трогал, тогда и они никого не трогают. Живут в своих лесных болотных дебрях, ни во что не вмешиваясь. Чародею удается с ними мирно соседствовать, но не более того. Тот, на которого мы нарвались в лесу, просто решил, что мы посягнули на его территорию, вот и обозлился. Короче говоря, сами виноваты.
        Крестоносец видел, что русич явно чего-то недоговаривает, однако с расспросами не лез, тем более, что намного больше его интересовали местные драконоголовые. Вот о ком стоит расспросить Евпатия поподробней.
        - Ну хорошо, бог с ними, с этими болотными великанами, - махнул рукой рыцарь, - а что по поводу тех тварей, которых вы именуете драконоголовые?
        Евпатий, собираясь с мыслями, пригубил немного медовухи, а затем, тяжело вздохнув, начал, не останавливаясь:
        - Это племя когда-то было лучшим союзником Чародея, а значит, и нашим. Не раз нам приходилось бок о бок сражаться с общими врагами, и, надо сказать, весьма успешно. Ведь, как ни крути, а воины драконоголовые отменные. Их тела внешне не отличаются от человеческих, но это иллюзия. Я прекрасно помню, как ты во время стычки пытался вспороть брюхо одному из них. Будь ты тогда поопытней, то целил бы своим мечом им в глотки, а не в тела. То, что они не носят доспехов, совсем не случайно: во время боя, когда их предводительницы-самки сплетают нужное заклятье, все тело драконоголовых словно покрывается мелкими чешуйками. Эти чешуйки лучше любой брони защищают их от острого оружия. Поэтому когда встречаешься с таким противником, знай, что для острого лезвия уязвимы лишь их головы, а по телам надо бить чем-то тупым, например дубинкой или обухом топора. Говорят, что их гениталии тоже не могут противостоять острому оружию, но они так плотно замотаны в кольчужные юбки, что пытаться их туда ранить практически бесполезно.
        Главными у этих тварей всегда самки, только они владеют искусством сплетения магических нитей и могут присоединять к своей магии самцов племени. Самцы же, в свою очередь, берегут своих предводительниц зачастую ценой собственной жизни. Они очень сильны и выносливы, сильнее и выносливей любого из рода людей, а учитывая, что их никогда не обременяют тяжелые доспехи, то драконоголовые, плюс ко всему, еще и очень ловки.
        Окружающий мир они воспринимают на вкус, ну вот как мы с тобой сейчас чувствуем вкус этой доброй медовухи, так же они чувствуют на вкус абсолютно все, без конца, словно ящерицы или змеи, высовывая свой раздвоенный язык.
        Только вот, - Евпатий нахмурил брови, - теперь это подлое племя наш самый злейший враг и, можешь поверить мне на слово, они свое получат.
        Богатырь внезапно завершил свое подробное описание драконоголовых, давая понять, что больше не желает вести о них беседу.
        Однако Ульвэ все же предпринял попытку разговорить русича очередным вопросом.
        - Ну ты хоть можешь в двух словах намекнуть, что послужило причиной вашей лютой ненависти к бывшим собратьям по оружию?
        Евпатий, явно затягивая с ответом, неспеша подлил себе и крестоносцу из изрядно полегчавшего бочонка, а затем, немного отхлебнув, ударил наполненной кружкой по столу так, что расплескалась добрая половина ее содержимого.
        - Предали они нас! - коротко изрек богатырь. - Предали, и точка! Хватит уже об этом! Я тебе сразу сказал, что ответов на все твои вопросы не будет.
        - Ну не будет, так не будет, - поспешил согласиться Ульвэ, а затем, немного подумав изрек: - Тогда, после схватки с местными, ты настоял на том, чтобы я, подняв правую руку, сказал, что принимаю твое слово, зачем?
        - Здесь так принято, - внимательно глядя в глаза крестоносца, ответил Евпатий, - нарушившего слово, неважно, несешь ты его или принимаешь, ждет смерть!
        - Да что ты говоришь! - решил съязвить Ульвэ. - А если нет, то вечная жизнь? Или просто вечная память?
        - Зря ты ухмыляешься, рыцарь! - не оценив шутки, сурово ответил богатырь. - В этом мире свои законы. И совершенно не важно, попал ты сюда пять минут назад или находишься здесь уже тысячу лет, нарушил закон - получи наказание.
        - Ну и кто бы, интересно, меня наказал, - развел руки крестоносец, - если бы я вдруг сказал, что слово принято, а сам, подпустив тебя поближе, снес бы твою голову с плеч одним взмахом своего меча? Нет, я, конечно, понимаю, ты был не один, а с отрядом. Ну а если мне бы удалось от них оторваться и пристроиться на службе у какого-нибудь там Колдуна или Некроманта? Что тогда? Как бы меня настигло ваше наказание?
        - Однажды, - спокойно отпив из кружки, начал Евпатий, - мне довелось видеть человека, нарушившего принятое слово. Уже на следующий день после этого он начал тяжело болеть, через пару недель из молодого воина превратился в сгорбленного старика, а через месяц умер от старости. И это при том, что люди в этих магических землях, хоть и гибнут очень часто на полях сражений, но практически не болеют и старению не подвержены. Так что, вместо того чтобы здесь зубоскалить, больше прислушивайся да на ус мотай.
        - Совсем, что ли не стареют? - недоверчиво уточнил крестоносец.
        - Совсем, не совсем, - пожал плечами Евпатий, - а за те больше чем полсотни лет, что я здесь живу, никто из всех, кто мне известен, включая меня самого, нисколько не изменились. Разве что шрамов маленько прибавилось.
        Обескураженный Ульвэ с недоверием осмотрел Евпатия, но все же поверил, что богатырю врать незачем и тот говорит правду.
        - Ну а почему тогда, - спустя какое-то время изрек рыцарь, - сам ты, неся слово, поднимал левую руку, а меня заставил поднять правую?
        - Я же сказал, так заведено! Почему - не знаю! Знаю только, что если ты откажешься вступить в переговоры и мое слово отвергнешь, то выхватить меч правой рукой, мне намного сподручней, чем поднятой левой.
        - Ну да, - согласился крестоносец, - а если я поднял в ответ правую, то, значит, готов принять слово, а не схватиться этой рукой за оружие. Только ведь немало воинов, кто и левой не хуже правой орудует, а некоторые даже лучше. Но раз заведено, значит, заведено, - изрек в конце концов Ульвэ, и, немного подумав, продолжил: - Но ты мне сказал, что из коренного населения остались только драконоголовые и болотные великаны, а я ведь еще кое-кого, явно не человека и не зверя, видел! Вполне даже возможно, что одного из тех исчезнувших местных, о которых ты мне толковал, - хитро заявил крестоносец.
        - Неужели? - искренне, но слегка недоверчиво удивился Евпатий. - И кто же это был?
        Далее Ульвэ рассказал русичу, как после бесполезных попыток вернуться в русский лагерь, чтобы поведать о нападении болотного великана и позвать помощь, ему явился непонятный одноногий старик очень жуткого вида. Крестоносец так красочно все описывал, что даже сам поднялся из-за стола, встал на одну ногу, попытался вывернуть ее пяткой вперед и, скорчив, как ему казалось, жуткую физиономию, не моргая, уставился на русского богатыря.
        От такого представления Евпатий сначала поднял брови и даже приоткрыл рот, а потом неожиданно расхохотался так, что чуть не упал со своего стула. При этом русич стучал от веселья ладонью по столу, а другой рукой держался за живот.
        - Ой, сядь уже, пожалуйста! - задыхаясь от хохота, сказал он. - Значит, не зверь и не человек говоришь? Ахха-ха! Ну уморил! Да это же дух лесной был! Он-то на пути у тебя тропинки и путал, специально, чтобы в наше поселение не пустить!
        - Лесной дух? - усаживаясь обратно за стол, сконфуженно переспросил крестоносец.
        - Ну конечно! - уверенно подтвердил русич. - Леший, по-нашему. Они, эти лесные духи, наш лагерь от чужих глаз оберегать помогают, ну чтоб ты вокруг да около плутал, но на нас не вышел. Это Чародей постарался, он со всеми духами природы дружен, вот они ему и помогают. Видимый облик они, конечно, крайне редко принимают, но, видать, тебе повезло, а скорее всего леший сам тебя получше рассмотреть хотел, вот и обернулся.
        - То есть, - неуверенно протянул Ульвэ, - эти ваши лешие и другие духи к исчезнувшим местным никакого отношения не имеют?
        - Ну конечно нет! - все еще веселясь, сказал Евпатий. - Духи они на то и духи, чтобы незримо всегда в природе и рядом с людьми присутствовать. Будешь с ними дружен - будут тебе помогать, а если решишь, что ты самый самый, - жди беды.
        Воины сделали еще по паре глотков медовухи. Напиток, хоть и пили они его не спеша, свое дело делал. Мысли в головах начинали путаться, движения становились все более размашистыми, а речи все более громкими. В конце концов оба поняли, что пора заканчивать. Тем более, что время давно перевалило за полночь, а здоровый сон никто не отменял.
        Много еще вопросов было у крестоносца, но он понимал, что сразу на все ответов не бывает. Поэтому, поблагодарив русича за оказанный прием, он, слегка пошатываясь, удалился восвояси.
        Идя в темноте мимо изгородей и заборов, Ульвэ чувствовал полное умиротворение. У него снова был враг, а значит, и смысл пребывания в этих волшебных землях. В суете последних событий он словно забыл о своем павшем от рук драконоголовых товарище. А ведь именно эти мерзкие твари, а вовсе не еще совсем недавно ненавистные русичи, безо всяких причин и объяснений атаковали ничего не понимающих рыцарей! Нет, не русичи, а местные чуть было не отправили на тот свет его самого и остальных братьев! Вот кто должен за все ответить, когда придет время! Что же касается русичей, то, как говорится, враг моего врага - мой друг! А раз драконоголовые враги русским воинам, значит, нам с русичами по пути!
        И раз уж свела судьба отряд крестоносцев именно с воинами Чародея, значит, так тому и быть.
        С этими мыслями Ульвэ открыл дверь избы, где из темноты доносился мирный храп Генриха, Трувора и Михаса, и вошел внутрь.
        Глава 11. Пещеры ожидания
        Больше всего пещеры ожидания были похожи на тюрьму. Это была одна огромная пещера, разделенная на множество пещер поменьше, закрытых железными решетками с толстыми прутьями от основного прохода, под сводами которого без конца прохаживались высоченные скелеты из личной гвардии Некроманта.
        Но так было только ночью, когда все ожидающие воли мага должны были спать. Днем же все решетки были открыты, создавая для ожидающих иллюзию свободы. Любой мог перемещаться, куда ему вздумается, но только в пределах этих каменных сводов. Причем стражи в это время внутри не было, лишь снаружи, за огромными массивными вратами дежурила охрана.
        Так было устроено не случайно, великий волшебник Некромант был очень хитер и считал себя настоящим знатоком человеческих душ. Маг прекрасно понимал, что люди никогда не выложат первому встречному волшебнику начистоту всю свою подноготную. Не обязательно потому, что не хотят, а возможно просто из страха или растерянности, которые одолевают каждого, кто думает, что он умер, а на самом деле оказался совсем в другом мире. Поэтому маг перед испытанием и томил людей в каменных сводах, чтобы те, оставшись наедине со своими товарищами, думая, будто никого чужого рядом нет, разговаривали по душам, выкладывая многие из своих сокровенных мыслей и желаний.
        Ждать приходилось по-разному, иногда дни, а иногда, бывало, и месяцы. Сигналом к тому, что от людей больше уже ничего интересного не узнаешь, служило то, что они начинали пересказывать друг другу свои истории и мысли по второму разу. Вот тогда Некромант приказывал выводить из пещер ожидающих для прохождения испытания.
        На этот раз те, кто пребывал в пещерах ожидания, явно занимали их совершенно напрасно. Как ни старался волшебник не пропустить ни одного события или разговора, все было бесплодно. Подслушивать критян уже совершенно надоело. Они почти все время сидели по углам, опасливо косясь на расположенных в пещере напротив драконоголовых, и угрюмо бормотали себе под нос что-то вроде молитвы. Ну а драконоголовые, те и вовсе знай только высовывали свои раздвоенные языки да молчали. Нет, они, конечно, наверняка между собой общались, но, как известно, разговор их для чужих ушей недоступен, вот и оставался великий маг ни с чем.
        На самом деле Крагх и Сильмара старались общаться друг с другом по минимуму. Истинной силы Некроманта никто не знал, и гарантии, что он не сможет подключиться к их разговору, не было никакой. Нет, конечно, дети драконов не знали, что волшебник все время подслушивает то, что происходит в пещерах, просто они перестраховывались. Ведь как никак Крагх был последним из рожденных!
        Так прошла примерно неделя.
        Рано утром восьмого дня скелеты ввели в пещеры огромного, размером с быка, вепря, а следом еле переставляющего ноги седовласого старика. Вепрь, стуча копытами по каменному полу, словно хорошо обученный и верный пес, спокойно следовал рядом с ведущим его скелетом. Старик же, напротив, пытался упираться, без конца что-то лопотал про камни и близоруко щурился.
        Вепря стражники-скелеты поместили в пещеру, которая была больше похожа на загон и располагалась так, что ее хорошо было видно практически с любой точки пещер ожидания. Решетка на изгороди загона поднималась не от пола до потолка, а заканчивалась примерно на уровне человеческого роста. То есть вепрь перебраться через такую преграду не мог, а человек бы преодолел ее с легкостью. Но, видимо, эта пещера-загон для людей не предназначалась.
        Подслеповатого и ругающегося старика, наоборот, поместили в маленькую пещерку в самом углу, и поскольку уже было утро, то запирать ее не стали. Открыли стражники и остальные решетки, позволив, как обычно узникам в течении дня, свободно перемещаться внутри пещер ожидания.
        Седовласый старик, послав в сторону уходящих стражников множество ругательств и проклятий, сгорбившись, направился мимо драконоголовых и критян к загону с огромным клыкастым вепрем. Однако близко к ограде подходить не стал, а остановился от нее в нескольких шагах.
        - Что, присматриваешься к своим новым жертвам? - обратился старик к зверю, который смотрел через решетку своими маленькими глазками и втягивал ноздрями воздух. - Нюхай, нюхай, ведь ты еще пока сытый и довольный! - старик сильно закашлялся, после чего смачно сплюнул прямо себе под ноги.
        Вепрь тем временем немного попятился назад, затем, несколько раз топнув передним копытом, неожиданно сорвался с места, быстро помчавшись к решетке, напротив которой стоял старик. Казалось, зверь сейчас со всего размаху врежется в железные прутья ограды, но, проявив небывалую для своих габаритов ловкость, вепрь резко затормозил прямо перед железными прутьями, а из его снабженной четырьмя бивнями пасти вырвалось утробное не то фырканье, не то рычание.
        Старик, испугавшись бросившейся в его сторону туши, дернулся назад, отчего споткнулся и больно приземлился прямо на пятую точку.
        - Тьфу на тебя, проклятая скотина! - поднимаясь на ноги и потирая ушибленный зад, злобно сплюнул он. - Ишь чего выдумал! Ты меня не пугай! Некромант посердится немного да и вернет меня обратно прислужничать. Подумаешь, кувшин с отваром разбил!
        Слушать старика вепрю было, видимо, совсем не интересно. Зверь равнодушно отвернулся и побрел в угол загона, где мирно прилег, положив свою большую морду на передние копыта.
        Старик же, видимо, потеряв интерес к беседе с животным, еще раз потер свой ушибленный зад и, слегка прихрамывая, направился в сторону критян.
        - Сидите? - близоруко щурясь, обратился он к воинам. - А чего сидите? Могли бы и размять косточки перед смертью, - старик недобро обнажил в улыбке свои желтые зубы. - Хотя, - продолжал он, - теперь уже все равно. Раз этого мохнатого душегуба к вам поселили, значит, ему вас и скормят.
        Старик снова закашлялся, сплюнул под ноги и развернулся в сторону драконоголовых. Однако с ними он разговаривать не стал. Лишь внимательно, наклонив голову набок, оглядел сквозь узкие щели своих прищуренных глаз сначала Сильмару, а затем Крагха. После этого, словно впав в безумие, встал на четвереньки и, то прикладывая поочередно к каменному полу уши, то просто тщательно ощупывая каменные выступы, начал безумно причитать.
        - Камни, кааамнии, камушки мои! Они все расскажут! Ничего не скроют! - лепетал безумец, постепенно переходя с таким прислушиванием и прощупыванием с пола на стены, а потом переместился в свою камеру.
        Внимательно наблюдавшие за стариком дети драконов, все еще прислушиваясь к полоумному бормотанию, сплели между собой магические нити для беззвучной беседы.
        - Ты тоже почувствовала этот странный вкус? - спросил Крагх.
        - Этот вкус странен только потому, что с виду он действительно самый настоящий старик, - ответила Сильмара.
        - Да, - согласился Крагх, - но на вкус это обычный человек среднего возраста. От него, конечно, несет немытым телом и старой одеждой, но только одежда и имеет вкус старости, тело - нет!
        - Да что тебе до этого безумца? - махнула рукой Сильмара. - Мало ли какие тут у Некроманта законы течения жизни? У него вон скелеты да мертвецы не хуже живых здравствуют. Скажи лучше, что ты по поводу этого думаешь? - Сильмара указала на загон.
        - Так а что тут можно думать, - пожал плечами Крагх. - Знаю то же, что и ты. Обычный боевой вепрь, используется элитой Некроманта, то есть скелетами. В бою необычайно живуч и беспощаден.
        - Да это все понятно, - согласилась предводительница, - а сюда-то его зачем поместили?
        На этот вопрос у Крагха не было ответа. Но, словно подслушав их с Сильмарой разговор, из своей пещеры высунулся безумный старик.
        - Ненависть! - ни к кому конкретно не обращаясь, выкрикнул он. - Ненависть пропитает зверя изнутри ко всем, кто с ним рядом! Но только не я, только не я! - старик начал неистово хлестать себя по щекам. - Великий маг обязательно меня простит, и я не достанусь этой твари!
        Безумец вдруг быстро подбежал к критским воинам и, тыча в них своими корявыми пальцами, громко зашипел.
        - Вы! Вы будете первыми, кем он насытится после голодания! - сказав это, полоумный старик побежал обратно в свою пещеру, где забился в угол, периодически бормоча себе под нос что-то про говорящие камни.
        Больше до самого вечера ничего интересного не происходило. Критяне, еще сильнее напуганные выходками старика, по-прежнему сидели в своей пещере и не высовывались. Да и дети драконов также были сдержанны и спокойны.
        Старик же, хоть иногда и вылезал из своей пещеры, но к его выходкам уже начали привыкать и не обращали внимания. Он по-прежнему разговаривал с камнями, иногда приближался к критянам, но держался подальше как от боевого вепря, так и от представителей племени детей драконов. Перед появлением вечерней стражи, Крагх решил подойти поближе к загону, где находился боевой вепрь. Однако животное никак на это не отреагировало, а продолжало мирно лежать, с тоской всматриваясь в большие закрывающие выход из пещер ожидания врата.
        Когда появилась вечерняя стража, всех, как обычно, закрыли в своих камерах, дав перед этим пищу. Кормили в пещерах довольно сносно. Пища подавалась два раза, первый утром, второй вечером.
        Уплетая свои пайки, ожидавшие в пещерах заметили, как радостно оживился боевой вепрь, при появлении стражников-скелетов. Он, словно пес, целый день прождавший хозяина, радостно фыркал и повизгивал, когда один из стражников зашел к нему в загон.
        Скелет налил радующемуся зверю из кувшина какой-то темно-красной жидкости, сильно похожей на кровь, и тот стал с жадностью ее лакать. Никакой пищи, при этом, вепрю предложено не было. Однако тот и так, казалось, был очень доволен, особенно тем, что всю ночь рядом были его хозяева.
        Когда с утра скелеты, как обычно, открыли пещеры с ожидавшими и удалились, вепрь сначала немного спокойно полежал, а потом начал злобно ходить по загону, периодически тыкаясь мордой в решетку. При этом он все чаще и чаще пристально смотрел исподлобья на пленников пещер, и особенно на критян.
        - Вот, вот, вот! - кричал в такие моменты безумный старик. - Он уже смотрит, кем из вас он насытится первым! Чья плоть будет первой переварена его ненасытным брюхом!
        Сначала воины с Крита, как обычно, не высовываясь, сидели в своей пещере, никак не отвечая на возгласы старика. Затем, о чем-то друг с другом пошептавшись, они решили впервые покинуть свою пещеру. Осторожно, периодически косясь то на драконоголовых, то на безумного старика, то на большие ворота, за которыми дежурили скелеты, они приблизились к загону с боевым вепрем.
        При приближении людей, зверь издал глухой утробный рык и чуть попятился назад. Выглядел он явно недружелюбно и даже агрессивно.
        Один из критских воинов достал из-за пазухи оставшийся с утра небольшой кусок лепешки и, подталкиваемый остальными, робко протянул еду сквозь решетку загона.
        В пещерах ожидания повисла полная тишина. Все с интересом наблюдали, примет ли зверь еду из человеческих рук. Однако зверь медлил и с места не двигался.
        Тут остальные критские воины начали подбадривать того, что пытался накормить вепря разными возгласами.
        - Ну давай же, давай!
        - Давай, протяни руку дальше!
        - Смелее! Не бойся!
        Несчастный поддался на уговоры и протянул лепешку почти под самый нос боевого вепря. Ему бы просто бросить ее к ногам зверя, но, видимо, он, не без помощи товарищей, решил, что если животному дать пищу непосредственно из рук, то это поможет его приручить.
        В этот момент вепрь с молниеносной быстротой подался вперед, раскрылась огромная пасть, и в ней исчезло полруки несостоявшегося кормильца.
        Раздался душераздирающий, многократно усиленный сводами пещеры крик, и воин, сжимая уцелевшей рукой кровавый обрубок, начал кататься по каменному полу. Остальные его товарищи сначала в страхе отскочили в сторону, но потом, увидев, что зверь пытается, просунуть сквозь решетку рыло и добраться до их собрата, оттащили того в сторону.
        На вопли раненого тут же прибежали стражники. Они грубо распихали уцелевших критских воинов и, посмотрев на довольного, пережевывающего человеческую руку вепря, схватили исходящего криком критянина и унесли прочь.
        Ворота закрылись, и снова наступила тишина, будто ничего и не было, лишь кровавые следы на каменном полу напоминали о случившемся.
        - Глупцы, глупцы, глупцы! - прокричал спустя какое-то время старик. - Зверь будет любить только скелетов, только из их костлявых ладоней он примет пищу! - безумный снова закашлялся и, замолчав, вжался в угол своей пещеры.
        Так же поступили и оставшиеся критяне, больше покидать свои насиженные в пещере углы у них желания не было.
        А вот Крагх, совсем наоборот, после происшедшего начал вести себя более активно, что было неожиданно даже для его сестры.
        - Что ты задумал, брат? - обратилась она к Крагху, когда тот спустя некоторое время после кровавого инцидента пошел к загону с боевым вепрем.
        Последний из рожденных ничего не ответил, а лишь сделал жест, означающий, что он знает, что делает. Подойдя к тому месту, где совсем недавно корчился и кричал от боли человек, он наклонился и кончиками пальцев потер уже запекшуюся на камнях кровь. Затем он протянул руку с кровью в сторону вепря и стал ждать.
        Зверь поначалу вел себя так же, как до этого с лишившимся руки критянином. Он отошел назад, наклонил вперед голову и, злобно впившись своими маленькими глазками в драконоголового, стал выжидать. Однако и Крагх не шевелился, а терпеливо ждал, спокойно глядя на боевого вепря и без конца пробуя воздух своим языком.
        Первым не выдержало животное. Вепрь, осторожно перебирая копытами и недобро фыркая, начал медленно подходить к ограждающей решетке. Затем зверь просунул переднюю часть морды сквозь решетку и издал угрожающий утробный рык.
        В ту же секунду последний из рожденных молниеносно сжал ту руку, что не была протянута к зверю, в кулак и сильно ударил боевого вепря прямо в его большой сплюснутый нос.
        От неожиданности и сильной боли животное заревело так, что истошные вопли критянина, еще недавно сотрясавшие эти каменные своды, могли показаться шепотом. В бешенстве зверь начал бросаться на ограду, пытаясь ее сломить и достать обидчика.
        А Крагх, улучив еще несколько моментов, когда вепрь, наскакивая на решетку, снова высовывал свое рыло, нанес еще несколько ударов в центр его носа своим крепким кулаком.
        На весь этот шум в пещеры ожидания вновь прибежали стражники-скелеты. Но увидев, что драконоголовый просто стоит рядом с решеткой загона, а взбесившийся вепрь пытается его достать, спокойно удалились. Видимо, они были вполне удовлетворены ненавистью зверя к представителю племени детей драконов.
        А боевой вепрь, сначала сильно оживившийся и удвоивший свое рвение при появлении скелетов, с их уходом прекратил свое беснование. Он отошел на безопасное расстояние от решетки, чтобы не подвергаться новым ударам в свой и так сильно кровоточащий нос. Зверь стоял и с ненавистью смотрел на своего обидчика, из разбитого носа животного на каменный пол капала кровь.
        Все, включая безумного старика, с немым ужасом наблюдали за происходящим у них на глазах действием. И даже когда Крагх разжал свой испачканный кровью вепря кулак и, спокойно развернувшись, пошел в свою пещеру, никто не проронил ни звука. Одна только Сильмара, присоединившись к брату, чтобы ее не слышали другие, вновь попыталась добиться объяснений.
        - Зачем ты это сделал? Решил отомстить зверю за покалеченного человека?
        - Нет, сестра, но я, как и те люди, что сидят в пещере напротив нас, подумал, что, возможно, слова этого старика про нашу участь быть съеденными этой тварью вполне могут оказаться правдой.
        - Что-то я не пойму, - удивилась Сильмара, - ты что, решил заранее отыграться за нашу предсказанную этим седовласым безумцем участь?
        - Конечно, нет, - покачал головой Крагх, - но, поверь мне, я знаю, что делаю.
        - Ты-то, может, и знаешь, - вспылила предводительница, - но опять, как это не раз бывало раньше, задумал что-то свое и не хочешь делиться с теми, кто может тебе помочь!
        - Перестань, сестра, мои личные амбиции здесь вовсе ни при чем. Ты, верно, забыла, что мы не дома, а у этих стен могут быть даже такие уши, которые услышат и наш с тобой безмолвный разговор.
        Сильмара ничего не ответила. Она прекрасно знала своего брата, который был упрям и своенравен, если что-то решил. Оставалось лишь поверить его объяснению про причину умалчивания от нее своих планов и ждать.
        Незадолго до вечернего прихода стражи Крагх снова пошел к загону боевого вепря.
        Увидев приближающегося обидчика, зверь начал бешено метаться и злобно реветь. Он пытался достать стоявшего на безопасном расстоянии драконоголового своими острыми бивнями, но Крагх, приподняв в жестоком оскале верхнюю губу и сам при этом издавая глухой рык своей драконьей пастью, больно бил наскакивающего на ограду вепря своим крепко сжатым кулаком. Удары последнего из рожденных по-прежнему были нацелены прямо в нос ревущему от боли и ненависти животному, которое, казалось, вот-вот снесет мешающую добраться до обидчика ограду.
        В конце концов боевой вепрь снова был вынужден успокоиться и уйти вглубь загона, чтобы не подвергать бессмысленному истерзанию свой нос. А Крагх, издав напоследок свой драконий рык, опять спокойно развернулся и ушел ожидать прихода вечерней стражи, которая на этот раз на шум, издаваемый боевым вепрем, не появилась.
        Такое представление, устраиваемое Крагхом в пещерах ожидания, продолжалось еще несколько дней. Он регулярно истязал боевого вепря своими точными ударами, при этом сам оставаясь целым и невредимым. Конечно, зверь не был настолько глуп, чтобы, как первые два раза, пытаться повредить неподдающуюся решетку и достать стоящего на безопасном расстоянии драконоголового. Уже на следующее утро, когда Крагх в третий раз стал дразнить его из-за решетки, боевой вепрь не двинулся с места.
        Тогда последний из рожденных стал подходить к загону так близко, что ловкое животное вполне могло пропороть ему брюхо, достань оно Крагха. Но тот был еще более ловок и успевал отскочить в сторону, в, казалось, самый последний момент. И конечно, при этом не забыв нанести удар кулаком в большой приплюснутый нос.
        В такие моменты переживающая за брата Сильмара, плела заклинание упругой кожи, но ни разу не было случая, чтобы оно понадобилось.
        В конце концов боевой вепрь перестал поддаваться и на эти провокации последнего из рожденных. Он опять стоял в глубине загона и лишь сверлил возмутителя спокойствия своими налитыми кровью глазами.
        Тогда Крагх решил пойти еще дальше в своих рискованных и непонятных действиях. Он стал перелезать через решетчатую ограду прямо в загон к зверю. Но боевой вепрь напрасно поначалу обрадовался такой наглой беспечности своего обидчика. Крагх по-прежнему с легкостью уворачивался от его пасти и копыт, моментально при приближении зверя влезая обратно на решетку ограды, да еще и не забыв при этом наградить животное очередным тумаком.
        Каждый раз, когда Крагх шел к загону, он неизменно приподнимал верхнюю губу, обнажал зубы и издавал свой, наполненный предвкушением опасной забавы, гортанный рык. Измученный постоянными издевательствами боевой вепрь, с распухшим, незаживающим носом и заметно впавшими от недоедания боками, воспринимал уже каждое приближение последнего из рожденных больше с бессильной ненавистью и даже опаской, чем с лютым желанием отомстить и уничтожить. Ведь все попытки животного достать своего истязателя так ничем и не закончились.
        Вепря по-прежнему кормили, а точнее, поили непонятной, похожей на кровь жидкостью всего один раз в день. При этом скелеты совершенно не обращали внимания на разбитый нос зверя, а его измождение, казалось, их полностью устраивало.
        Вечером пятого дня, считая с того момента, когда в пещеры были помещены боевой вепрь и полоумный старик, стражники открыли загон и вывели оттуда хоть и заметно похудевшее, но все равно огромное и опасное животное. Зверя повели на выход из пещер ожидания, не забыв предварительно запереть всех остальных ожидавших своей участи пленников.
        - Скоро, скоро, скоро! - вопил в своей пещере безумный старик, в то время как боевого вепря вели к выходу. - Скоро он расквитается со всеми, кто был рядом во время его истязаний и голода! Он сожрет всех, всех, всех!
        К периодическим безумствам старца за эти дни уже все привыкли. Так что и сейчас никто на его крики никак не отреагировал. Лишь сам боевой вепрь, как бы подтверждая выкрики безумца, злобно скалился на всех, кто оставался в пещерах ожидания. А проходя мимо пещеры Крагха и Сильмары, утробно зарычал.
        Ночь прошла как обычно, а утром следующего дня, когда стражники открыли решетки пещер, на пороге больших ворот появился сам Некромант.
        - Поздравляю вас, мои ожидающие гости! - остановившись, громко начал он. - Пришло время для испытания, которое на деле покажет вашу пригодность и состоятельность! Вам выпала великая честь показать свою доблесть перед взором тысяч других воинов!
        Маг говорил напыщенно и торжественно, явно находясь в прекрасном расположении духа. После своей недлинной речи он развернулся и ушел, а скелеты направились к пленникам, чтобы вывести их на арену испытания.
        Глава 12. Глеб
        Рев моторов, лязг гусениц и стоящая столбом пыль нарушали тишину покой и красоту горного пейзажа. Под палящим солнцем двигалась военная колонна. На небе было не облачка, и лишь парящая в вышине свободная птица, разрезала его синеву. Пот катил градом с уставших, обветренных, и загорелых лиц военнослужащих.
        Глеб сидел на горячей броне замыкающего колонну танка, а рядом с ним устроились молодые, еще не обстрелянные контрактники. Для своего первого боевого выезда, они были достаточно спокойны. Лишь бегающие глаза выдавали их напряжение и волнение.
        Начальство, сумевшее уговорами и обещаниями склонить этих, только вчера закончивших учебку юнцов подписать бумаги о желании проходить дальнейшую военную службу по контракту, успешно отрапортовало наверх, получило свои премиальные и навсегда забыло об этих солдатах. Не они первые, не они последние. Главное, что по бумагам все чисто и законно. А то, что, кроме вшей да отметки в военном билете, ничего они за свою службу не заработают, дело десятое.
        Сам Глеб был потомственным военным, его предки сражались еще под командованием Багратиона и Кутузова, а дед прошел до конца Вторую мировую, дойдя до самого Берлина. Поэтому, когда после окончания школы наступил момент определения дальнейшего жизненного пути, выбор был очевиден - военное училище. Уже там Глеб понял, что та армия, про которую пишут в книжках и показывают в кино, совсем не похожа на реальные солдатские будни. Особенно его раздражали занятия по строевой подготовке.
        Нет, конечно, на параде шагающие под звуки оркестра военные смотрятся красиво, но какой от этого толк в реальных боевых условиях? Солдатскую муштру высмеивал еще сам Суворов, не раз, правда, находившийся за свое мнение в опале перед царской властью. Но при этом навсегда оставшийся великим, не знающим поражений полководцем.
        Глеб был готов днями напролет заниматься физической подготовкой, армейским рукопашным боем, прикладными занятиями по тактике, стрельбами и другими правильными, как он их называл, военными науками. Но маршировать часами на плацу, а потом умирать и засыпать от скуки в учебных классах было невыносимо.
        Однако Глеб благополучно и даже с отличием доучился до последнего курса, по окончании которого написал рапорт о распределении его в горячую точку. Прозябать с солдатами в казармах он не хотел. Считал, что раз военный, то должен воевать. Надеялся, что хоть в реальных боевых условиях получит то, о чем мечтал с самого детства. А именно, в суровых военных условиях с честью и доблестью бороться за правое дело, беспрекословно выполнять приказы отцов-командиров и, может даже, прославиться, совершив какой-нибудь подвиг.
        Но и здесь суровая действительность сильно отличалась от придуманной романтики. Воевать приходилось там, где жили люди с совсем другими понятиями и обычаями, чем те, к которым он привык. А главное, люди эти совершенно не были рады присутствию на их земле чужаков, так что было непонятно, ради чего вся эта война.
        Со временем Глеб адаптировался, перестал обращать внимание на бессмысленные, а порой даже глупые и нелогичные приказы командования. Просто выполнял их по долгу службы, и все. А сам мечтал поскорее уже уйти на гражданку, завести наконец семью и растить детей, которых он уже вряд ли отправит по военным стопам своих предков. Ведь предкам было намного проще, они точно знали, что вон там враг, который хочет нас завоевать, а допустить этого никак нельзя.
        Танк, на котором сидел Глеб, качнулся сильнее обычного на ухабистой дороге, так что сидящие на нем воины еле удержались от падения.
        - Эй, там, внизу, поаккуратней! А то личный состав вдоль дороги растеряем! - крикнул Глеб, стуча кулаком по горячей от жары броне.
        Тем временем колонна военной техники начала въезжать в горное ущелье. Глеб достал из кармана зажигалку в металлическом корпусе с откидной крышкой, покрытую сильно истершимся слоем темной краски. На дне зажигалки английскими буквами было выгравировано ее название и слово patent с длинным рядом цифр. Зажигалка была старая, в антикварном магазине за нее бы дали хорошую цену. Досталась она Глебу от деда. Дед уверял, что зажигалка приносит удачу, главное, не давать ее в чужие руки.
        Такое суеверие было продиктовано обстоятельствами, при которых зажигалка попала в руки дошедшему до Берлина бойцу красной армии. Там на исходе Второй мировой дед Глеба повстречал одного американца, который хвастливо демонстрировал все прелести и достоинства своей маленькой железной коробочки. Он чиркал по колесику, которое добывало искру и воспламеняло небольшой фитиль, потом демонстративно сильно дул на пламя и весело показывал, что огонь не гаснет.
        Тогда еще молодой боец советской армии, дед Глеба уже видел подобные зажигалки у других солдат союзников. И как заядлый курильщик давно мечтал себе такую заполучить.
        - Давай меняться? Понимаешь, нет? Меняться, говорю, давай, я тебе, ты мне, - обратился предок Глеба к американцу, развязывая свой вещмешок.
        Американец, естественно, не понимающий русской речи, вопросительно уставился на советского солдата, который начал доставать из своей поклажи разные трофейные безделушки, жестами предлагая обмен. Однако никакие ценности, таящиеся в вещмешке советского солдата, американца не прельстили.
        - No, no! Impossible! This is my talisman. This is my talisman. Understand? - широко улыбаясь, тараторил американский солдат.
        - Вот заладил, жмот нерусский! - не унимался дед Глеба. - Талисман, талисман! Да у вас, почитай, у каждого солдата такая зажигалка есть. Давай меняться, я тебе говорю!
        Однако американец уверенно стоял на своем и ни при каких условиях отдавать свою драгоценность не собирался.
        - Ну и ладно, хрен с тобой! - смирился дед Глеба с неуступчивым союзником. - Прикурить-то хоть дашь? - добавил он, доставая из кармана самокрутку.
        - Прикурить? - с сильным акцентом переспросил американец. - Oh, of course! Прикурить можно!
        - Гляди-ка, по-нашему забалакал, жадина! - проворчал недовольный дед Глеба.
        Американец тем временем откинул крышку зажигалки и приготовился чиркнуть по колесику, чтобы дать прикурить советскому воину.
        - Да ладно тебе, я и сам не маленький. Сейчас верну, не боись, нам чужого не надо, - с этими словами дед Глеба бесцеремонно взял из рук союзника заветный предмет и, добыв огонь, поднес горящий фитиль к своей самокрутке В ту же секунду откуда-то сзади раздался характерный звук выстрела и висок бойца красной армии обожгло жгучей болью. А американец неестественно качнулся назад и упал навзничь.
        Снайпера потом довольно быстро нашли и обезвредили. Тело американца забрали сослуживцы. А зажигалка, как и шрам на правом виске от прошедшей в миллиметре от мозга пули, так навсегда и остались у деда Глеба.
        Дед всегда с большим трепетом относился к своему трофею. Уверял, что американец погиб как раз потому, что на секунду выпустил зажигалку из рук. А фашистский снайпер на самом деле целил именно в деда. Дед даже уверял, что в тот миг, когда снайперская пуля обжигала его висок, покрашенная темной краской зажигалка вдруг стала ослепительно белой. Но в эти байки старого ветерана уже мало кто верил.
        Хотя, по правде сказать, вполне возможно, что зажигалка действительно имела некое мистическое влияние на своего хозяина. Так, например, дед практически никогда не проигрывал в нарды. А в карты ему везло так, что его не могли обставить даже профессиональные каталы и шулера.
        Да что там говорить, если даже однажды, когда деда везли на вокзал, чтобы отправить подлечиться в санаторий, в дороге сломалась машина. Ее, конечно, через какое-то время починили, но время было потеряно, и все уже были готовы поворачивать назад. Однако дед настоял на том, чтобы его все равно отвезли на вокзал, даже несмотря на то, что на поезд уже было явно не успеть.
        Каково же было всеобщее изумление, когда оказалось, что отправление поезда задержано по техническим причинам как раз на то время, что было потеряно из-за поломки автомобиля. Лишь дед тогда воспринял это как должное, без лишней скромности и горделивости прикурив папиросу от своей зажигалки.
        Сам Глеб никогда не курил, но доставшимся по наследству от деда трофеем очень дорожил и всегда носил с собой. Тем более что и ему иногда казалось, будто зажигалка прямо-таки волшебная. На экзаменах, после того как она у него оказалась, стали попадаться только выученные билеты. На рыбалке, на зависть остальным, - самые крупные экземпляры рыбы. А на отдыхе - только погожие денечки.
        - Товарищ капитан, вы вот не курите, а зажигалка всегда с собой… - это один из молодых контрактников обратился к своему задумавшемуся командиру.
        - Ах это, - Глеб посмотрел на зажатый в руке металлический предмет. - Память от деда, можно сказать, мой талисман.
        - Долго нам еще так трястись, не знаете?
        - Да вроде не очень, - Глеб посмотрел на возвышающиеся над ущельем вершины. - К ужину должны поспеть. На душе у Глеба вдруг стало очень беспокойно. Тяжелое предчувствие опасности, а главное, не покидающее ощущение того, что все это с ним уже когда-то происходило, никак его не отпускали. Он упорно силился вспомнить, что же будет дальше. Звучит это, конечно, странно, ведь вспоминают обычно то, что было, а не то, что будет. Но сейчас с Глебом было как раз так, как вроде бы быть не должно. Он упорно вглядывался в отвесы скал, выискивая там опасность.
        В голову начали лезть дурацкие сомнения, что, может, лучше было все же ехать внутри бронетранспортера, а не сидеть здесь на броне замыкающего колонну танка? Но париться в такую жару внутри этой железной коробки было не менее опасно. Если вдруг в бэтээр угодит снаряд, то погибнуть могут сразу все. А на броне хоть какой-то шанс. Во всяком случае, выбираться из горящей машины не придется. И даже если в ущелье засел снайпер, то есть шанс, что он выберет не тебя.
        - Товарищ капитан, да не волнуйтесь вы так, - это снова один из контрактников попытался отвлечь командира от тяжелых мыслей. - Вы вон зажигалку свою так стиснули, словно раздавить хотите. Может, лучше дадите прикурить? - с этими словами молодой парень достал из кармана пачку сигарет и раздал по одной своим товарищам. Бойцы благодарно размяли пальцами набитые табаком цилиндрики, и все четверо склонились к зажигалке своего командира.
        Глеб откинул металлическую крышку, крутанул большим пальцем маленькое колесико и поднес добытый огонь к зажатым в губах своих бойцов сигаретам. Все разом затянулись, и одновременно с этим в голове военной колонны прогремел оглушительный взрыв. Горное эхо гулкими перекатами несколько раз повторило звук разрывающегося снаряда, а вся военная колонна была вынуждена остановиться. Дорогу преградил подорванный танк.
        В этот момент Глебу словно вернули стертую память. Ну да, конечно, как же он мог забыть?! Стандартная тактика в узких местах против военной колонны. Подрываются первая и последняя единица боевой техники, после чего вся колонна спокойно расстреливается, так как деваться ей некуда. Мешают горящие спереди и сзади искореженные обломки боевой техники.
        - Назад! - заорал, стуча кулаком по броне танка, не помнящий себя Глеб, но было уже поздно.
        Бабах! Это в их замыкающую колонну боевую единицу техники угодил второй направленный снаряд.
        Дальше время потекло очень тягуче и медленно, словно весь мир вокруг внезапно накрыло густым прозрачным киселем. Страха не было. Глеб точно знал, что это вовсе еще не конец. Он, отброшенный взрывной волной, медленно летел вверх тормашками, наблюдая за удаляющимся подбитым танком. Сейчас зажатая в кулаке зажигалка ослепительно вспыхнет, все вокруг озарится ярчайшим белым светом и он со своими контрактниками окажется совсем в другом месте, другом времени, другом мире. Там их встретит человек называющий себя волшебником Чародеем, объяснениям которого почему-то поверится легко и без всяких сомнений. Он заберет их оружие, сказав, что оно слишком ценно, чтобы просто так здесь с ним расхаживать. После чего отправит в военное поселение, куда их сопроводят одетые в броню и кольчугу, вооруженные мечами и копьями, словно отбившиеся от дружины Александра Невского, воины.
        Однако плавный полет вверх уже сменился на все убыстряющееся падение вниз, а ожидаемой белой вспышки все не было. Глеб, кувыркаясь в воздухе, изо всех сил сжимал заветную металлическую коробочку, но результатов это не давало. Он даже попытался потереть зажигалку пальцами, словно пытался разбудить спящего в ней джинна, но и это было безрезультатно.
        Бросив взгляд вниз, Глеб увидел, что летит прямо на дуло искореженного взрывом танка. И самым плачевным было то, что летит он на это дуло широко расставленными ногами, то есть вот-вот приземлится на него верхом самым что ни на есть интимным местом. Как-то повлиять на полет было совершенно невозможно, и Глеб, до боли сжав в кулаке зажигалку и крепко зажмурившись, приготовился принять страшный удар.
        Прошли доли секунды, но вместо ожидаемой сильной боли от неудачного приземления Глеб почувствовал между ног прохладу и непонятное шевеление.
        Он открыл глаза и с удивлением обнаружил, что находится не на дуле подбитого в горном ущелье танка, а лежит на кровати в просторной деревянной избе.
        - Да, здорово тебя мастер Кешка приложил. Ну ничего, скоро пройдет, - это, поправляя подложенный под интимное место Глеба компресс, говорил сидящий в его ногах знахарь. - Ты артефакт-то свой так не тискай, никто его у тебя не отнимет.
        Глеб разжал кулак с зажигалкой. На ладони отпечатались грани от ее твердых краев. Теперь Глеб понял, что ему просто приснилось недавно пережитое прошлое, а вот причину нахождения в лазарете вспоминать не хотелось.
        Накануне Глеба с его бойцами перевели в общие казармы, где поместили к новобранцам. Старшина, под командование которого их назначили, произвел впечатление неприятное и крайне предвзятое. Появившись рано утром следующего дня, он, не утруждая себя приветствием, прямо с порога изрек:
        - Время, откуда вы прибыли, для нас крайне бесполезное. Толку от приобретенного вами там жизненного опыта абсолютно никакого, но, начав все с нуля в нашем лагере, у вас есть шанс не сдохнуть на первом же боевом задании. Контрактники Глеба на этот выпад никак не отреагировали, поскольку за последние полгода привыкли к подобному обращению старших по званию. А вот не раз бывавший в смертельных переделках Глеб, хоть и тоже промолчал, но воспринял слова старшины как личную обиду.
        - Начнем, как всегда, с безоружного боя, - как ни в чем не бывало, продолжал тот. - Следуйте за мной и учтите, мастер, к которому я вас поведу, в нашем лагере один из самых почитаемых и уважаемых. Имейте это в виду.
        - А прежде чем иметь, - уже на ходу не удержался от саркастического замечания Глеб, - можно хотя бы предварительно чуть подробнее об этом вашем великом мастере узнать? А то как-то неудобно к такому большому человеку ничего о нем не ведая являться.
        Старшина, прекрасно поняв, что Глеб его провоцирует, строго взглянув из-под бровей, спокойно ответил:
        - Зовем мы его мастером хитрости или попросту Кешка.
        - Хм, прямо как кошака. Был у моих соседей кот с таким именем, - перебил говорившего, Глеб.
        - И кроме того, что он является лучшим бойцом без оружия, - невозмутимо продолжил начатое старшина, - почти каждому в нашем лагере он помог каким-нибудь важным советом или подсказкой. Будьте ко всему, что он говорит, почтительны и внимательны…
        - Ага, - снова не удержался Глеб, - и будет нам тогда великое счастье!
        Старшина больше ничего говорить не стал, а Глеб, поняв, что уже начал перегибать с остротами, тоже решил замолчать. Да и перед своими бойцами стало не совсем ловко, вроде сам недавно учил, как себя не надо вести, а сейчас сам вел себя именно так.
        Вскоре они пришли в один из дворов, где их встретил невысокого роста, аккуратно одетый, узкоглазый человек.
        - Здравствуйте! - слегка поклонившись, заговорил он. - Меня зовут Кишико Такеши, но всем здесь удобнее называть меня просто мастер Кешка. Я не против, если так меня будете называть и вы.
        «Да это же чистокровный японец, - подумал Глеб. - Вот тебе и русский лагерь».
        - Сначала, - продолжал меж тем мастер хитрости, - я научу вас расслаблять свои тела и успокаивать мысли. Лишнее напряжение и беспорядок в голове будут мешать вам быстрее и правильнее освоить новые искусства. Пройдемте со мной.
        Все послушно прошли с японцем во двор, где посредине было приготовлено воткнутое в землю копье. Усадив Глеба и его бойцов полукругом рядом с копьем, мастер хитрости начал свой первый урок. Он уверял, что научит их видеть, слышать и чувствовать то, что раньше было скрыто от них за суетой повседневности.
        Только вот на Глеба все эти упражнения обещанного волшебного эффекта вовсе не произвели. Ну и что, если мы видим конкретно только то, на что смотрим? Так для этого и существует зрение направленное и зрение периферийное. Когда надо, включается то одно, то другое. Сколько раз так бывало: ведешь ты, например, автомобиль и смотришь непосредственно на дорогу, но в нужный момент всегда уловишь боковым зрением выскакивающего на дорогу пешехода или опасный маневр едущего рядом авто. Просто мозг сам знает, на чем в данную секунду нужно сосредоточиться.
        То же самое со слухом. Да ведь это умом можно тронуться, если всегда пытаться вслушиваться в окружающее. Как раз наоборот, умение отключиться от лишних звуков, будь то уличный гул или просто шум работающего холодильника, позволяет полностью сосредоточиться на нужном деле. А если все время в это вслушиваться, то и оглохнуть недолго.
        Ну а чувствовать, как на каждый отдельно взятый палец ноги давят складки ботинка или швы рубашки трутся о тело, - вообще бред.
        - Я смотрю, вам как командиру не терпится заняться чем-то более динамичным? - неожиданно обратился в конце упражнения к Глебу проницательный японец.
        - Честно говоря, я был бы не против, - быстро ответил Глеб, которого уже начинала раздражать вся эта медитативная тягомотина.
        - Не против, если я проверю ваши навыки боя без оружия?
        - Совсем нет, скорее, наоборот, с удовольствием бы размял затекшие конечности.
        - Хорошо, - улыбнулся японец, - тогда, когда будете готовы, дайте знать.
        Так называемый мастер хитрости разговаривал очень учтиво и вежливо, но как раз это и бесило Глеба больше всего. Нет, совсем не потому, что учтивость и вежливость была какой-то особенной или чересчур ярко выраженной. Глеб и сам не мог себе точно объяснить, чем ему так не понравился этот всеми восхваляемый и почитаемый мастер. Может, как раз вызываемые этим человеком исключительно положительные эмоции и настораживали. Создавалось четкое ощущение, что где-то здесь должен крыться подвох. Словно мастер хитрости был очень умелым и профессиональным жуликом, умеющим и понравиться, и впечатление произвести, но только для того, чтобы в нужный момент облапошить и оставить в дураках.
        - Думаю, я готов, - слегка размявшись заявил Глеб.
        - Думаете или уверены? - уточнил японец.
        - Уверен!
        Глеб занял классическую стойку для рукопашного боя: одна нога впереди другой, колени чуть согнуты, вес тела распределен в большей степени на сзади стоящую ногу, руки на уровне подбородка и слегка сжаты в кулаки.
        Боевыми единоборствами Глеб занимался с детства. Сначала это было самбо, а потом, насмотревшись азиатских и западных фильмов, где один великий мастер толпами гоняет плохих парней и разношерстных негодяев на любой вкус и цвет, всерьез увлекся еще и каратэ. Тогда узкоглазые мастера казались ему чуть ли не небожителями. Он, с группой таких же фанатичных друзей, все свободное время отдавал тренировкам, чтобы хоть чуточку приблизиться к секретному мастерству Востока. Но на первых же серьезных международных соревнованиях его ждали сначала триумф и восторг, а потом чувство глубокого разочарования.
        Оказалось, что великие азиатские бойцы не так уж и велики. Они так же пропускают удары и проигрывают поединки, а их соперники не валятся на татами от сверхсекретных и тайных ударов. Получалось, что азиаты - самые обычные люди, с двумя руками, двумя ногами и головой.
        Вот и сейчас Глеб совершенно не волновался и не трепетал перед низкорослым, откликающимся на кошачью кличку японцем. Руки и ноги у азиата короче, так что можно будет запросто держать его на расстоянии ударами. Ну а если мастер хитрости все же сократит дистанцию и войдет в клинч, то навыки борьбы Глеб тоже не забыл. В партере он всегда был одним из лучших, главное, на землю противника завалить.
        Они начали сближаться. Глеб все в той же классической стойке, а мастер хитрости - почесывая подбородок и теребя складку на одежде внизу живота, словно еще в чем-то сомневаясь.
        Когда дистанция между противниками сократилась настолько, что уже можно было наносить удары, Глеб начал первым. Он, не мудрствуя лукаво, решил начать разведку боем и выстрелил один за другим свои кулаки в центр подбородка мастера хитрости. Но традиционная двоечка, мягко говоря, не прошла. Не успел еще второй кулак Глеба догнать первый, как японец, слегка качнувшись назад, нанес молниеносный удар носком ноги прямо в незащищенный пах Глеба. Такой жуткой, до потемнения в глазах и пронизывающей иглами боли испытывать ему еще не приходилось. Удар был настолько сильным, что организм бывшего командира спецподразделения отказался переносить ужасную боль и потерял сознание.
        Поэтому что было дальше - Глеб не помнил, а когда очнулся, над его интимным хозяйством уже вовсю колдовал лекарь.
        - Ну, чего разлегся? Вставай уже, время не терпит! - это в помещение зашел находившийся явно в хорошем расположении духа Евпатий. - Да ты не боись, идти недалеко, а твоей широкой походкой и вовсе рядом!
        Намек на широкую походку явно указывал не на широкие шаги Глеба, а на то, что ему теперь, словно бывалому кавалеристу, ноги при ходьбе слегка шире обычного расставлять придется. И понятное дело, вовсе не потому, что он привык коня под собой чувствовать.
        - А куда пойдем? - не разделяя веселость Евпатия, спросил Глеб.
        - Куда, куда, дальше тренироваться! - Евпатий широко улыбнулся. - Да не бойся ты! У тебя же где болит? Правильно, между больших пальцев ног. А мы всего-навсего в кости с тобой на щелбаны играть будем. Лоб-то у тебя вроде целый?
        - Да вроде целый, - неуверенно ответил Глеб, все еще соображая, что находится между больших пальцев ног.
        - Ну вот и славно, шагай за мной!
        Идти действительно оказалось недолго. Уже через пару дворов Евпатий привел Глеба на небольшую, но просторную полянку, где их уже ждали бойцы-контрактники. На краю поляны стоял длинный стол со скамейками.
        На другом краю поляны Глеб увидел сидящих прямо на земле рыцарей, среди которых был и Ульвэ. Напротив рыцарей сидели русские дружинники и, кажется, играли с крестоносцами в старую детскую забаву, называемую то ли ладушки, то ли ладошки. Суть игры заключалась в том, чтобы успеть накрыть, а точнее, ударить своей ладонью находящуюся сверху ладонь оппонента до того, как тот успеет ее отдернуть. В глаза бросалось то, что русские дружинники находились явно в лучших, по сравнению с крестоносцами, условиях. Когда была очередь рыцарей бить по ладоням русичей, то пальцы играющих едва соприкасались, наложенные друг на дружку лишь первыми фалангами. А когда сверху ладоней русичей лежали ладони Ульвэ и его воинов, то они касались пальцами аж запястий. Плюс ко всему прочему у каждого крестоносца на руках были тяжелые кованые браслеты, которые явно замедляли их движения.
        - А чем это они заняты? - поинтересовался обескураженный таким, вовсе не воинским занятием Глеб.
        - Понятно дело, - охотно отвечал Евпатий, - Ульвэ пытается сделать своих воинов такими же быстрыми, как и он сам. Ну то есть так же стремительно владеть своим оружием.
        - Неужели? - недоверчиво покосился на Евпатия Глеб. - Что-то я у них оружия не наблюдаю.
        - Ну так не все же сразу. Оружие-то в руках держится, вот сначала их и тренируем. Всему свой черед.
        Глеб, конечно, все равно мало что понял, но задать новый вопрос не успел. Среди играющих в ладушки наступило явное оживление, после которого Ульвэ поднялся с земли и принял характерную позу. Он, досадливо цокая и ругая самого себя, встал задом к дружинникам и сильно наклонился. Под веселый гогот своих товарищей командир крестоносцев получил по довольно чувствительному пинку от каждого из русичей и, недовольный, сел на свое место.
        Евпатий слегка посмеялся над проигравшим, а потом обратился к раскрывшему рот Глебу:
        - Ну хватит уже пялиться, у нас свое дело есть. Рассаживайтесь давайте.
        Глеб со своими бойцами уселись на лавку по одну сторону стола, Евпатий занял противоположную. Взяв заранее приготовленный деревянный стакан и два кубика, русский богатырь начал объяснять нехитрые правила игры.
        - Ничего сложного здесь нет, - начал он, - кладем кубики в стакан, трясем, опрокидываем, смотрим, сколько выпало точек. Играть сначала будем вдвоем, - Евпатий указал на Глеба, - кто больше выкинет, тот выиграл. Выигравший бьет проигравшему столько щелбанов, на сколько точек было больше на кубиках.
        Все вроде было доходчиво и понятно. Неясно только зачем все это затевалось, но от вопросов все воздержались.
        Глеб без особого азарта опрокидывал на стол стакан с кубиками, периодически подставляя под щелчки свой лоб, а иногда сам щелкал по лбу Евпатия. Так продолжалось до тех пор, пока русский богатырь не высказал своего недовольства:
        - Что-то совсем не действует, - непонятно что конкретно имея в виду, заметил Евпатий. - Ладно, придется тебе, друг сердечный, пару раз с горчичкой да хреном щелкнуть.
        Евпатий потряс стаканом и бросил кубики на стол. Выпали тройка и пятерка. Глеб в свою очередь выбросил шестерку и единицу.
        - Ну ничего, - ухмыльнулся богатырь, - тебе и одного мало не покажется.
        С этими словами Евпатий шумно дыхнул в кулак, и закатил по лбу Глеба таким щелбаном, что у того создалось ощущение, будто его со всего размаху огрели половником. Он потер ладонью горящий лоб, и не удержался, чтобы не произнести вслух слова из знакомой с детства сказки:
        - С первого щелчка прыгнул поп до потолка…
        На следующий раз оба выкинули одинаково. А вот затем Глеб выбросил меньше на целых четыре очка, чем немедленно воспользовался его оппонент.
        - Это тебе еще раз с хреном, - Евпатий снова дунул в кулак, после чего раздался звонкий щелчок, - это с горчичкой! - последовал еще один звонкий щелбан. - А это два с перцем да чесноком!
        Потирая сильно ноющий от «сдобренных приправой» щелбанов лоб, Глеб сам не заметил, как достал из кармана свою зажигалку. Не выпуская ее из рук, он сгреб со стола кубики в стакан, несколько раз тряхнул и, перевернув кверху дном, с силой и злостью опустил стакан на стол. Чуть помедлив, Глеб резко поднял стакан, чтобы открыть кубики. На костяных гранях были две шестерки.
        Евпатий довольно прищурился и улыбнулся уголками рта, словно удача улыбнулась не сопернику по игре, а ему самому. Взяв стакан с кубиками, он сделал свой бросок. На обоих кубиках выпали тройки.
        Глеб с удовольствием закатил Евпатию шесть щелбанов, для чего даже привстал со своего места. Но как он ни старался, их сила даже вполовину не была такой же, как у богатыря. Это было очень досадно, так как лоб изрядно гудел, а чувство мстительного удовлетворения так и не пришло.
        Соперники еще несколько раз бросали кубики на стол, и Глебу неизменно выпадали две шестерки.
        - Отлично! - изрек наконец непонятно чем довольный Евпатий. - А теперь положи свое огниво в карман, но при этом не теряй с ним связь. Как будто оно по-прежнему у тебя в руке.
        Начали играть снова. Сначала у Глеба, как выразился Евпатий, держать связь получалось не особо. Но когда его лоб снова несколько раз затрещал от железных пальцев противника, стало получаться. И тогда после серии удачных бросков богатырь снова поменял правила.
        - Ну что ж, - одобрительно начал он, - кажется, пусть пока немного неуверенно, но все же ты научился произвольно связываться со своим артефактом. Однако этого мало. Теперь ты должен научиться присоединять магическими нитями своих бойцов. Попав в этот мир, они неразрывно связаны с тобой и твоим артефактом. И отвечать, как ты понимаешь, за все придется именно тебе.
        - Час от часу не легче, - ответил, привычным движением потирая свой лоб, Глеб.
        - Да не переживай ты так! Это же всего-навсего игра в кости. Зато когда научишься, то не раз спасешь жизнь себе и своим бойцам. А сейчас выбери любого своего воина себе в напарники, и мы продолжим. Кидать буду сначала я, а потом вы по очереди. Но даже если у твоего напарника сумма костей будет меньше моей, ты получаешь разницу этой суммы в свой лоб.
        Глебу ничего не оставалось, как согласиться.
        И опять, словно детская погремушка, стакан с кубиками издавал характерный звук бьющихся о его грани костей, кубики опрокидывались на стол, и подсчитывались очки. Глеб примерно в восьми случаях из десяти продолжал выбрасывать шестерочные дубли, а вот его солдат пока такими же успехами похвастаться не мог, за что его командир регулярно расплачивался собственным лбом. Но понемногу, следуя советам и указаниям Евпатия, Глеб научился влиять и на удачу своего бойца. Когда это стало происходить более-менее стабильно, Евпатий снова усложнил задачу и в игру вступил еще один боец.
        Но здесь, как ни трещал лоб Глеба, как ни напрягался он, пытаясь присоединить к себе сразу двоих, ничего не выходило.
        - Попробуй по-другому, - посоветовал Евпатий, - не надо пока пытаться удерживать присоединенными магическими нитями обоих своих воинов. В дальнейшем, конечно, должно быть именно так, но пока они бросают кубики по очереди, и ты присоединяйся к тому из них, чей сейчас бросок.
        Глеб удивился, как такая простая мысль не пришла на ум ему самому, и последовал совету богатыря. Дело сразу же пошло как по накатанной. Свой лоб под щелчки подставлял в основном только Евпатий, а Глеб радовался своему успеху, точно ребенок.
        - Хорошо, - вставая из-за стола, подвел через какое-то время итог богатырь, - остановимся пока на достигнутом. Много хорошо - тоже плохо. Но пока не научишься присоединять к себе одновременно всех своих бойцов, можешь на отдых для своего лба не рассчитывать. Каждый день теперь в кубики играть будем.
        На этом Глеб с Евпатием расстались. Первый пошел обратно в лазарет, чтобы долечивать свое распухшее хозяйство, а второй забрал остальных бойцов и увел их, как он выразился, определиться с выбором оружия.
        Глава 13. Испытание
        Арена располагалась на месте небольшого высохшего горного озера. Вокруг нее тесным кольцом смыкались скалистые вершины, а места для зрителей были устроены непосредственно на склонах гор, окружавших арену.
        Народу, как всегда, собралось множество. Здесь были практически все воины Некроманта, которые относятся к числу живых людей и не занятые в данный момент по долгу службы. Зрители еле умещались на предоставленных местах, а многие и вовсе сидели и стояли прямо в проходах. Это было неудивительно, ведь войско Некроманта постоянно пополнялось, а в отсутствие настоящих военных действий выживающих было намного больше, чем погибших. Времена великой войны магов, когда на полях сражений гибли тысячи воинов, давно минули. А те небольшие стычки, которые случаются сейчас, совершенно не в счет.
        Воины очень любили подобные, устраиваемые их магом представления. Во-первых, это давало возможность выплеснуть свои застоявшиеся в это, можно сказать, мирное время эмоции. Во-вторых, опять же, в отсутствие настоящих сражений подобные зрелища вносили разнообразие в повседневный, не очень-то веселый быт воина и помогали отвлечься. Ну а самое главное, практически каждый призванный из мира людей воин проходил до этого подобное испытание. И только тот, кто прошел его достойно, а проще говоря, остался жив, мог считать себя полноправным членом войска Некроманта. Так что испытание на арене являлось своего рода экзаменом для новобранцев.
        По окружающим арену зрительским трибунам пошел все нарастающий приветственный гул. Это прямо из прохода в скале на своем почетном месте появился Некромант. Зрители встали со своих мест и начали бурно рукоплескать поднятыми над головой руками, выражая тем самым высшую степень почета и уважения своему господину.
        Некромант дождался, когда его воины в полной мере насладятся появлением его персоны, и, сделав успокаивающий жест рукой, заговорил:
        - Мои великие воины! - торжественно начал он. - Сегодня нам предстоит увидеть зрелище, которое явит собой либо великое мужество, либо позор для его участников. Последствия и того и другого вы знаете. И пусть сегодня, как и всегда раньше, новопризванные воины сами решат свою судьбу!
        Зрители в ответ на речь своего волшебника снова встали со своих мест и, выкрикивая одобрительные возгласы, захлопали у себя над головами. Никто из них даже не задумывался над тем, что на самом деле Некромант решал судьбу каждого из новопризванных воинов заранее, оставляя лишь ничтожный шанс проявить себя на арене так, чтобы решение великого мага изменилось в другую сторону.
        - В нашем сегодняшнем испытании, - продолжал свою, отражаемую горным эхом, речь волшебник, - примут участие воины, которые назвались лучшими из лучших лучников своего народа! Давайте все вместе посмотрим на их воинское искусство!
        С последними словами Некромант простер руки в направлении противоположной от него горной вершины, где появилась большая железная клетка с находящимися в ней критянами. Маг быстро сплел нужное заклинание, и клетка с людьми медленно поплыла по воздуху прямо в центр арены. В это же время на арену вышли скелеты из личной гвардии Некроманта и, когда клетка коснулась земли, вывели из нее озиравшихся во все стороны критских воинов.
        Некромант с помощью магии отправил клетку обратно на вершину, после чего обратился уже непосредственно к критянам:
        - Вы видите по краям арены специально сооруженные для этого случая различные укрытия. Укройтесь за любыми из них и ожидайте, когда в центре арены появится мишень. Сумеете поразить мишень из своих луков, можете считать, что испытание вами пройдено.
        После слов Некроманта по трибунам прошел гул явного разочарования. Все ждали от испытания чего-то более завораживающего и интересного, чем обычная стрельба по мишени из укрытия. Зрители зааплодировали на этот раз очень вяло и опустив ладони между колен. Тем самым они вроде как и приветствовали критских воинов, но и выражали свое недовольство.
        Тем временем критяне, взяв у скелетов свои луки и колчаны со стрелами, остановились, в задумчивости осматривая расположенные вокруг укрытия, которые представляли собой различный вкопанный в землю кустарник и нагромождения разного рода мусора и хлама. Наконец их командир принял решение и распределил всех своих воинов по разным местам. Почему в мишень надо будет стрелять обязательно из укрытия, критяне пока не понимали, но предпочли действовать так, как было указано магом.
        - Прекрасно! - снова обратился к зрителям Некромант. - А теперь поприветствуем того, кто послужит нам мишенью для предстоящего испытания, - волшебник сделал небольшую театральную паузу. - Встречайте, всем нам хорошо известный своей доблестью, честью, бесстрашием и преданностью Мацумура Генджи!
        В одной из примыкающих к арене скал открылся проход, и под восторженный гул явно оживившихся зрителей появился знаменитый военачальник Некроманта. Самурай был одет в просторные, черного цвета, штаны хакама и ослепительно белое кимоно. На затылке Генджи был затянут узел черных как вороново крыло волос, лоб гладко выбрит, а на ногах виднелись деревянные сандалии. В руках у воина был сложенный веер, за поясом торчали рукояти двух мечей разной длины.
        Генджи сделал несколько шагов к центру арены, затем остановился и церемониально поклонился сначала Некроманту, а потом и всем остальным зрителям.
        Воины на трибунах приветствовали не раз отличившегося и всеми почитаемого знаменитого самурая криками восторга и рукоплесканиями поднятыми вверх руками. Единственное, чем отличалось данное приветствие от приветствия Некроманта, это то, что с мест никто не вставал. Это было недопустимо, так как уравнивало бы мага и самурая.
        Тем временем Мацумура Генджи пошел дальше к центру арены. Остановившись от центра в двух шагах, он неторопливо обнажил свои мечи и положил их перед собой таким образом, что скрещенные клинки образовали крест. Этот крест обозначал точное место, где находился центр предстоящего действия. Далее самурай, демонстративно не торопясь, раскрыл свой веер, и, еще раз церемониально раскланявшись во все стороны, вступил в обозначенный его клинками центр арены, таким образом, что скрещенные мечи оказались между его ступней.
        Мацумуро Генджи стоял над скрещенными лезвиями так, словно в погожий денек вышел подышать свежим воздухом. Он неторопливо обмахивался своим веером и смотрел на все вокруг таким безучастным взором, как-будто просто наблюдал с детства наскучивший пейзаж.
        Трибуны затихли в ожидании, что же будет дальше. Томительные секунды тянулись одна за другой, а критские воины так и не стреляли по обозначившейся мишени. Их командир в волнении теребил тетиву лука, силясь понять, зачем им убивать этого безоружного и лишенного доспехов человека. Но в итоге, вспомнив, как он корчился от боли на приеме у мага, предводитель критян решил не играть с судьбой, а сделать то, что велели.
        - Вложить стрелы! - не показываясь из-за укрытия, громко скомандовал он. - Стреляй!
        С четырех сторон одновременно в беспечного самурая полетели четыре стрелы. Однако Генджи не рухнул, истекая кровью, на землю арены, а, сделав молниеносное движение своим веером, отбил все четыре стрелы и продолжил, как ни в чем не бывало, любование горными вершинами, не забывая при этом обмахиваться своим веером. Командир критян раскрыл от удивления рот и тут уже осознал, в чем был подвох кажущейся простоты задания. Этот выглядящий беспечным воин вовсе не так уж прост. А его веер, либо волшебный, либо сделан из чего-то, что не пробивается стрелами. Но как при этом он успевает отбить летящие в него одновременно с четырех сторон стрелы, все равно оставалось загадкой.
        - Вложить! - снова громко скомандовал командир критян. - Стреляй!
        Повторилось все то же самое. С изяществом машущей крыльями бабочки Генджи отбил своим боевым веером летящие стрелы и остался невредимым стоять на прежнем месте, как бы призывая критян еще раз повторить свою попытку. Но и третья попытка для критских воинов удачей не увенчалась. Самурай по-прежнему без единой царапины обмахивался своим веером.
        Под восторженный рев трибун Некромант сделал знак Генджи, чтобы тот ушел пока с центра арены, а сам обратился к ликующим на трибунах воинам:
        - Возможно, кто-то из вас решит, что наш Мацумуро Генджи заранее видел, где укрылись со своими луками новобранцы? Быть может, кто-то думает, что это облегчает поставленную перед Генджи задачу? - Некромант вопросительно вглядывался в лица затихших на трибунах воинов. - Ну что ж, - продолжал он, - мы дадим новопризванным возможность поменять свои места за укрытиями. Завяжите Генджи глаза!
        К самураю подошел высокий воин-скелет и повязал на глаза Генджи повязку из плотной черной ткани. После этих манипуляций знаменитый военачальник сел, скрестив ноги, на землю и сложил свой боевой веер. Лицо его было спокойным и умиротворенным.
        - Выйдите из своих укрытий и поменяйте их! - крикнул Некромант критянам. - Да постарайтесь это сделать незаметно для вашей мишени! Кто знает, возможно, еще пара ваших промахов - и я буду вынужден поменять вас с нашим Генджи местами!
        Под дружное улюлюканье трибун критяне показались из-за укрытий.
        - Зайцам никогда не убить могучего льва! - кричали зрители.
        - Посмотрите, цыплятам выдали лук и стрелы, чтобы они защитились от хитрого лиса, но забыли объяснить, как ими пользоваться!
        - Видимо, их мамочка снесла яйца для еды, но по ошибке из них вылупились глупые детки!
        - Ничего, наш хитрый лис с удовольствием поест свежего мяса вместо сырых яиц!
        Довольные собственными остротами зрители в итоге просто перешли на освистывающий гул и, опустив руки вниз, быстро захлопали пальцами одной руки по ладони другой. Это было выражением сильного недовольства по отношению к критским воинам.
        Сами же критяне, собравшись в одном месте, внимательно слушали своего командира и старались не обращать внимания на оскорбительные выкрики.
        - Чтобы попасть в этого человека, - полушепотом начал критский командир, - нам необходимо сменить тактику. Мы располагались за укрытиями полукругом, что значительно облегчало задачу этому ловкому воину, - критянин указал на спокойно сидящего Генджи. - Теперь мы укроемся так, чтобы наши стрелы летели с противоположных сторон. Я встану спиной к солнцу, ты, брат, укройся напротив меня, а вы двое спрячьтесь напротив друг друга по левую и правую сторону от нас. Стрелы положите на тетиву заранее и начинайте стрелять, как только я сам сделаю первый выстрел. Командовать голосом, я на этот раз не буду.
        Лучники молча кивнули своему командиру и начали расходиться по своим местам. Они старались делать это осторожно и аккуратно. Впрочем, особой надобности в этом не было, галдящие зрители создавали такой шум, что Генджи вряд ли мог их услышать и проследить за их перемещением.
        Но казавшемуся безучастным самураю вовсе не было необходимости слышать или видеть своих противников. С помощью своего артефакта, боевого веера, он отчетливо чувствовал каждого критянина, а особенно владеющего наконечником бронзовой стрелы командира. Конечно, связующие магические нити были очень слабыми, так как хозяин артефакта еще не умел ими пользоваться. Но для Генджи и этого было вполне достаточно.
        Когда критяне укрылись по своим местам, воин-скелет снял с Генджи закрывающую глаза повязку, и самурай снова раскрыл свой веер, приготовившись вступить в центр арены. Он почувствовал, как наконечник бронзовой стрелы, являющийся артефактом критянина, помогает своему хозяину. Генджи понял, что тугой лук уже натянут и на этот раз глава критских воинов медлить не будет.
        Именно так и произошло. Не успел самурай встать над своими, все еще обозначающими центр арены скрещенными мечами, как командир критян пустил стрелу. В тот же миг Генджи почувствовал, как слабый магический импульс, исходящий из артефакта критского военачальника, дернул невидимые нити, связывающие его с другими воинами. Один импульс был чуть сильнее двух остальных, и именно оттуда, с противоположного от первого выстрела укрытия, полетела вторая стрела. А затем, практически одновременно, слева и справа вылетели еще две смертельные опасности.
        Ни одна из стрел, как и в предыдущие разы, не сумела достигнуть своей цели. Все они, звякнув по железным пластинам веера, упали в серую пыль. Зрители ликовали, а изображающий прежнюю беспечность самурай раскланялся во все стороны, но с центра арены не ушел.
        И тут началось такое, что заставило притихнуть зрителей, а Генджи был вынужден сосредоточиться настолько, что о былой показной беспечности пришлось полностью забыть. Критяне по команде своего командира, пользуясь тем, что их мишень осталась на месте, начали бесперебойный обстрел. Они натягивали свои луки и пускали стрелы одну за другой, без всякого порядка. Казалось, при такой торопливости и хаотичности большинство стрел должны были лететь мимо, но благодаря наконечнику бронзовой стрелы все они летели точно в цель.
        Генджи, словно исполняя некий безумный танец, вертелся и извивался, как уж. Движения его боевого веера стали настолько быстры, что слились в одну непрерывную, не поддающуюся описанию композицию. Всем было понятно, что сейчас самурай не просто демонстрирует свое неподражаемое искусство, а буквально борется за жизнь.
        Обстоятельства осложнились еще тем фактором, что командир критян догадался дать команду своим воинам все время стрелять по разным уровням. Поэтому Генджи был вынужден то глубоко приседать, то снова выпрямляться, что приводило к большой трате сил и энергии.
        Наконец все закончилось тем, что у критян просто-напросто закончились стрелы. Тяжело дыша, Мацумура Генджи стоял в центре арены. Вокруг него, словно поверженные враги, в беспорядке валялись отбитые стрелы. Лицо самурая было покрыто испариной, но по-прежнему являло собой образец спокойствия и беспристрастности.
        Некромант с удовольствием глядел на своего любимого военачальника, который в очередной раз не подвел своего господина. Все шло именно так, как задумывал сам маг. Его преданный самурай обретет еще большие почет и уважение среди воинов, а значит, еще сильнее укрепятся дисциплина и послушание.
        Под оглушительный рев трибун, выражающих восхищение самураю, понурые критяне показались из-за укрытий. Сбившись вместе, они, не смея от стыда и страха поднять своих голов, молча ждали, что же будет дальше.
        Когда наконец зрители поутихли, а Генджи, чтобы поднять с центра арены свои мечи, сделал шаг в сторону, кто-то из воинов вдруг воскликнул:
        - Посмотрите! Стрела! Одна стрела все же попала в цель!
        И действительно, одна из стрел, ободрав кожу на ступне самурая, воткнулась прямо в его деревянную сандалию. Стрела торчала непосредственно из-под подошвы воина, словно он на нее наступил. На земле, где стояла раненая нога, начала образовываться маленькая лужица крови.
        Зрители снова затихли. Какое решение примет их маг? С одной стороны, рана настолько пустячная и незначительная, что вряд ли ее можно брать в расчет. Особенно учитывая, сколько по-настоящему смертельных угроз Генджи отразил. Но с другой - кто-то из критян все же выполнил условие, и цель была поражена.
        Некромант, играя на чувствах толпы зрителей, сделал вид, что задумался. Он, уперевшись кулаком в подбородок, внимательно глядел на торчащее из-под стопы самурая оперенное древко. События развивались даже лучше, чем он рассчитывал. Прошедшее испытание было далеко не единственным и не последним, задуманным на этот день. И нашедшая цель стрела как нельзя более кстати, позволила продолжить намеченный сценарий.
        - Воины! - вставая со своего места, обратился маг к зрителям. - Я уверен, что поразившему цель воину надо дать еще один шанс. Вы согласны?!
        В ответ трибуны сначала противоречиво загудели, но затем все дружно выразили свое согласие. Многие, демонстрируя свою высшую солидарность с магом, захлопали высоко поднятыми вверх руками, но большинство, тоже, впрочем, выражая согласие, хлопали в ладоши у себя перед грудью.
        Тем временем подоспевшие к раненому самураю воины-скелеты обработали подошву Генджи мгновенно заживляющим раны раствором, а извлеченную стрелу принесли Некроманту.
        - Оперение стрелы окрашено в пурпурный цвет! - подняв перед собой стрелу с окровавленным наконечником произнес маг. - Кому из вас она принадлежит? - обратился волшебник с вопросом к ждущим своей участи критянам.
        - Такие стрелы были в колчане нашего командира! - ответил, шагнув вперед, тот критянин, который приходился родным братом своему военачальнику.
        - Прекрасно! - торжественно воскликнул Некромант. - Значит, пусть ему и представится последняя попытка доказать, что ваше владение луком и стрелами действительно чего-нибудь да стоит! Генджи, - обратился волшебник уже к самураю, - отложи в сторону свой веер! Генджи послушно положил на землю свой артефакт и, отойдя от него на пару шагов, спокойно встал в ожидании следующих действий.
        Воины-скелеты выдали командиру критян три стрелы, и отвели на двадцать пять шагов от того места, где стоял самурай. Критянину надо было хотя бы раз поразить Генджи, который теперь уже не держал в руках свой боевой веер. Казалось, задание - проще некуда. Поразить с двадцати пяти шагов стоящего неподвижно во весь рост человека, да еще и с трех попыток… тут уж, как говорится, опытному лучнику сложнее, наверно, промазать.
        Сидящий на своем почетном месте Некромант потребовал от находящихся на трибунах воинов, соблюдать полную тишину и дал отмашку для начала стрельбы.
        Критский командир не торопился. Он уже полностью осознал, что этот стоящий напротив него узкоглазый воин, обладает просто феноменальной реакцией и непревзойденным мастерством. Однако его железный веер лежал в стороне, и как он будет отражать смертельные стрелы на этот раз, пока оставалось загадкой.
        Плавно натянув свой лук, критянин прицелился в Генджи. Убивать вовсе не хотелось, но и не стрелять тоже было нельзя. Чуть сместив прицел в сторону, так чтобы стрела вошла в плечо, критский командир спустил тетиву.
        Спокойно стоящий и смотрящий в лицо смерти самурай, казалось, даже не шелохнулся. Но все, в том числе и критские воины, с удивлением увидели, что стрела пролетела мимо.
        Командир критян, с изумлением посмотрев на свой лук и оставшиеся две стрелы, словно сомневаясь, действительно ли эти предметы принадлежат ему, снова натянул тетиву. Теперь уже он целился прямо в центр стоящей напротив него фигуры. Когда стрела была пущена, критянину почудилось, будто Генджи сделал легкое движение в сторону. Но так или иначе, а вторая стрела тоже пролетела мимо.
        Не понимая, как он может промахиваться с такого расстояния, командир критян взял последнюю стрелу. Он натянул лук что было сил, чтобы стрела понеслась с максимальной, неуловимой для глаза скоростью. Когда тетива была спущена, критский командир уже абсолютно точно уловил, что Генджи сделал короткий и очень быстрый шаг в сторону, тем самым снова уйдя от смертельной опасности. Как человек с такого близкого расстояния может уловить полет стрелы и увернуться, было непостижимо. Но последний шанс был упущен, и теперь критян больше занимала их дальнейшая судьба, чем непревзойденное мастерство Мацумура Генджи.
        Самурай же, словно ничего и не было, спокойно подобрал свой веер и, церемонно поклонившись Некроманту и восторженно - ликующим зрителям, спокойно удалился с арены. Как же все-таки хорошо, что зрители соблюдали полную тишину во время последних трех выстрелов. Благодаря этому, Генджи мог отчетливо слышать звук спускаемой тетивы. Конечно же, он, как и любой другой смертный, не мог с такого близкого расстояния среагировать на полет стрелы. Но этого и не требовалось. Звук спускаемой тетивы четко сигнализировал о начале смертельного полета, и требовалось всего лишь быстро сместиться в сторону, чтобы остаться целым и невредимым.
        Когда Генджи удалился, восторженные крики и аплодисменты зрителей сменились на не менее бурное освистывание и улюлюканье, адресованное никак себя не проявившим критянам. Все воины на трибунах выражали свою негативную оценку, опустив между колен одну ладонь и хлопая по ней пальцами другой. Это продолжалось до тех пор, пока со своего места вновь не поднялся Некромант.
        - Я полностью разделяю ваше мнение, - обратился он к тут же притихшим трибунам, - такие неумелые воины не могут принести пользу нашему войску. Но может быть, они умеют что-то еще? Во всяком случае, когда они предстали передо мной в первый раз, то смело заявили, будто безоружные могут противостоять даже таким опасным животным, как наши боевые вепри! - маг сделал особое ударение на последней фразе, чтобы все поняли всю абсурдность и немыслимость подобного заявления. Конечно, маг немного слукавил, ведь, говоря о тавромахии, критяне имели в виду быков. А боевые вепри хоть и не уступали им размерами, но все же были совсем другими животными.
        Пока Некромант произносил свою речь, арену уже полностью очистили и два воина-скелета вывели на нее того самого вепря, что провел не один день в пещерах ожидания вместе с детьми драконов и критянами. Рядом со своими поводырями животное казалось абсолютно спокойным и послушным, но увидевшие его критяне все равно невольно попятились и еще плотнее прижались друг к другу.
        Разогретые предыдущими событиями зрители, увидев беспощадное животное, предвкушали кровавую расправу. Все они с нетерпением ждали, когда зверя спустят с цепей, и он растопчет этих хвастунов как маленьких котят. А если повезет, то, может, даже успеет кого-нибудь из них сожрать.
        Чуть выждав перед началом так ожидаемого всеми зрелища, Некромант дал отмашку скелетам, и они спустили вепря с цепей.
        Не медля ни секунды, голодный и страшный зверь тут же понесся к тому месту, где жались друг к другу безоружные и беззащитные люди.
        - Рассыпаться! - крикнул своим воинам командир критян и оттолкнул в сторону своего брата.
        Критские воины бросились в разные стороны, но беспощадный зверь не остановился в замешательстве, а, выбрал ближайшего к себе человека и с легкостью его настиг. Послышался крик ужаса и боли. Боевой вепрь, не снижая скорости, насадил бегущего человека на свои острые бивни и, мотнув головой, подбросил высоко вверх.
        Критянин, нелепо кувыркнувшись в воздухе, жестко приземлился в пыль арены и затих без движения. Голодный зверь тут же бросился на растерзание несчастного, но, среагировав на сигнал Некроманта, на арену тут же выскочили скелеты. Они сидели верхом на таких же боевых вепрях и мгновенно оттеснили готового уничтожить свою жертву зверя. Один из всадников-скелетов, приблизившись к безжизненно лежащему в неестественной позе телу, с легкостью его поднял и перекинул поперек своего седла. После этого все всадники быстро удалились с арены, захватив с собой тело критянина.
        Все это делалось по прямому приказу мага. И вовсе не из-за проявления гуманности. Глупые люди думают, будто Некромант делает зомби из мертвецов, оживляя уже мертвых воинов. На самом деле, чтобы сделать из человека ходячего мертвеца, требовалось, чтобы человек обязательно оставался жив. Глупец Чародей думает, что это он великий знаток сил природы и течения жизни. А кичливый Колдун уверен, что именно его изобретения позволяют воинам продлить свою службу даже после тяжелых увечий. Как бы не так! Только он, Некромант, может восстановить даже отделенную от тела плоть и позволить остаться в живых умирающему воину. Конечно, после его отваров люди практически перестают мыслить и становятся намного медлительнее. Это и неудивительно, ведь сердца у таких людей бьются настолько редко, что, кажется, будто вовсе остановились. Кровь в жилах зомби практически застывает, но зато они не чувствуют боли и удивительно послушны. Пусть боевой вепрь сильно покалечит этих никчемных воинов, главное, чтобы скелеты успели вовремя, и Некромант сумеет оставить жизнь телам больше ни на что не годных критян.
        Тем временем оставшийся на арене голодный зверь, раздосадованный тем, что ему не дали насладиться добычей, со страшным ревом бросился на следующую жертву. Вепрь без труда настиг пытавшегося увернуться человека и, подмяв его под себя передними копытами, начал терзать своей огромной клыкастой пастью.
        И тут же на арену снова выскочили всадники скелеты и быстрым галопом устремились к месту кровавой драмы. Терзавший критянина голодный зверь, хоть и с большой неохотой, но все же был вынужден уступить скелетам свою добычу, и те увезли сильно изуродованное тело прочь с арены.
        - Скоро войско нашего мага пополнится новыми ходячими мертвецами! - кричали с трибун зрители.
        - Эти неумелые воины только на то и сгодятся, чтобы их оживил наш волшебник!
        - Пускай томятся в сырой земле под присмотром привидений, пока не пробьет их час!
        - Эй, вы двое! Лучше сами прыгните зверю в пасть! Тогда, быть может, он просто слопает вас с потрохами, а вы не разделите участи своих сородичей!
        Оставшиеся на арене двое критян, обращали мало внимания на издевательские и нелестные выкрики. Сейчас их куда больше волновал так и не сумевший утолить своего голода боевой вепрь. Животное, убедившись, что мешающих всадников-скелетов больше нет, низко опустив голову, рассматривало последних оставшихся в живых критян. Зверь словно выбирал, на кого ему наброситься в первую очередь, да так, чтобы не успели мешающие полакомиться скелеты.
        - Прощай, брат. - обратился меж тем один из оставшихся воинов к своему командиру. - Наверно лучше бы мы сразу погибли там, в нашем мире, где Гелиос каждый день ведет с востока на запад свою сияющую колесницу, а люди после смерти попадают в Аид. Интересно, куда наши души попадут из этого мира?
        - Рано прощаешься брат, - сурово отвечал командир, - это же просто бык! Понимаешь? Бык!
        - Бык? - удивился воин, посмотрев на начавшего стучать передним копытом огромного вепря.
        - Да, бык! - уверенно ответил командир. - А мы с тобой участвуем в играх на нашем родном Крите! Давай, брат, мы же не раз выигрывали у быков! Порадуем публику и на этот раз!
        Два воина взялись за руки и неожиданно для всех присутствующих сделали несколько шагов навстречу вепрю, после чего, демонстративно воздев свободные руки к небу, стали раскланиваться во все стороны. Они вели себя так, будто были не обреченными жертвами, а всеми любимыми и узнаваемыми людьми.
        Но развеселившаяся толпа зрителей восприняла это по-своему:
        - Глядите, да они со страха, видать, совсем умом тронулись!
        - Ха-ха! Первый раз вижу, чтобы еда кланялась перед употреблением!
        - Вы еще себя поперчить и посолить забыли! А то вдруг нашему зверю покажутся слишком пресными ваши мозги!
        Под веселые крики воинов боевой вепрь наконец сорвался с места и, на радость толпы, понесся на торжественно стоящих рядом критян. Братья располагались настолько близко друг к другу, что казалось, еще секунда - и животное насадит каждого из них на отдельный бивень. Однако в последний миг, когда вепрь уже сделал характерное движение головой, чтобы проткнуть свои жертвы, люди вдруг быстро кувырнулись в разные стороны, и, оставшись ни с чем, огромный зверь пронесся мимо.
        Удивленное животное, подняв облако пыли, резко затормозило и развернулось. Целые и невредимые люди теперь стояли от него по разным сторонам. Выбрав одного из критян, вепрь снова сорвался в галоп, чтобы неминуемо настичь свою жертву. Но и тут зверя ждало разочарование. Вместо того чтобы попытаться спастись бегством, критянин спокойно стоял на месте, а в последний момент снова ловко увернулся.
        Тогда боевой вепрь, не прекращая движения, развернулся в сторону другого стоящего на арене человека. Но тот и вовсе выкинул штуку: командир критян вдруг быстро побежал навстречу несущемуся на него животному, а перед самой мордой у зверя вдруг высоко подпрыгнул и, вытянувшись, перелетел через вепря, кувырком приземлившись позади его хвоста. Ничего не понимающее животное снова затормозило и, развернувшись, злобно уставилось на критян.
        Братья же продолжали вести себя так, как будто это была для них веселая забава, которую они устроили на потеху толпе. И надо сказать, что эта толпа, а точнее, зрители на трибунах, уже не смела выкрикивать в сторону критян оскорбительные слова. Большинство наблюдавших за действием воинов притихли и с удивлением наблюдали за происходящим. Даже Некромант в удивлении слегка приподнял брови.
        Критяне же, казалось, и вовсе потеряли всякий страх. Они стали намеренно дразнить вепря, корчить ему разные рожи и всячески кривляться. Взбесившийся зверь гонялся за неуловимыми людьми по арене, пытался то проткнуть их бивнями, то растоптать копытами, но все без толку. Там, где, казалось, только что был безоружный воин, в следующее мгновение оказывалась уже пустота.
        Братья прыгали и кувыркались, ловко уворачивались и отскакивали от смертельных копыт и острых бивней. Они по очереди дразнили опасное животное, а когда вепрь гнался за одним, второй делал вид, что гонится следом. При этом бегущий последним воин приставлял к углам рта выставленные вперед указательные пальцы, так что это походило на торчащие бивни, наклонял голову вперед и передвигался смешными подскоками. Все это очень забавляло зрителей и утомляло голодного зверя.
        Когда боевой вепрь уже начал тяжело дышать и стал не так быстр, осмелевшие люди даже несколько раз дернули зверя за хвост. Тот пытался лягаться, чтобы достать наглеца задними копытами, но человек был по-прежнему ловок и хитер.
        В итоге командир критян вытворил такое, что заставило удивиться даже никогда не проявлявших никаких эмоций воинов-скелетов. Во время очередного прыжка он не перелетел через спину животного, а уселся на него верхом! От такой наглости голодный зверь, сроду не позволявший себя оседлать никому, кроме наездника-скелета, пришел в настоящее бешенство. Он, пытаясь сбросить ненавистного седока, стал всячески прыгать и метаться по арене. Но ловкий критянин, крепко вцепившись в густую шерсть на шее боевого вепря, сбрасываться совсем не хотел. Мало того, все время пока зверь боролся со своим седоком, второй критский воин прыгал рядом, отвлекая и дразня зверя. Критянин изображал, что у него тоже кто-то сидит на спине, а он пытается его стряхнуть.
        Удивление Некроманта все нарастало. Задуманный им сценарий пошел совсем не так, как ожидалось. Собравшиеся вокруг арены воины стали все чаще аплодировать выходкам критян и веселиться от их ужимок. А теперь, когда критский военачальник сидел верхом на внушающем оправданный ужас всем людям боевом вепре, даже его верные скелеты начали перешептываться и уважительно кивать. Похоже, что если эти, призванные с Крита люди сумеют уцелеть, то заработают себе большой почет и уважение среди всего остального воинства мага.
        Боевой вепрь, поняв, что обычными скачками и брыканием ему своего седока не сбросить, решил тоже пойти на хитрость. Он завалился набок и перекатился через спину, намереваясь таким образом раздавить своей огромной тушей наглого седока. Однако и это действие животного не привело к ожидаемому результату. Человек легко соскочил на землю, а когда зверь, перекатившись, снова поднялся, на месте критского командира тут же оказался его брат.
        Так продолжалось несколько раз. Братья поочередно сменяли друг друга на спине зверя, и пока один отдыхал, второй утомлял разгневанного вепря.
        Отдав последние силы на эту борьбу с людьми, боевой вепрь, который к тому же был ослаблен голодом, начал издавать жалобные, больше похожие на стоны, рыки и припадать на передние копыта. Когда силы кончились совсем, изможденное животное сначала несколько раз споткнулось, а потом и вовсе, склонив клыкастую морду к земле встало на широко расставленных ногах на одном месте, не имея больше сил оказывать сопротивление.
        Под восторженные крики трибун братья критяне, встав по разные стороны от морды зверя, схватились обеими руками за его торчащие бивни и стали клонить голову вепря к земле. Животное несколько раз в попытке вырваться мотнуло головой, но, не имея больше сил, поддалось усилиям критян. Сначала зверь упал на передние колени, потом позволил критянам прижать свою морду к земле, после чего и вовсе грохнулся брюхом в пыль арены.
        Критяне, тоже потерявшие в борьбе со зверем немало сил, лишившиеся большинства своих товарищей, но продолжающие изображать перед зрителями горделивую легкость, уселись прямо на стонущее животное, словно это был пушистый диван. Огромный вепрь уже никак на это не реагировал, продолжая неподвижно лежать, и лишь его бока расширялись и сужались от тяжелого дыхания.
        Наполнявшие трибуны зрители разразились громкими криками восторга. Воины рукоплескали горделиво сидящим на животном критянам, высоко подняв вверх свои руки. Критяне снискали себе почет и уважение всего войска Некроманта.
        Сам волшебник, показывая солидарность со своими людьми, тоже похлопал критским воинам, после чего попросил тишины и обратился к замолкшим трибунам:
        - Эти два гордых человека продемонстрировали всем нам действительно очень необычайное и интересное умение. Такие воины достойны присоединиться к нашему великому и непобедимому войску!
        Ответом магу были восторженные аплодисменты поднятыми вверх руками. Волшебник, как всегда, очень умело распорядился ситуацией, обернув собственный просчет в свою же пользу.
        - А теперь, - продолжал маг, - последнее на сегодня представление. И я уверен, что оно понравится вам не меньше, чем все то, что было до этого!
        Пока маг говорил, на скале напротив него стражники-скелеты уже приготовили две небольшие клетки. В клетках находились Сильмара и Крагх. Некромант подцепил невидимыми нитями каждую клетку, и они плавно полетели над ареной. Силой магии волшебник медленно кружил клетки по воздуху напротив друг друга, ведя их по периметру арены. Это делалось для того, чтобы воины на трибунах могли получше рассмотреть находящихся в клетках драконоголовых. Те, в свою очередь, внимательно озираясь по сторонам, постоянно пробовали воздух своими раздвоенными языками.
        Ни Сильмара, ни Крагх не застали тех времен, когда велась великая война магов. Поэтому такое большое скопление воинов они видели впервые. Чувствовать столько разных доносящихся до их языков вкусов находящихся в одном месте людей было удивительно и необычно.
        Зрители тоже с искренним удивлением рассматривали кружащихся мимо них необычных испытуемых. Многие воины вообще видели драконоголовых впервые, а те, кому доводилось встречаться с местным племенем, прекрасно знали силу и выносливость этих созданий, которые скорее умрут, чем сдадутся в плен. Не говоря уже про участие в испытании, которое дает право стать членами войска Некроманта. Нет, были, конечно, случаи, когда удавалось оглушить и пленить неудачного самца, но, едва очнувшись, он тут же начинал вести себя столь агрессивно, что его забивали словно бешеного пса. Самым же невероятным было, конечно, то, что одна из испытуемых была самкой. Такое было трудно даже вообразить.
        С удовольствием наблюдая, какую реакцию вызвало появление на испытании местных, и продолжая кружить клетки, Некромант снова обратился к зрителям:
        - Меня уверили, что представленный здесь самец - самый выдающийся боец своего племени. Давайте же проверим, сможет ли он устоять против лучшего воина из нашего войска! А самка нашего гостя пусть полюбуется на все это вместе с нами!
        После этих слов Некромант остановил клетку с Крагхом над краем арены, а клетку с Сильмарой оставил висеть в воздухе недалеко от себя. Самка, безусловно, будет помогать своему сородичу сплетением магических нитей, а это еще один шанс попытаться постичь суть магии драконоголовых. К этому времени несколько воинов скелетов из личной тысячи Некроманта вынесли на арену особое питье и немного пищи для все еще обессиленно лежащего на земле боевого вепря. Зверь с жадностью выпил волшебный, мгновенно восстанавливающий силы напиток, съел сдобренную магией пищу, и, полный сил, уверенно встал на свои копыта.
        В конце арены, противоположном тому, где висела клетка с Крагхом, появился известный своей жестокостью и силой командир тысячи скелетов Некроманта. На голову выше практически любого из людей скелет, издал своей костяной пастью звук, похожий одновременно на свист ветра и шипение змеи, и боевой вепрь тут же бросился к позвавшему его военачальнику. Хорошо обученное животное подбежало к скелету и замерло в ожидании дальнейших команд.
        На зверя тут же надели седло, и с легкостью прыгнувший в него командир-скелет продемонстрировал всем, что от былой усталости боевого вепря нет и следа. На арену вынесли несколько деревянных щитов, которые зверь, по команде всадника, сначала с легкостью перепрыгнул, а затем разнес в щепки своими острыми бивнями и могучими копытами.
        После этого начальнику тысячи скелетов, поднесли оружие. Это были два больших гладких шара, которые крепились к рукояткам с помощью длинных цепей, и большой тяжелый арбалет.
        Зрители со смешанными чувствами наблюдали за тем, как самый сильный и главный из воинов скелетов, закрепив за спиной арбалет, размахивает вперед-назад, по бокам от вепря, своими грозными шарами. С одной стороны, появление на арене драконоголового - это, конечно, необычно, а с другой, все прекрасно поняли, что вместо поединка намечается самое обычное избиение. Как бы ни был силен драконоголовый, противостоять всаднику на боевом вепре, тем более без оружия, он не сможет. Хорошо, если продержится больше минуты. Видимо, и этот самец был настолько неуступчив перед Некромантом, что маг решил умертвить его публично.
        Так что зрелище ожидалось хоть и кровавое, может, даже драконоголового потом скормят боевому вепрю, но не захватывающее.
        Дабы не упустить момента, когда самка начнет плести магические нити, Некромант полностью сосредоточился на Сильмаре. Волшебник, не придавая значения, ожидающим банальной расправы скучающим зрителям, опустил клетку с Крагхом на противоположный от всадника конец арены. Клетка открылась, и безоружный драконоголовый спокойно шагнул на пыльную землю.
        Зрители слегка оживились. Все же жажда кровавого зрелища брала свое. Воины кричали с трибун, чтобы командир скелетов не медлил и побыстрее отправил эту местную тварь в пасть своему зверю. Увидевший же на другом конце арены потенциальную жертву вепрь, чувствуя на своей спине поддержку, в нетерпении перебирал копытами и фыркал.
        Однако всадник не торопился. Он, не спеша убрав гладкие шары, достал арбалет и прицелился в Крагха.
        Вырвавшийся из желоба арбалетный болт полетел точно в драконью голову местного. Но Крагх успел вскинуть руки, и тяжелая стрела, ударившись в его упругую ладонь, отскочила в пыль арены. Заклинание упругой кожи, мгновенно сплетенное Сильмарой, действовало.
        Сделав еще несколько бесполезных выстрелов по местному, глава скелетов демонстративно отбросил в сторону арбалет и снова взялся за тяжелые, на длинных цепях, шары. Раскрутив до характерного, рассекающего воздух звука свое оружие, глава тысячи скелетов дал команду боевому вепрю начать движение в сторону драконоголового.
        С каждым шагом ускоряя разбег, боевой вепрь стремительно бросился в сторону намеченной жертвы. Наездник держался в седле только с помощью своих лишенных плоти и обмотанных в лохмотья ног. Руки скелета были заняты описывающими широкие вертикальные дуги кистенями. Каждый на трибунах знал, что всадник и обученное животное составляют сейчас единое целое, великолепно чувствуя друг друга. Более смертоносное сочетание, представить себе было трудно.
        Последний из рожденных стоял на месте не шелохнувшись. Он не пытался бежать или, как до этого критяне, пускаться на какие-то хитрости. А когда боевой вепрь перешел в галоп, лишь слегка отшагнул назад и мысленно успокоил сестру:
        - Не волнуйся, Сильмара, все будет хорошо. Сильмара, совсем не разделявшая спокойствия Крагха, ничего не ответила. Но смотреть на гибель последнего из рожденных было невыносимо. Поэтому, когда несущие смерть наездник и его страшный зверь были уже совсем рядом с Крагхом, она, в ужасе закрыв глаза руками, издала душераздирающий крик боли и скорби.
        А вот остальные присутствующие смотрели на происходящее во все глаза. Некоторые даже успели побиться об заклад, затопчет ли драконоголового своими копытами боевой вепрь или он будет повергнут страшным оружием наездника. Спорщики и представить себе не могли какой-нибудь другой исход. Но именно он и произошел.
        Прямо смотря в глаза несущемуся во весь опор боевому вепрю, Крагх слегка приподнял верхнюю губу, обнажив тем самым собственные клыки, издал глухой рык и сжал правый кулак. В ту же секунду не признавший до этого момента своего пещерного обидчика вепрь затормозил так резко, что сидящий на нем скелет, выронив от неожиданности свое оружие, не удержался в седле и кубарем полетел вперед.
        Крагх слегка пригнулся, пропуская летящего воина Некроманта над собой, дав тому пролететь дальше за край арены. Скелет с грохотом ударился о каменную скалу возле первых рядов зрителей и затих. Видимо, его череп все же содержал что-то внутри, раз начальник тысячи скелетов вырубился от сильного удара.
        Не обращая больше внимания на поверженного скелета, последний из рожденных, не разжимая правого кулака, со страшным оскалом драконьей пасти двинулся на боевого вепря.
        На удивление ничего не понимающей толпы, зверь не только не набросился на последнего из рожденных, а, упав на передние колени и опустив морду, начал издавать жалобное похрюкивание и повизгивание. Всем своим видом огромное и страшное животное показывало, что боится драконоголового и просит у него пощады.
        - Боевой вепрь признал силу драконоголового! - донесся крик с трибун.
        - Местный выиграл бой, не вступая в него!
        - Такое под силу только действительно сильнейшему воину!
        - Да, этот местный действительно великий воин! Дальше отдельные крики переросли в общее скандирование, которое сопровождалось одновременными хлопками в ладоши: хлоп-хлоп «Великий воин!», хлоп-хлоп «Великий воин!», хлоп-хлоп «Великий воин!».
        Не часто величайшего и одного из самых могущественных магов, носящего имя Некромант, можно было видеть столь обескураженным и растерянным. Мало того что ему так и не удалось понять форму магического сплетения самки, так еще и этот самец, вместо того чтобы быть сожранным, обрел небывалый почет и уважение. Зрители скандировали и аплодировали ему стоя! И неважно, что они делали это, держа руки на уровне груди. Некромант прекрасно понимал, что это лишь из страха перед ним, его преданные воины не рукоплещут местному над своими головами.
        Растерянность начала сменяться гневом, и маг уже с трудом сдерживал собственные эмоции, но на помощь пришел один из телохранителей-скелетов:
        - Господин, наш командир, он поднимается. Некромант взглянул в то место, куда неудачно приземлился глава скелетов, и увидел, что тот действительно встает на ноги.
        Заметил это и Крагх. Поняв, что лучший воин личной тысячи Некроманта, собирается до конца выполнять приказ своего господина, последний из рожденных поднял с земли тяжелые кистени с гладкими шарами. Взяв обе рукояти грозного оружия в одну руку, он приготовился к атаке скелета.
        Вот здесь уже Некромант встревожился не на шутку. Командир его тысячи, конечно, силен и вынослив, но не бессмертен. А поскольку теперь они с местным поменялись ролями, то есть командир скелетов остался без оружия, а драконоголовый, наоборот, вооружился, то исход поединка ожидался совсем не в пользу лучшего воина Некроманта.
        Тем временем толпа зрителей снова притихла, а начальник скелетов и драконоголовый начали сближаться.
        Скелет попытался призвать к себе все еще находящегося на арене боевого вепря, но зверь, скуля и жалобно повизгивая, трусливо поджал хвост и припустил в другой конец арены.
        Крагх же, мотнув несколько раз тяжелыми шарами, выбросил держащую их руку в сторону и застыл. У любого другого воина, не являющегося представителем племени детей драконов, шары бы повисли над землей, раскачиваясь на своих длинных цепях, но драконоголовые владели особым, замешанным на магии воинским искусством. Шары и цепи остались висеть в воздухе на уровне головы Крагха, натянутые, как струны арфы. Затем последний из рожденных выкинул еще пару фокусов, демонстрируя недоступное для большинства мастерство. Он, крепко держа рукояти кистеней в правом кулаке, начал раскручивать их над головой. При этом шары на длинных цепях как будто жили самостоятельно, но совсем друг другу не мешали. Они непостижимым образом то удалялись друг от друга, то приближались обратно, то и вовсе вращались с разной скоростью, всячески меняя направления.
        Глава скелетов прекрасно понимал, что шансов у него нет. Но несмотря на это, последний раз взглянув в сторону своего повелителя, смело шагнул навстречу смертоносному оружию.
        - Остановитесь! - спокойно и властно выкрикнул со своего места Некромант. Терять своего верного скелета, еще больше превознося драконоголового, он не хотел, а что делать с местными, уже решил. Пусть пока насладятся, триумфом, а там всякое ведь может случиться.
        Глава 14. Выбор оружия
        На удивление Глеба, из лазарета его выписали довольно быстро, и уже через пару дней он снова вернулся в казармы. Была ли в этом заслуга знахаря или воздух здешних земель благоприятно действовал, Глеб не уточнял. Ему не терпелось поскорее догнать в обучении своих бойцов, которые уже вовсю тренировались с оружием, а не только играли в кости на щелбаны. Нет, ну конечно, в бросании кубиков тоже был свой интерес, тем более что под руководством Евпатия умение связывать магические нити артефакта росло прямо на глазах, но все-таки этого было мало.
        - Сейчас пойдем к мастерам оружейного боя, - напутствовал Глеба зашедший за ним Евпатий, - смотри и слушай внимательно все, что скажут, а то получится как с Кешкой. Или, не дай бог, конечно, еще того хуже.
        - Ну да, ну да. - понимающе закивал в ответ Глеб. - Я очень хорошо усвоил тот урок, мастер хитрости мне много тогда знаний вбил… правда, не совсем в голову, но, может, так оно лучше усваивается, я же не мастер, откуда мне знать?
        - То, что ты шутишь, это, конечно, хорошо. - покачал головой Евпатий. - Только вот как бы твое несерьезное отношение до беды не довело. Артефакт у тебя, конечно, сильный, но и он не всемогущ, - Евпатий неожиданно взял своими большими ручищами Глеба за грудки и впился в того взглядом. - Не научишься владеть своим телом, оружием и головой - погибнешь при первой же серьезной стычке с врагом. А стычки, можешь поверить мне на слово, здесь не на жизнь, а на смерть. Так что хочешь жить - побольше пока на других смотри да поменьше себя на показ выставляй.
        - Да ладно тебе, - отпихнулся от внезапно ставшего суровым и грозным богатыря Глеб. - Понял я все. И не обязательно меня для этого как грушу трясти. Пойдем уже лучше, а то все оружие без нас выберут.
        В ответ Евпатий лишь угрюмо покачал головой и, ничего не ответив, повел Глеба ко двору, где определялось каким оружием будет биться воин и какое место будет он занимать в строю.
        Главный мастер по выбору оружия был широк в плечах, среднего роста и с большими мозолистыми ладонями. Он без лишних эмоций осмотрел Глеба и сухо, коротко изрек:
        - Пойдем за мной.
        Глеб послушно последовал за мастером по выбору оружия, а Евпатий, посчитав свою миссию выполненной, удалился совершенно в другом направлении. Он пошел в ту сторону, где под присмотром других мастеров уже вовсю тренировались с оружием бойцы Глеба. Глеб обратил внимание, что трое из бойцов тренируются с мечами, причем один из них с большим двуручным, а четвертый довольно ловко орудует копьем.
        - Хорошие парни, - изрек плечистый провожатый Глеба, проследив за его взглядом, - толк будет.
        Меж тем они подошли к месту, где прямо на земле на длинном куске материи один к одному были аккуратно разложены всевозможные мечи, копья, топоры и другое оружие, многое из которого Глеб раньше не видел даже на картинках.
        - Нам предстоит нелегкая задача, - остановившись, заговорил мастер, - надо будет выбрать твое персональное оружие, то, с которым ты сольешься душой и телом и которое станет частью самого тебя. Посмотри, тянет ли тебя к чему-то особенно сильно.
        Глеб, словно мальчишка, таращился на многообразие начищенных до блеска и сверкающих клинков. На самом деле его тянуло абсолютно к любому из них. Он готов был схватить то один, то другой, не в силах решить, какой же все-таки выбрать. Было такое чувство, что он попал в детстве в большой игрушечный магазин, а родители разрешили выбрать любую игрушку, но с условием, что это будет только одна игрушка. А хочется-то сразу все! Как тут выберешь?
        - Получается, - так и не определившись, спросил Глеб, - меня научат владеть именно тем оружием, которое мне самому больше понравится?
        - Не совсем так, - покачал головой мастер. - Ты прибыл из того времени, где люди давно уже не умеют обращаться с подобными предметами - мастер указал на сверкающие клинки, - а в нашем мире, без этого никак. Научить тебя владеть каким-нибудь любым оружием, конечно, можно, но нам-то надо, чтобы ты владел этим оружием по-настоящему хорошо! Поэтому важно, что называется, определить, к какому оружию у тебя талант и способности.
        - А разве не правильнее научить меня сначала владеть тем, что попроще, а потом, на этой базе осваивать более сложные техники и виды оружия?
        - Это было бы проще, - не согласился мастер, - если бы ты был юный отрок, а у нас бы была куча времени. К сожалению это не так. Так что давай уже, хватит болтать, определись, что тебе больше по душе.
        Не согласный с мнением мастера, но решивший не спорить Глеб пошел вдоль длинного ряда различного оружия. Казалось, разумнее всего было выбрать что-то простое и общепринятое. Даже мастер, кажется, одобрительно закивал, когда Глеб остановился возле самых обычных одноручных мечей. Но затем внимание Глеба привлекли лежащие рядом с мечами топоры всевозможных форм и размеров. Здесь были большие и маленькие, легкие и тяжелые, причудливо изогнутые и самые обычные. Большинство из них наверняка имели какие-то свои названия, но, не вдаваясь в подробности, Глеб указал на большой двуручный топор, со стороны обуха которого торчал шип, а широкое лезвие напоминало полумесяц.
        Взяв оружие в руки, Глеб принял воинственную позу, воображая себя непобедимым, крушащим налево и направо врагов гномом, и изрек:
        - Пожалуй, я бы на этом остановился. Вещица, конечно, тяжелая, но это, я думаю, дело привычки.
        - Сразу выбирать двуручное оружие неразумно, - покачал головой мастер. - Чтобы орудовать таким в бою, надо силы не меньше, чем у кузнеца, иметь. А мне почему-то кажется, что кузнецом ты никогда не был. Если уж так хочется что-то вроде топора, попробуй этот, - мастер протянул Глебу средних размеров боевой топор, с обитой металлом рукоятью. - Он и полегче, и щит держать не помешает.
        Глеб послушно отложил выбранное до этого оружие и, взяв топор, предложенный мастером, бодро сказал:
        - Ладно, пусть будет этот. Мне он тоже по нраву, хоть и не такой грозный на вид. Что теперь?
        В ответ мастер по выбору оружия позвал одного из своих помощников. Тот был в полном комплекте доспехов, а по команде мастера взял еще и большой деревянный щит.
        - Топор, наравне с мечом, старейший вид воинского оружия, - словно читая лекцию, заговорил мастер. - Орудуют им наподобие рычага, и сила удара достаточна для выведения из боя неприятеля даже без нанесения увечья или смертельной раны. Любой достигший цели удар приводит к местной или общей контузии. Только вот, чтобы нанести такой удар, надо заставить своего врага раскрыться. Никто себя добровольно под удар ставить не будет.
        Мастер взял из рук Глеба боевой топор и, подойдя к своему помощнику, обозначил несколько ударов с разных сторон. Помощник, который умело прикрывался своим большим щитом, ловко подставил его под все удары и остался стоять на прежнем месте целым и невредимым.
        Мастер удовлетворенно кивнул и снова обратился к Глебу:
        - Щит - это первое, что тебе надо научиться преодолевать. С помощью топора это можно сделать, например, так…
        Мастер снова подошел к своему помощнику, которого почти полностью скрывал большой щит, оставляя незакрытыми лишь ступни и верхнюю, от глаз до навершия шлема, часть головы. Глаза помощника внимательно следили за каждым движением мастера.
        Приблизившись на дистанцию удара, мастер по дуге сверху вниз выбросил руку с оружием и, словно крюком, зацепил верхний край щита. Резко рванув топор-крюк на себя, мастер оттянул верхний край щита, а когда его помощник, возвращая щит обратно, потянул его к себе, мастер тычком верхней кромки лезвия поразил своего помощника в лицо. Однако помощник, естественным образом отстраняясь от тычка, слегка запрокинул голову назад, что позволило избежать удара. Но именно это и требовалось мастеру. В тот момент, когда его помощник запрокидыванием головы поднял подбородок и открыл шею, мастер моментально развернул лезвие топора горизонтально и обозначил удар по шее помощника.
        - Впечатляет, - искренне подивившись простоте и эффективности приема, резюмировал Глеб.
        - Теперь ты, - мастер протянул Глебу топор. - Главное, постарайся, чтобы каждое движение было естественным и вытекало одно из другого.
        Взяв длинную рукоять топора, Глеб лихо замахнулся и зацепил верхний край щита. Кажется, первое действие удалось. Но дальше ждал сюрприз, так как сдвинуть щит хоть на сантиметр от лица условного врага не удалось. Щит был словно гвоздями приколочен к помощнику мастера.
        - Что-то не так? - после нескольких тщетных попыток спросил Глеб.
        - Все не так, - не щадя самолюбия Глеба, ответил мастер. - Ты пытаешься воевать не с врагом, а со щитом. Дай-ка мне обратно твое оружие.
        Глеб отдал боевой топор, а мастер, крепко сжав его своей широкой ладонью, начал объяснять более подробно:
        - Каждое движение оружием в сторону врага должно нести смертельную опасность. Только так мы сможем остаться живы в реальном сражении. Первый удар сверху вниз наносим так, словно из-за щита торчит березовое полено, расколоть которое необходимо одним быстрым ударом. Тогда твой противник будет вынужден дернуться назад или в сторону, а щит подать вперед. А если он этого не сделает, то, значит, наш удар достигнет цели, и остальные действия - вырывание щита и новая атака в голову - будут уже не нужны. Вот в тот момент, когда враг вынужден двинуть свой щит вперед, мы, и цепляем его своим топором, усиливая движение противника. И помни, рвать на себя вражеский щит надо так, словно его держат трое, а не один. Тогда и враг дернет свой щит обратно с троекратным усилием, а ты, пользуясь его силой и сберегая свою, поразишь его вражью морду ловким тычком своего оружия. А если нет, лови момент и успей развернуть лезвие, чтобы чиркнуть по открывшемуся на миг горлу. Видишь, ничего сложного. Пробуй.
        Глеб снова забрал свой боевой топор, которым только что наглядно размахивал мастер по выбору оружия, и решительно двинулся на играющего роль врага помощника.
        Первые движения начали получаться чуть лучше, но не более того. Топор никак не хотел слушаться Глеба, и после десятка неудачных попыток мастер разбил весь прием на отдельные части. Сначала Глеб отрабатывал удар сверху и рывок на себя. Затем тычок. А после - поворот кисти и горизонтальное движение по горлу. Вроде по отдельности все выходило более-менее сносно, но объединить все движения в один слитный прием никак не получалось.
        После пары часов безуспешных усилий, когда рука Глеба уже едва поднималась и противно ныла, а по спине ручьями струился пот, мастер остановил тренировку.
        - Нет, - уверенно заявил он, - топор - это не твое. Тебе нужно более сбалансированное оружие, например, самый обычный меч.
        - Но я ведь только начал заниматься! - возмутился Глеб. - Как можно с первого раза определить, мое это или нет?! Со временем все у меня получится!
        - Поверь мне, дружище, - похлопав Глеба по плечу, парировал мастер, - я здесь не первый день и свой хлеб ем не зря. Конечно, со временем можно, наверно, и зайца на балалайке научить играть, но только вот, еще раз повторю, что времени на бесполезные хлопоты у нас нет! На кой, скажи мне, ляд тебе на руках учиться ходить, если на ногах гораздо лучше выйдет? - мастер сделал вопросительную паузу. - Вот и я говорю, ни на кой! - тут же ответил он сам себе. - У топора центр тяжести вперед сильно вынесен, и ты не чувствуешь его амплитуды, не выводишь баланс, не централизуешь усилие. Зачем нам ноты учить, если у тебя, к примеру, к живописи талант?
        - Ого! - искренне удивился не тому, чему надо, Глеб. - А я думал, что в древней Руси не знали про нотную грамоту!
        - Тьфу ты, блин! - чертыхнулся мастер. - Я ему про лес, а он мне про дрова. Да и с чего ты взял, что я с древней Руси? Вот именно, ни с чего. Ладно, хватит воду в ступе толочь, обедать скоро пора. Потом отдохнешь маленько и снова приходи. Дорогу теперь и без Евпатия найдешь. Пока.
        Глебу не оставалось ничего другого, как внять доброму совету и удалиться восвояси.
        Сразу после обеда, дабы не скакать с оружием на полный желудок, опять играли с Евпатием в кости. Получалось весьма неплохо, и можно даже сказать - хорошо. По словам Евпатия, скоро упражнения с костями можно будет прекратить. Глеб тешил себя мыслью, что это потому, что богатырь почти перестал выигрывать.
        А вот с выбором оружия все было пока не так гладко. Убрав из возможного выбора почти все, что имело смещенный центр тяжести, а именно различные виды топоров и боевых молотов, мастер снова предложил Глебу найти чтото свое.
        Глеб, пробежав взглядом все еще достаточно большое многообразие оружия, решил на этот раз взять самый обычный меч. Тем более, что и мастер прошлый раз настоятельно рекомендовал именно это.
        Однако, несмотря на то, что и мастеру понравился выбор Глеба, но и с мечом тоже как-то не заладилось.
        - Да что ты им машешь так, словно за мухой с дубинкой гонишься? - ругался мастер по выбору оружия на Глеба. - Мягче, понимаешь, мягче надо. Да нет, ну не так уж, конечно, как веником из крапивы по голому заду! Дугу пошире, вот так… Да нет! Ну что ты размахался, как мельница?! К себе, к себе больше забирай!
        Разозленный и уставший Глеб, пытаясь внять наставлением мастера, пробовал на разные лады махать мечом. И хотя ему казалось, что иногда получается весьма недурно, мастер все равно был недоволен.
        - Понимаешь, - во время короткой передышки наставлял он, - меч, это же как большой нож, а не как дубина или топор. Ты же хлеб ножом не колошматишь, пытаясь его разрубить? Вот и здесь хоть и говорится, что мечом рубят, но и резать им не забывай! Режущим движением рубить надо, понимаешь? Режущим!
        - Режущим, так режущим, - пожимал плечами Глеб, но взявшись за меч, уже и сам чувствовал, что ничего у него не выходит.
        - Все, - раздосадованно опустил руки Глеб, - больше не могу. У меня после-топора то рука отвалиться была готова, а тут еще мечом этим так намахался, что, боюсь, на ужине ложку ко рту поднести не в силах буду.
        Мастер по выбору оружия недовольно покачал головой и холодно произнес:
        - А как же, по-твоему, ратники днями напролет в сечах бились и рубились? Да еще после длинных переходов, где на завтрак, обед и ужин ржаной сухарь да глоток воды!
        - Так сам же знаешь, - виновато пожал плечами Глеб, - я из того времени, когда с детства меч в руках не держат. Что толку сейчас от моего обучения, если рука совсем уже не слушается?
        В ответ мастер лишь сильнее сдвинул брови и, потирая кулаком подбородок, задумался то ли над сказанным Глебом, то ли над чем-то своим. После минуты тягостного молчания мастер вдруг быстро отошел от Глеба на несколько шагов и, подняв с земли кусок ссохшейся грязи, крикнул:
        - Берегись!
        И не успевшему сообразить в чем дело, Глебу тут же пришлось уворачиваться от брошенного комка.
        - Ты чего? - недоуменно спросил мастера Глеб.
        Но вместо ответа мастер стал один за другим подбирать с земли новые ссохшиеся комки и швырять ими в Глеба. Комки грязи летели то по ногам, то в голову, то в туловище. Глебу пришлось скакать в разные стороны, всячески вертеться, извиваться и отскакивать от летящих грязевых комьев. Многие из них все же достигли цели, но от большинства Глебу удалось уклониться.
        - Отлично! - заключил в итоге явно повеселевший мастер. - Теперь мне все ясно!
        - Неужели? - иронично ответил Глеб. - А мне что-то не очень.
        - Твои движения - они, с одной стороны, легки, а с другой, как будто хаотичны. Это же очевидно!
        - Что очевидно? Что когда в меня бросаются грязью, я не хочу, чтобы в меня попали, и поэтому хаотично скачу, словно обезумевший серенький козлик?
        - Вот именно! - торжественно ответил мастер. - Немного поработать, и вместо скачущего серого козлика ты превратишься в порхающую бабочку!
        - Угу, - недоверчиво обронил Глеб, - а жалить, наверняка, буду как пчела?
        - В точку! - не воспринимая недоверие и иронию собеседника, заявил мастер. - Вот именно, что жалить! То, что тебе нужно легкое оружие, я не ошибся, подвох заключался в исходности твоих движений. Твоей естественной определяющей реакции.
        - Чего, чего? - непонимающе поднял брови Глеб.
        - Ну это когда с тобой происходит что-то неожиданное, то, к чему ты совершенно не готов. То, что заставит тебя проявить свое истинное я, а не то, что ты привык демонстрировать окружающим.
        - Ты уж меня извини, мастер, - почесывая затылок, ответил Глеб, - но я пока что-то все равно не особо впитываю смысл твоих глубоких мыслей и правильных речей.
        - Так это тебе в общем-то и не обязательно понимать, главное, что мне все стало ясно, - парировал мастер, - но, учитывая мое сильно улучшившееся настроение, я объясню на конкретном примере.
        - О, спасибо тебе величайший из мудрейших! - демонстративно сложив ладони и склонив голову, спаясничал Глеб. - Благосклонность твоя подобна божественному нектару, что утоляет жажду заблудшему в пустыне путнику. Да горит вечно звезда твоего разума и прославится навеки имя твое!
        - Все шутки шутишь? - вдруг раздался из-за спины Глеба голос Евпатия.
        От неожиданности Глеб вздрогнул, а потом, обернувшись и увидев, что рядом с богатырем стоит еще и мастер хитрости, не нашел ничего более подходящего, как просто поздороваться:
        - Здравствуйте… э… Кешка. Извините, никак не привыкну вас так называть.
        - Это ничего, - спокойно улыбнулся японец. - Как обучение?
        - Ну, с вашим, конечно, не сравнится, - инстинктивно втягивая пах и становясь к собеседнику полубоком, ответил Глеб, - но вот мастер по выбору оружия как раз говорил мне, что определяющая естественность реакции… или естественность, определяющая реакцию… Нет, кажется, я все напутал, но мастер как раз хотел мне все объяснить.
        Евпатий и мастер хитрости вопросительно посмотрели на мастера по выбору оружия, но тот, хоть и слегка кивнул в подтверждение вышесказанного, продолжал молчать.
        Затем все трое уставились на Глеба, будто он просто обязан был нарушить молчание и продолжить свой захватывающий монолог.
        Глеб, начиная испытывать психологический дискомфорт от смотрящих на него трех пар глаз, поежился и неожиданно для самого себя обратился к Евпатию и Кешке:
        - А вы тут просто прогуливаетесь или, быть может, решили, что мне еще рано с оружием учиться и надо еще хорошенько безоружный бой освоить?
        - Бой с оружием нам намного важнее, - игнорируя первую часть вопроса, сурово ответил Евпатий. - У нас тут, знаешь ли, на кулачках не дерутся. Но, безусловно, у мастера Кешки тебе еще предстоит многому научиться.
        В ответ Глеб лишь развел руки и безысходно пожал плечами. Старшим, безусловно, видней, а он здесь человек маленький, и его дело - делать, что говорят. Конечно, мастер Кешка ему с самого начала не понравился, и дело было даже не в том, что японец весьма недружелюбно обошелся с его детородными органами. Просто так бывает, не понравился человек, и все тут. Даже сам толком не знаешь почему.
        - Из мужа, который в момент промахов и неудач не теряет присутствия духа и может искренне смеяться и шутить, в дальнейшем может получиться великий воин, - вставил тем временем свое веское слово мастер хитрости. - Пойдем, Евпатий, не будем мешать обучению.
        Глеба, вместо того чтобы отблагодарить японца за оказанную поддержку, так и подмывало спросить, уж не великого ли Лао-цзы или Конфуция цитирует Кешка. Но пока Глеб подбирал нужные слова, узкоглазый человек с кошачьим прозвищем и русский богатырь уже развернулись и пошли по своим делам. А кричать им вдогонку было неуместно.
        - Итак, - как ни в чем не бывало, продолжил мастер по выбору оружия, - мы говорили про естественные реакции. Вот представь, что человека, задумавшегося о чем-то своем, внезапно напугали в темном переулке. Каждый при этом в зависимости от личных внутренних качеств среагирует по-своему. Кто-то, потеряв дар речи, застынет как вкопанный. Кто-то, взвизгнув или ойкнув, отскочит назад или в сторону. А кто-то, заорав как бешеный, рванется в сторону испугавшего его человека, да еще и сам от страха рожу страшную скорчит. Не вдаваясь в подробности, скажу, что исходя из этих различных реакций и переведя их в боевую практику, можно смело сделать вывод, что кому-то лучше ставить личную боевую систему, основываясь на защите, кому-то на атаке, а кому-то на контратаке.
        - Мудрено излагаешь, - перебил говорившего Глеб, - но интересно. Я даже, кажется, начинаю понимать.
        - Что же касается тебя, - продолжал мастер, - то ставить, к примеру, тебе бой самурайским мечом, где в идеале исход поединка должен решаться одним точным и прямолинейным ударом, будет неразумно. А вот множественные выпады, тычки, уколы и порезы с бесконечной сменой направлений атак, наподобие китайских мастеров, как раз тебе подойдут.
        - Хм, - задумавшись, почесал висок Глеб, - то есть это мне что, ушу заниматься надо? И тогда мое кун-фу будет кунфуистее, чем чье-то другое?
        - Ну почти, но время покажет, - ушел от ответа мастер.
        - Вот это здрасте! - ответил Глеб. - То, значит, времени у нас нет, как у воробья коленок, а теперь время покажет! Или у вас прямые поставки Шаолиньских мастеров еще не налажены?
        - Давай так, - успокоил Глеба мастер, - ты действительно устал и нуждаешься в отдыхе. Уже вечереет, а значит, пора расходиться. Завтра не приходи. Пусть знахарь тебя своими травами попоит да вонючими мазями помажет, чтобы силы быстрей вернулись. А вот с утра послезавтра, жду тебя здесь отдохнувшим и посвежевшим. Считай, что твой выбор основного оружия уже сделан.
        Сказано - сделано. Весь следующий день Глеб бездельничал и восстанавливал силы. Даже Евпатий его ни разу не навестил и не позвал играть в кости. Один только знахарь зашел пару раз, да и то ненадолго. Все это было, конечно, здорово, но одно не давало покоя. Его бойцы, которые по определению были менее опытны, уже значительно обошли своего командира. Глеб прекрасно видел, как его парни, причем довольно умело и точно следуя указаниям своих нынешних наставников, упражняются как поодиночке, так и в небольшом пешем строю. А сам он до сих пор так не смог ничего освоить. Это вызывало противное чувство ревности и злости. Можно, конечно, оправдываться тем, что никому из его бойцов не пришлось из-за проклятого японца потерять время в лазарете. Да и освоение артефакта шло весьма неплохо. Но все же этого было недостаточно. Командир просто обязан быть примером для своих бойцов. И Глеб твердо решил, что кровь из носа, а бойцов он догонит и перегонит. Именно с таким решительным настроем он, отдохнувший и посвежевший, решительной походкой отправился утром к мастеру по выбору оружия.
        Мастер уже ждал его, держа в руках искривленный полумесяцем клинок. Все остальное огромное количество оружия было убрано. Получалось, что выбора у Глеба больше не было.
        - Держи, - протянул мастер Глебу оружие, - это ятаган.
        Глеб взял в руки клинок и еле удержался от того, чтобы, вытянув над головой кривое лезвие, не крикнуть рычащим голосом что-нибудь вроде: «За темного властелина!» или «Урук, хай!». Вместо этого он совершенно серьезно спросил мастера:
        - Орочий, что ли?
        - Кто орочий?
        - Ятаган, говорю, орочий? В волшебных мирах ведь обычно орки с ятаганами ходят?
        - Какие еще орки? Ты, может, хотел сказать - турки?
        - Да нет же, ну орки, такие зеленовато-коричневатые. У них еще зубы гнилые, и они с эльфами не дружат. Рубят всех почем зря такими вот ятаганами.
        - Я уж не знаю, каких ты сказок в детстве начитался, а у нас с такими ятаганами люди ходят. Турки, кстати, тоже из их числа будут.
        - Ну, турки, так турки, - махнул рукой Глеб, которому впрочем, было без разницы, рубился до него этим ятаганом турок, орк или его местные кузнецы состряпали. - Учи уже тогда, как им рубятся?
        Мастер забрал обратно клинок и, сделав несколько демонстрационных, рассекающих воздух взмахов и выпадов, произнес:
        - Ятаганом, как и прямым мечом, можно не только рубить, но и колоть. Причем благодаря изогнутому лезвию колющие удары наносятся в обход щита, а при атаках врага под удар не подставляется нижняя, самая ломкая у клинкового оружия часть.
        - Ты опять как-то мудрено объясняешь, - заметил в ответ Глеб. - Давай, может, лучше сразу на практике попробуем?
        Мастер согласно кивнул и позвал помощника, который уже ожидал неподалеку. Он снова был в полном боевом облачении и со щитом.
        Копируя атаки мастера на своего помощника, Глеб начал изучать владение ятаганом. И как-то действительно с самого начала все движения давались легко и довольно просто. Не хватало, конечно, точности и быстроты, но в целом ятаган лежал в руке как влитой. Особенно хорошо Глебу удавались обманные движения, где он, словно исполняя замысловатый танец со своим оружием, заставлял оппонента раскрыться и пропустить удар.
        - Отлично! - подвел через пару часов итог довольный мастер. - Теперь остается только каждодневная практика, и тогда ты будешь владеть ятаганом не хуже любого турка.
        - Или орка! - вставил довольный похвалой мастера Глеб.
        - Ну может и так, - не стал спорить мастер. - Давай-ка сразу и со щитом определимся чтобы ты со следующей тренировки уже привыкал с ним сражаться. А потом и доспехи у кузнеца под тебя сделаем.
        - Я не против! - улыбнулся Глеб. И вспоминая, как ловко укрывался за большим щитом помощник мастера, продолжил: - Только чего тут особо определяться-то? Думаю, побольше бы щит надо взять, чтоб враг за ним не достал, и нормально.
        - Большие щиты хороши для плотного пешего строя, - нравоучительно заметил мастер по выбору оружия, - а тебя с ятаганом и маневренным стилем боя лучше использовать для внезапных атак из засады, когда надо быстро и стремительно атаковать, а при необходимости так же быстро отступить. С большим щитом у тебя это вряд ли получится. Возьмешь стандартный круглый, думаю, в самый раз тебе будет. Пойдем, подберем.
        Мастер повел Глеба к большому деревянному строению, на внутренних стенах которого были развешаны щиты самых различных форм и размеров. По всему было видно, что щиты настоящие, боевые. Практически на всех были видны следы от оружия и крови, а на некоторых Глеб даже разглядел наконечники обломанных стрел. Многие несли на себе изображения всевозможных зверей и птиц, как существующих, так и вымышленных. Видимо, это были рисунки фамильных или войсковых гербов.
        - Хочешь предложить мне бэ-у? - осведомился у мастера Глеб.
        - Чего предложить? - не понял тот.
        - Бэ-у, то есть бывшее в употреблении. Ну, короче говоря, я хотел уточнить: мне щит новый дадут или уже с которым кого-то убили?
        - Да нет, - махнул рукой мастер, - на стенах - это просто образцы. Это воевода распорядился, чтобы каждый раз, когда происходит стычка с врагом, приносили с места сражения все, включая щиты, доспехи, оружие и прочее, чего в нашем лагере еще нет.
        - Он что, музей здесь открывать будет? Или зал почетной памяти поверженных врагов?
        - Про то, что ты назвал, я ничего не знаю, - ответил мастер. - Но мудрее воеводы я человека отродясь не видел. Разве что мастер хитрости, Кешка, но тот все же больше хитростям всяким научить может, а вот воевода - он именно мудрый. Ладно, вот тебе щит, - мастер подошел к стопке новых круглых щитов и протянул один Глебу, - и будет уже время терять. Иди к остальным мастерам. Надо ведь тебе еще с дальним и запасным оружием разобраться. Глеб взял в левую руку щит и вдруг понял, что он совершенно не чувствует себя за ним защищенным. Прижатый к телу щит прикрывал лишь его грудь, живот и пах. А ноги, как и голова, оставались при этом совершенно незакрытыми. И ему, неожиданно для самого себя, вдруг стало по-настоящему и панически страшно. Он наконец осознал, что ведь здесь все по-настоящему, все взаправду. В голове тут же нарисовалась живая картина, как какой-нибудь умелый воин с большим двуручным, как у Ульвэ, мечом или огромной секирой, вроде тех, что он видел разложенными рядом с топорами, быстрым и точным движением поражает его нижние конечности, рассекая беззащитную плоть. И вот он, бывший капитан,
истекая кровью, с оставшимися вместо ног обрубками, погибает в этом, казалось бы, сказочном мире.
        Мерзкий и липкий страх никак не желал уходить. Это было тем более странно, что Глеб уже не раз видел смерть, воюя и исполняя свой офицерский долг там, на земле, откуда его переместил сюда волшебный трофей, случайно оказавшийся у его деда.
        Как обычно в моменты волнения, Глебу просто необходимо было что-то говорить. Боясь выдать свой страх, он по-деловому осмотрел щит и произнес:
        - Послушай, мастер, а почему при наличии искусных кузнецов щиты у вас по большей части полностью из дерева? Только кое-где металлические полосы, и все. Разве железный щит не крепче деревянного? И служил бы он, полагаю, намного дольше. Деревянный-то, наверное, после каждой серьезной рубки надо чинить или новый делать?
        - Глупая ты голова, - улыбаясь наивности Глеба, ответил мастер. - Да что толку от куска железа, которое еще и тяжелее дерева будет? Рука такой щит только таскать устанет, вот и все его плюсы. Да и не в тяжести дело. В правильном дереве оружие врага будет вязнуть, а не отскакивать, чтоб противнику было легче новый удар нанести. Вот так-то!
        - М-да? - недоверчиво хмыкнул Глеб. - А чего же тогда вы доспехи не деревянные делаете?
        - Ну ты сказал, мил человек! - развел руками мастер. - Это где ж это видано, чтобы доспехи из дерева делались? Из кожи еще куда ни шло. Воевода вон рассказывал, что у некоторых народов есть такие животные, правильно обработав кожу которых, можно доспех крепче и легче железного сделать. Но чтоб из дерева!? Вот ты, брат, пошутил, так пошутил.
        «Ага, ты мне еще про чешую дракона расскажи. Или я будто не видел, что голени у воинов лагеря именно деревянными дощечками защищены. Или это к доспеху не относится?» - подумал про себя Глеб, но, решив не спорить, от высказывания таких мыслей вслух отказался.
        Еще немного поразмыслив на тему доспехов, Глеб решил попросить мастера об одном одолжении:
        - Послушай, а шлем мне тоже обязательно у ваших кузнецов заказывать, или, быть может, можно свою каску оставить? Ну там прикрепить к ней, для защиты шеи еще местами кольчуги или пластин? Так ведь если рассудить, то каска у меня прочная, для защиты головы от пулевых ранений сделана. Авось и от стрелы или меча убережет?
        - Ох и глупая же ты голова! - нисколько не заботясь о самолюбии Глеба, ответил мастер. - Да в твоем котелке, который ты каской называешь, разве что кашу на костре варить! Выдумал тоже, пулю и меч сравнивать! Ты наши шлемы видел? Какие они? Правильно, остроконечные!
        - И чего? - перебил мастера Глеб. - Бодаетесь вы ими, что ли?
        - Ну ежели нужда будет, то можно, конечно, и боднуть. Но главная суть совсем не в этом! - мастер выбора оружия, многозначительно поднял вверх указательный палец. - Вот если тебя в бою мечом или еще чем по твоей неразумной, одетой в железный котелок голове как следует приложат, что будет? А будет то, что насадится твой котелок на самые уши, а дурная голова будто внутри колокола побывает. Хорошо, если шея не треснет, но дурачком, коли выживешь, на оставшийся век останешься наверняка. А вот в правильном, остроконечном шлеме вражеское оружие соскользнет, и серьезного урона не будет! Так что ты не выдумывай, а лучше голову береги, да и себя самого тоже. У нас и так каждый воин на счету, а Евпатий говорил, что у тебя артефакт весьма ценный, так что и ты нам тем более ценен!
        Глеб, слегка обиженный, что его все время называют глупым да неразумным, не стал напоминать мастеру, что далеко не у всех шлемы остроконечные. У некоторых вон вообще что-то вроде ведер на голове с прорезями для глаз. И ничего, живут и сражаются.
        Хотелось еще по поводу бронежилета удочку закинуть, но, не желая вконец быть осмеянным и посрамленным, Глеб смолчал. Пусть как скажут, так и будет.
        - Ну хорошо, щит у меня теперь есть, доспехи будут, начало обучению положено, дальше-то что? - после минутной паузы спросил Глеб.
        - Как это что? - переспросил мастер. - Ты же еще пока только основное оружие выбрал, пойдем, я тебя к мастеру дальнобойного оружия отведу. Каждый воин должен уметь поражать врага на расстоянии, а вот чем - это уже ты сам выберешь.
        Глеб согласно кивнул, и они с мастером выбора, как теперь выяснилось, основного оружия, пошли определяться с дальнобойным.
        Дальнобойного оружия оказалось не так много, как основного. По большому счету все оно сводилось к различным лукам, копьям и арбалетам.
        - Ну как, есть к чему-то особая тяга и стремление? - спросил мастер дальнобойного оружия. Он уже переговорил с мастером по выбору основного оружия и наверняка составил представление о способностях Глеба. Может, даже уже решил, что лучше Глебу подходит. Но, видимо, так уж здесь было принято, чтобы у новичков создавалась иллюзия, будто это они выбирают.
        - Я думаю, что торопиться не стоит и надо сначала подумать, а потом попробовать, - многозначительно ответил Глеб, потирая свой подбородок.
        Мастера, слегка улыбнувшись, переглянулись, а потом мастер по выбору основного оружия произнес:
        - Ну ладно, я думаю, вы тут без меня разберетесь, а я пойду.
        Оставшись наедине с мастером дальнобойного оружия и, собственно, самим оружием, Глеб начал прикидывать в уме, на чем ему лучше остановить свой выбор.
        - Я так предполагаю, что копья - это для тех, кто ими и как основным оружием владеет? - рассудительно начал он. - Получается, что остается либо лук, либо арбалет. Ну а поскольку ни индейцами, ни кочевыми монгольскими племенами, ни бродягами Робин Гуда я не воспитан, то, пожалуй, выберу арбалет. Вот этот, потяжелее, с прикладом, почти как ружье. Думаю, в самый раз будет.
        - Про копья ты по большей части конечно прав. - спокойно ответил Глебу мастер дальнобойного оружия. - А вот, что касается выбранного тобой самострела… - мастер сделал паузу, - ну что ж, вон мишени, попробуй.
        Первые два болта, пущенные Глебом, пролетели высоко над целью. Третий раз Глеб взял ниже, но переборщил, и арбалетный болт воткнулся в землю, не долетев до мишени. Зато четвертая тяжелая стрела поразила соломенное чучело, которое, собственно говоря, и было мишенью, практически в самый центр.
        - Ну вот! - тут же торжественно заявил довольный Глеб. - Пристреляться маленько надо, а дальше дело пойдет!
        - Не уверен. - широко расставив ноги и скрестив руки на груди, покачал головой мастер.
        Не обращая внимания на скептически настроенного мастера, Глеб молча выпустил по соломенному чучелу одну следом за другой еще три стрелы. Все они попали в цель.
        - А ты говоришь! - засиял от собственного успеха Глеб. - Я же говорю, главное - пристреляться!
        Но мастер по выбору дальнобойного оружия был по-прежнему сух, и радости Глеба совсем не разделял.
        - Очень медленно, - скупо заключил он.
        - Что медленно? - переспросил Глеб.
        - Все медленно, - хмуро ответил мастер. - Медленно натягиваешь зарядный механизм, медленно вкладываешь болт, долго целишься!
        - Да ты погоди! - обиженный за неоцененные старания, развел руками Глеб. - Я же арбалет, или, как ты его называешь, самострел, впервые в жизни в руки-то взял! Разве могу я сразу все быстро сделать? Ты что, ожидал, что я, как бывалый ковбой, не целясь, от бедра им шмалять начну? Пока вон в эту, на конце арбалета, не знаю, как называется, железную проушину ногу вставишь, пока зарядный механизм натянешь! А он у вас вон какой тугой! Аж двумя руками взводить приходится! Да и болт тоже, его же аккуратно в канавку положить надо, а не как палку в костер подбросить! А то, что целюсь долго, так опять же повторю, что первый раз все-таки.
        Явно не убежденный доводами Глеба мастер нисколько не изменился в лице и, продолжая стоять на широко расставленных ногах, ответил:
        - Даже умелый воин успеет выпустить из самострела всего две стрелы, когда за то же время, другой воин выпустит из лука десяток. Конечно, у самострела много преимуществ, его называемые болтами стрелы более тяжелые и пробивные, но это не для тебя. Как мне поведал мастер по выбору основного оружия, твой главный критерий - это ловкость и скорость. Короче говоря, самострел явно не для тебя, так что закончим ненужный спор и положи неправильно выбранное оружие на место.
        Раздосадованный и не до конца согласный с мастером Глеб положил на место тяжелый арбалет и вопросительно молвил:
        - Ну говори тогда, какой лук лучше брать? А то вон их тут сколько, потом опять скажешь, что не тот взял.
        - А чего ты сразу к лукам прицепился? - цокнув языком, ответил мастер. - Больше ничего не замечаешь?
        - Так мы же вроде определились, что копья - это не для меня?
        - Да при чем здесь копья? Вон там, с краю лежит, глянь!
        Глеб внимательно посмотрел, куда указывал мастер и увидел с краю небольшую кучку камней размером с куриное яйцо.
        - Ну, камни валяются, и чего? - пожал плечами он. - Я их и раньше видел. Оружие-то где?
        - Ты давай лучше глаза-то разуй! - сердито ответил мастер. - А то только нукаешь, будто на кобыле едешь.
        Глеб подошел к камням чуть ближе и увидел рядом с ними небольшой кожаный ремешок с расширением посередине и петлей на одном конце.
        - Бери, бери, - закивал мастер. - Правильно смотришь.
        - Это что, оружие? - подняв ремешок, недоуменно спросил Глеб.
        - Конечно, оружие! - снова кивнул мастер. - Праща называется.
        - Праща?! - протянул Глеб. - Это вы что, хотите, что ли, чтобы я в облаченных в железные доспехи врагов камнями кидался? Или, быть может, в этом мире вражья сила от щекотки, как мухи от дихлофоса, дохнет?
        - Дурак ты, Глеб! - забирая пращу, сказал мастер.
        - Ну конечно, я дурак, а вы тут все умные! - начал не на шутку горячиться бывший капитан. - Дайте мне родной автомат или любой пистолет, вот тогда я покажу, что значит оружие, которое на расстоянии врагов косит! Может, еще трубочку мне дадите, и я во врагов горошинами или жеваной бумагой плеваться буду?
        - Между прочим, - это подал голос снова незаметно подошедший Евпатий, - встречаются здесь такие народы, которые из укрытия зазевавшегося воина своей духовой трубкой насмерть бьют. У них маленькие стрелы отравленные, которые не только в открытое место или сочленение доспеха попасть могут, а даже через кольчужные кольца, в силу небольших размеров проникают. Так что ирония твоя здесь не к месту.
        Строгий голос богатыря поставил на место бурно выражающего негодование Глеба. Однако тот хоть и замолчал, а лицо оставалось недовольным, и по всему было видно, что своего мнения он не поменял.
        - Ты ему на деле продемонстрируй, глядишь, и поймет. - обратился тем временем к мастеру Евпатий.
        Мастер согласно кивнул и, продев руку в петлю на одном конце пращи, взял другой конец ремешка в руку и положил в расширение посередине тяжелый камень. Затем мастер сделал несколько раскручивающих движений у себя над головой и отпустил зажатый в руке ремешок.
        Только теперь Глеб заметил, что намного дальше и чуть в стороне от той мишени, в которую стрелял он, стоит еще одна. Причем на том, дальнем, соломенном чучеле, надеты шлем и нагрудные доспехи.
        Выпущенный из пращи камень полетел настолько быстро, что глаза Глеба даже не смогли уловить его полет. Лишь слетевший с характерным звуком с чучела шлем свидетельствовал о точном попадании.
        - Балбесы, плохо шлем закрепили, - сказал неизвестно про кого и ни к кому конкретно не обращаясь, мастер выбора дальнобойного оружия.
        - Ничего, поправят, - ответил Евпатий и, повернувшись к Глебу, добавил: - Ну, как?
        - Впечатляет, - без особых эмоций, ответил не желающий сдавать позиции Глеб. - Только я так все равно не смогу, а если когда и научусь, то из родного автомата все равно надежней будет. Шлем, может, и не слетит, а вот дырку в нем наверняка сделает.
        Вместо ответа Евпатий подозвал одного из находившихся рядом помощников мастера и попросил его принести сбитый из пращи шлем.
        Пока помощник бегал за шлемом, Евпатий начал не торопясь втолковывать Глебу:
        - Ты пойми, что не научившись ты владеть тем оружием, которое здесь без труда можно сделать, ты проживешь ровно столько, сколько патронов переместилось сюда вместе с тобой и твоим оружием. Уверен, что это не очень много. Конечно, твое оружие страшнее и имеет большую убойную силу. Только без производства патронов это в лучшем случае железная палка.
        Один из местных магов, Колдун, много погубил своих воинов и мастеров, пытаясь наладить производство порошка, называемого порохом. Все без толку. Только толстостенные пушки выдерживают заряд мельчайших частичек кристаллической пыли, используемой для этой цели. А пули и стволы более мелкого оружия разрываются в клочья, убивая своего владельца.
        - Тем более, - это вступил в разговор мастер дальнобойного оружия, - что кидание камнями не так уж и неэффективно, - он продемонстрировал принесенный помощником шлем. На нем виднелась приличная вмятина, и было ясно, что будь шлем надет на человека, тому пришлось бы не сладко.
        - И, заметь, - тут же подхватил Евпатий, - в отличие от стрелы или копья, камень практически всегда валяется под ногами. На его изготовление не надо тратить время, силы и средства. А место праща и небольшой запас снарядов, которые могут быть не только камнями, но и шариками обожженной глины или такими же свинцовыми, займут в твоем арсенале всего ничего. Учитывая твою подвижную манеру боя, лук или арбалет будут тебе только мешать.
        - Ладно, - махнул рукой Глеб, - считайте, что убедили. Показывайте уж тогда, как это делается.
        Мастер дальнобойного оружия с удовольствием начал объяснять и показывать, как управляться с пращой. И вроде все казалось совсем не сложно: вложил снаряд в пращу, сделал мах от бедра, крутанул несколько раз над головой, отпустил зажатый в кулаке ремешок, и камень полетел в нужном направлении.
        Но на практике все было совсем не так. Поначалу проклятый камень никак не хотел удерживаться в праще и выпадал в самые неподходящие моменты. Несколько раз Глеб чуть не зашиб своего инструктора. Пару раз снаряд угодил в грудь Евпатию. А один раз больно ударил в лоб самого Глеба, отчего у последнего образовалась внушительная шишка. Хорошо еще, что во время всех этих проколов Глеб не успевал как следует раскрутить свое оружие и камни летели не так сильно.
        Все же спустя какое-то время Глебу удалось добиться того, что самопроизвольно камень из пращи вылетать перестал. Однако дальше этого дело не двигалось. Более того, Евпатию теперь пришлось отойти подальше и укрыться за стоящими неподалеку деревянными бочонками, а мастеру по выбору дальнобойного оружия принесли большой деревянный щит.
        Все эти меры были приняты по той простой причине, что Глебу никак не удавалось уловить нужный момент выпускания из руки свободного ремешка, отчего вырвавшийся снаряд летел куда угодно, но только не в цель.
        Могло показаться, что Глеб нарочно так неумело пользуется пращой, чтобы доказать Евпатию и мастеру свою полную непригодность по отношению к этому оружию. Но на самом деле все было совсем наоборот, Глеб старался изо всех сил, отчего еще больше злился собственным промахам. И вот, когда Глеб в очередной раз, изобразив на лице злобную гримасу, раскручивал свое оружие, недалеко от места тренировки показались идущие рядом мастер хитрости и следопыт Прошка.
        Глеб слышал, что Прохор у японца что-то вроде любимого ученика, а сам следопыт больше остальных восхищается и благоговеет перед своим наставником.
        «Только вас мне здесь не хватало!» - только и успел подумать обозленный собственными неудачами Глеб, завидев приближающихся Кешку и Прохора. И тут же, как назло, вращающая пращу рука разжалась и круглый камень полетел прямо в приближающуюся парочку.
        - Берегись! - едва успел крикнуть испугавшийся за последствия Глеб, но еще раньше выкрика, свою превосходную реакцию продемонстрировал японец. Казалось, он и Прошка идут, увлеченные собственной беседой, ничего не замечая вокруг. Однако когда в их сторону полетел злополучный камень, мастер хитрости тут же толкнул Прохора в сторону, а сам резко присел.
        Пролетевший мимо того места, где только что стоял следопыт, камень просвистел над головой узкоглазого человека с кошачьим прозвищем и скрылся в близлежащих кустах.
        - Фффух, пронесло, - вытирая лоб, произнес Глеб, который хоть и был обижен на мастера хитрости, да и вообще, в отличие от остальных, он ему не нравился, но не настолько, чтобы зашибить того камнем. А уж причин пулять камнями в Прохора у Глеба и вовсе не было.
        - Давно упражняется? - как ни в чем не бывало и совершенно спокойно спросил подошедший мастер хитрости у вышедшего его поприветствовать, Евпатия.
        - Да прилично уже, - махнул рукой богатырь. - Все без толку.
        - Оружие выбрано правильно? - поинтересовался Кешка уже у мастера по выбору оружия.
        - Да вроде как да, - неуверенно ответил тот. - Я уже и сам сомневаться начал.
        - Сомневаться не надо, - уверенно и спокойно заявил японец. - Просто он кидает руками, а надо вот этим попробовать, - мастер хитрости многозначительно указал пальцем на собственный лоб.
        - Послушайте, - не выдержал прилюдного обсуждения Глеб, - давайте только не будем тут умничать, что я не включаю мозги!
        В ответ японец лишь растянул губы в улыбке, не обнажая при этом зубы, и, взяв Евпатия под локоть, отвел его на несколько шагов в сторону. Там мастер хитрости заговорил со своим собеседником, сильно понизив голос, так что Глеб уже ничего не слышал.
        Выслушав мастера Кешку, Евпатий вдруг просиял и громко хлопнул ладонью себя по лбу.
        - Точно! - громко высказался богатырь. - Как же я сам не догадался?! Ну ты, Кешка, голова!
        Быстрым шагом Евпатий подошел ближе к Глебу и, оживленно жестикулируя, начал объяснять:
        - Значит, смотри, делаешь все так же как и раньше, только представь, что вместо камня у тебя игральный кубик.
        - Кубик? - переспросил Глеб.
        - Да не перебивай ты! - возмутился богатырь. - Да, кубик. Мы же с тобой в кубики на щелбаны играли?
        - Ну да, в кубики, - невольно потирая свой лоб, охотно согласился Глеб.
        - Вот и здесь, - продолжал Евпатий, - считай, что если попадешь в мишень, то шестерка выпала. Промажешь - единица. А для пущего стимула, я тебе за каждый промах по лбу щелкать буду. Ну, как уловил мысль?
        Мысль Глеб уловил. Выходило, что ему артефакт помочь должен. Единственное, о чем он еще условился с Евпатием, что за первые десять бросков щелбанов не будет. Богатырь охотно согласился и даже добавил, что за каждые три попадания подряд Глеб сам может его щелчком наградить.
        Десяти бросков не понадобилось. Уже когда Глеб вкладывал в пращу первый камень, он, предварительно глянув в сторону мишени, прикрыл глаза, и представил, будто не снаряд в пращу положил, а игральные кости в стакан бросил.
        Раскручивая над головой свое оружие, Глеб, со все еще полуприкрытыми глазами, мысленно как будто тряс кубики в деревянном стакане. И вот в его голове стакан с костями опрокидывается на стол, в то же время рука отпускает зажатый ремешок, воображаемые кости скачут по столу и останавливаются на двух шестерках, а где-то впереди раздается характерный звук точного попадания камня в надетый на мишень шлем.
        Под восторженные возгласы Глеб посмотрел на слегка раскачивающуюся пораженную цель и поспешил закрепить свой успех. Потом еще и еще. И хотя каждый раз Глеб почти не целился, все камни летели в нужном направлении как по накатанному.
        Довольный японец, решив, что его миссия выполнена, вежливо раскланялся и вместе с Прошкой пошел дальше по своим делам.
        - Молодчина! - дружески хлопнув Глеба по плечу и подмигнув не менее довольному мастеру, изрек удовлетворенный успехом Евпатий. - Только постарайся научиться, не закрывая глаз связь с артефактом держать. Я понимаю, что поначалу так легче, отключать основные чувства, чтобы лучше сосредоточиться. Только в бою враги на месте как вкопанные стоять не будут и надо во все глаза глядеть!
        - Буду стараться! - весело отрапортовал Глеб, совершенно забыв поблагодарить за дельный совет ушедшего мастера хитрости. - Что теперь?
        - Теперь надо дополнительное оружие выбрать.
        - Дополнительное?
        - А как же! У каждого воина кроме основного и дальнобойного еще дополнительное оружие должно быть! Это на тот случай, если с основным случится чего - или из рук его выбьют, или… ну, короче говоря, мало ли что. Запасное или дополнительное оружие, оно небольшое, такое, чтобы за пазухой держать можно и не мешалось особо. У меня это, например, шестопер, у кого-то кистень, а у Прошки вон вообще, две палки деревянные, металлом обитые, а по середине цепочка. Нунчаки называются. И ловко он так ими орудует! Это его наш Кешка научил.
        - Да знаю я, что такое нунчаки. - махнул рукой Глеб. - И о чем ты толкуешь, тоже понял. Пошли к мастеру?
        - Пошли. - согласился Евпатий, и они, оставив мастера по выбору дальнобойного оружия, направились к мастеру по выбору запасного.
        Придя на место и поприветствовав еще одного мастера, Глеб даже не взглянул на предлагаемый ему ассортимент различного оружия ближнего боя, или, как его здесь называли, дополнительного оружия. Он не спеша достал из висевшего на боку чехла средних размеров нож и уверенно заявил:
        - Я выбираю вот это.
        Евпатий и мастер, явно не ожидавшие, что у человека, призванного из времени, в котором жил Глеб, вдруг окажется свое оружие, вопросительно переглянулись.
        - Можно взглянуть? - протянул руку мастер по выбору дополнительного оружия.
        - Да, пожалуйста, - с прежней спокойной уверенностью ответил Глеб и ловко перевернув нож острием к себе, а ручкой к мастеру, протянул его просящему.
        Мастер внимательно осмотрел острое лезвие и прочную рукоятку, взвесил нож на ладони и, не скрывая удивления, одобрительно кивнул:
        - Весьма качественно сделан.
        На самом деле одобрение мастера хоть и польстило Глебу, но в своем ноже он был уверен и без этого. Еще бы, как-никак это был не какой-то там армейский штык-нож, частенько ломающийся у рукоятки и не выдерживающий никакой критики. Этот нож был сделан под заказ. Даже пришлось в другой город ехать, где тамошние умельцы, сделав аж восемнадцать различных замеров Глебовых ладоней и пальцев, сделали ему этот нож. И надо сказать, хоть стоило это не дешево, оно того стоило. Нож был словно родной, в буквальном смысле являясь продолжением руки.
        Ножами Глеб увлекался еще с детства. Любимой игрой были ножички, где выигрывал тот, кто первым воткнет нож в землю нужное количество раз различными способами. Были еще топорики, это когда перочинный ножик сгибался под углом в девяносто градусов и особым подбрасыванием должен был воткнуться в деревянную скамейку.
        Интересны также были танчики и земли, в которых вражеская армия и территория уничтожались и захватывались точными бросками все того же ножа.
        Став постарше, Глеб из кусков металла и деревянных брусков начал мастерить ножи и сам. А насмотревшись фильмов про индейцев и разведчиков, твердо решил научиться метать ножи не хуже их. И это у него получилось.
        Когда повзрослел окончательно, то занялся еще и ножевым боем. Заниматься специально ходил к разным мастерам, чтобы овладеть разными манерами боя и выработать тот, что больше подойдет лично ему. В итоге и в этом он добился весьма неплохих результатов, что совершенно не остудило его тягу и любовь к этому холодному оружию.
        - Ну так как, - больше утвердительно, чем вопросительно уточнил Глеб, - могу ведь я использовать свой нож в качестве дополнительного оружия?
        - Если твое мастерство на уровне этого клинка, то, безусловно, да, - ответил Глебу мастер. - Проверим твое умение с помощью имитации из дерева. Вот, возьми этот деревянный нож и приготовься отражать мои атаки.
        - Хорошо, уже готов, - уверенно ответил Глеб. Дальше мастер начал атаковать Глеба сначала тоже деревянным ножом, а потом и палками разной длины, включая те, к которым на шнурках были подвешены деревянные шарики, имитирующие кистени. Только с этими последними у Глеба возникли небольшие трудности, все атаки другим оружием Глеб не только с легкостью парировал, но и успешно контратаковал, обозначая уколы и порезы.
        Евпатий все с большим удивлением наблюдал за этим, казалось бы, несерьезным воином из далекого, по сравнению с земным временем Евпатия будущего. Движения деревянным ножом были точны, быстры и неуловимы. Нож был словно живой в руках своего обладателя, а сам Глеб передвигался легко и без лишней суеты. Было совершенно очевидно: ведись бой по-настоящему, мастер по выбору дополнительного оружия уже давно, и не один раз, его бы проиграл.
        - Его мастерство по владению ножом выше моего. - заключил в итоге мастер. - Мне нечему его учить.
        - Да, - протянул Евпатий, - удивил так удивил. Похоже, нам самим тут есть чему поучиться.
        - Да ладно, - засмущался Глеб, - зато я палками так ловко не умею. А от кистеня так и вовсе синяков да шишек прибавилось.
        - С таким умением по части ножа тебе никаким другим дополнительным оружием уметь и не требуется, - ответил Глебу мастер. - А к кистеню ты, похоже, просто непривычный. Это быстро наработается.
        - Ну да, я тоже думаю, что освоим! - и довольный собой Глеб, решив по-ребячески еще прихвастнуть и укрепить свой успех, снова достал из ножен свой собственный нож, ловко крутанул его между пальцев и резко метнул в ближайший деревянный столб.
        - Неплохо, - это как из-под земли рядом со столбом появился Кешка. Он вытащил нож из дерева и изучающее повертел его в руках. - А еще нож у тебя есть?
        - Нет, - удивился Глеб, - а зачем?
        - Как зачем? Этот-то теперь у меня.
        Японец и так, даже несмотря на оказанную услугу с пращой, не нравился Глебу, а сейчас его подковыристые вопросы и вовсе вызывали раздражение.
        - И что, - без тени улыбки спросил Глеб, - не отдашь?
        - Я-то отдам, а вот реальные враги вряд ли. Дополнительное оружие - это, можно сказать, твоя последняя надежда, так что не стоит им швырять без крайней надобности даже во врага. Или научись возвращать свое оружие после таких вот бросков.
        - Это как? - насторожился Глеб.
        - Сейчас покажу, - словно только и ожидавший этого вопроса, ответил мастер хитрости. - Понадобятся только несколько небольших тыкв и тонкая, но прочная и достаточно длинная цепочка.
        После того как японцу принесли все требуемые предметы, он расположил тыквы на ближайшей ограде примерно в метре-полутора друг от дружки, а конец длинной, не меньше пяти метров, цепочки прочно закрепил на рукояти ножа.
        - Это почти как с пращой, - сказал мастер хитрости, беря цепь возле рукояти ножа таким образом, что сам нож свободно повис возле его колена. Остальную часть цепи японец собрал в левом кулаке.
        Далее мастер хитрости и впрямь действовал как с пращой. Небольшой замах, короткое раскручивание, и нож на цепочке летит прямиком в ближайшую тыкву, а японец умело ослабляет захват левого кулака, так что тонкая цепь свободно следует за полетом ножа, оставляя свободный конец в руке мастера.
        Когда нож воткнулся в тыкву, мастер Кешка резко отдернул цепь назад, извлекая из пораженной цели свое оружие. Не давая ножу упасть, японец по широкой дуге снова придал ему вращение и запустил в следующую тыкву. Таким образом мастер хитрости поразил все оставшиеся цели. Каждый раз он, не давая цепочке провиснуть, умело ее отдергивал, возвращая тем самым нож себе, а потом запускал в следующую мишень.
        - Вот, и нож при тебе остался, и все цели поражены быстро и на расстоянии, - подвел итог мастер хитрости, возвращая нож его владельцу.
        Глеб забрал испачканное мякотью тыквы оружие и задумался над тем, что мастер хитрости и впрямь дает неплохие советы и подсказки. Может, зря у Глеба к нему личная, беспричинная неприязнь? Ладно, как ни крути, а этот, как его про себя назвал Глеб, кошак уже не первый раз оказал ему услугу. В любом случае, впереди еще долгие дни обучения и тренировок, так что нечего себе голову забивать. А там поживем - увидим.
        Глава 15. Побег
        - Ка-амни-и, камни сказали мне, что вы вернетесь! Я знал, знал и приготовился! Некромант не хочет прощать своего верного слугу. Ну раз так, то пусть мое заточение послужит пользой хоть кому-то! Даже если мне суждено никогда больше не увидеть дневного света, я помогу вам! И камни-и, камни сделают свое дело!
        Крагх и Сильмара, только что пережившие испытание на арене и горделиво покинувшие ее под бурные овации трибун, снова оказались в пещерах ожидания. Конечно, они не знали местных правил, по которым прошедших испытание больше не заключают в эти каменные своды. Но безумный старик, боязливо держащийся в стороне от местных, как будто даже обрадовался их возвращению.
        - Некромант никогда не простит вам победы! Вы должны были быть уничтожены, а сами выжили! Так нельзя, нельзя, нельзя-я-а-а… - полоумный пятился назад, вставал на четвереньки и припадал ухом к каменному полу пещеры. - Я служу у мага так долго, что камни рассказали мне такое, про что и сам волшебник уже не помнит! Идемте, скорее идемте за мной! У вас есть время до прихода ночной стражи. Скорей, скорей!
        - Послушай, старый человек, может, ты наконец объяснишь нам толком, в чем дело? - спросила старика Сильмара, остановившаяся вместе с Крагхом рядом с той самой пещерой, где недавно сидели критяне.
        - Глупые дети драконов! - зашипел в сердцах полоумный. - Вы не верите старому слуге Некроманта? Да маг изведет вас, как только его воины отправятся на ночной отдых, а утром скажет, что вы возгордились и взбунтовались!
        Скорее, скорее за мной! Ка-а-амни-и-и, камушки-и-и! Они откроют нам выход, и вы сможете бежать!
        Крагх и Сильмара не двигались с места, молча взирая на старика и постоянно пробуя воздух своими раздвоенными языками. Речь безумца их пока ни в чем не убедила, тем более что старик явно вел себя очень странно. Он то вроде говорил спокойно и адекватно, то принимался шипеть, корчиться и припадать ухом к каменному полу.
        - Думаешь, нам стоит ему поверить? - начала мысленный диалог с Крагхом Сильмара.
        - Не знаю, - ответил ей брат, - но его вкус мне по-прежнему кажется странным. Давай посмотрим, куда он нас зовет.
        Дети драконов последовали за обрадовавшимся этому обстоятельству стариком, который прыгал и радовался словно ребенок, собирающийся показать взрослым что-то такое, что значительно возвысит его в их глазах. Безумец провел их мимо загона, в котором драконоголовые еще могли почувствовать вкус недавнего пребывания боевого вепря, и остановился в неприметном темном углу каменного свода.
        - Стойте, где стоите! - зашипел на них старик. - Иначе вы помешаете мне слушать камни!
        Безумный человек действительно несколько раз снова прижался ухом то к каменному полу, то к стенам пещеры и, радостно похлопав в ладоши, начал делать какие-то манипуляции. Он сначала поводил пальцами по трещинам в каменной стене, а затем, потерев несколько камней ладонями, сильно топнул ногой в разных местах.
        И вдруг прямо под стариком пол начал мелко дрожать, а когда безумец удивительно проворно для своих лет отпрыгнул в сторону, в полу открылся каменный люк.
        Дети драконов подошли ближе к люку и увидели, что внизу, на глубине, не превышающей человеческий рост, плещется темная вода.
        - Эта подземная река выведет вас на поверхность! - оставаясь в стороне, быстро заговорил старик. - Ваше племя может находиться под водой очень долго, но здесь этого не понадобится. Подземные ходы наполнены множеством воздушных мешков, где вода не наполняет их полностью. Плывите по течению, и уже к ночи вы окажетесь на твердой земле, достаточно далеко от Каэр Морта!
        Брат с сестрой в нерешительности переглянулись.
        - Раз ты находишься в немилости у своего господина, то почему бы тебе не бежать вместе с нами? - подозрительно спросил Крагх у полоумного старика.
        - Драконоголовый хочет утопить меня? - с издевкой осведомился старик. - Я не рыба, а на плечах у меня нет зубастой драконьей пасти с раздвоенным языком, чтобы долго не дышать в холодной воде. Вместо того чтобы терять время в своих подозрениях, поскорее бы уже отправились в путь, если, конечно, вам дороги ваши жизни!
        - А почему это мы должны тебе верить? Может, как раз ты, верный слуга Некроманта, хочешь погубить нас по его указке? - Крагх сурово надвинулся на полоумного старика.
        - Погоди, брат, - мысленно обратилась к нему Сильмара, - я что-то чувствую.
        - Может, драконоголовый настолько всесилен, что может спросить подтверждение моих слов у вечных камней? - зашипел на Крагха старик. - Ка-амни-и-и, они знают всю правду, они хранят все, чему были свидетелями!
        - Лучше мы спросим у воды, - вместо брата неожиданно ответила Сильмара. Она подобрала лежавший рядом с люком небольшой камень и с силой швырнула его в воду. Камень плюхнулся, подняв фонтан брызг, часть из которых выплеснулась на каменный пол рядом с люком.
        Сильмара потерла ладонями по каплям брызг и снова безмолвно заговорила с Крагхом:
        - Я не ошиблась, - еле сдерживая волнение, начала она. - Когда-то этим проходом пользовались наши предки. Я отчетливо чувствую хоть и очень слабый, но все же уловимый след наших проводящих магических нитей. Таких же, что проходят по нашим подземельям, помогая найти правильную дорогу в заполненных водой туннелях.
        - Хочешь сказать, что наши предки когда-то были связаны с Некромантом, как мы совсем недавно, - с Чародеем? - тоже мысленно, отвечал Сильмаре брат.
        - Об этом остается только гадать, - пожала плечами самка, - но, похоже, старик нас не обманывает и это действительно проход, по которому мы можем сбежать. А то, что он может вывести нас не только наружу, а и к родным подземельям, безумец может быть не в курсе. Учитывая, что ты последний из рожденных, а гостить у Некроманта повода больше нет, думаю, нам следует воспользоваться этим шансом.
        - Так вы будете бежать или нет? - перебил мысленное общение детей драконов полоумный, по-прежнему держащийся на расстоянии старик.
        - Будем, - коротко ответил Крагх.
        - Спасибо тебе, человек, - добавила вслед за братом Сильмара. - Ты и сам не представляешь, какую услугу оказываешь нам и нашему племени. Мы этого не забудем. Вслед за последними словами Сильмара решительно шагнула в открытый люк, а вслед за ней в темные воды нырнул и Крагх.
        Оказавшись в практически родной стихии, дети драконов быстро поплыли по течению подземной реки. Обладающая уникальной чувствительностью Сильмара плыла впереди, уверенно следуя направлением, показанным следами магических нитей.
        Через какое-то время как раз в том месте, где подземная река была особенно широка, проводящие магические нити внезапно оборвались. Дети драконов, всплыв на поверхность каменного мешка, в нерешительности остановились.
        - Ты потеряла направление? - спросил Крагх.
        - Да, но как-то странно… - нерешительно протянула Сильмара. - Подобного рода магические нити обычно сходят на нет, становясь все тоньше и неразличимей. А здесь, нити словно оборваны… или привели к конечной точке.
        - Что-то я не чувствую здесь прохода в родные подземелья, - ответил Крагх, который больше обычного пробовал воздух своим языком в кромешной тьме подземного русла реки.
        - Я тоже, - согласилась Сильмара. - Ничего, кроме вкуса воды и камня.
        - Ну что ж, - подвел итог Крагх, - не возвращаться же нам назад. Даже если этот непонятный старик не закрыл свой каменный люк, нам из него все равно не вылезти - высоко. А звать на помощь скелетов Некроманта особого желания нет.
        - Ты прав. - согласилась Сильмара. - Этот безумец говорил, что надо просто плыть по течению. Давай так и сделаем. А я постараюсь не упустить следов наших проходов, если они, конечно, будут.
        Так и сделали. Но дальше уже плыли медленней и осторожней. Сильмара все надеялась, что в этой подземной реке она обязательно найдет проходы и направляющие нити их племени.
        Сколько точно минуло времени, в темных водах подземной реки определить было сложно, но ни Сильмаре, ни последнему из рожденных так долго плавать до этого не приходилось. Река сильно петляла, а ее течение в зависимости от ширины русла, то убыстрялось, то было почти неподвижно медленным.
        Больше магических или каких-то других следов того, что предки детей драконов пользовались этими водами, как своими проходами, не было. Однако спустя много часов Крагх вдруг уверенно заявил:
        - Я слышу звук водопада, и до моего языка донесся вкус свежего воздуха!
        - Да, брат, я тоже уловила вкус свежей зелени и сырой земли!
        Течение вдруг начало все сильнее и сильнее ускоряться, а звук падающей воды становился все ближе. В итоге достаточно спокойная река превратилась в бурлящий поток, который, словно две щепки, нес и кувыркал двух драконоголовых. Они уже не могли сопротивляться силе быстрой воды и, часто ударяясь об обмельчавшее каменное дно, полностью отдали себя власти водной стихии.
        Спустя какие-то секунды каменное дно вдруг исчезло вовсе, а потоки бушующей воды вместе с Сильмарой и Крагхом внезапно низверглись вниз.
        Полет был недолгим и быстрым. А когда дети драконов после падения в воду всплыли на поверхность, то в первый момент решили, будто все еще находятся внутри подземного русла. Вокруг стояла прежняя кромешная темнота, и лишь их раздвоенные языки дали знать, что они близки к выходу на поверхность.
        Водопад находился внутри высоченной пещеры, которая давала выход подземной реке.
        Выплыв наружу, дети драконов, с удовольствием вдохнув свежий воздух, обнаружили, что уже наступила глубокая ночь. Сквозь редкие облака ярко светили звезды, и едва начинающий набирать силу месяц отражался в холодной воде.
        - А старик-то вроде не обманул! - словно ребенок обрадовался Крагх. - Мы сделали то, что раньше никому не удавалось, сбежали от Некроманта!
        В целом разделявшая радость брата Сильмара, ничего ему не ответила. Она напряженно вслушивалась и пробовала языком воздух.
        - Скорее плывем к берегу! - наконец вымолвила она. - Кажется, этот водопад не последний! И кто знает, будет ли следующий таким же удачным в плане приземления. Крагх и сам уже почувствовал, что ставшая спокойной вода вдруг снова начала убыстрять свое течение, а удаляющийся грохот минувшего водопада сменяется подобным грохотом где-то впереди.
        - Фух, - тяжело дыша и вылезая на берег, выдохнул Крагх. - Вот и твердая земля. Определиться бы теперь, где мы.
        - Земли то, как раз пока еще не так чтобы много. - ответила Сильмара. - Похоже, что мы еще в горах.
        - Значит, - решительно заявил последний из рожденных, - надо как можно скорее их покинуть! Некромант уже наверняка нас хватился!
        - Не спеши, брат. Наши глаза, конечно, в ночной тьме видят не лучше человеческих, но язык-то тебе еще не отказал? Разве ты не чувствуешь, что кругом отвесные скалы? Чтобы не свернуть себе шеи и безопасно спуститься, нам следует отдохнуть и дождаться утра. С первыми лучами солнца и при утреннем ветерке мы лучше разглядим и почувствуем безопасный спуск.
        - Ты права, сестра. Давай по очереди выспимся, а с утра будем искать дорогу вниз. Кто первый на страже?
        - Я, - уверенно ответила предводительница. - Ты сменишь меня на исходе ночи.
        Утром, едва забрезжили первые лучи, Крагх разбудил сестру, и они стали искать место для спуска.
        Им повезло, не потратив на поиски и четверти часа, дети драконов нашли едва различимую, круто спускавшуюся вниз горную тропу.
        - Похоже, местное зверье поднимается здесь на водопой, - склонившись к земле, произнес последний из рожденных. - Не думаю, что таким опасным путем ходят люди.
        Крагх рассуждал вслух, а вот Сильмара вдруг резко одернула его мысленно:
        - Стой! Смотри наверх!
        Последний из рожденных остановился как вкопанный на крутом спуске и посмотрел, куда указала Сильмара. Высоко впереди, будто спускаясь с горной вершины, прямо к их тропе по воздуху медленно плыл призрак. Сначала очертания призрака были расплывчаты и неотчетливы, но по мере приближения, привидение обретало все более ясную форму. Даже в утреннем тумане можно было ясно разглядеть человеческие черты лица и рыщущий по сторонам взгляд.
        Наконец, в тот самый момент, когда порыв ветра рассеял последние остатки тумана, призрак заметил драконоголовых.
        Крагх и Сильмара стояли как вкопанные и не сводили глаз с привидения, будто надеялись, что подувший ветер унесет его вместе с туманом. Но этого не случилось, привидение еще ближе приблизилось к детям драконов, изучающе их осмотрело, а потом вдруг резко подалось назад и скрылось за ближайшим горным выступом.
        В этот самый момент шрамы, оставленные Некромантом на груди Сильмары и Крагха противно заныли. Это длилось всего секунду, но связь появившейся боли и привидения была очевидна.
        - Будем надеяться, что это обычная блуждающая сущность, - не скрывая тревоги и потирая грудь, обратилась Сильмара к брату.
        - Не думаю, - покачал головой Крагх. - Скорее всего, мы еще недалеко ушли от владений Некроманта, а у него все привидения при деле.
        - Значит надо поторапливаться! - быстро проговорила сестра. - Не для того мы бежали, чтобы снова быть пойманными!
        Крагх согласно кивнул и первым устремился вниз по крутой горной тропе.
        Дети драконов знали, что сами по себе призраки человеческих душ опасности не представляют. Все они, как правило, привязаны к тем местам, где прекратили жизнь их тела. Не нашедшие дорогу из этого мира, они становятся его безмолвными пленниками.
        Каким-то образом магу Каэр Морта Некроманту удается удерживать у себя на службе все сущности, попадающие в его поле зрения. Мало того, волшебник научил подвластные ему призраки присоединяться магическими нитями к живым мертвецам, которые послушно исполняют все команды привидений.
        Однако Крагх и Сильмара сейчас не опасались, что призрак может привести с собой отряды зомби. Те слишком медлительны и за драконоголовыми им не угнаться. А вот то, что призрак может сообщить своему хозяину об увиденных им беглецах, было уже посерьезней. Некромант найдет, кого послать на перехват своих бежавших пленников. Особо разбежаться петляющая горная тропа не позволяла. Камни из-под ног спешащих детей драконов то и дело срывались в пропасть. Несколько раз брат с сестрой и сами были на волосок от того, чтобы не сорваться. Наконец после очередного крутого спуска Сильмара и Крагх увидели внизу уже более проходимую и не такую крутую горную дорогу. Прямо над ней тропа переходила в небольшую широкую площадку, на которой можно было остановиться и оглядеться.
        - Это место как будто специально создано для наблюдения за пролегающей внизу дорогой, - сказала Сильмара. - Вон как далеко все просматривается в обе стороны.
        - Думаю, отсюда уже можно спрыгнуть, - оглядывая сверху местность, сказал Крагх.
        - Немного высоковато, - отвечала брату сестра, - но если я лягу на этот уступ, то смогу опустить тебя на вытянутых руках, и тебе уже будет не так высоко до земли. А потом я повисну с уступа, и ты поймаешь меня внизу.
        - Хорошо, - кивнул Крагх, - так и сде… - неожиданно последний из рожденных осекся на полуслове и уставился на каменную скалистую стену прямо за сестрой. Сильмара быстро обернулась и тоже невольно замерла с открытым ртом. Прямо из скалы на детей драконов сверху вниз смотрели два больших фиолетовых зрачка.
        Тот, кто все это время внимательно смотрел на драконоголовых, понял, что его заметили, и, видимо, решил больше не скрываться.
        По скале прошла небольшая дрожь, после чего от нее отделился большой кусок, оказавшийся полностью состоящим из камня великаном.
        - Каменный страж? - не скрывая своего изумления, полушепотом проговорил Крагх.
        Да, это действительно был каменный страж. А вот как могло случиться, что создание Колдуна оказалось в землях Некроманта, было загадкой.
        Подобные стражи находились на службе и у детей драконов. Эти каменные создания были частью откупа Колдуна за перемирие и охраняли их подземные проходы. Но это вовсе не значило, что любой местный мог найти общий язык с любым каменным стражем. Такой великан, как правило, выполнял лишь ту задачу, для которой был изначально создан.
        Похоже, что в данный момент каменный страж решал, что же ему делать с неожиданно появившимися драконоголовыми.
        Сильмара и Крагх напряженно вглядывались в издающие фиолетовое свечение зрачки великана и боялись пошевелиться. Они стояли на самом краю каменного уступа, и махни каменный страж своей твердой рукой, - брат с сестрой слетят вниз, рискуя переломать большинство своих костей. А больше бежать было некуда.
        - Может, мы каким-то образом выплыли по подземной реке на остров Колдуна? - присоединяясь к брату, мысленно спросила Сильмара.
        - Не слышал, чтобы там были такие высокие скалы, - возразил брат. - Хотя все может быть. Плыли мы долго, могли куда угодно попасть.
        В это время над их головами, где-то в вышине, раздался крик горного орла. Этот крик как будто вывел каменного стража из задумчивости, и он потянул свои большие руки к неподвижно стоящим на каменном уступе драконоголовым.
        - Он нас раздавит! - запаниковала Сильмара. Конечно, она боялась больше не за себя, а за брата, которому, согласно предсказанию оракула, было суждено не дать выродиться их племени. - Прыгаем?!
        Высоко в небе прозвучал еще один, на этот раз более протяжный и громкий орлиный крик. Свободная птица словно сожалела об участи находившихся далеко внизу драконоголовых.
        Полностью сосредоточившиеся на каменном страже дети драконов не заметили, как на пролегающей внизу дороге вдали показалось приближающееся облако пыли. Но, кажется, это облако заметил каменный страж. Он как будто заволновался и пытался принять быстрое решение, как же ему поступить.
        Тревожно оглядываясь то на дорогу, то на стоящих на краю каменной площадки Сильмару и Крагха, каменный страж в итоге быстро шагнул обратно к скале и тут же слился с ее монолитным камнем. Казалось, он ни в коем случае не хотел допустить, чтобы те, кто поднял на дороге облако пыли, заметили бы его присутствие.
        - Давай вниз! - быстро принял решение Крагх и, соскользнув с края уступа, повис на нем на обеих руках. - Спускайся по мне на дорогу!
        Сильмара, используя брата в качестве лестницы, начала быстро спускаться вниз. Последний из рожденных без труда удерживал на краю уступа не только себя, но и опускающуюся по нему сестру. Она быстро соскользнула по его спине, ухватилась руками за лодыжки и, повиснув, глянула вниз. Твердая земля была совсем рядом. Сильмара разжала пальцы и удачно приземлилась на дорогу.
        Следом за ней отцепился от уступа и Крагх. Конечно, силой брата Сильмара не обладала, поэтому поймать его могучее тело, тем самым смягчив падение, она не могла. Но, кажется, все прошло более-менее удачно. Последний из рожденных упруго приземлился и, не теряя времени на раздумья, увлек за собой сестру.
        - Бежим! - резко выкрикнул он, направляясь в противоположенную от источника пыли сторону.
        Дети драконов бежали что было сил, попутно пытаясь рассмотреть впереди себя какое-нибудь укрытие. Через пару минут Крагх начал заметно прихрамывать. Оказалось, что его приземление не было столь удачным. В горячке боль сначала не чувствовалась, но теперь проявляла себя все сильнее.
        - Давай, брат, давай! - подбадривала Крагха сестра. - Вон впереди огромный валун. Пока нас не заметили, попробуем укрыться за ним!
        Но все шло к тому, что спрятаться за большим валуном дети драконов не успевали. Позади стал отчетливо слышаться все нарастающий шум копыт, что свидетельствовало о быстром приближении всадников.
        И вот настал момент, когда Сильмара и Крагх отчетливо услышали раздавшийся сзади крик!
        - Вон они! Вперед!
        Дети драконов невольно оглянулись. Слабым утешением для них могло быть то, что настигающие их воины сидели верхом на обычных лошадях, а не были наездниками-скелетами на боевых вепрях. Но то, что это были именно воины Некроманта, сомневаться не приходилось. Это были самураи.
        В любой другой ситуации предводительница Сильмара, нисколько не колеблясь, приняла бы решение дать последний бой, единственной целью которого было бы по дороже продать свои жизни. Но тяжелый груз того, что ее брат был последним из рожденных, заставил Сильмару отдать один-единственный приказ, способный уберечь их от смерти:
        - Сдаемся, - не терпящим возражений тоном сказала она брату.
        Крагх послушался сестру не только потому, что по сути он был ее воином, а каждый воин племени обязан слушать и повиноваться своей предводительнице. Он и сам понимал, что на нем лежит слишком большая ответственность, а отсутствие сопротивления, возможно, даст им шанс выжить.
        Безоружные дети драконов, еще раз взглянув на большой каменный валун, за которым у них был шанс спрятаться от погони, высоко подняли вверх руки и отошли к краю обочины. Там они, обреченно опустив головы, стали дожидаться скачущих в их сторону всадников.
        И тут произошло неожиданное. Из-за того самого большого каменного валуна, за которым Сильмара и Крагх хотели укрыться, вдруг показался хорошо вооруженный отряд пеших воинов. Каково же было изумление детей драконов, когда они увидели, что вышедшие были не кто иные, как русичи.
        В низко надвинутых остроконечных шлемах, с большими заостряющимися книзу щитами, они плотным строем вышли на дорогу и двинулись навстречу скачущим во весь опор самураям.
        Кажется, самураи были поражены не меньше драконоголовых. Со стремительного галопа они перешли на неспешную рысь, а потом и вовсе остановились на безопасном расстоянии.
        Остановились и русичи. Их ряды расступились, и вперед вышел их русобородый предводитель. Он остановился перед строем своих воинов, поднял вверх левую руку и громко крикнул:
        - Несу слово!
        Из рядов самураев на своей невысокой лошадке выехал Мацумура Генджи и, оставаясь в седле, сначала как будто хотел поднять в ответ правую руку и крикнуть, что слово принято, но в последний момент словно передумал и застыл в нерешительности.
        Все еще ожидавший его ответа русич так и стоял посреди дороги с поднятой вверх рукой.
        Сливаясь со скалистой поверхностью, за всем происходящим наблюдал своими фиолетовыми зрачками каменный страж. Он видел, как обескураженные дети драконов опустили свои руки, удивленно смотря то на явившихся как будто им на спасение русичей, то на остававшийся неподвижным отряд самураев.
        Какое-то время назад, оказавшиеся в подобной ситуации, дети драконов, безусловно, с радостью восприняли бы появление русского отряда. Но не зря ведь считается, что нет большей вражды, чем вражда между бывшими возлюбленными или ближайшими друзьями. Так что, стоя в нерешительности на обочине между двумя вражескими для них отрядами, дети драконов чувствовали себя зажатыми между молотом и наковальней.
        Первой с мыслями собралась Сильмара. Она быстро присоединилась к брату и безмолвно спросила:
        - Нога совсем плохо? Бежать еще сможешь?
        - Если надо, смогу, - уверенно ответил Крагх.
        - Тогда бежим! - крикнула предводительница и, на всякий случай сплетя заклинание упругой кожи, первой ринулась по дороге мимо стоявшего в ожидании отряда русичей и большого каменного валуна.
        - Банзай! - раздался пронзительный крик за спинами бегущих драконоголовых. Это колеблющийся до этой секунды, предводитель самураев призвал к атаке своих воинов.
        Каменный страж видел, что отряд самураев хоть и не принял слово, но вступать в бой с отрядом русичей явно не хотел. Их главной целью было настигнуть пустившихся наутек драконоголовых.
        Конные самураи попытались миновать плотный строй русичей, обскакав его по обочине. Однако командир русский витязей, окончательно убедившись, что его слово отвергнуто, быстро шагнул обратно за щиты ратников и громко скомандовал:
        - Бой!
        Тут же стоящие позади первой шеренги воины достали заранее приготовленные длинные ружья и положили их на плечи впереди стоящих товарищей. Грянул залп, и несколько метко подбитых всадников кубарем полетели на землю. Остальных встретили плотные ряды копий русских витязей. Завязалась жаркая битва.
        Сжав зубы от остро пульсирующий в ноге боли, Крагх, стараясь не отставать, бежал за сестрой. Он слышал и ружейный залп, и шум завязавшейся стычки. Но сейчас он думал только о том, что пока воины Чародея и Некроманта бьются друг с другом, у них с Сильмарой есть время, чтобы скрыться.
        Уже за ближайшим поворотом уходящей серпантином вниз горной дороги дети драконов увидели еще двух русских воинов. А рядом с воинами, привязанные возле росшего здесь горного кустарника, находились несколько оседланных лошадей. Видимо, на них отряд русичей добрался до этого места, а потом, оставив лошадей, чтобы те их не выдали, направился в засаду за большой валун.
        Дети драконов вылетели на оставшихся с лошадьми воинов столь стремительно, что те даже не успели схватиться за оружие.
        - Нам просто нужны две лошади! - сбивая с ног ближайшего воина, бешено зарычала Сильмара. - Отдайте их, и мы не заберем с ними ваши жизни!
        Пока сестра разбиралась со своим воином, Крагх уже успел вскочить в седло ближайшего животного и сурово крикнул второму воину со вставшего на дыбы коня:
        - Прочь с дороги!
        Но второй воин даже и не думал сражаться за вверенную ему скотину. Он плотно прижался спиной к скале и, протянув вперед открытые ладони, всем своим видом показывал, что жизнь ему дороже.
        Сильмара быстро оседлала другую лошадь, и сбитый ею воин, как и тот, что прижимался к скале, только и видели, как они с Крагхом, пустившись в галоп, быстро исчезают за поворотом горной дороги, оставляя позади и каменного стража, и погоню, и русичей, и кричащего в вышине горного орла.
        Глава 16. Монгольский лук
        Как и положено к концу лета, дни все еще стояли достаточно теплые, а вот по ночам было значительно холоднее. Того и гляди, через пару недель ударят первые ночные заморозки.
        За прошедшие почти полгода, с того момента, как Глеб оказался со своими бойцами в русском лагере, он многому научился. Ежедневная практика с лучшими мастерами давала постоянный рост результатов, и вот наконец, с одобрения Евпатия и по приказу воеводы, его отряд был взят на настоящую, что называется, боевую операцию.
        Воеводе кровь из носа понадобился целым и невредимым настоящий монгольский лучник. По сведениям русичей, такого можно было раздобыть в отрядах Колдуна. И вот теперь для взятия пленника была отправлена группа под командованием самого Евпатия.
        Кроме Глеба и его воинов в группе были также крестоносцы Ульвэ и следопыт Прошка, который, взяв с собой пару бойцов Глеба, держался далеко впереди.
        Ехали в Ничейные горы. Так здесь называли скалистую местность, расположенную на нейтральной территории недалеко от свободных земель и поселений наемников. Именно там последнее время была замечена особая активность отрядов Колдуна. Так что вполне был шанс взять там в плен монгольского воина.
        Несмотря на то что дело предстояло по-настоящему сложное и опасное, Глеб на своей гнедой кобыле ехал с нескрываемой блуждающе-мечтательной улыбкой, словно его наконец-то взяли на давно обещанный аттракцион. Он представлял себя в роли какого-нибудь древнерусского богатыря, едущего показать проклятым басурманам, почем фунт лиха.
        Евпатию такой настрой Глеба не нравился, ведь богатырь не понаслышке знал всю опасность, жестокость и коварство татаро-монгольских воинов. Вот Ульвэ со своими крестоносцами - другое дело. Пусть с азиатами они еще ни разу и не встречались, но во всем было видно старых, побывавших не в одной переделке бойцов. И хотя они тоже обрадовались оказанному доверию и предстоящему делу, но совсем не как юнцы, которых наконец-то берут с собой на что-то важное взрослые, а как опытные воины, которые давно заскучали без настоящих ратных дел.
        - Ну и как тебе, - обратился Евпатий к покачивающемуся рядом с ним в седле Глебу, - на кобыле не хуже, чем на жеребце, едется?
        - Да ладно вам, товарищ богатырь, - в своей излюбленной полушутливой манере отвечал Глеб. - Я же хлопец-то городской, откуда мне знать, что жеребец в самый ненужный момент заржать может и нас всех выдать. Просто очень уж хотелось, как настоящему добру молодцу, на лихом коне прокатиться. А так-то, конечно, не хуже, лошадка добрая, умная, - и Глеб ласково потрепал свою кобылу за ухо.
        Евпатий, неопределенно цокнув, отвернулся от собеседника и снова углубился в свои мысли. Для него это задание было втройне более тяжелым, чем для остальных. И это было не только потому, что вся ответственность как на командире была именно на нем.
        Мало того что татарина следовало взять и доставить в лагерь живым и невредимым, так еще и сделать это надо было не с верными, не раз проверенными боевыми товарищами, а с отрядом желторотых юнцов и со все еще сомнительно настроенными крестоносцами. А ну как рыцари специально притворились, что готовы вместе, плечом к плечу, сражаться против врагов русских воинов? Вдруг они только и ждут момента, чтобы переметнуться к наемникам или магу, у которого служит большинство других крестоносцев? С чего вдруг они будут рисковать жизнями за народ, воины которого убили так много их боевых товарищей? Нет, все же надо было их к Чародею определить, а русский лагерь пусть русским бы и остался. Тем более что создан он для той великой цели, за которую неистово будет сражаться тот, кто ее разделяет. А как может ее разделять тот, кто ее даже не знает?
        Евпатий невольно обернулся и посмотрел на ехавшего чуть сзади Ульвэ. Тот был спокоен и ничем подозрения Евпатия не подтвердил. Рыцарь, встретившись взглядом с русичем, лишь слегка кивнул, как бы давая понять, что все в порядке и спокойно следовал дальше.
        Повернул опять свой взгляд на дорогу и Евпатий. Ладно, время покажет, все равно большинство отрядов занято заканчивающимся строительством под руководством самого воеводы и патрулированием недалеко от границ их военного поселения. Так что особого выбора, кого взять для поимки пленного, не было. Да и в любом случае что крестоносцев, что бойцов Глеба давно следовало проверить на настоящем боевом задании.
        Вспомнив про патрули, Евпатий невольно нахмурился: за последнее время их количество пришлось увеличить чуть ли не втрое. Уж больно часто недалеко от лагеря стали встречаться все время ускользающие местные. И главное, никак не удавалось схватить хоть одного из этой драконоголовой породы предателей. Уж и засады делали, и против ветра старались держаться, чтобы местные не учуяли их своими языками, а все без толку. Мелькнет меж деревьев узнаваемая морда с раздвоенным языком, а через секунду уж и нет никого. Все это сильно настораживало. Нельзя было, чтобы в болотном замке раньше времени пронюхали задуманное русичами. Их лагерь, конечно, умело скрыт чародейством и помощью лесных духов, но создавалось впечатление, что драконоголовые тщательно стараются его отыскать.
        А еще патрули уже не раз средь бела дня видели летучих мышей. Это тоже был знак весьма настораживающий. Эти крылатые твари частенько служат Некроманту, так что вполне возможно, что и маг Каэр Морта что-то вынюхивает.
        Впереди показался всадник, едущий им навстречу. Это был Прошка.
        Вот, казалось бы, кому Евпатий мог доверять как самому себе. Со следопытом Прохором они не в одной переделке побывали и не раз друг друга из беды выручали. Только вот и с Прохором последнее время как-то не заладилось.
        С того самого дня, когда Евпатий не счел нужным взять Прошку на испытание Глеба и Ульвэ болотным великаном, тот отдалялся от него все дальше. Даром что Евпатий не стал тому пенять, что следопыт все равно тайком туда пошел (это было ясно по характерной грязи на обуви), так Прохор сам до сих пор ни в чем не признался.
        Вообще, чем дальше, тем больше Прошка проводил времени с мастером Кешкой, что, с одной стороны, было, конечно, неплохо, а с другой, за следопытом все чаще стали замечать какие-то странности и нарастающую замкнутость и отчужденность.
        Вот не далее как вчера вечером погода была, хуже некуда. Небо заволокло тучами, шел сильный дождь, и дул пронизывающий сильный ветер. Так что все не занятые на дежурствах воины сидели по домам да казармам и нос на улицу лишний раз не совали.
        Евпатию необходимо было зайти к воеводе, чтобы с глазу на глаз обсудить предстоящую вылазку за пленным.
        И вот когда он уже подходил к нужному терему, впереди как будто мелькнул знакомый силуэт следопыта, но когда богатырь его окликнул, тот скрылся из виду, словно не слышал или это был не он.
        С воеводой говорили достаточно долго. Пока сидели за столом, дождь за окном забарабанил в два раза сильнее. А когда Евпатий, уже довольно поздно, вышел из терема, то вроде как снова мелькнул знакомый силуэт.
        «Чего ему в такую погоду дома не сидится?» - подумал тогда Евпатий, но снова окликать Прохора не стал. Зато, обернувшись, увидел на улице, прямо под окном, рядом с которым они беседовали с воеводой, странную конструкцию: на тонких, расположенных кругом металлических спицах была натянута хорошо выделанная кожа, к которой была прикреплена воткнутая в землю деревянная палка. Падающие с неба и крыши терема капли дождя барабанили по конструкции, словно маленькие колотушки монгольских шаманов по своим бубнам.
        «Видимо, очередная выдумка воеводы», - решил тогда Евпатий и пошел к себе, чтобы хорошенько выспаться перед утренним выездом.
        - У тебя чего, крыша дома прохудилась и все пожитки подтопило? - с подвохом спросил утром богатырь Прошку, заметив на том явно влажную одежду.
        - Да нет, - как будто смущаясь, протянул тот. - Это я вчера перед дорогой постираться решил, надеялся, что к утру все высохнет, да так уснул, что начавшийся ливень прозевал. Сам же знаешь Евпатий как хорошо в дождик спится. Только вот теперь в мокром придется ехать. Ну ничего, на мне еще быстрее высохнет!
        На правдивую ложь следопыта богатырь промолчал. Кто его знает, может, это и не ложь вовсе. Темно ведь было, толком не разглядеть. Да и зачем Прошке врать? Только вот помимо влажной одежды вид у следопыта был явно не выспавшийся.
        - Там впереди, - отвлек меж тем Евпатия от раздумий подъехавший Прохор, - хороший овраг. Можно даже в темноте костер, не привлекая лишнего внимания, развести. А наверху, по краям оврага, дозорных удобно выставить, оттуда видимость хорошая. Его бойцы, - Прохор кивнул на Глеба, - как раз там нас и ждут.
        - Значит, так и сделаем, - сухо ответил Евпатий, - заночуем в овраге, а чуть рассвет, двинемся дальше. Как раз к исходу следующего дня должны к Ничейным горам добраться.
        Удовлетворившись ответом, Прохор развернул свою лошадку и скорой рысью снова направился далеко вперед. Проводив следопыта взглядом, Евпатий вернулся к своим мыслям. Помимо всего прочего, у него как ученика Чародея, было еще и задание от своего мага. Он должен был как можно подробнее выяснить, чего это воины Колдуна так зачастили в Ничейные горы? Может быть, там остатки какого-то древнего магического замка, в котором обитал погибший в великой войне магов волшебник? Или найдены осколки магических кристаллов? А может, и то и другое плюс записанные знания и секреты древнего мага? Возможно, на эти и многие другие вопросы ответит плененный татарин. Только вот взять его в плен еще только предстояло.
        Ночлег в овраге и весь путь следующего дня прошли спокойно и без происшествий. Как и было намечено, ближе к вечеру показались вершины Ничейных гор.
        Подъехав чуть ближе, Евпатий приказал всем спешиться и дальше двигаться максимально скрытно и осторожно. Разведка, руководимая следопытом, дала свои результаты:
        - Прохор просил передать, - немного тяжело дыша от быстрого бега, спешно заговорил посланный следопытом боец Глеба, - что следов пребывания в горах людей Колдуна действительно много, но ни одного воина не видно. Возможно, патрули и часовые скрыты магией, так что Прохор залег перед ущельем и ждет Евпатия.
        - Я понял, - нахмурился в ответ богатырь и крепко задумался. Раз опытный следопыт и разведчик боится идти дальше, то наверняка чувствует, что враг совсем рядом.
        - Так, может, разведка боем? - вставил свое предложение Глеб.
        - Уймись, - грубо одернул выскочку Евпатий. - Значит, слушаем меня внимательно, - голос ученика чародея был тверд и суров как никогда. - Что бы ни случилось, наша главная задача - захватить в плен татарского лучника, а не сразить наибольшее количество врагов. Поэтому, если нам удастся взять живьем басурмана, сразу максимально быстро уходим.
        - Брать живьем, - вставил свой вопрос Ульвэ, - можно любого татаро-монгольского воина или как я слышал, нам нужен именно лучник?
        - Любого. - без колебаний ответил богатырь. - Каждый татарин чуть ли не с пеленок обучается искусству стрельбы из лука. А луки у них самые мощные и дальнобойные. Для того воеводе и понадобился в нашем лагере такой воин, чтобы наших ратников их искусству научить.
        - То есть сильно его не бить? - снова лез со своими шутками Глеб. - А то обидится еще, и учить не захочет.
        - Если сшибемся с татарами, - не обращая внимания на Глеба, продолжал Евпатий, - не вздумайте, думая, что они бегут, их преследовать. Они будут держаться на безопасном расстоянии, заманивать вас в ловушку и осыпать своими дальнобойными стрелами. И еще, в войске Колдуна может быть много других узкоглазых кочевников, те же половцы например. Учтите, нам нужен именно монгольский воин! Татарина я ни с кем другим не перепутаю, уж поверьте мне на слово. Так что брать будем, на кого я укажу!
        - Хорошо, - согласно кивнул Ульвэ. - Все ясно. Идем?
        - Нет. Как раз ты со своими рыцарями останетесь здесь, чтобы прикрыть наш тыл.
        Ульвэ, недовольный отведенной ему и его воинам ролью, слегка поморщился, но промолчал. Пусть будет так, как считает нужным старший.
        Евпатий, удовлетворенный, что крестоносец не стал спорить, дал ему последние наставления:
        - Заляжете между этих кустов и деревьев. Отсюда хорошо просматриваются и наш возможный отход, и оставленные в перелеске лошадки. Я сотку для вас магическое покрывало, так что пока будете лежать смирно, вас не увидят. Крестоносцы по указу Ульвэ послушно улеглись в указанное место и проводили взглядом остальной, уходящий дальше отряд.
        Довольно быстро боец Глеба привел Евпатия и других воинов к залегшему в укрытии следопыту, который не сводил глаз с видневшегося впереди ущелья. Рядом, распластавшись и осматриваясь, лежал еще один бывший солдат российской армии.
        - Есть новости? - шепотом спросил располагающийся рядом с Прохором Евпатий.
        - Тишина, - покачал головой тот. - Но ущелье сильно исхожено, и даже виднеются следы повозок. Может, попробуешь магическими нитями прощупать? Уж больно неохота туда наобум соваться.
        Слышавший разговор Глеб, которому не раз приходилось вести боевые действия в горах, высказал свое предположение:
        - Так, может, поверху, через горы попробовать пробраться?
        - Товарищ капитан, - неожиданно обратился один из бойцов к своему командиру, - так мы же не альпинисты, гляньте, какие стены отвесные. Зашибемся.
        - Ждите здесь, я сейчас, - заканчивая прения, приказал Евпатий и ползком направился к отвесным стенам.
        Достигнув их, ученик чародея прижал ладонь к твердому камню и, прикрыв глаза, сосредоточился. Ему надо было проверить пришедшую в голову идею, а точнее, догадку.
        Ждать пришлось недолго. Буквально через пару секунд по ладони пошла теплая дрожь, и он четко определил присутствие в камнях чужого разума.
        Чтобы не обнаружили его самого, Евпатий резко отдернул ладонь и пополз обратно к укрывшемуся отряду.
        - Каменный страж, возможно, не один. - скупо сообщил он по возвращению.
        - Тогда понятно, почему никого не видно, - ответил Прошка, - Со скалой слился, гад.
        Глеб только хотел выяснить, про кого говорят Евпатий и следопыт, как один из залегших бойцов ткнул его локтем в бок и показал на ущелье. Оттуда начал медленно выезжать верховой отряд воинов, которые были как две капли воды похожи на оставленных обеспечивать охрану тыла крестоносцев.
        - Ничего себе, - как обычно в моменты волнения, вслух зашептал Глеб. - Наших рыцарей и там и здесь показывают.
        - Тихо, ты! - зажимая Глебу рот, зашипел Евпатий.
        Глеб, извиняясь, часто заморгал и продолжил вместе с остальными внимательно наблюдать за отрядом.
        Тем временем крестоносцы остановились и стали настороженно осматриваться. Только теперь Глеб разглядел, что это были немного другие воины, чем знакомые ему рыцари Ульвэ.
        В первую очередь среди них не было воина без щита и с большим двуручным мечом. Да и кони были не налегке, как у их отряда, а полностью покрыты специальными доспехами. Но, как и у воинов Ульвэ, у вышедших из ущелья, на туниках и щитах были большие изображения крестов. Лица воинов были скрыты за крепкими стальными шлемами.
        Удовлетворившись осмотром, вышедший из ущелья отряд неспешно двинулся дальше, а один из их воинов, видимо командир, достал рог и несильно протрубил.
        Почти сразу из ущелья показалось несколько груженых телег, которые также сопровождались хорошо вооруженными людьми. Замыкал колонну отряд легких всадников с кривыми саблями и длинными луками.
        При виде последних Евпатий и Прошка многозначительно переглянулись. И тот и другой явно углядели в едущих сзади колонны тех, одного из которых следует доставить в русский лагерь.
        Когда вся процессия немного удалилась, Евпатий быстро заговорил:
        - Ты, - он указал на Прошку, - быстро и незаметно обгоняй обоз, чтобы раньше их авангарда добраться до Ульвэ и его воинов. Уводи рыцарей и наших лошадок дальше от дороги. Да так, чтобы ни вы воинов колонны, ни они вас видеть бы не смогли.
        - Я понял - кивнул Прохор. - Опасаешься, что наши крестоносцы, увидев своих собратьев, могут переметнуться?
        - Неважно, - отрезал Евпатий. - Делай, что говорят. А когда услышишь мой сигнал, срочно скачите обратно к месту, где сейчас в засаде наши рыцари. Там мы стремительно атакуем хвост колонны, возьмем живьем татарина, но для быстрого ухода нам нужна будет ваша поддержка и лошади. Следопыт, явно обиженный на то, что его осекли и оставили без ответа, исподлобья взглянул на Евпатия, но, ничего не сказав, покинул отряд для выполнения приказа. Чтобы быть на месте раньше передового авангарда из рыцарей Колдуна, ему следовало поспешить. Все же, хоть колонна двигалась осторожно и не торопливо, но воины были при лошадях, а Прошка бежал на своих двоих. Да и чтобы не быть замеченным противником, ему приходилось делать крюк.
        Арьергард из монголов к этому времени уже скрылся за поворотом, и прятавшиеся до этого Евпатий, Глеб и остальные бойцы вышли из-за укрытия, чтобы начать незаметное преследование.
        Но не успели они сделать и нескольких шагов, как за их спинами, со стороны ущелья, послышался грохот, очень напоминающий камнепад. Раздавшийся шум, отражаемый горным эхом, разнесся далеко по окрестностям.
        - Бес меня задери! - схватился за голову Евпатий. - Как же я мог забыть?!
        Еще не осознав, что имеет в виду богатырь, Глеб и его бойцы обернулись на раздавшийся грохот и увидели стоящего рядом с ущельем большого каменного великана.
        Не успевший далеко уйти Прошка тоже замер на своем месте, понимая, что весь их план рухнул и теперь надо действовать по обстоятельствам.
        На раздавшийся грохот, который на самом деле был сигналом каменного стража, что он обнаружил чужаков, быстро прискакал монгольский отряд. Увидев застывших недалеко от ущелья чужаков, они прямо на скаку пустили залп стрел, быстро развернулись и с громким улюлюканьем пустились обратно.
        То ли подействовал артефакт Глеба, то ли лучники сделали все впопыхах, но ни одна из стрел в цель не попала. Все они пролетели мимо, и лишь одна воткнулась в выставленный щит Евпатия.
        - За ними! - громко крикнул Евпатий и первым сорвался на быстрый бег.
        Глеб, его бойцы и не успевший далеко уйти Прохор быстро побежали за своим предводителем.
        - Послушай, Евпатий, - с трудом успевая за богатырем, бросил на ходу Глеб, - но ты же сам велел ни в коем случае татар не преследовать?
        - Если хочешь, - не сбивая темпа, крикнул богатырь, - можешь вернуться и пообщаться с каменным стражем.
        Такого желания у Глеба не было, поэтому он, не задавая больше вопросов, продолжал бежать вместе с отрядом. Только вот ощущение было очень неясное: то ли они убегают от каменного стража, то ли преследуют монгольских всадников. И то и другое казалось занятием совершенно бессмысленным: пешим конников не догнать, а каменный страж, при своих размерах, сможет их настигнуть в несколько прыжков. Но то ли у каменного стража было указание не покидать пределов ущелья, то ли еще по какой причине, а каменный исполин вслед за ними не бросился.
        Вскоре Евпатий и остальные выбежали на место, откуда был хорошо виден весь обоз и сопровождавшие его воины Колдуна.
        Конечно, обоз и охранявшие его воины могли легко уйти от небольшого пешего отряда, но они приняли другое решение. По команде одного из рыцарей, по всей видимости командира, обоз остановился, а его сопровождающие приготовились дать бой, чтобы быстро уничтожить дерзкий отряд Евпатия.
        - Плотный строй! Сомкнуть щиты! - громко скомандовал Евпатий, видя, что враг готовится к атаке.
        Первыми снова атаковали татаро-монголы. Они на своих легких лошадках начали кружить вокруг сбившихся вместе русских воинов и обстреливать тех из своих страшных луков. Глеб был напряжен больше остальных. Он лихорадочно крутил в голове воображаемые игральные кости, каждый раз выкладывая их на шестерки. Таким образом он держал связь с артефактом, чтобы тот нес удачу ему и его бойцам.
        Пока что это срабатывало.
        Что же касается Евпатия и Прошки, то они так умело скрывались за щитами, что и их пока миновали смертоносные стрелы татар.
        Худшим для кучки оборонявшихся было то, что их собственные луки были не столь дальнобойными, поэтому отстреливаться они не могли.
        - Уж можно было для такого дела хотя бы одно ружьишко на всех выделить! - сквозь зубы ругался Глеб. - Я бы сейчас быстро поснимал с седел этих нукеров или как они там у них обзываются?!
        И тут бывший капитан российской армии словно опомнился и уверенно достал свою пращу.
        - А ну, подвинься чуток, - сказал он ближайшему к нему воину и уверенно вложил в свое оружие гладкий свинцовый шарик.
        Все было сделано как учили: короткий взмах от бедра, несколько витков над головой, и вот уже снаряд летит в намеченную цель. А для пущей уверенности Глеб еще мысленно кубик в голове на шесть точек бросил.
        Сработано было мастерски. Стальной шарик ударил точно в висок одному из монголов, и тот кубарем полетел со своей лошади.
        - Один есть! - со злорадной ухмылкой изрек Глеб и тут же метнул следующий снаряд, который вынес из седла и заставил упасть замертво еще одного татарина.
        Со стороны вражеских рыцарей тут же раздалась команда, возвращающая обратно монгольских всадников. Оставив двух своих товарищей лежать на земле с окровавленными разбитыми черепами, они незамедлительно вернулись к повозкам за выстроившихся в ряд бронированных конников.
        По отмашке своего командира крестоносцы, все убыстряя шаг своих защищенных специальными доспехами коней, плотным строем двинулись на обреченно стоящих на месте людей.
        - Это тебе не татары, - горько выдохнул следопыт Прошка, - кружить не станут. Сейчас врежутся в нас с разгону и размажут по земле, как жуков. Прощайте, братцы, видимо, настал наш час.
        - Евпатий! - резко и не без паники обратился к богатырю Глеб. - Ну ты же ученик мага?! Сам почти что волшебник! Неужели нельзя там землетрясение какоенибудь наворожить, чтоб они провалились все к чертям собачьим? Или еще какое страшное колдовство сотворить?
        Евпатий отрицательно покачал головой и, туже натягивая шлем, впился исподлобья на уже обнаживших свое оружие врагов.
        И тут вдруг со стороны первой телеги обоза раздался мощный, больше похожий на рык крик:
        - Бей!
        Мгновенно словно из-под земли рядом с обозом выросли фигуры воинов Ульвэ. Ведь именно рядом с их засадой остановилась первая телега воинов Колдуна.
        Как и было условленно, они, несмотря ни на что, тихо лежали, скрытые магическим покрывалом, в ожидании сигнала от Евпатия. Но когда Ульвэ увидел, что Глебу, Евпатию и остальным грозит смерть, то решил больше не ждать. С бешеным ревом Трувор, Михас, Генрих и Ульвэ набросились на ближних к ним всадников - тех, которые остались возле обоза, не готовясь атаковать Глеба, Евпатия и остальных. Моментально четверо застигнутых врасплох всадников были повержены и сброшены со своих бронированных лошадей, а рыцари Ульвэ заняли их места в кожаных седлах.
        Видя такой неожиданный поворот событий, командир вражеских рыцарей развернул обратно своих всадников, готовящихся растоптать горстку врагов, и вырываясь вперед, поднял вверх левую ладонь.
        - Несу слово! - громко крикнул он, обращаясь к Ульвэ и его воинам.
        Ульвэ немного поколебался, но поскольку никаких указаний от Евпатия на этот счет не поступало, а силы, несмотря на успех внезапной атаки, были далеко не равны, то он, немного выждав, ответил:
        - Я принимаю твое слово! - и, как и положено, протянул вверх правую ладонь.
        Вражеский командир подъехал ближе и, сняв шлем, внимательно осмотрел Ульвэ и его воинов. В нем сразу угадывался опытный, бесстрашный и умелый воин. Лицо его было испещрено несколькими шрамами, в волосах виднелась седина, а серые, как будто выцветшие глаза смотрели прямо и глубоко.
        - Я понимаю, что у наемников не принято отказываться от взятых на себя обязательств, - громко, но спокойно заговорил командир конвоя, - но сами рассудите, зачем нам, братьям по вере, проливать кровь друг друга? Пускай мы тамплиеры, а вы тевтонцы, но на наших мантиях и щитах почти одинаковые символы в виде крестов, разве не указывают они, что мы должны биться на одной стороне? - говоривший, не сводя взгляда с Ульвэ, сделал выжидательную паузу.
        Уверенно держась в седле вражеского бронированного жеребца, Ульвэ слегка небрежно ответил:
        - Это вопрос или предложение?
        - Вот, сразу видно делового человека и настоящего воина! - лицо тамплиера расплылось в широкой улыбке. - Ну конечно, предложение! Переходите на нашу сторону, в войске Колдуна всегда найдется место истинным рыцарям! Конечно, этим вы нарушите кодекс наемника, и не сможете больше вернуться в ряды так называемых свободных воинов, но зато будете жить! Какой вам толк умирать вместе с воинами трусливого, никогда не покидающего лесных чащ Чародея?
        - Интересно излагаешь, - небрежно почесывая подбородок и понимая, что их приняли за других, ответил Ульвэ.
        - Так вот и я о том же! - закрепляя собственный успех, еще больше расплылся в улыбке глава тамплиеров. - Посмотрите, насколько вас меньше, чем нас. Зачем зря гробить свои, сохраненные чудесным образом для этого мира жизни? Нам, конечно, жаль тех воинов, что вы успели убить, но если вы займете их место в наших рядах, то это окупится с лихвой. Вы согласны, братья рыцари?
        Наблюдавшие за всем происходящим и слышавшие каждое слово Евпатий, Прохор и Глеб со своими бойцами, напряженно ждали, что ответит тамплиеру их - пока еще - союзник. Речи командующего конвоем были весьма обольстительны и не лишены здравого смысла. Каждый, кому дорога его собственная шкура и кто не хочет губить себя и своих воинов, мог бы поддаться искушению.
        - Ты прав… - после томительного раздумья изрек наконец Ульвэ.
        - Вот сука! Продал! - не выдержав, процедил сквозь зубы Глеб.
        - Но прав лишь в том, - продолжал крестоносец, - что нам незачем проливать кровь и следовало бы сражаться на одной стороне, - речь Ульвэ вдруг стала не просто спокойной, а чрезмерно самоуверенной и даже наглой. - Все же остальное, - продолжал он, - попросту выдает вашу неуверенность в собственных силах, трусость и боязнь за ценный груз, который вы сопровождаете! Если бы вы были уверены в собственном превосходстве, то давно бы нас уничтожили, не тратя времени на переговоры.
        Но ты как командир все сделал правильно. Еще несколько минут назад ты был уверен, что тебе противостоят лишь они, - Ульвэ указал на остающихся на своем месте русских воинов во главе с Евпатием, - а тут вдруг появились мы. Но кроме нас за тобой и твоими людьми наблюдают и другие, скрытые от постороннего глаза, наши отряды. После последних слов вражеский командир невольно огляделся по сторонам, пытаясь рассмотреть спрятанные отряды.
        - Не утруждай понапрасну свои глаза, - надменно отреагировал на действия тамплиера Ульвэ. - Ты не заметил нас, так что не заметишь и их. Больше того, наши отряды - лишь передовой авангард. Я уже, когда началась стычка, послал своего человека предупредить основные силы, которые вот-вот будут здесь.
        - Во чешет! - уже совершенно беззлобно, а больше с восхищенным удивлением громко прошептал в кругу своих воинов Глеб. - Хороший понт дороже денег!
        На Глеба тут же цыкнули Евпатий и Прошка, так что ему пришлось мгновенно замолчать.
        А самоуверенный Ульвэ, не моргнув и глазом, продолжал свою браваду:
        - Я предлагаю тебе следующее, брат тамплиер: ты вместе со своими людьми складываешь оружие и, подобру-поздорову убираешься восвояси хоть к своему Колдуну, а хоть куда глаза глядят. Даю слово, что мы вас не тронем. Но это касается только тебя и остальных тамплиеров. Эти же, - Ульвэ махнул рукой в сторону монголов, - отправятся с нами, твои телеги и груз мы, естественно, тоже заберем. Раздумывать некогда, так что не теряй времени и соглашайся, отступать вам все равно уже некуда.
        Вражеский командир еще раз напряженно огляделся по сторонам, взглянул на своих начинавших терять уверенность воинов, а потом остановил свой суровый взгляд на вальяжно рассевшемся в седле Ульвэ. Вид у Ульвэ был такой, словно за его спиной и в самом деле ждет команды целая армия. Он настолько вошел в роль, что даже, наклонившись к земле со спины еще недавно принадлежащего врагу жеребца, сорвал травинку и, сунув ее в рот, стал небрежно гонять маленький стебелек из одного уголка рта в другой.
        - Ты обвинил меня в нерешительности и трусости, - заявил меж тем вражеский командир, - надеюсь, судьба еще сведет нас, для того чтобы я поквитался с тобой за эти слова. Но сейчас у меня есть более важное дело! Я отвечаю тебе, что не принимаю твоих условий и наши переговоры закончены. Я забираю слово!
        Закончив последнюю фразу, тамплиер тут же скомандовал воинам вокруг обоза плотнее сомкнуть ряды, а сам достал большой рог и громко в него протрубил особым образом.
        Ульвэ, поняв, что нельзя терять ни секунды, решил обрушить всю свою мощь на вражеского командира. Приведя в действие свой меч-артефакт, он молниеносно обрушился на того, с кем только что беседовал. Его воины, которые также питались магической силой страшного клинка, тоже ринулись в атаку.
        Но произошло неожиданное. Вместо того чтобы двигаться быстро и молниеносно, воины Ульвэ, как и он сам, наоборот, вдруг стали тяжелы и медлительны. Это свою магическую атаку применил командир вражеского конвоя. У него тоже был собственный артефакт, сила которого заключалась в том, что он вплетался своими магическими нитями в артефакт противника, меняя его действие на противоположное. Вот почему Ульвэ со своими воинами вдруг стал медлителен и нерасторопен.
        Казалось, это был наилучший момент для расправы над четырьмя рыцарями ливонского ордена, однако воины Колдуна и не подумали им воспользоваться. По приказу своего командира они быстро развернули весь обоз, и не теряя времени, двинулись обратно к ущелью, захватив по пути тела бездыханных монголов. А навстречу им, повинуясь протрубившему рогу и покинув свой пост, двинулся каменный страж. Сияя фиолетовыми зрачками, он явно вознамерился прикрыть отступление воинов Колдуна.
        Евпатий, Прошка и Глеб с бойцами оказались словно между двух створок быстро сжимающихся железных тисков. Одной створкой были обоз и его воины, спешащие обратно в ущелье, а другой - воинственный каменный великан.
        - Быстро всем в сторону! - крикнул своим Евпатий. - Прочь, прочь с дороги!
        Повинуясь приказу своего вовремя сообразившего, что делать, командира, русские воины мигом отскочили в сторону, пропуская набиравший скорость обоз и его конвой.
        Отбежав подальше, они остановились, чтобы убедиться, что никто из врагов даже и не подумал их преследовать. Видимо, блеф Ульвэ оказался настолько убедительным, а груз таким ценным, что воины Колдуна решили побыстрее убраться восвояси.
        Но вот у каменного стража была явно другая задача. Пропустив мимо себя спешащий обоз, он решительно направился в сторону Евпатия и остальных.
        - Надо его отвлечь! - крикнул своим русский богатырь. - Рассыпьтесь в стороны, держитесь по одному и не приближайтесь друг к другу!
        Второй раз повторять не пришлось. Все тут же кинулись врассыпную, а страж ненадолго остановился, в замешательстве вертя головой и выбирая, за кем ему погнаться.
        Долго выбирать не пришлось. Один воин, тот, который командовал, отчего-то замешкался на месте, и страж направился прямиком к нему.
        - Евпатий, берегись! - отчаянно крикнул обернувшийся Глеб, видя, что богатырь, опустив голову и не следя за окружающим, роется в своей дорожной сумке.
        - Не лезь! - громко предупредил Глеба ближе остальных находившийся к нему Прошка. - Евпатий знает, что делает! Лучше стража отвлекай! - и сразу после своих слов Прохор стал пускать одну за другой стрелы в голову великану.
        Последовав его примеру, остальные начали делать то же самое. А Глеб даже умудрился попасть из своей пращи прямо в фиолетовый зрачок. Но даже и это меткое попадание никакого вреда каменному стражу не нанесло.
        Но зато за те секунды, на которые великан отвлекся на стреляющих по нему воинов, Евпатий успел достать и положить на ладонь два высушенных лепестка одному ему известного цветка. Ученик мага быстро растер ладонями лепестки в порошок и, взяв в каждый кулак по половине получившейся массы, резко выбросил руки вверх.
        Из разжатых кулаков частички лепестков взмыли в воздух, а Евпатий сделал особое движение пальцами, сплетая магические нити и присоединяя их к брошенным растертым лепесткам.
        В воздухе тут же образовались два крошечных облачка, которые начали быстро подниматься вверх и увеличиваться в размерах. Когда они поднялись выше каменного стража, то это были уже два приличных размеров облака. А взмыв еще выше в небо, облака вдруг стали наливаться темным и превращаться в две большие тучи.
        Решительно настроенный до этого момента каменный страж вдруг отступил и панически завертел своей каменной головой. Он уже не высматривал, на кого бы ему наброситься первым, а словно искал укрытие, где можно будет спрятаться от надвигающейся грозы.
        Тем временем так и не сошедший со своего места Евпатий снова вскинул руки вверх и, будто схватив в воздухе что-то невидимое, плотно сжал кулаки. Затем он, продолжая держать руки над головой, быстро двинул свои кулаки навстречу друг другу, с силой ударив их один об другой.
        В ту же секунду зависшие над каменным стражем две черные тучи, будто привязанные к кулакам ученика мага, сдвинулись друг к дружке, и в небесах сверкнула ослепительная молния.
        Выбрав голову каменного стража как наибольшее возвышение, молния ударила прямиком в нее. А спустя несколько мгновений раздался оглушающий грохот раскатистого грома.
        Когда все пришли в себя, то первым услышали то ли шутящего, то ли, как это частенько бывало, рассуждающего вслух Глеба:
        - Ну я так понял, что дождичка уже не будет? - сказал он, осматривая чистейшие небеса, на которых не было и намека на только что находившиеся там тучи.
        Остальные, как по указке, тоже глянули вверх, а потом на землю, где вместо грозного каменного стража лежала большая груда камней.
        Наконец двинулся со своего места и ученик мага. Евпатий медленно подошел к тому, что еще совсем недавно грозило ему смертельной опасностью, и неожиданно преклонил колено. Богатырь, словно скорбя о погибшем товарище, положил ладонь на один из камней, снял шлем, наклонил голову и что-то тихо зашептал.
        - Чего это он? - в недоумении поинтересовался Глеб у подошедшего Прохора.
        - Говорят, - спокойно начал объяснять тот, - что Колдун заключает в каменных стражей души и силу не до конца убитых болотных великанов. Те мучаются в своем новом обличье, но вынуждены подчиняться воле мага. Однажды Евпатий спас целое семейство этих зеленых местных от облавы, устроенной Колдуном. После чего эти независимые великаны, желающие жить сами по себе и открыто недолюбливающие людей, относятся к нашему богатырю как к брату. Они и сами, бывало, выручали Евпатия. Евпатий искренне считает их своими верными товарищами. Вот почему наш командир, скорбит об убитом каменном страже, как о потере друга.
        Пока следопыт говорил, подъехали вышедшие из-под воздействия магии крестоносцы. Подошел и выполнивший свою миссию Евпатий. Он крепко пожал руку спешившемуся Ульвэ и с чувством произнес:
        - Честно говоря, я до последнего момента в тебе сомневался… Прошу за это прощения и не суди меня строго. Спасибо тебе.
        - Да ладно, - Ульвэ расплылся в широкой улыбке, - я все понимаю.
        - Да, брат, - вставил свое слово Глеб, - ну ты и заливать! В покер с тобой лучше не играть!
        - Во что не играть? - спросил следопыт Прошка.
        - В покер. - еще раз повторил Глеб. - Ну это игра такая, на специальных карточках. Ну типа верю - не верю. Поверил, что у противника больше чем у тебя, сбросил свои карты, а он тебя на самом деле чистым блефом взял.
        - Блефом? - снова переспросил Прошка.
        - Ну да, блефом. Это вранье такое, только красивое и с выгодой. Разновидность обмана, понимаешь?
        - Ну хватит уже! - прервал дискуссию Евпатий. - Не до игр нам сейчас, - голос богатыря, несмотря на удачный исход событий, был суров и нерадостен. - То, что животы сберегли, это, конечно, хорошо, а вот монгола нам пленить так и не удалось. Так что теперь наш путь к Великому озеру лежит, где Каэр Конан, замок Колдуна, посреди острова стоит. Границы озера степные кочевники контролируют, среди них и монголы вполне могут быть. А отсюда надо убираться поскорей. Да и путь у нас не из коротких.
        Мешкать не стали. Коней, что отбили у конвоя, пришлось оставить. Лишние им были ни к чему, а свои без брони - быстрее и легче.
        Поначалу ехали, все время оживленно обсуждая недавно произошедшую стычку. Особенно все восторгались смелостью Ульвэ, Трувора, Генриха и Михаса. Не меньше восторженных возгласов было и в сторону Евпатия, который с помощью магического искусства поверг, казалось бы, неуязвимого каменного стража.
        Затем страсти поутихли. Разговоры сошли на нет. И весь отряд молча продвигался по намеченному многодневному пути. А Евпатий с сожалением думал о том, что ему так и не удалось распознать, что же было в так тщательно охраняемом обозе. Самое интересное, что никаких, даже малейших признаков присутствия магии в телегах не было. Что же тогда так тщательно скрывает и добывает в Ничейных горах Колдун?
        Но, как говорится, нет худа без добра. Хотя мероприятие с пленением татарина непредсказуемо затягивалось, но зато теперь Евпатий был уверен и в рыцарях Ульвэ, и в бойцах Глеба. И те и другие показали себя более чем надежно.
        Гемябек лениво пошевелил палочкой угольки костра и широко зевнул. Шаманы не обманули, после смерти он переродился в мире, который был идентичен земному. Правда, один из местных ханов, попросту называемый Колдуном, уверял, что Гемябек вовсе не умер, а спасся и переместился сюда именно благодаря его, Колдуна, усилиям, но это было очень сомнительно.
        Вообще, если бы Гемябека убили бескровно, как это принято по монгольским обычаям, то он снова возродился бы в земном мире и стал воином. Конечно, когда тебе ломают хребет, притягивая пятки к затылку, а потом бросают в степи, приятного мало. Ты можешь лишь лежать, смотреть в небо да слышать, как возле тебя собираются птицы и дикие звери, предвкушающие легкую добычу и пиршество. Но зато есть надежда на следующую земную жизнь.
        Кипчаки убили его совсем не так, как принято по монгольским обычаям. Они привязали его ноги к двум лошадям, которые рванулись в стороны, разрывая тысячника на две части. Была пролита кровь, поэтому и оказался воин Чингисхана здесь.
        Служить хану Колдуну было просто, но скучно. Сидеть на одном месте Гемябек не привык. Ему никогда не были понятны те народы, что так отчаянно держатся за насиженные места и земли. Зачем? Земли ведь много, чего за нее держаться? Земля и дом степняка там, куда он перегонит свои стада и поставит юрту. И это правильно.
        Все те, кто сидел, запершись, в собственных городах, были покорены непобедимым монгольским войском. Если же у жителей таких городов хватало ума не сопротивляться и они успевали сдаться до первого полета боевой стрелы, то они вполне могли присоединиться к непобедимым кочевникам. Надо было лишь вовремя платить дань, которая составляла десятую часть от всего, что у них есть, да по первому требованию предоставлять союзное войско.
        Войско переходило в полное подчинение полководцам Чингисхана и было устроено по монгольскому принципу. Десять тысяч человек назывались туменом, который делился на десять частей по тысяче воинов. Каждой такой тысячей управлял тысячник, в подчинении у которого было десять сотников. Сотники командовали десятниками, у каждого из которых было в подчинении по десять воинов. Все слушались своих военачальников беспрекословно, ибо за ослушание наказание одно - смерть. И это было правильно.
        Смерть также ждала воина, если даже не он сам, а любой из его десятки струсит или не выполнит приказ. Один из десяти не бросился с остальными рьяно в атаку? Всем десяти - смерть! Кого-то из десятка пленили, а остальные не бросились его выручать? Всем десяти - смерть! А если вдруг, например, побежит с поля боя десяток, то всей сотне - смерть!
        Пощады не было никому. Ни своим, ни чужим. Ибо, как говорил великий хан всех монголов Чингисхан: «Плод пощады - сожаление».
        Напрасно те народы, что не сдавались сразу и задумывали сопротивление, надеялись договориться после. Их имущество и они сами были обречены.
        Брать их города-крепости было совсем не сложно. Надо было лишь обложить город со всех сторон и бесперебойно атаковать, не давая покоя защитникам ни днем, ни ночью. Своих же воинов разделить, и когда одни атакуют, другие отдыхают.
        Если город стоит на реке, то роются каналы, меняющие направление ее течения. Жители остаются без воды и быстро изнемогают.
        Можно сделать и наоборот - повернуть русла рек таким образом, что те затопят город вместе с жителями.
        Гемябек невольно усмехнулся, вспоминая, как отчаявшиеся защитники посылали к ним своих послов для переговоров. Хитрые монголы согласно кивали, уверяя, что и сами утомлены долгой осадой. Они обещали, что оставят всех сдавшихся в живых, надо только, чтобы жители города вышли наружу, воины Чингисхана, согласно своему обычаю, их пересчитают и отпустят.
        Конечно же, никого не отпускали. В живых оставляли лишь тех, кто мог быть полезен своими знаниями или умениями, остальные беспощадно уничтожались. Из их тел вытапливали жир, которым впоследствии забрасывали другие непокорные города, чтобы те лучше горели.
        Каждый такой город подлежал полному разграблению и уничтожению.
        Гемябек скосил глаза в сторону, заметив, что к нему приблизился один из его нынешних подчиненных. Воин остановился невдалеке, ожидая, когда его командир подаст сигнал, разрешающий приблизиться.
        «Пусть подождет, - подумал бывший тысячник монгольского войска. - Не хватало еще, чтобы я тут же обращал внимание на каждую кипчакскую собаку!»
        Ожидающий воин действительно был кипчаком. Или, как их называли русичи, половцем. Он прекрасно понимал, что его давно заметили, но без сигнала ближе подойти и заговорить не смел. Слишком сильным и не стираемым даже в этом мире был его страх перед любым татарином.
        Много лет кипчакский народ пытался сбежать от мести монголов, уходя все дальше на запад. В конце концов они обосновались в Венгрии, где жили мадьяры, повелитель которых и дал кипчакам право жить в его стране.
        Но то, что не свершилось при Чингисхане, довершил его внук, хан Бату. Он прошел далеко на запад от родных земель, покорив русичей, настигнув кипчаков и уничтожив как их, так и давших им кров. Мадьяры дорого заплатили за приютившихся на их землях кипчакских кочевников.
        Здесь у Колдуна на службе было много разных кочевых племен. Зная страх кипчаков перед монголами, маг всегда, если была такая возможность, ставил во главе половецкого отряда татарского воина.
        Устав стоять, кипчак, не сводя глаз с командира, сел на траву для дальнейшего ожидания.
        Гемябек не торопился. Ожидавший воин невольно напомнил бывшему тысячнику его последний поход.
        После сокрушения Хорезма, который считался непобедимым и сильнейшим государством, Чингисхан направил двух своих лучших полководцев, Джебэ-нойона и Субедейбагатура, в погоню за хорезмшахом Мухаммедом. Этот глупый пес посмел в свое время не просто не принять предложение могущественного Чингисхана о союзе и присоединении, а еще и приказал убить монгольских послов! Мало того, когда не знающий поражений Субедей-багатур настиг и уничтожил презренных меркитов, до этого считавших себя непобедимыми, Хорезмшах, наблюдавший за битвой, решил воспользоваться моментом и напал на ослабленное войско Субедея.
        Но хитрый барс Субедей-багатур не стал тогда сражаться с войсками Хорезма. Он увел своих воинов под покровом ночи, а глупый шах Хорезма возомнил себе, будто монголы испугались его силы и бежали. Нет, монголы никогда не бегут с поля боя. Ведь за бегство наказание одно - смерть. Они могут лишь отступить, чтобы рано или поздно вернуться и наказать того, кто возомнил себя выше их.
        Гемябек поиграл скулами и, презрительно прищурившись, взглянул на ожидающего в стороне кипчака.
        Тот с надеждой подался вперед, но бывший тысячник надменно отвернулся и продолжал думать о своем.
        Он не знал, действительно ли Чингисхану так требовалось уничтожить бывшего правителя уничтоженного монголами и более не существующего Хорезма или это был только хороший предлог для разведки западных направлений. В любом случае, когда обессиленный от погони и раньше ее настигшей его болезни Мухаммед скончался на острове посреди моря, тумены Джебэ-нойона и Субедейбагатура назад к Чингисхану не повернули.
        Как тысячнику, Гемябеку вовсе не обязательно было знать, какой приказ у Джебэ и Субедея от великого хана всех монголов. Это их дело. А он должен лишь беспрекословно выполнять приказы и следить за своими воинами. И Гемябек делал это исправно. Он мог в любой момент построить любой десяток или даже сотню и лично проверить каждого воина на наличие обязательного снаряжения.
        В первую очередь как основное оружие монгольского воина в снаряжении должен был присутствовать добротный исправный лук с тремя туго набитыми колчанами смертельных стрел. Допускалось, кроме одного лука, если он не очень хорош, иметь один или два запасных. У каждого воина обязательно должен был быть топор и веревки, чтобы тащить осадные и метательные орудия. Вот, собственно, и все нехитрое снаряжение, которое обязательно должно было присутствовать у каждого.
        Но после многочисленных побед и походов большинство воинов значительно разбогатело, они обзавелись острыми, заточенными с одной стороны, слегка загнутыми мечами и трофейными кольчугами. Многие также имели специальные копья снабженные крюками. Это для того, чтобы стаскивать с коней всадников.
        В подчиненных Гемябеку сотнях всегда был порядок. Лошади специально подбирались одной масти, а воины были одеты в одежду одинаковых цветов. Так было проще управлять ими и распознавать их.
        Уставший от ожидания кипчак вдруг набрался смелости и негромко кашлянул. В ответ Гемябек наградил его таким суровым взглядом, что тот тут же пожалел о своей неслыханной наглости. Не знай он точно, что командир специально медлит, то уже наверное бы удалился, оставив свой доклад на потом. Но теперь этого уже сделать было ни в коем случае нельзя.
        А специально заставляющий своего подчиненного ждать Гемябек снова углубился в воспоминания. Вспомнил, как непривычно было кочевникам идти через кавказские горы. Привыкшие к просторам широких степей тумены Субедея и Джебэ были вынуждены сбиваться в плотные колонны. Ни люди ни кони не были привычны к узким проходам среди горных вершин.
        Таким положением монгольского войска решили воспользоваться горделивые и любящие кичиться своей силой горные народы.
        Гемябек снова невольно усмехнулся, вспоминая, чем закончилась глупость горцев, возомнивших себе, что среди родных вершин, утесов и ущелий они с легкостью одолеют непрошеных монголов.
        А ведь никто не собирался завоевывать, разрушать и грабить. Субедей-багатур и Джебэ-нойон лишь искали проход среди гор, чтобы их тумены спокойно прошли дальше в западные земли.
        Но горцы решили по-другому. Подчинив и покорив до этого большинство соседей, они собрали армию, во много раз превосходящую численностью незвано пришедших монголов. К тому же полководцы и правители горных народов заручились союзом и поддержкой тех самых кипчаков, один из которых сейчас был вынужден ожидать, когда Гемябек соизволит обратить на него внимание.
        Однако неустрашимые полководцы Чингисхана, выполнявшие волю последнего, и не думали уклоняться от значительно превосходящего их врага. Для начала они тайно встретились с вождями союзных горцам кипчаков и сумели их убедить, чтобы те не ввязывались в бой, а, покинув чуждое для них войско жителей гор, увели своих людей обратно в половецкие степи.
        Кто знает, возможно, уже тогда, одаривая кипчакских князей и уверяя, что они монголам чуть ли не родственники, и Субедей-багатур, и Джебэ-нойон, на самом деле твердо вознамерились наказать половецких кочевников. Этого Гемябек не знал. Но в одном он был уверен точно: даже сама попытка вступить в союз против монголов была для кипчаков непоправимой ошибкой.
        Лишившись предавших их союзников, полководцы горцев не умерили свой пыл и решили, что даже без кипчаков легко одолеют монгольское войско. Еще бы, ведь их армия, даже без степняков, все равно в несколько раз превосходила силы монголов.
        Горцы не отказались от мысли показать, кто хозяин в этих горах, и приготовились встретить Джебэ-нойона и Субедей-багатура у горного ущелья. Там привыкшей действовать на просторе монгольской коннице не будет места для маневра и обширных атак.
        Все воины жителей гор были пешими ратниками, а у монголов, наоборот, пеших, впрочем, как и всегда, не было вовсе.
        Среди высоких гор на плотные ряды горного воинства могли одновременно напасть не более сотни конников. Но и этого оказалось вполне достаточно для таких опытных полководцев, как Субедей и Джебэ.
        Все началось согласно обычной тактике воинов Чингисхана. Сотня конных нукеров вихрем неслась к недвижимо стоящей вражеской армаде и, осыпав врага несколькими залпами стрел, воины мчались обратно. Так продолжалось до тех пор, пока горцам это не надоело и они не решили одним мощным броском всего своего войска уничтожить трусливых, по их мнению, дикарей.
        Огромная лавина вооруженных людей устремилась за ускользающими и избегающими рубки монголами.
        Никто из горцев никогда раньше не имел дело с метательными машинами китайских мастеров-инженеров. Так что горные воины нисколько не насторожились, когда увидели впереди непонятные деревянные конструкции. И совершенно напрасно.
        Как только увлекаемая отступающей конницей людская масса неустрашимых горцев приблизилась на расстояние выстрела метательных машин, китайским мастерам был отдан приказ разрядить свое страшное оружие.
        Начиненные порохом огненные снаряды, сея ужас и панику, со страшным грохотом обрушились на головы затеявших сражение жителей гор. Люди, давя друг друга в этой сумятице, метались из стороны в сторону, не зная, куда им укрыться от несущих смерть снарядов. Задние воины давили на передних, передние, пытаясь бежать, на задних, а китайские мастера все пускали свои разрывающие на части и поджигающие заживо бомбы.
        Таким образом было уничтожено великое горное воинство. Те из горцев, кто избежал смерти под обстрелом катапульт, совершенно потеряли боевой дух, и были без труда добиты тяжелой монгольской конницей.
        Трупов оказалось так много, что для дальнейшего продвижения туменов Джебэ-нойона и Субедей-багатура, тела пришлось растаскивать специальными крючьями. Иначе конница увязла бы в них по колено.
        Пройдя через горы и уничтожив по пути еще много селений, монголы наконец достигли хоть и не родных, но привычных и коням, и людям степей.
        Вспомнив те степи, Гемябек невольно покосился на ожидающего кипчака. Ведь те степи принадлежали именно его племени. И именно там эти собаки совершили свою вторую непоправимую ошибку.
        Когда шедший первым тумен Субедея был атакован напавшими сзади кипчакскими войсками, видимо уверенными, что это арьергард всего монгольского войска, хитрый барс Субедей-багатур незамедлительно послал вестника к Джебэнойону.
        Получилось, что глупые кипчаки сами устроили себе ловушку. Они, как клещами, были раздавлены развернувшим свое войско Субедеем и подоспевшим сзади Джебэнойоном.
        Те, кому удалось бежать, рассказывали, что это не они напали на монгольское воинство, а сами монголы нарушили данное в горах обещание ид оговор о мире. Но Гемябек-то знал, что кипчаки просто переоценили свои силы, решив показать, кто на самом деле хозяин этих степей.
        Дальнейшие воспоминания вызвали довольную блуждающую улыбку на лице бывшего тысячника монгольского войска. Гемябек находился под командованием туменного Джебэ-нойона, поэтому когда тот, разделившись с Субедеем, повел свое войско в Крым, Гемябек, конечно же, последовал за ним.
        В Крыму было великолепно. За исключением взятия половецкого Судака, монголы жили в нем мирно. Жившие на полуострове греки спокойно отнеслись к незвано явившимся монгольским воинам. Они не пытались показать чужакам, что эти земли принадлежат им и пришлым кочевникам здесь делать нечего. Места на полуострове для всех было достаточно. Раз пришли, пусть живут.
        Сам Гемябек не раз бывал в Херсонесе, бродил по рынкам и площадям. Греки относились к татарам с интересом и удивлением, но без вражды. Еще бы, ведь много греческих купцов да и просто торговцев, нажили за счет пришлых кочевников неплохой капитал. К тому времени монголами было завоевано и разграблено столько народов, что любой из них был просто неслыханным богачом.
        Основанное монголами селение было настоящим городом-садом и не зря было названо Бахчисараем. Оттуда до греческого Херсонеса путь лежал совсем недалекий. Вот почему тысячник монгольского войска Гемябек вместе с другими так часто навещал соседних греков.
        Разве мог он, казалось, еще совсем недавно предположить, что мягкий желтый металл из которого ничего толкового-то и не сделаешь, и цветные камни дают такую власть над людьми? И что на эти, вроде как совсем бесполезные вещицы можно купить себе все, что угодно.
        В родных монгольских кочевьях всегда ценились шкуры и мясо животных, поголовья скота, изделия из твердых металлов и многое другое, что можно было есть, носить или использовать с выгодой. А оказалось, что несъедобные, не согревающие в холод, не помогающие добыть зверя вещи тоже могут быть полезны и весьма дорого стоить.
        Как же, по правде сказать, Гемябеку хотелось остаться в солнечном Крыму. Он даже, хоть и не подавал вида, немного завидовал тем счастливчикам, которые были оставлены на полуострове, дабы заложить в нем основу для крымского ханства.
        Но повинуясь воле своего военачальника, тысячник последовал за ним обратно в половецкие степи, где был пленен вставшими на сторону кипчаков урусами. А те уже передали его для расправы своим степным союзникам.
        При последних воспоминаниях Гемябек снова покосился в сторону замершего в ожидании подчиненного.
        - Ну чего тебе?! - рявкнул он вдруг так неожиданно, что чуть было не задремавший в ожидании кипчак подскочил на своем месте и первые секунды стоял, глупо вытаращив глаза и открыв рот. Так, словно и забыл, зачем пришел.
        - Ты что, онемел? Или язык откусил от счастья, что я на тебя взор обратил?
        Половец быстро замотал из стороны в сторону головой, и наконец произнес:
        - Те силки, что мы ставили в ближайшем пролеске, в один из них попал заяц. Он все еще жив. Ты ведь велел без тебя добычу не трогать.
        Ничего не ответив, Гемябек поднялся со своего места и, не удостоив кипчака больше ни словом, ни взглядом, пошел к тому самому пролеску, где ждала его пойманная добыча.
        Кипчак, когда мимо него проходил командир, уткнулся лбом в землю и не смел поднять взора, пока Гемябек не удалился. Половец тоже не верил, что Колдун просто переместил татарина из мира земного в этот. Ведь он сам был свидетелем того, как монгольскому тысячнику делали размычку с помощью двух лошадей. А еще он видел, как отрезанная голова Гемябека болталась привязанная к седлу одного из их предводителей. Разве можно оживить, пусть и в другом мире, человека, которого сначала разорвали, а потом еще и отрезали голову?
        И пусть волшебник, которому они служат, уверяет, что на земле остаются только замененные копии тел тех, кто переместился сюда, он в это не верит. Ведь он-то точно видел, что тело Гемябека было его собственным, а не замененным! Скорее уж можно вообразить, что все эти монголы двуличные дьяволы! Вот и этот никогда не упустит случая, чтобы оскорбить или отвесить лишнего тумака. Даже удивительно, что сейчас он просто прошел мимо, а не пнул по дороге.
        Тем временем Гемябек уже подошел к заветному пролеску. По законам ясы, зверю, пойманному для еды, ни в коем случае нельзя было перерезать горло. Его следовало распять за лапы вниз головой, еще живому вспороть брюхо и вырвать рукой еще бьющееся сердце. Кипчаки могли все испортить, вот почему Гемябек приказал им даже не приближаться к пойманной добыче.
        Наконец бывший тысячник приметил запутавшегося в петле серого зайчишку. Эх, это конечно не та славная охота, когда монголы большими силами собираются вместе, а затем, окружив насколько возможно большую территорию, постепенно сужают кольцо. Таким образом весь попавший внутрь людского окружения зверь сбивается в кучу и расстреливается из луков. Так же происходит и на войне, чтобы могло сбежать как можно меньше врагов.
        Гемябек, потирая от предвкушения руки, приблизился к зайцу. И тут неожиданно, словно бросившаяся змея, в воздухе метнулась серая тень. На плечи бывшему тысячнику монгольского войска упал аркан из прочной веревки и мигом затянулся.
        Ошарашенный таким неожиданным поворотом событий Гемябек только и успел, что посмотреть в ту сторону, откуда была брошена тугая петля. Его глазам представились два русича при полном вооружении, один постарше, но зато более высокий и широкоплечий, другой помоложе. Тот, что помоложе, и держал в руках затянувшуюся на плечах бывшего тысячника веревку.
        - Валим! - полушепотом крикнул молодой, и от сильного рывка Гемябек ничком свалился на землю.
        - Ты вяжи его сразу, а я рот заткну, чтобы не орал! - добавил тот, что постарше.
        И тут Гемябек, взвыв, словно дикий зверь, изловчился и, согнувшись к ногам, выхватил из-за голенища острый нож. Затем он, все еще не поднявшись с земли, мигом обрезал натянутую веревку, скинул аркан, а затем и наказал оказавшегося более быстрым молодого русича.
        Тот уже было намеревался навалиться сверху, но Гемябек, чуть приподнявшись и целя так, чтобы перерезать сухожилия, чиркнул молодого ножом по ногам.
        Пока тот, скорчившись от боли, падал вниз, бывший тысячник уже сгреб свободной рукой горсть земли и, приподнявшись на одном колене, швырнул землю в глаза второму подбегающему русичу. Тот инстинктивно отпрянул, а Гемябек тут же что было мочи пнул его ногой в живот.
        Не задерживаясь больше в пролеске, монгол, так, что аж пятки засверкали, рванул обратно к своему дозорному отряду. Все его тело била противная дрожь, а на спине выступил мерзкий холодный пот. Уж чего-чего, а снова, пусть и в этом мире, попасть в плен к русичам он не хотел.
        Не переставая бежать и не оглядываясь, Гемябек громко кричал:
        - Урус! Урус! Урууус!
        Выбежав на открытое пространство, он увидел как ему наперерез из пролеска выбегают еще несколько русичей.
        Всполошенные поднятым шумом и громкими криками своего командира кипчаки, быстро вскочив на коней, метнулись в сторону пытавшихся настигнуть монгола русских. Но не успев преодолеть и нескольких метров, они увидели, как теперь уже наперерез им самим выехали из-за ближайшего холма другие конные воины. Это были уже не русичи. Но действовали они явно заодно.
        Увидев, как при появлении воинов, про которых Гемябек слышал, что они называют себя воинами господа, его подчиненные заметались в нерешительности, бывший тысячник гневно закричал:
        - Чего вы остановились, как трусливые псы?! Коня мне! Скорее коня!
        Но кипчаки и не подумали выполнять приказ. Бросив взгляд на быстро приближающихся конных рыцарей, затем на русичей, они, переглянувшись, решительно развернули коней и поскакали прочь.
        - Стоять! Стоять, собаки! - срывая голос, чуть ли не заверещал Гемябек. Но ответом ему была лишь обернувшаяся и многозначительно ухмыльнувшаяся физиономия того самого воина, который сообщил ему о попавшем в силки зайце. Напоследок этот воин еще и проскакал мимо коня Гемябека и с силой хлестнул того плетью. Конь громко заржал и тоже рванул прочь.
        Скрежеща зубами от злости и бессилия, бывший тысячник решительно схватился за свой лук.
        Первым порывом было пустить стрелу в спину удаляющимся предателям, но, совладав с собой, Гемябек развернулся в сторону русичей.
        Конные рыцари, проскакав немного за удаляющимися кипчаками, остановились на месте. Видимо, они опасались, что те еще могут вернуться, поэтому контролировали пространство между беглецами и их попавшим в ловушку командиром.
        Гемябек, выбрав своей мишенью центрального воина из того отряда, что бросился ему наперерез, быстро спустил тугую тетиву. Уже через мгновенье стрела должна была пронзить горло врагу.
        Но, откуда ни возьмись, налетел порыв ветра, который сбил стрелу с намеченной траектории, и она пролетела между двумя русскими воинами.
        Монгол быстро вложил в тетиву следующую стрелу и снова прицелился. Он на секунду засомневался, брать ли ему упреждение на ветер. С одной стороны, ветра вроде не было, а с другой, ведь взялся откуда-то предыдущий порыв. Пока Гемябек размышлял, держа натянутым свой тугой лук, прочная тетива, издав предательский звон, неожиданно лопнула.
        Не веря своим глазам и не понимая, отчего ему вдруг так не везет, бывший тысячник уставился на ставший сейчас бесполезным лук.
        В это время тот воин, которого только что намеревался сразить монгол, что-то резко крутанул возле своего бедра.
        - Татарин нужен живым! - услышал Гемябек громкий выкрик со стороны пролеска. Это из него показался тот самый широкий в кости русич, что был с молодым.
        В ответ воин, которого спас порыв ветра и лопнувшая тетива, понимающе кивнул и быстро взметнул свое оружие над головой. Сделав им там несколько витков, он разжал кулак, и спустя мгновенье в грудь Гемябеку ударил тяжелый камень.
        Снаряд угодил прямиком в солнечное сплетение. Туда, где под рубашкой из грубого шелка висела китайская монета с изображением дракона и квадратной дырочкой посередине. Монета была срезана с шеи пленного, который утверждал, будто она уберегает своего обладателя от смертельных ран. А рубашки из грубого шелка Чингисхан после завоевания Китая приказал носить всем своим воинам. Грубый плотный шелк не пробивался наконечниками пущенных стрел, а просто вбивался в рану. Потянув за края ткани, такой наконечник было несложно извлечь.
        Но бывшему тысячнику было сейчас не до этого. Попавший точно в сплетение нервных окончаний камень будто пригвоздил его грудную клетку к позвоночнику. Гемябек словно рыба открывал рот, но не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
        Подбежали русичи, и быстро опрокинув и обезоружив монгола, стали вязать его по рукам и ногам. Пока вязали, к Гемябеку вернулась способность дышать и говорить.
        - Проклятые урусы! - извиваясь, брызгая слюной и пытаясь отбрыкиваться, шипел пленник. - Чтоб вы все сгнили заживо, а в ваших головах завелись черви! Чтоб вы питались только собачьим дерьмом! Чтоб в ваши тела вселились кровососущие демоны, не дающие покоя вашим проклятым душам ни днем ни ночью! Чтоб вас заживо сожрали дикие звери!
        - Ты чего это так разошелся, родной? - ставя Гемябека в вертикальное положение, спросил его тот самый воин, который сразил его камнем. - Мы вроде как первый раз встречаемся, а ты ругаешься так, словно всю жизнь на нас зло держал, а сейчас наконец-то тебе выговориться удобный случай выпал.
        Находившиеся рядом русские воины на сказанную реплику весело засмеялись, а Гемябек, злобно выпучив глаза и сложив губы трубочкой, подался к говорившему и метко плюнул ему в лицо.
        - Ах ты, морда татарская! - не на шутку разозлился воин, сжал кулак и широко размахнулся для сильного удара. Гемябек, приготовившись к зуботычине, зажмурился, но удара не последовало. Приоткрыв глаза, он увидел, что удар воина остановил тот самый русич, что был с молодым в пролеске.
        - Не горячись, Глеб, - сказал он, словно тисками удерживая запястье того, что хотел ударить. - Понимаю, обидно, но придется стерпеть. Надеюсь, слюна у него не ядовитая, так что, кроме обиды, другого ущерба тебе не будет. Потом с него извинения возьмешь.
        - Да кто его, Евпатий, знает, - высвобождая руку, но успокоившись, ответил Глеб, - очень даже может и ядовитая у него слюна. Он прям весь как будто злобой и ядом пропитан. Вон какие эпитеты в нашу сторону выдавал. Я даже думаю, что он собственной слюной наконечники своих стрел смазывает, чтоб уж наверняка врага убить.
        - Ну вот и хорошо, что к тебе вернулась обычная шутливость, - улыбнулся на ответ Глеба Евпатий. - А рот мы ему, пожалуй, заткнем. Нет, не для того, конечно, чтобы он больше не плевался, а чтобы не шумел. Нам лишний шум совсем ни к чему, - и взяв стальными пальцами Гемябека за нижнюю челюсть, русский богатырь, слегка надавив, моментально разжал пленнику рот и запихал в него большой кусок тряпки.
        - Евпатий, да ты ему, кажись, до самой утробы кляп засунул. Не задохнется?
        - Интересный ты человек, Глеб, - для надежности повязывая поверх кляпа веревку и затягивая ее на затылке пленного, ответил Евпатий, - только что убить его за плевок готов был, а теперь волнуешься, переживаешь. Ничего ему не будет. Сопит вон в две дырочки.
        Дальше Гемябек увидел, что из пролеска, уже верхом, выехал раненный им молодой русич. Одна нога у него была плотно забинтована собственной, порванной для этой цели рубахой.
        - Сильно он тебя? - поинтересовался у подъехавшего раненого Евпатий.
        - До лагеря дотяну, - не особо воодушевленно ответил тот. - Но только верхом.
        - Так и мы верхом! - находясь явно в приподнятом расположении духа от успешного захвата пленника, ответил богатырь. - А ногу твою знахарь вылечит! Будешь еще скакать не хуже прежнего. Давайте-ка все остальные тоже за лошадьми. Этому, - Евпатий кивнул на татарина, - мешок на голову надеть не забудьте. И Ульвэ со своими пусть возвращается. Пора нам отсюда побыстрее, а то, не ровен час, удравшие половцы еще подмогу приведут.
        Гемябеку, как и было приказано Евпатием, надели на голову мешок, взвалили его поперек седла одного из наездников, и повезли в неизвестном для него направлении.
        И один только серый зайчишка остался в полном одиночестве в своей ловушке.
        Глава 17. Кодекс наемника
        Крагх скучал на своем боевом посту. Вот уже несколько месяцев они с сестрой охраняли это свободное поселение. Караульная служба вообще была делом скучным, но обязательным. А поскольку ничего другого наемники детям драконов не доверяли, то приходилось мириться со своей участью.
        - Будь здоров, драконья голова! - громко и бесшабашно поприветствовал последнего из рожденных проходящий мимо ремесленник.
        Крагх в ответ молча кивнул и равнодушно посмотрел вслед человеку, который, попав в эти земли, не стал на путь воина, а просто жил своей жизнью в свободном поселке. Он выделывал добываемые охотниками шкуры животных, после чего шил из них различную одежду, чехлы для оружия и еще много чего другого. С этого человек вполне достаточно имел на жизнь, да еще и откладывать удавалось. Он, как и другие, платил часть прибыли наемникам за защиту и был этим вполне доволен.
        Поначалу жители поселка восприняли появление среди их охранников детей драконов весьма настороженно. Но поскольку уже многие десятилетия доверяли наемникам, то быстро привыкли к этому необычному обстоятельству.
        Еще полгода назад никто и предположить себе такого не мог, чтобы в рядах наемников были представители местных. Но случилось то, что случилось, и назад уже ничего не вернуть.
        Вырвавшись благодаря чудесному и необъяснимому появлению русичей из лап Некроманта, Сильмара и Крагх на захваченных лошадях, не теряя времени, направились в родные земли.
        И вот, казалось бы, совсем немного оставалось до родных болот, где можно было нырнуть в свои подземелья, как их ожидал неприятный сюрприз. У болотных крыс начался брачный период.
        Подъезжая к опушке леса, того самого в непроходимых чащобах которого находились владения Чародея, а также лагерь русичей и Болотный замок, дети драконов, не сговариваясь, остановили лошадей и тревожно переглянулись.
        - Ты тоже их почувствовал? - присоединилась Сильмара к брату.
        - Еще бы, - тоже мысленно ответил тот, - вкус болотных крыс, да еще в таком количестве, ни с чем не перепутаешь.
        Не успели они обсудить, что делать дальше, как зафыркали и начали тревожиться их трофейные лошадки.
        В это время из лесной чащобы показались первые заостренные морды созданий величиной с откормленную собаку. Крысы выходили из леса, для того чтобы зачать потомство и вернуться обратно в свои болота.
        Почему было устроено так, что в брачный период эти твари, весь год не покидающие сырых болот, устремляются в сухие и просторные места, было неизвестно. Но каждый знал, что даже болотным великанам лучше не стоять в этот период на их пути.
        Пока брат с сестрой в нерешительности наблюдали за выходящими из леса болотными крысами, этих тварей показалось уже столько, что казалось, даже лесные деревья начали уступать им в численности.
        - Уходим, пока не поздно! - взволнованно бросила Сильмара.
        Кивком головы брат согласился, но время уже было упущено. Крысы их заметили.
        Огромная масса серых тел, как единое целое, бросилась в сторону двух замерших всадников. Картина была еще страшнее тем, что крысы не издавали ни звука. Лишь шелест тысяч лап по свежей весенней траве, был свидетелем неминуемо приближающейся смерти.
        Быстро развернувшись, всадники, отчаянно понукая коней, бросились прочь от надвигающихся усатых морд с торчащими острыми клыками.
        Поначалу казалось, что кони должны без труда ускакать от опасности, но все обернулось иначе. Уставшие от многодневных переходов животные начали постепенно сбивать темп и терять силы. А вот болотные крысы, совсем наоборот, почувствовав досягаемость своих жертв и скорую добычу, заметно ускорились.
        Наконец первые заостренные морды с вожделенно стекающей по клыкам слюной поравнялись с чуть приотставшим конем Крагха. Сразу несколько болотных крыс бросились на обреченное животное и без труда его завалили.
        Последний из рожденных, успев услышать лишь предсмертное жалобное ржание коня, кубарем слетел на землю. Сгруппировавшись, Крагх тут же вскочил и, обернувшись, увидел, как в считанные секунды серые тела полностью покрыли и разорвали на части только что несшее его животное.
        Сильмара, успев сплести заклинание упругой кожи, быстро развернулась и хотела помочь брату, затащив его на своего коня. Но не успела она приблизиться, как опасные животные мгновенно атаковали и ее. Как и брат, она успела соскочить с падающей замертво лошади и оказалась на земле рядом с Крагхом.
        Плечом к плечу брат с сестрой, оскалив свои драконьи пасти, приготовились дать свой последний бой. От захваченных у русичей коней остались лишь обглоданные скелеты, и теперь вопросом было лишь то, когда огромная крысиная масса умертвит драконоголовых.
        Поначалу спасало заклинание упругой кожи. Крысиные зубы были остры, но микроскопические податливые чешуйки легко справлялись с атаками болотных крыс.
        Однако агрессивные животные, быстро сообразив, что к чему, начали бросаться детям драконов в область головы. Сильмара и Крагх держались как могли. Не имея оружия, они сами рвали и кусали своих врагов, уничтожив уже не один десяток серых тварей. О том, чтобы победить или выжить, конечно, не могло быть и речи, просто дети драконов пытались подороже продать свои жизни.
        Крагху сильно мешала его поврежденная нога, но несмотря на это, он, благодаря большой природной выносливости и силе, держался дольше сестры.
        Когда Сильмара от усталости уже не могла реагировать на бесконечные атаки достаточно быстро, сразу несколько болотных крыс, одновременно набросившись, повалили ее на землю.
        Увидев плачевное положение сестры, Крагх, не обращая внимания на собственных врагов, стал оттаскивать серых тварей от отчаянно барахтающейся Сильмары. Но пытаясь помочь предводительнице, он сам тут же был опрокинут жаждущими расправы и смерти болотными отродьями.
        Перед глазами замелькали усатые оскаленные морды, язык чувствовал вкус тысяч серых тел, а тело, хоть и было пока защищено заклятьем упругой кожи, но затряслось от пытающихся разорвать его на части сотен острых зубов.
        Сильмара чувствовала то же самое. Еще какие-то мгновения - и она поняла, что застилающая взор кровавая пелена и невозможность больше удерживать магические нити, позволяющие сохранять заклинание упругой кожи - это и есть конец.
        Еще в детстве Крагх слышал, что последнее чувство, которое отключается во время смерти человека или представителя племени детей драконов - это слух.
        «Неужели последними звуками, которые я услышу в этом мире, будут звуки чавкающих болотных крыс, с удовольствием пожирающих меня и мою сестру?» - подумал Крагх, вцепившись своей драконьей пастью поперек головы, по всей видимости, своей последней жертве.
        Но вдруг, дети драконов совершенно отчетливо услышали необыкновенную по своей красоте и чистоте музыку. Музыка разлилась по лесной опушке, словно кто-то невидимый заиграл на волшебной флейте.
        Ощущение волшебства пришло еще и потому, что, как только зазвучали первые ноты, болотные крысы вдруг замерли, а потом, одна за другой, поднялись на задние лапы, навострили уши и повернули свои морды к источнику звука. Совершенно потеряв всякую агрессию и забыв про драконоголовых, болотные крысы, продолжая стоять на задних лапах, начали раскачиваться из стороны в сторону в такт льющейся из лесной чащи мелодии.
        Не веря, что они еще живы, и совершенно не понимая, что происходит, Сильмара и Крагх приподнялись с земли. Оглядев несколько десятков убитых ими серых тварей, они, помогая друг другу, встали в полный рост и огляделись.
        Это было невероятное зрелище. На протяжении всего пространства лесной опушки, насколько хватало глаз, везде были стоящие на задних лапах и раскачивающиеся под звуки флейты болотные крысы.
        Музыка раздавалась прямо из леса. Кто играл, было не видно. То ли играющий специально укрылся за деревьями, то ли эти волшебные звуки издавал сам лес. Во всяком случае, так громко и чисто не могла звучать ни одна флейта.
        Попробовав воздух своими языками, но так ничего необычного и не почувствовав, дети драконов переглянулись.
        - Пойдем-ка отсюда, пока это не закончилось, - сказал сестре Крагх.
        Та согласно кивнула, и они, не вникая в происходящее, а больше заботясь о своих чудом спасенных жизнях, прихрамывая и с трудом волоча ноги, пошли от всего этого прочь. Ни одна болотная крыса даже не взглянула и не повела ухом или носом в сторону еще совсем недавно так желанных жертв. Все серые твари словно слились с музыкой, став ее частью.
        А брат и сестра быстро, насколько это было можно в их положении, опираясь друг на друга, все брели и брели от тысяч болотных крыс и непонятной мелодии.
        Музыка становилась все тише и тише, а опасность все дальше. Через какое-то время звуки флейты затихли вовсе, но детям драконов уже было неважно, прекратил ли свою игру невидимый музыкант или просто они удалились на расстояние, недостижимое для волшебных звуков.
        Наконец, совершенно обессилев, дети драконов опустились на землю и мгновенно уснули прямо там, где легли. После нескольких дней в седлах и практически без сна, после, казалось бы, последнего сражения в их жизни, после чудесного спасения и нанесенных крысами ран, их заботило только то, как бы набраться сил и выспаться.
        Сколько времени они спали, никто из них не знал. Но проснулись они практически одновременно, когда вокруг были сумерки.
        - Интересно, сейчас вечер или утро? - первое, что нашел сказать Крагх, оглядываясь по сторонам и пробуя языком воздух.
        Сильмара в ответ лишь пожала плечами, попыталась подняться в полный рост, но, скорчившись от боли, тут же села обратно на землю. Все ее тело было покрыто множественными ранами от укусов болотных крыс.
        - Странное дело, - разглядывая себя и сестру, снова заговорил Крагх, - меня они тоже изрядно попортили. А это значит, что заклинание упругой кожи не действовало?
        - Действовало, - безучастно ответила Сильмара. - Просто когда я поняла, что шансов у нас никаких, то решила не растягивать удовольствие этим серым тварям и намеренно отпустила магические нити.
        - Хотела, чтобы нас убили быстро?
        - Да, Крагх, именно этого я и хотела. Не забывай, что ты не просто мой брат, а и последний из рожденных. Мы только были готовы вернуться к родному племени, а тут эти твари… Сейчас мне, конечно, стыдно, что я заранее нас похоронила, но тогда кроме отчаяния, я ничего больше не чувствовала.
        Крагх понимающе кивнул, а потом, оглядевшись, молвил:
        - Смотри-ка, светает. Значит, все-таки утро. Что дальше будем делать, сестра?
        Предводительница задумалась. Они с братом были сильно изранены и истощены. У Крагха к тому же еще не успела зажить поврежденная нога. Коней они потеряли. Запасов пищи и оружия при себе не имели. Стало быть, добыть себе пропитание будет крайне тяжело. Про дорогу домой сейчас можно забыть. Пока у болотных крыс брачный период, к проходам в родные подземелья можно соваться, только если желаешь угодить серым тварям на обед. К тому же не стоило исключать, что за ними продолжается охота людей Некроманта. Этот маг вряд ли простит первую удачную попытку бегства из своих владений.
        - Позволь мне кое-что предложить? - видя, что сестра не может найти ответ на вопрос, перебил ее мысли Крагх.
        Сильмара, почувствовав, что брат явно придумал что-то такое, что может вызвать ее протест, насторожилась.
        Ведь иначе Крагх бы просто изложил свое предложение, и все. А тут он с чего-то разрешения решил спросить.
        - Ну говори, - внимательно глядя на брата, сказала предводительница, - что ты еще придумал?
        Крагх присел на корточки и, подняв с земли несколько камушков, начал расставлять их у ног, комментируя свои действия:
        - Допустим, это мы, - он показал сестре на два самых маленьких камушка. - Вот здесь лес, в который нам сейчас не пройти по причине болотных крыс, а те места, где их может не быть, либо заняты болотными великанами, либо находятся под властью Чародея и его воинов, - Крагх указал на несколько выложенных в ряд камней. - Сама знаешь, что ни с теми ни с другими, мы сейчас, мягко говоря, не дружим.
        Сильмара согласно кивнула.
        - Смотрим дальше, - продолжал свои разъяснения Крагх. - Вся вот эта часть, - он провел пальцем по указанному месту, - наверняка наполнена шпионами и воинами Некроманта, которым не терпится нас найти, дабы получить расположение и награду от своего волшебника.
        Сильмара слегка задумалась, а после снова утвердительно кивнула.
        - Вот здесь, - последний из рожденных положил на землю камень побольше, - находятся Ничейные горы. Но ничейные они только по своему названию. Всем известно, что там уже довольно давно обосновались и что-то замышляют воины Колдуна.
        Все еще не понимая, к чему клонит начавший издалека брат, Сильмара снова молча и утвердительно кивнула.
        - А если Ничейные горы обойти и спуститься в долину, - Крагх провел пальцем черту в указанном направлении, - то можно оказаться в зоне свободных поселений, где держат власть наемники, - последний из рожденных положил несколько камней, обозначив тем самым то, о чем говорил.
        Сильмара внимательно посмотрела на всю обрисованную братом картину. Импровизированная карта местности весьма наглядно демонстрировала их незавидное положение. Два маленьких камушка посредине со всех сторон были обложены другими камнями, обозначавшими чужие и вражеские места.
        Крагх тем временем взял еще один камень и, положив его между тех камней, что обозначали свободные поселения, произнес:
        - А где-то в этой, свободной от влияния волшебников местности расположен и сам боевой лагерь независимых наемников, - последний из рожденных многозначительно замолчал.
        - Что-то я не пойму, к чему это ты клонишь, брат? - нахмурилась Сильмара.
        - К тому, - веско ответил Крагх, - что, кроме как к наемникам, идти нам сейчас больше некуда.
        - Да ты с ума сошел! - возмутилась предводительница. - Чтобы дети драконов пошли в наемники?!
        - А что в этом плохого? - невозмутимо поинтересовался Крагх.
        - Да как это что? - все больше расходилась Сильмара. - Сам прекрасно знаешь, что просто так наемники никого не держат. А поскольку мы не можем делать что-то такое, что нужно людям и на чем можно заработать, чтобы платить часть прибыли за защиту этим самым наемникам, то путь в свободные поселения у нас только один - через присоединение к войску наемников.
        - Я это прекрасно понимаю, - по-прежнему спокойно ответил Сильмаре брат.
        - Понимаешь? Понимаешь, что, вступив в ряды наемников, мы обязаны будем жить по их законам, и вот так спокойно об этом говоришь?
        - А что такого неприемлемого в их законах? - начал сердиться на категоричность сестры Крагх. - Согласен, никогда такого раньше не было, чтобы дети драконов наемниками становились, но только и всего. Значит, мы будем первыми.
        - Только и всего? - от возмущения Сильмара забыла про боль от нанесенных крысами ран, пульсирующую при каждом движении, и стала нервно прохаживаться из стороны в сторону и быстро жестикулировать. - Только и всего? - снова повторила она. - А если нам скажут идти сражаться против своих? Ты пойдешь?
        Крагх ничего не ответил, а лишь развел руки и пожал плечами.
        - Да как тебе вообще такое в голову могло прийти? - продолжала жестикулировать Сильмара. - Я понимаю - люди. У них здесь ни семей, ни родных, а у наемников так вообще, пожалуй, самые отчаянные собрались. Большинство из них разбойники, бандиты и головорезы всех возможных человеческих мастей! Любой из них с легкостью вспорет брюхо тому, с кем еще вчера делился куском хлеба! Ты тоже сможешь, если будет такой приказ, убивать и сражаться против соплеменников? - опять спросила Сильмара.
        - Если будет надо, смогу, - без эмоций ответил Сильмаре брат.
        - Что? - от неожиданного ответа Сильмара замерла на месте как вкопанная. - Что ты сказал?
        - Что сказал, то сказал, - отрезал Крагх. А затем, словно переняв от сестры эстафету, вскочил на ноги и, как она до этого, начал быстро прохаживаться и жестикулировать. - Может быть, ты, сестра, сохранив честь и гордость, желаешь сдохнуть здесь если не от врагов, то от голода и истощения, но я этого не хочу. Так уж сложилось, что идти нам сейчас больше некуда, кроме как к наемникам. Есть еще, конечно, альтернатива - к Колдуну податься, но я как-то уже больше не хочу связывать свою судьбу с очередным магом. Хватит с меня. Побывал в гостях у Некроманта, верно служил вместе с остальными Чародею, ничего хорошего из всего этого не вышло. Так что если домой никак, то к наемникам самое то будет. Ну а если со своими судьба сведет… - тут Крагх осекся. - В конце концов, не наша ли владычица и совет сестер послали тебя на верную гибель? Ну да, конечно, ты вроде как не выполнила задание. А может, это просто был хороший повод избавиться от тебя как от слишком сильной предводительницы? И не забывай, что именно я был причиной того, что нам не удалось привлечь новопризванных. Как там предсказал оракул? Последний
из рожденных первым встретит новопризванного союзника, который спасет племя детей драконов от вымирания? Не находишь ли ты сестра, что это предсказание слишком туманно?
        - А ты, что же, хочешь, - резко парировала Сильмара, - чтобы тебе указали точный день и час, в который это должно случиться? Все наше племя всегда слушало предсказания оракула. Не было еще ни одного случая, чтобы он ошибся.
        - Я с этим не спорю, сестра. В оракула я верю не меньше твоего. Но заметь, к нему допускаются только члены совета сестер и владычица, а вдруг они поняли что-то не так? Да ведь они и сами сомневаются, иначе как можно трактовать их решение с амазонками и строительство болотного замка? Не знаешь? А я тебе так скажу: раз уж я последний из рожденных и мне суждено спасти все наше племя от вымирания, то я не хочу больше по чьей-то указке каждый раз выскакивать на поверхность и сломя голову мчаться к месту, где колыхнулись магические нити, оповещая о появлении нового отряда людей, затянутого в наш мир магическим артефактом. Во-первых, большинство новопризванных появляются в землях, подвластных кому-то из магов, и нам до них не добраться. А во-вторых, даже те отряды, к которым мы успеваем, настолько напуганы и шокированы своим спасением и нашим видом, что совсем как-то не торопятся ко мне в союзники!
        Крагх на секунду перевел дух, а потом продолжил:
        - Я так решил: раз с моей смертью дети драконов обречены на вымирание, то выживать я буду любой ценой. Сейчас эта цена - вступление в ряды наемников. И раз так получилось, я готов ее заплатить. Кто знает, может, среди наемников у меня будет гораздо больше шансов встретить того самого новопризванного, готового стать мне союзником!
        Крагх резко оборвал свою речь и замолчал, опустив голову и уставившись на лежащие под ногами, аккуратно выложенные им камни.
        - Я вижу, что ты уже все решил, - тоже опустив голову, тихим голосом ответила сестра брату. - Ты всегда имел свое, часто противоречащее укладу нашего племени мнение. В любом случае ты мой воин, мой брат и последний из рожденных. Даже никому из них по отдельности я бы не позволила в одиночку отправиться к наемникам. А раз уж все это соединено в тебе одном, то тем более. Короче говоря, я иду с тобой.
        Крагх посмотрел на сестру, и на его драконьей морде появилось некое подобие улыбки.
        - Спасибо тебе, сестра. Я очень надеялся, что именно так ты и скажешь.
        - Да не за что, - ответила предводительница. - Совсем уже рассвело, пока мы с тобой спорили. Эх, раны только больно сильно ноют и есть охота.
        - Да, есть и вправду охота, - подтвердил Крагх. - Ну ничего, дотянем до наемников, может, там и накормят.
        - Может быть, - согласилась Сильмара. - Как думаешь, а что это все-таки была за музыка?
        - Ты про ту, что спасла нас от крыс на поляне?
        - Да.
        - Не знаю. Никогда раньше о ней не слышал.
        - Я тоже.
        - Ну когда-нибудь, может, узнаем.
        - Может быть, - подтвердила Сильмара, и они с братом побрели в нужном им направлении, совершенно забыв о горячем споре и возникших только что разногласиях.
        Как миновали Ничейные горы и добрались до границ свободных поселений, помнили смутно. Питаться приходилось различными кореньями и насекомыми. И конечно, эта скудная пища не могла способствовать заживлению ран и поддержанию сил. Поэтому на территорию свободных наемников дети драконов вступили, еле держась на ногах и сильно исхудав.
        - Странно у них здесь, - облизывая раздвоенным языком сухие и потрескавшиеся губы, сказала Сильмара. - Ни сторожевых вышек, ни часовых, ни конных разъездов.
        - Да, но приглушенный то ли магией, то ли какими-то мазями или травами вкус людей я хоть и слабо, но чувствую, - ответил сильно припадающий на одну ногу Крагх.
        Сильмара не успела ничего ему ответить, потому что неожиданно за спинами детей драконов раздался зычный и уверенный окрик:
        - Если вы пришли с миром и вам дороги ваши жизни, остановитесь!
        Сильмара и Крагх остановились и обернулись. В нескольких метрах позади них стояли хорошо вооруженные воины. Местами на воинах были прикреплены пучки трав и веточек, у всех у них было при себе кроме холодного еще и огнестрельное человеческое оружие.
        - А вот и часовые, - присоединившись к Крагху, мысленно сказала Сильмара.
        - Да, но, по всей видимости, от наших глаз и языков скрыт еще не один десяток наемников, - оглянулся по сторонам последний из рожденных. - Смотри-ка, пропустили нас мимо себя, а теперь мы вроде как в окружении.
        Тем временем от группы окликнувших их людей, отделились два воина и подошли ближе.
        - Никогда не видел столь исхудавших местных, - резюмировал один из них, внимательно осматривая детей драконов. - Да еще и совсем без оружия. Вы, часом, не заблудились? Зачем пожаловали в зону свободных земель?
        - Мы хотим стать наемниками, - коротко ответил человеку Крагх.
        Оба подошедших в изумлении подняли брови и уставились на драконоголовых с такими лицами, словно ослышались.
        - Местные изволят шутить? - наконец вымолвил один из них.
        - Нет, мы не шутим, - вступила в разговор Сильмара. - Или ваш хваленый кодекс запрещает брать в свои ряды драконоголовых? Так вы, кажется, нас называете?
        - Нет, такого запрета я не знаю, - пожав плечами отвечал человек. - Но и чтобы такое когда-нибудь случалось, тоже не слышал.
        - Ну тогда ведите нас к своему главарю, - потребовала Сильмара. - Он ведь, наверно, решает, кого брать, а кого нет.
        - Ну что ж, - развел руками человек. - если это не шутка, то следуйте за мной. Но учтите, за каждым вашим шагом будут наблюдать. Не вздумайте выкинуть какой-нибудь фокус.
        - Да мы уже поняли, - спокойно ответил Крагх. - Да и не для фокусов сюда дотащились.
        Предварительно замотав драконоголовым пасти, чтобы те не могли пользоваться своими чувствительными языками, и завязав плотной тканью глаза, наемники повели их к своему главарю.
        - Ты заметила, что они даже и не подумали воспользоваться словом? - шагая рядом с сестрой, мысленно спросил ее Крагх.
        - Заметила, - ответила Сильмара. - Но думаю, что даже если бы мы увидели их первыми и попытались нести слово, то они бы его не приняли.
        - Это еще почему? - удивился последний из рожденных.
        - Так им легче нас убить. Не надо предварительно отговариваться, что забирают слово.
        Крагх не успел ничего ответить. На удивление детей драконов, их привели на место достаточно быстро.
        Когда Сильмаре и Крагху развязали глаза, то они увидели, что находятся в небольшом и очень аккуратном дворике. В углу дворика горел костер, возле которого хлопотал чрезвычайно опрятно одетый человек. Он, казалось, не замечал присутствующих, а весь был увлечен процессом приготовления мяса на специальных деревянных рамках.
        Люди, которые сопровождали местных, замерли на месте и терпеливо ждали, пока на них обратят внимание.
        Наконец человек возле костра обернулся, доброжелательно улыбнулся и произнес:
        - Да, да господа, я видел, что вы вошли, но, уж прошу меня простить, никак не мог отвлечься. Ведь если мясо подгорит, то предстоящая трапеза превратится в обычное набивание желудка, - говоривший на секунду отвернулся, поправил готовящееся мясо, и продолжил:
        - Я смотрю, вы привели ко мне гостей? Ну что же, это весьма кстати. Вы можете оставить нас одних, только не забудьте снять эти дурацкие тряпки с их лиц.
        Наемники выполнили, что им было велено, а Крагх с Сильмарой удивленно переглянулись. Впервые они слышали, чтобы человек назвал их зубастые пасти лицами. В лучшем случае можно было услышать: драконья морда.
        Тем временем человек у костра снова отвлекся на свое мясо, и, видимо, решив, что оно готово, убрал его с огня и переложил в большую тарелку.
        Поскольку Крагх и Сильмара теперь имели возможность своими раздвоенными языками пробовать на вкус воздух, то сразу ощутили приятнейший аромат жаренного на костре мяса. Только сейчас они осознали, насколько голодны и обессилены. Хотя, если честно признаться, такого вкусного мяса они бы с удовольствием отведали, даже если бы были сыты.
        - Я надеюсь, что дорогие гости не откажутся разделить со мной трапезу? - очень вежливо и учтиво поинтересовался человек у костра.
        - Не откажемся, - сглатывая слюну, в один голос ответили дети драконов.
        - Я так и думал! - улыбнулся в ответ человек у костра. - Знаете ли, могу похвастаться, что мое барбико, а именно так называется этот способ приготовления мяса, еще никого не разочаровывал.
        Далее говоривший несколько раз хлопнул в ладоши и на его зов быстро появился прислуживающий наемник.
        - Будь добр, - снова вежливо и учтиво обратился к появившемуся человек у костра, - принеси нам столик, три стула и, конечно, приборы. Да, и не забудь позвать музыкантов! Я надеюсь, что мои гости любят музыку? - обратился человек уже к детям драконов.
        Сильмара и Крагх сначала растерянно пожали плечами, а затем утвердительно кивнули.
        - Вот и славно! - совершенно искренне порадовался опрятный и учтивый человек. - У меня весьма неплохие музыканты. Хотя, признаться честно, в этих землях среди сплошных вояк и профессиональных убийц найти их было весьма нелегко. Давайте-ка перед трапезой помоем как следует руки. Я, конечно, понимаю, что вы с дороги сильно устали и весьма голодны, но садиться за стол с грязными руками - это, знаете ли, неприлично, - с этими словами человек зачерпнул ковшом воды из стоящего рядом чана и подозвал драконоголовых поближе.
        Не перестающие с каждой минутой все больше удивляться Сильмара и Крагх подошли к человеку и послушно подставили свои ладони под струю выливаемой из ковша воды. Далее человек попросил, чтобы Крагх в свою очередь полил ему на руки, после чего вытер ладони о висящую неподалеку чистую тряпицу.
        Пока занимались водными процедурами, во дворе уже был накрыт небольшой столик, застеленный белоснежной скатертью, и появились несколько человек с музыкальными инструментами в руках.
        Жареное мясо было по кусочкам разложено на три тарелки, но кроме него на столе также появились свежие овощи и ароматно пахнущий, как будто только из печки, белый хлеб.
        - Ну вот, теперь, когда все готово, мы обязаны помолиться, и можно приступать. - сказал учтивый человек, после чего сел на свой стул и, сложив вместе ладони и склонив голову, что-то негромко зашептал на непонятном для Сильмары и Крагха языке.
        Первым желанием оказавшихся за столом детей драконов было, конечно же, тут же смести все съестное, что на нем находилось. Но, находясь под впечатлением от этого хорошо одетого и имеющего исключительные манеры поведения и общения человека, они сдержались. Мало того, следуя примеру незнакомца, дети драконов ели мясо с помощью ножа и вилки, отрезая его небольшими кусочками. С голоду и непривычки это сперва было чрезвычайно трудно, но потом дети драконов освоились. Им даже почти удавалось не чавкать и прожевывать пищу закрытым ртом. Правда, один раз Крагх не удержался и допустил отрыжку, но после укоризненного взгляда незнакомца извинился, и больше такого не повторялось.
        Вся трапеза происходила в молчании и под мелодичную музыку, которую весьма неплохо исполняли находящиеся в другом конце небольшого дворика музыканты.
        Когда терзавший Сильмару и Крагха голод начал понемногу отступать, то дети драконов стали подробней рассматривать сидящего напротив них человека. Никогда еще они не встречали среди людей подобную личность. Речь его была не просто учтива и очень вежлива, она была еще и чрезвычайно правильной. К тому же было видно, что подобная манера общения для этого человека была совершенно обычным делом. Да и одежда тоже. Она была не просто чиста и опрятна, каждая ее часть была идеально подогнана под своего владельца и не имела ни одной лишней складочки.
        Лицо человека было идеально выбрито, волосы аккуратно подстрижены, а высокие сапоги начищены до блеска. За поясом у незнакомца торчали два пистолета, и лишь прикрепленная на правом бедре кобура с неизвестным Сильмаре и Крагху человеческим оружием немного выбивалась из общей картины.
        Оглядывая незнакомца снова и снова, Крагх остановил взгляд на почему-то сразу неамеченной золотой монете, вставленной в ухо учтивого человека.
        - Я смотрю, вас заинтересовал мой испанский дублон? - перехватив взгляд Крагха и откидываясь на своем стуле, спросил незнакомец. - Сущая безделица, - не дожидаясь ответа продолжил он. - Там, откуда я прибыл, трюмы галеонов и каравелл просто набиты подобными вещами. Почему я ношу ее в ухе, резонно спросите вы? Ну, видите ли, многие из моих современников уверяли меня, что, проколов ухо, можно улучшить зрение. Конечно же это обычное суеверие и ничего больше. Во всяком случае, мое зрение от этой процедуры нисколько не изменилось. Оно осталось ровно таким же, как и было. Вполне достаточным для того, чтобы разглядеть в подзорную трубу показавшийся на горизонте корабль, но недостаточным для того, чтобы увидеть сквозь дымку океана далекую землю, - незнакомец наклонился обратно к столу, аккуратно отрезал себе небольшой кусочек таявшего во рту мяса и, слегка помахивая в такт играющим музыкантам своей вилкой, тщательно его прожевал. Затем он вытер рот лежащей на столе салфеткой и продолжил:
        - Но другое суеверие, бытовавшие среди людей моего времени, вполне себя оправдало. Покойников у нас было принято хоронить, положив им на каждый глаз по монете. Это было своего рода платой за пропуск в загробный мир. Но мореплавателей и джентльменов удачи, подобных мне, часто ждала участь сгинуть в морской пучине. И тогда платой за попадание в загробный мир могла служить монета вставленная в ухо. Например, такая, как этот мой золотой дублон. Уж не знаю, насколько место, где мы сейчас наслаждаемся трапезой, может считаться одним из уголков загробного мира, но, согласно уже суевериям местным, я и несколько самых близких мне членов моей команды попали сюда именно благодаря этой безделице.
        Человек замолчал и, увидев, что его внимательные слушатели, как и он сам, уже доели последние куски мяса овощей и хлеба, снова громко хлопнул в ладоши.
        Появился слуга-наемник и тут же стал быстро прибирать грязную посуду.
        - Не желаете ли испробовать местный ром? - спросил меж тем детей драконов их учтивый собеседник. - Я, знаете ли, сам не любитель, но для дорогих гостей у меня всегда найдется это крепкое угощение. Много не налью, так как пьянство мне противно и не богоугодно, но для согрева души и тела чуть-чуть можно. Как вы думаете?
        Ни разу за все время трапезы не проронившие ни одного слова дети драконов, молча переглянулись, а затем за них обоих начала говорить Сильмара:
        - Понимаете… - нерешительно начала она.
        - Понимаю, понимаю, - решительным жестом остановил ее человек. - Ваше племя, наверно, непривычно к таким крепким напиткам? Но в этом нет ничего плохого! Извольте, я тогда угощу вас грогом? Только, ради бога, не подумайте, что я предлагаю вам сомнительное матросское пойло. Это совсем не тот привычный матросам грог. Там, на кораблях, запасы питьевой воды оставляли желать лучшего, вот ее и дезинфицировали ромом, чтобы отбить мерзкий вкус и тухлую вонь. Я же вам предлагаю грог, содержащий лишь чистейшую родниковую воду и местный ром весьма недурного качества.
        Дети драконов, не перебивая, дослушали словоохотливого человека, но, решительно замотав головами, дали понять, что от выпивки они отказываются. А Сильмара, окончательно собравшись с мыслями, решительно произнесла:
        - Мы очень благодарны вам за пищу и радушный прием. Честно признаюсь, что такого благовоспитанного человека и такого восхитительно приготовленного мяса я не встречала уже очень давно, - после последних слов незнакомец улыбнулся и слегка склонил голову в знак благодарности за похвалу. - Но мы прибыли сюда с твердым намерением вступить в ряды наемников. А значит, хотели бы поскорее встретиться с их, то есть вашим, главарем.
        Тут незнакомец, казалось, слегка сконфузился и, вставая из-за стола, искренне произнес:
        - Прошу простить дорогих гостей за собственную невежливость, но я и сам только сейчас сообразил, что совершенно забыл представиться. Итак, ваш покорный слуга Бартоломью Робертс! - произнес незнакомец, отчеканивая каждую букву своего имени. - При рождении был назван родителями Джоном, но сейчас это имя уже мало кто помнит. Скорее вы услышите перешедшее сюда за мной прозвище Черный Барт, но оно мне не очень нравится, хотя я знаю, что за глаза меня все именно так и величают. Как вы поняли, с некоторых пор именно я и являюсь главой наемников. И получается, что я именно тот, кто вам нужен.
        Дети драконов настолько опешили от услышанного, что раскрыли свои зубастые рты и застыли в неописуемом удивлении. Неужели этот дружелюбный, любезный и словоохотливый человек - тот самый знаменитый глава наемников Черный Барт? Неужели этот опрятно одетый господин - тот самый человек, что, попав к Колдуну, отказался ему служить и даже организовал что-то вроде восстания? А потом, собрав вокруг себя единомышленников, подговорив воинов, которых русичи называют варягами, пересек на их кораблях Великое озеро, сбежав тем самым из Каэр Конана. После чего вместе со своими людьми и помогавшими ему варягами присоединился к наемникам, в те времена чаще называющих себя вольными стрелками.
        Но самое интересное, что, не пробыв в гильдии вольных стрелков и нескольких месяцев, именно он, Барт Робертс, после странной смерти своего предшественника, был избран на его место и стал главарем свободных воинов. Именно с его приходом о наемниках пошла слава не просто как о подкупных бандитах, а именно как о воинах, пустьмногиминепонятной, новсежечести. Говорят, что хваленый кодекс наемника придумал именно этот человек. Что именно он навел в свободных землях такой порядок, которому позавидовал бы иной волшебник. И именно после его прихода понятие «наемник», практически заменило собой словосочетание «вольный стрелок», так как все наемники беспрекословно чтили и соблюдали свой кодекс, а былая анархия ушла в прошлое.
        Но как, как этот воспитанный и любезный человек может держать в железном кулаке такое количество воинов, многие из которых - отпетые негодяи и головорезы?
        - Извините, - все еще продолжая стоять, перебил мысли детей драконов Барт Робертс, - но теперь уже с вашей стороны невежливо отмалчиваться. Поскольку я представился, то теперь ваша очередь.
        Невольно вставая из-за стола, дети драконов, все еще находясь под впечатлением, по очереди произнесли:
        - Крагх.
        - Сильмара.
        Черный Барт ничего не ответил, а продолжал стоять на своем месте, словно ожидая чего-то еще. Это возымело действие, и Сильмара добавила:
        - Я, как водится у нашего племени, являюсь предводительницей, а это мой воин и брат. По стечению обстоятельств сложилось так, что мы не можем вернуться в родное племя, поэтому, чтобы выжить, решили присоединиться к наемникам.
        После сказанного Сильмарой глава наемников дал знак музыкантам, чтобы они затихли и удалились. Затем, оставшись с детьми драконов наедине, Черный Барт жестом предложил им сесть обратно на свои места и сам тоже сел на свой стул.
        - Мне понятны ваши некоторое замешательство и смятение, - начал он. - Все, кто не встречал меня раньше, уверены, что глава наемников и бывший пират должен выглядеть как этакий грубый и неотесанный сорви-голова. Головорез и грубиян, сплевывающий себе под ноги, надменно цедящий сквозь зубы каждое слово, с лохматой бородой, в потертой одежде и чадящий перегаром. Увы, но даже в свои пиратские годы я всегда следил за собой, несмотря на то что среди корабельной вони, которая была смесью запаха застарелого пота, тухлой рыбы и гниющего под нижней палубой балласта, это было не так - то просто. Конечно, как пиратский капитан, я имел некоторые привилегии. Например, спал в собственной каюте, а не в обнимку с бухтой канатов или на мешках с зерном, лишь бы было сухо и не летели сверху соленые брызги. Но даже отдельная каюта капитана не могла уберечь от таких попутчиков, как крысы, блохи, вши, а иногда и ядовитые скорпионы и пауки, попадающие на борт во время стоянок у берегов.
        - Никогда в жизни я не хотел стать пиратским капитаном, - продолжал Барт Робертс, - но, судьба распорядилась иначе. Сначала меня, уже совсем не молодого, но опытного мореплавателя, помимо воли присоединили к пиратской команде. А уже через пару месяцев, когда приказал долго жить наш капитан, меня выбрали на его место - Барт Робертс сделал небольшую паузу, после чего продолжил:
        - Меня считали хорошим капитаном не только потому, что я имел большой опыт мореплавателя и прекрасно знал навигацию. А еще и потому, что я никогда не позволял себе делать того, что было запрещено делать команде. Одно из установленных мной правил гласило: «Ни мальчик, ни женщина не может находиться среди экипажа. Если ктото будет замечен в том, что для совращения женщины он возьмет ее переодетой на корабль, то будет немедленно убит».
        Сильмара затаила дыхание. Она прекрасно понимала, что Черный Барт намекает сейчас именно на нее. Ведь хоть она и предводительница племени детей драконов, но, если не считать головы, во всем остальном точь-в-точь как человеческая женщина.
        - Однако здесь я не стал вводить данное правило, - продолжал Бартоломью Робертс. - Разве мог я предположить, что в свободные земли наемников вдруг забредет одна из местных предводительниц?
        - Она отличный воин! - вставил свое слово Крагх. - Поверьте, совет еще не раз пожалеет, что не принял ее в свои ряды!
        - Закрой рот, болван! - присоединившись к брату, мысленно осекла его Сильмара.
        Последний из рожденных, поняв, что сгоряча болтнул лишнего, тут же замолчал.
        А Бартоломью Робертс, внимательно взглянув на собеседников и выдержав небольшую паузу, продолжил свои рассуждения:
        - Странный вы народ, местные. Сначала вроде как верой и правдой служили Чародею, а потом вдруг так рассорились, что у вас, как я слышал, чуть ли не война назревает?
        Ответа на вопрос не последовало, но, похоже, Черный Барт его и не ждал.
        - Колдун хвастался, - продолжал он, - что отдал вам на откуп некоторые из своих изобретений и теперь вы, несмотря на то что раньше воевали, на одной стороне с ним? И на эту реплику дети драконов смолчали, а глава наемников продолжал:
        - А эти метки, которые в виде шрамов четко видны на груди у вас обоих? Уж не символ ли это Некроманта? Можете не отвечать, я знаю, что это он. Только вот почему вы носите его на своих телах, совершенно не ясно. Уж не хотели ли вы пойти к нему на службу? А может, и пошли? Тем более, что у вас там какие-то с советом сестер разногласия? Сильмара и Крагх были в смятении. Все обвинения и подозрения этого человека были совершенно обоснованы.
        А если сейчас начать оправдываться, то это может вызвать еще большие сомнения. Впрочем, как и молчание.
        - Нам надо что-то говорить ему, сестра, - мысленно обратился к Сильмаре Крагх. - Иначе он воспримет наше молчание как согласие с его подозрениями.
        - Что мы можем ему сказать? - тоже мысленно ответила Сильмара. - В то, что нам удалось сбежать из Каэр Морта, вряд ли кто-то поверит. А правду про разногласия с Чародеем мы не можем открыть.
        - Ну да, - согласился Крагх, - впрочем, как и подтвердить то, что совет сестер действительно пользуется связующими шарами Колдуна, а выходы наших водяных подземных туннелей сторожат каменные стражи.
        - Извините, но я считаю невежливым с вашей стороны шептаться между собой в моем присутствии, - неожиданно для детей драконов сделал им замечание Черный Барт и потер вставленную в ухо золотую монету.
        Сильмара и Крагх слегка вздрогнули, словно дети, которых взрослые застали за чем-то неприличным, а потом за них двоих заговорил Крагх:
        - Эти отметины действительно оставил нам Некромант, но это было сделано против нашей воли, - решительно начал он. - И уж конечно, мы никоим образом не служим магу Каэр Морта. Что же касается остальных волшебников, Чародея и Колдуна, то мы просто не вправе обсуждать или выдавать связанные с ними согласия или разногласия нашего племени.
        - У меня создается стойкое убеждение, - внимательно и даже подозрительно глядя на Крагха, заговорил Черный Барт, - что для обычного воина своего племени тебе позволительно слишком многое, - Барт Робертс перевел взгляд на Сильмару. - По-моему, обычно у вас, в подобных ситуациях, держат речь и принимают решение предводительницы? А тут, и уже не первый раз, воин говорит, а его предводительница молчит и спокойно это терпит. Не находят ли мои гости, что это странно?
        - Больше ничего не говори! - мысленно бросила Сильмара Крагху, а обращаясь к Бартоломью Робертсу, уже вслух добавила:
        - Прошу простить моего брата, он всегда был несдержан и в чем-то непослушен. Но он действительно мой воин, и очень хороший воин, а все, что он сказал, правда.
        Сильмара замолчала и с тревогой ожидала, что ответит ей этот проницательный человек. Она боялась, как бы их решение идти к наемникам, не вышло боком для нее и последнего из рожденных. Хоть этот человек и был очень деликатен, но он был Черным Бартом, а это имя имело не меньший вес, чем имена хозяев замков Каэр Морт, Каэр Лир и Каэр Конан.
        Бывший пират, одно имя которого наводило ужас даже на бывалых мореплавателей, снова потер пальцами свой золотой дублон, а потом изрек:
        - Не всегда вопросы задаются, чтобы узнать ответы. Часто ответ уже известен, но важно просто узнать реакцию на вопрос. Я знаю, что вы говорите правду, хотя много и недоговариваете, - без тени сомнения, а просто как констатацию факта сказал Барт Робертс. - Абсолютно точно, что вы не шпионы кого-либо из магов или своего племени. Конечно, случай до сей поры небывалый, но я не вижу особых причин вам отказывать.
        - Так, значит, - с надеждой заговорила Сильмара, - мы можем быть приняты?
        - Для начала, - покачал головой Бартоломью Робертс, - вам следует ознакомиться с кодексом наемника. Если вас устроит все, что в нем сказано, и вы будете готовы этому беспрекословно следовать, то - глава наемников сделал небольшую паузу, - милости просим!
        - Хорошо, - разом закивали дети драконов. - Где можно ознакомиться с кодексом?
        - Он всегда при мне, - улыбнулся глава наемников. - Ко мне ведь нередко приходят воины с просьбой, подобной вашей, - Черный Барт достал из внутреннего кармана аккуратно сложенный листок. - Вот, смотрите, я лично это писал.
        Дети драконов взяли протянутую им бумагу и стали внимательно читать написанный очень красивым и ровным почерком на всеобщем языке текст.
        Вместо заголовка, большими буквами, было написано:
        Ничего личного
        Далее, уже буквами поменьше, шел список обязательных для наемника правил. Согласно этим правилам наемникам запрещалось сквернословить в любых случаях, кроме боевых действий. Нельзя было напиваться до состояния, когда речь становилась бессвязной, а походка нетвердой. Перед боевыми выходами, заступлениями в караулы и на дежурства нельзя было употреблять алкоголь вовсе.
        Было сказано, что каждый наемник имеет право поставить любой спорный вопрос на всеобщее голосование. А захваченная в бою добыча, если условиями найма не оговорено другое, делится поровну между всеми участниками, кроме командиров групп. Командиры же групп имеют право взять себе сверху еще четверть от одной доли. Те, кто потеряют в бою конечность или получат увечье, имеют право на двойную долю добычи и выбор любого понравившегося ему трофейного оружия.
        Всем наемникам запрещается играть между собой на материальные ценности в кости, карты или любые другие азартные игры.
        Во всех местах, кроме тех, где это необходимо для несения службы либо сохранения жизни и здоровья, запрещается зажигать свечи, лампы и разводить костры после восьми вечера.
        Каждый наемник должен содержать свое оружие в чистоте и всегда готовым к бою.
        Между наемниками запрещаются драки, но если возникнет ссора, она доводится до конца с помощью дуэли. Во время дуэли стоящие спиной друг к другу воины по команде секунданта должны быстро повернуться и сделать по одному выстрелу из арбалета. Если ни один выстрел не достигнет цели, то дуэль продолжается при помощи холодного оружия до первой пролитой крови, которая и выявит победителя и проигравшего.
        В кодексе также говорилось, что каждый вступивший в ряды наемников не может даже заговорить об уходе, пока не наберет тысячу боевых выходов. А любой, кто не чтит и нарушает кодекс наемника, наказывается смертью или высаживается в лодку и в одиночку отправляется за прибрежные воды в Непресекаемые моря. Такое же наказание грозило любому, кто не будет беспрекословно подчиняться своему командиру или выйдет из схватки во время боя.
        В общем и целом кодекс был довольно понятен, хотя некоторые его пункты и могли показаться странными. Немного смущала лишь заглавная надпись, которая явно выделялась из общего текста.
        Видя, что дети драконов дочитали написанный им кодекс наемника, Бартоломью Робертс, забирая обратно исписанный лист, сказал:
        - Теперь вы знаете наш кодекс, а значит, и наш закон. Если хоть что-то в нем вас не устраивает или кажется сомнительным, то среди нас вам не место. Для принятия окончательного решения я дам вам время до утра. И тогда вы либо уйдете, либо останетесь.
        Тут Крагх, словно боясь, что такая отсрочка может пагубно сказаться на уже принятом ими решении, не выдержал и быстро произнес:
        - Мы уже приняли решение, и ждать до утра нам совершенно незачем.
        От негодования за нетерпеливость брата Сильмара чуть сжала кулаки, а глава наемников, как будто сам себе, негромко произнес:
        - И снова воин не просто говорит вперед своей предводительницы, а будто принимает решение и высказывается за них обоих, - Бартоломью Робертс чуть задумался и добавил: - Нет, решительно, или это не простой воин, или в племенах местных произошли кардинальные изменения. Поскольку Барт Робертс не задавал прямого вопроса, а хоть и с намеком, но просто выразил свои мысли вслух, то Сильмара сочла лучшим не реагировать на его высказывания.
        - Мы хотели бы уточнить один вопрос, который возник у нас после ознакомления с вашим кодексом, - предводительница указала на все еще находящийся в руках Черного Барта бумажный лист.
        - Да, пожалуйста, - оживился тот. - Я весь к вашим услугам.
        - Все правила более или менее понятны, но вот эта надпись, - Сильмара указала на заголовок кодекса, - что она означает?
        - О-о, - нараспев протянул Черный Барт, - «Ничего личного» - это не просто надпись, это самый главный, стоящий выше других принцип наемника. Не зря ведь он обозначен в самом верху заглавными буквами.
        - Но, - все еще не до конца понимая, что имеет в виду бывший пират, решила уточнить Сильмара, - как правильно трактуется этот главный принцип из кодекса наемников?
        - Ну любезная моя, - улыбнулся и развел руками Барт Робертс, - все очень просто. Нельзя помнить старых обид, которые возможно были у кого-то до вступления в ряды свободных воинов. Нельзя решать на поле боя какие-то разногласия, возникшие в лагере. А если так случилось, что в боевых действиях наемники оказались по разные стороны щитов, то в лагере они даже не вспоминают и уж тем более не мстят за собственные раны или убитых товарищей. То есть такая у наемника работа. Он ее выбрал сам и должен понимать, что работа есть работа. Такая уж это цена за возможность оставаться свободным воином.
        - Не очень-то тогда получается, что наемники свободные воины, раз в любом случае обязаны выполнять приказ, даже если он гласит убить своего близкого, - произнесла Сильмара.
        - Ну не совсем уж все так печально, - поспешил заверить ее Черный Барт. - Например, ни ты, ни твой брат никогда не будете посланы на задание, разделяющее вас и ставящее друг против друга.
        - Но против наших сородичей, если будет такой приказ, мы обязаны будем сражаться?
        - Да, - коротко ответил Черный Барт. - Я же сказал, ничего личного.
        Сильмара задумалась. Сейчас, когда бегство от болотных крыс и нелегкий путь к наемникам, во время которого они с братом были близки к тому, чтобы умереть от голода и истощения, был позади, когда она сидела здесь сытая и в безопасности, ей показалось, что, возможно, не стоит связывать свою дальнейшую судьбу с наемниками, а надо сделать еще одну попытку добраться к дому?
        Самым паршивым было то, что ужасно начало клонить ко сну. Все пережитое плюс сытная еда неизменно привели к тому, что организму требовался хороший отдых и сон.
        - Чего ты медлишь, сестра? - услышала в своей голове мысленный упрек Сильмара. - Мы ведь уже, кажется все решили и обсудили. Ничего нового, о чем мы могли не догадываться, нам не сообщили. Давай уже, соглашаемся, и дело с концом.
        Сильмара тяжело вздохнула. Как же она зависима в своем выборе от брата. Не будь он последним из рожденных… А впрочем, сейчас это уже не важно.
        - Давай хотя бы действительно подождем до утра? - ответила предводительница своему воину. - Мы устали, нам нужен отдых. Помнишь, как любили говорить русичи? Утро вечера мудренее.
        - У них, может, и мудренее, - не согласился брат, - а я свое решение уже когда сюда решил податься принял. А отдохну и высплюсь я наемником не хуже, чем воином племени детей драконов.
        Сильмара еще раз тяжело вздохнула, а потом, уже вслух, произнесла:
        - Мы уже сейчас готовы огласить наше решение, но перед этим хотели бы уточнить, есть ли еще какие-то нюансы, о которых нам бы следовало знать?
        - Нюансы? - Черный Барт приподнял брови. - Ну разве что должен вас предупредить, что если вы надумали здесь просто отсидеться, - главарь наемников потер свой вставленный в ухо золотой дублон, - а при первой возможности сбежать, то лучше и не пытайтесь. А если все же надумаете попробовать, то знайте, что каждый наемник будет считать своим долгом и делом чести, преследовать вас, чтобы убить.
        - Уверена, что преследовать нас не придется, - ответила Барту Робертсу Сильмара. - Мы не собираемся испытывать судьбу подобным образом и пытаться бежать.
        - Я вам верю, - улыбнулся, в свою очередь, глава наемников, снова потирая пальцами свой золотой дублон. - Кстати, слово «пират», коим меня называли последние годы жизни не в этом мире, переводится с латыни именно как пробовать, пытаться, испытывать.
        - Что такое латынь? - неожиданно заинтересовался Крагх. - Один из множества человеческих языков?
        - Да. - кивнул Барт Робертс, - Только язык этот мертвый.
        - Что значит мертвый? - не понял Крагх.
        - Ну это когда людей, для которых этот язык их родной, нет, а на нем все равно говорят.
        - Я и так-то никогда не понимал, зачем вам, людям столько языков, - пробурчал последний из рожденных, - а тут еще мертвые зачем-то. Вот у нас есть здесь один общий язык, и все на нем разговаривают. Удобно, и всем все понятно.
        - А может, оно и плохо, что всем понятно? - хитро прищурился Черный Барт.
        - Что же здесь плохого?
        - Ну, вот если вам с сестрой, надо поболтать, чтоб другие не слышали, вы же мысленно общаетесь?
        - Ну, да.
        - А люди так не умеют. Но зато могут перейти на свой язык, чтобы другие их не понимали.
        - Мы согласны, - перебила отвлекшихся на постороннюю тему собеседников Сильмара. - Надо принести какую-то клятву или, быть может, где-то расписаться?
        - Нет, - серьезно ответил Бартоломью Робертс, - ничего такого у нас не принято. Вполне достаточно вашего устного согласия.
        - Ну, значит, дело решенное, - твердо сказала Сильмара, а потом добавила: - А оружие, нам привычное, у вас имеется?
        - Ваши мечи в виде крюков и шары на цепях, объединенные одной рукоятью?
        - Да.
        - Конечно, найдутся. А если вдруг не устроят, то кузнецы скуют любое холодное оружие по вашему заказу, - Барт Робертс о чем-то задумался, потом снова потер свою золотую монету, после чего встал и протянул открытую ладонь детям драконов. - Добро пожаловать в ряды наемников, - почти торжественно произнес он.
        Вот так бывшая предводительница племени детей драконов и ее брат стали наемниками.
        Встреча и беседа со знаменитым главарем наемников Черным Бартом была для них первой и пока что единственной. Почти сразу детей драконов определили охранять дальнюю деревню, где они несли службу и сейчас. И ни на какие боевые задания их до сих пор не брали. Так что о встрече последнего из рожденных и новопризванного, который должен спасти племя детей драконов от вымирания, пока можно было забыть.
        Глава 18. Человек в капюшоне
        Сам Ивахико никогда бы не выбрал подобную ночь для проникновения в чужой лагерь. Луна только вступила в свою полную фазу и светила так ярко, что даже медленно плывущие по небу облака не скрывали полностью ее сияния. Но выбора не было, добраться до главы наемников приказано было именно сегодня, так что оставалось подчиниться приказу и действовать не в самых лучших условиях.
        На лазутчике был надет костюм, который мог показаться черным, но при свете яркого дня любой бы увидел, что ткань костюма на самом деле черно-коричневая. Этот цвет был выбран не случайно, ведь в деле, которому служил Ивахико, важна каждая мелочь.
        В живой природе истинный черный цвет, впрочем, как и чистый белый, никогда не встречается, всегда будет какой-то оттенок. А человеческий глаз устроен так, что сразу выделяет неестественные цвета из общей массы. Идущему на задание шпиону совершенно не нужно, чтобы он выделялся. Ткань костюма лазутчика была такая, которая не выделяется среди ночи и сумерек, а также не отражает случайный блик от попавшего на нее света.
        С той же целью и из той же ткани на голове шпиона были глухой капюшон и маска, оставляющая открытыми лишь глаза. Это не только укрывало лицо от посторонних глаз, но также исключало блики от волос или кожи лица.
        Но и этого для полной маскировки, было недостаточно. Та часть лица шпиона, что не прикрывалась тканью, была как следует измазана сажей, а и без того узкие глаза Ивахико держал слегка прищуренными. Ведь глазной белок тоже может выдать ненужным бликом.
        Был час тигра, самое удобное время для прохода через посты. Часовых к этому часу в сон клонит сильней, чем в любое другое время, и даже у тех, кто бодрствует, внимание сильно снижено.
        Ивахико знал, что часовые наемников, охраняющие периметр главного лагеря, наблюдение всегда ведут скрытое, часто меняют хаотично разбросанные позиции и время смены постов. К тому же посты никогда не меняются одновременно. Это вносило дополнительные трудности, но не являлось непреодолимой преградой.
        Конечно, маскировка скрытых часовых была на весьма неплохом уровне. Люди Черного Барта даже использовали специальные мази, чтобы отбить запах человеческих тел, но было одно обстоятельство, которое наемники учесть не могли. А именно, что на исходе ночи, к их главарю будет пробираться профессионал, подобный Ивахико.
        Даже зайдя в комнату, где стоял полный мрак и темнота, Ивахико мог по звуку дыхания определить, сколько в комнате человек, кто из них спит, а кто бодрствует. Не составляло большого труда и на открытом воздухе, отрешившись от остальных ночных звуков, уловить дыхание скрытого часового, который не замечал проскальзывающего, словно змея, в метре от него человека в капюшоне.
        Пусть и не очень быстро, но все же удачно, пользуясь тенью от нечастых облаков, Ивахико пробрался сквозь первые посты. Дальше было проще. Теперь часовые будут находиться на известных местах, охраняя обычные с виду крайние постройки поселений наемников.
        Сам лазутчик был прекрасно осведомлен, что второй круг часовых охраняет уже не столько периметр крайних домов, сколько то, что в этих домах скрыто. В каждом из тех, что поменьше, находятся пушки, а вот эти большие, с виду похожие на ангары для хранения сена или зерна, на самом деле скрывают внутри себя большие катапульты. Случись тревога, и часовые, мгновенно задействовав специальные механизмы, откидывающие прочь мнимые стены домов, займут свои места возле орудий.
        Миновав и этот заслон, Ивахико, легко ориентируясь среди построек наемников и пользуясь их тенью, быстро нашел то, что было главной целью его ночного визита.
        Небольшой дворик был обнесен достаточно высоким забором, преодолеть который можно было, лишь используя лестницу или специальное приспособление. Но, учитывая, что и здесь были часовые, сделать это, оставаясь незамеченным, было нелегко даже для шпиона.
        Но Ивахико знал, на что шел. Он, отвлекая внимание часовых, бросил в находящийся рядом пруд маленький камушек, и когда стражники на секунду отвлеклись в сторону раздавшегося всплеска, совершил такой прыжок, который показался бы невозможным любому обычному человеку.
        В мгновение ока человек в капюшоне оказался по ту сторону забора, мягко приземлившись внутри небольшого дворика.
        На секунду затаившись, чтобы удостовериться, что все прошло удачно, лазутчик, ступая мягче, чем кошка, направился к нужной двери.
        - Я смотрю, вам, сэр шпион, снова не спится? - раздался вдруг за спиной Ивахико негромкий голос, от которого он предательски вздрогнул. Одновременно с раздавшимся голосом человеку в капюшоне уперся в затылок жесткий ствол готового разрядиться пистолета.
        С той скоростью и реакцией, которой обладал лазутчик, разоружить и обезвредить упершего ему в затылок дуло пистолета человека было секундным делом. Ведь только глупец, имея преимущество в виде огнестрельного оружия, может подойти с ним вплотную к врагу, рискуя не только остаться без оружия, но и лишиться жизни.
        Однако Ивахико узнал голос говорившего. Это был именно тот человек, ради встречи с которым он и проник к наемникам, и человек этот был далеко не дурак.
        Лазутчик медленно поднял руки вверх и так же медленно повернулся. Как всегда, даже несмотря на ночное время, словно только что вышедший от портного и брадобрея, перед ним стоял Черный Барт. На одном глазу главаря пиратов отчего-то была повязана черная ткань.
        В одной руке бывший пират держал длинную палку, на конец которой был прикреплен пистолет. Именно этим пистолетом глава наемников и угрожал незадачливому шпиону. К спусковому механизму пистолета был прикреплен прочный шнур, который Бартоломью Робертс удерживал намотанным на указательный палец той же руки, что и держала палку.
        В другой руке, на уровне пояса, Барт Робертс крепко держал еще одно смертоносное оружие. Ивахико видел такие и знал, что штуковина эта называется пистолет-автомат.
        Расчет бывшего пирата был верен и прост. Если лазутчик предпримет попытку сразить якобы стоящего за спиной человека с пистолетом, то атакует пустоту, а предусмотрительный Черный Барт мгновенно продырявит его из своего пистолета-автомата.
        - Я знал, что ты не рядом, - тихо и спокойно сказал Ивахико, глядя прямо в глаза главе наемников.
        - Догадался по голосу? - поинтересовался Барт Робертс, разглядывая стоящего в лунном свете шпиона.
        Ивахико кивнул:
        - Да, он был далековато для стоящего за спиной человека.
        - Хм, - слегка недовольный собой покачал головой бывший пират, - вроде я специально старался говорить чуть громче и даже слегка наклонился в твою сторону.
        Ивахико сначала ничего не ответил, а потом, указывая на конструкцию из палки, пистолета и шнурка, произнес:
        - Но я смотрю, ты меня ждал?
        - Именно так, - кивнул Барт Робертс, убирая свое оружие. - Пойдем лучше в дом, а то еще охрана чего заподозрит. Ну и не шептаться же нам на улице.
        Ивахико согласно кивнул, и они с главой наемников вошли внутрь.
        Бартоломью Робертс сразу зажег несколько свечей и масляную лампу, отчего в комнате, где они оказались с Ивахико, стало достаточно светло.
        - Зачем тебе понадобилось красться ко мне, словно ночному убийце? - спросил глава наемников шпиона, снимая со своего глаза черную повязку. - Почему было не прийти, как раньше, среди бела дня, под видом торговца или, на худой конец, потерявшего дорогу новопризванного, ищущего кров и пристанище?
        - Когда я так делал раньше, - не без сожаления отвечал Ивахико, - ты всегда меня разоблачал.
        - Действительно, - Бартоломью Робертс потер между указательным и большим пальцами свой золотой дублон, - правду от меня скрыть нелегко. Но зато тебя не заподозрил ни один из моих людей.
        Ивахико согласно кивнул, а потом спросил:
        - Зачем ты повязывал на один свой глаз черную повязку? Я было подумал, уж не лишился ли ты глаза, но сейчас вижу, что оба они у тебя совершенно здоровы.
        - Давай для начала ты снимешь свой капюшон и маску? Я тебя все равно узнал, а вести разговор с собеседником, скрывающим лицо, я бы сказал, неловко.
        Ивахико послушно снял ткань со своей головы и лица, а смотревший на него Бартоломью Робертс невольно улыбнулся. Если до этого лазутчик выглядел устрашающе, то теперь, с измазанным от середины лба до кончика носа лицом, был похож на вылезшего из печки трубочиста.
        - Повязка на глазу, - еле сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, начал пояснять глава наемников, - это чтобы не дать себя полностью ослепить среди ночного мрака.
        По реакции шпиона было видно, что он не до конца понял объяснение Черного Барта, и тогда бывший пират добавил:
        - Я имею в виду, что если бы ты, пользуясь ночной темнотой, решил меня ослепить яркой вспышкой, то я бы освободил глаз под повязкой, привыкший к темноте и продолжающий видеть. Это обычная уловка пиратов, несущих ночное бдение.
        Искренне пораженный такой нехитрой, но наверняка действенной выдумкой, Ивахико взял с подсвечника одну из свечей и в свою очередь произнес:
        - Это удивительно, но я все же предпочитаю использовать оба свои глаза, - и Ивахико, держа свечу так, чтобы хорошо были видны его глаза, продемонстрировал Черному Барту одну из своих техник.
        Он отрешился от освещения в комнате и мысленно представлял себе то яркое солнце, то кромешный мрак. При этом, хотя освещение в комнате не менялось, зрачки шпиона то сужались в две маленькие точки, то расширялись, насколько это было возможно.
        - Весьма впечатляет, - прокомментировал увиденное Барт Робертс и, подтверждая собственные слова, даже слегка похлопал в ладоши. - Однако я заметил, что сужаются твои зрачки гораздо быстрее, чем расширяются.
        - Да, - подтвердил Ивахико, - но у любого человека привыкание к темноте длится дольше, чем привыкание к свету.
        - Прошу прощения, что не угощаю тебя едой и напитками, - уходя от предыдущей темы, извинился Черный Барт, - но я и сам не привык кушать в ночное время. А потом, у вашего народа отчего-то странная манера благодарить хозяина дома за угощение. Вы уверены, что если во время еды не летят во все стороны крошки и куски пищи, то еда невкусная. А вместо благодарности изволите после еды хорошенько рыгнуть, чтобы хозяин понял, как сытно он накормил своего гостя. Лично у меня такие манеры только отбивают всю охоту и аппетит.
        - Ты хорошо осведомлен о наших манерах, - заметил Ивахико, прекрасно понимая, что Черный Барт на самом деле намекнул, что они здесь сидят не для этого и пора бы переходить к делу.
        - Да, - подтвердил бывший пират, - у меня здесь много разного люду, чего только не узнаешь и не насмотришься.
        - Позволь, я покажу тебе еще один фокус? - спросил все еще держащий в одной руке свечу Ивахико и достал из складок своей одежды небольшой веер.
        - Как тебе будет угодно, - развел руками Барт Робертс.
        Удовлетворенный ответом лазутчик поставил зажженную свечу на свой веер и так впился в нее взглядом, словно хотел уничтожить.
        Через пару мгновений свеча начала дрожать, а потом вдруг высоко подпрыгнула, хотя Ивахико, казалось, оставался недвижим.
        После того как свеча взмыла вверх, шпион начал так ловко ею жонглировать при помощи своего веера, что казалось, будто она живая и двигается исключительно сама по себе. Наиболее удивительным было то, что, несмотря на всевозможные пируэты и верчения, огонь на свече не гас, а продолжал ярко гореть.
        Поиграв так со свечой некоторое время, Ивахико вдруг ловко поймал ее в свободную руку, пламя свечи погасло, а вместо него высоко вверх начал бить тонкой струей настоящий небольшой фонтан.
        - Восхитительно. - искренне отреагировал на увиденное Черный Барт. - Только я уверен, что ты, рискуя жизнью, проник сюда не для того, чтобы фокусы мне показывать, - глава пиратов снова потер двумя пальцами вставленный в ухо золотой дублон. - И свечу мою не забудь на место вернуть.
        Ивахико понимающе кивнул и только протянул руку к подсвечнику, чтобы вставить туда свечу, как Барт Робертс веско заметил:
        - Любезный шпион, я просил вернуть на место мою свечу, а чужой мне не надо.
        В очередной раз пораженный прозорливостью главы наемников Ивахико, делая вид, что так оно и должно быть, молча вынул из-за пазухи другую свечу и поставил ее на место. Увидев, что потиравший двумя пальцами свою висящую в ухе золотую монету Черный Барт удовлетворенно кивнул, шпион спрятал свой веер и ложную свечу. Вместо них лазутчик достал три, один больше другого, мешочка и положил их перед главой наемников.
        - Полагаю, что это мне? - полуутвердительно спросил Барт Робертс.
        - Да, - сухо кивнул Ивахико. - Плата за предстоящую работу.
        Бартоломью Робертс взял в руки самый маленький мешочек и аккуратно его развязал. Заглянув внутрь, он увидел, что в нем находится знаменитая пыль магических кристаллов. Спутать ее мерцающие сияние с чем-либо другим было невозможно.
        Аккуратно положив развязанный мешочек на место, глава наемников взял другой. На ощупь в нем тоже находилось что-то порошкообразное. Бывший пират развязал мешочек, заглянул внутрь и осторожно высыпал себе на ладонь несколько темных крупиц.
        - Порох, - прокомментировал действия Черного Барта Ивахико. - Настоящий, бездымный.
        Бартоломью Робертс ничего не ответил, а молча высыпал темные крупицы обратно и поставил мешочек на место. Затем он взял последний, не самый большой, но самый увесистый мешочек, и почувствовал, что в нем, в отличие от остальных, находятся какие-то твердые продолговатые предметы. Развязав тугой узелок, Черный Барт с удивлением обнаружил, что в мешочке находятся патроны.
        - Настоящие, - снова прокомментировал Ивахико. - Должны идеально подойти к твоему оружию, - шпион указал на прикрепленный у бедра бывшего пирата пистолет-автомат. - Личный подарок моего хозяина.
        - Твой хозяин последнее время не скупится, - чуть помедлив резюмировал Черный Барт. - Это очень хорошая цена. Опять какое-то не совсем обычное задание?
        - Именно так, - подтвердил лазутчик. - Никто, кроме тебя и исполнителей, не должен знать правды. Пусть пойдут те же, что были до этого. Только на этот раз с ними должны быть драконоголовые. Те самые, что служат у тебя в одной из дальних деревень.
        - Ну надо же, - помотал головой Барт Робертс, - вроде спрячешь подальше, а все равно не утаишь.
        - Утаить драконоголовых не так-то просто. - сказал Ивахико. - Да и часто бывает так, что от себя подальше получается к другим поближе, - философски добавил он.
        - Ну да, бывает и так, - задумчиво согласился Черный Барт, а потом решительно добавил: - Хорошо, я готов выслушать суть дела, а потом уже принять решение, состоится сделка или нет.
        - Как обычно, - улыбнулся шпион и подробно, во всех деталях, описал суть найма.
        Выслушав все подробности, Черный Барт крепко задумался. Нельзя сказать, чтобы задания, которые требовалось выполнить наемникам, были уж совсем какими-то сложными или рискованными. Но именно это и настораживало. А точнее, та цена, которую посредством своего шпиона давал Некромант за обычное, пусть и со своими нюансами, дело.
        Бывший пират еще раз внимательно посмотрел на лежащие перед ним три мешочка. Любой из них мог представлять собой неплохой капитал. А для самого Черного Барта, конечно же, наиболее ценными были патроны для его пистолета-автомата. Такие здесь не изготовишь, даже имея все нужные компоненты.
        Это тебе не просто порох и отлитая из свинца пуля, которые забиваются в дуло ружья или пистолета. Хотя и они что здесь, что в мире. где Бартоломью Робертс стал пиратом, ценились весьма высоко. За хороший пистолет любой пират был готов выложить целое состояние. Ведь он практически гарантированно отправлял твоего врага на тот свет, не требуя затраты времени и сил на рукопашную.
        Барт Робертс и сейчас всегда носил у себя за поясом два таких пистолета. Но конечно, они не шли ни в какое сравнение с добытым уже в этих землях пистолетом-автоматом. Оружие имело лишь один недостаток - очень сложно было раздобыть к нему запасные патроны. Хозяин замка Каэр Морт и его хитрый шпион знали, чем практически безотказно, можно подкупить главаря наемников и как сделать ему предложение, от которого сложно отказаться.
        - Ну хорошо, - наконец закончив свои раздумья, сообщил Черный Барт, - передай своему хозяину, что контракт состоялся.
        Удовлетворенный ответом Ивахико, молча кивнул и поднялся со своего места, давая понять, что ему пора идти. Барт Робертс тоже поднялся, и они вместе вышли во внутренний дворик, где шпион снова облачился в свой капюшон и маску.
        - Уйдешь, как пришел? - тихо, чтобы не услышали охранники, спросил глава наемников, кивком головы указывая на высокий забор.
        - Конечно, - подтвердил Ивахико. - Лишние свидетели ни к чему нам обоим. Да и час зайца уже на исходе. Хорошо хоть осенью светает позже и у меня больше темного времени.
        - Ну что ж, - пожал плечами глава наемников, - в таком случае я даже специально для тебя отвлеку своих людей.
        Шпион благодарно кивнул и уже было хотел направиться к нужному забору, как вдруг повернулся обратно к Черному Барту и спросил:
        - Послушай, Барт, - немного фамильярно начал он, - а почему ты никогда не интересовался моим именем?
        - На что мне твое имя? - ухмыльнулся бывший пират, потирая свою монету-серьгу. - Оно ведь все равно не настоящее.
        Такого ответа шпион не ожидал. В этих землях только один человек знал о том, что Ивахико - это вымышленное имя, придуманное специально для этого мира.
        Лазутчик молча развернулся, дождался, когда Черный Барт, подойдя к калитке и открыв ее, отвлечет тем самым охрану, а потом, подтверждая свое былое прозвище летучего Като, мигом перемахнул через забор и скрылся в полумраке. Миновав без приключений и особых трудностей все посты наемников, Ивахико взял курс в сторону гор, где в одной из пещер можно будет раздобыть летучую мышь и послать ее с донесением к Некроманту. А самому Ивахико еще следовало проследить за тем, насколько точно будет выполнен их уговор с Черным Бартом.
        В час дракона, когда солнце уже совсем оторвалось от линии горизонта и стремилось ввысь, Ивахико добрался до заветного камня. Камень был тяжеловат, а Ивахико вовсе не выглядел одаренным природой атлетом, скорее даже, наоборот, с виду был щупловат и имел небольшой рост. Но несмотря на это, он без труда сдвинул с места тяжелый даже для обычного человека камень и открыл спрятанный под ним тайник.
        В тайнике хранилось несколько комплектов различной одежды, кое-какое оружие и другие необходимые шпиону вещи.
        Через пару минут Ивахико уже снял с себя черно-коричневый костюм ночного лазутчика, стер с лица сажу и, переодевшись, стал неотличим от татаро-монгольского воина.
        Времени еще было достаточно, а мысли требовали успокоения. Поэтому, прикрыв тайник и вернув на место камень, Ивахико уселся рядом с ним, скрестив ноги, и попытался предаться медитации.
        От былых наставников он слышал, что высшая степень медитации - это полное отсутствие мыслей. Хотя было и другое утверждение, что ни о чем не думать может только мертвый, а сознание живого всегда чем-то занято.
        Но сейчас сознание Ивахико, несмотря на внешнее спокойствие, было взбудоражено уж слишком сильно. Оно не могло успокоиться с того самого момента, как глава наемников Черный Барт уверенно заявил, что Ивахико вовсе не Ивахико. Точнее, не так, совсем не так. Барт Робертс и изначально не знал, что Ивахико - это Ивахико. Он вообще не знал, какое имя носит шпион. Но то, что это имя не настоящее, заявил очень уверенно. То есть он точно знал, а не догадывался, что он, Ивахико, вовсе не Ивахико.
        Тут медитирующий в облачении татаро-монгольского воина шпион понял, что вместо успокоения его мысли, наоборот, мечутся в сознании все лихорадочней.
        Ивахико решил сосредоточиться на дыхании, это был самый простой способ успокоения сознания. Дыхательные упражнения дались, как всегда, легко, но должного результата все же не принесли. Как только они были закончены, волнующие сознание мысли появились вновь.
        Неужели дзенин, глава и руководитель всех шпионов Некроманта, мог кому-то проговориться? Или ведет двойную, а то и тройную игру? Последнее очень возможно и вполне в духе и традициях синоби-но моно. Но Ивахико было от этого не легче. Он сам привык, что в родной Стране восходящего солнца, что в этих землях, водить других за нос, а вот такое же отношение к себе было, мягко говоря, неприятно.
        Согласившись при попадании в эти земли с доводами дзенина, он поменял свое имя не только потому, что его былая слава могла сыграть здесь с ним злую шутку, а и потому, что со сменой имени сам решил начать новую жизнь. Хотя некое желание прихвастнуть собственными способностями осталось, но он уже больше не заявлял всем и каждому, что он самый лучший и готов это доказать.
        Полностью менять свое имя в связи с какими-то важными в жизни событиями, в Стране восходящего солнца, было обычным делом. С присвоением себе нового имени человек как бы рождался вновь. И все, что было до этого, словно было не с ним, а с тем другим, который носил это имя.
        Ему и так повезло, что он в наказание за все свои дела не переродился цветком или бабочкой, а снова был человеком. Повезло и в том, что здесь он попал к мудрому дзенину, который устроил так, что Ивахико стал личным и любимым шпионом Некроманта. Таким образом, дзенин имел возле мага своего человека, а Ивахико мог утешить свою гордыню, находясь в приближении у одного из самых могущественных магов.
        Интересно, а Бартоломью Робертс знает его настоящее имя или просто знает, что нынешнее его имя совсем не то, под которым его знали в Стране восходящего солнца?
        Ивахико, забыв про медитацию, поднялся и начал нервно прохаживаться из стороны в сторону. Пока вокруг не было чужих глаз, он мог себе это позволить.
        Спустя несколько минут он сел обратно и начал методично расчищать от травы небольшой квадрат земли у своих ног. Затем, очистив от травы и корней нужный участок, шпион сорвал с ближайшего куста небольшую палочку и начал тщательно и методично рыхлить ею очищенную почву. Со стороны могло показаться, что усевшийся возле камня монгольский воин решил устроить себе небольшую грядку и вот-вот примется сажать в нее нужные семена.
        Удовлетворенный проделанной работой, Ивахико молча уставился на взрыхленную до состояния муки почву.
        Когда верхний слой земли, припекаемый осенним солнцем, начал слегка подсыхать, Ивахико снова взял свою палочку.
        Самый простой способ освободиться от тревожных мыслей, которые ты не в силах прогнать, - это кому-то о них рассказать. Если рассказать некому или невозможно по ряду причин, то мысли следует записать.
        Конечно, в идеале неплохо было бы сейчас иметь набор для каллиграфии. Чтобы там была и рисовая бумага, и сухая кисть. Но в данных условиях подойдет и квадрат земли с обычной палочкой.
        Не спеша, Ивахико написал на земле первый иероглиф своего прошлого имени: Като. Затем прямо под ним следующий: Дандзо. Като Дандзо, именно под этим именем он был известен, и именно оно внушало многим зависть и страх, что привело в итоге к его гибели в стране восходящего солнца.
        Вполне удовлетворенный проделанной работой, Ивахико методично стер так тщательно написанное, свое бывшее имя.
        Разровняв квадрат земли, он снова написал два иероглифа. Теперь на земле было написано его былое прозвище: Тоби Като. Оно означало «прыгучий, или летучий Като».
        Полюбовавшись написанным, он и эти иероглифы стер без остатка.
        Мысли начали успокаиваться. Чтобы закрепить успех и окончательно успокоить сознание, Ивахико написал уже совсем другие, отличные от предыдущих, иероглифы.
        Эти он стирать не торопился. С их написанием мысли и вовсе потекли плавно, а сознание обрело покой. Медитация на эти иероглифы дала нужный результат.
        В отличие от букв, используемых для обозначения звуков, иероглифы обозначают целые образы и понятия.
        При взгляде на первый иероглиф в сознании возникали сразу несколько понятий: выносить, терпеть, скрываться и прятаться, делать что-либо тайком.
        А при взгляде на второй неизменно всплывал образ человека.
        Однажды, в момент не часто выпадающей свободной минуты, находясь во дворе замка Некроманта, Ивахико тоже рисовал эти иероглифы. Мимо проходили стражники-скелеты, которые вели очередную пятерку новопризванных воинов Некроманта.
        Лица людей, сопровождаемых скелетами, явно выдавали их принадлежность к той же стране, откуда был сам Ивахико и многие другие воины Некроманта. А вот одежда сильно отличалась. По всей видимости, они были совсем из другой эпохи, чем Ивахико, и там была уже другая культура и манера одеваться.
        Никакого намека на кимоно, деревянные сандалии на босу ногу или выбритые по самурайской моде макушки с завязанными в особый узел пучками длинных волос. Ничего этого не было.
        Доспехов, которые часто бывают на новопризванных, Ивахико также не разглядел. Хотя по всему было видно, что люди это решительные: в их взглядах видны отвага и честь настоящих воинов, а двигаются они и держат осанку как люди, привыкшие к физическим упражнениям.
        На них была закрытая кожаная обувь из черной кожи и со шнурками. Брюки были узкие, с четко очерченной спереди и сзади на каждой штанине от самого верха и до низа складкой. Верхние куртки были без поясов, имели вырезы на груди, под которыми виднелись чистые рубахи с повязанными особым узлом вокруг шеи и спускающимися вниз по груди тряпочками.
        У нескольких человек из этой пятерки Ивахико недосчитал последних фаланг на крайних пальцах.
        Проходя мимо занимающегося созерцанием написанных иероглифов Ивахико, один из воинов чуть задержался и, читая иероглифы четко произнес:
        - Ниндзя.
        Тогда такое прочтение знакомых символов удивило Ивахико, но потом он узнал, что в далеком будущем такое название закрепится за всеми, подобными Ивахико лазутчиками.
        Но самому Ивахико такое прочтение иероглифов не нравилось. Намного привычнее было знакомое с детства синоби-но моно, что означало «подкрадывающийся или делающий что-то тайком человек».
        Для таких как Ивахико, с раннего детства и до смертного часа, собственное ремесло было смыслом всей жизни.
        И если удавалось найти своему умению достойное применение, то можно было считать, что жизнь удалась.
        Последнее время в землях магов явно назревали глобальные перемены. Ивахико чувствовал это и был этим весьма доволен. Вполне возможно, что вскоре разразится новая война, а в гуще сражений и подготовки к ним всегда найдется дело для шпиона.
        Это были не просто домыслы или желания, о грядущих сражениях говорили все новые и новые факты.
        Выжившие в последней великой войне маги явно устали терпеть друг друга и каждый по-своему что-то затевает. Их больше не устраивают мелкие стычки их призванных воинов, происходящие на нейтральных территориях, где каждый маг пытается отыскать себе что-то полезное, оставшееся после былых сражений великой войны магов. Им явно надо большего. У каждого из них скопилась немалая сила в лице призванных с земли воинов, которые представляют собой уже целые армии. Но каждому из магов явно чего-то не хватает для последнего толчка и начала войны.
        Колдун что-то усердно добывает в Ничейных горах, больше ни на что не отвлекаясь. Чародей хоть вроде и сидит, как обычно, в своей дремучей чаще, ни во что не вмешиваясь, но значительная часть его войска, построив в лесу военное поселение, явно готовится к чему-то грандиозному. К чему пока не ясно. Ясно лишь, что это напрямую связано с драконоголовыми, предавшими Чародея.
        Как только Ивахико проследит за выполнением задания со стороны наемников, он сразу отправится к русскому поселению. Конечно, лесные тэнгу Чародея, которых русичи называют лешими, как обычно, будут всячески мешать. Но связной из лагеря свое дело знает и неизменно будет появляться с новой информацией. А сам Ивахико будет пока, надев великолепно сделанную маску, изображать активность драконоголовых недалеко от русского лагеря.
        Главное в этом деле - показываться мельком и быстро скрываться. Для дозорных это будет выглядеть как неосторожность драконоголового, желающего быстрее скрыться, хотя на самом деле, конечно, просто нельзя, чтобы Ивахико как следует разглядели и поняли, что он вовсе не драконоголовый.
        Ивахико вообще любил быть кем-то другим. Для шпиона дурачить и обманывать - это что-то вроде веселой, выполняемой на высшем профессиональном уровне забавы. А если за твои забавы тебя еще награждают и ценят, то совсем хорошо.
        Некромант его ценил. Не зря же он велел своему шпиону срочно вернуться, когда Генджи со своими самураями доставил в Каэр Морт двух драконоголовых. Плененных, кстати говоря, не без его, Ивахико, помощи.
        Как же просто попался на стандартную уловку тот сильный, неожиданно выскочивший защищать сестру воин из местного племени. Ну конечно, Ивахико ни за что было не совладать с ним в рукопашной, зато при помощи метательных ножей вполне можно было одолеть. Беда была лишь в том, что для метания ножей должно быть расстояние, а драконоголовый его стремительно сокращал. Метать ножи или звездочки на ходу крайне неудобно, вот и следовало быстро вскарабкаться на дерево, чтобы цель стала легкой для поражения.
        И как же хорошо, что и предводительница, и ее воин остались живы! Благодаря этому у Ивахико появилось задание, которое являлось своего рода экзаменом его мастерства.
        Обмануть человека не так уж сложно. Человек хорошо изучен, а главное, воспринимает окружающий мир в основном глазами. С драконоголовыми все сложнее. Видят они не хуже людей, но кроме этого имеют еще свои чувствительные раздвоенные языки. Могут общаться между собой мыслями, а их внутреннее восприятие и реакцию на происходящее по драконьим мордам и движениям желтых глаз, прочитать весьма затруднительно.
        Однако, когда Некромант изъявил желание, чтобы Ивахико стал его глазами в пещерах ожидания и присмотрел за драконоголовыми, шпион с радостью согласился. Тогда ни Некромант, ни Ивахико и подозревать не могли, как далеко пойдет и какой полезной окажется их затея.
        Как великолепный иллюзионист, Ивахико знал, что зачастую, чтобы спрятаться, надо выставить себя напоказ. Так он решил стать безумным, разговаривающим с камнями стариком, сосланным Некромантом в пещеры ожидания за малую провинность.
        Несколько раз он чувствовал, что находится на грани разоблачения со стороны драконоголовых. Тогда он, чтобы отвлечь их мысли от подозрений и переключить внимание, начинал сильнее обычного изображать из себя безумца и разговаривать с камнями. Главным было держаться подальше от чувствительных языков местных и побольше выставлять напоказ свое безумство.
        Поначалу казалось, что вся эта затея совершенно напрасна. Драконоголовые ничего интересного для Ивахико и его хозяина в пещерах ожидания вслух не обсуждали. Их поведение тоже было обычным.
        Странной и поначалу непонятной была затея самца драконоголовых, постоянно избивающего огромного и злопамятного боевого вепря. Но как же потом вместе со всеми Ивахико рукоплескал и восторгался мастерством этого воина, перед которым запросил пощады могучий, смертельно опасный зверь.
        Конечно, Ивахико восхищался вовсе не мнимой могучей силой, которая якобы была у драконоголового. Шпиона изумили находчивость и смекалка, проявленные самцом местных воинов! То, как он заставил поверить огромную толпу зрителей, что может одним своим видом и решительностью победить опасного боевого вепря, было выше всех похвал. Такой обман мог бы занять весьма почетное место в руководствах для синоби-но моно.
        Один лишь Некромант не разделял всеобщего ликования и восторга. Но, надо отдать ему должное, в ситуации он сориентировался мгновенно. Пока воины на трибунах восхищенно рукоплескали в честь победы драконоголового, маг, позвав с собой любимого шпиона, быстро спустился в пещеры ожидания.
        Там волшебник показал Ивахико, как открыть спрятанный люк и помочь драконоголовым сбежать.
        - Напрямую от них толку не будет, - сказал тогда Некромант, - но они все равно послужат моим целям, хотя сами об этом не будут даже догадываться. А в Каэр Конане и моих владениях их оставлять нельзя, такие слава и почет весьма опасны. Жаль, толком не удалось постичь их магию, но несколько магических нитей мне все же удалось захватить.
        После этих слов Некромант, словно распуская маленький невидимый клубок, стал погружать в открытый люк невидимые магические нити.
        Не прошло и минуты, как он удовлетворенно заявил:
        - Все, я растянул нити, насколько смог, и теперь они похожи на старый нечеткий след былого пребывания сородичей драконоголовых. Теперь тебе, Ивахико, будет легче убедить их сбежать.
        Ивахико согласно кивнул, а потом, вновь представ перед драконоголовыми безумным стариком, отлично справился с первой частью хитрого плана Некроманта.
        Как только драконоголовые скрылись в недрах подземной реки, шпион быстро поспешил на самую высокую скалу окрестностей Каэр Морта. Времени было в обрез. Пока драконоголовые плыли по подземной реке, ему необходимо было успеть к наемникам и вернуться с их отрядом к месту, куда обязательно выйдут беглецы. Задача была не из легких, но благодаря специальному крылатому приспособлению, позволяющему парить с горных вершин, и магии Некроманта, помогающей продлить такой полет в несколько раз, Ивахико добрался до наемников очень быстро.
        Заплатив Барту Робертсу хорошую цену за переодетый русичами отряд наемников, шпион вместе с ними, не щадя коней, быстро отправился в нужное место.
        На горной дороге Ивахико, оставив в засаде переодетых наемников и условившись с ними о сигнале, быстро укрылся среди скал как раз напротив того места, где должны были показаться беглецы.
        Подвластное Некроманту привидение уже вовсю парило над единственной тропой, ведущей от того места, куда подземная река должна была вынести драконоголовых.
        Расчеты мага Каэр Морта оказались верными и точными. Как только сущность подала знак, что драконоголовые вот-вот появятся, Ивахико сосредоточился на том месте, где Колдуну удалось спрятать своего каменного стража.
        Задумка была великолепной: использовать шпиона врага для передачи тому ложной информации. Ведь Некромант давно знал, что по границам его владений, где это было возможно, Колдун расставил своих соглядатаев.
        Все было разыграно как по нотам. Как только драконоголовые показались на площадке рядом с каменным стражем и тот их заметил, Ивахико закричал горным орлом. Это был сигнал готовности спрятавшимся наемникам и одновременно призыв укрывающимся за изгибом дороги самураям начинать действовать.
        Нет, конечно, самураи не были поставлены в известность о хитроумном плане. Они искренне верили, что их отряд преследует нагло сбежавших и объявленных подлыми шпионами и предателями драконоголовых.
        Однако самураи слегка замешкались, и каменный страж чуть было не сорвал всю операцию. Ивахико пришлось крикнуть орлом еще раз, уже более пронзительно и громко.
        На этот раз отряд, возглавляемый Генджи, не заставил себя долго ждать, самураи увидели цель и были уверены, что она практически у них в руках. Вот тут-то и появились из-за валуна переодетые русичами наемники. Их предводитель, разумно решив поберечь людей и не проливать зря крови, хотел вступить в переговоры и вышел вперед, чтобы нести слово. Но Ивахико-то знал, что, даже приняв слово, Генджи ни за что бы не согласился упустить пленников. Он имел приказание от Некроманта, а для любого самурая не выполнить приказ господина равносильно потере чести. Поэтому, едва завидев, что драконоголовые могут сбежать, глава самураев решил пойти на прорыв.
        Ивахико прекрасно было видно сверху, как грамотно наемники не дают прорваться за драконоголовыми ни одному самураю. А главное, все это видел каменный страж. Теперь Колдун получит информацию, что русичи в границах владений Некроманта вступили в бой с самураями и помогли сбежать драконоголовым. Это было как раз то, что нужно.
        Когда со своего наблюдательного пункта Ивахико увидел, что драконоголовые благополучно скачут прочь на захваченных, а на самом деле специально приготовленных, лошадях, то тут же два раза подряд снова прокричал орлом.
        Услышав обусловленный сигнал, наемники, несмотря на то что имели явное преимущество, начали отступать. А отойдя к своим лошадям, и вовсе припустили прочь вслед за драконоголовыми.
        Генджи имел четкое указание не преследовать беглецов за пределами границ владений Некроманта. Да и преследовать было уже бесполезно, драконоголовые успели ускакать слишком далеко.
        В прошлой жизни, в родной Стране восходящего солнца, несчастный самурай Генджи наверняка вспорол бы себе живот, чтобы тем самым смыть позор и искупить вину за невыполнение задания. Но здесь, из страха быть превращенным в зомби и имея четкий приказ вернуться в любом случае, он не стал совершать обряд священного самоубийства сэппуку.
        По стечению обстоятельств, драконоголовые не смогли вернуться в родные подземелья. Поначалу Некромант, оставивший на их телах особые знаки, был слегка раздосадован таким поворотом дел, но, узнав, что брат с сестрой были приняты в наемники, был удовлетворен и этим. Свою службу они послужат ему и там. А Ивахико сыграет в этом далеко не последнюю роль.
        Шпион открыл полуприкрытые во время медитации глаза. Осознав, что вместо сосредоточения и избавления от лишних дум его мозг, наоборот, прокручивал в сознании последние события, Ивахико не расстроился. Цель была достигнута, тревожные мысли отступили, и он был готов для дальнейших действий.
        Поднявшись на ноги, Като Дандзо, теперь носивший имя Ивахико, собрал разбросанные вокруг пучки трав. Он не хотел стирать написанные последними и принесшие успокоение иероглифы. Вместо этого шпион просто присыпал их сорванной травой, словно маскируя от постороннего глаза. Ивахико нашел это весьма символичным - скрыть надпись, обозначающую скрывающегося человека.
        Сам шпион, в данный момент не отличимый от татаромонгольского воина, был сейчас не просто синоби-но моно, а действовал синобисугата-дэ, то есть переодевшись, инкогнито, под чужим именем. Именно так он и проследит за выполнением наемниками контракта.
        Глава 19. С викингами заодно
        Сильмара и Крагх, не скрывая радостного предвкушения от предстоящего дела, вышли из маленького дворика Черного Барта. Там ими были получены нужные инструкции и распоряжение отправиться в местную таверну.
        В таверне им следовало встретиться с неким Харальдом, по словам Барта Робертса, одним из лучших его главарей.
        Как только дети драконов пересекли порог таверны, на них тут же уставилось несколько десятков любопытных пар глаз.
        - Смотри-ка, драконьи морды пожаловали, - пользуясь всеобщей тишиной, громко сказал один из воинов с густой черной растительностью на лице. За столом рядом с ним сидели другие, подобные ему воины, которые, так же как и говоривший, имели густые черные волосы и бороды. - Они что, перепутали нашу таверну с собственными подземельями, где все их племя прячется, словно крысы в своих норах?
        Черноволосый и чернобородый наемник, произнося намеренно оскорбительные речи, не обращался напрямую к Сильмаре и Крагху. Он как будто разговаривал со своими соседями по столику, но делал это нарочно громко, чтобы слышно было всем, кто находился в этот момент в таверне.
        Сильмара и Крагх на откровенную грубость и провокацию никак не реагировали. Они внимательно осматривали сидящих в таверне людей и чаще обычного пробовали своими языками воздух. Им доводилось видеть много разных представителей человеческой расы, но заполненная людьми таверна словно была выставкой всего людского разнообразия.
        Здесь за одним столом можно было увидеть людей с белой, черной, красной и желтой кожей. Маленьких и больших, с глазами в виде узких щелочек и, наоборот, с круглыми и выпученными. У одних волосы были светлые, у других темные, а у третьих рыжие. Одежда, оружие, обувь и прически тоже были весьма разнообразны.
        Крагх и Сильмара под пристальными взглядами окружающих подошли к барной стойке и обратились к стоящему за ней человеку:
        - Нам нужен Харальд. Барт Робертс сказал, что мы можем найти его именно здесь.
        - Ну если вы имеете в виду Харальда Сурового, - спокойно глядя на драконоголовых, размеренно отвечал человек, - то он, как обычно, сидит со своими людьми вон в том конце, за угловым столиком.
        Дети драконов посмотрели в указанную им сторону, но разглядеть сидевших за дальним столиком людей не смогли. Словно специально в том углу таверны стоял полумрак. Рядом со столиком не горело ни одного факела или масляной лампы, да и на нем самом не было даже свечки. Вокруг стола лишь угадывались очертания сидевших за ним воинов, которых, видимо, вполне устраивало, что их окружает полумрак.
        Дети драконов только было собрались направиться к этому самому столу, как со стороны компании черноволосых и чернобородых воинов раздалась новая реплика:
        - Нет, а самочка-то явно неплоха! Если ее клыкастую желтоглазую морду обмотать тряпкой, то она вполне бы сошла за земную красотку! - с этими словами говоривший вальяжно поднялся со своего места и под одобряющие возгласы и смешки своих товарищей направился в сторону драконоголовых.
        Крагх напрягся, его верхняя губа невольно начала подергиваться вверх, готовая обнажиться в зверином оскале. Язык последнего из рожденных чувствовал, что от направляющегося к ним человека исходит очень сильный вкус выдыхаемых алкогольных паров. Крагх даже удивился, что при таком количестве выпитого воин передвигается достаточно уверенно и практически не шатается.
        - Очень, очень аппетитные формы! - прицокивая языком, нагло осматривая Сильмару со всех сторон, заявил подошедший наглец. - Интересно, а если стянуть с нее эту набедренную кольчужку, то под ней окажутся те же прелести, что и у земных женщин? Согласитесь, воины, любой из вас после чудесного перемещения в эти земли про женские ласки и думать забыл? Я бы вот, например, с удовольствием бы попробовал местную самочку.
        Как это часто бывает, говоривший, видя, что ему никто не перечит, и подбадриваемый ухмылками и пошлыми репликами своих товарищей, набирался все большей смелости. Стоявшего рядом с сестрой Крагха он будто и не замечал, да и вообще вел себя так, словно ему наплевать на чье-либо, отличное от его собственного мнение.
        Трактир меж тем притих, и все его посетители внимательно наблюдали за тем, что последует дальше. Нельзя было сказать, одобряют ли воины действия чернобородого или просто не хотят лезть в чужое дело, а может, даже побаиваются этого самоуверенного наглеца, во всяком случае, никто и не подумал сделать ему замечание или попытаться осадить.
        Напряжение все нарастало. Чернобородый, который все же слегка покачивался от выпитого алкоголя, как будто бы в шутку обратился к воинам за своим столиком:
        - Ну так как, парни, подержите ее для меня?
        Вместо ответа, воины нарочито громко загоготали, а двое из них, вторя своему предводителю, тоже поднялись из-за стола и, словно оценивая рыночный товар, принялись разглядывать Сильмару. Впрочем, стояли они при этом чуть дальше, чем их лидер.
        - Держи себя в руках, брат. - присоединившись к Крагху, мысленно сказала ему Сильмара. - Ты же видишь, они явно нас провоцируют. Помни, что драки среди наемников запрещены кодексом.
        Последний из рожденных ничего не ответил, а лишь продолжал напряженно стоять чуть позади сестры. С одной стороны, Сильмара была права, ведь чернобородые и черноволосые воины во главе со своим предводителем хоть и вели себя вызывающе нагло, но прямых оскорблений в сторону детей драконов до сих пор себе не позволили.
        Они и общались-то пока только между собой, а Сильмару хоть и разглядывали весьма похотливо и нагло, но руки не распускали.
        С другой стороны, Крагх понимал, что коснись этот наглец его сестры хоть пальцем, он, не задумываясь, вцепится ему в глотку своими клыками.
        Словно услышав мысли последнего из рожденных, черноволосый и чернобородый предводитель решил переступить следующую черту своего вызывающе наглого поведения:
        - Нет, ну вы только посмотрите, какой прекрасной формы ее грудь, - обратился он к тем двум воинам, что встали вслед за ним со своих мест, - разве можно удержаться от искушения стиснуть каждую из них своей ладонью?
        Договорив последнюю фразу, лидер чернобородых, растопырив пальцы правой руки, начал приближать их к груди Сильмары.
        - Я сама! - немедленно передала предводительница мысленный приказ своему брату, но еще раньше, чем она успела что-либо предпринять, запястье чернобородого вдруг резко сжала, чья-то мощная рука.
        - Прекрати, Мильша! - требовательно и сурово произнес неожиданно появившийся широкоплечий воин с русой бородой, часть которой представляла собой заплетенные косички. - Ты уже приблизился к тому, чтобы нарушить кодекс. Избыток выпитого явно ударил тебе в голову и вот-вот приведет к тому, что ты не сможешь твердо держаться на ногах.
        - Да кто ты такой, чтобы мне указывать?! - резким движением высвобождая захваченную кисть, гневно выкрикнул чернобородый. - Я среди наемников служу больше, чем ты и твой Черный Барт вообще находитесь на этом острове, даже если сложить ваше обоюдное пребывание вместе! Я был свидетелем и участником того, как зарождалась и крепла земля вольных стрелков, которых все это время возглавлял, так странно скончавшийся после вашего у нас появления батька Портупей! Кодекс? Да жили мы раньше прекрасно без этого кодекса, почему бы не пожить и дальше?
        Все время своей тирады чернобородый нарочито близко размахивал руками рядом с лицом остановившего его руку воина. А произнеся последний вопрос, так близко приблизил свое лицо к лицу оппонента, выставив при этом вперед свой лоб и уставившись в русобородого темно-карими глазами, что их брови почти соприкоснулись.
        Воин с вплетенными в бороду косичками спокойно выдержал устремленный на него взгляд и уже было собрался что-то сказать в ответ провокатору, как вдруг дверь таверны широко распахнулась и в помещение вошел сам глава наемников, Бартоломью Робертс.
        - Не послышалось ли мне, - спокойным и негромким, но в то же время суровым голосом заговорил он в затихшей таверне, - что здесь кто-то недоволен нашим кодексом, а может, даже его нарушает? - Черный Барт медленно обвел взглядом всю таверну, намеренно ни на ком конкретно не останавливаясь, в том числе и на находящейся возле барной стойки группы, состоящей из Сильмары, Крагха, Мильши с его двумя воинами и русобородого.
        Никто в таверне на заданный вопрос не ответил, а Сильмара заметила, что взгляды большинства присутствующих прикованы к правой руке Барта Робертса, кисть которой расслабленно свисала возле правого бедра, где в специальной кобуре находился пистолет-автомат.
        От наемников предводительница слышала, что в человеческом мире есть такая страна Америка, где в одном из временных отрезков от скорости выхватывания из кобуры огнестрельного оружия напрямую зависела жизнь. В свое время Барт Робертс был весьма впечатлен демонстрацией молниеносного выхватывания пистолета и, казалось бы, неприцельной, но очень точной и быстрой стрельбой прямо от бедра.
        Поговаривали, что бывший пират, потратив немало времени и средств, освоил такой способ убийства не хуже чем учившие его воины из диких западных земель Америки. Только оружие на бедре глава наемников носил более смертельное, чем то, которым владели его учителя.
        Каждый присутствующий в таверне наемник знал, что Черный Барт мгновенно продырявит любого, посмевшего против него выступить.
        Еще минуту назад столь заносчивый и самоуверенный Мильша мгновенно превратился в заискивающего и послушного подчиненного:
        - Что ты, Барт? Мы просто разговаривали. Разве может кто-то посметь нарушать кодекс? - чернобородый Мильша вопросительно оглянулся. - Каждый наемник свято чтит наши законы, за нарушение которых существует справедливое наказание. Я первый сообщу тебе, если кто-то нарушит кодекс, и мы вместе отправим его за Непресекаемые моря!
        Бартоломью Робертс без эмоций выслушал лидера чернобородых и черноволосых воинов, а затем не спеша потер свой вставленный в ухо золотой дублон.
        В этот момент было видно, что Мильша едва уловимо испугался и даже предательски сглотнул. Двое же его людей, тех самых, что раньше поднялись со своих мест, осторожно попятились назад, предпочитая вернуться за свой столик. Все они знали, что обмануть потирающего свою серьгу Черного Барта практически невозможно.
        Однако глава наемников, ничего не сказав Мильше, неожиданно строго обратился к спокойно остававшемуся все это время на своем месте русобородому:
        - Харальд! Ты почему до сих пор здесь? Тебе было велено, как только встретишься с местными, сразу идти готовиться со своими людьми к предстоящему заданию. Что тебе мешает сделать это прямо сейчас?
        - Ничего не мешает, - спокойно ответил русобородый, оказавшийся тем самым Харальдом Суровым, которого должны были отыскать в таверне Сильмара и Крагх. - Идите за мной, - не терпящим возражения тоном сказал он детям драконов, а затем кивком головы дал знак угловому затемненному столику в конце таверны. Оттуда тут же показалось несколько воинов, которые вслед за местными и своим военачальником двинулись к выходу.
        - Остальным смею напомнить, - тоже собираясь уходить, изрек Черный Барт, - что после восьми вечера в таверне не должно остаться ни одного посетителя. Все желающие выпить смогут это сделать в своих казармах, но в полной темноте, без единой зажженной свечи, лампы или фонаря. Таков закон, - резко закончил глава наемников, после чего быстро развернулся и вышел.
        Ночь для Крагха выдалась беспокойной. Он никак не мог заснуть. Причиной бессонницы было вовсе не волнение перед предстоящим заданием или громкий храп воинов Харальда Сурового, под одной крышей с которыми они с сестрой сегодня ночевали. Причиной был вступившийся за его сестру сам Харальд.
        Последний из рожденных, как только увидел остановившего руку Мильши человека, сразу же его узнал. И возможно, Крагх мог бы засомневаться в том, что это был тот самый человек, хотя и глаза и язык последнего из рожденных говорили, что это именно он. Мало ли похожих с виду и по вкусу людей? Но когда Крагх встретился взглядом с Харальдом, то понял, что тот тоже явно его узнал.
        Сестре последний из рожденных решил пока ничего не говорить. Да и с самим Харальдом Крагх пока вел себя нейтрально, хотя сдерживать себя было крайне тяжело.
        Именно из-за этого, из-за тяжелых мыслей и никак не шедшего в голову правильного решения он и не мог заснуть.
        Верх брал то разум, говоривший, что следует не забывать о главном правиле наемников «ничего личного», то чувства, которые выплескивались наружу и звали прямо сейчас подняться и направиться к Харальду.
        Таким образом, Крагх всю ночь проворочался с боку на бок. А под утро, когда тяжелые мысли перешли в тревожные сны, его разбудила громкая команда подъема.
        Несколько десятков человек и двое детей драконов во главе с Харальдом Суровым рано утром покинули лагерь наемников и направились в сторону Ничейных гор.
        Ехали верхом, не спеша, но и без лишних задержек или остановок. Все воины были очень хорошо вооружены, почти у каждого к седлу лошади было прицеплено ружье или другое огнестрельное оружие. Мечи, доспехи, луки со стрелами и арбалеты с болтами были в отличном состоянии и готовы к бою. Судя по мешкам с поклажей, можно было подумать, что путь предстоял не близкий, хотя до Ничейных гор было не так уж и далеко.
        Исходя из этого дети драконов решили, что, возможно, их отряд пойдет какими-то обходными дорогами или им предстоят длительные стоянки.
        Командовавший отрядом Харальд лично следил за всеми воинами, периодически то убыстряя шаг своего коня, нагоняя авангард, то специально отставая, чтобы присоединиться к арьергарду.
        Дети драконов ехали практически в самом центре основного отряда. Несколько раз, когда Харальд проезжал мимо, Крагх пытался встретиться с их предводителем взглядом, но тот словно специально даже на долю секунды ни разу не посмотрел на последнего из рожденных.
        Сам Крагх ругал себя за постоянные попытки с вызовом взглянуть в глаза этому человеку, но молодой и горячий нрав брал свое. Он и так приложил немало усилий, чтобы не выдать своих чувств сестре, да и другие воины отряда ничего не должны были заподозрить. Еще полгода назад в подобной ситуации последний из рожденных без тени сомнений сразу же приступил бы к незамедлительным действиям…
        Конечно, сам Харальд действовал намного мудрее и правильней, никак не выдавая собственных мыслей, да и поместить местных в центр отряда, где они будут всегда под присмотром верных воинов, было очень благоразумно. К закату первого дня пути отряд остановился на ночлег.
        Целый день в дороге требовал отдыха и людям, и лошадям. Часовых выставили по всем правилам, но особо не таились и свободно жгли костры, громко разговаривали, а некоторые воины даже затянули песни, которые пели когда-то в своем родном человеческом мире.
        Державшиеся немного обособленно и уже доедавшие свою вечернюю пайку дети драконов увидели, что прямо к ним направляется Харальд Суровый.
        Лучший командир Черного Барта, подойдя практически вплотную к сидящему рядом с сестрой Крагху, и на этот раз прямо смотря ему в глаза, спокойно и без предисловий произнес:
        - Я уверен, что нам есть о чем потолковать. Отойдем? Застигнутый врасплох таким прямым предложением Харальда, Крагх немного замешкался. Делая вид, что просто дожевывает свою пищу, последний из рожденных на самом деле лихорадочно обдумывал, как ему поступить. Возможно, в предложении их нынешнего командира кроется какой-то подвох и он готовит Крагху ловушку, но отказаться от прямого разговора с этим воином означало праздновать труса.
        Крагх молча поднялся, напряженно и в упор взглянул в суровые, но спокойные глаза Харальда и согласно кивнул.
        - Что происходит, брат? - тут же услышал в своей голове тревожный вопрос сестры последний из рожденных.
        - Все в порядке, - постарался как можно спокойней ответить он, и тут же оборвал присоединенные Сильмарой магические нити. Даже мысленное вмешательство сестры ему сейчас только помешало бы.
        Но встревожилась не только сестра последнего из рожденных. Воины Харальда Сурового, находившиеся недалеко и следящие за своим командиром не меньше, чем он за ними, тоже явно заволновались. Некоторые даже привстали со своих мест, вопросительно глядя на Харальда.
        Однако тот, незаметным жестом велев всем оставаться на местах, спокойно развернулся и направился в сторону от лагеря, туда, куда не доставал в быстро наступившей темноте свет костров. Крагх последовал за ним.
        Тревога и волнение Сильмары нарастали с каждым шагом удаляющегося с Харальдом брата. Крагх намеренно блокировал свои магические нити, не позволяя больше сестре к нему присоединиться. У предводительницы даже скользнула мысль все же последовать за удаляющимися фигурами, но многозначительные взгляды воинов Харальда словно говорили: «Сиди и жди. Дернешься - будет хуже. Мы сами не знаем, в чем дело, но нашему командиру видней. Видишь, мы тоже просто спокойно ждем».
        Видеть-то Сильмара видела, зрение детей драконов было такое же, как у людей, но вот раздвоенный язык, способный улавливать множество оттенков вкусов даже в кромешной темноте, говорил совсем о другом.
        Предводительница абсолютно безошибочно почувствовала, что несколько воинов Харальда Сурового, пользуясь темнотой, все же нарушили приказ своего командира и незаметно последовали за ним. Таким образом, выходило, что у Харальда все равно была поддержка в виде скрытых телохранителей.
        Пока Сильмара гадала, что происходит и как ей лучше поступить, чтобы не сделать хуже, оба виновника всеобщего напряжения уже достаточно отдалились от места стоянки.
        Харальд Суровый, являясь образцом полного спокойствия, присел на толстый ствол поваленного дерева и жестом предложил Крагху сделать то же самое.
        Однако последний из рожденных, также пытаясь делать вид, что все происходящее для него обычное дело, присел не на тот же ствол, на котором расположился его оппонент, а на находящийся рядом и обросший мхом большой камень.
        - Я вижу, ты меня узнал, - без предисловий изрек Харальд.
        - Узнал, - коротко ответил Крагх.
        - И по всему видно, что, не смотря на кодекс наемника и его главную заповедь, ждешь объяснений?
        Крагх не ответил. Объяснения - это вовсе не то, чего бы он на самом деле хотел. Больше всего он жаждал мести. Мести за то, в чем непосредственно участвовал сидящий напротив него человек. И вовсе не кодекс наемника, и не то, что этот человек вступился за его сестру, и даже не то, что Крагх был последним из рожденных, удерживал до сих пор его от безрассудства.
        Несмотря на свой горячий нрав воина, Крагх все же понимал, что Харальд - лишь наемник, и лишь выполнял чей-то приказ. Так что хотя и нельзя было сказать, что последний из рожденных не имел к этому воину ничего личного, но к тому, кто его нанял, личных претензий было намного больше.
        - Ну хорошо, - так и не дождавшись ответа, продолжил меж тем Харальд, - я попробую тебе кое-что объяснить, хотя и не обязан этого делать. Я сделаю это лишь по той причине, что через пару дней, в Ничейных горах, нам предстоит общее дело, а общие дела не терпят недопонимания.
        Крагх согласно кивнул и с искренним интересом, не перебивая говорившего, приготовился услышать то, что ему собирался поведать Харальд.
        А тот, в свою очередь, начал свой монолог:
        - Нам, наемникам, часто приходится выполнять задания, о сути которых мы даже не подозреваем. Это как посыльный, который доставляет запечатанный сверток, понятия не имея, что в нем находится. Но при этом посыльный нередко рискует жизнью ради этого самого свертка, - Харальд взглянул на внимательно слушающего его речь Крагха и продолжил:
        - Поэтому, когда мне был отдан приказ, изображая русских воинов, спасти двух местных от преследующих их воинов Некроманта, я просто сделал то, что мне было велено. А то, что ты, несмотря на маскарад, умудрился меня запомнить… - чуть задумался викинг. - Ну, с одной стороны, это, конечно, моя промашка как командира, с другой - делает честь тебе как наблюдательному воину. Хотя, возможно, что слово «наблюдательный» здесь не совсем уместно, ты ведь наверняка распознал меня с помощью своего языка?
        Крагх ответил не сразу. Мало того, он даже не сразу уловил, что ему задали вопрос. Все дело было в том, что этот человек говорил совсем не о том, о чем ожидал услышать последний из рожденных!
        - Ну да, - думая совсем о другом, сказал он, - в большинстве случаев наше племя запоминает именно вкусовой, а не зрительный образ…
        - Так я и думал! - хлопнул себя по колену Харальд. - С вашим братом надо быть более осторожным, чем с обычными людьми! Но перейдем к делу.
        После последних слов Крагх невольно напрягся. Возможно, вот именно сейчас этот человек наконец-то заговорит о том, чего так ждал последний из рожденных.
        - Теперь, когда ты точно знаешь, что от преследования воинов Некроманта вас спасли вовсе не русичи, а мои переодетые люди во главе со мной, я бы попросил тебя не пытаться удовлетворить свое любопытство, чтобы понять, зачем да почему. Так было кому-то нужно, а мы просто сделали свое дело. Я и сам был весьма поражен, узнав, что вы потом присоединились к наемникам, однако, как видишь, вовсе не горю желанием выяснять, как, зачем и почему вы это сделали. Ничего личного.
        Харальд замолчал, а последний из рожденных вконец убедился, что этот человек на самом деле его не узнал. А точнее сказать, узнал совсем не в тех событиях, в которых узнал Харальда Крагх. Тем более что последний из рожденных совершенно не запомнил тех «русичей», благодаря которым им с сестрой удалось скрыться от погони Некроманта.
        Крагх совершенно ясно и четко вспомнил этого человека как предводителя того самого отряда, в стычке с которым погибла их с Сильмарой мать. Именно этот человек бросил в склеп несущий ужасную смерть шар. И именно этого человека Крагх рано или поздно тоже лишит жизни. Рано или поздно, но не сейчас. Сейчас надо сделать вид, что все именно так, как думает Харальд. Что он, Крагх, действительно озабочен мыслями, отчего это вдруг отряду Харальда было приказано спасти их с сестрой от воинов Некроманта, да еще и переодевшись русскими витязями.
        Пусть этот воин даже не будет догадываться, что у Крагха, несмотря на кодекс наемника, есть к нему очень и очень личное, такое личное, что тот себе даже не представляет какое! Но до тех пор, пока Крагх не узнает, кто заплатил тогда наемникам, чтобы атаковать отряд Чародея, придется ждать и проявлять сдержанность и терпение.
        Вообще сдержанность и терпение, конечно, не были основной чертой характера последнего из рожденных, но в данном случае придется этому научиться. Мало отомстить одному исполнителю убийства его матери, пусть даже он сделал это не намеренно, очень важно еще найти и заказчика. А если это один из великих магов острова, которых Крагху одолеть, конечно же, не по силам, то необходимо хотя бы найти того предателя, от которого наниматель отряда Харальда узнал о тогдашней миссии отряда Чародея.
        - Конечно же, ничего личного, - изрек наконец после долгой паузы Крагх и даже попытался изобразить некое подобие улыбки, обнажив при этом свои острые клыки. - Но от нескольких вопросов я, пожалуй, все же не смогу удержаться.
        Харальд нахмурился. Похоже, этот местный никак не желает понять, что наемнику не пристало как расспрашивать, так и рассказывать про чужие интересы.
        - Я уже говорил, что вряд ли смогу ответить на твои вопросы, - отвечал викинг. - Подчас мы бережем чужие тайны лучше собственных, но именно в этом наша сила. Черный Барт первый, кто это понял, вот почему с того времени, как он возглавил свободных воинов, наемники обрели еще большую власть и силу, чем имели до этого. А ведь за нами не стоит кто-то из великих магов острова, имеющих неординарные способности к управлению магическими нитями!
        - Откуда тебе знать, а тем более сравнивать силу, могущество и влияние наемников до прихода Черного Барта и после него? - перебил Харальда Крагх. - Ты ведь не был наемником до его провозглашения главой всех свободных воинов? Ты ведь сам стал наемником вместе с ним?
        - Ошибаешься, ох, как же ты ошибаешься, местный! - Харальд покачал головой и, явно вспоминая что-то не очень приятное из прошлого, стиснул рукоять своего меча. - По воле судьбы я, сын конунга, был вынужден стать наемником еще в отрочестве. Но викинга кормит меч, а поскольку я всегда неплохо с ним управлялся, - Харальд демонстративно чуть высунул из ножен свой клинок, но тут же вогнал его обратно, - то ни на Руси, ни в Византии никогда не оставался без куска хлеба, крова и всего того, в чем нуждается воин.
        Как оказалось, быть наемником не так уж и плохо, это выгодно и тебе, и твоему нанимателю. Тебе - потому что можно скопить неплохой капитал. А нанимателю - потому что у служащего за деньги наемника нет личных мотивов для участия в политических интригах или дворцовых переворотах, но сражается при этом наемник ничуть не хуже тех, кто делает это больше за идею, чем за награду.
        Полтора десятка лет я сражался в качестве наемника, исполняя волю и защищая интересы не своих правителей и не своего народа. Так что пусть и застал я здесь правление свободными наемниками в лице батьки Портупеи совсем немного, но толк в этом деле знаю! - Харальд резко повысил голос, но тут же осекся и внезапно замолчал.
        Крагх поначалу тоже молчал, ему было необходимо сформулировать следующий вопрос, да так, чтобы этот суровый викинг не заподозрил его истинных намерений.
        Последний из рожденных услышал в рассказе Харальда Сурового один очень важный для себя момент: еще при жизни в мире людей этот воин воевал вместе с русичами. Не может ли быть так, что кто-то из его бывших знакомцев из числа русских витязей теперь служит на стороне Чародея, но на самом деле является шпионом и информатором для этого викинга?
        - Византия, - как бы невзначай заговорил Крагх, - это такая страна в вашем человеческом мире?
        - Да, - коротко ответил викинг, невольно углубляясь в былые воспоминания, но вслух больше ничего не говоря. Тогда Крагх, немного выждав, задал еще один наводящий вопрос:
        - А вот если сравнить правителей Византии и Руси, которым ты служил, и Барта Робертса, которому служишь сейчас, кто из них, по-твоему, лучше остальных знал свое дело?
        - Хм, - покосился на Крагха Харальд, - ну ты и спросил, - викинг на секунду задумался, почесал бороду, и продолжил: - Если сравнивать только Русь и Византию, то прямо скажу, что с русским князем Ярославом у меня лучше сложилось, чем в Константинополе, называемом русичами Царьградом. Я же с русским князем даже породнился, взял в жены одну из его прекрасных дочерей, - после последних слов суровый викинг мечтательно улыбнулся, но потом снова сдвинул брови.
        - Русская жена и длительное нахождение среди русичей, наверно, позволили тебе хорошо изучить язык, нравы и обычаи этого народа? Завести много полезных знакомств? Последний из рожденных явно торопился с новыми вопросами, не давая викингу до конца ответить на предыдущие. Но такова уж была натура Крагха, которому показалось, что он уже нащупал нужную нить, и поэтому торопился побыстрее размотать клубок.
        Однако, как это часто бывает, слишком сильный напор и нетерпение клубок не распутали, а лишь оборвали ведущую к нему нить. Бывший король Норвегии Харальд III Сигурдссон, сурово взглянув на собеседника, изрек:
        - А что тебе за дело, местный, до моей прошлой жизни в нашем человеческом мире и моих познаний и знакомств с русичами?
        Под жестким взглядом этого уже немолодого, но все еще полного сил воина с густой бородой и широкими плечами внутри Крагха все похолодело. Последний из рожденных был далеко не робкого десятка, но, казалось, дай он сейчас неправильный ответ, и могучий викинг тут же разрубит его от плеча до пояса.
        - Да просто я подумал, - пожимая плечами и стараясь казаться беззаботным и никак не выдавать внешне своего волнения, отвечал Крагх, - что раз именно тебе Черный Барт, поручил под видом русичей, нас с сестрой от воинов Некроманта отбить, то это как раз потому, что ты хорошо знаешь обычаи и манеры русских витязей?
        - Ах это, - тут же смягчился Харальд, а потом уклончиво добавил: - Ну да, вполне может быть…
        Викинг замолчал и ушел в свои мысли. Казалось, что он и сам до этого момента особо не задумывался, почему именно его отряду было поручено изображать русских витязей.
        - Да ладно, - стараясь максимально правдоподобно изобразить понимание и дружеский настрой, заговорил Крагх, - наемнику совсем не обязательно знать ответы на все вопросы, так ведь ты сам, кажется, говорил? Вот и мы с сестрой идем сейчас с твоим отрядом, а сути дела не знаем. Может, уже расскажешь, что за задание у нас в Ничейных горах?
        Харальд внимательно посмотрел в желтоватые глаза ждущего ответа на свой вопрос драконоголового, после чего тоном, не терпящим пререканий, спокойно произнес:
        - Потерпи еще пару дней, и все узнаешь. Ничего личного, просто так надо для дела, - викинг сделал небольшую паузу, а затем неожиданно широко улыбнулся и хитро добавил: - Скоро вы с сестрой снова увидите знакомых русичей.
        Не до конца поняв, что же на самом деле имеет в виду этот могучий воин, последний из рожденных тем не менее решил внять его совету и подождать еще несколько дней, оставив при себе все вопросы.
        - Ну конечно, ничего личного. - повторил основную заповедь наемников Крагх, и они оба поднялись со своих мест, скрепили рукопожатием вышесказанное отсутствие претензий друг к другу и направились в сторону ночной стоянки отряда. Вслед за ними скользнули по лесу тени невидимых телохранителей бывшего конунга всей Норвегии Харальда Сурового Сигурдссона.
        Взволнованной сестре Крагх пересказал практически всю беседу с викингом, естественно, утаив лишь свои личные помыслы и намерения.
        В ответ Сильмара недовольно пробурчала, что вообще-то командиру викингов подобные беседы надо вести с ней как с предводительницей племени детей драконов, а не с обычным воином, коим для всех был Крагх. Последний из рожденных на это лишь пожал плечами, неправдоподобно предположив, что, возможно, эти викинги не знают иерархии и принятого порядка племени детей драконов.
        Уже на следующий день весь отряд Харальда Сурового начал заметно уходить с прямолинейного направления ведущего к Ничейным горам. Со стороны вполне могло показаться, что викинги передумали и решили направиться к лесу, где были родные болота и подземелья детей драконов, лагерь русичей, замок Чародея и места обитания болотных великанов.
        Так продолжалось почти два дня, за которые они сделали большой крюк и оказались по отношению к Ничейным горам совсем с противоположной стороны от их первоначального маршрута. Тогда Харальд скомандовал привал, хотя еще только начинало вечереть и до ставшего привычным ночного отдыха можно было преодолеть немалое расстояние.
        Послушные своему командиру воины спокойно и безмятежно отдыхали остаток дня, вечер и половину ночи, посреди которой всех тихо и без лишнего шума быстро подняли на ноги.
        Догоравшие костры погасили, и по команде своего командира викинги вдруг начали быстро перевоплощаться.
        Крагх с Сильмарой с интересом и удивлением наблюдали, как викинги быстро расплетают косички на своих бородах, заменяют рогатые шлемы на высокие остроконечные, а все круглые щиты - на закругленные сверху и длинные, сужающиеся книзу. В руках воинов не осталось ни одного боевого топора или молота, а все они были заменены на длинные копья, мечи и булавы.
        Не прошло и четверти часа, как отряд викингов Харальда Сурового превратился в самую настоящую дружину русских витязей, которая незамедлительно направилась прямиком к Ничейным горам.
        Сам Харальд, тоже теперь неотличимый от русича, вместе с Сильмарой, Крагхом и парой других воинов продвигался далеко в авангарде. Детей драконов бывший конунг взял с собой вперед, чтобы они могли почувствовать своими языками во все еще темной ночи возможную опасность. Однако до самого рассвета вкусовые рецепторы драконоголовых не пригодились.
        Продвигались теперь значительно медленнее и соблюдая большую осторожность, чем прежде. Хоть горы и назывались Ничейными, и до них был еще целый день пути, но все давно знали, что там в большом количестве сосредоточены воины Колдуна. Только в первую очередь отряд Харальда наткнулся не на них.
        Это произошло, когда было еще раннее утро. Сильмара, которая не спеша ехала самой первой, вдруг резко остановилась и подняла вверх сжатую в кулак руку. Все остальные тут же замерли, а Крагх услышал в голове голос сестры:
        - Впереди небольшой отряд. По вкусу похоже, что русичи, но не только они.
        Крагх тут же наклонился к ехавшему рядом Харальду и передал сказанное сестрой. А после, попробовав раздвоенным языком легкий встречный ветерок, добавил от себя, что неизвестный отряд явно движется им навстречу.
        Конунг незамедлительно отправил одного из своих людей с приказом основным силам викингов укрыться и никак себя не выдавать. А авангард разведки, во главе с Харальдом тоже поспешил поскорее убраться с дороги. Встреча ряженых русичей с настоящими явно в планы викингов не входила.
        Уведя подальше лошадей, Харальд, дети драконов и еще один воин авангарда залегли в ближайшем овраге.
        Неизвестный отряд в поле зрения пока не показался, но отчетливо чувствовался языками Крагха и Сильмары. Харальд невольно поймал себя на мысли, какой все же выгодный союзник и опасный враг эти драконоголовые, способные чувствовать своими языками на значительных расстояниях.
        Тем временем, когда последний из рожденных и его предводительница уже начали четко различать вкус каждого отдельного воина встречного отряда, показались и сами воины.
        В отряде были действительно не только русичи - почти половина воинов были крестоносцами. У одного из них поперек седла лежал пленный человек, вкус которого сильно отличался как от вкуса рыцарей, так и от вкуса крестоносцев. Крагх тревожно напрягся; присоединившись к сестре, он спросил:
        - Ты узнала их? - последний из рожденных был явно взволнован. - Это же те самые новопризванные рыцари, точнее, они были новопризванными, когда мы встретились с ними у трех холмов, помнишь?
        - Как не помнить, - отвечала сестра, - именно после встречи с ними начались события, приведшие нас сначала к Некроманту, потом к наемникам, а теперь вот мы здесь. Правда, кроме этих рыцарей, я узнала и еще кое-кого.
        Крагх попробовал языком воздух и понял, что Сильмара имеет в виду Евпатия. Последний из рожденных отчетливо уловил его знакомый вкус, да и визуально тоже узнал ученика Чародея. Вкусы остальных воинов встречного отряда, дети драконов либо не узнали, либо они были им попросту незнакомы.
        Крагх взглянул на затаившегося рядом Харальда; викинг был спокоен и сосредоточен. Последнему из рожденных невольно вспомнилась загадочная фраза этого воина: «Скоро вы с сестрой снова увидите знакомых русичей». Этой ночью, когда викинги перевоплотились в русских витязей, Крагх был уверен, что именно это и имел в виду Харальд и вот они - те самые знакомые русичи, которые на самом деле переодетые наемники.
        Но теперь, наткнувшись на отряд, возглавляемый Евпатием, последний из рожденных задумался: а может быть, Харальд имел в виду именно этих русичей?
        Тем временем отряд ученика Чародея все приближался. Стали слышны негромкая, и пока неразборчивая речь воинов отряда и нечастое фырканье их лошадей.
        Было похоже, что весь отряд передвигается единым целым, без посланных вперед разведчиков авангарда и скорее всего без замыкающего и чуть отстающего арьергарда. Возможно, такая беспечность была вызвана тем, что русичи уже были близки к родным лесам Чародея и не ждали скрытых угроз, преследования или засад. А может, просто держались все вместе, чтобы не растягивать свои силы и не потерять пленника.
        Как бы то ни было, но в данный момент Крагху казалось, что ставшие не так давно врагами детей драконов русичи сейчас являются весьма легкой добычей. Прикажи их нынешний командир Харальд Суровый атаковать из засады русский отряд, последний из рожденных сделал бы это с огромным удовольствием, выбрав для первого броска самого Евпатия. Этот прихвостень Чародея должен был умереть, как умерло множество убитых им самим сородичей Крагха.
        Однако по поводу беспечности и легкой уязвимости русичей последний из рожденных, похоже, сильно ошибся. Задолго до места, где притаился авангард викингов, встречный отряд вдруг затих, остановился и сгруппировался. Кажется, они что-то заподозрили и приготовились отразить возможную атаку.
        Крагх с Сильмарой тревожно покосились на Харальда, но конунг оставался спокоен и недвижим.
        До сих пор не знавшие истинной цели похода в сторону Ничейных гор дети драконов были встревожены: если их цель - этот встречный отряд, то явно бы не помешало для предстоящего боя подтянуть основные силы. Ведь раз факт внезапности утрачен, то четверо против неполной дюжины, да еще и ученика Чародея - это все же маловато. Если же нет и отряд русичей и крестоносцев - просто непредвиденная случайность, то не проще ли открыто выйти, поднять вверх руку и, неся слово, договориться мирно разойтись? Тем более что весь отряд Харальда Сурового значительно превышает численность отряда Евпатия, который пусть и ученик Чародея, но все же не маг и вряд ли просто так будет рисковать своими людьми, надеясь победить превосходящего противника силой магических нитей. Но конунг викингов, видимо, мыслил совсем иначе, он продолжал лежать затаившись и наблюдать за остановившимся отрядом.
        Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Наконец сам Евпатий немного выехал вперед от своего отряда, и спешился.
        Дети драконов ждали, что ученик Чародея сейчас поднимет высоко вверх левую ладонь и громко произнесет знакомое: «Несу слово!» Но ничего подобного не последовало. Евпатий достал из небольшой висящей на боку дорожной сумки две тонкие травинки и начал их хитрым образом сплетать между собой. Через пару секунд в руках ученика чародея оказалось нечто похожее на небольшую сплетенную из травы птичку. Богатырь поднял свое изделие высоко вверх и отпустил. Тут же налетел легкий ветерок и словно пушинку понес вверх изделие ученика мага.
        Через несколько секунд сплетенные травинки уже достигли кроны ближайшей высокой сосны, и скрылись среди ее колючих веток. А спустя еще пару мгновений, оттуда вдруг слетел большой черный ворон и уселся прямо на плечо Евпатию. Сидела ли птица на сосне и раньше или это в нее превратились травинки, было непонятно, но ворон явно чувствовал себя на плече русича по-хозяйски и в безопасности.
        Евпатий пересадил птицу на руку и, наклонившись к черной голове с острым клювом, быстро что-то зашептал.
        Ворон завертел головой из стороны в сторону, а когда Евпатий умолк, резко взмыл вверх и направился прямо в сторону затаившихся Харальда, детей драконов и викинга.
        Взмахнув своими черными крыльями, птица уселась на ближайшее к затаившимся разведчикам, дерево и громко каркнула ровно четыре раза.
        Затем ворон полетел прямиком туда, где должен был скрываться основной отряд Харальда Сурового. Какое-то время царила полная тишина, а потом снова раздалось приглушенное карканье. Ворон каркал довольно долго, как птицы этой породы обычно не делают. Так долго скорее может кричать кукушка, разнося по лесу свое бесконечное «ку-ку, ку-ку, ку-ку».
        Наконец ворон замолчал, и снова повисла тягостная пауза тишины.
        - Все это похоже на какую-то дурацкую детскую игру, - наконец не выдержал и мысленно заговорил с сестрой Крагх. - Мы как играющие в прятки малые дети, которые залезли под стол, а родители делают вид, что их не видят, ходят вокруг да приговаривают: «Ну куда же подевались наши малыши? Никак нам их не найти!» Остается только выскочить с радостными криками и весело заявить:
        «А мы здесь, а мы здесь!»
        - Угомонись. - одернула брата Сильмара. - Сейчас он наш командир, - она покосилась на Харальда, - а значит, ему видней.
        Крагх недовольно замолчал и продолжал наблюдать за неподвижно застывшим впереди отрядом и смотрящим прямо в их сторону Евпатием. Последний из рожденных был уверен, что русич их не видит, но по всему было видно, что богатырь знает, что они именно там.
        Наконец ученик Чародея чуть двинулся в сторону, присел на корточки и запустил растопыренную пятерню правой ладони прямо под опавшую листву, как можно глубже проникая пальцами под рыхлую, поросшую мхом почву.
        Было видно, что ученик Чародея максимально сосредоточен. Он полуприкрыл глаза и весь сосредоточился на чем-то, что он нащупал в земле своими пальцами.
        Спустя минуту Евпатий открыл глаза, достал пятерню из мха и опавших листьев, поднялся с корточек и уверенным шагом направился обратно к своему отряду. О чем-то поговорив с воинами, он сел в седло и во главе своего отряда спокойно, уверенно и не торопясь двинулся дальше.
        Все русичи и крестоносцы были максимально сосредоточены, у всех было обнажено оружие, у кого-то держался наготове заряженный арбалет, у кого-то вложена в тетиву стрела, а в руке одного воина, раскачиваясь возле брюха коня, словно маятник, была зажата праща со вставленным в нее тяжелым снарядом.
        Воин с пращой был сосредоточен не меньше других, но в отличие от своих безмолвных товарищей раз за разом нашептывал себе под нос непонятные стишки:
        Я считаю до пяти,
        Не могу до десяти.
        Раз, два, три, четыре, пять,
        Я иду тебя искать…
        Дети драконов решили, что, возможно, таким образом всадник с пращой накладывал заклинание на управление магическими нитями и приводил в действие свой артефакт. Постепенно весь отряд проехал недалеко от затаившихся передовых воинов Харальда и, шаг за шагом удаляясь все дальше, медленно скрылся из виду.
        Но только когда дети драконов перестали чувствовать своими языками благополучно проехавших мимо них воинов, Харальд дал команду подняться из укрытия. На всякий случай попросив драконоголовых еще раз как следует прощупать своими языками окружающий воздух, викинг, убедившись, что ничего, кроме обычных вкусов осеннего леса, включая вкусы опавших листьев и свежих грибов, те не почувствовали, поспешил вернуться к основному отряду.
        Удостоверившись, что русичи с крестоносцами и мимо них проехали, будто ничего не зная, а главное, никого не увидев, Харальд Суровый удовлетворенно кивнул и дал команду двигаться дальше.
        Пройдя остальной путь до Ничейных гор без новых непредвиденных встреч и приключений, ряженные русичами викинги на закате солнца достигли их подножия.
        Там викинги разбили лагерь и хоть по всем правилам выставили часовых, но особо не прятались. Харальд Суровый, будто специально действовал так, чтобы возможный враг увидел обосновавшихся у подножий гор русичей.
        Отдыхали на этот раз до наступления самой густой темноты. А с ее приходом Харальд позвал на совет своих старшин, называемых у викингов ярлами, а также Сильмару. Остальным был отдан приказ сделать из веток и травы как можно больше напоминающих людей чучел, изображающих отдыхающих у костра воинов и часовых.
        - Наконец пришло время каждому узнать общий план и свою персональную задачу, - обратился конунг к присутствующим. - Ты, Торберг, - обратился Харальд к стоявшему рядом воину, - прямо после нашего собрания отправишься через скалы Ничейных гор, чтобы в одиночку добраться до ближайших безмятежно спящих воинов Колдуна. К тому времени, когда воины проснутся, ты уже должен будешь готов атаковать их, навести сумятицу и, увлекая за собой погоню, как можно быстрее уходить через ущелье, на выходе из которого уже будем ожидать тебя мы.
        Торберг, внимательно слушавший указания конунга, коротко кивнул, дав понять, что поставленная задача ему ясна.
        Харальд, вполне удовлетворенный этим кивком своего воина, перевел взгляд на Сильмару и обратился уже непосредственно к ней:
        - Вы с братом будете держаться вместе со мной и основным отрядом, но как только из ущелья покажутся преследующие Торберга воины, не дожидаясь команды, немедленно их атакуете. Мы сразу же последуем в бой вслед за вами, но вы обязательно должны быть первыми.
        Сильмара задумалась и, кажется, хотела что-то уточнить у главы отряда, но Харальд уже переключил внимание на другого своего ярла:
        - Теперь ты, Торольв, - обратился конунг к викингу, который отчего-то показался Сильмаре очень похожим на свирепого дикого зверя. - Твоим людям больше не надо притворяться русичами, снимайте с себя их доспехи, которые пусть наденут на сделанные чучела. Когда завяжется бой, оставайтесь на месте до моего сигнала, чтобы прикрыть наш отход. Задача у вас будет, как всегда, не из легких, придется сражаться с превосходящим по численности врагом, когда все мы будем отступать, и помощи вам не ждать.
        - Это обычное для нас дело, - отвечал Харальду Торольв. - Ты же знаешь, что каждый из нас стоит десятка, ведь каждый из нас не просто воин, а зверь в теле человека.
        - Знаю, - кивнул Харальд, - но и вы должны будете себя поберечь. Как только удостоверитесь, что мы благополучно отступили, немедленно отступайте сами. Только не за нами вслед, а прямиком к землям свободных наемников. Мы же будем уходить в сторону лесов Чародея. Воины Колдуна должны быть до конца уверены, что их атаковали именно русичи, которые себе в помощь наняли воинов свободных земель. Воссоединимся на месте первой стоянки.
        Харальд замолчал и еще раз внимательно обвел взглядом своих ярлов. Те стояли молча, спокойные и сосредоточенные, план конунга им был ясен, понятен и не вызывал лишних вопросов.
        А вот Сильмара, явно не собиравшаяся разделять молчаливого согласия большинства, не выдержала и задала конунгу свой вопрос:
        - У вас достаточно огнестрельного оружия, которое с легкостью пробивает большинство доспехов, - начала она, - почему же не встретить врага смертельным залпом? Почему нельзя засесть в укрытии и расстрелять как можно больше врагов и уберечь тем самым как можно больше своих людей?
        - Потому, - спокойно отвечал Харальд, - что наша задача не укрываться, а наоборот, дать воинам Колдуна как можно лучше рассмотреть, что атакуют их именно русичи, да еще и вместе с местными, да еще и наемников себе в помощь взяли, - закончил конунг свое объяснение.
        - Ну хорошо, - не сдавалась Сильмара, - а Торберг?
        - Что Торберг? - переспросил Харальд.
        - Почему он, удачно проникнув на территорию врага, должен будет ждать, чтобы враг проснулся? Не проще ли и безопаснее ему будет перебить как можно больше врагов спящими?
        На последнюю реплику Сильмары раздалось всеобщее неодобрительное гудение и порицание. Ярлы отреагировали на вопрос местной так, словно она предложила что-то позорное и невозможно постыдное.
        - Никогда викинг не станет атаковать среди ночи спящего врага! - сурово глядя на Сильмару, сквозь зубы процедил явно оскорбленный ее словами Торберг.
        - Может, ты ее чем обидел? - выкрикнул кто-то из ярлов. - И она не хочет, чтобы ты попал в Вальхаллу?
        - В Вальхаллу? - не понимая о чем речь, переспросила негодующих воинов предводительница.
        - Только самые достойные воины, - отвечал за всех Харальд, - попадают после смерти в Вальхаллу. Там они смогут наслаждаться упоением битвы друг с другом, каждый раз умирая и оживая вновь, чтобы после всем вместе, пировать за одним столом, а на следующий день сражаться и совершенствовать боевое мастерство снова. И так до наступления часа великой битвы Рагнарек.
        Внимательно слушавшая объяснение конунга Сильмара понимающе закивала и даже поспешила принести свои извинения оскорбленному ее словами Торбергу. Она прекрасно знала, что все, что касается человеческих представлений о загробном мире, лучше не трогать. Так уж, видимо, устроена человеческая раса, что ей надо обязательно верить в то, чего никто из них никогда не видел, но абсолютно уверен, что это есть.
        При этом вера одних людей часто совершенно не похожа и противоположна вере других. Это Сильмара поняла, еще когда их раса детей драконов была союзником Чародея и его воинов. Например, русичи. Казалось бы, все они перешли в этот мир из одних земель, но разные временные отрезки неизбежно приводили сюда русских воинов с отличными друг от друга понятиями о загробном мире и его обитателях. Одни верили в Перуна и Дажбога, другие в Иисуса и деву Марию, третьи - ни в тех ни в других. И что интересно, даже те, кто верил в одних и тех же покровителей, называемых людьми богами, могли до пены у рта и хватания за оружие спорить друг с другом о том, как правильно благодарить или просить о помощи этих своих покровителей, то есть богов. Такое прошение или благодарность люди называли молитвой.
        Однажды Сильмара была свидетельницей того, как по этому поводу спорили трое воинов. Двое из них были исконные русичи, а третьего двое первых называли промеж себя немчурой. Хотя, как слышала Сильмара, и он попал к Чародею из тех мест, где в мире людей живут русичи.
        Все трое безоговорочно верили в одного и того же бога, называемого Иисусом Христом, но вера эта, как ни странно, не объединяла их, а, наоборот, сеяла между ними раздор и противоречия.
        Спорили людские воины о том, как правильно этому богу совершать крестное знамение. Это такое действие, когда пальцы руки сначала прикасаются ко лбу, потом к низу живота, а затем поочередно к обоим плечам.
        Так вот, один из спорящих доказывал, что делать это непременно нужно двумя пальцами, другой уверял, что к ним обязательно должен быть присоединен третий, большой палец руки, а тот, которого звали немчурой, вообще утверждал, что неправы они оба, так как при крестном знамении они сначала касаются правого плеча, а затем левого, а нужно наоборот!
        Находившаяся рядом со спорщиками Сильмара попыталась было вмешаться и выяснить, а сам бог Иисус чтонибудь говорил по этому поводу? Какое действие для обращения к себе он называл правильным? И быть может надо просто выяснить это у него опытным путем? Пусть каждый из воинов своим способом обратится к этому богу, и тот, чьи молитвы будут богом услышаны и исполнены, и будет прав.
        Сильмара тогда очень пожалела о своем вмешательстве в людской спор. Все трое, не сговариваясь, тут же накинулись на нее с обвинениями в безбожности и богохульстве. А когда она попыталась дать отпор, то вообще обвинили ее в служении дьяволу, а весь их местный народ назвали еретиками и язычниками, души которых никогда не будут спасены и сгорят в аду, так как только созданные по образу и подобию бога люди достойны переступить врата рая.
        Видя, насколько фанатично были настроены эти трое, Сильмара проявила терпение и не стала их ни в чем переубеждать, но для себя сделала окончательный вывод: никогда не спорить и не перечить людям в том, что касается их веры, так как занятие это не только бесполезное, но и весьма хлопотное, не приносящее никакой пользы, а лишь настраивающее и озлобляющее верующего против тебя.
        Поэтому, как только Сильмара услышала про то, что действия викингов продиктованы не тем, как лучше извлечь пользу в этом мире, а тем, что лучше повлияет на их жизнь после смерти, все ее сомнения и вопросы сразу отпали.
        Тем временем конунг Харальд Суровый, убедившись, что каждый понял поставленную задачу, распустил совет и приказал всем немедленно выдвигаться.
        Когда подошли к ущелью, откуда с рассветом должен был показаться увлекающий за собой погоню Торберг, на небе сияла полная луна и не было ни единого облачка.
        Тут Сильмаре и Крагху довелось увидеть еще один странный обряд викингов, о котором они раньше не слышали, даже несмотря на то что варягов - так называли этих воинов русичи - им на службе у Чародея встречать приходилось.
        Как только весь отряд прибыл на место, люди ярла Торольва, единственные, кроме Крагха и Сильмары, кто не был теперь переодет в русичей, вдруг начали вести себя весьма странным образом. Они отделились от остальных, разбились на две группы и вдруг начали скалиться и глухо рычать, зверски посматривая друг на друга и дико озираясь по сторонам. С каждым глухим рыком движения воинов становились все менее естественными, их тела пугающим образом передергивались, а потом и вовсе почти все они встали на четвереньки и начали в исступлении грызть торчащие из земли корни деревьев.
        В это время кто-то из не участвующих в странном действии воинов бросил рычащим и ведущим себя странным образом людям несколько тушек недавно убитых и не разделанных зайцев.
        Странно ведущие себя воины, рыча и огрызаясь друг на друга, тут же набросились на подачку и принялись зубами вгрызаться в мертвые тела, растаскивая небольшие тушки на части и отбирая друг у друга добычу. При этом их нисколько не смущал ни забивавшийся в рот звериный мех, ни выпадающие из разодранных тел внутренности, ни сочащаяся по бородам кровь.
        В изумлении наблюдая за происходящим, дети драконов переглянулись и не удержались от того, чтобы не обратиться за разъяснениями к своему командиру.
        Харальд, видя, что местные по-настоящему поражены и даже шокированы, снисходительно улыбнулся и начал спокойно объяснять:
        - Вон те, слева, - конунг указал на одну из групп, уже полностью уничтожившую заячьи тушки и измазанными кровью добычи ртами принявшуюся лакать языком воду прямо из ближайших луж, - ульфхендеры, что означает волкоголовые, то есть воины-волки. А вот эти, - теперь Харальд указал на вторую группу, которая также уже закончила кровавую трапезу и начала кто валяться и тереться спиной об оставшиеся несъедобные остатки шкур и внутренностей, а кто драть, словно когтями, пальцами рук кору с деревьев, - бьорсьорки, то есть медведеподобные.
        - И те и другие, не просто воины, это воины-звери. Перед каждой ответственной битвой они высвобождают и впускают в себя дух своего дикого зверя, становясь полулюдьми-полуживотными. Дух зверя десятикратно увеличит в бою их силы, поможет остаться невредимыми, а если и получить рану, то совершенно ее не чувствовать, как и боль, которую она принесла бы обычному человеку.
        - Это им помогает сделать артефакт вызвавшего их в этот мир мага? - высказала свое предположение Сильмара.
        - Артефакты местных, ныне живущих или давно умерших магов здесь ни при чем. - с усмешкой ответил Харальд Суровый. - У нас, викингов, всегда существовали воины, подобные ульфхендерам и бьорсьоркам, это наследие других, более древних воинствующих наций, способных вызывать в себе боевое безумие, сокрушающее любого врага.
        Сильмара и Крагх ничего не ответили. Они сильно сомневались в достоверности слов конунга. Самостоятельно, без магии, люди не способны вдруг умножать свои силы и становиться неуязвимыми, это дети драконов знали наверняка. А уж в то, что в человеческом теле, одновременно, могут жить две сущности: одна - душа зверя, а другая - обычная человеческая, вообще выходило за рамки понятий о самой жизни.
        Брат с сестрой еще раз скептически взглянули на будто сошедших с ума людей, продолжающих подражать повадкам диких животных, но лишь укрепились в своем недоверии полезности этого действа.
        - Помню, как ты в детстве, - мысленно заговорила Сильмара с братом, - тоже любил скакать на четвереньках, шипеть, кусаться и другими различными способами изображать из себя болотную крысу.
        - Ага, - так же мысленно ответил Крагх, - только после этого почему-то ни одна серая хвостатая тварь до сих пор не пригласила меня в свою стаю.
        Оба еле сдержались, чтобы не прыснуть со смеха, но их мысленный диалог прервал будто услышавший их разговор Харальд Суровый:
        - Что, не очень-то верите в способности моих воинов?
        - Ну почему же не верим… - уклончиво начала Сильмара, но прервала свой ответ, так как со стороны Ничейных гор вдруг отчетливо раздался сигнал тревоги.
        - Что-то рановато, - взглянув на небо, с нотками тревоги быстро проговорил Харальд и, резко поднявшись, отдал команду всем занять свои позиции.
        До рассвета время еще было, и то, что в Ничейных горах прозвучала тревога, скорее всего означало, что пробиравшегося через скалы Торберга заметили раньше времени. Так думали дети драконов и большинство воинов Харальда Сурового. Ведь все они были уверены, что на спящих воинов врага викинг никогда не нападет.
        Был в этом уверен и сам Харальд, но он в отличие от многих верил и в то, что его ярл ни за что бы не позволил врагу себя обнаружить, если бы сам этого не захотел. Возможно, враг просто не спал и поэтому Торберг решил начать суматоху во вражеском лагере, не дожидаясь рассвета.
        Торберг и вправду не обманул ожидания своего командира. Он незамеченным проник по скальным уступам далеко от входа в ущелье, где внимательно осмотрел лагерь воинов Колдуна. В ночной темноте сделать это было непросто, но все же кое-что викинг увидеть смог.
        На горной равнине то тут, то там были видны искусственно сделанные входы, которые, по всей видимости, вели внутрь глубоких шахт. Каждый вход в шахту хорошо охранялся, из чего следовало, что даже среди воинов Колдуна доступ внутрь был разрешен далеко не всем.
        Для чего нужны эти шахты, викингу выяснять нужды не было, задача перед ним стояла совсем другая. Внимательно осмотревшись, он приметил небольшие постройки, которые скорее всего были казармами. Это было как раз то, что нужно.
        Пробравшись к постройкам, Торберг подумал, что дожидаться утра будет для него слишком рискованно, а попасть в Вальхаллу он хоть и хотел, но совсем туда не торопился. И тут викинг решил пойти на хитрость, которая позволяла одновременно и не нарушить обычаи своего народа, и успешно выполнить задание.
        Тщательно проверив амуницию русских витязей, в которую он был облачен, Торберг, крадучись в темноте, словно кошка, оказался у входа в крайнюю постройку. Стоявшие у входа двое часовых мирно дремали, видимо они совсем не рассчитывали, что кто-то сможет спокойно проникнуть в самое сердце горного лагеря и нарушить их безмятежный покой.
        Проскользнув мимо уснувших стражей, переодетый русичем викинг оказался внутри казармы, где вовсю разносился храп и посапывание ничего не подозревающих воинов Колдуна.
        Аккуратно, чтобы никого не разбудить, Торберг взобрался на верхние, поддерживающие крышу казармы перекрытия и, разместившись среди балок, стал тщательно ощупывать доски крыши. Не прошло и двух минут, как он нашел то, что ему было нужно: пара расположенных рядом досок были прибиты хуже других и слегка шатались.
        Уперевшись спиной в толстую балку, викинг двумя ногами стал медленно, без шума и рывков, выдавливать из крыши сначала одну доску, а затем и другую. Через некоторое время, края обеих досок оказались приподняты, так что крепящие их к перекрытиям гвозди почти полностью вышли из своих отверстий.
        Удовлетворенный проделанным, Торберг мягко спрыгнул обратно на пол казармы и, продолжая соблюдать осторожность, тщательно запер на имеющийся засов дверь помещения изнутри. После этого, крадучись вдоль стен, викинг запер на внутренние ставни и имеющиеся в казарме окна, отчего в и без того полутемном помещении, стало совсем ничего не видно.
        Достав из-за пазухи заранее приготовленный пучок соломы, викинг высек искру и, уже совершенно не таясь, стал поджигать с помощью весело разгоревшегося пучка соломы висящие на стенах казармы масляные лампы.
        Стало заметно светлее, но никто из безмятежно спящих воинов так и не проснулся. Лишь один, находясь еще в полусне, приоткрыл один глаз, но увидев спокойно разгуливающего с горящим пучком соломы по казарме русича, решил, что это ему снится, спокойно перевернулся на другой бок и снова уснул.
        - Да, ребятки, чтобы так безмятежно храпеть, надо или накануне как следует погулять, или совсем уж быть уверенным в своей недоступности для врага, - пробормотал, глядя на спящих воинов, Торберг.
        Затем викинг обнажил свой меч, глубоко вдохнул и что было силы громко крикнул:
        - Просыпайтесь и умрите, как подобает воинам!
        От громкого возгласа проснулись не только люди в казарме, но и дремавшие снаружи часовые. Почти одновременно они дернули входную дверь, но поняв, что она заперта, изумленно переглянулись.
        Тем временем внутри казармы начался ужасный шум и переполох, доносившиеся оттуда звуки лязга оружия, предсмертные крики и проклятия явно свидетельствовали о том, что внутри идет настоящая резня.
        - Кто-то из наших сошел с ума? - быстро спросил один часовой другого, даже не смея предположить, что в самое сердце их расположившегося в Ничейных горах лагеря, смог проникнуть враг.
        - Не знаю, - бросил в ответ другой, и не раздумывая затрубил тревогу.
        К этому времени Торберг уже успел лишить жизни многих, не до конца оправившихся ото сна воинов. Законы и обычаи своего народа он не нарушил, все воины врага были разбужены, и ни на одного из них он не напал во сне.
        Конечно, хоть враги и успели схватиться за оружие, но их еще минуту назад крепко спящему сознанию трудно было быстро и адекватно реагировать на происходящее. Реакция и движения были сильно заторможены, чем и пользовался неистовствовавший в казарме Торберг.
        За него еще было то обстоятельство, что воины Колдуна сильно мешали друг другу, в панике и суматохе часто раня друг друга. Многие из них так и не успели понять, что их враг - это всего один человек.
        - Нас атаковала армия Чародея! - кричали одни.
        - Держите дверь и окна! - кричали другие, которые были уверены, что ставни и дверь запер кто-то из их товарищей, чтобы не дать врагу пробраться внутрь. Их уверенность подкреплялась еще и тем, что кто-то с утроенной силой пытался сломать снаружи ставни и выломать дверь. А переодетый русичем викинг рубил тем временем направо и налево. Он думал лишь о том, что если его самого настигнет смертельный удар, то он не должен потерять меч. Умершего без меча в руке викинга могут счесть в Вальхалле плохим воином и не пустить внутрь.
        Однако час Торберга еще не настал, а торопить его подданный Харальда Сурового не спешил. Когда воины Колдуна оправились от первого шока и начали теснить одиночку, а наружная дверь и ставни на окнах предательски затрещали, викинг ловко запрыгнул на освоенную ранее потолочную балку, ударами кулаков окончательно высадил еле державшиеся заветные две доски и мигом выбрался на крышу.
        Окружавшие казарму всполошенные воины наверх не смотрели, они всецело были поглощены выламыванием дверей и окон, что было как раз на руку Торбергу. Он быстро разбежался по коньку крыши и что было силы прыгнул в находящийся неподалеку стог сена.
        - Держи русича! - услышал в момент приземления Торберг, но было уже поздно.
        Викинг стремительно бросился к заранее примеченным привязанным лошадям и, завладев одной из них, во весь опор помчался к ущелью, ведущему прочь из Ничейных гор.
        Погоня не заставила себя долго ждать, взбешенные наглостью воина-одиночки, проникшего среди ночи в их лагерь, подчиненные Колдуна с яростными криками устремились вслед за Торбергом.
        Викинг знал, что само ущелье просто напичкано стерегущими этот единственный проход воинами Колдуна. Однако все они стерегли именно проход к лагерю и уж никак не ожидали, что кто-то будет прорываться через их посты со стороны гор.
        Таким образом, благодаря эффекту неожиданности, ночной темноте и скорости Торбергу удалось без серьезных задержек миновать все перекрывающие ущелье посты. Лишь после каждого поста вслед за ним, присоединяясь к основной группе преследователей, устремлялись новые воины Колдуна. Они слали ему вслед сотни проклятий, десятки не достигающих цели стрел, но догнать пока так и не могли.
        У выхода из ущелья, когда Торберг чуть замешкался, преодолевая последний на выходе блокпост, расстояние между ним и погоней заметно сократилось. Пара стрел зловеще просвистела возле самых ушей, а одна недвусмысленно чиркнула по навершию шлема.
        - Живым! Русича брать живым! - услышал позади себя громкий окрик кого-то из командиров врага викинг, после которого сразу несколько стрел вонзились в круп и задние ноги его коня.
        Животное захрипело и с диким ржанием повалилось на землю. Торберг, несмотря на большую скорость, успел сгруппироваться, кубарем покатился по земле, но ничего себе не повредил и мигом вскочил на ноги.
        Не успели преследователи обрадоваться своей удаче и окружить терпящего фиаско беглеца, как сбоку от них вдруг раздалось многоголосое громоподобное «Ура!», и большой отряд выскочивших как из под земли русичей, бросился им наперерез.
        Впереди остальных были четко видны фигуры драконоголовых, которые первыми вклинились в ряды воинов Колдуна, яростно круша и убивая всех на своем пути.
        Натиск местных и русичей был столь неожиданным и стремительным, что быстро отбросил преследователей назад ко входу в ущелье. Однако из лагеря в Ничейных горах прибывали все новые воины Колдуна, которые помогли оттеснить назад незваных русичей и драконоголовых.
        Постепенно воинов из ущелья подоспело столько, что их количество стало в несколько раз превосходить численность переодетого отряда Харальда.
        - Если так дело пойдет и дальше, - мысленно бросила своему брату Сильмара, - то нас попросту задавят числом.
        - Угу, - проламывая шаром на цепи голову очередному врагу, буркнул в ответ Крагх, - чего же наш Харальд не призывает на помощь своих зверолюдей?
        Реплика последнего из рожденных осталась без ответа. Сражавшийся наравне со своими воинами Харальд Суровый действительно, несмотря на прибытие из ущелья все новых воинов Колдуна, почему-то не спешил звать подкрепление.
        Сами ульфхендеры и бьорсьорки, наблюдавшие из засады за ходом сражения, были похожи на находящихся на привязи и сильно раздосадованных этим обстоятельством диких псов. Они исступленно грызли зубами собственные щиты, рычали и поскуливали, но с места не двигались.
        Наконец их предводитель Торольв, получив от Харальда заветный сигнал, издал мощный рев, и все одержимые духами зверей воины жадно бросились в атаку.
        Такого зрелища ни Сильмаре, ни Крагху, которые продолжали вместе с остальными викингами отбиваться от все прибывавших и начинавших брать их в кольцо воинов Колдуна, раньше видеть не доводилось. С искаженными безумной яростью лицами, закинув обгрызенные щиты себе за спину, воины звери неуправляемой толпой ворвались в ряды врагов.
        Кольцо окружения было прорвано в считанные мгновения, и Харальд тут же начал уводить основную группу воинов в образовавшуюся брешь.
        Отступая, дети драконов не могли оторваться от зрелища, которое являли собой продолжающие сражаться ульфхендеры и бьорсьорки.
        - Они совсем не защищаются, - заговорил с сестрой Крагх, - но при этом словно окружены магическими нитями, позволяющими избегать смертельных и губительных ран.
        - Да, - подтвердила Сильмара, наблюдавшая, как один из зверей-воинов, успевший в пылу сражения потерять свое оружие, получил мощнейший удар копьем от своего врага, но не был проткнут, а лишь упал на спину, мгновенно вскочил обратно и впился в держащую копье руку врага своими зубами. Шокированный воин Колдуна закричал от боли и невольно выпустил свое оружие. Этим тут же воспользовался воин-зверь, успевший вырвать зубами из руки врага кусок мяса, завладеть его копьем и прикончить противника его же оружием.
        Другому одержимому духом зверя воину враг одним ударом отрубил держащую меч руку чуть ниже локтя. Любой нормальный человек после такой раны, воя от боли, повалился бы на землю, но этот лишь оскалился безумной усмешкой, дико зарычал и, наступив на собственную руку, вырвал второй целой рукой из нее меч, после чего продолжил еще яростней крушить своих врагов.
        - Хватит таращиться! - зло рявкнул на брата с сестрой Харальд Суровый. - Нам надо успеть убраться, пока из этого ущелья не показалась целая армия! А ну поживей! Однако военачальники врага и не думали преследовать основной, переодетый русичами, отряд викингов. А когда вслед за «русичами», после громкого нечеловеческого воя Торольва, воины-звери вдруг резко развернулись и бросились наутек, в стане врага послышался громкий приказ:
        - Не преследовать! Они специально выманивают нас из ущелья! Всем вернуться к началу прохода!
        - Эти дурни, видимо, решили, что мы хотим прорваться через ущелье в их лагерь, - услышав громкий приказ вражеского командира со злорадной усмешкой произнес Харальд.
        - Ага, - поддержал его один из ярлов, - а еще они, кажется, уверены, что у нас в засаде еще есть воины, и немало. Викинги, довольные, что им так легко удалось одурачить воинов Ничейных гор, весело загоготали, продолжая все быстрей и уверенней удаляться от места недавнего сражения.
        - Всадник! - вдруг резко крикнул один из них, указывая на следующего за отрядом человека.
        - Вот черт! - зло бросил Харальд и тут же добавил: - Всем спрятаться за щиты!
        Такую команду конунг отдал потому, что в приближающемся воине он без труда распознал монгола. Командир викингов решил, что это передовой разведчик все же посланного им вслед отряда преследования. Харальд прекрасно знал умение этих раскосых воинов осыпать на полном скаку своих врагов градом стрел и решил поберечься.
        Однако приближаться к готовому отразить атаку отряду всадник не стал. Взяв чуть в сторону и лишь мельком взглянув на застывший отряд, монгол уверенно поскакал прочь.
        - Кажется, он один, - неуверенно раздалось среди викингов.
        - Ну да, больше нет никого.
        - Точно один! Видимо посыльный к Колдуну. Повез донесение о заварухе в Ничейных горах.
        Вместе с остальными провожали взглядом убирающегося прочь монгола и дети драконов. Только в отличие от остальных они каждую секунду пробовали на вкус окружающий воздух. Достигшие их раздвоенных языков частички вкуса воина, принятого за посыльного, отчего-то, независимо друг от друга, заставили их вспомнить странного старика в пещерах ожидания Некроманта. Почему этот монгольский всадник родил в их головах воспоминание о плене, ни Сильмара, ни Крагх понять так и не успели. Монгол удалился слишком быстро, а Харальд Суровый Сигурдссон незамедлительно приказал побыстрее убираться восвояси.
        Глава 20. На приступ болотного замка
        Густой плотный туман и полное отсутствие ветра, который мог бы этот туман разогнать, спутали все планы. Штурм замка должен был начаться больше часа назад, однако из-за пришедшей с туманом практически нулевой видимости воевода приказал отсрочить приступ до того времени, пока не станут различимы предметы хотя бы на расстоянии полета стрелы.
        - Какой тут, к черту, полет стрелы, - недовольно пробурчал стоящий в шеренге перед Глебом лучник, - я и стоящих в первом ряду копейщиков-то не вижу!
        - Да уж, - поддержал говорившего один из бойцов Глеба, также стоящий впереди него, только чуть правее, - я вообще не понимаю, подумаешь, туман? Что мы, теперь мимо замка промахнемся? Вон наверху шпили его башен и сейчас видно!
        - А ну заглохните там, умники! - сердито огрызнулся на недовольных опытный и бывалый воин из шеренги арбалетчиков. - Какой прок нам на приступ идти, если обороняющихся на стенах не видно и прицельный огонь вести невозможно? А если те, что в замке, нам навстречу выступят? Такой туман как темная ночь, попробуй тут разбери, где свои воины, а где чужие! Запросто можно своих вместо чужих рубить начать, а чужих за своих принять!
        После сурового разъяснения бывалого воина больше никто вслух высказываться не осмелился. Все стояли в полной тишине, и лишь иногда кое-где раздавался негромкий шепот.
        Глеб, как и положено пращнику, находился в самом последнем ряду выстроенного шеренгами войска. Впереди него находились две шеренги лучников, затем шеренга, состоящая из ряда арбалетчиков, а впереди арбалетчиков - целых три ряда копейщиков. При этом у самой первой шеренги копейщиков были наиболее массивные щиты.
        Сам Глеб ничего в построении вооруженного холодным оружием войска не понимал, но слышал от воеводы, что такое распределение воинов почти полностью копирует стандартное ассирийское построение и является наиболее эффективным как для атаки, так и для обороны.
        Только вот отсутствие на данный момент как первой, так и второй начинало утомлять, да и туман этот все больше действовал на нервы. Так что бывший капитан мысленно был вполне солидарен с роптщущими по соседству воинами, хотя и понимал, что все делается правильно.
        С каждой минутой ожидания мысли Глеба утекали все дальше от происходящего. И как он ни пытался максимально собраться и сосредоточиться перед боем, ничего не получалось.
        С тех пор как чудесным образом бывший капитан очутился в этих землях, он многое узнал, многому научился, но, как это часто бывает, чем больше ты узнаешь, тем больше у тебя возникает вопросов.
        Например, предстоящая новая война с местным драконоголовым племенем. А ведь штурм замка на болоте - это и есть начало самой настоящей войны. Вряд ли драконоголовые, особенно если приступ и осада закончатся победой русичей, стерпят подобную агрессию. Хотя чего они хотели? Они ведь не думали, когда предавали Чародея и преданных ему русских витязей, что это сойдет им с рук.
        А началось все, как рассказал Глебу сам Евпатий, с появления в замке лесного волшебника самых настоящих амазонок. Каким-то образом Чародею удалось призвать к себе дев-воительниц, да еще и не единожды это повторить.
        Дело в том, что никому из магов, несмотря на то что история земли знает немало примеров проявления женской отваги и принятия женщинами участия во многих сражениях и битвах наравне с мужчинами, никогда не удавалось переместить в эти земли хоть одну представительницу женского пола.
        Сами маги вряд ли переживали по этому поводу, да и у Чародея призыв амазонок стал скорее всего случайностью. Как и другие, он вполне обходился воинами-мужчинами, способными служить ему верой и правдой.
        Само устройство этого мира было таково, что человеческая жизнь не рождалась здесь естественным для людей образом. Все представленное сплошь одними мужчинами население появлялось путем магии и призвания людей с земли. Тех людей, которые на земле должны были погибнуть. В основном это были воины различных эпох; попав сюда они не старели а потому не умирали по естественным причинам. Магам даже, скорее всего, было на руку, что их воины не обременены семьями, - женами и потомством. Но когда очередной артефакт Чародея вдруг явил в этот мир первую пятерку женщин, пусть даже это были девы-воительницы, настроение воинов стало предсказуемым образом меняться. За обращение на себя внимания амазонки и обладание ею лучшие воины и даже лучшие друзья были готовы перерезать друг другу глотки.
        Отчасти спасало лишь то, что сами амазонки мужчин, мягко говоря, недолюбливали и подпускать к себе никого не желали. Правда и здесь не обошлось без проблем и кровопролития. Многие мужчины, не воспринимающие всерьез дев-воительниц как воинов и не способные удерживать собственную похоть, жестоко за это поплатились. Не раз амазонками была пролита кровь особо несдержанных и самоуверенных воинов.
        Все эти обстоятельства, безусловно, в восторг Чародея не приводили, и хотя лесной волшебник максимально изолировал дев-воительниц от остальных своих воинов, проблемы до конца не ушли. Неожиданно для мага навести порядок среди соперничающих за внимание дев-воительниц воинов, а также ослабить ненависть самих амазонок к мужчинам помог его ученик Евпатий.
        Он сумел сначала подружиться с самой королевой амазонок, а потом и вовсе у них возникло обоюдное друг к другу чувство, называемое в земном мире людей любовью.
        Далеко не все амазонки были в восторге от отношений и чувств, возникших у их королевы и ученика Чародея, однако потом большинство дев-воительниц смирились, а со временем многие из них и сами стали заглядываться на соплеменников Евпатия. Ведь именно их благодаря своему ученику Чародей ограждал от общения с девами-воительницами меньше других.
        Так и сложилось, что большинство русских воинов вместе с девами-воительницами стали одними из самых приближенных воинов лесного волшебника. Больше них маг Чародей доверял только союзному с ним местному племени, называющему себя детьми драконов. Что впрочем, было совершенно оправданно: люди приходили и уходили, а древняя, начавшаяся еще до времен великой войны магов дружба Чародея и всех местных существ и народов, была известна всем.
        Давно служил Чародею и человек, известный сейчас Глебу как воевода всего русского лагеря. Человек, который сам по себе воином не являлся, но знал о воинах разных эпох и народов, их обычаях и способах ведения боя столько, что, как сказал бы сам Глеб, был просто ходячей энциклопедией.
        Говорили, все дело в артефакте воеводы, который и давал своему хозяину необходимые на данный момент знания и сведения. Так или иначе, а пожилой, отнюдь не богатырского телосложения человек давно пользовался у воинов большим почетом и уважением. Не перечесть сколько раз благодаря его знаниям и мудрому совету были выиграны битвы, сражения и просто стычки, не говоря уже о сохраненных жизнях.
        Однажды, когда симпатия и дружба амазонок с русскими воинами уже стала обычным делом и крепла день ото дня, к Чародею посланником от русичей, и пришел воевода и произнес такие слова:
        - Давно уже русские воины служат тебе, маг, верой и правдой. Служат не из страха и не по принуждению, а по доброй воле и с благодарностью. Для каждого из нас твои владения стали как родной дом, но все же есть то, что мешает нам чувствовать себя в этом мире как когда-то в мире земном…
        - Чего же вам не хватает? - удивился маг.
        - До тех пор, пока тобою не были призваны девы воительницы, нам казалось, что всего хватает, - уклончиво отвечал воевода.
        - Что же изменилось?
        - То, что теперь мы могли бы не просто чувствовать себя в этом мире как дома, а по-настоящему создать себе здесь новый дом, такой же, как там, на земле.
        - Говори яснее, - начал раздражаться маг тем обстоятельством, что амазонки снова влекут за собой неясности и противоречия, а его собеседник темнит и недоговаривает, - чего ты хочешь?
        - Не один я, - уточнил воевода, - все мы, те, кто был призван сюда с земель русских, и кто, благодаря твоему ученику Евпатию сумел растопить сердца амазонок, все мы хотим одного: чтобы у нас были семьи, а в этих семьях рождались дети, - воевода, явно волнуясь, резко осекся, а затем, сглотнув подступивший к горлу комок, тихо добавил: - Отпусти нас, маг…
        От неожиданности Чародей даже не сразу нашелся, что ответить посланнику его русского войска, а сам воевода, собравшись с духом и заполняя паузу, быстро продолжил:
        - Мы ни в коем случае не собираемся предавать тебя маг, нас не влекут ни другие маги, ни свободные земли наемников. Если позволишь, то мы бы хотели поселиться в твоем лесу просто как добрые соседи и союзники, готовые в любую трудную минуту прийти друг к другу на выручку.
        - Я не понимаю, - искренне возмутился Чародей, - почему вам нельзя остаться у меня? Войн, за исключением редких мелких стычек, сейчас нет, а даже если бы и были, то ты сам знаешь, что я не сторонник, как другие маги, единолично господствовать и царствовать в этих омываемых Непресекаемыми морями землях. Даже во время великой войны магов, я не губил свое войско ради борьбы за власть, а просто мирно переждал. Власть и единоличное господство мне не нужны, меня интересуют лишь знания, что были утеряны под действием времени и в результате войн между магами. Так почему же, спрашиваю я тебя еще раз, вы не хотите больше оставаться со мной?
        - Все, что ты сказал, мы, безусловно, знаем, - кивнул воевода, - но остаться в пределах твоего замка не можем. Это будет вредно как для тебя, так и для нас. Твои другие многочисленные воины и так из-за амазонок относятся к нам, русским, с некоторой завистью, что же будет, когда мы обзаведемся полноценными семьями и детьми, то есть тем, чего другим в этом мире иметь не дано?
        В ответ Чародей лишь нахмурился, обдумывая сказанное воеводой, а тот продолжал:
        - Все живое вокруг имеет возможность оставлять после себя потомство. Даже цветы, кусты, деревья и болотные травы всегда бросают в землю семена, дающие новую жизнь. Теперь и у нас появился такой шанс, мы тоже хотим просто жить, просто пахать землю и ходить на охоту, а возвращаясь домой, слышать радостный детский смех и согреваться у поддерживаемых нашими женами домашних очагов. Отпусти нас, маг.
        - Дети… - задумываясь о чем-то своем, вздохнул Чародей. - Может, стоит подождать, пока появится хоть один человеческий детеныш? Этот мир, этот омываемый Непресекаемыми морями огромный остров настолько загадочен даже для нас, магов, что кто знает, способны ли у людей, которые здесь не стареют и своей смертью не умирают, вообще рождаться дети?
        - Способны, - кратко и очень уверенно отвечал воевода.
        - Что ты хочешь этим сказать? - подался вперед маг.
        - Королева амазонок, у нее уже двухнедельная задержка женского цикла. Она и Евпатий… кажется, у них будет ребенок.
        - Так вот почему просить за вас всех пришел не он, а ты?
        - Да, - кивнул воевода, - твой ученик разрывается между тобой и чувствами к своей возлюбленной.
        - И его выбор, - грустно подытожил маг, - оказался явно не на моей стороне.
        - Пойми, - отвечал воевода, - иметь потомство для него - это как для тебя иметь ученика, а может, даже и больше.
        - Я понимаю, - после небольшой паузы, искренне отвечал маг, - и я вас отпускаю, - коротко и неожиданно добавил он…
        Спустя час во внутреннем дворе замка лесного волшебника собрались все девы-воительницы и собравшиеся уйти вместе с ними русичи. Был среди собравшихся и Евпатий, напротив них всех стоял Чародей.
        - Как сказал выбранный вами воевода, - начал свою прощальную речь лесной волшебник, - даже растения бросают в почву свои семена - семена от которых начнется новая жизнь, новое растение. Я уверен, что те семена, которые взрастите вы - ваши будущие дети, положат начало совершенно новой эры - эры, с которой людей в этих землях уже не будут считать призванными из другого мира чужаками. И они по праву рождения будут считать этот мир своей родиной.
        Я надеюсь, что когда они станут взрослыми, то просто будут жить так, как научите их вы. А именно, сохраняя гармонию и мирные намерения к окружающему миру, равно как и ко всем другим обитателям этих земель. Так, как всегда старался это делать я.
        А чтобы никто из возможных врагов не мешал вам в вашей мирной жизни, я помогу вам создать на месте вашего поселения магическую защиту, аналогичную той, что окружает мой собственный замок и прилегающие к нему земли. А поскольку ваш воевода уверил меня, что мы всегда будем добрыми и верными союзниками, то, значит, и дружественные мне лесные духи будут помогать вам, путая и переставляя тропинки ищущих вас неприятелей.
        После последних слов мага по толпе амазонок и русичей прокатился радостный и одобрительный гул. Чародей давал им даже больше, чем они надеялись. Маг не просто отпускал их, он проявлял о них заботу как о собственных детях.
        Из собравшейся перед магом толпы вперед вышел человек, это был Евпатий. Он подошел к лесному волшебнику, припал на одно колено и склонил голову.
        Все разом затихли, а ученик Чародея, с трудом сдерживая волнение, обратился к своему наставнику:
        - Прости меня, учитель, за то что так получилось и я вынужден тебя покинуть. Теперь ты возьмешь себе другого ученика, а мне останется лишь добрая память да многие умения, которым я успел у тебя научиться.
        - Другого ученика? - с несколько напускным недовольством переспросил маг. - До сих пор мне всегда хватало одного, того самого, что сейчас стоит передо мной, преклонив колено, и несет какую-то чушь!
        - Но… - оторопело поднял глаза на Чародея Евпатий, - я ведь должен уйти.
        - Конечно, должен! - подтвердил маг. - Но не в другой же мир ты собрался? Что, скажи, помешает тебе регулярно навещать своего наставника для продолжения обучения?
        В ответ Евпатий сначала быстро заморгал, а затем, не в силах сдержать чувства благодарности, бросился к своему учителю и заключил того в свои богатырские объятья.
        - Я думал, - быстро заговорил ученик Чародея, - что раз ухожу, то ты не захочешь больше меня учить.
        - Ворона тоже, когда каркала, думала, что поет, - многозначительно ответил маг, высвобождаясь из объятий своего ученика. - Ну хватит уже, от твоих ручищ дышать тяжело.
        Евпатий благодарно улыбнулся и, расцепив объятия, отступил на шаг от своего учителя.
        - Спасибо тебе, Чародей, что уже во второй раз удостаиваешь меня чести быть твоим учеником, - с чувством произнес он.
        Быть учеником мага действительно было огромной честью. И хотя Евпатий знал, что настоящим магом ему никогда не стать, быть избранным мага дорогого стоило.
        Все в этом мире знали, что у истинного мага не должно быть имени или его никто не должен знать. Вот почему трое выживших после великой войны магов носили просто своего рода названия: Колдун, Некромант и Чародей. Их настоящих имен никто не знал, и все были уверены, что именно поэтому они смогли выжить в великой войне.
        - Слава великому магу и волшебнику Чародею! - выкрикнул кто-то из собравшейся во дворе лесного замка толпы.
        - Слава Чародею! Слава Чародею! Слава Чародею! - тут же хором подхватили все остальные.
        Теперь уже настала очередь самого мага благодарно поклониться своим, до этого дня верным воинам, а теперь искренне любящим и чуть ли не боготворящим союзникам и соседям.
        - Вам пора идти, - заключил он. - Когда выберете место для поселения, лесные духи сообщат мне об этом и я помогу вам, как и обещал. Пусть лечебная сила дев-воительниц бережет вас и ваших будущих детей. А сейчас мне пора, - маг резко развернулся и направился внутрь замка. Было видно, что ему все же тяжело расставаться, пусть даже и не насовсем.
        - Остановись, маг! - вдруг раздался с противоположного от волшебника конца двора резкий окрик. - Так поступать нельзя, и ты это знаешь!
        Все находившиеся внутри двора удивленно обернулись и увидели, что позади них стоят несколько предводительниц местного племени детей драконов со своими воинами. Как давно они там появились, никто не заметил, но удивительно было другое: окрикнувшей мага была не кто иная, как сама владычица драконоголовых, и ее тон был уж слишком резким и непочтительным.
        Уже собравшийся уходить лесной волшебник сурово обернулся и, кажется, не очень удивившись реплике владычицы, ответил:
        - Я уже все решил. А то, что в моем замке есть несколько входов в ваши подземелья, не дает тебе права вот так являться сюда и лезть не в свое дело!
        На высказывание мага владычица ничего не ответила; она решительно, в окружении своих элитных телохранителей направилась к волшебнику через расступающуюся и ничего не понимающую толпу.
        Следующий разговор владычицы и Чародея был слышен лишь невольно оказавшемуся рядом Евпатию. Даже телохранители главы племени детей драконов отступили по ее приказу.
        - Ты же знаешь, что оракул… - начала остановившаяся возле мага владычица.
        - Что оракул? - перебил ее волшебник. - Надоел он мне, ваш оракул! В конце концов, он ваш, а не мой!
        - Но ты же не можешь… ты же знаешь…
        - Вот в том-то все и дело, что ничего я не знаю! - снова перебил говорившую Чародей. - А точнее, не помню! И хватит уже об этом! Решение принято, пусть идут.
        - Но ведь все не так! Не могут они уйти!
        - Это, интересно, почему не могут? - маг пристально и в упор посмотрел на владычицу. В его взгляде была нескрываемая угроза. Как будто еще одно слово поперек его решению - и он за себя не ручается.
        Владычица ничего не ответила, а маг, показывая, что разговор окончен, резко развернулся и быстро зашагал в сторону своих покоев.
        Однако владычица так просто сдаваться не желала, она зашагала следом за магом, крича ему вслед:
        - Не уходи от разговора, Чародей! Выслушай меня еще раз!
        - Хватит, наслушался уже! - бросил через плечо маг, уже шагая по холлу внутри замка.
        - Тогда вспомни хотя бы, с чьей помощью тебе удалось призвать к себе дев-воительниц! Разве не оракул помог тебе в этом?
        Волшебник не отвечал, он быстрыми шагами удалялся прочь, а владычица так и продолжала спешить за ним, пытаясь на ходу что-то объяснить и доказать неуступчивому магу.
        Видя, что их повелительница уходит из поля зрения, все ее элитные телохранители незамедлительно последовали за ней. Чуя неладное, следом пошел и Евпатий.
        Уже возле покоев Чародея его ученик увидел, как маг снова сурово взглянул на предводительницу и что-то ей сказал, указывая в сторону Евпатия. Что именно, ученик мага с расстояния, отделявшего его от мага и предводительницы, услышать не мог. Но затем Евпатий увидел, как его учитель делает характерное движение пальцами, сплетая в заклинание магические нити; мгновенно мага от остальных отделила непроходимая стена выросших прямо из пола деревьев. Стволы переплетаются между собой так плотно, что даже самому маленькому муравью невозможно бы было пролезть между ними.
        Раздосадованная таким поворотом событий владычица детей драконов в сердцах бьет кулаком по крепким стволам деревьев, а затем резко разворачивается и, пройдя мимо Евпатия, словно его и нет, быстро направляется обратно во внутренний двор. Ее могучие, постоянно пробующие раздвоенными языками воздух телохранители идут следом.
        Так до сих пор ничего не понимающий Евпатий несколько секунд стоял как вкопанный, а затем, приблизился к созданной Чародеем стене из деревьев, и положил на нее руку.
        - Хм, за такой преградой не только не смогут потревожить тебя, но и ты сам ничего не видишь и не слышишь, - тихо пробубнил себе под нос ученик Чародея. - Ни одна магическая нить не выходит из этого леса наружу…
        Поняв, что Чародея в данный момент никак не дозваться, Евпатий так же быстро, как перед этим дети драконов, поспешил обратно во внутренний двор замка.
        Он вышел на улицу как раз в тот момент, когда вышедшая чуть раньше него владычица высоко подняла вверх левую руку и громко произнесла:
        - Несу слово! Я несу его девам-воительницам!
        Такого поворота никто не ожидал. Ведь так обычно поступают враждующие стороны, а сейчас глава союзного и дружественного племени детей драконов вдруг несет слово амазонкам, словно они могут быть ее врагами.
        Похоже было, что даже для самих детей драконов - как для невозмутимых телохранителей, так и для остальных - по-прежнему стоящих во дворе предводительниц и их воинов - заявление владычицы было полной неожиданностью. На их нечеловеческих драконьих лицах читались напряжение и тревога.
        А взоры всех находящихся во внутреннем дворе тем временем устремились на королеву амазонок. Ведь именно она как глава дев-воительниц должна была отвергнуть или принять слово.
        Медленно, с тревогой, пытаясь понять, что все это значит, королева амазонок подняла вверх правую руку и ответила:
        - Твое слово, владычица племени детей драконов, принято! И потрудись нам всем объяснить, что происходит?
        - Я объясню, - кивнула владычица, - но только не всем. А слово я произнесла, чтобы вы не убежали от разговора, как до этого сделал наш волшебник. Позволь мне увести тебя, королева, и всех твоих дев-воительниц в другой зал, где мы сможем без лишних ушей продолжить наши переговоры.
        Не зная, что ответить, королева амазонок переглянулась сначала со своим возлюбленным, Евпатием, а затем с другими амазонками. В конце концов она приняла решение и тихо молвила:
        - Ладно, пойдем поговорим.
        Все дети драконов и амазонки тут же направились в один из залов замка, где находился колодец, ведущий в подземелья местного племени. Обескураженные русичи во главе с воеводой и Евпатием остались ожидать во внутреннем дворе замка Чародея.
        Спустя четверть часа не находящий себе места ученик лесного волшебника не выдержал и сказал:
        - Что-то у меня предчувствие нехорошее, пойду посмотрю, - с тревогой произнес он и направился в зал, куда удалились девы-воительницы и местные.
        Дверь в зал была плотно прикрыта. Евпатий постоял, прислушиваясь к происходящему внутри, но смог лишь определить, что за дверью идет какой-то оживленный спор. Не в силах больше себя контролировать, он широко распахнул ведущую в зал дверь.
        Оказалось, что между собой спорили сами амазонки, они как будто разделились на два лагеря, пытаясь склонить на свою сторону другую половину. Евпатий успел заметить, что те воительницы, что были в шедшем споре на стороне королевы, в основном имели возлюбленных среди русичей, а остальные были из числа тех, что по-прежнему мужчин к себе близко не подпускали, а решили уйти в новое поселение просто потому, что так решило большинство и их королева.
        Дети драконов в спор не вмешивались, а лишь окружали дев-воительниц плотным полукругом, молча ожидая конца спора.
        Так и не поняв, о чем спор, Евпатий перешагнул порог зала и сделал попытку приблизиться к детям драконов и спорящим амазонкам, однако к нему тут же направилась владычица и ее верная элита телохранителей.
        - Больше ни шагу! - приказным тоном велела Евпатию владычица племени детей драконов. - То, что здесь происходит, для твоих ушей не предназначено.
        - Чего, чего? - гневно впился взглядом русский богатырь в главную самку драконоголовых. - Ты меня случайно со своими элитными холуями не спутала? По какому праву смеешь ты мне приказывать?
        - По праву знаний, данных мне моим оракулом! - резко, не терпящим возражений тоном бросила в ответ владычица.
        - Да чего ты ее слушаешь? - вступил в разговор один из появившихся на пороге русичей из числа тех, кому тоже надоело ожидать во дворе замка и кто пошел вслед за Евпатием. - Забираем наших бабонек да пойдем! Чародей свое добро дал, чего нам еще надо?
        - Орития! - полностью согласный с мнением русича, позвал королеву амазонок Евпатий. - Бросьте уже ваши бабьи споры, не до них сейчас! В дорогу пора! После договорите!
        Евпатий кричал через плотно стоящих перед ним телохранителей во главе с владычицей. Развивать собственный спор с главой детей драконов он не хотел. Обстановка и так была тревожной, а главное, непонятной. Но сейчас важнее было увести дев воительниц и свою беременную королеву.
        - С чего ты взял, что она и мы все с вами пойдем?! - вдруг дерзко и неожиданно ответила за королеву одна из дев-воительниц. - Вы, мужчины, как всегда, слишком самонадеянны!
        Изумленный Евпатий взглянул на свою возлюбленную, ожидая, что она сейчас заткнет дерзкую выскочку, но увидел лишь, что Орития смотрит на него глазами, полными слез, и молчит.
        - Да что же здесь, черт возьми, происходит? А ну, прочь с дороги! - сказал богатырь и решительным жестом попытался отодвинуть со своего пути владычицу драконоголовых.
        Его тут же перехватил за запястье один из ее элитных телохранителей и, приподняв верхнюю губу, недвусмысленно зарычал. Стало ясно, что ни пройти, ни хоть пальцем коснуться владычицы, этот драконоголовый, впрочем, как и остальные не даст.
        - Ах ты, мерзкая тварь! - не на шутку разозлился Евпатий, с трудом освобождаясь от железного захвата драконоголового и хватаясь за свой заткнутый за пояс шестопер. - Сейчас я тебе башку-то раскрою!
        Однако и здесь телохранитель владычицы оказался быстрее и проворнее русского богатыря. Он резко выбросил пяткой вперед правую ногу, и не успевший даже замахнуться Евпатий, получив мощный удар в живот, кубарем отлетел на несколько шагов.
        Телохранитель было дернулся преследовать ученика Чародея и дальше, однако в его голове раздался четкий мысленный приказ своей владычицы:
        - Остановись, Крагх! Иначе мы зайдем слишком далеко.
        Крагх послушно отступил, а владычица только было собралась как-то смягчить обстановку, но было уже поздно.
        Один из стоявших в дверях русичей стремглав побежал обратно во внутренний двор, громко крича:
        - Наших бьют! Драконоголовые напали на Евпатия!
        Они сошли с ума!
        - К оружию! - тут же раздалось во дворе, и толпа русичей ринулась выручать ученика Чародея.
        Сам Евпатий к этому времени уже вскочил на ноги и, глядя исподлобья на детей драконов, собрался сплести страшное заклинание волны огня. Пока его останавливало лишь то, что за драконоголовыми находятся девы-воительницы и его возлюбленная. Руки ученика Чародея сильно тряслись от распирающей злобы, обиды и понимания, что без магии ему драконоголовых не одолеть.
        В этот момент в зал ворвалась неистовствующая толпа вооруженных русичей, немедленно атаковавшая детей драконов.
        - Уводите амазонок! - быстро крикнула владычица подчиненным, и сразу же, подчиняясь мысленным приказам своих предводительниц, самцы детей драконов стали в охапку хватать дев-воительниц и прыгать с ними в свой заполненный водой колодец.
        Амазонки дико визжали и звали на помощь. В этот момент они совсем не были похожи на грозных воительниц. Не в силах вырваться из железных объятий, они трепыхаясь под мышками и на плечах драконоголовых воинов словно маленькие, попавшие в беду девочки, пытались кусаться и царапаться, не желая захлебнуться в водяном туннеле.
        Кто-то бросил Евпатию острый меч, и богатырь, схватив его одной рукой, а в другой сжимая шестопер, бросился вместе с другими русичами на помощь амазонкам.
        Завязалась кровавая бойня, прекрасно знающие особенности драконоголовых русичи атаковали копьями, мечами и другим колюще-режущим оружием головы драконоголовых, а кистенями, булавами и другим дробящим оружием били по их телам.
        Сам Евпатий, раздробив шестопером руку очередному драконоголовому, бешено прорывался к самой владычице, а заодно и к своей королеве, находящейся рядом с ней.
        Ему навстречу бросились несколько, защищающих свою владычицу телохранителей. Сам не понимая как, богатырь мгновенно разделался с двумя из них, хотя каждый превосходил его и в силе, и в ловкости. Третьим был тот самый, что ранее опрокинул Евпатия ударом ноги на землю и которого владычица назвала Крагхом. Но с ним ученик чародея вступить в бой не успел.
        Отчего-то не мысленно, а во весь голос владычица крикнула своему воину:
        - Крагх, ты последний из рожденных! Назад! - в голосе предводительницы как будто был страх. - Хватай королеву и уходи за остальными!
        Послушный воин тут же развернулся и, взвалив королеву амазонок себе на плечо, словно мешок, устремился к колодцу.
        Евпатий лишь успел увидеть, как любимая протянула к нему руки и скрылась вместе с драконоголовым воином под водой.
        - Нееет! - дико закричал ученик Чародея, понимая, что произошло непоправимое.
        Русичи тем временем, хоть и потеряли много своих товарищей, все вернее теснили заметно поредевшие ряды драконоголовых. Но те, кажется, уже просто отступали к колодцу, чтобы уйти в свои подземелья.
        Поняв это и желая не упустить владычицу, Евпатий громко крикнул:
        - Русичи, назад! Кто не отступит, сгорит!
        По голосу Евпатия было ясно, что богатырь два раза повторять не станет, и русские воины тут же отбежали к противоположному от колодца концу зала, за спину ученика Чародея. А тот, обрушивая на ставших врагами драконоголовых весь свой гнев, сплел магические нити страшного заклинания, и на драконоголовых устремилось всепоглощающее пламя.
        Вообще-то Чародей предупреждал своего ученика об опасности такого сплетения магических нитей, запросто способного уничтожить самого плетущего заклинание, но сейчас Евпатию было уже плевать, выживет он или нет. Теряя сознание, богатырь лишь с сожалением успел увидеть, что сжигающая огненная волна добраться до владычицы не успела, глава драконоголовых, в отличие от многих других, успела нырнуть в спасительный колодец.
        Очнулся Евпатий лишь на десятый день после случившегося. Во всем теле была такая слабость, что даже для простого открывания и закрывания глаз требовалось усилие. Веки потяжелели, словно от налитого в них свинца.
        Евпатий, не в силах повернуть голову, просто поводил глазами из стороны в сторону. Он лежал на спине, комната была знакомой, это была его комната, та самая, где они последнее время жили вместе с Оритией.
        Воспоминание об Оритии принесло сильную внутреннюю боль, ученик Чародея понял, что жив, а жить ему теперь совсем не хотелось. Без своей королевы, которая должна была дать жизнь их ребенку, смысла в дальнейшем существовании не было.
        - А в тебе силы даже больше, чем я ожидал, - послышался у изголовья знакомый голос, - в очередной раз убеждаюсь в своем правильном выборе. Иметь такого сильного и способного ученика - для мага большая честь. Евпатий ничего не ответил. Не потому, что ему нечего было сказать своему учителю, а потому, что нижняя челюсть совсем не слушалась, рот не размыкался, языком было не пошевелить, а губы будто слиплись между собой.
        - Я знаю, - снова заговорил лесной волшебник, - огонь вытянул из тебя почти все силы. Ну ничего, силы мы вернем.
        После последних слов Чародей приподнял за затылок голову своего ученика, слегка надавил на челюсть, чтобы открыть рот, и влил в Евпатия тягучую, но совершенно безвкусную жидкость.
        С трудом проглотив напиток, богатырь увидел, что его учитель быстро сплел нужным образом магические нити, после чего Евпатий сразу же снова отключился.
        Он пребывал в глубоком сне целых три дня, хотя ему самому это время показалось парой часов. Проснулся Евпатий полным сил и жизненной энергии, словно просто хорошо выспался после трудного дня. Во всем теле чувствовалась прежняя сила, только на душе было мерзко и больно.
        - Я смог вернуть силу твоему телу, - проговорил будто и не отходивший все это время от изголовья своего ученика Чародей, - а вот излечивать душу тебе придется самому.
        - Ничего, - садясь на своем ложе, отвечал Евпатий, - мне не впервой.
        Зная, что Евпатий имеет в виду свою прошлую жизнь на земле, маг понимающе кивнул и, протягивая ученику небольшой холщовый мешочек, сказал:
        - Вот, это для вашего поселения.
        - Какого поселения? - недоуменно переспросил Евпатий, машинально принимая из рук мага мешочек.
        - Поселения русичей конечно, какого же еще? - как ни в чем не бывало, ответил лесной волшебник. - Все ушли еще неделю назад. Где точно обосновались, пока не скажу, не отследил, слишком был занят хлопотанием над тобой, но ты ведь и сам их без труда отыщешь, правда?
        Богатырь, продолжая держать мешочек, недоуменно уставился на мага. Где-то далеко мелькнула надежда, что, быть может, произошедшее с племенем детей драконов и амазонками - это всего лишь его собственный бред или дурной сон.
        - Ну, чего вытаращился на меня, как баран на новые ворота? Сунешь, как я тебя учил, руку поглубже в лесной мох да по простирающейся по всему лесу грибнице, переплетающейся с корнями всех лесных растений, поймешь, где большое скопление людей валит лес и строит дома, - по своему расценив молчание Евпатия, продолжил волшебник.
        - Но ведь Орития… девы-воительницы… эти местные, дети драконов? - все еще плохо соображая, залепетал ученик Чародея.
        - Ну да, - пожимая плечами, с грустью отвечал маг, - многие поначалу решили, что раз амазонок больше нет, то и уходить нет смысла. Большинство из ваших впало в отчаяние, но благодаря воеводе, сумевшему поднять дух русским воинам и убедить в том, что основать собственное поселение все же необходимо, русичи приняли решение уйти на тех же условиях, что нами были оговорены ранее. Вот здесь, - Чародей кивнул на мешочек, - обработанные и ограненные особым образом осколки известных тебе кристаллов. Их хватило бы, чтобы на несколько лет нанять сразу всех наемников, но я тебе их даю, конечно, не для этого. Это, - волшебник протянул Евпатию скрученный в трубку свиток, - схема, как кристаллы должны быть расположены над вашим лагерем, или, если угодно, поселением. Вам следует построить согласно схеме специальные вышки как по периметру, так и внутри поселения и поместить в каждую вышку осколок находящегося внутри мешочка кристалла. Как только это будет сделано, тебе следует подняться на центральную башню и сплести магические нити покрывала невидимости. Те самые, что я научил тебя плести, когда надо затаиться и
быть незамеченным. Кристаллы передадут твое волшебство друг другу, многократно его усилят, что позволит всем вам спокойно жить и заниматься своими делами внутри магического покрывала, а весь ваш лагерь станет невидимым и недоступным для любого чужака.
        - Я понял, - коротко кивнул на объяснения учителя Евпатий. - Но все же, скажи мне, как воеводе удалось, не смотря на произошедшее, убедить всех русичей уйти?
        - Месть.
        - Месть?
        - Ну да, - кивнул маг, - самая обычная человеческая месть. Ты ведь при жизни на земле, когда кочевники убили твоих близких, разве не жил одной лишь местью?
        - Жил, - тяжко вздохнул Евпатий. - Значит, они собираются мстить драконоголовым?
        - Именно так, - подтвердил слова богатыря Чародей. - А еще я обещал воеводе, что любого русского, неважно из какого времени он будет призван, я буду отправлять в ваше поселение для пополнения.
        - Ну, что же, - встал со своего места Евпатий, - тогда мне, наверное, пора собираться к своим?
        - Думаю, что да, - утвердительно кивнул Чародей, зная, что ученик не покидает его насовсем.
        Вот так, поближе к болотам, где были водяные проходы в подземелья детей драконов, и возникло больше похожее на военный лагерь поселение русичей. С момента его основания русские воины каждый день ходили как можно дальше в болотные топи. Там они подстерегали и безжалостно уничтожали любого, посмевшего выйти на поверхность местного.
        Так длилось до тех пор, пока однажды, один из отрядов русских витязей не наткнулся в казалось бы уже хорошо знакомых и изученных болотах на самый настоящий замок, возвышающийся на высоком холме, непонятным образом возникшем среди топей. А охранялся этот замок не кем иным, как местным племенем драконоголовых.
        Все были в большом замешательстве и недоумевали, зачем всегда живущим в своих недоступных для других подземельях детям драконов понадобилось возводить среди болот такое основательное укрепление. Даже волшебник Чародей, узнав от своего ученика о болотном замке и месте его расположения, уверенно заявил, что ни высокого холма, ни тем более замка там раньше никогда не было. Уж кто-кто, а он то свой лес знает.
        Было предпринято множество попыток, в том числе и магических, узнать, зачем местным понадобился замок среди болот и что он в себе скрывает. Однако стойкие к чужой магии местные свою тайну так и не раскрыли. А взятые живьем пленные упорно молчали.
        Тогда было принято решение произвести разведку боем. Собрав значительные силы, русичи предприняли попытку взять болотный замок штурмом. Несколько дней они подтягивали по трясинам и топям свою армию, чтобы взять заветный холм в плотное кольцо. И это было их первой ошибкой, так как за это время местные тоже успели подтянуть в замок значительные силы. Причем их заполненные водой проходы были скорее всего, как когда-то в замке Чародея, выведены прямо внутрь болотного замка. Так что численность своих войск они могли пополнять без особого труда.
        Но больше всего без труда отброшенных от стен замка русичей, поразило то обстоятельство что, плечом к плечу с местными со стен их обстреливали амазонки! Живые и невредимые, они посылали стрелы и проклятья в сторону атакующих их воинов, гневно требуя убираться прочь!
        Они не вступали в переговоры, игнорировали попытки Евпатия и других нести им слово, а когда слово было принято, то в переговоры вступили только местные драконоголовые. На все вопросы русичей: как амазонки остались живы и почему они сражаются на стороне детей драконов, зачем здесь этот замок - предводительницы местных лишь качали головами и сообщали, что ждут решения совета сестер и владычицы, тогда, возможно, они откроют русичам свои тайны.
        Русским воинам не осталось ничего другого, как временно остановить свои попытки штурмовать стоящий на высоком холме замок, а расположившись вокруг него, ждать решения совета сестер и владычицы драконоголовых. Это была их вторая роковая ошибка.
        Скорее всего, местные даже не помышляли раскрывать русичам свои планы, они просто тянули время.
        Пока войско воеводы ожидало у подножья холма, драконоголовые сами взяли всех русских в кольцо, подтянув по болотам новые силы. Когда русичи распознали подвох, было уже поздно, они были промеж двух огней.
        А снова вступившие в переговоры предводительницы местных надменно заявили, что не они начали эту войну, но совет сестер и владычица проявляют милосердие, и если русские оставят все свое оружие и броню, то племя детей драконов отпустит их на все четыре стороны.
        Это был позор, позор, альтернативой которому было все же вступить с местными в последний, смертельный бой.
        - Если бы не девы-воительницы, - стучал Евпатий по столу кулаком, когда рассказывал Глебу эту историю, - то мы, несомненно, все равно вступили бы в бой! А там авось бы прорвались. Пусть не все и не в болотный замок, но до своего поселения или, в крайнем случае, до замка Чародея мы бы добрались. Ну ничего, будет нам урок! Зато теперь мы так подготовимся, что каждый драконоголовый, защищающий болотный замок, пожалеет, что родился на этот свет! А те магические нити, которыми местные опутали разум дев воительниц, мы с моим учителем снять сумеем! Ну а то, что здесь замешана магия, я не сомневаюсь! По-другому и быть не может, так ведь?
        Так или не так, Глеб не знал до сих пор. Но то, что сражение предстоит нешуточное, можно было не сомневаться. Уж слишком тщательно готовился к нему воевода, да и все русичи.
        Сам воевода не раз любил повторять, что взять болотный замок для него - это как для великого русского полководца Суворова, взять Измаил. Турецкая крепость считалась неприступной и не раз выдерживала осады, оставляя ни с чем своих врагов. Но и она пала перед гением русской армии.
        Глеб поежился от начинающего пробирать холода и сырости, проникающих из-за длительного неподвижного стояния в этом плотном тумане, и снова ушел в свои мысли.
        Теперь ему вспомнился плененный монгол, с которым воевода на удивление быстро нашел общий язык и уговорил добровольно служить в русском лагере. Только один момент сильно расстроил предводителя русского войска: оказалось, что на изготовление хорошего монгольского лука уходит не меньше года. А столько времени у русских не было.
        Но здесь уже помог Евпатий, а точнее, его учитель, маг Чародей. Волшебник сплел магические нити так, что время, которое необходимо для доведения до кондиции составляющих монгольского лука, сократилось из месяцев в дни, так что производство мощных дальнобойных луков и обучение стрельбе из них войска воеводы быстро набрало обороты.
        - Ты ничего не слышишь? - неожиданно толчком в бок, вывел Глеба из своих мыслей стоящий рядом с ним в шеренге воин. - Кажется, какой-то шорох или даже шелест?
        Глеб прислушался. Действительно, что-то похожее на далекий шорох донеслось до его ушей.
        - Да это, наверно, долгожданный ветерок срывает с деревьев последнюю листву. Глядишь, сейчас и туман развеется, - высказал свое предположение другой стоящий рядом с Глебом витязь.
        Собственных мыслей по поводу далекого шороха Глеб высказать не успел. В тумане громко и тревожно раздался звук сигнального рога, трубящего перестроение. Не просто перестроения, а смену линии атаки на противоположную и готовность к бою.
        В считанные секунды месяцами отрабатывавшие подобные перемещения воины поменялись друг с другом местами, и теперь там, где стояли пращники, оказались щитоносцы первой шеренги, а их места, наоборот, заняли камнеметатели.
        - Неужели в тумане сзади обойти умудрились? - ни к кому конкретно не обращаясь, осведомился сосед Глеба. - Или и того хуже - окружили?
        Ответом ему, да и всем остальным, было резкое, как сорванное одеяло, исчезновение тумана и топот многочисленной, стремительно приближающейся вражеской конницы.
        - Вот тебе и шорох, - облизывая пересохшие от волнения губы, вслух пробормотал Глеб. - Казалось, что показалось, а оказалось, не показалось.
        - Пики в землю! Держать строй! - что есть мочи заорали, повторяя друг за другом, старшины рядов копейщиков. Но воины уже и без них поставили свои длинные копья под сорок пять градусов, направив острия в сторону врага и вверх, а задние концы уперев в землю. Так можно было остановить несущуюся во весь опор конницу.
        И копьеносцам это удалось, тем более что враг, который надеялся атаковать сзади и посеять переполох, при виде ощетинившихся копий и успевших перестроиться воинов заметно сбавил темп.
        Вражеские конники, пытаясь отвести в сторону или обрубить выставленные против их лошадей копья, сшиблись с первыми рядами копейщиков. Строй ощутимо дрогнул, покачнулся, но выдержал.
        Тяжелой коннице не удалось прорвать пеший строй с первого наскока, и завязался тяжелый бой. Ряды копейщиков, как один слаженный механизм, бесперебойно били своими копьями по налетевшему врагу.
        Конечно, тяжелее всего было первому ряду щитоносцев, но и воины в этом ряду были самые сильные и бывалые. Они, крепко держа щиты, били врага своими копьями по дуге, от бедра, снизу вверх. У каждого воина первого ряда в большом щите имелась специальная прорезь, через которую и наносился удар копьем.
        Второй ряд копейщиков тоже не отставал, они орудовали по врагу своими копьями от плеча, поверх щитов впереди стоящих товарищей, поражая все напирающих и напирающих лошадей противника.
        Третий ряд копейщиков бил тоже от плеча, но уже снизу вверх, так чтобы достать рубящегося верхом на коне всадника и свалить его на землю.
        Не давали передыху врагу и остальные ряды: арбалетчики, лучники и пращники, не останавливаясь, осыпали напавших с тыла врагов своими болтами, стрелами и камнями.
        Но несмотря на все это, враг от своих намерений прорвать строй не отступал. Его конники были хорошо вооружены, а главное, как лошади, так и всадники имели крепкую тяжелую броню.
        Много всадников уже было повержено, но и строй копейщиков-щитоносцев редел с каждой минутой. Было ясно, что победа конницы над пешим строем - это лишь вопрос времени.
        - Уррагх! Уррагх! Уррагх! - вдруг раздался откуда-то сбоку монгольский боевой клич; это на выручку застигнутому врасплох засадному полку, уже почти сломленному вражескими всадниками, спешила конница Гемябека.
        Гемябек лично отбирал себе каждого всадника, и выбор его, что вполне закономерно, останавливался в основном на представителях русского казачества. Он по достоинству оценил умение казаков превосходно держаться в седле, рубиться шашкой так, что каждый из них мог разрубить одним ударом своего врага от плеча до седла, а то, что из дальнобойного оружия они владели в основном только огнестрельным, так это, по словам Гемябека, было даже хорошо.
        Татарин любил повторять, что научить не сложно, сложно переучивать. А стрелять из лука таких славных и отважных наездников, настоящих нукеров, он научит. И научит это делать не так, как это принято у большинства народов, привыкших стрелять из лука в пешем строю или со стен крепостей, нет, он научит их стрелять из монгольских луков по-монгольски, на полном скаку, не сбавляя скорости своих коней.
        А хитрость монгольской стрельбы заключалась в том, что стрелок не выставлял вперед одну руку, другой натягивая тетиву, прицеливаясь и выпуская стрелу. Нет, у монголов все было наоборот: во время бешеной скачки тяжело сохранить точный прицел на вытянутой руке, поэтому Гемябек учил казаков держать лук перед выстрелом плотно прижатым к груди, а в момент выстрела резко, почти как удар кулака, выбрасывать сжимающую лук руку вперед, а ту, что держит тетиву оставлять неподвижной, лишь успевая спустить тетиву в момент ее максимального натяжения совпадающего с выпрямлением выбрасываемой вперед руки.
        Появление ведомых Гемябеком казаков заметно придало сил обороняющимся пехотинцам, и сильно озадачило находящихся в шаге от победы тяжелых всадников врага. Те явно были в замешательстве, что им делать дальше: то ли продолжать попытки прорвать пеший строй, то ли перераспределиться для сшибки с несущимися во весь опор, залихватски насвистывающими и улюлюкающими казаками.
        Не желая оказаться между двух огней, вражеский командир отдал приказ немедленно отступить от пешего строя и сгруппироваться для сшибки с более легкими всадниками Гемябека.
        Но сам Гемябек идти на сшибку вовсе не желал, он прекрасно понимал, что более тяжелая и бронированная кавалерия врага в ближнем бою опасна его казачьему отряду, так что хитрый татарин прибег к обычной тактике монгольских воинов. Он, как только его всадники приблизились к врагу на расстояние полета монгольской стрелы, приказал своим воинам выпустить по противнику залп особых пугающих стрел. Эти стрелы были сделаны таким образом, чтобы в полете издавать жуткий свист и гудение, словно на врага стремительно несется рой неведомых, страшно рассерженных, огромных диких пчел.
        Даже людям, понимавшим, что это жужжат и свистят по-особенному сделанные стрелы, становилось не по себе от их приближения, а уж про животных и говорить нечего. Всадники врага, сидящие верхом на своих хорошо защищенных лошадях, зарядили арбалеты, надежно укрылись от вражеских стрел за своими щитами и выжидали, когда появившиеся на выручку своим всадники сблизятся на расстояние поражающего выстрела из арбалета. Они были уверены, что от свистящих стрел ни им, ни их лошадям большого урона не будет, что броня и щиты должны легко выдержать эту атаку.
        Враг ошибся: пугающие стрелы свое дело сделали, среди лошадей врага началась такая паника, какая бывает, когда мирно пасущееся стадо обнаруживает охотящихся на них свирепых хищников.
        Кони начали дико ржать и вставать на дыбы, брыкаться и крутиться, совершенно не слушаясь сидящих на спинах всадников и даже норовя их сбросить, чтобы ускакать подальше от падающего сверху, жутко свистящего ужаса.
        Конечно, в такой обстановке тяжелая, не привыкшая к подобным фокусам конница врага потеряла всякий строй, а всадники не могли вести прицельный огонь из своих арбалетов и надежно укрываться от стрел за плотными щитами.
        Зато казаки Гемябека, не прекращая залихватски насвистывать и улюлюкать, уверенно обстреливали своего врага. Они широкой дугой проскакивали мимо врагов, пытающихся привести в порядок свой строй, и, так и не сближаясь для рубки, залп за залпом выпускали губительные стрелы.
        Видя успех Гемябека, командир засадного полка тоже решил наказать дерзнувшую атаковать их с тыла тяжелую конницу. Прозвучал громкий сигнал рога, и ряды пехотинцев, ощетинившись выставленными копьями, тяжелой поступью двинулись на врага.
        Как единое целое двигались пешие воины в сторону обстреливаемой Гемябеком конницы врага, ряды пращников, лучников и арбалетчиков уже готовили свои снаряды, чтобы до того, как в дело вступят копейщики, обстрелять наглого, но теперь уже терпящего фиаско врага.
        Поняв, что чаша весов победы явно клонится не в его сторону, командир вражеской конницы принял единственно правильное для себя решение в данной ситуации: как можно скорее спасаться бегством, уводя свою конницу от полного уничтожения. Прозвучал приказ, которого уже давно втайне ждал каждый всадник врага, и без всякого порядка и строя остатки тяжелой кавалерии пустились наутек.
        Возликовавшие при виде улепетывающих всадников ряды пехотинцев остановились и, подняв вверх свое оружие, огласили округу радостными криками.
        Радовавшийся вместе с остальными Глеб, поддавшись азарту, попытался выпустить из своей пращи еще пару снарядов по вражеским всадникам, но испуганные кони последних неслись так быстро, словно и не были закованы в броню и утомлены прошедшим сражением. Догнать вражескую конницу теперь при желании могли только всадники Гемябека.
        Было у них такое желание или нет, выяснить не удалось, так как не успела броситься наутек вражеская тяжелая конница, как сразу же тревожный сигнал раздался со стороны расположенного на высоком холме замка. Штурмовавшая его одновременно в нескольких местах армия была отброшена обороняющимися, не сумев завладеть ни одной из стен с первого наскока.
        Защитники замка умело прикрывались женскими фигурами, по которым войскам воеводы вести огонь было запрещено. При этом самим воинам на стенах вести прицельный огонь, опрокидывать штурмовые лестницы и швырять огромные бревна, которые с легкостью катились вниз по холму, сбивая с ног атакующих, ничего не мешало.
        После первой неудачной попытки воевода решил сгруппировать большинство сил в одном месте, чтобы единой массой кинуться на одну из стен. Но сгруппировать войска никак не получалось, этому мешали ведущие бесперебойную стрельбу и расположенные на площадках замковых башен катапульты. Они швыряли к подножию холма свои тяжелые снаряды, разбрасывая пытавшихся собраться вместе людей. Вот тут-то и раздался сигнал, призывающий на помощь мобильную конницу Гемябека.
        Татарин не заставил себя долго ждать; отдав приказ приготовить для атаки другие, специальные стрелы с серповидными наконечниками, он бросил своих казаков к холму и расположенному на нем замку.
        Поразить катапультами быстро передвигающуюся конницу Гемябека было значительно труднее, чем более медленных пеших воинов. Раз за разом снаряды, летящие по всадникам, били в пустое пространство, а всадники, в свою очередь, специально передвигаясь зигзагами и волнами, не сбавляя темпа, обстреливали своими особенными стрелами вражеские орудия.
        И тонко отточенные серповидные наконечники стрел свое дело сделали. Будто острые ножи, они сумели обрезать и повредить канаты пусковых механизмов катапульт врага, что дало наконец возможность армии воеводы собраться в один кулак.
        - Вперед! В атаку! - прозвучала команда, и сотни воинов вновь бросились вверх по холму, штурмовать неприступные стены замка.
        - Эх, были бы ворота, - бросил на ходу один воин другому, - мы бы их давно орудиями или тараном пробили да взяли эту чертову цитадель.
        - Были бы у пса крылья, он бы за котом полетел, а не под деревом гавкал, - ответил своему товарищу бегущий рядом витязь. - Тут уж ничего не попишешь, не можем мы, как они, под землей в крепость попасть! Да и крыльев у нас тоже нема.
        - А я вот слышал, - вмешался в разговор третий, - что в болотном замке не ворота, а особая лестница есть, по ней тоже можно внутрь попасть.
        Ему ничего не ответили, все трое, как и множество других, уже достигли стен замка, и было не до разговоров. Воины, всячески укрываясь и уворачиваясь от атак сверху, начали быстро устанавливать штурмовые лестницы и забрасывать на стены крючья.
        В этот раз дело пошло лучше, защитники не успевали отбиваться от нахлынувшего в одном месте большого количества людей, и многие из атакующих уже были на стенах. Их количество становилось все больше, они яростно сражались с защитниками замка и уже почти полностью взяли под контроль одну из стен и две башни.
        В это самое время, когда штурмующие уже были готовы к мысли, что победа у них в руках, одна из стен замка, кажущаяся единым монолитным целым, вдруг начала двигаться, меняя свою структуру. Под действием расположенных внутри замка механизмов часть стены превратилась в широкую многоступенчатую лестницу, по которой с воинственными криками бросились вниз ее защитники. Они, как нож в масло, вклинились в собравшуюся у соседней стены толпу своих врагов, и завязалась тяжелая рубка.
        Как только это случилось, прозвучал сигнал, и засадный полк, в котором находился Глеб, немедленно бросился в сторону чудесным образом появившихся ступеней. Но не успели спешащие проникнуть в замок воины добежать до их подножия, как на самом верху лестницы показались несколько заранее приготовленных тяжелых орудий, готовых угостить нападавших встречным огнем.
        - Ложись, рассыпаться! - громко крикнул командир засадного полка, как только увидел, что их готовы расстрелять почти в упор.
        - Воздух! - неожиданно для самого себя добавил за командиром Глеб.
        Воины немедленно бросились в стороны и залегли, плотно прижавшись к земле, прикрывая руками и щитами головы и располагаясь ногами к торчащим дулам орудий.
        Однако выстрелов не последовало, так как бросившиеся до этого вниз защитники замка, значительно уступающие в количестве нападавшим, терпели поражение и сами были вынуждены отступить и бежать обратно вверх по ступеням.
        Увидев такое положение дел и поняв, что крепостные пушки, чтобы не попасть по своим, стрелять не будут, командир засадного полка снова поднял своих воинов с призывом бросится в логово врага. Его примеру последовали и другие командиры, штурмующие до этого соседнюю стену замка.
        Но прорваться внутрь снова не удалось: одна за другой механические ступени стали уходить обратно в стену как только их покидали ноги отступавших защитников. Штурмующие замок воины воеводы неуклюже падали вниз, ударяясь о землю и валясь друг на друга в кучу.
        - Вот гады! - с чувством ударил Глеб рукояткой своего обнаженного для рубки ятагана себе по щиту. До лестницы он добежать не успел и избежал участи неуклюже барахтаться, как другие, более быстрые воины, на том месте, где она только что была. - Ну как их тут возьмешь?!
        - Держим стену!
        - Держим стену!
        - Держим стену! - вдруг раздались сверху крики воинов, которые ранее успели взобраться на соседнюю стену по штурмовым лестницам и выбить с этого участка защищавшегося врага.
        Тут же прозвучал новый сигнал, и со стороны леса быстро выехали несколько запряженных лошадьми подвод, спрятанных до этого от врага. На подводах были установлены тяжелые пушечные орудия, специально предназначенные для пробивания толстых крепостных стен и ворот замков. Ранее их не пустили в ход только потому, что среди защитников на стенах было множество женских фигур, которые могли погибнуть при обрушении стены.
        Крепкие и сильные лошадки русичей довольно быстро подвезли пушки на нужное расстояние и стали разворачивать дула орудий в сторону замка.
        - Как тачанки, - задумчиво протянул Глеб, наблюдавший за перемещением тяжелой артиллерии, - только вместо пулеметов пушки.
        - Сейчас лошадок распрягут, колеса подопрут и как жахнут! - весело ответил Глебу один из воинов, тоже глядевший на перемещение орудий.
        - Чего рты разинули?! - гаркнул на них и других воинов, невольно превратившихся после неудачной попытки штурмовать исчезающую лестницу в обычных зевак, один из старшин. - А ну-ка, в строй! Бой еще не закончен, вашу мать!
        Словно подтверждая его слова, на поле боя вдруг снова неожиданно появился отряд тяжелой конницы врага, которая ранее внезапно атаковала засадный полк и была откинута казаками Гемябека.
        Тяжелые всадники напролом бросились к устанавливаемым орудиям и благодаря внезапности и напору быстро смогли пробиться к своей цели. Возле подвод завязался тяжелый бой, многие из закованных в броню конников врага были повержены сопровождавшими подводы ратниками и подоспевшими им на выручку воинами, но и воинов воеводы тоже полегло немало. А главное, тяжелым всадникам удалось с наскока разрушить, повредить и опрокинуть почти половину подвод с пушками.
        Воинам, которым до этого удалось освободить стену, тоже приходилось несладко, враг всеми силами пытался их оттуда сбросить, чтобы снова взять под контроль данный участок. Все новым воинам воеводы приходилось карабкаться по веревкам и штурмовым лестницам наверх для поддержки сражающихся товарищей.
        - Вот уж не думал, что так скоро свидимся, я даже соскучиться не успел, - сквозь зубы цедил Глеб, подставляя под удары вражеского всадника свой щит и без конца бросая в голове на шестерки игральные кости, чтобы и ему и его бойцам сопутствовала удача.
        - Любой ценой сберечь оставшиеся орудия! Любой ценой! - кричал сражавшийся наравне со всеми командир засадного полка.
        Но у командира тяжелой конницы врага, похоже, была совершенно противоположная цель, а именно - любой ценой эти самые орудия уничтожить. И надо сказать, что ближе к своей цели был именно враг.
        Гемябека на этот раз ждать на выручку было бесполезно, он со своей, уже утомившейся, но боеспособной легкой кавалерией продолжал кружить вокруг замка, ведя бесперебойный обстрел и не давая защитникам починить катапульты, которые без труда могли бы накрыть своим огнем орудия и армию воеводы.
        Во всей этой сумятице спокойным, казалось, оставался лишь сам воевода, наблюдавший за ходом битвы со своего командного пункта. Его волнение выдавалось лишь непрекращающимся почесыванием подбородка и перетаптыванием с ноги на ногу.
        - Может, уже пора? - обратился к нему с вопросом один из старшин помощников. - Сомнут ведь наших эти треклятые конники, уничтожат орудия.
        - Погоди, - не сводя взгляда с поля боя, сказал воевода, - пусть сильнее увязнут, нельзя, чтобы они снова отступили и собрались для нового удара!
        - Да куда уж сильнее?! Орудий уже не больше трети осталось! Как тогда замок брать будем?
        - Ничего, - успокоил своего собеседника воевода, - орудий и четверти хватит, на то и расчет был.
        Оба замолкли, но ненадолго, уже спустя несколько минут воевода решительно махнул рукой и кратко произнес:
        - Давай!
        Тут же раздался новый долгожданный сигнал, и из леса, с каждым шагом набирая ход, появился еще один засадный полк воеводы. Это были уже не пешие воины, а похожая на вражескую тяжелая конница, которая незамедлительно бросилась на выручку орудиям в тыл вражеской кавалерии. Первым же ударом своих свежих сил засадная конница нанесла заметный ущерб уставшему врагу и отрезала ему путь к отступлению. Теперь победа над тяжелыми вражескими всадниками была лишь вопросом времени.
        Оставшиеся тяжелые орудия воеводы, которые теперь оказались в безопасности, наконец были в нужном порядке расставлены и приготовились сделать первый залп по цели.
        - Вниз! Все вниз! - раздались крики на той самой стене, за которую велась отчаянная борьба. Это те, кто на ней был, увидели сигнал от пушкарей, что сейчас будет залп.
        Все как один воины воеводы по штурмовым лестницам и веревкам устремились сначала вниз, а потом, вместе с другими, прочь от стены.
        В это время в замке одновременно на нескольких площадках для катапульт началось какое-то движение и вдруг все расположенные на них катапульты были с грохотом сброшены вниз самими защитниками. А еще через пару мгновений на их местах появились пушки.
        - Хитер, зараза! - наблюдая за изменениями в замке, сказал воевода. - Понял, что под стрелами казаков катапульты им уже не наладить!..
        Не успел воевода высказаться, как установленные на места сброшенных катапульт пушки начали прицельный огонь по тому месту, где сосредоточились тяжелые орудия наступающих. Первые снаряды в цель не попали, требовалось время на пристрелку, но зато оказавшиеся под обстрелом пушкари запаниковали, начали торопиться, и их первый залп оказался тоже далеко не идеален. Вместо того чтобы выстрелить всем разом по одному месту, они разрядили свои орудия с небольшой задержкой друг от друга, отчего единого удара в стену замка не получилось, и она выстояла.
        - Идиоты! - впервые за все время штурма вышел из себя воевода. Он вскочил со своего места, топнул ногой и, размахивая руками в сторону пушкарей, отчаянно закричал: - Один залп, всего один точный залп! Неужели нельзя сосредоточиться для одного залпа?! Их же сейчас всех положат пушками из замка! Да и время, время на исходе!..
        - Во разошелся! - вслух сказал сам себе Глеб, который минуту назад получил сильную контузию одновременно правой руки и ноги, из-за чего был вынужден выйти из сражения и теперь скакал на здоровой ноге к палатке знахаря, которая располагалась совсем недалеко от ставки воеводы. - Как будто любимая команда гол не забила, - продолжал комментировать крики воеводы Глеб. - Хотя его понять можно, второго тайма, чтобы отыграться, здесь не будет, и дополнительное время никто не даст.
        Пушкари тем временем, хотя и не могли слышать воеводиных негодований, сумели собраться и, несмотря на все ближе разрывающиеся вражеские снаряды, одним разом выплюнули из своих пушек мощные ядра, которые единым целым ударили по нужному месту.
        Стена дрогнула, по ней как рисунки маленьких паутинок пошли многочисленные трещины, а потом крепкая каменная кладка разом обвалилась, образовав огромную брешь. Проход внутрь замка был открыт.
        - Есть! - радостно крикнул воевода, подняв вверх правый кулак, словно действительно его любимая команда на последних минутах смогла забить решающий мяч.
        - Гол! - не смог удержаться от выкрика вслух все еще не добравшийся до знахаря Глеб.
        - Вперед! В атаку! - перекрыли своими криками как Глеба, так и воеводу командиры и старшины штурмующих крепость воинов. А те, в свою очередь, тоже громко и радостно вопя, не заставили себя долго ждать и дружно устремились к образовавшемуся проходу.
        Вот-вот уже были готовы первые ряды атакующих с дикими криками ворваться через обрушенную стену в замок, но тут вдруг над замком, холмом, на котором он расположен, да и всеми окрестностями раздался новый, не похожий ни на один предыдущий, сигнал. Его звучание не было слишком громким и резким, призывающим к атаке, перестроению или отступлению, звук скорее походил на некую мелодию, по окончании которой все воины, и атакующие, и защищавшиеся, разом затихли и повалились на землю прямо там, где стояли. Перестали с обеих сторон лететь стрелы, затихли пушки, и над всем полем боя повисла такая тишина, что, казалось, ее можно было потрогать руками.
        В это же время в проходе сломанной стены со стороны замка показалась могучая фигура Евпатия. Богатырь, размеренно переступая и обходя особо большие обломки, бывшие некогда стеной, миновал проход и, прямо через лежащих и сидящих на земле воинов направился к ставке воеводы.
        Никто из еще минуту назад с яростными криками штурмующих замок людей внимания на ученика Чародея почти не обращал. Все расположившиеся прямо на земле воины тяжело дышали, многие сняли шлемы, открыв вспотевшие и запыленные лица, у кого были, достали фляги и жадно пили воду, не забыв поделиться с товарищами.
        Навстречу Евпатию, поднявшись со своего места, направился и воевода. Лицо его снова было спокойно, хотя и чувствовалась некая неудовлетворенность и задумчивость.
        Они встретились с Евпатием как раз недалеко от того места, где совсем недавно шел ожесточенный бой за тяжелую артиллерию войск воеводы. Сейчас и пушкари, и сопровождавшие подводы ратники, а также другие воины воеводы, так отчаянно сопротивлявшиеся прорыву тяжелой конницы врага, отдыхали рядом со спешившимися конниками врага и тяжелыми всадниками засадного полка.
        Командир бывшей вражеской тяжелой конницы Ульвэ в отличие от большинства стоял на ногах, но и он, судя по всему, заметно устал. Ноги рыцаря были широко расставлены, а сам он опирался положенными одна на другую ладонями о рукоять большого двуручного меча. Меч был точной деревянной копией того, что находился сейчас у бывшего представителя ливонского ордена за спиной. Рядом с Ульвэ были его верные друзья: Трувор, Михас и Генрих. Все они оживленно беседовали с командиром тяжелой конницы воеводы и несколькими пешими ратниками.
        - Еще чуток, - говорил один из ратников, - и наши были бы в замке!
        - Еще чуток, - пробасил ему в ответ Трувор, - и мы прорвались бы к остаткам ваших тяжелых пушек, не дав им сделать залп!
        - Не-а, - многозначительно покачал головой командир тяжелой конницы воеводы, - не прорвались бы. А вот если бы команда вас атаковать последовала бы для нас чуток раньше, то и вообще не видать бы вам пушек как своих ушей!
        - Да чего вы заладили - чуток да чуток? - передразнивая говоривших, устало вставил свое слово Ульвэ. - Сами же знаете, что чуток не считается.
        Евпатий и воевода на говоривших, как и на остальных воинов, внимания не обращали. Они молча протянули друг другу открытые ладони и скрепили свою встречу крепким рукопожатием. Несколько секунд могучего телосложения Евпатий и невысокого роста седой и сухопарый воевода не расцепляли рук и смотрели друг другу прямо в глаза. Наконец оба они дружелюбно улыбнулись, и Евпатий заговорил:
        - На этот раз ты был как никогда близок к цели.
        - Положа руку на сердце, - уверенно отвечал воевода, - я считаю, что на этот раз замок я взял.
        - Но ведь ты не успел до сигнала!
        - Сигнал - это лишь наш примерный расчет времени до того, когда к драконоголовым со стороны болот может прийти подкрепление. А если бы не этот туман, то мы вообще начали бы гораздо раньше… Признавайся, туман - это ведь твоих рук дело?
        - Моих, - утвердительно кивнул ученик Чародея. - В это время года сплести магические нити для образования плотного тумана очень легко. Конечно, местные подобными магическими техниками не владеют, но нельзя исключать, что в день штурма туман может быть самый настоящий.
        - Настоящий туман ты легко прогонишь с помощью сплетенного ветра, - не согласился воевода, - так что можно считать, что ты сегодня играл не совсем честно.
        - Вот это да! - искренне удивился Евпатий. - А как же твои сыгравшие решающую роль тяжелые пушки? Это честно? Сам ведь знаешь, что мы хоть и смогли частично осушить болота и обозначить дорогу к болотному замку, но лошади-тяжеловозы, да еще и с груженными тяжелыми орудиями подводами, по ней уж точно не пройдут! В лучшем случае легкая кавалерия проскочит!
        - Если сплетешь заклинание облегчения, - хитро улыбнулся воевода, - то пройдут! Причем даже без тяжеловозов, а с обычными лошадками наших казаков. А вот твои напавшие из тумана тяжелые всадники мне тоже неясны. Драконоголовые - они ведь вроде верхом не ездят, так?
        - Так, - совершенно не сконфузившись, ответил Евпатий. - Но зато вполне могут ездить амазонки, да и про наемников забывать не стоит.
        - Наемников? - переспросил воевода. - Ну ты загнул! Откуда же возле болотного замка наемникам взяться? Даже если драконоголовые пошлют к ним гонца сразу, как только мы будем в пределах видимости холма, на котором стоит замок, то поспеют они никак не раньше подкрепления самих местных!
        - Отчего же, - не унимался Евпатий, - если с ними договорятся заранее, то вполне возможно, что они будут у замка еще раньше нас! Может даже, они уже сейчас там.
        - Да ну, скажешь тоже, - недоверчиво махнул рукой воевода. - Откуда местным знать о предстоящем штурме? Да и драконоголовые последнее время дальше своих болот нос крайне редко высовывают. Не говоря уже о том, чтобы добраться до лагеря наемников.
        - Вот тут не согласен, - тяжело вздохнул ученик Чародея. - Ведь уже не раз приходили слухи, что наемников и местных видели в одном строю. Некоторые даже болтают, будто у драконоголовых настолько все плохо, что их воины покидают родное племя и идут на службу к Черному Барту.
        - Чушь, - махнул рукой воевода.
        - Я тоже так думаю, - согласился богатырь, - но слухи из пустоты не берутся. Впрочем, главное не это, а то, что, несмотря на всю нашу скрытность, осушение части болот и вот такие тренировки с точной копией болотного замка… в общем, нет гарантий, что врагу это неизвестно.
        - Ты имеешь в виду все более частые разговоры о предателе? - тревожно уточнил воевода.
        - Мне бы очень хотелось, чтобы это были только разговоры, - тяжело вздохнул богатырь. - Но уж больно часто последнее время недалеко от нашего лагеря то драконоголовый мелькнет, то летучая мышь среди бела дня пролетит. Сам знаешь, чужому к нашему лагерю близко не подойти, значит, кто-то из своих проводит.
        - Кого-то подозреваешь?
        - Были конкретные подозрения, - уклончиво отвечал богатырь, - но они пока не подтвердились.
        - Ладно, - ставя точку в разговоре, вздохнул воевода, - поживем - увидим. Всего все равно не предусмотришь, хотя пытаться, конечно, надо.
        Он еще раз внимательным взглядом осмотрел бывшее поле боя, как будто прикидывая, кто же в этом скоплении людей может служить врагу, но увидел лишь переводящих дух и уставших воинов.
        Воины уже слегка отдохнули и начали собираться по своим отрядам. Несмотря на то что бой был учебным, все оружие - не настоящим боевым, а деревянным или затупленным металлическим, и даже снаряды, как большие, так и малые, были лишь пустотелыми глиняными, многие воины получили серьезные травмы и повреждения. Некоторых даже несли к палатке лекаря на носилках.
        - Ничего, - тихо сам себе проговорил воевода, - как говорил Суворов: тяжело в учении, легко в бою, - он остановил свой взгляд на точной копии болотного замка. Много сил и времени ушло на его строительство, проходившее в полной секретности и даже под завесой магического тумана, до поры скрывающего, что там идет стройка даже от своих.
        Замок был точной копией настоящего, даже холм, на котором стоит замок, был насыпан той же величины, что и его оригинал, правда, копией только внешней, как замок был устроен внутри, никто не знал. Но это русичей не останавливало, лишь бы суметь отбить у драконоголовых амазонок, а потом, пусть даже силой, вернуть их себе, дальше будет видно. Если их заколдовали какой-то магией, повернувшей их против своих, то поможет маг Чародей, а другого варианта никто рассматривать и не хотел.
        - Три дня, - уже поворачиваясь, чтобы уходить, бросил воевода Евпатию, - три дня на отдых, а дальше выступаем. Хватит уже учений и репетиций, думаю, мы готовы.
        - Я в этом уверен, - нисколько не сомневаясь в своих словах, твердо заявил ученик Чародея. - Пришло время местным вернуть то, что им не принадлежит, и ответить за то, что они сделали.
        Воевода согласно, но несколько задумчиво закивал и направился обратно в сторону своей ставки, за которой была лечебная палатка. Надо было навестить и приободрить раненых.
        Несмотря на множество помощников, с наплывом раненых знахарь справляться не успевал, и к нему выстроилась целая очередь. Стоял в этой очереди и Глеб, который на одной ноге с поднятым коленом другой, был похож на ловящую лягушек цаплю.
        - Эх, девоньки наши девоньки, - причитал хлопочущий возле раненых лекарь, - вас бы сюда, мигом бы все излечились.
        Несмотря на то, что все знали, что лекарь имеет в виду амазонок, обладающих артефактами и способностями ускорять процессы восстановления и лечения, Глеб не выдержал и громко произнес:
        - Ну да, чем твою горькую кислятину пить да вонючими мазями натираться, я бы тоже лучше с девоньками побыл.
        Все находящиеся вокруг раненые воины дружно захохотали. Даже те, кто, казалось, был оглушен и лежал неподвижно на носилках, приподнялись и гоготали вместе с остальными.
        Улыбнулся шутке Глеба и подошедший воевода, он знал, что Глеб за свое недолгое пребывание в русском лагере-поселении сумел прийтись по душе большинству его обитателей. Его открытый, честный, но в то же время упорный и смелый нрав нравился и воеводе.
        Невольно главе русского лагеря пришли в голову мысли о том, что, так или иначе, а настоящий штурм болотного замка не пройдет без реальных смертей и потерь. Там бой будет не на жизнь, а на смерть, и многим ни лекарь, ни даже, при хорошем раскладе, девы-воительницы, уже не помогут. Думать об этом было тяжело и совсем не хотелось.
        Как и было условлено, после трехдневного отдыха отведенного на восстановление, почти все воины русского лагеря стройными рядами двинулись к болотному замку. В поселении осталась лишь небольшая обязательная стража, воины которой откровенно печалились тому обстоятельству, что им не придется участвовать в предстоящем сражении.
        - Ничего, - подбадривали их уходящие, - стерегите наш общий дом, а мы скоро в него с девичьими песнями да веселыми плясками вернемся!
        Провожающие воины ничего не отвечали; уже через час поселение так опустело, что им казалось, будто они охраняют самих себя.
        Когда основное войско покинуло лагерь и всего немного углубилось в лес, многими были замечены сразу две вспорхнувшие летучие мыши.
        - Сбейте, сбейте их во что бы то ни стало! - тревожно крикнул наблюдавший за полетом крылатых тварей Евпатий.
        В воздух тут же были выпущены десятки стрел, и даже грянуло несколько ружейных выстрелов, но цели они не достигли. Мешали густо расположенные ветки деревьев, да и сами мыши набрали высоту и устремились прочь так стремительно, что ни пулей, ни стрелой их, казалось, уже не настигнуть.
        Очередной раз собственную удачу решил испытать и Глеб: когда маленькие летуны уже практически скрылись за ветками деревьев, он быстро крутанул свою пращу и, казалось наугад, швырнул камень.
        - Попал? - устремил на него свой взор ученик Чародея.
        - Да откуда же я знаю, - пожал плечами Глеб, - во всяком случае, я старался. Зажигалка при мне, кубики, как обычно, легли на шестерки.
        - Есть! - вдруг донесся из глубины леса радостный крик кого-то из воинов, и меньше чем через минуту в руках Евпатия было уже мертвое, но еще теплое маленькое крылатое существо.
        - Бьешь ты, конечно, метко, - разочарованно сообщил Евпатий Глебу, - но уж больно сильно. Какой теперь от нее, мертвой, толк? Поди теперь разбери, посланник это к Некроманту или обычная, не наделенная магией мышь.
        На самом деле Евпатий не был уверен и в том, что ему удалось бы нащупать или разгадать содержащуюся в летучей мыши магию, даже если бы она осталась жива. Гораздо больше его беспокоило то, что второй крылатой твари, потенциально являющейся посыльной к Некроманту, удалось уйти.
        - Кто видел, откуда взлетели твари? - обратился с вопросом ученик Чародея к окружавшим его воинам.
        Сразу несколько конных и пеших ратников указали в одном направлении. Не задумываясь, Евпатий быстро покинул седло своего коня, и, продираясь сквозь лесные заросли, как можно быстрее направился к указанному месту.
        Через какое-то время, он неожиданно почти нос к носу столкнулся со следопытом Прошкой.
        - А ты что здесь делаешь? - нахмурив брови, сурово спросил богатырь.
        - То же, что и ты, - пожал плечами Прохор, присаживаясь на корточки и рассматривая ближайшую к нему обросшую мхом кочку, - пытаюсь найти, кто мог выпустить летучих мышей.
        Евпатий еще раз сурово и недоверчиво взглянул на следопыта, а потом посмотрел на то место, которое изучал Прошка. На мху виднелся чуть заметный отпечаток чьей-то ноги, но чьей - Евпатий определить не мог. Одно было точно: отпечаток был явно меньше подошвы обуви, которая была на следопыте.
        - Куда же он делся? - вслух проговорил Прохор, осматривая землю вокруг. - По деревьям, что ли дальше побежал?
        Вместо ответа Евпатий присел на корточки, сунул руку как можно глубже в мох, прикрыл глаза и сосредоточился. Почти сразу от переплетающихся корней пошла информация о большом количестве направляющихся в одну сторону человеческих и лошадиных ног - это были ноги и копыта идущих на штурм болотного замка русичей.
        Разочарованный ученик Чародея еще немного просидел на корточках, прислушиваясь к своим ощущениям, но это было все равно что пытаться услышать писк комара среди грохочущей канонады орудий.
        Евпатий уже собрался прекратить свои попытки, как вдруг от корней совсем недалеко расположенного дерева пошла информация, заметно отличающаяся от других. Рядом с деревом, а возможно, и на нем кто-то был. Кто-то, гораздо больший, чем птица или лесной зверек. Да, сомнений не было, на дереве сидел человек.
        Евпатий быстро выпрямился, рванул меч из ножен и устремился к высокой сосне. Вслед за ним бросился и следопыт Прошка, сразу уяснивший, что Евпатий что-то почувствовал.
        Сначала богатырь в густой кроне сосны ничего разглядеть не смог, но потом он увидел, что одна ветка как будто толще и темнее других. Приглядевшись, Евпатий понял, что ветку пытался изобразить прячущийся на дереве человек.
        - А ну слазь! - грозно крикнул снизу Евпатий. - Слазь, и возможно, мы сохраним тебе жизнь!
        Вместо ответа то, что было до этого веткой, словно черная тень, резко метнулось за ствол, уходя из поля зрения следопыта и ученика Чародея.
        - А ну не балуй! Некогда нам тут в прятки играть! - зло крикнул снизу Евпатий, обходя дерево и пытаясь увидеть место, куда переметнулся одетый в темное человек. Вместе с богатырем обошел дерево и Прохор.
        Вместо ответа следопыт и Евпатий вдруг отчетливо увидели среди веток смотрящую на них морду драконоголового, а еще через секунду что-то упало к их ногам, раздался громкий хлопок, и все заволокло едким непроглядным дымом.
        Когда дым рассеялся, а Прохор и Евпатий откашлялись, на дереве уже никого не было, да и вокруг тоже. Тщетно ученик Чародея пытался снова и снова засовывать в землю пальцы и нащупывать тонкие нити грибниц и корни растений - ничего необычного он так больше и не заметил.
        - Ерунда какая-то, - зло сплюнул себе под ноги Евпатий, когда они с Прохором ни с чем возвращались к продолжавшим свое движение русичам, - никогда раньше не видел, чтобы местные по деревьям, да еще так ловко, скакали. Да и мыши эти… ну не могут же быть драконоголовые заодно с Некромантом. Хотя…
        Ученик Чародея замолчал, они с Прохором быстро нагнали и присоединились к остальным русичам, заняв каждый свое место среди идущих на штурм воинов. Вся армия воеводы старалась продвигаться как можно быстрее и тише, чтобы застать обитателей замка на болоте врасплох. Все шло, как было задумано, никаких лишних задержек или непредвиденных проволочек. Так что точно в заранее определенное время первые ряды конных воинов авангарда, состоящие в основном из казаков Гемябека, встретились с первыми постами несущих здесь постоянное дежурство русичей.
        С тех самых пор, когда впервые был обнаружен появившийся чудесным образом среди болотистого леса холм и стоящий на нем замок, русские воины не переставали нести вокруг холма скрытую стражу и вести постоянное наблюдение.
        - Все тихо? - спросил один из казаков у появившихся из густого кустарника дозорных воинов.
        - Тихо, - кивком головы подтвердил старший. - Дозорные по стенам ходят, да в башнях иногда кто мелькнет. Ничего особенного, все как всегда.
        - Ну и хорошо. - удовлетворенно кивнул казак, - Иван, Степка, давайте мухами к Гемябеку и воеводе, доложите, что все путем, местные пока ничего не подозревают. Казаки в ответ дружно кивнули, развернули лошадок и мигом поскакали обратно к основным силам войска. Пока скакали, с неба неожиданно, сначала маленькими снежинками, а потом густыми белыми хлопьями начал падать снег.
        - Смотри-ка, - уворачиваясь на скаку от веток лесных деревьев, обратился Степан к Ивану, - вот и первые белые мухи полетели.
        - Так зима же на носу, Степка! А снежок - это даже хорошо, бой-то предстоит жаркий, хоть снежком маленько охладимся! - весело и задорно, как будто впереди не смертельная кровопролитная битва, а очередные учения, крикнул казак Иван.
        Когда подъехали к основным войскам, снег уже валил так, что на головах и плечах воинов образовались небольшие холмики, а усы, бороды и брови воинов стали белыми.
        - Прямо армия дедов морозов, - ежась от наступившего холода, выпуская пар изо рта и оглядываясь по сторонам, изрек стоящий в строю Глеб. - Скорее бы уже тылы подтянулись, а то снегурочки в замке заждались небось.
        Пока подходил слегка отставший арьергард, старшины и командиры во главе с воеводой еще раз оговаривали план атаки и действия в случае возникновения тех или иных ситуаций. Известие казаков о том, что в болотном замке все спокойно, восприняли сдержанно, но с радостью. Один лишь Евпатий был чем-то не на шутку встревожен, постоянно ловил в ладони падающие снежинки, смотрел, как они тают, а потом ловил новые. Последних наставлений воеводы о предстоящей атаке он практически не слышал.
        - Евпатий! Евпатий! Да ты что, оглох, что ли? - повысил голос воевода на рассматривающего очередную снежинку ученика Чародея.
        - А? Чего? - встрепенулся богатырь, как будто его только что неожиданно разбудили. - Да нет, это я так, задумался что-то.
        - Я говорю, - продолжил воевода, - облегчающие заклинания перестают действовать. Тебе надо срочно обойти всех, кто везет и несет разобранные катапульты и орудия, чтобы сплести новые. Нельзя, чтобы была задержка во время их сборки.
        - Да, да, конечно, я все сделаю, - как-то отрешенно закивал Евпатий. - В нужный момент, они будут готовы, чтобы подняться выше по холму и обстрелять стоящий на вершине замок.
        - Ну и славно, - думая, что некая растерянность ученика Чародея - это волнение за предстоящую битву и ожидание, что принесет за собой освобождение амазонок от местных, сказал воевода. - Давайте все по местам. Как там, тылы уже подошли?
        - Да, подошли! - дружно ответили воеводе сразу несколько голосов. - Уже даже озябнуть успели!
        - Тогда начинаем! - приказал воевода, и его приказ мигом разнесли по всему войску.
        Армия тут же разделилась пополам, и словно две людские реки, воины двинулись по лесу в разные стороны, чтобы взять холм со стоящим на нем замком в плотное кольцо. Когда все старшины отправились к своим отрядам и воевода остался один, к нему подошел Евпатий и тихо, чтобы никто не услышал и не была посеяна паника, произнес:
        - Этот снег, с ним что-то не так.
        - Говори прямо, - воевода нахмурил брови, - что ты почувствовал?
        - Я почувствовал в нем магию.
        - Магию?
        - Ну да, помнишь, как тот мой туман во время последнего учебного боя, он ведь был не сам по себе, это я его сплел. Здесь что-то очень похожее, этот снег и холод - их кто-то создал.
        Воевода нахмурился еще больше, тяжело вздохнул, а потом стал прохаживаться взад-вперед. Снег, о котором шла речь и который успел нападать уже по щиколотку, словно издеваясь, постоянно поскрипывал под подошвами воеводы на усиливающемся морозе.
        - Ладно, - спустя минуту наконец изрек глава всего войска русичей, - размышлять сейчас, что за магией смогли овладеть местные или какие магические силы пришли им на помощь, - бесполезно. Только время зря потеряем. Давай-ка лучше прикинем, чем нашей армии может грозить это внезапное похолодание и снег.
        - Да я уже поразмышлял, - пожал плечами Евпатий. - Кроме того, что с такими темпами снегопада, через несколько часов могут образоваться труднопроходимые сугробы, мне ничего на ум не пришло. Ты у нас голова, тебе и решать.
        Воевода снова нахмурив брови стал прохаживаться из стороны в сторону. Но как он ни старался, и ему никакая угроза от снегопада и легкого мороза в голову не приходила.
        - Ну значит, нам надо поторопиться! - наконец произнес он. - Трубите немедленную атаку! Никуда они от нас не денутся!
        Как обычные воины, так и их командиры были сильно удивлены, что сигнал к штурму прозвучал задолго то того, как холм был взят в плотное кольцо. Русичи успели образовать в окружающем холм лесу лишь что-то вроде подковы, но приказ есть приказ, начальству видней.
        Оглашая окрестности единым, неистовым, все нарастающим ревом, армия воеводы покинула лес и устремилась к замку. После многочисленных тренировок все действовали очень слаженно и быстро. Воины помнили: от скорости их действий зависит успех так долго и тщательно готовящейся операции.
        Но не успели первые русичи показаться из леса, как от замка, вниз по холму, вдруг прокатилась волна влажного ледяного ветра. Каждому воину в лицо ударили маленькие ледяные иголочки и обдало влажным холодным воздухом. Ощущение было такое, словно кто-то огромный дыхнул на них своим ледяным дыханием.
        - Не робей, ребята, быстрей добежим, быстрей согреемся!
        - Вперед! Устроим драконьим мордам жаркую встречу!
        - А ну, кто первый сбросит местного со стены?! Подбадриваемые собственными криками, русичи побежали вверх по холму, неся с собой осадные лестницы и штурмовые крючья. Однако не успели они миновать подножие холма, как ощутили, что буквально не могут устоять на ногах. Последний холодный и влажный порыв ледяного ветра превратил высокий холм в большую ледяную горку. Ее словно заранее облили немалым количеством воды, замерзшей на сильном морозе.
        Подъем на холм был достаточно крутым, и мало кому из воинов удавалось достичь хотя бы его середины. Все они, рано или поздно, поскальзывались и катились вниз, увлекая за собой и карабкающихся снизу товарищей.
        Лед был настолько плотным и крепким, что даже попытки уцепиться за него штурмовыми крючьями к успеху не приводили. А старания взобраться на холм с наскока и верхом, под углом к склону, также привели к фиаско. Копыта лошадей не могли зацепиться за гладкий скользкий лед, и они вместе с всадниками кубарем летели вниз.
        Наблюдая за развернувшейся картиной, воевода держался за голову: такого ни он, ни кто-либо из старшин предположить до штурма не мог. А время меж тем неумолимо шло, а значит, к замку снова могло успеть подкрепление местных, а русским снова не суждено будет взять болотный замок.
        Единственным утешением было пока то, что со стен замка за неуклюже барахтающимися внизу воинами, только наблюдали. Никто не пытался вести обстрел ни орудиями, ни катапультами, ни стрелами, хотя высота замка вполне позволяла безнаказанно расстрелять тех, кто осмелился вновь бросить вызов местным и находящимся у них девам-воительницам.
        Спустя четверть часа, когда запыхавшиеся от бесполезного занятия воины уже все с меньшим азартом пытались подняться на холм и по-прежнему кубарем скатывались вниз в наваливший к подножию снег, со стен замка прозвучал привлекающий всеобщее внимание громкий сигнал. Воины невольно остановились и посмотрели вверх: на вершине одной из башен стояла женская фигура с высоко поднятой вверх левой рукой.
        - Несем слово! - громко крикнула она, а отразившееся от леса эхо несколько раз добавило: - Ово, ово, ово!
        Командирам русичей был заранее отдан приказ воеводы: ни в коем случае не вступать в переговоры с драконоголовыми. Это неминуемо приведет к потере времени, а значит, и к проигрышу. Но сейчас, когда все пошло совсем не так, как ожидалось, да и в переговоры пытались вступить не местные, а девы-воительницы, все ждали, какое решение будет принято воеводой.
        Воевода тяжело вздохнул, но понял, что другого выхода, кроме как вступить в переговоры, у него сейчас нет. Он вышел из леса на открытое место, поднял высоко вверх правую ладонь и громко крикнул:
        - Мы принимаем ваше слово!
        По рядам русского войска тут же прокатился характерный ропот. У кого-то, считавшего, что преодолеть снежную гору все-таки можно, это был ропот негодования, а у кого-то, в основном у тех, кто уже не раз кубарем скатился вниз, - ропот облегчения и одобрения. Так или иначе, но воевода свой выбор сделал, и теперь оставалось лишь наблюдать, что будет дальше.
        А дальше одна из стен болотного замка чудесным образом трансформировалась, из нее выдвинулись ступени, ведущие от самого верха и до земли, а на вершине стены показалась смешанная группа местных и дев-воительниц. Всего их было одиннадцать - шестеро драконоголовых во главе с самкой предводительницей и пятеро амазонок. Все они начали спускаться вниз по ступеням, чтобы вступить в переговоры с русичами.
        - Интересно, - как обычно в моменты сильного волнения, начал бормотать себе под нос Глеб, - а они вниз с горки на собственных попах поедут? А то я что-то не вижу, чтобы у них санки или лыжи были с собой прихвачены.
        Глеб, словно маленький ребенок, вытягивал шею и вставал на цыпочки, чтобы сквозь плотные ряды воинов хоть одним глазком разглядеть легендарных дев-воительниц, из-за которых был затеян весь этот сыр-бор. Но уловить знакомые с детства образы молодых, полуобнаженных, прекрасных девушек с ниспадающими на плечи волосами и волнующей походкой, он так и не сумел. А рассмотрел он вот что.
        Совершенно спокойно, будто и не было никакого гладкого и скользкого льда, в сопровождении драконоголовых вниз спускались самые обычные воины. На них были самые обычные кольчуги и шлемы, наручни и поножи, в руках они несли похожие на полумесяцы щиты и короткие копья. За поясом каждой амазонки можно было разглядеть небольшой боевой топорик на длинной рукояти. У одних этот топорик был с двумя, расположенными с разных сторон лезвиями, у других - с одним узким и длинным, но имеющим обух в виде удлиненного четырехгранного или круглого молотка. При каждой воительнице были лук и туго набитый стрелами колчан.
        Единственное, чем спускающиеся амазонки отличались от воинов-мужчин, это заметно, особенно на фоне могучих и крепко сложенных местных, более низким ростом и узостью в плечах. В их движениях и манерах совершенно не было ничего сексуального или отличительно женственного. При ходьбе они вовсе не пытались, словно модели на подиуме, ставить одну ногу перед другой, а наоборот, шагали широко и слегка растопырив наружу колени. Последнее обстоятельство ясно свидетельствовало о том, что девы-воительницы много времени проводят в седле.
        Увидев все это, Глеб даже немного разочаровался, но факт оставался фактом: вместе с драконоголовыми к подножию холма спускались действительно воительницы, а не вышедшие привлечь внимание мужских глаз красотки.
        Когда делегация из болотного замка спустилась вниз, русичи смогли разглядеть на всех ее участниках прикрепленные ремнями к подошвам ботинок дополнительные пластины с металлическими шипами. Именно эти шипы и позволяли драконоголовым и амазонкам так спокойно двигаться по гладкому льду.
        - Смотри-ка, - с особой злобой и враждебностью взирая со своего коня на драконоголовых, заговорил Ульвэ, - а они про наступление быстрой зимы и гололед, похоже, знали заранее.
        - Это точно, - согласился с ним Трувор, - знали и подготовились. Если бы не сила слова, я бы с удовольствием сейчас разул всю их компанию, ну конечно. кроме дам, а их мерзкие головы отделил от тел и надел на свое копье! Заметьте, что вон ту, без конца лижущую воздух самку, я дамой вовсе не считаю. Она ответила бы мне за смерть нашего Виктора и мой сломанный позвоночник, как и любой другой из их мерзкого племени!
        Злобные улыбки находящихся рядом с Трувором Ульвэ, Михаса и Генриха дали понять, что они полностью согласны с его словами и думают точно так же. Любой из них испытывал ненависть к драконоголовым не меньше, чем оставшиеся без дев-воительниц и своих возлюбленных русичи. А то, что их верного друга убили не те местные, что шли на переговоры, рыцарей вовсе не волновало, они просто жаждали расправы и мести.
        Как и остальные, наблюдал за шествием делегации болотного замка и Евпатий, но в отличие от рыцарей его внимание было больше приковано к девам - воительницам, чем к местным. Ученик Чародея очень надеялся, что среди амазонок участвовать в переговорах будет их королева и его возлюбленная Орития. Сам Евпатий все еще находился не на открытом месте, а на границе леса, где оставался скрытым от глаз вместе с пушкарями, их тяжелыми орудиями, а также уже собранными и готовыми к бою катапультами.
        Когда ученик Чародея окончательно убедился, что его возлюбленной среди амазонок нет, то сосредоточился на том, чтобы суметь обнаружить магические нити, которыми, как он считал, должны были быть заворожены девы воительницы. Но как ни старался Евпатий, никакого присутствия чужеродной магии у амазонок он не обнаружил.
        Тем временем несущие слово местные и амазонки уже спустились к подножию холма и, минуя расступающиеся ряды русских воинов, подошли к воеводе.
        - Нам нужен ученик Чародея, - коротко и ясно, без лишних предысторий произнесла вышедшая вперед самка драконоголовых.
        - Я здесь, - тут же громко отозвался выходящий из-за деревьев Евпатий, не дав воеводе даже подумать, что ответить драконоголовым. Богатырь, не переставая пытаться нащупать заворожившие дев-воительниц нити, подошел ближе к делегации. - Что вам нужно? - добавил он, глядя на амазонок, хотя переговоры вела предводительница местных.
        - Нужно это скорее вам, а не нам, - надменно заметила драконоголовая.
        - Неужели? - тут же с явной издевкой в голосе подхватил Евпатий и в упор посмотрел на предводительницу. - Почему же тогда не мы, а вы несете сейчас слово и вместо того, чтобы честно сражаться, вступаете в переговоры?
        - Ну, видимо, потому, что мы знаем то, чего не знаете вы, - спокойно начала отвечать предводительница местных. - А сражаться нам пока не с кем, подумаешь, нескольким тысячам воинов вздумалось побарахтаться у подножия холма, - уже с иронией продолжила она, - нам-то с этого, что за беда?
        После последних слов на скулах Евпатия от злости заиграли желваки, а ладони сжались в крепкие кулаки. Сейчас он тоже жалел о силе слова - слова, которое принял воевода, а значит, и все русское войско. Но богатырь заставил себя успокоиться, не хватало еще доставлять удовольствие врагу тем, что он взбешен от собственного бессилия и бессилия войска русичей.
        - Говори по делу, - кратко бросил он. - Или вы сюда явились, чтобы снова потянуть время? Ждете подхода подкрепления?
        - Нет. Совсем нет. Мы явились сюда вовсе не для этого, - коротко отчеканила самка драконоголовых.
        Она сделала знак одному из своих воинов, и тот тут же снял со своих ног усеянные небольшими шипами гибкие металлические пластины. Предводительница, забрав пластины у своего воина, протянула их Евпатию и сказала:
        - Совет сестер и владычица приглашают тебя посетить замок, но только тебя одного.
        - Зачем? - первое, что нашелся сказать искренне удивленный Евпатий.
        - Ну, видимо, затем, - наконец-то вступил в разговор молчавший до этого воевода, - чтобы лишить нас поддержки пусть не полноценного мага, но хотя бы его ученика. Вы нас что, совсем за идиотов держите?
        - Не держим, - без всякого пафоса парировала драконоголовая, - но ваши сомнения вполне понятны, и мы были к ним готовы, - она кивнула головой в сторону безучастно и спокойно стоящих на своем месте амазонок. - Покажите им печать.
        Одна из дев-воительниц тут же достала из-за пазухи небольшой продолговатый кожаный футляр, извлекла из него скрученный в трубку лист бумаги и протянула стоящим рядом Евпатию и воеводе. Ученик Чародея и глава войска русичей переглянулись, взглянули на молча державшую в вытянутой руке свиток амазонку и взяли бумагу.
        Свиток был прошит суровой нитью и скреплен печатью из застывшего воска. Увидев оттиск печати, Евпатий невольно заволновался: на нем было изображение двух вытянутых рук с развернутыми вверх ладонями, а на каждой ладони сидела маленькая птичка. Богатырь знал, что на правой ладони изображен соловей, на левой - журавленок. Обе эти птички были символом амазонок, а подобный оттиск печати мог быть сделан только с медальона, который всегда висел на шее Оритии.
        - И что сие означает? - Евпатий поднял глаза и вопросительно уставился на давшую ему опечатанный сверток амазонку. Та ничего не ответила, но вместо нее в разговор снова вступила предводительница местных:
        - Сорви печать, разверни свиток, и все поймешь, - сказала она.
        Евпатий чуть помедлил, а потом решительно сорвал восковую печать и развернул бумагу. Стоявший рядом с ним воевода сразу склонился ближе к богатырю, и они оба принялись читать написанное внутри послание.
        Текст был следующий: «Данная грамота выдана мной, королевой амазонок Оритией, для ведения переговоров с русичами и любыми их союзниками. Предъявительница сего документа может говорить от имени всех амазонок, так как будто это говорю я, королева амазонок Орития».
        Больше на бумаге ничего не было, а как только воевода и Евпатий оторвали глаза от текста, та самая амазонка, что ранее его передала, вскинула вверх левую руку и громко отчеканила:
        - Несу слово! Я несу слово от имени всех амазонок ученику Чародея Евпатию и заверяю его в том, что если он примет слово и согласится пройти в замок, то ни один волос не упадет с его головы и он покинет замок целым и невредимым. Приняв слово, Евпатий тем самым клянется, что все то, что он увидит и узнает в замке, не будет им рассказано, написано или каким другим образом передано по собственной воле кому-либо другому, - амазонка внезапно прервала свою речь, но руку оставила поднятой высоко вверх, ожидая, примет ли слово Евпатий.
        - Как по написанному шпарит! - сказал после быстрой речи амазонки воевода и на всякий случай, крепко ухватил богатыря за правое запястье. - Ты только, Евпатий, соглашаться не спеши, давай-ка вместе подумаем. Одна голова, как известно, хорошо, но две-то лучше.
        Богатырь, который при желании с легкостью освободился бы от руки воеводы, нахмурил брови и еще раз внимательно посмотрел на текст грамоты. Сомнений не было, каждое слово было написано рукой его возлюбленной, но все равно что-то здесь было не так.
        - Сам посмотри, - добавлял неопределенности воевода, - под текстом ни даты, ни указания, кому эта грамота конкретно выдана. А бумага на предъявителя - это как-то все очень странно. Да и почему сама королева не изволила явиться?
        - Но почерк-то ее… - еще раз осматривая грамоту, сказал Евпатий. - Да и печать, печать тоже сделана с ее медальона и, кстати, артефакта.
        - Как будто ты не знаешь, что медальон можно и украсть или даже снять с мертвого тела! А почерк при желании и подделать нетрудно, - скептически заметил воевода, а потом, наклонившись к уху Евпатия отчетливо прошептал:
        - Не принимай слово! Лучше снова отступим, подготовимся еще лучше, а потом без всяких переговоров возьмем наконец этот замок, поквитаемся с местными и освободим амазонок! Когда-то мы лишились дев-воительниц, не хватало еще, чтобы теперь мы потеряли тебя, а Чародей - своего ученика!
        Евпатий снова нахмурился, заиграл скулами и, опустив голову, не мигая, уставился в белый снег у себя под ногами. Воевода был прав, и он это понимал. Амазонка, а тем более амазонка, связанная магическими нитями, пусть он их так и не почувствовал, вполне сейчас могла приносить себя в жертву и, неся слово, уже его нарушать. Нарушать тем, что не имела она на самом деле никакого права нести слово от имени всех амазонок, а значит, скоро ей не миновать быстрой смерти от старости. Но это только в том случае, если грамота действительно была фальшивкой.
        Ученик Чародея поднял глаза и снова внимательно осмотрел дев-воительниц. Как-то вот именно их он почему-то почти не помнил. Возможно, что они были из числа тех, кто не очень-то хотел объединяться с русичами в семьи и жить в одном поселении, а потому всегда держались особняком. Да, кажется, вот именно эта, которая сейчас несла слово, и была у них своеобразным лидером. Может, Орития и правда мертва? Тогда кто королева? Вот эта, несущая сейчас слово и вовсе, стало быть, не рискующая умереть от старости?
        Богатырь вдруг понял, что размышления и предположения лишь еще сильнее его путают и добавляют нерешительности. А решать было надо - либо принимать слово и идти в замок, либо отвергнуть и возвращаться в безопасный лагерь-поселение. Он напоминал себе сейчас маленького мальчика, стоящего на берегу лесного озера, раздираемого желанием искупаться, но боящегося коварных русалок, водяного и просто утонуть. А купаться так хотелось! Вот и в замок ему тоже хотелось, хотелось до безумия!
        Он устремил взгляд на его высокие и неприступные стены, потом обвел как будто бы прощальным взглядом воеводу, ждавших его решения воинов, лес, в котором еще скрывалась часть войска русичей, а в неприступных дебрях бродили болотные великаны и шныряли болотные крысы. В этом же лесу был скрыт лагерь русичей, владения Чародея, а в самых трясинах и топях были водяные проходы в недоступные для людей подземелья драконоголовых.
        «Ладно, - сам себе мысленно сказал богатырь, - бог не выдаст, свинья не съест. А жалеть лучше о том, что сделал, чем о том, что сделать побоялся». Так Евпатий не раз еще до попадания в этот мир наставлял своих воинов.
        - Я принимаю слово! - подняв вверх правую ладонь, громко сказал он. - Пошли в замок?
        - Нет, - покачала головой на его предложение предводительница местных, - в замок ты пойдешь сам. Там тебя давно ждут и сразу впустят. А мы останемся здесь до твоего возвращения, будем кем-то вроде заложников, пусть даже, по вашему мнению, и недостаточно весомых за самого ученика Чародея.
        Евпатий вдруг резко шагнул к драконоголовой, сузил глаза и, взяв ее за грудки, не своим голосом произнес:
        - Запомни, самка, если я не узнаю там чего-то такого, что заставит меня любыми способами убедить воеводу и остальных бросить нашу затею, то ты будешь первой, кому я лично вырву ваш раздвоенный язык!
        Богатырь перевел суровый взгляд на дернувшихся для защиты своей предводительницы самцов племени детей драконов и, отпустив самку, добавил:
        - А вы будете следующими после нее! Чтобы остальным никогда больше не хотелось вести себя надменно с учеником Чародея и продолжать скалить морды, когда и так уже все решено!
        Впервые за все время переговоров в глазах местных на долю секунды мелькнуло что-то очень похожее на испуг, но Евпатия это уже не интересовало. Он молча прикрепил к подошвам своей обуви пластины с шипами и, не оглядываясь, стал подниматься по обледенелому холму к замку.
        По мере приближения к каменным стенам все сильнее ощущалось присутствие некой могучей и непонятной силы. Ученик Чародея несколько раз нагибался, трогал пальцами лед, который вроде и был настоящим, но возник явно при вмешательстве магии. И отчего-то все отчетливей приходило осознание и чувство того, что сила, создавшая снег, лед и всю эту слишком быстро наступившую зиму, сама к магии очень устойчива и невосприимчива. Так же, как почти невосприимчивы к чужой магии и сами драконоголовые, но намного сильнее. Что ж, возможно, скоро он узнает, что это за сила.
        За подъемом Евпатия на холм молча и с тревогой наблюдали все участники неудавшегося пока штурма. Они видели, как богатырь подошел к стенам, поднялся на них с помощью выдвигающихся ступеней, а потом и вовсе исчез из поля зрения. Потянулись тяжелые минуты ожидания.
        Уже через четверть часа особо решительно и враждебно настроенные по отношению к драконоголовым воины стали поглядывать на них с явной угрозой. Многие из них шли сюда готовые умереть за правое дело, так что им было вовсе не страшно нарушить слово и убить местных - даже ценой быстрого превращения в дряхлых стариков и смерти.
        Сами же драконоголовые были весьма спокойны и лишь, как обычно, без конца высовывали наружу свои раздвоенные языки. От их горячего дыхания в морозном воздухе образовывались клубы пара, окутывающие их нечеловеческие морды.
        Амазонки тоже были по-прежнему безучастны, по-прежнему ни на кого не обращали внимания и хранили полное молчание. Весь их вид являл собой образец самоуверенности, граничащей с пренебрежительностью по отношению к любому из войска воеводы.
        Через полчаса к воеводе подошел вышедший из леса командир всей артиллерии русичей:
        - Мы можем разбить лед нашими пушками, - тихо, чтобы больше никто не слышал, прошептал он, - я также распорядился, чтобы накопали как можно больше земли из-под снега. Разобьем лед, землю зарядим в катапульты и разметаем по холму, тогда наши воины перестанут скользить и без труда приступят к штурму.
        Воевода одобрительно кивнул, удивляясь, как ему самому не пришел в голову столь простой план, но вслух сказал:
        - Пока подождем, а вот когда вернется Евпатий, вы уже должны быть готовы.
        Довольный командир артиллерии хитро улыбнулся, кивнул и быстро зашагал обратно к лесу, чтобы поторопить воинов и успеть заготовить достаточное количество земли. Не успел он скрыться, как под облегченные вздохи и радостные крики показался спускающийся вниз по ледяному холму Евпатий. Богатырь шел не спеша и, казалось, был еще более задумчив, чем когда шел в замок.
        Спустившись вниз, он даже не взглянул на драконоголовых и амазонок, а молча остановился в шаге перед воеводой, снял с ног шипастые пластины и, не глядя, бросил их в сторону местных. После этого богатырь так и остался стоять на месте, потупив взор, словно сильно в чем-то провинился или принес такую страшную весть, сказать которую было нелегко.
        - Думаю, переговоры можно считать законченными, а значит, нам здесь больше делать нечего, - произнесла в повисшей тишине предводительница местных, подождала, пока ее воин наденет одолженные Евпатию пластины с шипами, после чего вся делегация болотного замка спокойно зашагала обратно вверх по холму.
        Никто почти не обращал на них внимания, все были сосредоточены на так и стоявшем молча ученике Чародея.
        - Ну что там, Евпатий?
        - Говори, не томи.
        - Одолеем местных, или совсем плохи наши дела?
        Воины, забыв субординацию, все плотнее обступали стоящих напротив друг друга ученика Чародея и воеводу. Командиры их не осекали, им самим было невтерпеж узнать, что скажет Евпатий.
        А богатырь вдруг наклонился и сгреб ладонью снег у себя под ногами:
        - Смотри-ка, потеплело, - лепя снежок, неожиданно произнес он.
        Снег и правда стал очень липким, что свидетельствовало об оттепели. Исчез кусающий за щеки и нос морозец, а бороды и брови русичей, обледенелые от пара собственного дыхания, быстро оттаяли.
        Долепив снежок, Евпатий широко размахнулся и бросил снежный комок в сторону ближайшей сосны. Тот с характерным хлопком ударился о самый центр коричневого ствола и разлетелся снежными брызгами, оставив на дереве лишь небольшой налипший след. Таким образом богатырь словно избавился от терзающих его душу мыслей, отбрасывая их, как этот снежный комок.
        - Ты был прав, - наконец обратился Евпатий к воеводе, - нам надо уходить. Сейчас к сражению с драконоголовыми мы не готовы.
        По рядам русского войска побежали возгласы негодования и разочарования. Столько трудов - и опять все напрасно?
        - Погоди, - отвечал воевода, кладя на плечо богатырю свою ладонь, - пока тебя не было, у нас кое-что изменилось. Есть весьма неплохой план, да и оттепель эта весьма кстати! Снег, ты сам говорил, магией создан, а любая магия, как известно, срок имеет. Стало быть, расплелись магические нити, с холма вот-вот ручейки побегут. Но нам отступления преждевременной зимы теперь можно и не ждать, уверен, что к штурму замка мы все же готовы. Понимаю, ты не можешь рассказать нам то, что узнал в замке, но прежде чем так однозначно решать, что мы не готовы к бою, выслушай, что придумал командир артиллерии.
        Евпатий в ответ лишь взглянул на воеводу, как на человека собирающегося рассказать что-то настолько скучное, бесполезное и даже глупое, что даже жалко тратить на это время. Он хотел было махнуть рукой и покачать головой, мол, не стоит себя утруждать, но его опередил донесшийся откуда-то сзади крик:
        - Воевода! Воевода! - кричал продиравшийся сквозь толпу воинов человек. - Срочно пропустите меня к воеводе!
        Наконец воины дали проход, и к воеводе подбежал сильно запыхавшийся человек. Это был посыльный одного из тех отрядов наблюдения, что всегда несли службу недалеко от болотного замка.
        - Войско, - еле переводя дух, начал посыльный; было видно, что бежал он изо всех сил и немало, - сюда идет огромное войско Некроманта. Оно намного превосходит наше. Там все - и люди, и ходячие мертвецы, и ведущие их привидения, и даже личная гвардия хозяина Каэр Морта скелеты, наездники боевых вепрей!
        В первую секунду воевода подумал, уж не об этом ли узнал в болотном замке Евпатий, то есть о том, что местные вступили в союз с Некромантом и теперь его войска спешат на помощь к драконоголовым. Однако, взглянув на ученика Чародея, воевода понял, что тот поражен принесенной вестью не меньше его самого. Да и не успела бы армия Каэр Морта, тем более обремененная медлительными ходячими мертвецами, так быстро прийти на помощь. Не успела бы, если бы только Некромант заранее не знал о предстоящем штурме и не успел подтянуть войска…
        - Ты абсолютно уверен во всем, что нам сейчас рассказал? Там действительно огромное войско? Они действительно идут сюда? И действительно там присутствуют даже скелеты? - сыпал воевода вопросами на воина, принесшего дурные вести.
        - Все именно так, - посыльный все еще не до конца отдышался и говорил немного глотая слова, - не думай, что я увидел пару зомби и, испугавшись, побежал сюда. Это не какой-нибудь рыщущий в поисках отголосков великой войны магов отряд, там действительно целая армия! И они действительно идут сюда!
        - Подожди! - оборвал посыльного Евпатий. - Вы пробовали нести слово, вступить в переговоры?
        - Конечно, пробовали! - быстро выпалил воин. - Не сразу, правда, сначала мы отправились посмотреть, что за нарастающий шум доносится до нас из-за деревьев, а когда подкрались ближе, то все и увидели.
        Много, очень много воинов стягивалось в одно место и строилось в плотные боевые ряды, а потом верхом на огромных вепрях подъехали и скелеты. Почти каждый оседланный скелетом вепрь был запряжен в небольшой закрытый фургон. Они вывезли фургоны впереди войска, а потом из фургонов стали выгружать сложенных, словно дрова, живых мертвецов.
        Мертвецы встали стеной перед войском и, ведомые привидениями, своим обычным замедленным шагом двинулись в нашу сторону. Остальное войско тоже двинулось следом.
        Мы испугались, очень сильно испугались, но наш командир вышел из-за дерева, чтобы нести слово. Он кричал громко, очень громко, чтобы его могли услышать люди войска Каэр Морта. Мертвецам-то, сами знаете, нести слово бесполезно…
        - Да не тяни ты! - перебил говорившего воевода. - На вас напали или приняли слово?
        - Ни то и ни другое, - покачал головой посыльный. - Они просто продолжали двигаться вперед, как будто впереди вовсе никого и нет. Наверно, продолжают двигаться и сейчас, я не знаю, командир велел мне бежать к вам.
        Посыльный замолчал, стоявшие вокруг воины начали тревожно и взволнованно перешептываться и переглядываться, воевода нахмурился и, пытаясь принять быстрое и правильное решение, задумался, обхватив ладонью собственный подбородок.
        - Ты можешь прощупать землю? - наконец обратился воевода к Евпатию. - Узнать, насколько верно все то, что рассказал нам посыльный?
        - Это бесполезно, - уверенно ответил ученик Чародея, - так же бесполезно, как, стоя возле грохочущего водопада, пытаться услышать шум дождя. Слишком много здесь наших воинов, да и не наших тоже, - богатырь кивнул в сторону замка и хотел добавить что-то еще, но его перебил воевода:
        - Я понял, - быстрым, не терпящим возражений тоном, проговорил глава русского войска, - можешь не продолжать, мы отступаем. Незачем людей напрасно губить!
        Не успел он произнести последние слова, как со стороны замка вдруг донеслась новая волна холода. Она, опять похожая на чье-то ледяное дыхание, ударила резким порывом пронизывающего ветра с замерзшими ледяными капельками по всей округе, заставляя русичей опустить головы, зажмуриться и слегка попятиться.
        Недавно наступившая оттепель исчезла, как будто ее и не было. Только-только начавший подтаивать снег застыл плотной ледяной коркой, а в воздухе почувствовался еще более крепкий мороз, чем был ранее.
        - Ну, чего не шевелитесь?! - рассерженно и даже нервно прикрикнул воевода, что было ему не свойственно. - Немедленно всем трубить отход! Евпатий, живо к пушкам и катапультам, плети свои нити облегчения, нам нельзя здесь больше задерживаться!
        Евпатий не обиделся на слишком резкий тон этого человека, с виду невзрачного, но не раз своими знаниями спасавшего многих воинов от гибели. Тем более что богатырь сейчас знал лучше любого другого, насколько правильным было решение воеводы немедленно отступать. Знал он, правда, и то, что плести нити облегчения, как и любую другую магию, сейчас будет не так-то просто, слишком сильно будет мешать сила, спрятанная в болотном замке…
        Облетевшая все войско весть, что к ним направляется целая армия Некроманта, не то чтобы посеяла панику, но заставила воинов значительно поторопиться. Они быстро перестроились для отступления, мигом разобрали тяжелые орудия и скорым шагом двинулись обратно в свой лагерь. Скрытый, как и замок Чародея, от посторонних, он внушал уверенность в безопасности и полной недоступности для врага.
        Не успели спины русичей скрыться за стволами припорошенных снегом деревьев, как с противоположной стороны холма медленно и несколько неуклюже, как будто только недавно научились ходить, показались первые ряды живых мертвецов, а над ними - полупрозрачные и плавно парящие в воздухе призраки.
        Это начало выходить из леса самое большое со времен великой войны магов войско Некроманта. И войско это, хоть и не возглавлялось лично хозяином Каэр Морта, было предназначено для начала его новой, в чем не сомневался сам Некромант, победоносной военной кампании.
        notes
        Примечания
        1
        Пресекать - пересекать (устаревшее)