Чернильные стрелы Андрей Березняк
        Цикл "Механика". Книга первая, часть первая: "Рисунки на облаках"
        Андрей Березняк
        Механика
        книга первая
        Чернильные стрелы
        Часть первая. Рисунки на облаках.
        Глава 1.
        Олег Мурашов.
        То, что мы попали, мне стало ясно ровно в тот момент, как только глаза вновь обрели способность фокусироваться на отдельных предметах. Рядом тер ошалевшие зенки Коленька, но он явных перемен в окружающей действительности пока не замечал.
        А они были. Да еще какие.
        Спутать парк возле Лужников с самым настоящим лесом было трудно. Я и не путал.
        В голове шумело, в бок давила какая-то коряга. Я попытался сесть и на несколько секунд замер - от резкого движения чуть не вырвало. Во второй раз, медленно и печально, получилось лучше. Теперь я смотрел на этот мир почти в вертикальном положении. Можно и познакомиться.
        Ну, здравствуй, мир. Скорее всего, незнакомый.
        Миру я был неинтересен. Наверное, это было и к лучшему.
        Коленька вроде как приходил в себя, во всяком случае, он встал на четвереньки и мутным взглядом обозревал окрестности. Я же постарался припомнить, что вообще произошло.
        Вот мы приезжаем в Москву, «Сапсан», все дела, манерные и на понтах. Чуть нетрезвые. Но шиковать надо умеючи, зная, когда остановиться, поэтому наша скромная компания в пять «щщей» не стала обращаться к услугам привокзальных таксистов, которые давно потеряли чувство меры и совесть. До «Спортивной» поехали на метро. Удивительное дело: все деньги мира в Москве, а подземка грязная. Да и пес с ней.
        Что дальше… Вышли, прошли под мостом Третьего Транспортного. До матча времени было еще много, поэтому хотя полиции и было в достатке, но коридоры из ментозавров пока не строили. Оставалось-то: дойти до касс, взять билеты в один из центральных секторов и спокойно смотаться до вечера в центр. Повзрослели, за ворота уже не ходим. И басы в столицу не пробиваем (на «собаках» - электричках - я и в юности не пробовал), на футбол скоростным поездом добираемся. Стареем.
        Так… В центр, там найти кабак поприличнее, но без гламура, и зависнуть в нем, умеренно выпивая за красивый футбол.
        За победу перед матчем не пьем. Принципиально.
        А то квасили как-то с кониками в Питере перед игрой с ними, они на своем обычном пафосе каждый тост поднимали за «нашу победу». Ну и влетели нам 1:6. Потом после матча даже неудобно было, когда ждали их возле стадиона. Ну, вот выйдут коники наши, увидят нас, а что мы им скажем - «извините»? Хотя радостно было, конечно.
        Так… Шли к кассам, прошли под ТТК, взяли левее, к кассам. И вот тут оно и бахнуло.
        Точно, первая мысль была - теракт. Взорвали что-то бородатенькие опять и, надо ж какая ерунда - вместе с нами. Потом, правда, мелькнуло, что многовато чести пятерым нам на отдельную бомбу. Но хлопок точно был - по ушам дало знатно. Дальнейшие же ощущения описать сложно.
        Вот что значит: «меня словно вывернуло наизнанку»? Вас когда-нибудь на самом деле так выворачивало? Так, чтобы потом вернуло в исходное состояние, эпидермисом наружу, и при этом жизнедеятельность организма продолжилась? Нет? Ну, так как тогда можно приводить такие аналогии?
        Или «разобрало на атомы и собрало снова».
        Про себя могу сказать точно одно: после «взрыва» стало очень-очень хреново. Так, словно трое суток питался одной только водкой сомнительного качества - такой опыт в юности был, поэтому знаю, о чем говорю. И осознание себя на новом месте происходило примерно так же, как после того запоя.
        Новое место было лесистым, тихим и безлюдным. Всех людей - только я и Романов. Наших друзей-товарищей не наблюдалось.
        Коленька тяжело сел и как-то недобро посмотрел на меня.
        - Ты чего? - стушевался я.
        Коленька какое-то время напряженно молчал, потом сипло выдавил:
        - Мурз, это что за хрень?
        - Что ты имеешь в виду конкретно?
        - Ну… - он нервно взмахнул рукой, - вот это все. Где это мы? Чего это было-то?
        - Коль, я не в курсах. Сама в шоке, как говорится. Мы где-то в лесу.
        Вот с этим спорить было сложно.
        - Оки, принято. Тогда следующий вопрос: каким драным способом мы тут оказались?
        - Романов, я тебе что - Гугль? Да без понятия. Последнее что помню - к Луже шли. Потом что-то хлопнуло, и вот мы тут блюем.
        - Я не блевал, - уточнил Коленька.
        - Без разницы. Я тоже, но очень хотел.
        Романов кивнул, соглашаясь: да, мол, и сам был очень не против вернуть завтрак
«сапсан-стайл».
        - Теперь вот тут. Зуб даю, что мы с тобой, Коленька, попадуны в самый настоящий другой мир.
        Этот факт Романов обдумывал довольно долго. Он разглядывал меня, словно видел в первый раз, присматривался к деревьям, которые выглядели вполне обыденно для нас: вот банальные елки, сам Коленька сидел между двумя корявыми корнями сосны - на коре белесые потеки смолы, заканчивающиеся янтарными капельками. Как говорится, ничего не выдавало в Штирлице советского разведчика. Именно это и собирался озвучить мой приятель, но прежде чем он успел издать членораздельный звук, я воздел свой перст к небесам. То есть с по-идиотски торжественным лицом ткнул грязным пальцем в небо.
        Там, в тускловатом предзакатном свете отчетливо виднелась Луна.
        Хотя нет, Луна - это имя собственное. Здесь же была просто луна, в смысле - естественный спутник планеты. Потому как на то, что каждую ночь привыкли видеть жители Земли, это зеленоватое небесное тело не было похоже даже близко. Огромный, каким не бывает и низкая Луна, что порой висит над горизонтом, диск виднелся сквозь толщу воздуха.
        Одного взгляда на эту красоту хватало, чтобы понять - мы явно не на третьей от Солнца планете.
        - Приехали, - потрясенно сказал Коленька.
        - Попали, - уточнил я.
        Романов хмыкнул.
        Уже через три часа от его шока не осталось и следа. Коленька был весел, деловит и пытался настроить на тот же лад и меня.
        - Мурз, не трухай раньше времени. Нам с тобой такой шанс выпал! Новый мир! И мы как… как… О! Как этот, у Бушкова… Сварог!
        Я подкидывал ветки в костер и в первый раз за все время нашего с Романовым знакомства был рад, что он курит. Как только солнце зашло, ощутимо захолодало, поэтому почти полная китайская зажигалка моего спортивного приятеля была очень кстати. Он на самом деле очень следил за своей фигурой и чуть ли не каждый вечер посещал не самый дешевый фитнес-клуб у Тучкова моста, но бросать дымить как паровоз никогда даже не пробовал. И первое, что делал, садясь в машину после тренировки, - закуривал сигарету. Но сейчас, глядя на языки пламени, греясь в их отсветах, можно было только благодарить Николая за эту привычку, потому как добывать огонь трением или силой мысли никто из нас не умел.
        - А почему не как Робинзон? - прервал я позитивные рассуждения Коленьки.
        Тот сбился с ритма эйфории.
        - Какой Робинзон? Причем тут Робинзон?
        - Ну как… С чего ты вообще решил, что тут кроме нас есть люди? Что если мы с тобой здесь одни, как Адам и Ева?
        Романов поперхнулся сигаретным дымом, я с опозданием осознал произнесенное мной же.
        - О, даже хуже, даже Авеля с Каином родить не сможем, чтобы они друг друга на бытовой почве порезали, если ты, конечно, не переодетая дама.
        - Мурашов, мы с тобой в бане сто раз вместе были!
        - Именно, поэтому если ты и переодетая дама, то уже после операции, что исключает вопрос деторождения.
        - Мурз, череп вскрою…
        - … и останешься один на белом свете. Ладно, допустим, мы тут не одни. Где гарантии, что остальные тут - люди, а не ящерики какие-нибудь? В братьев Марио я, знаешь ли, в детстве наигрался, на «дэнди». Живьем не тянет их подвиг повторять. Вот еще вариант: тут живут люди. Вроде как идеально для нас. Ты в курсе их уровня развития? Ладно, если они к звездам летают, тут у нас есть шанс нарваться на вполне цивилизованный по нашим меркам прием - на опыты нас сдадут, в смысле, изучать будут. Скорее всего, даже не больно. А если тут махровый феодализм и религиозное мракобесие? Сожгут. А если вообще первобытные люди в шкурах бегают? Сожрут.
        Колю моя речь несколько ошарашила, поэтому ответил он не сразу. Но было очевидно, что радужная картина в голове у этого неожиданного поклонника фэнтези уже сложилась, поэтому голос разума (то есть мой) он смело отринул.
        - Мурз, не гони. Тут, скорее всего, мир магии. И меча! Нам уготован путь героев. Сначала будет трудно, возможно даже будем страдать. Но потом изучим всякие заклятья, станем круче всех и натянем этот мир по самые помидоры. Не трухай, держись меня.
        То есть Романов с чего-то уже видел себя крутым волшебником, разящим всех вокруг клинком и словом. Уверен, что мне отводилась роль верного помощника, а заодно и восхищенного летописца.
        Во всей нашей компании Коленька считался неформальным лидером. Так получилось как-то само собой, он чуть ли не сам назначил себе эту роль, но никто и не сопротивлялся. Мы не были близкими друзьями - так, несколько человек, связанных некоторыми общими интересами. Помогали по мелочам по мере сил и возможностей, иногда отмечали вместе какие-то праздники, но почти никогда не собирались с женами и детьми, у кого они были. То есть в круг друзей семьи никто из нас друг для друга не входил. Компания приятелей.
        Фактически нас держал вместе футбол: вместе играли раз в неделю вечером, вместе иногда катались на «выезда». Романов обычно и подбивал нас всех, планируя маршруты, гостиницы и машины. Если очередной выезд, который Коленьке хотелось
«пробить», был кому-то в тягость по временным финансовым причинам, тот, очень неплохо зарабатывавший торговлей стройматериалами, нередко одалживал на неопределенный срок стоимость авиаперелета. Возвращали ему всякий раз, хотя он каждый же раз предупреждал, что ему не горит, отдать можно и потом - к пенсии.
        Во все переделки мы попадали в основном тоже благодаря Романову. Именно из-за него нам пришлось побегать в Марселе от разъяренных арабов, которым Коленька - ночью, на задворках порта! - кричал бессмертную фразу Кисы Воробьянинова. Пять белых идиотов, да еще и после футбола, во время которого на трибунах было очень даже жарко, показались этим детям Магриба конвенциональной целью, и пришлось вспоминать школьные годы, а конкретно - кроссы на длинные дистанции на уроках физкультуры. А также прыжки в высоту, когда попался какой-то забор.
        Из-за Романова же нам пришлось ночевать на пляже города Ниццы, потому как ему взъерепенилось вспомнить «романтику студенческих лет». У нас не получилось планировавшегося им автостопа, так что пришлось скидываться на такси от Риги, куда мы доехали в душном автобусе, до Берлина, откуда был ближайший рейс до Лазурного побережья, на который мы хоть как-то успевали, чтобы попасть на матч. Отель наш предводитель тоже не заказал, уверив, что на месте мы «как в юности» найдем себе чудесный гестхаус с маленьким номерами в мансарде, чудесным видом на Средиземное море и завтраком, приготовленным заботливой хозяйкой - француженкой бальзаковского возраста. Не знаю, в моей юности французские гестхаусы не водились, там все чаще попадались убитые номера в пансионате «Восток-6», становившиеся еще менее пригодными к проживанию после наших там гуляний. Естественно, что и Ницца, и Монако, и Канны оказались просто оккупированными русскими и англичанами, приехавшими на футбол. И это помимо обычных отпускников, заполоняющих курорт в высокий сезон.
        Дело, как я уже сказал, закончилось ночевкой на галечном пляже. Дежурных-дозорных мы по неопытности не выставляли, поэтому утром недосчитались четыре кошелька и два паспорта.
        Многолетняя привычка Романова быть лидером въелась в его мозг намертво. Порой это раздражало, но все как-то сглаживалось его веселым нравом и способностью находить выход практически из любых ситуаций и главное - умением принимать решение. Сейчас же я видел, что Коля не видит всей серьезности проблемы. Он часто терял связь с реальностью, но одно дело - попасть по глупости на дополнительные расходы, и совсем другая ситуация сложилась у нас сейчас. Мы черт его знает где, без еды, воды и теплой одежды. Как вернуться домой - никто не знает. Как выбраться из леса - неизвестно. И это помимо того, что я ему уже наговорил в своем скепсисе. Романов принимал происходящее как обычно: приключение. Я же видел, что он совсем не понимает: ставки тут совершенно иные.
        Окажись мы вдруг в центре Могадишо в самый разгар какой-нибудь перестрелки, Коленька в момент бы сообразил, что дело дрянь, и надо выкарабкиваться. И ведь вполне мог бы найти выход. А вот ощущение ночи у костра в турпоходе чувство опасности и адекватное восприятие реальности в нем не пробудило.
        - Ты меч-то хоть раз в жизни видел? А? Кроме как на компьютере фехтовал? А злому колдунству у бабы Глаши учился? Привороты-проклятия на семи черных кошках?
        Но Романова так просто было не пронять.
        - Олежка, все будет оки, не переживай. Сигарет еще пачка, деньги есть. Не пропадем.
        Я устало откинулся на траву. Наши деньги тут, думаю, сгодятся только на растопку, пятнадцать сигарет еще пару суток могли радовать моего приятеля, но не меня, никогда не курившего. Еще до заката я настоял на полноценном аудите имеющихся у нас вещей. Зачем-то внес список в заметки в айфоне: у каждого из нас по футболке цвета «электрик» из микрофибры. Одинаковых, только у меня над номером «12» было напечатано «мурз», а у Коленьки - «романоff». На каждом джинсы, носки, трусы. У Романова плавки, у меня боксеры. У меня кроссовки, у него легкие мокасины - по лесу не разбегаться. Одна зажигалка и початая пачка сигарет. Два айфона, два айпада. У каждого небольшая сумка через плечо. По смене белья. Паспорта, кошельки. У меня в нем права, документы на машину, две кредитки и семь тысяч рублей ровно. Романов предсказуемо оказался богаче: кредиток было шесть, а денег почти тридцать тысяч. Ключи от дома у меня. Зубные щетки и два тюбика пасты. Две пачки «дирола» и упаковка презервативов у Коли.
        Все.
        Между тем желудок все более ощутимо подсасывало, и я уныло жевал тот самый
«дирол», пытаясь обмануть чувство голода. Романов же, казалось, и не замечал его, он вскочил и начал ходить вокруг костра, строя планы покорения незнакомого мира.
        - Слушай, Мурз, а ты сразу понял, что мы в другом мире?
        Я угрюмо кивнул, но поняв, что в темноте приятель моих жестов не видит, сказал
«угу».
        - По луне? Это ты молодец, наблюдательный. Это нам пригодится. Ты вообще у нас рассудительный. Так что будешь меня притормаживать, если что, - милостиво соизволил Романов.
        - Я уже пытаюсь, - буркнул я. - У тебя вот планы обширные, а меня завтра жена дома ждет. И работа.
        При упоминании о супруге Коленька остановился и притих. Об этой стороне нашего приключения он как-то не подумал. Все же на то, чтобы вернуться, мой товарищ по попадалову явно рассчитывал, а вот что будет делать его Катерина - роскошная брюнетка двадцати пяти лет - в отсутствие мужа… Экстраполируя собственное поведение и верность на свою вторую половинку, ничего хорошего Романов не ожидал. Да и с бизнесом тоже вопрос: не каждая купи-продай контора выдержит, когда ее хозяин, он же генеральный директор, вдруг возьмет и исчезнет.
        - Нормально все будет, - уже не так уверено сказал Николай, но было видно, что он занервничал.
        Я подумал о своей Насте, которая сейчас, наверное, уже с ума сходит. Детей у нас пока не было, но жили мы, как говорится, в любви и согласии. Никакие перспективы по завоеванию почета и славы в чужом мире не стоили ее слез и нервов.
        - Давай спать, - устало предложил я.
        Романов ничего не ответил, но сел напротив и уставился на догорающие ветви. Я потянулся за новой порцией дров, но не достал, поэтому пришлось приподняться. Неуклюже, чуть ли не на четвереньках, перекатился к месту, куда еще при свете солнца свалил наломанный валежник. И тут ситуация в нашем импровизированном лагере круто переменилась.
        Хотя я никогда не служил в армии, ограничившись сборами на военной кафедре университета, не сидел в засадах, прислушиваясь к шорохам в темноте, но услышать в ночном девственном лесу топот копыт целого десятка лошадей, несущих всадников, вроде как должен был. Удивительно, но появление всей этой своры оказалось для меня неприятной неожиданностью. Для Романова тоже.
        Они возникли из темноты из-за Колиной спины, и враз стало шумно. Чья-то лошадь - самая натуральная, не гигантская ящерица, не ездовой тигр - всхрапнула, люди загомонили на незнакомом языке. Коленька обернулся и начал вставать.
        Не было никакого свиста рассекаемого воздуха.
        Просто глухой удар.
        И голова Романова медленно, как на рапидной съемке, свалилась с шеи и упала в костер.
        В ночь взметнулись искры.
        Кто-то повелительно крикнул, и один из всадников что-то бросил в огонь. Пламя вмиг раздулось, осветив все вокруг. Я увидел тело своего приятеля и ровный срез чуть выше плеч, из которого текла кровь. Много крови. Мне казалось, что его руки еще дергаются. «Часы, - подумалось вдруг, - я не учел свои и Коленькины часы, когда писал, что у нас есть».
        У него были какие-то дорогущие швейцарские ходики в золотом корпусе, у меня
«банальный» «тиссо».
        Яркий свет выхватил и лица убийц. Обычные люди, чешуи или вертикальных зрачков не видно. С мечами. Вот тебе и мир, мать его, меча. И, может быть, и магии. Сбылась мечта Романова, только ему уже параллельно до всех параллельных миров.
        Раздувшийся костер полыхал, освещая пространство вокруг метров на тридцать. И одного незадачливого попаданца, замершего у кучи хвороста. То, что я отполз за дровами, спасло меня от моментальной смерти - эти уроды просто не видели, что нас двое. Теперь же я был как на ладони.
        Главного не узнать было невозможно - одет явно богаче остальных. Он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и безразлично-брезгливое выражение его морды отпечаталось в моей памяти.
        В принципе, он был даже красив - девкам такие нравятся. Треугольное лицо с четкими, но не резкими скулами, прямой нос и тонкие губы, обрамленные аккуратной эспаньолкой. Выразительные глаза, цвет которых я в отсветах пламени не разглядел, смотрели на меня равнодушно. В этих глазах был ответ на вопрос: жить мне или умереть.
        Он что-то крикнул, указав на меня рукой в тонкой перчатке. Остальные девять тронули коней в мою сторону.

«Назгулы хреновы», - подумал я и рванул прочь из круга света. Словно сжалившись надо мной, костер вдруг сжался сначала до размера яркой свечи, а потом неожиданно погас, оставив только красные угли, среди которых выделялось что-то круглое. Через секунду я понял, что именно лежало среди прогоревших веток, и осознание этого полоснуло по нервам убойной дозой адреналина.
        Я побежал.
        Позади послышалась явная ругань, хотя я и не понимал слов. Куда хуже был стук копыт.
        Я летел сквозь ночной лес, шестым чувством избегая стволов деревьев и выступающих из земли корней. Продрался сквозь какие-то кусты, скатился с холма, вскочил и, не обращая внимания на ушибы и царапины, понесся дальше. Глаза привыкли к тусклому свету огромной луны, но теперь их качественно застлала паника. Я не думал о том, чтобы равномерно распределить силы, держать дыхание или работать руками в такт шагам. Я просто несся, выкладываясь до последнего, а чужие голоса и лошадиное ржание гнали меня все быстрее без какой-либо стайерской тактики. На кону была отнюдь не олимпийская медаль - жизнь.
        И когда я свалился в какой-то овраг, то даже не подумал о том, что могу сломать ногу, а то и спину. Нет, просто вскочил и рванул дальше, тут же оказавшись по пояс в холодной воде. Она чуть-чуть привела мысли в порядок, но единственное, на что хватило этого проблеска разума - не пытаться бежать по волнам, а перейти на мощный кроль. Будь я спокоен, то, скорее всего, поплыл бы вниз по быстрому течению этой небольшой речки. Но ужас, сковавший мои мысли, неотступно гнал вперед. Наверное, это и спасло меня во второй уже раз.
        Крутой склон противоположного берега покорился мне за несколько секунд. Легкие горели огнем, резь в боку была невозможной. Сердце кристалликом кварца в часах билось в груди, а голову будто надули насосом как камеру футбольного мяча. Тело требовало хоть несколько секунд отдыха, и мозг, до того гнавший свой организм вперед, не разбирая дороги, сдался. О нет, не было никакой апатии, мне было отнюдь не все равно, что со мной сейчас будет, несмотря на дичайшую усталость. Я был готов продолжить эти соревнования в любой момент и бежать, пока мышцы способны сокращаться. Пока же позволил себе рухнуть за поваленную осинку и затаиться в траве, стараясь сдержать хрип, с которым вгонял в грудь воздух.
        Стрела, расщепившая деревце вдоль волокон совсем рядом с моей головой, очень поспособствовала умению дышать глубоко и тихо.
        Я замер, приготовившись к новому рывку. Способность более-менее ясно соображать ко мне уже вернулась, поэтому гнать своих идиоматических коней впереди коней настоящих, на которых скакали мои преследователи, я не спешил. Овраг, внизу которого текла речка, для всадников был преградой непреодолимой. Чтобы кто-то спешился и начал спускаться вниз, слышно пока не было. На том берегу затеяли какой-то спор. Слов я, к сожалению, не понимал, о попытке же посмотреть сквозь высокую траву и кусты, что там происходит, не решался даже подумать. Хватило и одной стрелы, наконечник которой торчал возле моего уха.
        Хурал совещался недолго, и минуты через три я услышал приглушенный топот копыт. Всадники уходили вдоль края оврага вниз по течению. Туда, куда логичнее всего было бы бежать и плыть мне. Однако у кого-то сомнения в правильности самого очевидного пути оставались, и над моим лежбищем промелькнула еще одна стрела. То ли мне почудилось, то ли я на самом деле почувствовал на своем лице дуновение воздуха, спугнутого ее оперением. И снова секунды в неподвижности, в липком страхе.

«Лежи, - убеждал я себя, хотя вот так вот лежать и ничего не делать, было очень страшно. - Лошадь ты все равно не обгонишь, главное - не выдать себя. С потрохами и кроссовками».
        Выжидал я, наверное, минут пятнадцать, напряженно вслушиваясь в шорохи незнакомого леса. Каждая секунда отдавалась в нервах, словно неведомый гитарист дергал их как витые струны, и они - нервы - звучали неправильным аккордом. Дольше оставаться на месте не хотелось: не найдя меня ниже по течению, преследователи могли вернуться к тому месту, где один из них - самый подозрительный - пустил стрелу в, казалось бы, самые безобидные кусты. На какое-то мгновение у меня мелькнула шальная мысль вернуться к нашему с Романовым лагерю, но, подумав, решил, что риск слишком велик. Быстро шагая среди деревьев, я пробормотал сам себе, мол, айпад - это не то, без чего я сейчас не смогу обойтись. Без чистых трусов тоже жить можно. А вот без головы никак.
        Коленька это доказал своим примером, если кто сомневался.
        В какой-то момент пропало желание есть, но захотелось жрать. И когда на глаза попались ярко-красные ягоды, смахивающие на бруснику, думал я недолго. На всякий случай отправил в рот пару штук и под урчание желудка выжидал, как он отреагирует на незнакомую еду. Сколько точно и чего именно надо было бы опасаться, я не знал, но тошнота не подступила, слепота не напала. Мысленно махнув рукой, я приступил к нехитрой трапезе, работая со скоростью комбайна.
        Чуть ли не килограмм ягод в животе даровал ощущение сытости, но надолго его не хватит. Проблему с питанием следовало решать кардинально. И на этот счет у меня были очень серьезные сомнения.
        Если в совсем еще недавнем разговоре с Коленькой я высказывал сомнения в отношении жития двух городских пижонов начала XXI века в плане их приспособленности к условиям незнакомого мира, то после знакомства с аборигенами у меня были все основания считать этот скепсис недостаточно скептическим. Итак, на моих глазах моему другу одним ударом сносят башку. Я, конечно, никогда не пробовал, но подозреваю, что это не так чтобы просто. То есть подонок, это сделавший, как минимум опытен в подобных вопросах. Мне вроде как удалось смыться, но насколько этот диагноз окончательный, покажет только время. Вполне вероятно, что сейчас те мудаки идут по моим следам, путать которые меня никто не учил. Конечно, я мог пойти и в противоположную сторону - против течения ручья, но тогда мне показалось, что этот вариант будет слишком очевиден. Теперь же приходилось опасаться, что я перехитрил сам себя.
        Но даже если никто меня в ближайшее время не найдет, то оптимизма это не прибавляет. В конце концов: менеджер, пусть и звена чуть выше среднего, пусть и хороший специалист, остается менеджером. Офисной крысой, способной организовать
«эвент», сделать это на высшем уровне, мотивировать подчиненных, принять пистон от начальства, передать его вниз, частично компенсировав попоболь, выбить премию себе и отделу, укатить в отпуск в Латинскую Америку или на Бали. Все эти умения не помогут ему найти полноценное пропитание в дремучем лесу, будучи вооруженным только парой кроссовок и айфоном. Вместо «огрызка» я бы сейчас предпочел хотя бы уродливую «осу», которой можно было бы попытаться подстрелить зазевавшегося зайца или дать подобие отпора тем гопникам с острыми железяками.
        Вот только будь у меня даже «сайга», да хоть самое модное и меткое ружье - в данной ситуации это мало чтобы изменило. Хотя и можно было бы понаделать не запланированных природой отверстий в тех милых людях, но заставить какого-нибудь зайца зевать, да еще и у меня на виду… Об охоте в целом я имел самое приблизительное представление, ассоциировалась она у меня, прежде всего, с фотографией Леонида Ильича, облаченного в тулуп, держащего какой-то ствол, да со ставшим классическим фильмом про Кузьмича, генерала Иволгина и финна Райво в исполнении финна Хаапсало.
        Поэтому вывод однозначный: один в лесу я долго не протяну, скорее всего, встречу кого-нибудь, кто лучше приспособлен к жизни в чащобе, и он меня банально съест. Так что, несмотря на очень серьезные проблемы при первой встрече с аборигенами, выходить к людям все равно придется. Каких-либо иллюзий на радушный прием не было, но в такой ситуации проблемы лучше решать по мере их поступления, а их сейчас две основных: не повстречаться с недавней компанией, убившей Романова, и вновь подступающий голод. Менее значимые неудобства сейчас не беспокоили, но, как известно, мелочи больше всего достают, когда наступает их черед. Пройдет немного времени, и мне будет не хватать зубной щетки, чистой одежды и трехслойной туалетной бумаги. Не говоря уже о мягкой постели и телевизоре на кухне.
        Что навевало осторожный оптимизм, так это лошади, на которых приехали в наш лагерь убийцы. Опять же: опыта в конных прогулках у меня немного, но логика подсказывала, что передвигаться верхом по глухому лесу, во-первых, неудобно, во-вторых, не слишком просто в плане снабжения. Хотя ситуация у костра и не располагала к излишнему созерцанию, но объемных тюков, где мог бы находиться запас лошадиной еды, я припомнить не мог. Какие-то сумки на седлах были, но не слишком большие. Это могло означать, что цивилизация - в местном понимании - где-то в пешей доступности даже для неподготовленного туриста. С другой стороны, лошади вроде могут и простой травой питаться.
        Был еще один момент, над которым следовало подумать. Эти десять человек появились хотя и неожиданно для нас, но складывалось впечатление, что мы с Коленькой сюрпризом для них не были. Будто они искали двух конкретных попаданцев в строго определенном месте. Не было ни задушевных разговоров из серии «ты чего такой дерзкий, и с какого района», ни изложения сути претензий. Просто один взмах, и голова летит в горящие ветки. Допустим, это какой-то королевский лес, нас принимают за браконьеров. Даже если в рамках мероприятий по охране природы тут предусматривается смертная казнь, а здешние лесники имеют все полномочия рубить головы нарушителям спокойствия лесных оленей, то все равно какое-то выяснение обстоятельств должно было состояться! Или я уж совсем ничего не понимаю.
        Однако основываясь на таких мыслях, хотелось верить, что подавляющее большинство аборигенов такой жгучей ненависти к нам испытывать не будет. То есть ко мне. Уже не к нам, а ко мне.
        Странно, эмоции по поводу гибели Романова были какие-то приглушенные, словно кто-то сообщал мне об этом ровным голосом, а в моих ушах комки ваты. То ли не поверил до конца еще, то ли пережитый ужас приглушил чувства. Сейчас мысли все больше крутились вокруг проблем выживания меня любимого. Прости, Коля, ты был хорошим приятелем, но ты остался там, разделенный на две части, а я пока дышу. Dum spiro spero, как говорится.
        Правой, левой. Правой, левой. Уже давно рассвело, я перестал прислушиваться, а не раздастся ли позади стук копыт. Пару раз пришлось остановиться на сбор ягод, единожды они сказались так, что еле-еле успел расстегнуть джинсы.
        Что-то вроде лопуха оказалось не самой удачной заменой трехслойной «мелочи», к тому же еще и заметно жглось.

«Я попала, шалу-лу-ла», - хрипло, вполголоса пел я строки певицы Мары. Или
«пара-ру-ра»? Неважно. Главное то, что попал я крепко, теперь я самый настоящий попаданец, идущий по банальному вроде бы смешанному лесу, в котором свидетелями мне были обычные елки, сосны, березы и прочие осины. Однажды встретилось какое-то незнакомое дерево, толстенное, как баобаб, но ботаникой я никогда не увлекался, может, оно было вполне распространенным где-нибудь в Хорватии или Китае.
        Потом вдруг вспомнилась Настя, с которой мы прожили вместе уже семь лет. Нормально так прожили. Ругались, мирились, строили какие-то планы, частично их воплощали в реальность. Так же как и о гибели Романова, о том, что с женой мы, наверное, больше не увидимся, я подумал несколько отстраненно. Да, скорее всего, не увидимся. Да, жаль. Сердце не екнуло, а через несколько шагов и эти мысли ушли, осталось только монотонное перебирание ногами.
        Поэтому я даже не сразу осознал, что вышел на дорогу. Лес внезапно прервался, как бы на секундочку, ровно настолько, чтобы в него успела вклиниться грунтовка. Сухая, глинистая, твердая как асфальт. Аккуратно, чтобы не отбить колени, я опустился на самом ее центре. Разобрать следы было нереально, куда идти - понять невозможно. Если направо, то метров через пятьдесят просека заворачивала влево, если налево, то в ста метрах было ровно наоборот - вправо. Что там за изгибом пути - не разобрать. А какая, к чертям, разница? По лесу я шел примерно навстречу солнцу, поэтому было бы логично придерживаться прежнего направления. Поэтому, кряхтя, я поднялся и поплелся направо. Чтобы через пятьдесят метров повернуть налево. Тьфу…
        Идти по утрамбованной дороге было легче, чем по заросшим травой и мхом кочкам. Опять, правда, заработал маячок алярма - давешние знакомцы тоже должны были рано или поздно выехать на тракт, но голод брал свое: дорога - это люди, люди - это еда. Не в том смысле, что съедобны, а в том, что у них можно добыть пропитание. Купить, обменять, украсть, отнять - уже не важно.
        И все же, когда позади за очередным поворотом дороги послышался стук копыт, я основательно струхнул. Опять до паники - начал дергаться и никак не мог решить, с какой стороны грунтовки прятаться. Поэтому телегу, запряженную плешивым тяжеловозом, встретил на земле: побежав сразу во все стороны, что Буриданов осел поржал бы с меня, заплел сам себе ноги и рухнул. Лошадь остановилась и посмотрела на лежащего перед ней менеджера Олега Мурашова. Стараясь наладить контакт, я ей улыбнулся, но животное мои усилия не очень-то оценило. Бородатый мужик, слезший с лавочки, или как это там называется, выглядел задумчивым.
        Лыбиться еще и ему я уже не мог - силы окончательно оставили мой измученный организм, и он распластался в пыли, хотя я и был против. Но вот наступает такой момент, когда сознание и тело становятся самостоятельными субъектами и друг с другом не коррелируют совершенно.
        Окончательно я не отключился, но происходящее воспринимал сквозь розовый туман. Неприятно розовый, похожий на разбавленную водой кровь. Мужик постоял надо мной, почесал бороду и осторожно пихнул лежащее перед ним тело ногой.
        Тело ответило тихим стоном. На сопротивление бесчеловечному обращению сил не осталось. Жить хотелось очень, но случись у бородатого приступ немотивированной агрессии, ответить ему по достоинству я бы уже не смог.
        Но мужик подумал какое-то время, потом что-то пробормотал и схватил мое запястье - то, на котором часы. Следующая фраза была вопросительной, но я не понял ни слова и лишь еще раз жалостливо простонал. Бородач помолчал, затем легко оторвал меня от земли и взвалил на плечо. «Только не бросай меня в терновый куст», - хотел сказать ему я, но не получилось. Но он отнес меня к своей телеге, откинул рогожку и чуть ли не кинул между каких-то железяк. Подумал немного и укрыл с головой. Ну и правильно: целее буду.
        Телега покачнулась, когда бородатый залезал на нее, потом послышалось что-то вроде
«цко!», и под перестук копыт по утоптанной глине мы поехали. Куда-то вдаль, но мне было абсолютно все равно.
        Панари Коста, мастер механики
        Мастер Панари Коста сидел нервно, как сухого гороха в штаны просыпал. Его никак нельзя было назвать человеколюбивым, скорее напротив - человеков в большинстве своем мастер терпеть не мог. Если бы люди вдруг взяли и почти все умерли, он уж точно бы не расстроился. Лишь пожал плечами и удовлетворенно кивнул. Сам, конечно, такое устраивать не стал бы - грех большой. Ладно там одного-двух, ну пятерых в землю вернуть - это тоже вроде грех, но по размерам приемлемый. Ну что такое пять людишек, когда их вон сколько воздух переводит. А почти всех на земле - это все же очень много на душу брать. Но вот если кто другой такое устроит, то мастер Коста в обиде не будет. Главное, чтобы он сам среди померших не оказался.
        Эта поездка в Алри вроде ничем примечательным не отличалась. Отвез заказ покупателю - эка невидаль, если эти дураки еще и за доставку платят, сколько сам Панари выдумал. Взамен в этом пахотном углу мастер загрузился купленными почти за бесценок сломанными агрегатами, благо неграмотные крестьяне сложные инструменты портили легко и часто. Все это можно было починить и всучить потом им же или другим таким масари.
        Дополнительного человеколюбия эта поездка мастеру не прибавила, лишь утяжелив немного кошелек. Хотя, надо признать, сделка вышла с приличной выгодой, и лишние золотой король и девяносто серебряных принцев - и это уже с учетом скупленного лома! - могли только радовать. Но благодарности к арлийским масари это не прибавило: Панари Коста лишний раз убедился, что люди глупы. А он умный, хотя, как ни неприятно это признавать, не такой, как хотелось бы. И недостаток ума порой оборачивался очень неприятными неприятностями.
        Сейчас мастер не мог решить, умно он поступил или в очередной раз плюнул вверх. Незнакомый оборванец в телеге мог означать и то, и это, и в другой раз Панари проехал бы мимо, отодвинув бродягу к обочине (и лучше ногами, чтобы руки не пачкать), но тут любопытство взяло верх.
        Вообще, если так уж начистоту, то оборванцем этот странный человек не выглядел: да, весь в пыли, и пахло от него не очень, как если бы он бежал целый день по жаре и не мылся после. Ну, так жара и была сейчас, купели поблизости не наблюдалось, а, судя по виду бедолаги, бегать ему и на самом деле пришлось немало. Но одет незнакомец был хотя и необычно, но добротно. Тут тебе и хорошие портки из плотного сукна, интересного кроя сорочка без рукавов, ткань которой мастер определить затруднился. Боты были совсем чудными, таковых Панари не видел никогда, даже похожих. Он и не понял пока, как они развязываются, потому как шнуровки не заметил.
        Но все это мастера Косту, конечно, подивило бы, но вряд ли сподвигло на проявление сострадания к незнакомцу. В конце концов, непонятную одежду с бродяги можно было бы и снять осторожно, а попробуй тот сопротивляться - так такого дохлого можно и пощечиной успокоить. Уж пощечины у Панари тяжелые, много кто подтвердит.
        Однако то, что охватывало запястье незнакомца, чуть не отправило мастера в духов пляс. Сердце и впрямь забыло стукнуться в груди, пропустив пару разочков, а дышать стало тяжело.
        - Это что? Это твое? - Панари ткнул чудесным браслетом чуть ли не в глаза бродяге.
        Но тот лишь прохрипел в ответ, а зрачки, каждый размером с горошину, закатились почти внутрь головы. Толку от такого собеседника не было, уж понятного ответа точно не дождешься.
        Панари Коста был мастером механики. Указом Магистрата это являлось титулом, хотя и не благородным. Мастер-механик пуаньи, конечно, не становился, но приобретал статус, близкий к нему - пуйо. По правде говоря, многого из этого титульные не извлекали. Да, можно было селиться в первом круге любого города, но не на принцевых улицах. Сам мастер и его дети, буде таковые имелись бы, не подлежали
«кителеванию» - в солдаты их могли забрать лишь в самом крайнем случае, хотя оборонительные задания должны были бы выполняться в срок и бесплатно. Но тут уж ничего не возразишь: отечество в огне и все, чем могут, помогают. Да, еще и судебные вольности, как забудешь о них. Любое вещное дело с участием Панари рассматривалось бы арбитром не ниже окружного, земельные могли его только вежливо просить прийти, но никак не разбирать тяжбы без его на то согласия. А если, не приведи Творец, случится мастеру быть обвиненным по Злодейскому уложению, то доставят его не как всех - к простым арбитрам, нет. Панари Коста будет держать ответ перед пуаньи-соло, для которого он равен настоящему благородному. Так что и повесить пуйо нельзя, как и колесовать. Только торжественное отрубание головы или каменный мешок. Хотя сам мастер не видел особой разницы в способе, которым его, обереги Творец, вдруг могут упокоить.
        Так что какого-либо сильного душевного подъема от осознания своего титула Панари Коста не испытывал. Куда важнее было то, что он был мастером именно механики, с чего и кормился долгие годы. Работу свою пуйо любил и отдавался ей полностью, полагая, что довольствоваться достигнутым пониманием и знанием приличному творцу не пристало. Можно, конечно, всю жизнь сооружать плуги с отвалом, которые сразу бы и сеяли. Фермеры покупали их охотно, хотя стоили такие изделия совсем не дешево.
        Но ведь скучно. Душа требовала полета, в голове каждый день вот уж сколько лет свербела мысль, что надо сделать что-то такое, что не делал до тебя никто. Хотелось именно творить. Потому-то мастер Коста и взвалил на плечо бесчувственного незнакомца: на запястье тот носил вещь, которая даже на первый, самый беглый взгляд смотрелась результатом Высочайшей Механики. Сразу было непонятно, что это и зачем, но тонкость работы и мельтешение крохотных деталек завораживали.
        Способностей к Тонкому Искусству у мастера почти не было, хватило только на то, чтобы, хотя и напрягшись, отстоять право на титул. Ох, какие придирчивые были экзаменаторы, но Панари сдюжил и свой проект защитил. Со времен, когда он был тощим студиоузом, умения и таланта не прибавилось ни на ноготок, но хотя бы и не уменьшилось как у ленивых механиков. Но в странном механизме незнакомца ничего кроме мертвого металла не было, это уж мастер мог сказать точно. Не чувствовалось ни искорки, ни мельчайшего всплеска, при этом шестереночки двигались, палочки крутились.
        - Оторви да съешь… - выругался Панари. - Кто ж такое делал-то? И как?
        Он положил бродягу между двумя рамами от сломанных плугов. Подумал и накрыл бесчувственное тело грязной рогожкой. Ему-то хуже все равно не будет, такого чумазого только и остается драить жесткой щеткой в щелоке, а вот мастеру будет спокойнее, если чужой глаз не будет чесаться о необычную одежду.
        Господин Коста отряхнул ладони и воровато оглянулся. Вокруг была тишина, а рядом только одиночество. Мастер сплюнул и забрался на козлы. Рыжая Сольфо дождалась легкого хлопка вожжами по спине и неторопливо поцокала по дороге.

«Что же это за тип такой? - думал Панари. - Ой, намучаюсь я с ним, запомни, Отец, мое раскаяние и прости потом».
        Что-то было в подобранном человеке такое, что заставляло мастера боязливо поеживаться. Нет, не одежда - мало ли откуда его сюда занесло. Вон, в Самросе мужики вообще в юбках с кружавчиками ходят, да бороды до этих юбок отращивают. Вроде бы и стыдоба, но убереги Увина тебя посмеяться над самросами, если их десяток в кабаке сидит. Дерутся отменно, словно собаки-арсеи.
        Так вот, одежда мастера смущала в последнюю очередь. Даже странный механизм на руке вызывал только интерес, удивление, желание разобраться и понять, что это и как работает. Но среди всего этого странного, но объяснимого, присутствовала, как говорят, капелька перламутра - мифической краски, означающей тайну и сокровенное знание.
        - Кто же ты такой? - спросил господин Коста бесчувственного своего пассажира, с сомнением глядя на грязную ткань, скрывающую незнакомца. - Откуда мне на голову сел?
        Бродяга ответом не удостоил, даже не застонал как в первый раз.
        - Ну и демоны тебя лизали, - бросил в сердцах мастер и отвернулся. Сольфо в вожжах, чтобы идти по дороге, не нуждалась, Панари вновь погрузился в мысли.
        Артефакт с руки случайного попутчика он снимать не стал. Кто его знает, что там и как устроено. Сломается еще, а то и похуже чего случится. Нет уж, пусть этот доходяга сначала очнется. Вот тогда и снимет, и расскажет, и объяснит. А почему расскажет? И тем более снимет?
        Господин Коста задумался. В общем-то и на самом деле - а с чего бы это незнакомый человек будет делиться с ним - с мастером - дорогой вещью? За подвоз? Ну, так и на глазок видно, что механизм у него хотя и непонятный, но явственно дорогой. Панари не удивился бы, если за его цену ему пришлось бы возить бродягу по всей ойкумене кругов полсотни. Еще и кормить. О, кормить! Кошеля у него не видно было, значит, без денег рухнул. И вполне возможно - голодный. А если и сытый, то пока до ближайшего села доедем, уж точно проголодается.
        Так, с едой понятно. Плюс подвоз. Ну и ночевать желательно под крышей, а за место в гостинице заплатить может только он - Панари. Так что должок у бродяги набирается, это приятно. Тем более что не сам артефакт нужен был мастеру, а объяснения. Отнять и так бы мог, но не был механик уверен, что сможет разобраться в сути такого сложного устройства. Ой, не уверен.
        Поэтому и оставалось что скучать и смотреть на елки, пока рыжая лошадка переставляла свои ноги, таща за собой тяжелую телегу.
        Компанию витаньери господин Коста увидел издалека. Обернулся посмотреть своего подопечного и углядел шагах в пятистах группу всадников. Места тут были спокойные, лихих людей не встречали на памяти нынешнего поколения ни разу, но всякое случается. Поэтому под скамейкой козел у него был припрятан пятизарядный стреломет собственной конструкции. Группа вооруженных людей на пустынной дороге нервировала, поэтому оружие Панари достал исключительно в целях лекарственных: для их - нервов - успокоения. И чтобы совсем привести себя совсем в здоровое состояние, взвел пружины. Подумал и чуть сдвинул раму одного из плугов, чтобы ряд уже тупых ножей оказался поверх рогожки, придавив собой незнакомца. Тот пошевелился и даже откинул ткань, глядя на мастера ошалелыми глазами. Но вдруг увидел всадников позади, еще вдалеке, но нагоняющих. Взгляд бродяги стал совсем уж диким, но он, ни слова не говоря, нырнул обратно и закрылся с головой.

«Эк тебя пробрало-то», - задумался Панари. На самом деле - странное поведение, но у каждого могут быть свои тайны. А где тайны, там и опасность, это всем известно. Не зря блаженный Кассиди говорил: «Убойтесь непонятного, а коли не убоялись, то по сусалам!»
        Поэтому когда витаньери догнали телегу, они увидели сидящего на козлах дородного бородача, держащего на коленях ощетинившийся пятью жалами самострел. Два всадника проехали чуть вперед, двое обошли по бокам, еще пятеро остались позади. Главный - франтоватый пуаньи с совсем уж щегольской бородкой - пристроился прямо рядом с мастером.
        Господин Коста наигранно лениво обернулся по сторонам. Обложили, конечно, качественно, ничего не скажешь. Чувствовалась выучка и слаженность.
        - Хорошая игрушка, уважаемый, - франт показал рукой в перчатке тонкой кожи, крашенной в бордовый цвет, на самострел.
        - Хорошая, - согласился Панари. - Сам ведь делал.
        Вообще такое оружие заранее заводило потенциальный конфликт в тупик. Понятно, что мастера окружали сразу десять бойцов, каждый из которых стоил нескольких таких как он. И вооружены они хорошими мечами: узкие клинки недурственной работы, как можно было определить на вид только по рукоятям и хорошим ножнам. У двоих виднелись луки, но не настороженные. А вот господину Коста руку холодило железо готового к выстрелу стреломета. Пять раз готового. То есть, конечно, столько ему не дадут, но две стрелки он выпустить вполне может успеть. Обычные люди такой размен посчитали бы очевидно невыгодным, но витаньери, правда, люди не вполне обычные.
        Пуаньи поцокал языком, выражая восхищение работой.
        - Уважаемый - мастер Механики?
        - Истинный пуйо, - подтвердил Панари.
        - Какой роскошный случай, не находите? На пустой дороге я встречаю человека, который почти равен мне. Не грязный масари, не мещанин из захудалого городишки, а настоящий пуйо.
        Мастер Коста неопределенно хмыкнул, как бы соглашаясь с собеседником, но вроде бы и оставаясь вне его размышлений.
        - Кстати, знаете, уважаемый, я ведь считаю, что пуйо зачастую равны пуаньи. Вы же, чтобы получить свой титул, вынуждены по семь лет, а то и поболее, проводить в своих универсериях. Но потом выходите оттуда людьми, познавшими многие истины. Мы же, благородные, титул имеем по рождению. Равно ли образование крови? Я вот полагаю, что ведь можно и так сказать. А Вы как считаете, уважаемый?
        Разговаривать с этим щеголем в окружении его свиты из вооруженных головорезов, Панари совсем не хотелось, но проявлять невежливость в такой ситуации было бы глупо.
        - Может, Вы и правы, благородный пуаньи. Но у нас в универсерии среди студиоузов было много благородных. Разве они стали выше Вас? Не думаю. Потом Ваши дети будут пуаньи с первого крика, а мои будут только детьми пуйо, пока не получат свой титул сами.
        - А ведь правы Вы, уважаемый пуйо! - рассмеялся пуаньи. - Вот что значит - образование! Слышите, вы? - обратился он к наемникам. - Умного человека и послушать приятно. Вот ты, Сахой, стал бы студиоузом в молодости, если бы такая возможность была?
        Поджарый, похожий на узловатую ветку витаньери пожал плечами.
        - Я в молодости воевал сначала за вастера Клименьи против вастера Приона. А потом за вастера Приона против вастера Клименьи. Святой Вито направлял меня, негоже сомневаться в пути, который предрек нам Отец.
        - В тебе умер проповедник, Сахой, - хмыкнул пуаньи.
        - Он обеспечил его достаточной компанией во время штурма Веймского монастыря, - хмыкнул один из наемников, на что Сахой лишь скривил губы в подобие улыбки.
        - Видите, с кем приходится иметь дело? Черствые души, чуждые высокого. О чем с ними говорить, уважаемый пуйо!
        Мастер Коста опять пожал плечами, стараясь, однако, сделать это с должным почтением. Говорливый пуаньи его раздражал, и сейчас Панари мечтал только о том, чтобы этот благородный философ отправился куда подальше вместе со своими головорезами.
        Какое-то время все молчали, и лишь копыта одиннадцати лошадей выбивали глухую дробь из глинистого полотна дороги.
        Пуаньи о чем-то размышлял, задумчиво глядя на мастера, но Панари был готов поставить телегу со всем хламом в ней (но без бродяги!) - этот человек старательно играет в эдакого скучающего мудреца. Зачем? Да просто так, потешить себя мыслью о том, что он и есть скучающий мудрец, встретивший какого-то механика. Да, можно проявить некоторую толику благородства, изобразив, что считаешь его чуть ли не равным себе, но на самом деле пуйо для него - пыль и вода. Таких типусов Панари Коста хорошенько прознал еще в универсерии.
        - О, простите меня, мастер, я же не представился! Как невежливо с моей стороны. Грастери Ройсали, рад Вам как себе. И вот что...
        Пуаньи сделал паузу, повертев в воздухе кистью левой руки, словно подбирая слова. Панари же стало совсем грустно. Грастери - титул серьезный. «Граса», что значит
«второй» на старом туаро. Выше только короли и наследные - иных и не бывает - лоастери. «Лоа», соответственно, переводим как «первый».
        Так вот, вообще-то нормальному грастери положено вести исключительно праздный или хотя бы роскошный образ жизни. И если человек, чье сердце качает в жилы вторую по степени благородности кровь, выезжает куда-то по своим или государственным надобностям, то его должна сопровождать соответствующая титулу свита. Но никак не банда витаньери, один из которых участвовал в штурме Веймского монастыря. Дело было шумное.
        Монахи-сатуры, конечно, тоже не птичками божьими были: и контрабандой промышляли, и почтительность к королю у них была… скажем так - не очень почтительная. Попросту говоря, Второго Констебля, приехавшего с податной инспекцией, настоятель назвал такими словами, коими не обученные этикету горожане в дешевых трактирах означают нетвердый уд. То есть, если бы даже брат-святитель Легори заявил грастери Дориону, что он есть вялый стручок, то правая рука Первого Констебля тоже бы обиделся. А так как Легори выразился конкретнее и грубее, Серведо Дорион просто взъярился, стоя перед закрытыми воротами монастыря. Может быть, для сатуров все и обошлось бы некультурной перепалкой, но настоятель приравнял Констебля к королю. То есть и первейшего назвал вялым… кхм… стручком. Таким образом, дело стало уже государственным, и через три дня под стенами разбивал лагерь Третий штурмовой дивизион.
        Монахам предложили разрешить дело миром. Условий было два: выплатить недоимки по податям за пять лет и штраф в том же размере, а также выдать брата-святителя Легори в потребном виде, то есть в кандалах или хотя бы связанного. Досконально неизвестно, какое из этих требований сатуры посчитали неприемлемым, но солдаты и офицеры вместо ответа узрели монашеские гениталии, кои со стены орошались в сторону шатра командующего.
        Посмотрев на такой настрой осажденных и высоту куртин, генерал Отраро Галефи взял двухдневную паузу. Сил у него было предостаточно, в конце концов, штурмовики - они как раз на взятие укреплений и натаскивались. Но терять своих солдат Галефи не хотел. А вот сводный отряд витаньери жалеть было некому кроме них самих. Но витаньери и жалость - такие слова рядом никогда не стояли, даже по отношению к себе, тем более что наемникам обещали право полного разграбления монастыря.
        Осажденные сопротивлялись целый день, ночь и еще утро, но стоило врагу закрепиться на одном участке стены, результат штурма был определен. Остававшимся в живых монахам лучше было перебить друг друга, потому как те, кто попал в руки витаньери, умирали очень долго - до тех пор, пока наемники не убедились, что все тайники с ценным имуществом им выданы.
        И без того сомнительная репутация сынов Святого Вито после веймского дела стала совсем уж черной. А генералу Отраро Галефи отказали во многих домах.
        А вот грастери Ройсали дурная слава наемников нисколько не смущала. Он, в своем модном укороченном дублете, пижонских бриджах зеленого сукна явно не чувствовал себя чужим в компании витаньери. Мастера же Косту очень нервировало то, что эти мрачные головорезы, одетые неброско, но практично - холщевые штаны, мятые котарди, из под которых торчали несвежие камизы - вот все эти люди готовы были подчиниться любому приказу благородного Ройсали.
        А глаза грастери были таковы, что Панари всякий раз старался отвести от них свой взгляд. Плохие глаза были у пуаньи, такие сразу говорят: в голове за ними буйно цветет жасмин. Прямо пахнет безумием.
        - И вот что… - продолжил Ройсали. - Не расскажете мне, уважаемый пуйо Коста, где были, куда едете, что видели?
        - Кхм… Был я в Алри по своим гешефтам. Еду вот в Сатро.
        Тут мастер на всякий случай слукавил. Не хотелось ему, ой как не хотелось раскрывать перед этими людьми конечный пункт своего пути. Обойдутся.
        - Ну и всякое видел. Дорогу, деревья вот. Ну, это Вы, благородный пуаньи и сами видите. Еще грязных и очень глупых масари. Этого добра в этих краях хоть телегой вывози.
        Ройсали кивнул, соглашаясь.
        Витаньери молча ехали рядом.
        - Дражайший мой Панари, а не видели ли Вы кого-нибудь такого… как бы это сказать… странного?
        - Вы со своими спутниками подойдете? - спросил в ответ Коста. - Вы простите меня, грастери Ройсали, но более странной компании я давно не наблюдал.
        Пуаньи искренне рассмеялся, наемники тоже разулыбались. Мастер чуть расслабился, но стреломет не опустил.
        - И никого страннее нас? - весело уточнил Ройсали.
        - Никого, это уж точно.
        - И так уж никого и не видели совсем?
        Панари пожал плечами, всем видом показывая, что все уже рассказал.
        - Что ж, тогда легкой дороги Вам, пуйо Панари Коста. Был рад знакомству.
        - И Вам доброго солнца в спину, уважаемый грастери Ройсали.
        Пуаньи уже повернулся к нему спиной и легонько тронул каблуками бордовых, в цвет перчаткам, замшевых сапог бока своего скакуна и тот чуть ускорил шаг. И в тот момент, когда мастер Коста уже готов был с облегчением выдохнуть, один из витаньери, проезжая мимо его телеги, двинул ногой по лемеху, торчащему над бортом. Звякнуло железо.
        Панари резко развернулся и направил на наемника стреломет. Ситуация, которая, казалось, уже разрешилась совсем мирно, вмиг стала предгрозовой.
        - Ты пулялку свою мне не тычь, - наиграно спокойно сказал витаньери. Но его глаза - большие, чуть на выкате - заблестели, выдавая неприятное волнение.
        Еще бы не волноваться, когда на тебя смотрят сразу пять болтов, каждый из которых с пяти шагов прошьет и латную броню навылет.
        Все вокруг как-то оживились, Панари с холодком в спине услышал звук, который мало с чем можно было бы спутать - шорох мечей, вытаскиваемых из ножен. Но отступать ему было уже поздно.
        - А ты своими пиналками не размахивай. Не твои агрегаты, так и не трогай! Я за них деньги платил не для того, чтобы каждый хам мне их ломал!
        Грастери придержал коня и посмотрел на мастера, словно впервые его увидел. «Ну, вот и покатались, - подумал Панари. - Троих точно порешу…»
        Мысль, что можно просто остановить телегу и отдать этим разбойникам своего бродягу, ему даже не пришла в голову. Но с другой стороны: отдашь - так кто ж гарантирует, что оставят в живых свидетеля. Места тут и впрямь безлюдные.
        А в том, что пуаньи ищет этого странного человека, мастер уже не сомневался. Потому как о ком «странном» в этой глуши можно еще расспрашивать.
        - Что ж это Вы, мастер, так разнервничались? Или у Вас в телеге там что-то этакое, что и показать попутчикам стыдно?

«Думай! Думай!» - призывал себя Коста. Затягивать с ответом точно было нельзя, очень уж подозрительно, хотя куда уж дальше. Время растянулось густым медом, стекающим с ложки. Топот копыт и тихое шуршание колес.
        - Что мое, то мое, - наконец, ответил Панари. - Если каждый будет вот так пинать, то никакой жизни не будет.
        Красота фразы, конечно, оставляла желать лучшего, но по риторике у мастера, тогда еще студента, оценка была так себе. С трудом он в свое время зачет получил, чего уж скрывать.
        - И не покажете нам? - весело поинтересовался Ройсали.
        - Из принципа нет, - угрюмо выдавил из себя Панари.
        Теперь он ожидал только слова грастери своим наемникам, чтобы начать стрелять. Рука сама начала направлять стреломет на главаря. Тот улыбнулся и нарочито медленно полез в лакированную переметную суму.
        Солнце отражалось на клинках обнаженных мечей.
        Всхрапнула чья-то кобыла.
        Пичужка на ветке, нависающей над дорогой, чирикнула и сорвалась в небо.
        Умирать до обиды не хотелось. И хоть бы одна пичужка сейчас что-нибудь чирикнула, чтобы на душе легче стало.
        Ройсали же достал из сумы кошель, развязал тесемку и показал мастеру содержимое. Не меньше двадцати полновесных золотых королей.
        - Мастер, а если я Вам предложу все вот это за право посмотреть, что Вы везете?
        Неожиданно даже для себя самого Панари остановил телегу и опустил стреломет, вставая с козел.
        - Видно делового человека, - спокойно сказал он. - На таких условиях я согласен. Даже готов отдать Вам содержимое телеги.
        - А саму телегу? - грастери широко улыбался.
        - Телегу… Ладно, давайте вместе с телегой, - и мастер Коста начал слезать на землю.
        Ройсали затянул тесемку, подкинул кошелек и засмеялся.
        - Жадны Вы, пуйо, все же до настоящего благородства Вам далеко. Оставайтесь со своими железками и телегой. Поехали!
        Последнее - это уже своим витаньери.
        Те начали убирать мечи и объезжать экипаж. Лупоглазый зыркнул на Панари и пнул заштопанным сапогом по деревянному борту. Снова глухо и железно звякнуло, но никаких других звуков и не было.
        Панари простоял на козлах, пока не осела редкая пыль, оставшаяся после ухода отряда. Тут у него начали дрожать ноги, и он тяжело сел.
        - Не шевелись пока, - тихо сказал он незнакомцу, нисколько не заботясь о том, понимает ли тот человеческие слова.
        Бродяга спорить не стал и свое существование никак не обозначил.
        Они проехали еще порядка двадцати крепов до того места, где дорога расходилась на два пути. Налево - на Сатро, куда, если верить едва видным следам, направился и грастери Ройсали со своими людьми. Направо же, куда и надо было мастеру Коста, главный тракт вел в свободный город Лейно.
        Панари притормозил лошадь, раздумывая о том, что делать дальше. Потом кивнул сам себе и направился в сторону Сатро. Если витаньери решат проверить, куда он едет, то выяснится, что ничтожный пуйо благородного грастери никак не обманул и едет ровно туда, куда и сказал. Поэтому Панари предпочел потерять еще три часа, но заложиться на подозрительность франтового пуаньи. Все это время, пока телега почти бесшумно катилась на север, бродяга никак себя не проявлял. Оно и к лучшему.
        Этот пролесок Панари обнаружил не сам. Несколько лет назад он в очередной раз ездил в Арли и уже по пути домой нагнал небольшой обоз маркитантов. Профессиональные стервятники в мирное время возили по городам и весям припасы, привычные в одном краю, но экзотичные в другом. Еще продавали трофеи, скупленные у солдат во время походов, но таких надолго не хватало: войн в последнее время было мало, да все какие-то мелкие. Разорение одно для честного торговца, а не война.
        Потому-то и можно было зачастую найти у этих торговцев вещи, к продаже как минимум не рекомендуемые. То в ящичке, прикрученном к сидению козел снизу, найдут «веселую пыльцу» - желтоватый порошок, вывариваемый из листьев молостоя, - то при тщательном осмотре в пыли под ногами маркитанта блеснет красным стеклом шарик
«адовой жути». Кинешь такой сильно оземь, и действительно жутко станет: бахнет солидно, народ расшвыряет, обожжет крепко, может, и насмерть. К вооружению полевых войск такие вещи не принимаются, а вот для разных лихих людей - очень полезные.
        С маркитантами Панари, так получилось, зацепился языками. Пустая дорога настраивала на добрый лад со многими попутчиками, а с такими пройдохами тем более. У маркитантов было, мастер тоже выкатил бутылку красного сладкого, и через несколько крепов был с торговцами лучшим другом, какие бывают только на тракте после приятной беседы и дюжины глотков чего-нибудь крепенького. И хотя на следующий день дружба такая тает вместе с похмельем, показать пролесок маркитанты, увидевшие в Панари своего парня, брата по духу, успели. Мастер Коста даже сквозь хмель удивился, что ничем не примечательный просвет в осиннике выводит на проезжую тропку, петляющую вдоль глубокой балки, с другой стороны подпираемую густым лесом. А всего лишь - спьяну свернули на Сатро, а возвращаться к развилке маркитантам не хотелось.
        И сейчас Панари остановил кобылу, несколько минут вслушивался в тишину, но никаких признаков того, что за ним подглядывают, не почуял. Что ж, если за столько времени люди Ройсали не нагрянули с проверкой, то можно уже и честь знать. Еще раз вглядевшись в дорогу и заросли, мастер хлопнул вожжам, и экипаж тихонько вкатился в лес. Что ж, теперь ищите. Прогалина выйдет на тракт в Лейно крепах в сорока от развилки, а тут уже через сто шагов с дороги никого было не видно и не слышно. Зеленая листва надежно скрыла мастера и его подобрыша от любых любопытных глаз.
* * *
        Олег Мурашов, чужак
        В фильмах тому, кто прячется от негодяев, всегда хочется чихнуть. Или ему за шиворот залезает какой-нибудь скорпион. И герой мужественно чихает в ладошки или потеет, пока насекомое не уберется по своим делам.
        Ничего такого со мной не было. Да, лежать было неудобно, какие-то железки все время норовили впиться в измученный организм. Мужик, бросивший меня в эту телегу, сверху навалил всякого тяжелого металлического хлама и укрыл поверх вонючей мешковиной. Но я бы и в выгребную яму сейчас с головой нырнул.
        Догонявшие нас всадники, без всякого сомнения, были теми уродами, которые убили Коленьку и гнали меня по ночному лесу. Не знаю, чем я так приглянулся своему спасителю, но он меня не сдал. Более того, пока я учился дышать кожей, как какая-нибудь жаба, бородатый явно ругался с бандитами, и зуб даю - по моему поводу. Потом все стихло, мы снова куда-то поехали, но обнаруживать свое присутствие я не спешил.
        Как и не задумывался особо над тем, а куда, собственно, это транспортное средство направляется. Впрочем, мне это было совсем без разницы. Явно не в Петербург, не в Воронеж и даже не в Мапуту. Едем и едем. Лишь бы покормили поскорее.
        Внезапно мы остановились, и мешковина надо мной исчезла. Солнце на несколько мгновений ослепило, хотя и светило сквозь густую листву. Я вытянул ладонь, закрываясь от его лучей, и давая глазам привыкнуть к свету, когда же убрал руку, вместо светила увидел бородатое лицо своего спасителя.
        Ему было лет сорок пять, не меньше. Широкий нос, широкие скулы, черты - как если бы топором вытесывали. Не красавец, в общем, но - я надеялся - что целоваться с ним не придется.
        Мужик внимательно рассматривал меня своими карими глазами и вдруг о чем-то спросил. Я не понял ни слова. Так что роскошный вариант, при котором попаденец при переносе из одного мира в другой вдруг чудесным образом выучивает язык аборигенов, не прокатил. Что ж, придется жестами.
        - Не понимаю, - вздохнул я.
        Мужик задумался и снова что-то произнес. Очевидно, на другом языке. Если первый, явно привычный ему, чем-то смахивал на итальянский, то этот скорее напоминал какой-нибудь из кавказских. Впрочем, понятнее не стало.
        - Не понимаю.
        - Нэе памыаи! - с раздражением передразнил меня бородатый.
        Он оказался прям-таки полиглотом, попробовав еще четыре разных языка. Ни один из них, естественно, мне знаком не был, в голове не появилось даже намека хоть на какую-то ассоциативную связь ни с одним словом, слышанным ранее. В самом деле, можно ведь узнать даже суахили, если пару недель провести в Кении или Танзании. Но в данном случае - глухо. В странах, где говорят на наречиях, предложенных мужиком, я не бывал, и в телевизоре их не видел.
        - Мил человек, ты бы покормил меня, а? Я ж уже сутки не жрамши, а уже марафон сделал.
        Паясничать меня никто не заставлял, но языковой барьер несколько расслаблял. Так за границей на отдыхе многие начинают материться чаще и прилюдно, раз их не понимают. И сейчас я мог назвать бородатого хоть земляным червяком, и мне за это ничего бы не было. Основную коммуникативную функцию в данный момент играли руки, они и показали жестами, что спасенному попаданцу остро необходима пища.
        - Ам-ам! - сказал я, изображая процесс вкладывания еды в рот. Немного подумав, изобразил жевание.
        Мой спаситель мрачно посмотрел на эту пантомиму, но за бутербродами не полез, а показал на мои часы и снова что-то спросил.
        - Ну, ты и барыга! - возмутился я очень даже не наигранно. - Они же четыреста долларов стоят! Ты чем меня кормить собрался за такую цену?
        Но «тиссо» снял и вложил в его огромную лапу. Мужик с горящими глазами рассматривал обычный, в общем-то, хронометр, чуть ли не нюхая его. Послушал, как тикает механизм, исследовал место крепления ремешка и застежку, потом приложил часы ко лбу и закрыл глаза. Глядя на это шаманство, я ощутил себя Миклухо-Маклаем в компании первобытного папуаса. Похоже, пойдут мои «тиссо» на амулет этому дикарю.
        Неожиданно бородатый открыл глаза и посмотрел на «тиссо» с каким-то обиженным недоумением. Он снова о чем-то спросил, но тут же махнул рукой и снова уставился на циферблат.
        - Мужик! Дай пожрать, а?
        Наконец, до него дошло, чего же хочу я, и что часы надо хоть как-то отработать. Бородач полез в ящик под лавкой, на которой сидел, и достал из него… классические бутерброды. Все как дома: на куске зернового хлеба некое мясо, огурец и сыр. Правда, когда бутерброды мне делала Настя, она не сопровождала их передачу мне недовольным бурчанием на тарабарщине. Но тут уж не до изысков дорогих ресторанов с вышколенными официантами - я с трудом заставил себя есть небольшими кусками, тщательно пережевывая. И не рычать при этом.
        Хлеб, кстати, был пресноват, сыр солоноват, а вот мясо очень даже: то ли буженина, то ли окорок.
        На немую просьбу о том, что неплохо было бы запить, мужик хмыкнул и протянул стеклянную бутыль с водой бордового цвета. По вкусу - брусничный морс. В общем, никакой экзотики. Особенно обидно стало после того, как я выпросил у бородатого еще два бутерброда, и, кажется, оставил его без обеда - ни тебе непонятных фруктов, ни потрясающего пива, ни неведомых зверушек в собственном соку.
        - Что ж, - я, сытый и довольный, устроился меж железяк, - часы ты отработал, признаю. Забирай.
        Вряд ли бородатый понял хоть слово, но жест, направленный на хронометр, истолковал правильно: речь зашла о предмете его интереса. Поэтому вновь последовали вопросы, но очень быстро мужик увял, поняв, что языковой барьер непреодолим, сегодня уж точно. По этому поводу он сплюнул, хлопнул лошадку вожжами по спине, и та покорно пошла. На то, чтобы править телегой, никто не заморачивался: свернуть тут было некуда. Справа встала стена леса с густым кустарником, слева же - заросший овраг, вдоль которого шла полоса, свободная и от кустов, и от деревьев.
        Мое настроение стремительно улучшалось. Проблема с едой как минимум на сутки была решена, я еще жив, куда-то еду, хотя попутчик, надо сказать, мрачноватый. Убийцы вроде бы отстали, и хотя, конечно, Колю очень жаль, но счастье от того, что мне не пришлось лечь рядом с ним, сейчас практически полностью вытесняло скорбные мысли. И появилось время чуть подробнее обдумать ситуацию.
        Итак, нас с Романовым зашвырнуло в какой-то параллельный мир. Вот так вот пошло и банально. Сомнений в том, что мы не оказались где-нибудь на другом краю Земли, не оставалось. И провала во времени тоже не было - местный естественный спутник планеты был чем угодно, только не Луной, сколько бы миллионов лет не прошло.
        Перенесло нас целиком, сопровождалось это неприятными ощущениями, хотя и быстро прошедшими. Так что, надеюсь, обошлось без побочных эффектов, и ничего сродни дозе радиации не схватилось. При этом никаких знаний о местных реалиях в голову мне никто не вложил. Я не знаю местных языков, где вообще оказался, какой тут строй. Может быть, кстати, и рабовладельческий, и это грозит очень серьезными неприятностями.
        Огнестрельное оружие, судя по всему, тут неизвестно, иначе не гонялись бы за мной по лесу с мечами наголо, да и стреляли бы не из лука. С одной стороны, это дает некоторую надежду на то, что я смогу «изобрести» порох и хотя бы примитивную аркебузу. С другой… О составе пороха я имею очень приблизительное представление. Вроде бы древесный уголь, сера и селитра. Если с углем особых вопросов не возникнет, то вот как выглядит сера, и что такое селитра… Так что Бертольдом Шварцем мне стать, по-моему, не светит.
        Вообще перспективы мне открывались не самые радужные. Я начал осознавать, что в свои «чуть за тридцать» у меня появился шанс на своей шкуре опробовать жизнь иммигранта-нелегала. «Вот так-то, Олег Сергеевич, отказались Вы от предложения Ирины Владимировны, а если проще - Ирки Костеевой, которая просто бредила жизнью в Европе. А Вы убеждали ее: чем там будем заниматься? Посуду мыть? Ира тогда уехала, предпочтя свою мечту вашему роману, а Вы остались. Она там выскочила замуж, вроде не все там безоблачно, но это уже не Ваше дело. Но Вы, Олег Сергеевич, тогда правы были: там Вам светила только карьера посудомоя. Без местного образования, рабочей визы и собственного жилья.»
        Да, тогда я был прав. С Ирой мы бы там разругались через месяц по причине безденежья. И она бы точно так же выскочила замуж за местного бюргера, а я остался бы в пролете. Сейчас же ситуация была ровно такой - пролет. Я - управленец в купи-продай конторе, весь мой рабочий опыт заключается в знании специфики узкого сегмента рынка и нужных контактах. И уже давно не беспокоил вопрос, мол, парень, как же так - ты не уникален! Нет, осознание собственной обычности пришло достаточно рано, и время смириться с этой мыслью у меня было. Обычный? Да фиг бы с ним. Зарплата капает, дела делаются, живем в свое удовольствие. Квартира, неплохая машина, поездки по всяким интересным местам, футбол с приятелями.
        И вот банальный выезд в Москву заносит исполнительного директора туда, где весь его опыт, кажется, не стоит вообще ничего. Сейчас я сижу в телеге, нагруженной каким-то металлоломом, меня чуть не прирезали вооруженные мечами подонки, мой спаситель продал мне три бутерброда за настоящие швейцарские часы. Махать мечом я не умею, в металлоломе не разбираюсь, я даже лошадью управлять не могу, потому что
«управление» для меня - это мотивировать премией, наказать лишением премии, раздать указания, проконтролировать исполнение. Лошади же зарплата не нужна, она травой обойдется. А с травой я не знаком совсем, не моя тема.
        Если прикинуть, чем я могу тут заниматься, то и остается что - мыть посуду, подметать улицы. Потому что даже дрова колоть я бы себе не доверил. Есть еще, конечно, вариант с тем, что Олег Мурашов - потенциальный Великий Маг, но закладываться на это уж точно не стоило. Во всяком случае, никаких позывов поколдовать я за все время пребывания в этом мире не почувствовал.
        А ведь остается вариант с рабством. Кем в рабовладельческом обществе будет неизвестно откуда взявшийся человек в странной одежде без умения постоять за себя? Ответ очевиден. И вполне может сдаться, что бородач в ближайшем поселке притащит меня к какому-нибудь кузнецу, который наденет мне на ноги кандалы, поставит раскаленным прутом клеймо - и собирайте, Олег Сергеевич, кукурузу на хозяйском поле за две лепешки в день. Под кнутами надсмотрщиков.
        От таких мыслей стало очень грустно, и я начал прикидывать, а не сбежать ли прямо сейчас, раз потом будет намного сложнее. Но потом успокоился: уже набегался за вчера и сегодня. Будем решать проблемы последовательно. А заодно дадим повод думать, что я - существо свободолюбивое и к рабам уж точно не относящееся.
        Поэтому пришлось бородатому удивиться еще раз, когда недавно подобранный им мужчина перелез через «бак» телеги и уселся рядом. На козлы - вспомнил, как это называется.
        Лошадеводитель опять хмыкнул, но ничего не сказал, продолжая больше рассматривать часы. Я же проверил содержимое карманов джинсов. Нашелся кошелек и айфон.
        На первый кадр бородач отреагировал понятным изумлением. С его стороны это выглядело так, словно ему показывают какой-то брусок. Но когда я решил запечатлеть окрестности, сквозь которые мы тащились, мужик охнул и свалился на землю, едва не улетев в овраг.
        - Стой! - крикнул я лошади, хватая поводья.
        К счастью, виденное в кино действие помогло и тут: натянутые вожжи сработали как педаль тормоза. Остановились. Кобыла флегматично дергала ушами, отгоняя насекомых. Где-то чирикала птичка. В траве матерился возница. Ну, я бы, сверзившись с телеги, точно бы матерился.
        А вот и он. Ошалелое лицо появилось неожиданно, даже напугал, собака лесная. В бороде застряли травинки, глаза навыкате.
        - Аста масти?! - крикнул он, дрожащим пальцем тыча в телефон. - Аста масти?!
        Не надо быть лингвистом, чтобы понять, что вопрос этот означал примерно «что это?» И я честно ответил:
        - Айфон. Четыре «джи».
        Вряд ли это удовлетворило бородатого, но он притих. Я протянул руку и помог ему залезть обратно на козлы. Надо отдать должное, мужик изобразил во взгляде просьбу, а когда получил телефон, даже благодарно кивнул. Он долго рассматривал «огрызок», как и с часами - приложил его ко лбу и закрыл глаза. По результатам созерцания аппарата, наверное, мифическим «третьим глазом» в глазах аборигена снова появилось недоумение, словно у него было отличное объяснение, как это работает, но почему-то оно оказалось неправильным. Он беспомощно посмотрел на меня, но я только развел руками: извини, дорогой, ничем помочь тебе не могу. Языка не знаю, да и о начинке современного мобильника имею только самое общее представление.
        Бородач вздохнул и удивил уже меня: вернул телефон. Я пожал плечами и забрал. Вещь дорогая, раскидываться не следует. Хотя заряда батареи осталось чуть больше половины.
        - Давай, мил человек, с тобой на память щелкнемся, - я приобнял опешившего мужика и сделал классический «автопортрет на мабилу». Показал снимок вознице, от чего тот опять чуть не упал с телеги.
        Впечатлительный малый.
        Ехали по лесу мы долго, наверное, часа два, когда меня осенила одна полезная мысль.
        Неплохо бы познакомиться.
        - Олег! - крикнул я и ткнул указательным пальцем себя в грудь. - Олег Мурашов! Можно просто Олег. Или Мурз.
        Бородатый непонимающе посмотрел на меня, судя по всему, запутался. Пришлось упростить:
        - Олег.
        Мужик хмыкнул и повторил мой жест:
        - Панари.
        Теперь можно было бы и выпить за знакомство, но нечего, если этот Панари не зажилил под лавкой бутылочку. Я протянул ему руку, но опять нарвался на недоуменный взгляд. Ясно, рукопожатие здесь не в моде.
        Теперь следовало рушить вопрос с пониманием местной речи. Не зная, с чего начать, я посмотрел на лошадиный зад, увенчанный большим хвостом, раскачивающимся в такт шагам.
        - Аста масти? - вроде бы выговорить примерно так же, как и у Панари.
        Тот кивнул, но начал поправлять:
        - Ти аста. Окто масти.
        В таком коротком диалоге нам, Олег Сергеевич, с Вами удалось узнать сразу три новых слова. Если я нечего не путаю, то «аста» - это «что», «окто» - «кто», а «ти» означает «не». По поводу «масти» уверенности не было: это могло оказаться и местоимением «это», и каким-нибудь безличным местоимением, и специальной формой глагола.
        - Окто масти? - я снова показал на лошадь.
        - Руфато, - ответил Панари. - Сцела - руфатик.
        Потом он показал на дерево:
        - Контон. Сцела - контоник.
        Тут тоже все более менее ясно: единственное и множественное число. «Сцела» - наверное, «много».
        Так мы развлекались почти до самых сумерек, бородач включился в процесс с таким рвением, что я вновь ощутил себя школьником. Несколько раз я просил перерыва, но Панари делал вид, что не понимает, о чем речь. И снова начинал пичкать меня существительными и числительными. С глаголами обстояло сложнее, их на пальцах в большинстве своем не покажешь.
        Вообще процесс изучения чужого языка «с ноля», без словарей и методических пособий, оказался очень утомительным. Слишком о многом приходилось догадываться, одна ошибка в рассуждениях сразу же влекла целую цепочку неправильно интерпретированных понятий. Раздражала и невозможность записывать: и ручка, и блокнот, и айпад остались в сумке возле костра, а в айфон замучаешься набивать десятки слов с переводом. Да и «сядет» он скоро. Отчаявшись, я все же начал заметку в телефоне, Панари тут же вперился в экран, тыкаясь в него чуть ли не носом, зато почти сразу сообразил, что я делаю. Он вновь полез под козлы в свой бездонный ящик и достал что-то вроде блокнота и карандаша. Подумалось, что хорошо, что я не знаю, как делается бумага, а то уже расстроился бы: та, которую дал мне хозяин телеги, была чуть сероватой, но достаточно гладкой. Карандаш я рассмотрел очень внимательно, технология их производства мне была более менее известна. Что ж, тут если и можно предложить что-то новое, то не революционное уж точно. Грифель из графита, причем явно смешан с каолином или чем-то подобным, вставлен в оболочку из
шпона. Пусть и не целиковую, а стянутую кольцами из ниток, зато сверху она покрыта лаком.
        Так что и королем канцтоваров пока тоже не светит.
        Зато с письменными принадлежностями дело пошло веселее, я успел составить словарик почти на сто слов, когда Панари начал показывать мне буквы местного алфавита. И обучение застопорилось. Абсолютно непривычные символы давались с трудом, их к тому же оказалось аж четыре десятка ровно. Зато на какое-то время он от меня отстал, и пока я как первоклассник тренировался в прописи, измученный новыми знаниями мозг хоть немного отдохнул. Бог ты мой, мне же не пятнадцать лет, чтобы сходу изучать незнакомый язык!
        Забавно, но в местном наречии вроде бы не было артиклей. Из того, как говорил Панари, мне показалось, что склоняются сами существительные. Для меня, для кого родным языком является русский, это было положительно. Хотя кто знает, сколько тут падежей еще…
        Солнце уже готовилось коснуться верхушек деревьев, когда Панари начал нервничать. Он что-то бормотал себе под нос, потом сказал мне фразу, в которой я услышал одно знакомое слово - телега. Бородатый хотел, чтобы я улегся на дно, накрылся ветошью в прямом смысле и не отсвечивал в эфире. Спорить было бессмысленно, тем более что резон в таком распоряжении был. Уроды, от которых я едва спасся, тоже ведь где-то ехали.
        Я устроился на дне «экипажа», чуть отодвинув в сторону кусок какого-то агрегата. Теперь я лежал у левого борта и мог смотреть на окружающее сквозь узкую щель между двумя неплотно пригнанными досками. Стало понятно, с чего вдруг задергался Панари: мы выезжали из леса на большую дорогу. Он остановил повозку в густом кустарнике, соскочил с козел и исчез из поля зрения. Очевидно, отправился на разведку. Увиденное его удовлетворило, и, сделав два поворота в зарослях, мы выехали на тракт. Значит, лес, по которому мы тащились почти весь день, был не обычным путем, а самой натуральной «кабаньей тропой».
        Сразу стало скучно. Щелка была узкой, очень много в нее не разглядишь, почитать свои записи - темно. Телефон я пока не включал, сберегая остатки заряда. Зачем он мне тут нужен, было не очень ясно, но работающий айфон - это как последняя дощечка от затонувшего посреди океана корабля, держаться за которую будешь до самого конца. Светящийся экран, вернее даже мысль о том, что стоит нажать на кнопку, и он зажжется, будто связывал меня с тем, моим миром. Где сотовые телефоны, интернет, телевизор, автомобили, самолеты и еще миллионы вещей, которые воспринимаешь как само собой разумеющееся, пока они вокруг тебя. А теперь я был бы готов ехать в плацкартном вагоне, верхняя боковая возле туалета, от Калининграда до Владивостока. Лишь бы дома. Дома - в глобальном смысле. На третьей планете от Солнца.
        Из-за вынужденного безделья голову начали окружать мысли о событиях вчерашнего вечера. Видения последних секунд жизни Романова накатывали, причем с каждым разом становясь все реальнее и реальнее. Я попытался отключиться, думать о чем-то приятном, но сквозь мечты о собственной яхте длиной в сто метров, взводе блондинок топ-лесс и прочей подобной лабуде проявлялся хоррор-муви: Коленька, застывший в ступоре, смотрящий, открыв рот, на приближающихся всадников. Взмах меча, превратившегося в смазанную серебряную линию. Вспомнившийся сейчас вот шок: как могла железка пройти сквозь шею? Ведь так не бывает! Но нет, бывает, и объяснение этой аномалии очень простое - голова моего приятеля летит в костер. Падает, распугивая огненных светлячков, с треском разлетающихся из костра.
        Кстати, я совсем не помню, как падало тело. Видел только голову.
        От всего этого можно было тронуться, но повозка внезапно остановилась, и Панари сдернул рогожу.
        - Са волтано ау метрато. Ти клошара, - он показал на рот, - ти шломар, - на ухо.
        Я кивнул. Не говорю и не слышу.
        - Шломар, - пришлось возразить мне. - Не сыграю я глухого.
        Панари подумал и кивнул, соглашаясь.
        - Ти клошара.
        Ладно, не будем «клошара». Я поднес палец к губам, потом изобразил, что зашиваю рот. Возница удовлетворенно хмыкнул. Он помог мне перебраться на козлы, попытался донести какую-то очень важную идею, но махнул рукой и просто вытащил из моего кармана телефон. Из «подкозельного» ящика достал кожаную сумку, куда, на самое дно, положил и смартфон, и часы. После Панари критическим взглядом окинул меня с ног до головы и горестно вздохнул. Понимаю, сеньор возница, выгляжу я не очень привычно для сей области, но, увы, переодеться мне не во что. В Ваши шмотки таких как я двоих поместить можно. Нет-нет, не оскорбляйтесь, Вы отнюдь не толсты, но кабанисты - гарантирую.
        И в самом деле - метр девяносто точно есть, фигурой напоминает супертяжа, год-два назад закончившего активно тренироваться. Живот уже немножко поплыл, но под кожей большей частью пока мышцы и мясо, а не жир.
        А через несколько минут мы выехали из леса. Он закончился неожиданно, ровной стеной, уступая место полям. В голову влезли идиотские строчки: «Колосится роза чайная, как бокал вина». В смысле, тут колосилась пшеница. Или ячмень. Или рожь. На мой совсем не ботанический взгляд - некая зерновая культура. В закатном уже солнце посевы пылали золотом. Ах да, в песне было «золотится», а не «колосится», что, впрочем, звучит не менее нелепо.
        Поля бескрайними не были, в километре от нас виднелись понатыканные домики деревни. Очевидно, Панари и «легализовал» меня на телеге при приближении к населенному пункту. Что это означает, Олег Сергеевич? Сейчас соображу, погодите. Время близится к ночи, по курсу - жилье, я на козлах со строгим наказом прикинуться немым. Значит, Олег Сергеевич, будем тут ночевать. Браво, Олег Сергеевич! Да что Вы, Олег Сергеевич, полно-те Вам… Нет-нет, Олег Сергеевич, я восхищен Вашей догад…
        Мой внутренний монолог был грубо прерван тычком локтем в ребра. Панари еще раз показал на рот и грозно повторил, мол, «ти клошара». Я воздел очи к небу: что ж это первый встречный считает меня дебилом-то? Возница по своей привычке хмыкнул, и все равно несколько раз, пока мы подъезжали к деревне, подозрительно на меня покосился. Не доверяет, собака лесная.
        Деревня моему глазу была совсем непривычной. Это не отдельные домики посреди дворов, как если бы я оказался в Средней полосе России. И не маленький европейский город. Тут что-то среднее: на центральную улицу выходят фасады длинных каменных домов и высокие, сложенные из булыжников заборы. Но сквозь решетчатые ворота виднеется обычный крестьянский двор: с огородом и курятником. Домов немного совсем - на одну улицу, тянущуюся километр максимум. Зато в центре стены расступались, образовывая подобие площади с двумя выходами. Панари свернул к правому зданию, в котором уверенно определялась трактир-гостиница.
* * *
        Панари Коста, мастер механики
        Мастер Коста был в смятении. Давно он не испытывал настолько противоречивых чувств.
        Например, Панари поймал себя на мысли, что испытывает некоторое удовлетворение от того, что помог незнакомому человеку. Для него, кто втайне даже гордился своей мизантропией, это было совсем уж удивительно. Но этот странный бродяга с чужим именем - Олег - почему-то располагал к себе. Еще мастер остался в восторге от двух вещей, которые нашлись у этого Олега. «Часы» и «офон».
        Изначально Панари был уверен, что оба предмета представляют собой классические артефакты, в изготовлении которых секретов, оно конечно, много, но ничего необычного нет. Сам Коста в изготовлении магических вещей был слаб - природные способности у него почти отсутствовали. Умение работать одновременно с мертвой материей и магией давалось далеко не каждому. Даже хорошие волшебники в большинстве своем пасовали при изготовлении простейшего «вечного» фонаря.
        Мастер умел заклинать металл, о чем свидетельствовал хотя бы его стреломет, но до вершин искусства ему было далеко. Свои пределы Панари знал и понимал, что его уровень - самый что ни на есть базовый. Поэтому он и стал мастером-механиком, а не заклинателем или мастером-артефактором - специалистом редким и дорогим.
        И уж что Панари умел, так это определять, есть ли магия в предмете. И если наложенное заклинание было не слишком сложным, то мог даже разобраться в принципе действия артефакта.
        Но в вещах бродяги не было ни искорки магической энергии.
        При этом они работали.
        С «часы» ведь дело как было: изначально Панари восхитился тонкостью работы неизвестного ремесленника, и только присмотревшись он понял, что это изящный механизм, повторить который мастер не взялся бы ни за какую плату. Да и никто из знакомых не рискнул бы связать себя договором на изготовление такого чуда. Тем не менее «часы» существовал, работал, значит, кем-то был смастерен. Кем? В том-то и вопрос. А Олег, как назло, человеческую речь не понимал ни на волосок.

«Офон», при всем при этом, потряс мастера гораздо меньше. Наверное потому, что
«часы» были похожи именно на механизм, который Панари теоретически мог сделать и сам, если узнает, что это, как работает, и какова технология изготовления. Кое-какие мысли на этот счет уже были. Но светящаяся коробочка не была похожа ни на что. По виду - классически пример высшего артефакта, вещь, которая должна была излучать магию до зуда на коже и волос дыбом. Но нет, «офон» был пуст в этом плане абсолютно. Но светился, издавал звуки и повторял на крышке картинки того, что было с другой стороны коробочки, но в уменьшенном виде. И не просто повторял, а мог еще и сделать миниатюру. Но на работу художника это не было похоже совсем: не масло, не модная акварель, а точная копия окружающего. Олег показал, как двумя пальцами можно приблизить детали на картине. Забавно, особенно посмотреть на себя со стороны, но не более. Как устроен «офон», Панари не представлял даже приблизительно, поэтому отнесся к нему как к диковинке, на практике бесполезной. А раз так, то и голову лишним сеном забивать не следует.
        Сейчас важным было то, что от назойливого грастери удалось спрятаться. Искал он Панари или поверил, что встретил всего лишь испуганного торговца - это только Творец знает, но следы отряда витаньери уводили дальше по дороге на Сатро, а мастер со своим спутником потратили почти целый день, петляя вдоль кромки леса и длиннющего оврага, но выехали на тракт, по которому Панари и должен был править в Контрарди. Только в двадцати крепах позади был отворот на Лейно, и тот путь куда как более наезжен. В вольный город много кто едет.
        Контрарди же - место особое. И в последнюю очередь высокородный грастери Ройсали будет думать, что какой-то убогий пуйо может иметь там свой интерес. Незачем туда ему.
        А раз незачем, то, случись что, и искать его будут либо в Сатро, либо в Лейно.
        Грастери Ройсали вызывал у мастера Косты нервный зуд между лопаток.
        Ночевать Панари решил в деревне Буткан на берегу маленькой речушки Мезени. Здесь он отдыхал после дня в дороге довольно часто, хотя если бы не встреча с витаньери и тряска по лесной прогалине, то вполне могли бы успеть доехать и до более обжитых мест. В своих поездках мастер предпочитал делать остановку в городке Ронно - симпатичном, зеленом и по-провинциальному милом. Но до него пришлось бы чапать еще часа четыре минимум, а солнце уже почти спряталось в серых холмах на горизонте. И хотя у Панари были фонари - и масляный, и «вечный», но ехать в их свете удовольствие не великое. Тем более что гостиница в Буткане была чистой и удобной. А больше мест для ночлега до Ронно не было, пришлось бы проситься на постой в чей-нибудь дом, а этого мастер не любил - дороже всегда выходило в итоге.
        Безымянная гостиница стояла как и всегда в самом центре деревни, не доезжая моста через Мезени. Панари даже не пришлось править вожжами, кобыла сама побрела к нужным воротам. Понимает, скотина бессловесная, что скоро ее оботрут, накормят, напоят, да еще и спать уложат. Только что колыбельную не споют.
        Во дворе как обычно дежурил Большой Рохо. Местный дурачок, как говорили. Хотя мастеру доводилось видеть дурачков настоящих, Большой Рохо же, конечно, был человеком ума невеликого, явно Творец отвернулся, когда его рожали, но слюни изо рта подбирал, голым на людях не бегал. К работе конюха оказался пригоден весьма.
        - Рады Вам, мастер Коста!
        Здоровался Рохо тоже осознанно, уж Панари узнавал всегда.
        - Вы не один?
        Мастер посмотрел на своего попутчика и усмехнулся. Тот сидел, разинув рот, с таким видом, что можно было бы еще поспорить, кто тут дурачок. Что тут удивляться, с конюха, кто первых раз его видел, каждый обалдевал.
        Большой Рохо полностью оправдывал свое прозвище. Во-первых, он был большим. Нет, не так: скорее огромным. Ростом в два с лишним клото, и чуть ли не в половину того в плечах. Руки как бревна, ноги… Ноги тоже как бревна, только исполинские. Неясно, с кем там его мать согрешила, но второго такого великана, наверное, и не было на свете.
        Во-вторых, лицо Рохо было практически неподвижным. Так уж Творцом дано было, но с рождения двигались на нем только веки и рот. Когда же конюх улыбался, то дети с перепугу начинали рыдать. То еще зрелище, прямо скажем. Не зря так прозвали великана: «рохо» - маска в полузабытой традиции рацеймских театров, которые когда-то колесили по всему югу, давая свои представления на ярмарках. Всего масок было одиннадцать, это Панари помнил точно еще с универсарского курса истории искусств, который был не профильным, но обязательным, хотя и интересным на взгляд тогда еще будущего мастера.
        Неизвестно, кто оказался таким начитанным, что вспомнил о рацеймах, когда давал имя странному младенцу, но он угадал. Хотя все маски назывались «рохо», но одна из них носила такое же имя уже в качестве собственного - маска Нейтральной Персоны, которая не влияет на сюжет. Нужен стражник, которого по сюжету должен походя убить Натхо - главный герой? Рохо. Торговка цветами? Рохо.
        Конюх вот такой нейтральной персоной и вышел по жизни со своим маленьким умишкой. Покидало его мальцом по свету, пособирал тумаков на свою спину, да приткнулся как-то в Буткане случайно. Тут уж ему и повезло, когда еще прошлый хозяин гостиницы - померший три года назад уважаемый Шови Нестрени, приютил Большого Рохо, определив его заниматься лошадьми приезжих. Ну и вообще в хозяйстве на подхвате. Клао Нестрени, которому по наследству перешла гостиница, выгонять великана не стал. И в самом деле - как он мог вышвырнуть Рохо, которого знал с самого своего детства.
        - Осторожно, дурень, цыпленка раздавишь! - Панари дернул дурачка за рукав рубахи.
        Тот замер с поднятой ногой. Из-под подошвы башмака выглянул взъерошенный куренок.
        - Госпожа Гуенко ругалась бы! - испугался Большой Рохо.
        - Ничего, я бы этого цыпленка попросил бы поджарить, - успокоил конюха мастер Коста.
        Дурачок посмотрел на птицу, до сих пор нагло прячущуюся от закатного солнца под башмаком.
        - Раздавить? - с наивной непосредственностью спросил он гостя.
        - Пусть живет пока.
        И Панари пнул куренка. Тот с возмущенным кудахтаньем отлетел на несколько шагов и посмотрел на мастера с таким видом, словно решил запомнить того. Мол, встретимся еще. О том, что встреча эта скорее всего случилась бы за ужином, птичья голова сообразить не могла.
        Панари взял Олега под локоть и подтолкнул к большой деревянной двери. Тот кивнул и пошел ко входу в гостиницу, по пути еще раз оглянувшись на Большого Рохо. Конюх же смотрел вслед постояльцам со своей врожденной невозмутимостью. И как тут поймешь, о чем он в этот момент думает, если все лицо его - камень с маленькими глазками.
        В зале было пусто, только за одним столом сидел угрюмый тип в синем колете поверх ярко-зеленой почему-то сорочки. И хотя мастеру вроде бы и не с руки было разбираться в высокой моде, нелепость такого сочетания цветов он оценить мог. Из своей каморки выглянул господин Клао, увидел Панари, махнул ему и вышел через несколько мгновений, закончив или отложив какое-то бумажное дело.
        - Рад видеть Вас, уважаемый пуйо Коста.
        - Оставь титулы, Клао, знаешь же - не люблю.
        - Папа учил выказывать уважение. Говорю Вам, а слышат и другие, и никто не скажет, что Клао Нестрени невоспитан.
        - Три короля тебя подели, тут почти никого!
        - Привычка. Да и вот еще постоялец. Вам ужин и комнату?
        - Угу. Как дела вообще?
        Клао посмотрел на жирную муху, пролетевшую мимо и вздохнул.
        - Вы, дядя Панари, сколько раз об этом папу спрашивали. Так вот, все так же дела. Дорога у нас не сильно проезжая, потому дохода не сильно и много.
        С этим сложно было не согласиться, мастер и сам все время удивлялся, с чего вдруг Шови Нестрени решил открыть гостиницу на этом тракте. С другой стороны, убытков она не давала, большой головной боли тоже. И ведь сын его, получив хозяйство в наследство, отказываться от дела отца не стал. Так что вздохи эти были уже привычными, Клао с ними сросся, да и сам Шови до самой смерти вздыхал точно так же.
        - Вы садитесь, у нас сегодня к ужину телятина хорошая. И репа чудесно у мамы получилась. Это кто с Вами?
        Панари покосился на своего спутника, который с интересом рассматривал трапезный зал.
        - Родственник дальний. Нашелся вот на мою голову. Только сам на голову немного того… Получил по башке в темном проулке, вот и не говорит теперь. И понимает с трудом. Но вроде ничего, сообразительный. Так что давай нам на двоих.
        - Как скажете, дядя Панари.
        Мастер выбрал стол подальше от цветастого господина. Откуда бы ни свалился этот Олег, но судя по тому, как он покосился на тот наряд, вкусы в одежде у него дома приняты нормальные. Хотя то, во что он сам одет, и выглядит непривычно.
        На столе помимо плошки с солью нашелся номер «Голоса Лейно», но ему было уже два месяца. Поэтому Панари он особо не заинтересовал, а вот незнакомец вцепился в газету с таким видом, словно в ней сообщалось о пришествии на землю Королей Ада. Когда Олег раздраженно отбросил «голос» в сторону, мастер бегло просмотрел страницы. Интересно, что могло так заинтересовать и расстроить человека, который и читать-то не умеет.
        Да вроде бы ничего особенного. Сообщение об изменении в порядке сбора податей с торговли свечами и углем. Подробный рассказ аж на целый разворот о визите в Лейно грастери Реймо Колерри, даже с портретом последнего. Дальше всякие светские новости и слухи, в том числе о том, что некоего стаерьи видели вылезающим ночью из окна спальни некой кроери, после того как неожиданно вернулся ее муж. Редакция предполагала, что кроери таковой может перестать быть, потому как титул она получила от своего супруга, сама же - происхождения исключительно мещанского, а то и вовсе из масари. Имен не называлось, но, наверное, для жителей города этого и не требовалось, понимали, о ком речь. Панари со сплетнями о жизни пуаньи вольного города Лейно осведомлен не был нисколечко. Что тут еще… Различные сообщения от цехов о приеме подмастерий и учеников, цех красильщиков сообщал, что горожанин Лайеста Моцвартано получил статус полного мастера, с чем его сердечно и поздравляли. В общем, ничего особенного, чтобы так раздраженно швырять газету на стол.
        Клао принес глиняный кувшин с простым красным вином и два стеклянных стакана. Олег посмотрел на посуду и снова скривился. Да что это с ним…
        Телятина была хороша, репа - от ее вкуса Олега снова перекосило, но тут Панари был с ним согласен. Как бы ни хорошо готовила старая Вайна, корнеплоды вроде репы или брюквы мастер не любил. Хотя после целого дня на козлах съешь и вяленую крысу. Тем более что запас бутербродов на день изничтожил этот бродяга, который вроде и воротил нос минуту назад, уже жевал так, что подбородок в ключицы бился. Правильно говорят: голод и солому вкусно сготовит, без огня и соли.
        После ужина в деревне заняться было решительно нечем, поэтому мастер Коста махнул Олегу, мол, пойдем, и поднялся в комнату, уже приготовленную Вайной. Старуха заглянула к ним и спросила, надо ли еще чего, но Панари ничего не требовалось, а его спутник старательно изображал немого, как и договаривались.
        Когда за вдовой закрылась дверь, Олег вопросительно посмотрел на мастера, но тот отрицательно покачал головой. Место тут хоть и тихое, витаньери вместе с этим надоедливым грастери вроде бы отстали, но мало ли что. Любая стена имеет право поделиться неосторожно брошенным возле нее словом, если за ней кто-то есть, а лишних поводов для удивления не надо давать даже Большому Рохо. Поэтому пусть бродяга еще помолчит.
        Олег понятливо кивнул и взялся за газету, прихваченную со стола. Он внимательно вглядывался в печатные буквы, сверяясь с алфавитом в блокноте. Читал и беззвучно проговаривал про себя слова, смысла которых в большинстве случаев не понимал. Понятно - учится не спотыкаться при чтении. Такой настрой Панари понравился. Будет толк в парне, подумалось ему. Толк в чем?
        И тут мастер понял, что уже принял решение оставить Олега при себе. Мысль эта была тем удивительнее, что знал его Панари всего полдня, но вот почему-то совершенно нормальным казалось взять случайного встречного под свою опеку.
        Мастер Коста задумался: с чего бы такая трогательная забота о незнакомце. Нет, видно, что Олег - человек интересный, не глупый и старательный. Артефакты опять же. Но было еще что-то.
        Вот оно! В тот момент, когда Панари не отдал оборванного подобрыша грастери Ройсали, хотя еще чуть-чуть - и его бы разделали на жаркое тонкими кусочками. Так вот, в этот момент мастер принял Олега если не душой, то задним умом за своего. За того, кого защищаешь.
        Не рациональное объяснение, но оно Панари устроило. Он украдкой посмотрел на спутника, тот заметил взгляд.
        - Сиди уж, - проворчал мастер.
        За окном совсем стемнело, и комнату освещали две масляные лампы. Одну прихватил Олег, вторую Панари повесил на крюк в потолке. К доскам в этом месте прибили лист жести, чтобы жар из колбы не нагревал дерево. Сажа была старательно вытерта: Вайна постаралась. Несмотря на свои годы следила она за порядком крепко, не пропуская ни единой мелочи. Старческая неаккуратность, приходящая в зрелом возрасте ко многим, хозяйку гостиницы обошла стороной. И сама она всегда выглядела безупречно, не позволяя себе появиться на людях в мятой блузе или юбке даже с едва заметным пятнышком жира в складках.
        Панари сдвинул ширму, отделявшую умывальню, и показал Олегу на ночной горшок. Тот снова скривился и даже побледнел. Вот привереда!
        - Ладно, если не можешь лить струйку в спальне, то нужник во дворе, вон, в окно виден. Только не топочи тут.
        Компаньон выглянул во двор и понятливо кивнул. Мастер Коста же про себя возблагодарил Творца за чистоплотность подобрыша: он и сам предпочитал пожурчать хотя бы с крыльца, но не там, где спят.
        Олег вообще оказался парнем, за собой следящим. Он тщательно умылся и как дитя леденцу обрадовался бутылочке зубного полоскания. При этом, правда, вопросительно показал странный жест - словно резал зубы - но удовлетворился и тем, что дали.
        - Спи что ли, - Панари указал своему спутнику на одну из кроватей. - Если читать будешь, то не шуми и лампу не забудь погасить. В нужник если сходишь, то потом дверь на задвижку закрой.
        Понятное дело, что смысле каждого слова до Олега не доходил, но мастер Коста сопровождал каждую фразу жестами, наглядно объясняя, что он имеет в виду. Олег кивал. Правильно, пусть привыкает к человеческой речи, быстрее говорить начнет.
        Засыпал Панари под шуршание карандаша по бумаге - его нежданный сосед что-то выписывал из газеты.
        Утро началось со стука в дверь. Будил постояльцев сам Клао, впрочем больше особо и некому. Вайна наверняка возилась со стряпней к завтраку, Большому Рохо такое поручение вряд ли кто рискнул дать, потому как результат был бы непредсказуем. С него сталось бы и дверь сломать, чтобы убедиться, что гости встали. И ведь потом не придерешься: молодой хозяин велел всех разбудить.
        В зале уже сидел вчерашний господин в странном наряде. Он рассеяно посмотрел на Панари и Олега, но даже не кивнул. Мастер Коста отметил про себя, что господин - первостатейный хам, но в самом деле нисколько не расстроился такому поведению. Меньше будет поводов у незнакомца пристать с разговорами. И столик он выбрал в другом конце.
        Старая Вайна расстаралась к завтраку яичницей, сырой ветчиной на свежих хлебцах, молодыми огурцами под слабой солью, пучочками строматте (Олег подозрительно к ним принюхался прежде чем попробовать) и горячим крелом. Крел у Вайны всегда был хороший, его она заказывала аж в Контрарди, несколько раз и Панари доставлял ей бумажные свертки, запечатанные фирменной сургучной печатью торгового братства Греммо.
        - Все в порядке, дядя Панари? - Клао вышел в залу, вытирая руки расшитым полотенцем.
        - Да, спасибо. Хороший день, надеюсь.
        - Даст Творец. Когда поедете?
        - Да вот сейчас поедим и будем собираться. Да и собирать нечего.
        Клао присел за столик к мастеру и мотнул головой в сторону Олега.
        - Что за родственник, если не секрет большой?
        Панари вздохнул, но тут уж еще хуже было бы играть в тайну. Ложь всегда подозрительна, но ее еще надо вскрыть, а вот многозначительное молчание как раз и порождает ненужные мысли у собеседника.
        - Да вот, нашелся. Письмо мне из Арли прислали, что появился там болезный с документами с моей фамилией. У нас она редкая, потому и решили, что моя родня. Я все равно как раз в Арли собирался, заодно и посмотрел на это чудо. Нашли его в горах, явно по голове ушибленного, ничего не помнит, говорить не может. Но бумага с моей фамилией, похож вот тоже чем-то, как сказали.
        Выдумка текла с языка веселым ручейком, что Панари и сам удивлялся: ведь был в последних по ораторству! И Клао вот согласно кивнул, когда услышал о схожести - поверил.
        - Потом вспомнил, что у кузины моей в Устао был сынишка, который лет дюжину назад подался на запад с какими-то золотоискателями. Говорила, что выглядели они как натуральные разбойники, но не уследила - сбежал. Хотела она в стражу заявить, но там ее отвадили. Мол, шестнадцать парню есть, значит, волен сам в поступках. Так о нем ничего и не слышали.
        Клао покачал головой и с интересом посмотрел на Олега.
        - А точно он?
        Панари отхлебнул крела и пожал плечами:
        - Тут никто точно не скажет. Но скорее он. Вроде понимает что-то, на имя откликается. Олег! - чуть громче чем говорил до того сказал мастер Коста.
        Тот посмотрел на него и улыбнулся. Мол, я тут, тот самый Олег.
        - И читает, смотрю?
        - Учится. Но как будто заново. Понимаешь, как будто раньше умел, но все буквы забыл. Я ему надиктовал и написал, он теперь их сам пытается в слова сложить. Видно, что знакомое занятие. Видать, крепко по башке досталось.
        Гостильер горестно вздохнул: вот ведь беда какая.
        Из кухни вышла Вайна, внимательно осмотрела зал, но порядка не обнаружилось. Со двора доносились удары колуна: Рохо заготавливал поленницу.
        - Одет он у Вас странно, - заметил Клао.
        - Это он у себя странно одет. Если в себя придет, расскажет, где такой ужас шьют. Хотя, - Панари наклонился поближе и понизил голос, - вижу я тут кое-кого, кто об этом уже сейчас рассказать может.
        Они оба потихоньку покосились на господина в синем и салатовом и одновременно усмехнулись.
        - Это кто такой вообще?
        - Не знаю. Вроде из столицы едет, но ничего про себя не сказал. Матушка как его увидела, так ладошкой от себя сделала. Думал, в церковь побежит, щепку сжечь.
        Господин словно почуял, что говорят о нем и вскинул взгляд. Клао встал и подошел к нему: не надо ли чего. Господин от услуг отказался и снова рассеяно посмотрел на Панари и Олега. Потом вдруг встряхнулся, покраснел и вскочил со стула.
        Он посеменил к столику мастера, на ходу расстегивая колет, выпуская на волю не очень большой, но все же животик.
        - Господа! Господа! Я нижайше прошу извинить меня и мою невежливость! Единственное, что хоть немножко оправдывает меня, так только то, что спал я сегодня удивительно плохо.
        Господин горестно вздохнул.
        Три короля на одну твою мошонку, - подумал Панари.
        - Еще раз прошу прощения: я позволил себе бестактность, не ответив на приветствие. Могу я загладить свою вину?
        - Да все в порядке, уважаемый…
        - Прайло Варконне, - представился назойливый постоялец, хотя мастер Коста совсем не горел желанием знакомиться. Но пришлось из вежливости назваться в ответ.
        Господин Варконне без спроса уселся за стол, вмиг сведя на нет проявленные такт и воспитание. Хорошо хоть не стал лезть в чужие тарелки. Вайна неодобрительно посмотрела на такое дело, но принесла еще одну кружку с горячим крелом.
        Вблизи нежданный сотрапезник представлял собой зрелище в какой-то мере еще более печальное, чем до того позволял думать его костюм. Дряблые щеки почти уже готовы были свисать над пухлым подбородком, но вместе с тем губы были тонкие и сухие - до багровых трещинок. Маленький нос пуговицей и глаза чуть на выкате нелепо прятались под резкими штрихами бровей враскос и унылым лбом. Вот волосы у Прайло Варконне были роскошными: густыми и мягкими на вид, аккуратно зачесанными за мясистые ушки. Панари даже возмутился про себя, что такая шевелюра не к месту с таким неприятным лицом, и лысеющий мастер куда как более достоин эдакой вихрастости.
        Олег поглядывал на подсевшего господина с вежливым интересом. Варконне же старательно не обращал на него никакого внимания, хотя механик был готов поставить в пари свою коляску со всем скарбом, что именно его спутник и привлек любопытство этого нелепого человечка. И это мастеру решительно не нравилось.
        - Откуда и куда едете? - спросил господин, но увидев насупившегося Панари замотал головой: - Нет-нет, если это не мое дело, то можете не отвечать!
        Конечно, не твое!
        Но никакой тайны в маршруте не было, да и лишней подозрительностью подозрения наводить не хотелось.
        - Из Арли в Контрарди, домой. В Арли, - Панари опередил возможные вопросы, - был по торговым надобностям. Привез оборудование, скупил сломанное.
        - Так Вы, уважаемый, купец?
        - Мастер механики, дипломированный.
        Прайло Варконне взмахнул руками, выражая свое бескрайнее восхищение. Мол, надо же - целый мастер столь редкой и уважаемой профессии!
        - Какая неожиданность: в этой глуши встретить такого человека, - умилился он. - А я всего лишь податной инспектор.
        Господин Варконне горестно вздохнул.
        - Следую из столицы как раз в Арли. И ведь, господин Коста, никакой романтики и интереса в работе. Проверки, отчеты, недоимки, угрозы страшными карами… И никто меня не любит из тех, с кем приходится иметь дело.
        Удивляться тут было, право, нечему. Каких-либо трений с податными инспекторами Панари еще не имел, но два раза коллеги этого Варконне к нему заявлялись. Совали свои носы во все бумаги, обнюхали мастерскую на предмет возможного укрывательства доходов, подлежащих обложению податями. Ничего предосудительного не нашли, но запашок после них остался неприятный. Не тот, который носом можно было бы учуять, но такой, что не исчезает еще долго, как ни проветривай.
        - Спокойна ли дорога до Арли, уважаемый мастер?
        Панари шумно отхлебнул из кружки. Привычка сябрать жутко раздражала жену, но тут-то ее не нет, можно и расслабиться.
        - А что с ней будет. Здесь места тихие, обозов не бывает почти. Арлатэ - уезд аграрный, - вставил мастер научное слово. - Зерно в основном на юг идет. Там Вам работы много не будет. Зерно уже давно дешево, доходов у масари нет почти, торговля слабая. Живут себе и живут, не голодают, но шика нету.
        Инспектор согласно кивнул и стал еще печальнее на вид. Вот, мол, насколько скучная и непритязательная профессия.
        На выскобленный стол села тощая муха, которую негостеприимно смахнул Клао. Муха обиженно взжужжала, но поспешила убраться восвояси, заметив Старую Вайну с полотенцем.
        Господин Варконне явно имел желание продолжить разговор, но Панари поднялся из-за стола, обозначив, что время завтрака вышло, и пора в путь. Олег улыбнулся инспектору и гостильеру, присоединяясь к своему спутнику.
        - Всего Вам хорошего, уважаемый, - попрощался мастер Коста. - Клао, сколько я тебе должен?
        Молодой Нестрени попросил два серебряных принца и тридцать медяков: меньше, чем если бы умножил обычные полтора принца на два - по числу постояльцев.
        Уже попрощавшись с Клао и Старой Вайной, Панари почувствовал на себе внимательный взгляд податного инспектора Варконне. Или это всего лишь мнителтьность?
        Неприятный тип. Еще и зовут его Прайло - это имя мастер не любил. Был у него в детстве сосед с таким именем. Тот еще негодяй.
        Выезжали со двора гостиницы под мерный стук колуна: Большой Рохо все так же наполнял поленницу.
        Глава 2.
        Тойло Шаэлью, витаньери
        День обещал быть жарким. С самого утра принялось солнце за свою работу, выжигая остатки ночной прохлады. На небе ни облачка до самого горизонта, и само оно приобрело цвет блеклый, словно выцветшие гобелены напротив окна с южной стороны. Когда-то в бытность гвардейцем он дюжины часов провел на посту как раз у такой стены, охраняя вход в рабочие покои захудалого вастера Нарвано. После каждой дневной стражи потом болели глаза: стоять приходилось ровно под солнечными лучами, бившими сквозь гигантский витраж. Когда-то он был цветным, но денег у вастеров Нарвано не было почти никогда, поэтому еще при дедушке нынешнего разбивавшиеся стекла менялись на обычные - прозрачные. Вот и мучились уже несколько поколений гвардейцев на самом главном посту в Нарви на самом солнцепеке. В толстых жиппонах под бархат и кирасах под темно-бордовой эмалью. Вастеры Нарвано любили, чтобы было красиво.
        Тойло Шаэлью нервничал. За свои уже почти сорок пять лет он привык ко многому. Жизнь поворачивалась к нему самыми разными сторонами, хотя чаще всего, как он полагал - задницей. Но каждый раз находился кто-то, за кем можно было пойти, к кому можно было бы присоединиться. Сначала отец, не дававший спуску всем своим многочисленным отпрыскам. Потом десятник того самого вастера, соизволивший убедить сотника взять безусого мальца в гвардию. Громкие какие слова - сотник и гвардия. В общем-то в Нарви помимо этой самой «гвардии» никаких солдат больше и не было,
«гвардейцы» - они тебе и солдаты, и поместная стража, и личная охрана вастера. Сотник тоже называл себя так исключительно по традиции, потому как всех людей у него было каждый раз не больше тридцати. Хотя на мелкое вастерьи такого количества плохо вооруженных бездельников хватало с лихвой.
        От Нарвано гвардеец Шаэлью ушел, когда ему исполнилось двадцать. К тому времени молодому гвардейцу было яснее ясного, что никаких приличных денег он у бедного, но чванливого вастера не заработает. Пуаньи платил своим солдатам по два принца в неделю, прожить все десять дней на это, конечно, можно, тем более что столовались гвардейцы в замке, но даже гулящую девку снимешь далеко не всякий раз. Не говоря уже о том, чтобы обзавестись собственным домиком и привести туда жену. Старики как-то умудрялись за много лет откладывать что-то, и со службы уходили с каким-то запасом, которого хватало на халупу с земляным полом. Некоторые даже успевали прижить от какой-нибудь вдовы пару детишек к наступающей старости. Но Тойло такая судьба казалась убогой изначально. Он и в самом деле не понимал, почему должен потратить свою жизнь на безмолвное стояние с короткой пикой под выцветшим гобеленом или монотонное хождение с той же пикой по грязным улочкам Нарви. Он ненавидел вастера, который не платил никакого пенсиона отставным ветеранам, но старательно пошивал бордовые жиппоны гвардейцам и ежегодно обновлял эмаль на
их кирасах, что превышало жалование всех солдат разом. Тойло был готов носить обычный дублет тонкой ткани и полированный им же стальной доспех, но иметь в кармане не два, а четыре принца в неделю. Хотя бы.
        Пику Тойло тоже ненавидел. Древко длиной в два роста было абсолютно бесполезно что в коридорах вастерского замка, что на улицах, где дома смыкались крышами. Даже он - совсем пацан еще - понимал, что с этим оружием гвардеец еще беззащитнее, чем если бы ходил, надеясь только на собственные кулаки. Но вастер Нарвано был непреклонен - это традиция, которой веков больше, чем лет наглому молокососу. Вот и приходилось Тойло таскать за собой проклятую пику. Однажды он бросил ее посреди улицы, погнавшись за Косым Вайно, в наглую, на глазах у честного народа, стащившего худую сковороду у бродячего лудильщика. Поймав дурака, ожидаемо оказавшегося нетрезвым, гвардеец не нашел свое оружие там, где видел его в последний раз. Они оба пережили несколько неприятных часов: Тойло представлял, что с ним сделает десятник за утерю пики, и сколько вычтет из жалования вастер, а Косой Вайно на собственной шкуре ощутил, что в этой неприятности виноват именно он. Хотя он же и нашел пику: мальчишки затащили ее на крышу ближайшего дома, где она и застряла в чердачном окне. Тогда Вайно понял для себя важную вещь: даже в самых
неприятных ситуациях надо искать свою выгоду. И если ты лежишь на спине, потому что тебя бьют сапогом под ребра, посмотри наверх, вдруг там найдется что-то, что отвлечет мерзкого стражника. Например, его потерянная пика.
        Говоря умными словами, перспектив в службе у вастера Тойло не видел. Поэтому когда однажды в ресторане господина Коваршо ему пришлось разнимать дерущихся гуртовщиков и витаньери, молодой гвардеец, орудуя кулаками и половиной табурета, гуртовщиокв, которых было в два раза больше, бил от души, своротив одному из них нос практически на щеку, а вот последователей Святого Вито старался успокаивать умоляющим взглядом. И именно Тойло нашептал десятнику, что витаньери тащить в каталажку не стоит: выгоды с того никакой, а вот проблем при сопровождении семерых наемников из харчевни к замковой тюрьме… Десятник спорить не стал, сам понимая, что выпившие, разгоряченные дракой наемники добровольно под замок не пойдут, а тащить их волоком - себе дороже.
        Утром Тойло улизнул из казармы, от часовых отбрехавшись разрешением десятника, а от дворовых шавок он просто проигнорировал: те и сами брехали за пятерых. В заведение Коваршо гвардеец заходил с опаской. Во-первых, могли и побить, а во-вторых, если ничего не получится, десятник в полдень сдерет с него шкуру. Ну, не шкуру, конечно, но фингал поставит точно, да и на чистку сортиров отправит к закупам и пьянчугам-штрафникам, коим не повезло быть пойманными при дебошах - это и монетку кидать не надо. Учитывая, что штрафниками сегодня будут гуртовщики, которых Тойло потчевал кулаками и табуреткой с особым рвением…
        Но голова витаньери принял солдата хотя и мрачно, но выслушал.
        - Потому и не бил нас вчера?
        - Ну да, - опустил глаза Тойло.
        Наемник почесал подбородок и оценивающе посмотрел на молодого гвардейца.
        - Умеешь-то что?
        Умел Тойло немногое, в чем честно и признался. Но такой ответ витаньери понравился, и гвардеец Шаэлью тем утром превратился в дезертира. По законам славного королевства Септрери за это ему грозила каторга двойным сроком от оставшегося по службе, то есть почти шестьдесят лет. И это сейчас еще время мирное, иначе четвертование без лишних разговоров. Конечно, легче было в том, что дезертировал Тойло из гвардии скромного пуаньи, потому, вздумай вастер Нарвано его ловить, отбывать наказание пришлось бы у него. Хотя шестьдесят лет закупом - такого никому не пожелаешь. А вот вздумай кто сбежать из войска короны, тут ждет полноценная каторга. Рудники, строительство дорог, волоки между реками - много где во славу короля можно зачахнуть за пять лет.
        Как бы то ни было, но отряд витаньери, выходя из Нарви, увеличился на одного человека. Но кто будет пересчитывать каких-то наемников, а тем более сверять бумаги, сколько их там вчера в другие ворота заходило. И рожи-то: у всех синяки, губы разбиты, парочка так вообще тряпками замотана - хорошо, говорят, вчера у толстого Коваршо погуляли.
        С тех пор, Тойло вздохнул, прошло уже больше двадцати лет. И все это время пришлось на служение Святому Вито. Как гордо звучит - служение! Святому!
        На деле святости витаньери Шаэлью не видел и рядом.
        Суровое обучение в отряде Гормо Тардева окупилось хотя бы тем, что в битве на реке Гвиссельи Тойло умудрился выжить, хотя войска кластаро Кресото были рассечены двумя ударами тяжелой кавалерии на три неравные части и прижаты к крутому берегу. Обидно было то, что первое же сражение для зеленого витаньери превратилось в избиение, и надо же такому случиться, что он оказался именно на той стороне, которую безжалостно вырезали. И уж тем более никто не жалел наемников. Гормо говорил, что на поле брани лучший враг для воюющего за деньги - его же собрат. Витаньери как раз с удовольствием принимали капитуляцию своих коллег. Тут и выкуп, да и в принципе: сегодня ты его, завтра он тебя, а послезавтра вы в одном строю. Нет, разное бывало под этим небом, например, Кларст Сухой однажды не принял капитуляцию отряда Голого Гасперри. Просто потому, что тот был его основным конкурентом в самых жирных заказах. Дело это было давнее, но витаньери и по сей день считали, что Сухой был в своем праве, хотя носить голову Гасперри на пике со знаменем - это уже лишнее.
        А вот те, кто воюет под знаменем своего господина - будь тот простым вастером или самим королем - витаньери и за людей не считают. Наемник, бросивший свое оружие в расчете на милость солдат, лишь усугубляет свою участь. В бою он мог бы получить удар копьем в печень, и все, может быть, даже закопают вместе со всеми. А живой витаньери станет недолгим развлечением для оглушенных кровью победителей. Тут и кишки могут выкручивать из живота потихонечку, и раскаленным ножом на коже печати ставить, пока живого места не останется.
        Обо всем этом Тойло вспомнил, когда Третий пехотный полк Его Величества Геверро Третьего прорвал переднюю линию сводного отряда, который пуаньи Кресото собрал из витаньери и каких-то непонятных вояк, большинство из которых и по-септрерски не говорили. Это было похоже на то, как вода, найдя маленькую дырочку, вдруг вмиг сокрушает плотину. Хотя положение отряда к тому времени уже можно было описать одним словом - задница. Но со спины еще никто не атаковал, фланги пусть и были отрезаны от своих войск, но враг пока занимался кем-то другим. А тут линии, еще минуту назад державшие строй, смялись и раздались в стороны. Люди разделились на тех, кто стремился убежать, и тех, кто начал убивать. Задние ряды еще не поняли, на них напирали солдаты, в панике бросавшие мечи и щиты, все смешалось, и яростные крики победителей - в этом не было уже никаких сомнений! - заглушали истеричное
«бежим!».
        - Надо же как вляпались! - прокричал Гормо Тардев, и на голос к нему протиснулись оставшиеся в живых его четыре витаньери.
        - Не дрейфь, малой, сейчас будет потеха! - Рыжий Бруго ударил Тойло по плечу кожаной, с железными нашивками перчаткой. Попал как раз туда, где под кольчужным рукавом уже расплылся, наверное, огромный синяк: час назад молодой наемник не успел поймать на щит булаву, когда отряд Тардева бился в свою очередь в первой линии. Хорошо вскользь прошло.
        Тогда было страшно. Сейчас же витаньери Шаэлью был в ужасе.
        Вокруг кричали и толкались, лица, искаженные паникой, на мгновение обретали в своих чертах следы разума, и медленно, по шажочку, бегущий поток огибал пятерых людей, ощетинившихся зазубренными, с ржавыми потеками мечами.
        Тойло сегодня впервые убил человека. Потом еще одного, потом еще. Трое.
        - Хрен нам нужна эта потеха! - прорычал Гормо. - Уходить надо, тут ловить нечего!
        - За всеми что ли? - Бруго показал клинком вокруг, и от его движения толпа шарахнулась.
        - С хренеми! Куда за ними, там река! Они ж там сейчас у воды толкаются, подавят друг друга больше, чем эти хрены их порежут. Бежать там некуда.
        - Гормо, они близко! Пятьдесят шагов!
        Вальда Ложка был на голову выше любого из виденного Тойло когда-либо.
        - Еще немного времени есть. Им резать много еще.
        Третий пехотный наконец-то встретил сопротивление. То ли солдаты сводного отряда, понявшие, что их прижали к стремнине, осознали, что обречены, и решили завершить жизненный путь хоть с каким-то весельем, то ли опомнились фланги, и теперь стремились закрыть прорыв. Но даже Тойло, впервые увидевший битву своими глазами, понимал, что это агония.
        - Вправо протискиваемся! - Гормо показал рукой направление и уточнил: - Режем любого, кто мешает. Своих тут нет.
        И они пошли. Уже через три минуты Тойло Шаэлью убил своего четвертого человека - одного из непонятных чужаков. Непонятно, зачем они пытались остановить витаньери, уже потом юноша предположил, что плохо вооруженным и одетым дикарям понравились их мечи и брони.
        Они почти вырвались, когда правый фланг окончательно рухнул. Тойло только моргнул, и вдруг отряд Тардева уже в самом пекле.
        - Вместе! - крикнул голова, и витаньери сжались в плотный кулак. Мимо Шаэлью пронесся воин в серой стеганке, но жало копья вошло ему по лопатку. Глаза еще не успели округлиться от неожиданного ужаса, а правая рука сама по себе вскинула меч, и клинок обрушился на древко. Не перерубил, но королевский солдат чуть ослабил хватку и не успел даже отшатнуться от удара в лицо - обратным махом, наотмашь, как учили.
        Учил Шнако, но он остался лежать со стрелой в голове, наверное, в двух крепах отсюда. Это в самом начале было, на их первой позиции. Потом отряд отрезали от полков справа и слева и оттеснили к реке.
        Какой же урод этот Кресото! Как можно было выставить в самый центр полк, набранный из разного сброда, у которого пик (и не подумаешь, что когда-то ненавидел!) было - как украли. Этого Тойло уже не видел, но слышал, что кавалерию дурака-кластаро выкосили арбалетчики.
        - Вперед!
        И они пошли.
        Вскоре Тойло потерял счет убитым. Им долгое время везло: они пробивались в сторону, а солдаты короля инстинктивно первыми били тех, кто отступал назад. Стараясь держаться на шаг позади смешавшейся первой линии, обреченно ощетинившейся сталью, Гормо все ближе подводил своих людей к краю линий. Там было русло старого ручья, от которого остался только рыхлый песок, но в нем могло быть спасение.
        Упал Ложка. Он недостаточно быстро пригнулся, и чужой клинок пробил шлем у виска. Рыжий все тяжелее поднимал щит, стараясь прижать поддоспешник к ране на ребрах.
        Но они вырвались.
        Потом наперекор боли в боках, хватая обжигающий воздух, задыхаясь в нем, Гормо и Тойло бежали по старому дну, а вокруг вырастали стены оврага, когда-то прорезанные ручьем. Осталось позади истоптанное копытами и сапогами место, где три полка пехоты и два кавалерийских перебрались на тот склон, охватывая правый фланг армии Кресото.
        Когда лязг и крики стихающей битвы перестали быть слышны, Тардев остановился и, тяжело дыша, привалился к корням, прораставшим сквозь глину.
        - Повезло, ушли, - просипел он.
        - А как же остальные? - спросил Тойло.
        - А им не повезло. Две минуты, и идем дальше. Считай, что боевая инициация у тебя состоялась. Ты теперь полноценный витаньери, Шаэлью. Но чтобы прожить им как можно дольше, нам надо убраться отсюда как можно дальше. Поэтому заткнись и дыши ровно. Скоро опять пятки отбивать будем, уже до самого вечера.
        И они бежали, пока солнце полностью не скрылось за горизонтом. Овраг к тому времени сошел на нет, выведя наемников в густой перелесок, за которым начинались отроги Капладского хребта. При свете луны Тойло узнал еще одну мудрость витаньери: всегда получай аванс.
        - Держи, - протянул ему горсть монет голова. - Казначей Кресото, придурок, хотел после боя рассчитаться. Я ему пригрозил голову открутить, он и стух.
        - Испугался?
        - Конечно, харя его придурочная. Но не меня. Кластаро ему велел по трети всем витаньери выплатить наперед, как принято, а он решил зажать - мало ли кого полностью вырежут. Ур-роды, уверены были, что разобьют Геверро, даже разведку не выслали.
        Тойло посмотрел в ладони. Денег набиралось чуть ли не на три золотых короля.
        - Что, мало? - хмыкнул Гормо.
        Парень отрицательно замотал головой, но голова покрутил в пальцах монету в половину принца и кинул ее своему единственному оставшемуся витаньери.
        - Держи, заслужил. Запомни: перед битвой каждый может голове наказать, что делать с его долей, если зарежут. Если же ничего не скажет, то делится между оставшимися, как обычно: голове две доли, остальным по одной. Так что держи, да помяни не забудь Шнако Сипу, Бруго Рыжего, Лайесто Ананаса, Вальду Ложку, Мессоното Орла и Волло Черныша. Сохрани их души Творец до новых времен.
        Тойло торопливо прижал обе ладони к груди. Наверное, впервые в жизни он сделал это настолько искренне, в первую очередь благодаря Творца за то, что удалось дожить до заката.
        Потом много чего было. Гормо не стал снова собирать отряд, а предпочел влиться в большую ватагу Шельмы Нгодо. Под началом Шельмы ходили аж две сотни витаньери, но Тардева он знал и сразу поставил десятником. В первый же год Нгодо повел своих людей под знамена кластаро Севиса. Как и недобрым словом помянутый Кресото, Севис формально не подчинялся ни одному из государей. Земли дельты Красной реки уже много столетий не знали власти короля, будучи нарезанными на мелкие кластарьи. В том же Септрери рядовое кластарьи Дельты уместилось бы в захолустном вастерьи, но гонору у каждого правителя было столько, что хватило бы на все коронованные семейства ойкумены. Дельта жила в состоянии перманентной войны, кластаро то заключали союзы, то расторгали их, но единственным стремлением каждого из них было жгучее желание оттяпать хоть кусочек болотистых земель у соседа.
        В Дельте Тойло в полной мере осознал, что такое жизнь витаньери. Походная жизнь не была такой уж тяжелой, но привыкать к некоторым вещам было непросто. Но куда денешься - привык. И уже через полгода приказ вырезать деревню перестал вызывать дрожь и тошноту. Через год он полагал обыденным вырвать младенца из рук матери, швырнуть его в сторону и овладеть кричащей женщиной.
        Все во славу Святого Вито.
        Однажды он задумался, а что бы сказал сам Вито, глядя на те вещи, которые творят его именем. Как бы отнесся ко всей этой крови старый генерал, отставленный королем Дорио, но собравший собственный отряд и пришедший на помощь своему сюзерену в день Последней битвы. И когда старик в помятых доспехах встал на колено перед монархом, тот спросил, как писали в Святых Хрониках:
        - Что возьмешь ты в награду за службу, мой герой?
        Вито отвечал:
        - Ты, король, не принял моей службы, поэтому заплати за нее. Один золотой будет ценой твоей победы.
        Потом Вито был причислен к святым, и как-то так повелось, что старый герой, презревший обиды, стал покровителем наемников.
        За двадцать лет Тойло Шаэлью истоптал пятую часть континента и даже побывал на далеком острове Грумсовэ, который размерами мог бы поспорить с целым королевством. Он был там, где война, а когда войны не было, то в компании других витаньери просаживал заработанное и награбленное. Но время берет свое, и в сорок Тойло почувствовал, что разбитная жизнь наемника начинает тяготить. Долгие переходы все сильнее утомляли, каждой следующей битве все больше хотелось выжить. Удивительно, но человека, сделавшего смерть своей профессией, стали посещать мысли о спокойной и обеспеченной старости. Оглянувшись назад, Тойло понял, что за плечами у него только чужие крики, остывающие уголья разоренных деревень и пустые карманы, серебро и редкое золото из которых расплескивались не менее щедро, чем кровь из жил. И чужих, и своих.
        И как подгадал грастери Ройсали со своим появлением. Сначала Шаэлью принял его небольшой отряд за обычную наемную ватагу, коих много прошло перед его глазами. Но узнав титул головы, изумился: пуаньи столь благородных кровей никак не мог быть простым витаньери, даже предводителем отряда.
        Принимали его на сей раз жестко, не в пример благодушному «посмотрим» Гормо Тардева много лет назад. Сам Ройсали больше слушал, развалившись в скрипучем кресле со своим вечным, как выяснилось позднее, скучающим выражением на лице. Выспрашивал в основном Гранто - смуглый, совсем не не похожий на септрера наемник. Кто, откуда, как стал почитателем Вито, чем владеет. Пришлось выдержать и поединок, причем бил Гранто всерьез. Тойло в момент понял, что не принять в отряд его могут по банальной причине - проверяющий его зарубит.
        Но за годы скитаний витаньери Шаэлью, выживший в сотнях стычек и паре десятков больших сражений, научился держать меч с правильной стороны. Он не собирался осторожничать, жалея потенциального соратника, и свои атаки тоже не просто обозначал. И когда Гранто разорвал дистанцию, опустив свой клинок, Тойло перевел дух. И обошелся только парой царапин, и в ватагу приняли.
        С той самой встречи в безымянной гостинице Глевик-порта у Тойло Шаэлью началась совсем другая жизнь. Грастери Ройсали головой отряда, конечно, не являлся. Он был… Скорее нанимателем. Гранто слушался его беспрекословно, остальные явно опасались смуглого вожака, который не прощал ни малейшего промедления в исполнении своих указаний. А промедлить ведь порой было от чего.
        Уже через десятину Тойло понял, что настоящее испытание было не в поединке с Гранто. Когда уже затемно пуаньи появился в доме, который снял в Глевик-порте, чего-то ожидая, голова согнал всех в залу, а Ройсали со скукой произнес: «Есть работа».
        В ту ночь дом кластаро Гоммарде подвергся нападению шайки неизвестных разбойников. Они перебили всех, кто на свою беду выскочил на шум. Сам Клао Гоммарде отсутствовал, но его дочери не повезло оказаться в своей спальне. Душегубы вскрыли ей живот от лона грудины, вытянув внутренности на белый сатин простыни. Бедняжка, как рассказывали выжившие слуги, кричала долго, но на никто помощь ей прийти не посмел. Напоследок уже мертвой девушке выкололи глаза и отрезали уши.
        Вернувшийся в Глевик-порт кластаро Гоммарде объявил награду - две тысячи золотых за голову каждого из нападавших. Но так и остался при деньгах и горе.
        А Тойло, прекрасно знавший, что такое Три Рассвета победителя, и что такое приказ
«огонь и ужас» на чужой земле, целый месяц еще вскакивал ночами в холодном поту. И вспоминал внимательный и оценивающий взгляд смуглого Гранто, велевшего именно ему провести лезвием по юному телу и… Дальше Шаэлью закрывал глаза и тихо стонал.
        Зато за первую десятину он получил два короля. Огромные деньги.
        Заданий грастери Тойло зачастую не понимал, но с самого начала не задавал вопросов по этому поводу. Как и остальные. В ватаге было десять человек, не считая пуаньи. Но братства, которое складывается у витаньери в одном отряде, не было даже рядом. На привалах и в трактирах в основном молчали, а если и говорили, то как-то нехотя. Нет, и истории рассказывали, и кости порой кидали, но чувствовалось, что связывает людей только плата за службу и мрачные тайны загадочных, но часто очень неприятных дел. Хотя порой случалось, что целый месяц ватага сидела в каком-нибудь городе, не занимаясь абсолютно ничем. Тогда Ройсали снимал дом, с обязательным условием - никаких слуг и хозяев. И тут витаньери, не сразу - через несколько дней - словно начинали оттаивать. Мрачность и замкнутость проходила то у одного, то у другого, и вот уже случалась совместная попойка, да и тренировки с клинками проходили не с кислыми рожами под окрики Гранто, а с весельем и дружескими подколками - как в любой ватаге витаньери.
        Но вдруг появлялся проклятый пуаньи со своим «есть работа», и все повторялось: непонятное убийство ли, встреча с подозрительным типом, которую никто не должен увидеть, и горе бедолаге, случайно свернувшему не на ту улицу, а несколько раз - похищение молодой девицы и последующая передача оной опять же подозрительным типам.
        Такие дела Тойло не любил. Вспоминал молодую кластарру Гоммарде в Глевик-порте.
        Каждый раз после очередного задания пуаньи, отряд снимался с насиженного места и растворялся среди бесчисленных дорог Дельты, Маазло и Кравлы.
        А потом, как раз после нелепой гибели во время переправы Олло Толстого, Ройсали решил вернуться в Септрери. То, что он из родного для Шаэлью королевства, он понял давно - и выговор, и титул позволяли понять это. Да и весь отряд был из одних септреров, исключая голову - национальность последнего Тойло так и не определил.
        Дома - хотя до Нарви было и далеко, но Септрери Тойло полагал домом - дома заниматься теми вещами, которые ватага творила за границей, наемнику было неприятно. Что-то было такое в их делишках, что хотелось оставить за порогом, как размокшую глину сбивают с сапог перед дверью, не занося ее под крышу. Но выбирать вроде не приходилось, тем более что оплата по-прежнему была щедрой: два короля за десятину, в которой была «работа» и один - в спокойную.
        Но в Арли, где отряд бездельничал аж два месяца, Тойло увидел человека, который мог отдавать приказы Ройсали. Грастери это злило, он всячески пытался показывать свой гонор, подкрепленный благороднейшим происхождением, но седеющий мужчина, одетый, словно зажиточный лавочник, на раздражение собеседника внимания не обращал. Как и не было ему дела до того, что их с Ройсали разговор случают все витаньери.
        - Массо, не надо разговаривать со мной в таком тоне!
        Пуаньи и его собеседник вошли в дом, продолжая начатый на улице разговор.
        - Ройсали, уймите свою гордыню. Мне плевать на Ваши чувства, у нас есть дела, которые должны делаться. Давайте оставим эмоции благородным девицам и влюбленным студиоузам. Мне нужен результат, Вы за этот результат ответственны! Вы здесь остановились? Дайте мне вина что ли. Гостеприимство же!
        Ройсали мрачно кивнул, и сам Гранто взял бутылку и два стеклянных бокала. Господин брезгливо смахнул со стула несуществующую пыль и сел, но руки при этом не отряхнул.
        - Хорошее вино.
        - В доме было, я не покупал специально, - попытался огорчить «лавочника» пуаньи, но тот не обратил внимания.
        - Наш проект, - сказал тот, залпом осушив бокал, - движется по определенному плану. Ваша самодеятельность меня огорчает, честно Вам скажу. То, что Вы вытворяли в Кравле - это просто уксус глине!
        - Я думал…
        - А не надо было думать! Вам были даны подробнейшие инструкции, так извольте действовать в соответствии с ними!
        Витаньери не дышали. Даже Гранто постарался слиться с пестрым гобеленом на стене.
        Ройсали молчал. Он злился, причем больше от того, что возразить ему было нечего.
        - Вы вообще нормальный человек, грастери? - это уже была фамильярность на грани бестактности и оскорбления. Не сомнение в нормальности, а поименовать пуаньи титулом без фамилии.
        Но наниматель ватаги только скрипнул зубами, да излишне резко откинулся на спинку стула. От его вечной расслабленной вальяжности не осталось и следа.
        - Вы наследили.
        - А наши дела, по-вашему, не предполагают следов?
        - Не таких! Я еще раз повторяю: у Вас были инструкции! Все было продумано, а Вы в своей «импровизации» позволили некоторым начать сопоставлять события, которые не должны связывать друг с другом! Вам это понятно?!
        - Понятно, - пробурчал Ройсали, сдаваясь.
        Его собеседник расслаблено осел, принимая капитуляцию. Вдруг его глаза на мгновение остекленели, но тут же вновь вернулись к своему прежнему состоянию - как у рыбы в тихом пруду.
        Это же маг.
        Заметил это Тойло, заметил и голова. Своим взглядом Гранто дал понять - никому ни звука! Шаэлью медленно моргнул - понял, мол.
        - В общем где-то вот тут, - господин ткнул пальцем в карту, расстеленную Ройсали, - они появятся. Вы узнаете. Будет двое, оба должны умереть. Как - не важно, но умереть они должны с гарантией. Снесите им головы, нашпигуйте стрелами, порубите на части - главное, чтобы все было как можно быстрее, мне будет дорога каждая минута. Вы все поняли, Ройсали.
        Грастери зло кивнул.
        Глаза господина снова на мгновение изменились, и Тойло передернуло. Магов он не любил. Хотя раньше никогда с ними не встречался.
        Но даже не из-за способностей этого плотненького человека витаньери Шаэлью вдруг начал нервничать. В конце концов, эка невидаль - чародей. Их, конечно, не так чтобы много, но и не редкость ведь. Универсерии с факультетами магов есть в каждой столице. Большинство выпускников, говорят, мало на что способны сверх того, что может быть дано простому человеку: Тойло и среди наемников видел несколько раз обычных воинов, которые могли добыть огонь без огнива, хотя и не обучались волшебству никогда. Вот дано с рождения, и все тут. Но попадаются ведь и истинные таланты.
        Безымянный господин казался очень талантливым, это Тойло как-то ощущал прямо волосками на коже.
        Только теперь, после разговора грастери Ройсали и этого мага витаньери по-другому посмотрел на все то, чем занимался последние пару лет. И раньше-то Шаэлью отнюдь не восторгался своей работой, но теперь он и в самом деле испугался. Одно дело - участвовать в малопонятных убийствах, грабежах и похищениях, пусть это и связано хоть с заговором против короны. Наемники не подсудны за деяния своих нанимателей, наемник, следующий путем Вито - это меч в руках того, кто ему платит. Даже участвуй Тойло в штурме дворца Его Величества Геверро Третьего, и случись такое, что ему не перережут глотку, а возьмут в плен, то судить за измену будут только устроителей заговора и тех, кто служит им по праву земли. Витаньери же должны быть отпущены после уплаты выкупа или отработки его на каторге легкого содержания.
        Но дела грастери Ройсали, похоже, густо замешаны на каком-то чародействе, причем тайном, раз господин маг так печется о секретности. И - Творец кивнет - ничем хорошим это все закончится не может. И есть подозрение, что никто из витаньери, работавших на пуаньи, до окончательного расчета не доживет.
        - А если…
        - Никаких если! - жестко прервал Ройсали маг. - Слишком много стоит на кону. Всем нам есть, что терять, и что получить. Вам тоже, голубчик.
        - Я - потомственный грастери, - пуаньи попытался выглядеть расслаблено, но щеки его побледнели и начали покрываться красными пятнами. - У меня в любом случае будет мой титул и…
        - И что еще? Кто в последний раз слышал о семье Ройсали? А? Вот ты! - господин ткнул пальцем в Нассо Селедку. - Слышал?
        Витаньери испуганно оглянулся, но его компаньоны предпочли отмолчаться, каждый нашел, что начать рассматривать на стенах, на полу, а то и на потолке. Селедке пришлось нехотя признать - не слышал вообще ничего.
        - А ты? - палец указал на Сахоя Гундоса.
        Сахой с достоинством подтвердил, что первый Ройсали, о котором он узнал - это его обожаемый наниматель.
        - Вот видите, грастери. Вы никто. Да-да, не надо мне тут желваками играть! Вам напомнить, как Ваша семья скатилась до того, что из всей своры Ройсали остались только Вы? Нет? Помните сами? Уже три сотни лет почти прошло, о вас забыли в Септрери почти все. А те, кто помнит, лучше бы тоже забыли, сами понимаете. Потому как для того, кто знает историю королевства, особенно по служебной надобности, появление тут последнего Ройсали отнюдь не обрадует. Или обрадует, но в карьерном смысле. Вам дали шанс возродиться. Вернуть не только славу фамилии, но и ее влияние. Не просрите его, грастери.
        Пуаньи угрюмо молчал.
        Теперь точно порешат всех в конце.
        Тойло захотелось оказаться где-нибудь еще. Все равно где, лишь бы подальше от этих делишек. Тайная магия, последний отпрыск какого-то жутко благородного, но дотла опалившегося семейства - что еще нужно, чтобы умереть, и дай Творец, чтобы быстро.

«Массо, - вспомнил Шаэлью. - Пуаньи назвал его Массо.»
        Из города они вышли вечером, стража не успела еще закрыть ворота. Неторопливым шагом прошли по тракту, пока лес не скрыл стены Арли листвой и хвоей. Тогда грастери Ройсали дал галоп. Тойло даже перестал считать крепы, когда вся ватага свернула направо, прямо в чащу. Пуаньи уверенно вел за собой, словно знал, куда надо править.
        Чары!
        Потом был костер, одинокая фигура возле него и бешеная скачка за второй жертвой. Второму повезло - удалось как-то уйти. Селедка пару раз пускал стрелы по подозрительным, как ему казалось, кустам, но бестолку. Следопытов в ватаге не нашлось, да они среди витаньери и редкость. Егеря редко уходят в наемники, им и на службе у короля или другого пуаньи платят достаточно.
        Грастери Ройсали, как показалось Тойло, особо не расстроился. К концу дня он из нервной задумчивости вновь окунулся в свое расслабленное безразличие. Но Шаэлью нервничал. Задание мага Массо выполнено не было: один из тех, кто должен был умереть в этом лесу, исчез. Похоже, это беспокоило и Гранто, он подъехал к пуаньи, о чем-то с ним тихо переговорил и отстал на несколько шагов, явно недовольный тем, что сказал ему хозяин.
        Для Тойло это легло последним волоском. Ночью, в свою стражу витаньери Шаэлью совершил самый страшный проступок в своей жизни: оставил нанимателя и ватагу до окончания контракта. С этого момента грастери Ройсали и голова Гранто имели полное право перерезать ему глотку - и ни один судейский не станет по этому поводу даже открывать разбирательство. Еще они могли объявить беглого наемника «святотатцем», тогда смерть могла бы ждать Тойло от любого витаньери. Но тут он был уверен: ни Гранто, ни пуаньи не будут привлекать к делам мага Массо излишнего внимания. Наемники ведь любопытны: прежде чем воткнуть в печень нож, любой поинтересуется - а с чего это опытный, не зеленый юнец, а прошедший пламенный лед Ада солдат решил сбежать от заказчика, платившего ему огромные деньги.
        Погони витаньери опасался всерьез. Если пуаньи мог отнестись к дезертирству одного из своих людей с безразличием, то голова явственно осознавал, что дела ватаги, прямо скажем, плачевные. И побег Тойло спокойствия ему не добавил бы. Гранто вполне мог убедить грастери Ройсали, что наглеца надо найти.
        Поэтому Шаэлью подгонял свою кобылу, не давая ей перейти на тихий шаг.
        Он вернулся назад на несколько крепов и свернул на восток - прямо в лес. Если все правильно рассчитать, то сквозь чащу можно пробиться к дороге, уходящей на Лейно.
        Тащиться сквозь заросли пришлось целый день, причем значительную часть его по балке, из которой никак не удавалось найти путь наверх. Внизу было влажно, и всадника донимала мошкара. Тойло беззвучно ругался, высматривая хоть какой-то подъем, но такой нашелся только ближе к закату. Затянув кобылу по осыпающемуся песку, витаньери перевел дух, привалившись к смолистой сосне. Лошадь мелко тряслась, отходя от пережитой боли: хозяин ее не жалел, вытягивая из балки за уздечку. Тойло подтянул нахрапник и поправил трензель, который мерзкое животное почти запихнуло под язык.
        - Не балуй.
        Кобыла тяжело вздохнула.
        - Так, а что это у нас…
        Тойло склонился к траве, еще чуть примятой колесами телеги. Выбитый дерн красноречиво говорил, что не далее как вчера тут проехал экипаж, запряженный одной лошадью. Следопытом наемник был посредственным, но тут и не надо особого умения: четыре подкованных копыта да колея.
        - Это что ж получается? Не так уж и прост этот пуйо…
        В том, что наследил здесь вчерашний мастеровой, Тойло не сомневался. Не так много людей ездило сейчас по этим дорогам. Что ж получается? Пуйо соврал, что едет в Сатро, но свернул именно на север. Или и в самом деле направлялся туда, но решил не искушать судьбу, следуя за отрядом головорезов. Что ж, мало кто мог бы обвинить его в этом, на месте механика сам Тойло поступил бы не менее разумно. Но не означало ли, что пуйо соврал и в другом?
        Шаэлью задумался. Можно было вернуться и поделиться сомнениями с Гранто. Тот мог бы даже и выслушать, прежде чем воткнуть нож в печень. И даже согласился бы с подозрениями. Но захочет ли дурной грастери сбиваться со своего пути, тащиться через лес, чтобы еще раз поговорить с мастером? В этом Тойло был совсем не уверен. Так что скорее всего возвращение закончилось бы для него лично весьма печально.
«Летально», как любил поговаривать один витаньери при осаде Шомаву - городишка в Дельте.
        Можно и самому поискать этого пуйо. Задать ему несколько уточняющих вопросов. Вот только смысл…
        Смысла Тойло не видел. У него в кошеле звенело золото. Звенело, конечно, только в смысле поэтическом, на самом деле короли были запакованы так, чтобы никто и не догадался, что у потрепанного жизнью и дорогой наемника они вообще могут быть. На поясе же больше нескольких принцев и горсти медяков он никогда не держал.
        Но любопытство снедало. И когда Тойло выбрался на старый тракт, уходящий в Контрарди, он внимательно всматривался в пыль, стараясь определить, куда же двинулась телега мастера. «Все равно поеду в Лейно», - убеждал себя витаньери, но не заложился бы на это, разгляди он хоть что-нибудь. Но нет, следы давно растворились, хотя экипаж точно выбрался из леса в этом месте - еще не заросли обломанные ветки барбариса.
        - Ну ладно, - задумчиво произнес Тойло. - Скорее всего в Лейно. А там, буде воля на то, встретимся.
        И он свернул направо, забирая к югу. На большой тракт, ведущий к вольному городу, удалось выбраться уже в темноте, но кобыла была приучена к осторожному шагу под луной, да и усталости пока не выказывала. Сам Тойло подкрепился прямо в седле, пытаясь припомнить, что он видел на карте у грастери. Но нет, к названиям деревень наемник не присматривался, просто запомнив на всякий случай паутинку главных дорог. Вот, пригодилось.
        Уже отчаявшись найти жилье, почти решившись на очередной ночлег под звездами, Тойло почувствовал запах дыма. И через половину крепа стучал в ворота маленького хутора, прижавшегося тыном к тракту.
        Долгое время никто не откликался, лишь брехала мелкая шавка. Но вот скрипнула дверь, и чьи-то тяжелые шаги пробухали по деревянному крыльцу.
        - Там кто?
        Витаньери от такого вопроса несколько растерялся.
        - Там я, - ответил он.
        За воротами помолчали.
        - А я - это кто?
        - Тойло. Тойло Шаэлью.
        Спрашивавший некоторое время сопел, затем уточнил:
        - Я тебя не знаю.
        С этим спорить было сложно. Тойло уже вознамерился плюнуть на все и либо перепрыгнуть через тын, либо устроиться где-нибудь рядом - не в первой, но тут ворота неожиданно приоткрылись.
        Мужик, вышедший на тракт с фонарем на две свечи, оглядел ночного гостя с ног до головы, махнул рукой и открыл створку пошире.
        - Заезжай. С тебя принц один и еще пятьдесят медяков. И не балуй.
        Вот не далее как сегодня Тойло говорил это своей лошади. Дожил, солдат.
        Наемник слез с седла и взял кобылу под уздцы. Хозяин хутора посторонился, пропуская своего гостя.
        Хотя гость, платящий за гостеприимство, - это уже постоялец.
        - Гостиница тут?
        - Не-а, не гостиница. Живем мы тут. Но на ночь устраиваем, чо уж. Ты второй сегодня вот.
        - Ну, хоть не третий.
        - Не третий, - согласился мужик. - Кобылу свою пристрой под навесом вон там, сам проходи в дом, сполоснуться можешь у сарая из бочки. Давай скорее, уже спать хотели давно, повезло тебе, что первый гость говорливый попался. Уж придушить готов урода.
        - Случается. Мне б лошадку покормить, да обиходить…
        - Это не переживай, сделаем, не в первый раз. Солько! Солько!!!
        - Да иду я! - послышался приглушенный стенами голос.
        Из-за неприметной дверцы появилась заспанная женщина годов сорока. Она небрежно запахнула халат пестрого ситца, на мгновение открыв тощую грудь.
        - Чего у вас тут сегодня за парад просто, поспать не дадут.
        - Не гунди, кобылку возьми, почисти и накорми. Быстро давай.
        Солько взяла узду и, что-то недовольно бормоча, потянула лошадь к коновязи. Тойло подхватил седельные сумки и вопросительно посмотрел на мужика.
        - Приблудная, - пояснил тот. - Фелька, три года назад попросилась в батрачки. А я и взял. Она, конечно, язва та еще, но ничо так, работящая. Пусть живет, не пропадем от лишнего рта.
        - И лишних рук, - усмехнулся Шаэлью.
        - Ну и без лишних рук, не без этого, - согласился хозяин. - Пошли пока, а то этот болтун обожрет весь стол.
        Тойло еще раз посмотрел вслед Солько. В Фель он не бывал, но слышал о маленькой стране, зажатой горами и нищетой. Что-то рассказывали о тамошних нравах, мол, подданные держатся за самых натуральных рабов, что и жизнь батрака, а то и закупа покажется за счастье.
        - Меня Ньери зовут, кстати.
        - А меня Тойло.
        - Я помню. Заходи.
        В доме было прохладно и очень светло: под потолком висел самый настоящий «вечный» фонарь, и весьма большой, как отметил витаньери. Хотя в самой обстановке не было ничего отличительного - деревянные, тесаные стены, пара шкафов без стекол, стол и лавки вокруг.
        - Малси! Еще один гость у нас! - крикнул Ньери в сторону прикрытой двери и повернулся к Тойло. - Денежку, кстати, давай сразу. Я доверяю, но…
        - Да понимаю все, держи.
        И Тойло отсчитал из кошеля-пояса два принца. Мужик крякнул и пошел за сдачей. Не стал отжимать лишнее - отметил наемник.
        - Рад Вам, уважаемый…
        - Тойло.
        - Рад Вам, Тойло, а я - Ростримо Вагнер.
        Сидящий за столом «болтун» оказался мужчиной высоким, но тонкокостным. Шаэлью присмотрелся к нему и невольно вздрогнул. За всю его богатую событиями и людьми жизнь перед глазами прошло множество лиц, и не сосчитаешь, даже если захочешь. Но иногда попадались такие, которые въедались в память, что не вытравишь, как ни старайся. Этот господин очень уж напомнил одного ювелира в отданном на разграбление городке в Дельте. Никто не верил ему, что кошель с десятью королями и несколько дешевых колец - это все, что было в доме, поэтому судьба несчастного была предрешена - пытка. Но руководить дознанием взялся один новичок в ватаге, при штурме себя особо не проявивший, а тут… Вот и запомнились тогда Тойло глаза чуть враскос, тонкий нос с широкой косточкой и тонкие губы. Палача потом в следующем бою пришибли. Седой Гусь мог принять удар булавы - это видел и Шаэлью, да и еще пара ребят, но не стал. Никто и слова не сказал.
        - Рад Вам тоже.
        Витаньери тяжело уселся на лавку, вытянув ноги под столом.
        - Устали?
        Тойло кивнул.
        - Весь день в дороге?
        Снова кивок.
        - А я вот стараюсь по половинке дня на дорогу тратить, лучше пораньше остановиться, поболтать о том о сем. Правда, господин Ньери.
        Хозяин кисло улыбнулся, всем видом давая понять, что наболтался он уже на месяц вперед.
        - А-а-а-а, утомил я Вас! - рассмеялся Ростримо Вагнер. - Есть за мной такой грешок, люблю поговорить. Но ничего, я скоро баиньки пойду.
        В этот момент открылась дверь, и в залу вошла дородная женщина с тарелкой всяческой снеди. Ньери помянул, мол, это и есть Малси, жена. Малси же только и процедила:
        - Жратва!
        Господин Вагнер расхохотался, а Тойло только с изумлением посмотрел на обширную корму хозяйки, гордо отчалившую в сторону кухни.
        - Ох, утомил я хозяюшку! Ну и ладно. А Вы, Тойло, витаньери?
        Шаэлью, тщательно пережевывающий чуть теплую говядину, кивнул.
        - Вы не беспокойтесь, я не в свои дела не лезу, просто это хорошо видно по Вам. Меч старый, но добротный, одежда для долгой езды, сапоги солдатские. Но ни кирасы, ни другого доспеха, гербов нет. Человек явно военный, но без выправки. Кем он может быть? Либо разбойником, либо витаньери. Для разбойника у Вас слишком доброе лицо.
        И Ростримо снова засмеялся.
        Тойло хлебнул водянистого морса и заметил:
        - Добрый витаньери - это смелое утверждение.
        - О да, я с ваим братом сталкивался, добрячков среди вас не встретишь, это точно. Только, любезный господин Шаэлью, я и с разбойниками встречался. Мне они понравились куда как меньше.
        Тойло пожал плечами.
        - К счастью Вашему Вы не видели никогда, что такое Три Рассвета.
        - Может быть, - согласился Ростримо. - Ладно, до завтрашнего утра, уважаемый. Ньери, передайте Вашей очаровательной Малси, что готовит она бесподобно. Я, пожалуй, на бочок, носом к стеночке. Если буду слишком сильно храпеть - стучите, не поможет - взламывайте дверь и пихайте.
        Уже в дверях господин Вагнер остановился и поймал взгляд Тойло.
        - А куда Вы, кстати, направляетесь?
        Витаньери замешкался, но все же ответил правду:
        - Сейчас в Лейно, дальше пока не решил.
        - Хорошо. Мне нужен компаньон. Не то, чтобы я Вас хотел нанять, сколько вступить с Вами в концессию. Понимаю, что пока нет прибыли, надо как-то жить, поэтому готов в некотором роде кредитовать Вас в счет будущих доходов. Я понятно выразился?
        Ростримо чуть склонил голову, с интересом ожидая ответа.
        Ньери открыл рот и часто моргал.
        Тойло поскреб уже поросший щетиной подбородок.
        - Не вполне. Мне понятна суть предлагаемой концессии, но я так и не понял, в чем она заключается.
        Вагнер кивнул.
        - Что ж, хороший ответ. Давайте поговорим завтра. Сейчас я заронил в Вашу голову семя сомнений и интереса, утром же, на свежую голову поговорим. Я все равно еду в сторону Лейно.
        По тому, как Ростримо стрельнул глазами в сторону хуторянина, Тойло понял, что как раз из вольного города он тут и объявился. Что ж, у всех могут быть свои маленькие тайны, уж не наемнику в его положении это было объяснять. В конце концов, «семя сомнений и интереса» и в самом деле упало в благодатную почву и уже начало давать ростки.
        - Это он о чем сейчас? - спросил Ньери, когда первый его постоялец скрылся в своей комнате.
        - Это он о том, что я снова подставлю свою задницу в чью-то непонятную игру. И, Творец прости, нельзя не сказать, что мне это нравится.
        Тойло улыбнулся хозяину и добавил:
        - А ведь не успел из одной истории выпутаться, как уже следующую предлагают.
* * *
        Олег Мурашов, чужак
        Я сидел на козлах рядом с Панари и скучал. Разучивать новые слова надоело, тем более что мозг, казалось, сейчас вскипит и полезет сбежавшей кашей из ушей. Блокнот с записями пришлось отложить в сторону, когда ярко вспомнились кадры из популярного в Союзе венгерского мультфильма, кажется, он назывался «Саффи». Сюжет подзабылся, но главный злодей там после ранения заимел клапан для стравливания внутричерепного давления.
        Тем более что чем выше поднималось солнце, тем больше меня накрывало черной депрессией. Настроение портилось на глазах, мой благодетель ничего не говорил, только постоянно с беспокойством косился. Чем раздражал безмерно.
        Предъявлять претензии Панари было бы несправедливо. Он меня подобрал, обогрел, да и вообще без него мне пришлось бы совсем несладко. В лучшем случае сидел бы сейчас под каким-нибудь кустом, мучаясь голодом и несварением желудка одновременно. Долго бы я на незнакомых ягодах не продержался, гарантировано.
        Но сейчас бесило все. И снова вспомнилась Настя.
        Она не хотела отпускать меня на этот выезд, словно что-то чувствовала. У супруги вдруг нашлась целая куча дел, которые мы обязательно должны были переделать вместе, и именно в эти выходные. Все это даже закончилось небольшим скандалом, правда, утихнувшим ко времени моего выхода из дома. И сейчас я словно снова видел ее глаза - расстроенные, чуточку обиженные, хотя Настя старательно делала вид, что все в порядке. И мне казалось: чего там - уеду меньше чем на двое суток, будто в первый раз такое. Уж должна была привыкнуть за годы семейной жизни. Хотя сама она к футболу была абсолютно равнодушна.
        Представив, что она сейчас думает и чувствует, захотелось выть в полный голос.
        - Как мне вернуться домой? - спросил я Панари.
        Но тот только развел руками - «не понимаю». И похлопал по плечу.
        Что ж, хотя бы сочувствует.
        Жизнь же подкидывала сюрпризы один за другим. Вчера я держал в руках самую настоящую газету, теперь валявшуюся за козлами. Самую настоящую печатную газету. И хотя я не вспоминал о массовой прессе до того, пока не увидел номер на столе в гостинице, тут же стало понятно, что стезя и слава Иоганна Каролуса мне не грозит. Да тут даже туалетная бумага уже есть! Что же я тут могу изобрести такого, что местные точно не знают? Двигатель внутреннего сгорания?
        Допустим. Его устройство и принцип работы я знаю достаточно хорошо. Но даже если смогу воплотить его в металле, то останется проблема с топливом: где брать нефть, и как перегонять ее в бензин, мне было неизвестно. Паровой двигатель? Хмм, возможно.
        Хотя странно: аборигены тыкают друг в друга мечами, а вот телега, на которой мы с Панари сейчас едем, далеко не примитивна. Поворотный передний мост, рессоры, что-то вроде литых покрышек, хотя я так и не разобрался, из чего они сделаны. Конечно, было бы неплохо поставить все это дело на стойки с амортизаторами, но надо ли оно местным? И даже если я смогу собрать что-то вроде макферсона, то будет ли такое предприятие коммерчески успешным? Сильно сомневаюсь. Просто потому, что это не новое изобретение, а развитие уже известной вещи - подвески для транспортного средства. Тем более что в условиях грунтовых дорог и конной тяги балка на поперечных рессорах - это достаточный минимум. И по технологии, и по цене.
        Нет, надо думать о чем-то прорывном. Чтобы все сказали «вау!» и «хочу!».
        Но ничего такого не придумывалось. Стоило признать, что Олег Мурашов - продукт своей эпохи: офисный планктон и городская плесень, тупой гуманитарий с образованием, оказавшимся ненужным вне привычной ему среды обитания.
        Настроения это, естественно, не улучшало.
        Конечно, оставался еще вариант с колдовством и прочим шаманизмом. Прямых доказательств того, что это все тут существует, у меня не было, а спросить Панари не получалось - не хватало словарного запаса, особенно абстрактных понятий. Но если волшебники тут и живут, то никаких признаков наличия у меня магических способностей я не ощущал. И не рассчитывал особо, уж к обломам с чувством собственной исключительности за пару дней успел попривыкнуть, поэтому лишней надеждой тешить себя не хотелось. Ну уж нет, будем считать, что я - тварь земная, никаким сверхъестественным даром не облагороженная.
        Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не получилось. Придётся переквалифицироваться в управдомы.
        Для этого нужен язык, это сейчас задача и минимум, и максимум.
        Я вздохнул и вновь открыл блокнот. Панари тут же повеселел, приготовившись отвечать на вопросы и показывать новые слова. Можно было уже догадаться, что его больше всего интересует не подобранный попутчик, а часы и смартфон. И больше всего ему хочется не владеть ими - я и так всучил их сразу, - а понять устройство. Но тут, даже говори я на его языке с детства, помочь своему спасителю не мог. И если
«тиссо» Панари мог бы разобрать хотя бы на шестеренки, то с телефоном все было гораздо сложнее. Объяснить человеку, понятия не имеющему о самой примитивной электронике, как устроен современный коммуникатор, не представлялось возможным. Даже в теории. И раскрути Панари айфон до последнего резистора, ближе к пониманию он не станет.
        Впрочем, что говорить об аборигене, правящем лошадью, если и для меня - «яблочного сектанта» - вскрытый смартфон останется набором запчастей. Нет, уровень знаний совершенно другой, ничего полезного из знакомства со мной Панари не вынесет.
        Хотя, как знать. Я ведь даже не представляю в полной мере, чем он занимается. По железу в кузове можно предположить, что как-то связан то ли со сбором металлолома, то ли с ремонтом примитивной сельхозтехники. Могу я тут чем-то помочь? Не знаю, надо думать. Я, все же, какой-никакой, но администратор. Большое у него производство? Вряд ли. Это плохо, потому что ценность управленца прямо пропорционально количеству людей, которыми надо руководить.
        Но это все потом. Сейчас - язык.
        - Панари, клошар гос, - показал я на камень слева от дороги.
        - Ти «клошар» - «клошара», - поправил о меня.
        Запомним: повелительное наклонение образуется путем добавления суффикса «а». Во всяком случае, со словом «говорить» это так.
        - Гос вари ногарто. Сомно ногарто.
        Тут все понятно - большой камень. Род мужской, если верить окончанию прилагательного. Среднего же в местном языке то ли не было, то ли Панари не понял моих расспросов о нем. Закрепляя результаты урока я обратил внимание своего спутника на маленький кусок щебня, валяющийся прямо посреди тракта.
        - Гос вари нелво ногарто.
        Панари счастливо улыбнулся и закивал головой. Этот жест согласия полностью повторял наш, как и отрицательное мотание башкой. В словарик добавилось новое слово. При случае надо будет выпросить еще один блокнот и переписать все с разбивкой по алфавиту, а то в хаотичных записях черт ногу сломит.
        Так мы тащились целый день, я то продолжал обучение, то хандрил, вспоминая жену, Романова и свою жизнь в цивилизации вообще. Раз остановились на обед возле быстрого и очень холодного ручья. Панари не стал разводить костра, опять ограничились сухомяткой и чем-то вроде ягодного морса. Может быть, это он и был.
        Телефон окончательно разрядился, чем вызвал у возницы настоящую панику. Я всеми силами старался его успокоить, использую зачатки знания языка. Наверное, я стал бы чемпионом по игре в ассоциации, показывая без слов, что такое электричество, блок питания, процесс зарядки и пять вольт напряжения постоянного тока. По-моему, получилось не очень, Панари выглядел потерянным и несчастным.
        А я-то думал, что у меня проблемы. Подумаешь - приятеля на глазах убили, жену не увижу, скорее всего, оказался фиг знает где с неясными перспективами. Тут у человека чужой телефон «сел»!
        За все это время проехали четыре местных поселения. Первое было большой деревней, больше той, в которой мы ночевали. Устроена она была примерно так же: улицы из фасадов каменных домов и заборов, кое-где сужающихся до того, что телега протискивалась, скребя бортами. Но за каждым забором - свой сад-огород, что любой дачник удавится от зависти. Время было раннее, поэтому об остановке Панари и не думал, тем более что как-то он сумел объяснить, что гостиницы тут нет.
        Остальные села больше напоминали маленькие хутора. Из разряда «бедненько, но чистенько». Люди на наш экипаж внимания обращали не больше, чем житель деревни где-нибудь в Псковской области на проезжающую мимо машину. Едет кто-то себе и едет. Забор не ломает, и ладно.
        Еще был поворот, если я правильно уловил суть объяснений спутника, на маленький городок, но мы проехали прямо.
        Я все пробовал выяснить у Панари систему местного управления: республика это или абсолютная монархия? Или теократия сектантского пошиба? Но опять же не хватало слов, спутник просто не понимал, что от него хотят. Когда же я приставил к голове пятерню с распростертыми пальцами, пытаясь изобразить корону, он даже несколько испугался. Пришлось успокоиться.
        Ближе к вечеру я взял в руки газету, и тут уже Панари пришлось нелегко. Я выбрал короткую статью, которую принялся переводить. Каждое незнакомое слово, которых, естественно, было большинство, я выпытывал у бородатого возницы. Сначала он бодро объяснял, показывал, изображал, но через час готов был уже спрыгнуть с телеги и убежать в лес: настолько утомила его роль учителя при недостатке учебного материала и нулевом уровне обучаемого. Зато мои познания значительно улучшились, и грамматика языка стала куда как более понятна. Но когда я показал на вторую статью, Панари с ужасом замотал головой:
        - Ти! Ти! Ти!
        Ну, нет так нет, тем более что темнело быстро, и все равно через полчаса ничего видно не будет. Кстати, вопрос о ночлеге я вполне уже мог поднять, и Панари его даже понял.
        Увы, деревень, даже хуторов поблизости не было. Дорога ощутимо забирала в вверх, временами уже попадались выходы гранита. Самих гор видно не было, но вокруг, зажимаю тракт, высились огромные сосны и ели, сменившие преимущественно лиственный лес. Между их крон и облака-то не разглядишь. Тем более что все чаще приходилось смотреть вниз: плотная и сухая глина давно закончилась, теперь копыта лошади выбивали фонтанчики песка, а колеса оставляли за собой неглубокий след. И уже попадались промоины, которые экипаж преодолевал с некоторым трудом.
        Впрочем, у Панари все было продумано. Еще не успел затухнуть закат, небо уже посинело, но еще не разлилось чернотой, когда он направил кобылу влево к торчащей пальцем скале. С той стороны, откуда мы приехали, эта каменюка образовала что-то вроде навеса, который от ливня не защитит - слишком пологий - но от мороси скроет. Тут уже чернел круг кострища, заботливо выложенный плоскими камнями в несколько рядов. В этом импровизированном очаге была даже железная палка, на которую можно было бы повесить котелок. Каковой у Панари тоже нашелся.
        Вторая ночь из трех в этом мире пройдет без крыши над головой. Статистика, если честно, пугающая. Будем надеяться, что сегодня все обойдется без трупов. Меня передернуло: все же шок еще был силен, и костерок в темноте вызывал не воспоминания о беззаботном детстве, а мысли о клинках и крови.
        Панари Коста, мастер механики
        Мастер Коста был доволен. Он редко позволял эмоциям найти отражение на своем лице, но на сей раз улыбался в бороду и особо этого не скрывал.
        Ему словно ангел сейчас нашептывал, что подобранный в дорожной пыли Олег - это семь раз подряд выкинуть пять «шестерок». И даже не в том повезло, что удалось заполучить два артефакта несомненной ценности, нет. Было что-то в подобрыше такое, что прямо-таки вопило: из этого человека будет толк, а тебе с того толка - прок.
        Что-то такое случилось у Олега, что не каждый выдержит, это было видно сразу. И непонятный интерес грастери Ройсали со своими головорезами - про него ведь, тут три короля головы заложат. Но смотрите: когда расклеивается, то быстро берет себя в руки. Незнакомый язык учит так, что диву даешься. Поболтать, конечно, про жизнь с ним пока нельзя, но объясниться уже может. И за учебу принялся так рьяно, как сам Панари когда-то в своем первом семестре.
        Когда «офон» вдруг умер, мастер Коста распереживался не на шутку. Еще бы - такая вещь, и вдруг превратилась в красивый, но бесполезный предмет. Олег долго объяснял что-то, но Панари не скоро понял, мол, успокойся, это нормально. Только не понять было, сможет ли Олег артефакт оживить. Все же слов не хватало ему, как то не жаль.
        Кстати, о витаньери можно было уже не беспокоиться. Если они так и ушли на Сатро, то по прямой до ватаги теперь было крепов сто пятьдесят, не меньше. Дороги расходились значительно: на Контрарди тракт шел почти строго на восток, а неприятный грастери убирался прочь сначала на север, но на второй день его путь забирал больше на запад, огибая Витарлауа - обширные болота, подпиравшие Арлатэ с севера. Даже вздумай сейчас Ройсали настигнуть негодного мастера, даже выбери он правильное направление, не отвернув на юг - к Лейно, то понадобится ему для погони не меньше пары дней. Напрямик же тут не проедешь: необжитые места, глухие чащобы, которые на половине пути к тому же перейдут в предгорья Контральского хребта. Тут уже не пару дней, тут целую неделю будешь лошадям ноги ломать.
        После выпуска из Контрардского Универсерия Панари остался в старой столице. Город этот был странным, манящим, но отнюдь не дешевым. Еще начиная свой студиоз, молодой нуарвио Коста полагал, что по получении диплома вернется в родной Гуаз, где откроет мастерскую и будет пользоваться почетом и уважением до седых волос. Но уже после года обучения Панари понял: он влюбился в старый Контрарди, да так, что не может себе представить, что будет жить где-то еще. И когда его объявили пуйо и мастером механики, все свои скромные сбережения выпускник вложил в собственное дело, не покидая городских стен.
        Все прикидки он сделал давно, во вред времени, которое мог бы провести в шумных гулянках студиоузов, Панари шастал по городу, изучая, как это было модно говорить на факультете деловых оборотов, рынок. Не в смысле «базар», а рынок в общем понимании: кто чем занимается, на что есть спрос, куда вывозят товары, что привозят. Казалось, что все теплые норы уже заняты, и бедному гуазцу после учебы останется либо собрать манатки и свалить домой, либо попытаться устроиться подмастерьем к кому-нибудь из признанных и успешных мастеров. Но студиоуз понимал, что это путь в тупик. Благородный, пусть даже пуйо, может работать на другого пуйо, да даже и просто на дельца, но это будет поводом для насмешек. Даже если добрых. Про то, чтобы зарабатывать достойно, не останется и мечтать, старость уж точно пройдет не в нищете, так в нужде. Нет, нужно было свое дело.
        И Панари нашел дырочку, которую не успел заткнуть еще никто из потенциальных конкурентов.
        Из Контрарди испокон веков уходило четыре дороги, как и из многих старых городов. На северо-восток шел тракт в Лиссано - нынешнюю столицу. На полпути к ней как раз и надо было свернуть на восток, чтобы добраться до родного Гуаза. На юго-восток вела дорога до Уйсто и дальше к портовым городам Белого моря. И прямо к югу отходил путь в Шессони - столицу богатого Шессотэ, житницы королевства.
        Все эти три дороги полностью соответствовали гордому званию королевских - широкие, обжитые, с трактирами и гостиницами чуть ли не через каждые десять крепов. Через Шессони как раз в основном и ездили в сторону Лейно и Арли, если кому могло понадобиться в ту глушь.
        А вот четвертый тракт отводил на восток. Если ехать в Арлатэ, то этот путь был бы самым коротким, но было и значительное неудобство: он пересекал Контрал. Древние горы, хотя уже и покорились ветрам и дождям, но все еще могли постоять за себя, если речь шла о попытке их обжить. Крайне неудобный, с множеством ущелий, речек, Контрал напоминал лабиринт, в котором дорога петляла от одного вроде бы маленького хребта к другому, от распадка к распадку, но и не объедешь ведь. Люди пытались там селиться, и каждый раз отступали: как можно вести хозяйство в месте, где ровной площадки креп на креп не найдешь, а зимы значительно холоднее чем даже на севере Септрери. Там снег обычно больше недели не держится, а в этих горах, хотя совсем рядом цветущий Контрарди, задувают лютые ветра, и метут самые настоящие метели. Масари пытались сооружать террасы, на которых устраивали плантации, но все равно сдавались, не выдерживая постоянной борьбы с природой.
        Зато путь в Арли через Контральский хребет занимал обычно меньше недели, а не две минимум, как если бы ехать по Шессотэ и дальше через Лейно. И именно в этом молодой студиоуз Панари Коста увидел для себя шанс.
        Прогресс хотя и медленно, но вторгался в жизнь ойкумены. Хотя старые уклады все еще держали свои веские позиции, но стремление человека к лучшей жизни и легкой наживе подтачивали вековые устои. Еще на памяти Панари случился скандал, когда мастер-кузнец Отраро Самкан соорудил паровой молот. Ох, как же цех кузнецов тогда негодовал, Самкана почти было исключили из мастеров, но тут уже взъярился декан факультета механики, выступивший в цеховом суде с горячей речью. «Что же вы, кузнецы, вот это произведение механического искусства полагаете ересью? Так, значит, и моя наука - ересь?!» Почтенный профессор раскраснелся и, казалось, сейчас начнет пускать из ушей пар, как и спорный механизм. Цеховики поворчали, но ссориться с Универсерией, естественно, не захотели.
        А некоторые города, Контрарди в том числе, уже больше ста лет освещались газовыми фонарями. Но, как рассказывали на факультетских лекциях по истории механики, добиться разрешения на это когда-то было очень непросто. Так же сопротивлялись цеха и строительству первых коксовых печей, без которых не было бы ни тех самых фонарей, ни литейных мануфактур. Хотя мануфактуры-то - они королевские, поэтому судьба того противостояния была предрешена.
        Но если с цеховиками все было понятно - они защищают свои доходы - то вот с масари всегда было сложно. Нет никого, кто более бездумно, слепо и фанатично почитал бы традиции предков, чем крестьянин. Поэтому появление новых инструментов он воспринимает очень тяжело. Но прогресс неизбежен - это безустанно повторяли профессора. И масари потихонечку, оправдывая себя тем, что, мол, предки ведь и не запрещали, начали покупать и новые плуги с отвалами, а то и плуги-сеялки. А там и до механических жалок недалеко.
        Большая часть механизмов традиционно делалась в Контрарди. Именно тут открыт один из немногих факультетов механике, тем более что контрардийский факультет - старейший и самый уважаемый. Соответственно и распространение крестьянских механизмов происходило центробежно - из старой столицы. Но запад-то остался обделен! И действительно, зачем тащиться через неудобный Контрал в глухомань Арлатэ, если можно сбыть свой товар куда как ближе, тем более что большую часть его поглощал щедрый на урожаи Шессотэ, черная, жирная земля которого могла и старое копье, воткнутое жалом вниз, превратить в цветущее дерево. Все это так, но арлатские масари - это сотни дворов, каждый из которых имеет свой надел.
        И свежетитулованный пуйо Панари Коста, взявший в аренду маленькую мастерскую на самой окраине города, принялся за работу. Он стучал, плавил, заклинал железо, позабыв про сон, не обращая внимания на время суток. Хотя о последнем напоминали соседи, появлявшиеся ночами на пороге и грозившие запихнуть молодому мастеру молоток туда, откуда вытаскивать его будет очень неудобно, особенно если вставить его бойком вперед. И когда первая партия его инструментов была готова, те же самые соседи с радостью одолжили ему старую телегу, даже не попросив за то денег. Наверное, с надеждой, что беспокойный механик где-нибудь сгинет. Арендовав старую, уже слеповатую клячу, Панари тронулся в путь.
        Первая его экспедиция могла закончиться, едва начавшись. Уставшая от жизни лошадка отказывалась тащить груженую железом телегу в горы, но Коста поставил на это предприятие все, что у него было. Поэтому не постеснялся впрячься в смастеренный тут же хомут, помогая несчастному животному. Зато уже по возвращении, подсчитав прибыль и прикинув размеры заказов, Панари сначала улыбнулся, а потом истерично хохотал, не имея возможности остановиться. Сорок принцев чистой прибыли - огромные деньги для вчерашнего студиоуза без знакомств и родственников! Даже в недешевом Контрарди можно прожить целый месяц, не слишком затягивая пояс. Хотя и не шикуя.
        С тех пор Панари успел отрастить густую бороду, раздаться в теле, хоть и не жиром, а мясом, обзавестись женой, своим домом и мастерской. Но основа его скромного благополучия осталась прежней: торговые экспедиции в Арли по старому тракту. Там его знали, там его всегда ждали, предпочитая порой отказаться от товаров залетных купцов. Два раза его пытались ограбить, но стреломет, смастеренный в качестве дипломной работы, помог сохранить и кошель, и жизнь. Вообще же дорога эта была тихой. Это только в сказках разбойники селятся в безлюдных местах, на деле же они всегда будут держаться к оживленным путям, где есть чем поживиться. Тут же раз в неделю кто проедет - уже за толкотню принять можно.
        Олег же заставил мастера задуматься о других вещах. Ему уже почти пятьдесят, как бы то ни было, но половина жизни уже позади. Да, сделано много, но все ли? Ведь каждый ребенок мечтает о славе, каждый юноша - о славе и богатстве. К зрелости мечты стираются прибоем реальности, и вот ты уже доволен тем, что сумел добиться. Но порой вдруг да нахлынут воспоминания о тех чаяниях, которыми горела молодая душа.
        Чужак мог дать шанс сделать позабытые мечты былью. И даже если Панари не прав, то Олег способен расшевелить слишком уж застоявшийся быт мастера.
        - Панари, сколько еду дни?
        Коста замешкался с ответом, не будучи уверенным, что правильно понял вопрос. И Олег попытался уточнить:
        - Мы. Еду. Дни сколько?
        - А, не так. Сколько дней нам ехать, - Панари произнес слова медленно, жестами стараясь показать смысл. - Три дня. Или два.
        Олег показал сначала три пальца, затем пару, мастер кивнул.
        - Тут горы… Горы… Дай блокнот.
        Панари попытался изобразить горный хребет анфас. Для наглядности пририсовал несколько елочек. Рисовал он не очень хорошо - чертил замечательно, мог изобразить деталь в проекции, а вот с изображением чего угодно, не имеющего отношение к механике, у мастера с детства не срослось.
        Но спутник понял и записал слово на новую страницу. Исписанных набралось уже предостаточно. Олег постоянно бубнил их себе под нос. Панари же в который раз с интересом посмотрел на закорючки, изображавшие чужие буквы.
        Откуда же ты взялся? Где же такое письмо, что ни одного знакомого знака?
        Но к полудню стало не до грамоты, дорога, оставив предгорья, врезалась в сам Контрал. Теперь только следить за ямами, да молиться, чтобы не пошел дождь. Тогда песок и глину развезет так, что снова придется толкать телегу, вытаскивая ее из жижи. Сколько раз такое бывало.
        - Самое вкусное начинается, Олег.
        Тот не понял, только снова вежливо улыбнулся и кивнул.
        Тойло Шаэлью, витаньери
        Выехать удалось чуть ли не к полудню. Тойло уже давно проснулся - давняя привычка, еще со времен службы в гвардии вастера Нарвано - а господин Вагнер все еще изволил почивать в своей комнате. Витаньери достал меч и сделал небольшую разминку. Солько, кормившая курей, отпустила пошловатое, но восхищенное замечание по поводу его фигуры. Тойло промолчал, но про себя порадовался. Уже за сорок, но ни одной лишней складки на животе. Вообще для наемников это не редкость, все же зарабатывать на жизнь приходится войной, а та толстых не любит. Но Шаэлью долго терзал свое тело, доводя его до, как ему казалось, гармонии: чтобы мышца к мышце, жила к жиле. И получилось ведь. Не бугай какой-нибудь, у которого все аж бугрится, но очень ладно сложенный человек, которому излишек мяса не помешает в движении.
        Тойло сделал клинком пижонские «два кольца», а потом и вовсе перешел на «веер». Красовался перед Солько. Внимание некрасивой женщины все равно льстило.
        Вот она - вольная жизнь, раньше таких радостей не замечал за собой.
        Конечно, даже в поединке, а тем более в бою никаких «вееров» и «колец» Тойло никогда не применял. Пустое это все, для турниров и красования. Когда дело касается собственной жизни, все движения должны быть скупыми и рациональными. Никаких широких замахов, инерция клинка должна быть минимальной, его надо контролировать каждое мгновение. Отбой - укол. Отбой - скользи по врагу на обратном движении. Принял чужой меч на щит - отводи в сторону, как раз будет мгновение для рубящего удара. А пижоны - сколько их таких осталось среди вырванной с дерном сапогами солдат травы. Редко встречались такие мастера, у которых сталь - продолжение руки. Сам Тойло себя к таковым не относил уж точно. Умелый боец, раз выжил до сих пор, но не более.
        Вагнер выполз на крыльцо как раз к концу разминки. Был он одет в одни лишь кальсоны, и Шаэлью критически осмотрел своего потенциального «компаньона». Тот выделялся светлой кожей с большим количеством родинок (от солнца прятать!), покатыми плечами и удивительным сочетанием хорошо заметного животика и выпирающих ребер. Казалось бы - доходяга, которого перешибешь одним ударом наотмашь, если не руки.
        Тойло привык в первую очередь обращать внимание на руки. Именно они держат оружие. Даже жирдяй может оказаться смертельно опасным противником, если умеет пользоваться своими руками.
        Ростримо Вагнер внешне был неуклюж, медлителен и субтилен. Но даже то, как он держал кадушку, из которой поливал свою чернявую шевелюру, говорило многое.
        В движениях точен, координация отменная. При этом они еще должны быть очень быстрыми. И очень сильные пальцы.
        Отфыркиваясь, Ростримо счел возможным обратить внимание на наемника.
        - Тойло, спасибо, что приняли мое предложение.
        - Я еще не принял его, - буркнул в ответ витаньери.
        Скотина!
        - Приняли. Иначе Вас здесь не было бы уже.
        Ну, точно, скотина!
        - Давайте позавтракаем и поедем. Времени у нас много, но впустую его тратить тоже не будем.
        Тем не менее они проехали уже крепов двадцать, а Ростримо болтал о всяческих пустяках. Видите ли, он был уверен, что фелька-батрачка придет к нему ночью, а если не пришла, то она точно была у Тойло. Не была? Вот ведь как бывает, и не думал даже! Что завтрак был диво как хорош. И до Лейно доберутся они уже на завтра, не иначе, потому как очень бодро их лошадки скачут. Как у Вашей нету имени? Непорядок. Вот моего зовут Гваазе - Упорный в переводе с увойского. Небыли в Увойе? Зря, очень рекомендую. А кобылке Вашей очень подойдет имя Класса - Спокойная все с того же увойского. Вот на том и порешим.
        Через пару часов Тойло прекрасно понимал хуторянина: господина Вагнера он согласен был пришибить. А тот и не замечал мрачнеющего витаньери и продолжал свой ни к чему не обязывающий щебет. Шаэлью готов был отдать все свои передние зубы, поставив на то, что заяц, выскочивший на дорогу, до катышков испугался не двух всадников, а именно разговоров Ростримо.
        Если поначалу Тойло еще как-то поддерживал разговор, то потом начал угукать, хмыкать, а после и вовсе перестал реагировать. Тем более что солнце припекло основательно, но снимать котарди не хотелось. Все же Вагнер был весь чистенький и свежий, а камиза наемника мало того, что изрядно загваздалась за время похода, так еще и заштопана грубыми стежками в нескольких местах. Грастери Ройсали требовал от ватаги соблюдения конспирации, а проще - его люди должны были выглядеть именно обычными витаньери, которые не покупают нательное белье после первой же дырочки в нем.
        Но всему есть предел. И остановившись посреди прорезанного трактом пшеничного поля, Тойло решил, как говорится, пролить вино:
        - Господин Вагнер, Вы очень приятный собеседник, но, позвольте все же попросить Вас перейти к разговору о нашем сотрудничестве.
        Ростримо, которого прервали на рассказе о достоинствах лейнских мясных пирогов по сравнению с квиерской лепешкой с говяжьим фаршем, возмущенно дернул поводья, останавливая своего Гваазе. Кобыла Тойло сунулась к почти созревшим колосьям, от которых ее отделял лишь низенький, покосившийся плетень, но всадник одернул ее. Лошадь обиженно всхрапнула, но попыток повторять не стала - приученная уже.
        - Тойло, мы ведь только начали наш путь, у нас еще…
        - …куча времени, - закончил фразу витаньери. - Но давайте не будем тратить его впустую, так ведь Вы говорили?
        Вагнер посмотрел на небо и улыбнулся.
        - Надо же, Вы терпели меня где-то четыре часа. Неплохо.
        - Это что-то значит?
        - Ну как… Во-первых, я неплохо развлекся, - расхохотался Ростримо. - Во-вторых, наверное, что-то да значит. Я наблюдал за Вами, каких-то конкретных выводов не сделал, но определенное мнение сложилось.
        Тойло хмуро посмотрел на спутника.
        - И какое же?
        - Не знаю, - Ростримо легкомысленно махнул рукой. - Но определенно Вы мне понравились, господин Шаэлью. Вряд ли это чувство пока взаимно, но надеюсь переубедить Вас в том. Что ж, едемте дальше, а то и завтра в Лейно не окажемся, а у нас там дела.
        И Вагнер легонько хлопнул коня холке. Пришлось догонять и пристраиваться рядом.
        - Я как раз хотел…
        - … о делах, - Ростримо ослепительно улыбнулся. - Все будет, Тойло. Как Вы думаете, кто я?
        Вопрос был непростым. А в самом деле - кто?
        - Вижу, у Вас затруднения? Попробуйте порассуждать вслух, доставьте мне удовольствие.
        А почему бы и нет?
        Поля закончились, и тракт нырнул в тутовую рощу. Вот ведь… С одной стороны - прохлада, но ведь сейчас ягодами засыплет, не отстираешь потом.
        - Вы не тот, кем кажетесь изначально.
        Вагнер неопределенно помотал рукой, поджав губы и смешно сморщив подбородок.
        - Я поясню. По виду - то ли чиновник мелкий, то ли управляющий не очень богатого вастера. С образованием, вырос или учился в городе. Вы говорите на септрери вроде бы чисто, но слегка смягчаете. Такой говор встречается в Дельте, на самом востоке, но на выходца оттуда Вы совсем не походите. У Вас септрерское имя, но фамилия мне совсем незнакома, не знаю, где такие. Вы и не септрер, хотя и темноволосый, но мы все же больше темные шатены, Вас же как в смолу прической окунули. Потом черты лица: слишком широкие скулы, и слишком узкий подбородок, а глаза слишком широкие. Мы смуглее и коренастее. Вы явно не воин, но Вас выдают глаза и руки - спиной бы я к Вам не повернулся, случись что. Скорее всего, Вы отлично мечете кинжалы и, наверное, неплохо стреляете, хотя вряд ли лук: не такие бицепсы и трицепсы, у лучников они по-разному на разных руках. Вы ехали из Лейно, но, встретив меня, решили вернуться.
        Ростримо щелкнул пальцами и беззвучно похлопал. И взмахнул: продолжайте!
        - Что еще… а, ну да, сначала я воспринял Вас как шулера, который обставил кого-то в Лейно, и теперь хочет вернуться туда с витаньери и разобраться с его помощью. И Ваша болтливость, извините, очень хорошо подходила к истории про глупого жулика. Сейчас же… сейчас я думаю, что Вы соглядатай, которому что-то нужно в Лейно. И по какой-то причине из Лейно он был вынужден бежать. Но сейчас возвращается… вряд ли это как-то связано с Негласным кабинетом, я против него даже не пылинка - маленькая часть пылинки. То есть что-то такое, что может быть связано с какими-то тайнами, но интересы короля тут или не замешаны, или он просто о том еще не знает. Тогда сходится и то, что я предположил об оружии, и то, что Вы очень хорошо держитесь в седле, по-моему, Вы на лошадях проводите большую часть жизни. Ну, вот как-то так.
        На этот раз Ростримо Вагнер молчал долго. Шаэлью даже забеспокоился, не стоит ли теперь ждать удара ножом в бок.
        - Давайте-ка сделаем привал, лошадям нужно отдохнуть, ну и я уже притомился. Хотя и езжу на лошадях большую часть жизни.
        Они остановились на недавно выкошенном лугу. Ростримо спрыгнул на землю, Тойло предпочел спешиться так, чтобы между ним и спутником осталась лошадь. Но господин Вагнер достал сверток с припасами и устроился прямо на колючей траве. Творец, как же невыносимо жарко тут! И витаньери скинул котарди, плотная ткань которой уже пропиталась потом насквозь.
        - Ох, и не знаю, что с Вами теперь делать, Тойло Шаэлью. Либо мне с Вами повезло, либо совсем наоборот. Как-то Вы слишком умны для наемника. Держите хлебушек, сейчас нарежу сыр и конину. Не брезгуете ею? А то многие носы воротят, а по мне так очень вкусно.
        К конине Тойло относился спокойно. Нет ничего другого, можно и ее, а в походе, когда о регулярной горячей пище остается только мечтать, так она вообще незаменима.
        - Я же последователь Святого Вито. Мне сорок два года, и я все еще жив. Знаете, Ростримо, - Тойло решил поставить себя на равных со своим спутником, который с самого начала называл его просто по имени, без уважительного «господин Шаэлью», - я еще в молодости заметил, что чаще выживают умные. Потому научился нормально читать и писать, старался читать как можно больше всякого. А еще знаете что?
        - Что? - Вагнеру действительно было интересно, чего он не скрывал и даже пролил, не заметив, воду из фляги на левый сапог.
        - А еще я заметил, что начитанный - не обязательно умный.
        Ростримо недоуменно моргнул несколько раз, а потом захохотал так, что в пятидесяти гло вспорхнула вспугнутая куропатка.
        - Ой, Тойло, ну Вы даете! Нет, убивать я Вас точно не буду, Вы мне нужны такой.
        - Какой - такой? - спокойно спросил наемник.
        - Начитанный и не обязательно умный! Ха, Тойло, а хотите я теперь вслух порассуждаю? Хотите-хотите, вижу же. Так вот, Вы точно витаньери.
        Шаэлью хмыкнул. Надо же - какой прозорливый!
        - Погодите-погодите, это и так ясно, Вы не скрываете. Так вот, Вы явно служили у какого-нибудь захудалого пуаньи, но это было давно. Удивлены? О, это просто предположение, Вы же сами знаете, что в витаньери так попадает каждый второй. Извините, Вы просто попались на примитивную уловку. Не смотрите на меня так, да, я такой! Ничего привыкните. Так вот, служили Вы в Дельте, скорее всего еще и в Маазло. Про Дельту Вы сами упомянули, а с Маазло - Вы мясо на хлеб положили так, как там делают, завернув хлеб с двух сторон.
        - Там считают, что так вкуснее.
        - Да, я знаю. Только пальцы еще жирнее делаются. Ладно, что еще. Последние годы Вы не воевали. У Вас появилась некоторая расслабленность. Если честно, я мог убить Вас раз десять, вы бы ничего не сделали. Сейчас, кстати, тоже. О, не беспокойтесь, - успокаивающе сказал Ростримо, но вдруг к горлу Тойло оказался прижат кинжал с тонким, но очень холодным лезвием.
        Шаэлью ощутил, как бьется кровь в пережатой сталью артерии.
        Авроста - длинное, в две ладони, лезвие, шириной в палец. Овальная, совсем маленькая гарда и короткая рукоять. Редкость в наших краях. И где прятал-то?!
        - Так вот, - продолжил господин Вагнер, убирая авросту в рукав, - скорее всего Вы нанялись к частному лицу. Либо охрана караванов, либо телохранитель. Либо еще что-то, но не могу сразу придумать, что. Оплата была хорошей, кстати. Вы вот все стеснялись своей заплатанной рубахи…
        - Чего, простите?
        - Ну, камизы. Забавно, значит, на севере и востоке Вы, скорее всего, не были, там даже в провинциях Септрери камизу называют рубахой. Так вот, Вы стеснялись ветхой камизы. Сколько я ни встречал витаньери, этот вопрос беспокоил их в последнюю очередь. Пока дырок не становится больше, чем ткани, они будут носить эту одежду, под доспехом все равно не видно, а завтра и убить могут. Не все, конечно, но витаньери в тех ватагах, которые воюют, о внешнем виде беспокоятся мало. О чистоте - тут да, более чистоплотных еще поискать надо. Что это может значить… То, что Вы привыкли к справной одежде. То есть деньги есть, и не те крошки, которые у Вас на поясе. Ага, но в путь отправились в этой одежде… Бежали от чего-то, что не успели захватить смену? И совсем недавно, раз не успели купить новое? Хмм, здесь непонятно. Или хотели так выглядеть? Или кто-то хотел, чтобы вы так выглядели? Стоп, а не от этого кого-то, кто Вас нанял, Вы сбежали? Причем совсем недавно?
        На такое расследование Тойло даже не знал, что ответить. Можно, конечно, было бы попробовать убить господина Вагнера, потому что он тоже - «слишком умен». Только тот уже показал себя в деле, и Шаэлью был совсем не уверен, что успеет выхватить свой, самый обычный септрийский жилорез, до того, как улыбчивый собеседник перережет ему глотку. В драке на ножах с Ростримо Вагнером у Тойло есть только один шанс - дистанция и выносливость, в скорости этому пузатому доходяге он проигрывает значительно. А меч не вытащить тем более, слишком долго.
        - Я тоже умный? - спросил Ростримо и откусил от своего бутерброда.
        - Угу. Тоже подумал…
        - …об убийстве, понимаю. Но не рискнули?
        - Не рискнул бы, - поправил спутника Тойло. - Если бы всерьез захотел. Если встанем, и я успею взять меч, то, скорее всего, будет наоборот.
        Вагнер кивнул и сделал флягой жест приветствия и уважения, как если бы поднял кубок с вином на королевском пиру.
        - Но Вы мне тоже интересны. И тоже ведь не рассказали все до конца.
        - Не рассказал. Думаю, дорогой Тойло, у нас пока должны быть тайны друг от друга. Мы с Вами еще не слились в любовном экстазе, чтобы рассказывать друг другу все, о каждом порыве души. А если без шуток, то во многом Вы правы. Я действительно в каком-то роде… соглядатай. Хотя можете назвать все своим именем - лазутчик. Но дело не в Септрери или не в другом государстве, там все несколько запутаннее… И да, у меня возникли сложности в Лейно, и мне пришлось срочно покинуть город. И, если честно, я боялся, что кое-кто отправится следом за мной, но обошлось. Видно, моя значительность оказалась так велика только в моих глазах. Что ж, это к лучшему. За Вами, кстати, никто не увяжется?
        Тойло замялся с ответом.
        - Не думаю. Скорее всего нет. В любом случае у меня хорошая фора.
        - Сколько?
        - Не меньше дня, скорее два. Но скорее всего про меня только вспомнят бранным словом.
        Ответ Ростримо устроил. Он встал, отряхнул штаны и посмотрел на юг, вдоль дороги.
        - Там в Лейно есть один господин. Ну как, не один, у него есть свои люди еще. Так вот, у этого господина есть нечто, что мне очень пригодилось бы. - Вагнер посмотрел на наемника. - Вам приходилось в мирном городе брать штурмом дома, но так, чтобы никто не успел ничего сообразить? Чтобы стража не успела даже сообразить.
        На службе у грастери Ройсали витаньери Шаэлью только этим и занимался. Поэтому хотя и мрачно, но кивнул он уверенно.
        - Хорошо. Но там придется убивать. Так, чтобы не осталось никого.
        - Напугали кота сметаной. Я только должен знать, ради чего.
        - Деньги?
        Тойло хмыкнул.
        - Вы обещали концессию, я помню. Но, Ростримо, деньги у меня есть. Хватит, чтобы даже скромно дожить до седин и дальше, если вложить их с умом. Я поехал с Вами не из-за денег.
        На какое-то время воцарилась тишина. Вагнер ходил кругами вокруг их маленькой стоянки, но Тойло не беспокоился по поводу удара в спину. Чувствовал, что сказано уже слишком много. И гораздо больше, чтобы убить за «он слишком много знал».
        - Началась какая-то возня, - Ростримо сказал это не очень уверенно. - Я привык, что понимаю суть своей работы. Понимаю, что и для чего я делаю. И понимаю, чем мне это грозит. А тут началось такое шевеление, которое мне совершенно непонятно. Сначала это беспокоило, потом я почувствовал, что не хочу быть внутри. Понимаете?
        Тойло не понимал. Ростримо досадливо поморщился и попытался объяснить:
        - Я всегда был мелкой сошкой в огромной системе, которая большую часть времени неповоротлива. И так везде, во всех странах. И ваш Негласный кабинет такой, и Тайный приказ Ноффа, да все. Я собирал… впрочем, это пока неважно. Так вот, суть в том, что даже попади я на глаза негласным, меня просто избили бы, да вышвырнули из страны с ехидным письмом в адрес моих хозяев. Мелок я в этих масштабах, что уж там. А тут… В Лейно появились люди с приказом от моего начальника, которым я переподчинялся им. Они не наши, это точно. Вроде бы ничего страшного, но… необычно. Так не делают. И задание их было странным. Но неважно. А потом я увидел один… предмет. Случайно. Просто увидел. Но человек, которому меня передали, отдал приказ пристрелить меня. Только за то, что я его увидел.
        - И что?
        - В смысле? Пристрелили ли? Нет, как видите.
        - Нет, что это за предмет.
        - Я не знаю.
        Тойло от удивления открыл рот.
        Он сумасшедший!
        - Не знаю. Только, дорогой господин Шаэлью, просто так не отдают приказ убить человека за то, что он увидел сумку для дипломатических бумаг. С какой-то печатью, какой - не разглядел. А что это значит?
        Наемник приподнял бровь. А ведь интересно становилось. И в самом деле.
        - Там что-то такое, что, во-первых, стоит больших денег, во-вторых, что-то очень любопытное. И что-то, что заставило шевелиться тайные службы. И три короля, которых в Септрери любят поминать, мне в задницу, если в той сумочке не то, из-за чего пошло это шевеление. Что-то очень опасное.
        - Расплющат, разотрут в пыль, разметают в разные стороны и скажут, что так и было.
        С этим Вагнер не стал даже спорить. Он погладил своего коня по черной, с белой полоской морде и, не глядя на витаньери, спросил.
        - Вы со мной, Тойло?
        - Да, три короля нам на две задницы! Но, мать Ваша блудная, почему я?!
        Ростримо всем телом повернулся к Шаэлью и медленно, тихо произнес:
        - Потому что у Вас в глазах, Тойло, тоска. Словно Вы только что сбежали от одной тайны, испугались. И боитесь себе в этом признаться. А у меня для Вас как раз запасная.
        Глава 3.
        Панари Коста, мастер механики
        Дорога заняла все же больше времени, чем планировал Панари. Сольфо умудрилась ушибить копыто, на самом верху перевала пришлось распрягать ее и заводить в ручей. Все равно ничем кроме холодной воды сейчас лошадке было не помочь. Олег же в это время сначала залез под телегу, рассматривая устройство рессор и поворотного переднего моста, затем звенел сломанными механизмами в кузове. Любопытный он.
        Последнюю ночь перед въездом в Контрарди путешественники провели на заброшенной ферме. Люди тут не жили уже лет сто, наверное, но каменный дом неизвестный хозяин в свое время выстроил добротно. И хотя потолочные балки давно сгнили, Панари всякий раз находил время, чтобы кинуть на стены несколько лесин и закидать их сверху еловыми лапами. Зато в непогоду тут его ждало хорошее укрытие от ветра, дождя, а иногда и снега.
        Пока мастер разводил костер в старом очаге, Олег с выражением восторга на лице принялся исследовать руины. И вот ведь: сколько лет здесь ездил пуйо Коста, но ничего интересного не находил, а явный чужак за четверть часа умудрился откопать жестяную коробку, рассыпающуюся в руках, а в ней - бронзового Вавва. Идол, которого в незапамятные времена почитали как покровителя урожаев, святыми братьями когда-то изничтожался со всем рвением, на которое они только были способны. Но с не меньшим упорством масари продолжали втихаря возносить ему мольбы о своих пашнях, не брезгуя иногда и кровавыми жертвами. Панари читал, что обычно просто вскрывали жилу и окропляли статуэтку, но в голодные годы Вавв порой получал полноценную жатву - ребенка. Творец этого одобрить не мог, и за почитателями идола охотились.
        Давно уже не было слышно о поклонении Вавву, и находка Олега у ценителей старины, которых в Контрарди предостаточно, могла потянуть на пару королей. А если выяснится, что этот идол еще какой-то особенный, то и на все десять, если не больше. Панари даже не стал счищать зеленую патину, вспомнив, что ее тоже очень ценят на таких вещах.
        В город въезжали ближе к вечеру, но еще засветло. Спутники наслаждались теплом, оставшимся от дневной жары, согреваясь после промозглого холода гор. Каждый раз мастер клялся себе, что в следующую поездку точно возьмет теплый свитер и плащ, но все равно выезжал в тонкой камизе и легкой парусиновой куртке. Олег же в своей одежде незнакомого покроя утром совсем продрог, что мелко дрожал, завернувшись в грязную мешковину. Переодеться ему было все равно не во что: упитанный, хотя и не толстый, чужак все равно бы утоп в вещах мастера.
        Но сейчас он сидел на козлах и восхищенно крутил головой. Хотя смотреть вроде было не на что, для чужака вид Контрарди определенно был экзотичным.
        Город вообще появляется театрально, если ехать к нему с запада: дорога огибает очередной отрог Контрала, круто забирает вправо и под уклон, и внезапно глазам путешественника открывается великолепный вид на равнину. Среди буйства зеленого моря, на половине пути к горизонту раскинулась старая столица, чьи золоченые шпили видны даже с такого расстояния. И хотя Панари видел все это уже и не сосчитать сколько, все равно при приближении к тому самому повороту у него каждый раз начинался нетерпеливый мандраж, всегда ждал, когда в глаза, привыкшие к сосново-еловому полумраку гор, ударит яркий солнечный свет, и сверкнут яркой точкой в прозрачном воздухе крыши Контрарди, до которых, на самом деле, ехать еще половину дня.
        За двадцать крепов до города начались загородные поселения контрардийских пуаньи. Домов простолюдинов тут почти не было - имения в большинстве своем фамильные, не продающиеся ни за какие деньги. Тем более что от податей они освобождены по древнему праву благородной крови.
        Особняки стояли чуть в стороне от тракта, поэтому разглядеть их Олег не мог, зато, когда телега въехала в предместья, он только и вертелся на скамье, вглядываясь в обычные дома и банальную городскую жизнь.
        - Панари, дать айфон.
        - Дай, а не дать.
        - Да, дай айфон.
        - А где «пожалуйста»? - проворчал мастер, но вытащил из сумки требуемое.

«Айфон», значит, не «офон».
        Олег взял артефакт и куда-то нажал. Но вдруг выругался на своем языке. Точно, он же забыл, что механизм умер. Забавно.
        Чужак протянул айфон обратно и вновь закрутил головой по сторонам.
        Ничего необычного здесь не было, обычные предместья, которым не хватило места за городской стеной. По закону тут нельзя возводить никаких каменных построек, только дерево. Это объяснимо: случись война, и враг подступит к Контрарди, все эти кварталы будут безжалостно сожжены самими горожанами. Незачем дарить осаждающим прочные укрытия. Слободские управы с каждого дома собирали каменную подать - деньги, на которые когда-нибудь будет сооружено еще одно кольцо высоких стен. Вот тогда здесь отстроятся настоящие городские кварталы с каменными и кирпичными домами, улицы замостят, а предместья снова начнут липнуть уже к новым границам города. По слухам, до этого еще было далеко, скорее всего, это поколение слободских настоящими горожанами так и не станет: воздвигнуть полноценные стены такой длинны - это ужас как дорого.
        Когда-то Панари и сам жил тут, как раз с этой стороны города, хотя и севернее. Слобода Вокри была его домом почти десять лет, пока он не смог позволить себе дом с мастерской в Новом городе. Жизнь в предместье была, конечно, дешевле, но, во-первых, статус, а во-вторых, спокойствие. Войны Коста не боялся, даже не думал о том, что она может случиться, но простая жизнь порождает простые нравы. Все же за стенами, пусть даже внешними, ночная прогулка - это всего лишь прогулка. А вот в слободе она может закончиться потерей кошелька, а то и жизни. Стражи тут меньше, и следит за порядком она отнюдь не так строго. В Северной слободе солдаты вообще скорее заботятся о собственной безопасности, а не о спокойствии жителей. Хотя северских, пожалуй, побеспокоишь…
        Потом в предместьях все же не очень чисто. В Вокри еще ничего, но все равно - запрет на мощение улиц так или иначе подразумевает грязные лужи после дождя и пыль в сухую погоду. Мусорщики порой забывают приезжать к поганым местам, и от тех на жаре исходит смачная вонь. А сжигать страшно: сколько слобод в истории ойкумены полностью выгорало от одного маленького костерка. И страх проснуться однажды в море огня тоже подталкивал Панари переехать за стены. Заплатить, конечно, пришлось много, но жить механику стало куда как спокойнее.
        Поэтому слободы он проезжал без какой-либо ностальгии и интереса и обрадовался уже виду городской стены. Ближайшие постройки отстояли от нее на сто гло - тоже закон - ров выложен камнем, в нем все так же тихо текла вода. Со стороны предместий его огораживал деревянный парапет, чтобы никто спьяну лишний раз не падал. Панари покосился на Олега. Угадал: тот рассматривал куртины и мощный барбикан с восторгом ребенка, которому старый стражник дал подержать свой потертый меч. И даже разрешил вытащить его из ножен. Экипаж выехал на мост, рыжая Сольфо зацокала копытами по дубовым доскам настила. Гвардейцы не обратили на спутников ни малейшего внимания, как и на прочих горожан, снующих в обе стороны. Уже давно ворота Контрарди не закрывались, хотя и содержались в полном порядке. Мастер обратил внимание, что петли сверкали свежим маслом.
        И пошлину за въезд не брали сколько веков уже. Хотя старая столица и имела свой особый статус, но все же вольным городом не считалась. Вот те имели право взимать въездную плату, некоторые даже с отъезжающих монеты стричь умудрялись.
        - Ну что, Олег, почти дома. Контрарди приветствует его, поприветствуй и ты его.
        И Панари изобразил вежливый поклон. Чужак неуверенно повторил жест, а потом ему стало не до того.
        Да, кто в первый раз проходит или проезжает под Третьим Барбиканом, тот некоторое время потрясенно молчит. Их всего четыре таких: Третий, Шестой, Королевский и Восточный. Остальные были выстроены утилитарно, без изысков, а эти стали настоящим украшением города. Барельефы на стенах изображали великие битвы прежних времен, хитрая система зеркал подсвечивала резной камень, отчего фигуры отбрасывали напряженные тени. Гулкое эхо шагов, топота копыт и скрежетания колес по брусчатке только усиливали впечатление, оживляя застывшие картины. Панари знал, что среди этого великолепия есть и бойницы, и каналы для кипятка и смолы, так что барбикан служил не только достопримечательностью.
        А когда Олег увидел каменные дома Восточной улицы, мастер испытал неподдельную гордость за город, который давно считал своим. Да, по сравнению с слободскими кварталами, где даже тракт вился змеей в деревянной застройке, широкая и прямая перспектива производила впечатление. Здания о пяти этажах, сложенные из камня, некоторые оштукатуренные и покрашенные. Контрарди - город-праздник. Город зеленых дворов и торжественных площадей. Город студиоузов, мастеров и пуаньи самых древних родов.
        К вечеру улицы Нового города, как всегда, почти опустели, и ехать было легко, не надо было проталкиваться сквозь толпу и разъезжаться с другими экипажами. Хотя Восточная и в самые загруженные часы своей шириной позволяла избегать запруд. И Панари легко выправил по ней до площади Святого Отраро, на которую опирался одним свои плечом Отраров мост.
        Олег что-то сказал, опять на своем языке. Коста посмотрел на него, но спутник не смог подобрать слов на септрери. Вообще чужак уже сносно говорил, хотя пока только самыми простыми словами, которые смог запомнить. Учился он быстро, да вот не бывает таких чудес, чтобы за несколько дней выучиться говорить бегло. Даже студиоуз перед экзаменом не сможет так.
        Вот и благородная Явзора, которая степенно несет свои воды на юг. Есть даже такая легенда, что могучая река в своем стремлении посмотреть на красоту Контрарди выгнулась к западу гигантской излучиной, да так и осталась в этом русле, влюбившись в этот город.
        Сольфо выкатила телегу на мост, и свежий, почти морской ветер окунул путников в приятную прохладу. В этом месте Явзора разливалась больше чем на креп, и неудивительно, что полного штиля здесь никогда не бывало. Тем более что к северу в нее впадало множество ручьев с Контральского хребта, и вода в реке всегда оставалась холодной, даже в самые жаркие дни. Чужак молчал, завороженный открывшимся видом.
        Да, Контрарди умел удивлять.
        То ли еще будет.
        За Отраровым мостом основная перспектива - улица Геверро Спасителя - привела бы прохожего или всадника к Старому городу, но туда Панари сейчас было не нужно. Во-первых, вечером там не протолкнуться, а улочки Старого Контрарди славились своей узостью и извилистостью кроме нескольких, во-вторых, от Геверро направо отходила широкая Конная улица, обходившая Старый город по большой дуге. За древними стенами никто мастерскую поставить не разрешил бы, тем более что денег на покупку там даже части дома у Панари не найдется и к старости. Поэтому сворачиваем на Конную и едем по ней до Уйстойсской дороги, которая пройдет через престижный конец Шмавси и приведет в Застрельные кварталы, где недалеко от юго-восточных городских стен и ждал Панари его дом.
        Застрелье считалось концом простым, без лишнего пафоса. Зато и цены тут были приемлемые, что и позволило мастеру Коста когда-то купить здесь добротное здание. Вместе с тем здесь было спокойно и чисто, даже несмотря на множество разных мастерских, пекарен, прачечных и прочих лавок. Никто в Застрелье и подумать не мог возмутиться шумом кузницы, если, конечно, мастер не начинал работу в шесть утра или не прекращал ее после семи вечера. Отдыхать ведь все хотят, но и понимают, что работать соседям тоже надо. Поэтому Панари не стремился поменять конец на более тихий, уж его работа часто была связана с лязгом металла. То, что простительно здесь, никто не потерпит где-нибудь в Приречном конце, приютившем многих знатных пуаньи и торговцев.
        Олег соскочил с повозки и зачем-то подбежал к фонарю. Внимательно осмотрел его, задрав голову, присел на корточки, чтобы поглядеть на основание столба. Панари хотел уже остановиться, но чужак нагнал телегу и запрыгнул на ходу.
        - Это как называется?
        - Фонарь. Газовый фонарь. Газ горит.
        - Газ. Я понимаю.
        И Олег снова сказал что-то по-своему, с явной иронией.
        Газ он понимает, видишь ли. Как будто много городов, где газовые фонари есть. Откуда ж ты свалился-то…
        За этими разговорами пришло время сворачивать сначала налево, на улицу Орны Марейской, тянущуюся дугой мимо домов мастеров. Здесь два экипажа разъехались бы уже с трудом, и идущим людям приходилось сторониться.
        - Панари, как съездили?
        Это Шола Нарваттэ, хорошенькая прачка из мастерской госпожи Руалтти. Стирает и чинит тонкие вещи, которые испортить легче легкого. Зато и платит ей хозяйка соответствующе, что живет Шола не в слободе, а в Новом городе.
        - Спасибо, милая, хорошо прокатился.
        Шола еще совсем молодая, личико у нее белое, а кожа на руках - нежная, несмотря на работу. Госпожа Руалтти, будучи в гостях, рассказывала, что прачка заваривает какие-то травы, в которых держит кисти каждый вечер по половине часа.
        - А кто это с Вами?
        Мастер покосился на Олега и, вздохнув, ответил:
        - Да вот, подобрал беднягу. Не помнит ничего, говорит не по-нашему. По голове ударенный вроде.
        - И Вы подобрали?
        - Ну да.
        - Ой, дядя Панари, ну на Вас совсем не похоже!
        - Шола, Творец завещал нам заботиться об окружающих, - улыбнулся мастер.
        - Ой, да что только Творец нам не завещал, но чтобы Панари Коста кого-то беспамятного из сострадания подобрал и привез к себе домой… Ох, тяжелые времена грядут!
        - Не бузи тут. Вот раскудахталась, никакого уважения к старшим!
        - Ой, дядя Панари, Вас - и не уважать! Познакомили бы хоть! А то свеженький, симпатичненький, упитанный.
        - Но-но, лохудра! Все б тебе развратничать. Замуж бы давно пошла бы.
        - А вот и пойду! За него! Знакомьте!
        - Ага, пойдет она. Олег его имя, - и Панари повернулся к своему спутнику. - Это Шола.
        Олег привстал на козлах и обозначил поклон.
        - О, дядя Панари, он у Вас еще и воспитанный. Где ж таких подбирают, а? А то вдруг с этим не сложится, я себе своего там найду.
        - Где был, там больше нету. Посторонись, Шола, домой хочу. Десятину в дороге.
        - Он и чувствуется, - рассмеялась прачка. - Одежду нам приносите, отстираем, подлатаем.
        И Шола отступила на шаг к стене, освобождая проезд.
        Панари тронул поводья, и Сольфо тяжело тронула телегу. Устала, скотинка, к тому же сбитому копыту мостовые Контрарди радости не сулили. Поприветствовав бакалейщика Стрелто Крамо, мастера-скорняка Волло Цаннто и Граенни Лосстерро - занудную супругу успешного держателя ломбарда Каззо Лосстерро, мастер через два длинных квартала аккуратно, стараясь не задеть углы домов, повернул направо.
        - Вот, запомни, - показал он Олегу на бронзовую табличку на стене, - это название нашей улицы - Зеленый Ручей.
        - У-ли-ца Зе-ле-ный Ру-чей, - по слогам прочитал чужак, даже не подсматривая в свою тетрадь, куда выписал алфавит. - Зеленый понимаю. Что такое «ручей»?
        - Что такое река помнишь? Ручей - это маленькая река. Очень маленькая, - показал Панари пальцами, насколько маленькая.
        - Я понял. Знаю теперь.
        - Вот и хорошо. Ты здесь живешь. Дом, твой дом на улице Зеленого Ручья. Вон тот дом.
        - Я понимаю, да. Дом на этой улице. Улица называется Зеленый Ручей. Все хорошо. Нет, не хорошо, а…
        - Просто?
        - Да, просто. Спасибо, дружище.
        Последнее слово мастер не понял.
        Свой дом Панари обожал. Он достался ему тяжелым трудом, зато теперь мастер Коста любил каждый камешек, из которого его жилище было сложено. Как и почти все дома в Застрельных кварталах этот был о двух полноценных этажах с высокой мансардой. По строительным уложениям, не менявшимся в этой части уже много веков, на улицу не может выходить никаких заборов, строения должны примыкать друг к другу фасадами. Во двор попадают не через ворота, а через арку. И если для кварталов с доходными домами были послабления, то для мастеровых дворов правило соблюдалось неукоснительно. «Никакие кузницы, прачечные, сушильни и прочие мастерские да не попадут на глаза доброму горожанину с улицы».
        Строительные уложения - вещь вообще строгая. Например, регламентировано расстояние между фасадными окнами. Три гло. И само окно - полтора. От последних окон до края дома - два гло. Со двора делай, что хочешь, но с улицы - ровные ряды. Цоколь - в зависимости от конца, в Застрелье, например, половина гло. Три с половиной гло на этаж, опять же для Застрелья, в соседнем Шмавси уже четыре с половиной, не больше, но и не меньше. Мансарда не оговаривается по минимуму, но не выше четырех с половиной гло, как у Панари.
        Еще не подъехали к самому дому, как ворота начали открываться. Лаули - умничка - уже увидела экипаж и заранее приготовилась встречать. Вот она - золотистые когда-то, хотя и чуточку поблекшие с возрастом, волосы, льняное платьице, крашенное желтым, с зеленым пояском, простые сандалии, полупрозрачный чепец, удерживающий прическу. И, конечно, ее всегдашние милые ямочки на щеках.
        - Рад тебе, душа моя!
        Лаули расцвела еще больше и обняла мужа, спрыгнувшего с козел. И ведь каждый раз так: Панари всегда слезает чинно, оберегая тронутые временем кости и суставы, но при супруге он всегда как тридцать лет сбрасывает.
        - Здравствуй, милый. Как дорога? Не застыл в горах? Опять ведь без теплого уехал! И кто это с тобой?
        - Ла, давай в дом сначала, разберемся, потом все расскажу. Это Олег. Олег, это Лаули, моя жена. Жена, понимаешь?
        - Жена. Да, понимаю, наверное.
        Опять последнее слово на непонятном языке. Госпожа Коста изумилась, но спорить с мужем не стала.
        - Сейчас Шлугри позову, он Сольфо в конюшни отведет.
        Панари распряг телегу и кивнул Олегу: мол, помоги. Вдвоем они закатили ее во двор сквозь узкую арку. Как раз подошел Шлугри - соседский мальчишка, который за пять медяков отведет кобылу в публичные конюшни за воротами. Держать ее в городе было бы и хлопотно, и дорого: подать за постой лошади ощутимо выросла за последние годы.
        - Давайте ополоснитесь с дороги, я сейчас разогрею все. Как знала, что сегодня приедешь, наготовила как раз. Хотя на гостей не рассчитывала.
        - Бывает, - махнул рукой Панари.
        - С тобой, - ехидно заметила Лаули, - не бывает обычно. Гостей не дождешься, никого не приглашаешь.
        - Не начинай, а, - поморщился мастер, на что супруга лишь указала ему на умывальник.
        Олег усмехнулся, словно понял суть диалога.
        - Вот так и живем, - сказал ему Панари.
        - Жена, - философски заметил чужак.
        Вот так вот, слов едва ли сотню выучил, а сказал - так правильнее и не скажешь!
* * *
        Олег Мурашов, чужак
        Если описывать мои ощущения, то больше всего это было похоже на то, как если бы я попал в высокобюджетный фэнтези-фильм. И не на съемочную площадку, не в актерский состав, а именно в само кино. Люди часто ассоциируют себя с героями приглянувшихся книг или картин, здесь как раз подобный случай. Хотя, подумав, наверное, можно определить все гораздо проще и точнее: я на самом деле внутри кино на средневековую тематику. Полное погружение, учитывая отсутствие сценария, гонорара и медицинской страховки на случай производственной травмы.
        Правда, с более точной классификацией эпохи у меня возникли затруднения. Если за время путешествия с Панари по каким-то горам и лесам можно было бы с полной уверенностью сказать, что вокруг - самое что ни на есть настоящее Средневековье, то по прибытии в город Контрарди я оказался в некотором замешательстве. Выражаясь научно, впал в когнитивный диссонанс. Проще говоря, реальность качественно порвала мне шаблон. Потому как типично фэнтезийные, стереотипные вещи вроде конного передвижения, многочисленных кустарных мастерских, простой одежды и мощных крепостных стен совсем не сочетались с выверенной архитектурой города за воротами, которую я мог бы определить как барокко, широкими проспектами, мощенными брусчаткой, и самое удивительное - газовым освещением! Вот чего я не мог ожидать, так это газовых фонарей, вставших рядами вдоль домов.
        - Газпром - мечты сбываются, - пробормотал я.
        Панари явно не понял, а я ошарашено потеребил футболку как раз за «зажигалку» логотипа одной из крупнейших мировых компаний.
        Контрарди производил впечатление. Даже скорее не так - он ошарашивал. Дома, одинаковой этажности и высоты придавали гармонию стройным улицам и площадям. Мост через реку мог бы занять безоговорочное первое место среди самых красивых сооружений нашего мира, учитывая его протяженность - на глазок не меньше километра. Даже боковая улочка не лишилась строгости линий, хотя, как я успел подметить, дома разной этажности и высоты группировались районами.
        Пока я вертел головой, злясь, что разряжен телефон, и ничего не сфотографировать, Панари вырулил в родные пенаты. Он поздоровался с одним человеком, с другим, а какая-то симпатяжка даже заговорила его на несколько минут, задорно смеясь. И про меня что-то прощебетала, мой благодетель даже представил нас друг другу. Шола - забавное имя, ничего не скажешь.
        А вот и моя (на какое-то время точно) улица. Если я правильно понял своего спутника, то называется она Зеленый Ручей. Или Маленькая Зеленая Речка. Нет, скорее всего, Зеленый Ручей. И вот он дом Панари - двухэтажное здание с высокой мансардой сложенное из крупных, отесанных каменных блоков. Между этажами умелой рукой резчика выведен орнамент, окна обрамлены наличниками. Выглядит неплохо, в длину метров двадцать.
        Женщину у открытых ворот я заметил только тогда, когда туша Панари вдруг взметнулась вверх, и вот он уже обнимает хрупкое создание примерно своего возраста. Не иначе, супруга. Я пригляделся внимательнее.
        Она была красива, несмотря на свои пятьдесят, не меньше. В молодости должна была наповал разить одним своим внешним видом. Одета под стать здешней простой моде: легкое однотонное платье с пояском и что-то вроде шлепанцев-сандалий. Я обратил внимание, что аборигены вообще не заморачиваются по поводу изысков в нарядах. Мужчины одеваются как Панари: легкие штаны, рубаха с воротом на завязках, сверху что-то вроде куртки из плотной ткани. Некоторые носили подобие бретонок. Из обуви женщины предпочитают как раз вот такие шлепанцы а-ля вьетнамки на босу ногу, только с кожаными ремешками, а мужчины - тряпичные ботинки.
        Хотя был один попугай в гостинице, где мы останавливались. Тот выглядел сущей экзотикой, в глазах местных, по-моему, тоже.
        Телегу пришлось заталкивать во двор руками, лошадь куда-то увел прибежавший мальчуган. За аркой, как я понял, была территория, относящаяся к дому. Высокие заборы с обеих сторон огораживали прямоугольник метров сорок в длину, с торцов по ширине дома - около двадцати. Слева, как раз напротив арки, навес, под который мы загнали телегу, в дальнем конце какая-то хозяйственная постройка, а справа - что-то вроде небольшой кузницы и склад всякого металлолома, с которым, очевидно, работает мастер.
        Панари немного попререкался с супругой. Да, миры разные, а отношения между людьми совершенно однотипные. Как не уезжал, честное слово.
        - Мыться, - сказал хозяин.
        И показал на умывальник, знакомый подавляющему большинству людей, у которых есть дача. К счастью, в нем была теплая вода, уже хорошо.
        За ужином я чувствовал себя неуютно. Лаули смотрела на меня дружелюбно, но ее вопросительные взгляды на супруга действовали мне на нервы. Хотелось встать, неловко поблагодарить за угощение и откланяться. Панари что-то объяснял ей, Лаули кивала, косясь на меня. Потом уже она что-то долго выспрашивала у мастера, тот на какое-то время задумался, потом хлопнул себя по плечу - он всегда так делал, когда его озаряла какая-то мысль, это я уже подметил - и выскочил из кухни-столовой.
        Лаули внимательно осмотрела меня в который уже раз и вдруг совершенно искренне улыбнулась.
        - Ешь, Олег.
        - Спасибо, госпожа.
        И поел. Благо никакой экзотики на столе не было. Какое-то мясо, скорее всего говядина, и банальная картошка. Совершенно не фантазийные помидоры, неволшебный сыр, хотя и слишком острый на мой вкус, банальный хлеб муки грубого помола. И опять напиток, который Панари называл «крел», похожий на зеленый чай, только с кислинкой. К нему я привык не сразу, но сейчас его вкус скорее даже нравился.
        Хозяйка начала что-то говорить, но спохватилась - из ее стремительной речи я не понял почти ничего. Поэтому она повторила медленно и совсем просто фразой:
        - Не госпожа. Лаули. Понял?
        - Понял, Лаули. Меня зовут Олег. Не господин.
        И Лаули рассмеялась. Этот простой диалог словно скинул у меня с плеч пару мешков с песком, и я почувствовал себя намного более свободным в чужом (пока еще) доме. Хозяйка накрыла мою ладонь своей и попыталась успокоить:
        - Все хорошо, Олег. Ты дома, - если я правильно перевел вторую часть фразы.
        В этот момент в столовую вошел Панари, я было дернулся, но гостеприимный мастер даже никак не отреагировал на несколько интимный жест супруги. В руках он нес какую-то бумагу, оказавшуюся картой. Лаули по жесту мужа освободила на столе место, и Панари расстелил рисунок земель, куда меня закинуло, между соусницей, своей тарелкой и миской с нарезанными томатами.
        - Контрарди, - сказал мастер, ткнув пальцем в точку ближе к правому краю.
        Я всмотрелся в карту, явно отпечатанную в типографии.
        Город, куда привез меня мой спаситель, был изображен примерно в центре страны, своей формой напоминавшей упитанный месяц. Его «рога» были повернуты влево, между ними уместился целый фестиваль цветных заплаток. Если это отдельные государства, то больше всего это лоскутное одеяло было похоже на Германию времен ее средневековой раздробленности. С условного севера «наше» государство подпирал сосед, выкрашенный серым цветом. Шрифт на карте оказался чересчур заковыристым, и название я так и не разобрал. Еще севернее с охватом нас с востока прилипла страна со смешным именем - Опосал. Для себя я сразу же поставил ударение на последний слог. Еще на востоке было какое-то государство, а южный край омывало большое море. К еще одному морю выходил верхний «рог». Периферийные страны я разглядеть не успел, когда Панари начал допрос:
        - Это, - ткнул он пальцем рядом с Контрарди, - Септрери. Моя страна. Понимаешь?
        - Да, - не очень уверенно ответил я.
        - Ты - где твоя страна?
        Я задумался. С одной стороны, скрывать что-то мне смысла нет. С другой, кто его знает, как Панари и его жена отреагируют на новость, что их гость свалился к ним из какого-то другого мира. Неизвестно ведь, как тут отнесутся к такому заявлению. Ладно если в «дурку» законопатят, а то ведь и сожгут еще в религиозном экстазе. С религией тут все в порядке, видимо, сколько церквей я видел, и мастер, проезжая мимо, что-то рукой у груди делал, глядя на круги над входом.
        Но все же вечно врать не получится. Сейчас можно вывернуться незнанием языка, потом симулировать амнезию. А что потом? Тем более айфон и часы Панари уже видел, это явно другой уровень технологии, несмотря на местные газеты и газовые фонари.
        Кстати, печь на кухне была обычная, дровяная.
        - Это что? - спросил я, показав на лежащий на столе лист.
        - Карта, - ответила Лаули.
        - Я из другой карты.
        Тут Панари и Лаули зависли, как виндоуз девяносто пять. Мастер пытался изобразить жестами отсутствующие на карте страны, которые не попали на нее. Он отодвинул помидоры «восточнее», произнося какие-то названия, тарелка с хлебом выступила континентом, чье наименование я выговорить бы не решился без риска завязать трахею и бронхи морским узлом. Мое мотание головой хозяева трактовали верно: все не то.
        - Другая карта, - упрямо талдычил я, пытаясь понять, как сказать слово «мир». Потом попросил у Панари лист бумаги и быстро набросал с детства знакомую схему континентов, не забыв Мадагаскар, Японию и Новую Зеландию. Посмотрел, как получилось, и остался доволен. Ориентироваться по этому атласу я бы не рискнул, надежнее тогда уж по пачке «Беломора», но понять, где Африка, а где Европа - вполне.
        - Это моя карта.
        Какое-то время в доме царила абсолютная тишина, даже звуки с улицы будто бы тонули в возникшем напряжении.
        Лаули что-то завороженно сказала, но знакомых слов я не услышал. Панари ответил явно утвердительно и внимательно посмотрел на меня.
        - Не говори.
        Я понятливо кивнул. Помню-помню - «ти клошар». Вернее, в повелительном наклонении получалось не очень приличное «ти клошара».
* * *
        Тойло Шаэлью, компаньон
        В Лейно Тойло до этого не был. Он вообще в родном Септрери не был восточнее Нарви, в котором родился.
        Но все же бывший витаньери считал это королевство своим, хотя он и задумывался, откуда мог взяться подобный патриотизм, если с юных лет пришлось топтать по большей части чужие земли. Но, так или иначе, мрачные мысли не покидали Тойло с момента памятного разговора.
        Ростримо Вагнер отказывался выдавать, на кого он шпионил, каждый раз раздраженно прекращая разговор. И постоянно повторял, что не собирается делать что-то, что причинит вред обожаемому Тойло королевству. Но Шаэлью не был уверен, что случись выгодный момент, и Ростримо не сделает этого. Хотя и вправду не собирался до того.
        - Друг мой, все расскажу, но попозже!
        И так всякий раз.
        Еще у Тойло складывалось впечатление, что какая бы страна ни была для компаньона родной, на нее ему тоже плевать.
        И все же Вагнер ему нравился. Было в нем очень подкупающее вчерашнего наемника качество: неуемный оптимизм, сочетающийся с полным презрением к возможным последствиям. Тойло завидовал своему спутнику, для которого жизнь стала партией в большие кости. Сам он неоднократно мечтал о том, что сможет стать таким же циничным ублюдком, но никак не получалось. И хотя перед глазами долгое время был пример грастери Ройсали, но у того в глазах и поступках читалось презрение не к возможным опасностям, а к окружающим. Все же ублюдок ублюдку рознь, сделал вывод Тойло.
        Ростримо - ублюдок по отношению к самому себе, а Ройсали - к окружающим.
        Эта мысль настолько поразила Шаэлью, что он по-новому взглянул на спутника. Тому на размышления Тойло о его, господина Вагнера, моральных качествах были интересны и изрядно развеселили.
        Однако сразу же по въезду в Лейно, который для начала объехали по дурному проселку, чтобы не светиться у северных ворот (Творец любит осторожных), Ростримо сделался серьезен и раздражителен. Он снял комнату в средней руки гостинице, наказал компаньону не высовываться и исчез на целый день. Появившись уже за полночь, Вагнер сначала налаял на сунувшегося было с вопросами Тойло, потом извинился, по привычке пообещал «все утром» и завалился спать. Шаэлью вызверился, чуть было не хлопнул дверью, разорвав так и не начавшуюся концессию, но успокоился и решил дождаться рассвета.
        - Все чуть хуже, чем я предполагал, - сказал Ростримо за завтраком.
        - Что именно?
        - В интересующем нас доме стало многолюднее. И это еще не все печальные известия.
        - Что еще? - лейнские пироги и в самом деле были чудесны, потому Тойло уже совсем оттаял и плохие новости принимал благодушно.
        - Эта скотина подговорила молодцев из банды Укки Соловья воткнуть мне спицу в печень.
        Тойло шумно отхлебнул крела и согласился, что спица в печень - это неприятно. От такого чаще всего умирают, и довольно мучительно.
        - А что за банда? Сколько их, как себя тут чувствуют?
        Ростримо сидел нахохлившись и шуткам совсем не радовался.
        - Рыл двадцать у него есть. Обидно, я ведь эту мразь три года сам прикармливал!
        - А он по наследству перешел. Бывает.
        - У витаньери так не принято ведь?
        - По-разному. Не надо нас романтизировать, Ростримо. Один заказчик ушел, второй пришел. Вчера дрались за одного вастера, сегодня взяли его замок и пользуем его девок, а если повезет - и его жену.
        - Избавьте меня от подробностей, - поморщился Вагнер, но решил уточнить: - Вы тоже жен, как Вы выразились, «пользовали»?
        - Не доводилось. Это ценная добыча, даже если вастерьи захудалое. Ну, если совсем захудалое, что вастера никому не нужна, то «пользовать» ее будет либо наниматель, либо головы ватаг. Очередность по жребию.
        Ростримо отбросил вилку.
        - Вы открылись мне с новой стороны, Шаэлью.
        - Я эту сторону и не скрывал, - хмыкнул тот. - У Вас есть время сделать вид, что мы не знакомы.
        - Ну уж нет! Так, если по честному, то и я не брат святой, и у Творца ко мне куча претензий, думаю. Ужасно, но я этим немножко горжусь.
        Тойло пожал плечами. Свой биографией он уж точно не гордился, но и сожалеть о совершенных поступках не спешил. И аппетит ему они не портили, поэтому яичница исчезала во рту и проваливалась в желудок, не застревая в глотке. Только в одном из «глазков» попался кусочек скорлупы, противно хрустнувший на зубах.
        - Как они себя чувствуют… Так просто не ответишь. На рожон не лезут, в Лейно со стражей никто не связывается открыто. Поэтому и оружие у них - заточенные спицы и короткие ножи. Соловей промышляет по домам, когда хозяев нет. Но людей у него для такой работы много, поэтому пытается держать себя за хозяйчика в северном конце. Не наглеет, потому что стража, но чуть у кого появляется не очень законный барыш, подкатывает с требованием доли. Двое из трех соглашаются.
        - Так силен?
        - Нет, просто дешевле поделиться, чтобы не воняло.
        - Угу… Как он нам помешает?
        - Нам нужно в Северный конец, а его уроды меня в лицо знают.
        - Вряд ли этот Ваш Соловей растрепал всем, что ищет Вас. Если не нарвемся на кого-то из его людей, никто и не узнает. Вообще по плану когда мы заходим в дом?
        - Ближе к вечеру.
        - Но засветло?
        - Да.
        - Тогда не будут же местные разбойники средь бела дня кидаться на почтенного господина.
        - Нет, - угрюмо согласился Вагнер. - Потому спица или нож в печень. В толпе.
        - Как у меня на родине все сложно.
        Нужный дом Тойло рассмотрел сам. Ростримо назвал адрес и подробно описал, как пройти. Витаньери прошел мимо, выспрашивая, где найти хорошего кузнеца-оружейника. Ему назвали несколько мастерских, причем с одним из доброхотов повезло: тот подробно расписывал, как пройти к мастеру Дадаланьи, как тот гениален, но при этом берет за работу чуть ли не пару медяков всего.
        - Скажете мастеру, что прислал Грязный Вармик. Скажете, уважаемый господин?
        Тойло кивал и даже задавал уточняющие вопросы. И заговорщически подмигивал пройдохе, и впрямь попахивающему, мол, понимаю твою выгоду, обязательно скажу, что ты, мил человек, меня из чужой мастерской прям выдернул!
        А сам в это время рассматривал место будущего налета. Дом удался на славу: из желтого кирпича, с тесными окнами и крутым сводом крыши. Двора вроде бы не было, весь квартал оказался плотно застроен в три этажа. Зато дверь порадовала.
        - Там ногой вышибить можно, - рассказывал Тойло Ростримо. - Дверь из северной березы, красиво, но хрупко. И сама она хлипкая.
        - Это понятно, - кивнул шпион.
        Березу, доставляемую с холодного севера, ценили за ее изящный узор волокон. И мебельщики старались подчеркнуть красоту дерева тонкостью работы.
        Сложнее было с самим планом проникновения. Войти-то не сложно, но во-первых, желательно, чтобы через пять минут к дому не бежала вся стража Лейно в полном составе, во-вторых, желательно остаться живыми, в-третьих, еще ведь надо уйти, не оставляя за спиной свору преследователей, жаждущих крови.
        - В доме живут, получается, шесть человек. Главный - некто Усстага Норк, пуаньи, но титул я выяснить не успел. Личность не очень понятная, меня передали ему в подчинение, но наше сотрудничество долгим было недолгим, как Вы понимаете. Про него вообще ничего сказать не могу, но, раз благородный, клинком должен владеть.
        С этим Тойло спорить не стал, пуаньи всегда были неприятными соперниками, если один на один. В строю же их «домашняя» школа фехтования часто мешала.
        - С ним теперь пять бойцов, было трое сначала, парочка чуть позже подъехала. Они всегда сидят в доме, на улицу выходят редко. Но не пьют, всегда двое как минимум не спят. Вообще они странные какие-то?
        - В чем?
        - Ну как… Как будто угрюмые вечно.
        Это враз напомнило отряда Грант в услужении грастери Ройсали. И бывшего члена этой ватаги нервно передернуло. Это не укрылось от взгляда Вагнера.
        - Что? Это еще какие-то проблемы?
        - Н-не знаю. Как они? Ну, чем вооружены? Это витаньери?
        - Нет, не думаю. Больше походят на каких-то вчерашних бандитов, из оружия видел только длинные ножи и самострелы.
        Ростримо задумался и признался:
        - Я ведь тогда перепугался сильно, но все же понял, что будь у них мечи - я бы уже давно остыл в сточной канаве возле стены. Но они по команде схватились за арбалеты. Я между двумя проскочил к двери.
        - Как этот Ваш…
        - Норк.
        - Да, Норк. О какую точно команду отдал? Ну, там: «Убейте его!» или как?
        - Нет, это я точно помню. Он сказал: «Пристрелите его».
        Это было непонятно. Есть небольшой отряд, где некий пуаньи приказывает именно пристрелить нерадивого соглядатая. И эта команда воспринимается его людьми прямо - те хватаются за самострелы. То есть некий господин Норк ездит по миру в сопровождении пяти стрелков. Бред ведь. Что лучники, что арбалетчики - это сила, но действенна она только на расстоянии и начиная от определенных чисел. Тойло знал две больших ватаги, вооруженные исключительно самострелами, стоили они дорого, но в каждой было по двести человек, не меньше.
        Шайку же из пяти стрелков сомнут в первой трактирной потасовке.
        - А почему не ночью?
        Этот вопрос тоже мучил Шаэлью. В самом деле: зачем вламываться в дом, находящийся на не самой безлюдной улице, при свете дня? Почему не провернуть все во тьме?
        - Ночью в Лейно проходы между концами перекрываются стражей. Нам надо будет пройти как минимум три поста, как ни петляй.
        Три короля едят печенку! Такого Тойло не видел еще нигде. Да, свою собственную страну придется еще узнавать и узнавать.
        - Ну а шум?
        - А с шумом тут такое дело…
        Лейно потихоньку приходил в себя после трудового дня. Завтра будет пятый день недели - самый противный, как считают многие. И сейчас извилистые улицы вольного города были полны народа, спешащего разойтись по домам. Нет, плохой это день для трактирщиков, мало кто будет сидеть за кружечкой пива или стаканом вина.
        Когда-то, больше тысячи лет назад, на месте нынешнего Лейно существовало несколько деревень. На большом поле между ними раз в год собиралась ярмарка. Конечно, тогдашним селянам повезло: именно сюда пришлась середина торгового пути из древних портов Южного моря в западные страны, и многие торговцы видели свою выгоду в том, чтобы обменяться товарами именно здесь, а не идти самим до самого заката. Того же мнения придерживались и те купцы, кто шел с другой стороны. И чем известнее становилась ярмарка, тем больше она длилась, а в итоге на ее месте и вырос город, вобравший в себя окрестные поселения. Но с тех давних времен сохранились следы былой конкуренции между соседними деревнями. Считалось, что всего их было семь, и каждая стала одной из сторон Лейно. В городском совете, соответственно, заседали семь старост, формально выбиравшихся главами концов, входивших в сторону, но на самом деле давно уже власть держали руки одних и тех же семей. Изредка то там, то тут случались попытки поменять такое положение вещей, когда в выборной сваре, а когда и в противостоянии стали. Тогда вступало в силу негласное
соглашение, и вечно грызущиеся старосты в едином порыве выводили против мятежников все свои силы, не оставляя смутьянам никаких шансов. Борьба борьбой, конкуренция конкуренцией, но новые действующие лица в вековом спектакле лейнской политики никому не были нужны.
        Однако когда внутри сторон царил мир, старосты вновь становились злейшими врагами, готовыми выдирать друг другу волосы в зале Совета, а иногда даже на улицах. Страсти владетелей Лейно передавались и горожанам, поэтому никого не удивляло, что плотник с дреммской стороны мог увечить тихого писаря только за то, что тот живет в Книппи и посмел заявить, мол, в Дреммо вечно воняет рыбой. Вполне достаточный повод.
        Древней традицией были и стражи, выставлявшие ночами посты по границам сторон и концов. Когда-то они охраняли от соседей посевы, стада и просто покой своих сел, а сейчас больше препятствовали излишне горячим патриотам своих кварталов пойти доказывать превосходство своей стороны над другой. А то и своего конца над близлежащим.
        - Востри, селедка ты тухлая! Принимай пост!
        Толстый десятник городской стражи надрывался так, что цветом сравнялся с закатным небом. Вот беда: досталось патрулировать границу с дреммской стороной. Учитывая, что недавно между одним дреммом и каким-то бездельником из гельских стряслась драка, закончившаяся смертью последнего, ожидать следовало чего угодно. Поэтому уже вторую ночь выходил полный десяток, а не пара стражников, как обычно.
        - Я у стены уже встал! Сам тут разгребайся!
        Это была, конечно, наглость. К городской стене у границы стороны Дреммо и стороны Гель вплотную подходили дома, оставляя для прохода лишь узкую щель. Как-то так получилось, хотя уже два века как каждый комендант Лейно по этому поводу плевался и топал ногами. Зато удержать излишне ретивых мстителей там было проще простого: толпу не собрать, а случись что, можно и пики выставить. А вот здесь, на улице Всадников, которая в Дреммо, естественно, меняла название и становилась Тополиной, впору было бы строить баррикаду. И хотя вряд ли сегодняшней ночью ожидался погром, но работы все равно будет не в пример больше.
        - Ты там вчера стоял! Сегодня наша очередь!
        И это была правда. У Тихой щели сегодня должен был дежурить гельский десяток, а дремы перекрывать широкую улицу. Но десятник Востри, седеющий, но все еще подтянутый ветеран, сдаваться отказывался.
        - Ну я уже там встал! Что ж мне теперь - сгонять своих что ли?! Я первый пришел!
        В этой перепалке никто не обратил внимание на двух мужчин, прошедших мимо. Они с интересом прислушивались к сваре, но шаг не замедлили и скоро скрылись за поворотом, который делала здесь улица Всадников. Один шел налегке, второй тащил сверток, из которого торчали новые, еще блестящие грабли и лопата.
        - Успеем? - спросил Тойло.
        - Уже успели. Это Северный конец, мы зашли в него с самого края. Тут до стены двести гло всего. Сейчас пройдем еще немного и свернем на тихие улочки. Подберемся слева.
        - Да, точно, там проход узкий такой был через дом.
        - Именно.
        - Тут жили, Ростримо?
        - Да, только с другой стороны конца. Туда мы точно соваться не будем.
        Компаньоны вышли на нужное место как раз ко времени, когда солнце начало исчезать за горизонтом. Конечно, увидеть это можно было бы только со стены или с самых высоких крыш Лейно, но небо едва уловимо изменило свой цвет. Люди почти исчезли с улиц, а на Тойло напал его обычный мандраж. Все же потряхивало, несмотря на долгие годы в наемниках, и перед каждым боем, и тем более перед вот такими делами.
        Вышибать дверь не пришлось, тем более что делать это Вагнер запретил строго-настрого. Он аккуратно потянул на себя дверь, но та не подалась. Тогда соглядатай выудил из кармана ключ и медленно, на толщину ногтя с каждым ударом сердца стал поворачивать его в скважине.
        - Замок не меняли, - прошептал он едва слышно. - Готовы?
        Тойло кивнул и поправил котарди. Распаковывать доспех он не стал: от болта все равно не спасет в сутолоке, а движения скует. И совсем не хотелось объяснять стражникам, что на улицах города делает человек с мордой опытного витаньери, напяливший на себя кожаную кирасу со стальными пластинами на груди. Вообще Шаэлью уже и не помнил, когда в последний раз приходилось надевать ее. Тем более что его куртка из плотной ткани в тесных помещениях, где главное оружие - кинжал - гораздо полезнее для сохранения здоровья.
        Он распустил узел и, стараясь не звенеть, положил на брусчатку садовый инвентарь, оставив в руке клинок. Когда-то наемник Шаэлью отдавал предпочтение мечам длиной чуть более двух локтей, но на службе у грастери Ройсали перешел на короткий, всего в полтора. Удобнее. В левую руку привычно легла дага. Во всех своих битвах Тойло пользовался щитом, но в чужой дом ночью с ним не полезешь, поэтому пришлось освоить и это оружие, благо Нассо научил обращаться с ней не как с зубочисткой. Ростримо авросту не достал, но то, как быстро он умеет выхватывать ее из рукава, витаньери уже видел.
        - Готовы? - Вагнер явно нервничал и сверлил дверь взглядом.
        Легкий удар по левому плечу.
        Это же знак витаньери.
        - Да, - пришлось шепнуть в самое ухо.
        - Идем.
        И Ростримо рванул ручку на себя.
        Шпион влетел в прихожий зал, набросив на лицо маску полного безразличия вернувшегося в свой дом хозяина. Непонятно, рассчитывал ли он на такой эффект, но человек, сидевший на резном диване справа, прежде всего, удивился и только потом потянулся к среднему арбалету.
        Заряжен, не берегут плечи!
        Стрелок не успел проронить ни звука, как Ростримо Вагнер вновь изумил Тойло Шаэлью. Авроста единым движением скользнула в ладонь шпиону и вонзилась в горло, снизу вверх, перебив трахею и связки. Одним ударом.
        Но восхищаться искусством компаньона было некогда, только помнить его указания.
        - После входа будет дверь слева, там обычно сидит один или два охранника. Ваша задача - сделать так, чтобы они умерли и не зашли нам в спины.
        Но сперва - дверь.
        - Дом необычный. Он снизу доверху «заглушен». Пока не открыта дверь или окно, наружу не донесется ни одного звука. Но если только разобьют стекло или откроют печную задвижку, то все, он сразу станет как любой другой. И соседи очень удивятся тем звукам, которые услышат.
        Тойло захлопнул входную дверь и рванул к левой комнатке. Ростримо оказался талантливым рисовальщиком, и выглядела она именно так, как он быстрыми штрихами набросал на листе бумаги. «Это профессиональное», - объяснил шпион. Не поспоришь.
        В тесноте между массивным письменным столом и обшарпанной тахтой стоял человек. Он успел повернуться к витаньери и даже ушел от первого удара. Так, шансов не давать.
        Противник схватил бронзовый подсвечник и приготовился отбить еще один удар, но Тойло описал острием полукруг и вместо ожидаемого рубящего провел идеальный укол в левую часть груди.
        Не пехотинец.
        Человек вмиг упал лицом вперед, витаньери пришлось отскочить, и подхватить тело он не успел. Грохот раздался такой, словно уронили шкаф с кастрюлями.
        - Три короля, - выругался Шаэлью и, пронзив поверженному на всякий случай шейные позвонки, выскочил в зал.
        Оказалось, что шуметь уже было можно. Ростримо как раз, лежа на спине, пытался ногами закрыть дверь в гостиную, если верить нарисованному им плану, а с той стороны кто-то активно стремился выбраться в прихожую. Из противоположной стены торчал болт.
        Тойло проскользнул к косяку и махнул Вагнеру, чтобы тот убрался за диван. Шпиона лишний раз уговаривать не пришлось, зато дверь раскрылась с такой силой, что могла бы зашибить насмерть. Вслед за ней в зал вылетел дюжий здоровяк, голый по пояс, не ждавший такой подлости от нападавших: то они держат двери, то вдруг их отпускают! Веру в человечество Тойло восстанавливать не стал и, когда мужик пробегал мимо него, провел ему по животу лезвием. Воздух наполнился запахом крови и потрохов. Зато рядом с головой наемника просвистел еще один болт. Шаэлью присел, прижавшись к стене. В гостиной тихо переговаривались, слышались щелчки механизма арбалета, встающего на взвод.
        Болты были разные, значит там засели два стрелка минимум.
        Витаньери поймал взглядом глаза Вагнера и показал ему на дверь. Шпион мелко затряс головой - не понял.
        Толкни дверь, придурок, закрой ее!
        Наконец, сообразив, что от него требуется, Ростримо поддел ногой полотно, захлопывая его. Сквозь тонкие доски пролетел еще один болт.
        Один самострел должен остаться заряженным…
        С верой в это Тойло нырнул на другую сторону двери. Второго выстрела не было, но холодок между лопаток дал о себе знать. Шаэлью прижал ухо Вагнера почти к своим губам и прошептал:
        - Изобрази тут шевеление, только под выстрелы не лезь. Я обойду через кухню. Понял?
        - Да.
        - Они стреляют по одному, пока один заряжает, второй держит дверь под прицелом. Осторожнее, уже дырка есть, не светись через нее.
        Когда Тойло осторожно открывал вход на кухню, предварительно задвинутый диваном, еще один болт проделал отверстие в многострадальной двери. Рядом стоял Ростримо, держащий в руках свою замшевую куртку. Шпион уже взял себя в руки и даже улыбнулся, показав, что сделал - махнул своим нарядом, словно кто-то пробежал перед самым порогом. Шаэлью ответил ему одним из жестов витаньери: чуть двинул кулаком пальцами наружу перед собой. Молодец, мол, так и продолжай.
        В кухне никого не было, но этому Тойло не удивился. Тут явно не готовили, в лучшем случае разогревали. Но о том, чтобы убраться или хотя бы вымыть посуду, тоже никто не думал. Нет, эти стрелки точно не витаньери, наемники никогда не доведут свое даже временного логово до такого бардака. Как только крысы еще не расплодились в этом хаосе из объедков, грязных стаканов и неприбранных тарелок. Из печи уже зола высыпалась!
        За стеной послышался голос. Тойло прислушался, но понял, что не понимает ни слова. Зато стало понятно, где находится ближайший охранник.
        Наверное, Ростримо снова как-то обозначил себя, потому что щелкнула тетива и хлопнули расправившиеся плечи самострела. Выстрел был не от этой двери, и витаньери пнул ее ногой. Светловолосый арбалетчик, державший под прицелом дальний вход, испуганно обернулся, но сделать ничего не успевал. Его глаза заволокло холодной тоской, этот остроморденький мужичок уже понял, что через мгновение умрет. Он проводил взглядом клинок, скользнувший ему в горло, и завалился навзничь. Оставшийся стрелок судорожно заряжал свое оружие, но вдруг выпрямился, швырнул арбалет в Тойло, мягко подбирающегося к нему, и выхватил длинный кинжал.
        - Сюда! - крикнул Шаэлью.
        Ростримо аккуратно втек в зал, но быстро оценил ситуацию и начал обходить противника с другой стороны. Тот не стал дожидаться, когда враги будут и с живота, и со спины и бросился на стоявшего ближе Тойло. И мало того, что изящным движением ушел от укола, так еще и сам провел стремительную атаку, которую пришлось принимать на дагу. Вот только опыта этому стрелку не хватало, и его действия были слишком предсказуемы. Поэтому Шаэлью спокойно встретил второй удар, который охранник пытался нанести с разворота, и пнул того носком сапога под колено, тут же добавив добрым пинком в спину. Кинжал отлетел в сторону, и подошедший Вагнер подобрал клинок.
        Стрелок перевернулся на спину, давая понять, что бой окончен, и он сдается. И снова сказал что-то на незнакомом языке. Шпион резко ответил, покосился на Тойло и пояснил:
        - Сказал ему, чтобы на септрери говорил.
        - А надо, чтобы говорил? - спросил Шаэлью, осторожно заходя к лежащему мужчине чуть сбоку и со стороны головы.
        - В общем-то, нет, но если говорит, то пусть мы оба понимаем.
        Охранник тяжело дышал, стрелял глазами по сторонам, но бросаться в драку не спешил.
        - Хотя… Где Норк? - спросил он стрелка.
        Тот несколько мгновений помолчал, но, заметив шевельнувшегося Тойло, облизал губы и ответил:
        - А его нет здесь.
        - Где он? Когда будет?
        Пленник снова помолчал, тогда Ростримо присел на корточки, оставаясь, однако, при этом вне досягаемости возможного броска, и пояснил:
        - Ты ведь понимаешь, что у нас мало времени, поэтому правду мы от тебя добудем быстро и очень больно. Вот этот господин - витаньери, который больше двадцати лет провел в Дельте. Как ты думаешь, он научился развязывать языки?
        Стрелок покосился на Тойло, и стало сразу понятно, что в искусстве равнодушно глядящего на него наемника он лично не сомневается.
        - А кричать ты можешь, пока Гронм не сотрется до основания. Я ведь знаю, что стены
«заглушены». Ну как? Начнем, или так все скажешь?
        - Скажу, - мужчина снова облизал губы. - Он к бабе ушел. Тут на другом конце… конца, - на септрери он говорил хорошо, но некоторые его особенности давались тяжело, - одна тетка живет, незамужняя. Ничего так. Норк к ней ходить повадился, до утра не будет точно.
        Ростримо посмотрел на Тойло, тот чуть кивнул - верю. Вагнер был склонен согласиться.
        - Давай в кабинет. Идешь мелкими шажками, руки держишь за спиной.
        - Нет, - у витаньери были свои методы. - Идешь на полусогнутых, наклонившись вперед, руки держишь вверх, вывернув, пальцы врастопырку. Если мне не понравится, умрешь в момент.
        Стрелок посмотрел на Ростримо, но тот кивнул:
        - Делай, как он говорит.
        В кабинет пришлось подняться на второй этаж. Хотя компаньон и уверял, что в доме никого больше не будет, Тойло проверял каждую дверь и двигался так, словно за каждым углом его ждала засада. Пленник не делал ничего предосудительного, с потолка никто с ножами в зубах не прыгал. После насыщенных первых минут стало даже как-то скучно.
        - Нам сюда.
        Ростримо вошел в нужную комнату, позабыв об осторожности, но в ней, к счастью, было пусто. Тойло встал рядом с дверью, стрелок замер посередине.
        - Можно руки опустить?
        - Нет, стой так, не закаменеешь.
        Вагнер спорить с этим не стал, а сразу же кинулся к роскошному письменному столу, заваленному бумагами и письменными принадлежностями. Полировка была давно и безнадежно испорчена, в том числе и вином, бокал из-под которого устроился рядом с чернильницей.
        - Так, что тут у нас… Ага.
        Авросту Ростримо портить не стал, воспользовался чужим кинжалом. Что-то щелкнуло, потом хрустнуло, и крышка вместе со всем содержимым сдвинулась в сторону.
        - Не понимаю людей, - сказал соглядатай. - Ну какой смысл прятать что-то в столе? Это же не железный сейф, дерево всего лишь. Ведь всегда разломать можно.
        - Так сюрпризы же для этого, - заметил наемник.
        - Ну и что, что сюрпризы. Вон, тут их набито столько, что комната в кузнечный горн в мгновение превратится, и что - помогло?
        Тойло стало немного плохо. Пленник тоже заерзал, хотя руки опустить не решился.
        - Ого…
        Все же любопытство людское - самый большой грех. Головы вытянули все, в том числе и стрелок, который моментально забыл, что за это ему обещали воткнуть меч меж ребер или иным образом умертвить. Но Тойло, впавший в ступор, не обратил на него никакого внимания, но обалдевший охранник моментом не воспользовался.
        Ростримо Вагнер вытаскивал из тайника под столешницей золотые монеты. Витаньери не смог бы точно определить, сколько было в этих стопках, но стенка из как минимум тысячи королей выросла среди исписанных бумаг. Ни одного принца или медяка.
        - Ско… крхрм… сколько там?
        - Н-не знаю, - шпион тоже был растерян. Тут не только короли, тут вообще золотые. Вот влизы из Окры, они тяжелее королей. Творец, вразуми, что с этим теперь делать.
        - Собирай. Вон, сумка.
        Ростримо послушно взял рыжую суму из мягкой кожи и начал набивать ее монетами.
        - А почему вы за мной не погнались? - спросил он пленника.
        - Норк не велел. Сказал, что…
        - Что?
        Пленник помялся, но признался:
        - Что этот идиот никому не сдался, если мы, косорукие, сразу его прибить не смогли. Идиот - это он про Вас.
        - А криворукие - про вас, - ехидно передразнил Ростримо. - Ну, вот теперь и поглядим, кто из нас идиот.
        - С такими богатствами вы точно не идиоты.
        - Голову вниз! - прикрикнул Тойло.
        Что-то разговорился! Кажется, этот охранник поверил, что теперь, захапав столько золота, налетчики уберутся и даже, может быть, оставят ему жизнь. Но Ростримо вновь склонился над столом, и на этот раз возился он дольше. Но снова раздался щелчок, и открылся верхний ящик с правой стороны. Вагнер аккуратно выдвинул его, внимательно осмотрел, но, в конце концов, счастливо улыбнулся и показал компаньону искомое.
        - Вот оно, вершина наша!
        В руках он держал невзрачную сумку для бумаг, украшенную тисненым изображением барана - знак дипломатической неприкосновенности. Тойло читал когда-то, что глуповатое животное стало символом высоких переговоров, потому как однажды именно на овечьей шкуре был подписан какой-то важный мир после долгой войны.
        - Интересно, сумочка-то безродная?
        - В смысле?
        - На таких должен быть герб страны, которой она принадлежит. На этой нету. Только чья-то печать, не знаю чья.
        - И что это значит?
        Ростримо внимательно посмотрел на Тойло и улыбнулся чуть ли не до ушей.
        - А то, что мы в таком дерьме, что даже и не рассчитывали на это.
        В этот момент пленник рванулся вперед, одновременно заваливаясь влево, чтобы уйти от удара наемника. Вагнер прыгнул в сторону, в Шаэлью полетел табурет для ног. От него он уклонился, а вот стул выбил его из кабинета. Хорошо хоть таким тяжелым сложно размахнуться, и ребра остались целы. А ведь мог и в голову попасть!
        Изнутри послышался визг Ростримо и Тойло вскочил на ноги. В комнате уже успели сдвинуть стол чуть ли не на центр, шпион держался за столешницу, которую охранник пытался выдрать из его рук, и истошно голосил. Витаньери успел сделать два шага, когда стрелок развернулся и прыгнул навстречу. Меч бесполезно свистнул выше: враг нырнул вниз. Ему почти удалось поймать ноги Тойло, потерявшего в суматохе дагу, но тот в последний момент выставил колено, в котрое охранник въехал лбом.
        - Три… короля!...
        Обычно после таких ударов падают без чувств, но проклятый арбалетчик даже не моргнул, хотя и оставил мысли о захвате, а вот нога наемника перестала гнуться. Он попытался опустить клинок в спину соперника, однако эта сволочь умудрилась пихнуть опытного солдата в пах. Совокупно с пораненным коленом это доконало Тойло. Пришлось падать, хотя и очень не хотелось. Стрелок вцепился ему в пояс и подтянулся, намереваясь подмять под себя ненавистного налетчика.
        Сейчас яйца откусит!
        Три короля поймут, откуда взялась такая мысль, но тут витаньери по-настоящему испугался. Он замолотил по голове врага кулаками, хотя и без видимого результата.
        Подскочил Ростримо. Аврасту он тоже потерял, зато нашел ту самую табуретку, которой охранник не смог попасть в наемника. Первый удар пришелся защитнику ценного имущества по спине, он взревел и повернулся к нападавшему. Как раз в тот момент, когда господин Вагнер опускал свое оружие во второй раз. Стрелка сдуло с Тойло, нос хрустнул и сплюснулся, а глаза закатились. Впрочем, неугомонный тут же попытался подняться вновь, но в этот момент витаньери дотянулся до меча и, не заботясь об аккуратности и скупом, рациональном уколе, от души, как был - лежа - рубанул по шее. Промахнулся, попал по голове. Клинок глубоко вошел в череп, и охранник, наконец, замер.
        - С горы на жопе…
        Тойло поднял взгляд. Ростримо стоял, широко расставив ноги, и тяжело дышал. В руках он сжимал две ножки от табуретки, остальные части валялись среди общего бедлама.
        - Три короля мне в задницу, - согласился с компаньоном витаньери.
        Колено нещадно ныло, в глазах плавали розовые круги. Да, давненько так не доставалось.
        - А ты чего так орал-то?
        - Кто?
        - Ты!
        Ростримо непонимающе уставился на Тойло, потом вспомнил:
        - Этот кретин пытался меня схватить и хотел сдвинуть стол. За открытую столешницу!
        Тойло не понял трагизма ситуации.
        - Он ее чуть не оторвал! Вот тогда бы все, как ты сказал, сюрпризы сработали бы разом.
        - Ой…
        - Вот тебе и ой!
        Да, было от чего визжать. Тойло осторожно, стараясь не нагружать поврежденную ногу, встал. Колено вроде работает, надо только расходиться немного. Все же чувствуется возраст, тяжеловато стало прыгать вот так, получая тумаки.
        - Что с сумкой?
        - Вот она. Авросту мою не видел? А, вот она. Деньги возьмешь? Сможешь идти?
        - Смогу, сейчас отойдет. Этого Норка будем дожидаться?
        Ростримо подумал, но решил, что надо сматываться.
        - Опасно. Я не знаю его способностей, но вообще мне не хочется тут задерживаться. У них точно должны быть свои сигналы, Норк поймет, что в доме кто-то другой, еще на улице. И, например, вызовет стражу. Твоя дага, держи. Пошли.
        Они вышли в коридор, уже не скрываясь. Впрочем, если в доме кто и был, то после драки в кабинете точно должен был понять, что что-то случилось, как бы крепко он ни спал. Тойло никак не мог поверить, что стены, зачарованные на тишину, поглотили все звуки, и соседи даже не догадались, что произошло буквально за стеной.
        - Ростримо, но он - это потенциальный преследователь.
        - Не спорю, но лучше так, чем драться со всей стражей Лейно. Нам, на самом деле, повезло, что Норка не было тут. Я не знаю, что это за человек, но смотри, как за его бумаги дрался этот баран.
        - За бумаги?
        - Да. Когда я взял золото, он был спокоен и, по-моему, даже был готов спокойно умереть. Но как только у нас оказалась сумка, он как взбесился.
        - Не знаю. Я бы вот так просто умирать не стал бы. Тоже бы сопротивлялся.
        - Он не сопротивлялся, он нас убивал.
        С этим витаньери, подумав, согласился. И в самом деле: охранник не пытался убежать, когда Тойло вылезал из-под кресла в коридоре, а всеми силами стремился добраться до Ростримо, не представлявшего в тот момент прямой угрозы.
        Спускаться было тяжело, но вроде бы обошлось без серьезной травмы. Шаэлью выругался сквозь зубы, помянув родных недавнего соперника до двадцатого колена. Внизу ничего не изменилось - светловолосый лежал там, где зарезали, бугай плохо пах из разрезанных кишок рядом с дырявой (ого, семь дырок!) дверью, оставшиеся двое тоже оказались на месте. Хотя наемник уже готов был к чему угодно.
        - Господину Норку еще надо будет догадаться, что это я был. Я ведь сбежал несколько дней назад. Нет, он наверняка решит, что тут завертелось что-то более серьезное, чем скромный сотрудник Второго управления.
        - Второе управление дамнорской жандармерии?
        - Ага, оно самое. Удивлен?
        - Удивлен, - согласился Тойло.
        Дамнор отстоял от Септрери на две тысячи крепов - расстояние солидное. Это за Дельту, за Кравлу и еще за несколько стран. Географию той части света витаньери представлял плохо, но то, что Дамнорское королевство - это далеко, он осознавал. Хотя слава о нем оказалась вполне достаточна, чтобы знать, что такое Второе управление. Тамошний Негласный кабинет.
        - Как тебя занесло-то.
        - Королевская надобность не знает расстояний. Так, минуту на отдышаться и привести себя в порядок. Как я выгляжу?
        - Как маазальский мальчик-проститутка.
        - Тьфу, дурак! Ты и их пробовал?
        - Тьфу на тебя! У меня с мордой как?
        - Нормально, только отряхнись.
        Да, котарди вывозил прилично, и штаны нуждались в хорошей чистке. Пока Тойло приводил одежду в хоть чуточку пристойный вид, Ростримо объяснял ему план дальнейших действий.
        - Тут до ворот всего четыре квартала. Сейчас выходим, сразу налево до первого перекрестка. Потом идем направо до стены, и снова направо. Там уже и ворота.
        - Открыты что ли?
        - Конечно. Не война же. Там, кстати, будет довольно людно, с севера там предместья, народ постоянно шастает.
        - А лошади, вещи?
        - Все предусмотрел, дорогой компаньон. Лошадки ждут нас в трех крепах к западу, в публичных конюшнях.
        - Хорош. Только мог бы сразу мне все сказать. Случись что…
        - Надо было. Но мы с тобой, Тойло, вообще себя вели как мокрые ягнята.
        - Как кто?
        - Новички. Пошли. Хотя стой...
        Ростримо исчез за дверью, ведущей в кухню, и вернулся с бутылкой вина в руках.
        - Глотни.
        - Зачем?
        - Если что - скажемся пьяными.
        Тойло приложился к горлышку. Вино было посредственным и слишком сухим, поэтому отпил он ровно столько, чтобы появился запах, зато промокнул белым вином щетину.
        На улице никого не было. Оказывается, уже совсем стемнело, и зеленый глаз луны залил мягким светом стены вольного города. Фонарями Северный конец не обзавелся, но компаньоны сейчас этому были только рады. Тойло подобрал лежащие на камнях грабли и лопату и вновь спрятал клинок в сверток. А ведь это тоже изначально не предусмотрели, вроде как пришлось бы идти сквозь ворота с мечом под мышкой. Не запрещено, но вопросов было бы не миновать.
        Да, привык, что все решает Гранто, сам распланировать ничего не смог.
        Уже почти дойдя до стены, Ростримо вдруг задергался. Тойло притянул его к себе и зашипел, мол, спокойнее, дурак.
        - Тут один из людей Соловья.
        - Где?
        - Вон там, у крыльца сидит.
        Гло в пятидесяти и в самом деле на каменных ступенях сидел парень, похожий одновременно на хорька и на свинью. Глаз отсюда было не разглядеть, но витаньери готов был поставить все деньги, добытые сегодня, и те, которые были зашиты в седло, на то, что человек незнакомого ему Соловья накурился ведьминой травки. Было что-то такое в его скупых движениях. Если придется драться, о милосердии можно будет забыть: боли бандит чувствовать не будет, а голова выдержит и удар дубиной, но не отключится. Мерзкая вещь. С другой стороны, как помнил свои ощущения Тойло (пробовал, конечно), сейчас этому дураку должно быть очень лень даже дышать, не то что кулаками махать. Но если все же начнет - уже не остановится.
        - Убьем? - спросил Ростримо.
        - Нет. Увидит кто-нибудь, услышит. И потом твой Норк точно поймет, что это ты был.
        - Почему?
        - Ты какой-то неправильный шпион, Ростримо. Туго соображаешь.
        - Я нервничаю!
        - И нервничаешь. Я думал, шпионы умные и вообще не нервничают.
        - А я думал, витаньери меньше болтают и больше делают, - огрызнулся Вагнер.
        - А то я мало сделал уже. А так сам подумай: в квартале от разгромленного дома найдут труп этого дурня. Что подумает Норк, который велел Соловью следить, чтобы ты не появился? И сразу прирезать, если объявишься?
        - Что это я был?
        - Конечно, балда!
        - Но ведь он мог просто в драке помереть...
        - Мог. Но зачем давать лишние основания для подозрений.
        Ростримо примолк. Тойло пошатнулся, увлекая компаньона за собой. Тот попытался вырваться, но наемник пояснил:
        - Не рыпайся. Мы с тобой - два загулявших балбеса, ты перепил, я тебя тащу. Мордой не свети.
        И Шаэлью схватил Ростримо так, что лицо того оказалось у витаньери под мышкой. Издалека все смотрелось так, словно два приятеля выясняли что-то очень важное, вроде того, уважают ли они друг друга, а потом один из них вдруг пал в неравной битве с крепким вином.
        Вообще Тойло пил мало. Многие наемники отдавали должное различным напиткам, но нарвик слишком хорошо помнил свою юность на вастерской службе и мрачные перспективы нищей старости. Тем более что алкоголь и хорошее тело не очень совмещаются, а в бою скорее выживет сильный, а не разбирающийся в вине.
        Но пить так или иначе приходилось. Где, чтобы не обижать, а порой чтобы успокоить нервы после того, как смерть разминулась на пару пальцев. Поэтому как надо вести себя пьяному, Тойло представлял. Он пошел неуверенной, но еще твердой походкой, напевая себе под нос фривольную песенку, популярную в Дельте.
        - Как на сенокосе мужики гуляли, у кого длиннее, громко выясняли...
        Ага, парень и в самом деле накурился, витаньери даже почувствовал горьковатый запах ведьминой травки, пропитавший одежду. Главное сейчас, не смотреть в глаза, потому как это может быть расценено как угроза. И тогда начнется на хуторе утро...
        Бандит безразличным взглядом проводил подпитую парочку, но дергаться не стал и вновь погрузился в приятную дрему. Тойло свернул за угол, удивившись, как близко дома примыкали к стене. Все же давно не было в Септрери войны, мелкие стычки с дельтовскими пуаньи не в счет.
        Он поудобнее перехватил Ростримо, велев тому смириться, мол, так и ворота пройдем. Шпион спорить не стал, во всяком случае лучшего плана не предложил. И даже пьяно пробормотал какую-то чушь, когда стражники решили спросить Тойло, кто он такой и куда прется.
        - Свояка вот несу.
        - Куда несешь?
        - Несу, - согласился Шаэлью.
        - Тьфу, пьянь болотная! А лопата и грабли зачем?
        Тойло задумался. И просветлел, найдя ответ:
        - Лопатить и грабить!
        Поняв, что ничего путного все равно не добьешься, стражники только дали ему пинка пониже спины и вернулись в караулку. Ростримо весело хрюкнул, порадовавшись, что отдуваться, в том числе и на собственной заднице, компаньону пришлось одному. За это Тойло слегка напряг мышцы руки, которой обнимал шею Вагнера, и тот испуганно ойкнул.
        - То-то же!
        Так они прошли почти креп, постепенно забирая влево. Конечно, ночью гулять по слободе - это то еще приключение, но обошлось. То ли повезло, то ли никто не захотел связываться с парой гуляк, один из которых, не понятно почему, но выглядевший опасно. Наконец, Тойло отпустил Ростримо, и шпион утер пот со лба.
        - Тяжело, - пожаловался он, показывая на сумку с золотом, висящую у него на шее. Витаньери молча взял эту приятную тяжесть и повесил на плечо.
        Публичные конюшни на ночь не закрывались, но добудиться сторожа было нелегко. Витаньери уже намеревался выбить замок, когда дверь отворилась, и заспанное, недовольное лицо соизволило поинтересоваться, кому это неймется в столь поздний час. Пришлось пообещать дать по морде, если отсутствие вежливости к клиентам будет иметь место и в дальнейшем, или премию в виде монеты номиналом пятьдесят медяков, если добрым господам будут рады и приветливы.
        - Тю, выбор слишком простой, - заявил сторож, прочистил горло и улыбнулся так, что его неприятно-сизая физиономия туго обтянулась кожей как армейский барабан.
        Узнав, что уважаемым надобно, он мигом сбегал к коновязям и привел лошадей. Очевидно, ходить дважды было лениво, поэтому хлипкий мужик одновременно держал два повода и сгибался под тяжестью двух сумок и седел. Тойло сразу проверил швы на своем, но все оказалось в порядке. Хотя его накопления теперь выглядели несколько смешными по сравнению с тем, что висело сейчас у него на левом боку.
        - Кхм... Господа довольны?
        Наемник кивнул, а Ростримо кинул сторожу монету. Тот ловко ее поймал и проворчал, что вообще ночами спать надо. Тойло напомнил, что «по морде» никто не отменял, и пришлось вновь увидеть ту жуть, которую сторож выдавал за улыбку.
        Потом была скачка по проселку, который совсем недавно компаньоны уже покоряли, и дальше на юг. Они остановились только тогда, когда лошади одновременно начали сбиваться с шага. Ростримо уверенно свернул в холмистый лесок, сквозь который шел тракт, и забрался в самую чащу еще на целый креп. Солнце уже светило вовсю, кусты кишели мошкарой, но ту больше заинтересовали взмокшие животные, а не люди.
        Ступив на землю, Тойло почувствовал, насколько же он устал за эту ночь, и не столько физически, а именно головой и нервами. Наверное, такого ему не приходилось переживать еще никогда. Впрочем, он и сам догадался, в чем тут дело. Ведь до сегодняшнего дня всегда был кто-то, кто принимал решения, а витаньери Шалью выполнял приказ. Так было в Нарви, потом у Гормо, в других ватагах и грастери Ройсали. А концессии, как назвал это Ростримо, думать пришлось самому. Хотя шпион вроде бы и был формально главным, в конце концов это была его идея с налетом на дом господина Норка, на самом деле как такового лидерства у них в паре не было. Два равноправных партнера, которые должны и думать, и решать сами. Такого в жизни Тойло еще не было. И это оказалось неожиданно трудно.
        Костер разводить на всякий случай не стали, обошлись холодной телятиной, сыром и подсохшим хлебом - Ростримо, оказывается, позаботился. От его былого цинизма и бесшабашности не осталось и следа, шпион явственно боялся. Тойло дружески хлопнул его по плечу и отсалютовал обкусанным уже бутербродом.
        - Выше голову, боец!
        Вагнер устало улыбнулся.
        - Все кончилось? - с надеждой спросил он компаньона?
        - Думаю, все только начинается. И мы даже не знаем, что у нас в той маленькой сумке. Смотри, мы можем сейчас поделить золото, сжечь, не открывая, сумку и разъехаться. Денег нам теперь хватит... На много хватит.
        От такого предложения Ростримо встрепенулся. Одна мысль о том, что можно вот так вот осесть где-то и жить тихой жизнью, похоже привела его в ужас. Нет, не для того он ввязался во все это, чтобы превратить месть (куда же без нее, чтобы дамнорец ни говорил) и авантюру в банальный разбой. Глаза его снова начали разгораться, и даже обрюзгшие было щеки словно подтянулись, и лицо шпиона опять стало напоминать если не хищную птицу, то как минимум падальщика. А к тому спиной не поворачивайся, особенно если ты ранен или болен!
        Ростримо решительно выхватил из сумки с золотом дипломатический кошель и резким движением сорвал печать.
        - Чей это занк хоть? - спросил Тойло. Он так и сидел неподвижно, слегка улыбаясь, и не подумал даже остановить компаньона.
        Любопытство - страшная вещь.
        - Не знаю. Тут сургуч обычный, без голоса.
        Вот тут витаньери похолодел. Он никогда не видел печатей с магической сигнализацией и даже не вспомнил о них, когда Ростримо ломал эту. А ведь могло случиться так, что сейчас Норк или кто-то еще получил бы сигнал, что в той стороне, примерно в стольки-то крепах какой-то идиот вскрыл не принадлежащую ему сумку. И это не говоря уже о том, что сам кошель мог полыхнуть ярким пламенем, сжигая свое содержимое и того, кто его открыл.
        - Не беспокойся, дружище, я в этих делах поднаторел. Я же шпион, - ухмыльнулся Вагнер.
        - И что?
        - И то. Я хоть и не маг, но вот всякие волшебные ловушки видеть обучен. Без этого таланта я не был бы шпионом.
        Тойло слегка успокоился. Объяснения Ростримо выглядели убедительными, хотя всегда есть шанс, что попадется замок, зачарованный кем-нибудь, что мастерство строить превзойдет умение дамнорца ломать. А тот, словно услышал мысли витаньери, продолжил:
        - Я только видеть могу, - и он вздохнул. - Снять заклятие мне не дано. Зато, когда видишь, можно ведь обойти. Иногда.
        - Как со столом?
        - Как со столом. Это ведь не Норк стол зачаровывал, это куплен он такой был. Поэтому я лишь увидел, как его правильно открывать. А если бы Норк сам каждый раз заклятье накладывал, чтобы его каждый раз снимать самому, то я бы и не прикоснулся даже. Только он не может. Вроде бы...
        Ростримо помолчал, посмотрел на сумку и взял бутерброд. Откусил и принялся вяло пережевывать. Явно он оттягивал момент, когда придется заглянуть внутрь. Тойло покашлял.
        Шпион вздохнул. Снова взял кошель в руки, посмотрел на компаньона, и тот уверенно кивнул.
        - Ну, держись за воздух!
        И вытащил плотный конверт, набитый бумагами. Здесь Ростримо уже не стал мяться и вскрыл его без лишних раздумий.
        - Так... Это у нас... у нас... у нас...
        Он замолчал, изучая какие-то письма. Тойло долгое время молчал, не мешая, но не выдержал и склонился к компаньону.
        - Ну?!
        - Мой друг... - Вагнер счастливыми глазами смотрел на наемника. - Мой друг! Мы с тобой были в заднице? Так вот, теперь мы в полной жопе!
        Глава 4
        Прайло Варконне, податной инспектор
        Вот что-что, а жаловаться на жизнь Прайло Варконне любил. Даже если среди слушателей был он сам, в гордом одиночестве. Так даже лучше, ведь есть такие вещи, о которых не расскажешь никому, а выговориться очень хочется. А сейчас Прайло просто упивался сочувствием к своей собственной персоне.
        Ведь было все чинно и благообразно. Арли встретил господина Варконне милой провинциальной сонливостью, хорошей погодой и услужливым гостильером, подавшим теплую воду для умывания и сытный обед для насыщения. И очень хотелось Прайло отдохнуть хотя бы день, ведь была такая возможность, но, следуя уложению, он направил-таки свои стопы к почтовой конторе, даже не вздремнув после еды. И настроение было самое благодушное.
        Обычно такие визиты заканчивались вежливым пожеланием хорошего дня и сожалением, что для господина податного инспектора писем нет. Господин с видимым сожалением кивал, оставлял на прилавке мелкую монетку за беспокойство и уходил по своим делам. Ничего не предвещало, что в Арли будет как-то иначе, но как только Прайло назвал свое имя, почтовый клерк испуганно на него посмотрел и отчетливо икнул.
        У господина Варконне стало нехорошо под сердцем. И совсем екнуло, когда клерк выложил перед ним запечатанный сургучом с печатью Податного кабинета конверт. Но не оттиск золотого короля, серебряного принца и медяка смутил взор и разум.
        Алая лента с сургучным соколом.
        Почтовая служба в Септрери была организована очень давно, сколько веков назад господин Варконне даже не знал. Была она делом королевским, что понятно, и охранялась соответственно. Экипажи, украшенные короной и бегущим письмоносцем, не трогали даже самые оголтелые разбойники, потому как такими преступлениями занималась не стража, не Уголовный кабинет, а сразу негласные. Преступление против короны. Письма возились не спеша, но стабильно и надежно. На то, чтобы доставить послание из Лиссано сюда, в Арли, у почтовых ушло бы не меньше двух десятин, или недель, как называли их тут, на западе страны. Через Контрарди, Шессони и Лейно - даже подольше получится.
        Но там, где дела особой важности не допускали промедлений, почтовые экипажи, конечно, не годились. И как раз для таких нужд и содержались пернатые гонцы - соколы. Секрет их воспитания и подготовки тщательно скрывался, только в Лиссано, при королевском замке, знали, как превратить охотника в слугу короны. Прайло слышал, что птенцов возили по разным городам, где есть почтовые конторы, и что-то там с ними делали, что птицы запоминали не только сами места, но и их названия. Стоило такому соколу в Шессони шепнуть, мол, лети в Арли - и полетит. А потом вернется.
        Пользоваться соколами могли только королевские служащие высокого ранга, наместники городов или владетели больших ленов, не ниже кластерьи. Простые люди вроде как тоже имели возможность отправить письмецо по небу, но мало кто согласен был бы выложить за это целых десять золотых королей.
        И что-то говорило господину Варконне, что лежащий перед ним конверт был отправлен не его любящей сестрой.
        Он вздохнул, положил руку на бронзовую пластину определителя, и произнес положенное:
        - Перед лицом Творца и короны подтверждаю, что я - Прайло Варконне.
        Определитель моргнул синим стеклышком, удостоверяя, что испытуемый не солгал. Клерк, наверное, впервые видевший соколиный конверт, еще и из самой столицы, нервно кивнул и мелко затряс головой, отказываясь от протянутой ему монетки. Прайло оставил ее на прилавке и вышел. Настроение у него испоганилось окончательно.
        Вскрывать послание пришлось уже в своей комнате. Не на улице же такие письма читать! Радости содержимое не добавило, тем более что начальство ограничилось лишь самым общим указанием: бросать все и со скоростью почтового же сокола лететь в Лейно. Там ждать дальнейших указаний.
        И вот теперь господин Варконне стоял в зале дорогой лейнской гостиницы, зато расположенной в самом центре, и жалел себя. Свою непутевую судьбу, неудачный выбор профессии и задницу, отбитую во время скачки из Арлатэ. И это еще хорошо, что лошадь выдюжила!
        Служка раздражал своей неторопливостью и врожденной глупостью. Он никак не мог сообразить, сколько запросить с приезжего за постой, раз тот не может назвать, сколько дней тот планирует жить в этой чудесной гостинице. И только упоминание того, что гость - податной инспектор, моментально изменило ситуацию. Откуда-то появился сам хозяин, заискивающе «предложивший лучшую комнату по незначительнейшей цене». Прайло Варконне мысленно сплюнул, но на деле же ничего не сказал и только молча проследовал в отведенные ему апартаменты. Оставалось переодеться и дойти до почтовой конторы.
        На этот раз инспектор выбрал наряд мышиного цвета, ничем не примечательный, в том числе и ценой, на которую он выглядел. Господин Варконне вышел из гостиницы, посмотрел на небо, которое пока не предвещало дождя, и не быстро, но и не тихо отправился по Старой улице по направлению к площади Первых Королей. Люди вокруг спешили по каким-то своим делам, и на Прайло никто не обращал внимания. Только душновато стало, и можно было ожидать грозу.
        Зато в тесном зале почтовой конторы оказалось прохладно. Старое здание, сложенное из больших камней, надежно защищало от зноя, и инспектору даже стало немного зябко после уличного пекла. Свет солнца почти не проникал внутрь сквозь узкие окна, и сумрак разгоняли два «вечных» фонаря, один из которых, правда, уже подрагивал, подтверждая истину, что ничего вечного в нашей жизни не существует.
        - Рад Вам, уважаемый.
        Клерк поднял голову и вежливо поклонился, не вставая со стула.
        - Прайло Варконне, податной инспектор. Для меня есть что-нибудь?
        - Да, - ответил клерк, не сверяясь с записями. Он выхватил из стопки на столе тонкий конверт и придвинул к посетителю определитель. Ну да, порядок в первую очередь. Прибор в очередной раз подтвердил личность господина Варконне, и он получил послание лично в руки.
        На нем не было никаких отметок, положенных при приеме и отправке. Только имя.
        Прайло раздраженно-нервно вскрыл конверт, даже не выходя на улицу. Дурные предчувствия его не обманули. На простом листе бумаге чернилами было выведено:
«Проулок Гапитьерри, второй дом от Ярмарочной улицы, справа. Быстро!» Почерк был неровный, писалось явно в спешке, но не узнать эти скругленные линии было невозможно.
        - Сегодня утром доставили, - сказал клерк.
        - Хорошо, - буркнул господин Варконне и вышел из конторы, забыв в волнении оставить традиционную монетку.
        Медлить с визитом не следовало, благо Ярмарочная улица брала свое начало тут же, от площади. Прайло миновал три квартала, когда увидел нужную ему табличку. Проулок Гапитьерри оказался узким и темным, но чистым, словно брусчатку его только что вымыли с щелоком. Удивительно, тут пахло апельсинами, хотя в торгашеском Лейно, где застроены оказались даже старые кладбища, ни единого деревца, а тем более сквера, и не сыщешь. Нужный дом ничем не выделялся среди окружающих, господин Варконне осмотрелся, вздохнул и постучал.
        Дверь резко открылась, из нее высунулись две руки, схватили инспектора за шею и мощным рывком втянули внутрь. «Х-х-х-хап!» - только и успел выдохнуть тот, сжимаясь в комок и расслабляя ноги, позволяя телу рухнуть на пол. Чтобы тут же откатиться в сторону. Увы, прямо к чьим-то сапогам.
        Вообще у Прайло для таких случаев был маленький нож, который сейчас он мог бы воткнуть в икру человеку, нависшему над ним. Но трусливый податной инспектор не будет так делать, он скорее будет скулить и умолять забрать все деньги, одежду, но оставить ему жизнь, а желательно и здоровье. Поэтому господин Варконне закрыл голову руками и тоненько завизжал. Но тихонько, чтобы не привлекать внимание соседей.
        - Уймитесь, Варконне.
        Прайло заткнулся и сел, вытянув ноги вдоль лакированных досок пола. В полутьме он разглядел трех человек, двое из которых отнюдь не внушали доверия своими мрачными рожами.
        Третий же и вовсе являл собой полную противоположность слову «доверие». Он смотрел на инспектора с усталым безразличием, будто и не ждал вовсе.
        - Сядьте нормально, за стол.
        И мужчина ногой подвинул в его сторону стул.
        Прайло встал, отряхнулся и занял указанное место. Два головореза безмолвно исчезли, хотя никакой команды к тому не было. Приученные.
        - Здравствуйте, господин Шмарсси.
        Вастер Кайло Шмарсси откинулся на спинку, так и не ответив на приветствие. Его синие глаза разглядывали серый наряд инспектора, буйную шевелюру. Кому-то другому такое пристальное внимание начальника Черного стола Негласного кабинета уже попортило бы сердце, но господин Варконне как-то привык. Человек, который не может выдерживать взгляд своего непосредственного руководителя, должен менять работу. Увы, в случае с Прайло такой вариант был очень сомнителен.
        - Я приехал по Вашему приказу. Готов служить.
        Вастер Шмарсси устало вздохнул и подвинулся к столу. Прайло понял, что начальство прибыло в Лейно не далее как сегодня утром.
        Дела-а-а…
        - Извините, Варконне, у меня даже нечем Вас угостить. Сами только сегодня приехали.
        - Я успел отобедать.
        - Повезло, - ухмыльнулся вастер. - Как добрались?
        - Без приключений. Только устал очень и чуть не загнал лошадь.
        - Я двух хороших жеребцов лишился, так что не жалуйтесь. Хотя Вы любите, я знаю.
        Уши Прайло полыхнули алым цветом. Начальник был единственным человеком, с которым он вообще не контролировал свои эмоции.
        - Рассказывайте.
        О чем?
        Но вслух этот вопрос господин Варконне, естественно, не задал. Больше всего Кайло Шмарсси не любил глупость и несообразительность подчиненных. Поэтому Прайло поерзал на стуле и ровным голосом начал доклад.
        - Три десятины назад я по Вашему указанию выехал из Лиссано в пограничный Дросс. Впрочем, Вы это и сами знаете. Выехал я как обычно, под видом податного инспектора, меня в этой должности в некоторых местах знают, личину я добросовестно поддерживал. И даже отправлял нужные отчеты в Податной кабинет несколько раз.
        Вастер кивнул. Сотрудничество с податными было налажено давно, и знали об этом очень немногие. Но зато личины для его сотрудников получились знатные.
        - Доехать успел до Арли, где и получил Ваше послание соколиной почтой.
        - Что-нибудь необычное?
        Этот вопрос был ожидаем и пугал больше всего. Вастер Шмарсси несколько лет назад ввел практику таких вот инспекционных поездок через половину королевства с единственным наказом: высматривать все необычное, что выбивается из устоявшегося уклада жизни. Надо было подмечать странное поведение людей, какие-то неожиданные события или рассказы. Удивительно, но свои результаты такие вот бесцельные поездки давали. То выйдут на соглядатая, вроде бы вросшего уже в местную жизнь, то наткнутся в страшных историях на ночь, которые любят рассказывать крестьяне, на следы, оставленные чародеями давно забытых времен. А следили эти мерзавцы обычно отменной пакостью.
        - Не сказал бы. Вот только…
        Начальник помолчал, давая время собраться с мыслями. Прайло наконец поймал нужную мысль и так же ровным голосом рассказал
        - Из Контрарди я поехал по старой дороге через Контрал. Там совсем заброшенный тракт есть…
        - Я знаю.
        - Да… Конечно, извините… Так вот, в одном местечке, в гостинице…
        - В Буткане? - приподнял бровь вастер.
        - Д-да. А откуда…
        - Там только одна гостиница.
        Осведомленность начальника Черного стола поражала. Казалось, он в свои неполные пятьдесят побывал везде. И никого не должна была смущать его внешность дородного пекаря. Розовощекий, низкого роста вастер мог без устали на своих кривеньких ножках пройти пешком от холодного Увимо до южных портов, и только в конце пути присесть выпить водички и промакнуть платочком лысину.
        - Да, именно там. Так вот, я встретил там странную парочку. По виду - торговец-механик из Контрарди. В его телеге были всякие сломанные механизмы, я проверил тихонько. Но вот его спутник…
        - Что его спутник? - поинтересовался вастер Шмарсси.
        - Он был очень странно одет.
        Кайло Шмарсси улыбнулся. О способности Прайло Варконне произвести впечатление одеждой самых диких расцветок ходили легенды. Сам агент объяснял это тем, что запомнят скорее его наряд, но не лицо. И доля истины тут была.
        - Не так как я порой, - догадался о причине усмешки начальника Прайло. - У него была одежда необычного покроя и из ткани, которую я определить не смог. Вернее, штаны были из плотной саржевой ткани…
        - Саржевой?
        - Да.
        - Моряк?
        - Нет, не похож.
        - Ладно, продолжайте.
        - Его… камиза… У нее странный крой… Есть карандаш и бумага?
        Вастаер открыл свою сумку, лежавшую на соседнем стуле, достал оттуда тетрадь, из которой вырвал один лист. Прайло быстро изобразил странную одежду незнакомца.
        - Хмм… Забавно. Штаны из плотной саржи, странная камиза…
        - И вот эта камиза сделана из чего-то совсем непонятного. Я даже сумел потрогать при прощании и не знаю, я такой ткани точно не встречал. Не знаю, из чего она сделана. Еще на ней странные рисунки, - агент по памяти воспроизвел узоры на груди и спине.
        Он несколько раз глубоко вздохнул, сосредотачиваясь, и вызвал в памяти образ человека из гостиницы.
        - Вот. Причем я уверен, что это какие-то письмена. Видите: вот этот, этот и вот этот узоры повторяются, - Прайло показал на три, как он предположил, буквы, на груди и на спине.
        - Да, странно, - согласился вастер Шмарсси. - Хотя это не преступление.
        И он постучал пальцами по столу. Так часто бывало, когда какое-то донесение откладывалось у него в памяти и бралось на заметку.
        - На ногах была такая обувь, - несколько быстрых штрихов, - тоже не понял, из чего сделана. И очень гибкая: он, когда шел, подошва очень мягко сгибалась. А еще он не говорил по-нашему. Механик в разговоре с хозяином гостиницы сказал, что это его какой-то потерянный родственник, которого он подобрал в Арли потерявшим память и немым.
        Вастер молчал, поэтому Прайло продолжил:
        - Человек нормально ел, но ничего не говорил. Смотрел газету, но, по-моему, не понимал написанного. При этом он не выглядел дурачком. Он как будто и вправду потерял память.
        После некоторых раздумий Кайло Шмарсси подвел итог своим мыслям:
        - Что ж, интересно. Мог и в самом деле потерять память. Странная одежда… Кто его знает, где носило. Хотя я согласен с Вами, это очень похоже на незнакомые буквы. Механик из Контрарди?
        - Да, и с хозяином гостиницы он явно знаком.
        - Что ж, думаю, это и в самом деле механик из Контрарди, - вастер сделал пометку в своей тетради. - Ладно, это все очень интересно, но вряд ли по нашему прямому профилю. Может, как-нибудь займемся, но сейчас у нас дела поважнее. И эта пара точно не имеет к ним никакого отношения.
        Прайло выпрямился и приготовился внимать начальству. Интересно, куда на этот раз его пошлют. Только бы не на юг, где солнце плавит камень мостовых, а уж мнимого податного инспектора - и подавно.
        - Значит, так, - вастер Шмарсси встал и махнул рукой, приказываю господину Варконне следовать за ним. - У меня есть основания полагать, что в Лейно объявился некий человек, у которого есть некие бумаги. Бумаги эти представляют чрезвычайную важность, и мы должны… нет - обязаны! -их перехватить.
        Вастер ступил на лестницу и Прайло посеменил по ступенькам вслед за ним, чуть ли не тыкаясь носом в спину.
        - Но… зачем Вам я?
        Вопрос имел полное право на существование. В конце концов, Прайло Варконне - агент-соглядатай, глаза и уши, но никак не солдат! Точно не его дело перехватывать кого или что-либо. По большому счету, он и драться-то не умел, справедливо полагая, что в случае опасности его скорее спасут длинные ноги или жалостная речь вкупе со скорбным выражением лица.
        Вастер резко остановился и успел обернуться, поэтому Прайло все же впечатался в него носом, но уже в живот.
        - Варконне, у меня тут нет никого кроме Вас на расстоянии в пятьсот крепов. Все или в Лиссано, или на востоке!
        - Но Вы…
        - А я тут, да. Потому что в нашем деле главное уметь предугадывать. Не беспокойтесь, я возьму местных людей, негласных, которые умеют махать железом лучше нас. Мне же нужны Ваши глаза и уши. А главное - голова, которая умеет анализировать то, что видят глаза, и слышат уши. Но в любом случае, - вастер зашел в тесную комнату и протянул агенту стеганую куртку, - наденьте вот это.
        Прайло послушно стянул свою котарди и оделся в предложенный доспех.
        Три короля, это и в самом деле доспех!
        Увы, спорить было не только бесполезно, но и вредно. Кайло Шмарсси возражения выслушивал только тогда, когда сидел и обсуждал задание перед его началом. Когда он стоял, из его уст доносились только приказы.
        - Пойдемте. У нас, в принципе, все готово. Подробности, какие вам положено знать, по пути.
        День потихоньку превращался в вечер, и небо уже побледнело, потеряв яркую, насыщенную голубизну. Только вот прохладнее от этого не стало, а тело под плотной стеганкой в момент взмокло. Вастер Шмарсси быстро шагал по Ярмарочной улице на север, два его телохранителя заняли свои места в этом странном кортеже: один в пятидесяти гло впереди, второй примерно на таком же расстоянии прикрывал спину своего господина. Прайло ждал, что они свернут на восток, в лейнский стол Негласного кабинета, но нет, прошли дальше, оставив его в стороне.
        - Запоминайте, - сказал вастер, - первыми в дом входят местные. Они подавляют всякое сопротивление. Нас интересует, прежде всего, некто под именем Усстага Норк.
        - Откуда-то с запада?
        - Скорее всего, но точной информации пока нет. Он нам нужен живым, чтобы ни произошло. Вы только вперед никуда не лезьте, постойте со мной у двери, пока местные дуболомы не закончат. Вот потом мы с Вами пройдемся по дому и будем искать.
        - Что?
        - Бумаги, Варконне, бумаги.
        - Какие? Что в них?
        Вастер весело посмотрел на него, отчего Прайло стало неуютно, и вдруг огорошил своего агента:
        - Не знаю. Да-да, не смотрите на меня так, не знаю. Поэтому Вы тут со мной. На всякий случай. Ищем бумаги, которые покажутся Вам… необычными.
        Что ж, значит, будем искать необычные бумаги. И ведь Прайло даже не удивился. В конце концов, это обычное дело, когда есть только кусочек мозаики, по которой невозможно определить, что же на ней изображено, но уже понятно - нечто крайне интересное. Тем более что начальство расщедрилось на дополнительные пояснения.
        - Знаете, Варконне, когда в захудалом городишке в Кирсаттэ находят труп моего агента, у которого из раны на животе достают стеклянную колбу, тонкую такую, как у алхимиков, а там записка... Вам становится интереснее? А то у Вас такое скучающее лицо, что вот думаю: а правильно ли я сделал, вызвав Вас.
        Прайло поежился. Подробности, которые вывалил на него начальник, вызвали холодок на коже - до мурашек. Не смотря на жару.
        - Кто это был?
        - Виссон.
        Виссон Мараконьи, немного занудный, дотошный парень лет, ему было… да, всего двадцать пять. Работал в основном по северу королевства.
        - В записке было дословно следующее: «Только так. Лейно, Усстага Норк, бумаги». И знаете что?
        Вопрос был риторический, поэтому Прайло не сказал ни слова, давая вастеру паузу. Тот же молчал довольно долго, они успели пройти целый квартал, приблизившись к северным воротам, до которых отсюда было рукой подать.
        - Он сам себя проткнул и засунул себе в живот эту проклятую колбу.
        Фальшивый податной инспектор от такой новости сбился с шага и споткнулся, так что начальнику пришлось хватать его под локоть и поддерживать. И хотя лицо Прайло ничуть не изменилось - опыт! - внутри все сковало ужасом.
        Чтобы молодой человек ушел из жизни таким вот образом - что же такое важное он хотел сказать?
        - Ну? - спросил вастер Шмарсси.
        - За ним шли, - ровным голосом ответил агент Варконне, взяв себя в руки. - Он понимал, что не сможет уйти или справиться, но вскрыл что-то крайне опасное и должен был сообщить Вам. И предпочел вот так.
        Последнюю фразу он все же просипел, не справившись с чувствами. Вастер кивнул, соглашаясь с выводами своего сотрудника. Теперь стало понятно, с чего вдруг он сорвался сюда, в Лейно, и выдернул из Арли Прайло. Вот только вдвоем, пусть и с двумя телохранителями - несерьезно ведь! Кайло Шмарсси вновь угадал мысли Варконне.
        - Я вызвал всех, но они будут тут в лучшем случае через десятину. И да, на всякий случай - никто об этом пока ничего не знает.
        Вот так вот. Даже глава Негласного кабинета пока пребывает в счастливом неведении. То есть вся эта операция - личная инициатива начальника Черного стола. Очаровательно.
        Впрочем, если подумать, Прайло на месте вастера Шмарсси действовал бы точно так же. Допустим, тот является с докладом к главе. Тратится время на объяснение, расследование, выяснение обстоятельств, согласование с двором и королем, потом начинается грызня по поводу контроля всего дела. На это, конечно, уйдет не больше пары дней, но есть ли это время у них? Нет, такие обстоятельства отлагательств и промедлений не терпят. Но и, уже уехав в Лейно, послать сокола - тоже не самая лучшая идея. Потому что тот тут же вернется с приказом явиться с докладом и не нарушать субординацию.
        Прайло Варконне своего начальника уважал именно за его смелость. В конце концов, для карьеры и душевного спокойствия было бы проще и выгоднее именно доложить, отойти в сторону и исполнять приказы. Но Кайло Шмарсси на такие вещи как личное благополучие и спокойные нервы всегда плевал, руководствуясь только честью и пользой для королевства, как он сам их понимал. Зато сейчас он уже в Лейно, а докладывать будет либо об успехе, либо о провале. С готовностью принять судьбу, какой бы она ни была.
        - Вот этот дом, - сказал вастер и тихонько хлопнул в ладоши.
        Тихая до того улица вдруг наполнилась движением. Два мужика, тащившие, обливаясь потом, тачку с камнями, бросили ее и кинулись к двери, на которую показывал начальник Черного стола. Толстый коробейник откинул свой товар, устремившись за первой парой. Усатый щеголь, до того отчаянно торговавшийся с хозяйкой галантерейной лавки, одним прыжком оказался на пороге, так и не закончив причитания о жадности обладевшей торговки. Видя такое дело, за всей компанией ринулся стражник, однако не стал ни кричать, ни хватать никого из людей, ломившихся в дом, а наддал в дверь своим плечом.
        Не прошло и нескольких мгновений, как все пятеро скрылись внутри, вастер подтолкнул Прайло в спину, мол, быстрее! Пропустил вперед безмолвных телохранителей и закрыл за собой дверь.
        В мертвых агент Варконне разбирался неплохо. И отличить свежего мертвеца от лежалого мог с первого взгляда. Парочка трупов, устроившихся в прихожей зале, относились к последним и успели окоченеть. Кровь уже подсохла и почернела, наполнив помещение густым, тошнотворным запахом. Еще одно тело нашлось в каморке слева.
        - Оторви мою мошонку, - пробормотал вастер Шмарсси.
        - Три короля, Творец милостивый и лысый конюх, - не удержался Прайло.
        Лейнские негласные толпились в зале, взирая на трупы. Да, они ожидали чего угодно, даже разноса от столичного начальства, но обнаружить у себя в родном городе вот такое, да еще и в присутствии и по наводке главного по Черному столу - это надо было умудриться так попасть.
        - Что стоите?! - зашипел вастер. - Вперед, обыск!
        Местные встрепенулись, сбрасывая оцепенение, и кинулись в разные стороны. Все же они были мастерами в своей профессии и, оправившись от первого шока, действовали согласованно. Один остался прикрывать столичных гостей, двое пошли направо, на кухню, двое осторожно открыли продырявленную арбалетными болтами дверь. Прайло поежился, посмотрев на стену напротив этой двери. Да что же тут было-то? И почему соседи не всполошились?
        - Там еще один лежит! И лестница наверх.
        - Осмотреть!
        Наверх поднялись четверо местных и, повинуясь жесту господина, телохранители. Вастер Шмарсси нервно теребил пуговицу котарди, а негласный присел на корточки, рассматривая труп полуголого мужчины.
        - Хорошо его…
        - Что?
        - Э-э-э… Говорю, хорошо его, благородный вастер!
        - Что хорошо?
        - Убили хорошо! - молодцевато и радостно гаркнул негласный. - Одним движением живот вскрыл.
        - Кто?
        - Как кто? Тот, кто убил.
        - Тьфу!
        Сверху вдруг послышался шум, что-то упало, потом раздался громкий крик. Вастер, Прайло и негласный бросились к лестнице, но успели добежать только до середины гостиного зала, когда на втором этаже ухнуло, и по ступенькам вниз дохнула волна жара. Вместе с ней на пол скатился незнакомец. Полы его длинной куртки тлели, волосы обгорели, а глаза светились безумием и ненавистью. Варконне ошарашено замер, а вот лейнец не растерялся и бросился вперед.
        Наверное, все заняло не больше пары ударов сердца, но Прайло показалось, что время остановилось. Вот свалившийся сверху человек бьет негласного в грудь, и здоровый мужик валится с ног, будто его ударили боевым молотом. Вот незнакомец прыгает на вастера, но начальник Черного стола делает мягкий шаг в сторону, совсем не сочетающийся с его комплекцией, и вроде бы слегка касается спины противника раскрытой ладонью. Человек падает, но вскакивает, бросается к дальней двери, и Варконне оказывается у него на пути.
        Удар был страшный, это Прайло почувствовал. И даже открыл рот, чтобы малодушно завизжать. Но стеганая куртка, уже вдавившаяся в его живот, вдруг стала твердой как камень, и незнакомец, почти пробежавший мимо, упал навзничь, с воем схватившись за руку. Тело агента на мгновение обдало холодом, но он даже испугаться не успел. Потому как теперь уже вастер Шмарсси прыгнул на негодяя, припечатав того к полу. Человек дернулся раз, другой, и у Варконне зашевелились волосы: да он же прилип к паркету! А у начальника, оказывается, в рукаве не просто нож, а целое копье и полк тяжелой пехоты!
        Кайло Шмарсси вытер пот со лба. Выглядел он бледным и даже худым. Нет, все же эти магические заморочки лучше оставить магам. Скромному агенту Прайло Варконне они не нужны ни за какие блага, три короля и лысый конюх.
        - Усстага Норк? - Спросил вастер незнакомца.
        Тот вновь попытался дернуться, но, поняв, что бесполезно, затих и уточнил:
        - Пуаньи Усстага Норк.
        Вастер кивнул, соглашаясь с правом благородного на поименование титула.
        - Пусть будет пуаньи. А точнее?
        - Просто пуаньи.
        - Просто так просто, мне же забот меньше. А то я всего лишь вастер, выяснится, что Вы у нас какой-нибудь лоастери, так мне неудобно будет. Ну да ладно. Что там наверху?
        - Там наверху идиоты!
        Кайло Шмарсси посмотрел в сторону лестницы, откуда тянуло горелым.
        - Вынужден согласиться, уважаемый пуаньи. Где бумаги?
        Усстага Норк пожевал губами, смотря в сторону, и признался:
        - Не знаю. Я пришел, тут мертвые. Все мои люди мертвые. Бумаг не было.
        - Что было в бумагах?
        Норк хрипло засмеялся, закашлялся и совсем расхохотался. Из уголка рта потекла струйка крови.
        Творец милостивый, и ведь он на спине лежит!
        Да, таланты начальника Черного стола не ограничиваются умением приклеивать мерзавцев к полу, он еще внутренности рвать может дружеским похлопыванием по спине.
        - Так вы не знаете? Ох-хо-хо, да, это веселая история. Надо же, вот такое вот продолжение одной старой сказки.
        - Что в бумагах? - повторил Кайло Шмарсси, но Норк не обратил на его вопрос никакого внимания.
        - И Соловей, скотина!
        Вообще соловей - это птица, Прайло готов был поклясться.
        - Да, трудное наследство. И все зло от похоти…
        Вастер резко склонился над пуаньи, почти нос к носу. Его глаза сверлили зрачки Усстаги Норка, будто бы пытаясь разглядеть его мысли и память.
        - Что за наследство? О чем Вы, пуаньи?
        Но тот лишь внимательно посмотрел на вастера, который вдруг отпрыгнул в сторону, упав на спину, быстро сел и, перебирая ногами, шустро отполз к стене. Прайло на такую резвость начальника отреагировал соответственно: бросился к Шмарсси, который дернул его за куртку, опуская на пол.
        Пуаньи Норк дернулся всем телом, еще раз, а потом лицо его заострилось и посерело, кожа натянулся на скулы, виски, челюсть, а губы сжались так, что сквозь них проступили зубы. Глаза навыкат уставились в потолок. Усстага шумно выдохнул, причем так долго, как если бы у него вместо легких были огромные кузнечные меха. Вастер совсем сполз на пол и утянул за собой Прайло. Когда все затихло, он еще долго лежал, удерживая своего подчиненного. И только спустя несколько минут вновь попросил оторвать ему мошонку и поднялся на ноги.
        - Вставайте, Варконне, все уже кончилось.
        По-моему, все только началось.
        Прайло осторожно подошел к телу Усстаги Норка. Пуаньи выглядел препаршиво: серого цвета, высохший, оскалившийся. И жуткие зенки, не закрытые веками.
        - Только не трогайте его. «Серый душитель» - очень неприятная вещь.
        - Что это? Заклинание?
        - Не совсем. Без чародейства не обходится, но то, что Вы видите сейчас - это как болезнь. Не бойтесь, только не прикасайтесь. Так, а что у нас тут?
        Негласный, пытавшийся схватить Усстагу Норка, лежал мертвее мертвого. Грудная клетка была вмята внутрь, осколок ребра торчал сквозь белую камизу. Странно, но при этом не выступило ни капельки крови.
        Вастер поманил Прайло за собой, и они осторожно поднялись на второй этаж. Он выглядел словно после пожара, тем более что в коридоре агент Варконне споткнулся обо что-то обугленное. И чуть не расстался с обедом, поняв, что под ногами хрустнул почерневший труп одного из негласных. Того, который изображал толстого коробейника. Тело сгорело почти полностью, а вот красный камзол лишь подпалился.
        - Вот ведь как, - прошептал задумчиво Кайло Шмарсси. - Потом, все потом, - не дал он задать вопрос.
        Еще четыре сгоревших трупа нашлись в комнате, в которую вела единственная раскрытая дверь. Здесь же лежало абсолютно целое, только чуть поджарившееся тело с лицом, на котором кто-то от души потоптался. Не добавляла красоты и ужасная рана через половину черепа.
        - Пи-и-ить…
        От неожиданности Прайло чуть не наделал в штаны, да и железный, вечно невозмутимый вастер Шмарсси подпрыгнул и по-детски пискнул. В углу комнаты, заваленный обломками мебели, лежал последний из лейнских негласных. По сравнению со своими товарищами смотрелся он просто красавцем: сгоревшие волосы, обожженная, пузырями, кожа, потрескавшиеся губы.
        - Прайло, на кухне…
        Агент побежал вниз. Кажется, бояться и нервничать он больше не мог. Нашел бочку с водой, кувшин с длинным носом и поднялся обратно. Негласный не мог шевелить руками, которые являли собой сплошной ожог, поэтому поил его вастер.
        - Так, так, осторожнее, дорогой мой. Что у вас тут произошло?
        - Стол…
        Причем тут Черный стол? Или Синий, занимающийся внешним соглядатайством? Или Красный, следящий за внутренним порядком?
        - Стол с секретом?
        - Да.
        Ах, вот оно что. Да, вот в комнате остатки, которые могли сойти за этот самый стол. Понятно, ловушка на тайнике сработала.
        - Нассо его схватил и сдвинул.
        И вот результат. Только почему все так странно горело? Выборочно?
        - Это же было пламя по живому, как ты выжил-то?
        - Амулет был. От деда еще… Делал мертвым…
        - Все, все, молчи. Так, где же эти ублюдки!
        - Кто? - спросил Прайло.
        - Стража! Вся улица видела, как мы в дом вломились.
        Как раз с этими словами внизу послышался треск взламываемой двери и топот ног. Вастер Шмарсси поднялся и достал из-под камизы медальон Негласного кабинета. Серебряный, с рубином. Такой остановит даже атакующий эскадрон панцирь-кавалерии, чего уж говорить о десятке стражников, толпой бежавших по лестнице. Десятник смешно вытянул голову, подслеповато щурясь, рассматривал медальон, остальные вытянулись как на смотре.
        - Внизу серый труп не трогать. Тут раненый сотрудник, обожженный. Вынести его, доставить лекарям. И быстро! Если он умрет, то…
        Продолжать вастер не стал, оставив десятнику простор для фантазии. И, не сказав больше ничего, Кайло Шмарсси направился к выходу. Прайло Варконне поспешил за ним.
        Они молчали всю дорогу до дома на проулке Гапитьерри. Тишина держалась и внутри, пока вастер не выпил залпом половину бутылки сладкого, крепкого вина и не начал грязно ругаться. Прайло не перебивал, медленно, но верно всасывая выданную ему бутыль.
        Наконец, Кайло Шмарсси остановился.
        - Что Вам осталось непонятным, Прайло? - спросил он.
        Надо же, снова назвал по имени.
        - Некоторые вещи, - язык стал тяжелым, все же вино было крепковато для агента, недолюбливавшего алкоголь. - Почему так странно все горело?
        - Это как раз просто. На этом проклятом столе был сюрприз - «пламя по живому». Ловушка, которая жжет в первую очередь живых: людей, животных. Дерево в горшке может даже листья сохранить, если будет достаточно живых вокруг. Поэтому все живые сгорели, а труп в этом проклятом кабинете остался целый. Ну да, целый, с прорубленной головой и носом во рту.
        - А почему выжил этот последний?
        - У него амулет, он сказал же. Простенькая вещь, охотники когда-то такие любили. Надеваешь, и зверь думает, что ты мертвый. Потом мода прошла, дичь мертвых тоже не любит. А вот, оказывается, какой полезный оказался.
        - Вы и этот Норк - так били…
        - Оставьте, это ерунда. Это даже не чародейство в истинном смысле. А вот как наш друг Усстага, выеди ему печень, «пламя по живому» пережил так, словно по солнышку прошелся - вопрос. Да, предупреждая вопрос: к полу его я пришпандорил тоже не сам - амулет. И курточка, кстати, можете уже снять и выкинуть, тоже из той же истории. Отработали свое.
        - Я бы от таких амулетов…
        - Оставьте, Прайло, - вздохнул вастер Шмарсси. - Амулеты, магия - это штучная, тонкая работа. На неожиданность. Что такое шар Краггора знаете?
        - Конечно, амулет, амулет…
        - …блокирующий практически все другие амулеты. И вносящий полный хаос в заклинания, так любимые чародеями. А Вы знаете, что его устройство - уже давно не секрет? Что на юго-востоке нашего всеблагого Септрери разбойники поддельными шарами пользуются? Не такими мощными, конечно, как из королевских арсеналов, но карету, защищенную всякой волшебной дребеденью, грабануть вполне хватает. Так что это ерунда все. Еще что?
        Прайло замялся. Он прекрасно помнил разговор начальника с Усстагой Норком. Но изображать из себя дурака было уже поздно. Пятнадцать лет назад надо было прикинуться слабоумным, когда скромному аптекарю сделали интересное предложение. И ведь мог отказаться, никто бы и пальцем не тронул.
        - Мне показалось, что этот пуаньи понял, что сболтнул лишнее. И после этого умер. Либо сам, либо как наказание.
        - Сам, - сказал вастер и сделал очередной большой глоток. Бутылка опустела, и он полез за новой. Пустую просто кинул на пол. Не разбилась.
        - Он говорил что-то про трудное наследство и похоть. Что-то из этого…
        Прайло посмотрел на своего начальника. Тот довольно улыбался. Похоже, способности к размышлениям и наблюдательность агента вкупе с вином вытеснили на несколько мгновений ярость и злость, вызванные гибелью телохранителей и лейнских негласных.
        - Про похоть забудьте. Он ходил тут к одной вдове, кобель драный. Наверное, все произошло как раз тогда, когда он на ней пыхтел. Или, - усмехнулся Кайло Шмарсси, - она на нем. А вот наследство… Ни о чем не говорит?
        Прайло отрицательно помотал головой. Мало ли какое могло быть наследство. В бумагах было завещание? Как-то слишком много мертвых на одно наследство, да и такой интерес начальника Черного стола Негласного кабинета - не по поводу банального золота. Если только не земли?
        - Что-то с наследованием титулов?
        Вастер снова не ответил сразу. Он ходил кругами по зале, держа в руках вино, но так и не приложившись к новой бутылке. Агент Варконне сидел, стараясь не издавать ни единого звука, даже дышал совсем тихонько, через раз. Он понимал, что именно в этот момент решается его судьба. Может так статься, что из дома начальник выйдет один, а подчиненный останется ждать, пока его плохо пахнущее тело найдут соседи.
        - Варконне, - снова перешел на фамилию вастер, - Вы вообще как видите свою дальнейшую жизнь? В смысле, чего хотели бы добиться?
        Непростой вопрос, но на эту тему Прайло размышлял часто. Размышлял и жалел себя. Хотя вот сейчас, после пережитого, он понял, что скулить и ныть, даже не вслух, а себе самому, больше не хочется.
        - Господин Шмарсси, я достиг максимума, Вы же сами понимаете. Полтора короля в десятину, агент на разъездах до старости. Скромный пенсион потом.
        - Почему у Вас до сих пор нет жены? Вам же уже сорок шесть?
        - А выгляжу на пятьдесят шесть. Не сложилось.
        - Вы хлюпик, Варконне.
        - Рад стараться, - буркнул тот.
        - Не обижайтесь, - вастер наконец отхлебнул, но неудачно, и вино потекло по подбородку за ворот. Кайло Шмарсси выругался.
        - Не обижайтесь, - повторил он. - Не все быть бравыми героями, нужны и хлюпики. Но у меня к Вам предложение. Вы или остаетесь хлюпиком, забывая о том, что здесь произошло. Ведь забудете? Конечно, забудете. Либо…
        Вастер снова замолчал, но на этот раз Прайло в нетерпении поторопил его.
        - Либо?
        - Либо Вы выслушиваете сейчас от меня все то, что тут на самом деле, как я понимаю, а я, оторви мне все сразу, понимаю все правильно, произошло. И происходит. И тогда Вы, Прайло, переходите совсем в другую категорию.
        - С другой зарплатой?
        - Семь принцев десятину и сто пятьдесят подъемных.
        На какой-то момент Прайло забыл, как дышать. Деньги не просто хорошие - отличные!
        - Правда, и спрос другой. Работать будете со мной, свободных дней не предвидится, даже в праздники. Но и отвечать будете со мной. И за то, что не доложили, и за то, что не смогли. Согласны?
        - Да, лысого конюха Вам в рот!
        - Фу, Прайло, как не стыдно! А я все думаю, что за лысый конюх у Вас проскакивает в минуты волнения!
        - Простите…
        - Ничего, - засмеялся вастер. - А почему Вы согласились? Интересно так?
        - Господин Шмарсси, я не то чтобы любопытный. Но… Я не хочу скромный пенсион. И я хочу стать пуаньи!
        Это, конечно, была наглость, но и вино ударило, и шанс на подобный разговор дается только раз в жизни. Сейчас можно просить хоть, прости творец, принца себе в любовники - все с рук сойдет. Скажут, что зарвался, но простят.
        Но не сказали.
        - Вастера я Вам гарантирую. Хотя и без земли, сами понимаете.
        - Идет!
        - Еще бы. Так вот, дорогой мой советник Варконне, Вы когда-нибудь слышали историю о Красном Бастарде?
        В этом имени или прозвище было что-то смутно знакомое, но Прайло никак не мог вспомнить, о ком именно речь. Что-то ведь читал такое в далекой юности, когда еще было интересно все.
        - Не слышали? А об Отце Королей?
        - Творец милостивый! Вы хотите сказать?
        - Да, дорогой мой, у пуаньи Усстаги Норка в руках было завещание Клейдарда Великолепного.
        Если бы сейчас в дом постучался сам Творец верхом на кочерге, советник Варконне был бы изумлен меньше. А вломись хотя бы и сам Хозяин ада, то Прайло чувствовал бы себя куда как спокойнее.
        Что ж, новую должность и будущий титул надо отрабатывать.
        Хлюпик, говорите? О, вы не знаете, на что способны алчные хлюпики.
        Кайло Шмарсси, начальник Черного стола Негласного кабинета.
        Теперь, когда нарисовалась хоть какая-то ясность, работать стало и проще, и веселее. Нет, начальник Черного стола не был черствым человеком, но за свою жизнь он успел повидать и расследовать достаточно смертей, чтобы относиться к произошедшему сегодня без лишних эмоций. Хотя драка с благородным пуаньи Усстаго Норком и выбила его из колеи, что пришлось отпаиваться крепким вином.
        Во всей этой истории Кайло было жаль прежде всего несчастного Виссона. Парень, которому еще жить и жить, сотворил с собой такое, что не каждый бы смог даже представить себе. Вот про себя вастер Шмарсси был уверен, что не решился бы. Он не был там, где нашли тело его агента, но сокол принес подробное описание. Пара минут концентрации, и глава стола, занимающегося поимкой чужих соглядатаев, вспомнил этот городок в глуши Кирсаттэ, где бывал когда-то очень давно. И события той ночи словно прошли у него на глазах.
        Вот Виссон выходит из трактира, где остановился. Вот он сворачивает с тракта на боковую улочку, чтобы снова выйти на него в квартале восточнее. То есть он понял, что за ним идут, и проверял спину. Убедился, что ощущения его не обманули.
        Кто же там был, что агент Черного стола не стал сопротивляться, звать на помощь, а стащил в лекарской лавке колбу, дрожащей рукой написал записку и воткнул себе в живот широкий нож… и успел спрятать в ране колбу.
        Надо отправить его родителям сто золотых и поговорить с ними. Конечно, рассказывать правду им нельзя, но сообщить, что сын погиб героем, пожертвовав жизнью во славу короля и королевства - надо. Слабое утешение, но хоть какое-то.
        Кайло сделал пометку в своей тетради. И задержал взгляд на предыдущей записи, той самой - о странном незнакомце в Буткане. Странное чувство беспокойства вызывал он, но нет, сейчас важнее завещание Клейдарда. О нем и стоит поговорить с Прайло.
        Агента Варконне вастер Шмарсси для себя отметил давно. Этот тихоня нравился ему своим умением, во-первых, подмечать детали, во-вторых, складывать их воедино, приходя порой к неожиданным выводам. Но был у бывшего аптекаря и крупный недостаток: Прайло оказался феноменально неуверенным в себе рохлей. Он чуть ли не с самого детства смирился с тем, что всегда будет в стороне от настоящей жизни, и превратился в рано постаревшего нытика. И хотя Варконне никогда не жаловался вслух, причину этой водянистой печали в глазах его начальник понял сразу.
        Вообще тут в Лейно можно было справиться и одному. Так если подумать, то Прайло ничем не помог. Во время стычки растерялся и стоял дозорной башней в чистом поле, но тут его, к счастью, Творец надоумил: с противником вроде Норка ему не тягаться. Выжил - уже хорошо. И ведь как знал, когда доспех ему выдал. Но Кайло понравилось, как Варконне практически сразу сделал анализ, точность которого поражала. То, что он не вспомнил про Красного Бастарда, простительно, в конце концов, это очень старая история, и помнят о ней только те, кто серьезно изучает право и историю. От агента-соглядатая таких знаний не требовалось. И ведь все равно, как выяснилось, что-то читал в детстве про это, и о важности завещания догадался. Теперь оставалось ознакомить свежеиспеченного советника с подробностями и последствиями.
        Нет, неправильно Кайло использовал Варконне. Не так. Но с другой стороны, сегодняшняя встряска как раз и может помочь самому Прайло взбодриться. Помолодеть сердцем, раздери его три короля! И вроде бы он на правильном пути: вон, глаза уже не болотные, а колючие, каких никогда не было у трусливого агента. И чтобы тот ни говорил про жадность и пенсион, но главным мотивом для советника стали не деньги, а возможность изменить себя.
        А вот и сам агент, вышел из уборной, блестя капельками влаги на снулом лице.
        - Умылись, Прайло?
        - Да, господин Шмарсси.
        - Тогда налейте себе крела, больше все равно пока ничего нет. Сейчас прискачет кто-нибудь из местных негласных, думаю, сам кластаро Нерго.
        - Начальник здешнего стола?
        - Да. Думаю, с ним будут комендант и глава стражи. От старост может кто-то. О чем я? А, надо теперь определиться с планами.
        Нет, что-то еще ведь хотел… Кайло мотнул головой, прогоняя сонливость. Зря выпил столько вина, после долгой дороги и вечерней драки начала наваливаться муторная усталость.
        - Значит, завещание Клейдарда Великолепного. Вам много о нем известно?
        Прайло отрицательно помотал головой. Нет, в юности читал труды по истории, но те, которые рассчитаны на широкую публику, поэтому истину от плодов воображения авторов отделить трудно.
        - Тогда слушайте. Сейчас фактически весь наш мир устроен так, как было предопределено тогда, две с половиной тысячи лет назад. Подождите, Вы вообще что о Клейдарде знаете?
        - Ну, он был великим завоевателем, - советник Варконне чувствовал себя словно на экзамене в аптекарской школе. И очень переживал, ему казалось, что сейчас начальник изменит свое решение о назначении его советником.
        - Ничего себе - «великим». Он был королем небольшого государства в горах, там, где сейчас Дамнор и Вагонор. А потом взял и сокрушил последовательно армии всех стран ойкумены. По-очереди, а некоторых, успевших объединиться, скопом. Про Золотую Империю-то слышали?
        Да, про это легендарное государство, бывшее предтечей всех нынешних королевств, детям рассказывали сказки, наверное, везде. И жизнь там была раем, и хлеб с ветчиной на деревьях рос. Только вот немногие интересовались, а что же было до него.
        - Клейдард завоевал весь континент, считается, что за какой-то десяток лет, хотя сведения очень отрывочные. Если читать некоторые работы, то жилось тогда людям, прямо скажу - отвратно. Но сейчас не об этом. Так вот, у Клейдарда было множество жен, точно не сосчитать. От каждой рождались дети, которые объявлялись наследниками. Император отсылал своих отпрысков по разным провинциям, где они становились с возмужанием его наместниками. А так как жил Клейдард долго, не триста лет, конечно, как говорится в легендах, но долго, то кое-где успели появиться и внуки. А когда он все же умер, то Империя за несколько лет развалилась на части. Которые и стали нынешними королевствами.
        - Это я в общих чертах знал, - сказал Прайло.
        - Но не все, как я вижу. Все нынешние династии ведут свое начало от тех самых сыновей и дочерей Клейдарда. Вообще все. За две с половиной тысячи лет некоторые ветви успели породниться и слиться, наше Септрери собрано из трех королевств. Кое-где династии прервались, но новые не появились, потому что не оказалось никого, кто смог бы доказать родство с императором, и наша вечная головная боль - Дельта - тому примером. Так что есть самый главный закон: королем может быть только потомок Клейдарда Великолепного, причем от того самого отпрыска, который был наместником именно тут. Можно воевать, отнимать друг у друга спорные земли, грабить, накладывать контрибуцию и дань, но невозможно появление узурпатора ни на одном из тронов.
        - И невозможно захватить чужой престол, - добавил Варконне.
        - Именно, - похвалил своего советника Кайло. - Можно и захватить чужую землю, но нельзя объявить себя чужим королем. И всегда может найтись претендент на трон своего отца, дяди или дедушки, которого на законных основания поддержит кто-нибудь из соседей. А вот теперь самое интересное - Красный Бастард. Это не то, чтобы тайна, но лишний раз распространяться об этом не надо, Прайло, особенно в свете нынешних событий. Так вот, слушайте.
        Вастер встал и принялся кругами ходить по залу. Доски поскрипывали под его ботами.
        - Клейдард, естественно, понимал, что он не бессмертный. И, конечно, его не радовала перспектива, что как только он испустит дух, его империю растащат на куски. Три короля, да не для того ведь он собирал ее! Поэтому он указал наследника, который и должен был занять его трон. Что там было дальше - дело темное. Известно точно одно: наследник заявил свои права, но был изгнан из дворца. Он попытался поднять армию, но завещание отца исчезло. Он был объявлен бастардом, зачатым не в законном браке. Так ли это было, точно неизвестно опять же. Армию все же поднять удалось, но остальные наместники, у каждого из которых был интерес править самостоятельно, хотя бы и в своем крысином углу, выступили против него. Война шла больше года, и, наверное, была оч-чень веселой, раз наследник получил прозвище Красный Бастард, а имя его подверглось полному забвению. В конце концов, его разбили, тело, по преданию, сожгли, а прах рассеяли в разных концах ойкумены. Потом наместники, теперь уже короли, естественно, перессорились, и началась война всех против всех, окончательно разрушившая Золотую Империю. Ойкумена скатилась
в дикость, многое было забыто и утрачено. И вот теперь всплыло это завещание. Все свое поставлю имущество, здоровье и даже жизнь - именно оно всплыло.
        Краткий экскурс в древнюю историю советнику был интересен, бесспорно, но Прайло выразил скепсис:
        - Господин Шмарсси, но какое значение имеет сейчас старая бумага? Столько лет ведь прошло!
        - Забудьте, Прайло, о старой бумаге. Это документ, документ, который рушит все, чем мы сейчас живем. Это как… как… как церкви Творца снести по всему миру.
        Кощунственно, но Варконне такое сравнение проняло.
        - Слушайте внимательно. Если завещание Клейдарда огласят, это будет означать одно: любой король, по сути, - самозванец! И власть его теперь не священна, а держится лишь на силе его армии! Теперь понятно?
        - Д-да…
        Вот так-то, советник. А ты думал, что семь золотых в десятину и титул вастера - это просто так? Нет, так что имей теперь бледный вид и мрачные мысли. А то чего это начальник все время один отдувается, о судьбе государства думает.
        В этот момент дверь открылась, и в дом без стука ввалилась целая толпа. Народ был разношерстный, кто-то преисполнен показушного гнева, кто-то робости, но все при оружии, а два моложавых стражника даже с обнаженными мечами. В зале сразу же стало тесно и темно, а в воздух повисло предчувствие скорого скандала, обвинений и пафосных речей на публику. Ничего нового: каждый чиновник должен выставить себя перед другими радетелем за соблюдение закона и интересы короны, желательно громко и с красивыми жестами.
        - Так-так-так, - медленно произнес Кайло, сразу же перехватывая инициативу, и беззвучно похлопал в ладоши. - Кто у нас тут… Господин начальник лейнского стола Негласного кабинета кластаро Нерго. Господин военный комендант, увольте, забыл Ваше имя. Господин начальник лейнской стражи. Ну, Вас я и знать не должен, таких как Вы старосты раз в месяц меняют. О, еще и секретарь Совета старост? Ну надо же! Чем обязано столь представительному визиту?
        Реакция гостей оказалась разной.
        Начальник лейнского стола был в замешательстве. С одной стороны, по титулу он превосходил вастера Шмарсси, но с другой, тот был значительно выше его по должности. Кластаро Нерго было неприятно, что столичный хлыщ приехал, забрал людей, погубил их, а теперь стоит тут с самодовольным видом и издевается. Зато можно было перевести дух: во всем случившемся уж точно не было вины лейнского начальника негласных, чтобы там ни произошло. Чем меньше лезешь в столичные дела, тем спокойнее твоя карьера.
        А вот военный комендант являл собой аллегорию спокойствия. Вечернее побоище его никак не касалось, и за свою судьбу в связи с событиями на улице Красильщиков он не переживал. Да и должность ведь такова, что Совет может сместить его в любой момент и без видимых на то причин. Но всегда проще уходить несправедливо изгнанным, гордо хлопнув дверью, чем оправдываться за резню.
        Это как раз предстояло начальнику стажи, поэтому тот даже на месте устоять не мог и нервно переминался с ноги на ногу, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться в атаку, как лось во время гона. Несомненно, ему предстоял очень неприятный разговор на ближайшем собрании старост. Столичные там дела, или нет, но столько мертвых на поднадзорной территории душевного спокойствия и хорошего пищеварения никому не прибавят.
        Секретарь Совета был невозмутим. По нему и не скажешь, что вообще что-то случилось. Подумаешь - дюжина трупов в одном доме, из которых пятеро сгорели, а один напугал лекарей всеми признаками «серого душителя».
        Остальные не заслуживали особого внимания, так как сопровождали указанных выше господ в силу должностных обязанностей, каждый своего. Конечно, негласные, пришедшие с кластаро Нерго, смотрели на Кайло весьма мрачно, но их можно было понять, ведь два часа назад они потеряли четверых товарищей. Стражники смотрели на своего голову с некоторым страхом и явно боялись, что тот отдаст приказ арестовать начальника Черного стола. Ни у кого из них желания делать это не было.
        - Итак?
        Главный стражник все же не выдержал. Он сделал два шага вперед и практически закричал:
        - Что вы себе позволяете?! Почему такая операция не была согласована со мной?!
        Вастер Шмарсси даже несколько опешил. Он и в страшном сне не мог представить себе, что должен испрашивать разрешение на какие-либо свои действия у твердолобого стражника, пусть даже начальника всей стражи. Лейно, конечно, город вольный, но не до такой же степени!
        И тут Варконне смог его удивить. Советник встал, подошел к расшумевшемуся дураку и, взяв того за пуговицу форменного камзола, тихо сказал:
        - Организуйте полномочному представителю короля соответствующий его статусу ужин. Он приехал в Лейно утром и даже не завтракал до сих пор.
        - Да!..
        Стражник покраснел и раздулся, но Прайло ткнул его пальцем в живот, заставив согнуться и отступить на шаг.
        - Быстро. А свои вопросы Вы можете задать королю. Лично или в письме.
        И сел на место, оставив собеседника ловить ртом воздух. Но такая отповедь, оказывается, положительным образом влияет на способность соображать, и истерика начальника стражи не продолжилась. Более того, он распорядился принести еды и хорошего вина.
        Да, советник Варконне, кажется, я Вас разбудил. Не пожалеть бы.
        Но такой Прайло нравился вастеру Шмарсси гораздо больше. Теперь не страшно было за тылы, если их прикрывал бывший теперь уже агент.
        - Все вон, кроме четверых, кого я уже назвал. Проследить, чтобы никто сюда больше не зашел, хоть Совет старост в полном составе. Дальнейшее касается только расследования и является государственной тайной. Господин секретарь, Вас это тоже касается. Своим говорунам Вы можете рассказывать все, что угодно, кроме того, что на самом деле услышите здесь. Вы тут только по той причине, что обладаете самыми полными сведениями о происходящем в городе. Вам понятно?
        - Конечно, благородный пуаньи, - молодой человек кивнул, никак не выразив своего отношения к тому, что ему в весьма хамской форме указали, что ему делать.
        Кайло продолжил только тогда, когда в доме остались шесть человек.
        - Позвольте представить Вам моего советника, Прайло Варконне. Если нет меня, его слова - мои слова. А так как я здесь и сейчас - глаза, уши и голос короля, то в мое отсутствие господин Варконне - глаза, уши и голос короля.
        Вот так-то, советник, привыкайте.
        Но Прайло только бесстрастно кивнул, подтверждая слова своего начальника, и спокойно воспринял испуганный взгляд лейнского негласного. Начальник стражи был подавлен, комендант едва ли не скучал, не понимая, что он тут делает, а вот секретарь Совета посмотрел на господина Варконне с вежливым интересом.
        - Итак, в доме на улице Красильщиков произошла… стычка. Мы должны были задержать некоего Усстагу Норка, чье подданство не установлено пока. Когда мы вошли в дом, оказалось, что тот уже подвергался нападению, не более чем сутки назад, судя по трупам. Всего там было пять тел. И живой господин Норк, пуаньи. Во время его задержания погибли четыре сотрудника Негласного кабинета, лейнского стола. Да, кластаро Нерго, сожалею. Но вынужден отметить, что погибли они по своей неосторожности и безалаберности, подробности сообщу Вам позже, если еще не знаете. Сам пуаньи Норк был задержан мной, но в процессе допроса убил себя «серым душителем». Но мне удалось узнать до того, что на дом было нападение, пока его самого не было. И в результате того налета пропали некоторые бумаги, ценность которых представляется мне крайне значительной для короны.
        Все молчали. Особенно молчал начальник лейнского стола негласных, который начал осознавать всю глубинну той пропасти, на краю которой он оказался. Отсидеться за спиной столичного гостя, отговорившись, что это была его операция, теперь точно не удастся.
        - В разговоре с Усстаго я наметил несколько зацепок, - продолжил Кайло. - Он упомянул соловья, назвав его скотиной. Насколько я помню, поправьте меня, если я не прав, соловей - это птица, но никак не корова или коза, и скотиной быть не может. Так?
        С этим утверждением никто спорить не стал, но начальник стражи взглядом, теперь уже скромным и заискивающим, попросил разрешения высказаться. Вастер кивнул.
        - Соловей - такое прозвище Укки, налетчика из Северного конца как раз. Может, это он имелся в виду? У него своя банда там. Ну, не банда, а…
        Он замялся, не желая открыто признавать, что в городе безнаказанно орудует шайка бандитов, о которых прекрасно известно тому, кто ответственен за покой и безопасность граждан Лейно.
        Кайло на мгновение задумался и согласился с версией.
        - Хвалю за службу и сообразительность, - стражник нервно улыбнулся. - Передайте приказ: чтобы в течение часа этот Укки и все его птенчики были надежно спеленаты и доставлены в негласный стол. Разрешаю припугнуть, чтобы были готовы к разговору, но ни о чем не спрашивать. Просто схватить и доставить. И чтобы ни один из них не ушел и не умер!
        - Будет сделано! - и глава стражи вскочил отдавать указания.
        - Теперь к Вам, кластаро Нерго. Какая информация об этом Норке? Или он остался без внимания.
        Увы, но это было так. Начальник лейнского стола умоляюще посмотрел на вастера Шмарсси. Вастер Шмарси вернул строгий взгляд. Кластаро Нерго вздохнул.
        - М-да… Ладно. Но хоть что это за дом?
        - Позвольте? - вступил в беседу секретарь. - Кайло Гонтар, с Вашего позволения.
        О как - тезка!
        - А титул, чтобы не быть невежливым?
        - Я мещанин, благородный вастер, титулом не обремененный.
        Секретарь совета выглядел молодо, но начальник Черного стола видел, что тому никак не меньше тридцати пяти. Бесформенное, худое лицо плохо сочеталось с жилистой фигурой, а голос скорее подошел бы уличному артисту, а не одному из самых влиятельных людей в Лейно. А вот то, что секретарь, оказывается, еще и не пуаньи - этого вастер Шмарсси не знал, хотя должен был бы. Надо бы присмотреться к этому человеку повнимательнее.
        - Дом был продан год назад, о хозяине никто ничего не слышал. Усстага Норк появился тут около месяца назад, с ним три человека, потом вроде бы еще двое. В дом иногда приходил некто Ростримо Вагнер, живущий в Лейно пять лет.
        - Откуда Вам это известно? - раздраженно спросил начальник стражи.
        - С людьми надо разговаривать, уважаемый господин Кнолло. Пока Ваши люди их разгоняли, я с товарищами успел пообщаться с северянами.
        - Этот Вагнер? - прервал нарождающийся спор Кайло.
        - Нет его. Соседи сказали, что не появлялся уже несколько дней.
        Несколько дней. Мог он иметь отношение к первому налету? Теоретически, мог. Он мог изначально быть в доме. Но несколько дней…
        - Еще позавчера возле этого дома крутился какой-то тип, похожий на солдата. Один пьянчужка запомнил его, за что-то очень обиделся. Что-то там с каким-то кузнецом, я не понял до конца. Но пьянчужка клянется, что солдат пока разговаривал с ним о кузнеце, постоянно смотрел на этот дом. У меня все. Надеюсь Совет старост Лейно в моем лице был полезен Вам, уважаемый пуаньи.
        - Несомненно, - задумчиво сказал вастер Шмарсси. - Несомненно.
        В дверь постучали, и стражники спросили дозволения внести ужин. Желудок радостно заурчал, да так, что услышали все за столом. Впрочем, Кайло и в самом деле не ел уже больше суток, поэтому рулад своего живота совсем не стеснялся.
        Пока ели, пришел гонец с докладом, что Укки по прозвищу Соловей и все его люди задержаны и препровождены в помещения лейноского стола Негласного кабинета. Все были живы, но один, как только переступил порог, схватился за сердце, и теперь его обмахивают тряпками, чтобы он легче дышал, потому как у него явно отходняк от ведьминой травки.
        - Ну, хорошо, что не обматывают еще. Пройдемте, господа, тут недалеко.
        Соловей был готов на все. Даже записаться в солдаты и пойти в атаку в первой линии. Когда он узнал, что этого от него не требуется, а надо лишь рассказать о своих делах с Усстагой Норком, то перевел дух и вывалил на Кайло все, что знал. Жаль, но знал он немного.
        - Последнее, что он мне заказывал, это присмотреть, чтобы не объявился этот Вагнер, - Укки мелко трясся и обильно потел. Его лицо с пухлыми щеками и крупным, напоминающим яйцо носом раскраснелось, а губы неприятно блестели от плохой слюны.
        Вастер Шмарсси замер.
        - Вагнер?
        - Ну да, я раньше на этого дамнора иногда работал.
        - Ростримо Вагнер - дамнор?
        - Ну да, благородный пуаньи, это все знали.
        Кайло покосился на кластаро Нерго, который постарался слиться со стеной своего кабинета, задрапированной богатым жаккардом. Три короля ему в задницу, да что они тут вообще делают?! В городе объявляется непонятный тип с пятью охранниками, явно одна ватага, связывается с прижившимся дамнором, о котором местный стол ни сном, ни духом!
        - И что? Появился Вагнер?
        - Не-а, благородный пуаньи. Они с Норком что-то не поделили, наверное, он сбежал еще пять дней назад. Его один из моих… людей видел, как он из города улепетывал. И дом оставил.
        - Какой дом?
        - Он комнаты снимал на Осенней, дом с желтыми окнами.
        Большего от бандита добиться не удалось, и Кайло передал его начальнику стражи. Господин Кнолло, наконец, нашел того, на ком можно отыграться за сегодняшний вечер (уже ночь!), и клятвенно пообещал Соловью каторгу. Выходя из здания негласного стола, Укки был счастлив.
        Много ли человеку надо.
        Кайло отпустил и коменданта, не проронившего за все время ни слова, посоветовав тому спать одетым. Секретаря Совета он не держал, но тезка и сам не рвался уходить. Три короля, уже третьи сутки без сна! Но время слишком дорого, поэтому вастер Шмарсси затребовал себе экипаж и поехал на улицу Осеннюю. Стража на постах между концами разбегалась при виде пассажиров: слухи уже полетели по городу, с запасом опережая двуколку начальника Черного стола.
        - Что-то такое серьезное? - спросил Кайло-секретарь.
        - Весьма.
        Распространяться больше начальник Черного стола не желал, и лейнец настаивать не стал.
        Поднятая с постели старуха, держащая комнаты, открыла апартаменты Ростримо Вагнера. На первый взгляд ничего особенного в его вещах не было, но тут вновь проявил себя Прайло, обнаруживший тайник в настенной масляной лампе.
        - Слишком чистая, - сказал он, откручивая резервуар.
        И в самом деле, у него оказалось двойное дно. Тонкая стопка бумаг на мгновение породила надежду, но нет, завещания среди них не оказалось. Зато доказательств того, что господин Вагнер работал на Второе управление - предостаточно.
        - Ах ты засранец, - пробормотал Кайло, просматривая письма. Ничего особенного в них не было, попадись соглядатай негласным, его даже не отдали бы под суд. Сообщить о настроениях, дать справку о руководстве Лейно - полная ерунда. Только вот последнее послание было необычным: оно предписывало Ростримо Вагнеру поступить в распоряжение Усстаге Норку.
        Кайло показал письмо Прайло.
        - Плохо, - сказал тот. - Дамнор может быть в курсе.
        Секретарь с интересом посмотрел на лиссанцев, но опять промолчал.
        Да, Дамнор может быть в курсе. Но что получается? Норк - дамнорец? Возможно, имя подходит. Но почему Вагнер сбежал от него? И что за солдат, который никак не подходит под описание дамнора? Что-то не складывалось. И почему-то опять в голову влез бутканский незнакомец.
        - Прайло, - тихо позвал советника Кайло, - Вы говорили, что тот странно одетый был из Арли, что его там подобрал механик.
        - Да, именно так.
        - А Вы проверили?
        - Не успел, получил Ваше послание. Думаете, как-то связано? Я не вижу пока…
        - Я тоже не вижу. Да нет, не может быть, просто вспомнился почему-то. Устал я. И не складывается все до конца.
        Прайло кивнул.
        Больше тут делать было нечего.
        Ростримо Вагнер. Сбежал пять дней назад, больше его никто не видел. «Солдат», описание самое приблизительное, можно хватать каждого первого крепыша. Дамнор и Второе управление жандармерии. Творец, как же это все связано, и у кого сейчас завещание…
        - Надо искать Вагнера, - сказал Варконне.
        - Вы думаете, он в курсе?
        - Он сейчас единственный, кого мы знаем, и кто связан со всем этим. И он мог вернуться. Нанять этого солдата и вернуться.
        - Витаньери!
        - Да, возможно.
        - Прайло, вы оставляете мне все меньше сожалений по поводу моего решения сделать Вас советником.
        - Это только версия.
        - Но, оторви мою… кхм… живая версия. Нерго!
        Начальник лейнского стола подбежал к Кайло. Он даже не обратил внимания, что вастер опустил его титул.
        - Организовать поиск Ростримо Вагнера, дамнора. Особенно обратить внимание на пары мужчин, один из которых может оказаться Вагнером, второй - солдатом или наемником, второе вероятнее. Искать вероятнее на севере, в последний раз его видели в северных предместьях, но остальные направления не забыть. Подключите вояк, пусть побегают. Надеюсь, хоть это Вы можете?
        Кластаро Нерго судорожно кивнул.
        - И еще. Все вещи, которые найдете, сохранить, но не осматривать. Под страхом повешения вне зависимости от титула. Все, идите.
        Когда пуаньи убежал в ночь, Кайло тяжело сел на выступающий камень фундамента. Прайло стоял рядом, рассматривая звезды.
        - О чем Вы думаете, советник.
        Бывший аптекарь, вчерашний агент, фальшивый податной инспектор посмотрел на своего начальника и пожал плечами.
        - Мне кажется, что все изменится. Слишком большая волна пошла. Я бы отправил отчет уже сейчас.
        Сначала вастер Шмарсси подумал, что Варконне, не успев даже переночевать в должности советника, уже пытается его подсидеть, но все же согласился с его словами. Во-первых, о себе тоже надо иногда думать, а переложить часть ответственности на главу Негласного кабинета в этом случае полезно. Да, он может начать мешать своей неуемной инициативой, но он и сам не преминет доложить королю о том, что, возможно, нашлось завещание Клейдарда. Во-вторых, если знает Дамнор, то должно знать и Септрери. Знание - это не сила, а время для ее подготовки.
        - Завтра, Прайло. Поедемте спать.
        - У меня гостиница.
        - Я найду Вам место у себя, обещаю - бесплатно, - усмехнулся Кайло.
        Но советник вдруг смутился.
        - Вы не поверите, господин Шмарсси, но после всего мне захотелось… захотелось…
        Да, в это сложно поверить! Прайло Варконне, который на женщин смотрел с испугом, в девственности которого не сомневался, пожалуй, никто, вдруг возжелал плотских утех.
        - Умоляю только, не ищите просто так по улицам. Вон, мой уважаемый тезка, надеюсь, подскажет Вам, где можно решить Вашу маленькую проблему.
        Советник совсем раскраснелся, но секретарь, выслушав просьбу, пообещал организовать все в лучшем виде. И нет-нет, какие деньги, считайте это своеобразным угощением и знаком гостеприимства.
        - А Вы, благородный пуаньи?
        - Нет, мне нужно хотя бы четыре часа сна, - тем более что в Лиссано вастера Шмарсси ждала супруга, и давать кому-то повод шантажировать его начальник Черного стола совсем не собирался. Забравшись высоко, ограничивай себя во всем - самое верное правило. - Спасибо Вам, Кайло, Ваша помощь оказалась самой значительной. Тут, смотрю, все расслабились.
        - Это выгодно старостам, - что именно выгодно, господин Гонтар уточнять не стал. - С Вашего позволения, я отвезу советника на улицу Лассотри, это недалеко от его гостиницы. Там тоже… гостиница, но со своим профилем. До завтра, - откланялся секретарь.
        Три короля, какой же длинный день. И который подряд. Кайло ехал по ночному Лейно и пытался выложить слово разгадки имеющимися у него кубиками. Усстага Норк. Ростримо Вагнер. «Солдат» или витаньери. Укки Соловей. Пять дней. Завещание. Несчастный Виссон в Кирсаттэ - далеко отсюда.
        Нет, детям легче, на их кубиках нарисованы всего лишь буквы.
        Нет, все завтра, вместе с отчетом в Лиссано. Пусть и там теперь поломают головы.
        Тойло Шаэлью, компаньон.
        Уж насколько Тойло считал себя начитанным и в какой-то степени образованным, но с эрудицией Ростримо ему было не сравниться. Вагнер рассказывал историю Золотой империи, Клейдарда Великолепного и Красного Бастарда так, словно и сам был непосредственным участником тех событий. А через некоторое время витаньери, все это время обустраивающий кострище таким образом, чтобы дым не поднимался над деревьями, вдруг понял, что и он живо представляет себя едва ли не самим императором.
        - Откуда ты это все знаешь?
        - В Даме лучший универсерий на континенте, между прочим. А я в своем выпуске был одним из лучших студиоузов по кафедре истории.
        - Надо же, - хмыкнул наемник, ломая зажигалку. Сухие еловые ветки, как и должны были, вспыхнули в момент, и пламя, прикрытое с одной стороны пластом дерна, загудело, отклоняясь чуть в сторону.
        - Что «надо же»?
        - А то, что был студиоузом по истории, а стал соглядатаем каким-то.
        Дамнор пожал плечами. Подколка спутника его совершенно не задела.
        - На соглядатаев специально нигде не учат. Как ты себе представляешь это - факультет шпионов. Еще и со списком и портретами лучших выпускников.
        С тем, что такая идея абсурдна, Тойло вынужден был согласиться. Только сейчас он задумался: а откуда и в самом деле берутся соглядатаи?
        - Вообще то, что я историк, только помогает… помогало. История - она помогает понять суть событий. Как прошлых, так и нынешних. Видишь - пригодилось. Теперь вот мы понимаем, что нам удалось урвать у судьбы. Только, - вздохнул Ростримо, - пока не очень понимаю, что с этим делать.
        - Продать? - предположил витаньери.
        - Кому? - мрачно вернул вопрос дамнор.
        И опять не поспоришь. Тойло примерно понимал, сколько у них оказалось денег, и как ими можно распорядиться. Но вот кому можно было бы предложить клочок старой бумаги… Ценность ее он все же представлял весьма смутно.
        Ростримо от разговора о том, сколько можно было бы выручить за это древнее завещание, только отмахнулся: мол, таких чисел еще не придумали. Тойло хотел было поспорить, но и сам призадумался. Допустим, можно продать за такое же количество золота, сколько они с напарником вынесли из дома господина Норка. Да, получится, опять же очень много, но и наемник догадывался, что с той угрозой, которая нависла над ним и дамнором, если верить последнему, это несравнимо мало. Если же увеличить эту сумму раз в сто…
        От получившейся в воображении горы золота Тойло поплохело. Да, таких чисел и в самом деле не придумали еще, для простых наемников уж точно.
        - А говорят, что лучший универсерий - в Контрарди, - сказал витаньери, решив поддеть компаньона.
        Но Ростримо только пожал плечами. Тойло было подумал, что уел расхваставшегося дамнора, но шпион в добровольной отставке все же ответил:
        - В Контрарди хорошо преподают точные науки и, наверное, магические. А у нас сильны гуманитарными. Гуманитарные - это…
        - Я знаю, что такое гуманитарные.
        - А… извини.
        И они снова замолчали. Уже целую десятину компаньоны мотались по лесам и болотам, пробираясь на юго-запад - в сторону Дельты, где можно было затеряться в вечном хаосе непрекращающихся раздоров. Не сказать, что Тойло был рад, ведь он только-только оказался на родине, но оставаться в Септрери было опасно. То, что их ищут, витаньери понял в первый же день после бегства из Лейно. Помог печальный опыт наемника, выбирающегося после разгрома его армии, когда жизнь зависела только от осторожности. Поэтому Шаэлью оставил напарника в роще, с надеждой, что тот не сбежит со всем золотом, а сам выбрался на дорогу с видом уставшего путника, отлучавшегося в кусты по важной надобности. К такой простой вещи как выходу на тракт Тойло подготовился как к рейду по тылам противника, предусмотрев все до мелочей. Вздумай даже кто-нибудь распотрошить его узелок, повязанный по-крестьянски, то там не нашлось бы ничего лишнего, только вещи небогатого масари. Где был? В городе. Что там делал? Хотел в подмастерья податься. А что рожа такая разбойная - так о том же все мастера и сказали, отказывая. Теперь вот приходится домой
возвращаться, три короля со смеху лопнули.
        Тойло просидел на обочине не больше получаса, как с севера бодрой рысью прискакали солдаты. И можно было бы принять их за обычный патруль, но десятник остановился и внимательно осмотрел сидящего перед ним человека. К счастью, он удовлетворился объяснением про незадачливого масари в поисках городского счастья, но спросил, не повстречались ли на дороге двое мужчин, один из которых по виду солдат или наемник, а второй - чернявый дамнор. Увы, бедный крестьянин ничем не мог порадовать господина десятника, да и дамноров он никогда не видел, так ведь и септреры мы - тоже черноволосые.
        Может быть, чуточку он и переиграл, потому как усатый сержант, явно повидавший всякого в жизни, покосился на Тойло недобро, но десятник уже приказал двигаться дальше.
        Эти новости Ростримо не порадовали, он все пытался просчитать, кто же просчитал их. Шутка ли - и пары дней не прошло, а по округе уже шастают армейские кавалеристы и выискивают витаньери и дамнора. Рисковать, конечно, не стали, поэтому компаньоны продирались вдоль дороги, не выходя из леса. Вагнер ворчал, что они еле плетутся, но Шаэлью и слышать не хотел, чтобы выходить на тракт. Припасы еще были, а лошадям урезали рацион. В одной из деревень Тойло купил овса и припасов, проведя до этого целое утро в осиннике, разглядывая, нет ли солдат или какого-возбуждения, связанного с неожиданными новостями. Но нет, масари были по своему обыкновению сонными, интересовали их только виды на будущий урожай.
        И вот уже прошла десятина, но витаньери все еще ощущал пристальное внимание к своей персоне. Прямо до зуда в коже. Дамнор, доверившись опыту компаньона, не роптал, хотя было видно, что он очень устал от ночевок на голой земле, грубой пищи и отсутствия возможности нормально помыться.
        К разговору о завещании возвращались постоянно. Но какого-то конкретного решения, что с ним делать, компаньоны так и не нашли. По правде, времени на раздумья и не было, потому как днем приходилось вести лошадей сквозь чащу, которая совсем не напоминала дорогу, а к вечеру не оставалось сил.
        - Может, выбросим и разбежимся?
        - Сам-то веришь, что сможем? - хмыкнул Ростримо.
        Тойло и вправду не верил. С этой проклятой бумагой он чувствовал себя, словно оказался посреди озера с дорогим «бастардом» в руках. Вроде бы меч на дно тянет, но выбросить такой клинок - пальцы не разжимаются.
        И еще витаньери сначала никак не мог понять, почему Ростримо не хочет доставить завещание императора в Дамнор. Но шпион был уверен, что вместо заслуженно награды его просто удавят прямо в кабинете начальника.
        - Мертвые удивительно безмолвны, мой друг, - объяснял он. - Удавил человека, или сломал ему шею, перерезал горло - и все, он уже никому ничего не расскажет. Мертвого не оживишь, дух не вызовешь, чтобы там в сказках не писали.
        Тойло вспомнил несколько легенд витаньери про покойников, которые не только разговаривали, а еще и устраивали всяческие гадости вроде кровавого погрома в ночном лагере, но Ростримо только отмахивался: фольклор, характерный для определенных социальных групп, чья деятельность связана с постоянным риском для жизни, а образ этой самой жизни - кочевой.
        - Некромантии не бывает, запомни. Если кто-то тебя пугает тем, что он некромант, можешь смело подходить к нему и бить в морду.
        На счет «в морду» Тойло совсем не был уверен. Магов он боялся с детства, и этот страх не выветрился даже на пепелищах Дельты. Хотя настоящий чародей в жизни витаньери появился один раз - недоброй памяти господин Массо, но и этого хватило, чтобы укрепиться в суеверном ужасе перед талантами в области волшебства.
        - У нас припасы закончились почти.
        Ростримо устало вздохнул и плотнее закутался в плащ. Свое одеяло он умудрился сжечь пару дней назад, теперь Тойло делился своим. Костер же септрер разводил особенный: в ямке, рядом с которой выкапывал еще одну, соединяя их горизонтальным ходом для поддува. Дыма почти не было, но и весь жар оставался внизу. Лошади смиренно дожевывали скудную порцию овса, привязанные к толстым соснам.
        - Вообще что-то решать надо, Тойло. Припасы мы купим, конечно, но если я правильно сориентировался, то завтра-послезавтра нам придется выходить на дорогу. Лес кончится. К востоку у нас Шессотэ, где одни поля. К югу Доманни - почти степь, там негде особо скрываться.
        Это витаньери помнил и сам. Леса и взгорье начнутся дальше, ближе к западу. Но выходить открыто очень не хотелось. Тойло опять поежился, как будто чувствовал на себе чужой взгляд. Но и сидеть здесь - не выход. Не хутор же основывать, имея в мешке кучу золота и последнюю волю Клейдарда Великолепного.
        - Значит, выходим. И молимся. И надеемся, что Творец нас услышит.
        Утром Тойло закопал костер, уложив сверху срезанный накануне дерн, пока Ростримо кормил лошадей остатками овса. Оба были молчаливы, и только проснувшаяся мошкара нет-нет да заставляла кого-нибудь из компаньонов тихо выругаться. Витаньери еще раз окинул взглядом место ночлега и удовлетворенно кивнул: не приглядываясь специально и не скажешь, что здесь еще недавно кто-то устраивался на стоянку.
        - Пошли, - сказал он глухо.
        И они пошли.
        День перевалил за свою половину, когда деревья начали редеть, а еще через час показался и край леса. Тойло оставил дамнора приглядывать за лошадьми, а сам устроился в зарослях молодых осин и долго всматривался в открывшуюся взгляду деревню. Между чащей и околицей раскинулось свежеубранное поле - масари сняли первый в этом году урожай. На первый взгляд деревня выглядела обычно: никакой суеты, крестьяне с присущей им ленцой в движениях занимались какими-то своими крестьянскими делами. Количество дворов отсюда было не подсчитать, но деревенька вроде небольшая, и гостиницы тут быть не должно, тем более от тракта досюда несколько крепов.
        - Ну что? - прошептал подкравшийся сзади Ростримо.
        - Лошади где?! - прошипел Тойло.
        - Привязал, тихо ты. Что там?
        - Вроде ничего. Только обойти надо, чтобы через поле не переться. Вопросов будет много: что это добрые люди из леса но лошадях выехали.
        Вагнер согласился, и они сделали крюк не меньше крепа, чтобы выйти к деревне с востока. Бывший шпион предложил говорить при надобности, что едут по своим делам из Нерхо - небольшого города, столицы одноименного вастерьи.
        Хотя на двух путников особого внимания никто не обратил. Ростримо даже договорился с пожилым масари о покупке у того овса для лошадей и припасов для их наездников. Богатством и изысканностью предложенное селянином не отличалось, но даже изнеженный городской жизнью дамнор уже попривык к соленому сыру, хлебу муки грубого помола и копченому мясу.
        - А что, уважаемый, часто тут путники бывают? - спросил Тойло.
        Масари прищурился, рассматривая витаньери и ответил, что дорога тут не наезженная, поэтому раз в десятину кто проедет - и то столпотворение. Все в основном на юго-запад едут по тракту, а если надо в Шессотэ или к Южному морю, то это из Лейно все на восток отворачивают.
        Солнце уже присматривало себе место за горизонтом, но и Тойло, и Ростримо придерживались мнения, что надо ехать дальше. И так слишком много времени было потеряно в блужданиях по лесу, теперь же дорог каждый креп, на который они отойдут от Лейно. Наемник надеялся, что страсти по событиям в вольном городе уже должны были поулечься, хотя Вагнер не был в этом уверен. И все же заночевать решили уже на тракте, благо деревень с гостиницами на нем предостаточно.
        На западной околице пришлось остановиться: мальчишки загоняли в деревню коровье стадо. Тойло натянул ворот рубахи на нос, спасаясь от пыли, как вдруг выругался в бессильной злобе.
        Из-за крайнего забора в село пытался въехать десяток солдат, сейчас пережидавших, пока пройдут коровы. Несмотря на пыльные облака над дорогой, было видно, что компаньонам свезло наткнуться ровно на тех вояк, что уже допрашивали Шаэлью несколько дней назад.
        - Это они…
        - Кто?
        - Я их видел, из-за них мы в лес ушли.
        - Коленку мне в рот…
        Стадо тем временем втянулось в деревню, солдаты медленно продвигались за ним. Тойло внимательно смотрел на них, не открывая лица, Ростримо и сам поднес к носу платок. Молодой десятник скользнул по компаньонам взглядом и отвернулся, но проезжающий мимо сержант вдруг крикнул:
        - Эй, это тот масари!..
        Договорить сержант не успел, потому как короткий, толстый нож вонзился ему в глаз.
        Все же септреры не воевали слишком давно, если не считать пограничных стычек с пуаньи из Дельты. Пока солдаты соображали, что происходит, Тойло выхватил клинок и быстрым ударом рассек шейные позвонки десятника. Тот беззвучно, словно бы с готовностью, свалился под копыта, а Ростримо уже метнул второй нож в ляжку пегой коровы. Бедное животное взревело, взбрыкнув задом, как необъезженный скакун. Паника в стаде началась как-то в один момент: вот только что буренки шли себе мирно, как вдруг все они уже мечутся и истошно мычат. Кого-то из армейских придавило к забору, остальные только хлопали глазами и пытались выбраться из этого рогатого ада. Шаэлью же заставил свою кобылу сделать «свечку», коровы шарахнулись от мельтешащих в воздухе копыт.
        - Вперед!
        Два всадника бросились в образовавшийся на мгновение коридор. Тойло нещадно лупил буренок мечом, стараясь попадать плашмя - нет хуже оказаться в самом центре израненного стада. Они с Ростримо уже вырвались, когда позади раздались истерические крики. Кто-то голосил о своей придавленной ноге, «десятника убили!» - констатировал факт второй. А вот некто третий наемника совсем не порадовал:
        - Быстро все за этими засранцами!
        Однако почти полкрепа они сумели выгадать. Пока солдаты продирались сквозь обезумевшее стадо, пока разбирались, кому остаться с ранеными и убитыми - Тойло и Ростримо оторвались на значительное расстояние. Их лошади после целой десятины хотя и в буераках, но все же налегке, были свежи, кавалеристы же за целый день своих успели утомить.
        - Уйдем! - просипел витаньери.
        - И куда?! - хмыкнул в ответ Вагнер, перекрикивая ветер.
        Что ж, вопрос справедливый.
        Повезло в том, что тракт, на который они выскочили, был абсолютно пустой: путешествующие в такое время уже устраиваются на ночлег, а не нахлестывают своих лошадей. Тойло свернул на юг, заметив, что расстояние между ними и преследователями еще больше увеличилось. Солнце уже коснулось лесистых холмов на западе. Увы, но здесь и в самом деле начиналась степь, и чащи отступили от дороги. Дальше будет только хуже - начнется равнина, плоская как лакированный стол.
        - До темноты надо! - снова крикнул Тойло. - Там затеряемся!
        Ростримо не возражал, тем более что в таких вещах как погоня, он доверял своему компаньону больше, чем себе.
        Только когда кобыла витаньери пару раз запнулась, тот позволил ей перейти на шаг. Конь дамнора выглядел свежее, но и он тяжело дышал, а воздух, вырывающийся из легких, сдувал с губ белую пену. Уже стемнело, и только полная луна заливала тракт зеленоватым светом. Преследователей слышно не было, но верить в то, что они решили прекратить погоню, было бы безумством.
        - Тойло, мне не надо было убивать его? - неуверенно спросил Вагнер.
        - Нет, все правильно. Он меня узнал, пришлось бы драться минутой позже, но тогда они были бы готовы. Это был сержант, я зарубил десятника, так что теперь они без командиров. Это хорошо.
        - Да, - согласился Ростримо, - они будут искать начальство, чтобы доложить и ждать приказа.
        - Именно. У нас фора в несколько часов, не больше. Надо думать.
        Решение пришло само собой. На их пути это была уже третья деревня с того момента, как гонимые солдатами компаньоны выехали на тракт. Лошади уже несколько пришли в себя, когда Тойло снял с ворот постоялого двора масляный фонарь. Ростримо по своему обыкновению хмыкнул и взял второй.
        - Полный, - сказал Шаэлью, встряхнув свой.
        - Так ночь не так давно началась. Куда?
        Витаньери показал дамнору на дом напротив. Тот кивнул и зашвырнул горящий фонарь на крышу. Масло вспыхнуло, стекая по доскам. Себе же в качестве цели Тойло наметил гостиничный сенник. Опыт не забывается, отметил он про себя. Сколько раз вот так вот палили деревни ватаги, с которыми приходилось воевать.
        - Ждем.
        Ждать пришлось недолго. Двери распахнулись, и из домов посыпались люди. Крики, проклятья, требование немедленно подать воды - все как обычно. Здоровенный детина выводил лошадей из конюшни, которая уже начала заниматься пламенем. Тойло удовлетворенно кивнул и указал дамнору. Пока еще никем в общей суматохе не замеченные они подъехали к конюху.
        - Хорошие лошадки.
        Мужик с непониманием посмотрел на двух всадников, которые не кинулись со всеми тушить пожар, а спокойно подъехали на побеседовать. Только что о богатстве собранного урожая не спросили!
        - Нам бы парочку, - продолжил Тойло. - Вот эту и вон ту.
        Конюх открыл было рот, явно намереваясь высказать все, что он думает о двух придурках, торгующих лошадей посреди пожара, но витаньери резко ударил его под подбородок, не вытаскивая ногу из стремени. Здоровяк упал, но остался в сознании, на что, впрочем, Тойло и рассчитывал. Ростримо схватил под уздцы примеченных скакунов, и компаньоны рванули по тракту в южном направлении. Кто-то обратил на них внимание, кто-то что-то прокричал, но никто, судя по всему, не понял пока, что произошло.
        Выскочив из деревни, они проскакали еще около пяти крепов по утоптанной дороге, после чего Тойло решительно свернул на запад. О том, чтобы устроиться на ночлег, не могло идти и речи, но наемник велел остановиться и переседлать лошадей - своим нужен был отдых, а раз уж появились заводные, то грех этим не воспользоваться. Ростримо нервничал и спешил, поэтому чуть не упал в сухую траву - не затянул нормально подпругу. Шаэлью обозвал его ослом кастрированным и сам проверил ремни. Дамнор не обиделся, еще и «спасибо» сказал.
        - Этот масари все расскажет, - озвучил он очевидную вещь.
        - Конечно. Если бы мне надо было, чтобы он молчал, я бы сломал ему шею, а так только челюсть. Зато когда завтра все будут выяснять, что случилось, он будет очень зло и громко мычать и показывать туда, куда мы ускакали. И солдатам вряд ли что внятное сумеет рассказать - только направление. Но они и так все поймут, поэтому рванут на юг.
        - В следующей деревне скажут, что нас не видели.
        - В следующей деревне сейчас ночь, масари спят давно. Следов на этом проклятом тракте столько, что наши ничем не выделяются. А нам с тобой, дружище, теперь опять по камням и оврагам ходить, только уже не в лесу. Все, закончились леса, ты прав был. Готов? Поехали дальше.
        Свежие лошади - обе каурые и послушные - ходко шли по заросшим травой холмам. К рассвету Тойло старался держаться низин, чтобы лишний раз не показываться на возвышенностях. Вряд ли, конечно, найдут то место, где они сошли с дороги, но полностью исключить это было нельзя. Ростримо выглядел плохо, да и сам витаньери смертельно устал: не смыкали глаз уже больше суток, и все это время в седле.
        Остановиться решили уже только за полдень. Дамнор с трудом слез с лошади, Тойло даже пришлось подхватить его за ворот, чтобы компаньон не свалился. Недавний шпион улегся в пыльную, пожухлую траву и только отодвинул ногу, когда септрер пнул его сапогом.
        - Лошадей стреножить надо.
        - Тойло, я согласен увеличить твою долю в добыче, но сделай это сам, а? Я не могу пошевелиться.
        - Куда мне столько золота, - проворчал Шаэлью. - Я и с тем, что сейчас есть не знаю, что делать. Ладно, лежи. Только попей и поешь. И без разговоров!
        Ростримо, собравшийся было возразить, что ему сейчас кусок в горло не полезет, покорно взял суму с припасами и кожаную флягу с вином, обильно разведенным водой.
        - И что теперь будем делать, господин дипломированный историк?
        Вагнер уныло жевал подсохший хлеб, даже не притронувшись к мясу, поэтому Тойло сам отрезал кусок и положил и впихнул его дамнору в руку. Понятно, что он сейчас чувствует себя так, словно это он вез лошадь, а не она его, но на одном мучном долго не продержишься. Говядину продали хорошую - жирную, хорошо закопченную с душистыми приправами, такая дает много сил.
        - Мне кажется, что нас ищут.
        В ответ Тойло только хмыкнул. Но отметил, что Ростримо пытается шутить, а это добрый знак. Больше всего витаньери боялся, что его спутник, что называется, расклеится от тягот такого путешествия.
        - И ищет нас кто-то очень умный. Он сумел догадаться, что искать надо одного дамнора и одного солдата, причем догадался очень быстро. Теперь нас обнаруживают на тракте к югу от Лейно. Чтобы ты предположил на месте такого умного?
        - Что мы убегаем, - вопрос казался септреру простым.
        - Да ну, это и так ясно! - возмутился несообразительности компаньона Ростримо. - Куда убегаем?
        - Ну, куда угодно.
        Шпион с кряхтением сел и отхлебнул из фляги.
        - Нет, дружище, бежим мы в Дельту.
        - Так мы туда и бежим ведь…
        - Уже нет. И именно потому, что слишком очевидно это. Они, наверное, взяли этого строммэ Норка, и тот выложил про завещание.
        - Что такое «строммэ»?
        - Ммм… Как перевести даже не знаю. Ругательство. Человек, который любит мужчин задом и в процессе гадит.
        - Тьфу, дрянь какая! - Тойло с отвращением посмотрел на свой бутерброд. - У вас там в Дамноре совсем уже! И все ругательства на эту тему?
        - Нет, но есть. Не знаю, почему так, но, наверное, от того, что считается позором, если тебя увидят гадящим. А про мужеложцев и не говорю уже - их сжигают на слабом огне, причем сначала жгут гениталии прямо на живом.
        - Строммэ… надо запомнить.
        - Не раскидывайся только этим словом: за такое убьют без раздумий, что потом любой судья оправдает. Так вот, этот строммэ Норк наверняка рассказал негласным, что мы сперли у него бумаги.
        - Погоди! А с чего ты взял, что тут негласные замешаны?
        - А кто ж еще? - удивился Ростримо. - Стража? Это даже не смешно. Армейские этим не занимаются, хотя их и подрядили нас искать. Нет, только негласные, хотя в умственных способностях кластаро Нерго я сильно сомневаюсь. Кто-то другой должен быть, кто-то приехал. Так вот, он видит, что мы уходим на юго-запад, это логично. Куда скорее всего с такой ценностью мы направимся? В Дельту! Еще он знает, что я из Дамнора, и может предположить, что мы направимся туда. И тут нам проще всего отправиться в Дельту и сесть там на корабль. В Дельте мы растворимся без следа, сам понимаешь.
        Тойло кивнул. Где-где, а искать их в Дельте - это все равно что пытаться голыми пальцами выловить таракана, нырнувшего в кипящий гуляш.
        - А мы сейчас пойдем не на юг, а на север, вернее на северо-запад. В Гант!
        Эта идея для витаньери оказалась несколько неожиданной. В горном королевстве он не был никогда, хотя на границах его с Маазло и и Шемо приходилось махать мечом. Гантиры слыли людьми замкнутыми и недружелюбными, и эту репутацию поддерживали старательно. Торговлю Гант почти не вел, в войнах соседей не участвовал, несколько вторжений в пределы равнодушно перемолол в своих узких ущельях. Чужаков в королевстве не любили, поэтому старались не пускать.
        - Погоди… Ты это серьезно? Я тебе скажу вот что: когда мы воевали против лоастери Палло, который пытался отвоевать себе трон…
        - Я знаю, кто такой Палло.
        - Ну вот, мы загнали эту скотину к самым горам, прижав его к Красной, и отрезали путь на юг - к Дельте. Он мог уйти в Гант, но не стал этого делать. Вместо этого Палло сначала попытался переправиться через Красную - это в предгорьях! - а потом развернулся и дал сражение. Нас было в семь раз больше, к слову. Король Маазло Его Величество Рика Первый лично наблюдал, как его родственнику аккуратно, чтобы не помер, вытащили кишки и положили на жаровню. У нас ребята болтали, что лоастери пытался получить разрешение у гантиров на проход хотя бы для себя одного, но они не разрешили. И Палло предпочел безнадежное сражение.
        - Если бы он знал, какая смерть его ждет, - спокойно ответил Ростримо, - то предпочел бы сгинуть в Ганте. Но ты прав, приятель, просто так в эти горы соваться самоубийственно. А мы и не будем.
        - Не понял…
        - Не будем, - Вагнер улыбнулся, - соваться просто так. Я знаю, кто сейчас в Ганте советник короля в делах спокойствия, как там называют моих коллег. Мы спокойно сдадимся первому же патрулю с требованием немедленно доставить нас к лоастери Днедону для передачи тому сведений первостепенной важности.
        Звучало хорошо, но Тойло никак не мог поверить в то, что это может сработать. Гантиров он боялся, благо наслушался историй про них на привалах. И местные маазы в приграничье такого понарассказывали, что на горные вершины к северу солдаты и видавшие многое витаньери смотрели с натуральным ужасом.
        - Что же за сведения такие?
        - Придумаю что-нибудь. Мало ли тайн всяких знаю, что-нибудь да выложу. Но пока, честно скажу, не знаю, что может заинтересовать Днедона. Им, похоже, ничего не надо. Но есть еще одно «за» в Ганте для нас: отсюда и до самых гор почти никто не живет.
        - Это еще одна проблема. У нас жратвы на неделю, если экономить. И четыре лошади, которым нужен овес.
        - Травы поедят.
        Можно, конечно, и травы. Овес тоже экономить придется, потому что только на том, что тут растет, животные не продержатся. Хотя, если они сейчас начнут забирать к северу, снова начнутся леса, не такие густые как к востоку от тракта, но будут. Там влажнее, и трава - не здешнее жухлое сено.
        С другой стороны, выехать на дорогу сейчас смерти подобно. Соколов с их приметами уже наверняка отправили во все стороны, места у границы с Маазло и Дельтой обжитые, мимо людей не пройдешь. А вот на границе с Гантом и впрямь мало кто селился. Ни городов, ни, если верить Ростримо, даже деревень. Так, лагеря охотников да лесорубов, но опять же - ближе к Лейно. Добираться до гор придется, конечно, не меньше пары недель, припасов и впрямь хватит только на одну из них. Что ж, десяток дней придется прожить на грибах-ягодах и охоте, правда, луком Тойло владел посредственно. В конце концов, есть еще две лошади. Не самое вкусное мясо, но не привыкать.
        - Ладно, уговорил, три короля тебя порви. Поехали в Гант. Хоть посмотрим, что у них там за жизнь такая сладкая, что не пускают никого к себе.
        - Только дай отдохнуть, изверг!
        Кайло Шмарсси, начальник Черного стола Негласного кабинета. - Прайло, позовите десятника, пусть он выгонит этих кошек облезлых отсюда Творцу на радость!
        Варконне кивнул и выскочил за дверь. Вастер Шмарсси потер глаза, в которых от усталости все расплывалось. Он не сразу вспомнил, когда в последний раз спал хотя бы от заката до рассвета, а вспомнив, не мог сосчитать, сколько дней назад это было. Перегруженный мозг, пока еще способный из голого упрямства работать по главной проблеме, отказывался производить такие элементарные исчисления. По опыту начальник Черного стола знал, что это плохой признак. Еще немного, и он просто свалится. Один инфаркт у Кайло Шмарсси уже был.
        А тут еще и эта безумная тетка, доведшая спокойного на людях вастера до истеричного крика. Эта дура приперлась к дому, где остановились негласные, с самого раннего утра и потребовала встречи с самым главным.
        Если по-честному, то история, рассказанная селянкой, заслуживала бы внимания Негласного кабинета, хотя и Золотого стола, ведающего вопросами веры, а так же колдовства и прочих потусторонних вещей. Но не контрразведке же заниматься расследованием злостного наведения порчи на грядку с капустой! И не сейчас!
        Но баба не унималась. Она уселась прямо перед Кайло и, почти не мигая, смотрела на него взглядом глупой коровы, пропуская мимо ушей как заверения в том, что ее проблема будет доведена до компетентного человека, так крики с требованиями выметаться из этого дома.
        - Господин негласный начальник, у меня вся капуста пожухла… - в который раз начала тетка, но вастер перебил ее.
        - Это я уже слышал. Хмм… а не арестовать ли мне тебя…
        - Это за что? - опешила селянка.
        - Как же: мешаешь расследованию дела коронной важности. У тебя тут в деревне гостиница сгорела и целый двор рядом, у меня убит десятник и сержант, злодеи где-то тут неподалеку скрываются, но ты тут сидишь и отвлекаешь меня от дела короны своими пустяка…
        Вастер Шмарсси запнулся. Произнося последнее слово, он уже понял, что делает это зря, но заткнуть сам себя не успел. И ведь только нащупал тактику, как можно было бы перейти в наступление и напугать эту дуру до полусмерти, как сам же все и испортил!
        - Пустяками?! - тетка вмиг покраснела, сделавшись похожей на очищенную свеклу. - Это моя капуста - пустяки?! Да ты знаешь, сколько я с нее дохода имею, овца ты столичная?!
        Могущественный начальник Черного стола сжался в комок. Каждый вопль отдавался в его воспаленной голове, словно по ней лупили молотком.
        - Да я с этой капусты себе дом отстроила, мужа нормального подобрала!
        Бедный мужик, хотя женщина собой хороша, не поспоришь.
        - Детей на ноги поставила! И теперь что - по миру должна пойти, потому что какая-то столичная овца не хочет защищать честных людей?! Да тебе деньги за это платят! Да я…
        В этот момент дверь в комнату распахнулась. Кайло Шмарсси даже успел пожалеть, что так рано - была вероятность, что баба попытается его ударить, вот тогда он на законных основаниях и с чистой совестью законопатил бы ее в подвал по обвинению в нападении на коронное лицо. Потом, естественно, выпустил бы, нужна она больно! Теперь же придется проявить произвол.
        - Вон ее отсюда, - сказа негласный вошедшему десятнику. Тот вместе с еще двумя солдатами подхватил голосящую тетку под руки и потащил к двери. Баба упиралась ногами в пол и грозилась написать жалобу самому королю. Когда ее крики стихли, Шмарсси указал вошедшему Прайло Варконне на один из стульев.
        - Садитесь. Всех солдат допросили?
        - Да, вастер. Показания сходятся, по описанию они видели в деревне Громри Ростримо Вагнера, дамнора, несколько лет жившего в Лейно. Второго человека, похожего на солдата, видели и до этого - десятину назад на тракте.
        Вот так вот. Эту парочку искали на севере, основные силы бросили туда, прочесали все чуть ли не до Арли, а они, оказывается, все это время шли лесом на юг.
        - И еще. Солдаты говорят, что этот второй больше смахивает на витаньери.
        Шмарсси кивнул - этого и следовало ожидать.
        - И куда они направились? - спросил он Прайло.
        - Думаю, в Дельту.
        Эта версия и самому начальнику Черного стола казалась самой логичной. Смущала в ней только ставшая явственно видимой очевидность. Два негодяя бегут в Дельту. Устраивают переполох с поджогом деревни и бегут дальше. Понимают ли они, что их путь теперь не является тайной? Скорее всего, да.
        - Они ведь знают, что мы знаем? Как думаете, Прайло?
        - Думаю, да, шеф.
        Он вновь взглянул на карту и долго молчал, разглядывая переплетения линий на бумаге. Кайло несколько раз ловил себя на том, что практически заснул.
        - У них несколько вариантов, вастер Шмарсси. Первый - эти уроды во всю прыть уходят на юго-запад в Дельту. Все поселения и города объезжают, у них теперь есть заводные лошади, и двигаться они могут быстро. Для них это опасно: они понимают, что мы отправили соколов с приметами и приказом задержать любой ценой.
        Это было тоже очевидно.
        На улице послышались крики: выставленная баба пытался прорваться обратно к начальнику негласных. Кайло осторожно выглянул в окно: женщину удерживали уже пять солдат, ее прическа растрепалась, а платье соскользнуло с одного плеча, того и гляди откроет полную грудь. В другой раз такое зрелище могло бы и порадовать.
        - Второй вариант. Они могли вернуться через Лейно на север. Город обойдут и окажутся там, где их уже искали. Я бы на их месте поступил так. Плотную сеть мы организовать пока не успели, лесные патрули тоже. Пока подтянутся егеря - пройдет пара недель. За это время не останется даже следов кострищ.
        - Останутся. Кострища точно останутся, как ни маскируй. Но это к делу не относится…
        Со двора донесся восторженный вопль: «Сиськи!» Господа негласные рванули к окну, чуть не столкнувшись головами.
        Баба, удерживаемая солдатами, видно, сильно дернулась, и платье не просто приоткрыло перси, а порвалось, оголив владелицу до самого пояса. Вояки грянули молодецким ржачем, тетка же взвизгнула, натянула остатки одежды чуть ли не до подбородка и рванула прочь.
        Одной проблемой меньше.
        - Хороши! - сказал Варконне.
        - Прайло, я даже не знаю, какой Вы мне нравились больше: замкнутый, закомплексованный неудачник или нынешний сластолюбец, при начальстве обсуждающий женские прелести, случайно показанные!
        - Я слишком много времени потерял, шеф.
        Кайло Шмарсси хмыкнул и даже улыбнулся. Тем более что груди и впрямь были чудо как хороши. У супруги главного «черного» не было таких и в ее лучшие годы.
        - Так вот, третий вариант. Гант.
        - Гант? Неожиданно.
        Предположить, что один дамнор неясных занятий и один витаньери рискнут уйти в закрытое горное королевство - это было смело. Гантиры чужаков не любят. Совсем не любят. Конечно, тут бы поспрашивать «синих», но и у подопечных кластаро Локкти, насколько знал Шмарсси, достоверных сведений о соседях не было. Агенты там как-то не приживались. У «черных» же с гантирами встреч не было в принципе: гантирский шпион - это даже звучит как шутка.
        - До Ганта здесь ближе всего, там они точно вне нашей досягаемости.
        - Допустим. Еще есть версии?
        - Да. Как раз в той деревне - Громри - там проходит дорога через Нерхо, Виллатэ и Каммин в Урмаро. Оттуда они могут уйти тремя трактами в любой из трех больших портов Южного моря, а то и дальше - к Белому морю. В другую сторону от Дельты и совсем далеко от Дамнора, но и подальше от мест, где мы их будем искать.
        Вастер Шмарсси внимательно посмотрел на карту, словно видел ее в первый раз. До последних двух вариантов, предложенных Прайло, он даже не додумался. Тут и усталость, и некоторая косность мышления. Начальник Черного стола Негласной канцелярии вдруг понял, что порой не он ставит себя на место преступника, чтобы попытаться понять его ход мыслей, а преступника ставит на свое место, вкладывая ему свои соображения. Варконне же этого пока лишен, к счастью.
        - Вряд ли Гант, - сказал он советнику. - Опасно, неизвестно. У них на руках документ колоссальной важности. Вряд ли. Юг? Возможно. Три короля, Варконне, Вы меня совсем в расстройство ввели! Так все было просто: злодеи бегут в Дельту - мы за ними. А куда теперь прикажете бежать?
        - Я бы все же выбрал Гант. Почему - не объяснить. Мы только гадать можем. Шеф, я бы вот что предложил. Отправьте сокола в Лейно.
        Сокол еще был, в вольном городе им удалось найти сразу двух. Один улетел на юг, второй пока сидел в клетке.
        Предложение Прайло Варконне вастеру Шмарсси показалось разумным, и он сел писать приказ. Вызвать с севера пару рот Третьего егерского полка, расквартированного севернее Лейно. Пусть идут налегке и прочешут лес поблизости от границы с Гантом. Основные силы устраивают сеть вокруг самого города и как хотят, но перекрывают проход в сторону Арли и Контральского хребта. Сокола в Урмаро.
        - А сами мы продолжим путь к Дельте. Есть у меня подозрение, что эти засранцы тоже вот так посидели, подумали и решили, что мы будем думать и гадать. И двинули дальше на юго-запад, внаглую. Тем более что этот - с челюстью - мычал, что они на юг ускакали. Потом, сколько мы времени потеряли… пока донесение, пока с севера добрались… Если они ушли на Урмаро или в Гант, мы ничего уже не сделаем, у них есть четыре дня преимущества минимум. Так что дайте мне три часа сна, и выступаем.
        Поспать вастеру Шмарсси, увы, не удалось. В соседнем дворе какая-то скотина куда-то не туда зашла и сломала ногу. Истошное мычание бедного животного перемежалось спором ее хозяина и его супруги: лечить или забить на мясо. Отдыхать в таком бедламе стало решительно невозможно, и если людей еще можно было бы заткнуть, то раненую корову - вряд ли. Приказывать же зарубить несчастную начальник черных не решился. Поэтому он в мрачном настроении выбрался из комнаты и велел седлать лошадей.
        Но все же этот день преподнес и приятный сюрприз - из Лейно доставили карету. Кластаро Нерго расстарался, всячески заглаживая свою вину, решил озаботиться комфортом столичного чиновника. Рвение подчиненного, да еще и более родовитого, было приятно, но не оправдывало катастрофических промахов главного лейнского негласного. Кайло Шмарсси прекрасно осознавал, что относись кластаро Нерго к своим обязанностям с большим рвением, все равно бумаги Клейдарда объявились бы, но хотя бы были понятные зацепки! Теперь же фактически четвертое лицо в королевстве должно как молодой агент носиться по всему западу туда-сюда, строя версии, словно рисуя дымом в воздухе.
        Вастер Шмарсси забрался в карету, пригласив с собой Варконне. Советник скромно устроился против движения, оставив шефу задний - большой и мягкий - диван, обитый красным бархатом. Ткань кое-где была потерта, но на такие мелочи уставший Кайло внимания не обратил. Он велел трогать на юг, а сам закрыл глаза и отключился еще до того, как лошади сделали первый шаг.
        Прайло Варконне, советник
        Советник Варконне смотрел на спящего шефа и все никак не мог решиться его растолкать. На слова тот не реагировал, а тормошить самого Кайло Шмарсси казалось если не кощунственным, то как минимум тянуло на должностной проступок. Но карета с эскортом стояла уже несколько минут, ожидая дальнейших указаний, которые мог дать только Шмарсси.
        - Шеф… Шеф. Шеф!
        Пришлось тронуть за плечо, а потом и потрясти.
        Начальник Черного стола сначала открыл глаза и внимательным, разумным, совсем не заспанным взглядом окинул Прайло.
        - Причина, надеюсь, достаточная?
        - Не знаю, - не стал врать советник. - Но один из гусар утверждает, что тут кто-то сошел с тракта несколько дней назад.
        Шеф какое-то время молча лежал, потом резко сел и энергично потер щеки. Глаза его совсем раскраснелись, а бордовые черточки полопавшихся сосудов придавали взгляду такой вид, что можно было бы заподозрить в вастере натурального демона. Сам Прайло чувствовал себя не в пример лучше, но и он ощущал, что предел его собственных сил не так уж и далек.
        - Пошли, - сказал шеф и вылез из кареты.
        Следы нашел солдат из того десятка, в котором убили и десятника, и сержанта. К счастью, нашелся среди кавалеристов способный малый, принявший командование. Именно он организовал погоню, а когда стало ясно, что злодеи уходят, вовремя доложил ситуацию и буквально заставил поселкового голову в первой же деревне отправить гонца в Лейно. Шеф своей волей сделал сержантом именно этого гусара. Сделал бы и лейтенантом, но тот оказался низкого происхождения.
        На взгляд Прайло жухлая трава в этом месте ничем не отличалась от такой же в нескольких шагах. Но тощий солдат, украшенный смачным фингалом, уверял, что именно тут с дороги в холмы ушли несколько лошадей.
        - Вот тут следы, - несколько волнуясь, объяснял он вастеру Шмарсси. - Вбитая трава вот. Здесь кювет, земля в нем более рыхлая, а не было ни ветра, ни дождей, поэтому следы остались, и трава вмялась.
        - Хорошо, куда ушли? - спросил начальник «черных».
        - Вот туда, - гусар показал на запад. - А дальше не знаю. Там уже не видно. Здесь-то ветра нет, а там, даже когда ветра нет, все равно ветер есть… ну, то есть…
        Солдат совсем разнервничался, поэтому вастер Шмарсси похлопал его по плечу и уставился на запад.
        Прайло стоял рядом и размышлял, вспоминая карту, оставшуюся в карете. Тракт отсюда уходит ровно на юг, западнее он заберет чуть позже - в дне пути. Дамнор и витаньери - куда они могли пойти? То, что это они, советник не сомневался нисколечко. Кому же еще придет в голову уходить в эти сопки, где ни жилья, ни воды, ни корма для лошадей. Нет, точно они.
        - Гант или Дельта? - спросил шеф.
        - Гант, - ответил Прайло.
        С уверенностью ответил.
        Вастер Кайло Шмарсси грязно выругался. Потом выругался еще раз и выдал такие заверты, что на него с интересом посмотрели даже гусары, от хороших манер далекие, как проклятый Дамнор от этого самого места. Прайло понимал, что шеф совершенно не хочет пускаться в погоню, удаляясь от цивилизации, но знает, что другого варианта нет. Увы, придется расстаться с уютной каретой, даже не успев насладиться ее комфортом.
        - Карви, - позвал советник сержанта, еще не раздобывшего синий кант на плечевой шов мундира, соответствующий его новому званию, - что у нас с припасами?
        - Хватит на три дня, господин, потом надо будет лошадей валить. И воды нет.
        - Проклятье…
        Это потеря времени. Послать кого-то за фуражом все равно придется, но остальные либо будут его ждать здесь, либо пойдут в эти демоновы холмы, но медленно, оставляя знаки для фуражиров. Да и много ли те смогут запасти…
        - Куда нам надо, господин советник?
        Прайло взглянул на шефа, и тот кивнул, давая позволение поставить кавалеристов в известность по поводу конечной цели.
        - Нам надо догнать их до гантийской границы.
        Сержант задумался, что-то посчитал в уме и предложил вернуться в деревню, набрать припасов, послать гонца в Лейно и только тогда отправляться на запад. Поразмышляв, Прайло согласился с гусаром: времени они потеряют немного, но выгадают его со снабжением. И нет никакой разницы, откуда начать штурмовать эти сопки - отсюда или парой десятков крепов ближе к Лейно. Гант все равно лежит к северо-западу.
        - Радуйтесь, шеф. Еще немного на мягком проедете.
        - Повесить тебя мало, - проворчал вастер Шмарсси.
        Прайло горестно вздохнул, всем своим видом соглашаясь с начальником. Он посмотрел, как кучер разворачивает на тракте карету и спросил сержанта:
        - Найдем их?
        Гусар не стал отвечать сразу же.
        - Не знаю, господин. Следов я не вижу там дальше, можно охотника какого-нибудь найти, но где его тут искать еще, кругом одни масари и торговцы. Охотники в лесах будут, как раз к западу, а тут, ближе к Лейно, вся живность давно повыведена. Попробуем перехватить, если знаем, куда эти твари едут. Благородный вастер про Гант что-то говорил?
        - Да, в сторону Ганта они уходят, - Прайло произнес это уже с железной уверенностью.
        - Ох ты ж, попусти Творец! Нет, я там мест совсем не знаю. Там егеря нужны, да и то - знают ли они.
        - Отчего же им не знать - егеря ведь?
        Солдат поправил подпругу и принял еще более важный вид. Внимание столь важной персоны как советник самого вастера Шмарсси льстило ему несказанно.
        - Егеря наши больше по контрабанде ведь. Поэтому и стоят с севера, ближе к Арли - там, где через границу с Нессере ходят. А через Гант контрабанды нет. Места там и так дурные, люди ведь так и не заселили их. Полагают их нечистыми. Но если бы с Гантом торговля была хорошая, то и Ад бы заселили, если бы доход был.
        - Хорошо. Тогда так: одного солдата своего пошлешь в Лейно быстро. Пусть идет сразу к кластаро Нерго и передаст приказ. Приказ, значит, чтобы он собирал своих людей и не позже чем через два часа во все подковы летел к Третьему егерскому. И уже всем полком устроили такой прочес леса у границы, чтобы каждая белка без документа о личности сидела у него в клетке. Пусть организовывает эстафету еще, чтобы связь держать. Эстафета через Лейно, через негласный стол, так будет проще. Все понял?
        - Да, уважаемый.
        - Хорошо, исполняй.
        Прайло задумчиво посмотрел на свои дорожные брюки, заправленные в низкие сапоги. Смены одежды в ближайшие дни, наверное, не предвиделось, хуже было то, что закончилось свежее белье. Советник попытался отряхнуть свой костюм, но добился лишь клубов пыли, выбиваемых из ткани. Он вздохнул и полез в карету, где мрачный начальник встретил его вопросительным взглядом.
        - Интересно с Вами, - пояснил Прайло, - но раньше я хоть и скучал, зато каждый день надевал свежие трусы.
        - Предлагаете мне постирать Вам, Варконне?
        Предложение шефа заставило советника улыбнуться, да и сам вастер несколько оттаял. Экипаж дернулся несколько раз, но, набрав ход, покатился уже плавно. Цокот копыт упряжи и гусарских лошадей слился в монотонный шум.
        - Прайло, а что Вы думаете о лоастери Вианно?
        Вопрос застал Варконне врасплох. Казалось бы - голова начальника должна быть занята поиском сбежавших преступников и завещания, а он вдруг интересуется мнением вчерашнего выездного агента об одном из пуаньи королевской крови.
        - Я с ним лично не знаком… - начал Прайло.
        Вастер хмыкнул.
        - По слухам, которые ходят в столице, принц ведет нескромный образ жизни. Постоянные скандалы, загулы, пьяные дебоши. Ничего особенного, но…
        Советник вдруг замолчал, что-то обдумывая. Кайло с интересом посмотрел на него, приподняв правую бровь, показывая, что не торопит, но ждет продолжения.
        Карету тряхнуло на выбоине, и она чуть раскачалась на рессорах. Вастер поморщился - его обычно легко укачивало, и ничего с этим поделать было нельзя. Стеснения перед подчиненным и гусарами он не испытывал, но сам процесс «возврата блюд» был для шефа особенно болезненным и неприятным. Прайло, увы, не посчастливилось уже наблюдать это действо, сам же он переносил «тяготы» путешествия в уютном экипаже легко и с удовольствием.
        - Так если припомнить, то в газетах часто пишут, что лоастери Вианно был замечен в выходках то с гвард-капитаном Киальо и гвард-лейтенантом Гремине.
        - Так, хорошо, и что это значит?
        - Хмм… капитан крайне популярен в гвардии, его авторитет непререкаем, особенно среди молодежи. Гремине слывет его приятелем, а то и порученцем. Можно предположить, что какая-то часть гвардейцев…
        - Смелее, Прайло.
        - Принц контролирует как минимум какую-то часть гвардии. Так?
        - Можно сказать и так. Вас удивляет, почему я завел речь о нем именно сейчас?
        Прайло не спешил с ответом, еще раз обдумав ситуацию. Все же начальник Черного стола просто так говорит редко.
        - Сначала удивило, но если подумать, то получается интересный расклад. И не такой сложный ведь. Лоастери Вианно только зовется принцем, он не имеет прав наследования, после Его Величества Геверро Третьего наследует его дочь. Если король переживет ее, и принцесса не родит ребенка, то наследуется по линии лоастери Самерри, среднего брата, там же как на ферме расплодились…
        - Прайло! Где Ваше уважение к королевскому дому?
        - Простите, шеф. Но у Самерри аж три сына, старший успел заделать трех детей уже, средний одного, младший вот-вот женится. А Вианно у нас племянник по линии младшей сестры короля, его место в очереди было бы… девятое… нет, брат короля не наследует, значит, восьмое. Но… Шеф, Вам интересны мои рассуждения?
        - Продолжайте, советник. Все равно дорога скучна, пейзажи не радуют, а у Вас приятный голос. И ведь я Вас даже не заставляю петь, радуйтесь.
        - Вы чрезвычайно добры. Так вот, лоастери Кантерра вышла замуж за Вальяна, а он лоастери Цорго. Цорго королевство так себе, но королевство, то есть он принц крови другой короны, и дети Кантерры и Вальяна не могут претендовать на трон Септрери или Цорго совсем никак. Общей границы нет, значит, и объединить короны они не могут.
        - Все верно, советник. Дальше что?
        - А может вина? - предложил Варконне.
        Вастер Шмарсси махнул рукой, соглашаясь, и Прайло откинул свое сидение, под которым разместился рундук. Вино было так себе, но на поиск изысканных сортов у негласных в последние дни времени не было. Но и до этого Варконне не мог отнести себя к ценителям хорошей лозы. Просто потому, что жалование выездного агента не позволяло увлекаться роскошными напитками.
        Поэтому излишне кислое пойло советник принял как должное, а вастер, как выяснилось, был привычен ко всему.
        - Пить можно все, - сказал он. - А последствия можно пережить. Итак, продолжайте.
        - Да, шеф. Все было бы тихо и мирно, но есть нюансы. Во-первых, мне сейчас кажется, что загулы лоастери Вианно - это пожар на фоне свечки. Все обсуждают его пьянки, но не видят за этим чего-то важного. Извините, но не могу понять, чего именно. Во-вторых, теперь еще это плаканное завещание. Вианно честолюбив, если бы у него были хоть какие-то шансы на корону, он бы устроил кровавые реки в Лиссано и во всем Септрери, будь у него хоть малейшая возможность. Если всплывет завещание, то это его шанс. И гвардия может пойти за ним. Как-то так.
        - Браво, советник Варконне. Это не самые сложные выводы, но Вы их сделали на удивление быстро. Принц действительно очень честолюбив и стремится к власти. В свете последних событий я бы даже подумал, что о завещании Клейдарда он знал, но это вряд ли. С Киальо принц сошелся по совсем другому делу. Вианно по натуре своей авантюрист, и задумал он такое, что нельзя не восхититься масштабами. Попробуйте угадать, советник.
        - Гадать бессмысленно, - пожал плечами Прайло.
        - Ну, так попробуйте проанализировать.
        Советник вздохнул, вздохнул притворно тяжело. Но такая разминка для ума ему определенно нравилась. Все лучше, чем слоняться по глухим деревням и писать отчеты о настроениях масари.
        - Я попробую. Итак, принц хочет власти. Принц дружит с человеком, за которым, случись что, пойдет столичная гвардия. Принц старательно стоит из себя дурного пропойцу, хотя таковым с Ваших слов точно не является. При этом он осознает - не будем сейчас учитывать завещание - что не имеет даже теоретических прав на какой-либо престол. Хотя погодите… да, точно! Есть ведь престол свободный!
        Шмарсси снова поднял правую бровь.
        - Шеф, дальше просто. Может быть, я брежу, но видится так. Во всей ойкумене есть только один свободный престол - Дельта!
        - Та-ак, но Вианно не может стать королем Дельты.
        - Конечно, потому что род Дельты прервался. Но зато в Дельте власть держат по праву сильного. И если лоастери Вианно начнет захватывать кластерьи одно за одним, то сможет получить то, чего он так хочет - абсолютную власть, когда над ним никого. Итак, цель есть, средства - гвардия. В столичной гвардии много молодых и горячих солдат, все как один - пуаньи, но младшие сыновья. Такое приключение как вторжение в Дельту, когда они смогут стать полноценными кластаро - это же мощнейший стимул! И Вианно фактически станет королем. Пусть он формально останется всего лишь лоастери…
        - Всего лишь? Советник, Вы наглеете. Вы же сам мещанин.
        - Да, без титула, конечно…
        - Кстати, напомните мне потом в Лиссано, чтобы я решил этот вопрос.
        Прайло шумно выдохнул и часто заморгал глазами, которые вдруг стали сухими, а веки - словно забились мелким песком.
        - К-как решили?
        - Как-как - просто! Получите титул пуаньи. Будете вастером без владения и без права передачи по наследству, уж это я Вам гарантирую.
        Советник какое-то время молчал и только нервно моргал, причем левым глазом чаще. Такого поворота событий он не ожидал. Ладно, он стал ближайшим помощником одного из сильнейших лиц государства. Хорошо, скромный Прайло Варконне в свои-то годы из инфантильного неудачника вдруг превратился в уверенного в себе господина, словно всю жизнь отиравшегося при королевском дворе. И даже потерял девственность.
        Но обещание титула - вот это привело к немедленной потере мышечного тонуса и головокружению. И пусть титул не наследуемый - детей у Прайло не было, и вряд ли они появятся.
        - Дышите ровнее, советник, - видя состояние Прайло, шеф решил объясниться. - Я Вам говорил уже, что доволен тем, как сложились обстоятельства хотя бы в этом. Новая должность Вас раскрыла, и Вы меня совсем не разочаровываете, совсем даже наоборот. Но теперь Вам придется крутиться в несколько иных кругах, там, где на происхождение смотрят особенно внимательно. И пусть у Вас оно останется прежним - низким - но дарование титула позволит Вам говорить на равных даже с королем. Даже не так: формально любой пуаньи сможет говорить с Вами без урона для чести, а значит, никто не сможет отмахнуться от Вас только тем, что Вы мещанин.
        Вастер Шмарсси отодвинул занавеску окна, и солнце наполнило карету светом. В его лучах кружились пылинки.
        - Что касается Вианно, - продолжил шеф, - то Вы правы совершенно. Принц готовился к вторжению в Дельту. И столичная гвардия пойдет за ним. Не вся, конечно, но треть точно. Этого недостаточно, но есть ведь витаньери. Вианно может скупить всех наемников в Дельте скопом. И знаете, советник, что забавно? Это устраивает всех. Вианно тщательно скрывает свой “заговор”, но на самом деле мы ему негласно помогаем в этом предприятии.
        Это как раз не казалось теперь удивительным. Та Дельта, что есть сейчас, не устраивала никого. Соседи давно уже грозились покончить с кластрьевой вольницей, потому как пограничные пуаньи не гнушались совершать набеги на провинции добропорядочных королевств. Некоторые вообще набираются наглости заявлять претензии на некоторые земли Септрери, король Маазло же вынужден держать на границах не просто гарнизоны, а две полноценные армии. Уже не говоря о бесчисленных разбойных бандах, выползающих из разоренной страны.
        При этом оккупация Дельты королевскими восками Септрери была бы осуществлена за полгода, но вой поднимется по всей ойкумене: септрери не имеют прав на эти земли! И дело может закончиться большой войной. И лоастери Вианно тогда представляется идеальным вариантом для всех: человек, не имеющий прав ни на один престол, при этом он наводит порядок там, где уже три столетия идет междуусобная резня. Как там люди до сих пор живут?
        - И уверен, что дельтовские масари поддержат принца. В нем они увидят гаранта спокойной жизни, которую не помнит не только это поколение, но и несколько предыдущих. И пусть это будет не королевство, а конфедерация - не важно. О, смотрите, опять эта деревня.
        Да, значит, комфорт скоро закончится. Сержант ускакал вперед договариваться о припасах и заводных конях. Шмарсси для этого выделил полновесного золота, справедливо решив, что королевский вексель крестьяне, конечно, примут, но с миной кислой, как капуста у давешней селянки, устроившей скандал. А вот и она - стоит, смотрит зло и плюет в сторону кареты. Шеф нервно задергивает занавеску окна и что-то бормочет под нос. Прайло едва заметно улыбнулся, но поймал подозрительный взгляд начальника Черного стола и расхохотался. Кайло тоже усмехнулся и нарочито печально вздохнул: мол, вот она - тяжелая судьба важного столичного чиновника. Привыкайте.
        Золото - не бумага, пусть и сдобренная обещанием самого короля. Карета еще не доехала до пожарища, а хозяин-погорелец уже раздает указания, что и откуда принести уважаемым господам. Сержант Карви торговался по поводу лошадей, один гусар выспрашивал у местных описание окрестных земель к западу. Кто-то уже побежал за пастухом, который мог бы рассказать поболее.
        - Прайло, Вы ведь шифр наш наизусть помните?
        - Конечно, шеф, что за вопрос!
        - Простой вопрос, - проворчал вастер. - Я вот так и не выучил. Тогда напишите сейчас шифром послание в Лиссано моему секретарю Трайме. Мол, срочно начинайте загонную охоту на принца. Трайма в курсе дел, он поймет. Но этого честолюбивого гордеца надо срочно удалить из столицы и из королевства, пусть развлекается своей войной. Не хватало еще, чтобы он узнал о бумагах Клейдарда в Лиссано, где у него гвардия. Не-ет, пусть воюет Дельту, а там он уже будет не страшен. Вианно - мальчик умный, он сразу сообразит, что претендовать на корону Септрери - это идти с ножом на кабана, когда у тебя лишний хряк в хлеву. Нет, принц тут же объявит себя королем Дельты и успокоится. С гонцом отправь в Лейно этому придурку Нерго, пусть передает соколом в Лиссано. Гонец не ускакал еще?
        Прайло из окна окликнул сержанта, тот подтвердил, что ло-гусар Шлурги Нумро готовится к отъезду, занимаясь сейчас заводным конем, чтобы не задерживаться в пути.
        - Что значит «ло-гусар»? - спросил советник.
        - Если по-простому, - пояснил Карви, - то салага незрелый. Это как у благородных: лоастери - первый, кластаро - второй. А у солдат повелось новичков именовать «ло». Вроде как первый год служат еще только. Так ведь даже и в бумагах пишут давно.
        - Надо же, я и не знал, - сказал вастер Шмарсси. - Подожди его отправлять, сейчас еще одно письмо кластаро Нерго напишем.
        Сержант приложил ладонь ко лбу, показывая, что приказ понял и принял.
        - Через часа два будем готовы выступить, уважаемые. До темноты пройдем не очень много, но хоть что-то.
        - Хорошо, действуй.
        Глава 5.
        Кластаро Гормо Нерго, начальник лейнского стола Негласного кабинета. - У меня приказ, - все так же угрюмо процедил лейнец. Упертость полковника его уже давно вывела из себя, но позволить себе сорваться - подыграть командиру егерей.
        Армейский же сознательно провоцировал кластаро Нерго на скандал. Смысла в этом не было никакого, потому как никто в здравом уме не будет саботировать распоряжение Кайло Шмарсси, но полковник Ультеро получал удовольствие от самого процесса выставления начальника лейнских негласных дураком. Не любят армейские сотрудников тайного ведомства.
        А кто нас любит…
        Гормо Нерго полагал себя человеком не слишком мудрым. Умственных способностей ему хватало, чтобы осознать этот факт, что было предметом тщательно скрываемой гордости. И к себе Гормо относился изрядно самокритично. Например, чтобы осознать, что разнос, устроенный вастером Шмарсси, был по делу. Расслабились за годы спокойной, неторопливой службы.
        Еще начальник лейнского стола Негласного кабинета неплохо разбирался в людях - этого у него не отнять. Достаточно, чтобы видеть этого мерзкого полковника насквозь: егерь изначально пытается показать, что он тут главный, а не негласная профурсетка с титулом. Этого допустить было никак нельзя, потому как не успеешь заметить, как начнешь выполнять указания полковника, который всю операцию возьмет в свои руки. И ведь ясно, что напрягаться армейским не хочется, и приказ прочесывать леса они считают начальственной блажью. В голове Ультеро уже созрел план: выезжаем, устраиваем внеплановые маневры с пикником, возвращаемся на квартиры и отчитываемся в проделанной работе. То, что результат будет нулевой, полковника не трогает вообще никак.
        Получи кластаро Нерго свой приказ соколом десятину назад, вполне возможно, он и сам бы подыграл егерям. Но вот только он уже успел пообщаться со своим шефом, который внушил всему лейнскому столу стремление к добросовестному исполнению своих обязанностей и должному рвению.
        Вообще Кайло Шмарсси прямым начальником для Нерго не был. Местные столы подчинялись начальнику всего Негласного кабинета и совсем уж формально Шмарсси и Нерго стояли на одной ступеньки в иерархии ведомства. На деле же полномочия начальника Черного стола многократно превосходили те, которые по уложению были даны лейнцу.
        Вроде и равны по службе кластаро и вастер из захудалого рода, от чьего лена только фамилия и осталась, но летают они совсем на разной высоте.
        Шмарсси, как сокол, парит выше облаков, взирая на все королевство разом. А вот Нерго должен наблюдать только за Лейно и окрестностями - воробей, не больше.
        Только если «черный» потребляет, если следовать аналогии, только свежее мясо, выискивая чужих соглядатаев, то Гормо Нерго вынуждено довольствоваться хоть и крошками, но при этом не делая различий в этой «пище». Глава лейнского стола вынужден заниматься делами «синих», хотя от этого добрые предки пока хранили. Ну и вправду: не будет же местный начальник посылать соглядатая в соседние королевства. А вот «красными» и «золотыми» делами ведать приходилось постоянно.
        Красный стол напрягал кластаро Нерго своими заботами с печальной периодичностью. В большинстве случаев удавалось отбрехаться от столичных запросов пустопорожними отчетами о проделанной работе, профилактике смуты и контролю уровня бунтарских настроений. Иногда только приходилось намекать старостам города, что в Лиссано о них помнят, а то, что город у них вольный, еще не повод своевольничать.
        А вот «золотые» дела пуаньи не любил очень. Себя он считал человеком должной набожности, но лишенным многих суеверий. По счастью за всю службу кластаро на посту начальника лейнского стола ему довелось лишь раз исполнить поручение стола Золотого, которое привез из столицы неразговорчивый святоша. Нерго выделил ему трех агентов, и через десятину они доставили в город из далекой деревни молодую девицу лет двадцати. Та отказывалась давать хоть какие-то показания, только ненавидяще зыркала по сторонам огромными глазищами. Святоша был доволен, пробубнил что-то о благодарности и возможной премии, заковал пленницу в кандалы, да так, что девушка и выпрямиться не могла, и уехал с ней в Лиссано. Агент, провожавший столичного гостя до южных ворот, потом в смятении рассказал, что по выезду из предместий отмеченный Творцом специальными клещами сломал девице все пальцы на руках. И что сама девица при этом только раз всхлипнула, все же остальное время экзекуцию переносила молча, добела сжав губы.
        - А у меня некомплект личного состава, и провиант не подвезен! - полковник продолжал издеваться над «негласным». - А у вас развлечения одни! Ишь, придумали: прочесать лес! А Вы, пуаньи, знаете, сколько отсюда до границы с Гантом? А знаете, по каким буеракам придется пробираться? К тому же у меня постоянный план боевой подготовки, в котором нет места для развлечений соглядатаев! Мои солдаты ежедневно тренируются во славу Его Величества!
        Ах вот как - «соглядатаи», значит!
        Боевая подготовка в Третьем егерском полку на взгляд Гормо Нерго отличалась некоторой странностью. Укрепленный лагерь постоянной дислокации, как это называлось по уставу, больше походил на деревню в части солдатской и на курорт там, где поселились офицеры. Количество баб, с интересом смотревших на
«городских», превосходило все мыслимые пределы для нестроевого персонала, который мог бы обслуживать полк. А стайки детишек явственно давали понять, что егеря здесь, что говорится, осели.
        Дом полковника Ультеро так и вовсе напомнил кластаро Нерго жилище пожилого купца, отошедшего от дел по причине преклонного возраста и нажитого за годы солидного богатства, которое не прокутить и внукам. Стены кто-то заботливо задрапировал дурновкусными гобеленами, в коих преобладали бордовые оттенки, с потолка свесил члены кошмарного вида бронзовый дракон, держащий в своих лапах и пасти «вечные фонари».
        Егеря Его Величества - опора короны на границах - вросли в эту землю, пустили корни и даже успели замшеть. Что ж, придется выкорчевывать эту вооруженную рощу и заставлять ее бегать. Во славу Его Величества.
        - Я Вас понял, полковник, - лейнец даже изобразил краткий поклон, что в отношении простолюдина было странно. Но этот факт Ультеро не насторожил.
        Егерь откинулся в своем мягком кресле, величественно возложив ладони на резные ручки. В глазах светилось никак не скрываемое злорадство и ощущение собственного превосходства над глупым пуаньи. Уже то, что он так и не предложил гостю сесть, полковник полагал своей маленькой победой.
        Кластаро Нерго про себя сосчитал до десяти, потом на всякий случай в обратную сторону и повторил:
        - Я Вас понял, полковник. Кортонне! - повернулся лейнец к сопровождавшему его агенту, до сих пор не проронившему ни слова. - Готовьте сокола.
        При упоминании почтовой птицы костяшки пальцев полковника чуть побелели, а ноздри самую малость расширились.
        Если у негласного с собой сокол, то дело, наверное, все же серьезное.
        - Напишите вот что: сообщить немедля и любыми доступными способами вастеру Шмарсси - начальнику Черного стола Негласного кабинета - что кластаро Нерго не в силах исполнить его прямой приказ, поскольку полковник Ультеро, коему вручен Его Величеством Третий егерский полк, сей приказ исполнить отказался. Рекомендую также назначить подробный аудит состояния дел Третьего егерского полка. Особенно на предмет боевой подготовки. И финансов, если уж все равно тут проверяющие будут, пусть посмотрят.
        Агент Кортонне флегматично кивнул и повернулся к выходу.
        - Постойте!
        Ультеро как-то вдруг изменился, причем на взгляд негласного в лучшую сторону. Взгляд вояки вдруг смягчился и стал из надменного если не заискивающим, то как минимум извиняющимся. И хотя поза, в которой сидел полковник, осталась прежней, от гордой ее внешней несгибаемости не осталось и следа.
        - Так это приказ самого Шмарсси?
        Вообще-то дело обстояло именно так. Но кластаро Нерго изначально об этом умолчал: хотелось показать полковнику собственную значимость. То есть как будто это сам лейнец и есть лицо, сей приказ издавшее, а большего армейскому знать и не надо.
        Признавать впрямую, что указание дал «черный» не хотелось, но и опровергать это было бы бессмысленно и глупо. Поэтому Нерго дал уклончивый ответ:
        - Это приказ Негласного кабинета.
        Полковник Ультеро опешил, пытаясь сообразить, что это может означать. Глядишь, так и с самого верха приказ…
        Правая бровь Нерго вопросительно приподнялась. Егерь, пытаясь сохранить лицо, встал медленно, даже несколько томно на вкус негласного. Какое-то время он молчал, уставившись в стол, затем крикнул адъютанта.
        - Общий сбор по походному варианту. Для караула остается… Кто сейчас в наряде?
        - Первая рота синего эскадрона.
        - Значит, вторая. С припасами как?
        - Фураж есть, пайки тоже на десятину, господин.
        - Хорошо. Исполняй. Сбор сейчас для всех, выступаем с рассветом.
        Адъютант выскочил из комнаты, а Ультеро наконец-то предложил своему гостю присесть и даже налил вина. Приторно сладкого.
        Пуаньи видел, что полковник уже сломан. Держался он на своей армейской спеси совсем недолго, но упоминание вастера Шмарсси всю его решительность выдуло в миг. Наверное, для службы в войсках такое качество считается не самым хорошим, но сейчас оно негласного устраивало полностью. Не хватало еще вступать в постоянные перепалки с этим дурачком, устроившим себе мягкую жизнь на казенные деньги. В том, что Ультеро приворовывает, Нерго не сомневался. Типичная ситуация ведь: простолюдин, выслужившийся аж в полковники, генерал ему не светит ни при каком счастье. Выполз из многодетной семьи, погрязшей в бедности, дорвался до полковой кассы. Не обнаглел, но норку себе тут выкопал уютную. На свой вкус, конечно.
        Кластаро Нерго к таким типам относился без высокомерного презрения, но с изрядной долей фатализма: так уж заведено, и ничего с этим не поделаешь, подобные Ультеро будут всегда, сколько люди будут существовать. А пенять на судьбу - занятие глупейшее. Если бы нынешний глава лейнского стола Негласного кабинета в свое время предался бы ему, то закончил бы свою жизнь опустившимся пьяницей, жалующимся случайным собутыльникам на несправедливость Творца.
        Судьбу второго сына владетельного пуаньи вообще сложно назвать справедливой. Права наследовать лен он не имеет, пока жив старший брат, остается либо отдаться во власть уныния, либо отдать себя службе. Второе, конечно, котировалось обществом гораздо выше, поэтому молодой Гормо с яростью обреченного кинулся в гвардию. Но казарменная жизнь очень быстро надоела, а выдерживать гвардейские загулы не позволяло здоровье. Кто-то в юные годы может влить в себя ведро вина, на утро же лишь поморщиться от головной боли, а вот кластаро Нерго после каждой пьянки в тайне молил Творца о скорой смерти. Его организм крепкое переносил препаршивейше, но не пить нельзя - товарищи не поймут. Осознав, что каждодневные возлияния сведут в могилу, Гормо устроил свой перевод в службу Негласного стола. Где-то помог отец, где-то - удача, но вот уже как пятнадцать лет пуаньи был начальником негласных в Лейно. Далеко от родного кластерьи, но это даже и к лучшему.
        Сладкое вино Гормо не любил как раз с юношеских времен, потому как именно оно было популярно у гвардейских приятелей. И с него же потом по утрам скручивало в жесточайшем похмелье. Поэтому кластаро лишь пригубил, а вот полковник к моменту общего построения успел слегка окосеть. Впрочем, это лишь придало ему вид бравый и значительный, а толика винного панибратства даже помогла расслабить егерей, очевидно недовольных внезапным походом. Где-то за строем суетились квартирмейстеры, распределявшие припасы, кто-то пытался успокоить разгорячившуюся лошадь.
        - Вам бы сказать что-нибудь, кластаро Нерго, - шепнул Ультеро. - Чтобы осознавали важность. Упомяните вастера Шмарсси.
        От этого напоминания хотелось в сердцах сплюнуть, но Гормо сохранил непроницаемое выражение лица. Хотя оставаться невозмутимым стоило больших усилий. Только сейчас лейнец понял, какие силы привел в движение, сам того не желая. Перед ним выстроились всадники, которых по списку было три четверти от тысячи. Охватить взглядом их всех одновременно не получалось, перекричать гул голосов и храпение лошадей, перестук копыт, лязг кольчуг - казалось невозможным. Кластаро Нерго заставил себя вспомнить о начальнике и о том, что его ждет, если приказ Шмарсси не будет исполнен. После таких мыслей страх перед егерями исчез.
        - Солдаты! - от души крикнул Гормо. - Я говорю не от себя! Я говорю от всего Негласного кабинета!
        Эта фраза понравилась кластаро Нерго даже больше, чем если бы он объявил себя главным во всем этом деле. «Говорю от всего Негласного кабинета» - звучит!
        Реакцию егерей Гормо не видел, они все слились для него в единую бубнящую массу. И только по тому, что гул этот начал стихать, пуаньи понял, что все же завладел вниманием солдат.
        - Нам поручено задание, важность которого несомненна для самой короны, - Гормо, что говорится, понесло, он и сам испугался, что через пару фраз начнет говорить от самого Геверро Третьего. - Стало известно, что два преступника, один из которых дамнор, второй - септрер из наемников, бегут сейчас в сторону границы с Гантом!
        Масса забубнила и недовольно заворочалась. Приближаться к Ганту ей не хотелось.
        - Наша задача: поймать этих мерзавцев до того, как они сбегут из Септрери! Поймать живими со всем их имуществом. В имуществе не копаться под страхом коронного суда!
        На площади стало тихо, масса сжалась в комок, одолеваемая нехорошими предчувствиями.
        - На совести этих ублюдков две смерти - лейтенант и сержант из гусар! Поэтому можно не нежничать, но только не до смерти! За хорошую службу корона вознаградит всех причастных… - здесь Нерго запнулся.
        А сколько пообещать-то? О награде в приказе не было, но как еще можно заставить обленившихся егерей перетрясти все кусты в огромном, диком лесу? Пугать наказанием? Так солдату нечего бояться. Пугать только офицеров - тоже не вариант, простые егеря лишь посмеются втихаря, глядя на то, как командир пытается заставить их проявить рвение.
        Нет, нужен такой стимул, который бы подгонял получше страха. Алчность.
        - В случае успеха каждый солдат получит по одному королю! Каждый сержант - по королю и двадцать принцев! Лейтенант - три короля! Полумайор - пять королей! Майор - десять королей!
        Про полковников, коих присутствовала ровно одна штука, кластаро умолчал, оставив Ультеро в догадках, сколько же причитается лично ему за поимку негодяев. Гормо был уверен, что уже на следующее утро воображение нарисует командующему такую сумму, что самолично будет подгонять каждого своего подчиненного, а то и первым ринется вынюхивать следы похлеще собак-следопытов.
        Егеря тем временем уже пришли в крайнее возбуждение. Поучить месячный оклад за участие в маневрах, которые вряд ли надолго затянутся и будут очень уж сложными - это дело! Кластаро Нерго попробовал подсчитать, сколько же денег он наобещал раздать, тихо ужаснулся и выкинул эти мысли из головы. Все потом! Главное, что теперь у него есть семь сотен людей, готовых повыдергивать в лесу каждое дерево, проверяя, что никто не спрятался в корнях. Вастер Шмарсси должен быть доволен.
        И все же полковник Ультеро не за просто так получил свое звание и должность. Он внимательно ознакомился с указанием, присланным начальником черных, вызвал майоров и пару сержантов, с которыми около часа рассматривал карту. После чего принял решение выдвигаться скорым маршем в сторону Лейно, но свернуть к западу, не доезжая до города примерно тридцать крепов. Где-то в лесу у егерей имелся временный лагерь, в котором полковник планировал оставить лошадей, дабы не ломать им ноги в буераках.
        - Наша егерская доля, уважаемый кластаро Нерго - пешие прогулки на свежем воздухе. Хорошо тем, кто в степях на границах стоит, они как раз больше в седле. А нам надо подметки стаптывать.
        Гормо уже успел выяснить, что стаптыванием подметок Третий егерский занимался, мягко говоря, посредственно. Патрули высылались нерегулярно и большей частью на север, в сторону Арлатэ. Ультеро на это замечание слегка насупился и отговорился тем, что в Гант выбираться сумасшедших все равно нет.
        - Как видите, нашлись.
        Полковник только развел руками.
        - И места там нехорошие, - вдруг нарушил субординацию один из сержантов.
        - Ларди, тебе слова не давали!
        - Прошу прощения, господин полковник, виноват!
        - Виноват он, - проворчал Ультеро.
        Но, повернувшись к кластаро Нерго, признался:
        - И в самом деле, разные разговоры ходят про земли между Лейно и Гантом. Не у самого города, конечно, но ближе к границе. Пять или сколько… да, пять лет назад у меня там дозор пропал. Ушли к Трем оврагам и исчезли, даже следов не осталось. Там ведь и не селится никто уж сколько лет как.
        Слова полковника начальник лейнских негласных всерьез не принял. Мало ли страшных сказок есть у масари, а из них происходили большинство егерей. Кого по рекрутскому набору - из низкого сословия, кто по найму - из простолюдинов, но солдатская доля крестьянам зачастую казалась мягкой и приятной по сравнению с жизнью в своей деревне. Может быть, и так, благородному пуаньи сложно понять чаяния землепашца.
        Наблюдать выход полка из лагеря довелось вместе с Ультеро и двумя его адъютантами. Гормо затемно отправил гонца в Лейно с планом той части операции, за которую отвечал он, и теперь позевывал, ежась от утренней прохлады. Но зрелище оказалось впечатляющее: лошади чеканно вышагивали, офицеры салютовали полковнику, егеря старательно тянули подбородки ввысь в равнении на начальство. Колонна медленно вываливалась на тракт, согнав в кювет какую-то телегу. Где-то в первых рядах пропела труба, и всадники грянули полковую:
        Через чащи и овраги
        Мы пройдем, где нас не ждали
        И побьем врага!
        Ультеро махнул рукой вперед, призывая обогнать колонну. Помимо символического смысла - командир впереди на горячем скакуне - были и практические соображения: совсем не хотелось глотать пыль от впереди едущих семи сотен егерей.
        Через горы и болота
        Егеря пройдут охотно
        И побьют врага!
        Гормо Нерго смотрел на полк почти полного состава и только потрясенно качал головой. Вот это силища! И хотя егеря считались кавалерией легкой, здесь, рядом с ними, казалось, что нет такой силы, которая бы смогла, если что, остановить этих бравых парней.
        И под юбкой у красотки
        Егеря пролезут ловко
        И побьют врага!
        Полк шел быстрым маршем, держа бодрую рысь. Ультеро развлекал пуаньи объяснениями, зачем вообще нужны егеря, и почему они - элита элит всей армии. Конечно, каждый армейский будет нахваливать свой вид войск, но своя доля правды в словах полковника была.
        - Мы ведь не просто кавалерия, уважаемый кластаро Нерго. Мы когда надо - кавалерия, когда надо - пехота, и должны одновременно хорошо уметь делать и то, и другое. Мы единственные, кто и в самом деле может совершить марш на двести крепов без дорог, в густом лесу.
        Понятно, что слова полковника стоило просеивать, отделяя факты от горделивого хвастовства. Но лишний раз обижать егеря не хотелось, даже несмотря на прием, который он устроил поначалу, поэтому лейнец не стал спрашивать, что будет, если полк столкнется в чистом поле с парой эскадронов кирасиров. Про панцирь-жандармов и говорить не приходится.
        Всякой твари, как говорится, свое место на тарелке.
        Двигались и в самом деле очень бодро, уже к четырем часам полк прошел, если верить карте, больше семидесяти крепов, сделав только два кратких привала. Удивленный таким потрясающим результатом негласный удостоился только снисходительного хмыкания полковника и наигранного «это мы еще не торопимся». С погодой повезло в том, что небо затянула хмурая дымка, а с севера потянуло свежим ветерком. Однако теперь предстояло полсотни крепов по лесной чаще, и засветло сие представлялось невозможным. И в который уже раз егеря поразили кластаро Нерго своими слаженными действиями: с наступлением темноты семьсот всадников, растянувшиеся по заросшей уже тропе больше чем на креп, вдруг сорганизовались в компактный бивак, выставив караулы, накормив лошадей и даже устроив отхожие места. Все же полковник Ультеро не только бронзовыми драконами и гобеленами занимался, признаем это!
        Ночевать под открытым небом Гормо за всю его жизнь ни разу не доводилось. Он сам с удивлением отметил этот факт. Даже год, проведенный в гвардии, подразумевал теплую казарму, где у молодого кластаро была койка в комнате на двоих. Гормо ходил от костра к костру, не зная, где ему приткнуться, в итоге два его агента - Кортонне и Наска - чуть ли не под руки отвели начальника к полковнику, который уже распорядился подготовить негласным «постели».
        - Присаживайтесь, уважаемый кластаро Нерго, к нашему столу. Угощение сегодня солдатское, не обессудьте.
        Наска шепнул, что они с напарником отхарчуются у котла по соседству, и агенты исчезли в темноте. У полковничьего костра сидели оба адъютанта и два майора. Командир красного эскадрона уже успел засвидетельствовать свое почтение Ультеро и ушел к своим егерям. Майоры синего и зеленого эскадронов тоже собирались разделить трапезу со своими подчиненными, но, увидев негласного, остались, решив проявить уважение. Разговор поначалу не клеился, но после основательной порции перловки с тушеной говядиной и нескольких глотков где-то найденного белого сухого - разболтались.
        - Кого же мы ищем, кластаро Нерго? - спросил майор Дарготте, чей камзол украшала синяя полоса.
        - Если б я знал сам, - признался Гормо. - В Лейно у нас была ситуация. Я потерял несколько человек при штурме одного дома, а поднял бучу сам вастер Шмарсси.
        При упоминании могущественного начальника черных всем на какое-то мгновение стало зябко. Не в ночи же таких личностей поминать! И не по пути к Ганту…
        - Как-то тут замешано еще Дамнорское королевство. В доме убили одного дамнора, причем не пойми кого, но кого-то важного. А еще один дамнор на пару с витаньери из наших сбежал с какими-то бумагами. Вот главное - эти бумаги. Что-то в них такое, что даже смотреть их нам не разрешено.
        Егеря переглянулись, и негласный понял, что первым делом, если беглецов поймают, они сунут носы в искомые документы.
        Как дети!
        - Господа офицеры, я решительно напомню вам мои слова - никто в бумаги не заглядывает, даже я. Если вы считаете, что с Кайло Шмарсси можно шутить смешками, то я даже могу вам сейчас рассказать, что напишут вашим родственникам. Что-то вроде: он был героем и с честью и мужеством сложил свою голову во славу короны. Черный ради этих бумаг без сна прискакал в Лейно из Лиссано, его агент, как я слышал, из-за этих бумаг сам себе вскрыл живот, чтобы в нем спрятать донесение. Так что, надеюсь, вы все меня правильно поняли.
        Теперь взгляды егерей были скорее озадаченные. На моментальное понимание ситуации кластаро Нерго не рассчитывал, но верил, что засеял достаточное количество семян сомнений, чтобы те дали полноценный урожай разумности и осторожности.
        Утром Гормо проснулся сам, до общего подъема. Ночью он раскрылся, и утренний промозглый холод оказался будильщиком похлеще городских часов с колокольным боем. С непривычки после сна на жесткой земле все тело ныло и требовало немедленной сатисфакции в определенном смысле. Лейнец тихо поднялся, поймав на себе вопросительный взгляд полковника. Кластаро Нерго успокоительно кивнул, мол, все в порядке, и Ультеро снова уснул. Гормо же отошел в сторонку, развязал тесемки штанов и облегченно выдохнул. Так как естественные процессы контролировать не требовалось, он окинул взглядом утренний лес. Удивительно, но семьсот людей и столько же лошадей не издавали почти никаких звуков, словно и не было тут никого.
        В полста шагах впереди что-то вдруг показалось Гормо неправильным. Как будто глаз резанула острая песчинка. Негласный, завязывая штаны, осторожно переступая, пошел по направлению к разросшемуся кусту, адские короли знают, как он называется. Чем ближе подходил Гормо, тем больше у него возникало чувство, что произошло нечто скверное. Последние шаги он делал едва ли не на цыпочках и даже начал проговаривать про себя слова молитвы Творцу о спасении бренного тела, дабы дать ему время для искупления грехов, терзающих вечную душу.
        Первое, что кластаро Нерго увидел, был сапог, торчащий из густой листвы. Еще не понимая, что он делает, Гормо потянул его на себя и с облегчением почувствовал, что сапог не вытаскивается. До этого пуаньи на мгновение почудилось, что сейчас у него в руках окажется обувь егеря, из которой торчит обглоданная кость и остатки плоти. Гормо раздвинул ветви и увидел солдата. Тот был так бледен, словно тело посыпали мелом и тщательно втерли его в кожу. Глаза егеря остались открытыми, но остекленели и смотрели в одну точку где-то в небесах, как будто и не было на пути взгляда кустов и деревьев. Лейнец, дрожа как от озноба, коснулся егерской шеи. Под пальцами он ощутил лишь холод и не почувствовал никаких признаков дыхания. Вспомнился «серый душитель» в доме на улице Красильщиков, и пуаньи как сидел, так и прыгнул в сторону. Впрочем, признаков, какие наблюдались у Усстаги Норка, здесь не было видно.
        На негнущихся ногах, но очень быстро Гормо добежал до бивака и бросился тормошить Ультеро.
        - Полковник! - зашипел он почему-то громким шепотом. Словно боялся разбудить лагерь.
        На самом деле начальник лейнского стола Негласного кабинета боялся того, кто (или что) сотворил с безвестным егерем такую вот жуть.
        - Полковник! Вставайте! Там труп!
        Ультеро вскочил, и в его руке будто сам по себе появился обнаженный клинок.
        - Где?
        - Т-там, - дрожащим пальцем Гормо показал направление.
        Молодой адъютант уже был на ногах и, повинуясь всего лишь взгляду полковника, объявил тревогу.
        Тревога в Третьем егерском оказалась тоже особенной. Как бы ни был потрясен кластаро Нерго, но все же отметил, что никто не кричал «караул!», не бегал по биваку, распространяя панику. Нет, вот адъютант толкнул одного егеря, показал ему большой палец на сжатом кулаке, тот молча вскочил и растолкал соседа. Не прошло и пары минут, как весь полк уже бодрствовал, собирался в десятки, десятки организовывались в роты, роты - в эскадроны. Тут и там сверкали мечи, но ни единого слова вслух так и не было произнесено.
        - Господин полковник, - Дарготте из всех майоров прибежал первым.
        - Пока не знаю ничего. Наш негласный друг утверждает, что нашел труп.
        - Егеря, - уточнил уже взявший себя в руки Гормо. - Шагов восемьдесят вон туда. Лежит, не дышит, бледный и холодный.
        Подошел полумайор синих.
        - Третья рота. Четвертый десяток в карауле был, сейчас все вернулись, нет ло-егеря Бламме.
        Полковник не стал отвечать сразу и какое-то время смотрел в сторону злополучных кустов, играя желваками. Оглянувшись, жестом отправил майора красных обратно к своему эскадрону.
        - Давай-ка, Чино, - обратился Ультеро к полумайору, - из своих десяток. И следопыт у тебя лучший был - его тоже давай. И пойдем потихоньку, посмотрим, чем там у нас занимается ло-егерь Бламме. Нерго, Вы с нами.
        На именование только по фамилии и без титула Гормо обижаться не стал. Сейчас полковник был главным, и его компетентность, надо полагать, несравненно выше. Требовать же в бою указания полного титула, имени, должности и регалий - глупость несусветная. Единственное, кластаро Нерго счел необходимым уточнить:
        - Агент Кортонне пойдет со мной.
        - Согласен. Готовы? Ну, поможет нам Творец, и три короля всем в глотку.
        За несколько шагов до кустов седоватый егерь - следопыт - остановил процессию. Он внимательно присмотрелся к траве, деревьям вокруг и даже долго принюхивался, широко раздувая ноздри. Показал пальцами какой-то жест, армейские его поняли и осторожно, гуськом, подошли.
        - Тут чисто, только его следы свежие, - егерь кивнул на Гормо. - И еще из наших, кто в дозоре тут стоял с ночи. Сейчас посмотрим, что с телом, потом осмотрюсь вокруг.
        Полумайор с редким именем Чино тихо выругался, когда в зарослях обнаружился именно Бламме. Лейтенант десятка скрипнул зубами и доложил, не дожидаясь приказа:
        - Чуть больше часа назад мы заступили, Каззо сюда направил.
        - Каззо?
        - Каззо Бламме, года не прослужил.
        - Ясно. Что скажешь? - спросил полковник следопыта.
        Тот молча смотрел на тело, потом осторожно провел тыльной стороной ладони по щеке, губам и шее несчастного Бламме. Приподнял тому голову и что-то долго выглядывал на шее.
        - Не понимаю.
        Ультеро мрачно кивнул и отправил за полковым лекарем. Следопыт скрылся в зарослях, продолжая осмотр. Лейтенант пробрался на его место и сам потрогал тело. Бламме в дозор надел только камзол, оставив кожаный доспех в лагере, и теперь офицер ощупал нагрудный карман и карманы на форменных штанах. Вдруг он напрягся и под удивленными взглядами торопливо начал развязывать штаны егеря.
        - Ты чего это… - только и успел произнести полковник, но лейтенант уже сунул руку прямо в срамное место бездыханного Бламме.
        - Он живой, - сказал лейтенант. - У него яйца теплые. Даже горячие.
        - Ну-ка!..
        Ультеро, нисколько не стесняясь и не смущаясь, сам полез щупать причиндалы ло-егеря Каззо Бламме.
        - И в самом деле! Сам холодный, как с ледника под полом, а шарики - греться можно! Где там это тремя королями перепаханный лекарь?!
        В желудке у начальника лейнского негласного стола противно заныло. Попахивало
«золотым» делом. Всяческая нечисть и вредное колдовство - это как раз компетенция золотых. Кортонне тихонько приблизился и на ухо сообщил о тех же самых подозрениях.
        - Ты что-нибудь такое помнишь?
        - Нет, кластаро Нерго, у нас такого точно на моей памяти не случалось. Помимо той девки, помните ее? - так вот, помимо нее мы с «золотом» не сталкивались больше. Можно в архивах посмотреть будет.
        - До архивов сам знаешь сколько добираться.
        - День.
        - А у нас другая задача. Парня жалко, конечно. Ладно, люди косятся, что мы секретничаем. Позови Наску.
        - Сейчас.
        Полковой врач тоже ничего вразумительного сказать не смог, только подивившись
«диссонансу телесных температур». Егеря уже расслабились и во всю обсуждали
«феномен яиц Бламме», как назвал это кто-то из лейтенантов. Полумайору Чино даже пришлось рявкнуть и пригрозить поркой:
        - Хватит! Нашли мне тут развлечение - мужские яйца трогать. А ну по местам! Тревогу никто не отменял.
        Егеря Бламме перенесли в лагерь, следопыт развел руками - следов нет. Вообще никаких.
        Тем временем Бламме раздели до гола, и врач констатировал, что не видит ни следов укусов, ни уколов, ни признаков отравления. Полковник собрался было уже назначить двух людей, которые доставили бы егеря к лекарям в Лейно, как один из солдат с удивлением воскликнул:
        - Каззо наш теплеет!
        И в самом деле: даже на взгляд бледность с кожи ло-егеря начала сходить, губы покраснели, а глаза неожиданно закрылись. Что со всем этим делать, никто не знал, поэтому все, включая врача, только стояли и смотрели, как к телу Бламме возвращалась жизнь. Или не жизнь? Гормо на всякий случай вытащил свой кинжал. Лейтенант зло покосился на него, положив руку на эфес, но полковник Ультеро и сам обнажил клинок.
        Бламме вдруг резко вздохнул полной грудью, с хрипом, долго выпустил воздух, снова вздохнул и отчаянно закашлялся. Его сперва выгнуло дугой, потом егерь, сверкая бледными своим естественным цветом ягодицами, вывернулся на четвереньки и открыл глаза. Взгляд его светился безумием человека, который уже почти утонул, но в самый-самый последний момент успел выплыть и глотнуть воздуха. Дышал бедный Каззо примерно так же, как если бы его и в самом деле вытащили из воды: шумно, сипло и очень часто.
        - Ты кто? Как тебя зовут? - врач подскочил к егерю.
        Тот некоторое время непонимающе смотрел на спрашивающего, но все же попытался что-то сказать, запнувшись на первом же слоге. Еще несколько раз получалось лишь беспомощное квакание. Каззо поднял руку, призывая дать ему время и постарался успокоить дыхание.
        - Ло-егерь Третьего егерского полка Каззо Бламме к Вашим услугам, господин полковой врач!
        Выдох облегчения пронесся над биваком. Ультеро улыбнулся и вытер пот со лба. Гормо Нерго вертел в руках кинжал, якобы просто так, но на самом деле не считал, что уже пора прятать его в ножны. Вот только что лежал солдат мертвее мертвого, пусть и с теплой мошонкой, а теперь все радуются, обнимают бедолагу, повезло, мол, тебе, что ожил. А кто ожил-то?
        - Ну-ка, боец, оденься быстро! Нечего тут трясти своими причиндалами, глаза смущать. Но гордись - кто еще похвастается, что его яйца сам полковник теребил?
        Егеря оглушительно заржали, Бламме стремительно покраснел и принялся торопливо одеваться. Его суетные движения только раззадоривали боевое братство.
        - Ты, Каззо скажи, тебе как руки нашего полковника - понравились?
        - Или у лейтенанта нежнее?
        - Да ты про свои спроси!
        - Чего-о-о-о?!
        - А ничего, сам ведь тоже щупал!
        Ультеро смеялся вместе со всеми, майор Дарготте улыбался, но заметив взгляд Гормо, смутился. Он и сам был пуаньи, поэтому столь низкие шутки были ему вроде не к лицу. Впрочем, и кластаро Нерго признавал комизм ситуации, поэтому улыбнулся майору в ответ.
        - Салте, как там каша, разогрелась?
        - Горячая, как яйца Бламме!
        Полк вновь грянул хохотом. А Гормо подошел к врачу и тихонько спросил:
        - Так что все же с нашим яйценосным егерем?
        - Господин негласный, мы все, с Вашего позволения, тут яйценосные, не приведи Творец обратного. Бламме наш скорее теплояйцый. А вот что с ним было, я не знаю, признаюсь честно. И если еще раз честно, мне это совсем не нравится. Случай какой-то не медицинский, а мистический. Нам бы мага, но сами понимаете…
        Да, полноценный маг в отдаленном гарнизоне служить не будет. Вообще найти настоящего мага, которого бы привлекла служба, тем более военная, практически невозможно. Проблемы бренного мира их перестают волновать в полной мере, а уж с заработком, которому позавидует и генерал, никаких вопросов не возникает. Но даже посредственные чародеи в армию шли с большой неохотой, скорее только в силу уникального стечения обстоятельств.
        Ультеро дал егерям еще полчаса на завтрак и приведение себя в порядок, после чего полк двинулся дальше. Следопыт ничего конкретного не нашел, а устраивать полноценный поиск - не было времени. До заката требовалось добраться к временному лагерю, где солдат ждали хоть и худые от времени, но шатры, полноводный ручей и, как обещал полковник, своевременный подвоз припасов и фуража.
        - А лагерь-то не растащили еще? - спросил Гормо егеря.
        - Нет, что Вы. Там вокруг ничего нет уже. От Лейно к западу селятся крепов на двадцать, не больше, дальше боятся. Дорога же идет не строго на юг, а до Лейно забирает восточнее, так что от ближайшей деревни до нашего лагеря больше семидесяти крепов по лесу. Потом, если кто и доберется туда, брать там особенно нечего. А если и возьмет, а мои мальчики это найдут… Они же рассчитывают на какую-то крышу над головой, и если какой-нибудь масари лишит их этого, я ему не завидую.
        - И такой большой лагерь, что и столько лошадей разместите?
        - Можно и там, но нет смысла. Оставим полсотни, остальных отправлю в лейнские конюшни пока. Легче, чем через лес фураж тащить. Боюсь, что наше с Вами задание может затянуться, а снабжение - это наше все, уж поверьте мне. Это в мирное время снабжение лишь повод что-то выгадать к своей пользе, сами понимаете… что, не понимаете? - удивился полковник.
        Гормо пожал плечами. Он и в самом деле не трогал казенных денег, ограничиваясь лишь жалованием. И дело не столько в размере этого жалования, очень даже существенном, но и в чести пуаньи, принадлежащего к старинному роду кластаро Нерго. Конечно, он знал, что многих благородных такие эфемерные тонкости не останавливали, но то другие.
        - А я вот не вижу ничего страшного, если смогу без ущерба для полка сэкономить что-то при закупках, - ничуть не смутился Ультеро. - И разницу положить в полковой фонд. Ну и себе за старательность. Так что не надо морщиться, у меня егеря накормлены, одеты и обуты. И обучены.
        - Я и не морщусь, - ответил негласный.
        Полковник надулся и явно предался размышлениям, а не наговорил ли он лишнего. Гормо успокоил его:
        - Ультеро, мне, если честно, три короля на Ваши коммерции. Вы исполняете приказ моего начальника, старание и обученность Ваших людей меня устраивает. Все остальное пусть роют армейские аудиторы, если им есть до этого дело. Так что успокойтесь и сэкономьте еще что-нибудь при закупках, но поменяйте гобелены на своих стенах!
        - Что, плохо?
        - Ужасно! И еще дракон…
        Но в дракона полковник вцепился мертвой хваткой. Гормо и сам не заметил, как ввязался в ожесточенный спор о вкусах, моде и тенденциях в устроении интерьеров. Удивительно, но за этими разговорами время пролетело совсем незаметно, и спонтанную лекцию негласного о черепичном стиле во внутреннем убранстве Ультеро прервал кратким:
        - Приехали!
        Кластаро Нерго, который мгновение назад видел только девственный лес, пропоротый старой тропой, ошарашено заткнулся.
        - Ничего себе, адово пламя со льдом мне в задницу…
        Прайло Варконне, советник
        Все пошло не так с первого же момента. Когда лошадь шефа потеряла подкову, и пришлось вернуться в деревню, все восприняли это как досадное недоразумение и потерю драгоценного времени. Но во время первой же ночевки зарядил такой ливень, что на утро во всем отряде не осталось ни единого сухого предмета. Сумки с припасами больше походили на кастрюли с супом, и гусары спешно выкладывали еду для просушки. Хотя еще до обеда солнце вжарило так, что ночной потоп вспоминался с ностальгией, вастер Шмарсси захлюпал носом, да и пара кавалеристов начали подкашливать. Сержант Карви только хмурился, но про возвращение не обмолвился ни словом. Надо большим господам, значит, надо.
        Хлеб пришлось выкинуть уже на следующий день, овес начал подгнивать, а мясо подозрительно темнеть. Начальник черных ворчал, что к простуде скоро добавится примитивный понос, и погоня окончательно превратится в комичное представление. На охоту времени не было, но одному гусару под копыта лошади попался неприлично глупый заяц. Уж неизвестно, на каких харчах он так отожрался, но на вечернем привале его умаялись солить.
        Утром дня третьего сверзился с оступившегося коня молодой солдат. Шею не сломал, но плечо точно треснуло как минимум в двух местах. Карви испросил разрешения отправить его назад. Вастер Шмарсси согласился, хотя его беспокоило то, что гусар при падении основательно приложился головой и явно заработал сотрясение. Карви только обреченно махнул рукой: еще кого-то отпускать с ним уже нельзя, а сам он, глядишь, и доедет нормально.
        К тому моменту, когда опротивевшие холмы наконец-то сменились лесом, в отряде царило уныние и раздражительность. Шмарсси ворчал на всякого, кто попадался под руку, а чаще всего таковым оказывался советник. В конце концов придирки шефа так достали Прайло, что он полноценно огрызнулся, официально уведомив господина начальника Черного стола Негласного кабинета, что советник Варконне по служебным обязанностям не должен организовывать преследование подозреваемых в дикой местности, обеспечивая провиант, фураж и соответствующее руководство случайно встреченным отрядом легкой кавалерии. Равно как советник не должен кашеварить на уровне лучших заведений Лиссано, используя вяленую, полупротухшую зайчатину, найденные травы и снисхождение Творца. А раз не должен, то и не умеет.
        Такая отповедь несколько привела вастера Шмарсси в чувство и даже повысила боевой дух среди гусар. Те увидели во всесильном черном не мрачную фигуру, окруженную жутковатыми слухами, а живого человека. И, кстати, человека в возрасте, которому тяготы пути давались с большим трудом. И раз вастер Шмарсси, несмотря на все, лезет дальше, а не сидит на месте, дожидаясь, когда подтянутся войска и его соглядатаи, то дело и впрямь очень серьезное. Раз так, братаны, то терпим и ловим дальше без кислых рож.
        Еще одной проблемой предприятия стала карта.
        - Это ж кто так план места снимает! - возмущался Шмарсси.
        - Господин черный, в этих местах никто не ходит, никому и не надо, - зачем-то оправдывался сержант, чьей вины здесь уж точно не было.
        - Ну, вот нам, например, надо!
        Возмущение шефа Прайло прекрасно понимал: неизвестный картограф изобразил здешние места так, словно зарисовывал их по описаниям беззубого старика в придорожном трактире, утверждавшего, что по молодости он бывал в этих краях и за кружечку пива готов все подробно рассказать. А, может быть, и просто выдумал, пропив коронные деньги.
        Так или иначе, но определить их точное местоположение не мог никто в отряде. Гусары и вовсе отмахивались от карты, поясняя, что в таких вещах разбирался только покойный лейтенант. Да еще и предыдущий сержант, покойный не менее лейтенанта.
        Напоминание о погибших товарищах еще более укрепило решимость солдат найти злодеев, и от лица всех присутствующих гусар Карви заявил, что плевать на то, заблудились они или нет, но давайте же, наконец, поймаем этих мерзавцев, господа заберут то, что им нужно, а ребята отрежут адовым выродкам все, что торчит.
        В целом же картину, которую являл собой поисковый отряд, советник Варконне находил откровенно печальной. Грязные, голодные частично больные люди, идущие не по следу, а по направлению, не имеющие понятия, где именно они находятся, без нормальной карты и компаса. Блестяще.
        Утешало только то, что двигались быстро. Вастер Шмарсси утверждал, что приличных мест для перехода в Гант на самом деле не так уж и много. Дальше начнутся предгорья, хотя и очень пологие, почти незаметные в своем подъеме. А сами страны разделяет бурная река, именуемая Красной, за тысячелетия прогрызшая себе в скалах глубокое русло. И если на восточном берегу местность еще более-менее ровная, то западный - это вырастающая словно из ниоткуда скала, которая уже и есть Гант.
        - Проходов, насколько я помню, там всего два, все они, уверен, контролируются гантирами. Один с севера, но там уже не так далеко до Нессере, и тащиться туда далековато. Второй же где-то напротив Лейно, если смотреть от города на запад. Дальше до самого Маазло переправиться через Красную невозможно, если только кто-то не построил там мост.
        - А где это проход? - спросил Прайло.
        - Где-то тут, - вастер Шмарсси ткнул в карту, но с тем же успехом мог просто показать примерное направление на северо-запад.
        На четвертый день с неба вновь полило. Не буйным, но кратким ливнем, а моросящей мерзостью, растянувшейся больше чем на сутки. Прайло с озабоченностью посматривал на шефа, все сильнее и сильнее кашляющего. Советник всерьез начал беспокоиться, что начальника Черного стола это путешествие сведет в могилу. Но о том, чтобы вернуться хотя бы и одному с одним сопровождающим, Кайло Шмарсси и слышать не хотел. Он только плотнее заворачивался в одеяло, служившее теперь плащом, и с ненавистью глядел на отяжелевшие от дождя еловые лапы. Стоило чуть задеть ветку, и капельки срывались с иголок, в полете собираясь в целые водопады. И невозможно быть готовым к этому: Прайло всякий раз получал добрую порцию холодной воды за шиворот. Один из солдат накинул одеяло на голову и стал похож на набожную старушку, идущую в церковь на день Святого Лойго. Смеяться никто не стал, и вскоре весь отряд можно было бы спутать с праздничной процессией, вышедшей из дома призрения для старых и немощных.
        А на утро дня пятого пришлось забить первую лошадь. То, что овса животным хватит ненадолго, было понятно уже давно, но от тяжелого выбора, какой из лошадок перерезать шею, избавил случай: одна из заводных попала копытом в звериную нору, и кость в ее ноге треснула так, что услышал даже дозорный. Сержант Карви сделал всю грязную работу и приказал разделать тушу.
        - Мясо нет времени вялить, господин начальник, - сказал он вастеру Шмарсси. - Сейчас нарежем, положим под седла.
        Господа негласные переглянулись. Этот рецепт еще меньше походил на высокую кухню, чем стряпня советника Варконне.
        - За день просолится и прогреется, есть можно.
        У Прайло на это счет имелись сомнения, но сержант был прав - времени было мало. Половина десятины прошла, а никто не видел ни следов беглецов, ни признаков того, что пограничная река хотя бы где-то близко.
        Но к вечеру следы неожиданно нашлись. Гусар, высланный сержантом в дозор, примчался обратно, рискуя поломать и лошадь, и себя.
        - Там кострище! Шагах в трехстах!
        Прайло заметил шефу, что подобная находка - это какое-то нереальное везение или воля Творца, который, как известно, в дела живых вмешиваться не любит. И вряд ли он отвлекся от своих божественных дела ради каких-то дураков, потащившихся в лес без какой-либо подготовки.
        - Дело у нас уж слишком важное, - возразил негромко вастер Шмарсси. - Кровь может такая политься…
        Хоть сколько-нибудь точно определить, как давно тут горел костер, никто в отряде не умел. Возможно, дамнор Ростримо Вагнер и неизвестный витаньери грелись здесь еще нынешним утром, а могло пройти и три дня. Дождь давно уничтожил все следы, поэтому Шмарсси не стал гнать впереди ветра и дал команду устраиваться на ночлег.

«Конина под седлом» оказалась на вкус мерзкой, но есть выбирать особо не приходилось.
        С неба все так же противно капало, может быть, и потише, но легче от этого не стало. Солдаты соорудили из жердей и трех одеял некое подобие навеса. Все настолько вымотались, что на разговоры и обсуждения сил ни у кого не осталось. Гусары и негласные, прижавшись друг к другу, мгновенно уснули, даже не выставив караульных.
        Утром Прайло с сержантом несколько раз обошли стоянку по кругу, но так и не обнаружили ничего, что помогло бы определить направление, в котором ушли беглецы. За неимением лучшего вастер Шмарсси принял предложение одного из солдат свернуть круче к западу, совсем немного забирая на север.
        - Так мы, благородный пуаньи, может, от этих ублюдков отстанем, зато точно не пропустим Ваш проход в скалах. И по берегу идти, может, легче будет. И вода рядом.
        К Красной вышли только на восьмой день. Подъем к горам почти не чувствовался, тем неожиданней был величественный вид, открывшийся отряду.
        Ели как будто расступились, и Прайло не сдержал восхищенного возгласа. Прямо перед ним ревела бурная река, другой берег которой вырастал из воды вертикальной стеной. Где-то наверху - приходилось задирать голову! - качали кронами сосны.
        - Вот что за шум был, - сказал молодой гусар.
        Олло - вспомнил советник. От переутомления даже его идеальная память начала подводить, и он никак не мог запомнить досконально имена гусар.
        И впрямь: еще с вечера в ушах Прайло появился едва слышный гул, к которому он быстро привык и не замечал, как он становится все громче и громче. Но здесь, на берегу Красной, этот гул превратился в свирепый рев.
        - Переправиться здесь никто не сможет, если он только не умеет летать, - подытожил осмотр реки сержант Карви.
        Возражений ни у кого не нашлось. Широкая - в сотню шагов - Красная не оставляла никаких шансов никому, кто бы ни рискнул ее пересечь. Огромное бревно, стремительно пронесшееся мимо, только подтвердило этот непреложный факт. Река играючи то прятала его в своих водах, то выплевывала так, что он взлетало над пенным потоком.
        - Откуда тут бревно? - спросил кто-то.
        - Обтесалось, пока плыло, - ответил Карви. - Или из самого Ганта его тянет. Неважно. Нам вдоль берега на север.
        Как и предполагал гусар, предложивший кратчайшим путем идти к реке, пробираться по берегу оказалось намного легче, чем по дикому лесу. Паводки, каждую весну сводящие Красную с ума, расчистили пойму от любой поросли, смыв почву до самого камня. За остаток дня, по словам сержанта, удалось оставить за спиной не меньше десяти крепов.
        - Как по тракту скачем, - сказал он.
        - Под копыта гляди!
        Этот «тракт» регулярно пересекали русла ручьев, некоторые из которых вымыли себе глубокие русла даже в прочном граните.
        Устраиваясь на уже девятую ночевку под открытым небом, Прайло оценил все прелести близкой воды. Просить вастера Шмарсси постирать ему трусы, советник, конечно, не стал и сам, раздевшись догола, занялся чисткой одежды. Вскоре к нему присоединились остальные солдаты, и даже начальник черных явил себя простым смертным в чем мать родила. На предложение помощи от одного из гусар негласный лишь поморщился, но Варконне не дал ему провести в ледяной воде больше пары минут, выгнав на берег к костру.
        На ужин подогрели опостылевшую конину. Исхудавшие лошади, щипавшие скудную траву, смотрели на мясо с некоторой завистью: поедаемая подруга уже не мучилась голодом, не ломала ноги и не сбивала копыта о каменный берег. А то, что ее едят сейчас - ну, с кем не бывает…
        - А вот ты, Карви, хотел бы быть королем? - вдруг спросил вастер Шмарсси сержанта.
        От удивления гусар подавился, и ему постучали по спине.
        - Ну, Вы спросите, уважаемый пуаньи, - откашлявшись, сипло ответил Карви. - Кто ж не хочет-то?
        - Я вот не хочу, - встрял в разговор Прайло.
        Сержант задумался. Советника за эти дни он включил в личный перечень самых умных людей ойкумены, поэтому просто так от его слов отмахиваться не следовало. Не хочет? Значит, есть к тому справедливые основания. Но никаких противопоказаний к тому, чтобы нацепить на голову корону, Карви так и не увидел.
        - А почему, уважаемый господин Варконне? Королю никто не приказывает, он делает все, что хочет. Спать можно до обеда!
        Прайло пошебуршил костер прутиком, дождался, пока его конец займется огнем, и несколькими взмахами нарисовал в воздухе несколько фигур. Искры разлетелись в стороны, одна попала кому-то на штаны, и советник, извиняясь взглядом, бросил прут между горящих поленьев.
        - Ты, Карви, что думаешь по поводу Варецкого вастерьи?
        Такой переход вновь смутил солдата, но тема в народе была горячо любимой, поэтому глаза сержанта загорелись яростным пламенем.
        - Вернуть! Все знают, что Варе - исконно септрерские земли!
        - Хорошо. Теперь представь себе, что Его Величество Геверро Третий скончался, и корону водрузили на твой лоб.
        Даже в неровных отсветах, бросаемых костром, было видно, что Карви сначала покраснел, после чего смертельно побледнел.
        - Не бойся, сержант, - рассмеялся вастер Шмарсси. - Это не крамола, это называется аналитическое моделирование. Так, советник?
        Прайло изобразил поклон в сторону шефа. Черный смотрел на своего подчиненного с прежним интересом, как если бы сам в очередной раз устроил ему разминку для ума. Демонстрация же гусару из низкого сословия его заблуждений вастеру, похоже, нравилась. И сам Варконне за время своей работы неоднократно замечал, что именно среди масари стереотипные представления о природе власти особенно сильны.
        - Это у Вас, негласных, это самое моделирование, а нам как крамолу выставят… - пробормотал Карви.
        - Оставь, пустое, - успокоил сержанта Прайло. - Так вот, представь себе, что корона уже у тебя, ты говоришь, что Варе нужно вернуть. Хотя и Тремри, и Захар, и Виллоно, и Шайтулла признают вастерьи не за нами, а за Лончо.
        - Но ведь вастер Варе был септрери…
        - Об этом, сержант, нет никаких достоверных сведений и бумаг. Ладно, допустим, ты все же заявил свои права. Теперь что?
        - Ну, армию послать.
        Карви и сам чувствовал, что загоняет себя в ловушку, выхода из которой нет, но никак не мог сообразить, что же надо ответить на самом деле.
        - А какую? Варе - это ведь крупный порт на Белом море, стены его - высотой в сто шагов, говорят.
        - Брешут, - снова вступил вастер Шмарсси. - Вы там были, советник?
        - Нет, я же по северу и западу в основном…
        - Я знаю, - улыбнулся начальник Черного стола. - Сам ведь посылал. А я трижды был в Варе. Стены там и впрямь высокие. Не сто шагов, конечно, а сорок пять.
        - Значит, сорок пять. Карви, какая армия у тебя будет штурмовать город со стенами такой высоты?
        Сержант развел руками и неуверенно промычал, что какая-нибудь да найдется.
        - Но эта «какая-нибудь» умеет брать такие города?
        - Осада! - нашел спасительный выход гусар. - Я уморю их голодом, и они через полгода сами сдадутся!
        - Во-первых, тебе неизвестно, какие запасы в крепости. Во-вторых, напомню - это порт. А флот Лончо сильнее флота Септрери многократно, это как раз известно всем.
        Сержант задумался, но решить эту проблему уже не мог. То, что осада при открытых морских просторах является бесполезной тратой времени, он и сам понимал. Советник же без жалости продолжил добивать Его Величество короля Карви Первого.
        - А теперь добавим ко всему союзнический договор Лончо, Захара и Шайтуллы. Вместе они смогут выставить армию, которая превзойдет числом то, что ты сможешь выдвинуть к Варе. Скорее всего, к коалиции присоединится и Виллоно - этим лончийцы могут пообещать снизить пошлины при провозе товаров к морю и обратно. А Тремри под шумок может ударить по Ламинго, который эти короеды считают своим, как ты - Варецкое вастерьи. Армию от границ Дельты ты увести не можешь, иначе те кластаро учинят у тебя на юго-западе то, что у них самих уже несколько столетий происходит. С севера уведешь - у Опосала тоже есть старые карты, где граница чуть ли не по стенам Лиссано проходит.
        - Еще солдат сгоню, - уже совсем неуверенно предложил Карви.
        - Хорошо, давай так. Но, во-первых, сколько ты сможешь рекрутировать? Ведь кому-то и в поле работать надо. Потом, когда тебя кителевали - много ли ты навоевал бы сразу?
        - Кхм…
        - Вот-вот, солдат еще обучить надо. А еще ты забыл про то, что масари кормит себя сам, ты же не только на казенном коште, но еще и жалование получаешь. В военное время же жалование еще и увеличивается. Откуда деньги брать будешь?
        - А советники?
        - А их ты еще найти должен. И следить за тем, чтобы они заботились о королевстве, а не о себе и своих родственниках. А чтобы следить, ты и сам должен во все вникнуть. И вот, сержант, ты оказываешься с драным задом уже через год своего правления: Варе не взят, лучшие солдаты полегли под стенами, денег в казне нет, потерян Ламинго, Опосал стягивает войска к границе - пока на всякий случай. В нижнем же течении вот этой самой Красной, - Прайло показал рукой в сторону шумящей реки, - у тебя дельтовские кластаро грабят деревни и города, угоняют людей, а то и объявляют некоторые земли своими, межи-то между Дельтой и Септрери никогда на бумаге не было, повелось Красную границей считать, но не более.
        Карви потрясенно молчал. Королевская доля вдруг показалась ему не настолько мягкой, как ему представлялось еще полчаса назад. Господин Варконне, однако, решил закончить не этим, а банальной, но оттого совсем страшной фразой:
        - И это только малая часть проблем, которые свалятся на тебя как на короля.
        Гусары сидели, раскрыв рты, а вастер Шмарсси несколько раз хлопнул в ладоши.
        - Что, сержант? Уел тебя мой советник?
        - На то он и Ваши советник, уважаемый пуаньи, а я только сержант. Не-е, пусть другой кто-нибудь королем будет, и да живет Его Величество Геверро еще долго и правит нами разумно.
        Черный снова рассмеялся. Разговор оживился, солдаты начали бурно обсуждать услышанное, и каждый соглашался, что пусть лучше Карви их во все дыры дрючит в должности сержанта - это гусару понятно, но заикнется он еще раз о короне, то получит в глаз в нарушение субординации. На это сержант отдал приказ: буде он о короне на свой лоб еще раз заикнется, то дать ему не в глаз, а по заднице, и не рукой, а вожжами. А сейчас спать, потому что завтра он спуску никому не даст. Во славу Геверро Третьего.
        На сей раз Карви назначил дежурство, от которого освободил только негласных. Вернее, им заступать в караул он даже и не предлагал, а господа черные, конечно, и не настаивали. Ночь шла своим чередом, когда ло-гусар Малло Гриварро огласил лес истошным криком.
        Никакого особенного оружия у Прайло не было. Кинжал, положенный по службе, и булыжник размером с кулак, подобранный тут же - вот и весь арсенал. Всполошившийся лагерь, однако, застал Малло сидящим с мокрыми штанами, бледного, но не могущего внятно объяснить, что случилось. По словам молодого гусара он считал минуты до конца своего дежурства, как вдруг почувствовал ужас, сопротивляться которому было невозможно.
        - Карви, я ведь не трус! Но тут такое было… я не знаю, вдруг стало так страшно, что я вот… обмочился…
        На глазах Малло выступили слезы, ему было стыдно и за непонятный переполох, и за конфуз со штанами. Но никто смеяться над ним не спешил, а черные так и вовсе приняли озабоченный вид.
        - И я еще крикнуть не мог никак.
        - Как это не мог? - не понял сержант. - Ты же тут всех до самого Лейно перебудил!
        - Это я пересилил, - тихо ответил гусар. - Не мог звука издать - и все тут! И совсем ужас был поэтому. И еще чувствовал, что если так и буду сидеть и молчать, то совсем страшное что-то произойдет. А когда смог крикнуть, то уже… вот так вот и кричал…
        Сержант посмотрел на вастера Шмарсси и развел руками. Пуаньи же вопросительно посмотрел на советника. Прайло долго не отвечал.
        - Кто-нибудь из этих мест есть? - спросил он солдат.
        Как и ожидалось, никого. Коронная армия была устроена таким образом, чтобы рекрут служил на другом конце королевства. Подальше от дома - подальше от соблазнов.
        В своих инспекционных поездках Прайло Варконне бывал в Лейно неоднократно, но в самом городе по служебным надобностям не задерживался. Начальство, которое сидело сейчас рядом, больше интересовали сведения из окрестностей вольного города, Арлатэ и Сатротэ. В Сатро негласный ездил редко, а вот тракт от Арли до Лейно ему был хорошо знаком, как и многие местные дороги вокруг него. И часто он слушал разные байки малограмотных масари, достоверность которых подвергнул бы сомнению и самый доверчивый человек. Но, анализируя только сейчас географический разброс таких историй, Прайло пришел к выводу, что частота их стремительно повышалась как раз в районе Лейно и чуть севернее. Южнее, опять же, он практически не заезжал. Если же подумать еще, то вне этого ареала стремительно возрастало количество совсем уж невероятных подробностей, что и давало повод думать о рассказах крестьян, как о байках. А вот если послушать какого масари в кабаке крепах в пятидесяти от Лейно по направлению к Арли, то все эти «каменные великаны», «волки-оборотни» и «ведьмы с бородавками» уже не упоминаются. События описываются
мрачновато-жуткие, но без какой-либо конкретики. Мол, пошел в лес и исчез. А через месяц нашли погрызенного, но при этом даже без должной трупной окоченелости, не говоря уже про разложение.
        - Что-то мне такое рассказывал один мужичок, - неуверенно сказал Прайло. - Что-то про животный ужас и парализованные члены. И точно - сказал, что как смог проораться, то отпустило.
        - А что было-то? - нетерпеливо спросил шеф.
        - А не знаю. Он, как вы понимаете, не проверял. Наверное, бежал до самой своей деревни без остановок, я не помню уже.
        Кайло Шмарсси смотрел на своего советника пустыми глазами, как-то даже жалобно, мол, придумай что-нибудь. Прайло содрогнулся, но вдруг шеф улыбнулся и подмигнул.
        Лицедей, три короля ему в глотку!
        Однако что-то ведь надо делать! Гусары стоят бледные, Малло Гриварро поддерживает штаны, чтобы мокрая их часть поменьше соприкасалась с ногами, лошади меланхолично дожевывают остатки травы под ногами… лошади!
        Прайло указал на животных. И, видя непонимание на лицах и солдат, и начальника, пояснил:
        - Полагаю, что тут имел место быть некий феномен, который воздействует на мозг разумных существ, сиречь людей в нашем случае. Лошади ведь страху не поддались и стоят, как ни в чем не бывало. Им вопли Малло даже настроения не испортили.
        - Если бы я так хотел жрать, мне бы на Малло тоже наплевать было бы, - прошептал (но громко) кто-то из солдат.
        - И что это означает, советник? - спросил вастер Шмарсси.
        - Ну… Если это какой-нибудь хищник, который таким образом привораживает жертву, то физически он слаб, раз не рискует напасть на лошадь, а стремится обездвижить человека.
        Судя по вытянувшимся лицам солдат, успокаивать Прайло умел гениально: слова
«хищник» и «людоед» разнеслись со всех сторон. Но начальник Черного стола решительно пресек нарождающуюся панику:
        - Так! Все ясно тут. Когда справимся с нашим делом, зашлю сюда золотых, пусть свои задницы по лесам таскают! Дежурить теперь по двое, как только что чувствуете - орать! Орать громко, от души, как если ежа против шерсти рожаете! - гусары робко, но улыбнулись. - Даже если просто показалось - все равно орать. Лучше перебдеть, чем…
        - Недобздеть, - закончил фразу сержант.
        Пуаньи показал пальцем на Карви, показывая всем, что этот человек абсолютно прав.
        - Спать кто-нибудь хочет? Нет? Тогда Олло и Грамме занимаются жрачкой, Малло - отстирай портки быстро и просуши над костром хоть как-то. Лучше дымом пахнуть, чем ссаньем! Давайте, через час выступаем. Господа негласные, у вас какие-либо особые указания будут?
        У господ негласных особых указаний не нашлось. Как и зубного эликсира, который кончился уже у всех.
        Прайло огляделся по сторонам. В предрассветном сумраке лес казался особенно… неприятным. Нет, не страшным, но было не по себе. И вроде вот эта кривая, гнутая дующими вдоль русла Красной ветрами сосна еще вечером казалась самой обычной, теперь же советник не сразу смог отвести от нее свой взгляд. Дерево враз превратилось в зловещее.
        Нет, пока не страшно. Но вот есть мерзкое ощущение где-то глубоко внутри, что это пока.
        Кластаро Гормо Нерго, начальник лейнского стола Негласного кабинета.
        Временный лагерь Третьего Егерского оказался настоящей крепостью посреди леса. Деревянный тын окружал обширную поляну, чаща вокруг которой была еще и прорежена. Конечно, капитальных казарм здесь не нашлось, но потрепанные временем кожаные шатры вмещали сразу по целому десятку. Лошадей полковник приказал перегнать в Лейно, где им обеспечат должный уход, оставил лишь десяток для, как он выразился, оперативной связи и чрезвычайного руководства.
        - Это как? - спросил Гормо.
        - Это если нас тут вдруг прижмут, то Вы, кластаро Нерго, со своими людьми сядете на этих лошадей с сопровождающими, которых я выделю, и понесетесь отсюда к трем королям в штаны с передней стороны. Без каких-либо разговоров.
        Возражать негласный не стал, понимая, что бесполезно. Если начальник Лейнского стола Негласного кабинета вдруг исчезнет, а полковник Ультеро - нет, то из него вывернут всю душу, допытываясь, что и как произошло.
        - А где у вас тут выпас на такое количество голов?
        - Там вон - за той стороной есть заливной луг, ручей там по весне расходится. Но в Лейно проще отогнать.
        Егеря быстро обустраивались. Порядок был определен заранее, а адъютант полковника пояснил, что расположение палаток примерно соответствует казармам в главном лагере.
        - У вас там в казармах никто и не живет, по-моему, - проворчал кластаро Нерго.
        Адъютант только виновато улыбнулся.
        Ночью Гормо не успел в должной мере ознакомиться с местом, где ему, наверное, предстояло провести несколько дней. Теперь же сам Ультеро устроил гостю полноценную экскурсию, хотя особенных достопримечательностей здесь, конечно, не сыщешь. Вот место для мытья, куда солдаты, поставленные в наряд, весело переругиваясь, таскали воду. Холодную - негласный поежился. Вот уборные, устроенные просто, если не сказать - примитивно: стены из горбыля и две толстых жерди над ямой, на которые предполагалось садиться. Крупная надпись гласила:
«Больше четырех жоп одновременно не водружать!» Гормо представил себе, что будет, если эта конструкция сломается под ним, и поежился еще раз. Надо бы попросить полковника исправить «четырех» на «трех». Для надежности.
        - Вот тут, - Ультеро показал на ряд столов под навесом, - изволим с Вами питаться. Наш стол вон тот, дальний, его не займут. А так, как понимаете, все по очереди тут жрут.
        На совете офицеров было решено, что еще день полк отдыхает, только два дозора все же отправили в ближнюю рекогносцировку. Основные выступления перенесли на утро. Простые егеря по этому поводу никаких эмоций не выказывали, только те, кто постарше, проверяли снаряжение и в первую очередь обувь. Молодые пользовались моментом и досыпали за предыдущие бессонные ночи. Их пока никто не гонял, хотя сержанты уже поглядывали на торчащие из палаток пятки с недовольством. Одного ло-егеря краснощекий лейтенант матюгами сгонял с высокой ели, куда совсем еще юноша залез из праздного любопытства.
        - Три короля ему мамы и папы! - возмутился Ультеро. - Все же солдата надо занимать делами, пока он не набедокурил. Даже если дела эти бесполезные и дурацкие. Пока солдат занят, он никуда не свалится, никуда не залезет, ни с кем не подерется. Ладно усачи мои - они уже выросли из неугомонного возраста, а вот те, у кого молодость в крови играет…
        Полковник вздохнул. То ли в расстройстве от безрассудства ло-егерей, то ли о своих пятидесяти трех годах, которые от молодости отстоят уже весьма прилично.
        Словно уловив настроение начальства, лейтенанты и сержанты кинулись проводить построения. То тут, то там пахнущий хвоей и смолой воздух взрывался бранью и проклятьями до седьмого колена.
        - Где твой бурдюк?! - орал сержант из синего батальона на рослого детину. - Ты куда мог его деть?! Ты воду в руках на марше нести будешь?! В ладошках???!!!
        Детина старательно делал вид глупый и невиновный, но в глазах виделась тоска и скука. Раскаяние за потерянное имущество не просматривалось, как и мысли о том, что он и в самом деле будет пить на марше. Даже начальнику лейнских негласных выдали объемный мех, пояснив, что ручьи в лесу встречаются совсем не так часто, как может показаться городскому жителю.
        Лагерь постепенно превращался в муравейник, крики слышались уже отовсюду, и Гормо вдруг почувствовал свою ненужность во всей этой суете. Полковник, которого то и дело отвлекали от общения с гостем, в конце концов, в какой-то момент просто исчез из поля зрения. Кластаро Нерго растерянно огляделся, ощутив себя в какой-то мере осиротевшим, но тут на глаза попался Кортонне, сидевший возле небольшой палатки. Лейнец поплелся к нему.
        - Устали, шеф?
        - Есть такое дело. Непривычно все это для меня.
        Кортонне согласно кивнул. Он сидел прямо на пучке траве, которую еще не всю успели вытоптать, прислонившись спиной к своему мешку. Гормо отметил, что агент не стал проявлять почтение и вставать при виде начальника, но на нарушение дисциплины это совсем не походило. Кортонне тоже выглядел крайне утомленным.
        - Но я не жалею, что Вы меня взяли. Шайле был моим другом.
        - Да, вы все время вместе из конторы выходили, - рассеянно ответил пуаньи.
        Шайле Семантто был среди тех, кто остался в доме на улице Красильщиков.
        - Идите поспите, шеф. Завтра придется побегать. Адъютант сказал, что пойдем с отрядом строго на запад, прямо к границе, будем сеть разворачивать. Здесь до границы, где можно перейти в Гант, три дня быстрого марша, мы как раз к проходу и выйдем. Остальные будут охватывать с севера.
        - А почему не на лошадях? - только сейчас этот вопрос удивил Гормо.
        - Я тоже спрашивал. Там начинаются предгорья, вроде ровная местность, но лошади ноги переломают о камни. С юга можно было бы пройти верхом, но тоже не до конца. Так что еще и полазить по скалам придется. Идите спать, шеф, Лайно уже дрыхнет. Вам лавку застелили уже свежим.
        Кластаро Нерго хотел ответить, что спать совсем не хочет, но понял, что уснет сейчас, едва коснувшись подушки. Он попытался уверить своего агента, что прикорнет только на часик, но, кажется, так и не договорил фразу до конца.
        - Шеф… шеф!
        Гормо вскочил, выкарабкиваясь из промозглого сна, в котором ло-егерь Бламме снова лежал мертвее мертвого.
        - Кто? Что?
        - Это я, Наска.
        - А, Лайно… что стряслось?
        - Ничего, выступаем скоро.
        - Утро уже что ли?
        - Да, Вы весь день и ночь проспали.
        - Ничего себе… а кажется, что полчаса только.
        - С пересыпу, бывает. Встаете?
        - Да, сейчас.
        Пуаньи посмотрел вслед агенту, задернувшему за собой полог палатки. Чувствовал он себя паршиво, но знал, что сейчас надо встать и разогнать кровь по жилам, тогда ломота оставит тело, хотя голова, наверное, будет ныть до заката. Гормо заставил себя подняться, хрустнув затекшими суставами: «лавка» оказалась куском плотной ткани, натянутой на две поперечные лесины.
        - Я тут простужусь, заработаю ревматизм и умру, - пожаловался в пустоту негласный.
        - Мы с Вами, шеф, - послышалось из-за стенки.
        Подслушивают, гады!
        - В каком смысле? - спросил кластаро Нерго.
        - Умрем с ревматизмом. Не могли нормальные кровати сделать, лошадники лесные.
        Агент Кортонне тоже был недоволен их временным жилищем.
        В палатке было тепло, а снаружи еще зябко. Наска протянул начальнику жестяную миску с завтраком. Гормо принюхался - перловка с солониной. Пахло отвратно, на вкус оказалось еще хуже.
        - Лучше съешьте, шеф, - посоветовал агент. - Когда обедать будем - неизвестно, поэтому лучше хоть этим дерьмом живот набейте.
        Пуаньи с трудом проглотил очередную ложку, и сделал паузу, чтобы не вырвало.
        - А почему так вот едим?
        Наска пожал плечами:
        - Скоро выходим, наверное, поэтому. Ах, да! - спохватился он - Сейчас крела налью, все легче будет.
        Выступили неожиданно быстро. Кластаро Нерго еще не успел дожевать последнюю ложку варева, как по лагерю разнесся приказ: вперед! Негласных приставили к десятку из синих, обещали, что майор будет где-то рядом. Вообще-то Гормо не видел какого-либо особого смысла в непосредственном участии в поисках, но сидеть на месте и ждать вестей полагал, во-первых, скучным, во-вторых, опасным для потенциальных разборок с вастером Шмарсси. «Где Вы были, Нерго?! Почему сами не находились на месте?!» Хотя другой вариант, при котором столичная шишка будет отчитывать лейнца за то, что он шлялся по лесам, а не осуществлял общее руководство, был не исключен. Все же спокойная жизнь негласных в Лейно расслабила пуаньи в том смысле, что интриговать с начальством он так и не научился.
        Лейтенант Урго оказался парнем еще молодым, явно обиженным на судьбу, забросившую его не в столичные дворцы, а на задворки королевства. Он ни словом не обмолвился об этом, но Гормо с первого взгляда все было ясно. Что ж, работаем с тем, что есть, пусть это даже юнец с жиденькими еще усиками, полагающий себя генералом как минимум.
        - Как Вас звать, лейтенант? - поинтересовался кластаро Нерго.
        - Зачем Вам? - стараясь выглядеть равнодушным задал встречный вопрос егерь.
        От подобного, полного неосознанной наглости ответа, негласный даже опешил.
        - Во-первых, - сдержав нравоучительный вздох, сказал он, - я проявляю некоторые нормы вежливости, которые заслуживают встречного удовлетворения. Во-вторых, я старше Вас, это заслуживает некоторого уважения с Вашей стороны, лейтенант. В-третьих, я и по должности много старше Вас, что требует некоторого подчинения с Вашей стороны. И, наконец, я просто поинтересовался Вашим именем, мне, в конце концов, надо Вас как-то называть! Или Вы предлагаете кричать Вам «эй, лейтенант!»? И мне плевать на то, что Вы думаете обо мне, своей службе и своей роли в истории Септрери!
        Лейтенант густо покраснел как раз на «наконец», и Гормо мысленно кивнул себе - угадал.
        Творец милостивый, только полковника укротил, так мне такой же лейтенант достался! Что дальше - ло-егерь с амбициями?
        - Давайте сначала. Как Ваше имя?
        - Лармо, кластаро Нерго.
        - Хорошо, Лармо, - кивнул негласный. - Лармо Урго… имя и фамилия не септрерские?
        Лейтенант замялся перед ответом.
        - Нет, мой дед переехал в Септрери из Лончо. Но это ничего не значит! - горячо, с вызовом выкрикнул юноша.
        На них обернулись. Солдаты с интересом начали прислушиваться к беседе. Гормо снова тяжело вздохнул.
        - Лейтенант, у меня к Вам одна будет просьба - уймитесь. Я верю, что Вы хотя и лонча, но истинный септрери и верный солдат Его Величества Геверро Третьего. Ваша задача сейчас заключается исключительно в том, чтобы сопроводить нас до того места, где прячутся два злодея.
        - Исполняю, - уже тише ответил Лармо Урго. Он явно еще не остыл от собственной горячности, но никак не мог найти подвоха и тщательно скрываемого коварства в лейнском негласном. А ведь тот обязан быть коварным!
        Впрочем, уже через час и лейтенант, и кластаро Нерго начисто позабыли о том подобии конфликта, который случился в лагере. Пуаньи на опыте собственных ног осознал, почему лошадей отправили в Лейно - лес только казался ровным. Все чаще стали попадаться ямы и балки, а вскоре земля будто бы показала зубы: гранит прорезал мшистый покров, стелившийся меж сосен и елей, и все чаще доводилось то обходить скалистую стену - невысокую, но неприступную, - то, рискуя поломать ноги, спускаться вниз, а порой и подобно молодой козе прыгать с камня на камень. Гормо все чаще повторял про себя, что он слишком стар для таких прогулок, но не возвращаться же обратно!
        Привал лейтенант Урго объявил уже через полтора часа. Даже привычные к физическим упражнениям егеря выглядели неважно, молодой солдат так и вовсе спешно перематывал портянку, стараясь покрепче перетянуть свежую мозоль. Сержант влепил ему смачный подзатыльник и наградил таким взглядом, что парень так и вовсе вжал голову в плечи и густо покраснел.
        - Много не пейте, - обратился сержант уже к негласным. - Сейчас нахлебаетесь, и идти не сможете через пять минут. Чуть губы смочите только и рот прополощите, не глотайте. У вас самих как с ногами?
        Господа негласные заверили егеря, что у них все в полном порядке.
        И снова отряд пробирается на запад, снова кластаро Нерго клянет все на свете, а рядом все так же тяжело сопит Наска. Кортонне шел ближе к лейтенанту, который все чаще сверялся с компасом и картой. На карту Лармо Урго уже неоднократно ругался, в последний раз совсем уж грубо. На большом привале в середине дня он признался, что не может с полной уверенностью сказать, где они сейчас находятся.
        - Ведь тут рукой подать до Лейно… - удивился пуаньи.
        - Это только так кажется, кластаро Нерго. До ближайших селений отсюда идти пешком не меньше двух дней. Кажется, что рядом, но на бумаге. И эта мельтова карта еще!
        Гормо отметил, что лейтенант помянул Мельту - морского демона, изображавшегося до пояса прекрасной женщиной, но ниже - медузой. В лиссанской королевской галерее висит картина кисти Туаски: художник мастерски написал блондинистую, полногрудую красотку с полупрозрачной задницей и… эээ… передницей и длинными щупальцами вместо ног. Но ценителей поражал не эротичный образ самой Мельты, а то, как Туаска передал толщу воды, в которой замерла демонесса. Говорят, он даже свелся с ныряльщиками за жемчугом, чтобы своими глазами увидеть подводный мир.
        Неприятности начались ближе к вечеру. Лейтенант все больше нервничал, что за целый день они не встретились ни с одним из отрядов, которые веером разошлись по лесу, но чьи пути были выверены так, чтобы рано или поздно каждая группа пересеклась с двумя другими. Урго отсылал фланговые дозоры все дальше и дальше, но никто не обнаружил ни малейших следов соседей. А когда сержант уже начал высматривать место для ночевки, один из егерей высказал беспокойство, что некий Ваннорте, отправленный пройтись на креп левее, до сих пор не объявился, хотя давно уже должен был. Лейтенант в сердцах сломал сухую ветку, которую держал в руках.
        - Да знаю я! - крикнул он.
        И уже тише добавил:
        - Все надеялся, что объявится.
        - Ищем? - спросил сержант.
        - А у тебя есть другие варианты?
        Егеря растянулись цепью и скоро, но при этом почти бесшумно, двинулись на поиски. Ваннорте нашелся быстро.
        Он сидел, привалившись спиной к сосне, и смотрел немигающим взглядом в никуда. Рукав на правой руке был порван, а на плече до самого локтя почти не было плоти. Только серая, с грязно-красными ошметками мяса, кость.
        А предплечье и кисть остались нетронутыми. Закрой страшную рану между ними - и вот тебе целая, совсем нетронутая рука.
        - Творец милостивый, - хрипло выдавил из себя кто-то из егерей.
        - Он живой? - похожим голосом спросил лейтенант.
        Выглядел егерь мертвее мертвого, но все помнили недавний случай с Бламме. Сержант дотронулся пальцами до шеи егеря, а затем, неуверенно, но все же засунул руку ему в штаны.
        - Тепло, - только и констатировал он.
        И опять - вокруг никто не смог обнаружить никаких следов. Крови вокруг Ваннорте почти не было. Егеря стояли вокруг своего товарища пришибленные, никто не знал что делать. Наска осмотрел рану.
        - Срезано как бритвой. Вокруг все как будто кислотой прижгли, поэтому крови нет.
        - А не выпили? - спросил кто-то.
        Агент молча вытащил стилет и осторожно ткнул острием в скулу возле уха. Бордовая капля ярким пятном на бледной коже была лучше любого ответа.
        Лейтенант совсем уж диким взглядом посмотрел на класатро Нерго. Нужно было решать, что делать дальше, а Урго даже не то чтобы боялся брать на себя ответственность: он на самом деле не знал, как поступить. Наверное, надо было срочно доставить раненого (а раненого ли?) в лагерь. Но сколько человек отправить? Двое не смогут дотащить крепкого егеря, поручить это четверым? Десяток ополовинится, пусть и есть еще трое лейнцев. Но как долго еще будут тащить несчастного Ваннорте…
        Ответ на все эти вопросы дал сам Ваннорте. Он резко дернулся, отчего все разом вновь вспомнили Бламме. А потом егерь закричал.
        Это был крик, в котором смешались ужас и нестерпимая боль. Люди отпрянули от раненого, который открыл глаза, полные безумия. «Сделайте же что-нибудь!» - проскулил рядом с Гормо сержант, но все лишь оторопело смотрели на Ваннорте. Внезапно тот замолчал и уже осмысленно посмотрел на обглоданное предплечье. И даже попытался поднять руку. Зрелище это оказалось уж точно незабываемым, и один егерь - усатый, не салага! - предпочел отправиться в обморок.
        - Трахать матерей все трех королей.
        Ваннорте сказал это как-то совсем уж спокойно, и от этого спокойного голоса спина кластаро Нерго моментально взмокла.
        - Чт-т-то произошло т-т-тут? - спросил Лармо Урго.
        - Господин лейтенант… Это был… он…
        - Кт-т-то?
        Егерь замолчал. Гормо показалось, что с каждым мгновением он выглядел все хуже и хуже. Если Бламме после «пробуждения» быстро пришел в себя, то Ваннорте тяжело дышал, и даже не прикасаясь к нему было заметно, что солдата бросило в жар, хотя вот только что он был не теплее земли, на которой сидел.
        - Я не знаю… Его не было, потом… потом я не мог двинуться. А потом он появился… прямо передо мной… жарко…
        Ваннорте попытался вытереть пот со лба, но по привычке дернул правой рукой и скривился.
        - Почти не больно, - сказал он. - Онемело там… но от руки как кипяток…
        - Кто это был, дружище, кто это был?
        - Не… не знаю… Его не было… а потом он был… не как человек…
        С этими словами егерь Ваннорте умер.
        Какое-то время все молчали. А потом егеря, как один, вместе с лейтенантом и сержантом посмотрели на кластаро Нерго. И в этих взглядах не было ни осуждения человека, который отдал им приказ на эту операцию, ни ненависти - одна лишь надежда, что начальник негласных знает, что надо делать. А сам Гормо сейчас отдал бы ту же самую правую руку за то, чтобы рядом оказался вастер Шмарсси. На которого можно вот так вот посмотреть.
        Но эта черная сука сейчас вообще непонятно где, поэтому решать придется лейнцу. Пуаньи еще раз посмотрел на мертвого егеря и встал, отряхивая штаны и камзол.
        - Всем внимательно поглядеть на Ваннортре, - сказал кластаро Нерго егерям и своим подчиненным. - Запомнить все до мельчайших деталей. И все, что он говорил. Когда вернемся, - Гормо выделил слово «когда», - с наших слов составим подробнейший отчет, это, надеюсь, все понимают, необходимо для расследования. Творец милостивый, полсотни крепов от Лейно нет, а тут такие вещи происходят! Вернемся - я напишу в Лиссано, пусть сюда эскадрон золотых засылают!
        Егеря потрясенно молчали, агенты привычно не выдавали своих мыслей и эмоций никакой мимикой. Гормо взял себя в руки и продолжил спокойнее:
        - Сейчас сержант выделит людей - соберете хворост и дрова… не знаю, что там еще понадобится. Ваннорте сжечь, чем быстрее, тем лучше. Возражений нет?
        Никто не сказал ни слова.
        - Поясню, - еще спокойнее сказал негласный. - Оставаться на месте мы не можем, и если честно, то мне не по себе тут. И в любом случае надо двигаться дальше. Нести тело с собой мы не можем, а оставлять так, как есть… Тот, кто это сделал… он его ел… И оставлять ему Ваннорте на ужин…
        Во взглядах егерей появилось понимание и искренняя благодарность. Хотя бы и за такую вот заботу к товарищу.
        - Закопать, как положено - боюсь, что могут и откопать. Поэтому сжигаем. Дальше, уходим отсюда, пока хватает света. Часовые - три, не меньше. Опять же поясню. Этот кто-то нападал только на тех, кто оказывался один. Обездвиживал, зачаровывал как-то. Но только поодиночке - что Бламме, что его, - кивнул головой в сторону Ваннорте пуаньи. - Как только кто-то появлялся рядом, он уходил. Бламме случайно спас я, а вот Ваннорте… эту тварь мы спугнули тоже. Но поздно. Поэтому, сержант, готовьте все для костра. Большого. Наска, Кортонне, ко мне, лейтенант, на пару слов.
        Егеря потихоньку приходили в себя. На погибшего товарища они смотрели еще не без содрогания, но уже без паники во взглядах. Речь негласного, пусть и короткая, но понятная, свое дело сделала. Есть приказ, есть какое-никакое, но объяснение приказа, казавшееся логичным.
        - Так, ты, ты, ты, и ты - за хворостом, - начал вносить конкретику в указания пуаньи сержант. - Карро, ты с клинком наголо в охране, трое собирают. Ломайте нижние ветки у елок - они горят даже мокрые, для растопки будет самое то. Сапог, ты с Груггой рубишь вот этот стояк. Давайте, парни, нужно много огня. Ваннорте должен превратиться в пепел. Если схалтурите - этой гадине он достанется поджаренным, с корочкой. Она вам только спасибо скажет! Придет ночью и скажет!
        Началась упорядоченная суета, агенты заняли место за спиной у шефа, а лейтенант Урго понуро встал перед его очами. Он потерял солдата, как говорится, в небоевой обстановке. И мучился сейчас не возможным наказанием - душа болела.
        - Что, тяжело быть командиром? - мягко спросил негласный.
        - Если бы в бою…
        - Я не знаю, но говорят, что хороший командир переживает и за тех, кто в бою. Хотя ведь битва, там умирают. Но все равно корят себя. Вы ни в чем не виноваты, Лармо, как ни банальны мои утешения. Сейчас у нас нет времени для самокопаний, извините. Вы определили место, где мы сейчас?
        - Только примерно. Эту карту рисовал какой-то конь с кривыми копытами, не вижу никаких соответствий. Я учитываю уже все возможные погрешности при исчислении пройденного пути, но тут ничего похожего нет вообще.
        - Да, хорошее дело. Я отправлю запрос куда надо. Сейчас даже жаль, что Вы так старательно пытаетесь быть септрери… не кипятитесь, это юмор! Были б Вы истинный лонча, то легко определили бы наше местоположение по солнцу.
        Лейтенант неуверенно улыбнулся.
        - Это в море, - сказал он. - Я умею немного, дед учил, но только если горизонт виден. Но у меня и приборов ведь нет. И таблиц. Да и не каждый лонча умеет, что Вы, это так…
        - Стереотип.
        - Что?
        - Стереотип. Общность усредненных, часто ошибочных представлений о чем либо, чаще о народах.
        - Да, я знаю, что такое стереотип. Да, это стереотип обо всех лонча. Мои… соотечественники живут морем, сами понимаете. Но поверьте - я воспитан как септрери. И готов первым залезть на стены Варе.
        - И первым слететь с них вниз головой с проломленным черепом. А лететь там высоко, говорят. Нет, пусть этим другие занимаются.
        - Шеф…
        Гормо обернулся. Если Наска вмешался в разговор, то это не просто так. Агента Лайно Наску кластаро Нерго ценил и отмечал особо. В расслабленной жизни Лейнского стола не часто случались серьезные неприятности, но именно Лайно всегда оказывался самым осведомленным в жизни города. Но этого проклятого дамнора упустил из виду и он.
        - Шеф, меч. У него меча нет.
        - Три короля в глотку…
        Лейтенант и начальник негласных кинулись к телу. И только сейчас обратили внимание: и в самом деле - пояса с коротким егерским клинком не было.
        - Что-то этот наш невидимый незнакомец мне нравится все меньше и меньше, - тихо сказал Кортонне.
        - А до этого он тебя очаровывал? - спросил Наска.
        - Тихо вы!
        Но только вот представить себе тварь, которую и не видно, да еще и с мечом в руках - от этого Гормо стало совсем неуютно.
        - Что будем делать? - тихо спросил лейтенант.
        - Ровно все то же самое, - ответил лейнец. - Ничего это в корне не меняет.
        Солдаты, стучавшие своими клинками по дереву (списывать в переплавку или перезатачивать!) опасливо косились на напрягшееся начальство, и кластаро Нерго отвел лейтенанта в сторону. Солнце неумолимо клонилось к верхушкам деревьев, скоро уже начнет темнеть, но сначала надо было закончить здесь. Еще кто-то из егерей заметил, что уже давно не слышно птиц. Конечно, люди могли и распугать пернатых, но как-то странно.
        Да мало ли странностей в этом лесу. Даже воздух тут казался густым, тягучим. А эта мерзкая тишина, в которой даже треск ломаемой ветки испуганно затухал, не давая эха.
        - Вы заканчивали офицерские курсы или академию?
        Лейтенант очнулся, вынырнув из собственных мыслей. И несколько мгновений не мог сообразить, что хочет от него негласный.
        Эта рассеянность окружающих тоже беспокоила кластаро Нерго. Уже не в первый раз он замечал, что его собеседники в этом треклятом лесу ведут себя так, словно спят на ходу. И самого себя вспомнить, как он утром приходил в себя - тоже странно. Можно, конечно, объяснить все тяжелой дорогой и усталостью, но всегда ведь остаются и иные, менее очевидные объяснения. Хотя главное тут - не переусердствовать с версиями. Но все же правило о том, что самое простое предположение обычно оказывается верным, работает далеко не всегда.
        - Академию. В Контрарди. Не Лиссано, но все же.
        - Не Лиссано, - согласился пуаньи. - В Контрарди универсерия - не чета остальным, но офицерская академия перспективнее в столице. Вам ведь давали что-то про магические воздействия?
        - Конечно. Но только самый общий курс, больше прикладной. Амулеты, принятые к вооружению, амулеты вообще, виды воздействий. У нас в потоке, например, не было никого хоть с какими-либо способностями, поэтому к курсу отношение было - сами понимаете. В большой битве магии нет места.
        - В том и беда контрардийской академии, - с печалью в голосе сказал кластаро Нерго. - Слишком общее преподавание, без разделения по специализациям. Вот Вы - егерь, Вам теорию генеральных сражений знать, конечно, надо, но Ваша стезя - это как раз битвы малые. А тут много чего такого может быть, что пригодится… да та же
«адова жуть»!
        Не согласиться с этим лейтенант не мог. Если подумать, то «адова жуть» егерям могла бы сгодиться. Легкая кавалерия, а когда и инфантерия, действующая из засад - успех ее действий во внезапности. Ошарашь противника, смешай его порядки!
        - У нас в Лиссано, правда, тоже больше будущих генералов готовили.
        - Вы учились в лиссанской академии?
        - Да. Удивлены? Ну вот, бывает и такое: офицер, коему прямая дорога в гвардию, становится негласным. У нас организация вообще веселая. Кортонне, ты вот кем был до нас?
        - Учился музицировать, - бесстрастно ответил агент.
        - И на клавишах играет до сих пор - заслушаться можно. И сам сочиняет.
        - Уже меньше, шеф. Страсть ушла.
        - Ну, это история старая, долгая и чужим ушам не предназначенная, извините, Лармо. Но вот вопрос у меня, вдруг помните. А то я учился сколько лет назад-то. Как думаете, что это за воздействие? Не вспоминается ничего?
        Лейтенант задумался. Но то ли он действительно не сильно налегал на бесполезные офицеру магические науки, то ли в рекомендованных учебниках похожие случаи не приводились, но егерь ничего конкретного сказать не мог.
        - Понятно, что тут ментальная магия - человека парализует. Еще и не чувствует боли.
        - С болью другое, - предположил Лармо. - Он что-то впрыскивает как змея, или это слюна такая. Она убирает боль, но отравляет все тело.
        - Думаете, отравляет?
        - А Вы посмотрите сами.
        Гормо был вынужден признать, что молодой офицер скорее всего прав. Тело Ваннорте, не пролежавшее и часа, посинело, на лице и шее вздулись большие пузыри.
        - Творец милостивый… Ладно, наиболее вероятным считаю одно - контролировать даже двух эта тварь не способна. Это и учитывайте в дальнейшем. Даже в кусты отходить компанией. Если кому на марше отлить, что невмоготу - предупреждает, останавливаемся, ждем.
        - Других бы предупредить. Вот чего еще не понимаю. Мы должны были встретиться еще с двумя десятками сегодня. Сначала с одним, скрестить дороги, потом они должны были пересечься еще с одним, с которым мы снова поменялись бы местами и оказались бы опять в середине. Но мы так никого и не увидели.
        - Отстали? Или вырвались вперед?
        - Понимаете, скорость передвижения оттачивается на тренировках, даже в таких каменюках десятки будут идти примерно одинаково.
        - М-да, вот как, оказывается. А посмотришь на ваши квартиры - крестьяне крестьянами. Огороды, бабы да детишки.
        - Солдат служит двадцать лет минимум, уважаемый пуаньи, обрастает быстро, особенно в глуши, как у нас. Но полковник на тренировки гоняет постоянно.
        Тем временем к костру уже все приготовили, егеря сложили дрова вперемешку с хворостом. Два солдата осторожно, стараясь не прикасаться к коже, взяли тело Ваннорте и водрузили его сверху. Треск ломаемых под тяжестью мертвого еловых веток был единственным звуком. Сержант шепнул командиру, что надо что-то сказать. Лейтенант испуганно посмотрел на негласного, но тот отвел взгляд. Есть вещи, которые должен делать десятник.
        Лармо вышел вперед, встал перед Ваннорте, собираясь с мыслями, и тихо сказал:
        - Мы не предполагали, что может случиться, когда шли сюда. Мы были готовы встретить сталь сталью. Но не к такому. Этот егерь был хорошим солдатом. Его было за что ругать, было за что хвалить, но он был хорошим солдатом. И пусть Ваннорте умер не в бою, он погиб в служении. Так давайте запомним его этим и сделаем все, чтобы его смерть была не напрасной. Прими его Творец!
        - Прими Творец! - нестройно ответил десяток.
        Сержант крутанул кремень зажигалки, бросая искры на трут, осторожно раздул, затлевшую растопку и подал разгорающийся комок командиру. Лейтенант прошептал краткую молитву и отдал тело своего егеря во власть огня. Языки пламени сначала осторожно, не веря, лизнули дерево, и вот с гулом вспыхнул еловый хворост. Сухая, просмоленная сосна, порубленная на дрова, не заставила себя ждать, и огонь принял Ваннорте, укрыв его в своих объятиях. Солнце повисло над сосновыми кронами, и его лучи, смешиваясь с отсветами пламени, рисовали на мрачных лицах солдат странные узоры.
        - Пожар бы не устроить, - шепнул шефу Наска.
        - Хватило бы дров, - ответил тот.
        В какой-то момент прогоревшее полено не выдержало, подломилось, и костер стал заваливаться набок. Тело егеря почти было скатилось, но сержант невозмутимо придержал его длинной палкой, водрузив его на место - в самый жар.
        Спустя почти час все было кончено. В пепел, конечно, не получилось, но, как мрачно заметил егерь по кличке Сапог, подгорел Ваннорте настолько, что жрать его точно уж никто не станет.
        Отряд шел до самой темноты, остановились, только когда дальнейшее передвижение уже не обошлось бы без переломанных ног или спин. Костер поддерживали всю ночь, караулы лейтенант Урго вроде бы и назначил, но все равно никто так и не уснул.
        - Как бы то ни было, сегодня должны выйти к Красной, - сказал сержант утром. - Водораздел перешли.
        Гормо подумал, что прошли всего сутки, как он вышел на своих двух ногах из лагеря, а ему уже кажется, что они идут по лесу неделю и будут идти месяц, не меньше.
        Словно чувствуя скорое окончание пути, егеря и негласные чуть ли не бежали вперед, оставляя за спиной пережитый ужас. Никто не замечал усталости, и даже пуаньи не вспоминал, что ему давно за сорок, что в кабинете стоит уютное кресло, а большой дом с мягкими коврами - всего в паре минут ходьбы от конторы.
        Вперед! Вперед! Туда, где ревет, неся свои воды, грозная и не виденная еще река Красная!
        А началось все, как обычно, неожиданно.
        Вот егерь, идущий крайним слева, вдруг остановился, как будто наткнулся на полном ходу на каменную стену. Он упал, не произнеся ни звука, но Урго, помня, как исчез Ваннорте, строго настрого запретил отходить друг от друга в цепи дальше чем на двадцать шагов. Чтобы все всех видели!
        Кластаро Нерго подумал тогда еще, что они, получается, не ищут беглецов уже, а следят друг за другом.
        На левом фланге закричали. Гормо рванул к упавшему, но первым был Сапог.
        - Гругга! Гругга! Вставай!
        Он подскочил к товарищу, сжимая в руках обнаженный меч. Егерь не шевелился, и Сапог, по-звериному взвыв, ударил его ногой по бедру.
        В этот момент Гругга вскочил, истошно закричал и вдруг, выхватив свой клинок, прыгнул вперед.
        И тогда все увидели его.
        Существо напоминало человека только тем, что стояло на двух ногах. Ростом оно превосходило любого разумного - шага три, не меньше. Нескладная, тощая фигура на тонких как ветки ногах, такие же сухие, но длинные - до колена - руки. Но мощная, непонятно как держащаяся на узком животе грудь и большая, без шеи, голова. Лицо и верхнюю часть туловища скрывала серая шерсть, свалявшимися космами спадающая с черепа.
        Такое ощущение, что пробуждение и прыть Гругги оказались неожиданными не только для егерей. Серая тварь взвизгнула и с чужеродной грацией побежала прочь.
        - Порви мне жопу на половинки, - с истерикой в голосе крикнул Сапог и бросился вслед за другом.
        - Стоять!!! - заорал лейтенант.
        И тогда Сапог, уже почти догнавший товарища, споткнулся, но отнюдь не от голоса своего командира. Гругга, уцепившись за дерево, развернулся, подбежал к другу и влепил ему носком ботинка по заднице. Этот нехитрый метод действовал - Сапог очнулся. И изумленные егеря увидели вторую тварь.
        - Да какого короля тут…
        Договорить сержант не успел, потому как рядом начал заваливаться еще один солдат. Но не успел он упасть, как получил удар мечом плашмя по ягодицам.
        Гормо уже догадался, как действует треклятая магия серых тварей. То есть, конечно, сейчас бы сформулировать не смог, но на уровне ощущения - уже догадывался. Поэтому пуаньи совсем не удивился, когда увидел третье существо, зашедшее справа.
        - Ко мне! - закричал лейтенант. - В круг!
        - Отставить в круг! - одним прыжком подлетел к Урго негласный. - Собраться, шеренга, плотный строй! И вперед, придурки, если жить хотите!
        Меньше всего лейтенанту егерей сейчас хотелось спорить о недопустимости подрывания авторитета командира приказами посторонних. Лейнцу за прошедший день научились доверять, даже если он и был сейчас неправ.
        - Куда там эта траханная река?!
        - Туда! - махнул рукой Лармо.
        - Бежим!
        Никто не обращал внимания на камни, коряги, кусты. Десяток бежал так, как не бегал никогда до того. Рядом с Гормо попытался упасть Карро, но негласный что есть дури ткнул его кулаком под ребра. Сработало - егерь встрепенулся, а шагах в пятнадцати впереди прямо из воздуха проявилась тварь. Пуаньи выхватил кинжал, но в этот момент серые «ударили» сразу по двоим, и на этот раз досталось Кортонне. Их моментально привели в чувство, а лейнец, пока все глазели на еще двух, успел заметить, как та серая образина, в которую он хотел метнуть свое оружие, в один короткий миг исчезла.
        Вот как, значит. Что ж, надо быть расторопнее.
        И он швырнул кинжал то существо, которое было поближе и еще не успело отвести людям глаза.
        Серому не хватило совсем чуть-чуть: вот только он пропал, скрылся от взглядов, но лезвие вошло ему в живот почти на половину своей длины. Тощей твари это было почти насквозь. Существо вновь стало видимым и заверещало, держась за брюхо. Из пустоты
«вынырнули» несколько его сородичей.
        Это вас ошарашило, суки? Концентрацию потеряли?
        - Бегом! Атака! - приказал лейтенант и тоже запнулся.
        Ничего, все уже ученые.
        Две твари исчезли, еще три, растерянные, не успели. Их порезали быстро и без слов, защищаться серые не умели. Одна попыталась замахнуться длинной рукой с короткими, тупыми когтями, но прачка мокрым полотенцем ударила бы опаснее.
        А потом достали и кластаро Нерго.
        Как люди ходят? А как бегают? Почему двигаются ноги? Вот сейчас надо сделать шаг правой. Вроде бы простейшее дело, но как это сделать? Что происходит в теле такое, что нога поднимется, как это получается? По воле Творца? Но это слишком общее объяснение. Как поднять ногу? Что ему - Гормо Нерго - надо сделать, чтобы его нога поднялась? И если она поднимется, то почему это произойдет? А как опустить правую ногу?
        Вопрос казался очень важным, но почему? Может, он знает ответ?
        Высокое серое существо, стоящее между двух сосен, смотрящее прямо в глаза. Гомо помнил, что это враг, но это не имело никакого значения по сравнению с тем, что нужно было понять - как поднимается нога! Это было сейчас важнее всего.
        Удар по спине кинул негласного на землю. Он моментально вскочил, выплевывая мох вперемешку с землей. Серый стоял точно там же, где кластаро Нерго видел его в своем… полусне.
        Ах ты ж, сука! Ну, я тебе покажу сейчас, как ноги поднимаются!
        Лейнец бросился вперед. Серый развернулся, но не успел ни сбежать, ни исчезнуть. Гормо схватил его за лапу и примерился, как бы покрепче влепить существу в морду, но кто-то из солдат просто разрубил тварь пополам. Тонкая талия разделилась надвое, шеф негласных успел заметить совсем узкий столб позвоночника и обрывки мощных жил. Но обращать внимание на анатомию монстра времени не было.
        Это был странный бой. То тут, то там падали егеря, вскакивали, взбодренные тумаками товарищей, и бросались на появлявшихся в этот момент врагов. В схватке у тварей не было никаких шансов, но их было много. Гормо уже догадался, что серые стараются «бить» одновременно, пытаются зачаровать если не всех, то сразу несколько людей. Если им это удастся… Пример егеря Ваннорте был еще слишком свеж в памяти.
        Перед лейтенантом вдруг возник один из серых. В лапах он сжимал меч установленного егерского образца. Короткий, каким проще орудовать среди деревьев, в тесноте обоза. Но при этом достаточно тяжелый, чтобы с его помощью можно было прорубиться через кустарник.
        Для твари он оказался тяжеловат. Серый поднял его высоко вверх, но недостаточно быстро, чтобы выпускник контрарской офицерской академии, лонча, стремящийся быть истинным септрери, мог пропустить такой удар. Лармо Урго, с ненавистью в глазах, всадил свой клинок снизу вверху, куда-то в область шеи своего высоченного противника. Меч бедного Ваннорте выпал из ослабевших лап.
        Он был уверен, что его не видят! А если бы и впрямь не видели…
        От подобной мысли негласному стало совсем неуютно.
        Твари все, как один, сделались видимыми. И все разом заверещали, что их должно было быть слышно и в Лейно.
        - Лармо, мне кажется, Вы прикончили их главного!
        - Да пусть его жарят и морозят сами адовы короли! Бежим, пока они в печали!
        Егеря прорвали жидкую цепь серых, которые особо им и не мешали. По пути Сапог ткнул в косматую голову одного из серых своим мечом, а потом солдаты и агенты соревновались в скорости с ветром. И когда они выскочили на берег пенящегося потока, Гормо был согласен выплюнуть свои легкие, лишь бы они не сжигали его изнутри.
        - Не стойте, уважаемый пуаньи, - посоветовал красный, но более менее ровно дышащий сержант. - Походите немного, иначе сейчас так прихватит, что к этим, - он кивнул на стену деревьев, - сами поползете. Вспоминать, как дышать надо.
        Сержант тоже испытал на себе способности серых. И не один раз.
        - Все на месте? - сплюнув тягучую слюну спросил лейтенант.
        Добежали все, кто был жив этим утром.
        - Если они появятся снова, я прыгну в воду. Лучше искупаться тут, но не с ними. Что это за порождения ледяного огня?
        - Это, Сапог, тебе, по-моему, никто не скажет. Я о таком даже не слышал. Если только уважаемые негласные что-то не вспомнят.
        Уважаемые негласные только развели руками. Кластаро Нерго процитировал несколько предложений из своего будущего письма в Золотой стол Негласного кабинета, прямо его начальнику. Егеря посоветовали ему добавить еще несколько эпитетов, а лейтенант Урго вспомнил свои корни, подарив лейнцу несколько матросских завертов.
        Как только люди немного отдышались, Лармо повел отряд вниз по течению. Неведомый картограф, про которого лейнец тоже обещал не забыть в своей кляузе, хоть в чем-то постарался, изобразив берега Красной если не идеально, то все же приблизительно похоже. И хотя усталость брала свое, все, сами того не замечая, вновь перешли на бег. Благо берег реки радовал ровным гранитом под ногами.
        От воды тянуло прохладой, но люди все равно жались к реке. И на ночь устраивались едва не у самой кромки бурного потока, натаскав столько хвороста, что хватило бы и на неделю. Гормо надеялся, что огонь будет отпугивать тварей, но гарантировать ему этого никто, понятное дело, не мог. Нервы у всех были в кипятке, но все свободные от стражи моментально уснули.
        Ночь прошла спокойно, их маленький лагерь никто не потревожил. Урго вновь дал приказ выступать, обещая уже через несколько часов выйти к броду, ведущему в Гант. Вчерашний бой и сумасшедший бег сказался даже на тренированных егерях: солдаты шли тяжело, мучаясь болями в каждой мышце. А вот Гормо чувствовал себя неплохо, что его и удивило, и порадовало. Но опять вмешался сержант:
        - Вы, уважаемый кластаро Нерго, уже в возрасте, у Вас завтра все заболит.
        - Это почему так, сержант… эээ… - пуаньи вспомнил, что за эти два дня так и не узнал имени егеря.
        - Сержант Тарки Лоссарди, уважаемый кластаро Нерго. А с нытьем в мышцах - так вот бывает часто. Но Вы жилистый, быстро пройдет.
        И снова монотонный марш. Красная шумела так, что проходи в ста шагах по лесу целая армия, ее все равно бы никто не услышал. Гормо ловил себя на мысли, что ему совершенно уже плевать на то, найдут они дамнора Вагнера, или нет. В конце концов, еще позавчера за свое место он готов был грызть зубами любого, пусть даже главу Негласного кабинета лоастери Нагорри. Сейчас же и на возможную отставку без пенсиона - плевать. Сбережения есть, выгодно вложить их в рост есть кому - на жизнь без мотовства хватит.
        Но когда за очередным поворотом реки он увидел двух неизвестных мужчин, кластаро Нерго, словно гончая, увидевшая неуловимого по сей момент зайца, разве что не зашелся тонким лаем. Сомнений в том, что это искомые беглецы, ни у кого не было.
        Беглецы тоже не стали искушать судьбу, выясняя, искомые они или нет. Кажется, эти двое до того решали, в какую сторону им идти. Теперь же сами егеря и негласные подсказали им единственно возможное направление. Увы для преследователей, оно же было и единственно верным.
        Ростримо Вагнер и его спутник были очевидно свежее. Гормо видел, что и им блуждания по лесу дались нелегко, но засранцам не пришлось драться с серыми (иначе их точно не было бы в живых) и убегать от тех сломя голову. Преследователям придавала сил злость и жажда мести за погибшего Ваннорте, но и преследуемым было что терять. Расстояние не только не сокращалось, но даже понемногу увеличивалось.
        Быстрее! Быстрее! Еще! Ты же можешь!
        Брод не узнать было невозможно: Красная разливалась здесь в ширину чуть ли не на полкрепа. И хотя ее воды неслись все так же стремительно, глубина позволяла перейти реку, оставшись на ногах. Дамнор и его спутник без раздумий бросились в стремнину.
        Казалось, что вот они - только протяни руку, но это впечатление было обманчивым. Беглецы шли медленно, однако как только егеря вошли в воду, стало понятно, почему. Гормо чуть не плакал от досады, но попытка побежать чуть не закончилась печально: его подхватило потоком, и только крепкая рука егеря удержала негласного на месте.
        - Упадете - смерть! - крикнул тот.
        Шаг.
        Дамнор и наемник - это кластаро Нерго уже нутром чуял - тоже делают шаг.
        Шаг!
        Беглецы не отстают и даже чуть быстрее двигают ногами. На мгновение, на долю мгновения, но быстрее!
        Шаг!!!
        Вагнер уже преодолел половину брода.
        Ша-а-а-а-г!!!
        Вот витаньери покачнулся, но все же устоял. Его заминка позволила выиграть пару мгновений, но их нужно не меньше сотни. Не меньше двух сотен! Удивительно, но дамнор остановился и подал наемнику руку.
        Еще ша-а-а-г!!!
        Из-за камня на той стороне выходят солдаты. Они одеты по септрерским меркам несколько старомодно, их серебристые кольчуги тонкого плетения - это же прошлый век! Но Гормо знает, что каждая такая выдержит попадание арбалетного болта. Или прямой укол кавалерийской пики. Один раз, но выдержит.
        Гантирская стража, здравствуйте, не ждали.
        - Это враги короны Септрери!!! - что есть мочи проорал негласный. - Это личные враги короля!!!
        Три короля, да слышат ли они хоть что-то сквозь шум воды!
        Вагнер, скотина, что-то прокричал на гантирском. Его Гормо не знал совсем, так,
«да», «нет», «спасибо». Да кому нужен был этот гантирский, на котором никто кроме этих сраных затворников и не говорит?!
        Погано, но дамнора стражники услышали. Их старший что-то крикнул в ответ, Вагнер ответил. Три короля, начинает сводить ногу! Это адова вода ледяная, словно течет из самого ада!
        - Это!!! Враги!!! Короны!!! Септрери!!!
        На этот раз гантир его точно услышал. Он посмотрел на воду и усмехнулся. Да, зрелище, наверное, потрясающее. Более идиотскую погоню, в которой и те, кто убегает, и те, кто догоняет, еле плетутся, с трудом переставляя ноги, еще придумать надо.
        - Это преступники!!! Их обвиняют, кха-кхрха!!! - Гормо закашлялся. - Их… Их обвиняют в преступлении против короны!!! Гант и Септрери не воюют!!!
        - Эти люди, - спокойно, но громовым голосом ответил гантир, - задержаны мной! Гант берет их себе и будет сам решать их судьбу! Может быть, - улыбнулся командир стражников, - их вернут королю Септрери!
        Вот скотина…
        - Эти люди… Вагнер! Стой, сука!!!
        Дамнор оглянулся и посмотрел на негласного взглядом, в котором смешалось безумие, непонимание, удивление и даже уважение к назойливому преследователю.
        - Я пришлю Вам письмо, Нерго! - крикнул он. - Если эти ребята меня не порежут на кусочки. Но обещаю, - Ростримо Вагнер говорил все это хотя и оглянувшись, но продолжая продвигаться к высокому берегу сопредельного государства, - что моим последним желанием в таком случае будет написать письмо Вам!
        - Убью, ублюдок!!!
        Мимо Гормо пронесло молодую осину. А ведь если сейчас тут проплывет бревно, человека снесет как щепку. Но это все потом, сейчас бесило то, что витаньери уже вышел туда, где воды ему было даже ниже чем по голенище сапога. Вагнер тоже выбивался из сил, но шел, и через десяток шагов и он сможет практически бежать.
        На плече у наемника висела большая сумка. Наверняка тяжелая, но он крепко вцепился в нее. Теперь витаньери поджидал своего приятеля, что-то выговаривая ему.
        - Септрери! - вновь крикнул гантир. - Разворачивайтесь! Вы уже на нашей стороне реки! Или это война?
        - Нам нужны эти люди!
        Показалось, или идти стало полегче?
        Творец всеблагой, да я же первый!
        Гормо в ярости преследователя опередил всех егерей почти на десять шагов. И тех не обвинишь в отлынивании: сержант, например, пер так, что оставлял за собой в стремительном течении пенный след.
        - Убирайтесь обратно!
        - Только с ними!
        Командир махнул рукой, четыре стражника забежали в воду, подхватывая беглецов под руки и вытаскивая их на берег. Еще десяток вскинул луки, и гантиры дали залп. Стрелы никого не задели, но просвистели близко ровно настолько, чтобы заявить о серьезности намерений лучников.
        Кластаро Нерго остановился.
        Стрелки стояли с опущенными луками, но каждый сжимал в руках острую стрелу.
        Командир гантиров ухмылялся. Он отсалютовал негласному, махнув окольчуженной десницей от груди и обратно.
        Ростримо Вагнер, еле стоящий на ногах, учтиво поклонился.
        Неизвестный витаньери просто молча, не выказывая ни радости, ни презрения, смотрел на своих преследователей.
        Потом старший что-то крикнул, и стражники вместе со своей добычей скрылись из вида. Но откуда-то из-за скал вылетела стрела, нырнувшая в воду в трех шагах от Гормо.
        Все было кончено.
        - Сука! Сука! Су-у-у-у-ка!!! - прокричал Гормо Нерго, колотя кулаком по реке Красной.
        Величественная река, только в этом месте позволившая людям относительно безопасно войти в свои воды, не обращала на ярость смешного человека никакого внимания.
        - Знаете, - сказал подошедший лейтенант Лармо Урго, - я, пожалуй, и в самом деле не буду первым лезть на стены Варе. Давайте поимеем Гант. И вот там я буду первым на каждой из их траханных стен, даже если это будет забор огорода.
        Гормо Нерго молчал почти сутки. Когда его чуть ли не силком вытащили на берег, он погрузился в свои мысли и отказывался от еды и сна. Даже костер пришлось разводить рядом с начальником лейнского стола. Ночью заявилась одинокая серая тварь, но трое караульных справились с незваным гостем. Это происшествие взбодрило и впавшего в депрессию пуаньи. Еще час солдаты и негласные, ощетинившись клинками, всматривались в темноту, но никто больше не появился. Кластаро Нерго дал указание привязать труп к бревну и опустить его в воду - чтобы не стух сразу.
        Утром у брода объявился еще один десяток из красного эскадрона. Новоприбывшие егеря с оторопью рассматривали тело серого. За все время поисков им ничего подобного не встретилось, лейтенант так вообще полагал весь этот поход блажью негласных, от которых только беспокойство и скучное шатание по лесам.
        К концу дня на берегах Красной стало даже тесно: десятки подтягивались один за другим. Гантиры обозначили свое присутствие, устроив показательный развод стражников. Мол, мы тут, только суньтесь. Гормо с ненавистью смотрел на них, но отдавал себе отчет, что даже решись они сейчас на небольшое вторжение, ничего хорошего из этого не выйдет. И дело даже не в последующих дипломатических разбирательствах и последствиями для него лично, нет. Просто у егерей, и это казалось ему совсем странным, не было луков. А у гантиров они были. Вздумай Третий егерский сейчас начать форсирование Красной, их всех перестреляют как на тренировочном поле.
        А на второе утро объявилось все возможное начальство: полковник Ультеро по пути наткнулся на самого Кайло Шмарсси. Главный черный выглядел изможденным, и его прихвостень с беспокойством глядел на своего начальника. Вастер сразу же потребовал доклад.
        - Мы их упустили, - просто ответил Гормо.
        Шмарсси помолчал, внимательно глядя в глаза лейнцу. Какие мысли крутились сейчас в его голове - кластаро Нерго было плевать.
        - Подробнее, Гормо, - прошипел черный.
        Теперь какое-то время молчал начальник лейнского стола. Чуть в стороне стоял Наска, и, кажется, в рукаве у него был спрятан нож. Неожиданная преданность агента была приятна, тем более что и егеря десятка лейтенанта Урго как-то подсобрались. Но устраивать тут бойню с возможным убийством вастера Шмарсси - упаси Творец, там такие ситуации начнутся, что мало не покажется никому.
        - Они перешли в Гант. Гантиры их забрали прямо из-под наших рук…
        - Они переходили на нашу сторону? - перебил лейнца вопросом черный.
        - Нет… но чуть не перестреляли нас, когда мы почти вылезли на их берегу.
        - Вот оно как… хм… ну, продолжайте.
        - А что продолжать… Мы вообще не должны были успеть, господин начальник Черного стола Негласного кабинета. Если бы все шло по плану, мы вышли бы сюда со всеми остальными примерно, вчера утром. К тому времени ваш дамнор успел бы перейти реку, мы даже не узнали бы, что он тут был. Если бы не эти серые, мы бы эту парочку и не увидели.
        - Какие серые?
        - А вон в воде лежит один, сами посмотрите.
        Вастер Шмарсси молча развернулся и направился к берегу. Егеря, толпившиеся вокруг трупа твари, расступились. Черный долго рассматривал тело, что-то спросил у своего советника, но тот отрицательно помотал головой.
        - Что это такое? - спросил Шмарсси у Гормо.
        - Без понятия. Но они стоили нам жизни одного егеря. Эти уроды умеют отводить глаза и оказывают воздействие из ментальных, жертва теряет волю. Одна была бы не так страшна, но их там было больше двух десятков. Пришлось прорываться, поэтому-то мы и вышли на берег раньше всех. Я никогда так еще не бегал, благородный пуаньи, и не стесняюсь признаться в этом.
        - Три короля… кто с Вами был?
        - Мои агенты и десяток лейтенанта Лармо Урго.
        - Лармо Урго? Лончийское имя.
        - Бывает же такое! - не удержался от сарказма Гормо. - Только не напоминайте ему лишний раз об этом. Молодой человек заслуживает поощрения за эту… операцию. Всем септрери бы такими быть. Извините, вастер Шмарсси, я очень устал. Мне не двадцать лет, и бег по лесу, битвы, где мне в голову залезают всякие твари, переговоры с этими ублюдочными гантирами по пояс в ледяной воде - не для моих костей и мышц. Я хочу хотя бы сесть.
        Опять черный ответил не сразу, внимательно разглядывая лейнца. Да, было чему удивляться: совсем не стыковался образ глуповатого и недалекого начальника провинциального стола Негласного кабинета с вот этим вот наглым от физического и морального опустошения человеком.
        - Отдыхайте, кластаро Нерго.
        Пуаньи отошел к тлеющему костру и улегся прямо на голый гранит, подложив под голову чей-то вещмешок. Шмарсси взял в оборот лейтенанта, тот слегка отстраненно докладывал, но Гормо никак не мог разобрать слов, хотя разговаривали всего в нескольких шагах от него. В ушах шумело, глаза болели и негласный с облегчением закрыл их. Не сказать, что стало сильно легче, но хотя бы исчезла резь. Все же он и в самом деле устал.
        - Шеф, Вас зовут.
        Гормо не заметил, как уснул. Наска сидел на корточках рядом с ним.
        - Что там у них?
        - Не знаю, но, по-моему, ничего хорошего. Шмарсси зол как драный кот по весне, полковник тоже не в духе. Не успел выяснить, но кто-то еще подтянулся.
        Агент помог подняться, и пуаньи поплелся к «командирскому» костру. Вечерело, небо заволакивало дымкой, которая назавтра наверняка превратится в густые облака, несущие мерзейший дождь. Ничего хорошего от этого мира Гормо уже не ждал.
        - А, кластаро Нерго, садитесь. От имени Черного стола Негласного кабинета Его Величества Геверро Третьего выношу Вам благодарность.
        Первым желанием лейнца было заявить, мол, засуньте свою благодарность себе и трем королям в задницу, но тут до Гормо дошел смысл сказанного. То есть его не только не ругают, так еще вроде как и спасибо говорят.
        - Задание наше можно считать проваленным, но надо признать, что шансов было изначально не очень много. Поэтому завтра выступаем обратно. У нас тут полно новостей, пока Вы дрыхли… выдохните! Ничего плохого я в виду не имел. Расспросил тут солдат Ваших, получил… удовольствие. В детстве от восторга бы визжал, услышав такое. Нечто подобное и нас пыталось атаковать к югу отсюда.
        - Что это?
        - Не знаю. И никто не может сказать. Вот вам и «дурные места». Золотых сюда направят сразу, помяните мое слово. Я и сокола отправлю сразу же.
        - Все так серьезно?
        - Серьезнее некуда, - вмешался в разговор полковник. - У меня исчезло три десятка. Начисто. А они, как Вы сами видели, не дети на прогулке. Еще один десяток пришел ополовиненный. Их чуть было не вырезали ночью, но кто-то сумел справиться с этой сраной магией и начал драться. В сутолоке растолкал еще целых… в общем, погуляли по лесу.
        - Откуда они тут взялись, что и в Лейно никто не знает - пробормотал Гормо. - Рядом же совсем.
        - Меня, кластаро Нерго, много чего удивляет в этой ерунде. Мои мальчики как один говорят, что чаща тут пустая - ни зверья, ни птиц почти. Что эти уроды жрут-то? Но на деревни ведь не нападают, иначе разговоры были бы.
        Подошел майор синего эскадрона, извинился за вторжение и что-то на ухо сказал Ультеро. «Разрешаю», - ответил тот и снова повернулся к негласным.
        - А еще люди полковника нашли последнюю стоянку наших беглецов. Там был труп лошади, обычный для торопящихся путешественников мусор и прикопанная сумка. Посмотрите, Гормо, Вам будет интересно.
        Снулый советник подвинул лейнцу большую переметную суму. Кластаро Нерго заглянул внутрь и обалдел.
        Золота там хватило бы на жизнь, полную излишеств. Да таких, что и с самой жизнью не совместимы.
        - Хорошо вы напугали егерей, Гормо, - усмехнулся Шмарсси. - Они даже прощупать что там внутри, не пытались.
        - Что же у них тогда с собой, что они бросили все вот это? - все еще не до конца придя в себя пробормотал кластаро.
        - А вот это - разговор отдельный, но, боюсь, что не с Вами, - жестко ответил черный. - Извините, но тут закрутился такой узел, что не по Вашим рукам его распутывать. И поверьте мне, Гормо, я бы дорого дал за то, чтобы и своими не касаться. Полковник, и не надо пытаться гадать и задавать наводящие вопросы. Все кончено. Завтра утром возвращаемся - егеря к себе, мы с Гормо в Лейно. По пути пытаемся выяснить судьбу пропавших. Этот лейтенант-лонча сказал, что серые явно сбивали вас с пути, есть надежда, что остальные просто заблудились.
        - Но слабая, - мрачно сказал полковник.
        - Слабая, - согласился вастер Шмарсси. - Но хоть какая-то. Здесь нам делать в любом случае больше нечего. Или Вы, Прайло, еще что-то имеете сказать?
        Советник сначала отрицательно покачал головой, но все же спросил:
        - А седла были там, где сумку нашли?
        - Не видели… - задумчиво сказал вастер Шмарсси. - А должно быть?
        - Зачем лошадь без седла? А при них на переправе не было ведь ничего такого?
        Гормо признал, что седла у беглецов он не приметил, а не увидеть его было бы определенно невозможно. Полковник кликнул адъютанта, велев перерыть все вокруг, но найти искомое.
        - Да, надо ли говорить, господа, что все произошедшее не то чтобы секретно, но распространение сведений о перипетиях этого похода Черный стол не порадуют? - задал риторический вопрос Шмарсси. - Вот и славненько. Ультеро, организуйте мне горячую пищу. Мой советник - человек исключительных талантов, но кулинарными его Творец обделил совсем.
        Кайло Шмарсси, начальник Черного стола Негласного кабинета.
        Выбить карету в Лейно не удалось. Нерго был и не против отдать столичным гостям все, что те пожелают, но тот экипаж, который присылали за Кайло недавно, числился городской собственностью. Клерки в магистрате бледнели, дрожали, но никто так и не взял на себя ответственность за разбазаривание имущества в виде кареты. Даже для пользы самого вастера Шмарсси.
        Черный уедет, а за дорогой экипаж потом кто-нибудь да спросит. Под конец года, когда круги на болотистой водице, вызванные приездом столичной знаменитости, завязнут в тине повседневных забот - настойчивая просьба вастера уже не будет выглядеть в глазах начальства достаточным оправданием. Шмарсси далеко, он уже не страшен.
        Удивительно, но даже заводных коней не срослось выбить! Прайло ехал на своей кобылке, а господину начальнику всех черных уже хотелось начать какое-нибудь расследование, непременно бы завершившееся установлением несомненной вины всех старейшин Лейно. Только тогда нашлась хотя и крепенькая, но все равно кляча грязно-бурой масти, изъятая за долги по податям у спившегося купчишки.
        Западный тракт давно вывел господ негласных в Шессотэ. В столицу провинции они рассчитывали въехать дня через два. Как меланхолично заметил Варконне, все, что было в их силах, они сделали: беглецов упустили, сокола с подробным отчетом послали, даже выбили денег на вознаграждение егерей, обещанное тем Гормо Нерго. Куда торопиться? Нет, конечно, плестись со скоростью беззаботного гуртовщика не следовало, но и загонять лошадей незачем. Подумав, вастер Шмарсси был вынужден согласиться с аргументами своего советника. Сначала-то он хотел рвануть в Лиссано во всю прыть, но в самом деле: раньше прибудешь - больше неприятных вопросов зададут. Даже у Кайло Шмарсси есть начальство.
        - А почему мы уверены, что там все же было завещание Клейдарда? - вдруг спросил он Прайло.
        - Потому что Вы так сказали? - невозмутимо ответил тот.
        - Прайло!
        Советник улыбнулся.
        - Это логичное объяснение, шеф, - пояснил он, довольный своей шуткой. - Я бы не понял этого просто потому, что мало знал об этом в принципе. После же Вашего рассказа полагаю, что многое объясняется. В том числе и гора золота, брошенная Вагнером и его подельником.
        Да уж, столько королей сразу, и не только королей, но и крупных монет иных стран, не каждый день увидишь, если только ты не казначей в столичном арсенале. Варконне оказался прав и с этим седлом: нашли его, закопанное еще глубже. Обычный результат работы безвестного шорника. Советник снова удивил всех, распоров шов, который с виду никогда не трогали.
        Опять же - золото! Варконне безапелляционно заявил, что седло это принадлежало витаньери, егеря его поддержали: тут и потертость от ножен справа, и вообще подобные вещи делали на юге, в том числе и в наемническом раю - в Дельте. Увы, но больше никаких зацепок не было.
        - Не нравится мне, что слишком легко мы пришли к этому выводу, - проворчал вастер Шмарсси.
        - Это как раз объяснимо. Вы, шеф, сами того не понимая, подбираете своих людей по своему подобию. И мы все, так или иначе, мыслим схожим образом. Как Вы.
        - То есть Вы хотите сказать, что являетесь копией меня?
        - Я наблюдательнее.
        - Совсем скромность потерял!
        - Не без этого, - важно кивнул советник. - Но все же в этом и наша сила, и наша слабость.
        - Поясните.
        Мысль была новая, в этом аспекте свое ведомство Кайло еще не рассматривал.
        - Охотно. Черный стол сейчас представляет из себя сборище странствующих аналитиков. Ваши агенты, шеф, конечно, все разные, но прежде всего, будут рассматривать любую проблему с позиции прямой логики. Любой из нас разложит ее на составляющие, осмыслит каждый момент отдельно и в связи с остальными, снова соберет части воедино и сделает окончательный вывод. Так уж случилось, что Вы сами собрали такую команду.
        - И где же тут слабость?
        - В силе. Сейчас объясню! - повысил, хотя и вежливо, голос Варконне, заметив, что начальство собирается перебить его. - Если случится что-то выходящее за рамки обычного, никто из Ваших людей не будет способен быстро отреагировать. Там, где хоть один элемент предстанет чем-то необычным, выходящим за пределы обычных знаний, мы либо останемся без ответа, либо ошибемся. И даже не поймем этого, что еще хуже.
        - И как это исправить? - ошарашено спросил вастер Шмарсси.
        - Не знаю, шеф. Я же тоже скучный логик и всегда буду искать разумное объяснение там, где стоит поверить в чудо и оттолкнуться от этой веры. Заметьте - среди Ваших подчиненных нет ни одного мага.
        - Это как раз неудивительно, попробуй замани стоящего специалиста на службу короне.
        - Я не про специалистов. У нас в нашем Столе нет ни одного хоть сколько-нибудь одаренного, наделенного хотя бы крохотной искоркой таланта к Тонкому искусству. Как нет и фантазеров, мечтателей, романтиков. Я не говорю, что они нам нужны, но учитывать это следует.
        Вастер какое-то время молчал, но не преминул заметить:
        - Слишком сложно рассуждаете.
        - Может, и так, - опять согласился советник.
        Кайло Шмарсси вздохнул.
        Лошади мерно взбивали дорожную пыль, небо затянуло хмарью, и за это стоило благодарить Творца. Шессотэ - край бесконечных нив, здесь не укрыться от палящего солнца, если день выдастся жарким.
        Варконне выглядел на редкость скромно, облачившись в дорожный костюм цвета застенчивого булыжника. Начальник Черного стола знал тайну одежд своего подчиненного: все его наряды были так хитро сшиты, что их можно было выворачивать наизнанку и надевать снова, никто и не заметит, что серый жакет - это все та же куртка кошмарного салатового цвета. Придумка была самого Прайло. Зато и дорожный тюк его был небольших размеров.
        - Знаете, что меня смущает? - сказал вдруг советник. - Монеты в седле. Это септрерские короли в большинстве своем.
        - И что в этом такого? - не понял Шмарсси.
        - Да вот есть странность. Если это был витаньери, то Вы полагаете, что он воевал в Септрери?
        - Нет, конечно, уже давно даже дельтовские пуаньи не суются… Вы хотите сказать… но ведь он мог быть в охране?
        - Мог, конечно. Но много ли витаньери ездят по дорогам королевства как охранники? Нет, это вряд ли. Я все же допустил бы, что служил, то есть работал, он не в Септрери. Но жалование у него - в наших золотых королях. И вот еще странность: монеты старые.
        Сейчас и вастер Шмарсси вспомнил этот факт. Арсенал строго следит за оборотом монет в королевстве, и все потертые, старые отправляются на перечеканку. На беду фальшивомонетчикам, которым проще «разбавить» своим товаром как раз ветхие деньги. А содержимое седла неизвестного наемника и в самом деле могло довести до удара любого казначейного инспектора.
        - Не понимаю…
        - Я пока тоже, но могу предположить, шеф. Смотрите: есть наемник, которому платят септрерскими монетами. И при этом вряд ли он работает в Септрери - предположим именно это. И при этом монеты у него старые. Что это может означать? Что его наниматель - кто-то из опальных пуаньи? В изгнании?
        - Хмм… надо подумать. Я так не вспомню сейчас никого, кто был бы в изгнании. Надо будет зайти на чашечку крела к грастери Вирло.
        Начальник Красного стола мог знать больше, это несомненно. В конце концов, дела внутренней безопасности - его подведомственность.
        Вастер Шмарсси грастери Вирло не любил, полагая, что тот слишком уж большое значение придает титулам. Кайло казалось, что знатный пуаньи вот уже много лет никак не может смириться, что находится на одной служебной ступеньке с каким-то вастером, лен которого исчез в незапамятные времена.
        Разговор сам собой стих, и господа негласные какое-то время ехали молча. Лошади уныло перебирали ногами, вздымая копытами фонтанчики пыли. Кайло поинтересовался здоровьем сестры своего советника, тот поблагодарил, мол, волею Творца здорова, хотя никак и не может выполнить свою самую важную с ее разумения женскую миссию. И даже один раз вроде как понесла, но не удержала.
        - Вы ведь с ней живете?
        - Да, у нас дом один, остался от родителей. Небольшой, в Новой Роллате.
        - Не лучший конец.
        - Что есть, зато свое. С мужем сестры мы в нормальных отношениях, особенно после того, как разделили дом. Да и в дороге я постоянно, Вы же знаете.
        И тут отвлеченный разговор пришлось прервать.
        - Лысый…
        - Прайло!
        - Извините… три короля мне в глотку!
        И было от чего выругаться.
        Слитный перестук множества копыт был слышен задолго до того, как из пыльного облака появились всадники. Первым ехал никто иной как лоастери Вианно. Рядом с ним, держа руку на эфесе меча, угрюмо смотрел на господ негласных гвард-капитан Киальо. Он поднял руку и кавалькада остановилась.
        Пока люди принца осаживали и успокаивали притомившихся лошадей, Кайло Шмарсси попытался прикинуть, сколько же гвардейцев сопровождает Вианно, но хвост колонны терялся в жарком мареве. Никак не меньше пяти сотен.
        - Валле? - как менее знатный негласный соблюл этикет, поприветствовав принца первым.
        - Кайло, - с саркастической усмешкой ответил Вианно. - Какая неприятная встреча.
        Гвардейцы молчали, только изредка всхрапывали и нервно переступали лошади. Никто не произносил ни звука, но напряженные лица в этой тишине нервировали гораздо больше, чем если бы все они разом принялись угрожать парочке негласных.
        - Чем же я Вас так обидел, Валле?
        - Тем, что суете нос не в свои дела!
        - Позвольте, но у меня работа такая, - искренне возмутился вастер Шмарсси. - И я вроде как не давал повода подозревать меня во вмешательстве в Ваши дела!
        Это, конечно, была неправда, но лоастери Вианно вряд ли об этом знал.
        - И Вы будете утверждать, что случайно оказываетесь у меня на пути?!
        - Вообще-то я Вам навстречу еду, - огрызнулся Кайло. - Поработайте головой, принц! Вы не главный камень в бусах, чтобы все только на Вас и смотрели!
        Принц крови побелел от ярости, а гвард-капитан на палец освободил клинок из ножен и вопросительно посмотрел на своего покровителя.
        В этот момент вастер Шмарсси подумал, что лоастери вполне может отдать приказ избавиться от столь не вовремя встреченных соглядатаев. В том, что Киальо выполнит команду с садистским удовольствием, он не сомневался.
        Начальник Черного стола, стараясь не выдать нервное напряжение, оглянулся по сторонам. Нет, он не питал иллюзий на то, что удастся убежать, его больше интересовал вопрос, где гвардейцы смогут спрятать тела. Вокруг, куда ни кинь взгляд, простирались пшеничные поля, уже готовые к жатве. Редкие ряды кривых деревьев, делившие нивы, не могли послужить надежным схроном, да и натопчут ведь, когда потащат!
        Как ни странно, мандраж быстро прошел. То ли это было смирение с неизбежным, то ли непроницаемо-скучающее лицо советника так подействовало, но Кайло успокоился. Он припомнил все, что знал о характере принца. Властолюбие - это понятно. Болезненно самолюбив, вспыльчив, но при этом достаточно умен и осторожен.
        - Кайло…
        - Я уже скоро как шестьдесят лет как Кайло, - перехватил инициативу в разговоре негласный. - Валле, Творец в свидетели - я не спал нормально уже больше десятины, у меня единственное желание сейчас - добраться до Лиссано и завалиться в постель на сутки. Те приключения, которые мне выпали в Лейно, давно уже не для моего возраста.
        Лоастери Вианно слегка опешил:
        - В Лейно? Я думал… думал…
        - Вот и думайте дальше! Скажите своим мордоворотам, чтобы подвинулись и освободили дорогу.
        Гвард-капитан склонился к уху принца и что-то прошептал.
        Скотина, предлагает прикончить ведь!
        Причин лютой ненависти гвардейца к Негласному кабинету вастер Шмарсси не знал. Так как Киальо этому кабинету был интересен, начальник Черного стола, естественно, читал донесения агентов и размышления советников по его поводу, старательно сведенные в один фолиант. В них неоднократно отмечалась нелюбовь гвард-капитана к негласным, но причина ее каждый раз указывалась неопознанной.
        А где-то позади колонны гвардейцев началось шевеление, отвлекшее принца и его капитана от споров о судьбе вастера Шмарсси. Гвардейцы торопливо освобождали дорогу, а лоастери Вианно стремительно погрустнел, потому как со стороны Шессони к нему подъехал кластаро Ньери Ктардев с сопровождающими в количестве трех человек.
        Кластаро Ктардев восседал на пегом жеребце благородных кровей так, словно сам Его Величество Геверро Третий почтил Западный тракт своим присутствием. Он не удостоил даже взглядом совсем уж притихших гвардейцев и остановился только рядом с принцем.
        Даже на лицо советник начальника Золотого стола выглядел опасным человеком. Так уж заведено, что острые черты, высокие скулы и колючие глаза под стремительными бровями заставляют боязливо поежиться даже храбреца. Ньери Ктардева при этом боялись хотя бы и потому, что он, будучи ленным кластаро, служил под началом господина Драмгарро, который и пуаньи-то не был! Молва полагала это чуть ли не мезальянсом, но высказать это в лицо кластаро Ктардеву никто не решился бы.
        Если себя Кайло Шмарсси полагал абсолютно бесталанным к Тонкому искусству, то золотой советник слыл одним из сильнейших магов если не в Септрери, то в Лиссано точно. Сам Ньери как-то признался начальнику черных, что в том же Контрарди есть достаточно специалистов опытнее него, но вот что точно вастер знал - мало кто мог сравниться с Ктардевым в умении умертвить человека своими чарами. Он и на службе оказался после неприятной истории с одной дуэлью. Молодого кластаро вызвал некий пуаньи из восточных провинций, уверовавший в собственную непобедимость на клинках. Но неосторожно-хвастливое разрешение, данное им сопернику, использовать любые средства обернулось для бедняги летальным исходом: Ктардев даже не стал обнажать меча. Просто сразу с командой секундантов «бейсь!» задира упал замертво. Потом при вскрытии золотые констатировали, что у убитого мозг запекся так, что хоть сейчас подавай к столу, буде кто решит нарушить законы людские и божеские.
        По дуэльным обычаям Ньери Ктардев был прав, в глазах людских он поступил бесчестно, но на это горделивому кластаро было наплевать. Только вот Злодейское уложение поединок рассматривало как убийство, поэтому была бы молодому магу прямая дорога на каторгу, но тут вмешался Драмгарро, предложивший Ктардеву перейти под свое покровительство. На каторгу Ньери не хотел, но никто не знает, о чем он говорил с начальником золотых, что вышел из его кабинета его самым преданным сторонником. Не из благодарности - многие говорили, что советнику это чувство неведомо, - но по какому-то своему собственному убеждению.
        - Киальо, не смотрите на меня, как крыса на кота.
        Гвард-капитан яростно оскалился, но лоастери Вианно положил ему руку на локоть.
        - Я понимаю, что Вы хотите меня убить, вастера Шмарсси хотите убить, но лучше езжайте, куда ехали, если не хотите, чтобы все королевство гонялось за Вами, как за бешеной крысой.
        - Не называйте меня крысой!
        Кластаро Ктардев внимательно посмотрел на Киальо. Тот не отвел свой взгляд, сверкая глазами так, будто внутри каждого разожгли по огромному, жаркому костру.
        - Я не называл Вас крысой, Киальо, - спокойно ответил золотой. - Слушайте меня внимательно. Если же Вы хотите поединка, то я не предоставлю Вам такой возможности, а просто убью Вас. Как бешеную крысу. И любого, кто попытается вступиться за Вас. Все понятно?
        Лоастери Вианно схватил гвард-капитана за рукав, но сплюнул и просто выехал вперед.
        - Ньери, а Вам-то я чем обязан таким вниманием к моей персоне?
        - Валле, слушайте, Вы не главный камень в бусах…
        Вастер Шмарсси не выдержал и рассмеялся, причем Прайло к нему присоединился. Кластаро Ктардев непонимающе нахмурился, пришлось объясниться:
        - Ньери, я ему то же самое сказал несколько минут назад. Но принц решил, что мы все по его душу сорвались. Хотя мне вот делать больше нечего, как за ним по всем дорогам гоняться!
        - Да уж, делать тебе нечего. Когда твое письмецо легло мне на стол, я даже не поверил сначала. Хорошо, что ты мне встретился, расскажешь побольше. Хотя времени мало - эту гадость надо вычистить, пока не расплодились. Да и расшевелил ты их там…
        - Я их не трогал, это Нерго наткнулся на этот серый кошмар. Прибудешь в Лейно - лучше с ним поговори.
        - Принято. Как он сам?
        Кайло пожал плечами.
        - Да как обычно. Дураком был, дураком оставался, когда я приехал. Но после этой прогулки как проснулся. В последнее время вокруг меня вообще люди вдруг меняться начинают. Вот, хочу представить тебе моего советника.
        - Прайло Варконне - твой советник?
        - С недавних пор.
        Кластаро Ктардев изумленно покачал головой.
        Принц сидел в своем богато украшенном седле рядом и был несколько смущен, что двое негласных говорят так, словно его тут и нет. Он несколько наигранно откашлялся, чем привлек внимание золотого.
        - Валле, я Вас не задерживаю. Вы ведь куда-то ехали? Куда не хотите сказать?
        Лоастери слегка побледнел - очевидно, что ответа у него заготовлено не было, но Ктардев и не дал ему ответить:
        - Нет? Ну и три короля с Вами, катитесь, куда катились. А у нас тут нечисть завелась, не до Вас.
        Ввязываться в споры о вежливости и этикете с магом, умеющим убивать мгновенно, не хотелось даже принцу крови, не имеющему и искры таланта. Он нашел в себе силы улыбнуться, переводя ситуацию в слегка комичную, а значит и не несущую ущерба для репутации и чести, и махнул рукой вперед. Кавалькада двинулась дальше, уводя с собой кипящего от злости гвард-капитана Киальо, шесть (а не пять, как показалось Кайло сначала) сотен гвардейцев, заводных коней и небольшой обоз.
        - Прямо армия целая, - хмыкнул Варконне.
        - Прямо армия, - согласился Ктардев. - И не самая слабая, признаем сразу. Шестьсот жандармов способны снести любую армию любого кластерьи в Дельте. Пехоту и лучников наш Валле наймет на месте прямо, денег у него хватит на лучших витаньери, ватаги потянутся к нему, как комары на белое.
        Золотой жестом отправил своих телохранителей вперед, и те тронули своих коней неторопливым шагом.
        - Кайло, что за ерунда творится? Зачем ты полез в этот лес? Зачем вообще рванул вдруг в Лейно? Зачем раньше времени начал с Валле эту затею?
        С Ньери хотелось поделиться всем тем, что уже удалось выяснить и о чем оставалось только догадываться. С золотым советником у вастера Шмарсси были хорошие, даже приятельские отношения. Но если он в неведении о том, что возможно нашлось завещание Клейдарда, то не начальнику черных просвещать Ктардева об этом.
        Секретность и субординация - это золотой понимал, поэтому сожалеющее «не могу сейчас рассказать» воспринял спокойно, лишь поинтересовавшись, не помешает ли отсутствие информации ему.
        - Нет, - вместо шефа ответил Варконне. - Совсем не помешает. Но Вы лучше возвращайтесь поскорее.
        Кластаро Ктардев вопросительно посмотрел на Шмарсси, но черный только кивнул.
        Ньери усмехнулся и пустил жеребца рысью - догонять своих.
        Кайло какое-то время смотрел ему вслед, потом задумчиво сказал:
        - Я ему завидую сейчас.
        - Ничего, - успокоил его Прайло, - отловит этих серых, вернется, и его загрузят нашими проблемами.
        - Загрузят, - согласился вастер Шмарсси. - Три короля! Ведь так и не спросил, а что это вообще за серые такие!
        - А ведь точно! Ладно Вы, шеф, но как я таким дураком оказался?
        - Прайло!
        Советник весело рассмеялся.
        Конец первой части.