БЕРЕЗИН АЛЕКСАНДР
        
        ХРОНИКИ НОВОРОСЬЯ.
        
        
        "Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии. Аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий." (Псалом 126, 1)
        "Жена твоя, яко лоза плодовита в странах дому твоего, сынове твои, яко насаждения масличная, окрест трапезы твоея." (Псалом 127, 3-4)
        Предисловие.
        Составить записки об истории Новоросья от Обретения Врат до того времени, которое можно условно назвать современностью я собирался давно. Конечно, существуют официальные хроники, "Золотая Книга", "История Церкви Новой России" и другие... но ни один из этих ценнейших текстов не адаптирован, к сожалению, к читателю живущему По Ту Сторону Врат, то есть в Старом Мире. Новороссы уже несколько тысяч лет пользуются своим, сильно измененным вариантом Древнего Русского языка, но дело даже не в этом - я мог бы сам перевести все эти тексты... Дело в том, что жители Новой России настолько мало походят на современных людей Старого Мира, как по менталитету, так и по культуре, что даже в переводе любая хроника Нового Мира была бы крайне сложной для прочтения и должного понимания современным читателем. Поэтому я решил засесть за этот труд, который вряд ли можно будет окончить и за сотню лет непрерывной работы, чтобы оставить Старому Миру единственное насколько возможно объективное свидетельство о событиях, произошедших в Новой России за тринадцать тысячелетий её богатейшей истории. Во всяком случае, на время
составления первых книг моего труда я твердо решил не покидать Старого Мира, чтобы по возможности отрешиться от многочисленных влияний, которым я был бы неибежно подвергнут, если бы писал, находясь в самой Новороссии. Келья хрониста-отшельника - это моя дача в селе Покровском в часе езды от Москвы; я поселился здесь несколько недель назад с моей женой Любой специально для составления моей книги. Сейчас полночь,
25 июля 2003 года; мы с Любой посмотрели по ОРТ какую-то очередную голливудскую фантазию, после чего супруга отправилась спать, а я включил комп и засел в своем кабинете с запасом кофе. Часов до трех, думаю, просижу, но не позже - завтра рано вставать, ехать в райцентр за продуктами... но начать надо. Я свято верю, что вся история Новороссии может послужить ценнейшим уроком для человечества где бы оно ни жило, в какую форму бы ни была облечена его цивилизация, какова бы ни была ступень его технологического развития. Уроком тяжелым, быть может жестоким, но бесценным. К счастью, история Новороссии не закончена, и , быть может, только начинается... и мой долг - по крайней мере оповестить жителей Старого Мира о том, что земная история неизбежно придет в соприкосновение с Миром Новороссии - но, скорее всего уже не потаенно, как это случалось до настоящего времени. Читатель должен запастись терпением, как пред дальним путешествием в незнаемую даль, но терпение его будет, я уверен, щедро вознаграждено. Повторю, урок будет тяжел, но ценен. Имеющие уши да слышат...
        КНИГА ПЕРВАЯ.
        ЧАСТЬ 1. ЭПОХА ПЕРЕСЕЛЕНИЯ.
        1.
        Мы с Любой познакомились в Петербурге, где я "пытал счастье" в поисках применения своему только что полученному диплому филолога (в 96-то году!), а она, закончив педмуз, занималась, можно сказать, тем же. Семьи обеих сторон восприняли наш брак в штыки (как это всегда бывает - неизвестно по каким причинам), жилья в Питере у нас не было, и мы, так и не сыграв "нормальной" свадьбы (посиделки в кругу друзей в общаге не считаю), отправились-таки туда, где могли рассчитывать на гипотетическую, но все же зарплату - в провинцию, в славный город Саранск, столицу великой Мордовии. Городок так себе, помельче Твери и побольше Рыбинска. Моя двоюродная сестра Нелли была там (в третий раз) замужем за неким Сергеем Георгиевичем Рузайкиным, работавшим, как он сам говорил, "по нефти", и её старая двухкомнатная на Светотехстрое (это район такой, остановок двенадцать от центра) пустовала. Туманно пообещав Нельке платить за хату триста тысяч "сразу как только", я устроился на малодоходную должность преподавателя русского-литературы в средней школе. Жена тоже нашла работу, но не в музыкальной школе, как хотелось бы, а
в той же общеобразовательной системе. Зарплат наших не хватало бы на жизнь даже если бы их выдавали, а тут... Люба как-то извернулась, нашла пару частных уроков музыки, а я пытался примазаться в качестве внештатника в местную газету, гордо именуемую "Столица С". Толку от этого было мало, и мне приходилось подрабатывать грузчиком. Год прошел в обычной для бюджетников того времени нищете, с распродажей носильных вещей и золотых украшений и жалких попытках приторговывать на рынке.
        Как-то раз, в начале июля 97-го, моя сестра Нелли пригласила нас с женой на неделю к Сергею на фазенду в Алатырский район (это уже Чувашия); ехать очень хотелось, но мы твердо решили отказаться, ведь дни отпусков были для нас какой-никакой, но возможностью подзаработать и проводить их праздно было бы нежелательно... Пишу об этом и думаю: ведь если бы мы тогда не поехали в Алатырь, я не нашел бы Врата и Новороссии бы просто не было... Но за два дня до намеченного срока Любина мама, движимая, разумеется, силою свыше (по собственной инициативе она бы никогда не потратила на дочь ни рубля) прислала триста тысяч, большущие деньги для нашей молодой учительской семьи, и я решил - едем! Один раз живем, и вообще, гулять так гулять!...
        Фазенда - двухэтажное деревянное строение с гаражом и баней - находилась километрах в десяти от собственно славного города Алатыря, практически посреди леса. Грибы, ягоды, орехи, недалеко протекает речка с чудным именем Ляля... Райское место, короче. Времяпровождение обычное для подобных "отдыхов" на природе: рыбалка-огород-шашлыки-пьянка-баня... На третий день нам с женой это порядком поднадоело, хотя по количеству выпитого мы оставались далеко позади хозяев. Ну, для меня улизнуть с очередного шашлычно-водочно-банного мероприятия труда не составило: я просто-напросто встал пораньше, а именно аж в пять часов утра, когда в доме всё спало и досматривало сны, и отправился налегке погулять по лесу, оставив на кухне заботливую записку: мол, ждите к обеду.
        - Свойства уникальные - онкология, легочные болезни, печень, кровь... Никакой другой трепел нигде в мире этих свойств не имеет. Потом, природная, неизвестно откуда взявшаяся радиация в земле... в пределах очень ограниченного района под городом. Уникальная статистика по детской смертности, самая низкая в 19 веке. То же самое с долгожителями! Достоверные, пока мало изученные легенды о древнем подземном народе, потомки которого - целители и колдуны, дожившие, возможно, и до наших дней где-нибудь в глухих мордовских селах. До сих пор есть участки леса, куда местные жители никогда не ходят - этнографы говорят о каком-то древнем табу. Сведения об окнах в параллельные миры...
        "Тайна алатырских лесов... да, интересно, может и вправду за этим что-то кроется..." думал я, рассеянно жуя землянику. "Пор крайней мере, этот лес производит некое впечатление..."
        "Грот? Интересно".
        "Настоящая пещера!"
        "Метров пятнадцать глубины будет, если не больше..."
        Я наконец щелкнул зажигалкой и осмотрелся. Ничего особенного, пещера как пещера, ни иероглифов, ни наскальных росписей, ни скелетов древних воинов (ну да, разыгралось воображение, признаюсь...) ни даже сталактитов и сталагмитов не наблюдалось. Подземный ход вывел меня в то, что почему-то принято называть залом, то есть в склеп размерами эдак 3 х 6 х 6 м.
        "Ничего особенного. Ладно, дойду до конца, раз уж начал, спелеолог..."
        "Ну и ну... впрочем, очки целы, кости тоже... Кажется, это яма. Идиот, не мог осторожнее"
        Но "это" ямой не было. Был тот же непритязательный коридорчик, показавшийся мне вдруг очень высоким и широким - то что залами называют, точно! Я поднялся метрах в двух от того, что действительно было, кажется, чем-то вроде ямы. Я поспешил к выходу.
        "Вроде ж я не с бодуна... Нет, выходить отсюда надо, а то точно ноги себе переломаю".
        "Лабиринт!" не особенно паникуя помыслил я. "Как это там в "Иване Васильевиче"?... Замуровали, демоны!"
        "Уф, а ты боялся... Видно, просто другой выход."
        2.
        Леса не было. То есть был, но внизу, там где протекала нехилая такая речка шириной с Неву, а я стоял на порожке выхода из "лабиринта", который оканчивался выступом низенькой скалы - до ближайших кустов если не рукой подать, до добраться не особенно ободравшись можно было даже городскому человеку с филологическим образованием. Отходил от шока я недолго.
        "Одно из двух - либо я наглотался каких-нибудь пещерных галлюциногенов и спасти меня теперь могут только в госпитале имени Кащенко, либо так выглядит обычный такой параллельный мир - так, ничего особенного."
        "Как я сюда попал? Пещера... яма... я упал.. неужели это и есть вход сюда?! И есть ли выход?"
        "Не исследовать подробно всё это дело сейчас же - грех непростительный. К реке! По пути отметим особенности местной фауны с флорой. А жара стоит прямо-таки земная... Да и солнышко почти как наше."
        До реки я добрался за полчаса. Лес был всё-таки необыкновенный, да и вообще всё здесь было не так, прямо как за границей. Строго говоря, ни одного цветочка, ни одного деревца я не смог втиснуть в классификацию старика Линнея. В бабочках я не особенно разбираюсь, птицы прятались, как им и полагается, в листве, ну а деревья... ни одного тоньше чем в четыре обхвата и ниже двенадцатиэтажки здесь, казалось, не росло. Лес был какой-то пятиэтажный, как хрущоба: сначала трава изобилующая цветами прямо тропическими, не меньше чем по десять долларов букетик, потом тонколистый кустарничек ростом с меня (для справки: 187 см), с плодами, похожими на среднее арифметическое между сливой, шиповником и айвой, затем деревца повыше, вроде пальм, далее крыша из светлозеленых лиан, тоже с какими-то плодами вроде хурмы, и наконец величественные кроны царей леса. Как раз в том месте, где я вышел к реке - песчаных пляжей не наблюдалось, но к воде подойти было можно - в водную артерию впадал ручеек нарзанной чистоты. Моя пластиковая бутылка из-под "Очаковского" была пуста и жажда взяла свое - перекрестившись, я отпил.
        "Ессентуки, да и только... кстати, а это что такое?"
        "Когда вернусь на Родину, заживем. Если это можно продать."
        "Жизнь! Все почти как на Земле, в передаче "В мире животных"! Так вот ты какой, параллельный мир!"
        "Если междумировой ход действует нормально, в чем я убежден, то пора отчаливать. На первый раз хватит."
        "К шести буду на даче, если быстро идти", подумал я и побежал, изредка поглядывая на компас.
        - Как... - и тут я осекся. осененный внезапной догадкой. Я пулей влетел в дом и уставился на стенные часы на кухне. Они показывали 9 часов 50 минут. На моих было 17:56.
        "ВРЕМЯ!!! Там по другому течет время! Или его вообще нет по сравнению с земными часами, или оно замедлено в сотни раз!"
        Итак, жизнь простого русского интеллигента Александра Алексеевича Ивина, 1974 года рождения, тогда, двенадцатого июля
1997 года, в праздник апостолов Петра и Павла, круто повернула и устремилась в направлении, о конечной цели которого бесполезно было даже строить предположения...
        "Самое главное - не терять присутствие духа, оставаться самим собой, даже если теперь ты - герой фантастического романа и Пионер Новых Миров и чертте ещё что." - успокаивал себя я.
        Поэтому я спрятал изумруды подальше, одарил Любочку иномирными цветами, сославшись на уникальность местной флоры (она же у меня музыкант, а не ботаник) и в пять утра следующего дня, не сказав никому ни слова, отправился к месту, которое уже окрестил "Врата" (ну да, как в том идиотском сериале). С собой я нес: фонарик, охотничий нож, двустволку Сергея (он мне сам предлагал прогуляться, пострелять... лесники знакомые, говорил), запас патронов, фотоаппарат, рулетка, бинокль, контрольные часы и молоточек для проб грунта. До Врат я добрался по прямой часа за полтора. Переход в Тот мир прошел столь же безболезненно как и в первый раз, это было очень похоже на падение в неглубокую яму с приземлением на гладком камне. Впрочем, когда я освещал фонариком место "провала" в Нашем и в Том мире, ничего кроме колодца диаметром метра в два не наблюдалось. Вот так и "пропасть в никуда"! Приземление на той стороне так и осталось для меня загадкой... Я в пространственно-временных вихрях слабо разбираюсь.
        "Во-первых, узнаю, сколько здесь длится ночь, во-вторых посмотрим, есть ли здесь луна и звезды..."
        Заход солнца (ага, вот он где, запад... поправка на земной компас градусов в 20) сопровождался чудесным феноменом зеленого луча, столь редким на Земле... Солнце зашло в 08:35 по земным часам, но к тому времени я уже определил место ночевки - пещера Врат.
        "Ну, если здесь водятся змеи или тарантулы, мне несдобровать - ближайший врач находится в параллельном мире..."
        И, помолившись как обычно, я трижды прочел перед сном 90-й Псалом.
        Промаявшись всю ночь в прохладце Тамошней ночи, среди пятизвездочных удобств рюкзака-матраца и джинсов-подушки, я встал ни свет ни заря (19:40 на моих) и подытожил данные ночевки:
        1) луны никакой нет 2) звезды как у нас на Земле, только карта звездного неба ни на что не похожа 3) от заката до восхода в это время года (если они здесь вообще есть, времена года...) - 11 часов 56 минут 4) комары и москиты не беспокоят.
        И я, с новыми силами, принялся за разведку на местности. Поднявшись на небольшой холмик на плато, я, как с колеса обозрения, осмотрел то, что простиралось вокруг, заметив кстати, что линия горизонта здесь как-то поудаленнее, что позволило мне сделать вывод о величине планеты - раза в полтора больше в диаметре, чем Земля, хотя... никакого изменения силы тяжести не ощущалось. Тогда-то я и сделал первую беглую зарисовку местности, как те герои жюльверновского "Таинственного Острова". (Теперь этот эскиз хранится в Великокняжеской Библиотеке Петропавловска-на- Неве, вместе с другими ценнейшими документами так называемой Эпохи Переселения).
        Масштаб: 1: 300000 (в 1 см. 3 км.)
        
        Комментарии к карте:
        а) р. Нева - ширина в среднем 1 км., течет с С-З на Ю-В. В реку впадает, видимо, много ручейков, особенно с южной стороны, я обозначил только Фонтанку.
        б) р. Мойка - ширина 10-12 м, впадает в Неву
        в) р. Невка - ширина 8-10 м., впадает в Неву
        г) р. Черная речка - ширина 30-40 м., впадает в Неву
        д) Фонтанка - ручей длиной в 25 км, шириной до 6 м.
        з) скалистые склоны долины Невы - только с южной стороны, высота 20-30 м.
        и) С северной стороны плоскогорье саванны возвышается над рекой лишь на 8-10 м.
        й) Рельеф саванны волнистый, перепад высот - 15-20 м. Ни гор ни моря в пределах видимости не наблюдал.
        "Неужели я когда-нибудь смогу, если Бог даст, исследовать и нанести на карту - страшно сказать - целую планету! В одиночку это немыслимо..." - думал я с замиранием сердца. У меня вообще голова кругом шла от мыслей о тех невероятнейших по размаху перспективах, которые открывались передо мной... Целый мир в моем распоряжении. Скорее всего, необитаемый (я почему-то был в этом очень уверен).
        Я дождался заката и определил длину потусторонних суток -
38 с половиной земных часов. К вечеру похолодало, как и на Земле, заморосил дождик и я, обогащенный впечатлениями и вещдоками поспешил к Вратам. Когда я оказался в нашем мире, я буквально побежал к контрольным часам, оставленным у входа в Пещеру Врат. На Земле не прошло и минуты! Расчет показал, что скорость течения времени была в 2500 раз больше в Том мире! (Скажу сразу, что последующие исследования уточнили эту цифру до показателя 2512,
688 - именно столько секунд проходило в Том мире за одну земную секунду).
        3.
        На следующий день мы уезжали обратно в Саранск и я больше не смог отлучиться к Вратам. Мне удалось искусно спрятать все мои "улики" и мы вернулись домой без приключений. Я проявил все фото в тот же день, не пожалев денег. Дальше скрывать от супруги тайну Врат я не мог, да и не хотел - у нас с нею друг от друга, что называется, секретов не было. И вот, за ужином...
        Мы торопливо закурили и я начал свой рассказ. Через полчаса на столе, на полу и на диване лежали: сотни три отборных изумрудов; образцы породы, "гербарий" и мои фотографии. Я взахлеб изливал мои впечатления на жену, которая очень быстро перешла от изумления к восторгу.
        И мы стали обсуждать, как именно "подойти к делу с умом". Решили взять несколько самых мелких камней (а там были и такие - с куриное яйцо!) и послать меня с ними в Москву. На пару дней остановиться можно было, ... ну вот хотя бы у Пашки Горчакова. Сдавать камни в самые что ни на есть престижные ювелирные конторы, на вопросы о происхождении ценностей, если таковые будут, отвечать, мол, наследство от дедушки, всю жизнь проработавшего в Якутии.
        И "фирменный" поезд Саранск-Москва повлек меня навтречу приключениям.
        Кабинетец так себе... напомнил мне ту самую сцену "экспертизы" в Нью-Йорке из "Ширли-Мырли".
        - Да... (А это прямо Председатель с преподобным Саймоном Роллзом из "Принца Флоризеля"!) Вот он, кормилец...
        Уррраааа! Я летел из Дворца Умных и Богатых Ювелиров как на крыльях. Было ещё только десять утра, и я помчался навстречу своему счастью - торговать изумрудами. К вечеру я уже был отягощен суммой в размере ста восьмидесяти зеленых тысяч, зеленых как изумруд. А продано было всего десять камней! На следующий день, уже дрожа мелкой дрожью за свое богатство, я продолжил обход ювелиров. Сдано было ещё восемь камней и выручено ещё сто сорок тысяч баксов. Тогда я решил больше не искушать судьбу и, оставив на Пашкином трюмо стодолларовую купюру "за ночлег", отбыл восвояси.
        После этого я побывал на Той стороне ещё два раза с краткосрочным дружественным визитом (Любу с собой не брал - мало ли что...) и, к удовлетворению моему, констатировал неизменность временных параметров и, что было особенно важно, отсутствие воздействия времени Той стороны (или крайне замедленное воздействие) на предметы из нашего мира - мой бутерброд, сигарета и монетка оставались в Том мире как законсервированные в жидком азоте - за 150 лет никаких особых изменений, в то время как облик леса, саванны и даже ручьев сколько-нибудь, да изменился. Хорошо, что я разложил мои предметы-свидетели на камне прямо у входа в пещеру Врат, как следует замаскировав их от покушений "биологического фактора" - вдруг какой-нибудь мыши захочется полакомиться "Петром Первым"? Хорошо, что не было обвала пещеры... Физико-химического объяснения этого явления я дать, конечно, не мог, но кое-какие соображения были. Итак, Тот мир сулит нам, быть может, вечную молодость или почти таковую! Конечно, неизвестно, как То время влияет на живые организмы с Земли, это предстояло ещё проверить. Но в целом Тот Мир очень даже
смахивал на Страну Чудес из восточной сказки, страну, где исполняются все желания Героя с Чистым Сердцем и Неглупыми Мозгами. Того, кто пройдет те самые испытания и не позарится тщеславно на бренное богатство мира сего...
        - Много, сколько хочешь, лучше чем у нас... Твоей маме там хорошо... - отвечала моя жена, едва сдерживая слезы - ведь несмотря на все старания моей покойной сестры, их семья жила почти впроголодь - на дворе стоял 97 год...
        В те дни и другое счастье пришло в семью: Люба забеременела; к началу мая 1998-го мы ожидали пополнения. Радости нашей не было предела... и я сожалел, что мы с супругой не решились на это раньше из-за какого-то дурацкого безденежья. Ведь мы верили и знали, что Бог не оставит Своих чад и никакие деньги или их отсутствие не должны приниматься во внимание при исполнении семейного долга, по заповеди Господней "плодитесь и размножайтесь"... Но вера была пока слаба, и мирская суета поглощала наши неокрепшие души...
        В сердине августа я ещё раз ездил в Москву и продал изумрудов на двести сорок тысяч. стараясь не поддаваться жару "изумрудной лихорадки", я все же потратил часть денег на покупку разных разностей, которые раньше нам и присниться не могли: навороченный профессиональный киборд для Любаши, джип "Чероки" (я вскоре купил права), всевозможное компьютерное оборудование, чтобы не отставать от цивилизации... Но привлекать внимание публики - а особенно рэкета и налоговой - какими-то из ряда вон выходящими приобретениями не хотелось. А родственники уже наперебой просились в гости, отыскалась куча друзей, питавшим к нам все это время, как оказалось, самые нежные чувства... Вот он ты какой, цветочек аленький - миллионерская жисть!
        4.
        Утром, когда я вышел из гостиницы с очередной партией камней в кармане, меня уже поджидали трое. маленький, лысый, в золотых очках и с золотым зубом и четверо амбалов. Приехали на двух "Ягуарах". Кажется, я влип.
        Поплюхались в свои "Ягуары", отчалили. Уф...
        "Черт бы вас побрал, мафиози хреновы... Но откуда узнали?! Неужели ювелиры стучат? Скорее всего, больше некому. Что ж, сдам последнюю партию и больше в Москву ни ногой. Буду сбывать за границей, так спокойнее."
        Кое-кто из читателей возможно поторопится поставить нам обоим диагноз... Но, положа руку на сердце, разве вы хотя бы раз в жизни не пафосировали на тему "все бросить к такой-то матери и уехать..." А куда ехать, вариантов бывает множество: глухая деревня аж в ста км от Москвы, глухая деревня подальше, БАМ, сибирские леса, Земля Франца-Иосифа, необитаемый остров, Австралия... И уезжали же люди! Так что наше с Любашей решение отнюдь не относилось к области психиатрии, скорее - мистики.
        Я написал Михаилу Петровичу письмо (звонить, понятное дело, не хотелось), в котором как ни в чем не бывало предлагал ему купить мой секрет добычи изумрудов в местах, одному мне известных, за два миллиона долларов. Как-то вскользь я намекал, что места эти - где-то на Кавказе и что в скором времени я выеду туд сам для пополнения запасов, каковые и обязуюсь предъявить Михаилу Петровичу по первому его требованию. Тем временем мы вчетвером съехали с квартиры не продавая её и, соблюдая все правила конспирации, уехали почти без багажа в Нижний. Там я снял трехкомнатную, заплатив за два месяца вперед, и начал закупки. Всё свозилось на квартиру, а потом отправлялось железнодорожными контейнерами в Алатырь, так сказать, до востребования. Я предполагал, что бандиты скоро смогут найти нас и в Нижнем, поэтому постарался управиться меньше чем за месяц. Больше всего времени и сил я посвятил деликатному делу покупки оружия и нашей ветряной электростанции мощностью в тысячу киловатт-час, купленной мной за бешеную сумму в 40.000 долларов и доставленную в виде трехтонного контейнера на станцию Алатырь в день нашего
отъезда из Нижнего. Эта станция, носившая гордое название "Эолика", произведение одного из наших оборонных заводов, была моим блестящим достижением в приготовлениях к колониально- робинзоновской жизни. При хорошем раскладе, аккумулятор обеспечивал электричеством дом со всеми удобствами даже если все возможные аппараты работали бы круглосуточно на полную мощность. После всех закупок мы были обеспечены продовольствием и медикаментами на год вперед и у меня ещё оставалось чуть больше двухсот тысяч долларов на будущее.
        День Исхода был назначен на 20 августа, на следующий день после праздника Преображения. Мы все вместе побывали в монастыре, исповедались, причастились, заказали молебны о благом начинании и о путешествующих и отправились на дачу, куда накануне был свезен весь инвентарь. Теперь самое сложное было впереди: перенести все необходимое в тот мир нашими слабыми силами, стараясь, чтобы на Той Стороне не прошло за это время больше сорока-пятидесяти лет, а то кто его знает... впрочем, все было хорошо упаковано, на все случаи жизни. Вход в Пещеру Врат я заблаговременно расширил и надежно замаскировал, но сам джип бы, конечно, не проехал. Я прикинул: мой "Чероки" справился бы со всем делом за десять- двенадцать ходок. Водитель я не ахти какой, но ведь и ГИБДД в лесу нет и если бы нас кто и увидел в лесу с груженым джипом, кому бы пришло в голову КУДА мы направляемся? Так что за безопасность поездок я был спокоен. Другое дело - погрузка... Мы с супругой, встав в четыре утра, мучались до вечера пока все не отправилось, так сказать, в мир иной. Даже старшенькая помогала (ей мы сказали, что переезжаем в сказочную
страну, где круглый год лето и нет злых... и ведь правда!). Работа проще некуда: швыряй всё во Врата и прыгай изредка сам, чтобы разбирать образовавшиеся на Той Стороне завалы. Особенно осторожно пришлось обращаться с живым багажом: мы с Любой отправляли на Ту Сторону по три пары цыплят, индюшек, гусят, йоркширских поросят, ягнят, кроликов и козлят - весь набор жизненно необходимых домашних животных! Но коронным номером программы были лошади... За три дня до переселения я успел купить на одном элитном конном заводе четырех прекрасных тягловых кобыл и двух отменных жеребцов, которые только вышли из молочного возраста. Ноев ковчег мы рассчитывали отправить, разумеется, за несколько сукунд (считайте, пару-тройку часов Там!) перед тем, как сами должны были переступить грань между мирами... но мороки было с этим зверьем! К вечеру мы были уже "никакие", но я настоял на том, чтобы спать на Той Стороне. Дети уже давно спали. Наконец настал торжественный момент Переселения. Я перепроверил маскировку входа в Пещеру Врат, сбросил упиравшуюся последнюю пару жеребят - с остальным зверьем жена справилась сама - и
подошел к Любаше, которая не без страха поджидала меня с детьми у Входа в Тот мир.
        5.
        Мы обосновались у Фонтанки, на краю леса, в полутора километрах от Пещеры Врат и в получасе ходьбы от Невы. Уже через неделю после Переселения мы вчетвером жили в чудесном сборном домике из трех комнат, дети были в восторге от "сказочной страны", Люба была почти довольна (а это великое дело!), моя "Эолика" работала безотказно, я занимался проблемой цивилизованного водообеспечения посредством электрического насоса и разведением нашей скотины в свободных вольерах, в то время как Любаша оформляла интерьер, занималась детьми и нашим экспериментальным огородом (семена я привез из Нижнего, лучшие сорта в том числе и тропических растений). Работы было много, мне даже удавалось проводить весь день Той Стороны на ногах - а это двадцать часов! В редкие минуты отдыха и по вескресеньям и праздникам я занимался изучением самой разнообразной научно-технической литературы. Благодаря этим весьма толково составленным руководствам ещё советских времен и моим измерительным приборам я смог определить следующие фундаментальные параметры колонизируемой планеты, которая вскоре получила от нас патриотическое название
Новой России, сокращенно - Новороссия или Новоросье:
        - диаметр: 18 830 км (Земля - 12 756)
        - окружность по экватору: 59 099 км
        - обращение вокруг оси: 38 ч 32 мин 45 сек
        - период обращения вокруг Солнца (точнее, звезды, которую я по аналогии именую Солнцем): 9 785 ч 23 мин или 254 новороссийских дня (разделенные мною на 12 месяцев с земными названиями по 21 или 22 дня для календарного удобства)
        - расстояние до Солнца: приблизительно 165 млн км
        - сила тяготения: на 3,2 % больше земной
        Прошел новороссийский год и подошел срок родов у жены. Здесь мы столкнулись с проблемой "разницы во времени" между мирами - если эвакуировать Любашу рожать на Землю, здесь пройдет минимум
300 земных лет... есть о чем побеспокоиться - у нас дом, не отдавать же его на растерзание лианам, грибам и прочим термитам- сороконожкам! ... И вот как-то раз, уложив детей спать, мы сели на террассе отдохнуть от огородных работ.
        6 мая, в день Георгия Победоносца, (по земному календарю перенесенному в Новоросье и временно принятому для отсчета церковных праздников), у нас родились наши близнецы - Георгий и Кирилл. Все прошло замечательно, молоко у Любы было, и уже через десять дней я сам окрестил детей. Конечно, для нас, русских, православных, необходимость в церковной жизни ощущулась все острее, но... мы положились во всем на волю Творца и не роптали.
        Между тем мы неплохо обживались в нашей маленькой колонии. К годовщине рождения наших сыновей справили новоселье в настоящем добротном доме, деревянном, из местного материала, со всеми удобствами, имевшем аж 200 кв. м. полезной площади. "Только подземного гаража не хватало", шутил я. Теперь все у нас в Новороссии радовало глаз: дети подрастали (Наташа уже активно помогала маме по хозяйству), урожаи были великолепными, а что касается скота, то наши кролики, козы, ослы, куры и индейки постепенно заполнили саванну Приневья в таком количестве, что иногда приходилось оборонять от них посевы. Были положены неплохие основы коннозаводства. Таким образом, у нас было всего вдоволь и жизнь наладилась так, что оставалось немало свободного времени. Ностальгия, конечно, щемила сердце, но, борясь с радостями нашего маленького поселения в Новороссии, она неизменно стушевывалась и уступала невыразимому ликованию Жизни. Мы были счастливы...
        Пока дети были малы, проблема "законодательства" колонии, конечно, была бесконечно далека от нас. Я не раз пожалел впоследствии о том, что я не заложил с самого начала твердых основ нашего образа жизни, сначала пустив все, можно сказать, на самотек. Забегая вперед скажу. что и это сожаление само в себе было бессмысленным и суетным - что бы я ни предпринял тогда, стоя у истоков, великая Новороссия, по неизследимому Промыслу Божию, неизбежно должна была познать свои распри, войны, разврат, упадок и мятеж... наряду с наиболее светлыми моментами её истории, о которых речь пойдет позже. Мы с супругой безусловно старались воспитывать детей в духе Православия и верности исконным ценностям России, безжалостно отметая все, что хоть как-то могло подточить эти столпы, которые столетиями закладывались в нас и наших предках. Конечно, не в силах человека построить непреодолимых преград греху и тлению... Но об этом не сейчас. Заканчивая первую часть моих "Хроник", я хочу вкратце поведать о моих исследовательских работах, которые мне удалось предпринять летом Третьего года Переселения, когда я мог уже
безбоязненно оставить Любашу с детьми на несколько дней одних.
        Я построил парусный баркас. Сия первая рабочая единица речного пароходства Новороссии называлась "Броненосец" и представляла собою лодочку длиной в 8 метров и шириной в три. Одномачтовый, с двумя подвижными кливерами, мой баркас мог бы выдержать и морское путешествие, если бы у меня были познания и талант моряка. А пока я предназначил "Броненосца" к исследованию низовий Невы. Дело в том, что я давно предположил, что Врата и наше поселение находятся не так далеко от морских берегов - частенько ветер приносил соленую свежесть океана и птицы, похожие на чаек нередко бывали гостьями наших мест. И я не усидел...
        И, получив благословение супруги, что было немаловажно, утром 15 августа Третьего года (по-новороссийски, так как земной календарь уже давно вышел у нас из употребления) я отправился вниз по реке.
        "Море Сапфиров" - окрестил я эту величественную водную мощь за необычайно чистый и яркий синий цвет.
        За неделю я исследовал побережье моря Сапфиров на сто километров по обе стороны устья Невы. Выходить с моим баркасом в открытое море я не решался, хотя за время моего пребывания на побережье сапфировая гладь не омрачилась ни одним штормом. Я отщелкал три пленки и набрал полный баркас интереснейших образцов горных пород; кроме того, мне удалось изучить несколько Птичьих островов - то был архипелаг к юго-западу от устья где нашли свое пристанище миллионы серебристых чаек. На галечных пляжах там и сям грелись на щедром солнце Новороссии небольшие гладкокожие животные из отряда ластоногих - что-то среднее между тюленем и морской коровой; я оценил их поголовье в этих местах в сотни тысяч особей. Этих животных я назвал "дюголени" (от слов "дюгонь" и "тюлень"). Я без труда заколол одну молодую особь; мясо дюголеня немного пахло рыбой, но было очень нежным и жирным; кожу я засолил и сохранил, чтобы позже изучить её мануфактурные качества (которые оказались превосходными; впоследствии дюголени стали для новороссов важными промысловыми животными). Повсюду на Птичьих Островах кишело множество маленьких
черных змей - по-видимому, они служили пропитанием и птицам, и ластоногим - но до них я благоразумно решил не дотрагиваться. Ни черепах ни медуз в море видно не было, зато поля темно-синих водорослей в бухточках создавали впечатление настоящих морских джунглей.
        
        (масштаб карты - 1:2000000. в 1 см 20 км):
        Памятуя об обещании данном мною жене я пропутешествовал вдоль берегов ровно три дня и 22 августа вечером возвратился домой.
        - Камушки, вот как наши изумруды, только синие-синие... Вот и там, далеко на юге, такое же море, синее-синее... Мы скоро туда на "Броненосце" поплывем, хочешь?
        Так, месяц за месяцем, благодаря моему "Броненосцу" и конным прогулкам по саванне, бескрайние просторы Новоросья постепенно раскрывали передо мной свои девственные сокровища... "И сколько же лет пройдет, пока я не нанесу на карту всю эту планету?" - думал я с замиранием сердца...
        ЧАСТЬ 2. ЭПОХА ОСНОВАНИЙ.
        1.
        3 год от Переселения - открытие Моря Сапфиров, путешествия к о-ву Котлин; постройка деревянной часовни и водяной мельницы на Фонтанке; открытие медных руд в долине Черной речки
        4 год - рождение сына Николая; открыты залежи угля, постройка паровой кузни и новой плавильной печи; введение культуры местной масличной пальмы
        5 год - постройка "дачи" в Невской бухте и пяти охотничьих домиков вдоль Невы; исследование верховий Невы
        6 год - рождение дочери Анастасии; постройка нового дома; Пещера Врат окончательно замурована
        7 год - постройка парового катера "Бродяга" и исследование берегов Моря Сапфиров;
        8 год - открытие серебряной и платиновой руд в горах в верховьях Невы
        9 год - рождение дочери Дарьи
        10 год - двадцатидневное плавание на "Бродяге" вдоль берегов Моря Сапфиров: установлено, что мы - на континенте (он назван "Московия")
        11 год - ремонт и расширение дома, новая часовня
        12 год - рождение сына Александра; постройка мини- электростанции на Фонтанке
        13 год - открытие залежей полиметаллических руд в Северной саванне; золотой песок в ручьях Синегорья (Северо-Запад)
        14 год - постройка здания химической лаборатории
        15 год - открытие Круглозера на северо-востоке в 200 км от поселения (озеро площадью ок. 1900 кв. км., исток Черной речки); окончание работы над первой Классификацией Растительного и Животного мира Новой России (описано более 70 000 видов)
        В 16 году нас, первопоселенцев, было уже десять человек. Все эти годы я изо всех сил - а они, слава Богу, были - старался все подготовить, как материально так и духовно, к тому, что рано или поздно должно было произойти, а именно - две свадьбы, Георгия с Натальей и Кирилла с Еленой, которые и были отпразднованы, так сказать, в семейном кругу, 12 июля 15 года, в условную годовщину Обретения Врат. Мы долго готовились к этому дню, когда дети выросшие у нас на глазах должны были основать свои семьи и нести уже в третье поколение новороссийцев те ценности, которые мы все эти годы старались им передать.
        Все наши дети воспитывались нами прежде всего в духе Православия. Домашнее образование полученное ими основывалось на углубленном изучении русской словесности, естественных наук, математики, агротехники, изобразительных искусств и музыки. Экономические и социальные дисциплины, а также, отчасти, история и литература были изначально исключены мною из сферы знаний, необходимых детям, так как формирование новой культуры исходило из принципа ограждения будущих поколений новороссов от тысячелетнего бремени зла, растления и разврата, к сожалению омрачавшего земную культуру. Дети не знали значения многих слов, порожденных греховной реальностью земной жизни, таких как "деньги", "купить- продать", "убийство", "воровство"... Прежде всего мы с супругой старались прививать им любовь к труду - очень рано дети взяли в свои руки целые отрасли нашего колониального хозяйства: уход за скотиной, огород, стирка, уборка по дому, приготовление пищи. Мы искренне полагали, что сумели искоренить в душах детей всякие проявления зависти друг ко другу, своекорыстия и ябедничества. Положа руку на сердце, можно было с гордостью
за проделанный труд сказать, что дети были нашей верной опорой в нашей нелегкой переселенческой жизни.
        Георгию (он был старше брата на полчаса) и Кириллу исполнилось тогда по пятнадцать лет. Характер обоих близнецов отличался любознательностью, порывистостью и бесстрашием. Послушание отцу и матери было для них само собой разумеющимся законом, на котором основывалась жизнь, но за пределами нашей непосредственной власти личность каждого расцветала буйным цветом. Досуг парней был весь отдан охоте, бешеным скачкам по саванне, сопровождавшимся отчаянной джигитовкой, упражнениям в стрельбе из лука (о существовании огнестрельного оружия они не знали, да я и не пользовался им) и плаванию наперегонки через Неву. Почти во всех их эскападах участвовал и Николай, который был младше близнецов на три года, но не уступал старшим в сноровке и выносливости. Интеллектуалами-очкариками они не были, хотя прекрасно усваивали все преподаваемые им предметы и за пару лет перечитали всю "дозволенную" часть нашей библиотеки, то есть томов пятьсот. Кирилл был, пожалуй, больше одарен музыкально, а Гера проявлял повышенный интерес к химии - этим только они пока отличались друг от друга. Физически очень развитые, они были
настоящими акселератами - к свом пятнадцати оба были уже с меня ростом, а сила их и выносливость были огромны. Новороссия со своим таинственным замедлением времени действовала на всех нас парадоксально и необъяснимо - мы с супругой не находили в себе никаких признаков старения или болезни, а дети росли как на дрожжах - где тут что замедлялось, где ускорялось, неизвестно.
        Невесты наши были уже совсем взрослые (Наталье 19, а Елене
17) и основным их занятием был уход за младшими детьми и домашнее хозяйство. Они практически никогда не путешествовали, если не считать наших ежегодных поездок на море. Наташа была более спокойной, даже несколько замкнутой девушкой, она была прилежна к молитве, зачитывалась произведениями святых отцов Церкви и, кроме пожалуй вышивания, у неё не было никакого особенного увлечения. Елена, более бойкая и несколько безалаберная, тянулась больше к мальчишкам и была неплохой наездницей. Следовало отдать должное обеим, сестры были хорошо подготовлены к исполнению своего долга жен и матерей и отлично сознавали всю ответственность их призвания.
        Через полгода два новых дома нашего поселения у Фонтанки были построены и освящены и молодые занялись своим собственным хозяйством. Разумеется, мы с супругой, благоразумно не вмешиваясь в детали жизни их семей, продолжали духовное воспитание тех, кто навсегда оставался нашими детьми. Теперь у нас было больше свободного времени, так как очень скоро все сельскохозяйственные работы перешли в ведение младшего поколения. Мы с Любой и Николаем стали больше путешествовать, часто наведывались на северные рудники, где у нас тоже была "дача", иногда охотились в лесах низовий Невы. Тем не менее странное ощущение не то скуки не то ностальгии нередко посещало нас теперь, когда первые наши годы работ от зари до зари уходили в прошлое. Книг я почти не читал, так как не находил в них ничего нового; работа естествоиспытателя все ещё привлекала меня, но уже не требовала такой производительности, превратившись в подобие хобби; дневники и прочие записи также не отнимали много времени... Натура ещё более романтическая чем я, Любаша все же меньше поддавалась искушению уныния - она посвящала все свои силы воспитанию
четырех младших детей, а остающийся досуг могла легко заполнить молитвой. к которой она была намного более прилежна чем я, и занятиями музыкой... Не находя в себе иных талантов, я решил избежать праздности посредством упражнения, цель которого, хотя и не будучи абсолютной необходимостью, все же не относилась к сфере явно бесполезных умствований или мегаломании. Речь шла о составлении "Первых Законов Новой России".
        Я не вижу необходимости мучить читателей "Хроник" выписыванием даже фрагментов Законов, а желающие их прочесть целиком отсылаются к Приложениям Хроник Новоросья. В наивной, детской свежести эпохи Оснований я всё ещё искренне полагал, что благоденствие и единство колонии могут быть на века обеспечены мудрыми и простыми законами, незыблемыми моральными и религиозными принципами... Ошибался ли я тогда? Был ли хотя бы отчасти прав? Изменилось ли бы хоть что-нибудь в истории Новоросья, если бы я составил законы по-другому? Теперь, по прошествии - страшно подумать! - тринадцати с половиной тысяч лет новороссийской истории, я до сих пор, как слепой котенок, ищу иногда ответы на эти вопросы... Собственно самой мысли о написании этих "Хроник" предшествовало желание разобраться во всем этом, понять, возможно ли "раестроительство" в принципе, или - всё химера?... А тогда... тогда вера моя в Бога и в собственные силы - теперь-то я понимаю, насколько я преувеличивал с этим последним пунктом - была незыблемой, и я искренне полагал, что она поможет нам сдвинуть девственные горы Новоросья, чтобы построить в их
долинах цветущий Эдем...
        2.
        - Именно, намного сложнее, а ведь и паровой двигатель на "Бродяге" я строил, кстати, вспомните, не совсем без посторонней помощи, в течение полугода.
        3.
        Двадцатую годовщину Переселения праздновало в Новороссии уже двадцать человек - знаменательное число! У нас с Любовью родилось к тому времени девять детей, не считая двух наших удочеренных девочек: к уже упомянутым мною детям прибавилось ещё двое сыновей, Михаил и Аристарх, и дочь Екатерина. Между тем подростало тертье поколение новороссов: Георгию и Наталье Господь даровал троих дочерей, а у Кирилла и Елены дважды рождались мальчики-близнецы. Хозяйство нашей колонии росло и развивалось с увеличением числа её обитателей; работы не убавлялось несмотря ни на какие наши технологические ухищрения. Время на отдых мы, взрослые, пока ещё находили, если можно назвать отдыхом наши плавания по Неве к морю и несколько дней, проведенных на охоте. За истекшие двадцать долгих новороссийских лет я узнал, конечно, много нового о природе нашего удивительного Нового Мира, сделал множество интереснейших наблюдений, описал, насколько это было возможно, взаимодействие живых организмов и предметов Старого Мира и окружающей среды Новороссии и т. д. Годы, которые на Земле сделали бы к тому времени из нас с женой
стариков, к счастью не имели никакой власти над нами здесь, в Новом Мире. (То же относилось и к старшим детям, ведь Гера и Кирилл были зачаты на Земле...). Но мои исследования, которые позже полностью подтвердились на практике, предупреждали нас о том времени, когда мы неизбежно увидим старость наших младших детей и внуков, а затем и их кончину... Мысль об этом разрывала сердце матери, да и мое тоже. По моим расчетам, уже в восьмом поколении продолжительность жизни в Новороссии приблизится к земным срокам и составит от силы
100-120 новороссийских лет; и это будет не только нашим горем, ведь по всем данным первое поколение родившихся здесь должно будет пережить своих потомков в шестом и седьмом колене на несколько десятков лет!... Трудно было спланировать, да и вообще представить себе, каков будет уклад подобного "разновозрастного" общества, зная, что численность поселения будет очень быстро расти, ведь мы, во-первых, не собирались, конечно, ограничивать рождаемость, а во- вторых наши женщины, по крайней мере в первых поколениях, были способны иметь детей очень долго... Вопрос будущих браков между нашими потомками тоже беспокоил меня, а особенно мою жену, но мы решили оставить всё это на Промысел Божий и не пытаться заранее всё регламентировать.
        Между тем я составил новый календарь для Новороссии, с учетом ранее утвержденного сохранения 12 месяцев и семи дней недели, но с разделением 38-часовых (по-земному) суток на 24 привычные части, с точностью уже до сотой доли секунды. Так родился новороссийский час (минута, секунда...) - наша технология уже позволяла нам сконструировать очень точные часы с новым отсчетом времени. Кроме того, поскольку в Новороссии нет ни весеннего равноденствия ни лунного цикла, Пасхальный цикл мы перевели с земного образца, взяв за основу "скользящее воскресенье" - последнее в марте либо первое в апреле.
        Сообщение между нашим поселением и другими опорными пунктами, вплоть до "дома отдыха" на море была постепенно окончательно належена - мы проложили не только телеграфно- телефонную линию, но и завели систему переносных радиостанций.
        Жизнь в поселении шла своим чередом... В 21 году мы всё лето занимались устройством гидравлического пресса для формовки кирпичей и печи для их обжига: это было вызвано необходимостью новых построек. Мы отстроили тогда меньше чем за три года несколько крепких складов, доменную печь, конюшню и обнесли наконец все наше поселение, согласно старому моему плану, крепким кирпичным забором, выкрашенным в белую краску: получилась настоящая "крепостная стена" высотой в три и длиною в шестьсот метров по периметру, с двумя массивными коваными воротами, на севере и на юго-востоке. Из наших многочисленных построек на Фонтанке - только собственно жилых домов было уже четыре! - за этой нашей монументальной оградой остались только мини- гидроэлектростанция с плотиной мельницей на ней и большая новая доменная печь, построенная в удалении от основных строений. Таким образом, году к 25-му от Переселения наша колония выглядело примерно следующим образом:
        
        Масштаб плана: в 1 см 20 м.
        В те годы особенно обострилась проблема охраны наших посевов и садов от многочисленных кроликов, коз и одичавших кур, истребить которых уже не представлялось возможным; в ход шли ловушки, ограды, пугала... к сожалению, без желаемого эффекта. Твари эти почти не жили в лесу, а облюбовали себе просторы западной саванны - кроликов и кур там развелось сотни тысяч, и только два-три вида местных мелких хищников, да "наши" давно одичавшие собаки с грехом пополам ограничивали пока их количество. И мы стали распахивать новые лесные участки, мало-помалу топором и даже огнем отвоевывая у джунглей долину Фонтанки, сокращая при этом год от года наши посевы злаков в саванне. За несколько лет почти весь треугольник между Невой, южными скалами и Фонтанкой был очищен от леса - теперь там были в основном выпасы для лошадей, ослов, коз и овец, поля и виноградники. Там же, в устье Фонтанки, мы построили настоящий док для "Бродяги" и наших лодок и неплохую деревянную пристань с настоящим молом.
        - На том берегу руда, уголь... "Бродяга" ведь больше двух тонн груза не поднимает. Мост облегчил бы многое, правда, пап? - заметил Георгий, мечтательно глядя на тот берег величественной красавицы-Невы.
        4.
        Шел 34 год. Тремя годами раньше Николай женился на Евгении, дочери Георгия, а теперь сочетались браком трое других моих детей - Анастасия, с Дмитрием Кирилловичем, Дарья, с Сергеем Кирилловичем и Александр, с Марией Георгиевной. На тройной свадьбе той осенью нас, новороссов, было уже сорок два человека! Нас с Любовью Господь одарил к тому времени ещё семью детьми, вот их имена по старшинству: Вера, Дионисий, Петр, Аглая, Галина, Савелий, Надежда. (Позже у нас родилось ещё трое дочерей: Алла, Евлампия и Мария, а также, в 46 году, сын Иосиф). Поселение наше за прошедшие годы преобразилось, похорошело, вдоль южной и восточной стен нашей "крепостной ограды" выросли новые дома, наши мастерские выпускали всё новые чудеса техники, в том числе, с недавнего времени, и те самые вожделенные дизельные моторы; впрочем, из-за скудости нефтяных запасов Московии и из-за слишком большой трудоемкости процесса создания моторов у этого производства пока не было перспективы. Для традиционных воскресных семейных обедов пришлось соорудить просторную столовую-пристройку к дому у восточной стены, который мы продолжали
называть "старым" (там жили все наши дети старше двенадцати лет). В семьях наших царило благополучие, мы с супругой позволяли себе иногда уезжать на море с кем-нибудь из младших детей на неделю и дольше.
        Всё реже и реже нам приходили мысли о том, что жизнь человеческая - на Земле ли, в ином ли мире, пусть "идеальном" - никоим образом не может состоять из одного только благополучия, душевного или материального. Смерть, разочарования, разлука или разрыв с любимыми людьми, всё это, казалось, оставалось уделом "земных", и наше во всем преуспевающее маленькое общество в течение многих лет неизменно подтверждало эту приятную иллюзию. Хотя характеры детей были подчас диаметрально противоположны, серьезных конфликтов среди них не возникало, мысли о каком-либо бунте против власти родителей никому из них также не приходило. Если кто-то из нас и заболевал, то это была простуда или какое- нибудь неопасное пищевое отравление; раны и переломы, которые были, слава Богу, относительно редки, удивительно быстро заживали в Новороссии, особенно у первого поколения нашей большой семьи - наблюдалась очевидная связь между долголетием и сопротивляемостью организма любой внешней агрессии. Может быть это чувство практически полной безопасности и привело постепенно к весьма пагубному ослаблению бдительности взрослых:
присматривать за детьми стали хуже, с пяти лет все наши внуки уже сами отправлялись на прогулки по лесу, а дети постарше начинали учить их плавать, сидеть на лошади, стрелять из арбалета... Мы уже даже и не задумывались о том, к чему могут привести подобные "взрослые" занятия в столь раннем возрасте, ведь вокруг нашего благословенного жилья в цветущей долине Невы не было ни хищных зверей, ни "лихих людей"... Отрезвление пришло в 40 году от Переселения (по общепринятой хронологии Эпох - в 25 году Эпохи Оснований), когда жизнь нашей большой семьи была впервые омрачена безвременной гибелью одного из её членов: наш внук Константин, сын Николая и Евгении, которому едва исполнилось восемь лет, играя с братьями в охотников, сорвался со скалы недалеко от поселения и разбился насмерть. Мне сложно будет вот так, на страницах Хроники, объяснить, почему для меня похороны Кости стали одним из самых потрясающих событий в моей жизни, хотя с тех пор я пережил их немало... и я хорошо запомнил то утро, когда, на третий день после гибели мальчика, должно было состояться погребение.
        Отчаянный вопрос моего сына, не подрывая моей веры, стал с тех пор для меня одним из тех тайных томлений души, которые часто живут с человеком многие годы, не находя ответа - вернее находя их слишком много! - и временно отступая лишь для того, чтобы вернуться с новой силой. ЗАЧЕМ? В ЧЕМ ЦЕЛЬ всего того, что мы называем, нет, не просто жизнью человека, но историей человечества вообще, ЭТОЙ историей, которая началась по воле Божией здесь в Новом Мире? Ведь рано или поздно и ЭТА ИСТОРИЯ и ЭТО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО придут к своему - славному или бесславному, благополучному или катастрофическому - неизбежному КОНЦУ, как бы он ни явился, как Апокалипсис Вселенной или как медленное вымирание деградировавшей цивилизации. Так в чем же цель всего этого? И какую роль вот всем этом играю Я?... Вопросы эти приобрели неожиданно новые аспекты через три года после смерти Кости, в 43 году от Переселения. Об этом событии, которое в исторических документах Новой России принято называть "находкой Медвежьего Угля", я хотел бы рассказать подробнее, рискуя, быть может, утомить нетерпеливого читателя.
        В холмистой местности километрах в восьмидесяти к юго- западу от Врат мною ещё в Четвертом Году от Переселения были открыты обильные залежи антрацита, пригодные для карьерной, то есть открытой, разработки. Спустя пять-шесть лет этот карьер, который был назван "Медвежий уголь" из-за дальности и сложности сообщения, был по тем же причинам законсервирован в пользу более близкого месторождения бурого угля в лесах Невско-Чернореченского Междуречья. Ещё лет через двадцать потребность в угле хорошего качества возросла: на угле работало, кроме плавильных печей, уже несколько различных машин, два паровых катера, каменноугольная смола была нам необходима для многих химических разработок... Тогда мы стали снаряжать экспедиции в Медвежий Уголь, откуда примерно раз в полгода и привозили тонн десять отличного антрацита. За эту разработку были ответственны мой сын Александр и внук Сергей, которые и ездили два раза в год на три-четыре дня на разработки, жили вместе с лошадьми в небольшом деревянном сарае. Однажды летом 43 года они, как обычно, отправились в Медвежий Уголь на двух укрепленных
повозках-"вездеходах", но уже на следующий день поступило сообщение по рации (телефона там не было), что там при разработках угольного пласта совершена какая-то удивительная находка необычайной важности. "Подробности лично, выезжаю немедленно" - радировал Александр, отвечая на моцй вопрос - что же произошло?... И вот спустя пару часов, уже к вечеру, ко мне явился Сашка, прискакавший верхом во весь аллюр.
        Сашка произнес слово "караулит" с каким-то особенным оттенком... но я его понял!
        В залежах книг, квалифицированных мною ранее как "ненужные", я быстро нашел подходящую справочную литературу по антропологии, кое-как провел необходимые измерения и констатировал что, если издание АН СССР от 1975 года не врет, то "миллионов пять, если не больше" лет назад на континенте Московия обитали европеоиды-брахикефалы с отчетливой примесью монголоидных элементов. Скелеты принадлежали крепким взрослым мужчинам, рост которых не превышал 1,60 м. Я рассказал сыну, что для меня присутствие в истории Новороссии человеческих поселений сюрпризом не оказалось - я хорошо помнил о разговоре с Сергеем Рузайкиным на его алатырской фазенде, когда речь шла о необычайностях мест в окрестностях земной стооны Врат. Если о каком-то подобном феномене знали древние люди, то не исключено, что они не только проникали в Новороссию, но и селились здесь... миллионы лет назад, по местному летоисчислению. До сих пор мы не могли обнаружить следов их пребывания в Новороссии по чистой случайности, вероятно также потому, что люди эти давным-давно вымерли и нам суждено будет познакомиться с первопоселенцами лишь в кадре
археологических раскопок. Или... или рано или поздно жди сюрпризов.
        5.
        Пятидесятые и шестидесятые годы от Переселения прошли, оставив в душе благостные воспоминания. Бог даровал нам с супругой в эти годы четверых сыновей: Сергея, Ивана, Алексея и Леонида, а в
67 году родилась дочь Евгения. Наша большая семья создала много чудесных, полезнейших вещей в те годы. Мы не только выплавляли чугун и сталь, строили дома, мосты и дороги, но и создавали настоящие шедевры искусства - в музыке, поэзии, скульптуре, живописи, ювелирном деле и даже театре. Господь щедро раздавал нам всем ценнейшие таланты из сокровищниц Своих - среди нас были иконописцы, ваятели, певцы. Даже долгожданный мост через Неву, оконченный в 57 году, стал настоящим произведением искусства, с литыми решетками, бронзовыми скульптурами и фигурными фонарями. Садоводы разбили на девяти гектарах в долине Фонтанки великолепный парк с клумбами, прудами и фонтанами. На отделку зданий шел красивейший мрамор, малахит, изумруды, топазы; даже мельница наша, перестроенная в стиле Кижи, была маленьким архитектурным чудом. В
65 году, когда уже не было места для новостроек внутри "крепостной стены", мы решили торжественно именовать наш маленький поселок городом, дав ему по такому случаю официальное название. Так на берегу Невы был заложен Петропавловск - будущая столица Новороссии. К тому времени население его составило уже сто сорок пять человек! Двадцать восемь просторных жилых домов, церковь, речной порт, электростанция, многочисленные мастерские и прочие постройки - все это делало наше Петропавловск похожим если не на настоящий городок, то по крайней мере на небольшой процветающий поселок. Даже для того, что позже стало настоящей школой уже было построено отдельное здание - ведь детей и подростков у нас было всё ещё больше чем взрослых!
        Управление "городом" в те годы происходило по простейшей системе - я назначал каждого из моих детей и внуков ответственным за определенный сектор работ, а моя жена самостоятельно управляла всем, что касалось распределения производимых нами благ, а также образования, школы. в тех нередких случаях, когда объем работы требовал привлечения большого числа работников, я лично занимался "кадровыми вопросами". Настоящих конфликтов среди нас в то время не возникало, поэтому необходимость в собственно "судебной" власти отпадала. Мои дети действительно радовали меня послушанием и благонравием. И однажды именно это мое безграничное - и, как оказалось, слепое - упование на одно только послушание в управлении нашей большой семьей послужило причиной самой настоящей катастрофы.
        Всё началось в 72 году от Переселения. К тому времени многие наши правнуки достигли брачного возраста и я, следуя многолетней нашей традиции, составил "свадебный план", по которому в этом году должны были сочетаться браком четыре пары. В числе молодоженов была внучка Александра, Лидия, которой исполнилось семнадцать - она выходила замуж за Павла, внука Дмитрия Кирилловича. О моем решении было объявлено, конечно, заранее - помолвка состоялась за два года до свадьбы. Немногие заметили, что тогда, в день бракосочетания, один из младших сыновей моего Александра, Владимир, был как-то по-особенному невесел. Это был ещё неженатый мальчишка шестнадцати лет, мечтательный и очень одаренный: он занимался у нас резьбой по дереву. Его невестой была Ирина, внучка Дмитрия Кирилловича, и их свадьба намечалась на следующий год. Володя был невесел и на следующий день после торжеств, и вообще скоро стал беспокоить всех нас, и в первую очередь своих родителей, своим чересчур меланхоличным состоянием. Резец буквально падал у него из рук и за два месяца он не окончил ни одной из порученных ему интереснейших работ, а
стал часами пропадать на реке, где просто удил рыбу. Мы пытались узнать, в чем дело, причем пытались все по очереди и неоднократно..., но, наконец, через пару месяцев, Володя взял себя в руки и продолжал нормально заниматься своими прямыми обязанностями.
        Летом 73 года Владимир и Ирина, также как и две другие пары из числа наших внуков и правнуков, должны были пожениться. Но весной, в сезон дождей, а именно в ночь на 20 марта, произошло событие, предугадать которое не мог никто: Лидия и Владимир бежали на нашем лучшем паровом катере "Ветер" вниз по реке, прихватив с собой весь необходимый "запас Робинзона", в том числе огнестрельное оружие. Хватились их только днем, то есть хватились собственно катера... и только потом, сопоставив факты, пришли к ошеломляющему выводу... Как такое могло произойти!? Все мы задавались этим вопросом. Оказалось, что Павел, парень кроткий и добродушный, уже замечал некоторые особые знаки внимания, которые его супруга уделяла Володе, но он не придавал этому значения. Ирина, вся в слезах после случившегося, рассказала моей жене, что Владимир был очень холоден с ней в последнее время, и она уже не знала, что и думать... Кроме всего прочего, Лидия была на третьем месяце беременности. Ключ ко всему был найден впрочем очень скоро: среди вещей Владимира мы нашли письмо, адресованное мне лично. Оно было составлено так:
        "Досточтимый дедушка Александр Алексеевич, сообщаю вам, что мы с Лидией уходим навсегда из Петропавловска. Бог ведает, что нас ждет теперь, но прежде всего я прошу тебя простить мне и Лиде наш уход. Мы полюбили друг друга, и это правда перед Богом, но когда мы объяснились, она была уже в браке с Павлом, и другого выхода соединить наши жизни у нас нет. Лидия ждет ребенка, и мы не можем уже ждать. Сказать о том, что мы любим друг друга, мы не могли. Я на коленях прошу прощения у всех, прежде всего у Ирины и Павла. Уповаем, что Господь сохранит нас. Мы уплываем далеко, лучше не ищите нас. Простите за катер. Молитесь о нас.
        многогрешный раб Божий Владимир Александрович. "
        
        
        Все оказалось очень просто. "Банальная" история любви, измены, побега... Но банальна она была в Старом Мире, а здесь, в Новороссии, удар был поистине ошеломляющ. "Как такое могло произойти?!" Каждый винил отчасти самого себя...
        - Так каково же будет твое решение, после всего этого? Я надеюсь, что ты наконец "смягчишь политику"?...
        Тогда я клятвенно пообещал моей мудрой супруге больше не "устраивать" браков и объявил всей семье свое решение: "Пусть каждый отныне выбирает себе спутника жизни по любви, препятствий чинить я не стану никому; мы должны будем держаться только ограничения в возрасте: новобрачные должны быть не младше шестнадцати лет, а помолвка должна быть объявлена не раньше трех лет и не позже года до свадьбы. Таков отныне закон. "
        Погони мы не посылали... я счел это бессмысленным и отчасти опасным. Павел, потрясенный этими событиями, так и не женился вторично, посвятив себя работе и молитве. Конечно, какое- то время мы надеялись, что они ещё вернутся... Но день за днем проходили, развеивая эту надежду. И только ровно через триста лет нам была суждена встреча с потомками, носившими гордое имя "морского народа".
        События эти, относившиеся к славной Эпохе Оснований (16-
373 годы по официальной Дворцовой Хронологии Эр и Эпох, которой я и придерживаюсь) были первыми провозвестниками грядущих перемен в безмятежном благосостоянии нашего новороссийского Эдема. Несмотря на это, я не терял надежды на то, что устои нашего нового общества, которые мы закладывали тогда, останутся непоколебимы. Отчасти забегая вперед следует сказать, что побег Владимира и Лидии на "Ветре" не осмелился повторить никто из наших потомков вплоть до начала героической и блестящей Эпохи Мореплавания, сколько бы ни встречалось среди них пылких Ромео и Джульетт и как драматичны ни были бы иногда семейные ссоры. С другой стороны, законы Новороссии обретали постепенно конкретную, осязаемую форму: так, в 79 году был учрежден семейный Суд Примирения под исключительным председательством моей мудрой супруги, которой я больше доверял в таких делах; а в 88 году мною был образован Малый Совет из десяти старейших мужчин и семи женщин - Совет собирался регулярно и помогал мне в решении наиболее важных вопросов управления городом, чье население росло прямо-таки в геометрической прогрессии (в 90 году нас было
триста пятьдесят семь человек, а в сотом году уже четыреста шестьдесят). Разумеется, мне в голову не приходило как-то пытаться планировать рождаемость; тем более что позже было замечено, что у женщин начиная с четвертого поколения климактерический период наступал к
60-70 годам, хотя и без прочих серьезных внешних признаков старения организма. Первая смерть от несчастного случая после гибели Константина произошла только в 98 году - утонула восьмилетняя девочка, София. Один этот факт сам по себе - отсутствие детской смертности (и смертности вообще!) в течение многих десятилетий говорит о многом. Все мы весьма прилежно заботились о подрастающем поколении, о его физическом и нравственном благополучии. Дети старше четырех лет были разделены на шесть возрастных категорий, в каждой из которых были группы- дружины по десять-пятнадцать детей, и большую часть дня находились под присмотром опытных воспитателей, по два человека на группу. В школе (она была обязательна в возрасте от 5 до 12 лет, затем наступало время собственно профессионального обучения, под руководством мастеров-наставников) дети находились пять дней в неделю по четыре-пять часов - каникул не было! - и все остальное время проводили либо в дружинах, либо с родителями. Раз в год для каждой группы-дружины организовывались десятидневные путешествия на море, и раз в год - в Северные Горы, где были построены
специальные "дома отдыха". Удаляться из непосредственных окрестностей города без сопровождения детям до 14 лет не разрешалось. Конечно, детская природа частенько брала свое, были случаи озорства, непослушания, но я точно могу сказать, что по сравнению с поведением современных детей Старого Мира наши были просто ангелами.
        Эпоха Оснований совершенно не знала собственно имущественного вопроса - таким образом, абсолютное большинство социальных проблем было нам неизвестно. Алкоголь, наркотики, табак - никто не знал о том, что это существует. (Вино и пиво, правда, у нас были, но производили их в ограниченных количествах, в основном для праздничных угощений, на которые собиралось все население). Воровство, жажда наживы, тяжбы, нищета, карьеризм, тунеядство... ничего похожего, к счастью, мы не знали в течение веков, а дети наши и внуки и не могли догадываться о существовании подобных "язв общества" основанных на проблемах распределения материальных благ. Определенный уровень технологии позволял всем нам располагать обильнейшими запасами продовольствия, одежды, обуви, мебели, посуды, стройматериалов, инструмента и вообще всех видов "товаров широкого потребления", поэтому вопрос об их распределении не стоял - когда кому-либо что-то было необходимо, он шел на склад и получал там нужную вещь. Короче говоря, все было очень просто и без лишних заморочек, ну а марксам и лениным такой коммунизм и не снился. И никогда никто не
отлынивал от работы, хотя темпераменты были, конечно, разные - кое-кто помедленнее, кое-кто поживее и посообразительнее. Никто по сути дела и не понимал зачем, собственно, Апостол писал первым христианам: "кто не работает, тот да не ест"... Разве бывает такое, чтобы кто-то не работал?!
        6.
        В 100 году от Переселения у Елены, дочери одного из моих младших сыновей, Ивана, родилась слепая девочка. Её назвали Марией. Ребенок во всех отношениях был удивительным - маленькая Мария почти ничего не ела, кроме черного хлеба и ягод, практически не разговаривала и проводила в церкви целые недели кряду, особенно в посты и праздники. Всем было ясно, что ребенок - чудо Божие, ведь во-первых, никто ещё не рождался в благословенной Новороссии с каким-либо серьезным физическим недостатком, а тут - слепота от рождения! Было ясно также, что Мария - "не от мира сего", ведь девочка воистину непрестанно общается с Богом... Мы видели в ней пророка, через которого Господь возвестит нам всем Свою Волю. "Быть может, когда Мария заговорит, тогда и откроется через неё тайна, почему Бог дал нам Новороссию..." - думал я. И мы ждали знамения. Ждали не напрасно...
        В дворцовых Хрониках об этом знамении говорится как о "Первом Явлении Освященных"; оно произошло весною, Великим Постом, в 112 году от Переселения. Проведя три ночи сряду в церкви, Мария явилась к своему отцу и сказала, что на следующее воскресенье после утренней службы никто не должен уходить их храма, но ждать "слова Господа". Иван даже испугался - Мария заговорила! Я попытался выяснить у девочки, что именно ей было явлено, но напрасно - слепая молчала. В воскресенье после утрени, на которой присутствовали все без исключения, все взгляды были устремлены на девочку. Время шло, а Мария молчала, преспокойно молясь у иконы Богородицы. Так прошло около часа, никто, разумеется, не расходился, и вот Мария вдруг подняла незрячие глаза и сказала:
        - Пойте "АКСИОС"! Аксиос! Аксиос!
        Что это? Что за песнопение? Первыми спохватились те, кто пел у нас в хоре - из книг они знали, что это греческое слово, означающее "достоин" поется на чинопоследовании рукоположений в священный сан. Так народ, присутствующий в церкви как бы дает свое согласие на то, чтобы предлагаемый ставленник был рукоположен во диакона или священника или епископа. Достоин! Вначале нестройное и несмелое, пение вскоре набрало мощи и заставило гудеть окна храма. Удивительное ощущение истинно духовного праздника и неземного блаженства передалось всем нам. описать это невозможно, но и теперь, по прошествии стольких веков... да, я помню это ощущение! Благодать Божия не оставила нас, грешных детей грешной Земли, и не оставит нас, где бы мы ни жили! Сам Господь ведет отныне нашу Церковь через Своего священника, Своего Архиерея!
        Как рассказывал после сам Освященный Епископ, он от страха не мог вымолвить ни слова, но рука его "сама поднялась" для благословения народа троекратным крестным знамением.
        - Возблагодарим Господа! - раздались крики и Павла буквально потащили на середину церкви. Хор не растерялся и запел гимн Амвросия Медионанского "Тебя Бога хвалим" из чинопоследования благодарственного молебна...
        Отныне в Новороссии была настоящая духовная власть, власть, которая должна была вести нас всех по путям Господним. Мы все с радостью обещали послушание нашему епископу, тем более что Павел был человеком весьма скромным, почтительным сыном и прекрасным, талантливым работником (до своего епископата он исполнял обязанности ткача). Он долго не мог привыкнуть к "властительному" аспекту своего нового служения - для него священство было прежде всего возможностью дать наконец всем нам. своей пастве, те церковные Таинства, которых мы были лишены и чаще и дольше молиться за богослужениями. Для решения вопросов пастырских Павел поставил себе в помощь одного священника и двух дьяконов, на которых была впоследствии возложена обязанность общего духовного воспитания новороссов и надзора за нравственностью.
        Епископ пожелал поселиться в некотором удалении от города, а именно на другом берегу Невы, среди нетронутого пока ни огнем ни пилой гигантского новороссийского леса. В 114 году там была построена новая церковь, во имя Апостолов Петра и Павла, там же вскоре поселились и семьи других священнослужителей.
        Кстати, мои слова про монастырь оказались пророческими: в
116 году Владыка Павел основал на том берегу Петропавловский мужской монастырь, куда пожелали войти насельниками семеро молодых парней, а годом позже появился и женский монастырь (Преображенский) с десятью монахинями - он был построен самими послушницами на небольшом острове в нижнем течении Черной речки, в десяти километрах от Петропавловска. Каждую неделю вверх по реке туда плавал священник с дьяконом для проведения уставных служб. Монастыри вели, конечно, свое, отдельное хозяйство и кроме того поставляли городу некоторые свои изделия: ткани, деревянную посуду, циновки и даже детское питание. Теперь многие семьи иногда отправляли своих детей пожить несколько дней в монастыре, где они могли, конечно, лучше навыкнуть к молитве и чтению духовных книг, научиться уставу православного богослужения и пению. Так постепенно мы пришли к мысли основать при Петропавловском монастыре полную школу для мальчиков, с последующим обучением там же, в обители, некоторым ремеслам - монастырская школа была открыта в 125 году; школа для девочек при Преображенской обители была основана двумя годами позже, когда в женском
монастыре было уже восемнадцать насельниц и они уже были в состоянии взять на себя столь важную обязанность.
        Постепенно на той стороне Невы вокруг монастыря образовался небольшой поселок, Заневский - первыми после семей священников и диаконов там поселились некоторые ученики школы, оставшиеся работать при тамошних мастерских. Но уже к 150 году в Заневском было более 400 жителей.
        Между тем Пещера Врат оставалась надежно замурованной и сердце мое было более или менее спокойно. А Петропавловск наш рос и хорошел - о, блаженные годы Эпохи Оснований! Как бы желал я тогда, чтобы на ней история благословенной Новороссии остановилась, застыла... впрочем, я сознательно прилагал к этому все свои усилия. К счастью, мои сверхконсервативные, как сказали бы в Старом Мире, идеи поддерживали все или почти все - по крайней мере с Малым Советом у меня никогда не было никаких разногласий. Мудрые советники мои и помощники - моя супруга и Владыка Павел следили за тем, чтобы я во всем держался золотой середины и мне это, слава Богу, удавалось. Как-никак я ощущал себя больше отцом- патриархом многочисленного моего семейства, чем вождем или монархом; никто не обращался ко мне иначе как "досточтимый отец" (кстати, исконная, "земная" фамилия наша быстро вышла из употребления по понятным причинам; появлялись прозвища, родовые имена в добавления к отчествам; в 126, 140 и 148 годах я регламентировал порядок присвоения собственно фамилий). С женой мы жили душа в душу, наш дом был всегда полон детей...
это ли не счастье?
        Год 120 от Переселения запомнился всем как год нашествия бесчисленных полчищ кроликов, опустошивших посевы... Австралия, да и только! Не хватало зерна, сильно пострадали огороды, было впервые введено рационирование хлеба, картофеля, некоторых овощей. Мы вынуждены были выпустить в саванну несколько сот собак - почти всех, которые у нас были, и эти свирепые, быстро расплодившиеся и одичавшие зверюги так прищемили мерзких жирных грызунов, что в последующие годы кроликов редко можно было встретить в этих районах Московии. Слава Богу, впоследствии эти "волки" - так мы называли их, чтобы отличить от домашних псов-пастухов - причинили нам все же меньше бед, чем можно было ожидать, хотя и нападали изредка всей сворой на стада овец. Людей они не трогали, боялись. Но 120 и 121 годы были все же нелегкими - неурожай заставил нас распахать земли к востоку от Черной речки - там кроликов не было вообще - и туда переселилось несколько семей. Так был основан поселок - впоследствии, с 145 года, город - названный Хлебодар. Расположен он был в двадцати километрах по прямой от Петропавловска и его жители - в начале их
было 80 человек - занимались только земледелием, обрабатывая около ста пятидесяти гектаров полей. Для Хлебной Дороги, ведущей в этот поселок, был специально построен мост через Черную речку. Я, конечно, неохотно пошел на эту вынужденную меру расселения, так как предполагал, что ещё рано нам, новороссам, дробиться на такие отдельные колонии... тем не менее понимал, что рано или поздно это должно случиться. Сосредоточения слишком большой численности населения в одном городе нужно было, конечно, избежать. А так хорошо нам было всем вместе, на виду друг у друга!...
        Да, я с чистою совестью могу сказать, что по большому счету ничто в те далекие годы младенчества великой Новоросии не омрачало нашего семейного счастья. Новороссы - наши дорогие, любимые дети, внуки, правнуки и праправнуки - были здоровыми, сильными, жизнерадостными, чистыми людьми, в их семьях царил мир и согласие. Вообще все наше поселение держалось, конечно, на взаимовыручке, ещё больше чем просто на послушании "властям". Все делалось сообща, вместе мы воспитывали наших детей, вместе строили дома, вместе пахали, сеяли и собирали урожай. Мне трудно представить себе, что в те годы это могло быть как-то иначе, что зло могло заявить на нас свои права и развеять в одночасье наше благоденствие. Я уповал на Бога, и Он хранил нас до времени; до того смутно далекого времени, пока зерна порока, неизбежно гнездящиеся в каждом человеке со времен Адама и Евы, не начали постепенно. исподволь, прорастать в некоторых новороссах, передаваться, усугубляя свою коварную силу, из поколение в поколение... Но до того времени, повторю, было далеко, а триста лет эпохи Оснований даром не прошли. Освоив все необходимые
технологии и более уже не беспокоясь о хлебе насущном, наше юное общество твердо могло претендовать на заселение всей планеты в не столь отдаленном будущем. Но прежде надо было детально исследовать и картографировать хотя бы нашу Московию...
        7.
        Заседания Малого Совета были всегда открытыми, и проходили в большой церковной трапезной, чтобы при желании как можно большее число людей могло присутствовать на заседаниях. Но, поскольку у всех всегда была своя работа и хозяйство, на обычные рутинные заседания ходили редко. Но 1 мая 198 года не не только трапезная, но и весь церковный двор не вместил бы всех желающих, поэтому я решил организовать "выездное заседание" прямо на главной площади Петропавловска, благо погода позволяла. Из пяти тысяч взрослых новороссов, населявших тогда Петропавловск, Заневский и Хлебодар, больше половины собрались на обсуждение Советом вопроса о постройке самолета в целях исследования Московии и близлежащих островов.
        - Дети мои, - начал я, после того как был отслужен обычный краткий молебен и объявлена повестка дня. - Вы знаете, как важно для нас всех всестороннее изучение нашей среды обитания, нашей благословенной земли, дарованной нам Господом. Лишь малая часть этой планеты исследована нами, малая часть её богатств используется. Но нас становится, благодарение Господу, все больше и больше, и мы должны уже сейчас думать о том недалеком времени, когда не только долины средней и нижней Невы и Черноречья, но и морского побережья и окрестных плоскогорий и равнин не будет хватать для наших пастбищ, посевов, садов, огородов, рыболовецких и охотничьих угодий, а также рудников и карьеров. Сейчас нас уже больше четырех тысяч, а через двадцать лет нас будет втрое больше. Совет и мы все должны подготовить будущее наших потомков, которым жить на этой земле, и всестороннее изучение нашей планеты - не последняя наша задача в этом отношении. До настоящего времени только лошадь и паровое судно были нашими основными инструментами в этом деле. Поэтому я предлагаю Совету выделить лучших наших мастеров и инженеров для постройки
самолета, на котором команда первопроходцев отправится исследовать континент и близлежащие острова. У нас имеется полный набор необходимой технической литературы, учитывающей достижения авиаконструкции Старого Мира вплоть до конца истории. Техническое задание уже определено: самолет должен обладать автономностью полета не менее чем в 4000 километров и быть рассчитан на команду в пять человек, плюс три тонны припасов и оборудования. Дело за предварительными расчетами. Выслушаем ответственного инженера.
        Совет стал обсуждать частные вопросы: место для ангара и аэродрома, состав команды и тому подобное. Я редко вмешивался в такие прения - ведь к тому времени я сам, хотя и знал каждого в лицо и по имени, но уже не мог сказать вот так сразу: такой-то хороший слесарь, такая-то может быть неплохой чертежницей... Малый Совет, выставляя такие вопросы на обсуждение, был в этом отношении незаменим. После заседания и благодарственного молебна был предусмотрен небольшой праздник в честь такого знаменательного события, как день рождения нашей авиации, после чего команда "самолетчиков" как их окрестил народ, отправилась очерчивать намеченные для аэродрома и ангара участки.
        Самолетчики сроки выдержали и в августе 199 года обе машины - "Апостол" и "Орел" прошли испытания и были готовы к полетам. Я помню волнующий момент освящения наших машин - щедро политые святой водой, они блистали на солнце своими белыми фюзеляжами как две гигантских птицы из сказки. Просто невероятным казалось что мы, новороссы, не имея, по земным меркам, почти никакого инженерного опыта, с полукустарными нашими технологиями смогли осуществить такое! Размах крыльев этих мощных четырехмоторных красавцев был пятнадцатиметровым, скорость - до
600 километров в (новороссийский) час, автономия полета без дозаправки: 4000 километров. Пилотов было подготовлено четверо - двое из них должны были лететь на первой машине, в сопровождении двух или трех других членов экспедиции, двое оставались на земле с "Орлом", спасательным самолетом. Последний мы намеревались также использовать для создания топливных баз вдоль основных маршрутов следования "Апостола".
        Наконец, 29 августа "Апостол" был торжественно отправлен в свой первый разведывательный полет. Его путь лежал на север. В состав экспедиции вошли пилоты Сергей и Николай Хлебодарские, мой сын Александр в качестве геолога и радиста и картограф Илья Кириллов. Рапорт первопроходцев гласил:
        "Перелет происходил в отличных метеоусловиях. Местность - саванна, к северу все более лесистая, рельеф к северу и к востоку - гористый (см. топографическую съемку). Направление течения водных потоков - с северо-запада на юго-восток и с северо-востока на юго-запад. Открытых водных пространств не наблюдали. Приземление в точке, удаленной от Петропавловска на 2060 км. к северу (следовали координаты места). Возможность основания топливной базы и подсобного аэродрома."
        
        Все новороссы, собравшиеся на аэродроме, чествовали летчиков, в честь которых был устроен грандиозный праздник, продолжавшийся и на следующий день. "Покорители Московии" - так торжественно титуловал их теперь народ.
        В последующие месяцы были основаны топливные базы на всех главных направлениях исследований, а затем, в течение 200 -203 годов, постепенно картографированы огромные области, простиравшиеся в радиусе почти 13.000 километров от Петропавловска. К концу 203 года как на "Апостоле" так и на "Орле" было совершено более пятисот полетов, общей протяженностью в полтора миллиона километров. Тогда мы уже располагали довольно подробной картой Московии, окружающих её островов и новооткрытого западного континента, названного Златогорье, из-за высоких горных хребтов, сложенных из красноватых пород, которые окаймляли все восточное побережье этого материка. Здесь я привожу только мелкомасштабную схему земель, нанесенных к тому времени на карту:
        Пояснения. На рисунке красной точкой обозначен Петропавловск; основные горные хребты прорисованы серым цветом, зеленым - лесные районы;
        Подробные рапорты каждой из воздушных экспедиций составили несколько тысяч страниц, ведь "Покорители Московии" занимались не только аэрофотосъемкой местности и топографией, но и, по мере возможности, геологическими исследованиями и описанием флоры и фауны тех далеких земель, которые новороссам когда-то предстояло обживать. Оказалось, что животный мир Новороссии не так скуден, как нам казалось раньше - в девственных джунглях юга, в бескрайних лесах севера, в далеком Златогорье были открыты тысячи новых видов - первопроходцы смогли должным образом описать только часть из них. Например, вокруг Кипящего озера водились гигантские яйцекладущие млекопитающие, похожие на бегемотов, но размером крупнее слонов, в лесах Златогорья и Александрии охотились огромные хищные рептилии, на некоторых островах хозяйничали рукокрылые - летучие мыши размером от кошки до теленка. Северная оконечность Московии, область с умеренным климатом (сравнимо с нашей Украиной) оказалась обиталищем сотен видов копытных, самые крупные из которых, четырехрогие чудища названные слоноленями, достигали пяти метров в холке.
Благословенная Новороссия всё дальше и сё щедрее раскрывала перед нами величественную картину своей природы... Следов же поселения человека до сих пор не находила ни одна экспедиция. Впрочем... в одной из записей в бортовом журнале экипажа "Апостола" от 11 августа 202 года я прочел о таком наблюдении:
        "13 ч. 35 мин. Высота 350 м. над западным берегом о-ва Надежды, архипелаг Солнечный. В районе устья безымянной речки замечено два предмета похожих на деревянные лодки. Вернулись к месту наблюдения, сделали два круга, предметов уже не обнаружили. Возможно, стволы деревьев. Суша сплошь покрыта лесом, наблюдения за поверхностью затруднены, туман."
        Речь шла о большом южном острове архипелага, на котором в то время самолеты могли приземляться только в районе северной его оконечности, где были широкие песчаные пляжи. Я сравнил как-то раз эту запись с наблюдением экипажа "Орла", сделанным 2 апреля 201 года во время полета на единственную в том районе топливную базу, расположенную на одном из небольших западных островов Солнечного архипелага:
        "0ч.50 мин. Высота 600 м между о-вом св. Рафаила Архангела и о-вом Надежды. Справа по курсу, в 8-10 км. к югу на Надежде замечены огни, вероятно очаги локальных лесных пожаров (предполагается, уже больше месяца без дождей в этом районе)."
        Мне все это показалось просто любопытным, не более того. Мне, конечно, и в голову не могло прийти, что речь идет о признаках первого, уже довольно многолюдного к тому времени, поселения "морского народа". Как бы то ни было, изучение Солнечных островов не было в то время для нас приоритетом - мы только-только осваивали Московию, нас интересовало далекое таинственное Златогорье с его уникальным набором полезных ископаемых, мы стремились также узнать, что за земли лежат к югу, к востоку и к северу от нашего континента (прошло ещё много десятилетий до того, как мы смогли пересечь Великие Океаны и открыть эти земли - без топливных баз наши самолеты были беспомощны над водными пространствами протяженностью в несколько тысяч километров). О том, что где то в Новороссии кроме нас есть ещё люди мы могли только строить различные досужие предположения...
        Мы все, разумеется, понимали, что экспедиционные полеты - не развлечение и что они были сопряжены с огромным риском... Оставалось уповать на Милость Божию, осознавая при этом свою почти полную беспомощность перед лицом неизведанных просторов и стихий. Мы принимали все возможные меры предосторожности: тщательный технический контроль машин перед каждым вылетом, парашюты-надувные лодки, своевременная смена экипажей... Можно сказать, что третья наша машина - "Петропавловск" - и была построена в основном ради уменьшения риска, связанного с экспедициями. Усовершенствованной конструкции, с большей автономией полета, более скоростная, эта машина была введена в строй в конце 211 года. На неё возлагались большие надежды. После нескольких месяцев рутинных полетов, 10 октября 212 года "Петропавловск" отправился в свою первую серьезную экспедицию - с двумя дозаправками самолет должен был достичь ранее неисследованных районов Златогорья, удаленных на
5000 километров от побережья. В состав экипажа вошли: Сергей Хлебодарский (1-й пилот и комэкспедиции), Иван Кириллов (2-й пилот), Родион Диаконов (механик и радист) Елена Александрова (картограф), Евграф Хлебодарский (биолог) и Иван Николаев (геолог). Им и принадлежит, честь открытия златогорских харангов, великого и страшного открытия, которое двоим из этих отважных новороссов стоило жизни... Но расскажу обо всем по порядку, на то я и хронист.
        Эта первая экспедиция в Дальнее Златогорье имела своей первостепенной задачей топографическую съемку местности и основание топливной базы. На аэродроме ждали её возвращения 19-20 октября. Обычно сроки всегда четко соблюдались. Поэтому я был серьезно обеспокоен, когда 18 октября мне принесли радиограмму с "Петропавловска":
        "Экспедиция задержится с возвращением на две недели - сделаны крайне важные находки в области биологии, требующие продолжения исследований в районе (следовали координаты места). Детали будут нами сообщены по мере продвижения работ"
        "Считаю организацию столь долгосрочных исследований в Златогорье преждевременной. Радируйте вкратце об исследованиях и возвращайтесь сегодня или завтра, смотря по погоде."
        Последнее сообщение экипажа, полученное 18 октября в 17.34 гласило:
        "Возвращаемся к самолету, вылет назначен завтра на 7.00. До встречи "Петропавловска" в Петропавловске!"
        Долгая новороссийская ночь прошла без известий из Златогорья. Беспокойство за судьбу экспедиции росло с каждым часом - рация "Петропавловска" замолчала, не реагируя на наши позывные... Епископ велел неусыпно молиться об экипаже самолета во всех восьми храмах. На следующий день я собрал заседание Малого Совета, на котором было решено срочно организовать спасательную экспедицию на запад. Для этого требовалось во-первых немедленно вернуть на аэродром "Апостол" находившегося Южной Московии. Во- вторых срочно оборудовать две дополнительные топливные базы с двойными запасами горючего для спасательных машин, которые могли добраться до предполагаемого места исчезновения "Петропавловска" только с четырьмя дозаправками. В-третьих, следовало послать за пропавшими первопроходцами оба наших самолета (один из экипажей брал на себя наземные поиски, другой - контроль с воздуха). Так было потеряно ещё около сорока восьми часов ценного времени, пока наконец наши спасатели не оказались готовыми в вылету в Златогорье. Экспедиция была беспрецедентной - впереди не менее тридцати часов полета, если даже метеоусловия
везде будут нормальными... Владыка Павел, благословляя летчиков в путь, пророчески произнес:
        Новороссы искренне и горячо молились о спасении своих братьев, но нашим летчикам не удалось тогда вырвать их из безжалостных рук тех, кого позже назвали харангами. Вот выдержки из бортового журнала "Апостола", написанного рукой моего сына:
        "23 окт. 11.40. Обнаружен "Петропавловск", на одном из единственно возможных естественных аэродромов среди этого нескончаемого леса: на песчаной пойме большой равнинной реки. Приземлились. То, что мы нашли страшно, хотя готовы были ко всему - у разбитого, изломанного самолета лежал мертвый Сергей Хлебодарский. Нет никаких сомнений в том, что он погиб от руки человека: раны нанесены чем-то вроде тупого ножа; кругом следы борьбы, запекшаяся кровь. Сергей отстреливался из пистолета - мы нашли несколько гильз - но само оружие исчезло. Нападавших было, по-видимому, несколько десятков, их следы хорошо отпечатались на песке и на траве, но трупов не найдено. Рация разбита, все разграблено. При тщательном осмотре машины в ящичке для бортжурнала нашли записку, написанную торопливым почерком второго пилота Ивана Кириллова; она и объяснила нам все. Привожу её содержание:
        "19-е, полдень. "Апостолу" или "Орлу". Вчера наши ушли вверх по реке, после того как нашли следы дикарей. Мы с Сергеем остались при машине, держали связь. Утром я пошел на охоту, так как все припасы мы их заставили взять с собой. Пошел на восток, не было меня часов пять. Тогда они и напали на Сергея, возможно уже следили. Оставаться здесь и ждать не могу, надо идти за нашими, предупредить их, положение слишком опасное, сюда им возвращаться нельзя. У меня с собой сигнальные ракеты. Дальше чем на 50 км они не ушли. Дай Бог, чтобы дикари их не выследили. Идите вверх по реке, торопитесь. И. К."
        Сообщено в Петропавловск, где принято решение - обеим машинам немедленно отправиться в указанном направлении поисков. Из того, что, осталось от "Петропавловска" мы взяли всё, что возможно, приборы и т. п. Тело Сергея обмыли и положили в грузовой отсек "Орла". Вылет в 12.30.
        12.40. "Апостол" приземлился выше по реке, начали наземные поиски. "Орел" продвигается дальше на северо-запад.
        14.00 "Орел" вернулся - пилоты обнаружили у реки селение дикарей, в 20 км. Срочно вылетаем.
        20.00. Ввиду нехватки времени все детали событий дня в журнал заносить не буду. Дикарей здесь было не меньше 300-400 человек, живут в шалашах вдоль реки. Агрессивны. Нам удалось приземлиться в 3 км от их селения. Поймали женщину с девочкой лет восьми, но членораздельной речью они, кажется, не владеют, знаков не понимают, перепуганы. Подошли к селению, тут пришлось применить силу, хотя они прямо-таки лезут под пули. После того, как мы их разогнали, они отступили в лес, а мы быстро обыскали селение. Найдено множество предметов с "Петропавловска", среди них одежда и вещи, принадлежавшие как Ивану Кириллову так и другим членам экспедиции. В кострищах остатки человеческих тел. Невероятное зрелище... Господи, неужели такое возможно? Мы собрали все останки и вещи, которые, доставим в Петропавловск, вместе с телом погибшего первого пилота. Почти нет сомнения в том, что все члены экипажа "Петропавловска" погибли от рук дикарей; последним был Иван, отправившийся на поиски своих братьев. Поиски продолжать бессмысленно и опасно, к тому же горючего в обрез. Подумать только, что мы опоздали всего на четыре дня!
Сообщение радировано, приказано возвращаться, а также доставить взятых дикарок. Нам пришлось их связать. Вечная память погибшим первопроходцам!
        21.30 Вылетели, курс на восток. Дикари попытались обойти нас и напасть уже прямо на самолеты. Едва взлетели, патроны на исходе."
        25 октября машины спасателей вернулись в Петропавловск со страшным известием о гибели шестерых первопроходцев и о новой угрозе, открытой ими в столь трагических обстоятельствах. Выслушав краткий рапорт комэкспедиции, я тотчас отдал приказ перенести останки Ивана Кириллова в часовню, а кости, найденные в кострищах - в одну из лабораторий, где наши специалисты должны были попытаться если не опознать, то по крайней мере исследовать их. Мой сын Сергей и остальные члены спасательной экспедиции, накоро поужинав и не успев даже толком отдохнуть, отправились вместе со всеми в часовню, где новороссы уже оплакивали погибших. Владыка Павел объявил сорокадневный траур.
        Доставленных на "Апостоле" дикарок - молодую женщину с девочкой - я распорядился отвести прямо ко мне в дом, где ими должны были заняться мои младшие дочери. Уже при первом взгляде на эти странные существа я склонился к выводу об их местном, никак не земном происхождении - спина и руки, особенно у женщины, рост которой достигал полутора метров, были покрыты черными как смоль курчавыми волосами, руки и пальцы на них были необычайно длинны, а ноги представляли собой и вовсе странное зрелище: вместо пяти на ступнях было по два мощных пальца, прямо как раздвоенные копыта. Кожа дикарок была смуглого, желтоватого оттенка, лица широкие и плоские, с выступающей нижней челюстью и низким лбом, глаза большие, глубоко сидящие, слегка раскосые. Почти круглый череп этих красавиц увенчивала косматая черная шевелюра. Если дикари и владели членораздельной речью, то, по-видимому, отказывались ею пользоваться - всё ещё насмерть перепуганные своими приключениями, туземки только жались друг к другу, изредка всхлипывая.
        Я принялся внимательно осматривать кости, черепа... Да, действительно, это было очевидно. Передо мной лежали останки кого угодно - дикарей или обезьян, но только не наших четырех новороссов, которых мы уже оплакивали. Но очевидно-то это было для нас, разбиравшихся в анатомии и антропологии... Что можно было требовать с Сергея, которому хотя недавно и исполнилось сто пятьдесят лет, но чьи интересы лежали, прямо скажем, вдали от теоретических знаний, тем более по биологии - Сережа, как и остальные члены экипажей наших самолетов, был отличным механиком, электриком, пилотом, наконец... а опытного врача или биолога отправить с ними мы не догадались. Наталье же понадобилось на "опознание" меньше десяти минут...
        - Да, и последнее... - сказал я. - Без третьего самолета нам не обойтись. Даю самолетчикам месяц на постройку "Петропавловска 2". Пусть возьмут дополнительные бригады... ещё сто человек. Надо будет поднапрячься, дети мои...
        Месяц! Кое-кто в Совете, наверное, подумал, чтоя оговорился - это было немыслимо; ведь "Петропавловск" строили почти полгода! Но народ подхватил это дело, что называется, с энтузиазмом, и на следующий же день работа закипела...
        Готовы ли мы были к колонизации Златогорья, хотя бы временной. тогда, в 212 году? Разумеется нет, но поиск пропавших наших братьев отныне был приоритетом, мы должны были сделать всё возможное и невозможное, чтобы найти их. а также, в перспективе, постараться обезопасить дальнейшие экспедиции от дикарей, где бы они не обитали. Мы постарались наладить хоть какой-нибудь контакт с нашими двумя туземками, которым попытались создать прямо-таки идеальные условия для жизни, но безуспешно: женщина отказывалась от пищи, скулила как животное, запертое в клетку, и вскоре умерла, не столько голода сколько от страха и нервного истощения. Девочка, которую мы назвали Кая, по первому членораздельному звуку, который она произнесла, выжила и очень скоро стала приобщаться к "цивилизации" - ела ложкой, расчесывалась, умывалась, одевала платья, сидела на стуле и даже, полгода спустя, пыталась выговаривать какие-то слова по-русски. Таким образом, как выяснилось, дикари были людьми, и людьми разумными, но стоящими на несоизмеримо низшей ступени развития чем самые первобытные из ныне живущих народов Земли. У них был,
конечно, своеобразный язык состоявший, скорее, из набора стонов, выкриков и мычания, чем членораздельных звуков (мы пытались записывать разговоры дикарок на пленку). Кстати, слово "харанг", которым после основания Лагеря на Славянке (о нем ниже) новороссы стали называть туземцев Златогорья, происходит от воинского клича, которым дикари, безрассудные в своем бесстрашии, подбадривали друг друга, толпами идя под пули новороссов.
        Итак, временная колонизация неведомого Златогорья была делом решенным. К началу 213 года в лагере новороссов, расположенном на берегу Славянки - та самая река, к верховьям которой ушли и не вернулись четверо первопроходцев - было уже 82 человека. Вступая в настоящие сражения с немногочисленными, но крайне агрессивными харангами - которых наши доморощенные этнографы пытались было изучать, но малоуспешно - новороссы исследовали обширнейшие лесные и горные районы континента. "Петропавловск 2", настоящий аэрогигант по нашим меркам (грузоподъемность 30 тонн, 15 пассажиров), построееный ударными темпами, осуществлял перелет Петропавловск - Славянка только с двумя дозаправками всего за 22 часа. Некоторым нашим энтузиастам так полюбилось Златогорье, что они даже предложили основать постоянный морской порт в устье Славянки, т. е. на 3800 км. юго- восточнее Лагеря. Конечно, я не без оснований сочел эту затею более чем преждевременной... Между тем поиски экипажа "Петропавловска" продолжались в течение полугода, а закончились поистине неожиданно и счастливо. Случившееся многие почитали за чудо. 16 апреля 160
года "Петропавловск 2" приземлился на дозаправку на базе 4-я Западная, что на восточном побережье Златогорья. Там и произошла невероятная и столь радостная встреча - измученные многомесячным переходом, побывавшие в плену у кровожадных харангов, голодные, но не сломленные Четверо - Родион, Иван, Евграф и Елена ждали наших на топливной базе, островке цивилизации, затерянном среди необъятных диких просторов Златогорья. Свершилось поистине чудо - ничего не зная о Лагере, избегая долин рек, почти сплошь населенных харангами, смельчаки прошли за эти полгода больше четырех тысяч километров, направляясь к 4-й Западной, маяку спасения. Они поведали нам о судьбе Ивана Кириллова, направившегося тогда, в октябре, на поиски - он погиб на их глазах, отбиваясь от харангов совсем рядом с селением, где дикари их держали в плену. А на следующую ночь Четверым удалось бежать, воспользовавшись небрежностью не отличавшихся сообразительностью стражей. Труп Ивана дикари, по-видимому из суеверия, подвесили на лианах к ветвям высокого дерева - экспедиция, посланная к некогда разгромленному нами селению на берегу Славянки
действительно обнаружила там его тело... Так закончилась златогорская эпопея - к началу мая Лагерь перестал существовать, все новороссы благополучно вернулись в Петропавловск.
        8.
        Все эти события были для меня настоящим ударом - не только из-за гибели моих потомков, но и из-за нового, страшного поворота в истории нашего юного сообщества - в Новороссии жили враги и мы научились убивать их, убивать в борьбе за выживание. Я подробно расспрашивал тех, кому приходилось стрелять в харангов тогда, во времена первой экспедиции и Лагеря в Златогорье - чем это было для них? Что они ощущали? Видели ли они в харангах людей или животных? Что говорила им совесть, после того, как сотни туземцев погибли под пулями?... Выводы, сделанные мною из этих разговоров были ошеломляющими. Люди, новороссы, христиане, воспитанные в неведении даже самого понятия о возможности физического убийства врага своего, "невинные ангелы Эдема", того духовного Эдема, который я пестовал в течение полутора веков, убивали харангов как кроликов или диких коз на охоте. Беззлобно, методично, спокойно, не задумываясь. Да, для них ЭТО БЫЛА ОХОТА, не более того. Невинность новороссов в мгновение обратилась в жестокость СЕБЯ НЕ ОСОЗНАЮЩУЮ - они ведь защищались, защищали своих братьев, ну а дикари... нет, конечно, если бы
они считали их людьми, вот так просто убивать их было бы немыслимо, невозможно... да и Господь бы не позволил, если и харанги тоже его чада!... Но мы, новороссы, привыкли охотиться, наш глаз меток, арбалеты и ружья не знают промаха. Да и как можно считать ИХ людьми, если ЛЮДИ - ЭТО МЫ, НОВОРОССЫ, которым Бог дал Благословенную Землю, после спасения досточтимых Отца и матери из Старого Мира? ИНЫХ ЛЮДЕЙ мы не знаем и не видели. Так кто же такие харанги, в конце концов? Что о них говорит Святая Церковь?...
        О харангах.
        Здесь я расскажу о них вкратце, основываясь на знаниях, полученных нами после первых контактов с ними в Златогорье. Несколько пленных было привезено в Петропавловск, поэтому мы смогли достаточно подробно изучить их. Харанги жили небольшими, в
200-500 особей, общинами, в основном вдоль рек и вокруг озер. Если бы вся Московия была заселена ими с той же плотностью, что и Златогорье, то харангов на нашем континенте было бы не больше полумиллиона. Ни земледелия ни скотоводства они не знали, из орудий употребляли только каменные топоры и рубила, а также примитивные копья. Огонь высекали из камня, но мясо и плоды пекли редко. Жили в шалашах из ветвей и шкур, а также в пещерах. Ходили в основном нагими и лишь иногда одевались в грубо выделанные шкуры. Мертвецов хоронили в земле, сопровождая погребение довольно сложными ритуалами, в которых большую роль играли различные специально обработанные прозрачные камни. По водоемам передвигались на больших слегка выдолбленных бревнах при помощи примитивных весел. Охотно употребляли в пищу себе подобных - стычки между племенами происходили постоянно. Внешний вид харагнов приводил к мысли, что они вряд ли могли быть потомками современных землян... Темнокожие, низколобые, волосатые, с длинными руками и глубоко посаженными глазами, они походили во многом на тех самых гипотетических неандертальцев, изображение
коих известно каждому школьнику на Земле. Речь харангов служила им почти исключительно для выражения бытовых нужд - в лексиконе их мы различали всего несколько десятков слов, но отмечались и ритуальные "словосочетания" и даже "пение". Средняя продолжительность жизни туземцев была, по-видимому, невелика - мы редко видели среди них стариков. Безусловно, харанги были существами разумными - Кая, первая дикарка, воспитанная в Новороссии, через год уже бегло говорила по-русски. Взрослые харанги, которых мы пытались также приобщать к цивилизации, оказались в основном менее даровитыми, но кое-что усвоить могли. Я сам не верил, что харанги могли быть потомками Homo sapiens, современных землян, проникших некогда в Новоросье... либо это были действительно какие-нибудь неандертальцы, которым мало пошли на пользу миллионы лет эволюции, либо коренные жители планеты. Многие из нас склонялись к последнему. Интересно отметить, что не было зафиксировано ни одного случая случаев заражения от харангов какими-либо инфекциями, хотя было известно, что сами туземцы часто умирали от каких-то неведомых заболеваний
(впоследствии наши биологи обнаружили, что у харангов не только очень слабый иммунитет, но и генетическая предрасположенность ко многим патологиям - признаки явного вырождения расы).
        Как бы то ни было, Владыка Павел, после недолгих размышлений, повелел крестить тех харангов, которым удалось усвоить начальные понятия Православия - для Церкви они, безусловно, были настоящими людьми. К 220 году, после возобновления воздушных экспедиций на дальний Запад, крещенных аборигенов, живших целыми семьями в Петропавловске, было уже 35 человек.
        Тогда же Владыка поставил перед нами давно и трепетно ожидавшийся всеми вопрос о просвещении несчастных аборигенов. Это произошло на заседании Совета, летом 221 года.
        Следует сказать, что морское дело у нас было до сих пор целиком подчинено экономическим нуждам - несколько небольших баркасов, из которых два паровых, ходили в основном по Неве и по Черной, изредка промышляя дюголеня вдоль Невского берега и на Птичьих островах. Морское рыболовство развито не было - нам вполне хватало речной рыбы. Я не был большим сторонником далеких морских путешествий - до поры - и дальше острова Котлин в море Сапфиров (всего 180 км от устья Невы) никто из нас плавал.
        Проект постройки флота все же разбередил умы - народ зачитывался земной литературой - из доступной в библиотеках - о кораблестроении и морских путешествиях. Тем временем я направил все наши воздушные силы на подробное и основательное изучение Московии - континент стали исследовать не только летчики, но и многочисленные пешие экспедиции, которые высаживались с самолетов в самых удаленных уголках материка. Косвенным образом это и оттянуло начало собственно Эпохи Мореплавания, условно третьей и последней эпохи Эры Начал. Хотя было и другое обстоятельство - в
240 году я все же санкционировал основание Златогорской Миссии на Славянке, так как стало возможной нормальное (раз в месяц) авиасообщение с теми районами - тогда у нас уже было семь крылатых машин! Миссия развивалась сначала очень успешно, на ниве Господней там подвизалось два священника, а всего на Славянке постоянно работало около ста человек... Ведь для большинства энтузиастов морского дела основной целью было осуществление призыва Церкви - просвещать харангов Златогорья, что и стало постепенно осуществляться. А в 245 году в лесах Западной Московии наша экспедиция обнаружила племя, называть которое харангами было бы как-то странно...
        О народе цуу-ха (цухайцы).
        То были пигмеи, ростом в основном немногим больше метра, светлокожие, большеглазые, светловолосые и, в отличие от харангов, миролюбивые. А также более развитые - к обычным для харангов навыкам они прибавили, например, ловлю рыбы сетями из лиан и весьма умелую обработку дерева и особенно костей животных. Каннибализм у цухайцев не практиковался, жили они в крытых землянках, промышляли в основном собирательством и рыбной ловлей, строили настоящие долбленые лодки и вязали плоты. Называли они себя "цуу-ха" и общались на довольно развитом наречии, отдаленно напоминавшем то ли китайский, то ли вьетнамский. Ареал их обитания ограничивался небольшой лесной областью на западе Московии, к югу от обширного Александрийского залива. К моменту обнаружения цухайцев новороссами, этих туземцев было не больше тысячи человек, разделенных на восемь родов, кочевавших по соседству друг от друга. Впоследствии мы узнали, что племя цуу-ха, некогда многочисленное, обитало "далеко на западе" - по словам их старейшин - предположительно в Златогорье, откуда они, теснимые харангами, переселились сначала на Александрию, а затем
и в Московию. Цуу-хаа рассказывали об "острове Чаа-ян" (предположительно - Александрия), где им якобы удалось полностью истребить живших там харангов. Но победа досталась цухайцам очень дорого - в живых оставались лишь немногие воины, и "много, много больших дождей тому назад - только самые старые из цуу-ха помнят Чаа-ян" вожди цуу-ха приняли решение отправиться дальше на восток. Выяснилось, что причиной переселения явились... наши самолеты, летевшие с востока и принятые туземцами за знамения богов!
        В начале 246 года, после двух повторных экспедиций в этот край, была основана Цухайская Миссия, для которой специально был рукоположен ещё один священник. Но через несколько месяцев этот удивительный народец, в лице своих старейшин, пожелал сам переселиться "на земли, где молятся Единому Богу люди, прилетевшие на железной птице". Я принял у себя в Петропавловске вождя всех родов цуу-ха, который просил меня позволить его народу поселиться на той земле близ наших городов, которую я сам для него выберу. Я предупредил вождя, что среди нас живут потомки харангов, но мирные и не представляющие опасности - старейшина ответил весьма благоразумно, что "с людьми железной птицы цуу-ха не боятся своих древних врагов, память о которых уже стерлась". Посоветовавшись с Владыкой Павлом, который оказался горячим сторонником этой идеи, я выделил для цухайцев часть правого берега Невы ниже Петропавловска. До Пасхи 247 года все цуу-ха были переселены в свой большой поселок, названный нами, по имени их народа, Цухайским. За пять лет жизни в новых условиях их численность удвоилась, да и просвещение сделало свое дело -
все они стали, разумеется, христианами, научились читать по-русски (была создана и цухайская письменность на основе кириллицы) и освоили большинство навыков нащей цивилизации.
        Цухайская эпопея настолько привлекла себе всеобщее внимание, что, хотя про харангов и не забыли, но "морская болезнь" прошла почти у всех. Увлеклись поисками оставшихся на Александрии или на восточном берегу Златогорья родичей цуу-ха, но в течение нескольких лет многочисленные экспедиции, кроме интересных археологических находок, свидетельствовавших о некогда многочисленных поселениях дикарей в тех районах, ничего не находили. А после того, как в 255 году над северной Александрией разбился "Сокол", один из наших новых аппаратов, - экипажу из пяти человек удалось спастись благодаря парашютам - я резко ограничил число полетов. Теперь предпочтение отдавалось наземным экспедициям по Московии, в основном геологоразведочным, а авиация обслуживала в основном нашу Миссию в Златогорье.
        Я долго не мог решиться - какова должна быть наша линия поведения в отношении харангов?... Вопрос оказался весьма сложным. Миссия на Славянке к концу Третьего Века от Переселения представляла собой скорее полувоенное поселение цивилизованных харангов, чем новороссов. Странность всего этого предприятия заключалась в том, что... собственно миссии среди харангов и не было - то была фикция, и только. Взрослые туземцы, как я уже упоминал, практически не поддавались какому либо "окультуриванию", да и насиловать их не хотелось... Поэтому новороссы, горящие евангельским рвением, просто приводили в Миссию - пользуясь разными методами - детей и подростков харангов, иногда с молодыми матерями. Материальные блага вообще не оставляли туземцев равнодушными и некоторые племена, сообразив наконец, что шеренгами ложиться под пули и стрелы пришельцев - себе дороже, стали искать дружбы новороссов, пытаясь - конечно, безуспешно - втянуть их в бесконечные свои межплеменные войны и даже продавая им... пленных или, когда пленных был недобор (или съедены ненароком), а получить побольше рыболовных крючков или острых
стальных ножей очень хотелось, "уступая" им своих детей. Когда я узнал, что подобная "меновая торговля" ведется нами в Златогорье, я, помню, сгоряча приказал закрыть Миссию и наказать виновных. Горько было, в самом деле, видеть, как поистине благие намерения оказались самым большим соблазном для неискушенных новороссов - ведь миссионеры старались спасти как можно больше детей, "вырвать их из ужаса людоедства и дикости", как говорил, например, Отец Михаил, священник и настоятель Миссии. Вот и вырывали...
        Проведя подробное расследование, я запретил пользоваться недостойными методами добычи "материала для просвещения", хотя и натолкнулся на непонимание миссионеров, ПРИВЫКШИХ уже к такому обращению с туземцами. Я предчувствовал, и говорил об этом епископу, что дело встало на скользкий путь и грозит катастрофой. Как-то раз после воскресной службы у нас с Владыкой состоялся серьезный разговор на эту тему.
        В 293 году Миссию на Славянке покинули все новороссы, кроме двух священников, диакона и их семей - они получили от Владыки и от меня разрешение оставаться в Златогорье ради духовного окормления Спасо-Златогорского, поселка харангов- христиан, где жило тогда около пяти тысяч единоверцев.
        9.
        Началом Эпохи Мореплаваний считается, по официальным хроникам, год обретения на Солнечных островах морского народа - гордых потомков некогда бежавших их Петропавловска Владимира и Лидии, наших правнуков. Произошло это в 372 году, но новоросское мореплавание имеет довольно богатую историю и до этой даты. Речь идет прежде всего о каботажных плаваниях вдоль берегов Московии. Наш флот, к началу Четвертого века от Переселения состоявший всего-навсего из пяти дизельных и девяти паровых шхун, не считая нескольких десятков парусных баркасов и лодок, долго не мог отважиться пересечь даже Александрийский пролив (470 км в самом узком месте), отделявший этот большой остров от Московии. Самая большая паровая двухмачтовая шхуна - "Крылатый" - , построенная в
297 году, имела водоизмещение всего в 85 тонн. Наши суда плавали не далее чем в 200 километрах от берега, занимаясь в основном рыбным промыслом и охотой на морских змей - из этих ценных рептилий, достигавших иногда 20 метров в длину, получали крепчайшую черную кожу и нежное, нежирное мясо. Конечно, мы могли бы снаряжать и далекие морские экспедиции, но частые и жестокие бури, свирепствовавшие с апреля по июль и с сентября по январь в восточных и южных морях, заставляли нас быть благоразумными.
        Между тем наши поселения ширились и процветали. Как и предвиделось, на начало Третьего Века от Переселения пришелся демографический взрыв - смертность была практически нулевая (с 150 по 200 год было зарегистрировано только двадцать шесть смертей), рождаемость была нормальной, поэтому приблизительно каждые 20 лет - одно поколение - численность новороссов удваивалась. Согласно переписи, которую я велел с тех пор проводить каждые 25 лет, в 250 году Московию населяло 160.785 новороссов, 1353 цухайца и 204 харанга. Кроме Петропавловска, Хлебодара, Заневского и Цухайского существовали поселки Преображенский (на Черной Речке, близ монастыря), Степной (большое скотоводческое поселение в 30 км к западу от города), Рыбачий (в устье Невы), и целый ряд небольших деревень по Неве от Петропавловска до моря. В 300 году нас было уже больше полумиллиона...
        Именно конец Третьего века был назван в хрониках Временем Первых Угасших. Потомки наши, родившиеся в седьмом и восьмом поколениях, достигали возраста, в котором смерть уже была их естественной участью. Недалеко было время, когда вслед за шестым, пятым и четвертым поколением рожденных в Новороссии должны были уйти и наши правнуки... У нас же с супругой родилось в Новороссии девятнадцать детей - они и мы четверо с Натальей и Еленой Старшими должны были на много веков пережить всех своих потомков; недаром Хроники, начиная с Эры Великого Княжества, именуют нас Долгодневными - тысячи, десятки тысяч лет суждено было нам жить в Новороссии, и сознание этого "бессмертия" заставляло нас, конечно, оценивать мир и людей совсем иначе. Но сердце отца и матери болело за каждого из потомков, и смерть их наполняла наши души горечью...
        Изменялся и внешний вид наших поселений - кто бы ещё лет сто назад смог бы узнать Петропавловск в том весёлом нагромождении двух- и трехэтажных домов белого кирпича, утопающих в "низкорослых" по-новороссийски садах и цветниках, с широкими, но редко геометрически упорядоченными улицами (холмистый рельеф обязывал), с величественными храмами. внушительными зданиями школ и мастерских, заводов и конюшен, гаражей и складов, каким город стал в начале Четвертого Века от Переселения?... Городская инфраструктура постепенно принимала почти современный земной вид - в поселениях был водопровод, канализация, почти во всех домах - электричество. Вообще-то в связи с демографическим взрывом ещё в
350-х годах с электрификацией у нас были серьезные трудности - три старые гидроэлектростанции не справлялись с растущими потребностями, а топлива для угольных не хватало. Тогда мы стали ударными темпами строить ветряные электростанции, и к концу Эпохи Оснований число "эолик" превысило 400.
        Широкие новоросские дороги, предназначенные для конных повозок и пешеходов (автомобилей в Новороссии не было вплоть до 5- го века, но и после того их выпускалось крайне мало и только для перевозки больших грузов), стали с уже конца 3 века покрывать битумом, особенно в местах, где в сезон дождей скапливалось слишком много воды. Но по-прежнему основной грузопоток шел через реки, вдоль которых в основном и селились тогда новороссы.
        Давным-давно моя семья - а с 205 года мы вновь жили вместе со всеми нашими детьми и самыми младшими внуками - обосновалась в Восьмишном Дворце, целом замке, окруженном стеною и состоящем в основе своей из восьми небольших трехэтажных зданий, которые соединяли трехэтажные же крытые галереи. Я велел построить Дворец с таким расчетом, чтобы место Врат и окрестные скалы оказались как бы внутри стен, полукольцом окруживших их. Там в камне прорубили множество взаимно сообщающихся залов (т. наз. Гранитный Дворец, делящийся на Три Яруса), так что сама Пещера Врат, о местонахождении которой впрочем и так не знал никто, кроме нас с супругой, была полностью замурована. Сам Петропавловск, вольготно раскинувшийся по обоим берегам Невы, был построен без какого-либо конкретного генерального архитектурного плана, тем более что каждая семья или род (многие селились вместе целыми кланами по сто-двести человек) строила свое жилье на отведенном участке по собственному, так сказать, дизайну - в этом свобода творчества была полнейшая. Постепенно в моду вошли прямоугольные дома с внутренним двором, крытыми галереями и
множеством башенок (лично я их считал уродством), в три, иногда в два этажа, с большими, квадратными окнами с обязательными наличниками и прочими петушками и коньками в русском или псевдорусском стиле. "Официальные" так сказать здания, школы например, строились под моим личным контролем и разнообразием не отличались, а потому походили на известные советские сооружения такого типа, расцветшие в 1970-е годы - просто и удобно. Моей жене они не нравились.
        Зато архитектурные наши изыски уходили куда-то на десятый план при виде той красоты, которую сотворили и продолжали творить в Петропавловске садовники и озеленители. Петродворец с Версалем по сравнению с нашими парками, садами и и фонтанами выглядели бы как заурядные областные ЦПКиО. В городе не было даже площадей - вместо них среди газонов росли кипарисы и цвели огромные новороссийские морозии, кустарник с цветами холодно-лазоревого ("морозного") цвета, вроде лилий.
        Не менее красив был и Хлебодар, с традиционно устоявшейся там деревянной застройкой, и Преображенский, где почти все дома были украшены куполами-луковками, в память о том, что город "пристраивался" к монастырю. Цухайцы же в своем небольшом пока поселении предпочитали строить дома, похожие на большие деревянные юрты, приземистые, одноэтажные, с круглыми окнами. Впрочем, такое разнообразие только радовало глаз; не говоря уже об интерьере домов новороссов, сплошь изобильно (часто слишком изобильно...) украшенных и деревянной резьбою, и мозаикой из дивных прозрачных камней, и лепниною, и картинами, писанными на шкурах, на холстах, на дереве, на глине и на бумаге. Новороссы вообще не страдали комплесками землян по поводу эстетических канонов и приличий - считалось, что дом или улицу может украсить любое ТВОРЧЕСТВО, будь автором оного пятилетний ребенок или известный мастер. Как сказали бы на Земле, "важен сам факт самовыражения". А самовыражаться в творчестве новороссы любили. Все почти были хорошими, действительно, художниками ("Это у них от меня", шутил всегда я) и очень многие - прекрасными
музыкантами и певцами (Это у них от меня", говорила супруга). Редки были не пишущие стихов и не выставлявшие их на прочтение на специальные стенды, где поэтические произведения каждого - и только поэтические! так повелось - могли висеть ровно месяц; у таких стендов всегда собиралась толпа, особенно по праздникам, толпа едва ли не большая, чем те, которые сходились у многочисленных парковых эстрад - мини-театров, названных почему-то "армониями" -, послушать пение, музыку и посмотреть спектакли. Ваятели же оккупировали в основном парки, выставляя там свои скульптуры, которые почитатели их таланта могли забрать себе для украшения своих домов и садов. Тогда, к счастью, искусство не было тою зловещею и лукавою почвой для тщеславия и сопутствующей ему зависти - все новороссы были в той или иной степени художниками и не стремились возвыситься в этом над другими, как на Земле домохозяйки не стремятся, например, прослыть лучшими в мире кулинарками, хотя похвала гостей им всегда приятна. Те же из новороссов, чьи имена становились известны именно в связи с их выдающимся творчеством, не получая от этого иных
благ, кроме собственно удовлетворения артиста своим шедевром, ни в чем не возвышались над остальными и редко делали из своего творчества профессию (или, как говорили у нас, свое "назначение", в смысле профессиональной деятельности).
        Система образования в конце Эпохи Оснований усложнилась, но ненамного - первый этап школьного обучения (7 лет) происходил при приходских церквях и монастырях, хотя родителям позволялось учить детей и дома. Обучение "назначенное" (профессиональное) происходило либо в одном из пяти Училищ (Инженерное, Аграрное, Строительное, Геологическое, Биологических и Химических наук - Биохим) либо при мастерских, заводах и фермах, причем очень часто эти две возможности сочетали. Некоторые земные дисциплины были мною упразднены совершенно, например история и литература (Старого Мира), некоторые в Новороссии были просто не нужны, например языки, психология, социология, экономика, право... Да и книг по таким дисциплинам мы почти и не пронесли с собою через Врата. Медицина прилежно изучалась, но врачей было мало - даже в девятом и в десятом поколениях новороссы совершенно не были подвержены ни микробным, ни вирусным, ни генетическим заболеваниям; нашим докторам оставалась в удел практически одна травматология да, пожалуй, акушерство, а Биохим готовил в основном ветеринаров, химиков, зоологов и ботаников.
        Два слова следует также сказать о языке, которым пользовались новороссы в 4-5 веках от Переселения. Грамматически он был всё ещё похож на современный русский, но лексика значительно обогатилась неологизмами, а иногда и заимствованиями из цухайского (в названиях растений и животных). Церковнославянский язык влиял на новоросскую речь постоянно - например письма, песни, детские сказки и стихи писались народом на языке во многом похожем на старославянский, разумеется, с некоторыми странностями и модификациями. В 232 году я утвердил новоросский алфавит, в который ввели и все "недостающие" церковнославянские буквы. Произношение новороссов в то время отличалось небрежностью и тенденцией к сокращениям, а с другой стороны непонятно откуда появилось и быстро распространилось оканье. В целом, забегая вперед, можно сказать что только к концу Первого Тысячелетия от переселения новоросское наречие стало собственно "Нороским пословом" - самостоятельным, совершенно отличным от русского языком.
        Итак, к середине Четвертого Века новороссы, достигнув в своем развитии качественно нового уровня, были готовы к дальнейшему освоению планеты. прежде всего морским путем. Мало того, мы испытывали в этом необходимость - ведь авиационные исследования Московии постепенно исчерпали себя, да и планируемая в скором времени колонизация близлежащих островов была немыслима без сильного морского флота. "Крылатый", уже весьма потрепанная посудина, был "списан" на Неву в 365 году, а годом позже в шторме за островом Котлин погибли два рыбацких парусных баркаса с экипажем в 18 человек. Из "крупнотоннажных" (не более 60 тонн) у нас оставалось всего ничего - семь дизельных и десять паровых катеров, часть которых уже нуждалась в ремонте. Ощутимо сократилась добыча дюголеней, морских змей и уловы рыбы, а котлинская рыболовецкая база даже была эвакуирована. Единственный судостроительный - он же судоремонтный - док, построенный в 266 году в поселке Гавань в Невском заливе, уже не справлялся с ситуацией. Тогда, в начале 367 года, я поставил перед Малым Советом задачу:
        - Мы должны бросить серьезные силы на судостроение. Даю четыре года срока: за это время необходимо построить новый, большой док в Гавани, заменить "Крылатый" новой дизельной шхуной и спустить на воду настоящий океанский пароход, способный совершить хоть кругосветное плавание.
        И дети дерзали, хотя дело и продвигалось не так скоро, как хотелось бы. Около года нам понадобилось для постройки нового дока на побережье и доставки туда необходимых материалов. Новая шхуна, "Архангел", была спущена на воду уже летом 370 года, рыболовецкая база на Котлине была восстановлена, в распоряжении её промысловиков были теперь три дизельные шхуны, паровой катер и восемь баркасов. Ну а постройка первого нашего океанского парохода заняла больше трех лет. Наконец, настал долгожданный день торжества Новороссии на море - 12 февраля 372 года красавец "Святитель Николай" был освящен и спущен на воду. Трехмачтовый пароход, конечно, уступал "Титанику" в размерах (и слава Богу...), но все же: водоизмещением в 1600 тонн, с вспомогательными парусами и машиной, позволявшей развивать скорость до 60 узлов, длиною в 30 метров от форштевня до кормы, грузоподъемностью в 950 тонн, с экипажем в 90 человек... Тогда этот трехпалубный хозяин морей казался нам настоящим гигантом! После двухдневного пробного плавания на Птичьи острова и на Котлин "Святитель Николай" был снаряжен для долгожданного многомесячного
рейса на восток - задачей первопроходцев было подробное исследование обширнейшего архипелага - Солнечных островов, лежавших в 5000 километров от нашего побережья.
        5 апреля я и Владыка Павел поднялись на борт "Святителя Николая", где состоялся торжественный обед-проводы. После последних слов напутствия "провожающие" вернулись на пирс Гавани, а наша морская гордость, под триумфальную музыку и восторженные крики толпы (несколько десятков тысяч новороссов специально прибыли в порт, чтобы присутствовать на таком событии) подставила все свои белоснежные паруса свежему бризу и вскоре оседлала сапфировый горизонт океана. Начиналась Эпоха Мореплаваний, последняя Эпоха незабвенной Эры Начал Новороссии.
        ЧАСТЬ 3. ЭПОХА МОРЕПЛАВАНИЙ.
        1.
        Воспоминания капитана парохода "Святитель Николай" Ивана Ильича Георгиева, опубликованные в 2-3 номерах "Петропавловского Вестника" за 373 год, здесь приводятся со значительными сокращениями.
        "(...) Наконец, утром 19 апреля, после двухнедельного плавания, мы в виду острова Надежды. Здесь мы должны были задержаться на месяц - самый малый срок для выполнения исследовательской программы. Вдруг, когда до берега оставалось не более 25 километров, справа по борту примерно на таком же расстоянии были замечены три парусника, державшие курс на Ю.-З. Мне тотчас доложили. В бинокль я увидел суда, напоминавшие небольшие гребные баркасы со странными квадратными парусами грязнозеленого цвета. Людей разглядеть с такого расстояния было сложно. С парусников также, вероятно, заметили нас и быстро изменили курс на В. Объявив боевую готовность, я приказал взять полным ходом на Ю.-Ю.-В., чтобы сблизиться с неизвестными судами по прямой, близ береговой линии, если они не изменят курс.
        Все было исполнено, и когда мы приблизились к таинственным парусникам на расстояние километра, они приспустили паруса и перестали грести - простыни, кажется, подействовали, или, если их курс к берегу толковать как бегство, они отчаялись оторваться от нас, ведь мы плыли чуть ли не вдвое быстрее. Теперь неизвестных моряков можно было как следует разглядеть в бинокль - явно не харанги и не цухаи, то были такие же люди как мы, полуголые, загорелые, с русыми бородами и странными головными уборами, похожими на соломенные капнетки, что носят у нас степные пастухи. Все три баркаса - густопросмоленные суденышки, длиною метров в шесть, с короткими мачтами и тремя парами гребцов - сгрудились теперь носами к берегу; побросав весла, странные моряки о чем-то оживленно переговаривались друг с другом. Враждебных намерений у них явно не было. Мы перестали махать простынями и принялись осторожно выкрикивать разные "дружелюбности". С баркасов нам замахали в ответ. Остановив машину, мы подошли к ним на малом ходу и стали практически борт о борт с ближайшим к нам баркасом. Мы никак не могли прийти в себя от крайнего
изумления - неизвестные явно говорили по-русски! На их груди я разглядел маленькие нательные кресты черного дерева.
        Мы пригласили странных моряков подняться к нам на борт, на что они с удовольствием согласились, пришвартовав свои парусники прямо к "Святителю Николаю" с помощью поданных нами канатов.
        Я ничего не знал, конечно, об истории Владимира и Лидии и их побега на "Ветре" в те далекие времена, когда даже мой прадед Сергей Георгиевич был ещё совсем молод. Среди команды тоже никого не было, кто мог бы знать об этом событии. Поэтому мы все недоумевали - кто был праотцом встреченных нами рыбаков и когда и откуда прибыл он на остров. Одно оставалось несомненным - эти люди были потомками новороссов и сохраняли о Московии некие смутные предания. (...)
        "Святитель Николай" бросил якорь в бухте, названной местными жителями "Заветра", вероятно потому что от северных ветров её ограждал невысокая горная гряда. В бухте, практически среди леса, располагался и поселок рыбаков - несколько десятков дощатых домиков с круглыми крышами, покрытыми кожей морских змей. Я отправился туда в сопровождении судового священника отца Марка, боцмана, нашего картографа Ивана Степного, биолога Екатерины Александровой, трех наших геологов и ещё нескольких человек из команды. Длинноволосый моряк, которого звали Лексей (видимо, искаженное от "Алексей"), отправился с докладом к правителю поселка - мне объяснили, что мораны признают власть старейшего из них; того, о ком шла речь звали Вадамир Заветря, внук самого основателя рода моранов, Вадамира. Вскоре нас окружила толпа любопытных - в основном женщин и детей. Мораны походили на наших новороссов как братья; пожалуй, были они чуть смуглее и как на подбор худощавы. Говорили они очень быстро, и мы не всегда могли понять их речь, но с нами они старались беседовать тщательно подбирая слова.
        В тот же день Досточтимый отец, во время нашего ежедневного радиоотчета, просветил меня по поводу личности и истории Вадамира-Владимира и его супруги, а также позволил рассказать об этом и самим моранам, его потомкам. По-видимому, они не слишком были удивлены этим открытием, отвечали обычно "Так судил Христос Бог" и не более того. (...)
        Мы прожили в Заветри две недели, изучая быт и нравы моранов, делясь с ними нашими достижениями; отец Марк энергично взялся за их просвещение в вере. Слух о нашем прибытии на остров распространился среди моранов мгновенно - из многих других селений прибыли посланцы, чтобы воочию убедиться в том, что наросы на паровой лоде - не досужий вымысел. Наши ученые сделали за этот срок множество ценнейших наболюдений, которые они, конечно, намного лучше чем я опишут на страницах газеты. Упомяну об одной интересной находке, ставшей уже, впрчем достоянием гласности - речь идет о таинственных предметах, выловленных в разное время моранами или найденными ими на побережье. Я видел полные собрания этих вещей, но только часть из них нам удалось привезти в Петропавловск. В числе прочих диковин мы отметили полые цилиндры из неизвестного легчайшего металла, странные украшения в виде змеи или жука, осколки очень легкого цветного стекла, золотистая проволока неясного состава, и, конечно, множество небольших яйцевидных полых сосудов, внутри которых были обнаружены таинственные письмена на тончайшем пластическом материале
- "иероглифы моранов", как их у нас теперь называют (в общем-то безосновательно, так как, как стало известно недавно, ни один из этих предметов не принадлежит новоросской, а тем более моранской культуре). Здесь я не намереваюсь обсуждать многочисленные гипотезы о древних старомирных или туземных цивилизациях, населявших нашу планету, скажу только, что мораны сами говорили об этих предметах: "они не от наросов, а от людей, которые жили на всех островах мира тысячи тысяч бурь тому назад"... Откуда мораны знают об этом, можно только догадываться. (...)
        С 12 по 19 мая мы прошли вдоль восточного берега Надежды и взяли курс на север, к острову Воскресения (по морански "Красная земля"). 21 мая якорь брошен у моранского поселения Древой (от большого старинного лесорубного промысла для нужд окрестных деревень). На следующий день в глубь острова отправилась наша сухопутная экспедиция; мы должны были ждать её в Древом с 10 июня; тем временем мы исследовали побережье и мелкие острова. Мораны часто сопровождают нас на своих парусниках и служат лоцманами. Пополнены коллекции "иероглифов". (...)
        11 июня вернулась наша экспедиция с печальной вестью о гибели геолога Ивана Заневского от укуса неизвестной змеи... воистину, велик труд первопроходцев, жертвующих собою ради благоденствия наших далеких потомков! По поводу научных результатов этой экспедиции, как и остальных наземных исследований наших ученых, я отсылаю читателя к соответствующим публикациям. (...)
        13 июня снялись с якоря, курс на север - к острову Провидения. Остановка на большом низменном и безлюдном острове, означенном на карте как Песчаный (104.000 кв.км.). Большие колонии птиц и дюголеней, довольно скудная растительность, лесов нет. Геологические исследования заняли неделю - обнаружены залежи горючих сланцев, апатитов и лазурита. 22 июня достигли берегов о- ва Провидения. (...)
        26 июня. Якорь брошен в бухте Вадамира - у её берегов и расположилось поселение моранов, приплывших сюда в начале столетия с самим Владимиром и его супругой Лидией. Нам оказан теплый прием, и вот мы у самого родоначальника моранов, Владимира, нашего брата, покинувшего три века тому назад благословенные берега Невы. Живет он в просторном доме на морском берегу в отдалении от других жилищ; обстановка дома, сильно отличающаяся от традиционной моранской, чем-то напоминает новороссийские интерьеры, какими они были два-три века назад - есть кое-какая мебель, иконы и картины на стенах, книги. У дверей дома собралось, кажется, все население деревни - не входя в дом, они теснились у открытых окон и шепотом, но энергично переговаривались между собой. Хозяин селения оказался худощавым безбородым шатеном с задумчивым взглядом серых глаз, бедра которого были обвиты простой повязкой рыбака. Поприветствовав нас, он пригласил нас сесть на табуреты, принесенные его правнуком - подростком лет двенадцати, носившим такую же набедренную повязку. Вошла Лидия, его супруга, оказавшаяся миловидной светловолосой женщиной с
веселыми карими глазами одетой в свободную тунику из какого-то тонкого растительного волокна красноватого цвета. Она приветливо улыбнулась нам и села рядом с мужем, положив руку на его колени.
        Владимир говорил тоном странным, голосом человека разочарованного или уставшего... но любопытство светилось все же в его глазах. Они с Лидией стали наперебой спрашивать нас о Новороссии, мы не успевали отвечать. К счастью, мы захватили с собой различные изображения, фотографии, даже номера "Вестника", чтобы, так сказать, проиллюстрировать свои рассказы. Владимир, казалось, ничему особенно не удивлялся, но радовался тому, что в Новоросье все благополучно и Господь хранит свой народ. Пожалуй только история харангов обеспокоила его.
        Мы обменялись разнообразными подарками с хозяевами (здесь я получил, в частности, четыре эллипса с таинственными иероглифами). Владимир взялся вызвать для нас добровольцев- проводников по острову (о-в Провидения - самый обширный в архипелаге, его протяженность с севера на юг - 3650 км). На следующий день наша экспедиция, сопровождаемая тремя проводниками- моранами, отправилась на север, а мы пустились в наш "круиз" вокруг острова. (...)
        Через пятнадцать дней, 13 июня, мы вновь встретились как с Владимиром; наши первопроходцы рапортовали по рации в Петропавловск об удивительных минеральных богатствах края - нефть, сланцы, серебро, бокситы, редкоземельные металлы, платина - вот неполный перечень обнаруженных в изобилии полезных ископаемых. Предполагается, что вулканы в центре острова выбрасывали некогда - а может быть и совсем недавно - массы странных пород, среди которых наши геологи обнаружили металлы, не поддающиеся определению по Менделееву. Я пишу об этом так сдержанно только потому что результаты исследований пока не подтверждены, породы изучаются в лаборатории Биохима. Кстати, Владимир не разделил нашего энтузиазма по поводу ресурсов острова, сказав просто, что моранам хватает меди и железа, "да и в Московии, насколько я понимаю, металлов вполне достаточно".
        21 июня, после исследования мелких островов южнее Провидения (или Черногорья, как можно его называть по-морански), "Святитель Николай" взял курс на запад."
        2.
        - Ну, не полмиллиона, а только 415 тысяч... а расселяться на юг действительно надо.
        12 января 373 года программа "Дальний Юг" была утверждена. Предполагалось переселить на юго-восточное побережье Московии, вплоть до самой её южной оконечности - мыса Белоскалого - сто тысяч человек в течение пяти лет начиная с момента постройки второго океанского парохода, ожидаемого к концу 375-го. Разумеется, переселение должно было происходить на добровольной основе (как ранее осуществлялись все подобные мероприятия). С той поры обозначились два основных направления океанских плаваний для наших первооткрывателей - Восточное (исследование морей за Солнечными островами) и Южное. Правда, с 376 года, когда в Гавани был наконец построен второй пароход, "Новороссия", водоизмещением в полтора раза больше "Святителя Николая" - это было немаловажное событие, но останавливаться подробно на нем я не буду - я утвердил проект расселения части живших среди нас цухайцев на землях их предков - на Александрии и на западе Московии. А в 380-м я переселил несколько сотен остававшихся в Московии харангов- христиан в устье реки Славянки, в Златогорье (Миссии как таковой к тому времени там уже не существовало, но с
харангскими цивилизованными деревнями в долине Славянки был налажен воздушный мост). Если честно, мера эта была вызвана исключительно "расистскими" соображениями - я боялся, что рано или поздно, несмотря даже на возможные запреты и на то, что обе харангские деревни находились довольно далеко на север от города, новороссы начнут помышлять о возможности смешанных браков с харангами, а этого допустить я, при всей своей терпимости, всё же не мог. По поводу народа цуу-ха у меня подобных оспасений не было - сами цухайцы, несмотря на свою абсолютную лояльность (а может, и благодаря ей) жили очень замкнуто, да и физические их характеристики мало располагали к смешанным бракам - даже взрослые цухайские мужчины походили на 6-7 летних новоросских детей. Итогом нашей "колонизаторской" деятельности было основание, к началу Пятого века, более трехсот небольших поселков вдоль всего южного побережья Московии. Все эти новые поселения новороссов были разделены, так сказать, административно на две области - Южно- Московскую, с центром в портовом городе Вознесенске в устье Днепра и Западно-Московскую, центр Новоград, на
Николаевском заливе. Если взглянуть на карту материка, то границы новых областей ясны - первая занимает собственно южную, вытянувшуюся в обширный полуостров, часть континента, вторая - гигантский "трезубец" западной части, вплоть до цухайских поселений на севере. В обоих городах я назначил Наместниками своих старших сыновей, Георгия в Вознесенске и Кирилла в Новограде (с ними переехали многие Георгиевы и Кирилловы - внуки и правнуки Наместников). Они представляли в новых Областях прежде всего меня самого (я ежедневно общался с сыновьями по радио, пока к 405 году не проложили телефонные линии в столицы Областей), будучи независимыми от Совета в Петропавловске; позже при Наместниках стали работать Областные Советы (хорошо хоть не обкомы, совершенно правильно...). Владыка Павел, следуя моему совету, посвятил Епископов для каждой новообразованной епархии - Владыкой Вознесенским стал отец Марк, иеромонах Заневского монастыря, плававший на "Святителе Николае", а Епископом Новогорода - мой праправнук Никодим Александров, недавно овдовевший и служивший до этого диаконом в Петропавловском соборе. Совет
позаботился об установлении постоянной почтовой связи, наземной, воздушной и морской, между всеми поселениями Московии, включая отдаленные цухайские деревни, и к 400 году посылка отправленная морем, например, из городка Змеиный мыс (800 км. к югу от Вознесенска) приходила в Петропавловск уже через месяц (наземная служба связи - система конных курьерских "дилижансов" - была, впрочем, ненамного медленнее). В экономическом отношении обе Области стали очень скоро жить практически в автаркии; с 410-х годов лишь изредка из Петропавловска посылались в Вознесенск или Новогород высокоточные станки, измерительные приборы, двигатели особых конструкций и прочая аппаратура. В остальном колонисты обеспечивали себя сами всем необходимым.
        Курильские острова действительно были отчасти заселены моранами и лишь формально относились к Югомосковии (о чем сами свободолюбивые рыбаки, конечно, пока не ведали...). Владыка Марк пытался организовать миссию на острове Далян (моранское название), но безуспешно - Стар Лексей, глава Далянских моранов, созвал весною 387 года всех старейшин Курил на Старсовет, на который были приглашены и миссионеры. Морские предводители деликатно, но твердо объяснили новороссийскому духовенству, что они "живут с Христом Богом по заповедям праотцов и старов, веруют по книгам, и на том стоят." Вполне искренне поблагодарив наших священников за поучения и книги, Стары решили, что в миссии не нуждаются и сказали также, что в представителях Новороссии - духовенстве или мирянах - они видят только гостей, но никак не учителей и тем паче не управителей.
        7 марта миссия была упраздена. И в тот же день в моей жизни произошло другое немаловажное событие... Помню, я принимал Владыку у себя в кабинете Восьмишного Дворца по делу о курильской миссии.
        Епископ Павел был даже немного напуган моим грозным предупреждением и тотчас попросил прощения за дерзость и "горделивые изыски лукавого ума."
        - Да, "греческие стихи"...запретные строки, о которых меня иногда все ещё спрашивают люди - что же под ними скрыто? Но ведь и я сам не знаю об этом!
        "Дай-то Бог, чтобы их сердца оставались закрыты к помыслам об открытом сопротивлении своим братьям-новороссам! А об остальном можно и не думать..." - размышлял я, оставшись один и прохаживаясь взад-вперед по своему кабинету. В это время мне позвонила супруга - она ждала меня в Третьем Доме Дворца (мой рабочий кабинет находился в Первом), чтобы, по её словам, сообщить мне что-то весьма важное. Я прямо-таки побежал по галереям, связывавшим Дома Дворца, с какой-то смутной радостью в сердце - видно, случившееся было и впрямь чем-то очень важным, раз так сказала Люба... но отнюдь не бедою, ибо голос её был таинственно-счастливым.
        Олег родился в полдень 4 декабря 387 года, и странными знамениями сопровождалось его рождение. Во всех храмах Новороссии колокола зазвонили сами по себе, погасшие лампады загорелись и многие, в разных концах Московии, слышали дивное пение доносившееся как бы отовсюду. Младенец был крещен на третий день после рождения, и Епископ Павел, совершавший таинство, свидетельствовал впоследствии, что видел воочию двух ангелов над купелью - один грозный, с мечом и в сияющих ослепительным блеском доспехах, другой с раскрытой книгой в руках и в золототканном одеянии. Услышав о таких чудесах, мало кто сомневался отныне, что младшему сыну Досточтимого Отца суждено сыграть особую роль среди грядущих поколений нашей Благословенной Земли. Приоткрывая на миг завесу над тысячелетиями последующих событий, описанных в настоящей Хронике, скажу только, что мой сын князь Олег полностью оправдал надежды, возложенные на него нашим многострадальным народом в страшную Эру Тьмы, когда Зло, приход которого в Новоросье я всячески отдалял в течение долгих веков, хитростью и коварством, под личиною Света и Мудрости, проникло в
Благословенную Землю.
        Двадцать четыре человека обладали отныне в Новороссии даром, который многие в последующие времена ошибочно назовут даром бессмертия и который многие будут вожделеть. Двадцать Четыре Долгодневных, которым суждено было жить в Новороссии, но "по времени Старого Мира". По крайней мере, по тому времени, которое текло на Земле по отношению к Первым Вратам. Конечно, о существовании Прямых Врат, тщательно охраняемых до времени Глубинными Мудрецами, тогда ещё никто подозревать не мог... Но, говоря о сыне моем Олеге, я и так уже предвосхитил сейчас слишком многое, а потому вернемся лучше к "прямой нити" повествования Хроник.
        3.
        На первых картах Новороссии ещё было немало белых пятен, но, поскольку общие очертания земель были уже известны, я рискну привести здесь одно из таких первых, отчасти схематических, изображений, датируемое 419 годом.
        МАСШТАБ: в 1см 3100 км
        
        Примечания к карте.
        Пояснения к названиям континентов: Сиберия от "Сибирь" (сначала исследованы - зимою 381 года - только северные берега, покрытые лесными массивами, аналогичными земной тайге)
        Берега Пасхалии были впервые замечены в Пасху 379 года.
        Агапия названа в честь Досточтимой Матери (от греческого "Агапе", любовь).
        Ставрия, открыта на Воздвижение 390 года, от греческого "Ставрос", Крест).
        Когда в 412 году в Вознесенске был построен судостроительный док и спущен на воду первый пароход, связь даже с самыми отдаленными колониями и исследовательскими базами была уже существенно облегчена. Тем не менее я всячески старался сдерживать стихийное освоение Московии новороссами, боясь прежде всего повторения "феномена моранов". Поэтому в 414 году был издан "Закон о наделах", согласно которому новые земли для поселенцев будут выделяться только специальным Земельным Управлением. До этого некоторые новоросские роды самочинно, так сказать "без задней мысли", основывали целые поселки в отдаленных районах центральной Московии и иногда на побережье, что часто вносило путаницу в работу структур снабжения и связи. Но эти проблемы были ничто по сравнению с "моранским вопросом", поднятым с особенной остротой летом 417 года.
        Вереница Курильских островов простирается к востоку от мыса Белоскалый. Как и следовало ожидать, мораны стали часто появляться непосредственно у берегов Южной Московии с начала века, а в 410-х годах морской народ основал свои первые поселения на континенте. Наместник вовремя не принял "дипломатических" мер и ситуация - в глазах новроссов по крайней мере - с годами стала обостряться, хотя я был далек от мысли использовать по отношению к морскому народу земные шаблоны "национальных границ". Но пока в Восьмишном Дворце выжидали, Кирилл, не уведомив вовремя Петропавловск, весной 417-го принял у себя моранских посланцев, пришедших жаловаться, что-де наши пароходы разгоняют косяки змекана и сельди. Ответ Наместника был таков: "Море принадлежит всем, не только морскому народу, а если вы предъявляете на него особые права, то мы тоже предъявим права на землю, на которой вы поселились, ибо эта земля - наша." То ли посланцы моранов неправильно поняли слова Кирилла, то ли они сами были заранее недружелюбно настроены, но результат переговоров был воспринят ими в том смысле, что, мол, новороссы скоро выселят их
с континента силой. Узнав о происшедшем, я тотчас выслал своих представителей в моранские села, чтобы разъяснить всем наши миролюбивые позиции, но брожение было уже не остановить. Какой-то молодой авантюрист из Даляна, при бездействии Старов, объявил себя Царом Морей, присвоив себе странное имя "Цар Самон" (как потом выяснилось, искаженное от "Царь Саломон"). За этим "монархом" стояли в основном молодые рыбаки, видевшие в новороссах угрозу для моранской вольницы и промыслов. Пока я разбирался с Кириллом и снаряжал экспедицию для задабривания курильских моранов, в августе того же года Цар Самон со своими присными основал в одном из поселков недалеко от Белоскалого свою столицу: "Морской Русалим". Вначале никто не принял этой новости всерьез, а жаль. В Русалим стали стекаться мораны с Солнечных островов, в чем-либо недовольные властью Старов и очень скоро Самон обнаглел до того, что стал останавливать новоросские суда и требовать "доли" (тканями, инструментом, прочими товарами, предназначавшимися для наших южных колоний), якобы за проход через "Море его народа". И, что самое интересное, наши капитаны по
наивности своей долю платили, так как в Новоросье никому в голову не приходило понятие "материальной ответственности" или какой-нибудь "подотчетности". Спохватились мы слишком поздно - 10 февраля 418 года "казаки" Самона, наконец почувствовав себя хозяевами положения, захватили дизельную шхуну "Дюголень", выполнявшую рейс Гавань - Вознесенск - пос. Ивановский, 24 человека команды высадили на берег, а судно увели в Русалим. 12 февраля, в сопровождении Олега, которого я брал с собою как "ученика" во все путешествия по континенту, и других пяти моих сыновей, я вылетел в Вознесенск.
        - Дети мои, для Области настали времена серьезных испытаний! - начал я после того, как все обменялись приветствиями и наконец уселись в Приемном Зале - просторном помещении, отделанном белым мрамором и лазуритом, как и весь дом Наместника ("Куда краше Дворца", подумал я как-то вскользь.) - Вы вообразили, что, поскольку мораны наши братья, то им можно позволять всё что угодно, теперь сами видите, до чего эта вседозволенность довела. Сегодня этот их "цар" уводит у нас шхуну, завтра какой-нибудь "корол" поведет своих моряков на Вознесенск!
        О, как не хотел я произносить проклятых слов "война" или "войско"!... В новороссийских городах и больших поселках были так называемые дружинники, в принципе присматривающие за порядком в городе, но их функции, если брать земные аналогии, были чем-то вроде гибрида между ГИБДД и тимуровцами. Вооружены они не были. Что ж, попробуем объяснить...
        - Необходимо будет сделать вот что. Набрать, скажем, тысячу крепких мужчин, прежде всего их тех, кто служит в дружинах, а также охотников. Вооружить всех арбалетами и охотничьими ножами, к этому я выдам ещё несколько ружей. Раздать всем железные шлемы, как у строителей (это - на всякий случай). Восемьсот человек посадить на коней, двести - на шхуну "Лебедь". И послать, одних по суше, под личным командованием Наместника, а других по морю, прямо в Русалим, в гости к этому самому Самону. Сколько отсюда до него по суше?
        - Проверить просто - оставить в Русалиме человек сто вооруженных дружинников - это называется "гарнизон" - и в случае чего, принимать меры. А не согласиться этот самый "цар" не сможет, я же говорю о доставке его в Петропавловск СИЛОЙ, под угрозой ОРУЖИЯ.
        "И зачем он это слово произнес? Ведь никто здесь не видел никогда никаких войск, слово книжное, старомирное, скорее даже библейское... Ну зачем, а? И так едва харангов забыли..."
        "Настоящее войско" было снаряжено за два дня, а ещё через неделю новороссы подошли к Русалиму с суши и с моря. Все это время я оставался в Вознесенске, ожидая развязки. Радиограмма Наместника гласила:
        "Самон обещал повиновение. Шхуна "Днепр" возвращена. Я оставил в Русалиме гарнизон в сто человек, под командованием Игоря Сергеева. Инцидент исчерпан."
        Но уже через три дня после "исчерпания инцидента" (Кирилл с большей частью дружинников возвращался теперь морем на двух кораблях) Сергеев послал в Вознесенск следующее сообщение:
        "Самон с товарищами ночью бежал на семи парусниках, с ним не меньше 150 моранов. Остальные обещали повиновение, думаю, им можно доверять, так как они сами отказались последовать за Самоном. Жду дальнейших приказов."
        Дальнейшие мои приказы свелись к следующему. Не снимая гарнизона Сергеева (последний дружинник покинул поселок только в августе) я набрал в Вознесенске и окрестностях добровольцев - несколько семейств рыбаков (всего 200 человек) и "срочно командировал" их в качестве колонистов Русалима (переименованного по такому случаю во Владиморск), снабдив двумя паровыми шхунами и парусным бригом "Серафим". По поводу Самона все суда получили указание останавливать все подозрительные моранские баркасы и, в случае обнаружения "цара" или его сподвижников, немедленно задержать их и препроводить в Петропавловск. Курильские острова были объявлены самоуправляющейся частью Югомосковской Области и в Далян был послано специальное представительство Наместника, состоявшее из Главы Представительства, нескольких ученых и их семей, священника и двадцати дружинников охраны. С бесчинствами Самона было покончено, но сам он исчез со своим окружением, и у меня ещё оставались смутные предчувствия грядущей беды...
        Три года ничего не слышали мы о несчастном Самоне, три года наши корабли мирно бороздили море Сапфиров и Тихий Океан, пока события, связанные с крушением шхуны "Святой Георгий", не заставили нас вспомнить о его существовании...
        4.
        27 марта 420 года паровая шхуна "Святой Георгий" под командованием капитана Льва Котлинского отплыла из Новограда в Вознесенск. Маршрут был проторенный и лежал в основном вдоль побережья, но к несчастью капитан принял решение срезать путь и удалиться от юго-западного побережья на большее расстояние, чем то было рекомендовано судам этого класса, а именно более чем на 1500 километров. Штормовой риск был в принципе невелик в это время года, но ночью 5 апреля радист шхуны передал сигнал СОС - при общей обстановке, близкой к штормовой, машина была повреждена и мощным течением шхуну относило на юго-запад. Это было последнее радио, полученное с судна. Срочно посланный в район бедствия пароход ничего не обнаружил в указанном квадрате.
        А 18 апреля в Вознесенскую бухту бросил якорь большой моранский парусник, с которого на причал сошла группа странного вида оборванцев и направилась прямо к Дому Наместника.
        На мгновение у Кирилла просто перехватило дыхание от неслыханной наглости и подлости предложенного "торга". Но он быстро совладал с собой и спросил хладнокровно:
        Мораны ничего не поняли, но почувствовали, что дело идет как-то не так, как они надеялись ("Наросы дадут вам все, что хотите, они поведут вас к домам, полным всякого добра и вам только останется говорить: "Дай мне вот это или вон то"" - так говорил им Самон). Они, всё ещё недоумевая, последовали было за Наместником, но, увидев дюжих дружинников, поднимающихся по лестнице, попытались бежать.
        Когда в порту арестовали остальных самоновцев, мерзавцы поняли, что их затея провалилась. Кириллу без труда удалось узнать приблизительные координаты убежища "цара" - на наших картах этот архипелаг - цепочка пяти небольших островов - назывался "Орлиная гряда" и находился в 3000 км. на Ю.-Ю.-З. от мыса Белоскального, т. е. в 4500 км. от Вознесенска. Доложив обстановку во Дворец, Кирилл срочно организовал спасательную экспедицию - в тот же день на Орлиную гряду отплыли две быстроходные дизельные шхуны, "Лебедь" и "Московия" с экипажем, усиленным подразделением хорошо вооруженных дружинников, из тех, кто три года назад участвовал в походе на Русалим. Общее командование экспедицией, с моего разрешения, Наместник взял на себя - он находился на борту "Лебедя".
        "Мы немедля спустили на воду все шлюпки, куда сели дружинники и несколько матросов. Я сел в первую шлюпку и, пока наши моряки пробивали топорами дно самоновских баркасов, чтобы потопить их, мы высадились на берег - настоящее войско, сто двадцать человек. Мы быстро нашли их жилища - несколько хижин в лощине между двумя холмами - и не успели они опомниться, как были связаны по рукам и ногам. Моранов было всего восемьдесят восемь мужчин, девятнадцать женщин и двадцать детей. Пленников мы нашли в землянке поодаль, где самоновцы держали их взаперти. Все девятнадцать моряков "Святого Георгия" были живы, слава Богу. Ликованию нашему не было предела. Похудевшие, измученные, но не потерявшие надежды на освобождение, ребята стали наперебой рассказывать нам о своих приключениях. Я беседовал в сторонке с капитаном Львом Котлинским и то, что он рассказал мне превосходит всякое воображение - ведь тогда я, не веря ушам своим, впервые услышал об удивительном подводном народе кожедыхов (как называли их мораны Самона), то есть людей-амфибий, живших на Пятиглавых рифах, на отмелях, к югу от Орлиных островов. Ниже я
приведу все подробности рассказа капитана, которые фигурируют также и в его рапорте, а пока мне остается добавить, что Самона с его ближайшими сподручными нам пришлось ждать на острове ещё двое суток - в момент нашей высадки на Большом Орле они ушли в море, на трех баркасах. К берегу пристали они беззаботно, так как мы решили спрятать наши шхуны с восточной, наветренной стороны острова. Когда дружинники окружили высадившихся моранов, Самон даже не сопротивлялся нашим, настолько он был изумлен и подавлен происшедшим - он-то никак не ожидал, что новороссы окажутся столь скоры и решительны. Таким образом, ранним утром 9 июля с Самоном и его людьми было покончено - все они были препровождены на наши шхуны и через неделю были доставлены в Вознесенск. (...) После переговоров с Дворцом было решено отпустить, после строжайшего увещевания, почти всех моранов в Далян, родину большинства из них, а Самона и пятерых его ближайших помощников, по указанию из Дворца "лишить свободы". Это означает, что совершивших зло надо содержать в отдельном доме под охраной и обеспечивать их работою. Я приказал поселить всех
шестерых (они, кстати, изрядно напуганы) в одной из старых мастерских Верхнего Города - сейчас там склад - и давать им работу по плетению и починке рыболовных сетей - дело с которым они давно знакомы. Теперь в Новороссии так будут поступать с каждым ПРЕСТУПНИКОМ - человеком, совершившим зло - будь он моран, харанг, цухаец или даже новоросс. Надеюсь, что отныне преступники в Новороссии исчезли навсегда и что впредь Господь оградит нас от подобных людей."
        Об удивительных приключениях команды "Святого Георгия" читателю лучше, конечно, узнать из уст очевидца этих событий. Поэтому я продолжу рассказ, цитируя воспоминания Льва Котлинского, с небольшими сокращениями. (Полный текст был опубликован в "Петропавловском Вестнике" в 72-73 номерах за 420 год).
        "В ночь на 5 апреля мы, будучи в удалении на 1560 километров от ближайшего берега Югомосковии, попали в штормовую полосу. Шквальный северный ветер не позволял выдерживать курс; к 4 часам утра волны достигали семиметровой высоты, была залита и повреждена машина. После того как радист передал последние сигналы СОС, в 3.40, залитый водой и постоянно барахлящий радиоаппарат работал уже только на ослабевающих аккумуляторах и сигнал, вероятно, никем не принимался. Ветер стал постепенно стихать, но Большим Экваториальным Течением нас продолжало нести на юг и, не успели мы заняться починкой машины и поднять кливера, как нас жестоко бросило на отмель в виду Пятиглавого рифа, означенного впрочем на новой карте на 20 км. к Ю.-З от его истинного местонахождения. В левом борту открылась течь. Шансы сняться с мели можно было оценить как один к пятидесяти; рация не работала; к полудню я приказал команде покинуть судно на шлюпах и высадиться на Рифы. Мы рассчитывали, что в течение месяца-двух придет какое- нибудь судно - либо случайно, заметив, например, севшую на мель шхуну, либо в качестве специально посланного
спасательного корабля, в том случае, если наши координаты стали известны в Московии. Последнее было, к сожалению, маловероятно, так как с момента последних сигналов нашей рации мы прошли как минимум ещё
300 км., а кроме того из-за погрешности наших собственных навигационных оценок квадрат поисков перемещался далеко на С.-В. от Рифа. Но надежды мы не теряли.
        Пятиглавый риф - это пять торчащих из воды невысоких скал, окруженных песчано-каменною отмелью шириной километров в тридцать. Опаснейшее место для любого судна, "болота" водорослей. В полном смысле слова островами назвать эти несколько голых камней странной формы нельзя но, по мере приближения наших шлюпов к Рифам, мы стали различать на них следы растительности. Причалив к самому большому из Рифов мы с удивлением обнаружили не только обильные заросли странного синеватого кустарника, но и несомненные следы архитектурной отделки скал - с южной стороны этот риф представлял собою трехуступчатый полукруг правильной формы, в стенах которого были пробиты сводчатые ряды пещер. Не успели мы высадиться на берег, как заметили, что мелководье просто закишело невиданными человекообразными существами. Такие же существа выползали на четвереньках из пещер - их было, наверное, больше тысячи - и окружали нас, переливчато перекрикиваясь на невероятно высоких нотах. Попробую описать их. Представьте себе человека среднего роста, худощавого, коротконогого, с удлиненным черепом и почти отсутствующей нижней челюстью. У
него серо-голубая в пупырышках кожа, ластообразные ступни и очень длинные пальцы с перепонками. Глаза темные, но цвет из различить трудно, так как веки оставляют меж собою лишь узенькую щелочку. Рот безгубый, широкий, зубы мелкие и острые. Нос приплюснутый, с очень узкими ноздрями- щелочками. Ушные раковины отсутствуют, как и растительность на лице и на теле. На голове, под мышками и в области половых органов кожа розоватого оттенка, без пупырышков. По суше передвигается в основном на четвереньках и довольно медленно, в воде перемещается с большой скоростью. Таков подводник, как мы назвали их впоследствии (мораны называли их "кожедыхи" - мы узнали позже, что они действительно дышат кожей, через пупырышки, выполняющие роль жабр). Увидев толпу столь странных существ мы, конечно, вначале опешили, потом заняли круговую оборону. Но подводники не нападали и мы догадались, что они и не имели такого намерения. Странными были первые шаги в общении с этими людьми-амфибиями... Мы не могли прочесть на их лицах сколько-нибудь выразительных эмоций, а речь их, без сомнения вполне разумная и сложноорганизованная,
представляла собой неудобовразумительные для нас модуляции голоса в самом высоком регистре воспринимаемом человеческим ухом. Они прислушивались к нашей речи, но вряд ли понимали хотя бы общий смысл сказанного. Жестами и особенно рисунками на песке мы всё же вскоре обменялись следующими первичными сведениями друг о друге. Подводники жили на Рифах, как в подводных так и в надводных пещерах, построенных их предками в незапамятные времена. Питались рыбой, морской змеей, черепахами, медузами, моллюсками, яйцами морских птиц, ракообразными, водорослями, плодами кустарников, специально выращиваемых на клочках суши и особыми подземными грибами, которые также специально разводили. Знали огонь, но пользовались им практически только для освещения глубоких надводных пещер; под водою же им светили гигантские фосфоресцирующие моллюски, известные у нас под именем глубосветов. На Рифах подводников было больше трех тысяч. Они знали о людях, так как видели не только наши корабли, но и высадившихся здесь недавно мореплавателей (то были мораны Самона, как выяснилось позже). Наши шлюпки, одежда и инструменты вызывали у
них некоторое любопытство, но они, по-видимому, владели понятиями развитой материальной культуры - мы видели у них гарпуны, сети, странной формы ножи, посуду, изделия из полированного камня, кости, кожи... Со своей стороны мы рассказали, что живем на далекой северной земле, часто плаваем по морям на больших кораблях; что у Рифов мы потерпели крушение и ждем помощи. Подводники повели нас в свои пещеры, где показали огромные настенные плиты, на которых было высечено множество изображений - надписей, рисунков, таблиц. Нам дали понять, что изображения на плитах лучше всего поведают нам об истории подводников. Мы пообещали подводникам посмотреть их позже и занялись обустройством лагеря. Со шхуны было вывезено в три рейса всё, что возможно; к вечеру выяснилось, что подручных средств не хватит, чтобы починить рацию - это весьма опечалило нас, но мы не отчаивались и, вознеся молитву Господу, взялись за устройство нашего немудреного быта с таким расчетом, чтобы суметь прожить здесь долгие месяцы. Подводники показали нам множество странных металлических предметов разной формы и величины, похожих на те, что наши
моряки находили у моранов. Некоторые были инструментами, иногда непонятного назначения, иные - сложными механизмами. Мы дали понять моранам, что пока не нуждаемся в подобных вещах и что имеем с собою все необходимое.
        Как я уже упоминал, мы готовились к неопределенно долгому пребыванию на Рифах, тем более что подводники не изменили своего дружелюбного отношения к нам. Но утром 9-го апреля Наш дозорный заметил на горизонте в восточном направлении четыре парусника, державших курс на Рифы. Оказалось, мораны. С подводниками у них были уже, казалось, какие-то отношения, но что именно их связывало, я так и не понял, вероятно обмен - теми самыми металлическими предметами или даже съестными припасами. Недолгая наша радость сменилась некоторой настороженностью, когда высадившиеся моряки оказались людьми небезызвестного Самона, бежавшего три года назад из Владиморска. Но мораны не преминули успокоить нас заверениями вроде: "Мы видели вашу лоду, а теперь мы приведем наросов на остров Самона, а потом в Москову; но Самону нужна лода, мы заберем её". Остров Самона, по словам этих людей, лежал всего в одном дне плавания от Рифов. Мы решили во всем довериться моранам и погрузились на баркасы. Капитан самоновцев, некто Петар, сказал, что пришлет на Рифы людей, чтобы постараться забрать всё, что осталось на шхуне да и всё, что
можно, разобрав, утащить от корпуса и машины самой шхуны. Наши шлюпки, разуммеется, тоже не были забыты. В полдень мы уже были в открытом море, держа курс на восток.
        "Остров Самона", как я и предполагал, оказался одним из Орлиной гряды, а именно - Большим Орлом, холмистым островом километров сорок в длину и восемь-десять в ширину. В поселке моранов нас встретили с бурной радостью, но скорее как промысловую добычу, чем как спасенных братьев. Меня с первым помощником Димой Невским привели к Самону, молодому моряку восседавшему на традиционном моранском троне, в челне с веслом, все как положено, только голова его была увенчана новоросской защитной строительной каской.
        - Я знаю, знаю, но я тоже не рыбья голова, да! - закричал "цар". - свяжите им всем руки и посадите в закрытый дом, не пускайте ходить, только кормите и поите, всё! Так будет!
        Дима крикнул было нашим, которых к "цару" не пустили - они дожидались снаружи - но я остановил его - у нас не было оружия, только ножи, и было нас всего девятнадцать, а моранов - сотня, не меньше. Творить зло было нельзя, даже ценой нашей свободы. Поэтому мы покорились и нас, связав, отвели в какую-то лачугу, заперли на несколько засовов и приставили пятерых охранников. В молитве мы вновь возблагодарили Творца за спасение и испросили дар терпения и братолюбия. Я знал, что взять баркасы силой мы могли теперь только пролив кровь наших заблудших братьев, а от зла добра не найти..."
        5.
        Приключение с командой "Святого Георгия" надолго приковала мое внимание к "подводникам". В конце мая, когда, после долгой беседы с капитаном Котлинским и его моряками, я принял решение организовать научную экспедицию на Пятиглавый Риф, вся Московия взахлеб обсуждала эту тему. Но амфибии амфибиями и древности древностями, а вольные мораны все же не выходили у меня из головы; я колебался между двумя крайностями - либо оставить их раз и навсегда в покое, либо... раз и навсегда привести к полному повиновению власти Петропавловска. Рана, нанесенная моему сердцу да и всей Новороссии злобным безрассудством Самона и его молодых идиотов саднила невыносимо. Прежде чем принять какое-либо решение я потребовал подробнейшего отчета нашего Представительства на Курилах. Опыт "моранского самоуправления" оказался скорее положительным - морской народ, не теряя известной самобытности, прекрасно адаптировался к новоросскому менталитету и к Православию. Посоветовавшись с супругой и с Епископом, я наконец решился - 12 июня 420 года, в праздник Первоапостолов Петра и Павла был опубликован "Закон о морском народе",
определяющий место моранов в новороссийском обществе. Все острова, ими населенные должны были жить по нашим законам, хотя и со внутренним самоуправлением. Кроме Курил, все моранские поселения подчинялись только Петропавловску. На каждом острове должно было быть основано Представительство по образцу Далянского. В церковном отношении учреждалась новая, моранская Епархия; Владыка Павел утвердил на эту миссионерскую кафедру кандидатуру отца Руфина, монаха Заневского монастыря. Эти меры ознаменовали начало конца моранской вольницы... Тем не менее, изжить её полностью нам к сожалению не удалось. Судьба моранского поселения на острове Провидения, управлявшегося самим Владимиром, обеспокоила нас не на шутку, когда в 421 году туда было прислано постоянное Представительство из Петропавловска. К приходу нашего парохода некогда многолюдный поселок полностью опустел; вначале мы подумали, что речь идет об очередной миграции моранов, обычном деле для морского народа, но поиски ни к чему не привели - свободолюбивые владимирцы сумели- таки отстоять свою независимость...
        - Около пяти тысяч, - тотчас ответил мой сын Леонид, ответственный в то время за "моранский вопрос". - Это была целая эскадра, можно себе представить... У меня есть сведения о том, что южные мораны предупредили Вадамира о дате нашего прибытия в поселок.
        К экспедиции на эти острова мы готовились долго и тщательно. Решено было отправить туда пароход-первопроходец "Святитель Николай", недавно спущенный на воду в Гавани после капитального ремонта. Сотни ученых выразили желание побывать на Рифах, но я поручил Совету произвести жесткий отбор и утвердить по два специалиста основных направлений - биологии, медицины, физики, океанологии, химии... Я не мог отказать в просьбе моему младшему сыну Олегу и позволил ему плыть с экспедицией, тем более, что его назначение, то есть профессия, могло бы оказаться небесполезным - Олег был специалистом по сплавам и металлохимии. В напутствии исследователям я подчеркнул, что приоритетом для нас является установление нормальных отношений с людьми-амфибиями и всестороннее изучение их знаний об океане. Все древние плиты следовало сфотографировать и привезти в Петропавловск как можно больше образцов материальной культуры подводников. Экспедиция располагала неограниченным сроком для выполнения своих задач.
        "Святитель Николай" отплыл на юг из Гавани 30 августа 420 года, а уже начиная с 14 сентября мы стали получать по радио ежедневные отчеты нашей научной группы по изучению культуры людей- амфибий. Во Дворце с нетерпением ждали новостей с Рифов и по мере того, как складывалась всё более ясная картина миллионолетней истории Новороссии и самих подводников, чудом сохраненную этими удивительными людьми-амфибиями, росло наше изумление и беспокойство.
        - Вот как ты думаешь, какие сюрпризы могут ещё нас ждать на этой планете, учитывая то, что мы теперь знаем? - спросил я как-то раз Любашу, когда мы сели с ней ужинать наедине в нашей маленькой "приватной" столовой в Третьем Доме Восьмишника (это случалось теперь довольно редко, к нашему сожалению...) - Когда-то мы считали Новороссию необитаемой, а теперь что?
        - Права. - Я налил себе стопку чистой, как слеза, плодовой самогонки (одна из наших "тайных домашних технологий" - ни одна живая душа в Новоросье не знала вкуса крепких напитков) и задумчиво проглотил продукт.
        "Святитель Николай" вернулся в Гавань 19 ноября. Я запретил опубликовывать изображения на плитах подводников и постарался сразу же сосредоточить работу над результатами экспедиции исключительно в руках узкого круга специалистов, организованных в комиссию "Атлантида", под руководством нашей старшей дочери Натальи (эта комиссия занялась и "моранскими иероглифами"). По моему приказу в печать мы дали только самые общие сведения о результатах расшифровки древних изображений, надеяст на то, что через несколько месяцев интерес к подводникам и древним цивилизациям всё же угаснет.
        Спустя пару дней после того, как началась работа ученых из "Атлантиды", мой младший сын Олег позвонил мне в кабинет по дворцовому аппарату и странным, взволнованным голосом, попросил меня подняться на Второй Ярус Гранитного Дворца, где он ждет меня, чтобы показать мне что-то очень важное. Вторым Ярусом назывался второй этаж "пещерных" помещений (сам Восьмишный Дворец примыкал к ним полукольцом); там, за стеной так называемого Малахитового Зала, находились замурованные некогда Врата... Меня кольнуло странное предчувствие и я тотчас направился к переходу в Гранитный Дворец.
        15.233 кв.м. изображений выгравированных на камне, более
1000 печатных страниц текста с "моранскими иероглифами", сотни разнообразных предметов, без сомнения принадлежавших древней цивилизации - вот каким богатством располагали к концу 420 года наши специалисты. Около года работы потребовалось ученым "Атлантиды", в которой сотрудничало одиннадцать человек, чтобы расшифровать весь имеющийся в их распоряжении материал и свести результаты в достаточно стройную общую картину. Ознакомившись с итоговым отчетом комиссии, я дал распоряжение доставить все материалы в закрытый фонд Дворцовой Библиотеки и самолично написал
500 строк в "Петропавловский Вестник" об успехах работы наших ученых и об окончательных её результатах. Многие аспекты истории планеты, ставшие известными во Дворце, на долгие сотни лет остались тайной для абсолютного большинства новороссов. Но это и к лучшему, я до сих пор убежден в этом. И вот почему...
        6.
        О чем рассказали плиты Пятиглавого Рифа и расшифрованные "моранские" иероглифы.
        
        Здесь я изложу очень кратко суть этой поистине захватывающей "Истории Глубинных Царств" (так была названа полная компиляция всех материалов, составленная "Атлантидой" и в развернутом виде занимавшая, разумеется, немалый объем).
        Новороссия была впервые заселена людьми приблизительно в 5 веке по Р.Х. по земному летоисчислению, то есть более четырех миллионов лет назад. Вероятно, вообще вся биосфера планеты - от микроорганизмов до млекопитающих - земного происхождения. Первые жители Новороссии были жрецами какого-то финноугорского народа, возможно древней мордвы; они первые обнаружили Врата и прошли сквозь них; заселение Новороссии происходило постепенно, и много тысячелетий - около полувека по земному летосчислению - существовал постоянный контакт между двумя мирами, причем Врата строго охранялись жрецами, и постоянного населения на Новороссии не было. Впоследствии, в результате неких конфликтов, разгоревшихся из-за Врат, проход через последние стал табу как в Старом, так и в Новом Мире. Вероятно, на Земле быстро забыли о Вратах, находившихся в глубине заповедной священной дубравы. В Новороссии же те несколько десятков человек, которые окончательно поселились там до закрытия Врат, быстро освоились и через две тысячи новороссийских лет число их потомков превысило несколько миллионов.
        "Первое Царство", по-видимому, не было цивилизацией технократического толка, по крайней мере, о его достижениях в этом направлении мало что известно. То была типичная теократия, в которой духовное, точнее, экстрасенсориальное совершенствование личности являлось высшей целью, которой подчинялось как государственное, так и семейное устройство. По-видимому, многие из живших тогда на Новороссии серьезно преуспели в этом совершенствовании - куда до них Копперфилду с Кашпировским... Тут и телекинез, и телепатия как "повседневное" средство общения, и левитация... Взглядом двери открывали.
        Спиритуалистическое "Первое Царство", управляемое Двенадцатью Земнорожденными Жрецами, процветало сорок тысяч лет, пока перенаселение не стало серьезно угрожать планете, а тут уже хоть двери, хоть консервные банки взглядом открывай - не поможет. После периода голода, войн и прочих бедствий потенциал и знания "Первого Царства" были частично утеряны. На смену теократии и спиритуализму пришла цивилизация технического прогресса, власть стала принадлежать крупнейшим производителям продуктов питания и землевладельцам. Настал период "Царства Девятнадцати" (кажется, по числу кланов, сообща управлявших планетой).
        Через тысячу лет это "царство" развалилось в результате почти тотальной феодализации общества, но технический прогресс это не остановило, напротив. Наступил "Железный Век", трехтысячелетний примерно период, в течение которого наука не только достигла уровня земного 21 века, но и во многом превзошла его. Были открыты новые формы энергоизвлечения, основанные на расщеплении неких субатомных структур. Вокруг планеты кружились тысячи спутников и космических станций, первые звездолеты отправились к ближайшим звездным системам...
        Но феодальная раздробленность "железного века" сыграла наконец свою роковую роль - в очередной мировой войне были употреблены такие виды оружия массового поражения, которые надолго - более чем на пятьсот лет - ввергли планету в состояние полупервобытного хаоса. Многие из технологий к тому времени были утеряны безвозвратно, но потенциал цивилизации ещё не был исчерпан... Восставшие как феникс из пепла древние религиозные лидеры - но не из числа Земнорожденных - сумели, в результате безоговорочной победы их мощного харизматического нео- спиритуального движения, объединить разрозненные полугосударственные образования. То было "Второе Царство", эра новой теократии и господства биотехнологий. Последние были призваны компенсировать практически потерянный экстрасенсориальный потенциал жителей древнего Первого Царства (с тех пор прошло около
5000 лет). И, если двери взглядом открывать могли немногие, то генная инженерия и некая специфическая отрасль то ли нейрохирургии то ли парапсихологии, вовсю манипулировавшая мозгом и биополем, совершали чудеса помасштабнее. Правил тогда Совет Шести Жрецов, но, по-видимому, не все Земнорожденные властители Первого Царства присоединились к новому правительству, сохранились странные упоминания о расколе Глубинных Двенадцати, но точно понять, что именно произошло, было невозможно. Тогда-то, в период расцвета Второго Царства, и началось "выведение новых человеческих пород" - оторопь брала всякого, кто касался дела прочтения жутких повествований на камне, относившихся к этим темным делам давно минувших дней... Появились люди-воины, (пятиметровые гиганты со слоновьей кожей), люди-амфибии (потомками одной из разновидностей таковых и были подводники), люди-птицы (жуткого вида рукокрылые), люди-компьютеры (обладавшие невероятной памятью и способностью к сложнейшим вычислениям и прогнозам), люди-шахтеры (жившие под землей и почти никогда не спавшие; они работали в рудниках), люди- шпионы (читавшие мысли на
расстоянии; опасная, но немногочисленная раса)... Каждый вот такой подвид составлял своего рода касту со своими жрецами и храмами; разумеется, определенная каста могла заниматься только определенной деятельностью. Рукокрылые, например, работали почтальонами, курьерами и метеорологами. Читатели в мыслях относились к известному ведомству и "в свободном полете", к счастью, не встречались. Ну и так далее...
        Второе Царство было самым долговечным и просуществовало около 50.000 лет. Но всему, как известно, приходит конец... На этот раз не перенаселение (рождаемость строго контролировалась) и не войны (власть жрецов была непоколебимой) послужили причиной упадка. Нет. Началом конца Глубинных Царств явилась неумолимо надвигавшаяся на планету генетическая катастрофа. Население, благодаря многовековым усилиям генной инженерии, стало спонтанно мутировать и вырождаться. Генофонд человечества (если его можно было ещё так называть...) не выдержал эспериментов - клоны дохли не успевая отклонироваться, читатели мыслей сходили с ума и кончали жизнь самоубийством из табельного оружия, люди-компьютеры погибали от неизвестных вирусов, поражавших только их касту, шахтеры отказывались выходить на поверхность и селились под землей навсегда, рукокрылые теряли координацию движений и сталкивались то друг с другом то со служебными птеродактилями... (Я лично это себе представил именно так.)
        В результате этих невыразимо ужасных процессов, приведших к генетической катастрофе, население планеты сократилось в сотни раз. Тогда и было свергнуто теократическое правительство жреческой касты - к власти над вырождающимися народами пришли аристократы - потомки людей-компьютеров, давно желавших возрождения технократии Железного Века. Жрецы, уже окончательно разделенные на какие-то две школы или "Два Света", основали в последующие века ещё несколько небольших островных государств, где продолжали воплощать свои спиритуалистические идеалы, но основная часть планеты была для них безвозвратно потеряна.
        Новая власть, после истребления части мутантов из числа совсем уж чудовищных и опаснейших монстров, взяла курс на тотальный либерализм, хотя и создала свою собственную религию - ни к чему не обязывающее поклонение некоему Космическому Разуму. Настала эпоха "Просвещения и Прогресса" (так называли эту фазу в истории официальные власти) или эра "Бездушной Тьмы" (согласно древнежреческой терминологии). Длилась она больше 7000 лет. Три основных лозунга выдвинул тогда Совет Светлейших, которому принадлежала власть - "Каждый должен быть сыт и иметь приличное жилье", "Каждый должен иметь доступ к любому из знаний человечества" и "Каждый должен иметь возможность участвовать в управлении государством". Всё это осуществилось очень скоро, благодаря высокоразвитой технике и (пока) сравнительной немногочисленности неселения, но всеобщая сытость, просвещенность и демократичность почему-то не принесли желаемой стабильности. Время шло и, то ли благодаря провокациям уцелевших древнежреческих групп, то ли так, спонтанно, на благоденствующей планете стали как вирусы размножаться то сепаратистские движения, то
религиозные фанатики-террористы, то защитники прав природы, проповедавшие немедленное возвращение всего населения на Землю, чтобы не загрязнять и не портить свою планету. К счастью - а для вышеупомянутых экологов к сожалению - Врата тогда были закрыты (земнорожденные жрецы Первого Царства знали, как можно остановить действие Врат: "запечатать Переход Миров"). Либеральные власти сумели некоторое время бескровно сдерживать эти движения , но впоследствии допустили роковую ошибку: полагая, что всё дело во вновь угрожавшем миру перенаселении, Просвещенцы выдвинули официальную программу Всеобщей Гомосексуализации. К несчастью, программа имела небывалый успех и за двести лет население планеты сократилось в десять тысяч раз. Уцелели только сторонники изолированных жреческих сект на островах, подводники, давно уже не принимавшие участия в жизни государства, несколько кланов "шахтеров", полностью перешедших на подземный образ жизни, да несколько мелких княжеств, объявивших о своей независимости незадолго до ужасов всеобщей гомосексуализации планеты.
        Наступила Эра Запустения или, по древнежреческой терминологии, "Последнее Царство". То было время, продлившееся немногим менее 10.000 лет, когда только несколько тысяч человек, потеряв возможность (да и желание) восстановления даже видимости цивилизации, по крайней мере её материального воплощения, прозябали на южных островах, старательно передавая из поколения в поколение древние секреты Глубинных Царств. О расколе среди Жрецов более ничего не упоминается, но можно понять, что пресловутый Совет Двенадцати Земнорожденных существовал и в это время. Эпохой Последнего Царства и датируются все "моранские" иероглифы и каменные плиты подводников. Совершенно очевидно было, что авторы этих посланий рассчитывали на возрождение Новороссии и намекали на возможность нового заселения планеты с Земли, довольно туманно упоминая о некоей Древней Тайне Прямых Врат и о странных Пророчествах Бессмертных... Но всемогущее Время, по-видимому, уничтожило и это последнее упование несчастных потомков землян: материальные следы Последних Царств теряются во тьме времен, отстоящих на три с половиной миллиона лет от Эпохи
Переселения...
        7.
        - Так сразу и не объяснить...-задумчивый взор его больших серых глаз поймал мой вопросительный взгляд. - Это связано с моей работой в "Атлантиде". Ну, ты знаешь, хотя многое меня в этом деле как-то странно беспокоило, но я никогда не экстраполировал и старался относиться к фактам как к фактам, а не пище для спекуляций.
        Я никогда не льстил Олегу в отношении его "особенности", чтобы мальчик не дай Бог не вообразил невесть что, но и отрицать факты тоже не хотелось, особенно после событий в Малахитовом Зале. Дарования Олега проявлялись ещё и до этого в разных обстоятельствах, о которых рассказывать здесь я не буду; в любом случае, я всегда помнил об этом и даже в глубине души именовал младшего сына пророком...
        - Постараюсь. Снится, будто я нахожусь в каком-то большом зале, но не здесь, во дворце - таких залов вообще нет в Новоросье... Сводчатый, круглый зал со стенами светло-зеленого камня и лазуритовым полом. Стены покрыты иероглифами, надписями... вроде тех, что на древних плитах Пятиглавого Рифа. В глубине зала стоят в ряд двенадцать мужчин в странных короткополых одеяниях зеленых с золотым. Таких одежд в Новоросье никто никогда не носил... Во сне я четко понимаю, что они - двенадцать изначальных жрецов Глубинных Царств, о которых говорится в наших исследованиях. Они заговаривают со мной, причем по-русски, но с акцентом. Беседа идет в таком роде что, мол, они знают, что я сплю и что времени у них немного, поэтому я должен просто слушать и запоминать. Говорит старший, человек со странными чертами лица, смуглый, отдаленно похожий на цухайца, только высокий. Говорит он о том, что время нашей с ними встречи ещё не пришло, но что в будущих веках грядут события, которые заставят их выйти с нами на непосредственный контакт. Что за события, сами они точно не знают... но что-то нехорошее, злое. "А пока,
говорит старший, ты должен знать: есть в этом мире Прямые Врата, которые сравняют наше время со временем Земли, но Врата эти запечатаны нами и ждут своего часа. Охраняем их мы. И ещё: помни, что Глубинные Царства живут в нас, Земнорожденных, и мудрость тысячелетий не утеряна, но живет и поныне." Во сне я спрашиваю, мол, где их самих можно найти в реальной жизни, если они утверждают, что живы. Ответ звучит так: "Вам, молодым, многое предстоит открыть и пережить на этой земле, чтобы встреча с нами была вам во благо, а не во вред и соблазн". Потом ещё что-то... и сон прекращается. Вот такие дела.
        - Ну, что я могу тебе сказать... - произнес я, наливая нам по стаканчику вишневой наливки (вообще-то по утрам - не в моем правиле, но сон Олега уж очень взволновал меня). - Одно из двух - либо ты перетрудился с "Атлантидой", либо с тобой действительно пытаются выйти на контакт. Вернее, уже вышли, если у них все так просто, взял и приснился. Я знаю о твоем даре... необычном даре. Потому-то меня это и беспокоит... Имеешь ли ты понятие о том, что значат их слова о Прямых Вратах?
        - Гм... Но раньше ты ничего не говорил об этом. Впрочем, Прямые Врата упоминаются в "моранских иероглифах". Но то, что они связывают Старый Мир и Новороссию без разницы в течении времени... Что за бред, как это может быть?
        Но сны у Олега не повторились, и я постарался всю историю "сдать в архив" в самом себе, хотя тайна странных "глубинных мудрецов" и "Прямых Врат" продолжала беспокоить меня. Одно утешало: судя по всему, если эти Врата и существуют, то они были "запечатаны" миллионы лет тому назад и с тех пор, по-видимому, никакого нашествия землян на Новороссию не наблюдалось. И слава Богу.
        Моя ностальгия по временам давно ушедшим - чувство, которое мне часто приходилось скрывать - диктовала мне всё новые "консервативные" меры. Чего я добивался? Прежде всего мне хотелось, чтобы новороссы не рассеивались раньше времени по планете и сохраняли тот привычный уклад , который в течение четырех веков оберегал наше общество от язв и пороков Старого Мира. Ведь это было поистине чудо Божие - среди нас не случалось ни убийств, ни воровства (впрочем, при таком имущественном режиме...) ни мерзостей разврата и деградации личности, вроде наркомании, проституции, самоубийств... В самом деле, это ли не чудо? Конечно, я был далек от того, чтобы приписывать своим личным усилиям заслугу во всем этом, но то, что зависело от меня как от Правителя и Отца я был обязан исполнять, дабы наш общественный строй сохранялся как можно дольше в первозданном своем образе.
        Впрочем, с учетом постоянного роста населения (согласно переписи, к 425 году в Новоросье проживало 47.562.883 человека) многие административные реформы напрашивались сами собою. В 429 году Петропавловск с пригородами образовал Столичный Округ, а число Областей было доведено до девяти, не считая самоуправляющегося Цухайского Округа (о. Александрия, где проживало уже более полумиллиона цуу-ха). Доступ для православных миссионеров в Златогорье был восстановлен, но и этот континент, и все другие новооткрытые земли планеты были, разумеется, закрыты для заселения. Моранское самоуправление в течение 430-х годов было постепенно упразднено, и Солнечные острова выделены в Моранскую Область с центром в Заветри (тот самый поселок, где в 373 году "Святитель Николай" впервые посетил потомков Вадамира). Контактов с подводниками не было. С христианскими поселениями харангов в Златогорье сообщались только монахи-миссионеры да моряки и летчики посещавшие долину Славянки для доставки туда всего необходимого - раз в полгода шхуна из Новограда и раз в месяц "рейсовый" самолет. И де-факто и де-юре Московия стала той
исключительной "резервацией", которую было легко контролировать из столицы, а её равномерное заселение обеспечивало несравнимо большую безопасность для новороссов, чем практически неисследованные бескрайние просторы дальних материков.
        "Неужели славная Эпоха Мораплаваний подошла к концу?" - спросит читатель. Нет, конечно. Наши лучшие океанские суда, такие как "Новороссия", "Святитель Николай", построенный в Югомосковии трехмачтовый "Вознесенск" с дизельными двигателями или пятипалубный пароход "Апостол Иоанн", спущенный на воду в 425 году, продолжали свои многомесячные плавания к далеким берегам других континентов. Колонизация тех земель была вопросом времени и исследования первопроходцев шли полным ходом - геологи, географы, биологи продолжали свою работу на просторах планеты. Неожиданные, подчас странные и опасные открытия ждали новороссов в неизведанных землях... Я не буду подробно описывать здесь страшный мир бездонных болот северной Сиберии, населенный чудовищными рептилиями, или города исполинских хищных муравьев западной Словении, или жуткие лабиринты в сердце Заоблачных Хребтов южного Златогорья - новороссийская природа была всё же намного более благоприятной по отношению к человеку нежели земная и нет нужды подчеркивать её опасные стороны. Но хотя бы вкратце поведать об открытии Топазового Города, совершенного
экспедицией с "Вознесенска" в конце 441 года, я просто обязан.
        Дизельный бриг "Вознесенск" совершал свое 18-е трансокеанское плавание, на этот раз к молоизученным берегам южной части Агапии, где и был высажен "научный десант" для исследования внутренних областей континента. В ожидании возвращения наземной экспедиции через два месяца в условленном месте, бриг продолжил свое плавание в южном направлении, а группа ученых из 17 человек углубилась в дебри агапийских джунглей.
        На шестой день пути оказалось, что для продвижения дальше в северном направлении, необходимо пересечь мощный горный массив, названный тут же Топазовыми Горами, из-за изобилия этих прозрачных разноцветных минералов. И вот, на высоте 2350 метров над уровнем моря, взорам первопроходцев открылась неглубокая округлая долина, окружавшая небольшое (примерно два на три километра) горное озеро. Примерно половину площади этой долины занимали сотни геометрически правильно расположенных строений, сложенных большею частью из желтого и розового топаза. Форма строений не отличалась разнообразием - то были в основном двухэтажные кубические здания высотою не больше семи метров, со строго квадратными окнами и входом. Конечно, подобная находка не могла не задержать экспедицию на больший, чем планировалось, срок - "Вознесенск" вернулся на условленное место только через три месяца. За это время наши ученые, исходив вдоль и поперек Топазовый Город, сделали несколько прямо-таки ошеломляющих выводов. Во-первых, то было поселение людей культуры отнюдь не низкой - были найдены, например, остатки высококачественных тканей,
множество надписей на разном материале, довольно сложные инструменты из сверхпрочных сплавов, роскошная серебряная и стеклянная посуда, мельчайшая мозаика... Кроме того, найденные захоронения свидетельствовали о современном антропологическом типе древних аборигенов. Во-вторых, самые древние строения города датировались примерно 9-10-м тысячелетием до Переселения, а самые последние - всего 4000 годами! В-третьих, город был явно покинут жителями не сразу, а в течение нескольких веков. Собрав огромное количество самых разнообразных данных о т. наз. Топазовой Культуре члены экспедиции, по возвращении в Петропавловск, по моей просьбе, передали их в мое распоряжение.
        Благодаря этому открытию и по совету моей старшей дочери Натальи я основал в столице Новороссийский Институт Истории, полускретное научное учреждение (публикации НИИ проходили мою личную цензуру) , в которое отныне должны были стекаться все данные о таинственном прошлом планеты. Возглавил его мой младший сын Олег Александрович. В сороковых годах 5 века иные археологические находки, правда меньшей значимости, пополнили материалы Института: несколько почти полных человеческих скелетов, найденных в северной Московии, коллекция интереснейших композитоидных деталей с острова Назарет (Антарктический архипелаг), наскальные рисунки северной Словении, пещерные захоронения на Уральских горах, в Пасхалии... Несмотря на то, что перед нами складывалась четкая картина населенности всех материков (кроме Ставрии, быть может) в недавнем прошлом - от 3 до 4 тысяч лет назад - кроме уже упомянутых в этой Хронике потомков первых жителей Новороссии наши исследователи пока никого не обнаружили. Но Олег неоднократно говорил мне, опираясь как на свой научный опыт, так и на свою "сверхинтуицию", что, кроме гипотетических
Мудрецов Глубинных Царств, на Новороссии выжили и иные относительно высокоразвитые потомки первых поселенцев. Доверяя сыну, я предполагал также, что и проблем с этими "высокоразвитыми" будет, конечно, гораздо больше чем с харангами, которые уже двести лет как перестали докучать нам в чем бы то ни было. К счастью, я оказался неправ - чудом выжившие жалкие остатки древнейшего населения планеты уже не могли причинить ни малейшего зла могущественным новороссам, новым хозяевам Нового Мира.
        8.
        Этот небольшой гористый остров в центральной части обширнейшего Антарктического Архипелага был открыт в 409 году и назван картографами просто "остров Купол", ибо его самая возвышенная вершина имела вид идеальной полусферы, словно отполированной из цельного базальта. Купол не привлек тогда особого внимания исследователей - таких островов в Архипелаге тысячи - и его изучение отложили "на потом", просто нанеся на карту контуры клочка земли в форме эллипса, длиной в 26 км, шириной в 18. А зря. В 455 году дизельный теплоход "Днепр", направляясь в полярные воды, бросил якорь в виду Купола, чтобы пополнить запас пресной воды. Одновременно на остров высадилась небольшая научная группа, чтобы попытаться разобраться со странным геологическим феноменом отполированного базальтового купола. Три часа потребовалось ученым, чтобы вскарабкаться на крутые склоны хребта, и когда они достигли подножия странной полусферической вершины, давшей название острову, то констатировали, что Купол, вне всякого сомнения, обитаем. Но обитаем... "изнутри"!
        Представьте себе исполинскую правильную полусферу из базальта высотою в полкилометра, громоздящуюся над лесистою горною грядой. Подножие огромного купола опоясано несколькими отверстиями в форме вершины параболы - это входы в обширные туннели с лестницами, ведущими вниз, к основанию горы. Ходы эти встречаются в огромной круглой зале диаметром не менее ста метров - и уже оттуда в стороны, горизонтально и вниз под разным уклоном исходят несколько десятков других магистральных туннелей, ведущих в гигантский многоуровневый подземный лабиринт из галерей, залов, шахт и тупиков, лабиринт, превышающий площадью сам остров. Таков вкратце план невероятного творения рук человеческих - Подземного Города, обнаруженного нашими учеными в 455 году на острове Купол. Но не объемы исполинского лабиринта поразили новороссов, впервые спустившихся в Подземный Город, не мастерство и упорство древних зодчих, вгрызавшихся в скалу в течение веков, чтобы оставить после себя подобное невиданное творение... Изумление вызывало то, что лабиринт был обитаем. В нем жили потомки тех, кого я в своем кратком изложении истории
Глубинных Царств несколько легкомысленно, но тем не менее точно назвал "людьми-шахтерами".
        Поистине страшные и безумные шедевры человеческого гения, создаваемые усилиями целых поколений, нередко наводаят на мысль о бессмысленности устремлений цивилизации, реализующей себя в подобных монументах. Вавилонское столпотворение, египетские пирамиды, моа острова Рапа-Нуи, Великая Китайская Стена, исполинские статуи Будды... можно подумать, что не люди покоряют и трансформируют материю ради собственного блага, а наоборот, сами человеческие творения, как демоны опрометчиво выпущенные на свободу, коварно и жестоко порабощают целые народы. Человек дает мертвой материи призрачную жизнь и покоряется чудовищу, изначально созданному им самим - такова природа идолопоклонства, в какой форме бы оно ни выражалось и что бы ни было мертвоживущим кумиром: статуя кровавого божества, золото, наркотик или технический прогресс. Или земляне 21 века не являются жалкими рабами всё более изощренной системы удобств, доставляемых им машинами? Или телевизор, компьютер, автомобиль не стали идолами миллионов людей, ни физически ни духовно неспособных уже освободиться от позорного рабства? Что уж говорить о сигарете...
        Подземный Город острова Купол, творение рук древних гениальных безумцев, был чудовищным плодом подобного идолопоклонства. Такие же города, но меньшие по размерам, стали строиться ещё в начале Железного Века. Во времена Второго Царства их заселили странной человеческой расой, выведенной искусственным путем; в древних текстах, расшифрованных в НИИ, их именовали "аряшадамат" или "землелюди". Назначение их сводилось практически к одному - добыча полезных ископаемых. Об аряшадамат сообщалось, что они могли видеть в темноте, питаться нефтью, углем и некоторыми минералами и практически никогда не спать. Вся безотрадная жизнь их была связана с подземельем, в их городах почти не было освещения, на поверхность они не выходили. В период Последнего Царства, по некоторым фрагментарным свидетельствам, аряшадамат были ещё довольно многочисленны, но довольно редко общались с представителями других рас. Средой их обитания были, по-видимому, недра горных массивов восточной Словении и больших островов Антарктического Архипелага.
        Подземный Город, открытый новороссами, был населен, без сомнения, потомками тех самых "землелюдей". Когда наши ученые проникли в лабиринт под куполом, их взору предстала величественная картина былого великолепия - украшенные бесчисленными барельефами залы, тускло освещенные фосфоресцирующей плесенью ступенчатые туннели, жилища из розового туфа и статуи из горного хрусталя, журчащие потоки, одетые в полупрозрачное голубоватое стекло, движущиеся во всех направлениях ленты-транспортеры с породой... Первые две группы "землелюдей", встреченные новороссами, в ужасе разбежались при виде странных существ с мощными лампами в руках, свет которых слепил обитателей недр. Некоторые из наших успели всё же хорошо рассмотреть и даже сфотографировать их: то были карлики ростом чуть больше метра, без одежды, покрытые белою шерстью, с маленькими глазками-щелочками и большими мускулистыми ручищами. Сделав ещё несколько фотографий, группа в спешке повернула назад, опасаясь конфликтной ситуации; тем более что исследователи находились уже довольно далеко от выхода на поверхность. Решение оказалось правильным: не успели
новороссы вернуться в туннель, ведущий наружу, к подножью "купола", как позади раздался шум погони - целая толпа весьма проворно передвигавшихся на четвереньках аряшадамат показалась внизу, в центральном круглом зале. Защищаясь в арьергарде мощным светом своих ламп, наши во всю прыть пробежали триста метров, оставшиеся до выхода. К счастью, жители подземелья не последовали за новороссами, остановившись недалеко от освещенного дневным светом участка туннеля. Было замечено, что гномы вооружены самыми разнообразными металлическими предметами, по-видимому служившими для добычи, дробления и обработки камня и руды; они издавали утробные, гулкие крики и переговаривались между собою вполне членораздельно.
        Новороссы попытались выразить аряшадамат свои миролюбивые намерения, но землелюди, хотя и поуспокоились немного, были по- видимому полны решимости не впускать чужаков. На этом исследование Подземного Города закончилось и через пару часов ученые вернулись на теплоход. Зная, что столь важные вопросы находятся исключительно в моем ведении, начальник научной группы "Днепра", прежде чем принять какое-либо решение по поводу возможного продолжения исследований, радировал во Дворец. Я, хотя и не без колебаний, предписал капитану теплохода продолжать ранее намеченный курс на юг.
        "Не помешает, конечно, узнать о том, что за шахтеры выжили в своих норах... это с одной стороны, думал я. Но с другой - что толку лезть туда к ним, подвергая, быть может, людей опасности? Миллионы лет гномики жили себе под землей, чего ради ломать их уклад да и себе создавать лишние проблемы? Отложим дело исследования Подземного Города до времени заселения Антарктики... то есть, наверное, лет на двести-триста."
        "Не удивлюсь, если полпланеты изрыто этим трудолюбивым народцем, за столько-то лет!"
        Я санкционировал публикацию полного отчета о Подземном Городе в "Вестнике", так как в любом случае в ближайшее время контактов с "землелюдьми" не предвиделось и сообщение о них не вызвало бы нездорового любопытства в народе.
        "Интересно, они действительно нефтью и углем питаются?"
        9.
        Если за наше государственное устройство и законы, как один из столпов благополучия Новоросья, я был всегда более или менее спокоен, то семья, та самая ячейка общества, была фактором совершенно непредсказуемым (вспомним злополучный побег Владимира и Лидии...). С одной стороны религиозные устои укрепляли семейный уклад, а с другой - всякое "несходство характеров" между супругами было бомбой замедленного действия, так как возможности развода Церковь не предусматривала. Уже с начала 4 века наши пастыри докладывали мне о тревожных тенденциях в ранее благополучном в этом отношении новоросском обществе - семейные пары распадались по разным причинам, некоторые жили без венчания, были и случаи супружеской измены... Начинались и молодежные проблемы: подростки ссорились с родителями, уходили из дома... Поскольку в тот период речь шла всё же о единичных случаях, Я рекомендовал тогда исключительное церковное уврачевание этих недугов: священники прилежно (и небезуспешно, благодаря своему большому авторитету) занимались семейным примирением, кроме того было выдано несколько разрешений на развод. Но население
росло и к 5 веку от Переселения подобная семейная проблеметика становилась пока ещё скрытой, но уже угрожающей болезнью нашего "идеального" общества. Слава Богу, новороссы были настолько богобоязненны и сами по себе благонравны, что никому пока не приходила в голову мысль о возможности насильственного решения конфликтов - по крайней мере, членовредительства и тем более убийств среди них не было. Были ли это чудом или... чем-то неестественным? Были ли новороссы нравственными зомби, "запрограмированными ангелами"? Конечно же нет. Если моральное развитие нашего общества сравнивать с ростом ребенка, то можно сказать, что Эпоха Переселения была младенчеством, Эпоха Оснований - ранним детством, а начало Эпохи Мореплаваний - дошкольным возрастом. Нашей общей целью было, чтобы "ребенок" вырос высоконравственной, благородным, мудрым Человеком. То бишь обществом. И, видит Бог, мы действительно, шаг за шагом, продвигались к этой цели. Но известно, что в шесть-семь лет дети способны на целый набор всевозможных гадостей...
        Не только Церковь, но и сам патриархальный уклад семьи- клана с многочисленными родственниками старших поколений живущими под одной крышей со своими потомками, являлся сдерживающим благотворным фактором для семейного благополучия. Ссоры, непослушание детей, матримониальные проблемы и прочие конфликтные ситуации умиротворялись именно на этом уровне, то есть на большом семейном совете новоросского рода. Семей типа "папа мама и я" в Новоросье просто не было. Но отдельные семейные проблемы, несмотря на деятельность Церкви и клановую систему, всё же прорывали эту "двойную оборону". Тогда, волей-неволей, в игру приходилось вступать законодателю.
        В 402 году был издан "Закон об охране Семьи", где было предусмотрено право на развод и регулировались отношения разведенных супругов к детям. Слава Богу, за последующие 50 лет было зарегистрировано всего только 47 разводов.
        В 412 году был создан первый в Новоросье Воспитательный Дом для "трудных подростков". Следует сказать, что по земным меркам новоросские "трудные" были просто слегка непослушными ребятами, но мы решили врачевать проблему в корне - родителям, констатировавшим в чаде рецидивы злостного неповиновения, настоятельно рекомендовалось сдать ослушника в Воспитательный Дом хотя бы на пару-тройку месяцев, благо результаты казарменного воспитания были весьма утешительными.
        Тот же 412 год ознаменовался также законодательным закреплением ранее разрозненных положений и традиций касавшихся трудовой деятельности новороссов. "Закон о труде" установил 6-ти часовой рабочий день, право на нормированный отпуск, право на перемену места работы и др. В основном это касалось, конечно, граждан, служивших на государственных предприятиях; ведь к тому времени около половины населения всё ещё жили по-старинке, большими крестьянскими хозяйствами, производя даже часть необходимых промтоваров кустарным способом. Городские жители (около 30% населения, цифра остававшаяся стабильной в течение более 1000 лет) в основном работали, конечно, на общественных предприятиях и службах, и для них-то и был издан "Закон о труде", впоследствии оставшийся неизменным, за исключением некоторых уточнений, например по поводу госэкзаменов по допуску к некоторым службам.
        Редки, но тревожны были случаи с молодежью выбирающей, так сказать, пепси по-новоросски: пятнадцати- шестнадцатилетние здоровяки из идейных, наверное, соображений, кое-как окончив обучение предпочитали порхать вольной птицей по лесам и саваннам Московии (или же просто по каменным джунглям Петропавловска...) не занимаясь никакой такой общественно-полезной деятельностью, то бишь работой. Злостными тунеядцами назвать таких было нельзя - порхали-то они скорее от избытка истинно русского лекгомыслия и славянской мечтательности, нежели от лени. Самовыражались по- разному: кто охотился на приволье, кто стихи писал... Что поделать с такими? Понятия принудительного труда в Новоросье не было. Товарно-денежных отношений тоже. Пришлось урегулировать это дело законодательно: в 422 году я издал указ, согласно которому любой новоросс мужеского пола по окончании обучения обязан был начать трудиться "по распределению" (да-да, я даже совковый термин воскресил, почему бы и нет?). А по истечении года "обязаловки" молодой специалист мог подать заявление о перемене места работы по собственному желанию - такие заявления
кадровые службы честно удовлетворяли, как только была к этому возможность или необходимость. Самое интересное в этом указе было то, что несмотря на его святую простоту он продержался без единой поправки ровно четыре тысячи лет...
        Особенно пристального внимания в нашем быстро урбанизировавшемся обществе заслуживала организация так называемых общеполезных служб. Конечно, для новороссов лозунг "все работы хороши" не звучал (пока...) как издевательство со стороны государства. Но лучше предупредить болезнь чем потом лечить. Поэтому проблематика "непрестижных", в земном понимании, работ серьезно занимала правительство уже с середины 4 века. Редки были энтузиасты, выбиравшие назначение слесаря-сантехника или посудомойки в столовой. Уборку городских площадей, вывоз мусора и т. п. вплоть до 370-х годов обеспечивали команды "дежурных по кварталу". Впоследствии незамысловатая задача уборки территории так и осталась на населении, дежурившем по графику, но более сложные работы по поддержанию жизнедеятельности города перешли целиком в руки городских дружинников, кстати уже изначально выполнявших не только полицейские, но и некоторые технические функции. Тем не менее, оставался некий список служб, найти людей в которые становилось всё труднее - ведь известного стимула ЗАРПЛАТЫ не существовало. Вот на эти "непрестижные" работы городские
власти и стали отправлять, кроме добровольцев-энтузиастов, отбившуюся от рук молодежь.
        Правительство решило кадровый вопрос, но не социопсихологический. Потому что, как я того и боялся, через некоторое время после всех этих социальных нововведений в некоторых молодых головах стали зарождаться крамольные мысли... Исконно земная человеческая натура брала в новороссах свое и неизбежно усложнявшиеся экономические отношения приводили многих к "альтернативной идеологии", зачатки которой наблюдались в традиционно русских вопросах "Где же тут справедливость, если..." и "А почему я, собственно, обязан?...". Но я лучше передам слово самим действующим лицам, отчасти стоявшим у истоков этой социальной драмы (к счастью, не перешедшей в трагедию).
        10.
        Фрагменты автобиографической повести "Поволье", включенной в сборник "Новоградские рассказы" писателя-прозаика Рустика Кириллова (опубликованы в литературном издательстве "Запад", Новоград, 452 год ). Адаптирован мною для современного читателя Старого Мира.
        "После завтрака отец прочитал молитву за благополучие чада в учении. Я, то есть чадо, которому позавчера исполнилось пятнадцать, никак не могу сосредоточиться на молитвословии - в голове какой-то гул из тригонометрических формул... Синус альфа квадрат... Котангенс бета... Нет, я и на этот раз не сдам этот ужасный экзамен. А может, случится чудо?...
        - Рус, - строго произнес отец после заключительного "Аминь", - ты знаешь, что просящему дано будет. Но если мы просим не того, что угодно Богу, то... Короче, если на этот раз ты провалишь тригонометрию, придется подать заявление в дружину. Будешь асфальтировать улицы. Всякий труд почетен в Новоросье.
        Мама ничего не сказала, только грустно улыбнулась, а Мишка с Ленкой ехидно переглянулись... или мне показалось? Я отлично понимаю мысль отца, но мне жалко маму - она так хотела, чтобы я поступил в инженерное. Она сама инженер-гидравлик, и именно из-за её перевода в Новоград три года назад, то есть в 430-м, когда Второй Машиностроительный ещё не был введен в строй, мы поселились в этом городе, вдали от родного Хлебодара, от семьи...
        И Сергей стал объяснять мне, что, по его мнению, тот, кто способен выполнять иное назначение, к примеру, писарем или счетоводом или на худой конец автомехаником служить, должен сделать всё, чтобы не наниматься в третий отдел городской дружины, где "те, кому не повезло" - он видел это именно так - асфальтировали улицы или, того лучше, чинили канализацию.
        "Да уж..." Я притянул ветку сливового дерева и сорвал темно-фиолетовый плод. Верхненевский сорт, рано вызревают даже здесь...
        "Да уж, помогут... асфальт класть!" - промелькнуло в голове. И откуда у меня такие мысли?
        "Вот эти рыбаки... встают ни свет ни заря, целый день в море, тянут тяжелые сети, ворочают под ветром неподатливые реи, потом сгружают улов... и всё начинается снова. И их жизнь ничем не отличается от жизни инженера или начальника управления - те же дома, те же экипажи, те же лошади, те же картины на стенах в гостиных, та же выходная одежда... Почему так? Они говорят, что любят море, жить без него не могут, что многие из них родились здесь, когда Новоград был ещё рыбацким поселком и не мыслят иного назначения для себя. Хорошо, но ведь кто-то из них мог бы стать... например, начальником из Облсовета или капитаном шхуны или кто знает ещё кем? Сергей бы сказал, что мы - не они. Мог бы я быть рыбаком? Нет, наверное..."
        Я присмотрелся к новоприбывшим. Иван, южанин, был подвижнее и веселее своего друга, Иеремии ("Можно просто Рема", сказал он мне), долговязого, серьезного парня с грустными карими глазами на бледноватом лице. Иеремия одет был несколько странно даже для Новограда: безразмерная кожаная безрукавка с зашнуровкой на груди, моранский пояс украшенный змеиными зубами и типичная клетчатая юбка северного горца. На голове у него красовалась узкополая соломенная шляпа с орлиным пером, а на запястьях - кованые серебряные браслеты с маленькими изумрудами, как носят пастухи-степняки.
        - Базу сняли, да и мама хотела, чтобы я "делом занялся".
        - У нас подобралась команда ребят и девчонок, которые, как мы с тобой, ищут другой путь в жизни, иной чем тот, что может предложить нам училище или та же кадруправа или родители. Многие из нас занимаются живописью, музыкой, есть поэты, скульпторы... для них это - их истинное назначение. Иные просто хотели бы путешествовать, жить на природе, плодами своего труда... как в старые времена. Мы часто собираемся, беседуем о наших стремлениях, об искусстве. Но самое главное это то, что мы планируем... в недалеком будущем. Мы хотим уйти из города на восток, в горы и основать там первую в истории свободную молодежную колонию. Наше братство и будущее поселение мы назвали "Поволье"... это моранское слово. Повольцы дают обещание никому не сообщать о наших планах, это во-первых, а во-вторых исполнять решения общего собрания, на котором мы голосуем по поводу самых важных вопросов. Но не беспокойся, это случается нечасто... - улыбнулся Рема. - Наша цель вполне достижима. Только это нуждается пока в тщательной подготовке, хотя план в общих чертах уже, конечно, есть.
        - Понятно... Что ж, братья, я думаю, что у меня выбор простой - либо дружина, либо ваше... свободное поселение, "Поволье"... - Я развел руками. - Теперь-то мне всё. ясно. Я с вами.
        Мои новые друзья повели меня на студию, где жили они и ещё трое - художник Николай, веселый бородач лет двадцати, его младший брат Лука, скульптор (они и были хозяевами студии), а также некто Егор, моран по матери, "актер и драматург новых жанров", как он сам представился. Признаюсь, мне никогда и нигде не было так хорошо и весело как среди них - мы спорили, пели, ели, пили, читали стихи, дурачились - до позднего вечера, то есть часов до девяти, когда мы с Сергом уже засобирались домой. Кстати, Иван- химик показал нам тогда свой лабораторный уголок, показавшийся мне чем-то безумно интересным; на мои расспросы о том, зачем ему, поэту и всаднику, все эти реторты и змеевики, он, заговорщически подмигнув остальным, ответил:
        На мой вопрос что, мол, за напиток такой и зачем, Иван отвечал, что он ещё не подобрал рецептуру, поэтому о "промышленном изготовлении огненного вина", как он называл свое "изобретение" речи быть не могло, но уже через пару недель...
        Последовав совету Рема ("Оставшееся время ты должен жить как все, как того хотят родители, чтобы не было лишних трудностей..." сказали мне) я пошел на следующий день в кадровое управление города и получил там свое назначание. Моей работой было помогать бригаде дружинников в прокладке водопровода на Сопки - новый жилой район в восточной части города. Шесть часов в день копал желтую новоградскую землю, а почти всё остальное время проводил на Зеленодольской со своими друзьями-повольцами. Через неделю я уже был знаком со всеми. Кроме Ремы, Ивана, Сергея, Егора-морана и братьев Алексеевых в "Поволье" состояли двое моих ровесников, тоже недоучившихся студентов нашего училища - Павел и Степан, оба урожденные новоградцы и пятеро девочек. Я долго не мог понять, что же так привлекает в "Поволье" девушек, ведь их будущее это - замужество, домашнеее хозяйство. Чем плохо? Но всё оказалось намного сложнее. Среди девочек самой заводной была Алевтина, девятнадцатилетняя дочь Помощника Наместника. Она была и поэтессой и художницей и певицей, всего понемногу, как большинство новоросских невест, но её звездной
мечтой был театральный танец, иначе называемый балетом. Танцевала она действительно здорово - легкая, изящная как степная антилопа, она исполняла сложнейшие фигуры под сочиненную ею самой оригинальную музыку. Когда я спросил Алю, почему она не выступает в театрах города, она ответила:
        - Я хотела выступать и выступала ещё пару лет назад. Но, во-первых, отец захотел, чтобы я выучилась на счетовода, а я всегда терпеть не могла математику. Я повиновалась, время потеряла, а экзамен не сдала. А во-вторых я сказала папе и маме, что замуж не выйду, а буду заниматься исключительно танцем и только танцем. Если бы они понимали, сколько работы нужно вложить в хореографию и исполнение хотя бы небольшой балетной зарисовки! Но все считают, что это только увлечение, как поэзия например, и что наряду с танцем нужно заниматься "делом"... как будто балет - не дело! Я просила моего отца поговорить с Наместником насчет основания в городе школы танцев, но бесполезно... И потом, почему женщина, если она не сдала экзамен, должна быть непременно домохозяйкой?!
        Тогда же я познакомился и с Катей Василеостровской, шестнадцатилетней крестьянской девушкой из восточных нагорий, высокой, стройной, золотоволосой и голубоглазой... Она мне сразу очень понравилась; вела она себя довольно скромно, в спорах участвовала редко, хотя и отличалась весьма проницательным умом и находчивостью. Катин род был, как видно из фамилии, петропавловского происхождения; лет пятьдесят назад её предки переселились в горы Западной Московии и, с двумя другими родами, явились основателями поселка Новый Вифлеем. В 431-м её родители, так же как и мои, решились на переезд в город, и, получив новые назначения, поселились на Зеленодольской, где Катя и познакомилась с братьями Алексеевыми. Она была вторым ребенком в семье из восьми детей; учеба её не привлекала, о замужестве она тоже не помышляла, а всё мечтала о горном приволье далекой Западной Московии. Город, по её признанию, производил на неё тягостное впечатление.
        Кроме Екатерины, Алевтины и Надежды в "Поволье" были ещё две девушки постарше - Кира и Елена, давние подруги, ещё по поселку, откуда они приехали без семьи (что меня особенно поразило) работать по назначению, на заводе пластмасс. По их собственному признанию, работа эта им не особенно нравилась, она была слишком однообразной, но из поселка они решились уехать, чтобы пожить в городе, познакомиться с интересными людьми.
        Впоследствии к "Поволью" присоединилась ещё одна девушка, Нила, моранка, история которой была уж совсем из ряда вон выходящей - она решилась оставить своего мужа, летчика, но почему именно и что у них не ладилось, она не говорила. Детей у Нилы не было.
        К празднику Успения у повольцев было уже всё необходимое для путешествия - инструменты, припасы, четыре крепких горских повозки и возможность достать лошадей ко дню отъезда. Помню, что на следующий день после праздника - была суббота - мы собрались в студии у Алексеевых и Иван-химик предложил нам, как он выразился, "присутствовать на знаменательнейшем событии в истории Новоросья - дегустации огненного вина "Повольское"".
        - Исходный материал - слива, сахар, дрожжи. - объявил Иван. - Этиловый спирт - шестьдесят процентов объема. Несмотря на незавидные вкусовые качества мое "Повольское" крепче любого обычного вина в шесть-семь раз, а пить его можно сколько угодно и когда угодно, тогда как вино, как известно, наливают народу только по праздникам и в ограниченном количестве.
        Мнения повольцев по поводу изобретения Ивана разделились. Одни считали, что то легкое и приятное опьянение, которое бывает, когда на Пасху или Рождество выпьешь стакан "положенного" тебе игристого или красного сладкого, намного интереснее и романтичнее, чем то состояние до которого можно, по-видимому, легко допиться употребляя пресловутое "Повольское". Другие поддержали мысль Ивана о том, что новый напиток открывает человеческому духу неизведанные горизонты, столь ценные для людей искусства. Как бы то ни было, мы все в первый раз в жизни были в тот вечер по-настоящему пьяны и сами себе казались невероятно счастливыми.
        Наконец был назначен день отъезда в горы - 10 сентября. По советам друзей, я сказал родителям, что собираюсь уехать работать и жить на восток (так следовало избежать лжи, то есть деяния, безусловно недостойного истинного новоросса). На все вопросы я отвечал, что подробности о моем новом назначении дома узнают из моих писем (мы, естественно, намеревались писать родичам, отправляя письма раз в три месяца из Нового Вифлеема или Синегорки). В последние дни мое желание покинуть семью немного поостыло, я представил себе, как будет беспокоиться мама... но слово свое я дал и должен был сдержать его.
        Судя по карте, торная дорога, шедшая в основном вдоль Волги, заканчивалась за поселком Знаменский, в 230 километрах от города. Дальше в нашем юго-восточном направлении - леса, редкие крестьянские хутора и поселения охотников и ещё через триста километров - холмы и первые кряжи обширного, совершенно необжитого массива Синегорья. Ещё километров двести на юг и мы - в горном краю, где не ступала нога человека. Там в одной из лесистых долин мы намеревались поселиться на некоторое время, чтобы осмотреться в тех местах и там уже кочевать дальше, если захочется. Мы рассчитывали на неделю пути, но непогода и масса сложностей, с которыми мы столкнулись будучи более или менее неопытными в таких путешествиях, надолго задержали нас в дороге; к Кедровому хребту мы подошли только 21 числа. Облюбованная нами лесистая долина неширокой горной речки Серебрянки прорезала Кедровый с востока на запад; до Нового Вифлеема оттуда было около восьмидесяти километров, до Синегорки, к югу - все сто. Места дикие, вряд ли сюда когда-нибудь забредали даже самые бывалые охотники. Утром 22 сентября мы торжественно отметили наш
первый день в "поселке Поволье".
        Признанным "старшим повольцем" и по возрасту и по авторитету был у нас с самого начала Николай Алексеев. К сожалению, очень быстро обозначилось явное расхождение во взглядах между ним и Алевтиной, также незаурядной личностью. Алевтина, а ней и все девушки, стояла за то, чтобы наша колония была нормальным новоросским поселком, не чуждающимся при случае общения с внешним миром. Николай придерживался более радикальных взглядов. Он считал, что мы все - одна семья и остальное Новоросье для нас как бы уже не существует... Однажды Аля здорово поссорилась с ним, да так, что мы все не знали, что и думать. И ничего хорошего из этого не вышло. А все пресловутое зелье подействовало...
        - К тому! - взвизгнула вдруг Аля, которая незадолго до того, как выяснилось, выпила почти всё "огненное вино" заготовленное на ужин. - Что ты сам почему-то решаешь, кому ехать в поселок за солью и мылом и едет всегда кто-то из мальчишек! Чем мы хуже? Или ты решил нас тут запереть?
        До этого я как-то не задумывался над тем, что повольцы могут сочетаться браком. И разговоров-то об этом не было. С другой стороны... Я замечал, что все наши девушки кроме, пожалуй, Нилы, отдают предпочтение одному из ребят. Алевтина, например, находилась в основном в обществе Иеремии, Надежда ходила на рыбалку и за ягодами только с Егором... Разобравшись что к чему, я перестал особенно стесняться наших "привилегированных" отношений с Катей. Свободны мы или не свободны, в конце концов! Это и привело к разрыву с Сергеем, которого я считал моим лучшим другом... Так я усвоил значение странного и мерзкого слова "ревность".
        Ново-вифлеемский иерей, отец Леонтий, был человеком немногословным, как мой отец. Когда прадед Василеостровский вызвал его "для духовного увещания заблудшей молодежи", то есть нас, я никак не предполагал, что этот батюшка будет столь крут. Виновным в чем-либо я себя не считал. Тем не менее...
        Примечательно, что никто из присутствовавших Василеостровских не смог ничего возразить. Потом Катин прадед, Николай Петрович, рассказывал мне, что в их роду никто никогда не венчался "просто так", то есть по собственному выбору, без деятельного участия старших. Впрочем, я хорошо знал, что во времена моих дедов было то же самое. Нас обвенчали на следующее утро в нововифлеемской Преображенской церкви, а ещё через два дня на почтовых уехала Нила. Мы тепло попрощались с нашей подругой; оказалось, что она намеревалась поселиться под Новоградом у родственников. А мы с Екатериной решили оставаться в горах и обзаводиться хозяйством. Мне было очень тяжело написать всю правду своим родителям, но я сделал это зная, что ценнее мира в семье ничего нет.
        Сколько я ни пытался почтительно отговаривать отца Леонтия от его замысла насчет дружинников, священник был несгибаем. "Ты сам не понимаешь, чего просишь, как не понимают твои друзья, к чему их приведет всё это безумие!", сказал он. Через неделю я узнал, что Наместник послал из Новограда дружину из двадцати человек с приказом вернуть повольцев в город. Наши пытались, конечно, спорить, но аргументы властей звучали убедительнее, тем более что, как ни крути, "Закон о наделах" действительно был нарушен. Я ещё долго мучался, ощущая себя предателем, сколько ни разубеждала меня в этом жена. Но вскоре Нила написала мне очень теплое письмо с благодарностью, а о других повольцах я слыхал, что в конце концов никто из них не был разочарован своей дальнейшей судьбой. Думаю, что все они, как и мы с Катей, были горды Повольем - ведь, что бы кто ни говорил, в Восьмишном Дворце, можно, сказать, прислушались к нам и Поволье продолжало жить для тысяч наших сверстников. Слава Богу, что это уже не та разгульная вольница отбившихся от рук ребят. Слава Богу, что теперь всё так изменилось...
        А в августе к нам в Новый Вифлеем приехали в гости мои родители и оставались до дня крестин нашего первенца, Евгения Рустиковича... "Видно, так Богу угодно было, чтобы ты не сдал тогда твои экзамены, помнишь? Сдал бы - не было бы того, чем счастлив сейчас!" - сказал мне за праздничным обедом отец.
        11.
        К сожалению, приключение повольцев не было единичным случаем в те годы. Молодежь Новоросья, несмотря на православное воспитание и нерушимые семейные традиции, начинала иные "искания", к сожалению, пока ни к чему кроме разочарований и пустопорожнего бунтовщичества не приводящие. "Запретить и не пущать" было немыслимо. Потакать этим тенденциям, закрывая на всё глаза было по меньшей мере недальновидно. Следовало искать и удалять наиболее опасные причины "исканий". Как именно? За советом я обратился к жене. Любаша, недолго думая, порекомендовала:
        - Надо незамедлительно надрать всем "непослушникам" задницы, а затем собрать их всех в один пучок и - на свалку! Только нужно хорошенько подумать, где именно сваливать это добро... Оставшимся на воле более-менее покладистым дурачкам надо устроить такую "хорошую" жизнь, чтобы они вспоминали дни "несправедливости" как райское время и понапрасну надеялись на возвращение оного. Ну, как тебе такой карательный план?
        Вняв советам, я разработал целую социальную программу для молодежи, в которой предусматривались, конечно, не только театральные гастроли и молодежные поселения на целине. Планы по строительству железных дорог, мертвым грузом лежавшие с 350-х годов, вернулись на стол моего кабинета. Началась мобилизация свежих сил, молодых, которым нельзя было позволить заиндеветь- замшеть в условиях традиционного новоросского клана-племени, столь милого моему сердцу. Каким-то образом словцо "поволье" вскоре действительно стало обозначать эти молодежные трудовые дружины (МТД, официальное название), так и повелось: "повольская стройка", "отряд повольцев", "повольская дорога"... Координатором работ всех МТД Новоросья я назначил моего сына Олега.
        В 444 году первая в Новороссии железная дорога, Верхненевск-Степной-Петропавловск-Хлебодар-Гавань, была торжественно введена в строй. Я до сих пор с особенным теплом вспоминаю первые низенькие наши паровозики выкрашенные в хвойно- зеленый цвет и вагоны - деревянные, тоже приземистые, товарняк - песочные, пассажирские (их мало было) - синие с красным. Поезда состояли из пяти-шести вагонов и возили в основном "тяжелогруз", всё то, что гужевому транспорту не с руки. Из Верхненевска (в 180 км по прямой от столицы), сделав небольшой плавный крюк к Степному, такие поезда доходили до Петропавловска часов за пять. А от стольного града до портового вокзала в Гавани и того быстрее. Я радовался, что ЖД освободит нас в какой-то мере от необходимости серьезно налаживать и развивать автомобилестроение, трудоемкое, муторное дело, к тому же, конечно, не экологичное отнюдь. И то дело - на всё Новоросье с его к тому времени 60-миллионным населением, в 450-м было всего около сотни автомобилей, в основном грузовых дизелей. И никто не страдал от их отсутствия.
        Со временем повольцы стали регулярными стройотрядами, в которые молодежь шла тысячами. Помню, было время, когда разрешения на основание нового поселка где-нибудь на дальнем Севере или на островах я подписывал каждый день. К концу 5 века был даже издан указ, согласно которому определенные районы Московии, особенно в северной и восточной части материка, отводились исключительно для новых молодежных колоний. Повольцы строили не только ЖД или шоссейки, но и заводы, порты, лесосплавные пункты, добывали руды, уголь, нефть... Тысячелетиями стояли и процветали в Московии города и поселки с названиями "Поволец", "Север-Повольский", "Поволец Седьмой", "Поволтрасса" - память об энтузиастах Эпохи Мореплавания, о ныне древних, почти всеми забытых благословенных временах.
        С каждым годом белых пятен на картах материков и морей становилось всё меньше. Мы покоряли планету. Сотни кораблей несли постоянную вахту на океанских просторах, тысячи исследователей проникали в тайны островов и континентов Новороссии. Ещё не раз в глубине джунглей Пасхалии или среди северносибирской лесотундры первопроходцы находили величественные останки древних городов, гигантские статуи, пещерные могильники и множество иных следов тех цивилизаций, о которых мы впервые узнали некогда из надписей на плитах Пятиглавого Рифа. Подробно описывать даже самые интересные из этих находок я не хотел бы; ведь то были не что иное как мертвые памятники невероятно далекого прошлого, а нас всех всегда интересовала и интересует Жизнь, и сама История волнует нас лишь потому, что она связана, пусть тонко и неуловимо, с современностью. Археология Древних Царств была в основном интересна специалистам, но не народу, теоретикам, но не правителям. Напротив, такие открытия, как обнаружение поселений чернокожих харангов на Ставрии или подводников на Кварцевых островах (у северо-западной Пасхалии) были крайне актуальны
- именно в связи с ними я отменил в конце концов последние ограничения на общение новороссов с туземцами всех рас. Допустить, чтобы где-то на планете были общества, никак не связанные с нашим или даже враждебные ему, было для меня невозможно. Именно поэтому, когда наши мореходы в 532 году установили контакт с моранами Владимира, поселившимися у южных берегов Сиберии, я сделал всё, чтобы печальный опыт "моранской вольницы" не повторился. На месте высадки в 421 году вторично бежавшего от Новоросья "отца всех моранов", в усте реки Палана, и был основан первый новоросский город вне Московии - порт Владисибирск. В конце Эпохи Мореплаваний его населяло уже почти сто тысяч человек, причем моранов из них было всего несколько сотен.
        В официальном летосчислении Новоросья датой конца Эпохи Мореплавания принято считать 560 год от Переселения. Именно тогда мною был полностью отменены "Закон о наделах" (414 года) и "Закон о поселениях" (439 года) - теперь новороссы могли селиться в любом месте Московии, а также на Александрии, в Восточном Златогорье, Южной Сиберии, на Солнечном архипелаге и всех близлежащих островах. Хотя в землях нехватки никогда не ощущалось, для правительства и для четырехсот миллионов новороссов это было существенным облегчением. В те годы были произведены также важные административные реформы, ознаменовавшие начало нового Государства Новороссийского, вошедшего в историю под названием Княжества. Впоследствии, много веков спустя, целая эра протяженностью почти в две с половиною тясячи лет была означена в Дворцовых Хрониках Новоросья как "Эра Княжества". Об этом я расскажу вкратце, не желая утомлять читателя изобилием деталей, относящихся к административной и законодательной жизни Новоросья.
        Верховная исполнительная власть в государстве стала принадлежать Князю (или Княгине) Всея Новороссии, причем срок правления был ограничен двадцатью годами; наследник назначался Отцом Новороссов заранее, законы первородства в расчет не принимались. При Князе действовал Правительственный Совет, члены которого назначались им самим. Заселенные земли планеты делились на Области, по-прежнему управляемые Наместниками, более мелкими административными единицами были городские округа, уезды (с населением не менее 100.000), волости (не менее 10.000) и поселки, все они управлялись на своем уровне выборным Земством во главе с Земским Главой. Для незаселенных территорий создавалось Управление Новых Земель (УНЗ), начальник которого назначался лично Князем. Церковная иерархия следовала государственным преобразованиям: Область именовалась Митрополией во главе с Митрополитом, уезд или городской округ соответствовал архиепископии, а волость - епархии. Церковь управлялась выборным Архиерейским Синодом.
        Князь не издавал Законов. Законодателем был я, Отец Новороссов. Но я был не только "парламентом", конечно. Моя роль в Государстве состояла отныне и на многие века в "верховной страже" как несколько туманно выражаются официальные документы славной Эры Княжества. На современном языке мою функцию можно было бы охарактеризовать трояко: высшая законодательная власть, прокурорский надзор и верховный (он же и конституционный или как их там...) суд. Так сказать, наблюдение за соблюдением. Разумеется, при этом правящего Князя мог сместить только я сам.
        Первым Князем был мною назначен мой старший сын Георгий Александрович. Я заранее настоял на том, чтобы лично Митрополит Петропавловский с собором епископов совершил церковное Помазание Князя ещё до коронации, в кафедральном Соборе столицы, по обычаю Миропомазания русских Царей. Собственно "коронации" как таковой и не было: церемония облечения властью первого Князя прошла довольно скромно, на Дворцовой площади и состояла в основном из речей: моей, Митрополита, моей супруги и самого Георгия Александровича. Тем не менее я сочел необходимым вручение некоего "материального" знака власти, таковым я избрал Княжеский Жезл - платиновый скипетр с изумрудами. В этом был для меня сокрыт некий мистический смысл - ведь Высшим Монархом Новороссии был всё же не Князь, венчать короной его не подобает... А вот Жезл, как символ высшей исполнительной власти - в самый раз.
        Георгий Александрович был во всем послушен моей воле и, разумеется, был весьма тщательно приготовлен мною к исполнению своих новых полномочий. Его правление началось в полдень 1-го сентября 561 года от Переселения. Так началась Эра Княжества, Эра наивысшего расцвета Новоросья.
        В заключение Первой Книги Хроник я приведу некоторые статистические данные по состоянию на 561 или 565 годы:
        
        Демография.
        
        население (565) - 285,8 млн, в т. ч. 28.230 цухайцев,
19.479 харангов-христиан
        городов с населением более 1 млн.: - 7
        средняя продолжительность жизни - 118 лет
        кол-во детей на одну женщину - 6,5
        детская смертность (до года) - 2,4 на 10.000
        Адм. деление (561)
        Областей - 29
        уездов - 693
        волостей - 7860
        городских округов - 98
        харангских миссий - 41
        баз УНЗ - 78
        Экономика.
        жел. дороги - 93.650 км
        шоссе - 230.900 км
        аэродромы - 218
        порты - 55
        автомобилей - 5670
        тоннаж мор. флота - ок. 100.000 т
        тоннаж речных флотилий - ок. 35.000 т
        пахотной земли на душу населения - 1,97 га
        потребление электричества на душу населения (565) - 1007 КВт
        средняя продолжительность рабочей недели - 30,5 ч
        Образование.
        церковно-приходских школ - 98.455
        средних училищ - 23.100
        высших училищ - 239
        церковных семинарий - 69
        научных институтов - 45
        академий искусств - 30
        воспитательных домов - 40