Сохранить .
Изнанка
Самат Бейсембаев


Изнанка #1
        Тысячу лет спустя прибыл новый избранный, и это событие повлекло за собой множество перемен в мире, где уже много сотен лет все остается неизменным.
        Ознаменует ли его приход начало новой эры и падение старых устоев, или же сильные мира сего имеют на этот план свое мнение? Но для начала нужно найти того самого избранного, потому как в большой игре под названием судьба не бывает случайностей.




        Изнанка




        ПРОЛОГ

        По комнате разносился запах фимиама. У алтаря сидел старик и о чем–то размышлял.
        С годами голова уже покрылась сединой, глаза стали впалыми, а тело осунулось. Но умом старик был еще свеж, и поэтому именно он возглавлял монастырь вот уже многие годы. Это было предназначение его деда, и это же предназначение было его отца, а теперь и его. Он никогда не сожалел о том, что посвятил служению всю жизнь. Единственное, о чем он сожалел, что не оставил сына, который продолжит его путь. Благо и без этого есть люди кому можно довериться после своего ухода. А доверить было что: вот уже многие столетия последователи монастыря хранили знания о приходе избранного, который поведет их к новому, лучшему началу. Многие считали орден сумасшедшими, выжавшими из ума сказочниками. Какого будет увидеть их лица, когда это случится? К сожалению, доживет ли до этого момента или нет, старик не знал.
        — Да что за…? — он не любил, когда ему мешают, пока он находится в зале для медитации: за дверью раздался шум от топота ног. Дверь с силой распахнулась, еще бы немного и она вылетела из петель.
        — Горит! Оно горит! — взмыленный послушник снова и снова повторял одно слово.
        Непонимание, затем изумление и, наконец, торжественная улыбка с приходом осознания случившегося отразилось на лице старика.
        — Началось!



        ГЛАВА 1

        Учитель что–то нудно и монотонно рассказывала на очередной лекции по истории. Передние ряды заполнили самые ответственные ученики. Вот староста, как все старосты любого класса или группы тянет руку, чтобы задать свой очередной нудный вопрос. И как это бывает всегда на последних партах, царствовали сон, безделье и скукота.
        И как раз на этих рядах заняли три своих места три друга, дружба которых зародилась еще в самом детстве: началось еще с общего двора, куда их выводили мамы, и пока они сплетничали и делились рецептами разных блюд сидя в беседке, их чадо в это время игрались вместе. Все продолжилось и после уже в детском саду, куда их отдали в одну группу. После школа, где они вместе провели все одиннадцать лет от начала и до конца. Вот и решили вместе поступать в один университет. Тем более в их маленьком городке этот технологический ВУЗ был хорошим подспорьем продолжить свое будущее.
        Если начинать знакомство, то, наверное, стоит начать с Дениса: в кругу друзей он был главным заводилой и их негласным лидером, который всегда пытался затащить их в какую–нибудь авантюру, впрочем, для справедливости, из которых, благодаря своему характеру (он умел принимать трудные решения, если они были необходимы) сам их и вытаскивал. Коренастый, высокий, с небольшой ямкой на подбородке, украшенной бородкой черного цвета, как и его волосы; он пользовался популярностью среди противоположного пола. Вот и сейчас пару кинутых в его сторону взглядов студенток только подтвердили это.
        Правее, в центре их коллектива, сидел белобрысый парень, среднего роста, довольно–таки щупленький, с немного наивным характером, и как обычно листал в своем телефоне форумы о различных фантастических книгах; выдуманный мир снова поглотил его с головой. Хотя Максим интересовался всегда всем подряд, и был своего рода ходячей энциклопедией, но сегодня выдуманный мир настолько поглотил его, что он даже в пол уха не слушал лекцию. Иногда поражаешься, читая былые рассказы о разных народах, и находишь схожесть с теми вымышленными историями из книг и форумов с их обсуждениями. Между тем, стоит отметить, что из данной троицы он являлся самым умным, анализируя всегда все и вся, но из–за природной застенчивости не всегда озвучивающий свои мысли, и которые почти всегда, уже после случившегося, выражались словами «а я ведь так и думал».
        Третий, последний по счету, но не последний по значимости, был Олег. Голубоглазый, с темными волосами, которые в зависимости от света могли менять свой оттенок от угольно черных до светло темных словно перламутр, с не замысловатой прической, и с неизменным атрибутом ручных часов на левом запястье, которые подарили ему родители по случаю окончания школы. Что до темперамента, то это чистой воды интроверт: держится обособлено, взгляд говорит больше чем слова; но когда говорит, то делает это редко, но метко. Незнакомые с ним люди иногда совершают ошибку думая, что раз уж он молчит и, по своей наглости или, быть может, глупости, могут позволить себе многое и тем самым переходят черту, и после, когда он внезапно отвечает, горько сожалеют. Но в каждом правиле есть исключение — он был азартен: стоило его окунуть в какую–нибудь игру, где он тут же менялся: мог кричать на всех, вести за собой, указывать, что делать и как делать. Ему не нужны были какие–то призы или деньги; главное, что ему доставляло удовольствие — это само наличие победы. И ради этой победы вся та сила, что дремлет внутри этого человека,
просыпалась.
        Вся эта троица, как уже было сказано, дружбой уходит корнями в самую колыбель и это, несомненно, накладывает свои отпечатки в виде общих привычек и увлечений, одно из которых предстояло этим вечером.
        — Сегодня матч, — обратился Денис к остальным, глядя в экран телефона. — Ребята из фан движения пишут, что собираются в баре для совместного просмотра. Мы идем?
        — Я, наверное, лучше дома посмотрю. Тем более, вечером отец просил помочь подготовить ему презентацию: нужно ему для работы на следующей неделе.
        Но на самом деле все было прозаичнее: Максим хотел уже, наконец, узнать, кто тот таинственный маг, что все пытается организовать покушения на главного персонажа книги, что он начал читать на днях. Жаль только, что о сроках презентации он обмолвился на днях и товарищи об этом знали.
        — Так это на следующей неделе; успеется. Хочешь, я сам поговорю с Игорем Андреевичем, и он отпустит тебя? — не унимался Денис.
        — Ладно, только с отцом не надо говорить. Сам отпрошусь, — дал свое согласие их друг, после небольшой паузы раздумий.
        — А ты, Олег?
        — А я даже не знаю, — многозначительно протянул Олег, прикинув в голове, как там будет тесно от обилия людей. — Может правда дома лучше?
        — Да, — быстро поддакнул Максим, поймав слова единомышленника. — Можно у меня.
        — Нет, ну парни, это же, как–никак, Мерсисайдское дерби. Такое нельзя смотреть просто дома, — возмутился Денис такому.
        И после небольших уговоров друзья–таки согласились с его доводом.
        — Отлично, — улыбнулся Денис после очередной своей победы над меланхоличностью друзей, — тогда пишу ребятам, что мы тоже идем.
        — Угу, — с досадой простонал Макс, потому что придется отложить раскрытие личины неизвестного горе убийцы.



* * *



        Бар, в котором проходил общий просмотр, имел два этажа: на первом этаже при входе сразу же гостей встречала крутая лестница, поднимаясь по которой вдоль ее можно было лицезреть различные кубки и награды, тем самым окуная посетителей в атмосферу. Естественно копии. Преодолев подъем, справа стоял гардероб, а впереди открывался вид на барный столик, с высокими, соответствующими, стульями. С краю помещения, на открытом пространстве ближе к стене разместили уже низкие столы на шесть персон с диванчиками по краям. Низко свисающие конусные лампы создавали полу тусклый свет, в тенях которого люди проводили свои вечера. На стенах были прикреплены огромные с жидкокристаллическими экранами телевизоры, вещавшие для зрителей матчи, за просмотром которых они не обременяли себя соблюдением тишины.
        Второй этаж уже был для более спокойных посиделок. Ярко освещенное помещение, с удобными диванами и креслами. Тут же сразу и находились вип комнаты с проекторами, для особо привередливых посетителей, где и настаивал провести этот вечер Олег. Только вот цена заставила бедного студента пойти наперекор своим желаниям.
        — Твою мать, это же желтая. Куда ты смотришь, судья? — кричал на весь бар Денис, уже немного хмельной от пива в его руке.
        — Да не было там ничего, — подал голос Олег.
        — Да как не было? — возмутился Денис, — он срубил его словно дровосек.
        — Да, сыграл жестко, но судья занял хорошую позицию и видел все прекрасно: он был первым на мяче.
        — Это АПЛ, — заметил Максим. И эти два коротких слова уже поясняли всю ситуацию.
        Два непримиримых соседа, чьи стадионы «Энфилд роуд» и «Гудисон парк» разделяло всего около семисот метров, сегодня оправдывали свое звание самого жестокого матча страны, где было больше всего нарушений, и соответственно, больше всех удалений.
        Вдруг неожиданно зрители взорвалась криками; их любимая команда поразила голом ворота соперника. Ох, уж эти непередаваемые эмоции, когда толпа утопает в единой атмосфере радости и ликования. Кто–то один начал распевать местную кричалку и остальные тут же ее подхватили, и бар окунулся в единую волну эйфории.
        Друзья покидали бар в приподнятом настроении. Еще бы — их команда красных, также именуемая как Ливерпуль, одержала сегодня блестящую победу. И, надо сказать честно, пшеничный эликсир добавил свою лепту в это самое настроение.
        Внезапно на половине пути к их дому на обочине дороги что–то происходило: никто не мог точно разобрать; какое–то марево, блики во мраке темноты. Словно тучи с неба, с раскатами молнии, плыли над самой землей.
        — Что там такое? Вы это видите? — встревоженный голос Дениса выдавал эмоций всех.
        — Я не знаю, может, просто уйдем? — спросил, пятясь назад, слегка напуганный Максим.
        — Давай подойдем поближе, — авантюрная душа не давала покоя все оставить в неизвестности.
        Олег хотел было что–то сказать, но не успел он разжать губы, как их всех троих затянуло в это темное облако.





        ГЛАВА 2. ДЕНИС

        Запах гари ударил в нос и заставил взбодриться лучше любого кофе с утра. Стоял жуткий шум. Звук бьющейся стали и криков доносился отовсюду. Я лежал на земле в грязи и пыли. Вокруг бегали люди в странной одежде, словно из средневековья. В небе что–то летало, отсюда не разобрать. Рядом со свистом пронесся огненный шар. Полный сумбур, хаос и бедлам. Да что, черт подери, происходит вокруг? Первая мысль, что я попал на какой–то костюмированный конкурс или съёмки какого–то фильма. Мой мозг и рассудок, ощетинившись каждый своими доводами, вступили в схватку: рассудок твердил, что все, что происходит нереально и это сновидение, иллюзия, или, в конце концов, я принял что–то, и меня накрыли глюки. Мозг же кричал — посмотри своими глазами, послушай своими ушами, вдохни своим носом и ощути все то, что перед тобой и пойми, что все слишком реально, чтобы выдаваться за неправду.
        Оглядевшись, я обнаружил мертвые тела, ошметки конечностей, кишки; вокруг повсюду лужи крови. Но все это, опять же, можно было списать на сбой в синапсах, пока я не прислушался своим ощущениям окончательно: и больше всего выделялся запах. Такое нельзя подделать. Смесь человеческих экскрементов, жженой плоти, накаленного металла, подпаленной травы не давали усомниться в происходящем. И пришло осознание, но не конечное принятие.
        От увиденного рвота подступила к горлу, и я опустошил содержимое желудка прямо себе под ноги. Сознание выдало только одно слово — «сражение». Как я мог еще мыслить в такой ситуации — было не понятно, все работало на уровне подсознания. Я стал оглядываться вокруг в поисках своих друзей. Максим был обнаружен в двух метрах без сознания. Олег же куда–то пропал. Я стал вертеть головой усерднее, но все никак не мог его обнаружить. Я стал пробираться к Максиму. Сердце екнуло, в голове крутилась мольба о том, чтобы он был жив, пока я волочил ноги по направлению к Максиму. В теле чувствовалась слабость, словно меня заставили пробежать весь марафон, а потом еще и провели через соковыжималку и высосали всю силу.
        — Максим, вставай, просыпайся. Просыпайся, тебе говорю, — шлепки по щекам не давали никакого эффекта.
        В этот момент меня накрыло какое–то тщедушие, а в голове только самые темные мысли. Но, в этот момент, с его губ вырвался легкий стон. У меня с плеч, словно тонны груза свалилось. «Жив», — промелькнуло у меня в мыслях, а над головой в это время пролетел какой–то снаряд, так что я на рефлексе прилег на землю. Шум не унимался. Крики раненых заполоняли все вокруг. Я взял его за плечи и потащил прочь. Не знаю, кто с кем воюет. Мне сейчас нет до этого дела. Сейчас главное спасать себя и товарищей.
        В десятках метрах я увидел лес, и, рассудив, что там удастся спрятаться, потащил его за шиворот в ту сторону. Не знаю, откуда берутся силы в такие моменты. Может страх всему виной. Может, наоборот, мужество. Но я тащил его метр за метром, не о чем конкретно не думая. Просто делал то, что надо.
        — Нет, только не это, — простонал я.
        Один из воинов, одетый во все черное, с мечом в руке, обратил на нас свое внимание. Он приближался ближе, а я даже не мог пошевелить конечностями — страх сковал меня. Удар меча пришелся рядом, в последний момент онемение отпустило меня, и я успел увернуться. Воин заорал и занес было руку, чтобы нанести смертельный удар, но в этот момент я прыгнул прямо на него и от неожиданности он свалился с ног. Быстро оседлав его начал наносить удары кулаком, куда только мог. Не видел ничего, просто бил и бил, ободрав кулаки до крови. Одной рукой нашарил рядом какой–то тупой предмет — в пылу не обратил внимание. Бил неистова, пока человек подо мной не размяк, и только тогда я успокоился. Грудь вздымается — жив.
        Так, хватаем Максима и тащим его отсюда поскорее. Он все еще не пришел в себя. Что–то стонет под нос, но ничего толком сделать не может. Сил даже глаза открыть нет.
        Не знаю, сколько времени уже прошло, но я дотащил его почти до края всей этой вакханалии и только сейчас я мог более–менее рассмотреть, что происходит вокруг.
        Судя по происходящему, мы оказались в эпицентре сражения двух армий. С каждой стороны по несколько тысяч человек, каких–то странных существ (или это лошади в доспехах). Вокруг летают огненные шары, пущенные из рук каких–то людей, одетых в странные длинные балахоны. Это что маги? Где–то осколки льда пронзают грудную клетку очередного война, что поляг здесь навсегда. Вот мимо проносится отряд из примерно десяти человек, одетые в серебристые латы, прорывая по флангу, и идут, словно нож сквозь масло, разрубая всех на своем пути. Сверху пролетают какие–то овальные аппараты, оставляя под собой борозду огня и смерти.
        — Максим, да вставай же уже ты. Очнись, наконец, — пару оплеух сделали свое дело. — Надо быстро найти Олега и свалить отсюда подальше.
        — Куда мы попали? — начал он озираться по сторонам.
        — Не знаю, — прокричал я, — Но знаю точно, что надо бежать.
        До спасительного, как нам казалось, леса оставалось совсем немного. Но уйти нам не дали. Не успел я обернуться на звук, как в голову мне прилетело чем–то тупым. Мир перед глазами поплыл. Я начал терять сознание и спустя пару ударов сердца окончательно погрузился в мир тьмы.





        ГЛАВА 3. ОЛЕГ

        Лучи солнца слепили сквозь веки так сильно, что тяжело было открыть глаза. Обонянием я почувствовал резкий запах человеческого пота, вьючный животных, и сильный аромат травы, будто я выехал за город и стою посреди поля. Ощущалась небольшая тряска. Глаза немного привыкли к яркому солнцу, и я рассмотрел все вокруг: я лежал в тележке с еще не менее дюжиной человек, ведомые конвоем. Все мы были закованы в кандалы и ошейники. По краям от нас, как я понял, мерно шагали люди, что нас стерегут. Вид они имели весьма потрепанный — грязная, оборванная местами одежда, некоторые прихрамывали, у других кровоподтеки, синяки и ссадины, а у кого–то и вовсе перевязаны раны. Было ощущение, что недавно они побывали в хорошей такой передряге. Я решил подождать и может хоть что–то прояснится позже.
        Так, а где Максим и Денис? Куда они пропали? Я начал вертеть головой в поиске своих товарищей. Но ничего не обнаружил, кроме того, что мы движемся в длинной колонне из таких же повозок. Может, обратится к этим людям?
        — Эй, вы не видели моих друзей? Один такой щупленький со светлыми волосами. Другой же, наоборот, темные волосы и коренастое телосложение?
        Удар кнутом пришел по правой брови, рассекая мне кожу и заливая лицо кровью. Казалось, боль иглой вонзилась прямо в мозг, и тело охватила судорога. Голосовые связки разодрало криком, а рука так резко, рефлекторно, метнулась к месту удара, что вместо того, чтобы мягко прижать, она плашмя шлепнула, от чего боли стало только больше. Постепенно боли становилось все меньше, а крови все больше, поэтому пришлось оборвать футболку на себе и приложить к месту, чтобы остановить поток красной влаги. С течением времени ощущения менялись: боль накатывала волнами, пульсируя, с каждым ударом сердца. И это ощущение сводило с ума. Урок был ясен и закреплен: больше вопросов я не задавал, а только прислушивался к звукам их скудной для меня речи. Иной, не понятный для меня язык, в надежде уловить хоть что–то.
        Мой мозг начал лихорадочно перебирать различные варианты произошедшего и происходящего сейчас. Во–первых, последнее, что я помню, как мы вышли из бара, а потом…как бы сильно я не напрягался, не мог вспомнить последние минуты перед тем, как очнулся здесь. Еще раз искоса огляделся по сторонам, пытаясь никак не выдать своё любопытство. В глаза сразу же бросилась одежда людей — сейчас такие нигде не носят. Да и холодное оружие тоже не в моде. Как–то я прочитал слова, что если ты ищешь ответы на свои вопросы, то нельзя сбрасывать все пришедшие в голову варианты, даже если они кажутся безумными на первый взгляд. А сейчас, мне казалось, будто я переместился в прошлое. Но самое удивительное мне открылось, когда село солнце и на небе показались две луны. Вот тут–то я осознал, что крупно влип. Теория о попадании в прошлое сразу же разрушилась. Кажется, я в другом мире. Был бы сейчас Максим рядом. В этих делах он точно подкован, в отличие от меня.
        Мне стало страшно. Очень страшно. Захотелось домой. И вместе с тем нахлынули эмоций сожаления, что я так мало говорил в своей жизни: я так мало говорил своим родителям, как сильно я их люблю, и что вообще я их люблю. Мне всегда казалось, что слова не так важны, а главное то, как ты поступаешь. Особенно в мелочах. Я думал, что если ты приоткрыл дверь для мамы, или помыл посуду, чтобы она не утруждалась, то этого достаточно, чтобы выразить свою любовь. Но сейчас я готов был отдать все, чтобы увидеть ее на пару секунд и сказать ей «я люблю тебя, мам». Это наваждение заставило подступить ком к горлу, но я сдержал себя. Вот еще одна моя проблема: всегда держи эмоций. А может иногда стоит просто отпустить и дать им вырваться на свободу? Обдумать это я не успел.
        Из головы колонны донесся окрик, и движение резко остановилось. Охранники, как я их охарактеризовал, начали буквально вышвыривать нас по одному прямо на землю. Да и еще по пинку некоторым прилетало. Затем собрали нас в одну кучу и начали раздавать еды, если это можно так назвать. Мне в руки дали миску с чем–то непонятным. Оно не было жидким, и не было густым. Скорее неудачно сваренная каша. Желудок страдальческий завыл, прося, подкрепится. Но даже так я не мог положить это себе в рот, не говоря уже проглотить все это. Оглянулся на рядом сидящих, которые уплетали все это будто деликатес, от чего мне стало еще хуже и появилось чувство тошноты. Я хотел было заговорить, чтобы дали что–то съестное, но помня прошлый урок, решил воздержаться от всяческих комментариев. Сами же охранники расположились так, чтобы не выпускать нас из виду. Разожгли костер, поставили на нем котел; часть осталась нас стеречь, часть расселась вокруг и приступили к трапезе. Еда у них, конечно, была в разы лучше нашей: один только исходящий запах мог сказать об этом многое. Желудок снова предательский заурчал. Что ж, если выбора
нет, то придется. Стараясь не дышать носом, я как мог, пропихнул эту бурду себе в желудок.
        Так в дороге мы провели несколько дней, останавливаясь на привалы и ночлег. Если быть точным, то пять. Или не пять: не помню. Я не мог ни с кем заговорить. Во–первых: это было наказуемо. Во–вторых: я банально их не понимал.
        Вскоре, мы начали встречать засеянные поля, а чуть позже уже и хижины с фермерами, что трудились на этих полях. Захудалые, ничем не примечательные деревушки. Затем на горизонте показались высокие, каменные стены с выступами, расположенными на них огромными орудиями — на первый взгляд это катапульты. На башнях, на высоких штырях развеивались флаги красного цвета, а по центру было изображено бушующее желтое пламя. По мере приближения к городу, людей становилось все больше. А у огромных ворот уже стояли толпы народа, ожидая своей очереди. При виде нашей колонны они все расступались, пропуская нас вперед. Наш надзиратель перекинулся парой слов с местной охраной, и мы проехали дальше.
        Город был на удивление чист. Я-то ожидал, что будет как в учебниках по истории, где рассказывалось, что в средневековье по улицам городов могли течь реки из отходов человеческой жизнедеятельности. Дома были невысокие, максимум три этажа, построенные из камня, что говорило о хорошей экономике страны, а может мы просто заехали с благополучную сторону города. Даже дороги хорошего качества. И главное никакого отвратного запаха. У них, что тут есть канализация? Похоже, что да.
        Тем временем, нас привезли к открытой площади, по центру которой стоял большой деревянный помост, куда выводили людей, так же, как и мы закованные в кандалы и привезенные в таких же телегах. «Рабский рынок», — дошла до меня мысль, и я понял, что сейчас меня выставят на продажу. От подобной участи затряслись колени, а грудь сдавило что–то тяжелое. Захотелось заплакать, и вернутся домой. «Хоть бы это все был просто сон. Сейчас я проснусь у себя в комнате, услышу звон посуды, доносящийся из кухни, где мама готовит завтрак». Но ничего этого не было. Сейчас я здесь; ожидаю собственной участи. Сделать что–то мне не хватило мужества, потому как прямо на моих глазах один из заключенных пытался сбежать, но брошенный кинжал в его спину не дал ему сделать достаточно шагов к свободе.
        Пришла наша очередь. Нас всех вывели на этот помост, и аукционист начал что–то выкрикивать, наверное, представлял товар и озвучивал цену, внизу стоящим людям, которые кидали на нас оценивающие взгляды. Наступил мой черед. Аукционист подошел ко мне, раскрыл мой рот и показал всем мои зубы. Затем подергал мои руки, ноги, развернул меня спиной. За всем этим люди, наблюдавшие внизу, поднимали руки и выкрикивали цены. Торги шли яростными, даже не знаю, чем я их так привлек, но отступать никто не собирался. В один момент мужчина, одетый в синий, явно дорогой на вид, балахон поднял руку и произнес одно слово. Все остальные тут же затихли и перестали предлагать свои цены. Аукционист посмотрел мне в глаза, счастливо улыбнулся и крикнул мне за спину. После меня подхватили два здоровых мужика и потащили к тому самому человеку в синем балахоне. Его внимательный взгляд; такой я видел у торговца, когда однажды ходил в ломбард, сдать найденное мною кольцо. В этот момент ко мне пришло понимание, что теперь я не просто живой человек, а товар, у которого есть хозяин. И чем это мне грозило, я пока мог лишь
предполагать.





        ГЛАВА 4. МАКСИМ

        Я сидел в задумчивости и никак не мог поверить в происходящее. Лукавлю — корректнее будет сказать осознать, потому, как тяжело не верить собственным глазам, которые были свидетелями, как люди метали пламя и разверзали землю. Как люди, сражающиеся на мечах и луках, тем же временем передвигали тяжелые грузы на самоходных телегах без упряжки. Я даже пытался украдкой рассмотреть, пока нас вели как пленников, где у этой штуки двигатель и на чем она работает, но она лишь плавно шла по поверхности земли, не издавая никаких звуков.
        Всегда хотелось попасть в подобный мир: сколько раз я представлял себя в роли мага или просто война с оружием, которое способно одним ударом уничтожить целое войско. Выходить с ниоткуда эффектным способом и быть спасителем для всех. Получить силу, славу и, пожалуй, самое главное самую красивую принцессу. Но вот теперь оказавшись в подобном мире, меня одолели сомнения. Смогу ли я освоить магию? Появятся ли вообще у меня магические способности?
        — Кажется, мы попали в другой мир, — обратился ко мне рядом сидящий Денис, который не знал чем себя занять.
        — Не кажется, а реально попали в другой мир, — с еле скрываемой радостью ответил ему.
        Вот уже несколько дней мы находились в военном лагере. После битвы нас притащили сюда. Загнали в охраняемую палатку и жестами указали ждать, пока к нам не придут уполномоченные люди — последнее моя личная догадка. Выходить отсюда запрещалось: еду приносили сюда; по нужде здесь имелся специальный горшок, который нам меняли. Судя по их каменным лицам, когда они исполняли подобный, видимо, приказ, то дисциплина здесь была на самом высшем уровне. Я бы уж точно побрезговал.
        — Денис? — заговорил я, когда мы сидели на одном месте и не знали, чем себя занять.
        — М?
        — Тебе страшно?
        — Конечно, страшно, — хмыкнул он.
        — А я думал, ты ничего не боишься. Ты же всегда был таким отважным, сильным.
        — Так я просто…я не выказывал страх. На самом–то деле это не так. А как по другому? Если необходимо делать, то приходится, несмотря на страх.
        Помолчали.
        — А где она — эта сила? — спросил я.
        — Где сила спрашиваешь? — он взял паузу для обдумывания ответа, — Сила…она в тебе. Да, она в тебе, — произнес он, будто убеждая и себя, и меня. — Сила она внутри нас. В ногах, животе, груди, голове, глазах, да даже в нашем дыхании. Сидит где–то там и ждет своего часа, когда мы ее призовем. Главное ведь именно это: призывать в нужный момент. И сила не может быть где–то извне: любовь может превратиться в ненависть, правду скомпрометируют, а веру подорвут. И она не должна быть в ком–то, потому что другой человек не сможет быть с тобой рядом всегда. Не потому что не любит, а потому что это невозможно — быть всегда рядом. Сила внутри нас. Поэтому она должна быть в нас.
        — Я запомню, — сказал я через несколько секунд.


        Охранники перед входом расступились и пропустили сюда мужчину по военному одетому: кираса, металлические щитки на ногах, на поясе висит меч, а в одной руке держит шлем, с золотыми заплатками на плече — видимо главнокомандующий. Цепкий взгляд выдавал в нем повидавшего многое в жизни человека. Он пристально взглянул на нас и что–то произнес.
        — Что? Мы не понимаем вашего языка, — слетело с моих уст.
        В этот момент он повел рукой и по голове, словно пришелся удар. От неожиданности мы упали на пол, и какое–то время лежали не в состоянии преодолеть эту тяжесть. Будто бы раскаленный метал, вливался через уши, нос, рот и, обволакивая мозг, прожигая для себя путь, проникал в него, застывая там внутри.
        — Так–то лучше? — обратился к нам мужчина.
        — Да…лучше, — с ошарашенным видом я ему ответил. И только потом ко мне пришло осознание, что я его понимаю.
        — Я Легат Нокс Красс. Главнокомандующий легионом Его Величества Нумеда IV Трануилской Империи. Ну, начинайте, — вклинился он в нас своим пронзительным взглядом.
        — Что начинать? — в недоумении спросил я.
        — Да все о себе, — пожал плечами легат, — кто такие? Откуда вы? Ваши имена? Как здесь оказались? Почему на вас такая странная одежда? И почему без оружия? Ну же, выкладывайте все.
        И мы рассказали ему все от начала и до конца: что мы обычные студенты, оказавшиеся здесь по не понятной причине и совсем случайно. А как здесь оказались и сами понятия не имеем. Я решил, что от человека, который способен одним движениям вложить знания целого языка, скрывать что–то бессмысленно, и, возможно, чревато для здоровья. Кто знает, на что еще он способен. Может быть, он уже все знает, но таким способом решил нас просто проверить. Мимика и манеры у него были простыми, местами даже добродушными. Но взгляд, этот взгляд заставлял подчиняться и не утаивать никаких тайн.
        — Хмм, — задумчиво протянул он, — Не лжете. Поступим вот как: уж простите, но пока мы не выясним до конца, кто вы такие, вас не отпустят. А выяснять это — не моя прерогатива. Поэтому ждите здесь, а затем вам сообщать, что делать дальше. Не скучайте.
        сказал он и, развернувшись, быстро зашагал к выходу. Мы же остались в недоумении от туманного будущего.
        Следующие два дня мы…скучали. Находясь в палатке, размером с небольшую комнату, где скудное убранство и даже нет окон, а все, что ты можешь уловить это случайные звуки, доносящиеся сквозь тонкую материю стен, то у тебя не остается выбора, кроме как скучать. Наверное, даже в тоске есть свой плюс: один из таких — в тоске быстро растворяется страх. Там, где только что тебя окутывал ужас, с этой монотонностью ты о нем забываешь и просто сидишь. Сидишь и ждешь, когда же будет хоть что–то. Да пусть даже снова вернется ужас, о котором человек способен так быстро забывать, но главное, чтобы рассеялся этот туман скучного ожидания.
        На третий день к нам в палатку снова зашел легат и сообщил нам, что нас отправляют в столицу империи, и уже там решат, что с нами делать.
        Так как вещей у нас с собой только то, что было на нас, то сбор не занял много времени, и мы уже мерно шагали вслед за провожатым. Грузным, тучным легионером, который вел нас к южной части лагеря. Только сейчас нам открылась возможность оценить частичное убранство временной стоянки: в глаза сразу бросилось огромное количество казарм, будто бы выстроенных по линейке; с другой же стороны доносились звуки тысяч людей, и вздымалась огромное облако пыли. Отсюда было не рассмотреть, поэтому пришлось только гадать. К сожалению, это все что удалось рассмотреть. Наконец, дойдя до нужного места, нас встретила площадка со странными на первый вид штуками похожими на большие пузыри с ножками, у меня в голове сразу всплыла ассоциация с яйцами Фаберже, только не такие овальные, внутри которых виднелись сидячие места для людей. Нас провели внутрь, усадили на наши места и мы тронулись в путь. Плавный подъём и плавный полет. Кажется, этот мир не так уж и отсталый чем я предполагал.
        Долетели до столицы очень быстро. Несмотря на свою не аэродинамическую форму, эта штука летала очень резво. На все мои попытки объяснить это с точки зрения физики я упирался в стену. А потом меня осенило и я, наконец, понял — магия, чтоб ее за ногу…да уж, к этому миру привыкать будет очень увлекательно. Хотя я не мог точно определить скорость, летели то мы высоко. Не так как наши самолеты, облака все–таки были над нами, и в этом есть очень большой плюс — можно было рассмотреть все вокруг.
        С высоты птичьего полета город представлял собой масштабное зрелище. Он раскинулся на многие километры вокруг, и, кажется, стен у него не было. По крайней мере, я их не увидел. Насколько же это могущественная империя, что не боится нападения? Или здесь все города такие? Пока я об этом размышлял, мы подлетели к краю города и высадились на площадке специально оборудованной для этого.
        Нас встретили всего пару человек, без какого–либо оружия. Кажется, они уже для себя решили, что мы для них не представляем никакой опасности. Молча, ничего нам не сказав, они жестом указали следовать за ними. Там, у края площадки нас ожидал самоходный транспорт. С каждым часом нет, с каждой секундой этот мир поражал меня все больше. Тандем нашего средневековья с развитыми технологиями заставлял приходить в недоумение, и пересматривать свое мнение об укладе жизни этого мира.
        Нас везли через весь город прямо к его центру, к огромному зданию очень похожему на сооружения Здание Виктория университета Ливерпуля. Такой же красный кирпич, с башней часами, маленькие арочные окна, острые крыши, покрытые черепицей. Два лица, снова не говоря ни слова, указали нам следовать за ними и проследовали к входу в здание. Мы прошли через его витиеватые коридоры, украшенными различными гобеленами, где были изображены битвы прошлого с его героями. Вот юноша, с мечом в руке, рукоять которого украшена огромным рубином, указывает куда–то в сторону, где вдалеке угадывались мириады врагов. На следующей картине уже мужчина на коне, с золотой короной на голове выпускает из рук луч света, поражающий все на своем пути. Магия…от одной только этой мысли волосы на руках становятся дыбом, сердце начинает биться учащенной, а мысли отправляются вдаль, туда, где и я становлюсь сильным магом.
        Пока я летал в мыслях о магии мы подошли к двери, перед которой стояли стражники. Они открыли нам дверь и жестом указали проходить внутрь. Мы безропотно проследовали их указаниями и увидели огромный стол, за которым расположись двое уже повидавших жизнь мужчин, у одного из которых голова покрылась изрядной сединой. Еще один, с небольшой темной бородкой, стоял в стороне, сливаясь с тенью, будто стараясь, чтоб его не заметили.
        — Добрый день, молодые люди, прошу вас, присаживайтесь, — заговорил один из них мягким, но в тоже время не терпящим возражение, тоном. Все его естественно говорило, что этот человек привык и умеет повелевать. Высокого роста, это видно даже из сидячего положения. Синие глаза, по краям которых проявлялись морщины, когда он пускал свою фирменную, добродушную улыбку как сейчас. Но те, кто знает его хорошо понимают, что за этим радушием стоит твердый характер, и в случае чего этот человек сотрет любого в порошок, — Я Император Нумед IV.
        И тут до меня дошло, что предстоит очень сложный разговор, от итога которого будет зависеть наша дальнейшая жизнь.





        ГЛАВА 5. ИМПЕРАТОР

        В небольшом, относительно всего замка, кабинете за большим дубовым столом сидели первые лица империи. На столе была разложена огромная карта с указаниями расположения войск врага и легионами империи.
        — Торос, начинай, — кивнул я в сторону главнокомандующего армии.
        — Да, император, — сделал небольшой поклон спортивного телосложения мужчина, сидя за своим местом по правую сторону от императора. Главнокомандующий всегда отличался беспристрастным взглядом, волевой подбородок выдавал в нем военную выучку, а шрамы по всему телу указывали на большое количество битв и сражений за спиной этого человека, — На фронте все идет по плану: Легат Красс одержал великолепную победу в битве против Королевства Шамор. Еще полгода — год и вы, мой император, будете принимать у их недокоролька полную капитуляцию.
        Вообще, расположение империи географически очень удачно: южная часть окутана морем, причем очень спокойным, что благоприятно для торговли. Западные границы оберегает длинный горный хребет Андов, за исключением небольшого горного перевала. Там за горами находится Геовская империя — наш давний враг: все прозаично — когда соседствуют две сильные империи их интересы, так или иначе, пересекаются. Хотя сейчас воссоздался хрупкий мир, поэтому там всегда стоит всего один легион. На севере простираются огромные степные земли, заселенные кочевниками, которые периодически совершают на нас набеги, но пока ничего серьёзнее обычного грабежа не происходит. Для справедливости отмечу, что их набеги заканчиваются успешными грабежами крайне редко: три легиона, что там расквартированы, делают свое дело. Королевство Шамор лежит у восточных границ моей империи, вплоть до самого Белого океана. Их король имеет лишь символическую власть, потому как ни один из баронов ему не подчиняется. Их бесконечная грызня между собой ослабляет королевство. Но стоит отдать им должное: при виде общего врага они нашли в себе силы забыть
обиды, и объединится против меня. Я пытался подкупить их по отдельности, но они посчитали, что им будет выгодней пойти против меня, потому как я могу просто отступить, а их соседи останутся и дальше. И уж тогда они им припомнят все предательства.
        Война с Шамором началась полгода назад, после того как их посол на приеме в честь моего дня рождения позволил себе некоторые вольности. Впрочем, не без нашей помощи, конечно, ибо эта война в первую очередь нужна была мне. Дело, естественно, в деньгах: на их территории есть огромные залежи золота и серебра.
        — Есть и плохие моменты, мой император: в битве мы потеряли два боевых пузыря. Что и как случилось, ответа пока нет. По предварительным данным их подбили вражеские маги. Среди людских ресурсов потерь минимально — тридцать четыре человека убитыми, около семидесяти легкоранены — вскоре они вернутся в строй, сорок пять человек с тяжелыми ранениями, и их возвращение в строй маловероятно, — закончил свой доклад Торос.
        — Да, потеря летунов неприятно, — с досадой протянул я. Крайне полезные в любом аспекте, начиная от торговых перевозок до военного дела, они обладали рядом очень серьёзных недостатков — дороговизна и время их создания. Каждый такой пузырь, если он обычный, создавался до трех месяцев, а если он еще и военный, то тут надо прибавить еще пару месяцев — зависит от комплектации. Так что они стояли на особом счету, и потеря одного считалось вопиюще, а тут еще целых два, — Вэлиас, разберись, почему им вообще удалось подбить аж две машины — с их–то оборонительными способностями, — конечно, это не его сфера деятельности, но когда человек уж слишком способной и надежный, то невольно вешаешь на него лишнюю работу.
        — Слушаюсь, мой император, — подал свой мягкий, на грани шепота голос глава тайной канцелярии Вэлиас, организации, что окутана тайнами. Он всегда старался держаться в тени. Даже его черная одежда говорила об этом. Стоял поодаль и наблюдал своим цепким взглядом, схватывая любую мелочь. Цепной пес императора. Не было человека в империи, кто бы его ни проклинал, не желал ему смерти, и абсолютно каждый его боялся.
        — С этим вопросом разобрались. Перейдем к следующему, — повел я взгляд по левую сторону от себя стола, где сидел главный казначей империи, невысокий, немного сутулый мужчина с крупной головой и оттопыренными ушами. Маленькие голубые глазки прячутся за стеклами очков. Сейчас он довольно строен, но в молодости отличался невероятной тучностью. Ходит казначей Олов в развалку, говорит невнятно. Когда этот человек проходит мимо все замолкают.
        — Мой император, никаких новостей на данную минуту не имеются. Все идет своим чередом — налоги поступают, торговля приносит исправную прибыль, казна пополняется, но война сжирает слишком большие ресурсы, — отчеканил заранее заготовленную речь.
        — Вот с этим я готов тебе помочь. Есть у меня одна идея: брось клич в народ, что император раздает земли в аренду на год всем пожелавшим крестьянам для выращивания злаков, — заметил я, как брови казначея полезли вверх. — Условия таковы: каждый сам решит, сколько земли ему дать, главное, чтоб он успел ее возделывать, ели же не сможет, посули им наказание. Так что пусть думают, сколько им надо. Две трети всего урожая уходит нам, а остальное крестьяне могут оставить себе и распоряжаться по–своему. И предвещая твои вопросы, отвечу; это даст крестьянам личный капитал, который простимулирует экономику, соответственно больше поступлений в казну. Капитализм…, — вертелось странное, незнакомое слово в голове.
        — Капитализм? — в недоумении и не понимая таких слов спросил Олов.
        — Не важно, — махнул я небрежно рукой.
        — Позвольте уточнить: почему всем пожелавшим? Почему бы просто не приказать? — выловил для себя главное казначей.
        — Потому что на добровольных основах и предвещая выгоду люди, работают лучше. Так мне, по крайней мере, объяснили, — сказал я, одновременно делая глоток вина из бокала.
        — Объяснили, мой император? — в еще большем недоумении спросил мой слуга.
        — Да, объяснили. А теперь займись делом, — припечатал я. Не посвященным не стоит много знать о новых, весьма полезных слугах его величества меня.
        — Слушаюсь, мой император, — Олов склонил голову и записал указания.
        Все–таки разговор с этими иномирянинами принес свои плоды. Столько новых знаний. Некоторые из них были опасными, такие как демократия. Полнейший бред, давать права всем людям. Среди черни мало образованных, много тунеядцев и бездельников. Такие люди не в состоянии принимать судьбоносные для всей страны решения. А они им право выбора главы государства. Впрочем, небольшой намек и они пообещали, не распространятся об этом.
        — Хорошо, на сегодня закончили. Все свободны. Вэлиас, Волкер, задержитесь, — остановил я их, уже было собравшихся уходить главу тайной канцелярии и архимага. — Когда тяжелая створчатая дверь закрылась, за уходящими, я снова взял слово, — Итак, что скажете о наших пришельцах? Как их там? Да, вспомнил, Денис и Максим. Необычные имена, что тут скажешь.
        — Ваше величество… — начал с некой издевкой седовласый.
        Его внешний вид был очень обманчив: хоть и выглядел он, как старик, но возрастом он был не так уж и стар. В чем была причина — было не ясно. Возможно его чрезмерное увлечение всяческими магическими экспериментами дали свои плоды, а возможно обычная природная предрасположенность. Но это если говорить только лишь о его внешнем виде. Когда рядом не было никого из посторонних, в нем просыпался мальчишеский характер. И даже и не скажешь сразу, что это самый могущественный маг империи, а может и всего мира.
        — Волкер, хватит издеваться, — пробурчал я на его слова, — и давай начни уже по делу.
        Все трое, что сейчас находились в этой, комнате были давними друзьями. Еще со времен обучения в академии. Поэтому когда никого не было рядом они вели разговоры в неформальной обстановке как старые друзья.
        — Ладно, уже и пошутить нельзя, — хмыкнул архимаг, — Если говорить по делу, то эти молодые люди весьма интересный экземпляр. Легат не ошибся в своих суждениях. Их внутреннее строение магического тела отличается от всех, что я видел ранее. Пока не знаю в чем причина, но подозреваю это из–за их сурового климата. Как они сказали у них четыре разных сезона в году, и зима очень суровая штука. Даже не представляю, какого это выдерживать такие температуры. У нас такой холод бывает только в горах, но вот какой сумасшедший у нас полезет в горы, не представляю. Для более четкой картины мне нужно поработать с ними более тщательно и тогда могу дать развернутый ответ. Пока это все что я могу сказать о них.
        — Хорошо. Позже тогда обследуй их как следует, — кивнул я его словам, — а что думаешь ты, Вэлиас?
        — Их нашли посреди битвы. Чудо что они выжили в той мясорубке. Они не испытывают пиетет перед тобой, как это положено перед императором. Может всему виной эта их демократия, а может, они еще не осознают в полной мере куда попали. Они упоминали еще о третьем, которого они не сумели отыскать, — доложил глава самой ужасающей организации империи.
        — Его нужно срочно найти. Займись этим немедленно, — мой тон подразумевал высший приоритет, — Что предлагаете делать с этими двумя? Весьма перспективные ребята. Легат просит Дениса к себе в легион.
        — А не много ли берет на себя этот легат? — возмутился архимаг.
        — Много ли ты знаешь людей со способностью истинного зрения? — на эти слова архимаг поморщился, — то то и оно. Такие люди мне нужны. Тем более служит мне верно, и победы он приносит исправно. А за хорошую службу короне нужно поощрять подданных. И вообще на это будет интересно взглянуть, что получится из этого иномирянина.
        — Этот легат набирает популярность, как среди простого народа, так и среди аристократии, — все не унимался Вокер, — а ведь среди аристократов пошли поползновения. Дом Сентов набирает слишком большую силу. Да и их родословная — герой империи, принесший победу в великой войне, впечатляет. Народ следует за подобным ему.
        — Предок свиней этот ублюдок, — с раздражением я рыкнул, вспоминая главу дома Сентов, самого влиятельного рода после имперского, конечно же, уже давно пытается заполучить корону. Но пока он не давал повода судить его и казнить, действуя хитро и скрытно. — Как раз у меня созрел план на этот счет. Используем этих двух. Через полгода будет прием в честь моего дня рождения. Пригласим их ко двору. Окажу им почтение своим вниманием. Это заставит наших любимых аристократов напрячься. Пусть гадают кто они и на что способны. Надо, кстати, провести ритуал на раскрытие способностей.
        — А не рискуешь ли ты чрезмерно? — подал свой тихий голос Вэлиас. — Они слишком взрослые для ритуала. Да и прием поставит их в затруднительное положение.
        — Быть императором и есть риск. Одним меньше, одним больше сути не меняет. А эти парни сулят большие дивиденды. Нужно только обеспечить их лояльность. Дать им путь в люди. Есть у нас кандидатки в жены для них, преданные короне? Пообещаем им защиту, покажем предоставленную перспективу и они наши. А если станут мешать или замышлять что–то за спиной, ты от них избавишься. А вообще вы видели их одежду? Они называют это «джинсы». Не хотел бы я оказаться в столь суровом мире, где приходится носить такие узкие и неудобные штаны.
        И на этих словах повисла пауза. Каждый обдумывал свое: Архимаг о предстоящем ритуале; Вэлиас о том, как приструнить аристократов; император же думал о… джинсах.



        ГЛАВА 6. ДЕНИС

        После того памятного разговора нас разместили на постоялом дворе в паре кварталов от того самого дворца. За еду и ночлег как нам сообщили благородной рукою своей императорская казна все оплатила. По дороге к месту ночлега я, как представлял всегда себе постоялые дворы, ожидал увидеть настоящий клоповник с отвратительной едой, разбавленным вином, куда стекается всякая местная пьянчуга, чтобы отдохнуть после тяжелого рабочего дня. Но подойдя к зданию все мои ожидания не оправдались. Снаружи сооружение представляло собой трехэтажное, словно вырезанное из цельной, белоснежной каменной породы, украшенное искусной резьбой, не менее красивой облицовкой, черепичной крышей. Что интересно они уже открыли для себя технологию изготавливания стекла. Вот и сейчас ставни для окон заперты деревянными рамками со стеклами в разноцветных тонах. Вывеска гласила «Имперский единорог» с нарисованным, как это не удивительно, белым единорогом стоящим на задних копытах. Вид внутри был не менее красивым. Стены как и снаружи абсолютно белые. Аккуратные, чистые столы со стульями вырезанные из благородного, и уж точно
дорогого, дерева. Полы блестят, глазу не к чему придраться.
        Наш провожатый подошел к стойке, где стояла миловидная девушка, с не менее милой улыбкой ожидавшая все это время, пока мы осматривались вокруг. Он что–то ей сказал; протянул ей мешочек, судя по звуку — там звонкая монета; вручил ей письмо и удалился прочь оставив нас. Девушка быстро прочитала содержимое и скрылась за дверь, что была аккурат за ее спиной. Мы остались одни, правда не на долго, потому как вскоре из той же самой двери вышел мужчина среднего роста, в одном глазу у него был окуляр, немного поднятый подбородок, над верхней губой небольшие усы, я бы сказал даже усики, узкое лицо и словно высокомерно на все смотрящие глаза. Он быстро окинул нас своим взглядом и обратился к нам:
        — Молодые люди, позвольте вам представится. Я — Коин ар Бор. Мне доложили, что вы гости самого императора. И это честь для меня приветствовать вас в своем скромном заведении, — четко словно он какой–то диктор, отчеканивал слова. По интонации было слышно, что скромным он свое заведение никак не считает, — Прошу вас следуйте за мной, — между тем закончив, он развернулся и пошел к лестнице ведущей на второй этаж. Мы ничего не успев сказать в ответ, лишь молча проследовали за ним.
        Второй этаж был не менее раскошен чем первый. По краям длинного коридора стояли различные подставки, с установленными на них богато украшенными ночными лампами. На стенах красовались картины с иллюстрациями. Руки мастеров художников передали изображение красивой девушки, улыбающийся своей белоснежной улыбкой. А вот здесь море с вспененными волнами от сильного ветра, а по среди волн плывет корабль с длинной мачтой, и с ее бесстрашным капитаном у штурвала. Между тем хозяин заведения довел нас до середины коридора, вынул ключ из кармана, вставил его в дверной проем и открыл перед нами дверь. Делал он все с такой напыщенностью, будто не дверь обычной комнаты, а сокровищницу со всеми богатствами мира открывал.
        — Ваша опочивальня, — напыщенно сообщил он и отошел в сторонку, чтоб мы могли войти.
        Хотя стоит отдать ему должное — комната стоила всей этой помпы, что он тут развел. Правда комнатой это назвать можно было с натяжной, ибо была она настолько огромной, что делилась на несколько секций. Две огромные кровати, с аккуратно сложенными на них подушками, сшитые явно из шелка. Ковры раскиданы по всему полу. Тут даже отдельная уборная есть. И это не обычный ночной горшок, а полноценная уборная, где можно помыться и сходить по нужде. Не рассчитывал увидеть такое. Я не такой уж знаток всей это роскоши, но даже мне не сведущим во всем этом было понятно, что стоит это все очень дорого. И самое главное все это сочетается и сделано со вкусом. Император явно не поскупился для нас. Вспомнив о нем я нахмурился. Если они так стараются для нас, то явно что–то от нас хотят. И от непонимания чего именно, мое настроение быстро ухудшалось. Поблагодарив хозяина, мы начали осваиваться в номере. Это не заняло много времени — вся наша утварь сейчас на нас.
        Позже вечером нам принесли ужин. На этот раз была другая девушка, и такая же красивая, как та, что встретила нас ранее днем. Персонал здесь даже очень ничего. Перед выходом девушка попросила сложить нашу одежду в корзину, чтобы постирать ее и привести в порядок к утру, и указала нам, что в стене есть ниша, где мы можем взять себе ночную одежду. Говоря нашим языком — пижаму.
        — Как думаешь, им можно верить? — обратился я к Максиму, — я им ничуть не поверил. Слишком они…, — не смог я подобрать подходящее слово, покрутив кистью руки.
        — Пока не знаю, но я больше склонен верить им, чем не верить, — пожал плечами Максим.
        — Не знаю, слишком уж они подозрительные. Тем более они политики. А в политике, как известно, не бывает доверия. Политики — это грязное дело и людей она делает грязными, — я посмотрел Максиму в глаза, ожидая его реакции.
        — Ты бесишься, потому что архимаг хотел, чтобы ты преклонил колено перед императором? — вдруг он задал неожиданный вопрос.
        — Что, а это тут вообще причем? Да и почему я должен был преклонить перед ним колено? Я не его подданный, — выплеснул я раздражение, о чем сразу же пожалел.
        — А притом, что это его страна и он тут монарх. Да, мы из другой страны с другими устоями. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Денис, я не прошу тебя подчиняться ему, я лишь прошу, я тебя умоляю — не ломай мою мечту, — в его голосе проступили нотки отчаяния.
        — О чем ты? — никак я не мог его понять.
        — Кем бы я был там у себя дома? Не забывай, мы простые студенты с непонятным будущим, а тут мир полный магии. Сколько подобных книг я прочитал? Сколько всего я себе воображал? Да меня разрывает на части. Да, я скучаю по дому, по родителям. Но раз уж так случилось, что мы оказались в такой ситуации, я не хочу упустить свой шанс только потому, что у тебя взыграла гордость. Они могли бросить нас в темницу, отправить на рудники или еще хуже — убить, но нет, они дают нам шанс стать кем–то большим. Они предлагают возможности. Взамен требуя лишь лояльность. Ты думаешь это слабость преклонить колено. Но ты даже не подумал, что побороть себя и есть настоящая сила, — казалось все, о чем он молчал, сейчас выплескивает наружу. Я стоял в растерянности и не знал, как реагировать на эти его слова.
        — Прости, — мне стало стыдно за свою слабость, понимая, что он прав, — прости меня…друг.
        — Да ничего, — толкнул он меня в плечо и улыбнулся, — замяли. Но император, и правда, опасный человек. С ним надо быть осторожнее.
        На этом наш разговор завершился и каждый разошелся по своим комнатам. Я лежал и никак не мог уснуть. Вопросы словно рой пчел крутились у меня в голове, перескакивая от одной мысли к другой. Столько вопросов и так мало ответов. Как мы здесь оказались и, главное, случайно ли это все или подстроено кем–то? И если подстроено, то зачем ему понадобились какие–то студенты? Что в нас особенного, и являемся ли мы вообще особенными? Тоска по дому заставляла сердце обливаться грустью, и еще вдобавок к этому мы так и не нашли Олега. Где он? Что с ним сейчас? Жив ли он вообще? Голова начала болеть от всех этих вопросов, а к ответам я так и не приблизился.
        Плюс ко всем этим проблемам еще и разговор с императором и его людьми. Опасность от них исходила просто за версту. Они говорили, что нам ничего не угрожает, но я не верил им ни на секунду. Император говорил с нами мягко, но за этим добрым голосом я отчетливо слышал лишь заботу о себе и поиск выгоды. Он намерен нас использовать, это даже не догадка, а констатация факта. Но главный вопрос как он это собрался делать? Какую игру он затеил? Пустит нас на убой как скотину или обучит и натравит на своих врагов словно мы его охотничьи псы? А может хочет просто продать подороже как какую–то диковину? Этот вариант вероятнее всего, потому что я не вижу какую ценность мы можем представлять. Но зато наша одежда показалась ему забавной. Как он ухмылялся смотря на мои джинсы. Эта его ухмылка пробуждала гнев внутри меня, но поделать я ничего не мог. Надо брать ситуацию в свои руки, иначе нас просто сломают и выбросят как не нужный хлам.
        Начать надо естественно с денег. В каком бы мире ты не находился, но если ты живешь в государственном строе, то перво–наперво тебе нужно позаботится о своем пропитании. Мыслей было много. Благо пример в виде моего мира много чего мог мне сказать. И на чем раскрутится здесь можно было. Взять элементарно туалетную бумагу. За те дни, что мы в этом мире, нам не удалось воспользоваться этим чудо изобретением. Сначала я думал, что в полигонных условиях просто не положено, но даже в этом дорогом постоялом дворе ее не было. Вместо этого приходилось пользоваться струей воды или в уголке стояло ведро с водой и палкой намотанной на нее тряпкой, как в случае с полигоном. Странный мир. Есть самоходный, даже летающий транспорт, а чем подтираться они не догадались озаботиться. На этих мыслях меня одолел сон и я заснул.
        Я стоял посреди какого–то поля. Огромного размера крылатое чудище смотрела прямо на меня. Казалось, что весь мир сузился и стал этими глазами. Не в силах отвернутся или что–либо сделать, я подчинился его взгляду, между тем его взор проникал все глубже в мое сознание. Он изучал меня, проверял, читал мои воспоминания, словно книги в библиотеке. Сила его разума проникала: он сложный, многогранный, это не просто животное. В какой–то момент оно раскрыло пасть, взмахнула крыльями, чтобы сделать огромный прыжок прямо на меня и в момент, когда он должен был меня поглотить, сон оборвался. Я проснулся посреди ночи в холодном поту. Что это такое было? «Просто сон, просто…» — твердил я себе, но внутри что–то тревожило. Отдышался, успокоил сердцебиение. Решив, что это обычный кошмар, моя голова опустилась на подушку.
        На утро нас разбудила та же служанка, что приносила нам ужин накануне. Наша одежда постиранная, приведенная в приемлемый вид, уже дожидалась нас. Умывшись, приведя себя в порядок, облачившись в нашу чистую одежду, мы спустились вниз.
        — Доброе утро, молодые люди, — поприветствовал нас Коин, — меня просили передать, что позже за вами зайдут и отведут ко дворцу, где вас будет дожидаться господин архимаг.
        После этих слов я внутренне напрягся. В принципе, этого можно было ожидать, но я не рассчитывал, что будет так быстро. Видимо у них уже созрел план как нами воспользоваться. Так, ладно, без паники, не надо делать поспешных выводов. Будем действовать по ситуации. А если ситуация пойдет так, что это будет угрожать нам? Что я смогу сделать? Это целый архимаг. Хоть я и не видел еще, на что он способен, но думаю, титул он получил не за красивые глазки. Как же это все начинает раздражать.
        — Доброе утро, Коин ар Бор. Благодарю вас за предупреждение. Должен отметить ваш постоялый двор очень нас впечатлил. Буду советовать его всем своим знакомым, если они пожелают остановиться в столице, — нацепил я на лицо самую дружелюбную улыбку, на какую только мог способен. Подумалось, что немного лести не помешает. На эти слова хозяин заведения поклонился, а на лице была еле скрываемая улыбка. Значит я попал прямо в точку. За свое детище он горд особенно.
        Завершив завтрак, мы стали дожидаться, когда за нами придут. Благо делать это не пришлось долго. Снова, как и до этого провожатый лишь молча кивнул нам, давая понять, чтобы мы следовали за ним. Странное у них поведение. Можно же ведь хотя бы слово сказать. Но нет, все делают молча, будто если они заговорят с нами, то их за это накажут. Хотя может быть так оно и есть.
        У входа нас уже дожидался архимаг, встречая нас лично. Значит намечается что–то серьёзное, ведь он мог просто отдать распоряжение и ждать нас у себя в кабинете. На нем был длинный балахон синего цвета, достающий до щиколоток. На ногах простые сандалии. По центру от горла до самого пояса украшал белый узор похожий на орнамент. Завершал образ коричневый, кожаный, обмотанный вокруг пояса, ремень.
        — Ну, как отдохнули? Вам все понравилось? — распахнул он свои руки, а на лице играла веселая улыбка. Встречал нас, и впрямь, как дорогих гостей. Вот не доверяю я им и все. Ничего тут не поделаешь. Наверное, заметив на моем лице соответствующее выражение, он бросил на меня задумчивый взгляд. Но быстро собравшись продолжил, — Прошу вас, следуйте за мной. Сегодня в вашей жизни будет великий день.
        На что он намекал я понял позже, когда, проследовав за ним вошли в одно из помещений. Комната была абсолютно пуста, за исключением небольшого помоста по центру, на котором был изображен странный рисунок. Кроме нас в кабинете находились еще несколько людей, одетых также в балахоны.
        — Что это за комната? — начал я оглядываться.
        — Вы скоро все поймете. Прежде чем начать, я бы хотел пояснить одну вещь, — начал архимаг. — В нашем мире, как вы могли заметить, некоторые люди имеют способности к магии. И, чтобы раскрыть их способности, еще в детстве каждый ребенок проходит через ритуал. Как вы можете догадаться, с помощью этого ритуала мы и раскрываем у человека способности. К сожалению, не у всех они проявляются, и дети остаются обычными, либо не предрасположенными навсегда. Но предупреждаю вас заранее: ритуал лишь раскрывает, а какой степени силы вы достигните, как и все в мире, будет зависеть только от вас самих. На какие жертвы готовы пойти, сколько сил и времени отдать этому, — поднял он палец кверху, — А теперь встаньте в центр круга.
        — С нами ничего не случится? — со скепсисом посмотрел я в центр круга. Ступать на него я не торопился. Максим лишь с укором покачал головой.
        — О упаси, конечно же, нет. Ритуал абсолютно безопасен. Но для вашего спокойствия скажу, что тут собраны лучшие специалисты под моим личным присмотром, — сказал он, нацепив на лицо добродушную улыбку.
        Все еще не доверяя его словам, я все–таки решился, не противится и прошел в центр круга. Максим примостился рядом, не в силах совладать с собой, он дергался от нетерпения. Вот уж кому–кому, а ему нравится все происходящее. Маги, тем временем, начали занимать свои позиции вокруг помоста прямо перед нами. Смотря на нас, напротив нас, свое место занял архимаг Волкер.
        — Начинаем, — скомандовал он и первым подал пример возведя руки вверх. Все остальные повторили его движение. Миг ничего не происходило, а затем из кончиков их пальцев начали выходить какие–то эманации, и образовали вокруг нас плотный, прозрачный барьер. Звук стал приглушенным. Прошла секунда, другая, и я почувствовал жуткую боль по всему телу. Ощущения будто внутри меня тысячи игл проникают в каждый орган, в каждую клетку моего тела. Я ощутил, как внутри меня начинают течь потоки энергии, тело перестраивается на не понятном для меня уровне восприятии. Между тем боль только усиливалась. От невозможности терпеть я заорал, что есть сил и рухнул на пол. На краю подсознания я слышал такой же раздирающий крик Максима. А затем, словно по щечку пальца ушла боль, а за ней пришла полная тьма. Я открыл глаза, а вокруг пустота. Ни малейшего звука. В растерянности я начал оглядываться вокруг, но так ничего и не обнаружил.
        — Ты должен стать сильнее, — ошарашил меня звук, он словно шел из моей головы.
        — Кто ты? Или я говорю сам с собой? — этот голос я слышал впервые, но он будто бы был мне знаком.
        — Ты. Должен. Стать. Сильнее, — этот тяжелый голос придавил меня, и когда, казалось, он меня раздавит, все пропало.
        Открыв глаза, я обнаружил себя лежащим посреди комнаты. Встряхнул головой не в силах прийти в себя. Одним глазом увидел, как к нам подбегает архимаг и достает из скрытого кармана две пробирки с какой–то красной жидкостью. Раскрыв нам рот, он насильно залил это в нас. Прилив сил, голова сразу же прояснилась.
        — Вы не сказали, что это так больно, — заорал я на него, бросив полный злости взгляд.
        — Вы не спрашивали о боли, лишь о безопасности, — ехидство в его голове только сильней меня разозлило, — Поздравляю вас, юноши. Все прошло удачно. А теперь попробуйте сделать что–нибудь, — тараторил над ухом архимаг.
        — Например, что? — Максим начал приходить в себя.
        — Да хоть что. Например, попробуйте вызвать пламя или ветер, — сказав это архимаг, отошел на пару шагов и стал глядеть на нас с азартом.
        Оклемавшись окончательно, мы бросили взгляд друг на друга решая, кто будет первым. Я уступил. Максим посмотрел на свои руки, напрягся и из его ладоней закрутился небольшой вихрь. Он бросил ошарашенный взгляд на меня, приглашая приступить мне. Прислушался к себе, абсолютно никаких изменений. Ладно, была, не была. Не став медлить, я приготовился. Мысленно напрягся, представляя, как из моих ладоней выходить огонь. В сознание ударил поток, словно внутри меня зарождается энергия, перетекает по всему телу к рукам и из них ударил поток огня. Кажется, только мое самообладание не позволило мне ругнуться матом. Я стоял не в силах поверить в происходящее, глаза расширились, пульс начал биться сильнее. Сила течет в моих жилах — я это чувствую, и это чувство опьяняет, как может опьянять ничтожного человека капля дарованной ему власти, и он одурманенный ею мечется из стороны в сторону, в надежде если не преувеличить, то хотя бы сохранить ее, вцепившись руками и зубами, как голодный зверь в свою добычу. Но я ведь не такой. Или…
        Вертя в руках кусочек пламени, от предвкушения на моих губах появился оскал, от чего другие попятились назад, а на лице архимага был…страх? Чёрт!



        ГЛАВА 7. ИМПЕРАТОР

        Свет от огня был тусклым. Его было едва достаточно, чтобы рассмотреть гобелен, что висел над камином — всадник, сидящий на драконе полностью облаченный в доспехи, на поясе виден эфес меча, украшенный красным рубином. Трануил — мой дальний предок и основатель империи. Первый и единственный кто сумел обуздать дракона. Его образ за эти сотни лет оброс множеством легенд. Кто–то говорил, что он пришел из дальних земель. Кто–то говорил, что он сын земли и неба. А кто–то и вовсе считал его не человеком: кем точно — не понятно. И, наверное, только лишь его наследникам было известно, что он был обычным пастухом. Эта картина была моей любимой во всем дворце. Она напоминала мне, как простой пастух может стать великим властителем. Да, кто–то скажет дело в драконе. Но ведь мало захватить власть и удержать ее, нужно еще уметь править. А править он умел. За какие–то два десятка лет превратив новую, зарождающуюся империю в самую сильную из всех существовавших когда–либо и не потерявшая своей былой мощи до нынешних времен.
        — Отличное вино, — сделав глоток, сказал Вэлиас, прервав мои размышления.
        — Арагонское. Двадцатилетней выдержи, — отсалютовал я ему.
        Темными вечерами мы любили проводить время в моем кабинете, сидя у камина в креслах и попивая дорогое вино. Эта традиция идет еще с наших юных лет, когда наша дружба еще была на заре.
        Детей склонных к магии было мало. Одним из таких был Вэлиас. Всех магов, несмотря на твое происхождение, положение в обществе отправляли в академию, отчего часто можно было увидеть, как простолюдинами помыкают дети аристократов. И в один из дней я увидел, как тихий, зажатый парень из бедной семьи оказался в подобной ситуации. Я не знал, что тогда мною двигало, но я решил вступиться за него. Естественно, против сына императора никто не пошел. С тех пор наша дружба только крепнет с каждым днем. Кто же знал, что из неуверенного мальчишки выйдет глава самой страшной, окутанной всяческими тайнами организация, держащая в страхе всех аристократов страны, да и не только их.
        — Хорошо быть императором. Лучшее вино, лучшие женщины. Даже не знаю, чему из этого завидовать тебе больше, — хмыкнул он.
        — Жаль только, что женщины с возрастом не становятся лучше, как вино, — иронизировал я и призадумался. — За женщин, которых мы так ненавидим, но ради которых идем на войну умирать, — произнес я тост, и мы опустошили бокалы.
        Женщины…задумался о своей жене. Я никогда не питал иллюзии на счет любви, потому что уже знал, что мой брак будет по расчету. Другой жизни у монархов не бывает. Меня женили. К сожалению, то, что зародилась в самом начале любви, между нами пропала быстро. Или это была просто влюбленность? Не могу дать точного ответа. Зато она подарила мне наследника, хоть и в силу молодости тот еще обалдуй, думающий только о юбках и охоте. В свое время за такое же мой отец отправил меня в казармы на целый год. «Прежде чем повелевать другими, сначала ты должен понять, какого это подчинятся», — повторял он мне эти слова снова и снова. Заодно последит за Денисом. Кстати, о них.
        — Что там с третьим? Есть новости? — обратился я к Вэлиасу.
        — Пока никаких. Поиски ведутся. На месте сражения тело не обнаружено, поэтому смею предположить, что его увели наши враги. А как ты сам знаешь, учитывая какое это королевство, скорее всего он продан в рабство, что очень усложняет его поиски. Бароны постоянно находятся в состоянии междоусобиц, из–за этого затрудняется внедрение шпионов. Слишком сложно работать в том регионе, — поморщился глава тайной канцелярии.
        — У меня предчувствие, что они сыграют огромную роль в будущем — каждый из них, поэтому их нельзя упустить. Мне нужна их лояльность. Надо дать им гарантий безопасности, обеспечить финансово, и наконец, обучить, — потянулся я за бутылкой вина, чтобы налить себе новую порцию.
        — Что на счет этого думает Волкер? — Вэлиас взял у меня бутылку и налил себе вина.
        — Кажется, он боится.
        — Боится? — удивился Вэлиас.
        — Ты же знаешь его. Он умеет нагнетать и страшится идти на риски. Помнишь тот случай? — посмотрел я на товарища, улыбаясь от накатившего веселья.
        — Помню, конечно, как такое забыть. Для справедливости стоит отметить, что он был прав, — сказал Вэлиас и мы погрузились в воспоминания. А вспомнить было о чем. Как–то раз мы решили пробраться в женское общежитие нашей академии. Волкер нас всячески отговаривал, напоминая, что я сын императора и не подобает наследнику так себя вести, но мы его не послушали. Как итог нас застукали, когда я висел на окне пытаясь пробраться через первый этаж. Не самое подобающее зрелище для будущего императора, стоит признать. Отец тогда был в ярости. Он лишил меня всяческих привилегии на целых пол года, да и к тому же всыпал мне, как маленькому ребенку, по самое не хочу.
        — Да, мне тогда здорово досталось, — поерзал я на кресле: от воспоминаний все еще зудело в одном месте.
        Предыдущий император, мой отец, был очень строг. Он не позволял мне проводить и минуту времени в пустую: заставлял учиться верховой езде, стрельбе из лука, освоению меча, изучать языки и культуры других народов, а также искусство дискуссии. Я злился на него, видя, как другие дети аристократов в это время находили себе развлечение охотой и прочими делами. На что он всегда говорил мне, что я должен быть выше этого, потому как в будущем займу его место и должен быть готов к этому. И зайдя на трон после его смерти, я понял, насколько он был прав. Благодаря его урокам я смог удержать власть, приструнить особо строптивых, и даже укрепить свои позиции.
        На этих мыслях двери распахнулись так, что чуть не сорвались с петель, и в комнату вихрем ворвался Волкер.
        — Этого Дениса надо срочно уничтожить. Нельзя дать ему жить дальше. Он слишком опасен, — его вид был озабочен. На лбу испарина пота, будто бы он сюда бежал.
        — Волкер, прошу тебя, успокойся. Присядь, выпей вина, — взял я еще один бокал и начал наполнять его.
        — Не надо меня успокаивать. Вы не видели того, что видел я. Их потенциал ужасает. Я до сих пор не понял в чем причина, но их источник самый сильный из всех, что я видел. А взгляд…взгляд этого юнца не сулит ничего хорошего, — чуть ли не кричал он; выхватил бокал вина у меня и выпил одним залпом. Какое расточительство такой редкости.
        — Самый сильный маг империи испугался взгляда какого–то юнца? — начал с подначки Вэлиас.
        — Ты меня вообще слушаешь? Не какого–то юнца, а юнца с огромной силой в будущем. Оба сразу же смогли пользоваться магией и даже сумели что–то сделать. Я такого никогда не видел, — не унимался Волкер.
        А вот это уже интересно. Если они сумели провернуть подобное, то с небольшой помощью в обучении они станут хорошим инструментом против врагов империи, а враги империи это и есть враги императора. Главное уметь хорошо пользоваться этим инструментом. Точнее этими.
        — Расскажи подробнее, что ты в них увидел? — стало мне очень интересно.
        — Их внутреннее строения энергетических потоков отличается от наших. Если у нас один большой очаг в районе груди, от которого все и идет, у них же этого большого очага нет, зато имеются множество маленьких по всему телу, от чего импульсы двигаются быстрее и главное стабильнее, и их магия выходит сильнее. Всем иным в первую неделю вообще ничего не доступно пока их тела привыкают и подстраиваются под потоки силы, а эти…эти, — под конец его голос уже надрывался от натуги.
        — Хватит, Олов, — начало мне это надоедать, — ты ведешь себя неподобающе своему статусу. В первую очередь это всего лишь дети. Да, в будущем потенциально сильные маги. Но до этого будущего еще дожить надо. Если они сами не будут понимать, кому служить — мы им подскажем, если же не подействует — от них всегда можно избавиться, — как же это раздражает объяснять очевидные истины.
        Архимаг закрыл глаза — он так всегда делает, когда хочет успокоиться, видимо мои слова возымели эффект.
        — Видимо у вас уже имеется план на этот счет, — больше утверждая, чем спрашивая, обратился он к нам.
        — Вот как раз его мы и обсуждали, пока кое–кто чуть не выломал дверь, — решил я его немного пристыдить за его поведение. На что архимаг всего лишь отмахнулся. В иной ситуации будь это кто–то другой, его голова бы уже лежала на плахе, ожидая отсечения. В некоторых ситуациях хочется оставаться императором, а не другом, — Месяц они будут под твоим личным присмотром. Будешь обучать их основам. Архимаг лично занимается тобой. На не окрепшие умы это должно подействовать льстиво, это должно повысить их лояльность. После предлагаю Максима направить в академию, а Дениса в легион к легату Крассу. Нам как раз необходим наш человек в близком окружении легата. В последнее время Сенты окучиваются вокруг него, и мне это не нравится.
        Эти Сенты уже поперек горла стоят. В прошлом очень захудалый род на юге страны за какой–то век стали вторыми по влиятельности, после имперского рода. Все благодаря новому типу кораблей, что они изобрели; новые корабли, которые позволили брать больше груза и плыть быстрее, чем старые, от чего торговля с дальними заморскими странами дала большой толчок и деньги полились рекой. Но мало иметь деньги, нужно еще наращивать свое влияние, обрастать связями и, в конце концов, армия — что они и сделали. В те годы страной правил мой прадед, которого больше волновали женщины и выпивка, чем не преминули воспользоваться Сенты. Они подкупали должности, продвигая своих людей, совершали удачные браки, обрастали влиянием, связями и быстро окрепли. Еще немного и они бы захватили престол, благо прадед скоропостижно скончался, думаю не без помощи других, и к власти пришел мой дед. Вот он и навел шороху своей твердой волей, приструнив их. Для начала очистив дворец от этой скверны, издал закон, сокращающий количество войск у баронов. А те, кто пытался сопротивляться быстро теряли близких. К сожалению, уничтожить их не
вышло. В один момент отношения накалились настолько, что это могло перерасти в гражданскую войну, но мой брак с сестрой нынешнего главы рода исправил ситуацию.
        — Не слишком ли ты много возлагаешь на мальчишку? — подал голос Вэлиас, до того молча наблюдавший за нашим спором, — он может раскрыться или его раскроют, и тогда легат точно уйдет к Сентам.
        — У меня не остается выбора. К нему в окружение очень сложно подсунуть кого–то из вне. Если же просто приказать будет слишком подозрительно и тогда мы точно, не поймем, есть ли у него связь с Сентами. А тут такая возможность сама идет к нам в руки, — раздражение на всю эту ситуацию только увеличилось. Я Император, должен идти на какие–то игры, вместо того, чтобы просто не раздавить заговорщиков как букашек. Но иногда даже императору противостоят силы соразмерные ему. Вот и сейчас легат слишком нужен, чтобы действовать с ним грубо. Из–за этой войны, в которых он приносит победы, его популярность возросла до невиданных высот. Сам он выходец из простолюдинов, и не к какому роду не принадлежит, от чего все аристократические дома начали подбивать к нему клинья. Такой экземпляр отдавать, кому бы ни было чревато потерей своих позиций.
        — Надеюсь, данный риск будет оправдан, — подытожил Вэлиас.
        — И я надеюсь, — вздохнул я.



* * *

        Я сидел в своих покоях перед большим сундуком. Кончики моих пальцев дрожали, как это бывает каждый раз, от предвкушения. Аккуратно, с трепетом и со страхом мои руки скользнули по крышке и приподняли его. В свете тусклой свечи блеснул красный рубин и блеск металла. Легендарный меч первого императора Трануила выкованный в огне дракона, дарующий его обладателю огромную силу. Я протянул руку и тут же одернул ее.
        — Ай, зараза, — неподобающие слова императору вылетели из моих уст. Боль в руке все не унималась. Эта тупая железяка никак не хотела принимать меня.
        — Милый, долго ты там еще? Негоже его величеству заставлять ожидать девушку, — из–под одеяла показалась тонкая, аристократически бледная, нога.
        — Уже бегу, — возбуждение охватило мое тело. Кинув напоследок взгляд, я захлопнул крышку сундука. Ничего, скоро ты признаешь меня и будешь моим. И тогда те, кто ошибочно полагают, что император всего лишь первый среди равных, пожалеют.



        ГЛАВА 8. ОЛЕГ

        После того памятного аукциона мне на голову надели мешок и повезли куда–то к окраине города. Понял я по тому, как стало меньше людского шума и запаха, ржания и стука копыт лошадей, а мешок стал просвечиваться на солнце до того прячущегося за домами, от чего можно было разглядеть силуэты деревьев, аккуратно подстриженные кустов, и отдельно стоящие дворцы. Кажется, это что–то вроде ВИП городка для богатых граждан. Когда с головы, наконец, сняли мешок, я увидел, что у одного из таких домов мы и остановились. Дом из тёмного камня, покрытый черепичной крышей такого же цвета, был спрятан за высоким, каменным забором, вдоль которого были посажены еще более высокие деревья, обеспечивающие тень, что дает прохладу в знойную жару. Рядом с домом находились еще несколько построек поменьше. Едва мы подъехали к воротам, из них выбежали люди с ошейниками и я понял, что эти самые постройки оказались бараками для рабов. Кажется теперь это и мой дом для таких же неудачников, как я. Но страха или чего–нибудь такого от осознания своей участи, я не испытал; лишь небольшое волнение. Сейчас я в таком состояний, когда все
до того надоело, что становится все равно. Опасное состояние, от которого нужно обязательно избавляться. Оно ведет к безразличию ко всему вокруг, и этим могут воспользоваться другие. Я видел, как целые народы доходили до подобного состояния и терпели диктатуру, тиранию властолюбивых.
        За то, что озирался по сторонам от одного из охранников, я получил удар прямо в висок, и в глазах на какой–то момент потемнело. Потряс головой, чтоб прийти в себя, и увидел довольного собой урода. Злость на него затуманила глаза, но кидаться не стал, понимая свое уступающее положение. Лишь сделал себе заметку запомнить его и при случае отомстить. Тем временем, рабы увели лошадей, а меня потащили к тем самым баракам. В них я видел людей, судя по виду которых можно было сделать вывод, что они каждую секунду ожидали наказания за неисполнения приказов. Наверное, поэтому они все делали так расторопно и покорно. Барак внутри оказался…бараком для рабов, другого слова мне не подобрать. Жили мужчины и женщины вместе, никакого разделения, никаких коек, обычная солома и циновка на полу, ни окон, от чего в помещение стоял мрак, едва освещающийся благодаря дверному проёму, на краю у дальней стены отхожее место, рядом с которым мне и приготовили место.
        Каждый день будили рано на рассвете и гнали на работы. Мою старую одежду забрали и сожгли у меня на глазах, вместо нее дали кусок тряпки из грубой ткани, которой обматываешь вокруг талии и убогую обувь отдаленно напоминающие сандалии. Управляющий дома, старик с таким же рабским ошейником, прихрамывающий на одну ногу заставлял делать все: чистить отхожее место, помогать по кухне, ухаживать за лошадьми, а в случае неповиновения или нерасторопности награждал плетью. Так что пришлось засунуть гордость подальше и делать что велено. Разговаривать с другими тоже было нельзя, только по делу, да и не получилось бы при всем моем желании. Я не знал их языка. Выучил пару отдельных слов, таких как убери, помой, раб и другие для лучшего исполнения заданий. От нагрузок и неудобного ночлега болело все тело. От плохой еды я исхудал, но между тем начал замечать, как с каждым днем мышцы привыкали и становились сильнее. Дни шли за днями, и я все больше начал задумываться о побеге. Но, как это сделать, я пока не представлял. Дверь после отбоя закрывалась на замок, но даже если преодолею его, остается еще охрана и
высокий забор. Впрочем, преодолев все эти препятствия, я столкнусь с проблемой, куда идти и куда бежать в этом чуждом для меня мире. Всю жизнь проживший в городе человек не сможет, если не приспособиться, прожить в дикой природе. То же самое, если взять человека, прожившего всю жизнь не в городе, один не проживет в каменных джунглях.
        Спустя две недели управляющий нашел меня, когда я чистил конюшни от дерьма после лошадей. Окрикнул меня и жестами приказал следовать за ним. Мы прошли через весь двор, по его тропинкам выложенными мелкой галькой и аккуратно подстриженными кустиками по краям, к небольшому строению, очень напоминающему беседку. Управляющий пропустил меня первым и зайдя внутрь, я обнаружил сидящего человека — того самого что купил меня на рынке. На этот раз он был одет в чёрные брюки, желтую рубашку навыворот, почти все его пальцы украшали золотые кольца с драгоценными камнями. По краям от него стояли здоровенные на вид два бугая. Охрана, причем один из них тот, которого я пометил для себя. Сказав им что–то, он кивнул в мою сторону. Не успел я сообразить ничего, меня уже скрутили и управляющий до того стоящий позади меня, вытащил бутылку с ярко зеленой жидкостью внутри; откупорил крышку и насильно залил это мне в рот. Внутри меня словно все обожгло, а голова закружилась. Я рухнул на колени. Не в состоянии терпеть эту боль, я закричал, что есть мочи, но звук из горла не вырывался наружу. В следующее мгновение мое
сознание заволокла темнота.
        — Очнулся, наконец, — произнес мужчина в желтой рубашке, сидя напротив меня все в том же помещений. Кажется, так я пролежал немного. Так, стоп, что? Я понимаю его речь? Эта странная жидкость дала мне возможность понимать их язык, дошло до меня, — Быстро ты, однако, думал, пролежишь еще час или два, — между тем, продолжил мужчина.
        — Кто…ты? — моя гортань с трудом воспроизводила незнакомые звуки, от чего слова давались тяжело.
        — А ты до сих пор не понял? — смех вырвался из его уст, — Меня зовут Радогир, но тебе это ни к чему, меня ты будешь называть хозяин. Ты моя собственность. А вот кто ты такой, мне не понятно, — сказал он с каким–то намеком.
        — Что это значит? — кажется, горло потихоньку привыкало.
        — Что значит, что значит…это ты мне скажи, что это значит? — повысил он голос с раздражением и вытащил из кармана золотистую штуку по форме как CD диск, — Почему эта хренатень сходит с ума, когда ты рядом? Откуда у тебя такой потенциал?
        — Потенциал в чем? — никак не мог я его понять.
        — Ты что, дурень, поиздеваться решил надо мной? — сделал он рукой жест и тот же охранник влепил мне пощечину, да так что меня откинуло, и я на время потерялся. Плюс еще одна пометка в твою карму, мразь.
        — Потенциал в магии. Откуда ты взялся такой? — рявкнул он.
        — Мне откуда знать? Я простой парень из глуши. На нашу деревню напали, мою семью перебили и всех кто сопротивлялся тоже убиты: женщины, дети, старики, и те, кому повезло выжить были забраны в рабство, — начал я тараторить первое, что пришло на ум. Скажи я правду, никто бы не поверил, и наказание было бы сильнее.
        После моих слов повисла тишина. Он смотрел на меня и о чем–то размышлял. Его глаза бегали по мне, выискивая что–то одному ему известное. Было видно, как он сомневается, верить мне или нет. Наконец, придя к какому–то решению, он заговорил — уже более спокойно.
        — Хорошо, предположим, я тебе верю. Теперь ты принадлежишь мне и мне плевать, какое у тебя там прошлое. Мне гораздо важнее, что будем делать с тобой дальше. Из тебя может получиться хороший боец, — на этих словах мне стало страшно. Я не хочу умирать или, того хуже, убивать. Заметив мою реакцию, он ухмыльнулся, — Что, страшно? Даже не пытайся сбежать. Видишь штуку у тебя на шее? Если попытаешься убежать, снять ее, напасть на меня, или остановится мое сердце, умрешь и ты.
        Что–то подобное я предполагал, и от подтверждения мои надежды на побег рухнули. Новый план тут же начал формироваться в голове. Если все, так как он и говорит, и я правда обладаю потенциалом к магии, а если он еще и большой, потому как эта штука в его руках указывает на это, судя по его словам. Следует вести себя покорно, а там может быть они начнут меня обучать. А там и глядишь, из меня получится что–то серьезное, и я выберусь отсюда. Что будет дальше, я не знаю, даже думать об этом пока не буду. Сейчас главное завоевать его благосклонность.
        — Что вы от меня хотите? — спросил я, и по тому, как он откинулся в кресле и начал улыбаться, ему этот вопрос понравился.
        — Как я уже сказал, из тебя может выйти отличный боец. Я не дурак, и просто так без подготовки выпускать тебя не собираюсь. Как–никак, ты обошелся мне в копейку. Тобой займутся. С завтрашнего дня начнешь обучаться. Покажешь себя с лучшей стороны, тебя ждет награда, не покажешь,…будешь также спать у загашника, — закончил он, и уставился на меня, ожидая моей реакции.
        — Я все понял, я не подведу, — первый шаг к свободе был сделан.
        На следующий день я стоял на заднем дворе, заливаясь весь потом от изнуряющих нагрузок. В глазах темнело, в ногах не осталось сил. Тьма, кто тянул меня за язык соглашаться на это? Вопрос, конечно же, риторический.
        — Никчемный, слабый, бесполезный кусок, — и еще много не самых приятных слов летели в мой адрес от моего учителя Гронда и по совместительству главы местной охраны. Утром рано этот монстр завалился ко мне в барак, поднял пинком в мягкое место и заставил пробежать, по ощущениям, целый марафон. Высокий, статный, военная выучка чувствовалась в каждом его движении, а голос прошибал так, что тебе не хотелось заставлять ждать исполнения его приказов, — Откуда тебя вообще нашли такого слабака? Даже маленькие девочки сильнее будут. Выше держи, выше говорю я тебе. Твою мать, подними копье выше, — удар по рукам и копье взлетело до нужного уровня.
        Вот уже несколько часов с самого рассвета он гонял меня и в хвост, и в гриву. Сначала бег, потом тяжелые упражнения на силу: я носил камни, а потом и тренировочное оружие. Кажется, его задачей было убить меня еще до начала боев. А вообще бои будут на смерть или нет? Что–то я не слышал никакого упоминания об этом.
        — Стань в стойку, — окрик заставил меня отвлечься от мыслей, — Ты, наверное, думаешь, почему я дал тебе копье, а не меч? Ведь копье больше строевое оружие, а драться ты будешь один на один, — он явно высокого мнения обо мне раз считает, что я думаю о таких вещах. Скажу сразу, я не думал о подобном. Я вообще не думал. Настолько силы покинули меня, — Потому что ты, увалень, убьешься сразу же, как только возьмешь в руки такое сложное оружие — а копье самое то. Простое, да к тому же лезвие маленькое, чтоб ты не порезался. Освоишь его, перейдем к мечу. На сегодня тренировка окончена. Завтра начнем в то же время. А теперь ступай, поешь, такому слабаку, как ты это понадобится. Если бы не приказ господина, в жизни бы не взялся тебя тренировать. Раб, — выплюнул он это слово презрительно, словно ругательство и зашагал прочь. А я поплелся на кухню.
        Единственный плюс во всей этой ситуации — это еда. Хозяин, при этом слове меня аж перекосило, не лукавил, когда говорил, что он не дурак. Он рационально посчитал, что лучше потратить на меня больше еды, но увеличить шансы на победу.
        Несмотря ни на что, в том положении, в котором я оказался, есть свои плюсы — наслаждение моментами как сейчас. Я сидел на земле и доедал свою лепёшку. Она была жесткой, из грубого помола, но это лучше чем та каша, только которой я питался до этого. Солнце слепило, и я подставил свое лицо, зажмурив глаза под его лучи согревающие теплом. Чистый воздух, приятный запах от цветов, что растут вокруг в клумбах и никакого шума людской суеты. Есть вещи в этом мире лучше, нежели нашем.
        — Отличная погода, — бодрый голос прервал мою маленькую идиллию. Я вздрогнул от неожиданности, повернул голову и увидел, как рядом плюхнулся мужчина лет сорока–сорока пяти. Щетина, коротко стриженые волосы, на кисти татуировка в виде непонятной для меня вязи, и мягкий взгляд. На мой недоумевающий взгляд он продолжил, — Говорю погода сегодня отличная. Тепло, солнышко, наслаждение.
        — Эмм, да, погода отличная, — протянул я, не понимая ко мне, он обращается или просто сотрясает воздух.
        — Как–то раз я был в Гамаре, — между тем продолжал он, — Это на востоке у побережья. Помню там стояла такая же погода. Море, пляж, я отдыхал там в свой отпуск. Отличное местечко. Советую и тебе туда же съездить, отдохнуть, расслабиться. Бывал там? — неожиданный вопрос еще более вогнал меня в ступор.
        — Ээээ, нет, не бывал, — все продолжал я не понимать, кто это и что вообще происходит.
        — Поэтому тем более стоит посетить это место. Первый раз всегда самый запоминающийся, — сказал и рассмеялся он, каким–то своим воспоминаниям.
        — Простите, вы кто? — все–таки не выдержал я.
        — Оу, прошу прощения, за мою не воспитанность. Я — Дарк, твой хозяин нанял меня учить тебя осваивать магию, — сделал он жест руками, как бы исполняя фокус. Магии… я все еще не мог осознать все их слова о магии. Точнее никак не мог поверить, что я и магия как–то связаны, и уж тем более не мог поверить, что я, как супергерои из фильмов смогу метать огненные шары, кидать ледяные сосульки, летать и читать мысли. Или с последним я переборщил? Не суть — не вяжется у меня в голове, что человек на такое способен.
        — Я…я — Олег. К уроку готов, — впервые в этом мире я назвал свое имя кому–то. Пока для всех я был просто раб.
        — Рад знакомству, Олег. Ко мне будешь обращаться учитель, — жизнерадостная улыбка не сходила с его лица, — А теперь скажи мне, что ты знаешь о магии?
        А что я знаю о магии? Все мое знакомство с магией это пару мелких трюков, когда поджигали костер или передвигали мелкие вещи без помощи рук. Как же не хватает Максима. Он бы точно да что–то бы ответил на эту тему. С тех пор как я оказался в этом мире, их я не видел. Я старался отгонять плохие мысли, но все равно опасался худшего. Может, их тела уже лежат где–то бездыханные и гниют на полуденном солнце, а может они также в рабстве, как и я; может у них сложилось все иначе, и они в безопасности. Единственную мысль, которую я не хотел допускать, что я один. Что они остались дома, и только меня перенесло. Не хочу оставаться в одиночестве в целом мире. Так, я немного сбился с мысли. Надо ответить хоть что–то.
        — Ну, там, пламя из рук, вещи передвигают.
        — Ясно, — с безнадегой произнес он. — Магия — многие считают это искусством или абстрактной вещью, но разочарую тебя; это не так. Магия — это в первую очередь сила, а сила — это власть. Чем больше у тебя магии, тем больше силы и власти. Думаешь, короли и императоры сидели бы на своих престолах, будь они простыми? Нет, парень, это не так. Все они сильные маги. Не всегда самые, но всегда очень. Поэтому если ты хочешь добиться чего–то в своей жизни, то приготовься — тебя ждут трудные деньки со мной.
        — Добиться чего–то? Я ведь всего лишь раб, — решил я прикинуться простаком, авось вытяну из него что–нибудь.
        — Раб, не раб, но, если поставишь себе цель и будешь идти к ней, добьёшься многого: свободы, а может и большего.
        Свободы, а может и большего. Исходя из его слов, можно предположить, что были случаи, когда рабы добивались свободы. Уже есть повод для оптимизма.
        — Вы другой, — сказал я ему, — вы первый из свободных, кто говорит со мной на равных. Все остальные либо презирали, либо вовсе не замечали, будто я вещь.
        — Ненавижу рабство, — скривился он.
        — Ненавидите? — немного удивил он меня.
        — Что, думал, если живу в таком обществе, то должен любить или относится к этому нормально? Нет, парень, будь моя воля, изменил бы тут все. В первую очередь мы люди, и нельзя с людьми как со скотом, — его настроение поникло, и я понял, что задел неприятную для него тему.
        — Может, начнем урок? — постарался его отвлечь.
        — Да, давай начнем, — взбодрился мой новый учитель, — начать следует с того, что нужно пробудить магию в тебе. Так, давай садись, закрой глаза и сосредоточься. Ты должен ее почувствовать.
        Я сел на мягкую траву; в жаркий день она отдавала прохладой, собрал ноги крестиком и закрыл глаза. Нужно почувствовать магию. А как это сделать? Не имею ни малейшего понятия.
        — Загляни внутрь себя. Потоки энергии текут через все твое тело, пронизывают каждый орган, каждую мышцу. Дыши, вдыхай глубоко. Почувствуй их, — между тем, Дарк продолжал нашептывать мне подсказки.
        Вдох, выдох, вдох, выдох. Все это напоминало мне медитацию, как у тибетских монахов. Осталось побриться и точно буду как они. Сконцентрироваться не получалось, мысли то и дело перескакивали с судорожной быстротой. Тренировка длилась так почти два часа; учитель пытался прибегать к разным методам. Я то стоял, то ложился, то опять сидел. Мы меняли место дислокации. Я сидел на траве, потом ходили вглубь сада, где стояли огромные валуны, даже зашли в ту самую беседку. Но никаких изменений не происходило.
        — Ладно, ты не отчаивайся. Я и не рассчитывал получить результат с первого раза. Обычно на это уходит несколько месяцев, а у самых бездарных и того несколько лет. Но твой хозяин сообщил мне, что сроки у нас сжатые. Хорошо, на сегодня закончили, продолжим завтра. Отдыхай, ученик, — улыбнулся он мне.
        — До завтра! — мы попрощались, и он ушел. Едва я подумал, что остался один, как за спиной бесшумной походкой появился Радогир.
        — Как первая тренировка? — поинтересовался он.
        — Нормально, — односложно буркнул я.
        — У меня для тебя хорошая новость. Я договорился с организаторами боев. Ты выступишь через месяц. Так что тренируйся усерднее, если хочешь жить, — ошарашил он меня.
        Значит все–таки насмерть…



        ГЛАВА 9. МАКСИМ

        — Отлично, хорошая работа. А теперь держите структуру, не дайте распасться, — слова архимага разносились по комнате. Мы стояли в центре комнаты, а вокруг нас был виден едва прозрачный защитный купол, — а теперь попробуйте укрепить, — продолжал он. С того памятного ритуала прошло несколько дней, и он разделил мою жизнь на до и после. По крайней мере, я хотел так считать. Теперь магия часть меня. Да, пока она слаба и я почти ничего не умею. Но все, о чем я так мечтал, все, что я себе представлял, начинает происходит наяву. В данный момент проходила новая глава моей жизни. Сложно объяснить словами то, с чем ты сталкиваешься первый раз в своей жизни.
        На что это было похожа эта магия? Я как будто собирал вокруг себя энергию, даже не знаю, как правильно окрестить это, пропускал ее через себя и формировал в то, что мне нужно. Может, я ошибаюсь, но по крайне мере так я видел. Вот и сейчас я собрал вокруг себя, пропустил и начал формировать защитный купол. С каждым днем упражнения давались все легче. Вообще мне нравилось испытывать это чувство, когда ты замечаешь собственный прогресс. Это подстегивало, давало мотивацию и, что уж там скрывать, опьяняло.
        «Пух» с характерным звуком мой купол снова распался. Через секунду то же самое повторилось и у Дениса. С того разговора в постоялом дворе, он вел себя не так агрессивно, по крайней мере, больше молчал, чем огрызался. Меня это устраивало, на большее я и не надеялся.
        — С укреплением у вас пока проблемы как, я вижу. Но ничего, вы только учитесь. Сейчас ваша задача не стоит в освоении техник. Сейчас вы должны понять основы, как вообще формируются магия. Когда вы проходили ритуал, что первое вы почувствовали? — вопрос был риторическим, так как ответить он нам не дал, — Вы почувствовали, будто внутри вас сила. Это мы называем мана. Некая субстанция, до конца ее свойства еще не разгаданы. Главное мы знаем — она есть в каждом человеке, но не каждый может ее чувствовать. И вот те, кто может её ощущать и управлять — и есть маги. Чем больше ее у вас будет, тем больше вы можете вливать ее в техники, и они будут сильнее. Естественно, ваша первая задача будет стоять по увеличению его резерва. Чтобы атлету стать сильнее, он нуждается в постоянной тренировке. Если вы увеличили резерв, не думайте, что не можете его потерять. Атлет держит свои мышцы в тонусе тренировками, а если он перестанет, то он ослабнет. То же самое и тут. Вам необходима постоянная практика. Только этим все не ограничивается. Нужно еще уметь пользоваться своими способностями. Знать где и когда что
применять определяет сам человек. А для этого вам нужны знания и опыт, — многозначительно поднял он палец вверх.
        — Что значит мана внутри нас? — не понял я этот момент, — разве мы не берем энергию вокруг нас?
        — Вокруг? — вскинулся в удивлении архимаг. — Расскажи–ка об этом подробнее.
        — Ну, — замялся я не зная с чего начать, — ну, перед тем как что–то сформировать, тот же купол, я сначала собираю энергию вокруг, словно вытягиваю ее, пропускаю через себя и делаю что мне нужно, — бросил я взгляд в сторону Дениса в надежде, что так не только у меня.
        — У тебя также? — спросил он, поняв мой жест.
        — Нет, — как–то резковато он ответил, на что архимаг покосился на него, бросив скептический взгляд.
        После этих слов он замолчал, надолго о чем–то там размышляя. Он начал ходить по комнате от одного конца к другому, теребил свои рукава, весь его вид показывал крайнюю взволнованность данной информацией. Иногда он украдкой посматривал на нас и снова уходил в свои мысли, что–то бормоча под нос. К сожалению, я не мог разобрать. О чем там он размышлял, я мог только предполагать. Судя по его реакции, я раскрыл ему что–то, чего он не знал до этого. Во что выльется это новое открытие для нас, я точно не знал.
        — Ты точно в этом уверен? Может ты что–то напутал? — его пристальный взгляд, словно смотрел не на меня, а сквозь.
        — Эмм, да, уверен, — начал я нервничать.
        — Это же…это же, — со стороны за его поведением наблюдать было очень увлекательным: сначала его глаза расширились от возбуждения. Затем, вроде, до него начало что–то доходить, потому, как глаза начали бегать, и он понял, что своими эмоциями выдает больше, чем нам положено знать, и после осознания этого он застыл как каменное изваяние; подсобрался, — Кхм, кхм, оставим это на потом. Сейчас давайте поговорим о другом, — поспешил он сменить тему.
        — Объясню вам немного о путях, что вас ждут. У вас будут несколько направлений. Какой вам подойдет, и какой выберите вы, поймете сами позже. И так, первое — это врачеватели. После окончания академии вы можете пойти работать в местной больнице или в военном госпитале. Вправлять кости, проводить операции, вытаскивать людей с того света и прочее, — заметив наши не заинтересованные лица, он перешел к следующей теме, — второй путь — это пусть исследователя. Изучение того, что есть с целью улучшить. Или создать что–то новое. Вы можете добиться на этом поприще больших высот. Стать магистрами, стать значимой ячейкой общества, — его речь воодушевляла, — Ну, и собственно, третий путь — это путь воина. Империя нуждается в патриотах, что будут беречь граждан; служить щитом, что защищает наши ценности; быть мечом, что разит врагов. Император щедр и вознаграждает тех, кто служит ему с честью и преданностью, — с неким намеком, он завершил свою речь. Кстати, о вашем будущем, — не дав даже времени на раздумье, продолжил главный маг страны, — на оставшееся время обучения вы переселитесь прямо во дворец. Никто не
должен знать кто вы и почему вы здесь. Также вам стоит сменить имена. Предлагаю взять вам имена Максимилиан и Деннар. Они созвучны с вашими, так что вам не придется особа привыкать к ним, да и очень популярны в нашей империи, — его слова немного обескураживали. Но если подумать в этом есть резон. Будет трудно объяснить другим, что мы из другого мира. Так могут и проблемы возникнуть, — также о вашем прошлом. Теперь вы братья, сироты с маленькой деревушки с севера. Были воспитаны тетушкой, которая недавно померла, и в поисках лучшей жизни вы прибыли в столицу. Тут–то и обнаружился ваш дар. Не переживайте: никто этому не удивиться. Такое уже бывало, когда дар обнаруживали столь поздно. Не самое частое явление, даже сказал бы редкость, но все же случается. Вроде бы все. Есть вопросы? — поднял он бровь.
        — Что нас ждет после месяца обучения тут? — спросил Денис.
        — Это решать вам, — улыбка коснулась губ архимага.
        — Мы пока не решили. Может быть, вы что–то посоветуете, — взял я слово, от чего Денис коса на меня посмотрел.
        — У нас отличная академия, где вы можете получить хорошее образование. Или если этот вариант вам не нравится, можете пойти в армию служить в легионе.
        — Почему вы нам помогаете? — снова задал вопрос Денис, или теперь уже Деннар.
        Архимаг взял небольшую паузу, размышляя перед ответом.
        — Думаю, вы уже догадались. Ведь вы уже не глупые мальчишки. Императору нужна ваша преданность, — пожал он плечами.
        — И что есть эта преданность? — задал Денис новый вопрос.
        — Служить ему верой и правдой, — не задумавшись, отчеканил архимаг.
        Верой и правдой. Если это и есть цена, за то, чтобы обладать тем, чем я обладаю сейчас, то я готов заплатить сполна.



* * *



        Во дворце нам выделили по комнате, каждая из которых представляла собой одну большую роскошь со всеми удобствами. Огромная кровать из дуба, заправленная шелковыми простынями. На противоположной стороне от кровати был камин, где сейчас поблескивало легкое пламя, давая освещение, а рядом стояли два кресла, давая людям насладиться медитативным потрескиванием дров. По центру комнаты расположили стол и стулья. Из окон открывался прекрасный вид на зеленый сад: здесь по вечерам я прогуливался, приводя мысли в порядок. Даже немного жаль будет вскоре покидать это место, перебираясь в академию.
        Да — немного подумав, я принял решение поступать в академию. Как я понял из слов архимага Волкера, академия была хорошим подспорьем для дальнейшей жизни.
        — Нам необходимо найти способ вернуться домой, но сначала отыщем Олега, — нарушил тишину Денис, сейчас ужинавший.
        — Ты думаешь, он еще жив? И как ты хочешь это сделать? — поднял я голову, прервав свои мысли.
        — Я не знаю, еще не придумал способ вернуться. А Олег…пока не удостоверюсь в его смерти, не оставлю попыток найти его, — в его голосе была твердость.
        — Архимаг нам поможет. Обратимся к нему, — я до конца надеялся, что он изменит свое мнение на счет них.
        — Этот старик нам ничем не поможет. Никто из них нам не поможет. Мы сами по себе.
        — Ты поэтому тогда соврал? — спросил я, и видя его взгляд, — Не делай вид, что не понимаешь. Почему ты не сказал правду?
        — Потому что для этого старика мы всего лишь объект исследований. Мы ему нужны до тех пор, пока можем что–то дать.
        Я прикрыл глаза. Как же я устал от этого всего: от его упрямства, его недоверия. С ним так сложно.
        — Ты, правда, решил пойти на службу. Почему ты не хочешь поступить со мной в академию?
        — Чтобы держаться подальше от этого места, — обвел он комнату вокруг рукой, — и сидя в этой академии, я не смогу вести поиски. Вот почему ты не хочешь пойти со мной, я не понимаю? — задал он встречный вопрос.
        Какое–то время я молча смотрел ему в глаза, не зная, как правильно сформулировать свой ответ.
        — Потому что впервые в жизни у меня есть шанс поступить так, как я того хочу. Проложить свой путь, а не следовать за кем–то. Мне дают шанс заняться тем, чем я хочу, и я не упущу его, — сделал я акцент на последнем предложений.
        — Путь, шанс…слышал бы ты себя. Словно мальчишка. Пора уже вырасти и понять, что тебя всего лишь хотят использовать.
        — Опять ты за свое, — бросил я в раздражении, — вот что тебе мешает им поверить? Разве они сделали нам что–то плохое? Нет, даже наоборот, оглянись вокруг. Тебе даровали магию, возможности, дали кров и еду, да даже одежду тебе сменили, а ведь могли просто нас убить и все.
        — Какой ты все–таки наивный, — бросил он.
        — Зато ты у нас всегда все знаешь, — мое раздражение уже перетекло в злость, — Ты просто злишься, что в этот раз я сам выбрал, что мне делать, а не идти за тобой.
        — О чем ты вообще? — удивился он.
        — А то ты не понимаешь, — эмоций пролились через край, — сколько раз я ходил в твои эти клубы, где мне даже не нравилось. А все те передряги, в которые мы попадали? Не делай вид, что не помнишь. Я следовал за тобой, даже когда не хотел этого. А теперь, когда я отделился от тебя, ты злишься. Я не твоя собачка и сам вправе выбирать, — в конце мой голос сорвался.
        Повисла паузу. Никто не решался ее нарушить. Кажется, я сорвался. Ну и пусть, если даже на этом наша дружба прервется, я готов пойти на это. Мой старый мир в прошлом. Теперь я здесь, в этом новом, частью которого я хочу быть.
        — Хорошо. Я тебя понял, — нарушил тишину Денис, встал с места и покинул комнату.

* * *

        С того разговора с Денисом мы больше не общались, и старались даже не смотреть в сторону друг друга. Это наше изменение заметил и архимаг. Поначалу он задавал вопросы, но видя, как мы отбрасывались простыми фразами или вовсе отмалчиваемся он, вскоре, бросил попытки все разузнать. Так и прошло оставшееся время нашего мини обучения.
        Я, наконец, сумел укрепить свой защитный купол. Только теперь это не купол. Поэкспериментировав, я пришел к выводу, что, если сделать, его своей второй кожей, он становится сильнее. К тому же, бонусом к этому его почти не видно, что, надеюсь, даст мне преимущество, если столкнусь с врагом. Из минусов — к нему было тяжело привыкнуть, потому как понижались тактильные ощущения. Я словно был в толстых, резиновых перчатках. Вот и сейчас вертя в руках круглый предмет, внутри которого была помещена странная фигура, на первый взгляд похожая на пирамиду, я не мог уловить все его шероховатости.
        — Что это такое? — спросил я.
        — Это тетраэдр. Своего рода костыли для начинающих магов, — начал пояснять Волкер, — попробуй вложить в него немного энергии и увидишь.
        Я сосредоточился, немного повертел его в руках, собираясь с мыслями; взял немного энергии и влил его в эту фигуру. Секунда ожидания, другая…и ничего. Ноль реакции. В недоумении я посмотрел на архимага, в надежде получить ответ.
        — Наверное, он сломан. Давай я его заберу, — как–то неловко он произнес, протягивая руку. Тетраэдр вернулся к нему, и он закинул его свой подсумок. — На сегодня занятия окончены. Это был очень продуктивный месяц. Надеюсь, ваше будущее будет не менее плодотворным, — легкая улыбка коснулась его губ, — А теперь следующее — вечером к вам зайдут. Вы пока подготовьтесь. Завтра утром уже ты, Максимилиан, поедешь поступать в академию. А тебя, Деннар, отправят в легион. Поступишь в служение к вашему старому знакомому — легату Нокс Крассу. Я рад, что вы приняли именно такое решение.
        На этих словах мы попрощались. Одежды у нас было мало, так что до вечера делать было нечего. Настроение было паршивым. Хотелось по–человечески попрощаться с другом, но я все еще злился на него, хоть и пытался забыть об этом. Не хотелось ничего делать, так что я просто пролежал в кровати.
        Стук в дверь заставил меня взбодриться и вскочить. Долбанная апатия. Из–за всего этого я даже не заметил, как наступил вечер. Быстро нацепив на себя рубаху, я поспешил открыть дверь.
        — Эмм, добрый вечер. Не ожидал, что это будете вы, — передо мной стоял сам Вэлиас, как всегда одетый во все черное. Его тихий, мягкий голос пробирал до глубины души, и я почувствовал, как по моей спине пробежали мурашки. Вот вроде бы этот человек мне ничего не сделал, но опасность от него шла за версту.
        — Добрый, — его глаза прошлись по мне, будто сканируя, — Деннар с тобой?
        — Нет. Он, наверное, у себя, — в горле пересохло.
        — Хорошо. Передашь ему тогда, — хмыкнул он, — утром рано отправитесь в дорогу. Так что будьте готовы.
        — Так уже, — только и смог я ответить.
        — Что уже? — не понял он.
        — Я уже готов. Он, скорее всего, тоже. Нам это сегодня днем сказал архимаг.
        — Дерьмо, — вдруг резко выругался он, — почему он не сообщил об этом мне? Зря только потратил время, — сказал он и исчез в темноте коридора.
        Я же остался стоять в недоумении. Почему вообще сообщить такую простую информацию пришел сам глава тайной канцелярии? Странно, очень странно. Впрочем, не будем забивать этим голову. Завтра предстоит важный день.



        ГЛАВА 10. ИМПЕРАТОР



        — Как? — мой голос перешел на крик, — как такое могло произойти? Как такое могли допустить? Там же был целый отряд магов.
        План был прост, и от того гениален, или гениален, от того что прост. Флот на две сотни кораблей был послан в тыл нашего врага, чтобы произвести высадку и нанести им удар, после которого они бы не оправились. В случае шторма маги должны были обеспечить безопасность, но они не справились, и я разом потерял треть армады. Последствия от этого провала аукнуться мне еще не раз. Десять тысяч погибшими, семьдесят потопленных кораблей, так еще и удар по репутации. Этот план должен был принести мне триумф в войне, как раз к празднику по случаю моего юбилея. Теперь же, я буду выглядит дураком, который устраивает баллы, пока его люди гибнут на полях сражения. Но и отменить торжество нельзя. Император должен своим видом показать, что все идет как надо и победы не миновать. Нет покоя голове в короне.
        — Мой император, шторм был неожиданным, и близость прибрежных скал сыграла свою роль, — начал отчитываться Торос. Одет он был в свою кирасу, а под ней синего цвета туника, прикрывающая бедра. На ногах кальцеи, доходившие до середины голени. На столе перед ним лежал шлем. Зачем он таскает его с собой вне фронта, я не понимал. Возможно, ему это просто нравится. Я уже давно закрыл глаза на подобные бзики своих людей. Главное то, что они исправно выполняют свои функции, а Торос меня еще не подводил, — Но все не так ужасно. Мы все еще располагаем достаточным количеством кораблей и людей, чтобы продолжить задуманное. Надо только немного времени перегруппироваться.
        — Торос, наша армия не может нести потери. Наша армия непобедима, Торос. Ты понимаешь это…Торос? — перешел я на язвительный шепот.
        — Да, мой император, я это понимаю. Виноват, — ретировался он.
        Я собрал руки, соединяя кончики пальцев, так чтобы указательные прижимались к переносице. Привычка, идущая с самого детства. Это помогало мне успокаиваться и, вообще, размышлять.
        — Хорошо, с этим ты разберешься. Сейчас расскажи о других делах. Доложи, как обстоят дела на фронте, — наконец, придав себе спокойствие, я продолжил.
        — Легат Красс с шестым легионом укрепился на южном фронте и удерживает позиции. Враг там полностью дезориентирован и находится на низком моральном уровне после последнего поражения. В скором времени он их дожмет. На северном и центральном фронте дела обстоят не так оптимистично, но все пока идет согласно плану. Скоро командующий пятым легионом легат Торнд выдвинется в район соединения трех рек, — он указал пальцем на карту на соответствующую точку, — и тогда врагу ничего не останется, кроме как принять бой. В это время пока они будут собираться, легат четвертого легиона Трануил, — куда не глянь, а везде отпрыски, названные в честь моего предка, — сделает крюк и обойдет их с тыла. Получится капкан, где мы и разобьем армию врага.
        — Отлично. Хоть какие–то хорошие новости, — принял я расслабленную позу, — Ты лично проследишь за всем этим, поэтому готовься, утром ты со своим отрядом выдвигаешься к точке. И Торос, не разочаруй меня.
        — Слушаюсь, мой император, — поклонился он.
        Мой дед всегда лично возглавлял все походы, воодушевляя легионеров. Но у него это была скорее необходимость, потому как после предыдущего монарха страна была в упадке. В моем случае наша армия самая сильная на континенте, и главнокомандующего армией будет достаточно на поле брани.
        — Ваше величество, разведка докладывает о движениях в стороне южного фронта со стороны врага, — начал докладывать Вэлиас. Что мне нравилось в нем больше всего, так это то, что ему не всегда обязательно было приказывать. Он сам чувствовал момент, когда и что надо делать, — мы пока не определили, кто это или что, но выглядит очень подозрительным.
        — И что такого там подозрительного? — покосился я на него.
        — Они проиграли битву. Слишком уж быстро для такой разрозненной армии они приходят в себя. Разрешите воспользоваться помощью корпуса магов, чтобы собрать больше сведений? — на этих словах Волкер словно проснулся ото сна.
        — Ммм…хорошо, разрешаю. Лучше перебдить, чем недобдить. Волкер, ты слышал, — обратился я к магу.
        — Слушаюсь. Я пришлю нужных людей, — посмотрел он на Вэлиаса, на что тот просто кивнул.
        — Так, что там дальше? Олов? — повернулся я в его сторону.
        — Да, мой император, — начал копаться в своих бумагах казначей. Отыскал нужную, поправил очки на переносице и продолжил, — война по прежнему, буквально, сжирает много денег. Но, благодаря захваченным трофеям и рудникам нам, удается восполнять потери. Купцы, в свое время, повысили цены на закупаемые ресурсы, опять же, из–за войны.
        — Это все терпимо. Война есть война. Мы знали, на что идем. Лучше расскажи, как обстоят дела с новыми проектами? — спросил я.
        — Крестьяне восприняли новость о раздаче земель сначала с небольшой опаской. Но после заверения и гарантии с нашей стороны, они охотно взялись за дело. Поля вспаханы и засеяны. Вскоре ожидаем уже первые урожаи, а там и прибыль. Смею заметить, что вы были правы, когда решили, чтобы все это было на добровольной основе. Я еще не видел, чтобы люди так трудились. Они, буквально, ночуют в полях, — на последних словах, он чуть ли не подпрыгивал от воодушевления. Когда дело касалось звонкой монеты, его глаза светились.
        — Отлично, отлично. Что до остального?
        — Как я говорил ранее, на новых рудниках уже вовсю идет добыча золота и серебра. Монетный двор не успевают чеканить все сырье, — доложил он.
        — Увеличьте мощности, привлеките больше людей. Деньги всегда необходимы.
        Кто бы, что не говорил о войне: что ее выигрывают храбрые люди, или высокие стены, лучшее вооружение и прочее — это все не так. Войны выигрывают деньги. Много денег.
        — Что там дальше? — спросил я.
        — Сейчас империя переживает небывалый подъём. Соответственно увеличивается население, а с ним и потребности. Необходимы новые акведуки, ваше величество, — ответил он.
        — Хорошо. Делай все необходимое. Кстати, Олов, тебе необходим помощник, — посетила меня прекрасная идея.
        — Помощник? — вскинул он брови.
        — Да, помощник. А то неправильно казначею заниматься делами, что касаются потребностей города. Надо делегировать полномочия. Ты будешь отвечать за все, что касается денег, а помощник будет следить за городом и его потребностями.
        — Но, император, я и так справляюсь, — начал он волноваться.
        Я уже давно заметил, что в казне иногда непонятным образом пропадают деньги. Но суммы там небольшие. Точнее они не перевешивают своим ущербом ту пользу, что он приносит. Но сущность человека такова, что если он будет думать о своей безнаказанности, его будет не остановить. И помощник, которого обязательно назначу я, должен будет решить данную проблему.
        — Я знаю, Олов, и очень ценю это. Но город, как ты сам выразился, неустанно растет и увеличивается. Поэтому в один день наступит момент, когда тебя не хватит. И лучше уж заранее подготовится, чем потом разгребать последствия. Я же не говорю тебе заиметь помощника прямо сегодня. Присмотрись, поищи, может, найдешь кого. В общем, я тебя не тороплю, — после этих слов он немного расслабился, но испарина на лбу все же появилась.
        — Хорошо. Я выполню, как вы велите, ваше величество, — как–то осунулся он. Понимает, видимо, к чему я веду.
        — Отлично. На сегодня со всеми вопросами разобрались, — на этих словах вояка и казначей покинули помещение. Мда, надо прекращать так делать, а то еще они вдвоем почувствуют себя ущербными. Каким бы ты взрослым мужем не был, но чувство собственного достоинства присуще всем. И, порой, оно бывает очень уязвимым.
        — Ну, наконец–то, а то я уж думал, что отсижу сегодня себе вообще все, — встал с места Волкер и потянулся, как только закрылась дверь.
        — Ты почему меня не предупредил? — судя по тому, как это произнес Вэлиас, он был крайне раздражен.
        — Эмм, ты о чем это? — спросил главный маг, не понимая.
        — Вчера вечером я пошел сообщить детишкам, чтобы они собирались и утром отправятся куда надо, — его голос еще более стал шепелявым, — а им ранее днем, уже оказывается, все сообщил ты. Почему я вообще должен бегать как какой–то посыльный и сообщать такое?
        — Так, так, стоп. Это моя вина, — поспешил я погасить пожар, пока он еще не разбушевался. — Это я же послал тебя к ним, не зная, что Волкер уже сообщил. Вышла просто небольшая недомолвка.
        Вот и яркий пример уязвленного чувства собственного достоинства. Вэлиас не любил, когда из него делают дурака. А именно так он и выглядел в их глазах. Глава тайной канцелярии приходит лично сообщить то, что уже им было сказано. Выглядит не очень презентабельно.
        — Поэтому давайте успокоимся, — оба были напряженными. Да что уж там скрывать, они злились. Иногда я задумывался, а не ошибся ли я, сделав их друзьями? Может, надо было оставить их слугами. Так было бы гораздо проще в ситуациях, как сейчас. Впрочем, во всем есть минусы, как и плюс. Главное в жизни делать так, чтобы плюсов было больше.
        — Хорошо. Прости, был не прав, поспешив обвинить тебя, — Вэлиас, наконец, успокоился. Волкер лишь кивнул, и я внутренне вздохнул с облегчением.
        — Раз уж с этим разобрались, то давайте перейдем к обсуждениям, — обратился я к товарищам. — Как прошло их обучение?
        — Весьма интересно. Они пока не понимают весь свой талант, потому что им не с кем себя сравнивать. Но сегодня они уже отправились кто куда, и там они увидят других. Не думаешь, что мы совершаем ошибку? — спросил Волкер.
        — Нет, не думаю. Так они обучаться быстрее. Не люблю долго ждать, хоть иногда и приходится, — ответил я.
        — Да, согласен, так они обучатся быстрее… — начал он, но не закончил.
        — Почему–то мне, кажется, тут есть но, — повел я бровью.
        — Но я узнал тут одну вещь, из–за которой и правда это очень рискованно, — и снова замолчал.
        — Волкер, я начинаю злиться. Говори уже до конца. Хватит делать эти свои многозначительные паузы, — немного добавил раздражения в голос.
        — Ладно, ладно, портите серьёзность всего момента, — начал он поправлять свой рукав и недовольно глядя на меня, — Я дал им тетраэдр, чтобы измерить их резерв маны. И ничего. Понимаете? Ни–че–го! Пришлось сделать вид, будто он сломан.
        — Что значит ничего? — не понял я.
        — Значит, что у них нет внутреннего резерва. Они просто черпают энергию из вне. Когда Максимилиан сказал мне об этом в самом начале, я списал это на его не знание. К тому же, и Деннар сказал, что у него не так. Получается он соврал. Мелкий… — разозлился архимаг, — Вы понимаете, что в теории у них бесконечный запас маны? Все что им остается просто освоить техники и научиться их применять. Если об этом узнают другие это будет, это будет… — не нашел слов он для описания.
        — Ничего не будет. Не паникуй. Даже если узнают и что с того? И узнают об этом только магистры, а с ними можно поговорить, чем Вэлиас и займется, — кивок головы с его стороны, — Скажи лучше вот что мне — они определились, на чьей они стороне?
        — Максимилиан наш. В этом можете не сомневаться. А вот со вторым проблема, — поморщился он при упоминании о нем, — постоянно молчит, а когда отвечает, делает это максимально нейтральным голосом, будто сдерживает себя. Он нам не доверяет, — подытожил он.
        — С этим разберемся. Меры я уже принял, — сказал Вэлиас.
        — И какие же? — спросил Волкер.
        — У всех свои секреты. Я не лезу в твои, ты не лезь в мои, — прозвучало немного грубо, учитывая их недавнюю перепалку. Но, зная манеру общения Вэлиаса, он не хотел его оскорбить. За годы к такому привыкаешь, но осадок все равно остается. Вот и сейчас Волкер дернул глазом, но все же промолчал. Когда надо он умеет быть сдержанным.
        — Думаю, со всеми вопросами на сегодня разобрались, — поднялся я со своего места, — Займусь другими делами.
        Мои друзья посмотрели на меня как–то странно, будто не решаясь сказать что–то.
        — Что? — спросил я.
        — Заканчивал бы крутить свои романы. Тебя это не красит, — сказал Волкер, а Вэлиас поддержал его кивком.
        — Плевать. Я император. Должны же быть у меня привилегий, — я гордо поднял подбородок и вышел, оставив моих друзей наедине, друг с другом.



        ГЛАВА 11. ОЛЕГ

        Темень. Значит, проснулся раньше рассвета. Это у меня уже выработалась привычка или от волнения? Наверное, второе, потому что сегодня предстоял мой первый бой, где вероятно могу умереть. Эта мысль не давала покоя, лишая меня сна, аппетита, спокойствия. Последнее время начал задаваться вопросом, зачем я вообще просыпаюсь по утрам? Я раб. Даже если я одержу победу в предстоящем поединке, я все равно останусь рабом. Он сдержит обещание — даст мне нормальный кров, еду, одежду, но как клетку не украшай — клеткой она и останется. Помощи ждать неоткуда, ибо я один. И это одиночество — оно давило на меня каждый день. Я не знаю, где мои друзья. Я не знаю, как вернуться домой. Я вообще ничего не знаю.
        — Олег, ты не спишь? — голос Дарка поднял мне немного настроения. Единственное белое пятно в моей новой жизни, если это можно так назвать. За то время, что он учит меня, мы хорошо с ним сдружились, — Вставай, сегодня важный день.
        Такое случалось редко, чтобы по утрам ко мне приходил он. Чаще это были либо старик, либо глава охраны и будили они меня не так ласково.
        — Не сплю, — повернул я голову и начал подниматься с места. — А как же забудешь об этом, — посетовал я.
        — Боишься? Это нормально. Бояться не стыдно, а вот проиграть своему страху да, — начал он меня пристально осматривать, — Не нравишься ты мне. Впрочем, перед своим первым боем я выглядел не лучше.
        — Вы дрались на арене? — не поверил я ему.
        — Да, было дело, — многозначительно протянул он и на мой вопрошающий взгляд пояснил, — да не был я рабом, как ты. Мне деньги нужно было зарабатывать, а все что я умел — это хорошо драться.
        — Ааа… — протянул я и больше не стал развивать тему. Вроде, все и так понятно.
        Оделся. Ну как оделся. Намотал свою набедренную повязку и потопал на улицу вслед за своим учителем. Выйдя наружу, сощурился от солнца. Вот вроде бы утренний рассвет, а солнце уже бьет своими лучами. Приятное тепло коснулось меня, и я застыл, закрыв глаза в наслаждении. Ощутил легкое дуновение ветра, принесший запах утренней росы. Сделал глубокий вдох, наполнив свои легкие и замер на доли секунды. Мой утренний ритуал. Такие моменты давали мне забыть, в какую клоаку я угодил, и вселяли надежды на светлое будущее.
        — Как твоя магия? Пробудилась? — задал мне вопрос Дарк, который он задает каждый день.
        — Нет, еще нет, — его вопрос заставил меня открыть глаза и уткнуться в реальность, — Я смог ее ощутить внутри себя, эти потоки, но так и не могу пробудить. То есть, может и пробудил, ведь поднять мелкие камушки, не прибегая к физическому воздействию, получается, а вот как я это делаю, понять не могу. Нет никаких ощущений, что вы описывали. Я просто… хочу поднять камень, и он поднимается.
        — Хмм, странно, — почесал он подбородок, — это очень странно. Можешь управлять не ощущая. Даже не знаю, что и думать.
        — Может, просто подождем? — предложил я, — Прошел всего месяц, как я начал. Немного практики и все будет.
        Он посмотрел на меня и улыбнулся. В этой улыбке было что–то странное. Будто человек всю жизнь проходил через трудности, видел ужасное, и уже было отчаялся, но тут наивный мальчишка показывает, что такое надежда. Чувство, которое он давно позабыл. Что скрывается в прошлом этого человека? От чего он стал таковым?
        — Я тут услышал в разговорах других, что сейчас идет война, — решил я попытаться через наводящие вопросы что–нибудь узнать. — Могу спросить, почему вы не на войне?
        — Потому что я в бегах, — ответил он, даже не задумываясь.
        — Что? В бегах? От кого? — не ожидал я подобного поворота, — И почему вы это так просто рассказываете мне?
        — А ты кому–то расскажешь об этом? — хмыкнул он.
        — Эмм, нет — ответил я, и он еще раз ухмыльнулся.
        — Это длинная история, — начал он и задумался. По его лицу было видно, что ему неприятно вспоминать. В это мгновение я хотел проявить воспитанность и не заставлять его рассказывать, но любопытство взяло свое, и я промолчал, — Случилось все это несколько лет назад, но начало было положено этому в годы моей юности. Как ты уже знаешь, я был бойцом на арене. Слава Первому, занимался я этим недолго, так как вскоре после начала моего выступления, меня заметил один человек. Как оказалось, у него был свой отряд. Наемники. Человек пятьдесят. Количество иногда менялось, кто–то умирал, либо просто покидали отряд по тем или иным причинам, вместо них принимали новеньких, еще совсем зеленых, как я. Но, в основном, пятьдесят человек был предел. Наш глава, Рурк, считал это самым оптимальным количеством. Меньше уже не серьёзно для хорошего отряда, больше слишком дорого выходило, и не всегда можно было найти работодателя. Что–то я отвлекся и ушел не в те дебри, — прервался он на секунду. — Так вот, меня приняли в отряд, и я стал путешествовать с ними. Рурк дисциплину поддерживал крепкую, но был справедливым, не
переходя черту, так что все слушались его беспрекословно. Так я проходил с ним бок о бок десять лет. К тому моменту я уже был не обычным зеленым, а был в числе приближенных. Мы стали не просто соотрядцами, а полноценными братьями. Знаешь, угроза смерти очень сближает. Но потом в один день…потом меня изгнали, — потускнел он. По его грустным глазам было видно, что он скучает по тем временам.
        Как–то к нам поступил заказ о найме у одного из местных барончиков. Как это часто бывает, в этих местах у него был земельный спор с соседним бароном, — продолжил свой рассказ. — Не буду вдаваться в дни тех времен. Лишь расскажу об одном случае. Мы вышли в очередной рейд. Нужно было проверить одну деревушку на границе. До нас дошли сведения, что эта деревня уже давно подкормлена врагом и помогает их отрядам. До места назначения добрались быстро еще затемно, так что решили сразу заехать и осмотреться. Сначала все было спокойно, обычная деревня. Местные старались не попадаться нам на глаза, попрятавшись в своих домах и заперев ставни на окнах. Пока Рурк разговаривал с местным старостой, я с частью отряда разбрелись по округе. Стандартная процедура, мало ли, что таится за углом. К сожалению, в этот раз за одним таким углом что–то и таилось, — и он снова отключился, уйдя в свои воспоминания. Я старался не делать никаких движений, даже дышал через раз, настолько его рассказ завлек меня.
        В окне одного дома я заметил странное движение и решил проверить его. Подошел, постучал по двери, услышал шуршание. Там кто–то явно суетился, и прежде чем открыть, прошло слишком много времени для такого простого действия. Это меня насторожило, рука сразу же легла на эфес. Я уже приготовился ко всему, но никак не ожидал, что когда дверь откроется, я впаду в ступор. Ее глаза…я словно утонул в них. Помню, как сейчас — изумрудные, чистые, они сияли такой красотой. Ей было на вид лет двадцать. Светлые волосы, тонкие ручонки, а когда она улыбнулась мне, по краям губ у нее появились ямочки. Окрик одного из моих товарищей вывел меня в реальность: сказал ей, что нужно осмотреть помещение и вошел внутрь. Войдя я ничего не обнаружил, она была одна. Мне вдруг стало стыдно за вероломство, я поспешил уйти, но наткнулся на ее взгляд. Она была напугана и глаза постоянно бегали от меня к шкуре, что лежала по центру комнаты, скрывающий проход в погреб. Я понял, что она умоляла. Умоляла спасти ее. Я совершил ошибку, вместо того чтобы выйти и вернуться с подкреплением, я, герой недоделанный, потерял голову, вынул
меч из ножен и подошел к центру комнаты. Едва я потянулся за ручку, чтобы поднять крышку, как из нее вынырнули вооруженные люди. Вражеские шпионы. Завязался бой, на шум прибежала подмога. Но суть, опять же, не в этом, поэтому пропущу подробности. Рассказываю тебе все это для полноты картины. После того как мы обнаружили, что деревня правда укрывает наших врагов барон решил казнить всех жителей. Но она–то не виновата. Я знал, что ее заставили; заставили под страхом смерти. Я просил, я умолял Рурка помочь спасти ее. Но он был непреклонен: мы ведь обычные наемники, а это земли барона и он тут закон. Его люди — делает он с ними, что захочет. Тем более с предателями.
        У меня не осталось выбора, кроме как самому спасти ее. Казнь была назначена на утро следующего дня, поэтому перед рассветом, когда все спали, а стража была наименее бдительна, я пробрался к ней. Нам удалось сбежать. К сожалению, не далеко. Уже к рассвету за нами вышла погоня. Через несколько часов они почти нагнали нас, я слышал лай собак и крики людей. Мы были словно животные, и на нас шла самая настоящая охота. Я уже было отчаялся, но услышал шум реки; план созрел сам собой. Надежда на удачный побег еще теплилась в груди. Мы бежали; бежали, не оборачиваясь, легкие горели, а ноги были стерты до крови. Шум реки между тем приближался, и вскоре мы уже стояли на краю водопада, не решаясь прыгнуть. Но медлить было нельзя, за что я и поплатился. Хрип; я повернулся к ней; стрела торчит из ее груди… — тут его голос немного сорвался и он замолчал. Было видно, как трудно ему сдержать слезы. Так мы молча просидели какое–то время. Он боролся с собой, я не решался нарушить тишину. Наконец, собравшись, он продолжил. — После этого меня изгнали, — закончил он.
        — Они вас поймали? — спросил я.
        — Нет, я прыгнул в тот водопад и уплыл.
        — Но, получается, вы сбежали, а не они вас изгнали, — никак я не мог уловить нить событий.
        — Там была еще одна стрела, она вонзилась рядом со мной, — он ответил.
        — Значит, они промахнулись?
        — Нет, они не промахнулись. Он попал туда, куда целил, — его голос стал совсем тихим, — Рурк не промахивается.
        После его рассказала, наступила тишина.
        — Мдаа, миры разные, а проблемы одни, — пробормотал я себе под нос.
        — Что? Какие миры? — удивленно посмотрел на меня Дарк.
        — Да я это так, сам с собой. Ничего такого, — начал тараторить я. Ничего путного в голову не приходило.
        Пока я тараторил, он уже успел снова погрузиться в свои мысли. Кажется, пронесло. Чуть не выдал ему свою тайну. Не то чтобы я ему не доверял. Нет, я бы доверил ему свою жизнь,…наверное. Но я не доверял его реакции. Мало ли он выкинул бы, узнав такое. Или изменилось бы его отношение ко мне, а этого я не хотел. Мне нравилась та форма дружбы, что сейчас между нами. Не просто учитель и ученик, а больше как старший и младший товарищи.
        — Ладно, иди, позавтракай, а потом на тренировку. И вообще, — потрепал он меня по голове, — тебе нужно сосредоточиться на предстоящем бое.



* * *

        Толпа гудела. Толпа кричала. Толпа безумствовала. Толпа бесновалась. И все по разной причине — кому спортивный интерес, у кого денежный, а кто–то просто приходил в восторг от вида крови и насилия.
        Арена представляла собой огромное, круглое сооружение из опор в виде арок. Тень обеспечивали воткнутые в крышу балки, с тканями–перепонками. Сейчас я находился под трибунами за толстой, железной решеткой, ожидая свой бой. Чем ближе подходила моя очередь, тем сильнее начинали трястись поджилки; сердце уже давно выдает бешеный темп, что я уже перестал обращать внимание. Не знаю, что не дает мне обмочиться, но факт: я еще оставался сухим.
        — Смотри какая, — прогудел голос Дарка над ухом.
        — Что? — не понял я, о чем он.
        — Вон там, — указал он пальцем в сторону, — западная трибуна, почти в самом низу.
        Я пригляделся и увидел девушку в белом платье.
        — Да, красивая. И что? — все еще не понимал я, к чему он.
        — Да ну тебя. Думал тебя отвлечь, — отвернулся он.
        Сегодня он был рядом со мной весь день. С самого утра и по пути до самой арены. Сама дорога заняла, по ощущениям, почти час. И на этот раз мешок мне на голову никто не одевал, поэтому мне удалось все рассмотреть. Как я и предполагал изначально место, где я находился, было вроде загородного городка для зажиточных граждан. Огромные дома, хотя более подойдет слово дворцы, мощеные дороги, ухоженные сады и клумбы вдоль дорог, патрули стражников, обеспечивающие безопасность и отгоняющие случайно забредших сюда прохожих. По мере продвижения картина менялась — стало больше людей. Вот идут купцы толстосумы, глашатай разносит последние вести о делах на фронте и увеличений налогов, торговцы у ларьков зазывают клиентов, а чуть поодаль также клиентов зазывают жрицы любви, снующие попрошайки, и рабы, идущие по заданию своих хозяев.
        — Дарк, можно спросить? — все–таки немного, но отвлекся я.
        — О чем? — с удовольствием он поддержал разговор.
        — В своем рассказе вы упомянули Первого. Что это? Или кто?
        Дарк посмотрел на меня пристальным взглядом. Затем потянулся рукой к воротнику и трепетно достал оттуда какую–то цепочку с изображением дракона.
        — Я принадлежу ордену Первого. Мы верим, что скоро грядет время перемен с приходом избранного, который воссядет на драконе и изменит все к лучшему, — с серьёзным видом ответил он.
        Звучало это как–то пафосно и, пожалуй, фанатично. Кажется, зря его спросил об этом. Теперь бы главное он не доставал меня с этим. Никогда не переносил этих фанатиков, которые стучат в дверь твоей квартиры и хотят поговорить о Боге. Поэтому и тему развивать не стал, опять отдав все свое внимание арене. А посмотреть было на что.
        Сквозь решётчатую ограду открывался вид на ее центр, где сейчас шло представление двух бойцов, больше похожее на шоу. Голос диктора, если его можно так окрестить, произносил сначала имя одного участника, и толпа звучно отзывалась, потом произносил имя второго, и толпа отзывалась не менее звучно. При этом каждый из бойцов при упоминании своего имени, приветствовал толпу поднятой рукой и взмахом своего оружия. Все это напоминало спортивные поединки из моего старого мира. Такое же представление перед боем, также ликует толпа и прочее.
        Боец в правом углу был практически без защиты, за исключением щитков на голенях, кожаная кираса, а под ней длинная рубашка наподобие хитона, и Т образный шлем с прорезью для глаз. Сам он был худым для подобного увлечения. Хотя были заметны нити жилистых мышц под кожей, дергающиеся, словно струны с каждым его движением. Этот боец в сложившихся кондициях делал ставку на мобильность. Оно и понятно, я бы поступил таким же образом.
        Второй боец был его противоположностью. Высокий, даже огромный я бы сказал, весь закован в латы серебристого цвета, на ярком солнце они заставляли щуриться от бликов. Несмотря на такие различия в габаритах вид оружия был у обоих один. Щит в левой руке, и в меч в другой. Только, опять же, имелась разница в габаритах.
        Между тем, представление бойцов окончилось, и начался уже сам бой, хотя бойцы не торопились вступать в схватку. Гигант кружил, выжидая момент для одного решающего удара. Малыш же, так я его окрестил, потому как на фоне второго все, так и выглядело, пытался найти изъян в его защите. Так долго продолжаться не могло, потому что толпа уже начала по немного свистеть, требуя начать схватку. Наконец, не выдержав давления толпы, малыш предпринял первые шаги.
        Кивком ноги он швырнул песок в лицо своему оппоненту в надежде отвлечь его. Надо же, уловка сработала, гигант пошатнулся и в этот момент удары меча посыпались на него. К сожалению, для малыша, отработанная связка ударов не принесла ощутимого результата. Часть ударов гигант принял на щит, а другая часть лишь вскользь прошлась по его доспехам. Поторопился с выводами, уловка не сработала. Зато толпа довольна, ведь теперь и гигант перешел в наступление. На один взмах руки или щита гиганта, его соперник делал два–три движения, успевая изворачиваться и наносить свои удары. Может быть, для искусного мастера течение боя показалось бы эталоном стратегии ведения схватки, что от одной стороны, что от другой, то для меня же, совсем уж новичка в этом поприще, казалось все это каким–то мельтешением. Мелкий прыгал вокруг, большой пытался его достать.
        Спустя двадцать минут кошки–мышки, движение гиганта стали замедляться, и вообще он стал каким–то тяжелым. И только сейчас до меня дошло, чего все это время добивался малыш. Ммм…умно, надо бы взять себе на заметку. Вообще я старался следить за каждым их движением. Раз уж я попал сюда, стоит выжимать пользу из каждого момента. Резкий звук металла, рассекающий воздух, хрип, брызги крови, и огромная туша валится на песок, оповестил об окончании боя. Побежденному все, проигравшему…смерть.
        — Олег, пора, — голос Дарка вывел меня из размышлений, — пора собираться. Следующий выход твой.
        — Да, иду, — странно: не могу это объяснить, но увиденное мною зрелище повлияло на меня положительно. Я перестал волноваться. Я собран, и главное я готов проливать чужую кровь.
        Перед тем как приехать сюда, хозяин, при этом слове меня все еще кривило, выдал мне набор экипировки, состоящий из кожаных штанов, тонкой кирасы, и сандалии, которые я сразу забраковал, так как они были неудобными. Лучше я выйду босиком и увеличу свои шансы на жизнь. Шлемы лежали уже тут, но их отмел сразу же. Мешали крутить головой. Ну и мое копье, с которым я занимался последний месяц.
        — Помни: или ты, или тебя, — последние слова, что я услышал от Дарка перед тем как створки решетки распахнулись и я ступил на песок.
        Я был не один, помимо меня на арене стояли еще девять человек, которые вышли из разных углов арены, с различным оружием в руках. Судя по ошейникам на их шеях, все рабы. И тут до меня дошло — это не просто бой. Это бойня на выживание. Десять войдут, выйдет один. Хлеба дали, теперь и зрелищ.
        Снова тот же голос начал объявлять наш бой. Наступила пауза. Никто из нас не решался начать первым. Вот один бросил на песок свое оружие и показал жестами, что отказывается биться. «Дурак», — не успел я подумать, как стрела вонзилась ему в грудь. Посыл более чем понятен.
        Восемь!
        Все напряглись, но опомнились быстро; два удара сердца и началось движение. Понеслась. Страх и одновременно азарт охватили меня. Непонятное доселе чувство придавало сил и энергии. Разве не должен я впасть в панику? Должен, но не впадал же.
        Для начала оценить обстановку и проработать хоть какую–то тактику. Справа от меня…лысый мужичок. Другого слова не смог подобрать, потому, как роста он был не высокого, но при этом с бугристыми мышцами. Из оружия огромный топор с краем полумесяцем. Экипировка была явно лучше моей: рубаха до колен, поверх нее одета кожаная жилетка с железными пластинами, сапоги, полностью покрывающие собой голени. Не удивлюсь если и там у него есть защита. Надо обязательно будет выучить виды оружия и защиты, если выживу. А то даже не знаю их слабые стороны и как действовать против всего этого. Обернувшись в другую сторону, обнаружил еще одного бойца. Худощавый, даже какой–то слабый; глаза в панике бегали из стороны в сторону. В руках у него два коротких стилета, что против моего длинного копья очень хорошо, никакой защиты, кроме набедренной повязки, и такой же босой. Я повернул слегка корпус в его сторону, показывая свой выбор. Наверное, это звучит очень цинично, но я предпочту убить, чем быть убитым.
        Я сделал шаг в его сторону, краем зрения контролируя правую сторону и отметил, что мужичок уже был занят другим соперником, да и остальные тоже. Это позволило мне сосредоточиться на своем сопернике.
        Песок стал мокрым. Не весь, а только под ним, потому как чего я ожидал от себя, случилось с ним. На какой–то момент я растерялся от его вида, не зная, что делать.
        — Пожалуйста, — простонал он, становясь на колени.
        — Прости, я не хочу получить стрелу в грудь, — сделал я еще шаг в его сторону. Когда нас разделяло несколько метров, я почувствовал резкую боль в левой ноге. Опустив взгляд, обнаружил торчащий из моей ноги стилет. Красная, теплая кровь окропила мою конечность, и я припал на одну ногу. Как он только успел так быстро его метнуть?
        — Клюнул на мое представление, — раздался смех, — даже пришлось обмочиться. Он поднялся с колен и зашагал в мою сторону уверенной, даже высокомерной, походкой. Высокомерный раб — какая ирония.
        — Ах, ты ж, собака сутулая, — прокричал я. Вся моя жалость улетучилась, и остался лишь неистовый гнев. Гнев на эту тварь и жажда его крови.
        Этот урод, предчувствуя легкую победу, шагал размеренно, на лице играла легкая улыбка. Теперь я жертва, а он охотник. Я начал лихорадочно продумывать варианты, как бы поступить. Вытащить стилет из ноги? Нет, я просто не успею, да и лишняя боль мне сейчас ни к чему. Сейчас главное разобраться с ним. Точно! Пришла мне гениальная мысль сыграть в его же игру. Дам ему еще больше уверенности в моей обреченности.
        — Пожалуйста, — простоя я, оставаясь на одном колене.
        — Прости, дружище, но я не хочу получить стрелу в грудь, — передразнил он меня.
        Я стал пятиться назад, выжидая момента для удара, понимая, что у меня только один шанс, поэтому торопиться не стоило. Жди, жди, жди,…он был все ближе. Жди. Еще немного. Сейчас! И в момент, когда расстояние между нами было метра полтора, он совершил резкий рывок, пытаясь дотянуться до меня своим коротким оружием. Самонадеянный дурак сам напоролся на наконечник моего копья. Удар был точным, сильным, прямо в шею, так как меня учил весь этот месяц Гронд, слава ему. Хрип раздался из его глотки, глаза расшились, смотря на меня не верящим взглядом, ноги подкосились и он упал на песок.
        Семь!
        Я поднялся на ноги, и хромая подошел к нему.
        — Ну что, придурок, хапнул? — произнес я и вынул с характерным звуком бульканья свое копье из его глотки. Прозвучало это как–то не так, но это первое, что пришло мне в голову. Передо мной лежало тело мною убитого, но ничего кроме удовлетворения я не чувствовал. Это плохо или хорошо? Впрочем, сейчас нет времени об это рассуждать. Оглянувшись вокруг увидел, что я первый кто сразил своего соперника. Надо воспользоваться моментом и привести себя в более менее нормальное состояние. Вынул стилет из ноги. Боль на момент вскружила голову, но я быстро взял себя в руки. Кровь ручьем потекла вдоль ноги. Я закружил головой в поисках, чем бы перевязать рану. Нет, только не это! Единственное, что подходило для этого — это его обмоченная набедренная повязка.
        Обвязав ногу, я снова переключил все свое внимание на происходящее вокруг. Мужичок занят своим соперником, у которого в руках сейчас была алебарда. Да, сложно ему будет против него. Другие тоже все еще бьются. Но ладно с другими. Главное, что сейчас делать мне. Пойти и напасть на кого–то со спины, пока они заняты другими или переждать где–нибудь в тихом углу? Резкая боль в ноге не оставила мне выбора, как поступить, так что припав к стене я стал выжидать.
        — Олег, ты как? — крикнул Дарк из–за ограждения. Про него я уже совсем забыл.
        — Живой, — простонал я.
        — Не лезь на рожон. Выжидай своего момента, — начал подсказывать он.
        — А я что, по–твоему, делаю? — выкрикнул я в раздражении и понял, что обратился к нему на ты. Впрочем, он не обиделся.
        Тем временем, с левой стороны от меня началась целая заварушка. Сразу пятеро оставшихся бились между собой. Три меча со щитами, цепь и копье. На их внешность уже перестал обращать внимание, потому как убивать меня будет их оружие. Да и отмечать для себя так гораздо легче. Они вихрем крутились на одном месте, но никто так и не мог нанести удар. Копейщик просто не подпускал к себе никого, цепь тоже раскручивал ее вокруг своей оси. Мечники не спешили подставляться первыми. Нужно чтобы их число было четным, тогда и схватятся по–настоящему — созрел безумный план у меня в голове. Взял в руки стилет.
        — Ай, была, не была, — прицелился я и метнул в одного из мечников, ближе всех находившихся ко мне. К сожалению, он рукоятью просто ударился ему в спину. Легкий стон досады вырвался из моих уст.
        — Дурак. Я же сказал тебе не лезть, — ругань Дарка еще доносилась до меня, но я уже перестал слышать его: все мое внимание сейчас было на повернувшимся ко мне мечнике
        Быстро отделившись от своей компании, он зашагал ко мне, так что теперь все дрались в парах. Подойдя, он кинул быстрый взгляд сначала на труп, затем на мою ногу и принял позу готового к бою. На этот раз никакой самоуверенности и недооценки. Оторвавшись от стены, я приготовился биться. Боль заглохла, звуки вокруг потускнели, обзор сузился, во рту привкус металла, колени подогнулись, руки крепко сжали древко копья. Я готов!
        Мы застыли друг напротив друга. Секунда оценки ситуации и он пытается сделать выпад, но я резко отпрыгнул назад, не дав ему, дотянутся до меня. На этом он не остановился, посчитав, что моя раненая нога не даст мне так еще прыгать. Но боль куда–то пропала. Позже с этим разберусь.
        Между тем, наплыв его атак все увеличивался. Я изворачивался, прыгал, что–то старался отбить древком копья, ударяя по долу его меча. Так долго продолжаться не могло. Боль хоть и ушла, но слабость ощущалась, поэтому парировав очередной его выпад, я сам перешел в атаку. Схватка перевернулась на сто восемьдесят градусов. Удар, удар, уворот, шаг вправо, удар, и еще, а теперь прыжок влево и выброс руки. Но все зря. Все удары он либо отразил мечом, либо принял на щит или просто увернулся. Хорош — ничего не скажешь. Хотя и не сказать, что я прям мастер. Так что моё суждение относительно.
        Повисла пауза, каждый которой воспользовался, чтобы перевести дух. Я взглянул на ногу, все нормально, даже кровь перестала течь. Отлично, хотя и странно. Я не стал затягивать, пока есть силы и снова попытался его атаковать. Но он отбил копье своим мечом, а щитом врезал мне прямо в челюсть, так что я опрокинулся и упал навзничь. Не дав толком очухаться, на меня посыпались удары меча. Инстинкт самосохранения заставил кататься из стороны в сторону, изворачиваясь. Покатавшись еще немного, я сумел откатиться от него и поднялся на ноги. Вид мой был сейчас не самый презентабельный. Песок налип на потные руки, забился в ноздри, залетел в рот, голова и одежда покрылись пылью, повязка на ноге уже просто свисала, раскрыв рану.
        Как же я сейчас был зол. На весь этот проклятый мир, на моего пленителя, на торговца рабами, на хозяина — ненавижу! — на этого старика смотрителя, на того верзилу охранника, на соперника, что сейчас передо мной, но в первую очередь на самого себя. Точнее на свою слабость, что позволила так с собой поступать другим. Надо менять ситуацию, и начну я это прямо сейчас.
        — Арррггхх, — крикнул я от злости и пошел на своего соперника. Видя мой напор, он немного пошатнулся назад, чем я не преминул воспользоваться. Первый удар он отразил в сторону своим мечом, я, не теряя инерцию, прокрутился вокруг своей оси, одновременно крутя копье и достал до него миновав его щит. Задел его лишь краешком, но этого хватило, чтобы оставить тяжелую горизонтальную рану вдоль всего его живота. Рефлекторно он выронил меч, чтобы зажать рану. Ошибка. Точку в нашем противостоянии поставил последний удар в его раскрытый рот, так что острие сейчас торчало из его затылка.
        Шесть!
        Поправка, два. Пока я бился с этим, четверо других расстались с жизнью. Мой старый знакомый мужичок и один из той толпы с двуручным мечом стояли сейчас на ногах. Старались стоять, потому, как оба сейчас выглядели под стать мне. Мужичок полусогнувшись держался за свой правый бок, откуда сейчас шла кровь. Пот струился по голове, заливаясь ему в глаза. Второй соперник выглядел ничуть не лучше, сказал бы даже хуже. Он кое–как держался на ногах. Левая рука свисала, не двигаясь, от чего его двуручный меч просто болтался во второй руке. Очевидно, из нас троих он сейчас был самым слабым звеном.
        Переглянувшись, и не сказав ни слова, мы с моим соседом направились в сторону третьего. Понимаем друг друга ментально, уже почти родные люди саркастичная мысль посетила меня. Дойдя до него, остановились в нескольких метрах, ожидая, кто начнет первым. Я боялся, если я кинусь первым, то он может напасть со спины и просто зарубить нас обоих. Он, очевидно, думал о том же и стоял на месте. Не знаю, сколько бы мы так простояли, но за нас все решил сам двуручник. Он выбросил свой тяжелый меч, подхватил легкое копье, что сейчас лежало у его ног и пошел в сторону мужичка, точнее поковылял. Предыдущий бой все–таки оставил очень тяжелый отпечаток. Я же остановился на своем месте, благодаря кого можно, что он выбрал не меня: рад быть зрителем.
        Их бой продлился не долго. Мечник, который сейчас копейщик, предпринял неумелую попытку выпада, на что мужичок просто отпрыгнул влево от себя и рубанул топором, что есть мочи. Топор вошел в промежуток между плечом и шеей, пробиваясь глубоко почти до середины груди. Я бы мог поймать момент, добежать до них и попытаться хитрым броском или ударом убить обоих, но, откровенно говоря, от усталости мне было банально лень двигаться, так что я решил просто отдышаться.
        Один!
        И так, пришла кульминация всей этой бойни. Один на один. Или я, или меня. Мы начали сокращать дистанцию, пока не встретились по центру. Первый удар предпринял он, замахнувшись топором делая удар сверху вниз. Чтобы отбить его в сторону пришлось приложить много сил, которых осталось и так мало. Каждый выпад, каждый удар давался все тяжелее. В какой–то момент мы просто стояли на месте в метре друг от друга, и, покачиваясь, пытались нанести хоть какой–то ущерб. Наконец, одному из нас это удалось. Лезвие его топора вскользь прошло по мне, окропив мое бедро, от чего я очередной раз за сегодня оказался на земле. Из последних сил он поднял свой топор для решающего удара. И в момент, когда его оружие взмыло вверх, мне удалось проткнуть его колено копьем. С громким криком его туша рухнула прямо на меня. Завязалась самая банальная драка, где мы просто дубасили кулаками. Я бил, не обращая внимания куда попадаю. Мы перекатывались, как клубок пока он не оказался сверху, а в его руке стилет, который он случайно подобрал. Нет, это не может быть моим концом. Он взмахнул рукой для очередного последнего удара, но я
из последних сил приподнял корпус и вцепился зубами ему в глотку. Я сжал челюсти, что есть сил и вырвал кусок. Раздался хрип и красная, теплая, жгучая кровь залила мне все лицо. Наконец, перестав шевелиться, он упал. Все закончилось. С трудом поднявшись на ноги, я оглянулся вокруг. Толпа гудела. Толпа кричала. Толпа безумствовала. Толпа бесновалась в восторге от вида крови и насилия. Теперь я знаю…теперь я вижу, зачем мне жить дальше — ради мести. Ради мести всем, кто заставил меня стать таким. Кровавый оскал озарил мое лицо
        — Я испью вашу кровь, — шепотом произнес я и рухнул обессиленный, уйдя в потемки тьмы.



        ГЛАВА 12. ДЕННАР

        Война — люди всегда повторяют, что это ужасно. Старшие наставляют младшим, младшие впитывают, а затем забывают и берут в руки оружие. Если это ужасно, то почему матери снова и снова оплакивают сыновей? Ради чего? Возможно, кто–то чтобы быть воспетым, кто–то ради богатства, кто–то ради любимых, но самое главное люди идут на войну ради идеи. И именно ради этого иду я. Ради идеи быть свободным. Свободы не быть под гнетом, свободы выбирать. А для этого надо стать сильным. И именно туда я и направлялся — к своей силе.
        До расположения войск я добрался тем же способом, что и обратно — на летающем пузыре. Только на этот раз я был один, без друга, за исключением персонала корабля. Я жалел, что все так получилось с Максимом — какое бы у него сейчас не было новое имя, для меня он таковым всегда и останется. Я даже попытался в последний день перед отъездом поговорить с ним и помирится, хоть и злился на него, но войдя в его покои, никого не обнаружил. Вспомнив о нем, меня снова одолело раздражение, но не на него, а на этого старика в балахоне. Я винил его в нашем раздоре, хотя краем сознания понимал, что в этом есть и моя вина. Слишком сильно я его опекал и решал за него, даже не советуясь с его мнением. Но моя гордость не давала мне это признать окончательно, от чего раздражение только усиливалось.
        Но ничего, дать ему время остыть и все уляжется. Тем более у нас и раньше были конфликты. Точнее он на меня обижался. Отошел же он того случая, когда я поцеловался на школьной дискотеке с Наташкой из Б класса; к слову мы учились в А. Оказалось, он в тайне был в нее влюблен. В свое оправдание могу сказать, что я даже не подозревал об этом. Несколько дней он тогда со мной не говорил, а потом как заговорил, что лучше бы молчал. Правда еще через пару дней он отошел, и все было нормально. Смею надеяться, в этот раз он будет не менее отходчивым.
        Сойдя с пузыря, я был встречен одним из легионеров. В чёрной тунике до колен, на талии пояс, ноги обуты в такой же цвет сандалии, среднего роста, гладко выбритый, коротко стриженный, стойка военная. Своим внешним видом он напоминал мне того самого война, которого я вырубил на поле битвы, только без шлема и доспех. Это получается, я избил легионера империи, в которой сейчас сам служу? Мда, теперь бы не встретится с ним.
        — Приветствую, — вскинул он руку, — я легионер Дендрик. Сегодня я ваш сопровождающий.
        — Приветствую, — немного опешил я от его официоза, — Хорошо, ведите.
        Он кивнул головой и повел в восточную сторону. После прошлого раза я уже немного ориентировался тут и знал, что в сторону, куда мы идем, находятся казармы. По дороге он немного косился на меня. Наверное, для него была загадка кто я такой.
        — Прошу меня простить, но как мне к вам обращаться? — все–таки не выдержал он.
        — Деннар.
        — Эмм…а фамилия? — спросил он, немного опасаясь не слишком ли это было фамильярно.
        Какая такая фамилия? Мне об этом не сообщили. Я стал лихорадочно перебирать в уме подходящие под этот мир. Но единственные фамилий, которые я слышал — это легата и хозяина постоялого дворца. Не подойдет. Вдруг это какие–то родовые. Что же сказать? Ммм…кроме матов в голову ничего не лезут.
        — Маяков..ский, — протянул я, ассоциируя эту фамилию с матами в голове.
        — Маяков? — удивился он, — Никогда не слышал такую фамилию.
        — Это редкая для здешних мест. На севере, откуда я родом, она не то, чтобы распространена, но и не редкость, — начал я придумывать на ходу.
        — Прошу прощения за еще один вопрос, но вы не аристократ? — еще более аккуратно он задал вопрос.
        — Нет, я не аристократ.
        После этих слов он сразу изменился. Походка стала не такой выученной, плечи расслабились, на лице появилась легкая улыбка, и в целом, он уже был не так серьёзен.
        — Фух, я-то уже надумал тут себе, что ты за перец такой. А ты, оказывается, наш, простолюдин, — улыбка стала еще шире. — Хотя ты прибыл один на целом летуне, тебя встречают, сопровождают, — начал бубнить он себе под нос, — прошу меня простить за столь не тактичное поведение. Виноват и готов понести любое наказание, — снова вытянулся он по струнке.
        — Да расслабься ты: я простолюдин, — было забавно наблюдать за его трансформациями.
        — Тогда я вообще ничего не понимаю. Если ты простолюдин, то откуда столько почестей? — обвел он рукой вокруг и остановился на посадочной платформе, от которой мы не успели далеко отойти.
        — Я думал ты, как мой встречающий, должен знать, — взглянул я на него.
        — Не знаю ничего. Сказали, прибывает новый легионер, встретить, сопроводить, показать. А кто и что не спрашивал. Приказы не обсуждаются, — сказал он будничным тоном, но в его интонации я уловил недовольство.
        — Я тоже ничего не знаю. Мне также пришел приказ, и меня доставили сюда, — раскрывать всю правду я не намерен, и поймал его скептический взгляд. Впрочем, поняв свою ошибку, он быстро сбросил этот взгляд и, пожав плечами, продолжил.
        — Приказ так приказ. Ладно, пойдем, сопровожу тебя до казарм. Там сразу возьмешь все необходимое, а за одно и койку свою увидишь, — сказал он и повел меня дальше.
        Вообще этот Дендрик оказался очень разговорчивым и приятным парнем. И за тот короткий промежуток времени, что мы шли до казарм я многое успел узнать от него. Что стоит этот лагерь здесь уже чуть больше месяца, сразу после той памятной для меня битвы, где произошло мое первое знакомство с этим миром. Командует здесь всем легат Красс. В прошлый раз наше знакомство было мимолетным, и что уж скрывать в не самых приятных обстоятельствах, но со слов того же Дендрика, легат был настоящей легендой империи. Выходец из простой семьи, кажется, пекарей или поваров — точно не расслышал, который самостоятельно, правда не без доли везения, добился таких высот. Будь он аристократом, то наверняка бы уже занял пост главнокомандующего всей армии. Представляю, как это бьет по его амбициям. А так, сейчас он уперся в потолок командующего легионом, который сейчас насчитывал несколько тысяч людей. Если быть точнее, то около шести тысяч пехоты, семь сотен кавалерий, и целый корпус магов из пятидесяти человек, и это, не считая медицинский блок и обслугу. Я не знаю, насколько большие это силы, но судя по его интонации,
гордиться есть чем. Это самое главное, что я для себя выделил. Еще было несколько вещей по мелочи, как например, трехразовое питание; к слову, очень отличное. Мясо, фрукты, свежий хлеб, раз в седмицу можно было позволить себе пару стаканов вина. Император очень много внимания уделял комфорту своих войск.
        Для меня еще не совсем была понятна позиция обычных граждан на счет своего правителя. Любили его или ненавидели? Считают его власть абсолютной, то есть, будто так и должно быть или ее надо заслужить, даже если она твоя по праву рождения? Я, банально, рассматривал устои этого мира через призму своего, где я никогда не сталкивался с монархией и ее проявлениями, и от этого трудно было понять местный менталитет. Хотя…я знаком, что такое безграничная власть у одного человека. Другое дело мы — народ, считали это незаконным, но как говорится, — «это уже совсем другая история».
        Вот и сейчас ведя диалог с местным, я не знал, как правильно, и какие вопросы задавать, и не будет ли, это выглядит какой–то нелепицей. Первое впечатление оно такое — как его покажешь, так тебя в дальнейшем и будут воспринимать. По этой причине я пока решил помалкивать, авось, что и услышу от него или других. Благо, напрягаться особа не приходилось, потому как, слов с его уст было много. Тут даже скорее наоборот; мне приходилось фильтровать, нежели пытаться выудить.
        Так больше не услышав от него ничего путного, мы и дошли до казарм, где перед входом одного из них дежурили два стражника. Такая же одежда. Только теперь еще и жилет из железных пластин, напоминающий будто одели плоские дополнительные ребра сверху, шлем и длинные копья. И все черное. У них тут, что фетиш какой–то на черный цвет?
        — Здорово, ребят! Как стража несется? — поприветствовал их мой сопровождающий.
        — Кто ты и кого ведешь? — грубо спросил один из них.
        — Ребят, вы чего? — вскинул он руками. На что один из стражников устало, повел глазами, и посмотрел на другого, будто подавая знак «давай ты сам».
        — Дендрик, твою мать, давай по уставу. Сколько раз тебе об этом говорить? — сказал второй.
        — Ну и заладили, — посетовал он, но встретив взгляд одного из них, вскинул руки и продолжил, — ладно, ладно. Легионер Дендрик, веду вновь прибывшего легионера Деннара, — показал он на меня рукой.
        После этих слов стража расступилась и пропустила нас внутрь.
        — Надоели эти вояки со своими правилами. Ведь можно же обойтись без всей этой мишуры. Знают же в лицо меня, — начал он жаловаться.
        — Тогда зачем ты пошел в армию? — спросил я.
        — Так меня не спрашивали. Война же, — посмотрел он на меня как на глупца. Все–таки затупил. Мне оставалось лишь промолчать и идти за ним дальше.
        Казарма представляла собой большую палатку, внутри поделенную на секции, где могли расположиться по десять человек, в одну из которых мы и прошли.
        — А где все? — спросил я, так как в палатке я никого не обнаружил.
        — На полигоне проходят обучения, — ответил он и подошел к одной из деревянных коек, стоявших в ряд, — Вот, это твоя.
        На койке лежали аккуратно сложенные вещи: две черные туники, комплект нижнего белья, сандалии. Вот и вся моя поклажа.
        — Что? Думал, тебя тут баловать будут? Ты в армии, дружище, — заметил он на мой вопросительный взгляд, — Доспехи выдадут позже. Щит и меч тебе не положен; ты маг: руки должны работать. И беречь ты все это должен будешь, как говорит наш командир, лучше, чем свою жену, — хмыкнул он.
        Пока переодевался, задумался о своем нынешнем положении. Вообще, забавно вышло: в своем прежнем мире я бы сделал все, чтобы избегнуть армию. Это даже являлось одной из причин моего поступления в университет. А тут я доброволец. Да еще и со своим свободолюбием. Помню, как сбегал из детского сада, только чтобы не заставляли ложиться спать. Или с каким нежеланием утром шел в школу, потому что заставляли сидеть там полдня и делать то, что они говорят. К сожалению, сейчас армия была единственным доступным инструментом для достижения цели — стать сильнее, и главное сделать это подальше от этой жуткой троицы.
        — Отлично выглядишь, — улыбнулся он, — а теперь пойдем к полигону. Увидишь своих братьев и нашего одуванчика, — и громко расхохотался он своей, видимо, шутке.
        Мы направились к выходу, миновав стражников, которые при нашем приближении повставали с мест и приняли строгий вид. Кажется, не все тут соблюдают устав, о котором говорили ранее. Пока мы шли к месту, я еще раз рассматривал все вокруг. Вся его восточная сторона от края до края занимали казармы, кухня, купальные места и отхожее место. На южной была посадочная платформа и рядом ворота в два человеческих роста. На западной полигон для учении. По центру были административные здания — это главная палатка легата и ближайших офицеров, а также канцелярия, где раз в седмицу легионеры отправляли и получали письма домой. На северной части, под охраной, установили склады с провизией, амуницией и прочим необходимым для обеспечения жизнедеятельности легиона.
        Он, конечно, приятный тип и с ним было приятно поболтать, но только когда разговор был не обо мне, поэтому дальше до самого полигона мы уже шли молча.
        Еще на подходе были слышны громкие звуки голосов командиров и крики легионеров. Несколько тысяч человек сейчас разделенные на мелкие группы по несколько сотней в каждой отрабатывали упражнения, боевые порядки и различные ситуации на поле битвы в полном обмундировании, которое навскидку весило не меньше десяти, а то и двадцати килограммов, только оружие было не настоящим — деревянные мечи и копья. На первый взгляд тут происходил полный бедлам, но приглядевшись заметна слаженно отработанная до механизма система, что заставляло восхищаться зрелищем. По краям всей этой управляемой вакханалии стояли командиры и молча наблюдали за происходящим, только время от времени отдавая команды. Я застыл на месте, открыв рот.
        — Совсем скоро ты сам станешь частью этого, — голос Дендрика вывел меня из ступора, — пойдем, вон наш центурион и отряд.
        Мы прошли дальше, и подошли к одному из тех, кто сейчас отдавал команды. В той же одежде, что и другие, только на левой груди отличительные знаки в виде красных полос. Выглядел на лет тридцать–тридцать пять, хотя волосы частично уже были покрыты сединой. Наверное, наследственное, а не по причине возраста. Твёрдые скулы, руки заправлены за спину; он цепким взглядом сейчас смотрел на отряд, которые разделившись по парам, отрабатывали один на один.
        — Центурион, — обратился к нему Дендрик, — Я привел новенького, — и отошел в сторонку, чтобы я оказался прямо перед ним.
        Еще пару секунд он не обращал на меня внимания, наблюдая за своими людьми. Наконец, убедившись в чем–то, он повернулся ко мне. Некоторое время осматривал меня, проведя взглядом с пят до макушки. У этих военных, что у всех взгляд такой одинаково пронизывающий, что аж до мурашек?
        — Что стоишь? — то ли рыкнул, то ли крикнул он, — Быстро пошел туда, — и указал в сторону тренирующихся.
        — Но я…
        — Закрыл рот и быстро пошел туда. Ты что считаешь себя легионером? — на его лице отразилась гримаса злости. — Ты паршивый слизняк и сейчас мы начнем делать из тебя легионера.
        Чего он такой агрессивный? Мне ничего не оставалось сделать, как подчиниться.
        — Вы двое, — кивнул он ближайшим, — С ним.
        Двое воинов, которым он отдал приказ, пришли в движение и стали так, что один оказался передо мной, а другой сзади, готовые к бою.
        — Но у меня ничего нет, — попытался я снова возразить.
        — На поле битвы своему врагу ты тоже скажешь, что у тебя ничего нет? Дерись, как это сделал бы любой настоящий легионер, — голос центурия не терпел возражений.
        Вот же влип. Ладно, драка так драка. Хотя это дракой не назвать, потому что первый же удар деревянным мечом рассек мне бровь. Не успел я опомниться, как на меня посыпались удары. В печень, по спине, в челюсть, удар в колено заставил припасть на одну ногу. Последующий удар ногой в солнечное сплетение окончательно уложил меня на землю. Через какое–то время я уже перестал понимать, куда меня бьют. Я просто лежал, обхватив голову руками на земле и молился, чтобы все это закончилось быстрее.
        — Вставай и бейся до конца, — услышал я голос центуриона. Но вставать не хотелось, да и не мог. Я просто лежал, всхлипывая от собственной крови. — Слизняк. Но ничего, мы еще сделаем из тебя мужчину, — и последнее что я увидел, перед тем как погрузился во тьму, это подошва его сапога.



* * *



        Во рту стоял привкус металла, и очень сильно хотелось пить. При малейшем движении, сразу в теле отдавались боли, но я все же с трудом решился открыть слипшиеся глаза. И это движение принесло мне столько боли, словно прямо в мозг вгоняли иглы.
        Серый, хлопковый потолок палатки. Значит, я все еще в легионе. Сразу начали возвращаться последние воспоминания, а вместе с ними чувство стыда. Быть избитым в первый же час своего пребывания. Мда, не самое лучшее начало моей военной карьеры.
        Послышались чужие шаги, и в голове снова отдало болью, от чего я поморщился.
        — Прости, знаю, что больно, — заговорил подошедший человек, — Хотя ты еще в относительно хорошем состоянии. Для других новичков из центурий Легаса судьба была еще более жестокая. Не зря же его одуванчиком прозвали. На, выпей, — поднес он трубочку к моим губам. Живительная влага придала мне немного сил, и я смог рассмотреть сидящего передо мной: весь в белом, прямо полная противоположность легионерам с их униформой. Мягкий взгляд, даже заботливый я бы сказал. Рост примерно, как у меня. Правда, из сидячего положения это трудно определить. Человек возрастной; лицо морщинистое, а голова уже практически покрыта сединой. Дал бы ему лет пятьдесят. Слишком стар для армии, посетила меня мысль.
        — Вы…вы слишком стары для армии, — кое–как напрягаясь, я выдавил из себя.
        — Ну, кто–то же должен присматривать за этими сорвиголовами, — хмыкнул он, — Кстати, я Торфус — местный врачеватель. Можешь ничего не отвечать. Сейчас тебе необходим отдых и сон. Не пройдет и пары дней, как мы вернем тебе твои силы.
        Он, наверное, пошутил на счет пары дней. Меня так отделали, что думаю пару недель, если не месяцев, мне точно необходимо, чтобы вернуться к тому каким я был до прибытии сюда. Хотел бы ему ответить, но, даже не успев додумать мысль, я погрузился в сон.
        Проснулся, и уже не ощутил той всепоглощающей боли. Более того, я даже смог подняться с кровати и немного пройтись. Правда через несколько шагов в глазах потемнело, и закружилась голова. Слабость все еще никуда не ушла.
        — Так, так, так, быстро вернись в кровать, — услышал я голос Торфуса и почувствовал, как его руки подхватили меня, — Тебе еще рано вставать. Прошел всего день. Вот завтра уже сможешь вернуться в строй.
        — Что значит завтра? Как я вообще могу ходить? — вопрошал я.
        — Видать хорошо тебе по голове досталось,…потому что тебя лечат, — ответил он.
        — Но всего день прошел, — все еще не понимал я.
        — Эмм…да, всего день, — его голос передавал такое же недоумение.
        — Как вы можете поднять меня за пару дней? На мне же живого места не было, — мой голос срывался чуть ли не на отчаянный крик.
        — Ну, ты и шебутной, — положил он меня на койку, — На, выпей это, — снова он поднес трубочку к моим губам. Сон.
        Я открыл глаза и снова обнаружил себя на том же месте. Самое интересное, что я не видел снов. Будто просто закрывал глаза на пару секунд.
        Боль — ее больше нет. Я стал на ноги, попрыгал, растянулся, осмотрел тело. Ничего, абсолютно ничего. Да я пару дней назад лежал при смерти. А сейчас не то, что физическии ощущаю себя превосходно, но и соображаю нормально. Не могу поверить! Огляделся вокруг и обнаружил себя в небольшой комнатке, стены которой были из ткани. Похоже, это был лазарет с палатами. Ну да, я же больной. Покинул свою комнатку и обнаружил себя в длинном коридоре, по краям которого подобные палаты как у меня. Направился дальше и в соседней комнате обнаружил Торфуса, который сейчас сидел за столом и что–то писал.
        — Очнулся, — улыбнулся он. — Я думал еще немного пролежишь. Как себя чувствуешь?
        — Отлично. Как вам это удалось? — не скрывал я радости в своем голосе.
        — Помнишь, чем тебя поили? Так вот, работа наших алхимиков, — хмыкнул он, — даже мертвого из того света вытащит.
        — Это…шутка? — не понял я его.
        — Как знать, как знать, — рассмеялся он. — Давай я тебя осмотрю, — поднялся он с места и подошел ко мне, — отлично, отлично. Отёки ушли, кости все целые, органы тоже в порядке, — бормотал он, водя по мне рукой, то постукивая, то поглаживая, — можешь идти, ты здоров.
        — Эмм…спасибо! — не нашелся я что–либо еще сказать и направился к выходу.
        Покинув, наконец, лазарет я остановился и задумался. Я же не знал куда идти и вообще даже ничего не спросил. Не найдя ничего путного, решил пока пойти к казармам. По пути почти не встретил никого, за исключением отдельно вышагивающих легионеров. У входа снова стояли два стражника, на этот раз уже другие, которые кинув на меня мимолетные взгляды, молча пропустили.
        — Деннар! — восклик знакомого голоса встретил меня, едва я переступил порог казармы.
        — Дендрик, — поприветствовал я сухо.
        — Ты как раз вовремя, — его улыбка от уха до уха начинала раздражать, — сейчас снова на полигон. Тренировки и дисциплина залог удачного исхода в бою, — поднял он палец вверх, явно кого–то передразнивая.
        — Мне бы поесть чего–нибудь, — дал мне знать о себе мой желудок.
        — С этим я тебя огорчу: утренний прием пищи уже окончен. Поэтому как бы…эээ, в общем, здесь с распорядком дня очень строго. Ты уж прости, — извинился он с улыбкой. — Ты вообще как? Как тебе наш одуванчик? — улыбка его стала еще шире, хотя куда уж дальше.
        — А ну–ка быстро собрали свои манатки, и ветром к полигону, — раздался крик от входа, куда сейчас вошел центурион. Стоит черта помянуть — он тут как тут.
        Наконец, его взгляд зацепился за меня, и он уже было раскрыл рот для очередного крика, но в казарму зашел еще один легионер и передал бумажку ему в руки. Быстро пробежав по ним, он все же обратился ко мне.
        — Легионер Деннар Луций, тебя вызывает к себе легат. После чтобы прибыл на полигон. Будем продолжать лепить из тебя мужчину, — сказал он и покинул помещение. Чертов садист.
        Как он меня назвал? Луций? Значит, у меня все–таки есть фамилия. И почему мне никто об этом не сказал раньше? Хотя сам виноват — должен был сразу все выяснить перед прибытием сюда, когда была возможность. А так пришлось придумывать все на ходу. Теперь придется как–то выкрутиться, потому что Дендрик сейчас стоял и смотрел на меня в ожидании объяснения. А хотя пошло оно все: я просто пожал плечами и ушел.
        Я не помню, как дошел до центра лагеря, где находится палатка легата. Слишком сильно моя голова была поглощена мыслями о предстоящей встрече. В первую очередь я хотел понять, что он от меня хочет. Да и слишком свежи еще в памяти воспоминания нашей встречи. Я тогда старался держаться, но этот его всепроникающий взгляд,…в общем, не любил я таких, от которых тяжело скрыть что–либо.
        Миновав охрану и небольшой коридорчик, я вошел в, пожалуй, главное помещение лагеря. Неплохое такое убранство для походного лагеря: большой круглый стол, на котором сейчас разложена посуда с едой и напитками, несколько стульев рядом. Огромная мягкая кровать с простынями и мехами. Завершал весь этот образ он сам, сейчас наливающий себе, судя по цвету, вино. Одет он был в такую же одежду с последней нашей встречи, с той же отличительной золотой заплаткой на плече, да и внешне он никак не изменился.
        — Заходи, присаживайся, — указал он мне на стул, — Вина? — предложил он мне, когда я занял место напротив него.
        — Нет, с недавних пор не пью, — вежливо я отказался.
        — В чем причина? — спросил он.
        И правда, в чем же причина? Может в том, что я угодил в другой мир? Или в том, что я могу стрелять огненными шарами? Может этого мало, и еще добавить то, что меня чуть ли не забили до смерти в первый же день армии?
        — Ни в чем. Просто решил для себя не употреблять алкоголь. Хочу держать свои мозги в тонусе, но от угощений не откажусь, — сделал я простой вид.
        — Тогда угощайся, — хмыкнул он, и мой желудок предательский заурчал, — Не стесняй себя.
        Взяв в руки вилку, я ткнул ею в ближайшее блюдо. Во рту сразу растеклись приятные ощущения. Теплое мясо и специй сделали свое дело, и я погрузился в наслаждения, смакуя каждый кусочек.
        — Очень вкусно, — сказал я, прожевав. — Что это за блюдо?
        — Запеченная перепелка, замаринованная в вине и специях, — сказал и рассмеялся. Подловил. Прождав еще немного пока я наемся, он продолжил разговор.
        — Слышал о твоем знакомстве с нашим бытом, — хмыкнул он, — центурион немного строг к своим подопечным, но свое дело знает. У него ты научишься всему необходимому. Вот увидишь, вскоре он тебе понравится.
        — Не сомневаюсь, — мне не хотелось дальше развивать разговор в этом русле. Я уже сложил свое мнение об этом садисте, и пока менять его не собираюсь. Наверное, он уловил мой настрой и поспешил сменить тему.
        — Расскажи мне о своем мире.
        — Что именно вы хотите знать? — отложил я вилку.
        — Да в целом обо всем, — крутанул он рукой.
        — Если обо всем, то это займет много времени. Боюсь, даже до вечера не поспеем, — ответил я.
        — Тогда расскажи мне о том,…как вы воюете. У вас ведь бывают войны? — спросил он.
        Я задумался. Войны у нас, конечно, бывают, и много. Но я вырос в мирной обстановке и про войны знаю только из учебников по истории и новостей, да по фильмам, пожалуй. А ему, как я понял, нужен был взгляд именно изнутри, чтобы сравнить с тем, что он делает сейчас.
        — Бывают. Но я сам никогда не воевал и мало, что о ней знаю, — решил я отвечать, как есть.
        — Это хорошо, что ты вырос без войн. Тебе повезло, — протянул он задумчиво. — Хорошо; тогда расскажи, что знаешь, — подался он немного вперед.
        — С чего бы начать, — прошептал я.
        — Начни с магии. Какая она у вас?
        — Мы ею не пользуемся. То есть, ее у нас вообще нет, — кажется, мои слова ввели его в ступор.
        — Теперь мне стало еще интереснее, — стал он еще более серьёзным.
        — Как я и сказал, у нас нет магии. Ни боевой, вообще никакой. Думаю даже хорошо, что ее нет. Благодаря ее отсутствию мы полагаемся на иные возможности, — сделал я паузу, — мы развиваем технологии. Я наблюдал за вашим бытом и, скажу вам честно, наш мир ушел далеко вперед вашего по развитию. Хотя в некоторых аспектах мы все же отстаем, — вспомнил я про чудо напиток, — по крайней мере, мечами и копьями мы не пользуемся уже несколько столетий.
        — Интересно, очень интересно. И какие такие технологии у вас имеются? — задал он вопрос.
        — Например, такая армия как ваша какое расстояние за один дневной переход может преодолеть?
        — Тридцать километров, — проскочила гордость в его голосе. Видимо, по местным меркам это очень много.
        — Мы можем в десять раз больше, — его брови немного поползли вверх, но он вовремя взял над собой верх. На самом деле, я точно не знал, сколько может проходить современная армия в день, сказал только, чтобы впечатлить его, и скрывать не буду, для хвастовства, — И все благодаря технологиям.
        — Это впечатляет. Что еще может ваша армия? — продолжил он спрашивать.
        — У нас имеются оружие способное уничтожить целый город, испепелить его до основания, и еще после несколько лет на том месте не будет ничего живого, — мне доставляло удовольствие видеть, как он всеми силами пытается держать себя в руках.
        — Это очень впечатляет. Не хотел бы я заиметь такого врага, — протянул он.
        — Правда этим оружием никто не пользуется. Всего пару раз, было, — хмыкнул я.
        — Тогда зачем оно вам? — спросил он.
        — Ммм, для влияния, — покрутил я головой, так как не был силен в политике, — Страна, что обладает подобным орудием, имеет огромное влияние в переговорах или просто в мировом положений.
        — Понятно, — взял он паузу для раздумий.
        — Вы ведь не за этим меня позвали сюда? — воспользовавшись паузой, решил я уже переходить к сути.
        — Не за этим, — он ответил.
        Я молча смотрел на него, ожидая продолжения. Но он упорно молчал. Пауза затягивалась. Наконец, поняв, что ждать от меня реакции бесполезно он продолжил.
        — Чего ты хочешь? — вздохнул он.
        — Не понял сути вопроса. Можно по конкретнее.
        — Чего ты хочешь от жизни? От армии? Какие цели ты преследуешь, и какие у тебя дальнейшие планы? — задал он вопросы.
        Я набрал воздуха в легкие, чтобы ответить, но задумавшись, медленно выдохнул. Стоило ли ему отвечать, чего я хочу? Точнее отвечать ему придется в любом случае, вопрос в другом — стоит ли отвечать ему честно? Я все еще не понимал его позиции на счет меня, и поэтому не доверяю. Но что такого, если отвечу честно? Вопрос не носит в себе никаких заковырок. На первый взгляд обычное любопытство, чтобы знать, кто находится в твоем подчинении. Решено!
        — Хочу силы. Стать сильнее, — ответил я честно.
        — И что ты будешь делать с ней, когда добьешься ее? — задал он немного неожиданный вопрос. Я-то думал, спросит зачем.
        — Для…чтобы самому выбирать свою судьбу. Я здесь всего ничего, но уже вижу, как судьбами тысячей и тысячей отправляют на убой одним движением пальца сильные мира сего, а я не хочу быть частью этой толпы. А я даже ничего противопоставить не могу, если вдруг мною захотят воспользоваться, — разгорячился я. Даже не знаю, почему я сказал ему эти слова. Только что размышлял, стоит ли ему вообще доверять, а через пару мгновений уже выкладываю свои мысли. Что послужило катализатором? Даже не знаю, может, лишившись друзей, и просто от банальной усталости от всего свалившегося, я искал поддержки. А он,…а он просто подвернулся, да и не вижу я в нем какой–либо коварности. Отругав себя за слабость, собрался с мыслями.
        — Ты понимаешь, насколько опасны твои слова, если их услышать не те уши? — посмотрел он так, что мне стало стыдно за себя. — Хочешь стать сильным, чтобы не быть марионеткой, но даже язык за зубами держать не умеешь. Смею заверить, такими темпами ты ничего не добьешься. А теперь скажи мне, как ты собираешься достичь своей цели?
        — Я…я не знаю, пока не знаю, — опустил я глаза. Чувствовал себя глупым мальчишкой. Да что тут лукавить, таковым я сейчас и предстал.
        — Не знает он, — отпил он вина из кубка. — Но тебе повезло, потому что я знаю, и могу тебе дать то, чего ты так жаждешь.
        — И какова цена? — поднял я глаза. Не нравится мне, как повернулся разговор, но я сам допустил это.
        — Твоя помощь в нужный момент, — покрутил он кубком.
        — То есть быть вашей марионеткой? — пытался я уловить сути его слов, сделав акцент на слове «вашей».
        — Нет, вовсе нет. Мне не нужен безвольный раб. Все на взаимовыгодных условиях, — хмыкнул он. — Я даю тебе знания и ресурсы как стать сильнее, ты же…в общем, когда будешь нужен, станешь подле меня, а после иди хоть на все четыре стороны света.
        — Что значит в нужный момент? — спросил я.
        — Это значит в нужный момент, — намек был понят. — Ну, так что, согласен?
        И что же мне остается делать? Хотел убежать от клетки, но примчался к новой. Или я смотрю под не тем углом и это, как он и говорит, взаимовыгодная сделка? Что ж, в любом случае у меня нет выбора — откажусь сейчас и наживу себе врага, сильного врага, ибо его предложение не подразумевает отказа, да и вообще, что этот разговор должны знать третьи лица.
        — Хорошо. Я согласен, — дал я свой ответ.
        — Отлично! Я рад, что ты принял верное решение, — улыбка озарила его лицо, — а теперь можешь идти.
        Я молча стал и покинул помещение. Нутром чуял, что происходит что–то не ладное, но я даже не знал своего положения и масштабов всего происходящего. Мне это не нравится. Мне определенно это не нравится. Настроение ухудшилось окончательно.





        ГЛАВА 13. МАКСИМИЛИАН



        Легкий тычок разбудил меня перед рассветом. Открыв глаза, я сначала увидел серый балахон, а уже потом разглядел архимага.
        — Вставай, — его голос окончательно убедил меня, кто передо мной, — тебе пора. Я буду ожидать тебя снаружи.
        Я никак не ожидал, что утром за мной придет сам архимаг, но спрашивать, почему так и не хватило смелости. Я, наконец, выйдя из ступора, пришел в себя, отогнал остатки сна, и покинул теплую, мягкую, ставшей такой родной кровать. Сборы много времени не заняли, так что, еще немного постояв у выхода, огляделся — когда еще представится такой шанс пожить в подобных хоромах, и с некой тоской на душе вышел в коридор, где меня ожидал архимаг.
        — Я готов, можем идти! — сообщил ему.
        — Это я вижу, — оглядел он меня с ног до головы, — Попрощаться не хочешь? — его взгляд упал на соседнюю дверь.
        — Нет, — прозвучало это немного грубее, чем я хотел. Чтобы попрощаться, необходимо было увидится, а этого сейчас мне не хотелось совсем. Да и вряд ли, когда захочется, учитывая в какой форме, прошел наш последний разговор, и к каким выводам мы пришли. Точнее, к каким выводам пришел я: мне предстала огромная возможность найти себя в жизни, и чьи–то там подозрения или необоснованная паранойя не разрушат мои мечты — стать магом, обладать магией. Прошлая моя жизнь была…обыденной, скучной, где уже все известно и все исследовано. А здесь я открываю для себя новый мир и его причуды. И даст мне эти возможности человек, что стоит сейчас рядом.
        — Как знаешь. Дело твое, — пожал он плечами и зашагал в сторону выхода.
        Пока шли по этим длинным коридорам, глубже задумался о прошлой жизни. Точнее о родителях. Это, пожалуй, единственное, по какой причине я еще скучал по дому. Если бы была возможность перенести сюда родителей, но, к сожалению, это кажется невозможным. Но как говорится — за все надо платить. И если такова цена, то я готов к этому.
        Выйдя на улицу, кожей ощутил утреннюю прохладу и свежесть. Солнце едва вышло из–за горизонта и горело ярко оранжево–желтым цветом.
        — Дорога займет пару часов. Там тебя встретит магистр Ордигор. Он уже в курсекем ты являешься. Не беспокойся, ему можно доверять. Все остальные не должны знать правды о тебе, — начал он говорить пока мы шли к воротам, — так, давай снова пробежимся тезисно: тебя зовут Максимилиан Луций, ты родом из севера, сирота, был воспитан тётей, имеешь родного брата, который сейчас служит в армии. Прибыл в столицу для новой жизни, и как, оказалось, имеешь зачатки магий. Так тебя и отправили учиться в академию. Вроде бы все.
        — Архимаг, могу я задать вопрос, — волнение уступило любопытности, и, дождавшись его кивка, — почему это делаете именно вы?
        — Что делаю? — не понял он.
        — Ну, вы же целый архимаг, но при этом занимаетесь этим, — обвел я рукой вокруг. — Вы ведь могли просто отдать распоряжения.
        — А ты об этом, — взял он паузу, — это потому, что ты особенный.
        Его слова удивили меня, что я чуть не оступился. Быстро собравшись, я зашагал ровно.
        — И в чем же моя особенность? — спросил я.
        — Я пока не могу тебе это рассказать. Впрочем, если наберешься терпения, ты сам поймешь это позже, — улыбнулся он.
        — Хорошо, — не стал я продолжать разговор. Если он говорит, что пойму это сам, то я ему верю.
        За воротами нас, точнее меня, уже ожидала повозка с кучером на ней и запряженная лошадьми. Я повернул голову в сторону архимага, и уже хотел было спросить, но он опередил меня.
        — Самоходный транспорт только в черте города, да и пользуются им только обеспеченные люди. А ты же простой, поэтому отправишься так, чтобы не вызывать лишних вопросов, — кивнул он в сторону повозки.
        — А нас не нападут по дороге? — вспомнил я свои прочитанные рассказы, где вот на таких путников нападали разбойники.
        — Все вокруг на многие сотни и тысячи километров земли императора, а он не просто так носит этот титул. Он беспокоится о своем народе и не доведет до такого, что кто–то от безнадеги подастся в разбойники. А если все же кто–то по своей натуре захочет совершить подобное — того незамедлительно ждет наказание, — посмотрел он на меня взглядом наполненный непоколебимой уверенности в сказанном. Это обнадеживает и успокаивает.
        — Что меня ждет? — вопросы всплывали хаотично в моей голове от волнения предстоящего приключения, а именно под таким углом я смотрел на все это. Было страшно от новизны происходящего, но и волнительно приятно.
        — Это будет зависеть от тебя, юноша. Светлое будущее, если будешь стараться. Если не будешь, то не светлое, — хмыкнул он.
        — Я имел в виду что–то более приземленное, — смутился я, немного поправляя его.
        — А, ты про академию? — и я кивнул, — Там ждет очень увлекательная жизнь. Поверь мне, потом ты будешь скучать по этим дням.
        Я не стал дальше развивать тему, хоть так и не получил ответа на свой вопрос. Возьму себе на заметку: в дальнейшем формировать вопросы более точно.
        — Что ж, — взял он снова слово, когда мы подошли к повозке, — как я уже сказал, тебя ждет увлекательная часть твоей жизни с кучей интересных моментов. Главное, чтобы это не отвлекло тебя от твоей цели — ты должен обучиться магии. Наберись терпения, отбрось сомнения, не ленись, и, пожалуй, в силу твоей молодости попрошу тебя думать головой, а не одним местом. Всегда говорил, чтобы юноши и барышни обучались отдельно, — последнюю фразу он больше пробормотал для себя, чем как напутствие мне, — Ну, мальчик мой, удачи тебе! — он слегка коснулся моего плеча и улыбнулся. После его слов мне стало вдруг очень тепло внутри. Сразу вспомнил момент из моего детства, когда мне было десять лет, и я увлекся футболом, о чем я поспешил сообщить своим родителям. Мама тогда сказала, что этот спорт не для меня, а отец, что на нем не заработаешь. После этого желание играть напрочь, как отрезало. Я, конечно, очень люблю их, но что им стоило всего лишь поверить в меня? Поэтому, когда он смотрел на меня глазами полные верой в меня, было очень приятно, но я сдержал этот порыв; просто кивнул ему в знак благодарности и занял
свое место в повозке.
        Как оказалось, действительность соответствовала сказанному — по дороге не встретился ни один разбойник, а сам путь до академий занял часов пять–шесть. Это я уже спросил позже у кучера, потому как через минут двадцать убаюкивающей езды я уснул. Все–таки разбудили меня не свет, не заря.
        Академия находилось в городке под названием Колден, по верхнему течению одноимённой реки, начало которой берет в горах на западе. И глядя на этот город складывается впечатление, будто это не академия появилась в городе, а город благодаря академии, потому как состояло это учреждение из множества зданий–корпусов высотою в два–три этажа, что, кажется, по своей площади превышал остальную часть города. Перед тем как приехать сюда, я немного ознакомился с историей и знал, что первый камень заложил первый император и основатель империи Трануил. И как раз перед главным корпусом должна стоять его статуя, куда я сейчас и направлялся, чтобы взглянуть на нее, и там же меня должен был встретить магистр.
        — Какой–то он обычный и маленький, — пробубнил я, осматривая статую. На тех гобеленах, что висели на стенах дворца, он был более величественен. Вот я и подумал, что статую–то сделают соответствующую.
        — А ты чего ожидал? — раздался голос позади меня, — думал, он будет изрыгать огонь, а его нога будет размером с меня, а из одного места будет торчать меч, виляя которым он будет разить насмерть врагов?
        Обернувшись, я увидел немолодого, лет тридцать–тридцать пять, одетого в похожий как у архимага балахон. Хаотичная прическа, словно он только с постели, густая борода, подтянутое тело, маленькие морщины придавали дополнительного шарма. Будь он в моем мире, вполне бы пользовался популярностью у противоположного пола. Но, как я понял, здесь не так: своей небритостью он очень выбивался из общепринятых норм.
        — Эээ…нет, — не ответил, а скорее промычал я.
        — Какой–то ты обычный и маленький, — начал он меня рассматривать с ног до головы. И я даже не понял — он сейчас реально или это издевка с его стороны? — Архимаг говорил ты весьма перспективный и впечатлил его своими способностями. Но кажется…
        — Что, кажется? — начал я уже заводиться.
        — Ничего не кажется. Ладно, пойдем, — махнул он рукой и зашагал куда–то себе за спину.
        Мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним, потому что уже начал догадываться кто это такой. Хотя возмущение внутри меня еще никуда не пропало.
        — Вы магистр Ордигор? — решил я подтвердить свою догадку.
        — А ты догадливый, малый, — его манеры уже начали надоедать.
        — Может, вы уже проявите немного тактичности, и будете вести себя соответственно званию магистра? — не выдержал я.
        Он резко остановился и повернулся, буравя меня взглядом. Молчание продлилось недолго.
        — Ты, кажется, не до конца понял всю ситуацию, — начал он, едва сдерживая себя, — Я был лучшим у себя на курсе, благодаря чему передо мной были открыты все двери для лучшего будущего. Но меня засунули сюда заниматься этим — нянчиться тут со всякой мелюзгой, да которая еще и дерзит мне. А теперь, если ты хочешь…если ты хочешь, нет, если тебе нужно закончить эту академию, то засунь свои хотелки и обиды куда подальше. Ты понял?
        После этих слов я лихорадочно закивал. Мало ли что может сделать человек, чьи амбиции были подрезаны, но при этом он обладает властью больше моей? Вот и я не хотел бы это узнать.
        Дальше мы шли молча. Он был слишком раздражен, чтобы что–то говорить. Я же, честно сказать, сдрейфил что–либо спрашивать, хотя вопросов было множество. Во–первых — кто он такой? То есть то, что он магистр понятно. Но магистр чего? И что или кто послужил причиной тому, что он здесь, а не там, где бы он хотел? Впрочем, для меня это не так уж важно. Главное, как теперь строить с ним отношения? Началось–то все не очень. Во–вторых — как бы это не звучало, но что он даст лично мне? Мне–то ничего о нем не известно, кроме того, что ему можно доверять. Но как доверять тому, кого практически не знаешь? Хотя вопрос тут не уместен, потому что я доверял тому, кто сказал, что ему доверять можно. Получилась тавтология какая–та.
        Пока я думал над этими вопросами мы обошли корпус и подошли к зданию, где на табличке над дверью было указано, что это мужское общежитие. Невысокое, в три этажа, сделанная, словно из целевого мрамора. Даже жалко такой материал расходовать на обычное общежитие, но если оглянуться вокруг, то можно заметить, что все остальные постройки тоже из него. Войдя внутрь вслед за магистром, обнаружил как много здесь света благодаря большим окнам. Все очень чисто и аккуратно. Вообще, поражает масштабы чистоты в этой стране. За все время моего пребывания я не увидел грязи, не почувствовал не приятного запаха. Вот и сейчас мы шли по полу, вылизанному до блеска. Дойдя до середины коридора, он остановился у одной из комнат под номером двадцать три, вытащил ключ из кармана, вставил его в замочную скважину и одним плавным движением открыл дверь.
        — Вот, это твоя комната. Держи ключ, — бросил он мне его, когда мы вошли, но я не успел отреагировать, так что пришлось наклониться чтоб его поднять. — В комнате живут по двое. Твой сосед еще не приехал. Как ты мог заметить сюда вообще еще никто не приехал — занятия начнутся только через неделю. Что будешь делать ты всю эту неделю, меня не волнует. Дело твое. Но в твоем распоряжений все остальное — библиотека. Столовая пока не работает, поэтому пока можешь питаться в магистерской; за нужными предметами для учебы пройдешь в канцелярию, отметишься, там же тебе и выдадут, остальное; что нужно сам найдешь — не ребенок, — закончил он холодным тоном.
        — Все понял, спасибо! — ответил я. Решил быть повежливее, чтобы хоть как–то попытаться улучшить наши отношения.
        — А, и еще, — бросил он у двери, — каждый вечер в восемь часов будешь приходить в тренировочный зал. Архимаг поручил мне заниматься с тобой индивидуально, — Что ж, вот, и поставлена первая задача на сегодня — найти этот тренировочный зал.
        Дождавшись, пока утихнут его шаги, я оглядел свое обиталище на ближайшее будущее. Минимализм — первое слово, которое мне пришло, когда оглядел комнату. Две кровати, рядом по стулу, между ними общий стол, на стене прибиты полки, у стены шкаф для вещей. Туалет и душевая, как я понял, будут общими для всех и находятся где–то в коридоре. Уже скучаю по хоромам дворца и его удобствами.
        — Ну, здесь вроде больше нечего осматривать. Пойду, схожу на разведку, — сотряс я тишину своим голосом и зашагал к выходу.



* * *



        — Ну, давай разберемся, что такого особенного в тебе разглядел архимаг, — сложил он руки на груди.
        Зал было найти не так уж сложно. Всего–то пришлось бродить около часа, пока не забрел в самый дальний конец улицы — центральной улицы, которая начиналась за главным корпусом и тянулась на добрых несколько сотен метров, а по краям раскинулись остальные здания. Как раз–таки за этот час я тут все и обошел. Зашел в канцелярию, отметился, получил вещи — учебную форму, предметы для письма, ванные принадлежности, постельное белье и прочее. Отнес все это к себе в комнату и вышел дальше. Тут же за правым крылом главного корпуса обнаружил библиотеку. И она очень впечатляла — на ярусах и полках были размещены сотни и тысячи различных книг, разделенных тематически. Тут и история, отдельно стоит история магии, быт других народов, различные труды былых ученых, от философии и логики до искусства вести дискуссии по философии, упираясь на логику. География, естествознание, математика и другое. Времени до занятия оставалось немного, поэтому я решил зайти в другой раз для более детального осмотра.
        Внутри тренировочный зал напоминал школьный спортзал, только намного масштабнее. И все. Честно сказать, я ожидал чего–то большего. Хотя, войдя внутрь, я ощутил странные чувства — будто зашел в какой–то кокон. Даже я, неофит в магии, ощущал большую концентрацию маны. Думаю, этот кокон вроде подобия защитного купола, а защищает он само здание от тренировок учеников.
        — И так, покажи, что уже умеешь, — сейчас Ордигор стоял посреди зала и смотрел на меня с вызовом.
        — С чего начать? — решил я уточнить.
        — Атакуй меня, — бросил он.
        Атаковать, так атаковать. Я сконцентрировался. В памяти прокрутил уроки архимага и решил для начала ударить его огненным кольцом. Не самый сильный прием из моего скудного арсенала, зато его я усвоил лучше других. Прикинул расстояние до цели, собрал вокруг себя энергию, пропустил через себя, влил его и сформировал собственно кольцо: огненное. Вокруг Ордигора вспыхнуло пламя и начало сжимать его в тиски. Но ничего конкретного оно ему не причинило. Он ленивым движением руки смахнул его и вторым движением в ответ ударил меня воздушным потоком, который снес меня с ног и протащил десяток метров по полу. Приятного было мало.
        — Слабо, — констатировал он пока я приходил в себя, — сСколько ты уже осваиваешь магию?
        — С месяц небольшим, — выдохнул я.
        — С месяц небольшим? — удивился он чему–то, но вслух произносить не стал.
        — Да, а что?
        — Да так, ничего, — отмахнулся он. Но я был намерен не отступать.
        — Когда дело касается меня, я ведь имею права знать это, не правда ли?
        Он вышел из своей задумчивости и взглянул на меня. Молчаливый взгляд держался буквально секунду–две, а потом он хмыкнул и все же ответил.
        — И правда, имеешь ведь. Все дело в твоем ударе. Как я уже говорил очень слабо, но это слабо по сравнению со мной. Для того же кто занимается этим с месяц небольшим, — сделал он ударение на этих словах, — то это очень хороший результат. Да и было в нем что–то необычное. Только вот не могу уловить. Сможешь это повторить еще раз? Только медленнее, и не в меня. Я буду рядом, хочу рассмотреть получше.
        Я молча кивнул и приступил к созданию плетения. Плетение, потому что в такие моменты я чувствовал себя словно паук, что плетет свою паутину. Плавными, контрастирующие с резкими движениями, я напитывал энергию в нужные точки; где–то переплетал между собой и таким образом формировал магию. В такие моменты процесс полностью меня поглощал, и я погружался в него без остатка. Вот и сейчас я подсобрался и заново сделал ранее проделанное мной. Ордигор молча примостился рядом и внимательно за всем этим наблюдал.
        — Подержи еще немного. Не спеши рассеивать, — и положил руку мне на плечо, при этом закрыв глаза. Я пожал плечами, мне не сложно. Энергии вокруг хватало с лихвой.
        — Все. Можешь рассеивать, — отошел он и начал ходить кругами, бормоча что–то себе под нос. Сейчас его мыслительный процесс был запущен на максимум, чему я не стал мешать и просто ждал, когда он закончить.
        — Это удивительно, — повернулся он ко мне с округлыми глазами. — Ты же находка. Ты хоть понимаешь, что ты?
        — Эээ…о чем вы? — немного растерялся я.
        — Если я правильно понимаю, то ты черпаешь ману прямо из всего вокруг, да? Пожалуйста, скажи да, — чуть ли не подпрыгивал он от возбуждения.
        — Да, — коротко ответил я. — А что в этом такого?
        — Что значит, что в этом такого? — на его лицо отразилось недоумение, — ты, что реально не понимаешь в чем дело?
        — Нет, не понимаю. Вообще не понимаю.
        — Так, скажи мне, что ты знаешь о магии? То есть ты понимаешь, как и почему мы создаем все эти техники? Почему пользуемся стихиями, элементами как огонь, воздух и так далее?
        — Потому что это и есть магия…да? — я не совсем понимал сути его вопросов.
        — Магия — это трансформация одной энергии в другую, — он будто и не заметил моего ответа, — Маг, который использует магию — по факту трансформирует энергию, которая в нем. То есть он как сосуд, емкость — называй, как хочешь. Суть в том, что он сначала накапливает в себе, а потом высвобождает ее, при этом изменяя под свой лад. Понимаешь? — весь его скептицизм, и пренебрежение ко мне куда–то улетучилось. Сейчас передо мной стоял исследователь, энтузиаст, а я его объект исследования.
        — Это можно понять. Но к чему вы это? — спросил я.
        — К тому, что ты не сосуд. Ты — проводник, — сказал он таким тоном, будто это о чем–то должно мне говорить.
        Я проводник. Если я правильно понимаю, то в перспективе я обладаю бесконечным запасом маны, а значит и моя сила магии будет бесконечной. Да это ж…едва я сдержал порыв, чтобы не заорать от радости. Но все же для подтверждения своих логических цепей стоить уточнить.
        — То есть я обладаю огромной силой?
        — Почти, но не совсем, — возбуждение полностью его охватило, — ты в перспективе обладаешь огромной силой. Давай я объясню тебе более подробно. Все эти огненные шары, ледяные иглы — по сути это наши костыли. Мы ограничены своим резервом, поэтому и создаем все эти…штучки. Мы выдавливаем максимум из минимума. Тебе же все это не нужно. Ты можешь работать с чистой энергией. Максимум из максимума. Как я уже говорил ранее ты проводник. Это значит, ты берешь энергию отовсюду, проводишь через себя и делаешь, что тебе необходимо. Но при этом из–за, по сути, бесконечного ее количества тебе не обязательно ее трансформировать. Это и есть апеллировать чистой энергией. Высшая магия. На нее способны лишь самые сильные маги, и то в ограниченном количестве. Подожди, не спеши делать выводы, — остановил он меня, пытающегося задать вопросы. — Тебе в любом разе необходима подготовка. Или ты думал, уже можешь стать архимагом? То, то и оно. Нужно делать все постепенно, чтобы твое тело привыкало. Иначе тебя просто разорвет на мелкие кусочки от нагрузок, — закончил он не на самой мажорной ноте.
        Повисла тишина. Я задумался после новой порции информации. Если я так крут, то почему архимаг мне об этом не сказал? Или он этого так и не понял? Тогда как это узнал обычный магистр? Опять, опять куча вопросов, но нет ответов. Но ведь можно же просто спросить. Тем более, когда ответы стоят буквально в метре от меня. Надеюсь, я ничем не рискую и окончательно не испорчу наши отношения.
        — А как вы смогли это определить, если даже архимаг не понял этого? — взглянул я на него.
        — Лучшего ученика на курсе не за красивые глаза получают, — слегка вскинул он подбородок, но потом до него дошла вторая часть вопроса, и он нахмурился, — погоди, архимаг разве тебе об этом не сказал?
        — Нет!
        — А я подумал, когда он сказал, что ты особенный он имел в виду это, — протянул он. Но потом встряхнулся и продолжил более бодрым тоном, — Ну, видимо, он просто забыл упомянуть об этом. Ладно, давай продолжим тренировку.
        — Продолжим, — решил я просто согласиться.
        Изначальный план тренировок в восемь часов вечера изменился под влиянием новых переменных, поэтому всю оставшуюся неделю мы тренировались дни напролет. Начальный конфликт был забыт и сейчас он относился ко мне более снисходительно, в полной мере взяв на себя обязательства моего учителя. Вообще, он оказался даже очень приятным человеком. Умел относиться с иронией к трудностям. Так, например, он называл себя элитной няней, намекая на меня и приказ архимага. Вот и сейчас стоя рядом за моим плечом, он подсказывал, как работать: куда поднажать, где наоборот убавить вливания маны в плетение вакуума. Такая штука, которую создаешь вокруг предполагаемого субъекта, и его разрывает от давления.
        — Держи. Вливай плавно, главное не переборщи. Ты не на том уровне, чтобы работать с такими объёмами маны, — в какой–то момент манекен передо мной разлетелся в пух и прах. Страшная техника.
        — Отлично. Отличная работа, Максимилиан, — повеселел он, — Такими темпами тебе не сложно будет стать лучшим учеником на курсе.
        — Кстати, об этом, — зацепился я за соломинку, — все хотел спросить, но боялся, вам это не понравится.
        — Ты о тех самых словах, про все двери и мелюзгу? — догадался он.
        — Да!
        Я особа не надеялся, что он расскажет правду. Но благодаря столько проведенным совместно времени, у нас сложился более–менее, какой никакой контакт. На это я и апеллировал, задавая свой вопрос.
        — Я был юн и амбициозен, — все–таки получилось его разговорить, — да что уж тут греха таить — я был очень хорош. И сейчас, кстати, тоже. Но не об этом. После окончания академии я мог пойти куда угодно. Только вот у архимага на меня были другие планы. Я не мог ему возразить. Еще бы — ни рода, ни денег, один талант. К сожалению, его не всегда бывает достаточно. Вот теперь торчу здесь, — хмыкнул он на последних словах.
        — А почему он так поступил? — спросил я.
        — Точно не могу сказать. Думаю, он боится, — эти слова немного смутили меня, потому как я не до конца понял, о чем он.
        — Чего может бояться самый сильный маг империи? — задал я новый вопрос.
        — Что придет другой. Более молодой, более сильный, бросит ему вызов, а затем займет его место.
        — В каком смысле займет его месте?
        — Тебе бы ознакомиться с законами империи лучше. Ну, ничего, на занятиях научишься. В общем и целом, должность архимага должен занимать априори самый сильный маг империй. И если нынешний становится слаб, то он либо сам уходит, либо ему бросают вызов. Почему такие архаичные законы спросишь ты. Не знаю, спроси это у Трануила. Именно первый император так заложил, поэтому после этого даже нынешний ничего не может поделать. Закон есть закон, — сказал он назидательно, — и вот наш архимаг, думаю, увидел во мне угрозу. Поэтому убрал куда подальше, где я особа и не смогу развиваться, и не буду отсвечивать.
        Что это значит? Говорит он правду или в нем говорят личные обиды? Мне не хотелось верить, что человек, который так сильно мне помог, способен на подобные маневры. Да и этого Ордигора я знаю всего ничего, поэтому стоит вести себя немного осторожнее. Не доверяю я ему.
        — Спасибо за доверие! — посмотрел я ему в глаза.
        — Да ладно тебе, не так это уж и секретно. Я не первый в таком положений, и не последний, — вздохнул он, — И давай уже на ты, когда никого нет рядом. А то меня очень напрягают все эти условности и прочее.
        — Хорошо, Ордигор, давай на ты, — улыбнулся я.
        — Так, разговоры на этом закончим. Пора продолжать! — и я приготовился снова постигать азы магии.





        ГЛАВА 14. ИМПЕРАТОР

        Огромный зал, где стоял трон сегодня не был пуст по случаю приема делегации. Обычно в таких ситуациях народу было так много, что порою не протолкнуться, но сегодня исключение: всему причина в том, кого встречают — варвары из пределов северных границ.
        За последнюю сотню лет у империй не было никаких контактов с кочевниками, кроме их мелких набегов, которые мы с успехом отражали. Поэтому было очень неожиданным, когда пару месяцев назад прибыл посланник одного из вождей какого–то там племени с письмом–просьбой аудиенций у императора. И оно было принято. Сколько не из–за желания наладить дипломатические отношения, а больше от любопытства.
        Кочевники — хоть мы и называли их варварами, отсталыми и так далее, но до сих пор мы так и не смогли завоевать их земель. Все потому, что они не строят стен и городов. Их дома состоящие из деревянных прутьев, обмотанные в ткани, кожу и меха размещались на огромных платформах телегах и тем самым передвигались от места к месту, что затрудняло их обнаружение.
        Но даже если чудом их обнаружить, к ним трудно было подступиться. Однажды, прадед моего деда решил расширить имеющиеся северные границы и бросил для этого клич. Собрал под свои знамена пару легионов и выдвинулся на земли северян. «Великий поход» — так они его ознаменовали, но как все в итоге обернулось. Первые дни продвижения были спокойными, за исключением мелких стычек разведывательных отрядов. Но потом начался настоящий ад — не знаю, как это назвать, но точно не битва, больше подойдет избиение. Целых десять дней их конные лучники небольшими группами появлялись со всех сторон, обстреливали дождем стрел и также молниеносно скрывались. Благодаря наличию шаманов, которые обеспечивали магическое прикрытие, наши маги также не могли причинить им существенного вреда. За это время потери составили пятая часть армии, еще больше ранеными. У врагов едва набралось сотня человек. В последующие дни низкая мораль, бессилие, безнадега, дизентерия довершали то, что они начали. Под конец появились их основные силы и окончательно поставили точку. Начавшийся великий поход на север обернулся сокрушительным крахом и
общим позором.
        Сам император попал в плен, и пришлось заплатить огромный выкуп. Если в плане людского ресурса империя сильно не пострадала, все–таки хоть и два легиона для империи существенно, но не катастрофично, то вот в плане репутации и морали ударило сильно. Особенно по позициям императорской власти. Наверное, это был ключевой момент начала конца, пока трон не занял мой дед и все не исправил. Или нет. Сейчас уже точно не разберешь, потому что об этих временах не сильно распространяются, поэтому некоторые факты умышленно умалчиваются и уже точно не разобрать, как там было.
        Главное, что известно с тех пор воцарился статус–кво. Мы больше не лезем к ним, наученные горьким прошлым. Они не бросают свои армии на нас благодаря сети застав вдоль всей границы и целых четырех рассредоточенных легионов. Мобильных, специально состоящих из конских подразделений, из–за чего занимали огромную статью расходов в финансовых отчетах.
        — Какая же неудобная одежда, — посетовал я Вэлиасу, поправляя штаны, который сейчас стоял чуть поодаль, с правой стороны трона.
        — Терпи, не ерзай, — прошептал он так, чтобы мог услышать только я.
        — Попробуй сам их поносить. Они залезают туда, куда нельзя залезать, и сжали все, что нельзя зажимать. Надо будет внести изменения в гардероб по случаю подобных мероприятий. Еще и этот трон, из–за которого я отсидел себе одно место. Почему быть императором должно быть так мучительно? — не переставал я сетовать.
        — Перестань ворчать. Ты сейчас напоминаешь Волкера, — кричал он шепотом, — кстати, где он?
        — У меня слишком много важных дел, чтобы заниматься подобной ерундой, — передал я дословно.
        — Узнаю нашего товарища, — хмыкнул Вэлиас. Он произнес что–то еще, но все мое внимание захватили вошедшие гости и я его не услышал.
        Четверо мужчин. Шли они, немного покачиваясь из–за коротких и кривых ног. Насколько несуразно смотрелась их нижняя часть тела, настолько же наоборот внушительна была их верхняя часть: сильные руки, мощная спина позволяли им сидя на коне рубить с огромной силой своих врагов. Лица у всех покрыты бородой, а черные волосы собраны в косу. Из одежды — штаны из сукна с кожаными вставками с внутренней стороны бедра, чтобы с комфортом ездить на лошадях, шелковые нательные рубахи, а поверх однотонные халаты; завершал образ высокие кожаные сапоги. Удобно, надежно, практично. Наверняка еще есть колчан стрел, лук, длинный, изогнутый меч и копье.
        — Приветствую, великого Императора Нумеда IV. Я — Тармир, вождь кочевого племени скифов, а это мои сыновья: Тарир, Тарул, Танул, — кажется с фантазией у них проблемы, — Позвольте в знак доброй воли подарить вам скромный дар, — он отошел на полшага в сторону, чтобы дать увидеть небольшой сундук в руках его сопровождающих. Одним движением он распахнул его. На дне сундука лежал кинжал, рукоятка которого была инкрустирована рубинами, сапфирами и другими драгоценными камнями. Не очень в этом разбираюсь. Придерживаюсь мнения, что оружие в первую очередь должно быть практично, а не красиво. Поэтому не особа впечатленный — но не показывать же этого, — я натянул свою дежурную улыбку.
        — Очень великодушно с вашей стороны подарить столь красивый дар, — взял я его в руки и покрутил. Бесполезная безделушка, которая будет лежать где–то в закромах. Но на всякий случай сохраню его себе: мало ли; подарю его отличившемуся офицеру или пошлю от своего имени какому–нибудь аристократу. Будет плюс к лояльности, — А теперь перейдем к делам. С какой целью вы здесь? Пришли просить или предлагать? — было немного грубо с моей стороны делать такой резкий переход, но это же варвары.
        — И то, и другое, ваше величество, — сделал он небольшой поклон головы. — Мы предлагаем вам защиту ваших северных границ от наших других сородичей, в обмен на приемлемую плату.
        — И зачем мне это надо, если мы справляемся и без вас? — спросил я.
        — Затем, что мы попросим меньше, чем вы расходуете на поддержание такого огромного войска, — легкая улыбка коснулась его губ.
        Если подумать, то его слова резонны. Но где гарантия, что они обеспечат эту защиту и, вообще, что будут придерживаться условий?
        — И почему я должен вам доверять?
        — Я знал, что вы спросите об этом и поэтому прошу, — подтолкнул он одного из сыновей. Кого именно, я не знаю, лень было запоминать их имена. — Это мой младший — Танул. У него есть зачатки мага. Позвольте, он останется у вас и будет обучаться в вашей академии. Это будет входить в плату.
        — Приемлемо. Какие еще требования? — продолжил я.
        — Оружие. Хорошего, добротного качества. И еще, — замялся он, — нам нужны ваши маги. Пару будет достаточно. Наш главный шаман уже слишком стар. А молодые еще не окрепли, и еще не до конца обучены.
        — Это все? Или что–то еще? — поерзал я немного; там уже все ноет от боли. Вот бы встать и немного размяться.
        — Да, ваше величество.
        — Обучение вашего сына, оружие, и пару магов в обмен на защиту наших северных границ от других племен. Все правильно? — посмотрел я на него.
        — Все верно, — кивнул он.
        Как–то это мало за столь хорошую услугу.
        — А золото? — вскинул я бровь.
        — А да, и золото, — он улыбнулся, как бы прося прощения за такое упущение.
        Все его условия были приемлемые. Даже с учетом золота; сумму, которую мы обговорим позже. Благодаря этому соглашению я мог бы снять пару легионов и выдвинуть их на войну. Это дало бы мне возможность закончить ее как можно скорее и поспеть до бала в честь моего юбилея. Но надо потянуть с ответом для придания ему весомости.
        — Хорошо, я подумаю над вашим предложением. Ответ будет завтра. А пока вы мои гости, — развел я руки в стороны.
        — Благодарю, ваше величество. Мы будем ожидать, — поклонился он, и уже было засобирался к выходу.
        — Подождите. Прежде чем уйдете, дайте ответ на еще один вопрос, — остановил я его. — Какова истинная причина вашего предложения? Не ради пары магов же все это затевается?
        — Все просто, — развел он руками, — уже много сотен лет у нас ничего не меняется. Одни и те же племена сходятся в войнах, но победителя никогда не бывает. Да, иногда в сражениях побеждают одни, потом другие. Но все равно все возвращается к тому, что было. И может быть для окончательной победы нужно что–то поменять? Найти другой подход? — поклонился он и, дождавшись моего кивка, покинул зал.





* * *



        Солнце уже клонилось к закату и приобрело ярко красный цвет, который бликами отражался от воды в пруду. Я приходил в этот сад любоваться этой красотой, когда уставал от своих обязанностей и хотел просто отдохнуть от суеты, привести мысли в порядок. В последнее время я здесь все чаще и чаще.
        В юности я так грезил примерить на себя корону. Представлял, как величественно вышагиваю, а народ, ликуя, приветствует меня. Своей дланью вершу справедливость, защищаю слабых и угнетенных, побеждаю врагов, купаюсь в лучах славы и прочее, и прочее. Ох, как же я был наивен. На деле все оказалось прозаичнее. Бесконечная рутина окутала каждый мой день. Они практически все начинались одинаково и заканчивались также. Бесконечные бумажки, отчеты, неудобные наряды, лицемерные подхалимы и лизоблюды, которые сделали меня черствым. Если бы только все это было временным явлением, но это происходит с самого начала и этому нет конца.
        Обычно в такие моменты люди находят утешения в других людях — семье, друзьях. Да, у меня есть друзья, даже жена, не пойми, где ее носит. Но Волкер слишком, в общем, он никогда не понимал других людей; у себя на уме и грезит только магией. Я даже не знаю, что нас до сих пор связывает как друзей. Думаю, мы просто всего лишь очень давно знакомы. Вэлиас же был, трудно подобрать подходящее слово. С ним можно было поговорить, спросить совета или еще что–то. Но только иногда, потому что мыслил он слишком однобоко. Проблема — реши. Надо — сделай. Необходимо — возьми. Мешают — уничтожь. Все в этом ключе. Но иногда ситуаций требуют более глубокого и детального подхода. Что же до жены, честно говоря, наши отношения уже очень давно испортились. Точнее просто похолодели. Даже не знаю почему. Может в какой–то момент я во всем разочаровался и закрылся ото всех. Не знаю. Я не знаю. Я просто устал.
        Звук шагов и шелест платья отвлек меня от моих бичеваний. Из аккуратно подстриженной клумбы показалась хрупкая женская фигурка — вот так встреча! Синее пышное платье, белые туфельки, длинные по локоть такого же цвета перчатки, не замысловатая прическа из одной косы, светлая кожа, ровная осанка, и не менее гордая походка. Она всегда умела произвести впечатление. И спустя годы вся ее красота никуда не ушла, а лишь только очертилась еще утончённое. Заметив меня, она замерла.
        — Прости. Я не думала, что ты здесь. Я оставлю тебя.
        — Нет, — остановил я ее, — прошу, не уходи.
        — Ты уверен? — покосилась она. — Со времени нашего последнего разговора прошло четыре месяца, а мои покои ты не посещал вот уже несколько лет…муж.
        Узнаю свою женушку, которая не упустит возможности уколоть. Она единственная кто позволял себе дерзость по отношению ко мне. А еще обладала качествами, которых не хватало многим мужчинам — воля, твердость и стойкость.
        — Уверен, — сделал я вид, что не заметил ее тона.
        — Что ж, в таком случае потом не жалуйся. Ты сам так пожелал, — она гордо вскинула подбородок, прошагала и заняла место рядом со мной.
        Иногда она так сильно раздражает, что хочется… В какой момент историй бить женщин стало неприличным? Или так было всегда? Думаю, это сами женщины и придумали, а мы этот момент проглядели. Так, что–то меня понесло. В момент, когда мужчина применить силу по отношению женщины, он перестанет быть таковым.
        — Как поживаешь? — посмотрел я на нее.
        — Ты серьёзно? Тебе, правда, интересно как у меня дела? — удивилась она.
        — Ну, хватит. Я всего лишь хотел поговорить. Как муж и жена. Ведь можем мы побыть ими хотя бы пару минут? — устало произнес я.
        Пару мгновений она молча смотрела на меня. По ее глазам было видно, как у нее идет внутренняя борьба и недоверие. Наконец, приняв решение, она ответила.
        — Хорошо. Мои дела идут хорошо. Вот недавно мне сшили новое платье. Нравится? — указала она на себя.
        — Тебе идет. Очень красиво! — похвалил я ее выбор.
        — Я рада, что ты оценил, — улыбнулась она.
        — Пожалуйста, оставь это притворство, что тебе есть дело до моего одобрения, — вскинул я руку.
        — Ты ведь сам этого хотел — как муж и жена. Хотя, мы уже давно перестали ими быть, и всего лишь играем свои роли.
        Я сделал глубокий вдох. Сам виноват. На что я только надеялся? Что она вдруг подобреет ко мне и воспылает любовью? Я замолчал, отвечать на это не хотелось.
        — Ты хоть когда–нибудь любил меня? — вопрос был неожиданным. И главное ее тон изменился — в нем не было злобы. Любопытство.
        — Любил. Любил, когда мы только поженились…
        — А потом ты примерил на себя корону, — не дала она мне договорить.
        — Наверное, да. Но разве у меня был выбор? Человек, как только становится императором, перестает принадлежать себе. Долг превыше всего.
        — Что тогда делать было мне? — ее глаза заблестели, но она быстро взяла себя в руки. — Сидеть и ждать, что когда–нибудь ты снизойдешь ко мне? Быть просто сосудом, который даст тебе наследника?
        И я не выдержал ее взгляда. Отвернулся, не в силах дать ей ответ. Правильный ответ. Между тем она продолжила.
        — А я ведь сначала думала, что дело во мне. Корила себя, презирала. Думала рожу тебе сына, и ты станешь прежним. Но ты только еще больше отдалился. Все время пропадал по своим важным делам, — последние слова она словно выплюнула. — А потом ты завел себе этих…этих, даже говорить не хочу это слово. Но все это сделало меня сильнее, хоть и цена была высока.
        — Прости! — все, что я мог сказать.
        Резкий удар ладонью по щеке едва не лишил меня равновесия. Собравшись с мыслями, я обернулся, и увидел ее полный злости взгляд.
        — Император. Никогда. Не. Просит. Прощения! — сквозь зубы процедила она и быстрым шагом покинула меня.
        Я же так и остался стоять с ошарашенным видом. Никто не позволял себя так вести со мной, кроме моего отца. И…и…покори меня гром, эта женщина стоит того, чтобы снова добиться ее. Она права. Я — Император! Не простой человек, который может позволить себе слабость. Отныне и навсегда быть посему.





* * *



        — Ты сегодня с утра какой–то задумчивый, — нарушил тишину Вэлиас, — Больше чем обычно. Все в порядке?
        Мы сидели в моем кабинете и смаковали вино. Выдалась свободная минутка, чем мы и не преминули воспользоваться. Редко чтобы по утрам такое удавалось императору и главе тайной канцелярий. А чтоб сразу обоим одновременно, то вообще вопиющий случай.
        — Вчера встретил Офелию в саду, — отпил я вина.
        — Оу, — взглянул он на меня.
        — Да, именно так.
        — Как прошло? — спросил он.
        — Она дала мне смачную пощечину, — глаза Вэлиаса расширились. — Представляешь? Я настолько опешил, что ничего не сделал.
        — Это…впечатляет. За это надо обязательно выпить, — вскинул он руку с фужером.
        — Молчаливым ты мне нравишься больше.
        — Не ворчи, пожалуйста, — захихикал он. — Что будешь теперь делать? Все так и оставишь?
        — Конечно, нет. Я буду ее добиваться, — ответил я, чем очень удивил своего друга.
        И начал я это сразу же вчера вечером, избавившись от любовниц. Нет, я их не убивал. Только дал понять, что в них я больше не нуждаюсь. Представляю, как их жизнь приобрела темные оттенки. Спали ведь они со мной не от пылающей любви. Все было на взаимовыгодных условиях — они мне свои тела, я им положение и привилегий. Теперь же они лишились всего этого. Даже немного жаль их. Нет, солгал, мне их ничуть не жаль.
        — Ты был прав на счет нее. Она и есть та самая великая женщина, что будет стоять за мной, — вздохнул я.
        — Хорошо же она приложилась, если ты, наконец, понял это, — хмыкнул он.
        — Спасибо! — закатил я глаза. — Твоя поддержка бесценна.
        — Пожалуйста, всегда рад помочь, — на его лице отразилась ехидная улыбка.
        Как же это хорошо иметь такие моменты, когда рядом люди, которые видят в тебе в первую очередь друга, а уже потом монарха. Вот только жаль они длятся очень мало, потому как стук в дверь вернул меня к реальности, где я, на секундочку, глава государства.
        — Войдите, — повысил я голос, чтобы из–за двери меня расслышали. Дверь тихо приоткрылась, и в нее не вошел, а пробрался секретарь с письмом в руках. Я кивнул в сторону Вэлиаса, и секретарь, вручив ему бумажку, тихо покинул помещение.
        — Что там? — подождал я, пока он развернет его и пробежится глазами.
        — Донесение с фронта. Торос умер, — сказал он это таким будничным тоном, будто произошло какое–то незначимое событие.
        — Не понял. Что? Что значит, умер? — не мог я поверить в сказанное.
        — Главнокомандующий Торос от полученных ранений скончался, — меланхоличным голосом прочитал Вэлиас.
        — Дай мне. Сам прочитаю, — протянул я руку и вгрызся в строки. — Это что шутка такая?
        Торос по моему приказу выдвинулся на фронт, и, как планировалось, присоединился к нашим легионам в указанном месте у соединения трех рек. Естественно, приняв командование на себя перед предстоящей битвой. И перед этой самой битвой он хотел поближе рассмотреть поле сражения, потому что у него, как оказалось, не такое уж и хорошее зрение. И когда он это делал, с той стороны прилетел снаряд баллисты. Слишком он близко подошел. Полный абсурд, но такова реальность — я потерял главнокомандующего.
        Само сражение, по понятным причинам не состоялось. Все–таки потеря лидера сказалась на моральном духе, поэтому наше запланированное наступление перетекло в выжидательную стадию. О дальнейшем продвижений вглубь страны не было и речи. Или все же данную проблему можно решить?
        — Мне надоела эта война, — пришел я к решению. — Даем свое согласие кочевникам. Выдергиваем оттуда один из легионов. Пора это все закончить.
        Вэлиас молча кивнул.
        — И еще, — взял я паузу для пущего эффекта. Каюсь, не выдержал. — Пора бы и мне вспомнить былое.
        Вэлиас молча…



        ГЛАВА 15. ОЛЕГ

        Былая воинственность куда–то улетучилась и снова накатила апатия. Я уже не так сильно хотел мстить или убивать кого–то. Воспоминания об этом кольнуло в области груди. На тот момент движимый инстинктами, адреналином в крови и, не знаю чем еще, — это казалось так просто. Одно движение и все — нет человека, ушла жизнь. Чем больше думаю об этом, тем страшнее становится. А подумать времени у меня было много, учитывая мое состояние.
        Кстати, об этом: неделю я был прикован к постели, хотя сложно назвать грубую циновку постелью, залечивая свои раны. Именно что залечивая. Сам. Порезы, ссадины и ушибы проходили сами. И я это чувствовал. Там на арене, я это не осознал в горячке боя, но сейчас понял, что во мне, наконец, проснулась магия. Та самая энергия проходила через меня сращивая кости, затягивая порезы и укрепляя мой организм. Постепенно я все лучше контролировал этот поток и мог уже самостоятельно влиять и ощущать те или иные процессы в своем теле. Мое зрение и слух стали острее. Тактильные ощущения заметно улучшились. Стал лучше чувствовать пространство вокруг. Я даже мог почувствовать влажность, температуру и давление воздуха, чтобы определить будет дождь или нет. Но самое главное я стал сильнее и быстрее, что заметили и остальные.
        — Уже посильнее маленькой девочки, — констатировал Гронд.
        Не успел я оклематься, как жизнь вернулась к прежнему расписанию. Как не странно, но тяжелый и изнурительный труд выбивал из головы все дурные мысли. Вот и сейчас тренировки отвлекали и хоть как–то спасали от бренности бытия.
        Гронд — неоднозначная личность. То есть я хочу сказать, что я еще не решил, как к нему относится. Вроде бы словами он меня унижает, презирает как раба, но я все равно не уверен, что он таков. Вот он назвал меня слабаком, но при этом косится на меня как–то странно. Как именно, я пока не понял. И именно этот взгляд улетучивает всё то отвращение к нему, которое, по логике вещей, я должен к нему испытывать. Хотя, может быть, мне все это просто, кажется?
        — Ты одержал свою первую победу в бою. За это хвалю, — как неожиданно. — Хотя я наблюдал — ты был жалок. Но хозяин считает, что может заработать на тебе. Ну, ему виднее. И поэтому нам надо ускориться, хоть я этого и не хотел.
        После этих слов я немного напрягся. Его методы и без этого были не самыми мягкими.
        — Поэтому с завтрашнего дня начнешь осваивать меч. На сегодня закончили, — развернулся он и ушел.
        После окончания тренировки с Грондом у меня еще оставалось времени до следующей с Дарком. Этого времени мне хватило, чтобы сходить на кухню и взять себе еды.
        — Приятного аппетита! — услышал я голос своего учителя за спиной. Но перед этим я почувствовал его приближение. Новые способности меня очень радуют!
        — Спасибо! — буркнул я, дожевывая последние куски лепешки.
        Дарк в это время приблизился ко мне и начал внимательно рассматривать. Покрутился вокруг. Подергал меня. Сделал еще один оборот вокруг меня, а в конце сложил руки на груди, так и остановился, пристально смотря на меня.
        — Когда? — край его губ коснулась улыбка.
        — Там на арене, — ответил я на его улыбку своей. Сначала я хотел скрыть этот факт ото всех. Так сказать, держать козырь в рукаве и в нужный момент воспользоваться этим. Но я не понимал, как это осуществить, потому что мои изменения слишком очевидные. Это, во–первых. А во–вторых, как ни крути, для развития данного навыка мне необходим учитель. И было бы глупо скрыть его от Дарка, который и являлся тем самым необходимым учителем.
        — Это отлично! — хлопнул он меня по плечу. — Давай расскажи о своих ощущениях.
        — Оно…льется! — кое–как я подобрал подходящее своим ощущениям слово.
        — Точно. Так это и работает. А теперь возьми этот поток и сделай с ним что–нибудь, — его охватило возбуждение.
        Я не совсем представлял, как это все провернуть, поэтому решил просто с импровизировать. Подобрался, приготовился и замер. Но ничего так и не случилось, кроме того, что уже делал — манипуляции с собственным телом.
        — Ну? — Дарк с ожиданием все это время наблюдал за моими потугами.
        — Это все, — констатировал я.
        — Как все? — не понял он. — Ничего же не происходит.
        — Происходит. Просто вы этого не видите, — на его удивленный взгляд я продолжил. — Мое тело изменяется. Я могу его контролировать с помощью этой самой энергии. То есть, полностью контролировать вплоть до работы органов. Понимаете?
        — Хмм, я что–то слышал о таком ранее, — задумался он. — Если я все правильно понял, то их называют берсеркерами. Обладают огромной силой, быстрые, а убить их практически невозможно из–за их регенераций, которая может излечивать прямо посреди битвы. Ты должен это скрывать как можно дольше, — его тон стал необычайно серьёзным.
        — Почему? — не понял я.
        — Потому что, таких как ты, делают своим оружием. Приберут к рукам влиятельные люди. А как ты сам знаешь, у таких людей всегда имеются враги, и вот они не позволят такому оружию быть где–то, кроме как у них самих. А в твоем случае, — указал он на ошейник, — с тобой именно так и поступят.
        Я невольно прикоснулся к ошейнику, и он ответил мне жгучим теплом. Неприятным теплом, напоминающим мне, что я вещь. Теперь же, вдобавок к этому я еще могу стать чьим–то оружием. Нет, так быть не должно. Должен же быть какой–то выход.
        — Но если берсеркеры такие сильные, то ведь можно никому и не служить, разве не так? — задал я закономерный вопрос.
        — Если бы все было так просто. Их силы, как правило, обнаруживаются на самой начальной стадии, когда они еще не сформировались. После их забирают себе, надевают на них ошейник и взращивают. Если ты свободный, то подстроят так, чтобы сделать тебя рабом — перебьют семью, ну или просто выкупят. Если ты из знатной семьи, то тогда да — выбор еще имеется. А так… — нахмурился он.
        — Звучит, будто о каких–то псах речь, — ужаснулся я своим мыслям.
        — Именно так и будет. Тебе дадут цель, натравят на нее, а ты пойдешь исполнять. Выбора–то нет. Единственный плюс, за надлежащее исполнение у тебя будут привилегии — еда, кров, женщины, — рассказал коротко он о моем потенциальном будущем.
        — Как кость собаке, — резюмировал я.
        — Как кость собаке, — согласился он.
        — И что же мне теперь делать? — посмотрел я на него.
        — Стараться казаться обычным, и развивать свои способности так, чтобы никто о них не узнал. По крайней мере, постараться, чтобы узнали о них как можно позже, и, может быть, у тебя появиться шанс на свободу, — тяжело вздохнул он.
        — Как же мне все это надоело, — схватился я за голову. В этот момент я ощутил весь спектр эмоций, начинающийся отчаянием, затем переходящий в злость на всех и, главное, на себя, а потом в решительность. Решительность изменить сложившуюся ситуацию. Я не хочу убивать. Но прозвучит парадоксально — чтобы перестать убивать, мне нужно убивать. А в каком количестве я еще не определил. Кажется, у меня нет выбора. Ненавижу!
        — Давай приступим к тренировке, — кинул я Дарку и встал с места.
        — Хорошо, — медленно протянул он, и мгновение смотрел на меня не понимающим взглядом. Затем улыбнулся, кивнул, и мы приступили к тренировке.







* * *



        Резким прыжком вправо я увернулся от рассекающего удара меча. Я снова на арене. Снова убей или умри. Моим соперником стал тот самый малыш, бой которого с гигантом я наблюдал перед своим первым выходом на этот песок. Только теперь трудно назвать его малышом, так как мы были одной комплекции — вот что значит контраст.
        На этот раз бой был один на один. Видимо, после моего выступления мой статус повысился. Это одновременно радует, и в то же время нет. Радует, что теперь не придется проходит через подобную мясорубку, но и уровень моего соперника на голову выше тех, что были ранее. Хотя я тоже не терял времени даром — эти две недели Гронд, как я и подозревал, увеличил интенсивность тренировок, что очень помогло мне более–менее освоить новое для меня оружие. Благо мой «улучшенный» организм давал возможность переносить их без видимых мучений и боли.
        Следующий удар я уже принял на щит, и одновременно с этим попытался сделать встречный выпад. «А он быстр, может он тоже скрытый берсеркер или просто в очень хорошей форме» — посетила меня мысль, после того, как он легко увернулся. Но я на этом не остановился и обрушил на него отработанную связку ударов, благодаря чему удалось его достать. Хотя небольшой порез на правом его предплечье не особа увеличил мои шансы на победу. Но хотя бы что–то.
        Он посмотрел на свою руку не верящим взглядом, а затем его перекосило от злости, и уже мне пришлось защищаться от его нескончаемых атак. Принял на щит и отвел удар в сторону. Следующий замах заблокировал мечом. И так несколько раз, пока он не подловил меня — вместо того чтобы просто сделать шаг назад, я замер для очередного блока. Но он резко вывернул кисть руки таким образом, что его меч рассек мне ногу. Если до этого я еще как–то пытался отвечать, то сейчас от неожиданной и жгучей боли, я на время растерялся, уйдя в глухую оборону. Он, заметив это, начал еще больше наращивать темп. Я наобум махал своим мечом и щитом, отбиваясь от его атак. Пока это приносило дивиденды, но долго так не продолжится. Понимая это, я пошел на отчаянный шаг — влил немного энергии в ноги и отпрыгнул на добрых четыре метра от него. Расчет был немного не верным, поэтому кинул быстрый взгляд на трибуну, где сидит Радогир, чтобы увидеть его реакцию. По его взгляду было ясно, что он что–то заподозрил. Как же было глупо с моей стороны так опростоволоситься. Ладно, об этом потом. Ближайшая моя проблема стоит передо мной.
        Мой маневр кузнечика удивил и его, поэтому он не спешил нападать. Воспользовавшись паузой, я оценил ранение — ничего серьёзного. Но все же дискомфорт доставляет и хоть немного, но замедляет меня. Я удобнее перехватил рукоять меча, рукавом смахнул пот со лба, поднял щит до подбородка, подсобрался и принял стойку, всем своим видом показывая, что приглашаю его на продолжение. Поняв мой намек, он двинулся ко мне на встречу мелкими шагами.
        Едва он приблизился ко мне, я предпринял попытку атаковать, но мой укол мечом он отбросил своим и тут же заехал мне в лоб своим щитом и рассек до крови. От удара я отшатнулся на пару шагов назад и снова ушел в глухую оборону. Даже не знаю, почему меня поставили против него, ведь он превосходил меня. Если только ради зрелища избиения одного другим. Единственное, что я мог делать в этой ситуации — как–то пытаться отбиваться и бегать по арене, чем я сейчас и занимался. Минут десять мы бегали кругами, пока я не почувствовал, как с каждой минутой силы покидают меня. Мышцы залились свинцом, легкие словно разрывали изнутри и горели огнем, пот и кровь струились по лицу, заливая глаза, кончик меча периодически клевал песок. Надо что–то делать. Но вот что? Попытаться достать его? Делал, не получилось. Убежать? Глупость какая. Мы в замкнутом пространстве. Подловить на ошибке? Пока дождусь этой его ошибки, он меня уже зарубит к этому времени. Спровоцировать на эту самую ошибку? Опять же, не хватит у меня мастерства против него на подобный маневр.
        — Хватит бегать, — неожиданно он заговорил со мной. — Дерись!
        — Я еще хочу пожить, — крикнул я в ответ.
        — Да эта толпа сама тебя растерзает, если не дашь ей того, что она хочет, — махнул он рукой на трибуну.
        — Плевать я на них хотел и их хотелки, — огрызнулся я.
        На эти слова он только покачал головой. Но в одном он был прав — хватит бегать. Если хочу выжить, то надо решить проблему, поэтому я собрал оставшиеся силы в кулак и бросился на него. Кажется, от неожиданности он немного опешил, потому что первые пару мгновений я почти его достал. Но почти — это не победа. И поэтому я снова, кажется уже в третий раз, ушел в оборону, отбиваясь от его нескончаемых ударов. Блок щитом, а теперь отразить в сторону мечом, отпрыгнуть назад на шаг, повернуть корпус от его прямого удара ногой, а теперь шаг в сторону от рубящего сверху вниз удара. В какой–то момент он взревел как зверь, сделал быстрый маневр и пронзил мое левое плечо насквозь. Я выронил щит, и он ребром покатился куда–то в сторону от меня. Вот он — конец! Я не в том состояний, чтобы драться всего одной рукой. Мой враг, предчувствуя это начал готовиться к последней атаке, которая поставит точку в моей не продолжительной карьере раба. В момент, когда он уже заносил клинок для последнего удара, я движимый инстинктом самосохранения махнул на удачу своим. Удар был настолько быстрым и сильным, что лезвие, войдя в
его правое плечо, остановилось, только дойдя до кости его бедра.
        Пару мгновений он еще стоял на ногах, глаза бегали от меча, который все еще был в его теле, до меня и обратно, а затем с хрипом он повалился на землю и так и остался лежать — эта картина еще долго будет стоять перед моими глазами. Вынув окровавленный меч из его тела, я выбросил его в сторону, а затем поплелся в сторону выхода из арены, зажимая рану на плече. Стояла гробовая тишина. Я старался никуда и ни на кого не смотреть. Не хотел видеть эти взгляды, наполненные ужасом. Я не хотел считать себя монстром. Но какая разница чего я хочу, когда главное, каким я себя покажу.
        — Ты что натворил? — в голосе Дарка слышалась откровенная паника. — Ты же не должен был раскрываться. Да после такого любой дурак поймет, кто ты.
        — Я не желал этого. Все вышло случайно, — в этот момент ко мне подошел медик и начал рассматривать рану. Берегут своих зверушек. Но отодрав остатки одежды, врач посмотрел на меня удивленным взглядом — я пока шел сюда пустил поток, тем самым запустив ускоренную регенерацию. Раз уж все всё поняли, то нечего действовать себе во вред.
        — Ладно, я тебя не виню. Теперь главное понять, что делать дальше, — склонился он надо мной. На это я ничего не ответил, потому что не имел ни малейшего понятия, что делать дальше, кроме того, что уже было известно — выжить. Да и не стоит так уж сильно нагнетать, задача–то осталась прежней, изменились только обстоятельства.
        Пока я переводил дух, к нам под трибунное помещение спустился Радогир, и с ухмылкой на лице шел сейчас к нам.
        — Ты полон сюрпризов! — воскликнул он, — Не зря я тогда потратил на тебя столько денег. Сегодня ты сделал меня по–настоящему счастливым. Ты просто не представляешь, сколько всего мы сможем с тобой совершить, — я молчал, ничего не отвечая, — Вижу, ты очень устал. Ты заслужил сегодня отдых. И не только, — после этих многозначительных слов он еще раз ухмыльнулся и ушел.
        — Все как я и говорил, — услышал я слова Дарка сопровождаемые тяжелым вздохом.
        Назад в поместье я возвращался под звуки нескончаемой болтовни Радогир а, где он рассказывал какой он гений, что решил заняться боями на арене и как с первой же попытки все сложилось так удачно, какие свершения нас ждут в будущем и что это мне сулит. Я пропускал все это мимо ушей, потому что из головы не уходило изображение чуть ли не перерубленного напополам тела. Ужасное деяние, но еще ужаснее, что будь у меня второй шанс, я бы поступил также. За исключением, может быть, сделал бы это не таким жестоким способом.
        — С этого дня ты освобождаешься от всех работ, — обратился ко мне Радогир, когда мы прибыли в поместье, — Отныне ты будешь полностью сосредоточен исключительно на тренировках. Твоя задача улучшить свое владение оружием, и в целом, мастерство. Ты понял? — на что я кивнул, — Отлично, что понял. На сегодня свободен.
        После его слов я направился в сторону своего ночлега, но был остановлен злобным стариком, который недвусмысленно указал следовать за ним. Пройдя в другую сторону поместья, он показал мне мое новое обиталище — небольшое кирпичное строение без окон, с крышей из соломы. Пройдя внутрь, я обнаружил полноценную, одноместную деревянную кровать, стул, стол, на котором сейчас было разложено какое–то мясное блюдо, кувшин с водой и небольшая корзина с фруктами. От увиденного во рту обильно начала выделяться слюна. В углу, в проеме в стене находилась необходимая различная утварь — масляная лампа, кремень для розжига, тазик для воды и комплект одежды из рубахи, штанов, сапогов, кожаной жилетки. Примерив на себя, отметил, как удобно все сидит. Хотя это скорее по сравнению с той одной набедренной повязкой, что я носил.
        — Все как вы и говорили, Дарк, все как вы и говорили, — пробормотал я, принимаясь за трапезу.
        Впервые здесь у меня появилось столько свободного времени, и поэтому весь оставшийся день я не знал, чем себя занять. Прогулялся в саду. Не найдя это занятие хоть как–то занятным для себя вернулся в свою берлогу и просидел там, размышляя о своем положений до самого вечера.
        — Да кого там опять принесло? — прошептал я, услышав шаги у входа.
        Распахнулась дверь и в нее вошла девушка. Молодая, в меру симпатичная, почти с моего роста, светлая кожа, широкие бедра, угольно черные волосы, нос с небольшой горбинкой, блестящие карие глаза. Из одежды на ней короткая повязка, которая должна была представлять из себя что–то наподобие юбки, и такая же нагрудная ткань, верх которой был прикреплен к рабскому ошейнику.
        — Ты кто? — от неожиданности это было сказано немного грубовато, от чего она тут же съежилась.
        От ее вида мне стало немного стыдно, за что я себя укорил.
        — Хозяин прислал меня к вам. Просил передать, чтобы вы себе ни в чем не отказывали, — после этих слов она потянулась к своей одежде.
        — Стой! — осек я ее. — Мне ничего не нужно. Можешь идти.
        Но она продолжала стоять, где стояла. Только руки убрала от одежды.
        — Но… — ее уже было еле слышно, — Хозяин сказал…до утра.
        До меня дошло насколько ситуация для нее патовая — она не может остаться, потому я ее выгоняю. Но в то же время не может уйти, потому что боится разгневать хозяина, не выполнив его приказа. Мне стало жалко ее.
        — Как тебя зовут? — решил я как–то наладить контакт и успокоить ее.
        — Эврисфея.
        — Очень красивое имя — Эврисфея. Меня Олег, — улыбнулся я ей своей самой, насколько это возможно, милой улыбкой, — Мне от тебя ничего не нужно, но ты можешь остаться, — после моих слов она немного расслабилась, — Есть хочешь? — предложил я ей остатки фруктов. На что она, приминаясь с ноги на ногу, все же потянулась к корзине и взяла кусочек яблока.
        В этот момент мой взгляд упал на ее облегающие одеяния, и природа напомнила о себе. Устыдившись, я постарался направить свои мысли в другое русло. А что вообще нужно делать в такой ситуации? О чем говорить? И стоит ли вообще? В последние недели мои контакты ограничивались только учителями и боями на арене. А тут девушка, да и еще с таким приказом. Но как бы там не было сама мысль, что будет это по принуждению, вызывала во мне отторжение, поэтому дав себе мысленную пощечину, взял себя в руки.
        — Расскажи о себе. Почему я не видел тебя раньше? — продолжил я и жестом пригласил занять место на кровати. Сам я в это время сидел на стуле.
        — Я работаю в доме, — поймал себя на мысли, что у нее очень приятный голос.
        — Понятно, — не знал я, как продолжить разговор.
        Сидели, молчали. В какой–то момент она посмотрела на меня, набрала в грудь воздуха, но потом, кажется, передумала и выдохнула. Я вскинул брови, как бы давая понять, что я жду ее вопроса и ей нечего бояться.
        — А это правда, что ты…
        — Берсеркер?
        — Да.
        — Правда, — кивнул я.
        — Это здорово! — все также тихо произнесла она.
        — Чем же? — не понял я.
        — Ну, ты сильный. В доме говорят, что ты сегодня одним ударом разрубил своего врага.
        — Ты разве не считаешь это ужасным? — удивился я тому, как спокойно она об этом говорила.
        — А разве не так надо поступать с врагами? — кажется, ей такое даже в мысли не пришло.
        — Наверное, так и есть, — согласился я.
        Не знаю права она или нет. Вопрос в другом — что это за мир такой, где даже такая на вид хрупкая девушка считает, что убивать нормально? Хотя, если подумать, то можно подобные аналоги найти и в моем мире, где порой за оружие берутся и дети.
        — Как ты стала рабыней? — указал я на ошейник.
        — Я не становилась. Мои родители стали, а я уже родилась, — ответила она.
        — А где они сейчас?
        — Не знаю. Меня еще маленькой купил хозяин. Я их уже даже не помню почти, — погрустнела она. Да, умею я подбодрить и развеселить.
        — Ты…ты своих помнишь? — стала она уже вести себя смелее.
        — Помню, — вспомнил я их, но ответил спокойно. Грусть и тоска по ним остались, но все же притупились.
        — Это хорошо, что помнишь, — попыталась она выдавить из себя улыбку, — А как ты стал рабом? — задала она новый вопрос.
        — Потерял сознание. Очнулся в повозке уже с ошейником. Что было до этого не помню, — коротко резюмировал я. Ну право, не говорить же ей всю правду, — Уже поздно, — решил я закругляться, — Ты ложись там, а я расположусь на полу. Радогир у скажу, что мне все понравилось.
        — Ты называешь его по имени? — недоуменно спросила она.
        — У меня нет хозяина. Лишь временный пленитель, — после этого я снял с себя жилетку, рубашку и сложил их на пол как импровизированную подушку и лег спать. Было ли глупо с моей стороны на мимолетный порыв гордости, и не сказал ли я лишнего? Не знаю. Об этом не хотелось думать.
        Я медленно открыл глаза. Звук топота шагов и звона посуды доносился из–за едва открытой двери комнаты. Я встал, накинул на себя халат и проследовал на звуки.
        — Завтрак через пять минут. Ты пока умойся, — посмотрела она на меня и мягко улыбнулась.
        — Да нет, мам. Я уже, — собственный голос звучал, словно я под водой.
        После этого я занял свое место за столом у окна и принялся ждать. А чего ждать вдруг возникла мысль в голове. Было что–то странное вокруг, но что я не мог никак понять.
        — О, ты уже проснулся. Отлично, — в кухню вошел папа, приобнял и поцеловал маму.
        Я попытался выдавить из себя слова, но они не дались. Взгляд все время плыл, я не мог сфокусироваться на одной точке. Чувства были притуплены. Я прилагал тетанические усилия, чтобы просто поднять руку или повернуть голову, но все давалось с таким трудом.
        — Как дела в школе, сынок? — спросил отец.
        — Школу я уже закончил, пап, — все–таки удалось мне ответить, — И университет почти. Сейчас я раб.
        — О, как! — похлопал он меня по плечу, — И как? Чем ты там занимаешься?
        — Ну, много чем. Я вычищаю дерьмо. Всякую работу там. Но меня уже повысили, — слова давались по легче, но все же голос звучал, будто все это со стороны.
        — Да? Что теперь делаешь? — порадовался он за меня.
        — Теперь я на арене убиваю людей на потеху толпе.
        — Нравится? — спросил он.
        — Нет, пап, не сказал бы. Но мне приходится, иначе меня самого убьют, — пытался я уловить его лицо, которое все время уплывало.
        — Да ничего, ты немного потерпи. Наберись опыта, а там дальше займешься чем–нибудь, что нравится. Если что дядю Колю попросим подкинуть тебе пару вариантов.
        — Хорошо, пап. Спасибо, — ответил я.
        — Так, мальчики. Хватит болтать, — положила мама передо мной пустую тарелку, — Тебе, Олежа, силы нужны, чтобы убивать. Так что ешь.
        Я взял в руки вилку и начал ковырять по белой керамике. Мозг все твердил, что что–то не то. В какой–то момент все неожиданно оборвалось так, что я даже не заметил этого. Это сон, всего лишь сон. Я открыл глаза. На улице темно. Эврисфея спит. Сделал глоток воды из кувшина, перелег на другой бок и снова уснул.
        Просто сон!
        Проснувшись утром следующего дня первым делом, проверил кровать, но никого не обнаружил. Зато обнаружил уже наполненный водой тазик и завтрак на столе. Умылся, поел. После вышел во двор к тренировочному полю, где обнаружил спокойно ожидающего меня Гронда. Даже удивительно — обычно он пинком поднимал меня по утрам.
        — С добрым утром! — это он меня сейчас поприветствовал что ли?
        — С…добрым! — его поведение вызывало негодование. Чего это он такой вежливый?
        — Что уставился на меня, сопляк? — вот уже лучше, — Иди, разминайся и бег.
        Отошел чуть подальше за кусты, чтобы он меня не видел и прогнал силу через мышцы и суставы. Разминку делать было лень, когда можно сделать вот так. И уже после принялся нарезать положенные круги.
        — Закончил, — доложил я ему.
        — Что значит, закончил? — посмотрел он на меня как на дурачка, — Ты у нас теперь берсеркер, верно? Вот давай и отрабатывай. Побежал я сказал.
        И я побежал. Бежал до состояния, что мой язык висел у меня на плече. И только потом он разрешил мне остановиться и немного перевести дух. Хотя перевести дух, громко сказано, так как он почти сразу погнал меня на отработку ударов мечом. Повторюсь: он — садист, не иначе.
        — Твои навыки с каждым днем становятся лучше. Это радует, — подошел он ко мне, — Но есть одна проблема, которая мне не нравится: ты не умеешь убивать. Это нужно исправить. Я переговорил с твоим хозяином, и он дал добро, поэтому собирайся. Мы выезжаем в город.
        Что он придумал? Но спросить его я не осмелился. Все равно скоро узнаю, но при этом еще и целым останусь.
        Мы стояли перед двухэтажным зданием где–то на окраине города цвета то ли серого, то ли светлого оттенка черного. На первый взгляд он больше напоминал крепость — крепкая кирпичная кладка, металлические оконные ставни, кажется, даже имелись шаттерсы, высокий забор, а на крыше виднелись прикрытые выступы, и в случае чего там можно было разместить лучников или что–то более весомое.
        — Знакомься, это наша местная тюрьма, — посмотрел он на меня, — Шагай позади меня и старайся не отставать.
        Естественно, этому наказу я следовал без пререканий.
        Мы проследовали к входным воротам, где стояли пару вооруженных охранников. Кивнув Гронду, и даже не обратив на меня никакого внимания, они впустили нас внутрь. Во дворе нас встретил еще один охранник, видимо сопровождающий, потому что далее всюду мы следовали за ним. Прошли мрачный коридор, пока не достигли лестничного пролета, по которому спустились вниз на несколько этажей под землю. Тут имелся еще один не менее мрачный коридор, только уже с кучей железных дверей по краям, к одному из которых мы и подошли. Охранник взял кольцо ключей, что висели у него на поясе и один из них вставил в замок двери. Щелчок и тяжелая дверь со скрежетом открывается. Надо бы смазать маслом петли. Внутри было темно. Единственный свет, который был в комнате это свет из коридора, поэтому дав глазам немного привыкнуть, я увидел человека, сидящего в углу.
        Едва кинув на него взгляд, внутри сразу же появилось отвращение. Нет, он не выглядел внешне мерзко, но было в его глазах что–то такое, что заставляло испытывать чувство, будто я вижу перед собой не человека, а животное, которому чуждо все человеческое. В нем не читался разум, а только инстинкт рвать чужую плоть.
        — Я буду недалеко, — обратился охранник к Гронду, — Как закончите, окликните, — на что Гронд просто кивнул.
        Если сначала я недоумевал, зачем мы здесь, то теперь, кажется, понимание уже начало приходить, от чего мне становилось не по себе. Ладони начали потеть, сердце колотиться. Я нервничал. И… мне было немного страшно.
        — Убей его, — короткой фразой Гронд подтвердил мою догадку.
        — Нет, — едва слышный хрип вырвался из моей глотки. Хотя в голове это звучало куда увереннее.
        — Он все равно уже считай, что мертв. Его ждет повешение на площади. И он этого заслужил, насилуя и убивая невинных женщин и маленьких девочек, — его голос стал строгим. — Давай парень, не дури. Ты должен научиться делать это без сомнений. Это для твоего же блага.
        — Нет, — наконец, голос прозвучал тверже, — раз он приговорен к смерти законом, то пусть закон это и исполняет.
        — Я так и думал, — вздохнул он.
        Резкий толчок закинул меня внутрь камеры. И пока я поднимался с пола, дверь позади меня закрылась. Тьма сразу же окутала камеру. Ноги стали ватными; сердце забилось еще сильнее; душно и жарко; глаза в панике бегали в стороны пытаясь уловить хоть малейшее движение.
        — Так, хватит, — прошептал я себе и заставил сердце биться медленнее, — Так не пойдет. Надо себя контролировать.
        Я отошел к стене. Расширил зрачки как можно сильнее, чтобы хоть что–то видеть в темноте. Посмотрел в ту сторону, где он сидит и никого не нашел. Только я хотел повернуть голову в другую сторону в поисках его, как он налетел на меня и сбил с ног. Мы покатились по полу, навешивая удары как могли. Пару раз он попал мне по лицу. Пару раз, а может и больше, я ему. В какой–то момент я почувствовал, как кусок моей плоти из правого предплечья вырывают зубами. Закричав от боли, я силой отшвырнул его от себя.
        — Еда, еда, еда…мне принесли еду, — его голос оказался таким же мерзким, как и он сам.
        Контролем я заглушил боль в руке, одновременно вливая силы в мышцы. Сейчас я уже не был тем испуганным мальчишкой пару минут назад. Сейчас я готов был выжить.
        — Ну, давай, подходи, — поманил я его к себе.
        Он улыбнулся и рывком попытался прыгнуть на меня, но мощным пинком я отправил его назад, так что он влетел в стенку и сильно ударился головой. Не давая ему время сориентироваться, я насел на него и бил пока его тело не размякло. И только после этого я дал себе расслабиться. Хотя для убедительности еще пару раз всей силой припечатал его о стену.
        Тяжелая дверь снова со скрежетом отворилась, и внутрь проник Гронд. Посмотрел сначала на мертвое тело, потом на меня и довольно кивнул.
        — Выходи!
        Вздохнув, я поднялся с места и вышел в коридор. Он уже стоял у другой двери с охранником, который сейчас подбирал нужный ключ от замка.
        — Теперь следующий, — показал он жестом, чтобы я заходил внутрь.
        Дверь за спиной снова обратила все вокруг во тьму. Но на этот раз я уже был готов заранее. Перед собой я увидел готового к смертельной схватке заключенного. Лысый, скалится своими гнилыми зубами, из одежды какие–то клочки тряпок. Уже было плевать кто он и за что тут, главное было закончить все это быстро. Поэтому сделав резкий рывок в его сторону, попытался достать одним ударом по его челюсти, но он резко наклонился и схватил меня за мое достоинство и едва не успел выкрутить их. Буквально еще бы доля секунды и я был бы недееспособен. Вместо этого он получил коленом в нос и отлетел назад. Быстро насев на него сверху, просто забил его до смерти. Стараясь не смотреть на него, повернулся к двери и постучал по ней. Выйдя в коридор, обнаружил, что охранник открывает следующую дверь.
        — Сколько еще? — спросил у Гронда.
        — Столько сколько будет необходимо.
        — Понял, — бросил ему и подошел к двери и придержал рукой, — Нет, я быстро.
        Внутри в углу забился еще один обормот. Это уже казался не таким воинственным. Да и вообще, кажется, ему было страшно.
        — Нет, нет, пожалуйста, — проигнорировав его мольбу, я за пару шагов преодолел расстояние между нами и схватил его за кадык. Сжал пальцы до хруста в шее и резким движением вырвал глотку. Кровь брызнула во все стороны, окропив стены вокруг и облив мне лицо.
        — Достаточно? — спросил я обернувшись.
        — Достаточно, — кивнул Гронд.





        ГЛАВА 16. ДЕННАР

        — Заслон! — крик десятника разорвал пространство, и строй легионеров выставил щиты.
        От ежедневных тренировок и сухой погоды, что стояла вот уже на протяжении нескольких дней, земля на полигоне высохла до состояния, когда от простого шага поднималась облако пыли. А теперь представьте, что этих шагов тысячи и тысячи. Резким выдохом, очистив ноздри от этой самой пыли, я напрягся, что есть мочи, чтобы поставить защиту поверх щитов нашего десятка. Тот самый щит, который я так усердно тренировал с архимагом. Если раньше мне приходилось напрягаться, чтобы просто создать его, не говоря уже об удержании, то сейчас благодаря практике воспроизвожу его почти на уровне рефлекса. Затем внутри создаю воображаемые подпитываемые каналы, которые тянуться от меня к щиту и с помощью их как бы расталкиваю в сторону грани, куда мне надо, хотя над этим еще стоит поработать. Таким образом, мне удается покрывать пространство вокруг на несколько метров. Прогресс? Определенно, да.
        Не знаю, как это точно назвать, но в последнее время меня охватил азарт и наслаждение от того, как я вырос. Просыпаясь по утрам, первая мысль это тренировка. Засыпая по вечерам, последняя мысль это тренировка. Мои навыки продвигались семимильными шагами, и это давало чувство всемогущества. Знаю, что это преувеличенно звучит, но когда ты осознаешь, что можешь укрыть десяток человек от стрел или, наоборот, одним пассом руки убить этот самый десяток человек, то невольно ощущаешь себя таковым. И вот это самое чувство порой не давало трезво оценить собственное положение, потому как иногда мне приходила мысль, что я уже могу все; в том числе сбежать ото всех. Вернуть расположение Максима, затем вместе отправится на поиски Олега, а после уже найти обратный путь до дома и возвратиться. Но нет. Разговор с легатом обнажил всю подноготную и показал, что я винтик в какой–то большой игре. И никто меня никуда из своего поля зрения не отпустит. Удручает? Определенно, да.
        К слову, после того разговора мы с легатом больше не виделись. Вообще никаких контактов, даже косвенных. Чему я безмерно рад. Хотя умом понимал, что это очень глупо с моей стороны. Как бы там ни было, но сейчас он, кажется, единственный в ком я очень нуждался. И это, мягко говоря, напрягало. А ведь еще пару месяцев назад моей самой страшной проблемой были экзамены в университете. Теперь же я мечтаю вернуться к тем проблемам. Как же все сложно. Смею надеяться, что это тот самый случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло. Оптимистично? Определенно, да.
        — Держать! — еще раз крикнул десятник, и в этот момент в мой щит врезался поток огня, опоясав нас вокруг. Укрепив еще немного щит, я дождался, как вскоре чужая магия рассеется. Не теряя темпа, маг со своим десятком из другого отряда, который сейчас изображал нашего врага стоящий в десятках метрах, начал готовить новую волшбу. Сегодня в программе тренировок было укрепление слаженной работы в бою простых легионеров и магов, куда меня и определили.
        — Вперед! — новая команда привела в движение наш отряд и мы, не нарушая строя, зашагали в унисон.
        Наконец, завершив подготовку, он пустил в нашу сторону подземную волну. Обычным глазом ее было не заметить, но я ее чувствовал, и, вообще, заранее предполагал подобный маневр, поэтому пустил в ответ эфемерные кинжалы, разрывающие на части волну. Оставшиеся остатки силы погасил мой щит.
        — Моя очередь, — прошептал я и кинул в него заранее сформированное плетение. Маленькие плотные, прозрачные шарики со сгустками энергий полетели в его сторону, и, окружая его, разорвались десятком мелких взрывов (подсмотрел подобный маневр когда–то в каком–то фильме). Урона это практически никакого не нанесло, но зато дезориентированный, он не смог прикрыть свой отряд, и это дало нам возможность беспрепятственно приблизиться на расстояние атаки. Но лишенные защиты, противостоящие десяток нам легионеры не стушевались и выдержали первый напор. В это время маг избрал новую тактику — вместо того чтобы атаковать по площади пытаясь зацепить всех, он нацелился точечным ударом на меня. Легкий свист пронзил воздух, и в меня полетели мелкие иглы красно–черного оттенка, оставляя характерный след. Но вместо того, чтобы рассыпаться, врезаясь в мою вновь выставленную защиту, они растеклись по всей поверхности и начали силой сжимать щит. От напряжения в висках заломило болью, и, сжав зубы крепче, я начал вливать еще больше силы в оборону. Секунды четыре мы так и стояли, борясь друг против друга, пока, наконец,
давление не прекратилось. Сделав глубокий вдох, я смахнул испарину со лба и тут же улыбнулся. Улыбнулся тому, что у моего соперника дела шли намного хуже: он едва стоял на ногах от усталости. Поставил все на один единственный удар и прогадал? Удивительно, что почти со всеми, с кем я уже успел схлестнуться, были мастеровитее меня, кидая всякие штучки наподобие тех же игл, но при этом ни у кого не было достаточно сил пробить мой щит. Я просто брал их измором. Вот и сейчас история повторяется.
        Дав себе немного отдышаться, но при этом, не затягивая, чтобы и соперник не успел восстановиться, быстрым шагом направился в его сторону, по ходу дела напитывая силой свои руки. Преодолев расстояние, что нас разделяло, и занес руку для удара, но кулак уперся в его щит. Значит, остались все–таки еще силы. Не останавливаясь, осыпал его ударами, с каждым разом добавляя все больше сил. Каждый удар сопровождался глухим стуком, словно бил стену, и с каждым ударом рука проваливалась все глубже, пока его щит не осыпался словно песок. Поняв, что сопротивляться уже не в состоянии, он вскинул ладони в знак согласия своего поражения. Отлично! Но на этом работа еще не окончена. Развернувшись, я увидел, как два отряда все еще сохраняя строй, осыпают друг друга редкими ударами. Также быстрым шагом я поспешил помочь своим, и лишенные магической поддержи вражеский отряд продержался недолго. Бой был окончен, о чем тут же оповестил свисток центуриона.
        — Эй, ты! — услышал я крик за спиной, — как ты это делаешь? Ты мухлевал, — брюзжал слюной в мой адрес маг.
        Я сейчас настолько сильно устал, что уже было плевать на его слова, поэтому просто отвернулся в надежде, что он сам как–нибудь утихомириться.
        — Не смей поворачиваться ко мне спиной, — не утихомирился, — отвечай на вопрос, — подошел он ко мне в плотную.
        — Отстань, — бросил я ему и совершил тем самым ошибку; он вспыхнул гневом.
        Удар в челюсть заставил меня на какое–то время растеряться, поэтому, сначала не поняв в чем дело, я просто наугад махал руками. Он бросился на меня, и мы пали на землю, покатившись кубарем. Все бы так и продолжалось, если бы руки других легионеров не разъединили нас. Грязные, пыльные, разъяренные от схватки мы испытывали друг друга на прочность испепеляющими взглядами. Если бы глазами можно было бы убивать, то один из нас уже кормил бы червей.
        — Вы оба, — обратился к нам подошедший Центурион, — ответьте мне на один вопрос: как думаете на чем строиться величие нашей армии? — вопрос был риторическим, — величие нашей армии строиться в первую очередь на дисциплине. Там, где другая армия побежит, наша будет стоять, потому что был отдан приказ. Там, где другая армия не вступит в битву, наша не только вступит, но и победит, потому что был отдан такой приказ. Разве мой свисток не означал окончание? Означал, — посмотрел он на каждого из нас и поморщился от отвращения, — два дня в яме. Каждый. А потом еще столько же проведете в клоаке. Будет время подумать.
        Яма представляла собой…яму. В прямом смысле. Примерно полтора метра на полтора, глубиной в чуть менее человеческий рост, и все это закрывается железной решеткой. От мысли, что здесь придется провести два дня, мне стало, откровенно говоря, плохо. Меня быстро затолкали сюда и заперли на решетку. Ни сесть нормально, ни встать в полный рост, не говоря уже о том, чтобы лечь. Зато отсюда открывался прекрасный вид на звездное небо. Уже через пару часов почувствовал ломоту в спине, и пришлось изогнуться так, чтобы спина была ровной. Но из–за этого увеличилась нагрузка на ноги, в частности на заднюю поверхность бедра. К вечеру уже хотелось выть от боли, но не знаю, что мною двигало — злость? упрямство? Я упорно молчал и не давал себе слабину.
        Для чего я здесь? Из–за всего этого меня начали посещать сомнения по поводу моего выбора отправиться на фронт. Своей главной задачей я ставил вернуться домой, но, чтобы осуществить это надо в первую очередь выжить. Вот тут–то и не состыковка. Но я, движимый спектром чувств, таких как страх, гордость, эго даже не удосужился разобраться во всех вопросах и составить толковый план. Теперь получай — ты в гуще самой смерти, при этом даже не знаешь, что за война. Но самое интересное, кажется, я такой тут не один. То есть тут каждый знает за кого он и против кого он, но почти никто не знает за что. Нам указали пальцем в сторону, сказали там враг, и мы бежим бить его. Стандартная игра политиков. Ради их амбиций, прикрытые патриотизмом умирает народ. Вот бы они сами устраивали меж собой поединки. Хочешь объявить войну? Да, пожалуйста — вызываешь на поединок оппонента. Ни без какого оружия. Пусть голыми руками забивают друг друга. И так до тех пор, пока не вразумляться решать вопросы переговорами, а не кровью. Осуществимо? Определенно, нет.
        Все–таки не выдержал и ночью первого дня я заплакал. Зарыдал как ребенок. Благо этого никто не видел и не слышал. Тогда бы не сыскать мне места, где не обременен был бы я позором. Позже успокоившись, пристыдил сам себя и пообещал подобному больше не случаться.
        Не знаю как, но с горем пополам мне удалось как–то уснуть. Хотя сном это не назовешь, потому что всю ночь периодически просыпался от того, что затекла та или иная часть тела.
        Утром мне принесли немного воды, буквально на пару глотков. На мой вопрос о еде ответили, что провинившимся она не положена. К полудню палящее солнце оказалось прямо надо мной и мучения увеличились многократно. Пот, грязь, голод, жажда, боль сделали своё дело — я решил больше никогда не нарушать дисциплину. Уж лучше я погибну в бою чем переживу это заново.
        День тянулся словно вечность. За сегодня я успел сделать все: повыть, поныть, смотреть в пустоту, крутиться вокруг собственной оси, разминать мышцы, сидеть, стоять, снова сидеть, и снова стоять. Пытался песнями отвлечь себя. К слову, это не помогло. Но самое ужасное, что пришлось делать — это справлять нужду прямо под себя, так что ко всем трудностям добавилась еще и вонь, которая благодаря знойной жаре усиливалась многократно. Тем же вечером я даже помолился. Не знаю, как надо это делать правильно, поэтому пришлось импровизировать, и я просто бормотал о помощи. Кто или что мне поможет не сильно меня волновало, главное, чтобы это случилось.
        И…я снова заплакал. Ну, теперь точно не буду. Всё!
        Прошла ночь, которая далась еще тяжелее, чем предыдущая, на горизонте появилось солнце и это ознаменовало собой моё освобождение. Створка железной решетки приоткрылась, и первым делом я вытянулся во весь рост. О, это блаженное чувство, которое не передать словами. Кое–как с трудом, с кряхтением покинул своё временное пристанище и вдохнул полную грудь свежего, чистого воздуха. Но так простоять и насладиться мне толком не дали.
        — Хватит стоять. Тебя еще клоака ожидает, — легкий тычок в спину одного из легионеров, который притащил меня сюда, повалил с ног. Повторилось с трудом, с кряхтением. Дерзить побоялся, а как хотелось.
        Наконец, удалось нормально подкрепиться. Вот бы еще помыться и привести себя в порядок, но, как говориться, мечтать не вредно.
        Клоака — название говорит само за себя. Что–то я никогда не задумывался, куда уходит, все мои отходы жизнедеятельности пока не оказался здесь. А теперь стою, смотрю и…не могу осознать, что хуже: клоака или яма? Отходы сотней и тысяч людей ежедневно стекались в одну огромную яму, а уже затем из нее в реку, что протекала рядом с лагерем. За всем этим следили специальные отряды, входящие в число обслуги. Но иногда происходили заторы по той или иной причине. И вот с очередной такой проблемой меня и отправили бороться. И не только меня…
        — Будете работать вместе; вам нужно разгрести этот затор, — раздавал указания меланхоличным голосом нам двоим один из легионеров, которого приставили как смотрящего, — и никакой магии. Таково распоряжение центуриона. В случае нарушения вы знаете, что вас ждет.
        Я не знаю, как его зовут и кто он такой. Но знал, что я его точно ненавижу — тот, из–за которого я здесь и нахожусь. Встретившись взглядами, мы буравили друг друга пару секунд, за которые в наших глазах проскользнули все то, что мы хотели бы сказать и сделать. Но никто не шелохнулся, наученные приобретенным опытом.
        — Там ваши инструменты, — тем временем легионер указал пальцем куда–то в сторону, — пользуйтесь ими во благо легиона. А теперь можете приступать, — закончил он и покинул нас.
        Поспешив выполнить указания, я пошел в ту сторону, куда указал легионер за инструментами. Обычная швабра, только очень длинная. Перехватил ее по удобнее и стараясь не обращать внимания на него, зашагал к клоаке.
        — О, дерьмо! — вырвалось из меня, когда я подошел поближе и ощутил запах. Вырвал кусок материи из своей одежды и обвязал вокруг лица наподобие маски. Дышать стало немного труднее, но зато это хотя бы стало возможным. Покрутился, осмотрелся. А что делать так и не придумал. Кроме того, чтобы занять места у края и этой шваброй проталкивать отходы дальше к реке, чем я и занялся. С другой стороны, примостившись так же, как и я, греб своей шваброй он. Так игнорируя друг друга, мы гребли пару часов.
        — Наверное, не стоило мне так себя вести, — услышал я его голос.
        — Наверное, — ответил я.
        — Тогда бы мы не сидели в той яме, и сейчас бы не торчали тут, — продолжил он.
        — Не торчали бы, — поддакнул я.
        — Я вообще–то пытаюсь извиниться, — повысил он голос с ноткой раздражения.
        — Ну, так извинись, — только сейчас удосужился посмотреть в его сторону; я по–прежнему испытывал к нему неприязнь. Воспоминания о яме были еще слишком свежими.
        — Ты… — не нашелся он сразу ответом, — ты…ты как это дерьмо, что мы сейчас вычищаем.
        На это я ничего не ответил. Быть может, мое поведение выглядит немного детским. Да что лукавить — оно и есть детское. Но имею я ведь права немного позлиться. Хотя ничего ужасного ведь он, по сути, не сделал. Обычная драка, какая бывает в жизни любого мужчины. Что теперь каждую возводить в ранг око за око? Только вот последствия этой драки были не простыми. Боль в теле при каждом движений напоминает об этом постоянно. Но, опять же, я взрослый, и вести себя нужно соответственно.
        — Я не мухлевал, — подал я голос еще через какое–то время, чем привлек его внимание.
        — Я знаю, — протяжно сказал он, — просто было обидно проиграть. Ненавижу это — проигрывать. Понимаешь?
        — Полагаю, что да, — кивнул я, чем вызвал улыбку.
        — А тебя как зовут–то? — вдруг спросил он.
        — Деннар! Тебя?
        — Кверт! Будем знакомы, Деннар! — поднял он правую ладонь.
        — Будем, — ответил я таким же жестом ему.
        Молчали. Гребли в тишине под звуки хлюпанья коричневой жижи. Спустя время заметил, что запаха стало меньше. Это ветер подул или я просто привык? Поднял голову; деревья не шелестят. Значит второе. Вот одно из самых интересных качеств человека — привыкание. Привыкание к чему бы то ни было. К любым трудностям, какие бы его не постигли. Плохая погода? Привыкну. Нет денег на нормальную жизнь? Привыкну. Не нравится работа? Привыкну. Окружение тебя не уважает и не ставит ни во что? Привыкну. Поглотила рутина и дни стали серыми? Привыкну. У власти диктатор? Привыкну. Вокруг воняет дерьмом? Ну что ж, привык. Плохо это или хорошо я пока не разобрал. Наверное, зависит от ситуаций.
        — Когда вызывался добровольцем, не думал, что буду заниматься этим, — нарушил он возникшую идиллию.
        — Ожидания оказались хуже реальности, — хмыкнул я.
        — Точнее и не скажешь, — сказал он со вздохом, а затем после небольшой паузы продолжил, — когда сказали, что будет война, я очень обрадовался. Пошел в пункт приема. Хотя я учусь в академии и освобожден от армий. Я ведь мужчина, а мужчина должен пройти через армию. Отдать все за свою страну, за империю, за императора. Да и не буду скрывать, я грезил совершать подвиги. Герой! — красиво звучит как, а? — поднял он на меня свой взгляд.
        — Красиво! — согласился я. Помня слова легата, я решил держать язык за зубами. Ни с кем не спорил, просто соглашался и своего мнения не высказывал. Будет еще время.
        — Но герои не занимаются этим, — кивком он указал вниз.
        На это я ничего не ответил, продолжая исполнять свою работу. Делая очередной толчок, я услышал всхлип. Сначала подумал, что это звук жижи из–под швабры, но потом дошло, что такой звук может издать плачущий человек.
        — Эй, эй, ты…это…ты чего? — вид плачущего вел меня в ступор. Я, конечно, грешил этим сам, но то было другое. Или не другое?
        Секунд пять я стоял и не мог решить, что делать. А что вообще нужно делать в такой ситуаций? Сделать вид, что ничего не заметил, чтобы ему не было потом стыдно? Или как–то попытаться его подбодрить?
        — Слушай, ты это…эмм…не плачь, — как же я хорош.
        Неуверенными шагами направился в его сторону, обогнув яму, пройдя через импровизированный мостик из брусков дерева. Подойдя к нему, склонился над ним. Похлопал его по плечу и просто стоял рядом. Больше мне ничего в голову не пришло.
        — Помню, как в детстве мать рассказывала разные истории о героях, — заговорил он при этом, продолжая вздрагивать плечами, — о первом императоре; как он победил всех своих врагов, а затем создал нашу империю. Великую империю. Я представлял себя таким же. Думал, вырасту и стану героем. Да какой из меня герой? Слабак. Проиграл бой какому–то новичку, который даже ни дня в академии не провел. Ты ведь не учился там, да? Впрочем, можешь не отвечать, по тебе итак видно, — а вот это сейчас обидно было, но отвечать не стал, — еще и дерьмо гребу.
        Так мы простояли еще минут пять–семь, пока он окончательно не успокоился. Только потом он сделал пару глубоких вздохов, рукавом вытер слезы, смачно высморкнулся, что аж мне противно стало, и, наконец, подсобрался.
        — Ты уж прости, — виновато улыбнулся он, а лицо залилось краской, — я не должен был так себя вести. Ты это…никому же не скажешь?
        — Нет, конечно, нет, — поспешил я его заверить в этом.
        — Спасибо!
        — Пожалуйста!
        — Нет, ты не понял — что–то я совсем раскис, а ты помог, — вот бы еще узнать, чем?
        — Эмм…ну…пожалуйста! — как же я все–таки хорош.
        Мы немного постояли еще. Он приводил себя в порядок: и морально, и физически. Я же смотрел на поток и думал, что мы не разгребем его и за месяц.
        — Это дерьмо, — наконец, принял я решение, — так мы проработаем вечность. Кажется, там в самом внизу затор. Палкой отсюда не достать, поэтому нужно спуститься прямо туда.
        Я посмотрел на него, он посмотрел на меня.
        — Прямо туда? — указал он пальцем.
        — А есть другое решение? — не отводил я взгляда, — если не разгребем, то…
        — То яма, — покивал он.
        Постояли еще немного, каждый собираясь с мыслями. Словно стоишь у края озера, не в силах решиться прыгнуть. Вода то ледяная. Только сейчас все гораздо хуже. И я не про температуру.
        — Ну, что, пошли?
        — Пошли…
        И снова стоим. Смотрим.
        — Может завтра?
        — Да, давай завтра, — незамедлительно согласился с ним.
        Вход в лагерь нам был по–прежнему под запретом. Но хотя бы уже еду давали, поэтому отужинав, мы заночевали прямо здесь на голой земле. Утром мне пришла идея: сходить к верхней части течения реки умыться. Вообще свободно тут передвигаться очень сложно, но на таких как я, провинившихся, тут всем плевать. Главное находись за пределами частокола. Смыв пот, пыль, более–менее выветрив запах, ощутил себя гораздо лучше. Маленькие радости жизни — в последнее время начал ценить такие моменты.
        — Ты где был? — ждал меня вопрос по возвращении. Хотел ответить классическим *бегал*, но потом вспомнил, что не тот мир и воздержался.
        — К реке. Умылся.
        — А меня что не позвал? — с любопытством. Без обиды.
        — Извини, что–то не подумал.
        — А хотя ладно, — махнул он рукой, — все равно сегодня нам туда лезть. Потом и помоюсь заодно.
        В голове сразу появились мысли как бы это все отложить на потом. И тут же быстро избавился от этого, потому как откладывать больше уже нельзя. Завтра за нами придут, и если ничего не будет сделано, наказание, скорее всего, продлят.
        Снова стоим. Смотрим.
        — А может…
        — Нет, — твердо ответил я.
        Я начал раздеваться. На удивленный взгляд:
        — Отстирать одежду и избавиться от запаха будет трудно. А так помыться и немного подождать, пока выветриться. Всяко меньше работы будет после.
        Пожав плечами, он последовал моему примеру. Два голых мужика со швабрами в руках, стоят перед тоннами экскрементов — завораживающая картина. Под тяжелый вздох перед неизбежностью, взяли швабры в руки, и медленно начали погружение. Лодыжки, по колено, по пояс, Кверта вырвало — ничего, хуже уже не будет, — по грудь и только сейчас дно выровнялось. Слышал где–то, что все исходит от мыслей и нужно только представить себе что–то другое. Представил, будто иду просто в воде, тяжелой, мутной воде. Не получилось. Но попытка была хорошей. Подойдя ближе к месту, где сужение, и затем утекают в реку, обнаружил на ощупь, что внизу скопилось много мусора и не дает потоку идти свободно.
        — Там внизу затор. Надо растолкать его. Давай, — схватился крепче за древко и начал толкать. Но сил даже нас двоих вместе взятых не хватало. Пыхтя, кряхтя, мучились так пару минут, пока я не психанул и не подтолкнул магией. Надеюсь, об этом никто не узнает. Вся масса, что скопилась, в один миг нашла себе выход, и хлынула туда, унося с собой все. Я потерял равновесие, ноги взлетели вверх, а голова ушла вниз. Меня крутило, вертело и течением несло со страшной силой. Периодически выныривая, хватал воздух ртом, параллельно глотая кусочки всего, что попадало в рот. От омерзительного вкуса, приправленного вонью, меня вырвало, и, опять же, часть затолкало обратно. Спустя время этого водоворота в дерьме я, наконец, ногами нащупал дно и принял вертикальное положение. Тяжело дыша, обнаружил, что стою посреди реки, а вокруг смешанная коричнево–бирюзовая жижа. В пару метрах от меня стоял на четвереньках Кверт и отплевывался. Значит все обошлось. Пройдя к берегу, рухнул навзничь, раскинув руки. Что я только что пережил? Неужели чуть не утонул в потоке говна. От осознания и пережитого шока вырвался нервный
смешок.
        — Ты там как?
        — Надо…надо найти швабры, — едва дыша, отозвался Кверт, — иначе за утерю имущества империй нас четвертуют.
        Благо хотя бы этого нам удалось избежать, потому, как палки вскоре были обнаружены прибитые к берегу. Взяв их, направились на обратную сторону вверх по реке. Как следует отмылись, потратив на это целый час. Под полное безмолвие. Говорить об этом и тем более обсуждать не хотелось. Единственно, что хотелось это забыть скорее случившееся.
        Наступление следующего дня принесло благую весть об окончании нашей ссылки. Уставший, измотанный, потому как спать на голой земле и недоедание оставляют свои следы, я прибыл в расположение своего отряда, где был встречен ухмылками и насмешками. У Кверта думаю тоже самое.
        — Если будешь вот так постоянно пропадать, ничему не научишься, — улыбка Дендрика сейчас раздражала как никогда.
        Остальной день прошел как обычно: завтрак, утренняя тренировка, обед, послеобеденная тренировка, только уже с магами, ужин, затем личное время для приведения себя и амуниции в порядок.
        Вообще если подробнее остановиться над режимом тренировок, то это выглядело следующим образом: каждый день до середины утра уделялись физическим кондициям — бег обычный, бег с препятствиями и прочее; потом начинали отрабатывать тактические моменты — тут уже с отрядом иногда из десяти, а иногда и из сотни легионеров, и меня в качестве мага поддержки сражались с такими же соединениями. После зенита солнца, после обеда, я и другие маги занимали отдельную часть легиона для отработки своих навыков. И так каждый день. И то, что я новичок, как выяснилось позже, прибывший заменой предыдущему магу, который погиб в той самой битве, никаких привилегий в виде поблажек мне не давало. Приходилось, стиснув зубы рвать себя на части, чтобы поспеть за остальными. К счастью, у меня это выходило неплохо. Мне так, по крайней мере, виделось. Или хотелось.
        — Куда все спешат? — прервался я от чистки лат, сидя у костра. Толпа вокруг быстрым шагом, а кто и бегом направлялись в сторону полигона.
        — Быстрее, — кинул мне рядом пробегающий Дендрик, — там легат тренируется.
        Я оставил свою работу, и поспешил прислушаться к его совету. Судя по всеобщей реакции — это что–то интересное. В воздухе чувствовался настолько сильный ажиотаж, что можно было ножом резать. Подойдя к нужному месту, я увидел, что здесь присутствует практически весь легион, за исключением дежурных. Все заняли места вокруг по периметру, командующие следили за порядком, маги выставили магический заслон, как мне объяснили на всякий случай, а по центру площадки с одной стороны стоял легат в своей униформе, а на противоположной стороне был Торфус, тот самый врач, и еще один незнакомый мне воин. Судя по одежде и отличительным знакам, это был трибун. Целый тысячник получается. Даже не знаю, что меня удивило больше всего: тренировка легата, так сказать не за закрытыми дверями или то, что его соперником является старик?
        Между тем участниками сражения начались первые движения: легат принял стойку, чуть подогнув колени и опустив центр тяжести, одновременно с этим начал формировать вокруг себя защитный купол. Только не такой как у меня: сразу видно было, что этот намного мощнее по его уплотненной структуре и в отливающемся спектре. Торфус весь засветился белым светом, что в сумеречное время дня, когда ярко красные лучи солнца падали аккурат позади него, смотрелось очень эффектно. Стоит думать, что это настолько же эффективно. Его союзник же хранил полную неподвижность. Хотя краем сознания я уловил исходящую от него силу. Будто что–то бурлило вокруг. Для меня, неофита, тяжело объяснимое явление.
        — Деннар! — услышал я правым ухом своё имя и повернул голову.
        — Кверт! — кивнул я в ответ в знак приветствия. В это же время я постарался быстро отвернуться, чтобы никто не заметил появившийся легкий изгиб на краях моих губ. Я еще не понял кто он мне — товарищ, друг или просто знакомый, с которым есть общее прошлое? Но мне было очень приятно его присутствие рядом.
        Больше мы ничего не произнесли, храня молчание и отдав все свое внимание происходящему.
        А там было на что посмотреть: первым начал легат, бросив в их сторону огромный зеленоватый серп, при этом, не снимая с себя защиту. В этот момент во мне кольнула зависть: я так не умею. Пока либо защищаюсь, либо атакую. Но еще на подлете Торфус сжег его встречным белым свечением. Не отбил, не отразил, не принял на себя, а именно, что спалил его, и тот не нанес даже хоть какого–то урона. Все сопровождалось под ахи и вздохи толпы. Повсюду были слышны перешептывания и восхищения. Где–то я даже уловил названия способностей, но из–за непонимания, тут же их забыл. Да, я ощущал эту силу и мощь, и даже видел это своими глазами. Но пока для меня это было больше похоже на красивые спецэффекты.
        Между тем, до сего бездействовавший трибун сложил руки перед собой, будто держит невидимый шар, и между ними начал формироваться маленький огонек похожий на солнце с лучами. Только лучи исходили не от него, а наоборот впитывались в него, как бы вбирая в себя силу. В этот момент весь легион затих ожидая. Послышался резкий свист и от него стрельнул яркий луч, который заставил на секунду зажмурить глаза. Удар об щит легата был настолько сильный, что часть луча срикошетила в разные стороны, врезавшись в заранее поставленные магические барьеры. Какого же было сейчас легату я не представляю; его буквально накрыло с головой, от чего он на какое–то время пропал из поля зрения.
        — Ярость Орвиса, — сказал Кверт с придыханием. Судя по его интонации это было нечто очень сильное.
        — Ярость кого? — поспешил я уточнить для себя.
        Кверт повернулся ко мне и посмотрел таким взглядом, будто не веря, что кто–то такое может не знать.
        — Ах, да, ты же не учился в академии, — быстро он опомнился, — Ярость Орвиса. Очень сильное заклинание, и очень трудно контролируемое. Только самые сильные способны бить так точно. Около пару сотен с лишним лет назад архимагом империи был Орвис. Великий Орвис — он был одним из самых сильных и выдающихся архимагов в истории, который внес огромный вклад в знание магии. Но вместе с тем у него была одна слабость: он был падким на женщин. О чем однажды про его похождения и узнала его жена, — тут он ухмыльнулся, — и вот в один прекрасный день она устроила ему взбучку. Да такую хорошую, что этот факт даже сохранился в веках.
        Сидит, значит, она причитает о том, какой он плохой и не стесняет себя в выражениях. Орвис слушает, ничего не говорит, и все это время в нем копиться злоба. Копится, копится, и бах — ничего вокруг нет. Ни жены, ни стен, ни даже соседних домов. Один только Орвис посреди огня, руин и крови. Вот это и было только что Ярость Орвиса, — кивнул он в сторону трибуна. — Только отработанная к применению так, чтобы не спалить все вокруг, — затем он наклонился к моему уху, что его мог услышать только я, — а по другому еще этот удар называется Пук Смерти. Говорят, что, когда он очень сильно злился, у него пучил живот. Все мы люди, правда? И в момент наивысшей точки напряжения этот пук… В общем и целом, запомни: не стоит упоминать это лишний раз. А то можешь обнаружить себя в какой–нибудь яме, только в этот раз ты оттуда больше не выйдешь, потому, как нынешний архимаг чтит его, и очень ревностно относится к памяти о нем.
        Какой–то очень странный получился рассказ — и смешно, и грустно.
        Пламя рассеялось, но на месте, где должен был стоять легат, было пусто. Остался только раскаленный до красна, рассыпающийся мелкими кусочками каркас его защиты. Немного приглядевшись, увидел, что внизу прямо в земле отверстие. Все начали вертеть головой в поисках легата, пока неожиданно он не вынырнул в десятке метров от этой парочки и не бахнул в них тем же зеленоватым серпом. Не ожидавшие подобного маневра трибун с лекарем не до конца успели выставить щиты, и край серпа зацепил их, откинув на приличное расстояние. Думаю, будь они простыми бойцами, бой бы уже был окончен, но они таковыми не являлись. Поднявшись на ноги, Торфус не просто засветился еще ярче, а начал пульсировать так сильно, что с каждым пульсом будто наступал день. Вокруг него образовались щупальца из света, штук восемь, как у осьминога и начали, вытягиваясь наносить хлесткие удары по легату. Пока легат бегал и скакал, уклоняясь от ударов, параллельно откидываясь простыми воздушными пузырями, трибун не бездействовал: он формировал на каждой руке ледяные шары и метал их, которые на подлете к легату взрывались, разбрасывая сотни
мелких шрапнелей.
        Во мне схлестнулись различные эмоций: восторженность от увиденного, и страх от того, что вдруг один из их ударов пробьет барьер, что нас защищает. На всякий случай наложил на себя свой щит, что не укрылось от взглядов других. Кто–то лишь ухмыльнулся, а кто–то, как Кверт, повторил мое движение.
        — Деннар, а на меня тоже накинь, пожалуйста, а? — похлопал меня по спине Дендрик. Оглядевшись, я увидел, что мой десяток стоял все это время прямо за мной. Ничего не говоря, быстро накинул защиту и на них. В ответ на это поймал благодарные взгляды.
        Пару минут картина оставалась прежней, пока легат сильным толчком от земли не отпрыгнул назад, разорвав дистанцию. Снова воцарилась молчаливая пауза. Кажется, все вокруг забыли, как дышать. В это время легата затрясло, будто у него какой–то приступ. Он согнулся и из его спины начало вытекать тёмная субстанция, капая на землю рядом. Выглядело это так мерзко, что я поморщился брезгливой гримасой.
        — Неужели это…не может быть, — ошарашенное лицо Кверта заставило еще более пристально следить за происходящим, пытаясь не пропустить ни один миг.
        Черная жижа под легатом стала еще больше, а потом она вдруг…ожила. Приобрела вертикальное положение, затем у нее начали прорезаться человеческие черты, пока, в конце концов, она не стала похожа на человека. На одного конкретного человека — это была копия легата. Полностью черная, вместо глаз такие же черные, бездушные пробоины.
        — Чтоб меня за ногу да в…, — на одном выдохе произнес Кверт, — это же доппельгангер.
        — Доппель чего? — снова повторялся наш предыдущий диалог.
        — Это доппельгангер, — повернулся он ко мне, а глаза чуть ли не вылезали из орбит, — высшая магия. Даже выше, чем высшая. Это из разряда легендарных техник, требующая колоссальный объём маны, и не менее колоссальное умение сотворить такое. Твоя полная временная копия. Я даже не знал, что кто–то из ныне живущих может это. Да я думал, такое только в книжках возможно, — вскинул он руки.
        Интересно, зачем легат делает подобное на какой–то обычной тренировке? Зачем раскрывать свою силу? Неужели это демонстрация? Для кого? Тут ответ сошелся на мне, но, буду откровенен, слишком уж много чести для такого как я.
        Завершив, наконец, создание своего клона легат размял руками шею. Видно, что так легко ему это не далось — он весь вспотел, и очень часто дышал. Трибун и Торфус вдоволь наглядевшись на это представление, решили незамедлительно атаковать. Щупальца стали еще толще и все вместе полетели в его сторону, предвещая скорый удар. Трибун же, не отставая, резко хлопнул руками, и по краям от легата с его двойником образовались огромные серые, полупрозрачные плиты, которые устремились зажать их в тиски.
        Все это было встречено мощными барьерами, выставленные клоном, а сам легат в это время сорвался на бег. Быстро сократив дистанцию, он начал осыпать соперников шквалом атак из тех же серпов. Видимо его коронный прием. Они ушли в глухую оборону и с каждым ударом проседали все сильнее. Доппель в этот момент окончательно избавился от чужих тисков и добавил свою лепту в добивание оппонентов, повторив маневры легата. В один момент шквал ударов прекратился. Повисла картина ожидания. Торфус был в изнеможении — свет, доныне горевший так ярко, потускнел. Трибун и вовсе стоял на одном колене, тяжело дыша и, кажется, из последних сил кое–как удерживал щиты. Погасив едва державшееся свечение, лекарь вскинул руку в знак признания своего поражения. Кивок легата ознаменовал принятие капитуляции. Взмах руки и доппель растёкся по песку. Все было окончено!



        ГЛАВА 17. МАКСИМИЛИАН

        Я лежал, и мою голову занимали совсем странные, но не без основательных мыслей: я хочу добиться высот в этом мире. А для этого мне необходимо две вещи: деньги и власть. Именно по такой очередности. И чтобы добиться этого надо с чего–то начать. Сначала остановился на электричестве — его тут не было. Вместо этого использовались что–то наподобие накопителей, которые наполнялись энергией и работали по типу батарейки. Ими тут заправляли все: от простых светильников, различных инструментов для того же строительства, вплоть до самоходного транспорта. Они были многоразовыми, что делало его эксплуатацию весьма удобным. Но при этом имелся один колоссальный минус — все это очень дорого стоило. Ведь заправлять их приходилось в специально оборудованных для этого мест, и не всякий маг был способен за одну смену заправить много. Банально не имелось достаточно сил, а у тех, кто имел, такими мелочами не занимались. Поэтому электричество с его плюсами должно было решить данную проблему. Но, опять же, как я это сделаю? Что я знаю об электричестве? Ну, идет оно по проводам. Нажимаешь на кнопку, и все включается. На
этом мои познания на данном поприще закончены.
        После я перебрал еще кучу моментов, но так к чему–то ценному и не пришел. Эх, сейчас бы вернуться домой на пару недель. Включить компьютер, да и вызубрить пару десятков статей и посмотреть документалки.
        За этими мыслями и наступило утро. Полежав еще немного в теплой кроватке, вскинул одеяло, вылезая в этот холодный мир. Взял свою одежду и начал одеваться.
        — Штаны… — произнес я в раздражении, пытаясь одеть их.
        Точно! Вот мое первое изобретение в этом мире — ширинка для штанов. Потому что с этими веревочками, петлями и прочими надевание обычных штанов превращается в настоящее испытание. Решено — сегодня же отправлюсь к портному и внесу нужные правки. Но заработаешь ли на этом? Ладно, подумать и решить время еще есть.
        Дни перед началом учебы прошли так стремительно, что я даже этого не заметил. Наверное, сказывалось мое полное поглощение и погружение в мир магии, от чего мои дни пролетали, словно пару часов. Сегодня день первых занятии, и в эти пару дней прибывали ученики. Взглянул еще раз на пустующую соседнюю кровать, и в очередной раз погрузился в гадания, кто же он будет. Надеюсь, нормальный.
        Собравшись, вышел на утреннюю пробежку. Да, да, новая жизнь — новые привычки. Бегая по двору и улице, ловил на себе взгляды окружающих: тут не принято выходить на пробежки. Вернулся в корпус и сразу же заскочил в душевую. Первый мой скепсис на счет этого был разрушен, после первого же посещения сие помещения. Это была полноценная баня. Парилка, душевые, ванные, даже небольшой бассейн. Так что я стал частым гостем здесь. Особенно после тяжелых изнурительных тренировок. Закончив все свои утренние дела, чистый и довольный вернулся в свою комнату.
        Открыв дверь, замер у порога, наблюдая за тем, как парень примерно моего возраста стоял у другой кровати и раскладывал одежду. Замер, потому что вид у него был…несуразный, не сразу я смог подобрать подходящее слово. Длинные черные волосы, собранные в одну большую за спиной, и несколько маленьких вдоль висков, косу. Жиденькая борода и усы такого же цвета. Из одежды ярко–кислотная, желтого цвета жилетка, под ней красная рубаха, штаны коричневые, такого же цвета кожаные сапоги чуть выше голеностопа. Было ощущение, что деревенский парень приехал в город и нацепил на себя все самое лучшее, что у него было. Наверное, эта мысль отразилась в моих глазах.
        — Оделся по моде имперской молодежи, — робко он улыбнулся и потянул за жилетку вниз, поправляя, — по крайней мере, сто лет назад так было.
        — Ммм, — все, что я смог на это ответить, — Максимилиан, — сделал я пару шагов и протянул руку.
        Он протянул руку в ответ и как–то резковато начал ее трясти, что мне пришлось одернуть ее.
        — Прошу прощения, я еще не совсем выучил имперский этикет и обычаи. Танул. Третий и самый младший сын Тармира, вождя племени скифов.
        — Кочевник? — удивился я.
        — Моё племя и ваша империя заключили ряд соглашений. По одному из них я должен буду пройти обучение в академии.
        — А что еще там было?
        Обычно такие вопросы окутаны тайнами, и держаться в секрете, поэтому спрашивать об этом считается как минимум дурным тоном. Максимум…даже не знаю. Слишком много переменных. Но я, обычно, принимаю вид наивного дурочка в таких случаях. Иногда это срабатывает, и мне отвечают. А если не сработает, то кто же всерьез воспримет такого? В любом случае остаюсь в плюсе. Хотя, стоит отметить, в этом есть свой минус — людьми, которые подают себя подобным образом, зачастую пользуются в своих целях. Поэтому тут главное не переборщить.
        На вопрос он все–таки ответил и кратко пересказал. Из интересного были не сами условия; там все банально: самое интересное это было наличие самого контакта. Спустя целый век. Вот и еще одна тема для размышления на досуге.
        — Ты бывал в наших краях? — спросил он, косясь на мое плечо.
        — В кочевых племенах? Нет, никогда, — удивился я его вопросу.
        — Тогда позволь спросить: откуда у тебя это на плече? — показал он пальцем на шрамы от прививок, — у нас, в некоторых племенах, подобная отметка на плече является знаком раба.
        — А, это… — не сообразил я с ответом сразу, — это чтобы…чтобы. В общем, это не рабское клеймо. И рабом я никогда не был.
        Повисла секундная пауза. Не могу описать, что точно произошло, но, скорее всего, он просто не захотел развивать тему.
        — Уже пора, — заметил он.
        — Верно, — согласился я с ним.
        Он оказался из не разговорчивых, поэтому дальнейшие сборы и путь до площади прошли в молчании.
        Перед началом учебного года ученики первого курса должны были прибыть на площадку перед главным зданием и выслушать приветственную речь директора.
        Когда мы подошли уже толпились ученики. Их поведение сразу выдавало в них первогодок, и я сразу вспомнил себя в первый день университета. Когда ты вступаешь в новый этап своей жизни, более взрослой, но еще не до конца этого осознаешь. С наивными глазами, не окрепшим умом, все время, озираясь по сторонам и чуть ли не заглядывая другим под нос. Кто–то уже знакомился, где–то люди сбились в отдельные группы, тут же и разные одиночки; кто–то гордо стоит один в центре, а кто–то, смущаясь, так чтобы никто их не замечал, у края. Мы вдвоем аккуратно примостились у статуи, так чтобы видеть все впереди, но и не отсвечивать. Впрочем, его броский наряд все равно привлекал взгляды.
        — Мне бы сменить одежду. Где это можно осуществить? — обратился он ко мне.
        — В городке есть портные. Я как раз после уроков собирался к ним заглянуть, — ответил я, встретив на это кивок.
        Через пару минут появился директор. Красно–чёрная мантия, на кистях какие–то украшения; с такого расстояния не разобрать. Лучезарная улыбка, от чего морщины выделяются еще сильнее. Руки раскиданы, будто он пытается обнять нас всех сразу. Гладко выбритое, немного овальное, пухлое лицо. Да, в принципе, он весь тоже немного овальный. Из–за невысокого роста это бросается в глаза еще сильнее. Навскидку ему около шестидесяти лет. Хотя это очень трудно определить; морщины имеются, а волосы без единой седины. И глаза не такие: у стариков они более циничные, у него же они какие–то наивные что ли. Не могу понять. Еще раз, оглядев всех вокруг, еще шире улыбнулся и его высокий, на уровне ультразвука голос прорезал пространство вокруг.
        — Возрадуйтесь! Ликуйте! Вы теперь ученики лучшей академии лучшей империи в мире! Вы юны, вы молоды — а значит, перед вами открыты все двери. Вам предстоит изведать новый отток пути вашей жизни. Ваши умы открыты новому, но в то же время они так уязвимы, — на последнем слове он тяжело выдохнул, — но это не страшно, ведь у вас есть мы: я и магистры, а также ваши старшие собратья, к которым вы можете обратиться в любой момент по любому вопросу. Эх, моя юность…я вам так завидую. Впрочем, несмотря на это вам никакой поблажки не будет. Учитесь усердно, будьте энтузиастами, распахните ваши сердца, откройте умы, и империя вас вознаградит сполна, — он еще раз осмотрел всех своей странной улыбкой, — а теперь, мои дорогие, идите и покоряйте высоты! Ликуйте же! И славьте! Славьте нашу великую империю и его величество Нумеда IV! — его речь, его манеры, его движения — весь этот вид был очень странным и несуразным.
        Тем не менее, после окончания речи раздались громкие хлопки и ободряющие выкрики. Чтобы не выделяться из толпы я повторил движения. И только Танул остался невозмутимым, чем привлек еще больше внимания, и, смею полагать, не положительного.
        Еще пару дней назад в общежитиях у входа развесили списки с именами, где указывалась информация о занятиях: твоя группа, расписание уроков и так далее. Моя группа состояла из восемнадцати человек; прочтение их имен ничего мне не говорило. Хотя пару знакомых фамилии все же обнаружил. Знакомых, потому как провел уйму времени сидя в библиотеке с книгами по истории. И, как раз–таки, учебный год должен был начаться с сего предмета.
        Кабинет, точнее аудитория, для занятия представляла собой огромное помещение, состоящее из ярусов для сидячих мест, которые занимали студенты, и небольшого пьедестала для преподавателя. Студенты мерно рассаживались, занимая свои места. Я сел на самый первый ряд; хотелось с первого же дня показать своё намерение стать лучшим учеником. Вот бы это увидела Лариса Петровна, учительница истории в университете — ни за что не поверила бы.
        Дверь с размахом распахнулась и в нее не вошла, а влетела быстрым шагом женщина средних лет, в такой же, как у директора мантии. Угольные волосы, собранные в тугой узел, ниспадающие до середины лопаток. Походка выдает в ней человека дисциплины. Строгий взгляд, наполненный властолюбием, плюс к этому образу чуть приподнятый подбородок. Губы поджаты, словно стоит ей расслабиться, и она потеряет контроль этой жизни. Хмурые брови. У нее даже уши прижаты к затылку. Охарактеризовал бы ее не как женщина, а инквизитор–надзиратель.
        — И так, — начала она, заняв свое место на пьедестале, — прежде чем приступить к уроку, прошу вас всех, ознакомится с рядом правил. Первое: Я. Ненавижу. Тунеядство, — отчеканила она. — Всех, кто будет отлынивать или заснет на занятии, будет болтать без разрешения, опоздает — исключен. Второе: прежде чем заговорить вы просите разрешение. В ином случае — исключен. Третье: история — это не просто предмет, это — наша память. Память о прошлом, чтобы вы не забывали, кто мы и где живем. Какая величественная у нас страна. Мы не просто так именуемся империей. Чтобы вы поняли, почему другие должны и обязаны нам подчиняться, и быть под дланью императора. И если кто–то считает иначе — исключен. Вопросы? — провела она взглядом по рядам, но никто не осмелился, — отлично! Тогда представлюсь, я — Шерма Торс. Как вы уже поняли, учитель истории.
        В принципе, из интересного можно было отметить только это. И, пожалуй, еще то, что я пожалел о том, что занял место в первом ряду, потому как моей концентрации хватило на минут десять, а после стало скучно. Она рассказывала о том, что я уже знал из книг. Только было это так монотонно, что все держались подальше от царства сна только благодаря власти внушаемого страха и ужаса. Наконец, дождавшись конца урока, поблагодарил судьбу и с радостью покинул аудиторию.
        В дальнейшем тоже ничего такого, о чем бы стоило упомянуть.
        После окончания занятий мы с моим соседом направились в сторону столовой. Уже сидя за столом и уплетая наш обед, к нам подсели еще двое: парень и девушка. Девушку я узнал сразу — она учится с нами. А вот второй мне не знаком.
        — Добрый день! — поприветствовал нас парень, занимая место рядом со мной.
        Осмотрел их, как того позволяла этика, и не заметил особой схожести меж ними: она хрупкая, худенькая, с миловидным лицом. Ровный нос кнопочка, не худые, но и не округлые щеки. Он же спортивного телосложения, словно занимается спортом всю свою жизнь. По нежным ладоням без мозолей видно, что никогда не занимал себя тяжелой, физической работой. Острый нос, горящие глаза. Наверное, как это часто бывает, она пошла в отца, а он в мать, или же наоборот.
        — День добрый! — ответил я, прожевав кусок лепешки.
        — Мы, кажется, вместе учимся, да?! — голос миловидной девушки оказался не менее миловидным, чем ее улыбка.
        — Так и есть, — кивнул я.
        — Я — Виктория, а это мой брат — Никодемус, — улыбнулась она еще шире, чем вызвала моё смущение, потому что я не мог оторваться от созерцания и сам понимал, что начинаю откровенно пялиться на нее.
        — Никодемус и Виктория Сенты, — продолжил ее брат. — Но все зовут нас Нико и Вико.
        В момент, когда он произнес фамилию, я понял, кто сейчас передо мной. Те самые Сенты, которым почти удалось сместить правящую династию, а сейчас являвшиеся второй силой в империи. Надо продолжить разговор и наладить контакт; такие связи будут не лишними. Хотя я не знаю, к какой ветви семьи они принадлежат: правящей или ответвлению. Моя ошибка, сам виноват. Нужно сделать зарубку: выучить семьи аристократов, и кто кому кем является, кто чей ребенок и прочее.
        — Максимилиан Луций! — улыбнулся я в ответ.
        — Танул, — коротко бросил мой уже, наверное, товарищ, не прекращая свою трапезу, при этом не выказывания никакой заинтересованности в них.
        — Как первый день в академии? — задал он вопрос, обращаясь ко мне.
        — Ну, это не первый день; формально я тут уже как целую неделю. Но если вопрос именно о начале учебного процесса, то все прекрасно. Шерма просто обворожительна, — хмыкнул я, и встретил взаимную реакцию.
        — Да, она своеобразная, — согласился Нико, — но вы к ней привыкните, и поймете, что не такая уж она и суровая как кажется на первый взгляд. Я на первом году тоже был, так скажем, удивлен. Но потом…, — покрутил он кистью руки, — свыкся. К слову, я учусь на год старше, поэтому если будут какие–то вопросы или просьбы обращайся за помощью. Чем смогу помогу, где–то выручу.
        — Ммм, есть одна просьба: посоветуй хорошего портного в городе. Мне нужно кое–что подправить, а другу моему сшить новую одежду, — кивнув я в сторону Танула, который был так усердно занят своей едой.
        — Без проблем. На улице ремесленников, по правой стороне, будет стоять темное здание высотою в два этажа, а белая табличка будет гласить «Гурайзик и сын», и рядом будут нарисованы ножницы. Отличный портной; работает с сыном.
        — Спасибо! За мной должок, — отпил я из своего стакана.
        — Да брось, — махнул он рукой, — это не бремя, а радость помочь другу. Но если все же за тобой должок, — хмыкнул он и подмигнул мне, — то, прошу, присмотри за моей сестрой, пока вы на уроках. Она мое сокровище.
        — Нико, — возмутилась девушка, — ты ставишь меня в неловкое положение…
        Дальше разговор не нес в себе ничего интересного, ограничившись бытовым обсуждением дел в стране; ругань медлительных чиновников с их бесконечной бюрократией. Рассказал им немного о себе; откуда я родом, где вырос и как сюда попал. Точнее рассказал то, что Архимаг для меня придумал. Самое интересно, что они особо интересовались моим братом, который сейчас на войне. На мой немой вопрос почему — они ответили, что нынешнее поколение должно знать героев, что защищают их от врагов. Герой значит — ну, ну. Вскоре, им нужно было удалиться по своим делам, и они нас оставили.
        — Приятные ребята, — смотрел я в спину удаляющейся девушки. Чем–то она меня зацепила.
        — Не доверяй им, — буркнул Танул.
        — Почему? — не понял я его.
        — Не строй иллюзий: где ты, а где они. Такие как они не общаются с простолюдинами просто так.
        — Ты так много знаешь об аристократах? — состроил я скептическую мину.
        — Нет, но я много знаю о людях. И знания мои говорят о том, что им от тебя что–то нужно, — ответил он, подняв на меня взгляд.
        На какое–то время повисло молчание. Он, видимо, ждал ответа. Я не знал, что ответить. Это же был обычный треп обо всем и не о чем сразу. Так и заводят знакомства. Так делают все нормальные люди, разве нет?
        — Возможно, ты прав, а возможно и нет; время покажет, — кинул я фразу, услышанную когда–то из телевизора, чем поставил точку в данном разговоре.
        Попытался поставить точку…
        — Я лишь предостерег. Решать тебе: верить или нет, — закончил он трапезу.
        — А какая разница тебе? Почему это я должен верить именно тебе? — решил я атаковать.
        — Ты мой сосед; даю соседский совет, — пожал он плечами. — Верить мне? Да ты и не должен. Опять же, повторюсь, решать тебе. Мне–то все равно.
        — В одном ты прав однозначно — решать мне.
        Да что вообще возомнил о себе этот пестрый? Жил себе у себя в степи как дикарь, а теперь советы раздает.
        До нужного нам места мы дошли быстро. Пройдя мимо витрины, открыв дверь под белой табличкой, мы прошли внутрь. Едва пересекли порог, как услышали звон колокольчика, который оповестил хозяев о приходе посетителей. Не успел я сделать пару шагов, как навстречу вышел парень лет двадцати на вид: ровная осанка, участливый, вместе с тем очень ровный взгляд; прилизанные, словно по ним прошелся коровий язык, волосы; немного выше среднего роста, но из–за худобы кажущийся длинной тростинкой. Он остановился в паре шагов перед нами и поприветствовал поклоном–кивком головы.
        — Приветствую юных господ. Чем могу быть полезен?
        — Я так понял, вы сын? — улыбнулся я.
        — Нет, сын это мой дед. Я, если вам так будет угодно, правнук отца деда, — ответил он холодным тоном.
        — Ммм…ясно, — смутился я его холодному тону. Мне почему–то сразу показалось, что мой вопрос был очень глуп. — Мы нуждаемся в нескольких нарядах для разных целей.
        Он окинул нас изучающим взглядом, будто сканируя его, немного прищурившись.
        — Вам пошить новые наряды или возьмете из того, что уже пошито? — спросил он.
        — Моему другу пошить новые, а мне только подкорректировать имеющиеся, — похлопал я по сумке, где лежали пару моих штанов.
        — Тогда прошу вас следовать за мной, — пригласил он нас и зашагал в следующую комнату.
        Пройдя из первой комнаты освещенной естественным дневным светом, который обнажал убранство в виде манекенов с различным одеянием: от изысканных балахонов магов разного сана, классических костюмов аристократии, до новомодных тряпок местных студентов; хотя стоит заметить, что различия в одежде между двумя последними минимальное — если у аристократов одежда дополняется аксессуарами по типу цилиндра, монокля и трости, то у молодежи эти атрибуты отсутствуют, зато вместо этого чуть мешковатые рубахи или поверх них сюртук с шелковым платочком в нагрудном кармане, мы прошли в следующую полукруглую комнату, освещенную, уже, огромной люстрой в три яруса. Здесь также было много одежды, но уже висячие рядами на вешалках, а на нижних рядах красовались пары обуви; по центру зала стоял деревянный стол без ножек; такой стол–комод с кучей ящиков, с одного из которых он достал ленту со шкалой для снятия размеров.
        Он рукой подал знак подойди Танулу и принялся за работу. Глядя на его педантичные и плавные движения, я словно погрузился в какой–то гипноз: работы мастеров своего дела всегда заставляют смотреть завороженно.
        — Вы не записываете? — спросил я, видя, как он орудует лишь одной лентой.
        — Я запоминаю, — ответил он по–прежнему холодным тоном, при этом, не отвлекаясь от работы.
        В этом время Танул взглянул сначала на меня, а затем на портного в попытке привлечь его внимание.
        — Да? — поднял свой взгляд портной, заметив, что к нему пытаются обратиться.
        — Вообще–то, мне не нужно новое; сойдет и то, что у вас уже имеется, — кивнул он в сторону одежд, так аккуратно развешанных по полкам.
        После этих слов я смутился и поспешил отвести взгляд: до меня дошло, что то, что сейчас делал портной, было пустой тратой времени. Правнук собрал ленту и засунул ее обратно в выдвинутый ящик; быть может наш статус клиентов или его воспитанность, но делал он это все так, словно ничего и не произошло.
        — Вы уже себе что–то присмотрели или вам помочь с выбором? — обратился он к Танулу.
        — Да, вон те, — показал он на одну из полок.
        В итоге он был облачен в обычный молодежный наряд; белая рубаха, темные штаны и темный сюртук, только без платочка (от него он отмахнулся как от надоедливой мухи), и темные сапоги. Покрутился у зеркала, разглядывая себя со всех сторон; улыбка на лице показала, что этот клиент доволен, и можно приступить к следующему.
        — Кхм, — прокашлялся я, доставая пару штанов, которыми меня обеспечили, — вот тут надо разрезать и пришить пуговицы, а по поясу сделать шлевки по линии талии для ремня, — начал я говорить, указывая, куда и как.
        Портной, быть может, был удивлен, но в своей манере не подал никакого вида.
        — А, и еще; сузьте, пожалуйста, штанины начиная от колена до кончиков плавным переходом, — закончил я с корректировками.
        — Простите, позвольте спросить: если с разрезом, пуговицами и шлевками понятно, то для чего последнее, какое у него применение? — немного дрогнула у него мышца гордецов.
        — Чисто эстетическое, и не более, — ответил я, и кажется, смутил его своим ответом: наверное, сопоставлял, какая в этом может быть эстетика.
        — И мне то же самое, — бросил свое Танул, все это время стоявший в стороне от нас.
        — К завтрашнему дню все будет сделано, — поклонился он еще раз, и затем озвучил цену.
        Ох, я вовремя сдержался, иначе бы стукнул себя по лбу; совсем вылетело из головы про это. Так, сумма вышла не маленькая; ателье–то, как оказалось, элитное. Но благодаря выделенной сумме, которую дал архимаг я, если поднапрячься, дотяну до стипендии, которая мне полагается, как студенту.
        — Я оплачу, — вдруг вклинился Танул, доставая мешочек со звонкой монетой из под своей пестрой жилетки.
        — Не стоит, — попытался я остановить его, но он уже отсыпал нужную сумму себе в ладонь и протянул портному, который словно ловкий фокусник одним, но элегантным, движением смел звонкую монету.
        — Тебе правда не стоило этого делать, — повторил я еще раз, когда мы вышли.
        — Я не хотел тебя обидеть, если ты об этом, — ответил он.
        — Никаких обид, но это…мы едва знакомы, и с учетом этого факта, это задевает мое достоинство.
        — Боюсь, ты привел меня в замешательство; не смотрел на ситуацию в таком ключе. У меня на родине мы привыкли помогать друг другу без каких–либо учтивостей или условностей, — пожал он плечами. — Тогда давай исправим это: у вас тут есть приличные заведения, где мы укрепим наше знакомство дружбой? Обещаю не платить за тебя, а разделить сумму.
        — Не имею таких знаний; я сам плохо знаком с городом, разве что кроме окрестностей университета.
        — Тогда давай прогуляемся, поищем, авось, что путного встретим.
        Мы отошли дальше по улице, прогуливаясь в поисках подходящего места. Завернули на повороте, прошлись еще немного, миновав пару перекрестков. После мы завернули за угол серого, кирпичного дома и очутились совсем в другом городе, потому что открывшаяся картина разительно отличалась от той части, откуда мы шли: обветшалые строения, отвратный запах, унылая обстановка, оборванцы с подозрительными взглядами — все здесь говорило о бесконечной нищете обитателей. Между тем, наше появление и наш облик привлекли к себе внимание.
        — Кажется, мы с тобой заплутали, — прошептал я Танулу, оглядывая все и всех вокруг.
        — Легко заблудиться, если не знаешь куда идти, — ответил он. — Давай поскорее покинем это место.
        Я кивнул и начал пятиться назад.
        — Неужто, благородные заблудились? — услышал я терпкий голос позади себя. — Или же вы снизошли до нас, чтобы узнать, как поживает ближний?
        Я остановился и прикрыл глаза. Только этого не хватало: не хотелось ввязываться в приключение, которого не искал. Наконец, немного собравшись, обернулся. Их было, по крайней мере, человек пять, быть может, еще несколько прячутся в лачугах, ждущие подходящего момента или приказа. Обладатель заговорившего голоса с нами стоял по центру и чуть впереди, чтобы выделяться (видимо местный атаман): обтертая, старая жилетка на худощавом теле и такие же штаны, ботинки со шнуровкой, грязные, сальные волосы чуть ниже ушей, кривой, из–за неоднократных переломов, нос, черные зубы, и кинжал в правой руке завершали его отталкивающий образ. Остальные вокруг выглядели и того хуже; многие из них вообще босые, либо только в одних штанах, но при этом у каждого что–то да имелось в руке: ржавые кинжалы, кухонные ножи для разделки мяса, дубины и так далее.
        Мне стало страшно: во рту пересохло, по лбу на брови стекал пот, щипля глаза, в коленях слабость, ступни не чувствуют опоры, руки подрагивают. Их много, а нас всего двое. Они вооружены, а мы нет. Они мужланы, а мы всего лишь студенты.
        — Вам бы, для вашего же блага, лучше нас отпустить подобру–поздорову, — услышал я уверенный голос Танула.
        — Ну, вы нас уважьте звонкой монетой, и мы вас проводим как дорогого гостя, — с ехидством в голосе ответил все тот же человек, — и будет блага нам, а главное, и вам.
        Я, было, потянулся к кошельку, но был остановлен укоряющим взглядом Танула. Не знаю почему, но он был спокоен и сам внушал спокойствие. Хотя стоило взглянуть обратно на шайку бандитов, а именно ими они и являлись, то спокойствие снова исчезало. Снова на Танула — спокойствие возвращалось. И так по кругу. Короче говоря, моя рука зависла между отдать кошель и не отдать.
        — Ненавижу прелюдий; давайте уже перейдем к делу, — развел руки в стороны мой сосед, как бы провоцируя их.
        Атаман оскалился всеми своими, не знаю сколько, но точно меньше, чем должно быть, черными зубами и дал отмашку своим друзьям. После его команды все вокруг пришли в движение: недооценка или пренебрежительное отношение к двум щенкам, на их взгляд, вроде нас, но из четверых только один направился быстрым шагом в нашу сторону, остальные же шли не спеша, подбадривая своего товарища выкриками. Быстро сокращая дистанцию, он замахнулся своим кухонным ножом, чтобы нанести удар и сразу же оказался на земле. Все произошло так быстро и неожиданно, что я даже не успел осознать это: поймав его руку на замахе, Танул подсечкой опрокинул его на землю и, подставив руку под удар ступни, раздробил ее ногой, судя по звуку хруста костей. Поверженный заорал так истошно, что вопль поднялся на всю улицу и на этот звук из ближайших лачуг вывалились еще несколько таких же оборванцев.
        — Что стоишь? — крикнул мне Танул, — бежим.
        — Но ты же сам…
        — Потому что их было всего пятеро, — ухватил он меня за руку и потянул за собой.
        Кажется, в эту секунду ноги сами несли меня куда надо, потому что мысли явно не поспевали за действиями.
        Ноги перестали чувствовать землю, мир вокруг исчез — так бывает, когда тебе по носу прилетает тяжелой дубиной. Именно таким способом оборвался наш побег. Ничего не соображая, слыша звуки, звучащие в ином, искаженном, пространстве, я лежал и захлебывался в собственной крови, хлынувшей фонтаном из моего носа.
        Пока я лежал и приходил в себя краем сознания отмечал мельтешения вокруг: Танул раскидывал своих соперников одного за другим. Двигался он с грацией тигра, а удары наносил такие тяжелые, словно вместо кулаков у него пара кувалд. Откуда только он научился так драться?
        Более–менее, придя в себя, я начал подыматься: сначала перекатился, кряхтя, на бок, а затем на живот, чтобы встать на четвереньки. После на одно колено, второй ногой, и с небольшим усилием я вот уже, пошатываясь, стою на ногах.
        Первое, что хотелось это — сбежать. Тем более меня пока не трогали; все их внимание было сосредоточено на моем товарище, который сражался с переменным успехом: пару врагов уже лежало без сознания, один лежал с не естественно вывернутой ногой и вопил, что есть мочи. Но своих не бросают, хоть даже едва знакомых, поэтому собрав всю волю в кулак, я с криком бросился на ближайшего соперника. Сказать, что я его вырубил своим могучим ударом, было бы чистой воды ложью; он просто смахнул меня как надоедливого ребенка и насел сверху, пытаясь придушить. Я судорожно махал руками: одной пытался оттолкнуть его от себя — все тщетно, а второй пытался нашарить что–нибудь, чем можно было бы его ударить. Наконец, под руку попался небольшой булыжник, и я со всего размаху, что позволяло мне мое лежачее положение, нанес ему удар. На мгновение надежда вспыхнула в моем сознании, и так же быстро иссякла: он слегка пошатнулся, но на этом все; хватка ничуть не ослабла.
        Через какое–то время я почувствовал, как мое сознание заволакивает темнота. Каждое его нажатие забирало мою жизнь. И вот в самый последний момент, когда я уже начал мысленно прощаться с жизнью, он отлетел от меня, да и не только он: всех, кто находился передо мной, снесло сильным вихрем, который забирал вместе с ними обшивку домов, сдирая ее с фасадов. Ущерб был катастрофичен — повсюду был разбросан мусор, от разбойников, напавших на нас, доносились звуки стонов и проклятий; они даже не могли подняться, так и лежали на земле.
        — А ты силен, — меня подхватил Танул и сильным рывком поднял на ноги, — не ожидал от тебя.
        — Что? О чем ты? — соображал я туго. Как–никак чуть жизни не лишился.
        — Потом, а сейчас нужно уходить отсюда, — потащил он меня прочь отсюда.
        Пройдя какое–то расстояние, мы остановились и сели у кустика, чтобы перевести дух, скрываясь за ним.
        — Это я учудил? — спросил я его еще раз.
        — Ну не я же, — усмехнулся он.
        — Как?
        — Не знаю.
        — Почему тебя не задело?
        — Везение: я в это время был позади тебя. Разобрался со своим и поспешил к тебе.
        Голова все еще трещала от жуткой боли; соображал туго. А чем больше пытался
        думать, тем больнее становилось. В какой–то момент рядом сидящий Танул засмеялся.
        — Чего смеешься? — не понял я его жеста.
        — Забавно ведь вышло.
        — Что именно? — не понял я.
        — Разве мы не укрепили наше знакомство дружбой? И каким изящным способом, —
        поднял он палец вверх.
        Я еще какое–то мгновение смотрел на него в попытке сообразить, а потом мы залились смехом.





        ГЛАВА 18. ИМПЕРАТОР

        — Дорогая, тебе не кажется, что я немного набрал? — повернулся я к зеркалу боком, рассматривая себя.
        — Так это же хорошо, — улыбнулась она, поправляя себе прическу.
        — А что в этом хорошего? — удивился я.
        — Это говорит о том, что я хорошая жена.
        — Значит, размер живота мужа прямо пропорционален идеальности жены?
        — Нууу, — протянула она загадочно.
        — Что? — повернулся я к ней.
        — Нууу… чем больше у тебя живот, тем меньше на тебя будут заглядываться другие женщины. А чем меньше смотрят на тебя другие, тем меньше у тебя шансов завести роман на стороне. Отсюда делаем вывод: у тебя настолько идеальная жена, что не нужны другие, — закончила она.
        Я стоял и смотрел на свою жену в недоумении, пытаясь понять: она сейчас серьезно все это говорит или издевается надо мной? Во–первых, как бы не было стыдно об этом говорить, но другие женщины у меня уже были. Во–вторых, я ни разу не слышал, чтобы она проводила свое время за готовкой. Соответственно нет причин думать, что я набрал вес благодаря ей.
        И да, мы с ней помирились. Было это настолько неожиданным, что загоняли слуг, приказывая им несколько раз за ночь менять простыни. В какой–то вечер мы снова пересеклись в том самом саду. Начатый разговор; слово за слово, и вдруг мы сливаемся в страстном поцелуе как два влюбленных романтика. И вот как итог: за столько лет она впервые провела ночь в моих покоях. Смею предположить, уже теперь в наших.
        — Эмм… — стоял я, глядя на нее. В голову не приходил ни один подходящий ответ. В какой–то момент я глубоко вздохнул и махнул рукой: этих женщин не разберешь.
        — Как долго тебя не будет? — спросила она.
        — Не знаю. Но думаю, мы быстро управимся; у них уже почти не осталось чем сопротивляться.
        — А что теперь будет с нами?
        — А что с нами?
        — Мы были мужем и женой. Потом стали просто играть эту роль. А теперь я снова лежу рядом с тобой и думаю: кто же мы теперь?
        — Мы муж и жена, — твердо ответил я с полной уверенностью.
        — Я не хочу этого.
        — Быть моей женой?
        — Да, я хочу быть больше: я хочу…не хочу сидеть и ждать, когда ты обратишь на меня свое внимание. Не хочу гадать, вернешься ли ты ко мне. Ты просто не понимаешь, какого это быть одной; я ведь вышла за тебя, и никого у меня не было, кроме тебя. А потом…, — прервалась она на полуслове.
        — Офелия, — слова застряли у меня в горле.
        — Я поеду с тобой, — подняла она свой взгляд полный страха и отчаяния.
        — Это исключено; это слишком рискованно. Это не просто загородная прогулка. Нет, — замахал я головой для убедительности.
        — Что же тогда мне делать? — вскрикнула она. — Сидеть здесь и чахнуть? Мне этот дворец со всеми его подхалимами и лизоблюдами осточертел. Все они словно тень: когда светит солнце они всегда рядом, но стоит появиться тучам, как их нет.
        — Поэтому, Офелия, пойми, я буду там, но кто присмотрит здесь? Мне нужен прикрытый тыл. И именно ты этим и займешься.
        — Не говори эти слова. Не говори мне, что я тебе нужна, когда все это время это было не так. Не давай мне надежду, чтобы потом отобрать ее. Не делай меня счастливой, чтобы снова окунуть в горечь.
        — Я…я, — не нашелся, что ответить.
        Легкий всхлип; плечи дрожат; капли потекли из глаз, достигли подбородка и несколько из них упали на белую простыню, оставив на ней серые разводы. Видеть, как плачет твоя женщина, твоя любимая женщина и виноват в этом ты — самое худшее, что может случиться с мужчиной. Я подошел к ней, обнял как можно нежнее. Так мы просидели какое–то время, пока она не перестала лить слезы.
        — Ты не понимаешь, как это ужасно — быть одинокой. Остаться одна один на один со всем миром. Чувствовать себя не нужной, брошенной.
        — Больше этого не будет.
        — Обещаешь?
        — Обещаю.
        Как долго я был слеп и глуп, думая, что она сильная и ей все нипочём. В первую очередь она женщина. И какой бы сильной женщина не была, ей нужен еще более сильный мужчина, коим должен был стать я.
        Легкий стук в дверь выдернул меня из раздумий. Я вырвался из объятий любимой, прошел к двери и отворил ее.
        — Ваше Величество, пора, — с поклоном сообщил прислужник.
        Я кивнул ему и прикрыл дверь.
        — Ты уходишь? — поняла она.
        — К сожалению, долгу императора плевать на момент, и он приходит, когда хочет.
        Она просто кивнула. К моему счастью она понимает, что мы не всегда принадлежим самим себе.
        Быстро накинув на себя одежду, не самую парадную, но и не самую повседневную, спустился в тронный зал, где меня уже ожидали.
        Вэлиас, как обычно, занял свое место чуть поодаль трона и сделал легкий поклон в знак приветствия. Также в зале собралось небольшое количество не самой высокой знати, которые не преминули воспользоваться шансом показаться на глаза своему монарху. У двери два стражника в церемониальных доспехах с неподвижными взглядами, словно они каменные изваяния, а не живые люди. Взгляд же мой был прикован к центру зала, где стояли наши гости — кочевники. Что до их внешнего вида, то тут никаких изменений.
        Я прошагал к трону и занял свое место, кое–как сдержавшись, чтобы не поерзать (какой же он все–таки неудобный), и подал знак, что можно начинать.
        — Ваше Императорское Величество, — сделал вождь легкий поклон, — вы приняли решение?
        — Принял, — сделал я паузу, и он напрягся. Иногда нравится вот так поиграть во власть, — я согласен на ваши условия, — и, не дав вставить ему слово, потому как он уже было набрал воздуха в легкие, — ваш сын может отправляться в академию немедля. Оружие и золото отбудет вместе с вами. Маги же прибудут немного погодя; я еще не решил, кого отправить.
        — Вы очень великодушны. Уверяю вас, наше сотрудничество будет плодотворным.
        — Как быстро вы сможете обеспечить защиту наших границ? — не стал я сыпать этими эпитетами: не люблю их.
        — Эмм…уже.
        -? — вскинул я бровь.
        — Еще перед посещением вас, я принял необходимые меры. Осталось только отослать гонца, который передаст мой приказ и весть о достижении согласия в переговорах, — он еще раз поклонился.
        В этот момент дверь с громом распахнулась, чуть ли не сорвавшись со своих петель, и в зал ворвался–влетел пьяный человек, выкрикивая несусветную чушь с нотками отборной брани, проклиная этот неудобный пол, из–за которого он спотыкается.
        — Отееец…что здесь…делают…эти дикари?
        Ярость поднялась изнутри, как магма выхлестывается из недр земли, высвобождая огромную силу. Силу, которая подкинула его, вырвав с земли, и отбросила к стене, и которая не дала ему отскочить, прижав его мертвой хваткой. Я чувствовал, как мои зубы крошатся друг о друга от злости. Он висел в пару метрах над землей, прижатый невидимой силой, не силах пошевелиться, как и все вокруг.
        — Ты, — рык вырвался из моей глотки, — я научу тебя уважать гостей.
        Усилием воли я отбросил его к ногам вождя.
        — Проси прощения, — приказал я тоном, не терпящем возражения.
        — Дикари, — услышал я всхлип и приложил его лицом к полу.
        — Проси, — еще один удар.
        Кем бы они ни были, но, в первую очередь, это мои гости. А гостей должно уважать, как подобает. И оскорбление в их адрес равносильно оскорблению меня.
        — Прошу…прощения, — наконец я услышал необходимые слова, после нескольких ударов, и отпустил его.
        — Увести его, — крикнул я в пустоту, и стража тут же подхватило тело с окровавленным лицом и утащило в сторону.
        Я подошел к трону и занял свое место. Подданные старались прятать свои лица, не выдавая своих эмоций. Один только Вэлиас все стоял также с непроницаемым взглядом. Гости были в небольшой растерянности, но, в целом, ничего такого. Даже сказал бы, что на лице Тармира была нотка восхищения и одобрения.
        — Прошу меня… — вспомнил я пощечину жены, — мой сын — он об этом обязательно будет сожалеть.
        — Кхм, — собрался вождь, — я вам всецело доверяю.
        — Если это все, то, пожалуй, закончим.
        — Это все, Ваше Величество.





* * *



        Я сидел и наблюдал за последними приготовлениями: завтра с рассветом мы должны будем выезжать на фронт. Там по дороге встретимся с одним из северных легионов, которым уже был послан приказ с соответствующими указаниями.
        Мои мысли снова погрузились думами о войне: зачем я начал ее? Этот вопрос в последнее время не покидал меня. На первый взгляд, и соответственно, для всех все сводилось к банальным ресурсам — рудники. Но я-то знал, что все не так: я просто хотел выйти из тени моих предков, которые добились высот на своем поприще. Повсюду стоят их статуи, улицы с их названиями, поэты восхваляют их в своих одах, а простой народ уповает на них в своих молитвах. А что же до меня? Да ничего; сижу на нажитом, пожинаю плоды чужих стараний. Даже с кочевниками, казалось бы, историческое событие, но все же налаживание отношений исходило от них, а не от меня. Мда, решил потешить свое самомнение.
        Хотя стоит признать, что этот ход был больше необходимостью, чем привередливостью, потому как вторая причина была в том, что бездействие есть слабость. Так, по крайней мере, виделось остальными. Конечно, если бы начались волнения, то я бы их, может и не с легкостью, но, с уверенностью, подавил бы. Что–то слишком много бы. Ненавижу эти сослагательные: они вселяют ложные надежды и уверения. Вот, как раз, по этой причине и пришлось идти на такой шаг: замышляющие преднамеренное, прежде чем совершить гнусность будут вынуждены дважды, а то и трижды подумать, или же вовсе откажутся от своего, что в свою очередь очень облегчит мне жизнь. Правитель — это, в первую очередь, провидец.
        — Муж, — голос появившейся жены вырвал меня из раздумий.
        Как всегда — утонченная с гордой осанкой, в платье цвета морской волны, дополненное каменными украшениями из бирюзы. Она заняла место рядом со мной и так же, как и я смотрела: ничего так не доставляет удовольствие наблюдать, как работают другие люди. А еще больше, когда работают по твоему приказу.
        Но понимая, что их работа делает наше расставание скорым и картина, что стояла перед моими глазами начала мне претить; я не хотел покидать ее.
        — Что ты будешь с ним делать? — вопрос прозвучал неожиданно, но к чему–то такому я был готов.
        — Преподам урок.
        — Это я уже поняла; я спрашиваю, как?
        — Отправлю на фронт. Южный.
        — Ты… — в ее голосе звучал испуг, — ты можешь убить его.
        — Ему будет полезно покинуть свои теплые ясли. Да и не думала же ты, что я не обеспечу ему безопасность?
        — Твоя безопасность защитит его от случайной стрелы; или от меча; или от чего еще, что может случиться, когда враги пойдут на него?
        — Хватит.
        — Это наш с тобой сын, — ее голос задрожал.
        — И будущий правитель. Ты своей заботой отравляешь ему жизнь.
        — А ты своей и вовсе ее погубишь.
        Повисло напряженное молчание. Я не видел, но зато мог чувствовать, как болью матери разрывается ее сердце. Как это самое сердце слепо хочет защитить свое чадо, как, впрочем, и мое. Вот только каждый делает это по–своему.
        — Не заставляй его делать то, впоследствии чего он будет тебя ненавидеть, — прикрыла она глаза.
        — Эта ненависть после моей смерти станет благодарностью, как и у меня моему отцу.
        — Ты слишком строг, — предприняла она еще одну попытку.
        — А ты слишком снисходительна, — парировал я.
        Снова пауза.
        — Твое решение окончательно?
        — Да.
        — Почему?
        — Потому что… — не сразу я подобрал подходящие слова, — если ты вырастишь своих детей, то сможешь избаловать своих внуков. Но, если ты избалуешь своих детей, тебе придется растить своих внуков.
        — И это все? Причина только в этом?
        — Разве этого мало?
        — А разве нет?
        — Хорошо; ответь мне на один вопрос, но прежде откинь мысль, хоть это и невозможно, что ты мать и взгляни трезвыми глазами: ты бы смогла доверить такому, как он империю? Взгляни на этих людей: они отцы, они сыновья, они дочери, они матери — разве можно оставить так, чтобы их жизни стали зависеть от воли подобного человека? От жизни сумасбродного юноши. Как он сможет решать положение других, когда как не осознает собственного? Ты пойдешь на это? — посмотрел я на неё.
        С минуту она молчала не в силах что–либо ответить. Ее бегающие глаза искали ответа. Ее зрачки заблестели от накатывающих слез; слез не только от страха за сына, но и из–за злости от понимания, что мои слова, близкого ей человека, способны причинять такую боль своей правдивостью.
        — Ты просишь слишком много: я могу быть кем угодно, если надо — стану, и также могу отказаться от многого, но я не смогу не быть матерью. Какое мне дело до жизни других, когда жизнь моего сына в опасности? По–твоему, это не так?
        — Не так: жизнь одного не может быть важнее тысяч и тысяч.
        — Даже если это твой сын?
        — Тем более если это мой сын, — сделал я акцент на слове «мой».
        Все ее естество говорило о неверии в услышанное: ноздри вздувались, а грудь вздымалась от частого дыхания, глаза перестали слезиться; казалось, от ярости они иссохли и готовы были испепелить любого, кто попадется под руку.
        — А разве ты сам не поступаешь также, отправляя тысячи сыновей на войну, которая есть прихоть одного человека; то бишь твоей?
        — Ты глупа и слепа, если считаешь это всего лишь прихотью.
        — Тогда просвети меня.
        — Политика не для женщин, — буркнул я.
        — Вы, мужчины, всегда в чем–то обвиняете женщин, когда у вас нет ответов: в данном случае в невежестве, — вскинула она подбородок.
        — Я не обвиняю. Я даю тебе понять, что еще немного и ты, своей дерзостью, перейдешь черту, после которой возврат будет если не невозможен, то уж точно трудновыполнимым.
        Какое–то время мы смотрели друг на друга, словно два дуэлянта во время боя. Наконец, гордо приподняв подбородок, она резким движением развернулась и ушла, оставив меня смотреть ей в спину.
        — Померились, называется… — произнес я со злостью и направился в сторону полигона выпустить пар.





* * *



        До нужного нам места добирались две недели: целых четырнадцать дней на коне. Человеку, который отвык от подобных путешествий, это прошло не без следа: спина жутко ныла, а сводить ноги после верховой езды целое испытание. Плюс к этому я не хотел сильно отличаться от воинов и отказался от чрезмерных удобств. Поэтому первые дни после сна на жесткой земле добавились боли в остальной части тела.
        Я просто мечтал о привале, и каждый раз, когда он наступал, я благодарил судьбу. И это даже при том, что я был человеком, не обремененным физическими нагрузками (ежедневная практика магии как–никак). Но самое трудное было во всем этом — не показать свои страдания другим: легионеры, банально, не захотят идти за слабым императором.
        Вообще, можно было доехать туда со всеми удобствами; так и планировалось в самом начале. Но затем, в угоду скорости, было решено верхом, взяв с собой только личную охрану, несколько человек из обслуги и только самое необходимое. Запасы должны были пополнять в сети застав, что были раскиданы по всему пути к месту дислокации войск. Но это было только часть причины. Вторая состояла в скрытности. То есть, даже на территории империи нельзя было полностью застраховать себя от вражеских шпионов. Таким образом мы хотели снизить риск возникновения опасностей. По этой причине даже мои преторианцы отказались от традиционных фиолетовых плащей и экипировались как обычные легионеры.
        Но, несмотря, на все принятые меры курьез все–таки случился, ибо как бы ты не готовился, от случайности тебя это не убережет: едва мы пересекли границу, как вступили на дорогу, окруженную густым лесом, где мы и угодили в засаду. Ничего серьёзного; ни я, ни мой начальник охраны, ни даже большая часть преторианцев не вступила в схватку. Хватило пару–тройку человек, чтобы обезвредить этих бедолаг.
        — Они что совсем обезумели? — спросил один из воинов, переворачивая труп. — Никаких доспехов, из оружия вилы да палки, да и количеством их меньше. На что они надеялись вообще?
        — Нет; они не безумцы. Они измучены лишениями и голодом, который любой здравый ум приводит в отчаяние, — ответил ему второй, старше его возрастом.
        — Продолжаем движение, — спокойным, но твердым голосом приказал командующий и бросил на меня странный взгляд.
        Истрит — один из самых надежных моих подданных. Еще его отец служил моему отцу, а теперь сын служит сыну. Точно не знаю, сколько ему, но, думаю, лет сорок будет. Как и любой военный, темпераментом сдержанный, всегда собран. Может разделить общий котел со своими войнами, за что его очень уважали. Строг в плане удержания дисциплины, но справедлив при вынесении наказания. Всегда ходил с недельной щетиной, хотя, бывало, изредка брился. В основном перед долгими походами как сейчас. Черные, коротко стриженные, с проблесками седины волосы. Верхняя часть правого уха отсутствовала: в одной из схваток ему то ли срубили, то ли откусили. Сам он не говорит всей правды, поэтому войны периодически об этом гадают. Такие же, как волосы, черные, впалые глаза; а взгляд всегда блуждает в поисках потенциальной опасности. Не мускулист, но жилист. Не высок, но и не низок. Но, пожалуй, главное его качество — это острый ум: хоть он и номинально являлся главой моей охраны, но, как это часто бывает, я не брезговал его советами, а иногда и сам обращался к ним.
        Спустя час этих скрытых, как он думал, гляделок я посмотрел на него и вскинул бровь, приглашая его озвучить свои мысли.
        — Ваше Величество, разрешите дать вам совет?
        — А когда я от него отказывался, друг мой?
        — Эти люди в скором времени станут вашими полноправными подданными. Быть может, имеет смысл позаботиться о них уже сейчас?
        — Война и без этого отнимает много ресурсов.
        — Согласен. Но подавление мятежей и выкуривание разбойников с их укрытий будет обходиться еще дороже: они будут грабить наши караваны, портить дороги, подстрекать местное население, собирать ополчения…
        — Я понял, — прервал я его. — Ты прав; твои советы, как всегда, очень полезны. Писарь!
        Ко мне приблизился юноша с бумагами и чернилами и прямо на ходу, сидя на коне, записал мои распоряжения. Свернул пергамент и протянул мне запечатать его своей печатью.
        — Отдашь его лично в руки главы тайной канцелярии и никому иному.
        — Слушаюсь, Ваше Величество, — слуга кивнул, развернулся и ускакал.
        — Истрит, — снова я обратился к главе охраны, — тебе не кажется, что ты находишься не на своем месте? Нет, я не сомневаюсь в твоих способностях. Я лишь хочу сказать, что они не оценены должным образом — займи должность моего советника.
        — Это приказ?
        — Предложение.
        — Тогда я вынужден отказать, Ваше Величество, — сделал он поклон как бы извиняясь.
        — Ты уверен?
        — Да.
        — Почему? Ведь хорошая возможность.
        — Я простой вояка, всю жизнь проведший на полях сражений, в казармах, а затем и дослужился до почетной должности главы вашей охраны. Мне этого достаточно.
        — А если честно, то, в чем причина?
        Он взглянул на меня, слегка улыбнулся и покачал головой.
        — Вы как всегда очень проницательны.
        — Нет, я просто очень давно тебя знаю.
        Он немного помолчал, собираясь мыслями. Затем кивнул; видимо самому себе, в знак, что он готов.
        — Если честно, Ваше Величество, то причина в том, что я очень сильно люблю свою семью. Здесь мне все понятно: я вижу, кто враг, а кто нет. Направил меч на вас — враг, не направил — не враг. А на посту вашего советника же ничего не ясно, потому как все ваши друзья будут моими врагами; потому что все друзья Императора враги друг–другу. А там оружие хуже, чем меч: интриги и заговоры. Оружие, в котором я не так силен. Оружие, которое способно добраться до моего чада.
        — А если я тебе прикажу?
        — То я подчинюсь, и буду исполнять свои обязанности со всем рвением. Но, быть может вскоре, вы пожалеете о своем приказе.
        — Почему?
        — Ваше Величество, позвольте мне небольшую вольность, — и после моего кивка он продолжил. — Ваше ближайшее окружение: у кого–нибудь из них есть кто–то, кого они любят больше, чем себя? Думаю, ответ вам известен. А это значит, что у них, практически, нет уязвимых мест, в отличие от меня. И, вскоре, может случиться так, что я дам вам совет не для блага империи, а в угоду врагов. Прошу меня простить, если я не оправдал ваших надежд.
        — Ты не должен извиняться за любовь к своим близким.
        После этих слов я замолчал, обдумывая сказанное. Я, правда, не мог обвинить его ни в чем, кроме как в человечности; а это качество должно быть поощряемо, а не наказуемо. Как же тяжело найти людей, не изощренных властью. А если даже и найдешь, то тяжело их удержать подле себя. Замкнутый круг.
        Больше этот разговор между нами не поднимался.
        Путь, как я уже сказал, занял две недели, восемь дней, из которых мы проехали через земли нашей империи, а остальные через, уже бывшие, земли Королевства Шамор.
        Приход наших войск в самом начале, местные жители встретили с недобрым ожиданием. Оно и понятно: мы захватчики. Хоть королевство было формально подчинено королю, но каждая область, каждое баронство существовало обособлено от других, ведя собственную политику, при этом поддерживая иллюзию подчинения столице. По этой причине, когда пришел чужак, они боялись, что лишаться всех своих привилегий свободы. Хотя стоит отметить, так было не повсеместно: те баронства, что находились на границе, были больше всего подвержены влиянию моей империи, и соответственно, когда мы пришли, они восприняли это как изменение к лучшему. Одна только торговля чего стоила — это ведь означало, что больше не придется платить никаких пошлин при пересечении границы. С продвижением вглубь страны мои легионы встречали уже не так радужно: из донесений узнал, что приходилось ставить двойные дозоры, а местное население меньше шло на контакт, а порой покидали свои жилища, сжигая все после себя. Даже при том, что мною был отдан приказ никак не ущемлять простых крестьян.
        Наверное, поэтому мои мысли крутились вокруг одной переменной: если даже мы выиграем войну, и король капитулирует, смогу ли я утвердить свою власть над этими землями? Впрочем, это потом.
        Итак, на четырнадцатый день мы, наконец, добрались. Хотя по изначальному плану было условлено, что мы встретимся с северными легионами, но они задерживались, и было решено ехать без них.
        Стандартный военный лагерь, находящийся на небольшой возвышенности, из–за чего можно было рассмотреть вражескую стоянку по ту сторону реки, огороженный деревянным частоколом, стал напоминать улей после появления нашего отряда. Никто не был предупрежден, что прибудет император, и поэтому изначально на лицах легионеров читалось легкое неверие, а затем перетекшее в едва сдерживаемое радостное возбуждение. По мере продвижения к центральной части лагеря из своих палаток выходило все больше народу; они останавливались и вскидывали руку в приветственном жесте. К концу процессии на улице собралась огромная толпа, скандировавшая мое имя. В этот момент из центральной палатки показался Торнд. В своей белой тунике с отличительными заплатками на плече. Тонкие губы, а по краям, когда он их сжимал особенно сильно как сейчас, у него вздувались щеки, словно у него во рту два маленьких шарика. Ни единой седины в волосах, но морщинистое лицо. Особенно в области переносицы; слишком много хмурится. Происходил он из знатного рода Альмиронов, что владели обширными, богатыми на урожай, землями на западе страны. И с
самого детства, как всякий рожденный в его положении, обучался военному делу, где и нашел свое призвание.
        Видимо предупрежденный, или, быть может, услышавший крики толпы; но на его лице сейчас не дрогнул ни один мускул удивления.
        — Мой император! — вскинул он правую руку с открытой ладонью на армейский манер. — Признаюсь честно, я удивлен вашим появлением.
        — Ты этому не рад? — спросил я.
        — Напротив! Ваше появление как нельзя кстати: после…последнего эпизода, скажем так, легионерам был необходим моральный дух. Теперь я вижу, что вопрос решен, — улыбнулся он.
        — Значит надо бы закрепить это.
        И я потянул за узды, поворачиваясь к толпе, которая стояла в ожидании. Я смотрел на них; вглядывался в их глаза, их лица; были они все абсолютно разные: наивные и циничные, безразличные и обремененные, воодушевленные и уставшие, веселые и грустные, кто–то смотрел прямо, а кто опускал взор.
        — Легионеры! — обратился я к ним громко. — Поверните ваши лики в сторону врагов: скоро я и вы со мной пойдем на них. Там за рекой нас встретят их копья, мечи и стрелы. И мы, как настоящие легионеры, своей непоколебимой храбростью переломаем все их копья, отобьем все мечи и отразим все стрелы. Мы не устрашимся никого, а нас будут бояться все. Мы покроем себя славой во веки веков, а врагов своих повергнем в пучину забвения. Что это за король ими правит, который отсиживается у себя во дворце, когда его войны гибнут? Что это за король ими правит, который делает своих подданных рабами? И когда–нибудь вы сможете сказать: я сражался в этот день — за свободу, за братьев и во славу…империи.
        После этих слов поднялся многотысячный крик, скандировавший мое имя и прославление империи. Я снова смотрел на них; вглядывался в их глаза, их лица; были они все абсолютно одинаковые: истовые и непоколебимые.
        — Император, это было прекрасно, — произнес Торнд после того, как мы зашли в командирский шатер.
        — Благодарю. Теперь перейдем к делу: каков расклад? — подошел я к столу, где была разложена карта с фигурами, показывающая положение войск.
        — Мы не знаем точные цифры, но, примерно, у врага семь тысяч пехоты и две тысячи конницы. Сколько магов мы вообще не знаем. Большинство наших разведчиков перехватили. Также у них имеется артиллерия: где–то с десяток онагр.
        — Онагры?
        — Да
        — Зачем они им? Какой от них прок?
        — Не знаю. Пережиток. Прошлое.
        Странно. Впрочем, не это главный вопрос.
        — С магами плохо, — произнес я мысли вслух. — Что у нас?
        — Наш, четвертый, легион. Также сейчас в тыл к ним заходит третий во главе с командующим Трануилом. По расчётам завтра утром он будет на месте. Итого восемь тысяч четыреста пехоты, две тысячи конницы и сотня магов.
        — Добавь еще сюда второй легион; они скоро будут на подходе, — взял я фигурки и добавил на карту.
        — Второй? Границы остались без защиты?
        — Нет: мы достигли соглашения с племенем кочевников. Это позволило нам задействовать второй легион.
        — Кочевники? — удивился он.
        — Да, — ответил я коротко, без всяких подробностей.
        — Понял. Значит, итого у нас десять тысяч пехоты, пять тысяч коней и полторы сотни магов. Мы разобьем их в два счета.
        — Если будем действовать разумно.
        — Разумеется, Ваше Величество.
        В этот момент снаружи послышался гул труб, указывающий на чьё–то прибытие.
        — Кажется, это наше подкрепление, — заметил я и улыбнулся краем губ
        Выйдя из шатра, я остановился, наблюдая за следующей картиной: снаружи к воротам частокола тянулась вереница людей, во главе с командующим второго легиона Ожеро. Высокий, статный блондин, с заигрывающим взглядом — он никогда не походил на военного. Скорее ему бы подошла роль похитителя дамских сердец в кругу аристократов. Но, как говорится, внешность обманчива, потому что его изощренный ум поднял его из выходца из среднего, захудалого рода до целого командующего легиона. И, что уж скрывать, он являлся главным фаворитом на роль появившуюся вакансию главнокомандующего. Умный, лояльный, аристократ, к тому же сильный маг, но главное ввиду своих амбиций он становился контролируемым — чем не главнокомандующий?
        — Торнд, — обратился я за спину.
        — Да, Император!
        — Созови совет. На рассвете мы выступаем.
        — Слушаюсь!
        Я ощущал давно позабытое чувство — предвкушение. Это томительное ожидание перед предстоящей битвой. Ночь без сна, постоянное внутреннее волнение, но наружное спокойствие, и, самое важное, взбудораженное, бурлящее, поднимающееся, словно закипающее масло внутри тебя, сила.
        Спустя пару секунд я встряхнул с себя это наваждение и зашел в шатер, ожидая сбор совета.





        ГЛАВА 19. ДЕННАР

        — Глубже копай! Больше смолы! Колья ровнее! От этого зависят ваши жизни! — центурион ходил вдоль частокола и раздавал указания, пока мы работали.
        — Когда же уже закончится эта невыносимая жара? — Дендрик, как обычно, говорил то, в чем особого смысла не было.
        — А ты больше болтай; тогда уж точно будет легче, — заметил Кверт.
        С того самого памятного момента мы очень хорошо сдружились, и теперь наша компания состояла из нас троих. Правда, не всегда нам удавалось проводить время вместе, потому как Кверт находился в другом десятке. Но, если как сейчас, было общее задание, то мы сбивались в одну кучу. В какой–то мере, они заменили мне старых друзей.
        — Так поэтому и болтаю; потому что мне так легче. Вы тоже попробуйте.
        — Спасибо за совет, Дендрик, но я лучше оставлю силы на что–нибудь другое.
        — Не понимаю: почему нельзя сделать это все магией? — возмутился Дендрик, — вы же двое можете здесь все, — показал он жест рукой, — и вуаля — готово.
        — Ты не слышал приказа? — посмотрел я на него.
        — Да слышал я, слышал: «физическая работа закаляет ваш дух и ваши умы», — передразнил он командиров. — А как по мне они просто садисты и им нравится смотреть, как мучаются другие.
        — Кстати, слышали последнюю новость? — сделал глоток из кувшина Кверт.
        — Ты про принца? — уточнил я.
        — Да. Кто бы мог подумать, что император решится на такое: своего единственного наследника отправить на войну.
        — А как по мне, он правильно поступил, — вставил свое слово Дендрик.
        — Рискованно…
        — С этим согласен, но за ним ходит не самая лучшая молва, — кувшин перешел в руки Дендрика, — поэтому ему только на пользу.
        — Прекратить разговоры!
        После этого возгласа все разом замолчали и усерднее принялись за работу. И в этой, периодически, монотонной работе мои мысли раз за разом, как и все дни до этого, возвращались к дуэли легата: то, что там творилось — я не могу подобрать правильных слов. Но, главное, я теперь знал, чего хочу достичь. К какому уровню мне надо стремиться. И порой я с этим переусердствовал: на пару тренировках я наносил травмы своим оппонентам. То есть, травмы были неотъемлемой частью таких тренировок, но тут дело было в том, что их можно было избежать, будь я чуть более сдержанным. Я чувствовал, как моя сила возрастает непропорционально быстро. Это замечали и другие, но далее взглядов дело не доходило. Даже в глазах Легаса были какие–то мысли, но он их никогда не озвучивал. И это, немного, но все же настораживала; не наблюдал я за этим человеком какой–то сдержанности в словах, а чтобы он вовсе промолчал, вообще вопиюще.
        — Вы когда–нибудь задумывались, что такое лопата? — задал странный вопрос Дендрик во время перерыва на прием пищи. Ели прямо тут, не отходя далеко ото рва, расположившись на земле.
        — Инструмент! — заметил самое очевидное Кверт.
        — Это понятно. А я же вам про другое: какую роль играет лопата в жизни человека?
        — Хватит ходить вокруг да около, — буркнул я. — Не тяни.
        — Скучные вы, — посетовал он, — даже нельзя развить нормальную дискуссию. Ладно, ладно, — поднял он руки, видя наши взгляды. — Лопата — это ведь не просто инструмент. Вот смотрите: прежде чем что–то посадить, вам нужно разрыть землю. А чем вы это делате? Правильно — лопатой. Лопата инструмент, который дает вам пропитание, и соответственно, жизнь. Лопата равно жизнь. Но когда вы умираете, то, что тогда делают? Правильно — роют яму. Роют лопатой. Получается, что лопата — это еще и равно смерть. Разве не так?
        — И что ты этим хотел сказать?
        — То, что лопата не просто инструмент, а это жизнь и смерть одновременно. Вот как.
        — По твоей логике можно также сказать и про меч: убил врага мечом — живешь, убил враг тебя мечом — умер. Да так много про что можно сказать.
        — Меч — это совсем другое.
        — Да? И почему же? — задал вопрос немного вызывающим тоном Кверт.
        — Потому что меч — это не инструмент; это продолжение твоей руки! — вытянул он руку в сторону и смотрел вдоль нее.
        — А на все–то у тебя найдется ответ.
        — Еще бы. Я же вообще очень умный.
        — Вставай, умный ты наш, работать пора, — я показал это своим примером, вставая с места.
        Работы по укреплению частокола продолжались уже третий день, и мы все изрядно утомились. Хотя на самом–то деле, если брать физическую составляющую, то в отличие от тех же тренировок, тут нагрузки меньше. Поэтому если кто и сетовал, то делал это скорее из привычки или природного занудства.
        — Прекратить работы! — на приказ центуриона все обернулись в недоумении: день еще не окончился. — Поступил приказ: всем собрать вещи и приготовится; на рассвете выдвигаемся.
        — Это что получается, мы тут тужились столько — и все это зря? — тон и интонация Дендрика сейчас передало все, что думают и все остальные.
        — Твою мать…
        Ветер доносил запах гари: это догорал оставленный после нас частокол. Шли мы уже третий день подряд, вытянувшись в змееподобный марш. Как выяснилось на второй день, тогда был отдан приказ срочно выдвигаться навстречу вражеской армий для сражения. Я не располагал всей точной информацией, но раз уж в приказе также было сказано брать столицу, то командование было уверено в нашей победе. Признаюсь честно, мне было страшно: я еще помню тот ужас, когда я впервые оказался в этом мире прямо посреди поля битвы. А теперь мне предстояло, так сказать, присутствовать в первых рядах. И не просто зрителем, а ее, непосредственным, участником.
        — Отряд! — обратился к нам наш десятник. — Нам пришло задание: там впереди на пути стоит местная деревня — надо ее разведать.
        — Почему именно мы? — спросил я рядом шагающего Дендрика.
        — Потому что мы новобранцы. Ну, ты уж точно. Обкатка и все такое.
        — Обкатка?
        — Да. Ты что думал, нас так сразу кинут в гущу самой битвы? Сначала нас надо закалить, если, конечно, есть возможность. Вот и возможность представилась.
        Деревня собой представляла около пятнадцати домов из глиняных кирпичей с соломенной крышей. Все тут выглядело настолько захудалым, что у них не имелось даже хоть какого–то укрепления. Нам встретился только один дряхлый старик, который даже не обратил на нас никакого внимания: его взгляд был абсолютно пустым. Одежда на нем самая простая. Хотя это больше напоминало мешок, в котором проделали отверстия для рук, и надели на себя. Но все же, хоть и картина была на первый взгляд без какой–либо опасности, мы шли медленным шагом, постоянно озираясь по сторонам, готовые в любой момент ожидать опасности.
        — Деннар, Дендрик! — бросил нам десятник, — проверить те дома, — указал он нам рукой.
        Мы молча кивнули и направились в нужную сторону. Подошли к дому. Посмотреть, что там внутри через окна не было возможно: они были на глух забиты досками. Подошли к двери и стали перед ней — открыто; стоит только толкнуть, но войти сразу не осмелились. Ускоренный пульс, рука сильнее, чем обычно сжимает рукоять, ноги подрагивают, пот ручьем. Посмотрел на товарища и уловил его кивок в знак готовности. Посчитал до трех; затем выбил дверь ногой, врываясь внутрь. В первое мгновение глаза после яркого солнца пытались хоть что–то уловить в царившем мраке. Спустя пару мгновений начал различать силуэты скудного убранства дома: стол, пару стульев, немного посуды, ведро, в углу циновки — собственно это все. Дом абсолютно пуст: никого. Напряжение сразу спало. Все–таки у страха глаза велики; вообразил себе всякого и сам же в это поверил.
        Мы пошли смотреть следующие дома. Везде одна картина: пустые, безлюдные помещения с минимальным убранством.
        — Куда все подевались? — спросил в пустоте комнаты Дендрик.
        — Не знаю. Может, бежали дальше от войны?
        — Остался последний дом. Этот больше, чем остальные.
        На этот раз дверь была заперта, но один пинок решил эту задачу. Еще не вступив шагу внутрь, в нос ударил затхлый запах застоявшегося воздуха. Множество человеческих тел то ли лежали, то просто ли были разбросаны по всей комнате: женщины, дети, старики. Сначала я подумал, что все мертвы; но в один момент послышался стон, от чего проснулись часть спящих. Они, практически все, были без сил и кое–как с трудом протягивали руки, прося помощь.
        — Чума! — услышал я испуганный голос Дендрика, — их всех постигла чума. Нужно убираться отсюда.
        Я пригляделся на этих людей: кожа их была вся в сыпи — корь.
        — Нужно им помочь.
        — Чем ты им поможешь? Они все обречены.
        — У наших медиков должно быть что–то.
        — От этого не существуют снадобья.
        — Мне срастили кости за пару дней. А это излечить не в состоянии? — показал я рукой на больных.
        — Не все в этом мире можно исцелить. Быстрее уходим, — и он показал пример.
        Помешкав пару секунд, я все же развернулся и вышел оттуда. Было до боли обидно от собственной беспомощности. Я ничего не мог поделать. Поспешили соединиться со своим отрядом и доложили командиру об увиденном.
        — Сжечь, — отдал он короткий приказ, не терпящий возражения.
        Я возвращался к дому на ватных ногах от мысли, что мне сейчас предстоит сделать. Подойдя до нужного расстояния, занял место напротив дома и начал формировать огненный шар. Мешкал до последнего, не в силах справиться с самим собой. Было понимание, что это правильный выход: болезнь нужно искоренить, чтобы не заразить других; но в то же время эти люди еще были живы, и сжигать их заживо — это ужасно. Направил плетение и отпустил, наблюдая, как пламя поглощает соломенную крышу и охватывает все строение. Я увеличил подпитку огня, опоясав весь дом. Подумал, что если они сгорят быстрее, то будут меньше страдать. Сегодня ночью мой сон будет плохим.
        — Ты не кори себя: все мы поступили сегодня правильно. Ты облегчил им мучения, — услышал я подбадривания от друга.
        — Клянусь, я слышал крики, — мой голос потонул в пустоте.
        — Идем; нужно возвращаться.
        В течение оставшегося дня, и следующего тоже, я не проронил ни слова.
        — Чего это с ним? — услышал я шепот Кверта.
        — Скоро отойдет.
        — Может как–то попытаться ему помочь?
        — Нет, тут ничем не поможешь. Он либо сам, либо вообще никак, — заключил Дендрик.
        Больше они к этому разговору не возвращались.
        Кто же я теперь? Убийца или спаситель? Но убийцы убивают для удовольствия, чтобы удовлетворить свою похоть, жажду власти или самоутвердиться; или же убивают ради выгоды; или же в порыве сильных эмоций, таких как гнев. Я же не подпадал не под один из этих постулатов. Был ли мой поступок добродетельным? Нет, тут дело не в самом поступке, ибо поступок всегда один — либо есть, либо нет. Все дело в помыслах. А помыслы мои были добродетельными: я хотел освободить их от мучений; я хотел помочь им. Но делает ли это теперь оправдание мне? Я не знаю. Я сбит с толку.
        Марш продолжился. День пятый. Под палящим солнцем и в полном обмундировании это превратилось в целое испытание. Из–за этого количество привалов увеличилось, а центурионы постоянно отправляли в различные стороны мелкие отряды в поисках воды.
        Наконец, воочию представилась возможность лицезреть на принца: неприятный человек. Он кричал в истерике и требовал, чтобы над ним срочно соорудили шатер или сделали хоть что–то; а то он страдает от жары. На место даже прибыл сам легат разбираться с этой проблемой. Только проблема, по его видению, была не в жаре, а в самом принце. Поэтому пару смачных оплеух сделали свое дело. В армии империи на первом месте стояла дисциплина, и всякий нарушивший ее понесет наказание. Мне тоже пришлось усвоить этот урок, а теперь смотрю, как его внедряют другим.
        Опять марш. День седьмой. Мы встречали все больше деревень. Но ни одна из них не была как та: эти были живыми, я бы сказал нормальными. Их не трогали, старались огибать стороной. Только посылали несколько мелких отрядов, чтобы выторговать себе необходимое, и, опять же, пополнить в местных колодцах запасы воды.
        Марш. День восьмой. Мы, наконец, идем сквозь лес и благодаря высоким деревьям шли в тени. Из примечательного вчера ночью, когда мы стали лагерем, случилось одно событие — один из часовых заснул. Именно в тот день легату вздумалось выйти на ночную прогулку и как раз его путь пролегал через того самого поверженного сном. По законам легиона его должны были казнить, но легат стал вместо него и нес дежурство, пока не пришла смена. Легионер проснулся и увидел, что за него стоит сам легат. К слову, никакого наказания не было. Новость об этом разошлась по всему лагерю, и легионеры восприняли это с воодушевлением: все как один клялись, что отдадут за легата жизнь и пойдут до конца.
        Марш. День десятый. Люди начинают нервничать: это не заметно на первый взгляд; но практически прекратились разговоры, никто не смеется, в движениях чувствуется напряжение и нервозность, все постоянно озираются по сторонам. Слишком все складывается хорошо: тихо, мирно, на пути только одни крестьяне, да и только. Словно затишье перед бурей. Не зря говорят, что ожидание худшее из всего, что может быть.
        — А принц–то притих, — начал разговор на одном из привалов Дендрик, — уже не буянит.
        — Интересно как он поведет себя в сражении? Он же вообще нигде не участвовал, — поддержал разговор Кверт.
        — Да приставят к нему охрану. Думаешь, император позволит, чтоб его убили?
        — Ну, не знаю даже. Если все так, то он своим присутствием подставляет других.
        — Можно подумать, что за нашими спинами много битв, — вмешался я.
        — Но так мы и не выросли в дворцовых условиях, как он, — пожал плечами Кверт, — хоть что–то, но жизнь мы повидали: я и Дендрик уже были в одной битве, ты… — замолчал он на полу слове.
        — Ну, ты… — сказал я раздражено.
        — Кверт хотел лишь сказать, что мы не он, — Дендрик остановил мою поднимающуюся злость.
        Заметил за собой, что я слишком бурно реагирую на тот случай с прокаженными.
        Я хотел извиниться за свою реакцию, и уже было набрал в легкие воздух, но тут прогремел взрыв на том конце лагеря. Затем второй, уже, с другой стороны. Огромные огненные шары летали тут и там, врезаясь в наши ряды.
        — Засада! Приготовиться к бою! — центурионы и десятники начали раздавать команды.
        Вокруг начался настоящий хаос: отряды обслуги, не совсем годные для боевых действий, хоть и подготовленные, бегали в панике; легионеры спешно пытались занять хоть какую–то оборону; были слышны крики взывающих о помощи. Первыми сориентировались, как не странно, полевые санитары и уже начали сновать между людьми, выполняя свои обязанности.
        Мы мгновенно подскакивали со своих мест, забывая обо всей утвари и трапезе. Наш десяток быстро занял оборону в своей ячейке, а я также быстро накинул щит. Врага не было видно, лишь только отдельные тени в кронах деревьев.
        Мы бы не были легионом, если бы не умели воевать, поэтому благодаря быстрой реакции первый натиск бомбардировки удалось остановить. Прилетел еще один огненный снаряд и врезался в наши щиты, не причиняя никакого ущерба, а затем тишина. Абсолютная тишина. Ничего не происходило: исчезли даже тени.
        Не знаю, сколько мы так простояли, но минуты тянулись словно часы. Часы напряженного ожидания. Не знаю, почему командование тянуло с распоряжениями, но приходилось безмолвно ждать.
        Наконец, из массы легиона вырвался клочок разведчиков, и ушла вглубь леса, затерявшись там. Снова начались минуты ожидания. Впрочем, все это продлилось недолго, потому, как вскоре отряды вернулись и доложили, что никого нет. Остались только следы: видимо оперативные отряды, задача которых была внесение хаоса и потрепать нервы врагам. Проще говоря, партизаны.
        С этого момента начался самый настоящий спринт с препятствиями. Впереди лежала открытая местность, и по замыслу легата нужно было как можно быстрее добраться до нее. Лес сейчас был нашим врагом. Ради этого даже пришлось пойти на риск: сжечь часть обоза.
        Два дня мы передвигались на предельной скорости, изредка делая остановки, чтобы от изнемогающей усталости не потерять боеспособность. Я был изнурен; держать практически все время щиты было затруднительно. Периодически на нас нападали, поэтому расслабиться не получалось даже во время перерывов. Просто не хватало нервов. Были попытки напасть на них в ответ, но всякий раз, когда наши отряды выдвигались, их след уже простыл.
        Затем пошел дождь. Дождь, которого мы так долго ждали, и ненавидели, когда он, наконец, пролился. Идти стало в разы труднее. Все обмундирование промокло. Грязь под ногами окончательно осложнило все, что только можно осложнить.
        На третий день мы покинули этот проклятый лес, и попытки нас убить прекратились. Там мы оставили множество жизней: молодые, в расцвете сил, они только начинали свой путь. Но как бесславно его окончили. Даже похоронить их не было возможности: мертвых так и оставляли там, где их постигла смерть. Но будь моя воля, я бы так все не оставлял. Не из моральных соображений, а из сугубо рациональных, потому что, проходя мимо мертвых товарищей невозможно сохранить моральный дух воинов на высоком уровне. И это сказывалось: все до единого поникли. Но лишь временно, ибо мы все видели легата, когда он делал свои обходы: твердый как камень, со взглядом, не выдающим ни капли сомнений или страха. Своим уверенным видом он внушал смелость остальным. За таким идут, за такого умирают. Даже я, который так вначале его невзлюбивший, проникся к нему неимоверным уважением.
        — Этого еще не хватало, — услышал я уставший голос Дендрика, и открыл глаза, пытаясь хоть немного поспать во время привала.
        Там, на горизонте показалась вражеская армия.
        — В строй шеренгой! — завопили командиры.
        Легион выстроился в ожидании подхода врагов. Мы заняли место на правом фланге. Как на учениях наш десяток занял свое место в общем построений, а я стал позади них. Повернул голову направо и увидел в нескольких десятках метров от себя Кверта. Он был полностью сосредоточен, но по чуть вздрагивающим кончикам пальцев было заметно, как он нервничает. В этот момент я понял, что смотрю на своего друга, и, хоть немного, но я рад очутиться именно здесь и сейчас.
        Между тем, враг подходил все ближе. Чем ближе они подходили, тем яснее было, что наши дела плохи: хоть они и выглядели все разрозненно — у кого металлические латы, а у кого легкая кираса; у кого отполированные и заточенные мечи, а у кого короткое деревянное копьё; у кого на голове полноценный шлем, а у кого из защиты только его собственные, выцветавшие на солнце волосы, но, при этом, они все равно они внушали. И, пожалуй, самое главное их было больше.
        На первый взгляд они больше напоминали какой–то сброд. Но это только на первый взгляд, потому как они не просто шли; они маршировали. Это явный признак армии, выученной армии. Будет сложно.
        — Братья! — раздался звучный голос легата. Хоть он и находился на расстоянии; слышно его было хорошо — магия. — Я обращаюсь к вам не словом легионеры, а словом братья, потому что вы знаете, кем я был в прошлом. И я также знаю, что вы сейчас чувствуете, поэтому я не буду вам приказывать, а лишь смею просить. Я прошу вас…прошу вас, братья, биться не за империю, не за честь или славу; я прошу вас сражаться за своих отцов и матерей, которые ждут вас дома; я прошу вас биться за своих жен, что оберегают домашний очаг пока вы тут; я прошу вас биться за детей, которые равняются на своих отцов; я прошу вас биться за братьев своих, которые сейчас стоят с вами плечом к плечу; и я прошу вас биться за меня, как я буду биться за вас. Готовы ли вы умирать за меня, как я готов умереть за вас? — в конце он уже прокричал и на его крик ответили тысячи голосов.
        Я кричал так неистово, как только мог.
        — На смерть! — вдруг вырвался из меня крик.
        Я вспомнил, что слышал подобное в каком–то фильме.
        — На смерть! — в этот момент подхватили другие.
        — На смерть! — услышал я справа от себя.
        — На смерть! — услышал я слева от себя.
        Этот крик тысячи глоток заставил бы содрогнуться любого; и я бы сейчас не хотел оказаться на месте врагов.
        Десятки чувств переплелись во мне: страх граничил с безумной отвагой. Мне было страшно, но я был уверен. Я не хотел кровопролития, но я готов карать врагов. Я не рвался в бой, но я от него не бежал. Я не хотел убивать, но я готов был отнять жизнь за жизнь моих братьев; потому что именно рядом с братьями я сейчас находился.
        От их армии отделились пять человек, и направились в нашу сторону. С нашей стороны поскакал легат и пару трибунов. Переговорщики встретились по центру и недолго о чем–то переговаривались. Видимо, как это всегда бывает, атакующая сторона предлагала сдаться, а обороняющаяся, то бишь мы, предлагала…сдаться в ответ.
        Легат и трибуны заняли свои места. Все заняли свои места. Началось томительное ожидание. Не было слышно ни звука. Напряжение витало в воздухе, и его можно было ощутить всеми фибрами души.
        Вражеская армия начала движение.
        — Маги, приготовиться, по моей команде, — центурион показал знак защиты.
        С той стороны вылетели огромные огненные шары, размером с дом, и дугой летели на нас.
        — Защита!
        Огонь врезался в мой щит, и раздался звук, словно по крыше твоего дома шагает великан. Я почувствовал, как в момент столкновения немного подогнулись мои колени, но я быстро выпрямился и усилил щиты. И я выдержал. Но, к сожалению, не все это смогли: на другом конце огонь пробурил дыру в обороне и упал градом на легион. Раздались крики.
        — Маги, по моей команде! — центурион сделал знак атаки.
        Я сконцентрировался и сформировал огненный шар; затем увеличил его, влив силы; поднял над головой и стал ждать.
        — Огонь!
        Выдыхая из легких весь воздух, что был, я с рыком пальнул его вперед. Пять десятков таких же огненных шаров взлетело в воздух и врезалось, на этот раз, в их защиту. Эффект был тем же: основную часть погасила их защита, но пару шаров все же пробило их оборону и нанесла свой урон. А один шар так и вовсе оказался с сюрпризом: врезавшись в их купол, шар прожог верхний слой; затем из него вылезло белое копье, окончательно пробив заслон; разлетелся на более мелкие копья и покрыл собой пространство на несколько десятков метров. Тут много думать не надо — это был Торфус. Хотя может ему стоило поберечь силы для своих обязанностей.
        На этом взаимные любезности на время прекратились. Но лишь на время; там, где не сработала магия, надежда была на обычные стрелы. К обычному дождю прибавился дождь из стрел.
        Легионеры сразу же вскинули щиты и накрылись ими. Не потому, что они более эффективные, чем магический купол, а просто потому, что «на всякий случай».
        Пару десятков одиноких стрел все–таки сумели преодолеть первую преграду (сказалась банальная усталость), но наткнулись на следующую, и с треском вонзались в выставленные щиты. Тот самый всякий случай сработал как нельзя вовремя.
        Пока был взаимный обстрел, в этот момент в первые ряды врезалась вражеская кавалерия. Магический щит не было смысла держать: нужно было оставить силы для их магов. А заботы по кавалерии на себя возьмут сами легионеры.
        Первые ряды выдержали, практически, полностью удержав ряды. Это благодаря тому, что свою лепту внес дождь: земля стала рыхлая, и лошади вязли в грязи, от чего не могли разогнаться на полную скорость. Я видел, как наши войны окружают поодиночке ездоков и скидывают их вниз, вонзая свои мечи. Первый натиск удалось отразить, но потери при этом были не столь ощутимые, но все же болезненные — сейчас каждый меч был на счету.
        Пошла вторая волна атаки: пехота, наконец, добралась до нас, и начался строевой бой. Кто первым дрогнет — тот и проиграл.
        В какой–то момент я заметил, как какой–то сгусток прилетел в Кверта и того откинула на добрый десяток метров. Ощутимого урона это не нанесло, но сейчас он лежал и качал головой дезориентированный. Все–таки его щит поглотил часть силы удара.
        А затем такая же штука прилетела в меня, но вовремя выставленный заслон не дал мне повторить судьбу друга. В этот момент я понял, что они бьют именно по магам: хотят первыми убрать нас, и уже потом добить остальных. И я начал бить в ответ. Выцеливал по траектории полета атак и атаковал в ответ. Не знаю, сколько так продолжилось, но я весь истек потом; перестал чувствовать ступни; все мышцы тела уже ныли от нагрузок; легкие горели и разрывались.
        Прозвучал звук горна; атака прекратилась; их войска начали отходить. Я начал мотать головой; и только сейчас понял, что солнце клониться к закату. Первый день сражения окончен.
        — Ты как? — подошел я к Кверту, рядом с которым крутился один из медиков.
        — Нормально. Живу, — попытался он улыбнуться, но тут же поморщился. — Только голова трещит. Где Дендрик?
        — Где–то там. С ним все нормально, — поспешил я заверить.
        Еще во время битвы я старался не сводить глаз с его затылка.
        Следующий день принес с собой свежий ветер и яркое солнце; дождь прошел; тучи рассеялись. Но все это было блеклым и второстепенным, потому что ровный строй легиона стоял и ожидал новую атаку. Враги не стали дожидаться и с первыми же лучами солнца подняли флаги и затрубили в горны.
        Сегодня моё дыхание было ровным: я знал, что делать, и, главное, как делать; я знал чего ждать, а, главное, как к этому быть готовым. Повторил вчерашний ритуал: посмотрел на право — увидел друга; посмотрел вперед — увидел друга.
        Сегодня никаких речей. Полная тишина. Лишь звук развивающихся кусков подобия тряпок, что доныне назывались штандартами, развивающихся на ветру.
        Начало повторилось: мы выставили щиты, отражая их удары, а затем атаковали сами. Я также стоял и бросал удары, стараясь первым делом убрать их магов. Все изменилось в момент, когда нашу оборону прорвали: образовалась брешь в построении слева от того места, где находился я. Мы не успели вовремя оттеснить врага, и теперь это место стало местом их прорыва. Все летело в тартарары. По приказу наш десяток срочно кинулся на помощь. Но нас не хватало. Их слишком много. Началась настоящая мясорубка: тут и там лежали тела; люди кричали в агонии, подбирая собственные кишки; рядом пробежал человек опоясанный огнем и неистово визжал.
        Озираясь по сторонам, я пропустил, когда в меня прилетел огромный булыжник и сшиб меня, повалив на землю. Благо я держал на себе защитный купол; так бы мне просто размозжили череп. Я скоро поднялся на ноги; повернулся в ту сторону, откуда прилетел снаряд и обнаружил вражеского мага, который направлялся ко мне. Балахон, под грязью которого виднелся пестрый красный цвет. От ветра и движений он раскрывался и показывал надетую на него кольчугу. Руки в черных перчатках. А лицо выражает глубокую неприязнь, презрение и жажду: он шел проливать мою кровь.
        Весь мир сузился до него. Все моё внимание занимал только он.
        Я атаковал первым, надеясь на преимущество первого удара. Но он с долей прыти парировал мой электрический бич. Я снова предпринял атаку и бросил в него мелкие шарики со взрывами, чтобы дезориентировать его. Но он просто отпрыгнул в сторону на целый десяток метров. Усилил свои ноги? Необычно. Стоит взять на заметку. Одновременно с прыжком он кинул на меня тот же самый булыжник. Только на этот раз в нем чувствовал больше мощи. Я изрыл вокруг землю, покрыл ею себя, оставив узор для глаз и уплотнил. Получилась такая вторая кожа. С виду напоминал каменного голема. Скрестил руки и принял его удар.
        Он продолжал осыпать меня своим ударами, а я прыжками, кувырками уходил от них, а когда не успевал, просто принимал их на свою броню. Пляска продолжалась еще несколько минут, пока мне не удалось его подловить: в какой–то момент он решил сократить дистанцию и сорвался быстрым бегом с места. Но при этом он почти не глядел себе под ноги, поэтому споткнулся о выступ, который я моментально соорудил, а когда падал, шеей напоролся на острый щуп, который также соорудил я. Просто и эффективно. Хотя стоит признать, я не думал, что сработает. Но враг оказался то ли глуп, то ли самонадеян. Хотя это производное одно от другого.
        Я сделал пару глубоких вдохов, переводя дыхание. Кажется, от перенапряжения что–то внутри меня происходило: сильная боль не давала нормально соображать и двигаться. По догадкам могу предположить, что те самые магические каналы повреждены.
        Навстречу ко мне выбежал еще один, но на этот раз обычный воин. Без какого–либо затруднения я убрал его с пути, и побрел в сторону, как я думал, своего отряда.
        — Нет, нет, нет… — мой голос срывался от паники.
        На земле, весь в грязи, захлебываясь в собственной крови, с перерезанным горлом лежал Дендрик. Я подбежал к нему и попытался руками зажать рану. Его глаза выпучились, а губы шевелились, пытаясь что–то сказать. Пару секунд спустя он испустил свой последний выдох и его тело обмякло.
        Буря злости, смешанная с отчаянием, начала подниматься внутри меня. Все чего я сейчас хотел — это убивать; убивать как можно больше врагов; истребить их всех с лица этой планеты; лишить их тела душ.
        Я рывком направился к линии фронта, там, где их было больше всего, по дороге круша всех, кто попался под руку. Я не мог представить, что во мне есть столько жестокости и безразличия. Но потеря друга… нет, потеря брата сказалась коим образом.
        Наконец, добравшись до нужного места, я остановился и вихрем начал раскидывать всех вокруг себя. Я стал эпицентром смерти, где не было своих и чужих. Под раздачу попадали все. Все, что я сейчас видел перед собой — это мертвое лицо Дендрика.
        Я сосредоточился, собрал еще таившийся во мне остатки сил. Напряжение росло, достигнув своего апогея, и высвободилась из меня в виде зеленого серпа, который был так любим нашим легатом. Только этот был в разы больше и мощнее, растянувшись на весь горизонт. Он вылетел из моих рук, рубя перед собой не десятки, а сотни, и даже тысячи людей, лишая их жизни.
        Видя такие потери, в сердца врага вселился ужас и страх, и они со всех ног побежали. Точнее их остатки.
        Я, кое–как поднявшись на ноги, поплел в сторону своего друга. Все на моем пути расступались, пряча свои взгляды. Страх был не только у врагов. Не было голосов ликования, не было празднования при виде бегущего врага.
        А в голове все мысли крутились только вокруг одного слова — «лопата».



        ГЛАВА 19.1. ИНТЕРЛЮДИЯ



        Тень от свечи из–за легкого сквозняка в походной палатке исполняла различные пируэты, словно самые искусные танцоры закрутились в страстном танце.
        Легат сидел за письменным столом, со смазанными от чернил пальцами и держал в руке перо, занесенное над белоснежной, пустой бумагой: для доклада в центральное командование. По его уставшему лицу казалось, будто он за эти несколько дней постарел на добрый десяток лет. Еще бы — эти дни были, пожалуй, самыми тяжелыми в его военной карьере: его ошибка, точнее недооценка обстоятельств сильно ударило. Разведка ошиблась, сказав, что враг не знает про их перемещения. Но враг знал, и, более того, подготовился. Началось все с проклятого леса, где эти партизаны не давали расслабиться ни на секунду, что сильно измотала людей. По изначальному плану они должны были спокойно пройти этот лес, а затем выйти прямо под носом у врага, застав его врасплох. В итоге было потеряно треть войска, и это только, потому, что мальчишка выкинул такой фокус.
        При воспоминании об этом мальчишке скулы легата напряглись, и кулак ударил по столу. По сути, он спас его от полного поражения и позора. Но в то же время, он отнял у него победу. Да, формально он командующий и все лавры, естественно, ему. Но злые языки, которых, к сожалению, много не преминут этим воспользоваться. И прощай репутация, которую он собирал по ложечке все эти годы.
        Только вот мальчишка не виноват, и злиться на него глупо. Он сделал то, что должен был. Кстати, о нем: то, что он сделал — это из разряда невозможного. Веер Китаны — на изучение и обкатку этой способности у легата ушло пару–тройку лет. И это при том, что легат не был новичком в магии. А тут парень, который вообще открыл для себя, что такое магия всего несколько месяцев назад, уже сделал это. И сделал это в таком размахе. Да, еще повлияло его эмоциональное состояние. В истории уже были случаи, когда маги, переживая сильные эмоций, могли прыгнуть выше головы. Но после этого, как правило, это не проходило для них бесследно, вплоть до потери жизни. Здесь же пару дней отдыха, помощь медиков в восстановлении магических каналов, и он здоров. С этим нужно что–то делать; нельзя упустить этого мальчишку; как–то привязать его к себе. Но как?
        — Надо обязательно написать Гидеону, — с тяжестью выдохнул легат и снова обмакнул перо в чернила.



        ГЛАВА 20. ОЛЕГ

        — Зверь! Зверь! Зверь! — рёв толпы оглушал.
        Так меня прозвали в народе за мой стиль боя — жестокий, беспощадный; словно зверь, загнанный в угол, борющийся за еще один глоток воздуха.
        Я стоял в центре арены, посреди окровавленного песка, а вокруг меня лежали, точнее разбросаны, поверженные тела и конечности соперников. Все, что необходимо народу — это хлеба и зрелищ. Что ж…зрелища я даю им в избытке.
        Я сильно втянул воздух ноздрями, чтобы ощутить этот запах крови. За эти недели я претерпел изменения. Там в подземелье тюрьмы что–то во мне случилось: если раньше я просто сторонился людей — считал их слишком утомительными, то сейчас я их начал презирать. Всякий встреченный мной казался достойным умереть. За исключением нескольких человек, к которым я, по–своему, привязался: мой учитель и друг — Дарк, и…не знаю кто она мне сейчас — Эврисфея.
        Также раньше претила мысль убивать; сейчас же смотрю на все это как на игру. А игры я любил. И делал это с маниакальной одержимостью: рубил, разрубал, отрывал, пару раз даже зубами. С оружием или без — мне не важно; я сам есть оружие. Почти каждый день я выходил на этот песок и делал свое дело. Сколько этих боев за моими плечами? Я не знаю; сбился на десятом счету. И после каждого такого выхода я чувствовал себя все сильнее и сильнее. Кожа по желанию становилась тверже стали, поэтому отпала необходимость во всех этих доспехах; глаза ловили каждое мелкое движение; уши слышали каждый шорох в этой шумной вакханалии; мозг же ускорялся до такой степени, что все остальные двигались, словно в вязкой трясине. Я был неуязвим!
        — Ты моё сокровище, — раскинул руки Радогир, обнимая меня, когда я покинул арену.
        Вот кто был больше всех счастливее на свете. Еще бы: деньги полились рекой. Чтобы пригласить меня на арену он, как бы, сдавал меня в аренду. И естественно плюс к этому ставил на меня свои деньги. Говорят даже, что ему предложили баснословные деньги за меня. Чуть ли не годовой доход целого баронства. Но он, естественно, отказался от такой продажи.
        — Будь прославлен тот день, когда я пришел на рынок и увидел тебя. Хилого, ни на что негодного, но мой гений сумел разглядеть в тебе потенциал, — что–то он забыл упомянуть про свой чудо аппарат. — Риск, на который я пошел, окупился мне сполна. Судьба любит таких, как я.
        И что–то еще и еще. В моменты подобной его болтовни я отключался и просто не слушал его.
        — Эээй, слышишь меня? — помахал он рукой перед моим лицом, — скоро будет прием, который я организую. Придут все самые знатные люди города. И все они хотят видеть тебя, поэтому ты должен быть неотразим. Понял меня? Неотразим. Улыбайся, льсти, лизоблюдничай; вылежи им одно место так, чтобы оно ослепляло своим блеском. Что угодно — главное, чтобы ты им понравился. Давай, сынок, эти люди откроют нам пути в самый вверх. Да, у меня есть деньги, но их мало; нужны еще связи. Вот это мы и получим с тобой сегодня. Пошлю к тебе Эврисфею: приведет тебя в порядок. И, кажется, она тебе понравилась, да? — он ехидно улыбнулся. — Да ладно тебе, можешь не скрывать. Так уж и быть: постараешься вечером, и она будет твоей.
        На этих словах я слегка вздрогнул, чем себя и выдал. Он заулыбался еще шире. Дальше играть твердолоба не было смысла.
        — Что значит моей?
        — Твоей — значит твоей. Ну, рабыней–то она останется по–прежнему моей. Но станет, как бы выразиться, женой что ли. Хотя не совсем: она будет твоей наложницей. Вот. Хотя нет, ты же не царь какой–нибудь. В общем, будет спать, есть, жить и прочее с тобой. Если получится, может, даже новых берсеркеров заделаете, — не представлял, что человек может улыбаться так широко, как он сейчас.
        Путь домой был таким же, как и все дни до этого. Только теперь я, как говорит Радогир, заслужил занимать место в одной повозке с ним. Я и раньше, бывало, ездил с ним, но там были скорее исключения, чем правило. Скучаю по тем временам, когда путь был в тишине, а не под бесконечную болтовню.
        Выйдя из повозки у дома, Радогир похлопал меня по плечу, слегка приобнял и ушел по своим делам. Надоело его вот это отношение: полное лицемерия, будто бы правда считает меня своим сынком. Раньше он хотя бы не претворялся, когда говорил, что я его вещь. Сейчас же…бррр, аж противно.
        Я остановился, расслабил руки, прикрыл глаза, подставил лицо мягкому ветру, сделал пару глубоких вздохов и насладился теплом солнца. Мой утренний ритуал теперь уже стал не только утренним, а в любое время, когда есть возможность.
        — Что стоишь, животное? Шагай, — услышал я голос того самого противного охранника. Даже имя его так и не запомнил.
        — Сейчас пойду, — ответил я спокойно.
        — Ты что такой дерзкий стал? Думаешь, стал любимцем толпы и можешь себе позволять больше, чем другие рабы? — сплюнул он мне под ноги, показывая все своё презрение.
        — Думаю, да.
        — Ах, ты, — удар его дубины, сшиб меня на землю.
        Не помню себя, но хорошо помню, как сильно меня это разозлило. Я, теряя контроль, сильным рывком прямо с места подпрыгнул к нему, и левой рукой, схватив его за горло, приподнял, сжав до хруста. А правой, с раскрытой ладонью, махом нанес такой мощный по силе удар, что его шея с левой стороны порвалась, и голова повисла на туловище. Кровь из артерии хлынула мелким фонтанчиком, обрызгивая меня и заливая мою левую руку и его туловище. Ухо оторвало, и оно улетело, на несколько метров, падая на мощёную дорогу; череп был деформирован; левый глаз вылез и висел на глазном нерве; рот раскрыт, так и не успевший выкрикнуть последнее ругательство.
        Я, поморщившись, отбросил тело. Одна из рабынь, которая сейчас ухаживала за зелеными насаждениями в саду, увидела все это и начала визжать в истошном крике, на который все сбежались. Представляю их удивление от увиденного: тело охранника с повисшей головой и рядом стоящий раб весь залитый кровью. Прибежал и Радогир; раздал всем указания подчистить тут все; посмотрел на меня, но промолчал; лишь подал знак, чтобы я ступал к себе и сам удалился.
        Зайдя в свой домик, я первым делом смыл с себя всю кровь и пот. Во мне не было сожаления содеянного. Это животное заслужила своей участи. Ему дали каплю власти, а он почувствовал себя имеющим права так обращаться с другими. Никто из них не заслуживает, чтобы жить: никто из них, кто использует других на потеху себе; никто из них, кто заставляет других страдать.
        — Они не должны жить, — прошептал я, глядя в потолок.



* * *



        — Ты стал сильным… и жестоким, — произнес Дарк во время перерыва на тренировке, намекая на случившееся.
        — Я лишь стал относиться к другим, как они того заслуживают.
        Он посмотрел на меня; кивнул каким–то своим мыслям и произнес:
        — Я уже встречал подобных тебе, судьба с которыми отнеслась не справедливо. Проходя через все это, они начинают думать, что все в этом мире делится только на черное и серое. Не бывает чего–то хорошего; не верят в добро или в ту же любовь. Их сердца черствеют, а вместе с тем цель их жизни становится мщение. Только вот они не останавливаются. Они мстят сначала тем, кто сделал им больно; тем, кто сделал их таковыми. Потом они начинают мстить всем, кто хоть как–то с этим связан. Но и это не конец: они мстят всем, кто хотя бы частично напоминает им их. В конце концов, они остаются посреди пепелища. Без цели, без воли, без любви. Жизнь их и есть это пепелище. Будь осторожен, прошу тебя. Я не прошу тебя простить их всех, но, я прошу тебя, умей остановиться вовремя.
        — Я не такой. Мне не нужна месть. Мне нужна только свобода.
        — Убивая всех, кто косо на тебя посмотрел — не есть путь к свободе.
        — Откуда ты знаешь? Ты никогда не был рабом, — огрызнулся я.
        — Не был и не знаю. Но знаю, что это заведомо ложный путь.
        — Я не хотел становиться таким. Ты же знаешь. Они меня сделали таким.
        — Не перекидывай ответственность на других. Да, они сделали тебя таким, но ты сдался. Сдался и принял их правила.
        — Что ты предлагаешь? Не убивать их, — посмотрел я на него.
        — Этого я не говорил.
        — Тогда что? — выкрикнул я раздраженный.
        Он ничего не ответил. Молча смотрел на меня, напряженным взглядом. Я понял, что он дает мне время успокоиться. Дать голове остыть. Так я и поступил: одно из преимуществ быть берсеркером — это контроль своих гормонов. Перекрыл выработку адреналина, унял сердцебиение, понизил кортизол, чуть добавил эндорфина.
        — Тогда что? — сказал я уже спокойно.
        — Не становись как они: береги в себе человека.
        И он был прав. Я не они: я не животное. Хотя сравнение с ними — это оскорбление животных.
        — Хорошо. Я так и сделаю.
        Далее мы продолжили наши ежедневные тренировки. Он закидывал меня всякими своими волшебными штучками, а я — либо изворачивался, либо просто принимал их на себя. Иногда программа менялась от простого объяснения теории до настоящей дуэли. Если в самом начале он избивал меня как ребенка, то сейчас бой проходил, в основном, на равных, а порою и вовсе оставался за мной.
        — Ты сильно вырос, — порадовался он за меня.
        — Все благодаря тебе.
        — Перестань. При всем моем желании я не смог бы в столь короткое время достичь таких результатов.
        — Не принижай себя.
        — А ты не возвеличивай меня.
        — Может, остановимся на взаимном лизоблюдстве? А то мне надо поберечь эти силы для приема.
        И мы залились смехом. Вытерли слезы, успокоили животы.
        — Дарк…
        — М?
        — Могу кое о чем спросить? — поёжился я.
        — Сначала спроси, а уже потом решим можно ли.
        — Как так получается, что сейчас идет война, а они все живут так, будто ничего и не происходит. Все эти пиры, игры.… Разве им не должно быть страшно?
        — Ну, тут все просто: война ведь где–то там, а они здесь.
        — Как–то это…
        — Беспечно?
        — Да. И глупо, пожалуй. Очень глупо.
        — Я согласен с тобой. Но вот такие вот они люди. И ничего с этим не поделаешь, — пожал он плечами. — А хотя знаешь: может они боятся, но за всеми этими действиями пытаются скрыться от этого.
        — А если враг будет у ворот, то, что тогда? Я имею в виду тебя сейчас.
        — А что я? Я просто уйду еще на подступах этого самого врага. Я, человек, не обремененный домом или семьёй. Мой дом там, где я.
        — Понятно…
        И было в этом слове немного, тщательно скрываемой, грусти.



* * *



        Сегодня был день приёма. Не зная, чего ожидать, я, естественно, волновался. Мало ли, что эти толстосумы могут выкинуть. Но больше всего я боялся, конечно же, не их, а Радогира. Не за себя — что он может сделать мне, если уже сделал все, — я боялся за Эврисфею. Тем более после того дня я ее ни разу так и не увидел, а расспросить о ней хоть у кого–то боялся. Потому что показал бы, насколько сильно я к ней привязался. А это могло повергнуть ее опасности. К тому же, как бы это цинично не прозвучало, но у них появился бы еще один рычаг давления на меня.
        Сегодня был день приёма, и, поэтому, я ждал, как говорил Радогир, что она ко мне придет. Я умылся; кое–как поправил волосы на голове, одел лучшую свою одежду; побрился. В общем и целом, я хотел предстать перед ней во всей красе. Как это, должно быть, выглядит несуразно со стороны: раб рабом, который скорее вещь, но все равно не лишен человеческих, элементарных, желаний.
        Послышались шаги, и в двери показалась она.
        — Эврисфея! — мой голос немного дрогнул.
        Она смущалась, не осмеливаясь переступить порога. Что–то было не так: в последнее время она вела себя более свободно, не так застенчиво, как в первые дни.
        — Прошу, проходи.
        Еще пару секунд стоя в нерешительности, она, переборов себя, все–таки прошла внутрь. И только сейчас мне удалось разглядеть причину ее столь странного поведения.
        — Кто это сделал? — подскочил я к ней, разглядывая ее разбитую губу.
        — Хозяин меня наказал.
        — В чем ты провинилась?
        — Я не знаю. Все было как обычно: я выполняла свою работу по дому. А потом появился он и ударил меня. Без слов.
        Ко мне пришло понимание.
        — Я понял: это он так наказывает меня.
        — Тебя? А причем тут я? — недоумевала она.
        — Нуу…это…ты…я…как бы…
        Я очутился на чужой планете; выжил; стал рабом; бьюсь на смерть с всякими отморозками; являюсь идеальной машиной для убийства, но не могу нормально заговорить с девушкой, когда это нужно.
        И в этот момент я ощутил ее губы на своих губах. В первую секунду я так и стоял не шевелясь. Но потом ответил взаимностью и потонул. Не знаю, сколько времени прошло; все вокруг словно растворилось, и весь мир сузился только до этого момента. Странно: то же самое происходило каждый раз, когда я был на арене.
        Мы оторвались друг от друга и смотрели, не понимая, что делать дальше. Грудь вздымалась, дыхание перехватывало, вдруг стало очень жарко. Ну, в точности как на арене.
        — Бежим сегодня, — вдруг вылетело из меня.
        — Куда бежим? Что значит бежим? — хлопала она глазами, не понимая.
        — К свободе.
        Пару секунд она смотрела на меня не понимающим взглядом, не в силах осознать сказанного.
        — Нет, это невозможно. Нас поймают, а потом… а потом нас накажут, а может, и вовсе казнят, — в ее голосе была паника. — И ошейники: их не снять; они не дадут нам далеко уйти.
        — Твой ошейник это просто безделушка. Он ничего с тобой не сделает. Я это чувствую, — ответил я, видя ее вопросительные глаза. — Со своим же я почти решил проблему. Осталось немного и я от него избавлюсь.
        Все эти дни я продолжал подтачивать щуп, который тянулся к моему сердцу. Уже практически закончил; остался небольшой импульс, чтобы окончательно его разрушить, разорвать. Как раз оставил его на момент, когда буду сбегать. И этот момент настал. Я это чувствую.
        — Как? — не поняла она.
        — Ты забыла кто я? — я позволил себе слегка приобнять ее.
        — Нет, это не имеет смысла, — все не унималась она.
        — Там, откуда я родом есть одна притча: две лягушки попали в сосуд с молоком. Первая лягушка посмотрела на все и подумала, что бороться нет смысла — все равно утону. Расслабилась и утонула. Вторая же была, видимо, глупее и боролась до конца. В итоге молоко сбилось в масло и ей легко удалось выбраться. Так вот, мы с тобой будем этой самой второй лягушкой.
        — Даже если у нас все получится, то, что потом? — казалось, ее страхи постепенно уступали.
        — Это не важно. Сейчас главное, что мы готовы это сделать. А что потом — будем думать об этом потом.
        В итоге спустя минут двадцать уговоров мне удалось ее убедить. После она отошла ненадолго, пообещав вернуться — что–то нужно было сделать по дому. Минуты ожидания растянулись. За это время в голову лезли всякие нелицеприятные мысли, вплоть до того, что она как–то себя выдаст и побегу конец. Но все обошлось, и она вернулась.
        Приём должен был состояться после заката, поэтому бежать мы планировали на закате. Практически перед самым началом.
        Мой гениальный ум создал уникальный план: дождаться сумерек; добежать до забора; перелезть; избавиться от ошейников, и бежать как можно дальше. Да — план слишком простой, и уж тем более требует доработки. Но в условиях моих знаний это все, что я смог сообразить.
        Сумерки. Не скрою — я очень сильно волновался. Но находясь рядом с ней, я пытался держать себя в руках и излучать твердую решимость. Жаль только она не разделяла этих взглядов: в самый последний момент она запаниковала, и, было, пыталась отговорить от затеи, но мне снова удалось переубедить ее, и, хоть немного, но успокоить.
        Мы вышли из хибары. Чуть пригнувшись и постоянно оглядываясь вокруг, прячась во тьме, пытаясь затеряться в гуще кустарников, рысцой бежали за дом, где забор был скрыт такой же густой листвой. Пару раз чуть не наткнулись на патрули. Но мои обостренные чувства давали обнаруживать их в последний момент загодя, и успешно их обходить. Первый раз в жизни я был благодарен людям, что они не очень–то следят за гигиеной.
        Мой обостренный слух слышал, как сердце Эврисфеи готово выскочить из груди. Я погладил ее по лицу своей ладонью, мягко посмотрел в ее карие глаза и слегка улыбнулся, получив такую же улыбку в ответ.
        — Не бойся; все получится.
        И мы продолжили путь. Наконец, преодолев последний отрезок пути, мы залегли у забора, за большим кустом.
        — Нужно торопиться: скоро уже начнется и они поймут, что нас нет, — сказал я и первым полез наверх забора.
        Можно было просто перепрыгнуть. Благо я это мог. Но это могло создать шум, и к тому же Эврисфея так не сможет. Лег на верхушку забора животом, и свисая головой вниз, протяну руки, чтобы помочь ей забраться.
        Забор был преодолен.
        — Повернись, — я руками обхватил ошейник и приложив усилия разорвал его.
        На ее шее была четко видна белая полоса, куда не могло солнце достать своими лучами. Она потянулась своим тонкими пальцами к шее и водила по ней, не в силах поверить в происходящее.
        — Я еще никогда не была без ошейника. Это так приятно, — улыбнулась она.
        — Привыкай — это и есть свобода.
        Теперь надо избавиться от своего. Сделал пару глубоких вдохов, собираясь с силами, и послал резкий импульс. По задумке этот импульс должен был разрушить тот маленький связывающий узелок, который остался. Неделями по несколько часов в день я словно ножичком стирал бетонную плиту. Но в момент, когда импульс должен был разрушить; вместо этого он только усилился, и накатила такая сильная боль, что из меня вырвался ужасающий крик, и тело забилось в конвульсиях. Не помню, сколько я так пролежал, но, когда очнулся, увидел перед собой Радогира а и Гронда. В стороне стояла Эврисфея с заплаканным видом, с уже ошейником на шее.
        — А я уж начал считать, что ты понял, что к чему, — протянул Радогир, мерзко улыбаясь. — Видимо ты глупее, чем я думал. Жаль.
        — Эврисфея…нет, — простонал я, — только не ее.
        После этих слов он засмеялся так сильно, что были видны его коренные зубы. И было в этом смехе что–то такое с нотками издевки, не объяснимое, словно он знал что–то, о чем я не догадывался.
        — Дурачок. Глупый, наивный дурачок. Ты думал, сможешь так просто избавиться от ошейника? Ты будешь работать у меня с шести утра до шестидесяти лет, — унял он свой смех.
        Затем подошел к ней; легонько приобнял и поцеловал ее, и она тут же ответила взаимностью. Они слились в страстном поцелуе, как молодые любовники. Кое–как отцепившись друг от друга, он шлёпнул ее по ягодицам, и она кокетливо покрутила бёдрами. После этого они оба посмотрели на меня: он с ехидством; она с презрением.
        В этот момент я все понял: меня обманули; устроили проверку; провокацию. Что я почувствовал? Не знаю. Наверное, подойдет ближе всего слово опустошение. Именно это — пустота.
        …и отчаяние, и разочарование, и злость.
        Он подошел ко мне; наклонился вплотную к уху и заговорил так, чтобы слышать его мог только я:
        — Ты что правда думал, что она от меня сбежит? Ты все еще не понял, что она моя вещь? Как же ты меня разочаровал. Ты. Тоже. Моя. Вещь. — последние слова он отчеканивал, и каждая из них эхом отдавалась в моем сознании.
        Я же продолжал сидеть, как истукан ни на что не реагируя.
        — Я ведь… — прошептал я.
        — Не грусти, — выпрямился он во весь рост, — в жизни такое случается. А теперь вставай или я пинками тебя подниму. Приём начинается. И ты же, тем более, мне обещал, что будешь вести себя там очень хорошо. Ну, пойдем.
        Снова я никак не отреагировал.
        — Я ведь любил ее, — мой шепот едва был слышен даже для меня.
        — Вставай, говорю, — сильный удар ногой пришелся мне прямо по лицу.
        От неготовности я упал навзничь. С носа хлынула кровь, но я быстро ее остановил. Как бы это не прозвучало, но этот удар именно то, что мне нужно было сейчас. Я встрепенулся и поднялся на ноги.
        — Вот так лучше. А теперь приведи себя в порядок. Нам пора.
        Пока шли к дому, я старался не поднимать глаза, чтобы они не выдали моих мыслей. Мысли, которые придумывали различные способы их смерти. От сжигания их заживо, до расчленения их тел; от скармливания их голодным собакам, до…не знаю даже, моя фантазия еще не настолько изощренная.
        Не знаю, что это: любовь или мимолетная влюбленность, но я чувствовал себя брошенным. Если бы кто–то взял нож и всадил его по самую рукоять в моё сердце — не было бы так больно как сейчас. Игла предательства вонзилась в грудь, надломилась, и осколок этой самой иглы путешествовал по артериям, разрывая меня изнутри.
        Боль и отчаяние быстро уступили право властвовать злости! Если бы сейчас можно было просканировать мое тело, то результат непременно показал бы, что внутри меня бурлит раскаленная лава. Злость! — в первую очередь, направленная на самого себя: за несдержанность, за инфантильность, за легкомыслие. Отныне я обещаю себе измениться. Тем более месть — это блюдо, которое подают холодным. Раньше я не понимал этой фразы, но теперь, обжёгшись об поспешные решения, осознаю. Больше инфантильной доверчивости и необдуманных действий в моей жизни не будет.
        Зайдя в дом, мне указали идти в помещения для персонала и ждать, когда меня позовут. Заодно и умыться, смыв с себя кровь.
        Сидя на импровизированном стуле из–под бочки для хранения какой–то бодяжной дряни, я увидел в стороне зеркало. Наверное, впервые за все то время, что я здесь нахожусь, я увидел своё полное отражение. И не сразу поверил, что это я. Даже не сдержался и пару раз покрутился, более тщательно осматривая себя. Некогда Черные, выгоревшие на солнце волосы, стали пожухлыми, черты лица стали заостренными, тело стало худощавым, но в то же время из–под кожи вздувались нити мышц, как струны пианино. В какой–то момент я даже напрягал мускулы, как какой–то бодибилдер перед выступлением, чтобы полюбоваться. Но самое главное изменение, естественно, было во взгляде: жёсткий, без тени сострадания, готовый пронзать сильнее любого самого острого копья. Я смотрел не на обычного наивного студента, а на машину для убийств. И мне это нравилось. От наслаждения собственным отражением мой подбородок на секунду задрался, и этот силуэт напомнил мне изображение античных героев, прославивших себя в бесконечных битвах и властителей, ввергавшие целые миры в огонь и кровь.
        — Я сожгу весь этот мир дотла, — прошептал я самому себе, — и не оставлю в нем ничего.
        Лёгкая улыбка коснулась изгибов моих губ. А в глазах зажегся огонек. Огонёк, который будет подпитывать мою месть.
        — Ты, — окликнул меня тот самый старик раб, — хозяин зовет.
        Я последовал за ним по одному из коридоров, заставленный всякими вещами и обвешанный гобеленами. Такая жалкая пародия на изыск. Так бывает, когда появляется много денег, но нет вкуса.
        В конце коридора мой взгляд остановился на одной из тумб. На ней, на антикварной подставке лежали мои часы, когда–то подаренные родителями, выставленные на обозрение. Откуда они здесь? Воспоминания о доме, о родителях, о друзьях, о прошлой жизни, которая, кажется, уже так далеко, и которые я пытался забить как можно глубже, хлынули потоком.
        — Шагай, — проворчал старик.
        И этот старческий окрик вытащил меня из этого потока. Нет, я должен окончательно забыть прошлое и порвать эти нити, чтобы переродиться ради мести.
        Пройдя дверной проём я очутился в большом, ярко освещенном зале, полным гостей.
        — …представить — Зверь! — услышал я голос Радогира.
        И все повернули головы в мою сторону, впиваясь в меня своими жадными взглядами: с любопытством, с презрением, с равнодушием, а кто–то вовсе с обожанием — все они были разными. Что же до них самих, то и тут было огромное разнообразие: упитанные и стройные; старые и молодые; властные и покладистые. Кто–то был хорош собой, а кто–то выглядел на возраст, до которого никогда не доживет. Единственное в чем было их сходство — в их богатстве. Роскошная одежда, не менее роскошные украшения. Сливки общества, не иначе.
        Зал, пожалуй, был самым большим помещением в этом доме: мраморные колонны, по стенам развешаны картины в золотых оправах, рядом на постаментах стоять различные статуэтки из дорогих металлов и камней, вдоль всего помещения расположились столы со всеми видаными и невиданными яствами и лежаки для более удобного приема пищи.
        По залу ходило куча рабов, разливая дорогие вина и воду. Некоторые у колон размахивали огромными веерами, чтобы унять духоту. А девушек рабынь по желанию гости уводили в соседние комнатки, прикрытые полотном, из которых уже доносились разгоряченные стоны.
        «Рассадник гнили» — промелькнули в голове мысли, и мне стало брезгливо здесь находиться.
        Меня провели в центр зала, на небольшой мраморный поддон, чтобы всем было лучше меня рассмотреть. Рагодир подошел ко мне и заставил снять всю одежду. По залу прошлое небольшое оживление. Мужчины задирали носы и постоянно кивали головами, изображая из себя знатоков перед какой–нибудь картиной. Женщины же опускали взоры ниже и перешептывались, задорно улыбаясь.
        В этот момент я почувствовал себя музейным экспонатом или диковинным животным на выставке.
        — Дамы и господа! Как давно наше общество не было избаловано зрелищем берсеркера? Мы уже и позабыли это наслаждение — лицезреть идеальное животное.
        По его виду было видно, как он наслаждается каждым моментом всеобщего внимания. Все его естество как бы говорило: «смотрите, смотрите на меня. Завидуйте, что он мой; презирайте, что такой экспонат в руках такого, как я. Ваши злые языки могут говорить, что это провидение, везение, говорить, что это дело случая. А я скажу, что мой гений и прозорливость возвысили меня. Лизоблюдничайте со мной, льстите мне — это мой бальзам на душу». Честолюбие чистой воды. Почему–то в этот момент мне стало его жалко: он был высок, как никогда, но при этом опустился так низко, как никогда.
        Между тем он продолжил:
        — И, конечно же, вы в курсе, что они могут вынести то, что обычному человеку не под силу.
        В этот момент один из рабов принес ему кинжал. Он взял его в руки, многозначительно посмотрел на толпу вокруг и подошел к одной из гостей. В ярко красном платье; на голове белый парик, по крайней мере, мне так показалось; сильно пахнущие духи, что вкупе с моим новым обонянием резало мне ноздри; и очень неприятное лицо. Хотя это уже моё субъективное: все они тут у меня вызывали отвращение. Передал ей кинжал, шепнул что–то на ухо и кивнул в мою сторону. Ее глаза забегали от него ко мне. Дыхание участилось. Но это был не страх, а азартное возбуждение. Казалось, она как ребенок, которому взрослый разрешил делать то, что раньше запрещалось.
        — Если выкинешь хоть что–то — ты умрешь, — сообщил мне Радогир.
        И для убедительности он ментально чуть надавил на щуп у моего сердца, и мне на время стало нехорошо.
        Она, едва удерживая ровно кинжал (руки ее тряслись), подошла ко мне. Она смотрела на меня не как на живого человека, а как на игрушку, с которой забавляются. Несколько секунд ее глаза бегали по мне, как бы примеряясь и определяя, как лучше сделать. А затем кинжал прошелся по мне от левой ключицы вниз до самого живота. Удар получился очень корявым и слабым, но больно все равно было. Выступила кровь; она заорала от восторга.
        Второй ее удар уже был более уверенным и сильным, рассекая мне кожу на правой части туловища. Мне хотелось заорать от боли, но я сжал скулы и не дал им возможности насладиться моими страданиями.
        — Становитесь в очередь. Всем достанется по порции, — в это время кричал толпе Радогир. — Внимание! Только режущие удары. Никаких колющих ударов: не проткните его. Прошу, прошу, да, да…подходите.
        Она сменилась. Теперь подошел какой–то толстосум. Облизал свои жирные губы и, не менее, жирными и пухлыми руками схватился за рукоять и медленно, смакуя каждый момент, порезал меня вдоль всего корпуса.
        Так они подходили по очереди и удовлетворяли свои животные инстинкты. Я же, в это время, старался запомнить каждого из них до мельчайших подробностей: родинка на правой скуле; у этого чуть кривой нос; эта белобрысая; другая рыжая; а этот смеется как гиена. Я их всех запоминал, потому что потом я к ним приду.
        Пришла очередь очередного юноши, которых здесь было не то, чтобы много, но, тем не менее, они имелись. Вытянутый нос, узкие плечи, длинная шея, белоснежные зубы и мерзкая улыбка, и, самое бросающееся — ничего не выражающие, бесстрастные глаза. Краем глаза я заметил, как все вокруг наблюдают за ним особенно внимательно.
        Он подошел. Примерил в руке кинжал, несколько раз подбрасывая, и резким движением всадил его мне прямо в живот.
        Кто–то в этот момент охнул. Многие подпрыгнули на месте. Радогир и вовсе был потерян: на нем не было лица. Но никто, абсолютно никто, и слова не сказал.
        Сначала, от неожиданности, я даже не шелохнулся, но потом по нервам ударила резкая боль; в коленях почувствовалась слабость, и я упал. На полу быстро образовалась небольшая лужа крови.
        Этот юноша бросил кинжал на пол и ушел со скучающим видом. Радогир подал знак другим рабам, чтобы они быстро утащили меня отсюда.
        Думаю, после такого стоит завершить вечер.



        ГЛАВА 21. МАКСИМИЛИАН

        Никто точно не знает, как появились люди и как они расселились по этим землям. Также никто не знает, откуда и как доподлинно появилась первая империя Цитрит на этой земле. Точнее знают все, но все знают по–разному. Потому внимание мы должны заострить на том, что эта империя некогда существовала, и на ее осколках выстроена наша нынешняя, хотя до ее величия нам еще далеко.
        Даже в трудах Герца — самого надежного на данный момент источника, на исследованиях которого построена вся современная наука истории, до конца не сказано, как образовалась Цитритская империя. Только домыслы. Подлинно известно лишь то, что начало империи положило собой союз нескольких городов–государств, которые основали пакт о взаимной торговле.
        Эта империя простиралась от Андских гор на западе, до самого восточного побережья Белого океана. Все началось, как говорилось ранее, с союза городов, который зародился на западной части у подножия гор. Во главу был поставлен специальный совет. От каждого города были свои представители, но так как на заседания совета собираться со всех городов было неудобно, было принято решение заседать в одном городе. Так выбор пал на один городок под названием Цитра, созвучно от имени которого позже была названа и сама империя. Почему выбор пал именно на этот город? Все просто — она находилась южнее всех городов, и, соответственно, дальше всех от северных земель кочевников, которые, хоть и изредка, но все же совершали набеги.
        Шли годы, состав сената старел, приходила молодая кровь — наследники. Но они, рожденные и выросшие в этом городе, уже не считали своей родиной те города, откуда произошли их отцы. Так власть укрепилась, и, вскоре, Цитра приобрела особый статус: не столица, но центр в децентрализованной структуре.
        Минули десятилетия. За это время Цитра еще больше увеличивала своё влияние и своё богатство. Естественно, остальным городам это не понравилось, и в какой–то момент они выразили беспокойство, которое, в итоге, вылилось в гражданскую войну.
        И, как и всякая война, она породила своих героев, одним из которых был военный генерал по имени Элай, который приносил победу за победой. Логично было бы предположить, что после войны он и стал первым императором. Но нет: в последнем, решающем сражении его тяжело ранили; увечий, от которых он скоропостижно скончался. Тут–то и выходит на первый план его младший брат — Элий. Не менее талантливый, а может даже более (этого уже не узнать), но всегда остававшийся в тени своего брата. Но в одном он брата превосходил точно — в дипломатии и политике.
        Он взял бразды лидерства в свои руки и быстро все подмял под себя. Недавних врагов он сумел превратить не в друзей, но в хороших союзников. Своим приближенным и доверенным дал чины, земли и богатства. Они ответили ему признанием за ним титула императора. Так и появилась первая империя на этом континенте: в огне и руинах родилось что–то новое.
        Первые годы все шло хорошо. Из–за объединения были отменены все пошлины, и торговля увеличилась в разы. Затем были установлены контакты с соседними племенами и странами, и все пошло на экспорт. Появилась каменная кладка, письменность, император Элий издал свод законов. Примитивный по нынешним временам, но на тот момент это был настоящий прогресс. Богатство, комфорт и покой — все это было ознаменовано эрой мира. Но как всякое хорошее время — оно породило плохих людей. Первый император умер. Ему на смену пришел его внук — настоящий тиран, каких было десятки до него в этом мире, и каких еще будет сотни после него.
        Сказать, что он был ужасным правителем — значит, ничего не сказать. Он пил, спал со всеми, кто ему приглянется, а кто не захочет быстро лишался всего, а иногда и вовсе головы. Порой его поступки доходили до безумия: однажды он казнил своего поданного, потому что тот явился в его сон без разрешения. Это и стало последней точкой: его предали — закололи вместе с его охраной, когда он был в стельку пьян и не мог ничего сделать.
        Но вместе с тем осталась одна проблема — люди боялись появления нового деспота и тирана, поэтому посовещавшись, было решено возродить совет. Только теперь он был увеличен в количество и именовался сенат. Так появилась первая республика. Началась новая эпоха — расширение границ. Некоторые города и регионы под культурным и экономическим влиянием присоединялись сами, остальные же были завоеваны победоносным маршем за каких–то двадцать лет.
        Наступила вторая волна процветания. На этот раз появилась поэзия, театры, наука. В народе начали цениться различные ораторы, ученые и прочие им подобные.
        Так продолжалось несколько поколений, пока не пришла новая беда: из–за моря приплывали странного вида корабли, и высаживались с них не менее странно одетые люди, которые грабили прибрежные поселения. Прибрежные жители стали покидать свои дома и уходили вглубь материка. Берега опустели. Рыбный промысел оскудел. Было решено собрать флот и выступить против них на море. На суше это было сделать очень сложно: если они видели опасность, то сразу ретировались. Итак, был собран флот, и выдвинулись они к ним навстречу. Флот был бесподобен: самые оснащенные по тем меркам корабли, да и количеством был перевес в десять раз, а по некоторым источникам и вовсе в пятьдесят. Но в тот день их ждал неожиданный поворот: чужаки умели управлять водой и воздухом. В тот же день Цитритская империя впервые познакомилась с проявлениями магии. Огромные волны и буйный ветер сделали своё дело. Вскоре, пришедшие из–за моря люди, которые оказались магами, практически не встречая сопротивления (вся армия пала в предыдущей битве), захватила империю. Хотя это трудно назвать захватом, потому что вскоре они просто ассимилировались с
местным населением.
        В общем и целом, жители двух миров начали сосуществовать вместе. Все еще точно неизвестно откуда они пришли и кем были раньше. Все их знания передавались из уст в уста от деда внуку, и поэтому были больше похожи на мифы и эпос. Единственное — они сами именовали себя тундунами. Это наименование брало начало то ли от священной горы, то ли от озера, что у подножия этой самой горы.
        Кстати, все кто сейчас обладают магией, являются, так или иначе, потомками тундунов.
        Началась эпоха магии. Люди изучали ее, практиковали и становились сильнее с каждым поколением. Вскоре, такое развитие событий привело к классовому разделению людей на магов и не магов. Маги захватывали все больше власти; им принадлежали лучшие земли; их дети получали лучшее образование; занимали большие чины. В итоге все это вылилось в новую гражданскую войну, где, конечно же, сокрушительную победу одержали маги, что повлекло собой появление рабства, которое сейчас так ненавистно Тануилцам.
        Но и этому периоду не суждено было просуществовать долго: об этом нет никаких подробных хроник. Остались только пару пергаментов — трудов одного из поэтов того времени, где сказано, что небо заволокли тучи, которые нисходили оттуда несколько месяцев. По догадкам ученых предполагается, что где–то произошло извержение вулкана. Случился неурожай, повлекший за собой голод.
        Люди в погоне за выживанием забыли, что такое наука; что такое письменность; что такое политика. Знания были утрачены. Начались темные века, про которые мало, что известно. Народ, что жил доныне одичал и разделился на многие племена, которые конкурировали и воевали за скудные припасы еды.
        Затем появился он — первый Император! Гордость нации. Если бы я мог сравнить его с кем–то из мира Земли, то, думаю, это был бы Прометей, принесший людям огонь. Он объединил их воедино и создал из пепла новую империю, которая сейчас светоч в темном царстве мира. Это, по словам Шермы.
        Я потер виски. От усталости мозг уже вскипел, а взгляд плыл по страницам книг. Думаю, чтения на сегодня хватит.
        — Пойду–ка я лягу спать, — прошептал я, выйдя из библиотеки, и прихватил с собой еще пару свитков для тренировок на досуге.



* * *



        Я мерил комнату широкими, гневными шагами, при этом проклиная весь этот мир и понося всех, кто в нем есть.
        — Ну почему, ну почему он всегда первый, а я нет? — запрокинул я голову и смотрел в потолок.
        Я купался в лучах славы: казалось, каждый студент в этом университете спешил поздравить меня с успехами Деннара на фронте. Меня, в свою очередь, это жутко злило, хотя виду я старался не подавать, потому что приходилось отыгрывать роль гордого поступками своего брата. Герой войны — вот как его окрестили в стенах университета. Поговаривали даже, что на предстоящем балу сам император вручит ему соответствующую награду.
        — Твою маааать, — казалось этот рык, показал все моё отчаянное состояние.
        — Гнев — острая приправа: щепотка бодрит, перебор отупляет.
        — Вот именно сейчас только твоих заумных речей и не хватало.
        — А может они именно то, что тебе сейчас нужно, — заметил Танул.
        — Да неужели? И откуда тебе об этом знать? А?
        — У меня у самого два брата. Причем оба старших. Понимаешь, да, что это значит? Вечно в тени, вечно уступи, вечно не лезь.
        На это я промолчал. Не знаю почему: быть может, гордость не позволила признать, что не я один такой оказался в подобной ситуации. Или обычный эгоизм.
        — На самом деле ты ведь не из–за этого злишься, да? — посмотрел он на меня таким взглядом, будто в чем–то поймал с поличным.
        — Ты о чем сейчас?
        — Про ту девушку, в которую ты влюбился.
        — Да не влюбился я. И, причем тут вообще она?
        — Не отнекивайся. По твоим глазам все уже понятно: как ты на нее смотришь; как ты ее слушаешь; как ты краснеешь, когда ваши взгляды встречаются.
        — И что с того, что влюбился? — я немного вспылил. — Тебе какая разница?
        — Да мне–то, в общем, все равно. Люби кого хочешь. Просто ты ведь бесишься от того, как она восхищалась твоим братом: «о, настоящий герой, в одиночку принес победу». Как по мне это слишком притянуто за уши. Хотя она же юна, а девушки ее возраста склонны все романтизировать. А взять ее брата? Не нравится он мне: не внушает доверия с такими–то зубами. Ты видел их? У него же зубы меньше, чем десна. Выглядит не очень. Не доверяю я таким. Как он ими только еду жуёт? — последний вопрос повис в воздухе, оставшись риторическим.
        Секунд пять я смотрел на него с выражением лица…
        — Да что ты вообще несешь такое? — вот с таким. — Причем тут вообще его зубы?
        — То есть ты не отрицаешь, что злишься вовсе не из–за успехов брата, а из–за реакции твоей девушки на это?
        — Ты…, да ты… ты издеваешься, таким образом, надо мной? И она не моя девушка, — добавил я с досадой и обидой в голосе, чем вызвал у него легкую улыбку.
        — Никакой издевки. Я лишь хочу помочь тебе понять в чем проблема и решить ее, а не топать тут, изображая из себя ужас и страх.
        — Так помогай, а не провоцируй меня тут.
        — Эх, как же с тобой иногда сложно, — посетовал он.
        — Но без меня невозможно?
        — Чего?
        — Да так. Забудь. Неудачная шутка, — махнул я рукой.
        — Вы южане такие странные: слишком горячие. Столько эмоций.
        — Вообще–то я северянин.
        — Для здешних — да, для меня — нет.
        — А ну да, логично, — вспомнил я откуда он.
        Помолчали. За это время я немного успокоился, и сел на свою койку, сложив ноги на турецкий манер, а спиной уперся о стенку.
        — Уже решил, что будешь делать? — спросил он.
        — Да, — посмотрел я прямо ему в глаза, — я стану лучшим. Превзойду всех, кто был до меня.
        И было в этих словах непоколебимая убежденность, которая своим напором сломит любые препятствия.

* * *



        Толчок себя в сторону, чтобы увернуться; прозрачный щит, чтобы заблокировать чужую атаку; сделать пару ложных махов со спецэффектами, чтобы отвлечь, и контрудар для завершения — наработанная комбинация, почти доведенная до идеала, должна была поставить точку в этом противостояний, но соперник не лыком шит. Ордигор прочитал мой маневр, и, хоть не без труда, отразил его. И тут же, без паузы, атаковал меня в ответ. Точнее снова: потому как последние минут пять я ушел в глухую оборону, с редкими ответами.
        — Перерыв! — как–то резко он оборвал поединок.
        Вообще, он часто так делал: мог в любой неожиданный момент то прерваться на перерыв, а мог в самый пик разговора внезапно объявить о возобновлении тренировки.
        Я присел на мягкие маты, которые лежали в углу; отпил глоток воды из кувшина; мелким полотенцем вытер пот со лба, и сделал пару резких выдохов, чтобы уровнять дыхание. «Знатно он меня сегодня погонял» — когда мне пришла в голову эта мысль, я бросил на него взгляд и напрягся: брови выпирают, губы ровной линейкой, глаза смотрят в одну точку, и, в целом, по лицу видно, что в его голове роются тысячи нелицеприятных мыслей — одним словом, он был хмурым. Я замешкался, не решаясь спросить у него, в чем дело. Было неудобно: мало ли — вдруг мой вопрос еще больше его расстроит? Но, с другой стороны, я, как смею надеяться, его друг, а друзья не созданы только, чтобы иметь общие посиделки, да шутки шутить, и поэтому, быть может, моя озабоченность поможет ему.
        — В чем дело? Ты какой–то хмурый.
        — Да так, — пожал он плечами, а сам поник еще больше.
        — Худшие слова, которые могут сказать с таким видом своему другу. Даже немного обидно.
        Он хмыкнул и слегка улыбнулся.
        — Нет, нет, — поспешил он оправдаться, — всего лишь… не хочу обременять тебя.
        — Да: теперь ты меня точно обидел, — принял я показательную позу, — так что рассказывай, в чем дело.
        Никогда себя так не вел, но подумал, что моя тактика непринужденного вида и пренебрежительного отношения ко всяким трудностям должна сработать: немного расслабит его и вселит надежду на лучший исход в будущем, и тем самым показав, что никакие проблемы не в состоянии нас сломить.
        — Трудно объяснить, — тяжело вздохнул он. — Я просто…устал.
        — От чего? — стал я снова серьёзен.
        — От этой жизни; от этого здания; от этих людей вокруг; и вообще всей этой ситуации в стране. Вас здесь ничему не учат, а просто вербуют, как каких–то безмозглых кукол. Детей надо, в первую очередь, учить сомневаться в прочитанном. А вас же, наоборот, учат не сомневаться ни в чем. Твердо верить во все, что вам втирают там за партами: в нашу священность, избранность и прочую белиберду. А в чем мы священны? Или хотя бы кем мы избраны? А чем мы вообще лучше других? Мы обычные притеснители — вот мы кто. Смотрим на всех свысока, словно мы сам свет, но при этом, по крайней мере, раз в день ходим гадить.
        А взять этих мелких сосунков, которые родились с золотой ложкой во рту. Какие у них есть достижение, кроме того, что они родились? Они глупы, заносчивы, а может, глупы, потому что заносчивы; или же заносчивы, потому что глупы. А ведь они будущие управленцы нашей страны. Куда мы катимся, а?
        Никому нет дела, что ты собой представляешь и на что способен. Всем важно лишь то, кто ты по рождению. Это же так глупо. Я, со всей старательностью, все равно не понимаю, как такая система еще не уничтожила все вокруг? Есть, конечно, исключения. Взять того же легата Красса. Но он скорее исключение, выскочка, раз уж на то пошло, везунчик, но никак не закономерность.
        Я устал, понимаешь? Устал от этой гнилой системы.
        — Так борись. Измени ее.
        И на эти слова он рассмеялся. Не таким заливным и веселым смехом, кода у тебя надрывается живот, а из глаз текут слезы и, в конце концов, сводит скулы. А смешок смешанный с отчаянием человека, который долгое время был сильным, а потом в один момент в нем что–то надломилось, и теперь он на грани, чтобы сдаться.
        — Нет, парень, нет, — покачал он головой. — Я не такой сильный, чтобы суметь это. Да и не такой смелый. Я не герой. Я обычный…Ордигор. Вот кто я.
        «Сказать, не сказать? Сказать, не сказать? Не слишком ли пафосно?»
        — Не отчаивайся. Скоро все изменится.
        — Хах…ты это о чем, парень?
        — О себе: скоро все изменится благодаря мне. Вот увидишь.
        Он снова хотел засмеяться, но увидев решительного и полного уверенности в своих словах парня, он передумал, так и оставшись с застывшей полуулыбкой на лице.
        — Эмм…, — все, что он смог вымолвить, недоумевая.
        — Так что, если хочешь перемен, то следуй за мной.
        — Продолжим тренировку, — оборвал он и поднялся с места, показывая, что разговоры окончен.
        Он вновь занял место напротив меня, и, дождавшись моего кивка, перешел в боевую стойку.
        Я как–то понял, что он что–то формирует невидимое глазу, но хорошо ощущаемое в воздухе, и приготовился моментально выставить щиты. Сам атаковать не решился, побоявшись, что тем самым упущу что–нибудь из виду и схватить внезапную, скрытую атаку. В мире магии для незащищенного достаточно будет и легкого тычка, чтобы вызвать последствия.
        В последние недели мой навык освоения магии растет, я бы сказал, в геометрической прогрессии, так что надеюсь, в скором времени, я достигну его уровня. Именно если брать контроль. Но что до его опыта, изощренности и знании тонких деталей, то тут мне месяцы и месяцы, если не годы. Слишком уж он хитер.
        Хотя, стоит признать, что существует одна проблемная деталь — я живу в тепличных условиях. Поэтому все мои познания разобьются, как хрусталь об пол, встретившись с реальностью. До этого откровения я дошел после новости о Деннаре: его бросили, как маленького ребенка в воду, а он взял и поплыл. По этой причине мне надо что–то придумать, что–то предпринять, если я не хочу отстать, но вот что я пока не понял.
        Впрочем, сейчас не об этом. Я был прав на счет того, что он что–то готовит, потому что в один момент из–под земли вокруг меня вылезли шесть красноватых щупов на подобие осьминожьих и впились в мой щит. Давление было колоссальным. Они буквально заволокли меня всего и давили, и давили. Послышался треск: так лопается моя защита. Надо что–то предпринять. Мысли лихорадочно роились в голове, но ничего путного я не мог сообразить. И, надо признать, я, дурак, даже не знал, что это за маневр такой он сотворил, чтобы хотя бы в теории знать, как ему сопротивляться. Поэтому я, как человек без фантазии, просто апеллировал на грубую, сырую силу. Накачал щит, остановив его разрушение, и как можно сильнее начал расширять его. Но долго так нельзя: я просто упаду от истощения, если он не раньше. Только вот проверять не хотелось. Поэтому своей правой ногой я слегка топнул, чтобы он не заметил, и от нее под землей пошла мелкая волна, все возрастая по мере продвижения. И в момент, когда она его достигла, взорвалась перед ним, вырывая клочки земли. Урона это, как следовало ожидать, не нанесло — все принял его щит, но
зато ослаб его контроль над щупальцами, и мне удалось их раскидать.
        Пришло облегчение, словно с моих плеч только что сняли пару мешков с песком.
        — А ты неплох, парень. Только все равно слабак, — крикнул он мне ехидно улыбаясь.
        — Слабак говоришь? Ну, на, получай, — прошептал я.
        Та же волна (я ее все еще удерживал) напиталась силой и разделилась, окружив его. Вихри земли начали вздыматься вокруг него так, что ему пришлось постоянно маневрировать. Один из таких был настолько сильным, что был способен оторвать ногу, если бы попал, несмотря на щиты. Понимая, что я слегка переборщил, покривил губами, как бы показывая, что мне жаль. В голове же крутились совсем противоположные мысли.
        — Ха–ха, — услышал я его дразнящий смех. — Ты даже толком попасть не можешь.
        «Он что, пытается меня таким образом спровоцировать выложиться? Какой–то дешевый трюк» — покрутились мысли у меня в голове.
        В памяти появлялись всякие трюки, которые я когда–то где–то вычитал или увидел. Я встряхнул руками и из моих ладоней вырвались два длинных, огненных кнута. Подвернул кистью, и кончик одного из них пролетел прямо у его уха, характерно щелкнув и немного опалив ему волосы. Я оскалился, видя его выражение лица. Не давая ему паузы, я начал хлестать ими, словно я профессиональный загонщик или циркач.
        В основном он просто уворачивался. Всегда поражало его кошачья пластика. От тех же, от которых не было возможности это сделать, он принимал на щиты, либо вырывал клочки земли и сталкивал их, тем самым защищаясь. Как раз–таки один из таких клочков в один момент прилетел в меня откуда–то сбоку. Я повалился на землю, предварительно прокатившись пару раз вокруг своей оси. Сказать, что это вышибло из меня дух — ничего не сказать. Я тряс головой, в попытке вернуть понимание ситуации.
        — И это все? Какие–то дешевые трюки. Давай что–нибудь уже действенное. А то так и останешься в тени своего великого брата.
        Последняя фраза пробудила во мне такую ярость, какую я никогда не ощущал в своей жизни. Я быстро вскочил на ноги, весь дрожа от злости, что аж почувствовал во рту крошки: это я частично раздробил себе зубы. На рассудок словно погрузился туман, и я перестал отдавать себе отчета в своих действиях. Сложил руки перед собой, ладонями друг другу, меж которыми начало ощущаться тепло. В этот момент я заметил, как его глаза начали вылезать из орбит, и он лихорадочно начинает формировать вокруг себя щит. Пару ударов сердца и ослепительный луч вылетает в его сторону. На миг я зажмурил глаза, а когда открыл, увидел, как дальняя стена и часть потолка отсутствует. Вместо этого там зияла огромная дыра, а края пожирались огнем.
        В этот миг я понял, что натворил и какие последствия меня ждут. Но не это главное: Ордигора нет. На его месте пустота. Мысли в голове были одна страшнее другой.
        Спустя пару секунд рядом в метре от меня на земле сначала появился бугорок, а потом из нее вылез он, стряхивая с себя пыль. Он медленно поднялся, подошел ко мне и посмотрел в сторону разрушений.
        — Что ты там говорил на счет перемен? Надо идти за тобой, да? Так вот — если что я согласен. Только с одним условием, — произнес он это все, так и не оторвав своего взгляда от обугленных стен.
        — Каким?
        — В следующий раз, когда я стану тебя как–то злить, то ты просто скажи мне остановиться. А если не успеешь, то дай хотя бы возможность оказаться как можно дальше от тебя.
        — Хорошо, — кивнул я ему медленно.
        — И когда только ты успел выучить Пук Смерти?
        Последний вопрос так и повис в воздухе без ответа.



        ГЛАВА 22. ИМПЕРАТОР

        Алое солнце только на половину показалось из–за горизонта, и кожей можно было ощутить ее теплые прикосновения в прохладном утреннем воздухе. Небо было чистым, будто бы кто–то специально расчистил его, чтобы удобнее было наблюдать за тем, что здесь происходит. Я сделал глубокий вдох, втягивая в себя аромат свежей травы, покрытой росой; запах коней, что так верно служат нам — людям, и насладился моментом предвкушения.
        — Тихо, тихо, малыш, — похлопал я по загривку своего коня, который в нетерпении стучал копытом. — Знаю, тебе тоже не терпится, как и мне. Осталось совсем немного.
        Мы стояли перед рекой, за которой виднелись такие же ровные ряды наших врагов, ожидавших нас. В один момент от их войска отделились три фигуры и направились в нашу сторону. Я и еще два лица из моей свиты, Торнд и Истрит, поскакали им навстречу.
        Говорят, что раньше такие преграды, как реки представляли собой большую трудность. Но сейчас, когда в мире есть магия — это всего лишь небольшое затруднение, которое решается одним маленьким усердием. Хотя для кого как — для меня лично маленьким. Я махнул рукой, и поверхность реки покрылась толстым льдом, а другой маг с той стороны оторвал кусок земли и рассыпал сверху, чтобы кони не поскользнулись.
        Мы встретились посередине.
        По центру, видимо, их главный: рыжеватая, густая борода, нос картошкой, глаза смотрят с ненавистью, а руки грубые, как у война, который прошел десятки, а, быть может, и сотни боев. Двое его спутников абсолютные антиподы: если один худощав, другой огромен; если первый выбрит и аккуратно подстрижен, другой весь покрыт волосами; если один серьёзен и сосредоточен, другой ехиден и расслаблен. Из одежды грубые доспехи, с множествами царапин и вмятин. Шлемы они с собой не взяли, но, наверняка, тоже не лучшей новизны. А вот мечи, хоть и находились сейчас в ножнах, одной своей рукоятью доказывали, что достойны. Эти люди знали толк в войне.
        — Приветствую, благородных особ…
        — Оставьте это, — меня грубо перебили. — Вы нам не приятны, и как вас величать нам не интересно. Перейдем поскорее к делу. Чего вы хотите?
        — Победы, естественно, — принял я не принужденный вид. — Сдайтесь!
        — Что еще желаете? Может, хотите, чтобы я лично вам прислуживал и намыливал вам зад, а потом подмывал его?
        — Для начала сложите оружие, и, быть может, потом позволю вам помыть мне, как вы выразились, зад.
        Мне он не нравился. Более того — он был мне глубоко неприятен. Даже если стоящий перед тобой твой враг, это не отменяет, что нужно относиться уважительно. Дело не в том человеке, а в тебе. Ни в коем случае нельзя опускаться до уровня черни. Тем более, когда дело касается официальных переговоров.
        — Посмотрите на него — весь сверкает, ровная осанка. Весь такой пыщит благородством, — и он сплюнул на землю. — Как по мне, ты первым наложишь в штаны, когда я приду за тобой.
        Я вздохнул. Тяжело с подобными «дипломатами» вести какие–либо диалоги. Все они заведомо проигрышные, ибо спорить с ними можно только опустившись на их уровень, чего я ни в коем случае не желал.
        — Что ж, тогда до встречи, — я пришпорил коня и развернулся, удаляясь от них.
        — Какой же индюк, — услышал напоследок.
        Дойдя до расположения войск, приказал Торнду:
        — Труби атаку!
        Послышался вой горнов и гул барабанов. Легион тронулся с места, переходя на марш. По плану четвертый легион должен был сковать неприятеля в центре, а Ожеро со своим вторым легионом, воспользовавшись тем, что враг о нем не ведал, должен был зайти ему во фланг и, благодаря большому количеству кавалерии, пройтись смертельным клином. С другой же стороны, то есть с левого фланга, вскоре должен был подоспеть третий легион. Задача Трануила была — ударить их в не прикрытый тыл, тем самым полностью зажав их в тиски. Сам я со своим отрядом и еще с несколькими манипулами оставался в резерве, для непредвиденной реакции.
        На подходе к реке начались первые обстрелы. Классическое начало всех сражений в наше время: огненные шары летели на нас, исписав собой чёрные, дымные дуги в небе, с грохотом врезаясь в выставленные щиты. Также, среди огненных шаров было несколько камней, пущенных онаграми, которые, впрочем, вызвали только смешки.
        Корка льда и земли на реке увеличилась, пропуская через себя людей. Прозвучали боевые кличи с обеих сторон и начались первые столкновения.
        В чем главная проблема сражаться с подготовленной армией? В том, что они не бегут на тебя, как те же варвары, разрозненно, а встречают ровным строем, от чего прорвать их оборону сложно.
        Манипулы, которые шли самые первые уже столкнулись с неприятелем и обратили на себя их внимание. Сейчас должна была подойти очередь флангов. Магические щиты, выставленные с обеих сторон, начали соприкасаться тут и там, переливаясь всеми красками радуги и оглушая своим громовым грохотом.
        — Маги! — отдал я короткий приказ, и тут же мой приказ раздался эхом по нашим рядам.
        Тут же часть корпуса магов, собранная из двадцати человек, начала творить одну большую волшбу. Они собрались в круг, а по центру разместился самый сильный среди них. Остальные начали напитывать его своей силой, а он выступал, как своего рода проводник, концентрируя в себе их силу для одного мощного удара. Зеленая субстанция начала формироваться на высоте птичьего полета, пока не образовала собой целое облако. Кислотное облако, которое накрыло собой врагов. Рёв и крик оглушил собой пространство сотен глоток, перемешанный с шипением испаряемой влаги, что содержится в человеческом организме. Казалось, сейчас враги должны побежать в панике видя такое, но, стоит отдать им должное — та дыра, что образовалась в их рядах, быстро заполнилась, и их строй снова приобрел свою целостность.
        Я подал жест рукой, отдавая новый приказ, который снова эхом прошел по рядам. Один из магов запустил в небо маленький огонь: красный, сигнальный выстрел, который ознаменовал собой движение второго легиона. Отсюда их было не видно, но я знал, что сейчас Ожеро подстегиваемый своими амбициями спешит безукоризненно выполнить приказ. И в тот час же, я увидел, как с правой стороны появляется кавалерия второго легиона и набирает ход для оглушительного удара по вражеским рядам.
        Бой шел по плану, но в голове меня грыз червячок сомнения на счет этих онагр. Не знаю почему, но что–то в них меня настораживало. Не может же враг быть настолько глуп, чтобы притащить их сюда. Да кому они вообще сейчас нужны? Ладно, может во мне просто разыгралась паранойя на ровном месте.
        — Твою ж…! — услышал я чей–то шепот.
        Прозвучал сильный взрыв, и взрывная волна докатилась до нас, что лошади от страха заволновались. Эти ублюдки подготовились: на дне реки в нескольких местах они оставили взрывные смеси, которые приводились в действие удаленно с помощью магии. Мало того, что сам взрыв имел ущерб, так еще тысячи осколков льда разлетались во все стороны, забирая жизни моих людей. Несколько даже долетели до меня, но, чтобы остановить их хватило и самого слабого выставленного щита. Я разом потерял несколько десятков людей. Маги в спешке восстанавливали лёд на реке. Санитары бегали как взмыленные лошади. Где же Трануил с его легионом?
        — Император, их онагры, — подсказал мне рядом стоящий.
        Я обратил взор в ту сторону. И правда, там происходило какое–то подозрительное мельтешение. Одна онагра начала медленно натягиваться, но пустая — без снаряда. Или же нет?
        Стоящий на ней человек замахивается молотом и выбивает ключ, который в свою очередь высвобождает силу, чтобы метнуть содержимое. Сначала было не понятно, что они метнули. Но по приближении становилось ясно, что это — человек. От удивления все на доли секунды застыли, но потом выкрики командиров вернули всем самообладание. Правда, все попытки подбить его на лету не принесли успеха: во–первых, было трудно попасть в такую цель, а во–вторых, даже если удавалось краем задеть — это не приносило никакого успеха.
        Чем ближе он подлетал, если так правильно будет сказать, тем яснее было, что он направляется в точку, где нахожусь я.
        Сжавшись в клубок, он с легкостью преодолел все щиты, и кубарем влетел в наши ряды, еще в полете вытаскивая меч, что был в ножнах за его спиной.
        Взбитый, спортивного телосложения, он напоминал каменное изваяние скульпторов. Волосы темные, волнистые. Будь они чуть длиннее, кончики бы завивались. Но самое бросающееся — это его взор: злой, невероятно злой. Будто бы во всей его трудной судьбе виноваты именно мы. Если бы можно было убивать взглядом, то мы бы уже мучились от ужасной боли в предсмертных муках. Он как–то странно повел плечом, и на его лице появился самый ужасный оскал из всех, что я видел. На секунду все остановились. А затем…
        — Берсеркер. Это берсеркер. Быстро убить его! — начал раздавать приказы Истрит.
        …Началась настоящая вакханалия. Он стоял по центру, а на него наваливалась толпа, но он с нечеловеческой скоростью, словно вихрь начал всех рубить. Откуда у них взялся берсеркер, да еще и такой сильный?
        Он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и легкая улыбка коснулась его губ. Он подогнул ноги и сильным прыжком оторвался от земли — целил прямо в меня. Я резким движением смахнул его, и он кубарем покатился в сторону. Для обычного человека этого хватило бы, чтобы потерять сознание. Но этот не человек. Он быстро поднялся с места и снова направился в мою сторону.
        — Встать в строй! Защищать императора.
        Маги палили в него всем, чем только могли. Лучники избавлялись от своих стрел. Простые легионеры метали в него свои пилумы. Но ничего не могло его взять: от большинства снарядов он с молниеносной скоростью уворачивался, а другие отбивал мечом. Те же, которым все–таки удавалось попасть в него,… в общем, раны тут же, на глазах, затягивались. Не зря этих монстров так устрашаются и держат под строгим контролем. Они заслужили свою славу.
        Медленно, но, верно, он продвигался ко мне. Я перестал следить за ходом сражения. Все мое внимание было отдано одному ему.
        Удары по нему не утихали ни на секунду.
        Мне удавалось слышать о таких как он, но никогда я еще не имел с ними дело. И уж тем более, никогда не сражался против них. По этой причине начальное, хоть и мимолетное, промедление стоило уже нам с десяток жизней. Пора и мне приступать к делу.
        Я спрыгнул с коня. Не знаю почему, но мне всегда было удобнее сражаться пешим, если только мы не проходили сквозь ряды неприятеля и не затаптывали всех. Для начала создал вокруг себя специальный купол, который снаружи останавливал все, но изнутри пропускал, так что я мог, не опасаться своих же атак. Для начала решил попробовать сковать его движения, чтобы замедлить: земля вокруг него на метров десять в радиусе превратилась в жижу, так что он ушел по колено в грязь. Моментально я заморозил то место, где он. На что он зарычал, словно какой–то дикий зверь. Не давая ему время, я начал формировать световое копье. Не из разряда высших техник, но и не слабых. Как бы ни хотелось покончить с ним одним ударом, но нужно беречь силы — после него предстоит еще много работы. Закончив с копьем, я сосредоточился, прицелился и метнул, целясь прямо ему в сердце. Со свистом пролетев разделявшее нас расстояние, оно ударило прямо в цель. У него не было шансов. Его грудь была пробита. Хотя стоит отдать ему должное: другим бы раскурочило всю грудную клетку, оставив обугленные, прожженные края. У него же было маленькое
отверстие на том месте, куда попал снаряд. Он медленно накренился и рухнул на землю, поднимая небольшое облако пыли.
        — Да оставьте его, — бросил я войнам, которые пытались оттащить его подальше. — Занять строй.
        Но не успели они выполнить мой приказ, как все замерли перед представившейся нам картиной: недавний труп громко кашлял и отхаркивался кровью, при этом усмехаясь. Наверное, было бы правильно сейчас ударить по нему всем, чем можно, чтобы закончить начатое дело. Но сказалось отсутствие опыта в сражении с подобными врагами, да и все были слишком поражены увиденным, чтобы взять себя в руки.
        Между тем, рана на его груди затягивалась прямо на наших глазах, пока окончательно не закупорилась, оставив розовую кожу там, где недавно была чернота. Окончательно оклемавшись, он вырвал сначала одну ногу из земли, а затем вторую, выпрямился и голосом, словно скрежет, который пробрал даже самых бывалых воинов, произнес:
        — Я иду искать, а кто не спрятался — я не виноват.
        Легионеры словно разом очнулись и начали бить его всем, чем только можно: летели стрелы, метали копья; его жгли — палили; воздействовали льдом — обмораживали; пытались зарыть в землю, но ничего, абсолютно ничего его не брало. Из–за всего этого вся одежда на нем сгорела, и он остался совсем голый, лишь с одним мечом в руке.
        Бой возобновился. Его движения были с невиданной для человека скоростью, и он начал рубить всех вокруг. Меч в его руке превратился в настоящее жало смерти. Он вырывал чужие копья и метал их с такой силой, что они пронзали насквозь одного, а и то двух сразу, останавливаясь в третьем.
        Войны обступили меня и сдерживали его, как могли. Но ему как–то удалось обойти нас со спины и ударить меня. Благодаря реакции, я успел покрыть себя защитой. Той самой примитивной, которую маги нашего мира заучивают первым делом — доспех. Удар был настолько сильным, что я полетел кубарем, пока инерция окончательно не иссякла благодаря трению о землю. Моя благородная особа еще никогда не получала так сильно, хотя я понимал, что это только начало.
        Я встал, отряхнулся.
        — Истрит, нет, — не успел я закричать.
        Мой верный слуга вступил с ним в бой, но уступил. Поперечный удар меча рассек его, окропив грудь.
        Хотелось подбежать к нему и что–нибудь сделать; как–то помочь, но у меня не было времени смотреть, что с ним. От этого я стал еще злее. И объект моей злости сейчас стоял прямо напротив меня и ухмылялся. «Да кто ты такой, чтобы стоять и ухмыляться прямо мне в лицо? В лицо тому, кто тебя убьёт». Сила, что начала подниматься внутри меня, перемешиваясь с этими мыслями, наращивалась, словно снежный ком. Я снова сформировал новое копье, и было метнул в него, но в этот раз он не был прикован к одному месту и с легкостью отпрыгнул в сторону, одновременно сокращая дистанцию, между нами. Забыв о копье, я начал бить по нему молниями, логично рассудив, что скорость решит проблему его маневренности. Но все равно его скорости было достаточно, чтобы увернуться от части, а те, что попадали, наносили урон, поскольку постольку.
        Вокруг него уже образовалась небольшая кучка трупов. Надо ударить чем–то посильнее и, желательно, по площади, но я боялся, что зацеплю своих людей.
        — Всем отступить! Разойтись я сказал. — Легионеры повиновались не охотно, но все же исполнили приказ.
        Что ж, теперь, когда никто нам не мешает можно и не сдерживаться. Я развел руки в стороны и с кончиков пальцев начало выходить пламя, пока не окружило нас двоих огромным вихрем, закрыв собой солнце. Огненное, бушующее торнадо переливалось разными оттенками красного, оранжевого, желтого цветов образуя ужасающую и ужасную красоту, где в эпицентре всего этого находились мы. Он попытался сделать шаг в мою сторону, но по нему ударил поток огня, отбросив его в сторону. Я начал бить его языками пламени так сильно, что он буквально врос в землю. Хотел было уже остановиться, видя, что его тело лежит без движения, но, вспомнив недавний опыт, продолжал так долбить, пока на том месте не образовалась целая воронка. И только после этого я позволил себе отпустить плетение. Торнадо развеялось, и показались яркие лучи солнца.
        Воцарилось безмолвное ожидание. Никто не рисковал подойти и проверить, жив ли он. Десять…двадцать…тридцать секунд…время растянулось. Кто–то из легионеров начал было делать шаг в его сторону, но был остановлен моей вытянутой рукой. Еще не время. Смутные мысли начали проедать меня: может то, что мы ожидаем, только дает время ему восстановиться? Но подойти слишком большой риск. Никого не пошлешь, а сам я явно уступаю ему в ближнем бою. Что же делать?
        Медленно, шаг за шагом, я пошел в его сторону. Ноги полусогнуты, готовые в любой момент отскочить в сторону; плечи напряжены; руки наготове, удерживая самое простое плетение, только для того, чтобы дать время разорвать дистанцию; взгляд и внимание приковано к одной точке, отслеживающие любое мелкое движение; слух навострен до предела.
        Вдруг, покатился один из многочисленных камешков — и этот простой камешек вызвал такую цепную реакцию, что мы, недолго думая, забросали это место всем, чем только можно.
        Когда, наконец, пыль улеглась, на том месте уже ничего не оставалось. Кажется, теперь точно все. После такого не выживают. Я повернулся в сторону фронта, чтобы понять, что там происходило за все это время. Но в этот момент где–то в нескольких метрах позади меня земля сначала вздыбилась, а затем из нее появилась рука, потом вторая, и, наконец, показалась его голова, а затем и весь его бюст.
        — Да что ты вообще такое? — мой голос немного сорвался.
        В это время он, весь грязный и в пыли, окончательно вылез из земли. Слегка отряхнулся, я бы сказал даже вызывающе, с показным равнодушием. Мол, и это все что вы можете?
        Начинается новый раунд нашей схватки. Он был силен, я тоже. Но наши силы отличаются: моя сила не терпит зрителей, поэтому приходится сдерживаться. Он же не обременен в этом.
        Я снова сфокусировался только на нем одном. Только хотел начать формировать новый удар, как тут же получил сам. Благо на мне уже висел щит, и я пролетел несколько метров по земле. Пока я тряс головой, чтобы прийти в себя он налетел на меня и осыпал множеством ударов. Кто–то попытался его снести, но был откинут. Он буквально не давал мне продохнуть. В какой–то момент его удары почти пробили мой щит, и он разбил мне бровь, а затем нос, после губу. Добавил еще несколько ударов по корпусу, что я харкнул кровью.
        Думая, что я уже небоеспособен, он отвлекся на других, маневрируя между ними и нанося свои сокрушительные удары.
        Я лежал на земле, залитый собственной кровью и не верил в происходящее. Меня, императора, так сильно избили. Конечно, в прошлом, бывало, я получал повреждения в ходе тренировок или ранения в сражениях, когда усмирял бунты, или в локальных приграничных стычках. Но чтобы вот так избить, как какого–то пьяного матроса в очередной попойке в харчевне — никогда.
        Злость! Гнев!
        Вокруг меня появилась черная дымка, опоясав меня и танцуя как языки пламени, а внутри них вспышками игрались мелкие молнии. Дар нашего рода, который был унаследован от первого императора. Особая сила, которая периодически пробуждалась в некоторых из числа его наследников. А теперь и во мне.
        Я медленно поднялся на ноги. Вытер кровь на подбородке тыльной стороной руки.
        — Эй, ты! — крикнул я ему, чем обратил его внимание. — Мы, кажется, с тобой еще не закончили.
        Он повернулся ко мне, и снова улыбнулся своей мерзкой улыбкой, которая уже начинает надоедать.
        — О, кажется что–то новенькое, — покрутил он рукой, намекая на мой черный панцирь.
        Сильным рывком он сорвался на меня, уже смакуя и представляя, как нанесет мне смачный удар. Я его ждал. В момент, когда он занес руку и сложил ладонь в кулак, я выбросил энергию, таившуюся во мне, и задержал его на месте. Этой доли секунды хватило, чтобы нанести контрудар: из черной дымки вокруг меня выросло огромное щупальце, схватило его за голову, подняла на высоту двух–трех метров и плашмя ударила его об землю. Не давая ему оклематься, я создал еще четыре щупальца на каждую его конечность и тянул. Пот по лбу струился ручьем, все, что могло напрячься, сейчас напряглось. Я тянул, тянул, пока не послышался звук рвущейся плоти, и, наконец, его конечности не оторвались от туловища. Кровь брызнула во всем стороны. Тёплая, липкая, с привкусом металла была приятна как никогда.
        Я подошел к тому, что от него осталось. Глаза еще открыты, а дыхание учащенное. Пока еще не успел окончательно истечь кровью. Я посмотрел на него: улыбка так и не сошла с его губ, а глаза смотрели с…
        — Спасибо, что дал свободу хоть на миг! — испустил он последний вздох и закрыл глаза.
        — Сжечь тело, — скомандовал я остальным. Так, на всякий случай.
        Я оглянулся вокруг и только сейчас понял весь масштаб: это была катастрофа. Я не мог поверить, что один человек мог учинить такое. Если определить на глаз, то, думаю, он забрал с собой около сорока человек.
        Я быстро взглядом нашел тело Истрита и подошел к нему. Он еще дышал, но видно, что это были последние его вздохи. Оглядел его рану: медики еще могли заживить его физические раны, но удары того берсеркера поражали не только плоть. Любой академик назвал бы это внутренними магическими каналами, но я имею на этот счет свое мнение — я называю это душой, потому что именно это делает нас отличимым от животных. Не разум, а именно душа. Именно поэтому маги, сумевшие пробудить свою душу, возвысились над остальными. И вот сейчас эта самая душа моего друга была изорвана в клочья.
        — Мой…император!
        — Тихо. Береги силы.
        — Моя…семья.
        — Обещаю, что они ни в чем не будут нуждаться. Я обещаю лично взять заботу о них на себя. Ты не будешь забыт, и они будут гордиться тобой. Я обещаю.
        Он благодарно кивнул и затих навсегда
        Искра сожаления начала воспламеняться внутри меня, и как всякий огонь пожирает сухую листву, так и эта искра вспыхнула, сжигая меня изнутри. Война, которая вместе с ее невзгодами была так далека от меня, пока я сидел в своем дворце и придавался дешевым человеческим страстям и слабостям, таким, как тщеславие и жадность, из–за которых я все это и начал, не давали мне оценить всю ее сущность целиком. Теперь же, видя гибель дорого мне человека, я задал самому себе закономерный вопрос: а стоило ли оно того? И в этот момент вдобавок, к сожалению, открылось знакомое, и одновременно раскрытое с другой стороны, потому как я ощутил его к себе, чувство — презрение. Презрение, потому что ответ, что был услышан из глубин моей души, был да. Почему да? Потому что я тщеславен. Там, где–то глубоко, кончиком нутра я понимал, что вся моя любовь ближним своим, была ничем по сравнению с той любовью, какою я любил себя. Любил, и за это ненавидел. Ну что ж, я таков. Таков он я, и в борьбе с самим собой я, кажется, проиграл. Остается только принять себя, тем самым превратив поражение в победу.
        Моя маска на лице, так тщательно скрывающая бурю эмоций внутри меня, приобрела каменный оттенок.
        В нос ударил запах топленого жира и жареного мяса, словно стоит мне только повернуться, и я найду на вертеле тушу кабана. Уже выкинув из головы этого берсеркера, я все своё внимание обратил на генеральную сцену. Наш правый фланг, ведомый своим лидером Ожеро, продавливали соперника. Центральная часть, как и было, запланировано, привязала неприятеля, хоть и ряды легионеров заметно утончились. Левый же фланг, с заметным трудом, но держался. Быстро проанализировав обстановку я решил отдать приказ левому флангу начать медленное отступление. Я рассчитывал на то, что соперники, видя наше отступление, начнут поджимать и разорвут свои строения.
        Спустя время я заметил, что мой план удался и противник клюнул на эту уловку. Их центр, скованный боем остался на своих позициях, когда как, соответственно, их правый фланг разгоряченный схваткой, принялся преследовать наших, и тем самым у них образовалась брешь. Я отдал новый приказ, и ввел резервы на помощь левому флангу. Кавалерия, быстро маневрируя, пробежала в образовавшуюся дыру, и оказалось за спинами их оторванной части армии.
        Сам я решил пока отсидеться в тылу, и только в крайнем случае броситься на помощь. Нет: во мне много пороков, но трусость отнюдь не одна из них. Все проще: бой с этим безумцем отнял у меня слишком много сил. Точнее не он сам, а то, что пришлось сделать, чтобы одолеть его — я сейчас про дар нашего рода. Уж слишком сильный откат после его использования. Тонкое тело, душу, буквально рвет внутри, и на восстановление уходит много времени. Такова цена этой силы.
        — Где же тебя носит, Трануил? — посмотрел я в ту сторону, откуда должна была показаться подмога.
        В это время кавалерия второго легиона с новым наскоком очень сильно проредила ряды врага, и внесла тем самым смятения. И вражеская армия врага побежала. Жалко только, что не вся, а лишь его часть, потому что линия соприкосновения растянулась, и те, кто так рьяно шел в бой в одном конце, не ведал, что на ее другом конце союзник кричит «бежим».
        На левом фланге резервная кавалерия и пехота зажали неприятеля в тиски и довершали дело. Какое–то время еще они держались на одной только храбрости, но, как и ожидалось, это было началом конца. Бой был окончен.



* * *



        Я стоял среди поля усеянного трупами. Вокруг сновали люди: собирали трофеи; находили еще живых, но раненных и уносили их в лазарет; опознавали мертвых, чтобы потом сообщить родным.
        — Идеалы миролюбивы. История жестока, — зачем я это прошептал и сам не понимал. Быть может, во мне еще таилась надежда хоть как–то оправдать эту жестокую войну высокими целями? Или же просто во мне проснулись подростковые наклонности всему придавать пафоса, романтизировать жестокость, и пытаться найти в поступках того, чего нет?
        — Император, — ко мне подошел один из командующих — Торнд.
        — Докладывай.
        — На данный момент потери составили около восьмисот человек, а раненых около тысяча. Подсчет еще ведется.
        — Трануил не появился?
        — Нет.
        — Как думаешь, он нас предал? — взглянул я на него. В такие моменты важно видеть глаза человека; только они будут говорить правду.
        — Не могу знать, ваше величество. Но то, что он своим поступком подвел империю — отрицать это было бы невозможно. Возможно, с ним что–то случилось, чего мы пока не знаем. В любом случае время покажет.
        Я молча кивнул.
        — Что с пленными?
        — Около пятисот человек. Благородных за кого можно было бы стребовать выкуп, среди них нет. Все плебеи. При малейшем шансе они взбунтуются.
        — Хорошо; казнить всех.
        — Слушаюсь, мой император.
        — Что на счет берсеркера: выяснили, откуда у врага подобное оружие и как разведка его проворонила?
        Перед ответом он немного замялся.
        — Нет, ваше величество. Мы все еще работаем над этим.
        Я вздохнул. Это был всего лишь один воин, но стоил он сотни. Мысль сразу скакнула к этому третьему, Олегу, которого удалось обнаружить, но еще не вызволить. Он ведь тоже берсеркер, судя по донесениям. И если он хотя бы наполовину дорастет до уровня этого, то нужно во что бы ни стало заполучить его. Хотя зная, как развиваются его товарищи, то это скорее дело времени, когда он дорастет до подобной силы, а то и перерастет.
        За всеми этими мыслями я совсем забыл про Торнда, а он так и стоял, ожидая. Кивнул ему, и он удалился с поклоном, шагая по влажной от человеческой крови земле. Меня же никуда не отпускали мысли, что роились в моей голове как пчелы, и я еще какое–то время простоял на месте.
        — Идеалы миролюбивы. История жестока…





        ГЛАВА 23. ДЕННАР

        Все были раздражены и злы. Мы стоим под стенами, и отовсюду сыплются нецензурная брань и проклятья в сторону этого города, и на эти самые высокие стены. Казалось бы, вы потерпели два сокрушительных поражения; ваша мораль ниже некуда; вам некем обороняться — сдавайтесь. Но нет: их остатки стоят на стенах, и храбро и самоотверженно не отдают ни пяди. Безумцы или храбрецы? Наверное, и то, и другое вместе. Осада, которая должна была окончиться за считанные дни, а то и часы, взятием, превратилась в продолжительную мешанину. Как итог — все и раздражены, и злы, и брань, и проклятья.
        Уже целый месяц мы осаждаем город. За это время произошло многое. Самое первое, и самое необходимое, на всем пути до их столицы были поставлены сеть застав и налажено снабжение армии. Все те изможденные поборами своих баронов и войной деревни, которые встречались на нашем пути, зажили новой жизнью, будто бы в их царстве зимы, наконец, наступила весна. Конечно же, все еще имелись партизаны, нападающие на караваны и грабящие их, но с каждым днем их становилось меньше, потому что… скажем так: когда стоял выбор быть голодным патриотом или быть сытым под властью узурпатора, то многие выбирали второй вариант.
        На вторую седмицу осады подоспела вторая часть армии, которая также как и мы разгромила своих врагов, во главе с самим императором. Хоть он и выглядел, как всегда, внушительным и могущественным, как–никак монарх, но по отдельно взятым моментам можно было догадаться, что сражение далось ему нелегко. Как он тяжело ходил; как он подолгу не выходил из своей палаты; как каждый день к нему заходили лучшие врачи легиона. Поговаривали, что его чуть не убил какой–то берсеркер, и что даже для этого ему пришлось использовать какую–то родовую силу. Что такое берсеркер, и что за сила такая, я не знал, пока мне не объяснили другие. Хотя, что за сила до конца так никто и не смог рассказать. В итоге, я просто принял все как факт: она есть и на этом все.
        Это все происходило пока я первую неделю этого месяца пролежал в полусонном дурмане, где каждый день мне снился один и тот же сон в разных ипостасях: я бежал — нет, я пытался бежать. Куда — я не понимал до конца, пока не находил полумертвого Дендрика, борющегося со смертью за свою жизнь, на расстоянии нескольких метров. Тогда я пытался бежать еще быстрее, но никак не мог добежать до него. В итоге, приложив титанические силы, я все же добирался до него, но всякий раз было уже поздно. Один и тот же сон, с разными сценариями, но неизменным концом. Когда я уже немного пришел в себя, и когда мог уже нормально соображать и думать осмысленно, то опять же, думал только о своем друге. День приносил мне тяжелые мысли, а ночь приносила еще более тяжелые сны.
        Каждый день Торфус поил меня своим чудо зельем, а потом еще по несколько часов водил надо мной светящимися зеленым руками, после которых я чувствовал себя все лучше и лучше, а он, наоборот, весь уходил от меня в изнеможении. Иногда ко мне заходил Кверт. Но это уже был другой Кверт. Точнее он остался прежним; изменилось его отношение ко мне. Он будто бы в глубине души боялся меня. Перед тем как сказать что–то, он задерживался, чтобы обдумать слова, боясь меня разозлить или чем–то задеть. И одновременно с этим страхом я видел в его глазах преклонение передо мной. Перед той силой, что я продемонстрировал. Мне сразу вспомнились его слова о том, что в детстве мама читала ему рассказы о героях. Возможно, такого героя он сейчас видел во мне. Только этого не хватало. Мне необходим друг, а не фанатик.
        Наконец, я оклемался, и меня выписали, сказав, что я уже полностью здоров. Тут же, не дав толком вернуться в свою казарму, меня повели к императору. Что, почему и зачем, естественно, не объяснили. Хотя когда это такое было, чтобы простому легионеру объясняли приказ. Сказали — выполняй. Второго не дано. Не задающий вопросов легионер — хороший легионер.
        Он сидел на походном стульчике, которое больше напоминало кресло в доме аристократа. Гордый, чванливый, заносчивый, будто он одарил меня почтением предстать перед ним: одним словом — император. Но все же, даже при таком виде было видно, что он сейчас в не самых лучших кондициях: глаза, с кругами под веками, впали; уставший, изможденный; на скуле небольшой шрам от раны (почему не избавились, хотя могут — я не знаю). Да: правду о нем говорят — сильно его потрепали.
        Я прижал кулак к груди в знак приветствия и выпрямился по струнке.
        — Вольно, легионер. Разговор будет быстрым и неформальным, — он сделал глоток воды. — Я слышал, что произошло в последнем сражении. Ты теперь герой, не меньше. И вполне заслуженно. Практически один принес победу. За такое ты должен удостоиться награды, — здесь он приобрел еще более высокомерный вид. — Скоро будет императорский балл в честь моего юбилея. На нем ты будешь представлен к почести быть награжденным из моих рук. На глазах у всей знати. Гордись: до этого история знала лишь о единичных случаях, — и он уставился на меня, ожидая моей реакции.
        В голове прозвучало: «и это цена за потерянного друга? Или это цена за те тысячи жизней, что я унес?». Я даже не знал, что за награда. Но это неважно; потому как есть ли вообще в мире награда, которая искупит или хотя бы будет оправдывать всего того, что произошло? Так нами играют все эти тираны, сатрапы, монархи и прочие: дают нам какие–то железяки, меди, бронзы; называют нас различными громкими эпитетами, как герои, патриоты и так далее. Пёс — вот кого он видит во мне. Я разорвал того, на кого он указал пальцем, а взамен он почесал меня за ухом. Вот и все…вот и все.
        — Благодарю! — выудил я одно слово, вместо тех тысяч, что пронеслись в голове.
        Он дал мне отмашку, что я свободен, и на этом разговор был завершен.
        Это было несколько дней назад; а сейчас — и раздражены, и злы, и брань, и проклятья. Но главная проблема была не только в стене, а в магической защите, которая покрывала эту самую стену. Нам никак не удавалось пробиться сквозь нее. Вдоль ее стен повсюду были какие–то высокие сооружения, тонкие, напоминающие антенны, башни. От них и исходило это защитное поле. Вот и открылось для меня новое знание: я то думал, подобные магические штучки могут исходить только от людей, ан нет: можно соорудить что–то вроде механической замены. А ведь, к тому же, затрудняло все наше положение наличие того факта, что снаружи щит отражал любые удары, а вот если метали или стреляли чем–то изнутри, то пущенный снаряд легко проходил его и врезался прямиком в нас.
        — Говорят, император вызвал самого архимага, и он прибудет со дня на день.
        — Да ты брешешь.
        — Клянусь!
        Мы сидели в казарме после очередного неудачного штурма и зализывали полученные мелкие раны. Два брата, Стик и Стерк, как обычно были заняты спором. Я так до конца и не понял: они близнецы или два очень похожих погодок. Светловолосые, не высокого роста, вытянутые лица, узкие тела, характерными жестами при разговорах они походили на сурикатов, вылезших из своих норок проверить как там на поверхности дела. Между тем, они могли спорить часами, если их не затыкал десятник, на любые темы и всегда. Казалось, не было момента, где бы они могли сойтись во мнениях. Но стоило им только очутиться на поле боя, как их связка превращалась в самый слаженный механизм, из всех, что я видел. Тем временем, мечи в ножнах и Стик настаивал, что архимаг таки прибудет, а Стерк пытался вывести его на чистую воду.
        — Да невозможно такое, тебе говорю. Все знают отношение архимага к политике — да ему плевать на нее. Фанатик своего дела.
        — А я тебе говорю, что сам император сейчас не в силах пробить это, — указал Стик рукой в сторону стены, — вот и ходит разъяренный.
        — Чем докажешь, а?
        — Да не собираюсь я такому обалдую, что–то доказывать. Когда он прибудет, вот тогда и увидишь.
        — Не когда, а если, — приобрел Стерк вид, будто одолел в споре.
        На это Стик просто закатил глаза, но спор продолжать прекратил.
        — А какой он — император? — вдруг Стерк повернулся ко мне. — Говорят, он вызывал тебя к себе, — и они оба разом повернулись ко мне.
        От резкого вектора разговора направленного теперь ко мне, я немного растерялся. Но быстро оправился и уже набрал воздуха в легкие, чтобы ответить, но тут же остановился, потому что ответить я хотел честно, но тут же сообразил, что лучше мнение о таком держать при себе.
        — Он…ну он внушает…восхищение, — наконец выдохнул я.
        — Даа…он такой, — это, если что, был Стик.
        — Какой такой?
        И их спор снова разгорелся на новую тему, где Стик сравнивал императора с каким–то идолом, а Стерк доказывал, что он обычный человек. Сильный, но все же человек.
        Я полностью заглушил их голоса, и отдался своим мыслям. Главным образом думал о том, что будет потом. Вот победим мы; захватим город. А дальше? Что делать мне? С чего начать поиски дороги домой? Не знаю, ничего не знаю.
        — А ты Деннар? — услышал я краем сознания свое имя и вышел к ним.
        — Что?
        — Ну, мы тут заспорили с братом, — взял слово Стик. — В общем, я говорю, что эту стену можешь пробить и ты, а он, брат, не согласен. Кто из нас прав?
        — А с чего ты вообще взял, что я на такое способен?
        — Ну, как, ну, это, — замялся он. — Ты же это…
        — Нет, я не могу, — я придавил их взглядом, и они невольно оба напряглись.
        Одним из плюсов того, что я мог извлечь из своего нового статуса, а был он чем–то между восхищением и страхом, то, что было достаточно одного намека, и от меня отставали.
        Через два дня, как оказалось, Стик был прав, и на летающем пузыре прибыл сам архимаг. Мне удалось крайком заметить его, и вид у него, скажем так, был не самым радужным. Раздражённый, быстрым шагом, настолько сильными были его шаги, что будто бы при каждом разе, когда ступни касались травы, земля должна была содрогаться, он укрылся в императорском шатре.
        Вечером того же дня пришел приказ всем готовиться. Утром мы выступаем на очередной штурм.
        Шеренги выстроились, словно по линейке. Ровные ряды легионеров, все одинаковые как один, должны были внушать трепет и ужас врагам. Это не варвары, которые своим безумным видом, и не гнушавшиеся беспорядочным криком, который по их логике должен был запугать врага. Но нет, — вот что по–настоящему ужасает. Как человек в гневе, который хранит внешнее спокойствие и молчалив, гораздо опаснее того, кто с пеной у рта обещает и клянется навредить, так и безмолвный легион, выстроившийся перед наступлением, внушает истинный ужас в сердца врагов.
        Чуть поодаль, ближе к городу пришли к завершению приготовление ритуального круга — место, по центру которого занял архимаг, а вокруг него расселись сильнейшие маги корпуса. Миг, и все они вспыхнули зеленым свечением; затем от них этот зеленый свет направился к архимагу, и сосредоточился на нем. Получилось как спицы колеса без оси. Все это продлилось несколько минут, и с каждой минутой фигура архимага загоралась все сильнее и сильнее, пока он не начал напоминать собой яркую звезду. Еще миг и от него, в сторону стен несется яркий луч, выжигая под собой землю, оставляя огромную борозду. В момент, когда луч встречается с защитой, раздается грохот, будто бы где–то совсем рядом ударила молния и оглушила всю округу. Яркий луч буквально впивается в свою цель, и купол над городом переливается всеми цветами радуги. Казалось на фоне яркого луча и игры красок, даже само солнце потускнело. По ныне хранившему абсолютное безмолвие легиону прошелся гул, и он попятился от такой мощи.
        Тем временем, архимаг увеличил напор, и луч бурился все сильнее. Купол изогнулся; по нему прошла рябь; затем мелкие трещины; и, наконец, с хлопком он рассыпается как бьющееся стекло, осколки которого выгорают еще до того, как коснуться земли.
        В этот момент я бросил взгляд на архимага, фигура которого, покачиваясь, шла куда–то в сторону арьергарда. Предполагаю, его работа на сегодня окончена.
        Сигнал; легион срывается на марш. Подходя ближе замечаю, как на стене в панике мельтешат человеческие фигуры. Казалось, они растеряны и совсем не понимают, что делать. То, что удержать оборону им не удастся — понятно всем. Но они все еще могут продать свои жизни как можно дороже. При этих мыслях я забеспокоился и бросил взгляд в сторону Кверта. Наверное, он как–то почувствовал это, потому что наши взгляды соприкоснулись. Я подал ему жестом знак, как бы говоря «держись ко мне ближе», когда начнется вакханалия. Он робко улыбнулся, но все же кивнул в знак своего понятия жеста.
        Стена взята. Город пылал. Без своей главной защиты это не представлялось чем–то трудным. Но как я и предполагал, просто так они не дались, и завязались городские бои. Легионеры пробирались клочок за клочком сквозь узкие улочки, опасные улицы, в любую минуту ожидая, что сейчас ставни какого–нибудь окна распахнуться и оттуда по нам ударит неприятель. Мы с нашим десятком, как раз пробирались по одной из таких опасностей. Мелкими шагами, расположившись полукругом, во все глаза контролируя и сканируя все вокруг, мы проверяли одно строение за другим.
        Я и еще пару человек мелкими, но быстрыми шагами, как какие–нибудь спецназовцы из фильмов, поднимались по ступеням одного из домов, который мы зашли проверить. Все чувства напряжены до предела. Казалось еще немного и нить натянутых нервов порвется, как никелевая струна. Почему мы решили проверить именно это двухэтажное строение? Да черт его знает, десятник углядел в нем что–то подозрительное, и вот мы выламываем дверь и врываемся внутрь. Тем временем, мы преодолели ступени и оказались на втором этаже у протяжного коридора. Начали заглядывать во все двери вдоль. Все было спокойно. Как оказалось, нам это лишь казалось. Едва покидая последнюю проверенную нами комнату, спеша доложить, что все чисто, как в окна влетела пятерка людей, полностью в темных одеяниях с закрытыми лицами. Первый из них сразу же жахнул по нам чем–то сильным из своего арсенала. Маг. Если бы в этот момент мы не стояли у узкого порога, то мой щит бы не успел развернуться, покрыв собой необходимое пространство, и не защитил бы нас. А так, мы с силой отлетели к задней стене, встретив ее своими затылками. Я почувствовал, как от удара
головой меня закружило, но времени на восстановление не было, поэтому благодаря инстинкту выживания я вскочил на ноги и палил всем, чем мог в ответ. Пятерка магов — а как выяснилось все они были магами, — действовали очень синхронно. Если один атаковал, то другой в это время прикрывал, поэтому все мои атаки канули в небытие, и я ушел в глухую оборону. Что же до моих союзников, то, что могут обычные войны сделать в дуэли магов? Правильно, ничего. Хотя стоит отдать им должное, один из них в нужный момент прикрыл меня щитом. Обычным щитом, который сейчас пылает огнем.
        В это время я спешил быстро покинуть место событий, постепенно отступая спиной вперед к выходу. Герой героем, но я отдавал себе отчета, что тут мне не победить.
        — Быстро отступаем, — крикнул я за спину своим. — Я попытаюсь их привязать тут. Вы вызовите помощь.
        Пока я кричал это, стена сбоку разлетелась в щепки, как раз там, где стояли мои товарищи, и из образовавшейся дыры показался один из пятерки. Пока часть билась со мной тут, часть обошла, пробивая стены и напала из засады. Через заслон пыли я увидел, как один из моих ребят лежит ничком. «Скорее всего, умер», — пронеслись пессимистичные мысли, но хотелось полагать, что всего лишь потерял сознание. Другой же сидел и медленно мотал головой — кажись, контузия. Я остался один, где–то внутри надеясь, что на шум прибежит помощь, а мне нужно всего лишь продержаться до того.
        Пыль осела. Наверное, если бы перед штурмом я не сходил опорожниться, то сделал бы это сейчас. Но я лишь предполагаю. На деле же в человеке есть, какая–та потаённая сила, которая пробуждается едва стоит ему оказаться на грани. Та сила, что приносит надежду в царство отчаяния; свободу сознания в оковах традиций; свершения будущего в сожалениях прошлого; зачатки храбрости в полном ужасе; и луч света в царстве тьмы. И эта сила сейчас пришла ко мне. Их больше, и без лукавства, их умения сильнее моих. Но, чтоб меня, я герой из уст самого императора. На этом моменте мне захотелось засмеяться, но сдержался.
        И так, казалось, за этими мыслями прошли минуты, но нет — время тянулось на секунды. В попытке удивить их, тем самым застать врасплох, я предпринял отчаянную попытку атаки. Сделал полушаг правой ногой, левой рукой взмахнул снизу вверх, будто зачерпывая воду из реки, и впереди стоящего передо мной снесло потоком сильного ветра.
        — Хах! — вырвалось из меня. Почему–то этот маленький успех окрылил меня окончательно.
        Не теряя и секунды, я прильнул в бок, в ту дыру, чтобы напасть на следующего. И тут я понял, что совершил ошибку: нужно было оставаться в узком коридоре. А так я оказался в комнате, где их число давало им преимущество в пространстве. Началась пляска в страстном танце под названием «смертельная битва». Феерия красок, фестиваль смерти и жизни. Загнанный зверь — вот кто я. Я перестал думать; все было на инстинктах. Прыжок, щит, удар, увернуться, повторить — и так раз за разом, раз за разом. Но так не могло продолжаться долго. Спустя минуты, как я думал, а на самом деле около тридцати секунд, я стал пропускать один удар за другим. Сначала урон от них был едва ощутим, потому что еще работал щит. Но я все чётче ощущал, как он теряет силу, как мышцы ног теряют силу от продолжительного бега. Только бы продержаться до подхода помощи. Почему–то в этом я был уверен. Хотя стоит признать, что за ту минуту, как все началось, помощь уже должна была подоспеть. Значит ли это, что они тоже скованные боем?
        Я пропустил очередной удар: этот возымел свое действие, и я повалился на пол. Отскочив к углу, я накрылся еще одним щитом. Но добивать они не спешили. Не потому что в них вдруг проснулось милосердие — нет, а потому что, как оказалось, я их сумел–таки потрепать. Один прильнул на одно колено. Другой тяжело дышал. Третий прикрывал рукой вторую руку, с которой стекала струя крови. Только вот их было пятеро, и оставшиеся двое были вполне себе в хорошем состоянии.
        Я улыбнулся. Улыбнулся, потому что в этот момент из коридора послышался топот ног. Я понял, и они поняли — это бежит помощь. По ним было видно, как они на долю секунды замешкались, но каждый из них понимал, что взять меня сразу не получится, поэтому развернувшись, они исчезли так же, как и появились.
        — Кверт! — выкрикнул я. И было в этом выкрике что–то такое, что не передать словами. Радость, счастье, облегчение — все.
        — Ты как, дружище? — подошел он ко мне. — Встать сможешь?
        — Смогу, — я в подтверждение своих слов поднялся на ноги, — им не удалось меня достать. Хотя, признаться честно, я мысленно уже прощался с этим миром.
        Его губ коснулась легкая улыбка. Такая скованная, какая бывает, когда человек пытается скрыть свои эмоции, но не выходит.
        — Все в порядке, — крикнул я десятнику, который вошел в проем. — Со мной все в порядке. Я могу продолжать. Что с ребятами? — обратился я ни к кому конкретному.
        — Живы. Оба. Но сражаться дальше не смогут, — кто–то ответил мне из толпы.
        — Кто это был? — задал вопрос Кверт.
        — Не знаю, — помотал я головой. — На них не было никаких отличительных знаков, и лица прикрыты.
        Несмотря на это, день продолжался.
        Медленно продвигаясь, к вечеру мы вышли на другой конец города. Эта часть заметно отличалась от всего ранее виданного: стоило взглянуть на одни только заборы, безмолвно охраняющие дома и их хозяев, как становилось ясно — здесь проживал самый обеспеченный слой населения, если, конечно, не брать в расчет дворец короля, но там мы еще не были.
        Из ближайшего дома, или правильнее будет сказать вилл, послышался сильный шум и с одного из многочисленных окон, головой вперед выбивая стекла, вылетел человек. Скорость была такой сильной, что он несколько десятков метров летел, стелясь по земле, перекатываясь, пока не врезался в стену забора. Его, уже бездыханное, тело так и замерло там, в неестественном положении: локти вывернуты в обратную сторону; голова запрокинута так, что затылок касается лопаток; открытые глаза, застывшие в них зрачками, с ужасом последних секунд его жизни. В доме послышался душераздирающий крик женского голоса, который перевернул внутри все органы.
        Эта сцена так сильно впечатлила нас, что многие инстинктивно начали жаться ко мне, рассудив, что подле меня они найдут защиту. Заметив это, я поежился: все–таки не нравился мне новый статус — а-ля гроза врагов. Хотя, признаться честно, это тешило самолюбие.
        Тем временем, шум все становился громче, и уже стало ясно, что внутри дома происходит какая–та резня: с басовитыми криками мужчин, перемешивались истошные крики женщин.
        Наверное, впервые я видел, как наш, некогда суровый и решительный десятник, колеблется. И ведь было от чего: мы были первыми, кто сюда пришел, и было понятно, что возникший там бой устроен не нашими людьми. И поэтому возникает закономерный вопрос: а стоит ли вмешиваться туда, подставляя под риск своих людей? Может просто переждать здесь снаружи, а уже потом идти на зачистку?
        Его колебание заняло, буквально, несколько секунд, но этого времени хватило, чтобы сцена переменилась: из двери, что была сбоку дома и выходила на задний двор, выбежал человек и с невероятной скоростью помчался куда–то прочь.
        Солнце уже близилось к горизонту, да и рассеянный по всей округе дым от пылающих сооружений, застилал обзор, поэтому я не до конца был уверен в том, что видел. А видел я полуголого человека, весь покрытый чужой кровью, который своим, хоть и измененным, силуэтом напомнил мне Олега. Клянусь всем, чем только можно, мои ноги хотели уже сорваться с места, а голос готов был разрядиться криком, но сомнение меня сдержало, будто парализовав. Когда я очнулся от этого порыва, его след простыл. Этого человека я впоследствии вспоминал очень часто с вопросом: «а вдруг это был он?».
        — Все в дом, — наконец выдал приказ десятник, — нужно осмотреться. Будьте бдительны, как никогда.
        Мы быстрым шагом, не нарушая кругового строя, направились в дом. Зайдя внутрь, все разом остановились, забыв про безопасность. Кого–то тут же вырвало; кто–то начал тихо молиться; а кто–то просто замер, в оцепенении.
        Повсюду лежали трупы. Даже бывалые легионеры, привыкшие к виду мертвых, были под впечатлением: разорванные, словно ужасным зверем, подобием человеческих тел. Практически не было людей сохранивших свои конечности на своих местах. Все стены, потолки, и полы были окрашены в ярко красное.
        — Кто на такое вообще способен? — кто–то прошептал.
        — Сейчас это не важно. Нужно осмотреть дом, — приказ десятника вывел нас к реальности.
        Мы, брезгуя, прошагали в луже крови, и каждый шаг отдавался эхом шлепков по жиже. Пересекая порог следующей комнаты, мы оказались в просторном зале, на другом конце которого сидела, забившись в угол и, вся дрожа, девушка. Подойдя ближе, я обнаружил, что у нее на шее висел ошейник.
        — Это рабыня! — заметил Стик.
        Он присел перед ней на корточки, и пытался выудить хоть какое–то объяснение того, что здесь случилось. А девушка, со взглядом в тысячу миль, тем временем раз за разом шепотом повторяла только одно слово.
        — Зверь! Зверь! Зверь!
        И снова бывалых легионеров накрыл мандраж. Уж очень сильный был контраст вокруг.
        Двое легионеров по приказу десятника подхватили девушку и унесли к врачевателям. Остальные тоже высыпали на улицы, и соединялись с другими подошедшими отрядами.
        Крики доносящегося сопротивления не утихали, и чистка города продолжалась до самой глубокой ночи. Наконец, подавив последние очаги сопротивления, нас отправили на отдых.
        Но нашим планам была не судьба сбыться. Где–то в одном из домов, что были чуть дальше по улице, раздался женский визг и мы, не медля, побежали на помощь.
        Выбив дверь ногой, я влетел внутрь и обнаружил поистине мерзкую картину: по центру помещения, на столе животом вниз лежала девушка: ее ноги свисали через край стола, ступнями задевая пол, и по ним стекала струйка крови, а над ней со спущенными штанами навис принц — само будущее императорское отродье. По краям же расположились еще трое его подельников, мерзко ухмыляясь, предвкушая свою очередь. Все они обернулись на шум, и принц, видя, кто пришел, прокричал нам всем убираться. Все уже было развернулись, чтобы уйти…
        — Быстро. Отпустили. Ее, — …но мой рык заставил всех остановиться.
        Я чувствовал, как гнев поднимается внутри меня, и я был не в силах его остановить.
        — Да кто ты такой? — процедил он в ответ. — Чернь. Я же сказал, убирайся отсюда.
        Огненная буря накрыла меня; глаза налились кровью; ноздри вздувались как у скаковой лошади. Слова были ни к чему — с такими отребьями не ведут разговоров, поэтому я молчал, готовый нанести удар. И плевать, что это сам принц. Никто не имеет право так обращаться с людьми.
        — Ты что, глупец, не слышал, что я тебе сказал? — его подельники начали медленно идти в мою сторону.
        И тут я сорвался: так и застывших в дверях друзей вытолкнул волной, чтоб не мешали мне вершить правосудие; одновременно с этим второй волной снес этих троих. Рывок, и я уже подле принца наношу ему обычный хук справа прямо в челюсть. Как и ожидалось, он хоть и был принцем, и соответственно обучен в теории, но без какого–либо весомого практического боевого опыта. Поэтому его секундная растерянность пришлась ему дорого. Его сотоварищи хотели было что–то предпринять, но и они оказались такими же слабаками, как он, поэтому много усилий по их нейтрализации не требовалось. Все четверо спали крепким сном.
        Я как мог нежнее подхватил трясущуюся от страха девушку и повел ее к выходу. За это время успели очухаться мои приятели, очутившись у порога. Видя, что принц и его «друзья» лежат бессознательно, они запаниковали. Кое–кто из них уже было хотел открыть рот и размахивать руками, но видя решительность в моём тяжелом взгляде — и это словно пригвоздило их всех. Они замолчали, и в их глазах читалось…благоволение. Кажется, только что прибавилось плюс несколько очков в фанатизме моих поклонников. На этом день закончился; мы ушли на отдых.



* * *

        Очнулся я в кромешной тьме, лежа на холодном полу. Голова раскалывалась; соображать было больно. Понял только, что проснулся я не там, где заснул. Глаза немного привыкли к темноте, и мне удалось хоть немного оглядеться вокруг: маленькое пространство без окон, с тяжелой металлической дверью; на стенах следы крови; у края небольшое отверстие в полу для естественных нужд. Кажется, я в тюремной камере.
        Я занял вертикальное положение, прислонился к стене и стал ждать. Ждать, когда придут те, кто должен будет вынести приговор. Ведь было ясно, как день за что меня здесь заперли.
        В итоге я прождал полдня. Мне так казалось — по внутренним ощущениям. Сколько же на самом деле, я не знаю.
        Тяжелая дверь отворилось со скрипом, впуская тусклый свет от факела. Но даже его хватило, чтобы мои глаза заболели от не привычки, так что пришлось прикрыться руками.
        — Ну, здравствуй, герой, который за день стал заключенным, — я узнал смешливый голос легата.
        — До меня дошли слухи, что принц обиделся.
        — Хех…а ты, я вижу, не унываешь тут. Юмором занялся.
        Глаза, наконец, привыкли, и мне удалось все разглядеть. Вместе с легатом в открытую дверь пересекал какой–то мужчина, лет так этак сорока пяти–пятидесяти. На нем была светлая одежда, по самой последней имперской моде, с высокими сапогами; стройное, жилистое, как у кошки тело; волосы немного седые; оценивающие глаза, проникающие в самую суть вещей; губы, окруженные морщинистым лицом, немного поджаты и тонкие как лезвие. Наши глаза встретились, и он слегка кивнул мне в знак приветствия. Я ответил ему тем же.
        — Знакомься: это Гидеон Сент. Думаю, представлять его тебе не нужно.
        — Вообще–то я без понятия кто это, — сделал я показное лицо.
        Легат запнулся на полуслове, а затем обратился к Сенту.
        — Я же говорил, что он немного того — тугой в этом плане.
        — Ничего, я сам, — его хриплый голос разрезал пространство между нами. — Я, как уже представил легат — Гидеон Сент. Кто я такой, и прочее сейчас не имеет смысла тебе рассказывать. Главное, что ты должен знать — я твой спаситель. В зависимости от твоего ответа, конечно же.
        — И от чего же меня спасать и, главное, как?
        — От принца, конечно же. Ты что думал, если ты изобьешь его, то тебе за это ничего не будет?
        — Ну, не ожидал, что он настолько обидчив.
        — Сдалась тебе вообще эта девчонка? — тут уже взял слово легат.
        — И кем бы я был, если бы все оставил как есть?
        — Для начала свободным, — обвел он руками все вокруг.
        — И потерял бы совесть.
        Легат и этот старик после этих слов переглянулись. И было в этом жесте что–то свое: будто бы они с помощью этого взгляда чем–то обменялись.
        — Хорошо. Очень хорошо, — произнес старик удовлетворённо. — Начнем откровенный разговор. Тюрьма тебе не грозит, — и на мой вопросительный взгляд, — император не сможет пойти против самого себя. Он ведь приказал не грабить, не насиловать и прочее, и ты был, по сути, прав в своих действиях. Тебя отпустят; ты будешь свободен. Только вот кто тебе гарантирует, что принц забудет свое унижение? Где–нибудь в тёмном переулке или в поле найдут твоё бездыханное тело. Конечно, все сразу поймут, кто за этим стоит. Но без доказательств…, — покрутил он рукой. — В общем и целом, я предлагаю тебе защиту.
        — Защиту… — я усмехнулся, — вы…
        — На тебя и твой отряд ведь напали, — резко сменил он тему. — Неизвестная пятерка людей, — он сделал паузу. — Ходят слухи, что у главы тайной канцелярии Вэлиаса есть специальный отряд, как раз таки состоящий из пяти человек. Без опознавательных знаков. Внезапно появляются, также внезапно исчезают. Их главная задача…скажем так, ликвидация особых проблем.
        — И почему я должен вам верить? Пытаетесь тут настроить меня против императора, как какого–то мальчишку.
        — Да ты и не должен, — хмыкнул он. — Я лишь тебе сообщаю кое–какие слухи, а там уже дальше твое дело — верить или нет.
        — И какую же защиту вы предлагаете? — вернул я разговор в предыдущее русло.
        — Защиту своей фамилии: ты женишься на моей дочери.
        Эти слова хлынули, как гром среди ясного неба. Я ожидал чего угодно, вплоть до становления его личным слугой, но никак не этого. В итоге, я замолчал на долгую минуту, не понимая, как реагировать.
        — Мне надо подумать, — наконец выдавил я из себя.
        — Юноша, — протянул он устало, будто разговаривая с глупым человеком, которому приходиться объяснять элементарное, — нет у тебя выбора. Ты либо соглашаешься, либо гниешь в канаве. Взгляни правде в глаза — как бы ты ни был силен или, в твоем случае, везуч, но против такой силы тебе не противостоять.
        Как бы я не относился к этому всему, но он был прав: выбора у меня уж точно нет. Кривя душой, я произнёс:
        — Предложение вашей дочери, когда делать?



        ГЛАВА 24. ОЛЕГ

        Радогир по такому случаю не поскупился: вызвал дорогого лекаря, который остановил кровь и залатал меня. А затем еще несколько дней приходил, и наблюдал меня. Вообще, с такой раной лежат несколько седмиц, но моя регенерация стала сильнее. Чем это обусловлено, я не понимал. Самой вероятной моей догадкой было то, что после каждой, так скажем, стрессовой ситуации я становился сильнее. Тут можно вспомнить мой первый бой, когда способности вдруг внезапно пробудились. И вот сейчас я чувствовал, что все в организме немного, но перестроилось: кости, будто налились свинцом, и стали крепче; связки, суставы, хрящи приобрели способности каучука; что до мышц, то это сталь; кровь, как я понял, начала переносить все необходимые элементы в большем объёме до органов, как оптоволокно. И еще много чего, что я мог почувствовать, но не мог объяснить на уровне терминов.
        Позже, когда я более–менее пришел в себя и уже мог нормально соображать, я просканировал свой организм, в частности щуп, и обнаружил, что тот старый полностью разрушен. Не понимая до конца, что происходит начал шарить дальше. В итоге, спустя час поисков причины, я нашел другой щуп. Это видимо запасной или как наподобие предохранителя, если основной уничтожат. Он был слабее, но он был гибким, извиваясь как червь, поэтому обнаружить, и уж тем более, уловить его было затруднительно.
        Что до того юноши, как выяснилось для меня позже, этот человек являлся наследным принцем. Сыном короля. И отличался этот человек особой жестокостью, благодаря своей, практически, полной безнаказанности. Он мог запросто избить слугу, потому что того тень упала на него. Частенько он устраивал для себя игры: отпускал рабов в лес, а затем охотился на них, загоняя их как диких кабанов. Но порой бывало еще хуже — от скуки он мог привязать раба к столбу на знойной жаре и наблюдать, как тот умирает от мук. Что ж, смело могу заявить, что местная аристократия должна предпринять все, чтобы подобный человек не пришел к власти. Иначе им придется либо страдать, либо начинать гражданскую войну. Конечно, при условии, если они все–таки сумеют выиграть нынешнюю войну.
        — Ты как? — сегодня меня навестил Дарк. Тренировки, само собой, были пока прекращены.
        — Жить буду, — слегка улыбнулся я.
        — Я, когда узнал, что случилось, подумал что уже все. Но, оказывается, ты тот еще берсеркер, — он ухмыльнулся.
        — Вот увидите, я всех вас еще переживу.
        — Как бы так, как бы так. Буду только рад этому, — покачал он головой. — К слову, я зашел не только проведать тебя, но и…вражеские легионы на подходе. Через несколько дней они возьмут город в осаду. И вот…я пришел сообщить тебе, что уезжаю. Скорее всего, мы больше не увидимся.
        Я молчал, не спеша ответить. Лицо окаменело: было больно прощаться с другом, но я этого старался не показать.
        — Тогда нам стоит попрощаться, — протянул я руку, и он ее пожал.
        — Мне жаль, что приходится это делать. Надеюсь, что все же когда–нибудь мы снова встретимся.
        — И я…
        Мы еще около часа посидели, потолковали о всяком, как раньше, а потом он встал, кивнул напоследок, развернулся и вышел, оставив меня наедине со всем этим враждебным миром. На меня нахлынула, поглотила с головой, унесла в вихрь, апатия. Я — одинок. Бывало, как сейчас, что я по несколько дней уединялся дома, погружаясь в свои занятия. Но я никогда не ощущал себя одиноким, потому что знал, что у меня есть близкие люди, как семья или друзья, которые всегда рядом. Сейчас же я один. Денис и Максим — их нет. Живы ли они вообще? Надеюсь, что да. Дарк покинул меня сейчас, но я на него не злюсь и не осуждаю: он спасал себя, не в силах помочь мне, рабу. Еще была Эврисфея — вспомнив это имя, я невольно сжал кулаки. Вот кто причинил мне больше всего боли. Любовь — она может поддерживать тебя, как легкое пламя и давать тепло и свет — а значит жизнь. А может сжечь тебя, оставив после себя пепелище безжизненной пустоши.
        Сбросив с себя это наваждение, я вспомнил, ради чего я пообещал себе жить — ради мести. И, как ни странно, это придало мне сил. Снова прокрутил в голове все те лица, что были на приеме и успокоился; закрыл глаза; уснул. Нужно поскорее восстанавливаться.
        Город взяли в осаду. Отголоски сражений у стен доносились даже до нас. Защитный купол окутал небо над нами. Перемещения по городу были ограничены, поэтому бои на арене прекратились, от чего Радогир был в ярости (терял прибыль). Так как бои прекратились, я вернулся к старым обязанностям: чистил отхожие места, чистил двор от всякого мусора, иногда помогал по кухне, и поэтому однажды мы пересеклись с Эврисфеей. Я сдержал себя и сделал вид, что ничего не было, и она очередная прислужница. Хотя вид у нее был властный. Видно было, что она любимая рабыня Радогира, и это накладывало свой отпечаток: многие опускали взоры, чтобы не вызвать в ней раздражение или злость. Человек получил каплю власти, а вел себя как король. После этого я возненавидел ее еще больше.
        С каждым днем все понимали неизбежное, но покинуть город не получалось. Это сказывалось на настроении. Несколько раз даже в этот район забредали большие группы разбойников, в надежде нажиться, но их быстро истребляла местная охрана. Пару раз и я вступал в бой. Настолько привык ко всем убийствам, что воспринимал это как тренировку.
        Так прошел месяц, пока в один день не разразился гром над нашими головами. Огромный луч зеленого света ударил по куполу. От происходящего все застыли, завороженно наблюдая. Когда купол дал трещину, а затем начал разваливаться — это был как щелчок пальцев: началась всеобщая паника. Люди бегали, собирая свои пожитки; какой–то старик сидел на тротуаре, покачиваясь и схватившись за голову; местные охранники надрывали глотки, в надежде организовать порядок; женщины визжали; мужчины сбегали, спасая только себя.
        Ко мне в хижину забежал замыленный Радогир и криком приказал мне идти вместе с ним. Но не успели мы выйти, как за ним зашел Гронд и жестом показал, чтобы мы оставались на месте.
        — Что это значит? — заорал Радогир.
        — Освободи его, — кивнул он в мою сторону, чем вызвал недоумение на наших лицах.
        — Его? Ты совсем головой тронулся? Я тебе плачу, чтобы я тебе приказывал, а не ты мне.
        — Я все еще у тебя на службе, и исполню обязанности по твоей защите до конца. Но юнца ты освободишь. Таково моё слово.
        — Да что это вообще все значит? Что на тебя нашло? — не успел он прокричать что–то еще, как Гронд толчком отправил его прямиком на мою койку.
        — Следующий раз это будет удар. Смертельный удар.
        Радогир с раскрытым ртом водил головой от меня к нему, и обратно от него ко мне. Я же просто наблюдал за всем этим, не в силах понять, что на него нашло. Наконец, Радогир собравшись с мыслями произнес:
        — Как только я его освобожу, он меня убьёт.
        — Нет, — и уже повернувшись ко мне, — ты его не тронешь. Дай слово.
        — Даю слово, — кивнул я.
        — Да что мне слово раба? — развел он руками.
        — Если ты выдашь мне дома всех тех, кто был на приёме, я не трону тебя.
        Он снова замолчал, обдумывая. Вот чем можно было восхищаться в нем, так это его чутьём. Он, быстро взвесив все за и против, выдал мне нужную информацию и усилием воли снял щуп.
        — Вот: я исполнил. Теперь ваша очередь, — он поднялся на ноги и поправил одежду на себе.
        — Спасибо! — поблагодарил я Гронда. — Почему? — и задал ему мучаюший меня вопрос.
        — У меня когда–то был брат. Когда мы были еще детьми, его забрали. Он был таким же, как и ты — берсеркер. Это ради памяти о нем.
        Еще раз кивнул в знак благодарности, и, я надеюсь, последний раз взглянул на них. Секундная пауза, где мы встретились глазами, и почему–то в этот момент во мне появилась непоколебимая уверенность, что мы еще встретимся с Радогиром.
        Ощущать себя свободным, было на грани эйфории. Воздух стал другим — слаще; ветер ласкал мягко, как никогда; краски жизни стали пестрее; дышать стало легче.
        Я бежал. Бежал, как бежит хищник, выслеживая свою добычу, пока не прибыл к нужному месту. Двухэтажный каменный дом, с красной черепицей, окруженный высоким забором, через который я перепрыгнул одним движением. Во дворе было пусто. Сорвавшись на рывок, влетел прямо в окно, в расчете застать находящихся людей внутри врасплох. Быстро принял стойку, мотая головой вокруг, но никого не обнаружил. Прислушался — ни звука. Дом был пуст. От досады пострадала рядом стоящая ваза, разлетевшись в дребезг. Направился к следующему дому, который находился на другом конце улицы. И этот пуст. Я обошел еще три дома, и нигде не было жизни. Тем временем, отголоски сражений были все ближе и ближе. Мне нужно было торопиться.
        Я бежал. Не знаю куда, но я просто бежал, куда глаза глядят. Вдруг, пробегая рядом с очередным домом, я так резко остановился, напрочь забыв про инерцию, и покатился кубарем, и также быстро принял вертикальную стойку. А все дело в запахе. Обонянием я уловил очень знакомый запах: те самые духи. Я задрал нос повыше и со всей силой втянул воздух. Нет, мне не показалось — она здесь: та, что едва держала кинжал в ярко красном платье.
        Дом, откуда шел запах был таким же, как и все другие вокруг: два этажа, красная черепица, высокий забор. Я бесшумно подкрался и заглянул за забор. Куча охраны: примерно, человек десять, может меньше. Даже сказал бы, что слишком много. Обошел дом, заглядывая с каждой стороны и примеряясь, откуда будет лучше напасть. Весь мой порыв толкал меня напасть в лоб и растерзать их. Но разум все же победил, логически рассудив, что шансов будет больше, если действовать осторожнее и обдуманно.
        Уловил момент и тихо пересек забор; залег за густой листвой — все эти дома богатеньких толстосумов не отличались разнообразием. Понаблюдал еще немного, выждав нужный момент, и когда один из охранников отбился, одним быстрым движением свернул ему шею. Тело задвинул за ту же густую листву. Так я «убрал» еще двоих, пока меня не обнаружили. Как бы это не звучало, но я случайно наступил на сухую ветку, которая с хрустом обломилась. Это меня и выдало. Один из охранников, который, собственно, меня и обнаружил, поднял тревогу. Задний двор дома превратился в своеобразную арену. Их было шесть человек. Все были хорошо вооружены. И, кажется, эти были мастеровитее, чем все те, с кем мне приходилось иметь дело на песке. У меня в руках только один меч, который я взял у одного мной убитого. Они медленно начали окружать меня, не вступая в бой. Но я же не в фильме, где герой обычно стоит и ждет, когда его окружат: сделал рывок и одним прыжком достал ближайшего, перерубая его. Он меня тоже достал, но меч лишь лизнул укрепленную кожу, и не нанес никакого урона. Эти люди точно были бывалыми вояками, потому что все они
не застыли, как это бывает обычно, а сразу же принялись нападать. И были все их атаки слаженные, с выучкой. Тут я вспомнил все уроки Гронда. С легкостью парировал их множественные удары, в силу своей скорости и быстрого восприятия. Но и достать их не мог, потому что они умело защищались. Мы так и прыгали, скакали по двору не в силах нанести решающие удары. Но, я стал замечать, как с каждой секундой боя их движения становились медленнее, а удары слабее — они выдыхались… в отличие от меня. Заметив это, я увеличил интенсивность боя, и спустя некоторое время, когда их усталость перевалило через край, я начал доставать их одного за другим, пока не кончил с ними.
        Почему за своих господ должны страдать простые, ни в чем не повинные люди? Они ведь мне даже не нужны, но…они не готовы были уйти. Зачем? Ради каких–то пару золотых? Или есть во всем этом что–то, чего моё понимание жизни не может охватить? Что–то что заставляет людей идти умирать ради других, которым по сути ведь даже наплевать на тебя. Да, отдать жизнь ради любимых и близких благородно. Но идти на смерть ради чужих тебе людей — что это за представление о жизни такое? Наверное, этим самым странным чувством внутри нас пользуются те, кто стоит за трибуной, и кричат о справедливости, благородстве, долге и патриотизме. По мне так, если останавливаться на последнем, то это пойти домой, уважать родителей, любить жену, воспитывать правильно детей, прививая им хорошие качества, жить честно, не обманывая никого, и ты принесешь тем самым колоссальную пользу своей стране, народу. А все что выходит за рамки этого, обычная манипуляция массами ради своей выгоды.
        Я отвлекся.
        Подошел к задней двери и слегка толкнул ее: не заперта. Слухом уловил шёпоты в других помещениях. Запах усилился. Она здесь, совсем рядом. Почему–то именно сейчас меня охватило сомнение: я убивал и раньше, буквально минуту назад этим занимался, но все они всегда были с оружием, а не загнанными жертвами. Да и что тут лукавить — она женщина. Как бы там не говорили за равноправие в моем мире, а тут я придерживаюсь консервативных принципов. О нет, неужели я попал именно в ту ситуацию, где главный герой убивает всех на пути, и, дойдя до антагониста всей истории, вдруг останавливается? Да нет, полнейший бред.
        Меня встретило с десяток пар глаз, устремившиеся на меня, когда я распахнул широкие двойные двери. Десяток испуганных глаз. Ведь то, что я здесь означало перебитую охрану. А если охраны нет — защиты нет; защиты нет — их жизни нет. Я быстро всех оглядел, и мой взгляд остановился на ней. Я оскалился самой страшной своей улыбкой, на которую мог способен. Оглядел остальных, и также встретил пару человек из тех, что были у Радогира в тот вечер.
        Наверное, в этой толпе я видел лишь жертв, никак не сопротивляющихся, потому как я бы не пропустил такой простейший удар. Едва я сделал шаг в их направление, поднимая руку с мечом, как меня силой откинуло назад, что я своим туловищем проломил двери, через которые вошел. Удар был ощутимый, потому секунд пять я мотал головой, приходя в себя. А когда поднял глаза, то увидел, как из их толпы вышел какой–то юноша. Молодой, уж точно младше меня, едва на закате подросткового возраста, у которого только–только усы приобретали свое очертание.
        Что ж, если я пока пользовался уроками Гронда, то теперь пришло время уроков Дарка. Укрепить ноги, чтобы твердо стоять на земле; но при этом удерживать мышцы как пружину, чтобы в нужный момент выстреливать для быстрых маневров; немного прильнуть корпус к земле. Главная моя проблема в бою с магами — это дистанция: нужно как–то сокращать дистанцию. Хотя своим острым зрением я уловил, как едва подрагивают у него колени. Секунда, и я срываюсь с места, что крошка под ступнями разлетается в разные стороны. Он успевает выпустить свою волшбу, но этого не достаточно, чтобы достать меня: я легко ухожу из вектора удара, заходя ему сбоку, и просто сильным толчком выбрасываю его наружу. Он выбивает стекло окна своей головой и летит, кубарем стелится по земле, пока не встречается с забором. Тело его так и осталось там лежать.
        Одна из женщин истошно заорала. Этот крик дал сигнал остальным, и они, выйдя из оцепенения, бросились кто куда. Но от меня им было не уйти. Меч в моей руке превратился в смертельное жало. Я отсекал руки, ноги, а от рук и ног пальцы. На середине этой резки меч застрял в одном из тел, и дальше я рвал их голыми руками. Кровь брызгала повсюду. Меня не останавливало ни их мольбы, ни угрозы, ни просто крики.
        — За что? — завопила одна из жертв.
        — За все. Я есть тот, кем вы сделали меня. Я — зверь! — и одним махом я оторвал ей нижнюю часть лица, от носа до подбородка.
        На десерт я оставил ту самую женщину. Она забилась в угол и нервно дрожала. Все ее лицо было залито кровью; волосы растрепаны, как гнездо птицы; отдельные локоны свисали, закрывая ей один глаз. Подошел к ней, поднял ее на ноги и разорвал платье, оставив ее абсолютно голой.
        — Пожалуйста, — на грани слышимости выдавила она из себя.
        Я поднял руку с трясущимся кинжалом, который нашел неподалеку. Несколько секунд пробежался по ее телу, примеряясь, и затем сделал надрез от ее левой ключицы вниз до живота. От боли она закричала и упала на пол. Я снова поднял ее на ноги, и придерживал одной рукой, не давая ей упасть. Затем порезал правую часть ее туловища. Я имитировал все то, что делала она со мной. По ее глазам было видно, что она поняла это. В какой–то момент я начал откровенно разглядывать ее.
        — В такой красивой оболочке — такая мерзкая душа.
        — Ты можешь взять меня, — произнесла она более смело.
        — Могу! — тихо произнес я, а в ее глазах зародилась надежда.
        Я положил свою ладонь ей на лоб и резко толкнул. Еще до того как ее череп на затылке раздробился об стену, у нее хрустнули позвонки. Бездыханное тело медленно сползло вниз, и так и осталось сидеть с открытыми глазами.
        Огляделся вокруг. В другом углу осталась одна выжившая. Но ее я не трогал, потому что на ее шее был рабский ошейник. Здесь я закончил. Выбежал с боковой двери, где краем глаза заметил имперских легионеров. Не сбавляя ходу, побежал в противоположную сторону. Не хотелось с ними связываться.
        Так я пробегал еще пару кварталов, но никого нужного мне так и не обнаружил. Можно было продолжить свои поиски, но вражеская армия брала под контроль все больше территории, и приходилось все время убегать от них на другой конец города, пока я не оказался у самой стены. Перелезть ее было затруднительно, поэтому пришлось бежать вдоль, ища ворота. Наконец, я их обнаружил, и…нарвался на легионеров, которые уже и ворота взяли под контроль, чтобы никому не удалось сбежать. Завидев меня, с мечом в руке, грязного, всего с головы до ног залитого кровью, они расценили меня как врага. Теперь уже за мной началась погоня. Я бегал меж домами, маневрируя, и лихорадочно думал, что предпринять, чтобы сбежать. И тут я вспомнил про канализацию. Раз есть канализация, то рядом должна была быть река, куда сливаются все отходы. Отыскал люк, выдернул крышку и прыгнул вниз. На удивление внутри было чисто. Здесь, конечно, проплывали отходы, но, учитывая, в каком я месте, то, что предстало передо мной, можно было назвать «чисто». Покрутив головой, избрал путь, который был по левое от меня плечо, в уме представляя
направление стены. Я брел несколько минут по каменному выступу по краю тоннеля, в центре которого тек ручей отходов. То и дело на моем пути встречались крысы, которых приходилось прогонять хорошими пинками. Сами они почему–то, завидев меня, не убегали. Только сейчас понял, что главный ориентир тут направление течения, и шел вдоль него. Спустя несколько минут послышался шум воды. Я прибавил шагу, и спустя еще несколько минут достиг края туннеля, выйдя к реке. Не задумываясь ни секунды, прыгнул в воду и поплыл. В потоке воды меч выпал из руки и затонул в толще реки, уходя на дно.
        Пока я бежал в туннеле, город накрывали предпосылки ночи, который я еще так и не покинул. На небе начали показываться первые звезды, и очертания лун.
        Из меня вырвался легкий стон досады: если же река проходит через город, то значит под стеной, по логике, должна быть решетка. Так и оказалось: когда я по реке спустился к городским стенам, то путь преградила железная решетка. Я заметил ее еще издали, так что успел поломать себе голову как решить данную проблему. Но слава…даже не знаю кому: невнимательности? Коррупции? Или, быть может, выверту судьбы? Но один прут решетки у основания держался совсем плохо, так что, немного поднажав, я легко ее сломал. Мой путь был свободен.
        Я проплыл еще немного, пока река не потонула во мгле ночного леса. Выйдя из реки, оглянулся в сторону города: во мраке ночи та часть города, в которой произошел прорыв, была окутана туманом дыма и светом огня, поднимающего ввысь к небесам. Видя эту картину, и вспоминая события минувшего дня, по мне пробежала дрожь: какой же сильный маг был способен на подобное? Встряхнув головой, скинул с себя это наваждение. Сейчас это было не важно. Важно было, что делать дальше. И тут в голове появился резонный вопрос: правда, а что делать дальше? Я огляделся вокруг — ничего. Темный лес, с шелестящими на легком ветру кронами деревьев. Я, современный человек двадцать первого века, родившийся и всю жизнь проживший в каменных джунглях, вдруг столкнулся с проблемой выживания в реальных.
        Повернувшись спиной к городу, который стал для меня тюрьмой, я сделал первые шаги навстречу к своей новой–старой главе в жизни — свободной жизни.
        …Свобода оказалось не такой уж и легкой, как мне казалось в первые мгновения: вот уже целую неделю я скитаюсь по лесу и ем все, что придется. В первые два дня и вовсе все никак не получалось добыть огня. Соорудил для этого все необходимое: нашел сухой листвы и сухого мха; длинную, тонкую, прочную палочку; кусок бревна. Прикладывая все свои усилия, я катал этот импровизированный стержень, но горели одни лишь мои ладони. И только на третий день я догадался слегка приподнять мох и листву, чтобы пропускать воздуха. И…пламя! Правду говорят, что счастье кроется в мелочах. Или тут можно применить другую аксиому — «отбери у человека все, а потом дай ему совсем чуть–чуть, и он будет самым счастливым».
        С появлением огня, начал охотится на мелких зверков, типа белок. Мои способности легко позволяли учуять, услышать, увидеть их и без труда поймать. Спал на импровизированной кровати: валил несколько бревен, чтобы холодная земля не отморозила мне все что можно. Также разжигал костер, чтобы также ночью не замерзнуть. Так я проводил свои дни, бродя по лесу, пока не наткнулся на признаки цивилизации.
        Лежа под кустом так, чтобы меня не было видно, я наблюдал за жизнью деревни. Обычные крестьяне, из обычной деревушки, сейчас трудились на своих полях. Выходить я к ним побоялся. Мало ли как они отреагируют на человека такого вида. А вид был, мягко сказать, ужасным. Грязная, в некоторых местах, оборванная одежда; растрепанные, вот уже несколько дней, немытые сальные волосы; да и мои глаза могли выдать во мне скорее зверя, чем какого–то нормального человека.
        Еще несколько дней я крутился в лесу вокруг деревни каждый день, наблюдая за их жизнью, так и не осмеливаясь в нее вмешаться.
        И опять один и тот же вопрос не давал мне покоя перед сном: а что делать дальше? Продолжать строить из себя лесного скитальца бессмысленно. Надо выбираться из леса; искать пути приобщения к местной цивилизации, при этом, не выдавая, кто я есть; найти путь домой или…найти дом тут. От последней мысли накатила грусть. А что если путь до дома не существует, и я застрял тут навсегда? Тогда ведь и правда придется ассимилироваться здесь, и вот такая захудалая, тихая деревушка будет хорошим вариантом. А что еще мне нужно, кроме покоя и тишины? Буду вспахивать землю, сеять злаки, быть может, найду деревенскую девушку, которая родит мне детей. Почему бы и нет? Не успев додумать остальные мысли, я сомкнул глаза и погрузился в сон.
        — А здесь нашему Олеже три годика. О, а вот его первый день в школе. Смотри, как на нем смешно выглядел его рюкзак.
        Я огляделся вокруг. Мама, сидя на диване, показывала мои детские фотографии Эврисфее. Она, как обычно, была одета в свою набедренную повязку, рабский ошейник и кусок ткани, перетянутый между ними, и мило улыбалась, изредка подхихикивая.
        — Олежа, родной, проверь, пожалуйста, чайник. Он уже должен был закипеть, — она улыбнулась мне своей теплой улыбкой.
        — Да, мам, — я прошел на кухню. Подошел к газовой плите, где должен был кипятиться чайник, но ничего не нашел. Опять я не мог уловить взглядом ничего конкретного, но из всех сил пытался найти это человеческое изобретение по кипячению воды.
        — Мам, а где чайник? — вернулся я обратно.
        — Как где? Вот же он, — указала она пальцем куда–то мне за спину.
        Я обернулся. Чайник стоял на подоконнике, а с его горлышка шел легкий пар. Я взял его и принялся разливать чай по чашкам, которые стояли на столе. Пока я делал это, в это время в комнату вошли мой отец и Радогир, о чем–то весело переговариваясь.
        — Ну что, все готовы? — весело спросил Радогир. — Нам пора, — обратился он ко мне, и все встали, готовые куда–то идти.
        Ничего не понимая, последовал за ними. Пересекая входную дверь, я оказался на ярко освещенной полуденным солнцем, арене. Песок, как обычно, был раскален. Жара стояла неимоверная; мне стало душно и я начал шарить руками, ища шнурок, чтобы развязать его и избавится от своей кожаной кирасы. Пока я занимался этим, родители вместе с Эврисфеей и Радогиром заняли зрительские места.
        — Наш Олежа уже так вырос. Теперь он не малыш, а настоящий тигр! — гордо говорил кому–то отец.
        — Пап, ну сколько раз говорить: не тигр, а зверь. Я — зверь! — поправил я его.
        — А да, я забыл. Прости. Наш Олежа теперь зверь! Арррр, арррргхх, — начал он рычать, и делал так долго и беспрерывно, что мне стало странно. Вскоре его рык заполонил все пространство вокруг, и не было слышно ничего, кроме него.
        Разбудили меня какие–то звуки, похожие на те, которые издают животные. Страшась открыть глаза, я наивно полагал, что оно уйдет или мне просто послышалось. Набрав смелости, я все же разжал веки. Весь покрытый бурой шерстью; морда как у медведя, только более вытянутая; рост, примерно доходит мне до груди; а в длину…я не смог нормально определить, но думаю около четырех метров наберется; хвост стелился по земле; тело, как и голова, вытянуто; но самое ужасное, что бросалось в глаза — это его когти и клыки: длинные, черные — они были предназначены разрывать плоть его добычи. Добыча сейчас, если что, видимо я.
        Несколько секунд я так и лежал, смотря ему прямо в глаза, а он так и стоял, тоже смотря мне прямо в глаза. Потом рык и он срывается с места, вырывая клочок земли своими задними лапами, прыгая на меня. Я конечно берсеркер с супер способностями и все в таком роде, но привычки у меня остались прежними: быстро вскочив, я сорвался с места в обратную от него сторону. Бежать в полной панике, да еще и с препятствиями, слыша как за твоей спиной, кричит невиданной ранее тобой ужасный зверь, и под его массивным телом ломаются в щепки бревна — к такому судьба меня не готовила. Естественно долго мой спринт не продолжился, потому что он достал меня кончиком свой лапы. Он едва коснулся меня, но на той скорости, да к тому же в момент, когда обе мои ноги были оторваны от земли, ось моего тела по отношению к поверхности сдвинулась, и я полетел кубарем, цепляя всякий мусор, вспахивая грунт носом как сохой. Наверное, не будь заложен во мне инстинкт самосохранения, я бы уже помер, потому как я не могу объяснить, как мне удалось так быстро прийти в себя и успеть извернуться, от его мощной челюсти. Я бегал, прыгал,
скакал — делал все, чтобы он меня не достал. Даже взобрался на дерево, в надежде, что он не последует за мной, но эта громадная туша с грацией и легкостью балерины последовала за мной.
        — Хватит! — заорал я, психанув, потому что мне надоело от него убегать. Казалось, этот зверь опешил от такого выверта судьбы. Наверное, впервые на его памяти еда не только не пытается убежать, но еще и кричит на него.
        — И пусть я полягу здесь, но бегать я больше не стану! — зверь посмотрел на меня с еще большим удивлением. Если бы это не было животным, то я бы поверил, что он понимает каждое мое слово. А может, он просто уловил мое настроение. Впрочем, это было сейчас не важно, потому что спустя доли секунды он заорал таким ревом, что мое тело невольно само сделало пару шагов назад. Но быстро взяв свою волю в кулак, я твердо врылся стопами в землю и готовился к его атаке, которая не дала себя долго ждать. Он ринулся на меня со всей своей быстротой, и за мгновения до меня вытянул лапу, делая ею замах по мне. Но в этот момент я прыгнул к справа стоящему от меня дереву, уперся двумя ногами, и силой оттолкнувшись от него, нанес удар зверю прямо в челюсть кулаком. Ох, как это, наверное, красиво смотрелось со стороны. Хрупкий человек, таким киношным ударом валит многотонного зверя.
        «Будет что внукам рассказать» — промелькнула в голове мысль, и тут же оборвалась другой: «если только выживу». Хоть я вложил в свой удар много сил, но он пару раз покачав головой, пришел в себя; издал новый рык, в котором было так много раздражения.
        Вот она схватка зверей в дикой природе, где более сильный и умный поглощает слабого. Естественный отбор во всей красе. Только так жизнь способна на свое существование и выживание в сложных условиях. А иначе вид ждет погибель и забвение.
        Я порыскал глазами вокруг, в надежде найти хоть что–то подходящее для оружия. Но ничего. Не бить же мне его палкой. Хотя…
        Он снова сорвался с места, целясь в меня. Я прильнул за дерево, на котором остались следы от его когтей. На ходу вырвал сухой сучок, и, обойдя дерево с обратной стороны, воткнул его прямо ему в глаз. Его рев боли разлетелся на всю округу, и от той боли, что он испытывал, он начал хаотично размахивать своими конечностями. Я не успел вовремя среагировать, и один из его ударов пришелся мне в бок, на целых пять метров, отбросив меня. Он вертелся, вереща; из глаза текла толстая, красная струйка крови, от которой шел прозрачный пар; пару деревьев, попались под его размашистые удары и от них полетели щепки. Наконец совладав с собой, он повернулся ко мне и начал зло рычать. Мой бок саднило, но, не обращая на него внимания, я принял стойку, показывая, что готов к очередному раунду.
        У меня в голове созрел план — безумный. Теперь уже я срываюсь с места, чтобы напасть на него. На расстоянии нескольких шагов от него я делаю прыжок, а он в это время становится на задние лапы. В итоге я у него в объятиях; левой рукой пытаюсь отодвинуть от себя его челюсть. Чувствую, как его когти впиваются в мою спину. Правой рукой наношу сильный удар ладонью, глубже вонзая торчавший сучок из его глаза, вгоняя его до самого мозга.
        Наш общий рёв слился воедино. Зверь в предсмертной агонии еще глубже вонзил свои когти, пока его бездыханное тело не рухнуло на землю.
        Я шел, кое–как переставляя свои ноги. Одежда на мне была изодрана на лоскуты, между которыми проблескивали глубокие, кровавые раны. Весь я был залит кровью. И своей, и убитого мною. От моего вида несколько человек замерло, не решаясь что–то предпринять. Да: рассудив, я решил, что единственный шанс спасти свою жизнь — это выйти к деревне в поисках помощи. Последнее, что я помню, как упал на землю, а надо мной нависло милое личико молодой девушки, с широко раскрытыми зелеными глазами. «Наверное, это и есть та самая деревенская девушка, что родит мне детей» — пролетело в моей голове, и я погрузился в объятья тьмы.



        ГЛАВА 25

        Жуткий, тёмный коридор, про который ходило столько слухов, один ужаснее другого, куда не проникал солнечный свет, был освещен тусклыми факелами, по которому издавались звуки топающих ног. Молодой парень, вернее мальчик лет одиннадцати, бежал весь взмыленный, заливаясь седьмым потом. Одежда на нем была измазано чем–то красным. Во взгляде отчетливо был виден ужас.
        — Только бы не убил. Только бы не убил, — раз за разом он повторял эти слова.
        Мальчик повернул направо, забегая в очередной завиток, и ускорился еще сильнее, подгоняемый воображением, который рисовал ему ужасные картины. Наконец впереди показался солнечный свет в чуть приоткрытой деревянной двери. Он вздохнул глубоко, ощутив свежий воздух, а темнота коридора перестала давить на его разум и сжимать сердце. Но страх еще не ушел до конца.
        — Ты что разлил вино? — крик местного распорядителя заставил обернуться весь двор.
        — Я.. я… — закостенелый от паники язык предательский не давал вымолвить что–нибудь внятное.
        — Да ты хоть знаешь, сколько оно стоит? Да тебе всю жизнь придется тут работать бесплатно.
        — Там были голоса. Мне стало страшно, и я обронил, — голос почти перешел всхлип.
        — Какие еще голоса? Это обычный подвал. Этот чертов Энис со своими байками…только попадись мне — я ему всыплю. Ты дурак: нашел тоже, кому верить. Иди работать, — в конце голос распорядителя немного смягчился.



* * *



        — Что значит мне нельзя в город? Да ты хоть знаешь, кто я? Да меня сам император сюда пригласил, чтобы я ему… — впрочем, что человек неряшливого вида должен был для императора, никто не услышал, потому что стража взяв его в охапку, вышвырнула из общего потока.
        Хоть у города и не было стен, но все же попасть сюда было не так уж и легко. На небольшой отдаленности, вдоль дорог расположились дозорные и проверяли всех.
        С приходом вести о победе, к тому же неимоверно приближавшемуся юбилею императора, весь город стоял на ушах и готовился к большому пиршеству. Еще за несколько дней до начала в город начали стекаться длинные ручьи людей: кто–то ехал подзаработать; кто–то развлечься; кто–то надеялся нажиться не совсем законным путем; а кто–то просто от скуки. Но абсолютно все надеялись найти то, ради чего они сюда прибыли.



* * *



        — Сколько? Да ты совсем с ума сошел? Почему цены выросли аж в три раза?
        — Праздник! — меланхоличный голос был ему ответом.
        — Да за эту цену я могу целый год питаться отборным мясом. — Тучного вида торговец, с сальными волосами, взбухал так сильно, что казалось вот–вот еще немного и его щеки взорвутся.
        — Не сочтите за грубость, но, как мне кажется, вам бы не помешало годик другой поголодать, — тактично заметил Коин ар Бор, немного при этом выгнув свою правую бровь.
        — Что? Да как вы…да как вы…
        — Платите данную сумму, либо ищите другое место ночлега, — не дав ему договорить, спокойно произнес хозяин двора, будучи уверенным, что без клиентов он не останется.
        Торговец что–то тихо бормоча все же вытащил из внутреннего кармана нужное количество монет и бросил на прилавок, которые ловким движением исчезли в ладонях Коина.
        — Прошу, следуйте за мной. Я покажу вам ваши покои.



* * *



        Ряды выстроились так ровно, словно их всех мерили по линейке. Все как один на подбор, в одинаковой, устрашающей виновных, и внушающей защиту неповинным, светло синего цвета форме люди, придавали этому городу свой шарм. Подбородки вздёрнуты, грудь выпячена в гордости от того кто они есть.
        — Братья! — басовитым голосом обратился к ним мужчина средних лет в такой же униформе, только с отличительными вышивками на плечах. — Этот город ваша вотчина! Этот город ваш дом! И этот дом нуждается в вас как никогда прежде. И вы докажите его величеству, что имеете право носить эту форму, не посрамив ни одной ее ниточки.
        Скоро вся эта грязь и нечесть полезет со своих дыр, и вы, и только вы — бастион, опора — способны защитить добрых граждан этой империи. Я жду от вас безупречной работы. А теперь вперед за дело. Я хочу, чтобы уже к вечеру камеры тюрьм окропили крики и стоны этих нелюдей.
        Ответный рёв сотен глоток и топот ног был ему ответом. В этом городе разворачивается своя война, и она не менее священна чем все остальные, и уж тем более древнее чем все остальные.



* * *



        — Итак, — хриплый, низкий голос принадлежал худощавому человеку, своим видом больше напоминающего голодающую не собаку, а псину, — впереди нас ждет большой улов. И сразу предупреждаю: кто попытается утаить свою долю, того вздерну.
        В это время к нему подошел другой человек, на вид не менее отталкивающий и тихо прошептал ему на ухо:
        — Голубенькие активизировались. Весь город ими кишит. Накрыли уже две наши точки: на кривой и у рынка.
        — Так, план немного корректируется, — худощавый снова обратился к толпе, — теперь вы должны принести как минимум по одной голове голубенького. Всем понятно?
        Ответный гомон сотен глоток и топот ног был ему ответом. В этом городе разворачивается своя война, и нет в ней ничего святого, но она стара как этот мир.



* * *

        Вдоль главной улицы столпился народ, практически весь город. Женщины надели свои лучшие наряды, мужчины сверкали улыбками не меньше тех же детей, дети, вслед повторяя за родителями, выкрикивали различные хвалебные оды императору, стране и ее храбрым легионерам, желая им всех благ. Еще с раннего утра, пока весь город спал, армия слуг высыпала на улицы города и богато украсила их. Бесконечные цветы вдоль каждой улицы и на фасаде каждого дома; каждый куст, каждая травинка были аккуратно подрезаны, придавая им безупречный вид; каждая трещина на каменных плитах мощеной дороги, которая могла попасться на глаза его величеству, была заделана.
        Император Нумедом IV облаченный в парадное одеяние и венком на голове, под звуки фанфар, во главе колонны подходил к императорскому дворцу, когда как хвост, растянувшись, был только на подступах города. Весь его вид придавал его гражданам восторг, восхищение и гордость.
        Самое интересное, а может и нет, что больше всего ликовало чернь. Именно этот слой населения был больше всех воодушевлен. Будучи живя в нищете и нужде, не добившись ничего, человек начинает приписывать себе всемозможные заслуги других. К примеру, если кто–либо из маленькой деревушки сумеет вырваться и достичь каких–либо высот, то вся деревня будет ликовать. Каждый житель обязательно вспомнит, что он когда–то что–то там с ним имел общее. Будет вспоминать какой–то эпизод из его жизни, где обязательно фигурирует он и будет говорить, что именно это повлияло на его будущее; что именно он подначил, воодушевил, указал ему верный путь. Будет говорить, что всегда знал, что его ждет такая судьба, а он первым или, более скромные, одним из первых сумели это разглядеть. Когда как на самом деле он всего лишь проходил мимо их жизни. И сейчас эта безликая масса, жизнь которых состояла из проснутья утром, заснуть вечером, бодрствование которых не отличались ото сна, ликовала как никогда. И никто из них не задумался, что они празднуют? За красивыми одеяниями, монументальной победой, за украшенными всемозможными
цветами дорожки скрывается тысячи, а то и сотни тысяч погубленных жизней. Матери лишенные сыновей, жены оставшиеся без мужей, дети вынужденные рости без отцов. Но у кого какое дело до других? Все же правильно, потому что мы добро, а они зло. А почему они зло? Потому что все кто против — зло. И тут уже не важно, что вы напали первыми. Главное приписывать себя к «правильной» стороне.
        Между тем, император и его свита скрылись во дворце. Затем уже император и его семья скрылись в своих личных покоях.
        — С возвращением муж. С возвращением принц! — торжественно произнесла Офелия, исполвнив книксен.
        Рука поднимаеся ввысь и с размаху ладонь императора припечатывает принца, что тот валится с ног, оставляя покраснение на его щеке. Офелия застыла на месте, едва успев сдержать себя. Она пока не знала в чем дело, но подозревала, что принц сам виноват. Впрочем, разве это когда–то останавливало сердце матери?…
        — Ты снова опозорил меня. Ты заставил меня стыдиться, — зло процедил император.
        — Это ты меня предал, — в ответ прокричал принц, но не так смело, — этот червь посмел ударить меня, а ты не наказал его.
        — Да как ты смеешь, — император сделал шаг в направлении его, но путь ему перегородила жена.
        — Пожалуйста, — взмолилась она, — пожалуйста…прошу тебя
        — Не останавливай меня.
        — Он…он… — не знала, что она ответить.
        — Он ослушался моего приказа. Он опозорил меня перед подданными. Он изнасиловал девушку, — процедил император, глазами сверкая истовую ярость.
        После последних слов Офелия вдруг замерла, застыла превратившись в каменное изваяние, а затем быстрым загом настигнув сына ударила его сильнее, даже чем император минутой ранее.
        — Ты, — ее подбородок взлетел вверх, так что она теперь смотрела на сына, которого любила безмерно, с презрением, — ты опозорил нашу семью. Какое бы на этот раз не принял наказание твой отец, я не стану тебе помогать.
        По выражению лица принца можно было понять, какая сильная паника его охватила. Еще бы — только что он лишился своего самого главного и, пожалуй, единственного защитника, благодаря которому все эти годы ему удавалось избегать проблем.



* * *

        Шагавший в середине колонны легиона Денис старался придерживаться общего строя и не сбиваться с шага и не вертеть головой, а хотя очень хотелось. До сего момента не представлявший истинного масштаба города, он был поражен, насколько много здесь живут людей. Сотни тысяч граждан империи, ярко разодетых, выкрикивали приветствия, хвалебные слова и забрасывали их лепестками роз и стеблями лилии.
        Они так и промаршировали практически до самого дворца, а затем, уже по другой улице, вернулись обратно к окраине города, красуясь перед жителями, к своим палаткам. Такой, так сказать, личный эскорт из целого легиона для одного императора.
        Естественно их никто не собирался размещать в самом городе. Банально в местных казармах, рассчитанных только на внутреннюю армию, не хватило бы места. Поэтому соорудив временный лагерь, только теперь без частокола, они встали на временную дислокацию, в ожидании праздника. Но праздник праздником, а давать расслабиться легионерам никто не собирался. Потому как, что такое праздно шатающиеся несколько тысяч легионеров? Правильно — это попойка, это драки, это проблемы. В итоге, Денис и другие, закончив с парадом, вернулись к своему старому распорядку: работа по лагерю, тренировки и прочее. Но все же атмосфера праздника брала свое: легионеры тренировались не так усердно, а командиры их за это не наказывали. Даже одуванчик сегодня был добрее, чем обычно, если к нему можно вообще применить это слово.
        — А вот и наш герой, — в казарму вошел Кверт, сверкая всеми своими зубами, — мало того, что сумел избежать наказания, так его еще и сам император лично сегодня наградит. Везучий ты, человек.
        — Да брось, какое тут везение. Это сама судьба ему благоволит, — начал было Стик…
        — Какая к черту судьба? Что ты вообще несешь такое? Деннар не из тех слабаков, что уповают на что–то не понятное, а сами куют себя и свою жизнь, — …тут же перебил его Стерк.
        Все уже давно привыкли на их бесконечные пререкания, так что, предоставив их самим себе, Денис и Кверт продолжили разговор, игнорируя их.
        — Волнуешься? — спросил Кверт.
        — Нет, — коротко ответил Денис. — Я вот о чем думал: война ведь закончилась. Чем планируешь заняться дальше?
        — Эмм, — Кверт замялся, поглаживая свои волосы, — даже не знаю. Как–то не думал об этом. А ты?
        — Вот об этом я как раз и хотел с тобой поговорить. Пока я сидел в темнице в заточении, ко мне пришли кое–какие люди, — и Денис дал знак выйти наружу, и товарищ поняв это, быстро покинули казарму, оставив двух все еще спорящих братьев. — Так вот, ко мне приходил Гидеон Сенд, — после этих слов брови Кверта чуть не вспороли стратосферу. — Ты только никому ни слова. Он сделал мне одно предложение, на которое я согласился.
        — Какое? — казалось Кверт сейчас выпрыгнет из своих штанов от любопытства.
        — Женится на его дочери. Это даст мне защиту.
        Кверт замолчал на добрых тридцать секунд, не понимая как вообще реагировать, а затем тихо выдавил из себя какое–то бранное слово, которое Денис не очень расслышал.
        — Так вот к чему я, — продолжил Денис, — мне рядом будут необходимы люди, которым я могу доверять. В общем, ты мне нужен, друг. Согласен?
        — Да, да, конечно согласен. Когда?
        — Да сразу после окончания всего этого. Только это…я что–то никогда не спрашивал тебя про твою семью, — вдруг неуютно почувствовал себя Денис, стыдясь.
        — Да никого и не осталось уже, — паник Кверт, но тут же сбросил с себя это. — Я так рад, что ты меня позвал. А то я ведь на самом деле даже не знал, чем займусь после.
        Пожав друг другу руки, довольные как малые дети, которые сумели выпросить у родителей сладкое, они пошли готовиться к празднику.





* * *



        Зал был подготовлен и украшен со всеми положенными этикетами и правилами по такому важному поводу: величественные колонны покрыли длинными гобеленами с символикой империи; по краям зала растянулись не менее длинные столы со всеми возможными и невозможными яствами; полы были усыпан лепестками душистых цветов. Все было преображено и придано красоте, за исключением трона монарха. Он все также величественно стоял на своем постаменте в ожидании хозяина.
        Императоры прошлого взирали из глубин времени застывшими взглядами с высоты потолка, ярко разрисованной фрески умелыми руками лучших художников своей эпохи. А в углу, там где зияла пустота, специально оставленную на будущее, должен был занять император Нумед IV, которого сегодня собралось чествовать все благородное общество империи.
        И в этой толпе благородных, приглашенный лично архимагом, стараясь не отсвечивать, поодаль стоял Максим. От волнения он поправлял каждые несколько секунд свой и так идеально сидящий ворот рубашки.
        — Ну что, малыш, вижу, ты волнуешься, — издевательски произнес Танул.
        — Малыш? Что это на тебя нашло? — вопросил Максим.
        — Посмотри на себя: сейчас ты напоминаешь ребенка, у которого только начали расти усы, и поэтому взрослые решили позвать его в свой круг. А он возьми и давай нервничать, — хмыкнул он.
        — Тебе легко говорить: ты сын вождя, союзника. Официальное лицо так сказать. Ты с ними на равных.
        — Я…и они…мы…равны? — выделяя каждое слово, усмехался Танул. — Да они считают меня равным им, как кошка может быть равна тигру. Напоминаю, я — сын варвара.
        — Тогда почему ты так спокоен?
        — А чего мне волноваться? Я себя знаю, поэтому мне плевать, кто и что обо мне думает. Впечатлять кого–то, претворяться лучше, чем есть, а в итоге это только принижает тебя в глазах других, а главное в глазах самого себя — спасибо, но это не мое. Предпочитаю всегда быть собой, — Танул пожал плечами, показывая своё непринужденное отношение ко всему и всем.
        — Как–то это…
        — Достойно.
        — …легкомысленно.
        — Возможно, возможно, — опять он характерно пожал плечами, — но зато я настоящий, а не наигранная натура, навязанная фальшивым мнением общества. Попробуй, — посмотрел он в глаза Максиму.
        — Что попробовать? — не понял он.
        — Побыть собой. Я тебя уверяю, тебе понравиться. Подойди к кому–нибудь, заговори, и когда пойдет разговор, выскажи свое мнение. Давай, смелее, — наклонил он голову, показывая в какую сторону ему надо последовать.
        Максим стоял какое–то время в раздумьях, а потом, кивнув своим внутренним мыслям, решил согласиться с Танулом, и сделал сначала пару нерешительных шагов, потом шаги стали более уверенными, а затем, когда он подходил все ближе к двум мужчинам средних лет, его волнение все больше нарастало, но какая–та невиданная сила все же сумела помочь ему дойти до цели, вернее дотащить. И вот он стоит за их спинами и улавливает обрывки их разговора.
        — Им уже дали однажды свободу. И к чему это привело, вы сами видели.
        — Да, это верно. Но для справедливости нужно отметить, что наш император не слабак, как их король.
        — Тут вы правы. Но все же я буду придерживаться своего мнения.
        — А давайте пусть нас рассудит третья сторона. Как вам?
        Как раз в этот момент в их поле зрения попал Максим.
        — Молодой человек, — обратился к нему один из них, — у нас тут с моим другом возник один спор. И прошу вас, рассудите нас. Мы спорили о том, как нашему славному императору стоит поступить с новыми землями: я утверждаю, что нужно установить тотальный контроль. Мой друг же утверждает, что им нужно дать свободу, и лишь немного контролировать. А как считаете вы?
        Двое мужчин, как уже было сказано ранее, были среднего возраста. Гладкие подбородки, прически аккуратно подстрижены по меркам местной моды. Наверное, это все, что можно было сказать об этих людях. Абсолютно обычные, ничем не отличающиеся, как сотни других мужчин средних лет. Конечно, если их поместить в другой круг людей, более низкого класса, то естественно они бы отличались своими изысканными нарядами, культурой поведения, познаниями в различных областях, манерами и внутренней уверенностью в себе. А так, среди аристократов они были обычной серой массой.
        — Приветствую вас! — сделал Максим легкий кивок головой, — Прошу извинить меня, если я вас чем–то обижу, но я считаю, что вы оба не правы. Позвольте объяснить. Что будет если установить тотальный контроль? Его нужно будет постоянно поддерживать, тратя на это очень много сил в виде человеческого ресурса, денег, а сколько средств уйдет только на сеть тайной канцелярии, чтобы заранее вылавливать особо недовольных. И если, вдруг этого не получится избежать, мы дадим слабину, то сразу же поднимется буча. С другой же стороны, если дать им много больше свободы, то, как это часто бывает, люди заблудятся в понятиях: они посчитают нас слабыми, и захотят скинуть ярмо. Опять же, мы получаем бучу.
        — И что вы предлагаете? — спросил один из них.
        — Обмануть их. Дать им иллюзию правления. Оставить их аристократию у власти, как было и раньше. Пусть думают, что для них ничего не изменилось. Пусть думают, что они хозяева, в то время как они всего лишь наши марионетки. Просто посмотрите на то, кем они были раньше. Они ведь являются одними из двух худших категории людей, какие вообще могут существовать.
        — Какими же? — они уже поддались вперед ближе к Максиму. С каждым новым его словом, с каждым новым его высказыванием и умозаключением, он овладевал ими все больше и больше. По их восторженным взглядам, и чуть наклоненным корпусам было видно, как он проникает в их умы, мысли и убеждения.
        — Скупыми богачами, — выдал Максим таким тоном, будто только что открыл одну из тайн мироздания. — Такие люди полагают, что раз уж они богаты, то они никому ничего не должны, и соответственно, могут вести себя как хотят. И что мы видим, смотря на них? Их богачи сделали своих собратьев своими личными животными — они породили рабство. Мерзкое, такое отвратительное порядочным людям вроде нас с вами, рабство, которое разлагает общество, как гангрена убивает организм.
        — Вы абсолютно правы, юноша. А что же до второго типа?
        — Это горделивые бедняки. Их мы можем видеть у наших западных соседей — у Геовской империи. Посмотрите на их народ. Их народ болен высокомерием и горделивостью, поэтому считают, что им все должны, и от этого они ничего не должны делать сами. То, что они империя всего лишь название. Их император не имеет никакой власти. Власть захватил народ, создав какой–то там сенат. Они заседают у себя в курии, сотрясают воздух громкими словами о том, что такое свобода и равноправие для всех. Они называют это демократия. Но как могут быть равны благородные с рождения, умные, знатные люди, которые благодаря своему труду, умениям, гибкому уму и знаниям добились высот и тех тунеядцев, что на утро не помнят, что с ними было вечером?
        — Да, да, не могут, — поддакивали они.
        Максим говорил много, но ничего конкретного на их вопрос он так и не ответил. Впрочем, необходимость в этом уже отпала, так как он окончательно овладел своими собеседниками.
        — Знаете, если все юноши вашего возраста рассуждают как вы, то я не беспокоюсь за будущее — оно в надежных руках.
        — Да, поистине так, — подхватил второй, — Позвольте узнать ваше имя.
        — Максимилиан Луций. Являюсь лучшим студентом на своем курсе в академии.
        — Оно и видно, я в этом не сомневался. Меня зовут Бэнкс, а это мой друг Роллеус. Вы, должно быть, слышали про одно предприятие под названием Бальмен.
        — Еще бы не слышал: самый крупный банк империи, — улыбка озарило лицо Максима.
        — Думаю, вы догадались, кто мы, — улыбнулся в ответ человек, представившийся как Бэнкс, — И вот что еще: если вам когда–то понадобятся услуги нашего банка, то просто найдите меня. Я буду очень рад, если столь разумный юноша найдет свое место у нас. Ну, или хотя бы будет нашим клиентом.
        — Я очень польщен вашим вниманием, и непременно как–нибудь обращусь к вам.
        После этих слов они раскланялись, и Максим вернулся к Танулу.
        — И как? — задал свой вопрос Танул.
        — Прекрасно. Я чувствую себя…даже не знаю, как описать это состояние.
        — Собой? — подсказал кочевник.
        — Нет, не совсем. Да, я говорил от себя, но, тем не менее, это были не мои слова. Я нес, что попало. Даже не знаю, как в мой мозг сумел породить такие слова. Я даже применил лесть, назвав их благородными, которые выше плебеев. Представляешь, Танул? — немного припрыгнул Максим.
        — Тебе понравилось? — как всегда вопросы Танула вылавливали главную нить.
        — Еще бы…еще бы мне не понравилось. Видел бы ты их лица. Да они были очарованы мной. Еще и завел, может быть, полезное в будущем знакомство. Мне определенно нужно выходить из своей скорлупы.
        — Но помнишь, о чем мы договаривались? — Танул сделал театральную паузу, — ты ведь должен попробовать быть собой.
        — Кажется, это и есть я, — выдохнул Максим, — говорю же — мне понравилось быть таким. Я был собран, мой язык не заплетался, а речь — она будто лилась из меня.
        — Ну, если ты рад, то я тоже рад, — кивнул Танул.
        — Ты прям, будто мой учитель какой–то, — усмехнулся пришелец, на что Танул лишь многозначительно блеснул взглядом.
        Максим и правда чувствовал себя воодушевленно и возбужденно. Его руки не останавливались в одном положении подолгу, постоянно меняя свое положение; он–то и дело раскачивался на носочках, будто бы хотел выпрыгнуть из собственных штанов, и бежать, крича от радости. Наверное, впервые в жизни он был первой скрипкой в диалоге, где каждое его слово жадно глотали. И это внимание, восхищение им в отражении чужих зрачков пьянило сильнее любого вина, даже сильнее чем…
        …Виктория шагала изящно, как грациозная волна движется в бушующем океане. На ней было пышное оливкового цвета платье с оголенными плечами, а тонкую, нежную шею украшали жемчуга такого же оттенка. Взгляд Максима остановился на ней, и он почувствовал, как по нему разливается нечто тёплое, в самой груди, и бьет прямо в голову, заставляя его дышать сильнее, с каждым разом делая вдох все глубже.
        Но тут его глаза направились чуть в сторону от нее и встретились с глазами столь давно знакомыми, что успели стать чуждыми. Максим так давно не видел Дениса, что не сразу его узнал. И, сказать честно, не ожидал увидеть его. Точнее, он знал, что он будет тут, но не ожидал увидеть его в компании Сендов.
        Еще перед началом торжества, ему «подсказали», что выйти в свет он должен будет со своей новой будущей семьей. Для чего? Чтобы обозначить свою принадлежность. Жирный такой намек.
        Денис чувствовал себя немного неуютно во всей этой обстановке. После суровых условий, которые ему обеспечивала казарменная жизнь, все вокруг ему казалось помпезным, вычурным и чрезмерным. Наверное, это особенность человеческой жизни: он тяжело привыкает к перестановкам. Казалось бы, изобилие еды на столах, изысканные наряды и приятная музыка должны были притягивать сознание Дениса, но нет — ему хотелось вернуться в свои казармы, где жесткая кровать, простая еда и грубые соратники. А все, потому что человек привыкает к тому, как он живет. Но, опять же, стоит ему пожить какое–то время вот в таких удобствах, то уже казарма покажется ему клоакой со всеми ее вытекающими. И еда уже покажется совсем уж безвкусной; товарищи какими–то варварами; одежда неудобная, как костюм химической защиты. И этот лифт человеческого привыкания не прерывается никогда, до тех пор, пока человеку приходится пользоваться этим самым лифтом.
        Но размышления Дениса прервались также внезапно, как сон, когда прозвучал звон будильника. Он встретил перед собой то воспоминание или ту нить, которая еще связывала его с домом и напомнила ему о его цели. Денис хотел притянуть в свои объятья давнего друга, но его порыв вдруг осекся об его тяжелый взгляд. Чем вызвана подобная реакция Максима, он не мог понять, и от этого непонимания в нем возрастала буря. Он тешился мыслью, что ему все показалось и сейчас Максим улыбнётся своей широкой улыбкой и поприветствует его радостью. Денис даже замедлил шаг, чтобы дать ему время, но взгляд Максима оставался все таким же суровым. Наконец собравшись и сбросив с себя цепь каталепсии, Денис, подойдя к нему лишь кивнул — сухо, скудно, без эмоций. В ответ получил тоже самое.
        — Максимилиан!
        — Деннар!
        Максим понял все сразу, как только увидел их вместе, но все еще боролся с самим собой. Он просто не хотел этого признавать. Не может человек уровня Дениса быть связан с Сендами — аристократами столь высокого уровня. Даже со скидкой на то, что он герой войны. Сколько раз он представлял себе эту встречу: давние друзья, расставшиеся на такой немелодичной ноте, должны были забыть старые, мелкие обиды и снова воссоединиться. Но…он не смог скрыть свои эмоций, о которых, впрочем, не жалел. Она была его, и он не допускал иного исхода. Теперь же она уплыла, как корабль, паруса которого наполнил ветер по имени Денис. А ведь он все распланировал: не сегодня, так завтра, через несколько лет он должен был добиться таких высот, чтобы суметь попросить ее руки и сердца. Теперь же эти планы обернулись прахом. Как же ему сейчас хотелось разорваться криком, и растерзать всех вокруг. Раз не ему — тогда никому. Но от этой ошибки, фатальной ошибки, он удержал себя, приложив всю волю, что у него имелась.
        — Давно не виделись, — голос Дениса вывел его в реальность.
        — Давно, — Максим боялся зарычать, от того звучание слов были быстрыми и обрывочными.
        — Я рад тебя видеть.
        — Почему ты с ними? — все же подавшись эмоциям, вместо взаимности, перейдя на язык, который понимают только они вдвоем, спросил Максим.
        — Я был вынужден, — вместо причины Денис перешел на оправдание.
        — Почему. Ты. С. Ними, — чеканя каждое слово по отдельности, повторил свой вопрос Максим.
        Незнакомый язык и напряженная интонация привлекли внимание людей вокруг, что, несомненно, со стороны Максима было ошибкой. Но разве есть место здравому уму там, где замешана любовь?
        — Почему ты злишься на меня? За что?
        — А то ты не понимаешь, — немного взял себя в руки Максим.
        — Представь себе, не понимаю.
        — Вы помолвлены?
        — Как ты это понял?
        — Так значит это так…
        — Погоди, постой, — поднял руки перед собой Денис, — ты знаком с ней? Ты… ты…влюблен в нее? — Денис боялся услышать ответ.
        А Максим боялся дать ответ. Да и не знал он что его. В какой момент люди вообще понимают, что они влюблены? В какой момент человек понимает, что любит другого человека? Покопавшись в себе, Максим понял, что чувство по–настоящему вспыхнуло в нем в тот миг, когда он увидел их вместе. Значит ли это, что это не любовь, а всего лишь ревность и зависть? Но не успел Максим дать ответ ни себе, ни Денису, как гулкий звук фанфар прервал их диалог.


        Император шёл величаво, как и подобает его статусу. Взгляд был словно прикован к одной точке впереди — к трону, и вместе с тем внушал покорность всякому, кто пытался заглянуть в эти бесстрастные, могучие глаза. Среди людей пошла волна: мужчины склоняли головы, а женщины делали реверанс. Кто вообще в этом мире способен что–либо противопоставить этому человеку, если он властен даже над самой судьбой? Его уста решают, кому жить, а кому умереть. Его уста решают, кому возвышаться, а кому прозябать. Его уста решают, кому летать, а кому ползать.
        Зал был наполнен всеми значимыми людьми империи. Без малого около полтысячи людей. Проходя мимо них, император боковым зрением отмечал каждого, не пропуская никого. Первыми, ближе всего к выходу, стояли Тарлорды со всем своим скупым семейством. Жили они на самом краю империи, зажатые горами и морем с одной стороны, и землями Альмиронов с другой. Земли их были скупы на что–либо, скалистыми с сильно продуваемыми ветрами. Такая суровая погода сделала их людей суровыми, неуступчивыми — прекрасными войнами. Но, к сожалению, когда древний род не обладает ничем из богатств, он восполняет все это честью, которая порой перерастает в горделивость, что делает их самыми трудными из союзников.
        Далее следовали Дендрийцы. Это даже не род, а скорее народ внутри народа. Анклав, независимость которых была защищена законом, изданным самим первым императором. Дело в том, что, когда Трануил только начинал свой путь к возвышению именно они, на тот момент племя, первыми добровольно стали под его знамена и помогли ему. И все по тем же законам именно из дендрийцев набиралась личная охрана для императорской семьи. К слову, Истрит был из их числа. Отличало их ото всей массы их пестрая жёлто–красно–синяя, полосатая одежда.
        Вот склонили головы ранее упомянутый род Альмиронов, а подле них их дальние родичи Алмерины. Когда–то младший сын главы дома Альмиронов, не желая вечно оставаться на вторых ролях после старшего брата, пожелал отколоться от основной ветви. Но просто так свой род основать невозможно, поэтому взяв доспехи и оружие своего деда, он отправился на войну снискать себе славу и возможности. Там волею судьбы или холодным расчётом, а может и везением, он сначала сдружился с принцем, будущим правителем, а затем и вовсе спас ему жизнь в одном из сражении. Когда принц получил титул императора, в знак благодарности он дал ему право основать свой род. Так, младший сын, судьба которого была прозябать на задворках рода, сам стал главой собственного рода. Что самое интересное, ничто из этого не повлияло на отношения между братьями. И по сей день, их рода считаются братскими. И если оскорбить одного из них — это относится и к другому. Заводишь одного врага, второй в подарок.
        Семейство Веттинов — как правило, это были лучшие оружейные мастера. Расположенные у северных границ им постоянно приходилось отбиваться от атак кочевников, поэтому их искусство создания всяческих орудий приобрело небывалых высот. Порой их кузни выпускали такие мечи, которые по цене могли быть сопоставимы с маленьким замком. И как ни странно, покупали их как раз те самые кочевники. Естественно за спиной официальной власти, на которую эта власть, впрочем, закрывала глаза. Враг врагом, но кому–то свой товар сбывать надо.
        Радзивиллы — политиканы, интриганы. Славились своими дипломатами. Относительно других, имевшие более скромные владения, они, благодаря своей врожденной хитрости, умудрялись держаться с другими на равных. Все послы, как правило, были выходцами из этого семейства. Это благодаря плану, который разработали они, мы и спровоцировали посла Шамора, что послужило началом войны.
        Бальмены — синоним денег этой империи. Они владели самым крупным банком. В данную минуту все сосредоточие власти было сконцентрировано в руках двух братьев Бэнкса и Роллеуса Бальменов, которые, по какой–то странной причине, предпочитали на публике вести себя больше, как партнеры владельцы, нежели как братья. Странные. Но, впрочем, у богатых свои причуды. Поговаривают, они собираются расширять свое предприятие и выходить на соседние страны. Император ждал момента, когда они придут просить его об услуге помочь им в этом. И он, естественно, им не откажет. Конечно же, за обратную услугу.
        Последними кого он подметил, были Сенды. Отец — глава семейства, его жена, сын и дочь. Прямо все в сборе. Что самое странное, он заметил рядом с ними Дениса и Максима. Но император не показал своего недоумения такому событию. А в голове крутились мысли, что их может связывать? Если только не…
        Довольный собой, Нумед плавно повернувшись, еще раз окинув весь зал взглядом, занял место на троне. И только потом склонившие свои головы люди, осмелились поднять глаза. Подле трона расположились все самые близкие к императору люди — любимая жена и с раздутой щекой принц.
        Вэлиас стоял в тени за троном, взирая за каждым. Все украдкой бросали взгляды на его темную фигуру, боясь встретиться с его пронзительными глазами. Даже в такой праздник, как сегодня, его бдительность не падала ни на йоту, внушая слабым страх, а сильным опасения.
        Архимаг, как обычно, взирал на все с нулевым интересом. Вообще здесь он находился поскольку постольку. Избегавший всего, что, по его мнению, не относится к искусству магии, он пытался не выдавать своей мимикой все свое недовольство. А то потом не обернешься вечных упреков от императора.
        Под новый гомон фанфар тяжелые створки дверей церемониального зала раскрылись, и внутрь прошагала процессия во главе с маленьким человеком. Но маленький не только в плане телосложения, а скорее естества: лысая, сияющая от бликов света голова, будто бы вжалась в плечи, как это бывает у черепах. В зале повисла абсолютная тишина, и было слышно лишь его шаркающие из–за коротких ног шаги. Он обильно потел, от чего правая рука, в которой был зажат платочек, постоянно взлетала ко лбу и протирала его. Рядом с ним семенил юноша с ничего не выражающими, холодными глазами.
        — Король Шамора Бурхард и его наследник принц Бардо! — торжественно объявил герольд зычным голосом.
        Они стали перед императором и став на одно колено, склонили головы. Признание своим монархом и принятие капитуляции. Император произнес пару церемониальных фраз, означающих принятие их капитуляции и ознаменование их нового статуса подданных. Ничего такого — стандартная процедура, без затягов.
        После всего этого начался сам праздник. Люди пили, ели, подносили дары и подарки императору. Максим и Денис больше не пересекались меж собой, предпочитая даже не соприкасаться глазами, посчитав, что после того, как каждый сделал выводы для себя, разговор не имел дальнейшего смысла. Хотя сказать еще было что. Но кому, какое дело на такую мелочь, как недоговоренность и благоразумие, когда замешана гордость!
        Наконец, звук фанфар ознаменовал собой следующий виток событий этого вечера — награждение. Император торжественно, с некоторым пафосом, так необходимым его положению взял какую–то безделушку из большого футляра, который рядом держал слуга. Первым к нему подошел Ожеро, ослепляя всех своей улыбкой. В торжественном мундире, с прямой, благородной осанкой, он заставлял охать и ахать юных дам, а их матерей шикать на них.
        Между тем император самолично прикрепил медаль к мундиру легата и звучным голосом, под одобрительный гул толпы, объявил Ожеро следующим главнокомандующим армии империи.
        В этот момент все украдкой кидали взгляды на Нокса, который стоял с каменным лицом, не выдавая никаких эмоций. Спящий вулкан, в недрах которого дремлет расплавленная магма, готовая вырваться в любой момент, но удерживаемая неведомой силой, что именуется железной волей. Той волей, коей он вскарабкался до нынешних высот, и той волей, что не дала ему сейчас упасть с неё.
        Затем император наградил оставшихся легатов, после них по очередности прочих офицеров и так далее, пока очередь не подошла к Денису.
        Когда он, герольд, произнес его имя, Денис не сразу сообразил, кого зовут. Отвлекаясь на свои мысли по поводу диалога, что с ним случился давеча — они внесли сумбур в его голову. С этим бедламом в голове, на ватных ногах, он подошел к императору и заглянул ему в глаза. И увидел там…да ничего он не увидел. Денис лишь почувствовал, как он устал от всей этой подоплеки. Устал видеть скрытый смысл там, где его нет. Ему так утомилось, что он хотел отдаться течению и будь, что будет. Видя шевелящиеся губы императора, но, не слыша звуков, он принял награду на грудь и прошагал к тому месту, откуда пришел.
        Он провел рукой по груди, коснувшись этой маленькой штуки, которою все так мечтали получить, но ощутил лишь отвращение. Поборов порыв вырвать ее и швырнуть куда подальше, он стоял, а лицо его все кисло и кисло. Он смотрел на нее и думал: и это цена всем тем жизням, что он лишил? Это цена жизни потерянного друга? Ради этой безделушки люди идут умирать и убивать? Если так, то люди ему омерзительны, мерзки и противны. И в который уже раз по счету он пожалел, что выбрал путь — войну.
        Максим взирал на это со стороны, а очи выдавали в нем злость. Он ведь так старался последние месяцы, не вылезая из библиотеки и тренировочного зала. Приложил столько усилий, чтобы…чтобы что? Так легко понять, но тяжело сознаться. Особенно самому себе.
        Но, тем не менее, мысли Максима скакнули в другое измерение — в оправдательное измерение. Успех — это, прежде всего, совокупность труда и времени. А то, что случилось с Денисом — это удача. А Максим, внушал себе, не из тех слабаков, что уповают на фортуну, а сами берут судьбу в свои руки. И он готов идти до конца к своей цели.
        Тем временем, церемония чествования героев подошла к концу, а вместе с ней и вечер близился к своему логическому завершению. Император поднялся со своего места с кубком в руке, для завершающей речи.
        — Сотни лет мои предки мечтали о том, чтобы воссоединить, как было ранее разрозненные земли. И теперь нам с вами, — он обвел кубком всех вокруг, — это удалось. Но это только начало пути, нашего великого пути. Впереди нас ждут свершения, которые отразятся отголосками в веках, о которых будут помнить и через тысячи лет наши потомки и слагать о нас легенды, — в это время слуги вынесли сундук, поставив его рядом с императором. — Мой народ, мой великий народ Трануилской империи, сейчас вы узрите то, память о чем была затеряно в прошлом и возрадуетесь радостью праведника, которому было обещано вознаграждение за все его лишения и терпения невзгод.
        Император жадным движением открыл сундук и в его глазах отразились непередаваемое наслаждение и восхищение происходящим. Кто–то уже успел догадаться, о чем говорит император; кто–то лишь предполагал, но отказывался верить; а прочие, кто ничего не понял, просто стояли в замешательстве. Нумед сунул руку вглубь сундука и медленным движением вытащил оттуда меч с рубином на рукояти, который не обжигал ему ладонь.
        — Дерьмо! — в ошеломительной тишине Денис уловил столь некрасивое слово, у столь благородного человека, как глава рода Сендов.





        ЭПИЛОГ

        Старик все также сидел на своем любимом месте у алтаря, вдыхая приятный запах фимиама. Он снова погружался в одни и те же раздумья, а именно — свой возраст. Он сетовал, что жизнь прошла так быстро, и вот его тело уже стало дряхлым. Волос почти не осталось, а те, что были, приходилось сбривать как можно короче, потому что, вырастая, они больше напоминали жухлую, высохшую солому. Колени по утрам едва сгибались, чтобы как–то суметь встать с кровати, а спина каждую ночь ныла, после трудового дня. Еду приходилось есть только жидкую, потому что зубы уже никуда не годились. И только в его карих глазах еще теплилась та энергия, что не давала телу окончательно окоченеть и отпустить душу прочь из этого мира. Глаза, которые так завороженно смотрели на блики играющего огня, ждали своего часа.
        В момент, когда старик окончательно погрузился в свой транс, огонь вспыхнул так сильно, что он опрокинулся навзничь, зажмурив глаза. Он еще несколько раз поморгал, чтобы ослепленные глаза пришли в норму.
        — Огонь! — его голос сорвался. — Нет…зверь…он проснулся. Нужно скорее действовать, иначе… — и, буквально пару минут назад еще дряхлый старик, вскочил и сорвался на бег.





 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к